Локи все-таки будет судить асгардский суд? [Ершел] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
====== ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Глава 1 ======
Свет портала погас, оставив после себя лишь две человеческие фигуры, сжимающие в руках ковчег с Тессерактом. В почти непроглядной тьме ночи радужный мост сиял так ярко, будто приветствовал молодых богов. Тор огляделся и с облегчением отметил отсутствие толпы встречающих.
— С возвращением, — проговорил бесцветным голосом стоящий неподалеку Хеймдаль. Его лицо при любых обстоятельствах сохраняло спокойное, отстраненное выражение, которое мог позволить себе только тот, кто видел все миры одновременно. Ни по лицу, ни по голосу стража моста нельзя было определить, относилось ли приветствие к обоим царевичам или только к старшему; невозможно было даже понять, заметил ли Хеймдаль появление Локи: его взгляд ничего не выражал. Тор лишь кивнул в ответ, не желая поддерживать бессмысленный разговор. Он был бы рад, если бы даже Хеймдаль не заметил их прибытия. Вид скованного, униженного брата вызывал отвращение, но люди слишком боялись даже поверженного бога, и никакие уверения Тора в том, что он лично проследит, не помогли: брата сковали как опасного преступника, благо, он не сопротивлялся. Тор подтолкнул Локи вперед, молча указывая на второго свидетеля их возвращения — белоснежного коня, которого наследник трона Асгарда считал своим не только потому, что в свое время купил по смехотворной цене, но и потому, что лично объезжал, а некоторое время даже собственноручно кормил и чистил. Тор недоумевал: неужели конь ждал его возвращения и не уходил с моста все это время? Или же отец каким-нибудь образом узнал, что сыновья вернутся именно в этот день, и послал лошадь навстречу? Если второе, значит во дворце их ждут, и хорошо, если только родители, а если еще и стража? Тор отмахнулся от тревожных мыслей и повел брата к коню, чуть придерживая за запястье — крепко держать не имело смысла, ведь Локи деваться некуда, разве что опять спрыгнуть в бездну. Неудавшийся завоеватель позволял делать с собой все что угодно. Бунтовать сейчас было не в его интересах. Если есть конь, значит можно доехать до столицы, а не идти пешком, то есть сэкономить массу времени. Однако конь всего один, а их с братом двое. Локи огляделся, ища глазами свою лошадь, но её нигде не было. Это ему совсем не понравилось; он мельком глянул на свои скованные руки, потом на ослабившего хватку Тора. Уж не собирается ли брат ввезти его в Асгард как последний трофей, перекинув через седло? Терпеть подобное обращение Локи не собирался: мало того, что это унизительно, так, в сложившихся обстоятельствах, еще и весьма болезненно. Не говоря уже о том, что в такой позе тяжело дышать. Стоило им подойти к лошади, как Локи, резко дернувшись, вскочил в седло, не обращая внимания на такую мелочь, как скованные руки. Тор пару мгновений смотрел на него с легким недоумением, но от вопросов воздержался: кляп не дал бы Локи ответить, даже если бы он и хотел, в чем Тор сомневался. Еще на Земле он пытался поговорить с братом, но тот отмалчивался, отвечал односложно, либо высказывал чудные, ужасающие своей правдивостью суждения насчет противников. Именно из-за них его, в конце концов, и заставили замолчать. Тор помнил, с каким отвращением собственноручно застегивал мудреный механизм на маске, как радовался тому, что Локи не сопротивляется. Отогнав тяжелые воспоминания, старший царевич забрался на лошадь позади брата и пустил её рысью, стараясь не обращать внимания на неудобный артефакт, который некуда было пристроить. Под радужным мостом, сияющим сотнями драгоценностей, шумело и разбивалось о скалы глубокое море, простиравшееся до самой бездны; перед всадниками все отчетливее проступали огромные кованые узорчатые ворота Асгарда. Они были открыты, хотя обычно на ночь закрывались: значит о возвращении сыновей Одина асы осведомлены. У Тора в голове бродили самые неприятные мысли. Он снова дома, брат рядом, покорный своей участи, смирившийся с поражением. Конечно, Локи молчит из-за кляпа, но он ничем, даже малейшим движением не выдаёт неудовольствия. И все это слишком не похоже на того Локи, которого Тор встретил в Мидгарде. В Асгарде, не освещенном ни факелами, ни магическими фонарями, царила глубокая ночь, поэтому никто, кроме стражников, не мог повстречаться царевичам на пути, однако наследник трона не желал и такой встречи. После серых уродливых поселений людей Тор осматривал окружающее его великолепие так, будто это он не был здесь год, а вовсе не Локи, которого, казалось, ничто не трогает. Обычно величие Асгарда ошеломляло любого, кто хотя бы несколько дней проводил в другом мире: золотой божественный город был слишком великолепным, чтобы существовать на самом деле. Он вобрал в себя все лучшее из восьми миров Иггдрасиля. Дворец Одина, Гладсхейм, был построен по образу и подобию базальтовых колонн. Тор множество раз слышал о том, что существуют в мире смертных колонны, созданные застывшей лавой, но не верил, пока воочию не увидел их, возвышающихся над морем. Каждый дом в столице был произведением искусства, но сотни шедевров оттеняли друг друга, образуя немыслимые сочетания: летающие железные конструкции неуместно смотрелись рядом с иглоподобными, стремящимися вверх замками с десятком узких башенок разной высоты. Тор смотрел снизу вверх на длинные многоэтажные строения, блестевшие в солнечные дни столь ярко, что глаза слезились; на статуи героев войны, завораживавшие своим немым великолепием и совершенством работы мастеров прошлого; на деревья и кусты, уже частично расставшиеся со своей листвой. Стоял осенний месяц, последний в летней половине года, природа засыпала, и даже самые красивые кусты, над которыми трудилась сотня садовников, уже не могли радовать глаз так, как в месяц времени яиц, когда на веточках распускались яркие зеленые листочки. Радужный мост сменился каменной дорогой, украшенной тайными охранными знаками. Поговаривали, что если правильно произнести старинные заклинания, то статуи великанов, стоящие вдоль дороги, оживут и будут повиноваться тому магу, который призвал их. Они могут сеять как смерть, так и жизнь, могут воевать с самыми ужасными врагами или высадить за день тысячи плодовых деревьев — все зависело только от желания их хозяина. Тор не знал, правдива ли легенда, поскольку отец никогда не пользовался каменными защитниками. Шум моря сменился журчанием тихой реки: дорога проходила по центру небольшого ручейка, разделяя его воды надвое. Она вела прямиком ко дворцу Асгарда, к главным воротам, около которых, невзирая на погоду и времена года, стояли стражники. У Тора не было никакого желания встречаться с кем-либо, а особенно с охраной дворца, поэтому, как только река повернула, огибая дворец с западной стороны, а от большой дороги стали отделяться маленькие дорожки, расходящиеся в разные уголки столицы, Тор свернул на отвилку, ведущую к его покоям. Там нет стражи, так что никто не увидит ни его, ни скованного Локи. Свет, исходящий от летающих домов, не достигал узкой тропы, и Тору пришлось придержать коня. Когда-то он часто пользовался этой тропой, сбегая из дворца по ночам. Друзья не всегда сопровождали его, а вот Локи… Локи всегда был с ним. И тропу знал едва не лучше брата, хотя она вела не к его покоям. Младший брат всегда ступал осторожно, почти бесшумно. Он разведывал обстановку, проверял, не идет ли какой случайный прохожий, не застукают ли их стражники. Потом возвращался к Тору так тихо, что последний не всегда даже замечал его появление. Убедившись, что путь свободен, царевичи выходили на ночные прогулки. Иногда они бродили по округе, а иногда забирались в самые дальние и неосвещенные уголки столицы Асгарда. Разумеется, отец ничего не знал. Тор, правда, уверял брата, что отец не был бы против вылазок, но одно дело тайно сбегать из дворца, а совсем другое — получив разрешение. Да и Локи предостерегал его от раскрытия тайны… Сейчас, когда брат сидел перед ним, когда тепло его тела ощущалось даже через плотную ткань, Тор особенно остро почувствовал, что былого не вернуть. Именно сейчас он вдруг понял, что Локи никогда не доверял отцу, скрывал от него все, что можно. Тор предпочитал говорить Одину обо всех своих идеях, планах, играх, завоеваниях, пускай даже завоевал он всего лишь снежную крепость, неаккуратно построенную Сиф. Локи же всегда молчал. Если какие-то тайные дела касались их обоих, младший брат настаивал, чтобы ни отец, ни мать о них не знали. Тор никогда не мог этого понять: не легче ли спросить разрешения, чем таиться? К тому же, если все знают о твоих деяниях, то будут ими гордиться и прославлять тебя, а если никто не знает, то зачем вообще совершать подвиги? Локи придерживался иного мнения. Откуда-то он знал, что отец не одобрит большую часть их идей и выходок. Тор не верил, Тор рассказывал отцу, и множество раз откровенность кончалась ужаснейшими ссорами, когда отец запрещал что-то, что старшему царевичу казалось совершенно безобидной шалостью или даже подвигом. Тор встрепенулся, почувствовав, что скоро заснет, убаюканный собственными воспоминаниями. Перед ним сидит не тот мальчишка, с которым он когда-то делил все, начиная со сладких фруктов и кончая подвигами, а поверженный бог, которого он конвоирует на самый справедливый суд во всех девяти мирах. Лошадь остановилась, подчиняясь приказу седока. Тор неохотно спрыгнул на землю. Он хотел помочь Локи, но тот с легкостью слез сам, даже не заметив протянутую руку. Бог грома отправил лошадь в конюшню; конечно, стоило расседлать её и отвести в денник собственноручно, но ему было сейчас не до этого. Царевичи стояли перед идеально гладкой стеной. Если не знать, что здесь есть дверь, то и не найдешь. Когда-то этот тайный проход строился на случай, если враги займут столицу Асгарда, но, насколько знал Тор, ничего подобного никогда не случалось, поэтому потайные ходы были частично замурованы, а частично забыты. Старший царевич надавил на пару камней: стена мгновенно отодвинулась, пропуская сыновей Одина во дворец, и тут же встала на место. Тор взял Локи за руку: не столько потому, что опасался побега, сколько потому, что проход был очень темным, а пол усеян камнями и мусором. Локи легко ориентировался в знакомом пространстве. Он шел так быстро, будто только вчера покидал дворец по тайной тропе. Тор попытался вспомнить, когда они в последний раз пользовались проходом. Сколько прошло десятков лет или даже столетий?.. Кромешная тьма туннеля раскрывала перед детьми невероятный простор для фантазии. Это был абсолютный мрак, к которому глаза не могли привыкнуть. Можно было, конечно, принести факелы и осмотреть тайный лаз, но царевичам казалось, что все очарование пропадет, как только они увидят свою вотчину. Столетиями они играли в проходе, изучая его только на ощупь. Братья точно знали, где какой выступ, где какой камень, обо что можно ударить ногу, а где разбить голову. Сперва они ориентировались по шагам, потом запомнили тайную тропу настолько хорошо, что интуиция безошибочно подсказывала им, где надо пригнуться, а где опасаться какого-нибудь выступа, который может пребольно воткнуться в бок. Прошло много времени, но старые навыки не забылись: царевичи в кратчайшие сроки и без всяких происшествий достигли покоев Тора. Локи толкнул замаскированную дверь, сливавшуюся со стеной, и оказался в комнатах брата. Бог грома вошел следом, щурясь от неяркого света факелов. Пускай в комнате и царил полумрак, но по сравнению с абсолютной тьмой прохода он казался слепящим солнцем. Локи замер у стены, ожидая дальнейших указаний. Тор не заставил себя долго ждать. Не выпуская руки поверженного, он направился к двери. Локи не сопротивлялся и, казалось, вообще не замечал, что его куда-то ведут. Старший царевич аккуратно выглянул в коридор — вокруг никого. Однако стражники могут появиться в любую минуту. Тор быстро пересек коридор и в несколько шагов достиг покоев брата. Распахнул незапертые двери и грубо втолкнул пленника в комнату. — Останься здесь, брат, — попросил Тор, прикрывая дверь. — Я скоро вернусь. Локи кивнул и проводил его долгим взглядом. Все это Тору крайне не нравилось. Нет, он, конечно, понимал, что положение плененного незавидное и усугублять его неповиновением не в интересах Локи, но все же эта покорность выглядела слишком фальшиво. Тор прислонился к стене, задрапированной серой тканью. Вот и все. Брат в своих комнатах. Надо доложить отцу. И все. Все кончилось. Он снова дома. Брат снова дома. Все будет как раньше. Или не будет? Только сейчас Тор, наконец, смог вздохнуть спокойно. Все последние дни он не переставал волноваться: за брата, за Джейн, за людей, опять за брата. Но теперь все позади. Война выиграна, монстры уничтожены, мятежный бог там, где не сможет никому причинить вреда. Совсем не этого ожидал Тор, когда узнал от отца, что Локи жив. Бесстрашный воитель думал, что знает брата, что представляет себе, с кем придется сражаться, но… Но то существо, которое он видел на скале, в клетке, на вершине небоскреба… Это существо он не знал. И не хотел верить, что это все еще его брат. Тот, кто столько раз помогал ему, тот, кто сражался с ним бок о бок. Тор глубоко вздохнул, отгоняя печальные мысли. Исправить уже ничего нельзя. Надо поприветствовать отца и мать. Он неторопливо направился к покоям Одина, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Ему казалось, что медлить нельзя, что надо сообщить о возвращении, несмотря на то, что стоит глубокая ночь. Он не мог объяснить себе, ни почему нельзя подождать до утра, ни почему он не запер Локи. Почему он настолько уверен, что брат никуда не денется и не попытается сбежать? Впереди показались массивные двери, по двум сторонам которых расположились недремлющие стражи. Тор чуть замедлил шаг. На него вдруг накатила волна… Нет, не страха, он никогда и ничего не боялся. Скорее ощущения, что он совершает ошибку, возможно, непоправимую. — Всеотец ожидает тебя, — услышал он хриплый голос стражника. Ожидает? Значит у матери было видение, и она узнала, когда сыновья вернутся. Теперь уже отступать некуда. Тор решительно переступил порог отцовских покоев. В комнате царил полумрак: горело всего несколько тусклых факелов, да угасающее пламя едва трепетало в широком углублении в полу. Правители Асгарда расположились в креслах у огня, а на спинке широкой кровати притаились дремлющие вороны. Неподалёку стоял стол, заставленный блюдами, к которым явно не притрагивались. Заслышав шаги, все присутствующие повернули головы. — Тор! — Фригг тяжело встала с кресла и заключила сына в теплые объятия. — Тебя не было так долго, что я начала волноваться. Что с Локи? Всеотец только грустно улыбнулся, глядя на эту идиллию. Он всегда позволял супруге первой приветствовать вернувшихся из походов сыновей. Он знал, как для нее важно показать детям, пускай и взрослым, что она их любит. По лицу царицы нельзя было прочитать эмоции, но Всеотец знал, что её молчание хуже всех тех истерик, которые закатывают обычные женщины. Всего несколько раз за свою жизнь он видел, как Фригг кричит, как её душу заволакивает настоящее отчаяние, которое она ни от кого не может скрыть. Когда это было в последний раз? Уже и не вспомнить. В этот раз всё было иначе. Царица безоговорочно приняла его позицию, подтвердила, что именно Тор должен вернуть Локи домой, но не находила себе места все эти дни. Один ходил к Хеймдалю, узнавал, как продвигается война на Земле, выведывал подробности. Он хотел рассказать правду жене, но она отказывалась слушать. Она днями и ночами сидела у огня в каком-то полутрансе. Властитель богов предполагал, что она насильно пытается вызвать свой дар предвидения или еще что-нибудь в этом духе. Заговаривать с супругой он уже давно не пытался: Фригг отвечала односложно. Царь помнил, как она с каменным выражением лица выслушала известие о том, что Локи упал в бездну и, по всей видимости, погиб. Сейчас же, когда выяснилось, что он жив и пытается завоевать мир людей, она места себе не находила. Но вот теперь все закончилось. Тор здесь, значит и Локи тоже. Старший сын не мог обнять мать в ответ, потому что держал обеими руками ковчег с Тессерактом, и вынужден был ограничиться только кратким ответом: — Локи в порядке, не волнуйся. Вороны перелетели со спинки кровати на спинку кресла Всеотца и расположились у плеч Одина. Тор вздрогнул: на мгновение ему показалось, что он в тронном зале, ведь вороны сидели на спинке трона только в том случае, если Один выступал в качестве судьи. — Отец, — Тор протянул Тессеракт, стараясь не смотреть на черных воронов. В детстве ему казалось, что не Один выносит приговор, а вороны сперва решают судьбу обвиняемого, потом высказывают свою волю Всеотцу, а тот только озвучивает их мнение. И хотя сейчас Тор понимал, что все происходит совсем не так, образы птиц неразрывно были связаны для него с залом суда. Один бережно взял ковчег и внимательно осмотрел его. Сколько столетий прошло с тех пор, как Тессеракт был отправлен на Землю? Уже и не вспомнить. — Тор, твой поход увенчался успехом? — спросил он. От его взгляда не укрылось, как переменился бог грома. Его лицо, только что излучавшее радость от встречи с родными, помрачнело. — Я не знаю, — произнес он, глубоко вздохнув. — Я привел домой Локи, но брат совсем не похож на себя. — Было видно, с каким трудом дается Тору каждое слово. — Что произошло в мире смертных? Тор на мгновение задумался, будто пытаясь подобрать слова. Глянул на мать: она смотрела на него выжидающе. — Я бился бок о бок с настоящими героями Земли, — начал царевич. — Мы разбили армию читаури и пленили Локи. Он… не пытался скрыться. Это была великая битва, прославившая защитников Земли. Среди них была даже девица, по ловкости не уступающая Сиф. В легендах и балладах будут воспевать павших героев этой войны. Один слушал очень внимательно, не перебивая. Фригг опустилась в кресло и, казалось, спала. Вороны, не отрываясь, буравили черными глазами-бусинами сына Одина, будто он свидетельствовал на судебном процессе. Тор старался смотреть куда угодно, но только не на таинственных птиц, которые будто понимали каждое слово, даже невысказанное. — Локи сражался с тобой? — задал Всеотец самый важный вопрос, ответ на который (Тор это точно знал) должен решить судьбу младшего брата. — Да. Ярость отравила его разум. — Он пытался лишить тебя жизни? — Нет. — Где он? Последний вопрос остался без ответа. Тор помолчал, глядя на кресло, где пристроилась полуспящая мать, а потом спросил: — Что ты намерен с ним сделать? Мысленно Тор задавал этот вопрос сотни раз и продумывал разные ответы. Для себя он давно решил, что если услышит что-то вроде «смертная казнь — единственный приговор, соразмерный его преступлениям», то сделает все, чтобы брат сбежал. Не ради казни он доставлял Локи во дворец. Такой приговор казался Тору каким-то жутким обманом: он ведь считал, что возвращает брата домой. Предложив вернуться, он гарантировал ему безопасность и неприкосновенность. Конечно, его будут судить, возможно, приговор будет жестоким, но он ни в коем случае не должен покалечить Локи или убить. Иначе получится, что Тор нарушил свое слово. — Поговорить. — Поговорить? — Да, пока только поговорить. — Он в своих покоях. Я пойду с тобой. — Нет, Тор. — Отец не повышал голоса, но сразу стало ясно, что любой спор бесполезен. — Останься. Прежде чем царевич успел возразить, Один вышел из комнаты. Первым душевным порывом Тора было последовать за ним, но сонный голос матери остановил его на полпути: — Положись на мудрость Всеотца, Тор. Воитель обернулся: мать стояла рядом с ним и держала в руках огромный кубок с великолепнейшим медом. Она подавала его так, словно перед ней победитель. Победитель… Велика ли заслуга победить собственного младшего брата? Тору ничего не оставалось, кроме как принять кубок и сесть за стол. Сразу же навалилась чудовищная усталость: все же последние дни не прошли бесследно для сына Одина. Он голодными глазами смотрел на скир, сыры, солонину, промасленную сушеную рыбу, множество видов дичи, свежие хлеба. Стол ломился от бесконечных яств. — Мне не следовало оставаться здесь, — пробормотал Тор, складывая в тарелку сразу несколько огромных рыбин. — Я с ужасом представляю себе, что отец сделает с Локи. Я ведь насильно вернул его домой. — Твой отец никогда и ничего не делает просто так, — отозвалась Фригг, с любовью глядя на старшего сына. — Тор, поверь, я тоже хочу обнять Локи. — Правда? — Он мой сын. — Спасибо.
У Тора словно камень с души свалился. По крайней мере, мать не видит в Локи преступника. Хотя бы она все еще считает его своим сыном.
Прошло несколько часов. Тор барабанил пальцами по столу, подражая какому-то земному маршу. Фригг сидела в кресле с каменным выражением лица, наблюдая за пылающим в полу огнем. Вороны переместились на спинку кровати и казались спящими. — Что они могут делать так долго? — в сотый раз спросил бог грома. — Беседовать, — откликнулась Фригг. — О чем? — не унимался Тор, вспоминая, как он безрезультатно пытался вытянуть из поверженного хоть какой-нибудь ответ. — Я думаю, у твоего отца много вопросов к Локи. — Вопросов ли? — подозрительно протянул Тор, представляя себе самые безрадостные картины. Возможно, отец и в самом деле ничего плохого не собирается сделать, но Тор слишком хорошо помнил, как брат всадил ему нож в бок. И если он попробует атаковать Всеотца или сбежать, то последствия могут быть плачевными. К сожалению, покои Локи располагались далеко от родительских, поэтому, даже если бы брат орал от боли, Тор вряд ли бы услышал. Одна надежда на то, что уже рассвет, слуги постепенно приступают к своим обязанностям, а значит поднимут тревогу, если услышат вопли из комнат младшего царевича. — Тор, — воитель поднял голову, отвлекаясь от своих невеселых мыслей, — все поступки твоего отца продиктованы мудростью, как и все поступки Локи — любовью. — Любовью? — Да. Но только любовью в основном к себе и своим идеям. Тор не нашелся, что на это ответить. Прошло еще часа полтора. Легкая тревога перерастала в настоящую панику. Тор украдкой смотрел на мать, которая не выказывала никаких признаков беспокойства. — Я пойду к нему.
Царевич решительно встал из-за стола, всем своим видом показывая, что никому не позволит отговорить себя.
— Я подожду тебя здесь, сын мой. Бог грома удивился, почему мать больше не удерживает его, но медлить не стал. Он распахнул двери и чуть ли не бегом бросился к комнатам брата. Дворец уже вовсю гудел обычной утренней жизнью. С Тором все здоровались, поздравляли, задавали вопросы, но он ни на что и ни на кого не обращал внимания. Вот и комнаты Локи. Тор рванул дверь — внутри пусто! Царевич вбежал внутрь, осмотрелся — никого. Следов борьбы тоже не видно. Все говорило о том, что Локи добровольно отправился куда-то с отцом. Тор мгновенно выхватил Мьельнир. Он, смирившийся со смертью брата, даже представить себе не мог, что будет готов размозжить голову стражнику, который позволил Всеотцу забрать Локи неизвестно куда. Тор выбежал из пустых покоев и схватил первого попавшегося слугу. — Где Один? — прокричал он ему в лицо. — Уехал. — Слуга отшатнулся от неожиданности. — Он и какой-то неизвестный оседлали коней и отправились… — Куда? — На юго-запад. Я не знаю точно, куда. Пол на мгновение ушел у Тора из-под ног. Отец солгал!
====== Глава 2 ======
Как только шум шагов Тора затих, Локи аккуратно выглянул за дверь: ни стражи, ни охранных заклинаний — ничего. Похоже, наивный братец абсолютно уверен, что несостоявшийся завоеватель Мидгарда никуда не сбежит. Да и в самом деле сбегать бесполезно и бессмысленно. Локи сосредоточился на осмотре своих покоев: все лучше, чем представлять свою незавидную участь. Царевич обвел взглядом спальню: огромная кровать с вырезанным на ней охранным знаком — львом, дерущимся со змеем, — застелена, кажется, тем же самым покрывалом, что и раньше. Хотя нет, не тем же. То было с зелеными разводами. Локи сам купил его несколько зим назад именно из-за разводов, напоминавших брызги магии. Теперешнее же покрывало было желтым как солнце. Царевич придирчиво осмотрел огромное ложе. При тусклом свете звезд сложно было разглядеть хоть что-то, поэтому он зажег несколько факелов, благо в небольшом углублении в стене обнаружился кремень. Были ли факелы все время здесь, или их повесили, когда узнали, что он жив? Случайно ли оставили кремень на самом видном месте?.. Неровный свет факелов озарил полупустую спальню, где почти нечего было осматривать. Локи прошел в соседнее помещение, стараясь двигаться плавно, чтобы звенья цепей не терлись друг о друга, вызывая столь опостылевший скрежет. В этой комнате хранились его личные вещи. Локи осматривал резные сундуки, узнавая каждый из них, но отмечая, что они не на своих местах. Стояли ли они здесь все время, или его покои использовались весь год не по назначению и были приведены в порядок за последние пару дней? Царевич бросил взгляд на стены и отметил, что его любимого оружия нет: огромный кривой лук, сделанный им еще в раннем детстве, когда они с Тором только-только учились стрелять, куда-то исчез. А вот меч, никогда им не любимый, но добытый в бою с каким-то сильным противником (он уже и не помнил, с каким именно), все еще висел рядом с огромным домотканым гобеленом, изображавшим Иггдрасиль.
Царевич прислушался: ничьих шагов не слышно, сколько у него времени до возвращения Тора, неизвестно. Он опустился на колени перед огромным сундуком, где когда-то хранил «сувениры» из других миров, а также свои любимые вещи, большинство из которых никому никогда не показывал. Детальный осмотр содержимого привел бога в недоумение: сундук был наполовину пуст — в нем не хватало многих предметов. Хмурясь, насколько позволяла маска, Локи принялся разбирать вещи. На дне сундука лежала аккуратно сложенная одежда. Она владельца интересовала меньше всего. Вот старые доски для настольной игры, вот фишки к ней. Уже половина потеряна, а ему все жаль выбросить. Вот книга, которую Локи когда-то читал больше от скуки, чем от удовольствия. Но где другие книги, рассказывающие о славных битвах прошлого, о многочисленных подвигах Одина и его воинов? Серебряные подсвечники с растительным узором, в котором можно, при большом желании, увидеть переплетенные лапы и головы животных, лежат, любовно завернутые в какие-то тряпки. В такие же тряпки были когда-то завернуты и рога подстреленных на охоте зверей, для которых Локи не нашел подходящих стен. Однако они куда-то исчезли. Вот украшения из самых разных стран, множество амулетов с загадочными символами. Тоже не все. У Локи была целая коллекция золотых брактеатов. На одних были изображены руны, призывающие удачу, на других — Всеотец, коронация, всадники или разнообразные животные. Исчез брактеат с выгравированной рогатой лошадью на одной стороне и всадником на драконе на другой. Исчез кулон с изображением коровы-прародительницы. Исчез даже венец коллекции — прямоугольная пластинка из листового золота с узором в виде смотрящих друг на друга мужчины и женщины. Поскольку девы на амулетах почти никогда не изображались, Локи до сих пор помнил детскую радость, охватившую его в ту минуту, когда он впервые увидел эту пластинку. Исчезла брошь, изображающая триаду священных животных Одина: Орла, Ворона и Волка. Царевич когда-то лично заказал себе брошь именно с такими символами, потому что его в немой восторг приводила одна мысль о том, что отца сопровождают такие страшные животные, как волки, такие умные, как вороны, и такие быстрые, как орлы. Исчезло, в общей сложности, несколько десятков дорогих сердцу амулетов, зато все ларцы, где хранились брактеаты, остались нетронутыми. А ведь они были украшены дорогой, витиеватой резьбой, а также головами зверей и драконов. Локи недоумевал: если отец хотел стереть любые напоминания о нем, почему не все вещи уничтожены? А если не хотел, то зачем уничтожать только часть? Тем более, не представляющую никакой ценности. Царевич вновь глянул на стену: дорогостоящее оружие, предмет его гордости, все еще висело, а вот любимый простенький кинжал, подаренный отцом в день зимнего солнцестояния, таинственно исчез. Локи с трудом сложил вещи обратно, проклиная короткие цепи, и вернулся в спальню. Кроме кровати там стояла только пара кресел. Он опустился в одно из них и погрузился в невеселые размышления. То, что он видел, никак не вязалось с тем, что он ожидал увидеть. Невдалеке послышались знакомые шаги. У пленника не было сомнений, что некто направляется именно к нему. Хотя почему «некто»? Понятно, кто. Царевич повернул голову, чтобы хотя бы кивком поприветствовать вернувшегося Тора. Дверь медленно отворилась, но за ней оказался совсем не тот, кого ждал пленник… Всеотец смотрел на Локи чересчур внимательно, будто увидел впервые в жизни. Локи ответил таким же взглядом и поднялся на ноги. Он никогда раньше не приветствовал отца так, как делали это другие: склоняясь или произнося какие-то официальные речи. Один был, в первую очередь, отцом, поэтому его приемный сын мог бы и не вставать, однако сейчас он чувствовал, что пленнику неуместно считать, что перед ним близкий родственник. Но и склониться перед своим судией он так и не смог себя заставить. Мысли лихорадочно бродили в голове, толкая одна другую. Локи не ожидал, что отец захочет его видеть до суда, а тут вдруг приходит сам. Неужели соскучился по нерадивому сыну? Один сделал пару шагов вперед, прикрывая дверь. Царевич не сдвинулся с места. Предстать перед отцом поверженным, в оковах — что может быть позорнее? — Локи, — прошептал Один, глядя прямо в лицо вернувшемуся сыну, разглядывая отвратительную железную маску. Знакомый с детства голос показался царевичу чужим и холодным. — Я думал, что потерял тебя. — Царь богов и людей медленно приближался к воскресшему богу. Локи не смел отступать, да ему и некуда было. — Но ты вернулся. — Один делал очень большие паузы между фразами, заставляя задуматься над каждым словом. Локи устремил взгляд на дверь: не появится ли Тор? Странно, почему Всеотец не привел его с собой? Его, победителя! Кто же должен наблюдать за страданиями поверженного, как не тот, кто его пленил? Тем более, что будь Тор рядом, он, скорее всего, завел бы с Всеотцом очередной глупый спор, Локи смог бы услышать что-нибудь важное и понять, как ему себя вести. Так бывало всегда. Однако спасительного Тора поблизости не наблюдалось, приходилось выкручиваться самому. Локи с тоской вспомнил минувшие дни, когда он стоял позади брата и только слушал, что говорит отец. Тогда ему не надо было ни за что отвечать. Сколько раз в своей жизни он говорил с отцом один на один? Локи не мог вспомнить точно. Царь Асгарда, между тем, продолжал свою странную речь: — Ты вернулся, побежденный человеческой армией. Униженный, раздавленный. Таким ли я хотел увидеть своего сына? Локи понимал, что это риторические вопросы, ответить он все равно не может, пока его не освободили от кляпа. Один сел в кресло, все еще не сводя с него глаз. Царевич вдруг понял, почему Всеотец так внимательно смотрит на него — волосы. Он ведь отрастил волосы, сменил одежду, держится совсем не так, как прежде. По большому счету, Один его совсем не знает, и это может стать отличным шансом. Главное, не дать ему прочитать что-либо по лицу, ну да Всеотец не мастер подобного. Локи внутренне возликовал. — Сними опутывающие тебя оковы. — Тихий голос на корню срубил зародившуюся было надежду. Локи вздрогнул. Откуда отец знает? Или не знает? Он выждал несколько секунд, но Всеотец больше ничего не говорил и не двигался, выжидая. Плохо. Локи предпочел бы не раскрывать того, что мог в любую секунду освободиться. Что ему человеческие кандалы? Тишина, повисшая в комнате, наполнилась мерзким скрежетом рассыпающейся в прах цепи. Освободив руки, Локи с легкостью вынул кляп. Теперь уже отмолчаться он не сможет, и нет Тора, который сам бы все рассказал. И который уже, скорее всего, рассказал о битве на Земле. Только как угадать, что именно? Младший царевич глубоко вздохнул, разминая натертое оковами запястье. Переспорить Всеотца у него не было никаких шансов. Зато у него есть одно преимущество: за долгие годы он изучил характер Одина вдоль и поперек. Отец обожает собственные цитаты, ему опасно перечить и лучше со всем соглашаться. В конце концов, он не худшая перспектива из имеющихся. Невооруженным глазом видно, что настроен он дружелюбно, и важно это дружелюбие не обратить себе во вред. Все лучше, чем новая встреча с читаури. — Ты мог сбежать с поля боя или исчезнуть из этих покоев, — нарушил молчание Один, когда понял, что пленник говорить не собирается, — но ты решил вернуться домой в оковах. Почему ты предпочел позор мести? Локи почувствовал, что еще чуть-чуть и сорвется. Нет, надо быть аккуратнее. От него ждут ответа, смолчать не получится. — Позор? Человеческие армии? — собственный голос звучал чуть хрипло, но сейчас это не так и плохо. — Ты слишком хорошо думаешь о людях, Всеотец. Воины и герои, с которыми честь сражаться, давно исчезли с лица Земли! — Локи чувствовал, что распаляется, но остановить себя уже не мог. Он начал медленно приближаться к креслу отца, выстраивая речь в такт шагам. — Ты думаешь, меня победили герои, воспетые в легендах? О, нет. Это была стая безумцев, отказавшаяся от своей человеческой сущности ради богатства, власти, однодневной славы, Всеотец. И безумием ли, по-твоему, была попытка подарить им счастье? — Локи одернул себя лишь в тот момент, когда понял, что возвышается над царем богов и людей и, не отрываясь, смотрит тому в глаза. «Прямо как тогда», — промелькнуло в голове. Однако в этот раз царь Асгарда погружаться в сон явно не собирался. Он молчал. Молчал и Локи. Пауза начинала затягиваться. — Добровольное изгнание не добавило тебе мудрости, Локи, — наконец, тяжело произнес Один. — Я думал, что увижу мужа, но ты все тот же мальчишка, сбежавший когда-то от ответственности. — Что? — недоуменно спросил царевич. Кажется, задача облегчается: отец сейчас раскроет перед ним все карты, стоит только чуть подтолкнуть его в нужном направлении. — Твой поступок был позорным бегством от ответственности, — пояснил Один, видя искреннее недоумение на лице сына. — Ты предпочел смерть исправлению собственных ошибок. Локи так и стоял рядом с креслом, не зная, куда себя деть. Такого унижения он не испытывал, даже когда читаури заставили его служить себе, обещая, в противном случае, вечные муки в объятиях у таинственного чудовища. — Однако теперь тебе деваться некуда… Локи Одинсон, — тон отца резко изменился, стал каким-то чересчур торжественным, — отвечай своему царю, от какого врага ты решил укрыться в стенах Асгарда? Хотя Один сидел, а Локи стоял, последний ощущал себя так, будто его распростерли ниц перед троном Одина. Это было мерзко. — Такого врага нет, — выпалил он, отходя от кресла, срывая с себя ненужное, а в данный момент еще и смертельно опасное оцепенение. — Читаури никогда не ходят в одиночку. Локи молчал, глядя куда-то в пол. Раз переспорить отца нельзя, то можно попробовать отмолчаться. Один ждал. Прошло несколько томительных минут. Находящиеся в комнате напоминали друг другу каменные изваяния. Первым нарушил молчание Всеотец, что пленник посчитал своей маленькой победой. — Ты забыл все мои наставления, — тяжело вздохнул он. — О ведении битвы, о выборе союзников. Твоя неумелая война с Землей чуть не привела к уничтожению мира смертных, — голос Одина постепенно приобретал стальные нотки, которые раньше Локи сильно пугали, но не теперь — его внутренний мир слишком сильно изменился за последний год. — Ты этого хотел добиться? Отвечай! — Последнее слово буквально оглушило царевича. Противиться прямому приказу он не посмел. — Нет. Я их бог, — слова давались Локи с трудом. — Я хотел лишь подчинить себе людей. Освободить от бессмысленной, губительной для них свободы. Ты говорил, что мудрый царь управляет своим народом подобно пастырю. А у овец нет воли. Ты говорил, что мудрый царь стремится вести дело мирно. Я этого и хотел: в одной решающей битве сломить дух человеческой армии, показать настоящую силу, чтобы люди склонились предо мной. Я хотел… — Молчать! — Резкий окрик заставил Локи запнуться, чему он был несказанно рад. — Если Тор забыл то, чему я учил его, то ты исказил мои слова. Ты утверждаешь, что люди недостойны и среди них нет истинных героев, так? — Локи кивнул, недоумевая, к чему ведет отец на этот раз. — Зачем тебе такое стадо? — Я не знал, каковы они, — честно признал пленник. — А знал ли ты о том, что у людей есть оружие, силе которого нет равных во всех девяти мирах? — продолжил Один. — Знал, — отозвался Локи. Происходящее сильно напоминало ему допрос. — И опасался, что они применят его во зло не только мне, но и себе. — Они применили. Локи вскинул голову. Он же сражался вместе с читаури, он видел все своими глазами: взрывов не было. Один поймал его недоуменный взгляд. — Надеюсь, теперь ты понимаешь, что обязан своей жизнью одному из своих противников? Локи не мог позволить себе удивляться долго: была бомба или нет, какая теперь разница? Зато это его шанс выбраться сухим из воды. — О, я и не думал, что они посмеют уничтожить многомиллионный город ради меня, — царевич улыбнулся, надевая на лицо ту маску, которая, в свое время, прекрасно действовала на людей, запутывая их. — По-твоему, заслуживают почитания те, кто покупают свою свободу такой ценой? Один глубоко вздохнул. Молодой бог возликовал: неужели он сможет выиграть эту словесную битву? — Асгард всегда стоял на стороне мира во вселенной, Локи, — сказал Всеотец, отведя взгляд от сына, кажется, впервые за весь разговор. — Но никогда не вмешивался во внутренние распри. Люди могут покупать свою свободу той ценой, которую сами готовы заплатить. Но мы всегда защищали миры от внешней агрессии. Повисла пауза. Пленник предпочел не нарушать её возражениями, хотя ему и было, что сказать. Когда-то он умел выигрывать в словесных спорах, но не был уверен, что сейчас получится. — Локи, ты хоть представляешь себе, что бы случилось, если бы Тор не сумел остановить тебя? — Один поднялся с кресла, заставив сына от неожиданности отступить на шаг. — Что? — Если бы, победив людей, твоя армия, не покоряясь тебе, продолжила бы уничтожать мирные народы (а так и случилось бы, потому что немногие могут по-настоящему встать во главе читаури), то против тебя выступило бы небесное войско во главе со мной. И тогда тебе уже не пришлось бы ждать пощады. Локи делал все, чтобы на лице не отразилось ни одной эмоции. О таком исходе своей завоевательной кампании он даже не думал. — Но я, — продолжил Один, — как мудрый царь, решил всего лишь вернуть тебя домой. И, как вижу, я не ошибся. — Он подошел вплотную к сыну, но не дотронулся до него даже одеждами. — Жажда власти заставила тебя заключить союз с одними из самых вероломных существ в галактике. Непомерная гордыня — думать, что ты сможешь ими управлять. А тщеславие — посчитать, что ты сможешь одолеть того, кто стоит за спиной читаури! Локи стоял, не дыша, выслушивая эту гневную тираду. — Я думал, что ты мудрее, — Один произнес эти слова уже гораздо спокойнее, отходя на некоторое расстояние от поверженного. — После того, как ты сорвал коронацию Тору и надоумил его идти в Ётунхейм, я подумал, что ты и в самом деле заслуживаешь доверия. Локи судорожно пытался сообразить, откуда у Одина такие сведения. Ладно еще про великанов, он сам виноват, что проговорился Хеймдалю о своей затее, но откуда он знает про Тора? — Однако, получив власть, ты унаследовал худшие черты своего брата, — слова Одина врывались в сознание Локи, круша на своем пути всю выстроенную заранее линию поведения, все ожидания, — высокомерие, безрассудство, тщеславие. Тебе было легче умереть, чем исправить собственные ошибки. Но об этом мы поговорим в другой раз. Локи судорожно вздохнул. Он уже мечтал о темнице, о виселице, о чем угодно, только бы больше не слушать обвинений из уст того, ради кого он почти расстался с жизнью. — Локи Одинсон, — Всеотец сделал очередную паузу, а Локи напрягся. Отец никогда просто так не произносил полные имена, они могли означать только одно: с этой секунды перед пленником стоял не отец, а царь Асгарда. — В мире смертных ты пытался убить своего брата? Вопрос упал камнем в песок. Царевич понимал, что должен ответить, но также хорошо понимал, что, попробуй солги сейчас, последствия могут быть кошмарными. «Пытался ли убить? Да, тысячу раз да, для всех это выглядит именно так, но хотел ли?» Локи постарался восстановить собственные ощущения. Вот он стоит перед клеткой, а рядом истекает кровью какой-то агент. Хотел ли он убить? Нет, он хотел, чтобы брат не вмешивался, прекратил путаться под ногами, а уж как этого достичь, было неважно. — Я не хотел его убивать, — сказал Локи, посчитав подобную формулировку самой правдивой. Один долго вглядывался в его лицо, будто читая мысли, а потом лишь сухо кивнул. — Хорошо. Отдай каскет. И вот тут уже Локи испугался по-настоящему. Каскет. Тот самый каскет, о котором он благополучно забыл. Он забыл, но не отец. Если и был шанс выпутаться из всей этой истории живым, то теперь его точно нет. Но и деваться некуда. В руке привычно материализовался кинжал. Локи на мгновение представил, как вонзает его в горло Всеотцу. Глупо, безумно глупо. Один не так слаб, как кажется на первый взгляд. Это даже попыткой убийства посчитать будет трудно, скорее очередной глупостью. Значит, выбора нет. Кинжал развеялся так же быстро и незаметно, как и появился; царевич сделал несколько пасов руками, материализуя синюю шкатулку. Один забрал ларец и осмотрел: тот был разбит. Локи ожидал еще одной вспышки гнева, ярости, удара, возможно, смертельного, но отец лишь осмотрел каскет со всех сторон и направился к двери. — Идем, — бросил он Локи через плечо. Спрашивать «куда» последний не решился.
====== Глава 3 ======
Локи покорно следовал за отцом по пустынным коридорам, украшенным тканью желтого и серого цветов. Факелы тускло освещали проход, по которому царевич раньше часто ходил, но сейчас не мог вспомнить, куда именно он ведет. Всеотец шагал чутьвпереди, не выпуская каскет из рук. В полнейшем молчании они дошли до западных ворот. Не дойдя до створок буквально пары шагов, Один остановился и толкнул небольшую дверцу, едва различимую в полумраке. Локи дернулся было следом, но был остановлен небрежным взмахом руки.
Дворец спал, с улицы не доносилось пение ночных птиц или стрекот насекомых. Мир будто замер, оставив Локи наедине с своими кошмарами. «Если Один решил тихо и без шума казнить меня, то сейчас самое время» — подумал царевич. Он огляделся по сторонам: можно с легкостью сбежать, оставив иллюзию. Только вот куда? Всевидящий Хеймдаль выследит его в момент, за ним пошлют стражу, и тогда точно можно будет забыть о снисхождении. С другой стороны… Локи на мгновение представил себе, как отец отводит его в один из лесов, окружающих столицу Асгарда, и медленно убивает, наблюдая без всякого интереса за длительной агонией. Каким будет орудие справедливости? Легче всего убивать магией. Царевич принялся вспоминать свое детство и юность и с неудовольствием отметил, что отец очень редко применял магию и никогда не направлял её на своих детей, не считая того дня, когда изгнал Тора. Локи понятия не имел, хватит ли ему умений и навыков для защиты. Но какова альтернатива? Если он сможет сдержать удар… Убить отца? Каким-нибудь невероятным образом сбежать? Богатое воображение рисовало исключительно безрадостные картины, а неизвестность заставляла сердце биться чаще. Дверь отворилась, пропуская Одина в коридор: с его рук свисала какая-то черная ткань. — Спрячь каскет, — Всеотец протянул артефакт. — И надень это. Локи решил ничему не удивляться или хотя бы не подавать вида. Пара пасов руками — и каскета уже нет. Что ж, видимо его не убьют. Во всяком случае, пока. Но уж не собирается ли Один в таком случае устроить настоящий допрос с пристрастием? Царевич про себя усмехнулся: сложно представить себе пытку, которая заставила бы его заговорить. С другой стороны, изощренность ума Всеотца тоже не стоит недооценивать. С него станется превратить приемного сына в человека или же просто снизить болевой порог, а уж тогда… Неимоверным усилием воли поверженный бог заставил себя не думать о возможном будущем и переключить внимание на ткань, которая, при ближайшем рассмотрении, оказалась плащом, причем таким большим, что царевич буквально утопал в нем. Никто не смог бы узнать в бесформенной фигуре одного из сыновей Одина. — Идем, — бросил Всеотец, направляясь к выходу. Локи плелся за ним, на каждом шагу путаясь в черной ткани. Они прошли мимо недремлющей стражи. Пара охранников мазнула взглядом по странной, закутанной в черное фигуре, но никто не посмел обратиться к царю богов с расспросами. Выйдя на улицу, Один направился прямиком к конюшням. Локи старался не отставать от него, проклиная неудобный плащ и слишком глубокий капюшон, мешающий обзору. Царевич с удовольствием осмотрел бы внутренний двор, потому что никак не мог отделаться от ощущения, что хоть что-то должно было измениться за время его отсутствия. Хотя что такое год для бессмертных, какие-то триста восемьдесят шесть дней? За такой короткий промежуток времени в царстве вечного мира не могло произойти ни одно значимое событие… В конюшне пахло душистым сеном. Холеные кони лежали или стояли каждый в своем деннике. Никто из асов не вышел встретить Всеотца, что несказанно обрадовало Локи, но и удивило. Он твердым шагом направился туда, где обычно стояла его бурая лошадка. Однако, подойдя ближе, он увидел серую в яблоках кобылу, которая совсем не походила на того коня, о котором он много зим заботился. Локи огляделся: множество лошадей смотрело на него, в том числе и знакомых. Вот гнедой Хогуна, вот светло-серый Сиф, но его коня среди них не было. — Выбирай любую, — послышался ровный голос Всеотца. Локи не заставил себя просить дважды. Он подошел к лошади Тора, на которой совсем недавно приехал в Асгард, и которая стояла не расседланная. Отметив про себя халатность конюха, царевич с трудом залез на коня, чуть не запутавшись в неудобных одеждах. Отец уже поджидал его. — Едем. Локи тронул повод: лошадь тут же пошла шагом. Она явно узнала того, кто раньше часто ездил на ней. В свое время Тор купил этого коня в другом мире, где к лошадям было особое отношение, казавшееся Локи излишне жестоким: их с детства приучали к мысли, что хозяин — это бог и господин, а чужих следует бояться. Тору такая методика воспитания запала в душу, и он приложил много усилий, чтобы лошадь принадлежала только ему и брату, а чужих к себе не подпускала. Ради этого все обитатели дворца, кроме Локи и Тора, обращались с ней плохо, планомерно доказывая, что только хозяин будет ей надежной защитой. Подобная линия поведения срабатывала всегда, однако с этой лошадью творилось что-то странное: обычно она к себе чужих не подпускала, но бывали дни, когда она отказывалась возить царевичей и вела себя так, будто её хозяева Хогун и Фандралл. Тора редкие вспышки непокорности смешили, Локи настораживали. Если бы это была его лошадь, он никогда не стал бы ездить на ней по делам или в походы. Однако в этот раз все обошлось: животное признало седока и слушалось малейшего движения. Один пустил своего коня галопом в направлении западных ворот города, презрев опасности, которые могли настигнуть одинокого путника в Асгарде. Занимался рассвет, с трудом освещавший силуэты низеньких деревьев. Когда город остался далеко позади, Всеотец сменил галоп на медленную рысь. Локи последовал его примеру. Вокруг не было ни души, поэтому царевич с молчаливого позволения отца скинул капюшон. Осенний морозный воздух приятно холодил легкие. Приближалась зима. Один вел сына вдоль скал, под которыми бушевало неспокойное море, омывающее пляж, покрытый странным, черным песком. Насколько хватало глаз, берега были расчерчены заливами и фьордами, а неплодородные россыпи камня были покрыты красочными коврами мхов и лишайников. С правой стороны высились горы невероятной красоты, с которых низвергалось множество водопадов. Среди них царская семья когда-то любила гулять. В редкие ясные дни над величественными водопадами расцветала яркая радуга. Локи улыбнулся, вспомнив, как Тор пытался поймать её и чуть не свалился в воду. В тот день братья впервые увидели настоящую радугу и поняли, что она превосходит по красоте мост, названный в её честь… Вдалеке виднелась лиственная роща с больными искривленными березами, ивами и рябинами. Локи знал, что, подъезжая к ней, надо быть предельно осторожным, чтобы не попасть в одну из многочисленных топей, поросших кустиками клюквы. В детстве царевичу казалось, что эти ягоды стоят того, чтобы ради них утонуть, ведь они были единственной едой, которую он мог раздобыть сам и есть так, как ему вздумается. Любая другая пища доставалась только с царского стола, за которым подобало сидеть определенным образом и есть определенные блюда в определенном порядке. И попробуй забудь, как следует себя вести — наказание последует немедленно. На болотах же все было иначе. Там не было надсмотрщиков. Зато были ягоды и звери, на которых братья любили охотиться. Локи до сих пор помнил, как подстрелил свою первую жертву — белую куропатку. Это событие показалось ему настолько значимым, что он сохранил череп несчастной птицы в качестве амулета. Однако при осмотре своих покоев он его не досчитался, как и прочих оберегов. Вдруг Локи заметил на перекрестке дорог деревянного идола, которого раньше не было. Он резко дернул повод, заставляя коня остановиться. Один придержал своего. Правитель Асгарда внимательно наблюдал, как Локи медленно слезает с лошади и подходит к кумиру. Нагибается, буквально носом тычется в руны, чтобы разобрать их при неровном свете заходящей Луны. Прошло с полминуты: царевич оставил попытки прочитать надпись глазами и принялся ощупывать каждую руну, сопоставляя значения. Всеотец заметил, что рука, водящая по идеально вырезанным знакам, чуть дрожит. Разобрав, наконец, что написано на идоле, Локи резко встал, чуть не потеряв равновесие, и в три шага оказался подле Одина. — Если мы не спешим, позволь мне заехать на кладбище. — Голос царевича был неестественно твердым. Всеотец кивнул: ради этого он и повез сына дальней дорогой. До погоста добирались в полном молчании. Локи смотрел куда-то вдаль и напоминал каменное изваяние, которое по нелепой случайности взгромоздили на лошадь. Место вечного упокоения располагалось на небольшом удалении от основной дороги, в тени огромных берез, чьи стволы почему-то не были искривлены, несмотря на жуткий, пронизывающий ветер. Локи безумным, невидящим взглядом осматривал базальтовые курганы и могильные камни, медленно, нетвердой походкой приближаясь к огромной насыпи в три человеческих роста. Ее окружала ограда из стоящих вертикально камней, по форме напоминающая треугольник. Локи резко остановился, чуть не наступив на ягоды и листья рябины, украшающие курган. Его взгляд скользил по огромному, заросшему холму сверху вниз и обратно. Все еще не сводя глаз с кургана, он нагнулся, провел рукой по сырой от недавнего дождя земле, поднял сморщенную ягоду и долго рассматривал её. — Зачем вы закопали мои вещи? — спросил он глухо. — Мы думали, что ты погиб, — ответил Один. Его план сработал: Локи ошеломлен, сломлен, теперь от него можно будет добиться необходимых сведений. — Ты хочешь их забрать? — Нет, — тихо ответил царевич, перебирая землю, разрывая листья рябины. — Живых не вернуть, а вещи… Он резко сжал руку в кулак, сминая листья, давя ягоды. Один молчал. Он хотел ошеломить сына, и ему это удалось. Сколько тому понадобится времени, чтобы осознать увиденное? Чтобы осознать, что для всех он любимый герой, пускай и павший? Принять, что он вернулся в Асгард не преступником, а воскресшим сыном Одина? Локи рывком поднялся с земли. Царь Асгарда отметил про себя, что резкое движение далось ему тяжело: Локи понесло в сторону, а лицо на мгновение исказилось гримасой боли. И дело тут явно не только в душевном потрясении. Всеотец с самого начала заметил, что сын не столь горделив и статен, как обычно, и предполагал, что причиной сутулости вполне могли быть раны, нанесенные защитниками Земли. Царевич молча подошел к своему коню, погладил морду: тот недовольно фыркнул, взмахнул хвостом — ему неприятно было прикосновение грязной руки. Локи медлил несколько мгновений, будто собираясь с мыслями, а потом вскочил в седло, всем своим видом показывая, что готов ехать дальше. Оставшийся путь проходил в гробовом молчании. У Локи перед глазами стоял то идол с выгравированной историей, полностью искажающей события прошлого года, то огромный курган, над которым было пролито море слез. Царевич ощущал себя чужим в родном мире. Для всех он умер. Его оплакали и похоронили, не оставили ничего, что было ему дорого. И вдруг он возвращается… Если раньше возвращение домой пугало неизвестностью и возможными вечными муками, то теперь страх сменился омерзением. Противно было находиться в священной обители богов, быть тенью прошлого, о которой все вспоминают с теплой улыбкой, но возвращения которой никто не ждет. Всадники были настолько увлечены своими мыслями, что и не заметили, как въехали в одну из многочисленных долин гейзеров. Каждые несколько минут откуда-нибудь извергался фонтан брызг, пара и песка, будто нарочно стараясь окатить притихшего Локи. Лошади осторожно переступали через ручейки, от которых неприятно несло запахом серы.
Но вот вдали показались стены крупного поселения. Локи далеко не сразу обратил на них внимание, а когда обратил, то от неожиданности резко дернул повод. Лошадь остановилась как вкопанная, недовольно взмахнув хвостом: она не любила резких движений. Царевич видел, что дорога одна, ведет она прямиком в поселение, и никаких развилок больше не будет. Пленник вопросительно глянул на удаляющегося отца, все еще не веря, что их путь лежит именно туда. Всеотец остановил лошадь, но даже не обернулся. Локи еще раз посмотрел на поселение, потом на отца, глубоко вздохнул, убедившись, что направляются они таки в ту сторону, и пришпорил коня.
Он все еще был в некоем полузабытье после идола и кургана, поэтому никак не мог осознать, куда его конвоируют в такой спешке… Изначально Локи считал, что его посадят в темницу и будут держать там до судебного разбирательства. Или же просто запрут в каких-нибудь покоях. Однако уже одно то, что Тор оставил его в комнатах, не приставив стражи, заставило насторожиться. Теперь еще и это. Локи с самого начала знал, что отец едет не в ту сторону, где находятся темницы, военные укрепления или каменоломни, но только теперь понял, что именно приготовила ему судьба. Путники приближались к мощной полукруглой ограде, больше похожей на военное укрепление, чем на обычную изгородь. Дорога, ведущая к единственным воротам загадочного поселения, была пропитана ароматом каких-то трав, грибов и волшебства. Сильнейшего волшебства, от которого у многих начинала кружиться голова. Множество самых разных магических потоков переливались и сливались в один, создавая невероятные узоры, видеть которые могли только сами маги. Локи знал о существовании этого места, но никогда не подходил к нему даже близко. Здесь жили асы, отказавшиеся от всего: от жизни, друзей, семьи — и посвятившие себя служению науке. Они находились вне закона. За пределами их личного мирка любой мог напасть на них или убить. У большинства было очень темное прошлое, омрачавшееся убийствами и прочими тягчайшими преступлениями. Они были вне сословий, вне законов, вне всего. И если бы не Один Всеотец, то разгневанные жители соседних деревень давно уничтожили бы этот оплот науки и магии. В течение столетий предпринималось несколько попыток сжечь поселение, и каждый раз поджигатели держали ответ лично перед Одином. Кончилось дело тем, что крестьяне ушли из долины, и теперь только серое плато, сложенное древними базальтовыми лавами, открывалось глазам случайных путников. Когда-то оно было голым и безжизненным, но за последние столетия поросло травой и редкими кустарниками, что добавило многочисленным кочкам и холмикам красоты и гармонии. Со скал, к которым примыкало поселение, струился каскадный водопад. Талая вода вытекала из-под лавового поля, появившегося после крупного извержения вулкана, и превращалась внизу в мелкий ручей с такой холодной водой, что, поговаривали, в ней не жила ни одна рыба. Локи не имел ни малейшего представления, зачем Один привел его сюда, в мир узаконенной преступности, где каждый второй заслуживал мучительной смерти. Царевич слышал что-то когда-то о том, что предмет его гордости, его великолепные одежды имели какое-то отношение к этому месту и его жителям. Но разве это достойная причина для посещения? Он подъехал ближе к отцу, набросил капюшон и приготовился к худшему. Царевич был уверен: что бы царь богов и людей не задумал, ни к чему хорошему его затея не приведет. Всеотец остановился у массивных ворот. Локи отметил, что, несмотря на ранний, еще почти ночной час, из-за забора слышалось множество голосов. Правитель Асгарда не успел поднять руку, а ворота уже распахнулись, словно повинуясь настойчивому стуку. Один въехал внутрь. Локи не отставал от него ни на шаг. Неудобный капюшон не помешал ему увидеть, как жители, почему-то не спавшие в столь ранний час, резко замолчали, узрев Всеотца, и чуть ли не попадали на колени в порыве подобострастия. Один жестом поднял их, не удостоив собравшийся сброд ни единым словом. Локи не мог сдержать ухмылку: ему было противно наблюдать, как эти жалкие существа, с его точки зрения еще худшие, чем люди, смеют находиться рядом с величайшим. Царевич огляделся, насколько позволял капюшон. До самого горизонта тянулись десятки разнообразных домов: квадратных и прямоугольных, длинных и коротких, сделанных из торфа, глины, камней и даже бревен. По сторонам большей части домов проходила широкая земляная насыпь, край который был обшит досками или, в редких случаях, обложен каменными плитами. Около дверей возвышались разноцветные столбы, явно имевшие какое-то сакральное значение. Кроме жилых домов, можно было легко узнать необходимые хозяйственные постройки: амбары, бани, кузницы. Между домами петляли ухоженные дорожки из камня и какой-то соединительной смеси, которая позволяла тропкам не раскисать даже после сильнейших ливней и снегопадов. Вокруг домиков раскинулись небольшие сады, но росли там далеко не овощи и злаки, а разнообразные травы, то ли целебные, то ли ядовитые. Кое-где лежали кучи песка, глины, торфа и еще чего-то непонятного. Локи не мог себе представить, зачем его привезли в это престранное место? Уж не для того ли, чтобы заточить навечно или отдать на растерзание служителям науки? Всеотец, тем временем, наклонился к одному из жителей и спросил что-то. Тот указал на дом, соединенный с парочкой соседних узкими коридорами из глины. Один направился к нему. Локи следовал чуть позади. Любой встречный ас изгибал спину в каком-то невероятно глубоком поклоне и бурчал невнятные слова приветствия. Локи начинало тошнить от этого неестественного, мерзкого подобострастия, доходящего до исступления. Чтобы хоть на что-то отвлечься, он начал разглядывать местных жителей, стараясь не вслушиваться в их слова. С удивлением он обнаружил, что их одежда была на редкость простая, но донельзя разноцветная и украшенная невероятным количеством драгоценностей. Навстречу прошло несколько женщин в штанах. Невиданное дело! Локи точно знал, что в обычных городах ношение штанов вполне могло стать достаточной причиной для развода, а тут никто не стеснялся. За невеселыми мыслями пленник и не заметил, как подъехал к тому самому дому, на который указал местный житель. Всеотец спешился. Локи пришлось последовать его примеру, хотя он с большим удовольствием остался бы сидеть на лошади: идеально гладкие, блестящие камни дорожки казались грязными. Само поселение вызывало отвращение. Место отверженных. «Одна большая семья, которая все равно никогда не заменит настоящую» — так говорили о нем обитатели дворца. Всеотец жестом пригласил Локи войти первым. Царевич, немедля, переступил порог серого двухкомнатного дома и чуть не врезался в один из опорных столбов, расположенных по какой-то непонятной причине неподалеку от входа. Его, как и все прочие, украшала разноцветная резьба, кое-где, правда, стертая до мышиного цвета (Локи злорадно подметил, что, видимо, не у всех асов столь же великолепная реакция, как у него, и не все успевают увернуться). На стенах висели связки различных трав и кож диких животных. У дальней стены горел камин, подле него стоял огромный деревянный сундук без резьбы. На приподнятом полу лежали шкуры и набитые перьями подушки, на которых, почему-то, никто не спал. Кроме этого в комнате стояла пара столов, не лишенная изящества. На них были собраны склянки из разноцветного стекла, от которых несло омерзительным зловонием. Локи отметил про себя, что столы на ночь не убрали, а в камине все еще горит огонь. Значит, кто бы ни жил здесь, он ведет ночной образ жизни. — Поставь каскет на стол, — скомандовал Один. Локи этот приказ сильно удивил: неужели отец хочет, чтобы величайший артефакт ледяных гигантов остался здесь? В мире отверженных? Однако ему самому-то какая разница? Царевич подошел к столу и материализовал артефакт. Синяя, вязкая масса совсем не походила на мягкий голубой дым, который столетиями мерцал в центре ковчега. — А теперь раздевайся, — услышал Локи еще одну команду.
Он повернулся к Всеотцу, изумленно приподняв бровь. У противоположной стены стоял какой-то ас весьма странной наружности: его одежды, волосы и брови были белы как снег, хотя сам он явно не разменял и двух с половиной тысяч лет. Локи недоумевал, как это место, этот ас и странный приказ связаны друг с другом? Видя его замешательство, Один снисходительно пояснил:
— Это целитель, он осмотрит твои раны. Локи только зубами скрипнул. Откуда отец узнал, что они у него есть? Ведь пара царапин на лице ничего не значит! Царевич вспомнил, что на Земле видел такое странное приспособление как рентген, которое показывало кости, минуя кожу, кровь и сухожилия. Неужели царь богов своим единственным глазом может видеть тело насквозь? Локи ощущал себя на редкость мерзко. Зачем отец его сюда привел? Целительное отделение дворца лучшее во всем Асгарде. Какой-то местный знахарь не сможет тягаться с великолепнейшими врачами. Тем более, мужчина! Ведь испокон веков искусство врачевания считалось женским. Однако противиться приказу бессмысленно, и царевич таки обнажил многострадальную спину. — Локи, кто нанес тебе эти увечья? — удивленно спросил Всеотец, разглядывая фиолетовые разводы. Поверженный бог гордо хранил молчание. — Мне необходимо осмотреть тебя. — Целитель приблизился к сыну Одина. — Пожалуйста, ложись. Локи безмолвно повиновался. Мужчина долго щупал его тело, что-то проверяя, что-то куда-то записывая. — Имеются множественные ссадины, ушибы, кровоподтеки в области спины, плеч и поясницы. Повреждений костной системы нет, — наконец, заключил он. Царевич мысленно поаплодировал. Ну, разумеется, нет, иначе он бы так легко сюда не доехал. И вообще не встал бы с пола после битвы. — Повреждения внутренних органов, вероятно, минимальны, — продолжил целитель. — Мы воспользуемся целительным эликсиром и охлаждающей мазью — они быстро залечат ссадины и кровоподтеки, но я не исключаю повреждения крупных сосудов и возможного образования внутренних гематом… — Сколько понадобится времени для полного восстановления? — перебил Один. — Пару ночей, не меньше, — отозвался белокурый ас. — И это при условии полного покоя, сна, хорошей пищи и большого количества воды. — Ему все это будет предоставлено, — кивнул Один и, повернувшись к Локи, продолжил: — Когда твои раны заживут, мы проведем обряд, который позволит тебе вернуться в семью. Локи лишь кивнул, совершенно не понимая, что он все-таки делает в поселении отверженных? Почему его лечат не во дворце? И кто такой на самом деле этот престранный целитель? Локи часто ходил в походы, часто получал травмы и был лично знаком со всеми работниками целительного отделения дворца. Никто из них никогда не говорил такими длинными, туманными фразами, смысл которых настойчиво ускользал от понимания. Углубившись в несчастливые воспоминания, Локи едва не забыл, где он находится и в каком положении. Он обнажен, беспомощен, распростерт буквально у ног отца, точнее, царя Асгарда, который возвышается над ним и внимательно осматривает синяки, оставшиеся от побоев. Осматривает так, будто сам их нанес и раздумывает, не продолжить ли экзекуцию. Локи поймал себя на мысли, что он с большей радостью перенес бы побои от руки отца, чем этот заинтересованный и немного, кажется, взволнованный взгляд. — Здесь ты сможешь спокойно отдохнуть. Я пошлю к тебе твоих рабов, они принесут необходимые вещи, — добавил Один, отвернувшись, наконец, от сына. Локи вздохнул с облегчением и отметил про себя, что ведь отец мог передать его в руки врача и вернуться немедленно в столицу. Однако он остался. О чём это говорит? О заботе, любопытстве или слежке? Царевичу казалось, что если он сможет понять мотивы Одина, то это сильно поможет ему в дальнейшем, но мозги отказывались думать. Чудовищная усталость навалилась на него еще тогда, когда он лег на теплые шкуры перед осмотром, а теперь, когда его судьба хотя бы частично определилась, держать глаза открытыми и разум светлым становилось совершенно невозможно. Царь Асгарда ушел, даже не попрощавшись. Поверженный бог с неудовольствием отметил, что остался наедине с местным шарлатаном. Тот поил его эликсиром, по вкусу ничем не отличающимся от воды, смазывал спину дурно пахнущей мазью. Царевич позволил себе расслабиться и забыться тяжелым сном. Солнце освещало поселение робкими лучами. Все больше и больше асов покидали свои дома и спешили куда-то по только им ведомым делам. В этот раз Один не обращал внимания на приветствия и раболепные поклоны. Он обдумывал решение, которое принял еще по дороге сюда. Каскет — слишком ценный артефакт, чтобы его можно было поручить кому-то ненадежному. А во всех девяти мирах был только один ас, которому Один действительно доверял. Значит, решено. — Где живет Хагалар, мастер магической ветви науки? — спросил Один у проходящей мимо девочки. — Ой! — та аж подпрыгнула от неожиданности. — Всеотец! — Она тут же склонилась в таком глубоком поклоне, что чуть не сломала себе спину. — Вон, вон, вон там, я провожу! Девочка, маленькая, юркая, с живыми лучистыми глазами тут же выпрямилась и принялась бурно жестикулировать, указывая на квадратный дом, расположившийся неподалеку. — Он уже проснулся, я точно знаю. Ты можешь посетить его прямо сейчас, Всеотец! — на лице застыла возбужденная неестественная улыбка. Один поблагодарил ее и направился в указанном направлении. Девица еще долго махала ему рукой и что-то выкрикивала. Прочие асы не обращали на нее никакого внимания.
====== Глава 4 ======
Один вошел в глиняный дом с маленькими окнами, в которые робко проникали первые лучи восходящего солнца. Полутемная комната более походила на библиотеку, чем на жилое помещение: почти все пространство занимали столы с наваленными на них толстенными книгами, свитками, дощечками с письменами, перьями, баночками с красками и маленькими ножичками, украшенными резными головами кабанов и оленей. Скамеек было гораздо меньше, чем столов, и использовались они явно не по назначению, учитывая, сколько там лежало книг и бесполезного, по мнению Одина, хлама. Подобный беспорядок был немыслим во дворце, где за чистотой следило множество слуг и рабов, поэтому так бросался в глаза тому, кто почти не выезжал из Гладсхейма.
Среди гор книг с трудом можно было различить фигуру мужчины в простой, неяркой, но со вкусом подобранной одежде. Он сидел в дальнем углу комнаты за огромным резным столом бледно-красного цвета. — Здравствуй, Хагалар, — произнес Один, подходя ближе и стараясь не задевать многочисленные валяющиеся на полу свитки. Кто знает, как среагируют магические руны на подобное неуважение? — Великий Всеотец, — мужчина встал и поклонился, изображая глубокое почтение. — Чем обязан столь высокому визиту? — Мой сын вернулся из мира смертных, — ответил Один, внимательно осматривая своего собеседника: прошедшие годы сильно изменили мастера магии. — Прими мои искренние поздравления. — Склонился тот еще ниже. Однако даже в такой позе его голос не был раболепным, напротив, в нем слышалась неприкрытая насмешка, причем над всеми сразу: над Всеотцом, удостоившим высочайшим визитом мир отверженных, над собой, изображающим последнего раба, над неожиданным известием. Ведь его, Хагалара, совершенно не обязательно оповещать о возвращении младшего царевича. — Надеюсь, с юным Локи все в порядке? — продолжил он спустя мгновение, стараясь придать голосу почти приторную мягкость. — Мой слух ласкает весть, что царская семья снова вместе. — Хагалар, он здесь. — Слова правителя Асгарда заставили мужчину, наконец, поднять голову и посмотреть на собеседника с крайним недоверием. — Неужели? — спросил он елейным голоском, так не идущим его массивной фигуре. Один кивнул, стараясь не замечать недоумения, граничащего с неприкрытым ликованием и радостью. Мужчина выпрямился, замер на несколько секунд, будто вспоминая что-то важное, потом сел за стол, не предложив Всеотцу места рядом с собой. — Зачем ты пожаловал ко мне, великий Один? — В этот раз его тон был на редкость серьезным, а взгляд — пронзительным, выпытывающим. Так строгие учителя смотрят на провинившихся учеников или генералы на пленников. — Вместе с Локи в Асгард возвратился и источник мощи ледяных гигантов, — ответил Один, не подав виду, что от него не укрылось мгновенное преображение Хагалара. Что ж, он именно на это и рассчитывал, когда шел сюда. — Что с каскетом? — быстро спросил тот. — Разбит. Мастер магии резко вскочил и размашистым шагом направился к выходу. Всеотец последовал за ним, вспоминая, как когда-то они понимали друг друга с полувзгляда и безошибочно предугадывали реакцию собеседника на любое известие. Так было раньше. Но Один совсем не был уверен, что по прошествии стольких столетий безмолвные разговоры удастся восстановить. Хагалар вошел в дом исцеления без стука и легко увернулся от пресловутого столба. Коротко кивнув целителю, сидящему у постели, он полностью сконцентрировал свое внимание на Локи. Он долго и пристально рассматривал спящего бога. Наклонился, провел рукой по черным волосам — его пальцы на мгновение озарились серебряным светом. Отец миров знал, что руки — лучший магический индикатор. — Как он вырос, — прошептал мужчина зачаровано. — Стал совсем взрослым. — Прошли столетия, — откликнулся Один. — Как он? — этот вопрос предназначался целителю. — Спит, — коротко ответил тот. — Я подмешал в эликсир снотворное, чтобы лекарство быстрее подействовало. Но я ума не приложу, что за чудовище он победил. Его синяки ужасны. — Синяки? — Хагалар мгновенно сорвал шкуру с плеч Локи и внимательно осмотрел спину, которая была окрашена чуть не во все цвета радуги. — Могу предположить, что его несколько раз приложили о стену или о дерево, — сказал он по окончании осмотра, бережно накрывая плечи пострадавшего откинутым краем шкуры. Целитель многозначительно кивнул, полностью подтверждая его слова. — Но что это был за монстр, раз даже волшебная одежда не спасла тело? — задумчиво произнес Хагалар, растягивая слова. — Великий Один, что он говорил? — Ничего. — Неужели? — приподнял брови Хагалар. Он перекинулся с Одином еще парочкой быстрых взглядов. Целитель недоуменно смотрел то на одного аса, то на другого. Если бы он не знал, что телепатии не существует, то мог бы поклясться, что эти двое обмениваются мыслями. Хагалар отошел от постели Локи и сел за стол, на котором стоял каскет. Провел пальцем по огромной трещине, посмотрел на свет темно-синюю жидкость, похожую на тесто, утратившую привычный голубой цвет. Мастер магии недовольно цокал языком, осматривая остальные, на первый взгляд, идеально гладкие стороны артефакта. — Повреждения каскета очень значительны, — наконец, произнес он, отставив ларец в сторону. — Ты сможешь восстановить его? — спросил Один, хранивший молчание все то время, пока Хагалар осматривал артефакт, а медик в очередной раз пытался применить целительный камень для ускорения процесса регенерации синяков Локи. — Я не уверен, что это возможно, — честно ответил Хагалар. Один всегда ценил его именно за честность, но сейчас предпочел бы услышать ободряющую ложь. — Надеюсь, ты помнишь, почему? — Еще один взгляд глаза в глаза, еще один немой диалог, еще одно воспоминание, которое касалось только их двоих. — Но я клянусь, что соберу лучшую команду для исследования Каскета. — Только Локи знает, что произошло с ним, — тяжело ответил Один, глядя на спящего сына. — Он будет помогать тебе. — Он рассказал тебе обо всем? — Он молчит. — Всеотец вздохнул, с трудом отводя взгляд от постели. Хагалар еще раз недовольно цокнул языком и вновь подошел к воскресшему. Целитель сразу же уступил ему место. Маг вновь дотронулся до волос Локи, потом опустил руку ниже. Несмотря на толщину шкуры, едва заметное свечение ладони появилось снова. — Я не могу поверить, что передо мной лежит тот, кто вернулся из бездны. Ларец знаний. Ценнейший материал. Баловень судьбы. Твой сын, — мужчина говорил будто в трансе. Один знал, что тот изучает магическую энергию Локи, делает какие-то только ему понятные выводы. — Я обещаю, что позабочусь о твоей плоти и крови. — Нет, Хагалар, — резкий окрик Всеотца заставил врачевателя подскочить от неожиданности. Он имел возможность наблюдать за еще раз скрестившимися взглядами. Целитель понимал, что ему стоит уйти, что он является свидетелем очень давнего, но так и не законченного спора, к которому Один с Халагаром столько раз возвращались, что все слова уже были сказаны и каждый новый разговор никак не изменял ситуации. В этот раз мастер магии сдался первым. Бросил еще один пытливый взгляд на каскет, потом на спящего Локи, который понятия не имел, какие страсти кипят прямо над его головой. — Отец богов и людей отдает мне два своих величайших сокровища, — почти радостным тоном произнес Хагалар. — Только одно, — твердо поправил его Один. — Участь Локи все ещё в моих руках. Он пробудет здесь до церемонии примирения. Мастер магии с явным неудовольствием кивнул, и только тогда Один продолжил: — Он хороший маг. — Не верю. — Резкости, с которой ответил Хагалар, сложно было не удивиться Целитель с уважением и опаской смотрел на главу магической ветви науки. Как можно говорить такое царю Асгарда? Как он не боится обвинять его во лжи? — Кто его учил? — Он сам освоил магическое искусство, — ответил Один, то ли делая вид, то ли и в самом деле не замечая дерзости интонации, с которой был задан вопрос. — Это-то меня и беспокоит, — задумчиво отозвался Хагалар. Вновь воцарилось молчание. Целитель собирался уйти, пока на него все равно не обращают внимания, как вдруг Один прервал тишину неожиданным вопросом: — Хагалар, я могу доверять тебе как себе? Стальной, холодный, дерзкий взгляд был ему ответом. Старый маг медленно поднял руку, показав Всеотцу раскрытую ладонь. — Этот шрам — ответ на твой вопрос, — его металлический голос заставил целителя поежиться. — Но я ничего не могу обещать. Надеюсь, твоя плоть расскажет, что произошло. Один кивнул и, не сказав больше ни слова, направился к выходу. Целитель вздохнул с облегчением. — Передавай мои поздравления прекрасной Фригге, — бросил вслед уходящему Хагалар. Один, не оборачиваясь, кивнул. Целитель поспешил вслед за ним. Хагалар постоял пару секунд, не двигаясь. Казалось, будто он вспоминал что-то важное, но до смерти неприятное, что-то давнее, чему, возможно, уже не одно столетие. Потом он медленно развернулся, остановив свой взгляд на спящем боге, и тихо произнес: — Я думал, скорее наступит конец света, чем Один отдаст мне Локи.
====== Глава 5 ======
Тор несся по полутемным коридорам, залитым утренним солнцем террасам, широким лестницам и судорожно пытался сообразить, что находится на юго-западе? Тюрьмы, лабиринты с чудовищами, еще что-нибудь столь же страшное? Ничего подходящего в голову не приходило. Но это неважно. Брата надо перехватить во что бы то ни стало!
Помощь друзей пришлась бы очень кстати, но их, как назло, нигде не было видно! Только они знали, что Тор спустился в Мидгард за Локи, остальные асы считали, что Всеотец отправил его в Муспельхейм, где, по словам Хеймдаля, шла война. Правда, после падения моста страж остался единственным источником информации и, как едко замечали злые языки, недостоверным. Трагедия моста поделила асов на два лагеря: одни считали ее началом конца империи, потому что контролировать восемь миров стало невозможно. Другие заявляли, что зато теперь ледяные гиганты не смогут напасть на город богов. «Локи погиб, в конечном счете, из-за моста» — говорили они. «И хорошо, что только он один».
Тора эти споры не волновали, а вот реакция друзей неприятно удивила. Они, конечно, высказали соболезнования, но смысл их сводился к следующему: «Слава Одину, что погиб не ты».
Бесконечные переходы, наконец, закончились: воитель очутился в большом зале, где стояло множество накрытых столов и велись неспешные разговоры. Сотни асов в парадных и повседневных одеждах сидели за столами или стояли между ними, беседуя. Бог грома даже не взглянул на чудесные яства. Он хотел было протиснуться сквозь группку мило щебечущих девушек, как тут до него донеслось:
— Тор! Тор! Да подожди!
Только сейчас воитель заметил, что в зале сидят его друзья. Сиф быстро приближалась к нему, лавируя между столами.
— Тор, мы думали, ты сразу заглянешь к нам, как вернешься, — Фандралл не отставал от боевой подруги, успевая подмигивать особенно миловидным девушкам. — Где наш проказник? Боится показаться нам на глаза?
— Друзья мои, — Тор пытался говорить тихо, чтобы прочие асы не услышали. Однако он мог особенно не стараться: большинство было занято поглощением пищи, и до тайн царевича им не было никакого дела, а те, кто жаждал услышать рассказ о Муспельхейме, были с легкостью оттеснены четверкой воинов, окруживших Тора.
— Друзья мои, отец куда-то увез Локи, — произнес царевич скороговоркой. — Мы должны немедленно остановить его.
К его удивлению, боевые товарищи не понеслись в ту же секунду к выходу из трапезной, а только озадачено переглянулись.
— Брось, Тор, небольшая прогулка ему не повредит. — Фандралл явно не понял всего трагизма ситуации — только так бог грома мог объяснить веселый тон друга. — Локи наверняка уже забыл, как Асгард выглядит.
— Нельзя ли сначала позавтракать? Я так голоден, — поддержал Вольштаг, глядя влюбленными глазами на печеную рыбу. — А твой отец сам вернется.
— Тор, или есть что-то, чего мы не знаем? — спросила Сиф, придержав друга за локоть и подозрительно заглядывая ему в глаза.
Воитель в ярости сжимал и разжимал кулаки, медленно, но верно пробираясь к выходу из зала: не было никакой возможности рассказывать друзьям о произошедшем в Мидгарде. Времени мало, его почти нет. Почему именно сейчас, когда ему так нужна поддержка и слепая вера, друзья сомневаются и задают нелепые вопросы? Неужели они не понимают, что жизнь Локи в опасности?
— Ты знаешь, куда они уехали? — подал голос молчавший до того Хогун.
— На юго-запад, — буркнул Тор.
— По какой дороге? — заинтересованно спросил Вольштаг. — В той стороне их тысячи, как мы найдем нужную?
— Мы должны выехать немедленно, — Тор, не слушая возражений, шел к выходу, грубо расталкивая толпу: он уже потерял слишком много времени. Лучшие друзья подвели его! Оказавшись на пороге, он обернулся, видя, что боевые товарищи как-то неуверенно и вяло, но все же следуют за ним
— Друзья, поверьте, мне очень нужна ваша помощь, — сейчас Тор был благодарен даже за такую неуверенную поддержку. — Надо остановить отца.
— Зачем? — послышался суровый голос.
Царевич резко обернулся и почти нос к носу столкнулся с Одином, который стоял в дверном проеме.
— Отец, где Локи? — Тор едва сдержался, чтобы не схватить правителя за плечи. — Куда ты увез его?
Троица воинов и Сиф тихо вернулись на свои места. Они привыкли к тому, что семейные сцены начинаются при них, но предпочитали не видеть, чем они заканчиваются.
— Я отправил его туда, где он должен был быть с самого начала. — Всеотец увлек сына в коридор, где было не так много посторонних.
— В темницу, на виселицу? — почти выкрикнул бог грома, и сам не заметил, как с силой сжал рукоять верного молота. Он был готов немедленно вылететь из дворца и броситься вытаскивать брата из рук скорого на расправу правосудия.
— Нет. — Один глубоко вздохнул: он гордился крепчайшей дружбой сыновей, но теперь видел обратную сторону медали: беспокоясь за брата, Тор по-прежнему готов на необдуманные поспешные решения, как будто и не было того урока, который чуть не стоил жизни младшему царевичу. — Локи в безопасности, в поселении магов. Ты можешь навестить его, но он вряд ли проснется до церемонии примирения.
— Примирение? — Воитель, буря в крови которого медленно затихала, возможно, не без незримого участия отца, смотрел непонимающе. Он ожидал суда, но уж никак не примирения. Точнее, он надеялся на него, но после суда, а уж никак не вместо и, тем более, до.
— Локи, сын Одина, воскрес из мертвых. Его надо показать асгардцам и ввести в семью, — пояснил Всеотец, переходя на привычный надменно-наставнический тон. Тор кивнул, пытаясь осознать услышанное. Получалось, что брат жив, с ним все в порядке, отец к нему благосклонен, волноваться не о чем. Или есть о чем?
Один не спеша направился к своим покоям. Бог грома неотступно следовал за ним, желая узнать подробности. — Тор, как ты мог позволить людям изувечить тело Локи? Воитель недоуменно нахмурил брови.
— Клянусь, мои друзья его не тронули, — ответил он после секундного замешательства. — Что за увечья? Могу я их увидеть?
— Целитель уже сделал свое дело. Огромные синяки сошли, а Локи спит, — откликнулся Всеотец, отмечая про себя, что удивление Тора искреннее. Похоже, он и в самом деле ничего о побоях сообщить не может. И это было неприятное открытие. Единственное, что Один знал точно, так это то, что ранить Локи могли только в последней битве. Тессеракт работал в полную силу, из-за его чудовищной мощи образовывались «слепые пятна»: места, которые даже Хеймдаль не мог охватить своим всевидящим взором. Одним из самых обширных «пятен» была гигантская башня, бывшая эпицентром действия Тессеракта. Правитель Асгарда знал, что она принадлежала защитнику Земли, тому самому, который спас всех, отклонив сильнейшее оружие девяти миров. Знал он также, что Локи беседовал с этим человеком, а потом попытался убить. Больше Хеймдаль ничего не мог сказать о поступках горе-завоевателя. Только после того, как Локи покинул башню, удалось снова засечь его и отследить дальнейшие действия, но и то не все. Чем мощнее становился Тессеракт, тем больше «слепых пятен» образовывалось в городе.
— Что произошло во время сражения? — спросил Один, отметив, что на Тора его слова произвели должное впечатление: он явно пытался что-то вспомнить.
— Отец… — воитель запнулся, восстанавливая в памяти события последней битвы. Вот он дерется с Локи, затем швыряет его на пол. Брат скатывается с площадки и принимается громить город. Что было потом? Тор не знал. Он помнил, как Мстители нашли Локи в одной из комнат башниСтарка. Он пытался встать, опираясь на ступеньки, его одежда была испачкана чем-то белым. Он не сопротивлялся при аресте, лишь попросил воды. Когда же ему подали стакан, пил так жадно, будто это был вкуснейший нектар. Тор боялся, что Мстители устроят самосуд, поэтому не отходил от брата. Локи не предпринимал попыток сбежать или захватить скипетр. Сменил обличье с боевого на повседневное. Позволил сковать себя. Вел себя как самый покладистый в мире пленник. Тор даже начал опасаться, не задумал ли брат какую-нибудь каверзу и не является ли поражение лишь отвлекающим маневром? Но нет, возвращение в Асгард прошло спокойно, Локи сопровождали все Мстители и множество агентов, готовые, если что, стрелять на поражение.
— Если он получил ранения, отец, то только в пылу битвы. Я не знаю, когда именно, — ответил, наконец, Тор. — Я тебе клянусь, ни один из моих друзей после победы зла ему не причинил.
— Как ты полагаешь, кто мог ранить его?
— Я не знаю. — Бог грома опустил голову, перебирая в памяти способности всех Мстителей. Скорее всего, в травмах Локи виноват Халк или Железный человек, но точно узнать никак не получится, а возводить напраслину на одного из своих боевых товарищей Тор не собирался.
— Его раны серьезны? — спросил он спустя мгновение.
— Нет, — ответил Всеотец, а после паузы укоризненно добавил: — я думал, ты знаешь, что произошло.
Тон отца задел Тора за живое: он сражался с несметными полчищами чудовищ, вызванными из небытия безумным братом, а Один чуть ли не отчитывает его за то, что он не сумел за этим самым братом присмотреть. И ведь сколько раз он предлагал ему свою помощь? Все было тщетно. Тор едва сдерживал разгорающийся гнев. Сейчас не время для спора. Нельзя спорить, когда каждое слово может усугубить положение пленника.
— После сражения мы нашли Локи недалеко от Тессеракта, — бросил Тор раздраженно. — Он безуспешно пытался встать. Я думал, брат сломлен поражением, а не ранами. — Несмотря на всю важность разговора, воитель чувствовал, что постепенно теряет нить беседы: бессонная ночь давала о себе знать. Недавнее потрясение тоже. Богу грома казалось, что он сам готов проспать двое суток, не меньше. Тем более теперь, когда точно известно, что суд отложен на неопределенное время.
— Локи слишком горд, чтобы рассказать о своем поражении, — заметил Один, не оборачиваясь. Тор так и не понял, обращался отец к нему или же это были мысли вслух?
Оставшись в одиночестве, царевич ощутил еще большую усталость. Ранения брата мало его трогали: он видел у Локи такие травмы, которые для большинства жителей Асгарда были бы смертельными. К тому же боль — это не страшно, они с детства к ней привыкли. Гораздо страшнее суд. Тор в очередной раз дал себе слово, что будет защищать брата до последнего, чего бы ему это ни стоило. И если приговор будет противоречить его понятиям о справедливости, то он вырвет брата из рук правосудия или устроит побег.
Стоило Тору прилечь, как он сразу же погрузился в беспокойный сон. Он видел себя, видел брата. Они стояли спина к спине, а вокруг них сжималось плотное кольцо асов, людей, ледяных великанов. Иногда кто-то из них пытался напасть, но тут же падал замертво, сраженный одним мановением руки, одним ударом молота. Постепенно толпа редела. Одни убегали, сломленные величием сыновей Одина, другие оставались лежать бездыханными трупами у их ног. И вот последний ас падает, пронзенный кинжалом Локи. Бог грома отстранено замечает, что это Хогун. Вокруг никого нет, они одни на площади Асгарда. Тор поворачивается к Локи, произносит с улыбкой:
— Брат, мы победили. Теперь ты дома!
Вдруг дикая боль пронзает тело: маленький кинжал легко прошел сквозь пластины доспехов. Тор поднимает голову, глядя мутными глазами на безумно улыбающегося брата:
— У меня нет дома! — Зловещий выкрик звучит в ушах бога грома, погружающегося в вязкую темноту.
====== Глава 6 ======
Комментарий к Глава 6 Иллюстрации к этой главе и главе 14
http://vk.com/album-57908144_192705190
Первое, что бросилось в глаза Хагалару, когда он переступил порог летнего дома, были энциклопедии, разложенные на пяти длинных столах. Почти все они были открыты, а на их засаленных страницах играли солнечные зайчики, пробравшиеся в комнату через огромные окна, занимавшие почти всё пространство стен. Летние домики невозможно было протопить, поэтому в зимнюю половину года их разбирали, а в летнюю ими пользовались те, кто работал с книгами. Беркана, магиолог, увлеченный собственными исследованиями, в начале лета заняла этот дом и теперь проводила в нем большую часть времени, вдали от шумных соседей и опасных экспериментов.
Хагалар заглянул в энциклопедии: все они были написаны на человеческих языках, причем латинскими буквами. Многие изобиловали нарисованными от руки картинками и безобразными гравюрами.
Старый маг поискал глазами хозяйку дома. Беркана сидела над каким-то талмудом, а около нее высилась увесистая стопка толстых книг, которые скрывали массивную фигуру девушки почти полностью. На голове у нее красовался серебряный шлем. Многие магиологи и теоретики-естественники пользовались шлемами, чтобы не отвлекаться на посторонние звуки. Хагалар подошел сзади и заглянул девушке через плечо: на странице книги был нарисован то ли червяк, то ли змея, кусающая собственный хвост. Рисовать автор книги явно не умел. Хагалар усмехнулся и осторожно снял шлем с головы девушки.
— Ну здравствуй, Беркана. — Он погладил её по прямым светлым волосам.
— Вождь! — воскликнула девушка, расплываясь в улыбке. — Сто лет не виделись!
— Ты оправдываешь свое прозвище, дочь Одина. — Хагалар указал на множество книг. — Хочешь быть столь же мудрой, сколь отец богов и людей?
— Ах, если бы хоть приблизиться к нему! — Девушка хотела встать, но маг опередил её, присев на широкую скамейку. Беркана обожала мастера магии, знала почти с рождения и, хотя они редко виделись, считала его лучшим и самым близким асом. К нему всегда можно было обратиться за помощью, а его опрятный внешний вид, неподражаемый сарказм, умение смотреть на вещи просто — все эти мелочи покорили сердце магиолога еще в далеком детстве.
— Смотри, я изучаю мир людей, точнее, магию в нем. — Беркана сунула под нос магу книгу с червяком. — Я уверена, в Мидгарде есть магия, только теперешние люди о ней забыли.
Хагалар перелистнул пару страниц, особенно не вчитываясь в текст.
— Смотри, смотри сюда. — Беркана нетерпеливо открыла книгу на середине. К ней почти никто не заходил, редко кому она могла похвастаться своими достижениями. За завтраком и ужином она ни с кем не разговаривала, глотала пищу, не разбирая вкуса, и неслась в свою личную крепость продолжать расшифровку. И так день за днем уже много месяцев.
— Древние люди верили, что все состоит из четырех элементов: воды, огня, земли и воздуха. — Беркана указала на квадрат с вписанным в него ромбом. По углам квадрата расположились первоэлементы, а углы ромба украшали непонятные надписи латиницей1.
— Каждое вещество состоит из них, следовательно, из первичных начал: холода, влажности, тепла и сухости. — Беркана тыкала пальцами в углы ромба. — И все элементы, все металлы — только сочетания этих самых начал! А ведь это почти верно! Мы можем магией преобразовать одно вещество в другое, люди тоже пытались, и у них получалось!
Хагалар отвлекся от книги и глянул на свою собеседницу: её глаза горели тем бешеным огнем, который так свойствен увлеченным наукой. Таких здесь много, почти все. — Я изучила множество книг, множество свитков, где говорится о самой настоящей магии. Смотри, чем меньше в металле земли, тем он благороднее. Надо лишь извлечь землю, и мы получим чистейший металл. Люди умели обращать железо и медь в золото и серебро, удалив землю. А, кроме того, взгляни на эти рисунки.
— Неужели ты в них разобралась? — Хагалар недоуменно смотрел на планеты, соединенные друг с другом разными линиями, причем большинство из них прерывалось, не позволяя точно отследить направление.
— С большим трудом, потому что это все тайные знаки. Смотри, золото — это Солнце, железо — Марс, медь — Венера, олово — Юпитер, свинец — Сатурн, ртуть — Меркурий. — Беркана дрожащими от возбуждения пальцами перевернула пару страниц, демонстрируя названные элементы. — Я еще не поняла, почему каждому металлу соответствует определенная планета, но у меня нет сомнений, что в мире смертных планеты и в самом деле влияют на металлы. Ведь влияет же Луна на приливы и отливы. А вот самое сложное.
Девушка принялась водить пальцем по странице, указывая на разные значки и объясняя их значения. Кружочек с точкой — символ солнца, такой же, но с крестиком — Венера, а со стрелкой — и вовсе медный купорос. Если кружки соединялись палочкой — это означало процесс перегонки, а две палочки, направленные от кружочка вниз, велели кипятить.
— Хотя я еще не все знаки определила, но я так счастлива! Я больше трех лет работала над этим! И теперь, наконец-то, все получилось. Еще немного, и я разгадаю книгу магии людей! Она ведь вся испещрена такими знаками.
— Твоя работа выше всяких похвал, дочь Одина, — улыбнулся Хагалар, вновь погладив девушку по голове. Кажется, он в ней не ошибся. Именно такая асинья нужна для исследования каскета. Если кто и может сотворить чудо, то только тот, кто в него поверит.
— Боюсь, мои знания все еще слишком скромны для того, чтобы понять мудрость людей. — Беркана захлопнула книгу, ласково проведя ладонью по потрепанной временем обложке. — Но я смогла разобрать парочку сложных картинок. — Девушка вновь открыла книгу, в этот раз на той самой странице, за изучением которой ее и застал Хагалар. — Взгляни на этого змея, кусающего себя за хвост2. Как думаешь, что это?
— Круговорот воды в природе, полагаю? — старый маг сказал первое, что пришло на ум, бросив на рисунок только беглый взгляд.
— Нет, двуокись свинца, — воскликнула Беркана, не заметив пренебрежительного жеста. — А знаешь, почему?
— Я тебе на слово верю.
Дочь Одина схватила другую книгу, лежащую почему-то на полу, и вытащила из нее пару листов пергамента с перерисоваными картинками. Хагалар милостиво позволил показывать себе все, что собеседница пожелает. Он знал, что, если кого-то из ученых понесло, остановить поток слов невозможно.
— Вот царь, а рядом с ним шестеро коленопреклоненных3, — вещала Беркана, указывая на высокого мужчину на троне и низеньких крестьян, стоящих подле него, — это золото и несовершенные элементы, умоляющие царя явить им свою милость. А здесь лев дерется с единорогом — это ртуть. Козерога укрощает дева — тоже ртуть. Лев, пожирающий солнце4, — растворение ртутью золота. А волк с раскрытой пастью…
— Неужели Фенрир? — перебивая девушку и подстраиваясь под её тон, предположил Хагалар.
— Нет, что ты. Это сурьма! А красный лев — киноварь! — Листы с рисунками тихо шуршали, сменяя один другой.
— Девочка моя, я вижу, ты безмерно горда собой, — заметил Хагалар, усмехаясь.
— Я на пороге расшифровки магических книг мидгардского Средневековья! — глаза Берканы горели, грудь вздымалась так, будто она только что пробежала несколько миль. — Я наконец-то докажу всем неверующим, что магия у людей существовала еще совсем недавно, просто они о ней забыли. Все эти рисунки, записки, рецепты! Они не могут лгать!
— Одиндоттир, твой девичий восторг ласкает мой слух, — ответил Хагалар, видя, что девушка немного успокоилась и готова слушать. На его лице не осталось и следа усмешки, даже морщины у глаз почти разгладились. — Мое предложение ist nach deinem Geschmack{?}[Тебе по вкусу придется мое предложение.].
— А я уж думала, что небо и земля поменялись местами, и ты пришел ко мне ohne Absicht{?}[Просто так], — улыбнулась Беркана. Впервые за многие дни кропотливой работы она чувствовала себя прекрасно: ведь тот, кого она любила, восхищался её работой и вполне искренне.
— Я могу тебе ein Rätsel aufgeben{?}[Дать загадку], за решение которой ты получишь такие милости, каких никогда не заслуживала. — Хагалар сложил несколько книг в стопку, дабы освободить на столе немного места для своих рук.
— Интересно. — Беркана чуть наклонила голову, из-за чего светлые волосы упали ей на лоб и закрыли здоровый глаз.
— Каскет, — значительно произнес Хагалар. — Этот артефакт немного… verkruppelt{?}[Покалечен{?}[. Надо восстановить.
— Каскет? — недоуменно переспросила девушка. — Я не слышала о таком артефакте.
— Ich schäme mich für dich{?}[Мне стыдно за тебя], Одиндоттир, — покачал головой Хагалар. — Каскет — один из величайших артефактов всех девяти миров. Почти сердце мира ледяных гигантов. Представь себе, Всеотец лично принес его ко мне.
— Я уже согласна. — Беркана заинтересовано закивала.
— Значит, магиолог есть, — начал загибать пальцы Хагалар. — Маг тоже. Займемся естественниками. Кто у нас лучший из лучших? Сама понимаешь, девочка моя, Всеотец должен получить das Allerbeste{?}[Лучшее].
— Ну, одного ты и сам знаешь, — тут же откликнулась Беркана. — Раиду.
— Само собой, — махнул рукой Хагалар. — Это истинный любимец норн. Я приложу все свое красноречие, чтобы заинтересовать его нашим подопечным.
— Я слышала, что он создал более ста артефактов, — задумчиво протянула Беркана, разминая руки: после долгих часов перерисовывания пальцы плохо слушались и были холодны как лед. — Это преувеличение, должно быть.
— Сущая правда. — Хагалар поднял вверх указательный палец. — Вечно всем недовольный Раиду — баловень судьбы и верный муж удачи. Я лишь в печали, что придется взять и его брата. Selbst mit Wasser treibst du sie nicht auseinander{?}[Их водой не разольешь].
— Говорят, что раньше они kein Fingernagel und Fleisch waren{?}[Не были ногтем и мясом], но alles fiel ihnen aus den Händen{?}[У обоих все сыпалось из рук], тогда они объединили усилия и больше уже не расставались, — заметила Беркана, с трудом вытаскивая из кучи листов пергамента зимние рукавицы: пальцы никак не желали оттаивать.
— Конечно, мрачный Раиду — не самый приятный собеседник, но для такой вещи как каскет он незаменим, — подтвердил Хагалар, задумчиво глядя в окно за спиной девушки. Также отстраненно и не обращая, казалось, никакого внимания на собеседницу, он поймал её ладони, откинул варежки в сторону и сжал замерзшие пальцы. Через несколько секунд по ним прошла дрожь, и магическое тепло окутало не только кисти девушки. Оно дошло до самого сердца, заставляя его биться чаще.
— А вот кого ещё?
— Я могу посоветовать, — прошептала Беркана, несколько одурманенная магическим теплом.
— Говори, — маг медленно перевел взгляд от пейзажа за окном на разомлевшего магиолога.
— Лагур.
— Какой Лагур?
— Поэтический, — почти сонный голос молодой исследовательницы звучал непривычно ровно.
— Нет, нет и еще раз нет. — Хагалар выпустил руки Берканы.
— Послушай, я понимаю, его речь путана и выглядит он странно, — начала девушка, выныривая из теплого забытья.
— Да какая разница, какая у него речь, девочка моя! Этот Лагур портит все, что делают другие. Я разок работал с ним, и это был сущий кошмар. Он будто специально вмешивался во все, что делал я, переделывал то, в чем не разбирался.
— Перфекционист он просто, — улыбнулась Беркана. — Но, Вождь, я готова за него поручиться. Я трижды работала с ним и могу сказать, что einen Narren an ihm gefressen habe{?}[Души в нем не чаю]. — Перед внутренним взором девушки проносились картины давнего прошлого, когда она только-только обживалась в поселении, никого не знала и плохо разбиралась даже в магии. — Он столько показал мне, объяснил столько законов природы.
— Ещё бы, — усмехнулся Хагалар. — Тебе, магиологу, любой естественник откроет новый мир.
— И это говорит мне маг? — Беркана задорно скривила губы, хотя и знала, что после травмы так поступать не следует. — Пожалуйста, Хагалар. Я готова лично поговорить с ним. Я послежу, чтобы он работал в команде. — Девушка молитвенно сложила руки: оба прекрасно понимали, что это была лишь игра. Если бы маг на самом деле был против, то не стал бы говорить, чем именно ему неугоден Лагур.
— Ладно, делай, как велит тебе сердечко, дочь Одина. — Хагалар сделал вид, что оказывает девушке огромную честь, соглашаясь выполнить её просьбу. — Значит, Раиду, Ивар и Лагур, так?
— Вроде. Но можно позвать еще кого-нибудь четвертого.
— Нет, нас итак шестеро. Для фелага достаточно.
— Шестеро? — недоуменно произнесла девушка. — А кто еще?
— Увидишь, Дочь Одина, увидишь.
====== Глава 7 ======
К радужному мосту приближалась странная процессия, состоявшая из десятка магов и целителей мира отверженных, окруженных воинами Одина. Обычные асы с ненавистью и презрением относились к поселенцам, охотились за головой каждого, кто смел выйти за стены крепости, поэтому усиленная охрана была не излишеством, а вынужденной необходимостью. Воины ехали медленно, внимательно вглядывались в каждый куст, ожидая возможного нападения. Однако местные жители, если и следили за процессией, то только из-за далеких скал и кривых берез.
В другое время Хагалар развлекался бы просмотром аур любопытных асов, выявлением ведущих эмоций и прочими простенькими магическими фокусами, но не сегодня. Он никак не мог понять, почему скачет на лошади в сторону разрушенного моста, если должен находиться совсем в другом месте?
Всего несколько часов назад он договорился с Берканой и Иваром о создании фелага. Ивар обещал уговорить брата, а Беркана обещала заинтересовать каскетом Лагура. Хагалар считал, что теперь, наконец, его место у постели Локи. Надо же рассказать плоти Одина, что его ждет в ближайшее время…
…Хагалар без стука зашел в дом своего старого знакомого — Алгира, одного из лучших целителей Асгарда. Когда-то он лечил лично Одина, считался мастером своего дела и купался в почете и славе. Однако времена меняются: когда-то именитый медик должен был прозябать в поселении отверженных. Всеотец, правда, не забыл старого знакомца: не зря же покалеченного сына привел именно к нему. Еще помнит, как сам лежал чуть не на смертном одре, пронзенный отравленным дротиком, а целительные камни не помогали; помнил, как чуть не оставил еще не родившегося старшего сына сиротой.
Хагалар застал старого друга за работой: тот сидел за столом и надрезал головки мака. Откуда они взялись в это время года? Столь ли великолепными обезболивающими свойствами обладает опиум из старого мака, как из молодого? Или Алгир режет мак только для того, чтобы испечь вкусный хлеб? В сознании Хагалара мак был лекарственным растением, а не сладкой добавкой к хлебу, столь модной в последние десятилетия. В поселении считалось, что обычный хлеб лучше печь в домашних печах, а сладкий — только закапывая в землю около одного из многочисленных вулканов. Старый маг отметил про себя, что, если мак и в самом деле пойдет на хлеб, надо будет разделить с Алгиром скромную трапезу. Он с трудом прогнал из сознания образ душистого, испеченного землей, хлеба и переключился на спящего бога: за несколько часов тот даже позы не сменил.
— Юный Локи не пробуждался? — спросил Хагалар вместо приветствия.
— Нет. И вряд ли проснется в ближайшие часы, — ответил Алгир, недовольный тем, что его оторвали от работы. — Точнее, пару раз он открывал глаза. Просил воды. Но я это даже и пробуждением не могу назвать. Его разум спит. Его руки не могут удержать рог. А стоит мне напоить его, как он опять fällt in Schlaf{?}[Проваливается в сон].
— Armer Junge{?}[Бедный мальчик], — протянул Хагалар, подходя к столу. — Скажи мне, бывший любимец богов, что могло покалечить нашего маленького царевича?
— Предположить сложно. — Алгир пожал плечами и продолжил разделывать маковые головки. — Возможно, его несколько раз сильно приложили о стену. На спине характерные разводы, кое-где содрана кожа: так бывает, если вдруг неудачно упадешь.
— Я понял тебя, mein alter Freund{?}[Мой старый друг], — кивнул Хагалар: с тех пор, как Алгир покинул дворец, он предпочитал не заводить ни с кем близких знакомств, поэтому старый маг старался называть его «другом» как можно чаще. — Но скажи мне, всезнающий, возможно ли, чтобы кто-то причинил такой вред юному Локи через одежду… Возможно ли такое, что мы, потратившие на его облачение, сколько там? Я не помню, сколько поэтический Лагур и его фелаг потратили сил и времени, но какое-то unverständliche{?}[Невообразимое] количество, что все это было напрасно, и есть люди, которые…
— Смертный не мог этого сделать, — твердо заявил целитель, заканчивая резать мак и пересыпая зернышки в специальный керамический сосуд с узким горлышком, — даже если бы на его высочестве не было защитной одежды.
— Значит, его избили здесь, — сказал Хагалар, подтверждая свои догадки.
— Denkst du überhaupt nicht{?}[Не думаешь же ты в самом деле], что Всеотец поднял руку на своего родного сына? — равнодушно бросил Алгир, отставляя блюдо на соседний стол.
— Ну, не руку явно, — сказал Вождь. — Палку? Железный шест? Магическую плеть? Ich habe keine Ahnung{?}[Не имею ни малейшего представления], что это могло быть. И, учитывая могущество нашего незабвенного Одина, мы этого так и не узнаем. Тут гораздо интереснее другое. — Незваный гость придвинулся ближе к целителю. Тот чувствовал себя крайне неуютно, как и вчера, когда наблюдал за молчаливыми пикировками Хагалара и Одина. Его ни с какой стороны не касалось то, о чем говорил глава магической ветви науки. Ему безразлично, откуда раны на теле царевича, он должен их лечить, остальное не имеет значения.
— Поразительно другое, — Хагалар цокнул пару раз языком, собираясь с мыслями. — Юный Локи так ничего ему и не сказал. И это для меня ein wahres Rätzel{?}[Самая настоящая загадка], мой дорогой друг. Скажи мне, — Хагалар оперся о край стола и подался вперед, — тело царевича больше… нигде не повреждено?
— Нет. — Алгир отодвинулся подальше. — Мелкие царапины кое-где, но не более того.
— Значит ли это, что его лечили до тебя? — взгляд мага наливался свинцом и пытался проникнуть в мысли собеседника.
— Vielleicht, aber{?}[Возможно, но]… — целитель поёжился и напомнил себе, что мысли читать невозможно.
— Скажи мне одно, мой достопочтенный друг, — голос Хагалара холодел с каждым словом. Казалось невероятным, что этот ас вообще может быть в ярости, но Алгир ясно видел, что он к этому состоянию уже близок, и причин столь резкой перемены настроения вечного язвительного балагура не мог понять. — Если, предположим, просто предположим, ему вывихнули суставы. Или раздробили кости. Или оставили отметины раскаленным железом. Возможно ли, что камень сразу залечил раны? — Хагалар придвинулся еще ближе и дотронулся до руки целителя, как всегда делал, когда старался донести особо важную мысль. Эта привычка раздражала Алгира еще в ту пору, когда оба они жили во дворце. Она же была одной из основных причин, почему маг и медик, связанные общей судьбой и общим прошлым, никогда не были друзьями и даже сейчас не пытались завести отношения более близкие, чем требующиеся для совместной работы. Врач механически, почти неосознанно выдернул руку, недоумевая, какое дело Хагалару до судьбы царевича Асгарда? Это же не его сын, так какая разница, каким образом Всеотец наказывает того, чья жизнь находится в его руках с момента рождения?
— Ты знаешь свойства целительного камня не хуже меня, — ответил он, вставая в надежде отгородиться от настырного собеседника.
— Возможно, не знаю. Расскажи, — потребовал Хагалар, вновь схватив друга за руку: это уже было не мягкое случайное прикосновение, а настоящий захват бывшего великолепного воина. Алгира аж передернуло от отвращения: никто, кроме пациентов, порой бьющихся в агонии и не соображающих, что творят, не смел прикасаться к нему.
— Если есть открытые раны или открытый перелом, то камень лечит его мгновенно, а вот если что-то внутреннее, то приходится обращаться к целительным эликсиру или мази, а они действуют гораздо дольше, — процедил сквозь зубы целитель в тщетных попытках высвободить свою несчастную руку из стальной хватки собеседника: куда там, не зря в свое время о Хагаларе ходили невообразимые по своей глупости слухи, что в последней войне с Ётунхеймом он крошил черепа противников голыми руками. Сейчас же он перешел все допустимые границы: никого не должно волновать, пытали младшего царевича или нет. Решения Одина обычно мудры. Быть может, за год скитаний Локи успел натворить такое, за что его следовало казнить, и пытки — лишь снисхождение. А, может, отец богов и людей просто срывает злость на детях. Несчастлив будет тот, кто попадет под горячую руку Одина. Целитель знал это не понаслышке и заранее сочувствовал провинившимся.
— Хорошо, мой добрый друг, — Хагалар встал, резко отпустив руку целителя: на ней остались характерные красные разводы. По плотно сжатым кулакам и губам можно было понять, что маг в ярости. — Я спрошу тебя прямо. Если бы Локи пытали чем-то похуже, чем, назовем это «нечто» палками, возможно ли было скрыть следы столь быстро?
— Teoretisch{?}[Теоретически] — да, — Алгир выпрямился, пользуясь преимуществом в росте, всем своим видом давая понять, что хочет завершить этот разговор как можно скорее. — Praktisch{?}[Практически]: хоть какие-то шрамы да остались бы, я не мог не заметить рубцов. Но. Я, как профессионал своего дела, — целитель сделал ударение на слове «профессионал», — могу сказать одно. Я беседовал с царем и царевичем, когда они сюда пришли. Один удивился, когда увидел синяки на теле сына. Но, возможно, при мне просто разыграли удивление. Царевич был изможден и не произнес ни слова. Я дал ему снотворное, потому что знал: это та усталость, от которой можно долго мучиться, но не засыпать. Возможно! — тон лекаря был наполнен тем же металлом, что и голос нежеланного посетителя. — Повторяю, возможно, тело было в таком жутком состоянии из-за невыносимых мук. Я говорю «возможно» еще и потому, что Один привел его ко мне, а не отдал на попечение дворцовым знахарям, которые, разумеется, превосходят меня если не в искусстве врачевания, то уж в покорности так точно. Я все сказал.
— Что ж, спасибо, мой добрый друг, — Хагалар коротко кивнул в знак благодарности. — Значит, все не так плохо, как я думал. Все гораздо хуже.
Незваный гость покинул дом столь же внезапно, сколь и появился. Алгир вздохнул с облегчением, подошел к сундуку, стоящему у дальней стены, и вынул волшебный флюгер: золотой петушок не просто будет стоять у двери и показывать, куда дует ветер. Если кто-нибудь подойдет к дому, он оповестит хозяина о возможном визите. Целитель не сомневался, что Хагалар еще вернется. Когда Один много столетий назад лежал при смерти, то юный маг заходил к нему по пятнадцати раз за ночь, и если он сейчас проникся этой странной заботой и любовью к младшему сыну Одина, значит, придет вновь. А встречаться с ним у Алгира не было никакого желания. Поставив петушка у дома и описав внешность настырного недруга, целитель вознес благодарственную молитву Одину, радуясь тому, что в доме исцеления было целых три выхода.
Не успел маг вернуться в свой лабораториум, как его перехватил стражник из дворца Одина. Хагалар ужасно удивился: обычно в поселение приезжали посыльные, а не стражники. Они останавливались у стен и передавали сообщения через привратников. Заходить на территорию не то, чтобы было запрещено, скорее, просто не принято. У Хагалара были свои дела и заботы, поэтому он встретил гостя неласково. Однако тот даже не заметил показной грубости и передал приглашение явиться. Да не от Всеотца, а от Хеймдаля. Глава магической ветви науки резко прекратил язвить и вопросительно посмотрел на посланника. Было время, когда его отношения со стражем моста на самый поверхностный взгляд можно было назвать теплыми, но сколько столетий уж прошло с тех пор. Не верилось, что привратник просто так о нем вспомнил. Пока Хагалар пытался найти хоть какое-нибудь разумное объяснение, стражник невозмутимо пояснил, что приглашение распространяется не только на него, а еще на десяток сильнейших магов и целителей поселения. Нежданная поездка была совершенно некстати. У Хагалара было полно других дел, о которых Хеймдаль понятия не имел, несмотря на хваленое всеведение.
Но со стражем моста, как и с отцом богов и людей, не спорят, поэтому Хагалару пришлось отказаться от всех планов и оседлать коня в кратчайшие сроки. Выбирать спутников долго не пришлось — он призвал собственную «свиту»: лично преданных магов, обязанных ему многим, в некоторых случаях даже жизнью. Всю дорогу он пытался восстановить картину произошедшего за последние сутки и уложить в одну формулу каскет, раненого Локи, его таинственное возвращение и Всеотца, который ни с того ни с сего вспомнил о тех, кого знал очень давно, но о чьем существовании предпочел забыть. Картина получалась безрадостная.
Жалобное ржание лошади заставило старого мага вернуться в реальность: путники ступили на радужный мост. Почти все животные боялись иллюзорного моста, ведь он был не просто пропитан магией, магия была его сутью: сними древнее заклятие, и от него ничего не останется, он распадется на огонь, воду и ветер, чьи цвета, красный, зеленый и синий, переливались, образуя причудливые сочетания. Мост находился вне Асгарда, принадлежал скорее бездне, нежели миру бессмертных, так что большинству асов было неприятно на нем находиться: им казалось, что они стоят на перепутье между жизнью и смертью.
Стражники остались у ворот, зорко следя за магами и целителями, словно опасались, что те бросятся в воды бушующего океана.
— Привет тебе, всевидящий Хеймдаль, — помахал рукой маг, спрыгивая с лошади. — Я весь внимание. Что заставило тебя вспомнить о моей скромной персоне?
— Я направил свой взор на царство людей, — отозвался страж ворот. Хагалар поёжился — ему неуютно было стоять рядом с всезрячим. Когда-то давно они сражались плечом к плечу, прикрывали друг друга. Тогда Хагалар мог называть Хеймдаля близким другом. Наверное. Но прошло слишком много времени.
— Никогда еще Мидгард не бывал разрушен силами сыновей Одина, — продолжил всевидящий, изображая памятник самому себе: даже губы его почти не шевелились. — Я клялся наравне со всеми защищать мир смертных, но, как привратник этого мира, я не могу покинуть свой пост.
— Почему бы людям и не страдать от гнева своих богов? — пожал плечами Хагалар. — Ничтожные смертные давно о нас забыли, пора преподать им урок. Что именно тебе требуется от меня и моих спутников? Поведай скорее, а то меня ждут сокровища Одина, — Хагалар говорил четко и по делу. Расточать красноречие было бессмысленно: никакие речи не могли потревожить ледяное спокойствие Хеймдаля.
— Ты и твои маги должны исполнить данную нами клятву, — пояснил страж все тем же ровным тоном.
— Почему, если дети Одина что-то ломают, мы должны убирать? — спросил Вождь. — Я нахожу такую расстановку сил нечестной.
— Потому что я прошу тебя об этом, — отозвался Хеймдаль. Его невозмутимый тон ничуть не вязался со столь личным обращением.
Маг резко посерьезнел. Так это инициатива лично Хеймдаля, а не Одина? Страж ворот проникся любовью к людям? Это даже смешно. Что за обостренное чувство справедливости? И откуда у него Тессеракт? Хагалар только сейчас обратил внимание на куб, который Хеймдаль держал в руке так привычно, будто с начала времен стоял на мосте вместе с ним.
— Ладно, отправляй, — махнул рукой маг, стараясь скрыть от всевидящего взора свое искреннее недоумение по поводу происходящего. — Но мы не можем задержаться надолго. Мне еще сокровища Одина приручать, а они, сам понимаешь, строптивы до невозможности. Даже не знаю, какое в большей мере.
Полет сквозь миры казался волшебным сном тем, кто впервые сходил на Землю. Разноцветный портал выбросил асов на широкой шумной улице. Путники огляделись: вокруг них возвышались огромные прямоугольные дома-коробки, воздух был пропитан отвратительным запахом дыма и нефти, а под ногами вместо привычной земли расстилалось серое твердое покрытие неизвестного происхождения. В другое время асам, не часто покидавшим границы своего маленького поселения, было бы крайне любопытно осмотреть умирающий город смертных, но не сейчас, когда время и место играли против них: на пришельцев со всех сторон глазели люди, готовые в любой момент броситься врассыпную и заорать от страха.
— Смертные, — обратился Хагалар к семейной паре, проходившей мимо, — где находится район города, пострадавший от иноземных монстров?
— Т… Там, — женщина, заикаясь, указала направо.
Хагалар кивнул и увлек асов за собой. Хеймдаль не переправил лошадей, так что добираться пришлось пешком. Тратить так много времени Вождь не хотел, но выбора не было. Улица пару раз повернула, а потом влилась в широкий проспект, ведущий в центр города. Асы не прошли и сотни шагов, как увидели перед собой заграждение, а на нем надпись: «Проход запрещен». Несколько соседних улиц тоже было перекрыто.
— О великий Один! — воскликнул кто-то из магов. Центральная часть города была практически сметена с лица земли. Если прочие районы поражали огромными устремленными вверх колоннами-домами, то на огражденной территории эти колонны лежали в руинах. Только одна, сильно напоминавшая дома поздней застройки Асгарда, возвышалась над полууничтоженным районом. Однако долго любоваться обломками было некогда. Хагалар с легкостью преодолел заграждение и повел своих спутников к смертным в оранжевых шлемах, посчитав, что они занимаются спасением людей.
На асов сразу обратили внимание. Чумазые люди в свободных робах желтого и серого цветов, не стесняясь, пялились на странных пришельцев в одеждах, которых никогда не видели улицы Манхеттена. Хагалар подошел к одному из них и постарался вспомнить хотя бы пару слов на английском:
— Где тот, кто командует починкой всего этого? — он обвел рукой обломки зданий.
— Вон там, — ответил человек настороженно. — Я позову.
Хагалар не удостоил смертного ответом: его облик был настолько внушительным, что люди с первого взгляда признавали в нем бессмертного.
— Привет! — раздался грубый голос.
Вождь развернулся — перед ним стоял обыкновенный человек, проживший уже большую часть отпущенных зим. Старый маг давно не бывал на Земле и плохо помнил, как выглядят люди, особенно немолодые. Оказалось, так же, как асы.
— Вы кто и что тут делаете?
Хагалар поморщился от явной грубости: еще ни одним богам не удалось научить людей покорности.
— Мы посланцы Асгарда, ничтожнейший из смертных, — надменно ответил он, прикидывая, не потребует ли человек доказательств их божественной сущности, а если потребует, то какую именно боль следует ему принести. — Я и эти бессмертные, — он кивнул головой на группу из шести асов, — поможем вам в разборе завалов и поисках живых. А эти, — кивок в сторону еще четырех, — отправятся в целительные отделения. Выдайте им колесницы и отвезите к раненым. Das ist kein Witz{?}[Это не шутка].
— Мистика! — воскликнул пораженный мужчина. — И как же «бессмертные» нам помогут?
— Просто, о недалекий человек. — Хагалар сделал пару пасов руками, и тут же груда бетона, битого стекла, облицовочной плитки и покореженных машин, лежавшая неподалеку, поднялась в воздух, обнажая парочку изуродованных человеческих трупов. Некоторые маги брезгливо отвернулись, а люди не смогли сдержать крика.
— Мы переместим хлам от ваших домов в угодную вам сторону, освободив людей или то, что от них осталось, — продолжил Хагалар. — Но у нас не так и много времени. Пользуйтесь милостью бессмертных, пока они её вам оказывают.
Люди недолго стояли, раскрыв рты.
По прошествии полутора часов агенты ЩИТа, отследившие, наконец, всплеск незнакомой энергии и окружившие развалины, наблюдали престранную картину: колонны самосвалов стояли буквально во всех переулках. Они мгновенно наполнялись летающими тоннами мусора, асфальта и бетона. Множество машин скорой помощи и катафалков развернули бурную деятельность на освобожденных участках земли. Повсюду сновали журналисты, передавая невероятные глупости по новостям. Агент Мария Хилл, словно зачарованная, наблюдала, как несколько человеческих существ в странных одеждах одним мановением руки поднимают сотни мелких и крупных бетонных блоков. Параллельно она слушала, как в наушнике очередной агент докладывал, что множество пострадавших, даже находящихся в тяжелейшем состоянии, на грани жизни и смерти, приходили в себя благодаря странным камням, которые привезли с собой бессмертные. «Почему вы не пришли раньше? — думала Мария. — Сколько людей еще можно было бы спасти».
Женщина очень хорошо помнила слова пришельцев из легенды: «Вы были созданы, чтобы стоять на коленях», «Смертные, вы такие крошечные», «Я думал, люди более развиты». В своем противоборстве они все же молчаливо сходились в одном — в своем превосходстве над людьми. Один не лучше другого, оба диктовали свою волю как единственную истину, только первый делал это силой оружия, а второй силой слова. Мария давно усвоила, как мало стоит человеческая жизнь, когда речь идет об интересах тех, кто наделен властью и силой. Но она все же не могла остаться равнодушной, когда весь ее мир стал дешевой декорацией для очередной стычки этих… богов? Высших сил? Посланников неба? Она никогда особо не верила в другие миры и сверхъестественные силы. Даже столкнувшись с ними лицом к лицу, не могла и не хотела избавляться от мысли, что это чья-то глупая шутка. Шутка, которая должна как можно быстрее закончиться и не оставить после себя ощутимых последствий. Мария не ожидала никакой помощи из Асгарда, она была рада уже тому, что в мир полубогов забрали Локи. По окончании войны она с ужасом представляла себе, что с ним делать, если Асгард его не примет. Как его судить? Как убить? Как хотя бы удержать? Но все оказалось гораздо проще: не прошло и нескольких дней, как Тор забрал ценную посылку в лице своего брата. Теперь можно было вздохнуть спокойно. Но мирное время оказалось слишком кратким. Не прошло и нескольких дней с отлета гостей, как поисковые службы агентства засекли новые внеземные объекты. Еще на подъезде к руинам города Мария получила доклад о том, что прибывшие называют себя «посланцами Асгарда», но не проявляют агрессии и не предъявляют никаких требований. «Они пришли помочь» — безумная мысль крутилась в голове, но Мария до последнего не желала ей верить: жители легендарного верхнего мира никогда раньше не приходили на помощь. Но теперь все изменилось. Пришельцы согласованно и гармонично, без видимых усилий расчищали завалы в призрачной надежде обнаружить живых. Мария считала, что ничто не способно поразить её. Но сейчас она видела настоящую силу. Огромную мощь, порождающую не хаос, а новый порядок. Энергию, почти зримую в пыльном воздухе над руинами, которая циркулировала среди огромных обломков, перемещая их так же легко, как ударная волна ядерного взрыва.
Лучи солнца легко коснулись своим теплом шрамов на скулах девушки. Солнце — тоже ядерный взрыв длиной в миллиарды лет, но именно благодаря его силе существует все живое в этом мире. Подсвеченный желтоватыми лучами силуэт одного из магов казался еще величественнее. Сила, способная снести все на своем пути, струилась, повинуясь его воле. Вот кто действительно имел право поставить себя выше человека, подчиняя энергию природы без помощи сложнейших механизмов, казавшихся сейчас Марии ужасно неуклюжими. Глаза не врали: перед ней совершенные существа, обладающие невероятной силой и невероятной мудростью, чтобы управлять ею. Сверкающие в лучах солнца длинные полы накидки пришельцев, возвышающихся над завалами, легко колыхались в потоке теплого ветра, напоминая сложенные крылья. Ангелы? Или те самые древние боги, олицетворение бесконечных сил природы?
Повинуясь внезапному порыву, Мария обошла заграждение и направилась к тому, кто был старше всех, а, значит, скорее всего, руководил операцией.
— Спасибо вам, — произнесла она тихо.
Бессмертное существо обратило на нее внимание, улыбнулось, опустило руки: очередная порция бетона и железа упала в кузов самосвала.
— Приятно слышать слова благодарности из уст столь юного создания, — сказал посланник небес. — Ты одна из добровольцев на этом празднике смерти?
— Я пришла, чтобы разведать обстановку, — ответила Мария, осторожно подбирая слова, чувствуя себя маленькой девочкой перед Санта Клаусом. — Мы не ожидали, что нам на помощь придут… боги.
— Увы, мы не боги. — Существо смотрело на Марию как на глупое дитя, не знающее очевидных истин. — Мы не принадлежим к царской фамилии. Богами были те, кто это устроил. — Существо с удовольствием опустило мусор в кузов самосвала и обвело рукой развалины зданий. — В мире нет справедливости, моя дорогая смертная дева: дети Одина ломают, а мы должны убирать.
— Как они? — заинтересовано спросила Мария. Ей было любопытно, что стало с богами в мире, где их сила не была чем-то выдающимся.
— По-разному, — пожал плечами маг. — Старший пирует и радуется, младший отдыхает после пыток.
— Божественные методы допроса не сильно отличаются от человеческих? — спросила Мария с усмешкой.
— А от когоже люди могли научиться допросу, как не от богов? — собеседник ответил такой же усмешкой с лукавым прищуром, из-за чего на мгновение стал похож на человека. — Вы нам всем обязаны.
Мария не нашлась, что на это ответить. Существо размяло пальцы, устало вздохнув:
— Смертная девочка, у меня нет времени беседовать с тобой. Нам надо возвращаться в Асгард. Но я обещаю, что когда-нибудь я вернусь и узнаю у тебя подробности этого… побоища. — Хагалар обвел руками почти полностью освобожденную от бетона площадь. — Но сейчас нам надо уходить. У нас еще столько дел в Асгарде.
Мария наблюдала, как диковинное существо внеземного происхождения стремительно удаляется. Ей казалось, что она впервые в жизни увидела настоящее чудо.
====== Глава 8 ======
Локи ехал на чужой лошади, ощущая себя так, словно его волокут на казнь, а не на так называемый обряд примирения. Его рабы плелись следом, боясь нагонять своего мрачного господина. Последние два дня он спал почти беспробудно, зато в редкие моменты прояснения сознания чувствовал себя так хорошо и уютно, будто находился в собственных покоях в Гладсхейме, а вовсе не в поселении тех, кто оставил семью и дом. И хотя царевич сомневался, что у него есть и то, и другое, он не горел желанием искать новую семью в лице нескольких сотен отщепенцев, совершивших преступления разной степени тяжести.
Пару раз к нему заходил какой-то мужчина, чье лицо Локи помнил очень смутно. Незнакомец передал удивительное по своей сути сообщение, гласившее, что он с несколькими асами собирается заняться починкой каскета, а царевич должен им помогать. Молодой маг недоумевал: зачем Всеотец направляет на починку того, кто никогда прежде с артефактами не работал? Если не брать в расчет Тессеракт… О котором Один ничего не знал. По крайней мере, не должен был знать… Однако, сколь бы странным ни казалось подобное назначение, отказаться Локи не мог, а, значит, ему придется каждый день ездить в поселение отверженных.
Синяки и царапины за две ночи зажили, царевич ровно держался в седле, и, несмотря на плащ, скрывающий его с головы до ног, многие могли бы узнать сына Одина, если бы столкнулись с ним на безлюдной дороге, ведущей к западным воротам. Неподалеку от них расположились дворцовая челядь, друзья Тора, стражники, слуги. Локи слышал, как его обсуждают, гадают, когда он приедет и как он теперь выглядит. Царевич решил не доставлять челяди удовольствия, не показываться раньше положенного часа. Он тихо спешился и затаился среди скрюченных деревьев, которые в детстве казались ему чуть ли не настоящим лесом. С западной стороны от столицы Асгарда раскинулось несколько небольших рощ, где росли маленькие, уродливые деревца, которые даже птицы обходили стороной. И почему торжественная процессия должна войти в город с этой стороны, а не с северной, где возвышались главные ворота? Царевич подошел к небольшой березке и привалился к ней плечом. В самом скором времени с полсотни асов пройдут по улицам города под ликование толпы зевак. Все будут приветствовать его, Локи, бросать цветы, радоваться воссоединению семьи. Но что на самом деле стоит за этим фарсом? Что случится после того, как царская семья разыграет обряд примирения с тем, с кем она, на самом деле, мириться не желает? Его бросят в тюрьму и будут конвоировать ежедневно до поселения и обратно? Займутся настоящим допросом, выбивая признание и раскаяние? Или придумают что-нибудь изощренное, то, что не снилось даже бывшим учителям? Царевич отогнал от себя тревожные мысли: ответы на вопросы ему сейчас получить не у кого. Построение еще не закончилось, можно было еще немного постоять в роще и понаблюдать за врагами издалека: вдруг удастся подслушать что-то важное? Под чьей-то ногой хрустнула ветка. Локи резко обернулся, опасаясь, что Всеотец нашел его. Но нет. К нему приближалась самая красивая женщина во всех девяти мирах, супруга отца богов и людей, царица Фригг. Локи передернуло: больше всего на свете он не желал сейчас видеть её, ту, в чью любовь ему так хотелось верить. Блистательная царица верхнего мира шла столь медленно и горделиво, словно подходила к трону своего венценосного супруга, а не к поверженному богу, недостойному даже смотреть на её светлый лик. Умом Локи понимал, что должен пойти навстречу, что перед ним не царица, а мать, а сопровождают ее всего лишь валькирии, а не подосланные убийцы, но он не мог сделать ни шага. Он так давно её не видел. Нет, она совсем не изменилась, осталась все такой же, какой он её помнил: властной, жесткой и одновременно с этим удивительно нежной. Царица двигалась так плавно и величаво, что Локи едва поборол позорное желание скрыться в тощем подлеске. Ему казалось, что он совершает святотатство, глядя на ту, которую превозносили во всех мирах, на ту, к чьим ногам падали ниц правители прочих царств, на ту, кто по праву носил в Мидгарде высокое звание богини домашнего очага. Не замечая смятения стоящего перед ней юноши, царица Асгарда отослала валькирий, подошла к нему вплотную и окинула быстрым, изучающим взглядом. Было настолько тихо, что Локи слышал дыхание богини. Резко смолк гул голосов собравшихся неподалеку асов. На мгновение поверженному богу показалось, что они с царицей одни на этой поляне, окруженной уродливыми березками, которые, как и он сам, не имели права находиться подле прекраснейшей женщины, но по каким-то нелепым обстоятельствам находились. Во всей вселенной будто не осталось ни одного живого существа, ни одного свидетеля этого странного, неуместного свидания богини домашнего очага и побежденного военнопленного. Локи не сразу осознал, что всевышняя обнимает его. Нежно, ласково. Это были объятия матери, прижимающей к груди любимого сына, а не формальные прикосновения богини, жалеющей молодого пленника. Царица богов ласкала воскресшего сына столь нежно, что усомниться в ее искренности было просто невозможно. И царевич не усомнился, хотя и предпочел бы думать, что его окружают враги. — Локи. Молодой бог на мгновение затаил дыхание: голос матери был таким же нежным, как и её руки. Голос, который Локи мечтал услышать, но боялся, что после всего случившегося это будет невозможно. Фригг чуть отстранилась, вглядываясь в каждую черточку его лица. Взгляд её тоже был нежным, успокаивающим. Все её естество воплощало настоящую материнскую любовь. Должно быть поэтому смертные сделали Фригг богиней семейного очага, а не страсти, свойственной молодым парам. Любовь страстная уничтожала все на своем пути, любовь нежная созидала, даря прощение и ласку даже тому, кто был их недостоин. — Ты так возмужал за эту зиму. Я едва узнаю тебя, — мать говорила очень тихо и мягко, таких интонаций Локи никогда от нее не слышал и чувствовал, что поддается этой безумной нежности, что ему невообразимо приятно держать за талию женщину, которая всегда дарила и продолжала дарить незаслуженную ласку и тепло. Он никогда не ценил её любовь, считал само собой разумеющейся. И только сейчас понял, что если и скучал по кому в Асгарде, то только по ней. Холодная и неприступная с другими, царица могла одним взглядом и интонацией сказать больше, чем другие матери говорили сотней слов. Локи даже в детстве редко слышал от нее похвалу или нежности, но стоило ей посмотреть на него своим мягким взглядом, как он чувствовал себя счастливым. Сейчас, будучи взрослым, он понимал, что магия детства все еще действует на него. — Я изменился, — бросил он небрежно, более с сожалением, нежели с чувством превосходства, отвечая скорее своим мыслям, чем словам матери. — Но ты вернулся — это главное. — Богиня обхватила ладонями его лицо, заставляя встретиться с ней взглядом. Локи предпочел бы не заглядывать в её глаза, он слишком боялся увидеть затаенную обиду или злость, но у него не было выбора. Большой выдержки требовал от него этот зрительный контакт, много сил он приложил, чтобы не закрыть глаза или не дернуться, вырываясь из рук матери. — Когда отец рассказал мне обо всем, я хотела верить, что ты жив, но не могла: ведь будь ты живым, на тебя обрушились бы немыслимые страдания бездны. Но считать тебя мертвым я тоже не могла. — Локи казалось, или её голос и правда дрожал, а в глазах стояли слезы? Царица вновь обняла его, прижалась щекой к его плечу. — Врагу не пожелаешь страданий матери, потерявшей сына. Царевич был рад, что мать не может сейчас видеть его лица. Пожалуй, он впервые ощутил что-то вроде раскаяния за содеянное. — Пожалуйста, Локи, не причиняй мне вновь таких страданий. — Руки матери сжали его плечи с такой силой, что даже сквозь плотную одежду чувствовалось напряжение пальцев. — Я не твой сын, — прошептал он, пребольно закусив губу. Зачем он это сказал, он и сам не знал: для того ли, чтобы оправдать себя или чтобы успокоить её? Царица чуть отстранилась, но плечи Локи не выпустила. Она вновь заглянула ему в глаза: царевич безошибочно прочел во взгляде и бесконечную нежность, и боль, и даже чуть-чуть обиду. Сколько он помнил, мать никогда не плакала, но её глаза могли быть такими печальными, что лучше для нее было бы пролить горькие слезы и не терпеть жуткие муки душевных страданий. — Локи, я — твоя мать, а Один — твой отец, — богиня говорила мягко, но с убежденностью, не допускающей сомнений, и молодой бог на мгновение поверил ей. — Ты не должен в этом сомневаться. — Возможно ли, чтобы пленник называл «матерью» царицу Асгарда? — низвергнутый бог хотел усмехнуться, но улыбка вышла грустной. — Ты не пленник, Локи, — возразила Фригг. От нее не укрылось, что сын избегает встречаться с ней взглядом. — Как ты мог такое подумать? Царевич смотрел куда-то в сторону, делая вид, будто соседнее дерево в миллионы раз интереснее родной матери. Что он мог сказать ей? Любые слова расстроят её. Локи представил себе собственную казнь, суд и прочие зверства, которым его мог подвергнуть Всеотец. Что ему боль, что ему позор и казнь? Он может стерпеть все, после бездны любая мука покажется сладкой, но как будет чувствовать себя она, глядя на своего сына, стоящего на коленях у трона отца богов и людей в кандалах, в цепях, в окружении десятка надсмотрщиков? Она будет покорно сидеть подле Одина, и на лице её застынет каменное выражение, но глаза выдадут всю затаенную в сердце боль. Локи понял, что не может доставить матери таких страданий и что скорее совершит еще одно самоубийство, чем даст отцу судить себя и казнить на глазах сотен асов. — Разве не пленника тайно, под покровом ночи, приводят, закованного в цепи? — его голос дрогнул, и это злило: он хотел быть твердым до конца. Пусть лучше мать ненавидит его, чем так страдает. Пусть считает его преступником. Пусть проклинает тот день, когда взялась воспитывать полукровку. — Что? — голос Фригг выражал крайнюю степень изумления. — Видимо, Тор ничего тебе не сказал, — грустно вздохнул Локи, с трудом высвобождаясь из мягких рук матери. Ему сразу стало холодно и зябко, хотя одежда защищала даже от зимней стужи. Молодой маг отчетливо понимал, что недостоин этих чарующих прикосновений, хотя и сам себе не мог объяснить, с чего так размяк, почему образ матери, о которой он забыл, которую чуть ли не насильно стер из памяти, сейчас терзает его больше, чем возможные допросы, пытки и казнь? — Тор никогда бы не сделал такого, — убежденно произнесла Фригг. Локи только фыркнул в ответ — какая наивность! — Он так тосковал по тебе, так ликовал, узнав, что ты жив, — продолжила она своим обычным повседневным тоном. — Ты ничего не знаешь о войне в мире людей, — откликнулся царевич. Резкая смена голоса и интонаций порядком обидела его, враз изничтожила тот нежно-горький комок болезненной любви, смешанной со стыдом. Он чувствовал себя таким усталым и эмоционально истощенным, будто несколько часов беседовал с Одином. — И не хочу, — твердо ответила царица Асгарда. Эти интонации Локи не мог перепутать ни с чем: так Фригг говорила с подданными с высоты своего трона. — Неужели? — поверженный бог приподнял брови, уже даже не обижаясь, а злясь на тон матери: ему хотелось еще послушать ласковый голос, ему хотелось увериться, что он и в самом деле любим этой женщиной. А еще он хотел знать, что она имеет в виду своими странными речами. Он ожидал, что каждый в Асгарде заинтересован в подробностях бездны и мидгардской кампании. — Что бы ни случилось во всех мирах, ты всегда будешь моим сыном, Локи. — Эта фраза заставила полукровку поморщиться. Она была произнесена торжественным тоном, каким обычно говорил Один, и поэтому казалась потрясающе неправдоподобной и одновременно с этим банальной и очевидной! Локи ничего не ответил. Воцарилось молчание. Он надеялся, что Фригг уйдет, но она продолжала стоять рядом. Не мать, но богиня. — Что меня ждет? — решил он задать тот вопрос, который волновал его последние три ночи. — Обряд примирения, ради которого мы здесь и собрались, — с готовностью отозвалась царица. Локи отметил, что она явно ожидала этот вопрос. — А помимо этого? — царевич поднял голову, чтобы точно увидеть реакцию на свои предположения. — Суд, пытки, казнь? Ни один мускул не дрогнул на лице матери, только в глазах на долю секунды отразилось… Недоумение? — Отец не собирается судить тебя. — Она положила руку Локи на плечо, будто желая стать еще ближе, однако это прикосновение не было ни нежным, ни ласковым. — Он хочет поговорить с тобой и помочь тебе. Почувствовав фальшь, Локи одним резким движением сбросил руку богини, воскликнув: — Он отказался от меня!.. На мосту, — уже тише добавил он, хотя был уверен, что мать и так прекрасно поняла его. — Это неправда, Локи. — Богиня не предпринимала больше попыток дотронуться до пленника, её голос потерял всякие эмоции, но зато проникал в самую душу, заставляя принять верное, с её точки зрения, решение. — Он хотел и хочет помочь тебе. Пожалуйста, доверься ему. Он желает тебе только добра. Локи вздрогнул. Так вот оно что… Мир перед глазами в одно мгновение лишился всех своих красок, его будто заволокла дымка или предрассветная мгла, мешающая разглядеть силуэты окружающих предметов. Локи больше не видел перед собой женщину, которая искренне любила его. Ему представлялось, как Один долго и вкрадчиво разъяснял супруге, что именно она должна подойти к пленнику, подсказывал ей, что говорить, чтобы вызнать у него все тайны и помыслы. Не любовь привела её к нему сейчас, а лишь приказ Всеотца. «Долго ли он уговаривал тебя сыграть эту комедию?» — хотел спросить Локи, но так и не решился. Он не настолько глуп, чтобы сразу обнаруживать свое знание. Главное, понимать, что происходит. А если все эти разговоры про «истерзанную душу» были только для того, чтобы ослабить его бдительность, то затея величайшего бога всех миров не удалась. Локи медленно направился к толпе асов, не удостоив супругу Всеотца ни единым словом.
====== Глава 9 ======
Локи торопливо шел к дворцовым асам, ведя лошадь под уздцы и меняя на ходу повседневную одежду на боевую, которая по каким-то невероятным причинам считалась торжественной. Уж сколько столетий он щеголял в ней, а все не мог понять: зачем надевать полный боевой доспех, если ближайшие много часов придется провести за столом? Неудобно, жарко, душно. Если бы пиршество проходило на возвышающихся вокруг столицы снежных горах, боевое облачение было бы уместно: от холода оно великолепно спасало — но в палатах Всеотца казалось громоздким и лишним.
— Брат! — Тор первым заметил приближение Локи и поспешил навстречу, с неудовольствием отмечая, что тот приехал на его лошади. Подобные мелкие пакости раньше были в порядке вещей, но сейчас рассердили бога грома не на шутку. Однако затевать ссору и меняться конями на глазах у десятков асов не годилось, поэтому он сделал вид, будто ничего не заметил. — Я уж думал, ты заблудился по дороге. — Поравнявшись с Локи, Тор привычным движением положил руку практически на шею любимому братцу. — Я беседовал с матерью, — пробормотал младший царевич, стараясь не обращать внимания на отвратительную нежность: его гораздо больше волновало предстоящее шествие, во время которого он должен будет держаться подле Тора и изображать счастливое возвращение домой. — Понятно, — воитель похлопал его по плечу. Локи едва сдержался, чтобы не вывернуться. — Ты готов? — Я ждал этого дня слишком долго, — раздосадовано буркнул виновник торжества и отъехал подальше. Тора такой ответ вполне удовлетворил. Он повел брата к толпе асов, демонстрируя его, словно любимую починенную игрушку. Локи с удовлетворением отметил, что дворовая челядь смотрит на него как… Как на бога. Во всяком случае, в её глазах смешаны восхищение и страх. Никто не смел заговорить с воскресшим, но каждый будто пытался заглянуть ему в душу и узнать, что же такого младший царевич натворил в Вальгалле, если его выгнали оттуда и позволили вернуться в Асгард? Только четверо асов вели себя совершенно иначе. По лицу Хогуна нельзя было прочитать ничего. Фандралл помахал Локи рукой и подмигнул, очаровательно улыбаясь. Как показалось Локи, он собирался подъехать ближе к царевичам, но что-то отвлекло его, и он остался на месте. Сиф смотрела на воскресшего с таким презрением и ненавистью, что у Локи не осталось сомнений: она меньше всех в Асгарде жаждала его воскрешения. Вольштаг же, казалось, никак не мог придумать, что же ему делать: он то принимался шептать что-то на ухо Фандраллу, то наклонялся к Сиф. На воскресшего он не обращал внимания. Царевичи подъехали к началу колонны. Вокруг них выстроились нарядно разодетые стражники и воины, несущие кто стяги Асгарда, кто ветки священных деревьев, в основном, ясеней, кто венки омел, а кто оружие. Всеотец, возглавляющий колонну, приблизился к сыновьям и подробно разъяснил официальную версию событий в Мидгарде. Тор недовольно кривился: ложь была ему противна, но он понимал, что каждому жителю знать всю правду не стоит. Локи, выслушав наставления отца, понял, что Одину известно гораздо больше подробностей битвы, чем он ожидал. Откуда? Ну, разумеется, от Хеймдаля, от кого же еще? Или от вездесущих воронов. Это открытие неприятно поразило царевича. Он не сомневался, что отец будет еще расспрашивать его о произошедшем, и просто солгать не выйдет. Локи понятия не имел, рассказывал ли Хеймдаль Всеотцу о происходящем или показывал то, что видит сам? Если второе, то дела совсем плохи. Тор подозрительно косился на брата, который не проронил ни слова во время речи отца, держался в седле уверено и выглядел так, будто и правда ждал этой церемонии весь последний год. Только вот бог грома знал, что Локи на самом деле отвратительно происходящее, что, будь его воля, он никогда не вернулся бы в светлый Асгард. Что-то тут было не так. Но что? Тор всматривался в лицо воскресшего и… Не мог найти в нем ничего от того монстра, которого видел в Мидгарде. Младший выглядел почти так же, как прошлом году, до той злосчастной коронации, до того, как послал Разрушителя убить собственных друзей. Тор прекрасно знал, что Локи не способен на искренность, зато великолепно умеет подстраиваться под обстоятельства. И это очень беспокоило хозяина Мьёльнира: уж не привел ли двуличный брат в светлейший Асгард того, кто найдет способ уничтожить даже богов? Вопреки подозрениям наследника, торжественная процессия прошла мирно. По всем улицам столицы разносился клич боевых рогов и бой барабанов. Народ ликовал, бросал цветы, поздравлял царскую семью. Колонна прошла по главной улице, с которой на время убрали все лавки. Жители стояли вдоль дороги или высовывались из окон. Будто специально в честь торжества выглянуло из-за туч столь редкое в Асгарде солнце, озаряя золотые и серебряные стены зданий. Яркие лучи высвечивали стройные колонны, играли на знаках Одина, поднимались по невероятным лестницам, начинающимся из ниоткуда и уходящим в никуда. Всё это великолепие отливало настоящим золотом, слепя огромную толпу и заставляя асов недовольно жмуриться и ворчать. Тор поднял руку в приветствии, которое адресовалось каждому жителю благословенного города. Сыновья Одина являли собой великолепную картину: могучий Тор, облаченный в серебряные доспехи, красный плащ и шлем, увенчанный крыльями чайки, восседал на крупном вороном коне, держа в руке молот Мьёльнир; изящный Локи в черно-золотом одеянии, зеленом плаще и шлеме с загнутыми рогами ехал на белоснежной холеной лошади, едва придерживая повод и приветствуя асов сияющей улыбкой. Из толпы раздавались приветственные кличи: «Славься, Один!», «Счастья царской семье!», «С возвращением, Локи!». Величественное впечатление процессия производила на жителей, но совсем по-другому видел происходящее Тор. Он старался не спускать глаз с брата, который улыбался широченной фальшивой улыбкой, больше напоминающей оскал хищника, приветливо махал рукой и едва не раздавал воздушные поцелуи, как это было принято в Мидгарде. Чуть впереди ехали Один и Фригг: они никого не приветствовали и, как казалось посторонним, служили лишь обрамлением для своих сыновей, завершая совершенную композицию, в центре которой ехала воплощенная братская любовь. Позади Тора пристроились троица воинов и Сиф. Бог грома уже давно заметил, что друзья совсем не рады происходящему. Год назад, когда они узнали о смерти Локи, то не сильно опечалились. Вот и сейчас бравые воины насторожено переглядывались, будто боялись, что опасный шутник вот-вот что-нибудь выкинет. Тор тоже подозревал неладное, поэтому и держал в руке молот. Он бы не удивился, если бы вдруг небо потемнело, и на Асгард посыпались какие-нибудь невиданные твари, подбросившие честолюбивому богу мысль о завоевании других миров. Тор напомнил себе, что надо узнать у Всеотца, кто стоял за спиной Локи. Не мог же брат не ответить на прямой вопрос царя богов и людей? Под незатихающие возгласы толпы процессия достигла дворца. На огромной площади, от которой расходились лучами семь главных дорог столицы, был проведен невнятный ритуал, подтверждающий право Локи на ношение титула младшего царевича Асгарда. Площадь была заполнена до отказа. Локи никогда не думал, что в столице живет такое количество асов. Или все они приехали по случаю торжества? На него смотрели тысячи голубых глаз, обрамленных волосами всевозможных оттенков, только не черных. Локи бросил мимолетный взгляд на дворцовую челядь. Вот среди них брюнеты попадались, хотя и редко, но и то у них были не зеленые глаза. Пленник в очередной раз почувствовал себя чужим в этом благословенном богами месте. Его приветствовали как героя, едва ли не как спасителя Асгарда от ледяных великанов. Какая омерзительная ложь! Царевич постарался сосредоточиться на ритуале, с трудом вспоминая, что и когда именно он должен делать. В свое время отец заставил и его, и Тора выучить всевозможные церемонии, в том числе и церемонию примирения, но на памяти Локи она не проводилась ни разу. В детстве, когда царевич еще надеялся завоевать расположение отца успехами в учебе, он знал даже эту редчайшую процедуру гораздо лучше старшего брата. Но сейчас с трудом вытаскивал из памяти последовательность действий, даже не пытаясь вспомнить, какой сакральный смысл несет каждое из них. Надо было, конечно, освежить знания еще в поселении, но ему было совершенно не до этого. Народ ликовал, глядя, как вернувшегося из мира мертвых принимают в семью со всевозможными почестями. Всеотец обнял сына на глазах у воодушевленной толпы и произнес прочувственную речь. Однако Тор видел, что от объятий веет не теплом встречи, а холодом отчуждения. Один восхвалял подвиг старшего сына, который, рискуя жизнью, спас младшего и вернул домой. «От кого я его спас?» — думал Тор, объезжая площадь по кругу, дабы асгардцы могли насладиться величием своего любимого героя. Потом пошел пир горой. На площадь около дворца вынесли множество столов, ломившихся от самых разных яств и дорогих вин. Народ поднимал кубки во славу сыновей Одина, народ слагал стихи, призывающие удачу царской семье. Кто-то о чем-то оживленно спорил, кто-то ругался, а кого-то разморило от пары бокалов настоящего вина, которое обычно подавалось только во дворце. Столы для царя и его приближенных установили на одной из малых крыш Гладсхейма, чтобы асгардцы имели возможность любоваться воссоединившейся семьей. Тор сидел по правую руку от Одина, Локи — по левую от Фригг, так что поговорить им никак не удавалось, но старший прекрасно видел, как младший мило беседует, шутит, улыбается, пьет один бокал за другим, словом, ведет себя так, будто не вопил несколько ночей назад: «У меня нет дома». Тор переглянулся с матерью. Та понимающе улыбнулась: ей тоже не нравилось происходящее. Прошло немало часов, прежде чем воитель, наконец, смог встать из-за стола и вытащить воодушевленно жестикулирующего брата. Бог грома твердо решил узнать, как понимать его идеальное поведение. Локи шутил, Локи задавал вопросы и отвечал соседям по столу с доброй, искренней улыбкой на лице. Рассказывал он, разумеется, только то, что приказал Всеотец, но снабжал повествование такими подробностями, что ни у кого не оставалось сомнений в том, что битва происходила именно так, как он говорит. Тор очень хотел поверить в преображение брата. Ведь именно таким он его помнил, именно таким надеялся найти, когда спускался на Землю. Как отец этого добился? Тор недоверчиво посмотрел на Всеотца, наблюдающего за пиром, но не принимающего в нем участия. Еще в Мидгарде наследник что-то слышал краем уха о том, как легко вложить в чужую голову собственные мысли, как промыть мозги, как зомбировать. Быть может, Один сотворил с провинившимся сыном какую-нибудь невообразимую жестокость? Лишил памяти? Заменил воспоминания? Изменил личность? — Локи, что отец с тобой сделал? — спросил Тор, как только дверь на крышу закрылась, и они оказались в пустынном темном коридоре. — Он ничего мне не сделал, — устало откликнулся виновник торжества, отходя к окну: празднество утомило его, а тут еще и полубрат со своими нелепыми вопросами. — Ничего? Он простил тебя? — Тор не верил своим ушам: он знал отца не первый день. Жестоким тот никогда не был, но в справедливости никто не мог ему отказать, а проступки младшего требовали наказания. — Нет, — спокойно ответил Локи. С улицы доносились крики: презренная толпа будет галдеть всю ночь, пока не напьется вусмерть. Младший царевич недовольно поморщился, недоумевая, почему возвратился он, а есть за счет казны должны все? — Мое тело в полном порядке, — добавил Локи, спиной чувствуя возрастающее любопытство бога молний, — мое сознание не замутнено ничьим вмешательством, даже моя магия со мной. Ни пощады, ни суда, ни наказания, ни прощения. Как тебе решение Всеотца? — он грустно усмехнулся, прекрасно понимая, что усмешку брат все равно не заметит и не поймет, чем ужасна полнейшая неизвестность. От Тора не ускользнул резко изменившийся тон брата. Представить, что этот юноша несколько минут назад весело шутил, было просто невозможно. Значит, подозрения все же верны: искусный лжец надел очередную маску и обманывает всех, в том числе и родителей. Неужели он своей паутиной лжи опутал даже великого Всеотца? — Послушай, Локи, если вся твоя искренность лжива… — начал Тор, сжимая в руке рукоять верного молота. — А если я действительно рад вернуться домой после целого года изгнания? — послышался насмешливый ответ. Локи отвернулся от окна: Тор едва сдержался, чтобы не отступить на шаг. Он будто снова стоял на скале, а чудовище выплевывало ему в лицо несуразные обвинения. — Несколько дней ссылки изменили тебя, брат, дали тебе новые силы и желания, заставили по-другому посмотреть на мир, — младший говорил тихо, вкрадчиво, выражение его лица изменялось от спокойного до презрительного и обратно. — Ты не ведаешь, где я был и что пережил! — голос воскресшего стал походить на шипение ядовитой змеи: сделаешь один неверный шаг, скажешь одно неверное слово, и гадюка бросится на тебя. Тор решил, что сейчас не самое лучшее время для выяснения отношений. Главное он уже увидел — истинное лицо брата, то лицо, о существовании которого Тор хотел забыть. — Я рад, что ты вновь дома. — Он подошел ближе и положил руку на шею, как делал еще в раннем детстве, когда Локи пребольно ушибался. Этим жестом Тор будто говорил: «Не бойся, я с тобой, все будет хорошо». — С возвращением, брат! — С возвращением в Асгард, но не во дворец, — ответил младший царевич. — Я буду жить там, куда меня привез Всеотец. — Где «там»? — недоуменно переспросил бог грома. — В поселении бесконечной магии. Знаешь о таком? — Локи взмахнул рукой, и в воздухе появилась полупрозрачная карта, на которой точками были отмечены дворец Асгарда и поселение. — Зачем отец отсылает тебя туда? — воитель резко сжал руку на плече Локи, будто боялся, что брат сейчас исчезнет. — О нет, Тор, тут дело не в отце. — Младший царевич с трудом вывернулся из-под руки старшего и приоткрыл дверь на крышу. — Оглянись вокруг, брат, и подумай, сколько асов будет задавать мне одни и те же вопросы? На меня смотрят как… на особо ценный артефакт, чьё применение еще неизвестно. — До коридора долетали обрывки разговоров, по которым можно было понять: все и правда сплетничают о младшем сыне Одина, выдвигают множество гипотез его таинственного появления. — Когда шумиха вокруг моего «воскрешения» уляжется, я вернусь. Тор не знал, что на это ответить. Он был уверен, что брат будет жить во дворце, в своих покоях, как раньше. Что жизнь постепенно наладится, что после суда все станет как когда-то. А что же теперь получается? Локи уезжает. И куда? В мир преступников! Тор поверить не мог, что брат добровольно принял такое решение. «Быть может, это и есть наказание?» — недоумевал бог грома. Однако спрашивать у Локи или отца было бессмысленно: оба умели хранить свои тайны. — Брат, почему бы тебе не рассказать мне о бездне? — спросил Тор, когда понял, что неприлично долго молчит. — После всего, что произошло, я не хочу о ней вспоминать, — резко ответил Локи: его глаза полыхнули огнем. — Ты не понимаешь, что тебя все равно заставят рассказать? — воитель искренне беспокоился: если Локи посмеет так дерзко отвечать отцу, то жизнью в поселении не отделается. — Или уже заставили? — пришла Тору на ум страшная догадка. — Заставят, говоришь? — прошипел маг, опять становясь похожим на змею, опять являя свой истинный безумный облик. — Это будет славное противостояние! — он рассмеялся резким, неестественным смехом, который заставил Тора усомниться в здравом рассудке своего собеседника. — Оно погубит тебя, брат, — бог грома схватил безумца за плечи, встряхнул, пытаясь привести в чувства. Величайший воин Асгарда никогда никого не боялся, но сейчас чувствовал некое подобие страха, наблюдая, как любимый брат сходит с ума. Локи вновь посмотрел ему в глаза, и Тор понял, что не в силах опустить голову: его будто держали в магическом ошейнике, хотя он точно знал, что Локи такой магией не владеет. Точнее, не владел. — Я видел то, что не сравнится с подземными ужасами. Я ощущал то, что ты можешь увидеть только в самых страшных кошмарах. Я изменился, и застенки Асгарда меня не пугают. — Локи моргнул: маска безумца превратилась в обычное усталое выражение. Царевич отошел чуть в сторону и продолжил: — Могучий Тор, есть вещи гораздо более страшные, чем самые изощренные фантазии палачей. Богу грома потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что бездонные глаза и чарующий голос его больше не держат. И хотя ему очень хотелось поколотить Локи и за насилие над собой, и за жестокие, насквозь фальшивые слова, он не стал этого делать. — Ты не сам изменился, брат. Тебя сломали. Локи, казалось, не расслышал обращенной к нему речи. Тор пожал плечами и открыл дверь в трапезную: приглушенные ранее голоса множества асов вновь ударили по ушам царевичей, заставив недовольно поморщиться. — Хотя бы попытайся понять, что здесь тебе не с кем сражаться. Мы не враги тебе, — твердо заявил старший царевич и вернулся к гостям. Младший за ним не последовал.
====== Глава 10 ======
Локи так и остался стоять в сумрачном коридоре. Надо было на что-то решаться. Суда явно не будет, пыток тоже — отец хочет сохранить лицо любой ценой. Значит, во дворце пленника будет мягко расспрашивать семья и бывшие друзья, а в поселении — надсмотрщики Одина. Причем дворцовые асы более искусны в допросе, потому что знают его почти с рождения, знают, как усыпить бдительность, как поставить вопрос ребром. В поселении все иначе. Там можно создать новый образ, насквозь фальшивый, зато притягательный. Сочинить лживую историю бездны, и тогда Всеотец не узнает правды!
Локи горько усмехнулся. После смерти его сделали героем… А кем еще его могли сделать, чтобы не опозорить семью? Его оплакивали. Ну разумеется! Если бы он услышал ту слезливую историю, которую прочел пальцами на идоле, то посчитал бы себя героем, достойным саг. Только вот правда не имела к той сказке никакого отношения. И сейчас игры в счастливую семью тоже понятны: в Асгарде уже много столетий свирепствовала странная болезнь, не позволяющая женщине рожать погодков. Но божественной царской семье повезло: двое сыновей, почти ровесники. Какая красивая сказка для народа! Скрывающая под собой полуетуна! Локи не мог представить себе, что завтра проснется в своих покоях, спустится к завтраку, побеседует с матерью, поздоровается с отцом, поедет с братом на конную прогулку. Это будет очередная ложь, а Локи больше не хотел жить во лжи, не хотел жить среди тех, кто будет следить за каждым его шагом. Среди тех, кто формально принял его в семью, но на самом деле считает если не величайшим злом, то, по крайней мере, сильным противником, который обязательно проявит свою истинную сущность: сорвет еще одну коронацию, прирежет царя или еще что-нибудь похуже. О нет, хватит лживых объятий и слез! Он не останется во дворце. Он вернется домой героем или не вернется вообще!
Локи отошел к окну. Когда поражение в Мидгарде стало очевидным, он страшился возвращения в Асгард, суда, возможной смерти и вечных пыток. В голове крутились сотни планов: как уйти от возмездия и остаться хотя бы живым, уж с магией или нет, запертым или нет, это другой вопрос. В конце концов, к каждому замку можно подобрать ключ. Да, он хотел избежать суда, но не таким же способом! Отец вместо того, чтобы судить и карать, обращается с ним как с малолетним ребенком, разбившим особо ценную игрушку. Будто не Локи убил Лафея, пытался захватить другой мир, не считаясь с потерями среди людей, которых асы вроде как защищают. Будто не по его приказу Разрушитель чуть не прикончил Тора и лучших воинов Асгарда. Молодой маг готовился к ненависти, презрению, гневу, несправедливости, к чему угодно, даже к полнейшему равнодушию, но не к тому, что его немного пожурят и вернут в семью. Его бы гораздо больше устроили пытки и допросы с пристрастием, чем разговоры, слежка и убеждения. Теперешнее же положение дел… унижало. Быть может, все ждут, что он утратит бдительность?
Локи казалось, что стоит ему только протянуть руку, и отец действительно примет его в семью. Стоит ему сказать пару слов о войне, раскаяться, и все будут делать вид, что ничего не произошло. Но ведь такого не может быть! Его деяния масштабны, его жертвы бесконечны. Сколько еще он должен убить и разрушить, чтобы Один воспринял его… Ну хотя бы как реальную угрозу? Локи глухо стукнул кулаком о стену. Он не мог придумать, что ему теперь делать: завоевывать новые миры; пойти войной на Асгард; навсегда остаться за спиной Тора? У него кончились идеи. Но одно он знал точно: все тайны умрут с ним, и никакие мягкие или жесткие формы допроса его не сломят. — Ты хорошо себя чувствуешь? Локи вздрогнул от неожиданности: он и не заметил, как отец нарушил его одиночество. Неужто наблюдал за разговором с Тором? Неужто опустился до подслушивания? Локи досадливо поморщился. Если в искренность матери он почти поверил, то с Тором все иначе. Разумеется, Всеотец использует его втемную. Локи слишком хорошо знал своего брата и не мог заподозрить, чтобы тот притворялся и лукавил. О нет, Тор честен и откровенен, он ничего не выпытывает для Всеотца. Но стоит тому спросить, и Тор расскажет все! — Все хорошо, — улыбнулся Локи самой искренней из всех возможных улыбок. — Я ждал этого дня слишком долго, и он… оглушил меня своей торжественностью. Отец ничего не ответил, но и не ушел, будто ожидал продолжения. Поверженный бог глубоко вздохнул. Сейчас или никогда. Надо вырваться из этой паутины лжи! — Отец, — начал Локи медленно и, как ему казалось, почтительно, — я должен помочь с восстановлением каскета. — Это был не вопрос, а утверждение. — Поселенцы поведали мне об этом. Один лишь кивнул. — Если я должен буду ездить в поселение каждый день, — продолжил царевич, осмелев, — позволь мне там жить. Царь богов и людей удивился и, как показалось молодому магу, рассердился. — Твоя жизнь в твоих руках, — глухо произнес он. — Это разрешение, отец? — Локи посмотрел Одину прямо в лицо. Ему противно было произносить это злосчастное слово «отец», но ради временной свободы он готов был и на большие жертвы для самолюбия. Если он сейчас не убедит Одина в том, что его отъезд — не бегство от семьи, то придется жить во дворце под постоянным наблюдением.
Царь Асгарда видел, как напряжено лицо воскресшего. Он не предполагал, что сын откажется возвращаться в семью, опять сбежит от ответственности, только на этот раз его действиями будет руководить тот, кому Всеотец когда-то доверял как себе. Не нужно было умение читать мысли, чтобы понять: Локи следует чужой воле. Сам он не посмел бы разорвать семейные узы и вторично отречься от родных. В этот раз им руководят весьма искусно, и Локи не понимает, к чему приведет его желание. Когда только Хагалар успел склонить его на свою сторону? Царь богов был уверен, что приемный сын не подпустит к себе никого малознакомого. Но похоже, Хагалар преуспел в ораторском искусстве. Что он обещал Локи? Не власть же над миром, не любовь девы неземной красоты, не богатства девяти миров. Была только одна вещь, которую он мог предложить: магия. И если Хагалар обещал магическое могущество, то, быть может, это стало достаточной наживкой для побежденного человеческой армией.
— Если таково твое желание, я неволить тебя не стану, — ответил Один спустя долгую минуту. — Ты можешь жить, где тебе заблагорассудится. Но ты должен знать, что в Гладсхейме тебе всегда рады. — Могу я покинуть дворец уже сейчас? — Локи чуть склонил голову, боясь, что ликование отразится на лице: он даже не думал, что все будет так просто! — Я не в восторге от столь шумного празднества.
Всеотец задумчиво кивнул. Царевич развернулся на каблуках и быстро покинул помещение. Один проводил его долгим взглядом.
Поздно ночью, если не сказать под утро, пиршество закончилось. Многочисленные слуги пытались убрать роскошные залы, а правящая чета удалилась в опочивальню. Никто не заметил, что виновник торжества таинственно исчез много часов назад. На это обратила внимание только Фригг, но решила оставить расспросы до подходящего момента. Лишь оказавшись в спальне, она решила задать вопрос, крутившийся в голове весь вечер, но Один опередил её, рассказав о произошедшем. — Как ты мог так просто отпустить его? — негодовала царица, садясь на просторную кровать. Её прекрасное, усталое лицо почти не выражало эмоций, но голос сполна выдавал все чувства. — Ты представляешь, как выглядел бы мой запрет? — спросил Один сурово. — Иначе, чем заточение, Локи бы его не расценил. — Но это безумие! — не сдавалась Фригг. — Почему он уехал? — Я недооценил Хагалара, — тяжело вздохнул Один, присаживаясь на кровать с противоположной стороны от супруги. — Хагалара? — царица не сразу поняла, о ком идет речь. А когда поняла, её глаза на мгновение наполнились смесью удивления и испуга. — Как он связан с Локи? — Он глава магической ветви науки, — ответил Один, погруженный в какие-то тяжелые раздумья. Фригг все больше хмурила брови. — Ты давно знал? — Да. — И скрывал от меня? — Ты знаешь, что он не стал бы говорить с тобой, моя царица, — задумчиво произнес отец богов и людей. В комнате вновь повисла тишина, нарушаемая только треском факелов. — Стоило ли выполнять его условия именно сейчас? — тихо спросила Фригг. — Только ему я могу доверить каскет, — незамедлительно ответил Один. — Но я недооценил его возможного влияния на нашего сына. Фригг видела, насколько муж недоволен отъездом Локи. Она была уверена, что, если бы не крайняя нужда, Один никогда не обратился бы к Хагалару, никогда не поставил бы на карту судьбу своего сына. Если бы пришлось выбирать между каскетом и Локи, Всеотец без раздумий выбрал бы Локи. Неужели он в этот раз ошибся, не просчитал все вероятности? Царица богов привыкла к тому, что муж не может ошибаться, но сейчас видела: случившееся совсем не отвечало его чаяниям и желаниям. Один не предполагал, что Локи сдружится с Хагаларом и позволит управлять собой. Если только Всеотец не… Фригг на мгновение позволила фантазии взять верх над здравым смыслом. — Ты увидишь Хагалара, если будешь ездить к Локи, — вдруг сказал Один, отвлекая супругу от невеселых мыслей. — Или ты предпочтешь вызывать сына во дворец? — А приедет ли он? — Не посмеет не приехать. Фригг представила себе ночной разговор отца и сына, сопоставила с тем, что видела своими глазами незадолго до церемонии… Но нет, такого не может быть. — Я говорила с Локи перед примирением, — тихо произнесла царица. — Что ты сделал с ним в ночь возвращения? — Отвез на кладбище, — откликнулся Один. — Как ты мог показать ему собственную могилу? — встрепенулась Фригг. — Теперь я понимаю его поступки. — Что он сказал тебе? — Один внимательно посмотрел на супругу в слепой надежде, что она откроет ему все тайные помыслы Локи. — Я просила его довериться тебе, — ответила царица, нервно сжимая покрывало, застилавшее огромную постель. — Он боится тебя, мой царь. Его отъезд — это бегство от тебя. — Боится? — переспросил Один. — Это хорошо. Ты открыла перед ним его будущее? — Я не стала скрывать твои намерения. — Фригг встала и подошла к огню. Она чувствовала такой холод, будто оказалась под проливным дождем в легком платье. — Но даже возможные допросы и казнь пугают его меньше, чем ты. — Так и должно быть. — Всеотецподошел к супруге. На её лице не отражалось ничего, кроме усталости: собой Фригг владела отменно. — Он будет мучиться неизвестностью. В конце концов, он устанет ждать своей участи и расскажет все. — Он будет сильно страдать.
Фригг не смела спорить с мужем, потому что понимала: альтернатива еще ужаснее. И хотя она не желала мук сыновьям, она понятия не имела, что теперь делать. Еще утром она была уверена, что сможет поговорить с Локи по душам, но он держался так скованно. И чего она ожидала от того, кто целый год терпел неимоверные мучения бездны, кто попытался завоевать другой мир, но проиграл? Ножом по сердцу резал Локи, когда говорил, что он пленник и недостоин называть Фригг матерью. Богиня пыталась убедить его в обратном, но не могла подобрать слов.
Когда-то она хотела помочь любимому сыну: вручила ему Асгард, хотя обязана была занять трон на время сна Всеотца. Локи выглядел таким расстроенным и потерянным после того, как узнал правду о себе. Он с такой болью в глазах смотрел на приемных отца и мать. И она решила дать ему шанс, показать, что он был и остается ее любимым сыном. Если бы она знала, чем все это закончится! Если бы она хотя бы представить себе могла, куда боль и безумие заведут Локи, она никогда не дала бы ему копье, но дар предвидения в тот раз оставил её. Она вынуждена была наблюдать, как царь ётунов заносит кинжал над горлом её мужа, как Тор обвиняет Локи в попытке убийства, а тот пробивает стену и уносится на радужный мост. Она видела, как чудовищная буря пытается снести столицу Асгарда, как бушует стихия, а конец радужного моста врезается в Ётунхейм. Царица стояла на балконе и с ужасом думала, чем все это закончится. Она не сомневалась, что Один и Тор остановят Локи, но что ждет его после? Сын руководствовался только благими намерениями, но пошел на чистое безумие, чтобы доказать… Кому? Что? Его ведь не прогоняли, не отталкивали. Наоборот, и она, и Один пытались убедить его, что ни раса, ни настоящие родители не играют для них никакой роли.
Фригг корила себя за то, что не рассказала Локи правду еще в детстве. Один действительно хотел использовать пленного царевича в своих целях, но постепенно привязался к ребенку настолько, что не могло быть и речи о том, чтобы насильно объединять им два царства. Царь богов считал, что Локи не стоит знать правду, что собственное происхождение погубит его. «Он полуётун, но мы вырастили его как аса» — говорил Один своей супруге: «В нем ничего не осталось от ледяных гигантов». Фригг слушала мужа, соглашалась, но все равно считала, что когда-нибудь Локи правду узнает, и если не от родителей, то от кого? Она хотела рассказать ему. Но сначала сын казался ей слишком маленьким, а потом, когда он вырос и мог бы все понять и принять, она не могла решиться. Множество раз она подзывала его к себе ради этого важного разговора, но стоило ей взглянуть на ребенка, отрока, юношу, доверяющего ей безгранично, и она не могла подобрать слов. Она не сказала правды. Один не сказал правды. И что они имеют теперь? Локи скован если не кандалами, то своими страхами и подозрениями. Семья, которая казалась Фригг нерушимой и вечной, трещала по швам, и она понимала, что ничего не может сделать, чтобы остановить это безумие. Когда-то Локи безгранично доверял ей, когда-то он показывал ей бесчисленные миры, делился самыми сокровенными помыслами, за которые его вполне могли бы жестоко наказать, если бы она хоть слово сказала Одину. Но она молчала. Сквозь пальцы смотрела на все выходки Локи, даже когда его шутки стали по-настоящему опасными. Она доверяла ему и ценила то нежное чувство привязанности, которое установилось между ними. Когда она успела потерять доверие сына? Какую ошибку допустила, почему видит теперь не радостную улыбку, а искаженное страданием и болью лицо? — Я должен узнать, что с ним произошло. — Фригг вздрогнула и подняла усталые глаза на мужа — он и сам не рад был своему решению. — Я могу добиться правды пытками, прямым приказом, слежкой или мягкой формой допроса, — Один замолчал, а Фригг затаила дыхание, боясь услышать то, из-за чего её любящее сердце разорвется на части. — Но настоящее насилие применимо к преступнику, а не к сыну. — Он может еще больше замкнуться, — сказала царица. Она не хотела, чтобы Локи страдал, она бы все сделала, чтобы его спасти. Но спасать было не от чего. Решение Всеотца еще очень и очень гуманно. Когда Хеймдаль доложил, что Локи жив и собирается при помощи иноземной армии разгромить Мидрард, она стояла подле мужа, слушала, как тот дает последние наставления Тору. Когда же старший сын удалился, она попросила только об одном: если Всеотец хочет вернуть Локи только ради казни, пусть проведет её на Земле. Фригг опасалась, что после всего произошедшего муж будет видеть перед собой не своего ребенка, а ледяного великана, с которым не станет церемониться. — Легче терпеть наказание, чем бесконечно его ожидать, — вещал, тем временем, Один, грея руки в догорающем огне. — Локи откроет мне правду в надежде услышать окончательный приговор. — Это милосердие? — тихо спросила Фригг. Она очень хотела верить, что задуманное царем богов и в самом деле вернет ей сына. — Это цена его возвращения в семью. Фригг кивнула и подошла к кровати. Присела на нее, задумчиво провела рукой по узору покрывала. — Тор вернул в Асгард тело Локи, но не душу, — прошептала она горько. — Или эту душу очень быстро и искусно пленили, — отозвался Один, взмахом руки погружая комнату во тьму.
====== Глава 11 ======
Хагалар вошел в лабораториум последним. Остальные уже заняли свои места и пристально следили за ним, ожидая торжественной речи, сопровождавшей образование нового фелага — команды, которая на некоторое время должна забыть обо всех разногласиях ради достижения общей цели. Беркана расположилась в углу. Сидела с идеально прямой спиной — осанка всегда выдавала в ней знатное происхождение. Раиду развалился на лавке, всем своим видом демонстрируя пренебрежение к окружающим. Ивар сидел рядом с ним и перебирал в руках карты. На его губах застыла полуулыбка, лицо было расслаблено. Лагур уткнулся носом в книгу и не замечал ничего вокруг. Хагалар мельком подсмотрел: «Страдания юного Вертера». Странно, что Лагур до сих пор не выучил их наизусть.
— Добрый вечер, дети и читающий Лагур, — начал Хагалар, пристально наблюдая за реакцией: Раиду поморщился, Беркана кивнула, Ивар улыбнулся, Лагур не обратил внимания. — Я рад всех вас видеть, рад, что никто не отверг мое предложение. Давайте посмотрим друг на друга и смиримся с мыслью о том, что теперь в этих стенах, в этом лабораториуме мы будем проводить несколько часов в день, — Хагалар выдержал паузу. — Все смирились с этой мыслью? Все поняли, что с этой минуты любые ссоры воспрещаются? Я полагаю, вы ждете от меня каких-либо новостей и объяснений. Причина образования нашего фелага вам известна. — Хагалар сделал пару шагов вправо, открывая для просмотра стол, на котором стоял синий артефакт. — Вот она, на столе. Это каскет, величайший артефакт ледяных гигантов, источник их мощи. Как видите, он разбит. Вам, вероятно, не терпится познакомиться с ним. Можете подойти к столу и поздороваться с нашим подопечным. Ивар первым поднялся и грациозно подошел к столу. Он двигался плавно и степенно, казалось, каждое движение продумывал заранее. Легкость его походки была особенно заметна на контрасте с братом: у того движения были чересчур резкие и стремительные. Он буквально выхватил каскет из-под носа Ивара, всем своим видом показывая, что никому не позволит опередить себя. А что Ивар? Уступает. Стоит рядом и ждет, застенчиво улыбаясь Беркане, которой совсем не нравится поведение заносчивого естественника. «Забавная парочка» — хмыкнул Хагалар. Если Беркана не возненавидит Раиду в первые же ночи работы, это можно будет считать огромной удачей. После тщательного осмотра артефакта Раиду отдал его Ивару и Беркане. Ученые ощупали всю поверхность, отмечая мелкие, незаметные глазу повреждения, поднесли к свету, пару раз встряхнули. Хагалар довольно цокал языком: он не ошибся в выборе софелаговцев. Если они не убьют друг друга. — Я до атомов разберу нечестивца, повредившего каскет, — послышался гневный голос Раиду. — Пусть только попадется мне в руки. — Я во всем буду тебе помощником, брат, — отозвался Ивар, привычным движением перехватывая предплечье буйного естественника. — Боюсь, этот «кто-то» был родом из бездны, так что мы ничего не сможем сделать с ним, — заметила Беркана, встряхивая каскет особенно сильно, но безрезультатно. Хагалар поспешил вмешаться: — Так, дети, тихо, пока еще рано спорить, мы не провели ни одного исследования. — Он обратил свой взор на мирно читающего последнего члена фелага. — Милый Лагур, не хочешь познакомиться с нашим подопечным? — Смотреть сейчас не вижу толку я, узреть смогу я силу артефакта, наедине оставшись с ним. Раиду передернул плечами и прошептал что-то грубое: он терпеть не мог рваных стихов. — Как знаешь, — пожал плечами Хагалар и подошел к столу. — Так, дети, все посмотрели на артефакт, теперь отойдите, у меня еще много новостей. — Он выхватил каскет из рук Берканы и водрузил его обратно на стол. — Seine lose Zunge würde ich binden!{?}[Я бы вырвал его болтливый язык] — шепнул Раиду, возвращаясь на место. Каждый в поселении знал о его ненависти к задиристому и высокомерному магу. Он никогда не согласился бы работать с ним, если бы ставкой в этом деле не был таинственный каскет. Хагалар раздражал его своим пренебрежительным отношением ко всему живому и язвительной манерой общения. — Брат, ради науки, — прошептал Ивар. Он выпустил предплечье Раиду, только когда они заняла свои места. — Итак, как видите, артефакт ist schlecht erhalten{?}[в ужасающем состоянии], — продолжил Хагалар прерванную речь. — Лично великий Всеотец, царь всех девяти миров принес его сюда и воззвал к моей помощи. Так что ich verlasse mich auf sie{?}[Я полагаюсь на вас]. Я выбрал лучших из лучших. Но если кто-то из вас знает кого-то, кто может занять его место… — Оставь предисловия, — рявкнул Раиду. — Раз мы все здесь, значит, мы фелаг. Беркана закусила губу: она ненавидела, когда вокруг нее начинали кричать. Злость в голосе нервировала её, нагоняя воспоминания о собственной матери, которую она старалась забыть. — Хагалар, скажи, с какими проблемами мы можем столкнуться на пути изучения артефакта? — спросила девушка. — И я хотел бы задать тот же вопрос. — Ивар встал и почтительно поклонился. Он всегда так делал, если знал, что его речь будет хоть немного затянута: поклоном он как бы предупреждал собеседника, чтобы тот был морально готов. — В этой обители знаний сидят маг, магиолог, три лучших естественника, которых знало это царство. Я восхищен таким фелагом, я буду очень счастлив разделить со всеми вами заботу о ковчеге ледяных великанов, мы с братом geben uns alle Mühe{?}[приложим все усилия], чтобы починить артефакт. Но я не могу уразуметь, почему нас так много? Ведь технология починки артефактов давно известна. Хватило бы одного мага и одного лучшего естественника. Хагалар дождался, пока Ивар сядет, и только тогда ответил: — Это первый Grundstein{?}[краеугольный камень] нашей совместной работы. По каскету нет никакой информации, о его поведении и свойствах не существует ни единого клочка записей. Его никогда не исследовали. — Вist du bei Sinnen?{?}[Ты еще рассудка не лишился?] — воскликнул Раиду. — Ты говоришь несуразность! — Почему? — спросила Беркана, склонив голову набок. — Потому что величайший Всеотец величайшего из миров в свое время заявил, что каскет унесут из хранилища только с его смертью, а она случится еще ой как нескоро, — скороговоркой произнес Хагалар, заложив руки за спину. — Я не знаю, was in ihn gefahren ist{?}[какая муха его тогда укусила], но он запретил любые исследования. — Как глупо! — фыркнула Беркана. — Безумный. — Раиду, довольно, — Ивар мягко дотронулся до предплечья брата. — Ваши эмоции нам не помогут, — вздохнул Хагалар. — Однако, как вы все, надеюсь, знаете, каскет исчез из Асгарда вместе с юным Локи. С ним же и вернулся. — Позволь уточнить, Хагалар. — Раиду выдернул руку из-под ладони Ивара и отсел подальше. — То есть мы должны восстановить артефакт, не зная ни изначальной формулы, ни ингредиентов, ни какая была применена магия, ни как она повлияла на вещество, ни как каскет выглядел до поломки? Я ничего не упустил? — Ты во всем прав, именно об этом я вам и толкую, — улыбнулся Хагалар. Улыбка должна была быть горькой, но, с точки зрения Раиду, скорее походила на самодовольную. — Но тогда починка артефакта выходит за грань разумного и реального, — тихо произнес Ивар, виновато оглядывая всех присутствующих. — Говори за себя, Ивар, — резко бросил Раиду. — Еще не был создан артефакт, который бы мне не покорился рано или поздно. — Нам придется очень постараться, но в нас верит лично Всеотец, — радостно заметил Хагалар. — О да, такая вера нам не повредит, — усмехнулся Раиду. — Чем больше сил затратить надо нам, тем слаще плод, который получаем. — Все вздрогнули от неожиданности и повернулись к Лагуру. Однако тот так и не поднял глаз от книги. — Это была первая проблема, — продолжил Хагалар спустя минуту. — Но! Ein Unglück kommt nicht allein{?}[Беда никогда не приходит одна]. У нас есть еще и вторая, которая по своим возможным последствиям… — Что, нам запретили пользоваться свитками и пергаментом при исследовании каскета? — насмешливо предположил Раиду. — Хуже, — Хагалар выдержал драматическую паузу. — С нами Seite an Seite{?}[бок о бок] будет работать плоть и кровь Одина. — Кто? — не понял Ивар. — Царевич Локи? — голос Раиду дрогнул, но этого никто не заметил. — Да. Всеотец в ультимативной форме заявил мне, что раз его плоть и кровь знает, кто и как разбил каскет, то пусть восстанавливает с нами, — вздохнул Хагалар и сел на скамейку напротив команды. — А почему Fleisch und Blut{?}[плоть и кровь], как ты выражаешься, не может просто поведать нам о своих злоключениях? — недоуменно спросил Ивар. — Зачем терзать наследника Асгарда нашим обществом? Хагалар горько усмехнулся: — О благородный Ивар, пути во дворец тебе известны. Расспроси Всеотца о смысле сего решения. И еще одна небольшая деталь, так сказать, для полноты картины: Один у своего отпрыска не смог ничего узнать даже bei peinliche Befragung{?}[под пытками]. — Пытки? — воскликнула Беркана — А с этого момента поподробнее! — Даже высокомерный Раиду подался вперед, всем своим видом выражая заинтересованность. — Тихо, дети. Рассказываю. И попробуйте меня не перебивать. Die Sache stand so{?}[Дело было так]: Всеотец привез Локи сюда пару ночей назад. Вроде как пусть он лучше здесь отдохнет, чем во дворце, где die Wände Ohren und Augen haben{?}[И у стен есть глаза и уши]. Привез, целителя вызвал, меня позвал с каскетом разбираться. Вы спрашиваете, зачем целителя? Объясняю: спина царевича, когда я её осматривал, представляла собой очень красивую палитру синяков разной степени тяжести. Алгир утверждает, что Локи получил их в результате столкновения с каким-то предметом. Но давайте не будем забывать, мои дорогие, о такой милейшей вещи, как одежда, в создании которой принимал участие наш дорогой Лагур, который, может, все же отвлечется от своего обожаемого Гёте? — Хагалар сделал паузу, бросив на естественника вопросительный взгляд, но тот, если и ощутил его, то никак не отреагировал. — Видимо, не отвлечется. Ладно. Мы знаем, что одежда неуязвима почти для всего… Вот и подумайте, с какой силой надо было бить, чтобы остались огромные синяки? О, гораздо легче нанести их, сорвав сперва одежду. Я не сомневаюсь, что это сделал Один, больше некому. Люди не способны своими игрушками причинить такой вред телу бога. — Замолчи, Вождь! — воскликнул Раиду: его глаза горели такой злобой, что в этот раз Ивар побоялся одернуть брата. — Твои речи злобны и безумны. Локи приветствовали как героя, ликование было слышно даже здесь, за высокими стенами. Возвращение царевича — величайший праздник. Он погиб героем, защитив Асгард от ледяных гигантов, а ты смеешь подозревать… — О, мой вечно недовольный Раиду, — театрально вздохнул Хагалар. Ему нравилось спорить с гневливым естественником: тот так смешно спорил и так искренне его ненавидел. — Неужели хоть один из вас верит в ту чушь, которую нам рассказали год назад? Что ледяные великаны сорвали коронацию Тора, сбежали в мир смертных, наследник с Разрушителем и горсткой воинов попытались их остановить, но случайно стерли в порошок город смертных, вернулись в Асгард, столкнулись на мосту с гигантами, в результате чего мост разрушился, младший царевич, пожертвовав собой, убил Лафея и сгинул вместе с ним, а старший едва смог спастись и то только благодаря Всеотцу… Это не более, чем сказка. Красивая ложь, как ты говоришь, о недовольный Раиду. Еs ist kein wahres Wort daran{?}[Нет ни слова правды]. И возвращение Локи только доказывает это.
Повисла пауза. Лагур не подавал признаков не только заинтересованности, но и жизни. Раиду, казалось, сейчас взорвется от гнева. Ивар напряженно смотрел на него, готовясь, при необходимости, успокаивать.
— Говори, Хагалар, — нарушила молчание Беркана, когда поняла, что пауза затягивается, и молчание становится тягостным, предвещающим бурю. — Wir sind ganz Ohr{?}[Мы все слушаем тебя]. Как ты считаешь, что произошло? — Одиндоттир, все было просто, — Хагалар не сомневался, что именно она нарушит молчание, но все же решил проверить. — Я уверен, что Один собственноручно сбросил своего сына в пропасть. — Зачем ему это делать? — брови Берканы сошлись на переносице, сделав и без того некрасивое лицо совсем уродливым. Она почти ничего не знала об Одине, видела его пару раз в жизни, но все равно не верила, что царь Асгарда лично сбросил своего сына в пропасть. — Ты безумен, Хагалар, — прошипел Раиду, едва сдерживаясь, чтобы не сказать чего похуже. Маг встал, прошелся пару раз мимо своих подопечных, подбирая слова. Потом заговорил медленно, так, как обычно рассказывал о результатах исследований: — Юный Локи мог мешать наследнику Тору взойти на престол, например. Его сделали героем после смерти, а пока он был жив, не замечали. Но великий Всеотец просчитался: его детеныш ist am Leben geblieben{?}[выжил]. Какую красивую сказку нам сочинили на этот раз, дети, вы уже слышали? Как нам обосновали конвоирование национального героя с Земли в Асгард? — Wir hatten noch keine Ehre{?}[Еще не имели чести], — ответил Ивар за всех. — Я тоже. Но для всех глупцов заявляю: великий Один пытался избавиться от своей плоти aus allen Kräften{?}[всеми способами], это очевидно. И запомните, у детей Одина свободы воли нет. И то, что меня пытаются убедить, будто юный Локи сам решил жить с нами, а не во дворце… — Царевич будет жить с нами? — воскликнул Раиду. — Его рабы уже здесь, перетаскивают вещи, переоборудуют один из самых больших жилых домов, который все равно никогда не сравнится с покоями дворца, — подтвердил Хагалар. — Да, плоть и кровь Одина будет не просто приходить чинить каскет, а переселится к нам. — За что ж такое жестокое наказание? — в голосе Ивара не было ни капли сострадания, только вежливое удивление. — Ведь для сына Одина мы не лучше рабов. Проводить с нами весь свой досуг: что может быть ужаснее для благородного? Я приложу все усилия, чтобы скрасить его пребывание здесь. Поверить трудно, что с нами будет делить пищу и кров тот, кто был нашим царем! — Пустые мечты, мой добрый Ивар, — возразил Хагалар. — Детеныш разделит с нами землю, но не кров, пищу, но не место за столом. Он никогда не станет частью поселения. — Несчастен Логе! Страданием наполнена душа, когда в неволе птица обитает, — послышался голос Лагура. В этот раз на него не обратили внимания. — Я не понимаю, Хагалар: зачем столько проблем? Если он не угоден Одину, почему его не сбросят вновь в бездну? — спросил Раиду, растеряв весь свой гнев. Он всматривался в Хагалара, будто надеялся по лицу последнего прочитать ответы, разрешить все свои сомнения. Беркана заметила этот взгляд и решила для себя, что обязательно позже узнает, почему естественника так взволновало известие о приезде Локи. — Уже раз пытались, но видите, вернулся же, — Хагалар только развел руками. — Как все запутанно, — прошептала Беркана. — Aber damit ist noch nicht genug{?}[Но это еще не все], — Хагалар выдержал драматическую паузу, дождался, пока ученые уставятся на него с самым пристальным вниманием. — Юный Локи вроде как маг, вроде как может нам помочь. Так говорит великий Один. Но не верю я в эти сладкие речи. Мальчиком не занимались, магии не обучали, он был предоставлен сам себе. — Позволь узнать, какое у него образование? — спросил Ивар. — Никакого, полагаю. Он воин, а всем известно, что bei grosser Gewalt grosse Narrheit{?}[Сила — уму могила]. Полагаю, мы встретим юное создание, которое считает, что морошка растет на елке, гусеница и бабочка не имеют никакого отношения друг к другу, а вода испаряется при пятистах градусах… Если это юное создание вообще знает, что такое «градус». — Выбирай слова! — Раиду вскочил и подошел вплотную к Хагалару. Ивар тоже вскочил, но его помощь не потребовалась: брат не собирался нападать. — И не смей говорить при мне дурно о младшем сыне Одина, зловредный ибис! Он был царем Асгарада! Хагалару очень нравилось злить гневливого естественника, но переходить незримую черту пока не стоило. — О, грубый Раиду, позволь уточнить, а о самом Одине я при тебе могу говорить дурно? — Безусловно, — естественник не услышал в славах мага открытой насмешки. — Но царевича оскорблять не смей. Слава о его подвигах и подвигах Тора гремит… — Военная слава, военная, увы. — Хагалар отошел к столу и провел рукой по каскету: тот тут же засиял слабым белым светом. — Да, махать мечом, топором и копьем он умеет, безусловно, и ist jedem von uns haushoch überlegen{?}[даст множество очков вперед любому из нас]. Вы бы видели его тело: он красавец! Но для этого мозги не нужны. Sie können mich totschlagen{?}[Хоть убейте], не верю я, что у него есть мозг. Может, какие-то зачатки, но не более того. А даже если и есть, то он ничего не стоит без многомудрого наставника. — Твой язык раздвоен, как у змеи! — грубый естественник буквально выплюнул последний эпитет. — О, мой недалекий Раиду, ну подумай сам, — возразил Хагалар, водя большим пальцем по трещине каскета. — Уж в наличии твоих мозгов я не сомневаюсь… Пока… В лучшем случае мальчика учили стихосложению, языкам, истории, политэкономике и прочему заумью, которое ох как нужно для управления страной, но совершенно чуждо естественной науке. И это bestenfalls{?}[в лучшем случае]. А в худшем, его, как младшего, рассматривали только как будущего полководца, тогда он дальше меча и военных хитростей ничего не видит. Но и это еще не самое худшее. — Еще парочка твоих пугалок, и мы все тут точно verlieren den Verstand{?}[рассудка лишимся], — прошипел Раиду. Он был бы рад уйти из лабораториума, и лучше навсегда, но перспектива работать с Локи перекрывала все. — Я совершенно не уверен, что плоть и кровь Одина вообще будет сотрудничать, а не Knüppel zwischen die Beine werfen{?}[вставлять палки в колеса], — голос Хагалара из насмешливого вдруг стал самым что ни на есть серьезным. На перемену обратили внимание все присутствующие. Подобное могло означать только одно: шутки кончились, и самые важные новости прозвучат именно сейчас. — Зловредный Хагалар, — начал было Раиду, но тот поднял руку, пресекая любую попытку перебить себя.
— История Локи полна белых пятен, а его характер… О, я расскажу вам прелестную историю. Я два дня, все время до церемонии, заглядывал к юному Локи, чтобы поведать ему о дальнейшей судьбе его. Раз десять заходил — он спал. Но вот я захожу в одиннадцатый раз — проснулся. Лежит, смотрит на меня, глаза открыты. Я ему и говорю, мол, приказ Всеотца, работать с нами будешь. Так это милейшее созданьице на меня так посмотрело! На грязь под ногами и то смотрят с большим пиететом. Улыбнулось, кивнуло. А улыбка прямо так и говорит «Ich habe von dir die Nase voll»{?}[В гробу я тебя видел]. На меня так еще никто никогда в жизни не смотрел. А тут какой-то малолетний ребенок.
— Хагалар, позволю себе напомнить, что ты называешь «ребенком» нашего царя, — заметил Раиду. Злость в нем уже перегорела. Он хотел бы обвинить Хагалара во лжи, но пока у него не было никаких доказательств.
Маг улыбнулся, пожал плечами:
— Ну что я могу поделать, о недовольный Раиду, если младший сын нашего почтенного Одина и в самом деле еще очень молод. Он и в самом деле младше меня раза в три, а ведет себя так, как ведут только самые сумасбродные отроки, но уж никак не юноши. Так вот, я говорю ему про фелаг, про каскет. А он, угадайте, что? Соизволяет еще раз милостиво кивнуть. Будто он мне одолжение делает тем, что вообще дозволяет смотреть на свое сиятельное высочество. Я спросил его о бездне, так он бровки нахмурил, головку повернул — darauf kannst du dir ja deinen Reim machen{?}[и понимай как знаешь]! Не удостоил меня ни единым словом! В тот момент, признаюсь, у меня появилось большое желание раскрасить его спину во что-нибудь еще более красивое, чем это сделал Всеотец. Но этот взгляд, друзья мои! Зарвавшийся, избалованный ребенок, уверенный, что ему все вокруг должны — вот кто лежал передо мной.
— О Локи всегда ходила слава мелкого пакостника, — заметила Беркана задумчиво: на нее слова Хагалара произвели больше впечатление. — Но я hatte keine Ahnung davon{?}[понятия не имел], что именно Один вырастил, — маг недовольно покачал головой. — Это какой-то кошмар! Я теперь не удивляюсь, что это милое созданьице по возвращении решили сослать как можно дальше, например, к нам. Хагалар на мгновение замолчал, будто собираясь с мыслями, а потом продолжил: — Раз Один Всеотец отдал свою плоть и кровь мне на растерзание, заставил жить с нами, значит, он отчаялся достучаться до него известными ему методами. И я сразу всех предупреждаю, если это создание будет вредить, докладываем Одину. Letzten Endes{?}[В конце концов], это его ребенок, пусть он с ним и разбирается. — Хагалар бросил очередной насмешливый взгляд на Раиду, но тот мужественно терпел и не обращал внимания на неприкрытую насмешку, лишь сверля мага ненавидящим взглядом. — Если все же выяснится, что наш новый сосед владеет хоть какой-то магией, то я советую всем спасаться и скрываться в соломе: мелкий мстящий пакостник, владеющий магией — таких надо an die Kette legen{?}[на цепь сажать]. — Перспективы не кажутся мне радужными, — протянул Ивар. — Но давайте не будем забывать, что jedes Ding zwei Seite hat{?}[у медали две стороны]. — Я вас заклинаю, не подпускайте детеныша к оборудованию, пока мы не убедимся в чистоте его помыслов, — пропустив слова естественника мимо ушей, Хагалар поднял указательный палец вверх, подчеркивая, что эти слова — самое важное из всего, что он уже сказал. — Я уверен, наш великий герой будет мстить за свое унижение. А раз великого Одина нет, то кто попадется под едва окрепшую руку? Мы, конечно. — Хагалар, позволю себе усомниться в твоей уверенности. — Ивар подошел к каскету, провел по нему рукой — никакого сияния не появилось. — Возможно ведь, что сын Одина сожалеет о случившемся и будет прилагать все усилия для восстановления артефакта? И, быть может, он знает, что höfliche Worte viel vermögen und doch wenig kosten{?}[Ничто не дается так дешево и не ценится так дорого, как вежливость]? — Дорогой Ивар, бывает, утопии сбываются, но лучше готовить себя к худшему и не считать Локи союзником, — устало откликнулся Хагалар. — И помните, нам всем придется оказывать ему почести, соответствующие титулу царевича. Es ist keine wahre Freude{?}[Это меня совсем не радует]. Это пока все. Если у вас нет вопросов, я пойду пообщаюсь с плотью и кровью, расскажу хоть, куда ему завтра являться. — Я пойду к Локи, — вскочил Раиду. — Тебе ведь он противен. Я сам ему все расскажу и покажу. — Um Himmels willen{?}[Ради бога], Раиду, избавь меня от этой обязанности, — церемониально поклонился Хагалар. — Я с тобой, — Ивар подошел к брату. — Нет, Ивар, останься, — тон Раиду не предвещал ничего хорошего тому, кто посмеет возражать. — Но мы же все всегда вместе, брат! — на лице Ивара отразилось самое настоящее недоумение и даже обида. — Делим кров, пищу, задания, мечты. — А Локи я с тобой делить не буду, — твердо заявил Раиду и быстрым шагом вышел из лабораториума. Ивар так и остался стоять посреди комнаты, глядя на удаляющуюся фигуру. Никогда еще Раиду не уходил на задание в одиночку. Беркана подошла к Хагалару и тихо спросила: — У тебя ведь есть целая теория насчет Локи, объясняющая все факты до последнего? — Да, девочка моя, есть, — отозвался маг, усаживая Беркану рядом с собой. — Не должно нам, в тиши и пыли взросшим, судить быка, гуляющего вольно, — откликнулся Лагур, о существовании которого все успели забыть. — Ах, Лагур, — вздохнула Беркана: ей нравилось, как точно его редкие изящные реплики отражали суть происходящего. — Я думаю, дело было примерно так, — начал Хагалар, — младшая плоть и кровь Одина натравила великанов на Тора, сорвала коронацию и вынудила наших воинов уйти сражаться в мир смертных. Сама, тем временем, захватила каскет, погрузила с его помощью Всеотца в сон и воссела на троне. Помнишь, мы все присягали царю Локи? Но тут Тор с армией вернулся и, победив великанов, заставил юного Локи во всем сознаться и разбудить Всеотца. Что было потом? Man kann aus dem Kaffeesatz wahrsagen{?}[Можно гадать на кофейной гуще]. Быть может, наследник Тор изгнал брата, а, быть может, тот сам сбежал. — Но как так получилось, что каскет пропал вместе с Локи? Почему его не отобрали? — спросила Беркана, представляя себе, как один царевич скидывает другого с моста. — Плоть и кровь с детства баловалась иллюзиями, так что вполне могла подменить артефакт, — просто ответил Хагалар: сил спорить у него уже не было. Собрания с большим количеством людей отнимали у него слишком много душевных сил. Поэтому он предпочитал работать с книгами или же с одним-двумя учеными. Но для достижения столь важной цели пришлось забыть и о привычках, и об усталости. — А как же разрушение моста? Das passt deiner Theorie nicht{?}[Оно не вписывается в твою теорию], — заметила девушка. — Если допустить, что юный Локи и в самом деле владеет магией, а если еще допустить, что он её не контролирует…. — По твоим словам непонятно, почему Один его просто не убьет? — перебила Беркана нетерпеливо. — Да отец богов и людей hat einen Narren an Kindern gefressen{?}[души не чает в детях], — грустно вздохнул Хагалар. — Однажды вот изгнал, вторично убить, видимо, уже не смог, да и своими руками к тому же всегда тяжело. Он его даже пытать нормально не смог, иначе бы синяками юный Локи не отделался. Однако вспомним похороны. Я был на них. Инкогнито. Так вот, пышная церемония, много крови, в гробницу складывают невероятные дары. Я спросил у рядом стоящего, что именно кладут и что за животные sein Grab mit Blut besudeln{?}[обагрили своей кровью могилу]? Мне ответили, что в могилу помещены все любимые вещи покойника, а кровь принадлежит животным, о которых он сам заботился и любил. — Позволю себе вмешаться: так всегда поступают, — заметил молчавший до того Ивар. — Учитывая, что тела не было… Учитывая, что на самом деле юного Локи изгнали, и великий Один знал, что его плоть и кровь жива… Он просто пытался выжечь всякое воспоминание о сыне. Уничтожить его дух, создать героя, который уже никому не причинит вреда, но которого все будут любить и вспоминать с горькой улыбкой, — Хагалар поднялся, показывая, что продолжать разговор не намерен. — Ты говоришь так, будто знаешь, о чем думает Всеотец, — заметила Беркана подозрительно. Хагалар в ответ только горько улыбнулся.
====== Глава 12 ======
Локи критически осмотрел свое новое жилище. Конечно, это не дворцовые хоромы, но и не те катакомбы, где пришлось скрываться, пока астрофизики и их коллеги собирали «пусковую установку» для Тессеракта. В распоряжении царевича был длинный дом с узким дверным проемом, в который рабы с трудом вносили сундуки и прочую утварь. Осталось оборудовать эту деревянно-каменную постройку по своему вкусу и выставить привратников — никто не войдет в дом бога без ведома хозяина. И пускай у прочих домов не было не то, что замков, а даже дверей — быть может, преступников вполне устраивает всеобщая доступность, но уж никак не царевича Асгарда. Неподалеку от длинного дома стоял дом поменьше – для свиты. Изначально предполагалось, что все рабы и слуги будут жить вместе с своим господином, но Локи был против. Рабы нужны для ведения хозяйства, но воины-защитники понадобятся только за пределами поселения, и нечего им мельтешить перед глазами. Поселенцы не причинят вреда сыну Одина, от глупой случайности бывалые воины не спасут, зато наделают столько шума, что над царевичем будут зубоскалить еще несколько столетий после того, как он покинет мир преступников.
Никакого сожаления по поводу отъезда из Гладсхейма Локи не испытывал. Его прошлая жизнь, жизнь младшего брата наследника престола закончена. Новой жизни — новый дом, пускай и временный. Хотя, кто знает, каким будет это время: месяцем, годом, столетием? Мог ли он представить себе, что проведет хотя бы несколько ночей в поселении отверженных? В месте странных порядков и непонятных законов. По негласному, но известному всем правилу, каждый новый житель становился членом огромной семьи и отрекался от своего прошлого. Разумеется, Локи не собирался уподобляться преступникам и вступать в новую семью, старая его вполне устраивала. Переезд — лишь временная мера, лишь попытка отгородить себя от знакомых шпионов. А незнакомые пусть будут. Так даже интереснее. Изгнанник оперся о стену и попытался вспомнить. За пару ночей его раны успели зажить, даже ссадин на лице не осталось. В любом другом месте такое быстрое восстановление было бы невозможно. В поселении же магия буквально пела, активируя скрытые внутренние ресурсы любого волшебного существа. Сколько здесь жило магов, Локи понятия не имел и боялся предположить. Одного он, кажется, уже видел. Царевич попытался вспомнить, как выглядел ас, приходивший к нему незадолго до церемонии примирения. Получалось плохо. Царевич два дня спал как убитый и просыпался только от жгучей жажды, появившейся после того, как зеленое чудовище пробило им пол. Пить хотелось из-за бетонной крошки: она застряла где-то в гортани и приносила массу неприятных ощущений. Только жжение заставляло его выныривать из чудесных грез и выпивать очередной кубок воды. Во время одного такого пробуждения в комнату заглянул незнакомый старец. Он что-то говорил про команду, про то, что Локи будет работать с отверженными. Царевичу очень хотелось спать, он не отвечал, смутно понимая, кто с ним разговаривает и чего именно хочет. Он забылся тяжелым сном до того, как незнакомец ушел. Скорее всего, это был один из ставленников Всеотца, один из тех, кто будет выпытывать правду и подробности баталии… Локи подмигнул отражению в зеркале. Надо продумать линию поведения. Поселенцев много, каждый из них не упустит возможности доложить царю Асгарда о любой самой незначительной мелочи. И не в интересах Локи обнажать свою истинную сущность. В конце концов, его окружают преступники, которые даже за стены крепости выйти не могут — обычные асы их просто растерзают. О, Локи уже представлял себе, как подожжет это зловонное место, как жители будут разбегаться от него в панике. Красивые мечты, которые, к сожалению, так и останутся только мечтами. Царевич позволил себе вспомнить триумф в Штутгарте: сотни людей стояли перед ним на коленях и внимали его речам. Ему стоило только протянуть руку — и любой из них тут же упал бы замертво. Великолепное действо! Но пока его не удастся повторить. Локи провел рукой по матовому зеркалу — забавной игрушке, привезенной из последней поездки по мирам. Он в кои-то веки сказал Тору чистую правду: отец не наказал его и, кажется, наказывать не собирается. Но он его и не простил. Чего только стоили церемония примирения и сговор с царицей! Локи поморщился, вспомнив встречу с матерью. Сейчас за ним будут следить и выпытывать, что же произошло в бездне? Что же случилось с каскетом? Как он смог овладеть Тессерактом? Важно не дать поймать себя на слове. А еще… Локи глубоко вздохнул. Надо вернуть доверие отца. Любым способом надо сделать так, чтобы он увидел старую иллюзию: тень Тора, ничтожество, не способное самостоятельно и шага ступить. О, как же приятно было дергать брата за ниточки. Да, брат всегда первый, брат лучший, но делал-то брат почти всегда то, на что его науськивал Локи. А главное, с каким упоением доказывал потом отцу, что это была его идея! И ведь сам в это верил. Безнаказанность пленила Локи. Время шло, ставки увеличивались, вертеть братом становилось все легче. Сперва подобное положение казалось блестящим, но потом Локи понял, что сам себя загнал в ловушку: его не наказывали, но и не превозносили. Он защищал брата, одергивал его, придумывал коварные планы, а вся слава доставалась Тору! Кто старше, тот и лучше — так считали все: отец, друзья, двор, сам Тор. Локи стал тенью за спиной сиятельного брата и ничего не мог с этим поделать. Тор заводила, Тор во всем первый, а Локи… А Локи всегда при нем. И так в течение нескольких столетий. А потом ему дали власть, и он почувствовал, что такое командовать в открытую. Стоило сказать «Сделайте так-то», и все мчались выполнять его волю. Потому что он царь. Законный царь. Он был им однажды и станет вновь. И не беда, что сперва придется пожить среди преступников. Локи отвернулся от зеркала и обратил внимание на рабов, которые разбирали его одежду. На просторной кровати лежало черное одеяние, любимое в прошлом. Царевич подошел ближе, взял его в руки. «Странно, что его не положили в могилу». Одежда хранила множество запахов. Запах трона, битв, пиров. Запах той жизни, которая была до смерти. И если ему надо вернуться в ту жизнь… Что ж, он это сделает. Одно мановение руки — и вот уже черно-зеленая одежда сменяется на черную. Локи мельком глянул на себя в зеркало. Теперь только волосы подстричь — и он будет таким, как раньше. Хотя нет. Локи улыбнулся своему отражению, потом нахмурился. Нет, все не то. Он с удивлением обнаружил, что выглядеть как раньше не получится: неуловимо изменились черты лица. Они заострились, и даже улыбка напоминала теперь хищный оскал. Локи перевел взгляд с себя на кубок с медом, стоящий на столе. Почему бы не выпить за будущую прошлую жизнь? За Мидгард, который он, в конце концов, завоюет! За победу! Царевич взял кубок, отсалютовал своему отражению… И тут в дверь постучали. Приказав рабам удалиться в задние комнаты, Локи поспешил к двери, пребывая в полной уверенности, что к нему пришел гость из страны снов. Раиду стоял у порога длиннющего дома, который теперь служил палатами младшему царевичу, и не мог заставить себя не то, что войти, как ко всем всегда входил, а даже постучаться. Его переполняла радость от скорой встречи с кумиром, сочетающаяся с некоторым смущением перед божеством и гневом на несносного мага. Как Хагалар мог позволить себе говорить гадости о Локи! О том, кто был их царем, о том, кто воскрес из мертвых! Раиду сотню раз на дню благодарил провидение за возможность работать с самим Локи, с тем, кого всю жизнь почитал как кумира. Могущественный чародей в царской семье, наследник магии Одина, единственный в мире сын Одина, которому передалась легендарная сила отца всех миров! Раиду был уже не так молод, как хотелось бы, успел насмотреться в жизни всякого и не сомневался в том, что все окружающие его асы, за редким исключением, обладают массой недостатков, препятствующих не то, что дружбе, а даже приятному общению. Все, кроме младшего царевича, истинного кумира. И именно с этим кумиром он теперь будет работать! Естественник многое знал о военных походах сыновей Одина и восхищался тем, как магия выручала друзей в самые страшные минуты. Несколько раз он выбирался в столицу. Несколько раз видел, как Локи горделиво держится рядом с Тором, как приветствует отца и мать. Его деяния были столь значительны в глазах Раиду, что он никому не позволил бы оскорблять царевича. Сознание естественника рисовало Локи самоотверженным героем, который ради брата, ради спасения близких бесстрашно бросался на врага и терпел жутчайшие муки. Когда Локи стал царем после таинственного исчезновения Тора и болезни Одина и провозгласил, что трон — тяжелая ноша, но он мужественно выдержит все невзгоды ради брата, Раиду понял, что этот ас достоин самого лучшего. И вот теперь он может с ним поговорить. И даже, если это будет угодно высшим силам, работать рука об руку, а значит, и видеть, и разговаривать каждый день. Поборов робость, естественник решительно постучался. Послышались шаги, и дверь отворил… Сам Локи! Ученый попятился от неожиданности. На мгновение ему показалось, что вся фигура Локи окутана каким-то странным светом, но потом он понял, что дело в горящем факеле за спиной царевича. — Добрый вечер, ваше высочество, — Раиду склонился в подобострастном поклоне, не смея даже поднять глаза на свое личное божество. Памятуя рассказ Хагалара, он не удивился бы, если бы перед ним закрыли дверь или одарили холодной ухмылкой, однако он услышал невероятно красивый голос: — Поднимись. Я буду жить среди вас и не желаю, чтобы каждый, завидев меня, падал на колени. Передай это остальным. Раиду мгновенно выпрямился. Он не мог поверить своим ушам: царевич, возможный будущий царь, отказывается от почестей? Это невероятно! И несколько портит образ божества. Раиду был бы рад оказывать почести тому, кого считал достойным. — Назови себя, — продолжил Локи, выходя на улицу. — Раиду. Изучаю науку естества, — ответил тот, судорожно сглотнув. — Я один из участников фелага, созданного, чтобы покорить каскет вместе с тобой. Да… Вместе, — он замолчал, почувствовав, что повторяется, и что у него вот-вот начнут гореть уши. Никогда еще он не чувствовал себя настолько неловко и глупо, как сейчас, стоя в паре шагов от бога. Локи кивнул и глотнул меда из кубка. Или это не мед? Отважиться спросить? — Ты услаждаешь себя медом? — Да, — Локи чуть не поперхнулся: это же надо было так оформить фразу, означающую «Ты пьешь мед?». Раиду возликовал: божество говорило с ним, не презирало, как Хагалара. Ну да мало кто способен долго терпеть мерзостные шутки мастера. Может статься, Локи откажется работать с ним, и тогда маг в фелаге будет только один. — Прости, что смею калечить твой слух своими недостойными речами, — Раиду чувствовал, что задыхается, поэтомуговорил невнятно и быстро, страшась гнева великого бога. — Нам следует избегать напитков, ударяющих в голову. Артефакты сложно приручить иначе. — Раиду замолчал, будучи не в силах продолжить: вежливо говорить он не только не умел, но и никогда не считал нужным учиться. — Они не всегда сразу пресмыкаются. — Хорошо, что ты предупредил меня — отозвался Локи, недовольно морщась. Это что, он теперь будет обязан подобный бред выслушивать из уст каждого жителя поселения? Они тут что, все сговорились утопить его в этих безумных речах, в подобострастии, граничащем с исступлением? Нет, Локи всегда хотел, чтобы перед ним падали на колени, но не этот сброд, нарушивший строжайшие законы Асгарда. Раиду не смел поверить в свое счастье. Неужели все так просто? Неужели с сыновьями Одина можно вот так вот запросто разговаривать? Указывать на ошибки, и они не будут сразу же гневаться на него, недостойнейшего из асгардцев? Естественник казался себе маленьким мальчиком, впервые увидевшим весенний цветок. Столько открытий за несколько минут! — Расскажи мне все о вашей команде и исследованиях, — попросил Локи, садясь на деревянную скамейку у дома и приглашая ученого последовать его примеру. — Ваше высочество… — начал Раиду, пытаясь уложить в достойные божественного собеседника слова все то, что думал о своих коллегах по фелагу. — Зови меня по имени, — перебил Локи — По какому? — Раиду не смел обратиться к своему кумиру по известному каждому асу имени, так как не был уверен, что этим не разгневает божество. — Ты знаешь мое имя, не так ли? — царевич выжидающе уставился на своего первого тюремщика. — А ты оставишь свое? — неуверенно произнес Раиду, постепенно осознавая, что наследник магии Одина, быть может, совсем ненадолго останется в поселении и поэтому не откажется от своего прошлого. — К чему его менять? — Локи почти начал сожалеть, что ничего не знает о нравах поселения. Он и этот естественник явно говорили на разных языках, и стоило приложить усилия, чтобы тюремщик не раскусил его полнейшее незнание элементарных истин. Раиду чувствовал себя очень глупо. Вещи, которые ему за столетия жизни в поселении казались очевидными, были совершенно незнакомы Локи. — Ваше высочество, наши имена, точнее, прозвища, суть руны, — начал он тихо. — Я подозреваю, что двадцать четыре руны — это слишком мало для вашего… поселения, — хмыкнул Локи, сплетая пальцы в замысловатый замок. — Так и есть, — кивнул Раиду, внимательно следя за руками собеседника: вдруг тот сотворит какое-нибудь заклинание? — Но зато не нужно страшиться, что какой-нибудь нечестивец оскорбит тебя или твою семью. Бывшую семью. — Ты думаешь, что мои прошлое и семью забудут? — приподнял бровь Локи. — Нет, — Раиду поперхнулся. — Прости мои нечестивые речи. — Довольно лживой вежливости! Раиду от столь резкого перехода и внезапной близости личного божества чуть не свалился со скамейки. Он не заметил, как царевич нагнулся к нему, заглянул в глаза. — Покажи мне свою истинную суть! Раиду, не шевелясь, смотрел в глаза бога и, кажется, забыл, как дышать: Локи преобразился за секунду. Он нависал над естественником и, хотя не пытался ударить или даже прикоснуться, Раиду охватил невероятный страх: лицо кумира излучало безумие. Наваждение длилось всего несколько секунд. Локи моргнул, усмехнулся и отсел чуть подальше. Естественник часто дышал, стараясь остановить выпрыгивающее из груди сердце. — Что ты знаешь о команде? — послышался ровный голос бога. Раиду поднял голову: никаких признаков недавней вспышки. Он сглотнул и заговорил очень быстро: — Ивар. Мой брат. По крови. Мы вместе занимаемся созданием артефактов. Нас считают лучшими, — он на мгновение прикрыл глаза, вдохнул в грудь побольше воздуха и продолжил: — Кроме нас еще Лагур. Он сильно старше. И умом тронувшийся. Но гений. Странный гений. Он создал твое облачение. Сам. Беркана. Магиолог. Занимается какой-то несуразностью. Доказывает, что у людей была магия. Все магиологи несуразностью занимаются. Если не помогают в создании артефактов. И Хагалар, наш Вождь. Маг. Высокомерен до безрассудства. Должно быть, вы не поладите. Он ставит себя выше других. — Он проницателен? — перебил Локи. — Мнит себя таковым, — коротко ответил Раиду, боясь задеть бога неосторожным словом. — А от меня вам какая помощь требуется? — заинтересованно спросил царевич, притянув одну ногу к подбородку. Раиду отметил, что это и его любимая поза. — Хорошо бы знать, в какой распре каскет пострадал. — Мой рассказ о бездне не приблизит вас к истине, — ответил Локи. Его голос что-то заглушало. Казалось, будто бог не сидит рядом, а вещает откуда-то издалека, и только шепот долетает до слушателя. — А ты и в самом деле был в бездне? — робко спросил Раиду, не веря, что осмеливается задать такой личный вопрос сыну Одина. — Да, я побывал в бездне и вернулся оттуда живым. — Бог смотрел в одну точку и совсем не казался опасным, скорее усталым. «Он пережил очень многое, возможно, за год прожил то, на что другому требуется не менее ста зим, — подумал Раиду. — И он постарел не телом, так душой». — Я не хочу рассказывать о бездне. Мои знания вам… нам… не помогут, — Локи говорил тихо, мягко, его голос убаюкивал и успокаивал. — Ты нам поможешь? — Раиду не сразу понял, что подобный вопрос, спровоцированный гадкими словами Хагалара, вполне мог показаться сыну Одина неуместным. — Я разделю с вами эту ношу. Мне жаль, что я не знаю, как облегчить вашу задачу, — подтвердил Локи, и не поверить в его искренность Раиду не смог. — Ты маг, — произнес он, едва сдерживаясь, чтобы не дотронуться до плеча божества. — Для восстановления Каскета нужна магическая сила. Её надо правильно направлять… Пусть тебе лучше кто-нибудь из магов подробнее расскажет, я, естественник, знаю о многом только понаслышке. — Мне надо свыкнуться с мыслью, что я живу теперь здесь. — Локи тяжело вздохнул, прикрыл глаза. Раиду отметил про себя, что, видимо, хоть в чем-то Хагалар прав. Во всяком случае, царевич не добровольно покинул дворец. — Я должен узнать ваш жизненный уклад. — Любой поможет тебе, — горячо заверил Раиду. — Что ж, помоги. — На лице великого бога застыла заинтересованная, почти добрая, без тени лукавства улыбка, призванная ободрить собеседника Раиду понял, что еще никогда удача не была к нему столь благосклонна.
====== Глава 13 ======
Локи снился очень мутный, беспокойный сон, терзающий и без того измученное сознание. Царевич осознавал, что спит, но все равно не мог отделаться от ощущения полнейшей реальности происходящего. Он видел серое поле, где ничего не росло, видел себя рядом с женщиной огромного роста. У нее были черные, словно ночь, волосы, заплетенные в косу, и ясная, светлая улыбка, от которой веяло могильным холодом. Локи вел её по пыльной дороге все дальше и дальше от поселения, говорил что-то, но в ответ с её уст срывались странные, незнакомые слова. Подойдя к горе неестественно-серого цвета, он вручил незнакомке… Тессеракт? Локи не мог поверить, что делает это, но он действительно отдал женщине голубой кубик, и он мог поклясться: никакая магия на него в тот момент не влияла.
Великанша взяла его и нагнулась к богу, как обычно наклоняются влюбленные, чтобы прошептать на ухо какую-нибудь сокровенную нежность. Женщина произнесла несколько фраз, но царевич не уловил смысла ни одной из них. Выпрямившись, она с легкостью активировала куб, будто с рождения знала, как им пользоваться. Локи лишь недоуменно смотрел на нее, даже не пытаясь остановить. — Я буду ждать следующей встречи с тобой, — произнесла вдруг женщина на чистейшем языке асов, — мой брат и мой будущий муж. С этими словами она исчезла, не оставив после себя и следа. Локи пожал плечами, словно подобное прощание было в порядке вещей, и пошел по направлению к поселению. Дорога казалась бесконечной. Он шел по базальтовым плитам, а поселение все отдалялось и отдалялось… В какой-то момент Локи понял, что смотрит уже не под ноги, а на потолок своего нового дома. Он привстал на локтях, прогоняя недавнее наваждение. Что-то ему снилось, что-то тревожное, неприятное, но он не помнил ничего, кроме серой дороги. Царевич выглянул на улицу, с трудом концентрируя внимание после темного пятна потолка. Уже давно миновало утро и первая половина дня. Сколько часов он проспал, Локи смог сообразить не сразу. Что-то загадочное было в том, что ему, всю свою сознательную жизнь проведшему во дворце, столь спокойно спалось в тюрьме. Быть может, все дело в том, что он преступник, которому только здесь и место? Подобная мысль неприятно кольнула сердце: еще только этого не хватало — считать свои подвиги преступлениями! Да он старался на благо Асгарда и людей! Локи встал и принялся самостоятельно одеваться. За год скитаний он отвык от расторопных слуг, появляющихся по первому зову. С одной стороны, личные рабы удобны, с другой — излишне расслабляли и раздражали постоянным лобызанием. Облачившись в привычную асгардскую одежду, царевич приблизился к столу. Там стояло столько вкусностей, что Локи не сразу смог решить, с какой начать — все блюда выглядели очень аппетитно. Царевич закрыл глаза и протянул руку — первой попалась жареная рыба. Вяло пережевывая ее, Локи составлял план сегодняшней обороны, а если повезет, то и атаки. Меньше, чем через час, он встретится с командой, собранной отцом для починки каскета, а, главное, для выпытывания информации. Локи ощущал легкий мандраж, как обычно перед боем. И неважно, что этот бой словесный — тем интереснее выиграть, тем интереснее поставить противников на колени. Один из мучителей вчера уже разведывал обстановку. Локи поморщился, вспоминая мужчину, чье имя никак не хотело всплывать в памяти. Почему знакомиться с богом послали именно его, того, кто этого самого бога дико боится? Царевич с неудовольствием вспомнил расширенные от ужаса зрачки и подобострастные поклоны. Видимо, слухи о том, что он чудовище, полуетун, докатились и до этого забытого всеми поселения. Ну да новый знакомый — всего лишь напуганное ничтожество, а вот кто остальные? Обнаружив, что подносит к губам мед, Локи заставил себя поставить кубок обратно на стол. Памятуя вчерашний разговор, он взял кувшин с молоком. Задумался на мгновение: куда бы налить? На столе стоял только один кубок, и он уже был занят медом. Можно позвать слугу и попросить принести хоть десять чаш, но зачем? Он не во дворце, а в собственном доме, и может пить молоко так, как ему угодно. Поднеся к губам полный кувшин козьего, его любимого, молока, Локи сделал первый глоток. На мгновение ему представилось, как изменились бы лица приемных родителей, посмей он сделать такое же в близком кругу родных на совместной трапезе. Подобной вольности не мог позволить себе даже не очень-то опрятный братец! Локи едва не пролил драгоценный напиток, отмечая про себя, что он казался слаще, чем обычно, когда его чинно выпивали из кубка. Судя по восхитительному вкусу, молоко доставили прямо из дворца: только там паслись козы, подаренные пресветлыми ванами. Что ж, тем лучше, значит, отказаться от алкогольных напитков будет не так сложно, как казалось изначально. Свежая голова пленнику точно понадобится в ближайшие месяцы: если и не для исследований каскета, то уж для изучения новых тюремщиков так точно. Сколько их там? Пятеро, кажется. Вчерашний гость говорил, что у него есть брат. Скорее всего, старший. Сопоставляя слова с поведением, Локи пытался вывести возможный, пока еще туманный портрет «брата». Это мог оказаться бесстрастный воин, пославший младшего разведывать обстановку. Он столь же глуп, сколь Тор, или, наоборот, проницателен? Локи хмыкнул: каким бы он ни был, он явно командует младшим братом, значит, стоит подружиться с обоими и, по возможности, поссорить. Кто там еще? Какая-то девчонка. Беркана. Наверняка, дева невероятной красоты и чудесных манер. Многие глупцы думают, что если сердце мужчины оплести любовью, то он выдаст все свои тайны. Локи усмехнулся: не бывать этому. Он видел на своем веку немало женщин. Отец даже представить себе не может, сколько именно! Влюбить в себя Локи не сможет ни одна дева, а вот он давно приноровился влюблять и выпытывать нужные сведения. О, если бы получилось обратить оружие отца против него самого! Локи встал из-за стола и подошел к огромному сундуку с одеждой. Кто следующий в списке? Хагалар, Вождь. Если это тот самый старец, что приходил во снах, значит, он по возрасту чуть ли не ровесник отца. Быть может, его давний знакомый. Ну, с такими асами Локи умел ладить. Опять будут конкретные вопросы и попытки убедить, что «его молчание недостойно сына Одина». Список дел, «недостойных сына Одина», был столь велик, что порой начинало казаться, что любое действие, выходящее за рамки этикета, являлось тем самым недостойным. Если только это не было что-то по-настоящему значимое, вроде наказания изменников или подчинение недоразвитых народов — вот это поборники манер признавали достойным, если, разумеется, помыслы, толкнувшие на сотни казней, на убиение тысяч, были добродетельными! Ну и последний, какой-то гений. Гений в чем? В науке или в искусстве допроса? Раз «странный», значит, от него можно ожидать чего угодно. Сильный и достойный соперник… Продумывая линию поведения, Локи закреплял на поясе кинжалы, украшенные витиеватой резьбой. Оружие у него не отобрали, вещи не досматривали. Неужели в этой огромной тюрьме никто не боится, что он нападет на надсмотрщиков? Или только этого и ждут, чтобы вернуть его во дворец, якобы ради безопасности местных? Или ему таким образом доверие выказывают? Сколько вопросов, и ни одного ответа. Локи достал из сундука черные перчатки из козьей шерсти. Не самая удобная деталь одежды, но придется с ней смириться. Раньше он никогда не носил перчаток, только варежки: большие, мягкие, приятные на ощупь. К варежкам он давно привык, в перчатках чувствовал себя неуютно, но выбора не было. Ему придется работать с каскетом, а если дотронуться до него голыми руками… Локи скривился, прогоняя воспоминания о том дне, когда он стоял в хранилище, держа ковчег в руках. Ему стоило сделать несколько шагов назад, и Разрушитель разнес бы его в клочья как ледяных гигантов, которых царевич заманил в смертельную ловушку. Тогда Локи был настолько обескуражен увиденным, что смерть казалась желанной. Ведь весь его мир, вся его жизнь рухнула в одночасье! Хорошо, что отец приказал положить каскет на место. Было бы обидно умереть от собственной глупости. Локи бросил взгляд на огромные песочные часы, стоявшие неподалеку от стены. Пора идти на допрос. Он улыбнулся своему отражению в мутном зеркале: «еще поглядим, кто кого допрашивать будет» — и вышел на улицу. Стылый морозный воздух тут же обжег горло: зима вот-вот должна была вступить в свои права. Зимнюю половину года Локи ненавидел: она всегда была связана для него со страданиями и болью. В последние годы, правда, зимы выдавались мягкими, и это спасало полуётуна от множества мучений. Навстречу Локи попадались асы в самых немыслимых одеяниях, однако в этот раз они не падали на колени. Приветственные возгласы раздавались со всех сторон, но относились они не только к царевичу: встретив знакомого, поселенцы здоровались и проходили мимо, не останавливаясь для того, чтобы перекинуться даже парой фраз. Перед сыном Одина они склонялись в легком поклоне, мило улыбались и уходили, не задавая вопросов. Локи такое положение дел вполне устраивало. Вчера, сидя с тюремщиком у порога своего дома, он вынужден был наблюдать подобострастие каждого, но, похоже, естественник успел за ночь предупредить всех, что сын Одина не желает видеть падающих ниц. Локи нашел глазами приземистый глиняный дом, подходящий под сумбурное описание, выданное вчерашним перепуганным гостем. Что ж, осталось сделать несколько десятков шагов, и его участь решится! Царевич двинулся к цели, напоминая себе, что он сын Одина и презирает всех поселенцев. Неспешно двигаясь по дороге, Локи ловил на себе восторженные и заинтересованные взгляды, которые льстили его самолюбию. Он ощущал себя так, словно вернулся из очередной завоевательной кампании вместе с братом, и народ высыпал на улицу, ликуя и чествуя сыновей Одина. По большому счету, так оно и было: он вел армию, вернулся в Асгард вместе с братом, если забыть, в каком виде, то можно величать себя триумфатором. Мужчины и женщины приветствовали его, глядя чуть не влюбленными глазами на самодовольное лицо, источающее гордыню. Вокруг стояла непривычная тишина, нарушаемая только негромкими разговорами. Чего-то в картине мира не хватало. Криков, смеха, детских перебранок… И правда странно! За всю дорогу Локи не встретил ни одного ребенка, не слышал детских голосов и не видел беременных женщин. Быть может, им запретили приближаться к домам, где будет жить и работать сам сын Одина? Но поселенцам неоткуда было узнать, что дети вызывали у младшего царевича две эмоции: брезгливость и желание прикончить на месте. Отцу он о своих настроениях никогда не говорил, так что вряд ли тишина подстроена специально для него. Локи шел по улице всего несколько минут, однако небо успело заволочь темными, будто порезанными ножом тучами, превратившими ясный день в мрачный вечер. Царевич не обратил внимания на резкую смену погоды. Он шел так чинно и спокойно, будто подходил к трону Всеотца, и никто не смог бы даже предположить, насколько неуверенно он себя чувствовал в поселении бесконечной магии. Город отверженных всегда был для него чем-то запретным. Не потому, что сюда запрещали ходить (сколько Локи помнил, и не запрещали), а потому, что дурная слава об этом месте гремела по всей столице. Молодой маг испытывал брезгливость к самому себе. Неслыханно, чтобы он, младший сын Одина, находился здесь. Одно дело, если бы это было частью сурового наказания Всеотца, частью того самого приговора, но нет ведь! Он сам загнал себя в эту клетку, как год назад сам отправил себя в изгнание. И теперь он должен вести себя здесь … А как именно? Этот вопрос царевич обдумывал давно, но так ничего толкового не придумал и решил действовать по обстоятельствам. Наглостью он ничего не добьется, ему нужно втереться в доверие к тюремщикам. Играть бедную жертву, замученную страшным Одином, тоже не годилось. Но положительные эмоции, вроде дружелюбия, никогда не были его коньком, и уж тем более, положительные эмоции по отношению к столь ничтожным созданиям, к преступникам! Стоило оказать покровительство вчерашнему напуганному гостю, чье имя никак не желало вспоминаться. Перебрав в уме все руны, Локи, наконец, вспомнил, что его нового знакомого зовут Раиду. Была небольшая вероятность того, что его заставили вступить в фелаг, заставил тороподобный брат, который никогда не спрашивает мнения окружающих о своей очередной затее. В этом случае Локи сможет перетянуть несчастного, запуганного асгардца на свою сторону, обещая покровительство и милости, и таким образом узнает планы Одина. Или вчерашний страх был ловко разыгран? Нет. Локи отбросил эту мысль: он слишком хорошо изучил души живых в бездне. И теперь легко отличал фальшивые эмоции от настоящих. Вчера ему казалось, что Раиду скорее умрет, чем задаст очередной вопрос сыну Одина. Что ж, этим надо воспользоваться. Локи, наконец, подошел ко входу в большой глиняный дом. Двери на месте не оказалось, так что постучаться и предупредить о своем появлении царевич не мог при всем желании. Он сделал глубокий вдох и привел мысли в порядок. Его дело молчать и следить за поведением команды. Быть может, они не столь искусны в допросе, как думает Один, и допустят ошибки, благодаря которым «поверженный бог» сможет выстроить линию обороны. Успокоив себя этой мыслью, Локи вошел в дом, намеренно не приглушая шаги. Он остановился на пороге и с любопытством осмотрел комнату. Никогда прежде он не видел ничего подобного. Все стены загадочного помещения были увешаны плакатами и таблицами или же заставлены полками со множеством склянок из стекла, глины, даже камня. Под ними стояли огромные резные закрытые сундуки с висячими замками и магическими печатями. Неподалеку горел небольшой очаг, от которого почти не веяло теплом, а около дальней стены была сложена еще одна печь, большая, но не растопленная. На скамьях, столах, а кое-где даже и на полу лежали ступки, банки, весы, перепачканные красками и воском сосуды из дерева, стекла и глины, назначение которых Локи не мог себе даже представить. Между ними попадались порошки, камни и невероятные смеси всех цветов радуги, а на самом дальнем столе округлой формы обнаружились инструменты, походящие на орудия пыток: щипцы, ножи и дробилки. Локи рассматривал комнату с большим интересом, пока не наткнулся взглядом на молодого аса. Царевич мысленно отругал себя за то, что, засмотревшись на странное убранство помещения, не заметил главного — его обитателя. Это не был вчерашний разведчик, и, судя по возрасту, не гость из снов. Значит, либо безумный ученый, либо брат Раиду. — Царевич Локи, — тюремщик обладал очень красивым, мелодичным голосом, более достойным женщины, нежели мужчины. Он склонился, возможно, чуть глубже, чем Локи считал уместным, но сделал это столь изящно, что бог невольно залюбовался его пластикой. — Брат передал мне твое пожелание касательно приветствий и выражения восторга, — ас выпрямился и начал приближаться к Локи легкой походкой, причудливо петляя между столами. Царевич удивился лабиринту из мебели: невозможно было пройти из одного конца комнаты в другой, не обогнув несколько рядов столов, перекрывающих сквозной проход. — Я с превеликим удовольствием исполню твою просьбу, но позволь сперва выразить все то восхищение, которое я испытываю перед тобой и твоими деяниями, сын Одина. — Светловолосый подошел почти вплотную, почти вторгаясь в личное пространство бога, но все-таки оставаясь за запретной чертой, и изящно опустился на одно колено, склоняя голову в приветственном поклоне. Локи, замерший и внутренне подобравшийся, не очень понимал, что делать. Ему было приятно смотреть на коленопреклоненное существо, двигавшееся словно в такт слышной одному ему мелодии, были приятны также и льстивые речи: они звучали столь естественно! Столь легко слетали с уст асгардца, что им сложно было не поверить, сложно было не забыть, что перед пленником всего лишь палач, причем, возможно, поднаторевший в искусстве допроса. Локи был доволен создавшимся положением: отец подослал к нему сильных соперников, поставить их на колени будет делом чести. Один боится, давит на жалость, второй ведет себя, словно артист земного театра — с такими тюремщиками Локи раньше сталкиваться не приходилось. — Твое возвращение в светлый город богов — это великое счастье для всех асов, — подал голос коленопреклоненный. — Я горд тем, что могу лично выразить тебе всю ту любовь, которую, без сомнения, испытывает к тебе каждый житель нашего поселения. И я не могу поверить в милость норн, сплетающих судьбы. Мне выпала честь работать с тобой над одним из величайших артефактов современности. Это огромная честь и столь же огромная ответственность, — он сделал паузу. Локи заслушался речью настолько, что даже не сразу понял, что она оборвалась: голос аса всё отдавался где-то в горле, вызывая приятные ощущения на грани эйфории. Локи с детства знал, что по-настоящему нежный и приятный голос можно оценить горлом: если его заволакивает истома, значит, оратор искусен, если же слова отдаются только в ушах и сердце, значит, он не достиг еще высших ступеней мастерства. Однако с каждым словом нового знакомца Локи все больше убеждался в том, что тот долго репетировал свою речь: слишком театрально выглядели все слова, жесты и даже интонации. — Позволь выразить тебе соболезнования. — Сладость голоса вновь растеклась по горлу, заглушая разумные мысли. Локи страстно желал только одного: научиться говорить столь же искусно. — Тебе придется жить рядом с нами, с теми, кто не достоин касаться даже твоих одежд. Я сделаю все, чтобы твое пребывание в поселении магии не было мучительно тягостным. Распоряжайся мной как своим преданнейшим слугой. Локи с огромным трудом заставил себя отвлечься от сладостных ощущений и вникнуть в суть речи. Распоряжаться им. Что за смысл этот сладкоголосый ас вкладывал в свои слова? Он навязывается в слуги или собирается втереться в доверие и стать личным соглядатаем? В любом случае, это можно и нужно использовать. Но сперва стоит поблагодарить артиста за чудо-спектакль, который, несмотря на всю свою фальшь, принес зрителю некоторое удовольствие. — Твоя речь впечатляет, — заметил Локи небрежно, выказывая скуку. Он искал глазами остальных членов команды, обводя взглядом все углы семиугольного, как он только сейчас понял, здания. Но нет, в комнате никого больше не было. Скрываются ли они в соседних помещениях, наблюдая за разыгрывающейся комедией и ожидая своего выхода, или еще не пришли? — Расскажи об исследованиях, — царевич говорил нарочито твердо, стараясь интонацией дать понять, что льстивые речи не возымели эффекта, не заставили дрогнуть его каменное сердце и столь же каменную душу. — И назови свое имя, — царевич, правда, уже не сомневался в том, кто стоит перед ним на коленях, но не стоило демонстрировать свою проницательность противнику. Утренняя догадка о тороподобном брате Раиду с треском провалилась: этот мужчина гораздо интереснее, его характер не так-то прост. — Здесь меня называют Иваром, — ответил ас, поднимаясь на ноги. Локи залюбовался полуженской грацией. Где-то он уже такое видел… В памяти царевича закрутилась расплывчатая картинка какого-то торжественного дня, когда в очередной раз чествовали отца. Десяток юношей танцевал, двигаясь столь же плавно и грациозно, сколь сейчас Ивар. Неужто перед ним один из тех, кто когда-то танцевал перед отцом? Это надо будет выяснить, но не сейчас. Если он прав, то допросы будут напоминать действия театральных пьес, а это… скрасит однообразие стандартных допросов, предполагающих запугивание, давление и шантаж. — Если ты позволишь, я могу немедля раскрыть тебе все тайны нашего предприятия. — Ученый развернулся боком, приглашая подойти к столам. — Можешь, — откликнулся царевич. Ему было искренне интересно, что именно Ивар будет делать с каскетом, который обнаружился на одном из дальних столов. — Ты один из величайших магов этого мира, тот, перед кем склоняет голову все сущее, даже сама материя, — начал Ивар, направляясь к столу без каскета, зато со множеством непонятных склянок всех форм и размеров. С чего он решил, что царевич — один из величайших магов, Локи не знал и отметил, что это тоже стоит выяснить. И тоже не сейчас. — К моему огромному сожалению, я не владею магией, — ученый чуть-чуть опустил голову, то ли и в самом деле сожалея о своем неумении, то ли преклоняясь перед силой сына Одина. — Но научные опыты над самыми обычными веществами открывают нам чудеса даже большие, чем сложнейшие магические заклинания. Позволь мне показать тебе научную магию. Локи лишь кивнул, вслушиваясь в каждое слово. Ему надо вычленить из красивого потока слов хоть что-то стоящее и важное, что-то, что поможет ему выжить здесь, среди врагов. — Взгляни на эту бумагу, — Ивар протянул царевичу маленькие полоски. Локи снял перчатки и потрогал их: бумага на ощупь была чуть менее шершава, чем пергамент, больших отличий он не заметил. Однако возможные свойства маленьких полосочек были не так интересны, как изменившиеся взгляд и движения ученого: естественник преобразился, начав говорить о своем излюбленном ремесле. Сладкий и тягучий, словно мед, голос, приобрел более жесткие нотки, да и движения стали более четкими, размеренными. Локи уже доводилось видеть ученых, увлеченных своим делом до такой степени, что весь прочий мир казался им несущественной мелочью, и Ивар явно был одним из них. Но как такой ас может нормально вести допрос? — Эти маленькие полоски кажутся обыкновенными, я бы даже сказал, скучными, но они таят в себе множество чудес, неразличимых для взгляда непосвященного. — Ивар положил несколько листочков в плоскую плошку и взял в руки совсем маленькую скляночку с желтоватой мутной жидкостью. Казалось, он говорил исключительно для себя, не надеясь, что собеседник проникнется торжественностью момента и сложностью замысла. Локи, не отрываясь, следил за движениями исследователя, чтобы не пропустить самого важного. Необходимо было как можно быстрее понять, почему он показывает именно эти фокусы, а не какие другие? — Прошу твоего внимания, — Ивар капнул на бумагу содержимым флакончика, и… бумага окрасилась в красный цвет! Локи с интересом наблюдал за расползавшимся круглым пятном, недоумевая, как цвет мог измениться? Ивар капнул на другую сторону бумажки раствором мутно-белого цвета, и бумажка стала…. синей! Локи озадачено посмотрел на ученого, одним взглядом прося пояснений. — Во время первого опыта я использовал лимонный сок, — объяснил тот с таким рвением, будто чуть заинтересованный взгляд Локи — самая большая награда, которую он мог получить в жизни, — а во время второго — раствор соды. Ты можешь убедиться, насколько прекрасна и необычна наука о веществах, — Ивар, словно зачарованный, смотрел на двухцветную бумажку. — Поверить сложно, что наша красная кровь окрасит листок в фиолетово-синий цвет! — Неужели? — переспросил Локи, не слишком-то веря в подобное. Глаза Ивара тут же зажглись каким-то неестественным, болезненным, пугающим огнем. Подобрав с пола маленький ножик, на который Локи чуть не наступил, он одним быстрым движением порезал ладонь. Красная кровь и правда оставила фиолетовый след на волшебной бумажке. — Эффект впечатляет, — нарочито скучающим тоном произнес Локи, пока Ивар красил бумагу в зелено-желтый цвет с помощью так называемого «нашатырного спирта» — жидкости с невероятно резким, отвратительным запахом. — В науке естества каждое вещество может впечатлить даже самого искушенного ученого, стоит только присмотреться к нему чуть внимательнее. Позволь, я поясню тебе суть опыта, — попросил исследователь, подходя к другому столу и увлекая за собой царевича. — Красный цвет дают кислоты, синий — щёлочи, а фиолетовый обозначает, что среда нейтральная. Локи окончательно запутался в материях, названиями которых так легко жонглировал естественник. — И это поможет нам постичь суть каскета? — спросил он, стараясь одной интонацией дать понять, что сей вопрос не сильно, но все же волнует его. — Конечно! — отозвался Ивар, даря благодарную улыбку. — По одной маленькой капельке мы сразу же поймем природу каскета. Узнаем, является ли он кислотой или щелочью! Локи отметил про себя, что, похоже, ему стоит разобраться, что означают эти два слова. Если первое он еще слышал и знал, что кислоты могут быть опасными и разъедать плоть, то второе было ему незнакомо. — Элементы дарят невероятный простор для фантазии, — продолжил Ивар, демонстрируя сосуд, в котором переливалась какая-то тягучая жидкость серебряного цвета. — Сложно даже представить себе, что это металл. Ртуть — единственный металл, который при нормальной температуре и давлении находится в жидком состоянии. И это только самое простое из множества невероятных, увлекательнейших чудес мира науки. Обрати сюда свой взор. Локи со все возрастающим интересом, превращающимся в неумеренное, неконтролируемое любопытство, смотрел, как ученый берет какие-то склянки, порошки и смешивает их, проговаривая невероятные по своей сложности слова, похожие на заклинания: — Твоему вниманию я представлю одно из самых красивых соединений, какое знало это царство. Если мы в стакан положим полисиликат натрия и различные соли, то получим чуть не все цвета радуги. Давай в этот сосуд добавим пентагидрат сульфата меди, в этот — гексагидрат нитрата кобальта, в этот — гептагидрат сульфата никеля, в этот — гептагидрат хлорида железа. Локи даже не пытался понять, что за заклинания произносит естественник. Он с такой легкостью проговаривал сложнейшие выражения не асгардского происхождения, что молодой бог даже слегка позавидовал ему. Уже через несколько мгновений у него в руках были колбочки с жидкостями синего, розового, зеленого и желто-зеленого цвета. Превращение веществ и в самом деле походило на волшебство. И если это волшебство с такой легкостью меняет цвет жидкостей, то может ли оно быть использовано для вытягивания из пленника нужных сведений? Долго любоваться волшебными жидкостями Ивар не позволил. Он окликнул Локи, приглашая к соседнему столу с новыми веществами. Царевич нарочито медленно и аккуратно поставил колбочки в специальные прозрачные подставки, отлитые точно по размеру. Нельзя забывать, кто он и кто этот странный ученый. — Я покажу тебе небывалой красоты эксперименты. Я горд самим осознанием того, что могу представить на твой суд результат кропотливой работы обитателей девяти миров. Мы добавим в раствор сульфата меди два водный раствор аммиака, — Ивар наливал раствор очень медленно, не переставая помешивать, — выпадет голубой осадок основной соли меди два, а если мы будем перемешивать дальше, то…. — Ивар на минуту замолчал, усердно водя палочкой, так что она стукалась о стенки сосуда, –… осадок растворится, а жидкость, ты можешь поверить в это? Какой красивой она стала! Ярко-синий цвет есть аммиачный комплекс меди! — Браво, браво, мой добрый Ивар, но ты зря расточаешь свои красноречие и талант: ребенку твои вещества неинтересны. Локи резко повернулся к двери, едва не запнувшись о ножку стола: очарованный рассказом Ивара, а точнее, невероятными превращениями одних жидкостей в другие, он расслабился и совершенно забыл о том, что у него не один тюремщик, а целых пять! У двери, вернее, створки, где должна была располагаться дверь, стоял тот самый мужчина из снов. Стоял в расслабленной позе, скрестив руки на груди, опираясь спиной о стену и глядя на юношей хитрым лисьим прищуром. Локи скрипнул зубами: надо же было так увлечься переходом цветов, потерять бдительность настолько, чтобы не заметить появление очередного действующего лица! Да еще и того самого, которое навещало его в лазарете. В тот день Локи не успел даже толком рассмотреть своего посетителя, зато теперь скользил взглядом по его жилистой фигуре, подмечая все мелочи. Перед ним стоял пожилой воин, еще не утративший былого духа и силы. Опасный и опытный противник. По возрасту немногим моложе отца. Волосы седые, значит, ему, как минимум, четыре тысячелетия. Заплетены в косу: странно, обычно такую прическу носят женщины, хотя… Локи поймал себя на мысли, что наряды и внешность поселенцев сильно отличаются от общепринятых. Глаза, разумеется, голубого цвета. Царевич горько усмехнулся: в последнее время голубые радужки стали ему ненавистны — слишком уж ярко выделялись на их фоне его собственные зеленые. Эти лукавые, насмешливые голубые глаза изучали пленника с явным интересом. Локи передернуло: слишком уж они походили на глаза его приемного отца. Такие же выпытывающие, изучающие, только, в отличие от принадлежащих Всеотцу, в них не было и тени суровости и всезнания, их заменяла насмешка, столь не свойственная асам такого возраста, столь не идущая изборожденному морщинами лицу. Напуганное ничтожество… Актер театра… Пожилой воин… Отец, должно быть, долго выбирал типажи для допроса приемного чудовища! Новый знакомец, удовлетворившись осмотром, отделился от стены и подошел ближе к столам: — Так вот ты какой, детеныш Одина. Локи передернуло от немыслимого обращения: как его только не называли, особенно после падения с моста, но «детенышем Одина» никогда. Ему стоило многих усилий никак не отреагировать на это обращение, вспомнить о выдержке, выработанной в бездне. Будь он на год младше, то, не задумываясь, вырвал бы поганый язык наглеца, смеющего столь пренебрежительно относиться к царевичу Асгарда. Однако Локи прекрасно понимал, что положение пленника слишком шаткое, обязывающее терпеть все оскорбления, слетавшие с губ тюремщика, подосланного Всеотцом. Не имея возможности ударить странного старца, Локи неотрывно следил за ним, внутренне подобравшись и ожидая продолжения речи. Тот замер буквально в паре шагов от него и еще раз нарочито медленно окинул унизительным взглядом с головы до ног. — Одежда невероятно идет тебе, юный Локи, — заметил он. — Не будь твои волосы черны, я бы сказал, что ты красив. Молодой маг лишь улыбнулся на очередное оскорбление: если первые слова можно было истолковать двояко, то сейчас его откровенно провоцировали. Но он не настолько глуп, чтобы вестись на столь пошлую и безыскусную уловку. Любопытно было другое, как столь неучтивые речи объяснит Ивар, замерший где-то за левым плечом. Обернувшись к нему, Локи обнаружил, что тот как-то неестественно опустил голову, будто испытывал невероятный стыд. С сожалением царевич осознал, что эта комедия на двоих, а не на троих. А ведь третий участник мог бы сильно упростить дело: подловить двух противников легче, чем одного. — Я рад познакомиться с тобой, — старец сделал пару маленьких шажков вперед и остановился перед носом Локи. Он стоял слишком близко, что раздражало царевича, вызывая внутренний дискомфорт и инстинктивное желание отодвинуться, увеличить расстояние. Но он не позволял себе отступать, продолжая стоять на одном месте, неосознанно стараясь делать короткие неглубокие вздохи, чтобы не коснуться дыханием стоящего напротив мужчины. — Мы уже знакомы. Я помню тебя, — ответил Локи, справедливо рассудив, что, ведя диалог, получит больше информации, чем слушая монолог. — Неужели? — на лице мужчины появилось явное изумление и… надежда?
Локи впился в него глазами, читая как открытую книгу. Перед ним всего лишь один из его надсмотрщиков, дознаватель. Однако его удивление казалось вполне искренним. Что же настолько поразило его в двух невинных фразах? Локи не знал, а возможности получить ответ, не задавая прямых вопросов, не было. Он решил ответить снисходительно, скопировав подобающие его положению царевича в изгнании надменные интонации отца:
— Я помню, как ты говорил мне о каскете. — Ах, это, — махнул рукой старец, явно разочарованный объяснением. — Да, говорил. В лежачем полусонном состоянии ты мне понравился гораздо меньше, чем сейчас. Локи не нашелся, что на это ответить, но его ответа и не ждали. Царевич едва успел заметить, как жилистая рука незнакомца, ни с того ни с сего, потянулась к его лицу. Такой вольности Локи не позволял никому, даже самым близким асам, поэтому одним резким и сильным движением перехватил запястье своего противника, едва сдерживаясь, чтобы не сломать его, словно хрупкую веточку. — Какой дерзкий ребенок, — улыбнулся старец нежной, так не идущей его массивной фигуре улыбкой. Локи сжал руку сильнее в предостерегающем движении, говорящем, что даже его, сына Одина, терпению может прийти конец. Дальнейшее произошло настолько быстро, что Локи не успел осознать, как умудрился оказаться в собственной ловушке. Старец с легкостью вырвался из цепкого захвата, разжать который было нелегко даже Тору, и сам схватил Локи за запястье. Царевич дернулся почти инстинктивно в отчаянной попытке освободиться, но понял, что это бесполезно: хватка была железной. Кисть, зажатая в тисках, побледнела почти мгновенно из-за недостатка крови. Глаза старца закатились, сам он застыл, словно бронзовый кумир, а от его руки, обхватившей браслетом запястье бога, начал исходить мягкий белый свет. — Что происходит? — Локи дергался в тщетных попытках разжать пальцы Халагара так отчаянно, что чуть не свалил попавшуюся под локоть банку с густой непрозрачной смесью. — Прошу тебя, не трать силы, Локи. — Ивар с легкостью поймал готовую упасть банку. — Он исследует тебя, твою магию. Пожалуйста, не сопротивляйся. К сожалению, ты не сможешь разжать его пальцы, пока он не здесь, — Ивар повёл ладонями, стараясь смягчить гнев и смятение, но в ответ получил только злобный взгляд. Действительно, ничего плохого не происходило, но где-то под кожей зародилось странное покалывание. Локи знал, что так изучают структуру магии и не видел в этом ничего ужасного, знал также, что этот прием никогда не применяют для извлечения информации. Его раздражало другое: старик обращался с ним, словно с диким животным, не понимающим слов — копался в магии, не спросив разрешения! — Кто дал ему право? — резко перебил Локи, забыв на мгновение, что собирался только изучить обстановку, а не нажить себе смертельных врагов в лице своих надсмотрщиков. Изучая магию, сможет ли этот старец познать и его сущность? Знает ли он, кто такой Локи на самом деле? — Я должен извиниться перед тобой, — Ивар изящно склонил голову. — Хагалар очень… груб. Он один из самых пожилых жителей поселения и поэтому иногда позволяет себе некоторые причуды. Я постараюсь сделать все, чтобы он не причинял тебе неудобств. — Довольно! — бросил Локи, возвращая себе уверенность и ясный разум. В словах Ивара не было ничего особенного, но его мягкий, полуженский голос действовал успокаивающе. Уж не заклинание ли гипноза применил этот естественник? И естественник ли он на самом деле? Локи попытался понять истинную сущность актера, но тщетно. В поселении было слишком много волшебства: тысячи магических потоков сливались в один. В такой обстановке даже колдовать крайне сложно, что уж говорить о том, чтобы открыть естество собеседника. Локи злобно оскалился, предприняв еще одну попытку выкрутить запястье, но чуть не сломал себе же руку. Какие же грубые формы принимает допрос! Сначала его развлекают невероятными опытами, потом приходит настоящий палач и в мгновение ока сковывает его в прямом смысле этого слова! Царевич опасался, что под влиянием чужой магии проявится истинный цвет кожи, однако в белом слепящем свете сложно было разглядеть что-то, кроме длинных паучьих пальцев с ярко проступающими на них венами. Как все ловко подстроено! Двое тюремщиков просматривают его суть, причем один из них делает вид, что он, как бы, ни при чем. Какое восхитительное притворство! Локи попытался сосредоточиться и понять, что именно смотрит маг. Однако и эта попытка провалилась: он чувствовал себя так, будто никто не пытался прочитать его истинную суть. Свечение исчезло столь же резко, сколь и появилось, а в тело мага будто вернулась жизнь: в секунду он перестал походить на истукана. — Красивая у тебя магическая энергия, дитя Одина, — онхитро улыбнулся, разминая успевшее затечь запястье. Его морщинистые пальцы, похожие на паучьи лапки, массировали кожу, разгоняя кровь. Царевич предпочел не сопротивляться, скрывая брезгливость, которую испытывал от чужих неаккуратных прикосновений. — Тебе совершенно необходимо освоить огненную магию, если ты её еще не знаешь. Не знаешь ведь? — старик выжидающе посмотрел на Локи, но не дал ему ответить. — А, ладно, сейчас не до этого. Ты мне только скажи, ребенок, одну вещь, — он сделал многозначительную паузу. — Какую? — механически спросил Локи, касаясь ноющего запястья. Скорее ему хотелось стереть ощущение от чужих прикосновений, чем размять затекшую кисть. Его мысли занимали вовсе не бредни старика, он старался унять бурю чувств — вестись на первую же провокацию со стороны надсмотрщиков было бы, по меньшей мере, глупо. Маг определенно узнал что-то стоящее, но неужели это что-то Один не мог узнать у своего чудовища лично? Что, не хотел марать руки и поэтому подослал надсмотрщиков? — На что ты потратил лучшие годы своей жизни? — спросил старец, оставаясь в непосредственной близости от Локи. — Что? — переспросил царевич. Он прислушивался к собственным ощущениям, не находя никаких изменений в себе и магических потоках, пронизывающих тело. Локи готов был проклясть мага за его могущество! Если бы он не видел белого свечения, то мог бы увериться, что тот просто так держал его за руку. Давно Локи не встречал таких сильных магов. Если не сказать, никогда. — Лучшие годы, — повторил Хагалар, жестом приглашая отойти от столов к скамьям, покрытым шкурами хищных зверей. Ивар подчинился, сделал несколько шагов, сел на одну из них и вновь замер, словно каменное изваяние. — У тебя потенциал великолепный, но совершенно, абсолютно, просто до смешного не развитый! Чем ты занимался вместо того, чтобы совершенствовать свою магию? Махал мечом, копьем или молотом? — Хагалар цокнул языком, покачал головой, не сводя с подопечного насмешливо-разочарованного взгляда. — Ну куда это годится, мой юный Локи? Ведь магия — это и наука, и искусство, и ремесло, ее осваивать с детства надо, а чем ты занимался в детстве, а? Время уже упущено, — старец склонил голову направо, налево, умудряясь при этом все также осуждающе смотреть в лицо Локи. — Ты мог бы быть одним из величайших магов нашего мира, а что теперь? Даже если я сейчас буду тренировать тебя днями и ночами, мы уже не разовьем твой потенциал полностью. Ну куда это годится, скажи ты мне, глупое дитя? Локи молчал, пытаясь осознать услышанное. Он понимал только одно: все события этого безумного дня совершенно не вяжутся с его ожиданиями. При чем тут его магия? Официально он с этими исследователями должен починить каскет, неофициально они должны его допросить и доложить Одину о результатах. И как это связано с магией и его полнейшим ею не владением? Или Хагалар просто проверил, сможет ли узник одним мановением руки стереть своих тюремщиков в порошок? Но ведь и так понятно, что может, для этого сильная магия не нужна, хватит одного кинжала. Разочарованный тон Хагалара напоминал что-то. Локи уже слышал когда-то примерно такие речи. То ли кто-то из наставников так говорил, то ли даже сам отец: менторский тон того, кто считает себя выше других и рассматривает всех несведущих в качестве муравьев, Локи узнал бы из тысячи. — Ладно, я на досуге посмотрю, что ты умеешь, а что нет, — махнул рукой Хагалар, всем своим видом выражая недовольство и разочарование, — но результаты меня, мой юный Локи, думаю, не впечатлят. — Еще одно слово в адрес нашего царя, нечестивец, и пламя Суртра покажется тебе нежным солнцем. Локи кивком головы поприветствовал еще одного участника этого странного представления. На этот раз им оказался вчерашний знакомец. Он тяжело дышал и глядел на Хагалара с… яростью? Смятение и гнев, вызванные словами старца, сменились любопытством: новое действующее лицо должно внести разнообразие в затягивающееся действо. Команда надсмотрщиков, определенно, долго репетировала свои роли. Первый развлекал пленника. Второй оскорблял и внедрялся в его естество. Третий нарушил идиллию, гневаясь непонятно на кого. Локи мысленно поаплодировал этому ничтожному представлению третьесортных актеров. — Брат, пожалуйста. — Изображавший статую Ивар, резко ожил и в несколько шагов преодолел расстояние, отделявшее его от Раиду. Вдвоем они представляли собой странную композицию: стояли лицом друг к другу, точнее, плечом к плечу. Ивар положил руку на предплечье Раиду и что-то нашептывал на ухо, с опаской косясь на Локи и Хагалара. Царевич только сейчас обратил внимание на любопытную деталь: у естественника один глаз светло-голубой, а другой темно-голубой, почти синий. И как он вчера мог не заметить такой важной мелочи? — Мой вечно недовольный Раиду, я не сказал ничего оскорбительного нашему маленькому царевичу. — Веселый тон мага вернул Локи в реальность, напомнив, что перед ним всего лишь надсмотрщики отца, и до победы над ними еще очень далеко. — Если мои речи заденут его самолюбие, он мне сам скажет, так ведь? — Хагалар повернулся к молодому богу. Тот не удостоил его ответом. Меньше говорить и больше слушать — лучший способ получить полезные сведения. Раиду и Хагалар чем-то напоминали ему Одина и Тора. И хорошо, если эти двое не специально вызывают у пленника нужные ассоциации, а и в самом деле не ладят. Что у умного на уме, то у бранящегося на языке, а уж стравливать ненавидящих друг друга противников Локи умел как никто другой. И кстати, о бранящихся противниках. Хагалар через слово оскорбляет его, называет ребенком. Провоцирует. Однако его мнением можно воспользоваться. Ребенок… Какое хорошее положение. Перед глазами Локи пронеслись картины его детства: он, младший, стоящий за спиной Тора. Науськивающий брата на непослушание, а сам всегда остающийся безнаказанным. Пусть так. Пусть этот высокомерный посланец Одина считает его ребенком, пусть обращается соответственно. Жалость — вот что обычно испытывают к детям. Если не Хагалар, то остальные попадутся в ловушку. Но неужели самодовольный маг и в самом деле считает, что «ребенок» мог бы пройти сквозь бездну? — Где наш поэтический Лагур? — Хагалар был легок на помине. — Er ist hier{?}[Он здесь], — откликнулся Ивар. — Он почтил лабораториум своим присутствием даже раньше, чем я. Он в соседнем помещении, проводит время за чтением «Орла и голубя», если я не ошибаюсь. — Мог бы и не уточнять, — махнул рукой Хагалар, — он всегда читает. И всегда Гёте. Как он его еще наизусть не знает? Ох уж эта страсть к немецкой нации! Старый маг подмигнул довольному Локи — хотя бы одна его догадка подтвердилась: надсмотрщик таки прятался в соседней комнате. Что ж, изучить жертву со стороны — это очень умный ход, которым противники не могли не воспользоваться. — Как там было? — Хагалар задумался, вспоминая текст: — «O Weise! Sprach der Adler, und tief ernst Versinkt er tiefer in sich selbst, O Weisheit! Du redst wie eine Taube!» Так, кажется? — «О мудрец, — сказал ястреб и серьезно и глубоко погрузился в себя, — о мудрость. Ты говоришь как голубь», — прошептал Локи примерный перевод. Он судорожно пытался сообразить, на что Хагалар намекает? — Неплохо, — отметил маг. — Мой юный Локи, ты знаешь немецкий. Это похвально. Хоть что-то ты знаешь! — старец едва слышно похлопал в ладоши. Со скамьи, на которой сидели братья, послышался странный звук. Обернувшись, Локи увидел бледного от нескрываемого гнева Раиду и совершенно спокойного Ивара. Только присмотревшись, царевич заметил, как напряжены пальцы, сжимающие плечо безумца. Ярость, охватившая младшего естественника, была очевидна, но ее причины царевичу оставались не ясны. Судя по взгляду, направленному на Хагалара, злился он на своего союзника, а не на пленника. Быть может, это стихотворение — что-то вроде условного знака, который маг подал слишком рано, и очередной акт хорошо продуманной пьесы пойдет наперекосяк? — А на это что ты скажешь? — голос Хагалара заставил царевича излишне поспешно повернуться к своему основному, на данный момент, противнику. Рука все еще ныла от грубых прикосновений, Локи ожидал попытки нападения и почти инстинктивно принял оборонительную позу. Битва с несколькими тюремщиками выматывала не на шутку, потому что приходилось держать в поле зрения всех троих асов, а они сидели так, что, куда бы Локи ни встал, он не мог одновременно наблюдать за всеми. Весьма тонко продуманный ход! Не зря он с самого начала обратил внимание на несуразную расстановку столов в комнате. Она не позволяла занять ему по-настоящему удобную позицию. — «Daz
ABC
muoz er erkennen, der buochstabe sich vil gewenen unde an schreiben unde an lesen muoz er staete vlizec wesen.» Это ты перевести можешь? — «Нужно выучить алфавит, буквы и приложить много усилий к изучению письма и чтения», — бросил Локи настолько пренебрежительно, насколько мог. С чего вдруг Хагалар обратился к языку, который в мире смертных вымер несколько столетий назад? — Примерно верно, примерно верно, — цокнул языком старый маг. — Darf ich dir noch einige Fragen stellen{?}[Я могу задать тебе еще несколько вопросов?], юный Локи? «Как будто у меня есть выбор!» — горестно подумал царевич. Прелюдия окончена, вот и началось основное действие пьесы. Вот и прозвучала контрольная фраза, которую он ждал с той самой секунды, как вошел в комнату. Что же мага интересует? Что отец приказал выпытать в первую очередь? Что-нибудь о бездне, каскете, читаури, Тессеракте? А какая разница! Он ничего не сказал самому Всеотцу, так неужто не сможет обыграть какого-то старика? Даже если тот решит перейти от слов к более действенным методам убеждения. Стол с пыточными инструментами далеко, незаметно подойти к нему не выйдет — прочие столы мешают. — Я слушаю тебя, — ответил Локи, приготовившись к настоящему бою. — Квадрат гипотенузы, — тон старика оставался все таким же насмешливым, но понять, над чем он насмехается, было невозможно. — Что? — недоуменно переспросил царевич. — Квадрат гипотенузы, — повторил Хагалар, уже не скрывая улыбку. — Ты вообще знаешь, что такое «гипотенуза»? Локи, безусловно, знал, что такое «гипотенуза», но сильно сомневался, что именно геометрическая гипотенуза нужна Хагалару. Скорее всего, речь идет о чем-то другом, возможно, о некоем магическом термине или даже о чьем-то имени. — Только не говори мне, что ты впервые слышишь это слово, — старый маг открыто смеялся. — А то я пойду беседовать с Одином на тему воспитания юного поколения! Локи все еще молчал, оторопело глядя на надсмотрщика и ожидая хоть каких-то пояснений. — Я что, выражаюсь непонятно? — маг подошел чуть ближе. — Квадрат гипотенузы чему равен? — Сумме квадратов катетов, — неуверенно ответил Локи, не понимая, какое отношение гипотенуза имеет к каскету или Тессеракту, ведь для понимая простых кубиков не требовались геометрические выкладки. — Ну слава Одину, — вздохнул Хагалар. — А я уж стал бояться, что придется объяснять тебе, что такое «треугольник». Как ты будешь умножать восемнадцать на восемнадцать? — Таблица квадратов, — прошептал Локи, вспоминая давние занятия. Он все еще не мог понять, как связана математика с артефактами, но уж что-что, а её он знал превосходно. — Первая строчка. Восьмой столбик. Триста двадцать четыре. Кажется, он понял, в чем дело: за множеством глупых вопросов будут скрываться действительно важные, касающиеся свойств Тессеракта и каскета. Он не даст провести себя! — Ты в самом деле знаешь таблицу квадратов? — Хагалар по-птичьи наклонив голову. Если бы не насмешка, слышавшаяся в каждом слове, можно было бы подумать, что это похвала. — А восемьдесят девять на восемьдесят девять ты тоже знаешь? — Семь тысяч девятьсот двадцать один, — легко ответил царевич, читая нужное значение по таблице, которая засияла всеми красками перед его внутренним взором. Надо сосредоточиться и не потерять нить разговора, точнее, допроса: любой из глупых вопросов может быть по-настоящему значимым для Одина, важно его не пропустить. — Fantastisch
— послышался теперь уже, кажется, искренне восхищенный голос мага. — Если ты не просто так называешь числа, то это невероятно. Что, возвести в квадрат сто двадцать восемь ты тоже можешь? — Шестнадцать тысяч триста восемьдесят четыре. — Eure Hoheit{?}[Ваше высочество], это превосходит все, что я раньше видел и слышал! — голос Раиду чуть дрожал от глубочайшего почтения.
Локи, заслышав немецкую речь из уст другого надсмотрщика, повернулся к нему и наткнулся на вежливую, ничего не выражающую улыбку Ивара и искреннее восхищение и фанатичный блеск в глазах Раиду.
— Мои мысли разбегаются при одной мысли о том, сколько времени ты потратил на изучение всего этого. Это… У меня нет слов! — Раиду задохнулся: он не мог выразить переполняющие его чувства иначе, чем руганью, а её он не мог себе позволить в присутствии божества. — Никто во всем мире тебе не ровня. — О нет, быть равным мне легко, — Локи ядовито улыбнулся, отвернулся от Хагалара и сосредоточил все свое внимание на братьях. Стоило проверить, насколько искренни эмоции Раиду. Если естественник и в самом деле восхищен его знаниями, то столь же восхищен будет, узнав о методах их получения. Локи обожал играть с любыми живыми существами, обладающими эмоциями, давить на них, предугадывать реакции. Если его предположения насчет Хагалара верны, то стоит подыграть тому образу, который маг создает себе на погибель. — Хочешь проверить? — вкрадчивый шепот разнесся по всей комнате: голосом Локи владел отменно. — Есть славные стимулы к изучению чего-либо, — царевич резко замолчал, предоставляя собеседнику право додумывать. Ивар лишь смущенно улыбнулся, опустив глаза, зато реакция Раиду была именно такой, какую и ожидал царевич — естественник скривился, словно от зубной боли, слишком ярко представив себе методы, которыми обучали божество. Раньше он не допускал и мысли, что кто-то мог осмелиться применить телесное наказание к сыну Одина, но теперь сомнений в этом не было. — Ты о боли? — голос Раиду чуть дрогнул. Естественник отвернулся, нервно прикусив губы, но отвернулся не столько от пристального внимания Локи, сколько от стоящего за его спиной и язвительно ухмыляющегося Хагалара. Раиду очень хотелось порвать злосчастного мага на кусочки: все равно убийства в поселении не воспрещались. — Боль? — Локи едва сдержал хохот: как же асы предсказуемы! Все равно что люди. — Ты думаешь, болью можно принудить к чему-либо сыновей Одина? Я никогда не боялся боли и никогда не делал ничего из страха перед ней, — Локи стремился сломить невозмутимого Ивара. Раиду он уже победил: запуганный ас жался чуть не в углу скамьи, а вот его брат оказался крепким орешком. Но это не главное. Пусть горе-надсмотрщики считают, что он, забывшись, говорит искренне. Пусть уверятся, что нет никого, ни в Асгарде, ни в бездне, кому бы сын Одина подчинялся. — Есть более действенные методы. — Локи поймал взгляд Ивара и впился в него, стараясь пробить ледяное спокойствие. — Голод, — закончил царевич, сделав пару шагов вперед и добавляя в голос опьяняющие нотки. — Я полностью согласен с тобой, — Ивар чуть склонил голову, что Локи посчитал, если не победой, то хотя бы её отголоском. — Я представляю, что ты пережил ради этого знания. Естественник плавно встал и подошел к Локи. Его голос был исполнен состраданием. Царевич возликовал — у него получилось! Пусть надсмотрщик его жалеет. Пройдет немного времени, и жалость сменится обожанием. — Я даже отдаленно не представляю себе, сколько мучений пришлось стерпеть детям Одина ради получения бесчисленных знаний и умений, необходимых будущим царям, — продолжил Ивар. — Все мы преклоняемся перед силой и мудростью царевичей, но мало кто знает, um welchen Preis{?}[какой ценой] они достаются. Я лишь смею надеяться, что ваши мучения не были vergeblich{?}[напрасны]… — Неужели ты и миллионные числа в квадрат возводишь с такой же легкостью, юный Локи? — спросил Хагалар. Маг вдоволь позабавился разыгранной сценкой и планировал перейти к следующей. Локи скрипнул зубами: ему придется вернуться к прежнему собеседнику. И именно сейчас, когда победа над этим так близка! — Нет, — резко развернувшись на каблуках, ответил молодой бог, переключая все свое внимание на несносного старика, с которым было не так и просто справиться. — Ну слава Одину, — Хагалар вздохнул с облегчением, — а я уж думал, что наш добрый старый царь всея Асгарда совсем den Verstand verloren hat{?}[выжил из ума], если заставляет своих детей учить столько цифр. Ладно, долой математику. Назови мне агрегатные состояния воды. Локи недоуменно приподнял брови, дивясь резкой смене темы. — Позволю себе заметить, — вклинился Ивар, — что твой вопрос не совсем корректен. — Я думаю, юный Локи меня прекрасно понял, — отмахнулся Хагалар. — Если он вообще знает, о чем я говорю. Царевич молчал, не понимая, что от него хотят на этот раз. Это не математика, но тогда что? Та самая наука о естестве, которой его развлекал Ивар? — Тебе непонятно, что значит «агрегатное», или ты не в курсе, что вода бывает паром и льдом? — спросил Хагалар, меняя улыбку на строгое выражение лица, которое все равно вызывало лишь омерзение, а не страх. — «Агрегатное», — бросил Локи, недовольный тем, что его спрашивают о чем-то непонятном, о каких-то специфических терминах, которые он не знал и знать не мог. Он разбирался только в тех терминах, которые требовались для изучения Тессеракта. И не стоило забывать, что любым следующим вопросом Хагалар может затронуть строение этого артефакта. — Охх, ладно… А разницу между кислотами и щелочами ты себе представляешь? — Чем и чем? — Локи точно помнил, что совсем недавно Ивар говорил ему что-то о кислотах и втором непонятном слове, но что именно? Похоже, в них действительно придется разобраться. — Ладно, пойдем с другого конца. Скажи, растёт ли клюква на березе? Локи дернул головой, дивясь простоте вопроса. То ли Хагалар издевался, то ли в его словах крылся какой-то подвох. — Не растет, — ответил он и сразу же пожалел об этом. Стоило ответить утвердительно и посмотреть, как на неприкрытую издевку отреагирует вопрошающий. — А точно не растет, bist du sicher{?}[ты уверен]? — маг тихонько посмеивался, внося смятение в душу царевича. — Хагалар! — послышалось сдавленное рычание. Локи переключил все внимание на братьев. До этого бледное, лицо Раиду теперь пошло багровыми пятнами, а глаза метали вполне материальные молнии. Его гнев, вызванный происходящим, казался вполне осязаемым. Неужели допрос ведется как-то не так, как предполагалось? Возможно ли, что Хагалар нарушает какую-то договоренность и своими вопросами допускает ошибку, а Раиду не знает, как иначе выразить свое недовольство и направить речи мага в нужное русло? Раиду не говорил ни слова, и это сильно мешало понять истинную картину мира и оценить преимущества, которые он, Локи, получает вследствие ошибок, допускаемых Хагаларом. Ивар сидел на скамье с приклеенной улыбкой в расслабленной позе, но рука, покоившаяся на плече Раиду, побелела от напряжения. Он явно сдерживал брата, чтобы тот не вскочил и… Что? Локи многое отдал бы, чтобы посмотреть на Раиду в действии и Хагалара в бездействии на одной площади в одно время. — Ладно, предположим, что не растет, — сдался маг, поднимая руки в примиряющем жесте. — Тогда другой вопрос. Каковы целительные свойства анжелики? — Её плоды созданы для лечения лихорадки, простуды, кашля, — мгновенно ответил Локи. Уж в лекарственных растениях он разбирался как никто другой. — Из нее делают настои. — Прекрасно! А какие кислоты она содержит? — Опять кислоты? — усмехнулся Локи. Допрос начинал надоедать. Он уже жалел, что сбежал из дворца в поселение. Да, во дворце были надсмотрщики, которые знали его с детства, знали все его слабые места, но которых и он сам знал! Мать использовала бы всю свою нежность, чтобы заставить его раскаяться в содеянном, отец продолжил бы мучительные разговоры, а Тор в повседневные беседы ни о чем вворачивал бы какие-нибудь интересующие лично его вопросы. Картина была ясной, и Локи мог с легкостью защищаться. Здесь же все иначе. Он видел только троих членов команды, а их поведение уже вызывало множество вопросов. Допрос Хагалара не походил ни на что, разве что на проверку знаний. Но эту мысль Локи отмел сразу: прошли столетия с тех пор, как наставники устраивали подобного рода проверки и то по определенным предметам, а не по всем сразу. — Кислоты ты явно не знаешь, — протянул Хагалар и тут же задал следующий вопрос. — Какой цветок просыпается на рассвете первым? — Козлобородник луговой. — А почему, знаешь? — Зачем мне это знать? — царевич уже не сдерживал раздражения. — Вот это меня и печалит, — вздохнул маг. — Ладно, что такое «фотосинтез», ты в курсе, дитя? Хотя, что я тебя спрашиваю, ты явно терминов не знаешь, но тогда скажи, воздух, ты знаешь, откуда берется? То, чем мы дышим? — Знаю, — резко ответил Локи, стараясь интонацией показать, что ему надоела эта немыслимая проверка. Хагалар раздражал все больше. Его речь состояла из одних колкостей, на которые молодой бог не имел права ответить. Но ничего, как только он выберется из поселения, живым и невредимым, как только отец вновь признает его достойным, все изменится. И этот строптивый маг будет умолять о пощаде и гуманности! Тяжелое сопение Раиду придавало сил. Краем глаза Локи наблюдал, как Ивар уже держит брата за оба плеча. Что за редкостное отсутствие выдержки! — Ну ладно, тогда sag mir bitte{?}[скажи мне, пожалуйста], что такое «прибавочная стоимость»? — Хагалар не посчитал нужным услышать в интонациях Локи неприкрытое раздражение. — Прибавочная стоимость? — удивился Ивар. — Разница между конечной стоимостью продукта и стоимостью рабочей силы, которая этот самый продукт создала, — мрачно откликнулся Локи. Хагалар, отвлекшийся было на Ивара, резко повернулся к своему подопечному. На его лице застыло некое подобие недоумения, смешанного с любопытством. — Только не говори мне, дитя Одина, что ты читал «Das Kapital. Kritik der politischen Ökonomie» ради забавы! — Так было нужно, — царевич не собирался вдаваться в подробности. — А зачем ты его читал и учил? — спросил Хагалар, подходя к столу, на котором стояла склянка с темно-фиолетовой жидкостью. — Кому это было нужно? Тебе ли? — Отцу. — А думать своими мозгами Один своих детей совсем не учил, — вздохнул Хагалар. — Я правильно понимаю, что, попробуй ты возрази своим наставникам, что книга, написанная людьми для капиталистического общества, может оказаться вредной для того, кто будет править рабовладельческим — над тобой бы посмеялись и наказали за дерзость, так? — Возможно, — ответил Локи. Ему бы в голову не пришло оспаривать приказания наставников: отец в свое время доходчиво объяснил, что все их действия одобрены им лично, и никакие знания лишними не бывают. — Меня всегда пугали методы Одина касательно воспитания детей, — задумчиво произнес старый маг. — И результат, который я вижу перед собой, меня не радует совершенно. — Хагалар! — Раиду таки вырвался и вскочил. Ивар вскочил следом, хватая за плечи. Локи развлекала эта перебранка, она позволяла ему чувствовать себя главным героем не только трагедии, но и комедии. — В бездну твое незнание терминов, — вещал, тем временем, Хагалар, не обращая внимания на братьев. — В бездну твое полное незнание теории естественной науки. Все это неважно, хуже другое, — Хагалар зажал в кулаке флакон с фиолетовой жидкостью, едва не расплескав её, и подошел вплотную к Локи, демонстрируя сияющие блестки, поднявшиеся со дна от неумолимой тряски: — ты думать не умеешь. Говоришь, будто цитируешь. Ну знаешь ты эту таблицу квадратов, полагаю, ты много таблиц знаешь и можешь узнать еще больше. Сколько дней ты потратил на зубрежку этих немыслимых чисел? А, главное, зачем? Ты же не занимаешься расчетом налогов и прочими экономическими задачами. Ты носишь в памяти информацию, а для чего нужны все эти знания, не ведаешь! Любая наука предполагает мозги, особенно магическая, а судя по всему, как раз-таки думать Один тебя не научил! — старый маг глубоко вздохнул и резко отошел в сторону. — Хагалар, пожалуйста, hör auf{?}[довольно]! — послышался мягкий голос Ивара. Локи торжествовал — у него получилось укрепить в голове Хагалара именно те мысли, которые он хотел. Но триумф все же отдавал горечью: хоть он и добился своего, но теперь к образу младшего царевича накрепко пристанет ярлык юного, ничего не понимающего ничтожества — именно тот, который Локи ненавидел больше всего. Ему удалось заставить мага увидеть в нем не серьезного противника, а глупца, не знающего элементарных истин. Теперь Хагалар будет его презирать, и это только на руку тому, кто прошел бездну, кто вел за собой армию, кто чуть не стал повелителем целого мира. — Ваше высочество, — голос Ивара заставил отвлечься от картин кровавой мести и собственного величия, — я приношу свои нижайшие извинения за все то, что тебе пришлось сейчас пережить… — Мой добрый Ивар, не расточай попросту своего красноречия, — встрял Хагалар. — Я, beiläufig{?}[между прочим], облегчил тебе и прочим естественникам задачу: кто же еще должен был проверять знания нашего бога, как не я? Я все же во много раз его старше, а ты бы со своей великосветскостью не посмел бы задать ни одного вопроса! Ивар ничего не ответил. Он так и стоял, не спуская доброго, сочувствующего взгляда с Локи. — Ich bitte Sie noch einmal um Entschuldigung{?}[Я еще раз прошу твоего прощения], сын Одина, — продолжил он тут же. — Ничто так не печалит меня, как тот стыд, который я испытываю, будучи соучастником этого позорного действа. Царевич пропустил слова своего «доброго надсмотрщика» мимо ушей. Удастся ли ему разыграть свою партию? — Поведай мне, Хагалар, — начал Локи вкрадчиво, впиваясь глазами в лицо мага и воспроизводя на своем лице безумную, пугающую маску. — Что ты знаешь о рентгене? — Впервые слышу это слово, — дружелюбно ответил мастер, на которого хищный оскал не произвел никакого впечатления. — Я маг, не естественник, если тебя интересуют какие-то научные истины, то это к ним, — старик кивнул в сторону братьев. — Я могу удовлетворить твое любопытство, — тут же откликнулся Ивар. — Теория вопроса была в свое время изучена, но нам так и не удалось применить её на практике. Нам удалось установить, что в специальной трубке электроны ускоряются и ударяются об анод. Вследствие этого они тормозятся… — Mein lieber Ivar{?}[Мой добрый Ивар], твои слова непонятны даже мне, и, кажется, твоему дорогому брату, что уж тут говорить о нашем юном царевиче, — перебил его Хагалар. — Или же ты, сын Одина, спрашиваешь нас специально, заранее зная ответ на свой вопрос? — глаза мага сощурились еще сильнее, делая их похожими на глаза какого-то мидгардского животного. — Я не смею поверить в такое счастье: ты, побывавший в бездне и вернувшийся оттуда живым, несешь в себе знания, которые нам недоступны? — в словах Ивара слышались восхищение и надежда. Локи внутренне ликовал: кажется, ему удалось заинтересовать этих асов. — Мои слова сейчас ничего не изменят. Пока радужный мост не восстановлен, сила рентгена не будет нашей. Ивар хотел что-то спросить, но в этот момент открылась дверь, ведущая в соседнее помещение, и из-за нее показался еще один мужчина, на вид явно старше Ивара и Раиду, но моложе Хагалара. Он тоже носил длинные волосы, а его глаза щурились, выдавая близорукость. Локи мгновенно вычислил, что это — Лагур, «странный гений», как его назвал Раиду. — Печален вид, открывший мне глаза, — сказал мужчина нараспев, вплывая в комнату нарочито медленно. В руке он сжимал книгу в старой мидгардской обложке. — Я ждал бесед и умных рассуждений, а вижу лишь позор, бесчестье, зависть. Как много слов, и все лишь об одном — науку славить вы пытались, а в итоге? Ужель за этим собрались мы здесь, в обители святой и достославной? Наш артефакт нас ждет, а вы стоите! Повисла пауза. Лагур с видимым трудом дотащился до скамьи и сел подле братьев. Локи переводил недоуменный взгляд с него на чуть успокоившегося Раиду и обратно. В его голове очень плохо укладывалось, что же именно сейчас произошло, и что именно ему сказали. — Дочери Одина нет, а без нее мы начать не можем. — Кого? — Локи резко дернулся и едва успел скрыть подступающую ярость и панику. — Дочь Одина?! — переспросил он, переходя на шипящий свист. Только этого не хватало для настоящей трагикомедии! Несколько столетий назад родители как-то предлагали ему и Тору познакомиться со сводными братьями и сестрами, а их было не так и мало: до рождения Тора многих дев царь богов одаривал своей милостью, много было и детей. Кто-то унаследовал характер отца, кто-то внешность, кому-то не повезло настолько, что он остался ни с чем. Наследники Одина жили в каждом из известных миров. И Локи точно помнил, как и его, и брата покоробила сама мысль о том, что у них есть сводные братья и сестры. Они хором заявили, что родители принадлежат им, что они ни с кем ими делиться не собираются и знакомиться ни с кем не желают. Один и Фригг тогда вместе смеялись над, как они выразились, «непомерным чувством собственничества своих сыновей», однако не предпринимали более попыток познакомить их со сводными братьями. Прошли столетия, но Локи все с теми же ненавистью и презрением относился к тем, кого он никогда не видел, но о чьем существовании знал: к незаконнорожденным детям Одина. А ведь они, в отличие от него самого, имели хоть какое-то отношение к Одину. Царь Асгарда и в самом деле был их отцом, а не спасителем и воспитателем. Локи поймал себя на мысли, что слово «воспитатель» не совсем верно. С самого рождения и до поры юности и он, и Тор видели наставников и слуг в сотни раз чаще, чем родителей, и скорее повторяли их слова и мысли, чем отца. Однако как иначе назвать Одина, Локи не мог сходу придумать. — Это Spitzname{?}[Прозвище], — мягкий голос Ивара выдернул Локи из пучины рассуждений. — Nur ein Spitzname{?}[Только прозвище]. Её зовут Беркана. — Кажется, я пришла вовремя. Царевич обернулся и остолбенел. Голос, произнесший эти слова, был, без сомнения, девичьим, но принадлежал… Женскому подобию Тора! Локи крепко зажмурился и по одному открыл глаза, чтобы удостовериться, что ему не почудилось. Перед ним, определенно, стояла девушка, причем девушка достаточно низкого роста, с не накачанными руками. Мышцы её тела были женскими, а вот кости невероятно крупными, мужскими. То же касалось и плеч, слишком широких, и бедер, наоборот, слишком узких. Черты лица Берканы походили на черты лица Тора во всем, кроме одного: волосы с одной стороны были откинуты назад и спускались до плеч, а с другой падали на лицо, закрывая, словно плащом, чуть ли не всю левую его половину. — Ну, не то, чтобы вовремя, Одиндоттир, — ответил Хагалар, подавая девушке руку. — Мы как раз закончили с формальностями и ждали только тебя для того, чтобы начать. — Маг подвел ее к Раиду, усадил на скамью и сам примостился подле. — Хватит вступлений, мы итак haben eine Menge Zeit verloren{?}[потеряли кучу времени]. Нам надо заняться, наконец, делом. — Ich kann es kaum erwarten{?}[Жду не дождусь], — буркнул Раиду, отсаживаясь подальше от Берканы. От внимания Локи этот жест не ускользнул. В команде его палачей даже больше разногласий, чем он предполагал. Смотреть на сидящих собеседников было не очень комфортно, Локи ощущал себя редким животным, выставленным напоказ, но садиться рядом значило признать себя одним из них. Да и говорить, возвышаясь над палачами, было проще, если не сказать — приятнее. — Давайте начнем с главного. Дитя Одина, расскажи, что произошло с каскетом в бездне? Локи вздрогнул, выбрасывая из головы все лишние мысли: что же все это значит? Хагалар только что задал кучу глупых вопросов и вдруг сейчас спрашивает про каскет? Так легко? Одним прямым вопросом? И думает, что чего-то добьется таким образом? — Хагалар, я говорил тебе… — попытался вмешаться Раиду. — Что говорил мне ты, мой вечно недовольный, я помню, — старый маг повернулся к естественнику, одаривая его широкой желтозубой улыбкой. — Но я надеюсь на благоразумие этого ребенка. Царевича передернуло от очередного неприкрытого оскорбления. У мага сомнений не было в том, что он сможет убедить пленника выложить все свои планы и тайны. Неужто владеет какой-либо неизвестной доселе техникой допроса? Не просто же так отец выбрал именно его для укрощения строптивого чудовища, с которым сам брезгует справляться. — Юный Локи. — Хагалар встал и подошел к нему вплотную. Царевич, готовый к магической атаке, гипнозу или еще чему похуже, решил в этот раз не сопротивляться и позволить взять себя за предплечья. Главное — сохранять каменное выражение лица, а все остальное приложится. Никто в этом мире не умеет копаться в чужих мыслях, а все прочее не слишком страшно. — Чего ты боишься? — спросил Хагалар, заглядывая в глаза, но встречая там только лед. — Если Одина, то можешь не беспокоиться: никто не скажет ему правду, пока ты сам этого не захочешь. Если тот, кто разрушил каскет, был монстром, который нанес тебе сокрушительное поражение, ты можешь этого не говорить. Нам важно знать только одно: что за магия была направлена на артефакт. Это очень важно. Иначе мы вряд ли сможем его восстановить. Магия монстра вошла в соприкосновение с магией каскета, повреждена не только магическая оболочка, но и вещество внутри. Поэтому я очень прошу тебя, расскажи, что это была за магия. Ты окажешь нам огромную услугу. — В этот раз в глазах Хагалара Локи не нашел ни следа недавних колкостей и насмешек. На него смотрел очень старый, мудрый ас, который пытался подбодрить его. Это были не те глаза, которые обещали вечные муки в случае отказа говорить. Это были ласкающие, умоляющие глаза. Что ж, хороший ход, но пленник его ожидал. — Один Всеотец обладает немыслимой силой, но даже он со всей своей мудростью сдался, — съязвил Локи. — Что ты сделаешь, если я откажусь говорить? К его удивлению, по толпе асов прошелся тихий ропот. Совсем не ожидаемые ярость и разочарование отразились на лицах надсмотрщиков. Раиду резко отвернулся, опять скривившись, словно от зубной боли. Ивар опустил голову. Беркана сжала кулаки, сострадательно вскинув брови. Лагур процитировал что-то, но настолько тихо, что Локи не смог расслышать. А в глазах Хагалара царевич видел… Жалость? Нет, он не мог ошибиться, он давно научился читать своих собеседников, и то, что он видел сейчас, было именно жалостью. К нему. Но с чего вдруг? Его слова можно было посчитать дерзостью, насмешкой, категорическим отказом — ничто из этого не могло вызвать жалость. Что же такого услышали палачи? Локи отметил, что ответ на этот вопрос надо узнать в первую очередь. Он явно не понимает чего-то очень важного, чего-то, что потом может ему помочь. Хагалар покачал головой, чуть сильнее сжал предплечья своей жертвы и отошел, не сказав ни слова. Пауза начинала затягиваться. — Ряд изысканий я провел и сообщу вам, — заговорил вдруг Лагур, рассеивая неприятное напряжение. — Когда вчера ушли вы по домам, остался я с каскетом, и в усильях был вечер непрестанных проведен! Каскет закрыт, он запечатан прочно — разбить его ларец я не могу. Без вещества ж нам цвет да преломление дадут крупицы знаний, посему скажу я: артефакт рожден был в мире стужи Ётунхейма, возможно, там и родина основы… — Согласен полностью, — резко выдохнул Раиду, перебивая полустихотворную речь. — Хагалар, вы с Берканой должны размозжить футляр каскета. А мы займемся поиском соединений из Ётунхейма. Если понадобится, я всю библиотеку durchsuche{?}[Перерою], но найду сведения о веществе! — Я подозреваю, что жидкость может испортиться на открытом воздухе. — Локи, решил внести свою лепту в дело обсуждения его почти собственного артефакта и воспользоваться случаем блеснуть знаниями в области естественных материй. — О, это совершенно не страшно. Нельзя исключать вероятности того, что вещество превратится в оксид, но это никак не помешает нашей работе, — откликнулся Ивар. — Я не думаю, что нам стоит брать в расчет минимальную вероятность того, что оно взорвется или обратится в газ. — Хвала Одину, что оно хотя бы синее! — подала голос Беркана, чуть покусывая губы. — В случае чего можно хоть по цвету примерно понять, что это за вещество. — О, магиологи, как всегда, ihren Mann stehen{?}[на высоте], — грубо бросил Раиду. — Стронций, йод, медь, цинк, кислород — вот самые известные «синие» элементы, но не забывай, Беркана, что медь, при определенных условиях, дает розовый цвет, а цинк — белый. Хотя да, будь каскет прозрачным, нам было бы в миллион раз сложнее работать. — Ладно-ладно, хватит, — Хагалар примирительно поднял руки, гася ссору. Беркана обиженно отвернулась. — Значит, дети, пока так: Ивар и Раиду, попробуйте поискать в книгах сведения о Ётунхейме, может быть, по каким-то невероятным причинам, вы найдете там описание каскета. Я займусь магией ларчика и постараюсь его открыть. Беркана, твоя помощь мне понадобится. Ну, а что касается тебя, мой милый Лагур, полагаю, ты и сам поймешь, чем себя занять, мне ли тебе указывать. — Ты прав, мудрейший, я найду пути уменья применить свои и силу, — отозвался тот, не отрываясь от чтения книги. — Какая помощь вам требуется от меня? — спросил Локи насторожено, с опасением отмечая, что все его внимание переключилось на планы тюремщиков, хорошо завуалированные под вроде бы научную деятельность. — Никакая, — честно ответил Хагалар. — Мы еще даже командой не работаем. Пока я не открою ларец, мы не приступим ни к каким опытам, так что, юный Локи, если ты не хочешь поделиться с нами своими знаниями, то пока можешь жить спокойно. Мы позовем тебя, когда вновь станем фелагом. Пока же, ты видишь, мы работаем каждый сам за себя. — Значит, мы закончили? — спросил Локи немного резко. — Ich denke, ja{?}[Полагаю, да], — ответил Хагалар. — Мы вроде все обсудили. И с тобой познакомились. Я буду держать тебя в курсе дела. Царевич кивнул и неторопливо, величественной походкой направился к выходу. Допрос вымотал его, а ведь еще надо было продумать план дальнейших действий. Команда встала, прощаясь с ним и проявляя хоть какое-то уважение к сыну Одина. Локи чувствовал себя одновременно и зрителем, покидающим оперный зал, и актером, уходящим за кулисы под шквал аплодисментов… Как только царевич вышел из комнаты, Раиду, вопреки стараниям Ивара, схватил Хагалара за грудки, нависая над ним как разъяренный медведь. — Ты! Зловредная ворона, выродок! Да как твой язык повернулся оскорблять нашего царя! — заорал естественник не своим голосом. Беркана поморщилась и отошла подальше. Она не сомневалась, что этот грубиян не нападет в лабораториуме на одного из величайших магов, но слушать злобные вопли все равно было неприятно. — О мой вечно недовольный Раиду, — Хагалар даже не пытался высвободиться, — я ничего плохого царевичу не сказал. — Ты погряз в самобохвальстве, ты оскорбляешь того, кто в сотни тысяч раз достойнее тебя! Ты даешь ему немыслимые клички. Царю Асгарда! Бойся гнева богов! За свои дерзкие речи ты сгинешь в пламени возмездия! — Раиду не сдерживал копившуюся все это время злость: многих его тон напугал бы, но не мастера магии. — Только то, что мы в лабораториуме, останавливает меня. Иначе я бы тебя zum Krüppel geschlagen hätte{?}[Изувечил]! — О Раиду, — усмехнулся Хагалар: он даже не мог понять, кто забавляет его больше — чванливый забитый Локи или пылающий яростью Раиду. И тот и другой были достойны одновременно и презрения, и жалости, и насмешки. — Твоя сила могла бы найти лучшее применение, — Хагалар замолчал, ожидая ответа, но его не последовало: Раиду буквально задыхался в искренней ненависти. — Ты знаешь, какого Локи года рождения? — Ich habe keine Ahnung{?}[Понятия не имею], — отозвался естественник, успокаиваясь. — К чему этот вопрос? — Es ist auch danach{?}[Оно и видно], — Хагалар таки перехватил руку Раиду, заставляя отпустить себя. — Он родился на следующий год после войны с Ётунхеймом. В кукушкином месяце, в самом его начале. Слова мага произвели впечатление на всех: разгневанный противник выглядел теперь донельзя удивленным. Беркана и Ивар недоуменно переглянулись. — Ты лжешь! — воскликнул Раиду, но как-то неуверенно. — Ты ничего не путаешь, Хагалар? — переспросила Беркана. — В это сложно поверить. — В это очень легко поверить, если бы хоть один из вас, дети мои, умел бы считать, — откликнулся Хагалар, удовлетворенный всеобщим замешательством. — Вспомните, что мы справляли в прошлом году, и у вас не останется сомнений. Воцарилось молчание, которое никто не смел нарушить. Говорить было не о чем, подвергать сомнению слова старого мага более было невозможно: все помнили незабываемые события прошлого года, чуть не стоившие жизни младшему сыну Одина. — Пойдем, брат, — Ивар легонько тронул Раиду за руку, подталкивая к выходу. — Наша работа ждет нас. Тот только хмуро кивнул и вышел, не прощаясь. Оставшись с Иваром наедине, он смог, наконец, выплеснуть раздражение и обиду. — Откуда ты знал про рентген? — От Фену, — ответил Ивар. Он шагал чуть впереди, наслаждаясь мелким дождиком, капающим с неба тонкой, едва заметной пленкой. — Она и её команда работали над проблемой рентгена много зим, но так ничего и не достигли. К сожалению… — Её работы в архиве, так? — грубо оборвал Раиду. — Natürlich{?}[Конечно], как и все прочие, — откликнулся Ивар. — Но, брат, даже несмотря на то, что удача на твоей стороне, несмотря на то, что все хвалят тебя за ум и чутье, подумай: целая команда не смогла справиться с рентгеновским аппаратом и рентгеновским излучением. Это слишком сложная задача. Das geht über unsere Kräfte{?}[она нам не по плечу]. — Во-первых, не «нам», а «мне». — Раиду резко остановился и передернул плечами: дождь раздражал его. — Во-вторых, если его высочеству нужен рентген, он его получит. — Мне не показалось, что он ему нужен, — заметил Ивар настолько тихо, что Раиду, окрыленный новой идеей, не услышал. — Брат, я понимаю твои чаяния. Младший царевич — твой шанс выбраться отсюда, но разве стоит искать от добра добра? Ведь и здесь наша жизнь ничем не плоха. — Молчи! — заорал Раиду не своим голосом, заставляя прохожих недовольно оборачиваться. Ивар вздрогнул: он давно не видел брата в такой ярости. — Ты не лучше Хагалара! Вы все видите в его высочестве… — он резко замолчал, отступая на шаг от брата. — Оставь меня, Ивар, пока я не наговорил тебе лишнего. — Лучше ты наговоришь лишнего мне, чем кому-то другому.— Ивар мягко взял брата за плечи. — Я понимаю, как тебе тяжело здесь. Но мы сможем все перенести. Вместе. Он переместил руку с плеча на грудь брата, указывая на невидимый под одеждой знак. Раиду не обращал ни на что внимания — он смотрел в землю и высчитывал что-то, только ему ведомое. — Мой тебе совет, Ивар, — сказал он, сбросив руку брата. — Halte dich von Loki fern{?}[Держись подальше от Локи]. Иначе я за себя не ручаюсь. Раиду резко развернулся и пошел прочь. Ивару ничего не оставалось кроме как последовать за ним.
====== Разборы и комментарии к первой части ======
Разбор первой главы
Давайте начнем разбор фанфика с самого начала. Вот мы решили написать некий текст по «Мстителям». Что нам для этого нужно? В первую очередь — идея, то есть нечто глобальное, о чем мы хотим поведать в своем труде. Такой идеей может быть раскаяние Локи, создание семьи, становление теплых отношений с Тором, месть Мидгарду и прочее. В моем случае основная цель работы — это детальная проработка мира, в нашем случае, Асгарда со всеми физическими выкладками, историей, бытом и описанием характеров обитающих там существ. Моя цель — построить Асгард, который никак не противоречил бы тому, что все видели в «Торе». Идея есть, теперь перейдем к средствам. Конечно, можно написать учебник или энциклопедию Асгарда, но кому интересно подобное читать? Никому. Поэтому мы пойдем по пути Пушкина, чьего «Евгения Онегина» называют «Энциклопедией русской жизни» — мы вставим всевозможные факты об Асгарде в некую историю. Встает следующий вопрос: в историю о чем? В моем случае суть истории отражена в названии «Локи все-таки будет судить асгардский суд?». Название, казалось бы, предельно конкретизировано, но, на самом деле, оно оставляет достаточно места для фантазии. Ибо кого считать судом? Только ли некий совет, созванный Одином, или каждого аса, который имеет какое-то мнение о Локи и оценивает его поступки? Я посчитала, что скорее второе, нежели первое. Итак, примерный план ясен: мы имеем неких персонажей, у которых будет свое мнение насчет Локи. У кого-то оно будет меняться по ходу действия, у кого-то нет — это не имеет значения. Главное, нам нужен предельно многогранный и таинственный Локи, о котором у героев разные, порой диаметрально противоположные точки зрения, но, что важно, подтвержденные фактами и наблюдениями.
Обратимся к главе «Демиурги» из теоретической части статьи. Вспомним, чем текст может «брать» читателя: характерами персонажей, философскими идеями, психологией, парами, текстовыми загадками, обучением. Все эти аспекты, кроме пар, я постараюсь отразить в своем труде. Среди перечисленного есть один пункт, который заслуживает детального рассмотрения и тщательной проработки — обучение. Чтобы читателей чему-то научить, надо, в первую очередь, самому разобраться в предмете. Кроме того, давайте не будем забывать, что фактические ошибки (вроде лат, надевающихся на голое тело) вызывают либо смех, либо раздражение.
Еще в начале августа я продумала примерный сюжет произведения и определила области знаний, которые понадобятся мне при написании фанфика. Такими областями стали: история и быт Скандинавии эпохи викингов (особенно Исландии), алхимия, химия, история фокусничества, участие Австралии, Африки и Южной Америки во Второй Мировой Войне, завоевание Францией Мадагаскара, геноцид индейцев Америки, немецкие пословицы и поговорки, творчество Вагнера и Гёте, исландский язык. Я с большим интересом прочитала книги по данным вопросам, открыла для себя много нового, так что, даже если читателям мой фанфик не понравится, я все равно буду чувствовать некоторое удовлетворение, ведь самообразование — вещь очень полезная.
К началу сентября я уже знала, что текст будет разбит на несколько частей, а части будут состоять из нескольких глав. В это же время я начала прописывать отдельные сцены, точнее, диалоги к ним. К моменту выхода первой главы написаны первые двенадцать, которые составляют первую часть фанфика.
Теперь мы, наконец, перейдем к разбору первой главы, с которой читатели, надеюсь, уже успели познакомиться. По изначальной задумке действие повести начинается в ту секунду, когда главные герои телепортируются в Асгард.
Момент первый: описания. Какие описания будут уместны в самом первом эпизоде? Разумеется, самого Асгарда. Все смотрели фильм, все примерно помнят, как выглядит обитель богов. У всех перед глазами стоит золотой дворец причудливой формы, золотой мост с огромными статуями и прочее. Но это не главное. Только при внимательном покадровом просмотре можно заметить множество мелких золотых статуй, например, а также висящие в воздухе дома. Вполне возможно, читатели также не обратили внимания, что море, омывающее Асгард, уходит в никуда, в бездну, вроде как. Так что описание Асгарда вполне может быть занимательным. Как сделать его таковым? Легче всего пропустить описание через призму видения персонажа (в нашем случае Тора). Добавляем личное восприятие. У нас не просто «золотые статуи, серебряные дома», у нас статуи, о которых Тор слышал в детстве легенду, у нас не просто ворота, а открытые ворота, явно поджидающие гостей. Кроме того, не будем забывать, что мы занимаемся ликбезом читателей. Значит, в самые обычные описания и диалоги надо вставлять факты из, в нашем случае, культуры викингов. Так, например, названия месяцев, как многие могли заметить, совсем не похожи на наши.
Момент второй: лошадь. Я каталась на лошади только однажды, поэтому имею весьма смутные представления о том, как на ней ездят. Можно ли забраться на лошадь со скованными руками? Поместятся ли на ней двое взрослых мужчин? Сможет ли лошадь быстро скакать под тяжестью двух седоков? Можно ли управлять лошадью, сидя сзади? Для разрешения всех этих вопросов я с пристрастием допросила знакомую наездницу. Она детально описала мне не только, как ездят на конях, но и как их воспитывают, как ухаживают. Возможно, в какую-нибудь главу я вставлю эту информацию. Я описывала ей фанфик достаточно абстрактно, указала, что сын хозяина замка привозит домой ценного пленника. Знакомая отметила, что если это пленник, с ним церемониться не станут, его просто перекинут через седло — так везти легче. Я не стала спорить с ней, посчитав, что она права. Не будем забывать, что Локи сам не раз бывал на войне, вполне мог брать ценных пленников и доставлять их в Асгард, так что он в курсе, как с ними обычно поступают. А свое положение он пока еще точно определить не может. У него нет оснований считать, что его не бросят в тюрьму.
Момент третий: по изначальной задумке Локи надо доставить в замок незамеченным. Как это сделать? Во-первых, пусть действие происходит ночью, когда вокруг никого нет. Во-вторых, через главные ворота ехать нельзя — там обязана стоять стража. Значит, надо идти в обход. Где он будет располагаться и как выглядеть? Из этих вопросов выросла целая мини-история о прошлом царевичей, рассказывающая о потайном проходе в комнаты Тора и раскрывающая некоторые особенности характеров и жизни персонажей. И опять мы имеем индивидуализированное описание, пропущенное через призму восприятия и воспоминания Тора, что добавляет ему занимательности.
Момент четвертый: пара зацепок, на которые читатель может обратить внимание и которые аукнуться в следующих главах — Локи не находит на мосту своего коня и отмечает про себя, что ехать на лошади ему будет больно.
Момент пятый: эта глава во многом посвящена Тору, его мировоззрению и восприятию действительности. Поскольку диалоги тут смотрелись бы неуместно, пришлось работать исключительно с мыслями и воспоминаниями. Заметьте: в одной главе уже приводится множество мелких фактов о Торе. Запомнить их не так и просто, поэтому они все выписаны, чтобы в будущем какие-нибудь другие воспоминания не противоречили уже написанным.
Момент шестой: встреча с родителями. Первое, что надо сделать, это описать обстановку. Обращаемся к фильмам, осматриваем внимательно интерьеры… И не находим ничего подходящего. Ни одни покои Асгарда детально не проработаны (видимо, экономили на реквизите). Так, в комнате Всеотца есть только кровать и два кресла, а общей комнате три кресла и огонь в полу, в трапезной только два стола, букет цветов и нечто напоминающее ладью. Мда, негусто, но будем работать с тем, что есть.
Теперь перейдем к персонажам. Итак, у нас их пятеро. Остановимся подробно на каждом.
Фригг. Её поведение списано с последней сцены «Тора», где она сперва обнимает сыновей, а потом наблюдает за их короткой схваткой. В данном случае она — только прелюдия разговора со Всеотцом, тот самый «пряник» в виде радости встречи, который приятно получить перед «кнутом»: расспросами Одина.
Вороны. Идею птиц мне случайно подкинула Dormouse. Давайте вспомним, ведь вороны и правда сидели на спинке кровати Всеотца, пока он спал. Так почему бы им не сидеть там же и в этот раз? Может, они живут в спальне? Дабы не превратить птиц в живой предмет мебели, пропишем им некие действия. Но какие действия могут быть у обычных, не магических, не говорящих птиц? Самые банальные. Значит, чтобы вызвать читательский интерес, надо пропустить воронов через призму героя, расписать их биографию. В очередной раз используем Тора. Его мысли по поводу воронов сразу же оживили скучных птиц.
Всеотец. Он выступает, во-первых, как рассказчик, повествующий о душевном состоянии Фригг, во-вторых, как вопрошающий. Одину нужно получить вполне конкретную информацию, разговор с Тором больше напоминает допрос, чем мирную беседу. В следующей главе он будет перекликаться с разговором с Локи.
Тор. Его образ используется для индивидуализации воронов. Кроме того, читатель узнает мнение Тора по поводу возможного суда над братом. Оно достаточно тривиально: «Я не позволю тебе, отец, жестоко расправиться с Локи». Мотив, обыгрывающийся в сотнях фанфиков. Штамп.
Момент седьмой: Фригг и Тор. Эта небольшая сцена — всего лишь обертка ключевой фразы, высказанной Фригг: «Все поступки твоего отца продиктованы мудростью, как и все поступки твоего брата — любовью. Но любовью, в основном, к себе и своим идеям». У читателя появляется простор для фантазии и интерпретации. Кроме того, мы узнаем мнение царицы по поводу Локи. Оно тоже банально и встречается в каждом втором фанфике, так что особого интереса пока не представляет. Гораздо интереснее разница во мнениях у Тора и Фригг по поводу Одина. Жена доверяется ему полностью, а вот сына гложут сомнения. Диалог сопровождается ранним завтраком, цель которого — показать стандартные скандинавские блюда.
Момент восьмой. И вот напряжение достигло пика — у Тора сдают нервы, он несется к покоям Локи и… Никого там не находит. Заканчиваем главу на самом, как говорится, интересном месте: Тор в смятении, он уверен, что отец солгал, и недоумевает, где Локи и что с ним.
Читатель задается теми же вопросами, что и главный герой главы. И правда, чем мог закончиться разговор отца и сына? Был ли он вообще, или Один и в самом деле лгал Тору с самого начала? Разрешение этой загадки ждите в следующей главе!
Разбор второй главы
Описание комнаты Локи служит двум целям: показать стандартную скандинавскую обстановку, личные вещи и прочее, а, кроме того, провести параллель с первой главой — тогда Локи не нашел коня, теперь не досчитался многих любимых вещей.
Диалог. Теория. Обратимся к главе «Один» из теоретической части. Каким мы обычно видим царя Асгарда? Он предстает перед нами либо судьей, выносящим приговор, либо любящим отцом (тоже выносящим приговор). Активным действующим лицом Всеотец бывает крайне редко. Обычно он подвергает Локи какому-нибудь страшному наказанию, которое является завязкой к неким действиям: если это ссылка — дальнейшие приключения происходят на Земле, если казнь — Тор бросается спасать брата, если лишение магии — окружающие начинают жалеть Локи и склонять его к любовным утехам. Почти все забывают о том, что Локи для Одина, в первую очередь, сын, пускай и неродной; значит, как минимум, Один должен за него беспокоиться и хотя бы попробовать с ним поговорить. Нормальный разговор между Одином и Локи — большая редкость на этом сайте, обычно он происходит в зале суда и пронизан формализмом. Поскольку мне не нужен настоящий суд, то мой Один не может относиться к Локи только лишь как к опасному преступнику. Я исхожу из того, что царь Асгарда видит перед собой, в первую очередь, воскресшего, пускай и блудного, сына, и ведет себя соответствующе.
Чтобы прописать диалог персонажей, автору необходимо очень хорошо чувствовать героев. А если речь идет о канонических, сильно ограниченных рамками изначального произведения, то влезть в их шкуру становится почти невозможно. Я признаю, что я не в силах представить себе, как именно Локи и Один поведут себя, оказавшись в одной комнате, какие слова обратят друг к другу. Поэтому я пошла по достаточно нестандартному пути, составив диалоги из реплик, которые герои произносили в «Торе» и «Мстителях». Откуда-то взяты слова, откуда-то грамматические конструкции, откуда-то просто мелодика предложения. Я не говорю о том, что диалог отца и сына все видят так, как я. Я могу только утверждать, что подобные фразы персонажи произносили, поэтому они им менее чужеродны, чем те, которые я могла бы вложить им в уста по мановению клавиатуры.
Кандалы. Судя по фильму, их сделали на Земле. Так почему же бог не может их разбить? Тут скорее встает вопрос, почему он этого не сделал до отправки в Асгард? И зачем его вообще сковали? Ведь для магии слова не нужны, а ноги ему не связали: сбежать он вполне мог. Единственный вариант, приходящий мне в голову, — это унижение. Ведь бога сковывают те, кто, по его мнению, должен стоять перед ним на коленях.
Диалог. Практика. Первый диалог Локи и Одина представляет собой своего рода моральную пытку, которую пленник выдерживает, так ничего и не выдав. Один учитывает на будущее, что младшего сына не так и просто разговорить. Во время беседы Локи повторяет то, что говорил людям о свободе и о своей божественной сущности. Как мы помним по прошлой главе, Всеотец осведомлен о побоище на Земле и недоволен им, поэтому и пытается убедить сына, что тот избрал не лучшие методы для захвата мира. Со стороны Одина беседа — это допрос, со стороны Локи — борьба, как он считает, не на жизнь, а на смерть. Он пытается выиграть словесную дуэль и терпит поражение. Один обзывает самоубийство позорным бегством от ответственности, а также раскрывает возможные последствия войны с людьми, о которых несостоявшийся завоеватель даже не задумывался. Как мы видим, отец и сын совершенно по-разному понимают падение в бездну, а, главное, Локи не ожидает именно такой интерпретации со стороны Одина. Кроме того, Всеотец выдает информацию, которая впоследствии может сыграть решающую роль: кто-то из Мстителей спас всех, в том числе и бога, от атомной бомбы, а вот кто именно, неизвестно.
Итак, беседа с Локи для Одина — допрос чистой воды, однако допрос «мягкий». Всеотец не верит, что за спиной несостоявшегося завоевателя никто не стоял, однако он не пытается вытянуть правду клещами, лишь дает понять Локи, что его ложь не удалась, а, значит, к этому разговору они еще вернутся.
Один видел происходившее на Земле, однако события последнего года от него сокрыты. Общую неадекватность Локи Один заметил еще в Мидгарде, но предположить, насколько именно сын изменился, он не мог. Во многом, этот разговор — знакомство Одина с новым воплощением Локи. Конкретные ответы царя волнуют мало, ему гораздо важнее понять, что сейчас представляет собой его воспитанник
Теперь обратимся к «Тору». С чего все решили, что Один не был в курсе того, кто именно повел друзей в Ётунхейм? Учитывая, что с сыновьями Один знаком не первый день, минимальна вероятность, что он не знал, как Локи может незаметно манипулировать Тором. К этому разговору персонажи еще вернутся в последующих главах, когда Локи задастся вопросом: «Если ты знал, что поход в Ётунхейм — моя вина, то почему изгнал Тора, а не меня?»
И вот мы подходим к моменту истины, к самому важному вопросу: пытался ли Локи убить Тора? Здесь стоит обратить внимание на несколько моментов. Во-первых, с точки зрения викингов, убийство (или попытка убийства) родича — тягчайшее преступление. Во-вторых, заметьте, насколько по-разному братья реагируют на один и тот же вопрос. Тор твердо говорит «нет». Локи после долгих раздумий выдает: «Я не хотел его убивать».
Конец диалога ознаменовывает появление главного действующего лица всей повести — каскета. О нем забыли сценаристы, о нем не вспоминают авторы фанфиков. Однако меня с самого начала «Мстителей» волновал вопрос: где источник мощи ледяных гигантов? Почему Локи его не использует в борьбе с людьми? Предположим, потому, что он разбит и не может больше сражаться. Заметим, для Локи вопрос о каскете настолько болезнен, что он в первую секунду готов убить Всеотца, но не отдавать разрушенный артефакт. Заметил ли Один нож? По тексту это непонятно, однако отметим: Всеотец, видя повреждения каскета, не задает Локи ни одного вопроса, внешне вообще никак не реагирует и лишь уводит сына в неизвестность (как мы помним, спустя несколько часов Тор вбежит в пустую комнату). Вот линии и столкнулись, вот частичная разгадка первой главы.
Разбор третьей главы
Третья глава — логическое продолжение второй. Но если вторая глава статична (все действие происходит в одном месте, в одной комнате), то в третьей читатели вместе с героями попадают в несколько локаций.
События сперва разворачиваются в замке. Как мы помним, Один ничего не говорит Локи, когда видит поврежденный артефакт, и это не может не нервировать пленника. Во всяком случае, пока Локи ощущает себя именно пленником. Он столь же пассивен, сколь и в первой главе: полностью подчиняется воле того, кто его ведет, разведывая таким образом обстановку. Однако если в первой главе Локи представал перед читателями просто послушной куклой, без каких-либо эмоций и переживаний, то в этой главе мы смотрим на происходящее вместе с ним. Он осматривает мир, который считает привычным, и этот мир преподносит ему один сюрприз за другим: сперва Локи не может вспомнить, что это за коридор, по которому его ведут, потом Один отдает ему обратно каскет, потом заставляет замаскироваться, потом царевич не находит своего коня. Казалось бы, события незначительные, но вместе могут вывести кого угодно из равновесия, особенно, если ты не знаешь, что тебя ждет в следующую секунду. Заметим: Один с сыном не разговаривает с того момента, как они покинули комнату. Он только отдает короткие резкие команды.
Перейдем к лошадям. Как я уже писала в первой главе, я подробно расспрашивала знакомую наездницу, узнавая все тонкости езды верхом, а также воспитания лошадей. Когда же обе главы с лошадьми были готовы, я вырезала сцены с ними, заменила имена персонажей и сдала на проверку. Всадница нашла у меня четыре грубых фактических ошибки! И это при том, что я писала текст, имея рядом с собой конспект её рассказа. Так что могу всем посоветовать: обзаведитесь научными консультантами. Наверняка среди ваших знакомых есть те, кто разбирается в нужных вам областях. Дайте им прочитать свой текст. Не весь, конечно, а только те абзацы, которые требуют проверки. Если у вас нет таких знакомых, зайдите на соответствующие форумы в интернете: народ с удовольствием вам поможет. Главное: получив всю информацию о предмете, переварить её и понять, дабы, например, не вставлять в готовый текст научные термины (которые уместны в речи персонажа, если он, например, физик-ядерщик, объясняющий главному герою, над чем именно он работает), но неуместны в словах автора (если текст не рассчитан на тех же физиков-ядерщиков). Так, например, многие, думаю, заметили, что речь целителя — точная копия того, что говорят врачи двадцатого века. Разумеется, сама я, не будучи врачом, не могла бы расписать точные термины, тут потребовалась помощь профессионала. И, разумеется, невероятные предложения царапнули слух Локи и аукнутся в последующих частях.
Описания природы Асгарда, наверное, большинство читателей привели в недоумение, ибо уж слишком они «мидгардские». Это сделано специально: описание Асгарда представляет собой описание Исландии, поэтому там черный песок, фьорды, рябины и гейзеры. Думаю, найдутся те, кто поставят мне в вину «списывание», скажут, что интереснее читать про выдуманный божественный мир. Я признаю, что не считаю себя способной придумать мир более интересный и продуманный, чем уже созданный природой. Исландия существует на самом деле. Кто из вас, мои дорогие читатели, бывал там? Кто знает, какой там климат, какие растения, какие пейзажи? Мне кажется, что интереснее познавать мир, который реально существует, чем придумывать что-то свое. К сожалению, порой это очень сложно. Так, например, в изначальном тексте Локи убивал зайца, однако зайцы в Исландии не водятся, пришлось убивать куропатку. Курган был усыпан листьями папоротника и брусникой, но, во-первых, я так и не нашла нигде указаний на ареол «обитания» папоротника и брусники (вполне возможно, они в Исландии они не растут), а, во-вторых, осенний месяц — это наш сентябрь–октябрь, почти все ягоды уже сошли. Так что пришлось заменять бруснику и папоротник на рябину.
Идол. В Скандинавии было принято ставить идолов не на кладбище, а на перепутье, чтобы все могли прочитать о великих подвигах павших воинов. Разумеется, памятник Локи — нового национального героя — установлен на самом видном месте. Что касается закономерного вопроса, а зачем Один вообще демонстрирует своему сыну памятник, который точно натолкнет того на мысль поехать на кладбище и посмотреть на собственную могилу? Позиция двоякая: с одной стороны, Один хочет Локи ошеломить, с другой — показать семейную и народную любовь к нему. Таким образом Один доказывает, что исчезновение Локи год назад было трагедией для всего народа, а, кроме того, что, считая его мертвым, о нем заботились так, как заботятся о самых дорогих существах: огромный украшенный курган, памятник на пересечении самых важных дорог, все любимые вещи уничтожены. Эта поездка — своеобразное выражение любви.
Кладбище: его описание тоже целиком и полностью взято из описаний быта викингов. Положено было вместе с трупом закапывать все его любимые и ценные вещи, а также умерщвлять нескольких животных и спутника. Таким спутником могла быть жена, наложница, раб, иногда даже сын покойного.
Поселение отверженных — оно выглядит точно также, как средневековая шведская или исландская ферма, разве что живут в ней не кровные родственники. Как мы видим, Локи это место знает и презирает что его, что жителей. Зачем отец привел его сюда? Один из вариантов ответа очевиден уже сейчас: Локи нужно отдохнуть, и лучше это делать там, где его не будут беспокоить и задавать лишних вопросов. Остальные причины, побудившие Одина к столь странному поступку, выяснятся по ходу дальнейшего действия.
Комичность ситуации в том, что жители деревни ведут себя ровно так же, как должны были вести люди, по мнению Локи. Однако он не рад происходящему: он чувствует, что подобострастие фальшиво, и вскоре мы узнаем, обманывает ли его интуиция.
Столб в центре комнаты. Нужен был только для того, чтобы описать резьбу на столбах. Для Локи резьба слишком банальна, он не стал бы на нее обращать внимания, даже если бы обычный опорный столб был красиво украшен, а тут у него появился повод заметить его.
Один все еще немногословен. Локи он отдает только короткие команды, не говорит ему ничего определенного насчет его дальнейшей судьбы.
Раны Локи. Я много читала про то, как Локи ужасно пострадал в последней стычке с Халком. По-настоящему серьезно он пострадать не мог, иначе бы потом так бодро не шагал навстречу телепорту. Однако бесследно для него эта встреча, разумеется, не прошла. Локи предпочел бы скрыть свои раны от Всеотца, и понятно, почему: он не может признаться, кто и когда его избил — это слишком унизительно. Он молчит, когда Один задает прямой вопрос, а Один не видит смысла устраивать настоящий допрос. Он считает, что осмотр собственной могилы — достаточно сильное потрясение, чтобы сделать Локи в будущем более покладистым.
Заметим, что Локи совершенно не хотел спать, пока ехал в поселение, однако, стоило ему лечь, как его тут же начинает клонить в сон. С одной стороны, это параллельная конструкция: в первой главе Тор почувствовал усталость, как только сел за стол (то есть как только хоть что-то прояснилось и напряжение спало), с другой — это небольшая загадка-завязка для последующих глав.
Последняя сценка — предыстория четвертой главы. Один встречает девушку, у которой пока нет даже имени. Она будет мелькать еще в паре сценок. Чтобы её легко можно было узнать, пришлось сделать её очень ярким персонажем. Кроме того, в сценке мелькает новое имя — Хагалар, чей обладатель сыграет свою роль в последующих главах.
Разбор четвертой главы
Эта глава полна загадок, которые будут раскрываться во множестве следующих глав. В ней мы знакомимся с первым основным неканоническим героем. Таких героев будет пятеро, и изначально я собиралась вводить их всех одновременно. Когда я продумывала сюжет фанфика, первой части вообще не было, действие начиналось с того, что теперь переместилось во вторую, если не в третью часть, и сперва раскручивалось назад, потом вперед. Первой сценой фанфика должен был быть диалог Локи и пятерых новых героев. Однако, когда я попыталась его прописать, у меня ничего не вышло: читателям надо было сообщить безумное количество новой информации, которая, однако, не была новой ни для одного из персонажей. В результате диалог получился затянутым и нудным. Тогда я решила добавить первую часть и представить новых героев по очереди. Чтобы читатели запомнили новых персонажей и не путались, их следует вводить по одному и описывать предельно подробно. Несколько месяцев назад я читала фанфик, где в первой главе появлялись некие повстанцы, во второй главе — их противники, в третьей — штаб повстанцев, а в четвертой действовал какой-то герой из первых трех глав. К тому моменту я настолько запуталась в не прописанных однообразных персонажах, что бросила читать.
Новых героев удобней всего вводить через старых: так легче всего обосновать их появление, кроме того, сразу же становится понятно, кто с кем знаком и кто с кем как связан. В данном случае нового героя на сцену приглашает Один. Кто такой Хагалар? Что мы узнаем о нем? Он явно старый знакомый Одина. Но знакомый, с которым Всеотец давно не общался (об этом свидетельствует то, что Хагалар помнит Локи еще ребенком). Скорее всего, между ними произошел некий спор, который не исчерпал себя, несмотря на прошедшие столетия. Возможно, когда-то они были очень близки. Хагалар лично знаком с женой Одина и, заметьте, называет её «Фригга», а не «Фригг», как все прочие. Более того, от внимательно читателя не укрылось, насколько изменился тон Хагалара, когда Один произнес фразу «Он здесь». Практически, эта глава — одна сплошная загадка, где непонятно ничего. Однако буквально каждая фраза героев будет объяснена позже.
Для разговора Одину и Хагалару не нужны слова, они обмениваются взглядами, и каждый считает, что правильно понимает собеседника, что, к сожалению, не так. Возьмем для примера:
— Великий Один, что он говорил?
— Ничего.
— Неужели?
Один считает, что его спрашивают о том, что Локи рассказал о чудовище, которое его избило. А вот что на самом деле подразумевает Хагалар и что именно он услышал в ответе Одина, будет рассказано чуть позже.
У Хагалара к Одину много претензий: он обвиняет его в том, что каскет будет сложно чинить, не верит, что Локи хороший маг и вообще разговаривает с Одином не то чтобы почтительно. К Локи же он относится, в первую очередь, как к объекту исследования, к тому, кто вернулся живым из бездны.
Вопрос доверия. Один задает достаточно странный вопрос («Хагалар, я могу доверять тебе, как себе?») и получает на него вполне логичный и обнадеживающий, с его точки зрения, ответ. Однако этот ответ непонятен читателю. Что может означать шрам на руке? Для любителей скандинавской истории это очевидно: они могут разгадать большую часть загадок, связанных с личностью Хагалара, уже сейчас. Все остальные узнают, что это за шрам, по ходу повествования.
Последняя фраза главы заставляет читателей задуматься о том, что же связывало-таки Одина и Хагалара в прошлом? И почему Локи надо было «отдать».
Эта глава — первая в целой серии разговоров-испорченных телефонов, где персонажи не понимают друг друга и не хотят слушать. Так, Один четко говорит Хагалару, что отдает ему Каскет, но не Локи, однако Хагалар, судя по последнее фразе, пропускает слова Всеотца мимо ушей и считает, что Локи теперь принадлежит ему.
Разбор пятой главы
Оставим ненадолго спящего Локи и таинственного незнакомца и вернемся во дворец Асгарда, где нас ожидает обеспокоенный судьбой брата Тор.
Создание мира Асгарда было бы неполным без народа, его населяющего, и первыми представителями этого народа перед читателями предстает «высшее сословие». В этой главе мы впервые встречаемся с несколькими точками зрения этого самого народа. Пока что их разнообразие показано на примере истории с мостом. Вполне логично, что кому-то нравится жить в закрытом, но безопасном мире, а кто-то, наоборот, гордился тем, что Асгард стоял на защите всех миров, и для них вынужденная изоляция является трагедией.
Обратимся к миру, в который, по мнению асов, ходил Тор. Это Муспельхейм. Вообще это огненный мир, и сражаться там весьма сложно (как и сложно представить себе, что местные жители запросили бы помощь Асгарда в случае войны). Такое странное предположение введено в текст, дабы показать, насколько безумные слухи бродят по дворцу с тех пор, как мост разрушен.
Сцена с друзьями похожа на ту, которая была показана в «Торе» перед походом в Ётунхейм: друзья против очередной авантюры бога грома и пытаются его отговорить в меру своих ораторских способностей. Речь друзей восстановлена точно так же, как и речь главных персонажей, поэтому Вольштаг думает о еде, Хогун молчалив, Фандрал насмешлив, а Сиф проницательна. Как и в сцене в фильме, друзья пытаются достучаться до разума Тора: «По какой дороге? — В той стороне их тысячи, как мы найдем нужную?», но все тщетно: если Тор что-то решил, его никто и ничто не остановит.
Образ Тора все еще прост и похож на тот, который встречается почти в каждом фанфике: он хочет защитить брата любой ценой, даже если придется нарушить приказ Всеотца. К чему может привести его безграничная любовь, показывает его подсознание. Будет ли сон вещим, использую ли я его в будущем или просто оставлю отдельным эпизодом — пока неизвестно. В данный момент он служит только для того, чтобы подтвердить всем известную истину: благими намерениями выстлана дорога в ад. Как известно, благодарность — понятие относительное, часто за спасенную жизнь нам платят кинжалом в спину (разумеется, в нашей реальной жизни обычно нет «спасения жизни» и «кинжала», но общий принцип: я ради этого человека делаю все, а он мне… — сохраняется). Сон ясно показывает, что Тор готов пойти против всех. Против всего Асгарда ради брата. Сможет ли он поступить так на самом деле? Кто знает.
Один. Как мы помним, он не допрашивает Локи «жестко», он закидывает несколько удочек и смотрит, какие именно «рыбки» в виде оговорок Локи, по которым можно будет хоть как-то восстановить произошедшее, поймаются. После нескольких часов, проведенных с младшим сыном, у него появилось достаточно пищи для размышления и сопоставления. Он пытается разрешить некоторые свои вопросы с помощью старшего сына, но у него ничего не выходит, ибо, если младший говорить не хочет, то старший действительно не знает, что именно произошло. Например, он не видел, как Халк избивает Локи, а я сомневаюсь, что доктор Беннер будет всем рассказывать о том, как он проломил пол своим противником. Если бы это был Старк или Роджерс — еще может быть, но уж никак не Беннер. Конечно, когда Локи обнаружили, дыры в полу никуда не делись. Но кто задумывался о том, откуда они взялись, учитывая, что чуть ли не полгорода лежит в руинах? Для того чтобы верно прописать этот эпизод, я несколько раз пересматривала сцену избиения и вторичной сдачи в плен. Халк оставляет бога лежать в середине комнаты, а пытается он подняться, держась за ступени, которые находятся в нескольких метрах от ям. То есть, сперва он до них дополз, а, значит, находят его не во вмятине в полу, а на некотором удалении от нее (поэтому Мстители и не предполагают, что дыры появились из-за Локи).
Возвращаемся к Одину. Мне нужно было, чтобы он знал о битве, однако не знал о ранениях Локи. Как это сделать? Воспользоваться тем, что в каноне никак не отражено виденье битвы из Асгарда, изобрести те самые «слепые пятна» и оправдать их Тессерактом, вот и все. Теперь Один долго будет ломать голову, кто же смог нанести такие увечья Локи. И не только он.
Один сообщает Тору о приближающейся церемонии примирения. Как мы видим, Тор очень удивлен и обрадован, услышав такие известия. Однако заметим, он не спрашивает, что ждет Локи после. Возможно, потому что слишком боится услышать ответ. Тор до последнего верит в милость Всеотца и в то, что тот Локи не тронет. Что совершенно не мешает ему, однако, строить коварные планы похищения любимого брата, если правосудие окажется жестоким или несправедливым.
Разбор шестой главы
Возвращаемся в поселение. Хагалар, следуя обещанию, данному Одину, начал подбирать членов для команды по восстановлению Каскета. Как Один выводил на сцену его самого, так Хагалар выводит на сцену девушку, не менее загадочную, чем он сам. Её называют «Одиндоттир» или «Дочь Одина». Читатели, разумеется, задаются вопросом: только ли это прозвище или она и в самом деле сестра Тора? Поживем — увидим. Что мы знаем об этой девушке? Она магиолог. Это неологизм, придуманный лично мной. Магиолог — одна из трех важнейших профессий поселенцев, наравне с естественниками и магами. О задачах всех троих будет впоследствии много сказано. Как мы видим, Хагалар обращается с девушкой весьма нежно, а она сама упоминает, что знает его с раннего детства. Учитывая, что в поселении живут преступившие законы Асгарда, а Хагалар явно лично знаком с Одином, вырисовывается достаточно интересная картина.
Беркана ничего не знает о Каскете. Собственно, с чего ей о нем знать? Вряд ли о реликвии осведомлены те, кто не живут во дворце. Девушка увлечена своей работой. Как многие, думаю, поняли, это алхимия. Беркана изучает человеческие книги по алхимии и пытается доказать, что у людей была магия. Разумеется, она заблуждается, но заметьте, насколько универсальные связи она находит, каким образом доказывает подчинение металлов планетам: «Ведь влияет же Луна на приливы и отливы».
Беркана крайне нелюдима, не заводит дружеских отношений и любит только Хагалара (чем тот и пользуется). Она не замечает его насмешек, язвительности, хотя на самом деле маг хамит ей открытым текстом: «Ты получишь почести, которых никогда не заслуживала». По нескольким брошенным вскользь фразам можно примерно представить себе, как выглядит девушка. Портрет получается не самый приятный, но так и должно быть.
В теоретической части статьи огромное количество страниц посвящено разбору женских персонажей и выявлению основных «штампов» этих образов. В своем тексте я постаралась вывернуть все штампы о Девах наизнанку. Так, типичная Дева должна:
1) Быть красивой (чего о Беркане не скажешь)
2) Обладать отличительными деталями внешности (они присутствуют, но не добавляют персонажу красоты, скорее наоборот)
3) Быть сильной (Беркана не маг и не воин, так что она не обладает никакими силами)
4) Обладать некими свойствами, не присущими её виду (Беркана типичная асинья)
5) Влиять на Локи (оказавшись рядом с ним, она будет как-то на него влиять. Но гораздо большее влияние на Локи окажет семья и прочие неканонические герои.)
6) Глаголить истины (как мы видим в этой главе, Беркана делает совершенно ошибочные выводы даже о предмете своего исследования, то есть о том, что она должна, по-хорошему, знать как никто другой)
7) Иметь любовные отношения с Локи (если бы любовная линия предполагалась, в «жанрах» стоял бы «гет»)
8) Быть трагичной (если бы Беркана должна была погибнуть, то в предупреждениях стояла бы «смерть персонажа»)
9) Запросто общаться с прочими персонажами (по первому же отрывку видно, что Беркана нелюдима)
10) Быть бессмертной (поскольку описываю я не войну, а мир, то не будет ситуаций, в которых персонажи могли бы умереть)
11) Стать ученицей или же просто быть обязанной Локи чем-либо, например, своей жизнью (такого поворота сюжета не будет)
12) Уметь делать что-то лучше всех (как мы видим, она далеко не гений в той области, которую изучает)
13) Быть родственником Локи (вот тут я не могу раскрыть карты, потому что её происхождение — одна из загадок повести)
14) Давать мудрые советы всем персонажам (в этой главе Хагалар, действительно, советуется с ней, но впоследствии все решения команда принимает вместе, и там голос Берканы решающим не будет)
15) Быть для Локи чем-то очень важным (как следует из первых глав, Локи презирает всех жителей поселения без исключения)
16) Видеть в Локи истинную душу (учитывая, что Беркана увлечена алхимией, ей не до Локи)
17) Иметь специфический характер (я постараюсь не делать её милашкой или хамкой, но пока с ней написано слишком мало глав, так что точно сказать не могу)
Ну и, пожалуй, одна из самых важных характеристик «Девы» — это то, что она одна Локи «обслуживает». То есть в виду некоторых обстоятельств Локи оказывается в компании этой самой Девы, а все остальные персонажи прогуливаются неподалеку и иногда заползают в сюжет, чаще всего с конкретными поручениями (украсть Деву, дать какую-то информацию, напасть на главных героев). В моем тексте все иначе: Беркана — член команды из пяти асов, у каждого которых есть своя сюжетная линия, свои чаяния и прочие. К тому же есть еще канонические персонажи (семья Локи), которые будут прописаны гораздо подробнее и лучше, чем неканонические.
Таким образом, если взять всех основных героев (без Локи) и обозначить их за сто процентов, то каждому будет уделено всего 12,5% «эфирного времени». Разумеется, кто-то будет проработан лучше, кто-то хуже, но ни в коем случае не получится так, что один персонаж возьмет на себя, положим, 60% текста, а оставшиеся семь разделят 40%.
Вернемся непосредственно к шестой главе: в ней мелькают прозвища персонажей: Дочь Одина и Вождь — они вполне оправданы, ведь рун 24, а жителей деревни сотни, разумеется, имена повторяются, а, значит, появляются прозвища.
В разговоре мага и магиолога проскальзывают имена будущих членов команды и мелькают некоторые их отличительные черты характера. Стоит обратить внимание на то, как по-разному персонажи оценивают Лагура: Беркана считает, что у него несуразная речь, а Хагалар говорит, что он вечно все портит.
Обратимся к именам персонажей: Хагалар, Ивар, Раиду, Лагур, Беркана — это все руны. Поскольку придумывать имена персонажам всегда сложно, а в данном случае речь идет о закрытом поселении, где живут асы, что называется, «без прошлого», у них вполне могут быть в ходу фальшивые имена. Руны взять было проще всего. Теоретически у всех имен есть перевод. Так, Беркана — это «береза», а Хагалар — «град», но в моем произведении говорящие имена никакой роли не играют и никак не характеризуют персонажа. Теперь обратимся к лексике. Слух режет слово «перфекционист» и восклицание «ты прелесть» — слишком уж они «современные». Поскольку Беркана изучает эпоху, которая, с её точки зрения, (существа, которое живет, по человеческим меркам, почти 1400 лет) была совсем недавно, то изучает она как настоящие средневековые книги, так и современные нам спекуляции на эту тему, отсюда и современные выражения.
Отдельное удивление должен вызывать немецкий. Я вращаюсь в компании, где все говорят примерно так: немецкий очень удобен для того, чтобы заменять отдельные русские слова. Однако персонажи изъясняются подобным образом не просто так. Это очередная текстовая загадка, которая, полагаю, крайне неудобна читателям. Приношу всем свои извинения, что приходится смотреть в конце сноски к некоторым, порой ключевым, словам.
Разбор седьмой главы
Это вставная глава. В изначальном проекте она не была предусмотрена. Её идея пришла мне в голову во время коррекции первой главы и показалась вполне здравой: во многих фанфиках судят Локи за его мидгардские преступления, но никто еще почему-то не пытался помочь людям в их бедствиях. Идея мне понравилась, оставалось только логически её обосновать, исходя из характеров и профессий героев. Почему именно Хеймдаль вызывает Хагалара? Потому что Всеотцу не до этого. Он воин, чинить — не его задача, а вот Хеймдаль смотрит на все миры одновременно, он мог заметить, что люди своими силами не справятся. Почему именно Хагалар? Он глава научной ветви — то есть главный маг среди тех, кто магию активно практикует. Не говоря уже о том, что Хеймдаль Хагалара давно знает. Как уже было сказано, у них общее прошлое. Обоснование подведено.
Раз уж я решила вставить этот эпизод, надо было придумать от него несколько линий, которые впоследствии сыграют какую-нибудь важную роль. Таким образом, появился диалог с целителем. Изначально все мысли и идеи по поводу пыток выдавались только в десятой главе, в разговоре всех членов фелага, теперь же они озвучиваются несколько раньше, что, как я считаю, неплохо. Во всяком случае, уже сейчас читатель знает, какойименно контекст вкладывал Хагалар, когда спрашивал у Одина: «Что он говорил?». И почему он так удивился, услышав ответ «Ничего». С точки зрения мага, немногие могут вынести пытки Одина.
Ради написания этой сцены пришлось немного развить образ проходного персонажа — целителя. Его роль пока настолько незначительна, что у него даже имени нет. На данный момент я не думаю, что он появится в других эпизодах, разве что в воспоминаниях Хагалара о жизни во дворце. Как мы видим, судьба целителя не самая тривиальная. Он жил когда-то в замке, лечил самого Одина, а потом что-то случилось, и он впал в немилость. Судя по его словам, дело было в неповиновении какому-то приказу. Что важно: его судьба чем-то похожа на судьбу Хагалара. Внимательный читатель уже может задаться вопросом: неужели случайно в одном поселении, которое Локи считает сборищем преступников, оказываются давний приятель Одина, его бывший личный врач и некая дочь Одина? Почему все они находятся именно здесь?
Вернемся к целителю. Его образ не играет никакой роли, поэтому я его не конкретизирую. О нем важно знать только одно: он недолюбливает Хагалара. Чтобы выразить эту нелюбовь, приходится обращаться к жестам: так, я упомянула, что врач прикосновения ненавидит, а маг с их помощью общается. Лекарь и маг во всем противоположны: Хагалару произошедшее с Локи очень важно, а целителю до этого дела нет; Хагаларом во время разговора овладевают страстные чувства, а целитель холоден или испытывает отрицательные эмоции. Единственное, что объединяет этих персонажей — это судьба.
Сцена у постели построена на двух главных эмоциях: на гневе со стороны Хагалара (который искренне уверен, что пытать родного ребенка нехорошо), и на омерзении со стороны целителя (ему противны любопытство, резкость, а также настырность мага). Как мы видим, недопонимание Хагалара приобретает катастрофические размеры: в прошлой главе он только предполагал пытки, теперь же убедился в своих выводах, ведь он точно знает, что Локи вернули из мира смертных, а там нет тех, кто мог бы нанести ему такие жуткие повреждения. Но если не смертные, тогда кто? Ответ напрашивается сам собой, и он совершенно не радует Хагалара.
Обратимся к Земле: я не описываю мир людей глазами асов, потому что у них нет времени его осматривать. Спешит не только Хагалар: все понимают, что если надолго задержаться в Мидгарде, то их божественный имидж пострадает: одно дело быть неожиданной загадочной помощью с неба, и совсем другое провести среди людей несколько дней или недель. Как мы видим, тот же Хагалар людей презирает, если не сказать чего похуже. И он совершенно не против пытать человека, если тот посмеет не признать в нем бессмертного (то есть против пыток как таковых он ничего не имеет, ему противна мысль о пытках детей родителями).
Мария Хилл. Её мысли — это первая моя попытка ввести в фанфик философию (как я писала в главе «Демиурги», философия — это один из мотивов, которыми можно «брать» читателя). Более того, философия заставляет людей задумываться над миром, над своей жизнью, напоминает, что рассказ написан не только для развлечения читателя, но и для его развития, в некотором роде. Разумеется, писать философию сложно. Даже если у вас есть некие идеи, которые вполне себе тянут на полноценную философию, то их же надо еще оформить, по возможности, грамотно. Как это сделать? Либо прочитать несколько философских трудов и проникнуться самой атмосферой, подачей материала, либо же попросить знакомого, который смыслит в философии больше, чем вы, помочь с текстом, проверить его. При этом совершенно не обязательно давать человеку весь текст с первой главы (особенно, если помощнику нет никакого дела до фэндома, в реалиях которого вы пишете). Можно дать сам диалог (или монолог), в котором предполагается философия, объяснить, что к чему, и попросить исправить. Опять же, что важно: даже если ваш помощник знает канон, по которому вы пишете, лучше вас в сто раз, это еще не значит, что он столь же хорошо понимает идеи, которые вы закладываете в свой фанфик. К чему я это говорю? Получив правку философии, не стоит полностью вставлять её в текст, если она в чем-то противоречит вашему видению персонажей и прочему. Работать с консультантами, корректорами, помощниками тоже надо уметь. И в первую очередь надо уметь договариваться. Казалось бы, это каждому понятно, но сколько я лично знаю примеров того, когда друзья ссорились из-за правок или совместного написания фанфика!
Итак, возвращаемся к тексту. Мария Хилл наблюдает за работой асгардцев и задумывается о том, кто богом является, кто нет, и кто вообще такой бог? Она приходит к выводу, что это тот, кто созидает. Заметим, Мария не считает Тора и Локи богами (причем их обоих, хотя, казалось бы, Тор был союзником людей в борьбе с читаури), ей приятнее видеть богов в посланцах Асгарда. А зато сами посланцы говорят противоположное: что разрушители — боги, а созидатели — всего лишь их подручные.
Мария беседует с Хагаларом, и тот выдает ей информацию насчет братьев, которая, с его точки зрения, правдива. Таким образом, люди теперь тоже уверены в том, что Локи подвергли пыткам. Разумеется, сейчас им до этого дела нет, но впоследствии эта дезинформация им аукнется.
В этой главе Мария Хилл проходной персонаж. У меня не было желания выдумывать какого-либо нового сотрудника ЩИТа, а Коулсона убили. Представить себе, что Фьюри лично приедет разбираться с богами, я не могла, поэтому взяла именно эту девушку. Её образ пока никак не раскрыт, и я еще не знаю, буду ли еще её описывать: к Мстителям я вернусь спустя несколько частей, а к тому времени мои планы могут измениться.
Разбор восьмой главы
Обратимся к главе «Фригг» из теоретической части статьи. Все авторы сходятся во мнении, что царица Асгарда все еще искренне любит Локи, но ничего не делает ради него: она полностью подчинятся Одину и может только проливать горькие слезы, глядя на очередную жестокость своего мужа по отношению к приемному сыну. Еще ни в одном фанфике мне не встречался детально прописанный разговор между Локи и Фригг после возвращения первого в Асгард. По стандартному сценарию большинства фанфиков он не предполагается: Локи сразу же судят, приговаривают к чему-нибудь кошмарному, и мать он видит только в зале суда у трона Одина. В тех фанфиках, где у Локи есть возможность поговорить с Фригг по прибытии в Асгард, первый диалог все равно не прописывается. Поэтому при создании этой маленькой главы мне было не на что опираться, кроме как на фильм «Тор».
Получившуюся беседу между матерью и сыном можно смело озаглавить: «Моральные пытки: часть вторая» («часть первая» была во второй главе во время допроса Одина). Между этими двумя моральными пытками есть одно существенное отличие: если Один допрашивает и задает вопросы, пытаясь повлиять на разум и логику Локи, то Фригг стыдит сына и давит на жалость, то есть воздействует на эмоции. Каково любому из нас ощущать, что своими поступками мы разорвали на части сердце той, кого любим больше всего на свете?
Заметим, какими глазами смотрит Локи на родителей: если Один в его понимании — это судья и обвинитель, то Фригг — всемилостивейшая богиня любви (подробней о том, почему Локи относится к матери именно так, будет рассказано в последующих главах, которые затронут детство персонажей). Один во второй главе вошел в комнату и сразу же начал разговор, одновременно рассматривая Локи, подмечая изменения, произошедшие с сыном за последний год. Фригг же приближается медленно, давая сыну возможность собраться с мыслями и подготовиться к беседе. Время для Локи словно замирает: он наблюдает за матерью, оценивает её несравненную красоту, сравнивает себя с покалеченными ветрами березами, совершенно не думая о том, какую линию обороны выстраивать на этот раз. Один для него — враг, мать — самое любимое существо в мире. Каждое действие Одина для Локи понятно: он смотрит на отца и видит все его движения. С матерью все совсем не так: несмотря на то, что царевич не спускает с нее глаз, он не замечает, как она обнимает его. Для него мать — что-то очень высокое, то, чему можно только поклоняться. С отцом он готов спорить и стоять насмерть, не выдавая своих тайн и идей, мать же он пытается утешить, пускай и такими жестокими фразами как «Я тебе не сын».
Этот разговор — один из самых важных испорченных телефонов во всей повести. Что хочет показать Фригг? Любовь и нежность. Она пытается мягко указать Локи, насколько ужасны его проступки, заставить его не сознаться отцу, но раскаяться самому, вернуться в семью и довериться тем, кто его вырастил. Она говорит, что не хочет знать о войне на Земле, потому что для неё это не играет никакой роли. Локи всегда был и будет её сыном, и она будет на его стороне, что бы ни случилось. Кроме того, она пытается убедить Локи поверить отцу, доказывает, что его бояться не стоит, что он тоже не желает зла своему, пускай и приемному, но сыну. Фригг руководствуется исключительно благими намерениями, но приводят они, как всегда, в ад. С одной стороны, она не может гарантировать Локи свободу и прощение. Заметим, она говорит «Он желает тебе добра», не уточняя, что именно подразумевается под этим самым «добром». Фригг ничего не может сделать против мужа, его воля для нее закон, поэтому, сколько бы она ни любила Локи, и насколько сама ни была бы готова его простить, она должна будет подчиниться приговору Одина, даже захоти он убить приемного сына. Фригг готова оказывать всяческую поддержку младшему сыну, но морально. Она не пойдет против мужа ради сына, поэтому её слова и звучат фальшиво.
Локи же сначала пытается защитить мать от себя, заодно оправдывая в собственных глазах свои поступки: «я тебе не сын, я не могу называть тебя матерью». Он считает себя недостойным этой прекрасной женщины. Недостойным её прикосновений. Чувство стыда сжигает его. Чувство, к которому он совершенно не привык. Что же ему теперь предпринять? Отдаться этому чувству, признать, что и в самом деле его попытка захвата Мидгарда, самоубийство, убийство Лафея и прочее — все это было глупостью, которая только опечалила его родных, никому не принесла счастья и не могла принести? Смириться с подобным заключением слишком сложно даже человеку с не поломанной психикой, а для Локи это совершенно невозможно. Его сознание ищет любую лазейку, чтобы не допустить настоящего полного раскаяния, когда единственным вариантом развития событий будет пойти с покаянием к Всеотцу и молить о прощении, потому что рассказать то, что хочет услышать Один, Локи не может ни при каких обстоятельствах. И сознание находит нужную лазейку. Фригг говорит, что её не волнует бездна. Что слышит Локи в её словах? «Мне наплевать на тебя, меня не волнует, где ты был. Пойди лучше расскажи правду отцу. Он с радостью тебя послушает». Неправильно проинтерпретировав слова матери, Локи сразу же выстраивает стену отчуждения. Чем раскаиваться самому, легче обвинить мать во всех грехах. Она не добровольно пришла, она вынюхивает информацию для Одина, все её слова лживы. Локи легче пожертвовать идеальным образом матери, чем признать свою неправоту. Легче убедить себя, что та, которую он любит, следует воле царя. Быть может, не добровольно, но следует. Локи жил в Асгарде много столетий и прекрасно знает, что любовь матери никогда не спасет его от гнева отца. Поэтому, с его точки зрения, её «шпионство» никак не противоречит её искренним чувствам по отношению к нему. Мать не имеет права противостоять Одину, поэтому вынуждена идти на сделку со своей совестью (впоследствии такое мировосприятие поможет Локи создать в своем воображении образ не матери-врага, а матери-мученицы, который, правда, будет столь же далек от правды, как и первый вариант). Локи уходит, выказывая царице свое презрение, наглядно демонстрируя, что её попытка разговорить его не удалась. Фригг же толкует его уход совершенно иначе. Как именно — будет показано в следующей главе.
Разбор девятой главы
Эта глава призвана показать все противоречивые отношения между братьями. Локи и Тор впервые встречаются после того, как старший привел младшего домой. Что же именно мы видим? Тор рад церемонии примирения, но он насторожен и ожидает удара в спину. Он не верит в искренность Локи и легко находит подтверждение своим опасениям. Подтверждение его пугает: брат выглядит безумным. Тор все еще не уверен, что причиной тому не является вмешательство Всеотца, однако, как Хагалар не спросил Одина прямо о пытках, так и Тор не станет прямо спрашивать о произошедшем и о том, добровольно ли Локи покидает дворец.
На церемонию Тор смотрит как на что-то фальшивое. В конце концов, он единственный, кто видел настоящего Локи: опасного Локи, того, кто прямо заявил, что домой не вернется. Тор видит, что церемония не по вкусу пленнику и считает, что это может плохо кончиться. Причем для всех. Он не доверяет брату настолько, что ожидает нападение на Асгард со стороны читаури или других монстров.
Однако все эти предосторожности и подозрения не мешают его искренним, светлым чувствам: его жесты говорят о привязанности, его мысли ни разу не поворачиваются в сторону расправы над братом (даже если тот и в самом деле предал Асгард и открыл его иноземным захватчикам). Единственный момент настоящего неудовольствия — это эпизод с лошадьми. Изначально его не было, но потом, уже перечитывая готовую главу, я поняла, что ведь Локи должен приехать на лошади Тора, раз он оседлал именно её еще в день своего возвращения. Значит, Тор не может не обратить внимания, что его скакуна «украли». В остальном же Тор Локи жалеет, но все еще уверен, что брат должен понести наказание за преступления. Он действительно не понимает, что так страшит Локи в его положении «ни суда, ни прощения».
Сам пленник мыслит несколько иначе. До Тора ему дела нет. Он озабочен предательством матери и ролью, которую на него навесили. Он должен сыграть воскресшего героя, он должен вернуться в семью под шквал аплодисментов, и с этой задачей он блестяще справляется. Никто, кроме Тора, ничего не заподозрил. Есть, правда, друзья Тора. Они здесь, как и в четвертой главе, проходные персонажи: без них не обойтись, но пока они ничего не делают, просто по-разному реагируют на возвращение Локи, каждый в меру своего характера. Уже сейчас понятно: главной противницей Локи будет Сиф, что никак не противоречит тому, что мы все видели в «Торе».
В разговоре с братом Локи срывается, как в «Мстителях» на скале, выдает то, что не должен: своим поведением он делает из Тора если не врага, то противника, — однако остановиться уже не может. Тор спрашивает его о бездне — Локи отвечает то, что впоследствии услышат и остальные герои. Позиция бога грома тут двояка: с одной стороны, он доказывает, что здесь, дома, никто Локи не тронет, с другой, убеждает, что того заставят рассказать правду. Двойственность позиции Тора, такая вот своеобразная хитрость — его отличительная черта еще по первому фильму. В практической части статьи я постараюсь её развить: бог грома не так глуп, как кажется тому же Локи, и он тоже умеет вести свои темные игры.
Что важно: Локи говорит прямо, что готов сражаться с Всеотцом, если потребуется. Тор заранее уверен, что брат проиграет. Разумеется, он не в курсе, что Локи раньше уже в такие игры играл и выигрывал (об этом будет рассказано позже). Тор помнит, чем поединок с отцом закончился для него и, разумеется, не желает такой судьбы младшему.
Один и Фригг в этой главе являются чуть ли не предметами мебели. Один отдает приказания, выдает ту версию событий, которую братья должны всем рассказывать. Таким образом Локи узнает главное: Всеотец многое знает о войне (что впоследствии сыграет свою роль). Тору же противна полуправда, но он не может поспорить с тем, что решение отца мудро, поэтому идет на сделку с совестью.
На основе этой главы я хочу показать, каким образом подделываю диалоги своих персонажей под те, которые мы все слышали в фильмах.
Первый этап: прописываем диалог персонажей, без слов автора, без описаний, без всего прочего:
«- Локи, что отец с тобой сделал?
— Ничего.
— Ничего? Но… Ты… Ведешь себя… Он простил тебя?
— Нет, но он не наказал меня.
— То есть простил?
— Братец, «не наказал» и «простил» — это разные вещи. Он не причинил мне ни физической, ни душевной боли, если тебя это так тревожит. И моя магия со мной.
-Послушай, Локи, если ты сейчас все это разыгрываешь, и на самом деле ты думаешь…
— Братец, давай веселиться. Я дома. Я вновь с тобой.
— Я рад, что ты вновь здесь. Я очень рад, правда. Я боюсь представить себе, о чем говорил с тобой Один, но, если он сумел излечить твою душу…
— Может быть, может быть. Но послушай, братец. Во дворец я пока не вернусь. Я останусь там, куда меня привел Всеотец.
— Где «там»?
— В поселении отщепенцев.
— Но зачем? Что тебе делать с ними?
— Я останусь там и займусь артефактами.
— Так отец приказал?
— Отец сказал мне ездить туда каждый день. Но зачем тратить каждый день столько времени на дорогу? И поверь, там будет лучше, пока не уляжется шумиха по поводу моего возращения. Ты же видел, что творилось на улицах и за столом. Меня растерзают, стоит мне выйти из моих покоев. Я устану отвечать на одни и те же вопросы по сотни раз на дню. А я хочу отдохнуть после всего, что случилось.»
В изначальном диалоге прописывается только информация, которую персонажи должны передать друг другу.
Второй этап: снабжаем реплики словами автора и описаниями. Проверяем, подходит ли смысл каждой фразы к тому душевному состоянию, которое вырисовывается у персонажа на данный момент. Если подходит — хорошо, если нет — изменяем фразу.
Третий этап: берем лист с выписанными репликами Тора, берем получившийся диалог и переписываем каждую фразу, стараясь сохранить её смысл. Если смысл реплики и слова из фильма никак не сочетаются, приходится выбирать что-то одно: либо нам принципиальна переделка, либо важнее сохранить мысль, которую несет изначальная фраза. После того, как мы обработали Тора, приступаем к Локи.
Четвертый этап: завершив подделку, сверяем, логичная ли цепочка получается. Иногда выходит так, что набор слов Локи и набор слов Тора сами по себе хороши, но если соединить фразы в истинной последовательности, получается белиберда.
Пятый этап: вносим последнюю правку и еще раз смотрим на слова автора и описания. Возможно, они требуют доработки. После этого текст отправляется корректорам и редакторам.
Позже я опишу, каким образом создается речь оригинальных персонажей с яркими характерами.
Разбор десятой главы
Эта глава — логическое продолжение предыдущих. В изначальной разбивке глав было две, но потом мне показалось, что диалоги хорошо смотрятся вместе.
Последние три главы характеризуются последовательной сменой персонажей. Сперва мы видим Локи, потом к нему подходит Фригг. Фригг сменяется Тором, Тор Одином, а Локи — Фригг. Получается круговая композиция, состоящая из четырех диалогов, призванных запутать действие окончательно: (Локи-Фригг, Локи-Тор, Локи-Один, Один-Фригг)
Локи считает, что у него достаточно информации, чтобы разгадать замыслы Всеотца: после смерти его сделали героем, чтобы царская семья не потеряла лицо. И вот теперь павший герой вернулся. Разумеется, его надо заставить молчать. Локи уверен, что, попробуй скажи он лишнее слово, карательные санкции последуют немедленно. Его возвращение должно быть триумфальным праздником для всего Асгарда. Что мы и видим: народ ликует, отдельные недовольные лица вроде троицы воинов можно в расчет не принимать. Локи уже знает о том, что ему надо чинить Каскет и, более того, он абсолютно уверен, что его будут допрашивать. Причем большинство даже не по злому умыслу и не по наущению Всеотца: всем действительно дико интересно, как он смог воскреснуть и вернуться в Асгард. Кто-то из любопытных будет передавать полученную информацию Всеотцу. Чтобы не попасть в этот змеиный клубок, Локи решает сбежать туда, где его никто не знает, и побег куда он сможет хоть как-то логически объяснить, чтобы убедить Одина отпустить его. Локи сбегает не столько от других, сколько и от себя: ему претит происходящее, ему не нравится, что, с одной стороны, он вроде как чудовище, принесшее год назад море бед, а с другой, его, вместо того, чтобы жестоко наказывать, просто возвращают в семью и готовы все простить. Локи жаждет славы, жаждет, чтобы его заслугой было не воскрешение, а некое великое свершение. Идей у него пока нет, ему нужно время, чтобы разобраться в происходящем. Разговор с отцом для него настоящее испытание, ведь надо добиться разрешения на отъезд любой ценой. Локи пытается вспомнить, как вел себя раньше, надевает маску покорности, называет Одина «отцом», говорит почтительно. И выигрывает, как он считает: Один отпускает его. Локи считает, что его обман удался и радостно покидает дворец.
Картина со стороны Одина выглядит совершенно иначе. Он уверен в том, что сам Локи никогда не посмел бы уехать из дворца, уехать от тех, кто оказал ему огромную милость, приняв обратно в семью. Один сразу же во всем обвиняет Хагалара (с которым, как мы помним, Локи к тому момент еще даже толком не знаком). Один выстраивает собственную концепцию, обвиняя бывшего приятеля во всех смертных грехах, в переманивании Локи, в настраивании его против семьи. Однако он ничего не может сделать. Один хочет вернуть сына в семью, но понимает, что запретами и заточением этого не добиться. С его точки зрения, он сделал все, чтобы дать понять Локи, что никто не собирается ничего плохого ему делать: он не пытался по-настоящему его допрашивать, он отвез его к лекарю, он тут же, без всяких судов, устроил церемонию примирения. Он не верит ни одному слову сына, но вынужден отпустить его, чтобы не потерять навсегда. Один считает отъезд Локи своим поражением: он хотел узнать правду, однако «подсудимый» сбегает от его всевидящего ока туда, где его трудно достать и где живет тот, кто сможет руководить его действиями. Именно эту версию Один и озвучивает Фригг.
Вспомним то, о чем я уже писала: Фригг неправильно поняла причины резкого ухода Локи: с её точки зрения, он слишком боится своего отца, чтобы оставаться во дворце. Фригг ближе к истине, считая, что Локи сбегает от Одина, но даже она до конца не понимает его поступки. Она принимает точку зрения мужа, но не одобряет его линию поведения: как кладбища, так и разрешения на отъезд, а, главное, она не одобряет знакомства Локи и Хагалара. Кто он такой, Фригг явно знает. Она же упоминает и некое условие, которое Один выполнил. Это — один из самых важных ключей и загадок всей повести.
Если первый разговор показывает точку зрения Одина, то второй раскрывает душу Фригг. Она любящая мать, она помнит Локи ребенком и упрекает себя в том, что не сказала ему правды. Мы видим несколько эпизодов из детства, а также интерпретацию действий Фригг в «Торе». Она думала только о благе сына, но благие намерения завели в ад, правда, не её, а самого Локи. Царица знает, что ничего не может сделать. Не понимает, когда и в чем ошиблась. Она, как и Тор, не полностью доверяет Одину: стоит тому заговорить о допросе, как Фригг сразу же напрягается, боясь услышать страшные решения, помешать которым она не в силах. Также мы узнаем, что в некотором роде Фригг повинна в том, что выросло из Локи не только потому, что скрывала правду, но и потому, что потакала всем его капризам и ничего не запрещала. Была кем-то вроде наперсницы. Как мы знаем из прошлых глав, прячась за спиной Тора, Локи удавалось всегда выходить сухим из воды, так еще и мать на его стороне — результат все видят. Однако, кроме заботы о сыне, в поведении Фригг проскальзывает и малодушие. Так, не будучи уверенной, что Один не убьет Локи по возвращении, она просит не пощады для сына, а только лишь того, чтобы казнь свершилась на Земле. Она не хочет смотреть на нее, но помешать ей не пытается даже словом. Та же покорность была видна и в диалоге с Тором в первой главе: она успокаивает сына, говоря о мудрости Всеотца; и с Локи: она не хочет ничего знать о войне на Земле, не хочет решать проблемы, она только направляет Локи к тому, кто может, как она считает, ему помочь. Фригг живет в браке с Одином больше тысячи лет и привыкла доверять ему решение всех проблем. И ей не совсем понятно, что её дети по-другому относятся к отцу и испытывают больше благоговение и страх, чем доверие.
Разбор одиннадцатой главы
Эта глава одна из самых сложных. История её создания уже сама по себе занимательна. Сперва был прописан диалог, причем в нем была только суть того, что персонажи говорят. Выглядел он так:
— Как пожелаешь. Дети, отойдите от артефакта, не трогайте его, сядьте на места.
— Если я не прибью Хагалара сегодня, то сделаю это завтра.
— Брат, ради науки…
— Итак, как видите, артефакт в ужасающем состоянии. Лично великий Всеотец предложил мне его починить. Так что не подведите меня, я выбрал лучших. Но если кто-то знает кого-то, кто подойдет вместо него…
— Оставим все эти вступления. Если мы пришли, значит, готовы работать.
— Хагалар, какие проблемы мы встретим на пути изучения артефакта?
Единственное, что я знала на тот момент точно, это то, что солировать будет Хагалар, а остальные четверо как-то на его слова реагировать. Поэтому все монологи по определению принадлежали ему.
После того, как был написан каркас диалога, он был раскрашен пятью разноцветными маркерами, показывающими, какую фразу какой персонаж произносит. Потом изначальный текст переписывался с учетом характера персонажа. Получилось следующее:
— Как знаешь. Так, дети, все посмотрели на артефакт, теперь отойдите, у меня еще много новостей.
— Я бы вырвал его презренный язык.
— Брат, ради науки.
— Итак, как видите, артефакт в ужасающем состоянии. Лично великий Всеотец, царь всех девяти миров принес его сюда и воззвал к моей помощи. Так что я полагаюсь на вас. Я выбрал лучших из лучших. Но если кто-то из вас знает кого-то, кто может занять его место…
— Оставь предисловия. Раз мы все здесь, значит, мы фелаг.
— Хагалар, скажи, какие проблемы мы встретим на пути изучения артефакта?
На следующем этапе я оформила диалог, прописав слова автора и действия персонажей. И, наконец, четвертой стадией стал перевод отдельных фраз на немецкий. В результате всех этих манипуляций получилось то, что получилось.
Теперь к самой главе. В ней впервые вместе встречаются все пять неканонических основных персонажей, которые будут активно взаимодействовать с Локи. Вспомним главу «Палка, палка, огуречик…». Там я даю несколько советов по созданию персонажа. Для меня главным в героях была их индивидуальность и полнейшая несхожесть друг с другом, для этого им надо было дать очень резкие черты характера. Я стремилась к тому, чтобы персонажа можно было узнать по одной фразе без сопроводительных слов вроде: «Беркана вздохнула», «Ивар сказал» и прочее. Как этого добиться? Надо отдалить персонажей друг от друга как можно сильнее. Сначала мною были придуманы маски. Напоминаю, маска — это наличие у героя одной или нескольких гипертрофированных черт, исходя из которых он реагирует на внешний мир. В данном случае мы имеем четыре четкие маски. Хагалар — насмешка. Раиду — грубость. Ивар — вежливость, Лагур — романтическое безразличие. Беркана является техническим персонажем. Её характер хуже всех проработан, она нужна для того, чтобы «замазывать» все дыры, чтобы произносить и делать то, что не могут другие персонажи в силу специфических черт своих характеров.
Под изначальные характеристики продумываются действия. Так, вспомним сцену приветствия. В ответ на слова Хагалара Раиду поморщился, Беркана кивнула, Ивар улыбнулся, Лагур не обратил внимания. Эти действия никак нельзя перепутать. Морщиться мог только Раиду, потому что ему Хагалар противен и потому что он резок и не скрывает своих эмоций. Не оторваться от книги мог только пофигист Лагур. Воспитанный Ивар обязан был улыбнуться, а Беркана просто кивает головой своему давнему знакомому. Это что касается жестов. Теперь к речи. У Лагура высокий, книжный, неуместный в повседневной речи стиль, на который все обращают внимание. Ивар говорит вежливо, размерено, всех за все благодарит и прочее. Раиду — резок до невозможности. С его речью возникли определенные проблемы. С одной стороны, он должен постоянно хамить, но, с другой, вкладывать в уста асгардца фразы, вроде: «Хагалар, сука, ты ваще чё делаешь?» — мне показалось неуместно. Где найти подходящие ругательства? Разумеется, в «Старшей Эдде»! Там представлено несколько сцен-перебранок, откуда и взяты слова Раиду. Думаю, многие помнят фразу Тора, обращенную к Локи: «Мерзостный, смолкни! Принудит к молчанью тебя молот Мьёлльнир» и прочее. Хагалар над всеми и всегда насмехается. Его речь полна прилагательными, которые он добавляет к каждому имени, кроме того он постоянно использует эпитеты, метафоры, смеется над всеми и всех презирает.
Еще один способ разнообразить речь персонажей — это заставить их по-разному называть одно и то же. В данном случае все по-разному зовут Локи. Так, Лагур использует имя Логе из пьесы Вагнера. Хагалар называет его множеством презрительных эпитетов. Раиду говорит о нем почтительно: «царевич Локи», «сын Одина». Беркана и Ивар пользуются обычным именем. Разумеется, это коснется не только Локи, а также, например, Фригг, которую Хагалар называет Фриггой, а Лагур Фриккой. Казалось бы, отличия небольшие, но тоже могут характеризировать героя.
Каждый из пяти персонажей — это важное звено повести, это носитель неких идей и информаций. Так, например, Беркана — воплощенная алхимия, Ивар, Раиду и Лагур занимаются химией, Хагалар описывает жизнь в общем. Лагур читает Гёте и слушал Вагнера, Ивар занимается карточными фокусами (вспоминаем, что я писала в первой главе о тех областях знаний, которые мне понадобятся в фанфике). Раиду изучает историю людей.
У всех пятерых разное мнение буквально обо всем. Как мы видим, Хагалар пытается сделать все, чтобы настроить команду против Локи, но терпит фиаско: Беркана и так на его стороне, Раиду становится его врагом, Ивар с братом, а Лагуру просто все равно.
Теперь более конкретно рассмотрим каждого персонажа.
Хагалар
В данный момент он носитель наибольшей информации, причем неверной. Все мы можем видеть, что он ошибается буквально во всех своих выводах. Заметьте: он уверен, что Один подослал Локи в город отверженных (как мы помним, Один считает наоборот, что Хагалар увлек Локи магией). Оба старца отрицают одно — свободу воли Локи. Им в голову не приходит, что он сам мог принять решение жить в городе отверженных. Хагалар говорит фелагу о пытках, о возможном отношении Одина к Локи, рассказывает о том, что могло произойти год назад, описывает встречу с Локи и делает из нее неутешительные выводы — почти во всем он неправ, хотя его логика безупречна — в этом главный парадокс. Наконец решается загадка, поставленная еще в четвертой главе касательно Каскета. Вспомним, Хагалар бросает Одину обвинение: «Надеюсь, ты помнишь, почему?». Теперь мы, наконец, узнаем, почему же Каскет так сложно починить. Кроме того, благодаря Хагалару, мы узнаем, что же это за история, которую Локи прочитал пальцами на идоле и за которую мог бы себя полюбить, если бы не знал, как все было на самом деле. Теперь мы знаем, как асы восприняли смерть сына Одина. С точки зрения Хагалара, история Локи выглядит совсем дико: Один пытал его, ничего не добился и сослал в город магов.
Раиду
Идеологический противник Хагалара, яростный защитник Локи. У него нет фактов, одни эмоции, но ими он готов буквально завалить собеседника. Раиду сам себе противоречит. Взгляните: «И не смей говорить при мне дурно и младшем сыне Одина, зловредный ибис! Он был царем Асгарада! — О грубый Раиду, позволь уточнить, а о самом Одине я при тебе могу говорить дурно? — Безусловно. Но царевича оскорблять не смей.» То есть он хочет, чтобы Хагалар не говорил мерзостей о том, кто был царем, однако о нынешнем царе говорить гадости можно. (Кстати, о царях: уже можно заметить, что вся команда относится к Одину без всякого почтения.) Раиду обожает Локи, но своего обожания стыдится и пытается скрыть любым способом. Он ненавидит Хагалара и презирает Беркану.
Ивар
Тень Раиду, привыкший быть всегда рядом и одергивать брата, пока тот не оскорбил всех окружающих. Заметьте, он называет Раиду «братом», а тот его нет. В конце сцены мы видим первый разлад между братьями: Раиду уходит к Локи, оставив Ивара одного, чего не бывало уже очень давно: для Раиду кумир дороже брата. Впоследствии это маленькое недоразумение сыграет свою роль. Ивар рационален, мягок, вежлив. В его словах тоже можно найти «логические дыры». Так, он говорит «Ведь для сына Одина мы не лучше рабов. Проводить с нами весь свой досуг: что может быть ужаснее для рожденного в парче? Я приложу все усилия, чтобы скрасить его пребывание здесь.» То есть он, один из тех, кого Локи презирает, приложит все усилия, чтобы скрасить его досуг — весьма дерзкое заявление. Ивар вежлив, но холоден, как лед. Ему не знакомо сострадание и прочие человеческие чувства.
Лагур
Этот персонаж говорит очень мало и странно. Казалось бы, происходящее его не интересует, однако все его фразы бьют точно в цель. На самом деле, он очень внимательно слушает, просто отфильтровывает ненужную информацию. Его мир сильно ограничен: он не видит перед собой людей или богов с душами и чаяниями, он видит только цель, которую можно достичь с помощью определенных людей. Каких — не имеет значения. О странностях Лагура еще будет сказано достаточно в следующих главах.
Беркана
Подручная Хагалара, катализатор для проговаривания его идей. Хагалара любит, Лагура обожает, про Ивара ничего не знает, Раиду презирает, хотя и уважает как специалиста. Она сама загадка и хранит несколько секретов, так что о ней сложно сказать что-либо определенное. Одно точно: судьба Локи её мало волнует. Судьба Каскета — гораздо больше.
Подведем итоги. Обычно, когда вокруг персонажа формируется команда, есть два стандартных пути развития отношений: либо лидер команды (в нашем случае Хагалар) и прочие члены, одинаково хорошо относящиеся друг к другу («Черепашки-ниндзя» — хороший пример); либо же каждый персонаж как-то относится к главному герою, чаще всего так: Хагалар идеально подходит на роль наставника, Беркана должна быть либо сестрой Локи, либо возлюбленной, которая, разумеется, его «поймет», Раиду — лучший друг, поражающий читателей своей ничтожностью по сравнению с главным героем, Лагур — тихоня, которому приходят гениальные идеи, когда все уже сдались и не знают, что делать, Ивар — просто всеобщий друг, разряжающий атмосферу. Это стандарт, который мы постараемся перевернуть с ног на голову.
После написания первой части у меня собралось несколько листов с заметками о прошлом персонажей, их привычках, любимых словах. Если внимательно прочитать текст, можно отыскать жесты, характерные для каждого из пятерки.
В общем, эта глава служит двум целям: дезинформировать всех окончательно (неверные выводы Хагалара по поводу Локи) и познакомить читателя с теми, с кем Локи будет активно соприкасаться, причем познакомить так, чтобы читатели в героях не путались. Надеюсь, мне это удалось.
Разбор двенадцатой главы
Эта глава — бенефис Раиду. Бенефисы Берканы и Хагалара представлены в главах шестой и четвертой, соответственно. Бенефис Ивара будет в тринадцатой главе, а про Лагура писать очень сложно, учитывая его отстраненность и полнейшее отсутствие интереса к жизни.
Итак, Раиду. Его образ строился путем выворачивания наизнанку стандартного мнения обывателей насчет Локи (подробнее об этом в главе «Обыватели» теоретической части статьи). Все поселение отверженных, в некотором роде, антагонисты стандартной безликой толпе, жаждущей крови Локи, но Раиду — образец нетипичного отношения. Он обожает Локи, точнее, того бога, которого видит в нем. Заметим, стоит Локи попросить не преклоняться перед ним, как его образ в глазах Раиду сразу тускнеет.
Отдельная проблема была связана с речью Раиду: как мы помним по прошлой главе, этот персонаж говорит очень дерзко и нагло. И как же эту наглость переделать так, чтобы было понятно, что говорит герой со своим личном богом, но при этом выдержать изначальный характер? Ответ нашелся в гипертрофированной, режущей язык и слух вежливости.
Итак, Раиду обожает Локи и готов ради него на все: он рассматривает царевича едва не как музейный экспонат, боится его и робеет, словно ребенок. Он с явным трудом выдает информацию касательно членов фелага. Здесь интересно его мнение относительно Берканы: вспомним, Хагалар восхищался её работой, а Раиду её презирает (обратимся к главе «Палка, палка огуречик…», где я подробно рассматриваю идею разных мнений персонажей по одному и тому же поводу). Локи, разумеется, всей глубины чувств Раиду не замечает, он считает, что перед ним очередная фальшивая вежливость, и совершает глобальную ошибку, позволив Раиду сопровождать себя и все показывать. Царевич руководствовался только вопросами удобства: «раз рядом со мной этот ас, пусть он и показывает город», но Раиду-то считает, что он избран и обласкан своим богом.
Обратимся к образу Локи. В начале главы бог милуется с зеркалом. Пока он занимался этим неимоверно важным занятием, я пыталась найти ответ на вопрос, а были ли зеркала в нужную мне эпоху? Оказалось, что нет. Пришлось срочно уточнять, что зеркало из другого мира.
В этой главе мы узнаем еще об одном недопонимании: то, что Хагалар посчитал дерзостью, было просто усталостью. Локи не собирался игнорировать мага, когда тот пришел с объяснениями о Каскете, он просто не мог понять, что вообще происходит — слишком усталым был.
Осматривая новую «квартиру», Локи находит свою старую одежду и переодевается в неё: он собирается вести себя как самый послушный сын, чтобы Всеотец прекратил обвинять его во всех грехах. Он готов надеть маску и сыграть в игру, которая, как он считает, может стоить ему жизни. Локи искренне считает, что его окружают враги и шпионы, которых он пока не может убить, хотя и хотел бы. Царевич точно знает, чего хочет — власти, но пока у него нет идей, как именно этой самой власти добиться. Раиду, как и прочих преступников, он презирает, но не подает вида. Заметим, Раиду задает ему почти тот же вопрос, что и Тор, и Локи опять уходит от ответа, не говоря о бездне ничего конкретного. Можно только гадать, сколько еще раз у него спросят то же самое.
Разбор тринадцатой главы
Это последняя глава первого блока, который является, по сути, огромным предисловием к основной части, расстановкой шахматных фигур на доске. Итак, у нас есть «белые»: дворец Асгарда с Тором, Одином, Фригг, друзьями Тора. И «черные»: поселение отверженных с командой, в которой каждый член загадочнее предыдущего. А также мечущийся между этими двумя мирами Локи, которому предстоит многое узнать о жизни, о своем прошлом, о возможном будущем, сделать несколько судьбоносных выборов и прочее. Свой первый выбор он уже сделал: отказался от жизни во дворце и полностью перебрался в поселение. Последняя глава — это окончательное «внедрение» Локи в деревню отверженных, в мир науки, о которой он не имеет ни малейшего представления. Он встречается со всеми своими «тюремщиками» и делает определенные выводы.
В предыдущих главах читатели постепенно знакомились с обоими мирами, со всеми главными героями, узнавали их чаяния, надежды и мнения. В последней главе «столкнулись» два мира: науки и дворца. Эта глава построена на контрасте: мы видим все происходящее глазами Локи, видим все его предположения касательно своих «тюремщиков», видим, насколько они нелепы. Локи ошибается во всем: и внешне неправильно представляет себе поселенцев и неверно трактует мотивы их действий. Царевич считает себя хорошим физиономистом, однако совершенно неправильно понимает поведение того же Раиду, например. Однако если ошибки во внешности поселенцев он признает, то вот свою трактовку действий считает абсолютно верной. К чему эта самоуверенность приведет, покажет основная часть.
У Локи есть огромный простор для фантазии и предположений касательно своих коллег по работе, и всю главу он только и занимается, что неверным анализом происходящего. Однако читателей обмануть подобным образом не получится: предыдущие главы довольно четко показали, что именно думают ученые на самом деле. Зато читатели могут поломать голову над сном, с которого глава начинается. Мотив «снов» встречается во многих произведениях классической литературы и чаще всего служит для того, чтобы показать некие скрытые, возможно, даже от самого персонажа, черты характера, либо же раскрыть вероятное будущее (которое либо в точности сбудется, либо будет предотвращено). Обычно герой, который видит сон, его помнит и действует исходя из собственной интерпретации увиденного. В нашем же случае сон видят только читатели, Локи не помнит от него ничего, поэтому, даже если подобная ситуация повторится в жизни, он не сможет её сопоставить с пережитым ранее. Мотив «снов» был и остается очень популярным, я собираюсь его использовать для нескольких сюжетных ходов (подробнее о том, какими бывают «сны» и как их использовать, мы поговорим в следующих разборах).
Один из главных мотивов этой главы — это мотив свободы: Локи отмечает, что ему вполне спокойно в поселении, и его очень радует, что есть и пить он может, как ему угодно, а не как предписано этикетом. В некотором роде это антитеза: Локи ведь уверен, что он в тюрьме, удивляется, что у него не отобрали оружие, считает, что все,начиная от его рабов и кончая фелагом — ставленники Одина, и при этом ощущает себя едва ли не более свободно, чем во дворце задолго до событий «Тора».
Большую часть времени герои и читатели вместе с ними находятся в лабораториуме. Изначально эта сцена выглядела совершенно иначе. Локи должен был войти последним и последовательно «переходить по рукам» Ивара, Хагалара и Раиду. Однако при попытке нарисовать эту сцену я поняла, что удержать в голове и внятно прописать реакцию шести человек на все происходящее слишком сложно, поэтому и решила вводить героев по очереди.
Встреча с «надсмотрщиками» — практически иллюстрация к известной игре «Как сделать из мухи слона»: Локи видит одно, в реальности происходит совершенно другое. Все происходящее — это игра, театр. Для Локи это всего лишь хорошо продуманная пьеса. С его точки зрения, он зритель и актер одновременно. Он наслаждается игрой, он жаждет выигрыша. И он побеждает, правда, только в своем воображении, потому что в реальности с ним никто не сражается.
Первая сценка, это бенефис Ивара — единственного из участников фелага, с кем читатели еще плохо знакомы, и о ком есть, что рассказать. Он завлекает Локи химией, показывает всю красоту научного мира. Описание внутреннего убранства лабораториума частично взято из описания алхимических лабораторий, частично — из химических. Разумеется, выросший во дворце Локи никогда не видел ничего подобного, и обстановка комнаты интересует его больше, чем даже новый знакомый. А уж от странных опытов он в совершеннейшем восторге, потому что никогда не видел ничего подобного (и вновь ошибается Хагалар, замечая, что Локи опыты не интересны).
Ивар в своем репертуаре: невероятно вежлив. Локи напряжен и чувствует фальшь, как мы узнаем в конце главы, небезосновательно. Постепенно Ивар увлекается рассказом, и его речь начинает звучать более удобоваримо, но одновременно с этим она превращается в поток терминов, совершенно непонятных Локи. Сложно сказать, чем бы кончился этот показ опытов, если бы Локи не был «передан» второму надсмотрщику.
Беспардонность Хагалара и некоторая оторопь Ивара собирается в фантазии Локи в стройный тандем, выпытывающий у него информацию. Невинные вопросы Хагалара, проверка магии — все это для Локи не более чем попытка расслабить его и неожиданно задать по-настоящему важные вопросы. Поскольку в конце Хагалар действительно интересуется Каскетом, то Локи убеждается в том, что он прав, что все было продумано заранее. Ему даже в голову не приходит, зачем Хагалар проверял его магию на самом деле, какие собственные корыстные цели тот преследует.
Обратимся к вопросам, которые задает Хагалар. Они касаются самых разных наук: математики, химии, биологии, медицины, экономики, языков. Разумеется, после того, как я составила вопросы, я должна была продумать, ответы на какие из них Локи может дать. Ради этого пришлось составить целую модель обучения, охватывающую все его детство и отрочество. Скорее всего, даже десятая часть этой продуманной модели не будет упомянута в тексте, но без нее невозможно было представить, что именно Локи знает, а что нет. Я исходила из того, что в первую очередь мальчикам должны были давать жизненно важные знания. Что входит в это понятие? Например, детальное изучение всех трав и цветов. Разумеется, детальное изучение не того, сколько у какого растения тычинок и пестиков и как именно растения выделяют кислород. Важно знать, какие растения ядовитые, какие лекарственные, какие можно употреблять в пищу, какое растение когда просыпается (по цветам многие столетия определяли время, потому что каждый цветок распускается в определенное время суток). Далее необходима математика. Не будем забывать, что в моем Асгарде калькуляторов нет, как и прочих приспособлений для счета, а, значит, во время покупок большого количества каких-либо товаров следует самому уметь быстро считать. Геометрия могла пригодиться для фортификации. Знание множества языков тоже входило в обязательное образование. По моим самым скромным подсчетам, скандинавские боги должны были знать, как минимум, 87 языков Земли: и это только те языки, которые были распространены на территории, где люди поклонялись Одину. Зачем их учить? Должны же боги иметь возможность объясниться со смертными. И глупо предполагать, что смертные выучат язык богов. Именно поэтому Локи легко переводит фразу со средневерхненемецкого — языка, существовавшего на территории Германии в 11-14 веках. Поскольку Локи и Тора готовили к управлению царством, у них должны быть какие-то знания по, хм, если брать современный язык, то политологии и экономике. Зато они совершенно точно не обязаны знать химию, физику и биологию, что Локи и демонстрирует, не понимая ни одного узкоспециализированного термина.
В результате экзаменовки всплывают некоторые интересные факты, которые Локи кажутся совершенно нормальными, однако повергают всех прочих в ужас. Так, Хагалар утверждается в мысли, что образование у царевича какое-то перекошенное: и в самом деле, зачем учить наизусть таблицы квадратов? Зачем читать книгу о капиталистическом обществе? Образование, полученное наследниками, совсем не такое идеальное, какое могло бы быть, учитывая, что его контролировал сам царь Асгарда.
Локи уверен в том, что его допрашивают, чтобы усыпить бдительность, однако команда совершенно искренне интересуется подробностями его жизни. Все же он царевич, их бывший царь, существо, жившее в совершенно других условиях, чем обычные асы. Как именно он жил? Какое у него мировоззрение? Что вообще представляет собой сын Одина? На все эти вопросы жаждет получить ответы не только фелаг, но и почти все жители поселения. Локи об этом даже не задумывается и использует допрос, чтобы изучить своих противников и сломить их. Он идет в атаку, спрашивая про рентген. В одной из первых глав упоминался этот аппарат, упоминалось, что Локи его видел. У многих читателей мог возникнуть вопрос: где и когда? Пока это не имеет особого значения, пока важно только то, что Локи опять о нем вспомнил и ввернул в разговор. Результат все прочитали: очередная ссора между Иваром и Раиду.
Разговор, который в течение достаточно длительного времени ведут Хагалар, Локи, Ивар и Раиду, больше похож на экзамен или допрос, чем на встречу ученых, цель которых — изучить один из величайших артефактов. Именно на это и сетует потерявший терпение Лагур, единственный из всей команды, кого действительно интересует наука и Каскет. Все остальные гораздо больше заняты собой, своими идеями и всякими посторонними рассуждениями. Так, Хагалар «прощупывает» Локи, с интересом узнает, что же именно с ним делал Один, и приходит к мысли, что прекрасный росток загубили на корню, Раиду едва сдерживается, чтобы не убить оскорбляющего божество, а Ивар пытается всячески подмазаться к богу. Заметьте, единственный из участников разговора, который упомянул Каскет, это Локи, ас, не имеющий к науке никакого отношения.
Появление Лагура совсем выбивает Локи из колеи, потому что этот ученый не похож на шпиона. Однако Локи не допускает даже мысли, что все, что он себе накрутил, неправда.
И вот входит последний персонаж — дочь Одина, которая, как и все прочие, тоже совершенно не похожа на тот образ, который Локи нарисовал себе утром. Царевич внимательно осматривает её, подмечая все важные детали и отмечая её схожесть с Тором. Именно в этой главе мы, наконец, знакомимся с внешностью новых персонажей. Раньше она упоминалась только мельком и отдельными штрихами, потому что не было того героя, который бы мог её описать (поселенцы и так знают друг друга в лицо, у них нет причины описывать друг друга даже мысленно). Теперь у нас есть Локи, который с крайним интересом рассматривает тех, кого, как он думает, подослал Один.
Собрание по поводу Каскета занимает всего несколько минут. Локи отказывается говорить, причем своими словами еще больше утверждает ученых в том, что его пытали. «Один Всеотец обладает немыслимой силой, но даже он со всей своей мудростью сдался» — Локи вкладывает в эту реплику следующую мысль: «Я не сказал правду даже своему отцу, который по совместительству царь Асгарда». Что слышат поселенцы? «Я не сказал ничего под пытками».
Каков итог этой встречи? Каждый вынес для себя что-то свое. Локи узнал, что в его команде много разногласий и что опасаться следует, в первую очередь, Хагалара. Ивар уверился в мысли, что Локи сможет вытащить его из поселения. Раиду бросился доставать столь нужный Локи рентген. Лагур занялся Каскетом (до Локи ему дела в принципе нет). Хагалар получил ответы на те вопросы, которые его волновали, увидел, во что Один превратил Локи, и сформировал примерный план действий. Реакция Берканы пока совершенно не ясна, но она будет раскрыта в следующих частях.
В результате на момент последней главы первой части каждому из основных героев поставлена задача, которую он должен решить по ходу действия (возможно, это будет и не основная задача, но одна из центральных). Если взять всех главных персонажей и составить список, то получится следующее:
Один — узнать, что произошло на самом деле, решить судьбу Локи (то есть провести тот самый «суд»)
Фригг — вернуть в семью не тело Локи, а душу
Тор — решить для себя, кто перед ним: союзник или враг
Локи — выжить между двумя мирами и найти себя
Хагалар — сделать из Локи что-то стоящее
Беркана — разобраться в себе
Лагур — попробовать починить Каскет
Ивар — выбраться из поселения
Раиду — сделать собственного бога богом для всех
====== ЧАСТЬ ВТОРАЯ Глава 14 ======
Глава четырнадцатая
Пока ты спал, пока ты спал,
А ты и продолжаешь спать,
Кто-то решает за тебя
Как тебе жить и умирать!
Lumen
— Я поняла, поняла! Посмотри на эту картинку со скелетом. Это же реакция разложения1! А как тебе такая мысль, что первичная материя — это сурьмяная руда? — бесцеремонный вскрик Берканы заставил Хагалара на мгновенье оторваться от его кропотливой работы, но он уже настолько свыкся с присутствием девушки, что смог вернуться к изучению артефакта немедленно.
Все эти дни маг не прекращал работы над Каскетом, открыть который оказалось гораздо сложнее, чем он думал изначально. Ему пришлось забросить все прочие дела и посвятить дни и ночи артефакту, заставив Беркану быть при себе неотлучно. Её помощь поначалу не слишком-то и требовалась, и Хагалар позволил девушке перетащить в лабораториум свои книги и изучать магию людей. Иногда девушка издавала некие восторженные кличи, а порой и вовсе принималась рассуждать сама с собой, будто забывая о том, что рядом с ней занимаются не менее важным делом:
— Вот мы имеем два эликсира. Один, белый, превращает простые металлы в серебро, другой, красный, превращает их в золото. Но почему второй может еще производить бриллианты, исцелять все болезни, продлевать человеческую жизнь, даровать телесное и духовное бессмертие? Почему только второй? Почему у первого совсем нет дополнительных магических свойств?
Хагалар иногда отвечал что-то маловразумительное, не слушая свою словоохотливую собеседницу. Работа над Каскетом требовала уйму сил и предполагала сложнейшую мыслительную работу. Когда-то жидкость, наполнявшая артефакт, была газом, и стоило приложить все усилия, чтобы исключить возможность обратного перевоплощения. Кроме возможной утраты ценнейшего объекта исследования, испарение содержимого могло угрожать безопасности лабораториума или даже всего поселения, поскольку никто не мог предсказать, как оно будет воздействовать на живых.
Но, к счастью, за последние два дня работа существенно продвинулась. Маг смог, наконец, вывести несколько формул, необходимых для заклинания вещества и предотвращения перехода в газообразное состояние. Теперь стоило дать их на проверку Беркане. Пусть магиолог займется своими прямыми обязанностями и выберет лучшую формулу из имеющихся.
Беркана, явно недовольная, что ей пришлось оторваться от своих книг, к новой работе отнеслась без всякой охоты. Рассматривая корявые руны на трех огромных кусках пергамента, она приговаривала:
— В этом отрывке описываются подробно все семь операций Великого Делания. Я вроде поняла кальцинацию, разобралась с сублимацией, и теперь я на растворении, а ты мне мешаешь! Когда я буду читать про гноение, дистилляцию, коагуляцию и окрашивание? Почему все zur unrechten Zeit{?}[так не вовремя]?
Хагалар в очередной раз пропустил её слова мимо ушей и решил оставить девушку наедине с наложенными фелагом обязанностями, решив навестить своего подопечного и будущего ученика.
Локи казалось, что он провел в поселении бесконечное число ночей, которое должно складываться в года, если не в столетия. Время тянулось, словно ниточка меда, становясь все тоньше и тоньше, но не теряя при этом своей сладости. Для царевича не существовало больше дня или ночи, вечера или утра. Он спал. Спал почти беспробудно. Погружаясь в сон, он созерцал смутный, невероятно красочный мир, улетучивающийся из головы, едва он пытался воссоздать его в памяти. Он видел себя на троне Асгарда, он видел, как отец и брат склоняются перед ним, он видел, как подле трона стоит мать, и на её лице сияет гордая улыбка. Он видел себя хозяином Асгарда, Мидгарда и всех прочих миров.
От снов оставался легкий налет чего-то прекрасного, изумительного и почему-то сладкого, подобного цветочному меду, который он, в свое время, мог есть помногу и прямо вместе с сотами. Во сне он был королем, в реальности — пленником. Во сне всегда светило солнце, в реальности над землей висели серые тучи и частенько рассвет мало чем отличался от ночной мглы. Во сне все идеи и планы претворялись в жизнь наилучшим образом, враги бежали, только завидев его божественный облик, а реальность была полна опасностей: ему не было места среди поселенцев, но точно так же ему не было места и среди придворной челяди. Сны воплощали самые светлые и дерзкие мечты. Возможно, именно поэтому Локи не сопротивлялся странному наваждению. Делать в поселении все равно было нечего, задумываться над происходящим, строить очередные козни и планы по спасению собственной жизни не хотелось. Утомление навалилось на царевича, отыгрываясь за целый год, полный побед и поражений. Локи устал настолько, что мог спать сутками. Выныривая из грез, он шел к столу, где всегда стояла свежая еда. Почти не притрагиваясь к рыбе и сырам, Локи пил молоко, заедал его, чем попало, и возвращался в прерванный сон. Сны сменяли один другой, не задерживаясь в сознании. В какой-то момент ему начало казаться, что его настоящая жизнь находится там, в подсознании. Быть может, он и видит только отрывки из нее, быть может, она и нереальна, но там он был счастлив, там он был триумфатором. А в мире богов его не ждало ничего хорошего.
Сколько прошло ночей или даже месяцев, Локи не знал. За это время произошло всего несколько значимых событий, которые заставили царевича вспомнить, что его место в мрачном мире реальности, а не в светлом мире мечты. Пару раз к нему приезжала венценосная семья, причем в полном составе. Родители останавливались у ворот и посылали слуг к своему сыну, приглашая разделить с ними радость прогулки. Те находили его спящим, будили и требовали явиться пред светлые очи царя Асгарда. Локи с трудом осознавал, кто к нему пришел и зачем, понимал только, что ему придется встать, одеться и пойти куда-то с какими-то асами. Никакой радости от встречи с родителями и братом он не испытывал, позволяя им делать с собой все, что они посчитают нужным. Происходящее мало заботило его, он отчетливо понимал, что, возжелай семья устроить допрос во время прогулки, он выдаст все просто потому, что у него нет сил для очередного словесного столкновения. Однако допрашивать его не пытались. Тор, Один, Фригг — все старались вести светские, ничего не значащие разговоры на троих. Они беседовали между собой, не спрашивая Локи ни о чем. Да и верно, о чем они могут его спросить, если только не о читаури? Локи вполуха слушал какие-то сплетни, какие-то новости, не вызывавшие в нем ничего, кроме скуки. Еще до падения в бездну он гораздо больше интересовался собой, чем окружающими, сейчас же окружающие не существовали для него вовсе, особенно окружающие из дворца.
Прогулки не были мучительными, скорее бесполезными. Каменные россыпи, усеянные мхами и лишайниками, сменялись торфяными болотами с зарослями осоки, а те, в свою очередь, переходили в безжизненные лавовые поля. Под ногами хрустела мелкая сухая травка, чуть припорошенная первым ранним снегом. Вокруг расстилались поля голых тощих кустиков. В другое время Локи мог бы хоть оценить красоту родного края, но у него не было сил и на это. Сколько времени семья уделяла ему, зачем вообще приезжала, царевич не знал. Он не был даже уверен, что прогулки происходили в реальности, а не в очередном сне. Да и, сказать по правде, он желал бы, чтобы это был именно сон. Над сном не надо задумываться, анализировать, не надо следить за собой и другими и строить многоуровневые комбинации. Сон безопасен, сон не может на тебя напасть, во сне нельзя умереть.
Из состояния блаженной апатии Локи выдернули только однажды. Пробудившись в очередной раз от мутного, но одновременно с тем очень яркого и светлого сна, царевич лежал, не открывая глаз, стараясь определить, день сейчас или ночь. Расслабленное, нежащееся под шкурами тело походило на густую липкую смолу, похожую на мед, столь редко подававшийся на царский стол. Локи представлял себе сладости, лежа в полудреме, и ему казалось, что он ощущал их вкус. Однако в этот раз они горчили, вызывая тем самым раздражение. Горечь провоцировалась настороженностью, сигнализировавшей, что в доме кто-то есть. Кто-то посторонний. Это известие не вызвало страха или беспокойства, скорее легкое раздражение. Почему кто-то из рабов прибирает дом именно сейчас, когда хозяин находится между сном и явью, в столь хрупком состоянии полного душевного равновесия? Со своими рабами Локи предпочитал не встречаться даже взглядами, но навязчивое присутствие мешало наслаждению, мешало провалиться обратно в сон, поэтому царевичу пришлось-таки открыть глаза.
— Твое хрупкое здоровье беспокоит меня все больше, детёныш Одина, — услышал он знакомый, неприятный голос. — Каким пыткам подвергал тебя твой дражайший родитель, что ты спишь Tag und Nacht hindurch{?}[сутками напролет]?
Локи с трудом сфокусировал взгляд: на скамье неподалеку от кровати сидел несносный маг! Не полностью пробудившееся сознание не позволило рассердиться на незваного гостя, проникнувшего в личные покои самого царевича Асгарда. Отвыкший работать разум не спешил просыпаться и реагировал как-то чересчур вяло и спокойно. Не было сил ни на что: ни на ругань, ни на язвительную улыбку. Не было сил даже на то, чтобы позвать своих людей и выбросить незваного гостя из дома. Локи помотал головой, пытаясь собраться, напоминая себе, что перед ним враг, палач, дознаватель и прочее, который пришел, видимо, сообщить нечто важное. Однако ничего не получалось. Локи безразлично отметил, что не может контролировать ни свое тело, ни свой разум, ни свои эмоции. Он понимал происходящее, узнавал гостя, но желал только одного: провалиться в спасительный сон и не думать ни о чем. Сидящий напротив него мужчина совсем не напоминал врага, скорее, наоборот. Локи почувствовал, что глаза сами собой закрываются, и с трудом остановил готовое рухнуть в очередной сон сознание на грани яви. Что-то происходило с ним, что-то страшное, возможно, он подцепил какую-то неведомую болезнь, которая атрофировала все его члены и теперь медленно добиралась до разума. Почему-то эта кошмарная мысль тут же обратилась медом. Сладким, тягучим, тающим на языке…
— Ты здоров?
Локи оторопело смотрел на бочку меда, с трудом осознавая, что она, на самом деле, является магом, который успел пересесть на край его кровати и склониться над его безвольным телом.
— Выглядишь ужасающе, ребенок, — маг резко, будто специально причиняя боль, схватил Локи за запястье, высчитывая пульс. Сопротивляться у царевича не было ни сил, ни желания. Проведя в постели много дней, он чувствовал себя так, будто всю жизнь нежился в тепле, не вставая.
— Ты, безусловно, здоров, но духи Хельхейма выглядят краше тебя, — подытожил Хагалар, мягко проводя рукой по волосам бога.
Локи заметил это движение только тогда, когда маг отнял руку. Запоздалая реакция отдалась слабым, почти неощутимым страхом в сердце, который уже не мог изгнать апатию и безразличие ко всему.
— Мне все это не нравится, — продолжил тем временем Хагалар, с силой проведя по волосам Локи: его руку охватило не обычное легкое белое сияние, а режущая глаз вспышка. — Меня предупреждали, конечно, что ты сутками спишь, ребенок, но я думал, это преувеличение. Что ты принимаешь для этого? Опиум, кокаин, морфий или какую-нибудь другую гадость?
— Ничего, — собственный голос казался чужим и далеким, совсем глухим в тягучем вязком воздухе.
— То есть, ты хочешь сказать, что твой сон не вызван лекарствами, а это естественная реакция организма, так? — в голосе мага слышались злоба и беспокойство.
Локи кивнул, не слишком хорошо осознавая смысл произнесенных только что слов. Какая, по большому счету, разница, что его так измучило? Хотя, понятно, что: бездна, читаури, прыжки по десяткам миров — все это не могло пройти бесследно для его и без того слабого здоровья, не говоря уже о душевном равновесии. Он был истощен и физически, и морально, а сон, как известно, лучший лекарь. Если бы Локи мог впасть в подобие сна Одина, то восстановился бы гораздо быстрее, но его магия не шла ни в какое сравнение с магией Всеотца.
— Жестокости великого Одина меня порой просто поражают, — послышался издалека, будто из какого-то другого пространства, голос несносного мага. — Не смей спать!
Локи почувствовал, как его встряхивают. Приоткрыв глаза, он с трудом сфокусировал взгляд на своем собеседнике. Тот, как оказалось, уже практически держал его на руках. Закрывая глаза и отдаваясь полудреме, Локи представлял себе, что рядом с ним мать, что он ребенок или даже младенец, проводящий большую часть времени на руках родителей. Сознание опять начало куда-то уползать, а ощущения притупляться…
Хагалар пытался растормошить засыпающее на его руках тело, но понимал всю бесполезность своих действий. Он мог бы в одно мгновение болью или водой пробудить царевича от этого странного сна, но в этом не было никакого смысла. Измученному допросами и пытками телу явно необходим был отдых, и, к тому же, такой крепкий сон — прекрасная возможность изучить царевича чуть глубже.
Устроив голову Локи у себя по коленях, Хагалар дотронулся до висков бога и погрузился в его истинную суть, в его магию. Просматривая её потоки, смешанные с кровью и лимфой, маг мог только поражаться жуткой истощенности и усталости, завладевшей буквально всем естеством его подопечного. Мышцы были мягкими и дряблыми. Тело пребывало в блаженном расслаблении, больше похожем на медленное разложение. Хагалар не понаслышке знал, как невыносимо тяжело вставать на ноги после долгой болезни, приковывающей к постели. Но это необходимый шаг на пути к нормальной жизни. Ему доводилось просматривать внутреннюю сущность тех, кто вынужден был неделями и даже месяцами оставаться в лежачем состоянии, и выглядели их тела немногим хуже, чем тело этого натренированного воина, потратившего десять столетий на то, чтобы стать одним из сильнейших существ девяти миров. И было одно существенное отличие: обычно пациенты стремились встать, их сознание жаждало действий, жаждало получить долгожданное разрешение целителя. А в случае с Локи имело место совершенно иное. Разум и сознание царевича словно оплела паутина, причем магического свойства. Это совсем не понравилось старому магу.
Он углубился в паутину, стараясь определить, создана ли она сознанием Локи, пытающимся защититься от жестокого мира допроса и пыток, или же это дело рук кого-то извне. Хагалар, сдерживая отвращение, дотрагивался до паутины с разных сторон: вязкая, липкая, но не агрессивная. Она проецировала не кошмары, а самые сладостные мечты, надежды и воспоминания. Быть может, это дело рук Одина? Но зачем ему погружать нелюбимого сына в вечный блаженный сон? Не сходится…
— Маннар, — прошептал Хагалар, догадавшись. — Опять ты упустил свои сны!
Маг цокнул языком, смирившись с тем, что придется-таки спасать сознание от сбежавшей паутины, а потом еще и нести эту самую паутину её непутевому хозяину. Хагалар начал медленно и осторожно выпутывать сознание Локи из мелких ячеек, стараясь их не порвать. У него это получалось на редкость легко, что говорило о том, что заклятие очень слабое и вряд ли задело кого-то еще. Надо быть крайне истощенным физически и морально, чтобы эта паутина, подобно болезни, смогла прицепиться к сознанию и завладеть им полностью, уничтожить силу воли и рефлексы, превратить здоровое тело в пучок соломы. Хагалар горько усмехнулся происходящему. Он с такой легкостью проник в сознание не просто мага, а наследника силы Одина, и ни одной ловушки, ничего! Насколько этот тщеславный ребенок не владеет магией! Он даже не пытался ставить защиту от магического воздействия. Возможно, потому, что не знал о её существовании. А вот кое-что другое он делал. Маг обратил внимание на кости черепа, мерцающие светлым серо-малиновым светом. Какая неожиданность! Хагалар на мгновение отвлекся от паутины и обратил свой внутренний взор на кости. Даже беглого осмотра хватило, чтобы понять: их укрепляли магически, причем в течение столетий. «Значит, юный Локи не настолько глуп, как мне показалось сначала» — усмехнулся маг: это открытие обрадовало его. Раньше он считал себя единственным, кто додумался до укрепления костей. Прочие маги считали подобное действо пустой тратой времени и сил, которые можно потратить на более важные и интересные дела.
Он погрузился в чужое тело полностью, отпуская паутину: ей все равно некуда деваться из порабощенного сознания. Хагалар рассматривал магическую составляющую Локи, проверяя все кости и органы на магию. Он проследил мерцающую дорожку защитных заклинаний: густые ответвления на ней соответствовали важнейшим органам: печени, сердцу, легким. И даже они, при всей своей защите, не избежали надрыва. Во всяком случае, печень. Причем повреждения залечивала умелая рука, и точно определить, когда и что именно произошло, было невозможно. От органов маг перешел к костям. Он ожидал найти множественные плохо пролеченные переломы рук и ног, следы дробления костей, но увидел иное: кости грудной клетки были сильно неровными, как будто ребра собирали по кусочкам, а правая рука недавно была сломана в нескольких местах. Когда именно это случилось: неделю назад, месяц, год или два — маг не мог определить, но в том, что кости были раздроблены, сомнений не возникало. В такие моменты Хагалар сетовал, что не обладает глубокими медицинскими познаниями. Он располагал огромными магическими силами, он мог видеть тело насквозь, но не мог понять, что именно видит!
Хагалар вернулся к паутине, отмечая про себя, что магическая энергия Локи совершенно не похожа на магическую энергию Одина, да и от его собственной отличается весьма сильно. «Надо будет обратить на это внимание во время тренировок. Жаль, сейчас нет времени» — подумал маг, вытаскивая из плененного сознания последние ниточки паутины. Теперь стоило крайне осторожно выйти за его пределы, не потревожив и без того измученный организм. На мгновение перед глазами потемнело, а потом вновь вернулось осознание реальности. Хагалар почувствовал запах дыма, наполняющего топленый дом, почувствовал тепло тела полулежащего на нем царевича.
— И за что Один над тобой так издевается? — прошептал маг, не ожидая услышать ответа. — Wahrhaftig{?}[Ей богу], лучше бы он тебя повесил.
Старый маг запрокинул голову назад, собираясь с силами. Он давно уже не занимался приведением в порядок чужого сознания, давно не снимал паутин. Несколько столетий назад они сбежали в первый раз и распространились по поселению подобно заразной болезни. Одновременно с ними сбежали и чары дара речи, так что половина вещей и мебели начала разговаривать и высказывать свое мнение по поводу всего происходящего. Маг улыбнулся собственным мыслям, чувствуя, что его колени постепенно начинают затекать от неудобного положения. Половина естественников тогда схватилась за чернила и пергамент, задавая вопросы мебели и получая самые невероятные ответы. Вторая половина устроила многодневное собрание и пыталась решить: «Может ли у мебели быть сознание?». Пока естественники занимались ерундой, маги были вынуждены ловить сбежавшие заклинания и снимать порчу буквально с каждого дома. Это вызвало недовольство естественников, заявивших, что говорящая мебель — ценнейшие носители информации. Им противостояли магиологи, доказывавшие, что мебель под чарами не может говорить ничего разумного, потому что у нее нет мозга! Вмешались восторженные логисты, убеждавшие всех прочих, что говорящие кубки и игрушки станут открытием на ближайшей ярмарке, в обмен на них можно будет получить любые реактивы. Библиотекари перекрикивали всех, напоминая, что у них и так дел по горло, им надо переписывать множество книг, и совершенно нет времени на приведение в порядок огромного количества скомканных бумажек, которые естественники, по только им известной причине, считают прародительницами чуть ли не самой интересной книги в научном мире. Хагалар до сих пор недоумевал, почему все эти противоречия не вылились в глобальную ссору? Казалось, только крестьянам, рабочим и целителям не было никакого дела до говорящей мебели, все остальные спорили до хрипоты, забыв о фелагах, о работе, обо всем. Конфликт сошел на нет сам собой, когда действие заклинания удалось погасить. Причем никто так и не смог определить, то ли заклинание само выдохлось, то ли маги нашли антидот. Но факт оставался фактом: мебель замолчала. Извлеченные осколки заклинаний заперли в зачарованные сундуки под деревянные и железные магические замки. Но до сих пор они иногда умудрялись выбираться из своей темницы, и тогда какая-нибудь пробирка вдруг начинала возмущаться, что за кислоту в нее налили?
Хагалар улыбался, вспоминая свое славное прошлое, неосознанно продолжая гладить Локи по волосам: это была не столько ласка, сколько передача сил, столь необходимая для того, чтобы сын Одина проснулся. И эти манипуляции уже возымели эффект. Но, похоже, юному богу совершенно не хотелось покидать приторные грёзы. С лица царевича начал понемногу сползать слой патоки, черты стали чуть острее, дрогнули, хмурясь какому-то сну, брови, по лицу пробежала тень. Быть может, воспоминание о перенесённых муках?
Мысль об испытаниях, выпавших на долю Локи, вызвала из глубин памяти ассоциации с несчастьем его «сестры». Были у того давнего и забавного бунта мебели и неприятные последствия. Одна «говорящая пробирка» стала причиной перехода Берканы из естественников в магиологи. Кто мог предполагать, что оживет именно пробирка с соляной кислотой, и именно в ту секунду, когда девушка будет держать её в руках? Результат: ожог на пол-лица, ослепший левый глаз, душевная травма на всю жизнь. Хагалар помнил, как навещал пострадавшую в лазарете. Она металась в полубреду, у нее поднялась жуткая температура, которую нельзя было сбить никакими травами. Кричать несчастная не могла: боль усиливалась от любого движения. Поэтому она стонала: тихо, жалобно. И хотя ей вкалывали морфий, он, казалось, совсем не помогал. Хагалар со смесью отвращения и безразличия смотрел на обезображенное перевязкой лицо, пока целительница пыталась напоить Беркану через трубочку питательной смесью, супом, но у нее ничего не выходило. Девушка извивалась, порой принималась срывать повязку, так что её приходилось силой удерживать, заламывать руки. Её явно мучили кошмары, заставляющие и без того измученное тело страдать еще сильнее. Хагалар владел магией, позволяющей облегчить боль. Облегчить, но не снять. Целительные камни лечили колотые раны, могли в мгновение ока изничтожить любую царапину, но не имели силы против ожогов. И хотя множество целительниц потратило годы на то, чтобы синтезировать целительный камень против ожогов, ни у кого ничего не вышло. В тот день, Хагалар хорошо это помнил, он попытался взять Беркану на руки, хоть как-то успокоить, но она была в полуобморочном состоянии, не узнавала его, а что самое ужасное, не давала себя напоить, отплевываясь от воды. Магу пришлось помогать целительнице: крепко держать девушку, насильно открывать ей рот, буквально заставлять глотать воду. Со времен последней войны он не видел таких жутких страданий.
— Сколь схожа судьба детей Одина, — прошептал Хагалар, отвлекаясь от образа вырывающейся из его рук Берканы и нежно глядя на спящего на его коленях Локи. — Вот уже второй из них в поселении, и уже второй страдает и от магической, и от физической боли. Vielleicht, ist das ein Schicksal{?}[Быть может, это судьба?]? — прошептал он, усмехнувшись.
Маг бросил взгляд на огромные песочные часы, игрушку из других миров, и нахмурился: он провел с царевичем немало времени, а так ничего и не добился. Оставаться в его покоях не было никакого смысла. Даже если он проснется, все равно будет не в состоянии мыслить связно. А вот навестить Маннара, отдать сбежавшую паутину — стоит. Хагалар аккуратно встал, опустив бесчувственное тело на подушки: Локи даже не шелохнулся. Постояв с полминуты, маг тихо произнес:
— Столетия прошли с тех пор, как я держал тебя на руках… Ну да ты этого даже не помнишь, юный Локи.
Маг хотел еще раз провести по волосам бога, но воздержался: он и так дал ему слишком много энергии. Возможно, у того будет кружиться голова, когда он проснется.
Подарив всё ещё дремлющему Локи последний, на этот раз насмешливый взгляд, Хагалар толкнул резную деревянную дверь, ведущую на улицу, и направился к Маннару, желая высказать магу все, что он думает по поводу сбегающих в самое неподходящее время паутин.
Маннар, один из сильнейших магов поселения, издавна был назначен хранителем заклинаний-паразитов. Это он должен был следить за тем, чтобы всевозможные саморазмножающиеся заклинания, разрабатывавшиеся когда-то в качестве оружия массового поражения, не могли выбраться из сосудов и сундуков. В поселении магии было так много и применялась она настолько часто, что заклинания получали особую силу, чем-то напоминающую примитивный разум. Маннар был одним из немногих, кто хорошо понимал заклинания и их чаяния. С его точки зрения, каким бы ни был предмет, а о нем все равно стоило заботиться, даже если этот предмет всего лишь магическое заклинание. «Мы протираем столы тряпкой и моем стеклянную посуду водой, так с чего же вы все думаете, что заклинаниям не требуется уход?» — спрашивал Маннар, когда очередной магиолог пытался доказать ему, что заклинания — это невидимая субстанция, опеки не требующая.
Из-за слишком большой любви к заклинаниям, переходящей в страсть, Маннар допускал порой непростительные ошибки: а именно, упускал частички заклинаний. Обычно они были столь малы, что растворялись в атмосфере, но иногда находили благодатную почву, и тогда могла начаться новая страшная эпидемия с невообразимыми последствиями.
— Привет тебе, мой несравненный любитель заклинаний! — поднял руку в приветственном жесте Хагалар, без стука входя в лабораториум и кивком приветствуя растапливающих печи естественников и магиологов. Сколько Хагалар помнил, этот фелаг занимался починкой Бифреста, точнее, попыткой размножения заклинания, которым Радужный Мост на самом деле являлся. Когда-то он был создан из огня, воды и ветра. Все пропорции, точный рецепт был известен и хранился в архиве. Современные ученые, приступая к работе, были уверены, что не пройдет и месяца, как они восстановят Мост, приготовив ту самую первичную субстанцию и приварив её к обломкам. Однако возникли непредвиденные препятствия. Для создания полумагического вещества требовались сотни ингредиентов, и половина из них производилась только в Хельхейме. А как туда попасть, если Мост разрушен? Попытки же заменить редчайшие вещества на что-то асгардское пока не принесли положительных результатов.
— Odin heil{?}[Славься, Один — откликнулся Маннар, расталкивая естественников, попадавшихся ему на пути и с силой пожимая Хагалару руку. К этому жесту он привык с тех пор, когда был логистом Мидгарда. Человеческая форма приветствия была единственным моментом, радовавшим логиста в мире, где магии не существовало.
— Как Каскет? Как работа с Локи? Уж сын Одина, вечная ему слава, ist auf der Höhe{?}[на высоте?]? — скороговоркой проговорил Маннар, интонацией выделяя слова «сын Одина».
— Вот именно о плоти и крови нашего царя я с тобой и хочу побеседовать, — Хагалар перешел к делу, не отвечая на вопросы, не обращая внимания на навостривших уши работников лабораториума: всем было интересно послушать о таинственном сыне Одина, которого до сих пор видели только мельком.
— Держи dein nettes Tierchen{?}[свою милую зверюшку], — Хагалар ослабил контроль над паутиной, позволяя собеседнику заметить её.
— Опять сбежала! — хлопнул себя по коленям Маннар, аккуратно беря паутину двумя пальцами, боясь сломать хрупкое тельце. — Спасибо, что принес, а не раздавил. А то знаю я любовь многих к уничтожению заклинаний! — Маннар медленно направился к огромному сундуку, увешанному таким количеством магической защиты, что, казалось, открыть его невозможно. Хагалар молча наблюдал, как маг одним движением руки сорвал все замки и открыл запечатанный сосуд. Любопытные естественники подались вперед, норовя заглянуть внутрь таинственного сундука. В нем стояло множество прозрачных и непрозрачных сосудов из стекла и керамики. Казалось, все они были пустыми, и только магическое зрение позволяло видеть спрятанные, плененные, поникшие заклинания. Маннар взял первый попавшийся керамический сосуд, на котором была нарисована престранная картина: под деревом, увешанным крупными плодами, стоял ларец, а рядом с ним сосуд, из которого поднимались три распустившихся цветка. По обе стороны от дерева расположились пять девушек, у ног каждой из которой можно было разглядеть миниатюрное животное. Хагалар нахмурился, недоуменно переводя взгляд с Маннара на сосуд, обожженный в Асгарде. Какой искусный мастер мог изобразить древо жизни и познания, символизирующее первичную материю, под ним символ тайного знания с тремя основными цветами великого делания — черным, белым и красным, окружить его пятью девами разумными и неразумными и дать каждой из них священное животное: символ агента-катализатора, соединяющего серу с ртутью (змея в короне), фундаментальное единство материи (дракон), мужское начало (лев), сурьму (волк), символ всемирного духа (орел), красный камень возрождения (феникс), белую стадию великого делания (лебедь), черную стадию великого делания (ворон), указание на месяц начала делания (овна) и кошку. При чем тут кошка? Хагалар усмехнулся своей мнительности: за время работы над Каскетом в присутствии Берканы, догадки которой не расходились со словами, в его подсознании накрепко засели причудливые магиологические ассоциации и теперь в любом украшении он видел символы человеческой магии, которых, на самом деле, там не было и в помине.
Маннар пробормотал какую-то формулу, одновременно с этим откупоривая сосуд, сунул туда паутинку одним быстрым и неаккуратным движением и закупорил крышку. Почему остальные паутины не выбрались наружу, пользуясь мгновением свободы, оставалось только гадать.
— Спасибо, что принес её, — Маннар повернулся к магу. — Она еще крошка совсем, sie konnte niemandem viel Böses anrichten{?}[никому зла причинить не могла].
— Только не тому, кого истязали пытками Одина, — саркастически заметил маг, оглядывая заинтересованным взглядом грязный стол, стоящий у сундука с заклинаниями, куда были свалены поломанные циркули, части перегонных аппаратов, скелеты животных, склянки с лепестками желтого и изумрудного цветов, человеческие черепа и побитая стеклянная посуда. Не слишком-то аккуратному в быту магу очень хотелось спросить, что эта помойка делает в лабораториуме, где изучают сам Бифрест, но он воздержался от язвительных комментариев.
— Неужели моя крошка залезла в разум самого Asgardserben{?}[Наследника Асгарда]? — недоуменно произнес Маннар и, разом изменившись в лице, продолжил уже не таким веселым тоном: — Жалко его, конечно. Очень жалко. Er ist so jung und soll so furchtbar leiden!{?}[Такой молодой и терпит такие муки]
— А главное, das ist sinnlos{?}[в этом нет никакого смысла], — откликнулся Хагалар, одним точным движением ноги откидывая в сторону валяющийся на земляном полу глобус неизвестно какого мира. — Его все равно же заставят сказать рано или поздно. Я знаю дражайшего Одина, он бывает крайне настойчивым.
— Жалко, конечно, жалко, — в голосе Маннара проскальзывали нотки искреннего сострадания. — Может, ему помочь как?
— Was fangen wir an?{?}[Что мы можем сделать?] — вздохнул Хагалар, направляясь к выходу и стараясь не замечать множества любопытных глаз. — Ни я, ни ты не можем указать Одину на… хм… антигуманистическую направленность его действий.
— Так-то оно так, — заметил Маннар, сопровождая Хагалара до двери и злобно сверкая глазами на естественников, пытаясь заставить их вновь приняться за растапливание печей, одна из которых напомнила Хагалару кирпичный маленький атанор для философского яйца. Поймав себя на этой мысли, маг твердо решил, что больше он вместе с Берканой один на один работать не будет. Болтовня, на которую он, как ему самому казалось, не обращал никакого внимания, повлияла на его ассоциативные ряды, так что любой крест казался ему символом единства четырех элементов, астоило ему услышать о царствах, как он представлял себе не всем известные пять, а только три: животное, растительное и минеральное. Для мага, занимающегося наукой, подобные ассоциации были непростительны.
— Но ведь все можно устроить по-другому, — говорившему многого стоило самообладание, поэтому обращение застало Халагара почти на пороге лабораториума.
Хагалар замер на месте, повернувшись к собеседнику, жестом прося продолжить.
— Если Локи станет частью нашей страны, он будет спасен от пыток и казни, — Маннар говорил так вдохновенно, будто считал, что такая простая идея не приходила в голову его собеседнику. — Мы же своих не выдаем. Уж чем терпеть жуткие муки, не лучше ли…
— Унижаться? Уподобиться нам, преступникам Асгарда? Посвятить себя науке или прятаться здесь, будто он боится своего прекраснодушного отца? — Хагалар звонко рассмеялся подобной глупости, которую он ожидал услышать от Раиду, по сути, мальчишки, пускай и гениального, но не от Маннара, отличавшегося умом и рассудительностью. — Этот ребенок очень горд, он гордится даже тем, что выдерживает пытки своего, mit Verlaub zu sagen{?}[с позволения сказать], отца. Он никогда не пойдет на побег. Он будет терпеть, пока его не заставят рассказать. А потом, полагаю, его повесят, ко всеобщей радости.
Хагалар сжал руку в кулак, едва сдерживаясь, чтобы, уподобляясь пришедшему на ум Раиду, не ударить о деревянную стену.
— Его же и мне отдали для допроса. Наш добрый Один не забыл о моих талантах во всех областях. Да только в поселении предателей нет, — Хагалар резко повернулся, вглядываясь в лицо приятеля, ища там такую же твердость, с которой он сам произнес эти слова.
— Конечно, нет, — улыбнулся тот как-то не слишком решительно. — И, Вождь, ну, ты понимаешь, что, если он попросит помощи, мы его Одину не выдадим.
— Да не попросит он помощи и не попросит убежища, — резко отозвался маг, убеждаясь в тупости своего собеседника. — Он будет страдать, пока не умрет. Глупое, отвратительно надменное дитя.
— Es mag kommen, was da will{?}[Ну будь что будет], — пожал плечами Маннар, заканчивая разговор. — Кстати, я бы с ним познакомился, сказал бы, что ему тут… рады.
— Да в Хельхейме он видел нашу радость, — злобно прошептал Хагалар, даже не зная, на кого больше злится: на жестокосердного Одина или на гордеца Локи?
В поселении было много длинных домов, но даже на их фоне выделялись гигантские столовые, в которых обыкновенно собирались ученые для того, чтобы переброситься последними новостями и поделиться результатами своих исследований. Столовые были едва не самыми популярными местами сборищ: когда еще могли образовываться фелаги, заводиться дружеские отношения, как не за едой? В столовых можно было отвлечься от работы, узнать поближе случайного соседа по столу, познакомиться с ним и найти общие научные интересы. Редко кто приходил в столовую только для того, чтобы поесть. Она была местом заслуженного отдыха, местом распространения сплетен и последних новостей. Неписаное правило гласило, что любой, переступивший порог, любой, открывший тяжелую, обитую железом дверь, должен оставить на улице свое плохое настроение и терзающие разум дилеммы, или же не разговаривать ни с кем, не перекладывать свои проблемы и не разрешенные загадки на плечи случайных собеседников.
В широких залах столовой помещалось несколько рядов столов с узкими скамеечками. Стены, когда-то красного цвета, совсем закоптились, стали похожими на земляной пол, что был припорошен свежей соломой. На столах всегда можно было найти множество тарелок и подносов из железа и стеатита, наполненных рыбой, мясом и сырами, источавшими устойчивый запах специй: перца и тмина. Масляные лампы, установленные на столах в качестве дополнительных светильников, прекрасно освещали все пространство, которое были не в силах охватить камины и печи, сложенные вдоль стен.
Несмотря на обилие света, Беркане пришлось долго осматриваться, прежде чем она нашла того, с кем собиралась разделить трапезу. Определив кратчайший путь до желанного сотрапезника, девушка направилась к нему, протискиваясь между столами и не забывая здороваться со всеми своими многочисленными знакомыми.
Зимняя вечерняя еда была самой популярной у поселенцев: большинство предпочитало спать утром, а ночью плодотворно работать, так что перед многочасовым бдением со свечами и лучинами следовало подкрепиться, особенно зимой, когда энергии тратилось гораздо больше, чем летом. Жители поселения собирались разношерстными группками за огромными столами. Маги, магиологи и естественники, на мгновение забыв распри, делились последними новостями. Немногочисленные уцелевшие логисты, которым посчастливилось во время взрыва Радужного Моста находиться в поселении, сидели в уголке, плотно прижавшись друг к другу, будто согреваясь после морозной стужи. Весь последний год им нечем было заняться: в иные миры не попасть, торговать не с кем, достать необходимые для науки вещества негде. Некоторые занялись библиотечным делом, переписыванием книг, кто-то обратился к науке естества, а кто-то вообще бездельничал. Целители и библиотекари расположились на соломенном полу у большого очага, негромко переговариваясь на нескольких языках одновременно. Беркана никак не могла понять, что так роднило две насколько непохожие друг на друга профессии! Если дружба магов, магиологов и естественников, вынужденных постоянно работать вместе, была вполне объяснимой и повелась испокон веков, то вот что могло роднить врачей и библиотекарей? Ведь им, казалось бы, не должно быть никакого дела друг до друга.
Только крестьяне и рабочие никогда не заходили в столовые. Беркана давно оставила попытки понять причины такой несправедливости и разузнать, как живут те, кто отдал свою жизнь не науке, а её обслуживанию? Чем занимают крестьяне в свой досуг, и есть ли он у них вообще? В поселении не было сословного неравенства, но, в зависимости от избранной профессии, ты либо обретал значимость, либо вынужден был терпеть высокомерие представителей трёх основных ветвей науки, довольствуясь славой обслуги и прихлебателя. Беркане это казалось немного нечестным. Она точно знала, что магиология не сравнится по сложности с той же логистикой, которая требовала ума, изобретательности и ловкости, но, к сожалению, даже в поселении преступников справедливость не всегда торжествовала: логистам и не снился почет, которым были окружены магиологи.
Закончив свой извилистый путь по лабиринту из столов и личностей, Беркана, наконец, достигла своей цели. Лагур сидел с отстраненным, как всегда, видом, и ел, не прекращая читать книжку, лежавшую на коленях. В одной руке он держал нож со свисавшими с него отвратительными бурыми листьями водорослей, а в другой — лучину, слабо освещающую древние страницы. Беркана едва заметно поморщилась — ее будущий сотрапезник имел непонятную ей странность: когда это было возможно, он использовал клинок, брезгуя прикасаться к пище руками из боязни испачкать пальцы, а за ними и книги. Как он не давился свежими морскими водорослями, оставалось полнейшей загадкой. От вида буроватых листов есть Беркане расхотелось. К тому же, она пришла поговорить, а не набивать желудок:
— Здравствуй, Лагур! Могу я составить тебе компанию?
— Конечно, дочь Вотана, подойди. Тебя я зреть и слышать рад безмерно, — откликнулся Лагур, не поднимая головы от книги и, казалось, не замечая девушки.
Он указал ножом на пустующее место рядом с собой. Беркана скривилась: она не хотела сидеть в этом душном, шумном помещении, ей хотелось прогуляться по свежему снежку и поговорить с глазу на глаз, но она понимала, что её просьбы не будут услышаны. Лагур был домоседом и не гулял никогда, потому что во время прогулки невозможно читать. С книгой гениальный естественник не расставался никогда и даже во время разговора не отвлекался от нее. Но неверно рассудил бы тот, кто посчитал, что, углубившись в повествование, он не слышит происходящего и обращенных к нему слов. Беркана уже несколько раз убеждалась, что Лагур слышит гораздо больше, чем другие, которые, казалось, внимают собеседнику, раскрыв рот и не отвлекаясь ни на что. Девушке ничего не оставалось, как только примоститься рядом, цапнув с тарелки длиннющую зеленую соленую водоросль, которой она собиралась занять свой рот на время всего разговора. Читать и говорить одновременно девушка не могла, а вот есть и говорить у нее прекрасно получалось.
— Спасибо за разрешение, — поблагодарила она, пребывая в некоторой нерешительности и не зная, что сказать. Она любила странного гения, о котором ходило множество сплетен и анекдотов, но была совершенно не уверена, что он вообще помнит, как она выглядит и что они уже несколько раз работали вместе. Прошлое для Лагура не существовало, он жил только настоящим. Когда-то угрюмый исследователь научил тогда еще совсем юную, восторженную девочку созданию огненного фейерверка, и этим покорил её сердце. Музыкой казалась его речь, когда он показывал захватывающий опыт:
— Мы в ступку поместим древесный уголь, к нему железо с калием кладем. Пропорции тебе я запишу, чтоб в памяти их удержать могла ты. Затем ингредиенты мы смешать должны усердно, для должной однородности всего, а после — пересыпать в прочный тигель и греть, покуда нужно, на огне. В результате получим фейерверк — продукт горенья, но будет он прекрасен и велик!
Объяснения Лагура девушке очень нравились: она прекрасно их запоминала. Речь других естественников понять было почти невозможно, поскольку она изобиловала формулами и терминами. Лагур собственноручно показал и объяснил ей несколько опытов, научил возгонять аммиак, чем она до сих пор очень гордилась.
— Я хотела поговорить с тобой, — начала девушка, убеждаясь, что собеседник не начнет речь первым, не оторвется от «Страданий юного Вертера».
— Что привело тебя ко мне, о дочь Вотана? — слова Лагура лились, словно иноземная мелодия. Отвечать ему обычным слогом казалось кощунством, но Беркана была слабым стихоплетом. Хотя в те редкие дни, когда она, бывало, подолгу беседовала с Лагуром, у нее в речи начинали проскальзывать полурифмованные строчки.
— Как ты относишься ко всему, что произошло? — спросила девушка тихо, хотя и знала, что никому в столовой нет дела до проблем каждого конкретного фелага. Все уже знали о первой встрече царевича с командой, обсудили её и жаждали новых новостей, которых пока что ни у кого не было.
— К чему конкретно, милое дитя? К тому, что мы опять вдвоем работать будем, или к тому, что нам Каскет достался?
— Ко всему вообще, — Беркана не могла пояснить, что именно её интересовало. Её беспокоило и угнетало слишком многое, а рядом не было друга, который мог бы помочь ей в трудную минуту, разъяснить происходящее, успокоить, дать понять, что она не останется без подмоги в сражении со своими страхами.
— Что ж хочешь ты узнать? Починка вещи точно не для нас — не хватит нам умений, сил и знаний.
— Was sagst du überhaupt?{?}[Да что ты говоришь] — воскликнула Беркана, перебивая. — Мы же еще даже не начали. Мы с Вождем его еще даже не открыли. Или тебе кажется, что наша команда слишком слаба? Или что надо заставить-таки Локи сказать, кто разрушил артефакт?
— Нет, Логе пусть молчит. Он нам не нужен, его слова не скажут ничего, хоть он и маг. Не знает Логе силы той, что ларчик повредила… быть может, демон или божество? Его обличье, сила и уменья нам не дадут, пожалуй, тоже ничего. То Ивар говорил уже однажды, его слова готов я повторить. Что есть Каскет? Что в нем, что в оболочке? Мы знать не знаем, что же мы тогда поделать можем с сильным артефактом? Я помогу, конечно, Хагалару, ему ведь отвечать перед царем, коль мы не сможем сладить с артефактом. Но как мудрейшие однажды говорили: Freud muß Leid, Leid muß Freude haben{?}[Бояться горя — счастия не знать.].
— Как говорили немцы, — вздохнула Беркана, жуя уже третью водоросль, на этот раз, правда, сладкую. — Ты думаешь, что и в самом деле нет надежды? Но разве раньше артефакты не изучали без сопроводительных материалов?
— Ты так юна, прелестное дитя, ты так юна, что, кажется, не знаешь, что Каскет не совсем обычный артефакт. Душа и сердце, разум Ётунхейма — вот суть его. Он был рожден от мира иль мир рожден был им? Ответа нет, иль я его не знаю, — Лагур говорил жутко монотонно, и на мгновенье не желая оторваться от книги, так что, будь на месте Берканы кто-то другой, он бы давно обиделся на явное пренебрежение, выказываемое естественником. Ну да девушка знала своего собеседника очень давно и понимала, что по-другому он не умеет.
— Я все же очень надеюсь, что ты ошибаешься, — заметила она. — Я надеюсь, что Ивар и его … брат, — добавила она спустя секунду, — найдут способ вычислить формулу Каскета.
— Не верю я, но коли веришь ты, то, может, боги будет благосклонны? — отозвался Лагур, неаккуратно переворачивая страницу, заминая краешек и не обращая на это внимания.
— Darf ich noch eine Frage stellen{?}[Я могу еще спросить тебя?]? — Беркана замялась. Она хотела рассказать то, чем еще ни с кем не делилась, потому что была уверена, что ей не поверят. Ведь речь шла не о науке и не о магии, а, скорее, о совпадении, которое больше походило за заговор темных сил.
— Тебя я слушаю.
— Скажи, как ты относишься к тому, что я встретилась с Локи? — Беркана выпалила вопрос на одном дыхании, а потом продолжила уже более спокойно. — Меня здесь всегда называли Одиндоттир, и я была согласна. Я ведь знала, что никогда не встречусь с тем, кто носит это родовое имя по праву рождения. Но теперь мы с ним даже работаем вместе. Наверное, ему очень неприятно, что меня называют дочерью Одина. Но не в этом суть. Послушай, Лагур, тебе не кажется, что это… символично, — Беркана с трудом подбирала слова. — Дочь Одина встречается с сыном Одина в месте, где ни один из них не должен находиться. Vielleicht, ist das ein Schicksal{?}[Может быть, это судьба?]? Зловещая судьба? — добавила она тихо.
— Никто не знает прихотей судьбы, — Лагур говорил столь же спокойно, сколь и раньше: волнение девушки совсем не передалось ему, а, возможно, он его даже не заметил. — Кто знает суть, кто знает, что к чему? Боишься ты разгневать сына бога, но зла тебе он здесь не причинит. Он словно зверь, он словно пташка в клетке.
— Я тебя совсем не понимаю, — замялась Беркана, шаря рукой по пустой тарелке. — Ты прав, он пугает меня. И еще больше меня пугает сам Один. Я же не говорила никому, — Беркана нагнулась ближе к Лагуру и зашептала, едва не касаясь своими губами его уха. — Вождь водил меня к нему. Когда он спал, — лицо Берканы покрыл легкий румянец, на который Лагур мог бы обратить внимание, если бы хотел. — Он выглядел так ужасно. И Хагалар тогда сказал мне, что «Ты всегда мечтала о семье, о красивой жизни, о замках и собственных лошадях, так взгляни на того, кто имел все это. Чем выше ты залезешь, тем больнее будет падать». И я поняла его, — Беркана сделала паузу, ожидая хоть какой-то реакции, но её не последовало. — Я всю жизнь завидовала, думала только о магии, которой у меня не было, о науке, которая мне не покорялась. Я все время стремилась к чему-то большему, к чему-то, чего не могла достигнуть в силу пола, или возраста, или положения. Я ослушалась мать, и теперь вынуждена находиться тут. Одна. Не подумай, что я жалуюсь, — Беркана запнулась, собираясь с духом и мыслями. — Я благодарна Вождю за то, что он привез меня сюда, а не повесил, хотя был вправе. Он столько сделал для меня и продолжает. Но моя жизнь… Я думала, что моя жизнь — это книги, это магия людей, это исследования. Я думала, что когда-нибудь смогу погрузиться в атмосферу этой страны изгнанных. Здесь ведь совсем не плохо, никто никого не притесняет, никто не страдает от голода или еще от чего. А размеры деревни столь велики, что и надобности нет выходить в жестокий мир настоящего Асгарда. Но все это не так. За те двести зим, что я здесь, я так и не обрела счастья. У меня нет семьи, и я не могу здесь завести её. Мне кажется, я была бы хорошей матерью, не женой, но я не смею даже думать об этом. Я думала, что справлюсь, но теперь я понимаю, что обманывала сама себя. И вдруг я оказываюсь рядом с Локи. Ты не понимаешь, что он для меня значит. Его родовое имя — мое прозвище. Ты не поймешь, но мне кажется, что мы связаны. Когда я смотрела на него в тот день, когда он спал после пыток, я должна была, как девушка, чувствовать жалость и сострадание. Даже Вождь ведь жалеет его. А я чувствовала только брезгливость. И к нему, и к Одину. И вот теперь мы должны будем работать вместе. Это мой шанс, казалось бы, но я не хочу им пользоваться. Детей царя положено почитать как самого Одина. Любить, боготворить, так все делают. А я не могу. Я совсем запуталась в своей судьбе!
Беркана резко замолчала. Она понимала, что не сказала ничего путного. Она понимала, что её слова слишком сумбурны и напоминают бред больного, на который не стоит обращать внимания, скорее, отнестись снисходительно. Но девушке очень хотелось, чтобы кто-то если не понял её, то хотя бы выслушал. И пусть этот кто-то не будет тем, кто потом расскажет её тайны каждому встречному.
— Твои слова туманны, дочь Вотана. Как чувствуешь ты, так и поступай. Любить должны мы Фрикку, ведь прекраснее на свете девы нет, — откликнулся Лагур.
Беркана замерла, ожидая продолжения речи. Она столько всего наговорила и только ради какого-то десятка слов? Нет, Лагур не может так её обидеть.
— Но знай одно, прелестное дитя — твои слова для многих символичны. — продолжил естественник. — Не место здесь тебе, не место и ему, не место многим — но исхода нет. Вернее, «не было», так стоит уточнить… Так знай же, что не все здесь добровольно, не все хотят здесь жить вот так, как я. Наука для немногих здесь богиня… Все жаждут перемен, как страждущий в пустыне, томимый жаждой, грезит о воде…- Лагур на мгновение замолчал, переводя дыхание. — О дитя, тебе страшиться Логе должно! Он бог, пускай в изгнанье, в нем есть сила, в нем вера есть в себя, опасен Логе! Но тени… о, опасности страшней от тени, чем от Логе! Вокруг него сгущается гроза… Он — в центре сил, что могут все разрушить, весь мир, подобно морю, всколыхнуть! Всмотрись же пристальнее в мир, тебе знакомый! Видишь? Нет единства в нем… Тебе сейчас открыты две дороги, и выбор твой тебе определять… Но помни, дочь Вотана, что ошибку жизнею придется оплатить. Повесить могут, коль не угадаешь, где быть тебе положено, дитя.
Лагур резко замолчал и захлопнул книгу. На опустошенную тарелку он не обратил никакого внимания. Его подслеповатые глаза обратились к лучинке, которая догорала, чуть опаляя его пальцы. Он медленно поднес левую руку к лицу, задул слабый огонь. Беркане в нос ударил резкий запах дымка от потухшего дерева, заставляя морщиться. Девушка пыталась осмыслить слова своего собеседника. Более всего они напоминали ей пророчество: столь туманные, непонятные, расплывчатые, и, как казалось на первый взгляд, безумные. Забытое чувство голода, между тем, дало о себе знать. Рассудив здраво, девушка решила, что после таких признаний недурно и поесть чего-нибудь более существенного, чем водоросли с приправами, и потянулась к жареному лебедю.
Кроме столовых в поселении существовал еще один тип заведений, предполагавший разговоры по душам и заведение новых знакомств без ущерба основному их предназначению. Это были библиотеки. Где, как не в них, можно было встретиться с асом, занимающимся твоей же проблемой? Где, как не в них, можно было посмотреть архивы, сохраняющие подробнейшие отчеты о работе в самых разных областях науки? В дневное и утреннее время библиотеки использовались для чтения книг, в вечернее и ночное — для разговоров на научные и околонаучные темы. Почти каждый вечер там можно было увидеть одну или несколько групп асов, тихо обсуждающую что-то и записывающую какие-то особо ценные выводы. Вторгаться в личное пространство исследователей, спрашивать что-то, не относящееся к делу, и просто отвлекать было не принято. Это в чужой лабораториум можно ворваться даже посреди эксперимента, а в библиотеках обсуждались по-настоящему важные дела, требующие тишины и полной сосредоточенности.
Почти все библиотеки поселения состояли из двух помещений: в одном днями и ночами переписывались и перерисовывались книги, прибывавшие со всех уголков девяти миров. В последний год, правда, новых поступлений не было, чему переписчики были несказанно рады. Наконец у них появилась возможность обработать те горы книг, что скопились за прошлые годы. Оставшиеся без работы логисты активно помогали, переводя книги на язык Асгарда, а порой и переписывая.
Во втором помещении располагались сундуки с книгами, а также множество столов и плетеных кресел, установленных таким образом, чтобы ученым было легко и комфортно работать. Множество каминов давало достаточно света и тепла для работы в самые трескучие морозы.
В один из ранних зимних вечеров в библиотеке расположились трое мужчин. Они сидели молча и, казалось, наслаждались причудливой игрой огня в камине. Только один из них иногда нервно оборачивался, поглядывая на дверь. Последнее, четвертое кресло, казалось, ожидало того, кто удобно расположится в нем, чтобы понежиться в тепле очага.
Когда мужчина оглянулся в пятый раз, покусывая губы и барабаня пальцами по подлокотнику кресла, дверь отворилась, и в библиотеку вошел Ивар, неуклюже стряхивая с себя снежную крупу. Он немного опоздал на встречу, потому что ему требовалось закончить расчеты для одного из трех фелагов, в которых он состоял. Кивком поприветствовав собравшихся, он с облегчением отметил, что на брата многодневные бдения в библиотеке никак не повлияли. После той полуссоры почти месяц назад Раиду заперся в библиотеке, грубо заявив Ивару, что пока он не найдет нужной информации о рентгене, все фелаги могут о нем забыть. Ивар попытался, было, возразить, что есть обязанности, которыми нельзя пренебрегать, что им нужно найти информацию о таинственном Каскете, но в ответ услышал столько нелестных эпитетов в адрес всех жителей поселения, что предпочел не спорить, а заняться поисками самостоятельно.
С братом, определенно, творилось что-то странное с того самого дня, как он впервые увидел младшего царевича. Никогда раньше Раиду не ходил один, они с Иваром всегда были вместе, составляя идеальную команду и идеальную защиту от внешнего мира. А потом появился Локи, их шанс на спасение. Ивар понимал, что Раиду заботится, в первую очередь, о нем, но его очень беспокоило, что брат не приходил даже ночевать. Лежа в одиночестве на нарах ранним утром, когда большинство обитателей их дома укладывалось спать, Ивар думал о том, что если брат и в самом деле будет бодрствовать все время, то это плохо скажется на его здоровье. Он спрашивал у прочих обитателей дома, не приходил ли Раиду спать днем или вечером, и некоторые отвечали, что порой он появляется в доме, чаще всего днем. Спит пару часов, а потом, даже не приведя себя в порядок, уходит, едва не спотыкаясь на ровном месте. В столовых его видели еще реже, что тревожило Ивара ещё сильнее. Один раз брат уже лишился всего ради него. Распрощался со свободой, с семьей, с родными, только бы не бросить его одного в глуши изгнания. И вот он опять рискует всем: ковром стелется перед младшим царевичем Асгарда.
Ивар опасался, что в погоне за свободой, которой брат лишился по его вине, Раиду изведет себя, станет похожим на тень, но он совсем, казалось, не изменился за целый месяц затворничества. На его губах играла все та же полувысокомерная, чуть тщеславная улыбка, поза выдавала презрение ко всем окружающим.
Напротив Раиду в точно таком же плетеном кресле Ивар с удивлением обнаружил мастера естественной ветви науки. Его появление в стенах библиотеки вызывало недоумение. Что здесь делать тому, кто должен решать хозяйственные вопросы? Мастера звали Иваром, но мало кто называл его по имени. Ведь Иваров в поселении было бессчетное множество, но только один из них обладал властью, только один решал сложнейшие экономические задачи, только один из них был блестящим хозяйственником, деятельность которого вызывала восторг у всех естественников и зависть у магов и магиологов, которым не так повезло с руководителями. Мастера трех ветвей науки входили в тинг, где решались всевозможные экономические вопросы, устраивались судебные разбирательства, распределялись финансы. Мастеров очень редко звали по именам, чаще по прозвищам, похожим друг на друга. Официально мастеров звали Хагаларом, Иваром и Кауной, а за глаза их называли Вождем, Мастером и Царем. Своего мастера Ивар видел всего несколько раз в жизни и дел с ним не имел. В свое время, когда он пробовал себя на поприще логистики, то состоял в теснейших дружеских отношениях с мастером логистики, но уйдя, точнее, вернувшись в естественную науку, он разорвал все отношения с ним. И хотя они жили в одном доме и спали вместе, редко когда их разговоры походили даже на приятельские.
Еще одного собеседника Ивар даже не сразу узнал. Всматриваясь в его лицо, он пытался вспомнить, видел ли он его раньше? Мужчина примерно одних с ним лет точно не был ни естественником, ни магом. Быть может, кем-то из логистов? Ивар с трудом вспомнил, что, вероятно, это один из счастливчиков: логист Мидгарда, один из немногих, кому повезло находиться в поселении во время катастрофы. Ивар хорошо помнил, какой шум поднялся, когда стало известно о разрушении моста. Ведь несколько десятков логистов оказались запертыми в мирах, где они работали, и об их судьбе никто не имел ни малейшего представления до сих пор.
Ивар кивнул логисту, приветливо улыбнулся, обозначая знакомство. Он опустился в свободное кресло и достал карты, которые собирался перебирать, как он делал обычно на собраниях. Фокусы были его страстью, особенно карточные, и, чтобы не терять сноровки, он старался тренироваться каждую свободную минуту. Ивар знал несколько десятков способов тасования колоды и проделывал виртуозные манипуляции, даже не глядя на сами карты. Его искусством восхищались, ему завидовали, а логисты сражались за право принести ему очередную колоду с невероятными картинками. Раиду обычно раздражал шелест карт и мельтешение перед глазами, но сейчас он сделал вид, будто ничего не замечает. Ивар обратился к нему с речью, посчитав, что, раз он пришел последним, ему и начинать разговор:
— Брат, я очень рад видеть тебя в добром здравии. Твое непомерное усердие напугало меня.
— Я в порядке, — бросил Раиду небрежно, но без обычной злобы. — Ты напрасно волновался.
Ивар отметил, что брат держится на редкость спокойно, что может говорить только об одном: о непомерной усталости, вызванной недосыпанием и почти полным отсутствием пищи.
— Я должен рассказать, что узнал, — начал Раиду, скрывая зевоту. — Точнее, что понял. Я был глупцом. Все мы были глупцами, если до сих пор ни до чего не додумались.
— Поподробнее, пожалуйста, — откликнулся Мастер, заинтересовано глядя на оратора. — Мне передали, что твои сведения касаются меня в первую очередь. Ich höre dich an.{?}[Я слушаю тебя]
— Они касаются всех! — огрызнулся Раиду, подавшись вперёд в кресле. — Послушайте. Я кое-что вам прочитаю.
Он с трудом выпутал из складок одежды какой-то пергамент. Поморщился, услыхав, что за стеной опять начался монотонный треск: большинство переписчиков, уходивших на ужин, вернулись к работе, и теперь до утра по всей библиотеке будет раздаваться скрип и стук. Посторонние звуки, конечно, мешали сосредоточиться: многие ученые сетовали на современные средства переписывания книг, утверждали, что старинные методы не отвлекали их от работы, но производительность труда с введением новой технологии возросла чуть не в десять раз, так что всем пришлось смириться с шумом.
— Поганый стук, мешает сосредоточиться, — буркнул Раиду, расправляя лист. — Послушайте меня. Только внимательно. «Рентгенодиагностическая трубка представляет собой электровакуумный прибор с источником излучения электронов (так называемый катод) и мишенью, в которой они тормозятся (так называемый анод). Энергия для нагрева катода подается через трансформатор накала, размещаемый в баке генераторного устройства.» Или еще. «Пластмассы получают на основе синтетических или естественных полимеров. Синтезируются полимеры путем полимеризации или поликонденсации мономеров в присутствии катализаторов при строго определенных температурных режимах и давлениях». Или же еще вам кусочек. «The simplest method for preparing high-Tc superconductors is a solid-state thermochemical reaction involving mixing, calcination and sintering»{?}[Самым простым способом приготовления высокотемпературных суперпроводников является полупроводниковая термохимическая реакция, включающая в себя смешивание, кальцинацию и спекание], — Раиду зачитал все три предложения на одном дыхании и обвел собравшихся вопросительным взглядом. — Все слышали? А теперь скажите мне. Скажи мне ты, логист из Мидгарда, скажи мне ты, глава естественной науки, и скажи мне ты, мой высокоученый братец: вы хотя бы половину слов поняли из того, что я вам прочитал на нашем языке и языке смертных? — голос Раиду выдавал крайнее раздражение.
— Позволю себе заметить, что в начале речь идет, как мне показалось, о рентгеновских лучах, именующихся также х-лучами, — заметил Ивар, чтобы спасти положение: брат демонстрирует Мастеру его несостоятельность в науке, а это не самый разумный шаг с его стороны.
— Да, — откликнулся Раиду. — Das stimmt{?}[Все верно]. Но что скрыто за этими фразами? — естественник еще раз торжествующе обвел взглядом своих собеседников, однако никто на этот раз не посмел и слова сказать. — Вы молчите. Вы все молчите, потому что понятия не имеете, что такое «пластмасса», что такое «полимер», что такое еще несколько десятков слов. И что самое ужасное, вы такие не одни, — Раиду прикрыл глаза, едва не проваливаясь в сон, а потом резко открыл их и заговорил, постепенно переходя со спокойной речи на крик. — Я напрасно потратил время, задавая один и тот же вопрос естественникам, целителям, логистам! Никто, никто, даже наши самые гениальные естественники ничего не смогли мне объяснить. Вы понимаете? Ничего! Да когда они прекратят? — рявкнул Раиду и резко вскочил, уже не сдерживая ярость. Мерзкий стук сотни переписчиков отдавался в его усталом мозгу, словно звон множества колокольчиков.
— Наш царь, — продолжил естественник спустя мгновение, — настолько мудр, что обратил мой взор на рентген. Он знал, что я не остановлюсь на этом. И вот, передо мной десятки книг, доставленные, между прочим, и тобой, Фену!
Ивар отметил про себя, что, значит, логиста зовут Фену. Учитывая, что имен в поселении было всего двадцать четыре, велика была вероятность назвать любое имя и попасть в точку. Были даже виртуозы, которые по внешнему виду якобы могли определить, какую из рун выбрал тот или иной ас в качестве нового имени. Но угадайка никогда не была сильным местом Ивара, он предпочитал узнавать прямо, как зовут каждого собеседника, но все равно часто путал имена. Это было одной из причин, почему Ивар не обращался к собеседнику по имени: он боялся перепутать и этим поставить его и себя в неудобное положение.
— Я не остановился, — Раиду самодовольно усмехнулся, будто ожидая аплодисментов. — Я погряз в работе, прочитал книги Мидгарда, изданные в последние 69 зим. Ничтожный срок — 69 зим! И что я вижу? Что наука людей ушла в такие дебри, которые я не понимаю. Und nicht nur ich{?}[И не только я]. Книги, переведенные на наш язык, просто смешны. Там переведены союзы и предлоги, а все остальное — сплошные неологизмы и заимствования. Еще два столетия назад я понимал все в мире людей, но потом человечество открыло электричество. И теперь я могу только пресмыкаться перед ним. И не только я. Кто был царем медицины? Ётунхейм. Но тамошние целители лишились бы рассудка от зависти, увидев медицину Мидгарда. Кто был царем естественной науки? Кто знал все обо всех растениях? Юсальфхейм. Но я прочитал такие выкладки про цветы Мидгарда, особенно про те, которые растут и у нас, что ученые Юсальфхейма кажутся просто погрязшими в своей гордыне детьми. Скажи мне, Фену, как вы, логисты, умудрились пропустить восхождение человечества, как вы умудрились проморгать его возвеличивание в мире науки? Что вы таскаете из Мидгарда? Отдельные вещи. Ну притащили вы море этих Торпед, которые теперь стукают в библиотеках, мешая заниматься, но вы столько всего просмотрели. Ты мне можешь ответить за все это, Фену?
— Was kann ich sagen{?}[Что я могу сказать], — замялся логист, не привыкший иметь дела с напористым и резким Раиду. — Ты себе, наверное, не очень представляешь работу логиста, особенно в Мидгарде.
— Ивар был логистом в Муспельхейме, так что прекрасно представляю, — откликнулся оратор, с удовольствием потягиваясь. Он был доволен своей речью.
— Нет, Муспельхейм — это одно дело, а Мидгард — другое, — покачал головой Фену. — Wir sollen uns verschlüsseln{?}[Нам приходится шифроваться.], вкладывать море золота и серебра в защиту себя и информации, — Фену на мгновение замолчал, а потом резко продолжил. — Не буду мучить тебя подробностями, которые ты не поймешь, поскольку не знаешь жизни людей. Но, пойми, нас пятнадцать, логистов. И мы почти все сосредоточены в тех странах, где нам поклонялись когда-то. Финляндия, Швеция, Норвегия, Англия, Германия — unsere Hauptpunkte{?}[наши основные точки]. Мы не можем говорить за весь мир. Асгард никогда не интересовался жизнью людей, всегда считал их отсталым народом. Все это правда, и ты прав в своих рассуждениях. Почему так вышло — я не могу сказать, почему за ничтожный срок, за двести зим человечество прыгнуло настолько далеко вперед — я понятия не имею. Да, сила науки людей поражает. Но она уже ушла настолько далеко, что wir nichts machen können{?}[мы ничего не можем сделать]. Посуди сам, у нас есть наука естества, а у людей она делится, как минимум, на химию и биологию, а те, в свою очередь, на ядерную химию, экологическую химию, физическую химию, токсикологическую химию, вирусологию, ботанику, думаю, я забыл половину терминов. И в каждой из этих наук тысячи, миллионы открытий, полезных людям. Мы не можем взять и сотой доли. К тому же вот ты говоришь о Торпедах. Но ты не знаешь, сколько времени мы сперва uns ins Zeug dem Master legten{?}[С пеной у рта доказывали мастеру], что они увеличат производительность работы переписчиков в несколько раз, а потом еще на тинге буквально кровью отстаивали наше предложение. За все новое приходится бороться.
— И это правильно, — добавил Мастер, перебивая Фену. — Если бы каждое изобретение людей появлялось в Асгарде, то мы бы не смогли обеспечить его ресурсами. Я был категорически против Торпед, пока мне не доказали, что детали к ним можно сделать из дерева. Только когда мы убедились в том, что растущие у нас в больших количествах березы годны для изготовления каркасов Торпед, я дал свое согласие на введение их в эксплуатацию. Много позже мы начали производство некоторых деталей для Торпед из металла, и теперь единственное, что нам требуется покупать в Мидгарде, – это специальную бумагу. Но из множества открытий человеческого мира только немногие мы можем применить даже с нашей высококлассной магией. Если же говорить об адаптации человеческих изобретений, то на нее уходит чудовищное количество времени. Я уже думал о том, чтобы озадачить некоторых естественников и логистов поиском оптимальных вариантов переработки человеческих механизмов для решения некоторых наших проблем. Но сейчас это только проект, пока Радужного моста нет, мы не сможем доставить в поселение необходимые прототипы.
— Das ist Unsinn!{?}[Это бред] — откликнулся Раиду. — Самый настоящий псевдонаучный бред. После синтеза целительных камней вся наука Асгарда буквально стоит на месте. Хватит топтаться, хватит ждать подачек, надо действовать! Мы должны перенести все важнейшие открытия всех миров в наше общество. Асгард — сильнейший из девяти миров, точнее, он был таким тысячу зим назад. Но что мы имеем сейчас? Чем мы можем гордиться? Наше величие давно сгинуло в пламени бахвальства!
Ивар вздохнул, опустив голову, слыша ошибки в каждой реплике. Брат умел говорить красиво, его обычно слушали, раскрыв рот, ловили его эмоции, особо не вслушиваясь в смысл. А зря. Если в спокойном состоянии он, как любой гениальный ученый, рассуждал здраво и по делу, то, будучи движим эмоциями, срывался в плохо аргументированные обвинения. Так, синтез целительных камней был заслугой, в первую очередь, магов и медиков, но уж никак не естественников и чистой науки. И уж тем более нельзя было говорить, что за последние две тысячи зим наука стояла на месте, ведь и сам Раиду многое сделал для нее, его изобретения признавались не только в поселении, но и в прочих мирах. «Подачками» называть покупку, а часто и воровство мидгардской техники было, по меньшей мере, глупо. Люди понятия не имели, кому продают свои ресурсы и механизмы. А если бы знали, то могли бы несколько раз подумать, прежде чем согласиться, пускай и на очень выгодную, но сделку с богами. А уж слышать от брата предложение перенести все открытия всех миров в Асгард было, по меньшей мере, странно. Учитывая совершенно разные условия жизни всех миров, особенно Мидгарда, где ничего не слышали о магии… Да и слабость Асгарда сейчас — вопрос очень спорный. Обитель богов — сильнейший из девяти миров, все прочие признают это. Его мощь не сравнится с мощью людей, даже если у тех есть какое-то оружие массового поражения, превосходящее по своей ударной мощи заклинания-паразиты.
— Идея налаживания производства вещей из Мидгарда давно liegt in der Luft{?}[витает в воздухе], — откликнулся Мастер, увлеченный слогом Раиду и явно не вслушивающийся в смысл фраз. — Еще до падения моста я беседовал со многими логистами Мидгарда и слышал о сотнях изобретений людей, которые могли бы перевернуть не только быт поселения, но и быт всего Асгарда. Но Один Всеотец категорически против. Он за вечный мир.
— Он за вечное болото, — зло выкрикнул Раиду. — Мы не имеем права синтезировать оружие, мы не имеем права пускать в страну богов посторонних, мы не имеем права на все. А главное, даже если этот выродок, наш царь, падет в распре, его сын продолжит политику своего папаши.
— Что верно, то верно, — подтвердил Фену, бросая в камин маленькую веточку, на которую потухающий огонь тут же с жадностью набросился. — По слухам, Тор весь в отца.
— Все было бы так, если бы мы einen Ersatztrumpf in der Hand nicht hätten{?}[Если бы у нас не было в рукаве запасного козыря], — заметил Мастер, подавшись вперед и начиная понимать, к чему его подчиненный затеял весь этот разговор. — Я ведь правильно понимаю, Раиду, что ты, как и я, помнишь, что мы не переприсягали Одину после всего… произошедшего.
Ивар не вслушивался в мало интересующий его разговор о снабжении, он тасовал карты таким образом, чтобы последовательность восьмерок и семерок не сбилась, однако он все равно заметил, как его брат и глава естественной науки обменялись понимающими взглядами.
— Разумеется. И я буду верен своему царю, — торжествующе заявил естественник, расплываясь в улыбке. Собеседники инстинктивно отшатнулись: обычный, почти звериный оскал, получавшийся у Раиду вместо улыбки, в этот раз оказался еще более ужасающим, наполненный неприкрытым торжеством и неотвратимой жестокостью.
Ивар сдержанно кивнул, как обычно не выдавая даже жестом своих истинных эмоций. Если бы кто-то мог заглянуть в его колоду, то заметил бы, что он упустил одну из восьмерок: она смешалась с прочими картами, — но поскольку никто не обращал на него внимания, то никто и не мог знать, что он обеспокоен таким неожиданным поворотом беседы. В его голове плохо укладывалось происходящее. Да, действительно, после смерти Локи переприсяги не было, потому что царевич не был коронован по всем правилам, он лишь заменял отца на неопределенное время. Так считали все, и хотя никому в голову не придет сейчас открыто заявить, что он служит изгнаннику, а не царю, формально все жители Асгарда клялись в верности младшему царевичу и должны были подчиняться его воле.
— Простите мне мое уточнение, но верно ли я понимаю, что вы готовы стать верной армией младшему царевичу? — спросил Ивар, вставая с кресла. — Я полностью разделяю ваше мнение касательно Одина, но мы столь мало знаем его сыновей. Смею напомнить, что наши знания основываются более на слухах, чем на фактах и доказательствах. Можно ли считать доказанной теорему о том, что Тор будет следовать во всем политике своего отца? И можем ли мы быть уверенными, что Локи поступит иначе, взяв в руки Гунгнир?
— Смолкни, Ивар! — резко оборвал брата Раиду, вскакивая и хватая последнего за горло. Ивар даже на мгновение испугался: он никогда не видел такой ярости, направленной на него.
— Шавка Хагалара, — бросил Раиду ему в лицо, отталкивая от себя, так что Ивар чуть не споткнулся о кресло. — Царевич Локи — лучший ас из тех, кто рождался на этой земле!
— Ich habe mich nicht verhört{?}[Я не ослышался], Раиду? — поднялся Мастер, стараясь встать между братьями и погасить конфликт. — Ты говоришь о ком-то, что он лучший ас на всей земле? Ты говоришь о ком-то не только гадости? Это невероятно. Я не могу поверить, что мог родиться тот, кто вызвал бы у тебя что-то, кроме отвращения. Похоже, царевич и в самом деле обладает всеми известными добродетелями.
— Что уж говорить, — встрял Фену. — Он хотя бы в том же положении, что и мы, и это значит…
— …что он восстал против Одина, — Раиду отошел от Мастера и Ивара, который медленно массировал шею: на его лице играли блики огня, делая его зловещим. — Он был спасителем Асгарда от Ледяных Великанов, он погиб героем! И что с ним сделали, как только он вернулся обратно? Его жестоко пытали, едва не лишив рассудка, а потом сослали к нам. За что, спрашивается? Не верю, что есть преступление, которое не было бы для него добродетелью. Либо же оно было слишком незначительно для столь жестокого приговора. Нет, все ложь! Онвосстал против Одина, это единственная причина, из-за которой его могут заставить замолчать, вырвать язык!
— Тут я ничего не могу сказать, — пожал плечами Фену, вставая и осматривая шею Ивара: он никогда не видел братьев вместе, и хотя был наслышан о несдержанности Раиду, все-таки такого не ожидал. — Я даже ни разу не видел Локи.
— А я видел и говорил, — перебил Раиду, расплываясь в мечтательной улыбке, вспоминая, как он сидел подле царевича на скамейке, и тот внимал ему так, будто перед ним равный. — Er ist der beste Ase{?}[Это лучший из асов].
— Возможно, что и так, — согласился Мастер, присаживаясь и жестом предлагая сесть и остальным. — Более того, говорят, что он прибыл из Мидгарда. Если он провел там целый год, то убедить его в том, что топтаться вечно на месте нельзя…
— Уж тогда надо называть вещи своими именами, wir brauchen eine industrielle Revolution{?}[промышленная революция нам нужна], — ответил Фену, пододвигаясь ближе к огню и с беспокойством глядя на Ивара. — Мы не можем просто взять технологии с Земли. Как ты правильно заметил, Раиду, люди живут на электричестве. Мы давно могли бы устроить его в поселении, но остальная часть государства от этого ничего бы не выиграла. Электростанции — это такое сложное сооружение, которое, при нашем теперешнем развитии, не будет нам доступно еще многие столетия. Мы и Торпеды смогли завезти только потому, что освоили технологию изготовления деталей, создали подходящие чернила, иначе мы бы не стали связываться. Кстати, сейчас Торпед уже нет в Мидгарде. Их заменили совсем другие аппараты, работающие не с реальностью, а с изображениями, которые нельзя даже потрогать. Ну да что я вам объясняю? Я согласен с вами, что Локи — наш шанс на изменения, но на позитивные ли?
— А куда хуже, скажи мне? — тут же ощетинился Раиду. — Болото, в которое нас загнал Один, — это высшее бесчестие! Смешно даже признаваться вам, что когда-то я чуть не боготворил Одина, — Раиду усмехнулся, вспоминая свое прошлое мировоззрение, которое сейчас казалось ему глупостью и ребячеством. — Я боготворил его, его правосудие. Мне, безумцу, казалось, что во дворце можно найти все блага мира. И что в итоге? Законы, поставленные Одином и свято исполняемые нашими тингами, суть ложь!
— Наша судебная система могла бы многое выиграть, если бы мы взяли одну достаточно простую штучку с Земли, — протянул Фену, вспоминая свое недолгое общение с полицией. — Земляне придумали дактилоскопию, снятие отпечатков пальцев. Если бы у нас это ввели в оборот, то преступлений стало бы в разы меньше, но я не думаю, что отец богов и людей пойдет на такой шаг.
— Вот и я не думаю, — буркнул Раиду. — Он заморозил себя в одном времени. Все, что было раньше — идеально, все новое — преступление. Он давно лишился рассудка. Да если бы у нас были технологии расследования преступлений с Земли, то мой брат был бы сейчас не здесь, а с женами и детьми!
Фену и Мастер недовольно переглянулись: в поселении было не принято говорить о своей прошлой жизни. Считалось, что, попав сюда, асы начинали новую жизнь, а старую как бы вычеркивали.
— О, знаменитое асгардское правосудие, — продолжил, тем временем, Раиду, вышагивая туда-сюда и не обращая внимания на собеседников. — Божественное, справедливейшее. Божественное правосудие приговорило Ивара к изгнанию, и это считалось подачкой. Его ведь должны были казнить, но поскольку не было никаких доказательств его вины, то повешение было заменено изгнанием, — Раиду горько рассмеялся: казалось, его каркающий смех заглушал даже шум переписчиков. — Как трогательно, вы не находите? — Раиду обращался скорее к книгам, чем к окружающим его асам. — Мгновенную смерть заменить смертью долгой, мучительной, отдать асгардца на растерзание толпе, сделать его мишенью.
— Но ведь ты тоже лишился всего, — заметил Мастер, решив поддержать неприятный разговор, если уж Раиду на нем настаивает.
— Я? — переспросил естественник насмешливо. — О нет, я только приобрел. Нужны мне родственники, которым важно наказать, а кого — не важно! Нужны мне законы, которые выносят несправедливые решения! Нужна мне страна, которая попустительствует этому! Сколько в нашем поселении живет невиновных, невинно осужденных, тех, у кого не было иного выбора, как приехать сюда или умереть?
— Позволю себе заметить, что многие пришли сюда добровольно из страстной любви к науке, — заметил Ивар, вновь принимаясь тасовать карты. Ему было крайне неприятно, что Раиду, распалившись, рассказывает историю, которая легкой болью отдавалась в его сердце. Все же он был привязан к семье, и образы оставленных на попечение клана жен и детей иногда являлись ему во снах.
— Мы все согласны с тем, что законы и саму жизнь Асгарда стоит изменить, — подвел итог Мастер. — Но будет ли царевич разделять наши взгляды?
— Так надо сделать так, чтобы разделял, — вмешался Фену, хотя вопрос был явно адресован Раиду. — Заметьте, он появился здесь именно тогда, когда он нам нужен, когда нашему обществу требуются перемены. Vielleicht, ist das ein Schicksal{?}[Может быть, это судьба?]? Он ведь тоже пострадал от того же правосудия. Какое будущее ждет его? Ограничится ли Один ссылкой? Я думаю, что тот, кто сам пострадал от того, от чего и мы, сможет понять нас лучше, чем тот, кто живет в парче и золоте. Я имею в виду Тора.
— Простите, что вмешиваюсь, — подал голос Ивар. — Но мы даже точно не знаем, изгнали ли его к нам? Знака клеймления никто, полагаю, не видел.
Раиду опять рассмеялся каркающим смехом:
— Ивар, ты лично будешь раздевать нашего царя в попытке найти на его груди клеймо изгнанника?
— Говорят, что клеймо маги должны чувствовать, — встрял Фену. — Вы же вместе с Вождем, кажется, работаете? Спросите у него, чувствует ли он клеймо.
— Клейма может и не быть, — добавил Ивар, решив, что противостоять мнению троих асов все же бесполезно. — Позволю себе высказать суждение, которое, быть может, найдет отклик в ваших сердцах. Церемония примирения была самым пышным праздником за последние много зим. Наш царь устроил огромнейший пир в честь возвращения своего любимца, так должны были порешить все. Истерзанное пыткой тело царевича видели только двое: Вождь и Алгир, целитель. Но они живут в поселении, и не могут смутить народ. Я могу только предположить, что Один, быть может, еще не вынес приговор, поэтому и отослал Локи к нам. Возможно, его ждет что-то более страшное, чем ссылка. Стоит ему поведать то, что от него так ждут…
— Считается, что стерпеть пытки Одина нельзя, — откликнулся Фену: в его голосе слышалась тревога.
— Got kann alles{?}[Бог может все], — оборвал его Раиду. — Хагалар сказал, что Одину ничего не удалось узнать у своего сына. И знаете, что это значит?
Повисло напряженное молчание, прерываемое только треском Торпед.
— Что пытки продолжатся, — закончил Раиду, сжимая кулак с такой силой, будто хотел раскрошить им череп лично Одину. — И будут продолжаться, пока царевич Локи не сойдет с ума или не расскажет то, что нечестивец Один желает услышать.
— Теперь я понимаю твое восхищение, — кивнул Мастер. — Если Локи сумел выдержать пытки Одина, он и в самом деле один из сильнейших воинов девяти миров. Das kommt uns sehr zustatten{?}[И нам это на руку], — Мастер заговорил шепотом, хотя, казалось, скрывать было нечего и не от кого: кроме них никого не было в библиотеке. — Локи не может не понимать, в каком он положении. А если так, то он должен искать способ спастись от пыток и казни.
— Локи будет новой эрой, хозяином нового мира, — Раиду встал, чувствуя, что, если не сделает этого, то заснет, пригревшись у камина. — Только он сможет вытянуть Асгард из того болота, в котором он мощно увяз по милости безумного царя. Я буду защищать его до конца. И пусть убоятся Один и его армия!
— Не стоит торопиться, — откликнулся Мастер, тоже вставая, чтобы быть с Раиду на одном уровне. — Бифрест разрушен, без него мы не можем попасть на Землю и произвести закупки необходимого оборудования и исследовать достижения Земли. Я согласен с тобой, Раиду, исследовать Землю нам необходимо, а, кроме того, необходимо точно определить, какие технологии нужны в Асгарде, а какие нет. Но до этого как до небес. Фелаг, занимающийся постройкой моста, так и не сдвинулся с мертвой точки за целый год. Злые языки говорят, что это делается специально, что Одину совсем не нужен мост, но я сомневаюсь в правдивости слухов.
— Но давайте не будем забывать, что Локи вернулся в Асгард, — вклинился Ивар. — Значит, у царской семьи есть возможность сходить на Землю.
Все резко повернулись к естественнику, так что он даже почувствовал себя немного неудобно.
— Верно, — прошептал Мастер, что-то высчитывая. — Тогда я беру свои слова обратно. Возможно, Одину и выгодно, что моста, то есть свободного прохода для всех, нет, а у него лично, напротив, есть. Надо бы выяснить подробности, и чем скорее, тем лучше.
— Сидя на берегу реки и плетя сети для ловли рыбы, я и представить не мог, что когда-нибудь решусь посягать на законность власти, — усмехнулся Раиду.
— Ich auch, Bruder{?}[Я тоже, брат], — отозвался Ивар, убирая карты. К его несказанной радости, собрание закончилось.
====== Глава 15 ======
Каждую зиму, как только снег ложился на поля и укутывал землю, Тор отправлялся покорять самый высокий вулкан Асгарда, чья высота составляла почти пятую часть мили. Целый день требовался на то, чтобы добраться до вершины, провести там несколько часов и спуститься вниз. Возвращались друзья обычно даже не к ужину, а ближе к обеду следующего дня. В этот раз сопровождали Тора только Сиф и Фандрал, остальным ежегодная традиция давно надоела, и они предпочитали развлекаться, не выходя на холод. Фандрал проявлял какую-то необъяснимую страсть к горам и скалолазанию. Он любил рассказывать, что еще в отрочестве лазал на всякие вулканы: на кратерные ряды, на щитовые вулканы, на стратовулканы, на грязевые, подледниковые и даже подводные! Вольштаг в таких случаях язвительно интересовался: «Каким образом можно залезть на подводный вулкан?». Фандрал отшучивался, а дамы, которым ловелас обычно и хвастался своими немыслимыми подвигами, тихо смеялись, наблюдая за друзьями. Во время ежегодного восхождения Фандрал обязательно рассказывал о своих прошлых походах, которые состоялись еще до того, как Тор вошел в пору юношества. И с каждой зимой количество этих походов почему-то росло.
Сиф слушала вполуха, стараясь не обращать внимания на восторги друга. Старые байки мало её интересовали, у нее было свое увлечение, которое вызывало удивление и недоумение у почтенных асов. Девушка не просто гуляла с друзьями, не просто сидела у костра. Она всегда смотрела по сторонам и насторожено прислушивалась, стараясь уловить крики далеких птиц. Птиц в Асгарде было очень много, и они увлекали воительницу едва не больше, чем сам подъем на вулкан. Во время каждого похода она вела дневник, описывая встреченных пернатых. По возвращении сравнивала записи за несколько зим и делала какие-то только ей понятные выводы.
Во время последнего похода чаще всего почему-то попадался люрик — маленькая черно-белая пташка, гнездящаяся обычно на побережье. Что она делала у подножья горы, Сиф представить не могла, но встретила, как минимум, трех представителей этого вида. Еще больше недоумения вызвал чуть припорошенный снегом трупик фифи, которая, по непонятным причинам, не улетела на юг. Коричневая птичка выглядела так, будто погибла минуту назад, возможно, из-за мороза. Что заставило её остаться в родных краях в зимнее время года, когда световой день не превышал пяти часов? Фандрал и Тор тихо переговаривались, стоя в стороне и наблюдая, как Сиф осматривает полянку, будто немая природа могла дать ответ. В лесу неподалеку путешественникам встретился пару раз клинтух, как назвала Сиф серо-коричневую птицу (по мнению Тора, это был обычный голубь). Они заспорили, Фандрал вставлял едкие комментарии. Воительница заявила, что голуби живут ближе к городам, что у них длиннее тело и хвост, хотя окрас и правда схожий. Фандрал ввернул шутку, что недокормленный голубь сразу же превращается в клинтуха, Сиф обиделась и полдороги молчала. Тор вздохнул было спокойно, посчитав, что больше он о птицах не услышит, но тут Фандрал чуть не наступил на очередного умирающего кулика. Девушка, не долго думая, соорудила из веток клетку и взяла дутыша с собой. Тор только плечами пожал: кулики все были для него на одно лицо, и почему именно этот вдруг прозывается таким смешным именем, он понять не мог да и не хотел. Сиф, нежно глядя на птичку, заявила, что если она найдет еще и грязовика, то это будет точным указанием на то, что поход следует прекратить, потому что три разных кулика, не улетевшие на зиму, не могут встретиться просто так. Однако все обошлось: трупики птиц больше не попадались, и подъем прошел благополучно. Фандрал продолжал рассказывать о своих прошлых подвигах, Сиф любовалась окрестным пейзажем в надежде разыскать еще какую-нибудь птицу.
Тор поднимался молча. Он наслаждался холодным ветром, снегом под ногами, препятствием, которое он должен преодолеть, да не один, а с друзьями. Сын Одина не признавал проторенных, веками выверенных дорог. Еще в детстве, только начиная осознавать свое место в этом мире, наследник Асгарда заставил себя полюбить трудные препятствия, крутые вершины, могучих соперников — все то, что давало ему шанс проявить силу, которой он так гордился, которую считал лучшим из своих достоинств. Дитя могущественнейшего мага, он преуспел лишь в покорении физически ощутимых измерений: высоты, тяжести, скорости. Бесчисленное количество раз он проваливался в пустоту, тщетно пытаясь коснуться эфемерной магической паутины, пронизывающей все пространство родного мира. И каждый раз буквально захлебывался гневом, наблюдая, как младший, без видимых усилий, окружает себя целым отрядом размытых двойников, вызывая одобрение отца, улыбку матери. Но, едва не дойдя в своем отчаянии до мысли, что его родство с царской семьей — какая-то ошибка, Тор обнаружил свой путь к божественному совершенству, свой способ доказать, что он более, чем кто-либо, достоин править всеми мирами. И на этом пути не было места придворным фокусам и хитроумным магическим уловкам. Раз обретя свой путь, он делал все, чтобы не потерять его, и всегда стремился оказаться там, где тяжелее, сложнее, невыносимее. Первым он несся в бой против любого врага, не признавая заумных тактических хитростей. А снежные наносы и коварные горные тропы стали для него обычным ежегодным развлечением. И не только для него. Была рядом с ним и девушка, которая так же, как и он, искала свое место в этом мире. Прекрасный чертог женщин Вингольф навевал на нее только скуку, мастерские для рукодельниц, прекрасные сады, кухни, даже купальни, в которые мужчинам вход был заказан — все это отбросила юная Сиф и устремилась к цели, которая мерцала перед ней туманным призраком — к миру мужчин.
Доказав однажды другим, что она лучшая из защитников Асгарда, воительница теперь не могла успокоиться и доказывала себе, что она может все делать лучше, чем мужчины. Тор был уверен, что если бы его молот можно было поднять, то Сиф приложила бы для этого все усилия. Сказать по правде, наследник золотого мира находил свою подругу девушкой необыкновенной. Её красотой восхищалось пол-Асгарда, все говорили, что она просто копия Фригг в молодости, разве что волосы черные. Тор, правда, не мог представить собственную мать, обнажившую меч и бросившуюся в атаку на какого-нибудь великана, но не отрицал, что чертами лица и некоторыми привычками воительница и в самом деле походила на стареющую, но все еще прекрасную царицу.
Тор гордился уникальностью своей команды: ни одна другая не включала в себя девушку, не уступающую мужчинам ни в чем, даже в уме. Конечно, он не мог не замечать её стремления к абсолютному лидерству, желания командовать не исподтишка, а отдавать прямые приказы. Бог грома не хотел подчиняться даже своему отцу, мудрейшему из асов, что уж говорить о девице, пускай и дающей вполне дельные советы, которые, правда, почему-то всегда оказывались диаметрально противоположными советам Локи. Тор уж не раз думал, что его брат и боевая подруга заключили своего рода пари и специально во время любого спора отстаивают противоположные точки зрения.
Сиф буквально расцветала, когда рядом не было Локи, поэтому, возможно, так сильно любила всевозможные зимние горные походы, в которых младший царевич никогда не участвовал. И девушка никогда не упускала возможности напомнить ему об этом, намекая на своё превосходство. Однако и с ней однажды случилось несчастье: несколько зим назад она неудачно споткнулась и едва не сорвалась вниз. Тор бросился за ней и с большим трудом вытащил. Сиф повезло: мелкие ссадины, ушибы, синяки. Фандрал предлагал вернуться во дворец и считать, что поход окончен, но воительница заявила, что на настоящей войне такие пустяковые царапины не стоило бы даже замечать, и восхождение продолжилось. Тор полагал, что после этого неприятного инцидента Сиф надолго охладеет к вулканам, но вышло наоборот. Сразу после неудачного восхождения она предприняла несколько самостоятельных вылазок, чем навлекла на себя гнев и обиду друзей: те с огромным удовольствием составили бы ей компанию да и не отпустили бы одну после недавнего происшествия. Воительница объясняла, что ей необходимо было залезть на несколько вершин в одиночестве, чтобы вернуть уверенность в собственных силах и доказать себе, что она — лучшая.
Вот и в этот раз, несмотря на легкую простуду, Сиф не отказалась от предложения друга. Поднимался отряд тяжело, то и дело упираясь в тупики, несколько раз хотел повернуть назад, но в самый последний момент находился какой-нибудь затерянный в снегах проход, и друзья продолжали путь. Это восхождение было особенно трудным, гораздо труднее предыдущих. Неожиданные препятствия на привычном маршруте наводили на мысль: уж не побывал ли на горе проказник-братец?
Вершины достигли уже в потемках, что было немудрено при таком коротком световом дне. Решили возвратиться в Асгард поутру, а заночевать у самого кратера. Тор не чувствовал никакой усталости, но его друзья выглядели изможденными: у Сиф слипались глаза, Фандрал прекратил свой бесконечный рассказ и даже украдкой позевывал. Развели костер, поставили палатки и заснули почти сразу, даже и не посидев толком у огня.
Утро встретило путников промозглым тяжелым туманом, в который совершенно не хотелось погружаться. Собрав пожитки, двинулись вниз, сетуя, что в этот раз не смогли насладиться видом Асгарда с высоты птичьего полета. Спускались легко, но молча: Сиф больше думала о птице, которая, казалось, не доживет до возвращения в город, Фандрал не выспался и поминутно клевал носом, едва не оступаясь. Тор зевал и думал только о том, чтобы оказаться в своих теплых покоях и проспать там несколько часов, если не целый день.
Однако когда они спустились с вулкана, когда вдали показался золотой город, Тору пришла в голову мысль, не посещавшая его уже очень давно: дойти до старого заброшенного храма, расположенного неподалеку от столицы Асгарда. После первого восхождения на вулкан ноги сами принесли наследника в старый храм. Он посчитал это добрым знаком и дал себе зарок впредь приходить сюда. Но в следующую зиму он забыл и в через следующем тоже, а потом решил, что нет смысла блюсти традицию, которую он не может даже запомнить.
Но в этот раз все было иначе. Молодому богу отчего-то казалось, что его ждет встреча. Возможно, судьбоносная. А своим предчувствиям он привык доверять.
— Идите вперед, я догоню, — бросил он друзьям, когда они остановились в нерешительности у ворот золотого города.
Фандралл было попытался возразить, но был остановлен одним нетерпеливым движением руки и вынужденно покинул будущего царя. Тор вздохнул с облегчением, когда резные ворота столицы закрылись за подозрительно хмурящейся Сиф, и направился к храму, перепрыгивая чрез маленькие ручейки. Путь мог быть близким, если бы существовала прямая дорога, но её не было, приходилось пересекать мостики через ручейки, каналы и реки, попадавшиеся чуть не на каждом шагу. Столица Асгарда по праву считалась городом воды и зелени. Наверно, во всем царстве нельзя было сыскать более «водного» города. Девять больших каналов разветвлялись на множество мелких. Они просто кишели рыбой и омерзительно пахли в редкую летнюю жару. На широких набережных росли деревья, подаренные царями союзных миров. Это были не скрученные рябины и березы, а красивейшие стройные деревца с пышнейшими кронами. Некоторые из них должны были плодоносить и плодоносили бы, если бы не суровый климат Асгарда. Единственные деревья, которые давали фрукты даже в условиях холодного ветреного лета, были яблони. Тор облизнулся, вспоминая свое любимое лакомство: блины со сладким яблочным кремом. Их обычно изготовляли к праздникам: на дни рождения или в дни летнего и зимнего солнцестояний, поэтому вся придворная челядь любила их больше иномирских сластей. Эти блины были неразрывно связаны радостью и весельем…
Едва не поскользнувшись на шатком мосту, Тор вцепился в перила. Вот ведь погода: снег только выпал, реки еще даже не замерзли, а лед уже блестит из-под мелкой снежной крупы, так что стоит отвлечься — упадешь, и хорошо, если не в холодную, еще не застывшую воду.
Поминутно оскальзываясь и теряя равновесие, воитель приближался к своей цели. Храм представлял собой одноэтажный домик, на крыше которого лежала «золотая цепь» — резной фриз, олицетворяющий сияющий город богов. Над храмом летали полукруглые блоки, которые, если бы их поставили на землю, могли бы сами служить храмом, правда, без крыши. Отец рассказывал, что в древности этот храм построили как символ города, который в будущем планировали возвести из золота. Святилище было посвящено непонятно кому: асы не верили в богов, ибо сами себя таковыми считали. Однако это не мешало мастерам прошлого возвести в Асгарде множество храмов, и никто не мог бы с точностью сказать, кого именно они восхваляли. Уже на памяти Тора вокруг старого храма посадили рощу с тремя огромными ясенями в центре. Это была насмешка над миром людей. Боги прознали, что у смертных есть необъяснимая традиция: каждые семь зим приносить в жертву своим богам, то есть Одину и Тору, многочисленных жертв. Была выбрана священная роща, на ветках деревьев которой развешивали кабанов, петухов, даже людей, по семь каждого. Асы смеялись над этой глупостью: неужели смертные и правда думают, что их боги будут есть человечину? Неужели думают, что на царственный стол Асгарда подадут этих жертвенных животных? Боги веселились, смеялись, а потом посадили рощу, точную копию мидгардской. Даже два колодца выкопали. В одном жрецы топили приговоренных, для чего использовался другой, асы так и не поняли.
Тор остановился около ближайшего колодца и заглянул внутрь: вода была прозрачной, позволяющей разглядеть песчинки на самом дне. Собственное отражение исказилось, являя другой лик, кого-то знакомого, неведомого союзника, который поможет достигнуть неведомой цели.
— Я знала, что ты придешь сюда.
Тор поднял голову и встретился глазами со своей матерью. Царица Асгарда была в непривычном для нее черном одеянии. Люди почему-то считали, что раз она богиня атмосферы и облаков, то должна быть столь же переменчивой, сколь и погода, и носить как черные одежды, так и белые, но на самом деле царица редко надевала платье более темного оттенка, чем старое потускневшее золото. По крайней мере сейчас. В юности она вместе со своим отцом развлекалась также, как сейчас Тор — покоряя горы, и тогда она точно носила не платья, а удобную одежду немарких цветов.
Тор поприветствовал мать и не стал спрашивать, что она делает в одиночестве в давно забытом всеми храме, почему вышла на улицу в такой холод, почему надела черное. Ему казалось, что все это не просто так, что его ожидает какое-то судьбоносное решение, к которому и мать имеет самое непосредственное отношение.
— Отец решил, когда состоится суд? — полюбопытствовал он, подавая матери руку.
— Нет, — ответила она печально, принимая помощь старшего сына. — Пытка неизвестностью длится так долго, что я боюсь потерять Локи навсегда, — её голос чуть дрогнул. — Он ужасно выглядит и сильно утомлен.
— Ужасно? — приподнял брови Тор. — Я этого даже не заметил.
— Он ужасно выглядит, — повторила царица, направляясь к выходу из храма и увлекая за собой старшего сына. — Отец скрывает от него свои истинные намерения, чтобы Локи, измучившись, во всем сознался.
Тор посмотрел на мать с недоумением. Он многого ожидал, но не такого.
— Ты должен понимать, Тор, что твой отец делает это на благо Локи, — пояснила Фригг, но в её голосе не было уверенности. — Я понимаю это. Но я хочу заставить его изменить решение.
— Почему отец не прикажет ему ответить? — поинтересовался Тор. Он шел на полшага впереди, проверяя дорогу, обходя лед загодя. — Это единственный способ узнать правду наверняка.
— Твой отец сильно жалеет Локи.
— Но почему? Из-за бездны?
— Да.
Тор остановился в нерешительности: прямо перед ним расстилался гладкий лед. До широкой утоптанной тропинки оставалось каких-то шагов шесть-семь, но пройти их следовало по скользкому льду. Воитель с легкостью мог бы взять мать на руки, но опасался, что потеряет равновесие и уронит свою прекрасную ношу.
— Я знаю, что отец сейчас в чертоге золотых деревьев, — произнесла царица, с легкостью проходя по льду, словно не замечая его. — Мунин и Хугин вернулись не вчера вечером, а сегодня утром, и он сильно этим обеспокоен. Мы можем пойти к нему. Возможно, в этот раз он нас послушает.
Тор очень осторожно пересек полосу льда и оказался подле матери. Её предложение казалось ему дельным: быть может, вдвоем они и в самом деле смогут убедить отца изменить решение. Тор жаждал суда, жаждал наказания для Локи. Он до сих пор помнил, в каком состоянии оставил большой человеческий город. Какие разруха и запустение царили в нем. Такое нельзя простить, за такое стоит наказать жесточайшим образом. Тор был наследником Асгарда и вполне осознавал всю тяжесть грехов Локи, но он оставался и любящим братом, поэтому не позволил бы свершиться пыткам или казни.
В тягостном молчании мать и сын достигли чертога Одина. Каждый боялся неосторожным словом разрушить хрупкий союз, сплоченный общей бедой, ясно осознавая, что в одиночку ему никогда не добиться смягчения участи Локи.
Всеотца они заметили почти сразу же: он сидел в беседке, затерявшейся среди обращенных в золото деревьев. Его одежды совсем не походили на зимние, так что случайный прохожий задался бы вопросом: неужели царю Асгарда совсем не холодно? Это было царское, длинное одеяние, стелющееся по полу во время ходьбы, однако, на нем не было ни малейших следов снега, будто Один не дошел пешком до беседки, а перенесся в нее.
— Отец, когда состоится суд? — спросил Тор вместо приветствия.
Вороны, до этого момента сидевшие спокойно на плечах своего хозяина, выглядели недовольными внезапным появлением наследника. Они закаркали, но как-то глухо, словно опасаясь громко выражать свое мнение в присутствии правителя Асгарда.
— Суда не будет, — тяжело откликнулся отец, жестом приветствуя свою царицу. А Фригг, подойдя к беседке, присела подле него, кивнув перелетевшим на перила воронам так, будто это были советники.
— Что? — опешил Тор. — Я защищал Землю и видел ужаснейшую битву. Локи должен поплатиться за то, что сделал! — перед глазами воителя немедленно промчались картины разрушенного города, стай ужасных чудовищ, крушащих все на своем пути.
— Он убил множество людей! — продолжил Тор, теряя уверенность с каждым произнесенным словом. Он не знал, как убедить отца изменить решение. Вот уже много дней он продумывал планы по спасению брата от жестокостей суда, он собирался защищать преступника, а теперь выходило, что обвиняет.
— Не более, чем ты в своих походах, — отозвался Один, изучая сына. Он не ожидал, что старший будет настаивать на суде младшего. Он полагал, что Тор обрадуется отмене судебного разбирательства, а знать, что так планировалось изначально, наследнику было ни к чему.
— Как ты можешь сравнивать его жертв с моими? — буркнул Тор. В его голове не укладывалось происходящее: чтобы отец, справедливейший ас во всех девяти мирах, просто так отпустил преступника, пускай и сына? Такого не могло быть. — Отец, я обещал людям, что Локи будут судить. Если бы ты видел разрушенный город… — Тор говорил неуверенно, прося, а не требуя, хотя намеревался говорить жестко и дерзко. Он уже понимал, что не сможет переубедить отца, что спор закончится очередной ссорой.
— Тор, когда я изгонял тебя в мир смертных, — Один протянул руку, и Хугин, привыкший к подобному жесту, тут же опустился на плечо хозяину, — ты был жестоким мальчишкой, чьи заблуждения привели к объявлению войны. Я думал, что ты многому научишься в изгнании, станешь достойным своего молота и титула. В этом был смысл твоей ссылки.
Бог грома кивнул. Он и сам признавал, что ссылка на Землю была ему необходима. Там он познал другой мир, познал себя, нашел любимую… Которую Локи грозился убить!
— Ты пошел войной на Ётунхейм, — добавил Один спустя мгновение, — на государство, с которым у нас было заключено перемирие. Ты нарушил приказ своего царя. С Локи все иначе, — Один сделал паузу, подогревая любопытство старшего сына. — Локи не заблуждается. Он прав. По-своему, но прав. Он тщеславен, горд, но его действия не преступления. Их нельзя так рассматривать. Меня печалят его методы, но не цели.
Тор внимательно слушал отца, не веря собственным ушам: чтобы Один Всеотец признавал, что не может наказать преступника, оправдывал его? Такого просто не могло быть. Бог грома бросил быстрый взгляд на мать, но она казалась безучастной к разговору. Царица протянула руку к ворону, погладила по спине и крылу. Птица не заметила её прикосновения. Мунин вперил взгляд в царевича и смотрел на него, не мигая. И вновь Тор, как и в день возвращения, чувствовал себя преступником. Ему уже начинало казаться, что не Локи во всем виноват и заслуживает суда, а он сам. Глаза ворона обладали каким-то гипнотическим действием.
— Локи был рожден, чтобы стать царем, и он это знает. Даже оправдательный приговор извратит его разум, — Один протянул свободную руку, приглашая Мунина сесть на плечо. Теперь на бога грома смотрели пять внимательных глаз: один серый, строгий и четыре черных, изучающих. Воителю чудилось, что все его мысли выворачивают наизнанку, вытряхивая тайны, причем не отец, а вороны, которые потом, в тишине покоев, поведают царю Асгарда обо всем, о чем думал его сын на самом деле, обо всем, что он хотел бы утаить в самых дальних уголках своей души.
— Но у тебя есть выбор, Тор Одинсон, — добавил царь резко. — Участь Локи в твоих руках. Если ты хочешь, чтобы твой брат поплатился своей жизнью.
— Я не опозорю свое имя ложью, — отрезал Тор, пристально глядя не на отца, а на мать, ища у нее поддержки и не находя её. Как всегда в таких случаях, она полностью отдавалась на волю мужа и лишь смотрела на происходящее, не принимая в нем участия. — Локи не пытался убить меня.
— Хорошо, — Один отвернулся, зато взгляд воронов стал неодобрительным. Птицы прекрасно понимали, что Тор лжет. — Если ты веришь, что есть наказание, которое не сломит дух Локи, а вернет его нам, найди. И в тот день я, Один Всеотец, объявлю тебя судьей над твоим братом. Но помни, что мировой суд над героем и победителем нужно оправдать перед народом.
Тор отвел глаза, не выдержав взгляда вестников. Отец с двумя воронами на плечах походил на какое-то невиданное чудовище, говорящее человеческим ртом, смотрящее птичьими глазами. В такие моменты создавалась полная иллюзия химеры. А ведь Один, на самом деле, не мог прочитать мысли своих любимцев и понять, что они видят в том, кто стоит перед ним. Тор сжал руку в кулак, сдерживаясь, чтобы не призвать молот и не разнести беседку в щепки. Все было спланировано заранее, задолго до того, как он вернул брата с Асгард. Отец с самого начала не собирался судить побежденного, поэтому и устроил церемонию примирения. Тор вспомнил, что сказал ему Один перед тем, как отправил в Мидгард: «Приведи своего брата живым и, по возможности, здоровым. Судьбу бога должны решать боги». Тор понял тогда, что отец говорил о суде, и считал это решение вполне справедливым. Но теперь оказалось, что он все неправильно понял, обманул людей, с которыми сражался бок о бок, которые пострадали от Локи, и которых он покинул сразу по окончании войны, даже не оказав помощи. Хотя как он мог помочь?
— Зачем ты отослал Локи в город отверженных? — дерзко спросил Тор, озвучивая одно из своих самых страшных предположений. — Это изгнание? Наказание без суда?
— Я его никуда не отсылал и никак не наказывал, — возразил Один. Мунин громко каркнул, будто подтверждая сказанное. Фригг вздрогнула от неожиданности. — Это было его решение — от Тора не ускользнуло, как родители понимающе переглянулись, как изменился голос отца, когда он дошел до слова «его». — Но ты прав: я хотел, чтобы он проводил в поселении большую часть времени.
— Зачем? — удивился молодой бог. — Локи жаждет расквитаться с нами. Он изощренный лжец, и в мире преступников он задумает новое зло.
— Там Локи занят делом, а не тратит время на пустые развлечения и покорение давно покоренных вершин, — пояснил Один, уязвляя гордость сына. Он дотронулся сперва до одного ворона, потом до другого, будто спрашивая подтверждения. — Работая над починкой артефакта, он занимает свою голову чем-то, кроме мыслей о мести и страха за свою жизнь. Тор! — Один интонацией заставил встретиться с ним взглядом. — Ты хоть представляешь, как ты унизил Локи, сковав его?
— Он это заслужил! — откликнулся Тор, еще пока контролируя себя, сдерживаясь, чтобы не наговорить лишнего в порыве обостренной справедливости, уничтожающей все родственные и дружеские связи. Однажды он уже жестоко поплатился за свои необдуманные слова и не хотел повторения пройденного. Однако сейчас он чувствовал себя даже хуже, чем в изгнании: мало того, что отец нарушил все его планы, так он еще и недоволен его поведением. А что делать во дворце, как не развлекаться? Править-то так и не позволяют! А учиться уже нечему.
— Я думаю, что, с точки зрения людей, он заслужил и худшего, — подтвердил Один, вставая и помогая встать супруге. — Твое чрезмерное увлечение смертными меня печалит. Ты хотел защитить Локи от меня или же казнить?
— Защитить, — бог грома замешкался на мгновение, пытаясь противостоять разгорающемуся внутреннему спору между убеждениями, сформированными столетиями, и еще более долгосрочной привязанностью к брату.
— Тогда ты должен был подумать о том, что Локи не простит унижения ни тебе, ни людям. Из-за твоего высокомерия в будущем может начаться еще одна война, а в настоящем Локи видит в нас не семью, а тюремщиков, поэтому и молчит.
— Неужели ты не можешь заставить его говорить? — удивился Тор. В его представлении отец мог все, а уж разговорить-то точно мог любого, особенного собственного, пускай и приемного, сына.
— Путь насилия приведет к гибели. Но если Локи будет упрямиться, я ничего не смогу изменить, — твердо ответил Один. Мунин подтвердил его слова глухим карканьем.
— Попытайся поговорить с ним еще раз, — подала голос царица, резко отняв руку из ладони Одина. Она сделала пару шагов вперед, оказавшись рядом с сыном, напротив мужа. — Локи столько уже пережил. Мы должны вернуть его домой. Он так долго живет в поселении. Быть может, тебе удастся добиться от него правды. Ведь столько времени прошло, — мать говорила резко, отрывисто, как не говорила на памяти Тора никогда. — Локи должен вернуться к нам, мы его семья, он должен это знать и понимать. Если ты не хочешь потерять его навсегда, пригласи во дворец. Мы все видели, что он чахнет в поселении. Он мой младший сын. И твой тоже. Не будь с ним таким же бессердечным, как со старшим. Локи не Тор, и сам дорогу домой не найдет.
Тор смотрел на мать и не узнавал её. Она, всегда хрупкая и нежная, сейчас напоминала ему Сиф: казалось, что она готова выйти навстречу любому, кто решит покуситься на ее ребенка, хоть злейшему врагу, хоть собственному мужу. Её взор горел отвагой, а осанка стала твердой, какая бывает у девушек, носящих за спиной оружие. Тор любовался матерью, он никогда не видел её такой и был уверен, что любой враг, столкнувшись с царицей Асгарда, обратится в бегство. Она была достойна своего блистательного мужа, не зря была единственной, на кого не мог направить свой взор всевидящий Хеймдаль — только своей жене Один полностью доверял.
Бог грома хотел что-то добавить, поддержать мать, но понял, что так поступать не стоит. Это была только их битва: Одина и Фригг, царя и царицы, отца и матери. Битва за душу и жизнь того, кого они оба любили, но каждый по-своему. Тор помнил, что раньше родители вдвоем старались не проводить время с детьми. Либо отец брал их на прогулку, либо мать приглашала в свои покои. Вместе они только ели и бывали на всевозможных церемониях. Как Один не мог вести себя естественно рядом с детьми в присутствии Фригг, так и Фригг не могла расслабиться и проявить всю ту нежность, на которую была способна, в присутствии Одина. Слишком по-разному общались они с детьми, и совместное времяпрепровождение превращалось в муку. Царская чета поняла это очень быстро и разделила, не детей, но время: Один занимался обучением наследников, а Фригг их досугом. На глазах наследников родительские споры никогда не доходили до того, чтобы мать и отец стояли друг напротив друга и вели молчаливый бой. Тору казалось, что он выступает на стороне матери, а нахохлившиеся вороны поддерживают отца. И от них ото всех зависит судьба блудного бога.
— Я вскоре приглашу Локи во дворец и найду его слабое место, — сдался Один. Он не верил, что младший раскаялся в содеянном, не верил, что еще один допрос принесет что-нибудь, кроме тяжелого молчания, и не станет причиной еще большего недопонимания и отчуждения. Но также Один понимал, что объяснить это жене и сыну невозможно. Они оба желали Локи добра, и оба несли ему гибель. Царь Асгарда множество раз наблюдал, чем кончаются благие намерения, он своими глазами видел, как благие намерения довели Локи сперва до бездны, а потом и до кампании в Мидгарде. Младший сын долго и кропотливо совершал одну ошибку за другой, топя себя в собственноручно вырытом болоте. Теперь его топила семья. Но, с другой стороны, ждать, пока Локи сломается и будет умолять о суде и решении своей участи, тоже жестоко. Один надеялся, что, приезжая в поселение, сможет понять хоть что-то. Но в свой пока единственный приезд он не понял ничего: младший молчал или же отвечал односложно. Выглядел несколько бледнее обычного, но не более того. Что ж, быть может, опрометчивое решение будет мудрым.
— Но мы должны быть готовы к любому исходу этой встречи, — добавил Один, не глядя на жену и сына.
Тор вздохнул с облегчением, Фригг не изменилась в лице, только чуть прикрыла глаза. Вороны пронзительно закаркали, будто осуждая поспешное решение мудрейшего из правителей девяти миров.
====== Глава 16 ======
Локи стоял в тени, отбрасываемой небольшим, шестиугольным, на этот раз, домом, и слушал скальда. У огромного костра, возвышавшегося чуть ли не до неба, сидело несколько десятков асов. Среди них легко можно было различить мужчину со скрипицей, рассказывающего быль о силе и величии сыновей Одина, в особенности, младшего. Певец великолепно выводил арию: его голос то взлетал ввысь, то падал на октаву, повествуя об особенно драматичных моментах, вроде схватки Локи с Лафеем, закончившейся падением обоих с моста.
Младший царевич, затаившись, упивался песней, посвященной лично ему. Прошло уже немало времени, а до сих пор никто не обратил на него внимания. Возможно, кто-то из магов и чувствовал его присутствие, просто не смел заговорить, но Локи не было до этого никакого дела. Он слушал песню, слушал разговоры поселенцев. В своей болтовне они редко касалась его самого, а если и касались, то только вскользь. В основном, асы рассказывали о своих исследованиях, в которых царевич ничего не понимал, о личных взаимоотношениях, о мягкой зиме, о чем угодно, но никто из осуждённых и словом не обмолвился о своем прошлом, о жизни, которую вел за стенами тюрьмы.
Локи ловил себя на том, что, несмотря на прошедшее время, так и не научился не обращать внимания на одежду поселенцев и даже в неверном свете костра цеплялся за странные детали. Несмотря на то, что он чуть больше месяца бесцельно бродил по деревне, осматривая её и подмечая всякие мелочи, ему никак не удавалось свыкнуться с мыслью, что в этих странных одеждах вообще можно ходить: ведь уже много столетий вся столица одевалась по ванахейсмкой моде, в свободные одежды светлых тонов, а в поселении он наблюдал нелепейший калейдоскоп костюмов. Одежда жителей, окрашенная, но явно не ореховой скорлупой, дававшей коричневый цвет, была сделана из шерсти и льна, а украшена невероятным количеством аппликаций, вышивки, шитья из золотых или серебряных нитей. Мужчины носили лёгкие кафтаны, окантованные шёлком, плетением и расшитые золотом. Они наглухо застегивались на блестящие пуговицы, тогда как в Асгарде предпочитали застёжки. Что до женской одежды, так она выглядела еще страннее. Сарафаны скреплялись у плеч овальными фибулами, между которыми сверкали ожерелья из разноцветных бусин, а на цепочке, свисавшей с одной из фибул, находились вещи, которые следовало всегда иметь под рукой. Только если у обычных горожанок нацепочке чаще всего болтался ключик или ножичек, то женщины поселения имели при себе какую-то странную железную штуковину, похожую на отмычку. Только вот зачем вскрывать замки там, где их нет? Что еще больше поражало царевича, так это несравненное богатство, которое он видел в одеждах поселенцев. И оно настораживало: зачем носить такие дорогие и красивые наряды? Работать в них неудобно, а щеголять не перед кем. Еще более Локи волновал вопрос, откуда у поселенцев такая красивая одежда? Её стоимость заоблачна: не всякий дворцовый прихвостень мог себе позволить такое. Ответ получить было не у кого. Одно Локи мог сказать точно: никто не ограничивал поселенцев в выборе платья, и они могли носить всё, что душе угодно, не ориентируясь ни на какие правила, указания и моды. Как жаль, что именно ему, их сиятельному царевичу, перед которым любой из этих щёголей готов упасть ниц, какой-то несносный старый маг велел, явно передавая приказ Одина, «ради безопасности» носить душные, тяжёлые и мрачные доспехи! И это наводило на некоторые не самые приятные размышления.
Локи пригляделся к костру и заметил, что около огня сидит молоденькая девушка, подпевающая солисту, затянувшему уже другую песню, на этот раз восхваляющую подвиги Одина и его дружинников. Странная девочка: росту небольшого, зато каждое движение какое-то чересчур дерганное и резкое. Такой же и голос — она совершенно не попадала в ноты. Прочие же асы не выказывали ни малейшего неудовольствия, спокойно смотрели, как девочка играет с огнем, едва не сажая его себе на ладонь, и подпевает своим сиплым, отвратительным голосом. Раньше Локи тоже любил забавляться со стихией. Огонь напоминал о былых временах, когда братья отправлялись в походы с друзьями, когда сидели у костра и слушали рассказы Фандрала о его подвигах или даже пели песни, посвященные героическому прошлому Асгарда. Локи до сих пор с некоторой грустью вспоминал, так называемые, «последние» посиделки. «Последние» потому, что утром следующего дня надо было идти в атаку, побеждать врагов, подвергаться смертельной опасности. Сейчас, спустя столетия, царевич прекрасно понимал, что погибнуть в тех мелких стычках ему бы не позволили, но тогда он был слишком молод и драку с тремя плохо вооруженными поддающимися противниками предвкушал, как великую битву, как важное и весьма захватывающее событие своей жизни.
Особенно часто братья ходили в Норнхайм… Под песню о бравых подвигах Всеотца Локи погрузился в счастливые воспоминая. В воспоминания о годах детства, не замутненных политическими дрязгами. Его, как и Тора, учили обращаться с самым разным оружием, учили защищаться, учили терпеть боль и едва не переносить пытки. Локи усмехнулся: лучше бы и правда их в свое время научили переносить настоящие пытки, ему бы это умение очень пригодилось. Однако отец считал иначе и почему-то ничего особенно страшного никогда не показывал и не применял, несмотря на целительные камни, которые, казалось бы, могли вылечить любую открытую рану. Кто мешал сперва раздробить кости, потом вскрыть перелом и посыпать его порошком? Хотя в детстве он вряд ли обрадовался бы приучению еще и к костедроблению. Да и какова была вероятность того, что царскому сыну придется столкнуться с настоящими пытками? Ничтожна! А вот сражаться точно когда-нибудь придется, поэтому на оружие тратилось гораздо больше времени, чем на занятия по выносливости.
Тора с раннего детства приучали к молоту. Все знали, что, вступив в пору юношества, он возьмет молот Мьёльнир и станет защитником девяти миров. Так предрекли норны еще до его рождения. Норны, давшие Тору его имя, определившие его будущее, провозгласившие его царем Асгарда. О Локи же норны не говорили ничего. В детстве младшему царевичу казалось, что отсутствие пророчества насчет него — высшая несправедливость. Сейчас он понимал, что его и не могло быть, ведь он не сын Одина. Пророчества не было, поэтому, какое он возьмет оружие, решал отец, и почему-то он остановил свой выбор на длинных предметах: копье, палка, жезл — всем этим Локи владел изумительно. Но, будь у Локи свобода воли, он бы выбрал лук, а брат, как он сам признавался в начале тренировок, очень обрадовался бы обычному доброму мечу, а вовсе не зачарованному молоту-бумерангу. Но свободы воли детям никто никогда не давал, и Локи был вынужден тратить большую часть времени тренировки на палки и посохи, хотя основным оружием, точнее, единственным, которое ему позволяли носить, были кинжалы. Конечно, сами по себе они слабы, но если помножить кинжалы на магию…
Воспоминания о магии были самыми приятными даже среди радужных детских. Локи не помнил, когда впервые понял и осознал, что владеет теми силами, которые другим не подвластны. Отец никогда не скрывал от него, что он — наследник силы Одина, наследник его магии, единственный из его детей, которому передался талант отца. Локи скривился от мысли, что отвратительная ложь проникла даже в самые светлые воспоминая о юных годах. Всеотец признавал его силу, но никогда не учил ею управлять. Единственное, что он показал, это как держать магию под контролем, чтобы она не натворила бед. На этом занятия и закончились. Локи хотел освоить это искусство, но его день и так состоял из непрекращающейся череды тренировок и учебы, нагружать себя еще и магией он был не в силах, поэтому не стал просить отца о наставнике, а попытался освоить магию самостоятельно, благо, ему никто не мешал и не запрещал.
Большая часть библиотечных книг о магии как-то сама собой оказалась у царевичей в комнате. Отец, найдя и полистав их, отметил, что вряд ли они помогут в освоении магической науки, но не забрал. Старинные фолианты призывали к неспешному освоению заклинаний, бесконечно медленно переходя от повторения элементарных к достаточно сложным, стоящим внимания будущего правителя. Но Локи не горел желанием продираться через покрытую пылью тысячелетнюю мудрость и был уверен, что и без того прекрасно знает, как использовать свои способности. Больше всего на свете он любил битвы и собирался освоить только те заклинания, которые помогут ему сражаться, и, полный энтузиазма, приступил к самообучению. Однако, спустя уже несколько занятий, стало ясно, что любое боевое заклинание жутко выматывает: запустив одну струю воды в противника, он сам напорется на меч стоящего рядом, даже если тот не попытается его атаковать. И такие последствия были у всей боевой магии. Кроме того, её освоение требовало прорвы сил и времени, а Локи лень было тратить и без того краткие часы свободы на дополнительные занятия. Оставалось пытаться найти что-нибудь простое, но действенное. И он нашел.
Иллюзии — единственный вид магии, который давался легко и не требовал много сил. Именно ими Локи и занялся. Но и эти, вроде бы, легчайшие чары давались сложно: дома можно повторять заклинания часами, и без толку. Однако в критические моменты, когда противник собирается срубить голову с плеч, стоит только захотеть, и заклинание сразу срабатывает. Локи считал, что все дело в перенапряжении, которое испытывает тело, когда понимает, что еще немного и оно может покалечиться или погибнуть. Несколько заклинаний царевич вполне успешно опробовал на врагах и пришел к выводу, что любое другое обучение магии не даст лучшего результата. Так он думал и в ту ночь, когда сидел с друзьями у костра, набираясь сил перед утренней битвой. Посиделки, как обычно, были наполнены шутками, песнями, смехом и предвкушением вкусного ужина.
— Мрачный Хогун, проснись, ты же сейчас изжаришься в огне! — дурачился Фандралл, легонько подталкивая друга ближе к костру. Локи, сидящий рядом, не преминул воспользоваться удачным предложением и помочь Фандраллу сжечь Хогуна. Хмурого воина царевич не любил всегда, даже в те годы, когда прочие друзья Тора казались ему и его друзьями. Однако попытки столкнуть Хогуна в огонь ни к чему не привели: воин не обратил на них внимания, продолжая следить за запекающимся кабаном.
— Мы веселимся, а ты мрачен, как всегда! — посетовал Фандралл, оставив бессмысленную затею.
— Да будет вам, — Сиф бросила к костру несколько больших веток.
— Надеюсь, готовка будет быстрой! Я так голоден! — Вольштаг чуть не двумя пальцами разломал надвое особенно толстую ветвь и сунул обе чурки в огонь.
— Вольштаг голоден, надо спасаться бегством! — тут же подхватил шутку Фандралл. — Он ведь опаснее, чем целая армия Ледяных Гигантов!
Все засмеялись, даже Тор, который лежал у костра и, казалось, был полностью поглощен созерцанием звездного неба.
— О нет, если не дать ему еды, то к завтрашнему дню ни одного нашего противника в живых не останется, — язвительно заметил Локи, отходя в тень.
— Не смейся, иначе падешь первым! — тут же откликнулся Вольштаг и попытался поймать удаляющегося Локи. Ему это удалось. Схватив его руку, он резко дернул вниз, намереваясь затеять шутливую потасовку. Локи, не ожидавший столь резкого выпада, не удержался и упал наземь. Как оказалось, очень вовремя: раздался шипящий свист, и сквозь то место, где только что находилась шея царевича, пролетела стрела и вонзилась прямо в брюхо полупрожаренного кабана.
— Тревога! — воскликнула Сиф, хватая оружие. Все было повскакивали с мест, но были вынуждены пригнуться: еще несколько стрел пролетели в опасной близости от их лиц.
— Локи, завесу! — не своим голосом заорал Тор, прикрывая голову.
Маг и без приказов сориентировался и уже творил заклинание, лежа на земле у костра и тоже прикрывая голову руками. В мгновение ока пространство вокруг него заволокло резким, щиплющим глаза и разрывающим легкие дымом.
— Локи, кхе, кхе, твоя магия хуже голодного Вольштага! — хрипел, задыхаясь, Фандралл.
Локи и сам был не рад результату, но другую завесу он делать тогда не умел, а эту обычно насылал на врагов. Однако выбора не было, пришлось использоваться её на своих. Стрелы больше не свистели, но понять, где находятся враги, не было никакой возможности, потому что воины, не переставая, кашляли, а их глаза слезились. Таинственные налетчики не сунутся к ним, пока завеса не спадет, но сколько она продержится, не знал даже сам Локи. Завесы у него получались то двухминутные, а то двухчасовые. К тому же нельзя было быть уверенным, что среди противников нет магов, которые легко развеют простенькое заклинание. Обливаясь слезами, Локи больше слышал, чем видел, как его друзья медленно ползут в разные стороны, боясь поднять головы, дабы не попасть под случайную стрелу. Локи чувствовал, что костер рядом с его правой рукой, значит, ползти надо в противоположную сторону. Но кто знает, не ожидает ли его там лютый враг, вооружённый до зубов? Стоило подготовиться.
Рискнув приподняться на локте, он нащупал кинжал. Все тело было напряжено до предела и требовало решительных действий. Не оставаться же в дымовой завесе и не ждать, когда тебя прикончат! Одним мановением руки Локи выхватил оружие, вскочил на ноги и ринулся в сторону темноты, окружающей дымовую завесу. Он сразу понял, что не рассчитал: завеса была столь плотной, что свет костра не мог пробиться сквозь нее. В результате Локи оказался один в абсолютной темноте и со слезящимися глазами. Друзья лежали где-то рядом, он слышал их сдавленный кашель и проклятья, но совершенно не был уверен, что они с той же стороны костра, что и он. Локи прислушался и чуть не пропустил удар. Противники двигались практически бесшумно. Царевич не мог определить, где они и сколько их, не мог даже понять, какое именно оружие на него нацелено.
Только благодаря обострившемуся из-за смертельной опасности чутью Локи удавалось предсказать, откуда пойдет следующий удар. Кое-как он успевал блокировать атаки врагов, но при попытке нанести ответный удар встречал лишь пустоту. Завеса начала мерцать, свет костра прорезал черноту ночи. Кашель товарищей сменился боевыми кличами. Значит, они тоже вступили в бой. Сквозь просвеченные пламенем обрывки тумана друзей было не видать, но зато перед Локи чётко вырисовывались силуэты противников. Теперь можно было полагаться не только на интуицию и слух.
С ним сражались двое, ловко орудуя чем-то вроде маленьких топориков, как раз под стать кинжалам Локи. Что это были за существа и почему они напали на отряд, царевич не знал, но это не было важно. Он жаждал битвы, жаждал крови и не собирался обращать внимание на такие мелочи как першение в горле или слезящиеся глаза. Враги разделились, окружили его. План созрел мгновенно: попробовать заклинание копии, о котором он совсем недавно читал. Это заклинание позволит ему в мгновение ока оказаться вон за тем деревом, едва видным во тьме, а противники, бросившись на него, пронзят друг друга!
Идея была не новой, но воплотить её хотелось. Душу Локи грела мысль, что враги напорются на собственное оружие, а его руки останутся чистыми. Он прочитал формулу, и время для него тотчас замедлилось. Неумолимо приближающиеся враги едва передвигались. Он видел, как они почти одновременно подняли топорики, намереваясь попасть, кажется, в шею или ключицу. Замедление восприятия говорило о том, что заклинание работает, так было написано во всех книгах. Сейчас он окажется за тем деревом…
Дикая боль заставила его истошно завопить. В глазах потемнело. Локи, уже теряя сознание, увидел море собственной крови, бьющей из свежих ран. Кажется, он слышал, как закричал Фандралл. А, может, ему только показалось?
В этот момент песня, под которую царевич так сладко предавался воспоминаниям, закончилась: сказитель вытянул последнюю ноту, столь надрывно, что даже подпевание странной девушки не сделало её ужасней.
Зрители разразились криками и аплодисментами. Певец умолк и попросил себе питья, ожидая, когда разговоры стихнут. Ночной воздух наполнился десятком голосов. Локи помнил, что именно гул множества голосов был первым, что он услышал, когда пришел в себя. Боли он не чувствовал, только слабость: целительные камни, как всегда, сработали превосходно. По-настоящему страшно, вплоть до тошноты, стало тогда, когда он понял, что находится не на поляне у костра, а в целительном отделении Асгарда. Это было совсем плохо. Ведь, значит, родители в курсе произошедшего. Локи мысленно ругал Тора и его друзей последними словами: почему они не могли вылечить его прямо там, у них же были с собой камни! Зачем они доставили его домой пред светлые очи родителей?
Как только целители поняли, что он очнулся, они кинулись в палаты Одина. Локи даже не пытался просить их повременить: какая разница, по большому счету, сейчас или через час он услышит все, что о нем думают? К его ужасу подтвердились худшие подозрения: отец откуда-то узнал, что Локи полностью положился в бою на заклинание, которое еще ни разу не использовал.
Вскоре явившийся Один говорил, не повышая голоса, словно рассказывая будничные вещи, но его слова звучали, как смертный приговор и неуместно смотрелись в целительном отделении, где, вроде бы, раненых лечат, а не добивают. Локи сожалел, что не умер на месте от потери крови: тогда не пришлось бы выслушивать все эти немыслимые обвинения в свой адрес. Он ждал, что вердиктом ему закроют путь в другие миры или же запретят пользоваться там магией. Но, к его удивлению, последними словами Одина были всего лишь: «Я велю Тору лучше присматривать за тобой». Локи вздохнул спокойно, когда отец ушел, но на брата сильно обиделся. Тот пришел буквально через несколько минут, да не один, а со своими прихвостнями. Они все пытались расспросить его, как же так получилось? Рассказывали, что, когда его ранили, всем пришлось возвращаться, что врагов было много, что, кто на них напал, они так и не поняли. Локи же лежал и тихо злился, не соизволяя отвечать своим полунедругам. Как они могли его так подставить! Рассказали отцу правду. Хотя, тут надо было признать: врать Одину было очень тяжело, и даже ему удавалось далеко не всегда. Да и то, что он называл «ложью», было скорее полуправдой или сокрытием каких-то фактов, не слишком важных для общей картины произошедшего, которые, однако же, могли усугубить его положение и ужесточить приговор.
Умом Локи понимал, что брат не мог поступить иначе, что отец все равно все узнал бы рано или поздно и что было бы гораздо хуже, если бы он узнал поздно, но обида от этого осознания не уменьшалась. Обида на Тора и на заклинание. Как оно могло так подвести своего создателя? Не сработать в решающий момент, когда от него зависела жизнь и смерть!
Локи ощутил легкую прохладу и вновь вернулся в реальность. Костер догорал, поселенцы начали расходиться. Близился рассвет. Локи уже знал понаслышке, что большинство живущих здесь асов спит именно утром, а ночью работает или развлекается. Царевич вышел из-за дерева, так и оставшись незамеченным. Он старался гулять по поселению только в темноте, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, благо, тёмной была большая часть суток. А в те краткие часы, когда солнце соизволяло светить, он сидел у себя и ничего особенного не делал. Проваливаться в объятия чарующего сна больше не получалось. Локи пробовал, он признавался себе, что был бы рад поселиться в своих снах, но волшебный мир оставил его, бросил, как когда-то заклинание. Это было обидно, даже более обидно, чем в те далекие годы. Тогда вокруг были почти друзья, а сейчас он не испытывал к своему окружению подобных иллюзий. Да, мир сна был гораздо приятнее реальности, ведь во сне Локи видел тех, кого любил и кому доверял. Но спать все время не получалось, поэтому в темное время суток Локи гулял. Ничего особенно интересного он в поселении, как и предполагал изначально, не нашел. Множество домов, хозяйственных построек, дорожек, садиков, огородов. Если его что и поражало, так это размеры поселения. Оно было чуть ли не равно по площади столице Асгарда — самому большому городу этого мира. Правда, золотого дворца здесь не было. В центре поселения располагался, как понял Локи, тинг, но ему еще ни разу не довелось увидеть собрание.
Царевич понимал, что ему не помешал бы провожатый, который объяснил бы, что к чему, но к кому обратиться? Он давно отмел мысль, что все, живущие в поселении асы, шпионы Одина. Он думал так, пока считал, что деревня насчитывает тридцать-сорок домов, а уж никак не несколько сотен. Но как определить, кто не предаст его? Как найти союзников? Доверять фелагу Локи не хотел, а больше никого не знал и не видел ни одного повода для знакомства. В поселении к нему относились с любопытством, считали героем. Отец все же великий гений обмана — так запудрить всем мозги! И теперь Локи приходилось подстраиваться под этот образ, быть тем самым героем без страха и упрека. Да, он любил играть разные роли, но только те, которые выдумывал себе сам, а не которые ему навязывали. Тем более, что здесь открывались небывалые возможности для перевоплощения. Поселение бесконечной магии не просто так носило столь длинное и гордое название. Магии здесь было столько, что внутренние ресурсы любого, даже самого слабого мага увеличивались многократно, а Локи слабым себя никогда не считал.
В темноте мимо него проходили мужчины и женщины. Они спешили по каким-то своим делам, подчеркнуто игнорируя своего бывшего царя. Локи не обращал на них никакого внимания, пока не почувствовал, что некая подозрительная тень неотступно следует за ним. Царевич остановился и чуть повернул голову. Боковое зрение подсказало ему, что так и есть: один из тюремщиков выследил его! Решил испортить чудесное, прохладное утро.
— Зачем ты подкрался ко мне? — произнес Локи высокомерно, глядя на Хагалара так, как, должно быть, стоило смотреть на полураздавленного червя: после омерзительного допроса на первой и последней встрече царевич не считал себя обязанным соблюдать этикет.
— Чтобы проверить твою наблюдательность, юный Локи, — старик оставался в тени, так что определить выражение его лица было невозможно, но молодой бог не сомневался, что на нем снова написана уничижающая насмешка. — Глупый ребенок, ты двести шестьдесят семь шагов не замечал, что я иду за тобой. Заметь, я не крался, приглушая шаги, а шел! Я. Сильный маг. Где твоя магическая интуиция?
— Кто сказал, что я буду тратить на тебя свою магию? — усмехнулся Локи, заставляя себя смотреть снисходительно. Это ничтожество не стоит его божественного внимания.
— Сколько грубости в твоих словах, детеныш. А я то надеялся, что Один хорошенько вышколил тебя еще в детстве, — из темноты послышался вздох. — Твои манеры настолько недостойны твоего высокого звания. Неужели тебе самому не стыдно? Ну да бог с тобой. Не будем распыляться не по делу. Во-первых, послезавтра приходи в лабораториум, мы начнем работать над Каскетом. Во-вторых, покажи мне свою магию. Точнее, как ты ею не владеешь.
Локи хищно улыбнулся и в мгновение ока приставил кинжал к горлу оскорбляющего его противника. Продолжавший скалиться двойник бога, тем временем, растаял в воздухе.
— Заклинание копии, — констатировал факт Хагалар, словно не замечая сталь, царапающую его горло. — То есть иллюзии. Хорошо, верю, помню. Что ты еще можешь? Покажи мне боевую магию, — Хагалар стоял спиной, не соизволяя даже повернуться к противнику. Локи с трудом превозмог желание отрезать несносному магу голову. Причем медленно.
— Зачем мне боевая магия? — прошипел он, нагибаясь к самому уху противника. — Иллюзии и холодное оружие дают вместе неизмеримую силу.
— Неужели такие глупости говорит младший сын Одина? — Хагалар, отодвинув предплечье Локи в сторону без всяких усилий, повернулся к напряженному царевичу лицом. — Все же твое воспитание какое-то совершенно перекошенное, будто не дражайший Один тобой занимался, а какой-то рядовой мучитель. Да тебе просто не попадались по-настоящему сильные противники. Это — единственное разумное оправдание той чуши, которую ты сейчас несешь, — маг сделал паузу. Должно быть, он оценивающе смотрел в лицо Локи, но вряд ли видел хоть что-то: до рассвета было еще далеко. — Что ты сделаешь, если твоим соперником окажется маг, который в порошок сотрет любое оружие?
— Со мной заклинание копии, — самодовольно ответил Локи. — Оно позволит убить. Или сбежать.
— Не провоцируй меня, дитя Одина, — Хагалар беззаботно рассмеялся. — А то у меня наклевывается желание победить тебя магией и хорошенько выдрать чем-нибудь не опасным. Боль на тебя, судя по тому, что ты здесь и со мной, никакого эффекта не производит, но, может, хоть унижение прочистит тебе мозги? Я могу убить тебя почти голыми руками, а ты, кажется, искренне этого не понимаешь!
Локи глубоко вздохнул, чтобы не сорваться раньше времени — еще одна провокация да еще такая грубая! Какая самонадеянность. Он хочет поединок? А почему бы и нет?
Царевич подавил улыбку, хотя и знал, что в темноте ее не увидят. Он проиграет этому магу. Прямо сейчас, ведь вокруг никого нет. Чем большим ничтожеством этот маг будет его считать, тем проще будет с ним играть и раздавить как блоху!
Локи выхватил кинжал и сжал его в прямом захвате. Пора!
Он замахнулся, целясь магу в сердце, но тот перехватил его руку и попытался ударить по голове кулаком — оглушить хочет? Слишком легко! Локи блокировал удар левой рукой, а правой попытался порезать противнику запястье. Тому пришлось отпустить. Царевич сделал выпад вперед, но понял, что врага перед ним уже нет: он растворился где-то в темноте. Локи, приняв боевую стойку, замер и прислушался, вынимая еще кинжалы. Вокруг все та же непроглядная темень, никого не видно. Неуместная усмешка лишь на мгновение тронула губы — меньше часа назад Локи вспоминал фрагмент из своего прошлого, и вот он не замедлил повториться в настоящем. Однако Хагалар, в отличие от ночных разбойников, не прятался. Он появился справа, мгновенно атаковав огненным шаром. Локи легко увернулся и, воспользовавшись вспышкой света, выпустил в мага сразу несколько кинжалов. Мелькнула мысль, что в темноте искать их будет сложно, ну да скоро рассвет.
Разумеется, ни один кинжал не попал в цель, а маг бросился на молодого бога, собираясь свалить врукопашную. Локи отскочил в сторону и оказался за спиной противника, отмечая, что у того в руке один из брошенных в темноту кинжалов. А этот маг не так и прост, как казалось! Все же сноровка бывалого воина дает о себе знать. Но никакой опыт не сравнится с ловкостью молодого тела!
Царевич попытался достать до плеча Хагалара хотя бы кончиком лезвия, но маг, даже не оборачиваясь, остановил его руку и швырнул яркую молнию. Сильнейший разряд пронесся совсем близко, заставив дернуться в сторону и пропустить следующую атаку. Маг ударил Локи в грудь, пускай и не кинжалом, а лишь кулаком, но с такой силой, что у того перехватило дыхание. Не будь на нем магической одежды, защищавшей тело лучше доспеха, царевич остался бы лежать с пробитой насквозь грудиной. Так вот о какой опасности говорил маг, когда приказывал носить только её!
Солнце начинало вставать, тени светлели, Локи отчетливо видел своего противника. Пытаясь отыграться, он вновь применил заклинание копии, желая напасть со спины, но слишком поздно понял, что совершил ошибку. Пространство позади Хагалара сгустилось, заперев бога во что-то вроде магической ловушки. Сломать её не составило бы труда, будь у Локи хоть три секунды времени, но маг оказался быстрее. Подножка, хват за правую руку: за локоть и плечо. И вот уже Локи мягко опущен на землю, а в опасной близости от его лица застыл сгусток огня, чуть не опаляя волосы.
— Игра окончена, сын Одина, — насмешливо произнес стоящий на одном колене Хагалар, выкручивая правую руку поверженного бога и поигрывая огненным шариком. — Надеюсь, ты понимаешь, на что нарвался?
— Да. Но ты смягчил падение, чтобы я не слишком сильно ударился, — Локи повернул голову, с фальшивой ненавистью глядя на мага и намеренно не отодвигаясь от жаркого пламени. Рука противника чуть дернулась, и царевич возликовал — ему не собирались причинять боль, все угрозы оказались пустыми. Придется немного раздразнить мага, чтобы он начал действовать. Локи скорчил гримасу еще большего отвращения. Даже поверженный, с заломленной рукой он ни на секунду не давал противнику усомниться в своем величии, пусть и защищенном происхождением, а не доказанном в бою.
— Если я сейчас дернусь, ты сломаешь мне руку, но не сделаешь этого и отпустишь.
— Не сломаю, — Халагар на тысячную долю увеличил усилие. — Вывихну.
Хоть это и было сказано обычным насмешливым тоном, Локи чувствовал фальшь в голосе и в захвате, понимая, что калечить его не будут. Этим надо воспользоваться. Хагалар — самый сильный из его противников. Если бы удалось перетянуть его на свою сторону, заставить играть против Всеотца, то победа была бы обеспечена. И сейчас важно повести себя так, чтобы преданность мага Одину пошатнулась.
Локи перебирал варианты выхода из этой шаткой ситуации, но ни один из них не казался подходящим. Маг же продолжал выворачивать ему руку, нарочито медленно доводя до критической точки, когда сустав вывихнется, а связки порвутся. А он знает толк в причинении боли! Вывих намного болезненнее и восстанавливается дольше, чем обычный перелом. Но не будет же он просто так ломать руку, чтобы доказать какую-то свою гипотетическую силу и правоту? Нет, он должен задавать вопросы. Или он просто наслаждается создавшимся положением? Неужели это просто проверка, очередное представление? Если так, и если противник только играет, то и царевич может хорошо вжиться в предложенную ему роль и сыграть свою партию безупречно!
В бою Локи видел расставленные ловушки. Разумеется, он контролировал все пространство вокруг себя и не полез бы туда, не будучи уверенным, что попадется в одну из них. И сейчас Хагалар, торжествующий победу, добивался того, чтобы сам сын Одина, испугавшись его лжи, начал молить о пощаде, тем самым доставляя магу немыслимое удовольствие. Может, стоит закричать и посмотреть, как поселенцы отреагируют на то, что их гостя, царевича Асгарда, истязают?
Локи старался ровно дышать, вспоминая старые занятия выносливости. Не то, чтобы на них проходили медленные переломы рук, ну да какая разница, какую именно боль наносят? Кнут все равно в разы хуже. Хагалар даже не смотрел на его руку, он вглядывался в лицо, стремясь увидеть… Что? Покорность? Гримасу боли? Немые мольбы о пощаде? Слишком заманчиво было поступить так, как велят обстоятельства и дознаватель, а потом веселиться, глядя на то, как он будет расхлебывать последствия своих опрометчивых желаний!
Сделав выбор, Локи начал действовать сразу, не давая себе времени задуматься и прочувствовать все то унижение, которое он будет испытывать через несколько минут. Он дернулся, причиняя себе еще большую боль, чтобы его крик выглядел естественно. Одновременно с этим свободной рукой он попытался дотянуться до Хагалара, заставить отпустить.
Маг, как и предполагалось, не ожидал от воина такого поведения и тут же выпустил предплечье из захвата, отстраняясь и поднимаясь на ноги, чем поверженный бог воспользовался, прижав к груди ноющую руку. Вставать на ноги сейчас было глупо — на его крик должны сбежаться поселенцы и увидеть безжалостного мага и его бедную жертву. Однако вокруг стояла полная, магическая тишина, а Хагалара совершенно не беспокоили возможные зрители.
Он создал магический купол, глушащий все звуки! Нужно было понять это сразу. Все зря! Унижение исказило лицо, производя еще большее впечатление на и так ошарашенного мага. Ладно, пускай игра была только для одного зрителя, главное, чтобы он оказался благодарным.
Справившись с первым удивлением, Хагалар вновь опустился рядом с поверженным противником на колено, переворачивая его на спину и глядя сверху вниз прямо в глаза.
— Дитя, что с тобой произошло, что ты так реагируешь на легкую боль?
Тон мага стал жалостливым, он вновь видел перед собой не противника, а ребенка, и спрашивал, кажется, искренне, не пытаясь выудить информацию, угодную своему хозяину.
-Ты не представляешь, через что я прошел, — Локи намеренно не говорил ничего конкретного, надеясь, что его туманные намеки вместе с великолепной актерской игрой враг интерпретирует самым подходящим образом.
— Твое тело дает определенное представление, — в голосе сквозила неприкрытая жалость, и царевич понял, что именно сейчас он сможет обезвредить самого сильного из своих противников и переманить его на свою сторону. Упустить такой шанс нельзя, и Локи произнес одну-единственную фразу, вкладывая в нее все свои способности и возлагая все свои надежды.
— Если ты и правда это видишь, тогда зачем мучаешь меня? — прошептал поверженный бог и затаил дыхание, с трепетом ожидая ответа, который определит его судьбу.
— У меня в мыслях не было тебя мучить. Я лишь хотел показать тебе, что магия во много раз лучше оружия. Я не применил и сотой доли своих умений, а ты уже у моих ног, — отозвался маг, чуть сильнее сжимая плечи своей мнимой жертвы. — Я дам тебе магию, я покажу тебе все, начиная с огненной, к которой у тебя явно врожденные способности. Обучить тебя в поселении будет даже проще, чем во дворце, ведь здесь магия сама так и просится в руки, ты должен и сам чувствовать.
Это был крах. То ли маг не понял, что в свои слова вкладывал царевич, то ли не хотел понимать. Все, все утроенное представление, отнявшее столько сил и потребовавшее приступить через гордость, — все было напрасно!
— Всеотец приказал учить меня? — тихо спросил Локи, потеряв весь интерес к разговору и в полной мере ощутив все то унижение, через которое пришлось пройти ради призрачной цели.
— Нет, конечно, — Хагалар покачал головой. — Неужели, юный Локи, ты не можешь учиться, когда над твоей головой не щелкает кнут? Жаль, если так. Ну да я тебя не спрашиваю, я ставлю тебя перед фактом. Ты будешь учиться магии.
— Неужели заставишь? Как? — сейчас придется придерживаться роли перепуганного ребенка. Тем более, что, когда сильный маг стоит над твоим распростертым телом, упирая руки в твои плечи — поневоле начинаешь чувствовать себя жалким. — Сломаешь мне руку? Или просто изобьешь до полусмерти? Скажи заранее, чего мне бояться.
Хагалар сжал его плечи еще сильнее, не от злости, но от сочувствия и, отвернувшись, чтобы не смотреть в глаза, ответил:
— Если великий Один не видит другого способа заставить ребенка учиться, кроме как избив его до полусмерти, то я сторонник других методов, — медленно и чинно произнес он. — Ты разве не видишь свою выгоду? Мальчишки, вроде тебя, обожают войну, так ты сможешь быть в ней первым! Ты сможешь повелевать стихиями и прочими красивыми штучками. Конечно, твой потенциал совсем не так хорош, как когда-то. Я говорил и говорю, что время уже безвозвратно упущено, но еще можно что-то наверстать. Я дам тебе силу и не причиню боли.
— Что я должен буду отдать взамен? Жизнь, свободу или разум? — поинтересовался Локи, не выходя из образа отчаявшегося и загнанного в угол пленника. В его голове никак не укладывалось одно: зачем маг предлагает ему учиться? Если он не знает, кто такой младший сын Одина на самом деле, соглашаться, безусловно, нельзя — он поймет истинную сущность царевича после пары занятий. Но даже если и знает, все равно. Почему именно сейчас, когда он вырос, кто-то хочет учить его магии? Таки приказ отца?
Локи не просто так спросил про приказ. Он понимал, что, какой бы ответ не получил, все равно останется в выигрыше. Если маг ответит «да», значит, знает о том, что перед ним полуётун, значит, он один из шпионов Одина, которому поручено подготовить царевича к какому-нибудь важному походу, откуда, скорее всего, он не вернется живым. А если ответит «нет», то Локи легко может заявить, что учиться не желает.
— Ты меня пугаешь, ребенок, — Хагалар поднялся на ноги, увлекая Локи за собой. — Я понимаю, что сейчас твоя жизнь больше напоминает кошмар, чем сказку, но зачем же всех во врагов записывать?
— Где твоя выгода? Если ты будешь обучать меня…– Локи не закончил мысль: у него появилось предположение. — Тебе нужно супер-оружие?
— Где ты только таких слов нахватался, ребенок? — удивленно присвистнул Хагалар. — Ты маг, которым никогда не занимались, чей потенциал загубили на корню да даже и без корня. Я не могу со спокойной душой смотреть на это.
Локи молчал. Очередная ложь. Очередная красивая сказка. Ему ли не знать, что ничто, даже родительская любовь, не дается просто так. И что, на самом деле, нужно этому магу?
— О, я смотрю, к нам идет наш мрачный Раиду, — вдруг сменил тему Хагалар, неохотно освобождая плечи собеседника. — Оставляю вас наедине. Он так целеустремленно идет, явно ищет тебя. Подумай над моим предложением, юный Локи. Тебе нужна магия. И я могу её дать, — спокойная, почти добрая улыбка, которой маг одарил его на прощание, совершенно не похожая на обычную его насмешку, пугала, подчеркивая убежденность в так и не разгаданных мотивах.
Царевич только фыркнул и даже не взглянул на удаляющегося мага, сосредоточив все свое внимание на новом госте. Солнце вставало, но тучи не давали ему пробиться на землю и осветить её своими редкими лучами. В поселении шёл самый тихий час: почти все спали. Локи позволил себе расслабиться и несколько раз согнуть-разогнуть руку: боль была сильной, но уже стихала. Давно ему не выворачивали рук, а ведь когда-то подобное испытание было для него чуть не ежедневным, и мышцы слушались безупречно.
— Ваше высочество, — склонился Раиду. Естественник опять слишком усердствовал в преклонении, но Локи не посчитал нужным сейчас указывать ему на это. — Доброе утро. Ты здесь… — Раиду не смел смотреть в глаза богу, так что сосредоточил всё своё внимание на его сапогах.
Локи ответил кивком головы, ожидая, что ему еще скажут. Не просто же так это запуганное создание искало встречи с ним. И почему именно его посылают говорить с царевичем? Есть же Ивар, который не испытывает никакого страха, почему не поручить передачу сведений ему? Раиду раздражал Локи этим безумным страхом. Царевич чувствовал, что он настоящий, не показной, и поэтому ярился еще больше. Но было и то в естественнике, чем Локи искренне восхищался: его умением работать в равной мере двумя руками. Локи тоже хотелось не различать правую и левую сторону своего тела.
— Сегодня, точнее, даже сейчас, одна из команд представит новый артефакт, — резко заговорил Раиду. — Это большое событие для поселения. Vielleicht möchten Sie… könnten Sie… wollen Sie… {?}[Может быть, вы хотели бы… соизволили бы… соблаговолили бы…] — Локи едва сдерживал улыбку, наблюдая за тем, как естественник пытается создать какую-то невероятно вежливую конструкцию на языке людей. Хоть и забавно было бы помучить Раиду ещё немного, но сейчас не время.
— Я согласен, — перебил Локи. На лице естественника отразилась радость, если не восторг, столь же искренние, как и недавний страх. Однако какая удача! Сейчас он окажется в толпе асов в сопровождении Раиду. Таким образом, он сможет беспрепятственно всех рассмотреть и, возможно, найти тех, с кем стоит сблизиться.
Локи милостиво позволил естественнику отвести себя в длинный дом, куда входило множество асов, в основном, молодых мужчин. Царевич распрямил спину, гордо вскинул подбородок. Не стоило забывать, что он, в первую очередь, сын Одина. Раиду семенил чуть сзади, склонившись, словно раб. Это раздражало, но и создавало некую иллюзию защиты. По крайней мере, никто больше не будет следовать за ними на протяжении двухсот шестидесяти семи шагов и считать их.
Локи величаво вошел внутрь через дверь, с удивлением отметив, что она в этом доме хотя бы имелась! Обстановка же была не менее удивительна, чем та, которую он видел в лабораториуме своего фелага. В помещении стоял длинный стол, отгороженный сильнейшей магической защитой. Локи удивила толщина прозрачной стены: она была рассчитана на атаку, вероятно, способную разнести в щепки все с трудом обозримое помещение. Но чью же? С одной стороны защиты расположились зрители в самой обычной для поселения одежде. С другой стороны на столе лежал предмет, сильно напоминающий уменьшенный молот Тора, правда, ярко-синего цвета. Рядом с ним стояли огромные прозрачные сосуды, однако Локи сильно сомневался, что они были сделаны из стекла. В некоторых из них плескались жидкости, похожие на обычную воду. В огромных тарелках лежали какие-то порошки белого цвета. Локи, оторвавшись от созерцания сцены, готовой для представления, удивленно посмотрел на Раиду, топтавшегося рядом и не смевшего поднять глаза на царевича более, чем на мгновение.
— Позволь, я введу тебя в курс дела, — тут же отозвался тот, едва не отшатнувшись под требовательным взглядом царевича, и начал сбивчиво рассказывать его сапогам. Видно, царская обувь была пошита просто великолепно, легко вызывая зависть и восхищение простых асов. — Сегодня… произойдёт редкое событие. Создание нового артефакта. Только раз в месяц или реже, появляются новые артефакты.
— Расскажи мне о работе над ними, — приказал Локи.
— Это одна из самых сложных наших работ, в которой замешаны все: и естественники, и маги, и даже иногда магиологи, хотя что с них взять, в самом деле, — Раиду, с воодушевлением начавший рассказывать о милой ему науке, стал кого-то напоминать. — Понимаешь, артефакт, если есть изначальное физическое тело, делается таким образом: создаются химические соединения, которые извращают природу. Создаются с помощью магии. Эти соединения вместе с артефактом дают невиданную мощь, столь ценную в распрях. Но это если все правильно сложилось, если все магические и химические исследования проведены правильно.
— Артефакт — это сочетание физического тела, вашей науки о превращениях элементов и магии? — спросил Локи заинтересовано.
— Почти, — воодушевленный интересом своего бога к хорошо известной ему области Раиду совершено перестал спотыкаться в словах и почти поднял голову, расправляя плечи. — Бывает, что у артефакта тела нет, то есть, его тоже создавать надо. Тогда сложнее.
Локи мысленно отметил, что братья все же сильно похожи: ведь совсем недавно Ивар с той же интонацией, с тем же нездоровым блеском в глазах, упиваясь собственными словами, рассказывал о свойствах веществ. А родные ли они братья? Родственники ли? Это надо выяснить.
— Защита стоит всегда? — Локи указал на прозрачную, словно стекло, стенку, решив, что расспросит об артефактах Ивара.
— Да, — мгновенно ответил Раиду, — это чтобы, в случае неудачи, пламень поглотил бы только создателей, а не всех зрителей.
Локи чуть приподнял брови, но на дальнейшие расспросы не решился. Народу в доме набралось уже весьма много, а ведь Локи был уверен, в утренний час спят если не все, то почти все. Стоять в окружении стольких асов было крайне неуютно.
— Магия не дает произойти смертельной реакции. Смотри, — Раиду отвлек царевича от мрачных мыслей и указал на стол, около которого хлопотали двое мужчин. — Видишь в сосудах с маслом куски камня, как бы камня? Это калий и натрий. Их погрузят в воду, вон видишь, прозрачный кувшин? Вот температура от этого станет многосотнеградусовая, должен будет произойти взрыв и разбрызгаться расплавленный металл. Но этого не произойдет, если маги подобрали правильную формулу, — Раиду заглянул в лицо бога, будто ища подтверждения, что тот хорошо его понимает. — Они должны оставить веществу все свойства, кроме тех, которые в данной реакции не нужны. Сейчас мы страшимся взрыва, он нам не нужен. А этот белый порошок, видишь, персульфатом аммония. Его смешают с глицерином. Он сходен свойствами с натрием и тоже взрывоопасен. И тоже ничего не должно произойти. А дальше уже начинается самая сложная работа: артефакт покроют химическими соединениями и магическими заклинаниями и…
— И что получится? — перебил Локи.
— Думаю, это будет мелкийбоевой артефакт, — задумчиво произнес Раиду. — Но мне неведомо точно. Начинают, смотри!
Толпа затихла, выжидающе глядя, как двое мужчин и один юноша, все, разумеется, блондины с голубыми глазами (Локи уже отчаялся увидеть хотя бы рыжие волосы, не говоря уже о чёрных), начали эксперимент. Юноша отошел на пару шагов от стола и принялся читать какие-то сложные формулы, смысл которых Локи не мог уловить, но чувствовал, что они, как минимум, полумагические. Комната постепенно наполнялась странной магией: не боевой, не повседневной. Какой-то обезличенной. Локи пытался отследить магические потоки, но потерпел фиаско: слишком много в поселении было магии. Тем временем юноша замолчал и едва заметно кивнул мужчинам у стола. Один из них взял белый порошок и начал осторожно пересыпать его в раствор. Толпа замерла. Порошок падал в бесцветную жидкость. Мужчина осторожно помешивал получающееся вещество. Толпа, как казалось Локи, даже не дышала. Все смотрели на троих мужчин, словно на смертников. Локи тоже передалось всеобщее волнение. Он знал, что асы так замирают перед публичной казнью, когда повешенный вот-вот перестанет трепыхаться в петле, когда всем ясно, что милосердия и прощения уже не будет. Юноша вновь поднял руки и произнес еще более сложные формулы, сопровождая их всевозможными пассами. Локи мог только восхищаться его мастерством. Естественники же, не дослушав до конца, принялись погружать в воду большие белые куски чего-то, как казалось Локи, похожего на минерал. Толпа стояла так тихо, что можно было расслышать дыхание естественников. В этот раз юноша уже не останавливался. Он продолжал читать заклинания, наполняя воздух немыслимой по своей сложности магией. Магией, которая коробила само начало природы, искажая её законы. Локи видел, что юноша волновался больше естественников, и это было понятно: именно от него сейчас зависели не только его жизнь, но и жизни его товарищей. Молоток был последовательно опущен сначала в глицерин, потом в воду и оставлен там на несколько минут. Оцепенение с толпы так и не спало. Локи с удивлением отметил, что даже Раиду стоит, не двигаясь. Царевич ощущал себя мудрецом среди глупцов. Прошло несколько долгих, томительных минут, показавшихся Локи часами. Он уже жалел, что пришел сюда. Ничего особенно интересного он не увидел, зато чуть не умер от скуки. Наконец, один из естественников вынул синий молоток, который даже цвет не изменил. Маг подошел ближе, дотронулся до инструмента: от его рук начал исходить белый свет, точно такой же, как от рук Хагалара. Свет становился все ярче, слепил глаза. Локи пришлось даже зажмуриться. Открыл глаза он только тогда, когда раздался оглушительный шквал аплодисментов.
Защита растаяла, толпа, словно бешеная, повалила к столу, едва не разлучив его с Раиду: естественнику стоило приложить усилия, чтобы остаться подле царевича, а не быть смятенным сотней восторженных ученых. Локи с недоумением и брезгливостью смотрел на то, как каждый ас норовил обнять одного из трех исследователей. Тишину, только что царившую в комнате, сменил невообразимо громкий, даже оглушающий гул. У Локи не было никого желания приветствовать победителей. Он не отрицал их мастерства, но все равно был не в силах оценить затраченных усилий. Если бы они уничтожили вражескую армию или устроили взрыв — это впечатлило бы, но когда речь шли только о том, чтобы предотвратить его, то…
— Entschuldigen Sie bitte! {?}[Извините, пожалуйста] — Локи обернулся, поняв, что обращаются к нему, ни к кому другому не стали бы применять вежливую формулировку, отсутствующую в языке асов.
К нему быстрым шагом, чуть не бегом, едва пробиваясь сквозь толпу, приближался тот самый маг, который руководил операцией. На вид он был чуть старше Раиду. Локи отметил, что это скорее мужчина, нежели юноша.
— Ваше высочество, — мужчина чуть склонился, а Раиду явно напрягся и выглядел раздосадованным: кажется, этот разговор не входил в планы надсмотрщика. — Огромное спасибо сыну Одина за то, что он почтил наш показ артефакта своим присутствием. Мы все ему очень благодарны, — мужчина кланялся в течение речи еще раза три, так что Локи успел устать от мельтешения перед глазами. — Позволит ли сын Одина преподнести ему несравненно скромный и ничтожнейший дар? — вдруг сменил он тему, чуть не пав на колени.
Локи недоуменно приподнял бровь и бросил быстрый взгляд на своего спутника: ярость. От былой скованности, когда Раиду говорил с ним, не осталось и следа, так же, как и от восторга, явно проступавшего в чертах, когда естественник, как и прочие, наблюдал за опытом. Но что его так разгневало? Ведь этот мужчина в фелаге не состоял!
Может быть то, что кто-то, кроме палачей отца, посмел заговорить с пленником? Контакты с другими поселенцами не оговаривались, значит, прямого запрета не было; с другой стороны, до этого странного мага никто желания общаться не изъявлял.
Впрочем, неестественная бледность и дрожащие руки спутника Локи интересовали мало. Новый актер, вступивший в действо, был куда любопытнее. В руке он сжимал подарок — какой-то свиток, назначение которого Локи боялся себе даже представить. Но вряд ли он посмел бы в таком скопище народу предложить божеству что-то заведомо опасное.
— Мы все вместе его создавали, но не все столь храбры, как я, — продолжил незнакомец, не дожидаясь ответа бога. — Немногие могут подарить что-то самому сыну Одина. Это огромная честь.
Локи пытался понять, кого хвалит этот странный маг: его или себя. От раздумий его отвлек Раиду, сделавший какое-то неуклюжее движение, будто захотел схватить приставучего аса, но передумал, опомнившись. Все же обитатели дворца и поселения сильно разнятся между собой, по крайней мере в том, что касается искреннего проявления чувств.
— Мы все наслышаны о подвигах сыновей Одина и слушали сотни, десятки песен и стихов об их похождениях в других мирах, — ас перевел дух и протянул свиток. — Мы решили попробовать сочинить свою. Я смею питать надежду, что у нас получилось хотя бы немного гениально. Я восхищен тем, что именно бог, именно сын Одина смог выжить в треклятой бездне, откуда, как считалось раньше, нет возврата. Мы все ничтожны перед сыном бога!
С этими словами незнакомец опустился на колени, подавая свиток поверх головы. Локи усмехнулся: что-то ему это определенно напоминало. Однако если Ивар делал все с пафосной театральностью, то здесь был другой случай. Этот маг показывал, в первую очередь, себя, а не свое отношение к богу. Ну да почему бы не принять жертвоприношение и не позлить надсмотрщика? Царевич чинно взял свиток и легко развернул. К его несказанному удивлению, текст был не написан, а напечатан. А ведь напечатать текст можно было только в Мидгарде. Локи лично видел огромные машины, которые выводили листы, заполненные ровными буквами. Таких никогда не было в Асгарде, но он мог поклясться, что руны были печатными.
— Это достойно сына Одина? — ас поднялся на ноги, с каким-то щенячьим восторгом заглядывая в глаза Локи, не обращая внимания на подозрительные и заинтересованные взгляды, которые кидали окружающие. — Мы сочиняли песню несколько вечеров. Мы потратили столько времени. Но не сумели отразить и сотой доли величия нашего царя!
Локи снисходительно кивнул, сложил текст. В его честь сочиняют песни и дарят ему. Ради этого стоило переехать в поселение.
— Могу ли я попросить сына Одина об одной ничтожной милости? — вновь встрял настырный ас, когда бог, насытившись поклонением, собирался уходить.
Тот лишь повернулся к нему, не отвечая.
— Мы завтра будем впервые исполнять эту песню. И смеем смиренно молить сына Одина о милости присутствовать на этой громкой премьере. Мы разыграем песнь, у нас даже есть костюмы!
— Я подумаю, — подал голос Локи, решив, что этот ас достоин хотя бы двух слов из божественных уст.
— Спасибо за опыт, — он повернулся к источнику ненависти и бесконечной злобы, находиться рядом с которым было более невыносимо.
Раиду что-то тихо ответил, покорно опустив голову и старясь не показывать своего бешенства. Как же он глуп, если считает, что может обмануть самого сына Одина: все его эмоции как на ладони для того, кто прошел Бездну. Локи тихо хмыкнул и покинул надоевшее собрание. Он хотел вернуться в свой дом и немного поспать. Тем более что солнце взошло, и гулять по поселению, не привлекая внимания, более нельзя.
Оставшийся в одиночестве маг пару секунд смотрел вслед богу, намеренно не замечая замершего около него беспутного естественника.
— Ивар, ну как? — послышался нестройный хор голосов.
Тот резко повернулся, откинув длинные волосы назад.
— Конечно, у меня все вышло. Вы видели? Эффектно, не так ли?
Окружающие закивали, не решаясь спорить с тем, кто посмел подойти к богу, заговорить с ним.
— Завтра я буду молиться, чтобы он пришел и оценил нас по достоинству, — продолжил, тем временем, Ивар, возвращаясь в лабораториум. — Мы должны показать высший пилотаж.
— Конечно!
— Неужели мы будем близко?
— Рядом с самим сыном Одина?
— Не верится!
Раиду слышал множество восторженных возгласов и сверлил Ивара недовольным взглядом, проклиная себя за то, что он не маг и не может одним шаром огня испепелить дрянного нечестивца. Мало ему было несносного брата, так еще и этот маг смеет столь панибратски разговаривать с богом. А какие ужимки, прыжки! Раиду не удержался и сплюнул. Этого Ивара он ненавидел. Необязательный, самовлюбленный эгоцентрист, думающий только о себе. Такой ас даже валяться у ног сиятельного Локи не достоин. Все его напыщенные хвалебные речи, обращенные к себе, были в стократ хуже хамства — если бы он посмел сказать хоть одно нелестное слово в лицо царевичу, как это делал Хагалар, то его можно было бы тут же поставить на место. Однако он действовал хитрее: хамил, прикрывая свое неуважение и невежество лестью и вычурными фразами, да еще и смея в обращениях к Локи поминать свои заслуги, которые по сравнению с подвигами царевича, равны пыли на его сапогах. Раиду отметил, что с этим Иваром надо будет поговорить по душам, если тот продолжит свои попытки унизить великого сына Одина.
====== Глава 17 ======
Когда ученые давали свое согласие на работу над Каскетом, то не могли и предположить, насколько сложной она окажется. Если даже такой искусный маг как Хагалар месяц бился над открытием артефакта, то что же ждет их во время исследований? Ивар предвкушал тот день, когда сможет, наконец, прикоснуться к загадкам синего вещества и проникнуть в его суть. Вот бы тайна величия артефакта ледяных гигантов открылась им в первый же день! Это была бы победа естественной науки над магией. Если все получится, то Хагалар и Беркана возьмутся разбирать магическую составляющую. Пары дней должно им хватить, чтобы выяснить, как именно восстановить древний артефакт, а естественники будут смиренно наблюдать за кропотливой работой своих товарищей и ждать результатов.
Но это все в будущем, а пока ситуация виделась безрадостной. Прошло больше месяца, а никакой полезной информации найти не удалось. Раиду пропадал в библиотеке, но занимался не Каскетом, а какими-то совершенно посторонними вещами, вел себя так, словно не существовало в мире никаких обязанностей и обещаний. Его увлеченность промышленной революцией настолько некстати! Поселение столетиями обходилось своими технологиями и приспосабливало потихоньку чужие. Зачем менять привычный уклад жизни в столь резкой форме? Особенно в свете того, что скоро деревню, возможно, удастся покинуть. Еще более неприятно было усердие брата в поклонении царевичу. Он мог переиграть, и тогда Локи вместо свободы дарует им место подле себя, у своего трона, и не позволит заниматься наукой.
День начала работы над Каскетом выдался невероятно снежным. Зима в этом году была теплой и пушистой. Таких не бывало уже очень давно: в последние зимы о лыжах и ледоступах пришлось забыть, на дорогах вместо снега разливались грязные лужи, а снегопады перемежались холодными дождями. По-видимому, Тор пребывал в угрюмом расположении духа вместе с царицей — никак иначе нельзя было объяснить непроглядные тучи.
Встретиться фелаг уговорился не в лабораториуме, а у дома снабжения. Странно, что Раиду столь недовольно фыркал на меры предосторожности, считая их бессмысленной потерей времени. Ведь было очевидно, почему Хагалар настаивал на необходимости защиты: Каскет — задание Одина Всеотца, и если что-то пойдет не так, то гибель всего фелага будет совсем не на руку царю. Их миссия слишком важна, и не стоит пренебрегать осторожностью, даже если под ней подразумевается переодевание в престраннейший защитный костюм, который, как говорят немногие опробовавшие, на редкость неудобен, даже если сидит как влитой.
Раиду с самого утра куда-то исчез, Ивар даже не слышал, как он проснулся и ушел. Но уже одно то, что брат пришел спать ночью, удивительно! Быть может, его бессмысленное увлечение рентгеновскими лучами постепенно сходит на нет?
Ивар уже направился было к дому снабжения, как тут вспомнил, что гость вряд ли знает, куда идти, а вечно занятой Хагалар мог забыть про детали. Стоило проводить Локи, если он еще не покинул своих палат. Ивар резко сменил направление и через самое короткое время уже стучался в дверь. Открыл ему какой-то незнакомый мужчина в церемониальных одеждах, брюнет: скорее всего, один из рабов. За всю свою жизнь ему никогда не приходилось встречать рабов: в его родной деревне их не было, в поселении тем более. Однако, с некоторым интересом осмотрев молодого мужчину, он сделал вывод, что этот раб ничем не отличается от обычного аса, хотя, скорее всего, это представитель другого вида или полукровка.
— Добрый день, — Ивар склонился, приветствуя прислужника царевича с той же почтительностью, с какой бы приветствовал хозяина дома. — Скажи, пожалуйста, твой господин еще изволит почивать?
— Нет, — ответил юноша, кланяясь и смущаясь. — Он собирается.
— Будь любезен, передай ему, что Ивар ждет его и смеет надеяться, что ему будет позволено сопроводить царевича до дома снабжения, — он чуть склонил голову, даря рабу теплую улыбку: учтивость обычно открывала даже запертые двери.
— Хорошо, — выдавил через силу раб, еще больше смутившись. — Передам. Прости, что не могу в дом пригласить: господин запрещает пускать.
— Я не достоин того, чтобы нарушать волю твоего господина, — Ивар еще раз склонился: этот юноша был на редкость приятен. Было во всей его фигуре что-то спокойное, умиротворяющее.
Дверь тихо закрывалась. Ивар отошел немного в сторону, присел у стены и поднял голову: крупные хлопья снега падали на лицо, таяли, оставляя мокрые дорожки. Погода была чудесной, и снежные завалы вокруг поражали своей красотой. Залюбовавшись чудным пейзажем, Ивар едва не пропустил появление Локи. Царевич будто не вышел из двери, а соткался из снега, на ходу застёгивая у горла тёмно-серый плащ. Быть может, магическая уловка?
— Добрый день, ваше высочество, — Ивар тут же встал, отряхиваясь от снега. — Я смею предложить тебе сопровождение ввиду того, что встреча назначена не в лабораториуме.
Локи кивнул, осведомился о месте встречи, потом, накинув капюшон, чтобы защититься от усилившегося снегопада, спросил о работе над артефактами. Ивар не мог сдержать улыбки: младший царевич Асгарда и в самом деле заинтересовался наукой! Идти было недалеко, но естественник специально медлил, обходя поселение по кругу и рассказывая, как именно происходит создание артефактов, как подбирают точную формулу вещества, как в нее потом вплетают заклинания. Он рассказывал обо всем том, что было ему знакомо и понятно. Упоминал и тут же объяснял один термин за другим. Локи слушал предельно внимательно, подстраиваясь под шаг собеседника, иногда задавая уточняющие вопросы. Ивар наслаждался беседой, с содроганием вспоминая грубые нападки Хагалара в первый день. К чему было задавать вопросы о кислотах, делать все, чтобы царевич возненавидел науку, ведь можно же все объяснить!
— Кислоты содержат водород, основание противоположно кислоте, а щелочь — разновидность основания, растворимая в воде, — знакомые слова сплетались в неизменное, как самая основа мироздания, кружево. — Если смешать основание с кислотой, то основание нейтрализует её свойства, и получаются соль и вода.
— Водород — самый важный из элементов? — Локи чуть нахмурился.
— Водород — самый простой и легкий элемент, — Ивар изящно избежал даже намека на ошибочность выводов собеседника. Ему не хотелось, чтобы царевич разочаровался в своей сообразительности: ведь он лишь начинает постигать азы великой науки естества.
— Как он выглядит? Его можно увидеть?
— Сам по себе водород — бесцветный газ, но мы распознаем его, проводя характерные реакции. Его практически невозможно встретить в чистом виде, но легко выделить при гидролизе какого-нибудь гидрида, — Ивар снисходительно улыбнулся: ему давно не приходилось объяснять очевидные основы своего искусства.
— Что такое «гидрид» и «гидролиз»? — Локи медленно повторил незнакомые названия, словно не был уверен, что правильно их расслышал.
— Гидридом называется соединение любого химического элемента и водорода. А гидролизом — разложение какого-нибудь вещества водой. Например, гидрида натрия.
— Ты хочешь показать мне реакцию, которая может закончиться взрывом? — Локи на мгновенье остановился, вскинув брови, но не выказав и тени испуга.
— Прошу прощения, — Ивар запнулся, увязнув в снежной каше, и на секунду замешкался, — но почему взрывом?
— Натрий взрывоопасен в воде, не так ли? — теперь Локи был в явном замешательстве.
— Ты не совсем верно понимаешь суть, — привыкший работать с магиологами и их причудливо-отрывочными знаниями, Ивар прекрасно понимал попытку собеседника описать превращения веществ чистой арифметикой. — Мы возьмем не чистый натрий, а гидрид, при гидролизе же образуется гидроксид. Они не похожи даже внешне. Гидроксид — это тонкие белые хлопья, крупнее самых больших снежинок, он может причинить серьезный ожог, но совершенно точно не взрывается.
— И чем отличаются гидрид, гидроксид и натрий?
Ивар не успел ответить на последний вопрос: сквозь снежную крупу проступили фигуры остальных участников фелага, толкущихся у дома. Ивар несколько огорчился: он собирался поведать столь увлеченному естественной наукой царевичу все, что знал сам о веществах и их чудесных превращениях. Быть может, потом у него еще будет время рассказать о тайнах и всех тонкостях работы с элементами.
— Детеныш Одина, наконец-то тебя к нам привели, а то я начал волноваться, что Ивар забыл расположение вещевого дома и вот-вот придется идти вас спасать! — пробился сквозь хлопья снега крик Хагалара. Стоит, наверное, указать ему на то, что, отзываясь так дурно и непочтительно о сыне Одина, он выставляет себя и всё поселение в дурном свете.
Локи, со свойственным ему царским величием, ничего не ответил, но позволил увести себя в просторное помещение. Здесь, наконец-то, можно было отряхнуться от снега и снять верхнюю тяжелую одежду.
Хозяйка дома, Кауна, почему-то не вышла навстречу гостям. Неужто страшится сына Одина и поэтому прячется? Она так пуглива и застенчива.
— Вон наши наряды, — указала Беркана на деревянную резную скамью, где лежал ворох одежды, совсем не похожий на защиту. — Я еще вчера попросила Кауну оставить их. Надеюсь, я не перепутала размеры.
— С тебя станется, магиологичка, — резко бросил Раиду, высокомерно глядя на девушку. Ивар отошел от царевича и приблизился к брату. Не стоило оставлять его без присмотра, когда рядом Хагалар и Беркана.
— Нам нужна специальная одежда? — спросил Локи, с интересом осматривая помещение. Должно быть, целый дом, набитый одеждой самых немыслимых фасонов на все времена года, напомнил ему о царской гардеробной.
— Дело в том, что…
— Понимаешь ли, дитя Одина, — бесцеремонно перебил его Хагалар и подошел к лавке, увлекая команду за собой. — Я не уверен, что наш подопечный не взорвется, когда мы его вскроем. Ты знаешь уже, что наш несравненный Лагур, — Хагалар сделал столь любимую им драматическую паузу, — который опять читает «Вертера», создал твое облачение? Я тебе, кажется, об этом говорил.
Раиду зло посмотрел на говорившего, но сдержался. Ивар сделал пару шагов к нему, привычным движением хватая за плечо. Длительная работа с Хагаларом принесет еще много неприятностей. Наверное, стоит попросить его быть сдержаннее. Мало того, что он оскорбляет царевича, чего тот не заслуживает, так еще и провоцирует Раиду, а драка не принесет никому ни радости, ни пользы.
— Так вот, — продолжил маг, не замечая надвигающейся бури, — твоя одежда непробиваема почти для всего. Как и одежда твоего дорогого братца. Давно еще тинг решил, что все драгоценности и рюшечки пойдут вам на царское облачение, а вот непробиваемая ткань нам пригодится. И вот, как видишь: производство идет полным ходом.
— Неужели? Однако ученые, которых я видел за работой, во время растворения натрия в воде ни в какой защите не нуждались. — Локи, приподняв рукав верхней куртки, задумчиво сравнил его со своим.
— Все дело в том, — подала голос Беркана, единственная, кто не стыдилась негласного правила, — что её ношение — свидетельство трусости и неуверенности в своих силах. Потому её используют редко, только если совсем не уверены в правильности формул и всерьез опасаются пожара или взрыва. Лично я никогда её не надевала, так что даже не знаю, спасает ли она от взрыва или нет.
— Ты самоуверенна. Но ведь пожар и взрыв не пощадили тебя, верно? — царевич, полуприкрыв глаза, чуть улыбнулся. — Да, эта одежда спасает.
Беркана побагровела, Хагалар нахмурился, а Локи продолжал улыбаться. Стоило срочно повернуть ситуацию в другую сторону, тем более что благоприятная почва имелась:
— Локи, неужели ты и до нашего знакомства занимался наукой о веществе? И не совсем удачно?
— Нет, — царевич развернулся, чтобы говорить со своим собеседником, стоя лицом к лицу: королевское воспитание сквозило в каждом жесте. — Я хотел создать артефакт, но он взорвался…
— Как? — одновременно воскликнули Ивар, Хагалар и Раиду.
— Прости, Локи, — как же неудачно вышло! Пытаясь помочь царевичу, он поставил его в неудобное положение. — Позволь, я уточню: создание артефактов известными нам методами невозможно без формул, но ведь ты вряд ли имел возможность изучать их.
— Есть разные способы создания артефактов, и некоторые даже ты со всеми своими знаниями не ведаешь, — царевич задумался на мгновение, морща лоб. — Для моего нужно было собрать множество разных трав, веществ, камней из всех девяти миров и смешать их в магическом шаре или кубе.
— Дитя Одина, — Хагалар с великим подозрением смотрел на Локи, а его тон стал неимоверно серьезен. — Без формул создавались очень древние артефакты. Их сотворила сама природа, а не чей-то злой разум. Твой дражайший отец что, позволил тебе играть с подобным артефактом? Создать копию того, что воссоздать невозможно? Да ингредиенты для изначальных артефактов должны варится в столбе энергии не менее шести миллиардов зим!
— Отец ничего не знал, — откликнулся Локи.
— Такого не может… — начал было Хагалар, но вдруг замолчал, будто вспомнил что-то.
Все смотрели на него, ожидая продолжения речи, но он только махнул рукой, переводя тему.
— Ладно, неважно. Дети мои, — обратился Вождь ко всем своим обычным пренебрежительно-наставническим тоном, оскорбляющим, должно быть, сына Одина, — пора напяливать эти робы и приниматься за работу. Мой юный Локи, нам понадобится твоя помощь, — он сделал паузу, указав на одежду.
— Помощь? — переспросил царевич.
— Да, помощь, — Хагалар взял со скамейки костюм. И в самом деле, он был копией того, что носил сын Одина, но лишённый всех украшений, бляшек и чуть более грубого кроя.
— Никто из нас никогда не пользовался защитной одеждой, а ты только в ней и щеголяешь, а значит, и застегивать умеешь. Или нам обратиться за помощью к твоим прислужникам?
Царевич обвёл фелаг изумленным взглядом:
— Вы считаете меня не способным одеться и раздеться самостоятельно?
Ещё разок фыркнув, Локи, поведя плечами, снял верхнюю накидку с пелериной и весьма небрежно кинул её на лавку. Туда же отправились отстёгнутый от плеч тонкий, но явно крепкий нагрудник, охватывавшие предплечья браслеты, переплетённая крест-накрест кожаная кольчуга с бляшками и даже зелёная рубашка.
Брат, наблюдавший за немного неловкими манипуляциями, медленно наливался краской: ему явно претило то, как легко сын Одина смог отказаться от царственной важности. Беркана не выказывала никакой стыдливости, свойственной девицам её возраста. Хагалар наблюдал спокойно и даже с некоторой скукой в позе. Что до Лагура, тот вообще не наблюдал.
— Полагаю, на примере будет наглядней, — возвестил царевич, снова поводя плечами. Видно, богатые рунические вышивки на белье не делали его теплее. — Раздевайтесь и берите одежду.
Процедура заняла больше времени, чем все рассчитывали. Когда Локи решил помочь Раиду справиться со сложными застёжками на плечах, тот сначала дернулся назад, будто ожидая удара, потом резко замер, принимая помощь с благоговением на лице. И что его так пугает в сыне Одина? Лагур с каменным выражением лица раз двадцать ронял нагрудник, не обращая внимания на советы Локи. Хагалару не удавалось отрегулировать натяжение ремней кольчуги, чтобы не давила в груди. Лицо Берканы исказила гримаса ярости, когда у нее в очередной раз не получилось застегнуть браслеты. Локи с философской выдержкой командовал и объяснял, будто перед ним были советники самого Одина. Когда с одеванием было покончено, часов на работу осталось не так и много, а ведь есть еще один фелаг, в котором стоило хотя бы появиться. Раиду должен был пойти с ним, но было сомнительно, что брат вспомнит о благоразумии и обязанностях.
Защитная одежда оказалась крайне неудобной и стесняющей движения. И как царевич мог столь спокойно ходить в ней целыми днями, не испытывая неудобств? Хорошо, что она требуется только на открытие Каскета, потом можно будет вернуться к обычному одеянию.
В лабораториуме, где всем предстояло провести много месяцев, если не зим, ничего не изменилось со дня первого собрания фелага, разве что появилось множество новых книг, посвященных Мидгарду. Кажется, Беркана занимается теперь здесь. Это весьма удобно: она не будет опаздывать, и, когда очередное вещество закончится, заметит первой и восполнит запас. Если отвлечется от книг, конечно…
Каскет стоял на огромном фарфоровом блюде, предназначавшемся для сбора винограда. Хагалар подошел к нему и обвел рукой. Его ладонь оставила светящийся след, что продержался пару секунд. Прекрасная демонстрация магического потенциала.
— Ну что ж, держитесь, дети и Лагур! — улыбнулся Вождь и легким движением фокусника вынул из рукава гвоздь, а со стола взял молоток.
Один удар, второй, третий: гвоздь, на самом деле являвшийся сверхтвердым артефактом, медленно продвигался сквозь оболочку сосуда, оставляя на нем глубокие трещины. Беркана стояла рядом с Хагаларом, напряженно кусая губы: магическую формулу выбирала она, пускай и под руководством Вождя. Он мудро поступил, приведя в фелаг того магиолога, с которым ему приятно и комфортно работать. Если бы еще он по тому же принципу выбрал и естественников…
Последний удар — и стенка пробита. Брат сжал кулаки и затаил дыхание. Царевич не изменился в лице: весь его облик выражал готовность принять любую судьбу. С жидкостью ничего не произошло. Что ж, значит, это соединение хотя бы устойчиво при нормальных условиях, не взрывается и не воспламеняется от соприкосновения с атмосферой. Давление и температура внутри Каскета, видимо, не отличаются от обычных. И это удобно: ведь вещество могло обратиться в газ и улететь. Странно, что Хагалар не предпринял всех мер предосторожности: даже не подвел трубку, чтобы собрать разлетающееся вещество. Неужто был настолько уверен, что оно не сменит агрегатное состояние?
— Каскет, — прошептал Раиду, с любовью проводя рукой по разрушенному ларцу. — Отойди, Вождь, я покорю этот артефакт.
— Давай, я помогу тебе, — Ивар подошел ближе. — Вдвоем мы справимся гораздо быстрее. Попробуем обычную систему? А если ничего не выйдет, то перейдем к сульфидной?
Раиду лишь небрежно кивнул, даже не расслышав слов. Он был полностью поглощен новой задачей, новым веществом, артефактом, который принесет ему славу, которой не было еще ни у кого в поселении.
Всегда начиная работать с новым веществом, Ивар чувствовал легкое возбуждение. А тут такая честь: в его руках величайший артефакт ледяных гигантов. О Раиду и говорить нечего: у него чуть дрожали руки, а с уст слетали едва слышные проклятия. Хагалар, Беркана и Лагур расположились на скамейках неподалеку, погрузившись каждый в свое занятие. Анализ мало интересовал их. А вот царевич внимательно следил за каждым движением естественников. Стоит поощрить интерес Локи, а заодно и развлечь его.
— Чтобы понять сущность Каскета, нужно будет провести с ним ряд экспериментов: мы последовательно смешаем малое количество его вещества с известными реагентами. Если реакция произойдет ожидаемым образом — значит, в смеси присутствует элемент определенной группы.
— Что за группы? — тут же спросил Локи.
— О, их много, и они соответствуют определенным свойствам, одинаковым для многих материалов, — Ивар увлек царевича за собой, открывая сундук и указывая на баночки и колбы разных цветов и размеров. Сейчас царевич смотрит на них лишь с легким недоумением, но когда-нибудь он поймет разницу в их свойствах и сможет по достоинству оценить каждое вещество.
— В классификации, по которой мы сейчас работаем, пять групп. Начнем с пятой, то есть с молибдена и мышьяка. Для этого нам понадобятся концентрированная азотная и серная кислоты, — Ивар взял знакомые склянки.
— Достань все реактивы сразу, — крикнул Раиду. — Гидрат аммиака, нитрат аммония, ортофосфорную кислоту, фосфат аммония, что там еще нужно?
— Конечно, — Ивар перебирал вещества, продолжая комментировать. — То, что перечислил брат — это вещества, использующиеся для распознания элементов разных групп.
— Расскажи мне кратко все операции, которые вы планируете проводить с Каскетом, — попросил Локи, с огромным интересом рассматривая прозрачные жидкости.
— Я могу рассказать весь процесс кратко или в деталях, но, боюсь, что многое тебе будет непонятно, и моя речь только сильнее запутает тебя.
Вдруг Локи правильно поймет незамысловатый намек и не станет настаивать? Недавний разговор выявил полнейшее незнание царевичем всех терминов, а объяснять их сейчас не было времени, но просто отказать тоже нельзя. Однако царевич смотрел выжидающе, не желая понимать явнейших истин. Быть может, если заполнить собственную речь терминами, то Локи не станет спрашивать о значении каждого из них и даст спокойно поработать?
— Сперва добавим в жидкость нитрат аммония и азотную кислоту — таким образом у нас выпадут комплексы. Добавим серную кислоту — получим сульфаты, нейтрализуем аммиаком до слабокислой среды, добавим ортофосфорную кислоту и зальем гидрат аммиака — если среда будет слабощелочной, выпадут гидроксиды и соли фосфора, а в конце добавим оксин — выпадут оксиды, и в веществе останется только первая группа, то есть калий, натрий и аммоний. Это если кратко и если нигде ничего не выпадет, потому что с каждым осадком мы будем работать отдельно, выясняя с помощью характерных реакций, какой же именно элемент выделился.
Локи никак не изменился в лице, любопытство его и не думало угаснуть, несмотря на то, что ему вряд ли знакома и половина слов. И это надо срочно исправить! Ивар принялся рассказывать о веществах и показывать царевичу волшебство естественной науки. Тот смотрел со сдержанной заинтересованностью, как мог смотреть только тот, чьим воспитанием занимались сотни наставников. Манеры Локи, его во всём учтивое обращение просто поражали. Ивар знал множество существ из самых разных миров, но с особами королевской крови ему сталкиваться раньше почти не приходилось.
Реакции шли одна за другой, приоткрывая завесу тайны: выпаривание, охлаждение, центрифугирование, нагревание — каждая операция, знакомая, словно с детства, явно поражала Локи, который впервые в жизни смотрел на такие простые устройства, как песчаная и водяная бани. Удивляло его даже то, что работать придется большую часть времени не с жидкостью, а с остатком, который оседал после каждой операции. Но ничего, все это можно объяснить, но не сейчас. Сейчас главное узнать, что такое Каскет, тогда починить его будет не так и сложно.
Вскоре выяснилось, что в веществе присутствует что-то из первой группы и из третьей. Это была большая удача! Железо, титан, марганец, магний, алюминий, хром — круг поисков неизвестного соединения значительно сузился. Раиду сосредоточил свое внимание на первой группе, Ивар занялся третьей.
Подкисленный раствор железного купороса показал главное — перед исследователями был цианид! Удача точно сегодня на их стороне! И только фелаг вздохнул спокойно, посчитав, что сейчас формула будет выявлена, как все пошло наперекосяк. Аммиак и фосфат аммония свидетельствовали о том, что в осадке могла быть только третья группа — первые две не выпадали, а четвертую и пятую удалили раньше. Уксусная кислота доказала — гидроокислов нет. Кипячение с гидроксидом натрия подтвердило — алюминия и хрома нет! Аммиачная буферная смесь не выявила магния и марганца. Значит, либо железо, либо титан! Но экстрагирование с эфиром… Тоже ничего не показало! Оставалось глубоко вздохнуть и проверить раствор на каждое из веществ отдельно — при добавлении оксина что-то выпало, что-то очень похожее на оксинат магния: желто-зеленый кристаллический осадок. Но не успел Ивар изучить его, как осадок растворился в жидкости и больше не выделялся! Зато на смену ему явился алюминий: алюминон и сухая соль аммония при кипячении дали красный осадок. Это было невероятно и могло объясняться только одним — древней магией.
Много времени потребовалось Ивару и Раиду на то, чтобы убедиться: они поторопились, посчитав, что вещество является цианидом. Ивар никогда прежде не работал с разрушенным артефактом, он занимался только созданием, но с самого начал был уверен, что ничего хорошего из затеи Одина не выйдет, и сейчас убеждался в своей правоте. У него опускались руки, когда по необъяснимым причинам одинаковые реакции давали разный результат, вещества выделялись и тут же пропадали, наблюдаемый осадок невозможно было извлечь и проанализировать. Стоящий за его плечом Локи молчал, не спуская глаз с обоих исследователей, будто опасаясь, что они испортят и без того испорченный артефакт. Царевич не задавал вопросов, а Ивар настолько углубился в работу, что прекратил комментировать, но, казалось, Локи понимает проблему и разбирается хоть в чем-то, хотя это было и не так.
— Ну как, ничего не получается? — спросила Беркана, не вставая со скамьи, на которой она перебирала карты Ивара.
— Это либо берлинская лазурь, либо красная кровяная соль, — в голосе Раиду звучали настоящая ярость и разочарование. Все как обычно: он не может признать свое поражение, поэтому будет проверять любые, самые безумные идеи.
— Брат, позволю себе напомнить, что они не могут быть в жидком состоянии при стандартных условиях, — вне сомнений, он и без него это знал.
— Глупец, тут магия! — огрызнулся брат. — Я еще не лишился ни ума, ни рассудка и уверен в своей правоте. Что скажешь, Лагур? — спросил он у молчаливого ученого. — Лагур, ответь!
— Но мне ли отвечать? — исследователь не отрывался от потрепанной книги. — Того, кто богом возомнив себя, пытался сам воссоздать великий Тессеракт, мы выслушать должны!
— Как ты смеешь! — воскликнул Раиду. Все подняли головы, оторвавшись от исследований, книг и карт, и обратили свой взор на царевича.
— Дитя Одина, ты баловалось копией Тессеракта? — спросил Хагалар нарочито мягко.
И снова Локи не позволил себе измениться в лице. Его спокойное отношение к выпадам Хагалара восхищало и удивляло, а сейчас даже внушало уважение. Во всяком случае, отвечать он не собирался. Имеет полное право!
— Я слышал, Логе обронил случайно, что обойти миры ему пришлось, причем не миновав ни одного — лишь так возможно компоненты все собрать. А ведь один есть только артефакт, что требует таких усилий тяжких! — Лагур решил пояснить свое умозаключение. И кто бы мог подумать, что он так хорошо разбирается в артефактах древности?
— Полагаю, наши исследования сейчас с Тессерактом никак не связаны, — только его вмешательство могло спасти ситуацию. Царевич стоял, не двигаясь, брат метал глазами молнии в сторону мага, а тот заинтересованно смотрел на Локи, ожидая ответа. — Лагур, скажи, пожалуйста, что ты думаешь о веществе?
Возмутитель спокойствия не ответил, полностью погрузившись в книгу. Раиду выдвинулся вперед, собираясь защищать царевича от нападок мага. Очередная ссора сейчас принесла бы только беды.
Вдохнув побольше воздуха, Ивар обратился к Локи, рассказом о некоторых реакциях, о превращениях одних веществ в другие отвлекая царевича. Что именно он говорил, значения не имело. Главное — не дать Хагалару затеять очередную ссору. Менее чем через половину часа их время истечет, все разойдутся. И, по крайней мере, в лабораториуме стычки не будет. Если Хагалара так волнует Тессеракт, пускай узнает у царевича, но не когда рядом брат…
Первый день исследований потребовал всех сил и выдержки, какие только были. Пустая потеря времени! Продолжать бессмысленные эксперименты глупо, нужна другая тактика. Единственное, что им с братом удалось, так это убедиться, что в веществе нет представителей второй группы. Во всяком случае медь, кадмий, никель, кобальт и цинк ни разу не выделились. Но это сегодня. Быть может, завтра они появятся! Надо устроить совет и решить, что делать дальше. Но проблема в том, что стоит закрыть рот, Хагалар вновь накинется на Локи, а брат может не сдержаться. Исследования от этого вперед не продвинутся.
Когда короткий день сменился ночной мглой, Раиду вклинился в монолог и заметил, что всем пора расходиться. Только этого он и ждал.
— Локи, могу ли я предложить тебе свое общество еще на некоторое время? — спросил он у царевича, который за все время нахождения в лабораториуме не проронил ни слова.
— Можешь, — последовал немедленный ответ.
Склонившись, Ивар краем глаза уловил чудовищный оскал на лице брата. Это было странно, ведь он делал все, чтобы увести царевича подальше и не дать Хагалару повести себя грубо и дерзко.
Они вышли вдвоем, игнорируя кипящего негодованием брата и недовольного мага. Оставлять их вдвоем в одном лабораториуме тоже опасно, но в отсутствие своего кумира Раиду вряд ли учинит чересчур масштабное разбирательство.
— Что вы теперь будете делать с Каскетом? — спросил Локи, повернув к своему дому.
— Я могу только предполагать, что мы используем другие классификации и сравним результаты. Есть еще аммиачно-фосфатная, сульфидная, кислотно-щелочная — их много, — ответил Ивар, вышагивая рядом с царевичем. — Думаю, завтра мы разработаем план на ближайшие месяцы.
— Ты можешь и дальше комментировать происходящее? — это была почти просьба, но из тех, что не предполагают даже мысли об отказе.
— Почту за честь, — Ивар склонился, благодаря за доверие. — Я с огромным удовольствием расскажу тебе о науке вещества. Располагай мною.
— Поведай мне суть вашей работы, — попросил Локи, глядя в глаза собеседнику, но при этом продолжая идти удивительно ровно и грациозно, не глядя под ноги.
— Я постараюсь объяснить тебе суть всех наших действий, если тебе это будет не в тягость, — горячо заверил он. — С веществами можно проделывать столько великолепных и изумительных фокусов. И не только с ними. К примеру, очень интересен аквариум с послушными рыбками. Это один из самых старых фокусов, основанный на науке естества.
— Я хочу понять твое искусство, — кивнул Локи, останавливаясь у дома.
— Если тебе угодно, мы можем встретиться завтра пораньше.
Локи кивнул, потом еще раз склонил голову, на этот раз в знак прощания, и исчез в своем доме, а Ивар побрел к другому лабораториуму, где его уже давно ждали. Когда он соглашался на предложение Хагалара, то представить себе не мог, что найдет в царевиче столь заинтересованного собеседника. Какая удача!
Все последующие дни они виделись с Локи один на один. Ивар показывал множество фокусов: зажигал свечи водой, опускал в жидкость обычный гвоздь, а вытаскивал золотой… Особенно Локи поразил фокус с ножом: на его глазах Ивар легко полоснул себе ножом руку — выступила кровь, потом полил руку «целительной» водой — и все исчезло. Царевич хмурился, пытаясь понять, когда и как его обманули, но все тщетно. Пришлось объяснять свойства родонита калия, хлористого железа и фтористого натрия. Локи молча кивал, хотя, казалось, по-прежнему ничего не понимал. Слушал,восхищался, запоминал и пытался повторить, но не понимал и не верил. Однако сейчас это не играло никакой роли! Главной была просто невероятная увлечённость царевича: другой бы на его месте, разуверившись, и в предмете, и в своих способностях, давно бросил бы изучение естественной науки, но только не Локи! Это была удача, огромное счастье, какое случается один раз в жизни, а жизнь аса длинна. И, раз уж на то пошло, он был готов посвятить занятиям с сыном Одина сколько угодно времени.
Ивар с упоением рассказывал ему об основных законах науки, о веществах, о растениях, о животных, с удовольствием слушал рассказы и самого Локи. Царевич знал многое о мире, но только то, что могло пригодиться в повседневной жизни. В лекарственных травах он разбирался просто прекрасно, был специалистом по птицам. По его словам, фаворитка брата сильно увлекалась ими, поэтому все окружение могучего Тора знало сотни птиц, населяющих Асгард. Выходило, что и женщинам дворца совсем не чужда любовь к изучению природы. Приятнейшее открытие!
Как-то раз они чуть не час потратили на то, чтобы сделать летающего духа: никак не могли подобрать точное соотношение веса магнита и железа — измучившись и устав, решили передохнуть. Поскольку в лабораториуме они проводили много времени, даже больше, чем Беркана, которая предусмотрительно уходила, завидев друзей поблизости, то достаточно быстро сюда переехала и еда. Разумеется, это было запрещено, ведь есть же столовые, но царевичу возражать никто не смел, тем более что Локи сам не раз говорил, что за год скитания отвык есть только два раза в день. Из-за этого в сундуках легкие закуски соседствовали с цианидами. С тех пор, как Локи узнал, что эти яды пахнут столь любимым им миндалем, он заявил, что еда будет стоять рядом с «едой», пускай и не совсем съедобной. Даже Хагалар воздержался тогда от язвительных комментариев, только головой покачал. Действительно, это можно было назвать разве что совершеннейшим ребячеством, но ожидать детских шалостей от царевича было весьма странно, учитывая, как он выглядел и через что прошёл. Скорее всего, у этого поведения был некий скрытый смысл. Хорошо хоть не пришлось спорить с Локи: они использовали эту провизию не для утоления голода, а для новых трюков, один из которых Ивар и решил продемонстрировать.
— Пока мы отдыхаем, позволь мне показать тебе еще один забавный фокус, — он дождался молчаливого согласия и достал из сундука пару яиц. — Считается, что яйца нельзя сварить в холодной воде, однако в моих силах доказать тебе обратное!
Локи чуть подался вперед, пожирая глазами тарелку, наполненную доверху мелкими камушками. Осталось только закопать в них яйцо — и все готово.
— Я лью холодную воду, — Ивар дал потрогать стакан с абсолютно холодной водой и вылил её на камушки. Началась реакция: они забурлили, зашипели. Локи закусил губу, не сводя глаз с чуда.
— Натрий? — спросил он, аккуратно дотрагиваясь до вынутого Иваром горячего яйца.
— Негашеная известь, — оставалось только улыбаться. — Натрий слишком опасен. И это еще не все. Смотри, — он взял бутылку с известным ему соединением и опустил очищенное яйцо на узкое горлышко. На глазах у изумленного сына Одина яйцо сжалось, уменьшилось и легко протиснулось в бутылку, в которую не могло пройти еще минуту назад иначе, чем в сильно измельченном виде.
— Я не знаю, что ты туда добавил, — пробормотал Локи. — Но я узнаю. Сам.
— Все в твоей воле, — улыбнулся Ивар. Давно он не встречал среди жителей поселения такого восторга по поводу своей деятельности. К его фокусам относились как к чему-то обыденному, а сын Одина никогда не видел ничего подобного, его восторг и желание разобраться давали новые силы для работы и творчества.
— Я знаю. Я хочу провести пару опытов сам, — вдруг огорошил его царевич, в миг разломав все стройные мыслительные конструкции.
В тот раз удалось кое-как отвлечь Локи от мысли работать в лабораториуме без надзора, да и само его заявление показалось не таким уж страшным. Но чем дальше, тем хуже: уверенный в своей божественной неприкосновенности, он пренебрегал всеми советами по безопасности: даже пытался понюхать вещества, чуть не засовывая нос в пробирку, — а главной его мечтой стало на деле увидеть, как взрывается натрий.
Еще сложнее было объяснять ему термины так, чтобы он их понял, не имея никакой теоретической базы. Граммы, градусы, миллилитры — все эти слова были либо неизвестны царевичу, либо его знания о них были неверными. На некоторые вопросы Локи бывало крайне сложно ответить. Так, минут двадцать ушло на описание такого простого термина как «градус» и объяснение, чем он отличается от геометрического. Иногда Ивар просто терялся, не зная, как объяснить очевидное. Ведь и ребенку понятно, что фосфат — это соли фосфорных кислот, а сульфаты — соли серной кислоты! Название же говорит за себя! Сложно поверить, что тот, кто знал наизусть немыслимые числовые таблицы, не знал ничего о простейших законах природы.
Уже давно забыто то время, когда Ивар только попал в поселение, когда открывал для себя науку естества и так же, как сейчас Локи, изумлялся тому, что в воде растворено множество газов, и что состоит она, жидкость, из элементов, каждый из которых сам по себе газ! Царевич никак не мог уяснить себе, что привычная жидкая вода — это только одно из трех её состояний, а с изменением внешних условий она становится газообразной или твердой. Ну да для осознания того, что любое вещество может быть в трех формах, требуется время. Для Локи же пока вода была жидкостью, а лед — твердым телом, он знал, что они суть одно, но не понимал глубинной сути процесса перехода. Ивар слишком давно прошел через все это, поэтому с большим трудом объяснял очевидное. Проще было показать, и он тратил множество реактивов на фокусы и превращения, выделяя чистые элементы и демонстрируя их свойства. И это стало роковой ошибкой. Ребром встал совершенно ужасный вопрос: как объяснить царевичу, что он ещё слишком юн и неопытен для самостоятельного проведения исследований, при этом не разозлив, не обидев и не разочаровав его? А ведь момент, когда Локи захочет перетащить половину лабораториума к себе в дом и начать там «фокусничать», может настать со дня на день.
Выйти из патового положения удалось неожиданно просто: он дал царевичу в пользование множество столь желанных им реактивов, предварительно обезвредив их. Локи буквально светился от счастья, нюхая разбавленный до невозможности аммиак, и с тем одновременно разочаровывался в соляной кислоте, которая (из-за крайне низкой концентрации) не хотела прожигать столешницу.
С Каскетом работали все вместе. Он с братом и Лагуром вывели несколько наиболее вероятных гипотез насчет артефакта и проводили бессчетное множество реакций. Лагур мало что делал, он больше говорил, что делать братьям. Раньше Ивар никогда с ним не работал и понятия не имел, как действует этот странный ученый, о котором ходили нелепейшие слухи. Он говорил мало, но точно, и ничего не делал, только просил озвучивать, что делают другие. Зато читал постоянно, только иногда, ни с того ни с сего, произносил одну-две фразы. Стоило последовать его совету, как все сразу же переворачивалось с ног на голову! Так, едва Раиду доказал, что в веществе таки присутствует не поврежденный магией стронций, как Лагур предложил проверить на соляной кислоте. Проверили — водород не выделился. Раиду это разозлило, но он не мог не признать, что если бы не Лагур, то ученые пошли бы по ложному следу.
Хагалар изучал вещество, пытаясь выделить его магическую составляющую. Беркану он заваливал предположениями, так что она сидела, обложившись книгами и выписками со свойствами Каскета (некоторые из них установить точно все же удалось), проверяя немыслимые теории. Если уж невозможно определить вещество через науку естества, может, удастся понять, что за магия на него наложена? Отделить её хотя бы от какого-то небольшого количества жидкости? Надежды было мало, но других вариантов действия тоже не было. Царевич находился при Хагаларе: пожилой маг объяснял молодому суть соединения науки и магии, но объяснял так, что, если бы на его месте был Ивар, тот, кто работал со многими магами и что-то в магической науке уже смыслил, он бы не понял ничего. Однако указывать на это Хагалару было неуместно, а сам Локи все больше молчал, не выказывая ничем своего недовольства или непонимания. Он вообще не разговаривал ни с кем. Удивительно, сколь свободно при этом царевич вел беседу с ним, когда они оставались вдвоем. Локи вел себя так, будто подле него находился не изгой общества асов, а чуть ли не советник самого Одина. Ивар восхищался и даже чуть завидовал его воспитанию. Локи нельзя было назвать вежливым, но, находясь рядом с ним, легко можно было забыть, что он бог.
Все изменилось одним снежным утром. В лабораториум постучали. Беркана вскочила первая и бросилась к двери, которую перед холодами предусмотрительно повесили. Вернулась девушка очень быстро.
— Это из дворца, — воскликнула она, приближаясь к магам.
Хагалар и Раиду вскочили одновременно. Локи же чинно поднялся и прошел к выходу. О чем он говорил, никто так и не услышал, но царевич не заставил себя долго ждать. Лицо его было бледнее обычного.
— Отец приказывает явиться на очередной «допрос», — усмехнулся он. — Мне нужно ехать прямо сейчас.
— Как? — воскликнул Раиду. Ивар в мгновение ока оказался подле него. Только бы брат не наделал глупостей!
Стоящая подле Локи Беркана отвернулась. Как и любая девушка, она не могла спокойно относиться к таким вещам.
— До встречи, — Локи чуть склонил голову и направился к выходу.
— Остановись, сын Одина! — восклицание Хагалара заставило вздрогнуть от неожиданности: в интонациях слышались приказные нотки. Почему он постоянно ведет себя по отношению к царевичу так грубо и неуместно?!
Тот замер и повернулся, ожидая продолжения речи. Хагалар в несколько шагов преодолел пространство, разделяющее их, и схватил царевича за плечи. Локи это не понравится: он не любит чужих прикосновений.
— Скажи мне, ребенок, связан ли ты клятвой, которая вынуждает тебя молчать? — спросил пожилой маг, глядя точно в глаза царевичу Асгарда.
— Нет, — послышался твердый ответ.
— Тогда не упрямься и расскажи отцу то, что он хочет от тебя услышать, — Хагалар сильнее стиснул плечи Локи. — Поверь, я знаю Одина, он от тебя не отстанет, он будет мучить тебя, пока своего не добьется. Отпираться бессмысленно. Ты только покалечишь себя. Подчинись. Иначе тебе же будет хуже.
Ивар не верил своим глазам: впервые в жизни Раиду смотрел на Хагалара едва не с любовью! Это так странно выглядело. Быть может, их недопониманию придет конец, и можно будет нормально работать, не следя каждую секунду за ними обоими?
— Отпусти, — бросил Локи. Это был резкий приказ, не подчиниться которому никто не посмел бы, но только не старый маг.
— Я пойду с тобой, — вдруг заявил он. — Я могу тебе помочь.
— Мне не нужна ничья помощь, — ледяной голос, казалось, понизил температуру в помещении.
— Упрямое дитя! — воскликнул Хагалар, поднимая руку, словно намереваясь ударить… В лабораториуме? Он не посмеет.
— Вождь, нет! — воскликнула Беркана, сделав шаг вперед. Разнять магов она не решилась.
Хагалар не слышал её. Он смотрел в глаза царевичу, медленно опуская руку.
— Глупец, ты соревнуешься не только с отцом, но и с самим царем Асгарда, с высшим богом во плоти. Ты проиграешь и погубишь себя окончательно. Как ты этого не понимаешь? — теперь уже в голосе Хагалара звучал гнев. — Ты считаешь, что…
— Отпусти! — повторил Локи с затаенной яростью в голосе.
Бросив на него последний яростный взгляд и покачав головой, Хагалар разжал пальцы. Локи повернулся спиной к нему и быстро вышел из дома. На мгновение повисла тишина, прерываемая только треском дров в печи.
— Нечестивец, как ты мог отпустить его?! — воскликнул Раиду, нависая над Хагаларом. В его голосе слышались едва не слезы. Такого никогда раньше не случалось. — Как ты мог?!
— Ты сам все видел, мрачный Раиду, — мастер магии выглядел опустошенным, будто Локи был для него кем-то близким, а не просто сыном Одина.
— Поверь, Раиду, — продолжил он спустя мгновение, — мне его очень жаль, но я ничего не могу поделать. Это дитя меня совсем не слушается.
— Поедем за ним! — бросил Раиду резко.
— Брат, это безумие, — Ивар едва успел перехватить его. — Будь благоразумным, нас не подпустят и близко к столице.
— Глупое дитя, — Хагалар даже не обращал внимания на перепалку, — он не понимает, что, когда Одину наскучат обычные физические пытки, он применит свое самое страшное оружие и сломает ему не тело, но душу.
— Никто не знает, что такое эти пресловутые пытки Одина, — заметила Беркана, тяжело вздохнув. — Легенды говорят, что нет тех, кто мог бы их вынести.
— Один последовательно ломает внутренний мир своей жертвы, — пояснил Хагалар. — Может показать, что все, о чем ты мечтаешь, на самом деле ложь. Что все твои стремления бесполезны. Что те, кого ты любишь, тебя ненавидят. Что твоя жизнь бесцельна. Он на многое способен и к каждому может подобрать ключ.
— Он не поступит так с родным сыном! — Раиду, оттолкнув Ивара, приблизился к Хагалару. — Не поступит!
— Я считал, что обычные пытки он тоже не применит, — пожал плечами Хагалар, — однако, мой мрачный Раиду, ты просто не видел, как выглядела спина нашего царевича после его первого общения с венценосной семьей. Надо предупредить Алгира о происходящем. Юному Локи может понадобиться медицинская помощь. Если он вернется. Или если его привезут.
— Если! — Раиду крикнул так, что, казалось, задрожали стены. — Он вернется?!
— Вождь, — вдруг подала голос Беркана, — откуда ты знаешь, что такое пытки Одина? Неужели тебя…
— Я многое знаю, Одиндоттир, — откликнулся маг, не поворачиваясь к своей подопечной. — Но мои знания не могут помочь этому несчастному.
Воспользовавшись всеобщим затишьем, Ивар обратил свой взор на Лагура, который за время прощания так и не оторвался от книги. Вот кто не теряет и минуты на пустяки. Ивар легкой походкой подошел к столу с реактивами. Вернется Локи или нет, а работа над Каскетом останавливаться не должна.
====== Глава 18 ======
В этот день жители столицы Асгарда имели возможность наблюдать редкое зрелище: сама царица — венценосная Фригг стояла в окружении прекрасных девушек около золотых ворот, ведущих в Гладсхейм. Она ждала, когда небольшая процессия, пересекшая несколькими мгновениями ранее исполинские ворота Вальгринд, достигнет золотого дворца. К неудовольствию царицы улицы постепенно заполнялись горожанами: все вышли посмотреть на чудо — приезд младшего царевича. Несмотря на вечерний час, мужчины и юноши стояли вдоль дороги, а из окон выглядывали женщины и дети. Толпа тихо переговаривалась, ожидая появления юного бога.
И вот царевич показался на горизонте: он приехал в парадном боевом облачении и со свитой, облаченной в блестящие крашенные одежды. Предполагал ли, что его возвращение вызовет всеобщий интерес или же готовился к битве, пускай и словесной? Если бы он только знал, что его не ждет ничего страшного, если бы был готов поверить семье! Но это было невозможно: милого маленького аса поглотил взрослый ётун, и вряд ли его еще можно было спасти от себя самого.
Локи приближался медленно, оттягивая момент встречи. Выглядел он вполне здоровым, но на лице вместо бледности застыла бесстрастная маска, таящая под собой пренебрежение и неуверенность. Раньше сын свободно чувствовал себя в толпе, сейчас же явно тяготился всеобщим вниманием. Взгляды жителей метались между царицей, обычно не баловавшей подданных своим пресветлым ликом, и младшим царевичем, чудесно воскресшим и изменившимся до неузнаваемости. Из-за каких немыслимых испытаний он так постарел, пока можно было только догадываться, но Фригг была уверена, что сегодняшняя встреча все решит, упрямец раскается и заговорит, ведь Один решился взяться за дело всерьез.
Царица бросила быстрый взгляд на крышу. По ней прогуливался Гуллинкамби — добрый друг, который никогда никому не желал зла, никогда не выполнял поручений Одина и ни на что не обращал внимания, даже на возвращение сына владыки. Волшебный петух обладал не только разумом, но и мудростью и не вмешивался в дела асов. Другое дело притаившиеся на крыше вороны: в искусстве маскировки Хугину и Мунину не было равных, поэтому никто, кроме царской семьи, не мог их заметить. У них отменный слух, они даже с такого расстояния услышат разговор матери и сына и передадут его Одину. Советники-разведчики! Именно они предупредили, что Локи пересек ворота, и именно они сейчас следят за его каждым шагом, чтобы потом передать свою точку зрения Одину. С тех пор как из собирателей знаний и вестников они стали советниками и шпионами, Фригг сделалась их злейшим врагом. Слишком часто царь Асгарда слушал воронов и не поддавался на уговоры жены. Сейчас же, когда речь шла о Локи, об их сыне, Фригг была абсолютно уверена, что это дело семейное. Никакие вороны и прочие зачарованные звери и птицы не должны вмешиваться. Но она была всего лишь супругой царя Асгарда и имела на него слишком мало влияния.
Наконец, Локи подъехал почти вплотную и спешился. С каким восторгом смотрела толпа на воссоединение матери и сына! Пусть все видят, что в царской семье все хорошо, ничто не омрачает идиллию и полное взаимопонимание. Фригг играла в беззаботность и счастье всю жизнь, с тех пор, как вышла замуж. В ту пору её называли красавицей, и сейчас о ней говорили то же, несмотря на почтенный возраст. Асы будто не видели, что их царица уже совсем не так хороша, как раньше; не видели они и цвета волос Локи: он считался столь же великолепным, сколь и Тор, хотя народная традиция приписывала черные волосы рабскому происхождению.
Локи хорошо знал и принимал правила. Он говорил все, что должен был, но его скованность, страх и неуверенность сквозили в каждом движении и были хорошо заметны той, которая знала его почти с рождения. Фригг не изменилась в лице, но едва удержалась от того, чтобы дотронуться до младшего сына и хоть как-то поддержать, показать, что его страх беспочвенен, его откровенность станет первым шагом на пути к возвращению и прощению, которое, царица не сомневалась в этом ни на мгновение, было самым сокровенным его желанием. Пусть он раскается, вернется во дворец, поближе к ней, подальше от Хагалара, который должен был навсегда исчезнуть из жизни царской семьи еще семь столетий назад. Фригг думала, что он пропал, но, как оказалось, просто затаился, чтобы разрушить мир в тот момент, когда он станет совсем хрупким.
Блудный сын предложил ей руку. Слишком уж поспешно он хотел войти в Гладсхейм, но можно дозволить ему такую малость. Фригг позволила увести себя во дворец и, только оставшись наедине с ним, заговорила:
— Ты хорошо себя чувствуешь? — начала она как можно мягче.
— Конечно. Я здоров, — Локи говорил отрывисто: хотел показать, что полностью уверен в себе, но ложь выходила плохо. — Зачем было вызывать меня во дворец?
— Разделить с нами трапезу, — Фригг вздохнула: сын искал подвох в каждом движении, в каждом слове. Это было невыносимо!
— Я полагаю, что ради этого вы бы не заставили меня ехать так далеко. Вас тревожит что-то другое, верно? — голос Локи стал вкрадчивым. Он смел допрашивать её, собственную мать. Что же с ним случилось, что довело его до такого?
— Ответь! Отец приказал мне явиться, не так ли? Ради чего?
— Локи, — Фригг говорила медленно, так, как говорила обычно с Одином, если пыталась склонить его к угодной ей точке зрения, — ты должен знать, что он хочет помочь тебе. Не заставляй меня убеждать тебя в этом. Просто поверь.
— Значит, приказ, — сделал Локи однозначный вывод. Эти упрямство и скоропостижность выводов так на него не походила.
— Локи, пойми, — ей пришлось призвать на помощь всю выдержку, чтобы в голосе слышалась усталость, а не гнев, — у тебя есть то, чего нет ни у кого ни в одном мире: моя любовь. Моя и твоего отца. Мы — одна семья. Сделай первый шаг, не скрывай правду.
Она говорила и говорила, но понимала, что сын её не слышит, не хочет слышать, не хочет понимать, извращает каждое произнесенное ею слово. Как успокоить его? И возможно ли это? И стоит ли это делать? Локи не отвечал, стоя неподвижно, а потом повернулся к ней спиной и направился к трапезной. Как и тогда на поляне. Обида, боль или гнев заставили его так поступить? Или все они вместе? Что он услышал в безобидных словах, в желании помочь? Фригг многое отдала бы, чтобы понять душу того, кого, как она думала, знала лучше всех.
За ужином все больше молчали. Тор и Локи поздоровались так тепло, будто ничего не было: ни битвы, ни похорон, ни войны. Они сели рядом, но к еде почти не притрагивались. Фригг старалась вести беседу, но её голос тонул под сводами залы, не находя отклика. Молчаливые слуги подавали одно блюдо за другим. Все ели чинно, так, будто с ними за одним столом восседали послы восьми прочих миров. Молчание было напряженным. Фригг и Тор кидали на Одина настороженные взгляды, ожидая, когда ужин перейдет в допрос. Локи ел так медленно, будто опасался, что его отравят. Когда в первый раз поднесли эль, он закашлялся, чуть не пролив драгоценный нектар. Выпил его с большой неохотой, хотя уже много столетий предпочитал его прочим напиткам. Казалось, Локи лучше всех понимает, что случится и чем все закончится, хотя дара предвидения у него не было. Зато он был у Фригг, и если бы она могла контролировать его и вызывать видения, то многое было бы иначе. Один хмурился, явно принимая какое-то важное решение. Неужто он таки решил отступить и послушать воронов, а не жену и сына, и отпустит Локи в деревню, так и ни о чем не спросив? Неужто все усилия пойдут прахом, и любимый сын окончательно сойдет с ума от пытки ожиданием?
Фригг уже готова была спросить супруга о его дальнейших планах, как вдруг он встал из-за стола и жестко произнес, обращаясь как будто к противоположной стене:
— Я хотел бы поговорить с тобой наедине. Идем ко мне, — в абсолютной тишине, не нарушаемой даже дыханием, голос его прозвучал поистине громоподобно, многократно отражаясь от металлических стен и сводов зала.
Локи молча кивнул и встал. Он не побледнел, не пошатнулся, но в глазах на мгновение отразилась решимость. Он словно на бой шел, хотя, кто знает, быть может, это и будет самый настоящий бой?
Один направился в Валаскьяльв — свою собственную башню. Он спиной ощущал прожигающие взгляды жены, старшего сына, воронов. Он знал: птицы давно покинули крышу и летают где-то здесь, в трапезной. Быть может, порхают под потолком, а, может, забились в какой-нибудь угол и наблюдают оттуда. Все близкие остались позади, все смотрели на него. Все ждали его действий, его решений, все толкали его в нужную сторону, но сами не предпринимали ничего, только смотрели. Так было. Так есть. И так будет всегда. На то он и Один Всеотец: он вершит судьбы девяти миров и каждого их обитателя. Но насколько же легче вертеть судьбами тех, кто тебе безразличен, и насколько сложнее управлять теми, кто по-настоящему дорог. Точнее нет, не дорог, скорее ценен. Насколько сложнее вершить судьбы тех, кого некем заменить. Сломать Локи легко, обезглавить его не составит никакого труда, отпустить на все четыре стороны — тем более. Но не для того на него потратили более тысячи зим, не для того обучали всему тому, что положено знать будущему царю… Сыновья Одина должны были стать воплощением его воли, его мечтаний, его желаний. Он готовил их к этому, и потерять создание, которое он пестовал тысячу зим, было бы неразумно. Тем более что оно и само жаждало вернуться домой и заслужить прощение. Один прекрасно это понимал и знал, что в любой момент может дать робкую надежду, что примет блудного сына. Вопрос только в условиях. Но до этого еще далеко. Сперва стоит узнать правду, а потом уже прощать и возвращать в семью по-настоящему.
Один остановился у золотых дверей, ведущих в серебряные покои, и мановением руки отозвал почетный караул. Чем разговор закончится — предположить было невозможно, но никому не нужны невероятные, лживые слухи, порочащие царскую семью. Один собственноручно отворил дверь и вошел в комнату, освещенную десятком факелов.
Локи последовал за ним, инстинктивно приглушая шаги, будто опасаясь, что кто-то посторонний может их услышать, его совсем не интересовало богатое убранство или раскинувшаяся панорама города, почти невидимая из-за ночной мглы. Отец привел его сюда не для того, чтобы показать чарующую красоту ночного Асгарда — его интересовала информация. Информация, которую надо было сохранить при себе любой ценой…
Царевич встал напротив окна, выходящего на балкон, спиной к отцу. Молчание начинало затягиваться и напоминало первые уроки, во время которых каждый из участников знал, зачем пришел и что теперь будет, но никто не смел начать первым. Ожидание допроса выматывало, воскрешало страх, старательно скрываемый за спокойствием и безразличием. Хотелось выбросить из головы все мысли, но вместо этого Локи перебирал возможные вопросы, которые отец мог задать, судорожно соображая, что отвечать на то или иное обвинение. Пальцы сами собой сжались в кулак: это был старый, проверенный способ собраться, не позволить себе запаниковать раньше времени и выдать все тайны, сломившись под гнетом отца. За два месяца, проведенных в томительном ожидании очередного допроса, скрашиваемых одной только естественной наукой, царевич не смог подобрать достойной лжи, но зато зародил в себе уверенность, что будет молчать столько, сколько это будет возможно, даже если отец решит перейти от слов к другим, более действенным, с его точки зрения, методам убеждения.
— Локи, поведай мне о произошедшем с тобой в бездне, — Один приступил к допросу сразу же, даже не пытаясь скрыть свои намерения за парой вежливых, ничего не значащих фраз, которыми он не смог бы обмануть ни себя, ни приемного сына, замершего у окна, словно в ожидании града ударов. — Чье могущество разрушило Каскет?
Слова потонули в молчании. Локи не шевельнулся, но и не проронил ни слова в ответ. Один тихо вздохнул: все в поведении младшего говорило о внутренней борьбе. Опасения начинали оправдываться: воскресший из мертвых молчал, стоял напряженный, словно натянутая тетива, скованный страхом. Странно было видеть такое сейчас: Локи прошел через какие-то немыслимые испытания, которые сломали его, изменили и внешне, и внутренне, поселили в его сердце злость и всепоглощающую ненависть, сделали из него настоящего воина и полководца, не знающего жалости. И этот полководец стоит сейчас перед своим царем, боясь посмотреть в глаза?
— Ты молчишь. Почему? — в этот раз Один не собирался давать время на размышления, как и отступать, позволяя отмалчиваться. Если уж он решился на допрос, его надо довести до конца, и чем быстрее, тем лучше.
— Я не могу описать произошедшее там, — послышался тихий голос Локи, столь непохожий на его обычный тон, полный лжи. Казалось, что он увлечен чем-то, что видит в окне, но за ним стояла кромешная тьма, а, значит, вопрос воскресил в воспоминании какие-то другие картины, что-то из прошлого, возможно, неприятного. Прошлого, узнать о котором требовалось любым способом. Можно было заставить Локи повернуться и прочитать что-то по его лицу: не зря же он нарушает все правила этикета, не смотрит на собеседника. Уловка слишком проста: чем контролировать эмоции, легче не дать их рассмотреть. Однако приказ мог привести к не самым приятным последствиям, так что Один решил попробовать подойти с другого конца. Принудить к ответу он сможет в любой момент, но совершать насилие над и так расшатанным разумом сына пока не следовало. У него имелись еще вопросы, ответы на которые, как он надеялся, можно получить, не прибегая к крайним мерам.
— Ты знал, что изучение свойств Тессеракта запрещено?
— Что? — Локи резко обернулся, забыв о том, что не желал показывать своего лица: вопрос и в самом деле ошеломил его — это было видно по стремительно поползшим вверх бровям. Что ж, значит, предположить его реакцию даже проще, чем казалось изначально: упоминание другого артефакта вызвало не еще больший страх, а лишь легкое удивление резкой смены темы. Если так пойдет и дальше, то можно будет посчитать предложение жены и старшего сына не совсем губительным. Кто знает, быть может, они лучше понимают Локи и знают, как именно надо ладить с ним?
— Оно было запрещено задолго до того, как ты начал осознавать сам себя, — он подозвал сына жестом подойти ближе, специально не встречаясь с ним глазами, а лишь подавая руку и приоткрывая собственный внутренний взор. Он ведь хотел получить правду, так почему бы не подать пример, открыв часть, только часть, но все-таки, собственной правды? Локи закрыл глаза, чтобы лучше видеть картины прошлого.
Он наблюдал, как множество асов, наверное, около десятка, рассматривают Тессеракт, сияющий ярчайшим голубым светом. Локи и не знал, что он может быть настолько ярким. «Когда Тессеракт доставили в Асгард, никто не знал о его могуществе». Асы осторожно прикасались к артефакту, подносили какие-то, видимо, зачарованные, предметы: куб никак не реагировал. «Когда же мы узрели его силу в действии…» Перед внутренним взором восстала из пепла огромная выжженная пустыня и висящий в воздухе артефакт, открывающий портал в неизвестность. Из порталы выходили… Читаури?! Локи не мог поверить в то, что видел, но спросить не мог: магия позволяла смотреть чужое сознание, но не говорить. «… то решили, что нет мира, который был бы в состоянии выдержать его мощь». Куб опутан какими-то цепями, Всеотец, молодой еще, перехватывает копье, и начинается бой между ним и Тессерактом. Куб будто живой: он направляет энергию точно в сердце противника, но тот отражает луч копьем — артефакт поглощает собственную силу и постепенно светлеет, от него уже не веет такой жуткой мощью. «К сожалению, мы не смогли уничтожить его, лишь усыпить, » — Один вновь направляет копьё на Тессеракт, но тот поглощает заклинания. Вокруг него валяются сотни трупов асов и… нет, Локи не мог поверить, что это те самые читаури, чьим предводителем он едва не стал. «И мы приняли единственно мудрое решение — отправить его в мир смертных, туда, где он никогда не смог бы причинить вреда другим мирам». Всеотец и еще двое воинов спускаются на Землю. Там зима, идет снег, ничего не видно. Они скрывают тусклый кубик среди снежных завалов и возвращаются домой. «Все записи о нем были уничтожены, » — Локи видит, как горят сотни рукописей, как умирает множество рун. «Или заперты под надежным замком, » — немногие свитки уложены в сундук, который оплетают самые сложные заклинания. «И никто во всех девяти мирах не знал, как пробудить его». Локи моргнул, прогоняя наваждение. Он все еще стоит все в той же комнате рядом с отцом. Никакого путешествия во времени, на самом деле, не было.
— Но одним осенним утром ты поделился запретными знаниями с людьми, и Тессеракт засиял во всем своем величии, — голос, заполнявший все звуковое пространство недавних видений, в реальности показался тихим и совсем не величественным.
Локи помотал головой, отгоняя последние яркие картины прошлого Всеотца, разрывая и ментальный, и физический контакт. В детстве ему очень нравилось смотреть военные походы, он мечтал, что когда-нибудь повторит героический путь, принесет в дом славу, но все получилось иначе.
Один наблюдал за тем, как сын приходит в себя после увиденного, ожидая, когда можно будет задать еще один вопрос, столь же важный, как и первый, с той только разницей, что, если задавая первый вопрос, он был почти уверен, что Локи будет молчать, то на второй должен был последовать правдивый ответ. Случившемуся уже много лет, если не столетий, к тому же вина никак не касалась воскресшего, а лежала на плечах того, чье имя он должен был выдать. Локи не знал о запрете, это было понятно изначально и только подтвердилось искренним недоумением, но тот, кто стоял за его спиной, прекрасно знал, но все равно раскрыл царевичу тайну, которая когда-то чуть не стоила Асгарду независимости. Оставалось только узнать — зачем. И если не у самого Локи, то у его учителя. Но, для начала стоит дать понять сыну, что ему ничего не грозит.
— Тогда ты был несмышленым ребенком. В пору твоей сознательности не осталось тех, кто помнил бы свойства Тессеракта, — произнес Один, стараясь дать понять интонацией, что незнание в данном случае освободит подсудимого от ответственности. — Кто рассказал тебе о его существовании и надоумил изучать?
— Я не думал, что изучать этот артефакт запрещено, — потрясенно произнес Локи и резко замолчал, ничего больше не добавив.
— Тебе неоткуда было это знать. Какой злой разум руководил твоими действиями? — задавая вопрос вторично, Один чувствовал подступающее раздражение: младший сын снова уходил от ответа, не отмалчиваясь, но бросая ничего не значащие фразы, и теперь его нежелание говорить казалось простым упрямством, всегда раздражавшим Одина. Раньше оно было скорее чертой старшего сына, но сейчас Всеотец видел по напряженной фигуре и сжавшимся в кулаки рукам, что подсудимый не собирался отступать.
Локи тяжело перевел дыхание, поняв, что его простая уловка не удалась, и что приемный отец будет дознаваться до правды. Но он ее не получит. Тайну надо сохранить любой ценой. Вопрос о Тессеракте был еще хуже, чем предыдущий о бездне, потому что бездна была только его тайной, а Тессеракт — нет. Царевич мысленно поклялся себе не выдать правду даже под жесточайшими пытками.
— Это сделала женщина. И я не скажу ничего, что оставит о ней дурную память! — это была явная дерзость, за которой раньше последовало бы наказание: перечить отцу он осмеливался всего несколько раз за свою долгую жизнь, и кончались эти попытки всегда плачевно. Ну да расправа избавит его от допроса, так что стоит приложить усилия и таки разъярить отца окончательно.
— Если эта женщина — враг Асгарда… — угрожающе начал Один.
— Она не враг! — даже Тор не осмеливался перебивать разгневанного отца, но сейчас царевич чувствовал, что терять ему уже нечего, и пусть уж лучше все негодование обрушится на него. Жаль, что нельзя сейчас сменить облик, переодеться в боевое облачение, которое он сменил на повседневное одеяние, как только вошел во дворец. Хотя и ясно, что отец никогда не опустится до того, чтобы ударить, но он сам чувствовал бы себя гораздо спокойнее в боевом облачении. В нем было бы не так страшно подписывать себе смертный приговор.
— Не была врагом, — воскликнул он резко. В голове крутился план. Безумный по своей глупости и наглости, но он был единственным спасением.
— Я никогда не видел женщин в твоем окружении, — голос отца дрожал от уже нескрываемого гнева. Локи отчетливо понимал, что, с точки зрения Одина, недомолвки были лишь глупостью и гордыней. Отец не видел ни одного повода для молчания, ведь он четко дал понять, что не станет наказывать за прошлое. Ему никогда не понять, что легче взойти на эшафот самому, чем предать ту, которая направляла! Любая попытка объясниться могла закончиться случайным раскрытием тайны, поэтому приходилось терпеть все гневные речи безропотно.
— Локи, откуда она? Из какого из восьми миров? — вопросы сыпались один за другим, разбивая остатки заготовленных ответов и погребая эфемерную надежду на понимание. И промолчать нельзя, сейчас каждое слово — самоубийственный шанс удержать внимание только на своих ошибках.
— Во время наших походов с Тором…
— С Тором?! — Локи все-таки добился своего, окончательно разъярив отца намеренно неумелой ложью: теперь весь гнев был направлен на него, а не на ту, что руководила им. Это была победа, пускай и приправленная горечью. Впервые его поступки и дерзости вызывали столько искренней ярости, ярости, готовой обрушиться на него и разорвать на кусочки. Липкий страх все же закрался в сердце, вынуждая позорно отвести взгляд, чтобы не встречаться глазами с тем, ради кого он потерял все.
— Не смей лгать своему отцу, Локи! Хеймдаль рассказал о тайных тропах, которые ты якобы знаешь.
Привкус триумфа от собственной умелой игры и страха от гнева отца тут же смела злость уже на себя — столько зим успешно скрывать ото всех свои возможности и, поддавшись секундной гордыне, открыть сокровенную тайну, чтобы потом она стала еще одним обвинением.
— Мало того, что ты ходил в другие миры в одиночку, не спросив у меня разрешения, — голос Одина начинал переходить на крик. — Так ты еще и захватывал там рабов? Женщин?!
Локи инстинктивно сделал шаг назад, желая исчезнуть из поля зрения разгневанного отца, зная, что ни один довод — даже если бы он мог позволить себе оправдываться — не уймет поднявшуюся бурю. Ему доводилось видеть отца разъяренным, но никогда еще гнев царя Асгарда не был направлен лично на него, и он, цепляясь за остатки собственной выдержки, старался не скатиться в панику. Привычка покорно следовать за каждым словом, произнесенным отцом, вырабатывалась с детства и давно стала почти потребностью. Отец всегда был прав, Локи знал это как никто в Асгарде и если даже когда-то и пытался что-то скрывать, то только до того момента, как в интонациях отца начинал проступать настоящий гнев. Плести ложь Локи смел пока Один позволял оправдываться. А вот противостоять отцовскому гневу было бесполезно, лучше согласиться с чем угодно. Это, правда, Одина совершенно не устраивало, но не пытаться же спорить с живым воплощением ярости! Эту игру и он сам, и отец знали досконально. Но вот он вырос, и правила изменились, он сам изменил их, не поставив в известность ни Одина, ни даже себя самого, поэтому совсем не знал, что теперь делать. Старая тайна, касавшаяся не только его, должна была умереть вместе с ним, даже если у отца было другое мнение на сей счет. Он сделал еще пару шагов назад, раздумывая, не обратиться ли в постыдное, но дававшее надежду на спасение бегство. Вне покоев, в коридорах и залах, где могут быть посторонние уши, допрос не станут продолжать.
— Остановись! — его маневр не остался незамеченным. Словно околдованный резким приказом, Локи замер, не совершив шага назад, так полностью и не поставив вторую ногу на пол, касаясь его только носком сапога, сохраняя при этом совершенно прямую спину и не опуская головы. Он слишком привык подчиняться приказам. Это раздражало, но такова была его суть. Пути к отступлению отрезаны.
— Я клянусь тебе, отец, — голос дрогнул, выдавая смятение, поселившееся в сердце Локи, — что ходил в другие миры только ради забавы и не делал ничего, что могло принести вред Асгарду, — он задохнулся собственными словами, чувствовал, что больше ничего не скажет.
— Сокрытие трех ётунов для кражи Каскета для тебя забава?!
Неумелая ложь от того, кто столько времени скрывал свои путешествия по другим мирам, казалась ничем иным, как жестокой издевкой, вызванной непомерной гордыней сына, упивавшегося тем, что он мог скрывать свои тайны. Не было ни одного достойного довода, чтобы Локи продолжал молчать. Или он даже после увиденного прошлого не понимает, насколько опасен ас, или даже не ас, который еще помнит свойства Тессеракта? Насколько он опасен сейчас, когда древний артефакт снова в Асгарде? По какой причине он пытается скрыть сущности таинственных врагов любой ценой? Все это было непонятно, как и произошедшая метаморфоза: панический страх и неумелая попытка сбежать совсем не вязались с тем образом, который Один успел составить за несколько встреч с искалеченным бездной сыном. Сейчас он видел перед собой не поверженного бога, а перепуганного ребенка, все еще упорствующего в своей лжи, выкручивающегося из последних сил, стремящегося и боящегося одновременно услышать гневную тираду и приговор, тем более жестокий, чем больше лжи бывало понакручено.
Все повторялось, словно в давнюю пору: младший царевич, возомнивший себя великим полководцем, сейчас стоял перед отцом, опустив голову, не в силах найти нужных оправданий, чтобы умерить гнев родителя. Только вот то, что он натворил, лишь по счастливой случайности не стало неисправимым, и лишь на словах устыдить виновного не годилось, но и наказывать — тоже, он сам прекрасно мог это сделать, утонув в собственном чувстве вины. Лучше всего было указать на совершенные ошибки, объяснив, где были допущены огрехи, но для этого нужно было услышать, что сам Локи думает о своих свершениях.
— Я думал о благе Асгарда, — послышался четкий ответ. Один глубоко вздохнул: оправдания были такими же детскими, как и взгляд, полный страха — Всеотец видел в стоящем перед ним полу незнакомом мужчине своего младшего сына, и с каждым его словом убеждался, что это не игра воображения и картины из прошлого, предстающие перед взором, а истинная суть того, кто устроил такую смуту в Мидгарде. Если бы защитники Земли, объединившие все свои смехотворные силы, чтобы сразить мятежного бога, видели его сейчас…
Один в мыслях усмехнулся над возможным исходом этой встречи и приблизился к богу, медленно теряющему самообладание. Если то, что он видит, правда, то заставить Локи во всем сознаться будет не так и сложно. Надо только вспомнить, что раньше действовало на него безотказно. Вспомнить, какими словами и действиями он мог принудить Локи признать все, что угодно. И хотя мало было веры в то, что тактика, срабатывавшая на полностью зависимом, панически боящимся его ребенке, сработает на взрослом, прошедшем бездну, все же не стоило отбрасывать метод, непопробовав его.
— Тебе не кажется, что твои забавы зашли слишком далеко, Локи? Ради блага Асгарда ты обманул великанов, подставив их под удар Разрушителя. Если Лафей знал о том, что его обманул сын Одина, это мог быть достаточный повод для войны.
— Отец!.. — выпалил Локи и замолчал, не закончив фразы, резко опустив голову, словно признавая свое поражение. Он больше не пытался оправдываться, не в силах придумать больше ни одного даже самого смехотворного довода, он лишь хотел не слушать дальнейших слов, готовый согласиться на все; Один хорошо знал это исступленное состояние, но видеть его доводилось лишь несколько раз — обычно младший держался до последнего, пытаясь оправдать себя хоть как-нибудь.
— Ради блага Асгарда ты подговорил брата идти в Ётунхейм, итогом чего стало объявление войны. Ради моего одобрения ты раздул тлеющие угли войны, убил Лафея, пожертвовал Разрушителем, чтобы не дать Тору вернуться и образумить тебя.
— Ты подставил под удар свою мать, — каждое новое обвинение пугало Локи еще больше, Один видел это, но не собирался останавливаться на достигнутом, продолжая произносить истины, столь ясные для него и сокрытые от взора сына. Понять, какую из них Локи действительно считает своим проступком, возможным не представлялось, но Всеотца не покидала уверенность, что, осмыслив все сказанное, тот сможет говорить с ним свободно, без лжи и притворства, уповая лишь на логические заключения, когда как сейчас он был просто смятен собственными эмоциями, возникшими из-за открывшейся для него правды.
— Ты отрекся от брата, чуть не разрушил один из девяти миров, что могло бы стать причиной вселенской катастрофы. А испугавшись ответственности за содеянное, ты предпочел умереть. Но твоему желанию не суждено было сбыться. Ты сбежал от моего возмездия, но что ты получил взамен? Вместо смерти и упокоения, ты оказался в изгнании, покинутый всеми. За собой ты оставил слезы матери и своих родных, а перед тобой была только пустота…
— Довольно! — вдруг крикнул Локи, не выдержав гневных речей. Один видел, что его обличительная речь сломила гордыню сына, и он был готов сейчас сознаться во всем, что столь тщательно скрывал; но какие бы сильные чувства не владели царевичем, в спасительную для него истерику он не скатывался. Хоть какое-то отличие от далекого прошлого.
— Довольно! — приблизившись и в то же время приподнимая подбородок, чтобы избавиться от соленой влаги, готовой сорваться с ресниц, Локи клещом вцепился в руку отца, то ли ища защиты от слов, столь правдивых, что резали не хуже клинка, то ли желая, чтобы тот замолчал. Прикосновение было знакомым: ледяные ладони, полные дрожи, и то, сколько отчаянья было в этом жесте — Один был рад ощутить это касание, столь знакомое, уничтожавшее все сомнения по поводу того, кто стоит перед ним. Когда-то Локи вкладывал в него все те чувства, которые не мог выразить словами, искал защиты и сострадания. Бездна не изменила его, во всяком случае, в этом.
— Хватит… — уже тише, почти шепотом произнес Локи, глядя расширившимися зрачками в лицо своего палача. Похоже, он, наконец, понял, что все, только что сказанное, — правда, и любое оправдание будет звучать глупо и неуместно. — Я всего лишь хотел быть равным Тору! Я хотел твоего признания. Я и не думал… — царевич не закончил фразу, задохнувшись словами. Улыбка, желавшая тронуть губы Одина, так и осталась лишь в мыслях — такая реакция еще больше испугала бы и так глубоко потрясенного Локи. Царь Асгарда был доволен разговором, доволен тем, что все оказалось намного проще — за напускной холодностью и злостью царевич оставался все тем же молодым юношей, боящимся гнева отца, сравнимого с божественным гневом для него. И все тайны, связанные с артефактами древности и неизведанной бездной, не были сокрыты столь глубоко, что для их раскрытия потребовались бы слишком жестокие меры, которые пришлось бы применить, если бы молчание Локи навлекло беды на Асгард.
— Я знаю, чего ты хотел.
Своего Один уже добился, так что стоило хоть немного стабилизировать сломленного мятежника. Он нарочито мягко высвободил свою руку из цепкой хватки будто закостеневших пальцев.
— Я лишь поведал тебе, к чему привели твои действия.
— Так не должно было быть… — с трудом прошептал Локи.
— Ты осознаешь свои ошибки? — Один дождался неуверенного кивка, говорившего о том, что царевич понял то, что натворил, и раскаивался в содеянном. Продолжать разговор об этом сейчас, когда Локи в таком состоянии, не было никакого смысла. Царь Асгарда желал не исповеди преступника, склонившего голову под тяжестью своих прегрешений и умоляющего о прощении и милости, а откровенного разговора с сыном, осознавшим свои ошибки и самостоятельно пришедшим к выводу, что этот разговор ему необходим.
— А теперь перейдем к твоим просчетам в битве с людьми, — столь резкая смена темы заставила сникшего царевича вновь удивленно вскинуть голову. — На каких условиях ты объединился с читаури? Мне нужна вся правда.
— Чтобы казнить меня, имея полный перечень всех моих грехов? — обреченно, будучи уверенным в своих словах, спросил Локи, не смея снова взглянуть на отца, глядя в одну точку над его левым плечом. Ему казалось, что за каждое обвинение, слетевшее с губ Одина, он был приговорен к смертной казни, и страх не столько перед ней, сколько перед приговором из уст Всеотца, снедал его. Но все же этот страх, страх быть осужденным самым важным для него жителем всех миров, был не сильнее того всепоглощающего ужаса, что он испытывал при мысли о возможном предательстве. Значит, нужно продолжать балансировать на грани отчаянья и принять многократно заслуженную кару.
— Тебе мало доказательств моей вины? — Локи заставил голос звучать громко и твердо. Пусть так, пусть казнь, главное, что хотя бы некоторые тайны погибнут вместе с ним. Главную битву он уже выиграл: тайну Тессеракта он унесет с собой, пускай и в могилу. Эта мысль помогла хоть немного собраться: Локи не сомневался, что сейчас за дверью стоят стражи, готовые, по мановению руки отца, схватить его, отвести в темницы и исполнить приговор.
— Ты искажаешь суть моего вопроса, — отец тяжело вздохнул, будто его предположения были какой-то несуразной глупостью. — Локи, ты дома. О казнях и пытках речь не идет.
— Тогда зачем тебе все это? — царевич не сомневался в том, что Один собирался казнить его, вся гневная тирада свидетельствовала в пользу этого, но почему он решил отсрочить приведение приговора в исполнение? Это было непонятно, а все непонятное в поведении царя богов и людей не на шутку пугало. — Зачем этот допрос?
— Я думал обсудить с тобой твои промахи и ошибки, чтобы в следующий раз ты лучше планировал ведение войны, — Один произнес эту фразу так спокойно, будто не готов был минуту назад лично пронзить стоящего перед ним преступника мечом.
— Что…? — протянул Локи, медленно осознавая, что немедленное линчевание таки отменяется, но еще не зная, чем оно будет заменено. Ведь Один четко расписал ему все его проступки. И его вина доказана для отца, значит, за этим должно следовать наказание, равносильное совершенному — казнь.
— Но, видимо, ты еще не готов к серьезному разговору, — Один отошел к темному окну, за которым все равно ничего не было видно. Прошла напряженная минута, прежде чем Локи понял, что его, кажется, больше не держат. Он сделал несколько шагов, отделявших его от двери, открыл створку, не веря, что после всего сказанного его просто так отпускают.
— Подумай о своих ошибках, — донеслось из покоев отца.
Локи быстро закрыл дверь, словно стараясь оставить в запертой комнате свой страх и грызущее чувство вины. Оставалась иллюзорная надежда, что до следующего допроса он, поняв свою главную ошибку, успеет придумать достаточно стройные катакомбы лжи и не запутаться в них.
====== Глава 19 ======
Только с детства въедавшиеся в мозг правила поведения не позволяли Локи перейти на бег, спускаясь по лестнице. Оскальзываясь на отполированном металле, он продолжал, широко шагая, переступать через две ступеньки, старясь как можно быстрее уйти и избежать назойливого внимания придворной челяди. Увы, это было невозможно: проходящие навстречу чинные асы здоровались, выказывали почтение и просто путались под ногами. Локи едва не сбивал их. Он хотел только одного: покинуть дворец как можно скорее и больше никогда к нему не приближаться. Но он прекрасно понимал, что последнее невыполнимо, что с семьей видеться придется, что отец от него не отстанет, но сейчас он мог дать волю чувствам и нестись вниз, не думая ни о чем, даже о том, что от фактически проиграл, что он был готов рассказать все, и что отцу стоило чуть надавить и…
— Локи!
Молодой бог резко остановился на последней ступеньке. Вцепившись обеими руками в перила, он медленно повернулся, встречая отца холодным отчуждением. Кажется, Всеотец передумал отпускать и решил получить ответы на все интересующие его вопросы. Но не будет же он делать это посреди лестницы в окружении праздно шатающихся асов?
— Локи, — повторил Один, медленно и величаво спускаясь к поверженному богу. — Ты возвращаешься в поселение?
— Ты не позволишь мне? — холодно откликнулся царевич, не желая слушать отца, ощущая стыд и страстное желание обнять себя за плечи, чтобы хоть как-то защититься от сурового взгляда.
— Нет, — проговорил Один, останавливаясь на несколько ступенек раньше и глядя на сына свысока. Царевич ощущал себя еще хуже, чем в комнате, там он мог пользоваться хотя бы преимуществом в росте, пускай и незначительным.
— Я вверяю тебе величайший артефакт девяти миров, — огорошил Один нежданной новостью.- Сделай из него инструмент созидания, который восстановит Радужный мост и вернет мир во вселенную, — Один спустился чуть ниже. — Несмотря на все былые ошибки, именно ты и избранный тобой спутник должны добиться успеха.
Локи отрывисто кивнул. Разговаривать у него не было ни сил, ни желания, особенно после всего произошедшего, поэтому он не стал уточнять у отца, что именно он должен делать и почему. Забрать Тесеракт — хорошо! Доставить его в поселение — прекрасно! Он был готов согласиться со всем, только бы покинуть дворец, вернуться в спасительное поселение. Мысль о том, что пристанище преступников, казавшееся столь отвратительным вначале, теперь же воспринималось как единственно спокойное место, в отличии от дворца, который царевич считал своим домом многие столетия, вызвала совсем неуместное веселье. Уголок рта нервно дернулся, приподнимаясь вверх — Локи потребовалась все остатки выдержки, чтобы не рассмеяться в голос. Первый отголосок истерики, и если Всеотец сейчас…
Один, кажется, не заметивший никаких изменений, очень вовремя чуть повел рукой, разрешая сдвинуться с места.
Локи еще раз отрывисто кивнул, развернулся и направился к двери, едва сдерживаясь, чтобы не побежать к ней. Быстрее отсюда, подальше от этого жуткого места, где даже воздух жжет легкие!
Локи очнулся уже на выходе из дворца. Он быстрым шагом подошел к своей строптивой лошади, которую едва уговорил довезти его до столицы. Задумался на мгновение. Идти в одиночестве к Хеймдалю? Да лучше виселица! Этот ас и раньше его недолюбливал, а после всего произошедшего…
Приняв решение, Локи резко развернулся и направился обратно во дворец. Отца он к своему глубочайшему удовлетворению не встретил, зато легко нашел того, кого искал. Тор сидел вместе с Сиф и Хогуном. Что именно они втроем делали, Локи не посчитал нужным узнать.
Он быстрым шагом подошел к брату, который встал, чтобы поприветствовать его.
— Ты мне нужен, — сказал он, даже кивком не удостоив его спутников, предателей, которых еще год назад называл друзьями.
— Я тебе нужен? — переспросил Тор недоуменно. — Зачем? Что отец…
— Ничего особенного, — отрезал Локи, не желая говорить, тем более при посторонних. — Пойдем же, брат. К Хеймдалю.
— К Хеймдалю? — встряла Сиф, подходя ближе и недоверчиво глядя на недруга. — Локи, ты должен нам все объяснить.
— Воля отца, — отрезал царевич. Простая фраза действовала как сильнейшее заклятье — упоминание Всеотца решало любые трудности.
— Мы должны ехать с тобой, — прохрипел Хогун.
— Я принимаю ваше предложение, — кивнул Локи, ухмыляясь. Если уж прихвостни согласны, Тор точно в просьбе не откажет.
В самом скором времени четыре лошади проехали Химинбьорг — небесно-голубой чертог Хеймдаля с крышей, сотканной будто из облаков. Что за тайные дела вершились в на вид безобидном доме, где никто никогда не жил, Тор и Локи пытались узнать еще в юности, но у них ничего не вышло. Страж моста не бывал в своих покоях даже сейчас, когда Радужный мост был сломан и походил на выкорчеванный пень, а не на величайший артефакт Асгарда. Массивная фигура Хеймдаля в неизменных доспехах возвышалась скалой над гладкой поверхностью моста. Вместо меча в его руках сиял мягким голубым светом великий Тессеракт. То флегматичное спокойствие, с которым невозмутимый воин держал куб, заставила Локи скривиться. С изначальными артефактами нельзя обращаться столь панибратски, они должны вызывать восторг и трепет у того, кому выпала честь обладать ими.
— Почему бы тебе не рассказать мне, как ты заставил отца отдать Тессеракт тебе? — Тор спрашивал тихо, чтобы не услышали Сиф и Хогун.
— Заставил? — Локи усмехнулся. — Это меня заставили. Брат, ты считаешь, что я могу «заставить» твоего отца?
Ярость, на мгновение затмившая взор Локи, слишком остро отдавала безумием, и это заставило Тора внутренне подобраться, ожидая чего угодно, вплоть до необдуманной атаки; именно с такими глазами брат бросался на него, кипя жаждой убийства. Младший резко отвернулся, порождая еще больше сомнений в разуме сына Одина. Он был уверен, что отец сможет достучаться до сознания блудного бога, но сейчас все выглядело так, будто тот смог обставить самого царя Асгарда. Отдать Локи один из сильнейших артефактов, с которым тот сможет сбежать в любой из миров, чтобы вновь устроить хаос, столь милый пошатнувшемуся рассудку! Всеотец наверняка преследовал цели, известные лишь ему, но смотреть, как Хеймдаль без лишних разговоров и не потребовав никаких подтверждений того, что сам Один отдал столь безумный приказ, передал Локи артефакт, было тяжело. Думать же о том, что это существо, вернувшееся из бездны, смогло обмануть отца своими ядовитыми речами — совсем непереносимо.
Тор вызвался проводить брата до главных ворот, но так и не посмел на всем продолжении пути заговорить с ним. Все его надежды рухнули в одночасье. Он надеялся на то, что спасет названного брата от жестокого наказания и добьется того, что Один отправит блудного бога в ссылку, в путешествие, куда угодно, но подальше от столицы, лишая возможности претендовать на власть и захватить трон, но не лишая привилегий младшего царевича. Однако отец поступил совсем не так — он создал все условия для того, чтобы Локи оступился вновь — и ведь тогда даже слово бога грома не спасет брата от справедливой, но жестокой расправы.
Мало того, что отец отменил суд, так еще и поддался на чарующие речи Локи! О да, братец умеет быть убедительным, Тор знал это по себе, помнил, как поверил, сразу же поверил в то, что отец погиб по его вине. И только он видел все то безумие, которое учинил Локи на Земле. Один многого не знал. Возможно, именно поэтому продолжал доверять младшему сыну? Но рассказать правду подробно, значило лично набросить на шею Локи петлю, а смерти брату он, даже вспоминая все то, что тот уже успел натворить, не желал. Но если он продолжит утопать в своих безумных идеях, ничем хорошим это закончиться не может.
В темноте ночи отчетливо слышался плеск вод Тунда — глубочайшей реки Асгарда, на дне которой нашли свою смерть десятки великанов и прочих вражеских воинов. Сколько раз Тор спускался на дно, чтобы собрать какие-нибудь древние побрякушки, и никогда Локи не плавал вместе с ним. Быть может, полуетун когда-нибудь найдет свою смерть там же, где и его сородичи? Братья пересекли ту самую часть реки, которую Один поджег в незапамятные времена, чтобы защитить светлый город от очередного вторжения. Стоит свалить Локи в воду, и он умрет — сколь глупой была бы такая смерть для того, кто окунулся в Бездну и вернулся из нее с армией другого мира?
Стены Асгарда возвышались над царевичами, даруя уверенность в силе и мощи божественного града: эти стены неприступны для пеших врагов, они извергают огонь в полмили высотой, поражая летающих недругов, а воды Тунда легко справляются с плавающими. Но все эти меры предосторожности не помогут, если враг затаился внутри стен.
— Локи, — произнес Тор, когда все достигли ворот.
Тот мгновенно обернулся, словно ожидал все это время, что к нему обратятся.
— Знай, что бы отец тебе плохого ни сделал, к чему бы ни приговорил, ты по-прежнему можешь считать меня своим союзником, защитником и братом.
— Ты так любишь меня, что готов пойти против воли отца? — насмешка Локи казалась неуместной.
— Я сделаю все, чтобы ты был в безопасности, — тут же откликнулся Тор. — Но попытка угрожать безопасности Асгарда или моему правлению будет равна смертному приговору.
— Я запомню, — кивнул Локи. — До встречи, брат.
Бросив на него последний нечитаемый взгляд, Локи чуть тронул поводья. Ночная тьма быстро поглотила силуэт одинокого всадника; свита, видимо, последует за ним утром.
— Тор? — послышался тихий голос Сиф.
Воитель глубоко вздохнул и обернулся к друзьям, застывшим чуть позади.
— Кто же вернулся из Бездны? — медленно произнес бог грома, направляя коня к своему чертогу. — Я скорбел по своему брату, смирился с мыслью, что он умер. То же, что вернулось… бредит войной и жаждет мести.
— И при всем при этом ты готов защищать его? — удивилась Сиф. — Он пытался убить тебя. Нас.
— Да, я готов, — Тор сжал молот в руке. — Но он заплатит, если пойдет против Асгарда.
Локи с трудом ехал по плохо утоптанному снегу, едва разбирая дорогу. Приходилось контролировать каждое движение животного, вцепившись в поводья. Хотелось заснуть и забыть обо всем произошедшем, о своем позоре, но напряженная поездка отнимала остатки сил. В таком состоянии немудрено было свалиться в ближайший сугроб — как только своенравная тварь почувствует слабость седока, наверняка попытается сбросить его и опозорить перед свитой. Зря он поехал на непослушной лошади Тора, за которой нужен был глаз да глаз, а не на санях. Или на лыжах… Хотя сколько бы он тогда потратил времени? Подковы с шипами препятствовали скольжению по льду и насту и позволяли хоть немного управлять своевольным животным, которое еще не забыло, что принадлежало когда-то Тору, и не желало вновь расстаться с ним, возвращаясь в поселение, тем более, ночью. Зря он не остался ночевать во дворце. Его бы не прогнали. Но находиться в месте своего поражения было невыносимо. Остаться рядом с отцом, рядом с Хеймдалем. Локи скривился, вспомнив, какие эмоции читались за непроницаемой маской равнодушия охранника моста. А ведь это он, Хеймдаль, виноват во всем, что произошло! Предатель, заслуживающий мучительной смерти! Он предал своего царя, отправил друзей Тора на Землю, из-за него Локи познал Бездну! Младший царевич и раньше винил хранителя врат, но не во всем, а теперь вся картина засияла яркими красками. Друзья Тора, теперь уже только Тора, ничего не смогли бы сделать сами — за Локи стояла армия Асгарда, присягнувшая ему на верность, одинаково боготворящая обоих сыновей Одина. Тор никогда не вернулся бы в Асгард. Или вернулся бы слишком поздно, когда Локи был бы настоящим наследником, обласканным царем, был бы победителем. Никто ничего не смог бы сделать, если бы не интриги вероломного стража. Локи даже задумался, а не он ли надоумил троицу воинов предать законного царя? Хотя это уже не играет большой роли: смертный приговор страж подписал себе в ту секунду, когда напал на правителя Асгарда. Месть — только вопрос времени, тем более сейчас, когда Тессеракт снова в руках Локи! Младший царевич просил мимолетный взгляд на голубой артефакт. Что с ним делать? Всеотец хочет, чтобы он изучил его под руководством какого-нибудь мага из поселения, но в этот раз он сам волен выбирать, чью помощь принять. Локи на мгновение прикрыл глаза и тут же увидел ухмыляющегося Хагалара: «тебе нужна магия, и я могу её дать!». Нет, только этого не хватало. Только не Хагалар! Хватит и того, что этот маг каждый день отравляет несколько часов его жизни, причем очень успешно. Изучать с ним Тессеракт? — Лучше смерть! Прислужник Одина: как он умолял во всем сознаться и не запираться! Сперва он, потом мать — все они заодно! И все прикрываются любовью и страхом за его жизнь. Да отец в жизни не мучил своих, значит и сейчас ничего страшного не сделает. Казнить мог сразу по приезде. Раз не казнил — у него другие планы. А эти допросы и моральные пытки… К ним не привыкать.
Сейчас гораздо важнее другая проблема — фелаг. Надсмотрщики делают все, чтобы он не познакомился ни с кем. Поселенцы избегают его: то ли боятся, то ли им даны четкие инструкции не подходить к сыну Одина. Как найти среди них мага? Причем хорошего, того, кому можно доверить столь ценный артефакт? Сознание воспроизвело еще одно лицо. Расплывчатое, правда, но все-таки. Тот маг, который занимался натрием. С ним они хотя бы знакомы. Локи вспомнил, как тот падал на колени, захлебываясь в подобострастии. Заниматься с ним будет не менее противно, чем с Хагаларом, но, судя по реакции Раиду, он хотя бы не надсмотрщик Одина. Что ж, решено, именно он и будет исследовать Тессеракт. Отказать сыну верховного бога он не посмеет. Только как его найти, не прибегая к помощи фелага?..
Тут лошадь резко дернулась в сторону и встала на дыбы, выбрав самый неподходящий момент, когда царевич погрузился в раздумья, граничащие с дремой — Локи едва сумел удержаться на ней. По снегу прошуршало что-то маленькое, незаметное и бросилось наутек. «Лиса, что ли?» — предположил Локи, стараясь успокоить напуганную лошадь. Он хотел было слезть и посмотреть, но зверек убежал, а посылать свиту гоняться за мелкой дичью – низко.
Составляя план действий, Локи достиг ворот поселения и даже не успел постучаться: они бесшумно отворились. А ведь тьма кромешная, ничего не видно!
— Ваше высочество, — послышался знакомый голос, не сулящий продолжения мучений.
Локи встрепенулся, огляделся. В свете стоящих вдоль стен магических факелов угадывалась фигура. Раиду. Это точно он. Что он здесь делает?
— Ты ждал меня? — молодой бог слез с лошади, но не слишком удачно: нога скользнула по какому-то камню, так что он едва удержал равновесие.
— Локи! — сильные руки естественника тут же поддержали его. С такой готовностью, будто заранее знал, что царевич упадет.
— Ты в порядке? — ученый отшатнулся от бога, как только тот выпрямился. И снова он смотрит вниз, опустив голову. Вероятно, зрелище снега, засыпавшего все вокруг, было куда интереснее, чем бледное лицо измученного бога.
— В полном, — ответил Локи. — Что тебе нужно?
— Ничего, — Раиду смутился. — Я просто ждал.
— Зачем? — тяжело вздохнул Локи. Только бесполезного разговора ему не хватало.
— Я хотел убедиться, что… — естественник замолчал, окончательно смешавшись. Ну и пусть молчит. Он подвернулся очень кстати.
— Как зовут мага, который подарил мне песню? — спросил Локи, направляясь к своему дому.
— Песню? — в голосе послышался нескрываемый гнев. Значит, решение работать с тем исследователем верное — отца он точно позлит и разрушит его стройные планы. — Ивар.
— Я не о твоем брате, — Локи едва скрыл раздражение.
— Я тоже не о нем. Того мага тоже зовут Ивар.
— Пойди и найди его, — Локи повысил голос, а естественник тут же остановился, напрягшись. — Проведи его в мои палаты завтра утром. Ты все понял?
— Да, да, — Раиду явно не ожидал такой резкой вспышки, но у Локи не было сил изображать что-либо.
— Тогда не крадись больше за мной, — он переступил порог своего дома, даже не взглянув на новоявленного слугу. — После всего, что сегодня было, мне надо отдохнуть.
Последующие дни проходили безрадостно. Локи не мог избавиться от вереницы слов и фраз, произнесенных Всеотцом столь спокойно, будто он говорил о чем-то несущественном, не требующем никакого внимания. Шипящие, словно змеи, слова собирались в живое существо, похожее на монстра из детских кошмаров, и преследовали свою жертву, норовя свести с ума. «Ты подставил под удар свою мать!» — шептала тьма комнаты, услужливо восстанавливая перед внутренним взором картину из прошлого, подтверждая свою правдивость. «Ты отрекся от брата!» — вторили ей ночные шорохи, отгоняя пугливый сон, вселяя в грудь царевича не сладостное забытье, а жгучий стыд, сжимающий сердце. «Ты предпочел смерть исправлению своих ошибок!» -добавляла зеркальная гладь. «За собой ты оставил слезы тех, кто тебя любил, а перед тобой была пустота…» — и в завывании ветра Локи слышал плач матери и лишь сильнее стискивал зубы, продолжая погружаться в заслуженную пытку, осознавая, что каждая фраза, произнесенная Всеотцом, была правдой, столь горькой, что избавиться от ее привкуса не удастся никогда. Раньше такого не случалось — никогда его не преследовали призраки прошлого, даже первое убийство произвело на него гораздо меньшее впечатление, чем открывшаяся правда.
Работа в фелаге совсем не увлекала его и не приносила забвения, потому что он слишком плохо понимал её суть. Ивар старался развлечь его как мог, видел хандру, но не задавал лишних вопросов, лишь с еще большим рвением показывал чудеса природы. Сахарная пудра, приправленная серной кислотой, превращалась в отвратительную серую рыхлую массу, которая, подобно тесту, самопроизвольно ползла вверх и уползала за пределы стакана. Аммиак с водой и каким-то фенолом преобразовывался в малиновый фонтан невероятной яркости. Горящий магний, брошенный в воду, вместо того, чтобы вмиг потухнуть, горел ярче, замутняя жидкость. Все это было интересно, но никак не отвлекало от общего ощущения чего-то кошмарного, никак не прогоняло гнетущие мысли о проигрыше. И кому?! Собственному отцу! Пожалуй, только другой Ивар мог хоть немного отвлечь Локи от самоедства. Он то уж точно не был шпионом, с ним можно было расслабиться и насладиться безыскусным поклонением. Как оказалось, выбрать именно его в качестве исследователя Тессеракта было на редкость удачной идеей. Может, магом он был и весьма посредственным, но у него хранилось множество сведений о поселенцах, которыми он делился на редкость охотно. Ивар любил залезать с ногами в кресло, скидывая на пол все бумаги по Тессеракту, написанные его рукой или рукой царевича, и говорить, активно жестикулируя.
— Сыну Одина можно только посочувствовать, — медленно произносил он, потягиваясь. — Работать с такими асами как Лагур и Беркана! Ужасающе, просто ужасающе!
— Она, правда, дочь Одина? — заинтересовано спросил Локи.
— Сын Одина правильно поступает, что спрашивает об этом меня, — тут же вскочил Ивар. — Я знаю все и обо всех. Я собираю информацию, я общаюсь с девочками, с чудными магиологичками. Никто лучше них ничего не знает. Но раз знают они, то знаю и я! И я весь твой. Со всеми моими мыслями и знаниями.
Локи с раздражением осознал, что единственными сведениями, которые он сможет легко получить, являются женские, скорее всего, беспочвенные сплетни. Выбирать было не из чего, но и доверять досужим домыслам тоже не стоило.
— Расскажи о Беркане, — попросил Локи, приготовившись отделять зерна от плевел. — И об остальных.
— Да, да, конечно, — Ивар подошел к столу. — Я тебе все расскажу наиболее презабавным способом, чтобы сын Одина ни в коем случае не заскучал. Я сам разработал гениальную систему описания личностей! Вот, смотри, — ученый высыпал на стол какие-то порошки и принялся смешивать их. — У нас тут слухов ходит просто немыслимо! Кто-то что-то видит — вот, берем калий, пусть он будет слухами, кто-то слышит — угольный порошок, — он аккуратно соединил два вещества, — а кто-то додумывает — пусть это будет железо. Если тщательно перемешать женские сплетни, наблюдательность и догадки, немного подогреть своим интересом, — Ивар высыпал смесь в тигель и начал нагревать, — то получается…
Ивар вовремя отошел от стола: из тигля начали вылетать искры, похожие на звездный дождь. Локи, не сдвинувшись с места, с большим интересом наблюдал за процессом — такого прошлый Ивар не показывал.
— Получается много пустых, но невероятно привлекательных домыслов, — закончил дико довольный собой маг. — Кажется, у меня шикарно получилось! — он улыбнулся идеальной белозубой улыбкой.
— Твою Беркану можно сравнить с несгораемой тканью, пропитанной ацетоном, — пара пассов руками — и в руке материализовался платок. С пальцев Ивара слетел огонь — платок горел, но даже не чернел. — О ней ходят десятки слухов, а ей все нипочем, — Ивар подал царевичу чистый платок. — Основных версий две: одни считают её дочерью Хагалара, другие — его полюбовницей.
— Полюбовницей? — переспросил Локи, нюхая тряпку — пахла она отвратительно.
— Да, «полюбовница» — это слово, мною лично изобретенное. Правда, это великолепная идея? Думаю, царевич со мной согласен. Так вот, все знают, что Хагалар её сюда привез всю в слезах. Говорят, она была замужем и ради полюбовника убила мужа из ревности. Вот так всегда бывает, — Ивар уже хлопотал с какими-то другими склянками, — живут муж и жена вместе, никого не трогают. Вот как у меня сейчас спирт и серная кислота друг на друге сидят, но друг с другом не смешиваются, а потом приходит кто-то третий, в нашем случае марганцевый калий, и получается… — На границе началось что-то невероятное: красивейший фейерверк. — В общем, один труп получается, а барышня здесь.
— Значит, она не дочь моего отца? — уточнил Локи.
— Нет, она «дочь Одина» из-за своей травмы, — всплеснул руками Ивар, чуть не опрокидывая кислоту со спиртом. — Сама виновата — пролила на себя кислоту! А все почему? Все потому, что хотела быть естественницей. Вот не надо девочкам становиться тем, кем они стать не могут! Девочки должны быть магиологичками и целительницами — вот это будет правильно. Хотя есть и другая версия. Что девочка отказала домогающемуся Хагалару, и он её за это…
— Хагалар, — перебил Локи, устав от грязных сплетен. — Кто он?
— Он подобен этому пламени, — Ивар по очереди сжег бумажку, пропитанную солями натрия, меди, стронция и бария — Локи уже знал, какой цвет дает каждое из этих веществ — прошлый Ивар показывал. — Так вот, твой Хагалар каждый день разный, точнее, каждую ночь.
— Ты часто видишься с ним?
— Мы спим вместе, я его вижу постоянно, — маг задул пламя и закашлялся. — Только он спит ночью, а я утром, так что мы мало общаемся.
— Понятно, — Локи усмехнулся. — Он хороший маг.
— Он? Хороший маг?! — Ивар аж глаза выпучил. — Три раза «ха». Он мастер магической науки, но наукой то почти не занимается. Что он в ваш Каскет полез, совсем не понимаю.
— Мастер — это лучший в науке? — уточнил Локи.
— Нет, конечно, — фыркнул Ивар. — Мастер — это снабженец, судья, кто годно. Он политикой нашего поселения занимается, быт наш, магов, устраивает. И я могу точно сказать, что я лучше него справился бы с его делами! — Ивар сильно ударил по столу, на одном конце которого лежала бертолетовая соль с фосфором, — раздался взрыв, а комнату заполнили клубы густого дыма, — он много кричит и обещает, а делает — тьфу! — Ивар одним движением руки убрал весь дым. — Та еще дрянь… Но ладно он, а твои братцы — это совсем ужас! Раиду я даже не рассматриваю. Он оскорбил лично меня, и его для меня не существует, к тому же он из тех, кто доказывает, что водой можно свечу поджечь.
— Но ведь можно, — заметил Локи, вспомнив недавние опыты.
— Можно, — согласился Ивар, — только все это суть ложь. Вода не воск поджигает, а алюминий с йодом. Или же вода с молнией. Или же свечи с белым фосфором и углеродом. Вот и Раиду такая же свеча — прогорит и никто и не заметит. Но ладно он, а его братец — крутит Раиду и всем поселением как хочет, у его ног все девочки! Изворотлив как… — Ивар намешал каких-то смесей, скрутил из них колбаску и поджег с одной стороны. Из-под огня вдруг полезли две змееподобные штуки: одна черная, другая — зеленая. Столбик все удлинялся, а змеи росли.
— Вот он именно это, — Ивар кивнул на извивающихся сестер. — Двуличен. Сам себе на уме. Кошмарный тип! И, кстати, из хорошей семьи — у него было пять жен! Представь, как он был богат в прошлой жизни! Кто еще радует взгляд сына Одина? Лагур? Это вообще странное недоразумение, похлеще Песчанки будет. И что он вообще у нас делает?
Ивар замолчал и тяжело опустился в кресло. Монолог утомил его, так что он замолчал и несколько минут позволил царевичу отдохнуть от себя. Локи даже не знал, что его больше восхищало: превращения элементов или то, как легко Ивар пользовался магией во время проведения опытов? Он был не просто магом, он знал и очень хорошо понимал естественную науку, и этим стоило воспользоваться. Раз один Ивар объясняет структуру естественной науки, пусть другой разъясняет магию, прилагающуюся к этой самой науке, а то путанные объяснения Хагалара Локи совсем не понимал и чувствовал себя лишним в собственном фелаге. Ивар с пониманием отнесся к просьбе. О Тессеракте на некоторое время забыли.
Локи старался большую часть дня проводить с Иваром и фелагом, чтобы не видеть теней, не слышать голоса матери и упреков брата. Познавать науку было очень сложно. Он привык учиться под руководством мудрейших наставников, а не юношей, не многим старше его самого, которые, может, сами то многое понимали, но не могли нормально преподать.
Магический Ивар часто, начиная объяснять, уходил куда-то в сторону и рассказывал невероятные истории. Порой интересные, порой скучные, а однажды он рассказал то, что Локи никогда даже не надеялся услышать.
Это был день страшной метели. Локи следовало уже покинуть одного Ивара и пойти к другому, но мело так, что из лабораториума невозможно было выйти. Дабы не терять времени, он по памяти перерисовывал один из своих старых чертежей Тессеракта. Ивар стоял рядом, восхищаясь ровными линиями и чудесным почерком.
— Тессеракт был твоей мечтой, да? — вдруг спросил он ни с того ни с сего.
Локи лишь вопросительно глянул на него, проводя очередную идеальную линию.
— Ты в детстве, должно быть, мечтал, как создашь этот артефакт, как он тебе подчинится и будет только твоим подобно тому, как вода растворяет сахар без остатка.
Локи лишь чуть кивнул, не желая поддерживать разговор. Ивар уже несколько раз пытался расспросить его о Тессеракте. Им руководило только любопытство и исследовательский интерес, но все равно это было крайне неприятно.
— У меня вот тоже есть мечта, — продолжил словоохотливый собеседник, — совершить открытие, которое послужит на благо Асгарду, которое не даст нам, асам, вымереть окончательно.
— А что, проблемой рождаемости ваше поселение тоже занимается? — Локи встрепенулся. Он много слышал от отца да и не только от него о главной проблеме Асгарда — чудовищном вымирании населения. Пару тысяч зим назад что-то произошло, что-то, что практически лишило женщин способности к деторождению. Промежуток между двумя детьми раньше составлял около ста зим, а теперь не менее пятисот-семисот. Асы старели, умирали, численность населения неуклонно сокращалась, и никто не мог остановить этот процесс. Ни один целитель или маг не мог даже объяснить, почему после родов организм восстанавливается так чудовищно долго. Девушкам приходилось выходить замуж очень рано, задолго до совершеннолетия, чтобы успеть родить двух-трех детей.
— Конечно, занимается, — кивнул Ивар, прервав его размышления. — И я лично пока еще до этой проблемы не дошел, но обязательно дойду. Рождение младшего сына Одина — чудесно и невозможно! Меньше ста зим разницы! Это может объясняться только тем, что царица богиня, жена бога и мать богов.
Локи сдержано кивнул. Говорить о приемных родителях в его планы не входило.
— Мы все думали, — продолжил Ивар, — что дело в строении женского тела, и искали микстуры, которые могли бы помочь восстановлению после первых родов, но последняя война с Ётунхеймом доказала, что мы ошибались в самой предпосылке. Отравлено не женское тело, а воздух Асгарда!
— Что? — переспросил Локи, пытаясь понять, как кислород, который, вроде бы, суть воздуха, может быть отравлен.
— А, сын Одина, должно быть, ничего не знает. Он же родился уже после войны, — махнул рукой Ивар. — Я был ребенком, но мои родители воевали. Они многое рассказывали о том, что происходило во время войны и до нее. Много всякого о набегах великанов, о том, как они захватывали наших женщин, уводили их в рабство, грабили наши поселения. Капни водой на смесь сахара с бертолетовой солью — получишь взрыв с огнем и дымом. Пусти ётуна в поселение асов и получишь боль, муки и разрушения.
Ивар сделал паузу, обвел взглядом лабораториум в поисках сахара, но не найдя его, продолжил:
— У Лафея было пятеро детей. Сыновья погибли во время войны, дочери, вроде, до сих пор живы. Да, точно живы. Хотя женщины великанов из домов не выходят, их не увидишь, а я бы не отказался посмотреть на девочек ледяных гигантов, они же совсем не асгардийки, — юноша скабрезно улыбнулся и подмигнул царевичу. — А тебе было бы интересно?
— Нисколько.
— Ну так вот, — Ивар пересел на подлокотник кресла Локи, и вкрадчиво продолжил, — царицу ётунов никто в глаза не видел. Но когда наши доблестные войска победили, её нашли мертвой. Царицу Ётунхейма. Асгардку!
— Мертвой! — Локи дернулся так резко, что не ожидавший этого Ивар чудом не свалился на пол.
— Ну конечно, живой бы ее не нашли, — за веселую улыбку хотелось убить, но Локи не мог себе этого позволить. Его мать. Погибла во время войны? Он никогда ничего о ней не знал, даже не думал. И вдруг какой-то молодой маг так спокойно говорит о ней!
— Совершенно невероятно, что, живя у ледяных великанов, она смогла родить, как минимум, пятерых детей, а то и больше: смертность среди великанов огромна, и, если им кажется, что ребенок не выживет, они сами его выбрасывают, — Локи вздрогнул, но ничего не сказал. Только этого не хватало. Пусть Ивар замолчит! Он долго не вынесет пустой болтовни. Его мать. Из воздуха соткалась полупрозрачная женщина. Та, кого он никогда в жизни не видел. Брюнетка. С зелеными глазами. Острыми чертами лица. Да уж, совсем не Фригг…
— Она смогла родить пятерых детей с незначительной разницей в возрасте! Точно знаю, что старшей не было и тысячи зим, когда война началась, — слова Ивара доносились словно из тумана. — Это было невероятно. После войны, говорят, в Ётунхейме нашли много асгардиек. И, это секрет, правда, но все же, далеко не все согласились вернуться в Асгард. Царицу перевезли к нам и похоронили. Это была красивая церемония, присутствовали тысячи асов. Я тоже был. Правда, это было так давно, что я едва помню. Но её тело сжигали очень долго, костер достигал небес. Я помню её мать: она стояла и с таким… я не знаю, как это назвать, благоговением, что ли, смотрела на свою дочь, которую чаяла найти рабыней в Ётунхейме… Я никогда этого не забуду. А сейчас я очень жалею, что нам не отдали тело на вскрытие. Надо было посмотреть, как так случилось, что она родила пятерых детей? В поселении до сих пор судачат о том, что нам специально не дали материал для исследования, а, ты же понимаешь, что это та проблема, которую надо срочно решать… Кстати, та война и закончилась непонятно чем: клятвы на кольцах точно не давали, на оружии тоже. Обмен пленными, правда, был, но никакой дани, ничего… Хотя Один мог бы их уничтожить, но нет, царя не убил. Наверное, думал, что Лафея убьют свои за проигрыш в войне.
Локи отдал бы все, чтобы Ивар замолчал и больше не произносил ни слова. Слишком тяжело было все это слушать. Слишком сложно было сдержать себя и не воткнуть кинжал в бок тому, кто посмел оскорблять светлую память матери. Пускай естественник и понятия не имел, что они родственники, это не имело значения. Он смел говорить о ней как о неодушевленном предмете. О его. Родной. Матери.
====== Глава 20 ======
Проблема, показавшаяся сперва несущественной, почти не требующей внимания и легко решаемой путем небольших манипуляций, превратилась в сущий кошмар. Получив желанные реактивы, царевич заперся у себя: подобно тому, как Раиду засел в библиотеке, изучая рентген, Локи не выходил из своего дома, проводя бесчисленное количество опытов с веществами. Жаль, конечно, что царевич не приглашал разделить приятное времяпрепровождение, однако уже то, насколько он увлёкся — само по себе удивительно и достойно похвалы. К тому же сыну Одина вскоре придётся обратится за советом и помощью: реактивов надолго не хватит, а учебник с инструкциями содержит не так много безопасных опытов. Каждый из них он отметил, чтобы Локи было удобнее работать, а рядом с опасными нарисовал условное обозначение взрыва и взял с царевича обещание, что тот ни в коем случае не будет ничего взрывать и нагревать самостоятельно.
Локи, к счастью, в этот раз проявлял благоразумие и инструкций не нарушал, но, увлекшись наукой,забывал о времени и регулярно приходил в лабораториум с опозданием. Хагалар удивлялся, как же так получается, что раньше царевич появлялся первым и с Иваром, а теперь везде ходит один и совсем не говорит со своим добрым знакомым? Ответом ему неизменно служило что-нибудь бессмысленное. Хагалар не естественник, он все равно не обрадуется увлечению Локи, так зачем мучить мастера магии ненужной информацией?
Но вечно немое противостояние продолжаться не могло.
— Интересно, какой дурью мается наш юный Локи сегодня вместо того, чтобы научиться хоть чему-нибудь полезному? — почти в каждом разговоре пожилой маг скатывался на свою любимую тему. — Dummer Flegel!{?}[Глупый невежа!] Но самое ужасное — это то, что он не желает и пальцем шевельнуть, чтобы исправиться!
И как только Хагалару самому не надоедало мусолить одни и те же грубые эпитеты, без конца возводя напраслину? Это было крайне неприятно. Наверное, именно сейчас, пока в лабораториум еще никто не пришел, самое время указать магу на ошибки, которые он допускает в обращении с младшим царевичем.
— Вождь, могу ли я попросить тебя не говорить столь дурно о сыне Одина? — учтивость — вот чего Хагалару всегда не хватало. — Локи, zweifellos{?}[без сомнения], не ведает абсолютной истины, его знания с твоими не сравнятся, но он один из самых достойных юношей, которых я знаю, а его интерес к науке выше всяких похвал.
— Мой добрый Ивар, что осуждающего ты усмотрел в моих словах? — усмехнулся Хагалар. — Все они не более, чем отражение прискорбной истины. Dieses bockige überhebliche naïve Kind{?}[Этот упрямый, самонадеянный, наивный ребенок] заслуживает такую характеристику в полной мере. К тому же я отказываюсь верить, что ты не заметил, как давно охладел его интерес к твоей науке: раньше вы ходили парой, а уже много дней ты один. Сначала братец тебя бросил ради Локи, а теперь и сам Локи.
— Ты не во всем прав. — Ивар подошел к сундуку с реактивами и принялся доставать все необходимое. Разговоры не могут мешать подготовке к началу работы. — Локи увлечен наукой как никто. Его рвение в учении восхитительно, und ich gab ihm eine Möglichkeit{?}[и я дал ему возможность] заниматься самостоятельно. Царевич увлекся процессом настолько, что даже мое общество ему в тягость.
— Ивар, — тон Хагалара стол жестким. С чего бы это? — А ну-ка повтори, что ты сделал? Что значит, ты дал ему возможность самому заниматься? Чем?
— Опытами. Я дал ему некоторые реактивы. Безопасные и разбавленные, разумеется.
— Bist de bei Sinnen?!{?}[Ты в своем уме?!] — как странно было слышать крик Вождя. — Ты дал глупому ребенку, хранящему еду вместе с цианидами и не признающему никаких правил и авторитетов, реактивы?! Habe ich mich nicht verhört?{?}[Я не ослышался?] — Хагалар подошел вплотную и весьма крепко схватил за руку. Как же он груб иногда… Работать с ним вместе — крайне неприятно, кое в чем Раиду все-таки прав.
— Тебе не о чем беспокоиться: реактивы разбавлены настолько, что не смогут причинить ему никакого вреда. Ты бы видел, как Локи расстроился, когда кислота не разъела столешницу! — и пускай захват был немного болезненным — это не повод перестать улыбаться. — Я ручаюсь за безопасность царевича. Локи совсем не такой, как тебе кажется. Если объяснять ему без криков и насмешек, то…
— Мы еще вернемся к этому разговору, но сперва я встречусь с детенышем. Я должен убедиться, что он все еще невредим, раз больше никому нет до этого дела, — пожилой маг, отпихнув его, размашисто зашагал к выходу. — Ты даешь неуравновешенному отвергнутому ребенку, плохо владеющему магией, безопасные реактивы? Да он завтра же украдет опасные и обольет себя кислотой! Подорвется на… Да какая разница, на чем? Метод тыка еще никогда до добра не доводил, и это «что-то» всегда найдется! — Хагалар резко обернулся. — Сладкоголосый Ивар, уж от кого угодно, но от тебя я такой глупости не ожидал, — его менторский тон раздражал. — Посмотри на Дочь Одина и освежи в своей памяти, что случается, когда у ребенка в руках оказываются кислоты!
— Das war ein Zufall{?}[Это была случайность…]…
Не слушая возражений, Хагалар удалился, громко хлопнув дверью и даже забыв накинуть меховую накидку. Что же теперь будет? Какой же глупостью было сообщать ему о веществах! Он ведь совсем ничего не знает о царевиче, придерживается о нём дурного и, главное, ошибочного мнения! Но поскольку переубедить Вождя столь же сложно, сколь заставить брата улыбнуться милой девушке, нужно завтра вернуть Локи вещества и извиниться за произошедший инцидент. Заинтересованность следует поощрять, лишь мягко указывая на ошибки, а не отвращать от науки грубыми нападками и незаслуженной критикой, сбивая с пути. Как же жаль, что, казалось бы, мудрому магу ничего нельзя объяснить.
Хагалар шел быстрым шагом, не замечая снега и холода. Его переполнял такой гнев, какого он не испытывал уже очень давно. Мало ему было одного безмозглого недалекого ребенка, не желающего думать ни о чем, кроме себя и своих прихотей, так рядом с ним даже вполне взрослые мужчины теряли всю свою сознательность и рассудительность!
Если чем и должен заниматься Локи — так это магией! А не опасной и никому не нужной естественной наукой, совершенно бесполезной для будущего правителя. Магия, в особенности боевая, бесконечно важнее. Она даст царевичу все! Невероятную мощь в битве с любыми противниками. Нечувствительность ко многим видам боли. Контроль над чужим сознанием. Возможность напасть, не подходя к противнику близко или побеждать, даже не выходя на поле боя. Но нет, Локи интересуют только детские шалости: переливающиеся всеми цветами радуги жидкости, искристые фейерверки, слепящие вспышки стронция и прочие игрушки — за этим мракобесием он не видит своей выгоды и будто специально делает все с точностью до наоборот словам мага. Но вот кому от этого хуже — вопрос спорный…
Хлопья снега падали беспрестанно, застилая взор. Хагалар едва различал дорогу, с трудом пробираясь к покоям венценосного отпрыска. Ему уже представлялось, как царское недоразумение взорвало что-нибудь, облило себя какой-нибудь дрянью или еще что похуже. А ведь именно он будет отвечать перед Одином, если с плотью и кровью что-нибудь случится! Не хватало еще только завести привычку навещать обожженных в лазарете. Под дурманом каких трав находился Ивар, когда потакал детскому капризу?
Дойдя до палат царевича, старый маг постучал с такой силой, что отбил костяшки пальцев. Дверь отворилась мгновенно: на пороге стоял не Локи.
— Где сын Одина? — рявкнул Хагалар, не разбирая лица собеседника.
— Дома, — послышался неуверенный ответ. — Скоро прибудет в лабораториум.
— Не стой в проходе, — Хагалар одним резким движением руки отодвинул раба в сторону и вошел в светлое помещение.
— Не положено… — начал ошарашенный прислужник.
— Молчать! — огрызнулся Хагалар, щурясь от чересчур яркого света и глазами ища сына Одина. — Где ты, Локи?
— Здесь, — самонадеянное дитя сидело за столом при полном параде, с самым невинным видом погрузившись в фолиант с потрепанными, местами прожженными реактивами страницами. Только что пальцем по строкам не водит — так поглощен развлекательным текстом. На столе ничего подозрительного, кроме книги, а значит хотя бы сейчас он опыты не проводит. Но в доме еще не рассеялся специфический запах аммиака: совсем недавно здесь шипели, бурлили и фонтанировали смертельными брызгами ценнейшие реактивы, которые могли пригодиться для исследования Каскета!
— Ты посмел войти ко мне? — детеныш оторвался от чтения и нахмурился, всем своим видом выражая гнев. Несносный мальчишка! Чтобы сделать из него бесстрашного полководца и многомудрого правителя, одному старому магу придется потратить все свои запасы нервов, терпения, выдержки, сил, времени и прочего. Если бы этот «полководец» еще и не сопротивлялся! Пора заканчивать играть в его игры и действовать наверняка. Начать можно и с малого, но зато прямо сейчас.
— Локи, неосмотрительный Ивар вручил тебе опасные реактивы. Отдай их немедленно! — Хагалар подошел к столу, оглядывая помещение. Они должны быть где-то здесь. Это сыпучее, расплавленное и разлитое по пробиркам зло сейчас гораздо важнее мальчишеских обид царевича.
— Немногие могут отобрать у меня что-либо, — послышался краткий, но наглый ответ. Какая убежденность в своей вседозволенности! Какая отвратительная наивность, достойная младенца, не пережившего и сотни зим!
— Во-первых, проводить опыты вне лабораториумов строго запрещено законами поселения, — Хагалар одним мановением руки скинул какие-то мелочи, лежавшие на столе и оперся на него, нависая над Локи. — Во-вторых, я не давал тебе разрешения заниматься этой дрянью. Пока я за тебя отвечаю, никаких самостоятельных опытов ты проводить не будешь, — Хагалар отвернулся от дерзкого мальчишки и отошел от стола на пару шагов.
— Я царевич Асгарда, — голос мерзавца походил на змеиное шипение, — а это поселение не тюрьма и ты не надсмотрщик, нет так ли, Вождь? Или что-то поменялось? — и без того насмешливый голос так и сочился презрением.
Хагалар медленно повернулся к Локи лицом: до него никто не донес, что всесилие недоступно даже богу, а дерзить тому, кто гораздо сильнее, не только смертельно опасно, но и бесполезно? Что ж, один маленький урок не повредит.
— Значит так, ребенок, — старый маг, не отрываясь, смотрел в бесстыжие злые глаза, — этот вопрос не стоит лишних разговоров и церемоний. Ты отдаешь мне реактивы. Это не просьба. Это не приказ. Это констатация факта. У меня нет времени обыскивать твои покои и никакого желания применять силу. Просто отдай, не нарывайся на неприятности.
— Неужто заставишь? — лицо глупца исказилось улыбкой, а бровь надменно приподнялась, выказывая презрение. — Быть может, болью? — вкрадчивый голос дополнял картину. — Попробуй.
Он развел руки в стороны, приглашая и провоцируя. И это дражайший Один занимался его воспитанием? Надо будет намекнуть ему, что результат неудовлетворителен.
Хагалар задумался. Детеныш так явно нарывался на боль, будто она была пределом его мечтаний. Поощрять нездоровый мазохизм не годилось, нарушать собственные принципы и таки приносить боль ребенку не хотелось, но неразумное создание разве что не на коленях умоляло о пытке. Что ж, если детеныш так ищет боль, самоутверждается за счет её перенесения, гордится тем, что может выдержать даже пытки своего отца — он получит желаемое. Ломать его тело не стоило, ведь потом придется лечить, да и эффект будет смазанным: кто знает, какие пытки он уже перенес, насколько его тело привыкло к мукам? А вот простая иллюзия боли — именно то, что нужно. Быстро и без последствий. Сыну Одина пора познакомиться с настоящей силой иллюзорной магии.
— Быть может… отдашь добровольно? — Хагалар заранее знал, что ничего, кроме омерзительной улыбки, не получит. — Впрочем, твой вариант мне тоже нравится, — не сомневаясь ни секунды, он начал магическую атаку. Внедрение в чужое сознание — вершина всего магического искусства, — как и все поистине великое, было изобретено для того, чтобы сломить даже самого могучего противника.
Локи от неожиданности согнулся пополам, но быстро выпрямился, не издав ни звука. Понятно. Как и предполагалось: в тот раз крики были лишь представлением для привлечения толпы, и дитя сильнее, чем кажется. Даже не пытается защититься, парировать… Неужели настолько уверен в собственной неприкосновенности или же просто не знает, как? Что ж, терпение не гарантирует ума. Локи стоял, ухмыляясь, показательно пренебрегая легкой болью, пронзившей все его тело. Но контратаки так и не последовало. И тут встал серьезный вопрос: может ли плоть и кровь сильнейшего мага девяти миров хоть что-то, кроме заклинания копии?
— Выбирай: отдашь или повторим? — убрав боль, маг усмехнулся про себя самоотверженности, с которой его подопечный терпел боль. — Предупреждаю: будет хуже.
— И какова же твоя коллекция пыток? — последовал немедленный ответ. Кажется, ребёночек решил поиграть, памятуя, как с ним цацкались в прошлый раз. И тогда была лишь игра! Но каким же надо быть самоуверенным глупцом, чтобы думать, будто один и тот же трюк, да ещё выполненный грубее, сработает с лучшим боевым магом девяти миров?
— Я не стану ломать тебе конечности, сдирать кожу и лить расплавленное масло в глаза, но раз не знаешь другого языка, кроме боли, будем говорить на нём. Тем более, как ты видишь, для искусного мага нет нужды подкреплять боль физически. Мне даже не нужно вытаскивать на свет твои самые страшные детские кошмары. Только чистая боль, безо всяких побочных излишеств, чтобы тебе было предельно понятно.
Продолжая ласково улыбаться, Хагалар повторил атаку, увеличив силу во много раз. Ещё мгновение назад Локи тоже улыбался, теперь же с совершенно настоящим криком корчился на полу от иллюзорной боли. Держать захват более нескольких секунд не имело смысла: по-настоящему сильную боль надо наносить волнами, давая возможность телу расслабиться и, зацепившись за блаженное ощущение спокойствия, не провалиться в спасительный мрак без сознания, мыслей и чувств. Ему ли, боевому магу, прошедшему множество войн и ведшему бесчисленное количество допросов, этого не знать.
Он подошел к распростертому на полу телу. Детеныш больше не кричал, только смотрел в никуда вытаращенными глазами и царапал ногтями доски. Хагалар нагнулся, хватая поверженного за горло и разворачивая лицом к себе. Он внимательно наблюдал, как гримаса боли постепенно сменялась выражением крайнего изумления.
— Отдашь, или мне продолжить? — Хагалар чуть сжал руку, демонстрируя, что иллюзорную боль можно наносить как прикосновениями, так и без оных. — Мне надоели твои игры. Я не твой отец и не собираюсь долго ходить вокруг да около. Я не отступлюсь, пока не получу то, что мне нужно. И уж поверь, я не получаю удовольствия от твоих мучений, но не позволю тебе покалечить себя. Где реактивы?
Локи поднял чуть дрожащую руку и указал на один из сундуков. Вариант с очередной насмешкой можно отбросить сразу: тело царевича тряслось, на лице был написан смешанный с недоумением страх, а никак не применённая магическая сила почти физически билась под пальцами. Он просто не в состоянии сейчас изворачиваться. Неужели благоразумие проснулось с первой попытки?
Хагалар в два шага оказался около резного сундука с изображением нескольких распятых змей. Фиксация летучего начала? Быть не может, чтобы таким образом защищали испаряющиеся реактивы! Хагалар тихо выругался: земные символы просто преследуют его с тех пор, как весь лабораториум завален книгами Берканы! Вся эта нелепейшая система слишком прочно засела в голове, хотя с Локи сталось бы применить её на полном серьёзе.
Легко открыв незапертый сундук, он обнаружил деревянный ларец, полный склянками с самыми разными веществами. Соляная, серная кислоты, взрывоопасные калий и натрий, сульфаты, хлориды, сульфиты… А это еще что? На откинутой крышке ларца лежал разобранный прибор. Серебристый металл, собравшись в красивые шарики, весело катался по крышке ларца. Вот уж действительно остается уповать только на фиксацию летучего начала. Нужно совершенно не иметь мозгов, чтобы оставить ребенка наедине с ртутным термометром. Маг резко захлопнул крышку, забрал ларец из сундука, поставил его на стол и повернулся к Локи, который пытался встать, но у него ничего не получалось: ноги совсем не слушались его.
— Если только я узнаю, что ты снова играешься с реактивами без надзора взрослых, я сделаю так, что тебя даже близко не подпустят ни к одному лабораториуму во всем поселении, и к нашему в том числе. Для мастера магии не составит никакого труда сделать так, чтобы о запрете знал каждый житель поселения, — Хагалар смотрел на строптивца со всей возможной суровостью. — А если посмеешь ослушаться, о твоем вопиющем поведении станет известно твоим родителям. А уж какими методами наш царь будет выбивать из тебя эту дурь, мне безразлично, но о его гуманности ты знаешь не понаслышке.
Хагалар с громким хлопком закрыл чуть не забытую на столе книгу, подошел ближе к поверженному и протянул руку, помогая встать.
— В лабораториум можешь сегодня не приходить. То, с чем ты сейчас познакомился, не причиняет существенного вреда телу. Лекарь тебе не нужен, а мне не нужно отчитываться перед твоим добрым отцом. — Хагалар разжал пальцы, убедившись, что его подопечный способен держаться на ногах без дополнительной опоры, и указал на одно из кресел, приглашая сесть. — Эта простая иллюзия боли отнимает немало сил, так что тебе требуется пара дней полного покоя без смертельных увеселений.
Локи не ответил, но в его глазах плескалась непроглядная тьма, за которой даже эмоции невозможно было распознать. Начисто растворились презрение и самодовольство. Это последствия шока — его организм защищается, запирая глубоко внутри все чувства и мысли, пока разум бездействует в неспособности противостоять? Или так в этих глазах отражается истинный страх, отпечаток Бездны — покорность и осознание бессилия? Неужели закон грубой силы — единственный, который детеныш понимает и признает? Конечно, странно было ожидать чего-то другого, принимая во внимание воспитательные меры Одина… Душевное здоровье царевича после общения с отцом явно много хуже, чем физическое. Но Хагалар не терял надежды подобрать язык, отличный от кнута и прямых приказов.
— Значит, ты главный дознаватель, — подал голос царевич. Потрясающе глупая метафора! Впрочем, как и каждое его самостоятельное действие.
— Можешь называть, как тебе больше нравится, — пожал плечами Хагалар. — Я не могу все свое время посвятить возне с тобой, поэтому пока я ничем не ограничу свободу твоих действий. Lebe wie du willst und mach was du willst{?}[Живи, как хочешь, и делай, что хочешь], только подумай десять раз, а я точно знаю, что до десяти считать ты умеешь, прежде чем снова пойти на поводу у своей прихоти, — он резко обернулся и поймал таки ненависть, которая на мгновение исказила черты поверженного. Ничего, пройдет еще немного времени, и он поблагодарит за уроки. — Ты по-прежнему можешь заниматься любыми глупостями, но пока не научишься включать голову, делать это ты будешь только под наблюдением взрослых. И, напомню, взрослым может называться только тот, кто отвечает за свои поступки и готов ответить за чужие. Ты меня понял, ребенок? — Хагалар поднял руку, то ли замахиваясь, то ли предлагая помощь. Мастеру магии катастрофически не хватало времени для приручения строптивца, а перевоспитать его после стольких столетий измывательств родителей было делом заведомо провальным. Но несмотря на столь бурную неприязнь, он хотел помочь, только упрямец будто специально делал все, чтобы всякую помощь обернуть себе во вред.
— Я найду способ противостоять твоим атакам, — процедил Локи сквозь зубы.
— Да я сам научу тебя этому! Защита разума от иллюзий — великое умение, жизненно необходимое воину, — вдруг он ещё находится под впечатлением и согласится учиться? Неужели боль таки станет первым шагом к благоразумию? — Мое предложение в силе. Тебе надо учиться.
— Я сам найду способ раскроить тебе череп и насадить твою голову на пику, которую преподнесу Всеотцу, — как эмоционально и ровно настолько же бессмысленно!
Хагалар только головой покачал, прикрыв лицо рукой. В каком из миров детеныш растерял последние капли сознательности, заменив их слепой яростью и пустыми пафосными глупостями?
— Ты пойми одно, дитя: случись с тобой что — отвечать буду я, потому что ты на это не способен, иначе давно рассказал бы отцу правду.
Прихватив с собой ларец и книгу, Хагалар остановился у дверей:
— Если решишь, что сил уже достаточно, чтобы продраться сквозь буран — приходи в лабораториум. Но я не думаю, что в таком состоянии от тебя может быть хоть какой-то толк.
Работа над Каскетом, столь желанная вначале, становилась утомительной рутиной — очередной день не предвещал для Раиду ничего интересного. Множество разнообразных реакций, которые будут противоречить одна другой и не давать толкового ответа — то же, что было вчера, и что, видимо, будет и завтра, и послезавтра, и через месяц. Это не естественная наука, а какое-то издевательство! Он, по праву считавший себя одним из самых гениальных естественников поселения, не мог узнать ничего. Совсем! Более того, у него не было никаких идей. Это было даже хуже, чем проблема нескольколетней давности, когда он занимался созданием сверхпрочного негорючего материала. Сколько он времени убил, прежде чем смог найти нужную формулу? Год, не меньше, но у него всегда были идеи, цели, варианты, между которыми он крутился, которые собирал, комбинировал и проверял. Здесь же все было иначе. Ни одного твердого факта, только догадки, которые, к тому же, еще ни разу не подтвердились.
Только присутствие сиятельного Локи рядом скрашивало безрезультатную работу, воодушевляя заниматься исследованиями дальше с тем же рвением, что и раньше. Это была единственная причина, по которой Раиду покидал библиотеку, куда переехал на почти постоянное проживание. Он изучал мир людей, насколько это было возможно, не имея в него прямого доступа, по собранным логистами материалам. Историю человечества он знал очень хорошо, но сейчас требовалось погрузиться в настоящее, отыскать все возможные изобретения, которые пригодятся поселению. Понять принцип их работы, понять, возможно ли их воспроизведение в Асгарде. Своими идеями он уже увлек многих. Даже мастер естественной ветви науки молча одобрял его деятельность.
Сейчас самое благоприятное время для принятия важных решений: Тессеракт в Асгарде, вот-вот будут закончены его исследования и появится возможность сойти на Землю и забрать все необходимые устройства, всех необходимых ученых, создавших или разбирающихся в них.
Если бы только артефакт не стоял в лабораториуме этого нечестивца Ивара! Раиду сплюнул, как делал всегда, когда вспоминал эту зловредную ворону, словно имя имело собственный отвратительный привкус. Ему следовало гнить в Хельхейме за непомерную гордыню, не обоснованную никакими заслугами и качествами! Как сын Одина мог отдать ему Тессеракт? Наверное, на это были какие-то неизвестные Раиду причины. Мысль о том, что он прельстился лживыми речами, была столь же противна, как воспоминание о самом маге, но нельзя было ее отметать, зная, как мастерски Ивар может лгать. Кто знает, но результат один — артефакт у аса, которого не стоило посвящать в будущие исследования. Но это все преодолимые трудности. Большая часть работы уже проделана: союзники найдены, причем из всех видов науки, теперь дело за малым — найти то, что пригодится поселению, найти то, что обрадует великого Локи, что даст Асгарду славу, а Локи силу, найти все то, чего еще не было, но что необходимо процветающему государству, в которое должен превратиться Асгард стараниями поселенцев. Возможно, ничтожные люди смогут решить проблемы асов хотя бы с рождаемостью и медициной — ведь в их мире количество жителей превышает численность асов во множество раз. Живут они очень мало, но размножаются словно муравьи и большинство детей выживает. Раиду попадались сомнительные сведения, где говорилось, что некоторые женщины Мидгарда воспитывали несколько десятков детей, что при их продолжительности жизни говорило о сумасшедших возможностях медицины. Если это правда, то асгардцы могли бы перенять опыт смертных.
Их наука естества гораздо моложе, но каких поразительных результатов достигла! Люди поставили себе на службу все стихии и даже невидимые поля, не зная ничего о магическом искусстве. Асы уже отстали столь безнадежно, что им своими силами никогда не догнать людей. Даже краткость своей жизнь они сумели использовать — научились ценить время и тратить его с пользой. Асам нужны все их достижения: методы покорения природы и средства ее обуздания. Асгардская природа сильно отличается от мидгардской, но лишь задействовав все силы разума и жесткую логику исследования, получится, наконец, в полной мере узнать ее силу и сделать своей. Людям давно пора напомнить, кем и для чего они созданы, все их изобретения должны быть принесены на алтарь богам. Их жертва станет достойным орудием для истинной науки естества, очищенной от бесполезного слепого перебора. Асгард обретет новую жизнь, в который каждый ас сможет править любым из миров, опираясь на достижения науки, усиленные многократно пронесенным через тысячелетия опытом магов. Этому новому Асгарду колоссальной власти и мощи понадобится достойный правитель — мудрый и могущественный, способный оценить силу, которую даст покорение природы. Правитель, который сам прошел через многое и знает, что такое настоящая наука. Правитель, в эпоху правления которого наука смертных не будет сиять маяком впереди, а будет плестись в самом хвосте.
С недавнего времени людей и их науку Раиду возненавидел по вполне объективной причине — люди предали Локи, уничтожили его день. Раиду прекрасно помнил, как счастлив был, когда узнал, что человеческая неделя посвящена богам: существовали дни Тюра, Одина, Тора, Фрейи и Локи — пятеро величайших богов стали людям столь близки, что они постоянно повторяли их имена. Правда, Фригг смертные, похоже, связали воедино с Фрейей, иначе не объяснить, как могли они забыть царицу, заменив её на ванахеймскую пленницу. Но это не главное, главное, что был день Локи.
И вдруг Раиду обнаружил, что имя кумира заменили на какого-то Сатурна — бога другой веры, выдуманной жалкими смертными! До начала последнего столетия люди хотя бы помнили, что суббота была днем сына Одина, но более поздние книги уже с уверенностью заявляли, что это ложь, а день Локи, на самом деле, день стирки! Да как посмели люди усомниться в высшем божестве своего пантеона?
Погруженный в собственные размышления, Раиду переступил порог лабораториума, кивая брату, Лагуру, Беркане. Сына Одина и презренного старика еще не было — неужто Хагалар опять отправился к царевичу?
— Здравствуй, брат, — манеры Ивара раньше лишь слегка утомляли, сейчас же его неспособность просто кивнуть в ответ, не раскрывая рта, вызывала раздражение, граничащее со злостью. — Надеюсь, твое сегодняшнее бдение было удачным?
Праздный разговор следовало закончить односложным ответом, но только Раиду собрался сделать это, как дверь отворилась, и в лабораториум вошел старый маг. Один. Без шубы ходит — и не холодно ему в разгар зимы? В руках он держал какой-то ящик и книжку — неужели нашел сведения о Каскете, еще неизвестные? Или смежные артефакты?
— Добрый день, дети, кто меня еще не видел, — поздоровался Хагалар в своей привычной манере, когда нельзя было разобрать, сколько сарказма он вкладывал в свои слова, и прямиком направился к одному из столов. Похоже, и в самом деле нашел что-то по Каскету! Все остальные эмоции отошли на второй план — Раиду последовал за магом, ощущая себя, словно собака, вновь почуявшая утерянный след. Сейчас же нужно разобраться в принесенном материале и структурировать его!
— Ивар, — назойливый маг, неясно для чего обратившийся к естественнику, охладил пыл его брата, заставив оторвать взор от принесенного ящика. — Я крайне разочарован в тебе. Я думал, хоть ты, mein Lieber{?}[мой дорогой], в полной мере осознаешь, с кем мы имеем дело.
Раиду недоуменно переводил взгляд с Ивара на несносного мага и обратно, механически касаясь пальцами шероховатой деревянной крышки — что он успел пропустить, занимаясь Каскетом и Мидгардом?
— Я отобрал у ребенка реактивы и, надеюсь, больше не увижу его с ними в одном помещении, — Хагалар кивнул на ящик, облюбованный Раиду, отчего тот нервно отдернул руку, посадив занозу. О чем говорил этот сумасшедший — естественник не знал, но по тону чувствовал, что сказанное ему совершенно не понравится.
— Вождь, мне кажется, что ты немного преувеличиваешь опасность, — Ивар же, в отличие от брата, понял, о чем речь; Беркана, до этого момента находившаяся в привычной для нее прострации, вскинулась, с интересом уставившись на говоривших. — Я занимался с Локи все это время. Да, он не очень vernünftig{?}[благоразумен], но я не думаю, что твои подозрения…
— Занимался с сыном Одина? Чем? — Раиду вцепился пальцами в край стола, чтобы не рухнуть на месте. Что творит братец за его спиной?
— Ты разве не знал? — вопрос Ивара звучал столь обыденно, будто он говорил о естественных, банальнейших вещах. — Брат мой, с первого же дня нашей работы над Каскетом мы с Локи изучаем науку естества. Он благоволит моим фокусам, и мы крайне занимательно проводим время в лабораториуме.
— Вдвоем? — выдохнул Раиду. Ивар, кажется, совершенно не замечал изменившегося лица собеседника, не осознавая, какая буря последует за его словами. Желание причинить боль — любую — вероломному естественнику, ослепляло; он, как и его тезка, строил за спиной брата свою игру, смея показывать нелепые фокусы самому царевичу. Пока Раиду, не зная отдыха, работает на благо Асгарда, всеми силами приближая возвышение Локи, эта тварь проводит время, развлекаясь, показывая свои несуразные способности, словно Ивар, хвалящийся перед царевичем своими победами! Такого предательства от того, кого Раиду привык мысленно называть братом, он не ожидал.
— Беркана не пожелала к нам присоединиться, к сожалению, — Ивар бросил грустный взгляд на девушку. — Она всегда уходит, завидев нас.
— Так ты знала? — гнев Раиду переключился на глумливую магиологичку. Она все знала и ничего не говорила — мстительная стерва.
— Кстати о Дочери Одина, — встрял дерзкий маг, будто не понимая, что и без его слов естественник готов забыть обо всех правилах и броситься на брата. — У меня уже есть один покалеченный ребенок, я не хочу второго, — он приблизился к своей протеже, нарочито мягко провел рукой по уродливому лицу. — Я думал, Ивар, хотя бы тебе хватит ума понять, что детям реактивы не игрушка. Развлекай детеныша, soviel man will{?}[сколько влезет], но не позволяй ему делать ничего без твоего ведома. Нам не нужен покалеченный царевич.
— Я буду крайне осторожен, — склонил голову Ивар, покорно соглашаясь со словами мага.
Как эти двое, не годившиеся даже в прислужники великому царевичу, смеют за его спиной решать, что он в праве делать, а что — нет?! Это так же глупо, как обсуждать, может ли снег сегодня идти, или ему лучше бы повременить!
— Нечестивцы, — с губ Раиду сорвался нервный смешок — он просто не мог поверить, что эти двое смеют говорить о таком. Бросив взгляд на закрытую коробку, изъятую у царевича, естественник встал между братом и магом, намереваясь любым способом заставить их принести извинения за нанесенное царевичу оскорбление. — Как вы смеете так говорить о сыне Одина, о самом Локи? Вы оба! Niemand hat das Recht{?}[Никто не вправе] запрещать величайшему делать что-либо. Это так же глупо и самонадеянно, как не позволять солнцу подниматься из-за горизонта!
— Ну вообще-то ich habe Recht{?}[я вправе], мой гневливый Раиду, — Хагалар явно специально выводил его из себя, проверяя границы терпения и фанатичную преданность царевичу, которая могла как навредить, так и принести пользу. — Наш царь отдал Локи мне на попечение, так что он в моей полной власти, и именно я буду решать, что ему позволено, а что нет, до тех пор, пока он не покинет поселение, — маг усмехнулся, наблюдая за реакцией на свои слова. — Имея такую власть, не воспользоваться ей было бы глупостью, достойной самых безумных поступков моего очередного ребенка. Я в первую очередь забочусь о его благе, и много больше каждого из вас, юнцы.
Это было уже слишком. Раиду в мгновение ока оказался подле Хагалара, занося руку для удара, готовясь отшвырнуть Беркану, если она посмеет вмешаться. На запястье тут же легли цепкие пальцы брата, с силой сжав и не позволив завершить начатое; маг даже не шелохнулся, наблюдая молчаливую борьбу двух естественников.
— Я убью тебя, нечестивец! — почти прорычал Раиду, стараясь скинуть с себя руки держащего его брата. — Бойся моего гнева и гнева тех, кто пойдет за мной!
— Чем я сегодня так прогневал судьбу? — Хагалар закатил глаза и с наигранной печалью покачал головой. — Столько разочарований в один день, дети мои, от каждого из вас. То Ивар дает Локи реактивы, то Локи не желает их отдавать, теперь ты, Раиду, слушаешь меня и не слышишь. Беркана, jetzt bist du dran{?}[твоя очередь], чем бы еще тебе меня расстроить?
— Уходом из фелага? — Вот ведь не поймешь, шутит ли бестия или говорит серьезно.
— Быть может, — Хагалар в упор посмотрел на взбешенного естественника. — Я объяснил Локи, объясняю и вам: мы имеем дело с ребенком, напуганным, едва грамотным ребенком, бесконечно далеким от реальной жизни. Хоть выглядит он едва не старше любого из вас, не позволяйте иллюзии его опытности и знаний захватить себя.
Раиду выдохнул, справившись с волной ослепляющего гнева — взгляд и тон мага были столь холодны, что смогли остудить его пыл. Если до этого Хагалар издевался, то сейчас говорил вполне серьезно, как бывало в очень редкие моменты, и не прислушаться к его словам было бы непоправимой ошибкой. Почувствовав перемену в настроении брата, Ивар, хотя и с некоторой опаской, отпустил его запястья, перенося ладонь на плечо.
— Нам нет смысла ссориться из-за Локи, — продолжил Хагалар. — Мы все желаем ему добра, пускай и каждый по-своему. И, Раиду, поверь, лучше бы ты свой гнев направил на родителей нашего маленького бога, а не на меня. И нам давно пора подумать о том, как защитить его…
— Wir können nichts tun{?}[Мы ничего не можем сделать], ты и сам это знаешь, — Ивару не было до царевича никакого дела. Его безразличный тон вызвал новый прилив раздражения у Раиду, нервным движением стряхнувшего с плеча руку брата.
— Возможность сделать каждому дана, но стоит ли она всех мук тяжелых и будет ли по нраву результат? — опять Лагур встревает со своими умными мыслями, поданными в ужасных стихах. До этого мог додуматься всякий, даже Беркана.
— Мы знаем все одно, что жив наш Логе будет, пока частицы знаний у него, а это значит…
— Что работа над Каскетом и Тессерактом никогда не должна быть закончена! — воскликнул Раиду, пораженный собственной догадкой. Кожа естественника покрылась мурашками, словно от порыва ледяного ветра, когда произнесенные им самим слова сложились в одну картину. Лагур прав — спасти Локи от смерти можно только одним способом.
Локи сидел в кресле, приводя тело и разум в какое-то подобие порядка. Мало ему было отца, истязающего его морально, мало ему было признаний Ивара и упоминаний о родной матери, которую он никогда не знал, но которая погибла, скорее всего, из-за него, так теперь его еще и подвергают физическим пыткам! И ведь даже не по приказу отца, пускай и один из его надсмотрщиков. В этом уже не было сомнений: маг сам во всем признался. Значит, как только отцу надоест вести мягкий допрос, он отдаст нелюбимого сына на растерзание этому садисту — боевому магу, кричащему о его, царевича, благе, а сам будет стоять в стороне и наблюдать? Перспектива безрадостна, а произошедшее по чистой случайности не разрушило всю игру. Локи настолько не ожидал настоящих пыток, что едва не сломал на корню весь старательно собираемый и разыгрываемый уже почти месяц образ ребенка! Вот что ему стоило хотя бы изобразить муки боли, когда маг начал легкую пытку? Но нет, он решил держаться до последнего. Конечно, действия мага предугадать было невозможно: Локи представить не мог, что к нему в самом деле из-за каких-то там безопасных реактивов применят пытки. Что это? Предупреждение? Ивар специально дал ему вещества, за которыми потом должен был прийти маг? Своеобразная проверка на покорность и чувствительность к боли, которую он чуть не провалил? Хорошо, что он быстро решил для себя: бессмысленно храбриться, все равно заставят. Ему удалось сыграть страх и все же пересилить желание напасть или терпеть боль до бесконечности. Еще не хватало показать надсмотрщику свою настоящую силу, мощь и выносливость. Нет, пусть считает, что он сдался, пусть празднует победу. А ведь сейчас именно от него исходит вполне реальная угроза. Локи сжал руку в кулак — Хагалар прямо сказал, что отвечает за него. Надо было догадаться. Надо было понять, что его бы не отпустили жить сюда в одиночестве. Отец не имел права так поступить. А то, что его поручат именно Хагалару, тоже надо было догадаться — не Раиду или Ивару же, в самом деле! Теперь Локи знал точно, что старый маг прекрасно мог с самого начала заставить его заниматься своей боевой магией. Да что магией, он мог заставить его сделать все, что угодно. Локи очень глубоко вздохнул. Никогда. Он. Не. Выполнял. Чужих. Приказов. И сейчас надо было сделать все, чтобы не оставаться с надсмотрщиком один на один! В первую очередь, обезопасить дом, чтобы маг не вошел в него при всем желании. Во вторую — быть всегда с кем-то. Завести себе кучу знакомых и проводить с ними весь досуг. Все, что угодно, только не оставаться с Хагаларом один на один.
Напуганные случившимся рабы постепенно выползали из свои нор и настойчиво предлагали рассказать о случившемся домочадцам Локи. Настоящие воины рассекут обидчика мечом или секирой, прежде чем тот успеет запросить пощады, но Локи категорически запретил под страхом смерти рассказывать хоть кому-то о произошедшем, особенно свите. Он не станет затевать распрю и родовую месть. Халагар – мастер магии, его смерть поведет за собой череду прочих. Своих людей Локи ценит и дорожил их жизнями. Нет уж, сражаться с Хагаларом он будет лично и не подставит под удар тех, кто ему доверился. Во всяком случае, пока не разузнает подлинные возможности старика. Силы постепенно возвращались, слабость прошла, но пусть Хагалар считает, что боль уложила сына Одина в постель на весь день. Заодно это прекрасная причина пропустить работу. А реактивы надо завтра же вернуть. Локи встал и направился к сундуку с одеждой. Пускай старый маг и заставил его носить неудобные доспехи, он не заставил еще выбросить всю прочую одежду, и в этот раз она пригодится как нельзя кстати. Ни одна книга не содержала такого количества древних заклинаний, как царские одеяния — какие-то и в самом деле были призваны защищать тело и душу царевича, а какие-то использовались совсем для другого. Сейчас следовало найти все, что возможно, для защиты собственного дома. Проще всего вырезать альгиз с оталом, но простота не гарантирует хорошего результата. Локи остановил свой выбор на сложном сочетании, состоящем аж из четырнадцати рун. Фелага среди них не было, и это вселяло надежду, что надсмотрщики точно не смогут проникнуть в крепость. Локи сперва нарисовал на бумаге чертеж. Тейваз, алгиз, турисаз — каждая из них, казалось, оживает под искусными пальцами. Только царевич решил перейти к созданию собственно амулета — в дверь постучали. Небрежным мановением руки отправив прислужника разузнать, кто пришел и что ему надо, молодой маг уже взял в руку нож, как ему доложили, что у ворот ожидает какой-то мужчина, не назвавший своего имени, но заявивший, что является учителем Локи.
Нож едва заметно дрогнул, а потом и вовсе упал на пол. Учитель?! Здесь?! Это немыслимо! Локи, отбросил в сторону недоделанный амулет и бросился к двери, а оттуда и к воротам. От резкого движения на долю секунды потемнело в глазах. Учитель у него был только один, все остальные именовались наставниками. И что он здесь делает? Особенно в свете последних событий… Что отец на этот раз задумал?
Мужчина, стоящий за воротами и кутавшийся в теплый на вид плащ, был огромного роста — больше о нем ничего нельзя было сказать. Царевич замедлил шаг: он или не он?
— Локи! — послышался низкий голос. — Ты и в самом деле очень изменился, меня не обманули.
Сердце зашлось неровным стуком, отдающимся эхом в висках. Да, это тот голос. Тот самый низкий, приятный голос, который он слышал на уроках в течение нескольких столетий. Этот голос мог быть очень злым, мог быть безразличным, а мог — успокаивающим и, по-своему, нежным. Все оттенки, все вибрации этого голоса Локи знал наизусть и определил бы из тысячи. Голос и руки этого аса — единственное, что Локи помнил и мог описать во всех подробностях: слишком многое от них зависело.
— Ты здесь по приказу отца или по своей воле? — с настороженностью спросил маг, когда они обменялись приветствиями.
— По своей, — заверил великан, оглядывая бывшего подопечного с ног до головы: неприятный это был взгляд, изучающий. — Ты что, думал, твой батюшка подослал бы меня к тебе?
— У тебя бы хорошо получилось выпотрошить мою душу, — Локи отвернулся: он испытывал по отношению к этому асу смешанные чувства. Одно он знал точно: не хотел он быть его врагом.
— Поэтому и не послал бы, — откликнулся учитель. — У нас, знаешь ли, свои правила.
— Неужели… — Локи постарался перевести тему и продумать линию поведения. Не просто же так учитель к нему явился. — Ты потратил много сил, чтобы добраться до меня… Но ты же не войдешь в мир преступников.
— Отнюдь, я тут многих знаю, — большой ас легко приобнял царевича за плечи и увлек за ворота. Его прикосновения раньше сулили покой, а сейчас же только больше настораживали. Слишком рано Хагалар покинул покои своей жертвы. Подождал бы с половину часа, и тогда…
Локи пришлось проявить гостеприимство и пригласить к себе и учителя, и его людей. По дороге учитель пытался расспросить его о Бездне. Локи отмалчивался, погруженный в собственные невеселые думы: в завываниях метели и высоком, на грани слышимости, звоне в голове он опять слышал то крик брата, то плач матери — а ведь, ему казалось, он совсем забыл о них! Фелаг уже не раз пытался разговорить его, но уних ничего не выходило. Вопросы их были, правда, престранными: «Какая в Бездне температура?», «Какое давление?», «Есть ли там солнце?» и еще множество бессмысленных мелочей, которые претили Локи. Учитель же пытался узнать, как он её прошел, что там находится, пришлось ли применять полученные у него умения? Кажется, он даже расстроился, узнав, что нет. У Локи не было никакого желания описывать недавнее прошлое, да его и не принуждали.
Не прошло и получаса, как они оба сидели в топленом доме за широким столом, где стояли эль и всевозможные яства. Локи больше слушал, чем говорил, и чем больше слушал, тем больше не понимал.
— Приезжай в гости, — просил учитель, который, раздевшись, стал еще мощнее и больше, — тебя многие ждут, всем интересно, как ты, от тебя хотят услышать подробности твоей трагедии. Многим небезразлична твоя судьба и твое внезапное старение.
— Неужели меня не боятся? — осторожно спросил Локи. Ответ его приятно поразил и окончательно убедил в том, что не родной отец — гений манипуляций. И как ему удалось убедить всех в неоспоримом геройстве своего младшего сына? Множество бывших наставников, придворных и просто знакомых ждали его возвращения, хотели отпраздновать чудесное воскрешение, послушать истории, пускай и полностью лживые, но рассказанные воскресшим богом. Его похороны зиму назад были великим праздником, по нему все скорбели и оплакивали… Очередная ложь, придуманная отцом и вложенная в уста аса, которому Локи привык доверяться? Мало ему было мучений.
Они выпили здравицу, опорожнив большие кубки. Учитель распалялся, говорил все путанее, рассказывал о дворце, порой повторяясь, но с таким жаром, что в его словах сложно было усомниться.
— Видимо, асы считают, что я не достоин казни? — спросил Локи как бы между прочим.
— Казни? — переспросил учитель. — Ты герой Асгарда, спасший всех от гигантов, вернувшийся из Бездны. Казни! Скажешь тоже. Да и кто тебя казнить должен? Я, что ли? — он громко рассмеялся, так что стены чуть не затряслись.
Смех того, кому Локи доверял, и кто знал множество его тайн, сейчас раздражал особенно сильно. Локи досадливо поморщился. Из воздуха опять соткалась брюнетка с зелеными глазами — молодая, стройная. Рядом с ней Локи, порядком выпивший, различал огромную фигуру ётуна. Настоящие родители? Царевич Асгарда помотал головой, прогоняя наваждение. Не может быть!
— Скажи, а тебе приходилось работать с ётунами? — выпалил он, напряженно вглядываясь в собеседника.
— Конечно, приходилось, — кивнул тот самодовольно, поднимая очередной кубок. — Различия колоссальные. Тела совершенно разные, и реакция совершенно разная, все разное. Что именно тебя интересует?
Локи встал и поманил учителя в противоположный от стола угол якобы для того, чтобы показать артефакты из Бездны.
— Что ты знаешь обо мне? — Локи перешел на шепот, хотя мог бы и не утруждаться: за столом шло слишком веселое пиршества. В руке Локи уже держал один из боевых кинжалов. Вероятность того, что придется его применять — ничтожна, но все же она есть.
— Все знаю, — махнул рукой учитель, чуть не попав Локи по носу. — Я столько столетий с тобой занимался, что знаю все.
— Тогда скажи, кто я? — Локи продолжал наседать. Он не позволит этому асу уйти от ответа. И живым он ему уйти не позволит, если услышит то, на что намекали настоящие родители.
— Ты о том, что ты незаконнорожденный, полуетун? — тихо спросил мужчина совершенно серьезным тоном. Незаконнорожденный? Что он имеет в виду?
— Когда ты узнал? — Локи чуть опустил голову, изображая скорбь, но понимая, что вряд ли учитель купится на его простые уловки. Он один из немногих, кто видел его настоящие страдания.
— Что царица тебе не мать? С самого начала, — пожал тот плечами, перехватывая его запястье, но не пытаясь вырвать нож: понимает, что не ножом, так магией его прикончат и никто ничего царевичу не скажет. — Я же говорил: я лучший. Твое тело сильно отличается от тела аса, в нем много чего от ётуна, да и чертами ты все больше в батюшку, а от матушки у тебя ничего нет. От царицы, в смысле.
Локи откинул в сторону злосчастный нож. Кажется, учитель уверен, что он таки сын Одина. Очень хорошо, не стоит его в этом разубеждать да и убивать его пока тоже не стоит.
— Ты считаешь, что я этого не знал? — решил задать он еще один важный вопрос.
— Конечно, не знал, — учитель легко откупорил еще одну бутыль. — Ты же постоянно повторял её имя именно с такой интонацией, с какой зовут самое дорогое в мире существо. Уж в этом я точно разбираюсь.
— «Во имя Фригг», — прошептал Локи, вспоминая детство. Вот, значит, как: учитель никогда не говорил ни ему, ни отцу о своих догадках. Очень важно было узнать это сейчас.
— Да, занятия, — Локи поднял голову. — Мне нужно их возобновить.
Он позволил себе ухмыльнуться. Еще неизвестно, какую тактику лучше применить в борьбе с Хагаларом: продолжить ли играть в физическую боль или остаться на уровне слов? В любом случае защита ему необходима.
— Без воли твоего отца я не могу ничего сделать, — пожал плечами великан. — Договаривайся с ним.
— Скажи, что тебе нужно? Деньги? — царевич ответил слишком резко.
— Нет, не деньги, — учитель покачал головой. — Для занятий необходимо специальное помещение, помощники, без разрешения это никак невозможно.
— Я был царем Асгарда! — процедил Локи сквозь зубы.
— Я тебе не доверяю, — послышался честный ответ.
— Что? — Локи нахмурил брови.
— Ты уже однажды нас смертельно напугал.
— Ты вечно будешь это вспоминать? — Локи закатил глаза и скривился. — Мне было гораздо хуже, чем вам, и это был хороший урок. Сейчас я вырос, знаю все контрзаклинания, можешь поверить.
— Кто больше пострадал, это еще вопрос, — учитель вновь схватил его в охапку, шутливо обнимая. Вырываться было глупо и бесполезно. — Мы перепугались вусмерть: царский сын ни с того ни с сего теряет сознание! Мы же несли за тебя полную ответственность.
Локи едва сдержал очередной приступ гнева: совсем недавно Хагалар говорил то же самое. Ответственность перед отцом. Будто он дите малое. Они что, все сговорились считать его ребенком? Его, прошедшего Бездну, пережившего не одну войну, выжившего там, где большая часть населения Асгарда загнулась бы в первый же день? Он опасался вернуться домой преступником, висельником, но все оказалось много хуже: он вернулся младшим братом, младшим сыном, младшим царевичем. Ребенком, от которого никто ничего не ожидает, и которого не воспринимают всерьез. И если не воспользоваться этим положением, то придется признать, что все окружающие его глупцы правы.
(1)Глупый невежа!
(2)без сомнения
(3)Этот упрямый, самонадеянный, наивный ребенок
(4)и я дал ему возможность
(5)Ты в своем уме?!
(6)Я не ослышался?
(7)Это была случайность…
(8)Живи, как хочешь, и делай, что хочешь
(9)мой дорогой
(10)благоразумен
(11)сколько влезет
(12)Никто не вправе
(13)я вправе
(14)твоя очередь
(15)Мы ничего не можем сделать
====== Глава 21 ======
Несколько следующих дней прошли монотонно и безынтересно, не случалось ровным счетом ничего, что могло бы быть достойно божественного внимания. Локи, конечно, обещал, что съездит во дворец и повидается со всеми знакомыми, но ехать было так далеко и лень, что он решил оставить задумку хотя бы до потепления, а лучше до лета.
Проверить, действуют ли амулеты, пока не представлялось возможным: никто из фелага не смел и близко подойти к его дому, а старый маг делал вид, будто ничего не произошло. Сидеть вместе с ним над магическими формулами Каскета было бы крайне неприятно, если бы Локи мог на них сосредоточиться. Однако руны расплывались перед глазами, а бурчание Хагалара и тихие ругательства Раиду не могли заглушить мучительного внутреннего многоголосья. Плач матери, крики брата — видения преследовали царевича постоянно, заставляя погружаться с головой в заслуженную пытку. Даже реактивы, которые он получил буквально на следующий день, да не от Ивара, а от Раиду, не принесли желанного облегчения. Локи очень хотел узнать правду. О себе, о своей матери, о том, что произошло много столетий назад. Но кто её поведает? Локи не раз задумывался о том, чтобы самому наведаться во дворец, но вероятность того, что у отца будет на него время — ничтожно мала, а если вдруг они и встретятся, кто может обещать, что он ответит на заданные вопросы?
Проснувшись в очередной раз от жалобного крика матери, с ужасом глядящей на его падение в Бездну, Локи попытался было заснуть вновь, но ему доложили, что приехал Всеотец. Лично. В поселение он войти не желает, но приглашает сына на конную прогулку по заснеженным полям. Что это — удача или еще одна ступень к заслуженной казни? Размышлять не было времени, подготовиться к встречи и продумать слова и действия ему не дали — отец, как всегда, все решил за него. Хотя нет, не все. Локи остановился посреди комнаты. Сегодня или никогда — он узнает правду. И ничто его не остановит. Главное, сохранить трезвую голову. Полный решимости довести дело до конца, он натянул надоевшие доспехи и поспешил навстречу своему отцу, взяв с собой лишь пару асов.
Как только Локи выехал за пределы поселения, эмоции, словно цепные псы, спущенные с поводков, накинулись сворой, сбивая с толку. Он слишком хорошо понимал, что, если решится задать вопросы, они повлекут за собой очередной ком правды, которая добавится к хлестким фразам из прошлого разговора и погребет под собой шаткое душевное равновесие. К волнению примешивалась злость, затмевавшая порожденные Всеотцом стыд, раскаяние и страх. Незнание же влекло за собой тревогу, сокрытую под раздражением — вопросы, вопросы и никаких ответов! Почему отец решил почтить блудного сына своим присутствием, а не вызвал его во дворец для очередного истязания? Да и мало ему было прошлого разговора? Ведь он сам выгнал его, не пожелав продолжить беседу! Какие дурные вести или обвинения посыплются на голову поверженному жалкими смертными на этот раз?..
— Локи, удалось ли тебе найти того, кто достоин изучать Тессеракт? — послышался размеренный голос Одина. Царевич встрепенулся: в очередной раз утонув в своем кошмаре, он и не заметил, как поравнялся с отцом, не заметил даже, что они едут в сторону дворца и что свита отстала от них, не мешая личному разговору. Можно было на мгновение расслабиться и выкинуть из головы мучительные воспоминания: сегодня он пополнит их коллекцию новыми, которые будут преследовать его всю жизнь. Пришла запоздалая мысль, что царя Асгарда неплохо бы было поприветствовать.
— Да, конечно, — откликнулся Локи прежде, чем понял суть вопроса. — Ты хочешь на него взглянуть?
— Нет, — покачал головой Один, ловко управляя конем так, чтобы он скакал рядом с лошадью Локи. Это было не так и просто: восемь летящих ног не желали ходить со скоростью четырех, утопавших в глубоком снегу.
— Я вверил тебе могущественный артефакт, — продолжил Один, помолчав. — Пусть твое неуемное любопытство, презирающие запреты, послужит на благо миров.
— На благо миров? — с раздражением повторил Локи, стараясь успокоиться: излишняя эмоциональность может сыграть с ним злую шутку, заставив в припадке гнева выдать слишком много тайн, касающихся не только его. Слова царя асов будто специально задевали гордость несостоявшегося правителя мира смертных, чтобы, разозлив его, заставить проговориться.
— После разрушения радужного моста девять миров оказались изолированными друг от друга, — начал Один, не обращая внимания на многочисленные гейзеры, выплевывающие песок и воду. Обычные лошади избегали этих долин, но только не царские, приученные к тому, что фонтанирующая земля не причинит им вреда. Один резко остановил коня, когда прямо перед ним устремилась ввысь струя кипятка, обдавая брызгами окрестные камни. По долинам гейзеров надо было ходить очень аккуратно — Локи напомнил себе об этом, когда чуть не попал под фонтан, блуждая мысленно далеко от заснеженного поля среди своих кошмаров.
— Тессеракт может восстановить мост или сам станет проводником между мирами, — слова Одина потонули в жалобном ржании лошади, испугавшейся особенно сильной струи воды, резко устремившейся вверх. — Однажды Асгард добился мира во вселенной, но его нужно поддерживать.
— Зачем? — механически спросил Локи, лишь по инерции продолжая разговор; его разум занимали совершенно другие, безрадостные мысли, напоминавшие огромное озеро, глубокое, темное и холодное, в которое придется нырнуть с головой, такое же холодное, как и пронизывающий ледяной ветер, бьющий в лицо.
— Ты даже не можешь себе представить, сколько живых существ из всех девяти миров пытается создать артефакт-телепорт, — Один с облегчением вздохнул, проехав последний, маленький и почти незаметный гейзер, который, однако, будто специально плевался кипятком именно в ту секунду, когда мимо него кто-то проходил. — Нам повезло завладеть Тессерактом. Этот артефакт должен помочь нам в сохранении мира.
В ответ Локи промычал что-то невразумительное. Вцепившись в поводья, он резко дернул их, заставляя послушного коня, утопая в снегу чуть не по грудь, повернуть в нужную сторону. Царевич надеялся, что, как только свернет, вчерашняя уверенность вернется, но вместо этого пришел страх, безосновательный, почти на уровне инстинктов. Локи казалось, что воздух загустел и стал липким, как остывший суп, что лошади двигаются невыносимо медленно, с трудом выдирая копыта из затягивающей их жидкой массы. Однако Всеотец, ехавший рядом, никак не отреагировал ни на изменение направления, ни на исказившуюся действительность, что заставило царевича усомниться в собственном рассудке.
Молчание Одина не добавляло Локи решимости. Отец смотрел на него так, будто наблюдал за диковинной, опасной зверушкой, и ждал, какую очередную глупость она выкинет. Пусть, пусть считает, что своевольное изменение дороги просто глупость. Чем дольше он будет так считать, тем более удивлен будет, когда узнает истинную причину смены направления. Локи твердо решил убедиться, что не найдет никаких подтверждений недавней сказке Ивара, что все эти нелепые слухи — не более, чем легенды утонувших в собственном величии асов. Мельком бросив взгляд на отца, царевич нервно облизнул пересохшие губы, пытаясь подобрать слова, но они, заготовленные поутру, не желали строиться в одну-единственную совершенно, казалось бы, безобидную фразу. Локи мысленно приказал себе собраться: он всего лишь собирается попросить о ничтожной малости у того, кого вечность считал отцом, а чувствует себя так, будто за просьбу его могут вновь швырнуть в Бездну. Приведя-таки мысли в порядок, царевич приоткрыл было рот, чтобы задать грызущий сердце вопрос, и… Не ожидая от лошади своевольной остановки, болезненно прикусил язык, дернувшись в седле. Перед ним высилась кладбищенская ограда, из-за которой животное так резко остановилось. Локи показалось, что они доехали до погоста слишком быстро.
Судорожно сглотнув — солоноватый привкус крови спокойствия не добавлял — он слишком резко спрыгнул на землю, так что едва не поскользнулся на припорошенном снегом льду. Следующий за ним Один мог видеть идеально прямую спину сына и его твердую походку, больше похожую на военный марш — каждое движение Локи выдавало напряжение, сковывающее его тело. Оказавшись рядом со своим курганом, к которому была протоптана широкая тропа, царевич почувствовал, как страх отступает — ведь чего может бояться тот, кто уже мертв? — и на его место приходит какое-то холодное удовлетворение, избавляющее сознание от лишних мыслей. Склонив голову в приветственном поклоне, царевич опустился на колени перед красивой оградой: ему казалось, что стоять перед собственной могилой как-то неправильно.
— Что ты сделаешь со своим курганом?
Услышав голос отца, Локи вздрогнул — на какой-то миг он забыл, зачем прибыл сюда, а, главное, с кем. Не отвечая на вопрос, он расчистил небольшое пространство у подножья могилы, снял варежку, коснулся промерзшей земли — она была влажной и холодной; это прикосновение будто придавало сил для решительного броска. Паника, мучившая Локи всю дорогу, сменилась обидой, которая раздувала ярость, столь необходимую для очередного мучительного разговора. Для разговора, из которого он, Локи, выйдет либо победителем, либо… покойником. Не в прямом, так в переносном смысле. Многим ли была оказана честь быть убитыми на собственной могиле?
— Как он устроен? — тихо спросил Локи больше для того, чтобы спросить хоть что-то, чем из интереса. Он ковырял ногтями землю, питаясь странной энергией, которую она ему давала. Нужно подготовиться к решающему прыжку. Нужно придумать такую речь, чтобы её венцом стала просьба, которую Всеотец никак не ожидает услышать. Мысли о просьбе вновь окатили расслабившееся тело волной ужаса и холода. Локи проклинал себя за непонятную слабость.
— Из дерева сделан сруб, где покоятся твои вещи и…
— … животные, которых я вырастил и любил, — выпалил Локи на одном дыхании, прикрыв глаза, сильнее накручивая себя, готовясь к молниеносной атаке.
— Жертвенные животные. Локи, ты понимаешь, что должен будешь отдать Тору его лошадь?
— Лошадь? — царевич резко обернулся, и наваждение тут же спало. Энергии, которая перетекала в его тело от земли, он больше не чувствовал. Неуместный, глупый вопрос Всеотца разрушил странную магию, с которой царевич прежде никогда не сталкивался, а вместе с ней пошатнул и решимость. Локи далеко не сразу понял, о чем Один вообще говорит. Только бросив взгляд на едва различимую фигуру коня у кладбищенской ограды, поверженный бог сообразил, что он и правда все это время ездит на лошади брата. Но эта лишь маленькая деталь, столь несущественная сейчас, когда перед ним расстилается новая Бездна, еще более страшная, чем та, что под Радужным мостом.
— Да, конечно, пусть забирает, — буркнул Локи и повернулся к кургану лицом. Надо сосредоточиться.
— Ты думал, какую купить взамен? — послышался еще один невероятно неуместный вопрос. — Я распорядился умертвить твоих животных. И я готов купить тебе замену. Ты поедешь вместе со мной и выберешь себе лошадь.
— Щедрое предложение, — улыбка, растянувшая губы Локи, была безумной, но отец ее не видел. Предложение было воистину щедрым даром — кто, кроме Всеотца, мог купить ему что-либо, ведь обоим царевичам иметь собственное серебро не полагалось? Кажется, провинившемуся сыну полагалось от столь невиданной щедрости пасть ниц перед благостным родителем — эта мысль заставила тлеющие угли сдерживаемого гнева вспыхнуть ослепляющим костром ярости.
— Ты хочешь оставить курган? — донесся, словно из тумана, голос Одина.
Этого вопроса Локи уже не слышал. Медленно поднявшись на ноги, он повернулся к отцу вполоборота, уже не скрывая искаженное неистовством лицо.
— Он был создан, чтобы служить напоминанием обо мне, — монотонно начал Локи. Холод голоса никак не вязался с яростью, окрашивающей его лицо. — Перед ним стояли на коленях, над ним пролил слезы даже Один Всеотец, и ты думаешь, что я избавлюсь от этого памятника моему величию? — в несколько шагов царевич оказался рядом с отцом. Злость затмевала рассудок: царь Асгарда видел ее в распахнутых глазах и неестественно расширенных зрачках, но еще не знал, что так пошатнуло рассудок Локи. А тому даже не потребовалось подбирать слова, для просьбы, угнетавшей его сердце столько времени. — Покажи мне могилу царицы Ётунхейма!
Промозглый ветер разнес крик по всему кладбищу, далекое эхо подхватило его, но быстро затихло. Тишина, наступившая затем, казалась оглушающей — будто сама природа затаилась перед гневом царевича. Однако дерзкий вызов остался без ответа. Один, величайший правитель всех миров, казался поверженным и раздавленным, он не находил слов, чтобы усмирить взбешенного бога. Локи чувствовал себя триумфатором, упивался своей безоговорочной победой и силой, способной повергнуть ниц даже величайшего бога девяти миров.
Прошло несколько минут, показавшихся Локи вечностью. Всеотец так ничего и не ответил. Он лишь развернулся и пошел прочь от сына, утопая по колено в снегу.
С каждым шагом, который делал Локи, следуя за хранящим молчание Одином, поднимать и переставлять ноги, сминая хрустящий снег, становилось все труднее. Яркое пламя эмоций, вспыхнувшее в душе, оставшись без пищи, начинало угасать. Величие Бога блекло, он не понимал, куда направляется Один, ведь кургана не существует! Если его нет, значит Всеотец просто решил покинуть зарвавшегося приемного сына, не удостоив того даже словом, лишь всем своим видом выражая презрение к ничтожному театральному представлению. Однако он позволял идти за собой, не прогоняя ни словом, ни жестом, а значит, вел куда-то. И единственной возможной целью могло быть только то, чего Локи никак не ожидал увидеть. Эта мысль сковала холодом сердце и потушила остатки гнева, вновь возродив страх, ослепляющий не хуже ярости — Локи чуть не врезался в царя Асгарда, остановившегося перед небольшим ухоженным курганом.
С неясным трепетом, зарождающимся в груди, он поднял голову, осматривая холм, почти не припорошенный снегом, зато усеянный мелкой травкой и ягодами. Один не произнес ни слова, лишь чуть отошел, предоставляя Локи возможность подойти ближе. Поверженный бог молча сделал несколько шагов и дотронулся до земли кончиками пальцев: она обжигала льдом, будто была пропитана хладом Ётунхейма. В отличие от собственного кургана, этот не делился силой, а будто вытягивал, истощая любого, кто смел приблизиться или, того хуже, прикоснуться к нему. Опускаться на колени перед этой насыпью не хотелось, наоборот, стойкое желание уйти как можно дальше, а еще лучше забыть обо всем произошедшем, прочно завладело сознанием царевича. Здесь лежала та, которая подарила жизнь полукровке, но даже имя ее не было ему известно.
— Ты знаешь, как её звали? — Локи спросил так тихо, что Всеотец не сразу расслышал его вопрос. Он с интересом наблюдал, насколько сын подавлен увиденным, как он стоит, не поднимая головы, слепо глядя на снег с красными ягодами и не видя перед собой ничего.
— Да.
— Ты знаешь, как она выглядела?
— Да.
— Кто ухаживает за курганом?
— Её род.
— Расскажи мне о ней.
— Зачем ты спрашиваешь? — подойдя ближе, Один схватил Локи за плечи и почти силой заставил отвернуться от кургана, что, правда, не возымело эффекта: поверженный бог так и остался стоять, не поднимал глаз, глядя вниз, в пустоту, которую он видел вместо иссиня-белого снега. — У тебя есть мать. Ты мой сын. Её ты не знал, как можешь сожалеть о кончине? — Один говорил тихо, надеясь, что его слова все же достигнут сознания Локи и хоть немного успокоят его. У него были предположения насчет того, зачем сын решил поехать именно на кладбище, но такого поворота событий он не ожидал. — Она умерла почти тысячу зим назад, но её родители все еще живы.
— Ты позволишь мне увидеться с ними? — спросил Локи чуть слышно и, наконец, поднял голову, сфокусировав взгляд. Он говорил об асах, которых никогда в жизни не видел, и узнал о существовании которых только сейчас, но в его голосе звучали нежность и надежда.
— Увидеться — да, сказать, кто ты, — нет, — Один почувствовал, как вздрогнул Локи от жесткого ответа, но лицо его оставалось все таким же мертвенно-бледным, ничего не выражающим. Всеотца удивляло уже одно то, что сын позволял держать себя за плечи. Обычно младшего невозможно было удержать на одном месте, он постоянно двигался и жестикулировал, если не телом, то лицом, однако сейчас стоял застывшим изваянием. — Что тебе это даст, Локи? Её не воскресить, а в её смерти ты не повинен.
— Когда это случилось? — спросил царевич мертвым голосом, заставившим царя Асгарда бросить на него удивленный взгляд — на его памяти Локи никогда так не говорил. Стоило ему открыть рот, как фейерверк чувств, постоянно сопровождавший царевича, вырывался наружу. Но не теперь.
— Во время войны с Ётунхеймом, — ответил Один как можно более лаконично. Лучше Локи не знать о делах прошлого. Все эти сведения никак не помогут ему, зато расстроят еще больше и могут стать причиной новых безумств, своеволия или, того хуже, предательства. Один уже знал, что в порыве отчаяния или, будучи окрыленным какой-то идеей, Локи может пойти на любые жертвы, даже не задумываясь о том, сколько живых существ, сколько близких пострадает. Царь Асгарда считал чуть ли не своей личной ошибкой, что не заметил этой пагубной тенденции раньше, не научил Локи смирению, осмотрительности, а главное, расчету не только сиюминутных действий, но и возможному влиянию этих самых действий на окружающих. И он прекрасно понимал, что у него слишком мало времени на то, чтобы привить этому вполне сформировавшемуся, искалеченному Бездной существу хоть какие-то правила. Привить их до того, как Локи совершит очередное безумство, и хорошо, если оно будет столь же тихим и незаметным, как прошлогоднее, о котором почти никто не узнал, и которое удалось представить в нужном свете. Но если Локи на этот раз не будет таиться и вовлечет в свои коварные планы посторонних, его придется наказать по-настоящему или, того хуже, казнить, что совершенно не входило в планы Одина. Энергию и таланты Локи стоило направить в правильное русло, но для этого надо было сперва заставить его почитать царя богов не только из страха и любви, но и из глубочайшего уважения и восхищения деяниями последнего. И стоило хорошенько подумать над тем, каким образом вывести отношения с поверженным людьми богом на новый уровень.
— Ты знаешь, кто её убил? — услышал Один очередной вопрос. Он дался Локи с видимым трудом. Осознание того, что отец говорит правду, навалилось на царевича, грозя раздавить своей тяжестью. Ведь единственное, что Локи знал о матери, это то, что она погибла в ётунхеймской войне, и если бы Один опроверг эти сведения, можно было бы уличить его во лжи и посчитать все произошедшее обманом, но не после его последних слов.
— Да, — Один отпустил плечи сына и отступил от него на шаг, но тот никак не отреагировал, продолжая стоять, словно деревянная кукла, даже не повернув головы. — Хочешь ли ты это узнать?
Ответа не последовало. Локи медленно приходил в себя, стараясь осознать произошедшее: невысказанная правда, проступившая в движениях отца, не требовала подтверждения словами. С каждым новым вдохом уверенность возвращалась в расслабленное тело царевича, вновь распрямляя его плечи и даря горделивую осанку. Повернувшись к кургану, он нагнулся и прикоснулся к земле — наваждение пропало, это была всего лишь могила, такая же, как и множество других, с землей, ничем не отличающейся от обычной промерзшей. Локи глубоко вздохнул, подавляя тихий всхлип: то была заведомо обреченная на провал попытка хоть как-то ощутить близость к той, что носила его под сердцем: ему никогда не удастся не только увидеть её, но даже почувствовать хоть что-то родное, хоть что-то, адресованное лично ему. Болезненное знание о том, кто лишил его родной матери, приносило тупую колющую боль. Ведь царица Ётунхейма не могла умереть в войне, не могла даже участвовать: сражения и битвы — совершенно не женское дело. И если она погибла, то, скорее всего, в попытке защитить своих детей от вражеских воинов. Локи с трудом боролся с подступающим к горлу неприятным комком горечи: его настоящая мать была убита ради того, чтобы забрать его, наследника трона Ётунхейма, в Асгард. Он, скорее всего, стал причиной смерти самого близкого ему аса. В сознании уже проносились образы погони, криков, звона оружия — всего того, что сопровождало войну, но что не могло проникнуть в храм. В место, где каждый находил защиту. В место, которое для отца богов и людей не было священным. В место, которое он омрачил убийством. Поверженный бог с трудом заставил себя выплыть из омута отчаяния и лживых воспоминаний.
— Вы закопали меня далеко от нее, — Локи и сам удивился тому, как спокойно произнес эти слова, учитывая, что перед внутренним взором стояла ужасающая по своей реалистичности картинка: красивейшая женщина лежала в луже крови, умирая, но все равно пытаясь защитить своего плачущего ребенка.
Всеотец, напряженно наблюдающий за Локи, видел, как тяжело дается тому спокойный тон. Подтекст последней фразы не составляло труда определить: в словах сквозило явное неприятие и злость — царевич был недоволен тем, что ему даже после смерти не дали оказаться рядом с женщиной, родившей его.
— Только один из вас принадлежал царский семье Асгарда, — откликнулся Один, стараясь следить за каждым своим словом: еще один срыв или, того хуже, истерика не были нужны никому. — Ты был рожден в Ётунхейме, Локи, но твой отец нашел свою смерть в моих палатах, а твоя мать похоронена в Асгарде.
Один не договорил, зная, что сын и так поймет его. Жить рядом с могилами собственных предков считалось благочестивым и для асов, и для ётунов. Упоминание настоящего отца заставило Локи вспомнить, как он собственноручно пронзил того силой Гунгрира во имя Одина. Воображение рисовало перед внутренним взором великолепные похороны царицы ётунов: насмешкой судьбы выглядело то, что духи его родителей, столь разные по происхождению и по судьбе, обитали в стране своих заклятых врагов. Воспоминание о смерти родного отца вновь отдалось глухой болью в сердце: Локи помнил, как Фригг, его приемная мать, поднялась с пола и бросилась ему на шею. «Ты подставил под удар свою мать» — тут же набатом отозвался в голове голос приемного отца, рассыпавшись через мгновение на множество мелких осколков и собравшись в новую картинку: Один, спасающий умирающего детеныша ледяных гигантов. «Покинутый, страдающий». И вновь картинка сменилась на образ умирающей женщины, прижимающей ребенка к груди, и стоящего над ней Одина с лицом, обезображенным звериным оскалом. Калейдоскоп событий затягивает. Локи снова видит Фригг: мать обнимает его. То ли сейчас, то ли в далеком детстве. Но вот она лежит на полу, откинутая силой Лафея. И опять храм. И вновь он слышит слезы матери по поводу своей кончины. Он видит брата, протягивающего ему руку, пытающегося вытянуть его из бездны, видит себя, атакующего этого самого брата, видит Лафея, приказывающего его убить. Сотни образов, слов, воспоминаний слились в какой-то неведомый, терзающий душу клубок. Сотни мыслей сменяли друг друга за мгновение. Отец. Мать. Мачеха. Отчим. Названый брат. Все они приняли участие в его судьбе, и всем им он, Локи, причинил зло. Но кто же он на самом деле? Трофей, украденный из Ётунхейма? Выброшенный за ненадобностью ребенок, подобранный милосердным Одином? Отцеубийца? Предатель своего народа? Какого из двух? Локи понял, что окончательно запутался в происходящем. И что если он сейчас не поймет, кто он на самом деле, то уже никогда не будет знать, о каких своих поступках стоит сожалеть, а какие будут воспеты в легендах.
Невероятным усилием воли заставляя себя оставить на лице каменное выражение, Локи задал вопрос, который должен был решить его судьбу:
— Ты знаешь, почему она оставила меня умирать?
Слова прозвучали громом и затихли как-то неестественно быстро, будто и не были произнесены на самом деле. Локи стоял, выбросив из головы клубок переплетенных воспоминаний и домыслов. Он ощущал полнейшую пустоту сердца и души, а так же дикий, пронизывающий все его естество холод. Что сейчас ему скажут, то и будет истиной. Если мать выбросила его добровольно, он отречется от своего прошлого; если она пыталась защитить его или спасти — значит, он был прав, подставляя под удар Фригг, предавая Тора, натравливая ледяных гигантов на Одина.
Всеотец медлил с ответом, отмечая, что голос царевича вновь насыщается эмоциями, но не такими как раньше — столь болезненных нот Один не слышал от него никогда, даже в те дни, когда Локи и в самом деле страдал от какой-либо физической боли или недуга.
— Ты забыл, что я рассказывал тебе? Ты был слишком маленьким для дитя гигантов. Но, думаю, не она решала твою судьбу, а Лафей, — размеренно проговорил отец богов и людей, не разрешая сомнений, борющихся в душе приемного сына.
Локи, затаив дыхание, ждал, что отец еще скажет, но он молчал и, казалось, был погружен в какие-то свои воспоминания. Быть может, именно о ней, о той самой женщине, которую он, Один, её убийца, видел, а Локи, её сын, не знал никогда и никогда не узнает, даже не увидит, ведь не осталось, скорее всего, ни одного портрета: асгардцам незачем было сохранять хоть что-то о царице побежденного ими народа. Лафей решал его судьбу…. Нет, не Лафей, а Один. Клубок воспоминаний покатился по наклонной, сметая остатки здравого смысла на своем пути. Всю его жизнь, каждый его шаг определял Один. Отец, царь, высший судия, да кто угодно! Он решил его спасти, вырастить, воспитать — и все это только с одной целью. И даже сейчас, после всех немыслимых преступлений против Асгарда, правящего дома, девяти миров Один не делает ничего: не судит, не казнит, не пытает, не заточает. И действительно, зачем казнить того, кто, если останется в живых, будет вечно валяться в ногах у своего спасителя и сделает все по его указке? Но нет, не бывать этому! Он, Локи, уже достаточно пережил, чтобы самому решать свою судьбу. И если он совершил недостаточно преступлений для смертного приговора, то это только вопрос времени!
— Он решал мою судьбу, а теперь её решаешь ты, — ответ родился сам собой, слишком резкий, но Локи и не старался смягчить своих слов, поняв, что Один продолжать не собирается. — Где же божественный суд? — Локи говорил вкрадчиво и надменно, желая одним своим тоном вывести отца из себя, шаг за шагом приближаясь к нему вплотную для произнесения кульминации своей речи. — Где наказание, достойное моих преступлений? Преступлений царя Асгарда? — Локи усмехнулся, обнажая зубы в почти зверином оскале. Ярость не ослепляла, как в прошлый раз, она всего лишь очистила рассудок от лишнего, позволяя отдаться игре сполна. Все вопросы просто подводили его к главной фразе, доводя накал страстей до максимума — ответы ему не требовались, он был уверен в своих догадках, сложившихся в цельную картину лишь у могилы матери. Теперь он точно знал, зачем Одину понадобился сын Лафея, царя, проигравшего войну. — Уже дважды ты даровал мне жизнь и ради чего? Получить покорную марионетку на троне Ётунхейма! Ты думаешь, твоя гуманность ко мне что-то изменит? — Локи снова усмехнулся самодовольной улыбкой — он знал и понимал все планы Одина, и гордость затмевала рассудок. Падший бог упивался победой над фантомным образом своего приемного отца — великого правителя Асгарда и остальных миров; стоящий перед ним мужчина был всего лишь невольным зрителем представления одного актера. — Я однажды чуть не уничтожил эту расу монстров, я смог убить Лафея, их царя. И я клянусь, что не пощажу царевен Ётунхейма, если ты прикажешь мне жениться на одной из них. Если ты принял меня в семью, чтобы мирным путем завоевать Ётунхейм, то убей меня здесь, как убил мою настоящую мать! — последнюю фразу Локи выкрикнул в лицо Одину, доведя себя до состояния исступления, перейдя из игры в настоящие чувства, преднамеренно забыв, кто стоит перед ним. Реакцией на его слова должно было стать жестокое наказание от царя Асгарда, а не от отца — это было бы признанием его деяний, признанием того, что он совершил что-то действительно стоящее, а не очередную проказу, за которую можно просто отругать и забыть. Тор был лишен сил и сослан в Мидгард и за меньшую дерзость.
Молчание Одина и его спокойное, ничего не выражающее лицо контрастировало с ликом царевича, на котором яркими красками проступали все эмоции, обуревающие неспокойный дух, переставшие быть наигранными. Локи ждал, замерев и подобравшись, словно собака, нашедшая вместо лисьей норы лося: грудь тяжело вздымалась, будто после долгого бега. Но не ответ желал он услышать, а понести заслуженную кару за содеянное, за свои преступления то ли против семьи, то ли против Ётунхейма, то ли против Земли, за дерзость и надменность, с которыми он смел говорить с самим царем Асгарда. Сейчас, наконец, решится его судьба: царю придется дать понять пленнику, кого он видит перед собой: ётуна или аса, врага или союзника. И ему придется сказать, как именно он убил царицу, придется сказать, какое будущее определил неблагодарной полукровке. Слова должны будут прозвучать приговором, пускай и смертным, но это будет приговор самого могущественного существа во всех девяти мирах.
— Я давно оставил мысль делать тебя правителем Ётунхейма, — спокойно ответил Один, одним взглядом заставляя Локи ощутить стыд за то, что он повышал голос в месте последнего упокоения. — Тебе не стоит этого бояться. И твою мать я не убивал, — Один отошел от Локи на небольшое расстояние, не глядя на замершего сына, как тому показалось, от отвращения к результату смешения крови двух рас. Царевич остался стоять и лишь неотрывно следил за отцом, испытывая раздражающий страх, тонкой пеленой покрывший все его естество, и почти детскую обиду на то, что все происходило не так, как он себе представлял. Он хотел предстать перед царем Асгарда, убийцей и вором, как его называл Лафей, перед тем, кто вершит праведный суд и может покарать смертью — достойным наказанием, которое не унизительно принять из рук хранителя мира во всех девяти мирах; из рук того, кто одним заклинанием лишил своего наследника сил и изгнал в Мидгард, отобрав зачарованное оружие. Царя Асгарда Локи уважал и желал превзойти с детства, с тех самых пор, когда слушал рассказы наставников. Он не оставил эту мысль, вступив в пору юношества. Но царь не посчитал необходимым вести беседу со столь ничтожным созданием; вместо него царевич вынужден был говорить со своим отцом, с тем, кого он любил и чьего гнева и презрения боялся больше всего на свете. Что может сделать с ним отец за неприкрытое хамство, он не знал, но лишь одна мысль о возможном наказании или, того хуже, презрительном унижающем молчании пугала. Этот страх, родом из детства, разозлил Локи, предавая крупицы сил — он уже не ребенок, которого пугали гнев и наказания строго родителя. Но эта злость погасла столь же быстро, как и появилась: царевич осознал, что обманывает сам себя. Сколько бы ни прошло времени, а образ отца в сознании Локи был неотступно связан с почти благоговейным страхом и ожиданием чего-то кошмарного, а образ царя — с величием и признанием заслуг одного из самых уважаемых деятелей девяти миров. Царь никогда не опустится до того, чтобы разбираться с проказами, его дело судить преступления. Но разве действия Локи не являются теми самыми преступлениями против девяти миров? Неужели все, что он сделал, так и не стало для Одина чем-то по-настоящему значимым? Неужели единственное, что он чувствует, это разочарование и презрение?
«Ты разочаруешь отца» — царевич даже обернулся, силясь понять, кто говорит, но это были всего лишь призраки из детства, которых он так старательно запирал в самых глубоких тайниках своей истерзанной души. Это была самая страшная фраза всех наставников, окружавших царевичей. Ничего хуже быть уже не могло, но неужели она настолько въелась в мозг, что до сих пор служит ключом, выпускающим страх, который лишал действий, движений, здравых рассуждений? Неужели она до сих пор властвует над тем, кто побывал в Бездне, кто отрекся от семьи, кто…
Локи так сильно сжал руку в кулак, что чуть не порвал варежку, стараясь болью заглушить поток мыслей, запрещая себе воскрешать те дни, когда он был всего лишь напуганным ребенком. Сознание услужливо подкинуло воспоминание, что именно так он всегда и делал, стоя перед отцом в ожидании приговора: легкой болью заглушал подступающую панику.
Неожиданное сравнение взорвалось яркими красками пережитой боли. Отец был богом для обитателей девяти миров — об этом не забывала упоминать бесконечная вереница наставников, убедившая царевичей, что разочарование самого могущественного существа — есть кара гораздо худшая, чем смерть от рук ужаснейших монстров. И если бы все ограничивалось только девятью мирами! Но нет же! Для собственных детей он тоже был карающим богом, разбирающим самые значимые проказы. Как стройно пел хор наставников: царевичи должны быть благодарны уже за то, что великий бог вообще обращает внимание на детские шалости и считает для себя возможным уделять время таким ничтожным мелочам, когда вокруг него вершатся по-настоящему великие дела. От взгляда Одина ничто не могло укрыться. Обнаружив нарушение какого-нибудь особо важного правила, отец расспрашивал провинившегося, стараясь понять мотивы. Ложь и попытка скрыть очевидное, также как и бездумное согласие с каждым словом, слетавшим с отцовских губ, считались чуть ли не более страшным преступлением, чем изначальный проступок — будущие воины и цари должны признавать свои ошибки и уметь объяснить причины, толкнувшие их на то или иное действие, сколь бы ничтожными эти самые причины ни были.
Восстановив картину произошедшего, Один начинал говорить. Обычно медленно и спокойно, хотя иногда несносное поведение детей выводило его из себя по-настоящему, и тогда в его речи проскальзывали нотки раздражения. Слушать все доводы отца, обличающие низость поступка, следовало почтительно, а, главное, приходилось понимать и принимать его позицию умом и сердцем, соглашаясь и преклоняясь перед мудростью живого бога.
Слова никогда не оставались только словами — урок считался усвоенным только в том случае, если провинившийся безропотно принимал следовавший в концеречи приговор и сносил положенное наказание все с тем же каменным выражением лица, не выдавая ни одним движением раздиравшего душу ужаса. Переносить наказание следовало с честью, пускай рядом никогда не бывало никого, кроме отца, кто мог бы потом обвинить царевича в недостойном поведении. Но, несмотря на выдержку и желание с честью стерпеть любой приговор, эмоции, шквал которых возглавлялся страхом, иногда брали верх, сметая все внутренние преграды, и место стальной выдержки занимала позорная, неконтролируемая истерика, сопровождающаяся молениями о пощаде. Почти всегда после этого расправы и наказания не следовало. Отец просто сидел и смотрел на корчи недостойного его внимания существа, а потом вставал и уходил, бросив напоследок какую-нибудь колкую фразу, которая доводила унижение и отчаяние до высшей точки. Наказание казалось счастьем по сравнению со стыдом, который дети испытывали, понимая, что своим недостойным поведением разочаровали не только отца, но и царя всех миров, родством с которым они должны гордиться и победы которого преумножить. Локи был моложе Тора, и когда тот уже овладел в совершенстве умением сдерживаться и терпеть любые, даже самые страшные слова и поступки Одина, младший царевич оставался еще ребенком, несдержанным, боящимся великого бога; ему было хуже — к презрению отца к детским выходкам добавлялось еще и снисхождение брата, пытающегося защитить, открыто заявлявшего, что не бросит младшего брата в одиночестве переносить муки допроса. Одина, казалось, такое положение дел устраивало, а Локи чувствовал благодарность вкупе с жесточайшим унижением и завистью к силе и выдержке старшего.
Картинки детства, заставляющие сердце пропускать удары, неожиданно сложились воедино: Локи словно видел себя со стороны. Себя, выкрикивающего Одину все свои обвинения, буквально заставляющего отца казнить его. Уж не были ли они той же самой истерикой? Не были ли они порождены тем же животным страхом перед всесильным отцом? И не была ли это просто попытка защититься от возможного приговора-свадьбы, который когда-нибудь может прозвучать? Подобное открытие огрело Локи не хуже плети. Он точно не помнил, что говорил обычно отец, если внимал истеричной мольбе. Что-то вроде: «если ты так боишься наказания, то марать руки я о тебя не стану. Твое поведение недостойно будущего царя». И еще что-то в этом духе. Сейчас отец тоже произнес буквально несколько фраз, окинул презрительным взглядом, отошел и молчит теперь, не желая говорить с недостойным сыном. Локи сжал кулаки настолько сильно, что ему почудился хруст собственных костей: он давно научился нести ответственность за свои поступки, он жаждал только, чтобы их оценили по достоинству. И все эти параллели ничего не значат и являются плодом лишь его больного воображения! «Твое самоубийство было позорным бегством от ответственности!» — послышался в голове отчетливый голос отца. Локи даже вздрогнул: ему показалось, что это не его собственное воспоминание, а что сам Один напомнил ему о недавнем разговоре, хотя царевич мог поклясться, что отец и рта не открыл. «Ты сбежал от моего возмездия…» — отчетливо прозвучали еще более страшные, обличающие слова.
Один, словно заметив его душевное смятение, подошел к невысокому кургану, почти невидному из-под толстого слоя снега. Оглядев его чересчур внимательно, он продолжил прерванную речь:
— Глупо было думать, что я всю жизнь смогу защищать тебя от твоего прошлого, — слова верховного бога разносились по кладбищу подобно грому. Они почему-то приносили успокоение и прогоняли из головы непрошеные образы прошлого, детства — Локи с удивлением обнаружил, что стыд и презрение к самому себе его больше не терзают, наоборот, они постепенно сходят на нет, уступая место блаженной пустоте. И опять это казалось заслугой Одина.
— Локи, ты мой сын. Хочешь ли ты узнать всю правду? — великий бог всех миров говорил приглушенно, стоя спиной к поверженному богу, давая понять, что продолжение разговора с его стороны иначе как высочайшую милость рассматривать не стоит.
— Я не твой сын, — тут же парировал царевич, цепляясь к словам, пытаясь дерзостью и грубостью что-то доказать. Он уже и сам не очень понимал, ради кого так старается, но он должен был быть уверен, что страх, воскресший из детства, не имеет над ним власти, что презрение Одина ничего не значит для него. Локи должен был говорить со своим царем и покровителем, но не с отцом.
— Я подозреваю, что асгардийцы весело смеялись, наблюдая за тем, как их царь приручает маленького монстра, — усмешка, вновь растянувшая губы царевича в улыбке, вышла блеклой, лишь тенью того безумного оскала, которым он пытался впечатлить царя Асгарда. Не было злости, не было страха — но место этих эмоций ничто не заполнило, и осталась опустошенность; Локи уже сожалел, что начал этот разговор, что вообще выбрался из поселения — он не смог достойно держаться и проиграл, в очередной раз склонившись перед мудростью Всеотца. Словесная дуэль никогда не выматывала настолько сильно, как сейчас. Локи уже был безразличен разговор, безразличны ответы не очередные терзавшие его вопросы; ему казалось, что ничто не может победить это странное, явно магическое, безразличие, плотно окутавшее измученный страхом и восторгом разум. Хотелось только одного: покинуть кладбище, скрыться от Одина куда-нибудь далеко-далеко, чтобы он никогда больше не видел воспитанного им неблагодарного монстра: недоаса, недоётуна, рожденного в Ётунхейме, выращенного в Асгарде.
— Никто в этом царстве не знал, что ты полукровка, — ответил Один. И вновь его слова выдернули Локи из пучины обреченного отчаяния.
— А беременность? А роды? — выдал царевич давно заготовленные аргументы. Он не жаждал спора, но и не мог молчать, раз уж отец оказывает ему такую невероятную милость, продолжая разговор после всех тех дерзких обвинений. — Или асгардцы простодушно поверили, что дети царя спускаются с небес?
— Локи, если у женщины в груди есть молоко, её можно заставить вскормить чужого ребенка, но нельзя заставить женщину полюбить неродного ребенка так, как тебя любит Фригг, — Один произносил слова равнодушно, словно пересказывал скучнейшую книгу, и царевич не сразу осознал их смысл. — Она принесла себя в жертву. Ради тебя.
— В жертву? — перестроил Локи, чувствуя, как ставший уже привычным страх, теперь еще и густо замешенный на стыде, коснулся, казалось бы, холодного и безучастного ко всему сердца. Для подобных признаний Один сохранял слишком спокойный тон, что пробуждало сомнения в правдивости. Не отвечая на вопрос, Всеотец снял перчатку и протянул сыну руку, стоя к нему спиной. Локи с благодарностью принял ее, не обращая внимания на явно пренебрежительный, унизительный жест. Прикоснувшись к раскрытой, чуть влажной, ладони, Локи ясно ощутил, что Одину неприятна близость того, с чьих уст слетело столько злых и пустых фраз. Стараясь не думать об этом, стараясь вообще не думать, царевич прикрыл глаза, позволив чужому сознанию поглотить себя.
После сражения я вернулся в Асгард и отдал тебя Фригг. Локи видел, как Один, окровавленный, еще без повязки, скрывающей страшную рану на лице, передает молодой, прекраснейшей во всей вселенной женщине, маленького ребенка. Локи оторваться не мог от плачущего свертка. Неужели это он? Разумеется, он не помнил себя в младенчестве, но ему всегда казалось невероятным и диким, что взрослые асы когда-то были детьми, такими ничтожно маленькими комками плоти, которых стоит посильнее сжать, и они сломаются… Собственные мысли и воспоминания едва не выкинули его из сознания отца. Локи одернул себя и приказал своему отключиться: если смотришь образы чужого сознания, свое не должно мешать, иначе картинка искажается. Так говорил отец. Именно он научил их с Тором погружаться в чужие воспоминания. И даже этим умением он тоже обязан отцу! Локи приложил титанические усилия, и все-таки заставил себя погрузиться в пустоту — картинка прошлого тут же стала такой отчетливой, будто он видел происходящее наяву. Она заботилась только о тебе, забыв о Торе… Красивейшая женщина склонилась над ним, пытается накормить. Но ребенок, то есть он сам, Локи, не берет пищу, а только кричит душераздирающе. Царевичу стало стыдно, что он так вел себя в пору несознательного детства. …но не смогла предотвратить болезнь легких. Фригг сидит у его колыбели, её глаза красны от недостатка сна. Ребенок вял, порой захлебывается кашлем. Локи было противно смотреть на себя, на свое ничтожное состояние. И как же мучительно стыдно ему было от того, что прекрасная богиня страдала, глядя на него. Что её чудесный цвет лица потускнел, что волосы, казалось, выцвели. И все из-за него. Мы думали, что ты умрешь, что я опоздал. Уже оба родителя склонились над ним. Один чуть приобнимает жену, которая бледна как никогда. Фригг не отходила от тебя днями и ночами. Только она лечила тебя в первые дни твоей жизни и во все последующие зимы, не доверяя твою жизнь никому. Собственные воспоминания прорвались наружу, вытолкнув Локи из сознания Одина. Его болезни. В детстве он обожал болеть. Ведь тогда мать, любимая, но неприступная богиня, которую обычно он видел только по вечерам всего несколько минут, не отходила от него, обнимала, баловала. Только его, не Тора. Брата к нему не подпускали, когда он болел. А он никогда не мог понять, почему, чуть что, его одолевает простуда, почему мать так беспокоится за его легкие. А, оказывается, все дело в детской болезни.
— Я думал, что растить тебя как почетного пленника будет мудрым решением, — голос отца, оставшийся таким же монотонным и презрительным, вновь доносился справа от Локи, а не вклинивался в его мысли напрямую. — Я думал в будущем заключить долговечный мир между мирами, возведя на трон Ётунхейма того, кто будет почитать меня как отца, того, кого я учил и направлял.
Локи лишь молча кивнул, принимая сказанное. Еще год назад он понял замысел отца и пришел в ужас от предстоящего будущего; тогда он пытался изменить решение Одина, попытавшись доказать, что он достоин большего, нежели быть связующим звеном между двумя мирами. Сейчас он мог поступить более гнусно, но действенно — шантажировать Всеотца своей жизнью и тем кошмаром, который он может натворить, если тот попытается принудить его.
— Но твоя мать приняла другое решение, — слова Одина заставили Локи поднять голову. — Решение, к которому я не стал бы её неволить, но которое, раз приняв, уже нельзя было изменить.
— И что же это за решение? — настороженно, но с нотками обреченности спросил Локи. Он не был уверен, что действительно хочет знать ответ на этот вопрос: что его мать — приемная — сделала для него? Почти наверняка ее жертва никогда не будет сравнима с тем, что он сможет ей дать взамен, и ему придется жить с осознанием того, что он не смог быть достойным сыном. Локи только сейчас сообразил, что все еще держит руку отца, хотя в этом не было уже никакой надобности. Он хотел было отпустить её, но понял, что не сможет: смятение и раскаяние, пришедшие на смену недавнему безразличию, казалось, поглотят его с головой, стоит ему только отпустить спасительную кисть. Это заблуждение тоже было родом из детства: Локи отчетливо помнил, как хватал отца за руки, считая, что таким образом сможет защититься от ужасов окружающего мира или даже от расправы самого Одина.
— Она согласилась стать для тебя настоящей матерью, согласилась разделить свою любовь между тобой и Тором, — Один чуть сильнее сжал его руку, развеивая очередные постыдные воспоминания. Реакцией Локи на рассказ о Фригг он был доволен: тот полностью погрузился в мысли о своей приемной матери, забыв о настоящей. Далее разыгрывать разочарование и безразличие не следовало. Едва заметный жест уже был мощной моральной поддержкой, и Один не сомневался, что на смену мучительным воспоминаниям придут другие, гораздо более сладостные. И он не ошибся: картинки кошмарных допросов отступили, уступая место приятным мгновениям. Локи видел себя совсем маленьким ребенком, видел себя в ту пору, когда он делил с Тором одну комнату, когда мать, неприступная великолепная богиня приходила к ним по вечерам, когда он не смел лишний раз дотронуться до нее. Только сейчас Локи осознал, что, если бы Фригг не захотела принять его в свою семью, в свое сердце, он никогда не смог бы ощутить её ласки, никогда не узнал бы её с тех сторон, которые были сокрыты даже от великого Всеотца. Если бы царица не принесла себя в жертву, то кем бы он был? Рабом, пленником, заложником, которого все бы презирали, и ненавидели? Если бы одиночество преследовало его с детства, он бы сейчас подле Одина не стоял бы, а томился бы в темнице или на каторге за какие-нибудь немыслимые преступления.
— Несмотря на то, что ты был ей никем, ради тебя она согласилась разыграть беременность, — закончил Один, разворачиваясь вполоборота таким образом, чтобы его ладонь не выскользнула из почти безвольных холодных пальцев. Он с удовлетворением отметил, что прикосновения успокоили Локи.
— Что? — только и смог выдавить царевич: слишком удивлен был услышанным и увиденным.
Один ответил не сразу, вызывая волнение и смятение у стоящего подле него полуётуна, которому стоило больших усилий не сжать с силой руку отца, чтобы хоть так принудить его к скорейшему ответу. Как казалось Локи, Всеотец мучительно пытался подобрать слова. Прошла долгая минута, прежде чем он заговорил:
— Царица Асгарда не покидала своих комнат пять долгих месяцев. Она жила одна, всеми покинутая. И только один асгардец находился при ней неотлучно, — Один замолчал очень резко, будто недоговорил. Ну да Локи прекрасно понял, что именно отец имел в виду.
— Не хочешь же ты сказать, что она вскормила меня? — недоуменно произнес Локи, пытаясь представить себя младенцем, сосущим молоко богини: картина получалась… Тошнотворная.
— Нет, но, несмотря на то, что в её груди не было молока, Фригг кормила тебя сама тем, что я приносил, — отозвался Один. Он не просил поднять голову, но Локи ощутил молчаливый приказ и таки встретился с бесстрастным лицом. Царевич отметил про себя, что у отца почти всегда именно такое выражение лица: бесполезно было искать на нем проявление хоть каких-то эмоций, если Один специально не давал им волю. — Лишь я мог навещать царицу, даже Тора к ней не пускали.
— Почему? — недоуменно спросил Локи.
— Все думали, что у нее тяжелая беременность, еще более тяжелая, чем первая.
— У нее была тяжелая беременность? — Локи чувствовал трепет, находясь на пороге тайны, принадлежащей только двум верховным богам, тайны, которая будет доверена ему, причастному к ней больше, чем кто-либо во дворце. Какой реакции от него ждут — царевич не представлял, как и того, что ему придется сказать: он жаждал быть бесстрастным, сохранить такое же спокойствие, как и отец. Но уверенности в том, что он сможет принять еще одну тайну, которая в очередной раз ранит его и без того измученное сердце, не было. Локи поймал себя на мысли, что хотел бы отомстить Одину, принести ему хотя бы сотую долю тех страданий, которые отец причиняет ему сейчас этой никому не нужной правдой, которые причинял раньше своей ложью, мнимой любовью, ничего не значащими обещаниями. Но очередные безумства огорчили бы мать, а Локи и так причинил ей слишком много мучений своими необдуманными действиями.
— Твоя мать чуть не погибла во время первых родов. И я, царь Асгарда, не мог её спасти, — в словах Одина слышалось неприкрытое горе. Казалось, он до сих пор не пережил того ужаса, когда Фригг, окровавленная, лежала на постели, её тело было мертво, а дух вот-вот должен был отлететь. — Пять долгих месяцев она не покидала своих покоев, — голос Одина вновь стал бесстрастным. Локи показалось, что он чуть ли не впервые в жизни слышал настоящий голос отца, не наигранный, не тот, который Один полностью контролировал. Голос, доказывающий, что Один не только бог, что ему дано чувствовать столь же сильно, сколь и другим. — Ты был очень тихим, болезненным ребенком, нельзя было не жалеть тебя. За те пять месяцев ты перестал быть для нее артефактом из Ётунхейма.
— Пять месяцев, — прошептал Локи, что-то высчитывая. — Вот почему мой день рождения справляется через пять месяцев после последней войны.
— Да, — подтвердил Один, внимательно наблюдая за сыном и отмечая, что буря улеглась, и что вряд ли Локи разыграет еще какую-нибудь непозволительную театральную сцену: он слишком подавлен услышанным и замучен собственными воспоминаниями, сопровождающими тяжелую, болезненную правду, которую не так и легко принять. — Твоя настоящая дата рождения неизвестна. Число — то, когда я тебя нашел. Месяц — тот, когда были «роды».
Локи лишь молча кивнул, принимая информацию, которая далась ему с таким трудом. Но был еще один вопрос, не столь болезненный, как первый, породивший этот мучительный разговор, но беспокоивший царевича не меньше; особенно теперь, когда он узнал хотя бы часть из того, что хотел. Решиться на еще один прыжок в неведомый омут оказалось уже не так страшно.
— Но если все так, ответь, каким ты видел мое будущее? Тор всегда был для тебя настоящим наследником, а кто я? — спросил Локи, весь подобравшись, готовый услышать любой ответ, но ожидая худшего.
— Я думал, что после коронации Тора ты займешь место по правую руку от брата, — Один легко высвободил свою руку из безвольных пальцев Локи и пошел по направлению к выходу с кладбища. Царевич поспешил за ним, шагая чуть позади, стараясь идти след в след. После произошедшего идти рядом с отцом казалось ему какой-то невероятной дерзостью. Несмотря на все свои старания, он не приблизился к величайшему деятелю всех миров и не чувствовал себя вправе находиться подле него.
— Я не хочу быть тенью брата. Я был ею всю жизнь и больше не хочу, — Локи желал, чтобы слова прозвучали резко, но усталость навалилась на плечи, приглушая голос, сглаживая эмоции. В итоге с уст царевича слетела просьба, а не дерзость, необходимая для очередного витка бесконечного спора.
— Каким видишь свое будущее ты? — спросил Один, не оборачиваясь, вновь демонстрируя пренебрежительное снисхождение, которое столь сильно ранило полубога.
— После изгнания я думал о выживании, а не о будущем, — буркнул Локи. Он знал, какого будущего желал: он хотел править, хотел взойти на трон мира людей или еще какого-либо. Но мало того, что ему, пленнику, насильно притащенному из мира, который он пытался поработить, было совершенно невыгодно говорить о своих настоящих планах, так еще и после всех перенесенных унижений слова о троне звучали бы для Одина очередным детским лепетом, очередными безумными мечтами, на которые не стоит обращать внимания. Локи быстрым шагом подошел к своей лошади. Странно: он её не привязывал, а она, казалось, с места не сдвинулась за все то время, что они были на кладбище.
— Никто в Асгарде не отнимет твою жизнь или свободу, — твердо заявил верховный бог. Локи невольно дернулся, вынуждая лошадь идти медленнее — таким тоном Один говорил со своими подданными, а не с сыновьями.
— Даже царь Асгарда? — спросил Локи с вызовом. Почему именно сейчас, когда он мечтал отдохнуть и забыться, выкинуть из головы весь этот кошмар, Один предстает перед ним именно в той ипостаси, которую Локи жаждал увидеть еще полчаса назад? Эта ипостась должна была обагрить его кровью могилу родной матери, а вместо этого ипостась дает ему гарантии сохранения его жизни! И это было бы даже смешно, если бы не было так чудовищно грустно.
— Царь Асгарда пытается защитить тебя, — тяжело вздохнул Один, уставший от постоянной неадекватной реакции. — Локи, кто бы ни стоял за тобой, способен ли он проникнуть в сознание?
Царевич резко сжал руку на поводе лошади: он позволил себе слабость, полностью вымотался, дознаваясь до правды — и теперь, когда силы на исходе, отец вновь начинает свои болезненные речи. Горькая улыбка невольно скользнула по губам: вот и ответ на все его вопросы. Для чего сюда прибыл Один? Почему так просто отвечает, рассказывая о неприятных ему моментах прошлого? Все это было подстроено и спланировано, чтобы пленник не выдержал еще один бой и выдал все свои тайны.
— Отвечай, Локи, — тон отца из мягкого стал приказным. — Если нет, то стены Асгарда и его воины встанут на твою защиту, если да, то он может добраться до тебя, не проникая в Асгард.
— У меня нет ответа на твой вопрос, — слишком резко ответил поверженный бог. Доводы Одина казались такими правильными и логичными, но, что скрывалось за ними на самом деле, царевич не знал и не собирался ни о чем рассказывать, отрицая само существование кого-то, стоящего выше. Он точно решил для себя, что даже пытки не принудят его к ответу! Эта мысль чуть тронула улыбкой губы, но она погасла столь же быстро, как и появилась: под пыткой Всеотца говорят все и обо всем. Ему ли этого не знать.
— Локи.
Царевич обернулся, вынужденно глядя в лицо Одина. За столетия, проведенные вместе с отцом, он научился безошибочно угадывать за интонациями действия, которые они предполагали. И интонацию, приказывающую смотреть в лицо собеседника, Локи угадывал безукоризненно.
— Если когда-нибудь в твоей голове появятся посторонние, чужие мысли, если когда-нибудь ты увидишь странные сны, не пытайся защищать сознание, расскажи обо всем мне. Или Хагалару.
— Хагалару? — переспросил Локи, стараясь скрыть ликование, которое могло случайно отразиться на лице. Его догадка подтвердилась и обросла доказательствами: все-таки он доносчик. Ощущение уверенности стоило всех мучений, которые пришлось перенести в этот день.
— Да. Проникнув в твое сознание, мощный телепат может выжечь тебя изнутри и совершить невероятные преступления в твоем теле. Поклянись, что, отбросив гордость и тщеславие, расскажешь мне обо всем. Кто бы ни был твой хозяин, он либо равен по силе, либо даже сильнее меня, сам ты с ним не справишься, — речь Одина была такой торжественной, будто перед ним стоял не один поверженный бог, а целая армия.
— Клянусь, — холодно откликнулся Локи. Выбора ему не оставили, промолчать ему бы не дали. Отец, как всегда, все решил за него.
Один кивнул, удовлетворенный вынужденной, неискренней клятвой, которую, тем не менее, нельзя было нарушить, и забрался на лошадь. Локи последовал его примеру. Похоже, что именно сейчас во дворце кто-то смертельно оскорбил Тора и вызвал его гнев, никак иначе нельзя было объяснить столь резкое усиление снегопада и появление свинцовых туч на небе, словно они собирались пролиться ливнем зимой. Царевичу хотелось побыстрее доехать до поселения. Один поднял руку в прощальном жесте. Локи кивнул, улыбнулся и все-таки задал последний на сегодня вопрос:
— Ты обладаешь великой мудростью и силой, Всеотец, — это было утверждение, не требовавшее доказательств. Подобные слова можно было бы посчитать лестью, если бы они не были насмешкой. — Почему ты считаешь, что это существо сильнее тебя?
— Потому что его ты боишься больше, чем меня, — просто ответил Один, направляя коня в сторону дворца и молчаливой свиты, мерзнувшей неподалеку.
Локи так и остался сидеть, судорожно сжимая в руке поводья, глядя, как Всеотец уезжает с кладбища, ни разу не обернувшись. Глупо было думать, что он не понимает истинной причины всего происходящего. Печальная полуулыбка выглядела наклеенной на лицо, пустой взгляд был слепо направлен вдаль. Что бы он ни делал, что бы ни говорил, все сводилось к проигрышу; не стоило даже пытаться обыграть Одина в его собственной игре. Сейчас царевичу предстояло вернуться в поселение, чувствуя всю тяжесть брошенных отцом слов, но когда он зайдет за ограду, никто не узнает, что произошло рядом с курганом, где похоронен младший сын правителей Асгарда и Ётунхейма.
====== Глава 22 ======
Возвращение в Асгард было долгим. Один специально не торопил восьминогого коня, обдумывая произошедшее. Получившийся разговор с младшим сыном вышел почти бесполезным и в некоторой степени неожиданным. Множество вопросов о матери, об асинье, которую Локи никогда не знал, были досадной неприятностью. Отец богов и людей хорошо помнил тот день, когда увидел царицу Ётунхейма и не смог спасти, но Локи рассказывать подробности той мимолетной встречи не собирался. Зачем впечатлительному полуётуну знать, что на самом деле произошло в тот день? В ледяном царстве целительные камни не действовали, а царица потеряла так много крови, что спасти её могла только обладательница дара исцеления. Она же спокойно дожидалась мужа во дворце Асгарда и не ведала, что её помощь необходима страждущей.
Не имея возможности спасти женщину, Один сосредоточил все свое внимание на ребенке, но царица и этим была недовольна. Короткий предсмертный разговор на всю жизнь запечатлелся в памяти владыки:
— Вернись в Асгард с нами. Тебя все ждут, и никто не тронет.
— Молчи, царь погибающего Асгарда. Я царица Ётунхейма, и я останусь верна своему государству и своему народу. Я проклинаю тех, кто породил меня в гниющем городе богов. Я умру здесь, рядом с моими детьми, убитыми тобой, отец смерти.
— Мы не оставим тебя здесь.
— Если ты попробуешь забрать мое тело в город богов, я прокляну тебя и весь твой род, Один. И не смей прикасаться к священной жертве.
— Он твой сын.
— Он недоношенный урод и единственное, что он может, это отдать свою никчемную жизнь на благо своего народа. И я прокляну…
Последние минуты жизни царицы Ётунхейма были пронизаны болью, отчаянием и злобой, направленной на того, кто почти уничтожил принявший её народ. На того, кому она сама когда-то кланялась и клялась в верности. Один никогда и никому не рассказывал о том, что произошло в храме, Локи неоткуда знать правду. И лучше, если он никогда её не узнает. Кто бы ни рассказал ему о матери, он не может поведать о том, что видели только Один, умирающая женщина и… новорожденный младенец.
Один усмехнулся: прошли столетия, спасенный младенец давно вырос и с возрастом стал очень похожим на мать. Не внешне — сколько бы раз Всеотец не изучал черты лица полукровки, не мог найти схожести; но Локи достался ее тяжелый характер — в полуистеричных воплях сына на кладбище Один слышал голос той, которая приговорила его к смерти во имя интересов чужого ей народа. Фразы, слетавшие с губ царевича, точно также отдавали театральностью. Женщина, поведшая, вопреки законам своего нового дома, в бой армию, очень любила лживый пафос. Как она говорила?
— Не вернутся домой живыми асы, напавшие на нашу родину. А вернутся они только духами темными и демонами порочными!
Когда над полем битвы раздался ясный и чистый голос, усиленный магически, многие отвлеклись от битвы, чтобы увидеть его источник. Асов поразила эта маленькая женщина в доспехах, стоявшая во главе армии великанов. Она едва доставала до плеча самому низкому из них, но решимость и царское величие сквозили в каждом жесте. Ее глаза горели беспредельной ненавистью, её рот искажался в безумной усмешке. Один очень хорошо запомнил царицу в тот момент. Но он мог наблюдать и восхищаться её отчаянным бесстрашием всего несколько мгновений, потом армии столкнулись, и он потерял её из виду. Вторично встретились они уже в храме.
С тех пор прошло много столетий, но Один до сих пор помнил собственное изумление, когда впервые поймал на лице маленького Локи такое же выражение, какое было у его матери в день своей смерти: те же горящие глаза, решимость во взгляде, подвижные мышцы лица, мертвенная бледность. Она была блондинкой — он брюнетом, её глаза отливали голубым, его — зеленым, в чертах лица не было никакой схожести. Если бы какой-нибудь художник изобразил мать с сыном, то никто бы не определил, что они ближайшие родственники. Но характер (известный Одину еще с тех пор, когда асинья жила в Асгарде), пластика, выражение лица — все это передалось младшему сыну.
Насколько не стоило в момент битвы слушать крики женщины, настолько, как вскоре понял Всеотец, не стоило придавать большого значения и полуистеричным воплям сына, слетавшим с его губ в моменты наивысшего безрассудства и паники. То, что Локи обожает театральные эффекты, обожает играть голосом, принуждая других восхищаться или даже повиноваться — Один знал давно. Правда, раньше он никогда не смел дерзить своему отцу, но с другими позволял себе вольности, и Один не раз краем уха слышал обрывки пламенных речей. И хотя произошедшее на кладбище сильно разочаровывало отца богов и людей, он был рад хотя бы тому, что Локи сменил тактику — из жертвы превратился в воина. Пока ему можно позволить дерзить.
Образ царицы Ётунхейма незаметно сменился образом царицы Асгарда. Фригг — высокая, красивая, статная женщина, украшенная убором из перьев цапли — символом молчания и забывчивости — Один видел её такой незадолго до свадьбы: в белоснежных одеждах, опоясанных золотым поясом с тяжелой связкой ключей. А ведь, наверняка, Локи считает, что его настоящая мать превосходит приемную во всем, особенно в красоте. Хорошо, что он её никогда не видел: рядом с Фригг царица Ётунхейма лишь бледная тень.
Один подъехал к дворцу, спешился, приветствуя прекрасную супругу. Фригг стояла в дорожном платье, не замечая снега. Её молчание и красноречивый взгляд говорили о том, что она ждет ответы на все свои невысказанные вопросы. Она точно знала, куда и зачем ехал Один, и ожидала скорейшего возвращения мужа и сына.
Царь позволил увести себя в Фенсалир — болотные палаты, как он сам их прозвал. Это было самое чудесное место во всей столице — белоствольные златокудрые березы не опадали даже зимой, из-под снега выглядывали золотые ромашки — свадебный подарок с сюрпризом — с топью, где жило множество цапель и лягушек — царь Асгарда всегда любил хорошие, пускай и не очень добрые шутки. Именно здесь царица проводила большую часть времени, следя за мастерскими, где изготовлялись одеяния из тончайшего льна и шерсти. Когда же она сама садилась за прядильный станок, то по небу начинали проплывать полотна яркоокрашенных облаков.
Давно уже Один не заходил в женские палаты, вызывая, если приходила надобность, супругу к себе. А вот младший сын еще в детстве облюбовал палаты матери и проводил там огромное количество времени. Уж не здесь ли, в тени берез и под неусыпным контролем матери, он занимался тем, чем бы ему никогда не позволил заниматься отец? Подозревать Фригг в сговоре с младшим раньше даже в голову не могло прийти Одину, но не после последних событий: откуда еще Локи сбегать в другие миры, если не из покоев, не видимых глазу Хеймдаля?
— Поездка прошла удачно?
Один словно очнулся: они уже давно вошли в комнату, Фригг сидела за прялкой, а из-под её рук выскальзывала золотая нить.
— Локи недостоин своего титула и своей семьи, — ответил царь Асгарда, подождав, пока девушки оставят их с супругой наедине. — Он жалок и полностью разбит. И как он мог завоевывать мир смертных? — Один помолчал немного, но Фригг не спешила перебивать. — Он откуда-то разузнал правду о своей матери. А ведь даже Хагалар ничего не знал.
— Но мог узнать, — Фригг опустила руки. — Всеотец, разлучи их. Доверять врагу — это ненормально. Он отомстит тебе через Локи и погубит его. Хагалар может обмануть всех в Асгарде, даже тебя. Он уже узнал все секреты прошлого Локи и теперь…
— Он не стал бы говорить Локи о матери, — задумчиво произнес Один, вставая. — Хагалар не забыл своих амбиций: если бы он узнал правду, то скрыл бы ее.
— Он погубит его, — тихо прошептала Фригг. — Или не он. Страдая в одиночестве и скорбя по матери, Локи может вызвать ненароком её дух из Хельхейма. Она заберет его с собой, — Фригг оплела свои пальцы золотой нитью. — Ты же можешь воспользоваться одним из своих заклинаний и вызвать её? Или сам прими её облик и явись к Локи. Нельзя терять надежду, что он заговорит, — Фригг с надеждой посмотрела на помрачневшего мужа.
— Если Локи увидит её, он может совсем тронуться рассудком, — ответил Один после недолгого молчания. — Ты все время вверяешь участь Локи мне, но, в конце концов, ты его мать.
— Мать, — тихо откликнулась Фригг, и в её голосе на мгновение зазвучали слезы. — Локи, которого я вырастила, очень любил меня. Но его ты убил, — она подняла голову: на лице богини не было ни суровости, ни горя. Она просто говорила то, что считала необходимым сказать. Без эмоций. Без чувств. Так говорила царица, а не мать. — Нашего сына мы потеряли навсегда в Бездне. Тот, кто вернулся — не Локи. Не мой сын. Это искалеченный полуётун.
Наступило гнетущее молчание.
— Настал день, когда мать отрекается от своего сына?
— Я не отрекаюсь, — пожала плечами Фригг. — Я люблю его и таким. Но я понимаю, что мы вырастили чудовище. Помнишь, — она подняла руку, напуская легкую иллюзию, — мы мечтали, что сделаем из полуаса аса? С самого начала я настояла на том, чтобы Локи был нашим сыном, а не рабом, — комната наполнилась легким туманом, в котором можно было различить неясные образы двух взрослых богов и двух детей. — Мы не теряли надежду сделать из него достойного сына Одина, которым ты мог бы гордиться, надежного друга нашему родному сыну, — Фригг чуть повернула руку, развеивая иллюзию. — Но наши мечты не сбылись. Полуас никогда не станет асом. Наш сын умер. Из-за тебя.
Один вглядывался в лицо супруги, которое стало похожим на гипсовую маску. Совсем как много столетий назад, когда Фригг, умирающая, окровавленная, лежала в постели и не подавала никаких признаков жизни. Самый страшный кошмар царя богов и людей.
— Ты была во дворце и ничего не видела, — произнес Один, опускаясь подле супруги. — Он клялся, что его действия привели бы к благу Асгарда. Но его участь была в его руках, не в моих. Испугавшись ответственности, он сам предпочел смерть, — Фригг ничего не ответила — для нее это было не более чем жалкое оправдание. — Кто виноват в произошедшем с Локи? Ты сама.
Царица нахмурилась, выражая недоумение.
— Ты знала, что не имеешь права отдать ему копье судьбы.
— Я признаю свою ошибку, а ты признай свою, — богиня отвернулась, возвращаясь к прерванному занятию. — Время не стоит на месте. Все меняется. Наши дети растут, мы стареем. Теперь все по-другому, и Хагалар уже не тот. Локи не должен остаться с ним.
— Это обида говорит, не мудрость, — в словах Одина начал проступать настоящий гнев. — Ты забыла все, что было между нами. Что ты сама готова сделать, чтобы добиться возвращения Локи? Поезжай в поселение, поговори с Хагаларом.
— Мы разошлись так давно… — прошептала Фригг. — Как это будет выглядеть?
— Не более странно, чем царь и царевич, гуляющие зимой по кладбищу, — устало пробормотал Один, собираясь покинуть супругу — разговор явно начинал ходить по кругу.
— Кладбище? — воскликнула Фригг и поднялась столь резко, что чуть не свалила прялку. — Вы гуляли по кладбищу? Как долго?
— Час или чуть более, — недоуменно ответил Один.
— И ты еще и оставил его страдать в одиночестве? — Фригг быстрым шагом направилась к выходу. — Я выезжаю немедленно.
— Куда? — Один едва поспевал за женой.
Царица резко остановилась:
— Всеотец, ты совсем ничего не помнишь о собственных детях! — лицо богини исказил настоящий гнев. — Иначе ты бы ни в коем случае не поехал с ним на кладбище зимой.
Возвращение в поселение было долгим. Локи казалось, что добирается обратно он целую вечность, отвратительным образом растягивающуюся, нарочно отдаляющую заветные ворота, за которыми скрывались дома и желанное тепло очага. На кладбище холод совсем не чувствовался: от битвы, хоть и словесной, молодого царевича бросало в жар, и столь незначительные детали, как пронизывающий насквозь ледяной ветер, совсем не ощущались. Сейчас же, предоставленный на растерзание собственных мыслей, вынужденный все время вспоминать произошедшее, столь ярко всплывавшее перед внутренним взором, что застилало реальность, Локи замерзал. Онемевшие от холода пальцы сжимали поводья, каждый вдох морозного воздуха обжигал гортань и, казалось, что холод добрался до легких. Царевич дрожал, кутаясь в одолженные у слуг плащи, тщетно пытаясь ощутить тепло животного; сняв варежки, он запустил пальцы в косматую гриву, желая только одного — оказаться в доме, в лабораториуме, да где угодно, лишь бы ледяной ветер перестал хлестать по лицу, бросая мелкие снежинки, острые, словно осколки стекла.
Заветная ограда показались как раз тогда, когда царевич уже отчаялся увидеть ворота поселения, когда начал предполагать, что он, измученный мыслями об отце, свернул не туда и заблудился, а свита не посмела указать ему на ошибку. Часы, расположенные неподалеку от входа, показывали, что пришло время для очередного бдения над отданным Одином артефактом — Локи было все равно, что делать сейчас, лишь бы не оставаться одному на морозе.
В лабораториум он пришел раньше назначенного срока и сразу же устроился у печки, стараясь растереть замерзшие кисти. Кожу болезненно покалывало — это, конечно, не обморожение, но ничем хорошим не закончится. Он проиграл отцу в очередной раз, и сейчас поражение было еще более унизительным, чем предыдущее: отец слишком хорошо его понимал. И наказанием служили не только мучительные мысли, которые, Локи был уверен, снова станут его кошмарами, но и медленно расползающаяся по телу простуда.
Размышления были слишком безрадостными — вспоминать детально произошедшее, пытаться понять, где он допустил ошибку, было равносильно тому, чтобы морской водой промывать кровоточащую рану. Нужно отвлечься и не задумываться над надвигающейся болезнью — как хорошо было бы выпить горячего вина, чтобы дрожь наконец-то ушла из измученного тела, или хотя бы послушать бесконечный треп Ивара, который снова опаздывал. Царевич мог бы пока поработать с записями о Тессеракте, но даже мысль о том, чтобы брать в руки тонкие бумажные листы и вчитываться в собственный почерк, вызывала желание с головой накрыться какой-нибудь шкурой и не показывать носа. Работать после всего произошедшего было решительно невозможно. К тому же однажды он уже самостоятельно «играл», пускай и не с Тессерактом, а всего лишь с его копией, но то, чем все это закончилось, осталось в памяти надолго, отбивая всякое желание продолжать. Как он тогда чудом жив остался, он гадал до сих пор. Как его не убил отец — тоже. Если только благодаря матери…
Локи прекрасно помнил, как пытался после взрыва подняться на ноги и судорожно понять, кто он, где он и что он вообще делает в Фенсалире? Пол уходил из-под ног, вытанцовывая какой-то замысловатый боевой танец. Локи мутило. Вдруг его грубо подняли чьи-то руки. Разъяренное лицо отца двоилось и троилось.
— Чем ты тут занимался? — послышался громоподобный рык.
Локи при всем желании не мог ответить: голова гудела, ног он не чувствовал.
— Оставь его! — это голос матери. Она подошла ближе и схватила отца за руку. — Он не делал ничего, что нарушало бы твою волю.
Локи медленно приходил в себя, с трудом вспоминал, чем именно он занимался. Отец отпустил его и позволил жене увести себя. Но еще до того, как они вышли за дверь, в нее ворвался взволнованный брат.
— Локи, что случилось? — он застыл на пороге, с ужасом глядя на полуразрушенное помещение. — Ты что делал здесь? — враз осипшим голосом спросил он, подходя к Локи вплотную.
Тот не ответил, он даже не слышал вопроса. Он стоял, опираясь руками на стол, и тяжело дышал. Головокружение прошло, мир опять сиял всеми красками, а воспоминания вернулись, вызвав волну жгучей ненависти в груди.
— Все бесполезно! — заорал он, схватив многочисленные листы, разбросанные и полусоженные. — Бесполезно! Почему?
Ценнейшие материалы обращались в бесполезные клочки бумаги. Он раскидывал обрывки по всей комнате, так что скоро и он и насторожено наблюдающий за ним брат стояли в дожде бумажных лепестков.
— Все было бесполезно! — прошептал он, едва сдерживая слезы…
Локи глянул на Тессеракт, поблескивающий на исследовательском столе. Это было почти триста зим назад. Прошло столько времени. Он знал, что полученные знания пригодятся, но неудавшийся эксперимент настолько выбил его из колеи, что он зарекся работать с артефактами. Да, его мечта была дерзкой. Наверное, в поселении магии над ним бы посмеялись: он, тогда еще отрок, не обладающий почти никакими знаниями и умениями, замахнулся на то, что не сумели (или не оставили записей) величайшие маги прошлого.
Бездумно разглядывая комнату, виденную уже десятки раз, Локи заметил нечто интересное, заставившее его отодвинуться от печки и подняться со ставшей почти родной скамейки. На полке, до сегодняшнего дня заваленной разнообразным хламом, сейчас стояли в ряд баночки из прозрачного стекла. Внутри них располагались маленькие кристаллы всех цветов радуги, расположенные рядком от красного до фиолетового. Они облепляли стенки и тонкие ниточки, выглядывавшие наружу, словно любопытные змейки. Это было очень красиво. Локи дотронулся до одного из них, но тот сломался в тот же миг, оставив на пальце маленький кристаллик зеленого цвета. Царевич резко одернул руку. Кто знает, что это такое? Он хотел уж было сбросить частичку на пол, но вовремя остановил себя. А если эта штука взорвется? Хотел было смыть водой, но вспомнил про натрий, воспламеняющийся в воде.
Злясь на собственную глупость (ведь только что он вспоминал, сколь опасны могут быть опыты, даже с, казалось бы, знакомым артефактом), Локи отошел от полки с непонятными веществами, уже переставшими быть столь заманчивыми.
Следовало дождаться Ивара и спросить у него, что делатьс кристалликом. Держа руку перед собой, Локи аккуратно опустился в кресло. Он чувствовал слабость и был почти уверен, что это не из-за недавних душевных переживаний.
— Локи, ты уже здесь? — в дверях показался сияющий белозубой улыбкой Ивар. — Как всегда первый. А я, как всегда, опоздал. Но у меня есть оправдания.
— Эти кристаллы безвредны? — нетерпеливо перебил его Локи, уже порядком уставший держать руку вытянутой.
— Какие? А, ты сломал мою личную радугу, — протянул Ивар. — Очень жаль. У тебя какого цвета кристалл? Зеленого? Ты его не ел? — Локи покачал головой. Как естественнику вообще могло в голову прийти, что он будет есть незнакомые кристаллы? Однако его веселый тон мгновенно прогнал все тяжелые мысли, подобно тому, как когда-то в детстве весьма чувствительные удары деревянным мечом на тренировках мгновенно заставляли забывать о предыдущих уроках, будь то переполненная датами история или цифрами арифметика.
— Хорошо. Главное, что не синего, а то это медный купорос, он ядовит.
Локи опустил руку, позволяя зеленой частице упасть на пол.
— Как тебе мои радужные кристаллы? — тут же поинтересовался Ивар, бережно взяв в руки баночку с фиолетовыми. — Нравятся?
— Красивые, — отозвался Локи. Он в кое-то веки говорил искренне: кристаллы, оказавшиеся менее подлыми, нежели Тессаракт, и в самом деле запали ему в душу.
— Тебе и правда нравится? — переспросил Ивар. — А хочешь, я тебе такие сделаю? И много! Тебе каких цветов? Они украсят любой дом. Я могу сделать любые цвета, я поднаторел в этом деле в последнее время.
— Сможешь? — уточнил Локи. Предложение было заманчивым.
— Конечно. Только назови цвета. Нет, лучше скажи мне, какими цветами у тебя покои раскрашены? А я подберу кристаллы. Ночей через двадцать-тридцать у тебя будет целый сад! — воодушевленно проговорил Ивар, уже что-то прикидывая в уме.
— Ты хочешь мне их подарить? — уточнил Локи на всякий случай.
— Ну, я надеюсь, сын Одина не откажет мне в милости и позволит сделать ему наискромнейший подарок, который только будет в моих ничтожных силах? — склонился Ивар, пряча хитрую улыбку. Локи улыбнулся в ответ, по-настоящему увлеченный происходящим. Где-то смутно зародилась мысль, что придти к Ивару было идеальным решением, но она тут же была сметена предстоящим развлечением.
— Сын Одина желает оранжевые и пурпурные, — откликнулся Локи, принимая игру. — А также желает видеть, что ты будешь делать.
— Да я и собирался их делать прямо сейчас. Смотри! — Ивар подошел к какому-то сундуку и начал греметь всевозможными сосудами, доставая какие-то порошки, тарелки. Локи подошел ближе, чтобы проследить за превращениями веществ, вызывавшими в его душе восторг и недоумение.
— Вот, выбирай, — Ивар поставил перед Локи множество склянок всех форм и размеров. — Тебе какие больше нравятся? В какие мы повесим ниточки?
Локи пристально смотрел на стеклянные или не стеклянные, но прозрачные тары с узкими, широкими горлышками, толстостенные и тонкостенные, украшенные орнаментами, рябью. Выбор увлек его, стирая все заботы последних ночей. Ивар, тем временем, выложил на стол разнообразные «реагенты».
— Держи, — Локи поставил на стол несколько баночек, убрал остальные в сундук и закрыл его.
Он внимательно наблюдал, как Ивар поставил кипятиться воду, а сам принялся смешивать разноцветные порошки, доводя цвет до какого-то подобия пурпурного и оранжевого. Локи подошел ближе к огню: ему становилось все холоднее и начинало трясти. Только бы все это кончилось обычной простудой, а не чем-то по-настоящему страшным.
— Я даже представить не мог, что тебе понравится, — приговаривал Ивар, снимая закипевшую воду. — Признаюсь: цвета — моя слабость. Обожаю все делать цветным. Я ведь и рисую неплохо, и сам несколько красок создал. Представь себе, я ведь и в поселение попал ради чего? Ради красок! В том, заворотном мире, их ограниченный набор, а здесь я надеялся вывести сотни оттенков. И что ты думаешь, смог! Вот из пятнадцати, ты понимаешь, пятнадцати известных на сегодняшний день оттенков синего, девять — моя заслуга! — он ударил себя в грудь, чуть не пролив кипяток. — Я же вообще на все руки мастер. Рисую отлично, шить умею, сети плести, по дереву вырезать.
— Немногие на такое способны, — заметил Локи, взяв одну из баночек и повторяя действия Ивара: тот сыпал соль в оранжевую жидкость и размешивал её ложечкой, добиваясь полного растворения.
— Ну конечно. Живем то один раз, все надо успеть. Но что есть в мире? Работа и женщины, известно же. О, женщины! Вот я не знаю, кто как, а я очень люблю магиологичек. Такие девочки! Совсем не то, что другие. Ну, целительниц я вообще не беру, я их боюсь пуще концентрированной серной, — Ивар улыбнулся собственной шутке. — К библиотекаршам с тех пор, как стукалки привезли, лучше вообще не приходить — застукают. Магички — о, такие церемонные, чванливые, не от мира сего, прямо серебро среди золота, — Ивар сделал потешно-важное лицо, прошелся по комнате, изображая мага. Локи позволил себе слегка улыбнуться. — А о естественницах я и не говорю. У них только пробирки на уме. — Ивар улыбнулся, отвлекшись от баночки и насыпав туда слишком много соли. — О Бездна! — он заметил, что переборщил с солью. — Ну вот, придется теперь еще одну банку делать.
Ивар, то ли шепча проклятья, то ли перечисляя свои достижения, бросился к сундуку выуживать новые склянки. Он поставил на стол несколько банок и стал переливать содержимое первой во вторую. Хотя, точнее было сказать «пересыпать», потому что соли там было больше, чем воды.
— Так вот, магиологи зато — все красавицы! Обожаю сидеть в их кругу. Они там о своем, о девичьем, а я ими любуюсь раз уж трогать нельзя. Красота! — Ивар посмотрел на оранжевую жидкость, в которой растворилась уже почти вся соль.
— Почему нельзя трогать женщин? — задал Локи давно интересующий вопрос, наблюдая за копаниями приятеля.
— Таков закон, мой друг, — ученый развёл руками.
— Расскажи мне, что за закон? — Царевич уже однажды отмечал отсутствие детей и теперь понял, что действительно за все свое длительное пребывание в поселении не видел еще ни одного ребенка и ни одну беременную женщину.
— Подписанный твоим отцом… — Ивар не договорил, рассмеявшись в голос. — Нет-нет, Локи, ты не подумай, я очень люблю и уважаю нашего царя, но его законы по отношению к нам — это нечто. Мы не имеем права заводить семью, детей! Не имеем права вступать в «преступную связь». Кошмар, в общем. Ну, ты же понимаешь меня как мужчина мужчину? Еще женщины, может, и могут, ну там, воздерживаться и прочее, но мы-то другое дело! Только вот каждый раз с риском для жизни навещать другие поселения — это, я скажу тебе, еще то приключение.
— Я не понимаю смысла, — ситуация казалась Локи непонятной или, по меньшей мере, безумной.
— О нет, смысл есть, с точки зрения Одина и его прихвостьев. «Прихвостье», кстати, мое слово, личное. Его уже кое-кто повторяет! — заметил Ивар. — Так вот, о чем я? Значит, нам не нужны привязанности: мы должны работать! Семья отвлекает от работы, дети — еще больше, поэтому никаких детей, никаких семей.
— И уединиться вы не можете? — уточнил Локи. Сложившаяся ситуация его забавляла.
— Уединиться? Уединиться! — разрезая ниточки, Ивар задел ножницами палец и тут же сунул его в рот, чтобы слизать кровь. — Сын Одина разве не понимает? Как тут можно уединиться? В лабораториумах работаем в командах, войти туда может кто угодно, дверей то часто нет, а если и есть, они не запираются. В домах всегда кто-нибудь спит. Огородики просматриваются да и неудобно, в конце концов. Не на конюшнях же, в самом деле.
— Сеновалы? — невинно предположил Локи.
— Ну это уже ниже моего достоинства, — обижено протянул Ивар. — Да и ладно если бы только это, это было бы полбеды, но сами женщины! Они же почти все смолоду в поселении, здесь выросли, впитали законы поселения, как говорится, с молоком матери, и точно знают, что здесь не действуют законы Одина, здесь одни законы для мужчин и женщин — ну не безумство ли, я тебе скажу? Женщина должна выполнять свою женскую роль, а у нас то все равны. Вот и в любви женщины хотят быть равными, а как этого достичь? Вот и никак. Много тут таких гордых, отрицающих свое женское начало и женскую природу. Исследовательниц! Фу! Нет, конечно, кто-то что-то нарушает, кто-то с кем-то бывает, но если дело кончается беременностью…
— То женщину убивают, изгоняют или просто публично наказывают? — насмешливо поинтересовался Локи, отмечая про себя, что стоило почитать законы поселения. Его они, конечно, не касаются, но интересно же, что за безумства разрешены в этой безумной стране, где даже Один не совсем царь.
— Да нет, что ты, конечно, нет, — отмахнулся Ивар. — Но женщина же теряет трудоспособность, ребенка потом надо как-то сплавлять её семье, если она с ней не во вражде, сложно все. К тому же ведь любовники — это привязанность, а она мешает работать. Тьфу ты, бред.
— Согласен, — отозвался Локи, дрожа всем телом — он закончил размешивать соль, а Ивар закончил вешать ниточки. Надо было уйти к себе и лечь, но он понимал, что сил не хватит.
— Ну все, теперь ждем несколько недель, и я презентую тебе великолепные, красивейшие кристаллы, — клятвенно пообещал Ивар.
— Хорошо, — ответил Локи, отходя к креслу и надеясь, что ему еще хватит сил хоть на что-то полезное. — Займемся Тессерактом?
— Если я больше ничего не могу для тебя делать, — протянул Ивар с надеждой.
Локи крайне удивляло подобное поведение: ему казалось, что Ивар делает все, только бы не начинать работать с Тессерактом. Когда они доходили до изучения свойств, то ученого нельзя было оторвать от артефакта: он углублялся в работу и проверял выкладки Локи, которые тот по памяти воспроизводил. Параллельно он обычно что-то рассказывал, Локи задавал наводящие вопросы, так что Тессеракт вскоре оказывался на дальнем столе, а юноши беседовали, не замечая времени. Если большинство жителей поселения относилось к своим обязанностям столь же халатно, сколь Ивар, совсем не удивительно, что многие открытия так и не состоялась, а многие исследования не были доведены до конца. Ивар был приятным собеседником, хорошим приятелем и интересным рассказчиком, но он был плохим ученым, рассеянным и отвлекающимся.
— Можешь, — задумался на мгновение Локи, пододвигаясь ближе к огню и понимая, что уже не согреется. — Нарисуй мне карту поселения.
— Хоть сейчас! — шустрый маг тут же вскочил, подошел к маленькому сундучку и выгрузил множество каких-то невиданных вещиц, которые Локи казались хламом.
— Вот! — ученый победоносно потряс листами белой бумаги. — Едва нашел. Для стукалок бумага. Смотри, какая белая! Рисовать на ней одно удовольствие.
— Кто такие «стукалки»? — поинтересовался Локи, наблюдая, как Ивар аккуратно склеивает несколько листов бумаги, превращая их в один большой, мановением руки скидывая на пол все наработки по Тессеракту.
— Так иногда называют механизмы для письма, которые теперь у нас вместо перьев и прочей дребедени. Я, кстати, и с ними преуспел: я для них краски готовил. Именно мой вариант запустили в серийное производство. Представляешь? Значит, я чего-то стою, ведь было еще три кандидата.
Локи отметил про себя, что вот и разгадка хвалебной песни, записанной на странной бумаге печатными буквами.
— Ты прямо сейчас собираешься рисовать? — Локи отвлекся и слишком поздно заметил, что Ивар разложил принадлежности для письма. Глаза слипались, а голова совсем не работала. Только не очередная затяжная болезнь!
— Ну хотя бы начну, — голос Ивара неприятно отдавался в ушах. — Тессеракт то от нас никуда не убежит, мы его свойства можем и завтра изучить, правда? А сделать тебе карту я сейчас вдохновился. Карандаш в руки — и вперед! — Ивар схватил грифель, наступив ногой и порвав лист с формулами для Тессеракта, который сам же и скинул на пол. — Ну что они валяются! — пробормотал он, нагибаясь и перекладывая все на соседний стол.
Локи вяло наблюдал за приятелем, стараясь не провалиться в сон. Сидеть неудобно, хотелось лечь. В лабораториуме даже было, где, но спать вне своих покоев опасно. Хотя что тут может быть опасного? Предположить, что этот балагур подослан Всеотцом, просто невозможно. Он слишком живой и свободный, для него не существует ни правил, ни приказов. Локи опустил голову на грудь, съеживаясь от холода. Когда-то и он был таким, но это было до того, как с ним и Тором начали заниматься сотни наставников и загнали в строгие рамки, сковавшие личность и почти уничтожившие её. Ивару Локи завидовал, потому что внутреннюю свободу он сам уже никогда не обретет, а этот ученый с ней никогда и не расставался. Поэтому царевич прощал ему все, даже странное обращение со своей божественной персоной: то Ивар преклонялся перед ним, а то держался панибратски.
— Пока я буду рисовать, тебе же будет скучно! — раздался назойливый противный голос. Локи с трудом разлепил глаза и сфокусировал взгляд.
— Вот, смотри, — Ивар метнулся к полке и спустя мгновение вернулся с какой-то непрозрачной бутылью. — Это одно из лучших моих изобретений! Вот сидел я как-то вечером, сидел, и хотелось мне пить. Я, вот честно, обожаю березовый сок, просто жить без него не могу. И в трапезной всегда беру именно его. Понимаешь? — Ивар присел рядом с Локи, не замечая, как грифель, оставшийся без присмотра, упал на пол. — А тут мне страсть как захотелось брусничного сока! Ну у меня запасы. Я же сам хожу собирать ягоды с магиологичками. Ну, я говорил тебе, люблю я девочек. Вот ягоды я тоже люблю. И морсы у меня есть. Брусничный, клюквенный. Мне даже из теплиц позволяют бананы брать на сок. Ну, ты понимаешь, у меня везде друзья, а в теплицах работает милейший ас, Маннар. Я тебе потом о нем расскажу и познакомлю. Так вот, и захотелось мне пить, но, думаю, что-то все соки надоели. И решил я тогда вспомнить о науке. Вот, в общем, попробуй.
Он сунул прямо под нос таки задремавшему Локи непрозрачную бутыль, с трудом вынув крышку. Послышалось шипение. Весь сон мгновенно слетел — рядом шипело какое-то новое, еще неизвестное вещество, созданное наукой естества!
— Я добавил газ в напиток. Ну, ты понимаешь, и смешал. Здесь клюква, брусника и чуть-чуть березового сока, капельку, просто, как говорится, для запаха. Получился шипучий напиток. Я в полном восторге, от всех скрываю, чтобы не выпили. Бодрит, освежает!
С этими словами Ивар наполнил рог пенящейся жидкостью темно-красного цвета. Локи с опасением попробовал: губы начало чуть покалывать, горло тоже. Вкус был не то, чтобы приятным, но, прав Ивар, необычным.
— Вот, пока я рисовать буду, можешь распробовать хоть всю бутыль, — Ивар встал, ища глазам укатившийся грифель. Локи молча указал на пол.
— Вот, куда убежал! — воскликнул ученый, поднимая его. — Если надоест, только скажи, я придумаю, как тебя еще развлечь.
— Не надоест, — отозвался Локи, отпив еще странного напитка. — Я могу прилечь? Я вижу, у тебя здесь есть место, — он указал на деревянный настил, явно предназначавшийся если не для сна, то для отдыха.
— Да, конечно, если сын Одина устал, он может расположиться где угодно, — расщедрился Ивар, тут же материализуя в руках шкуру. — Думаю, укрывшись, тебе будет приятнее лежать, не так ли?
Локи не ответил. Он понимал, что в комнате очень жарко, что на нем многослойные доспехи, а шкура очень теплая, но ничто уже не могло изгнать из его организма жгучий холод.
Он видел, как Ивар принялся чертить, сопровождая работу то ругательствами, то разговорами с красками, а то комментариями и самовосхвалениями. Тессеракт на соседнем столе на мгновение блеснул голубым, будто не одобряя, что Локи занимается какими-то посторонними вещами, расслабляется, хотя должен посвящать весь свой досуг ему, приложить все усилия для того, чтобы восстановить мост между мирами или создать новый портал. Ведь отец недвусмысленно намекнул, что это очень важно, что другие миры занимаются тем же самым, и необходимо их опередить. Все это было так, но сейчас Локи не было ни до чего дела. Ему было слишком холодно.
====== Глава 23 ======
Он стоит посреди огромной клетки и нагло улыбается. Но улыбка фальшивая, прячущая под собой нервное ожидание грядущего. По ту сторону стоят Бартон с девкой и тоже улыбаются. Дико, пугающе, зло. Они, определенно, знают, что предстоит Локи буквально через минуту, и это пугает еще больше.
В дверях вырисовывается силуэт Тора, такого мощного, огромного Тора, похожего на зеленое чудовище. Силуэт становится все отчетливее, и вот перед ним стоит Бог. Да, Локи не решается назвать его братом, потому что это источающее дикую ярость существо не он. Даже внешность изменилась — волосы стали длинней, мышцы — больше, плечи — шире, а улыбка превратилась в оскал… Не медля ни секунды, Тор входит в камеру и за ним тут же захлопывается прозрачная дверь, перекрывая последний путь к отступлению.
— Ну что, братец, — слышится сочащийся презрением и отвращением голос, — может, скажешь, где Тессеракт?
— Я не знаю, куда его увезли.
Распознав наглую ложь, Тор переходит к активным действиям — хватает Локи за грудки и швыряет в стену. Доспехи рассыпаются в прах, спину пронзает вспышка боли. Кажется, что позвоночник сломан в сорока шести местах по всей протяженности, а затылок ноет, будто его только что молотом стукнули. Еще один вопрос — молчание в ответ — в дело вступает Мьёльнир. Тор швыряет его достаточно слабо, но и этого хватает, чтобы расплющить Локи вдоль стены. Ощущения усиливаются. Ребра явно сломаны, и не в одном месте. Причем, видимо, все до единого. Солнечное сплетение, кажется, вообще перестало существовать — вместо него зияет дыра, из которой хлещет кровь.
— Ну что, тебе не хватило?! — добивает Тор громким голосом, резанувшим слух.
Молчание вместо ответа. Бог подлетает к названому брату и хватает за шею. С силой познакомив его затылок с полом и вызвав очередной болезненный вскрик, он поднимает его над полом и просовывает свободную руку в дыру в груди. По телу прокатывается волна жара.
— Отвечай, иначе я вырву твое сердце! — сжимая и разжимая ладонь, Тор полностью управляет чужой жизнью. Локи чудится, что по венам пустили раскаленную лаву, а мозг пронзили настоящие молнии. Он хочет ответить, но сил больше нет — он не то, что говорить, он даже дышать не может.
— Я не помешал вам?
Ивар обернулся и расплылся в самой теплой улыбке, на которую только был способен: в дверях стоял Кауна — мастер магиологии, его давнишний заклятый друг.
— Нет, нет, как ты мог подумать. Проходи! Сын бога отдыхает, так что тихо, — Ивар приложил палец к губам, указывая на спящего Локи. — Что привело тебя ко мне?
— Тессеракт, разумеется, — Кауна без приглашения сел на стул и закинул ногу на ногу. — Сколько вы им уже занимаетесь? И где результат?
— Ну, какой результат так скоро? — Ивар сел на соседний стул и отпил немного газированного сока. — Ты же понимаешь, что исследования занимают…
— Я прекрасно понимаю, что Тессеракт нам не оставят, — перебил Кауна. — Слушай, я говорил с мастером логистики, и он полностью разделяет мое мнение. Нам срочно нужен проход в другие миры. Быть может, наши логисты еще живы. Их надо немедленно найти. Только вот Тессеракт нам никто не отдаст. Стоит закончить исследования, как его отберут на правительственные нужды и er ist über alle Berge{?}[поминай как звали]!
— Ну и что ты меня тогда торопишь? Хочешь? — Ивар протянул гостю рог, наполненный шипучим соком. — Сам делал!
— По Тессеракту сохранилось достаточное количество материалов, — Кауна вынул из-за пазухи свитки, не обращая внимания на рог. — Взгляни.
Ивар протянул руку, прихлёбывая газированный напиток. Что тут интересного? Тексты содержали море выкладок, но все они касались жезлов судьбы. Ивар углубился в чтение. Да, он что-то такое слышал от стариков. Много столетий назад Тессеракт доставили в поселение и приняли за мощный боевой артефакт. Слишком мощный даже для Асгарда. И кому могла прийти в голову мысль отколоть от него несколько фрагментов? Причем семнадцать — не многовато ли для начала? Ну да что взять с ученых тысячелетней давности — они ничего не смыслили в науке!.. Сколько же здесь рисунков жезлов судьбы: и в фас, и в профиль, и все разные. Они сыграли ключевую роль в битве с захватчиками из другого мира. А вот куда их дели потом — записи умалчивали. Ивар довольно оскалился: вот надо же было так опозориться — не разобраться, что боевой артефакт — это еще и портал, причем не только в уже известные восемь миров. И не было бы кровопролитной бойни, если бы Тессеракт не сработал во время испытания жезлов.
— Что скажешь? — спросил Кауна, как только Ивар отложил бумаги в сторону.
— Что сердечно благодарю тебя, и что мы еще долго будем этим заниматься.
— Нет, untersteh dich{?}[не смей], — Кауна отобрал бумаги. — Я пришлю магиологов, теорией пусть занимаются они. А вы с Локи займитесь практикой. Раз ученые прошлого смогли отколоть кусочки, то и вы сможете. Нужна пластина, тонкая, чтобы никто ничего не заметил. Она, я уверен, будет обладать теми же свойствами, что и весь куб. Мы отдадим правительству Тессеракт, а себе оставим возможность ходить в другие миры без надзора.
— Кауна, я не играю против правительства, особенно, — Ивар повысил голос, — когда рядом со мной сын царя.
— Ивар, ты хочешь поговорить об этом с мастерами магии и логистики? — спокойно спросил Кауна. — Я могу позвать обоих хоть сейчас.
— Я уже на вашей стороне, — Ивар примиряюще поднял бутыль со стола. — Точно не хочешь вкусить мое гениальное изобретение?
Локи с трудом приходит в себя, пытаясь понять, где он и что с ним случилось. Больше всего болят грудь и глаза. Что же произошло? Неужели…
Отец везет его куда-то. Куда-то очень далеко. Вот ворота с охраной, асы в престранных одеждах — это поселение отверженных. Они идут к целителю. Точнее, к нему в дом, потому что самого мужчины нет на месте. А дальше темнота. И пробуждение. Уже в связанном состоянии.
— Расскажи об артефактах, — шум в ушах не дает расслышать вопрос.
Локи ничего не отвечает, прекрасно понимая, что таким образом обрекает себя на муки.
Глаза болят неимоверно. Такое ощущение, будто их выжигают. Слышится повторный вопрос о Тессеракте. Он отвечает, но не то, что от него хотят услышать. Он рассказывает про все: про Бездну, про войну, про своего хозяина, но не про артефакты — единственное, о чем он не скажет никогда.
Чувствуется, что кожа на груди разрезана. Для чего? Ах, да, так перелом ребра будет в тысячу раз больнее. Похоже, сломаны пять или шесть с правой стороны и два-три с левой. Из шеи идет кровь, но жизненно важные сосуды не задеты. Боль ужасная, кажется, что каждая клетка тела умирает с дикими воплями. Он лежит в чем-то вязком, липком и тошнотворно пахнущем. Собственная кровь. Грудную клетку обдает горячим паром, сосуды вздуваются, легкие чуть слышно шипят, а тело пронзает невыносимая боль…
Все кончается. Отец уходит, на его месте появляются какие-то незнакомые асы. Они сыплют на раны порошок, похожий на уже растертый целительный камень, и все переломы срастаются, боль быстро отступает. И ни слова, ни звука — лишь оглушающая тишина. Лекари уходят, но дверь не запирают. Царевич спешит выйти на улицу, а там… Мертвая, гробовая тишина. Да, по улицам ходят асы. Да, жизнь в этом поселении есть, но полное отсутствие звуков давит на мозг. И невольно задумываешься, что хуже: пытки или игнорирование и абсолютная тишина? Он видит Раиду и Беркану, подбегает к ним. Спрашивает о чем-то, но они его будто не слышат, будто его не существует. Он хочет пить, но никто не отвечает ему, как найти воду. Он обречен скитаться среди асов, с которыми не может даже заговорить…
Прошло три ночи. Ничего не изменилось. Гробовая тишина, асы повсюду, жажда. Локи больше не может так, он сходит с ума.
— Отец! Я все, все расскажу! Слышишь?! Я все расскажу, прошу, избавь меня от тишины!!! — царевич падает на колени, захлебывается в собственных беззвучных рыданиях и вдруг слышит голос над собой: «Конечно, скажешь. И ответишь перед судом Асгарда за свои преступления…»
Фригг сидела у постели сына и гладила его по волосам. Все случилось именно так, как она и предполагала. Все как всегда. И о чем только думал муж, когда сперва увел, а потом и бросил ребенка на кладбище в такую погоду? Под пронизывающим ветром? В мороз и метель?
Царица приехала несколько часов назад, но привести сына в сознание ей пока не удалось. Как же испугался его друг, когда к нему в дом вошла сама богиня, окруженная богато разодетыми асами обоего пола, в крашеных одеждах и со сверкающими доспехами. Как и любой мужчина, он ничего не замечал, даже того, что сон его напарника не был похож на сон здорового аса. С каким искренним недоумением смотрел он на насквозь мокрую многослойную одежду! Царице было не привыкать, а вот юноша столкнулся с подобным впервые. Он бросился было за врачом, но она остановила его одним жестом. Никаких целителей. Всю жизнь она сама лечила своего сына и не подпускала к нему никого, ведь любой врачеватель, даже самый посредственный, тут же определит, что перед ним полуётун.
На бледном лице отчетливо выделялись синие губы и ярко-красные щеки — это было настолько некрасиво, что царица предпочитала не смотреть. Температура стремительно поднималась, и только маг исцеления мог удерживать её в разумных пределах, не давая убить юное тело. Сколько раз в своей жизни она так сидела при младшем сыне? Не сосчитать. В детстве он болел постоянно. Пока не уяснил себе, что купаться может только в горячих источниках, вытираясь сразу же, как только выходит на берег, что пить холодное ему нельзя и многое-многое другое.
Фригг знала, что сын будет в беспамятстве еще несколько ночей, что его будут мучить кошмары, что придется давать ему воду хотя бы через кожу. Все эти ночи она не будет знать ни сна, ни покоя, ведь стоит ей заснуть — как температура убьет его. Ей не привыкать. Поэтому она отослала во дворец сопровождающих, оставив подле себя только рабов Локи, которые обещали во всем ей помогать.
— Мама? — Локи открыл глаза. Фригг внимательно посмотрела в них. Он не видит её сейчас. Видит только фантом. Галлюцинацию. — Почему ты красная? Откуда на тебе это?
В голосе слышится страх и омерзение. Болезнь вскрывает истинную душу. Именно благодаря болезням Фригг могла утверждать, что знает своего сына как никто. Его душа была как на ладони во время очередного бреда или галлюцинации. Что он видит сейчас? Быть может, её в красном платье или с красным лицом? Или же он видит на ней красных жуков и поэтому такое омерзение? Неважно.
— Уже ничего нет, — Фригг провела по коленям, смахивая невидимых насекомых. — Успокойся.
— Мама, отец спрашивал меня о Тессеракте, — свистящее дыхание выдавало, как тяжело дается Локи каждое слово. — Я ничего не сказал ему о тебе. И не скажу.
— Я знаю, сын мой, — она окунула руку в чан с водой и провела по горячему лицу. — Не переживай. Тайна Тессеракта умрет с нами. Отец больше не спросит тебя о ней, я обещаю.
Не имело значения, что именно сейчас говорить. Он все равно не к ней обращался, все равно потом ничего не вспомнит. Главное, успокоить его настолько, чтобы он провалился не в беспамятство, а в сон.
— Ваше величество.
Фригг обернулась: подле нее переминался с ноги на ногу один из рабов. Она даже не заметила, как он подкрался.
— На улице стоит девушка. Она интересуется здоровьем вашего сына.
— Ты можешь пригласить её в дом, — кивнула Фригг.
Она повернулась к Локи: тот вновь полулежал с закрытыми глазами, а его грудь раздирал очередной приступ кашля. Улучшений пока не предвидится. Послышались осторожные шаги. Фригг встала, чтобы поприветствовать девушку как подобает. Интересно же взглянуть на подругу младшего сына.
— Моя царица, — девушка, облаченная в странное, давно вышедшее из моды платье с брошью, преклонила колени, — я посмела вторгнуться в покои сына Одина.
Она робела в присутствии богини, отводила взгляд и мяла в руках подол платья.
— Беспокойство за ближнего — это похвально. Ты хороший друг. Поднимись, — Фригг величаво смотрела на девицу: такая молодая и уже преступила закон — иначе бы её здесь не было. Платье совсем не идет ей: сидит, словно на мужчине. Какие же у нее узкие бёдра! Она не сможет родить ребенка. Совсем не то что невеста Тора. У Сиф есть отдельные недостатки, но она уж точно сможет дать жизнь здоровому царевичу.
— Благодарю, — гостья встала как-то очень неловко, чуть не запуталась в платье. Она сделала пару неуверенных шагов вперед, но остановилась, услышав надрывный кашель.
— Он поправится? — спросила она, нервно кусая губы. Что у нее с лицом?
— Поправится. Подойди ко мне, — Фригг вглядывалась в лицо, закрытое копной светлых волос. Не просто так незнакомка носит прическу, невиданную ни в одном мире. Гостья остановилась в паре шагов, не решаясь подойти вплотную к своей богине. Фригг протянула руку, мягко взяла её за подбородок, а второй рукой легко отбросила назад светлые волосы. Кисть чуть дрогнула: царица с большим трудом подавила готовый сорваться крик. Молодое лицо, изуродованное огромным ожогом! Невыносимо было смотреть на красную изуродованную кожу, на место, где должен был находиться глаз. Какое заклятие наложили на эту несчастную? Девушка лишь отвела взгляд единственного целого глаза, не пытаясь отстраниться.
— Ты можешь сказать, кто нанес тебе это увечье? — Фригг стоило большого труда сохранять отстраненно-вежливый тон.
— Я сама виновата, — девушка мягко высвободилась из рук богини и накинула волосы на лицо. — Это был несчастный случай с кислотой много зим назад. Когда мы работали над одним артефактом, пробирка в моих руках ожила.
— У вас оживают пробирки? — Фригг внутренне похолодела. В какое чудовищное место муж решил забросить нелюбимого сына?
— Иногда такое случается, — ответила незнакомка, не смея шелохнуться и не глядя на Фригг. — Но редко.
Очередной приступ кашля заставил обеих женщин обернуться: Локи метался по постели, повторяя какие-то бессвязные слова.
— О Бездна, что это? — воскликнула девушка.
— Бред, — лаконично ответила Фригг, возвращаясь к больному. — Принесите еще воды, — крикнула она явившимся прислужникам. — И быстрее.
Быстрее, быстрее! По бесконечным лестницам холода, сквозь занавешивающую пустые галереи дымку, под арки спёртого и сиплого дыхания. План сработает, всё сработает: идеальная конструкция, прекрасная комбинация, приятно гладкое Копье Судьбы в руке. Что может пойти не так?
Покои отца. Лафей придёт минутой позже и сразу же будет убит, успев осознать лишь одно: брошенный ледяной гигант стал асом, наследником золотого Асгарда, стал мудрым царём! А отец…
Тяжёлая дверь покоев поддается.
— Твоя смерть пришла от руки Лафея! — клинок вонзается в грудь отца.
Удар Копьём — Лафей отлетает в сторону, и, издав последний сип, застывает на полу. Гугнир с хрустальным звоном падает на пол.
— Отец, нет!
Ледяной клинок медленно тает в ещё тёплом сердце, лениво течет кровь, а остекленело-голубой глаз безучастно смотрит вверх. Отцу нет дела до смерти. Нет, такого не может быть! Это не смерть, не конец! Не может быть концом!
— Мама! — зажать рану как можно, выиграть время… — Мама, мне нужна помощь! Ма…
Она лежит у стены. По золотому платью растекается тёмно-красное пятно. Испачканные красным ладони сложены на животе. Красная кровь… Остекленело-голубые глаза и безучастное лицо. Маме словно нет дела до смерти…
— Локи! — Тор врывается в комнату, окружённый чем-то красным. Что это? Плащ или снова кровь? — Что произошло?! Лафей?!
Взгляд брата мечется от одного мертвеца к другому. Он ничего не понимает, а его глаза наполняются слезами. Но горло жжет так, что ничего не объяснить. Сквозь холод, дрожь и слёзы, ближе. Копьё Судьбы. Оно и правда судьбоносно.
— Они живы? — брат подбегает к матери, подбегает к отцу. Везде его ждет ужас. — Это Лафей сделал? Д-да? — Тор садится рядом и помогает взять Гугнир. — Как он оказался тут, брат? Как он вошёл? П-по той же тропе, как они прошли в сокровищницу? Почему меня тут не было?
— Здесь был я. Я не успел, — слова выходили хрипом из-за невыносимой боли от разрастающегося в груди жара, стремящегося прорваться сквозь грудную клетку.
— Отомстим. Брат, мы отомстим им. Я был прав, ты был прав. Я убью их всех! — с воплем ярости и боли Тор вскакивает на ноги и перехватывает молот. — У тебя — Гугнир. Ты — царь. Объяви войну, Локи!
— Тор… Надо позвать…
— Лекари не помогут! Я не оставлю этого! Идём на Мост!
Всё такая же сильная рука брата легко поднимает его вверх. Мьёльнир легко пробивает толстую стену дворца. Лёгкий полёт сквозь кровавый туман — и они у обсерватории.
— Прикажи Хаймдалю открыть Бифрост! Мы сожжём Ётунхейм дотла! — он не может идти, от слабости припадает на колени, но брат всё идет вперёд. — Ну же, Локи! Если ты это сделаешь, отец будет гордиться тобой! Он смотрит на нас!
— Он умер. Он умер, брат. Мама умерла. Бессмысленно. — Мост рушится. Его материя обращается в золотистую пыль.
— Локи, неужели и ты оставишь меня? Оставишь одного? — до кромки Бездны осталось совсем немного. — Ты не можешь нас предать, Локи. У тебя получится, брат, делай, что должен.
— Хорошо. Я сделаю. У меня могло всё получиться, отец… — он оборачивается на дворец, но отец столь безразличен, даже сейчас.
Он держит Копьё. Он держится за Мост, но пальцы сами собой разжимаются. Так медленно, будто совсем одеревенели. А Бездна разверзлась внизу кровавыми потоками. Грудь разрывает на части, лёгкие превращаются в золотую пыль. И эта пыль быстро превращается в знакомые лестницы и переходы дворца. Он успеет. План выверен и идеален. Вот и дверь в комнату, где спит Один. Всё получится, отец…
Прошло несколько ночей, но Локи так и не становилось легче. Он порой приходил в сознание, но эти периоды были слишком кратковременными. Зато галлюцинации расцвели пышнее ромашкового поля в Фенсалире. Сын метался, говорил с кем-то, пытался вскочить, произносил незнакомые имена. Иногда требовалась помощь нескольких мужчин, чтобы его удержать. В редкие моменты просветления сознания он жаловался на жажду, на то, что плохо видит — слезы застилали глаза. Все это было нормально, все это Фригг доводилось наблюдать уже несколько десятков, если не сотен раз. Несколько ночей кошмарнейших мучений, а потом желанное успокоение, улучшение. Выздоровеет полностью он еще не скоро, но хотя бы перестанет нуждаться в постоянном контроле. Можно будет выспаться, а не держать под неусыпным наблюдением его тело, боясь отойти от постели.
Локи вбегает в палаты отца и…
— Твоя смерть пришла от руки Лафея!
Он атакует Лафея, но слишком поздно. Одина уже не спасти… Отца не спасти…
Второй удар, нанесенный копьем — и ётун умирает, но на душе легче не становится…
Фригг жива. Мать жива. Она видит все происходящее.
— Локи! — в дверях появляется светловолосый силуэт. Брат…
— Я… Я не успел, Тор… — тихо шепчет он в отчаянии, глядя в навсегда застывший глаз настоящего отца… Того, кого любил. Любил, но погубил из-за своих амбиций…
— Предатель! Ты привел ётунов в Асгард! Ты пытался убить меня и убил нашего отца! — Мьельнир летит в него и попадает. Кажется, будто грудная клетка разорвана, пробита насквозь. Ужасная боль пронзает тело, но в мыслях лишь пустота. Наверное, хотя бы перед смертью надо признать все свои ошибки…
Он видит мать. Да, именно мать, а не постороннюю женщину. Он видит ту, ради которой отправился бы в любой из миров, чтобы преподнести ценнейший дар… Она склоняется над все еще дышащим телом. Из ее глаз льются слезы… «Тише, мамочка, не надо плакать, ведь я заслужил…» — проносится в мыслях, но язык не слушается, и эти слова так и не долетают до её уха. Рядом склоняется Тор. Он не верит, что действительно сделал это, что убил своего брата. Он шепчет, что все наладится, что он простил его. Дурак… Но родной дурак, которого он любит и перед которым безмерно виноват…
Он думает о своих словах в хранилище оружия и, пожалуй, только сейчас осознает, что говорил ему Один. Да, Лафей ему не родня, Лафей ему никто. Как же жаль, что он понимает это лишь сейчас, когда уже поздно что-либо исправить, когда отца уже не вернуть… Наверное, это и к лучшему, что прощение он попросит у него лично…
— Мама, — Фригг вздрогнула, услышав слабый голос. Кого он сейчас зовет? Очередное видение, или он и в самом деле обращается к ней?
— Да, сын мой, — она тепло улыбнулась ему, провела рукой по спутанным волосам.
— Я умру, да?
Фригг мысленно поставила очередную галочку. Этот вопрос Локи задавал каждый раз, когда болел. Не всегда при светлом сознании, но следовал он неизменно. И на него всегда следовал один и тот же стандартный ответ.
— Нет, конечно, — она всегда наклонялась к нему, заглядывала в глаза: так она поступала с совсем маленьким ребенком, который смерти дико боялся. В его глазах она читала тот ужас, который могут испытывать от неизведанного только дети. Сейчас никакого ужаса она не увидела, только усталость от болезни. Детство слишком давно миновало.
— Если я выживу, — а это уже что-то новенькое, обычно, получив ответ на свой вечный вопрос, Локи замолкал или проваливался в сон. — Упроси отца показать мне мою мать.
Рука Фригг замерла на мгновение. Вот о чем он просит, стоя на краю могилы. Вот, о ком он помнит. Фригг закусила нижнюю губу до крови, но даже не заметила этого. «Чем я тебе не мать, неблагодарный полукровка?» — Вспышка гнева едва не разрушила с трудом сохраняемую после всех бессонных ночей концентрацию, которая требовалась для поддержания нужной температуры. Царице очень хотелось озвучить свои мысли, но она понимала, что сейчас сын её слов не воспримет. Она лишь кивнула, но, судя по взгляду, кивок Локи тоже не увидел. Опять безумные грёзы мешаются с моментами просветления. Быть может, и просьба была адресована не ей материальной, а кому-то другому? Фантомному образу? И уж не свою ли настоящую мать он видит в кошмарных видениях?
— … твоя смерть пришла от руки Лафея!
Узловатые пальцы тянутся к горлу беззащитного правителя Асгарда.
Яркая вспышка на миг озаряет покои злобно-белым светом. Изумлённый, царь ётунов делает неуверенный шаг назад и, будто споткнувшись, падает навзничь, гулко ударяясь о гладкий пол.
— А твоя смерть пришла от руки сына Одина!
Сжимая странно горячее копьё, Локи смотрит в неподвижные алые глаза. Переполненный гордостью и радостью, буквально рвущимися изнутри, он смеётся, не замечая, как трескается нижняя губа. Слизнув кровь, поворачивается к спящему асу.
— Видишь, отец? Я сделал это! Я, а не Тор! Благодаря мне угрозы больше нет! Когда ты проснёшься, ты всё-таки скажешь, кто из нас на самом деле достойный наследник!
С резким смешком принц оглядывает комнату, всё ещё сжимая пылающий Гунгнир. Улыбка исчезает, когда становится ясно, что что-то не так.
Тихо. Так тихо…
Где же?..
— Мама? Мама! — зелёные глаза расширяются при виде царицы.
Застывший взгляд. Гнев на лице. Разметавшиеся локоны. Изящная рука, сжимающая меч.
— Нет… нет…
Локи, не выпуская копья, бросается к Фригг, понимая, что уже поздно.
Нет смысла подбегать к ней, хватать за плечи, прижимать к себе ещё тёплое тело и звать, срывая голос.
Осколок льда, пронзивший сердце, понемногу уступает крови, которой начало пропитываться платье асиньи.
— Локи! — ало-золотой вихрь по имени Тор врывается в покои.
Оглушённый, принц даже не шевелится, когда тяжёлые двери с грохотом распахиваются, едва не слетев с петель. Сквозь какую-то странную пелену он наблюдает, как ас подходит ближе и опускается рядом с Фригг на колени.
— Как… — старший сын протягивает к ней руки, но не прикасается.
— Он убил её, — в сухом, чужом голосе Локи не сразу узнаёт свой собственный. — Это он во всём виноват.
— Кто?! — рявкает Тор.
— Лафей. — Больше всего на свете хочется заснуть и никогда не просыпаться. — Это из-за него она погибла.
— Правда?
Братья вздрагивают и оборачиваются.
Свет, исходящий от купола, накрывающего Одина, закрывает огромная тень.
Это царь ётунов. Огромный ожог покрывает его грудь, глаза подёрнуты плёнкой, которая появляется у мертвецов его народа.
— Может быть, это ты виноват? — голос сухой и мёртвый.
Всё, что может младший принц — это смотреть на него и молча качать головой, что есть сил вцепившись в тело царицы.
— Ты во всём виноват, — неожиданно вторит Тор, поднимаясь и снимая с пояса молот.
— Ложь… — хрипит Локи, глядя, как старший брат замахивается.
Жар в груди превращается внестерпимую боль.
— Идём со мной, сын, — синяя рука, покрытая шрамами, тянется к царевичу.
— Нет! — Гунгнир взлетает словно сам собой и окутывается пламенем.
Но почему-то в этот раз вспышки нет. Вместо этого огонь переходит на руку Локи и окутывает всё его тело.
Пронзительный крик вырывается из его груди, и последнее, что чувствует царевич — это ледяное прикосновение шершавых пальцев к своему лбу.
— Прекрасная Фригга, может, хватит издеваться над больным ребенком? — царица отняла руку от горячего лба сына и подняла усталые глаза. Был только один ас, который называл её полным именем.
— Здравствуй, Тень, — вздохнула она, даже не оборачиваясь. — Не думала, что мы встретимся вновь в таком месте и в такое время.
— Я тоже, — Хагалар обошел кровать и положил руку на голову Локи. — Ребенку срочно нужен целитель, а ты что делаешь?
— Спасаю ему жизнь.
— Калечишь! — в приглушенном вскрике слышалось и раздражение, и отчаянье, и сожаление об упущенном времени на нормальное лечение.
Фригг недовольно сощурилась: интонации мага не предвещали ничего хорошего тому, кто посмел бы встать против него. Он уже нацелился на жертву, которую ждал семь столетий, и свое не упустит. Пускай она и женщина, но не отдаст своего ребенка на растерзание никому, даже старому другу!
-… Твоя смерть пришла от руки Лафея!
Именно в этот момент в палатах Одина появляется его приёмный сын. Локи вскидывает копьё, а через секунду понимает, что уже слишком поздно: он замечает рукоять кинжала, торчащую из груди Одина. Кажется, грудь сжала стальная рука, царь не может вдохнуть. Слабым, сделанным из последних сил движением, он кидает Гунгир во врага.
Но происходит невероятное: копьё, выкованное цвергами, копьё, которое не должно промахиваться… пролетает мимо. Лафей смотрит на своего отпрыска и, зловеще ухмыльнувшись, выпрыгивает в окно.
Предательская дрожь пронзает пальцы. Локи кажется, что его всего трясёт. Он всё не отводит взгляда от рукояти в груди того, кого столько зим называл отцом. Кажется, он впервые за долгую жизнь понимает, что есть настоящие отчаяние и ужас…
По его вине погиб Всеотец…
— Локи! — услышав знакомый голос, он медленно оборачивается. Дрожь всё никак не проходит, но он даже не пытается бороться с ней.
Краем глаза он видит мать, смотрящую на него глазами, полными того же ужаса, что царит в душе. Но это не имеет значения. Всё его существо… да, заледенело. Это подходящее слово.
К нему подскакивает Тор и сильно, до боли сжав плечи, встряхивает.
— Что ты наделал, брат?! Что ты наделал?!
Голос Громовержца эхом отзывается в голове, не порождая никаких мыслей. Локи не отвечает, а Тор продолжает трясти его. От него веет сильным, нестерпимым жаром. В какой-то момент Локи как сквозь стену чувствует мощный удар в грудь, сдавивший её болью. А потом он теряет сознание.
— Я с раннего детства лечу его, — Фригг теснила Хагалара к двери, пресекая любые попытки ментально подобраться к больному. — И точно знаю, что хорошо, а что плохо моему ребенку.
— Он не ребенок, — бросил маг, сдаваясь под напором безумной целительницы. — А ты ему не мать, великолепнейшая: ты калечишь собственное дитя! Температуру надо сбивать, она вредна для мозга!
— Я его мать и лучший целитель этого мира — стояла на своем Фригг.
— Целительная магия, текущая в твоих жилах, не равна умению лечить, — он оттолкнул женщину и подошел к кровати. Локи бился в агонии, повторяя какие-то бессмысленные слова.
— Допрашиваешь ты его, что ли, таким образом? О чем на этот раз, о Каскете или о Бездне? Твой дорогой муж исчерпал запас своих пыток, и теперь твой черед вытягивать из него знания, полученные за год скитания? — его голос был таким медоточивым, что Фригг стало страшно: она хорошо знала, что таится за этим милым любому сердцу голосу. — Ответь мне, всеблагая, почему после каждой встречи с любимым папой он валяется в постели? Имейте в виду, без него работа стоит, а задыхающийся или спящий он совершенно бесполезен в исследованиях, порученных нам.
— Хагалар, ты не должен беспокоиться, — она подошла ближе, встав между кроватью и бывшим другом. — Он не твой.
— Мой, — взгляд глаза в глаза. — Твой любимый муж отдал юного Локи под мою опеку. Пока он в поселении — он мой.
— Но пока здесь я, его мать, ты не можешь ничего сделать, — голова у царицы кружилась: она слишком давно не спала, вынужденная контролировать температуру этого умирающего тела. У нее не было сил на споры. — И поверь, я сделаю все, чтобы забрать его отсюда.
— Боишься меня? — спросил Хагалар, отойдя от кровати к резному столику с маленькими баночками. Фригг с подозрением смотрела, как маг открыл одну коробочку, другую, понюхал содержимое — он вел себя здесь так, будто это его дом. Фригг с трудом подавила раздражение: многодневное бдение делало её чересчур подозрительной и гневливой, она это давно знала.
— Нет, конечно, не тебя, — с легкостью соврала богиня. — Я боюсь вашей науки — она калечит.
— Дочь Одина заходила, значит? — Хагалар собрал со стола все баночки и целенаправленно понес их к одному из сундуков. Насколько же он уже близок с Локи: точно знает, что где лежит среди его многочисленных вещей. — Не пугайся, красавица-Фригга, и не забирай от нас свою плоть и кровь, — Хагалар достал большой деревянный ящик, в каком обычно женщины хранят украшения, и аккуратно поставил туда баночки. С чем они, царица спросить не решилась. — Я клянусь тебе, что юный Локи не пострадает. Каких бы усилий мне это не стоило, я вложу в его пустую голову нужные мысли.
Хагалар подошел к царице и легонько обнял её. Знакомое магическое тепло окутало измученное сознание — передача силы. Фригг расслабилась в когда-то привычных ей объятиях.
— Пока я жив, — шептал Хагалар, не сводя глаз с бледного Локи, — трагедия Берканы с ним не повторится.
Холодно. Это же Асгард, дворец царя богов, почему здесь так холодно?
— … Твоя смерть пришла от руки Лафея! — великан склоняется над Всеотцом, словно изучая, а, может, и запоминая его лицо. Лафей торжествует: еще мгновение, и старый враг будет повержен, станет пеплом, развеется по ветру Ётунхейма ледяной крошкой.
Скорее. Нужно успеть, чтобы план осуществился.
Последний коридор, ведущий к покоям Одина. В обычное время он мог преодолеть его едва ли не быстрее призванного Тором Мьёльнира, но сейчас пламя факелов режет глаза, а грудь словно сдавили обручем из раскаленного металла. На миг Локи останавливается, делая короткий мучительный вдох, но тотчас же подгоняет себя, даже не пытаясь понять причину предательства тела.
Уже на пороге он слышит Лафея, окончание фразы которого тонет в неизвестно откуда слышащемся надсадном кашле. Все существо Локи кричит: «Пора!».
Направить Гунгнир и почувствовать, как чистая сила выходит из копья, чтобы сокрушить того, кто смеет пытаться уничтожить царя Асгарда.
Воздух густ, словно только что отжатое масло, а языки пламени факелов тянутся к царевичу, чтобы его ослепить.
Лафей инстинктивно чувствует опасность и уворачивается, отпрыгивая в сторону; резная спинка кровати разлетается, и осколки кажутся Локи живыми и отчего-то нестерпимо горячими.
Дышать все еще тяжело, а великан уже поднимается на ноги, неотрывно глядя на царевича. Локи готов выстрелить еще раз, но глаза вдруг застилает белой пеленой, а тело охватывает жар. Он моргает, пытаясь отогнать наваждение, но момент упущен — Лафей уже перед ним.
— Лжец, — говорит великан асу. В красных глазах — ненависть и разочарование. Он хватает Локи за горло, но холод прикосновения ётуна не приносит облегчения.
Один из обломков царского изголовья вдруг пронзает плечо Лафея, отвлекая его, но Локи не успевает атаковать великана, который кидается прочь, на ходу вытаскивая и отшвыривая от себя странно шипящую деревянную щепу.
Жар. Хочется пить. Царевич обводит взглядом покои, поражаясь внезапно резким очертаниям предметов.
Возле стены неподвижно лежит тело в женском платье. Нет.
Локи подбегает к Фригг и, не помня себя, зажимает обыкновенно бьющуюся жилку на шее. Жилка не бьется. Царица пустыми голубыми глазами смотрит куда-то вдаль, мимо спящего Одина и застывшего Локи.
Огонь прошелся по телу, заставляя прикусить изнутри щеку. Нет. Так не должно было быть. Мир встряхивает, а затем Локи понимает, что ему холодно, и только из глаз текут обжигающие бледное лицо слезы. Нет. Холодно. Невозможно дышать, кашель (кашель?..) сотрясает нутро.
— Локи! — в дверях появляется Тор. — Локи?
Громовержец, еще ничего не понимая, видит склонившегося над неподвижным телом матери брата и спящего отца. Смотрит, как Локи поднимает залитое слезами лицо и, слегка прищуриваясь, тихо и зло говорит:
— А теперь, если ты позволишь, я уничтожу Ётунхейм.
Темнота.
— Когда ты стала такой? — Хагалар склонился над ней, подал какой-то напиток, который должен был помочь протянуть без сна еще некоторое время.
— Какой?
— Такой жестокой, — он поддерживал её, переплетая магические нити и давая еще немного сил. А ведь мог бы сейчас броситься к Локи и попробовать применить свои познания в целительной магии. Но нет, он уступает, признает её власть над сыном. Фригг улыбнулась уголком рта. Он ведь и тогда признавал её власть и власть Одина. Проиграв спор, он просто ушел, растворился в бесчисленном множестве миров, хотя мог бы, нарушив все законы, выкрасть Локи и скрыться.
— Он мой сын, — вздохнула она, не надеясь, что бывший друг услышит её.
— Ты в курсе всего, что с ним делает твой муж?
— Да, конечно.
— И позволяешь?
— Настаиваю, — она подняла взгляд, предполагая, что увидит ненависть и злобу, но их место заняла усталость. — Я понимаю, это жестоко, — если она этого сейчас не скажет, то больше не увидит Хагалара никогда. — Но другого пути нет.
— У вас скудная фантазия.
— А у тебя?
— Ты же помнишь, я виртуоз в этом деле! Ты помнишь, кем я был?
— Я вижу, кем ты стал.
— …Твоя смерть пришла от руки Лафея! — в голосе ётуна слышится триумф. Клинок легко пронзает податливую асгардскую плоть, не встретив сопротивления. Крови почти нет, зачарованное оружие тут же превращает ее в лед; ни одного слова не сорвалось с губ правителя миров.
Локи опаздывает буквально на одно мгновение — непривычный вес копья в руках и магия, древняя, не сразу откликнувшаяся на приказ. Дальше все происходит будто в бреду, царевич толком не осознает происходящего, лишь видит, как ётун медленно, будто тяжесть всех миров легла на его плечи, спускается с ложа и встает напротив, растворяя в руках клинок, запятнанный алым.
— А ты оказался честным предателем, — говорит Лафей, но его слова — лишь звук, не несущий в себе смысла. — Теперь я должен забрать Каскет из хранилища.
Оцепенение спадает с младшего царевича, когда царь Ётунхейма оказывается за дверями покоев. Копье со звоном падает на пол; Локи бросается к ложу отца. Кисть Одина безвольна, царевич не чувствует биения сердца, не слышит дыхания, не ощущает жизни в этом теле, казавшемся ему бессмертным.
— Мама, — срывается с губ полукровки вместе с первым всхлипом, и он бросается к царице, лежащей на полу. Задумка была совершенной лишь в мечтах молодого царевича, он не осознавал, что любая ошибка понесет за собой смерть. В идеальном плане было две ошибки.
Безвольное тело на коленях Локи — хрупкие позвонки сломались, когда чудовище толкнуло Фригг, уронив ее на пол. Царевич бережно прижимает женщину к себе, укачивая безжизненное тело, только сейчас по-настоящему осознавая, как много для него значили асы, ставшие его родителями.
— Локи! — владелец Мьёльнира, появившийся в проеме двери, опаздывает на какие-то мгновения, так же, как и его названный брат.
— Я убил их. Всех, — тихо шепчет Локи, глядя в пустоту, даже не замечая Тора, лишь ощущая, как по щекам катятся слезы, как тяжелеет мертвое тело.
— Что произошло, Локи?! — Тор хватает его за плечо, жестко разворачивая к себе, вынуждая выпустить из рук драгоценную ношу. Он еще не осознает произошедшего, но невменяемое состояние брата ужасает его.
— Великаны в Асграде, — младший царевич судорожно сглатывает и поднимает глаза на стоящего над ним мужчину, не находя в себе сил, чтобы встать на ноги. — Но Каскет у меня, они не смогут забрать его.
— Локи… — Тор тянет брата к себе, пытаясь поднять с пола, но тот лишь встает на колени, мертвой хваткой вцепившись в руки воина.
— Останови их, — взгляд младшего царевича не выражает ничего, лицо залито слезами. — Теперь ты — царь Асгарда.
Тор отшатывается от брата, отпуская его.
— Ты должен казнить виновных.
Галлюцинации проходили, кошмары сменялись спокойными снами, а температура постепенно снижалась. Наконец, Фригг могла вздохнуть спокойно: пережили! Еще одну болезнь. Еще один проход по самому краю пропасти. К ним нельзя привыкнуть. Одна-две ночи, и можно будет вернуться во дворец.
— Кар! — в комнату влетел Видящий. Вороны всегда чувствовали, когда стоит появиться.
— Передай Всеотцу, что я не заставлю себя долго ждать, пусть пришлет своих людей, — Фригг подошла ближе, приветствуя птицу. — И еще… Локи хочет увидеть свою настоящую мать.
Птица понимающе кивнула и улетела. Фригг проводила её долгим задумчивым взглядом. Вряд ли температура вновь поднимется. Созвав рабов и велев разбудить её, если вновь начнется бред или галлюцинации, царица впервые за много ночей забылась тяжелым сном без сновидений.
====== Разборы и комментарии ко второй части ======
Разбор четырнадцатой главы
Вот мы и подошли к основной части практического раздела статьи. Весь первый блок был вступлением, знакомящим читателей с персонажами, расставляющим акценты и формирующим основные проблемы. Теперь, в течение еще 6-7 частей, персонажи будут эти проблемы пытаться решить. Что-то у них получится, что-то нет.
Первая глава основной части представляет собой триптих: это три сцены, связанные друг с другом множеством повторяющихся мотивов, общим настроением и общей идеей.
Какова эта самая общая идея? — Человек может показаться в обществе всего на несколько минут, но его уже будут обсуждать и делать самые невероятные выводы (вторая часть), а также решать за него его судьбу, даже не поинтересовавшись его желанием или разрешением (третья часть). В данном случае Локи собой совершенно не владеет и не знает, какие интриги клубятся вокруг него. Ему вообще не до них. Прочие персонажи видели его не более получаса, однако сделали такие выводы, которые царевичу не могли привидеться и в самом страшном кошмаре. Беркана и Лагур считают его главным возмутителем спокойствия, а заговорщики во главе с Раиду уже поместили Локи на щит революции. И все это после одной непродолжительной встречи.
Что касается повторяющихся мотивов, то их великое множество, но заметить их трудно, поэтому я приведу список. Триптих состоит из трех глобальных сцен и четырех действий, наглядно демонстрирующих все стороны жизни обычного человека: сон-работа-еда-дружеская беседа.
Мотив сна повторяется в первой и третьей частях: Локи спит много дней беспробудно, Раиду, наоборот, страдает от недостатка сна и чувствует, что вот-вот заснет на им же организованном собрании.
Мотив еды, причем сладкой еды, повторятся в первой и второй частях: Локи вспоминает сладкий мед, Беркана ест сладкую водоросль. Сладость еды противопоставляется горечи реальности: Локи в плену у паутины, Беркана рассуждает о весьма нерадостных событиях.
Мотив пыток есть во всех трех частях: все поселение уверено в том, что Локи пытали, но делает разные выводы. Хагалар сетует на жестокость Одина и оправдывает её слабость тела Локи. Беркана видит крушение идеала семьи. Для Раиду и компании пытки являются причиной, по которой царевич встанет под знамена революции и поможет своим новым знакомым.
Образ Фригг повторяется в первой и второй частях: Локи вспоминает её как самое дорогое и любимое существо, Лагур же замечает, что Фрикка — лучшая женщина во всем Асгарде, которую надобно любить. При этом к Одину все относятся с презрением даже до того, как узнают о жестокостях над Локи.
Длительность работы над Каскетом замечают все: и сам Хагалар, недовольный тем, что вынужден тратить на него столько времени, и Беркана, упоминающая о своей заботе последнего времени, и заговорщики, отмечающие, что уж сколько времени прошло, а они не двигаются с мертвой точки.
Описание поселения, повседневной суеты и его обитателей проходит красной нитью по повествованию. Каждая из частей триптиха описывает ту или иную деталь жизни поселения, делая акцент на логистах, о которых раньше не упоминалось. Заметьте, многие асы раньше работали логистами, а потом ушли в основную науку (Маннар, Ивар).
Фраза «Vielleicht, ist das ein Schicksal?» — «Быть может, это судьба?» — повторяется во всех частях не просто так. Все три раза она употребляется по отношению к Локи, но какие разные смыслы вкладывают в нее персонажи! Хагалар сравнивает судьбу Берканы и Локи, отмечает, что оба они страдают от одного и того же, и приходит к выводу, что судьба явно связывает их воедино, даря примерно одинаковые дороги жизни. Беркана удивляется тому, что встретила своего… гм… одноотчественника сказать нельзя, а «однофамильца» будет неверно, но, думаю, смысл понятен. Встретила его в месте, где никто из них не должен был находиться. Фену же отмечает, что царевич появился в поселении именно тогда, когда он нужен, когда обществу требуются перемены… И никто даже не догадывается, что все выводы неверны! Что не судьба, а лишь желание Локи привело его в поселение, что его жизнь совсем не похожа на жизнь Берканы, что пыток не было и прочее.
О восстановлении моста говорится в первой и третьей частях. Причем сперва мы видим работу фелага изнутри, а потом узнаем слухи, которые о ней ходят. Слухи, как всегда, оказываются далеки от истины, но, с точки зрения заговорщиков, они похожи на правду и многое объясняют.
Любопытство по отношению к Локи явно видно в первой и второй частях и несколько завуалировано в третьей. В поселении всем очень интересно узнать о царевиче. Для жителей немыслимо, чтобы сын Одина переехал к ним, так что все сведения тут же становятся предметом разговоров и сплетен. Его фелаг, асы, которым дозволено говорить с самим богом, становятся местными звездами.
У Локи, как считают поселенцы, есть выбор: он может стать частью новой семьи и избавиться от мучений. Об этом говорит Маннар в первой части и заговорщики в третьей. И только Хагалар уверен, что Локи на это никогда не пойдет. Он прав, хотя и исходит из неверных предпосылок.
Мотив ученичества мелькает в первой и второй частях. Хагалар собирается учить Локи, Беркана вспоминает, что когда-то ей многое показал Лагур — еще одна черта, роднящая детей Одина.
Обращение «дитя» раньше использовалось только Хагаларом по отношению к Локи, теперь этот же эпитет использует и Лагур по отношению к Беркане. Еще один параллельный мотив. Правда, Хагалар насмехается, а Лагур говорит нежно.
Все считают, что Локи плохо. Хагалар видит его жуткое состояние, сваливает все на пытки. Лагур говорит, что Локи бьется в клетке, не уточняя, в духовной или физической, заговорщики уверены, что его мучают во дворце — все сетуют, что Локи плохо, и почти все (кроме Лагура и Берканы) хотят ему помочь. Заметьте, врагов у Локи в поселении нет. Да, Лагур относится к нему насторожено, но не столько к нему, сколько к теням, которые клубятся вокруг (намек на тот самый заговор), Беркана Локи опасается, многого не понимает, но зла ему не желает. В следующей главе мы посмотрим, как к Локи относится его семья.
Разочарование в Одине тоже встречается везде. Все персонажи, кроме, заметим, Маннара, к Одину относятся с презрением (это было видно еще по прошлым главам), но после произошедшего с Локи они в нем разочаровались окончательно: об этом думают Хагалар, Беркана, Раиду. Причем, если первые двое страдают сами, то Раиду собирается устраивать революцию. При этом Локи ни слова не сказал против своего отца. Одно его присутствие в поселении грозит смутой.
Все эти мелкие мотивы не заметны обычному читателю, но создают нужное настроение, показывают, насколько три диалога, произошедшие в разное время, в разных местах и при разных обстоятельствах, на самом деле похожи.
Персонажи
Теперь обратимся к каждому конкретному персонажу, рассмотрим его поведение, мотивы и выводы, ими сделанные.
Самый бесправный и не отвечающий ни за что персонаж данной главы — это Локи. Вокруг него заключаются союзы и строятся воздушные замки, а он спит. Более того, он счастлив в своем сне, он наслаждается своим величием. Сны демонстрируют читателю его истинные желания: он жаждет власти, преклонения отца и брата, гордости матери. Он готов утонуть в этой фальши, только бы не жить в реальности — настолько устал от всего происходящего, что готов уйти от нее навсегда. Даже родительский приезд его не волнует, он ему в тягость.
Хагалар, которому, как мы помним, Локи на попечение и оставили, был абсолютно уверен, что ничего с ним не случится, поэтому и не следил за ним особенно, увлекшись работой над Каскетом. Как показала практика — зря. Его основная эмоция в этой главе — бессилие. Он любит Локи, он хочет ему помочь, но он не может сделать ничего, и это сильно выводит его из себя. Да, он может снять паутину, он может исследовать тело и найти следы недавних «пыток», но он не может спасти Локи от будущего. Весь разговор с Маннаром — это отчаяние, не видящее никакого выхода из создавшейся тупиковой ситуации. Хагалар жалеет Локи, жалеет и Беркану, вспоминая, через что пришлось пройти девушке, сравнивает судьбы, но ни к какому выводу не приходит.
Беркана в полном смятении чувств из-за встречи с Локи. В Скандинавии, если у двух людей общее имя, считается, что они связаны одной судьбой. У Берканы такое прозвище, которое, как она думала, никогда не сможет ей повредить, потому что те, кто носят его в качестве отчества, недосягаемы. Но вот она сталкивается с Локи и где — в деревне отверженных, где ему не место, но куда он сослан после пыток! У Берканы земля уходит из-под ног, потому что не может встреча быть случайной. Но кому довериться в поселении, которое представляет собой большую деревню? Только тому, кто ни с кем не разговаривает. И Беркана высказывает все свои опасения, все то, о чем раньше не смела даже думать. Она считала, что останется в поселении до конца своих дней, что у нее нет возможности выйти. А тут появляется Локи, тот, кто может изменить её жизнь, но в какую сторону? Когда-то Хагалар сыграл в её судьбе большую роль, не повесил, но спас, теперь же он крайне заинтересован в Локи. Более того, он использует царевича как, в некотором роде, модель, показывая своей подопечной, какова семья Одина на самом деле. Беркана (которая, как и все асы, считала, что царская семья — недостижимый идеал и там проблем не бывает) пугается. Её мир полностью разрушен, и какую дорогу она теперь выберет?
Лагур собирает всю информацию, которая крутится вокруг него. На него обычно не обращают внимания и говорят при нем свободно, так что он многое знает, многое понимает. Ему нет дела ни до чего, но подать совет своей знакомой он вполне может. Его, однако, не волнует, поймет она его, не поймет, послушается, не послушается. Она задала вопрос — она получила ответ. Дальше пусть действует по своему разумению. Лагур скептично настроен по отношению к Каскету, полностью разделяет мнение Ивара, уверен, что починка невозможна. Прав ли он, вскоре узнаем.
Раиду, как и положено фанату Локи, думает только о Локи. Однако, в отличие от обычных фанатов, он не останавливается на простом поклонении. Он готов сделать все ради своего бога, он углубляется в книги и узнает, что, оказывается, Асгард чудовищно отстал по своим технологиям от Земли! Его страсть к Локи открыла ему глаза на отсталость общества, и он сделает все, чтобы усадить на трон своего бога и бросить к его ногам если не все миры, то хотя бы Асгард. Естественник собирает асов, которые могут дать ему нужную информацию, и делится с ними своими наблюдениями. Те не во всем с ним соглашаются, но не отрицают, что его предложения конструктивны. Раиду, пожалуй, единственный из всех героев, у кого нет двойного дна: он увлечен Локи, его идеями (точнее, теми идеями, которые Раиду ему приписывает) и делает все ради своего божества. Он — это карикатура на типичных Loki’d, только если реальные фанаты Локи готовы бросить только свою жизнь к ногам кумира, но Раиду готов переделать общество под нужды своего бога и не на словах, а на деле. Он полностью разочаровался в своей семье, когда судили Ивара, за время жизни в поселении он разочаровался и в остальных асах, теперь же он разочаровался в Одине. У него есть одна цель, и он до нее дойдет, пускай и по трупам.
Ивар не понимает чаяний брата. До Локи ему особенного дела нет. Он считает, что с помощью царевича сможет покинуть поселение и уверен, что и брат действует в рамках той же цели. Политика, экономика, все прочее мало его волнуют. Он живет в своем личном мире, окруженный прекрасными асами (Ивар ценит каждого своего друга). Восставать против брата он, однако, не решается, поэтому вынужден в конце разговора делать вид, будто полностью разделяет его идеи.
Технические подробности
На данный момент из 19 прописанных глав, это была самой сложной и потребовала привлечения огромного количества человеческих ресурсов и соответствующей литературы. Из тринадцати моих основных помощников к этой главе приложили руку больше половины. Кроме четырех редакторов пришлось обратиться за помощью, например, к врачам. Для того, чтобы прописать один абзац в первой части, где Хагалар смотрит истинную сущность Локи, потребовалось почти неделя: столько времени мои врачи решали, что именно он должен увидеть и какими словами это прописывать. Когда же все было готово, неожиданно оказалось, точнее, вспомнилось, что Хагалар — маг, значит, он может видеть не кости и внутренние органы, а лишь опутывающую их магию. Пришлось многое переделывать. Описаниями страданий Берканы мы тоже обязаны врачам, а не книгам.
Неожиданно много вопросов вызвал мед. Стоило решить, какой именно мед мог быть в Исландии, а также из какой именно тары Локи должен был его есть?
И это была только самая легкая часть из трех. Во второй много солирует Лагур и, как оказалось, написать пару строчек белым стихом я могу, а вот больше уже нет. Пришлось искать в своей среде подходящего стихоплета.
Ну и, разумеется, самые большие проблемы вызвала третья часть. Научная революция — явление очень сложное. Ради последней сцены пришлось продумывать политику девяти миров, а также научное мировоззрение, дабы в будущем не написать совершеннейшей чуши. А также не столкнуться с необходимостью переписывать полностью эту главу. Благо, среди помощников у меня есть и консультанты по политике и науке, надеюсь, наших общих знаний хватит хоть на что-то относительно приличное.
Это были глобальные технические подробности, связанные с составлением «скелета» главы, теперь перейдем к частностям.
Глава построена по цепочке: Хагалар вспоминает историю Берканы — и девушка появляется во второй части, сама Беркана упоминает Ивара и Раиду — и третья часть посвящена им.
Начало первой части показывает состояние Локи и должно вводить читателя в то же состояние наркотического сна, в котором и пребывает главный герой. Воспоминания тягучие, словно мед, действия вообще нет. Описание семьи, природы Исландии словно в тумане. Диалог с Хагаларом прописан с позиции Локи, поэтому несет на себе полумагический оттенок: Локи очень плохо соображает, едва воспринимает реальность, поэтому передвижения Хагалара хаотичны и непонятны. Маг предполагает, что сон Локи вызван обезболивающими средствами, которые в нашем мире причислены к наркотикам. А ведь еще в начале 20-го века их активно использовали в медицине. Когда Локи засыпает, Хагалар смотрит его тело изнутри: для прописывания этой сцены пришлось обращаться сразу к двум врачам.
И в этой, и в последующей части упоминается алхимия, причем через Хагалара. Поскольку все время давать её через Беркану неудобно, то приходится делать и других персонажей носителями нужной информации, обосновывая её получение. В данном случае Хагалар почти две недели работал с девушкой, не расставаясь — результат налицо.
Маг остается вместе с Локи и проводит с ним некоторое время. Ему скучно, время течет медленно, он вспоминает то историю с мебелью (добавим немного юмора в серьезное произведение), то историю ожога Берканы (он тоже составлялся под чутким руководством двух настоящих врачей).
Декорации меняются, мы оказываемся в другом лабораториуме и видим типичную алхимическую лабораторию. Маннар отличается от всех известных нам асов одним — он явно за Одина. Его личность, пускай и в таком коротком диалоге, я постаралась показать через речь, дав ему маску весельчака.
Вторая часть начинается с описания типичного скандинавского помещения — столовой. Едят персонажи, разумеется то, что можно было найти на столе у викингов. Поскольку большая часть действия практической части статьи будет происходить в поселении, читателей пора ввести в курс дела, рассказать, что же это за поселение на самом деле и кто там живет (что я и делаю в начале второй и третьей частей).
Лагур должен говорить мало, но показывать свою осведомленность буквально обо всем. Он предсказывает будущее, но Беркана этого, разумеется, не понимает. Девушка монологирует, рассказывая о своих тайнах: только что о ней говорил Хагалар, мы смотрели на мир его глазами, теперь же она сама повествует о себе.
Последняя часть — самая сложная в техническом плане, там поднимается много сложных вопросов, для качественного прописывания которых пришлось смотреть соответствующую литературу. Так, я долго искала, какие пишущие машинки могли заинтересовать асов, и как именно проводится дактилоскопия. В этой части у нас три характера: Раиду, пышущий энергией, стремящийся убедить всех прочих в своей правоте, Ивар, пофигист, беспокоящийся о брате, и двое приглашенных гостей, которые должны разделять взгляды Раиду. Как мы видим, одного из гостей зовут Иваром. Это сделано специально, чтобы предать повествованию большую живость: повторение имен неизбежно, когда их всего 24.
Эта сцена, с одной стороны, политический заговор, раскрывающий некоторые политические и экономические основы как поселения, так и Асгарда, с другой — насмешка над фанатами Локи. Ивар говорит: «Простите мне мое уточнение, но верно ли я понимаю, что вы готовы стать верной армией младшему царевичу?» — это параллель с реально существующей в интернете Loki d army, только если в нашем мире это группа девиц, которая просто фанатеет от Локи и его создателя, то в выдуманной мною реальности это мужчины, которые головы идти за Локи на смерть.
Последняя сцена демонстрирует, кроме общественного конфликта, также и семейный: Ивар и Раиду отдаляются друг от друга. Они друг друга не понимают, видят только, что Локи встал между ними. Их отношения достаточно грубые, но они их устраивали и устраивают. В конце Ивар сдается: не смеет говорить ничего против Локи, хотя, на самом деле, ему совсем не нравится увлеченность брата. Наоборот, он замечает, что царевич вернулся, хотя Бифреста то нет, чем вызывает живой интерес собеседников. Быть может, его покорность сможет обмануть Раиду, и они вновь станут близки?
Разбор пятнадцатой главы
В прошлой главе мы рассмотрели поселение и сделали вывод, что к Локи там все хорошо относятся. В семье, как мы теперь видим, тоже.
Эта глава — трактат о любви, точнее, о трех разных любовях, которые ведут к гибели объекта страсти. Фригг жаждет возвращения Локи любой ценой и считает методы Одина губительными. Тор любит Локи, но хочет справедливости, раскаяния. Один желает младшему сыну добра, но не знает, как ему все это объяснить. В результате каждый гнет свою линию, каждый считает, что знает, что делать с Локи, а в реальности получается, что никто ни на что решиться не может и все перекладывают ответственность друг на друга. Так, Фригг хочет убедить Одина передумать, но не обращается к нему сама, а посылает Тора. Тор спрашивает отца о суде, а тот перекладывает на него вынесение приговора. Поняв, что Тор не может сладить с отцом, Фригг таки вмешивается и принуждает Одина к откровенному разговору (хотя, казалось бы, и сама могла бы поговорить с блудным сыном).
Обратимся к главам «Тор» и «Один» из теоретической части. Что мы обычно видим? Карающего Одина и спасающего брата Тора. Такой макет я использовала в предисловии к практической части, но, заметьте, началась основная, и персонажи резко поменялись местами: вот уже Тор жаждет суда, а Один ему отказывает! Важно было подобрать теоретическую основу для такого перехода. Мысли Одина по данному вопросу давно известны: в суде нет смысла да и народу не объяснить его причин. С Тором сложнее. Все время говорилось, что он не допустит жестокостей над братом и будет его защищать, но ни разу не упоминалось, что он желал бы отмены судебного разбирательства. Тор за справедливость. Политика его мало волнует, он знает, что Локи виноват, он обещал друзьям наказать брата — этого, с его точки зрения, достаточно для проведения процесса. Тор и Один сталкиваются лбами, каждый гнет свою линию, каждый выдает свои намерения. А вот Фригг в этой главе двулична. Сперва она подталкивает Тора к идее пойти к отцу, а потом, вместо того, чтобы помогать ему, садится подле Одина и делает вид, что её ничто не волнует. Её цель была проста: не вступать в противоборство со своим мужем. Однако ничего не вышло: сын победить отца не смог, пришлось ей вставать на его сторону и перечить Одину. Фригг не любит семейные конфликты, еще больше она не любит участвовать в них. Подтолкнуть окружающих к нужным выводам она может, принять честный бой — нет. Однако в данном случае чувства к Локи перевесили, и она таки восстала против мужа и воронов.
У Одина свое, как кажется на первый взгляд, странное видение поступков Локи. Он полностью на его стороне, одобряет его цели, но не методы, укоряет Тора за безделье. Один отказывает в суде, однако дает старшему сыну странное задание: придумать расправу для Локи. Сможет ли Тор изобрести наказание, которое Локи не сломает, но вернет в семью?
Сиф и Фригг — две женщины, противопоставляющиеся в этой главе. Казалось бы, в них нет ничего схожего, однако асы считают, что Сиф — вылитая Фригг в молодости. Тор уверен, что это не так, но сам признается в конце, что мать напоминает ему молодую воительницу. Впоследствии эта схожесть еще аукнется несколько раз.
Вороны появляются в практической части уже вторично, причем действующие лица те же: опять Фригг (которая опять молчит до последнего), опять Один и Тор, и опять Тор ощущает себя крайне неуютно, когда птицы рядом. Эта сцена — вывернутая наизнанку первая глава вступительной части, только если там Фригг и Тор не останавливают Одина и дают ему поступить так, как он считает нужным, то здесь все наоборот: они выигрывают, принуждают его… к тому, что произошло во второй главе первой части! Да, это еще один зеркальный мотив: восемнадцатая глава — второй допрос Локи — будет зеркалить первый.
Эта глава входит в некоторое противоречие с предыдущей: Локи помнит несколько родительских приездов, а они сами говорят только об одном. Это совершенно нормально: в бреду Локи видел больше иллюзии, чем истину. Зато, заметим, насколько по-разному отнеслись к его состоянию члены семьи. Мать сразу же заметила, что что-то не так, брат не заметил ничего, отец отметил только, что Локи бледнее обычного.
Кроме трех главных действующих лиц есть еще и второстепенные. В данном случае это Сиф и Фандралл, о которых читатели узнают много нового, одновременно с этим знакомясь с исландскими птицами и вулканами. Так, тот вулкан, на который поднимаются Тор, Сиф и Фандралл, это Хваннадальсхнукур, чья высота составляет 2119 метров. Заметим, Локи в зимние походы не ходил — впоследствии эта информация будет иметь огромное значение.
Храм, к которому приближается Тор, реальность Марвеловского Асгарда. Если рассматривать макеты города, выложенные в интернете, то его хорошо видно (правда, неизвестно, храм ли это). Я лишь дала ему те же функции, которые были у реальных скандинавских храмов.
Какие выводы можно сделать из последних двух глав? — У Локи нет настоящих врагов, а только те, которых он себе сам придумал. Да, к нему относятся по-разному, кто-то думает о своей выгоде, но никто не желает ему зла. Его любят, жалеют, стараются помочь… А он ощущает одиночество, считает, что попал чуть не в тюрьму. И нет возможности ни у кого из персонажей доказать ему обратное.
Разбор шестнадцатой главы
Это первая глава, в которой присутствует хоть какой-то «экшен»: описываются целых две драки. Для того чтобы правильно их прописать, пришлось разыграть драку на ножах в реальности. Это было очень познавательно. Оказалось, что все те движения, которые моей фантазии казались красивыми, либо невозможны, либо глупы, так что их пришлось полностью переделывать. Но даже описав настоящую битву пришлось обращаться к специалисту по экшену, который и оформил драки так, чтобы они смотрелись красочно, а не простым набором движений. Вообще очень удобно иметь специалистов по каждому типу текста. Так у меня один человек прописывает экшен, второй — чувства (результат его работы вы сможете увидеть в 18-й главе), третий — логику и философию. И это не считая того, что все описания переписаны из научных и околонаучных книг, а многие мелочи (вроде медицины, стихов и химии) создают, проверяют и дополняют специалисты в каждой конкретной области. Практически моя только основная идея, каркас главы и последнее слово в вопросах приема или не приема правок (и то в 90 процентах случаев я покоряюсь своим помощникам (так, читатели, которые имели возможность ознакомиться с главой до корректоров, могут заметить глобальные различия между изначальным текстом и конечным)). Правда, иногда бывают забавные моменты, когда два корректора исправляют одно место в разные стороны, но это редкость. Практически, то, что я пишу, это не статья, это реферат, поэтому я не знаю, имею ли право советовать поступать так же. В теоретической части я говорила, что надо разбираться в предмете, о котором пишешь, а также, что всегда хорошо иметь помощников. Пожалуй, стоит добавить, что все же стоит создавать то, в чем ты хоть немного разбираешься, а не начинать с нуля изучать несколько тем параллельно, не ставить вопросы, ответы на которые сам дать не можешь, иначе художественное произведение перестанет быть художественным. Лично я этим довольна, мне так удобнее работать, я беру все лучшее от каждого из 13 помощников и пятидесяти книг, но если вы пишете сердцем, то мой настоятельный совет — не углубляйтесь в области, которые не знаете. Если даже вы работаете с такими гениальными персонажами как Старк или Беннер, подумайте, как их можно показать так, чтобы читатель не сомневался в их гениальности, но при этом, чтобы и вам не пришлось резко становиться гением. В большинстве фанфиков сочинители вообще об этом не думают и просто лепят ярлыки «гений», «ловкий», «изворотливый», но выглядит подобное достаточно жалко.
Вернемся к самой главе. Сперва мы наблюдаем классический прием — прыжки реальности: то мы в настоящем, а то проваливаемся в воспоминания Локи. Друзья Тора постепенно обретают плоть и кровь, становятся понятнее и ближе читателю. О Фандрале и Сиф уже было немного в предыдущей главе. Я еще не знаю, буду ли давать столь же яркую индивидуальность остальным. Зависеть будет от того, смогу ли я через их увлечения и жизненные принципы показать побольше всего интересного об Исландии и о мифологии. Отношения друзей Тора с Локи до сорванной коронации, как можно заметить, были не такими уж и плохими. Я брала за основу такой макет: до событий «Тора» отношения между шестеркой были если не дружеские, то хотя бы ровные. Иначе с чего Локи вообще общался бы с друзьями Тора? Только ради брата? Сомневаюсь.
Глава переполнена параллельными конструкциями прошлого и настоящего: костер, драка, ругань (пускай Один и ругает Локи всерьез, а Хагалар шутливо — смысл не меняется).
Локи вспоминает походы в Норхайм. Разумеется, встает вопрос, что это за мир и входит ли он в девять основных? В вырезанных сценах это место мельком упоминается, кроме того, когда Тор попадает на Землю, он предполагает, что упал в Норнхайм. Судя по записям в интернете, Норнхайм существует только в комиксах: это не совсем мир, просто некая страна, где живут норны. Почему царевичи там воюют — это интересный вопрос, на который нет ответа.
Основной мотив этой главы — обучение. Локи вспоминает, как осваивал магию сам, как учился владеть оружием (аукается лук из второй главы первой части, которого Локи не досчитался при осмотре своих покоев). В теоретической части в главе «Редактирование» я рассматривала магию Локи, точнее почти полное её отсутствие. Теперь настал черед объяснить эту странность в тексте. Легче всего было играть на нежелании самого Локи совершенствоваться и на сложности боевой магии. Заодно явывернула на изнанку очередной штамп о трудоголизме Локи (а то вечно он сидит в библиотеке, ставит опыты, читает, конструирует, в конце концов, имеет право и отдохнуть немного). Появляется Хагалар, уверенный, что Локи сейчас на все согласится и будет принадлежать ему. Как бы не так. Насколько я не понимаю, почему хамка Мери-Сью в половине фанфиков привлекает Локи и ставит его перед собой на колени, настолько я не могу себе представить, что царевич захочет учиться у того, кто над ним насмехается, кто его оскорбляет и ни во что не ставит. Сомневаюсь, что многим читателям пришло бы в голову согласиться на предложение того, кто вас публично унижает. Заметьте, Хагалар сетует на дурные манеры Локи, он уверен, что сам из мальчика сделает конфетку. Ему в голову не приходит, что «конфетка» может отказаться, ведь он же желает ей добра! С точки зрения Локи, Хагалар либо шпион Одина, которого заставляют его обучать, либо просто подозрительный тип, однако сближаться с ним он не намерен ни при каких обстоятельствах.
Происходит бой, во время которого непонятно: то ли Локи попал в ловушку по своей глупости, а потом просто оправдывается перед собой, то ли и в самом деле все так хорошо рассчитал. Сцена боя в процессе написания и редактирования изменилась коренным образом. В изначальном варианте Локи мужественно терпел легкую пытку, ничем не выдавая дискомфорта, однако корректоры посчитали, что Локи гораздо выгоднее продолжать разыгрывать бедную жертву. Пришлось согласиться и полностью переделать события после битвы.
Хагалара сменяет Раиду. Локи все еще уверен, что естественник его боится и даже не догадывается, какую бурную деятельность тот уже развел. Благодаря Раиду на сцене появляется новое действующее лицо, а также читатели впервые видят, как же происходит создание артефактов. Раиду сбивчиво объясняет, так что и Локи, и читателям сложно понять суть, ну да она впоследствии будет повторена еще много раз. Многие могли заметить, сколь активны этом отрывке сапоги Локи. Это случайность: два корректора одновременно указали мне на то, что герои слишком часто к ним обращаются, пришлось добавить сапогам эпитетов и выставить на одно из первых мест. Сам эксперимент не так и важен, важно знакомство Локи с очередным Иваром. Этот Ивар обращается к Локи по-немецки не просто так. Проблема в том, что в древненорвежском нет формы «вы», вот поселенцы и пытаются оказывать Локи почтение, используя язык, где вежливые формы есть. Почему в поселении так важен немецкий будет объяснено много позже. Новый Ивар преподносит Локи песнь собственного сочинения (с песней начинали, песнями кончили — круговая композиция). Локи очень горд тем, что в честь него слагают саги, ради одного этого он готов переехать в поселение чуть ли не навсегда.
Новый Ивар носит маску эгоцентризма — «все ради себя самого, пусть мною восхищается сам царевич». Его жесты и манера общения еще более театральны, чем у брата Раиду (одно обращение к Локи как к третьему лицу чего стоит). Заметьте, сам Раиду не вмешивается в спектакль, но наблюдает за ним и негодует. Локи же не произносит ни слова, про себя вновь неверно трактуя поведение Раиду. Он вообще молчалив и только осматривается, оценивает обстановку. Его цель — найти союзников и ничем не выдать своих тайн, поэтому он старается молчать. Однако, как показала первая глава, даже его молчание может привести к ужасающим последствиям.
Разбор семнадцатой главы
Вот и появилась на свет глава с той самой ужасной химией, которая вызвала столько кривотолков. Во время работы над ней пришлось задействовать множество людей и ресурсов. Во-первых, для более достоверного описания был приобретен специальный набор с реактивами и проведены многие опыты, которые персонажи проводят в этой и последующих главах. Так, например, «царапанье» руки родонитом и правда производит очень сильное впечатление, а если родонит и железо налить на одну салфетку, то появятся великолепные кровавые пятна. Во-вторых, абзацы с химией прошли через руки не менее пятнадцати человек разного возраста и образовательного уровня. Результаты были ожидаемы: половина гуманитариев прочитала по диагонали, не пытаясь вникнуть в суть, половина хвасталась, что поняла хоть что-то, зато технари заявили, что все слишком просто, скучно и что в этом вообще можно не понять? Встал вопрос: на кого все же ориентироваться и что объяснять? Все, начиная с «водорода» и «натрия», или же только узкоспециальные термины? Надо ли вставлять картинки и видео, объяснять фокусы? Коллективным разумом таки решили, что не стоит всего этого делать и загромождать и без того сложную главу.
Химических кусочков в главе три. Первый из них — диалог Ивара и Локи. Для Ивара диалог выглядит примерно так:
— Мы подносим чашку ко рту и пьем кофе.
— Рот — самая важная часть лица?
— Да, им мы едим и говорим.
— И это самые важные функции лица?
— Ну да, они жизненно необходимы.
— И эти процессы можно увидеть?
— Да, конечно. Давай сорвем вон тот плод и съедим его.
— Ты не боишься давать мне плод?
— Нет, конечно нет, с чего бы?
— Но это же шишка, её не разгрызешь.
— Нет, нет, это яблоко, оно совершенно мягкое и не опасное для зубов, а там груши растут, их тоже можно попробовать.
— И чем отличаются яблоки, шишки и груши?
Ивар окончательно убеждается в непроходимой тупости собеседника (напоминаю, он видит Локи второй раз в жизни) и именно поэтому во время работы над Каскетом он заваливает его формулами в надежде, что Локи отстанет и даст спокойно поработать.
Описание качественного анализа «каскета» я искала более полугода — это была весьма сложная задача, потому что нигде, кроме как на первых курсах химических факультетов, им уже не занимаются. Зато теперь у меня есть то ли пять, то ли шесть вариантов. Разумеется, не все они будут описаны в практической части.
Третья часть химии — это фокусы, которые не должны вызвать особенно негативной реакции читателей. Разумеется, не стоит проводить их самостоятельно — та же негашеная известь совсем не безопасна, и яйцо, им нагретое, есть ни в коем случае нельзя.
Локи все больше проникается химией, и это постепенно выходит боком Ивару. До самого Локи естественнику дела нет: если Локи интересуется химией — он уже лучший друг, если этот лучший друг завтра умрет, Ивар о нем и не вспомнит. Зато он обращает внимание на манеры Локи. Это двойная зеркальная композиция: с одной стороны, Хагалар совсем недавно сетовал на дурное воспитание Локи, с другой — столь же недавно Локи восхищался пластикой и сладкими речами Ивара.
Этот естественник более прочих похож на обычного человека: он увлечен своим внутренним миром, до посторонних ему дела нет. В этом он схож с Лагуром. Любовь же к Локи и резкость роднит Хагалара и Раиду. А вот Беркане пары не досталось, как, впрочем, и характера.
Встает закономерный вопрос: с чего Локи увлекается наукой, если только не по прихоти вездесущего автора? Ответ довольно прост: у Локи блестящее образование, но о веществах он не знает ничего. Я довольно давно задалась вопросом и озадачила им других, но ответа так и не получила: как должен чувствовать себя человек,
которому открывают мир в мире? Я себе этого даже представить не могу. Локи жил себе спокойно и знал, что вода — жидкость, её можно пить, она замерзает зимой и обращается в лед. А тут ему говорят, что вода состоит из чего-то мелкого, чего глазом не увидеть, оно от понижения температуры замедляется и тело превращается в твердое. Что яблоко — это не просто сладкий фрукт,
который из цветка превращается в плод под действием солнца и воды, а набор мельчайших клеток, которые сами по себе из чего-то там состоят, которые делятся и прочее. Вот как Локи должен себя чувствовать, слыша такое? Я не могу привести ни одной аналогии в нашем мире, потому что даже приход инопланетян, это то, чего мы ожидаем (книги, фильмы и прочее), а тут с бухты барахты: все, что ты знал… Нет, не ложь, но что-то совсем другое, непонятное, что нельзя ни увидеть, ни потрогать. Если вдруг кто-то может проникнуться таким состоянием и описать свои чувства — напишите, это очень сильно облегчит нам работу.
Читатели не могли не заметить, сколь много раз упоминается вездесущий «натрий». В прошлой главе столь же часто мелькали сапоги, в этой — натрий, кто будет следующим фетишем? А если серьезно, то у натрия несколько функций: с одной стороны, читателям легче воспринимать определенное количество часто повторяющихся терминов, чем путаться в сотнях, с другой — показывается глупость и ограниченность мышления Локи, с третьей — в текст добавляется юмор, которого ему так не хватает. Для юмора служит и сцена переодевания в защитную одежду. На фикбуке чуть не в каждом фанфике упоминается сложность локиевского костюма, но мне еще нигде не встречалось его детальное описание. Благо, у меня в команде есть человек, интересующийся костюмами, которому «раздеть» Локи не составило труда.
Советую обратить внимание на фразу Хагалара «этого не может…». Она логически связывается с одной из фраз из последнего диалога Одина-Тора-Фригг. Впоследствии эта загадка обрастет еще несколькими подсказками, по которым можно будет догадаться, что именно Хагалар понял из случайно оброненной фразы Локи. Самые дотошные читатели могут перечитать конец 15-й главы и догадаться уже сейчас.
Не только Хагалар среагировал на признания Локи. Тихий Лагур сделал определенные выводы, которые не побоялся озвучить чуть позже. Вся история изучения Тессеракта будет раскрыта в этой, второй части, осколки мозаики будут появляться в каждой главе — готовьте корзинки!
Как многие, думаю, заметили, глава написана немного не тем слогом, каким предыдущие. И это не случайно. Каркас главы, с которым самые преданные читатели могли познакомиться еще до публикации — мой, а вот переделка и конечная обработка не моя, а одного из моих помощников. Мы пошли на это по многим причинам: первая и самая основная — главу пришлось писать от имени Ивара. Изначально я собиралась делать её от имени Локи или Хагалара, но поняла, что тогда она растянется на 20 страниц. Мне нужен кто-то, кому нет ни до чего дела, кто ничего вокруг не замечает. Ивар подошел идеально. Вторая: если уж придется показывать весь мир глазами одного ученого и не прыгать на чужое восприятие (готовьтесь, в следующей главе таких прыжков будет, кажется, одиннадцать), то можно попробовать углубиться в суть персонажа, но не путем внутренних монологов.
Сразу предупреждаю, что главы, резко отличающиеся по стилю от прочих, появятся в ближайшее время: так, в некоторых будет просто шквал эмоций, которые сметут всю стандартную логичную структуру. Кроме того, у меня есть идеи для парочки экспериментов. Если они воплотятся в жизнь, то появятся главы совершенно невероятной структуры, но об этом пока рано говорить.
Разбор восемнадцатой главы
Это одна из немногочисленных глав, где нет ни химии, ни алхимии, ни прочей науки. Сплошная психология. Единственное, что в ней есть — это мелочи, связанные с Асгардом, взятые с сайта Анны Блейз из главы «Северное язычество/Рейвен Кальдера/Путеводитель по Девяти Мирам». Столица Асгарда постепенно превращается в «живой» город, обретает свое лицо, названия и прочее.
Вороны, как всегда, кружат фоном. Однако в этот раз им противопоставляется еще и волшебный петух. В Скандинавских мифах довольно много зачарованных животных с совершенно разными функциями. Многие из них будут эпизодически появляться на страницах практической части, и главные герои будут относиться к ним совершенно по-разному.
В этой главе у нас три точки зрения: сперва Фригг, потом чередуются Один и Локи. Изначально блок Фригг был блоком Одина, но от имени Всеотца он звучал ужасно, поэтому пришлось сменить точку зрения. Я уже упоминала в теоретической части, что это хорошая тренировка: одни и те же события описывать разными персонажами, показывая разные точки зрения. В данном случае мне так и пришлось поступить. Разница колоссальна.
Итак, что мы видим? И Фригг и Один уверены, что Локи жаждет вернуться в семью. Мнения Локи опять не спрашивают, что уже становится закономерно.
Сцена допроса (моральные пытки-3) была написана еще летом вместе с первым разговором Одина-Локи. Однако написана была только канва, то есть реплики. Их оформлением пришлось заниматься сейчас и не мне. Поскольку я не чувствую героев, пришлось найти того, кто чувствует. Дальше проблема была только в том, чтобы переписать получившееся в подобие моего стиля. Как показала практика (а на сегодняшний день прописано пять сцен Одина-Локи), перенос чужих эмоций действенен: в тексте появилась хотя бы одна эмоциональная линия с настоящими, не выверенными чувствами. Обычно в рассказах это любовная линия, однако мне детско-родительские отношения интересны больше, к тому же в фильмах были проблемы семейного, а не любовного плана.
И вновь мы возвращаемся к фразе Хагалара из прошлой главы «Этого не может…». Одна подсказка содержится в 15-й главе, вторая — в диалоге отца и сына. При желании понять суть фразы Хагалара и догадаться о дальнейшем развитии сюжета уже можно.
Главное действующее лицо допроса — Тессеракт. Аукается тема прошлой главы, когда фелагу и читателям становится известно, что Локи изучал артефакт. Один это тоже знает, однако он не имел об этом раньше никакого представления. Впоследствии это будет играть одну из ключевых ролей в психологическом конфликте, да и не только в нем.
Что до допроса: может показаться, что Одину действительно важна информация. На самом деле это не так. Для Одина допрос всего лишь проверка. Он пытается окончательно определиться, кто перед ним и как себя с ним вести. Локи этого, разумеется, не понимает, он вполне искренен в проявлении своих чувств. Вполне искренне ведется на массу обвинений и вообще ведет себя так, как угодно Одину. Насколько его искренность сыграет ему на руку, узнаем в последующих главах. Он готов рассказать все, но это совершенно не то, что нужно отцу, что лишний раз доказывает — информация — далеко не самое важное, то хочет получить Один.
Третий допрос включает в себя частично первый и второй. Во время первого Один давил на логику — и Локи выстоял, во время второго Фригг давила на эмоции — и тоже проиграла. Сейчас же Один давит на обе стороны — и выигрывает! Локи сломлен и совершенно разбит. Ожидает казни, однако ни на минуту не забывает о тайне, которую нельзя выдать.
В общем можно сказать, что битву за себя он проиграл: все, что нужно было знать Одину, выдал. Дальнейшие разговоры будут совершенно другого плана, классических «допросов» больше не будет.
Разбор девятнадцатой главы
Эта глава логически разбивается на несколько частей. Рассмотрим их по очереди.
Первая часть — продолжение разговора с Одином, из которого Локи выносит неожиданную мысль: поселение отверженных ему гораздо роднее когда-то родного дворца. Пока ему некогда проникаться этой мыслью, но впоследствии свою роль она сыграет.
Вторая часть — Тор. Предполагаю, что он может вызвать весьма много нареканий, поэтому пройдусь по его образу подробно. Сей персонаж вызывал у меня много вопросов и противоречий. Почти все фанфики аксиоматично заявляют: Тор любит (в любом смысле этого слова) Локи несмотря на все, произошедшее в двух фильмах. Эта аксиома довольно долгое время прочно сидела и у меня голове, пока я не решила-таки внимательно посмотреть на происходящее в фильмах глазами Тора, а заодно вспомнить о мужской психологии. Начнем с первого. Итак, фильм «Тор». Как Тор мог интерпретировать то, что в нем происходило?
Сначала жизнь была прекрасна: семья-коронация-друзья и прочее. Потом досадная оплошность с Ётунхеймом (Тор не знает, что все было подстроено Локи), ссылка. Брат получает полную власть. И, начиная с этого момента, он превращается в злодея, делает все, чтобы остаться на троне, предавая все возможные братские узы: сперва обманывает Тора, обвиняя в смерти отца, потом, когда друзья приходят рассказать правду, он посылает Разрушителя убить их и самого Тора. Более того, он убивает брата (тот почти умер от удара). По возвращении Тор находит брата обезумившим, несущим какую-то чушь и заставляющим с собой сражаться. Тор ничего не успевает понять до падения Локи.
«Мстители»: Тор, рад, что брат жив, но и обеспокоен: в его руках страшнейшее оружие. Тессеракт волнует Тора явно больше, чем воскресший брат. Только этим я могу оправдать тот факт, что Тор грубо швыряет Локи на скалу и вопит «Где Тессеракт», а не интересуется, что и как произошло. Дальше в ходе беседы Тор понимает, что тот брат, которого он знал, и это странное нечто не имеют друг к другу никакого отношения. Все дальнейшие события только убеждают Тора в этом: Локи высказывает какие-то безумные идеи, всерьез собирается завоевывать любимую Тором Землю, сбрасывает его с базы ЩИТа, опять пытаясь убить, позволяет своей безумной армии устроить резню и разрушить город, сам принимает участие в этой увлекательной затее и прочее.
Я не верю, что после такого можно относиться к брату хорошо. Даже если мы возьмем всепрощающую трепетную лань — все равно. Да, фэндом крепко вбил в головы неземную любовь и всепрощение со стороны Тора, но логике это никак не поддается. Такое нельзя простить, понять или еще что-то.
Это та аксиома, которую я беру для практической части статьи. Далее, Тор все же показан нам как персонаж положительный, которому брат (по крайней мере, прошлый) не был безразличен. Поэтому он не желает смерти Локи, делает все, чтобы спасти его от отца. Практически вся сцена с Тором — это его признание в любви к Локи. Потому что, несмотря на все произошедшее, несмотря на то, что Тор уверен: брат сбежит с Тессерактом и нападет на Асгард — он прямо говорит, что будет защищать его, если что-то случится. Дальше встает вопрос трона и обещания смерти в случае его захвата. Тор предупреждает о том, что Локи и так знает и всегда знал: он предостерегает его от предательства своих. Предательство у всех народов и всегда карается смертью или чем похуже.
Далее слова о ссылке: Тор хочет, во-первых, отдалить брата от трона: чтобы не пришлось-таки убивать его, если он будет претендовать на власть. Во-вторых, видеть этого нового Локи Тору не особо и хочется. Ссылка не обязательно подразумевает холодные рудники, она может обозначать и работу на благо Асгарда в любом другом мире.
Что касается рассуждений насчет Тунда и утопления. Да, на данный момент создается иллюзия, что Тор именно о смерти брата рассуждает (Сколько раз Тор спускался на дно, чтобы собрать какие-нибудь древние побрякушки, и никогда Локи не плавал вместе с ним. Быть может, полуетун когда-нибудь найдет свою смерть там же, где и его сородичи? Братья пересекли ту самую часть реки, которую Один поджог в незапамятные времена, чтобы защитить светлый город от очередного вторжения. Стоит свалить Локи в воду, и он умрет — сколь глупой была бы такая смерть для того, кто вел за собой иноземные армии?). Первое упоминание — предположение Тора, что брат таки соберет армию и пойдет войной на Асгард. Второе упоминание — напрямую связано с мыслью о том, что Локи никогда с ним не плавал (а также с фразой из 14-й главы, где упоминается, что Локи никогда не ходил в горные походы). Эти факты скоро свяжутся в одну цепь и выведут к очередной небольшой загадке.
Ну и, наконец, мужская психология. Тор все же совершенно точно не женщина и страдать долго и со вкусом по поводу «Нет брата у меня» не будет. Поэтому вложить ему в голову все те рассуждения, которые я прихожу здесь, просто невозможно. Для него потеря Локи как брата — не повод для многостраничных излияний. Его дело только объяснить брату свою позицию (что он и делает) и действовать в соответствии с ситуацией. Если Локи предаст-таки Асгард, Тор его с чистой совестью убьет (все же трон Асгарда — это одно дело, а братские узы — совсем другое и, как показывает история, своих братьев, мужей, даже сыновей политики, если что, убивали и пытали с чистой совестью).
Третья часть — Хеймдаль. Еще одна линия, которую я не встречала еще пока ни в одной фанфике. Все вернувшиеся в Асгард Локи как-то совершенно забывают, что именно Хеймдаль сделал им больше всего гадостей (больше, чем Один, Тор, друзья Тора и прочие). Мне показалось неразумным упустить эту линию. Во что её превратить, я еще не решила.
Четвертая часть — поселение. Раиду, как преданный фанат, ждет возвращения кумира, убеждается, что тот совсем плох, проникается еще большей ненавистью к царю Асгарда. Локи преследуют мыслеобразы из прошлого разговора — впоследствии это будет существенной линией. И, наконец, Ивар-2, его более детальное описание. В рамках повести он выполняет несколько функций. Во-первых, он носитель информации, во-вторых, антагонист фелагу, в-третьих, в некотором роде, доверенное лицо Локи, в-четвертых, пародия на Раиду и прочих усердных работников (ибо работа интересует его по остаточному принципу), в-пятых — маг, понимающий естественную науку — предмет страстной зависти Локи. Его манеру речи разрабатывала не я, меня навели на мысль о том, что для ученых химические превращения могут быть понятнее человеческих взаимоотношений. Заодно это удобный способ вставить еще несколько десятков химических опытов.
Информации у Ивара-2 много. Как мы видим, у него свое, возможно, ошибочное мнение насчет всего фелага. А, кроме того, он много чего знает о царице Ётунхейма, о которой Локи раньше и не вспоминал. Мало Локи было мучительного разговора с отцом, как тут он узнает, что царица умерла во время войны (той самой, когда его забрали в Асгард), что она похоронена в мире богов, что ас, не имеющий никакого отношения к царской семье, её видел, а зато её родной сын не имеет о ней ни клочка воспоминаний.
И вновь в главе всплывает мотив обучения — Хагалар жаждет учить Локи боевой магии, а тот, вместо этого, с одним Иваром изучает естественную науку, с другим — магию, связанную с этой самой наукой. Можно только предположить, сколь будет недоволен Хагалар, когда узнает об увлечении Локи.
Разбор двадцатой главы
Эта глава, в первую очередь, интересна историей своего создания. Это своеобразный пирог, разрезанный на четыре части. Сначала были написаны четыре каркаса. Их получили члены нашего настоящего «фелага». Причем получили те, кто более всего походил на вымышленных героев. Мне было очень интересно создать главу, состоящую из четырех разных стилей, четырех разных мнений, четырех разных взглядов. Глава вставная — изначально в сценарии её не было, она появилась благодаря склокам в 15-17 главах, которые и натолкнули меня на мысль разрезать главу.
Первая часть — завязка, в которой мы узнаем, что у Локи есть реактивы. Ивар пофигст — ему, по большому счету, совершено все равно, что там с Локи. Его радует, что царевич наукой занимается, и он не понимает волнения Хагалара. Причем не понимает настолько, что готов вернуть Локи реактивы на следующий же день и более свою ошибку не повторять — то есть Хагалару ни о чем не говорить.
Вторая часть самая спорная, вызвавшая много прений. Переписывалась она несколько раз. Приведу сперва мнение той, кто эту главу писала:
Для Халагара здесь ненавязчивая демонстрация силы и очередная проверка способностей желанного ученика, плюс поиск подходов к нему, в данном случае через исполнение желаний. Он думает, что делает это скорее для него, чем для себя, поэтому и пыткой назвать происходящее очень сложно. Поэтому вся конструкция с «Ты так давно ищешь боли» для меня очень важна.
Халагар постоянно гонится за 2-3 зайцами. Вашу фразу «он не думает о пытках» можно записать капсом несколько раз. У меня это плохо видно, но в приведении Локи к правлению и привитии ему соответствующих навыков у него абсолютно точно собственные цели. К естественной науке он относится скорее не ревностно, а с пренебрежением, потому что видит в ней больше опасности, чем эффективности. А еще он не признает, что кто-то другой может быть правым. Он старый, мудрый, опытный, ему виднее все, что только может быть. Несмотря на пафосное прошлое, он прагматик и даже хозяйственник (фраза про реактивы). В этой сцене он еще сильнее убеждается в своих догадках об издевательствах Одина, хотя думал, что хуже быть не может. Он скорее пытается унизить Локи, чем сломить, доказать ему, что обучение необходимо, а реактивы забрать уже попутно, потому что реактивы — цель мелкая одноразовая, а вот за ученика он «борется» планомерно. Его «любовь», если это можно так назвать, слишком взрослая и без доли сомнения допускает не считаться с сиюминутными желаниями ради высшей цели. А еще при всем своем гневе он «профессионально» отстранен: сразу после пытки он подает Локи руку и заботится о его здоровье, далеко не только из опасений необходимости отчитываться перед Всеотцом. Он знает, что делает, и полностью контролирует ситуацию. В том числе укорения в адрес Локи, что за него приходится отвечать, — тоже инструмент внушения, он этой ответственностью не тяготится, но использует ее в качестве аргумента своей власти.
Это то, что получилось, когда главу таки написали, однако было еще несколько мнений, которые сильно повлияли на изначальный каркас.
Я сама подразумевала следующее:
Хагалар уже отмечал, что судьба у детей Один схожа. Он уже однажды позволил Беркане играться с реактивами — результат кошмарен. Поэтому, узнав про Локи, он чувствует страх и жуткую злость. Он не думает о пытках, его цель одна — уберечь, и если для этого надо показать силу — он это сделает. Лучше несколькосекундная боль, чем травма на всю жизнь. Поэтому и нет колебаний — он действует под влиянием ярости.
А вот остальные видели в изначальном каркасе совершенно иную картину. К сожалению, читатели с ним ознакомиться не могут, но чем он отличался, можно понять по тому, на что жалуются корректоры:
В моём варианте Хагалар хочет Локи ДОКАЗАТЬ, что тот ещё мелкий. Если ему это удаётся, то а) Локи будет слушаться, б) Локи станет понятным. То есть он хочет Локи навязать отношения взрослый-ребёнок, из которых очень легко следуют учитель-ученик, а там и до уважения недалеко, а там и Одину можно будет кукиш показать. Вот такая цепь. Естессно, это всё на полуподсознательном уровне. А ещё у Хагалара в этот момент должно быть ооочень много эмоций, а они, как известно, умственную деятельность искривляют.
Сейчас его поход выглядит как старческое ворчание, а Локи — правым пострадавшим. Но у меня есть идея, как нужно переделать сцену дохождения до пыток, чтобы со стороны Хагалара пытка выглядела более чем обоснованной. Для этого нужны все изобразительные средства и более активная сцена в доме. В общем виде: Хагалар галопирует к Локи и по ходу нагнетает обстановку, что мол там Локи уже утонул в кислоте, глядит, нет ли дыма, думает, как сообщить Одину о безвременной кончине сына-идиота и так далее. Прибегает, снеся, как ледокол, все двери, слуг и полдома. Локи жует. Хагалар: «ааа ты жив, ты цел, ааа, ребёночек, ааа» Локи: «чо? *жуёт*» Хагалар: «бла-бла-бла, натрий детям не игрушка. отдай реактивы, или поставлю в угол» Локи: «захлопнись, я взрослый. чо хочу, то ворочу. всякие ворчливые стариканы мне не указка, и в угол — не страшно» Хагалар: «взрослый? ну тогда получай взрослые методы допроса» Локи: «аааа! #@%$! #$#!!!»
Пока я вижу, что Хагалар ревнует) По своему, но есть. В чем это заключается? Ребенок не желает учиться у него магии, которая гораздо нужнее ему, вместо этого он проводит свое время за опасными реактивами, а это, несомненно, давит на Хагалара. Вот стал бы он так беситься, если бы Локи у него учился, допустим? Он был бы зол, но не настолько. Скорее всего, отругал бы, отобрал реактивы и опять увел тренироваться, быстро остыв, а теперь он наверняка будет за Локи с удвоенной силой наблюдать — вдруг навредит себе опять? Тем более что Локи решит благополучно вернуть себе все скляночки, так нагло унесенные Вождем. (Ревность не обязательна должна быть направлена на человека или аса, в данном случае, она будет направлена на само общение, скорее… А Локи, как и писала я очень давно — одеяло, которое каждый тянет на себя — Один в семью, Хагалар к себе под учительское крыло, Раиду к себе в боги, Ивар к себе в друзья. Причем Локи то никто спрашивать не желает! И если с Иваром он нашел общий язык, то с остальными в отношениях — лес дремучий.)
Как у нас все грандиозно! И вообще, а что мешает слить воедино все мнения?.. Вот смотрите:
Первое: Локи сидит и ничего не делает — у Хагалара полно времени разрушить его домик до основания и забрать/уничтожить вещества. Ваша идея, что он делает это в состоянии аффекта от страха пойдет, если бы Локи задумчиво там порох смешивал именно в ту секунду, когда Хагалар вошел. Тогда да, маг бы дал царевичу ощутимую оплеуху и забрал склянки. А так — нет какого-то действия, чтобы Хагалар ударил ребенка. А он его не просто бьет, он болью выбивает сведения, которые мог получить и так.
Вопрос: а наш маг как-то на именно магическом уровне эти баночки не чувствует?
Вариант: мысли о покалеченном Локи, приход в дом и тот же диалог, только Хагалар бьет не Локи, а бесцеремонно, желательно магией, опрокидывает какие-нибудь сундуки/открывает шкафы и проч. — суровый обыск — приговаривая, что раз царевич взрослый, сам бы отдал ему то, о чем его просят, а не упрямился как баран, заставляя обыскивать его вещи. Локи, после легкой разрухи его жилища должен быстро смекнуть, что маг, как все поселенцы, псих, и швырнуть ему коробку с реагентами, чтобы не нарываться. (кстати! Хагалар может что-то упомянуть Локи о шраме Берканы, но как-то так в спешке и криво, что мнительный бог решит, что этот шрам был наказанием за неподчинение Хагалару и окончательно уверится, что тот — псих (или Локи знает о том, откуда у Берканы шрам?)).
Второе: идея ревности шикарна. Почему я не подумала об этом? Хагалар ведь действительно ревнует Локи к Ивару, так же, как и Раиду. Это же не просто новый поселенец, это бесценная няшка, которую можно научить всему! И Хагалар раздосадован тем, что Локи почему-то отвергает его идеи магии, а идет к Ивару. У Вас это написано, но можно написать больше. И еще — если мы будем делать сцену с Раиду, вернувшему Локи реагенты, то когда Хагалар пойдет стучать ему по голове, то в уста Раиду можно вложить эту мысль — дескать, ты, старый маг, ревнуешь, что наша естественная наука волнует молодого царевича больше, чем твои фокусы.
Вся эта дискуссия происходила в тот момент, когда Локи просто сидел за столом, когда не было разлитой ртути (её место занимала книга), когда Хагалар волне сознательно шел на причинение боли подопечному и прочее.
Многие идеи, приведенные выше, впоследствии будут развиты.
Самым жутким камнем преткновения стали пытки: проводить их или договориться по-хорошему? А также отношение к процессу Хагалаа: с одной стороны, он воин и переживать никак не может, с другой — он и не садист. Мнений было много (здесь приведено только самое основное, а ведь почти все эти монологи вытекали из диалогов), вариантов описаний была куча. Мы очень долго комбинировали эту сцену так, чтобы все или почти все корректоры остались довольны.
Основная идея второй части — показать ярого противника пыток, радостно их применяющего, а заодно и укрепляющегося мысли, что перед ним ничего не умеющее неразумное дитя. Гнев и страх за жизнь Локи ослепляют Хагалара настолько, что он выдает одну из своих тайн — прямо говорит сперва Локи, а потом и фелагу, что несет за царевича ответственность. Он бы сам по известным ему причинам предпочел бы и дальше скрывать свои права и полномочия. Это второе «боевое» столкновение Хагалара и Локи. Старый маг проводит параллели и понимает, что его обманывали, но вот, зачем — он все еще не знает и не догадывается, что Локи пытался перетянуть его на свою сторону.
Третья часть пирога — преддверие научной революции. Раиду увлечен ею и Локи. Ради любимого бога он готов на все — и революцию он делает тоже ради него. Его убеждения достаточно просты — все на благо Асгарада и, главное, на благо Локи. Он ничего не знал о милом общении братца с богом — разумеется, это будет причиной крупной размолвки, ибо своим богом Раиду не собирается делиться ни с кем. Ни он, ни прочие члены фелага не знают, каким образом Хагалар отобрал у Локи реактивы. По крайней мере пока. Раиду готов сделать все, чтобы защитить интересы и жизнь царевича и видит единственный выход в саботировании исследований. Пойдут ли на них другие — это другой вопрос. Что касается замечаний Раиду насчет дня Локи, то это интересный исторических факт: в англоязычной литературе 19-го века «Лаугардаг» переводится как «день Локи», а вот исследования двадцатого века доказывают, что это «день стирки».
Четвертая часть — реакция Локи на происходящее и, в первую очередь, разбор его ошибок в сцене с Хагаларом. Во вторую — защита дома. Дискуссия под одной из последних глав очень сильно помогла мне разрешить вопрос: как именно Локи будет защищать свой дом. Рунами, разумеется, так же легче всего! Пришлось углубиться в них, благо, материал мне предоставили.
Появление нового эпизодического персонажа — вторая попытка защититься от Хагалара Новый персонаж несет несколько функций: он должен передать Локи, что к нему все благодушно настроены, должен утвердить Локи в мысли, что отец ни перед чем не остановится, чтобы выбить из него нужные сведения, а также рассказать, что он знает, кто такой Локи на самом деле. Этот вопрос беспокоил меня достаточно давно: если Локи полукровка или даже чистейший ледяной гигант, то как асы могли этого не знать? Во-первых, как могли не знать учителя, которые работали с «телом»? Различия должны были быть. Во-вторых, как могли не знать врачи? Ну да можно предположить, что боги не болеют. И, в-третьих, как могли не знать любовницы? Ведь то, что родится у Локи, точно асом не будет. Если у Локи были любовницы, то почему ни у одной из них не было ребенка от него? А главное, как Один и Фригг могли относиться к любовным похождениям сына и как намеревались от него вечно скрывать его сущность? Сплошные вопросы и никаких ответов.
Разбор двадцать первой главы
Очередной разговор с Одином. Если предыдущие три разговора (два с Одином, один с Фригг) я про себя называла «Адом» (там происходил грубый допрос Локи), то это уже следующая ступень, названная мною «Чистилищем» (привет «Божественной комедии»). Это допрос наоборот: здесь допрашивает Локи, причем очень удачно: Один отвечает на все его вопросы, но не развеивает его сомнений. Этот разговор — очередная психологическая война, которую Локи в очередной раз проигрывает, причем практически выдавая существование Таноса. Однако взамен он получает много чего полезного: и информацию об обеих матерях, и истинное отношение отца к нему, и гарантию собственной безопасности. Вопрос только в том, сколько правды было в словах Одина? А сколько недосказанности? Ответы появятся в ближайших главах.
Линия Одина и Локи — единственная эмоциональная в повести, практически заменяющая обычные любовные отношения. К сожалению, персонажей я как не чувствовала, так и не чувствую, поэтому все главы с эмоциями пишутся по моему каркасу, но не мною. В предыдущих главах это было не так заметно, в этой чужой слог виден, разумеется, лучше (учитывая, что изначальная глава была примерно в два раза меньше, если не в три).
Параллели с детством, проведенные Локи, аукнутся во многих последующих главах. Вообще тема детства и ранней юностей персонажей мне очень интересна. Создать настоящего персонажа, не зная его биографии, нельзя. Прописанная (пускай только в уме, а не в тексте) биография очень хороший помощник при написании. Если известен предыдущий опыт, то можно достаточно точно спрогнозировать, как именно герой отреагирует на ту или иную ситуацию. Краткие биографии прописаны у всех персонажей, но далеко не все они столь полны и интересны, как биографии Локи и Тора — им будет посвящено достаточно места на протяжении повести. Разумеется, придумывать самому гораздо сложнее, чем с кем-то. Обычная переписка с корректорами, обсуждение самых, казалось бы, незначимых вопросов, порой приводило к какому-нибудь важному открытию или целой идее. Так, например, воспоминания Локи о «допросах» — небольшая часть огромной системы, придуманной за несколько дней переписки.
В этой главе Локи опять мучают кошмары — крики матери и брата, кроме того, он отмечает, что на кладбище его эмоции и мысли скачут каким-то странным образом. Этот мотив перекликается с мыслями Тора из пятой главы: там он тоже отмечает, что его эмоции ему не подчиняются. Впоследствии этот момент сыграет свою роль.
Лошадь Тора, столь подробно описанная в первой же главе повести, продолжает мелькать в тексте то там, то тут. Вот уже ей собираются купить замену — одной головной болью у Локи станет меньше. Вопрос только в том, куда именно его повезут за животным? Ответ на этот вопрос найдется в третьей части. Вторая же закончится красочным описанием последствий прогулки по кладбищу. Когда сцена писалась впервые, предполагалось, что события будут происходить летом или осенью, так что Локи скреб ногтями не промерзшую, а вполне себе обычную землю, но, увы, за временами года надо следить. В данном случае время года сыграло свою ключевую роль: из-за него пришлось вставлять новую главу (последняя глава второй части) и переделывать несколько моментов в третьей части. У многих авторов времена года не играют никакой роли или скачут в зависимости от ситуаций: нужен солнечный день, чтобы герои гуляли в парке — будет солнце, нужен дождь — дадим дождь, нужен град — пусть будет град. Конечно, времена года накладывают свои ограничения, однако придают соответствующий колорит. Особенно если фанфик длинный, и если события происходят в нашем мире. Ведь тогда можно посмотреть, как именно в описываемой местности выглядит осень или весна, какие традиции и праздники проходят в это время. На эти праздники можно отправить героев (а то бары, дискотеки, дни рождения — слишком банальный набор локаций), заодно читатель познакомится с традициями неизвестных ему стран. Всем полезно.
Разбор двадцать второй главы
В первой части главы противопоставляются образы двух матерей Локи. Они совершенно не похожи внешне, однако обе поступили одинаково — отказались от Локи в тот момент, когда он в них нуждался. И оба раза на стороне Локи оказывается… Один! Обратимся к стандартному раскладу: Один — главный враг, а Тор и Фригг на стороне Локи и всячески ему помогают. Мне было интересно вывернуть ситуацию наизнанку и усложнить её, насколько это возможно. И Тор, и Фригг не питают никаких положительных чувств к теперешнему Локи, но любили прошлого и не желают зла этому. Единственный, кто готов принимать Локи таким, какой он есть сейчас — это Один.
Разумеется, он знает достаточно много о царице, но в его планы не входит рассказывать правду Локи. Он делает все, чтобы сын о другой матери не вспоминал. У Фригг другие планы, причем она не знает о лжи, которую Один наплел Локи на кладбище.
Образ матери Локи в фанфиках почти не рассматривается. Бывает, что её вводят как вполне себе живого активного персонажа, но редко, обычно о ней не вспоминают и часто даже не пишут, была ли это асинья или ётунша. Для меня же она и её дочери — возможность прописать быт Ётунхейма. С Асгардом мы познакомились уже в достаточной мере. В следующей части перенесемся в Ванахейм и частично, возможно, в Ётунхейм.
Нервная реакция Фригг на прогулку по кладбищу пересекается с упомянутыми в прошлых главах фактами: Локи никогда не ходил в зимние походы с Тором и никогда не плавал в самой глубокой асгардской реке. Последствия поездки на кладбище описаны частично в этой же главе во второй части, а подробно мы на них остановимся в следующей.
Локи измучен неприятным разговором и находит успокоение только с Иваром, с тем, кому нет до его души никакого дела, и с кем Локи хоть немного может расслабиться. Он вспоминает свою юность и неудачную попытку создания Тессеракта — это еще один ключик к цепочке загадок, тянущихся с 15-й главы. Полное решение головоломки будет представленно в следующей части.
Описанный опыт могут провести все: разноцветные кристаллы соли выпадают, если подкрасить воду красками для покраски пасхальных яиц. Получаются красивые разноцветные кристаллы, правда, увы, очень ломкие, и на них быстро оседает пыль. А вот приготовить газировку в домашних условиях сейчас несколько сложнее, чем раньше, но, в принципе, тоже возможно.
Работа над Тессерактом совсем не похожа на работу над Каскетом, когда Локи находится в компании действительно работающих асов (по крайней мере, Ивар и Раиду точно занимаются делом). Этому Ивару развлечения гораздо милее, а уж ублажить себя или сына царя — это вообще святое. Собственно, исходя из реалий поселения, иначе и быть не может: всегда есть отдельные увлеченные личности, но когда контроль сверху достаточно слаб, то гораздо выгоднее и приятнее заниматься ерундой, чем настоящими исследованиями. Особенно, когда времени очень много. Локи так работать не привык, все же дворцовое воспитание дает о себе знать, но развлекаться ему очень и очень нравится. Тем более с веществами. Маг, занимающийся естественной наукой — именно то, о чем в данный момент если и не мечтает Локи, то, по крайней мере, восхищается. Он доверяет ему настолько, что даже готов остаться с ним в полубессознательном состоянии (Локи понимает, что его сон продлится долго). Это выражение доверия, которое Ивар прекрасно понял и которым впоследствии не сможет не воспользоваться.
Разбор двадцать третьей главы
Ну вот и подошла к концу вторая часть, следующая будет повествовать о событиях, отделенных оттекущих примерно на два месяца. Итак, каковы же у нас основные итоги?
Локи — практически лишь пешка в руках всего своего окружения. У каждого на него свои планы, каждый старается претворить их в жизнь, и никто не интересуется мнением Локи на сей счет. У большинства персонажей изменились основные задачи.
Так, главная задача Фригг теперь — отгородить Локи от пагубного, как она считает, влияния Хагалара.
Одина — подчинить Локи своей воле и сделать из него то, что, ему кажется, наиболее выгодно Асгарду.
Хагалара — заставить Локи слушаться и таки пойти к светлому будущему, ему уготовленному.
Раиду — саботировать исследования и приложить все усилия, чтобы Локи остался в живых.
У самого Локи на данный момент единственное желание — вылечиться, так что его мы рассматривать не будем.
Кроме того, во второй части появился последний из основных персонажей. В третьей появится несколько промежуточных, в основном, девушек, которые будут участвовать всего в двух-трех сценках, но покажут быт поселения с неожиданной стороны.
В этой главе, наконец-то, полностью собирается мозаика насчет Тессеракта, которая тянулась девять глав.
В пятнадцатой главе Тор думает о своей матери:
Она была достойна своего блистательного мужа, не зря была единственной, на кого не мог направить свой взор всевидящий Хеймдаль — только своей жене Один полностью доверял.
В семнадцатой главе между Локи и Хагаларом происходит следующий диалог:
— Дитя Одина, — Хагалар с великим подозрением смотрел на Локи, а его тон стал неимоверно серьезен. — Без формул создавались очень древние артефакты. Их сотворила сама природа, а не чей-то злой разум. Твой дражайший отец что, позволил тебе играть с подобным артефактом? Создать копию того, что воссоздать невозможно? Да ингредиенты для изначальных артефактов должны варится в столбе энергии не менее шести миллиардов лет!
— Отец ничего не знал, — откликнулся Локи.
— Такого не может… — начал было Хагалар, но вдруг замолчал, будто вспомнил что-то.
Все смотрели на него, ожидая продолжения речи, но он только махнул рукой, переводя тему.
То есть Хагалар понял, что Локи покрывала Фригг, но решил не озвучивать эту мысль (ибо больше не было мест, где за Локи бы не наблюдали).
— Это сделала женщина. И я не скажу ничего, что оставит о ней дурную память! (…)
— Если эта женщина — враг Асгарда… — угрожающе начал Один.
— Она не враг! — даже Тор не осмеливался перебивать разгневанного отца, но сейчас царевич чувствовал, что терять ему уже нечего, и пусть уж лучше все негодование обрушится на него. (…) — Не была врагом, — воскликнул он резко. В голове крутился план. Безумный по своей глупости и наглости, но он был единственным спасением.
— Я никогда не видел женщин в твоем окружении, — голос отца дрожал от уже нескрываемого гнева. Локи отчетливо понимал, что, с точки зрения Одина, недомолвки были лишь глупостью и гордыней. Отец не видел ни одного повода для молчания, ведь он четко дал понять, что не станет наказывать за прошлое. Ему никогда не понять, что легче взойти на эшафот самому, чем предать ту, которая направляла! Любая попытка объясниться могла закончиться случайным раскрытием тайны, поэтому приходилось терпеть все гневные речи безропотно.
— Локи, откуда она? Из какого из восьми миров? — вопросы сыпались один за другим, разбивая остатки заготовленных ответов и погребая эфемерную надежду на понимание. И промолчать нельзя, сейчас каждое слово — самоубийственный шанс удержать внимание только на своих ошибках.
— Во время наших походов с Тором…
— С Тором?! — Локи все-таки добился своего, окончательно разъярив отца намеренно неумелой ложью: теперь весь гнев был направлен на него, а не на ту, что руководила им. Это была победа, пускай и приправленная горечью.
Локи готов пойти на все, только бы не выдать мать, которая и направляла его в изучении артефакта.
В 22-й главе Локи вспоминает, как работал над артефактом и что рядом была Фригг. Мы узнаем, что занимался он своими опытами именно в женском чертоге.
К тому же однажды он уже самостоятельно «играл», пускай и не с Тессерактом, а всего лишь с его копией, но то, чем все это закончилось, осталось в памяти надолго, отбивая всякое желание продолжать. Как он тогда чудом жив остался, он гадал до сих пор. Как его не убил отец — тоже. Если только благодаря матери…
И, наконец, в этой главе разговор Локи и Фригг все расставляет по местам:
— Мама, отец спрашивал меня о Тессеракте, — свистящее дыхание выдавало, как тяжело дается Локи каждое слово. — Я ничего не сказал ему о тебе. И не скажу.
— Я знаю, сын мой, — она окунула руку в чан с водой и провела по его лицу. — Не переживай. Тайна Тессеракта умрет с нами. Отец больше не спросит тебя о ней, я обещаю.
Разумеется, появляется множество новых вопросов, вроде того, откуда Фригг знает строение артефакта, зачем она помогала Локи в его изучении и прочее. Ответы появятся в следующей части.
Глава состоит из огромного количества мелких кусочков. Сны и реальность тесно перемешаны между собой и не очень-то связаны друг с другом. Рассмотрим каждый кусочек по отдельности.
Первый сон Локи — это всего лишь выполненная заявка из раздела «Заявки». Как я недавно обнаружила, в этом разделе есть несколько интересных идей, которые можно использовать такими вот вставными эпизодами в повести. В данном случае в заявке просили провести пытку-допрос на корабле ЩИТа. Что сразу бросается в глаза в этом кусочке, так это дикое количество медицинских ошибок. Они оставлены специально — все же сон должен отличаться от реальности, а Локи не медик, чтобы бредить правильными медицинскими снами. Первый сон — пытка тела — самая легкая из всего, что Локи предстоит.
Этот сон прерывается разговором Ивара-2 и мастера магиологии. Во время этого разговора мы узнаем главное: Ивар-2 прекрасно понимает, кто перед ним, и не хочет идти против царя. Однако его шантажом заставляют сотрудничать. В свое время монолог Ивара-2 насчет неприступности женщин вызвал много дискуссий и противоречий, и во многом из-за него делалась эта сценка. Как обстоят дела с любовью в поселении на самом деле — увидим чуть позже, а пока же удостоверимся, что Ивар вполне мог лгать или недоговаривать. По сюжету он вообще главный носитель дезинформации: чего-то он не знает, чего-то не понимает, где-то просто лжет. Иллюстрация к этому — шипучий напиток, который он предлагает Кауне, хотя ранее говорил Локи, что хранит его как зеницу ока и никому не показывает.
Поселение хочет получить себе кусочек Тессеракта на собственные нужды. Всплывает пока почти не раскрытая история жезлов судьбы — братьев того жезла, который нам показали в фильме. Вся история исследований Тессеракта и войны с читаури вряд ли будет рассмотрена в повести, но я буду отдельно отмечать те кусочки информации, которые просочатся в текст.
Второй сон — наша переписка с одним из корректоров. «А что было бы, если бы Один действительно захотел получить от Локи информацию?» Здесь уже не столько физическая пытка, сколько моральная. Как и прошлый сон (и как все последующие), этот содержит загримированные симптомы воспаления легких. Как и в прошлом сне, в этом Локи проигрывает: там его почти убивают, здесь он сдается на милость отцу и суду Асгарда.
Второй эпизод реальности — приезд матери, а также подробное описание воспаления легких: каким оно бывает, если не лечить его антибиотиками. Раскрывается тайна Тессеракта. Кроме того, появляется Беркана и пугает владычицу Асгарда своим видом. Фригг теперь твердо убеждена, что Локи надо забрать. Беркана, как я писала много глав назад, не имеет характера и служит для описания типично женских действий. Вот и проведывание больного, как мне показалось, это скорее женская прерогатива, чем мужская. А уж травма лица просто пришлась к месту.
Что касается дальнейших снов, то их прописывали шесть разных человек, причем только половина состояла в фелаге, а вторая половина — это простые читатели. Идея снов — наш разговор с другим корректором о том, что было бы, если бы Локи опоздал. Получилось шесть вариантов. Если бы я прописывала их одна, вышло бы скучно, поэтому и были отобраны люди для проведения очередного эксперимента в рамках практической части статьи. Каждый участник получил следующий макет:
Локи оказывается в палатах отца.
— … Твоя смерть пришла от руки Лафея!
Локи делает попытку убить Лафея слишком поздно, когда тот уже ударил кинжалом Одина кинжал.
Лафей уворачивается от копья, прыгает в окно, падает в воду, выплывает и сбегает.
Один мертв.
Мать жива и все видела.
— Локи! — в дверях стоит Тор.
И вот братья лицом к лицу, рядом Фригг и труп Одина, Лафей сбежал. Их действия, решения и прочее. Все, что угодно, начиная от того, что Тор одним махом убивает Локи.
В макетах изменялись только имена убитых. Каждый участник эксперимента был волен развернуть предложенную модель в любое русло. Я не стану более нести отсебятину, а просто продемонстрирую, что же сами люди хотели сказать, ибо уважаемые участники проекта написали не только сны, но и разборы к ним. Эти сны — пытка духовная, испытание смертью — худшее, что можно придумать. Расставлены шесть снов по последствиям действий Локи: если в конце смерть — значит, болезнь еще сильна, если что-то более приятное, значит, выздоровление приближается.
Итак, разбор первого сна Локи:
По бесконечным лестницам холода, сквозь занавешивающую пустые галереи дымку, под арки спёртого и сиплого дыхания. — тут болезнь: озноб, замутившееся зрение, тяжёлое дыхание. Все симптомы превратились в обстановку, они окружают болезную тумбу.
Что происходит?
Локи построил вроде как идеальный план, но план провалился, Локи опоздал. Одина Лафей убивает на его глазах, мама уже мертва. И им уже всё равно, как он выслужится, что сделает, как поступит, любое его действие окажется абсолютно бесполезным, оценивать его уже некому. Это выражается в одинаково стеклянных глазах мёртвых родителей, в полной беспомощности Локи.
Приходит Тор. Он и не думает винить Локи: у него перед глазами труп преступника-Лафея, о вине Локи он и не догадывается.
«Но горло жгло так, что было не объяснить. Сквозь холод, дрожь и слёзы, ближе.» — у тумбы жутко болит горло, снова озноб и слезящиеся глаза.
«Копьё Судьбы. Оно и правда судьбоносно.» — он взял Судьбу «в свои руки», и вот что вышло.
” — Отомстим. Брат, мы отомстим им. Я был прав, ты был прав. Я убью их всех! — с воплем ярости и боли Тор вскочил на ноги и перехватил молот. — У тебя — Гугнир. Ты — царь. Объяви войну, Локи!» — Тор выступает зеркалом, исполняя ту модель поведения, которая должна была работать при исполнении плана. Это ещё сильнее уверяет Локи в абсолютной бесполезности плана.
” — Ну же, Локи! Если ты это сделаешь, отец будет гордиться тобой! Он смотрит на нас!
— Он умер. Он умер, брат. Мама умерла. Бессмысленно. — Мост рушился. Его материя обращалась в золотистую пыль.» — полнейший крах сознания, плана и всего, ради чего жил и старался тумба.
” — Локи, неужели и ты оставишь меня? Оставишь одного? — до кромки Бездны оставалось совсем немного. — Ты не можешь нас предать, Локи. У тебя получится, брат, делай, что должен.» — Тор-зеркало спорит сам с собой: решается вопрос «быть или не быть». В пользу «не быть», потому что предательство уже осуществилось.
” — Хорошо. Я сделаю. У меня могло всё получиться, отец… — он обернулся на дворец, но отец был столь безразличен, даже сейчас.» — последнее оправдание, но его никто не слышит, всем уже всё равно.
«Он держал Копьё. Он держался за Мост, но пальцы сами собой разжались. Так медленно, будто совсем одеревенели. А Бездна разверзлась внизу кровавыми потоками. Грудь разрывало на части, лёгкие превращались в золотую пыль. И эта пыль быстро превращалась в знакомые лестницы и переходы дворца. Он успеет. План выверен и идеален. Вот и дверь в комнату, где спит Один. Всё получится, отец.» — копьё здесь равно последней соломинке, Локи отпускает её, падает. Он на пике болезни, он готов мучить себя бесконечно, потому что тумба и грабли — друзья навек.
Что Локи вывел?
Ничего, потому что он из дуба. Шутка. Вывел, что опоздание на минуту = бездне, полному провалу. Минута — и все его выдумки станут бесполезными, никому не нужными, усилия будут тщетны, некому будет похвалить его за комбинацию. Да, в бреду его ждала в бездне ещё одна попытка, но где гарантия, что она представится ещё раз? Скорее, наоборот.
После этого сна описывается буквально в нескольких предложениях быт Фригг — вокруг полная безнадежность, нет просветов, нет улучшений, все плохо.
Второй сон погружает нас в мир смерти:
Этот сон — признание ошибок и принятие того факта, что Локи все-таки любят в этой семье, и что он любит их. Здесь показана смерть двух отцов — биологического и приемного. Потеряв обоих, Локи, наконец, понимает, что, несмотря на обстоятельства, любит он именно Одина, и что «отец» он может сказать только ему. Видимо, чтобы у Локи мозги встали на место, его надо приложить чем-нибудь, да посильнее, потому что умные мысли к нему в голову пришли лишь после удара Мьельниром.
Первое пробуждение Локи и просьба о матери — она станет ключом к затянувшейся драме между Одином и Локи. Правда, свою дверь ключ найдет только в конце третьей части. Фригг, как и ожидалось, ревнует. Ей итак не нравится новый Локи, а тут еще оказывается, что родная мать что-то значит в его жизни — обидно, не правда ли?
Следующий сон — еще одна смерть, но совсем другая, уже немного связанная с реальными событиями:
Любой сон — это отражение наших страхов в той или иной форме, а уж горячечно-бредовый тем более.
Смерть Фригг во сне Локи — это его скрытое, бессознательное опасение того, что могло бы случиться, если бы события пошли немного иначе. Кроме того она — это то, что связывает Локи с миром асов, такая тонкая преграда, не позволяющая Локи стать вторым Лафеем.
Лафей — часть сути Локи — его ётунская «ипостась», если её можно так назвать. А если учесть, что юного принца, как и всех остальных асов, учили бояться ётунов, то, вполне может статься, что своей второй половины он попросту боится — он к ней не привык и понятия не имеет, что с ней делать и как контролировать. Он бы убил в себе великанскую сущность с такой же радостью, как и Лафея, но увы. Что, собственно и демонстрирует вставший в конце царь, мол меня-то ты убил, но как ты был ётуном и моим сыном, так им и останешься, как бы тебя ни воспитывали и что бы тебе ни говорили.
Ну Тор — это Тор, он всегда вмешивается,. когда его не просят. Кроме того, замахивающийся Тор — это победивший соперник, такое чистое воплощение поражения. И то, что в конце он в сущности соглашается с Лафеем, показывает страх Локи, что младшего принца теперь видят исключительно как мерзкую синемордую тварь, место которой в могиле.
Даже Гунгнир отказывается признать в Локи своего хозяина, испепеляя не его врагов, а его самого.
Прикосновение же пальцев ко лбу — это просто интерпретированное воспалённым мозгом реальное прикосновение кого-то, кто проверяет температуру Локи. Ну и плюс, собственно, болезнь общим фоном прошла в виде боли в груди, пылающем теле и ненормально горячем копье. В принципе, крик мог прозвучать и в реальности.
И вот на сцене появляется Хагалар — в данный момент, главный враг Фригг. В сценах с ним есть несколько отсылок к советскому фильму «Тень или, может быть, все обойдется». Кто смотрел — легко найдет их. Итак, Хагалар и Фригг делят бессознательного Локи, как всегда, не спрашивая его мнения на сей счет.
Их спор прерывается очередным сном.
Болезненный бред бывает разным по степени оторванности от реальности. Я выбрала мало связанный с реальностью вариант, но при этом такой, который кажется максимально «настоящим», т.е., чтобы невозможно было понять, что Локи именно бредит, до того момента, как он придёт в себя. Но, тем не менее, за общей картиной проглядывают симптомы болезни:
«Казалось, грудь сжала стальная рука, царь не мог вдохнуть. Слабым, сделанным из последних сил движением он метнул Гунгир во врага».
Затруднённое дыхание — частое явление при пневмонии. Сюда же относится и слабость всего организма.
Далее начинаются игры подсознания Локи. Срывается идеальный, казалось бы, план, и копьё, которое должно всегда находить свою цель, летит мимо. Это символ того, что даже самые, казалось бы, надёжные вещи подводят его.
Далее начинается дрожь в пальцах, а потом — во всём теле. Отклик лихорадки, который его подсознание объясняет отчаянием из-за провалившегося плана. Потом Локи понимает, что он натворил. В этот момент происходит понимание того, что на самом деле значит для него отец, что он по-настоящему любил его. И поэтому его охватывает ужас из-за того, что смерть Одина — его вина.
«Всё его существо заледенело»: в каком-то смысле — следствие лихорадки, в каком-то — следствие эмоциональных переживаний. Фригг в этом эпизоде выступает только в роли «резонатора», ещё сильнее увеличивающего ужас Локи и чувство вины.
Далее, Тор спрашивает Локи, что тот наделал? Это, скорее, вопрос, который тот задаёт самому себе. Из-за своих действий Локи, фактически, лишился семьи. Отец для него мёртв, а мать, хоть и жива, но смотрит с ужасом. И смотрит не на мёртвого мужа, а на Локи как на виновника его гибели. Тор в конце бьёт Локи в грудь, отталкивая его. И тут опять появляются симптомы болезни — трясучка, жар и боль в груди.
В целом, видение это — скорее, отражение мыслей и эмоций Локи, подчёркнутое симптомами лихорадки: отец для него всё равно, что мёртв, брат оттолкнул, а мать смотрит с ужасом в глазах и не подойдёт к нему.
Разговор Хагалара и Фригг — очередной испорченный телефон. Хагалар спрашивает о пытках, Фригг отвечает про допросы. Хагалар подозревает, что его боятся, Фригг переводит разговор на шрамы Берканы. Все как обычно: все поговорили, никто ничего не понял. Зато Хагалар таки нашел забытые Локи на столе реактивы и пообещал Фригг, что будет Локи от химии защищать — чем это кончится, легко можно представить. Отношения этих двоих постепенно проясняются. Уже можно примерно представить себе, что творилось во дворце много столетий назад.
По сути, догадываясь, к чему могла быть эта сцена, я не смогла реализовать идею того, что Локи что-то понял из своих видений. Навряд ли во время болезни человек или ас, или еще кто-либо имеет силы рассуждать о чем-то, осознавать и делать выводы. Поэтому я попыталась передать эмоции Локи не только как эмоции, но и через физическое состояние, которое является отражением его реального состояния. Вообще у Локи на данный момент весьма непростой период в жизни, поэтому вполне возможно, что болезнь — неспроста.
Итак, Локи плохо, Локи видит сон со странными деталями, которые подмечает, но не пытается анализировать, ибо мало кто из нас может делать что-то не по сценарию сна в самом сне. Также и здесь: цель Локи — убить Лафея, и он не только не разбрасывается на анализ происходящих явлений, но и изо всех сил терпит, как ему кажется, предательство его тела.
Я немного позволила себе показать предполагаемые эмоции Лафея, хоть на правдивость не претендую, потому что Лафей, если бы Ётунхейм был лучше показан, — занятный персонаж, зрители ведь о нем почти ничего не знают, а, может, у него свои мотивы были.
Дальше есть пара фраз, на которые стоит обратить внимание:
«… чтобы сокрушить того, кто смеет пытаться уничтожить царя Асгарда.» Уничтожить ЦАРЯ. Повелителя.
«… а языки пламени факелов тянутся к царевичу, чтобы его ослепить.» Может сойти за аналогию излишней подозрительности царевича.
” — Лжец, — говорит великан асу. В красных глазах — ненависть и разочарование.» ВЕЛИКАН — АСУ. Локи, конечно, отождествляет себя с асгардцами, но все же чувствует себя чужим. + Ненависть и разочарование. Царевич считает, что его ненавидят, также Всеотец в какой-то момент говорит, что разочарован им.
«…поражаясь внезапно резким очертаниям предметов.» От размытости картинки к потрясающей точности и очешуительному ZООМу.
Конец сценки идет со стороны Тора, который еще не осознал ситуацию, хотя это и видение Локи. Здесь нет жара, кашля, холода и проч., но есть эдакий взгляд со стороны и переход к дальнейшим событиям. Последняя же строчка относится уже непосредственно к видению Локи, так как он ощущал то жар, то холод, то кашлял, то еще что-то, а после такого вот исхода — темнота.
Во сне судьба Локи складывается все лучше и лучше, а в реальности кошмар только набирает силу. Хагалар утверждается в мысли, что не только Один главный враг Локи, но еще и Фригг. Правда, это не мешает ему помогать женщине и не пытаться никак повлиять на ситуацию. Ведь, захоти он — мог бы легко усыпить царицу и сделать все, что посчитал бы нужным, но он даже не думает об этом. Почему — станет понятно в последующих главах.
И, наконец, последний сон — коронация Тора. Самый лучший конец из всех предложенных мне на рассмотрение: Локи думает о благе Асгарда, помогает брату, хочет отомстить за родных.
Реальность тоже преобразуется: температура спадает, Фригг может отдохнуть от своего многодневного бдения. Один беспокоится о здоровье Локи — присылает посыльного. Фригг через него передает просьбу Локи посмотреть на мать — впоследствии это будет очень важно.
====== ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Глава 24 ======
Уборщики Бильскирнира склонились в глубоком поклоне, когда границы чертога пересек сам Один Всеотец. Он величаво поприветствовал безмолвных слуг и прошел в дальние покои, которые облюбовал себе еще в то время, когда строил сей дворец во славу рождения первенца. Бильскирнир был необычным чертогом: он скорее напоминал город, чем дворец. Построенный из кирпича и камня, он совершенно не походил на любимые асами золотые дворцы. Один возводил чертог по своему вкусу, не сомневаясь, что сын оценит заботу. Все залы поражали глаз просторностью и высотой потолков, а свет проникал через открытые почти в любую погоду окна. Над чертогом работали несколько десятилетий, мастера вкладывали всю душу в свое творение, и оно получилось великолепным, достойным будущего царя и защитника мира во всех девяти мирах. Один с гордостью смотрел на величественное здание и ждал того часа, когда подросший Тор переедет в замок вместе со слугами, друзьями и супругами.
Однако радужным планам не суждено было сбыться. Тор совершенно не разделял пристрастий отца. Он вырос в Гладсхейме и выезжать оттуда никуда не собирался. Дворец, воздвигнутый в свою честь, совсем не посещал, а на воинов, погибших с его именем на устах, не обращал никакого внимания. Всеотец был весьма огорчен такой неблагодарностью, но принуждать сына не стал. Вместо этого он сделал чертог своей «тайной резиденцией». Именно здесь он допрашивал шпионов, слушал доклады разведчиков и принимал все самые важные решения. Валаскьяв был лишь декорацией, красивой башенкой, с высоты которой можно заглянуть в любой из миров. О ней знали все. О Бильскирнире, точнее, о тайных делах, творившихся в его дальних залах, не знал никто. Тайные комнаты были лишены всякой мебели, даже светильники не висели на серых стенах. Один специально оставил некоторые помещения пустыми и темными: иногда зрение мешает делу.
Всеотец прикрыл за собой дверь, бросил взгляд в темный провал за окном: весна уже почти наступила, но сумерки по-прежнему спускаются на Асгард слишком рано.
В углу зашевелилась тень, привлекая к себе внимание. Послышалось шуршание одежд. Один подошел ближе и остановился в нескольких шагах от темного угла. Этот гость не опаздывал никогда.
— Как он? — спросил царь Асгарда чуть слышно, чтобы голос не отразился от высоких сводов и пустых каменных стен.
— Er ist von der Wirtschaft hingerissen. Er verbringt die ganze Zeit bei dem Formelerlernen.{?}[Он увлечен наукой. Проводит все время за изучением формул.]
— Что он еще делает?
— Nichts. Er erkennt die Wirtschaft des Wesens und angrenzende halb-magische Disziplinen. Das sind seine Mußestunden.{?}[Ничего. Он изучает науку естества и граничащие с ней полумагические дисциплины. Это весь его досуг.]
— Хорошо.
Одно мановение руки — и тень исчезла, просто растворилась в воздухе, будто её и не было. Один вновь глянул в окно, но, как и в прошлый раз, не различил за ним ничего. У него еще есть немного времени до следующего визита. Если, конечно, следующий визитер придет, что было крайне сомнительно. Царь перешел из темных покоев в другие, светлые. Остановился у стола с разбросанными на нем камешками — игра столь древняя, что правила давно уже забыты. Светлая комната служила не для встреч со шпионами, а для проведения досуга. И не с женой и детьми. Если бы не шагнул в Бездну тот, с кем когда-то за этим самым столом обсуждали дела мировой важности… Новые законы, новые войны, новые женщины — стены этих покоев знали множество секретов правителя. Эти покои, в отличие от всех прочих в Бильскирнире, были построены задолго до того, как Тор появился на свет. Когда-то на этом самом месте стоял маленький домик, сложенный из кирпича, где Один и беседовал с ключевыми политическими фигурами Асгарда. Когда же пришла пора найти место для постройки нового чертога, Всеотец настоял на том, чтобы комнатка была включена в основное здание. Он разрабатывал в ней стратегии усмирения ётунов и прочих врагов, принимал важнейшие решения, касающиеся судьбы девяти миров. Его сын должен был пойти по его стопам. Со своим братом. Со своей собственной тенью. Таковы были мечты, но время смешало все карты: Тору не понравился дворец, Один так никогда и не рассказал ему о тайнах комнаты, а Локи был совсем не похож на тень. Тень должна быть неразлучна со своим хозяином, следуя за ним и не имея собственного пути, а Локи хозяином положения всегда считал себя и не собирался служить никаким чужим идеям. В то время царь Асгарда еще не был готов к тому, чтобы признать: приемный сын подготовлен к жизни лучше родного. Сейчас же в этом не было сомнений. Каким бы ни был Локи, он смог выжить в Бездне, стать полководцем армии читаури. Его опыт бесценен, а его знания превосходят знания не ввязавшегося еще ни в одну серьезную войну Тора во много раз.
Один чуть усмехнулся, принимая только ему ведомое решение. Прошло уже достаточно времени — надо поставить точку в затянувшемся судебном разбирательстве. Срывы Локи говорят только о том, что неизвестность совсем замучила его. Стоило закончить игру и выиграть, получив наконец то, что нужно ему, Одину. То, что нужно Асгарду — фактического правителя за спиной сиятельного брата.
Царь взял в руки разноцветные камушки, пригляделся к ним повнимательнее: что-то же обозначали цвета, но что?.. Ссылка научила Тора многому, но не покорности. Он как был, так и остался слишком самостоятельным, слишком несговорчивым. Бесспорно, он уважает своего отца, но, если что-то случится, будет действовать по зову сердца, а не чужого мудрого разума.
А это совсем не то, что нужно настоящему правителю. С Локи гораздо проще. Его стоило доломать, поставить на колени, выпотрошить всю душу без остатка и собрать потом заново, привнеся на освободившееся место нужные умения и навыки. Основу прочного мира в семье надо строить не на любви — в любви сына Один ничуть не сомневался и знал, что она легко толкает молодого бога к пропасти безумных преступлений и глупых ошибок — а на благоговении. Всеотец чуть прикрыл глаза, вспоминая немногочисленные встречи, произошедшие с момента возвращения царевича. Локи боится его. Боится неизвестности, бессилия, разочарования — легче сказать, чего он не боится. Ему предстоит учиться, и очень многому. Для этого нужно абсолютное доверие, а доверять можно только тому, кто знает тебя изнутри, только тому, от кого тебе некуда идти. Локи готов выполнять чужие приказы, причем с радостью выполнять, считая, что на самом деле вынашивает какие-то свои тайные планы. Только вот его, якобы собственные тайные планы, будут умело подкинуты извне. Главное — даже не добиться покорности, главное — научить Локи думать и просчитывать последствия каждого своего шага. Время давно пришло, пора пошатнуть самые основы внутреннего мира младшего сына, раскрошить его на кусочки, выбить опору из-под ног и в последний момент протянуть руку, в которую Локи вцепится и больше уже не отпустит, пока не будет готов вершить свою судьбу самостоятельно.
Даже полная погруженность в продумывание стратегии и сочинение письма, которое Тор должен в скором времени передать младшему брату, не помешала Одину сразу же заметить гостя, как только тот появился в дверях.
— Мое почтение величайшему царю величайшего Асгарда, — склонился Хагалар в излишне подобострастном поклоне.
— Я думал, что ты не придешь, — верховный бог отвлекся от размышлений и подошел ближе к давнему приятелю. Они ведь не виделись с тех пор, как Локи переехал. Прошло почти полгода: достаточный срок для того, чтобы вскружить мальчишке голову.
— Кто ж посмеет нарушить приказ царя Асгарда, отца богов и людей? — вкрадчиво поинтересовался маг. Совершенно точная копия интонации и даже выражения лица, как тогда, на совете, посвященном войне с Ётунхеймом, захвату Каскета и гибели наследников Лафея. Тогда он задал тот же вопрос слово в слово. Решил сейчас напомнить о подвигах молодости? Или тренирует на старом друге привычный прием, пока вокруг нет врагов?
— Ты знаешь, что это не приказ, — Один не спешил надевать маску царя. Не время и не место для битв. Он сюда Хагалара позвал не для выяснения отношений и не для воспоминаний о старых обидах, которые давно ушли в прошлое, а в свете последних событий уже не имели никакого значения. — Зачем ты упорствуешь? Я выполнил твое условие: ты получил то, что хотел.
Взгляд прямо в глаза — еще не игра по предложенным правилам, даже не вызов. Почти привычка, пережившая не одну тысячу зим.
— То, что я хотел? — медленно произнес гость, растягивая рот в гнусной улыбке. — Ты, всезнающий, видимо совсем не помнишь, что я хотел, — он резко замолчал и отошел на несколько шагов, обращая внимание на оставленную на столе игру.
— Я хотел ребенка. Маленького ребенка, которым я смогу полностью управлять и контролировать, которого сделаю сильным магом. Кому передам свои знания и умения… И что я получил? Стареющее существо теоретически юного возраста, свято уверенное в том, что его ничтожное мнение что-то значит в этом мире и хоть кого-то интересует! — Хагалар хмыкнул, словно вспомнил какой-то неприятный эпизод из своего недавнего прошлого, еще не успевший изгладиться под грузом времени. Похоже, что не все дела его идут так гладко, как казалось Одину изначально. Это внушало робкую надежду на то, что старинный приятель еще не успел полностью завоевать доверие сына. Хотя ровно также все его слова могут быть чистой ложью: одна из его последних операций — натравливание Ётунхейма на Мидгард — была на редкость удачной, построенной на совершенной комбинации лжи и лести.
— У тебя и так неплохо получается им управлять, — заметил Один, признавая силу соперника.
— Неплохо — не тот вариант, который меня устраивал бы, даже будь он правдой.
— Значит, плохо стараешься, — чуть улыбнулся царь богов, позволяя себе вспомнить молодость. — Локи очень прост в обращении.
— Твоя простота в обращении уже довела его до… — саркастично заметил собеседник, не принимая игру. Почему он не договаривает? Что успел Локи ему рассказать?
— Я выбью из ребенка всю дурь рано или поздно. Если, конечно, ты раньше его не покалечишь и не казнишь.
Один нахмурился. С чего вдруг такие предположения? Он ведь четко обрисовал сыну его положение и заверил в сохранении жизни. Почему же эта новость еще не известна Хагалару?
— Ну да, это твой ребенок, я не вмешиваюсь, — старый маг не дал и слова вставить. — Так чем обязан?
Столь резкая смена темы говорила о том, что он совершенно точно что-то замышляет относительно Локи, но Один был уверен: у сына хватит благоразумия не ввязываться ни в какие авантюры.
— Война закончена. Я думал вновь заключить союз, объединить наши усилия, — произнес владыка, подходя почти вплотную, заглядывая в льдисто-голубые глаза.
— Это невозможно, — маг ответил мгновенно, не сдвинувшись ни на шаг. — Я мастер магии. Я не могу вернуться. Да и куда?
— Во дворец, — четко произнес Один, таки поймав чужой, а когда-то такой родной взгляд. — Домой.
Последнее слово отдалось эхом под сводом. Словно кто-то посторонний следил за двумя великими магами. Хагалар поднял голову, будто пытаясь разглядеть нежданного гостя. Потом взял один из камешков, беспорядочно рассыпанных на доске, и подкинул его в воздух: мановение руки — камень обратился в разноцветную пыль.
— Неужели я должен буду повторить то, чем обидел прекраснейшую из бессмертных несколько столетий назад? — тяжело вздохнул он.
— Нет, — Один взглядом обратил оставшиеся камушки в разноцветную пыль: забыты правила игры, а её участники никогда уже не сядут за общий стол. — Когда Фригг передала мне ваш разговор…
— Таки передала… — прошептал маг, цокнув пару раз языком.
— … я подумал, что она извратила тобою сказанное, — терпеливо продолжил Один, будто не заметил задумчивого взгляда собеседника, направленного вдаль. — Но недавно я снова услышал те же самые слова из уст младшего сына. В мире людей.
Один отчетливо помнил, как Мунин принес ему безрадостные вести: переговоры с Локи не удались, он отказывается возвращаться.
— Еще бы, — хмыкнул старый маг, собирая в кулак пыль от камушков. — После всего, что случилось и что происходит сейчас… — он резко выбросил руку вверх, разжимая пальцы: и вот уже они стоят среди разноцветных, медленно опадающих на пол бликов. — Поселение станет ему новым домом, семьей и защитой. Я смогу защитить его от любого врага. Помни об этом, великий царь.
Та решимость, с которой маг говорил, доказывала: враг таки объявился. Значит, Локи послушался совета и обо всём рассказал Хагалару. Это уже можно считать огромным успехом. Один был абсолютно уверен: только рядом со старым другом сын может быть в полной безопасности от той твари, которую избрал в союзники.
— Я знал, что могу доверять тебе, — еще один взмах руки: разноцветная пыль становится золотой, подобной сияющему городу богов.
— Твое воспитание сгубило талантливого мальчика, — мгновение: и блестки снова разноцветные. Неужто вызов? — Я в его возрасте вел армии.
Всеотец только бровью повел, а опадающая пыль собралась в несметное войско крошечных асов, которое, повинуясь жесту правителя, столь же непоколебимо, как настоящее, громило… Почему бы не демонов Муспельхейма?
— Он тоже ввергал миры в войны, — ухмыльнулся отец всего сущего, любуясь собственным творением, которому Хагалар уже добавил звуков и красок: теперь импровизированные войска с боевым кличем бросались друг на друга. — Однако ты прав: твои армии защищали наше царство и несли мир, а войска Локи — войну, — асы стали теснить демонов: красных фигурок становилось все меньше, и скоро они совсем исчезли. — Но ты, всё же, был старше.
— Не намного, — Хагалар с легкостью воспроизвел себя верхом на коне. Ликующие воины славили его и подносили стяги поверженных врагов. — В наш век такие, как он, не выживали.
Как резко! Неужели считает, что смог бы сделать из Локи что-то стоящее? Нет, вряд ли. Если бы считал, то выкрал бы ребенка, отправился вместе с ним на ту сторону Бездны, вырастил как своего сына, а, вернувшись, устроил бы хаос в Асгарде. Это было бы очень по-хагаларовски. И маленький Локи пошел бы за ним, не задумываясь. С легкостью бросил бы отца и мать, но… давний друг так не поступил. И это была единственная причина, почему он до сих пор жив. У него была прекрасная возможность завоевать трон Асгарда, но он даже не попытался. Просто сошел с мировой арены, исчез для всех на несколько столетий. И уж точно не ради давнего друга, и не ради Фригг. И даже не ради детей. Что руководило им в те дни? Быть может, когда-нибудь расскажет.
— Наши победы принесли мир в Иггдрасиль. — заметил Один, почувствовав, что от него ждут ответа. — Он стоит даже больше той цены, что мы заплатили. Ведь наши дети не знали ужасов войны…
-…и прочее, — перебил Хагалар, одним дуновением изничтожая все блестки. — Я помню твою речь, Один Всеотец. И я помню, когда она была произнесена.
Нападение?.. Чего он хочет этим добиться?
— В день празднества по поводу рождения младшего сына, — спокойно ответил Один, не реагируя на столь явную провокацию.
— Верно, — кивнул маг, чуть склонив голову и явно раздумывая, что бы сделать с доской для камешков. — Во время празднества по поводу твоего восшествия на престол девятимирья.
Так вот о чем он. Шантаж? Он не настолько глуп.
— Не в этом ли зале перед тобой встала на колени даже сама повелительница смерти? — Хагалар поднял голову, оглядывая стены и потолок так, будто просил их засвидетельствовать свои слова. Неужели и правда не помнит, что в этом зале никто, кроме них, никогда не бывал? Неужели не помнит, что все празднества всегда проходили только в Гладсхейме? Старость? Или очередная шутка?
— Не в этом.
— Значит память уже подводит меня, — усмехнулся он одними губами. — Я могу увидеться с Тором?
Еще одна резкая смена темы, за шаг до грани между банальностью и откровением.
— Зачем? — удивленно спросил Один. В давние времена Хагалар проявлял интерес к обоим детям, но с чего ему сейчас восстанавливать отношения со старшим?
— Хочу посмотреть, что выросло из второго ребенка, — дерзкий ответ, но не более дерзкий, чем улыбка. — Сомневаюсь, что что-то более достойное, чем из первого.
Уже несколько ночей Локи под руководством Ивара готовился к довольно сложному испытанию. Одна из многочисленных команд поселения, ничем не примечательная для него, закончила исследование составляющих для нового артефакта и искала того, кто смог бы провести ритуал создания. Ивар заинтересовался делом, Локи, проводящий с ним огромное количество времени, тоже, и вот теперь они изучали страннейшие формулы и пассы. Локи вызвался делать все самостоятельно, не допуская даже мысли, что у него ничего не выйдет. За несколько месяцев наука естества перестала казаться ему чем-то непостижимым, во многом благодаря Ивару, в чьих руках самые невероятные превращения походили на детские фокусы. Наука и магия тесно переплетались в пробирках, образуя прекраснейшие узоры. Примерно также переплеталась и сама жизнь поселения: на половину регламентированная общеасгардским правом, а на половину — нелепейшими собственными законами. Локи поражал уклад здешней жизни — он был гораздо страннее, чем переплетение самых сложных заклинаний с самыми сложными веществами. Например, в деревне не воспрещались убийства! Считалось, что ученым нечего делить: у них не было ни денег, ни личных вещей, ни привязанностей, хотя последнее утверждение нельзя было назвать полностью правдивым. После глупейшего рассказа Ивара Локи начал приглядываться к окружающим и смог достаточно быстро найти тех, кто составлял устойчивые, если не постоянные пары. Скрывались они, правда, хорошо, и старались не показывать своих чувств.
Еще больше удивление вызывали направления деятельности поселенцев. Оказывается, большинство занималось не работой на благо Асгарда, а работой на благо Девяти миров и поддержанием мирового баланса. В лабораториумах ученые создавали множество артефактов, которые распределялись по прочим мирам. Кроме того, если в каком-то из миров обнаруживался артефакт, по тем или иным причинам нарушающий равновесие всего сущего, чаще всего своей невиданной силой, его изымали, а вместо него в нужный мир и нужную страну доставляли несколько меньших артефактов, примерно равных по силе и способностям отобранному. Разумеется, после разрушения Радужного моста эта работа остановилась, но артефакты продолжали создавать в огромных количествах. Локи с удивлением узнал, что, оказывается, Мьёльнир, выкованный в сердце умирающей звезды, был как раз таким «изъятым», и что взамен ему маленький мирок получил с полсотни менее разрушительных, но тоже боевых артефактов.
Однако избранного Локи артефакта все это не касалось. Он был простым, во всяком случае, Ивар уверял, что ничего сложного делать не придется. Работа была связана с пламенем, и именно его строение Локи и приходилось изучать. Он и не думал раньше, что пламя — это просто соединение некоторых элементов с кислородом, практически оно являлось концентрированным теплом. Не думал он и о том, что яркость пламени зависит от состояния вещества — газы горели бесцветно, зато твердые вещества, вроде угля и фосфора, — очень ярко. Он с удивлением смотрел на то, что осталось после сожжения фосфора — на фосфорный ангидрид, как Ивар назвал этот белый порошок. С огромным усилием получилось уложить в уме, что продукт сгорания водорода — это пары воды. Вода и пламя порождали друг друга, а ведь в природе, в обыденном ее понимании, одно уничтожает другое. «Как заклятые друзья» — мелькнуло в голове у Локи, но он тут же подавил забавную мысль,чтобы не пропустить очередное чудо: негашеная известь заставила водород загореться ярким светом.
Но, несмотря на красоту некоторых опытов, пламя не было столь интересно, как прочие причудливые взаимодействия веществ, которые Локи уже знал, поэтому слушать и смотреть, как Ивар показывает ему стеариновую свечу, заставляет всматриваться в нее и монотонно бубнит — было невыносимо. Зачем ему знать, что конус делится на три части: на внутреннюю темную, где находятся ненакаленные пары и газы, на среднюю, одевающую тонким слоем внутренний темный конус и являющуюся наиболее светлой частью пламени, в которой содержатся твердые частицы вещества, и наружную — бледную, внутри которой находится наиболее нагретая часть пламени? Локи едва не зевал, глядя, как кусочек фарфора, сунутый в среднюю часть пламени, покрывается твердыми частичками — сажей; как по трубке, вставленной во внутреннюю часть, поднимаются газы, которые можно зажечь на другом конце. В пол-уха слушал, что твердые частицы угля приходят на поверхности пламени в соприкосновение с кислородом воздуха и дают угольный ангидрит. Все это было слишком скучно. Локи с нетерпением ждал, когда же Ивару надоест пичкать его глупой теорией, когда они перейдут к тому, что ему и придется делать во время эксперимента, а именно — не допустить взрыва гремучего газа.
— Сын Одина должен знать: чтобы получить спокойное пламя водорода в кислороде и избежать взрыва, нужна горелка особого сорта! — Локи навострил уши, как только услышал что-то, непосредственно относящееся к его будущему заданию. — Она состоит из двух трубок, вложенных одна в другую. Вот, смотри, мой рисунок все точно покажет. Кислород пускают по внутренней трубке, (видишь её, тонкую?), а водород по внешней, потом регулируют приток обоих газов так, чтобы получилось спокойное пламя, которое, хотя и обладает очень высокой температурой, светится слабо, так как состоит из накаленных паров воды. Температура будет кошмарно большая — около 2000 градусов, так что платина плавится, а железо не только плавится, но и горит.
Локи вскинул руку, призывая оратора к молчанию.
— Для чего же мы этим занимаемся, — он ткнул пальцем в многочисленные выкладки, — если у вас уже есть эта горелка?
— О, сын Одина пока еще не знает, — хитро улыбнулся Ивар. — С превеликим удовольствием объясняю. Нам надо при помощи магии разогреть это пламя в пять раз больше того, что заложено природой, а это ни много, ни мало почти 10 000 градусов.
— Оу, — Локи мечтательно улыбнулся и откинулся на спинку стула, положив ногу на ногу. — Нам нельзя сразу же рассмотреть готовую формулу, верно? — он кивнул на листы с кучей сложных символов.
— И в этом сын Одина абсолютно прав! — Ивар жестом фокусника вытащил откуда-то лимон и принялся разделывать его: по комнате разнесся приятный кислый запах. — Сперва смотрим теорию науки, потом магии, потом надо еще научиться читать бесконечные формулы. Там сокращений — тьма тьмущая, хорошо хоть есть таблицы!
— О, я с детства обожаю таблицы.
— Что ж, чудесно, — Ивар отправил в рот несколько долек лимона, но даже не скривился. — Не предлагаю лимон, думаю, ты его не будешь.
— Он кислый, да? — Локи раньше никогда такого фрукта не пробовал.
— Но дико полезный! — Ивар выплюнул косточку и закашлялся. — От простуды помогает и прочего. Особенно корки. Но есть корки — это выше моих сил.
— Они помогают от простуды? — встрепенулся Локи и хитро прищурился.
— Конечно, — маг старательно слизывал с пальцев сок. — Но большинство не может есть лимон, кривится, а мне он кислым не кажется. Но я же особенный…
Ивар не договорил. Он с немым удивлением наблюдал, как Локи подобрал со стола корку и засунул себе в рот. По его лицу прошла мгновенная судорога, но бог легко справился с собой и принялся жевать кислую слабо съедобную массу.
— Может, тебе плод дать? Он… — Ивар запнулся. — Вкуснее.
— Дай, — равнодушно бросил Локи и съел предложенное целиком, даже не снимая шкуры. Ивар тут же начал рассказывать, что лимоны из теплиц, что у него там множество знакомых, что завтра же у царевича будет хоть десять лимонов, что он сам может приходить в теплицу и брать любые фрукты. Локи привычно пропускал болтовню мимо ушей, стараясь абстрагироваться и от нее, и от мерзкого вкуса. Если лимоны помогут ему защититься от болезней, то он лично займется их разведением, ведь только недавно болезнь покинула его, оставив тело совершенно обессиленным. Мать уехала, как только он более-менее пришел в себя и стал осознавать происходящее. Вместо нее появилась Эйр — целительница. Одного взгляда, брошенного на нее, хватило бы любому, чтобы понять: это приближенная самой царицы. Солидная, умелая, сведущая в своем деле, сразу же внушающая доверие. Ей никогда не позволяли лечить Локи, и только сейчас, когда открылась правда о его рождении, царевич понял, почему, но выхаживала после болезней его всегда именно она. Целительница жила не в самом Фенсалире, а в доме неподалеку. На огромных столах там всегда лежало множество полезных свежих трав, а сушеные были подвешены к потолку. Около порога бил целебный источник — как Локи теперь знал — одна и составляющих для целительных камней. Ивар как-то рассказывал, каким именно образом создаются камни: воду выпаривают, остаток с чем-то смешивают, остужают — сложная технология, доступная только избранным, в число которых, что удивительно, сам Ивар не входил.
— Между прочим, эта команда создала один потрясающий артефакт, единственный в своем роде, аналога которому нет ни в одном мире, хотя все ученые нам завидуют, — донесся, словно издалека, голос назойливого Ивара. Локи с раздражением глянул на аса, размышляя, не попросить ли у него сахара. А то лимон был похуже многих лекарств и отваров, которые его еще в детстве заставляли пить. — Просто невероятно жаль, что я к нему не приложил руку, — продолжил ученый.
— Ты о чем? — спросил Локи, наливая в рот шипучей красной воды.
— «Умвельт» — так его назвали, — Ивар поднял вверх указательный палец, чтобы слова звучали значительнее. — Вершина соединения науки и магии. Если в него войти, открыть свое сердце и воспроизвести образы асов, но только истинные, без лжи и притворства, потом задать ситуацию, то Умвельт покажет тебе, как асы поведут себя при тех или иных обстоятельствах. Очень интересно. Наши так и будущее, и прошлое себе моделировали. Все эту штуку полюбили. Хочешь попробовать? А то ты здесь уже столько времени, а наше чудо-изобретение еще не знаешь, это надо срочно исправить!
Локи рассеяно посмотрел на лист с формулами. Стоило, конечно, сперва хоть что-то выучить, но механизм, позволявший менять прошлое и моделировать будущее, легко заслонил наскучившие процессы горения.
— Я согласен, — Локи насмешливо посмотрел на Тессеракт, оккупированный магиологами. Куб неодобрительно блеснул. Царевичу в последнее время казалось, что у куба на все своя точка зрения. Например, он, как и Локи, совершенно не обрадовался тому, что к нему теперь прикасались четыре магиолога: три девушки и юноша. Молодому магу претил сам факт того, что в лабораториуме, который он с Иваром считали личным, находился кто-то посторонний. Сперва Локи заявил, что категорически не согласен работать с кем-то, кроме Ивара, но тот успокоил его, заверив, что как только магиологи рассмотрят теорию, они уйдут. Однако прошло два месяца, а они все не уходили. По настоянию Локи дом разгородили на несколько частей, повесили занавески и наложили заклинания, мешающие подслушиванию разговоров, но даже так он чувствовал себя неуютно, поэтому выбраться из дома, пускай и ради пустого развлечения, казалось ему превосходной идеей.
(1) Он увлечен наукой. Проводит все время за изучением формул.
(2) Ничего. Он изучает науку естества и граничащие с ней полумагические дисциплины. Это весь его досуг.
====== Глава 25 ======
Локи без труда нашел странного вида домик, расположенный в самом центре поселения, неподалеку от тинга. Царевич не раз проходил мимо него, но считал, что это какая-то хозяйственная постройка, а вовсе не «вершина сочетания науки и магии». Внутри дома, состоящего из одной комнаты, стояла простая деревянная скамейка, перед ней висела прямоугольная доска, а справа мигало склизкое вещество, казавшееся живым и напоминающее тело огромной улитки. Печки в комнатке не было, но это не мешало ей быть по-летнему теплой и светлой. Локи прикрыл глаза, стараясь определить, что за магия перед ним, но у него, как и раньше, ничего не вышло — магические нити поселения составляли пестрое полотно, и определить что-то конкретное не представлялось возможным, несмотря на многочисленные тренировки.
Царевич сел на скамью, провел рукой по гладкой доске — ничего не произошло. Неужели она и есть артефакт? Неужели она может затянуть разум и показать вероятностное прошлое? Ивар называл этот прибор развлечением, но ведь, на самом деле, если в него не играть, а задавать терзающие разум вопросы, то развлечение превратится в испытание. Локи подтянул правую ногу к подбородку и задумался. Что бы ему посмотреть? Какое прошлое хочется изменить? Так и хотелось узнать, что было бы, если бы Один не взял его в семью, но ответ слишком очевиден — он бы умер от обморожения. Можно было посмотреть, что случилось бы, если бы он не стал срывать коронацию или подбивать брата на поход в Ётунхейм. Или если бы они еще в детстве не нарушили приказ отца и не сбежали на болота. В голове кружился калейдоскоп событий. Каждое из них влияло на его судьбу, каждое могло изменить его жизнь, поведи он себя чуть иначе. Найти бы одно, самое важное, да еще и такое, в котором участвовали бы только очень близкие асы… Те, кого он знал, те, чей примерный портрет и характер мог показать волшебному механизму… Легче всего проверить родителей. После нескольких минут тяжелого раздумья, Локи таки остановился на одном эпизоде. Фатальном. Изменившем всю его жизнь и принесшем слишком много боли и горя. Как там говорил Ивар? Надо просто дотронуться до вещества и думать правду? Представить своих родителей и близких не идеализированными, а такими, какие они есть? А получится ли?
Локи аккуратно, двумя пальцами прикоснулся к веществу, тут же почувствовав, как ладонь, а потом и локоть оплетает незнакомая сетка магии. Что ж, прыгать с обрыва, так прыгать. Он закрыл глаза, воспроизводя образ Тора. Сильного и справедливого, надменного и горделивого. Великолепного воина и плохого брата. Мать… Отец… Все то, что Локи считал правдой о них, отдавалось где-то в ладони, передавалось странному склизкому веществу. Доска, казалось, начала темнеть. Или это комната вдруг потемнела? А ведь в ней не было ни одного источника света… Локи не успел додумать последнюю мысль…
— У меня бы все получилось! У меня бы все получилось, отец! Ради тебя, ради всех нас! — Локи сорвался на крик, не замечая этого, утопая в собственном отчаянии. Он смотрел в лицо своего отца, в лицо того, ради кого пошел на немыслимые жертвы, и видел в нем только разочарование.
— Нет, Локи, — с губ слетели безразличные, жестокие слова.
Отверженный бог еще несколько секунд вглядывался в лицо отца, силясь найти там хоть какую-то поддержку, хоть какой-то намек на то, что все было не зря. Но тщетно. Пальцы начали медленно разжиматься…
— Нет, Локи, нет! — Тор дернул копье на себя, поняв намерения брата. Его сильная рука браслетом оплела запястье младшего — отпустить копье тот так и не смог. Пальцы свело судорогой от неимоверного напряжения, запястье ныло от крепкой хватки Тора. Локи знал, что не вывернется, да и не видел в этом особого смысла: он хотел умереть быстро и без колебаний, а не бороться за собственную смерть. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем Один потянул на себя Тора, вытаскивая его на обломки Радужного моста. Тор сильнее сжал запястье брата, боясь, что его рука соскользнет, сожалея, что не может отпустить копье и схватить безумца за обе руки, чтобы он уж наверняка не натворил глупостей. Локи не сопротивлялся. Его охватило холодное безразличие, пришедшее на смену едкой горечи поражения: пускай делают, что хотят. Когда его рука коснулась острого края радужного моста, он даже предпринял некое усилие, помогая Тору, отбросившему таки в сторону копье, вытащить его полностью.
Они вдвоем так и остались лежать на мосту, тяжело переводя дыхание. Локи на мгновение глянул вниз: Бездна поглотила осколки Биврёста и теперь зияла черным провалом, требуя новых жертв, но ее неизмеримая глубина была столь маняща, что вызывала страх и трепет даже в сердце бога. Локи перевел взгляд на мост, отмечая, что основной цвет на нем красный. Сколь бы дурацкой ни была эта мысль, она позволяла не думать о том, что он потерял и что натворил. Тор с трудом поднялся на ноги, не помогая подняться распростертому у его ног брату.
— Почему ты разжал руку? — спросил он; в голосе бога Грома слышались привычные гневные нотки, он всегда злился, если не мог понять чего-то. Локи никак не отреагировал на этот вопрос. Что он мог ответить? Точнее, что он хотел ответить? В голосе брата слышалась забота. И это после всего произошедшего.
— Он хотел сиять самой яркой звездой девяти миров, но упал, не достигнув небосвода, — послышался суровый голос Всеотца, исходящий, казалось, с самого неба.
Локи едва смел вздохнуть: лучше бы отец злился на него. В голосе слышалось горькое разочарование и презрение. Все усилия были напрасны! Локи услышал, как Всеотец берет в руку лежащее у ног Тора копье. Царевич заставил себя поднять голову и встретиться глазами со своим… приемным отцом. Что тот сделает? Мысль о смерти, еще не утратившая привкус сладости, вызывала только жалость к себе и отвращение. На лице Одина не было суровой решимости, с которой он обычно убивал врага. Ничего, кроме разочарования, прочитать на нем не удалось. Он несколько мгновений сверлил тяжелым взглядом поверженного бога, а потом отвернулся, не сказав ни слова.
— Идем, Тор, — он потянул старшего сына за собой.
— А Локи? — спросил тот, не двигаясь с места.
— Он может последовать за нами, когда будет готов, — бросил через плечо Всеотец, решительно увлекая сына за собой.
Локи смотрел им вслед. Тор несколько раз оборачивался: на его лице читалось столько вопросов, которые он не решался задать. Конечно, он-то, небось, не понимает ничего. Глубоко вздохнув, младший царевич отвернулся от уходящих мужчин, обращая свой взор к раскинувшейся под ним Бездне. Стоило только протянуть руку, и она зависла над провалом в пустоту, столь желанным несколько мгновений назад. Казалось, что воздух там, немного ниже обломленного края моста, холоднее, но, в то же время, его прикосновения к коже были приятны. Опершись о гладкую поверхность, Локи заглянул в пустоту, так же легко, как мог заглядывать в глубь пруда — стоило совершить всего одно движение, и то, от чего его избавил брат, сбудется. Дыхание учащается — совсем немного усилий, и не будет ничего: только тишина, покой и вечное ничто. Взгляд в темноту притягивал, казалось, Бездна желала заполучить царевича, и он заворожено смотрел вниз, подчиняясь этому желанию. Пальцы, ставшие влажными от напряжения, заскользили по гладкой поверхности к краю…
В последний момент Локи судорожно отшатнулся от него, рухнув на спину. По губам блуждала странная улыбка — отпустить копье и рухнуть куда-то было намного проще, чем сейчас, сосредоточившись, сделать это сознательно. Уверившись в собственной слабости, Локи отверг мысль решить все настолько просто. Но что ждет его во дворце? Стражу за ним не послали. Отец сказал, что он придет сам. Но ради чего? Ради суда, казни? Локи глубоко вздохнул, рассматривая далекие красивые звезды. Отец не принял его чаяний, Радужный мост сломан, Разрушитель уничтожен, Лафей убит, и все это за несколько ночей. Что ждет его, если не казнь? Вечное тюремное заточение? Или ссылка? Он ведь еще и стража ворот ранил, любимца Одина. Хеймдаль всегда ненавидел Локи, а Локи всегда ненавидел Хеймдаля. Можно, конечно, сказать, что тот напал сам, и это будет правдой, но что это изменит? Царевич прикрыл глаза, стараясь успокоиться и мыслить здраво. Один сказал ему «Нет», а Тор вытащил. Тор. Не Один. Смерть, ссылка или тюрьма, что вероятнее? По дороге его не схватят, отец ведь четко сказал, чтобы он сам пришел. Куда? На мировой суд? Или Один все уже решил? Ну да он ничего не узнает наверняка, пока не придет в дворец.
Локи с трудом поднялся на ноги. Он чувствовал слабость: битва с братом не прошла для него бесследно. Тело ломило, а душу жгло горькое отчаяние. Все зря. Он еще раз глянул в Бездну и инстинктивно отпрянул назад. Нет, туда он не прыгнет, но и позорного суда не будет. Царевич горько усмехнулся. Никто не заставит его сразу пойти к Всеотцу, а раз так…
Локи медленно двинулся по Радужному мосту, еле переставляя ноги и опустив плечи — мало кто из жителей мог бы узнать в этой сутулой фигуре гордого царевича Асгарда. На него никто не обращал внимания. У моста несли дозор стражники, но они даже не посмотрели в его сторону. Стояла глубокая ночь, улицы были пустынны, что заставляло задуматься: не могли же жители не заметить взрыва? Или Один разогнал всех с главной улицы, чтобы никто не мешал преступнику предстать перед судом? Локи медленно дошел до дворца. Молчаливая стража казалась изваянной из камня. У Локи даже возникло желание дотронуться до ближайшего стражника и проверить, живой ли это ас или умелое произведение искусства? Однако он не позволил себе такой вольности. У него и так слишком мало времени. Он легко взбежал по ступенькам вверх, старательно приглушая свои шаги. Словно тень проскользнул в свои покои, которые не охранялись. Никто не остановил его, никто не задал ни одного вопроса. В спальне горела пара факелов, с трудом освещая кровать и сундуки, но Локи и без света с легкостью нашел бы нужные вещи. Правая рука привычно сжала рукоять одного из кинжалов, левая — меленький невзрачный флакончик. Стоит соединить одно с другим, и смертоносное оружие, пропитанное мгновенно действующим ядом, будет готово. Преступника не успеют бросить в темницу, не успеют устроить позорный суд, не успеют сослать. Отравленный клинок легко занял место в ножнах. Теперь стоило закрепить его где-нибудь так, чтобы можно было вытащить в мгновение ока и пронзить сердце. Где находится сердце, как бить в него, чтобы попасть наверняка, Локи знал точно. А если даже промахнется, яд избавит его от страданий.
Царевич легко отогнул деталь золотистой части костюма слева от груди и поместил туда кинжал так, чтобы он мог в любую секунду правой рукой достать его из ножен. Локи бросил мимолетный взгляд в тусклое зеркало: никто не смог бы определить, где спрятан отравленный клинок. Вот теперь можно идти к Всеотцу.
Чем ближе Локи подходил к покоям Одина, тем менее уверенно он себя чувствовал. Он так и не продумал, что будет говорить и как оправдываться, он даже не знал, дадут ли ему слово или же убьют на месте, подобно тому, как он сам пронзил Лафея. У дверей покоев стояли недремлющие стражи, которых Локи заметил слишком поздно, когда уже не было ни малейшей возможности укрыться и избежать встречи. Теперь все, его видели, придется-таки идти на суд, а ведь была еще возможность передумать, вернуться на мост и… Умереть? Локи хмыкнул: если результат один, то зачем ходить дальше?
— Царская семья ожидает тебя, — глухо произнес один из стражников.
Двери бесшумно распахнулись, пропуская преступника внутрь. В просторной комнате почти не было мебели. Стол, стоявший прежде в середине, был отодвинут к стене, свет факелов казался приглушенным, так что разобрать убранство комнаты было не так и просто. Только три кресла, стоящие на небольшом удалении друг от друга, бросались в глаза. Они образовывали полукруг, превращая помещение в арену театра. Локи украдкой взглянул на расположившихся в креслах асов. По лицу отца и матери ничего не удалось прочитать, а вот брат хмурился и даже не пытался скрыть своих чувств. Локи прошиб холодный пот — почему-то он был уверен, что судить его будет только Всеотец, а мать с братом не будут видеть эту позорную сцену. Видимо, они нужны были здесь для того, чтобы восстановить все произошедшее по кусочкам, но сделать им этого, очевидно, не удалось — царевич изворотливо лгал каждому.
— Локи, — громом разнесся по комнате тихий голос отца, — подойди.
Царевич высоко поднял голову, стараясь не поддаваться панике. Подойти? Но куда? К Всеотцу? Или же просто выйти в центр арены? Он приложил титанические усилия, чтобы сделать несколько твердых шагов, звук которых, казалось, эхом отражался от стен. Заставляя себя отвлечься от страшных картин расправы, поверженный бог вышел на середину комнаты и замер точно между тремя креслами. Ощущал он себя висельником перед казнью. Застыв, он недоуменно вскинул брови, не смея раскрыть рта, чтобы спросить, следует ли ему подойти еще ближе или остаться на месте?
Лицо Одина не выражало ничего, казалось, ему совершенно безразлична судьба стоящего перед ним преступника, потому как приговор вынесен заранее.
— Тор, — Всеотец повернул голову к старшему сыну, — изыми его оружие.
Локи едва сдержался, чтобы не выдать своего отчаяния. Забрать оружие. Царская семья уже боится, что он нападет на них прямо в их же покоях? Да кем они его считают: бешеным псом, чудовищем? А ведь он и есть чудовище.
— Брат.
Локи не заметил, как Тор остановился в паре шагов от него и протянул руку. Что ж, противиться воле Одина бессмысленно, затевать еще одну драку с Тором глупо. Локи отцепил пояс с кинжалами, с которым обычно не расставался. Кинжалы были его единственным оружием, Отец это прекрасно знал, так что обыскивать не станет. Да и обыскивать многослойное одеяние царевича почти невозможно. Если только не заставить его переодеться во что-то. В тюремную робу, например.
— Ты нашел в себе силы вернуться в Асгард, — произнес Один, пристально глядя на свою жертву. — Это достойный поступок.
Локи вздрогнул и медленно поднял лицо, встречаясь глазами с царем. «Он знает. Доносчики-вороны!» — пронеслось в голове. Царевич бросил на Тора быстрый взгляд, потом одним резким движением вынул ножны с отравленным кинжалом и отдал брату. Теперь он был безоружен и ощущал себя так, будто нагим вышел на поле брани. Эта мысль оказалось очень болезненной: царская семья считает его бесконтрольным чудовищем, а он их чуть ли не своими врагами.
Тор, не произнося ни слова, сел обратно в кресло. Кинжалы Локи он положил к себе на колени. «Они обо всем договорились заранее», — мелькнула паническая мысль.
В комнате воцарилась тишина. Локи не знал, ждут ли от него речи или же истязают молчанием. Он мужественно смотрел на отца и надеялся, что на его лице не отражалось того отчаяния, которое он позволил себе, вися над Бездной.
— Локи, зачем ты сорвал коронацию? — наконец, нарушил тишину голос Всеотца.
— Что? — тут же послышался удивленный возглас Тора.
Отец начал с такой мелочи? С коронации Тора? Что ж, это может быть шансом на спасение.
— Чтобы доказать, что Тор не достоин править, — проговорил Локи твердо и решительно. Он знал, что поступил правильно, и он должен был убедить в этом отца. — Я спас Асгард от его безумного правления. Ты знаешь, что я прав! — Локи приближался к креслу Одина легкой походкой; страх и отчаяние сменял привычный азарт словесной битвы, которые так любил царевич. Сейчас ставкой этой баталии была жизнь, что усиливало его пыл, позволяя полностью погрузиться в собственные чувства, даже позволить себе поверить в них сполна. — Я укрыл ётунов и провел их в хранилище оружия, я подговорил Тора обойти твой запрет и пойти в Ётунхейм. И я спас его жизнь, рассказав стражнику о нашем походе. Ты сам признал, что в таком глупце Асгард не нуждается!
Локи резко замолчал, замерев в нескольких шагах от отца. Если бы он не пытался совершить самоубийство, то мог бы говорить красивее и дольше, но он был слишком вымотан страхом и ожиданием неизбежного, так что даже его лучший друг — голос — отказывал ему.
— Брат! — воскликнул Тор, не скрывая ярости и презрения. Локи сверкнул глазами в его сторону, словно говоря: «Могучий Тор, у тебя еще будет шанс отплатить мне». Вмешиваясь в речь младшего, он мог завести его игру не в то русло и разрушить хрупкий настрой, который помогал Локи говорить с таким жаром, отстаивая собственную жизнь.
Один встал с кресла, как показалось Локи, тяжело, но это была только иллюзия. Отец богов и людей мог одной рукой удерживать обоих сыновей над бездной, так что в его силе не стоило сомневаться.
— Ты был прав, Локи, — произнес он медленно, будто зачитывая приговор преступнику, — ты был прав, считая, что Тор не готов.
Один медленно приближался, будто огромная волна, готовая снести своей массой все деревья и жилища попадающиеся на пути. Локи сжал руки в кулаки, готовясь стоять насмерть. Он не отступит перед величием отца.
— Но ты подумал, что сам достоин короны, — Один растягивал слова, делал огромные паузы, но его речь была монотонной и безэмоциональной, так что пугала гораздо больше криков и угроз. — Ты чуть не погубил свою мать. Она могла пасть от руки Лафея. Ты опустошил город в Мидгарде. Из-за тебя чуть не погибли Тор и его воины. Более того, ты хотел убить брата, чтобы стать настоящим наследником престола.
Локи не сразу понял, что он медленно, но отходит к стене и остановиться уже не может. Как хищник загоняет жертву в расселины, так и Один заставлял сына отступать.
— Ты хотел разрушить Ётунхейм, лишить жизни невинных. Вверенным тебе копьем ты убил царя ледяных гигантов, с которым у нас было заключено перемирие. Из-за тебя разрушен Радужный мост, символ единства девяти миров, а страж ворот серьезно ранен и не может более нести службу.
Локи ощутил, что отступать уже некуда, коснувшись спиной холодной стены. Слова отца, казалось, доходили до него сквозь плотный слой воды набором грозных бессмысленных звуков. Единственным желанием загнанного в угол царевича было оказаться как можно дальше отсюда, даже в этом проклятом Ётунхейме, только бы не видеть наступающего на него Всеотца. Забиться в самый дальний, темный и пыльный угол, притянуть колени к груди, закрыть голову руками, именно так, как его учили защищаться под градом ударов, и забыться, чтобы не слышать обвинений, хлеставших как плети, от того, ради кого он так старался! Локи уже смирился с тем, что его казнят. Вот прямо здесь и сейчас на глазах у брата и матери, а голову водрузят на пику у дворцовых ворот, чтобы любой мог увидеть перекошенное в смертной муке лицо того, чье правление продлилось несколько ночей. В отчаянии он бросил быстрый взгляд на кинжалы в руках брата. Если бы тот положил их на стол, можно было бы одним резким прыжком оказаться рядом, схватить их, но…
— Ты даже не можешь достойно ответить за свои действия передо мной и Асгардом, — отец поймал его взгляд и тут же озвучил те самые мысли, которые крутились в голове его младшего сына.
И хотя Локи был выше Одина, ему казалось, что отец возвышается над ним подобно грозовой туче. Хотелось сделать хоть что-то, но слова, столь легко сплетающиеся в витиеватые предложения, не хотели приходить. Эту битву он проиграл, сделав всего один преждевременный выпад. Отступать тоже было некуда, а позорное бегство не продлилось бы и минуту.
Отец остановился в шаге от него и пристально осмотрел. Если бы он хотел, то мог бы протянуть руку и схватить преступника за горло. Локи отчетливо понимал, что, должно быть, его лицо сейчас перекошено от ужаса, он почти ощущал, как сильные пальцы смыкаются на его шее, а острая ледяная сталь вспарывает живот резким движением снизу вверх.
Царь развернулся так резко, что поверженный бог едва не упал на пол от неожиданности: он ждал немыслимой боли, предвкушал ее, как путь к избавлению, но его лишили и этого. Ноги совсем не слушались, и Локи был счастлив, что стена служила ему опорой — валяться на полу перед своими судьями он не собирался ни при каком раскладе, по крайней мере, пока жизнь не оставила его тело.
Один неторопливо вернулся в кресло и сел на него величаво, будто на золотой трон. Локи не следил за его движениями. Он готовился принять страшную кару, которая должна была последовать за этой тирадой обвинений. И какого же было его удивление, когда вместо приговора, он услышал совершенно иное:
— Что ты можешь сказать в свое оправдание?
Локи закрыл глаза, лихорадочно соображая, что же теперь делать. Оправдание? Это было еще хуже — направляясь сюда, он совершенно не думал о том, что будет говорить — все его естество было направлено на то, чтобы с честью выслушать приговор и принять смерть из рук Бога. Ему же дают шанс оправдаться?! Его не собираются убивать прямо сейчас? В это невозможно поверить! Надо было собраться с мыслями, надо было придумать хоть что-то дельное, но времени катастрофически не хватало, и сейчас он решил, что проще будет сказать правду, чем запутаться в собственной лжи.
— Я не хотел причинять зло маме, — Локи опустил голову, не смея смотреть на Фригг, боясь, что увидит не любящую мать, а рассерженную демоницу, ненавидящую его, — и убивать Тора я не хотел. Я приказал Разрушителю идти на Землю после побега предателей. Им не следовало идти к Тору. Я всего лишь хотел задержать брата… Уничтожить Лафея… И…Эту расу монстров…
— Зачем уничтожать Ётунхейм? — послышался голос Одина. Все такой же холодный, но Локи казалось, что в нем проскальзывали крупицы любопытства и одобрения, хотя, это также могло быть игрой воображения, вызванной очередной тщетной попыткой найти хоть одну эмоцию.
— Я не хотел, чтобы ты изгнал меня туда, — прошептал Локи, отпуская голову еще ниже, чувствуя, как пылают щеки.
— Что ты говоришь? — Один не расслышал его слов.
— Я не хотел, чтобы ты меня туда сослал! — заорал Локи, отдаваясь чувствам: стыду и обиде, понимая, что хуже себе он уже не сделает. И вновь он смотрел в лицо Одина, силясь найти в нем хоть какие-то эмоции.
— Ты извратил мои слова и ничего не понял, — вздохнул тот, не обращая внимания на резкую вспышку. — Я сказал тебе, что мои планы не сбылись.
— Отец, — начал было Тор, приподнимаясь в кресле, но Один жестом заставил его замолчать.
— Я хотел сделать лучше всем! — выкрикнул он, понимая, что не сможет найти достойного оправдания, когда же правда казалось столь глупой сейчас — он просто не поверил словам отца, тогда, в хранилище оружия.
— Нет! — Один чуть повысил голос, но этого было достаточно, чтобы Локи вновь попытался отступить назад, забыв, что за его спиной стена. — Не всем. Себе.
Локи закусил губу. Возразить было нечем. Он не мог ничего доказать, тем более, что правда в словах отца была.
— Я думал, у меня только один тщеславный и жестокий мальчишка, а, оказывается, двое, — тяжело вздохнул Один, глядя поочередно то на смущенного Локи, то на пылающего негодованием Тора. Молчание начинало затягиваться, но это не так пугало, как в начале. Локи казалось, что что-то незримо изменилось, что его вина уже не только его, а еще и… Тора? В это сложно было поверить.
— Я думал, что перед погружением в сон вверю Асгард мудрому царю, которому будут доброй поддержкой советы матери и брата, — продолжил Один, глядя поочередно на Фригг и Тора. — Я думал, что вы втроем сможете сохранить мир и послужить на благо миров, и в будущем я смогу отойти от дел.
Локи отделился от стены, несмело подходя чуть ближе к креслам. Он чувствовал облегчение. Теперь у него уже не было сомнений, что Один обвиняет не только его во всей этой истории, но еще и брата и, кажется, даже мать. Один встал, подошел к креслу Тора и замер перед ним. Старший царевич с недоумением смотрел на отца, явно сбитый с толку резкой сменой темы.
— Я был глупцом, считая, что ты уже готов занять трон, но я понял это слишком поздно, и твое изгнание совпало с моим сном.
Произнеся эту фразу, Один развернулся и в два шага оказался подле Фригг, замершей в соседнем кресле.
— Ты вверила копье младшему сыну, но не стала ему помощницей и советчицей, оставив его наедине с властью и ужасной правдой.
Один отошел от супруги, не изменившейся в лице, и, не подходя вплотную к Локи, продолжил:
— Дорвавшись до желанной власти, ты употребил её во зло, и рядом не было того, кто мог бы образумить тебя.
Высказав каждому из членов семьи свое недовольство, Один сел обратно в кресло. Воцарилось молчание, которое никто не смел нарушить. Все ждали, что еще скажет отец богов и людей.
— Тор, Локи, — обратился он, наконец, к сыновьям. Оба незамедлительно подняли головы. Они понимали, что сейчас речь пойдет о приговоре.
— Вы оба не готовы взойти на трон. Ваши эгоистичные амбиции принесут девяти мирам не мир, а войну и опустошения.
Один замолчал, давая возможность обоим осмыслить сказанное. Локи не смел поверить в милость провидения: неужели Один никак не накажет его? Неужели сделает вид, что ничего не было?
— Вам обоим стоит многому научиться. Я подумаю, какую область управления вам вверить.
— Нам обоим? — переспросил недоверчиво Тор.
— Да, вам обоим, — подтвердил Один. — Ты ослушался приказа своего царя, развязал войну. Что бы ты еще натворил, если бы я не изгнал тебя?
— Почему ты оправдываешь Локи? — Тор наконец-то дал волю своему гневу, вскакивая с кресла и готовясь призвать молот. — Он должен заплатить за то, что совершил.
— Я изберу для Локи достойное наказание, — спокойно ответил Один. Обращался он, казалось, не к Тору, а к Фригг, игнорируя гнев своего сына. — Но здесь и сейчас гораздо важнее защитить Асгард от последствий произошедшего. Надо разобраться, что произошло на самом деле. Мне еще многое не ясно. Не думай, сын, — Один обратился к замершему в центре комнаты Локи, — что твои поступки останутся безнаказанными, но сейчас гораздо важнее разобраться с последствиями твоего краткого правления.
Локи медленно кивнул, глядя в глаза Одину и видя в них уже не только разочарование. Что еще, он, правда, не мог разобрать. Недавний страх уступил место решимости. Его не казнят, более того, кажется, отец собирается продолжить его обучение в какой-то узкоспециализированной области. Значит, титула и силы он не лишится, но что тогда?
— Мне надо спросить тебя, — решился он задать тот единственный вопрос, который возник, как только предполагаемая казнь сменилась простым наказанием.
— Спрашивай, — разрешил Один, присаживаясь за стол у стены, куда уже успели переместиться Фригг и Тор. — После всего, что я сделал… — Локи мучительно пытался подобрать слова. — Ты расскажешь о моей истинной сущности… всем? — царевич приложил титанические усилия, чтобы не опустить голову и заставить голос звучать ровно.
— Нет, — твердо ответил Один. — Ты мой сын.
Локи лишь кивнул, будучи не в силах благодарить.
— Ты можешь сесть с нами, — подала голос молчавшая до того Фригг. — Наша семья должна вместе решить, что будет дальше.
Изображение застыло, начало бледнеть. Знакомые с детства черты лиц родителей и брата искажались. Локи моргнул пару раз, и наваждение исчезло. Он вновь видел только пустую доску. Царевич протер глаза, огляделся — ничего. Похоже, все и правда происходило только в его воображении. Увиденное впечатляло больше любой, самой смелой фантазии. Неужели правда была бы такова? Он встал со скамьи, прошелся по комнатке. Замер в середине. Ничего бы не произошло. Не было бы кошмара Бездны. Не было бы читаури и проигранной войны. Ничего. Все, что он напридумывал себе, оказалось ложью. И пускай этот механизм работает на основе его личного восприятия родителей. Он знает их столько столетий, что вполне может предполагать, как все было бы на самом деле.
Локи в задумчивости опустился на скамью. Было еще множество поворотных моментов, которые он хотел бы изменить. Досаднейшие неудачи сменяли одна другую, перед внутренним взором пронеслись существа разных рас, погибших по его вине, перебранки, выходившие ему потом боком, травмы, которых можно было легко избежать. Первая встреча с читаури… Её переиграть не получится — он ничего не знает о характере того полководца, с которым столкнулся в пустыне. Много ли он знает о характерах своих врагов… Локи на мгновение задумался. А довольно много. Бартон был прекрасно осведомлен и выдал всю информацию о ЩИТе. Почему бы и нет? Собравшись с мыслями, Локи дотронулся до прохладного вещества, впитывающего воспоминания, и воспроизвел перед мысленным взором истинное развитие событий, а также лица своих врагов, их биографии. Все, что знал. Быть может, если бы он не погорячился, не допустил бы той жуткой ошибки, не выбросил бы Старка из окна, вместо того, чтобы сделать рабом, то… Быть может, он бы победил и вел переговоры с Асгардом как правитель Земли, а не как пленник?.. В предвкушении близкого открытия он с трудом мог усидеть спокойно перед магическим окном в мир несбывшегося. Доска завибрировала, превращая пространство вокруг себя в целый, пока еще, человеческий город.
Башня Старка. Её хозяин тянет время, хотя понимает, что переубедить ему никого не удастся. Пьет свое мерзостное пойло и оскорбляет бога, считая, что сможет чего-то добиться, кроме медленной смерти.
— Пойми, наконец, не будет трона! — сколько пафоса в его речи. Быть может, знаком с отцом? — И нет ни одного шанса, чтобы ты одержал победу. Придет твоя армия, пострадают невинные люди, но ты не получишь ничего.
Драматическая пауза, призванная разъярить бога окончательно. Все ведь продумал.
— Не сможем защитить Землю, так отомстим за нее, будь уверен! — произносит он, допивая янтарную жидкость.
— Где твои найдут время на меня, если им придётся бороться с тобой? — кажется, Старк даже на секунду испугался, когда жезл судьбы коснулся его груди. Но ничего не произошло. Ещё попытка, и неудачная! И что это за стук? Дуговой реактор, как и говорил Бартон. Он не проводит магию.
— С мужиками такое случается… — гаденько улыбается ученый.
— Конечно, — улыбается в ответ Локи и тыкает жезлом в третий раз. Немного правее. Успешно! Стекленеющий взгляд, синева радужки — победа!
— Вы все падете предо мной! — усмехается Локи, осматривая нового раба.
Старк послушно кивает. Однако времени мало.
— Надень костюм, найди своих и уничтожь, — приказывает бог, не совсем уверенный, что кукла послушается.
— Джарвис, выпускай! — голос Старка все такой же: герой жаждет битвы, только уже не с мятежным богом, а со своими бывшими компаньонами.
Открывается незаметная дверь, и из нее вылетает какая-то красная машина, на ходу разворачивается и принимает форму человеческого тела. Новый бронированный костюм выглядит даже лучше старого: мощнее и страшней. То, что надо.
— Вперед, — Локи хищно улыбнулся, предвкушая скорую победу.
Машина, некогда бывшая человеком, кивнула и вылетела из башни. Теперь войну уже никто не остановит. Даже Халк! В этот момент синий луч устремился в небо, разрывая его в клочья и открывая портал. А вот и долгожданная армия. Войска Земли будут повержены, и все миры узнают, кто настоящий бог и кому все должны поклоняться! Читаури хлынули из портала и принялись бомбить улицы, не встречая никакого сопротивления. И где же могучие герои Земли? Где человеческая армия, которая, по словам Бартона, насчитывает миллионы людей и сотни тысяч единиц техники? Где их хваленые танки, самолеты, бронепехота. Где все? Они позволят просто так уничтожить большой город? Локи переоделся в боевую форму, намереваясь вдоволь повеселиться и встретить бронетехнику во всей красе.
— Локи! — бронетехника оказалась живой и носила имя брата. — Останови Тессеракт, или я разнесу его!
— Не сможешь. Его нельзя остановить. Дальше только война, — с каким удовольствием он произнес эту фразу в лицо когда-то родному асу.
— Так бейся!
Локи прыгнул вниз, намереваясь пронзить тело Тора скипетром, но его опередили! Человек из металла снес Тора с небоскреба подобно тому, как недавно сносил со скалы. Неужели месть? Тем интереснее. Локи наблюдал, как новоявленный раб и бывший брат упали на асфальт и скрылись в тучи пыли и каких-то обломков. За ними стоило понаблюдать вблизи. Локи прыгнул на первый попавшийся под руку транспорт, скинув управляющего им читаури вниз — один солдат ничего не решает для огромной армии. Кажется, Тор пытался что-то втолковать человеку, но, к тому моменту, как Локи подлетел остаточно близко, чтобы можно было что-то услышать, уже вовсю шел безумный бой. Тор направил на машину сильнейший разряд молнии. Неужели еще в тот раз не понял, что таким образом только заряжает своего противника? Старк ответил какими-то мелкими ракетами, которые Тор даже не заметил, зато заметило ближайшее здание, рухнув и похоронив под собою множество людей. Над полем боя завис какой-то корабль. А вот и прочие «Мстители»! Локи переключил свое внимание на новых врагов, вылетел из тени и направил жезл на подобие самолета. Пускай люди почувствуют на себе всю его мощь! Подбитый корабль весьма неуклюже снижался, если не сказать, падал на груду металла.
— Старк, они твои! — крикнул Локи своему подопечному и взлетел в воздух. Беззащитную девчонку с Бартоном новый раб уничтожит в момент, а герой прошлого ничего не сможет сделать против бывшего друга. Локи поднялся на приличную высоту и оглядел город. Был бы из дерева — уже пылал бы, а так… Внизу копошились люди, очень много людей. Как муравьи впотревоженном муравейнике: бегут в разные стороны и пытаются найти выход там, где его нет. В воздухе свистят пули, на земле горят какие-то обломки, стоны раненых и умирающих почти не слышны за все новыми и новыми взрывами. Вот не стоило людям своих железных лошадей кормить взрывоопасным горючим… А это что? На улице появились люди в форме со смешными пистолетиками в руках — и это хваленая человеческая армия? Локи поднялся еще выше, чтобы уж точно не попасть под обстрел, и засмеялся. Так отчаянно он не смеялся уже очень давно. Эти муравьи что, и в самом деле думали, что остановят бога, и его межпланетную армию какими-то там пистолетиками? Они серьезно? Где их авианосцы с танками? Он так хотел лично посмотреть на огромные боевые машины, но люди столь неповоротливы, что приведут свои механизмы в движение тогда, когда спасать будет некого, а чинить нечего!
Из портала начали выползать боевые полуразумные корабли читаури, напоминающие каких-то огромных сколопендр. Локи бросил взгляд на землю, на то самое место, где оставил Старка. Ничего не видно, придется спуститься ниже. Тем временем сколопендра, плавно двигаясь по небу, снесла, даже не заметив, грубый прямоугольный блок серого бетона. У людей нет никакого художественного вкуса. Когда война закончится, и этот город придется отстраивать, бог позаботится о том, чтобы таких уродливых зданий в нем не было. Локи направил свой транспорт вниз и вскоре убедился, что ни Старка, ни брата, ни человека прошлого уже нет на месте, в отличие от бывшего союзника и девчонки. Локи слез, подошел ближе. Мертвы или только ранены — не имеет никакого значения.
— Локи! — Тор появился неожиданно. — Ты считаешь, что это безумие — твой путь к трону?
— Да, брат, — царевич нагнулся и закрыл глаза допрашивавшей его девке. — Это безумие — мой путь к трону! И меня уже никто не остановит!
Он перехватил жезл, намереваясь-таки поквитаться за все, но тут одна из толстенных гусениц задела лапой небоскреб, под которым боги и стояли. Посыпались бетонные блоки. Локи резко метнулся в сторону, протирая глаза от пыли. Хорошо хоть, что одежда защитит его от любого куска бетона. Как и Тора. Он огляделся в поисках брата, но того уже не было рядом. Зато транспорт цел. Локи вновь вскочил на него и поднялся в воздух — там точно безопаснее. Он случайно, не глядя, нашел кнопку, позволяющую стрелять, и больше уже не отпускал ее, ни на секунду не задумываясь, как легко приняла его чужеродная техника. Непробиваемая броня, высота, скорость и, кажется, неограниченные снаряды — безопасность создает ощущение вседозволенности, всесильности. Если этот мир не встанет перед своим богом на колени, он просто положит обнаглевших смертных у своих ног, похоронит под обломками их уродливой архитектуры, сравняет с землей. Просто так, просто потому, что это жутко весело — смертельным вихрем проноситься сквозь поле битвы, постепенно превращавшейся в бойню. И Тор не осудит его, слишком хорошо ему знаком этот азарт. О, Локи не сомневался, брат тоже найдет себе достойное развлечение: армии читаури и безоружных людей с лихвой хватит, чтобы удовлетворить жажду смерти двух богов. Божественный напиток — не мед или нектар — это кровь врагов, приправленная пеплом их поселений. Сколько веков он ждал, чтобы сполна насладиться яростью, чистой, как высокое небо над руинами. Он утвердит свои права на этот мир в бою, даже если придется сжечь его до основания. Люди, которые там внизу кричали от боли, плакали от отчаянья, молились не тем богам, — они не заслужили этот мир. Мир, прекрасный когда-то, мир, отданный еще новорожденным на растерзание этим существам. Они не научились ничему, кроме как убивать. Все гениальное в этом мире — инструменты войны, орудия смерти. Люди возвеличили убийство, назвали его искусством, подвигом, прославили в легендах, чтобы забыть свое ничтожество перед настоящей силой. История Мидгарда — бесконечный поток войн. Они врали себе, что сражаются со злом, с врагами, они никогда не упоминали, что сражаются сами с собой. Да, человечество познало пьянящий вкус крови, собственной крови, люди посчитали себя равными богам, способными решать за других, жить им или умереть. Здесь нет невинных, хотя, в сущности, каждый из них — пылинка, но вместе они душат этот мир, отравляя его от первого и до последнего вздоха. Тысячи зим они уничтожали дарованный им мир, они уничтожали друг друга, но даже в этом не смогли преуспеть. И только слепой глупец может защищать цивилизацию людей сейчас, на пороге истинного очищения. Пришло время встретиться лицом к лицу с богом, которому они обязаны служить. Пора осуществить давнюю мечту человечества! Упивающийся свободой безумства битвы Локи больше не слышал взрывов и грохота разрушений, не чувствовал бьющий в лицо ветер, только замечал порой где-то вдали то пламенеющий на солнце костюм союзника, то красный плащ брата — смазанные пятна в посеревшем от дыма и пыли воздухе. Теперь его уже ничто не остановит!
И тут он увидел её — бронетехнику людей! Наконец-то! Белая ракета неслась прямо на него. Самонаводящаяся? И ведь люди ничего не смыслят в магии! Локи пустил свой транспорт на полную мощность, стремительно приближаясь к ракете. Он уничтожит её лично — первый подарок от настоящей человеческой армии!
Он выставил руку вперед, направляя всю мощь жезла на белую соперницу, и…
Его отшвырнуло от доски. Или ему только так показалось? Локи открыл глаза, вытер пот со лба. Взрыв? Комната так сымитировала взрыв? Он смотрел на доску, на которой опять ничего не отображалось. Что это было? Почему его выкинуло из видения? Почему он не досмотрел до конца? Вспомнились слова отца, произнесенные в день возвращения домой: «А известно ли тебе, что люди применили свое самое сильное оружие, с которым не сравнится оружие других миров?». Неужели это оно и было? Оружие, которое могло убить самого бога? Которое в клочья разнесло бы непробиваемую одежду?
Локи резко встал, оглядел безумным взглядом помещение. Мысленно он все еще был там, на поле битвы, и все не мог поверить, что он снова здесь, в поселении, которое никогда не знало войны.
Царевич размашистым шагом покинул деревянную комнату. Он шел в никуда, раздумывая над увиденным. Если с мостом все понятно, то второе видение заставило пересмотреть свои взгляды на произошедшее. Он-то считал свое поражение — худшим, что могло случиться. А, оказывается, все могло быть еще хуже. Бартон ведь что-то говорил о взрывающихся веществах, уничтожающих города. Значит, люди таки пошли на то, чтобы уничтожить город и захватчиков вместе с ним. Да, пострадала бы парочка миллионов, но мир был бы спасен. Быть может, силы этого оружия хватило бы и на то, чтобы разнести в клочья сам Тессеракт? Локи остановился, дойдя до стены, ограждающей поселение от внешнего мира.
Оружие людей. Он так мало знает о нем. Но в библиотеках должны храниться сведения. И естественники должны что-то знать. Надо найти Ивара, пусть даст подходящие материалы.
Локи решительно развернулся, избрав конечной целью собственный лабораториум. Там должна сидеть Беркана, пусть скажет, где искать остальных. Если оружие людей столь мощное, что может снести с лица планеты город, то надо очень подумать, стоит ли его производить? Пользу оно принесет или же вред?
Уже подходя к дому, он обнаружил, что входная дверь приоткрыта. И хотя жуткие холода последних ночей отступили, странно, что Беркана не заперлась. Быть может, в лабораториуме кто-то чужой? Локи подобрался ближе и застыл, расслышав голос Хагалара:
— … с вами поговорить.
— Я тебя слушаю, Вождь, — этот голос точно принадлежал Ивару. Значит, он здесь, и искать не придется. Стоило войти внутрь, но вдруг эти двое говорят о чем-то, что царевичу слышать не положено? Локи весь обратился в слух.
— Мой добрый Ивар, неужели разум совсем отказывает тебе, когда ты рядом с блистательным Локи? — говорил Хагалар в своей обычной насмешливой манере. Сердце царевича учащенно забилось — он очень удачно подошел именно в этот момент времени. — Я еще понимаю нашего вечно недовольного, но ты то? Я, кажется, весьма доходчиво объяснил, почему ребенку стоит забыть о реактивах, а ты, вместо того, чтобы послушаться меня и прекратить свои глупости, возвращаешь ему смертельно опасные игрушки.
Локи едва смел дышать, боясь, что пропустит хоть слово. Но о чем говорит Вождь? Реактивы ему отдал Раиду, и это было несколько месяцев назад. Хотя да, вспомнил он о них только недавно и обнаружил на дне сундука со змеями. Там, куда точно их не складывал. Глаза Локи опасно сощурились — а он то думал, что из-за болезни плохо помнит, что где лежит, а, похоже, несносный маг легко обошел всю его защиту!
— Замолкни, бесчестный! — о, а это уже голос Раиду. Значит, они там втроем? Или вчетвером? — Реактивы отдал я. А ты погряз в самобахвальстве и лжи: реактивы безвредны и не могут повредить ни рассудок, ни тело, ни разум! — сколько злости. Кажется, Раиду готов испепелить своего подельника, но с чего вдруг? — Ты просто завидуешь, что великому Локи более интересна наша наука, чем твои фокусы.
Молодой маг едва сдержал смех. «Великому Локи»? Это запуганное создание называет его великим? Приятно слышать.
— Раиду, — голос мага звучал устало. Похоже, не в первый раз они реактивы обсуждают. Все же он был прав, полагая, что не просто так Ивар отдал их когда-то. — Я даже не буду с тобой спорить и пытаться тебя в чем-либо убедить. Просто скажи, если что-то случится, ты готов держать ответ перед Одином Всеотцом? — маг выдержал паузу, но ответить не дал. — По глазам вижу, что готов. Подобная преданность достойна восхищения. Правда, плоть и кровь Одина вряд ли её заслуживает. Но скажи, готов ли ты держать ответ перед самим юным Локи? Если трагедия Берканы повторится, то виноват будешь ты. И сможешь ли ты после этого смотреть в искалеченное лицо юного, когда-то миловидного бога, и видеть на нем только ненависть?
Повисла пауза. Царевич проклинал себя за то, что не мог становиться невидимым. Он все отдал бы за то, чтобы увидеть выражение лица Раиду. Кажется, он все-таки недооценил этого пугливого аса. Если за испугом таится восхищение… Но с чего бы? Или восхищение — только маска, выдуманная Всеотцом?
Молчание начинало затягиваться, и Локи решился обнаружить свое присутствие, посчитав, что более ничего интересного не услышит. Он нарочито громко открыл дверь, вошел и столь же громко захлопнул её. Около печки сидели, расположившись прямо на полу, трое собеседников. Берканы и Лагура поблизости не наблюдалось.
— Ваше высочество! — тут же вскочил Раиду.
— Добрый вечер, — склонил голову Ивар.
— Детеныш, что ты тут делаешь так поздно? — насмешливо поинтересовался Хагалар. — Я думал, ты готовишься днями и ночами к созданию артефакта.
— Приветствую всех, — проигнорировал Локи выпад мага и сразу же обратился к ученому. — Ивар, я подозреваю, в библиотеке есть книги об оружии Земли?
— Брат? — Ивар перевел взгляд на Раиду. — Ты знаешь ответ лучше, чем я.
— Есть, конечно, — естественник сделал пару неуверенных шагов вперед. — Желаешь посмотреть их?
Локи лишь кивнул в ответ.
— Не советую тебе заниматься этим сейчас, ребенок, — отозвался Хагалар, тоже вставая. — Тебе надо формулы учить, а не забивать свою очаровательную голову пустой информацией. Сперва создай артефакт, а потом уже читай всякую чушь. Мой тебе совет.
— Я понял, — процедил Локи сквозь зубы.
— Слава всем богам, в тебе просыпается благоразумие, — усмехнулся Хагалар. — Еще несколько зим с нами, и ты начнешь хотя бы отдаленно походить на наследника великого царя.
— Я провожу тебя. Позволишь? — Раиду направился к выходу.
— Конечно, — Локи пошел следом. В голове у него сияли всеми красками то осколки Радужного моста, падающие в Бездну, то читаурийские корабли, бомбардирующие человеческий город — все же эти видения лучше терзавших его много ночей криков матери и брата.
====== Глава 26 ======
Тор кутался в теплую меховую накидку, поджидая Локи у ворот поселения. Уж сколько времени прошло с тех пор, как он велел доложить о себе, а брат до сих пор не явился, будто опять провалился в Бездну и не знает, как оттуда выбраться. Сколько можно морозиться в ожидании? Тор пребывал в весьма мрачном расположении духа. Мало того, что отец отправил его в поселение с тайным поручением, так еще и, будто нарочно, погода испортилась окончательно, грозя метелью и большими сложностями с возвращением домой. К ужину он уже точно не поспеет…
— Брат! — ворота шумно отворились, и Локи выбежал навстречу незваному гостю. Тора насторожила столь бурная реакция на свой приезд, но виду он не подал. Лишь спешился и привычно раскрыл объятия.
— Как же я по тебе скучал! — вопреки сложившейся традиции, Локи сам его обнял, чуть не повалив при этом в снег. — Пойдем. Я приглашаю тебя и твоих воинов оценить мое гостеприимство.
Тор и опомниться не успел, как брат затащил его в деревню отверженных. Он, как и его спутники, с любопытством вертел головой, отмечая, что изнутри поселение выглядело точно так же, как и любая другая деревня. А он то считал это место особенным, не похожим ни на что в Асгарде! Локи, не останавливаясь, тащил его в одному ему известном направлении по хорошо утоптанной дороге. Попадавшиеся навстречу разряженные асы падали на колени прямо в снег, приветствуя блистательных царевичей.
— Локи, что ты делаешь? Что случилось? — Тор пытался прояснить ситуацию, но все тщетно: его словно не слышали и все продолжали куда-то тащить.
— Позже, брат, позже, — Локи буквально захлебывался от восторга, стискивая руку Тора еще сильнее и изредка поскальзываясь на слишком хорошо притоптанном снеге.
— Взгляни! — молодой маг втащил слабо упирающегося бога грома в какое-то помещение, где было полно еще более празднично разряженных асов разного пола и возраста.
— Царевич Тор… — пронесся по залу тихий шепот. Асы склонились в глубоких поклонах, освобождая проход для сыновей Одина.
— Брат! — Локи, наконец, отпустил его руку и указал на… Тессеракт? Бог грома нахмурил брови, глядя на голубой куб, полыхающий синим пламенем. Перевел взгляд на безмерно довольного собой Локи. Что-то тут было нечисто.
— Что ты сделал с Тессерактом, брат? — спросил Тор, протягивая руку к артефакту.
— Стой! — молодой маг перехватил его кисть. — Обожжешься.
Тор недоуменно посмотрел на обеспокоенного Локи. Окружающие не двигались с места, наблюдая с колен за происходящим. Младший царевич придвинулся к старшему и злобно шепнул на ухо:
— Брат, подними их.
— Почему бы им не подняться самим? — столь же тихо ответил Тор. И, уже обращаясь к толпе, добавил: — Встаньте.
Зашелестели одежды. Асы медленно поднимались, с интересом разглядывая царские доспехи с нового ракурса. Уж не каждый день преступники могли видеть самого наследника Одина. Бог грома пристальнее оглядел разновозрастную молчаливую толпу. И зачем отец отослал прошедшего Бездну именно сюда? Ведь сразу видно, что на уме у этих асов недоброе! Чему они научат Локи? Или стоит спросить, чему Локи научит их?..
— Идем, брат, — тяжело вздохнул маг и направился к выходу. Тор лишь пожал плечами и последовал за ним. Радость и энтузиазм младшего пропали мгновенно, явив ставшую в последнее время привычной угрюмость. И какая муха его укусила? Молчаливая толпа пропускала царевичей, расступаясь, не задавая вопросов, лишь пожирая обоих глазами. На улице их встретил снегопад. Только гулять не хватало в такую погоду.
— Ты даже не можешь разделить мой триумф, — пробормотал Локи, уводя Тора в противоположную от ворот сторону. — Идем домой…
— Что вы задумали сделать с Тессерактом, Локи? — воителю очень не понравилось разыгранное только что представление: он с таким трудом доставил артефакт в Асгард, а теперь над ним проводят какие-то мало понятные опыты, после которых до него и дотронуться нельзя.
— Это не Тессеракт, — брат глубоко вздохнул. — Неужели ты не понял? Это другой артефакт. Мой.
— Твой? — переспросил Тор. Что еще задумал лживый братец? Какие безумные вещи он создает в компании величайших избежавших наказания преступников?
— На меня была возложена славная миссия, — на лице Локи вновь появилась улыбка, — превратить заготовку в артефакт. Что скажешь?
— Скажу, что раньше ты фокусничал один, а теперь с друзьями, — махнул рукой старший сын Одина.
— Ах, фокусничаю… — глаза Локи зло сощурились. — Ты вечно будешь путать фокусы, науку и магию?
Они вошли в другой деревянный дом, по размеру мало отличающийся от предыдущего, в отличие от формы — Тор насчитал семь углов вместо обычных четырех. На столах стояло огромное количество всяких мисок и бутылок, наполненных разноцветными жидкостями. Тору показалось, что он попал на кухню — ни ковры, ни шкуры на стенах не висели — их место занимали какие-то таблицы, правда, написано в них было не про специи, а про что-то гораздо менее понятное. На полу не было ни одной подушки или покрывала, зато стояли скамейки и низкие деревянные столы, на которых кто-то крайне неаккуратный нагромоздил кучи ножей, мисок и банок. Многочисленные ларцы, закрытые на тяжелые замки, наверняка, таили в себе прочие предметы обихода.
— Смотри, братец, — Локи отвлек его от осмотра убранства комнаты, указывая на длинный прямоугольный сосуд, наполненный водой, в котором плавали какие-то деревяшки. — Рыбы!
Тор подошел ближе, стараясь не скинуть ненароком какие-нибудь банки с компотами. Действительно, вблизи раскрашенные в красный цвет деревяшки отдаленно напоминали рыбок.
— Взгляни на моих рабов! — младший сын Одина протянул руку, и, о чудо! , деревяшки подплыли к самому стеклу. Бог грома лишь поморщился — сколько раз братец показывал ему какие-то чуднЫе фокусы? Это не более чем баловство. Маг медленно обошел аквариум по кругу — рыбы следовали за ним по пятам. По толпе, столпившейся в дверях, прошли восхищенные шепотки.
— Они оживлены твоей магией, — бросил Тор.
— Это не магия, братец. Это фокусы! — Локи хищно улыбнулся и отошел к столу. — Взгляни!
В мелкие кубки из прозрачного стекла, наполненные водой, он насыпал порошок, напоминавший сахар. Вода окрасилась в разные цвета. Тор же, глядя на такое диво, только фыркнул.
— Заколдовал воду? — спросил он, жалея, что вынужден наблюдать за очередными непонятными манипуляциями.
— Это не магия, а наука, — поправил Локи и поднес кубки ближе к носу. — Красивые, не так ли?
Бог грома не нашелся, что ответить.
— Выбери одну, — в руках брата словно из воздуха возникли карточки.
Тор видел их раньше, но вот где? Не на Земле ли? Воспоминание о срединном мире наполнило сердце радостью: скоро, очень скоро он будет вместе со своей Джейн. Выполнит данное девушке обещание хотя бы частично.
— Пускай будет шесть перекрестий, — старший сын Одина вытянул одну карточку.
— Прекрасно! — брат, чуть не светясь от радости, отложил в сторону остальные, посмотрел внимательно на выбранную карту и… разорвал её напополам. А потом еще раз и еще — пока в руках у него не остались мельчайшие ошметки.
— Смотри же, брат! — он взял колоду, перетасовал её и одним резким движением подбросил в воздух. Тор не успел и глазом моргнуть, как Локи выхватил кинжал и метнул его в стену! Тот вошел по самую рукоять, пришпилив одну карточку. Бог грома даже не сомневался, что это и была его карта.
— Магия, — он нагнулся, чтобы собрать разлетевшиеся карты.
— Да, — бросил маг, вытаскивая нож и рассматривая целехонькие перекрестия. — Вот это магия, а раньше — нет. Понимаешь разницу?
— Это не мое дело, — честно признался Тор. — Но если тебе нравится…
— Брат, — младший подошел к аквариуму и вновь призвал рыбок. — Я бы ничего не смог сделать, если бы у меня не было магнита, — он показал какой-то невзрачный кусок горной породы. — Это, — Локи указал на разноцветные кубки, — ванадий. Ты думаешь, он просто так назван в честь человеческой богини красоты? О нет… Его закись сера, окись черна, гидрат желтый, двуокись зеленая, пятиокись красная…
Он внимательно смотрел на Тора, ожидая хоть какой-нибудь реакции.
— Я начинаю уставать от твоих цветов, — бог грома расплылся в широкой улыбке. — Но почему ты показываешь мне магию на кухне? Я бы хотел увидеть твой дом.
— На кухне?! — глаза Локи округлились. — Брат, если считаешь себя бессмертным, попробуй что-нибудь с этой кухни! — он отошел к сундуку, открыл его и принялся доставать какие-то склянки с порошками и жидкостями. — Серная и азотная кислоты сожгут желудок, фосфор поразит печень, цианиды вызовут кому, судороги, а потом смерть, ну, а нашатырь — всего лишь обожжет тебе язык.
— Хватит, брат, — Тор примирительно поднял руки. — И как ты здесь живешь? — он подошел ближе и опустился рядом с Локи на колени. — В первый раз за свою жизнь я вижу тебя таким радостным. Но неужели ты забыл о своем настоящем доме и хочешь остаться в изгнании? Неужели яды тебе дороже оружия настоящего воина?
– Как сказать, – Локи сделал паузу, – однако, что же я не проявляю должного гостеприимства к твоим людям. Проходите в соседнее помещение. Туда сейчас внесут стол с напитками и яствами. Не хуже, чем во дворце. Локи дождался, когда за последним асов закрылась дверь и обернулся к брату.
— Я «серебряный преступник Асгарда», — весело оскалился маг. — О воинской доблести мне лучше забыть на ближайшие зимы, если не на десятилетия.
— Отец ничего не…
— … собирается со мной делать. Да, знаю, — Локи привалился спиной к сундуку. — Брат, подумай сам и оцени мое положение, — он опустил голову и глубоко вздохнул, так что Тору на мгновение даже стало жаль его. — Одна ошибка, одно подозрение — и пощады не будет. К тому же…- он сделал паузу. — Винить себя в бедах трех миров — это… тяжело. Я столько горя принес Асгарду и родителям…
Тор изумлялся все сильнее: в голосе брата слышалась неприкрытая печаль, а в глазах стояли слезы. Неужели и правда раскаивается?
— Главное, больше не задумывай никому вреда, — бог грома легко обнял молодого мага и, к своему удивлению, почувствовал, что тот осторожно обнимает его в ответ — а ведь Локи уже много столетий подчеркнуто избегал подобных нежностей в общении. — У меня письмо от отца.
Тор сунул руку за пазуху и достал чуть помятый конверт с печатью самого Одина. Брат почтительно принял его и долго вглядывался в печать, улыбаясь чему-то, только ему ведомому. Бог грома оглядел комнату еще раз. Кухня она и есть кухня: вон сколько очагов у стен — для чего они, если не для приготовления пищи? Должно быть, брат, как всегда, шутит, рассказывая о ядах. Тор и подумать не мог, что, живя в мире преступников, занимаясь женским делом — ворожбой и ядами, Локи начнет раскаиваться в содеянном. За последние пару месяцев они виделись всего несколько раз, и брат говорил что-то о том, что был не прав, но как-то вяло и скупо, а сейчас вдруг такая откровенность. .
Они вышли на улицу, и молодой маг повел его по едва различимой под снегом тропке. Навстречу никто не попадался. Тор смотрел по сторонам, пытаясь отыскать хоть что-то, что отличало бы мир преступников от обычной деревни, но не видел ничего ни подозрительного, ни даже волшебного.
— Я ждал тебя очень давно, мой брат, — сказал Локи спустя некоторое время. — И ты пришел в день моего триумфа, — он лишь на мгновение мягко сжал предплечье бога грома — Я мечтал о завоевании власти, а завоевал науку и магию. Здешние жители не делают вид, будто на их руках нет крови, но все они сплотились на благо Асгарда. Изменники, убийцы, воры и лжецы изменяют наш мир и быт. Я рад, что отец переправил меня сюда, — молодой маг остановился и взглянул в лицо Тора, мило улыбнувшись. — Я видел множество миров, держал в руках судьбы людей, но здесь я обрел покой… Я мог бы остаться здесь навечно.
— Здесь? И заниматься фокусами?.. — фыркнул бог грома. — Локи, ты сын Одина и мой брат, ты должен вести армии!
— Я уже вел однажды армию, — задумчиво прошептал младший царевич. — Не лучше ли не пытаться делать то, что не получается?
Тор не нашелся, что на это ответить. Брат выглядел таким счастливым, когда говорил эти несуразности! Бог грома не мог поверить своим ушам. Чтобы Локи, которого он знал, вдруг отказался от войн и интриг, которые так любил, и употребил бы свои силы и таланты на благо Асгарда? В это не верилось, но старший царевич видел, что брат, живя в поселении, вновь становится похожим на себя прежнего. Неужели скоро дойдет до того, что он сменит имя, уйдет из семьи и останется среди преступников навечно? Тор знал, что во многих государствах с сильной религиозной властью существовала прослойка населения, отринувшая общество и посвятившая себя служению богам. И вот Локи, Бог, собирается отказаться от себя, от семьи и посвятить свою жизнь какой-то глупости? Старший царевич решил расспросить Джейн о земной науке. Две ночи. Всего через две ночи он будет вместе с ней.
Время пролетело незаметно, и Тор стал собираться в обратный путь. Он тепло попрощался, заверил брата, что скоро с ним увидится. Локи просил передать всяческие пожелания отцу и матери. Уверял, что соскучился, и что, если на то будет воля Одина, он бы приехал в Гладсхейм в ближайшее время. Тор ответил любезностью на любезность и покинул поселение со спокойной душой и чистым сердцем. Только одна мысль не покидала его еще долгое время — а сказал ли лживый братец хоть одно слово правды?
Локи долго стоял у ворот и смотрел вслед удаляющемуся братцу. Приклеенная улыбка постепенно сползала с его лица. Теперь, наконец, можно расслабиться. Маг резко развернулся и зашагал прочь по хорошо утоптанной дороге. В лабораториум он опоздает, но в этот раз у него хотя бы есть оправдание. Брат. Брат лишним не бывает — царевич понял это достаточно давно и теперь делал все, чтобы переманить бога грома на свою сторону. Он очень хорошо помнил предостережение, брошенное по дороге с Радужного моста. Крайне опасное предостережение, ведь Тор не Один: он сперва бьет молотом, а потом разбирается, что к чему. И хотя Локи был абсолютно уверен в себе и знал, что в ближайшее время не влезет в опасные авантюры, он не мог быть уверенным в том, что брату не померещится измена, и что он не придет разбираться вместе со своими дружками. Локи поморщился: четверка прихвостней приезжала к нему несколько раз, делала вид, что ничего не случилось. Как же все это было противно!
— Лооооооокииииииии! — послышался душераздирающий крик.
Царевич остановился, напряг мышцы. Только не оборачиваться, только не дать этой твари…
— Локи! — на него прыгнули, обхватив руками шею, а ногами грудь. Царевич пошатнулся, но устоял на ногах — уже привык к подобным проявлениям нежности.
— Локи, Локи, Локи! — высокий голос бил по ушам, а тонкие руки душили, схватив за шею чересчур крепко.
— Слезь с меня, Беркана! — прохрипел Локи, как он сам надеялся, грозно.
— Ой, да, конечно! — девчонка тут же оказалась в сугробе, но мгновенно вскочила на ноги и принялась прыгать вокруг бога, поднимая вихри снега.
— Локи! Локи! Локи! Я так за тебя рада! Ты, ты просто молодец! Такой артефакт! О Локи!
Царевич закрыл глаза, не решаясь вмешиваться в словесный поток. Ивар предупреждал его о Песчанке, говорил, что она не совсем в здравом рассудке, и Локи живо убедился в этом, когда столкнулся с девчонкой впервые. Это произошло около месяца назад. Тогда она тоже прыгнула ему на шею с воплем «Локи!». Не разобравшись в ситуации, царевич поступил так, как поступил бы любой воин на его месте — просто перекинул напавшего через себя. Когда же он пригляделся к распростертому на снегу телу, то испугался, что сломал ребенку позвоночник — на вид девочке было не более семисот зим. Но, оказалось, что её кости могут выдерживать даже мощную магическую атаку. Также оказалось, что она, несмотря на маленький рост и детское личико, уже разменяла полторы тысячи зим. Мышлением и поведением, правда, больше напоминала ребенка, а не взрослого. Когда же Локи задал Ивару абсолютно закономерный вопрос, мол, кто пускает это чудо в лабораториумы, тот только плечами пожал: «Да Песчанка совсем не опасна, а в лабораторумах ведет себя смирно и вообще ей порой такие решения приходят в голову, которые никакой логике не подвластны. Науке просто необходимы свихнутые, особенно магической». Локи тогда только головой покачал и дал себе слово, что никогда не будет ни работать с ней, ни даже видеться, но, хитрая и юркая, словно птица, в честь которой получила прозвище, Песчанка умудрялась сама его находить и виснуть на шее. Правда, стоило отдать ей должное — точно также она висла на всех высоких мужчинах, испытывая к ним какую-то непонятную детскую идеализирующую любовь. Вот и Локи не избежал участи быть объектом страсти юной девушки. Пожалуй, даже мести читаури он не боялся так, как эту девочку, которая могла вывернуть из-за любого угла и с воплем броситься на него.
— Локи! — Беркана, видимо, заметила, что он совсем отключился от реальности. — Локи-Локи, помоги мне!
— В чем? — с опаской спросил бог, понимая, что отступать и бежать некуда и он обречен.
— Мы, мы закончили с артефактом. Сделай конечную формулу. Я тебя очень прошу. Ну Локи!!! — и девочка встала на колени прямо на холодный снег. Царевич только брови нахмурил. Сделать конечную формулу? Собрать воедино все выкладки команды, которая работала с артефактом много месяцев, если не лет, и подобрать единственно верное решение? Да этим занимаются только опытные маги, а вовсе не такой, как он. Но раз девчонка настаивает…
— Я прошу тебя! Очень, очень прошу! Я видела, как ты сегодня с артефактом. Раз! Два! И все готово! Локи-Локи, ты такой старательный! — девочка молитвенно сложила руки, сжав край его плаща. — Ну Лоооооки!
— Хорошо! — он кивнул головой. — Я все сделаю. Где документы?
— Ура!!! — девочка умудрилась подпрыгнуть прямо с колен. Её тело было очень гибким и сильным, несмотря на сидячий образ жизни, присущий здешним ученым. — Пойдем! Пойдем! Пойдем!
Беркана бросилась вперед. Локи едва поспевал за ней, утверждаясь в мысли, что сильно опоздает в лабораториум. Старик будет ругаться. Ну и ётун с ним!
Беркана привела его в деревянный домик, очень похожий на лабораториум самого Локи, только меньших размеров. Находившиеся там асы поздравили его с победой над артефактом, восхитились его знаниями и умениями, а также выдали множество бумаг и указаний к ним. Локи и представить себе не мог, сколько же макулатуры накапливалось за время работы над артефактом. И со своим фелагом, и с Иваром он работал совсем по-другому. Уже на выходе, с трудом удерживая гору документов, Локи вспомнил о письме отца. Задержался у входа, вскрыл его. Идеальным почерком, к которому его самого и Тора с детства заставляли стремиться путем самых разных, чаще неприятных, ухищрений, было выведено «Приветствую тебя, Локи. Я обещал возместить твои вещи. Послезавтра поутру приезжай с Тессерактом в Гладсхейм. Мы поедем на ярмарку. Вдвоем. На три ночи. Буду ждать тебя в предрассветном часу.» Локи пару мгновений смотрел на размашистую подпись отца, а потом медленно смял лист и сильно пожалел, что не может вызвать огонь и сжечь письмо одним мановением руки. Вдвоем. То есть без Тора. На ярмарку. Ох, какое тонкое издевательство! Вся радость по поводу удачного проведения эксперимента и не менее удачно разыгранного перед братцем представления улетучилась, уступив место ярости и стыду. Не прошло и двух месяцев, как он хамил отцу на кладбище. С тех пор они виделись всего пару раз на совместных трапезах и перекидывались едва десятком слов, и вот теперь его заставляют ехать на ярмарку. На три ночи. Без денег. Локи не сдержался и выкинул письмо в глубокий снег. Ни у него, ни у Тора никогда не было личного серебра. Придется просить. Унижаться. Опять смотреть на мир из рук отца. Ему, бывшему царю Асгарда, наследнику Етунхейма и почти правителю Мидгарда! Да его в жизни так не унижали! Лучше пешком ходить до столицы, чем о чем-то просить приемного отца! Раздираемый яростью, он и не заметил, как вошел к себе.
— Ваше Высочество! — окрик Раиду отвлек Локи от дурных мыслей и заставил сосредоточиться на тюремщиках. — Сияние артефакта затмевает даже лик солнца. Ему нет равных! — в руках у исследователя чуть дрожали пробирки с Каскетом — и с чего он так волнуется?
— Победа над первым в твоей жизни артефактом была столь сладкой, что ты уже берешься за другой, юный сын Одина? — из-под горы книг показалась голова Хагалара. — А зря. Сперва забудь конечную формулу предыдущего, а потом уже принимайся за следующий. Иначе все перепутается, и работу ты завалишь.
— У меня нет выбора, — вздохнул Локи. — Послезавтра я еду в Гладсхейм.
— Скучаешь по дому? — участливо поинтересовался Ивар, рисующий какие-то графики.
— Ты ночевать к нам приедешь или с родителями останешься? — тут же спросил Хагалар, разминая затекшее запястье.
— С родителями. Причем на три ночи, — Локи подсел к книгам и взглянул на свои вчерашние выкладки по магии. Их надо было закончить. — Меня везут в Ванахейм.
— Das fehlte gerade noch!{?}[Этого не хватало!] – старый маг опустил голову на руки. — Будь моя воля, я бы тебя никуда не отпустил. Нам надо работать. Ванахейм, конечно, прекрасен, я его и сам очень люблю, но почему именно сейчас ты там понадобился? Твои родители — это какой-то кошмар. Передай им мои слова как-нибудь на досуге.
— Обязательно. Будь моя воля, я бы тоже никуда не поехал, — тепло улыбнулся Локи. — Но воля отца для меня закон.
— Позволь заметить, Логе, что бесценным ты счастьем наделен — семьей родной. Отец владеет силой бесконечной, прекрасна мать, силен, удачлив брат. Так стоит ли печалиться глубоко, что на три ночи приедешь ты домой? В семью, что лаской и любовью заполнит раны тела и души того, кто вынужден скитаться в бездне боли? — Лагура было совсем не видно за нагромождением книг Берканы о Мидгарде, которые он читал в последнее время, позабыв о Гёте.
— Я не думаю, что мне стоит ждать «любви и ласки», — откликнулся Локи. — Это будет очередной допрос. И я думаю… — царевич сделал паузу, проверяя реакцию окружающих: Хагалар и Раиду смотрели на него настороженно, — что для меня настанут по-настоящему тяжелые времена.
— Вотан не отличается коварством, жестокостью и жаждой убивать. Ты знаешь как никто, что нрав его опасен, но, может, лишь любовь к тебе сейчас он хочет показать? Свозить тебя в мир счастья и любви, туда, где даже камни глас имеют. В благословенный мир, не знавший бед войны, — монотонность речи Лагура совсем не сочеталась с красотой слов, которые он произносил. — Так стоит ли считать, что ванов мир пресветлый для муки наказания избран будет сильнейшим из богов?
— Тут я с ним соглашусь, — Хагалар вертел в руках черный грифель. — Не думаю, что отец везет тебя в другой мир, чтобы там истязать. Ярмарка Ванахейма — самое безопасное место в девяти мирах.
— Ярмарка Ванахейма, — мечтательно протянула Беркана, откладывая документы и надевая варежки на свои вечно мерзнущие руки. — Всегда мечтала побывать там. Фрукты… Жара… Украшения… Ein Kindheitstraum!{?}[Мечта детства!] Но у меня никогда не было отца, так что возить было некому. Локи, привези оттуда что-нибудь красивое.
— Поезжай со мной, — предложил царевич. — Посмотришь на другой мир.
Не может быть, чтобы отец не согласовал планы со своими шпионами. Девушка должна отказаться, но как она это сделает? А вдруг согласится? Вот будет удивлен Всеотец!
— Нет, не поеду, — Беркана ожидаемо покачала головой. — Я боюсь твоего отца. Он такой строгий и жестокий. Столетия, проведенные под его опекой, наверняка были для тебя наполнены страданиями и болью.
Локи метнул быстрый взгляд вправо, влево и с удивлением обнаружил, что, похоже, команда с Берканой солидарна. В голове мгновенно сформировался план. У Локи и раньше были подозрения насчет фелага, ему казалось, что, несмотря на служение Одину, ученые искренне сочувствуют своему пленнику и боятся хозяина. Локи уже испробовал несколько различных тактик по переманиванию их на свою сторону. И, похоже, многого добился. Вот уже Беркана завуалировано спрашивает о характере Всеотца и страстно желает получить подтверждение тому, что её господин самый достойный, справедливый и прочее. Что ж, ни слова лжи — чтобы никто никогда ничего не смог проверить и усомниться в его честности. Просто правильно поданная правда. Сокрытие одних фактов, выставление других малозначимых напоказ и… Все! Образ Одина — тирана и истязателя будет сформирован.
— Жестокость и строгость — не совсем верные понятия, — Локи посмотрел Беркане в глаза, осторожно подбирая слова. — Отец обладает великой силой, это верно, но, по мнению народа, отличается справедливостью и гуманностью, — царевич выдержал паузу. Попались! Все внимательно смотрят на него. Все, кроме Лагура, но он не в счет.
— Нас воспитывали совсем не так, как это принято в Асгарде, — Локи сделал еще одну паузу, наслаждаясь вниманием толпы.
— Муки допросов, лишений, шантажа, потери близких — я до сих пор слишком ярко помню все это…
— Теперь его образ пугает меня еще больше, — прошептала Беркана. Подозрительно близко к сердцу она принимает слова об Одине, даже для впечатлительной девушки. — Der Schmerz stärkt den Körper{?}[Боль укрепляет тело], так мне всегда говорили. И удар не сравнится с силой слова.
— Мой отец словом может убить, — тут уж Локи даже не приходилось особенно играть: чувства сами рвались наружу, возвращая его мысленно на мост. — Он уничтожил меня одним своим «нет».
— Ты вел распри с самим Одином! — Раиду сжимал и разжимал кулаки. — Ты столько всего пережил, столько потерял!
Локи только грустно улыбнулся, стыдливо опуская глаза. Работает! Столько времени он готовил почву, и вот ростки взошли — фелаг считает его лишь бедной жертвой. Осталось проявить немного участия к кому-нибудь из них. Почему бы не к Беркане?
— О тяжелых временах моей семьи я поведаю позже. Но, подозреваю, вам это неинтересно, — Локи взял документы, делая вид, что собирается углубиться в работу и не замечает напряжения толпы. — Беркана, ты ведь росла в клане матери. Ты незаконнорожденная или твой отец умер до твоего рождения? — Локи произносил слова не спеша, лениво, хотя прекрасно понимал, что спрашивал то, что спрашивать не положено — поселенцы не имели права интересоваться чужим прошлым. Ну да он здесь гость, так что ему можно все.
— История достаточно проста, — начала Беркана, совсем не смущаясь тем, что члены фелага услышат её. — Мои родители собирались пожениться, когда мама была беременна мною. Но гадалка предрекла, что другая женщина, живущая неподалеку, родит моему отцу сына, а от моей мамы у него будет дочь. И он решил разорвать все связи. Мама говорила, что он предлагал взять меня в свой дом и даже вместе с ней, но она отказалась. А, может, он и не предлагал, просто мама так мне рассказывала. Я не знаю.
— Понятно, — кивнул Локи. — Ты восхищаешься им?
— Я его видела раза три в жизни, наверное, — Беркана помотала головой, отгоняя дурные воспоминания, — я совсем его не знаю, мы чужие друг другу.
— Печально слышать мне признания твои. Ведь каждый, кто живет здесь, за собой оставил след страданий и тоски. Здесь нет счастливых, нету и безвинных, есть лишь предатели, изгои и лгуны. Кого толкнула зависть на убийство, кого подвел один бокал вина. Убил кто мать, кто веру, кто собрата. А кто-то, может, жизни не лишал невинных, лишь потери боль пережить не смог — ушел от мира. Он счастие надеялся найти в судьбе иной — но поиски напрасны.
Локи, затаив дыхание, следил за меняющимися выражениями лиц собеседников. Ивар и Хагалар остались непроницаемы, а вот остальные… Раиду готов броситься на естественника, Беркана закрыла лицо руками и сделала вид, что вернулась к бумагам. Локи внимательно посмотрел на вечно что-то читающего ученого. Если кто из пятерки по-настоящему опасен, так это он.
Раннее утро встретило Раиду непроглядной тьмой. Ученый сладко потянулся, едва не задев мирно спящего брата. В кои-то веке они спали вместе, в кои-то веке он пришел домой, а не остался в библиотеке, где обычно спал два-три часа, когда усталость совсем сваливала его с ног, а в голову начинали приходить далеко не научные мысли. Сегодняшнюю же поблажку в виде нормального многочасового сна он себе устроил не просто так: в ближайшие ночи отдыхать ему точно не придется. Какая удача, что царевич уезжает! Опасный эксперимент с непредсказуемыми последствиями будет проведен без его участия. Он будет в безопасности, в далеком Ванахейме! Пускай и вместе с отцом… Раиду успокаивал себя мыслью, что совершать казнь или насилие в мире, славящемся порядком и покоем, не станет даже Один Всеотец.
Ученый тихонько встал, стараясь не разбудить спящих и не столкнуться со встающими. С тех пор как Алгир, мастер логистики, поведал ему, что в распоряжении поселения есть кусочек Тессеракта, с чьей помощью магиологи собираются соединять миры, Раиду не находил себе места. Вот она, возможность проникнуть в Мидгард в обход Хеймдаля и забрать оттуда все самое ценное. Естественник подверг беспощадному допросу немногих логистов, которые на момент катастрофы находились в поселении, и выяснил, что из всехдостижений науки среднего мира надо как можно быстрее обзаводиться электрическими генераторами. Без прирученных молний, закованных в тонкие гибкие кандалы неизвестного материала, все поражающие воображение достижения мидгардской техники были не полезнее замысловатой мебели. Заполучить такие генераторы значило еще на шаг обогнать невесть что возомнивших о себе магов, получить собственный источник практически безграничной энергии, не требующей создания смертельно опасных артефактов. Энергия и информация — эти два слова чаще других звучали в рассказах логистов о технике. Как ни тяжело было это принять, но смертные были кругом правы. Информация, накопленная в поселении за тысячелетия исследований, нуждалась в новых методах, библиотечная система катастрофически не справлялась с нарастающими объемами данных, получаемых учеными. И это при том, что результаты каждого исследования существовали в единственном экземпляре, а при переписывании или перенаборе обрастали нелепейшими ошибками. Верхний мир нуждался в технологии книгопечатания. Значит во время вылазки придется искать еще и печатные станки.
Но в первую очередь карандаши. Логистам запрещалось вывозить вещи из других миров, но один из них то ли специально нарушил запрет, то ли просто забыл вынуть карандаш из кармана куртки, когда возвращался в Асгард — никто не знал точно, но маленький простой карандаш в поселение попал. И не только в поселение, но и в руки самого Раиду, который подвергнул графит тщательному анализу и установил, что карандаши — предмет первой необходимости. Асы знали грифели и раньше, но они пачкали бумагу, к тому же держать их было крайне неудобно. Перья для бумаги и ножи для дерева, неудобные и быстро выходящие из строя, по-прежнему не имели достойной замены. Ученый еще долго клял себя за то, что гениальная идея склеить деревянные пластинки, чтобы уберечь руки от пишущего материала, пришла не в его голову.
Естественник тихо подходил к лабораториуму, намереваясь разобрать документацию по Каскету и наметить план работы на ближайшие три ночи. Как только появится возможность организовать транспортные порталы, поселение будет занято спасательной операцией по поиску логистов, запертых в иных мирах, а он, тем временем, скупит все карандаши из всех лавок Мидгарда.
Раиду горел от нетерпения и жажды новых открытий. Какого же было его изумление, когда он заметил, что в лабораториуме горит свет. «В Бездну Беркану!» — тихо выругался ученый. Посвящать магиологичку в свои планы он не собирался.
— Локи!.. — только и сумел выдавить он от изумления, переступив порог дома. Сиятельный царевич сидел, сгорбившись, над бумагами. Вид у него был крайне утомленный.
— Ты сегодня рано, — Раиду настолько не ожидал увидеть своего кумира, что даже забыл поклониться и застыл, не закрыв полностью дверь.
— Я сегодня поздно, — откликнулся Локи, повернувшись: выглядел он ужасно.
— Ты еще не ложился? — ученый приблизился и осмотрел горы бумаг, исписанных ужасающими почерками. Да как посмели исследователи столь жутко писать и сокращать, если собирались давать бумаги самому Локи?! А ведь всего одна машинка для письма, вроде тех, что используют библиотекари, в каждом лабораториуме навсегда решит проблему ужасного почерка ученых.
Раиду бросил мимолетный взгляд на сундук с реактивами. Вчера днем он обнаружил на полу перекись водорода, йод, бриллиантовый зеленый и прочие медикаменты, хранящиеся обычно под замком. Ученый убрал их обратно и решил выяснить, кто же поранился и чем, но ни у кого из членов фелага никаких царапин не нашел. И только сейчас, глядя на доспехи бога, он вдруг понял, что под ними можно скрыть травмы любой степени тяжести.
— Твои дух и тело в порядке? — спросил Раиду невпопад.
— Я устал, — Локи положил голову на руки. — Я закончил с этим, теперь мне надо найти проверяющих.
— Позволь помочь тебе найти тех, кто достоин, — Раиду едва удержался на месте: так и хотелось подойти ближе и проверить, нет ли у бога температуры, а то выглядел он совсем разбитым. — Перед длинной дорогой в чертоги неизвестности любому нужен отдых и сон.
— Хорошо, — царевич кивнул, подавляя зевок.- Спасибо. И, Раиду, — ученый затих, — что тебе привести из Ванахейма?
— Из Ванахейма? — естественник не сразу понял суть вопроса.
— Я никогда не привозил оттуда подарков, но раз Беркана просит… — сын Одина помотал головой, отгоняя сон.
Раиду застыл, не зная, что и сказать. Подарок? Из рук самого Локи? Он не смел об этом даже и мечтать.
— Подумай до завтра, — Бог встал и, пошатываясь от долгого сидения, направился к выходу. — И скажи мне, — он остановился, — у вас есть серебро?
— У нас… Не совсем, — Раиду замялся. — Своего нет, ведь у нас все вещи общие. Серебро у логистов.
— И ничего нельзя сделать, — Локи кивнул каким-то своим мыслям и вышел за дверь.
— Gute Nacht, Eure Hoheit!{?}[Спокойной ночи, Ваше Высочество!] — крикнул Раиду и, выждав пару минут, склонился над бумагами. Его руки чуть дрожали, а дыхание сбивалось. Он прикасается к формулам, которые составил сам Локи. Более того, бог обещал привести что-нибудь из самого Ванахейма! Раиду не мог поверить в такое счастье. Чем лучше он узнавал младшего наследника, тем больше восхищался им. Это был настоящий царевич — такой родной и, одновременно, такой неприступный. Его скромность и сдержанность в общении, даже скрытность вызывали немое восхищение. Ведь Раиду был наслышан о подвигах сына Одина, но сам сын Одина о них не упоминал и не кичился ими.
Ученый собрал листы, отметил, что они все пронумерованы. Почерк Локи вызывал у него зависть чуть не с первого дня знакомства. Царевич неимоверно быстро и четко выводил руны, не допуская ни единой ошибки. Раиду однажды осмелился спросить, умеет ли сын Одина рисовать, и тот тут же в несколько штрихов изобразил лабораториум. Линии были просто идеальными — геометрические фигуры получались у царевича как ни у кого. Раиду казалось, что он никогда не видел такой красоты, хотя часто работал со стариками, а их почерки отличались большим изяществом.
За окном светало. Надо было взять документы и пойти искать мага, но Раиду не мог отказать себе в удовольствии посмотреть, что же именно придумал бог. Он до сих пор не мог отойти от вчерашнего триумфа. Локи так долго делал артефакт, что стоящий чуть в отдалении заносчивый маг, страхующий его, уже был готов вмешаться, но… Его помощь не потребовалась — все вышло идеально, так, как мог сделать только Локи. Даже Вождь, присутствовавший при священном действии, похвалил его работу.
— Прелестно, ребенок. Вот ведь, что значит хорошая работа! Ты же можешь, любишь и умеешь учиться, так что ж ты сейчас дурью маешься?
— Может, потому, что в кои-то веке я учусь тому, что нравится мне, а не тому, к чему меня принуждают? — сколько искренней радости было в этом простом ответе. Раиду даже немного обиделся, что теплая улыбка довольного собой Локи предназначалась не ему.
— А, ну если так, тогда ладно, тогда я подожду, пока свобода тебе наскучит, — слова мага потонули в громе криков и аплодисментов. Никто не ожидал, что у молодого мага получится создать артефакт самостоятельно, что не понадобится помощь профессионала. Но нет, все ошиблись. Сын Одина, как всегда, первый! Раиду углубился в чтение. Все формулы были записаны правильно, без единой ошибки — только боги могут за несколько месяцев освоить науку естества, которой другие посвящают многие зимы.
Ученый оторвался от чтения и наморщил лоб. Он же обещал, что отдаст текст на проверку… Больше всего на свете он не любил договариваться с магами насчет проверок формул, всегда оставлял эту работу на общительного брата, но не доверять же ему листы самого Локи! Раиду резко встал и, несколько раз проверив, что не забыл и не потерял ни один листочек, вышел из лабораториума.
Пронизывающий ветер, взметнувший хлопья снега с земли, настойчиво дул в спину, заставляя прибавить шагу. Кажется, сама природа благоволила его начинаниям. Как только он найдет того, кто возьмется проверять работу, можно будет-таки разложить документацию по Каскету и согласовать поездки на Землю с Алгиром. Столько всего надо успеть до отъезда Локи…
Однако долго предаваться радужным мечтам о карандашах и электричестве ученому не удалось: нужный дом возник из-за пелены кружащегося в воздухе снега. Учитывая ранний час, большинство обитателей либо вставало, либо ложилось, но, сколько помнил Раиду, та, к кому он шел, спала ночью, а сейчас должна быть в самом работоспособном состоянии. Только ей мог Раиду доверить проверку артефакта, потому что только её не придется просить — девица сделает для него все, в этом он не сомневался.
— Фену? — ученый вошел в теплое помещение и огляделся, изучая присутствующих.
— Раиду? — старая знакомая уже заприметила его и шла навстречу.
— Fenu, ich brauche deine Hilfe,{?}[Фену, мне нужна твоя помощь] — не удосужившись поприветствовать подошедшую к нему девушку, бросил ученый, прикидывая про себя, сколько же карандашей можно было бы пронести незамеченными в потайных карманах ее длинного платья.
— Разве есть что-то, что не может сделать сам великий Раиду? — ничуть не смутившись грубости гостя, проворковала девица, останавливаясь напротив него и упирая руки в бока, чтобы пришедший смог получше ее разглядеть. Посмотреть действительно было на что: Фену, пренебрегавшая табу, наложенном на проявления пола, смущала умы мужчин своим фривольным видом. Одетая, как и все в поселении, она выгодно подчеркивала все положительные стороны своей фигуры: полную высокую грудь плотно облегала шерстяная ткань, давая возможность оценить величину грудных желёз, а длинная юбка облегала широкие бедра, разлетаясь при ходьбе. На лицо давняя знакомая тоже не дурна — в нем не было ничего особенного, но что-то притягивало взгляд. Кроме того, Фену, вопреки традициям, использовала непривычные для поселенцев уловки, подводя глаза сажей, что делало ее взгляд более выразительным.
— Это готовая формула к одному из артефактов, — закончив разглядывать довольную собой девицу, произнес Раиду, вспомнивший о цели своего прихода и выкинувший из головы все посторонние мысли. — Проверишь?
— Любая твоя просьба будет исполнена. Кто её создатель? — произведя должный эффект, Фену направилась на занимаемую ею до прихода естественника скамью, поманив того за собой. Остальные асы, встававшие или готовящиеся ко сну, старались не смотреть в угол, оккупированный парочкой — остановить Фену, почуявшую добычу, было невозможно, а наказать её за распутство и нарушение законов Одина еще никому не удавалось.
— Сам царевич Локи, — опустившись рядом с девушкой, тут же закинувшей одну ногу на другую, Раиду протянул ей документы, мимолетно скользнув пальцами по специально подставленному для этого колену. Фену мигом развернулась и чуть не вырвала листы.
— Какие любопытные вещи попадают в мои руки, — что больше занимало девушку — ценный трактат или тронувшая ее ладонь, естественник не знал. Она пробежала глазами по первой странице, откинув светлые волосы направо, не иначе с целью показать полуоткрытые шею и плечи, украшенные рисунком цветущего тимьяна.
— Reizend, reizend,{?}[Прелестно, прелестно] — Фену начала медленно листать страницы, порой кидая страстные взгляды из-под длинных черных ресниц. Несколько минут она сосредоточенно изучала документы, по нескольку раз перечитывая каждый пункт работы. Её лицо, обычно носившее маску легкомысленной соблазнительницы, напряглось. Она изумилась, потом мило нахмурилась, покрутила локон, от усердия даже засунула в рот палец, отогнув пухлую нижнюю губу.
— Это первый разбор в моей жизни, через дебри которого я не могу продраться, — наконец сообщила девушка, откладывая документы в сторону. — Прости, но по каким книгам работал наш сиятельный гость?
— Не смей оскорблять сына Одина, нечестивка! — разгневанный речами глупой магички, Раиду не обратил внимания на показавшуюся из-под подола босую ногу. — Я смотрел текст — все выкладки по науке верны.
— Раиду, милый, ты полный разбор когда-нибудь видел? — гневливый естественник лишь распалял желание девушки. Представив, каким он должен быть любовником, Фену облизнула губы и пошла в атаку. — Я же их не только видела, но и делала. Может, мне попадались неправильные разборы и неправильные маги? Магия и наука по отдельности тут шедевральны, но общая суть неверна.
И, не дав возразить, Фену поднялась на ноги, встав напротив естественника так близко, что тот мог ощутить тонкий аромат душистой ванили, исходивший от её кожи.
— То, как ты готов отстаивать Локи — прекрасно, но я не та, от кого его требуется защищать, — одной рукой магичка нежно взяла за подбородок послушного мужчину, вынуждая приподнять голову. — Ты необычайно мил в своем новом образе, поэтому многого требовать я от тебя не стану, — пальцы мягко обвели линию губ улыбнувшегося движению естественника, коснулись скулы, рисуя линию лица, очертив челюсть и зарывшись в волосы. — Результат работы отвратителен, но катастрофу можно исправить. Ты мне лучше скажи, что за дева приезжает к Локи?
— Невеста Тора, — ответил Раиду, прикрыв глаза и наслаждаясь осторожными прикосновениями девушки, уже обеими руками перебирающей пряди его волос. Почти невинные ласки расслабляли, принося немало удовольствия. Окружающие старательно не замечали происходящего — о распущенности Фену ходили легенды, но правда иногда оказывалась куда красочнее слухов.
— А у Локи есть невеста? — как бы невзначай поинтересовалась девушка, почувствовав, что Раиду уже готов мурчать от ее легких прикосновений.
— Ich habe keine blasse Ahnung,{?}[Понятия не имею] — лениво отозвался тот, открывая глаза и по-хозяйски поглаживая талию девы. — Никто не вправе вмешиваться в матримониальные планы великого бога.
— Как же мало ты о нем знаешь, — разочарованно протянула Фену, подчиняясь рукам и присаживаясь на колено мужчины. Получив новое поле для деятельности, она тут же обвила его шею, тронув пальцами кожу под волосами.
— К чему был вопрос, Zauberin?{?}[магичка] — придерживая ерзающую девицу, Раиду отклонился назад и оперся о стену, чтобы удержать равновесие. Тело в его объятьях, горячее и желанное многими мужчинами поселения, особой похоти, как ни странно, не вызывало. И дело было не в запретах. Их-то легко можно обойти. Естественник испытывал легкую брезгливость к Фену, хотя и меньшую, чем к прочим поселенкам: женщина, в его миропонимании, была нужна для утех, воспитания детей и устройства домашнего очага; эта же не только лезла в магию, хотя, стоило признать, очень удачно лезла, но еще и выбирала для своей постели мужчин по каким-то только ей ведомым параметрам и сравнивала их способности, расставляя оценки. Быть в ее списке номером с оценкой не позволяло чувство собственного достоинства, но и отказываться от готовой сделать для своей жертвы все помощницы не было никакого смысла. Сама девушка, казалось, испытывала к своей упрямой жертве определенное уважение, каждый раз подстегиваемое полубезразличностью. Обоих участников представления, свидетелями которого стали ни в чем не повинные асы, устраивало такое положение дел, и процесс достижения цели был увлекательнее, чем сама цель.
— Какие-то ты нескромные вопросы задаешь, — Фену замолчала, разглядывая смотрящего в ответ мужчину и не видя в его глазах даже искры понимания. — Что, мозги разбежались с утра? — магичка взяла в руки лицо недоуменного естественника и прижалась к его лбу своим.
— Раиду, признайся, ты так издеваешься? — немного отстранившись от него, дева всплеснула руками, чуть не упав с колен, но ученый вовремя поддержал ее. — Подумай, что женщине может быть нужно от царевича Асгарда?
Ответом ей было все то же недоуменное молчание. В голову Фену начали закрадываться подозрения, что выбранный ею естественник не очень и умен, так, может, и в постели будет ничем не лучше своего шаловливого братца?
— Я хочу от него ребенка!
— Замолкни, мерзостная! Ты лишилась рассудка?! — гневно выпалил Раиду, дёрнувшись так, что другая девица свалилась бы на пол, но только не Фену. Да как она смеет своими речами, подобно Хагалару, очернять царевича? Как она смеет даже мечтать о том, чтобы сын бога прикоснулся к ней или подарил ей ребенка?! — Он — сын царя и наш царь!
— Ничего удивительного в моей жажде нет, — успокаивающе отозвалась Фену, опустив ладони на плечи и придвигаясь ближе. — Все женщины поселения ждут Локи с распростертыми объятиями. Умные девушки обожают непобедимых царевичей Асгарда, воскресающих из мертвых, — Фену повела руками — звякнули многочисленные браслеты, украшавшие запястья. — Удача отца перейдет сыну, — она прижалась к обнимающему ее мужчине и наклонилась, страстно зашептав на ухо, иногда прихватывая губами мочку. — Мой ребенок должен быть лучшим мечником, стрелком и копейщиком одновременно. Должен стать первым советником неважно какого царя. Уметь и знать все на свете. Он должен перевернуть жизнь Асгарда и заявить о себе. И это должен быть сын Локи.
Отодвинувшись, девушка приблизила свое лицо к лицу мужчины и коснулась его губ лишь горячим дыханием.
— Der mächtige Raidu ist auf mich eifersüchtig?{?}[Могучий Раиду ревнует меня?]
— Удивляется твоей расчетливости, Фену, — естественник ответил на улыбку, осветившую лицо девы и предавшую и без того миловидным чертам ослепительную красоту.
— Не переживай, милый, от отца ребенка можно всю жизнь скрывать, — Фену накрыла своей рукой кисть естественника, лежавшую на ее талии, и потянула вверх, умастив на собственной груди.
— Ты работаешь с самым желанным телом во всем Асгарде. И Беркана… — девушка задохнулась, прервав свою пламенную речь, когда пальцы мужчины сжались, смяв тонкую ткань. — Как одиноко дочери Одина в фелаге, где нет ни одной женщины, — продолжила она, бросая каждое слово с придыханием и распаляясь все сильнее. — Раиду, ты должен немедленно пожертвовать пятью минутами своего бесконечного времени и свести меня с Локи.
— Даже если сведу, ты не сможешь совратить царевича Асгарда, — усмехнулся естественник, поднимая руку и касаясь полных губ девушки.
— Локи, in erster Linie{?}[в первую очередь], мужчина, а потом уже царевич и воин, — она говорила столь уверенно, будто совращение царевичей было для нее привычным делом. — Он окажется моим, если я того захочу. Или ты подозреваешь меня в непрофессионализме?
— Знай, бессовестная, он родился после войны с Етунхеймом, — не сказать, что обволакивающий голос и мягкие прикосновения совсем не впечатлили естественника, но куда больше близости он желал увидеть, как рухнет очередная напыщенная идея, оскорбляющая облик самого царевича.
— Невероятно шедевральная чушь! — пошло рассмеялась Фену, слегка прикрывая рот рукой, но в ее смехе мужчина чувствовал долю сомнения.
— Так сказал твой мастер, — подытожил он.
— Хагалар? Проклятье поселения? Зачем ты его вообще слушаешь? Ты в курсе, что Хагалар — еще тот безумный извращенец? — Фену, чьи планы, так долго вынашиваемые, стали столь зыбки, на какой-то момент предстала перед естественником в своем истинном обличье — растерянной девушкой, некрасивой и глуповатой. Это продолжалось лишь мгновение: такие женщины, как она, быстро умеют подстраиваться под ситуацию и не терять лица.
— Ты даже не представляешь, что он предлагал мне сделать, — проворковала она, опуская глаза и изображая поруганную невинность. — Я тебе такое могу рассказать о его домоганиях… Но скромно промолчу.
— Лучше займись делом, пока блудливые речи не довели тебя до петли.
Бережно ссадив еще больше помрачневшую Фену на скамью, Раиду поднялся на ноги, оправил одежду и с неосознанным сожалением оглядел девицу.
— Оставляю документы тебе, ты не против?
— Я не против всего, что ты мне предложишь, — усмехнулась та, но скорее для поддержания образа.
Взяв листки, она грациозно встала и бросила вслед уходящему естественнику:
— Ты явно из образа выпадаешь. Раиду — самовлюбленный гений науки казался мне милее, чем Раиду — верный пес царевича.
Ученый, вздрогнув, лишь ускорил шаг и вышел из дома под одобрительное молчание его обитателей.
====== Глава 27 ======
Ранее утро встретило царевича кромешной тьмой и холодом. Солнце еще даже не собиралось вставать, и это обстоятельство не добавляло желания покидать теплую и уютную постель, объятия которой были немногим хуже объятий матери. Локи уже привык подниматься после полудня, а ночи проводить вместе с Иваром в забавах: устраивать мелкие взрывы, запускать фейерверки и просто играть с огнем. Поэтому он ощущал неподъемную тяжесть собственной головы и заторможенность, достойную Тора в изрядном подпитии: будто бы за ночь (точнее, за те несколько часов, что царевичу удалось выкроить для сна) мысли смерзлись в один снежный ком, который, в свою очередь, намертво примерз к земле и оттаивать не собирался. Сонливость сменилась злостью на весь мир, а особенно на отца, который назначил встречу в предрассветный час. Желания ехать в мир, бывший когда-то театральной сценой для детских мечтаний, не было никакого, тем более вдвоем с отцом. «Вдвоем» — это без Тора, но все равно с соглядатаями. Отец возьмет с собой половину дворца, не меньше. Но зато своих рабов можно не брать и отдохнуть от их навязчивых услуг.
Локи встрепенулся, осознав, что сейчас заснет сидя, поднялся на ноги и чуть не упал, запутавшись в складках съехавшей с кровати шкуры. В темноте можно было различить только смутные силуэты предметов, но Локи не собирался растапливать очаг: он покинет дом через самое короткое время, да и слипающиеся глаза заболят от резкого яркого света. То ли дело человеческие лампы с приглушенным щадящим светом. Вот уж что нельзя купить в Ванахейме, так это нормальную настольную лампу.
Процесс одевания занял несколько больше времени, чем обычно. За много месяцев пребывания в поселении Локи уже смирился с необходимостью ходить в защитном костюме, но в этот раз его можно и нужно оставить дома. Просторная и легкая одежда — для жары Ванахейма; теплая и тяжелая — для холода Асгарда. Кто-то из рабов сунулся было помочь, заметив, что господин никак не может подобрать нужной рубашки, но Локи лишь нетерпеливо отмахнулся — уж одеться он точно в состоянии самостоятельно.
Зато причесаться так и не удалось — один костяной гребень сломался прямо в руке, а другой таинственным образом исчез со стола. Устраивать скандал и затевать поиски гребня Локи не хотел, поэтому просто внес его в список покупок — все равно костяные гребни ему никогда не нравились, в отличие от матери. Именно она в свое время подарила ему и Тору несколько, как она считала, красивых, а на деле, безвкусных предметов обихода.
Покончив со сборами, Локи вышел из дома и направился к конюшне. Лошадь Тора, словно почувствовав, что возвращается домой, к своему настоящему хозяину, решила окончательно порвать и так трещавшие по швам отношения с младшим царевичем. Он потратил более получаса на то, чтобы заставить её ехать в нужную ему, а не ей, сторону. Если бы дражайшие родители наблюдали за их противостоянием, то точно отказались бы от недостойного сына — они столько сил положили в его обучение, а он не может справиться с конем! Злой, как тысяча ётунов, мысленно костерящий самыми замысловатыми ругательствами неродного брата, купившего этот кошмар во плоти, гордо именуемый лошадью, Локи успокаивал себя тем, что на ярмарке выберет самую спокойную лошадь, а эту впредь будет обходить по большому кругу.
Однако для покупки чего угодно необходимо серебро… Локи тихо выругался вслух на одном из языков Мидгарда: просить деньги, унижаться перед отцом — лучше уж всю жизнь ходить пешком и переехать в поселение, не знающее платежной системы. Но кто ему позволит поступать по собственному разумению? Уж точно не отец и тем более не старый маг, жаждущий получить высокородного раба. Однако с Хагаларом справиться проще, чем с отцом. Надо любым способом избежать очередного допроса. Придется вести себя так, чтобы отец не смог применить свои излюбленные методы. Раз переспорить его нельзя, то можно молчать и ни на что не реагировать — пусть Один попробует достучаться до сознания того, кто его не слушает и не слышит!
Убаюканный теперь уже равномерной ездой Локи медленно приближался к столице. По дороге его перехватил один из личных волков Одина — Гери-Жадный и передал записку, в которой говорилось, что ехать надо не в Гладсхейм, а прямиком на Радужный мост. У ворот, отделявших мост от столицы, Локи обнаружил не только отца, но и брата.
— Ты встретил стаю пузатых чибисов по дороге сюда? — вместо приветствия спросил Тор. Похоже, все же стоило развести огонь в очаге, а не одеваться в полной темноте. Или послушать, что там говорили прислужники, а не пропускать их замечания мимо ушей.
— И тебе доброе утро, — Локи подавил очередной зевок, не собираясь отвечать на провокацию. — Ты едешь с нами?
— Нет. Пока вы будете в Ванахейме, я отправлюсь на Землю. — Тор спешился и выжидающе посмотрел на полуспящего брата, который далеко не сразу понял, что именно от него требуется. Вскочив на лошадь Тора и пустив ее галопом, царевич снова впал в блаженную полудрему с открытыми глазами. У него не было ни малейшего желания выяснять, куда и зачем едет старший брат. Но где же слуги Одина? В детстве, когда поездки на ярмарку были ценным подарком, наследников сопровождала чуть ли не половина дворца. Свита Одина занимала огромный постоялый двор, куда не пускали никого постороннего. Да, несколько десятков рабов — это перебор, но совсем без них Всеотец тоже обойтись не может. Однако задавать вопросы Локи не стал, памятуя о новой тактике. Он отдал отцу Тессеракт и чуть пришпорил коня, подгоняя его к самому краю Радужного моста.
— Хеймдаль, ты видишь её? — Тор первым достиг любимого прислужника Одина, вечно смотрящего вдаль и ничего, как казалось самому Локи, не видящего.
— Да, — послышался голос, подходящий более призраку, чем живому асу.
Страж, не поворачивая головы, взял из рук Всеотца Тессеракт и легко активировал его. Локи недовольно сощурился: он был уверен, что Хеймдаль не умеет обращаться с артефактом. А если умеет, то зачем поселенцы проводят многочисленные исследования?.. Но царевич не задал волнующий сердце вопрос, помня об обете. Тор повернулся к нему лицом и хотел уже было обнять, но в последний момент передумал, почти физически споткнувшись о мрачный взгляд.
— Отец, Локи, всего вам доброго. — он ограничился кивком и исчез в синем мареве.
– Всего доброго, – ответил Один и повернулся к слугам Локи. – Вы свободны. Ожидайте вашего господина во дворце. Я уже распорядился на ваш счет. Вы вернемся через несколько дней.
Младший царевич безмерно удивился, но возражать не посмел. Они с отцом едут вдвоем. Немыслимо! Один Всеотец не может путешествовать без слуг, это опасно и неудобно.
Синее марево окутало неподвижные тела, разделяя на сотни тысяч мелких частичек. Приятного в этом было мало, но нормальная телепортация без Радужного моста невозможна. Асгард остался далеко позади.
Сколько Локи себя помнил, Ванахейм был пределом его мечтаний. В детстве поездка туда являлась наивысшей наградой и, как и все хорошее, предметом шантажа. «Если будете достойно себя вести — поедете со мной» — в детстве всегда существовало это жуткое «если», которое могло в момент изничтожить любые мечты и надежды. Мало того, что поход на ярмарку надо было заслужить «деяниями, достойными сына Одина», так еще и на самой ярмарке приходилось сдерживаться и вести себя пристойно. В противном случае их просто отправляли обратно в Асгард, причем всегда вдвоем, даже если запреты нарушал кто-то один. Но, стоило отдать должное, такое случалось редко: на ярмарке отец был именно отцом, а не царем и терпел их выходки до последнего. Он на время забывал о своей постоянной занятости. Если же ему требовалось отлучиться по делам, то детей сопровождал кто-то из доверенных лиц. Гулять с доверенными лицами было намного приятнее: они не следили за каждым шагом и не требовали беспрекословного соблюдения всех правил.
Они ездили большой толпой, проводили около пяти ночей в праздности и удовольствии, а потом возвращались во дворец, в серые, унылые будни, заполненные учебой и тренировками.
Так было в детстве. А в юности царевичи обрели постоянных спутников в лице троицы воинов, и Всеотец заявил, что отныне сыновья могут ездить на ярмарку в сопровождении друзей, а ему некогда их развлекать. Так ярмарка из мечты превратилась в грубую реальность, быстро надоела и даже начала вызывать отвращение. Поездки с отцом были сказкой, а поездки с друзьями — попойкой. Асы не столько по ярмарке ходили, сколько пили и развлекались самым примитивным образом. Подобное времяпрепровождение нравилось Локи гораздо меньше, но Тора все устраивало, а перечить ему значило нарываться на ссору, если не драку.
Ощутив под ногами твердую почву, царевич открыл глаза. В лицо ударил свежий теплый ветер, пропитанный множеством вкусных запахов. Дыхание сразу сбилось, хотя он еще ничего не успел сделать — тяжелый воздух, жаркий, слово вздохи костра, был к тому же влажным. Стояла нестерпимая жара. По меркам Асгарда в Ванахейме всегда было жарко, даже когда местные жители жаловались на холод. Локи тут же стянул с себя зимнюю одежду, стараясь дышать более размеренно и глубоко — так, как был научен в первый приезд сюда. Он предусмотрительно захватил с собой легкую одежду, закрывающую тело полностью: только в ней можно ходить по самым оживленным улицам и заходить в многочисленные храмы, не вызывая негодования местных жителей. Несколько тысячелетий назад ваны создали свой собственный мир с идеальной погодой. Ни одно измерение не могло похвастаться такой четкой сменой времен года. После многомесячного холода Асгарда и недавней болезни тело изголодалось по теплу. Хотелось лечь в густые заросли и провалиться в блаженную полудрему. Локи, избавившийся от теплой одежды, очень остро ощущал вокруг себя кардинально изменившуюся природу: они с отцом стояли посреди огромного леса, одного из немногих не вырубленных ради рисовых и пальмовых плантаций. Цепкие лианы оплетали балау, ноги утопали в папоротнике, вокруг порхали разноцветные бабочки, слышалось пение райской птички, а неподалеку… Неподалеку цвела раффлезия* — самый большой цветок не только девятимирья, но и таинственной Бездны. А ведь считалось, что её нельзя обнаружить без опытных провожатых. Совершенно забыв, что он не один, Локи направился к цветку и остановился около красного лепестка, тут же скривившись и пожалев о своей поспешности: растение источало отвратительный смрад. Вокруг прекрасных лепестков кружились, самозабвенно жужжа, стаи жирных мух, привлеченных запахом гнилого мяса и разложения. Впервые за утро обрадовавшись, что так и не собрался позавтракать, Локи прикрыл лицо рукавом рубахи, стараясь дышать неглубоко и только через ткань — любопытство было сильнее отвращения. Он буквально пожирал глазами загадочный цветок, у которого не было ни стебля, ни листьев, ни корней. Он жил за счет другого растения — тетрасгима и, как говорили в поселении, являлся его «паразитом»: питался от него, ничего не давая взамен. Цветок цвета крови более фатома* в диаметре не мог никого оставить равнодушным. Локи с некоторой опаской дотронулся до мягкого лепестка, вспоминая давно забытое ощущение: последний раз он видел раффлезию во время одной из поездок с отцом, но почему-то совсем забыл, какие миазмы она испускает. Тогда он сам был немногим больше этого чудесного цветка, напоминающего расцветкой мухомор — еще один давний предел мечтаний. Отвар мухоморов давал воинам немыслимую силу в битвах, но пробовать его обоим царевичам запрещали и мать, и отец, и даже троица воинов.
— Пойдем. Личины готовы.
Локи вздрогнул и обернулся. Отец! Как он мог забыть, с кем прибыл в Ванахейм?! Царевич покорно опустил голову и двинулся следом, отмечая, что Один не терял времени даром и успел снять всю тяжелую верхнюю одежду. Случайностью ли было то, что их вынесло именно в лес и именно к огромному цветку, или отец заранее все продумал, Локи не знал, но уже ради одного мгновения, проведенного с великаном мира флоры, стоило согласиться на поездку.
Идти через лианы и папоротники было крайне неудобно: из-под ног разбегались сотни насекомых, ящериц и змей, часто агрессивных и, судя по раскраске, ядовитых. Буйство красок поражало любого иномирца. Локи, нацепив на лицо самую мрачную маску, шел за отцом, глубоко вдыхая сладкий воздух, пропитанный невиданными ароматами, наслаждаясь теплом и мягким ветерком. Измученный болезнью организм чувствовал себя привольно. Вскоре нашлась и тропинка, ведущая в деревню.
Ванахейм был центром мировой торговли, не подчиняющимся Асгарду напрямую. Здесь отродясь не строили городов, не нанимали мощную армию. Жители гордились великолепным климатом, а также своим умением торговать и договариваться с любыми пришельцами. Объявив себя независимой и ни во что не вмешивающейся территорией, Ванахейм избежал войн и разорения и стал житницей, кормящей весь Иггдрасиль. В народе считалось, что если уж попал сюда, то стоит питаться исключительно фруктами, потому что столь невероятным разнообразием растений не мог похвастаться ни один другой мир. На деревьях висели сочные мангостины*, гроздья шариков рамбутана*, драконоподобная питахайя* и великан древесных фруктов — джекфрут*. В многочисленных деревнях жители занимались либо земледелием, выращивая рис и кукурузу, либо цветоводством и садоводством. В самых крупных деревнях проходили ярмарки, где можно было встретить умельцев из самых разных стран.
Так было до разрушения Радужного моста. Что же стало с миром теперь, когда торговцы оказались запертыми?..
Как ни странно, но почти ничего. Маленькие деревянные домики все также стояли на сваях, а вокруг этих необычных сооружений копошилось множество разных существ. Царевич не мог видеть себя со стороны, но не сомневался, что отец изменил внешность кардинально. Никому пока не стоит знать о том, что у Асгарда есть возможность путешествовать между мирами.
Около каждого деревянного дома стояла корзинка с утренними жертвоприношениями богам и духам предков: цветы, фрукты и рис. Локи старался не наступать на дары, выставленные чуть ли не на самую середину дороги. Многие уже были перевернуты, и подношения богам мешались с грязью и пылью. Ваны ступали по ним, сминая цветы, не обращая внимания ни на кого вокруг, в том числе и на замаскированных асов, избравших себе целью один из многочисленных постоялых дворов, где царская семья по традиции и останавливалась. Это было одноэтажное каменное здание с узкими окнами, прохладное даже в самое жаркое время года. В центре просторного помещения располагался фонтан, а над ним — отверстие в крыше, так что во время дождя струи, бьющие вверх, сталкивались со струями, текущими вниз, создавая удивительную по своей красоте картину.
Локи остался стоять у входа, прислонившись к прохладной каменной стене, украшенной рисунками птиц и цветов, наблюдая за отцом, зашедшим вовнутрь и направившимся прямиком к хозяину. Остановиться и передохнуть в тени было очень приятно — так обрадовавшее тепло по прибытии начинало становиться утомительным, да и дыхание, которое удалось сразу усмирить, все равно напоминало о себе: создавалось впечатление, что грудь стягивают тугие ремни, не позволяя глубоко вздохнуть. На постоялом дворе не было обычного оживления, что и неудивительно: из других миров гости прийти не могли, а местные предпочитали обычные деревянные дома, а не каменную постройку, столь резко выделяющуюся на общем фоне.
— Selamat pagi. Masih ada kamar?{?}[Доброе утро, у вас есть комната?] — начал Один на чистейшем языке ванов.
— Selamat datang. Masih{?}[Да, конечно.], — хозяин гостиницы ничуть не изменился за то время, что Локи его не видел. Даже не постарел.
Язык Ванахейма был столь прост, что царевич искренне недоумевал, почему не он, а язык асов стал международным. Ведь ваны не признавали никакой грамматики! Слова не изменялись, не склонялись, и если слушателю не была слишком уж важна вежливость и кастовость, то научиться изъясняться можно было за месяц.
— Pergilah — Один направился в сторону правого коридора. Хозяин шел на пару шагов впереди, что-то тихо напевая. Вот они дошли до массивных деревянных дверей. Наверное, комната отца. Хозяин открыл её и поспешил удалиться. Всеотец вошел в помещение. Локи последовал за ним, недоумевая, почему ему не показали его покои.
В полутемной комнате стояла масляная лампа, почти не дававшая света, но все же её и небольшого окна чуть ниже потолка хватило, чтобы разглядеть кровать. Точнее, две кровати. Локи застыл на месте, не будучи в силах и шагу ступить. Этого не может быть! Не могут они жить с отцом вдвоем. Это недопустимо! Взгляд Локи лихорадочно метался по мебели, отмечая, что всего по два. Это было продолжение начавшегося еще утром конца — неспроста сломался костяной гребень.
Младший царевич никогда не видел отца не в парадном виде, он почти никогда не бывал даже в его покоях. В спальне сидел всего раз в жизни, когда отец впал в сон. Личные покои — это личные покои, туда нельзя входить без разрешения. И вдруг сейчас отец заказывает только одну комнату… Чтобы не спускать глаз с жертвы даже ночью. Это был неожиданный удар в спину. Локи был уверен, что утром и днем ему придется терпеть общество отца, а вечером и ночью он будет предоставлен сам себе и сможет отдохнуть от постоянного надзора.
— Ты еще не готов? — Один разбирал свои вещи, причем так ловко, будто всю жизнь обходился без многочисленной прислуги.
Локи закрыл глаза, собираясь с мыслями. Он уже смирился с унижением, которое будет испытывать, гуляя вместе с хозяином как денег, так и жизни, но все же отсрочить этот момент хотелось неимоверно. И он принялся распаковывать вещи. Складывая одежду так тщательно, как это не делал ни один раб, младший царевич вспоминал, как раньше, когда ярмарки были наградой, сборы занимали меньше минуты. Будучи детьми, они с Тором просто не могли дождаться того мгновения, когда отец закончит со своими делами и поведет их гулять. И вот теперь он сам делает все, чтобы отсрочить прогулку.
Неимоверно медленно складывая вещи на полку, Локи спиной чувствовал неодобрительный взгляд отца, который явно устал его ждать. Царевичу на мгновение стало смешно: он никогда ничего не страшился так, как этой прогулки, ни одна расправа по своей жестокости не могла сравниться с этой подачкой.
— У меня нет времени тебя ждать. — Локи вздрогнул, услышав усталый голос.
— Вот.
На стол лег мешочек, наполненный серебряными украшениями.
— Здесь деньги. Купи себе лошадь и вещи самостоятельно, а у меня дела.
И Один направился к двери. Локи недоуменно переводил взгляд с отца на мешочек и обратно. Он уже устал удивляться. Его отпускают одного?
— Ты шутишь? — воскликнул он первое, что пришло в голову, надеясь остановить Одина и прояснить ситуацию. Он не понимал ничего. Мозг заработал, выдав одну из самых красивых гипотез за последнее время. — Ты ведь не отпустишь меня одного, не так ли? За мной будут следить твои соглядатаи, — это было утверждение, не требующее доказательств. Тысячи вопросов роились в голове молодого царевича, не находя ответов. Зачем было привозить его сюда да еще и ставить такие странные условия: жить вдвоем, без слуг, в одной комнате, нарушая все нормы приличий! Не для того ли, чтобы не спускать глаз с преступника? Но тогда к чему это показушное бросание в лицо серебра и мнимое освобождение? Что это? Очередная пытка, только более изощренная, чем предыдущие: в этот раз в роли застенка — мир, который царевич искренне любил, а допрос — странные условия: они не что иное, как попытка окончательно вывести его из равновесия и заставить наделать ошибок. Но хитроумный план не сработает! Он прекрасно видит все эти ухищрения и не собирается идти на поводу у отца!
— Я хочу их видеть, — Локи посмотрел на Одина, как он сам надеялся, очень дерзко. Вдребезги разлетелась маска угрюмого безразличия. Если отец играет не по правилам, то и он не обязан их соблюдать.
— Хорошо, — Один даже не обернулся. — Подожди немного.
И он вышел за дверь. Царевич остался стоять посреди комнаты. Обвел взглядом стены, выкрашенные в пастельные тона, потом обратился к кожаному мешочку с серебром. Тоже подачка. Но лучше уж так, чем просить каждую мелочь. Он подошел ближе к столу, развязал мешочек и высыпал на руку несколько серебряных и медных украшений, монеток, пластинок: здесь была очень большая сумма, её и правда хватит на все. Список необходимого Локи составил еще в поселении, и сейчас главное его не забыть. Закрепив мешочек на поясе, царевич швырнул оставшиеся вещи в сундук, не утруждая себя разбором. Раз уж отец решил не идти с ним, значит нужно как можно меньше показываться ему на глаза и вернуться только к ужину.
Дверь отворилась, но вместо Одина в проем скользнуло что-то мелкое и шустрое. Локи не успел и рта открыть, как по его штанине и рубашке вскарабкалась… Белка!
— Рататоск! — воскликнул Локи. Это и правда была она: вечная белка, живущая на Иггдрасиле между орлом неба и драконом земли, главная сплетница, жаждущая перессорить своих соседей. О легендарной белке Локи слышал, но никогда не видел. По размерам она была чутьбольше обычной, но более ничем не выделялась среди сородичей. Ухватившись коготками за ткань рубашки и слегка оцарапав кожу, белка быстро застрекотала на своем беличьем языке, пристально глядя в глаза.
— Рататоск сможет тебя защитить и укажет дорогу домой, если заблудишься, — Один лишь заглянул в комнату, удостоверившись, что белка нашла своего подопечного. Локи перевел на него ошарашенный взгляд. Отец что, издевается над ним? Если бы он не знал характера дорогого родителя, то подумал бы, что это именно так, что белка — не более чем насмешка. Но Один есть Один, он не может смеяться и шутить.
— До вечера, — и царь Асгарда захлопнул дверь до того, как Локи успел произнести хоть слово. Справившись с первым удивлением, он протянул руку к зверьку, не зная, позволит ли тот себя погладить.
— Добрый день, — произнес Локи учтиво, судорожно соображая, как именно выразить почтение изначальной белке. Та, разумеется, не ответила, но продолжила внимательно изучать полуаса черными глазами-бусинами. Как бы сказал Ивар, «речевой аппарат белки не приспособлен для воспроизведения звуков, привычных асам». Нервный смешок, сорвавшийся с губ, ничуть не смутил зверька, который милостиво разрешил себя погладить и, кажется, был полностью доволен происходящим. Его уши, головка и спинка оказались мягкими и приятными на ощупь, огромный пушистый хвост должен был быть еще мягче, но дотронуться до него Локи не решился.
Белка разумна, в этом нет сомнений, но насколько? Царевич перебирал все известные ему сведения об изначальных зверях, но ничего путного в голову не приходило. Можно ли потерять белку на ярмарке? Он боялся себе представить, что скажет отец, если он на базаре потеряет изначальную белку, которая являлась чуть ли не ровесницей Иггдрасилю. «Пап, понимаешь, я тут… белку потерял… изначальную» — Локи едва сдержал нервный смех, представив себе выражение лица отца после такого заявления. Хотя, учитывая возраст, это кто еще кого потеряет… Локи оглядел свои вещи: он прихватил с собой веревку, из которой легко можно сделать поводок, но согласится ли Рататоск, не обидится ли? А может ли белка вообще обижаться? Царевич тихо выругался уже второй раз за день: опять он сам себя загнал в ловушку. Без белки он не сможет вернуться, а как заставить белку весь день просидеть на плече? Договориться с ней нельзя, она же не понимает язык асов. А если и понимает, то она же животное, не совсем разумная тварь. Постояв посреди комнаты еще с минуту, Локи таки принял, как ему самому казалось, правильное решение: он соорудил из веревки что-то на подобии поводка с ошейником и взял его с собой. Если Рататоск попробует сбежать, то он сделает все, чтобы привязать её к себе. А если будет сидеть спокойно, то и пусть сидит. Оставалось только надеяться, что она не окажется такой же строптивой, как конь Тора, доставивший столько проблем немногим ранее. Тонкое издевательство — дать в надсмотрщики зверя, за которым заключенный должен самолично приглядывать!
Огромный базар встретил Локи привычным шумом и суетой. Со всех сторон доносились запахи вкуснейшей еды: завернутые в банановые листья фрукты, рис, морепродукты — чего тут только не было. Локи опасался, что Рататоск в любой момент может спрыгнуть с плеча и броситься к какому-нибудь особо аппетитному лакомству, поэтому не сводил глаз с соглядатая отца. Однако белка вела себя на редкость прилично. Она бесцеремонно лазала по его рубашке: то спускалась к запястьям, то забиралась на голову, и беспрестанно что-то говорила на своем беличьем языке. Окружающим не было до нее никакого дела: мало ли в каком обличье ходит приезжий маг. Облик животного умел принимать почти каждый, и Локи в свое время потратил много времени на заклятие оборотничества. Лучше всего ему удавался лосось, а хуже всего — хищные звери.
Царевич решил начать с покупки лошади. Где они продаются, он помнил точно, и направился быстрым шагом к дальнему концу базара, с трудом протискиваясь сквозь толпу и придерживая белку правой рукой. Привычный широкий шаг плохо сочетался с местным воздухом: Локи совсем отвык от местного климата и, совершив незначительное физическое усилие, тут же почувствовал дурноту и нехватку кислорода в легких. Выровняв дыхание, он продолжил свой путь менее быстрым шагом, опасаясь нового приступа и вспоминая, как сильно это мешало ему в детстве, когда им с Тором разрешали не степенно шествовать по улицам, а дать волю юношеской несдержанности.
Стойла встретили его запахом сена и конского навоза. Лошади, совсем не такие холеные, как во дворце, не обратили внимания на гостя, а вот их хозяин — пожилой ван с двумя десятками дорогих перстней на пальцах, подскочил к Локи с самой широкой улыбкой.
— Selamat siang. Aku mau beli rumah{?}[Добрый день, я бы хотел купить лошадь], — слова лились словно музыка: язык вспоминался очень легко, и Локи не пришлось прикладывать никаких усилий, чтобы произнести простейшую фразу.
— Милости просим, милости просим, молодой юноша. Выбирай, — послышалась в ответ речь на языке асов.
Локи нахмурился: продавец точно был ваном, их ни с кем не перепутаешь. С каких пор на ванахеймской ярмарке в ходу язык асов?
Царевич обошел лошадей, особо присматриваясь к молодым жеребцам трех-четырех зим: лошадь в этом возрасте уже спокойно может возить, но еще легко привыкает к новому хозяину. Отобрав нескольких по масти и породе, Локи велел вывести их. Торговец прикрепил к уздечке первого коня корду и протянул её возможному покупателю. Чтобы заставить коня пойти шагом, потребовалось лишь пару раз цокнуть языком. Вороной жеребец с белыми носками и звездочкой на лбу, с коротко и ровно прощипанной гривой, навскидку чуть больше полутора фатомов в холке выглядел вполне достойным сына Одина. Движения были неплохими, достаточно широкими и легкими, пригодными для выполнения различного рода упражнений. Просмотрев всех лошадей и прикинув для себя несколько вариантов, Локи уже хотел уж было заняться суставами, как вдруг Рататоск спрыгнула на землю. Царевич не успел перехватить белку и испугался, что она сейчас сбежит, но вместо этого тварь с разбега прыгнула на гриву одного из коней, взобралась на круп и начала беспорядочно метаться, не прекращая стрекотать.
— Твой друг невероятно прыток, — заметил купец, ничуть не смутившись. Локи только кивнул, пытаясь понять: развлекается Рататоск или же осматривает лошадь? С одного коня она перепрыгнула на другого, затем на третьего. Каждый тут же начинал тихо ржать, будто отвечал на стрекот.
— Как тебя зовут? — хриплый голос торговца отвлек Локи от наблюдения за беличьими манипуляциями. Он мог поклясться, что Рататоск специально осматривала суставы!
— Рото, — бросил он первое, что пришло в голову. Ваны отличались гостеприимством и излишним любопытством. Каждый норовил узнать имя, возраст, семейное положение, национальность. Таким уж этот народ уродился, и с этим ничего нельзя было сделать.
— А меня Камбанг. Ты женат?
— Еще нет, — Локи искренне надеялся, что новая внешность делает его достаточно молодым, чтобы отсутствие жены и кучи детей не вызвало волну сочувствия и непонимания у жителя мира, где в каждой семье растили несколько десятков детей.
— Вот это зря, это зря, — торговец преданно глядел в глаза Локи, будто понимал, кто стоит пред ним на самом деле. — Семья — это очень хорошо.
Пока они беседовали, белка добралась до последней лошади, спрыгнула на мокрый песок, схватила палочку и принялась что-то чертить.
— Твой друг, кажется, выбрал себе лошадь, — заметил торговец, читая едва различимые слова: «Вторая лошадь. Оседлай».
Локи закатил глаза к лазурно-голубому небу. Час от часу не легче: белка не могла говорить, но могла писать. Таки настоящий соглядатай отца? Не расскажет, так напишет, если ей что-то не понравится. Значит, опять никакой свободы, придется беспрекословно подчиняться ей, как раньше отцу? Надо узнать её намерения. Но для этого придется переписываться… С белкой? Это было выше его сил и понимания. И с какой стати изначальна тварь выбирает, какую лошадь покупать бывшему царю Асгарда? Но не спорить же с ней! Локи на мгновение представил себе, как они с белкой устроят письменный спор на мокром песке: да весь Ванахейм сбежится поглазеть!
Быстро оседлав коня, Локи выехал все на тот же пустой пятачок земли, расшагивая животное. Огромный конь, около двух фатомов в холке, огненно рыжего, «живого» окраса, с белыми гольфами, широкой полосой на лбу, «медной» гривой и длинным пышным хвостом великолепно смотрелся под Локи, о чем не замедлил сказать торговец и написать белка. Коротко кивнув, царевич начал рысить, толкая коня в повод и наблюдая за тем, какими широкими и плавными становятся его движения. Раз отец не лишил блудного сына титула и силы, придется участвовать в сотне праздников и шествий, а значит, они с лошадью должны составлять единое великолепное целое. На галопе Локи попытался сделать пируэт, и у него отлично получилось. Лошадь слушалась идеально, будто знала его всю жизнь. Когда царевич спросил об имени и услышал «Марципан», хищная улыбка непроизвольно озарила лицо: уже за одну «вкусную» кличку он был готов купить этого коня. Марципаны он очень любил, теперь выяснилось, что и они любили его, по крайней мере, один из них.
Отшагивая коня, Локи уже не сомневался, что возьмет именно его — после несносной лошади Тора ехать на спокойном «измельченном миндале» одно удовольствие.
«Бери» — приказала белка. Локи утвердительно кивнул, не собираясь спорить со спутницей. Кто знает, как может отомстить обиженная белка? Хозяин расплылся в невероятно милой улыбке и отчаянно закивал, бормоча про «прекрасный выбор».
Гулять по ярмарке с конем было крайне неудобно, поэтому Локи отвел его на постоялый двор. Возвращаться туда пришлось еще пару раз: многие покупки оказались слишком громоздкими, чтобы таскаться с ними весь день. Открывая дверь в комнату, царевич страстно желал, чтобы там не было отца. В этом ему повезло: за весь день они ни разу не столкнулись ни в комнате, ни на самой ярмарке. Из покоев Локи захватил белую бумагу для стукалок и грифель.
«Ты говорила с лошадью?» — написал он на бумаге.
«Да» — тут же ответила белка.
Локи, усмехнувшись, кивнул, выражая благодарность. Сама мысль о бурной переписке с белкой вызывала у него нервный смех. Ходить по базару и советоваться с ней, что именно покупать. Такого даже в театральных постановках не увидишь!
Локи принялся методично скупать все необходимое по списку. Белка больше не мешала ему, устроившись на плече и задремав. В первую очередь Локи интересовали ткани, которыми он мог украсить новое жилище. Ванахейм славился своими полотнами и посудой из металла и дерева, на которых умелые женщины выводили самые невероятные рисунки. В основном, правда, иллюстрации к священным книгам. Религий в Ванахейме было столько же, сколько и деревень, поэтому разобраться, кто где и почему нарисован, не представлялось возможным. Локи неспешно переходил от одной лавки к другой и везде слышал только язык асов. Это начинало раздражать. Ванахейм изобиловал традициями, обычаями и мелкими празднествами. Существовала своя особая система вежливости, не позволяющая пользоваться левой рукой, указывать пальцем, касаться головы собеседника, сидеть, положив ногу на ногу, ссориться и говорить о политике. Древняя культура дополнялась не менее древним и простым языком, который, казалось, вымер. Дойдя до мастерской с инструментами, Локи решился завести еще один разговор.
— Harga ini berapa?{?}[Сколько это стоит?] — спросил он, указывая на топорик.
— Тебе уступлю за четыре мелких серебра, — тут же отозвался купец.
— Malah sekali!{?}[Как дорого!] — Локи попытался заставить вана перейти на его родной язык.
— Нет, цена очень хорошая, — тот будто не замечал потуг собеседника.
— Две! — сдался Локи.
Они долго спорили и отбивали необходимые по весу кусочки серебра, после чего Локи удалился, довольный собой и покупкой.
Несколько часов пролетели незаметно. Заполучив все необходимое, царевич двинулся к постоялому двору, собираясь предъявить отцу покупки и остатки денег. Рататоск, мирно спавшая на плече, пробудилась, застрекотала. Локи дернулся, когда в ухо впились остренькие коготки, а стрекот почти оглушил его. Запоздало пришло осознание происходящего. И что же он делает? Идет к отцу отдавать серебро? Этого не хватало! Царевич принюхался, улавливая вкусные запахи эфирных масел. Осмотрелся, понял, что находится среди лавок с безделушками. Раз отец отдал ему деньги, он их потратит полностью — сохранять для себя нет смысла: в поселении они ни к чему, а совершать какие-то покупки в Асгарде он не планировал. Неприятные мысли, отошедшие на второй план во время прогулки, снова захватили его: когда-то получить деньги и погулять по ярмарке в одиночестве было пределом его мечтаний. Но теперь, после Бездны и обретенной самостоятельности, эта подачка вызывала ненависть и брезгливость. Кроме прочего пришлось признать, что прогулка в одиночестве — странный зверек не в счет — не столь весела, как ему представлялось в детстве. Она больше походила на рутину. В течение дня он несколько раз ловил себя на воспоминаниях о том, как хорошо проводил время с Тором и слугами. С какими горящими глазами они бегали, если им позволяли, от одной лавки к другой. Смотрели на прыгающие фонтаны, пытались поймать в небольшом прудике огромную рыбу, раскрывавшую рот в надежде, что её покормят хлебом. С ярмаркой Ванахейма было связано столько хороших и светлых воспоминаний, что на мгновение Локи показалось, будто он увидел в толпе себя вместе с братом. Конечно, это были другие дети, но как похожи!
С тяжелым сердцем царевич подошел к очередному улыбающемуся купцу и принялся торговаться за какую-то совершенную безделицу. Спор увлек его, отогнав грустные мысли, и скоро он уже, подобно себе прошлому, быстрыми шагами пересекал улицы, выискивая знакомых с детства торговцев и скупая все, что душа пожелает. Жадный взгляд выцеплял на прилавках красивые, ненужные безделушки, получить которые он мечтал столетиями. В мешочке звенел почти бесконечный запас серебра, распаляющий желание обладать. И только голод заставил царевича остановиться подле лавки с горячим рисом. Уличная еда была простой, без всяких излишеств и соусов, но от этого не менее вкусной. Прикончив плошку белого, отварного, тающего во рту риса, Локи вспомнил о спутнице. Она ведь тоже голодная. Придется кормить, а то еще нажалуется отцу. Только вот что ест изначальная белка? Вряд ли простые орехи. Локи провел рукой по плечу, намереваясь снять Рататоска и попросить его описать свои вкусовые пристрастия, но пальцы ухватили пустоту! Царевич остановился так резко, что спешащая за ним дородная матрона врезалась в него. Локи пробурчал невнятные извинения и принялся осматривать и ощупывать каждую складку на одежде. Белка же только что была здесь! Руки царевича лихорадочно мяли светлую ткань, но безрезультатно — зверек испарился, словно его никогда и не было. Локи прошиб холодный пот. Таки свершилось: он потерял соглядатая отца. Или его украли? Или белка, задремав, свалилась с его плеча, а он даже не заметил? Или она отправилась докладывать отцу о том, что он смеет тратить царские деньги на бесполезный хлам? Локи кинулся назад к лавкам, где покупал бессмысленные побрякушки. Кислород с трудом пробирался в легкие — к непривычному воздуху добавилась еще и паника от содеянного. Купцы встречали тяжело дышащего и волнующегося царевича добрыми улыбками и объятиями, интересовались, что ему угодно на этот раз. Заслышав сумбурные вопросы о белке, кивали и утверждали, что она спала на его плече, сочувствовали, предлагали пойти и купить новую. Локи перевел дух: купцы видели её спящую на плече, значит, она не к отцу побежала. Значит, украли! Локи чуть не взвыл, когда очередной ремесленник в порыве сочувствия предложил подарить белку во много раз красивее прежней. Если Рататоск и правда украли, то нарушится мировое равновесие — изначальная белка не может надолго покидать свой пост. Что случится с орлом и драконом, когда они не досчитаются своей приятельницы? Локи понятия не имел, какими именно полезными делами, помимо сплетен, занималась белка, но был уверен — её обязанности связаны с благополучием всех миров. И почему он сразу не отправился к отцу, как собирался, а остался на рынке — тогда бы белка не потерялась! И вот теперь он не может вернуться домой без нее — отец сдерет с него шкуру заживо и будет прав!..
…Темнело. Безрезультатные поиски отняли море сил и порядком утомили царевича. Он устало плелся по улицам, в тысячный раз прокручивая произошедшее, и никак не мог ответить на вопрос: каким образом он умудрился потерять белку? Почему не почувствовал, когда она соскочила с плеча? Или её грубо стянули? Погруженный в собственные безрадостные мысли, Локи и не заметил, как ноги вынесли его к постоялому двору. Шикарный каменный дом казался унылым и безжизненным. Делать нечего, придется идти к отцу и признаваться во всем.
Только перед самой дверью он вспомнил о позволенной себе дерзости — о безудержной растрате — за это его тоже не похвалят. «Жаль все же, что отец не захотел гулять со мной» — Локи горько усмехнулся. Если бы он гулял с отцом, то не смог бы осуществить давнюю мечту, но зато изначальную белку не потерял бы.
— Я дома, — он вошел без стука. Отец сидел за письменным столом и читал какой-то свиток, а на его коленях сидела и хрустела орехами…
— Рататоск! — воскликнул Локи, не сумев скрыть своего удивления. Белка на мгновение отвлеклась от ореха, бросила на него ничего не выражающий взгляд и продолжила поедать орех, раскидывая скорлупки по полу и по коленям Одина. Вот вредная белка!
— Вернулся, — Один поднял на него взгляд, полный насмешки. — Смотрю, ты увлекся покупками настолько, что даже умудрился потерять моего соглядатая, — он почесал белку за ушком и протянул ей еще один орех.
— Я не хотел… — начал Локи, но осекся на полуслове: не оправдываться же перед отцом, в самом деле.
— Однако ты и без белки нашел дорогу домой, — заметил Один. Локи мог поклясться, что отцу нравилось видеть его таким растерянным, хотя этого не могло быть.
— Вот, — он протянул список, чтобы побыстрее закончить неприятный разговор.
— Что это? — отец недоуменно воззрился на лист, но не взял его.
— Список купленного, — пояснил Локи, злясь, что ему приходится объяснять очевидные вещи. О, как будет разгневан отец, когда узнает, что он потратил все серебро! Но сегодняшнее счастье того стоило. Пусть лучше отец сердится из-за денег и забудет о настоящем допросе.
— Зачем? — Один отложил свиток. — Я думал, ты и сам знаешь, что тебе нужно.
— Знаю, — недоуменно протянул Локи. И опять он неправильно рассчитал действия отца. Сколько царевич помнил, тот крайне щепетильно относился к деньгам. Именно отец когда-то приучил его покупать только самое необходимое и составлять списки.
— Я потратил все деньги, — бросил Локи небрежно, отходя к своей кровати. Он уже не мог предугадать, что рассердит отца, а что нет.
— И все купил? — рассеяно гладя белку, Всеотец смотрел куда угодно, но не на сына.
— Да, — Локи принялся вынимать из тряпиц покупки, не без удовольствия перебирая вещи, приобретенные им лично.
— Вижу, я верно рассчитал: тебе хватило серебра как на достойные вещи, так и на сущие безделицы.
Локи замер, едва не выронив кубок. Ненависть на мгновение блеснула в его глазах. В словах отца была откровенная издевка! Сперва белка, которая все еще жует орех и делает вид, что ничего не слышит и не понимает, хотя прекрасно может рассказать всем девяти мирам сплетню о младшем сыне Одина, еще недостаточно взрослом для принятия самостоятельных решений. Теперь еще и это. «Тебе должно было на все хватить»… Словно он маленький ребенок. Хотя почему «словно», отец явно делает все, чтобы он себя именно таковым и чувствовал. Ничтожеством, чьи слова и поступки ничего не значат. Но если раньше он и был таким, то не теперь, когда столько всего пережил. Хватит с него унижений!
— Прекрати! — Локи резко обернулся, давая волю ярости. — Я не позволю так обращаться со мной. Я побывал на дне Бездны, за мной шла армия, я уже давно не ребенок! — он не смел повышать голос, памятуя о том, что они не одни на постоялом дворе, но его шипение, срывающееся на приглушенное рычание, хорошо выражало весь спектр эмоций. Если отец решил притащить его в мир детства, чтобы окончательно унизить и указать на свое место, то он должен увидеть, насколько все изменилось и во что превратился несмышленый ребенок!
— Хочешь по-взрослому? Хорошо, — Один пожал плечами, бережно пересадил белку на стол, медленно встал, усыпав некогда чистый пол ореховой скорлупой, и активировал Тессеракт: комната наполнилась синим маревом.
— Руку! — он сделал пару шагов вперед, протягивая раскрытую ладонь.
— Что? — Локи опешил: куда отец собирается отвести его на этот раз?
— Руку, — в голосе Одина слышалось только мертвенное спокойствие, которое было опаснее самого яростного крика. — Возвращаемся в Асгард, где я тебя лично вздерну за все твои преступления.
Стало так тихо, что Локи услышал собственное сбившееся дыхание и учащенное сердцебиение. Казнь? Спустя столько времени? Это невозможно! Если бы отец хотел казнить, то сделал бы это в первый же день, не сейчас… Локи попытался улыбнуться, но понял, что в этот раз с ним не шутят и что один-единственный жест решит его судьбу. Расстаться с жизнью после всего, что случилось, после всех разговоров с отцом и триумфального возвращения в Асгард победителем и братом наследника… Царевич знал, что обязан протянуть руку и с честью принять предначертанное наказание, но он продолжал стоять, буравя Одина неверящим взглядом. К чему было многомесячное представление, если отец с такой легкостью предлагает казнь?
— Хочешь быть взрослым, вот и отвечай по-взрослому, — Один сделал еще шаг вперед и остановился, ожидая ответной реакции. Локи стоял, подавившись словами, не в силах ни ответить, ни даже связно мыслить. Он отчетливо слышал свое дыхание и отчетливо понимал, что умирать все-таки не хочет. Еще мгновение, и он опустил голову, признавая свое поражение: и как он посмел забыть, кто Один на самом деле? Не отец, но царь и судья.
Синее марево погасло, а артефакт вернулся на тумбочку. Один направился к двери и, приоткрыв створку, бросил через плечо:
— Идем.
— К… Куда? — только и смог выдавить и так ошарашенный Локи. Паническая мысль, что Всеотец все-таки решил его казнить прямо здесь, в Ванахейме, не позволяла царевичу сдвинуться с места, вынуждая судорожно искать варианты побега.
— Ужинать, — не дожидаясь ответной реакции, Один вышел за дверь и только тогда позволил себе тихую усмешку.
Младший царевич, еще не оправившийся после произошедшего, все равно не мог ослушаться приказа, но с некоторым трудом заставил себя последовать за тем, кто только что грозился смертной казнью.
Только увидев накрытый для трапезы стол, он почувствовал, что паника и страх, захватившее его целиком, спадают, оставляя после себя болезненное чувство проигрыша; хотя было глупо надеяться выйти победителем из спора с Одином Всеотцом. Бросив хмурый взгляд на отца, Локи, наконец, обратился к еде: рису и фруктам. Ели в Ванахейме руками, точнее, рукой, правой. И хотя раньше Один всегда требовал приборы, в этот раз демонстрировать свое асгардское происхождение не следовало. Локи с каменным выражением лица наблюдал, как отец преспокойно зачерпнул рис рукой и отправил в рот.
— Что ты будешь пить?
— Чоколатль, — хмуро бросил Локи.
— Не представляю, как вы оба пьете такую горечь? — усмехнулся Один, заправляя рис плотным, тягучим соевым соусом, заменявшим соль. Теперь от отца веяло не опасностью и силой, а лаской и добротой. У Локи уже не было сил на подозрения. Он устал от жары, впечатлений и постоянного ожидания чего-то плохого. Как оказалось на деле — ждать его не было необходимости. Стоило только протянуть руку.
— Как прошел день? — спросил Один, отправляя в рот звездный фрукт*.
— Что? — погруженный в себя, Локи пытался насладиться любимым с детства горьким напитком: какао-бобы, вода, огромное количество перца чили — чоколатль обжигал рот и горло, пить его надо было крайне осторожно.
— Где ты был, что видел? — отец говорил так миролюбиво, будто вовсе не он недавно предлагал смертную казнь.
— Я купил лошадь, — буркнул Локи, боясь заводить очередной мучительный разговор.
— Меня опечалил твой выбор: лошадь больна.
— Что? — Локи недоуменно поднял голову. — Больна? Но на нее указала твоя белка!
— Ты полагаешь, что белки разбираются в лошадях? — Один неодобрительно покачал головой. — Прими простую истину: Рататоск ищет в животных не здоровье и выносливость.
— А что тогда? — подозрительно спросил Локи.
— Приятный характер. Если бы ты искал доброго друга и годного собеседника, то мудрая Рататоск была бы достойным советчиком, — Один немного помолчал. — Неужели ты забыл то, чему я тебя учил? Ты хорошо разбираешься в лошадях, зачем тебе какие-то советчики? Ты постоянно повторяешь, что прошел Бездну, что за тобой была армия и ты сам принимал решения, которые затрагивали судьбы миров. Почему же в Асгарде ты опять отдаешься на волю советчикам?
Локи молчал. Слишком свежи были воспоминания о предложенной казни, поэтому нарываться он не смел. Самостоятельно принимать решения. Ну-ну, попробуй прими решение, когда тебя в любой момент могут начать шантажировать казнью!..
— Надеюсь, белка не мешала тебе в дальнейшем наслаждаться прогулкой? Сильно ли изменился Ванахейм за время твоего отсутствия?
Локи в красках описал ярмарку, ловя на себе благодушный взгляд отца. Подивился исчезновению языка ванов, остановился на паре курьезных случаев.
Он говорил и говорил. Напряжение постепенно спадало. Давно в царской семье не было таких простых задушевных разговоров. Даже до падения в Бездну Локи видел отца только на совместных трапезах, почти не говорил с ним и уж тем более не делился впечатлениями.
— Завтра у тебя снова дела? — спросил он по окончании ужина. Несмотря ни на что, ему хотелось провести вместе с отцом хотя бы один день. Ведь так было всегда. Отец столь ласков с ним сейчас и столько позволяет. Может, стоит этим воспользоваться? Вспомнить о том времени, когда они и в самом деле были близки? Правда, между ними всегда стоял Тор, а сейчас его нет. Получится ли расслабиться и забыть хотя бы на день о том, что перед ним, в первую очередь, палач, решающий его судьбу?
— Нет. Завтра гуляем вместе, — Один словно прочитал его мысли. Локи кивнул и решил попробовать новую тактику. Если сражаться с отцом и говорить с ним на равных не получалось, то, быть может, стоит сблизиться и поиграть в семью? Ведь именно этого, по непонятным ему причинам, все так жаждут.
(1) Доброе утро, у вас есть комната?
(2) Да, конечно.
(3) Идем!
(4) Добрый день, я бы хотел купить лошадь.
(5) Сколько это стоит?
(6) Как дорого!
====== Глава 28 ======
Комментарий к Глава 28 Иллюстрации к этой главе, а также к главам 30 и 32
https://vk.com/album-57908144_180828311
Если бы Локи знал, с каким нетерпением все поселение ожидает его отъезда, если бы знал, что за каждым шагом его лошади следили сотни пар глаз, он бы повернул коня и понаблюдал бы за развернувшейся за его спиной бурной деятельностью. Но сонный Локи ни о чем даже не подозревал и, погруженный в свои безрадостные мысли, не замечал ничего и никого, даже Ивара, который специально крутился неподалеку, надеясь, что его царское высочество попрощается с новоприобретенным другом лично, конечно же, перед достаточным количеством зрителей из поселения — иначе прощание потеряло бы всякий смысл.
Как только фигура венценосного всадника исчезла из виду, скрывшись за горизонтом, искусно подавляемое оживление сменилось настоящей истерией в предвкушении чуда: такого беспорядка поселение не видело очень давно. Ивар, гордый оказанной ему честью и раздосадованный пренебрежением царевича, слепо проследовавшего мимо него к воротам, вынес осколок Тессеракта на тинг, где в считанные минуты собралась огромная разношерстная толпа. Мастера магии, логистики и медицины тщетно пытались угомонить своих подопечных и призвать хоть к какому-то порядку. Приготовления к спасательной операции проходили в строжайшей тайне от сына Одина, поэтому, когда дошло до дела, оказалось, что не готово почти ничего. Асы спорили до хрипоты, решая, кто с кем едет и куда именно надо переносить спасателей, чтобы их никто не заметил. Проблема стояла нешуточная: требовалось если не привести застрявших логистов домой, то хотя бы убедиться, что с ними все в порядке. Но как это сделать, не обнаружив себя?.. Принятое ранее решение о применении сильных иллюзий оказалось опрометчивым: по-настоящему хорошую иллюзию могло наложить лишь несколько опытных магов, специализировавшихся на маскировочной магии. Их сил не хватит на то, чтобы обслужить все спасательные отряды и телепорты.
Праздно шатающихся незаинтересованных поселенцев могло забавлять подобное сборище, но Раиду, остро ощущавший свою причастность к делу и в то же время не имевший никакой возможности повлиять на него, с трудом смирял свой гнев, размышляя на постороннюю тему: как магам, обладающим огромной разрушительной силой, хватает терпения не испепелять на месте докучливых логистов и целителей? На его глазах Хагалар, мастер магии, Гебу, мастер медицины, и мастер логистики, чье имя Раиду благополучно забыл, уже едва не дрались, доказывая друг другу свою точку зрения. Хагалар утверждал, что надо отправлять экспедиции не параллельно, а последовательно, тогда маги смогут лучше выполнить свою работу: и портал прикрыть, и личины создать. Гебу замечал, что если логистам какого-то мира требуется помощь, то на её оказание может уйти больше, чем несколько часов, и кончится дело тем, что сын Одина вернется, а они еще и половины миров не обшарили. Мастер логистики, потрясая кулаками, кричал, что надо действовать как можно быстрее. Что за эти три ночи надо не просто найти логистов, а еще и закупить необходимые реактивы. К ним присоединился и мастер магиологии, Кауна. Он предложил отсрочить возвращение Локи: удержать его во дворце или под каким-нибудь благовидным предлогом запереть в собственных покоях, дабы не мешал. А также добавил, что Хагалар, как его опекун, может легко это провернуть, на что получил многообещающий испепеляющий взгляд. Пока Раиду представлял, что царевич сделает с тем, кто попытается закрыть его в доме, спор плавно перешел с застрявших логистов на Локи, а потом и на личности.
Все тинги проходили подобным образом, и Раиду это было известно, поэтому он старался на них не ходить — жизнь поселения его мало волновала, — но на этот раз вопрос требовал немедленного решения. Сейчас только горстка старцев, не желающих слушать ни единого слова друг друга, отделяла его от Мидгарда и возможности увидеть своими собственными глазами чудеса техники, снившиеся ему уже долгие месяцы.
— Пойдем переоденемся, пока они спорят.
Раиду вздрогнул, когда услышал мягкий голос Фену. Логист Мидгарда подкрался незаметно, несмотря на хрустящий под ногами снег.
— К тому моменту, как мы будем готовы, они до чего-нибудь договорятся. Возможно. А если даже нет, то нас то в Мидгард отправить проще всего: и скрывать не надо, и портал никто не заметит.
Раиду кивнул и последовал за проводником в дом снабжения, где Кауна приготовила для путешественников всю необходимую одежду. Она и две её помощницы не спали всю ночь, подбирая костюмы для восьми миров, куда с раннего утра должны были отправиться несколько десятков асов. Правда, раннее утро уже прошло, а никто в доме так и не появился. Кауна не любила задавать лишних вопросов, не любила и разговаривать с полунезнакомыми поселенцами. Спросила только, куда гости направляются.
— Мидгард. Германия. Штутгарт. Погода там сейчас плохая: либо снег, либо грязь с дождем, — объяснил Фену, раздеваясь. Раиду стоял рядом и смотрел на защитные костюмы, в которых щеголяли сыновья Одина. Только раз в жизни ему пришлось надеть такой костюм, но он успел прочувствовать, насколько же он неудобен. А ведь несчастному царевичу приходится все время ходить в доспехах. Еще один повод ненавидеть нечестивца Хагалара.
Человеческая одежда Раиду сильно не нравилась: плотная, сшитая из неизвестной асам ткани, сильно стесняющая движения. Будь его воля, он бы надел что-нибудь тонкое и легкое, но его не спрашивали. Да и не это главное. Через самое короткое время он попадет в мир людей и своими глазами увидит все то, о чем прочел множество книг.
— Пойдем, — окликнул его Фену. Логисту не потребовалось и двух минут, чтобы застегнуть странные пряжки и пуговицы. Ну конечно, многолетняя практика… — Нам очень повезло, что мы едем именно в Мидгард, — говорил он, направляясь к тингу, откуда доносилась уже отборная брань.
— Тем, что там нет магии, и нам не нужно пресмыкаться перед людьми? — поинтересовался Раиду.
— Нет. Тем, что мы легко найдем наших, как только окажемся в городе. Сотовый телефон нам поможет, — он помахал перед носом естественника маленьким прибором.
— Откуда это? — тут же встрепенулся Раиду и попытался схватить загадочный аппарат, но ему не позволили. — Я же изучил все вещи Мидгарда.
— Мы сделали все, чтобы телефоны тебе в руки не попали, — улыбнулся Фену. — А то ты бы их разобрал, и что бы мы тогда делали? Это единственный способ найти своих среди шести миллиардов смертных, особенно в этот раз, когда нашего появления не ждут.
— Нечестивец, — выругался Раиду. — Обманул меня, выродок! Книжицу с номерами ты тоже взял?
— Номера прямо в телефоне, — Фену постучал ногтем по экрану. — Видимо, тебе не попадались книги по сотовым телефонам, и ты не знаешь, как ими пользоваться. Ничего, прибудем на место — объясню.
Раиду сдержался и не стал затевать ссору. Ехать на Землю без опытного провожатого не имело смысла, а в поселении после разрыва связи оказались заперты только четыре логиста Мидгарда, и лишь с одним из них Раиду не был на ножах. Логисты Земли в последнее время всеми силами избегали его и прятались по своим логовам, только завидев на горизонте естественника, жертвами которого пали практически все привезенные с таким трудом полезные хозяйственные мелочи. Раиду же скрупулезно искал их и задавал все новые вопросы насчет жизни людей. В библиотеках хранились, в основном, научные книги, но для того, чтобы короткая поездка получилась по-настоящему плодотворной, надо было узнать кучу мелочей о быте людей, об их домах и улицах. Логисты рассказывали совершенно невероятные вещи, которые приходилось записывать, а потом учить наизусть. Фену, один из немногих, умеющих сносно рисовать, страдал особенно сильно. Он вынужден был хотя бы примерно изображать все то, о чем говорил. На его рисунки Раиду мог смотреть часами, запоминая детали светофора, фонарного столба, машины, велосипеда, холодильника, самолета, эскалатора, экскаватора, мусорного бака и еще сотни вещей, о которых он никогда прежде даже не слышал.
Когда будущие путешественники вернулись на тинг, спор не то, что не закончился, а наоборот, был в самом разгаре и грозил затянуться до вечера. Логисты, врачи и прочие возможные путешественники стояли группками по два-три аса и весело обсуждали предстоящую поездку, которая явно начнется не через час и даже не через три. Злость, поутихшая, пока Раиду готовился к путешествию, при виде стада этих баранов вспыхнула с новой силой.
Естественник обвел свирепым взглядом разномастную толпу. Как эти никчемные асы могут так относиться к своим обязанностям?! Ему не терпелось попасть в мир людей, он не мог нормально спать последние ночи, сколько бы брат не уговаривал его отдохнуть перед долгим и сложным путешествием. А эти!..
— Ивар, поди сюда, — Фену окликнул зловредную ворону — любимца царевича. Он наслаждался вниманием шумной и бестолковой толпы — без него не проходил ни один тинг. А в этот раз он просто купался во внимании, будучи причиной собрания. Весь его облик источал надменность и гордость. В руках он держал обломок Тессеракта, который, по его словам, отколол собственноручно. Нечестивец!
— Что угодно логисту Мидгарда? — Ивар подошел ближе, чванливо глянув на обоих ученых. — Я, признаться честно, думал, что самая сложная задача будет — отколоть частичку Тессеракта, с которой я блестяще справился. Вы можете себе представить, сколько сил я затратил. Моя жизнь очень ценна для самого сына Одина, рисковать ею я не смею, поэтому, прежде чем приступить к делу, я пошел к Кауне и запросил одежду Тора. Хотел одежду Локи, но слышал краем уха, что она до смерти неудобна, ведь правда, Раиду?
Ученый молча кивнул, скривив губы. Общение с гордецом совсем не входило в его планы, но что он мог сделать? Поссориться с ним сейчас значило не уехать никуда.
— Одежда Тора, я тебе честно скажу, тоже не подарок, — Ивар, и не ожидавший другого ответа, продолжил грассказ. — Особенно нагрудник. Я едва разобрался, как там все к чему крепится. Но это же я, я все могу! А дальше я пилил. Очень долго. И по вертикали, и по диагонали — совсем умаялся, уже думал на помощь кого-нибудь звать. И тут артефакт как по мне шарахнет! Оченно похоже было на подожженный дихромат аммония — он из оранжевых крупинок превращается в зеленый бурлящий вулкан, а Тессеракт из голубого тихого кубика становится синим смерчем убийственной мощи. Я собой чуть стену не проломил! У меня до сих пор, несмотря на доспехи, синяк остался. Не будь я таким умным, не надел бы доспехи, вы бы со мной уже попрощались. А рядом же магиологички! Девочки кричат, хотят звать на помощь.
Лицо Ивара оживилось: он в красках и действиях описывал недавние события. С интересом кивая, Фену порой вставлял ничего не значащие «Надо же. Ух ты! Ничего себе.», подбадривающие собеседника, которому ничего другого и не было нужно. Удивляясь безграничному терпению логиста, Раиду стоял рядом и с грустью вспоминал одно из своих изобретений — зачарованный кляп, снять который мог только тот, кто надел. Вот если бы можно было без пустых росказней заняться работой… Время стремительно бежало вперед, к возвращению Локи надо скрыть следы операции, или же наоборот встретить царевича новыми достижениями.
— Но я не растерялся! Ведь моя магия всегда со мной. Я его и так, и эдак, и еще вот так, — Ивар активно жестикулировал. — Успокоился. Я отколупнул частичку. Я был героем. Девочки мне стоя аплодировали. Они то, небось, думали, что сейчас все взорвется. Но мне они доверяют, они точно знают, что, когда рядом я, они в безопасности!
— В твоих способностях я никогда не сомневался, — тошнотворно-заискивающе произнес Фену. — Ведь ты единственный, кто знает, как пользоваться осколком, ни один посредственный маг не смог бы достигнуть твоих высот. Ты можешь, пока мастера спорят, отправить нас с другом в Мидгард? Там, я уверен, все хорошо, и целители не понадобятся. Ты же знаешь, что мне есть, чем тебя отблагодарить, — он наклонился к самому уху Ивара, так, чтобы никто, даже Раиду, ничего не услышал. И как только Фену не тошно пресмыкаться перед этим выродком? Хотя по работе ему приходится иметь дело со смертными — неизвесно, что хуже и противнее.
— С тобой всегда приятно иметь дело! — Ивар плотоядно улыбнулся, высчитывая выгоду. — Ради тебя хоть в Хельхельм. Идите сюда.
Они отошли на несколько шагов от основной толпы. Мастера ничего не замечали, споря до хрипоты и что-то кому-то доказывая, а будущие путешественники лениво следили за своими более удачливыми коллегами. Не сказать, чтобы все жаждали принять участие в сложной спасательной операции, добровольцев было не так и много, в основном, все по принуждению.
Перехода Раиду не заметил. Он просто моргнул, а, когда открыл глаза, обнаружил себя неизвестно где. Он стоял на черной влажной земле без единой травинки. Вокруг возвышались странные деревья: листья кленовые, а вот кора тонкая, облезающая. Неподалеку ходили люди в столь же странной одежде, что и он сам. Ходили они по… Это же асфальт! Забыв о Фену и обо всем прочем, Раиду вылетел из полужидкой грязи и ступил на серое покрытие. Он опустился на колени, любовно провел рукой по шершавой поверхности. Асфальт — смесь разноразмерной щебенки, песка, минерального порошка, битумов. О, если б можно было разложить асфальт и посмотреть, как выглядит загадочный битум!
— Раиду, встань, не привлекай не должного внимания! — Фену едва не силой поднял увлекшегося ученого.
Немцы и правда странно косились в их сторону, но сделать замечание двум солидным мужчинам не решались. Раиду грубо оттолкнул провожатого. Его внимание уже переключилось с асфальта на каменного льва. Какая тонкая работа! Что-то бибикнуло, и мимо пронесся человек на каком-то средстве передвижения — Раиду не успел как следует рассмотреть. Либо велосипед, либо мотоцикл, либо мотороллер. Две девочки прошмыгнули на колесах, прицепленных к ногам — ролики. О льва ударился маленький мячик с очень яркими, не от руки нарисованными картинками. На песочной площадке возвышался огромный замок с кучей детских железных горок и канатных дорожек. Взрослые сидели на лавочках, состоящих из дерева и металла. В песке были разбросаны детские игрушки, разноцветные, вероятнее всего, нефтяные. УРаиду разбегались глаза. Он тяжело дышал, вертя головой во все стороны и шепча тихие проклятия — иначе он не мог выразить своего восторга. Он попал в научную Вальхаллу!
— Сим карта просрочена, — Фену с неудовольствием оторвал от уха свой загадочный телефон. — Подожди меня тут, постарайся ничего не трогать и не привлекать ненужного внимания. Люди как асы — если просто сидеть и ничего не делать, тебя не тронут. Я схожу куплю новую симку и позвоню Алгиру. Дождись меня.
Он почти силой усадил Раиду на скамейку и направился к выходу из парка. Ученый никак не отреагировал: Фену для него теперь не существовал. Несколько минут он спокойно сидел и переводил взгляд с одного предмета на другой, стараясь определить, что из чего состоит. У него было одно желание — телепортировать домой весь этот сад целиком со всеми его деревьями и асфальтом. А там, в тиши лабораториума, заняться кропотливыми исследованиями всех возможных сплавов и соединений.
На одной скамейке с ним сидела и вязала светловолосая молодая немочка, болтая одновременно по телефону. Дамочка закрывала плечом почти весь аппарат, так что была видна только часть корпуса. Подле нее не менее молодой немец уткнулся в плоский экран, по которому летали круглые клювастые шарики и разбивали детские пирамидки. Раиду это заинтересовало настолько, что он пересел поближе. Немец бросил на него подозрительный взгляд и уткнулся обратно в экран. Он выделывал руками странные пассы, и красные шарики летали во все стороны, сшибая клетки и освобождая зеленые шарики. Это была настоящая магия! Но ведь ее не существует в мире людей.
— Möchten Sie probieren? {?}[Хотите попробовать?]
Раиду настолько увлекся шариками, что далеко не сразу понял, что ему предлагают попробовать. Он неуверенно кивнул и с большой опаской взял странный прибор. На ощупь он был теплым — но это от того, что лежал на коленях незнакомца. На самом деле он из металла, а вот из чего сделан экран?
Немец со свойственной только этой нацией скрупулезностью объяснил, как надо водить пальцами, чтобы птицей (Раиду присмотрелся повнимательнее, но в шарике с клювиком птицу не узнал. Похоже, в Мидгарде существовали птицы, похожие на печеные колобки) сбить клетки и получить как можно больше очков. Зачем нужны нарисованные очки, Раиду так и не понял, но провел чуть дрожащей рукой по экрану: птица улетела за его пределы. Раиду послабее провел рукой — птица не долетела. Если бы все то же самое происходило в Асгарде, ученый бы нисколько не удивился — какие только фокусы не показывают маги. Но это ведь технологии. Легкое прикосновение — опять недолет. Но сегодня даже проигрыши в игре не могли омрачить его приподнятого настроения.
— Wie funkzioniert es? {?}[Как это работает?]
Человек не понял вопроса. Стал рассказывать что-то о том, что эта игра уже третья в серии, что «планшет» ему недавно подарили и прочую ничего не значащую чушь. Раиду с сожалением вернул научный артефакт. Он не сможет за то небольшое время, что Фену нет, освоить эту игру. Надо купить такой экран, научиться им пользоваться, а потом разобрать на мелкие детали. А лучше купить сразу два, чтобы не откладывать разборку на потом.
— Я смотрю, ты не теряешь времени зря, — Фену уселся на скамейку, чуть потеснив всех. — Алгир через полчаса прибудет. Он был очень обрадован, услышал мой голос.
— Еще бы, — Раиду откровенно подсматривал за летающими шариками. Если бы он был магом, то сейчас бы наслал на всех этих людей сонные чары, забрал у них все ценные вещи и… Примерно это он и изложил Фену на языке асов.
— Ни в коем случае не нарушай местных законов, пускай и ради науки, — логист встал и потянул спутника за собой, уводя прочь от детской площадки. — В мире людей везде стоят камеры и снимают все на видео. У нас только один Хеймдаль, а у них множество, и эти Хеймдали никогда не дремлют.
— Здешняя диктатура сходна обличаем с нашей? — изумился Раиду. — Мы дерзко сражались со зловредной вороной Одина, а люди во всем блюдут меру?
— В человеческом мире вечные перекосы, — отозвался Фену, не выпуская из рук телефон. — Теоретически камеры — это нарушение прав личности, свободы передвижения, свободы высказывания анонимного мнения и прочее, но слежка, очень удобная местным правящим классам, объявлена безопасностью, и люди сами просят, чтобы за ними следили.
Раиду не слушал. На обочине дорожки сидел человек, а рядом с ним стояло средство передвижения на двух колесах, которое недавно пронеслось мимо ученых. Фену едва удержал Раиду, направившегося было к велосипеду и его хозяину.
— Пока у нас есть время, пошли в магазин. Я пить хочу. Заодно покажу тебе местные лавки, — Фену очень надеялся отвлечь своего неугомонного друга от зависания на каждом шагу и рассматривания каждой мало-мальски непонятной вещи. И ведь это они еще не вышли из парка. А если он увидит центральный вокзал, стройку вокруг него, высотные дома? Фену даже представить не мог, что сопровождение одного из лучших естественников будет столь сложной задачей. А если бы мог, то отказался бы от такой безумной затеи.
Они перешли бетонный мост и вышли на маленькую Neckarstrasse. По ней ездили трамваи и машины. Раиду встал, как вкопанный, с каким-то благоговейным трепетом и испугом наблюдая за проносящимися мимо него автомобилями, за чинно проехавшим и прогудевшим трамваем.
— Как люди не лишаются рассудка, бросаясь под колеса? — только и выговорил он.
— Ходят только на зеленый свет вон того светофора или по белым полоскам на асфальте, — Фену нетерпеливо взял за руку ученого и с легкостью перешел через дорогу. Он никогда раньше не водил новых логистов по Мидгарду — новичками занимался Алгир. Фену, давно привыкший к реалиям современного мира, понятия не имел, как на него отреагирует тот, кто знает новый мир только по книгам…
Стоило отвлечься на секунду, как Раиду уже едва не обнимался с ближайшим оштукатуренным домом. Отковырнул немного побелки и с большим интересом пробовал её на зуб.
Фену почувствовал легкое раздражение — вести переговоры с поставщиками было много проще, чем следить за одним фанатичным естественником. Огромных трудов стоило дотащить его до магазина еды. Сперва Раиду задавал бесчисленное количество вопросов, потом понял, что собеседник ему ни в чем не поможет, и начал поднимать и изучать все, что попадалось по пути, особенное внимание уделяя мелкому мусору. Фену пришлось заверить его, что в магазине этого добра довольно. Он заглянул в кошелек. На карточке денег не было, зато в главном отделении приятно шелестели пятидесятиевровые купюры. Тем временем спутник, оставленный без внимания на несколько мгновений, уже ощупывал ближайший фонарный столб. Логист страдальчески вздохнул, прикидывая, сколько времени осталось до того, как удастся передать его Алгиру с рук на руки.
Простые смертные приезжали в Штутгарт для того, чтобы оценить красоты исторической части города — посмотреть на городской театр, старый вокзал, старый замок, домовую церковь, прогуляться по Королевской улице, сплошь заставленной маленькими ресторанчиками, памятниками и магазинчиками. Сам Фену редко бывал в Германии: обычно он работал в Швеции, — но Штутгарт искренне любил и к Алгиру порой приезжал в гости. Они обязательно заходили в музей искусства, потом шли на площадь рядом со старым замком и садились в летнее кафе. Попивая вино и поедая мороженое, наблюдали за жителями и гостями города, беседуя о поставках сырья на свою суровую родину. Фену привык к размеренной жизни, и неугомонный естественник, напоминавший маленького ребенка, только-только научившегося ходить и говорить, немного раздражал его. И зря он считал, что в продуктовом супермаркете ему будет проще.
— Это что, все еда? Да её хватит, чтобы прокормить поселение в течение нескольких ночей. Так вот, чем питаются города-миллионики… Холодильник. Самый настоящий. Холодный. Овощи в нем прохладные. И никакой магии… Эмульгатор лецитин, яичный порошок, его используют в еде, карбонат аммония, гидрокарбонат натрия, его тоже используют?! Рассудка можно лишиться. Скажи мне только одно — как все это устроено? Как люди производят столько разной еды? Как они её перевозят?
Фену старался не слушать бормотания Раиду, позволяя складывать в корзинку любые продукты. Денег у них достаточно на любую блажь, а объяснить увлеченному ученому, что большая часть еды людей несъедобна, он даже не пытался. Скорее всего Раиду не есть все это будет, а проводить какие-нибудь сложные опыты.
Пока он расплачивался, исследователь попытался завести разговор с продавщицей на тему «Как работает вот эта ленточка?». Милая зеленоглазая барышня показала кнопку, на которую надо нажимать, чтобы черная дорожка поехала. Раиду попытался вызнать подробности, но очередь начала высказывать недовольство, и его удалось оттащить от касс. Телефон загудел — пришла спасительная СМСка.
— Идем, Алгир подъехал, — Фену практически силой вытолкнул Раиду на шумную улицу, полную машин и людей.
— Фену, привет тебе! Давно тебя не было видно в наших краях! — послышался голос из-за спины. Раиду недовольно обернулся — он только-только начал хоть что-то понимать в этом странном мире, как тут заявляется еще один логист. Этого он раньше не видел. Или видел, но успел забыть. Крупный немолодой мужчина в деловом костюме, похожем на тот, что был на самом Раиду, поздоровался короткими объятиями с Фену, выглядевшем подростком на его фоне.
— Давай рассказывай, что у вас там случилось? — логист так сильно хлопнул Фену по плечу, что тот чуть не упал. Силы ему было не занимать.
— Алгир, это… — Фену указал на своего спутника.
— … Новый логист? — он протянул руку, оглядывая пришельца с головы до ног. Раиду вынужден был пожать — типичное человеческое приветствие, непринятое у асов. — Ей богу, ты же из естественников.
— Он тут на экскурсии, — спас положение Фену, не уточнив, что такое «экскурсия». — Это Раиду.
— А, помню, помню, ты делал успехи, — Алгир затряс руку мрачного гостя еще сильнее. — Ты еще не взорвал поселение? Шутка!
— Алгир, как вы тут? Все живы? Мы беспокоились за вас, — Фену изначально знал, что беспокоиться за логистов Земли не имело смысла, но теоретически он прибыл сюда ради оказания помощи попавшим в беду друзьям и должен был убедиться, что все и в самом деле в порядке.
— Фену, ну что ты такой тупорылый. Надо же оценивать ситуацию трезво, а не озабочиваться без повода! Что с нами тут случится? — Алгир даже не повернулся к нему, все еще изучая каждую черточку лица естественника. «Да он плохо видит!» — догадался тот, отстраняясь от чересчур пристального неприятного взгляда.
— Как работали, так и работаем. Я ребят обзвонил — завтра прилетят-приедут. А кто-то уже и сегодня — самые нетерпеливые. Все не было повода встретиться, а скайп — это какое-то полумифическое общение: и видишь, и слышишь, а потрогать не можешь. — логист, наконец, оставил Раиду в покое. — Вот Дагар тут же на электричку понесся, наш человек, Ингвар со своего секретного химпредприятия никак отпроситься не может. Но вы хорошо подгадали, завтра суббота. Так, я тебе информацию передал, теперь ты передавай мне. Что у вас там творится? Хеймдаль помер ко всеобщей радости, или Радужный мост сломали?
— Второе, — Фену отличался немногословием — редким для логистов качеством. В обычной жизни Раиду очень радовался тихим собеседникам, но сейчас, когда ответ на каждый из миллиона возникающих в секунду вопросов приходилось клещами вытаскивать из сопровождающего, спокойствие логиста выводило его из себя.
— Вот! А я тебе говорил, что технология несовершенна! — Алгир выглядел таким счастливым, будто лично разворотил Бифрест. — Программа такая: сейчас мы едем ко мне, там отмечаем встречу, вы мне рассказываете подробности. Согласны? Тогда за дело. Жена с детьми все равно на отдыхе.
И он направился к белой большой машине. Раиду тут же забыл обо всех своих невзгодах. Загадочная машина — сейчас он осмотрит её изнутри и почувствует, какова она в деле. Логисты по-разному описывали езду на машине, особенно отличались мнения тех, кто ездил на переднем и заднем сидениях. Раиду хотелось попробовать все и сразу, но начать он решил с заднего. Под рукой что-то щелкнуло, и дверца поддалась. В машине нельзя было стоять и лежать — места слишком мало. Он нагнулся, стараясь не удариться головой о потолок, и на четвереньках влез на мягкое кресло. Обивка кожаная, но под ней не перья и не шерсть. Внутри пахло достаточно противно. Раиду только сейчас понял, что и на улице воздух был не очень приятным, но ради исследований можно поступиться комфортом. Алгир и Фену сели на передние раздельные места, так что теперь были видны только их затылки.
— Алгир, я сегодня же вернусь домой, лишь переговорю со всеми насчет поставок, а вот Раиду хочет остаться здесь и посмотреть на быт людей. Он может пожить у тебя?
— Я удивлен, что ты спрашиваешь.
Алгир вставил ключ в замочную скважину. Машина вздрогнула, загрохотала и задрожала. Раиду вцепился во впереди стоящее кресло, чтобы не упасть. В зеркале он увидел улыбку Алгира — еще и смеется! Ученый хотел сказать что-нибудь гадкое, но больно прикусил язык, когда машина дернулась и подала назад. Он вцепился мертвой хваткой в спасительное сидение. Они ехали! Он слышал много рассказов и представлял себе езду как катание на качелях, только все время в одну сторону. Как же он ошибался. Машина фыркала, шипела и двигалась в угодном Алгиру направлении. Малейшим поворотом руля он заставлял ее следовать в нужную сторону. Они ехали слишком быстро! Раиду стало дурно. Он взглянул в окно и увидел, как мимо проносятся на гораздо большей скорости разноцветные повозки. В них мелькали люди, звери, вещи. Все, что только что стояло на своих местах, теперь двигалось назад. Как на лошади, но гораздо быстрее. У него закружилась голова, а сердце учащенно забилось.
— Остановись! — крикнул он, поняв, что больше не выдержит.
— Страшно? — Алгир остановил машину на красном свете и повернулся к нему. — Вот так вот. Сперва все боятся. Тут тех-но-ло-ги-я нужна. Откинься на спинку кресла, не смотри в окно, открой его, дыши глубоко. Я понятно объясняю?
Светофор переключился на желтый свет, потом на зеленый. Они снова тронулись, на этот раз тише, но Раиду от этого было не легче. Перед глазами все плыло, к горлу подступала тошнота. Он закрыл глаза, чтобы не видеть, как они врежутся во что-нибудь твердое или собьют какого-нибудь человека, не успев затормозить. За ту минуту, что они ехали по пресловутой Werastrasse, он успел несколько раз попрощаться с жизнью и проклясть свое опрометчивое желание покататься на человеческих повозках.
— Он здесь для изучения мира людей, — Фену с жалостью смотрел на своего компаньона, будучи не в силах помочь тому, кто совсем недавно его раздражал.
— О, он еще не совсем пропащий ас, — Алгир не обращал внимания на страдания ближнего. Он давно привык к подобным экзерцисам. По его словам, все новые логисты реагировали на машины именно так. — За него еще можно бороться. Вот здесь я и живу, — он затормозил около белого четырехэтажного домика, ничем не примечательного на фоне других таких же. На балконах стояли горшки с цветами, а из окон наблюдали за людьми любопытные домашние кошки. Фену легко выбрался из машины и помог выбраться Раиду — тот едва держался на ногах.
— Располагайтесь, — Алгир вынул из багажника пакеты с продуктами и теперь суетился около двери, пытаясь вставить не тот ключ в замочную скважину. Раиду подумал, что рухнет прямо на так полюбившийся асфальт — ног он почти не чувствовал. Наконец, дверь плавно открылась, и асы прошли в коридор с еще двумя дверьми. Свет включился автоматически, как только они переступили порог, но удивляться Раиду уже не мог. Он молча ждал, когда логист справится с другой дверью и впустит его в жилое помещение.
— Руки мыть вон там, справа по коридору, но тебе это необязательно. Иди вон туда. Полежи, — Алгир не глядя махнул рукой в неопределенную сторону, но Фену, много раз бывавшей в его квартире, прекрасно понял, что речь идет о детской. Там стояло два гостевых дивана, на один из которых и опустился полубесчувственный Раиду. Фену был удивлен не тем, что ученому так плохо сейчас, а тем, что ему не стало плохо сразу по прибытии: воздух Земли был настолько неудобоваримым, что привыкнуть к нему сразу никто не мог — все проходили через неприятную ломку.
Раиду с большим трудом открыл глаза. Голова была мутной, окружающие его предметы двоились и троились. Он долгую минуту лежал, вспоминая, где он находится и что делает в странной комнате. На стене висели часы. На батарейках. Или механические. Они показывали время цифрами. Маленькая стрелка указывала на шестерку, большая — на десятку. Какая из них часы, какая минуты? Раиду не помнил, да ему и неважно было, по большому счету, шесть или десять, утра или вечера. Он с трудом сел, потер глаза, помотал головой, стараясь избавиться от остатков сна и начать мыслить здраво. Впечатления первого дня перемешались со знаниями, почерпнутыми из книг, и с рассказами логистов о мире людей. Он пробыл в этом мире не больше часа, но был уже обескуражен, поражен, напуган, ослеплен. Как жить в этом мире? Как понять все его тайны и загадки?
— Первое знакомство с местным воздухом у всех проходит тяжко.
Раиду вздрогнул от неожиданности и поднял тяжелую голову. Алгир стоял в двери и с интересом его разглядывал. Длинная тень покоилась на противоположной стене. Лампа! На стене висела лампа.! О таких много рассказывал царевич. Мол, у людей нет ни свеч, нет ни лучин, ни факелов, а только электрические лампочки всех форм, цветов и размеров.
— Так, Фену сказал, что ты не совсем пропащий, — Алгир сбил его с мысли в прямом и переносном смысле: сел рядом и ткнул рукой в еще один предмет, висящий на стене. — Проверим. Вот — плазменный телевизор.
— Телевизор! — весь сон как рукой сняло. В телевизоре должны бегать картинки со скоростью двадцать четыре кадра в секунду и делать изображение слитным. Он давно хотел посмотреть на него. — Как его включить?
— Не распускай клешни, послушай сначала, — Алгир вырвал из его рук пульт управления. — Сядь, не мельтеши перед глазами! — он буквально силой заставил сесть вскочившего было естественника. Раиду и сам понял, что столь резко вставать было ошибкой — тошнота опять подступила к горлу, а разноцветные, уже немного потускневшие пятна с удвоенной силой замельтешили перед глазами.
— Рассказываю. Вот там компьютер и ноутбук — без меня не трогай. Вон там музыкальный центр — музыка любая. Теперь пошли на кухню. И не торопись.
В этот раз Раиду встал со всей возможной осторожностью и направился вслед за хозяином жилища, с любопытством осматривая множество вещей, которые никогда прежде не видел.
— Вот здесь вообще ничего не трогай, — Алгир толкнул деревянную дверь и пропустил гостя вперед. Раиду обратил внимание на полное отсутствие сундуков и огромное количество полок. Почти все они были коричневыми, деревянными, но некоторые сверкали неестественной белизной.
— Из холодильника можешь брать все, — логист указал на белый сияющий вертикальный сундук. — Убери клешни! Микроволновка, плита. Вон телефон стационарный валяется, если закричит — не надо орать, я сам услышу. Вон электрический чайник. Тоже не трогай.
— Не нужно столько лишних слов. Я многое знаю, — раздражено и с чувством собственного достоинства бросил Раиду. Зря он, что ли, готовился к поездке?! Он, наконец, вспомнил, кто же такой этот Алгир. По поселению ходили слухи, что он был лучшим из логистов, точнее, самым старшим. У него даже прозвище было соответствующее — Землянин: настолько долго он жил на Земле и не появлялся в Асгарде. В остальные миры логистов еще можно было подготовить в стенах поселения, но знания о Мидгарде устаревали быстрее, чем структурировались, поэтому Алгир был по-своему незаменим. Ни один новый логист не избегал многочасовых посиделок на кухне и лекции на тему бытовых мелочей смертных. Опыта Алгира с лихвой хватило бы на несколько обычных человеческих жизней, и он щедро делился им с каждым, кому предстояло влезть в шкуру местного обывателя и на время забыть о своей божественной сущности.
— Друг, ну не надо разевать пасть, когда я еще не закончил, — шепот Алгира вернул ученого в реальность. Он указал на деревянный резной стул — аналог асгардских скамеек. — Садись давай за стол, я тебя покормлю той немногочисленной съедобной едой, которая есть у смертных, — он открыл холодильник и критически осмотрел полупустые полки. — Сыр будешь? Филе будешь? Картофель-фри будешь? Вино будешь?
— Все буду, — сдался Раиду на милость хозяина. Любая еда смертных ему интересна. А еще интереснее будет изучить её и разложить на составляющие…
— Вот так-то лучше, — Алгир выгреб продукты на стол и принялся нарезать сыр мелкими ломтиками. Даже ножи смертных отличались от асгардских — были гораздо тоньше и с деревянными ручками. — А теперь рассказывай, что привело тебя ко мне. Да сиди ты, мать твою, я сам все сделаю. И чайник не трожь!!!
— Я не страшусь этих приборов, — Раиду пока говорил спокойно, но чувствовал, что еще немного — и сорвется, а брата, который, чуть что, останавливал его буйную натуру, не было поблизости. — Я много читал. В чайнике надо нажать на верхнюю кнопку — откроется крышка. Открыть кран с холодной водой — синий кран. Наполнить до максимума. Поставить обратно на подставку. Нажать кнопку пониже. Выключится сам. Напрасно ты меня сдерживаешь, — он самодовольно посмотрел на зарвавшегося логиста.
— Делай. Ты еще не совсем пропащий, за тебя еще можно бороться. Я то думал, что ты совсем пень, как я был. Все будущие логисты приезжают — пни пнями! Ничего не читают, будто не знают, что едут в высокотехнологичный Мидгард. Ядрена мать. Я говорю нашему мастеру: «Балда ты, надо готовить мальчишек прежде, чем посылать сюда». А он кивает, мол: «Да, да, сделаем». И ни в какую. Найди в холодильнике филе. Прозрачная упаковка, красное содержимое. Давай сюда. Да сядь ты уже наконец.
Этот логист по своим повадкам напоминал несносного мага, но он обладал теми знаниями, за которые естественник готов был стерпеть любое отношение. Раиду сел за стол и принялся уплетать сыр, не дожидаясь остальных кушаний. Он был странным на вкус — не то пресноватым, не то вязким, не то сладковатым.
— Я прибыл сюда изучить технологии Земли для внедрения их в мир богов, — решил он начать интересующий его разговор.
— Ивар наконец-то решил хоть что-то перенести в Асгард! Вот дурак дураком, а хоть с четвертого раза понимает! Мы ему давно говорили, а он ни в какую, — Алгир повернул белую ручку — круглая подставка начала раскаляться. Плита! Раиду дернулся было посмотреть поближе, но поймал на себе такой свирепый взгляд Алгира, что, раздосадованный, вернулся на место. Логист был полукровкой — полуасом, полуваном. Презираемый обеими нациями, он не хотел иметь дела ни с Асгардом, ни с Ванахеймом, поэтому, попав в поселение, сделал все, чтобы как можно быстрее обучиться на логиста. Он бежал по мирам, не находя ни в одном из них нового дома. Побыл логистом сперва Нифельхейма, потом Юсальвхейма, а потом и Мидгарда. Последний мир пленил его настолько, что он остался в нем на несколько столетий и до сих пор не хотел менять не то, что мир жительства, а даже город. Вдали от обидчиков юности и беспощадного контроля Хеймдаля он нашел место, жизнь в котором не была ему в тягость. Очарованный Мидгардом, он жаждал влюбить в него прочих асов, поэтому с энтузиазмом помогал новоприбывшим обустроиться, рассказывал о мире, учил и разочаровывался в новичках. Он, полукровка, приспособился к особенностям смертных, а истинные асы бежали от трудностей и старались уйти из негостеприимного мира как можно быстрее — зим через тридцать, когда все равно приходилось «умирать». Раиду собирался расспросить Алгира о жизни в Германии, но начал все же с науки.
— Расскажи мне, как устроены все эти приборы? Как они работают?
— Да не знаю я, — отмахнулся Алгир. Будущий обед шипел и бурлил так громко, что слова едва удалось расслышать. — В Википедии найдется все, что потерял гугл.
— Что? — не понял Раиду. Таких слов он от логистов раньше не слышал.
— Ешь давай! — Алгир поставил перед ним тарелку, положил вилку, нож, даже ложку — у людей было слишком много приборов. Раиду только сейчас понял, что ведь логист приготовил кусок мяса на маленькой подставке, питающейся огненной энергией небольшого белого сундука… Да плиты будут переворотом в мире асгардской кухни!
— Соус будешь? Масло будешь? Достань из холодильника. А, сиди, я сам достану. Возьми с полки кагор. Не тот. Где «1957» написано — подарок жены на день рождения. И рядом вон, другой. Тоже возьми. Вон там бокалы. Врубаешься, я смотрю. Ты способный. Только не разбей. Это у вас в Асгарде полторы сотни зим — не срок, а для меня первые земные бокалы дороги — они пережили почти прямое попадание бомбы. Давай я сам достану. Сядь. Ну, за встречу, за здоровье мастеров науки!
Раиду проглотил мутную кислую жидкость — выпивка в Асгарде самая лучшая, в этом вопросе Мидгард никогда не перегонит мир богов.
— Лживые языки говорят, что ты живешь на Земле почти двести зим, — Раиду решил взять разговор в свои руки, не забывая поедать хорошо прожаренное мясо. И это за полчаса на маленькой кухне на маленькой сковородке!
— Сто восемьдесят, если быть точным. Я прибыл сюда в 1834 году. Именно сюда, именно в Штутгарт. Остальные так долго на Земле не живут, — Алгир с гордостью посмотрел на стену, увешанную черно-белыми и цветными рисунками старого города.
— И что изменилось в смертной науке за столь ничтожный срок?
— Ну, друг, какие ты вопросы задаешь! Давай обсуждать. В Пруссии, которая теперь Германия, а была еще Федеративной Республикой Германии… Да ты кушай, кушай, чего пасть раззявил. Не нравится филе? Вон тот кусок твой. Кушай давай, а я тебя буду развлекать. В общем, когда я сюда прибыл, тут был, считай, Асгард. Маленькие домики, мостовые в камнях, лошади, грязь, смрад — врубаешься? Я застал начало промышленного переворота и внедрение первых машин — на них тогда все сбегались поглазеть.
— Что за машины? — Раиду дернулся так резко, что едва не разлил кагор, который предусмотрительный Алгир успел не только налить, но даже чокнуться «За здоровье Одина Всеотца!».
— Раиду, мать твою, хватит перебивать, — рявкнул логист. — Сиди и ешь! Паровые. Гидравлическую реактивную турбину тогда же, кажется, изобрели. Воздухонагревательная установка для литой стали — да много там чего было. Я тебе что, Википедия? Я тебе так рассказываю, для развлечения. Имей в виду, история стран Мидгарда прыгает почти каждый год. За ней угнаться невозможно. Таможенный союз был, когда я только появился. Пролетариат, то есть рабочие, все время и много восставали, иногда даже свергали власть и ненадолго свою собственную организовывали. Так, не думай, я темы не теряю. Штутгарт. Когда в него провели железную дорогу… А железная дорога — это…
— Напрасно не трать слова. Я знаю о дороге.
— Ну Раиду, я считаю, что ты пень, а ты врубаешься, я смотрю. Железная дорога, из-за нее логистика, торговля и промышленность колоссально развились. Столько отребья на улицах города раньше никогда не было. Неподалеку есть страна Австрия, тоже по-немецки говорит. Все время они с Пруссией то объединяются, то разъединяются, я уже запутаться успел. Вот последние шестьдесят зим они вроде как разные страны, но без таможни, с едиными деньгами и прочими мелочами. У них даже революция в одно время началась. Я темы не теряю. Развитие промышленности. У Франции море земель оттяпали с морем ресурсов. Даже Германская империя из-за этого образовалась. Мы тогда себе колонии организовали в Африке, с Англией и Францией бодались. Кстати, именно в Штутгарте стали производиться первые машины на двигателях внутреннего сгорания — их потомки сейчас все улицы заполонили. Точно помню Бисмарка — правую руку местного царя, что-то вроде нашей легендарной Тени, только его все видели, море портретов сохранилось. Добротный был мужик, рукастый. Еще прошло несколько мелких войн и переворотов, а потом эпоха затишья. Но это для людей эпоха, для нас то что такое десять-двадцать зим. А потом новая война. На новом оружии. Вот ты читал про танки?
— Читал.
— Ты не совсем пропащий! Они были очень смешными — на современные утюги и холодильники походили. Длинная была война, и Германия её проиграла. Ну дальше кавардак: голод, холод, смена властей по десять в год, все стоит, все недовольны, жрать нечего. Только власть устаканилась, только продукты появились, как еще одна война, похлеще всех предыдущих. 53 налета англо-американских самолетов только на мой родной Штутгарт. Пожгли все, от города камня на камне не осталось. Мы потом долго восстанавливали. И стали вотчиной Америки.
— Она же очень далеко.
— Это для тебя далеко. Телеграф, телефон, самолет — и все близко, вот так вот. Ты не думай, все уже схвачено. Потом мы очень быстро стали частью Федеративной Республики Германии. Опять у нас промышленность стала возрождаться. Только отстроились, как опять объединились, только бескровно и без Австрии. Почти прошлой Пруссией стали. И за это время, представь себе, давай возьмем хотя бы сто зим, то есть с 1913 года по 2013-й сменилось… Вильгельм Второй, Эберт, Гитлер, Аденауэр, Эрхард, Брандт, Шмидт, Коль, Шрёдер, Меркель. И это я половину забыл, там в начале такой кавардак был.
— За сто зим? — Раиду никак не мог поверить во все то, что ему рассказывали. Его недавние представления о мире людей выглядели для него самого нелепыми и донельзя романтичными. И он еще думал, что сразу же потащит в Асгард все лучшее, что найдет в Мидгарде! Да на то, чтобы понять, что к чему в этом загадочном мире, уйдет, по меньшей мере, месяц, а то и больше. А у него нет этого месяца!
— Их гораздо больше. Я половину забыл. В Веймарской республике такая чехарда была. — Раиду только головой покачал. Все его стройные планы летели в Хельхейм. Что он успеет сделать за две-три ночи, даже если не будет спать? Привыкнет к машинам, научится готовить на плите, включать телевизор. Не более того. — И развивается человечество столь же быстро, сколь и правителей меняет. Я не успеваю за технологиями. Скупаю все: вон планшет, вон игрушки электронные лежат — дети взять забыли. У меня техники полон дом. Даже радиола есть! От дедушки жены досталась. Ты её послушаешь.
— Ты погряз в технике, но как она работает? — тихо спросил Раиду. Он не был уверен, что хочет услышать ответ на свой вопрос: его мозг просто не успевал переваривать такое количество информации. Новое устройство мира конфликтовало со старым, причинно-следственные связи рушились, а знания, когда-то стройными рядами стоявшие на полочках разума, перемешались в одну кучу.
— Понятие не имею, — пожал плечами Алгир. — Я этим пользуюсь, какая мне разница, как работает чайник? Я, если что, пойду новый куплю. Ты не понимаешь системы, Раиду, — он наклонился ближе к чахнувшему на глаза естественнику. — Тут век изобилия. Здесь есть все! Если у тебя есть деньги, то ты в любую секунду можешь съездить в магазин-сарай и все купить. Или заказать по интернету. Ты меня понял?
— Мне надо в библиотеку, — на самом деле Раиду надо было просто пройтись, хоть как-то устаканить новую систему мира и отделить её от старой, но в его локоть вцепились цепкие пальцы Землянина.
— Сядь! Куда пошел? Иди сюда, — он поволок его обратно в детскую, усадил около агрегата, занимающего целый стол. Компьютер — разумная машина людей.
— Чего тебе мучиться и куда-то идти, когда все просто. Википедия, гугл тебе в помощь. — Раиду тупо смотрел, как по экрану, напоминающему тот, который утренний сосед по скамейке называл «планшет», бегают картинки, цифры. Алгир сел рядом, взял правой рукой черный пластмассовый предмет овальной формы — на экране забегала белая точка, почти невидная на фоне множества гусениц, пожирающих траву. — Что тебе там надо? Устройство электрического чайника? Вот прямо так и забиваем «как устроен электрический чайник».
На экране замелькали новые картинки и немецкие буквы.
— Как визжащая маленькая машинка может знать больше, чем мозг человека? — устало спросил Раиду.
— Всемирная паутина. Интернет.
— Что это за мерзость?
— Раиду, тупорылый ты мой, я тебе просто обозначил основные названия. Я пользователь, как что работает, я не знаю. Тебе нужна информация — вот тебе её источник. Набери вот здесь, в командной строке, «что такое интернет». Вот давай откроем второе окно. Пока загружается чайник, найди интернет. Вот здесь сохранять, здесь печатать. Я тебе все дал — сиди, работай, изучай. Я тоже пойду поработаю, а то вы меня со своими нежданными приездами совсем с мысли сбили, — проговорив все это скороговоркой, Алгир уже собрался было уйти, оставив ошарашенного естественника один на один с чудом техники. — А, да, танки, точно. Я обещал тебе показать.
Появилась новая картинка. Черно-белая. На весь экран. Едва заметные за рябью железяки невероятных размеров ездили по полю, преодолевали рвы и разные препятствия. Это были те самые картинки, двадцать четыре в секунду, но у Раиду уже не было сил даже на них.
— Как это сделано? Картинки быстро сменяются? — еще вчера он бы отдал все, чтобы получить подробный ответ, сегодня же он спросил просто потому, что сам себе обещал задать этот вопрос. Если бы Алгир пустился в пространные объяснения, он бы их не воспринял.
— Да не знаю я, — Землянин взял со стола другой компьютер — маленький и плоский, о таких логисты тоже рассказывали. — Набери «как снимаются фильмы». Все понял? Работай! Я тебе постелил вон на той кровати, разденься перед тем, как лечь. О постельном белье ты ведь даже не слышал.
— Читал! — буркнул Раиду.
— Тогда за дело. Вот тебе инструкции, — на стол посыпались бумажки, исписанные очень мелкими буковками. — Если захочешь включить телевизор или музыкальный центр — почитай сперва их. Дочитаешь до конца — тогда включай, следуя инструкции. Я для них слишком тупорыл — ни одну до конца не дочитал. Но у меня всегда есть какая-нибудь технически продвинутая жена, а уж ее объяснение я с третьего раза, но понимаю — еще не совсем дурак.
— Там про их устройство?
— Не до последней железяки, — Алгир полистал одно из описаний, судя по рисунку, к тому самому телевизору, который висел на стене. — Слушай, друг, в мире людей есть инженеры — вот они знают железяки, и есть все остальные — я, например. Я считаю, что надо знать все, но поверхностно. Мне неважно, каким образом медь сцепляется с никелем, какой проводок проводит ток к блоку питания, и как он это делает. Мне важно, чтобы прибор работал!
— А кто починит неисправность? — спросил Раиду, читая описание блендера и не понимая ни одного слова, кроме самого «смесителя».
— Есть спецслужбы, но легче купить новый. Все равно модели быстро устаревают, а единственная техника, которую я поборол сам — это автомобиль: за сто зим даже ас научится водить, — Алгир отбросил описание к груде остальных и направился к двери. — Раиду, ты просто не можешь даже представить себе, насколько этот мир отличается от нашего. Здесь сам принцип жизни другой. Давай, занимайся пока своими чайниками.
И он ушел. Раиду несчастными глазами посмотрел сперва на телевизор, потом на музыкальный центр, потом на стол, потом на компьютер. У него всего три ночи, их нельзя терять попусту. На экране светились разноцветные буквы. Все они говорили про чайник. Раиду аккуратно положил руку на овального помощника — точка на экране тут же отозвалась на его прикосновение. От логистов он знал, как работает мышка, что надо нажимать, чтобы открыть ссылку, но пробовал впервые, поэтому сперва его движения были слишком размашистыми и неуклюжими. Он слепо тыкал в каждое слово, пока не понял, что новые картинки и тексты появляются только от нажатия на большие синие подчеркнутые слова.
На часах большая стрелка стояла на девяти, маленькая на одиннадцати. Глаза у Раиду болели и слезились, мысли, сбившиеся в кучу еще днем, никак не желали возвращаться на свои места. Сохраняя одну страницу за другой, естественник тихо бормотал:
— Сколько статей и все не о том. Алгир был прав — они все направлены на потребление, рассказывают, как купить чайник. А это что? «Теперь пару слов о контактной группе (контроллерах)… Штырек внизу чайника… Штырь согнется, не будет контакта… Наиболее распространенная мощность чайника — 1800, 2000 Вольт… Типы нагревательного элемента… Дисковые или в спирали… ТЭН- это трубчатый нагревательный элемент. Его вставляют в спиралевидную герметичную трубку или в плоский металлический диск…». Слишком мало знакомых слов.
Когда Тор сходил в Мидгард в первый раз, он сильно ударился о песок неизвестной пустыни и встретил Джейн. Во второй раз он вполне удачно приземлился на крышу самолета и встретил погибшего брата. В третий раз он мягко опустился на самую обычную землю, но не встретил никого вообще. Справа от него возвышалось сакральное сооружение с изящными башенками песчаного цвета. Слева стоял забор с сеткой-рабицей, а за ним цвело большое количество тропических растений. Невдалеке слышался шум фонтана, прямо над головой парил маленький воздушный транспорт — Тор уж было подумал, что это кто-то из ЩИТа, но летчик не обратил на него никакого внимания, и гудящая машина скрылась из виду.
Неподалеку гуляла обнимающаяся парочка. Бог Грома сравнил облачение людей со своим — да, он не ошибся в выборе одежды. Безумием было бы предстать перед смертными в царском одеянии, поэтому он предусмотрительно надел то, что хоть немного напоминало мидгардскую безвкусицу. Теперь можно безбоязненно выйти к людям. Он двинулся в сторону шума фонтана и вскоре увидел табличку «El Prado». Над входом в сакральное здание, напоминающее храм, украшенный несколькими арками, изящной лепниной и парой крылатых людей, висел транспарант «Museum of Man». «Музей в храме? Значит, не храм», — подумал Тор и поспешил вдоль арок и галерей вниз по улице к огромному фонтану на площади. Там толпился народ, а неподалёку продавали хот-доги и газировку. И то, и другое нахваливали сотрудники ЩИТа, но тратить время на еду у Тора не было никакого желания. Он примерно знал, где находится Джейн — Хеймдаль указал здание, в котором сегодня выступали люди с речами. Оставалось только найти машину, которая доставила бы его на место.
Рядом с фонтаном Тор нашёл информационный стенд, а на нем карту парка, где был нарисован большой круг с надписью «You Are Here», а чуть выше было красиво выведено «Balboa Park San Diego» — по-видимому, так назывался один из множества американских городов. Тор долго изучал карту, стараясь разобраться в огромном многообразии маленьких стрелочек, точечек и рисуночков. Наконец, и карта, и пара местных зевак сошлись во мнении, что до деловой части города идет восьмой автобус. Тор легко нашел остановку со столбом, на котором висели щиты с расписаниями, и стал ждать заветного транспорта.
Прошло полчаса. Тор поигрывал человеческими деньгами, так кстати выпрошенными у Фьюри еще и прошлый приезд в Мидгард. Вокруг сновали такси, легковые машины, грузовики, но ничего, напоминавшего автобус, не было видно даже на горизонте. Внезапно рядом остановилась красная Тойота, опустилось стекло, и смуглый водитель, не похожий по цвету кожи ни на американцев, ни на африканцев, спросил:
— Ждёте автобуса?
— Да, — Тор подошел ближе, чтобы разглядеть собеседника получше. Смуглый, но не черный — таких людей он еще не видел.
— Не хочу вас огорчать, но сегодня его не будет. Вы, наверно, не отсюда?
— Нет, — согласился Тор.
— У нас в Америке вообще с общественным транспортом жуть творится, — парень так сильно высунулся из окна, что стали видны его длинные волосы, доходившие чуть не до лопаток — Хотя в нашем городе одна из самых лучших автобусных сетей в штате, но всё же я бы на вашем месте взял на прокат машину… Ну Вы меня поняли… для таких вот случаев. Вам в Даунтаун? Садитесь, подкину.
Великодушие жителей Мидгарда всегда поражало Тора. Этот смертный видит его впервые в жизни, не знает, что перед ним наследник Одина и будущий царь верхнего мира. Однако, руководствуясь одной только жалостью и человеколюбием, предлагает довести до центра города — за одно показное великодушие люди достойны уважения и почитания. Пускай они мало живут, но какая у них душа! Асам стоило бы взять у смертных пару уроков доброты. И скоро у них будет такая возможность. Тор сел в машину и погрузился в свои приятные думы. Он не сомневался в своем решении. Джейн должна стать его женой и царицей Асгарда, в ней человеческое великодушие развито, как ни в ком: ради него, лишенного титула и сил, она рисковала свободой и даже жизнью, она, и только она осталась с ним до самого конца, даже когда он был уверен, что сейчас закроет глаза и навсегда перенесется в Вальхаллу.
По окончании поездки Тор попытался вручить человеку ценные бумажки, но тот только отшучивался и говорил что-то про обычаи своей родины — солнечной Мексики. Тор решил для себя, что обязательно посетит эту страну, и вышел на проспект, обрамлённый рядами пальм. Неподалеку стояло то самое здание, на которое указывал Хеймдаль: длинное, зелёное, с высокими окнами, построенное, как все дома этого мира, не из золота и дерева, а из стекла и бетона. Это был «Convention Center», то самое место, где смертные соревновались в умениипроизносить речи.
Внутри сновало множество людей в деловых костюмах с галстуками и табличками, свисающими с шеи. Тор видел такие раньше у некоторых агентов ЩИТа — на них были написаны имена и отчества присутствующих. Какая удобная система: вместо того, чтобы спрашивать, как зовут собеседника, можно прочитать его имя — вот бы и в Асгарде все носили такие таблички. Не во дворце — там Тор и так знал всех поименно, а хотя бы в столице. Охранники внимательно смотрели на бейджик каждого человека и пускали внутрь посетителей и участников. Тор слегка занервничал. Что им сказать? Он может парой ударов раскидать всех в разные стороны, но это не поможет ему увидеть любимую Джейн. Стража Земли работает превосходно, а вновь оказаться в руках местных властей не хотелось. Тор вспомнил, как впервые встретился с сыном Коула — бесславная это была встреча.
— Вы на конференцию, посвящённую проблемам космической индустрии? — спросил Тора один из охранников.
— Да, я близкий друг Джейн Фостер, хочу поддержать её, — Тор очень надеялся, что правда сработает: придумывать катакомбы лжи он не умел, а драться не хотел. Если его сейчас не пустят, можно попробовать взлететь на Мьельнире до нужного этажа. Только вот он обязательно привлечет внимание местной стражи.
— Тогда Вам нужен гостевой бейджик. Одну минуту, пожалуйста. Пройдите в кассу и оплатите абонемент, — Тор не знал, что такое «абонемент», но понял, что ему надо подойти к маленькому окошку и протянуть стопку денег. В мире людей почти все решалось деньгами — иногда это было очень удобно.
Часы пробили четыре. Звонок возвестил начало конференции. Тор сел на откидном стуле среди других гостей в конце огромного белого зала, освещённого лампами дневного света. Улыбчивый сотрудник центра заботливо раздавал всем брошюры с содержанием докладов на день, фирменные ручки и бумагу для записи. На стене за кафедрой проецировался логотип конференции. Тор покрутил ручку в руках и сунул её в карман — бесполезный предмет, который почему-то необходимо иметь каждому, кто занял место в большом зале. Люди разработали удобную систему — все гости сидят. В Асгарде зал не меньших размеров, но в нем дозволялось сидеть только царю и царице, а лавки и столы для пиров приносили лишь по чьему-нибудь повелению и столь же быстро уносили. В этом же зале кресла привинчены к полу.
Пришло время начинать, и на кафедру вышла длинноволосая шатенка в строгом платье с планшетным компьютером и папкой в руках. Тор сразу узнал Джейн. Она выглядела прекрасно: сын Коула сдержал обещание — война между мирами её никак не затронула. Высветилось название доклада, и Джейн заговорила. Её голос, усиленный земной техникой в несколько раз, разносился по всему залу, странные графики и иллюстрации мелькали на стене, сопровождая доклад. Соседи Тора зашуршали листиками, записывая основные положения доклада, в котором Тор не понимал почти ничего. Ему было отчаянно скучно. Пару раз гости из зала поднимали руки и задавали вопросы, Джейн отвечала очень развернуто и подробно, но совершенно непонятно. Тор с нетерпением ждал того момента, когда наступит перерыв, и она выйдет к нему. Или же он сам найдет её.
Он успел задремать и проснулся только тогда, когда услышал шквал аплодисментов. Еще не проснувшись толком, он тоже хлопнул несколько раз в ладоши и осмотрелся. На сцене Джейн уже не было, её место заняла миниатюрная блондиночка с другим планшетным компьютером в руках. Зал притих, а на стене высветилось другое название. Все зрители чинно сидели и готовились записывать новый доклад. А Тор то думал, что Джейн единственная выступающая. Блондиночка начала говорить что-то еще более непонятное. Слушать не было ни сил, ни желания, так что бог тихо встал и вышел из зала. Джейн ушла куда-то за кулисы. Вряд ли войти в них можно только со сцены, должен быть еще один вход или даже два.
— Извините, но туда нельзя, там только участники. — Пожилая женщина не позволила ему войти в дверь, которая, по его расчетам, должна была вести в загадочное закулисье.
— Простите мое неучтивое поведение, — Тор чуть склонил голову, и мидгардская женщина сразу растаяла. — Я ищу Джейн Фостер. Она только что закончила выступать.
— Так бы сразу и сказали. Сейчас позову, — смотрительница тут же скрылась за дверью. — Мисс Фостер, к вам пришли. Выйдете на минуточку.
Послышались легкие шаги. Тор затаил дыхание и почувствовал, что сердце забилось чаще — об этой деве он мечтал почти полтора года.
— Т-тор? — Джейн застыла как вкопанная. Автоматическая дверь попыталась закрыться и тихонько стукнула её по плечу. Полтора года даже для смертных небольшой срок — Джейн ничуть не постарела, а наоборот, стала ярче, красивее и еще милее сердцу богу Грома.
— Тор, как ты тут? — она не могла сразу подобрать слов.
— Я дал тебе слово. И я его сдержал, — бог Грома элегантно поцеловал её руку. Смотрительница даже прослезилась от умиления. — Пойдем туда, где нам никто не помешает.
Они вышли из конференц-центра навстречу пьянящему аромату цветущего эвкалипта, наполнявшего вечерний Сан Диего. Джейн любила этот город и прекрасно его знала. Подсвеченные специальной иллюминацией пальмы вели к Харбор Драйв на побережье Тихого океана. Зелёным неоновым светом сиял кристалл отеля «Westin», уютно светились окна тридцатиэтажных высоток Даунтауна, а неподалёку по клубно-ресторанному кварталу «Gaslamp» уже сновали велорикши и выстраивались в очереди под исторической аркой, обозначавшей въезд в квартал. «Gaslamp» — хорошее место: клубы, выпивка, громкая музыка — Джейн любила иногда расслабиться именно в такой обстановке, но не сейчас. Сейчас она идет рядом с богом Грома, сыном Одина, повелителем молнии — его титулы и регалии можно перечислять бесконечно. Она — избранная, единственная девушка на всем земном шаре, чьи красота и ум пленили самого бога. Она хорошо помнила их страстный поцелуй посреди пустыни. То были последние секунды перед долгой разлукой, и она хотела насладиться ими сполна. Теперь же у них впереди несколько часов, и их можно провести в романтической атмосфере на побережье, и у Джейн уже был готов один беспроигрышный вариант. «Pier Cafe», уютный ресторанчик на сваях над поверхностью залива, выглядящий как двухэтажная деревянная избушка, манил туристов и путешественников ровным светом своих окон. Место, достойное романтического ужина с богом после удачного доклада. Она обещала позвонить Селвигу после конференции, но вместо этого выключила телефон: Селвиг подождет, а вот Тор — нет.
Они заняли столик в углу на втором этаже. Пахло деревом и морской свежестью. Это место было облюбовано туристами круглосуточно. Днём гости могли насладиться чудным ощущением окружающей их со всех сторон воды и полюбоваться заливом, медленно переходящим на горизонте в небосвод, домиками и коттеджами острова Коронадо, а также кораблями, проплывающими мимо. Ночью водную гладь не было видно, но зато открывался потрясающий вид на городские огни, на подсвеченный мост на Коронадо и на стройные башни отеля «Hyatt».
Первые несколько минут Тор с Джейн, не отрываясь, смотрели в окно, забыв о еде: огненно-алое закатное солнце, окрасив небо в нежно-розовые тона, медленно скрывалось за коттеджами острова.
Принесли меню. Улыбающийся официант в красном жилете представился и спросил, не желают ли гости какой-нибудь напиток.
Джейн заказала местное калифорнийское красное вино, а также сэндвич гриль и жареные луковые кольца — она знала толк в еде и надеялась, что и богу подобные кушанья придутся по душе.
Сию же минуту принесли вино. Тору понравился букет ароматов и вкус терпкого красного напитка, поэтому он немедленно попросил бутылку, едва удержавшись от привычки разбить бокал об пол.
— Эм, за успех твоего доклада! — они чокнулись и одновременно сделали по глотку.
Последние лучи заходящего солнца заглянули в окно и исчезли — город засыпал.
— Я ждала тебя, — Джейн решила взять разговор на себя, хотя не очень представляла, что и как должна говорить — совсем не так она представляла себе встречу с богом. — Я пыталась даже создать установку, чтобы попасть в твой мир, но у меня ничего не получилось.
— Ты очень храбрая, храбрее многих, раз пыталась найти меня… — повисла неловкая пауза: Тор пытался проглотить чересчур большой кусок сэндвича. — Ты бы хотела увидеть мир, откуда я родом? Я покажу его, но не сейчас. Вкусно, — Тор съел уже третью порцию колечек и собирался заказать четвертую.
— С-спасибо, — только и смогла выдавить Джейн, не ожидавшая столь щедрого предложения. Он обещал вернуться — и вот он здесь. Теперь он обещает забрать её в Асгард. Ей очень хотелось посмотреть мир богов, но она опасалась этой поездки. А вдруг он её не вернет домой? В мире бессмертных она будет беззащитна. Кто знает, какие у них там обычаи!.. Джейн нравилось общаться с богом. Он многое знал, мог помочь ей в исследованиях, но за последний год она перечитала множество мифов и хорошо представляла себе, как именно боги используют понравившихся им девушек — и участи тех несчастных себе не желала. Повисла еще одна неловкая пауза, и в этот раз Джейн решила сама спасти положение.
— Расскажешь, что произошло полгода назад? Селвиг немногословен, а сотрудники ЩИТа все скрывают.
— Он в порядке? — Тора не на шутку интересовала судьба старого знакомого.
— Да, вполне, но ты не ответил на вопрос, — Джейн не собиралась отступать.
— Читаури нарушили границы миров, но мы преподали им хороший урок. Они забрали Селвига, и он сделал им портал. Но теперь все снова в безопасности.
— Ясно, — сухо ответила девушка и сконфузилась: Тор темнил. Все, что он сказал, не было для нее новостью, а она то хотела услышать подробности! Был еще один вопрос, который волновал её с того дня, как она закрыла последнюю страницу скандинавских мифов. — Скажи, а у тебя есть жена? Или жены? Как у вас с этим в Асгарде?
— Скоро ты станешь моей женой, храбрая Джейн Фостер.
Джейн чуть не подавилась сэндвичем, услышав подобное заявление. Да они едва знакомы, какая еще свадьба?!
— Женой? — переспросила она, не веря своим ушам.
— Женой. И царицей Асгарда, — подтвердил Тор. — Я не делаю тебе предложение сейчас, потому что сперва я должен представить тебя моим родителям. Но это только вопрос времени. Я даю тебе слово…
— Не надо обещать, — Джейн таки выронила нож и теперь судорожно искала его под столом. — Не обещай, а то вдруг не получится, а ты уже пообещал… — она лихорадочно перебирала все варианты вежливого отказа, который не обидел бы и не разозлил самовлюбленного самодура.
— Хорошо, — Тор нагнулся и поднял ножик, отлетевший точно к его ноге. — Я здесь на три ночи. Мы проведем их вместе.
— Нет!.. Да!.. То есть, послушай, — Джейн обхватила руками голову и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. — Тор, эта конференция длится пять дней, я должна на ней присутствовать, слушать доклады. Извини, что так получается, но тебе будет неинтересно на ней. А она так важна для меня и моей карьеры, — девушка подняла умоляющий взгляд на своего возможного будущего мужа, надеясь, что Тор поймет её правильно и уйдет.
— Жаль. Ну что ж, тогда я навещу в оставшееся время моих друзей, — Тора, кажется, не очень расстроила разлука. — Я заеду к тебе незадолго до возвращения домой.
Джейн кивнула и слабо улыбнулась. Надо срочно вызывать Дарси и Селвига и решать, что делать. Доигралась. Джейн Фостер — царица мира богов! Это даже не смешно.
====== Глава 29 (часть первая) ======
Мучения и недопонимания минувшего дня сменились сладостью и утешением дня нынешнего. Локи старался вести себя так, как следует послушному сыну на прогулке с родным отцом. Один внимательно наблюдал за разительной переменой, лишь чуть усмехаясь в бороду. Его подозрения оказались беспочвенными: Хагалар как не имел никакого влияния на младшего сына, так и не имеет. Вчерашнее уныние, недовольство, оттягивание прогулки всеми способами были продиктованы всего лишь непомерной гордыней, а не магическим вмешательством со стороны. Вспышка же ярости на неприкрытую провокацию подтвердила догадки насчет старого друга. Хагалар помнил Локи ребенком и, даже несмотря на прошедшие столетия, не желал воспринимать его как взрослого. Он всегда был крайне упрям, Локи до него как до Хельхейма пешком. Неужели старый друг пытается загнать молодого бога в рамки тех отношений, которые были между ними семьсот зим назад? Если и так, то у него точно ничего не выйдет. Нельзя войти в одну реку дважды, нельзя восстановить разрушенное здание, если от него не осталось ни фундамента, ни чертежа, ни даже воспоминаний.
Рататоск рано утром отбыла домой, доложив, что проспала почти весь вчерашний день и понятия не имеет, как развлекался младший царевич. Одина такое положение дел вполне устроило. Главное, что он не пытался сбежать, а все остальное неважно.
Завтрак проходил в молчании. За окном шел сильный ливень, который в самом скором времени должен был смениться ярким солнцем и тяжелой, влажной жарой: не всякий мог вынести такую погоду. Невыспавшийся Локи сидел, хмуро уткнувшись в тарелку. Он полночи не спал: то ли выпил слишком много местных тонизирующих напитков, то ли все не мог пережить предложение казни. Его ночная возня могла разбудить и мертвого, а неуклюжие попытки не помешать отцовскому сну полностью опровергали статус воина, умеющего бесшумно подкрадываться к противнику. Когда перевалило за полночь, царевич забылся таким же беспокойным сном, наполненным кошмарами; Один предпочел не вмешиваться, чтобы не внести еще больше смуты в юный разум — достаточно и того, что, бодрствуя, у них будет время поговорить. Локи, и не подозревавший, что ночью за ним действительно наблюдали, заказал себе два самых распространенных блюда Ванахейма — рис и лапшу, — смешал их, добавил джекфрукт и теперь пытался съесть ту невообразимую гадость, которая, с точки зрения Одина, должна была получиться. Вкусы собственных детей всегда приводили Всеотца в недоумение: ладно еще Локи (полукровке могло не хватать каких угодно веществ для гармоничного развития), но Тор же чистокровный ас! Однако, несмотря на разницу в происхождении, оба сына обожали ванахеймский кофе, который ни Один, ни Фригг, ни один из друзей семьи не могли выпить даже на спор. Ваны бросали несколько ложек молотого кофе в чашку и заливали кипящей водой. Разумеется, после этого кофе и не думал оседать на дно кружки, но детей такая мелочь не смущала: они могли выпить несколько чашек чоколатля и кофе подряд, порой смешивая два несъедобных напитка и добавляя туда же соки самых разных фруктов.
— Почему ты не ешь? — отвлекшись от своих гастрономических извращений, спросил Локи.
— Мне необязательно есть два раза в день, — откликнулся Один, которого чуть не передернуло, когда сын смешал переслащенный чай и горький чоколатль.
— А один раз в день? — странно, что этот вопрос он задал только сейчас, ведь Один ожидал его услышать на несколько столетий раньше.
— Для меня еда — удовольствие, а не необходимость, — Всеотец пожал плечами. — Главное — пить, и все будет в порядке.
— Истинный бог, — завистливо пробурчал полуётун, заказывая суп. К нему, в отличие от прочих блюд, подносили и ложку, и вилку, однако Локи отодвинул в сторону приборы и задумчиво глядел то на напиток, который сам себе намешал, то на суп. Один не удивился бы, если бы сын вылил содержимое чашки в тарелку и осушил ее залпом, не подавившись овощами.
— Милосердный бог, — царь положил на стол между чашкой и тарелкой кожаный мешочек. Быть может, удастся отвлечь царевича от неаппетитной затеи?
— Серебро.
Локи насторожено переводил взгляд с мешочка на отца и обратно, будто ему не деньги предложили, а ядовитую змею. Изумление сменилось растерянностью и подозрениями. Во всем видит козни, что немудрено после вчерашнего.
— Я думал, мы пойдем вместе… — слова давались сыну тяжело. До этого казалось, что после каждой реплики он ждал какого-то подвоха и вот теперь, получив монеты, наконец, дождался. То, что Локи так сильно волновало, пойдет ли Всеотец с ним на ярмарку, показалось последнему очень любопытным фактом. Чтобы понять, что творится в голове у неудачливого сына, требовалось всего лишь остаться с ним один на один в мире детства.
— Верно, — царь не мог отказать себе в удовольствии подержать Локи в неведении еще хотя бы немного.
— Зачем тогда… — маг не договорил, лишь кивком головы указал на мешочек.
— Будем учиться взрослой жизни на примере покупок вещей первой необходимости. А потом, постепенно, дойдем до завоевания миров и сделок с тварями из царства тьмы, — просто ответил Всеотец, наслаждаясь реакцией юного бога. На его лице отразилась непередаваемая гамма чувств, но крыть ему было нечем. Раз отвечать по-взрослому за свои преступления он так и не решился, то кичиться сейчас своим положением не станет.
Так и не найдя достойного ответа, Локи высыпал на руку драгоценности. Залюбовавшись тяжестью металла в ладони, он забыл и о еде, и о насмешливом тоне отца. Опять ему определили огромную сумму. И потратить её надо на подарки! На достойные подарки надсмотрщикам, о которых он вчера благополучно забыл. Царевич предвкушал удивление, которое отразится на лицах всех пятерых, даже скучного Лагура, когда он преподнесет царские дары. Да, пускай перед ним лишь рабы Одина, но он — царевич, и его надсмотрщики получат то, о чем и мечтать не могут, живя в своей научной тюрьме!
Представляя восторженные вопли Берканы и Раиду, Локи отправился с отцом на базар. Вокруг привычно гудели сотни говоров, торговцы зазывали к себе, но царевичу казалось, будто он находится вне толпы. Он шел рядом с отцом, рядом с богом девяти миров. Вокруг них словно образовался непроницаемый купол. Внутри было спокойно и тихо, а вокруг бесновались ваны, альвы, цверги…
Локи остановился у оружейной лавки и долго выбирал себе кинжалы самой причудливой формы. Скоро, очень скоро, он сможет отказаться от них, скоро он получит настоящее оружие — копье, но пока приходится довольствоваться тем, к чему давно привык.
— Хороший выбор, — отметил Один, пристально наблюдая за тем, как Локи осматривает кинжалы, проверяет их боевые свойства. — Ты запомнил мои наставления.
— Я помню все твои речи, хотя не все они уже обрели для меня смысл, — Локи скривил губы в ухмылке. — Ты слишком мудр, отец. Ты поделился со мной частью своей мудрости, но познаю ли я хоть когда-нибудь её полную мощь?
— Никогда не забывай, чему я тебя учил. Придет день, когда тебе понадобятся все мои советы.
Неподалеку от лавки возвышался храм. Он выглядел гигантским на фоне одноэтажных деревянных построек. Множество ванов спешили внутрь, торопливо снимая обувь и оставляя её таким образом, чтобы ни в коем случае не перепутать с чужой. Это была еще одна престранная традиция жителей Ванахейма — снимать обувь при входе в любое помещение. Если бы Асгард позаимствовал эту привычку, то пришлось бы возвести подле дворцовых ворот пристройку для хранения обуви.
— Не хочешь прогуляться по священной роще? — Локи обошел храм по кругу и оказался около золотой рощи, охраняемой жрецами. — Это будет настоящим маленьким безумием.
Один не сделал ничего, не пошевелил даже пальцем, но ни один из стражников не заметил незваных гостей. Магию отца Локи никогда не чувствовал: она была столь эфемерной, воздушной и незаметной! Ничего не изменилось в мире, никто не почувствовал вспышки энергии: просто жрец не посмотрел в их сторону, не услышал скрипа листвы под подошвами легкой обуви. Локи знал, что ему никогда не достичь таких высот, даже будь он настоящим наследником силы Одина, а не Лафея. Чудесная роща изнутри мало чем отличалась от своих асгардских сестер. К золотым деревьям Локи давно привык, невиданные птицы на пути не попадались, так что прогулка вскоре наскучила. Один же осматривал рощу хозяйственным взглядом, сравнивая с собственным творением, и находил, что его золотой лес во многом превосходит ётунский подарок ванам. То ли дело леса и рощи в самом Ётунхейме. Много столетий назад, задолго до рождения законного наследника, он вместе со своими друзьями часто гулял по лесам холодного мира.
Жених и невеста, которые так никогда и не стали мужем и женой, пускай и сохранили прекрасные отношения. Молодая Фригг… Ей особенно нравились те леса. В короткое летнее время она любила лежать на траве и смотреть в небо, едва проглядывавшее сквозь макушки гигантских деревьев.
— Была бы моя воля, я бы стала царицей Етунхейма, — шептала она, надеясь, что спутники не услышат. — Какая несравненная красота!
— Величественная станет царицей всех миров, — отвечали ей, — дай только срок.
Фригг поворачивала голову, и легкая улыбка трогала её румяное лицо, а глаза светились настоящим счастьем.
Тогда еще никто не знал, сколь разрушительной будет война, никто и предположить не мог, что мир ётунов навсегда закроется для асов, а кровь наследников Лафея будет стекать с рук царя Асгарда.
— Здесь скучно.
Образ прекрасной молодой женщины обратился в прах. Остался только приемный сын, для которого золото исполинского леса ничего не значило. И не мудрено: он рос в золотой клетке, и такие удовольствия, как лежать подле любимой женщины на мягкой траве, недоступны его холодному сердцу. Один печально смотрел на полукровку: Локи недоступно чувство прекрасного. Он его не видит, не может остановиться, посмотреть на небо, восхититься его голубизной и красотой белокурых облаков. Ему подавай бесспорные, признанные миллионами чудеса, вроде раффлезии. Видеть красоту там, где видят все — в этом нет никакой доблести, но попробуй разглядеть незаметную красоту, открывающуюся только избранным.
Когда-то давно Один даже не думал о духовном развитии наследников. Они должны были стать искусными воинами, мудрыми царями, не более того. Он иногда возил их в отдаленные леса и лавовые поля Асгарда, показывал слепящую красоту родного мира. Они ею восхищались так наивно, как могут только дети, но даже не пытались постичь ее суть. Сейчас, глядя на полнейшее безразличие на лице молодого воина, Один понимал, что это было упущением, которое теперь уже нельзя исправить. Став не царем, но почти равным ему полководцем, полукровка без колебаний уничтожит прекрасную рощу, подобную этой.
— Локи, — Один окликнул сына. Тот остановился. Обернулся. Он не задал ни одного вопроса, но стоял напряженный, боясь очередных неприятных вопросов. Но нет, только не сегодня.
— Ты видел в Бездне хоть что-нибудь по-настоящему прекрасное? — спросил Один.
Локи насторожился, задумался. Опять ищет подвох в каждом слове.
— Я не считаю Бездну красивой, — медленно, растягивая слова, произнес он спустя мгновение. — Но воспоминания о неизмеримой красоте Асгарда помогли мне не впасть там в безумие.
Один кивнул, но ничего не ответил. Говорить о красоте бесполезно, её можно только видеть и чувствовать. Нельзя научить чувствовать, можно только мягко указывать, а Локи к мягким указаниям не привык, по крайней мере, из его уст. Один всегда считал, что нет ничего худшего в мире, чем недопонимание, из которого рождаются глобальные просчеты, поэтому всегда старался объяснять все как можно проще или же наоборот давать туманные советы на будущее. И нельзя сказать, что метода оправдала себя полностью…
Они вышли из рощи и влились в очередную гудящую толпу. Локи вел себя теперь на редкость странно: метался от одной лавки к другой, скупая вещи, к которым ранее никогда не проявлял интереса и которыми совершенно точно не собирался пользоваться. Художественные книги из самых разных миров, наборы игр и красивых мелочей, женские украшения. Один молча наблюдал за поведением того, кто впервые дорвался до собственных денег. И ведь это он уже второй день гуляет и в этот раз под присмотром благодетеля. Царь не хотел даже представлять себе, сколько ненужных и откровенно глупых вещей Локи накупил вчера. По возвращении домой он обнаружил с десяток свертков, небрежно разбросанных на кровати. Сколько времени Локи может понадобиться, чтобы новое развлечение прискучило, Всеотец не представлял; зато теперь начинал понимать, почему Хагалар настойчиво считает царевича ребенком. Поверить в то, что этот юноша, с горящими глазами торгующийся за совершенно невзрачный на вид пузырек с блестящим малиновым веществом, способным менять форму по желанию хозяина, объявлял Мидгарду войну и вел за собой армию — возможным не представлялось.
— Может, рыбу подарить? Ведь сам Эгир помогает ванам в рыболовстве… — Локи отошел от очередного прилавка с очередным чересчур улыбчивым продавцом.
— Кому ты не можешь подобрать подарок? — спросил Один заинтересованно. Раньше царевич не смел даже думать о таких вольностях, теперь же скупает все, что попадается ему на глаза. Неужто хочет стать богом хотя бы маленького поселения, раз среднего Асгарда и большого Мидгарда не получилось?..
— Тюр… Хагалару, — пробормотал Локи как-то невнятно. Он настолько привык мысленно называть фелаг «надсмотрщиками» или, на худой конец, «тюремщиками», что чуть не проговорился. А отцу всего знать не следует.
— Хагалару? — Один уж думал, что никакому ответу не удивится. — Мне послышалось Тюру.
— Нет, Хагалару, — заверил его Локи. — Остальным я купил.
— Значит, бриллиантовых подвесок достойна та искалеченная девушка? — Один указал на один из свертков, который Локи прижимал к груди, опасаясь воров.
— Ну да.
— Ты понимаешь, что такие дорогие вещи дарят только невестам и женам?
— Я видел эти подвески на маме. Искалеченная преступница, сотрудничающая с богом, достойна многого, не так ли? — Локи испытующе посмотрел на отца, будто делился с ним какими-то тайными знаниями. Он был готов купить Беркане колье вдесятеро дороже, чем у царицы. Все равно при её мужеподобной фигуре любое украшение будет смотреться отвратительно, но зато он получит любовь и почитание личной собачки старого мага, а это дорогого стоит. Если уж невозможно тягаться с ним в силе и ловкости, то можно попытаться найти слабое место.
Один только головой покачал. Расточительство сына порядком расстроило его — он не этому его учил.
— Пойдем в винную лавку, выберем там подарок.
Ближайшая обнаружилась за поворотом. Локи вошел вслед за отцом и наблюдал со стороны, как тот последовательно отвергает все напитки. Продавец расхваливал каждую бутылку так, будто это была невеста на выданье, все время прикасался к покупателю и активно жестикулировал. Если бы Локи покупал алкоголь лично, то покинул бы лавку прежде, чем ему показали бы хоть что-то по-настоящему стоящее — он не выносил чужих прикосновений и бессмысленной болтовни. Отец отвергал один дорогой напиток за другим, пока не добрался до самой верхней пыльной бутылки. Именно на нее он и указал Локи, предлагая купить. Царевич взял её в руки, прочитал надпись на этикете и подумал, что ослышался или что глаза подводят его. Но нет, это был виски четырехтысячелетней выдержки — невиданная редкость. Сам царевич пробовал этот напиток раз в жизни на каком-то торжестве в честь отца. На коронацию Тора было закуплено несколько бутылок, и они предназначались только для царской семьи и их приближенных. Жидкость цвета растопленного цветочного меда с терпким запахом фруктовой мякоти, вызревшей на солнце, и почти неуловимым горьковатым ароматом кофейных зерен и темного шоколада не могла не прийтись по вкусу даже заядлому трезвеннику. Каждый ас в тайне мечтал хотя бы раз в жизни ощутить горячее, чуть маслянистое скольжение напитка по гортани и остающийся привкус топленого сахара и душистой корицы. Одну бутыль столь ценного нектара Тор разбил, когда в порыве ярости перевернул стол после срыва коронации.
— Меня впечатляет твой выбор, — проговорил Локи чуть дрожащим голосом.
— Только один напиток Хагалар любит больше всего на свете, — подтвердил Один.
— Да кем он был, чтобы любить подобное?! — воскликнул Локи, не надеясь услышать правдивый ответ.
— Он был и остается моим доверенным лицом, — просто ответил отец. — Я думал, ты давно принял эту простую истину.
Локи молча расплатился и вышел из лавки. Один, не торопясь, последовал за ним.
— Ты мог бы дать полную власть надо мной тому, кого я хотя бы знаю, почему же не дал? — процедил Локи сквозь зубы.
— Полной властью над тобой он не обладает, — откликнулся царь, резко сворачивая в сторону и увлекая сына в животный сад, где обитали существа из самых темных закоулков всех миров. Один знал все о повадках зверей и умел столь увлекательно рассказывать, что, несмотря на небольшое пространство, у царской семьи уходило два-три дня на то, чтобы осмотреть всех обитателей чудо-сада.
— Локи, ты не можешь жить в поселении в одиночестве, — продолжил царь Асгарда, с трудом пробираясь мимо лавки со свежей выпечкой. — Маму печалит твой отъезд, и она не доверяет поселенцам.
— А Хагалару доверяет?
— Полностью. Он сможет защитить тебя от любого врага.
— Но не от себя, — усмехнулся Локи, вспоминая о недавней пытке, после которой решил, что лучше на время забыть о дерзости и покорно соглашаться со всеми требованиями старого мага. Следовать то он чужим советам в любом случае не обязан!
— В твоей голове только подозрения, — Один вошел в сад и теперь выбирал направление движения. — Однажды он решил, что никогда не причинит боль ребенку. А даже если тебя объявят царем, для него ты останешься лишь мальчишкой.
— Ты его совсем не знаешь, — едва слышно прошептал Локи и добавил громко: — Все мое детство было пропитано допросами, моральными пытками, запретами и играми в суд, — слова отнюдь не были почтительными, но отец позволял говорить с собой в таком тоне, а значит, можно безбоязненно продолжать. — Ты великий мастер причинения страданий без физической боли.
— Ты прав, но мои методы Хагалару тоже не нравятся. Твоя участь в руках одного из самых достойных асов. Ты должен гордиться этим.
Отец резко свернул разговор, значит, ничего полезного больше узнать не удастся. Локи поморщился и огляделся, отмечая, что в саду ничего не изменилось. Когда молодые царевичи в первый раз попали сюда, восторгу их не было предела: ваны создали настоящее чудо, впечатлявшее не только детей, но и взрослых. Площадь сада была поделена на девять квадратов, в каждом жили звери из определенного мира Иггдрасиля. Поскольку их земли разительно отличались по температуре и прочим показателям, для каждой твари были созданы специальные условия, максимально приближенные к природным.
Локи скучающе смотрел на огненного ворона — уроженца жаркого Муспельхейма. С виду обычная птица, если не считать оперения из язычков жаркого пламени. Только такие звери и могли выжить в огненном мире. В любом другом им было слишком холодно. Ванам приходилось превращать загоны для муспельхеймских животных в незатухающий пожар. За все время существования сада несколько раз случалась беда — магия огня развеивалась. Спасти помороженных животных было почти невозможно, но вороница Налви родилась под счастливой звездой — она пережила уже три обморожения и чувствовала себя прекрасно.
Прогулка по саду и Локи, и Одину нравилась гораздо больше, чем по ярмарке: не было сотен существ из разных миров, никто не ругался, не спорил, не зазывал посмотреть товар. Некоторые звери, правда, выпрашивали еду, но и только.
Животные Муспельхейма сменились животными Нифльхейма — этим наоборот везде и всегда было жарко. Для них строили специальные загоны, где круглый год шел снег и выл промозглый стылый ветер. Животный мир Нифльхейма был самым бедным и скучным из всех, так что боги, не сговариваясь, прошли мимо обитателей холодных подземелий и оказались среди уроженцев Мидгарда. Эти непоседы сразу заинтересовались божественными гостями. Длинношеему страусу настолько понравилась золотая пластина Одина, что он попытался выклевать её. Царь не обратил внимания на подобную мелочь и так легко отмахнулся от дерзкой птицы, будто перед ним стояла чайка, а не огромная и по-настоящему опасная тварь. Из соседней клетки доносились отвратительные крики: два зеленых и один белый павлин, распушив хвосты, танцевали перед невзрачной самкой, стараясь одновременно понравиться ей и клюнуть соперника.
— Ужасные птицы, — процедил Локи сквозь зубы, любуясь, однако же, чудным оперением.
— Они похожи на нас. — возразил Один. — За твоей мамой ухаживали многие асы, но ни один из них не был её достоин.
— Кто может быть достойнее царя Асгарда? — хмыкнул Локи. — Я думаю, у мамы не было выбора.
— Ты очень многого не знаешь, а еще большего не понимаешь.
— Так расскажи.
— Еще не время, — задумчиво произнес Один, направляясь к выходу.
День перевалил за вторую половину. Переполненные улицы ломились от покупателей, продавцов и самого разнообразного, порой живого и говорящего, товара. Где-то вдалеке высился волшебный лес Бари. Лавировать в толпе стало невозможно, пришлось плыть по течению и ждать возможности свернуть на тихую грязную улочку. Толпа, однако же, не собиралась рассасываться и выбросила богов прямиком к лавке, от которой раньше Локи нельзя было оторвать никакими силам. Брактеаты. Золотые, серебряные и даже бронзовые пластины изображали все, что только можно было пожелать. Один взял в руку пластинку со своим портретом. Много столетий назад он привез сыну этот медальон в подарок. Как же искренне он радовался, как благодарил за столь чудный экземпляр для своей маленькой коллекции. Когда же пришло время сложить вещи в могилу, Один своими руками отобрал лучшие из брактеатов и расположил их в том месте, где должна была лежать голова покойного.
— Какие купишь в этот раз? — спросил царь, положив свой медальон на место.
— Никакие, — буркнул Локи, старательно не глядя на украшения.
— Почему? — искренне удивился Один. — Твоя коллекция…
— Ты закопал мою коллекцию, — голос сына был сух как никогда.
— Как закопал, так и откопаю. — Локи вздрогнул, услышав подобное святотатство: к собственной могиле он относился столь трепетно, будто и в самом деле восстал из мертвых. — Или возмещу закопанное. Ты помнишь, что на них было изображено?
— Не стоит, — процедил Локи сквозь зубы, поспешно отходя от прилавка и вливаясь в толпу.
— Почему? — Один чуть повысил голос, прекрасно зная, что сын ответит. Не посмеет не ответить. Царевич остановился, но красиво обернуться у него, конечно же, не получилось: людской поток понес его дальше с такой силой, что он споткнулся и чуть не упал. Один схватил его за руку и дернул к себе. Они отошли к домику, прислонились к теплому бревну — здесь можно переждать давку. От вопросительного взгляда сыну некуда было деваться, и он тихо произнес:
— Коллекция копий будет лишь тенью прошлой. К тому же, — Локи вздохнул, — ту коллекцию любил и создавал ты. Я думал, она доказывает, что я достойный тебя сын. Но все ложь…
Один внимательно смотрел на сына. «Ту коллекцию создавал ты».
— Достойный сын, — прошептал Один. — Достойный… Неужели все эти безумства…
Громкий стук сбил Одина с мысли. Около дома, где они с Локи стояли, актеры возводили небольшой помост для кукольного представления. Царевич с преувеличенным интересом наблюдал за приготовлениями и явно не собирался никуда уходить. С каких пор он интересуется незнакомыми религиозными сюжетами? Ну да сейчас этим можно воспользоваться.
— Закончим прогулку, — произнес Один громко, стараясь перекричать гудящую толпу, собирающуюся вокруг актеров. — Я хотел бы вернуться на постоялый двор. Останешься на ярмарке?
— Останусь, — откликнулся Локи, не отрывая взгляда от сцены.
— Возвращайся к ужину.
Один свернул в ближайший переулок, намереваясь добраться до постоялого двора обходным путем. Ему о многом стоило поразмыслить, многое вспомнить и сопоставить. И лучше всего это сделать погружением в собственное сознание.
Он мог с легкостью показывать прошлое детям или смотреть его лично. Для этого требовалось только чуть больше сосредоточенности.
Шестьсот зим назад
Они с Фригг возвращаются после поездки в Юсальфхейм. Обеспокоенные няньки докладывают, что младший совсем отбился от рук: вот уже несколько дней не выходит со стрельбища и отказывается заниматься чем-либо, кроме стрельбы из лука. Наставник по стрельбе, ван из рода Алькеро, ничего не может объяснить толком. «Твои сыновья словно прокляты Биенто — их стрелы летят куда угодно, но только не в цель. Мои замечания, по-видимому, обидели младшенького, и он тренируется теперь в поисках благословения Адоро». Царь идет к стрельбищу. Много времени тратит на то, чтобы убедить чересчур старательного ребенка в том, что непослушание наставникам — худшее из зол, какие бы благие цели не преследовало.
— Я лишь хотел тебя обрадовать! — воскликнул тогда Локи в отчаянии.
— Ничто не обрадует меня больше, чем повиновение правилам, которые я для тебя установил.
Триста зим назад
Он занят, у него совещание, но вдруг его срочно вызывают. Учитель Локи в ужасе, произносит всего одну фразу:
— Он без сознания.
Подвальное помещение. Целитель. Ребенок лежит у него на коленях весь в крови. И правда без сознания. Воздух искрится ужасными страданиями и редкими всполохами магии. Заклинание молчания?.. Но зачем?!
Снять заклинание, перенести ребенка в целительное отделение, засыпать раны порошком волшебных камней.
Когда Локи приходит в себя, то далеко не сразу начинает говорить: приходится расписать ему весь ужас создавшегося положения. Ребенок слушает с таким искренним удивлением на усталом лице: он то считал, что хуже всех пришлось ему, а вовсе не окружающим.
— Я хотел показать, что я выносливее Тора… — тихо шепчет он, сломленный осознанием собственной вины. — Я хотел, чтобы ты гордился мною…
Глупость и зависть толкнули его на опрометчивый поступок — так расценивает это признание Один и разговаривать дальше не желает. Локи тоже молчит, наблюдая за уходящим богом, и лишь у самой двери окликает:
— Что меня ждет?
Подобный вопрос злит еще сильнее. Глупый, завистливый трус — и это сын Одина?
— Подумай, и сам завтра скажешь, чего достоин, — произносит он, не оборачиваясь, и покидает комнату.
Две зимы назад
Попытки убить брата. Покушение на приемную мать. Убийство Лафея. Уничтожение Ётунхейма с помощью моста. И какого же будет оправдание? А все то же.
— Ради тебя. Ради нас всех.
И он сказал ему «нет», как говорил раньше, потому что всегда считал подобную блажь не более, чем гордыней. Но раньше он говорил «нет» завуалировано, щадя ребенка, а тогда сказал все как есть. И вот результат — самоубийство.
Все то же, все там же. Локи растет, меняются методы достижения цели, но цель то все та же… «Значит и Мидгард ты завоевывал ради меня, — отметил про себя Один. — Что ж, если ты так хочешь служить мне и что-то доказывать, я дам тебе такую возможность. Любовь ко мне — твоя слабость, Локи, но пока она у тебя есть, ты в моей полной власти. И я направлю твою разрушительную любовь на благо Асгарду».
====== Глава 29 (часть вторая) ======
Локи проводил удаляющуюся фигуру долгим задумчивым взглядом. С десяток предположений по поводу того, почему отец столь спешно покинул его, тут же возникли в голове, одно гаже другого, но окружающая действительность была столь занимательной, что размышлять над очередной отцовской странностью не было никакого желания. У Одина вполне могли иметься незаконченные дела. И это к лучшему. За полгода Локи привык играть роль ребенка ради фелага, но заниматься тем же, находясь рядом с царем, было, по меньшей мере, противно. Задавать глупые вопросы, покорно следовать за богом, изображать несуществующие эмоции — мог ли он предположить такое развитие событий, когда шел войной на людей?
Представление, тем временем, уже началось и оказалось на редкость нудным. Чужие мифы никогда не увлекали младшего царевича, тем более растянутые в несколькочасовую пьесу, поэтому он решил продолжить свой путь, наметив новую цель — боевой лук. Для его приобретения надо было найти лавку, слава о которой гремела по всему Иггдрасилю. Каких только боевых луков там не было: в рост лучника, в рост кошки, складные, переносные, из всевозможных сортов дерева, инкрустированные драгоценными камнями и янтарем. А тетива, а стрелы!.. Локи нашел лавку на оживленном перекрестке и теперь беспрепятственно любовался оружием. Одна из множества малых народностей ванов — алькеро, хозяева чудных луков, имели ту особенность, которую Локи очень ценил в торговых людях, но крайне редко встречал: они не навязывались. Царевич знал, что за ним следит несколько пар глаз их темноты дома, располагавшегося за прилавком, он знал, что, если посмеет украсть лук, его остановят тут же, но, пока он не выказывает злых намерений, никто к нему даже не подойдет. Любое оружие можно брать в руки, проверять и осматривать. Луки стоили целое состояние, поэтому большинство покупателей и близко не подходило к мрачному прилавку. В свое время, в эпохувойн, каждый норовил ограбить торговый корабль малочисленного народа и завладеть чудо-луками, но в эпоху мира по-настоящему грозное оружие почти вышло из употребления. Локи взял в руки большой лук из красного дерева. Когда-то у него был такой — подарок великолепного стрелка и не менее великолепного наставника, обучившего обоих царевичей не только стрелять, но и обороняться от стрел. Именно он показал, как ловить стрелы голыми луками и стрелять, не глядя на противника. Алькериец страшно гордился оказанным ему доверием со стороны Одина, прочил обоим царевичам путь лучников. Однако его мнение во дворце не играло никакой роли. Тора целенаправленно натаскивали на молот, а Локи на копье, хотя последний страстно желал стать лучником, а не копейщиком. Ему нравилось оружие дальнего боя, позволяющее не лезть в самое пекло битвы. Кроме того, лучники всегда носили при себе кинжалы, с которыми Локи успел сродниться. Но против воли Одина никто идти не смел. Раз Один сказал «копье», значит, будет копье. Но даже зная об уготованной участи, Локи часы проводил на стрельбище, совмещая занятия по стрельбе с магией иллюзий. Наставник поощрял его увлечение. Отслужив несколько столетий и обучив наследников всему, что знал сам, он покинул пресветлый Асгард, оставив ученикам подарки: по-настоящему сильное оружие, способное поразить мишень чуть ли не за линией горизонта. Локи свой лук повесил на стену и любовался им каждый раз, когда ложился спать. Все равно он не имел права пользоваться им вне стрельбища, а тренироваться без наставника было неинтересно да и некогда.
Локи перевернул лук вверх ногами и прочел едва заметную надпись: «Во славу Адоро». Он улыбнулся, вспоминая собственное любимое оружие. На всех луках, сделанных народом алькеро, обязательно была эта надпись, нанесенная либо белой, либо черной краской, состав которой тщательно скрывался. Эта краска была лучше любого клейма, по ней проверяли, действительно ли лук привезен из далекой страны, или же это искусная подделка.
«Во славу Адоро» — с этих слов начинался каждый урок стрельбы. Локи хорошо помнил, как ему противно было повторять за наставником полумагические слова, ведь бог не может верить в то, что его меткость зависит от чужеземных добрых духов.
— Веришь ты или нет, а только Адоро может направить твою руку. И только Арболь и Биенто могут тебе помешать. Так что, не прекращая, славь Адоро, и он услышит тебя.
Локи кривился, но положенную фразу произносил чуть не перед каждым выстрелом. Со временем он попадал в яблочко все чаще и чаще. Наставник совершенно искренне считал, что это заслуга доброго духа, а Локи с Тором были убеждены, что дело только в их мастерстве, и втихомолку смеялись над дурацким верованием. Вслух возражать они, однако, не смели: наставник напоминал своими повадками и привычками отца, поэтому связываться с ним Локи не смел и даже Тора не подбивал на дерзости и неповиновение.
Царевич чуть надавил на тетиву, проверяя степень натяжения. Купить или нет? Все равно он никогда не сможет воспользоваться этим луком да и не будет он любить его так, как любил прощальный подарок. Но раз деньги есть, почему бы их не потратить на что-то по-настоящему ценное? К тому же, если он купит лук, то сможет побывать в еще одном интересном месте, о котором раньше не смел и мечтать. Пусть будет так.
— Адоро благословит этот лук, — произнес он громко. Эта фраза была чем-то вроде пароля. Наставник рассказывал, что четыре волшебных слова знают только те, кого обучали алькерийцы. А для друзей цена на оружие снижается раза в три.
— И магия Арболя никогда его не коснется, — послышался хриплый голос из-за двери.
Из дома вышел купец, точнее, воин, принявший на себя обязанности торговца. Высокий, стройный и очень сильный. Несмотря на просторную блеклую одежду, его фигура выглядела впечатляюще, а черные глаза, обрамленные длинными черными ресницами, стреляли во все стороны, будто выискивая врага.
— И Биенто не отклонит стрелу, — закончил Локи перекличку добрых и злых духов.
Торговец многозначительно кивнул. Локи на мгновение забыл, что на нем магия Одина, и что алькериец видит перед собой вана или альва, но уж точно не аса, а, значит, не будет выказывать почтение сыну бога. У каждого народа были свои жесты вежливости, но алькеро по оригинальности превзошли всех. Для приветствия самых уважаемых членов общества каждый житель носил на шее маленькую стрелу с черным оперением. При приветствии эту стрелу снимали и касались её острием сердца собеседника, прославляя таким образом главный миф, повествующий о смерти доброго Адоро: родной брат заколол его стрелой с черным оперением. Локи протянул воину лук, склонив голову в глубоком почтении. Он точно знал, что алькерийцы ценят оружие гораздо выше серебра, и если им покажется, что покупатель небрежный и недостойный, то ни за какие деньги не продадут. Торговец принял лук так бережно, словно перед ним был спящий младенец.
— Идем, добрый лучник, — позвал он Локи, выходя из-за прилавка и увлекая бога через улицу к группе приземистых строений. Улочка была узенькой и пустынной, так что никто не увидел чинно вышагивающего воина, держащего перед собой на вытянутых руках огромный лук. Алькериец подошел к тяжелой на вид двери и обратился к Локи:
— Закрой глаза, добрый лучник.
Царевичу ничего не оставалось, как подчиниться. Покупка лука у народа алькеро никогда не была простой передачей серебра продавцу и лука покупателю. Существовала целая церемония, которую злые языки называли «крещением». Народ алькеро жил общиной, никогда никого не пускал на свою территорию и не открывал секрет изготовления чудеснейших луков и стрел. Алькерийцы выстраивали дома, где занимались изготовлением луков, замкнутым кругом, а в центре оставляли небольшой пятачок земли. Там рыли пруд и возводили что-то вроде храма с идолом, изображающим Адоро. На стены вешали ковры с вышитыми сценами из жизни братьев и сестры. Локи многое знал о жизни и быте этого народа, еще о большем догадывался, но никогда еще ему не предоставлялось шанса подтвердить свои предположения. И вот очередная мечта сбылась.
Его взяли под руки и повели через мастерскую. Локи слышал приглушенные голоса и гул работающих инструментов. Его глаза не закрывала никакая повязка, но открыть их он не смел. Любой, кто хоть на мгновение видел быт алькеро, объявлялся врагом этого маленького, но воинственного народа.
— Можешь открыть глаза, — послышалась еще одна команда.
Локи осмотрелся: он стоял около маленького прудика, который можно было при хорошем разбеге перепрыгнуть. На дне блестело серебро и немного золота. Перед прудиком стояла хибарка, ничем внешне не отличающаяся от работных домов. Если не знать, что там идол…
— Ты знаешь правила? — спросил воин нетерпеливо.
Локи кивнул. Правила он, безусловно знал, потому что любой, кто хоть раз слышал о том, как именно покупают лук, уже не мог их забыть — слишком странен был обряд. Лук алькеро нельзя купить. Серебро нужно кинуть в священный пруд, где покупку «крестят». Причем кидать монетки следовало не хаотично, а точно в такт священному рассказу, посвященному доброму духу Адоро и его коварным брате и сестре. Одно предложение — одна монетка, не больше и не меньше. После этого счастливый обладатель смертоносного оружия мог зайти в храм, осмотреть ковры и выбрать себе любое количество стрел. Стрелы считались «приданным» и ничего не стоили.
Алькериец протянул руку. Локи не сразу вспомнил начало обряда: надо было отдать торговцу мешочек с деньгами. Он отложит ту сумму, которую посчитает достойной. Локи отдал отцовские деньги и внимательно следил за тем, как воин, расположившись прямо на земле, вытряхнул на руку монеты и украшения. О честности Алькеро ходили легенды, но Локи все равно не мог спокойно смотреть, как незнакомый ван отбирает украшения, ссыпает оставшиеся в мешочек и затягивает тесьму. Царевич понятия не имел, сколько серебра стоил пресловутый лук, но не сомневался, что не будь он учеником алькерийца, десяток монеток мог превратиться в сотню.
Продавец легко поднялся с колен, взял покоившийся на земле лук двумя руками, сделал пару шагов, остановился у самой кромки воды и снова опустился на колени, держа лук пред собой. Локи его примеру не последовал.
— Я расскажу тебе историю, которая произошла много веков назад, и которую наш народ до сих пор хранит в своем сердце так, будто это лучшая из драгоценностей мира, — воин резко замолчал, отмечая конец предложения. Локи, не мешкая, кинул кусочек серебра в воду. Оно блеснуло в лучах заходящего солнца и опустилось на дно рядом с прочими серебряными монетками и украшениями.
— В старину в царской семье родилась сперва дочь старшая — Биенто, следом за ней появился сын Арболь, а следом за ним второй сын — Адоро.
Локи незамедлительно кинул второй кусочек серебра, причем плашмя, так что он пару раз прыгнул по воде, прежде чем затонуть. Рассказчик на такую вольность не обратил никакого внимания.
— Адоро и Арболь были лучшими лучниками королевства, молва об их славе и успехе не утихала во всех девяти мирах.
Локи поморщился. Уж он то точно знал, что Асгарду не было никакого дела до великих лучников. Чванливые асы редко когда признавали чьих-либо бравых воинов. Они себя считали искусными солдатами, чужие успехи их не волновали.
— Но зависть и злые наветы старшей сестры заставили Арболя пойти на сделку со своей совестью и вызвать брата на поединок, в котором честности было столько же, сколько звезд в полдень.
Рассказчик начал аккуратно опускать лук в воду. Его руки коснулись прохладной воды и застыли, ожидая подношения в виде очередной монетки.
— Адоро принял вызов, надеясь на честную битву, но старший брат обманул его и низверг к своим стопам.
Лук опустился в воду с тихим всплеском. Стайка маленьких белесых рыбок тут же бросилась к нему, в надежде, что это что-то съедобное.
— Арболь не желал смерти брату, а только лишь публичного унижения, но сестра подговорила его, и он пронзил сердце Адоро отравленной стрелой!
Алькериец одним резким движением перевернул в воде лук, распугав всех рыбок.
— Адоро вознесся на верхушку самого высокого ясеня нашего мира и стал со слезами на глазах наблюдать, как коварная Биенто правила его страной, а жестокий Арболь совершал набеги на бывшие ранее дружественными народы.
Локи усмехнулся. Он раньше слышал обрывки легенды, и всегда дивился ее сути: с каких это пор в религии есть только одно божество, помогающее своим подданным, и два злокозненных? Представление у пруда сильно напоминало разыгрываемое чуть ранее на помосте, с той лишь разницей, что это должно было быть короче и гораздо менее нудным.
— Однажды люди, вынужденные сражаться с войсками Арболя, воззвали к Адоро, и он поделился с ними своей силой.
Локи размахнулся и с силой запустил плоскую серебряную монету. Она прыгнула то ли пять, то ли шесть раз, прежде чем опуститься на дно.
— С тех пор люди почитают Адоро; он приходил к избранным во снах и открыл им искусство обращения с луком, и не было для Арболя и Биенто большей напасти, чем последователи культа Адоро.
Рассказчик чуть приподнял лук, так что он оказался на грани воды и воздуха.
— После смерти Биенто и Арболь не оставили в покое мир живых, и вечно они пытаются отклонить стрелы последователей Адоро: коли появляется неожиданное препятствие на пути стрелы твоей — знай, это месть Арболя, а коли сильнейший ветер сносит стрелы, то проказы Беинто.
Локи бросил последнюю монетку в пруд. Рассказчик поднялся с колен, открыл глаза и повернулся к нему, вновь держа лук на вытянутых руках.
— Поэтому, прежде чем сделать выстрел, призови на помощь дух Адоро, добрый лучник, но сделай это так тихо, чтобы коварные Арболь и Биенто не услышали, — он замолк, а Локи принял из чужих рук мокрый лук. Рассказ и сама церемония не слишком то и поразили его. Он думал, что она будет гораздо красочнее.
— Войди в храм и взгляни на того, кто отныне будет покровительствовать каждому выстрелу, тобою совершенному.
Локи кивнул, осторожно прижал лук к груди, опасаясь, что каким-нибудь неверным движением может обидеть алькерийца. Пока он находится на территории воинственного народа, лук могут в любой момент отобрать.
Храм изнутри был очень темным. Несколько узких окон едва ли давали свет. Локи подошел к центральной фигуре идола, столь уродливой, что преклонять перед ней колени совершенно не хотелось. Он, бог, должен опуститься на колени перед светлым духом? Да, должен. Он предполагал, что за ним следят, а значит, надо соблюдать все правила. Отойдя на два шага от идола, Локи преклонился, положив лук перед собой.
— Адоро, я верю, что ты будешь моим спутником в каждой битве.
Голос звучал фальшиво, но на то была веская причина: ведь на самом деле этот лук не выпустит ни одной стрелы. Его повесят на стену к коврам, шкурам и рогам, и он будет висеть, напоминая о годах ученичества. Локи склонил голову, не зная, как еще следует умасливать идола. Он осмотрелся: стены храма украшало множество ковров, на которых красными и золотыми нитями были вытканы сценки из жизни братьев и сестры. На одном ковре юноши стреляли из луков, на втором женщина восседала на троне, на третьем шла война. Однако ни одно полотно не иллюстрировало самого главного: гибели Адоро от рук брата. Локи обратил внимание на то, что только Адоро изображен на всех коврах одинаково. Это был юноша, немногим старше самого Локи, очень светлый: со светлой кожей, светлыми волосами, голубыми глазами. Опять эти голубые глаза! А вот облик брата и сестры менялся от ковра к ковру. То их изображали брюнетами, то шатенами, то блондинами. Возможно, цвет волос был как-то связан с мифами. А мифов у народа алькеро было множество. Почти все они были посвящены пакостям Арболя с Биенто, от которых страдали благородные ваны. В отчаянии они взывали к Адоро, и покойник приходил на помощь живым. Целиком мифологию народа алькеро не знал никто. Они очень неохотно говорили о своей религии, и даже наставник, с которым Локи виделся почти каждый день, мало рассказывал о знаменитых братьях и сестре.
Царевич поднялся с колен, обошел идола и оказался у длинной лавки, на которой лежали стрелы с самыми разными наконечниками. Они не понадобятся луку, который проведет остаток дней на стене, но не взять ни одной нельзя — у воинов могут возникнуть подозрения. Локи схватил несколько первых попавшихся и уже хотел уйти, как вдруг заметил, что рядом со стрелами лежат маленькие книжки в переплете из телячьей кожи. Заинтригованный, он открыл книжицу на первой попавшейся странице, и увидел знакомую картинку: в луже крови лежал юноша, над которым склонился другой юноша, вытаскивающий из его сердца стрелу. Локи полистал книжку. Она была написана не на языке асов, но, быть может, прочесть её все же удастся. Локи коварно улыбнулся. Красть книгу из священного места он не собирался, ведь за нее можно заплатить. Царевич покопался в складках одежды и сумел-таки закрепить книгу так, чтобы её никто не заметил. Достал кошелек, вынул пару кусочков серебра и положил идолу туда, где, по его расчетам, должен был находиться рот. Обвинить его в воровстве уже будет невозможно, ведь Адоро получил свое. Причем, в отличие от платы за лук, эти деньги он получил лично в руки, точнее, в зубы. Успокоив себя таким образом, Локи направился к выходу.
У пруда все еще сидел его провожатый.
— Ты получил благословение Адоро? — спросил он.
— Думаю, да. — Локи понятия не имел, каким образом должен был получить благословение, но не расстраивать же бравого воина.
— Тогда закрой глаза.
И снова его осторожно ведут под руки. Когда он открыл глаза, провожатого уже не было рядом.
Вечерело. Улицы пустели, приближалось время ужина. Локи повернул было к дому, но потом передумал и свернул в темный проулок. Было еще одно место, куда он хотел заглянуть — лавка по продаже конфектов: ценнейшей сладости, производившейся только в Ванахейме и Мидгарде. В прошедший день царевич был настолько выведен из равновесия, что забыл о своей маленькой слабости, но ничего, момент еще не упущен — серебро все еще позвякивает в мешочке!
В детстве конфекты были желанной наградой. Отец всегда привозил одинаковые красные шарики с орехами внутри, и много лет наследники были уверены в том, что других не существует. Даже если царь брал их с собой на ярмарку, то никогда не водил в лавку сладостей. Когда же место отца заняла троица воинов и Сиф, то покупать сласти стало несолидно. Несколько раз Локи с Тором находили ту самую лавку, но зайти в нее не решались.
Где она располагалась, молодой царевич помнил смутно, но, в отличие от любой другой лавки, эту легко можно определить по запаху. Ни с чем не спутаешь волшебный аромат, источаемый сладостями, разложенными на полках! Локи запомнил его на всю жизнь и узнал сразу, как только оказался рядом с шоколадной фабрикой на Земле. Этот запах прогонял из головы все дурные мысли, а нежный вкус молочного чоколатля приносил незабываемое наслаждение.
Однажды они с Тором долго стояли на улице перед лавкой, не решаясь войти под дружный хохот друзей. Хозяин вышел к ним сам и принялся рассказывать про плод какао, в котором вырастало всего пять рядов светлых зерен бобов. Одно дерево давало в год только четыре плитки дивной сладости, поэтому она и была такой дорогой. Какао-бобы долгое время играли в Ванахейме роль денег, и до сих пор некоторые сделки проходили только с участием если не какао-бобов, то напитка настоящих мужчин — чоколатля — «пенной воды». Мужской напиток готовили десятком способов, смешивали в разных пропорциях какао, сахар, ваниль, перец, корицу, гвоздику — получали самые невероятные вкусы.
У ванов ходило поверье, что если станцевать на шелухе от перемолотых зерен какао, то потерянные жизненные силы вернутся. Также считалось, что темный шоколад способен продлить жизнь почти на четверть, и что едят его только целеустремленные и напористые существа, которые всегда добиваются поставленной цели. Однако царевичи Асгарда темный шоколад не любили, по крайней мере, в тот единственный раз, когда отец привез не красные шарики, а белые, съесть их дети так и не смогли.
Чудесный запах молотого какао витал около искомой лавки. Он ничуть не изменился с тех пор, как Локи бывал здесь в последний раз. Перед царевичем открылись врата Вальгаллы! Разноцветные коробки, стоившие дороже наполнения, покоились на полках, притягивая к себе жадные взгляды. Локи сразу бросился в глаза миниатюрный дворец Асгарда. Сколько же в него могло поместиться конфектов! Должно быть, несколько сотен. А драже, чайных печений, плиток чоколатля, засахаренных орехов!.. Глаза разбегались от великолепия разноцветных оберток, от ярких этикетов с самыми невероятными картинками. Мешочек с серебром приятно позвякивал на поясе, давая волю фантазии. Вокруг столько всего неимоверно вкусного, наполненного самыми разными начинками! Когда-то все началось с тертого миндаля — пралине, теперь же начинкой могло быть все, что угодно, даже алкоголь.
— Не пропусти ни в коем разе новинку — белый чоколатль!
Локи вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял хозяин лавки: толстый невзрачный ван, от которого пахло какао и орехами. Его самого хотелось съесть — такой аппетитный запах шел от его рук.
— А белый чоколатль существует? — недоверчиво спросил Локи: в его представлении даже выпаренное молоко не могло сделать чоколатль белым.
— Все существует в этом мире по воле Фрейи и Фрейра! — хозяин взял его под локоток и отвел к соседнему прилавку. — Вот скажи мне, из чего состоит плитка чоколатля?
— Какао-порошок, какао-масло, сахар? — предположил Локи.
— Совершенно верно, молодец! — хозяин похлопал его по плечу. — Сразу видно, что ты образованный и очень любишь конфекты. Ну так угадай, чего не хватает этому чоколатлю?
Он открыл дверцу резного шкафчика и аккуратно достал тонкую белую плитку. Локи был уверен, что эта плитка не имеет никакого отношения к чоколатлю, у нее даже запах другой, но не огорчать же хозяина своим невежеством.
— В ней нет какао? — предположил он наугад.
— Разумеется! — хозяин громко зааплодировал, восхищаясь сообразительностью покупателя. — Какой же ты умный, Рото!
Локи отступил на шаг. Откуда этот ван знает его псевдоним? Хотя за последние два дня такое количество торговцев задавали стандартный набор вопросов… Неудивительно, что весть о нем уже разнеслась по всей ярмарке: слишком много всего он покупал да еще и говорил вчера на языке ванов.
— Здесь только сахар, какао-масло и молоко, — хозяин отломил кусочек. — Попробуй, тебе понравится! — он буквально силой впихнул в рот гостю маленький кусочек чоколатля. Локи жевал медленно, стараясь насладиться новым вкусом. Молочные плитки были, безусловно, вкуснее, а черные, безусловно, гаже. Царевич осмотрел разноцветные обертки конфектов. Взгляд его зацепился за портрет одноглазого старца, в котором он с трудом узнал собственного отца.
— Что это за конфекты? — Локи кивнул в сторону Одина.
— Это самые замечательные конфекты! Они называются «Короли миров», — хозяин зачерпнул горсть и высыпал на столик. — Их лучше всего раскупают вот уже целое столетие. Смотри, Рото, и не отвлекайся. Ньёрд и Нертус — правители Ванахейма, Суртр и Синмара — Муспельхейма, Один и Фригг — Асгарда, Хельхейма — Хель, а Ётунхейма — Лафей!
Локи скептически смотрел на расплывчатые изображения. Он с трудом узнавал названных правителей, хотя видел всех воочию и даже знал, с каких именно портретов срисовывал безымянный художник. Цари были столь сильно стилизованы, что узнать их можно было только по каким-то отличительным чертам.
— А в остальных мирах не монархия, поэтому тут просто жители, — хозяин сунул под нос Локи конфекты с изображениями людей, турсов, цвергов и фей.
— Очень красиво, не правда ли? И очень дорого! — хозяин явно гордился своим изобретением. — А вот еще ограниченная серия, специально для коронации его венценосного высочества. Смотри.
Локи уже и сам, без подсказок, нашел братца: узнать его, правда, можно было только по светлым волосам и молоту. Он сурово смотрел на того, кто желал его съесть.
— Чехарда тогда случилась, — жаловался купец. — То Тор на троне, то не на троне, то Локи на троне. Ужасно неудобно. Представь, каково это: рисовать этикеты вручную! — он помахал пальцем перед носом гостя, словно он лично раскрашивал этикеты, а не его помощники. — Только нарисовали Тора, подготовились к коронации, как надо уже рисовать Локи. Мы совсем с ног сбились. А потом вообще катастрофа произошла, и кто теперь на троне, кого теперь рисовать? А, может, Тор уже женился, а мы не нарисовали его жену и не придумали ей новый вкус — непорядок это!
— У тебя есть конфекты с Локи? — перебил младший царевич.
— Есть, — кивнул хозяин, довольный заинтересованностью покупателя. — Тебе показать?
— Я их возьму. Все, — безапелляционный тон не допускал возражений. Локи не мог позволить, чтобы конфекты с его изображением попали в рот кому-то недостойному. — Наполни Асгард, — он указал на упаковку в виде дворца, — всем, кроме черного чоколатля, — он высыпал на стол оставшееся серебро. Стоило узнать цену и поторговаться, но чоколатль Локи любил всем сердцем и готов был платить за него столько, сколько потребуется.
— Какой хороший юноша! — хозяин бросился исполнять заказ.
После этой покупки о нем точно заговорит вся ярмарка: такое количество конфектов и чайных печений стоит больше, чем бриллиантовое колье для Берканы.
Коробку собирали очень долго. Хозяин не мог сам набрать конфекты, он подходил к Локи каждый раз, показывал размалеванные птицами, животными, непонятными символами этикеты, рассказывал, какая начинка под оберткой и уточнял, сколько именно класть в коробку. К концу сей процедуры Локи уже жалел, что доверил это дело хозяину, а не самостоятельно набрал понравившихся конфектов: все равно он не мог запомнить, чем они отличаются друг от друга.
На постоялый двор он вернулся поздно. Отца еще не было, и когда он придет, юный бог не имел ни малейшего представления. Несмотря на то, что Локи весь день ничего не делал, чувствовал он себя вымотавшимся. На ужин идти не хотелось, сколько еще придется ждать отца, неизвестно. Он бросил покупки на пол около кровати и тяжело опустился на нее. Нет, на ужин он сегодня точно не пойдет. Легким движением руки царевич включил масляную лампу. Ему очень хотелось лечь в постель, и он так и поступил бы, если бы комната принадлежала только ему. Отец может вернуться в любой момент, а встречать его лежа… Локи опустил голову на сложенные руки. Непривычно ему было жить с отцом, вставать вместе с ним, одеваться при нем. Такого даже в детстве не было. Он всегда видел царя Асгарда при полном параде, и сам всегда щеголял только в лучших одеждах. А тут… Но не ожидать же чинно в кресле, попивая… Да тут и нечего попивать. Локи с трудом встал и принялся разоблачаться. В конце концов, это его комната в той же мере, что и отца. Он имеет право находиться в ней в том виде, в каком сам пожелает. Локи достал легенды об Адоро, лег в постель и поднял кульки с купленным добром. Разбирать их лень, но отец рассердится, если увидит их на полу. Локи положил покупки рядом с собой, ближе к стене, и достал упаковку конфектов. Тех самых, которые изображали правителей других миров. Каков же на вкус Суртр? Локи аккуратно развернул разноцветную обертку, расправил её, положил на тумбочку. Он не знал, зачем так поступил: раньше, когда конфектов почти не давали, обертки были ценностью — они сохраняла запах заморской сладости. Сейчас же обертку можно смять. Но Локи не мог: сила привычки, да и Суртр не настолько слаб, чтобы сминать его двумя пальцами. Локи отправил в рот вафельного правителя Муспельхейма и вытащил наугад еще один конфект. Лафей. Царевич вздрогнул: он был нарисован таким, каким Локи его и запомнил. Полуетун аккуратно развернул сладость с той стороны, где была голова ненавистного настоящего отца, и резко откусил кусочек. На глаза выступили слезы: в начинку был добавлен перец, призванный улучшать вкус. Ётун Локи совсем не понравился, но он мужественно доел его. Смять обертку так и не решился.
Некоторое время спустя дверь отворилась, и в комнату вошел Один. Локи настолько увлекся сказаниями, что даже не сразу понял, что отец вернулся и надо бы его поприветствовать как подобает.
— Можешь не вставать, — Один заметил его резкий порыв. — Ты устал, скупая половину лавки сладостей.
Локи вздрогнул, словно от пощечины.
— Ты следил за мной? — спросил он тихо, стараясь сдержать мгновенно вспыхнувшую ярость — а он то думал, что его таки оставили одного без прислужников.!
— Нет. Я думал, что ты вчера скупишь все конфекты этого мира, но ты поступил иначе. Сегодня я решил напомнить тебе о них, но опоздал, — в руках отец держал упаковку с теми самыми шариками, которые Локи помнил всю жизнь. Как неловко вышло! Царевич перевел взгляд с кулька на коллекцию фантиков, покоившуюся на прикроватной тумбочке. Их было больше десятка. «Отцу это не понравится» — пронеслась в голове паническая мысль, которая тут же была сметена другими. Он не ребенок, которому взрослые могли запретить есть сладкое. В конце концов, он сам его купил, пускай и не на свои деньги. Мелькнувшее чувство стыда исчезло, а вот чувство вины никуда не делось. Локи чувствовал себя также, как когда отец поймал его на воровстве тех самых конфектов из своих личных апартаментов. Хотя сейчас ничего противозаконного он не делал, ему все равно казалось, что что-то неправильно: он должен не покупать сласти, а униженно брать их из чужих рук.
— Не ешь их в таком количестве, — царь взял верхний фантик, пристально разглядывая Нертус. — В конце концов они надоедят тебе и перестанут быть источником наслаждения.
— Запрет? — улыбнулся Локи, с привычной для последнего времени непокорностью доставая очередной конфект.
— Совет, — отозвался отец, садясь на кровать. Локи чуть отодвинулся к стенке, словно вокруг царя Асгарда витало какое-то непроницаемое облако, которого страшно касаться. Происходящее было дико, неприятно и непривычно: даже когда царевич потерял сознание во время урока, отец стоял рядом с кроватью, не касаясь её. И вот теперь, словно обычный ас, Всеотец сидит рядом и с интересом разглядывает фантики. Немыслимо!
— Раньше таких не было, — Один остановился на фантике, посвященном себе.
— Я слышал, это новинка, — откликнулся Локи, заставляя себя отправить в рот очередную сладость.
— Ясно, — царь Асгарда добрался до изображения Фригг. — Красиво они её изобразили. И какие же самые вкусные?
— Твои, конечно, — тут же польстил Локи.
— Мои, говоришь? — Один легким движением руки достал из коробки конфект с собой. — Стоит попробовать. И с чем же меня делают?
— С миндалем, — царевич удивленно наблюдал, как отец, разорвав фантик, отправил конфект в рот. Но ведь царь Асгарда может только дарить сладости, а не есть!..
— Вкусно, — Один долго пережевывал себя, смакуя. — Я смотрю, ты тут тоже есть.
— Меня мало, — Локи отодвинулся чуть дальше к стене, сдвигая скрипучие свертки.
— Фундук маме идет, — заметил Один, сминая обертку с изображением Фригг.
Локи едва скрыл отвращение: он сам не смог съесть ни одного конфекта с изображением матери. Они так и лежали на тумбочке: открытые, не надкушенные. А отец с такой легкостью съел два подряд!
— Конфекты стали вкуснее за последние триста лет, — кивнул Один, кладя на тумбочку растерзанные фантики.
— Те, которые ты покупал, у меня тоже есть, — Локи покопался в кульках и продемонстрировал ярко-красные шарики. — И не только они.
Он повернулся на бок и зашуршал кульками, выискивая маленький незатейливый сверток.
— Ты любишь это, верно? — Локи протянул смесь табака и гвоздики.
— Ты прав, люблю, — отец силой мысли поджог кретек. В Ванахейме курили все: и взрослые, и дети, и чуть подросшие младенцы. Локи хорошо помнил, как они с Тором выпросили себе кретек чуть не в первую же поездку, но удовольствия от курения не получили, зато чувствовали себя после этого не слишком хорошо. Все ваны наперебой утверждали, что он поднимает настроение, дает жизненную силу, а главную его составляющую — масло гвоздики — использовали при легочных заболеваниях. Локи смутно помнил, как в раннем детстве его простуды пытались лечить дымом — ничего не вышло. Зато при зубной боли гвоздика и правда помогала. Локи приподнялся на локтях и закурил, подражая отцу. Приятный вкус чоколатля во рту мгновенно сменился на зловонный дым.
— Проклятье! — царевич выплюнул кретек, даже толком не распробовав: во рту царил Суртр, а горло болело, словно при простуде. — Я думал, что вырасту и пойму, почему местное население от него в восторге. Но нет, вкус не изменился.
— Ты пьешь здешний переслащенный чай, горький чоколатль и несъедобный кофе, — усмехнулся Один, наслаждаясь треском, доносящимся из кретека — частички гвоздики взрывались при курении, — но не можешь насладиться настоящим табаком с гвоздикой?
— Видимо, твой вкус изысканнее моего. Ты же истинный бог, — улыбка стала на мгновение горькой, но это была не более, чем игра. — Нет уж, кретек — тебе, конфекты — мне, — Локи засунул в рот очередную сласть, чтобы заесть мерзкий привкус.
— Ты мог бы угощать нас ими постоянно, но не угощал. Почему? Потому что они дорогие или вредные?
— Нет, — Один пустил дым колечками, которые превратились сперва в квадраты, потом в треугольники. — Конфекты были для вас неиссякаемым источником наслаждения. Но все приедается со временем. Если бы вы ели их свободно, то однажды пришел бы день, когда они перестали бы приносить радость. Однако я вижу, что им до сих пор нет равных, — Один бросил многозначительный взгляд на кульки.
— Да. Я купил все виды, — резко отозвался Локи, собираясь защищать свое богатство.
— Как ты можешь их есть, не запивая?
— За водой надо пойти, а для этого надо встать.
— Ясно. Что читаешь? — Один взял в руки книгу, отодвигая кретек подальше: вырывающиеся из кретека крупицы гвоздики могли нанести непоправимый вред переплету. — Легенды об Адоро. Откуда они?
— Купил у бога, — честно ответил младший царевич. Он не хотел врать. Только не в этот престранный вечер.
— Узнал что-то интересное? — Один нашел страницу с иллюстрацией и принялся внимательно изучать двух юношей и девушку, мало похожих друг на друга.
— Подробности, — Локи развернул Тора и откусил ему голову. Внутри было что-то вроде сгущенки, которую он не особенно любил. — Тетива лука Адоро красного цвета, в левой руке он держит всезамораживающий посох, который на его жаркой родине был страшным оружием. Его основные цвета: голубой и желтый, у него вся одежда в них, — Локи перевел дух.- А ты разве этого не знал?
— Я не интересовался легендами о нем, — Один закрыл книгу и отложил её на тумбочку. Встал с кровати и направился к двери.
— Ты куда?
— За морсом, — Один не обернулся.
— Прикажи принести его сюда, — попросил Локи.
Отец коротко кивнул и вышел. Локи откинулся на подушки, едва не кашляя от дыма, который, за неимением нормальных окон, клубился прямо по комнате. Во рту он ощущал сладость, но не от конфектов. Все это было настолько непривычно. Отец никогда так себя с ним не вел. Да и он не позволял себе никогда ничего подобного. Как в обычных семьях. Слишком интимно, слишком близко, совсем не по царски. Локи потянулся к коробке и высыпал себе на грудь несколько конфектов. Отец прав — они быстро приедятся, но как остановить себя? Попался он сам, Суртр, Хель и две феи. Интересно, что бы это могло значить?
Он положил себя в центр, с двух сторон расположил фей и теперь думал, справа или слева место властительницы мертвых? Так и не найдя доводов «за» и «против», он уже хотел было поменять себя и Хель местами, но тут вернулся отец. Локи с удивлением смотрел, как он собственноручно поставил на прикроватный столик графин с красным морсом и пару бокалов.
— Пей.
Локи залпом осушил свой, наблюдая, как отец разбирает постель. Нет, все это неправильно! Вчера Один до полночи беседовал с хозяином гостиницы, так что Локи, огорошенный возможной казнью, лег и погасил свет до прихода отца. Сегодня утром он проснулся поздно, когда отец уже встал, и вот теперь он вынужден будет смотреть на то, как бог переодевается? Нет, это было выше его сил. Преодолев сонливость и лень, Локи встал и, не говоря ни слова, направился к выходу.
— Ты куда? — голос отца был удивленным.
— Здесь накурено. Мне нужен воздух, — он выскользнул за дверь, лишь краем уха расслышав просьбу о скором возвращении и напоминание о завтрашнем раннем подъеме.
Локи прошел в общую комнату. Постояльцев почти не было, так что наблюдать не за кем. Внутренний дворик утопал в зелени, но сидеть там ночью неприятно. Так и не найдя себе достойного занятия, Локи вернулся в комнату, надеясь, что отец уже спит. Тот действительно лежал в постели, его грудь мерно поднималась и опускалась под тонким покрывалом, хотя царевич не был уверен, что Один не притворяется для одному ему известных целей. Смотреть на спящего отца было донельзя странно — первый и единственный раз таким Локи видел его во время Сна, немногим более года назад, но тот сон был страшен тем, что разбудить Всеотца возможным не представлялось; сейчас, наоборот, полуётун старался издавать как можно меньше звуков, устраиваясь на своей постели и извлекая из кулька очередные конфекты. Не погашенная масляная лампа сияла тусклым светом, давая возможность продолжить прерванное занятие. Стараясь не сильно хрустеть фантиками, Локи открыл книгу и углубился в чтение. Читал он до глубокой ночи, с трудом переводя полунезнакомые слова. Небо начало светлеть, когда он перелистнул последнюю страницу. Лампа слабо мерцала в темноте, почти не прогоняя мрак. Гасить её тоже было лень, и Локи забылся легким сном, надеясь, что конфектная сладость этого дня распространится и на день завтрашний.
====== Глава 30 ======
Ивар прогуливался вдоль единственной реки поселения, протекавшей чуть ниже массива жилых домов и лабораториумов. Земля под его ногами была неестественного белого цвета: не снег украшал берега, а чешуя сотен, если не тысяч рыбешек, на которой ноги сильно скользили. Шесты с мокрыми рыболовецкими сетями раскачивались от порывов сильного ветра, пропитанного смрадом тухлятины. К реке ученые обычно не подходили, это была вотчина обслуги — крестьян, которые весь год разводили и ловили мелкую и крупную рыбу. Ивар не раз наблюдал издалека, как лодка, полная еще живой рыбы, причаливает к берегу, а один из рыбаков крошит в воду мягкую пищу, вымаливая у духа вод новый богатый улов. Ивар не верил ни в какие приметы, но считал, что подкармливать рыбу полезно.
Особенно сильный порыв ветра заставил его поплотнее закутаться в меховую накидку — как бы не простудиться перед дальней дорогой. Он уже хотел было подняться к жилым домам, но тут заметил, что у самой кромки воды стоит женщина. На ней были надеты валяные из овечьей шерсти сапоги — значит, не крестьянка. Кто-то из магиологов? Надо поздороваться. Ивар прибавил шагу, и только когда незнакомка повернула голову, узнал её — Наутиз, Светлоокая, естественница фелага, где они с братом работали последние несколько зим. Как можно было не узнать её? Светлоокой Наутиз звали за неестественный белесый цвет радужки глаз, который многие естественники пытались объяснить с позиции современной науки. Сам Ивар считал для себя зазорным превращать соседку в объект исследования, поэтому участия в дискуссиях такого толка не принимал. Тем более, что Наутиз была примечательна не только глазами, но и суждениями. Именно она настояла на строительстве первого двухэтажного, непривычного поселенцам дома. В награду за оправдавшую себя задумку она получила амулет — миниатюрный рог Урархорн. По легенде он блестит как золото и полон колдовскими чарами, но горе тому, кто до него дотронется. Магиологи строили различные теории насчет символизма этого амулета, но к единому мнению так и не пришли.
Наутиз, заприметив софелаговца, махнула рукой в приветственном жесте и пошла навстречу. Ивар остановился, доставая колоду карт — исследовательница обожала фокусы, могла смотреть на них часами и превозносить его мастерство на все лады.
— Добрый день, Ивар! — закричала она издалека.
— Приветствую, Наутиз, — он чуть склонил голову, выжидая, когда собеседница подойдет ближе. Варежки она не носила даже в самые колючие морозы, поэтому Ивар с легкостью поцеловал её ледяную руку. — Я слышал, Фену уже вернулся. Принес ли он тебе радостные вести насчет Ингвара?
Естественник был почти незнаком с логистами Мидгарда но, работая бок о бок с Наутиз почти две зимы, точно знал, что она состоит в тесной дружбе с одним из них. Ивар хорошо помнил ее плотно сжатые губы и неестественно сухие блестящие глаза, когда объявили о разрушении Радужного моста.
— С логистами Мидгарда все в порядке. Я искала тебя не по этому поводу, — девушка потянула его за рукав, уводя под ближайший навес, где промозглый ветер не пробирал до костей.
— Слушаю тебя внимательнейшим образом и постараюсь помочь по мере сил, — Ивар снял варежки и перетасовал колоду так, чтобы сверху разместились все черные, а снизу все красные карты.
— Я вот чего спросить хотела: где твой недоступный брат? Я его с утра не могу найти, — Наутиз выглядела расстроенной, и, если бы не две стопки, из которых она с большим энтузиазмом выбирала по одной карте, разговор мог бы вестись на повышенных тонах.
— К сожалению, ты не сможешь его найти в ближайшие ночи: он отправился в Мидгард, — Ивар, не глядя, положил избранную черную карту к красным, а красную — к черным.
— Без тебя? Это непорядок — вы же нерасстающиеся парноходящие, — Наутиз сощурила глаза, пристально наблюдая за перетасовкой сперва одной части колоды, потом другой. Ивар умел тасовать карты настолько невероятными способами, что даже без всяких фокусов поселенцы с большим удовольствием наблюдали за его манипуляциями: карты раскладывались веерами, меняли угол наклона на девяносто градусов, подпрыгивали вверх и разлетались идеальным мостиком.
— Это время в прошлом, к сожалению, — он уже заприметил карты не той масти в каждой из двух половинок, и теперь осталось только перетасовать колоду целиком, чтобы отвести всякое подозрение.
— А, понятно, ладно, не буду лезть в ваши личные дела, — Наутиз сконфуженно смотрела на две карты, которые выбрала немногим ранее — она никогда не могла уследить за руками Ивара и каждый раз терпела фиаско, пытаясь понять, как он проделывает свои волшебные фокусы, не владея магией. — Ты не знаешь, доделал ли он до конца расчеты по реакциям нитрата серебра?
— Не знаю, доделал ли он, но я могу поручиться, что доделаю их сам, — Ивар спрятал карты и вновь надел варежки — пальцы быстро окоченели, несмотря на активную жестикуляцию. — И я не думаю, что нам стоит учитывать брата при дальнейшем распределении работы. Дай мне две ночи, и расчеты будут у тебя.
— Отлично! — Наутиз выглядела по-настоящемусчастливой, но это наваждение длилось всего мгновение и быстро сменилось озабоченностью. — Ивар, скажи, а все на самом деле так ужасно? Мне любопытно. У Раиду так мозги отшибло, будто у него девушка появилась. Кто его пассия? С ним уже несколько месяцев работать невозможно. — Ивар давно ждал подобных расспросов и был готов отвечать правду, не комментируя никак происходящее, нравившееся ему не больше, чем исследователям, которых Раиду подводил своей увлеченностью рентгеном.
— Я страдаю не меньше, чем вы, но ничего не могу ни сделать, ни сказать, к сожалению, — он двинулся по направлению к тингу, увлекая за собой Наутиз. — Я могу только надеяться на лучшее.
Исследовательница кивнула и хотела еще что-то спросить, но в последний момент передумала. Оставшийся путь проделали в молчании. Ивар еще вчера предупредил всех, что в ближайшие несколько ночей его не будет. Ему казалось, что он и про брата говорил, но, раз Наутиз спрашивает, видимо, забыл.
Расставшись с исследовательницей, он побрел к другому Ивару — владельцу главного сокровища поселения.
Естественник неспроста решил отправиться в путешествие сегодня, а не вчера вместе со всеми. Когда-то давно именно в этот день смертные приносили жертвы своим богам, молясь за весеннее прорастание. Еще тысячу зим назад люди любили и почитали асов. В начале зимы молились за хороший урожай, летом — за победы. Никогда смертные не приносили жертв просто так, всегда просили что-нибудь взамен, и этот бартер с высшими существами был не менее удивителен, чем краткая жизнь человеческого племени. В Асгарде существовало поверье, что в три ночи жертвоприношений стоит начинать рисковое дело, а ученый не был уверен, что его безрассудную задумку можно назвать как-то иначе чем «рисковой»…
Телепортация в Етунхейм прошла без всяких проблем. С Иваром у него всегда были прекрасные отношения, так что тот даже не стал узнавать, зачем естественник идет в мир холода. Спросил только, через сколько часов или ночей вернуть его обратно. Ивар решил рискнуть и назвать датой возвращения следующий день. Если риск не оправдает себя, он, вполне возможно, лишится головы, ну да вряд ли давние подруги оставят его в беде. Если они, конечно, не обижены за столь длительную разлуку. Пускай и не он в ней виноват, но все же, все же…
День в Етунхейме был намного короче асгардского, поэтому пришлось со всей тщательностью выбирать час отправления. Без тусклого солнца даже самый искушенный следопыт запутался бы во множестве тропок, в беспорядке раскиданных в густых исполинских лесах, покрывавших бескрайние просторы и почти не пропускавших свет. Весной здесь бушевали грозы и лесные пожары, не оставлявшие после себя ничего живого. Ивар как-то видел горящее марево издалека: необычайно красивое зрелище, которое так и хотелось запечатлеть на бумаге или камне. Етунхейм в теплое время года был сказочно красив и совсем не походил на себя в зимнюю пору. Вокруг исполинских лесов возвышались огромные горы, затемнявшие все пространство долин, из-за чего етуны были вынуждены строить свои крепости на вершинах гор. Царский дворец не являлся исключением. Он располагался в холодной части мира, где снег шел большую часть года да еще и такой, какой асам не снился — он превращал все вокруг в сплошную ледяную пустыню. Етуны, любуясь бескрайними снежными просторами родного края, любили рассказывать о Железном Лесе и о легендарной обрамляющей его речке Слит, усеянной острыми кинжалами. Ивар многое знал по рассказам, но мало что видел собственными глазами. Из всех легендарных святынь мира холода естественник посещал только источник Мимира. Он вместе с провожатым с большим трудом отыскал по корням мирового древа вход в пещеру. Внутри нее находился колодец, внушавший всем гостям святыни суеверный ужас: в нем плавало множество черепов и отрубленных голов. Провожатый был уверен, что на гостя из Асгарда такое зрелище произведет большое впечатление, но тот, во-первых, привык к самого разного рода жертвоприношениям, во-вторых, не боялся крови: многие опыты с живыми организмами иначе, чем через живосечение, не проводились. Он пожалел тогда только о том, что рядом с ним нет Черной Вдовы — она бы оценила предостережение Мимира.
Впервые Ивар попал в Етунхейм случайно. В то время он был логистом Муспельхейма и страстно желал посетить все миры Иггдрасиля. Мастер логистики, его давний приятель, обещал взять его как-нибудь с собой в Етунхейм и вскоре сдержал обещание. Добраться до Трюмхейма — резиденции царской семьи — было не так и просто: вокруг нее возвышались такие высокие снежные шапки, что даже самые опытные проводники не могли гарантировать успех предприятия. Ивар ожидал, что к асам в Етунхейме относятся с ненавистью и настороженностью: слишком свежа еще память о последней войне, об унизительном поражении, гибели наследников, которую етуны называли не иначе как подлым убийством. Ивар не мог понять, как логисты вообще умудряются вести дела с оскорбленным и опасным ледяным народом, однако, оказалось, что он превратно понимает сложившуюся ситуацию. Ледяные и в самом деле ненавидели асов и страстно желали мести, но вот к отверженным, к ученым, относились с большой теплотой и участием. Даже целительница, знаменитая на все девять миров, пришла к ним на встречу из Гастропнира, а после плотного ужина пригласила гостей в свой чертог. Это была огромная честь, и Ивар рассыпался в благодарностях, не зная, как именно принято у етунов выражать восторг. Чертог Менглед начинался с ворот, украшенных железной виноградной лозой. Их охраняли два страшных пса — Гиф и Гери. Преодолев ворота, асы увидели множество залов, окружающих открытый двор. Одно из помещений привлекало взгляд любого непосвященного — палата, созданная словно из жидкой лавы. Её пол был покрыт раскаленным, чуть расплавленным золотом. Целительница рассказала, что иногда больных помещают туда для прогревания, а чаще на пол плещут воду, создавая целебный пар. Менглед поведала и о главном сокровище комнаты — об огненном мече-посохе Суртра и Синмары. Именно от него, хранящегося в чашевидном ларце под девятью замками, и исходил жар.
После похода в Гастропнир, Трюмхейм не производил никакого впечатления. Пиво там и в самом деле варили знатное, но осматривать было решительно нечего.
Ивар гулял по дворцу в одиночестве — мастер логистики договаривался с етунами о поставках и не мог его сопровождать. В пустынных коридорах дворца гулко отдавались шаги молодого аса. Ему казалось, все покои, кроме приемных, необитаемы. Никто, ни один слуга, не встретился ему на пути. Лишь иногда эхом отдавался чей-то голос, причем обязательно мужской. Культ женщины в Етунхейме был самым жестоким во всех девяти мирах — женщины жили в отдельных чертогах, никуда не выходили и не могли видеться ни с одним мужчиной, кроме мужа, сына и отца — тюремное заточение, не свойственное ни одной другой расе. Даже к женщинам из других миров ётунши не выходили. Знаменитая целительница была единственной великаншей, известной в Иггдрасиле.
Ивар бесцельно бродил по коридорам, проходил из одного полупустого ледяного зала в другой. Мебели почти не было, а на полу валялись шкуры. Ученый недоумевал, зачем, ведь етуны не чувствуют холода.
Толкнув очередную незапертую дверь, он резко остановился на пороге. В этот раз он зашел в обитаемую комнату: она была обставлена деревянной мебелью, внешне напоминающей каменную, и устлана шкурами от пола до потолка. В полу горел очаг — невиданное зрелище для холодного Етунхейма. Ивар уже повернул было назад, намереваясь уйти столь же незаметно, сколь и вошел, но услышал приятный мелодичный женский голос, произнесший несколько слов на языке асов:
— Входи в зал, асгардец, мы скучаем.
Голос доносился из соседней комнаты с полуоткрытой ледяной дверью, занавешенной шкурами подобно стенам и потолку. Ивар сделал несколько неуверенных шагов вперед: нельзя видеть женщин етунов, но и отказать в просьбе, прозвучавшей еще и на его родном языке, тоже невежливо.
Ноги утопали в шкурах, приглушая шаги, так что он смог незаметно подойти к приоткрытой двери и легонько толкнуть её. В соседней комнате, неотличимой от предыдущей, прямо на полу сидели две громадные женщины-етунши, уродливые ровно настолько, насколько вообще были уродливыми ледяные великаны в глазах аса, привыкшего к правильным чертам. Одетые только в набедренные повязки, они сверкали голубыми грудями с неестественно смотрящимися на них ярко-красными сосками. Ивар потупил взор, не смея глазеть на полуобнаженных женщин — ему здесь не место.
— Простите, что потревожил ваш покой, милые барышни. Мне, должно быть, не стоит здесь находиться, и я немедленно покину ваш чертог с вашего позволения, — не поднимая головы, он начал пятиться назад, но был остановлен властным голосом одной из женщин.
— Нет, ты должен остаться. Боги дали тебе знамение, иначе ты не вошел бы в нашу опочивальню, — это было сказано таким безапелляционным тоном, что Ивар не посмел ослушаться. Голову он, правда, поднять тоже не посмел. Что предписывают законы Етунхейма сделать с тем, кто попал на женскую территорию, он не знал, но надеялся, что это хотя бы не смертная казнь.
— Благодарю. Раз уж вы столь любезны, разрешите представиться: я Ивар — логист из мира асов, — он склонил голову еще ниже, так что видел теперь только огромные ступни полулежащих на шкурах великанш. — Позвольте полюбопытствовать насчет ваших имен.
— Какие гордые слова, — одна из женщин поднялась и принялась сооружать из шкур что-то вроде платья: она обвязала свое могучее тело двумя шкурами и теперь мучилась с креплениями. — Асы поломали наши жизни, утопили наш мир в крови, где же тот герой, который спасет нас от гибели? — Ивар вздрогнул, услышав столь грозные речи. — Без Каскета наш мир погружается во мрак. Я старшая царевна Етунхейма, а это моя сестра.
Ивар пал на колени прежде, чем дослушал, кто такая вторая великанша. Царевны Етунхейма — дочери Лафея, пережившие войну. Трое братьев пали смертью храбрых, четвертый, совсем младенец, умер из-за неправильно проведенного ритуала вызова темных духов.
— Это честь для меня, простите, что я не оказал вам сразу должное почтение.
— Ты взволнован, — вторая етунша подошла к нему и опустилась на колени, видимо, чтобы быть хотя бы примерно на одном с ним уровне. — Протяни руку.
— Простите великодушно, но я не могу дотронуться до вас — на моей руке немедленно появятся болезненные ожоги, — Ивар чувствовал холод, исходящий от тела великанши. Инстинктивно он хотел отодвинуться, но не мог позволить себе поступить непочтительно по отношению к самой царевне.
— Доверься мне. Ты благословен меж мужей, — не дожидаясь ответа, етунша дотронулась двумя пальцами до его щеки — единственной части тела, не прикрытой теплой одеждой. Ивар дернулся было, ожидая страшной боли, но вместо этого рука великанши начала преобразовываться. Исчезали синие узоры, грубая кожа истончалась и становилась почти прозрачной, а потом белела, подобно его собственной. Глаза сменили оттенок и теперь сияли двумя смарагдами — неестественным и крайне неприятным блеском, но все же они были лучше недавнего яхонтового сияния. На голове етунши появились длинные ярко-черные волосы. Черты лица заострились, принимая форму, свойственную асам.
Ивар всегда отличался хладнокровием и рассудительностью, но в тот раз лучшие качества оставили своего господина: он не мог отвести взгляда от темноволосой асиньи, которая минуту назад была етуншей. Если бы не гигантский рост, он бы посчитал, что предыдущий облик был не более, чем наваждением.
— Наш род древнее, чем ты думаешь. Звать нас надо не асами и не етунами, а оборотнями, — пояснила старшая царевна, дотрагиваясь до его второй щеки и преобразовываясь в асинью, почти точную копию младшей сестры.
То было начало не просто мимолетного знакомства, а дружбы, которая впоследствии переросла в нечто большее. Ивар достаточно быстро понял, что обе царевны влюблены, но не видел в этом ничего страшного ни для себя, ни для них. Девицы не имели права выйти замуж, само их существование было подчинено только двум вещам: служению темным богам и медицине. Врачевательницы они были отменные. Сколько раз Ивар обращался к ним, столько раз получал мгновенную помощь — обе они владели превосходной целительной магией и знали множество самых разных снадобий.
Винный камень, атраментум, универсальная соль, купорос, тутия, красный и белый свинцы кадмия, магнезия, марказит — все то, что считалось в современной медицине непревзойденными целебными средствами, было открыто здесь, в Етунхейме. Царевны, уже немолодые девушки, занимались не только теорией медицины, они постигали науку о веществах, но совсем не так, как это делал сам Ивар. Для етунов не существовало двух одинаковых экспериментов, они считали, что невозможно воссоздать дважды одинаковые условия. Их представление об элементах очень сильно отличалось от асгардского. Барышни любили повторять, что, подобно тому как сера сгорает, превращается в пламя и улетает в космос, испаряясь без остатка, жизненный огонь поднимется из глубины, вдохновляет живых на свершения и взмывает вверх. Соль для них была осязаема, так как оставалась, когда все прочее сгорало, и этим уподоблялась материи Земли. Ртуть же познавалась в огненных превращениях, была осязаемой и прочной, поэтому символизировала единство трудноуловимых энергий и сил, скрепляла два других начала. Строение мира етуны тоже воспринимали, по мнению Ивара, кособоко. Они доказывали существование первоматерии и свойств элементов — из их комбинаций выходило все сущее. Поэтому любую вещь можно было очистить и предать ей другие свойства. Холодная и мокрая вода при нагревании становилась горячим и мокрым воздухом. По их науке выходило, что белая сера и живое серебро давали серебро, порченная красная сера и живое серебро — медь, белая порченная сера и живое серебро в зловонной земле становились железом, а черная порченная сера и живое серебро — свинцом. Сколько Ивар не бился, пытаясь доказать, что серебро, медь и прочее — это изначальные элементы, не из чего другого не состоящие — у него ничего не получалось — етунши стояли на своем и проводили эксперименты, доказывавшие их правоту. Говорили они и о четырех духах металлов — ртути, сере, аурипигменте и нашатыре — мол, они окрашивают металлы в красный и белый цвета, то есть в Солнце и Луну. Пока их не обработали, они не летучи, зато в пламени ярко горят. Выявляют серебро в железе и олове и золото в меди и свинце.
Ивар потратил много часов на бессмысленные споры. Он показывал етуншам опыты. Поджигал горку оранжевого дихромата аммония — он обращался в зеленый цвет и извергался подобно настоящему вулканчику. Наливал концентрированную серную кислоту в сосуд, заливал потом этиловым спиртом, после чего всыпал кристаллики пермаганата калия — на границе они вспыхивали. Етунши с интересом смотрели на настоящую науку о естестве, но оставались при своем мнении. Ивар достаточно быстро махнул рукой, позволив царевнам рассказывать и показывать все, что они посчитают нужным. И у него, и у них была одна цель — познать себя и окружающую реальность. И пускай чьи-то методы ложны, они же все равно ведут к практической пользе. Было бы это не так, Етунхейм никогда не стал бы ведущим миром в отрасли медицины.
Общаться с царевнами было не так и просто — язык женщин Етунхейма совсем не походил на язык мужчин. Он состоял из одних метафор, олицетворений и намеков, сдабривался престранной логикой, которую Ивар за все годы так и не смог понять до конца. Смерти для етунш в привычном понимании этого слова не существовало, для них смерть была воссоединением со своей семьей, с предками, которые терпеливо ожидали потомков в другом мире. И ужасно покинуть мир живых тогда, когда он в тебе нуждается, но если ты уже стар и немощен, то смерть — это счастье. Ивар много слушал, запоминал и составлял для себя примерный портрет етунских женщин, пока младшая из сестер не открыла ему страшную тайну — они — оборотни и впитали в себя очень многое от асов, поэтому их мнения и понятия о жизни несколько не сходны с понятиями истинных етунов. Для ледяных великанов семьи как таковой не существовало. Это больше напоминало Ивару все то, что он слышал о етунах раньше, и он стал воспринимать царевен как приятное, пускай и странное исключение из правил.
Об их встречах никто не знал — ученый приходил тайно, аргументируя свои приезд Хеймдалю тем, что ему надо навестить логистов Етунхейма. Выбираться часто не получалось — было много работы, но царевны не занимались ничем срочным, так что пускали его в любое время дня и ночи. Они жили вдвоем в комнатах, оборудованных для комфортного проживания обеих ипостасий. Преображаться они могли только при прикосновении к асам, причем сами решали, хотят они того или нет. Контролю за превращениями их учили братья, а кто научил их — первых полукровок Етунхейма, — Ивар не знал. Одежды етунши не признавали, но знали, сколь стеснительны асы, поэтому всегда надевали шкуры, скрывая тело чуть ли не полностью. О своей матери и братьях говорили мало. Искренне никак не относились к асам. Знали, что те победили в войне и оставили народ ледяных вымирать, но не злились, хотя часто в их речи проскальзывали такие гневные нотки, что Ивар, будь он менее искушенным, начал бы всерьез опасаться за свою жизнь. О событиях Етунхейма царевны не знали ничего. Они были не только вне политики, но даже вне жизни — к служительницам культа почти никто не заходил, так что все новости они узнавали последними. Ивар понимал, что царевнам не хватает внимания и впечатлений, старался помогать им и развлекать, насколько это было в его силах.
Пробраться в покои к царствующим особам, как всегда, не составило никакого труда. Ученый легонько толкнул незапертую дверь и чуть склонился, приветствуя вольготно расположившихся на полу одетых подруг.
— Приветствую царевен Ётунхейма и приношу извинения за то, что не был у вас так долго, — он униженно поклонился, всем своим видов выказывая скорбь. Пускай случившееся не его вина, девушки от этого страдали не меньше.
— Среди всего, что мы потеряли, ты был худшей из потерь, — младшая царевна указала на скамейку, а сама села на пол — так их рост почти выровнялся.
— Я должен выразить вам свои глубочайшие соболезнования по поводу смерти вашего отца, — Ивар принял приглашение и теперь собирался разузнать хоть что-то о событиях прошлого года.
— Гнев Одина напился крови, — старшая царевна села рядом с сестрой и легонько обняла любимого друга. Младшая последовала её примеру. Етуншам стоило приложить чуть большие усилия, и они бы его расплющили, но Ивар верил в женскую аккуратность. — Следует ли нам спрашивать, в чем он был виновен и за что сошел во мрак? За что разгромили асы дворец и часть ледяного материка?
— Официальная версия такова, что вы напали на нас, — он старался говорить как можно мягче, подбадривая собеседниц. — Стоит ли ей верить?
— Голова мутится, — младшая царевна разжала объятия и принялась тереть виски.
— На престоле новый венец: царь — брат нашего отца, — тем временем рассказывала старшая царевна, не глядя на сестру. — Трон не опустел, а Звезда любви неба вернулась. Мы радуемся.
«Звездой любви неба» царевны порой называли самого Ивара, и это было только одно из сотни прозвищ, которые ему давали в течение их продолжительного знакомства. Одно ласковее другого. Ученый не всегда сразу понимал, что о нем заходит разговор в третьем лице и с измененным прозвищем. Слово «Ивар» етунши не воспринимали вовсе — в Етунхейме не было имен, только титулы и сотни прозвищ, характеризующие ту или иную черту характера. В свое время царевны пытались сосчитать количество имен самого старшего брата. Дошли до полусотни и бросили бессмысленное занятие — а ведь умер он очень молодым, сколько помнил Ивар, ему было около полутора тысяч зим. Только один етун имел право носить настоящее имя — великий царь.
— Я очень рад это слышать, царевны, — Ивар понял, что пауза затягивается, и от него ждут скорейшего ответа. — Смею питать робкую надежду, что ваша жизнь не изменилась к худшему?
— Нашу жизнь не ждали перемены. Битву в Мидгарде мы еще не забыли, но Асгарду нужен целый мир — и мы потеряли наших лучших воинов. Время позора и бедствий никак не окончится, но, любя тебя, легче нести это бремя, — царевны никогда не скрывали своей любви к милому другу, прекрасно осознавая, что никто не позволит им выйти замуж за аса, даже если бы эликсир преображения не был затерян в веках.
— Мы нашли способ пересекать межмировое пространство без Радужного моста. Я имею честь пригласить вас в Асгард, как и обещал много зим назад. Я покажу вам поселение и все, что вам будет угодно увидеть. Мы поделимся научным опытом, — Ивар давно мечтал показать царевнам деревню магии, хоть немного развлечь их и познакомить асов с наукой Етунхейма. И вот теперь это стало, наконец, возможно.
— Как мы смели не верить в твои намерения! Идемте в Асгард. Завтра.
Ивар не ожидал, что младшая предложит именно тот вариант, на который он и рассчитывал. Должно быть, темные боги рассказали царевнам о его планах. Порой у него возникало смутное подозрение, что все его слова девицы знают заранее, но он не хотел знать, правда это или нет.
Тор вольготно расположился в кресле и лениво наблюдал, как хозяин дома собственноручно смешивает напитки.
— Выпьешь? И я выпью, — Старк подал маленький стакан с виски. Тор осушил его залпом, пожалев, что друг плеснул только на самое донышко — асгардский алкоголь ему давно надоел, а у земного был свой специфический привкус. Идея отправиться к друзьям уже окупила себя. Начать он решил с Железного Человека просто потому, что точно знал, где тот живет. Хозяина отстроенной башни не оказалось дома, а его невеста решала какие-то насущные вопросы, поэтому Тор некоторое время был предоставлен сам себе. Он успел посмотреть телевизор и прочитать парочку журналов — в мире людей ему все было интересно. О Локи и «Мстителях» уже нигде не упоминали — еще одно подтверждение того, что человеческая память коротка.
— Засадить рогатого в научно-исследовательский институт в закрытом городе и оставить там работать на всеобщее благо? Уважаю я твоего отца, — Тони загадочно ухмыльнулся, плеснув себе и гостю еще виски.
— Пока Локи под охраной, защита этому миру не нужна, — Тор совсем не был уверен, что брат действительно под надежной охраной, но, по крайней мере, сбежать без ведома Хеймдаля уж точно не сможет.
— Ну это как сказать, — Тони театрально рассмеялся. — На Земле, или, как вы её там зовете? А, Мидгард. У нас и без твоего брата проблем хватает. Иначе, ты думаешь, откуда взялись бы всякие сверхсекретные организации вроде ЩИТа?
— Люди массово убивают друг друга? — вскинулся Тор. Что-то такое Локи раньше упоминал, а он не поверил, даже внимания не обратил, посчитав его слова бреднями и оправданиями. Но раз защитник Земли говорит то же самое, стоит узнать подробности.
— Чем же им еще заниматься? — Тони нагнулся ближе, скинув с разделяющего их журнального столика несколько брошюрок. — Этому миру постоянно нужны герои. Я, например.
— Расскажи, друг, — Тор весь обратился в слух. Как же ему повезло, что Джейн занята! Завтра он постарается нанести визит Беннеру, адрес которого был у Старка, и спросит у него, точно ли Тони не преувеличивает.
— На пир в вашу Вальгаллу никогда не попадали здоровенные детины с Востока, восклицающие: «Слава тебе, Аллах, мы убили сотни неверных!» — и потрясающие потрепанными автоматами с логотипом компании моего отца? Нет, в самом деле ни разу? Вы многое потеряли.
Тор постарался проглотить все, что набрал в рот, чтобы поскорее выразить свое непонимание, и предсказуемо захлебнулся в попытках начать говорить. Старк одним прыжком оказался сзади, чтобы похлопать его по спине.
— Люди всех мастей до сих пор не могут решить, кто самый умный, кто самый сильный и кто самый главный. А чтобы спорить не только на кулаках, они придумали богов. И никаких «Но», «я же» и «на самом деле». Придумали. И с тех самых пор убивают друг друга не просто так, а обязательно во имя чего-нибудь, — Тони вернулся на свое место и, отсалютовав полубогу, осушил бокал.
— Вы, люди, уже никаким богам не доверяете, даже тем, кто защищал вас, но готовы убивать за них? — Тор наконец-то прочистил горло и смог сказать хоть что-то.
— В наш век машин появились новые боги. В последнее время модно убивать во имя богини демократии. Никто не видел её божественного лика, но не поклоняться ей чревато, — по мановению руки Тони в воздухе зависли картинки, изображающие то разрушенные здания, то потрясающую кулаками толпу, то монстров, подобных Халку. В центре парил костюм Железного Человека в разрезе: он крутился на месте, давая возможность рассмотреть все детали
— Я определенно достиг совершенства, — продолжил Старк, откровенно любуясь своим изобретением. — Меня боятся и завидуют, от меня все время что-то скрывают до тех пор, пока не станет слишком поздно. Никак не могут смириться с тем, что я, как обычно, прав.
— Оружие людей, — хмыкнул Тор, — оно не сравнится с нашими артефактами и нашими магами.
— Одного вашего мага я лично брал в плен, — махнул рукой Тони. — Вспомни нашу вечеринку: в паре миль от тебя пронеслась ядерная ракета. И не говори, что ее было совершенно невидно за блеском моего костюма. Одна такая ракета — и о «Мстителях» и «Манхэтене» вспоминать было бы некому.
Старк выжидающе посмотрел на Тора, но тот только хмурил брови. Ни Гунгрир, ни Каскет, ни меч Суртра не обладали такой мощью.
— И знаешь, к тем, кто санкционировал запуск, у меня накопилось достаточно вопросов, очень неудобных вопросов. Например, есть ли у них штатный протокол уничтожения этой планеты?
— Уничтожать планеты — дело богов, а не людей, — нахмурился Тор. — Как и создавать.
— Хорошая мысль, — кивнул Старк. — Но попробуй докажи кому-нибудь, что ты бог и имеешь на что-то права. В лучшем случае очнешься в полицейском участке. Хотя… — он замолчал ненадолго, что-то прикидывая в уме. Тор терпеливо ждал продолжения.
— Если спланировать рекламную кампанию, запустить ролик по ящику о твоих подвигах и расклеить на каждом заборе плакаты…
— Зачем?
— Пропаганда, — Старк усмехнулся, наблюдая за лицом Тора. В иерархии по способности не понимать речь гения он уверенно обходил Дубину и стремительно приближался к сварочному аппарату. — Она — оружие, похуже ядерки. Пропаганда сделает из тебя бога, от которого будут тащиться простые смертные. Люди просто обожают ощущать собственное величие, не прикладывая никаких усилий, гордясь тем, что дотронулись до супергероя, регулярно перед ланчем вершащего справедливость. Каждый из них — божок в собственном мирке.
Тор встрепенулся, намереваясь задать вопрос, но Старк предусмотрительно поднял руку.
— Хочешь спросить, почему они тогда перед братцем твоим, да-да, помню, сводным, попадали на колени? Все просто. Сейчас детей одновременно учат читать, писать, переходить дорогу на зеленый и не спорить с террористами. Жизнь — увлекательная штука, никто не хочет расставаться с ней по воле очередного психа.
— Террористы, — повторил Тор медленно, словно пробуя слово на вкус. — Они действуют как Локи?
— По-разному. Вот ты знаешь Джастина Хаммера или Олдрича Киллиана? Хотя откуда тебе. Но поверь, о них на Земле мало кто помнит, а все благодаря мне…
— Сэр, хотелось бы напомнить, что на семнадцать тридцать назначено ваше выступление на конференции. Вертолет ожидает вас на второй посадочной площадке, — послышался бесстрастный механический голос Джарвиса.
— Этот мир снова нуждается в Железном Человеке, — Старк встал и протянул Тору устройство, испещренное мелкими буквами. — Вот, ознакомься пока с террористами и моими личными заслугами. Будут вопросы — задавай Джарвису, он почти такой же увлекательный собеседник, — последние слова раздавались уже откуда-то из-за двери на террасу.
Оставшись в одиночестве, Тор молча сидел некоторое время, сжимая и разжимая кулаки. И это он еще называл себя защитником Мидгарда!.. Да он ничего о нем не знает! Нет, охранять срединный мир, сидя в верхнем, невозможно, но и остаться на Земле ему никто не позволит. Проблема перед богом грома стояла нешуточная, но прежде чем решать её, надо найти подтверждения словам Тони, и если не у Беннера, то у истории человечества, о которой Тор имел очень смутное представление, если не сказать, никакого.
Из электрического чайника плавно вылезал красный дракон, оборачиваясь то компьютерной мышкой, то утюгом, то танком. За ним нос к хвосту лез лесной заяц, у которого вместо зубов торчали из пасти две тонкие полоски асфальта, а из них вылетали пушистые круглые птички с большими клювами.
— Раиду, я вот что хотел сказать… Я тебя не разбудил? — острый клюв птички больно впился в плечо. Ученый дернулся во сне и с трудом разлепил веки: глаза слезились, несмотря на приятный полумрак комнаты.
— О мой рассудок! — он с трудом принял полувертикальное положение, скидывая походя руку чересчур заботливого Алгира. Когда он успел добраться до дивана? Когда вообще умудрился заснуть, ведь собирался работать всю ночь. — Сколько сейчас времени?
— Шесть.
— Утра?
— Вечера
— Что?! — Раиду резко вскочил и столь же резко упал обратно на диван, чуть не придавив хозяина квартиры — отвратительный воздух Мидгарда разрывал легкие.
— Шутка! — Алгир схватил его одной рукой за подбородок, а другой пощупал лоб — сопротивляться не было сил. — Нет, не шутка. Ты не торопись и не нервничай. Местный воздух и борьба с компьютером даже самых сильных обессиливают. Давай, поднимайся, — он встал сам и с трудом поднял гостя, который все еще не мог окончательно проснуться.
— Мне нельзя терять времени, — единственная хотя бы немного здравая мысль гласила, что он и так потерял слишком много драгоценных часов и нельзя продолжать в том же духе. Во время служения великому Локи сон — непозволительная роскошь.
— Стоять! — Алгир схватил его за руку ровно в том месте, где обычно держал брат. — Какой же ты резвый! Слушай, я тебе вот что скажу: бросай свою естественную науку, становись логистом, за тебя не можно, а даже нужно бороться! Да постой ты на месте хоть минуту! У меня для тебя информация. Не все наши еще прилетели, самолет с Канар задерживается, так что было принято решение собраться завтра. Это первое. Врубаешься? Хорошо. Второе. В отличие от твоего поселения в этом доме питаются три раза в день, так что пошли еду готовить. Заодно изучишь плиту и микроволновку.
Свободной рукой Раиду вытер слезы, застилавшие глаза — сразу стало легче думаться. Освоить приборы людей не повредит. Все лучше, чем вновь садиться за истязающий глаза компьютер. Естественник уверенно кивнул и позволил увести себя на кухню. Первым делом он открыл кран, благо, для этого действия хватило знаний, почерпнутых из книг, и плеснул в лицо холодной воды. Ему необходимо за ближайшие несколько часов запомнить новый массив информации, а не ходить сомнамбулой. Все же не стоило мучить себя последние несколько месяцев. Организм долго работал на пределе своих возможностей, а теперь начал сдавать позиции. Причем именно сейчас, когда силы так необходимы!..
Алгир включил горелку на электрической плите и предложил Раиду попробовать. Тот с легкостью зажег соседнюю — пользоваться человеческими приборами слишком просто.
— Ты говорил вчера об истории людей. О её изменении. А нравы людей тоже стремительно меняются? — спросил Раиду, наблюдая, как Алгир взбивает мороженое и молоко блендером, обещая молочный коктейль. Землянин, казалось, не расслышал вопроса и вместо ответа протянул мерзко гудящий аппарат. Естественник неохотно взял его сперва двумя руками, потом приспособился одной. Нажал на кнопку — тупые лезвия завертелись, перемешивая продукты. Полезная вещица! Можно ли ею же смешивать песок с глиной?..
— Я тебе вот что скажу, — начал Алгир, аккуратно моя «смешиватель» под струей горячей воды, — еще двести зим назад детей били смертным боем и в школе, и дома, сейчас на ребенка нельзя даже наорать — это травмирует детскую психику. Двести зим назад публичные казни и наказания были нормой, сейчас остались только штрафы и тюремное заключение. Двести зим назад вовсю применялись пытки, сейчас они запрещены. Двести зим назад человек покалеченный был беззащитен перед голодом, сейчас о нем заботится государство.
— Люди размякли, погрязли в нежностях, — заметил Раиду, выпивая второй стакан коктейля — никогда еще он не пробовал такой вкуснятины. Напиток был густым и сладким, быть может, похожим на конфекты, которых естественник никогда не пробовал. Без глубокой заморозки нельзя сделать мороженое, без мороженого нельзя сделать коктейль, значит, надо, в первую очередь, завезти морозильники, а для них нужно электричество.
— Примерно как в нашем поселении, — Алгир отвлек его от мыслей о мороженом, достав еще один аппарат — овощерезку. — У нас ведь тоже нет ни пыток, ни смертной казни, и телесные наказания во время обучения не применяются. Хотя тюрем у нас тоже нет, а у людей есть. И в них огромное количество народу мучается, часто безвинно, — немного грохота — и в миске лежат мелко порубленные огурцы! А ведь в овощерезке всего два ножа. Скорость. Они с такой скоростью крутятся, что любой, даже самый твердый овощ поддаётся.
— Законодательная система людей несовершенна.
— Но она лучше одиновской, достойной сгинуть в пламени Муспельхейма. Та же дактилоскопия, — Раиду смутно помнил давний разговор с Мастером и Фену, но еще мог блеснуть знаниями.
— Человеческая система обязывает, подчеркиваю, обязывает найти виновного, — Алгир смешивал помидоры и огурцы с белым муссом, а Раиду, тем временем, осваивал яйцерезку — вот для нее электричество не требовалось. Тонюсенькие полосочки металла резали не только яйца, но и прочие мягкие овощи. — А если его нет, то улики подбрасывают или еще что-нибудь в этом духе — слушаю радио — вечно скандалы, особенно заграницей.
Раиду никак не отреагировал на подобное заявление. Он добавил картофель с яйцом в овощи и теперь смешивал их с белым муссом — и зачем он нужен? Придает какой-нибудь изысканный вкус? Землянин поставил вариться мелкие овощи, от которых шел густой пар, заполнивший комнату приятными ароматом. Раиду огляделся, выискивая ненасытным взором, что он еще не освоил из техники кухни. В углу стояла огромная машина для стирки белья, а около холодильника — микроволновка. Нарезав хлеб и положив на него сыр, ученый под пристальным наблюдением Алгира поставил их в обманчиво холодный ящик на целую минуту — бутерброды закружились на тарелке в чудном парном танце — только музыки не хватало.
— Ты говорил, что женат. Не страшишься столь открыто нарушать наши законы?
— Раиду, ну что ты лезешь под кожу?
— Я не собираюсь перед тобой пресмыкаться, как и перед нашими законами. Я понять хочу, как ты не боишься спать со смертными и давать жизнь полукровкам? — несмотря на хмурый взгляд собеседника, естественник не собирался отступать: брать в законные жены краткоживущих смертных — это немыслимо и чревато разоблачением.
— Ладно, рассказываю. Вот ты был женат? И не смотри на меня волком. Я тебе под кожу не лезу, просто ответь.
— Нет, не был, зато мой брат…
— Стой. Хватит. Не надо. Ты не женат, семейную жизнь не представляешь. У меня было семь жен и несколько детей, — Алгир захрустел пережаренным бутербродом, буквально насильно впихивая второй в рот Раиду, словно надеясь занять его едой и пресечь таким образом новые вопросы. — Я сначала, по наивной глупости, заводил своих. С первой женой у нас их двенадцать было, трое выжили. Ты знаешь, я ведь и сам только на половину ас, а дети были и того хуже. Моя кровь плохо на них сказалась. Кто-то из них жил в два раза дольше людей. Представь, девочке десять зим, а ведет себя на пять — вот мать с ней намучилась. Одному немного магии передалось. Я не маг, но в роду, видно, были. Он в цирке выступал с фокусами. Знаешь, до сих пор, до двадцать первого века пишут книжки, объясняют его фокусы, разоблачают. Я читаю и смеюсь, ведь все же взаправду было, а профаны пытаются подвох найти. Со второй женой из четверых детей выжил только один. Я тогда владел угольными шахтами, передал их перед смертью сыну. Так он их сберег. Я думал, он пень, все промотает, ан нет. Я тут недавно на свою шахту в гости ездил — там сейчас мой правнук заправляет, а мой парадный портрет на стене висит. Вот. А с остальными женами у меня были не свои дети, а их. Я чего хотел сказать, всегда много вдов или разведенных с детьми. Я вырастил пару десятков приемных детей. Сейчас вот у меня их двое. Удо и Федерика — заносчивые курицы.
— И самки людей соглашаются вступать с тобой в брачную связь, зная, что этот союз не принесет им новых полноценных детенышей? — Раиду не на шутку заинтересовался этим странным феноменом. Он был одним из лучших естественников и прекрасно знал, как должен жить и развиваться каждый биологический вид. Неужели человек пытается спорить с природой?
— Ну Раиду, ну ты сказанул! «Самки людей»! — Алгир хлопнул по столу с такой силой, что зазвенели бокалы, стоящие на верхних полках. — Ну давай, раз ты так настаиваешь, изъясняться биологическими терминами. Как ты изволишь говорить, самки, современные самки людей не хотят иметь более одного-двух детей, то есть, прости, детенышей. Последние шестьдесят зим такая тенденция.
— Но они же вымрут.
— Вот ты не пень, а человеческие самки, да и самцы тоже — пни. Меркель недавно дурь какую-то несла насчет деторождения. Нечего делать женщине в политике, нечего. Женщина для чего нужна? Дарить цветы, писать стихи и петь серенады, а женщина в политике… Но не думай, я темы не теряю. Вымирание. Я вот собираюсь вымереть году в сороковом, Удо тогда будет тридцать семь — уж как-нибудь без меня будет делать домашки по математике.
— Это нечестиво, — буркнул Раиду. Человечество, которое он только-только начал боготворить, опять представало перед ним в самом гадком свете. Такими темпами оно вымрет до того, как он успеет осчастливить Асгард всеми изобретениями. — А как ты умираешь?
— С помощью наших магов. Тебе сколько зим?
— 1796.
— Не надо мне жутких асгардских цифр, ты мне по-человечески скажи, 26. А мне 36. Я оживаю всегда на десять зим моложе, а умираю зим на двадцать старше. Да, приходится каждый раз изменять внешность, но это не так и страшно — я уже освоил человеческое искусство перевоплощения.
— Зачем?
— Раиду, ты же способным был вчера, что с тобой сегодня случилось? — Алгир поставил на стол все то, что они с таким трудом приготовили: салат, вареные овощи и жареную рыбу. Только сейчас ученый почувствовал себя по-настоящему голодным и набросился на пишу так, как привык, то есть руками. И лишь поймав на себе гневный взгляд Алгира, поспешил взять человеческие приборы.
— Ты точно переспал, — махнул рукой Землянин, откладывая себе часть салата. — Я маскируюсь, чтобы отличаться от своего прошлого воплощения. Вот смотри: я родился в 1981 году. Сейчас мне 32, почти столько, сколько на самом деле. Где-то в пятьдесят я умру. Легче всего умирать во время взрыва или еще где-нибудь, где от трупа ничего не остается. У меня традиция есть: каждый год хожу на кладбище к своим прошлым воплощениям, сижу там, выпиваю, вспоминаю свои прошлые подвиги. Иногда встречаю там своих потомков.
Алгир ловко управлялся человеческими приборами, умудрялся говорить и есть одновременно. Естественник же мрачно смотрел на вилку — в руках Локи даже этот маленький трезубец мог бы стать опасным оружием.
— Ладно, вставай, пошли вертолет запускать, а потом почитаешь местную газету.
— Что? — Раиду был сытым, довольным, его опять клонило в сон, а идти гулять ему совершенно точно не хотелось, как и работать над человеческими открытиями. Хотелось лечь обратно на тот странно мягкий диван — такой непривычный после нескольких столетий спанья на досках — и забыться сном без сновидений хотя бы на три ночи.
— Думаю, тебе понравится, — Алгир уже стоял в прихожей и надевал кроссовки или ботинки — Раиду их плохо различал. — Пошли.
Естественнику ничего не осталось, кроме как поплестись за своим неугомонны хозяином. На улице было темно. Точнее было бы, если бы не фонари, освещавшие яркими навершиями пятачок земли вокруг себя. Раиду залюбовался проводами с лампочками — если бы они оказались в поселении… Вдруг мимо него что-то вжикнуло. Ученый вздрогнул и перевел мечтательный взгляд с фонарей на… вертолет! Или это был самолет? Он видел вертолеты только на картинках: сперва в книге, потом во всемирной паутине, а этот маленький летал прямо над головой. Он подчинялся Алгиру, точнее, пульту управления, который тот держал в обеих руках. У Раиду перехватило дыхание. Когда-то давно он дружил с мальчишкой-магом, который мог поднять в воздух деревянную птичку и спустить её с холма на луг. Это простое действие требовало огромных энергетических затрат, но подобное обстоятельство не мешало еще совсем юному Раиду завидовать другу настоящей черной завистью. Он знал, что никогда так не сможет, ведь он не маг. И вот теперь, спустя столетия, перед ним стоит тот, кто с помощью замысловатого прибора управляет, да не маленькойщепкой, а огромной сложной конструкцией!
— Я возьму это с собой в Асгард, — безапелляционно заявил он, попытавшись вырвать пульт управления из рук Алгира: власть над механизмами — он так долго мечтал о ней!
— Нет, Федерика не простит, — Алгир показал, как именно надо управлять детской игрушкой, — но мы можем завтра заехать в магазин, купи себе вертолет и не забудь большой запас батареек — будешь, как говорят мои дети, «самым крутым чуваком на районе».
Раиду не понял сути последней фразы, но особо и не стремился — в его власти было опустить вертолет или поднять повыше. Механизм, пускай плохо, но подчинялся его воле — еще месяц назад он не смел даже мечтать о подобном!..
====== У НАС СЕГОДНЯ ПРАЗДНИК!!! ======
Добрый день, мои дорогие читатели!
Сегодня у нас особенный день. Ровно год назад 10 октября 2012 года на сайте появилась первая глава практической части статьи. Многое изменилось за этот год, многое произошло. Я не буду рассказывать сейчас о многочисленных экспериментах и поездках, которые пришлось совершить в рамках написания сего глобального совместного труда. Вместо этого я начну сегодняшний день с поздравления и выражения крайней признательности людям, которые так или иначе помогали мне при написании практической части. Да, сегодня впервые будут названы все имена и заслуги. Не все мои помощники знали, с чем именно помогают и отрывки чего проверяют. Кто-то из них уже давно не друг мне, а чуть ли не враг, но от этого его вклад в общее дело меньше не стал; а кто-то с удивлением узнает, что я использовала сведения, полученные от него или о нем.
Дабы не мучиться с последовательностью героев дня, расставлю их по алфавиту. Каждому из помощников приготовлен маленький подарок — открытки 10-50 годов 20-го века. Я и рада была бы послать их, но, к сожалению, не знаю адресов, поэтому ограничусь интернетом.
Разумеется, первыми, к кому я хочу обратиться, это мой фелаг (да, он идет вне алфавита и вообще исключение из всех правил). Вклад этих пятерых невозможно переоценить, ведь именно они и создали ту практическую часть, которая лежит на сайте. Перечислять их заслуги можно бесконечно, да и большую часть я уже не вспомню. Фелаг — не просто корректоры или соавторы, они — бесценные помощники и трансформаторы каждой моей идеи. Стоит только вспомнить наши многочасовые разговоры с Беркут в конце августа 2012-го, когда в голове у меня крутилась только смутная идея многостраничного труда; или проигрывание сцен с Моргеон и Совенком в реальности; или же тотальное переписывание текста Дормоуз и Батерфлай, когда один мой абзац превращался в страницу. Каждый из них заслуживает гораздо больше того, что я могу дать, даже имея адреса, поэтому в этот раз ограничусь виртуальным подарком. Все, наверное, вспомнят мой странный вопрос насчет любимого цвета? Теперь вы узнаете, наконец, зачем я вас о нем спрашивала.
Тадам, вот ваш подарок! https://vk.com/photo-57908144_456239027 Каждый найдет там лепесточек, предназначенный лично ему. Забавно, но на мой вопрос: «Какой у вас любимый цвет?» — только один человек ответил односложно:)
Идем дальше, теперь уже по алфавиту, причем, дабы интереснее было, пойдем с конца на начало и пропустим вперед русские буквы. Если рядом с чьим-то именем нет ссылки на открытку, значит, подарки этим людям были вручены лично.
Юленэ — специалист по лошадям, благодаря которой было исправлено множество ошибок в первых главах.
Юки, Маф — химики, придумавшие, что же такое Каскет на самом деле, подарившие мне книги по аналитической химии, проверявшие главы, где солируют Ивары или Раиду. http://pixs.ru/showimage/Card2png_5884923_9268654.png
Чудо — художник, явивший миру тумбочки и богов. Кстати, будто специально в честь праздника она нарисовала второго бога — Адоро. Теперь очередь только за Арболем. https://pp.vk.me/c614927/v614927652/241/LQehtq0mvR0.jpg
Урава, Крипталик — одушевленные страны. Один взял на себя Америку, другой — Индонезию. Без них не удалось бы создать точного описания этих двух далеких стран, в которых я никогда не была. http://pixs.ru/showimage/Card1png_8216705_9268514.png
Тася — подарила мне ссылку на сайт Анны Блейз, благодаря которому Асгард, Ванахейм и Етунхейм расцвели всеми красками. Кроме того, именно она настояла на брутальном образе Тора, так что он говорит Локи ровно то, что впоследствии все увидели в трейлере («Посмеешь предать — убью»). Правда, в несколько завуалированной форме. http://pixs.ru/showimage/Card7png_3756380_9268564.png
Некто смутно знакомый, Rays — люди с интересной речью и идеями. По ним делаются некоторые герои и сюжетные линии. http://pixs.ru/showimage/Card6png_6002123_9268580.png
Натали — медик, консультант по воспалению легких, ожогам и всему прочему. Сперва советует, потом проверяет текст.
Мари — мой «божественный» помощник. С ней мы придумали почти год назад троицу богов и развиваем их образы до сих пор.
Магда Райя — ловец крупных ошибок. Вот кто бы еще указал на то, что у раффлезии такой жуткий запах, что любоваться ею долго просто невозможно? И кто бы обратил внимание на то, что заливных лугов в Индонезии быть не может? http://pixs.ru/showimage/Card5png_9981616_9268598.png
Vatori-almasy, letsgollm, BrigittaHelm, BoginyaSigun, Another Lulu — читатели, которых я знаю лично и на которых ставлю безжалостные эксперименты («а вот вам кусочек текста, что вы в нем поняли?» или «у нас тут небольшая проблема, не могли бы вы вот это написать?»). Да, да, быть знакомым со мной лично очень опасно — всех припрягу работать на общее благо. http://pixs.ru/showimage/Card4png_9088652_9268613.png
Pen and Paper — человек, согласившийся помочь с надвигающейся научной революцией. Он уже дал мне столько вариантов развития промышленности в Асгарде, что я судорожно придумываю, как сопоставить его идеи с магией.
http://pixs.ru/showimage/Card8png_2818396_9268681.png
Lady Howthorn — автор замечательных стихов, милостиво согласившийся править полурифмованную речь Лагура!
BloodyMaria — нашла более ста ошибок в первых главах уже после их опубликования. Замечательный корректор, всем могу её порекомендовать. http://pixs.ru/showimage/Card3png_4803116_9268638.png
Если посчитать всех, кого я отметила, то получится 25 человек — немало, скажу я вам. То ли еще будет…
Отвлечемся от тех людей, которых я знаю лично и которых грубо использую, обратимся к чему-нибудь более приятному. Да-да, открытки — это не единственная новость сегодняшнего дня.
Сюрприз первый
Мы пришли к выводу, что запихнуть в шапку все фотографии и рисунки, касающиеся практической части, невозможно. Я только что вернулась из Штутгарта, у меня много фотографий, которые иллюстрируют последние главы, а девать их некуда. Поэтому было принято решение открыть Вконтакте группу. Если к главе будут прилагаться рисунки или фото, в начале будет дана ссылка на определенный альбом.
Прямо сейчас могу пригласить всех посмотреть часть штутгартских фотографий https://vk.com/album-57908144_180828311 (впоследствии их станет больше), а заодно перечитать начало приключений Раиду в этом городе, потому что оказалось, что, несмотря на то, что я была в нем не далее как в мае, я умудрилась перепутать все что можно. Во время второй поездки в сентябре я прошлась по всем местам, которые описывала в 28-й главе, и ужаснулась: там такое количество ошибок! В парке растут не тополи, мост не из дерева, дом Алгира не трехэтажный, а четырех. Пришлось сделать более двухсот технических фотографий — запечатлеть все места, которые я впоследствии собираюсь вставлять в текст.
Сюрприз второй
После недавних событий у меня есть все основания считать, что практическая часть благословлена если уж не богами, то рунами точно. Не далее как в это воскресение я встречалась с мастером рун, который предложил задать им вопрос. Надо загадать проблему, а мастер вытащит одну руну и растолкует ее значение. Меня интересовало, сможем ли мы завершить статью столь ж достойно, сколь начали (спрашивать у рун особенно интересно из-за имен поселенцев: вдруг волшебным знакам не по нраву придется мой метод их использования). Вопрос задавался мысленно, вслух я не произнесла ни слова. Мастер очень долго выбирал руны, сказал, что ко мне хочет две. Первая — Альгиз — аналитика. Показывает, что я до всего дохожу своим умом, что, пока я не могу что-то логически доказать, для меня это не существует, что для других перевернутый Альгиз — предостережение насчет того, что человек не услышал предупреждения, но не для меня, не для того, кто живет логикой. Вторая руна — Гебу. Партнерство, равные отношения, команда, в которой нет подавления личности, где все равны, все поддерживают друг друга. Два эти признака — символ успеха и решение моего вопроса. И ведь идеально верно подошло! Все знают, что в практической части для меня главное — логика, а чувства и эмоции описывают другие люди, а уж принцип командной работы я декламирую на каждом углу.
На следующий день мы с Мари столкнулись с нашими личными богами, точнее, с одной из них — Биенто. Мы играли в бадминтон и вопрошали у нее, в какой день она хочет себе день смерти? Ветер стих и дал нам набить 40 очков только тогда, когда мы указали 14 октября (а ведь сначала хотели сделать её Скорпионом — не вышло). Второй вопрос — какие ей делать жертвоприношения? Сошлись на розах, стали думать насчет количества. Пока не предложили число 13, не могли набить и двадцати, стоило предложить 13 — как набили больше ста (обогнали предыдущий рекорд более чем на сорок). Вот и выдумывай после этого себе личных богов:).
Сюрприз третий
Во время правки текста порой появляются очень забавные моменты. Соберу их здесь, дабы они не потерялись втуне многотысячной (я не шучу, одних входящих только от фелага у меня 1053) переписки.
Глава 1
Локи и Тор лезут по тайному лазу в покои Тора:
Прошло много времени, но старые навыки не забылись: царевичи в кратчайшие сроки и без всяких потерь (Тессаракт и друг друга не потеряли? Может быть, «без всяких проишествий») достигли покоев Тора.
Отогнав тяжелые воспоминания, Тор забрался на лошадь позади брата и пустил её рысью. (А куда они Тессаракт дели? Его в карман не запихнешь все-таки. В следующий раз мы видим его аж в покоях родителей, неужели до этих пор он не мешал совершенно?) (…) Тор не мог обнять мать в ответ, потому что его руки были заняты ковчегом с Тессерактом (вот, руки заняты, даже сразу две, где он раньше был?) , предназначавшимся лично Одину.
Глава 2
Локи прислушался: ничьих шагов не слышно, сколько у него времени до возвращения Тора, неизвестно. Он опустился на колени перед сундуком, где когда-то хранил «сувениры» из других миров, а также свои любимые вещи, большинство из которых он никому никогда не показывал. Детальный осмотр содержимого сундука привел бога в недоумение: сундук был наполовину пуст, в нем не хватало очень и очень многих предметов. (…) Вот украшения из самых разных стран, амулеты, что-то там символизирующие. Тоже не все. Исчез тот, где был вырезан Всеотец в полный рост. Исчез кулон с изображением коровы-прародительницы. А вот все ларцы с дорогой, витиеватой резьбой, украшенные головами зверей и драконов, на месте, как ни странно. (Хозяйственный, однако, у вас Локи, столько времени дома не был, но практически сразу бросается проверять свои хранилища. Я бы ему мотив хоть какой-нибудь придумала, ну или заставила быстро-быстро заскучать)
Локи бросил взгляд на стены и отметил, что его любимого оружия нет: огромный кривой лук, (му-ха-ха, так это ж почти ружье. Простите. Однако, может быть, где-то дальше по ходу вашего макси Локи будет воином-лучником) сделанный им еще в раннем детстве, когда они с Тором только-только учились стрелять, куда-то исчез.
Локи недоумевал: если отец хотел стереть всякие напоминания о нем, почему все вещи не были уничтожены? А если не хотел, то зачем вообще что-то уничтожать? Тем более, не представляющее никакой ценности. Локи вновь глянул на стену: дорогостоящее оружие, предмет его гордости, все еще висело, а вот любимый простенький кинжал, подаренный отцом в день зимнего солнцестояния, таинственно исчез. (Фанаты на сувениры растащили. Судя по тому, как легко в эту комнату зашел Тор, она и раньше не особо охранялась, слишком мала вероятность того, что это именно в честь их приезда во дворце оставили открытыми столько дверей и все нужные)
Невдалеке послышались громкие шаги. Каким-то шестым чувством Локи понял, что некто направляется именно к нему. (Да куда там еще идти-то ночью?)
Локи вдруг понял, почему всеотец так внимательно смотрит на него: волосы. (Какой у вас Один слабонервный. Или Локи безумный консерватор — пару тысяч лет с одной прической)
Один подошел вплотную к Локи, но не дотронулся до него даже одеждами. (если эту сцену экранизировать посредством актеров фильма, то Один стоит с задранной головой, забавно, но надо очень копать, чтобы докопаться)
Глава 3
— Едем, — произнес Один бесцветным (нежно любимый автором эпитет? Или у них там в Асгарде серьезные проблемы с «цветными» голосами?) голосом.
Локи знал, что, подъезжая к ней, надо быть предельно осторожным, чтобы не попасть в одну из многочисленный топей Асгарда, где растет столько ягод, что можно объедаться несколько недель. На болотах братья раньше часто охотились. Именно там Локи убил свою первую белую куропатку (если важно, что именно куропаток он потом убивал в несчетных количествах, то можно оставить, а если предполагается более широкий подход, то, может быть, заменить на «добычу» и тогда следующее можно было бы начать «Он все еще прекрасно помнил, что первой жертвой его оружия/самостоятельной его добычей.).
Навязчивый стук заставил (неслабо так постучали… Может, каплю художественности: Ворота распахнулись перед путниками почти мгновенно, словно повинуясь настойчивому стуку верховного правителя) ворота распахнуться.
Локи отметил про себя, что столы на ночь не убрали, а в камине все еще горит огонь. Значит, кто бы ни жил здесь, он ведет ночной образ жизни. (А теперь внезапно отсутствует, пожарная инспекция негодует)
Столб в центре комнаты. Нужен был только для того, чтобы описать резьбу на столбах. Для Локи резьба слишком банальна, он не стал бы на нее смотреть, (можно было его еще носом в столб уложить на осмотре и запретить головой крутить и все, пришлось бы разглядывать, особенно, если лекарь бы замешкался) даже если бы обычный опорный столб был бы красиво украшен, а тут у него появился повод обратить на него внимание.
Глава 4
Они быстро дошли до дома, который на некоторое время стал убежищем для воскресшего из мертвых. Хагалар вошел без стука, легко увернувшись от надоедливого столба (так и вижу столб, гоняющийся за посетителями, особенно нежданными и без стука).
Глава 5
Бесконечная лестница, наконец, закончилась (вот взяла и закончилась, какая же она после этого бесконечная. Самое простое — казавшаяся бесконечной, чуть сложнее «которая, казалось, бежала навстречу спешащему»).
— Друзья мои, — Тор пытался говорить тихо, чтобы прочие асы не услышали. Однако он мог особенно не стараться: большинство было занято поглощением пищи, и до тайн царевича им не было никакого дела. (Его так часто куда-то ссылают, что возвращение из очередного мира не удостаивается даже малейшего внимания кого-либо, кроме самых близких? Интересно. Или это просто концепция поведения толпы «всем пофиг»?)
— Локи в безопасности, в поселении магов. Ты можешь навестить своего его (А пустят? Или по принципу «нет таких ворот, которые бы устояли перед Мьёльниром»?) , но он вряд ли проснется до церемонии примирения.
Глава 6
На голове у Берканы красовался серебряный шлем. Многие магиологи и теоретики-естественники пользовались шлемами, чтобы не отвлекаться на посторонние звуки (черт, не нашла подходящей кастрюли, чтобы проверить, хорошо ли металл защищает от звуков, поэтому не перестаю сомневаться в том, что шлем не является специальной разработкой, что можно было бы отметить).
Хагалар отвлекся от книги, глянул на свою собеседницу: её глаза горят тем бешеным огнем, который так свойственен тем, кто увлекается наукой. Таких здесь много, почти все. (А бедные обслуживающие сословия вроде как ни в счет)
Глава 7
Несчастлив будет тот, кто попадет под горячую руку Одина. Целитель знал это не понаслышке и заранее сочувствовал провинившимся. (Сочувствовал абстрактным провинившимся, но не конкретному отдельному Локи, который прямо тут валяется. Подозрительно…)
— Никогда еще Мидгард не бывал разрушен силами сыновей Одина, (А когда разрушитель заправки взрывал — это не в счет? Здесь ведь они тоже не собственными руками поломали все, большая часть повреждений принадлежит все-таки механической армии. И кстати, в объемах Мидгарда не так уж много они там разрушили) — продолжил всевидящий, изображая памятник самому себе: казалось, что даже губы его не двигаются.
Если бы у богов было время, (?) (Сразу во-первых, «богов»? , при том, что далее они доказывают, что не боги) они бы с удовольствием осмотрели этот умирающий город смертных, но не сейчас: у них есть цель и очень мало времени на её достижение. (…)
— Смертные, (да что ж я упускаю в местной концепции смертности?) — обратился Хагалар к семейной паре, сидящей за столиком в паре метров от богов и с недоумением рассматривающей незваных гостей, — где находится район города, пострадавший от иноземных монстров? (…)
— Мы посланцы Асгарда, ничтожнейший из смертных, — с улыбкой ответил он, прикидывая, не потребует ли человек доказательств их божественной сущности, а если потребует, то какую именно боль следует ему принести. — Я и эти бессмертные (ладно, все, сдаюсь, пусть будут бессмертные, проверять все равно никто не рискнет), — он кивнул головой на группу из шести асов, — поможем вам в разборе завалов.
Да, тут было, чему поражаться. Центральная часть города была, буквально, сметена с лица земли. Если прочие районы поражали огромными устремленными вверх колоннами-домами, то на огражденной территории эти колонны лежали разрушенными. (Глупый такой вопрос: а груды покореженного железа, бывшие армией читаури, уже на сувениры растащили? Особенно десантные корабли?)
Глава 8
К нему приближалась мать. Он так давно не видел ее. Нет, она совсем не изменилась, осталась все такой же, какой он её помнил: властная, жесткая и одновременно с этим удивительно нежная (Он это по походке понял?) .
Глава 9
— Брат! — Тор первым заметил приближение Локи и поспешил к нему навстречу, с неудовольствием отмечая, что тот приехал на его, Тора, лошади. — Я уж думал, ты не приедешь (на собственное-то воскрешение? Может что-то вроде «заблудился в дороге»?) , — поравнявшись с Локи, Тор привычным движением положил свою руку практически на шею любимому брату.
Тора такой ответ вполне удовлетворил. Он повел брата к толпе асов, демонстрируя его, словно новую игрушку (почему такое сравнение? Его же должны были узнать, значит, на новую он никак не тянет).
Локи бросил мимолетный взгляд на троицу воинов (контрольная сумма не сходится, получается, что Сиф (она же не попадает под категорию воины) находится где-то в стороне, хотя дальше она идет в общем перечислении, может, стоит заменить троицу на друзей Тора или расширить с указанием воительницы) . По лицу Хогуна нельзя прочитать ничего. Фандралл помахал ему рукой и очаровательно улыбнулся, подмигнув. Как показалось Локи, он собирался подъехать ближе к царевичам, но что-то отвлекло его, и он остался на месте. Сиф смотрела на воскресшего с таким презрением и ненавистью, что Локи мысленно присвистнул: воительница явно была бы рада его настоящей смерти.
Сыновья Одина являли собой великолепную картину: могучий Тор, облаченный в серебряные доспехи, красный плащ и шлем с птичьими крылышками, восседал на крупном вороном коне, держа в руке молот Мьёльнир; изящный Локи в золотом (черт, всегда думала, что золото там третий по важности компонент после черного и зеленого) доспехе, зеленом плаще и шлеме с витиеватыми рогами, ехал на белоснежной холеной (да с ней в поселении обращались лучше, чем с самим Локи) лошади, едва держа повод и приветствуя асов сияющей улыбкой.
— Зачем отец отсылает тебя туда? — воитель резко сжал руку на шее Локи (вы поаккуратнее, тут есть читатели со слабым сердцем, богатой фантазией и плохой памятью. Давайте, он будет хотя бы плечо сжимать) , будто боялся, что брат сейчас исчезнет.
Глава 10
— Если я должен буду ездить в поселение каждый день (чисто теоретический интерес: мне как-то все время казалось, что поселение достаточно далеко, особенно для того, чтобы туда мотаться каждый день, так сколько же туда ехать? И потом, зачем мотаться каждый день, если, например, с книгами он может работать и во дворце?) , — продолжил Локи, осмелев, — позволь мне там жить.
(Глава 11)
— Я тоже. Но для всех глупцов заявляю: великий Один пытался избавиться от юного Локи всеми силами, это очевидно. И запомните, у детей Одина свободы воли нет. И то, что меня пытаются убедить, будто юный Локи сам решил жить с нами, а не во дворце… (Еще один сторонник дальних поездок…)
Один был крайне удивлен такой просьбой и, как показалось Локи, разочарован:
— Твоя жизнь в твоих руках, (Плохо быть богом, даже ответственность переложить не на кого) — глухо произнес он.
«Он полуётун, но мы вырастили его как аса» — говорил Один своей супруге: «В нем нет ничего от Ледяных Гигантов» (50% крови/наследственности — фигня. Может, стоит переформулировать в «в нем ничего не осталось.») .
Один замолчал на мгновение, а Фригг затаила дыхание, боясь услышать то, из-за чего её любящее сердце разорвется на части. — Но настоящее насилие применимо к преступнику, но не к сыну. (Давайте применять ненастоящее, му-ха-ха.)
Получается круговая композиция, состоящая из четырех диалогов, призванных запутать действие окончательно: (Локи-Фригг, Локи-Тор, Локи-Один, Один-Фригг) — Итого, по законам комбинаторики в уже рассмотренных частях, неучтенным остался только вариант Тор-Фригг, а этим двоим давно пора создавать заговор по спасению бедного Локи, желательно от самого себя.
Глава 11
— Боюсь, этот «кто-то» был родом из бездны, так что мы ничего не сможем сделать с ним, — заметила Беркана, встряхивая каскет особенно сильно, но безрезультатно (боюсь спросить, к какому результату должно привести встряхивание каскета?).
— Смотреть сейчас не вижу толку я, узреть смогу я силу артефакта, один оставшись с ним (Вы в разборе что-то о стихах говорили, но мастер Йода-то тут причем?).
— Как знаешь, — пожал плечами Хагалар и подошел к столу. — Так, дети, все посмотрели на артефакт, теперь отойдите, у меня еще много новостей, — он выхватил из рук Берканы каскет (и как он только не развалился до сих пор?) и водрузил его обратно на стол.
— Брат, ради науки, — услышал он шепот Ивара. Тот не выпустил его руки, пока они не заняли свои места (бьет подушкой внутреннего слешера).
— Это первый камень преткновения нашей совместной работы. По каскету нет никакой документации (facepalm, что уж сразу не инструкции с гарантийным талоном. «По каскету нет никакой информации, о его поведении и свойствах не существует ни единого клочка записей» — за атмосферность, если она не вредит смыслу) , никакой информации. Его никогда не исследовали.
Повисла пауза. Лагур не подавал признаков не только заинтересованности, но и жизни. Раиду, казалось, сейчас взорвется от гнева. Ивар напряженно смотрел на него, готовясь, (в любую секунду броситься с успокоительными объятиями при необходимости успокоить брата) если что, успокаивать брата
— Пустые мечты, мой добрый Ивар, — Хагалар улыбнулся: Раиду и Ивар всегда забавляли его своей непохожестью. — Юный Локи не разделит с нами кров и пищу (Будет жить на улице и голодать, вот уж действительно наказание. Может быть, стоит акцентировать внимание на том, что это временно, и вопреки этому временному переезду он как раз и не станет никогда частью поселения). Он никогда не станет частью поселения.
— А Локи я с тобой делить не буду, — твердо заявил Раиду (С претензией на самое идиотское предположение о ваших загадках: раз отец Локи нам задан каноном, то Раиду — его мать? Простите, вырвалось) и быстрым шагом вышел из лабораториума.
Глава 12
Локи улыбнулся своему отражению в зеркале. Надо продумать линию поведения. Судя по всему, в этом поселении несколько сотен асов, все будут следить за ним и докладывать о каждом шаге царю богов и людей (Бедный-бедный Локи: шаг за дверь — и его тут же окружает толпа, бросившая любую другую работу. Может, что-то среднее между «каждый из них не упустит возможности доложить о нем» и «ни один его шаг не останется незамеченным»).
Локи заметил стоящий на столе мед. Что ж, почему бы не выпить за будущую прошлую жизнь? За Мидгард (А что так мелко? До этого момента я думала, что он на Асгардский трон претендует) , который он, в конце концов, завоюет! За победу! Царевич собственноручно наполнил кубок, отсалютовал своему отражению… (И даже не поостерегся пить не пойми откуда взявшуюся жидкость) И тут в дверь постучали.
Локи одним движением руки отправил слуг в задние комнаты и решил лично открыть дверь, будучи уверенным, что это тот самый гость из страны снов. (А как же все протоколы безопасности?)
Раиду стоял некоторое время у порога длиннющего дома, который теперь служил палатами младшему царевичу, и не мог заставить себя не то, что войти, как ко всем всегда входил (хотите сделать упор на грубость, то лучше сделать это в более явной форме) , а даже постучаться. Его все еще переполнял гнев (мне кажется, его состояние несколько сложнее. Гнев на Халагара должен сочетаться с радостью будущей встрече с обожаемым Локи и сильным смущением перед ним же. Следовательно, гнева в нем примерно 33% и фраза про переполнение не точна).
— Простите, Ваше высочество, что смею калечить ваш слух своими недостойными речами, — Раиду чувствовал, что задыхается, поэтому говорил быстро. В конце концов, то, что он говорит, вполне может разгневать великого бога, — но нам следует избегать напитков, ударяющих в голову. Артефакты сложно иначе приручить (Еще один мастер Йода. Его что, Лагур перед выходом очередным томиком приложил? Повышенная вежливость не обязательно должна сочетаться с преувеличенном высоким стилем. Порядок слов «Артефакты сложно приручить иначе» или даже «Иначе сложно приручить артефакты» вполне адекватен, если у вас нет каких-либо дополнительных претензий),
Нет, Локи всегда хотел, чтобы перед ним вставали на колени, но не этот сброд, нарушивший какие-то строжайшие законы Асгарда. (Выходит, по его внутренней иерархии человечки где-то выше жителей поселения?)
Глава 13
Локи ловил на себе восторженные и заинтересованные взгляды, которые льстили его самолюбию. Он ощущал себя так, словно вернулся из очередной завоевательной кампании вместе с братом, и народ высыпал на улицу, ликуя и чествуя сыновей Одина. По большому счету, так оно и было: кампания была, домой вместе с братом он вернулся, если забыть, в каком именно виде, то можно величать себя триумфатором. Мужчины и женщины приветствовали его, глядя чуть не влюбленными глазами на самодовольное лицо, источающее гордыню. Локи обратил внимание на то, что за всю дорогу до дома он ни разу не встретил ни одного ребенка, более того, не слышал детских голосов и не видел беременных женщин. (Вот тут будем биться за логичность: идет он значит весь такой пафосный и напряженный поддержанием образа и думает о детях. У меня не укладывается. Пусть он лучше обратит внимание на непривычную тишину и всецелостное спокойствие на улицах, мол, никто не бегает, не визжит и не плачет. После чего оглядится и придет к выводу, что действительно, детей в картине мира не хватает)
Около дальней стены обнаружилась еще одна печь, правда, не растопленная, но, судя по обожженным краям, ее могли зажечь в любой момент. Неподалеку от печи стояли аппараты, отдаленно напоминающие мидгардские (Если отталкиваться от того, что лабораторий он в жизни видел: две Сельвига и 0,5 Старка, то стоит отметить, в которой именно. «Мидгардские» — слишком широко, мир землян все-таки не завален приборами) . Подле них располагалась целая коллекция разных весов и всякого рода сосудов и чаш из глины, стекла и дерева, перепачканных воском и красками.
Локи рассматривал комнату с большим интересом, пока не наткнулся («взглядом», а то страшно за него становится, взял и налетел на ничего не подозревающего Ивара) на аса, стоящего у одного из столов. Царевич мысленно отругал себя за то, что, засмотревшись на странное убранство помещения, не заметил главного — его обитателя.
— Можешь, — откликнулся царевич. Ему было искренне интересно, что именно Ивар будет делать с Каскетом, который стоял (стоял себе в сторонке все это время. Пусть хоть что ли «обнаружился») на одном из дальних столов.
Вопрос Хагалара вернул Локи в реальность. Теперь у него был план, была линия поведения, так что он чувствовал себя гораздо увереннее, чем раньше. Он отметил, что представление идет своим чередом: Ивар подвел брата к скамейке и чуть ли не силой заставил сесть. Предплечья его он так и не выпустил (слэшер задумчиво заплетает Ивару косички).
Один — узнать, что произошло на самом деле, решить судьбу Локи (то есть провести тот самый «суд»)
Фригг — вернуть в семью не тело Локи, а душу
Тор — решить для себя, кто перед ним: союзник или враг
Хагалар — сделать из Локи человека (Бедный Локи, как его опустить собрались)
Глава 14
От снов оставался легкий налет чего-то прекрасного, изумительного и почему-то сладкого, подобного цветочному меду, который он, в свое время, мог есть банками (нафиг банки, пусть уж сразу сотовый грызет).
— Смолкни, Ивар! — резко оборвал брата Раиду, вскакивая и хватая последнего за горло. Ивар даже на мгновение испугался: он никогда не видел такой ярости, направленной на него.
— Шавка Хагалара, — бросил Раиду ему в лицо, отталкивая от себя, так что Ивар чуть не споткнулся о кресло. — Царевич Локи — лучший ас из тех, кто рождался на этой земле! (Вот только как это должно помешать ему не разделять взгляды заговорщиков на политическую линию Асгарда… Но это Раиду, ему можно.)
— Возможно, что и так, — согласился Мастер, присаживаясь и жестом предлагая сесть и остальным. — Более того, говорят, что он прибыл из Мидгарда. Если он провел там целый год, то убедить его в том, что нам нужна модернизация… (не пугайте меня такими переходами, то они ругаются в стиле Эдды, то вдруг заговорили на чистейшем современно-мидгардском.)
Глава 15
— Что? — опешил Тор. — Я защищал Землю и видел ужаснейшую битву. Локи должен поплатиться за то, что сделал! — перед глазами воителя немедленно промчались картины разрушенного города, стай диких (очень интересные дикие и при этом даже без батареек, т.е. абсолютно зависимые от центральной станции, так что тут уж скорее мерзких/ужасных/… на выбор) чудовищ, крушащих все на своем пути.
— Ты пошел войной на Ётунхейм, — добавил Один спустя мгновение. — На государство, с которым у нас было заключено перемирие. Ты нарушил приказ своего царя. С Локи все иначе, — Один сделал паузу, подогревая любопытство старшего сына. — Локи не заблуждается. Он прав. По-своему, но прав. Он тщеславен, горд, но его действия не преступления (и ссылку на теоретическую главу для несогласных) . Их нельзя так рассматривать. Меня печалят его методы, но не цели.
Царь Асгарда множество раз наблюдал, чем кончаются благие намерения, он своими глазами видел, как благие намерения довели Локи сперва до бездны, а потом и до войны (да это ж одна из самых коротких войн, наверное, в истории миров. Не знаю, насколько точно будет говорить здесь о кампании, но это слово мне кажется уместнее) в Мидгарде.
Тор вздохнул с облегчением, Фригг не изменилась в лице, только чуть прикрыла глаза. Вороны пронзительно закаркали, осуждая (вот как, даже воронам в голову залезли. до чего проницательный автор… Тут как раз, можно было бы добавить сомнение) поспешное решение мудрейшего из правителей девяти миров.
Глава 16
Локи приглядывался, старясь сквозь ночную мглу разглядеть одежду сидящих у костра. (…) В центре поселения располагался, как понял Локи, тинг, но ему еще ни разу не удалось увидеть собрание (может быть, потому, что ночами их не проводят? Чтобы не акцентировать на этом внимание, можно переключиться на другое: но собрание ему еще ни разу не удалось увидеть, поэтому назначение центральной постройки оставалось только предположением).
— Зачем ты подкрался ко мне? — произнес Локи высокомерно, глядя на Хагалара так, как, должно быть, стоило смотреть на грязь под ногами.
Корректор номер один: «Нет, это некрасиво, пусть лучше смотрит хотя бы на червя»:
— Зачем ты подкрался ко мне? — произнес Локи высокомерно, глядя на Хагалара так, как, должно быть, стоило смотреть на земляного червяка.
Корректор номер два: «Нет, червь — это как-то несолидно, не тот образ рисуется. Нам нужно омерзение. Пусть будет полураздавленный»
— Зачем ты подкрался ко мне? — произнес Локи высокомерно, глядя на Хагалара так, как, должно быть, стоило смотреть на полураздавленного червя.
Корректор номер три: «полураздавленного червя (за что вы так с червем…): »
Вот так и работаем…
Разумеется, ни один кинжал не попал в цель, а маг бросился на молодого бога, собираясь свалить врукопашную (смеется какой коварный Халагар: обещал голыми руками победить и решил, особенно не заморачиваясь, именно это и сделать. Внезапность — наше все) . Локи отскочил в сторону и оказался за спиной противника, отмечая, что у того в руке один из брошенных в темноту кинжалов.
— О, я смотрю, к нам идет наш мрачный Раиду, — вдруг сменил тему Хагалар, неохотно освобождая плечи собеседника. — Оставляю вас наедине. Он так целеустремленно идет, явно ищет тебя. Подумай над моим предложением, юный Локи. Тебе нужна магия. И я могу её дать, — спокойная, почти добрая улыбка, которой маг одарил его на прощание, совершенно не похожая на обычную его насмешку, пугала, подчеркивая убежденность в так и не разгаданных мотивах. (Старательно избегаю мысли с подмигивающим Халагаром)
Локи едва сдерживал улыбку, наблюдая за тем, как естественник пытается создать какую-то невероятно вежливую конструкцию на языке людей. Можно было не мучить Раиду и ответить согласием, даже не дослушав просьбы. (Вау, как мы подобрели. Если это утепление отношений со временем не сыграет существенной роли в сюжете, то и здесь можно не ссылаться на избавление Раиду от мучений, а отыграть либо оглашенное в следующем абзаце желание понаблюдать за поселенцами, либо тот факт, что подобное обращение порядком надоело)
К его несказанному удивлению, текст был не написан, а напечатан. А ведь напечатать текст можно было только в Мидгарде. Локи лично видел огромные компьютеры (да он с Сельвигом явно переобщался, компьютеры распознает, к тому же сам компьютер как раз никакого листа вывести не может, так что не думаю, что здесь это слово уместно) и машины, которые выводили листы, заполненные ровными буквами. Таких никогда не было в Асгарде, но он мог поклясться, что руны были печатными.
Глава 17
— Неужели? Однако немногие ученые, которых я видел за работой, — произнес Локи, делая пару шагов вперед и приподнимая рукав верхней куртки, сравнивая его со своим, — во время растворения натрия в воде (он везде будет этим натрием блистать как единственным знанием?) ни в какой защите не нуждались.
В лабораториуме, где всем предстояло провести много месяцев, если не лет, ничего не изменилось со дня первого собрания этого фелага, разве что появилось множество новых книг, посвященных Мидгарду. Кажется, Беркана занимается теперь здесь. Для фелага это очень удобно: она не будет опаздывать, и, если какое-то вещество закончится, заметит первой (Оу, так она их все-таки различает. Сказывается естественно научное прошлое? Судя по тому, что я о ней знаю, я бы не стала ей подобные задачи доверять, вообще сомневаюсь, что она из книг вылезет) и восполнит запас.
Локи никак не изменился в лице, но Ивар прекрасно понимал, что царевичу вряд ли знакома и половина слов, которую он только что произнес. И это надо срочно исправить! Ивар принялся рассказывать о веществах и показывать царевичу волшебство естественной науки (Я начинаю понимать истеричность Раиду, работает тут за двоих, пока напарник разглагольствует).
— Ну как, ничего не получается? — спросила Беркана, не вставая со скамьи, на которой она перебирала карты Ивара (долго же они работают, что она уже все свои книги перечитала) .
— Поведей мне основную суть работы (а потом вспомогательную суть. Тут скорее суть вашей работы или работы естественника/ученого) , — попросил Локи, глядя в глаза собеседнику. Ивара восхищала грация каждого движения царевича.
С тех пор, как Локи узнал, что эти яды пахнут столь любимым им миндалем, он заявил, что еда будет стоять рядом с «едой», пускай и не совсем съедобной (логики я тут не вижу, но местному отделу охраны труда нужно срочно сделать выговор) . Даже Хагалар воздержался тогда от язвительных комментариев, только головой покачал.
— Я лью холодную воду, — Ивар дал потрогать стакан с абсолютно холодной водой и вылил её на камушки. Началась реакция: они забурлили, зашипели. Локи закусил губу, не сводя глаз с чуда.
— Натрий (да когда ж его отпустит? За это время он вполне мог доучиться до вопроса «гидролиз?» вода же используется) ? — спросил он, аккуратно дотрагиваясь до вынутого Иваром горячего яйца.
Ивар повернулся к столу с реактивами. Вернется Локи или нет, а работа над Каскетом останавливаться не должна. (Для полной атмосферы пофигизма труЪ-ученых не хватает только приписки «Лагур за все время прощания с царевичем даже не оторвал взгляда от книги»)
Глава 18
— Локи, пойми, — ей пришлось призвать на помощь всю выдержку, чтобы в голосе слышалась усталость, а не гнев, — у тебя есть то, чего нет ни у кого ни в одном мире: любовь. (Нифига себе заявление, как же все остальные живут-то без любви? Более-менее адекватной была бы формулировка: «Моя любовь. И любовь твоего отца», но даже в таком случае непонятно, как обстоит дело со вторым сыном.) Моя и твоего отца. Мы одна семья. Сделай первый шаг, не скрывай правду.
Сыновья Одина должны были стать воплощением его воли, его мечтаний, его желаний (Тут не совсем понятно, зачем тогда их двое? Основной и запасной, на всякий пожарный случай?).
За месяц, проведенный в томительном ожидании очередного допроса (эх, плохо его Ивар развлекал) , который должен был последовать рано или поздно, царевич не смог подобрать достойной лжи, но зато зародил в себе уверенность, что будет молчать столько, сколько это будет возможно, даже если отец решит перейти от слов к другим, более действенным, с его точки зрения, методам убеждения.
Всеотец и еще двое воинов спускаются на Землю. Там зима, идет снег, ничего не видно. Они оставляют тусклый кубик среди снежных завалов (хоть бы закопали, что ли, вдруг вытает) и возвращаются домой.
— Это сделала женщина. И я не скажу ничего, что оставит о ней дурную память! (ушла рыдать, пить валерьянку и убеждать себя, что это не более, чем отработка того самого образа Девы, которая все влияет и влияет на бедного Локи) — это была явная дерзость, за которой раньше последовало бы наказание: перечить отцу он осмеливался всего несколько раз за свою долгую жизнь, и кончались эти попытки всегда плачевно.
— Я знаю, чего ты хотел. — своего Один уже добился, так что стоило оказать хоть какую-то моральную поддержку сломленному мятежному богу (складывается впечатление, что он так поступает исключительно по доброте душевной, но раз Локи ценен ровно настолько, сколько вложено в него труда, то речь скорее должна идти не о поддержке, а о скорейшей стабилизации обстановки и спроваживания на «зализывание» психологических ран) . Он нарочито мягко высвободил свою руку из цепкой хватки будто закостеневших пальцев. — Я лишь поведал тебе, к чему привели твои действия.
Глава 19
Локи очнулся уже на выходе из дворца. Он быстрым шагом подошел к своей строптивой лошади, которую едва уговорил днем довести (за руку, а то сам бы заблудился? Все-таки вроде бы должно быть довеЗти) его до столицы.
Придет еще день триумфа, и он поквитается со своим недругом (Хеймдалем), убьет его. Но не сейчас. (угумс, всего до Рагнарека ждать) Пока он связан по рукам и ногам и должен быть покорен судьбе.
Радужный мост не походил на величайший артефакт девяти миров (на прошлой странице «величайшим артефактом девяти миров» был Тессаракт, тут уж либо «один из», либо «величайший, созданный в Асгарде», хотя черт его Тессаракт знает, где он был создан.) .
Та небрежность (боюсь, с небрежностью он бы его уже уронил, здесь скорее флегматичное спокойствие) , с которой невозмутимый войн держал великий артефакт, заставила Локи скривиться.
— Знай, что бы отец тебе плохого не сделал, к чему бы не приговорил, ты можешь считать меня своим союзником, защитником и братом (спасибо, разрешил… Может быть добавить «по-прежнему») .
— Ты часто видишься с ним?
— Мы спим вместе (слэшера вырубило, может быть все-таки в одном доме/комнате, но в принципе и так можно оставить, хотя бызабавно) , я его вижу постоянно, — маг задул пламя и закашлялся. — Только он спит ночью, а я утром, так что мы мало общаемся.
Глава 20
Локи опустил голову на руки, откидывая злосчастный нож (Разорвалась, представляя эту сцену: то ли у него 3 руки, чтобы на 2 опустить голову, а еще одной отбросить нож, то ли он им прямо над столом кидался, если, конечно, опустить вариант с тем, что голову он уронил аж на колени). Кажется, учитель уверен, что он таки сын Одина. Очень хорошо, не стоит его в этом разубеждать и убивать его пока не стоит.
Глава 21
Проснувшись очередным ранним утром от жалобного крика матери, с ужасом глядящей на его падение в Бездну, Локи хотел было заснуть вновь (мазохист, только от кошмара проснулся и обратно собирается спать.) , но тут ему доложили, что Всеотец приехал. Лично.
Лошадь Тора, столь подробно описанная в первой же главе повести, продолжает мелькать в тексте то там, то тут. Вот уже ей собираются купить замену — одной головной болью у Локи станет меньше. Вопрос только в том, куда именно его повезут за животным? Этому будет посвящена вся третья часть повести. (Я начинаю понимать троллей из комментариев… Целая часть и все про лошадь… в обмороке Измените, пожалуйста, как-нибудь это впечатление)
Глава 23
Фригг сидит у постели сына и гладит его по волосам. Все случилось именно так, как она и предполагала. Все как всегда. И о чем только думал муж, когда водил (не просто водил: увел и оставил там, т.е. не позаботился о возвращении) ребенка на кладбище в такую погоду? Под пронизывающим ветром? В мороз и метель
Совсем не то что невеста Тора. У Сиф есть отдельные недостатки, но она уж точно сможет дать жизнь здоровому царевичу. (Фригг, жаждущая внуков выносит меня гораздо сильнее, чем Фригг, покрывающая исследования неведомой фигни)
Глава 24
У него еще есть немного времени до следующего визита. Если следующий визит придет (визит вроде бы сам никуда не ходит, прийти может визитер, а визит — случиться, например) , что было крайне сомнительно.
— Во дворец, — четко произнес Один, таки поймав чужой, а когда-то такой родной взгляд. — Домой.
Последнее слово отдалось эхом под сводом (Представила эхо, повторяющее «мой-мой-ой», дала пинка внутреннему слэшеру и придумала красивую гипотезу про прозрачный намек, мол «это мой дом и дворец, но я настолько благосклонен, что приглашаю тебя туда» Похоже мой генератор бредовых идей вернули из ремонта).
Сперва Локи заявил, что категорически не согласен работать с кем-то, кроме Ивара, но тот успокоил его, заверив, что как только магиологи рассмотрят теорию, они уйдут (Ну так пусть и рассматривают теорию, издали, Тессаракт-то зачем лапать?). Однако прошло два месяца, а они все не уходили.
Глава 25
Царевич заставил себя поднять голову и встретиться глазами со своим… приемным отцом. Что тот сделает? Пронзит его своим оружием, пришпилив к глади моста (а вот это спорный момент, мост, в отличие от Локи, проткнуть проблематично, он не очень адекватно реагирует на повреждения. Возможно, лучше будет: «. и оставит тело на гладкой поверхности…» или вообще бабочку убрать, написав что-то вроде «мысль о смерти, еще не утратившая привкус сладости, вызывала только жалость к себе и отвращение»), словно распростершую крылья бабочку?
Локи заглянул в пустоту, так же легко, как мог заглядывать в глубь пруда — сейчас стоило только совершить одно движение, и то, от чего его избавил брат, свершится. Дыхание учащается — совсем немного усилий, и не будет ничего: только тишина, покой и вечное ничто. Взгляд в темноту притягивал, казалось, бездна желала, чтобы царевич спрыгнул (прикольно, наверное, лежа прыгать. Может, раз бездна одушевленная, то она «желала заполучить царевича»?) , и он заворожено смотрел вниз, подчиняясь этому желанию. Пальцы, ставшие влажными от напряжения, заскользили по гладкой поверхности к краю…
Но что ждет его во дворце? Стражу за ним не послали. Отец сказал, что он придет сам (пешком, вероятно, к утру дойдет) . Но ради чего? Ради суда, казни?
На него никто не обращал внимания. У моста несли дозор стражники, но они никак не отреагировали, не бросились с расспросами, не обратились с речью (Конечно, они же любят жить. Бросаться на принца было бы по меньшей мере нарушением субординации. Возможно, стоит сослаться на более мелкие детали вроде: «… но никак не отреагировали, словно и не заметили, даже не посмотрели в его сторону»).
У дверей покоев стояли недремлющие стражи, которых Локи заметил слишком поздно, когда уже не было ни малейшей возможности укрыться и избежать встречи. Теперь все, его видели, придется-таки идти на суд, а ведь была еще возможность передумать, вернуться на мост и… Умереть? (А если нет разницы, зачем ходить дальше?)
Недавний страх уступил место решимости. Его не казнят, более того, кажется, отец собирается продолжить его обучение в какой-то узкоспециализированной области (А по итогам корочки бакалавра управления мирами) . Значит, титула и силы он не лишится, но что тогда?
Изображение застыло, начало бледнеть. Знакомые с детства черты лиц родителей и брата искажались. Локи моргнул пару раз, и наваждение исчезло. Он вновь видел только пустую деревянную доску. Царевич протер глаза, огляделся — ничего. Похоже, все и правда происходило только в его воображении. Что это? Хитросплетение науки и магии? (Какое внезапное недоверие. Нет, Локи, конечно, никакой науки и никакой магии, просто надо было лучше учить справочник галлюциногенных грибов. В общем, это не тот вопрос, который был бы здесь уместен. Тут либо «как это работает/как такое вообще возможно?» и другие технические вариации, либо попытка преодолеть недоверие к результату, ведь ошибочными могут быть не только исходные данные, упомянутые ниже, но и сам принцип работы «Увиденное впечатляло больше любой, самой смелой фантазии. Неужели правда действительно такова?»)
Драматическая пауза, призванная разъярить бога окончательно. Все ведь продумал.
— Не сможем защитить Землю, так отомстим за нее, будь уверен! — произносит он, допивая блестящую (представила матовую жидкость, мысленно посоветовала Старку подобную гадость не пить) жидкость.
Они позволят просто так уничтожить большой город? Локи переоделся в боевую форму, намереваясь вдосталь повеселиться и встретить бронетехнику во всей красе (откуда только такая технофилия…).
Эти муравьи что, и в самом деле думали, что остановят бога, и его межпланетную армию какими-то там пистолетиками? Они серьезно? Где их авианосцы (авианосцы в центре города — это пять даже для мифологического бога) с танками?
Локи остановился, дойдя до стены, ограждающей поселение от внешнего мира. Оружие людей. Он так мало знает о нем. Но в библиотеках должны храниться сведения. И естественники должны что-то знать. Надо найти Ивара, пусть даст подходящие материалы. Локи сменил направление (и стал стоять в другую сторону. Лучше уж какое-нибудь «решительно развернулся») , избрав конечной целью собственный лабораториум. Там должна сидеть Беркана, пусть скажет, где искать остальных.
Глава 26
— Главное, больше не задумывай никому вреда, — Тор легко обнял молодого мага и, к своему удивлению, почувствовал, что тот осторожно обнимает в ответ — давно он не позволял себе такой вольности (прямо с момента приезда две страницы назад. Может, в качестве разъяснения использовать: Локи уже много столетий подчеркнуто избегал подобных нежностей в общении) . — У меня письмо от отца.
Раиду бросил мимолетный взгляд на сундук с реактивами. Сегодня, точнее, уже вчера днем (нифига себе он промазал, особенно, учитывая, что успел поспать за это время. Вот это все про «сегодня», мне кажется, стоит убрать, оставить только «вчера»), когда он вошел в дом, то обнаружил на полу перекись водорода, йод, бриллиантовый зеленый и прочие медикаменты, разбросанные около сундука, в котором им надлежало храниться.
— Фену, мне нужна твоя помощь, — не удосужившись поприветствовать подошедшую к нему девушку, бросил ученый, все еще мысленно покупая на Земле карандаши (А очень пошло будет заменить мысленную покупку на «прикидывая про себя, сколько же карандашей можно было бы провести незамеченными в потайных карманах ее объемного «платья»? :)).
Одетая, как и все в поселении, она выгодно подчеркивала все положительные стороны своей фигуры: полную высокую грудь, не нуждающуюся в дополнительной поддержке, плотно облегала шерстяная ткань, давая возможность оценить количество жировой ткани и развитость кровеносной системы (мне страшно это представлять… можно хоть чуть менее биологично?) , а длинная юбка облегала широкие бедра, разлетаясь при ходьбе.
Глава 27
Идти через лианы и папоротники было крайне неудобно: из-под ног разбегались сотни насекомых, ящериц и змей, часто ядовитых (на глаз он их отличал или по справочнику заучивал? Может быть, яркой окраски, выдававшей ядовитость).
Ухватившись коготками за ткань рубашки, белка быстро что-то застрекотала на своем беличьем языке, преданно (странная какая-то характеристика для животного, которое, вероятно, много старше Локи. Подозреваю, что отношение к нему должно быть по меньшей мере «на равных», так что скорее пристально\серьезно) глядя в глаза).
Если Рототоск попробует сбежать, то он сделает все, чтобы привязать её к себе. А если будет сидеть спокойно, то пусть и сидит. Оставалось только надеяться, что она не окажется такой же строптивой, как конь Тора, доставивший столько проблем немногим ранее. (Здесь и далее мы видим желание присматривать за зверем, почти заботу. При этом он постоянно называется соглядатаем-надсмотрщиком, т.е. субъектом, которому по долгу службы не положено теряться. Надо что-то с этим делать, например, свести в шутку, что надсмотрщиков, за которыми нужен глаз да глаз у него еще не было.)
Облик животного умел принимать почти каждый, и Локи в свое время потратил много времени на заклятие оборотничества. Лучше всего ему удавался лосось, а хуже всего — хищные звери. (только не представлять Локи, принявшего вид лошади, чтобы лично пообщаться с будущим транспортом :))
Локи закатил глаза к лазурно-голубому небу. Час от часу не легче: белка не могла говорить, но могла писать. Таки настоящий соглядатай отца? Не расскажет, так напишет, если ей что-то не понравится (Подозреваю, что зверь все-таки не будет настолько церемониться и банально укусит, если что-то пойдет не так, это все-таки быстрее. А уж потом обстоятельно распишет за что, пока наш не боящийся боли будет из ступора выходить) . Значит, опять никакой свободы, придется беспрекословно подчиняться ей, как раньше отцу?
Гулять по ярмарке с лошадью оказалось (так он все-таки попытался :) может он в состоянии подумать на эту тему заранее?) крайне неудобно, так что Локи отвел её на постоялый двор.
— Вот, — он протянул список (так он еще и записывал, при том, что натаскал в единственную комнату внушительный склад вещей. Разве не мог Один уже по нем определить масштаб трагедии?) , чтобы побыстрее закончить неприятный разговор.
Глава 28
Он должен попасть в Мидгард и своими глазами посмотреть на автомобили, электричество и цветные карандаши (очень мне интересно, как он будет смотреть на электричество. Тут может быть уместно что-нибудь более резкое, вроде «Сейчас только горстка старцев, не желающих слушать ни единого слова друг друга, отделяла его от Мидгарда и возможности увидеть собственными глазами чудеса техники, снившиеся ему уже долгие месяцы»).
Глава 29
Храм изнутри был очень темным. Несколько узких окон почти ли давали свет. Локи подошел к центральной фигуре идола, столь уродливой, что преклонять перед ней колени совершенно не хотелось. Он, бог, должен опуститься на колени перед светлым духом? Да, должен. Он предполагал, что за ним следят, а значит, надо соблюдать все правила (а еще потому, что никто кроме него самого тут не знает о божественном происхождении). Отойдя на два шага от идола, Локи преклонился, положив лук перед собой.
— Есть, — кивнул хозяин, довольный заинтересованностью покупателя. — Тебе показать?
— Я их возьму. Все (дешевые все-таки должны быть конфеты, раз их главный рекламный фактор так резко провалился) , — безапелляционный тон не допускал возражений.
— С миндалем, — царевич удивленно наблюдал, как отец, разорвав фантик, отправил конфект в рот. Но ведь царь Асгарда может только дарить сладости, а не есть (а в личных апартаментах у него не иначе холодильник стоял для хранения будущих презентов).
Глава 30
Телепортация в Етунхейм прошла без всяких сбоев. С Иваром у него всегда были прекрасные отношения, так что тот даже не стал узнавать, зачем естественник идет в мир холода. Спросил только, через сколько часов или дней вернуть его обратно (живо представила Ивара2 с табличкой-графиком «кого когда откуда вернуть»). Ивар решил рискнуть и назвать датой возвращения следующий день.
Одно из помещений привлекало взгляд любого непосвященного — палата жара была словно создана из жидкой лавы. Пол был выложен расплавленным золотом (Суровые йотунхеймские наливные полы Уж «покрыт», хотя бы, если оно там действительно жидкое и равномерно распределенное, хотя предполагаю, что имеются в виду отдельные «блоки» из золота. Но для описания места, поражающего воображение лучше подобрать описание пофактурнее, вроде: погруженные ниже уровня пола чаши с расплавленным золотом заливали своды пещеры/помещения душным теплым свечением).
А ведь в овощерезке всего два ножа. Скорость. Они с такой скоростью крутятся, что любой, даже самый твердый овощ поддаётся(технолог во мне рыдает кровавыми слезами от подобной теории резания Вы определенно добились успеха в написании технически безграмотного персонажа)
Раиду не понял сути последней фразы, но особо и не стремился — в его власти было опустить вертолет или поднять повыше. Механизм подчинялся почти что силе мысли — еще месяц назад он не смел даже мечтать о подобном (Да Раиду просто технический гений, по крайней мере, руки у него изумительно прямые: с сенсорным планшетом одной левой справился, с компьютером закорешился, тут вертолетом управляет практически силой мысли. Я так завидовать ему начну, как легко и с первого раза он со всем справляется, особенно в таком состоянии).
Из разговоров по поводу повести:
«О да, вы себе представляете объединившихся Раиду и Хагалара, втолковывающих людям, что те во всем всегда неправы?» — А Ивар на заднем плане медленно, но верно тырит какой-нибудь станок.
«Ах вот в чем дело… Это сильно меняет дело. Точнее, сильно изменит его, когда команда Локи попрется на Землю ругаться с ЩИТом» — Уже можно начинать жалеть ЩИТовцев?.
«После объявления о нападении етунов зрители должны были хотя бы скорчить обеспокоенные рожи! Начать шуметь, переглядываться» — Шла очереднадцатая попытка короновать Тора за последнюю неделю. Народ шепотом делал последние ставки, что же помешает на этот раз: порванная петля на рукояти Мьёльнира или особо скользкая третья ступенька на пути к трону. Выставленные на первую линию высшие военные чины, с трудом втиснувшиеся в парадную форму после долгих веков мира, изо всех сил старались сохранять строй и возвышенное выражение лица, отрешившись от жаркой духоты зала. А в это время на третьем подоблачном уровне, благодаря глупости и недальновидность строителей каскетохранилища, стоящего в одном полете стрелы от проторенной за тысячелетия тайной тропы, высаживался йотунский десант… В общем у создателей фильма тоже с настроением туго, особенно учитывая, как они порезали всякие харАктерные моменты.
«Я расспросила взрослых подробнее об этом.» — Я всегда подозревала, что наша креативная деятельность — детский сад.
«Тьфу ты, путаюсь в артефактах. Тессеракту они будут рады. Один ведь прикажет Локи исследовать Тессеракт, так что артефакт окажется в поселении ко всеобщей радости поселенцев» — И так пока артефакты не закончатся и станет Локи их главным академиком.
«Кто у нас тут потенциальное зло? Локи или Один? Во второй главе Фригг пойдет против Одина и даже выиграет… Локи на погибель!» — В данном случае в роли зла Один, он же обижает маленьких принцев. Плюс поход «против» меньше вяжется с ее женской натурой, чем малодушие, это же чисто мужской способ решения проблемы.
«Ну да, его и сейчас не собирались ни о чем спрашивать, но он сам решил попробовать изменить свою судьбу.» — Уже в который раз, пора бы ему выучить, что принятые им решения редко приводят к положительному результату.
Засим все, мои дорогие читатели и помощники. Крепитесь! На подходе кульминация произведения — последние одинолокиевские разборки, которые расставят все точки над и. Еще не все фелаговцы над ними поработали, так что я даже представить себе не могу, во что превратится текст через несколько дней.
Всем всего доброго и до новых встреч!
====== Глава 31 ======
Проснуться после проведенной за чтением мифов ночи было сложнее, чем поднять Мьельнир. Локи сквозь сон слышал, как отец пытается разбудить его, но не внял ни просьбам, ни увещеваниям, ни предостережениям.
Когда же он, наконец, соизволил открыть глаза, за узким окном лил страшный ливень, не позволявший разглядеть даже силуэты ближайших домов. С какой-то ностальгией царевич вспомнил, как во времена юношества они с Тором и троицей воинов ездили в Ванахейм, как он так же читал до утра, и как потом его будили нетрезвые спутники… Локи помотал головой, отгоняя радужные воспоминания. Отец обнаружился в ближайшем кресле с легендами об Адоро. «А ведь вчера отказался их читать», — злорадно подумал Локи, пятерней откидывая волосы с лица и спуская ноги с кровати.
— Доброе утро, — поприветствовал он отца, быстро одеваясь: ванахеймское облачение было простым и не содержало сотни застежек и крючков.
— Добрый день, — холодно откликнулся Один. — Ты забыл, что мы завтра возвращаемся в Асгард? Подарок маме ты так и не купил, серебро растратил на сущие безделицы, а теперь еще и спишь до середины дня — так мы ничего не успеем. — Книга мифов полетела на кровать и приземлилась точно на правую руку молодого бога.
— Прости, — механически бросил Локи, совершенно не испытывая раскаяния. — А что ей дарить?
Вопрос упал камнем в песок. Подарок царице всегда вызывал разногласия и споры. Что подарить той, у которой есть все, кроме душевного покоя и свободного времени? Украшения, ткани, благовония — ничто из предыдущих подарков не принесло Фригг радости.
— Что-нибудь врачевательное? — так и не дождавшись ответа, предложил Локи, бережно перекладывая мифы на тумбочку к конфектам. Он хорошо помнил, как мать сидела при нем во время недавней болезни. Царевич почти все время провалялся в полубреду и воспринимал реальность превратно, но истомленное лицо матери и нежные руки, дарящие покой и унимающие боль, точно не были галлюцинациями.
— Мама никогда не нуждалась в лекарских принадлежностях, — отверг предложение Один. — Ее магических сил более чем достаточно для твоих слабых легких, а больше она никого не лечит.
— Я ценю ее милости, — кивнул Локи, перебирая в голове прочие варианты женских подарков. С Берканой было гораздо проще.
— А она ценит тебя больше жизни, — заметил Один, незаметно меняя суть разговора. — Она передала мне твою просьбу насчет женщины, которая родила тебя.
Локи поднял голову и недоуменно посмотрел на отца. Неужели царица приняла тот полубезумный бред всерьез? Да, ему снилась родная мать, да, ему хотелось увидеть её, но это было давно. С того дня, как изматывающая болезнь отступила, он о родительнице не вспоминал.
— Меня опечалила подобная просьба. В тебе говорит только любопытство, а не дальновидность, но отговаривать тебя я не стану. Смотри, если считаешь, что ты к этому готов.
И он протянул раскрытую ладонь. Зловещие подозрения зародились в душе царевича. Он мгновенно узнал этот жест — таким же отец предлагал вернуться в Асгард и принять смерть. Сравнение показалось излишне пугающим, но не отказываться же от такого щедрого предложения. Локи постарался справиться с так некстати нахлынувшей на него робостью, протянул руку, легко дотронувшись пальцами до раскрытой ладони. Возможно, это единственный шанс посмотреть на родную мать своими глазами, а не услышать искаженный пересказ.
Тут же перед внутренним взором засверкал золотом дворец Асгарда. Тронный зал. Стайка девиц, разряженных в давно вышедшую из моды одежду. «Она та, что держит в руках яблоко», — послышался голос отца. Локи вгляделся в толпу. Родная мать… Она смеялась, жуя красное яблоко. Светлые волосы, голубые глаза, ничем не примечательные черты лица; нарядная, но не выделяющаяся на общем фоне одежда. Она решительно ничем не отличалась от своих подружек. Увидев эту девчонку сейчас, царевич бы даже головы в ее сторону не повернул! Его мать не могла выглядеть как заурядная асинья, просто не могла! Где же зеленые глаза и темные волосы? Где та женщина, которую он видел в своих мечтах? Ощущения были сродни неожиданному удару под дых — молодой маг чувствовал, что задыхается, не в силах сделать вдох, чтобы впустить в легкие влажный и тяжелый воздух Ванахейма. Ему требовались все внутренние силы, чтобы сохранять остатки концентрации и не вылететь из хрупкого воспоминания… И тут она обернулась. Та девочка, не разменявшая и тысячи зим, обернулась и посмотрела прямо на него. На ее губах играла легкая улыбка. Улыбка обычной асиньи.
Мнимая сдержанность рухнула, шквал эмоций вышвырнул молодого бога из сознания отца. Напускное самообладание исчезло, словно его и не было — такого просто не могло быть! Это не его прошлое! Комната Ванахейма закружилась, обретая естественные очертания. Локи вырвал ладонь, сделал резкий шаг назад и чуть не споткнулся, запутавшись в собственных ногах.
— Это моя мать? Нет! Ты лжешь! — Царевич судорожно втянул ртом воздух, ощущая, как кружится голова — то ли от недостатка кислорода, то ли от рухнувших надежд. Так хорошо закончившийся вчерашний день притупил его бдительность, и вот теперь, сразу после пробуждения, на него свалилось такое знание. Потеряв и физическое, и душевное равновесие, он пытался уцепиться за самое простое и верное чувство, столько раз выручавшее его в последнее время. Ему было, на что злиться — усыпив бдительность, убедив, что все хорошо, отец снова начал свою игру, даже не дав толком проснуться, да еще и нанес бесчестный удар. Черноволосая зеленоглазая женщина из мира мечты бросила на сына последний печальный взгляд и исчезла, будто её и не было.
— Она совсем на меня не похожа! — захлебываясь пришедшими на ум догадками о планах Одина, Локи раскашлялся, забывая о том, что кричать в таком воздухе ему нельзя.
— Сыновья обычно похожи на отцов, а не на матерей. Тор похож на меня, ты — на Лафея. — Один усмехнулся про себя, отмечая, с какой яростью смотрит на него чуть ли не пополам сложившийся в своем необдуманном порыве полукровка. Задыхаясь, Локи схватился за прикроватную тумбочку — лампа едва устояла, а вот конфекты посыпались на пол. Один из них отлетел прямо к ногам Всеотца. Он нагнулся, поднял — с этикета на него смотрел Лафей. Какое совпадение! На вкус бывший правитель ётунов был очень хорош. Как и его сын.
— Я похож на Лафея… — послышался тихий потрясенный шепот. Локи, наконец, справился с голосом и больше не делал попыток говорить громко. Однако и тихий шепот ему тоже не поможет. Не в этот раз.
— Кем была моя мать? Как оказалась в Ётунхейме? — Локи бы еще что-нибудь спросил, но голос подвел его, заставляя умолкнуть. Один же не спешил отвечать, раздразнивая и без того неуемное любопытство и доводя жертву до исступления. В этом слабость юного полубога — его вопросы и действия слишком легко предугадать. А ответами слишком легко поставить в тупик.
— В прошлые века ледяные гиганты часто покидали свой мир холода и нападали на соседей. Убивали мужчин, захватывали в плен женщин. — Сложно было придумать более общие и банальные фразы. Локи жаждал совсем другого, он хотел подробностей, шокирующих откровений и признаний, но правды он не получит. Ётуны — силы тьмы, асы — силы света, и никто, особенно его собственные дети, не должен в этом сомневаться.
— Почему же асгардцы не отбивали своих женщин? — Царевич с каким-то странным тоскливым выражением посмотрел на отца. Он явно жалел, что принял протянутую ладонь. Образ матери — настоящий, а не тот, столь желанный, — теперь будет частым гостем его ночных кошмаров. Любопытство — очень удобный порок. Особенно, если его умело подогревать.
— Асгард тогда еще не был защитником мира во всех девяти мирах. — Один ограничился еще одной банальностью, которая должна была окончательно разъярить полукровку. — Ты это прекрасно знаешь. Мы не были готовы к разрушительной войне.
Локи замолк на мгновение, обдумывая сказанное. Царь же не собирался поддерживать разговор: либо любопытство победит, и сын продолжит болезненные расспросы; либо благоразумие и осторожность заставят его вернуться к подарку Фригг. Любой исход будет на руку отцу богов и людей.
— Ты говоришь, она была пленницей, но ведь она стала царицей! — Любопытство таки победило. Бравый полководец не замечал расставленных ловушек и попадался в один капкан за другим.
— Для Асгарда никогда не имело значения, кто царица Ётунхейма и как она взошла на престол. — Показное безразличие вкупе с окончанием дождя и установившейся нестерпимой жарой еще более усугубляли смятение в душе Локи — Один это прекрасно знал и не гнушался никакими методами.
— А ее сыновья? Полукровки, как и я. Ты ведь знал их, не так ли? — Вопросы сыпались один за другим и не требовали ответа. — Ты мог понять, что их мать — асинья. Почему же не понял? Или не захотел понять и возвращать ее в Асгард? — Локи с таким жаром выдавал свои очередные тайны! Значит, не только о матери, но и о братьях ему рассказывали. Узнать бы еще, кто именно из сотен поселенцев.
— В отличие от тебя, они были обычного для великанов роста, — Всеотец смерил безмерно дерзкого мальчишку уничижительным взглядом. — Никому в голову не приходило сомневаться в их происхождении, а их облик изменялся только от прикосновения к асам. Но у асов не было причин прикасаться к ётунам, поэтому никто не знал, что они полукровки.
Локи собрался было возразить, но вовремя прикусил язык. Нельзя сорваться и все испортить собственной вспыльчивостью. Воздух с трудом проходил в легкие, несмотря на размеренное дыхание, нестерпимая жара придавливала к полу, а пот застилал глаза. Думать о чем-то, кроме физической муки, становилось все сложнее, но он и не через такое проходил. Отец видел сыновей Лафея, но при каких обстоятельствах? Ивар говорил, что старшей царевне было меньше тысячи зим во время последней войны. Она была ребенком, значит, её братья тоже. Но тогда как?.. Если только не… Конечно, как он мог не догадаться — переговоры! Ему и самому с ранних зим приходилось присутствовать на важных переговорах, часами стоять подле кресла отца и слушать слабо понятные взрослые речи о политике и мире во всех девяти мирах, которого часто достигали совсем не мирными способами.
— Значит, ты их видел, — Локи, почувствовав прилив сил, продолжил допрос — даже жара чуть отступила, позволив сосредоточиться. — Неужели Лафей, как и ты, позволял сыновьям следовать за собой?
— Нет, — покачал головой Один. — Они сами принимали решения, занимались политикой и погибли как полководцы во время войны.
Локи едва сдержал вздох удивления и разочарования. Погибли как полководцы? Значит, им точно было полторы тысячи, если не больше. Отец играет с ним, словно кошка с мышкой, выдает правду урывками, не дает посмотреть картину целиком. Но ничего, в этот раз ему есть, что сказать.
— Сыновья Лафея вели армии, а что ты доверил своему наследнику? — Локи ехидно усмехнулся, предвкушая победу. Отцу нечего будет возразить на эту череду обвинений. — Ты отправил его в мир смертных забрать меня, но даже не доверил ему в подчинение ни единого солдата. Ты дал ему только речь, и ты думал, что я брошу все, к чему стремился? «Все скорбели», «вернись домой», «наш отец» — ты надеялся, что я не узнаю твоего слога?! Ты считаешь своего родного сына столь жалким ничтожеством, что не допускаешь его не только до трона, но и до армии? — Локи вложил в непомерно дерзкие слова все свое актерское мастерство. Он знал, что в этот раз попал в цель, и был уверен, что выиграет очередную словесную баталию. Однако отец не соизволил ответить. Смерив Локи еще одним презрительным взглядом, он заговорил совсем о другом:
— А ты спрашиваешь о своей родной семье так, будто у тебя был выбор, стать царевичем Асгарда или Ётунхейма. Ты извращаешь собственное прошлое. У тебя не было выбора. Ни тогда, ни на протяжении всей дальнейшей жизни. Твой путь определял я. Я пощадил страдающего ребенка, ввел его в семью. А как ты думаешь, я должен был поступить? Оставить брошенное собственными родителями дитя? Или казнить невинного, избавив его от мучений? А ведь мне предлагали так поступить. — Один смотрел все также скучающе-безразлично, но Локи знал, что это лишь маска. Отцу нечего возразить насчет Тора, а значит, он победил. Один сам бросился в расставленную ловушку — его сейчас очень легко уличить в неискренности. Роковая ошибка.
— Ты не меня щадил, ты преследовал свои цели и спасал меня только ради корысти! — Пора поставить точку в заключительной песне затянувшейся саги и праздновать победу. — «Вы оба рождены царствовать» — если бы я знал, что ты говоришь о расе монстров, я бы попытался уничтожить их ещё раньше, и никто не смог бы мне помешать! — Локи перевел дух, стараясь прочитать на лице отца хоть какие-то эмоции, но все без толку. Царь Асгарда медленно подошел к узкому окну и подставил морщинистые руки злому ванахеймскому солнцу.
— Ты потратил на меня столько сил, а ради чего? Когда твои планы не сбылись, почему ты не отправил меня назад, в Ётунхейм? И как ты заставил маму изображать любовь столетиями? — Слова давались легко, Локи все больше проникался ими, не переставая кружить вокруг неподвижного, словно окаменевшего Одина.
— Рядом с монстром наследник Асгарда вырос последним ничтожеством! Могучий Тор!!! — Локи усмехнулся, вспоминая бравады брата. — Я, сын Лафея, вел войну с Ётунхеймом, с Мидгардом, за мной шла армия читаури, а в руках сиял Жезл Судьбы, который ничем не хуже Мьельнира и даже Гунгнира. Я — угроза безопасности девяти миров и не раз был в шаге от того, чтобы убить твоего любимого наследника. — Локи понял, что теряет контроль над собственной речью: все более обидные слова срывались с языка, норовя побольнее ужалить бога, но все тщетно — Всеотец не двигался с места, был столь безучастным, будто Локи разговаривал сам с собой или со стенами. Царевич то приближался к нему вплотную, то отходил на пару шагов назад — словно танцевал вокруг ядовитой змеи, которая не спешила ужалить.
— Тор все эти годы не делал ничего, только забавлялся. Даже нарушить твой запрет, пойти в Ётунхейм! Я его подговорил, а он понес наказание, как всегда. Он ничего даже не понял. А его друзья? Да они с Хеймдалем клятвопреступники, но ты, справедливый Один, не судишь их и не изгоняешь, хотя должен. И ты еще называешь себя мудрым царем!
Ванахеймская комната не порождала эха, так что слова затихли столь же быстро, сколь слетели с губ. Безразличный взгляд отца, направленный в узкое окно, вызывал ярость и желание убивать. И Локи решился: в два шага преодолел разделяющее их расстояние, схватил Одина за плечо и резко развернул к себе, прошипев прямо в лицо:
— Что ты на все это скажешь?!
Яркое солнце блеснуло в окне, ослепляя полубезумного триумфатора. Перед глазами замелькали фиолетовые круги, а облик отца начал расплываться. Локи скорее почувствовал, чем увидел, как тот поднял левую руку и с кажущейся легкостью отшвырнул его назад. Локи не успел сгруппироваться, но падение было неожиданно мягким — в кресло. И молодой бог не был уверен, что еще минуту назад оно стояло за ним.
Навернувшиеся на глаза слезы мешали разглядеть выражение лица бога, но Локи не сомневался, что если смог бы — увидел бы презрение.
— Я передам твоей матери твои слова о ней, о ее муже и сыне. Она имеет право знать правду.
Локи резко выдохнул и попытался стереть непрошеные слезы — он не сразу понял, на что именно нарвался. На лице матери, возникшем перед внутренним взором, было написано такое отчуждение и презрение, какое Локи видел только раз в жизни — в тот день, когда Тор обвинил его в попытке убийства. Только не это!
— Я не это имел в виду! — воскликнул он, лихорадочно подбирая слова. — Я хотел знать настоящую правду.
— Ты к ней не готов. — Отец так и не сменил спокойный тон на гнев, и это было очень опасно. — Ты не способен слышать кого-то, кроме себя. Пока ты не научишься контролировать свои эмоции, любые новые знания для тебя опасны, — Один обвел рукой покои, демонстрируя последствия нескольких вспышек отчаяния и ярости: конфекты рассыпаны по всей комнате, многие из них раздавлены, книга сброшена под кровать, лампа едва держится на тумбочке. И это ведь еще истерики не было. Ошеломленный, униженный, Локи осматривал комнату и не знал, что сказать и как оправдаться. Один позволил себе легкую улыбку. Он и раньше доводил сына до такого состояния, но неизменно щадил, отпускал и позволял набраться сил для новой словесной битвы. Теперь же пощады не будет, как и следующей битвы. Гордыню, дерзость и глупость пора взять под жесткий контроль. Пора вернуть того Локи, которого Всеотец знал раньше — послушного и полностью зависимого от него. Вчерашний день, полный дерзости и непочтения, доказал — медлить больше нельзя. И терпеть несносное поведение воскресшего из мертвых тоже. Его главная тайна раскрыта, все его мотивы как на ладони. Пока глина не засохла, ей можно придать любую форму. Кривую чашу пора преобразить в ровную тарелку.
— Если так пойдет дальше, ты поплатишься своей жизнью. Ты признался в попытке убийства брата. — Локи вздрогнул и вцепился короткими ногтями в подлокотники кресла: он даже не помнил, что именно произнес минуту назад. Его лицо, наконец, приобрело столь милое сердцу Одина детское ошарашенное выражение.
— Ты объявил себя угрозой Асгарду, всем девяти мирам. Забылся и выдал свои секреты, хотя я тебя о них не спрашивал. — Ошарашенное выражение никак не сходило с лица Локи. Хотя бы сейчас он искренен. Искренне удивлен, искренне напуган. Царю не составило никакого труда запомнить речь. В отличие от самого оратора.
— Юношеское тщеславие жаждало моего ответа и внимания, но вместо этого приговорило тебя к смертной казни по законам Асгарда.
— Я п-пытался сказать тебе… — Локи запинался на каждом слове, задыхался. Расчет оказался верен: Ванахейм — идеальное место для вынесения смертного приговора и привидения его в исполнение, ведь почти невозможно сосредоточиться на оправдательной речи, когда основным противником является воздух.
— Ты сам-то понял, что хотел сказать? — Ждать ответа не следовало — Локи едва ли мог говорить. — Твоя речь настолько бессвязна, что вычленить хоть одну сколько-нибудь стоящую мысль в этом потоке слов и эмоций стоило мне немалых усилий, — Один сделал паузу, наблюдая, как Локи то краснел, то бледнел, то силился хоть что-то возразить, но все без толку.
— Играя в куклы, — Всеотец сурово посмотрел в глаза приемному сыну, не давая отключиться от реальности и пропустить все самое важное мимо ушей, — ты забываешь, что марионетки могут оказаться кукловодами, а ты сам — не более чем подвешенной за веревочки тряпицей, набитой соломой.
Повисло неловкое молчание. Неприятную правду надо говорить медленно и предельно простыми словами, чтобы жертва восприняла её суть полностью.
— Ты глубоко заблуждаешься, если считаешь, что я не контролирую каждую беседу с тобой. — Растерянность и отрешенность на лице Локи сменились подозрениями. Значит, он еще не полностью сломлен и способен оценивать услышанное? Это ненадолго. Царь медленно отошел к окну, разрывая зрительный контакт.
— Каждая твоя эмоция — счастье от иллюзорной победы или горечь бессилия и отчаянья — создана мною. Я предугадываю каждый твой следующий шаг, словно поворот сюжета в зачитанной до дыр книге, потому что эту книгу написал я сам.
Локи хмурился и поджимал губы. Не верил. Что ж, он получит доказательства всесилия бога, в котором посмел усомниться.
— Во время наших бесед во дворце я не принуждал тебя к ответу, стараясь лишь понять, что ты скажешь добровольно. Я специально повез тебя мимо кумира, зная, что ты обратишь на него внимание и захочешь поехать на кладбище, а собственный курган потрясет тебя настолько, что я без всяких проблем доставлю тебя в поселение. Предлагая тебе казнь, я знал, что ты её не выберешь. Я позволил тебе дерзить мне на кладбище, — Один резко обернулся, заставив Локи выпрямиться в кресле. Еще нет, еще не сломлен, — посчитав, что правда о матери слишком тяжела для тебя, но ты продолжаешь дерзить, и я показал тебе твою мать в юности, прекрасно понимая, что это вызовет еще один взрыв. — Один тяжело вздохнул, растягивая паузу — оставалось уповать только на то, что вчерашняя догадка верна. Если да — Локи падет к его ногам, если нет, то ускользнет, пускай и ненадолго.
— Знаю я также и то, что все твои мысли и действия последних полутора зим, даже ведущие к разрушению девяти миров, служат только одной цели: заставить меня гордиться тобой и не жалеть о том, что я пощадил тебя и ввел в семью.
Слова прозвучали громом среди ясного неба и не встретили сопротивления. Значит, расчет оправдался.
— Ты забрал меня как артефакт, а не как сына, — Локи поднялся с кресла, стараясь придать голосу решимости, но обмануть собственного отца почти невозможно. — А артефакт должен просто ждать, когда ему найдут применение… У тебя хорошо получается манипулировать мною и мучить, великий Один. — Локи чувствовал легкую дрожь и горечь во рту. Он снова был один и снова на краю пропасти, вынужденный признать свое полное поражение.
— Ты мучаешь себя сам, у меня никогда не было в этом нужды.
— О да, ты знаешь мои слабости и с легкостью допрашиваешь, не замарывая рук, — хмыкнул Локи. Уже не было смысла что-то скрывать и на что-то надеяться.
— Допрашиваю? — голос царя был по-настоящему удивленным. — Ты до сих пор хранишь свои тайны о Бездне, Каскете, Тессеракте и наверняка о чем-то еще столь же важном, о чем я даже не догадываюсь.
— Но ведь это значит… — Локи недоуменно поднял голову и подошел чуть ближе, — что это тебе безразлично!
Мир рухнул. Он полгода играл с отцом, как ему казалось, в совершенно понятные игры: отец всеми способами старался принудить его к ответу, а он сопротивлялся и стойко хранил свои тайны. А теперь оказывается, что все было ложью с самого начала? Локи показалось, что он снова висит над Бездной. Все сложнейшие комбинации и продуманные ходы — все суть игра его воображения!
— Но что тогда является твоей целью? — Локи прикрыл глаза, пытаясь найти правду. Она где-то рядом, возможно, сокрыта в его прошлом. — Хочешь показать мне свою настоящую мощь, сломить мой дух, сделать меня своим рабом? — Не имело значения, угадает ли он с первого раза или со второго.
— Разумно, — Один казался довольным предположениями. — Но ты не совсем прав. Да, я хочу, чтобы ты слушался меня как сын отца, но я не собираюсь делать тебя рабом своей воли, от твоих способностей можно получить гораздо больше пользы, чем просто слепое выполнение приказов.
— В моей подготовке не было ничего, сколько-нибудь направленного на самостоятельное мышление, все ради угождения тебе, — тихо произнес Локи, стараясь не переходить на крик. — Сплошная учеба, тотальный контроль за каждым шагом и постоянные напоминания: «Вы дети Одина, не разочаруйте отца»… Да мы только и делали, что выполняли твои приказы! Ты был богом, чье слово есть истина, чья похвала — высшая награда, а чей гнев — конец света!
— Последние войны заставили меня многое изменить, в том числе пересмотреть взгляды на будущее своих детей, — Один помедлил, но Локи не спешил его перебивать, ожидая продолжения речи. Раньше он должен был занять трон Ётунхейма, что же ему теперь уготовано? — Твоя участь в твоих руках, я тебе уже это говорил. Что ты выберешь? Останешься со мной, займешься наукой, развяжешь еще одну войну, уйдешь скитаться по другим мирам? — перечисляя, Один обходил сына по кругу, делая паузы и жестко давая понять, что правильный ответ только один, но произнести его должен сам Локи.
— Если я останусь во дворце, то что? Я так и буду стоять за спиной Тора как раньше? — Быть тенью все же лучше, чем править ётунами — это Локи отлично осознавал, но хотел убедиться, что в этот раз правильно понял намерения отца.
— Ты никогда не был тенью Тора. Ты, видно, совершенно не понимаешь, что вкладывается в это понятие.
Царевич нахмурился и насторожился: что отец имеет в виду на этот раз? Ведь он точно знал свое место, он сам поставил себя за спину Тора.
— Ты был искусным манипулятором, заставляющим брата совершать выгодные тебе поступки, за которые, как ты сам недавно отметил, отвечать будет он. — Это была похвала, первая за весь разговор, и Один надеялся, что Локипоймет его правильно. Но не тут-то было. Сын смотрел на него настолько недоуменно, что царь Асгарда едва не рассмеялся в голос. Неужели собственные дети и в самом деле считают, что он не видит ничего дальше собственного носа? Что ж, пускай Локи усвоит сегодня главный урок: Всеотец не может чего-то не замечать, но он может давать событиям развиваться так, как они того пожелают, если это не противоречит его интересам или не нарушает покой девяти миров.
— Почему? — голос Локи дрожал от удивления. Сказанное его настолько поразило, что похвалу он даже не заметил. — Если ты всегда это знал, почему я оставался безнаказанным? — Царевич опустил голову. Отец лгал ему сейчас, иначе и быть не могло. Локи очень хорошо помнил, на какие именно пакости подбивал брата, помнил, как тот сам потом доказывал отцу свою вину и гордился проступками.
— Отсутствие предрассудков сделает тебя мудрым царем. И если Тора все устраивало, зачем я буду вмешиваться в ваши личные взаимоотношения? — То, что казалось царевичу столь важным и особенным, было для царя не более значимым, чем полет мелкой мошки.
— Но это же нечестно! — воскликнул Локи. Отец. Бог всех миров. Кто он такой на самом деле? Знал ли Локи хоть немного то существо, что стояло перед ним? Образ отца — справедливейшего духа всех девяти миров — рушился на корню, подобно образу родной матери. Локи всегда знал, что в политике и на войне нет места настоящей справедливости, но считал, что в семье Один проявляет все свои лучшие качества.
— Не более чем позволять тебе мне лгать, — царь Асгарда бросил фразу небрежно, между делом, будто не догадывался, что она вызовет еще большую смуту в и так пошатнувшемся рассудке.
— Когда? — послышался вполне ожидаемый вопрос.
— Каждый раз, — беспечно откликнулся Один, наслаждаясь собственной постановкой: даже затея с белкой не принесла ему столько удовольствия, сколько эта отповедь. — Я обучил тебя искусству лжи, а ты этого даже не заметил среди прочих навыков, за которые с тебя требовали отчет.
Он обернулся, чтобы насладиться очередной волной потрясения на лице юного бога. Ради одного только этого выражения хотелось удивлять его бесконечно. Один позволил себе несколько мгновений полюбоваться искренними эмоциями и только потом продолжил раскрывать болезненную правду.
— Ты за все эти столетия так и не понял, в каком случае проступки и шалости, независимо от их тяжести, сходили тебе с рук. Тебе удавалось избежать заслуженного наказания только в том случае, если я считал очередную ложь удачной. А если нет, то, вспомни, я всегда объяснял тебе, почему твоя ложь не удалась, — самодовольство отца сквозило в каждом слове, в каждом движении. Но в этот раз Локи было, что возразить.
— Почему ты думаешь, что мои оправдания всегда были лживыми? — Царевич судорожно пытался вспомнить суть «допросов», как он мысленно называл обвинительные речи отца с самых ранних зим. Да, отец никогда не допрашивал, если не было вины, и да, страшась гнева и следующих за ним лишений, Локи не раз пытался вывернуться, представить свои поступки в другом свете. Он начинал оправдываться, говорил, порой путаясь в словах и забывая, с чего начал. И отец действительно иногда уходил, так и не тронув его, удовлетворившись лживыми объяснениями, а иногда резко прерывал его речь: «Ты изолгался, сын мой». А вот дальше. Да, Локи действительно очень хорошо помнил, насколько подробно отец расписывал ошибки во вранье, все несостыковки, не подкрепленные доказательствами факты. Царевич тогда стоял ни жив ни мертв, страстно желая только, чтобы отец как можно дольше расписывал его вину и не переходил к расправе. Он почти не слышал слов, но зато потом, обычно ближе к ночи, они всплывали в памяти, и Локи, раздумывая над ними, строил новую линию поведения, надеясь, что в следующий раз у него получится избежать наказания. Его никогда не удивляло, что отец расписывает ошибки во лжи, он и проступки расписывал столь же подробно, дабы виновный полностью осознавал всю глубину своей неправоты и принимал наказание как избавление от стыда, а не как невероятно жестокую кару из рук царя.
— Я не думаю. Я знаю.
Уверенный тон отца вернул Локи в реальность.
— Откуда? — с интересом спросил царевич. Ему было гораздо интереснее, с какой стати Всеотец вообще позволял ему лгать, но он решил задавать вопросы последовательно.
— Я никогда в своем решении не полагался только на твои слова, у меня всегда было гораздо больше информации о случившемся, — отец открыто улыбнулся. — Ты сам прекрасно знаешь некоторых из тех, кого я приставлял следить за тобой и Тором.
Локи хотел возразить, но тут вспомнил. Вспомнил мух, жужжащих прямо под носом, когда они с братом, вместо того, чтобы заниматься, играли в войну; вспомнил птиц, круживших над ними, когда они убегали из дворца. Они ведь и правда никогда не бывали одни. Но кто заподозрит насекомое или птицу? Конечно же, сыновья царя, который подчинил себе воронов и волков! Значит, не только слуги и наставники были тюремщиками! Всегда. Каждую минуту за ними следили чьи-то глаза? О нет, этого не могло быть. Отец лжет! И сейчас он это докажет!
— Твои признания впечатляют. Но твои стражи не могли тягаться со мной, и я могу это доказать. — Локи был абсолютно уверен, что сейчас покажет отцу его неправоту. Ведь были шалости, за которые их не наказывали, но которые вполне могли закончиться летальным исходом. — Болота, — царевич выдержал паузу. Болота были настоящей смертельной опасностью, много асов потонуло в поисках ягод, поэтому детям категорически запрещалось и близко к ним подходить. — Ты помнишь, как расправился с нами после побега, верно? И ты думал, что твоя жестокость нас изменит? Нет, ничего не изменилось — признаваться в грехах пускай и давно минувших дней было неприятно, но другого выхода он не видел.
— Изменилось. — Один опять обошел его по кругу. Локи фыркнул: он точно знал, что не изменилось ничего и что отец неправ.
— Одна по-настоящему жестокая расправа в сочетании с запретом заставила вас пересмотреть взгляды на побег. Ради ягод вы с готовностью освоили искусство шпионажа, которое ранее вызывало у вас только скуку, изучили характер и повадки своих надсмотрщиков. Ваши побеги стали хорошо спланированными полувоенными акциями. Я с гордостью наблюдал за тем, как вы переодеваетесь в вашем тайном проходе в стене, осматриваете и обнюхиваете друг друга.
Локи до боли сжал руки в кулаки, но сдержался — ничем не выдал обиды и разочарования. Отцу известен тайный лаз! Узнать об этом было обиднее, чем о постоянной слежке: ведь царевичи еще осенью были уверены, что старый проход принадлежит только им, что о нем все давно забыли.
— Я вижу, как неприятно тебе это слышать, — Один не сводил с него тяжелого изучающего взгляда. — Весь риск ваших вылазок был не более чем иллюзией: обучение детей не должно быть источником смертельной опасности.
Локи кивнул, хотя и не мог понять, как болота могли быть не смертельной опасностью. Если только они не превращались в твердую почву по воле бога.
— Как видишь, я знал о каждом вашем проступке. Но считал, что, если вам удалось скрыть свои деяния от тех надсмотрщиков, которых вы сами знали, значит, ваша шалость удалась, — Один подошел совсем близко, поймал усталый взгляд сломленного противника. Притворяться у Локи не было ни сил, ни желания.
— Значит, у меня, на самом деле, никогда не было никакой свободы? — Это уже был даже не вопрос, а констатация факта. Он все понял, ему нужно было только последнее подтверждение.
— Была, — Один отошел чуть подальше. — Свобода идти по заранее определенному пути к своему предназначению.
Локи нахмурился, не сразу понял, что это не более чем сарказм.
— Мудрый родитель не даст детям свободы, иначе они поплатятся здоровьем или жизнью, но позволит детской фантазии создать собственную свободу, пускай и иллюзорную, раздвигая на полшага границы, которые они в состоянии разглядеть. — Отец взмахнул рукой, и на его ладони появилась красивая иллюзия: Тор и Локи, еще совсем дети, сидели во мху болот и уплетали клюкву. Царевич смотрел на себя со стороны, затаив дыхание. Да, именно так все и было. Ради личной еды они были готовы нарушить любой запрет.
— Своих детей я столетиями защищал от этой правды. Считаешь, что мне не стоило вам лгать? — Один двумя пальцами смял иллюзию. Локи вздрогнул, будто этими же пальцами отец смял и его самого. По сути так оно и было — а он еще считал, что хоть что-то делает самостоятельно! Да все его мечты и желания были продиктованы сверху!
— Стоило, — кивнул Локи, опустив голову и сжав челюсти. — Мне и сейчас не надо было этого знать. Но твоих информаторов я найду.
Отец ничего не ответил. Бездна все также зияла темным провалом под ногами, маня к себе, а рука бога все также мерещилась во тьме ночного неба. Локи всю жизнь гордился своим божественным происхождением, но не верил, что отец и в самом деле видит все вокруг. Все религии твердят об одном: боги следят за живыми и ничто не происходит без их ведома. Также и в Асгарде. Ничто не происходит без ведома великого бога, а он посмел считать себя чуть ли не равным ему. Самолюбие его и подвело. На самом деле вся жизнь была расписана заранее, каждый шаг просчитан, каждая ошибка учтена. Незримая рука вела наследников через тернии то ли к звездам, то ли к Бездне. А он еще думал обыграть отца, думал, что может что-то скрывать. Да наверняка отец знает все, что ему нужно. И как он смел столько столетий жить рядом с этим величайшим существом и не отдавать ему должные почести?! Как смел вчера столь панибратски разговаривать? Как смел всю жизнь лгать и выкручиваться?! Никогда ему не приблизиться к величию отца…
— Ты задумался, сын мой, — голос бога вырвал Локи из круговорота собственных восторженных мыслей, — значит ли это, что ты уловил суть моих слов?
— Да, уловил, — Локи говорил так уверенно как никогда. Он принял, должно быть, самое сложное решение в жизни. — Я буду почтителен, — он медленно опустился на колени, признавая величие бога, — с самым могущественным существом во всех девяти мирах, — его голос был полон восторга. Он смотрел снизу вверх на отца и отчетливо понимал, что именно здесь, у ног владыки, его настоящее место, а все попытки встать рядом обречены на провал.
— Хорошо, — отец подошел ближе. — Я надеялся, что мы сможем обойтись без крайних мер, но урок, вижу, ты вынес, — этому наставническому тону Локи внимал, словно песне соловья, и ждал, когда отец позволит ему встать.
— И все же, зацикленный на своих страданиях, ты совершенно упустил из виду, что одно из твоих обвинений попало в цель. — Царевич поднял голову, не веря услышанному: во всех глупостях, что он наговорил за это утро, была доля правды! — Ты должен был понять, какое, и продолжить атаку в том же направлении, тогда я мог бы гордиться твоей проницательностью.
Молодой маг позволил себе скривиться. Как он мог не понять, в чем же именно был прав? Сейчас можно было бы проявить себя, но он даже не помнил всех своих обвинений, и уж тем более не мог предположить, какое из них оказалось верным.
— Ты всю жизнь мечтал выйти победителем из словесного спора со мной. Я готов тебе помочь, научить тебя и этому.
— Ты отлично знаешь, что я хочу славной битвы и блистательной неоспоримой победы, — прошептал Локи. Ему приходилось вдумываться в каждое слово, чтобы не разгневать бога и не нарваться на новую болезненную правду. — Ты пытаешься сказать мне что-то другое, верно? — Это было робкое предположение, не более того.
— Да, — бросил отец через плечо, отходя к полке с вещами.
— Ты хочешь подкупить меня? — удивленно прошептал Локи.
— А для чего бы? — Отец приладил к поясу мешочек с деньгами и захватил пару мелочей со стола.
— Чтобы я остался при тебе. — Способность здраво рассуждать вернулась к Локи на удивление быстро. — И если ты, при всей своей мощи, видишь смысл в подкупе, значит, считаешь, что какая-то еще альтернатива моего будущего, неугодная тебе, привлекательна для меня. Но я этого не вижу, — царевич опустил голову, вновь признавая слабость и бессилие.
— Слова, достойные сына Одина, пускай и неверные, — Всеотец посмотрел на него с некоторым уважением. Или Локи это только показалось.
— А если я угадаю, ты мне скажешь?
— Угадать ты не сможешь, только дойти путем размышлений. — Губы отца тронула добрая насмешка: значит, он принял игру и позволит хотя бы попробовать приблизиться к себе. — И если твоя версия окажется верной, я дам тебе понять это.
— Все твои действия последних месяцев преследовали какую-то цель, — начал Локи выстраивать новую цепочку с чистого листа. — Ради нее ты отменил суд и отпустил меня в поселение. Значит, ты вернул меня в семью не потому, что я твой сын, а потому, что я средство к достижению некоей цели? — Он вопросительно смотрел на отца. Ему уже не обидно было признавать себя артефактом. У настоящего бога все живые — не более чем артефакты.
— Во многом ты прав, — Один добродушно кивнул. Из Локи еще может выйти толк. Но хвалить его надо не словами. Он подошел почти вплотную и протянул руку. Сын не сразу понял, что это позволение подняться, на его лице отразилось настоящее удивление. Еще бы: сам бог снизошел до него. Он медленно встал, едва касаясь кончиками пальцев раскрытой ладони. Сейчас для Локи не существовало большей награды, но не стоит сразу окрылять его.
— Но не во всем, — Один мягко отпустил его руку и отошел в сторону. — Продолжай размышлять. А я пока подумаю, что именно передавать твоей матери, — он медленно повернул голову и таки увидел оторопь на лице сына. А Локи-то думал, что Всеотец забыл, с чего начался разговор. — Или ты сам пойдешь?
— Да, сам! — Локи сделал пару рефлекторных шагов вперед. Все же в него очень мило играть и просто невозможно удержаться, чтобы в очередной раз не развеять его надежды и не понаблюдать, как он падает в омут отчаяния. Но нет, не сейчас — несколько сильных потрясений подряд не принесут должного результата.
— Но ты же понимаешь, что я буду стоять рядом и не позволю тебе врать матери, как ты врал мне. Зря ты обрадовался.
— Я не обрадовался, — выражение лица резко изменилось, стало похожим на бесчувственную маску: и кого он пытается таким образом обмануть?
— Недостойная тебя ложь. — Локи столь же рефлекторно отступил на пару шагов назад, дернувшись, словно от пощечины. Не зря Один с детства вбивал сыновьям в головы мысль, что нет ничего хуже недостойных поступков.
— Я читаю тебя по лицу и рукам как открытую книгу. И не думай, что этого не умеют твои враги. Эмоции — источник твоей мощи, но так явно выражать их — твоя грубейшая ошибка, — произнес Один строго. Пришло время для новой ступени обучения, и в этот раз он проследит за тем, чтобы зерна проросли в благоприятной почве.
— Я запомню, — Локи попытался разгладить лицо, расслабить руки. Сейчас он готов выполнить любое указание бога, только надолго ли этого послушания хватит?
— Отец, ты заставил меня по-новому взглянуть на прошлое и будущее, добился почтительности и повиновения. К чему это наказание? — Один только усмехнулся на слабую попытку здравых рассуждений. Пусть пробует, думать полезно. — Вернее, после всего, что ты уже объяснил, я понимаю, это не наказание. Тогда что?
— У тебя будет время подумать над моими словами и понять их суть. Пойдем. — Продолжать разговор дальше не имело смысла. Поймет ли Локи, что угроза рассказать все Фригг изначально была пустой просто потому, что подобный рассказ будет выглядеть очень глупо, или нет — дело десятое. Главное, что Локи окончательно сломлен и из него можно слепить то, что необходимо Асгарду. Один взял сына за плечо — тот вздрогнул от неожиданности — и силой направил к двери. Под ногами хрустнул очередной раздавленный конфект. Были бы слуги, они бы в момент привели комнату в порядок, но их нет, придется справляться своими силами. Но это вечером по возвращении.
— Нам еще надо решить, что привезти в подарок твоей матери.
Локи только кивнул и вышел в коридор. Один проверил количество серебра в мешочке и вышел следом: супруга просила вишневый кретек — она его получит.
====== Глава 32 ======
Беспокойный вечер сменился беспокойным утром, которого Ивар, открыв глаза, даже не заметил: вокруг стояла кромешная тьма. В покоях давно потухли все факелы, а за окном хозяйничала длинная зимняя ночь, не собиравшаяся превращаться в светлое асгардское утро. Ивар потянулся и перевернулся на другой бок. Мышцы шеи жутко затекли и едва двигались: он заснул на руке старшей царевны, а за ночь так и не сменил позы. В почти беспроглядной тьме с трудом можно было различить силуэты спящих девушек. На ночь они не стали менять ипостась, поэтому вынуждены были укрыться шкурами. Ивар же не только укрылся сразу тремя, но и не снял с себя верхней одежды. Спать в Ётунхейме он еще ни разу не осмеливался, поэтому понятия не имел, насколько холодны зимние ночи.
Ученый аккуратно отодвинул руку царевны, освободив себе побольше места, и хотел уже закрыть глаза, как вдруг ясно услышал то, чего никогда не было в этой части дворца — чью-то тихую поступь. Затаив дыхание и не смея шелохнуться, он прислушался, надеясь, что ему почудилось, но нет: осторожные шаги приближались к двери. Если его обнаружат в одной постели с обеими дочерьми Лафея…
— Царевна, проснись, — он с силой потряс плечо девушки, вынуждая открыть фосфоресцирующие глаза. — К нам идут.
Дочь Лафея приподнялась на локте. В установившейся тишине слышалось её сбившееся дыхание, но оно не могло заглушить приближающегося топота.
— Я слышу шелест, — наконец прошептала она, нехотя поднимаясь с ложа.
— Кто идет к нам? — подала голос младшая.
Сердце Ивара бешено колотилось. Он спустил ноги с ложа, намереваясь встать, но старшая царевна нагнулась к нему и мягко надавила на плечи, вынуждая лечь обратно.
— Я пойду одна, — прошептала она ему в самое ухо. — Не бойся, боги благословили тебя покоем.
— Иди сюда. — Младшая дернула его на себя и уложила рядом, подальше от двери. Её руки: большие и теплые — обнимали за плечи столь крепко, что вскочить он не смог бы при всем желании.
Шаги стихли. Раздался громкий стук и какие-то неразборчивые слова. От страха Ивар крепко вцепился в руку своей спасительницы и постарался задержать дыхание. Он проклинал себя за то, что решился-таки остаться ночевать да еще и поддался уговорам царевен разделить с ними ложе. Если стражники войдут, если обнаружат его, распластавшегося практически под телом младшей дочери убитого асами царя! Прошло несколько минут, показавшихся ученому часами, прежде чем дверь захлопнулась, а на кровать присела старшая царевна. Младшая тут же подползла ближе к сестре. Ивар не смел повернуть головы. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, а дыхание никак не выравнивалось — если бы этот «кто-то» вошел в спальню…
— Слуги явились с посланием от дяди, — старшая царевна с силой перевернула друга на спину и помахала перед его носом плоским камнем.
Небо начало сереть, предвещая наступление очередного пасмурного дня. Звезды тускнели одна за другой. Скоро пора будет возвращаться в поселение. Воспоминания о доме вернули ученому крупицы сил. Он с трудом сел на огромной кровати. Сестры углубились в чтение камня и что-то тихо обсуждали на языке ётунов. Зрение у них было отменное, ни один ас не смог бы разобрать письмена в такой темноте.
— Не хотелось бы торопить вас, но скоро откроется портал. — Ивар порадовался, что голос не подводит его: звучит весело и почтительно, как обычно. — Кто из вас окажет честь мне и всему Асгарду и переступит столетиями закрытые границы?
— Я.
Младшая сестра встала с кровати и принялась сооружать дорожное платье: особым образом завязала шкуры, прикрывая почти все тело. В один из своих прошлых приездов Ивар смог убедить девушек в том, что в его мире нагота не принята.
— Сестра, исполни свое бремя.
Старшая смотрела на младшую так серьезно, будто отправляла не в дружественное поселение, а на тайную миссию в тыл вероятностного противника. Хотя для тех, кто никогда не видел мужчин и жил в затворничестве, даже полуторадневная поездка в закрытую деревню науки может стать большим впечатлением. О жизни асов царевны знали только по рассказам Ивара и мечтали увидеть своих полуродичей.
Первые лучи тусклого, едва пробивающегося из-за облаков солнца осветили заговорщиков: Ивар сидел на просторной кровати и нетерпеливо наблюдал за девушками, которые собирались настолько медленно, будто вовсе не готовились к незаконному побегу в другой мир. Они ели, выбирали украшения и громко спорили на языке ётунов. Ивар уже хотел было нарушить все установленные правила и поторопить их, но тут сестры сами подозвали его к двери. Все трое тихонько выскользнули в пустынный коридор. Нервно оглядываясь, они преодолели несколько переходов, отделявших покои царевен от места появления Ивара. Просторный ледяной зал был выбран для телепортации неслучайно. Когда-то это была любимая комната сыновей Лафея. Они собирались там вместе со своими воинами, пили, веселились и развлекались с красотками. Прошло более тысячи зим со дня их гибели: всю мебель давно вынесли, а комнату закрыли в память о царевичах, которые сделали для Ётунхейма больше, чем многие законные цари. Каждый раз, когда Ивар появлялся в пустой зале, у него начинались галлюцинации: то он отчетливо слышал приглушенный гул голосов, то стук столовых ножей, то звон разбивающихся чаш. Даже сейчас, когда рядом с ним шли царевны, он не мог отделаться от ощущения, что большая зала полна ётунами, но они невидимы. Девушки говорили, что эти галлюцинации — один из признаков его божественной избранности, но Ивар хотел верить, что есть и чисто научное объяснение этому загадочному феномену.
Протиснувшись в слишком узкий для ётунов проход, все трое оказались в пустом темном помещении, в центре которого блестел синим маревом портал Тессеракта. Исследователь взял младшую царевну за руку и повел её к воронке, мысленно благодаря Ивара за то, что, несмотря на задержку, не закрыл портал. Старшая так и осталась у прохода. Она стояла напряженная, бледная, а губы её шевелились в тихой молитве. Младшая, напротив, не выказывала никаких признаков страха: шла уверенно, крепко схватив за руку проводника. Её шаги были столь широкими, что Ивару приходилось чуть ли не бежать. Он хотел дать несколько советов насчет телепортации, но не успел: царевна в мгновение ока втащила его внутрь портала.
— Ну как дела в Ёт… О Иггдрасиль! — послышался чей-то громкий вскрик.
Глаза, отвыкшие от не такого уж и яркого асгардского солнца, различали только смутные очертания предметов. Не полностью восстановившийся слух искажал голоса, так что естественник не сразу понял, что склонившееся перед ним существо — это тот самый Ивар, который и должен был вытащить их из Ётунхейма. Спустя мгновение, он осознал, что склонился друг не перед ним, а перед царевной.
— Дочь Лафея! — Еще один вскрик болезненно отразился в ушах. — Ничтожнейший из асов приветствует тебя в своем недостойном лабораториуме и смеет молить только о том, чтобы его неопрятный облик не вызвал гнева великой царевны!
За время этой сбивчивой речи Ивар полностью пришел в себя и огляделся. Он стоял в том лабораториуме, где Локи работал над Тессерактом. Помещение отличалось неестественной чистотой, будто здесь не просто часто убирали, а ничего не трогали уже много месяцев.
— Это тот, благодаря кому я смог снова увидеть тебя, царевна, — Ивар указал рукой на униженно кланяющегося друга. — Страж частицы Тессеракта.
Младшая царевна рассматривала нового знакомца с таким заинтересованным видом, будто никогда прежде асов не видела. А ведь и в самом деле, почти не видела! Наверняка ей интересно сравнить обитателей высшего мира. Тем более что почти все носят длинные светлые волосы.
— Тот, кто владеет Тессерактом, поможет тому, кто заблудился в мирах, — наконец, произнесла полуётунша с поистине королевским достоинством, после чего схватила мага и поставила на ноги. Тот обмер от подобного обращения. Ивар позволил себе негромко фыркнуть: он то привык к тому, что девушки, если им не нравилось его месторасположение или поза, просто переставляли его в угодное им место, но предупредить своих он о такой мелочи даже не подумал.
— Я так жду встречи с благословленной, — царевна выжидающе посмотрела на проводника. А ему еще показалось сначала, что ее совершенно не заинтересовал рассказ о софелаговце, который изучал науку таким же способом, что и ётуны, но нет, оказывается, первая, кого царевна хочет увидеть в совершенно незнакомом ей мире — это Беркана.
— Сию же минуту, — естественник тепло и ободряюще улыбнулся. — Ивар, будь добр, сходи за Одиндоттир, пусть придет и принесет свои выкладки по магии людей. Я бы и сам рад, но не смею оставлять гостью в одиночестве.
Ивар находился в некотором замешательстве после прикосновения ётунши, поэтому ответил далеко не сразу.
— Ты же знаешь, что всегда можешь положиться на меня. Не успеете моргнуть, а Беркана уже будет здесь, — он запинался, что совсем на него не походило. Даже ученые с недоверием относились к тому, что прикосновение оборотня не принесет им боли.
— С твоего позволения, царевна, — он быстро поклонился и едва не выбежал из лабораториума. Ивар нахмурился, сделав себе замечание: надо было все же предупредить своих об особенностях поведения полуётунш. Но ведь он не был уверен, что они согласятся навестить Асгард. Он бы подвел всех, если бы сперва пообещал привести девушек, а потом бы не привел.
Царевна, тем временем, осматривала лабораториум. Она подошла к столу, покрутила в руках пробирки, такие маленькие и хрупкие, совсем не подходящие для ее больших пальцев. С трудом поставила их на место, едва не задев куб для дистилляции.
— Я полагаю, что мне не стоит пояснять названия и назначение всех этих приборов?
— Какая большая комната для исследований, — отозвалась царевна, нюхая содержимое разных баночек. На её лице отражался почти детский восторг. На такое красивое, лучезарное лицо смотреть можно было часами.
— Ваше высочество!
Появление Берканы разрушило только установившуюся было атмосферу душевности и взаимопонимания. Запыхавшаяся, изумленная, магиолог даже кланяться не стала. Она застыла на пороге, не смея подойти к царевне иного мира, и только пожирала ее глазами, ведь она до сего дня ничего не знала об оборотничестве дочерей Лафея. Позади топтался молодой маг. Ивар и царевна, едва сдерживая улыбки, смотрели, как он пытается протиснуться между окаменевшей Берканой и дверным косяком. Наконец, ему с большим трудом удалось это сделать. Следом за ним вошел, в свойственной ему манере, сдвинув со своего пути окаменевшую от удивления девушку, маг, которого Ивар предпочел бы не видеть подле царевны. Хагалар не выразил никакого удивления, оглядывая царевну, и, что еще хуже, не испытывая никакого почтительного трепета перед столь знатной особой. Ивар позволил себе немного скривиться. Похоже, он был вместе со своей протеже и, услышав чудные вести, последовал за ней. Не самый удачный поворот событий: Вождь слишком груб и дерзок для такого утонченного создания как дочь Лафея.
— Младшая царевна! — Хагалар остановился в паре шагов от нее. — Добро пожаловать в поселение магов.
Он изобразил странный, ни на что не похожий поклон. Царевна только кивнула в ответ и, обойдя его, приблизилась к Беркане, которая все так же стояла в дверях, не смея шелохнуться.
— Слово сказано. Я ждала тебя, — глухо произнесла она. — Вижу, ты взываешь к жалости и ждешь помощи. Мое пламя разорвет на части твои страдания.
Даже старая травма и пряди светлых волос, закрывавших ее, не могли скрыть недоумения, отразившегося на лице Берканы. Ивар уже открыл было рот, чтобы перевести речь, однако вовремя остановил себя — это будет неприкрытое оскорбление. Но что же делать? Ведь Беркана ничего не знает о странном, ни на что не похожем языке ётунш — могут посыпаться неприятные вопросы.
— Ты о моих исследованиях? — переспросила девушка спустя долгую минуту. Ивар судорожно выдохнул — она правильно поняла замысловатую речь и не ударила в грязь лицом.
— Время убывает. — Дочь Лафея никогда не умела ждать: она протянула руку, схватила Беркану за плечо и потянула ближе к себе — та чуть не упала, запнувшись о порог. — Я о твоей боли познания.
— Я… — Одиндоттир начала судорожно перебирать листы бумаги для Торпед. Хагалар наблюдал за царевной, скрестив руки на груди и усмехаясь чему-то, только ему ведомому. Молодой маг, впервые увидевший такое чудо вблизи, смотрел на него голодным взглядом ученого: он будто мысленно расчленял и исследовал каждый орган загадочного гигантского организма.
— Мой добрый Ивар, — Хагалар легонько потянул софелаговца за рукав, подзывая поближе к себе, — sei so nett{?}[Будь так любезен…], чтобы объяснить, откуда в нашем достойнейшем из достойнейших поселений Асгарда появилась сия особа вражеской царской крови? Ты никогда не говорил, что так близко знаешь младшенькую дочку Лафея.
— Ты не совсем прав, Вождь, я имею честь быть другом обеим царевнам. Но привести сюда их вместе было совершенно невозможно, — естественник отвечал как можно тише, чтобы не мешать девушкам.
— Что она говорит по поводу смерти Лафея и всего прочего? — Ивар вздрогнул и едва подавил раздражение: кто о чем, а Хагалар о политике!
— Sie hat nichts gewusst und jetzt trauert um den Vater{?}[Она ничего не знала и очень скорбит по отцу.]. Я прошу тебя, не терзай её пустыми расспросами.
Старый маг только усмехнулся. Ивару эта усмешка совсем не понравилась и только утвердила его в правильности давно принятого решения — не отпускать от себя царевну ни на шаг. Раз просить Вождя о чем-либо бесполезно, придется сделать так, чтобы у него не было возможности поступить непочтительно.
— Звезда Любви, — окликнула его ётунша. — Мой удел одиночество, для меня сейчас слишком много спутников. Оставь нас, — она указала на Беркану.
Ивар открыл было рот, чтобы возразить, но слова застряли в горле. Кто он такой, чтобы перечить царевне?
— Мы будем рядом, если понадобимся, — кивнул он и направился к двери. Мужчины с неохотой последовали за ним. Никому не хотелось оставлять царевну наедине с магиологом, но выбора не было. Далеко они, правда, не ушли.
— Ты собираешься показать ей поселение? — осведомился молодой маг, как только дверь за ними захлопнулась. — А не думаешь, dass das keine gute Idee ist?{?}[что это не самая лучшая идея?] Подобно тому, как непосвященный любуется серебряным зеркалом, осаждающимся на донышке пробирки, наши будут глазеть на царевну.
— Ты прав, — Ивар кивнул.- Я думал о том, чтобы показать ей поселение, но для женщины, которая никогда не видела мужчин, боюсь, это будет слишком. Быть может, стоит ограничиться знакомством с нами, добрыми беседами и обменом опытом, а уже в следующий раз показать деревню? Да, думаю, так будет лучше всего. За два дня я успею познакомить ее со многими достойными учеными.
— За два дня? — маг рассмеялся, представляя себе забавную картину. — Ты хочешь уложить спать особу царских кровей в одном из наших домов?
— Покои детеныша — самое оно, — встрял Хагалар. — Хотя… Нет, при ее росте она там все поломает. И объясняйся потом с нашей маленькой царевной…
Ивар поморщился: старый маг оскорблял младшего сына Одина даже сейчас, когда его не было рядом. Что же он позволит себе, оставшись наедине или даже не наедине с царевной Ётунхейма?
Беркана проводила друзей нетерпеливым взглядом: ей хотелось побыстрее получить ответы на все значимые вопросы. Когда Ивар ворвался в лабораториум, она как раз занималась расшифровкой сложного текста. Воодушевленный маг говорил с такой скоростью и так невнятно, что магиолог далеко не сразу поняла, кто приехал и что именно от нее требуется. А как поняла, то не могла поверить в свою удачу: логисты Ётунхейма говорили, что ётуны изучают мир так же, как древние люди. Если это правда, то она получит ответы на сотни вопросов!
— Я не очень хороша в расшифровке. — Беркана с трудом нашла нужный лист. Остальные бросила на пол, чтобы не мешались: они разлетелись чуть не по всему лабораториуму. — Я перевела текст на наш язык, но не могу почти ничего понять. Это какой-то шифр. В одном царстве жили два брата и сестра. Сестра была так красива, что, боясь потерять честь, удалилась в далекий чертог, облачившись в черные одежды. Один ее брат стал царем, второй служил ему скороходом. Однажды скороход случайно увидел деву в черном и влюбился в нее. Царь благословил их брак. После пышных торжеств новобрачные отправились в опочивальню и только там, раздевшись, обнаружили свое родство, что привело их в величайшее отчаяние и слезы. Но они так сильно любили друг друга, что, несмотря ни на что, соединились воедино. Утром двуединое тело предстало перед царем и столь полюбилось ему, что он приказал отринуть мужские части и стать ему женою… Если я правильно перевела, конечно. Тело стало триединым, а страну охватил мор. Оставшиеся в живых крестьяне схватили триединое тело, заперли в железную башню и развели огонь. Тело распалось на мужское и женское естества, а мор прошел. Я понимаю, что женская часть — ртуть, но…
— Не ртуть, а медь, — поправила царевна, которая, казалось, даже не дышала во время рассказа Берканы. — Облачение в черные одежды — это черная серная медь. Один брат — олово, став королем, приобрел золотоподобный цвет — соединение олова и серы. Другой брат — это быстроногая ртуть. Ртуть и медь влекутся друг к другу, но медь прячется за серой. Чтобы соединить ртуть и серную медь, нужна помощь.
— Катализатор? — переспросила Беркана недоуменно.
— Царь, — поправила дочь Лафея. — Опочивальня — это герметичный сосуд. Раздевание — окисление ртути. Слезы — обработка веществ специальным раствором. Соитие — это сложный процесс: в результате ртуть с медью соединяются. Отринуть мужские признаки — избавиться от сернистых соединений. Еще одно соитие уже на троих — в результате сулема — причина мора. Сильное нагревание с железом разлагает триединое тело и сулему.
— Это невероятно! — воскликнула Беркана. Она опустилась на колени и принялась судорожно выискивать другие листы с не менее непонятными формулами. — Неужели все именно так? Darf ich aufschreiben?{?}[Можно я запишу?] А это ты не знаешь? — руки девушки дрожали от чрезмерного возбуждения, мяли и даже надрывали хрупкие листы. — «Чтобы приготовить эликсир, возьми философскую ртуть и накаливай, пока она не превратится в красного льва». Красный лев — это может быть и сурик, и свинцовый глет, и киноварь — как тут разобраться? «Дигерируй льва на песчаной бане с кислым виноградным спиртом, выпари жидкость, и ртуть превратится в камедеобразное вещество. Положи его в реторту и медленно дистиллируй»… Да что я тебе читаю, посмотри сама. «Киммерийские тени покроют реторту тусклым покрывалом» — что за тени? «Внутри истинный черный дракон, пожирающий свой хвост» — этого я тоже не понимаю. И каким образом в конце ритуала появляется горючая вода и человеческая кровь?
— Ты ищешь верную дорогу, — кивнула царевна, просматривая другие листы. — Красный лев…
— Ивар, дорогой!
Беркана резко обернулась, заслышав знакомый голос и предполагая самое худшее — в дверях действительно оказалась Фену. Магичка.
— Какая неожиданность! — присвистнула она, откровенно любуясь царевной. Беркана уткнулась в свои записи. Фену не могла конкурировать с ней, просто не занимаясь магиологией, но кого будут интересовать какие-то наработки девушки, на которую и смотреть-то противно, когда рядом такая женщина? Вот и царевна поддалась ее чарам. — Беркана с грустью наблюдала, как ётунша поднялась со скамейки во весь свой немалый рост. Конечно, она предпочтет красавицу с пышными формами в откровенном платье одноглазой мужеподобной калеке с дурацкими вопросами.
— Эта магичка — Черная Вдова, — сказал вошедший вслед за новой гостьей Хагалар, одним хозяйским движением обняв Фену за талию и прижав к себе. Беркана не смогла сдержать гневного вздоха, но тут до ее чуткого слуха донеслось:
— Это младшая царевна Ётунхейма, полуасинья.
Движение Хагалара не несло в себе желания — за ним был сокрыт практический смысл: объяснить недоходчивой магичке природу гостьи.
— Вот тебе на! — столь же тихо откликнулась Фену. — Und meinen Namen hast du schon vergessen?{?}[Ты уже забыл мое имя?] — она игриво подмигнула Хагалару.
— Для женщин ётунского племени имен не существует, — Хагалар отпустил талию красавицы.
— Это ты ее ётунским племенем обзываешь? — усмехнулась соблазнительница, смерив изучающим взглядом царевну и не уделяя ни крупицы внимания магиологу. Конечно, она вообще не считала нужным замечать других женщин поселения, ведь они не были для нее соперницами. Беркана, работавшая в фелаге только с мужчинами, прекрасно знала, что все они, так или иначе, расположены к этой красивой девице, что неимоверно злило магиолога, но поделать с этим она ничего не могла. Сама Фену не раз хвасталась, что пользовалась благорасположением Хагалара, Ивар никогда не скрывал своей влюбленности в нее и надеялся на взаимность, Раиду только к ней и бегал со своими проблемами. В раздражении Беркана отбросила со лба длинные волосы, как любила делать раньше, еще до травмы. Всего на мгновение открылась изуродованная часть лица, но этого хватило царевне, чтобы полностью переключить внимание на магиолога.
— Дочь Одина!
Беркана с трудом заставила себя отвести гневный взгляд от Фену, которая умудрялась одновременно заигрывать с Хагаларом и строить глазки царевне.
— Ты одноглаза, а, значит, о тебе судят по внешности. Ты не желала прибегнуть к врачебной помощи?
Беркана едва удержалась от грубого ответа. Конечно, как только в комнате появилась Фену, речи о знаниях сошли на нет и потекли по отвратительному руслу красоты. В поселении было много раненых и покалеченных, на их фоне ожог не очень заметен. Но одно дело поселение, а другое — царевна, которая, разумеется, не могла не заметить кошмарные рубцы, несмотря на все предосторожности.
— Я была в лазарете много ночей, но наши целители ничего не смогли сделать, — буркнула девушка.
— Ляг.
Беркана недоуменно подняла голову, не расслышав приказа, а зря. Царевна не стала повторять дважды, вместо этого она одним сильным и резким движением стянула ее со скамейки и уложила на спину. Хагалар дернулся было на помощь, но остановился на полпути. Беркана попыталась подняться самостоятельно, но царевна легонько надавила на грудную клетку, запрещая вставать. Пока легонько. Беркана, несмотря на толстое шерстяное платье, чувствовала, что в руках великанши таится немыслимая для хрупких асов сила, и если она не послушается, то царевна может случайно сломать ей несколько ребер. Она дернула головой, откинув светлые волосы назад. Блестящие изумрудные глаза царевны вблизи казались неестественными, будто не природа наделила их таким ярким цветом, а краска.
— Любя Зимнего Проводника, я исцелю тебя, — произнесла ётунша после тщательного осмотра и ощупывания.
— Что? — голос Берканы дрогнул.
— Я затрудняюсь сказать, как, но темные боги уважают меня и обращают мою искру целительства в пламя, — царевна села на лавку и взглянула сверху вниз на распростертое у ее ног тело. — Я не хочу ни страданий твоих, ни благодарности.
— Ты сейчас не шутишь? — Беркана, забывшись, села рядом с венценосной особой. Она была готова пасть на колени перед возможной благодетельницей и смиренно молить о немедленной помощи. Спустя столько времени, полном мучений и страданий, она сможет вновь заглянуть в реку и увидеть то лицо, которое так любила целовать мать!
— Беркана, я запрещаю тебе даже думать о таком! — молчавший Хагалар одним словом разрушил все мечты и надежды. — Асам нельзя проходить обряды ётунов!
— Долой сомнения! — в голосе царевны послышалась сталь. Она поднялась на ноги и высокомерно посмотрела на старого мага. — Никому, кроме меня, с её травмой не справиться. Тебе ведь не нравятся её страдания. Я знаю, что делать — лаугиэ.
— Лаугиэ?
— Священная жертва.
— Какие у вас боги жадные! — прыснула со смеху Фену. — Жертв требуют, да еще и священных!
— Алтарь впитает детской крови, и я буду благословлена. — Царевна расправила руки подобно крыльям, запрокинула голову. Беркана затаила дыхание: перед ней стояла настоящая жрица темных богов, которая может совершить любое чудо!
— О да, приятное было зрелище, помню. — Хагалар сел рядом с Берканой и взял её ледяные руки в свои.
— Ты не ётун, а значит, не был на ритуале, — уверенно заявила царевна.
— Я видел столько всего в своей жизни, чего простым асам видеть не позволено, — махнул рукой Вождь и подмигнул Фену. Та стыдливо опустила глазки. — Помню я одну такую лаугиэ… Скажи мне, красавица-царевна, ты все столь же искусна в обращении с кинжалами?
— Весь наш род владеет ими, — неуверенно ответила дочь Лафея.
— Уж тебе-то равных точно нет.
— Подожди,я не понимаю, — Беркана вскочила на ноги, все еще полная безумной надежды. — Что за ритуал? Нужна кровь ребенка?
— Чтоб войти в доверие к богам, нужна жизнь, сохранившая искру рождения. Боги любят кровь детей, — пояснила царственная гостья. Магиолог не смогла сдержать удивления:
— Жизнь ребенка — вот чего хотят темные духи! — Теперь она, наконец, поняла, почему они называются темными!
— Лаугиэ в семье — это честь, слава и доблесть. Царская плоть в огне становится защитой от всех бед.
— И? К чему ты это говоришь? — воскликнула Беркана, хватаясь руками за голову. Ее спасение было целиком и полностью в руках какого-нибудь невинного ребенка.
— Когда асы брали наш город, мама с радостью поднесла богам моего младшего брата.
— Какой ужас!
— Какая прелесть!
Воскликнули Беркана и Фену одновременно и недоуменно посмотрели друг на друга. Фену скривила губы в гадкой ухмылке, искажающей правильные черты лица.
— Но ритуал был расстроен, а ребенок убит асами, помнишь?
Беркана повернулась к Хагалару. Он ведь что-то рассказывал о войне. Тогда он был молод и полон сил. Наверняка, видел неудачный ритуал.
— Его бремя — смерть, — кивнула царевна. Она говорила столь непринужденно, будто речь шла не о ее родном брате! — Только сильные и здоровые выживают. Слабые дети для нас неважны. Священная смерть — это счастье. Для него. И для семьи.
— Вернуть себе красоту ценой жизни невинного, — прошептала Беркана, только сейчас понимая, что именно предложила ей царевна. Силы разом оставили ее. Она покачнулась, схватилась руками за стол и буквально упала на скамейку. Провела рукой по лицу, по неизуродованной его половине, судорожно всхлипнула. Никогда, никогда она не пойдет на такое! — Прости, я так не могу. Я никогда не прощу себе.
— Одно убийство — не цена для асов. Меньшее зло, — пожала плечами царевна. С каким упоением она произнесла эти гадкие слова! Дочь Одина не могла даже представить себе, насколько дочь Лафея ненавидит асов, тех, кто погубил столько её сородичей. Зачем же она пришла в поселение?
— Беркана, солнышко, хватит кокетничать, соглашайся, — Фену присела на корточки и обхватила руками лицо калеки. Та вздрогнула от отвращения.
— Беркана, ты не сделаешь этого! — Хагалар встал за ее спиной и положил руку ей на плечо. — Не напоминай мне сына Одина.
— Какая же ты женщина, если готова жертвовать невинным младенцем ради своей прихоти! — Беркана дернулась, обрывая физический контакт с обоими советчиками.
— Младенцем? — Магичка расхохоталась столь громко, что царевна вынуждена была заткнуть уши. — Что ж так мелко? Я убила столько невинных мужчин по своей прихоти.
— Ради ритуала? Ты хотела получить через их кровь отвагу и мужество? — Ётунша во все глаза смотрела на Фену. Казалось, она забыла о том, что только что разговаривала с Берканой и предлагала ей помощь. Это было очень обидно.
— Какие предположения! — красавица оскалилась. Она уже не выказывала ни малейшего почтения царевне, говорила с ней, словно с давней подругой. — Как же мало надо сказать, чтобы прослыть чуть ли не героиней. Все проще. Я люблю убивать.
— И при этом ты родилась женщиной! — потрясенно прошептала дочь Лафея, полностью переключая внимание на обворожительную красотку. Наука. Медицина. Все забыто. Все летит в Хельхейм, когда рядом Фену!
Африка встретила Тора нестерпимой жарой и множеством плохо одетых темнокожих людей, не похожих на большинство жителей Нью-Йорка. Женщины, дети, даже мужчины окружили гостя, стоило ему спуститься с небес на землю. Все же лететь на молоте через полсвета было не самой лучшей идеей. Старк довольно точно задал координаты деревни и даже помог скорректировать направление полета, но Тор не был уверен, что приземлился туда, куда собирался. Африка — большой континент, промахнуться на пару деревень ничего не стоило. Толпа, кричащая на каком-то непонятном языке, все увеличивалась и увеличивалась. Пара мальчишек подбежала совсем близко и попыталась сдернуть с бога грома плащ, двое других нацелились на молот.
— Эй! — Тор грубо растолкал ребятню и с трудом выбрался из толпы.
— Где мне найти доктора Беннера?
Его вопрос потонул в гуле голосов. Темнокожие люди тыкали в него пальцами, неодобрительно качали головами, но вторично окружить не решались. Английского они явно не понимали. Тор задал вопрос на норвежском, голландском и немецком, но ответа так и не получил.
— Беннер. Брюс Беннер, — произнес он как можно медленнее.
На некоторых лицах мелькнула тень понимания, а маленькая девочка, посмелее прочих, подошла ближе и потянула бога в только ей ведомом направлении. Тор поспешил за провожатой, придерживая красный плащ, на который зарились не только мальчишки, но и взрослые мужчины. Подобное поведение привело Тора в искреннее недоумение, но сделать он все равно ничего не мог: не убивать же мирных жителей за оскорбление величия Бога, о котором они никогда даже не слышали.
Чумазая девочка и разорванном платьишке довела Тора до деревянной развалюхи, в которой наследник Одина не отважился бы жить, опасаясь однажды проснуться под завалом из досок. Девочка произнесла несколько непонятных слов и бросилась прочь. У Тора не было времени разбираться, что именно так напугало малютку. Он отодвинул ткань, служившую дверью, и вошел в дурно пахнущее помещение.
— Тор? — Брюс Беннер на мгновение поднял голову, недоуменно уставившись на гостя.
— Что-то случилось? — он хотел было подойти ближе, но не мог оставить больного. Молодой бог подошел сам и заглянул доктору через плечо: тот обрабатывал огромный порез на руке бедно одетого юноши. Несчастный кусал губы, чтобы не стонать и не кричать, но лицо было искажено гримасой страдания. От запястья почти до плеча тянулся глубокий порез, нанесенный очень острым ножом.
— Тор, не подашь бинты? — попросил доктор. — Они вон на том столе.
— Зачем? — Бог достал из мешочка один из целительных камней, которые всегда носил с собой. Отломил половинку, растер в порошок и посыпал рану. Порез затянулся мгновенно, а боль прошла. Юноша недоверчиво согнул и разогнул руку, поднес её к самому носу, даже лизнул кожу, чуть блестевшую на солнце.
— Божественная медицина! — Беннер поправил очки и принялся складывать инструменты. Пациент что-то сбивчиво лепетал на своем языке. По интонации Тор понял, что это были слова благодарности.
— Не стоит, друг, — сын Одина положил тяжелую ладонь на шею парню. — Тебе следует быть осторожнее.
Юноша не понял ни слова, но горячо закивал. Поворачиваться спиной к своему спасителю он не посмел, поэтому пятился до самой двери и чуть не запутался в ткани.
— Этот парень мне нравится! — рассмеялся Тор и повернулся к доктору, который задумчиво протирал скальпель влажной тряпкой.
— Спасибо за помощь, — Беннер поднял на него ничего не выражающий взгляд. — Теперь по деревне разнесется слух о магическом лечении, о порошке, мгновенно заживляющем раны. Сюда потянутся тысячи страждущих, а я не смогу им помочь.
— Не беспокойся, друг. — Тор отстегнул от пояса мешочек с камнями и положил в ту же коробку, что и инструменты. — Если нужно, я еще принесу.
— Спасибо. — Ученый тут же вынул один из невзрачных камней и посмотрел его на свет. — Вот за это действительно спасибо. Асгардская медицина хорошо лечит болезни тела. Но все же вряд ли ты пришел для того, чтобы предложить мне божественное исцеление.
— Тебе они не помогут. Камни исцеляют только открытые раны.
— Жаль. Значит, твоего брата лечат не ими, — пробормотал доктор, доставая маленький нож. Им он отскоблил кусочек камня и отнес к какому-то странному приспособлению на черной ножке.
— Мой брат здоров, — твердо заявил Тор.
— Он безумен, — пояснил Беннер. — А безумие — это тяжелая болезнь. Ваши лекари, вероятно, слепы, раз дали ей принять столь ужасающую форму. Вы его в тюрьму посадили или на каторгу отправили, я полагаю… Как интересно! — Он посмотрел одним глазом в прибор, включил подсветку. Тор нашел себе плетеный стул и присел рядом.
— Ты говорил, что заберешь его на суд, но ведь его не судить и не наказывать надо, а лечить. Его стратегический талант может пойти на пользу вашему миру. Хотя кому я это говорю…
Бог не нашелся, что ответить. Он хотел расспросить о террористах, а вместо этого разговор зашел о Локи. Может, доктор прав, и брат действительно болен. Тогда понятно, почему отец столь милосерден к нему — больных все всегда жалеют.
— Ты, вероятно, ищешь новости о докторе Селвиге? Вы же были знакомы, — прервал молчание Беннер.
— Селвиг? С ним что-то случилось? — Тор только сейчас осознал, что жесткий гипноз мог пагубно сказаться на хрупком здоровье ученого.
— Так ты еще не слышал. Он очень тяжело переживал случившееся. У тех, кто отдает приказы ЩИТу, возникли подозрения насчет его вменяемости, и теперь он в больнице для… считай, в тюрьме, — доктор помолчал, выключил прибор, размял пальцы. — Какими разными бы ни казались наши миры, их правители, определенно, руководствуются схожими принципами… Такая потеря для научного сообщества. До встречи с твоим братом он изучал и очень успешно проблему истончения границ между галактиками. Я восхищался его работами… Старк пытался выкупить его, предлагал военным какие-то свои новые автономные системы, но ничего не получилось. Ему явно мстят за то, что он открыл портал читаури…
Доктор хотел что-то еще добавить, но тут раздался телефонный звонок. Тор даже вздрогнул от неожиданности.
— Наконец-то! — Беннер взял со стола маленькую трубку. — Я давно ждал… Ты ведь не спешишь?
Бог грома отрицательно покачал головой.
— Подожди меня немного. Это из центра. Наконец-то померили, иначе не стали бы сюда звонить. Столько недель один фоновый шум, никто повысить интенсивность не решался, перестраховываются после того случая… А, неважно. Да, слушаю.
Доктор быстрым шагом направился к выходу, оставив Тора наедине со своими мыслями. Бог прошелся по комнате, осмотрел ее: на полу, на столах в беспорядке валялась одежда, медикаменты, бумаги. Чем-то этот дом походил на тот, где работал Локи, только запахи не сравнить. И возраст мебели. Здешняя выглядела так, будто развалится от одного неловкого прикосновения. Тор пододвинул к окну плетеный стул — единственный предмет мебели, который не вызывал опасений, — и выглянул на улицу. Грязный вонючий проулок, оборванные дети играют длинными палочками, изможденные взрослые наблюдают за ними. Гостить в деревне было противно, а ведь люди здесь живут, многие от рождения и до смерти. Как это жалкое поселение не походило на холеный Нью-Йорк. И сколь схоже было с Ванахеймом! Такая же грязь, жара, оборванные и вороватые жители, тучи кусающихся насекомых и дома-развалюшки.
Словно насмехаясь над богом, в окно влетело несколько мелких насекомых — Тору пришлось приложить некоторые усилия, чтобы убить их и не сломать хлипкую мебель. У одних людей электроника открывает двери, а у других вместо дверей висят тряпки — это была вопиющая несправедливость, какую не знали в Асгарде. Мир людей все больше разочаровывал бога грома. Да еще и эта непонятная история с Селвигом… Джейн сказала, что с ним все хорошо, Старк его вообще не упоминал, как будто никогда и не было маленького человека, практически спасшего свой мир…
Сидеть на стуле и смотреть в окно было скучно, и Тор уже думал отправиться на поиски доктора, но не успел он и на ноги подняться, как тот вернулся.
— Извини, что так долго. На чем мы остановились, напомни?
— Селвиг. Что с ним? — Тор внутренне подобрался. — Я должен ему помочь.
— Боюсь, помочь ему не под силу даже такому богу как ты — его местоположение держится в строжайшей тайне. Если только ты не желаешь разгромить еще пару городов ради поиска. — Доктор снял очки и протер их влажной тряпкой. — В игру вступил тот, кто стоит выше ЩИТа.
— Он все перепутал, — заметил Тор. — Селвиг — герой, он смог остановить читаури.
— Его геройство мало кого волнует. Он выжил после контакта с потенциальным противником, выжил там, где все наши войска и техника оказались бесполезны, значит, он опасен. А с его научными достижениями — крайне опасен, — Беннер глубоко вздохнул. — Эти люди, там наверху, они могут решить судьбу любого из нас щелчком пальцев, одним взглядом, но даже несмотря на это, они всего лишь люди. И они также отчаянно боятся всего неизвестного. Эта война, не успевшая толком начаться, показала, что всякая земная власть имеет вполне осязаемые пределы. Ты мог бы помочь своему другу, но только в одном случае: если бы был в силах вернуться в прошлое и отменить свою первую поездку на Землю.
Тор только отрицательно покачал головой, вспоминая, как отец, не дав оправдаться, вышвырнул его в незнакомый мир.
— Ладно, не будем об этом. Селвиг не первый месяц работает на ЩИТ, он вовремя понял, что есть предложения, от которых не отказываются, и лучше попасть в тюрьму с лекарствами, чем с решетками на окнах. В нашем мире часто приходится подчиняться чужим приказам. Да и в вашем тоже: ведь тебя Асгард направил за Локи.
— Один — верховный хранитель покоя во всех девяти мирах, любой с радостью выполнит его волю.
— С радостью, значит… — задумчиво протянул Беннер. — У нас всё совсем не так. Я не вступил бы во «Мстителей», если бы последствия моего отказа не угрожали жизням невиновных. Из-за меня уже достаточно людей пострадало. Я не ищу новых жертв, но могу понадобиться в любой момент. И не только я, а еще и большой парень. На сегодняшний день в руках руководителей ЩИТа находятся все ресурсы и силы.
— И уничтожить этот мир они тоже могут? — спросил Тор. Он хорошо помнил рассказ Старка и искал ему подтверждения.
— Могут, — доктор кивнул. — Но не бери в голову.
— Кем люди себя возомнили?!
— Тихо, тихо! — Беннер успокаивающе поднял руки. — Для божественного защитника человечества ты слишком мало интересуешься нашей жизнью последние несколько веков. Люди возомнили себя теми, кем они уже давно являются: хозяевами своей жизни, и до недавних событий никто не оспаривал их решения. Это сложные игры, я в них не вмешиваюсь, и почти все не вмешиваются, а просто живут, растят детей, ходят на работу. Некоторым не везет, как сейчас Селвигу, но ему только посочувствовать можно.
Тор вскинул свой молот.
— Я найду Фьюри и…
— И ничего у него не узнаешь. — Доктор глянул на часы и начал собирать со стола инструменты. — Не будет никаких ответов. Он не сможет сказать тебе даже всего, что знает сам. Он, как и все мы, получает приказы и вынужден их выполнять. А ты и без того достаточно внимания привлек своими визитами… Прости, мне надо ненадолго уйти: я должен проверить одного тяжелого больного. Вряд ли я смогу помочь, но я обещал хотя бы попробовать.
Тор проводил доктора хмурым взглядом и схватился за Мьельнир. Первым порывом было вернутся в Нью-Йорк к Старку, узнать о ЩИТе и потребовать освобождения Селвига. Глупость смертных казалась ему в этот момент безграничной: на его памяти сознательно уничтожить свой мир еще ни одному народу не приходило в голову. Единственного, кто жаждал чистого уничтожения, а не покорения целого мира, более того, своей родины, доктор упорно называл безумцем и призывал лечить. Но тогда в исцелении нуждается весь его народ, и только божественное вмешательство способно принести им лекарство от самоубийственной недальновидности. Тор уже вышел было на улицу и поднял руку вверх, как тут его снова окружили жители деревни. Юноша, которого он только что исцелил, схватил его и закричал что-то прямо в лицо со счастливейшей из улыбок. Толпа задорно подхватила, из общего гула невозможно было вычленить ни единого слова. Тор отступил на шаг, запнулся о чьи-то ноги и чуть не упал: его тут же поддержал десяток рук. Плащ порвался, и какой-то мальчуган отхватил себе кусочек. За ним бросились другие — началась драка. Богу грома ничего не оставалось, кроме как позорно отступить. В несколько шагов он добрался до дома, отдирая от себя буквально виснущих на нем аборигенов. В жилище доктора толпа зайти не посмела, но и расходиться тоже не спешила. Селвиг был забыт. Тор чувствовал себя словно в осажденном городе. Но если с обычными захватчиками можно и нужно было сражаться, то причинять боль простым смертным, которые к тому же всего лишь благодарят его за помощь — это неприемлемо. Пришлось сесть на ставший уже почти родным плетеный стул и ждать доктора. Только он мог утихомирить восторженную толпу. По крайней мере, Тор на это очень надеялся…
Третий день пребывания на Земле оказался самым длинным и насыщенным из всех. Невыносимый логист поднял Раиду очень рано, заставил съесть какую-то слабосоленую человеческую еду и позволил детально ознакомиться со всем содержимым квартиры. Сперва естественник долго присматривался к холодильнику. Внутри нижнего отделения было прохладно, внутри верхнего — холодно, зато задняя стенка нагревалась! Таким образом продукты не портились месяцами, а температура в доме чуть-чуть поднималась — более того, о холодильник можно было греть замершие руки! Раиду решил для себя, что это будет один из первых инструментов, которые он обязательно перенесет в поселение. Как и средства для мытья посуды. То, с какой легкостью желтая пена смывала жир, было просто невероятно! В ее состав входили загадочные «анионные ПАВ» и «неиногенные ПАВ». Кто они такие, узнать сразу не удалось, но это не так и важно. Еще одним домашним нагревательным прибором, помимо холодильника, были батареи. Они были устроены не менее сложно, чем холодильник, и разбираться с ними тоже не было времени, так что Раиду просто распечатал себе не менее ста листов белой бумаги с подробнейшими описаниями. Кроме этого, он забрал все схемы, которые Алгир показывал ему в первый день: устройство телевизора, компьютера, стиральной машины, плиты, старого аудиомагнитофона, нового аудиомагнитофона — естественник не стал разбираться в бумажках, а просто сложил все в отдельную кучу — дома у него будет достаточно времени на полноценные исследования!
С огромным трудом Алгиру удалось убедить его в необходимости выйти на улицу и прогуляться хотя бы по ближайшим кварталам. Наконец-то у него появилась возможность досконально осмотреть хотя бы ту улицу, на которой жил. От начала и почти до конца она была застроена одинаковыми четырехэтажными домиками разных цветов с площадками-балконами, на которые крепились большие вертикальные белые тарелки для телевидения. На окнах висели деревянные дверцы — защита от света ночных фонарей; у входных дверей — девять звонков и ящиков для писем. С одной стороны улица упиралась в перекресток, с другой поднималась вверх и уходила за линию горизонта. Невдалеке виднелась башня с крестом и синими часами — местный храм. Вокруг домиков росли тощие деревца и кустики, отгороженные от асфальта смехотворными деревянными крестообразными заборами, через которые мог перепрыгнуть и младенец. Все пространство вдоль домов было заставлено машинами. Некоторые, особо удачливые, имели собственные квартиры без окон, но с большой дверью, около которой нельзя было ставить другие средства транспорта, даже маленькие. Слева и справа поднимались и опускались бетонные лестницы, ведущие на соседние улицы. Алгир объяснял, что в обычных городах Европы их нет, что это особенность полугорного Штутгарта, которой местные жители очень гордятся. Логист сетовал на то, что Раиду явился в город зимой, когда ничего не цветет — а то можно было бы сделать множество фотографий на лестницах, увитых красивейшими растениями.
Логист предложил спуститься по одной из них, но Раиду не последовал за ним: его заинтересовал столб, освещающий верх лестницы. На нем были выдавлены загадочные цифры и буквы «25A500V». Алгир, как всегда, помочь в расшифровке не смог, упомянул только «напряжение». Внизу лестницы асфальт сменялся мелкой плиткой, перемежающейся железными вставками с еще более странными письменами, чем на столбе «EN124B125GAVBoppard». Якобы под ними был вход в канализацию. Раиду хотел было посмотреть, как она выглядит, но его грубо одернули.
На перекрестке шести улиц ученый остановился в нерешительности. Он никогда не видел такого количества надписей на одном пятачке земли. В маленьких белых прямоугольниках были написаны названия улиц — это он уже знал, но остальное! На домах и около них висели белые круги, обрамленные красным, рядом в треугольнике — копающий человек и тоже в красном, чуть подальше — «Stockach Apotheke», «Mezcal» и буква «Р» на синем фоне, а на соседнем столбе несколько длинных названий со стрелочками и цифрами. С одной стороны от столба висел светофор, а с другой стоял огромный красный щит с большими белыми буквами. Не могло же все это быть названиями улиц?! Раиду хотел спросить у сопровождающего, но тот даже не понял вопроса и потащил его в то самое место, куда их вывел портал Тессеракта. Унылый пожухлый парк заканчивался стройкой, огороженной забором с нарисованным на нем кротом и похабными надписями. Слева возвышалось треугольное стеклянное здание, войдя в которое, можно посмотреть на звезды. К стройке вели разноцветные трубы с неясным содержимым, а через улицу был переброшен трехлапый мост. Раиду вертел головой во все стороны, пытаясь хоть немного запомнить местность и хоть что-то понять, но следующий за ним не затыкающийся ни на секунду Алгир мало того, что раздражал, так еще и отвлекал. Желание размазать его тонким слоем по поверхности трехногого моста все возрастало.
— Мы приближаемся к оперному театру, созданному по проекту архитектора Макса Литтмана. Его открыли в 1912 году незадолго до Первой Мировой войны. Первой пьесой, сыгранной в его стенах, была опера Штрауса «Ариадна на…»
— Смолкни, твои речи утомляют, — прорычал Раиду, поняв, что больше не вынесет непрекращающейся болтовни. Они только что пересекли мост и оказались на площади, засаженной лиственными деревьями и украшенной несколькими фонтанами.
— Ядрена мать, Раиду, я начинаю тебя медленно ненавидеть! — обиделся Алгир. — Тебе хоть что-нибудь, кроме своей дурацкой научной миссии, интересно? Я тебе просто обозначаю, где мы гуляем.! А ты как будто дольше меня здесь прожил и знаком с каждым столбом. Ты смотри, зарулишь куда-нибудь не туда, один потом не выберешься.
Ученый зарычал и ускорил шаг: из-за деревьев показалось огромное здание, украшенное колонами и статуями. В Асгарде таких нет, но он, в достаточной мере изучивший в свое время историю людей, не раз видел на картинках подобные сооружения.
— Этот театр даже ваш Локи посетил! — заметил Алгир, присаживаясь к фонтану.
— Что? — Раиду резко остановился. — Сам царевич Локи? Этот театр?!
Он посмотрел на величественное создание рук человеческих совершенно другими глазами. Десяток статуй девушек увенчивали полукруглый фасад, облицованный светлым мрамором. Огромные окна, расположенные между колонами, пропускали достаточно света. Стоило преодолеть несколько ступенек, и двери божественного театра откроются перед ним. Раиду дернул ручку и… Заперто!
— Ну ты и взбодрился! — покачал головой Алгир, с интересом наблюдавший за манипуляциями ученого. — Посмотри на меня. Встань сюда. Не маши руками. — Он поднес к лицу какой-то маленький аппарат. — Вот так. А теперь сюда, к фонтану.
Раиду послушно подошел к неработающему фонтану и встал к театру лицом — с этой точки открывался самый лучший вид!
— Сын Одина посещал этот театр! Когда? — спросил он, как только справился с первым волнением.
— Помолчи. Даю информацию. — Алгир направился обратно к трехногому мосту. Раиду поспешил за ним, не сводя глаз с театра, который посетило божество. — Я прошлой осенью решил пойти в театр. С женой. Ты не думай, все прилично. Музыку слушаем, на сцену глядим — все как положено. А в антракте смотрю — ядрена мать, а рядом со мной черный Локи. Причесанный, в костюме, с тростью. Я поздоровался, завел разговор. Он совершенно не пропащий: хвалит исполнителей ролей своей семьи, в опере, балете разбирается. Раза три повторил, как его смешит человеческая интерпретация истории с кольцом.
— Продолжай! — Раиду дождался зеленого света и перешел улицу, глядя на остановившиеся машины с такой опаской, будто ожидал от них, как минимум, вооруженного нападения.
— Ты меня не торопи. — Алгир помахал рукой какому-то водителю, должно быть, знакомому. — После оперного представления Локи свое собственное устроил. Думаю, позавидовал актерам. Всех созвал на улицу и речь толкнул, почти такую, как его отец во время девятимирной коронации. Плагиат, значит. «Все миры должны стоять на коленях перед пресветлым Асгардом, и Всеотец, увенчанный блеском славы, поведет всех к мирному будущему и дружественному сосуществованию». И все в том же духе.
— И что дальше?
— Ну вот я тебе и рассказываю: нашелся какой-то старый хрыч, хрень начал какую-то нести. Может, хрень и стоящая, но не для молоденького бога. Бог уже хотел обидеться, но тут прилетел иноземный солдат. Начался поединок. Тут уж желательно было убежать, пока каким-нибудь бластером по морде не заехали. Я вот что думаю: можно было выбрать какой-нибудь другой мир для тренировки наследников, Мидгард уж слишком неспокоен! Не знаю, о чем думал Один…
Раиду хотел еще о чем-нибудь спросить, но не успел: они подошли к тому самому орудию пытки, с которого и началось его знакомство с миром людей — к машине. Естественник глубоко вздохнул, сжал кулаки и с видом мученика полез внутрь, наверное, самого опасного средства передвижения во всех девяти мирах. Там пахло чем-то еще более отвратительным, чем снаружи. Ученый вроде уже привык к местному воздуху, но он не шел ни в какое сравнение с тем, что застоялся в машине. Раиду парой резких движений открыл окно, закрыл глаза и клятвенно обещал себе не открывать их, пока они не доедут до рынка, где можно будет купить вертолет. И карандаши. Он во всех подробностях представлял себе, как завалит поселение сотнями средств для письма, как все, даже недруги, восхитятся вертолетом и будут умолять дать пульт управления. Как рядом с ним будет стоять божество, на лице которого будет играть снисходительная улыбка…
— Приехали. Вылезай! — осточертевший за три ночи голос Алгира изничтожил все мечты, но Раиду был вынужден подчиниться. Машина стояла около огромного дома, не менее огромного, чем театр. По словам Алгира, это было что-то вроде крытого рынка для всевозможных вещей. Вокруг, насколько хватало глаз, простиралось поле из машин. Красных, белых, черных, больших, маленьких, средних… И все их хозяева сейчас гуляли по рынку и выбирали себе то, что не понесут домой своими руками, а повезут на механическом транспорте.
Раиду собирался начать с вертолета, но вместо этого Алгир потащил его на третий этаж в магазин электроники. Кататься на самоездящих ступеньках ученому понравилось. Он бы с удовольствием проехался еще раз, но логист не отпускал его от себя ни на шаг, мотивируя это тем, что внутри торгового центра найтись будет еще сложнее, чем в парке. Пришлось подчиниться. В лавке электроники Алгир очень долго общался с молоденькой девушкой, страдающей, судя по фигуре, от жуткого голода. Раиду считал, что он хорошо знает немецкий, но не для этой лавки. Он понятия не имел, что такое «айфон» или «смартфон». Понял только, что и то, и другое привязано к полке. Ученый и рад был бы подойти поближе, но Алгир держал слишком крепко. Расплатившись шуршащими бумажками-деньгами, логист вывел его из лавки, так и не дав толком осмотреться, и усадил на диванчик.
— Все, кто бывает в Мидгарде, должны это иметь. — Алгир открыл коробку и вынул… телефон! Такой же, как у Фену. Раиду нетерпеливо набросился на давно желанную игрушку.
— Да подожди ты! Дай я симку вставлю и забью номера наших. Это простейший сотовый, в нем ты легко разберешься.
Наконец-то Алгир начал говорить хоть о чем-то стоящем! Раиду смотрел на маленький экран, где появлялись и последовательно сменяли друг друга буквы и цифры. Управлять этой игрушкой было просто, а вот разобраться, как она устроена — гораздо сложнее. Но он сможет и не такое. В прилагающейся инструкции было много незнакомых слов, и Раиду решил, что займется ею вечером или даже на следующий день, когда вернется домой. Теперь надо позаботиться о средствах для письма. В соответствующем магазине канцелярские товары лежали на виду, их можно было трогать, открывать и смотреть. У Раиду глаза разбегались: маркеры, карандаши, фломастеры, ручки, мелки, акварель, гуашь, краски по стеклу.
— Что тебе здесь нужно? — спросил Алгир.
— Все! — безапелляционно заявил Раиду.
— Как скажешь. — Алгир подошел к прилавку и обратился к еще одной продавщице. Раиду отметил, что все немецкие купчихи худые до измождения. Может быть, это была какая-то местная болезнь, вызванная воздухом? Он и на улице встречал таких же странных женщин и мужчин. Увы, медицина Раиду никогда раньше не интересовала, а спрашивать Землянина было бесполезно.
— Guten Tag. Geben sie mir, bitte, Kugelschreiber. Alle Arten, die Sie haben.{?}[Добрый день. Дайте мне, пожалуйста, ручки. Все виды, которые есть.]
— Bitte schön. Einer von jeder Art?{?}[Да, конечно. Вам по одной?]
— Wenn es möglich ist, alle.{?}[Если можно, все.]
— Alle?{?}[Все?]
— Ja, alle. Alle Kugelschreiber, Bleistifte, Leuchtstifte, Farben. Alles, was schreiben kann. Auch Kreide.{?}[Да, все. Все ручки, карандаши, маркеры, краски. Все, что пишет. Даже мелки.]
Пока девушка с помощью нескольких подмастерьев оформляла странный заказ, логист насмешливо заметил:
— Ты за год со всем этим не управишься.
— Управлюсь, — усмехнулся ученый. Сколько раз ему говорили, что его методы, идеи и чаяния ничего не значат. И сколько раз он доказывал всем, что не просто так прозывается одним из лучших специалистов в своей области. До машины они как-нибудь карандаши дотащат, а там уж Фену поможет переправить их в Асгард.
Люди как-то странно реагировали на оптовую закупку: косились с подозрением, а кто-то даже едва слышно перешептывался и неодобрительно качал головой. Раиду же чувствовал себя на высоте. Наконец-то он смог заполучить то, за чем приехал в мир смертных, наконец-то у него в руках все виды карандашей. Пришлось отнести два тяжелых пакета к машине и только потом приступить к поискам летающей игрушки.
На фоне массовой закупки ручек покупка вертолетика выглядела блекло. Правда, когда Алгир попросил завернуть четыре сотни батареек, в лавке развели руками и сказали, что такого количества у них просто нет. Пришлось зайти в лавки поменьше и докупить нужное количество. Раиду был счастлив. У него в руках карандаши, сотовый телефон и красный вертолет! Царевич будет доволен!
Какого же было его удивление, когда оказалось, что это не все радостные вести! Алгир зашел в еще одну мастерскую. Что там происходило, Раиду так и не понял, но не прошло и минуты, как хозяин отдал его собственный портрет на фоне сперва фонтана, а потом и театра! Ученый не сразу сообразил, что это. Фотография! Он столько читал о ней, и вот теперь видел воочию! Если бы это было какое угодно изображение, но только не на фоне театра имени Локи, то Раиду непременно подверг бы его всем возможным анализам, но с этим фото он ничего не мог сделать, только аккуратно упаковать в специальный бумажный пакетик и вложить в коробку к вертолету. Правда, есть еще фотография с фонтаном! Если ее разрезать на мелкие кусочки, то можно будет провести несколько десятков опытов.
Где-то через час они оказались дома. Естественник собственноручно перенес все пакеты и сложил горой в своей комнате. Последний рывок — встретиться с местными логистами и передать им волю бога!
Как оказалось, до места встречи идти меньше минуты. Алгир, не мудрствуя лукаво, созвал всех в кафе-мороженое, располагавшееся в соседнем доме. Одноэтажное миниатюрное строение сразу же привлекло внимание естественника: две стены были покрашены в разные цвета — желто-бежевую украшали картины с кофе, а ярко-малиновую — полуобнаженные девушки. Половину помещения занимала барная стойка, заполненная алкоголем, бокалами разных размеров, розовыми цветами и радио. Тихую музыку слушала очередная изголодавшаяся барышня. «Недоедают они, что ли? Но почему? Ведь на прилавках переизбыток еды…» — недоумевал Раиду, с удивлением осматривая обстановку. Вдоль стены стояли столы, стулья и диванчики. Места было очень мало, гораздо меньше, чем в асгардских тавернах. У входа сидел юноша с такой тонюсенькой девочкой, что у Раиду на мгновение перехватило дыхание: по ее телу можно было изучать скелет человека! А лицо… Такого ученый никогда не видел: вместо обычного человеческого лица на незнакомке была маска: неестественно-рыжие волосы заплетены в несколько десятков косичек, лицо покрашено мелом, глаза подведены черной сажей и окружены невероятно длинными ресницами, визуально еще сильнее увеличивающими и без того огромные ярко-зеленые глаза. Ямочки на щеках подчеркнуты красной краской, как и губы. Поборов мимолетное желание накормить страдалицу или хотя бы смыть с лица тонну отвратительной краски, Раиду перевел-таки взгляд на столик в углу, за которым сидело человек десять, не меньше. Он хотел подойти поближе, но Алгир удержал его и подвел к хозяйке таверны. В ее ушах блестели огромные камни, а волосы были собраны в замысловатую прическу.
— Guten Tag, Frau Mark.{?}[Добрый день, фрау Марк.]
— Guten Tag, guten Tag! So lange habe ich Sie nicht gesehen! Wie steht es mit Ihren Kindern?{?}[Добрый день, добрый день. Давно вас не видела. Как ваши детки?]
— Danke, alles ist in Ordnung. Sie erholen sich mit ihrer Mutter.{?}[Прекрасно, спасибо. Отдыхают с матерью.]
— Von Ihnen?{?}[От Вас:?]
— Mehr von der Schule.{?}[Больше от школы.]
— O, sehr interesant!{?}[О, как интересно!]
— Ich komme heute mit meinem Freund. Er ist Ausländer.{?}[Я сегодня с другом. Он иностранец.]
Раиду быстро потерял интерес к ничего не значащему обмену любезностями и сосредоточился на столе с логистами. Они все были одеты в мидгардскую одежду, никто бы никогда не распознал в них богов! На нескольких сдвинутых столах стояла еда, чайники с чашками, журналы, сотовые телефоны, планшетные компьютеры и еще куча мелочей, которые ученый не смог опознать. Асгардская речь звучала неуместно в немецком кафе, но только она выдавала в собеседниках богов.
— Как тебе вот эта фотка на фоне Тейде? Ведь чистый Асгард, а? — мужчина с бородой и в зеленом свитере тыкал пальцем в изображение на планшетном компьютере.
— Милан-Барселона — два-ноль — это же просто жесть! — ударил кулаком по столу молодой ас: чашки жалобно зазвенели.
— Мерседес-Бенс — отстой, говорю же, если уж хватает бабла — бери Кадик! SRX или Escalade! — донесся незнакомый голос из-за раскрытого журнала с автомобилями.
— Я буду в сентябре голосовать за Эмму. Столтенберг совсем охренел: недавно заявил, что намерен предоставить Афганистану сто один миллион евро! Да у меня слов цензурных нет! Афганистану, ты понимаешь? Афганистану!!! И это еще называется красивым словом «Международная помощь»! — надрывался другой голос, чей обладатель прятался за стеной из бутылок местного алкоголя.
Раиду нервно закусил губу: он не только не понимал большей части слов, но и не знал лично ни одного из логистов! А за несколько столетий, проведенных в поселении, он привык спорить и в чем-то убеждать только знакомых асов, подход к которым точно знал общительный братец.
Алгир, тем временем, закончил любезничать с официанткой и подвел его к остальным.
— От нашего стола, привет, так сказать, вашему столу! — Он протянул руку, которую тут же все бросились пожимать. Планшеты и газеты были забыты. Раиду молча вглядывался в лица, но узнал только одно. Тот, рядом с кем свободно два места, его будущий сосед — это Ингвар, зазноба Наутиз. Естественник скривился, вспомнив софелаговца. Когда Радужный мост разрушился, она ходила мрачная как туча. Братец, оставаясь наедине с ней, терпеливо выслушивал одни и те же причитания и пытался хоть как-то помочь.
— Представляю вам Раиду, — Алгир сел за стол и силой усадил гостя, который уже начал сомневаться, что встреча со всеми логистами разом была хорошей идеей. — Самый лучший естественник поселения! Его надо срочно перевербовывать — работает как вы все вместе взятые!
— О, Раиду, ты случайно не тот самый брат Ивара? — зеленый свитер близоруко прищурился. Ученый сухо кивнул в ответ. — Ну почему не предупредил заранее? У меня такие карты были для Ивара — с видами Канар!
— Раиду, раз уж ты здесь, расскажи, что происходит в Асгарде? — перебил другой незнакомый голос. — Знаешь, я, конечно, не большой любитель нашей снежной родины, но не иметь возможности вернуться туда было очень неприятно. Так что там у вас? Фену нес какую-то жуткую хрень, спросил про поставки и умотал обратно. Если у вас мост в Бездне, как ты тут оказался?
— Мы нашли артефакт, схожий свойствами с Радужным мостом, — Раиду попытался скрыть неловкость за высокомерием. — Я сошел на Землю для того, чтобы ознакомиться с технологиями Мидгарда. Асгард давно нуждается в промышленной революции. И я планирую осуществить ее с помощью достижений людей.
— Во как, — присвистнул ас в красном свитере. — Неожиданно. Но круто, — он сделал большой глоток чая и закашлялся. Сосед попытался похлопать его по спине, но задел журналы с автомобилями — те упали на пол. Другой ас полез их поднимать и толкнул стол: чашки жалобно зазвенели, пролился красный чай.
— Ты лучше скажи, расфигаченный в хлам Манхэттен — это котята Одина постарались? — Красный свитер дернул Раиду за рукав, обращая на себя внимание. — Я в кои-то веки собрался в Америку, а там нападение чуть не инопланетян, полгорода перекрыто, тысячи трупов, по новостям сплошная пурга. Все готовятся к Третьей Мировой. А по ящику мелькает то красный, то зеленый плащи… Дети Одна на прогулку, что ли, вышли?
— Смолкни, нечестивец! — Раиду вскочил и с силой оттолкнул от себя презренного логиста, который посмел оскорбить величие Бога. Тот неловко откинулся на спинку дивана, ударившись головой о стену. Только соседство Ингвара, через которого Раиду физически не мог дотянуться до обидчика, спасло его от немедленной расправы.
— Я здесь от имени самого Локи Одинсона! — крикнул ученый, игнорируя подозрительные взгляды парочки за соседним столиком и девушки за стойкой, которая судорожно сжимала в руках телефон.
— А, то есть это они так военные технологии Земли изучали? — красный свитер смотрел на разгневанного естественника снизу вверх, и ему совсем не нравилась та ярость, которую он видел. — Понимаю.
— Не торопись, давай по порядку. — Алгир успокоил, насколько мог, хозяйку заведения и вернулся за стол. — То есть Один прислал Локи в поселение, чтобы вы модернизировали Асгард через Мидгард? Я ничего не путаю?
— Сам Локи! В поселении! Это черненький или беленький? Ну почему я не там сейчас? — послышались шепотки со всех сторон. Раиду довольно усмехнулся: все же логисты переняли еще не все дурные манеры людей и помнили о своих царях.
— Пока — только поселение, потом — весь Асгард, — ученый самодовольно занял свое место, убедившись, что никто больше из презренных логистов не смеет оскорблять бога.
— Зашибись, — прыснул Ингвар, не удержавшись. — Дожили. И как мы должны это делать?
— Провести электричество! — милостиво пояснил естественник.
— Допустим, — Алгир достал листок бумаги и принялся на нем что-то чертить и высчитывать, — привезем мы всякие мудреные установки, но надо же наладить их производство, а мы их даже собрать не сможем. То да се. Это не с тобой обсуждать надо, ты в этой теме пень пнем, а с мастерами.
— Твои сомнения напрасны, — отмахнулся Раиду. — Все распри разрешит бог!
— Ну да, хотя бы Ивар не будет лезть, — кивнул Алгир, — но он — не единственное препятствие… Разберемся. Я предлагаю тебе поесть: продегустируй пиццу и мороженое.
Он взял в руки одну из трех маленьких картонных страниц, зажатых между чайниками, и указал на несколько одинаковых блюд. Раиду с недоверием осмотрел сначала листок с загадочными названиями: Spaghetty Napoly, Spaghetty Aglio e Olio, Spaghetty Bolonese… Потом стол: на нем лежали куски теста с начинкой, похожие на открытые пирожки, на дне глубоких тарелок виднелись длинные хлебные червяки — макароны, а в высоких стаканах подтаивало мороженое — главный компонент вкуснейшего коктейля. Раиду разрывался. Ему хотелось попробовать сразу все: ведь уже завтра он вернется в Асгард, где нет даже подобия чудной мидгардской пищи. Да, он заберет с собой пакет с едой Фену, но она нужна для исследований. Так и не выбрав ничего из меню, Раиду ткнул пальцем в ту тарелку, которая стояла к нему ближе всего. Спустя пару минут перед ним уже возвышалась гора хлебных червяков, заправленных подобием крови — Spaghetty Napoly, как пояснил сосед. Макароны с томатным соусом и базиликом.
— Кто-нибудь из вас знает, как достать рентген? — спросил ученый, уплетая неожиданно вкусное блюдо.
— Достать? — Ингвар едва сдерживал улыбку. — Разве что из могилы — он давно умер!
Красный свитер прыснул со смеху и пробурчал что-то нечленораздельное.
— Какой? — уточнил зеленый свитер, переключая внимание рассерженного шуткой Раиду на себя. — Портативный, полагаю? Марка, мощность и прочее не важно? Я могу, конечно, его достать, но безэлектричества он долго не проработает.
— Теперь, когда с нами Локи, проведение электричества — только вопрос времени, — хмыкнул Раиду, разом позабыв о парочке шутников. Последняя задача решена! Он бросит к ногам царевича богоугодный рентген!
— Может, начать не с электричества, а с отопления? — предложил красный свитер. — Это проще, учитывая наши горячие источники.
— Стандартизация производства — без одинаковых деталей мы далеко не уедем, — послышалось с дальнего конца стола.
— Печатный пресс — без нормальных книг человеческое производство немыслимо.
— А я вот не согласен жить без интернета и телевидения — давайте с них начнем! — перебил Ингвар.
— Тогда уж с радио и телеграфа! — поддакнул красный свитер и чокнулся чашкой с соседом.
— А по мне, так нормальная канализация гораздо важнее.
— Помолчите! — хлопнул по столу молчавший до того ас аж с пятью перстнями на пальцах — ровесник Алгира. — Купить мы можем все что угодно. Хоть телевизор, хоть реактивную установку… Если она продается… Но смысл заваливать Асгард вещами из Мидгарда? Одину же нужно свое производство, именно этого он ждет от нас, так ведь? И как это все провернуть?
— Естественники разберутся с любыми механизмами, — ответил Раиду, пожирая пока только глазами мороженое. Червяки быстро приелись, а вот горячий чоколатль, растекавшийся по белым шарикам, манил к себе.
— Тут не естественники нужны, а конструкторы и инженеры, — заметил Алгир. — А таких профессий у вас не то, что в поселении, а во всем Асгарде нет.
— Так давайте купим людей, — предложил красный свитер, подавшись вперед. — Американских инженеров — это самая лучшая модель. Купим, привезем в Асгард, и пусть работают.
— Ага, как станки, — воодушевленно поддакнул Ингвар. — Давайте закупим десять телевизоров и десять инженеров. Запрем их в одном доме и не будем кормить: посмотрим, через сколько ночей телевизоры заработают! — Он хлопнул соседа по раскрытой ладони: оба были в полном восторге от глупой затеи, но окружающие не спешили разделить их веселье.
— Кстати об Америке, — подал голос единственный темноволосый ас. — Я в нее давно собираюсь. Мне кто-то говорил, что она почти Ванахейм. Сие есть правда?
— Не, за Ванахеймом тебе в Китай, — ответил зеленый свитер.
— Куда? — переспросил Раиду. О такой стране он никогда не слышал.
— Вот сюда, — зеленый свитер сунул ему журнал «Bild» и ткнул в картинку, где на фоне голубого неба белело несколько надписей. — Почти туда, куда метеорит грохнулся.
— О, СССР! — черноволосый ас выхватил журнал у Раиду из-под носа и принялся листать его. — Опять? Не успели утихнуть страсти по Тунгуской загадке, как очередное послание из Асгарда?
— Ты что, газет не читаешь, телевизор не смотришь? — Ингвар завладел журналом и быстро открыл на нужной странице. Раиду рассмотрел несколько фотографий: мужчина с окровавленной головой, люди в зимней одежде, разрушенное здание, небо в дыму. — Всю неделю только и слышно, что о метеорите. «Ах, мы тоже могли пострадать. Ах, осколками поранило несколько тысяч человек. Ах, он свалился в озеро, теперь достать и распродать его не получится». Люди отвратительны в своей жадности и меркантильности.
— Зато с ними легко вести дела, — поднял палец вверх красный свитер.
— По поводу метеорита, — встрял Алгир, — это уже Российская Федерация. СССР погиб вместе с Югославией и Чехословакией.
— Как, Чехословакии уже нет? — Ингвар посмотрел на Алгира очень жалобно, наигранно жалобно. Красный свитер беззвучно рассмеялся. — Мы же недавно там с женой отдыхали, с позапрошлой, кажется.
— Ну ты тупорылый! — присвистнул Алгир. — Может, ты не знаешь и того, что Германия уже двадцать зим как едина?
— Да за кого ты меня принимаешь? — возмутился Ингвар. — Конечно, знаю! Такая радость, что правителей учить в два раза меньше. Ты представь себе, Раиду, — он повернулся к естественнику и принялся столь активно жестикулировать, что чуть не свалил ценное мороженое, к которому ученый как раз собрался приступить. — У людей выборная власть, причем каждые несколько зим. Вот хорошо Швеции, Норвегии, Дании — там королевская власть, она долго держится! Хотя как там супругу теперешнего короля зовут, в упор не помню. А вот в Германии или во Франции — это же убиться проще, чем запомнить все эти ландтаги, рейхстаги и прочие таги! В одном кабинете Меркель чуть ли не двадцать членов. Ванка, Нибель… Не помню. А уж во Франции то! Я во Франции застал только пятую республику. Пятьдесят три зимы — много ли исследований ты завершишь за этот ничтожный промежуток времени? А у них сменилось семь президентов! А у каждого свой совет министров, свои палаты, а там еще дофига народу. Нет, доставать реактивы в Мидгарде — это писец, и не потому, что их сложно купить: этим миром правят деньги, тут все просто. Но человеческая политика!.. Сколько времени тратишь на тупое заучивание имен, которые все потом надо выкидывать из головы. И не перепутать, в кого стреляла Каплан, а кто застрелил Франца Фердинанда, и какая война началась после этого несчастного выстрела! — Он перевел дух. Прочие логисты слушали прочувственную речь с видимым интересом, что в немалой степени удивило естественника. — Ты завтра уезжаешь? — спросил Ингвар уже гораздо более спокойно. Раиду ограничился кивком. — Передай тогда это письмо, ну, не знаю, Светлоокой, например, а то мои волнуются.
Он протянул сложенный в несколько раз лист бумаги в клеточку. Раиду с отвращением убрал его в карман: и отказать нельзя, и встречаться с Наутиз у него никакого желания нет!
— Ты завтра возвращаешься? — переспросил Алгир таким тоном, будто это было, по меньшей мере, преступлением. — Нет, господин хороший, меняй программу! Ты еще, считай, ничего не видел. Пойдем, покажу тебе Варкрафт. Дети от него не отлипают. Построишь город, наберешь армию гоблинов и пойдешь войной на соседний город. Кто ты в жизни? Какой-то там ученый, а здесь ты будешь полководцем! — Он резво вскочил и силой вытащил Раиду из-за стола. — Пойдем, пойдем, тебе понравится.
Ученый грубо выдернул руку из цепкой хватки своего провожатого.
— Мы еще не закончили. Я никуда не пойду.
— А что заканчивать? — спросил Ингвар, протягивая руку для прощания. — Пока у нас нет никаких действительно ценных идей. Мы сегодня же разлетимся по своим странам, но раз такое дело, давайте устроим конференцию по скайпу через пару ночей, обсудим дальнейшие планы. А потом с тобой свяжемся. Ты же больше исчезать на годы не собираешься, надеюсь?
Раиду кивнул, но протянутую руку так и не пожал: он еще не настолько возлюбил Мидгард, чтобы перенимать человеческие формы приветствия и прощания. Завтра его ожидает последний день, точнее, полдня, и надо провести его с пользой.
Оставшиеся логисты надолго в кафе не задержались. Одни прибыли в Штутгарт с женами и теперь судорожно выискивали, в каком именно ресторане или магазине искать свою нынешнюю вторую половину, другие намеревались продолжить празднование в более шикарном месте.
Ингвар отловил своего давнего приятеля и по совместительству соседа по столу и предложил пройтись по ночному городу. Через пару часов придется двинуться в сторону осточертевшего Марселя, но пока можно побыть наедине с другом.
— Я уже пару зим как в непонятках: ты когда ко мне приедешь? — спросил Дагар, как только они распрощались со всеми.
— Твое Осло в такой дыре, что до тебя не добраться, — усмехнулся Ингвар, любуясь последними лучами заходящего солнца. Один за другим зажигались фонари, освещали пустынные серые улицы. И здесь, в Германии, тоже нет снега. Стоило поехать в Осло хотя бы ради него — приятного напоминания о родном Асгарде.
— А ведь этот Раиду дело говорит насчет станков, а? — Дагар остановился на трамвайной остановке. Прохожие подозрительно вслушивались в асгардскую речь, но переходить на подобающий случаю французский, немецкий или норвежский асы не спешили — слишком соскучились по родному языку. — Это же круто: обеспечить Асгард станками. По-настоящему круто, не чета всем нашим прошлым затеям!
Ингвар кивнул. Ему тоже очень и очень нравились открывающиеся перспективы. Никакая ролевая или компьютерная игра, никакой экстремальный спорт не мог подарить столько адреналина, сколько сулило это опаснейшее предприятие. А еще и слава.
— Только вот дельный ли он? — Дагар поплотнее запахнул пальто, надел кожаные перчатки — противный зимний ветер дул в лицо. — Что бешеный — это точно…
— Наутиз с ним работает. — Ингвар усмехнулся, вспомнив, с какой ненавистью приезжий естественник набросился на Дагара. Он в клочки разорвал бы бедного логиста. Если бы дотянулся… — Из нее, правда, слова не вытянешь, но слухи ходят, что Раиду — гений, свое дело знает и прет напролом. На спор решает такие задачи, над которыми другие фелаги годами головы ломают!
— Люблю таких асов. — Дагар первым вошел в трамвай и занял место у окошка, победно вздернув подбородок. Ингвар только плечами пожал и сел не рядом с другом, а за ним, тоже у окошка. — И ты любишь таких асов. Нужно придумать, как провести к нам радио или интернет.
— Давай играть по-крупному. Начнем с интернета!
====== Глава 33 ======
Пальцы мелко дрожат, а ладони с огрубевшей от долгих тренировок с оружием кожей покрыты алыми, горячими, вязкими каплями, стекающими на пол. Они так похожи на раздавленные ягоды клюквы или брусники! Кажется, что если наклонить голову и провести языком, на нем останется кислый привкус, но запах отбивает всякое желание приближать руки к лицу. Знакомый, страшный, тот, который должен вводить воинов в боевую ярость, придавая отваги; но кисти, измазанные горячей кровью, принадлежат всего лишь детям, и на начищенное золото льются бесчисленные слезы. Мольбы и причитания бесполезны, но только они в силах заглушить скулеж невинного зверя, павшего от праведного гнева. Серая шерсть, когда-то такая теплая, мягкая и шелковистая на ощупь, скаталась и слиплась неопрятными сосульками; бока тяжело вздымаются и опадают, отсчитывая последние мгновенья. Животное в страхе перед неминуемым сучит передними лапами и тычется влажным, горячим носом в раскрытые ладони, ища защиты, не в силах понять, что его жизнь ничто по сравнению с уроком, который придется выучить юным царевичам. Тор прижимает к себе безвольную тушу, обнимая, закрывая собой в попытке найти спасение, но ничего не может сделать, чувствуя, как жизнь покидает тело. Стоящий чуть поодаль Локи не смеет подойти ближе, он как завороженный смотрит на морду, выглядывающую из-под руки брата, в доверчивые глаза, полные невыносимой муки, и видит, как они стекленеют, становясь безжизненными. Молодой царевич дрожит, обнимая себя за плечи руками в поисках хоть какой-то поддержки, но не может заставить себя подойти к рыдающему брату, сидящему в луже крови, вытекающей из смертельной раны на брюхе.
— Прекратите рыдать! Вы только прикоснулись к горю потери. Подумайте теперь, каково было бы нам с матерью потерять одного из вас. А если обоих? — послышался громоподобный рык отца.
Медленно раскачивающийся Тор, баюкавший уже мертвого друга, вздрогнул от речей Всеотца и поднял голову. В его глазах стояли слезы, но они не могли затмить огонь безжалостной ненависти. Весь измазанный кровью, брат вскочил на ноги. Оскальзываясь на багряных разводах, он медленно зашагал к отцу, возвышающемуся над обоими сыновьями в снежно-белых одеждах, которых не могла коснуться грязь.
— Как ты мог?! — крикнул Тор, делая резкий выпад, чтобы ударить обидчика, выместить на нем все то горе, которое он принес. С руки Всеотца сорвалась молния, ослепившая всех присутствующих. Локи вынужден был закрыть глаза руками, чтобы не ослепнуть.
Когда царевич открыл их, вокруг ничего не было видно. Он хотел было вскочить, но тут понял, что находится совсем не в царском дворце и даже не в Асгарде. Короткая ванахеймская ночь уступала место раннему утру. Комната была погружена в полумрак, который, разумеется, не скрывал под собой кровавых морей.
Локи откинулся на подушки, тяжело дыша, чувствуя, что простыни под ним насквозь пропитались потом. Все это сон, игра измученного недавними событиями воображения. Отец никогда не стал бы портить полы даже для того, чтобы проучить своих сыновей. Это лишь глупая фантазия! Локи потер виски, вспоминая, что на самом деле произошло после того, как они с братом впервые вернулись с болот. Да, убийство имело место, но совсем не такое. Все было не так!
Царевич встал на ноги, стараясь не шуметь, и подошел к кровати отца. Луна давно зашла, солнце еще только вставало, так что черты лица спящего искажались, в многочисленных морщинах залегли густые, почти черные тени. Сейчас, лежа в самой обычной постели, Один выглядел всего лишь дряхлым стариком. Никто бы никогда не догадался, что именно этот старец — царь девяти миров; бог, которому подвластно все; повелитель вселенной. Царевичу было очень странно смотреть на отца так, будто тот простой ас, а не величайший бог, каковым он являлся для всего мира и, в первую очередь, для своих сыновей.
Желая продлить странный момент, чтобы полностью прочувствовать его, царевич опустился на пол около изголовья и принялся рассматривать каждую черточку лица, впервые просто так разглядывая великого царя. Единственный раз, когда Локи был рядом со спящим отцом, — события полуторалетней давности, о которых вспоминать совершенно не хотелось. Для одного утра достаточно гнетущих дум: ванахеймский воздух слишком тяжел и вызывает кошмарные сны, искаженные воспоминания. Однако здесь и сейчас царевич может просто сделать вид, что он — всего лишь сын, сидящий рядом со своим спящим отцом. Локи нахмурился, считая морщины на лице бога. Любой непосвященный посчитал бы царя Асгарда дедушкой или даже прадедушкой молодого царевича. Так долго асы не живут… Стоило подумать о смерти, как по спине пробежал неприятный холодок. Бог не может умереть. Ведь вместе с ним умрет и мир, который он создал.
— Пусть я не твой сын, но ты будешь гордиться мною, — прошептал Локи в полной уверенности, что отец, который слышит все происходящее в мире, услышит и его робкое обращение. Сколько у Одина сыновей? Сотни! И все они, не знавшие и десятой доли того, что Локи знал о Всеотце, все же были богами и детьми бога. Они — да, а он — нет. Царевич поднял руку, но не решился положить ее на одеяло. Он всю жизнь считал себя богом, но ведь на самом деле он не сын бога, а лишь… воспитанник. Длинное, чуждое слово отдалось глухой болью в сознании. Даже если он совершит немыслимые подвиги, настоящим сыном Одина ему никогда не быть. Не к месту вспомнилась Беркана. Мужеподобная калека, очень похожая на Всеотца. Локи попытался воспроизвести в памяти все черты обожженного лица. Форма носа и губ совпадала почти полностью. Быть может, она — настоящая богиня. Асинья да еще и дочь Одина. Возможно, ее, а совсем не его, должно почитать все поселение и весь Асгард? И сколько еще таких асинь в золотом чертоге? Вряд ли кто-то осмелится пересчитать законных наследников царского трона.
Сидеть на полу у изголовья было холодно, и Локи был вынужден вернуться в постель. Он думал, что не сможет заснуть, но стоило только закрыть глаза, как царевич тут же провалился в легкий сон без сновидений.
Юный маг проснулся через пару часов. Отец опять сидел в кресле и читал легенды об Адоро. Все повторялось, словно сегодняшнее утро, понаблюдав за вчерашним, решило подготовить новую череду пыток. Локи ограничился учтивым приветствием, молча оделся и направился к двери. Завтрак прошел в молчании: чоколатль обжигал горло, а иноземные фрукты казались отвратительными на вкус. Вчерашний день почти полностью стерся из памяти. Локи смутно помнил, что какой-то подарок они купили, и что отец убрал его куда-то к своим вещам.
Сегодняшнего вечернего возвращения домой молодой маг опасался: ему предстоял тяжелый разговор с матерью. Он пытался понять, зачем отец собирается так унижать его, но сосредоточиться не получалось. Любые размышления казались ничтожнейшим детским лепетом по сравнению с осознанием настоящей божественной мощи того, кто шел рядом с ним. Даже тело Всеотца источало едва заметный глазу голубой свет, видимый только посвященным. Со всех сторон слышались голоса продавцов, ссоры покупателей, обрывки каких-то иноземных пьес — всего того, что недостойно слуха истинного бога. Локи ощущал себя ничтожнейшим созданием, недостойным дышать одним воздухом с величайшим владыкой.
Они остановились около одной из сотен оружейных лавок. Отец завел ничего не значащий разговор с купцом, а Локи, больше от скуки, чем всерьез, принялся рассматривать всевозможные мечи и ножи. Среди настоящего оружия попадалось и деревянное, детское. Взгляд молодого бога зацепился за нож, украшенный изображением орла. Он осторожно поднял его с прилавка и осмотрел. Ошибки быть не может, это тот самый клинок! Он выпросил его у отца во время одной из первых поездок в Ванахейм. Деревянный ножик стал любимой игрушкой для него и объектом шантажа для отца. Множество раз царь угрожал сломать его или отобрать, если сын не будет вести себя достойно. Противостояние продолжалось несколько зим, и, в конце концов, за какую-то провинность нож таки отобрали. С тех пор Локи его не видел, зато навсегда усвоил главный урок: никто не должен знать, какие вещи тебе нравятся.
— Зачем тебе этот ножик? — послышался закономерный вопрос отца.
— Мне нужен не он. — Локи положил игрушку на место и зашагал прочь от прилавка. — Отец, что ты делал с отобранными вещами? Уничтожал?
— Нет.
— Ясно. — Локи немного помолчал. — Ты можешь их вернуть?
— Зачем? Ты даже не помнишь, как они выглядят.
— Помню. Тот нож помню.
— У тебя такого не было.
— Ясно. — Локи чувствовал, что начинает повторяться, но спорить с отцом не смел. Может, он и не помнил в точности рисунка на рукоятке, но зато точно помнил другое: в том возрасте отца он почти не видел. Какое дело было хранителю всех миров до орнамента на детском оружии? И сейчас ему незачем помнить об этом.
— Мы можем уже сейчас вернуться домой?
Бог ничего не ответил, только головой едва заметно кивнул и продолжил идти в том же направлении, куда и ранее. Локи уж подумал, что отец решил проигнорировать дерзкую просьбу, как вдруг Один схватил его за руку и резко свернул в едва различимый проулок. Прикосновение обожгло огнем, царевич хотел инстинктивно отдернуть руку или наоборот сжать запястье отца еще сильнее и вывести обратно на главную улицу. Грязные, вонючие проулки — не место для бога! Да и сама ярмарка — тоже ему не место. Локи усмехнулся: по всему выходило, что бог не имел права никуда выходить за пределы золотого чертога.
Сборы заняли достаточно много времени. Локи с тоской смотрел на множество покупок и понимал, что большая часть ему никогда не понадобится. Стоило раздарить их поселенцам или выбросить.
Марципан ждал хозяина на конюшне. Он всем своим видом выражал недовольство по поводу тяжелой поклажи, но не посмел даже фыркнуть. Царевич благодарно улыбнулся ему: этот конь был полной противоположностью тому кошмару, которого Тор так и не смог воспитать.
Вести животное через полунепроходимые джунгли было тяжело, и Локи радовался тому, что возвращаться к раффлезии не придется. Он как в последний раз любовался чудесными просторами Ванахейма. Когда он попадает сюда вновь, попадет ли вообще… Пускай дышать здесь тяжело, но зато какая природа, какое буйство красок, какая растительность! А что ждет его в Асгарде? Серость, холод, бесконечный снег и еще одна прекрасная возможность заболеть. С сожалением Локи переоделся в тяжелую зимнюю одежду. Стоять в ней в тропическом лесу было невыносимо, но отец в этот раз не стал растягивать мучение. Голубая вспышка резанула глаза, и вот они уже на Радужном мосту. Хеймдаль поприветствовал их сдержано, как и всегда. Но только сегодня Локи отметил, как неуместно выглядит эта холоднокровная сдержанность. Страж вел себя так, будто общался с равным. Хоть он и не видел того, что видел царевич, проведший три ночи наедине с богом, но и не мог не чувствовать трепета перед правителем девяти миров и должен был выказывать его, как подобает верному подданному.
— Поедешь во дворец или в поселение?
Царевич, услышав такой вопрос, чуть не уронил Тессеракт, который как раз собирался вернуть в подпространственный карман. Отец дает выбор, дает возможность убежать, не встречаться с матерью и ничего ей не говорить. Принять это предложение — значит показать себя трусом. Отказаться… Стоило представить разочарованное лицо матери, чтобы понять: выбора, как всегда, нет.
— В поселение. — Локи проклинал себя за слабость, но поделать ничего не мог. — Передай это Тору, пожалуйста. — Он отцепил от одной из дорожных сумок подарок брату: не только надсмотрщики должны быть обласканы, но и все члены семьи. Один бережно принял из его рук тряпичный сверток, и только тогда Локи понял, как дерзко поступил: как посмел он использовать великого бога в качестве своего личного гонца! Он открыл было рот, чтобы извиниться, но отец зашагал прочь по Радужному мосту. Локи поспешил за ним, ведя коня под уздцы. Если царь не вызывает Слейпнира, значит, хочет прогуляться и подумать.
— Отец, — Локи постарался обратить на себя внимание бога, который, казалось, даже не замечал, что царевич все еще следует за ним, — ты предлагал разобрать мои ошибки в Мидгарде. Я готов.
Молодой маг приложил все силы к тому, чтобы голос не дрогнул. Он больше всего на свете не хотел ничего обсуждать, но после всего случившегося понимал, что отец дурного не предложит. Да, он узнает еще много нелицеприятной правды, но, быть может, признав свои ошибки, сможет, наконец, стать достойным… воспитанником. Чуждое слово все еще вызывало если не глухую боль, то ненависть в груди, но «сыном» Локи себя больше не смел называть даже мысленно.
— Нет, не сейчас, — Один покачал головой. — Ты пока не готов к разговору. Тебе стоит отдохнуть. Как и мне. Отправляйся в поселение с вверенным тебе артефактом и будь готов к началу лета вернуться домой. Но не ранее.
Локи кивнул. Отец, как всегда, прав, и не может быть иначе. Он взобрался на лошадь, с неудовольствием отмечая возникшую разницу в росте.
— Спасибо тебе. За все, — крикнул он и унесся вдаль, пришпоривая коня. Теперь бы только побыстрее забрать свиту и оказаться в поселении, запереться в своем доме и ни о чем не думать. По крайней мере до того часа, как придется извлекать Тора из мира смертных. Хорошо хоть, что для открытия портала на Радужном мосту не нужно на этом самом мосту лично присутствовать.
Один остановился на разноцветном мосту и долго смотрел вслед удаляющемуся всаднику. Вот он поравнялся с Хугином, спешащим поприветствовать хозяина. Царь подставил руку, позволяя помощнику сесть на плечо.
— За казнь не благодарят, — задумчиво произнес он. Хугин понимающе каркнул.
Вопрос с ночевкой решился сам собой — царевна посчитала, что у нее слишком мало времени на осмотр новой местности и беседы с учеными, поэтому спать она не будет вовсе. Поскольку Ивару необходимо было вызволить из других миров логистов и целителей, царевна перебралась в семиугольный дом лабораториум фелага Локи, который произвел на гостью должное впечатление. Поломанный Каскет предусмотрительная Беркана заранее спрятала. Она целый день ходила вокруг царевны, не решаясь вновь обратить на себя ее внимание. Дочь Лафея часами сидела подле Фену и слушала рассказы о ее преступном прошлом. Прекрасная снаружи, она успела за свою короткую жизнь убить ни один десяток мужчин и теперь самодовольно делилась подробностями убийств и сокрытия трупов. Чуть позже к девушкам присоединился Хагалар и увлек царевну рассказами о последней войне, в которой лично участвовал. Царевна расспрашивала новых знакомцев об их быте, стремясь найти подтверждение обрывочным сведениям, почерпнутым от Ивара и родной матери. Ее очень удивило, что асы предпочитали водоросли и ягель обычным овощам, что сланцевые ножи с изображениями животных использовались для еды, а не для ритуалов. Один такой нож с тюленем на рукоятке Черная Вдова всегда носила с собой в память о веселом прошлом. Не одну шею этот нож перерезал, не раз выручал свою хозяйку в самых трудных ситуациях, но теперь он покоился в руках иномирской гостьи и должен был в скором времени отправиться с ней в Ётунхейм. На пару минут заглянул Фену: передал Ивару, что Раиду задерживается на Земле, изучая некую «бывшую силу», по-научному «Варкрафт». Ивар не знал, что и делать: то ли немедленно идти к брату и возвращать его силой, то ли остаться с гостьей. Фену ничего дельного посоветовать не мог, поэтому быстро покинул друга и направился к Наутиз — Раиду просил передать ей послание от Ингвара.
Во второй день царевна твердо решила заняться наукой, для чего пригласила к себе Беркану и целителя Алгира, с которым была заочно знакома еще до войны. К ним попытался подсесть молодой маг: он завел разговор о своих любимых красках, о том, как именно выделять красную из марены, а фиолетовую из лишайника, но дочь Лафея заявила, что ётуны признают только одну краску — черную, и добывают ее из болот, обогащенных железом. Ивар только пожал плечами и отошел от дружной компании. Слово взяла Беркана.
— Человеческая наука не совсем такая, как у нас. Она завязана на идее падения с неба. И человек, и все живое было сброшено на Землю и стало несовершенным, даже само мироздание. И цель магии людей — найти эликсир, который смог бы сделать все металлы золотом, то есть совершенством, а также камень, который смог бы вылечить не только человечество, но и все мироздание от негативных последствий падения. Маги были уверены, что так мир вернется в блаженное состояние совершенства. Камень, жидкость или порошок — неважно, он может быть в любом виде. Так считали люди. Мы же точно знаем, что такое мировоззрение суть ложь. Но что насчет алкагеста, ваше высочество? Ученые Ётунхейма его нашли?
— Универсальный растворитель растворит любой сосуд, в котором будет находиться. Его нельзя найти.
— А как же мировой дух? Я читала, что это субстанция, разлитая в воздухе, способная растворять золото. Из нее можно приготовить питьевое золото, излечивающее любую болезнь. Его удалось обнаружить?
— Нет. Нам явилась другая истина: кто потерял руку в битве, должен, без промедления, положить ее в лед. Тогда мне по силам будет восстановить ее. Если поспешить, то микрошвами можно соединить даже отдельные пучки нерва. Нервы, сосуды, сухожилия, мышечная ткань, кожа — все оживет!
Раздался стук в дверь. Алгир, извинившись, вынужден был оторваться от рисования скелета ётуна и пойти открывать. На пороге стояла Наутиз
— День добрый, — поприветствовала она целителя. — Не скажешь, где Ивар? Он должен был сделать мне расчеты серебра.
— Его сейчас нет, но он скоро вернется, — Алгир пропустил гостью в дом.
— Ээээ… Вы открыли сыворотку роста? — Наутиз одними глазами указала на дочь Лафея.
— Нет, это младшая царевна Ётунхейма.
— А, понятно. — Светлоокая не выглядела удивленной, скорее заинтересованной.
— Добрый день, Ваше высочество. — Она приблизилась к столу, пристально разглядывая несколько грифельных рисунков.
— Добрый, — ответила царевна как бы между делом. Она окинула новую асинью холодным взглядом, но вдруг обнаружила то, что вызвало ее неподдельный интерес. Царевна медленно встала, не сводя подозрительного взгляда с Наутиз. Та попятилась к двери — взгляд ётунши не сулил ничего хорошего. Вдруг дочь Лафея схватила ее за плечи и со всей силы впечатала в стену. Не обращая внимания на крики Берканы и вскочившего Алгира, она двумя руками обхватила плечи естественницы, фиксируя ее у стены, а сама встала на колени и принялась всматриваться в лицо.
— Как у тебя могут быть такие глаза? — спросила она. — Скажи правду, кто твой отец? Не ас?
— Ас. Как и мать, — Наутиз не пыталась вырваться, опасаясь за сохранность своих костей.
— Если ищешь правду, изволь позвать лекаря.
— Думаешь, это признак болезни? — подозрительно протянула естественница. Ее взгляд метался с царевны на Алгира и обратно. Что ётунша обнаружила в ее глазах? Ведь ни один целитель раньше ничего плохого про глаза не говорил. Видела бы она глаза того же Раиду — они вообще разноцветные!
Чем ближе было поселение, тем легче Локи становилось. Привычный морозный воздух обжигал легкие и без проблем проходил в них, не вызывая ощущения, что дышать приходится густой и теплой жижей, застревающей в глотке. Темно-серые от вулканического пепла заснеженные пустыни скрывали под собой знакомые с детства лавовые поля. Невдалеке пролетела черно-белая гага-гребенушка с неизменным красно-желтым гребешком на голове. Ранний и Быстрый еще не выбились из сил и не спешили в стойла — тусклое солнце едва проглядывало из-за туч. Родной дом! После буйства красок Ванахейма он выглядел блекло, тускло, серо, но именно этот мир — настоящая родина, именно его царевич любил и был готов защищать. Сейчас, когда отец был далеко и не давил одним своим присутствием, Локи мог полностью отдаться ощущению свободы. Дорога, ведущая в деревню магии, казалась не менее родной, чем та, что вела ко дворцу. И велика ли разница, что в Гладсхейме он прожил больше тысячи зим, а в поселении — всего полгода?
Локи проехал несколько памятных камней с выбитыми на них надписями, повествующими о подвигах великих воинов прошлого. Пересек пару мостов, возведенных безутешными вдовами в честь погибших мужей. А вот и поселение! Ворота почти бесшумно распахнулись, пропуская царевича внутрь. Снег приятно хрустел и не скрывал под своей толщей ядовитых ящериц и змей, готовых укусить. Марципан прекрасно показал себя — давно Локи не ездил на такой покладистой лошади. И пускай она больна — целители могут вылечить все!
Царевич отстегнул сумку с подарками для фелага, предварительно передав прислужникам то, что предназначалось для них. Отдохнуть он успеет, пока же надо объявить о своем возвращении и раздать драгоценные дары. Беркана будет в полном восторге. Как и Хагалар.
Локи закинул сумку на плечо и направился в лабораториум. Либо Лагур, либо Беркана на месте, а уж они разыщут остальных. Тяжелая дверь едва поддалась, будто не хотела пропускать его внутрь.
— Ваше высочество! — послышались удивленные голоса. Локи усмехнулся: поселенцы не ожидали его увидеть так рано. Он собрался было произнести приветственную речь, как вдруг все присутствующие, не сговариваясь, пали на колени! Молодой маг, тут же растеряв все пришедшие на ум слова, недоуменно уставился на коленопреклоненных ученых — даже в первый день такого благоговения они перед ним не испытывали. Неужели они решили так приветствовать того, кто был достоин провести целых три ночи в обществе Всеотца? Даже ненавистный маг покорно стоял на коленях, опустив очи долу.
— Мы думали, что ты приедешь только вечером, — послышался сдавленный хрип естественника.
Локи обернулся к нему и, наконец, заметил то, что должен был заметить сразу. Точнее, ту. Он едва не выронил сумку с подарками: перед ним стояла его увеличенная копия! Да, это была женщина с длинными волосами и неестественными ярко-зелеными блестящими глазами, но черты лица настолько схожи с его собственными! Дыхание перехватило, на мгновение Локи показалось, что он вновь в Ванахейме, и что убийственный влажный воздух не может пробиться в покалеченные легкие. Сильный порыв ветра обдал его холодом и снегом, принуждая одним нервным движением захлопнуть дверь. Громкий звук произвел неожиданный эффект — ученые ожили.
— Локи, это младшая царевна Ётунхейма, дочь Лафея, — пробормотал невнятно Ивар, глядя точно в пол. — А это младший царевич Асгарда, Локи, сын Одина.
Копия подошла ближе и протянула руку для поцелуя:
— Доброго дня тебе, сын Одина и Фригги.
Локи рефлекторно дернулся назад, прижимаясь спиной к двери. Они тут что, все слепые? Очевидно, что девица ему ближайшая родственница, такая схожесть просто не может быть случайной. И если он дотронется до нее, то обратится! Панический ужас и желание исчезнуть едва не разрушили показное самообладание.
— Доброго, — он поклонился царевне так, будто перед ним стояла царица. Этикет обязывал целовать руки царевнам и кланяться царицам. Пусть он проявит больше почтения, главное, не прикоснуться к… Дочь Лафея изучала каждую черточку его лица, каждую деталь одежды. Она, без сомнений, знала, кто стоит перед ней. Если она сейчас скажет хоть слово…
— Тебя и в самом деле зовут Локи? — спросила она, растягивая и коверкая его имя.
— Да.
— Это знамение!
Молодой маг вздрогнул, краем глаза отмечая, что фелаг и какие-то мало знакомые асы вставать не собирались, вступать в беседу — тем более. Надо брать инициативу в свои руки. Узнать, что она здесь делает, как попала сюда… А и в самом деле, как? Локи судорожно проверил хранилище — Тессеракт на месте. Но иного пути пробраться в поселение не существует. Если только ётуны его не обнаружили…
— Добро пожаловать в Асгард, — заносчиво произнес он. — Ты здесь инкогнито?
— Мой возлюбленный друг желал меня развлечь. — Царевна подошла к Ивару и с легкостью поставила его на ноги, обняла, прижала к себе и погладила по голове. Ученый не сопротивлялся столь вольному обращению. Потрясенный Локи смотрел на странную парочку, пытаясь хоть что-то понять. Какой еще «возлюбленный друг»?
— Послушай, дочь Лафея, — Ивар отстранился он царевны, — я бы хотел, чтобы первая поездка оставила в твоем сердце только радость. Прошу, вернемся в Ётунхейм.
— Конец моей дороги уже близок, — кивнула девушка и направилась к двери, не отпуская ученого от себя ни на шаг. Выглядели они комично. Только у самого выхода она дружелюбно кивнула подобравшемуся царевичу и громко произнесла:
— Будь благословлен покоем, Локи, сын Одина и Фригги.
Дверь открылась, впустив в дом новый порыв холодного ветра, и плотно закрылась, не выпуская драгоценное тепло. Локи так и стоял к ней лицом, спиной к ученым. Пожелание покоя от той, что разбила все его благодушное настроение, выглядело жестокой насмешкой.
— Я слушаю ваши объяснения, — он обернулся, услышав, как ученые поднимаются на ноги.
Никто не ответил. Беркана смотрела куда-то в пол. Врач, лечивший его по приезде в поселение, делал вид, что столешница интересует его больше, чем вопросы воспитанника Одина. Даже Ивар и Хагалар не спешили прояснить ситуацию.
— Объяснять почти нечего, — подала голос незнакомая асинья, — просто у нас есть свой осколок Тессеракта.
— Что? — Локи тут же материализовал артефакт, пристально его оглядел. Точно, так и есть! Теперь он отчетливо видел скол, которого в Мидгарде не было. Как они решились сотворить такое, когда успели и… Царевич почувствовал, что ему опять не хватает воздуха — отец доверил ему Тессеракт, и если бы он увидел, что тетракуб подвергся такому варварскому обращению… Нет, Всеотец не мог не заметить! Ничто не могло укрыться от взгляда бога, только он, Локи, не обнаружил изменений. И если Один ничего не сказал, значит хочет, чтобы царевич разобрался с этим сам, ведь ему была поручена бесценная ноша!
— Вы разрушили артефакт? — севшим голосом спросил молодой маг, бережно возвращая покалеченный куб в хранилище и чувствуя медленно закипающую ярость. — Без моего ведома? Я бы никогда не допустил этого!
Асы виновато безмолвствовали. Царевич уже хотел было продолжить обличительную речь, но тут вперед вышел Хагалар. И, судя по омерзительной усмешке, на колени он недавно вставал чисто за компанию.
— О юное дитя, тебя не было три ночи, а я уже успел отвыкнуть от твоих глупостей. Не забывай, ты здесь никто и ничего не решаешь. Тинг постановил, что нам нужен кусок артефакта, а твой друг его разрубил. И, как ты, вероятно, смог заметить, без вреда для куба. Даже без жертв.
— Ты? — не предавая значения словам надменного мага, даже не пытающегося оправдать свой проступок, Локи повернулся к Ивару, попятившемуся от одного гневного взгляда. Как мог он, тот, кого царевич лично выбрал себе в помощники, сотворить такое бесчинство, предать оказанное ему доверие и расположение!
— Сын Одина, я не достоин твоего гнева! Меня заставили! Шантажом! — извиняющимся тоном выкрикнул Ивар и ткнул указательным пальцем в Хагалара.
— Шантажом? Ну ты скажешь! — рассмеялся старый маг, смерив презрительным взглядом жалкого аса.
Локи переводил взгляд с одного мага на другого и не мог понять, кто из них лжет. Впрочем, это и не имело принципиального значения — они оба посмели выступить против царя девяти миров, за его спиной строя свои мелкие козни. Зачем вообще им потребовалось творить такое с артефактом? А если бы что-то пошло не так, и вместо разделения они бы повредили или уничтожили единственный портал между мирами? Как бы он держал ответ перед отцом, доверившим ему, а не кому-нибудь другому, столь ответственное поручение?
— Если мой отец обо всем узнает… — с угрозой в голосе протянул царевич, не без удовольствия представляя возможную расправу над этими подлецами.
— …Твоя шкурка не пострадает, — махнул рукой Вождь. Его беспокойство за того, кому было даровано расположение бога, было просто смешным. — Твой милосердный отец прекрасно понимает, что ты здесь бесправен, так что расправы можешь не бояться.
— Расправы должны бояться вы, — не сдерживая торжествующей улыбки, произнес Локи.
— И зачем тебе с нами ссориться, глупое дитя? — удивился Хагалар. — Тебе с нами еще работать неисчислимое число зим. Но если хочешь выдавать — выдавай, кто тебе может запретить?
Локи дернулся, как от удара, но, справившись с эмоциями, сделал шаг вперед. Что этот маг о себе возомнил, если смеет ему угрожать в надежде, будто царевич испугается неудовольствия каких-то отверженных поселенцев? Стая назойливых мух — вот кем были его противники, и не помешало бы поставить их на место.
— Локи, Тессеракт — наше спасение и надежда, — очень вовремя вернувшийся естественник с порога начал говорить, тем самым защищая своих неверных товарищей от расправы. — Мы преступники, и поселение для нас тюрьма. Мы не имеем права выходить за его пределы. Любой, кто встретит нас за стенами, может и должен атаковать. Но нам не достать реактивы иначе, чем из других миров. Столетиями приходилось рисковать жизнью, добираясь до Радужного моста. Многие логисты сложили головы, даже не доехав до мира назначения. А без реактивов наша работа, направленная на процветание Асгарда, невозможна. Теперь же у нас есть свой личный телепорт.
Ивар аккуратно взял Локи за руку и подвел к столу, за которым недавно сидела царевна. Его грациозные движения завораживали, но время игр закончилось, и доводы сладкоголосого естественника не были достаточными, чтобы унять гнев воспитанника бога.
— Хеймдаль обладает великой силой… — начал царевич.
— Но не видит ничего в поселении, — возразил Ивар, присаживаясь рядом. Он вел себя как нашкодившая собака, и, стоило признать, эта роль давалась ему очень хорошо.
— Я вечно забываю, что ты ничего не смыслишь в магии, — бесстрашный маг продолжал дерзить, но обращать внимание на его слова было бы глупо. Он скрывал свои истинные мотивы за нагромождением язвительных слов — хорошая тактика, но сейчас она не возымела действия, слишком уж примитивной казались эти выходки. Яриться на очередные дерзости, не выяснив суть, будет недостойно воспитанника Одина.
Ивар, сидя рядом, тасовал карты, но его пальцы мелко дрожали, хотя движения были выверены и, кажется, его успокаивали. Царевич давно заметил, что когда ученый волнуется, то начинает машинально перебирать любимые игрушки.
— Думаешь, то и дело переходить на неудобный немецкий — это наша блажь? — продолжил говорить Хагалар с таким нажимом, будто правда была на его стороне. — Глубоко заблуждаешься! Это часть мощнейшего щита, который формирует иллюзию для всевидящего стража. Работать на языке смертных — сущее издевательство, но приходится хотя бы словечки в речь вставлять.
— Но почему немецкий? — продолжил выспрашивать Локи, все еще не реагируя на хамский тон мага. Это было куда полезней — в его бесчисленных дерзостях проскальзывала важная информация. Вынужденный отвечать на прямые вопросы, не вступая в перепалку, Хагалар выдавал секреты поселения один за другим.
— Потому что защиту ставил Лагур, — пояснил Ивар, разбрасывая карты по столу мостиком. Локи выхватил несколько штук и попытался построить домик — тот сразу же развалился. Спокойствия это не добавляло, а оно сейчас было очень кстати. Надо было не поддаваться обуревающим эмоциям, а кропотливо выискивать среди потока лжи и дерзостей важную информацию. Лагур… Тайный гений, создатель чуть ли не всех мощнейших артефактов поселения — он создал заклинание, которое мешает Хеймдалю надзирать за преступниками! Так вот зачем отец отправил своего воспитанника в мир отверженных — разобраться с подозрительными учеными!
Домик в очередной раз рухнул, не получив даже третьего этажа. Ивар вызвался помочь, и вскоре на столе уже громоздилась девятиэтажная конструкция. Работа, требующая полнойконцентрации, немного успокоила мечущиеся мысли, и Локи, уняв гнев, вспомнил о еще одном важном вопросе.
— Зачем было приводить сюда царевну Ётунхейма? Она же чудовище.
Хагалар закатил глаза, остальные стали как-то странно переглядываться. Злость поднялась с новой силой — они еще и хамить ему смеют! Стараясь успокоиться, Локи мстительно дунул — карточный домик сложился.
— Даже поездка с отцом в другой мир не примирит меня с твоими постоянными глупостями, ребенок. Мой тебе совет — не открывай рот, так о тебе окружающие будут лучше думать.
— Я с удовольствием лишусь твоего общества, коль мои слова тебе противны… — прошипел Локи в ответ.
— Меня пугает не смысл твоих речей, а только то, что я слышал все это уже не раз, — продолжил Хагалар, не замечая опасных интонаций в голосе собеседника. — У тебя нет своего мнения, только навязанное родителями. Неужели все заворотные асы так думают? Если да, то твой отец прекрасно вбивает своим подданным угодные ему мысли.
— Хагалар, довольно! — Алгир прервал зарвавшегося мага, заметив, как младший царевич машинально сжал кулаки — только второй неуравновешенной царской особы здесь не хватало. Неужели Хагалар, столько времени проводивший с сыном Одина, не научился понимать, когда нужно остановиться? — Ётуны — лучшие врачи во вселенной. Их целительная магия достигла невероятных высот, которые не снились ни одному другому миру. У этого народа нет ни смертной казни, ни пыток, только врачи, выполняющие функции палачей. Когда-то все прочие миры посылали в Ётунхейм своих смертников, чтобы познать все тайны физиологии, хирургии, беременности, наследственных признаков. Целительница твоей матушки, Эйр, училась у лучших целительниц Ётунхейма. Я мог об этом только мечтать.
— Ётуны ничем не лучше и не хуже асов, — кивнул Хагалар. — Это народ с богатейшим культурным наследием, древнейшими традициями. И мне до сих пор стыдно, что мы столько всего порушили во время войны, а главное, мы же считали, что несем свет и благо!
— Младшая царевна хотела посмотреть поселение и поделиться с нами своим научным опытом, — взял слово Ивар. — Я давно знаком с ней и лишь помог осуществить давнюю мечту. Прости, что пришлось делать все за твоей спиной, Локи, но мы не были уверены в успехе, а в случае провала поселение могло взлететь на воздух. Мы лишь хотели защитить тебя.
Красивые фразы складывались в плотные шоры, готовые лечь на глаза. Не ученые, а сборище шутов, складно рассказывающих одну сказку про царевну и Тессеракт! При том, что чуть раньше, не таясь, Хагалар выдал столь грязную правду о магии, скрывающей дела поселенцев.
— Хватит мне врать! — Царевич вскочил со скамьи и, оттолкнув мягко коснувшегося его руки Ивара, под молчаливыми взглядами остальных поселенцев направился к двери, но замер на половине пути. Если он сейчас направится к отцу, чтобы рассказать о том, что тот и так знает — это будет слишком опрометчивым поступком. Куда полезнее будет заставить никчемных магов, покусившихся на артефакт, исправить то, что они с ним сотворили. Взмахом руки он материализовал Тессеракт, еще раз оглядев красноречивый скол.
— Немедленно соедините две части артефакта воедино. В противном случае завтра же утром мой отец узнает все. О заклинании, скрывающем вас от Хеймдаля. О разбитом Тессеракте. О дочери наших врагов, свободно передвигающейся между мирами. И я лично повешу каждого из вас. А тебе, — он обернулся к ненавистному магу, — я перед этим вырву язык.
Дверь глухо хлопнула, закрываясь за спиной взбешенного царевича.
— У вас всегда так весело? — с улыбкой и явным азартом спросила Фену, ткнув сидевшую рядом Беркану локтем в бок. — Я хочу к вам в фелаг!
— Ты вообще поняла, что он сказал? — воскликнула магиолог. Ее мелко трясло от страха. — Он нас повесит! Ведь артефакт нельзя восстановить! — Она почувствовала, как по щекам начали катиться слезы.
Фену только усмехнулась и отвернулась от соседки по столу. И как можно быть такой доверчивой — если бы магичку вешали каждый раз, как обещали, то из виселиц можно было бы уже построить небольшой дом. Благодушный Ивар подсел к магиологу с успокоительной речью.
— Столетий семь назад у тебя лучше получалось с царевичами, — холодно заметил Алгир, со злобой глядя на Хагалара. — Мне воспользоваться опиатами? В больших количествах лекарство для снятия боли создает иллюзии. Локи или забудет об увиденном, или будет считать его сном.
— Что вы так беспокоитесь? — усмехнулся Хагалар. — Ребенка повесят с нами, если величайший царь все узнает. Он же обручен со смертью, не забывай. Без нас его знания ничего не стоят. Поверь, мой дорогой старый друг, этот ребенок очень хочет жить, так что нам нечего бояться.
— А если все не так? — Беркана, всхлипывая, высвободилась из объятий Ивара. — Если гнев вконец ослепил его…
— Я пойду и поговорю с ним, — вперед вышел молодой маг. — Вы же знаете, если я берусь за дело, оно быстро налаживается! Выпьем шипучей воды, взорвем пару яиц, устроим светопреставление. Локи сразу оттает.
— К твоему сведению, Ивар, у меня полно других дел, кроме как собирать тебя по кусочкам после побоев, нанесенных тяжелой рукой настоящего воина, — заметил Алгир. — Я не знаю, что у вас в фелаге происходит, но вы втроем точно ничего не сделаете, — он указал рукой на Иваров и Хагалара.
— Предоставьте Локи мне. — Фену встала и оправила платье, почти что обнажив полную грудь.
— Только попробуй приблизиться к моему подопечному, распутница, — угрожающе протянул Хагалар. — Пока Локи мой, ты с ним даже разговаривать не будешь!
— А я к нему не пойду! — воскликнула Беркана, когда поняла, что все взгляды обратились на нее.
— Тогда у нас остается только один вариант, — задумчиво протянул естественник. — Ивар, поможешь?
Поглощенный электронно-вычислительной машиной Раиду снаряжал армию и продумывал стратегию боя, как вдруг в дверь постучали. Хозяина не было дома, поэтому естественнику пришлось оторваться от своего занятия и открывать самому. Он был уверен, что это Фену. Логист умаялся вчера перевозить в Асгард многочисленные покупки и обещал зайти на днях, что-то обсудить, но что именно, Раиду уже и не помнил. Он с силой потянул дверь на себя, чуть не выломав замок: на пороге стояли брат и поганый избранник бога. Подавив желание закрыть дверь прямо перед носом незваных гостей, ученый молча впустил их в квартиру, даже не осведомившись о цели визита. Он указал на кухню и вернулся к экрану, на котором разворачивалась красочная битва. Даже Умвельт не мог сравниться с ней. Однако погрузиться в атмосферу сражения не удалось: Ивары, вместо того, чтобы сидеть на кухне и ждать Алгира, явились к нему и стали что-то втолковывать насчет смертельной опасности. Раиду и сам видел, что его войска уступают по силе противнику, поэтому настырные советчики его раздражали. И лишь когда он с диким трудом и неимоверным количеством проклятий победил, то понял, наконец, что брат говорит о какой-то совершенно реальной опасности, нависшей над поселением. И она была как-то связана с царевичем — с этого и нужно было начинать! Раиду дернулся, оторвавшись от финальной заставки, и попытался вникнуть в сбивчивый рассказ брата и прихлебателя Локи. И чем больше он слушал, тем больше холодели его руки. Увлекшись возможностью познать науки Мидгарда, ученые совершенно не подумали о том, как на решение тинга расщепить артефакт отреагирует его хозяин. По словам Иваров, Локи грозился всех повесить, если кристалл не сольют воедино. У Раиду пересохло во рту — он знал, что соединить две части Тессеракта обратно невозможно. И, судя по обеспокоенным лицам, никто из фелага не смог в достойных выражениях преподнести важность их тайной работы с артефактом. Конечно, Раиду очень хорошо представлял, что говорил Хагалар на обвинения царевича и какую ярость эти насмешливые слова могли вызвать. Смерть от рук самого бога была бы достойной даже на виселице, но только не сейчас! Как может он умереть в тот день, когда наконец-то узнал, как именно модернизировать Асгард, в тот день, когда понял, как сделать Локи хозяином нового, лучшего мира!
Ивары настаивали, чтобы он поговорил с царевичем и вымолил пощаду. Раиду не имел ни малейшего представления, что и как говорить богу, только желание показать, что все и в самом деле было не напрасно, что осторожность была обязательным условием, что теперь, с осколком Тессеракта, они получат новый мир, что вот-вот Локи сможет взять в руки то, о чем мечтал — портативный рентген. Никто лучше него, того, кто успел полностью прочувствовать всю прелесть изобретений Мидгарда, не сможет объясниться с богом.
Последовать за ним, как и предполагал Локи, никто не посмел. Он почти бегом преодолел расстояние, отделяющее лабораториум от жилища, и, наконец-то, оказался в тепле. Стихия разгулялась не на шутку, будто вторила ярости царевича: все небо затянули плотные тучи и из них сыпался мелкий, колючий снег, подхватываемый сильными порывами ветра, сбивающего с ног. Со злостью бросив сумку с подарками на кровать, Локи начал избавляться от теплых вещей, сваливая их на скамью. Злость все еще клокотала в груди: пламя Муспельхельма, сколько еще учиненных надсмотрщиками непотребств он упустил! Его слепота достойна только праведного гнева Всеотца!
Раздевшись, он лег на шкуры и уставился в серый потолок, вслушиваясь в вой ветра за стенами. Будь его воля, он бы немедленно вернулся в Гладсхейм и больше никогда не приблизился бы к поселению, однако отец четко сказал, чтобы в ближайшее время он дома не показывался. Но донесение… наверняка на него этот приказ не распространялся… Или распространялся? Локи должен проявить себя, как подобает воспитаннику творца миров, он должен сам разобраться с этой проблемой, пока безмерная глупость отверженных не привела к трагическим последствиям. До сегодняшнего дня он не представлял, насколько вероломны окружающие его липовые соратники, которые на деле оказались не более, чем лживыми трусами. Осознание этого было неприятным — за время совместной работы он успел свыкнуться с обществом большинства членов фелага. И сейчас только его милость и благодушное расположение спасали их от жестокой расправы, которой они, без сомнения, заслуживали. Но если маги не смогут восстановить то, что сами разрушили, ничто не сможет их защитить от гнева богов!
Поглощенный своими мыслями и измученный столь долгим и насыщенным днем, младший царевич провалился в беспокойный сон.
Его дрему бесцеремонно нарушил немолодой раб, дотронувшись до плеча и пробормотав несколько едва слышных слов. Локи помотал головой, прогоняя остатки сна. Ну конечно! Оправившись от шока, ученые решили предпринять попытку умилостивить его своими лживыми речами. Наверняка, у его порога сейчас стоит Ивар — предатель, которому он доверил работу над артефактом. Красочно представив, как ярко-алая кровь окрасит снег у его дома, царевич приказал себе успокоиться. Он обещал ничего не предпринимать до следующего утра и велел никого не пускать во избежание непредвиденных ситуаций. Царевич совершенно не был уверен, что сможет вынести нескончаемый поток издевательств и насмешек, шлейфом следующий за мастером магии. А он-то наверняка попытается достучаться до его совести!
Вернувшийся раб протянул Локи странный листок, который он с раздражением перевернул, испытав непреодолимое желание сразу же выбросить, не читая. Перед его глазами предстала знакомая площадь со странным зданием необычной архитектуры; в центре нее стоял Раиду с выражением крайнего недоумения на лице. Так вот, кто еще сегодня не успел оскорбить его своими насмешками и глупыми выходками! Чувствуя, как в пальцы закрадывается дрожь, царевич снова перевернул листок. Как только смысл наспех начертанных рун проник в его сознание, он вскочил на ноги, забывая о своем решении не встречаться ни с кем из поселенцев до самого утра. Если они узнают правду о мидгардской кампании… Нет, не правду, хуже, они узнают пересказ, искаженный победителями!
— Ты был в Штутгарте? — выпалил Локи, с ходу распахнув дверь и чуть не рухнув под ноги Раиду, поскользнувшись на наледи. Поспешность тут же дала о себе знать — без оставленного в комнате теплого плаща стоять в дверном проеме на сквозняке было холодно. Рассудив, что в такую погоду разговаривать лучше в тепле, чтобы не слечь с новой болезнью, царевич отступил в глубь темной маленькой комнатенки, жестом приказывая естественнику ступать следом и закрыть за собой дверь. Асгардское воспитание не позволяло взять верх ётунской крови, и Локи удержался от желания схватить Раиду за шиворот, чтобы не ждать, пока тот соберется с мыслями.
— Отвечай мне! — потеряв всякую надежду услышать хоть слово, рявкнул Локи на подобострастно смотрящего на него ученого.
Вопль в сочетании с крайне недовольным выражением лица и нервозными жестами возымел куда больший эффект, чем рассчитывал царевич.
— Ваше высочество! — промямлил Раиду и, словно подкошенный, рухнул на колени, запрокидывая голову и с благоговением глядя снизу вверх.
В замешательстве оглядев коленопреклоненного естественника, Локи проникся невольным уважением к тому, кто решил отправить на смерть этого безумца. Его ярость сошла на нет, сменившись любопытством.
— Я не видел тебя сегодня, — смягчившись, произнес царевич. — Ты все это время был в Штутгарте?
— Да. Да, — наконец ответил естественник. — Я видел театр. Мощный и грандиозный! Он достоин тебя, достоин бога!
— Лесть, — Локи помолчал, словно пробуя слово на вкус. — Она не спасет ни тебя, ни магов, расколовших Тессеракт.
— Будь милосерден, сын Одина! — с жаром начал Раиду видя, что царевич ждет, готовый выслушать его просьбу. — Я умоляю тебя, отсрочь свой приговор! Мы сделаем все, чтобы Тессеракт снова стал целым, мы совершим невозможное!
— Столь недолгое общение со смертными сделало тебя похожим на них. Жалким, — Локи говорил очень медленно, лихорадочно соображая, что делать дальше. Судя по восторженным словам и взглядам, о провале на Земле Раиду ничего не знал. Это была самая приятная новость за весь вечер, и она стоила того, чтобы подарить несколько дополнительных ночей для исправления мерзостных манипуляций с одним из камней бесконечности.
— Встань, Раиду.
Не дожидаясь, пока вновь замерший ученый примет протянутую ладонь, царевич сам схватил его за руку, рывком поставив на ноги рядом с собой.
— Дай нам хотя бы немного времени, — в голосе ученого ярко звенела мольба, и это было естественно. — Дай нам завершить начатое! Дай нам провести промышленную революцию и сделать Асгард столь совершенным, сколь и Мидгард! Ты получишь все! Воду и огонь, вспыхивающие по одному твоему желанию; аппарат, позволяющий говорить на расстоянии; дорогу, по которой можно будет быстро проехать на железных машинах. Ты получишь все! Ты будешь хозяином всего этого!
— Ты безумен, — бросил Локи. Лютый мороз, властвующий над поселением, был ничем по сравнению с холодным презрением, скользившем в голосе царевича. — Мидгард свел тебя с ума.
— Поверь мне, сын Одина! Я изучал науку Земли, логисты скоро поставят оборудование, мы получим все! — с жаром продолжал убеждать естественник. Его щеки окрашивал лихорадочный румянец, а глаза полнились фанатичным блеском — ученые, что бы они ни вытворяли, впечатляли царевича своей преданностью идеям. И эта тяга к неизведанным знаниям была заразна. Пробыв в мире людей намного больше, чем этот ученый, Локи ни разу не задумывался над возможной пользой инструментов смертных, которые сумели в считанные недели заставить Тессеракт выполнять то, что им было нужно. Сейчас, когда надо было вернуть на место зарвавшихся ученых, разрушивших артефакт вместо того, чтобы изучить его, идея с мидгардской техникой казалась стоящей. Естественник, видимо, нашел в них что-то полезное, раз с таким жаром спорит.
— Я дам вам время, — наконец, произнес царевич и, не справившись с любопытством, продолжил:
— А ты завтра расскажешь мне о преобразованиях в Асгарде.
— Ваше высочество! — Раиду склонился в глубоком поклоне, и Локи не смог скрыть покровительственной улыбки, наблюдая восторг, вызванный его благосклонностью. — Ты получишь великий Асгард!
— Не я, — Локи мечтательно вздохнул. — Мой отец!
Он уже предвкушал разговор с Одином, когда легким движением фокусника сможет предъявить ему новый мир, который поселенцы создадут под его четким руководством во славу истинного бога.
Фригг закончила расчесывать и очищать от жира шерсть и только собралась приступить к прядению, как ее затворничество грубо нарушили.
— Ты вернулся раньше срока, — заметила она, проводя рукой по драгоценным камням, украшавшим прядильный станок.
Супруг лично явился в Фенсалир, а не послал кого-то из слуг за ней — это так на него не похоже… Он был мрачен и чем-то обеспокоен. Сидевший на плече Хугин не двигался, всем своим видом выражая скорбь. Недавний подарок Фрейи — белая кошечка с рыжим пятном у основания хвоста, наперсница царицы — прошипела что-то грубое и удалилась восвояси: она недолюбливала воронов, которых нельзя было поймать на ужин.
— Я убил его снова, — медленно произнес Всеотец, подходя к окну, которое выходило на юго-запад. — Он пал к моим ногам.
— Теперь все будет по-другому? — спросила Фригг так тихо, будто кто-то мог их подслушать. Она протянула руку, разгоняя облака, нависшие над столицей: там, вдалеке, на юго-западе кипела жизнь, бурлили опасные жидкости, проводились опыты, которые могли закончиться взрывом или смертью.
— Ты должен вернуть его домой, — царица положила ладони на плечи супругу.
— Нет. Он сам придет.
Фригг подавила усталый вздох: Один еще упрямее, чем Тор и Локи вместе взятые. Если она сама не заберет сына из мира отверженных, то может никогда его не увидеть! Ей ли, как матери, не знать, что рожденного заново надо вести и направлять на каждом шаге, иначе любое самое прочное начинание может ни к чему хорошему не привести. О, как же ей хотелось возразить мужу, призвать к благоразумию, заставить немедленно поехать в поселение, но вместо этого она лишь спросила:
— Как ты убил его?..
— Он сам показал мне брешь в своей защите. Эгоистичные амбиции, тщеславие, жестокость… Я выкую ему новое сердце.
— И будешь гордиться им.
Один поднял руку и, не глядя, провел ладонью по нежной, несмотря на возраст, коже Фригг. Сколько времени прошло с тех пор, как они в последний раз стояли столь близко друг к другу? Не как царь и царица, а как муж и жена… Короткий день еще и не думал подходить к концу: солнце сияло с небосвода, освещая заснеженный золотой чертог. Фенсалир располагался достаточно высоко, так что город был как на ладони. Сказочный для любого, кто видел его впервые, слишком помпезный для тех, кто жил в нем несколько тысячелетий. Зелень и чистая вода источников в летнюю половину года делали его похожим на сотню маленьких островков, соединенных мостиками, а зимой снег и лед окутывали землю белым покрывалом, превращая в бескрайнюю равнину.
Фригг не знала, сколько времени они так стояли с Одином — не двигаясь, почти не дыша. Было в этом что-то ностальгически прекрасное: когда-то она также стояла рядом с отцом. Он очень любил смотреть на столицу с высоты, но за неимением башни предпочитал подниматься на какую-нибудь гору. Совсем юная Фригг сопровождала его и любовалась утренним Асгардом с высоты птичьего полета. Она часто рассказывала сыновьям о детских впечатлениях: о походах в горы, об охоте с соколами на морских птиц. Локи слушал, затаив дыхание, Тор узнавал подробности, страстно желая покорить не только те вершины, на которых бывала мать, но и забраться гораздо выше и обязательно зимой. Каким же он был тогда глупым! И, кажется, он совершенно не изменился, только вершины стали другими…
В коридоре послышались тяжелые мужские шаги. Фригг и Один недовольно переглянулись: у них не было сомнений, кто направлялся в покои царицы, но это было так странно: Тор, в отличие от Локи, не любил Фенсалир и старался не переступать порога женского чертога.
— Сын мой, с возвращением, — тепло поприветствовала Тора Фригг, как только он показался из-за двери. Выглядел он еще более хмуро и расстроено, чем Один. Неужто смертная девочка поняла, что за участь ожидает ее в будущем, и отказалась от возлюбленного бога? Фригг внимательно посмотрела на молот — сын слишком вспыльчив и несдержан, вполне мог проломить строптивой девочке череп. И раскаяться, когда ничего уже нельзя исправить.
— Как прошла поездка?
— Люди мелочны и коварны, — ответил Тор, обращаясь скорее к отцу, чем к матери. — Моя вера в них умерла.
Он подошел к окну, за которым начинали сгущаться сумерки. Бог грома расстроен — облака, недавно разогнанные Фригг, вновь собрались в серые тучи и скрыли чудный закат от глаз царской четы.
— Мне не следовало приходить к друзьям: они показали мне много… всего.
— Не всякое знание приносит удовольствие, но и оно окажется полезным однажды, — кивнул Один. Фригг прекрасно видела, что он доволен таким исходом, а, возможно, и ожидал его. — Вот, возьми подарок от Локи.
Всеотец достал из-за пазухи три маленьких свертка, один из которых протянул Тору. Фригг подошла ближе и взяла тот, который предназначался ей — кретек. Почему-то вишневый. Она просила совсем другой… Один протянул третий сверток Хугину. Ворон перелетел на стол с рукоделием и принялся развязывать сложный узел, придерживая лапой аляповатую ткань.
— А сам он где? — Тор не спешил открывать подарок — знал, что Локи вряд ли удержался от мелкой пакости.
— В поселении.
— Даже на ужин не остался?
— В его поступке был скрытый смысл.
— Как и всегда, — буркнул бог грома и принялся развязывать узелок. В пестрой ткани лежали самые обычные конфекты. Тор нахмурился: брат не стал бы дарить обыкновенные сладости. Присмотревшись, бог грома понял, что мужчина, грозящий молотом с этикета, это он сам! На втором он с трудом узнал отца, а на третьем — мать. Тор полюбовался на себя со стороны и сложил конфекты обратно в мешочек. Есть подарки Локи надо крайне осторожно.
— Наш сын расстроен, — заметила Фригг, как только Тор удалился.
Один только плечами пожал:
— Горькая правда сделает свое дело — он вернется домой.
Фригг кивнула, хотя не была уверена, что супруг и на этот раз прав. Она подошла к столу и помогла Хугину справиться с замысловатым подарком. Среди обрывков упаковочной ткани лежала маленькая красная шапочка, которую ворон безуспешно пытался лапой надеть на голову. Царица взяла ее двумя пальцами и осмотрела. На шапочке была вышита первая руна его имени — Один делал подарок на заказ. Хугин размашисто шагнул вперед и подставил голову. Фригг надела шапочку и завязала под клювом — ворону она, определенно, шла, хотя и выглядел он в ней потешно! Он громко каркнул, выражая благодарность, и перелетел к дальней стене, где висело зеркало. Взмахивая крыльями, стараясь удержаться в воздухе, он пытался рассмотреть свое отражение, но ничего не получалось. Наконец, Один сжалился над ним: подошел ближе и протянул руку: ворон уселся на предплечье и принялся изучать обновку. Он, как и царица, давно привык к шуткам Всеотца, а вот детей они настораживали. Фригг вспомнила, как, незадолго до совершеннолетия Тора, Один решил сыграть с ним одну из своих коронных шуток… Бог грома посчитал, что перебравшиеся к нему в спальню из Фенсалира лягушки — дело рук Локи, и долго гонялся за ним по всему дворцу. Фригг улыбнулась счастливым воспоминаниям: вопли ничего не понимающего подростка она никогда не забудет.
— В этом году совершеннолетие Сиф, — заметила она как бы между делом.
— Я помню.
— Ты должен попробовать еще раз, — предложила царица, подставляя руку ворону, который прилетел похвастаться чуть переделанной обновкой: теперь руна его имени была не спереди, а сзади. — Пусть в этот раз все будет по-другому. Жена и советники укажут Тору правильную дорогу.
Один не ответил. Он задумчиво стоял у зеркала, не глядя ни на свое отражение, ни на жену с ближайшим помощником. Фригг тоже молчала. Она прекрасно знала, когда Всеотец молчит, не желая продолжать разговор, а когда — обдумывая ответ.
— Я не думаю, что Локи будет готов, — наконец, произнес супруг как-то несмело, будто сомневался, что ему вообще удастся подчинить себе строптивца. Это было так не похоже на того Одина, который вошел в ее чертог несколько часов назад…
— Ты должен доверять сыну. Твоему единственному сыну, — ответила царица твердо. — Пусть Тор почувствует настоящую ответственность. Ты слишком увлекся младшим.
— Старшим я уже могу гордиться, — усмехнулся Один. — С наследником у нас все в порядке.
Он поднял руку, и ворон в ту же секунду уселся ему на плечо. Всеотец прошептал несколько слов и отпустил птицу: Фригг наблюдала, как она скрывается в юго-восточном направлении.
— Поговори с Сиф. — Царь Асгарда достал из-за пазухи еще один тряпичный сверток, и в это же мгновение в окно влетел Мунин. — Убедись, что она достойна стать женой царя.
====== Разборы и комментарии к третьей части ======
Разбор двадцать четвертой главы
Мы продолжаем знакомиться с чертогами великих богов. На этот раз рассматриваем последний из важнейших — чертог Тора. Информация о нем, как и о деве-целительнице, взята все с того же сайта Анны Блейз. Моя благодарность тому, кто навел меня на этот сайт, продолжает расти. Ведь он дает прекрасную возможность красочно описать и Асгард, и прочие миры. Диалог Одина и Хагалара родился в результате обсуждения личности последнего. Оказалось, что по тексту до сих пор весьма слабо понятно, чем же он занимался и почему настолько зазнается. Дабы удовлетворить любопытство читателей, по всему диалогу разбросаны «нехилые намеки», дающие примерное представление о его роли в прошлом. Разговор двух старцев — это борьба и испорченный телефон одновременно. Хагалар видит перед собой врага, Один — давнего друга. Заметим, что к Локи оба относятся с пренебрежением, называют его «что», а не «кто» — это очередная отсылка к спору под одной из предыдущих глав, где Локи обзывали то тумбочкой, то комодом. По большому счету, он действительно мало что делает сам, это вокруг него пляшет и семья, и фелаг.
Диалог старцев можно разобрать детально, расписав все жесты и слова, но тогда будет неинтересно. Он и так открывает слишком многое из прошлого обоих, дает множество фактов, которые, если подумать, можно сложить в интересную картину.
Первый небольшой диалог Одина со шпионом дает нам представление о том, как же живет Локи в поселении на самом деле. Да, он ошибается, считая, что фелаг следит за ним и докладывает обо всем Одину. Этим занимаются другие асы, о существовании которых Локи и не догадывается. С их точки зрения, царевич увлечен исключительно наукой. Правы ли они?
Вторая часть начинается с описания поселения — немного проясняется ситуация с любовными отношениями, но еще не до конца. Кроме того, Локи изучает структуру пламени. Поскольку по мифам он бог огня, то это символично. Все выкладки по пламени брались из учебника 1930-х годов, но, говорят, что с тех пор ничего нового не открыли, так что все написанное верно и для сегодняшнего дня, в том числе и взаимодействие огня с водой.
Сцена с лимоном была мною продумана еще полгода назад, когда мне в гостях перепал лимон, который я по своему обыкновению съела без всякого сахара. Народ вокруг сперва отказывался брать дольки, а потом съел почти половину. Оказывается, многие могли съесть лимон без чая и без сладкого. Параллельно шел разговор о том, что ходят слухи, будто лимон помогает при простуде, но что это, на самом деле, ложь. Вот из такой вот совершенно обычной сценки и родился небольшой фрагмент этой главы, который открывает новую ветвь фанфика — тему медицины, борьбы Локи с собственной болезнью. Полагаю, многие были поражены, прочитав про воспаление легких, которое Локи получил после похода на кладбище. Казалось бы, с чего ему болеть? Да все с того же, что его выбросили в младенчестве на лед. Я говорила с медиками и представляю себе весь букет заболеваний, который должен быть у Локи вследствие лежания на льду. Разумеется, встает закономерный вопрос: ведь он же ётун, он обязан хорошо переносить холод, так как же так? И на это у меня есть целых три ответа, но пока я упомяну только два. Во-первых, он полуетун, так что переносит холод хуже. Во-вторых, он недоношенный ребенок. Почему так? Да потому что, если бы полукровка развивался в теле матери все положенные месяцы, он бы её разорвал (вспомним соотношение роста великанов и асов), значит дети-полукровки должны извлекаться из организма матери задолго до рождения. Поскольку Ётунхейм объявлен у меня оплотом медицины, то у них вполне могут быть нужные для этого приборы и опыт.
Возвращаясь к тексту: Ивар рассказывает об аппарате, позволяющем видеть будущее. Изначально он нам нужен был для того, чтобы показать один из вариантов прошлого (подробнее — в следующей главе), однако теперь этот прибор позволит также исполнить и заявку, которая очень хорошо впишется в контекст произведения.
Разбор двадцать пятой главы
Эта глава делится на несколько частей. Большую часть составляют два варианта вероятностного прошлого, каждое из которых вполне могло бы стать самостоятельным фанфиком. Первое описывает события, которые случились бы вместо падения в Бездну. Сама сцена написана давно, еще в декабре. Мы сидели в кафе и думали, а что, действительно, могло бы тогда произойти? Что было бы логично? Как бы повел себя Один? Кто виноват во всем случившемся? Разумеется, все в той или иной степени. Для Локи увиденное — шок, потому что все, что он пережил, оказывается, можно было бы не переживать. Вторая вариация прошлого, напротив, совсем не такая сладостная. Она тоже прописана на основе чистейшей логики. Какие бы события ни случились после вербовки Старка, а ракету остановить некому было бы, значит, произошел бы взрыв. А уж погиб бы Локи или нет, рассыпался бы Тессеракт или нет — это уже другой разговор. Заметим, что в переделанном варианте Локи с Тором так и не смогли подраться, хотя оба стремились к этому: так проявляется подсознательное нежелание Локи вредить брату. Кроме того, столкновение Тора и Старка позволило выразить найденную на просторах интернета мысль, что Тор во время битвы с читаури вполне мог заряжать Старка, когда у того кончалось горючее.
Второй отрывок создавать было гораздо сложнее, чем первый. Ту же философию я прописать не в состоянии, её вписывал один из корректоров.
Заявка, которую я выполнила столь странным способом, пришлась очень кстати: она показала Локи разрушительную силу человеческого оружия, проблема которого станет центральной в четвертой-пятой частях. Не просто же так, очнувшись, Локи тут же идет искать Ивара и доставать книги, посвященные оружию людей. Локи не глуп, он знает, что поселенцы ходят за покупками во все миры, а если человеческие бомбы окажутся в прочих восьми мирах… то миров не станет! По дороге Локи слышит преинтереснейший для него разговор. Он создавался на основе одной-единственной фразы про зависть из уст Раиду. Локи, наконец-то, узнал хоть какую-то правду о настроениях в своем фелаге, но… не поверил ей! Можно также заметить, что Локи уже не бросается на Хагалара, а вполне мирно ему отвечает. Это один из главных мотивов третьей части: фелаг работает вместе уже почти четыре месяца, за это время все друг к другу притерпелись и не грызутся так, как в начале. Прописывать теперь диалоги фелага будет сложнее: ведь герои ведут себя несколько по-другому, но и из образа, при этом, не должны выпадать.
Разбор двадцать шестой главы
Эта глава отличается от всех прочих почти полным отсутствием описания и большим количеством действий и действующих лиц. Это второй триптих. Как мы помним, в первом (глава 14) ведущими были Хагалар, Беркана и Ивар, здесь же Тор, Локи и Раиду. Основные мотивы двух триптихов пересекаются. Так, в первой части Хагалар был озабочен состоянием здоровья и безопасностью Локи, здесь ими озабочен весь фелаг. Беркана как переживала о себе, так и переживает. Лагур все также дает достаточно умные советы, которые совсем не по нраву окружающим. Раиду все также увлечен научной революцией во благо великого Локи, а Ивар почти не вступает в разговор, и его помыслы до поры до времени неизвестны.
Эта глава имеет огромное значение. Когда я только продумывала повесть, именно она должна была быть первой. От нее пошли бы сперва назад события предыдущих 25 глав, а потом вперед новые главы. Однако подобная последовательность на деле оказалась крайне неудобной, ведь если ставить данную главу первой, то читатель сталкивается с десятком новых персонажей, о которых он сам ничего не знает, но с которыми уже очень хорошо знаком Локи, поэтому пространные описания от его лица выглядели бы неуместно. Пришлось знакомить читателей с персонажами (вся первая часть). Я надеялась что смогу вставить эту главу в начало второй части, но не тут-то было: мне было необходимо, чтобы Локи мог самостоятельно провести операцию по созданию артефакта, значит, надо дать ему время и наставника. Так появилась вторая часть. Разумеется, пришлось отказаться от идеи «сперва назад, потом вперед», теперь события развиваются только вперед.
Что касается новых персонажей — они эпизодические и были придуманы мною еще прошлым летом, когда я монтировала сетку персонажей. Две девицы. Обе влюбленные в Локи, но совершенно по-разному. Беркана-2, как и Раиду, насмешка над типичными Локи д, точнее, над Локи д, дорвавшимися до тела своего кумира. Этому мотиву (добиранию до тела кумира,) посвящены удачные юмористические рассказы Такхизис: «Яблоки для белоснежек», «Trumbl», «Бойтесь своих желаний» — их основной мотив пересекается с мотивом второй части двадцать шестой главы. Беркана-2 внесет нотку безумия в серьезное повествование.
Что до Фену, то здесь совершенно другой разговор. Она выражает интересы едва не всех поселенок к Локи. В Скандинавии действительно считалось, что удача отца перейдет сыну, и это самое лучшее, чем ребенка можно одарить. Учитывая, что Локи вернули в Асгард героем, вполне естественно, что на него объявили охоту. С созданием Фену возникли жуткие сложности. Я много месяцев думала, как именно должна изъясняться такая женщина, как она. Ведь она не кто-нибудь, а подруга самого Раиду, который женщин презирает. На фикбуке мне повезло столкнуться с девушкой, чья речь просто идеально подошла для этой героини. Да, реплики Фену, как и реплики всех канонических персонажей, не придуманы мною, а собраны из реплик вполне себе реального человека. Итак, Фену получилась достаточно дерзкой. Но встал другой вопрос: с чего Раиду позволяет себе дерзить? Ответ нашелся быстро: коллекция мужчин, экспонатом которой Раиду, с одной стороны, быть не хочет, а с другой — пользуется заинтересованностью коллекционера. Описание характера Фену убило сразу двух зайцев: с одной стороны, объяснило, почему Раиду общается с девушкой, с другой, показало истинное положение любовных дел в поселении.
В этой главе много диалогов и огромное количество мелких деталей, которые очень легко пропустить. Рассмотрим части по очереди.
Первая — Тор. Сразу же бросается в глаза престранное поведение Локи. Он через слово обращается к Тору «брат», играет на публику и на бога грома, старается перетянуть его на свою сторону и убедить, что на трон Асгарда не претендует и вообще всю жизнь мечтал заниматься естественной наукой. При этом он ошибается везде! Некоторые проницательные читатели отмечали в прошлых главах ошибки в суждениях Локи, в этой же главе ошибок больше, чем истины. Он неправильно называет цвета, например. Кроме того, рассказывая брату об ужасах цианидов и фосфора (тут ошибок нет), демонстрирует обычные медикаменты! О чем мы впоследствии узнаем из уст Раиду.
Вторая часть — Локи. И снова игра на публику. Локи делает все, чтобы очернить отца в глазах поселенцев. К чему это приведет — легко можно догадаться. Как мы видим, прошло несколько месяцев, фелаг пообвык друг к другу и уже ведет спокойный разговор, не прерываемый криками и ссорами. История семьи Локи из собравшихся интересна троим: Беркане, Раиду и Хагалару, и у каждого свои причины. При этом опасения Локи насчет поездки развеивает не кто-то из этих троих, а Лагур, фактически предсказывая будущее. Кроме того, в последнем монологе он выдает достаточно много информации, которая явно не по душе членам фелага. Проницательный Локи теперь считает Лагура своим главным врагом, во многом потому, что не знает, как к нему подступиться. Как заметил один из моих корректоров, — с Лагуром вполне можно создать, при желании, интересную историю. Ну, насчет истории пока сложно сказать, но понервировать своих коллег он точно может. Постепенно собирается прошлое персонажей: в прошлых главах мы узнали фрагменты биографий Хагалара, Ивара и Раиду. Теперь к ним присоединилась Беркана. Вопрос: какой процент правды в рассказе каждого из персонажей? А в слухах, что летают по поселению?
Третья часть — Раиду. Если предыдущие двадцать пять глав представляли собой линейную последовательность событий, то после этой на некоторое время события будут происходить параллельно. Эта глава — развилка. Первые две линии ведут к ярмарке Ванахейма, которая будет посвящена Одину и Локи, третья же направляет нас к промышленной революции, которой так увлечен Раиду. Первое же, что он собирается забрать с Земли, это средства для письма. Карандаши, фломастеры, ручки — что же он выберет? Заметьте, карандаши в данный момент ему даже важнее Локи — выполняя поручение бога, мысленно он пребывает на Земле в магазине. Сцена между Раиду и Фену, так называемая, «Сцена соблазнения» стоила мне больших трудов и нервов. Я прописала диалог, но была не в состоянии прописать действия. Фелаг пришел мне на помощь и в результате у меня на столе оказалось три сцены соблазнения! Реплики одинаковые, а вот действия, настроение и движения — все разное. В моем распоряжении было все: от нападения на Раиду до игры «ты мне, я тебе». Больших трудов стоило объединить все три сцену в одну. Из каждой были взяты отдельные строчки, перетасованы, перемешаны, добавлены нужные мне комментарии и технические моменты. Так, изначально Фену подводила глаза углем, а не сажей, а Раиду не рассуждал биологическими терминами, однако мы посчитали, что при его увлеченности работой это будет выглядеть вполне уместно. Через Фену мы узнаем еще некоторые подробности из жизни фелага — верить им или нет — покажет время.
Разбор двадцать седьмой главы
Первые двадцать шесть глав мы безвылазно сидели в Исландии, а теперь переносимся в солнечную Индонезию. Описание Ванахейма почти полностью совпадает с описанием этой жаркой страны, плюс, добавлены некоторые мелкие подробности из Северной Традиции. Как оказалось, описывать страну, в которой никогда не был — очень сложно. Я руководствовалась рассказами путешественников и книгами, посвященными этой стране, но все равно в изначальном варианте было море ошибок: то всплывали заливные луга, то сухой воздух, то раффлезия без запаха разложения. Причем большинство этих ошибок поправили не фелаговцы, а случайный читатель, который, заметьте, в Индонезии не бывал. Очень советую всем авторам, которым приходится подробно описывать незнакомую местность, найти себе достаточно внимательного консультанта с большим жизненным опытом — эта предосторожность спасет произведение от мелких ошибок.
Почему Ванахейм — это именно Индонезия? — Потому что там растут какао-бобы, а шоколад, точнее, чоколатль, сыграет решающую роль в судьбе Локи.
В тексте встречается много незнакомых растений и плодов. Поскольку, полагаю, большинство читателей никогда не бывало в Индонезии и не знает, как эти фрукты выглядят, представляю фотографии:
Джекфрукт, мангостины, рамбутан, питахайю, звездный фрукт можно посмотреть здесь http://nashaplaneta.net/forum/viewtopic.php?f=13&t=322
Также считаю своим долгом показать раффлезию, чей диаметр и в самом деле составляет почти метр (фатом) — http://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/a/af/Rafflesia_sumatra.jpg
В этой главе особый интерес представляют описания, точнее, метод их создания. Для примера возьмем первый абзац Ванахейма, который написан достаточно гладко и читается как единое целое, и посмотрим, каким образом он был сделан:
1) В лицо ударил свежий теплый ветер, пропитанный множеством вкусных запахов. (книга по Индонезии)
2) Дыхание сразу сбилось, хотя он еще ничего не успел сделать — тяжелый воздух, жаркий, слово вздохи костра, был к тому же влажным. (корректор-врач предложил идею, корректор-эмоционал написал)
3) Стояла нестерпимая жара. По меркам Асгарда в Ванахейме всегда было жарко, даже когда местные жители жаловались на холод. (книга по Индонезии)
4) Локи тут же стянул с себя зимнюю одежду, стараясь дышать более размеренно и глубоко — так, как был научен в первый приезд сюда. (корректор-врач предложил идею, корректор-эмоционал написал)
5) Он предусмотрительно захватил с собой легкую одежду, закрывающую тело полностью: только в ней можно ходить по самым оживленным улицам и заходить в многочисленные храмы, не вызывая негодования местных жителей. (статья по Индонезии+предложение корректора-логика)
6) Несколько тысячелетий назад ваны создали свой собственный мир сидеальной погодой. (Северная Традиция)
7) Ни одно измерение не могло похвастаться такой четкой сменой времен года. (Северная традиция)
8) После многомесячного холода Асгарда и недавней болезни тело изголодалось по теплу. (моя личная фраза)
9) Хотелось лечь в густые заросли и провалиться в блаженную полудрему. (моя личная фраза)
10) Локи, избавившийся от теплой одежды, очень остро ощущал вокруг себя кардинально изменившуюся природу: они стояли посреди огромного леса, одного из немногих не вырубленных ради рисовых и пальмовых плантаций. (рассказ путешественника по Индонезии)
11) Цепкие лианы оплетали балау, ноги утопали в папоротнике, вокруг порхали разноцветные бабочки, слышалось пение райской птички, а неподалеку… (другая книга по Индонезии)
12) Неподалеку цвела раффлезия* — самый большой цветок не только девятимирья, но и таинственной Бездны. (рассказ путешественника по Индонезии)
13) А ведь считалось, что её нельзя обнаружить без опытных провожатых. (дневник другого путешественника по Индонезии)
14) Совершенно забыв, что он не один, Локи направился к цветку и остановился около красного лепестка, тут же скривившись и пожалев о своей поспешности: растение источало отвратительный смрад. (замечание опытного читателя+исполнение корректора-эмоционала)
15) Вокруг прекрасных лепестков кружились, самозабвенно жужжа, стаи жирных мух, привлеченных запахом гнилого мяса и разложения. (Википедия)
К чему я это? А к тому, что чтобы прописать любую страну, легче всего сперва изучить её по нескольким источникам: тогда текст получится гладким и будет избавлен от многих ошибок.
Поездка в Ванахейм развяжет сразу несколько линий. Во-первых, Одино-Локиевские отношения переменятся, во-вторых, подойдет к концу линия лошади.
Язык ванов — это, разумеется, индонезийский. Дабы не переводить все фразы, я приняла решение делать язык асов международным.
В Ванахейме сотни разных народов и из этого мира, и из других. Соответственно, жуткое смешение культур и архитектурных стилей. Подробней об этом в следующих главах, а пока стоит обратить внимание на гостиницу, где герои остановились. Она датируется первым веком нашей эры и располагается на территории современной Италии. А рыбы, раскрывающие рот в поисках хлеба, живут в Испании, и их действительно легко можно ухватить за хвост.
Историю с белкой и казнью мы продумывали очень давно, больше полугода назад. Хотелось разбавить образ сурового Одина Всеотца. То он дарит жене чертог с лягушкам, то сыну отдает белку в качестве надсмотрщика. Это всего лишь шутка, которую Локи не понял, так как совсем не привык видеть отца таким. Точно также он не понимает, чего отец от него хочет. Он чувствует, что и Один, и Хагалар пытаются загнать его в тесные рамки (и это еще одна причина, почему он уверен, что старцы действуют заодно), но не понимает, что они преследуют разные цели. Один, предлагая казнь, окончательно дает Локи понять, что, либо тот будет играть по правилам и делать то, что ему велят, либо погибнет. Теперь у царевича уже нет выбора: продолжать качать права он не может, приходится играть предложенную роль. И Локи кажется, что он понимает, чего именно от него хотят. Насколько он прав в своих суждениях и выводах, увидим через главу.
Эпизод с лошадью гораздо моложе эпизода с белкой. Как правильно выбирать лошадь, на что следует обращать внимание, я не имела ни малейшего представления, пришлось снова просить помощи у тех, кто разбирается в данном вопросе. Недавно мне удалось, правда, получить опыт в управлении лошадью: теперь я хотя бы примерно представляю себе, с какими трудностями сталкиваются всадники. Какой-никакой опыт все же полезнее, чем никакого, так что, надеюсь, если придется описывать конную прогулку, я не допущу совсем уж глупых ошибок.
Разбор двадцать восьмой главы
В этой главе у нас целых три локации: поселение, Штутгарт и Сан Диего. Рассмотрим каждую из них.
В поселении речь идет все время о том Иваре, который работает над Тессерактом. Поскольку Иваров в повествовании трое, то читатели вполне могут начать путаться. Если в главе будет встречаться более, чем один Ивар, я подскажу, какой именно (хотя чаще всего можно легко отличить по поведению). Так, Алгир поминает третьего, который мастер естественной ветви науки (и от которого зависит, какие технологии будут в Асгарде).
Раиду отправляется на Землю вместе с Фену. Его мы уже один раз встречали в главе, где Раиду рассказывает о науке людей и предлагает перенять технологии. Фену — персонаж проходной, поэтому характера у него нет в принципе. Он понадобится в нескольких сценках для затыкания нескольких сюжетных дыр. К моменту написания этой главы я уже полностью расписала план повести, а также краткие биографии всех поселенцев, которые встретятся по ходу повествования, так что теперь хотя бы точно знаю, кому давать яркую индивидуальность, кто будет настоящей личностью со своими мыслями и устремлениями, а кто нужен лишь для совершения некоторых конкретных действий. Так, Фену должен просто сопроводить Раиду на Землю. Сопровождение необходимо, так как естественник на Земле совсем не ориентируется.
Ивар-2, как всегда, безмерно горд собой. Идея атакующего Тессеракта не моя, она принадлежит одному из членов фелага и, как мне показалось, хорошо вписалась в повествование. Я до последнего раздумывала, кто сможет усмирить артефакт: сам Ивар или Локи, но потом все же пришла к выводу, что на данном этапе Локи нельзя знать о том, что поселенцы могут ходить в другие миры. Благодаря этому удалось вставить несколько мелких упоминаний об облачении царевичей — зря мы что ли разбирали их подробно глав десять назад?
Штутгарт. Описывать его было не так и сложно, потому что я брала те места, где ходила не далее, чем три месяца назад. Правда, тогда я еще не знала, что буду его описывать и на многие вещи не обратила внимания. Я говорила в теоретической части статьи и повторю в практической: всегда интереснее и автору, и читателям, работать с теми локациями, которые автор знает, в которые может вдохнуть жизнь какими-нибудь интересными детальками. Так, корабль, около которого сидит Раиду — стоит в парке, ведущем к вокзал, где действительно уже несколько месяцев, если не лет, идет стройка. Упоминаемые улицы я проходила по нескольку раз в день, а в магазине, куда Фену ведет Раиду, покупала продукты. Штутгарт известен всем любителям «Мстителей» — ведь именно там расположена опера. Я побывала в том здании, которое, теоретически, посещал Локи: оно не имеет никакого отношения к тому, что нам показали в фильме. Как и пейзаж вокруг него.
Знакомство Раиду с техникой было не так и просто описывать. Я долго думала, насколько он должен разбираться в технике людей. Первая мысль — делать его совершенно необразованным. Я попробовала представить себе, как будет выглядеть его исход на Землю, и поняла, что он затянется страниц на двадцать и превратится в описание того, что все читатели и так знают. Пришлось делать Раиду всесторонне образованным. Гидрокарбонат натрия, который Раиду упоминает во время прогулки по магазину — это всего лишь сода. В пищу её стали употреблять только в конце девятнадцатого века.
Образ Алгира — это развитый вариант Фену (которая девица). Изначальная шестерка персонажей — это ожившие черты характера: надменность, грубость, вежливость, себялюбие, безразличие, плюс образ типичной девушки. Фену говорит словами одной моей знакомой с фикбука, которую я, к сожалению, не знаю лично, поэтому не могу прописать её повадки и привычки. Алгир же живет в соседнем доме — это мой сосед по даче. У него преинтереснейшая речь — для моего исследования он просто находка. Я еще никогда не встречала людей, у которых было бы столько несвойственных толпе речевых оборотов, любимых слов. Его биография и рассуждения о мире, манера держаться — все это так и хочется вставить в персонажа. Биографию, правда, не получится, а вот все остальное хотя бы попробую. Общие знакомые говорят, что речь получилась похоже. Для того, чтобы вставить в уста персонажа речь живого человека, надо эту речь иметь под рукой. Сперва я пользовалась диктофоном, но потом поняла, что это крайне неудобно: приходится несколько раз прослушивать, потом переписывать на бумагу — пустая трата времени. Гораздо удобнее работать с телефоном: вслепую набирать в теле смски все понравившиеся фразы, а потом уже их переписывать в блокнот. Для Алгира у меня записано около сорока выражений — надеюсь все использовать.
Алгир — типичный потребитель, которому нет никакого дела до механизмов. Бедный Раиду — такого он точно не ожидал. У него и так голова раскалывается от местного неудобоваримого воздуха, пропитанного выхлопными газами, а тут еще и такое!
Все сцены с Алгиром реальны в той или иной мере. Вместо филе мы ели щуку, вместо лекции о Германии была лекция об истории Киевской Руси, два кагора (один из которых 1957 года) смешивали перед обедом.
Что касается монолога Алгира насчет Штутгарта, то, полагаю, историю Германии знают немногие, поэтому привожу подробный разбор.
«В Пруссии, которая теперь Германия, а была еще Федеративной Республикой Германии…» — В Германии феодальная раздробленность длилась дольше, чем в других странах. Территория Пруссии преобразовывалась каждые несколько лет. То она была почти равна современной Германии, то обгоняла её, то наоборот. После Второй Мировой Войны Германия была разделена на ФРГ и ГДР, объединились они лишь в 1990-м году.
«Я застал начало промышленного переворота и внедрение первых машин.» — промышленный переворот в Германии начался позже, чем в других странах Европы — только в тридцатые годы девятнадцатого века.
» Гидравлическую реактивную турбину тогда же, кажется, изобрели. Воздухонагревательная установка для литой стали — да много там чего было.» — со сталью, полагаю, все понятно, первое же страшное слово обозначает всего лишь водяной двигатель. Подробнее о нем можно прочитать здесь: http://megaznanie.ru/index.php/encyclopedia/technician/5267-2010-08-08-08-52-16.html
«Таможенный союз был, когда я только появился.» — он был создан в 1834 году, не включал Австрийскую империю. В него входили Пруссия, Саксония, Бавария и прочие государства, которые в наше время являются Землями объединенной Германии. Из-за ТС государства члены Германского союза (ими фактически были теперешние германские земли) попали под еще большее влияние Пруссии.
» Пролетариат, то есть рабочие, все время и много восставали, иногда даже свергали власть и ненадолго свою собственную организовывали.» — намек на большевиков в СССР. В Германии было много восстаний рабочих, например в 1919 года в Бремене была провозглашена социалистическая республика. Она просуществовала почти месяц.
» Неподалеку есть страна Австрия, тоже по-немецки говорит. Все время они с Пруссией то объединяются, то разъединяются, я уже запутаться успел.» — история взаимоотношений Австрии и Германии достойна романа. Например, 1864 году они вдвоем идут против Дании и одерживают победу, а в 1866 году начинается Австро-Прусская война, которая длится семь недель и по результатом которой спорные территории входят в состав Пруссии. Полностью Австрия была присоединена к Германии незадолго до Великой Отечественной Войны.
«У них даже революция в одно время началась.» — в 1848–1849 годах. Интересно, что цели у них были разными. Цели немецкой революции: уничтожение феодальной раздробленности и политическое объединение страны. Цели австрийской революции: уничтожение национального и феодального гнета, завоевание независимости угнетенными народами, свержение монархии Габсбургов.
«У Франции море земель оттяпали с морем ресурсов. Мы тогда себе колоний позахватывали в Африке, с Англией и Францией бодались. » — по итогам франко-прусской войны Северогерманский союз присоединил Баварию, Баден, Вюртемберг, Южный Гессен-Дармштадт, а также аннексировал Эльзас-Лотарингию. Кроме того, в 1884–1885 годах появились немецкие колонии в Юго-Западной и Юго-Восточной Африке, что ухудшило отношения с Англией.
«Даже Германская империя из-за этого образовалась.» — она образовалась после франко-прусской войны, спровоцированной Бисмарком. Пруссия одержала блистательную победу и присоединила множество новых земель.
«Точно помню Бисмарка — правую руку местного царя.» — прусский канцлер, объединивший Германию: самое заметное историческое лицо Германии 19-го века.
«Еще прошло несколько мелких войн и переворотов, а потом эпоха затишья.» — 1890-1914 — так называемая «прекрасная эпоха» — краткая эпоха мира, гармонии, развития естественных наук, культуры, появление кинематографа и прочее.
«А потом новая война. На новом оружии.» — Первая Мировая Война.
» Ну дальше кавардак: голод, холод, смена властей по десять в год, все стоит, все недовольны, жрать нечего.» — после Первой Мировой Войны и до правления Гитлера существовала Веймарская республика. Отличалась быстрой сменяемостью министров и полной нежизнеспособностью: только удалось хоть немного наладить жизнь народа, как грянул мировой финансовый кризис.
» Только власть устаканилась, только жратва появилась, как еще одна война, похлеще всех предыдущих. 53 налета англо-американских самолетов только на мой родной Штутгарт.» — Вторая Мировая Война.
» И стали вотчиной Америки.» — Штутгарт находился в американской зоне оккупации.
«Потом мы очень быстро стали частью Федеративной Республики Германии.» — появилась в 1948 году. Состояла из земель американской, немецкой и французской зон влияния.
«Только отстроились, как опять объединились, только бескровно и без Австрии.» — объединение Германии 1990 год.
» И за это время, представь себе, давай возьмем хотя бы сто лет, то есть с 1913 года по 2013-й сменилось… Вильгельм Второй, Эберт, Гитлер, Аденауэр, Эрхард, Брандт, Шмидт, Коль, Шрёдер, Меркель.» — Гитлера и Меркель, полагаю, все знают. Вильгельм Второй — германский император: отрекся от престола в 1919 году после поражения в ПМВ, умер в 1941 году; Эберт — первый рейхсканцлер Германии после Ноябрьской революции 1918 года; Аденауэр — Шмидт — федеральные канцлеры ФРГ до объединения; Коль, Шрёдер — федеральные канцлеры объединенной Германии.
Танки, похожие на утюги и холодильники, существуют на самом деле. Это танки Первой Мировой Войны — http://arma.at.ua/forum/12-1456-1 Пройдя по ссылке, мотайте вниз до последнего сообщения: «AIX › Среда › 02.09.2009 › 19:37 › Сообщение # 15»
Что касается второго эпизода: Джейн и Тор. Описание Америки не мое, я засадила за него друга, который только что вернулся из полуторамесячного путешествия по этой далекой стране. Здание, где проходит конференция — то самое, где каждый год бывают Комик-Коны — забавное совпадение. Тор, в моем понимании, именно что бог, а бог не будет интересоваться у смертной её мнением, ему просто в голову не придет. Поэтому он с такой легкостью говорит о скорой свадьбе: для него это вопрос решенный, ему невдомек, что девушка может отказаться. В Америке будет происходить значительная часть третьей части и некоторые эпизоды пятой. Пожалуй, английский будет единственным языком, который я не стану вставлять в повествование, иначе придется переводить целые главы.
В двух частях главы есть один зеркальный мотив: выпивка. Раиду человеческий алкоголь не нравится, а Тор от него в восторге. Вероятно, в будущем эта мелочь сыграет свою роль.
Разбор двадцать девятой главы
В отличии от всех предыдущих, это глава разделена на две части, потому что-то, насколько по-разному Один и Локи видят происходящее, будет принципиально важно для тридцать первой главы. Кроме того, хотелось подчеркнуть мысль, до которой дошел Один в своих размышлениях — «Ради тебя». В первом фильме Локи именно так оправдывает все свои безумства. Мы не знаем, врал ли он или говорил правду, но я для себя решила, что пускай это будет правда. Правда, выгодная Одину. Как мы помним по двадцать четвертой главе, основная цель Одина — сломать Локи и переделать на новый лад. Теперь у него и причина есть для этого, и достаточное количество информации, так что кульминация уже близка. Причем если с информацией все понятно, то вот причина, по которой следующий день станет днем «х» вполне могла затеряться в тонне сведений по Индонезии.
Двадцать девятая глава представляет собой набор из нескольких, никак изначально не связанных друг с другом эпизодов. Установка на главу была такая: мирное сосуществование Одина и Локи. Мирное в рамках конкретного дня и в сознании читателей, которые оценивают происходящее с позиции людей двадцать первого века. Мы видим идиллию и гармонию, для нас подобные разговоры и времяпрепровождение нормальны. Для нас. Но не для асов.
В этой главе особенно много места уделено шоколаду и луку. Начнем, пожалуй, с шоколада. Сама идея пришла после посещения в феврале шоколадной выставки. Там проводили интереснейшую экскурсию, рассказывали и показывали производство шоколада. Кроме того, давали пробовать тот самый чоколатль, который так любит Локи (гадость непередаваемая, однако ацтеки очень ценили этот напиток). Среди экспонатов были и обертки от конфет начала века, где изображались вожди и политические деятели — эта идея мне понравилась. Кроме того, в описаниях присутствовали старомодные названия: чоколатль, конфект, этикет, чайные печения и прочее. На полках стояли дорогущие коробки, куда раньше набирали ассорти… По результатам посещения выставки был создан последний эпизод — диалог Одина и Локи. Предыдущая часть с продавцом писалась недавно, в начале августа.
Покупка лука и того старше — она была прописана еще прошлой осенью. Адоро — «я молюсь» по-испански, Биенто — «ветер», Арболь — «дерево». Эти боги появились из-за игры в мяч. Стараясь попасть в цель, мы приговаривали недавно пройденное испанское слово. Мешали же нам либо близстоящее дерево, либо ветер. Все остальное дорисовала фантазия. В результате появилась целая небольшая мифология, которая совершенствуется до сих пор. Отдельная проблема возникла с названием народа. Оно переводится как «стрелок». Внешний вид богов придумывался по ходу на основе тех маркеров и подручных материалов, что были под рукой. Сперва боги были вылеплены из снега, а потом уже нарисованы. Ритуал «крещения лука» — выдумка. Это первый достаточно большой кусок текста, написанный лично мной, а не переписанный из источников. Дома, стоящие полукругом вокруг сада, были характерны для многих эпох. В частности для Древней Греции, старой Италии и Испании. А вот храмы во дворах, разумеется, не строились. Локи вынужден не только войти в храм, но еще и встать на коленях перед богом — это кривое зеркало. Все мы помним, как Локи пытался поработить людей и поставить их на колени. Здесь же ему приходится вставать самому да еще и перед кем? — Перед уродливым идолом! Чуть позже во время разговора с отцом Локи говорит, что «купил у бога» книгу. Над этой фразой мы думали несколько месяцев. С одной стороны, Локи забрал из священного места то, что ему не продали бы ни за какие деньги, с другой — деньги то он оставил. Было много вариантов, начиная от «украл в храме» и кончая «одолжил у бога», но все это было не то. Только спустя пару месяцев моей партнерше по мячу пришла в голову гениальная мысль насчет покупки у бога.
Воспоминания Одина о прошлом тоже были продуманы еще зимой, причем я до конца не знала, в какую главу их вставить. Начинает складываться паззл об ученичестве Локи. С учителем мы уже познакомились в одной из предыдущих глав. Скоро познакомимся и с самими уроками. Итак, Один понял главное — Локи все делал ради него. Как же он теперь воспользуется полученной информацией?
Подарки фелагу — отдельная тема, над которой мы долго бились с одним из корректоров. Что именно дарить Хагалару, едва придумали. Сам напиток изменялся от вина к ликеру, от ликера к виски. С остальными фелаговцами было много проще.
Идея с кретеком пришла после прочтения книг об Индонезии. Говорят, что там и правда курят все. Мы долго пытались понять, сигарета это или сигарилла, но пришли к выводу, что не то и не другое. Ради прописывания реакции Локи пришлось впервые в жизни выкурить вишневую сигариллу — ощущения пренеприятнейшие. Изначально эта сцена была в первой части главы, но потом мы решили, что она лучше будет смотреться вместе с конфектами. Заодно хороший контраст получится: Локи — сладости, Одину — курево. И то, и другое, по крайней мере у меня, плохо ассоциируется с богами, но все же они живые «люди», значит, у них вполне могут быть свои слабости и увлечения.
Сцена с покупкой кинжалов тоже стара. Она появилась, кажется, еще в декабре, и едва не потерялась в ворохе документов.
Идея зоопарка витала в воздухе давно. Я представляла себе Одина и Локи, гуляющих там, каждый раз, когда сама оказывалась в зоопарке. В Варшаве, в Кракове, в Таллине — везде зоопарки разные, а суть одна. Разгневанный страус — впечатление от белорусского зоопарка: ребята умудрились раздразнить эму, и он гонялся за ними по всему вольеру. Танцующие павлины из краковского зоопарка. Животные Муспельхейма и Нифльхейма — моя личная фантазия. Увы, в источниках о них нет упоминаний, создается впечатление, что везде, кроме Асгарда и Мидгарда, нет никаких животных.
Золотая роща взята из северной традиции. Там сказано, что она и в самом деле подарок ётунов.
О друзьях Одина будет намеками рассказано в последующих главах. Имена так и не будут названы. Поскольку биография Одина — не то, что нужно повествованию, то тратить на нее главы и абзацы я не собираюсь, но разбросаю достаточное количество упоминаний, по которым можно будет собрать примерную картинку.
Мелкие театрализованные представления на религиозные темы характерны для Индонезии. Говорят, что на одной улице можно встретить сразу несколько помостов с разными сценками.
Сцена с брактеатами придумана еще в момент написания первых частей. Мне хотелось, чтобы они аукнулись позже, и ярмарка была прекрасной возможностью (также аукнулся и лук — вспомним описание покоев Локи в первых главах).
Все эти мелкие сценки сопровождаются не самыми радужными, но и не мучительными разговорами. Так, Локи получает новые сведения о Хагаларе, а Один догадывается, зачем Локи пошел войной на Мидгард и пытался изничтожить Ётунхейм. Общая атмосфера приятна, но герои не могут расслабиться и почувствовать себя по-настоящему счастливыми. Локи ожидает подвоха, Один не слишком-то доволен происходящим. Это лишь игра в семью, подстегнутая вчерашним обещанием казни. Смогут ли персонажи вновь стать настоящей семьей, пока неизвестно.
Разбор тридцатой главы
Эта глава состоит из трех частей, которые происходят в один день утром, днем и вечером, соответственно. Разберем их последовательно.
Ивар и много новых барышень. Изначально появление Наутиз не планировалось, но фелаг вынудил меня написать план нашей дальнейшей работы, а заодно я решила прописать и сетку персонажей. Получилось так, что для будущих событий мне не хватит уже введенных в повествование поселенцев — пришлось срочно делать новых. Наутиз — новый тип героя. Она чем-то похожа на Фену (девицу) тем, что её речь строится по речи живого человека, но, в отличие от Фену, «хозяин» Наутиз собирается её курировать. Для меня это новый тип отношений с персонажем, посмотрим, что из него получится. Её образ собирался из мелких деталей, почерпнутых из книг по Скандинавии (украшение, которое она носит на шее, например, или сапоги). Место встречи выбиралось ради рыбы. Мне понравилось в одной книге описание прогулки по берегу, усыпанному рыбьей чешуей, вот я и решила послать туда же героев. Заодно вспомним о картах Ивара (а то давно в повествовании не было фокусов). Пришлось читать огромную книгу и долго выбирать, какой именно фокус можно достаточно легко описать ремарками к диалогу.
Появление сестер Локи предполагалось изначально. Семья Лафея продумана досконально, но очень немногие факты попадут в конечный вариант повести. Я долго думала, из какой страны делать Етунхейм, и какой язык давать великанам. Вариантов было много: и Финляндия, и Сибирь, и северная часть Норвегии, но в итоге под то, что показывали в фильме, не подошел ни один, поэтому Етунхейм строится только на основе северной традиции, а языка у етунов нет (они будут всегда изъясняться на языке асов). Сестры Локи говорят практически цитатами из одного популярного в узких кругах мюзикла. Кто слушал — узнает. Мне нужна была высокопарная речь, но совершенно не такая, как у Ивара, а также не совсем понятная логика. Пока что две царевны фактически одно существо, и я не уверена, что буду сильно дифференцировать их. Живут они по законам скорее востока, чем запада, ведь именно там женщины жили в своем личном закрытом мире. Что касается системы имен, то она тоже взята с востока (в той же Японии существовали целые слои населения, у которых не было имен в нашем понимании этого слова). Взята такая система не просто так, а потому, что я ненавижу придумывать имена. В повести используются либо имена из фильмов и мифов, либо руны (поселение). Я очень надеюсь, что мне удастся обойтись без выдумки.
Научные взгляды етунш — это чистая алхимия (Беркана будет в восторге), Ивар же за классическую науку и за классические фокусы, которые показывал раньше Локи.
Обратите внимание на темных богов, которым служат девицы — впоследствии они аукнутся. Также обратите внимание на краткую биографию Локи, которую легко можно вычленить из описания семьи Лафея.
Тор и Тони Старк — это эпизод проходной, служит только для передачи информации насчет опасности, которая подстерегает людей отовсюду. Поскольку я не смотрела фильмы с Тони Старком, то написала только макет в одну страницу, который потом до трех расширил один из членов фелага, а до двух сократил помощник (точнее я под его руководством). Во второй версии Старк монологировал, но знающие люди сказали, что он не будет ни говорить длинные речи, ни просвещать Тора, поэтому из трех страниц остались две и превратились они в полноценный диалог. Увы, вставить знаменитую Старковскую иронию не получилось. Поскольку лично меня уже достали бесконечные «северный олень» и «капитан сосулька», то цитировать Старка не хотелось, но и подделаться под его иронию не удалось, так что, в отличие от богов, его речь не сделана по фильмам.
Можно выделить следующие основные темы этой части: тема терроризма; конфликт с официальными властями; пропаганда как оружие. Все они облечены в сарказм, насмешку, иронию (пускай и не совсем старковскую) и приправлены отсылками к фильмам, посвященным Железному Человеку. Тор доходит до мысли, что охранять Мидгард можно только сидя в Мидгарде — запомним это! Тони впервые называет поселение отверженных своим истинным именем, ибо именно НИИ закрытого типа оно и является с точки зрения человека.
И Тор, и Раиду изучают Землю, но с совершенно разных позиций. Единственная схожесть — алкоголь, который оба пробовали, но о котором у них противоположные точки зрения: Раиду за асгардские вина, Тор за мидгардский виски.
Раиду продолжает мучиться с техникой. На этот раз он изучает кухню и слушает монолог о нравах людей. Для монолога пришлось пересмотреть море литературы, чтобы точно узнать, когда же именно отменили публичные казни и пытки. Мы узнаем немного о быте поселения — скоро узнаем еще больше. Коктейли взяты не просто так — именно их мы делали с одним из членов фелага, правда, добавляя в них еще и сироп. Салат тоже взят не с потолка: яйцерезка в свое время произвела на меня неизгладимое впечатление, мы умудрялись резать ею и картошку, и морковку. Радиоуправляемый вертолет — предложение одного из членов фелага (причем изначально это была шутка насчет того, что бы Локи купить себе в Ванахейме). Теоретически он должен был появиться в первый день, но его там просто некуда было вставить. С ним возникла проблема: я никогда не запускала вертолет и видела только издалека, как это делают другие, поэтому в описании допустила пару существенных ошибок. Благо, софелаговец имеет столь необходимый в данном случае опыт: показал мне модельку, объяснил её устройство. Отдельно пришлось разбираться с батарейками: большая часть вертолетов питается аккумулятором, а его тащить в Асгард бессмысленно. Пришлось проверять, а существуют ли модели на батарейках. Оказалось, что существуют. Игрушки Раиду, по большому счету, интересуют больше, чем холодильники.
В этот же день должна была пройти встреча с прочими логистами, но я все еще в раздумьях, как её сделать компактной. Впереди и так глобальный одинолокиевский диалог, кульминация всей повести, если после него делать еще одну главу, состоящую из диалога — это будет точно перебор. Пока есть время, изучаю, каким образом можно перенести технологии Земли в Асгард — нашлась пара добровольных помощников, может, подскажут чего интересного.
Разбор тридцать первой главы
Написание этой главы заняло просто невероятное количество времени: с января по ноябрь этого года. Задолго до того, как я занялась вплотную Индонезией, я уже знала, что в Ванахейме будет проходить кульминация, последний диалог Одина-Локи, который должен стать логическим завершением многих линий, описанных в предыдущих частях. Первые тридцать глав Локи с Одином сражался. В тридцать первой Один размазывает Локи по стенке, а вот дальше происходит духовное возрождение и становление персонажа как самостоятельной личности.
В январе я еще не представляла, как именно будут развиваться события в этом диалоге, но на помощь пришла Моргеон. Мы как раз думали, чем заканчивать первую часть «Вектора для хаоса» и пришли к выводу, что и там нужен одинолокиевский диалог, который расставит все на свои места. Правда, цели у диалогов были совершенно разные: мой Один должен был Локи раздавить, а ее — вернуть в семью. Мы потратили много часов на составление диалогов, после этого мы их проигрывали, прикидывая, какие именно движения лучше всего подойдут персонажам. Так, изначально ни царапания фикуса в «Векторе», ни откидывания в кресло или вставания на колени в «Суде» не было, все эти действия просто оказались наиболее логичными во время театральной постановки. Правда, в реальности был не фикус, а обычное дерево, но тут уж пришлось подключить фантазию.
В результате проигрывания диалогов мы пришли к интересному выводу: в случае «Вектора» все монологи персонажей так и хотелось разбавить какой-нибудь реакцией оппонента, хоть банальными «Да, конечно, знал», в «Суде» же все наоборот — монологи нельзя рушить. В первом случае мы имели дело с равноправными партнерами, которые пытались услышать друг друга; во втором же все наоборот — каждый давит на собеседника и не хочет понять его точку зрения.
В конце января диалог (совершенно голый, без слов автора) был привезен Дормоуз, и ей он страшно не понравился. С ее точки зрения, Локи нельзя было добивать. Однако если этого не делать, то Локи бы вновь стал сражаться с Одином, а расписывать еще несколько их сложнейший диалогов не хотелось, это был бы бег по кругу.
В феврале–марте было проведено несколько редакций диалога, вставлены действия, пока еще только в скобках.
С апреля по август диалог лежал нетронутым. И вот в конце лета я попыталась превратить его во что-то стоящее. Моргеон не принимала участия в создании полной версии главы, мне пришлось справляться со всем самой, и это оказалось очень трудно. Диалог должен был быть эмоциональным, но при этом не истеричным. Я персонажей не чувствую, эмоции прописать не могу, но и Дормоуз тоже не могла, потому что это был не ее диалог (все прочие диалоги Одина-Локи мы делали с ней). В результате мне пришлось справляться самой. Тут на помощь пришла Батерфлай, которая переделала текст чуть менее, чем полностью, поставила перед персонажами несколько другие цели, перевернула даже мое восприятие этой сцены.
В результате получилось то, что получилось. Теоретически здесь можно разбирать хоть каждую строчку, но я этого делать не стану, расскажу только об основных приемах, которые использовала.
В первую очередь, это «кривое зеркало»: в первый день Один предлагает Локи казнь, в третий день он его убивает, разве что казнь должна была быть физической, а стала моральной.
Во-вторых, антитеза: Локи пытался на колени поставить людей в Штутгарте, в результате ему сперва пришлось вставать на колени перед иноземным добрым духом (глава об Адоро), а потом признавать, что он сам ничтожество по сравнению с отцом.
В-третьих, благодаря попеременной смене лиц повествования удалось показать, что каждый персонаж играет и считает, что выигрывает. По крайней мере, до середины главы это борьба на равных, и лишь потом Локи сдается и принимает позицию отца.
В-четвертых, кольцевая композиция: начали с подарка матери, им и закончили, при этом узнали, что Один изначально знал ответ на поставленный вопрос.
В-пятых, огромную роль играют конфекты: они рассыпаны по полу, подобно разбившемуся на мелкие дребезги внутреннему миру Локи. Один раздавливает их без капли жалости, как и самого Локи.
Все эти мелкие моменты придают главе живости и разбавляют тяжелый для восприятия диалог.
Разбор тридцать второй главы
Надеюсь, эта глава — последняя, разделенная на три не совсем равные части, и в дальнейшем мы будем описывать одну локацию в каждой главе.
Первая часть — младшая царевна в поселении. Поскольку у Ётунхейма нет прототипа в реальном мире, то приходится ограничиваться самыми общими словами: не перечислять ни еду, ни мебель, фактически ничего не описывать. Это позволяет несколько увеличить темп повествования, но подобная быстрота выделяется на общем тягучем фоне (что не осталось незамеченным фелагом).
Царевны Ётунхейма должны иметь свои характерные особенности, не похожие ни на какие асгардские, хотя бы потому, что они не просто другой национальности (а попробуйте подружиться к китайцем или турком — сразу поймете, насколько они отличаются от европейцев), они другого биологического вида. Полуненормальная речь появилась еще в прошлых главах, теперь дело за малым — за некими особенностями поведения, которые должны объясняться физическими параметрами, происхождением или воспитанием. Я в первую очередь брала за основу чересчур высокий рост. Для ётунши все асы — что-то вроде живых кукол. Забавных, интересных, но кукол, поэтому их можно переставлять с места на место и не особо считаться с их желаниями. Внимание царевны тоже легко переключается (столько асов — и все новые): надоела Беркана — поиграем в Фену, надоест магичка — еще в кого-нибудь. Поскольку девушка росла в одиночестве — для нее невыносимо общество нескольких асов сразу, у нее слишком сильно рассеивается внимание. То есть особенности характера и поведения являются не новым слоем личности, а только следствием продуманной ранее биографии.
С асами возникла заминка. Изначально все присутствовали в комнате на протяжении всей главы, просто разговаривали маленькими группками, но, как верно заметил фелаг, получалось очень сумбурно и непонятно. Например, оба Ивара во время основного действа совершенно не нужны. Один должен привести царевну, другой Беркану — на этом их функции исчерпываются, но как их увести из комнаты? Сложно придумать объективную причину, по которой они оставили бы сиятельную гостью. Единственным более-менее правдоподобным вариантом была просьба самой царевны. Из-за ухода Ивара пришлось менять фокального персонажа. С Берканой я почти не работала раньше, и характера у нее нет. В результате появление Фену приобрело совершенно другой оттенок. Изначально мы смотрели на нее глазами влюбленного Ивара, а теперь-то ведущая Беркана! Как она относится к сей героине? Вспомнив все то, что мне говорили медики насчет людей, которые переживали страшные ожоги, я решила, что ведущей эмоцией должна быть зависть. Получилось очередное зеркало: красавица и уродина, хотя, воистину, в этой главе зеркал быть не должно. Беркана завидует и едва не ненавидит столь успешную во всех начинаниях Фену, особенно обидно ей за Хагалара, которого она считает своим. Сама Фену Беркану презирает.
Алхимия, вложенная в уста магиолога, на редкость интересна. Это настоящая расшифровка одной из алхимических записей средневековья. Да, именно так образно алхимики и писали. Правда, в расшифровке множество ошибок, поэтому я вставила ее в текст схематично и не стала углубляться в подробности. Второй текст не расшифрован, поэтому точно не знаю, откуда же должна появиться человеческая кровь.
Хагалар, Фену и Беркана — трое главных персонажей этой главы. Подобно черту и ангелу, Хагалар и Фену тянут Беркану в разные стороны. Можно было бы сказать, что Хагалар победил, если бы Беркана отказалась от ритуала по его просьбе. Но на самом деле ей противна даже сама мысль о смерти ребенка. В будущем ей придется столкнуться с последствиями своего выбора.
Царевна рассказывает о своем народе, пересказывает биографию Локи. Теперь уже многое начинает вырисовываться. Вот-вот станет известна большая часть правды (полная в тексте так и не будет представлена, разве что намеками).
Кроме того, мы частично узнаем историю Фену. Она формировалась и под влиянием самого персонажа, и под влиянием того, чьими словами Фену говорит. Прописывать такого персонажа очень сложно, особенно его поведение и показные эмоции, ну да, благо, эмоциями не я занимаюсь — тут Фену повезло. Среди всех присутствующих, именно она наиболее интересна царевне как нестандартно мыслящая — еще один повод зависти для Берканы.
Тор в Африке. Изначально он был в Калькутте, но потом я поняла, что это большой город, а мне нужна деревня. Попытки найти какую-нибудь захолустную деревню не увенчались успехом, поэтому я решила не уточнять, где именно трудится доктор. Потом пришел фелаг и заявил, что Беннер не стал бы возвращаться туда, откуда его уже однажды забрали. Пришлось срочно менять Индию на Африку.
Я не смотрела другие фильмы с Халком, но благодаря членам фелага, которые смотрели, заинтересованные лица смогут найти отсылки к некоторым фактом из прочих фильмов.
Тор и так плохо понимает людей, даже Нью-Йорка, а тут еще и другая часть света. Его поражает все: толпа, воровство, бедность. Он сравнивает Африку с Ванахеймом, и мы видим совершенно другой Ванахейм, не тот, в котором гуляет идеалист-Локи. Для Тора это не мир мечты, а мир грязи и бедности, чуть ли не символ разрухи. Брюс Беннер — это тот, кто должен был утвердить Тора в мысли, что Мидгард надо защищать, причем от людей, а не от всяких читтаури., и с этой задачей он справился вполне успешно. Сначала я думала пройтись по глобальным проблемам человечества, но потом мне подсказали, что Тор не то существо, которого сильно волнует что-то глобальное, зато вот конкретика — это да. Из-за этого пришлось запирать в психиатрическую клинику Селвига, и не давать Тору возможности его спасти (заодно не надо будет вводить в повествование лишнюю линию). Вспомним, Джейн говорила, что с ним все в порядке и думала искать у него помощи от домогательств Тора — значит, она ничего не знает о том, что происходит с коллегой.
Тема медицины, поднимавшаяся в первой части главы, воплощается и во второй. Беннер помогает людям как может, но его бояться: девочка, проводив Тора, быстро убегает, толпа не решается войти к нему. Божественная медицина, как и предупреждал доктор, произвела фурор, так что теперь Тора долго придется сидеть в осаде.
После блеска Нью-Йорка Тор особенно остро видит все противоречия мира людей, и они ему не нравятся.
Речь Беннера не подделывалась под фильм, так как его слов слишком мало. Беннеру, в отличие от Старка, нет до Локи как до личности никакого дела. Он даже не спрашивает, что с тем случилось. Для него очевидно, что могли применить одно из нескольких наказаний, какое именно — не важно. А вот как пациент Локи его очень и очень интересует, но он из тех людей, которые не будет ничего делать для достижения не такой уж и глобальной цели. Как монстр монстра он его достаточно хорошо понимает и полагает, что силу Локи можно направить на благо. И он допускает глобальную ошибку, говоря об этом Тору прямо: тот таки доходит до мысли, что безумны те, кто пытается уничтожить себя, а раз Локи надо лечить, то и человечество тоже.
Последний день Раиду на Земле создавался с большими трудностями. Я смутно представляла себе, какие изобретения человечества в большей мере понравятся асам. Помогли консультанты по научной революции, теперь я хотя бы примерно знаю, что делать дальше.
Начало главы было сделано еще в Штутгарте. Я прошлась по всем местам, которые должен был посетить Раиду (он еще вернется в Штутгарт, и экскурсия по этому городу продолжится, например, мы побываем в самых знаменитых музеях). Бродила я по Штутгарту, меняя зрение, то есть старалась обращать внимание на то, на что мог бы обратить внимание тот, кто никогда не был в большом городе 21-го века. Это было очень интересно. У меня отфографирован весь маршрут от дома Алгира на Вераштрассе до оперного театра, а, кроме того, сделано несколько страниц записей — немногое из этого войдет в практическую часть, но никогда заранее не знаешь, какая именно подробность попадет в окончательный вариант. Пока вот пригодились столб, люк и множество табличек. Пригодится ли автобусная остановка и магазин сантехники — не могу сказать.
Я изначально знала, что действие третьей части происходит в феврале, но до этой главы не знала, когда же именно. Зато теперь, благодаря диалогу логистов, можно выявить точную дату вплоть до дня (новости подобраны таким образом, что дата точновырисовывается). Единственное, в чем я не уверена, так это в погоде. Я нашла архив погоды за нужный период, но не могу сказать, лежал ли снег в то время или нет, могу только с уверенностью сказать, что он не шел и что температура была примерно около нуля.
Поход по магазинам глазами Раиду тоже было интересно описывать. Но если поход за ручками или телефоном я могу себе представить, то вот как покупают вертолеты, понятия не имею, к сожалению. Надеюсь, никакие особенные процедуры не требуются. С ручками возникла небольшая заминка: изначально я была уверена, что можно купить несколько коробок ручек и карандашей, но оказалось, что нет, что в таком количестве их в магазин не завозят. Сразу же исчезла проблема с доставкой нескольких тысяч письменных инструментов в Асгард.
Вопрос денег в главах про Штутгарт стоит достаточно остро: Алгир тратит огромные средства на удовлетворение потребностей Раиду, впоследствии в ресторане непонятно, кто за кого платил, ведь Алгир пришел последним и ушел первым. Вопрос денег — один из краеугольных, который будет поднят впоследствии, когда фелаг столкнется с людьми. Поскольку в поселении все — одна семья и всё общее, то не имеет значения, кто платит в данный момент. Людям, особенно американцам, такого не понять. Кафе, разумеется, существует на самом деле. Я сидела в нем достаточно долго, описывая обстановку и переписывая меня. Жаль, не додумалась записать имя официантки.
Разговор логистов писать было трудно, но забавно. Люблю заигрывать с историей. В данном случае мы немного узнаем о политике Норвегии: Столтенберг и Эмма — это последовательно сменившие друг друга премьер-министры, история с Афганистаном имела место зимой 13-го года. Теиде — это вулкан острова Тенерифе. Я хорошо знаю природу вокруг него, она и в самом деле напоминает некоторые районы Исландии. Милан и Барселона, как легко догадаться, это футбольные команды, которые играли 20 февраля 2013 года, причем болельщики считали, что выиграет Барселона. В истории Франции в конце, полагаю, не стоит ничего пояснять. Что же касается последней фразы насчет Каплан, то она стреляла в Ленина, а эрцгерцога Франца Фердинанта застрелил сербский гимназист, из-за чего началась Первая Мировая война. Рентгеновский аппарат действительно назван по имени физика Рёнтгена, который и открыл Х-лучи и первый среди физиков получил Нобелевскую премию. Тунгусский метеорит упал на территорию Сибири в начале 20-го века.
В тексте специально допущено несколько ошибок: во-первых, Ванахейм — это не Китай, климат совершенно не схожий; во-вторых, Тунгусский метеорит падал не в Советский Союз, а еще в царскую Россию, в-третьих, СССР, Чехословакия и Югославия распадались не в одно время (1991, 1993, 1991). Но что для богов какие-то два года?
Особенные сложности возникли с формированием речи логистов. Я специально долгое время наблюдала за мужской речью в мужской или же почти мужской компании. Говорят в них действительно примерно так, как я и описала, разве что сдабривают реплики нецензурными выражениями. Конечно, после тридцати глав чистой асгардской речи, современная звучит дико, но, что поделать, логисты слишком давно живут на Земле, да еще и шифруются.
Дагар и Ингвар — предпоследние из основных участников революций. Оба насмехаются над невежеством Раиду и оба проникаются его идеями. Ингвар знаком с Наутиз, как мы помним по прошлым главам — это сыграет свою роль в будущем. Придумывались эти два образа достаточно тяжело, потому что по сюжету два персонажа достаточно похожи, но все же кое-чем отличаются. Например, отношением к людям: одного бесит продажность людей, другой пользуется ею. Один совсем несдержан в выражениях, другой более скромен. В будущем, когда эти герои будут действовать вместе, придется придумывать более заметные различия.
Идеи Раиду утопичны, это особенно хорошо видно сейчас, когда с ним разговаривают те, кто лучше него знает, как функционирует современное производство, но кто сможет остановить того, кто считает себя чуть не посланником божьим? Раиду дезинформирует всех, утверждая, что пришел от имени Локи (знал бы сам Локи, что творят от его имени…), он уже сам верит в то, что Бог на все согласен. Аукается тема первого знакомства с фелагом — рентген. Насколько будет удивлен Локи, когда к его ногам сложат сей замысловатый инструмент?
Все логисты в той или иной мере осведомлены о событиях в Манхэттене, а кто-то и о штутгартской вылазке. Но, разумеется, для них все произошедшее не более чем развлечение, и уж никак не преступление. Раиду и рад был бы узнать подробности у новых знакомых, но они сами ничего не знают.
Идея Варкрафта не моя, но, как мне показалось, она может хорошо вписаться в общую канву повествования. Насколько увлечет Раиду глупая игра — решать буду не я.
Разбор тридцать третьей главы
Эта глава переделывалась три раза до того, как попала в руки большинству членов фелага. В первом варианте Локи после расспросов о младшей царевне приходил во вполне благодушное настроение и раздаривал подарки, привезенные из Ванахейма. Мы решили, что такая смена эмоционального настроения для персонажа нехарактерна. Решили, что он обязательно должен злиться на случившееся и не желать дальше работать с предателями. Однако вернуться во дворец он тоже не может. Тогда возникла идея отправить его в другой мир на пару месяцев, благо Один четко сказал, чтобы дома он не появлялся. И даже было три варианта: Муспельхельм, Свартальвхельм или Юсальвхельм — за каждый из миров выступал кто-то из фелага, другие были категорически против самой мысли об отправке Локи в неизвестность. Третья идея примирила всех: Локи остался-таки в поселении и пригрозил поселенцам смертью в случае, если они не починят артефакт. Было несколько вариантов того, кем именно Локи успокаивать: Берканой с молениями, Алгиром с опиумом или Фену с чисто женским подходом. Остановились на Раиду. Сперва часть с ним была написана от его лица и явно зеркалила кульминацию: насколько Локи подобострастно смотрит на отца, настолько же подобострастно Раиду смотрит на Локи. Потом решили-таки делать разговор от имени дико гордого собой Локи, так что повторяющиеся мотивы с 31-й главой перестали быть настолько заметными.
Изначально глава состояла из четырех кусочков, к концу — из шести. Первый претерпел большие изменения: смерть животного была описана в трех строчках, а стала в двадцати, диалога на ярмарке не было. Долго мы думали, а не уронить ли Тессеракт с Радужного моста, когда Один дает Локи выбор: ехать в поселение или домой. Потом решили-таки не ронять, ибо февраль — Локи бы, искупавшись в море, подхватил воспаление легких или что похуже.
Второй отрывок изначально был от имени Ивара, и присутствовали в нем семеро, которые были особо и не нужны. Впоследствии отрывок лишился не только большей части персонажей, но и фокального: мы смотрим на действия не через призму какого-нибудь героя, а сверху. Алхимия мешается с достижениями в области медицины. Я достаточно долго расспрашивала своих врачей на тему того, что именно должно было развиться в мире, который измывается над преступниками. Мне ответили, что, в первую очередь, хирургия. Случайно получилось так, что в повести есть три персонажа со странными глазами: у царевны они изумрудные, у Наутиз — бесцветные, а у Раиду — разноцветные. В этом отрывке все обладатели странных глаз лично или же заочно, но столкнулись. Для царевны асы не более чем куклы, которых она переставляет с места на место. Что сейчас Наутиз, что в следующем эпизоде Ивара.
В третьем отрывке мы возвращаемся к Локи. Он любуется Исландией, сравнивает ее с Индонезией. Отдельные проблемы возникли с птицей, которую он видит: почти все пернатые Исландии перелетные. В поселении Локи сразу же бросается в лабораториум и встречает старшую сестру. Разумеется, она на него мало похожа, но у страха глаза велики, и Локи видит то, что хочет видеть. Дальнейший полилог придумывался достаточно долго. Изначально в нем была Наутиз, потом ее заменили на Фену, так как Локи еще рано лично встречаться с естественницей. Все думы Локи заняты отцом и осознанием «какой же он великий и какой я ничтожный». Этот восторг очень похож на тот восторг, который испытывает Раиду к богу, и было очень сложно не свести образ Локи к образу Раиду. Благо, фелаг всегда на страже. Если я делаю восторг Раиду, значит, просто другой человек должен делать восторг Локи, и тогда не будет похоже.
Дальнейшие две части вставные: в изначальном варианте главы их не было. Фену рассказывал Ивару, что Раиду увлечен Варкрафтом, и все, теперь же пришлось отрывать естественника от компьютера и возвращать в поселение. Сама идея Раиду с Варкрафтом принадлежит одной из читательниц, но она очень хорошо вписалась в контекст. «Варкрафт» переводится с английского как «мастерство войны», но ученые пытаются перевести его с немецкого, поэтому и получают такую бессмыслицу как «высшую силу».
Раиду и так работал на износ последние месяцы, а тут еще и нашел для себя компьютер — довести его до того состояния, которое понадобится в следующей главе, уже не так и сложно. Чем больше увлечен Раиду: Локи или преобразованиями Асгарда, не могу сказать даже я, и прав Локи, когда говорит, что Мидгард свел ученого с ума.
Продолжение сцены с Раиду уже от имени Локи меняло фокального персонажа. Изначально мы смотрели на бога глазами Раиду и падали на колени в снег, так как Локи не стал бы пускать кого-либо в свою крепость. Потом мы вспомнили, что таки зима и Локи холодно. Пришлось заводить в прихожую, хотя я до сих пор не уверена, что подобные маленькие комнатки существовали в исландских домах. Локи противопоставляет свое ётунское происхождение и асгардское воспитание — встреча с сестрой не прошла даром. Много глав назад мы видели их возможную встречу во сне. Частично он таки сбудется, но не прямо сейчас. Локи, униженный Одином, наслаждается подобострастием Раиду и узнает о промышленной революции. Изначально мы считали, что он не будет знать о ней до последнего, потом решили, что это знание нам в дальнейшем не помешает. Локи и рад бы казнить поселенцев, но использовать их на благо бога-отца ему хочется больше. Если бы он знал, что Один не всеведущ и понятия не имеет о том, то творится в поселении… Но таких мыслей у юного бога сейчас быть не может. Если бы он рассказал о тайне немецкого, о том, что на самом деле происходит в мире отверженных, то многое пошло бы по-другому.
Последняя часть написана от имени Фригг и демонстрирует настроение в семье. Один самоуверен и считает, что сделает из Локи то, то ему нужно. Причем даже коронацию старшего сына он не может провести, пока младший не будет готов говорить его словами. Фригг наоборот жаждет славы старшему. Локи ее мало интересует. Она хочет забрать его из чуждого мира во многом из-за Хагалара, а совершенно не потому, что жаждет его видеть. Тор больше обеспокоен Мидгардом, чем проблемами Асгарда. Подарок от Локи изначально не должен был быть открыт, но оказалось, что не очевидно, что именно Локи подарил брату. Один ошибся в подарке жене — не так и важно ему было выполнить ее просьбу. Зато подумал о воронах. В прошлых главах вороны были угнетающим и подавляющим элементом «декора», здесь же, наоборот, расслабляющим. Мы узнаем много нового о шутках Всеотца, о жизни Фригг до замужества. Аукаются горы, на которые так любит подниматься Тор, причем обязательно зимой.
В этой главе нет глобальных описаний быта и природы, но зато есть множество мелких вставок: сланцевые ножи, покрытый пеплом снег, охота с соколами на морских птиц и прочее. Все эти мелочи механически вставлялись в главу уже после ее первичного написания, придавая ей нужный колорит.
Эта глава — последняя в третьей части. И вновь почти у всех основных персонажей изменились жизненные цели:
Один — построить Локи заново;
Фригг — короновать Тора, женить его на Сиф;
Тор — разобраться с проблемами Мидгарда, жениться на Джейн;
Локи — стать достойным воспитанником Одина, бросить к его ногам новый Асгард;
Раиду — провести промышленную революцию, бросить к ногам Локи новый Асгард;
Ивар — укрепить отношения ученых Ётунхейма и Асгарда.
====== ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Глава 34 ======
Столица Асгарда совершенно не изменилась за время моего отсутствия. И площадь тоже не изменилась. Лучи заходящего солнца все также, как и много столетий назад, омывают стены золотого города, отражаясь и освещая всю площадку почти божественным светом. А внизу, в отдалении, толпимся мы — зрители: свободные асы и отверженные, приведенные в столицу ради стоящего зрелища. Но предстоящая казнь не может сравниться по красоте с блеском горизонта: там небо сходится с заснеженными вершинами гор, подножье которых теряется в наступающих сумерках. Блеск вечных ледников слепит глаза — видны только резко очерченные силуэты гор. Все взоры обращены к стоящим на помосте.
— Здесь красиво, не правда ли? — слышится шепот палача, обращенный к приговоренному. Тот смотрит в упор, подняв голову и расправив плечи.
— И ты так хотел, чтобы все это принадлежало мне. Ты хотел посадить меня на золотой трон и дать в руки игрушку, чтобы я тешился ей, пока ты будешь править мирами.
Приговоренный переступил с ноги на ногу, словно слова причиняли ему боль.
— О, ты молчишь, — палач резко поворачивается к толпе, и теперь все могут увидеть его — новоиспеченного царя Асгарда, взошедшего на престол по головам отца и брата. — Потому что первый мой приказ был лишить тебя языка. Я ведь обещал, что лично вздерну тебя.
Одно резкое движение — и толпа замирает, наблюдая, как тело бессильно дергается в петле.
— Не спеши! — Вспышка высшей магии на мгновение ослепила всех, а когда я смог открыть глаза, то увидел неожиданную картину: приговоренный сжимает горло нашего царя, а потом резко отпускает, так что тот падает к его ногам. Стража молча наблюдает за происходящим, толпа, словно завороженная, не двигается с места. Глаза асов остекленели, улыбки омертвели. Неужели только я один понимаю все безумие происходящего?
— Уже успел соскучиться? — на губах бывшего пленника играет змеиная усмешка. Он хватает за волосы того, кто только что собирался его казнить, и тащит по всему помосту, вырывая из чужих уст стоны и хрипы. Он с видимой легкостью подтаскивает нашего царя к петле, а тот даже не пытается сопротивляться. Боится. Но кого может бояться тот, кто своими руками убил отца и брата?
— Не думай, что все так просто, — шипит пленник, мановением руки сжигая петлю. — Асы и асиньи!
Сотня пустых взглядов устремляется к оратору, даже маленькие дети, и те будто понимают суть происходящего. Я единственный в состоянии бороться с магнетизмом палача и пытаюсь укрыться от ужасающего зрелища, зажимая ладонями уши, но по-прежнему отчетливо слышу каждое слово, прожигающее обугленные дорожки в мозгу, будто этот голос звучит прямо в моей голове. — Сегодня мы все собрались здесь, чтобы увидеть зрелище! — он выделяет последнее слово, наматывая длинные волосы жертвы на кулак и заставляя ее смотреть прямо — я вижу в глазах нашего царя такое, что вынужден отвернуться, но это не мешает мне слышать каждое слово теперешнего хозяина положения. — Сначала это должна была быть моя казнь. — Судя по новым вскрикам, он продолжает издеваться над тем, кто должен был его убить. — Но, как вы все заметили, планы изменились. Я мог бы и убить вашего великого царя… — Он усмехается: он презирает тот народ, который посмел провозгласить царем отце- и братоубийцу.
— Но не буду этого делать. Как и лишать вас, достопочтенные жители, того, за чем вы сюда пришли.
Крики на помосте стихают, и я поднимаю голову. Так и есть: тот, кто еще недавно принимал Гунгрир из рук совета, распят между досками, а тот, кто был объявлен государственным преступником, разминает в руках семихвостую плеть. И не только ее. Один за другим на помосте появляются и более страшные орудия истязания: кнут и кошки. О да, он не убьет царя сам, он забьет его до полусмерти, так что даже целительные камни не помогут, и государь умрет от потери крови в своей постели.
Первые удары. Первые крики: помост залит кровью. Толпа с улюлюканьем смотрит, как выбивают дух из последнего Одинсона. Я стремлюсь к помосту в надежде хоть что-то сделать, остановить это безумие, но плотный заслон стражи не пропускает меня.
Свист плети сменился на свист кнута: царь уже даже не кричит, он лишь хрипит, а до меня долетают отдельные капли крови. Стражи стоят полным кругом, мне никак не пробиться, а моя магия не идет ни в какое сравнение с магией палача, которая просто струится с его пальцев, обволакивая площадь, заставляя асов смотреть на пытку.
— Пропустите его! — тихий голос того, кто сегодня должен был замолчать навсегда, громом разносится по всей площади. На лице стражников не дрогнул ни один мускул, просто двое из них чуть посторонились, пропуская меня в центр. Поднимаюсь по лестнице, оскальзываясь на крови: она залила весь помост. С трудом дохожу доверху. И там стоит он: величайший маг, тот, перед кем трепетали все живущие этого мира. Он с ног до головы забрызган кровью, а лицо больше напоминает умалишенного, чем триумфатора. Делаю шаг назад, поскальзываюсь и чуть не падаю прямо на бесчувственного царя. Правда, узнать в едва дышащем окровавленном теле государя почти невозможно. Спина — одна огромная рана, обнажающая ребра и позвоночник.
— Нравится? — спрашивает маг, высвобождая свою жертву из пут: помост оглашается еще одним нечеловеческим криком. Я дергаюсь, не зная, что милосерднее: попробовать вылечить государя или добить.
— Попробуй, и тебе это понравится.
Я не замечаю, как кошки оказываются у меня в руках. На их остриях пристали куски плоти и сорванной кожи. Отшатываюсь назад, выронив инструмент, и, все-таки поскользнувшись, растягиваюсь на полу прямо рядом с царем — лицом к лицу. Его черты, когда-то столь надменные и благородные, искажены бесконечной мукой, волосы слиплись, острыми сосульками падая на высокий лоб, а закатившиеся глаза полнятся алым от лопнувших сосудов. Разглядывать его дальше не получается — безумец наклоняется ко мне и проводит шершавыми пальцами по щеке. Наклоняется еще ниже и шепчет прямо в ухо, не скрывая звериного оскала.
— Попробуй. Попробуй хотя бы раз.
Я и хочу оттолкнуть его и не могу: с него станется продолжить истязания, избрав меня новой жертвой.
— Я чувствую твой страх, — шипит палач, кладя правую руку мне на грудь. Слишком близко от горла. — Но тебе не стоит меня бояться. Помни, что я — это всего лишь ты в будущем.
Этот сон был лишь началом многодневной пытки. Сначала Хагалар только усмехался про себя, прогоняя остатки слишком реального кошмара. «Отрежет он мне язык, как же. Ребенку бы хоть поцарапать меня — уже достижение», — думал он, забывая почти реальные подробности. Однако в следующую ночь все повторилось. Пускай с другими декорациями и жертвами, но смысл был тот же. И с каждым днем становилось только хуже. Собственное будущее, для него же теперь — собственное прошлое, не давало покоя. Не всегда он видел именно Локи, иногда царственное дитя сменялось на одного из тех, кому и в самом деле пришлось испытать на собственной шкуре его умения, но от этого менее погано на душе не становилось. «Старею, не иначе, вот уже и замученные преступники и военнопленные начинают являться во снах», — все еще усмехался Хагалар, прогоняя пятый по счету сон с одними и теми же ужасами и даже немного злорадствуя неудачам жертв в попытках поквитаться со своим мучителем. «Можно подумать, будто моей сноровки даже в лучшие годы хватило бы на то, чтобы применить сперва плеть, потом кнут, а потом кошки да еще и не убить жертву. Даже настоящий палач вряд ли смог бы», — так рассуждал Хагалар на десятые сутки непрерывных кошмаров. Он выбрался из дома и направился к лабораториуму, где трудился Маннар: стоило узнать, как продвигается работа по восстановлению Тессеракта. В опасной близости от его головы пролетел вертолет, сделал несколько кругов и улетел в синюю даль. В Асгарде началось лето. И дети занимаются чем угодно, только не работой.
— Ты привезешь новые, верно? — донесся до чуткого слуха мага веселый голос Локи. Даже не стоило поворачивать головы, чтобы понять: детеныш говорит о батарейках. Жалкое зрелище: наследник силы Одина не в состоянии мановением руки поднять в воздух человеческую игрушку весом меньше книги, а вынужден пользоваться пультом управления.
— Как только ты пожелаешь, — голос Раиду едва различим за гулом вновь взлетевшего аппарата. И как они его еще не угробили? Точнее, как они его не угробили в первый же день?..
В то утро оторвавшемуся от дел поселения, которых немало прибавилось после возобновления связи с девятью мирами, и пришедшему разузнать о продвижениях своего фелага Хагалару следовало сразу заподозрить неладное: скамейки, столы, обычно хаотично расставленные по всему лабораториуму, громоздились друг на друге, открывая широкое пространство, в центре которого стояла головная боль поселения. Ни Раиду, ни Локи не заметили появления гостя, а он решил до поры до времени себя не обнаруживать. Он молча наблюдал, как естественник бегает вокруг царевича, твердит что-то себе под нос, даже хватает его за руки поверх небольшой черной коробочки — редкостного убожества мидгардского происхождения.
— Пламя возмездия, я же забыл включить его! — Вопль буйного ребенка гулко разнесся по лабораториуму.
Только сейчас Хагалар заметил, что у ног восхищенного Локи стоит еще один не менее странный предмет. Именно в него вцепился переставший нарезать круги софелаговец, совершенно не опасаясь длинных лезвий, упавших на его руку. Вдруг странный предмет замигал резкими разноцветными вспышками, после чего Раиду, наконец, поставил его на пол. Под сосредоточенными взглядами всех находившихся в комнате загадочный аппарат зашумел, поднимая небольшое облачко пыли. Не было бы никаких сомнений, что он приводится в действие усилием мысли царственного узника поселения, если бы его пальцы, испачканные цветными пятнами разнообразных художественных принадлежностей, не пытались двигать какие-то рычаги на коробке. Тут соединение металла и неизвестного материала резко рвануло вверх, едва не зацепив потолок. На мгновение им можно было залюбоваться, когда он описал почти правильный круг рядом с головами смеющихся деток. Но только на мгновение. Глухой удар — и земная техника, соскребая лопастями со стены древесную пыль, падает к ногам мага.
— Технология разведки с Земли? — Хагалар носком сапога поддел летательный аппарат, царапавший своими лезвиями пол. — Вполне их уровень: грубо и слишком заметно.
— Какая разведка?! Ты ничего не понимаешь! Вертолет — это чудо земной техники! Для его полета совсем не нужна магия. Я привез еще массу полезных… — от очередного перечисления всего бесценного мусора, появившегося в поселении вместе с Раиду, мага спасло столкновение «вертолета» на сей раз с плечом неуемного поклонника Локи. Он тут же переключился с разговора на испытания, подхватил аппарат и задорно кивнул в сторону царевича, неизменно сжимавшего в руках пульт. Лезвия в руках естественника быстро закрутились, сливаясь в одно полупрозрачное пятно, а затем раздражающий своим гулом предмет, наклонившись, рванул в сторону двери, так что Хагалару пришлось отскакивать в сторону. Мальчишки чуть не бегом последовали за ним на улицу, оставив нежданного посетителя вспоминать, зачем он вообще сюда пришел.
Много позже из рассказов Хагалар узнал, что вертолет — всего лишь игрушка для человеческих детей и не несет никакой сколько-нибудь значимой функции. При этом количество отработанных запасных частей к этой игрушке, которые Раиду, а с его подачи и юный маг, называли «батарейками», исчислялось ящиками даже после того, как их растащили на эксперименты, кажется, все фелаги поселения. Неизвестные элементы заполняли склады, то здесь, то там вытаивали из-под снега и неведомым образом оказывались на лавках в столовых и даже в шкурах, на которых спали ученые.
И если бы вертолетик был единственным бедствием! Раиду притащил из Мидгарда сотню непонятных листочков-инструкций к иноземным приборам, которые никто, кроме логистов, никогда не видел и понять принцип их действия был не в состоянии. Помешанный ученый постоянно что-то плел насчет наук Мидгарда и индустриальной революции, но, отрезанный от мира людей, ничего не мог сделать. У него была какая-то уйма планов, в большей или меньшей степени неосуществимых, которые он обсуждал с половиной поселения вместо того, чтобы заниматься Каскетом. Хагалару не было бы дела до этих бредней, если бы Раиду не начал манкировать своими обязанностями и лепить ошибки там, где раньше не лепил никогда. Работать с ним стало просто невозможно, особенно после того случая, как он на глазах у всего фелага попытался налить в воду концентрированную серную кислоту вместо щавелевой. Озабоченный Ивар сетовал на то, что брат почти не ест и не спит. Зато Лагур выбрался со своего места наблюдателя и начал проводить одному ему ведомые изыскания. Детеныш приволок ему из Ванехейма книгу, правда, пустую. Он уверял, что настоящий владелец увидит в ней какие-то тайные истины. Хагалар не знал, что за откровения Лагур там вычитал, но теперь он с ней не расставался. Во время бдений над Каскетом он задумчиво смотрел на артефакт, будто пытаясь увидеть сокровенную истину в синей вязкой массе. Иногда вставал, молча проводил две-три никак не связанные между собой операции, что-то помечал фиолетовой ручкой на клочке бумаги и усаживался обратно. Ручками поселение тоже было обязано неугомонному Раиду — он по возвращении из Мидгарда всем раздал карандаши, маркеры и краски, утверждая, что они гораздо удобнее грифелей. Но едва поселенцы успели распробовать удобство пишущих принадлежностей, как те начали один за другим заканчиваться, причем порой на середине слова, чем очень сбивали с мысли, вынуждая искать новый прибор.
Над магом опять пронеся вертолетик: если бы он не знал, что игрушка падает при столкновении с чем-либо, то уверился бы, что детеныш специально метит ему в голову. Ну да, если своей нет, то действительно сложно понять, зачем она другим. О чём он думал, когда дарил Беркане бриллиантовое колье? В поселении не было личных вещей, только общественные, но кто же будет делиться с другими дорогущими украшениями? Мудрый естественник нашел бы применение такому подарку, уж очень высоко ценились режущие свойства алмазов среди ученых, но магиологичка видела только блестящие побрякушки и даже не до конца понимала их стоимость. Впрочем, раньше некому было преподнести ей подобную вещь, и теперь дочь Одина, забыв обо всех обязанностях, ходит за Локи хвостом!
Хагалар вошел в лабораториум Маннара, не стучась: скоро потеплеет настолько, что можно будет избавиться от дверей. На полу, как всегда, валялась груда непонятных предметов, а на столе были расставлены баночки с опаснейшими заклинаниями.
— Ну как успехи, мой волшебный друг? — спросил Хагалар у стола, под которым шуровал маг в поисках укатившегося сосуда с заклинанием.
— Здравствуй, — послышалось снизу. — Успехи… Успехи будут, главное, не волнуйся, я уже почти договорился с ним. — Маннар, наконец, смог достать бутылку красного стекла и крепко пожал магу руку.
— С кем? — не понял Хагалар.
— С заклинанием, — пояснил ученый. — Они же такие. Далеко не каждое захочет стать фальшивой частью высшего артефакта. Некоторые сразу отказались, другие спорят за эту честь. Все как у нас, у асов.
Хагалар только кивнул. Хотя он и был абсолютно уверен в том, что заклинания не живые существа, при этом маге стоило проявлять сдержанность.
— Как молодежь-то резвится! — Маннар подошел к узкому окну. — Все на улицу повылезали с первым солнышком. Вот молодцы. Соскучились после долгой зимы.
Хагалар невнятно кивнул и увлек за собой мага. Воспоминания о кошмарах все еще мучили его, хотелось забыться, а сделать это в лабораториуме, где от испарений даже дышать трудно, было почти невозможно.
— Какие же они все молодые и сильные! — Маннар устремился к вольеру, где могли бы пастись козы, если бы животным разрешали гулять в той части поселения, где жили высшие сословия. Посреди огороженного участка была натянута рыболовная сеть, вокруг которой резвились те, кого Маннар ласково называл «молодёжью».
— Чудная игра, — заметил маг, наблюдая, как белая птица упала в самую жуткую грязь. — Никогда не мог понять ее правил.
— Они простые, — отозвался Хагалар. — Я слышал, как сладкоголосый Ивар объяснял ребенку ее правила, точнее, легенду. В одном лесу жили птицы: большие коричневые и маленькая белая с характером как у нашего всеми недовольного. Коричневым ее грубости быстро надоели, и они перебросили ее в соседний лес. Но там птица тоже не прижилась, и ее отправили назад. А те опять назад. И так до бесконечности. Но это усложненные правила. А по простым все наоборот: там белая птица чудесно поет, но только в воздухе, поэтому коричневые стараются поддержать её. — Хагалар ухмыльнулся. — Детеныш сперва не понял, в чем смысл. Они с Иваром, наверное, около часа не двигались с места, перебрасывая белую птицу. Юный Локи даже заявил, что эта игра хороша для разработки сломанного запястья.
— И что потом? — спросил Маннар заинтересованно.
— А потом они позвали Беркану, которая плохо играет, — усмехнулся Хагалар. — И уж тогда детенышу пришлось побегать: он то, великий воин, конечно, может одним точным движением послать птицу в цель, но Беркана то нет.
— Славное, должно быть, было зрелище. И странно, что именно в этом году молодёжь вспомнила о птице.
— Всё ради ублажения сына Одина. Нет, ты посмотри, ну дети малые!
Хагалар обвел рукой площадь, на которой обычно проходили собрания тинга. Сейчас она была заставлена деревянными качелями и прочими увеселительными установками. А поселенцы, почти незнакомые друг с другом, веселились, напевая песни, посвященные началу лета.
— И хоть бы и в самом деле детьми были, — пробурчал Хагалар. — Не окажись они здесь, давно бы уже растили своих детей, да работали не покладая рук!
— На то мы и отверженные, чтобы иметь свои радости. — Маннар отошел от вольера, уступая место другим: на площадку вышел Локи, а поселенцы особенно любили наблюдать за его игрой.
— Не серчай, но ты слишком стар, чтобы ощутить ту тоску по лету, которую почти все ощущают. У нас нет праздника начала лета, как в других землях, что же плохого в том, что молодежь решила организовать себе свой? Они все или почти все — дети войны, и в обычном мире их не ждало бы ничего, кроме тяжелейшей работы.
— Ну да, — хмыкнул Хагалар, — поля мы не пашем, досуг имеем, какое ужасное наказание обрушилось на наши головы. О Один, что он делает! — Хагалар указал на Локи, который, шутя, расправлялся с одним противником за другим.
— Глупый ребенок занимается чем угодно, только не полезными вещами.
— А мне кажется, что именно сейчас он занят полезной вещью, — Маннар подошел ближе. — Взгляни: на его лице играет такая искренняя улыбка, какой я никогда раньше не видел.
— Можно подумать, что ты часто его видел, — пробурчал Хагалар.
— Ты, как его опекун, должен радоваться. Поселение идет царевичу на пользу. С какой простотой он общается с Раиду, Иваром, Берканой. Они стали для него настоящими друзьями. По крайней мере, теперь он не выглядит готовым шагнуть в бездну или уснуть навеки.
Хагалар только головой покачал. Если Локи сейчас столь любезен с фелагом, это говорит только об одном — он что-то задумал, и это «что-то» может оказаться смертельно опасным для тех, кто ему поверит.
Лето выдалось поздним, ярким, светлым. Оно наступило столь внезапно, что большая часть асов даже не успела заметить его прихода: еще вчера дороги были запорошены снегом, и никакая одежда не спасала от промозглого ветра, а сегодня ветер потеплел, с гор побежали веселые ручейки, яркое солнышко начало пригревать, растапливая снег и пропитывая влагой изголодавшуюся за зиму почву. Начало лета — пора обновлений и новых решений. Пора строительства летних домиков, которые послужат временными лабораториумами и библиотеками до наступления холодов. Время посева и выгона скота в горы, время, определяющее, что ждет асов зимой: довольство или мучительный голод, который убьет самых слабых и подкосит здоровье самых сильных. «А ведь с тех пор, как я попала сюда, я никогда не голодала. Да и хозяйством не занималась», — Наутиз улыбнулась слепящему солнцу, игравшему теплыми лучиками на обнаженной щеке. Талисман, выглянувший из-под одежды, тоже радовался теплу: от него во все стороны исходили солнечные зайчики.
— И ведь это тюрьма. Работать головой… Есть столько, сколько хочется… Лечиться у целителей с блестящим прошлым… Мало кто из свободных может похвастаться такими сказочными условиями жизни, — мурлыкала себе под нос девушка, направляясь в лабораториум, куда некоторое время назад прошествовал хозяин осколка. Наутиз уже почти два месяца ходила вокруг этого мага, не смея попросить прямо и настаивать на своем, но сегодня, в первый день лета, терпение ее лопнуло. Еще зимой младшая царевна пригласила ее пройти обследование в Ётунхейме. Она полагала, что почти бесцветная радужка глаз может быть признаком серьезного заболевания. Естественница хотела узнать все подробности, но не успела: Ивар вернул царевну домой раньше срока. И всё из-за не вовремя объявившегося царевича, который еще и учинил какой-то страшный скандал своему фелагу. Наутиз видела Локи только издали и мельком и никакого благоговейного трепета перед ним не испытывала, но была зла из-за того, что так и не смогла поговорить с младшей царевной наедине. Пришло время наведаться в мир холода — она и так заставила особу царских кровей слишком долго ждать, к тому же зрение с наступлением лета начало стремительно падать. Да и все логисты хором заявляли, что светлая часть года в Ётунхейме очень коротка, и хорошо бы успеть попасть в нее.
— Ивар, ты не очень занят? — Наутиз распахнула дверь и быстро сняла с себя верхнюю одежду. Урахорн в очередной раз блеснул на солнце — словно пожелал ей удачи.
— Для тебя я всегда свободен! — Ивар уже шел навстречу чуть не с распростертыми объятиями. — Проходи, не стесняйся. Хочешь шипучей воды?
— Ты еще спрашиваешь!
Наутиз беззаботно махнула рукой. Маг раздражал ее своей притворной любезностью, за которой скрывался оскал ядовитой змеи, но сейчас придется наступить на хвост брезгливости и гордости и униженно просить. Хотя почему «униженно»? Наутиз залпом осушила рог, чуть поморщившись: шипучую воду она не любила, но и отказаться не могла.
— Ивар, что ты скажешь насчет…
— И не проси! — тут же взмахнул руками маг, одновременно качая головой. Догадался, зачем она здесь! — Не могу. Даже ради тебя, Светлоокая. — Его насмешливый тон и панибратское отношение раздражали. Будто она с ним перекинулись хотя бы сотней слов за годы вынужденного соседства. — Если сын Одина узнает, мне и пламя Муспеля покажется прохладной водичкой.
Наутиз стойко выслушала суровую отповедь, произнесенную таким тоном, будто речь шла о ночной прогулке, а вовсе не о вопросе жизни и смерти. Теперь дело за ней. Она расправила плечи, по-птичьи наклонила голову и нежно коснулась своей рукою грубой ладони мужчины, изуродованной давнишними шрамами — следами неудавшихся опытов.
— О могущественнейший маг, — произнесла она самым мягким тоном, на который только была способна, преданно заглядывая в льдисто-голубые глаза, — а вдруг я умираю, но до сих пор не знаю об этом? Неужели ты допустишь мою мучительную смерть? — Она не позволяла отвести взгляда от своих бесцветных глаз, едва касаясь пальчиками раскрытой ладони. Бывший муж на этот трюк покупался почти всегда.
— Наутиз, ты сколько тысячелетий с такими глазами живешь? — Маг выглядел смущенным и постепенно сдавал позиции.
— Попробуй… — Девушка наклонилась чуть ближе и перешла на едва слышный шепот. — Угадай… И если угадаешь… Я тебя отблагодарю. — Она медленно приближала свое лицо к лицу Ивара. Тот даже закрыл глаза от вожделения, предвкушая поцелуй, долгий и страстный. Губы Наутиз замерли у самых губ мага, лаская их легким дыханием:
— Азотно-кислое серебро… В личное пользование…
Ивар дернулся так, будто она не секретные разработки ему предложила, а что-то непристойное. Наутиз прикусила губу, чтобы не рассмеяться: мужчины… Как же они предсказуемы, даже если живут в поселении, полном глупых запретов. Красивая и умная женщина всегда добьется своего, особенно в мире равноправия.
— Что скажешь? — продолжила она будничным тоном, разрывая и зрительный, и физический контакт.
— Скажу… Скажу, — Ивар попытался собраться с мыслями, — что ты не ориентируешься в Ётунхейме, и если тебя обнаружат…
— Какие мелочи… — Наутиз резко встала, празднуя победу. — Дождись меня.
Ивар проводил ее долгим недоуменным взглядом. Попытался откинуться на стену и только в последний момент вспомнил, что скамейка стоит в центре комнаты. Неуклюже замахав руками, он начал падать назад под дружный смех магиологов, которые уже который месяц делали вид, что систематизируют записи по Тессеракту. Ивар попытался зацепиться ногой за поперечное крепление стола, но нога соскользнула, лишь пошатнув стол. На лицо мага тонкой струйкой полилась шипучая вода из опрокинувшейся бутылки. Тут уж магиологам стало не до смеха: напиток все любили, и все дружно бросились его спасать, чуть не затоптав несчастного мага. Ивар едва успел встать и отряхнуться, как дверь с грохотом распахнулась и в лабораториум царственной походкой вошла Наутиз, ведя чуть ли не за руку запыхавшегося Ивара. Судя по коричневой птице в руках, естественница оторвала его от игры, которая так сильно полюбилась сыну Одина.
— Закадычный друг царевен милостиво согласился сопроводить меня, — Наутиз кивнула в сторону своего спутника. — Не так ли, Ивар?
— Так, — чуть смущенно ответил ученый. Маг не позволил себе измениться в лице или как-то по-другому выразить свое недовольство сложившейся ситуацией. И когда он успел пообещать Наутиз поездку? Он ведь даже не сказал «да»!
— Ну раз ты настаиваешь… — Он отнял у магиологов кусочек Тессеракта. Зачем артефакт исследователям, ученый недоумевал: для приведения разрозненных записей в читаемый вид он был не нужен. Разве что страницы им можно придавить, чтобы не разлетелись.
— Но в случае чего меня в лабораториуме не было, — заявил он, соединяя два столь непохожих мира. Перед отправлением Наутиз едва удержалась от того, чтобы послать магу воздушный поцелуй — все же она победила!
Каждый приход лета вызывал у Фену смешанные чувства. На лугах, свободных от мхов и лишайников, появлялись тысячи цветов, радовавших глаз всю летнюю половину года: фиалки, клевер, зверобой, тимьян. Последний Черная Вдова особенно любила и не расставалась с ним ни летом, ни зимой. Еще юной девушкой она вплетала маленькие цветы тимьяна себе в косы или использовала в качестве приправы для особенно ненавистных кушаний, а клевер бросала в воду для умывания или добавляла в муку немного сухих растертых листьев… Магичка плотоядно улыбнулась счастливым воспоминаниям: с тех пор, как она попала в поселение, о по-настоящему вкусной еде пришлось забыть. Ученых не допускали до приготовления пищи, да и сама она не очень-то стремилась попасть на кухню. Раз уж кто-то решил, что основным растительным блюдом должна быть ламинария — пусть будет так, еда, в конце концов, не главное в жизни. Другое дело свежая кровь, еще не утратившая своего жара! Густая или же, наоборот, жидкая как вода. Девушка почти физически ощущала напряженную пульсацию крови в сосудах тех мужчин, которые оказывались рядом с ней.
Разбежавшись, Фену с легкостью перепрыгнула через лужу, которая посмела преградить ей путь, и нечаянно задела рукой голую веточку березы. В начале лета просыпались все немногочисленные деревья Асгарда: береза, можжевельник, рябина, — а вместе с ними просыпались желание и страсть, которые Фену не могла да и не хотела усмирять. Голодный взгляд выискивал тех мужчин, которых она до сих пор не оприходовала. «Как же славно, что одни умирают, другие приходят», — думала магичка, останавливаясь у площадки, огороженной низкой деревянной изгородью. Там, в грязи и не до конца растаявшем снеге, развлекались те, кому повезло в этой жизни больше, чем другим. Фену, подобно прочим зрителям, следила, как Локи легко и непринужденно расправлялся со своими противниками. Играли асы двое на двое, но царевич мог бы играть и один против шестерых, и все равно одержал бы победу. Белая птица с бешеной скоростью перелетала через рыболовную сеть. Огороженная площадка казалась слишком маленькой для промаха, но недостаток места создавал и свои трудности: игроки сталкивались, коричневые птицы путались, а белая, от грязи уже более походившая на черную, падала в очередную лужу. Фену, полуприкрыв глаза, восторженно наблюдала, в каких невероятных прыжках зависает Локи. Он был прекрасен! Сильное, здоровое тело молодого воина! Не чета мужчинам поселения, тренирующим исключительно мозги да самолюбивые мысли о собственной уникальности, значимости и могуществе. Еще один прыжок, сильный удар, и птица упала на самую границу поля. Асы принялись разгорячено спорить, засчитывать победу или нет.
Фену, не долго думая, перемахнула через заграждение. К чему стоять в стороне и наблюдать за недоступным телом, когда можноповеселиться вместе со всеми? Ведь, если повезет, Локи наконец-то попадет в ее длинный список мужчин и получит самую честную в мире оценку.
— Никто не будет против, если я сыграю с царевичем? — томно прошептала она, обращаясь к Ивару.
— Божественный Локи. — Взмах ресниц, поворот головы: сын царя, в первую очередь, мужчина, а потом уже маг и воин. Он не сможет устоять перед ней.
— Будь осторожен, — предупредил Ивар, отдавая коричневую птицу. — Когда игру только привезли, Фену была в ней лучшей!
Девушка позволила себе кивок и легкую улыбку. О да! В отличие от всех прочих мужчин и женщин, она никогда не забывала о том, что здоровое, сильное тело — это необходимость, а вовсе не блажь. Она задорно подмигнула безучастному царевичу и отошла на другую сторону сети, покачивая бёдрами.
Толпа вокруг притихла. Да, когда-то она побеждала любого. Ее тело и сейчас в прекрасной форме, а руки еще помнят, как правильно держать птицу, чтобы удары были сильными, хлесткими и меткими. Даже платье и полужидкая грязь не помешают ей очаровать царевича. Она чуть повела плечом, размяла пальцы, обернулась к толпе и… Одним резким движением послала птицу сопернику! Локи среагировал молниеносно, будто не любовался только что вместе со всеми ее фигурой. Удар! Легкий. Он думает, что она не успеет подбежать к сети? О нет, только не она! Пара изящных прыжков — соблазнительные щиколотки показались из-под длинной юбки. Их проводили голодными глазами все зрители мужского пола. И вот птица снова у Локи! Небольшой обман: повернуть коричневую птицу в самый последний момент, чтобы соперник не сразу понял направление удара.
Локи носился по полю с невероятной скоростью, а его удары, сильные, выверенные, пару раз чуть не попали в цель! Фену тяжело дышала, все больше распаляясь. Давно у нее не было такого сильного соперника. Легкий удар: белая птица едва преодолела сеть, едва не коснулась самого краешка. Локи замер с другой стороны, напряженный, словно струна, готовый броситься в любую сторону! Фену оттолкнулась от земли обеими ногами, целясь не столько в птицу, сколько в… получилось! Резкий прыжок сбил не только сеть, но и Локи, на которого Фену очень удачно приземлилась.
— Мой царь! — томно прошептала она, накрывая его губы своими. Толпа ахнула. Фену торжествовала: никогда еще поселение не видело такого зрелища! Она валяется в грязи вместе с самим младшим царевичем Асгарда и страстно целует его! Какая жалость, что скамья не может появиться по мановению руки!
Она с трудом заставила себя отпрянуть от губ Локи и заглянуть в его глаза. Будь она не она, если в них не отражается звериное желание!
— Слезь, — прошептал он одними губами, одаривая девушку ничего не выражающим взглядом. Фену с неудовольствием повиновалась, выпутываясь из сетки. Ее платье, как и защитная одежда царевича, были безвозвратно испорчены, но кому какое дело до одежды, когда рядом такой мужчина?
— Продолжим. — Локи поднял с земли коричневую и белую птиц и отошел подальше. Фену мановением руки вернула сорванную сеть на место — не зря же всю жизнь изучала бытовую магию. Магичка встала на позицию и приготовилась отбивать. Локи замахнулся… Первый же удар, невероятный по силе, выбил коричневую птицу у нее из рук, чуть повредив запястье. Она вскрикнула, схватилась за поврежденную руку, пропустив момент, когда острейшие кинжалы пришпилили ее одежду к одному из толстых столбов, огораживающих площадку. Фену дернулась: послышался треск разрываемой ткани. За всем этим она и не заметила, как Локи оказался совсем рядом. На его лице сияла восхитительная улыбка, которую Фену не встречала никогда и нигде, кроме как в отражении реки. Улыбка настоящего убийцы, которому приносят нескончаемое удовольствие муки и издыхание жертвы. Фену только чуть приоткрыла губы, наслаждаясь невиданным зрелищем. О, она не ошиблась, положив глаз именно на сына Одина! Хотя когда она ошибалась? Локи подошел к ней вплотную и одним резким движением разорвал ткань на плече, открывая изображение тимьяна. Остриё кинжала, которым он поигрывал всё это время, приблизилось к плечу и осторожно провело по всем изгибам цветка, не повреждая кожу. Фену едва сдержала стон наслаждения.
Сейчас, когда она пришпилена к столбу острейшими кинжалами, которые перерезали не одну сотню хрупких шей, а над ней возвышается лучший из мужчин, ее неукротимое желание возрастало, с бешеной силой ударяя в виски, застилая кроваво-красным туманом глаза, создавая шум в ушах… Воротник защитной одежды царевича был расстегнут и открывал восхитительный вид на горло, плавный изгиб кадыка и пульсирующую жилку… О, как же ей хотелось к ней прикоснуться! Ощутить пульсацию, почувствовать, как кровь, одиннадцатую сотню зим циркулирующая в этом теле, раскаляется, превращается в жидкую лаву, которую так хочется испить до последней капли! Проведя языком по верхним зубам, Черная Вдова подумала, что еще чуть-чуть и сорвется, вопьется зубами в эту шею, разорвет молочную кожу, стенки артерии, попробует, наконец, Локи Одинсона на вкус! Нет, она не будет пытаться собрать кровь в чаши, чтобы потом по капле выпивать ее, придаваясь будоражащим сознание воспоминаниям. Она выпьет только малую часть, сохранит в себе память об очередном мужчине, который окажется недостоин ее! Горячая алая жидкость будет обжигать нутро, но сладкий вкус и запах просто не дадут задуматься о такой мелочи! Фену закрыла глаза, отдаваясь на волю победителя. К величайшему сожалению, смерть царевича не сойдет ей с рук, но, как давно известно, единения можно достигнуть и другим, чуть менее незаконным способом. Она чувствовала, как ледяные руки схватили ее запястье, не прибитое кинжалами к столбу, и плотно прижали к прохладному дереву. Девушка с трудом удержалась от того, чтобы погладить ласкающую ее руку. Возбуждение и желание заглушали легкую, по сравнению с ними, боль. Она чувствовала, как по тыльной стороне ладони струится что-то горячее, наверняка, кровь, но открывать глаза не собиралась. В своих мечтах она была далеко, вместе с Локи. Там, где никто не мог бы помешать ей открыть царевичу все прелести плотских утех с настоящей женщиной. Она почувствовала, как царевич наклонился к ее уху, и ей стоило больших усилий не впиться губами в его шею, не покрыть ее сотней страстных поцелуев.
— В следующий раз я вырежу тимьян на твоем сердце, — послышался вкрадчивый шепот, в котором отчетливо слышались нотки безумия, настолько знакомого и любимого, что при соединении с ее собственным создаст единое целое, — предварительно вынув его из груди.
Кинжалы исчезли. Фену с неудовольствием открыла глаза, ощутив, что больше ее у столба ничто не держит. Локи медленно удалялся, будто специально дразня внутреннего зверя. Зрители, так и не посмевшие подойти ближе, неодобрительно качали головами.
— Фену, ты неосмотрительна. — Ивар влез очень некстати: одним своим присутствием прогнал томное наваждение. Он нежно взял ее искалеченную руку в свои. — Раны надо промыть!
Черная Вдова безучастно смотрела на запястье, залитое кровью. Локи, воистину, настоящий художник: он изумительно точно повторил форму цветка, который она носила на шее. Фену мягко высвободила свою руку, поднесла к лицу, слизнула кровь, размазав ее по языку. За столетия, проведенные в поселении, она успела забыть, какая она приятная, приторно-сладкая на вкус. Пускай и ее собственная.
— Прелесть, — тихо прошептала девушка, все еще глядя вслед Локи. — Он будет моим!
Лето — время легких платьев, украшенных несравненными сокровищами, которые могли позволить себе только поселенки мира отверженных. И хотя Беркана никогда не испытывала особой страсти ни к открытой одежде, выдававшей все дефекты ее фигуры, ни к драгоценностям, так и норовившим соскочить в самый ответственный момент, этого лета она ждала с нетерпением. Девушка дрожащими руками открыла небольшой холщовый мешочек, где хранила подарок из мира ванов. Брильянты. Настоящие. Совсем не похожие на алмазы, которые использовались для разрезания особенно твердых поверхностей. Магиолог провела рукой по колье — в первый день лета она покажет несравненную красоту. Теперь все поселение заметит ее, и даже признанные красавицы, вроде Фену, увидят, что именно она обласкана вниманием самого сына Одина.
Беркана не очень понимала, как жить дальше и чего от нее ждут. Когда Локи достал из сумки бесценный алкогольный напиток, дорогущие конфекты и колье, она лишилась дара речи, как и остальные софелаговцы. Подарки были слишком дорогими для опального сына царя. Он своими руками застегнул на ее шее замысловатую пряжку, прошептал что-то вроде «Ты прекрасна» и более не обращал на нее внимания. Но ведь все это не могло быть просто так! Беркана советовалась сперва с Хагаларом, потом с Лагуром, но никто не мог дать ей вразумительный ответ. Хагалар делал вид, что ему нет ни до чего дела, Лагур не отрывался от книжки, состоящей из одних картинок. По крайней мере, Беркана видела в ней только картинки, естественник же утверждал, что там есть текст. На ее расспросы он ответил что-то таинственное, но Беркана так поняла, что ей надо получше присмотреться к сыну Одина.
Так она и поступила. Девушка слышала что-то насчет надвигающихся изменений в родном мире, но пока проход между мирами закрыт, достать что-либо невозможно. Всем пришлось подчиниться воле сына Одина. Раиду поостыл к своим идеям и теперь только и делал, что развлекал Локи. Ивар, работавший не только с ними, не всегда сопровождал брата и друга, но, когда бывал свободен, то приходил к ним.
Быть четвертой в компании Беркана быстро привыкла. Она смотрела на Локи и восхищалась им. Он был блестящим во всем, начиная от невероятно идущей ему одежды и заканчивая множеством умений. Он собирал огромные толпы ученых, когда демонстрировал свое искусство стрельбы из лука. «Во имя Адоро» — уже все запомнили эту странную присказку, с которой царевич начинал стрелять. И мало того: он умел голыми руками ловить стрелы, причем даже с закрытыми глазами! В любом соревновании на силу или ловкость он с легкостью побеждал, оставляя соперников далеко позади. В заворотном мире были приняты лошадиные и петушиные бои, а также драки с оружием и без него. Ученые были лишены подобных развлечений, но в их аналогах царевичу не было равных. И ладно физическое искусство, Локи еще и великолепно рисовал, пел, его почерку мог позавидовать любой. Беркана не сомневалась, что и танцевать, и играть на инструментах, и слагать стихи он тоже умеет, просто не хочет хвастаться. Не ас, а само совершенство. Дочь Одина завидовала ему, восхищалась и задавалась вопросом: «Как он умудрился достичь таких высот?». И не она одна. Прочие асы, кто посмелее, спрашивал прямо. Ответы Локи, правда, особой радости не приносили. Он говорил мало и скупо о своей жизни и не жаловался ни на что, но кто, как не она, девушка, слышала за его словами истину. Боль, лишения, голод, убийства — такими методами его заставляли постигать науки и искусства. И хотя Локи почти ничего не говорил непосредственно о своих родителях, все больше упоминая наставников, впечатлительные девушки слышали за его сухой речью то, что хотели услышать, и представляли себе жизнь во дворце как одну нескончаемую пытку.
Беркана поёжилась от воспоминаний. Когда-то она мечтала о дворце, но не теперь, когда видела того, кто в этом дворце жил: вышколенное совершенство, которому осталось не так и долго. Она завидовала его умениям и боялась их. Хагалар на все её попытки поговорить только шипел что-то насчет того, что сотни сменяющих друг друга наставников никогда не научат ребенка тому, чему может научить всего лишь десяток настоящих мастеров. Беркана не спорила, хотя и не могла понять: чему еще можно было учить Локи, он и так само совершенство.
В последнее время исследования Каскета почти сошли на нет. Раиду, Ивар и Лагур готовились к какому-то решающему шагу и ни с кем не делились деталями своего плана. В свободное же время братья предпочитали проводить в играх с несколькими неполными колодами карт. Играть с царевичем в карточные игры было не менее интересно, чем во все прочие.
Начало очередной партии объявила семерка. Ивар, не долго думая, положил вторую, Раиду третью, Беркана добавила четвертую. Ход перешел к Локи. С него бы сталось положить пятую, но вместо этого он всё покрыл и выкинул. Семерки были самыми страшными картами — в огромной колоде их было больше всего, поэтому обычно они ходили по рукам до самого конца. Фелаг использовал более чем две сотни карт, но даже в таком несметном количестве Локи прекрасно ориентировался. Ученые играли ради забавы и не думали ни о чём, а Локи просчитывал каждый ход. Правда, против пяти восьмерок он ничего не смог сделать. Прошли еще полный круг, если не два. Беркана внимательно следила за лицами своих соперников, пытаясь по ним прочитать, кто что задумал. Она знала, что Раиду не будет заваливать Локи, но не более того. Царевич положил очередную семерку. Ивар ответил восьмеркой.
— Зачем? — недоуменно спросил Локи. — Тебе не стоит мне поддаваться. — Он выбросил на стол еще пять.
— Я не знал, что они у тебя есть. — Ивар забрал карты. — Моя память не столь совершенна.
— Почти все наши карты уже побывали на столе, — хмыкнул Локи.
— И ты можешь их все определить и назвать? — поинтересовалась Беркана.
Локи протянул руку и, указывая на каждую карту, повернутую к нему рубашкой, безошибочно определил и масть, и достоинство.
— Рассудка можно лишиться! — воскликнул Раиду, забирая сразу двух царей одинаковой масти.
— Раньше приходилось запоминать и не такое, — пожал плечами Локи, Раиду, тем временем, попытался завалить Беркану десятками. Пришлось пожертвовать тремя всесильными царями, чтобы отбиться и атаковать Локи девяткой, которая, правда, по мановению рук Локи и Ивара растроилась и оказалась у Раиду.
— А мои карты сможешь назвать? — сидящий неподалеку Хагалар поднял руку с зажатыми в ней тремя картами с одинаковой обложкой.
— Три царевича? — спросил Локи небрежно.
— Ты слишком хорошего о себе мнения, — произнес Хагалар, кидая на стол трёх разномастных асов. Они вспыхнули ярким пламенем, оставив за собой кучки пепла.
— Зачем портишь… — начала было Беркана, но вовремя прикусила язык: наверняка карты были иллюзорными.
— И все же мне очень приятно, что смертные назвали старшую карту в честь своих богов, — заметил Ивар, выводя из игры третьего всесильного аса. Если Беркане не изменяла память, в колоде остался только один.
— Это особенно странно, учитывая, что не мы научили их этой игре, а они нас. — Дочь Одина мстительно положила пятерых асов. Она была уверена, что у Локи есть шестой и даже предполагала, что всесильный, но царевич преспокойно взял карты. В следующий свой ход она воспользовалась шестью царевичами, но Локи мгновенно покрыл их шестью царицами — откуда они у него появились, оставалось загадкой.
— Всесильных асов больше нет, — объявил Раиду, судорожно отбиваясь от атакующего восьмерками и шестерками брата. Локи задумчиво перебирал коллекцию из двенадцати старших карт — Беркана радовалась только тому, что не ей от них отбиваться.
— Локи, ты в последнее время не бываешь дома, — заметила она, стараясь завалить царевича тремя царицами из пяти. Тот не стал тратить свою коллекцию асов и забрал в руку.
— Позовут — поеду, — Локи говорил таким спокойным тоном, будто его семья не причиняла ему постоянные страдания. Беркана могла только удивляться его хладнокровию и выдержке. Ей казалось, что Хагалара судьба Локи волновала гораздо больше самого Локи. Задумавшись над этим, девушка не заметила, как в ее руке собралось шесть асов. А ведь царевич еще не тратил ни одного из своей обширной коллекции.
— Расскажи о дворце. С чем он сходен обличием? — попросил Раиду, допуская страшную ошибку: отбивая никчемную девятку единственным асом. Соперники тут же подбросили своих. У Дочери Одина глаза полезли на лоб: она не могла понять, сколько старших карт ходит по кругу.
— Ты никогда его не видел? — удивился Локи, подбрасывая Беркане очередных асов: у нее уже скопилось не менее пятнадцати.
— Никогда, — подтвердил Раиду. — Только сказки слышал.
— Поделись.
Девушка сокрушенно наблюдала, как каждый из ее соперников кладет перед ней двух царевичей. Всего шесть. Наконец, асы пригодились!
— О Тени, — пробормотал Раиду, добирая карты, — асе, созданном из тени самого царя для борьбы с мерзостными тварями.
— Слышал, но не видел. — Локи с неудовольствием смотрел на шесть асов масти листок, которые он никак не мог отбить. — Вряд ли она до сих пор жива.
— Мерзостные твари, — усмехнулся Хагалар. — В каком мире, дорогие мои дети, вы мерзостных тварей видели?
— Легенды повествуют о самых разных чудовищах девяти миров, убитых личным слугой Одина, — возразил Ивар. Хагалар лишь усмехнулся.
— Легенды — суть величайшая ложь, разве ты не знал? — Он сделал шаг назад, уходя в тень, отчего под глубоко посаженными глазами образовались, казалось, пропасти, пугающие и завораживающие одновременно. Беркана опасливо поёжилась: видела она уже нечто подобное у постели умирающей царицы. Но это было так давно.
— А пророчество? — перебил Раиду, добавляя к двум листовым царям Ивара еще одного с сердечком. И это именно сейчас, когда Беркана отдала всех асов Локи! Ведь специально же он это делает, мстит за свое божество.
— Какое пророчество? — переспросил Локи, отбивая уже шестерых царей — все же в этот раз расчет Раиду не оправдался!
— Которое гласит, что все дети Одина погибнут до совершеннолетия Тора, — Ивар долго думал, что ему делать с царем бубенчиков, но таки решил отдать его Беркане, — и тогда он обретет невиданное могущество.
— Мой брат давно совершеннолетний, а я еще жив, верно? — усмехнулся Локи. Игра подходила к концу, соперники допускали одну ошибку за другой: отбивались асами, хотя и знали, что у царевича их шесть.
— Ты — брат наследника, тебя защищают, в отличие от остальных, — заметил Ивар, забирая последние карты.
Беркана осмотрелась. У нее карт раза в три больше, чем у остальных, а Локи с шестью готовится праздновать победу.
— Я не позволю тебе! — задорно воскликнула она, выкладывая за раз шестерых царей: троих с листками и троих с сердечками. У Локи не было выбора, кроме как забрать. Ивар положил восьмерки — Раиду пришлось увеличить свою коллекцию карт. Беркана же готовилась к триумфу — шесть асов! Локи взял снова. Ивар из трех своих карт положил на стол две — и обе были асами. Раиду забрал. Беркана мельком взглянула на свои семь карт и пошла тремя царями бубенчиков. Это был неверный ход, ибо именно царь и был у Ивара — таким образом он выиграл. Раиду положил двух асов — Беркане пришлось взять. К концу игры она приноровилась хоть что-то запоминать. По ее расчетам, у Локи было шесть асов, три царицы и десять царей. Именно последними он и пошел. Раиду забрал и это. Беркана глубоко вздохнула и выложила две восьмерки листочков. Благодаря серии переводов карты вернулись-таки к ней, но в таком составе, который она могла с легкостью отбить и выйти из игры. Локи с Раиду остались вдвоем. Дальнейшая игра была слабо интересна: все понимали, что ученый не посмеет выиграть у божества, поэтому, когда он ожидаемо проиграл, никто не мог сказать, честно ли.
— Сыграешь с нами? — спросил Ивар у Хагалара, никогда не принимавшего участия в баталиях. — Уверен, ты легко обыграешь любого из нас с твоей-то памятью и стратегическим мышлением. Нам будет, чему у тебя поучиться.
— Дорогой мой, я слишком стар для того, чтобы играть в игрушки, — Вождь указал на стол, заваленный картами. — Да и вы тоже.
— Хагалар! — Раиду, и без того раздосадованный проигрышем, угрожающе сжал кулаки. Ивар молниеносно оказался подле него.
— Брат, не надо, давай займемся работой. — Он с силой направил Раиду к столу с приборами. Тот нехотя послушался
— Ивар, — Хагалар подозвал естественника к себе, — перестань постоянно успокаивать братца! — Он говорил шепотом, но у Берканы был отличный слух и огромное желание знать чужие тайны. — Пусть один раз сорвется — на всю жизнь запомнит. — На губах Хагалара играла змеиная усмешка, от которой магиологу стало не по себе. — Лично могу гарантировать.
Ивар не изменился в лице, только едва заметно кивнул головой.
— А теперь продолжим наши бдения, — уже громко добавил Вождь. — Дети Одина, идите ко мне оба.
— Если бы ты хоть иногда делал что-нибудь полезное, — прошептал Ивар достаточно тихо, чтобы никто, кроме Берканы, не услышал. Она насторожилась, но естественник больше ничего не сказал, уткнувшись в приборы, вокруг которых уже крутился его брат. Дочери Одина ничего не оставалось, кроме как открыть давно надоевшие книги. Жизнь фелага давно начала наполняться противоречиями и невысказанными конфликтами, но Беркана не могла и не хотела понимать, почему.
После того, как детеныш Одина запретил ученым ходить по другим мирам, Ивар не смел ослушаться, и даже прямой приказ тинга не возымел эффекта. Отнять осколок силой не решились, так как маг-недоучка вполне мог пойти наябедничать плоти и крови царя, а тот — совершить еще массу глупостей, губительных для поселения. На все попытки договориться поганец жестко отвечал, что жизнь ему по-прежнему дорога, а расположение царевича — еще дороже. О том, что это расположение было потеряно в день возвращения царственного недоразумения из Ванахейма, никто напомнить не решился. В результате ученые поселения и логисты опять оказались заперты по разные стороны портала между мирами и не могли даже связаться друг с другом. Все, кроме Раиду с его набором новых игрушек. В ходе незапланированной операции выяснилось, что переговорник работает рядом с порталом Тессеракта. Даже если просто открыть его, никого никуда не пуская, можно поговорить с Мидгардом по их «беспроводной», как твердил Раиду, связи или получить несколько строчек текста. И именно этим естественник и пользовался, расходуя энергию электричества очень медленно, получая лишь крупицы информации и все еще бредя великим будущим для Асгарда и ее высочества царевны Локи. Во время переговоров кто-то из мастеров всегда находился рядом, и в этот раз сия весьма сомнительная честь выпала Хагалару. Но даже он, много чего в этой жизни повидавший боевой маг, был немало удивлен, когда портал пошел помехами и на пол неожиданно вывалилась аляповатая коробка, обернутая золотистой ленточкой с бантиком. Раиду бросился к ней с такой скоростью, что чуть не перевернул захламленный стол. Ивар и Хагалар с любопытством наблюдали, как из очень плотной сероватой бумаги появляется странный белый ни на что не похожий предмет: квадратной формы, с цилиндрической лапой в центре.
— Рентген… — благоговейно прошептал Раиду, резко вскочил и унесся в неизвестном направлении, позабыв переговорник. Маги недоуменно переглянулись. Ивар пожал плечами и развел руками, Хагалар приподнял левую бровь и скривил губы, выражая презрение ко всему миру в общем и к конкретному сумасшедшему в частности. Он брезгливо, двумя пальцами, взял оставленное изобретение человечества, исторгающее шуршание с различимыми отдельными словами, и решил вернуть его незадачливому хозяину.
Найти Раиду оказалось не так и просто, как он предполагал, но зато теперь Вождь имел очень сомнительное удовольствие наблюдать, как эта непонятная субстанция, когда-то бывшая ученым, сидит прямо на полу с кипой белых листов и читает вслух некое описание:
— Нажатием кнопки спуска производится генерация рентгеновского излучения продолжительностью в соответствии с установленной экспозицией…
Хагалар задумчиво потер лоб рукой: он понимал большую часть слов, но они не образовывали единого целого. А даже если бы и образовывали, Раиду ведь не просто так носится с очередной иноземной игрушкой! Сомнений нет, они с Локи уже угробили летающий аппарат, таранящий любой движущийся и не движущийся предмет, и теперь естественник не знает, как бы еще обрадовать божество. Хагалара невероятно бесил этот слетевший с катушек блестящий ученый. Да, он был главой магической ветви науки, а не естественной, но о чем думает Ивар, потакая своему подопечному? Место гениального ученого занял восторженный фанатик, проводящий дни и ночи в изучении какого-то фантастического бреда, который никогда никому не понадобится, или в не менее бредовых по своему смыслу играх, которыми стоило бы развлекаться только малолетним детям.
— Очередной дар нашей зеленоглазой царевне? — Хагалар таки обнаружил свое присутствие, хотя предпочел бы этого не делать. — И как тебе только не приелось костьми ложиться, лишь бы потешить самолюбие дитятке новой игрушкой?
Вождь мягко бросил переговорную трубку на пол: та вспыхнула желтым светом и погасла — хотя бы она не являлась предметом мечтаний малолетнего царевича.
— Смолкни, мерзостный! — Ребенок вскочил на ноги, чуть ли не брызжа слюной. Он и обычно-то был слабо адекватен, а сейчас, когда спал хорошо если раз в несколько ночей, вовсе перестал на себя походить.
— Раиду, я тебе серьезно говорю: хватит, — Хагалар постарался перейти на деловой тон. Обычно помогало и немного успокаивало неуравновешенного естественника, внося в сумбурно мечущиеся по черепной коробке мысли хоть каплю ясности. — Я понимаю, что ты готов даже сдохнуть ради Локи, но потакать каждому его капризу — это низко. Ты же ученый! Точнее, когда-то давно, до встречи с царевичем, был им. Вроде бы. А сейчас ты только и блеешь о великом царе, но делаешь все, чтобы детёныш никогда, слышишь, никогда таковым не стал и закончил бы свои дни на виселице. Мы ничего не знаем о Ванахейме, о том, почему царская семья не зовет его в гости уже два месяца. А ты, его ближайший, хм, друг, даже не пытаешься ничего узнать! Это низко, Раиду, и даже по отношению к твоему липовому царю.
Хагалар скрестил руки на груди и, наткнувшись взглядом на белый прибор, пнул, будто именно он был причиной всех бед — тот отлетел бы в сторону, если бы не Раиду, перехвативший дитя мидгардской науки на полпути. Вождь подошел ближе, возвышаясь над естественником и загораживая собою свет. В глазах противника блестела такая ярость, какой Хагалар еще никогда у него не видел. Даже не ярость, а бешенство!
— Понятно, вечно недовольный ты мой? — спросил маг, как ему самому казалось, миролюбиво.
— Заткни свой поганый рот!!! — рявкнул Раиду, хватая рентген и вскакивая с места. В следующий миг он со всей силой наотмашь ударил мага по голове. Тот настолько не ожидал такого поворота событий, что даже не успел выставить руки в оборонительном жесте. Свет перед глазами на мгновение померк, а дезориентированный в пространстве боевой маг пошатнулся. Пламя Муспельхейма! Чуть правее — и этот безумец попал бы в висок!
Привычки бывалого воина помогли быстро восстановиться. Прежде, чем Раиду замахнулся вновь, Хагалар успел сотворить одно из своих любимых заклятий: естественник истошно заорал, обращаясь в живой факел.
====== Глава 35 ======
— Что ты о себе возомнил, маг?!
Хагалар недовольно поморщился: не успел он переступить порог дома исцеления, как на него тут же набросился старый и в данный момент совсем не добрый друг. Да еще так набросился, будто он не проведать софелаговца пришел, а добить. И кто дал право какому-то там целителю повышать голос на мастера магии да еще и пользоваться своим незначительным преимуществом в росте?
— Я возомнил?. — Вождь, не сбавляя скорости, обогнул покрашенный в ярко-малиновый цвет столб, который проломил на своем веку множество голов. — Es ist lächerlich{?}[Это смешно], друг мой. Я Раиду ничего не сделал, а вот он меня чуть не убил.
— Кто, Раиду? Убил тебя? — фыркнул Алгир. Он стоял перед дверью, ведущей в основное целительное отделение, и пропускать туда мага не спешил. Хагалар цокнул пару раз языком, прикидывая, прорываться ли с боем или нет, но сдержался, теша самолюбие мыслями о том, что, случись бой, противник не продержался бы и минуты. Навестить Всеминедовольного он всегда успеет: не вечно же Алгир будет торчать в доме исцеления, кормить пациентов морфием да посыпать раны чудо-порошком — другому он за все зимы так и не научился, несмотря на когда-то высокое положение при дворе. К тому же не зря здесь три официальных выхода и пара запасных, которые проламывают, когда выносят очередной труп.
Хагалар присел на скамью и указал приятелю на место рядом с собой.
— Твои кости магически укреплены, мне ли не знать. — Алгир даже внимания не обратил на недвусмысленное приглашение. — А даже если бы это было и не так, удар по голове — не повод сжигать софелаговца!
— Ты так кричишь, будто я на самом деле сжег нашего Вечнонедовольного заживо. Как он, кстати?
— Спит.
— Ну, вот видишь, все к лучшему! — Хагалар насильно усадил Алгира рядом с собой: его раздражали собеседники, возвышающиеся над ним. А еще больше его раздражали те, которые смели повышать на него голос. Если бы Раиду атаковал в лабораториуме, о! , можно было бы сполна отплатить ему. Хагалар почти незаметно потер руки в предвкушении, а злая ухмылка таки проскользнула на его лице: один раз нечаянно получилось, второй раз получится намеренно. Если уж на юного наследника не повлиять словами, то, быть может, его воздыхатель сам уйдет с дороги…
— Если ты так ненавидишь Раиду, к чему работать вместе? Вас никто не заставляет! — Алгир хотел встать, но хватка на плече ужесточилась.
— Ненавижу? Да что ты! Как член фелага он меня, как и я его, вполне устраивает. Наши интересы пересекаются совсем в другой плоскости.
Алгир не ответил, лишь испытывающе посмотрел на бывшего друга, ожидая продолжения. Сколько они всего вместе пережили, когда еще вместе служили Одину. Кем был Хагалар и кем стал? Алгир с трудом снял руку с плеча, но со скамьи подниматься не спешил. Когда-то Хагалар был очень опасен, возможно, даже больше, чем сама Хель. По крайней мере, так о нем говорили враги. Немногие выжившие, которые, будь их воля, предпочли бы мгновенную смерть мучительной жизни. Но теперь все иначе. Место безжалостного волка занял задиристый песец, главное оружие которого ядовитый язык, а не боевая магия. Только вот Раиду от этого не легче…
— Он приходил ко мне, говорил, что плохо себя чувствует, — вздохнул Алгир, вспоминая маниакальный блеск в глазах и заплетающийся язык того, кто всего себя собирался положить на благо Асгарда и младшего царевича. Раиду скорее уж преемник Хагалара, чем враг, только вот старому магу ничего не докажешь.
— Я посоветовал больше спать, но он меня не слушал, говорил, что потребности не чувствует. Тогда я предложил заняться физическими упражнениями.
— Так вот чего он в птицу играл, вместо того чтобы изучать свои прохладные шкафы.
— Was meinst du?{?}[О чем ты?]
— Вот о чем, — Хагалар мановением руки соткал из воздуха листки белой бумаги для стукалок. Перевернув пару страниц, остановился на одном, особо впечатлившем его месте. — «Ни в коем случае нельзя подключать бытовой прибор к электронным энергоэкономичным штекерам или инвертерам, которые преобразуют постоянный ток в переменный с напряжением 230 V». — Хагалар сделал паузу, чтобы насладиться недоуменным лицом друга.
— Как видишь, ich habe ihm einen Gefallen getan{?}[ Я оказал ему услугу], усыпив ненадолго. Проснется и с новыми силами сможет разбивать всем головы своим ручным вертолетом.
— А Беркане ты тоже услугу оказывал, когда против ее воли притащил в поселение отверженных?.. — неожиданно даже для самого себя спросил Алгир.
— Не только ты своими лекарствами можешь спасать жизни, — сухо ответил маг, ожидая подвоха: к чему целитель вспомнил о девушке?
— Так ты ее спас? Скорее уж погубил окончательно. — Алгир подошел к двери, отделяющей предбанник, где когда-то отдыхал измученный сын Одина, от основной комнаты, где лежали немногочисленные больные. Приоткрыл дверь, заглянул. Девушки-целительницы одними губами прошептали, что его помощь пока не требуется.
— Ты мог бы рассказать о случившемся ее отцу, а не притаскивать молоденькую, несовершеннолетнюю девочку в мир, где она никогда не сможет иметь семьи, — Алгир столкнулся с насмешливым и брезгливым взглядом Хагалара. Ну конечно, кому он рассказывает о семье и семейных ценностях! — Ты даже не представляешь, насколько важны семья, дети для женщины… Хотя кому я говорю: у тебя-то семьи никогда не было.
Насмешливый взгляд быстро сменился на оскорбленный. У Алгира возникло неприятное чувство, что Хагалар просто играет с ним как кошка с мышью, заставляя читать по своему лицу заранее продуманные и совсем не выстраданные эмоции.
— Во-первых, ты не знаешь, что тогда произошло, — начал мастер магии, поднимаясь.
— Зато я знаю тебя несколько тысяч зим и не сомневаюсь, что ты нарочно привел ее сюда. Она была нужна тебе.
— Даже если и так, с чего девочка тебя заботит?
— Память, смотрю, тебя уже подводит, Вождь. Хотя, конечно, тот факт, что я вел беременность матери Одиндоттир, легко забыть. Ведь это была такая мелочь, всего лишь авантюра, из которой ничего не вышло!
— Да, я и в самом деле забыл, — Хагалар несколько раз задумчиво провел пальцами по небольшой бородке, будто стараясь вспомнить давнишнее. — Но семья — далеко не главное в жизни.
— Говорит тот, у кого семьи никогда не было, — иронично заметил Алгир. Его всегда поражала способность Хагалара рассуждать даже о том, о чем он не имел ни малейшего представления!
— Была. Если ты не следил за мной последние семьсот зим, то будь поосторожнее со словами.
— Мы оба знаем, что она была не более чем фальшивкой, — припечатал Алгир. — А уж твой побег…
— Да кто бы говорил, — на лице боевого мага змеилась ядовитая усмешка. Он с трудом удержался от жгучего желания сломать давнишнему другу хотя бы руку. В последнее время обузданная жестокость стала не просто напоминать о себе, а рваться всеми силами наружу. Хагалар глубоко вздохнул и досчитал до десяти. Нельзя давать волю внутреннему зверю, иначе многие могут пострадать. Перед глазами расцвела ярким цветком картинка из прошлого с персонажами из настоящего. И вновь он видел распятого детеныша и собственную руку, наносящую непоправимые увечья. А ведь и правда, единственное, что смогло научить юнца почтительности, была боль… Легкая пытка принесла неожиданные плоды. Ему ничего не стоит запугать Локи до смерти, измучить так, как не умел даже Один, сломить его дух и сделать покорным рабом своей воли. Но не этого он хотел и не такими методами будет пользоваться.
— У меня была самая, как ты выражаешься, настоящая семья. По ту сторону тьмы… — С горькой улыбкой произнес он, опуская взгляд и зажмуриваясь, чтобы прогнать кошмарные наваждения. — Я вернулся в Асгард после смерти последней дочери. Глупая смерть была, очень глупая…
Силой мысли он материализовал собственные обрывочные воспоминания. Горящая плоть, истошные вопли, почерневшие остовы домов, сверкающие молнии… Голограммы были куда бледнее реальности.
— Царица ищет встречи с тобой! — послышался голос новенькой магиологички. Она не смела войти в дом исцеления, поэтому кричала прямо с порога.
— Das hätte noch gefehlt!{?}[Этого только не хватало!] — злобно пробормотал Хагалар, жестом отсылая девушку. — Что ей тут понадобилось?
Алгир поспешил на улицу, чтобы избежать нежелательной встречи, но не успел. Царица в длинном голубом одеянии, которого не коснулись даже брызги дорожной грязи, уже подходила к дому. Бежать было некуда: скрыться в основной зале Алгир тоже не успел. Пришлось преклонять колени как в старые добрые времена, когда он клялся в верности молодой царице, и уповать на то, что она его не узнает.
— Приветствую тебя, Хагалар… — послышался глубокий голос над головой. — И ты здесь?!
Алгир не ответил, только еще ниже опустил голову. Все надежды растаяли в одночасье, словно призрачный сон: не так то и сильно он изменился за несколько столетий. Не то, что некоторые, искавшие приключения в темных мирах.
— Не знала, что ты жив да еще и выглядишь так молодо. Будто время вовсе не отпечатывается на тебе.
Алгиру показалось, что в голосе царицы сквозила откровенная ненависть и разочарование. Целитель сглотнул: вот ведь чего он никак не ожидал, так это встречи с той, кого лечил еще девчонкой. Он знал о Фригге то, что мог знать только врач, и за одно это знание она когда-то жаждала его смерти. Правда, это было давно, даже до предложения Одина, но воспоминания угроз так просто из памяти не сотрешь.
— Твой муж знал. И о том, что я здесь, тоже, — бессвязно пробурчал Алгир.
Фригга не удостоила его ответом, но велела подняться. Целитель перевел дух — вряд ли с ним еще будут разговаривать.
— Зачем ты прибыла сюда, прекраснейшая из бессмертных? — взял слово Хагалар. — Разве же в мире отверженных стоит гулять той, кто владеет всеми девятью мирами?
— Я прибыла сюда, чтобы вернуть домой моего сына, — с достоинством ответила царица.
— Приказ Одина? — нахмурился маг.
— Желание матери.
Алгир отступил в тень, чтобы со стороны понаблюдать за немым противостоянием Фригги и Хагалара. Не прошло и одной зимы с тех пор, как прохладным осенним утром маг вел немой диалог с Одином над телом Локи. В этот раз немой разговор тоже имел место, но не словесный, а эмоциональный. На лицах обоих противников были написаны решимость и нежелание уступать. Когда-то давно Фригга с Хагаларом были настолько дружны, что их желания, вкусы, любимые напитки и запахи совпадали. Но теперь, когда маг противопоставил себя царской семье, о счастливой молодости стоило забыть…
— Прекраснейшая, вспомни, что на этой земле законы Одина не имеют силы. — Вождь первым начал словесный бой, наступая на соперницу. Это был его излюбленный прием: сочетание твердого голоса, прямой осанки и отрывистых жестов. Алгир отлично знал все приемы бывшего друга. Как и царица.
— Послушай, Хагалар, — Фригга вместо того, чтобы отступать, сама сделала шаг вперед, а лицо из надменного превратилось в суровое и безжалостное. Таким Алгир его видел только на редких публичных казнях. — Локи — мой сын, и моя воля — закон для него, ты должен это знать.
Хагалар стоял напряженный, готовый к решительным действиям, но отвечать, тем не менее, не спешил.
— Приведи его, — приказала царица.
Алгир чуть не бегом выбрался из дома исцеления, который грозил превратиться в арену для настоящего поединка. Пора снова поставить около порога флюгер, который предупреждает о приходе нежданных гостей. Рука чуть саднила — он таки ударился о столб, несмотря на яркую раскраску последнего. Хагалар проводил его долгим взглядом и начал снова.
— Прекраснейшая…
— Ни слова!
— Ты совершаешь ошибку.
— Спасаю ему жизнь от ваших взрывов, — резко ответила царица. В мелодичном голосе проскальзывали нотки стали и гнева.
— Отнимаешь! И пока я жив…
— Боишься потерять его навсегда? Локи мой, не тешь себя пустыми надеждами!
Двери в основное отделение чуть приоткрылась. В проеме показалось сразу три головы, привлеченные странным спором. Женщины не посмели вмешаться и лишь во все глаза смотрели на то, как царственные асы, хранители мира в Девяти Мирах, более всего походили на разъяренных петухов, которых уже вывели на площадку для боев. Ладони магов светились светло-голубым сиянием, и оба мысленно подбирали подходящие заклинания. Царица и соратник Одина были готовы сцепиться если не в рукопашном бою, то в магическом. Наэлектризованный утяжеленный воздух буквально шипел от энергии, которая, не образуя заклинаний, стекала с пальцев, вытесняя кислород. Фригг первая сделала шаг в сторону, вскинув руку в предупреждающем жесте. Хагалар среагировал молниеносно. И не миновать дому ремонта, если бы не появление самого яблока раздора…
— Здравствуй, мама!
Локи вошел достаточно медленно и громко для того, чтобы женщины успели тихонько прикрыть дверь, а маги — принять подобающие случаю позы и натянуть на лица фальшивые улыбки. Правда, воздух от этого менее наэлектризованным не стал. Локи склонился, целуя руку матери. Резкая вспышка голубого света ударила по глазам: Фригг не успела полностью успокоить свою магию.
— Чего ради ты пожаловала к нам? — миролюбиво спросил Локи, оглядывая помещение и стараясь не обращать внимания на черные точки перед глазами: следов боя или разгрома он не заметил, но отчетливо ощущал, что что-то произошло, что-то явно нехорошее.
— Локи, — царица провела рукой по лицу сына, убеждаясь, что теперь, наконец, взяла магическую силу под контроль, — вернемся домой!
— Приказ Всеотца? — нахмурил брови царевич.
— Нет, конечно нет, — Фригг слабо улыбнулась и бросила недовольный взгляд на Хагалара и Алгира. Целитель, правильно истолковав немудреный намек, направился было к двери, но Хагалар резко остановил его. Фригг закусила губу, всем своим видом выражая недовольство. Маг только усмехнулся и скрестил руки на груди.
— Как ты мог так долго не приезжать? — Царица обернулась к застывшему в легком поклоне сыну. — Ты такой бессердечный!
— Мама, я скучал по тебе, но если бы приехал, то пошел бы против воли отца, — ответил Локи, не смея поднятьголову и посмотреть матери в лицо, словно стыдясь своей бессердечности. На самом деле он, закрыв глаза, пытался определить, что произошло в комнате: она была просто переполнена магией, но не оформившейся, вроде бы не боевой.
— Воли отца. Но не моей или Тора, — поправила царица. — Вернемся домой!
— Зачем? — нахмурился Локи, выпрямляясь. — Мне кажется, что тратить по пять часов в день на дорогу туда и обратно — это безумие и глупость.
— Локи, тебе не место среди убийц и государственных преступников! — твердо заявила Фригг, указывая на Хагалара и Алгира: те только недоуменно переглянулись.
— Люди считают иначе, — пробурчал себе под нос Локи, а громко произнес: — Мама, тебе не стоит бояться преступников. Или тебя тревожат слухи о реактивах? — Он сделал пару шагов вперед, подарил Хагалару самую очаровательную улыбку из всех, на которые был способен, и положил руку ему на плечо, глядя в непроницаемое лицо матери. — Как видишь, у меня прекрасный наставник и учитель!
Локи скосил глаза, чтобы насладиться оторопью поганого мага, но вместо нее увидел обычную усмешку. Более того, Хагалар по-хозяйски обнял его за плечи! Объятие было сильное и крайне неприятное. Локи, поморщившись, продолжил лгать, растягивая гласные.
— Под его чутким надзором и умелым руководством я смог узреть истинную мощь науки естества и овладеть ею без каких-либо потерь!
Хагалар кивал чуть ли не на каждое слово, не отпуская руки с плеча. Алгир едва сдерживал легкую улыбку. Если бы он не знал, что Локи ненавидит Вождя всей душой, то проникся бы мыслью об их нежнейшей привязанности друг к другу. И царица, судя по сердитому блеску в глазах, поняла именно то, что хотел Локи. Она открыла было рот для возражений, но передумала и вместо бессмысленного спора завела другой разговор:
— Скоро твой день рождения — на него ты обязан приехать, — это уже была не просьба, а приказ.
— Зачем отмечать не круглую дату? — удивился Локи. Он точно помнил, что исполниться ему должно 1049 зим. До ближайшей круглой даты, достойной внимания асов, еще полно времени. Дни рождения Локи никогда не любил и считал неизбежным злом. Для царевичей они с самого детства были не более чем утомительной обязанностью. Это народ ликовал и пил, а они красовались на конях, произносили речи и изображали семейную гармонию. Так было раньше, а теперь, когда Локи знал, кто он и откуда, день рождения вообще потерял всякий смысл: он родился в начале зимней половины года, а не летней. И никогда не узнает, в какой именно день.
— Сын мой, ты воскрес из мертвых, — вещала, тем временем, царица. — Народ хочет видеть тебя, а ты заперся в мире преступников.!
— Я заперся? — раздраженно переспросил Локи. — Отец отправил меня изучать Каскет.
Повисло неловкое молчание, прерываемое только стонами кого-то из раненых. Локи понял, что перегнул палку и продолжил более дружелюбным тоном:
— Ты сама видишь, что возвращаться домой сейчас в самый разгар работы безрассудно. Да и разве ты не доверяешь ставленнику Всеотца?
Локи указал на довольного Хагалара, который соизволил-таки отпустить его многострадальные плечи. Царица бросила на него быстрый недружелюбный взгляд и брезгливо поджала губы. Локи терялся в догадках. Мать и тюремщик явно недолюбливали друг друга. Неужели в поселении не было никого, кто лучше мог бы справиться с ролью надсмотрщика? Фригг так ничего и не ответила. Сухо попрощавшись и не разрешив даже проводить себя, она вышла, гулко ударив рукой по столбу. Локи выглянул за дверь и проводил недоуменным взглядом удаляющегося Хугина. Неужели отец не доверяет даже маме?
— И кто из вас убийца, а кто — государственный преступник? — насмешливо спросил он, оборачиваясь.
— Я, скорее, второе, — ответил целитель.
— Я здесь по своей воле и со своими целями, — перебил Хагалар. — И я думал, ты поедешь домой добровольно…
— Вертолет во дворце сломают, — пояснил Локи, пряча торжествующую улыбку. Он прекрасно знал, как бесят надменного мага его новые друзья и увлечения. — И опыты с оксидом натрия я там проводить не смогу.
— О да. Соедини его с известкой и получи… — раздраженно бросил Хагалар.
— Оксид натрия с оксидом кальция не среагирует, — повысил голос Локи, указывая на позорную ошибку. Он очень хорошо помнил первый день, когда маг спрашивал его про гипотенузу и смеялся над незнанием щелочей. — Вот с водой, диоксидом углерода или оксидом алюминия — это другое дело. Не правда ли, учитель? — Локи подарил магу еще одну презрительную усмешку, прежде чем с чувством собственного достоинства покинуть залу.
— Паршивец… — процедил сквозь зубы Вождь. Он страстно желал поставить зарвавшегося мальчишку на место. О, как он валялся на полу, воя от иллюзорной боли! Каким почтительным стал после! Ётун Одина побери: воспитал себе деток, нечего сказать!
— Он очень увлечен наукой естества, — промолвил Алгир. — И, кстати, ты заметил, что с его появлением прекратились взрывы и серьезные нарушения законов?
— О да, божественное влияние, не иначе, — мрачно бросил Хагалар. — Dummes Kind{?}[Глупый ребенок], ему никогда и нигде не позволят заниматься только тем, чем он хочет.
Маг сел на скамью и шумно выдохнул, приводя мысли и чувства в порядок. Он стал слишком чувствительным к провокациям. Но каков мальчишка: смог противостоять родной матери, не поехал на очередной разнос к отцу. Только вот в покое его теперь не оставят, а после дня рождения вряд ли вернут назад. Все планы, все усилия пойдут прахом, и все из-за безрассудства и спеси юного глупца!
— О Иггдрасиль, дай мне сил не сжечь его заживо по-настоящему! — взмолился маг, вспоминая былое прошлое, когда почти любая проблема решалась одним щелчком пальцев. Есть враг — и щелк — он уже догорает в ближайшей канаве. Очень удобно. Для войны. Но не для мирной жизни.
Локи корил себя за неудачную шутку. То, что маг — именно маг, а не естественник, он знал изначально, как и то, что Хагалар редко занимался какими-либо исследованиями: все силы мастера магии уходили на поддержание сносного существования магов поселения, а вовсе не на создание артефактов или возню с реактивами. Почему он взялся за Каскет — многие недоумевали, Локи же был уверен, что дело в отце: тот приказал присмотреть за неродным сыном, а заодно и артефактом заняться, вынуждая оставить привычную работу и заняться рутиной исследователя.
Убийцы и государственные преступники… Царевич усмехнулся: мать так расстроилась из-за отказа, что даже проводить себя не разрешила. И он, глядя на нее, все больше убеждался в том, что она лично знала и Хагалара, и Алгира. Ему и самому казалось, что он видел последнего во дворце, но очень давно. А, может, это был и не он вовсе. При дворе крутились сотни асов. Более удачливые сменяли менее удачливых, кто-то бесследно исчезал, а кто-то появлялся из ниоткуда. Можно было проверить: приказать Алгиру поехать вместе с ним во дворец и посмотреть на реакцию окружающих. Локи чувствовал, что затея доставит ему массу удовольствия, и, не будь Алгир целителем, он бы непременно сыграл с ним такую злую шутку.
Молодой маг остановился в нерешительности, почувствовав привычный в последнее время холод, который мог привести к очередной болезни. Фену своей недавней выходкой едва не испортила его верхнюю защитную одежду. Он был уверен, что грязь легко отмоется, поэтому не стал ничего предпринимать и доставать новую, но, сколько рабы ни старались, ничего не выходило: грязь содержала какие-то реактивы, возможно, что и опасные. Разводы так и остались, превратив парадную одежду в рабочую. Локи обратил внимание, что, хотя земля в поселении была свободна от туфа, на ней почти ничего не росло, зато в лужах плавали разноцветные разводы, блестевшие на солнце радугой. Страшно было даже представить, по какой гремучей смеси поселенцы ходили и каким воздухом дышали. Поскольку Хагалар в вопросах одежды был крайне упрям и все еще требовал ношения защитного костюма, а ругаться с ним каждый день по поводу его отсутствия надоело да и в свете последних событий было просто опасно, Локи направился в дом снабжения, надеясь встретить там местную служительницу мод.
В последнее время царевич перезнакомился с огромным количеством молодых ученых и установил, что женщин в поселении не так и мало, как казалось на первый взгляд. И вопрос «откуда они появились» интересовал его донельзя. Мужчина, преступник или увлеченный недозволенной в обычной жизни наукой, вполне мог прийти сюда самостоятельно, но женщина, почти не выходящая из дома, занятая воспитанием детей, кройкой шкур и поддержанием очага… Да ей в голову не придет сбегать в поселение бесконечной магии, дурная слава о котором давно разнеслась по всему Асгарду. Локи подозревал, что поселенцы сами делали все для того, чтобы их мир считали опасным — слишком уж хорошо в нем жилось на самом деле.
Знакомство с Кауной — застенчивой немолодой целительницей, которая испытывала гораздо больше привязанности к одежде, чем к медицине, прошло не совсем гладко. Она опешила, увидев сына Одина собственной персоной. Ее взгляд начал лихорадочно метаться, словно она надеялась найти какую-нибудь запасную дверь, в которую можно незаметно просочиться. Однако, не обнаружив никакой двери, кроме той, в которой стоял царевич, она смирилась со своей участью и в самых почтительных выражениях осведомилась, чем именно может служить высокорожденной царской особе. Локи раньше думал, что никто, лучше Ивара, не владеет искусством изящной словесности, но, оказывается, ошибался.
Пока хранительница снимала с него мерки и подбирала одежду, он завел разговор о женщинах и поинтересовался, каким образом сама Кауна попала в столь страшное место, о котором ходят леденящие душу слухи. Вопрос задел какие-то нежные струны души женщины. Она задумалась, потом тихо ответила. Руки при этом мелко дрожали, словно от озноба, а голос срывался.
— Я здесь по вине собственной гордости и зависти. У меня была сестра. Мы вместе постигали медицину, и она делала даже большие успехи, чем я. Она так лечила! Ее словно при рождении поцеловала Эйр. Наши родители не неволили нас к замужеству, а мы и не желали этого: нам хватало друг друга и наших знаний. А потом сестра полюбила. Или ей так только показалась. Она собралась замуж, забросила медицину и совсем отдалилась от меня. В день свадьбы я поймала себя на мысли, что подбираю яд, который мог бы отравить и ее, и ее будущего мужа. Это был позор. Я решила, что пусть лучше мои знания пригодятся здесь, где нет сестры, чем у себя дома я кого-нибудь убью.
— А что сестра? — спросил Локи с деланной заинтересованностью. Целительница рылась в куче тряпья, и ее слабый голос был едва различим.
— Умерла через год в родах. Мне сообщили. Весь наш клан винит меня в ее смерти, мол, я лучшая из целительниц и могла бы спасти ее, если бы не сбежала.
— Ясно, — Локи принял из рук Кауны новую одежду, особо даже не присматриваясь, и сделал вид, что уходит. Однако, уже стоя на пороге, невзначай спросил: — А другие женщины? Дочь Одина, например. Или Черная Вдова?
Кауна вцепилась побелевшими пальцами в подол платья и долго молчала, словно давала понять, что отвечать не хочет. Однако Локи уступать не собирался. Кауна может рассказать еще много подробностей, о которых он понятия не имеет. Например, раньше он как-то не улавливал, что отверженные могут переписываться с бывшими родными. Видимо, у его софелаговцев родных не осталось.
— Про Одиндоттир я ничего не знаю, — прошептала Кауна. — Вождь привел ее сюда пару столетий назад всю в слезах. Говорят, он ее соблазнил. А Черная Вдова… — женщина на мгновение замолчала, а потом резко вскинула голову и воскликнула: — Опасайся ее, царевич! Она убийца, она замучила сотню мужчин, которые ее любили.
— И ее не поймали? — Локи позволил себе поморщиться от громкого крика. Кауна волновалась так, будто Фену пыталась убить ее лично. А ведь это могло быть правдой: что если она убивает не только любимых мужчин?
— Поймали, но далеко не сразу. Кто бы стал подозревать неразумного ребенка? А когда поймали, то решили сотворить с ней что-то страшное, вот она и сбежала сюда. Теперь она не убивает, но… соблазняет.
Кауна вновь замолчала и, как показалось Локи, даже дышать перестала. Чужой страх, особенно беспочвенный, веселил царевича. Да и что такого страшного могла рассказать Кауна, чего Локи не слышал от матери? Во время войны женщины часто теряли свое женское начало, дрались наравне с мужчинами, убивали и мучали. Во дворце и сейчас служило несколько охотниц до убийств. Локи нарочито медленно отошел от двери и выглянул в маленькое окошко.
— А женщина, которая играет в птицу. — Он указал на площадку для игр, которую было прекрасно видно из дома снабжения. — Что ты можешь сказать про нее?
Царевич с затаенной радостью наблюдал, как Кауна неторопливо подходит ближе. Ее тело мелко тряслось от мерзости и брезгливости.
— Наутиз и Урур, — едва выговорила она. — Родственники.
— Муж и жена? — изумился Локи. Сколько месяцев ему с пеной у рта доказывали, что в поселении нет браков?
— Нет, вовсе нет. — Кауна отошла подальше и села на скамейку, нервным движением разгладив невидимые складки на платье. — Несколько столетий назад Наутиз сбежала к мужу от родителей.
Локи нахмурился и бросил еще один быстрый взгляд на играющую парочку. Представить себе женщину, которая сбежала к мужу без выкупа, объявляя себя вне закона и обрекая детей на позорное клеймо незаконнорожденных, было довольно сложно. Система бракосочетания в Асгарде поражала жителей прочих миров, особенно Ванахейма и Ётунхейма, где были сильны традиции. Вместо красивых свадебных обрядов и религиозных торжеств, жених просто выкупал невесту у родителей в присутствии не менее шестерых мужчин-свидетелей, а на следующее утро приносил вторую часть выкупа, который должен был составлять по стоимости не менее двенадцати футов шерстяной ткани. Единственные, кто делал асгардский брак хоть немного похожим на церемонию, были славословы, расхваливавшие жениха, превозносящие его богатство, ранг и личную храбрость.
— Наутиз быстро наскучила замужняя жизнь, и она опять сбежала, — продолжила Кауна. — К нам. А Урур — ее деверь. Их подозревали в любовной связи, а, когда Наутиз исчезла, его обвинили в убийстве!
— Какая осведомленность! — заметил Локи. — А ведь ваши законы запрещают говорить о прошлом.
Женщина покраснела и отвернулась к стене, но все же начала оправдываться:
— Это слухи, а, может, и ложь с приукрашиваниями. Да и не все чтят наши законы, — целительница вздохнула. Она уже смирилась с тем, что царственный гость навсегда останется в ее обители и будет смущать непонятными вопросами. — Да и наши законы не такие жесткие как в заворотном мире, их нарушение не так опасно.
Локи кивнул в знак благодарности и покинул дом снабжения. Законы поселения он читал достаточно давно, но и тогда обратил внимание на то, что в них прописывались не только преступления и наказания, но и действия, которые следовало предпринять для устранения нежелательных последствий нарушения. Любовные отношения были строжайше запрещены, однако несколько страниц посвящалось тому, что делать при нежелательной беременности. Асгардская медицина давно разработала десяток способов убийства плода в утробе матери, но в поселении и это было запрещено. Дети рождались, а вот куда они девались — Локи уже точно не помнил. Его тогда сильно поразило, что законам, пускай и достаточно мягким, почти никто не следовал. Слишком уж все это было похоже на дворец.
— Сын Одина! — послышался истошный вопль.
Локи резко остановился. С того дня, как младшая царевна покинула Асгард, Ивар не смел показываться ему на глаза. Что-то определенно случилось…
— Сын Одина! — запыхавшийся маг едва переводил дух после долгого бега. — Я молю тебя, пойдем со мной. Взгляни, Тессеракт готов. Как новенький!
Локи позволил взять себя за руки и увести в лабораториум, в котором он ранее наблюдал за ныряющими в бутылку яйцами и пробовал шипучую воду. На блестящем столе, единственном, начищенном до блеска, стоял Тессеракт. Локи взял его в руки, придирчиво осмотрел со всех сторон, но даже его зоркий глаз не смог определить, с какой стороны был отломан кусочек. Не так и много времени Ивару потребовалось для устранения своей оплошности. Всего-то два месяца. Локи бросил рассеянный взгляд на сияющего, словно начищенный таз, мага. От него еще может быть много пользы, не стоит отталкивать его слишком сильно. Ни слова не сказав по поводу работы, проведенной над Тессерактом, он вернул артефакт на стол и обратился к ученому:
— Через несколько ночей я устрою конную прогулку по Асгарду. Ты будешь меня сопровождать.
Ивар засиял еще ярче и рассыпался в тысячах благодарностей. Раз десять повторил, что никто в поселении не может выйти за его пределы, что для него огромная честь и удача быть знакомым с сыном Одина, что сын Одина больше на него не сердится, и прочие глупости, которые сотрясали воздух, но не несли никакой смысловой нагрузки.
С трудом отделавшись от чересчур привязчивого мага, Локи направился в свой лабораториум. Там он застал только Беркану, которая, сидя в шлеме, изучала очередные мидгардские бредни. Локи тихо подошел ближе и заглянул ей через плечо. На столе лежала гравюра с изображением странной птицы и не менее странного сосуда для круговой дистилляции, судя по подписи. Беркана переводила небольшой текст под гравюрой. «Пеликан настолько любит своих птенцов, что кормит собственной плотью. Символ, противоположный ворону. Символ реторты и распавшегося в жидком свинце философского камня, который плавится и растворяется, чтобы вызвать превращение свинца в золото. Пеликан — символ бескорыстного стремления к облагораживанию». Локи отметил про себя, что надо будет в Мидгарде найти пеликана и посмотреть, как он кормит птенцов своей плотью.
— Беркана, скоро я повезу тебя на конную прогулку по Асгарду, — сказал он, снимая шлем и обнаруживая тем самым свое присутствие.
Девушка вздрогнула и даже негромко вскрикнула.
— Ты напугал меня! — она утерла пот со лба, обнажив уродливую половину лица. — Прогулка, говоришь? Я никогда не выезжала за пределы поселения. Для нас это очень опасно.
— Но не для меня, — усмехнулся Локи. — В Асгарде меня считают героем. Вот и посмотрим, что скажут асы, увидев героя в сопровождении преступников. Передай Ивару и Раиду, что они едут с нами.
Локи устроился на соседней скамье и полистал одну из книг по Мидгарду. Она была посвящена ядовитым растениям и не слишком заинтересовала царевича. Он предвкушал скорое возвращение домой. Как будут удивлены родители, когда увидят, что он приехал не один, а со свитой!
====== Глава 36 ======
Комментарий к Глава 36 Иллюстрации: http://vk.com/album-57908144_183595947
Апрельское Осло встретило Ингвара холодом, дождем и штормовым предупреждением. Не так, совсем не так представлял он себе первое посещение столицы викингов. Солнечный Марсель, пересадка в не менее солнечном Амстердаме и проливной дождь в Осло — иначе, чем подставой со стороны небесной канцелярии, такую погоду и не объяснить. Да и не она одна портила настроение. Логист рассчитывал увидеть страну, пропитанную духом древних воинов Земли и незримой благодатью скандинавских богов. О современной Норвегии он не знал ничего, кроме нескольких имен: Ибсен, Григ, Амундсен, Мунк, Бьёрндален, Торнквист — но кто были все эти люди, чем прославили свою родину, оставалось для него полнейшей загадкой.
После месячного тура по Италии логист сомневался, что какая-нибудь страна сможет произвести на него хорошее впечатление. Венецианское буйство красок и флорентийская строгость не шли ни в какое сравнение с высотными стеклянными домами, хмурыми памятниками и пустынными улицами Норвегии, которые навевали только тоску и сон. Дом Дагара тоже не представлял собой ничего примечательного. Это была обычная высотка невнятного серого цвета, на третьем этаже которой располагалась такая же невнятная квартира, оформленная в серо-бежевых тонах. Жена Дагара — усердно молодящаяся рыжая дамочка тридцати пяти зим — встретила долгожданного гостя приклеенной на лицо улыбкой профессиональной модели. Она без конца поправляла волосы, так и норовившие выпасть из сложной прически.
— Hvor kommer du fra?{?}[Откуда вы пожаловали к нам?] — спросила она, усаживая Ингвара на антикварный диван века восемнадцатого — единственный примечательный предмет мебели во всей квартире.
— Fra Frankrike, egentlig fra Marsel. Vi er venner med mannen din etter å ha studert sammen i England.{?}[Из Франции. Если точнее, из Марселя. С вашим мужем мы давние приятели — учились вместе в Англии.]
Отчасти это была правда — они действительно вместе осваивали логистику под руководством одного наставника.
— å, fra Frankrike. Jeg har studert fransk selv.{?}[О, из Франции! Я учила французский.] — Женщина так разволновалась, что даже не заметила, как непослушные волосы опять выпали из прически. — Det var som…Salut. Merci. au revoir, mon ami.{?}[Как там было… Привет! Спасибо, до свидания, мой друг.]
— Det høres veldig godt{?}[Браво.], — Ингвар едва слышно похлопал в ладоши. — Men du bør ikke befatte deg med det. Jeg kan norsk meget bra.{?}[Но не утруждайте себя — я в совершенстве владею норвежским.]
«А также древненорвежским, восточнонорвежским и еще десятком разновидностей норвежского», — подумал он про себя.
Женщина выразительно похлопала глазами, словно собиралась усомниться в его словах, и завела бессмысленный разговор об актерах. Спросила о предстоящем Каннском фестивале, вспомнила прошлогодний, где блистал датский фильм.
— Jeg liker «Jakten» best. Hele livet mitt bodde jeg i Oslo, men har opprinnelse fra Danmark. Vet du at det blir nominert «Mikael Kolhaas»…{?}[Я обожаю «Охоту»! Я датчанка, хотя и прожила всю жизнь в Норвегии. В этом году будет номинироваться фильм «Михаэль Кольхаас»…]
— Grete må vel vente for lenge på deg, Tora. Tror du det ikke?{?}[Тора, тебе не кажется, что Грета уже заждалась?] — подал голос Дагар. — Du sa at dere møtes klokka to og det er allerede ett.{?}[Ты говорила, что вы встречаетесь в два, а уже час.]
— Sier du det?! Ett?!{?}[Что, и правда час?] — Женщина резво вскочила на ноги и бросилась в комнату. Из-за полуприкрытой двери донеслось: — Blir du med?{?}[Пойдемте погуляем с нами!]
— Vi har en fotballkamp snart{?}[ У нас футбол], — ответил Ингвар. — Molde mot Strømgodseth. Den må ikke overses!{?}[Мольде — Стрёмсгодсет — такое пропустить нельзя.]
— La den dra til svarte fanden da!{?}[Да к черту твой футбол!] — Голос из-за двери звучал плаксиво. — Bare du må den eneste gangen være med!{?}[Хоть бы раз составил нам компанию!]
— Gullkortet skal være med deg, kattungen{?}[Тебе составляет компанию золотая карточка, котенок]. — Дагар протянул блестящую пластиковую карту. — Det er mye nok penger på kontoen at du kunne skaffe seg alt du vil{?}[А на ней достаточно денег, чтобы купить все, что ты пожелаешь].
Дверь мгновенно отворилась, и в узкую щелку просунулась требовательная рука. Дагар вложил в нее карточку, и дверь тут же захлопнулась. Через несколько минут женщина выпорхнула в гостиную, на ходу застегивая полупрозрачную кофточку. Комната наполнилась тяжелым ароматом приторных духов.
— Nå går jeg, kjæresten.{?}[Ну все, милый, я ушла!] — Тора с видимой легкостью натянула сапоги на невероятно тонкой шпильке и послала воздушный поцелуй гостю. — Ha det bra!{?}[Не скучайте тут без меня!]
Дверь с грохотом закрылась, ключ повернулся в замочной скважине. Ингвар помахал рукой только пустому коридору.
— Ну и как тебе моя дорогостоящая кукла? — спросил Дагар, протягивая бутылочку холодненького «Рингнеса». Норвежское пиво Ингвар успел оценить еще по дороге к приятелю.
— Вертихвостка. — Логист откинулся на спинку антикварного дивана. Старая мебель отзывалась на любое движение: поскрипывала и похрустывала. — Она дружит с кем-нибудь, кроме телевизора?
— Не знаю, — пожал плечами Дагар. — Обычно она без умолку трещит обо всяких там Костер-Вальдау, Томсенах, Хаугардах. Но это ничего. Зато моя жена — классическая покупка. Как клубы перекупают футболистов, так я купил жену у приятеля. Она у него серой мышью была, а я ее озолотил, теперь у меня самая красивая жена в районе.
— И зачем тебе эта безвкусная цыпочка?
— Работа требует. — Дагар отсалютовал бутылкой и сделал большой глоток. — К тому же покупать людей — это круто. Мне с пеной у рта доказывали, что люди не продаются… Кстати, о покупках. Ты в курсе, что метеорит из Чебаркуля таки собираются доставать? И делать на нем неплохие деньги!
— Ну и что?
— Да ну тебя! Ничего не понимаешь.
Помолчали. Ингвар наслаждался норвежским пивом и доносящимся с улицы шансоном. Дождь кончился — народ высыпал на площадь, хотя солнце и не думало показываться из-за туч.
— Раиду все-таки какой-то дурной, — нарушил молчание Дагар. — То он требовал рентген, то холодильник, а сейчас, взгляни, — логист протянул смартфон. В коротком сообщении содержалась просьба о доставке в течение дня четырех тысяч батареек.
— Бредятина какая-то, — побормотал Ингвар. — Да он просто ошибся в цифре.
— Даже если ошибся. — Дагар стер сообщение. — Зачем ему четыреста, сорок или даже четыре батарейки?
— Можно узнать, — подмигнул Ингвар. — Я тут отпуск выпросил, гуляю. Съездим-ка домой, узнаем, что там Раиду с холодильником и рентгеном натворил. Заодно царевича встретим — будет, о чем внукам рассказать.
— Нашел, о чем рассказывать, — фыркнул Дагар. — Но домой съездить — мысль дельная. Оставлю Торе пару карточек — она и не заметит моего отсутствия. А то ее любовники ждут не дождутся, когда же я свалю в командировку.
— Надо что-нибудь купить Наутиз, — Ингвар придирчиво осмотрел комнату. — Во сколько Раиду звонить будет?
— Самое позднее — часа через два.
— Ну, вот и договорились! Портал откроется, мы в него шагнем — и вуаля: привет, Асгард!
Наутиз задумчиво вертела в руках сосуд с ртутью. Если Одиндоттир права, то ртуть безвредна, а значит, подкрепить гипотезу доказательствами, рассеять многосотлетнее предубеждение — дело чести для любого настоящего естественника. Светлоокая несколько раз работала вместе с хмурой и нелюдимой Дочерью Одина, но ничего не знала о ее личных исследованиях. Теперь же у нее на руках оказались описания одной из наук Мидгарда, пронизанной нездоровым подобострастием и даже обожествлением живого серебра. Его использовали для получения киновари и сурика, почитали как один из четырех духов металлов наравне с серой, аурипигментом и нашатырем и приписывали способность создавать металлы. Да, смертные проводили опыты, ничего общего с реальностью не имеющие, чего только стоило описание одного из них: «Возьмите фунт ртути, четыре унции серы и две унции нашатыря. Размельчите и возгоните — на медленном огне получите ультрамариновый лазурит». Если Беркана не ошиблась в переводе, значит, ошибались люди и очень сильно, но это не имело никакого значения. Главное, что много поколений людей вполне успешно работало с ртутью! А значит, надо начать ее исследования с чистого листа и открыть таким образом новые горизонты. Наутиз наклонила открытый флакон слишком сильно: одна капля, обратившись в шарик, упала на пол и разлетелась на шарики поменьше. Только отсутствие сожителей спасло девушку от воплей и несправедливых обвинений. Ученые панически боялись ртути, будто это был по-настоящему опасный уран или радий. И в то же время ледяные гиганты, по словам старшей царевны, делали из ртути детские игрушки.
Наутиз даже не попыталась достать мелкие шарики — все равно бесполезно. Как же перепугался Ингвар, когда увидел у нее в руках ртуть! Он чуть не упал с лавки от удивления и испуга, а потом почти час рассказывал страшные байки смертных о жидком металле.
— Ингвар, ну что ты заладил? Я же не смертная, в самом деле. Как и ты, кстати, — заявила она тогда, поигрывая жидкостью перед лицом Дагара: тот выглядел спокойным, по крайней мере, убегать с истошными воплями не спешил.
— Да плевать, какая ты, ртуть для всех опасна! — Ингвару приходилось кричать чуть не через всю комнату. — Лучше меня ведь знаешь о вредных испарениях! Надо было дарить тебе раствор унитиола, а не «Фрутеллу»!
— А это что? — вскинула брови Наутиз, засовывая в рот очередной жевательный кубик. — Покажешь?
— Будь он у меня с собой, показал бы непременно. Это лекарство. Применяется при отравлении ртутью, — буркнул логист. — Мы технику безопасности на работе каждые полгода сдаем — я гуру отравлений и ожогов!
— Со мной ничего не случится, — мягко возразила Наутиз. — Не забывай, я единственная выжившая после работы с радием.
— О да, ты не отбросила коньки из-за радия и в честь этого решила потравиться ртутью. Браво, гениальная женская логика! Аплодирую стоя!
В ответ Наутиз послала только хмурый предостерегающий взгляд. Ей довелось состоять в фелаге, который занимался и ураном, и радием. Смерть всех исследователей от злокачественного малокровия через несколько зим после начала испытаний наглядно доказала, как опасны эти реактивы. Наутиз работала с ними восемь зим и была единственной, у кого ничего не случилось ни с кровью, ни с костным мозгом. Целители не могли объяснить, почему ей так повезло, а она для себя решила, что никакой реактив не причинит ей вреда. С чем только она ни работала после — ни разу не получала серьезных травм.
— У меня есть новости, — лукаво сощурила глаза девушка. — Я тут недавно побывала в Ётунхейме…
— Решила стать первой женщиной-логисткой? — заинтересованно спросил Дагар.
— Нет, просто надо иметь связи. Например, — она выдержала паузу, — с самой царевной Ётунхейма!
Неожиданная новость подействовала на старых приятелей именно так, как естественница и надеялась — о ртути забыли, все внимание переключилось на знакомство с недоступной царевной. Ингвар всегда был падок на знаменитостей, а уж о дочерях Лафея любой асгардец мог только мечтать. С царевны Етунхейма разговор плавно перешел на царевича Асгарда. Его судьбой логисты тоже интересовались, просили как можно подробнее рассказать, что именно произошло две зимы назад, но у Наутиз не было никакой достоверной информации, а распространять досужие сплетни она не любила. Если кто-то что-то и знал, то только Хагалар, а узнать что-то у него сложнее, чем доказать безвредность ртути.
— Если вкратце, то дело было так, — сдалась естественница, когда поняла, что логисты от нее не отстанут. — На нас напали ледяные гиганты, царевичи остановили их на мосту, но неудачно. Локи упал в Бездну вместе с Лафеем, его торжественно похоронили. А спустя всего одну зиму он вернулся домой вместе с Тором из Мидгарда.
— О да, они там отжигали на пару — останавливали армию читаури, — подтвердил Ингвар.
— Интересно! — Наутиз подалась вперед. — А ну-ка поподробнее!
— Слушай, я не мастер рассказывать, — отмахнулся логист. — Я дома скачаю тебе новости за тот период, покажу. Сама выводы сделаешь.
— Я от тебя теперь не отстану, — Наутиз хищно сощурилась. — Ну так вот, о нашем Локи. Он вернулся, и его к нам… То ли прислали, то ли сослали — мы так и не поняли.
— Чтобы провести промышленную революцию? — уточнил Дагар.
— Может, и для этого. Не знаю, — пожала плечами Наутиз. — Я с ним в одном фелаге не работаю. Знаю только, что Раиду революцией уже всем уши прожужжал.
— Так я и думал, — кивнул Ингвар. — Слушай, насчет твоих проблем со зрением. Поехали в Марсель, пройдешь обследование в нормальной клинике. У меня такой офтальмолог…
— Оу, приглашение в Мидгард? — Наутиз по-птичьи наклонила голову. — А если я соглашусь, а потом нас поймают и обвинят в нарушении законов… Накажут-то всех!
— Кто-то только что хвастался, что обошел все законы с помощью взятки в особо крупном размере, — насмешливо заметил Ингвар. — Кстати, душа моя, проверни ты такое на Земле, тебя бы в тюрьму упекли по статье «разглашение служебной тайны». Или даже «государственной тайны» — насколько твое серебро важно для Одина?
— Не знаю, — Наутиз попыталась изобразить оскорбленную невинность. Эта игра ей нравилась еще в заворотном мире. — Но мы и так в тюрьме, а Ивару невыгодно сдавать меня — он слишком хотел получить серебро. Ты бы видел, как загорелись его глаза…
— Да, судя по твоему цветущему виду, его глаза тебя не обманули.
— А если бы и обманули, — Наутиз повернулась к Дагару и заискивающе подмигнула. — Неужели вы считаете, что страх перед телесным наказанием меня бы остановил? Я бы все равно своего добилась, не с первой попытки, так со второй, не со второй, так с третьей. За что люблю наше поселение, так это за то, что забить меня до смерти по закону нельзя, а уж терять сознание от боли я за столетия жизни с родителями и мужем отменно научилась. Так что я беспокоюсь не за себя, а за вас. Вы в своем изнеженном Мидгарде вполне могли отвыкнуть от суровых асгардских реалий.
И Дагар, и Ингвар тут же принялись убеждать ее в своей выносливости и бесстрашии. Наутиз покорно слушала, не перебивая, давая выговориться. Своего она добилась: теперь оба логиста в лепешку расшибутся, но отведут ее на Землю. И пускай в Мидгарде ей не помогут — не страшно, зато она посмотрит еще один мир, который по своему великолепию должен превзойти и Асгард, и Етунхейм.
Не только Ингвар беспокоился о ее здоровье, Ивар тоже не находил себе места. И из его заботы Светлоокой тоже удалось извлечь выгоду
— Корни болезни кроются в твоих научных изысканиях, — убежденно говорил Ивар.
— Я состою в нескольких фелагах, но никто из их членов на зрение не жалуется, — ответила Наутиз, собирая документы и раскладывая их по стопкам. Изучение нитрата серебра можно было считать завершенным. Теперь дело за магиологами, которые приведут сведения в читаемый вид, и магами, которые на основе полученных результатов создадут новое заклинание.
— Мы хорошо сработались. — Наутиз бросила многозначительный взгляд из-под полуопущенных ресниц. — Тебе так не кажется? Жаль, что исследования закончены.
— Право жаль, работать с тобой было в удовольствие, — Ивар ответил как-то наигранно грустно. — Я сейчас состою в фелаге, изучающем электричество. Нашей дружной команде пригодились бы твои знания и умения.
— И ты туда же, — всплеснула руками Наутиз. — Никуда от электричества теперь не деться, чуть ли не каждый второй фелаг им занимается. Ну ладно, показывай, чего там у вас.
Ивар развернул перед ней чертеж батарейки. Впервые опыты с электричеством провели несколько столетий назад. Составили ряд напряжений, выяснили, что лучше всего ток выделяют литий с золотом, даже создали источник электрической энергии и… не нашли ему применения. Для разложения щелочей и воды, получения калия, натрия, бора и стронция хватало силы магов — любой из них мог выпустить из руки молнию. Позвать для проведения опыта мага было проще, чем мучиться с двумя разнородными металлами и разделяющим их раствором соли, поэтому эпоха электричества закончилась, не успев толком начаться.
Теперь же, наблюдая за вертолетом, все воочию убедились, до каких невероятных высот подняло электричество науку Мидгарда. И едва не половина поселения принялись изучать пресловутое электричество. Не то, чтобы ученые верили в научную революцию, но сила, позволяющая летать тяжелому и на вид неповоротливому аппарату, прельщала многих. Тысячи батареек, использованных и неиспользованных, перекачивали в лабораториумы. В них обнаружили легированный свинцом или висмутом цинк — восстановитель — и диоксид марганца — окислитель. Кроме них в ничтожных дозах присутствовали графит, оксид цинка и еще несколько элементов. Электролитом же служил концентрированный раствор гидроокиси калия. Определить каждый элемент в отдельности не составило труда, хотя некоторые ученые долго спорили насчет точной формулы электролита.
Параллельно работали с фруктами и овощами. Из отработавшей свое батарейки извлекали цинк для отрицательного заряда, взяли железную иголку для положительного, вставили их в разные стороны лимона и протянули провода из тонких ниточек алюминия. Таким же образом поступили еще с несколькими фруктами, а потом соединили провод, идущий от железа одного лимона, с проводом, идущим к цинку другого — получилась замкнутая цепь. Конечно, фруктовые источники энергии были лишь забавой: склады ломились от всевозможных кислот, которые легко справлялись с производством тока, — но Наутиз хотелось поквитаться с противными, несъедобными лимонами, хоть на ком-то выместить всю злость, накопившуюся от постоянных неудач с аккумулятором. Логисты говорили, что он внешне ничем не отличается от батареек, но его можно подзаряжать. Ученые достаточно быстро установили, что если в серную кислоту положить двуокись свинца и пористый свинец и разделить их каучуком, то реакции пойдут самым наилучшим образом. Когда элемент разрядится, серная кислота начнет взаимодействовать с окисью свинца и пористым свинцом, превратив их в сульфат свинца, а электролит в воду. При перезарядке элементы восстановятся под действием сильного постоянного тока. В теории все казалось очень легко, но на практике софелаговцы успели несколько раз поссориться и даже подраться, прежде чем хотя бы один опытный образец поглотил энергию электричества.
Это был прорыв, настоящая победа естественной науки: один-единственный аккумулятор мог оживить ручной вертолет, заменить тысячи батареек, растащенных на опыты без ведома владельца! О таком грандиозном успехе решили доложить царевичу и поручили это дело Наутиз. Естественница собиралась встретиться с сыном Одина вечером после собрания тинга. На днях логисты втайне от Локи ездили в Хельхейм и привезли все необходимое для восстановления Радужного Моста. Если бы младший царевич не воскрес из мертвых и не был бы сослан в поселение, то ученые немедля приступили бы к работе, но в свете последних событий многие сомневались в целесообразности такой поспешности.
Наутиз пришла на собрание одной из последних и встала в крайнем ряду. Сегодня на площадь высыпали все, кроме Раиду, который отвлекал сына Одина. Не то, чтобы дела поселения увлекали царственного гостя, но он мог подслушать просто от скуки и узнать то, что ему знать не следовало.
На площади все еще стояли увеселительные сооружения, мешавшие проведению собраний. Сперва мастера ворчали и требовали всё убрать, но, не дождавшись сколько-нибудь активных действий со стороны подчиненных, приспособили качели в качестве скамеек. Почтенные старцы, покачивающиеся на качелях во время обсуждения какого-нибудь вопроса чрезвычайной важности, выглядели потешно, но никто не смел смеяться — все боялись, что качели таки уберут или просто сломают.
— Какие люди в Голливуде!
Наутиз ойкнула — Ингвар слишком уж неожиданно похлопал ее по плечу.
— Какие люди в Асгарде! — передразнила девушка. — Я думала, ты меня бросил и попиваешь мед в Мидгарде.
— Пока не увижу царевича, никуда не поеду, — твердо заявил логист.
— А ты его еще не…
Наутиз не успела договорить: заседание началось. Сперва решали совершенно пустяковые вопросы, касавшиеся то ли магиологии, то ли библиотекарского дела — Светлоокая слушала в пол-уха, увлеченная тихим рассказом Ингвара о курьезных случаях в Мидгарде. Прошло не меньше часа, прежде чем мастера перешли к рассмотрению той проблемы, ради которой почти все население оторвалось от немаловажных работ.
— Я считаю, что мы не имеем права тянуть с починкой, — говорил мастер естественной науки, вышагивая вдоль первого ряда зрителей. — Один Всеотец очень не любит ждать, а мы и так две зимы ничего не делали.
— И как мы объясним появление недостающих реагентов? — спросил мастер логистики. — Нам отдали Тессеракт для изучения, а вовсе не для использования, мы не имели права наведываться в Хельхейм.
— Можно подумать, будто от нас потребуют подробный отчет по ремонту, — хмыкнул естественник. — Один ничего не смыслит в науке. Скажем, что открыли новое заклинание — вот и все.
— Только последний дурак может не понимать, какая ответственность лежит сейчас на каждом из нас, — перебил мастер магии. — Дети мои, мы не просто чиним мост, мы возвращаем девять миров под контроль Асгарда… Все прониклись трагизмом нашего положения? Я бы сперва убедился в их лояльности и горячем желании вернуться под наше крылышко.
— Ты и сам знаешь, что в других мирах неспокойно, — послышался знакомый хриплый голос. Наутиз встала на цыпочки, но все равно не разглядела говорившего. — Как минимум, в Свартальвхейме и в Муспельхейме.
— Не стоит также забывать об опасности, которая нависнет над Локи, если мы починим мост, — вперед вышел мастер магиологии. — Пытки, ссылка, истинные намерения Одина — все как в тумане…
— Пытки? — недоуменно прошептал Ингвар. Наутиз только плечом дернула — бабьи сплетни и то правдоподобнее, чем слухи о царевиче.
— Я не думаю, что нам стоит торопиться с починкой моста, — добавил магиолог. — Наше положение слишком неопределенное. Мы даже не знаем наверняка, не шпион ли Локи своего отца. И он то, в отличие от Одина, уже что-то смыслит в науке. Нет, мост чинить нельзя.
Тут все загалдели одновременно, да еще и так громко, что Наутиз оглохла на одно ухо.
— Пойдем отсюда, —Ингвар потянул ее за рукав. — Даже в нашем парламенте не так шумно. Хотя когда выступал Верт…
Наутиз молчала. Зря она только потратила столько времени — надо было сразу найти Локи и отдать чудо-батарейку.
— Хочешь познакомлю с царевичем? — предложила девушка. — Он ходит без охраны, к нему подойти легко.
Наутиз уже начинала сомневаться в своем горячем желании лично отдать аккумулятор. За все эти долгие месяцы она видела царевича только мельком и на почтительном расстоянии. Естественница не заводила с ним близкого знакомства не столько из страха, сколько из безразличия и осторожности — здравый смысл подсказывал, что лучше держаться подальше от особ царской крови. Ей и так недавно не повезло столкнуться лицом к лицу с самой царицей. Фригг шла очень быстро, не замечая никого вокруг. Выглядела озабоченной, однако догнать и расспросить о причинах недовольства или предложить помощь Наутиз даже в голову не пришло, хотя многие впоследствии шутили, что, мол, именно так и надо поступать, если хочешь покинуть поселение навсегда.
Естественница как раз закончила рассказ о случайной встрече, как вдруг услышала голос Раиду — он ругал кого-то неодушевленного. Девушка резко свернула к маленькому неприметному лабораториуму и застыла на пороге. Не то, чтобы увиденное сильно потрясло ее, просто войти внутрь не было никакой возможности: проход загородила большая крашенная в белый цвет металлическая плита.
— Ээээ, Раиду, а это что? — естественница протянула было руку к агрегату, но тут же отдернула, опасаясь ожога.
— Во что превратился мой любимый холодильник! — возопил Ингвар в притворном ужасе.
Что такое «холодильник», Наутиз не знала, но посчитала, что название плиты. Или белого шкафа, который лежал чуть подальше на боку. Вокруг него валялись маленькие прозрачные ящички, провода, железные механизмы, трубки и решетки. Все в полнейшем беспорядке, так что пройти по комнате и не наступить на ценные вещи было невозможно. Посреди всех этих немыслимых конструкций на коленях стоял Раиду, помешивая в пробирке неизвестное вещество.
— Только не говори, что это хладагент! — Ингвар птицей перелетел через запчасти загадочного холодильника. — Раиду, он опасен!
— Твой язык лжив, логист! — из уст естественника даже наименование профессии звучало оскорблением. — Не лезь, мне надо изучить состав.
— Фреон опасен! — повторил Ингвар, тщетно пытаясь вырвать пробирку из рук упрямого ученого.
— Меня страшилась сама карборановая кислота, передо мной пресмыкалась смесь плавиковой и пентафторида сурьмы. Все сильнейшие, опаснейшие кислоты покорились мне! — крикнул Раиду, отталкивая приставучего логиста.
Наутиз только сейчас обратила внимание на руки ученого: в отличие от большинства естественников, да что уж тут кривить душой, также магов и магиологов, у Раиду на ладонях не было ни ожогов, ни шрамов, и это при его-то работе с опаснейшими веществами. Ингвар поднялся с пола, но подходить не спешил.
— Если бы я знал, зачем тебе холодильник, я бы никогда…
— Довольно! — донёсся рассерженный голос из глубины комнаты.
Наутиз завертела головой, стараясь определить источник звука. Локи стоял около одного из дальних столов и с почтительного расстояния наблюдал за изысканиями Раиду. Столы перед ним были завалены таким количеством сложной стеклянной аппаратуры, что вполне можно было потерять не только Локи, но и кого-нибудь гораздо более крупного.
— Поведай, логист Мидгарда, чем опасна эта жидкость? — Царевич отделился от стола и подошел ближе к ученым.
Ингвар во все глаза смотрел на живого бога. Он видел Одина Всеотца только раз в жизни, но его образ навсегда запечатлелся в детском сознании. Логист представлял себе Локи типичным скандинавом, однако к нему гордо плыл испанец, португалец, француз — кто угодно, но уж никак не скандинав. Первое впечатление о боге было таким сильным, что Ингвар даже не заметил вопроса. Этот мужчина, царевич Асгарда, настолько не походил на аса, насколько он сам, впервые оказавшись в Мидгарде, не походил на человека. Ингвар бросил беспомощный взгляд на Наутиз и Раиду. Те стояли недвижимо, но кланяться не спешили. Значит, и ему не следует.
— Lut{?}[Здрасти], — проговорил он как-то сумбурно, невнятно. — Monseigneur{?}[ Ваше высочество], — добавил спустя секунду. Он вспомнил о недавнем рождении принца Монако, о крещении принцессы Швеции — по ту сторону экрана телевизора стояли мужчины и женщины, короли и королевы Европы, не обремененные никакой властью и не смевшие распоряжаться ничьими жизнями. Никогда еще Ингвар не видел царскую особу так близко и уж тем более не имел чести говорить с ней. И он робел, особенно из-за того, что понимал: перед ним настоящий монарх, не конституционный, не ограниченный уголовным или гражданским кодексом, не знающий ничего о конвенциях по правам человека. Такой прихлопнет одним мизинцем по желанию левой пятки. Во рту неприятно пересохло, когда Ингвар понял, что так и не ответил на поставленный вопрос.
— Хладагент разрушает озоновый слой, — выпалил он на одном дыхании. — От этого… Этот… Ну… Как его… Il y aura plus d’ultraviolet dans l’ atmosphere… Monseigneur{?}[Ультрафиолета в атмосфере больше… Ваше высочество], — добавил он поспешно. Ему уже совсем не улыбалась перспектива провести рядом с царевичем хотя бы несколько минут. Хотелось убежать куда-нибудь подальше. Обратно в Марсель. К телевизору, к Элизе, куда угодно, лишь бы подальше от Асгарда.
— Мне поведали, что ты потратил много сил на план модернизации нашей страны, — величественно произнес Локи, пропустив предостережение мимо ушей. — Я слушаю тебя.
Царевич сел на лавку и указал на место рядом с собой. Ингвар огляделся в поисках ноутбука. Когда он увидел, что именно держит в руках Раиду, то бросился вперед, выпустив сумку из рук. Она обнаружилась у Наутиз. Светлоокая успела открыть ее и даже нажать пару клавиш, которые ожидаемо не сработали.
— Можно? — спросила она у царевича и, получив молчаливое разрешение, уселась рядом, положив компьютер перед собой. Естественница не испытывала ни малейшего страха перед царской особой. Ну да, про уголовный кодекс она ничего даже не слышала, а телесное наказание воспринимала как часть повседневной жизни, а вовсе не как нанесение телесных повреждений, которое карается по закону штрафами или даже тюремными сроками.
Ингвар с трудом заставил себя подойти к столу и включить ноутбук. Локи и Раиду совершенно не удивились такому чуду, а вот Наутиз с большим интересом вглядывалась в экран.
— Ничего себе, — прошептала она, с детским восторгом рассматривая покрытый ярлыками рабочий стол. — Да этот аппарат просто бесценен для исследований. Ингвар, научи-ка меня всем этим пользоваться.
— Научу, но компьютер не оставлю, — нервно откликнулся логист. Он судорожно открывал презентацию, которая не желала загружаться. И все из-за слишком больших картинок с неправильным расширением!
— Мы, то есть логисты Мидаграда, решили, что начать надо с отопления.
— А чего с него начинать? — бесцеремонно вмешался Раиду. — Надо просто сконструировать холодильники!
— Frigorifiques{?}[Холодильники]… Тьфу, то есть холодильники, — Ингвар с трудом перешел на почти забытый за семьдесят зим сидения во Франции родной язык. — Они не нужны в обычных домах. Да и тепла от одного холодильника мало. — Он щелкнул по презентации, и на экране появился радиатор в разрезе. — Это гораздо лучше. Батареи из базальта, ему наш сероводород нипочем. Надо найти подземный горячий источник и проложить в него базальтовые трубы. Вода и пар под давлением сами пойдут вверх, обогреют базальтовые батареи. А выброс воды можно и в речку наладить. Одна загвоздка — трубы из базальта сделать, но, если что, их можно в Мидгарде заказать, как и батареи. Там все можно купить.
— Заказать… Купить… Давайте просто захватим все нужные ресурсы — так и быстрее, и надежнее будет, — донесся до чуткого слуха Ингвара насмешливый голос. Все вздрогнули, кроме Локи, который даже головы не повернул. Логист сразу почувствовал себя увереннее. Хагалар, мастер магии, много знал о мирах и когда-то именно он склонил совсем юного Ингвара, потерявшего все, в том числе и веру в себя, к логистике, наглядно доказав, что землепашество — удел глупцов.
— О Вождь, — Ингвар раскрыл объятия, — неужели ты снизойдешь до простых бессмертных?
Он крепко обнял Хагалара и расцеловался с ним, как того требовали французские обычаи. Вождь как-то странно на него посмотрел, но ничего не сказал.
— Собрание визжащих стариков быстро кончилось, — раздраженно бросил Раиду, не отрывая жадного взгляда от схемы прокладки труб.
— Лучше бы и не начиналось, — отмахнулся мастер. — Ингвар, дитя моё, где твои манеры и почтение к старшим? Даже навестить меня до сих пор не зашел. Как дела?
— Да всё отлично. А ты как? Всё ещё сворачиваешь шеи голыми руками или уже кишка тонка? Тут такое дело, что и меня, и Дагара поймал наш мастер, стоило нам появиться. У запертых логистов слетели биографии. Они ж пропали полтора года назад. Их разыскивают чуть не с Интерполом, а жены носят траур по безвременно почившим супругам. Вот мы коллективным разумом и решали, что с ними делать и как их снова внедрять в Европу. — К Ингвару вернулось его обычное веселое расположение духа — все же рядом с боевым магом он чувствовал себя много увереннее, хотя и понимал, что защитить от гнева Локи тот в случае чего не сможет.
— Ваша логистика всегда напоминала мне балаганную постановку, — фыркнул Хагалар. — Как там Мидгард? Полностью восстановлен?
— Развивается с кошмарной скоростью. Поработить его, кстати, уже не выйдет, скорее люди нас, чем мы их. Даже недавнее нападение не вызвало большого общественного резонанса — о нем пару недель пошумели и забыли.
— При нашем-то оружии, — отмахнулась Наутиз, отвлекаясь от оживленной беседы с Раиду. Естественники уже вовсю обсуждали прокладку подземных труб.
— Счастье мое, ты недооцениваешь людей, — перебил Ингвар. — С их танками, подводными лодками и истребителями они сотрут нас в порошок.
— Чего-чего? — Наутиз таки отвлеклась от презентации. — Какие лодки?
— Ну смотри, — Ингвар порылся в файлах и нашел фотографии, которые делал в музее военной техники. — Вот эти железные махины ездят и стреляют. Я не маг, но точно знаю, что у нас нет никакой защиты от огнестрельного оружия. Я уж не говорю, что людей семь миллиардов, а нас всего около миллиона, что площадь даже одной Европы превосходит площадь Асгарда чуть не в триста раз, и при этом у людей такая связь, что, находясь друг от друга в тысячах футов, они могут мгновенно связаться друг с другом.
— Одна атомная бомба уничтожит Асгард, — вклинился в разговор Локи. — Я познал мощь Земли, когда защищал ее вместе с братом.
— В общем, если вдруг мидгардцы нас найдут и нападут, то мы проиграем, даже несмотря на нашу магию, — безрадостно закончил Ингвар. Локи кивнул. Раиду пробурчал едва различимые проклятья. Наутиз недоверчиво покачала головой. Хагалар задумчиво погладил бороду.
— Наш многомудрый царь приказал прекратить все военные разработки после установления окончательного мира, — произнес Вождь после длинной паузы. — Пора поднимать архивы. Что-то мне подсказывает, что, несмотря на название, огнестрельное оружие стреляет отнюдь не огнем.
— Нельзя защититься от того не знаю чего, — процедил сквозь зубы Раиду.
— Почему «не знаю чего»? — возразила Наутиз. — Купим на Земле… эту… как ее… лодку… И дело с концом.
Все выжидающе посмотрели на Локи, ведь в конечном счете решение зависело от него.
— Покупайте, — кивнул царевич. — Мы все должны сплотиться перед лицом возможной угрозы.
— Спасибо, — невпопад брякнул Ингвар и обратился к Хагалару. — Пусть мастера поедут со мной — я покажу и расскажу все, что знаю.
— Предложение очень заманчивое, но, увы, я никуда не могу уехать, — Хагалар бросил двусмысленный взгляд на Локи. Тот едва заметно поджал губы.
— Я завтра покину поселение и не вернусь до твоего возвращения. — Царевич резко встал. Раиду тут же занял его место, в пятый раз просматривая одни и те чертежи. Ему и дела не было до оружия, он был весь поглощен отоплением.
— Первая разумная мысль за полгода, — Хагалар участливо потрепал Локи по плечу — Ингвар разве что рот не открыл от такого фамильярного обращения. — Делаешь успехи, мой юный Локи. Нам и в самом деле пора отдохнуть друг от друга.
— Давно пора, — резко бросил царевич. — Пойду соберу вещи.
Ингвар проводил мага долгим взглядом и не заметил, как Наутиз и Раиду уже создали новую презентацию и перенесли в нее некоторые картинки из предыдущей, заполнив пустоты очень мелким текстом на французском. Они вовсю обсуждали артефакты, которыми можно будет придать базальту необходимую форму, и вертели трубы во все стороны, прикидывая нужный диаметр и толщину.
— Даю руку на отсечение, что Локи не родной сын Одину, — тихо сказал Ингвар, ни к кому непосредственно не обращаясь. — Он вообще не ас. У него даже имя не асгардское.
— Ого, так тут еще и рисовать можно?! — донесся из-за компьютера восторженный вопль Наутиз. Ингвар заглянул ей через плечо: естественница, очевидно, методом тыка открыла фотошоп и уже нарисовала там несколько линий.
— В пламени сгинут корявые ручные рисунки, — поддакнул Раиду.
Ингвар уже начал сомневаться, что сможет забрать ноутбук в Мидгард. Правда, он скоро разрядится, но, учитывая, насколько асы сейчас заинтересованы в электричестве, с них станется изобрести зарядное устройство.
— Локи — наследник силы Одина, — Хагалар бесцеремонно вклинился в мрачный поток мыслей Ингвара. — Носитель такой магии, которая может видоизменять тело по своему желанию.
Он обвел красноречивым взглядом раскиданные на полу детали холодильника.
— Ломаете очередные игрушки. И чем эта так пленила твое сердце, о недовольный гений?
— Как это чем? — Раиду таки оторвался от монитора. — В холодильнике можно охлаждать растворы, хранить трупы для последующего препарирования, а также об него можно греть руки и сушить пробирки!
Ингвар тихо прыснул в кулак — Раиду совершенно упустил из виду, что все нормальные люди хранят в холодильниках еду.
====== Глава 37 ======
В Фенсалире — белостенном чертоге могущественнейшей женщины Асгарда — всегда было светло и уютно, пахло едой и лекарственными травами. Маленький Локи очень любил палаты матери: там работали сотни прях и ткачих, поварих и целительниц — каждая занималась своим делом, а не следила за ним. Обычно Локи приходил вместе с матерью, а если вдруг без нее, то Фула, сестра и наперсница Фригг, сопровождала его до гостевых покоев и прогоняла оттуда всех слуг. Фула была самой красивой и любимой служанкой царицы, в ее обязанности входило следить за гардеробом и сопровождать Фригг во время прогулок. Но даже у нее — такой тихой и невинной с виду — были свои маленькие тайны. К примеру, царица даже не догадывалась о том, что Локи подвластны не только иллюзии, а еще и особые знания о тайных тропах, утерянные тысячи зим назад. Фула не раз пыталась узнать, где он прочитал про них, но Локи неизменно отвечал, что знание возникло само из ниоткуда. Причин не верить маленькому ребенку у Фулы не было, ограничивать его свободу — тоже, ведь Фенсалир был единственным чертогом, откуда можно было незаметно уходить в другие миры. Локи с большим удовольствием сбегал из Асгарда и даже завел друзей на стороне, причем в Муспельхейме и Нифльхейме. Разумеется, демоны понятия не имели о том, что играют с самим царевичем Асгарда, иначе невинная дружба привела бы к крупному международному скандалу. Впрочем, она оказалась непродолжительной: асы взрослели гораздо медленнее демонов, поэтому не прошло и сотни зим, как огненные и ледяные великаны из детей превратились в юношей, а Локи почти не изменился. Однако это неприятное обстоятельство не помешало ему наведываться в другие миры уже не столько ради поиска друзей, сколько ради баловства и тайных знаний.
Фула подозревала, что коронация Тора была сорвана по вине Локи. Избалованный любимчик сестры никогда не ценил ни семью, в которой вырос, ни асгарсдкие ценности, честолюбие вполне могло довести его до предательства и трагической гибели. Зная Локи, Фула не удивилась тому, что он предпочел героическую смерть прозябанию подле трона брата.
Однако красиво умереть у него не получилось, и он вынужден был вернуться домой. Нападение ледяных великанов ему, разумеется, не простили, но ограничились всего лишь ссылкой. По мнению Фулы, надо было отравить сразу, но многомудрый Один предоставил возможность блудному сыну проявить себя и возглавить восстание черни. Ведь тогда можно будет устроить показательный суд над предателем и казнить его по всем законам Асгарда.
Затея царя пришлась Фуле по душе, однако Локи оказался не так уж прост. Несколько месяцев назад пришли тревожные вести о том, что все шпионы Одина погибли при загадочных обстоятельствах, и Всеотец до сих пор не отослал новых слуг в поселение — не хотел рисковать еще несколькими жизнями, надеялся на силы всевидящего Хеймдаля.
А недавно до слуха наперсницы царицы дошли важные новости об изменчивой судьбе воскресшего — он нашел себе невесту! И если Фригг выступала категорически против брака, то Один был не прочь породниться с талантливой преступницей-магичкой. Ведь всем известно, что от союза двух сильных магов появятся невероятно могущественные дети. И даже такая мелочь как незаконность подобного брака, не останавливала Одина Всеотца. Столь вопиющее нарушение традиций родного мира возмутило царицу. Она, всегда спокойная и рассудительная, кричала на мужа! Фула слышала собственными ушами:
— Я с самого начала просила тебя вернуть Локи, а теперь… Они занимаются магией, доверяют друг другу, прилюдно обнимаются.
— Локи скоро овладеет своей силой, — послышался довольный голос царя. — И больше не будет один. Это хорошо.
— Они не должны быть вместе. Вдвоем они могут перевернуть весь Асгард.
— С Асгардом все будет в порядке. Не беспокойся.
— Я боюсь, что они приедут на праздник вдвоем.
— Нет. Он не позволит.
— Надеюсь на остатки его былого здравомыслия. А что делать с Тором? Он просил меня благословить его брак со смертной.
— И что ты сделала?
— Я попросила его поговорить с тобой.
— Мудрое решение.
Голоса начали удаляться — супруги перешли в соседнюю комнату. Фула отделилась от колонны, за которой пряталась, затаив дыхание, и пошла по своим делам. Весь Асгард судачил о том, что царская семья снова вместе, что Локи вернул Тесссеракт, что теперь все будет хорошо. Фула же была уверена, что возвращение Локи не принесет ничего, кроме невероятных проблем. Тор уже достаточно взрослый, чтобы занять трон и обзавестись собственными наследниками, его скользкий брат опасен. О, если бы он покалечился в мире отверженных или даже погиб — весь Асгард вздохнул бы, наконец, спокойно. Но нет, вместо того, чтобы занимать трон отца или окончательно умирать еще одной смертью храбрых, сыновья Одина думают только о женщинах и недозволенных браках. Один присмотрел себе смертную, другой — преступницу. Куда катится Асгард?
Бесконечное далекое голубое небо… Изорванные мелкие тучки… Аромат весенних цветов… Прохладный ветер, играющий с распущенными волосами… Крики сотен птиц… Свобода! Как же она мечтала о ней! Беркана пришпорила коня и галопом понеслась по бескрайнему зеленому лугу, обнимающему огромный водопад. Сотни радужных струй падали далеко-далеко вниз, образуя молочный туман, лаская камни и застывшую лаву. Свобода! Даже глубокое синее бескрайнее небо любовалось просторами Асгарда. Ледники, горы, вулканы, пещеры, болота, степи — как они прекрасны! И обо всех них Дочь Одина успела забыть за столетия тюрьмы. По ее лицу текли незаметные слезы счастья.
Первые много месяцев вынужденной жизни в поселении Беркана изнывала, вздыхала, грустила, мечтала вернуться в мир красоты и свободы. Но мечты так и остались мечтами, а страстное желание сменилось апатией. Одиндоттир так и не сошлась с вынужденными соседями и посвятила себя книгам по науке, к которой не имела никакой склонности. Она вся будто окаменела, будто заснула беспробудным сном. А сейчас глаза, наконец, открылись, мир засиял яркими красками, наполнился бесчисленными звуками и ароматами. Ей хотелось петь, танцевать и, главное, обнять Локи, того, кто дал ей испить хотя бы один глоток свободы. Хотя бы на несколько часов. Беркана остановилась и помахала рукой спутникам, неспешно следовавшим за ней. Никто из них не ощущал этого пьянящего аромата свободы. Один Ивар журчал, не прерываясь, другой рассуждал о красоте вулканов. Разлученный с любимой работой Раиду молчал, а Локи… О, он выглядел настоящим царем в окружении презренных подданных. Походный темно-зеленый плащ легко развевался на ветру, а шелковистые локоны цвета вороного крыла обрамляли лицо, придавая ему изысканную бледность. Все, от посадки до взгляда, так и кричало о том, что этот ас выше других, что он избранный. Как и его конь — сильный и статный, отливающий золотом. Он шел какой-то странной, но красивой рысью — поднимал ноги очень высоко, при этом сгибая их!
— Вот это да!.. — пораженно прошептала Беркана, боясь моргнуть и пропустить хоть миг этого невероятного зрелища. Именно сейчас, глядя на Локи издалека, Беркана поняла, что вот он, истинный царь, за которого она отдаст все и даже жизнь. Сначала он подарил ей брильянты, а теперь и свободу! Не дождавшись спутников, Дочь Одина пустила коня вскачь и остановилась только у одного из многочисленных горячих озер. Оно даже пахло не сероводородом, как все прочие, а луговыми цветами. По крайней мере, так казалось возбужденной Беркане. Девушка скинула с себя одежду и окунулась в горячую воду. О блаженство! Она подняла лицо к далекому небу, глубоко вдохнула свежий воздух свободы, представляя себе далекое прошлое, когда еще девочкой ходила на озера вместе с матерью.
— Ты не желаешь составить нам компанию? — донесся до ее чуткого слуха голос Ивара.
— Слишком холодно, — ответил Локи. — А переодеваться не во что.
Беркана лениво повернула голову и увидела, что Локи спешился и уселся на большой серый валун. Он не сводил глаз с ученых, последовавших ее примеру, будто боялся, что кто-нибудь из них захлебнется в горячей воде и его придется спасать. Это было бы приключение! Но не большее, чем сама поездка, которая стала возможна только благодаря сыну Одина. Без него их бы давно убили.
— Неподалеку отсюда есть ледник, — сказал Локи. — Мы с Тором и Фандраллом залезали на него много столетий назад. Не хотите взглянуть?
Беркана медленно кивнула. Локи уже несколько часов возил их по памятным местам, рассказывал смешные и грустные истории о своем прошлом. Многие пещеры, болота, вулканы и ледники он облазал лично, и девушка сгорала от зависти: она почти всю свою юность провела дома взаперти, во всем повинуясь матери.
Дочь Одина прогнала дурные воспоминания и вылезла на берег. Царевич был прав — летняя половина года только вступала в свои права, промозглый ветер пробирал до костей.
— Надеюсь, езда нас взбодрит, — пробормотал Ивар, отчетливо стуча зубами. Все с ним согласились и по возможности быстро залезли на коней.
Ледник, о котором говорил Локи, оказался не ледником, а лишь огромным айсбергом, выброшенным на берег неведомыми силами. Раиду попытался залезть на него, но у него ничего не вышло: руки и ноги скользили по гладкому льду. Все смеялись, а Локи даже предложил свою помощь, но естественник отказался — по нечувствительным от холода пальцам и так текла кровь.
— Тогда поехали дальше! — крикнул Локи и пришпорил коня. Он так легко понесся вперед, будто его конь летел, не замечая ямок, трещин и ухабов. Ученые не могли угнаться за ним, так что скоро Локи превратился лишь в маленькую точку, путеводную звезду. А между тем сгущались тучи, ветер крепчал — все понимали, что скоро пойдет дождь, а, возможно, даже и ливень.
— Надо бы поскорее вернуться. — Ивар посильнее закутался в плащ.
— Куда? — нервно спросил Раиду. — Ты хоть знаешь, где мы? Я нет.
— Локи знает, — отмахнулся маг. — И ему важнее, чем нам, вернуться домой до грозы. При его-то хилом здоровье…
— Да как ты…
Очередное гневное восклицание Раиду потонуло в раскате грома. Беркана вздрогнула от неожиданности. Точка в виде Локи начала приближаться: царевич остановился и ждал их. Пришпорив коней, ученые поспешили вперед. Надо было срочно решать, что делать.
— Посмотрите. — Локи величаво протянул руку и указал на раскинувшийся перед ним пейзаж. — Это он. Гладсхейм!
— Ух ты! — прошептала Беркана.
Прямо под ними раскинулась столица Асгарда. Золотой город с золотым дворцом, сотнями каналов и деревьев из всех девяти миров. С горы невозможно было различить почти ничего: глаза слезились от блестящего золота. Однако это продолжалось недолго: стремительно набежавшие тучи заволокли солнце, на золотой город пала тень, и ученые смогли рассмотреть хотя бы часть зданий. Дома самых невероятных причудливых форм стояли на земле или парили в воздухе. Жители столицы, свободные, богатые, могущественные, казались лишь толпой разноцветных муравьев, которых так легко раздавить одним неловким движением.
— Мой дом, — с затаенной гордостью в голосе прошептал Локи.
— Какая красота! — откликнулся Раиду. — Рассудка можно лишиться!
— А вы где жили? — спросил Локи.
— В центральной части… — ответ Ивара потонул в новом раскате грома, а тучи из серых превратились в лиловые.
— За мной, — Локи спешился. — Здесь есть тайный лаз, он приведет нас во дворец.
Ученые недоуменно переглянулись, однако мешкать было нельзя: с неба посыпались первые градины. Локи уверенно шел к небольшой пещере в ближайшей скале. Он привязал своего коня к дереву, заявив, что слуги позаботятся о животных, и шагнул под темные своды. Ученым ничего не оставалось, как только последовать за ним, хотя столь неожиданный поворот событий их совершенно не радовал. Каждый из них был уверен, что едет на несколькочасовую прогулку по окрестностям, а к вечеру вернется в поселение. Непогода тем временем разыгралась не на шутку: крупный град превратился в настоящий ливень, по дороге, пузырясь, бежали ручейки воды.
— Ваше высочество, мы действительно пойдем во дворец? — спросил Раиду как-то неуверенно.
Локи кивнул.
— Держитесь друг за друга, иначе потеряетесь. Тут целая система ходов.
— Но как же без факелов…
— Я знаю дорогу.
Возразить было нечего. Беркана протянула левую руку магу, а правой несмело коснулась рукава Локи. Тот нетерпеливо перехватил ее запястье. Его ладонь была очень горячей, хотя, возможно, так казалось из-за пещерной прохлады. Вокруг стояла непроглядная тьма, идти было страшно. То и дело ей чудилось, что она держит за руки вовсе не своих софелаговцев, а каких-то неведомых чудищ, которые вот-вот перегрызут ей глотку. Низкий потолок заставлял всех пригибаться, под ноги то и дело попадались мелкие камни и какие-то склизкие, противно чавкающие субстанции. Если бы Беркана шла одна, она бы точно не сдержалась и закричала. Стоило потолку стать чуть выше, как шаги начали гулко отдаваться под сводами, нагоняя еще больше ужаса в хрупкое девичье сердце. Стены то сужались, норовя раздавить непрошеных гостей, то расширялись, позволяя идти по двое или даже по трое. Иногда Локи останавливался в нерешительности, выбирая один из двух проходов. В это время на Дочь Одина накатывал еще больший ужас — вдруг он выберет не тот, вдруг они навечно застрянут в этом каменном лабиринте? Будто прочитав ее мысли, Локи тихо произнес:
— Туннели были созданы, чтобы сбежать из столицы в случае нападения. Без карты здесь легко заблудиться. Мы свою сами составляли.
Беркана вздрогнула и нервно сглотнула. Ну зачем он ей об этом сказал? Прошла целая вечность, прежде чем Локи остановился и отпустил ее руку.
— Что ты! — Девушка подалась вперед и мертвой хваткой вцепилась в его плечи, чуть не уронив следовавшего за ней Ивара.
— Не трогай! — Локи оттолкнул ее с такой силой, что она больно ударилась о стену. — Мы пришли.
Царевич толкнул невидимую в темноте дверь, и оглушительный свет комнаты мигом заставил всех зажмуриться. На ощупь ученые вылезли в незнакомое помещение и рухнули на пол, ощущая себя слепыми котятами.
— Добро пожаловать в покои наследника асгардского престола, — объявил Локи, обводя рукой богато убранную комнату со множеством сундуков и огромной кроватью в дальнем углу. На стенах висели шкуры и гобелены, изображавшие подвиги героев древности, а в широкие открытые окна ветер задувал капли дождя.
— Нас здесь не заметят? — спросил Ивар, с трудом поднимаясь на ноги: его все еще ощутимо шатало.
— Заметят, поэтому нам надо уходить. — Локи направился к другой двери, высокой и золотой. Ученые последовали за ним, хотя с большой охотой осмотрели бы покои наследника Одина. Локи тихо приоткрыл дверь и выглянул — никого. Он дал знак остальным молча следовать за ним и тенью пересек коридор. Беркана, затаив дыхание, рассматривала замысловатую вязь на стенах, колоннах и полу и не узнавала ее. Да, она никогда не была в этой части дворца, но считала, что он везде оформлен одинаково.
— Быстрее! — приказал Локи. Он стоял у другой золотой двери, ничем не отличавшейся от предыдущей.
— Это твои покои? — поинтересовался Ивар, переступая порог бедно обставленной комнаты. Невооруженным глазом было видно, что большую часть мебели из нее вывезли, а оставшейся не пользовались уже очень давно. Из стены торчали крюки, на которых раньше висели трофеи и оружие, но сейчас все было убрано, и голые крюки на голых стенах делали комнату похожей на скотобойню.
— Какая большая и уютная! — восхитилась Беркана, вертясь на месте: всего лишь одна комната дворца была больше среднего дома в поселении.
— И сколько их у тебя? — спросил маг.
— Двадцать пять, примерно, — небрежно бросил Локи.
— Сколько? — переспросил Раиду. — Неужели ты всеми пользовался?
— Нет, — Локи увлек их в другую комнату. — Вот эта, например, старая гардеробная.
Гардеробная напомнила Беркане дом снабжения, с той только разницей, что одежда не покоилась в сундуках, а висела на крюках и деревянных подставках. И ее было бесконечное количество. Не менее тысячи предметов всех форм, цветов и размеров.
— И это тоже было твое? — Ивар с удивлением осматривал штаны, предназначавшиеся маленькому ребенку.
— Да, когда-то давно было. — Локи провел рукой по темно-синей куртке, которая сейчас уже не налезла бы на его широкие плечи. Многообразие цветов поражало воображение: встречались все оттенки радуги в самых причудливых и диких сочетаниях.
— А теперь переодевайтесь.
Короткий приказ вызвал такое недоумение, что Локи пришлось пояснить:
— Ваша одежда старомодна и выдает в вас изгнанников. Я подозреваю, что дворцовые асы не примут вас добродушно.
— Дворцовые асы? — у Берканы мигом похолодели руки. — Локи, а мы что, куда-нибудь отсюда пойдем? Я думала, мы просто переждем непогоду в твоих покоях.
— Я проведу вас по всем палатам Одина, — улыбнулся царевич.
— Так мы не вернемся сегодня домой? — воскликнул Раиду.
— В такой дождь это опасно. — Локи указал на окно, за которым все еще бушевала непогода. — К тому же Хагалара нет, без него работать мы не сможем. Как только он вернется, я проведу вас обратно.
Повисло неловкое молчание. Ученые переглядывались между собой, но возражать не смели. Сердце Берканы билось все чаще. Что он только что сказал? Остаться здесь, во дворце?!
— Нет, — твердо заявила она дрожащим голосом. — Нет, мы должны вернуться!
— Без меня вас убьют по дороге, — напомнил Локи. — Но если хочешь рискнуть, я тебя не держу.
— Нет, нет, я так не могу, — Одиндооттир нервно провела рукой по лицу — Ты и сам видишь, какая я! Я из этой комнаты не выйду!
— Не надо хныкать, — Ивар подошел ближе.- Убери руку. Сейчас я все сделаю. Будешь красавицей.
Его ладонь начала светиться голубым светом. Шрамы на лице постепенно затягивались, кожа белела, выравнивался рисунок бровей и носа.
— Вот, полюбуйся на себя! Я могу сделать красавицу из любой девушки.
Беркана бросила мимолетный взгляд в зеркало — Ивар наложил иллюзию. Теперь ее лицо вновь стало таким как прежде. Но это всего лишь иллюзия!
— Почему ты не пользуешься иллюзиями в поселении? — спросил естественник, пораженный результатом.
— Потому что я сама не маг, а просить кого-то каждый день… Да и на фоне десятков покалеченных я не слишком выделяюсь.
Беркана запнулась и замолчала. У нее ведь был шанс! Совсем недавно ей предлагали исцеление. Младшая царевна. А она отказалась. Нет, как она могла повести себя так глупо и отказаться? Всего лишь один ребенок и даже не ас, а ётун. Что ей до ётунов? Но нет, решила сыграть в благородство, показать врагам, как чтит сынов их родины и уважает их жизни — и вот теперь она, попав во дворец Асгарда, вынуждена ходить с простенькой иллюзией на лице! И наверняка ведь любой маг увидит истину.
— Боюсь, даже смена одежды нам не поможет, — подал голос Ивар, — Маги почувствуют клеймо.
— Магов здесь мало, — отмахнулся Локи. — И не забывайте, что вы сопровождаете меня, сына Одина. Переодевайтесь быстрее. И только не говори мне, Беркана, что тебя тревожит мужская одежда.
Девушка только отрицательно покачала головой. Мужская одежда шла ей даже больше, чем женская, и совершенно не это ее сейчас заботило. Она просто не могла поверить, что все случилось именно так, как случилось. И не понимала, случайно ли? Действительно ли из-за дождя Локи привез их во дворец, или все было спланировано заранее? Спросить она так и не решилась и лишь угрюмо потянулась за ближайшими штанами. Локи был высоким, поэтому подобрать одежду по размеру не составило никакого труда. Только маг долго ходил между крючков и выбирал все самое лучшее и красивое.
Когда с переодеваниями было покончено, Локи вывел их на прогулку по дворцу. Не сказать, что Беркана была сильно в восторге. Она уже давно не видела обычных асов: не отверженных, не связанных общей судьбой и общим горем, не пленников. И вот теперь они окружали ее со всех сторон. Только Ивар казался довольным. Вертел головой во все стороны, задавал бесчисленное количество вопросов и явно чувствовал себя в своей тарелке. Братья держались вместе и поближе к Локи, будто опасались, что на них нападут и зарежут. Хотя, учитывая их прошлое, у них были все основания бояться обычных асов. Беркана по слухам знала, что до поселения они, как клейменные, подвергались гонениям и за их головами охотились. Все попадавшиеся на пути дворцовые асы непременно здоровались с Локи, кланялись ему, обменивались любезностями, задавали пару вопросов и уходили. Беркана старалась даже не смотреть на них. Пускай на ее лице иллюзия, она все равно не могла забыть о своем позоре. Ей хотелось только одного: сесть на узорчатый блестящий пол, отражающий неверный свет факелов, и зарыдать от обиды и несправедливости. Она чувствовала направленную лично на нее злобу и ненависть, исходящую от каждого встречного. В лучшем случае они ее презирали, в худшем — хотели убить. А самое ужасное было то, что некоторые могли ее узнать, несмотря на прошедшие столетия.
— Локи, ты таки приехал!
Беркана вздрогнула от внезапно громыхнувшего сильного баса. Мужчина гигантских размеров сжимал тщедушного Локи в таких сильных объятиях, что, казалось, сейчас ненароком задушит.
— Я уже начал сомневаться, что ты воспринял мое приглашение всерьез!
— Вполне всерьез. Но в зимнюю половину года…
— Да знаю, знаю, — заверил великан, отпуская плечи Локи и переключаясь на ученых. — О, а это кто?
Беркана от неожиданности попятилась: это был первый ас, который обратил внимание на их существование, и ей это совсем не нравилось. Играть роль статуи было намного безопаснее.
— Мои софелаговцы, — ответил Локи. — Раиду, Ивары, Беркана.
— Какие молодые преступники, — великан изучающе посмотрел на каждого из них. — Нет, пожалуй, я ни с кем не знаком.
— И это спасло их жизни, не так ли? — насмешливо спросил Локи.
— Ну, все бывает, все бывает, — покачал головой великан. — Столько курьезных случаев было в моей практике. Я тебе как-нибудь расскажу. Да и им тоже интересно будет. Завтра тебя все поздравлять будут, но если задержишься до послезавтра, приходи ко мне со своими, кто они там тебе. Расскажу пару занимательных историй.
— Непременно.
Великан еще раз коротко обнял Локи и направился по своим делам. Раиду проводил его подозрительным взглядом.
— Локи, кто это был? — задал Ивар животрепещущий вопрос.
— Мой учитель.
— Учитель? — изумилась Беркана. — Но он совсем не похож на учителя… То есть, я хочу сказать…
— Он и не должен, — перебил Локи, увлекая ученых за собой вниз по винтовой золотой лестнице. — У нас с братом были наставники и учителя.
— Одни развивали ваш разум, а другие — тело?
— Не совсем, — возразил царевич. — Наставники — мастера в той или иной области знаний, а учителя — лучшие палачи Асгарда.
— Ээээ? — Беркана подавилась воздухом. И, кажется, не она одна.
— Ваше Высочество… — начал было Раиду, но замолчал, не найдя подходящих слов.
Локи, стоявший на несколько ступенек ниже, пару секунд наблюдал за их перекошенными физиономиями, а потом рассмеялся, да так громко, что его смех отразился от высоких стен и заполнил собой все пространство.
— Видели бы вы себя со стороны! — проговорил он невнятно. — Пойдемте.
— Ты не шутишь? — Раиду поравнялся с ним.
— Не шучу. — Сказано это было таким тоном, что никто не смог определить, действительно ли царевич говорит серьезно или просто издевается.
— Приготовьтесь, — Локи замер у широких дверей. — Вам надо кое с кем познакомиться.
Прежде, чем кто-то успел подготовиться к новому знакомству, дверь распахнулась. Ученые оказались в длинной широкой комнате, в которой не было ничего, кроме нескольких столов с покрытыми шкурами скамейками. Комната с одной стороны переходила в галерею, с другой — в балконы и террасы. Стол рядом с дальним балконом был накрыт, и за ним сидело четверо воинов в нарядных одеждах.
— Добрый день, мои дорогие друзья, — в голосе Локи было больше ехидства, чем радости. Он сделал неопределенный поклон и отошел в сторону, давая возможность ученым пройти вперед. Те, правда, не спешили воспользоваться учтивым предложением — слишком уж злобно и растерянно смотрели на них воины.
— Друзья мои, вы боялись, что я не вернусь, — продолжил Локи паясничать, — но я здесь и не один. Познакомьтесь. Леди Сиф и три воина, а это царевна Беркана и трое ученых.
Беркана подавилась воздухом и пожалела, что не умеет телепортироваться.
====== Глава 38 ======
— Царевна? — Фандралл даже привстал от удивления. — Локи, ты пришел поделиться с нами радостью по поводу женитьбы на этой красавице?
— О нет, друг мой, — Локи схватил Беркану за плечи и заставил подойти ближе к столу. Девушка бросила умоляющий взгляд на друзей, но те не спешили помогать. Они во все глаза смотрели на Локи, который даже не скрывал торжествующей улыбки. — В поселении ее называют Одиндоттир, значит, она дочь моего отца, моя сестра и царевна Асгарда.
— Отлично! — громыхнул Вольштаг. — Царевна, тебе следует выпить.
— Я… — Беркана совсем смутилась: ее щеки пылали алым, а губы дрожали — какой позор!
— Хоть эти тебе не родственники? — презрительно кивнула Сиф в сторону остальных ученых.
— По крайней мере, не признаются, — весело ответил Локи. — Идите сюда.
Воины Асгарда подозрительно оглядывали незваных гостей. Незваные гости отвечали им тем же. Давно в палатах Одина не было доброй драки. Локи даже попытался прикинуть, кто же выиграет: копье или пробирка с кислотой. Однако его размышления грубо прервали.
— Зачем ты притащил каторжников? Это же запрещено! — окрик Сиф склонил чашу весов в сторону пробирки. Локи резко схватил девицу за шею и рывком приподнял над полом, впрочем, не причиняя боли. Фелаг попятился. Воины потянулись за оружием. Не обращая ни на кого внимания, Локи приблизил свое лицо к лицу воительницы.
— Я пока еще царевич Асгарда, Сиф, сколь бы тебе не хотелось обратного, так что уймись. Мои друзья могут сопровождать меня туда, куда я пожелаю. — Он отпустил воительницу и на пол корпуса развернулся к спутникам.
— Друзья? — в голосе Сиф звучало неподдельное презрение. Локи думал, что после попытки убийства брата падать в глазах воительницы ему уже некуда, но нет. Попытку убийствасамого сильного воина Асгарда Сиф при большом желании могла записать в проявление доблести, а вот якшанье с преступниками — нет. Впрочем, мнение Сиф по поводу своей персоны Локи никогда не волновало.
— Ну давайте, друзья царевича Асгарда, скажите, как вас хотя бы звать? — спросил Фандралл, желая разрядить обстановку.
— Беркана.
— Ивар.
— Что за дурацкие клички? — перебил Вольштаг под одобрительное кивание Сиф.
— У нас других нет, — буркнул в ответ Раиду. Локи на всякий случай встал поближе к естественнику — тот вполне мог броситься на друзей Тора, а четыре могучих воина ему точно не по зубам. Ивар тоже заметил нервозность брата и попробовал вмешаться в своей обычной манере:
— Славные воины, я понимаю, сколь вы удивлены нашим появлением, но позволю себе заметить, что вы не совсем правильно понимаете, кто мы.
— Отверженные преступники! — рявкнула Сиф.
— Это верно, — Ивар поднял руки в успокаивающем жесте. — Но мы служим благу Асгарда, как и вы.
— Какая же?
— Взять хотя бы этот дворец, — Ивар обвел рукой просторную залу и оттеснил брата подальше. — Он сделан из золота. Да, строили его не мы, но мы проектировали. — Ивар сел на скамейку рядом с Вольштагом и завладел всеобщим вниманием. — Золото — очень мягкий металл, поэтому почти весь дворец состоит из гигантских труб. В противном случае он бы просто развалился, не выдержав давления крыши. У золота прекрасная теплопроводимость, поэтому ради обогрева дворца пришлось конструировать печи особого рода. Они не растапливают стены, но дают достаточно тепла. Ледяная система охлаждения летом тоже наших рук дело. Золото — прекрасный электропроводник, поэтому нам пришлось строить громоотводы и заземлять дворец. А чтобы вы не скользили по полу во время ходьбы и не ослепли от яркого солнца, все стены, пол и потолок покрыты орнаментом, гасящим лучи.
Повисло неловкое молчание. Воины хмурились и переглядывались, поигрывая оружием. Локи едва удерживался от смеха или хотя бы от парочки язвительных замечаний — друзья Тора ничего не смыслили в свойствах металлов. Они даже не поняли, оскорбил ли Ивар их достоинство, стоит ли изрубить его на месте. Точнее, попытаться это сделать.
Царевич прикрыл глаза от удовольствия — он наслаждался собственной комедией. Как он и предполагал, фелаг не поладил с друзьями Тора, но последние ничего не могут сделать, ведь отверженных защищает покровительство сына Одина.
— Мы не только золотом занимаемся, — нарушил тягостное молчание маг. — Мы также изучаем живую природу. Я потратил почти год на изучение синьги.
— Синьги? — встрепенулась Сиф. — И что именно ты изучал?
— В первую очередь, ее повадки, — Ивар подсел к воительнице и завел непринужденный разговор. Никто бы и не подумал, что они только что познакомились. Локи нахмурился. Да, он однажды упомянул, что подруга Тора увлекается птицами, рассказал, каких именно она держала у себя, но он не думал, что Ивар запомнит его слова и увлечет Сиф познавательным рассказом. Царевич не сомневался в том, что большую часть времени маг занимался препарированием трупов, а вовсе не наблюдением за живыми птицами, ведь для этого надо выйти за стены поселения. Однако Сиф знать подробности совершенно необязательно. Локи начал всерьез думать о том, как бы еще развлечься, но тут двери отворились, пропуская внутрь наследника Одина.
— Локи! — воскликнул Тор так удивленно, будто не знал о намеченном приезде. Ученые мигом попадали на колени перед старшим царевичем, но он не обратил на них внимания.
— Я думал, дождь помешал твоему приезду! — Тор легко обнял брата. — Как ты пробрался во дворец? Почему о тебе не доложили?
— Потому что я так велел, — Локи наградил Тора лукавой улыбкой, но на нее воитель обратил не больше внимания, чем на приклоненных ученых.
— Отец хочет нас видеть. Прямо сейчас.
Молодой маг лишь кивнул. Наверняка отец знал о его приезде с той минуты, как он переступил порог потайного туннеля. Как знал всю жизнь о каждом шаге наследников. Если бы Тору довелось узреть хотя бы часть того величия, которое Один явил своему воспитаннику в Ванахейме! Дыхание Локи сбилось, а сердце принялось бешено колотиться от восторга, который он в последнее время испытывал даже при одном упоминании имени отца. Он станет его достойным преемником. Он сделает все, что от него потребуют, во имя Асгарда и во имя торжества единственной справедливости, назначенной всем мирам его отцом. Бросив короткие распоряжения фелагу, Локи пошел вслед за братом в ту самую башню, где однажды уже разговаривал с отцом и где тот в очередной раз доказал свое могущество. А ведь Тор даже не представляет, чьим сыном является. Локи хотелось рассказать, что всю их жизнь определили заранее, что за ними постоянно следили, но он слишком боялся услышать в ответ «Ну и что?».
Знакомые покои встретили царевичей ароматом прекрасных цветов. Локи с трудом удержался от того, чтобы не встать на колени перед величайшим владыкой всего сущего. За два месяца отец будто помолодел. Его голову опоясывало золотое сияние. Оно ослепляло, не давало разглядеть ни единой черты лица. И хотя Локи усилием воли осознавал, что это не более чем игра его воображения, он захлебывался от восторга и благодати. Он не хотел говорить с этим существом, невозможно было даже помыслить большее счастье, чем созерцать его, слушать мудрые распоряжения и беспрекословно выполнять их.
Начало разговора Локи прослушал. Он стоял чуть позади брата, очарованный ярким сиянием, и не слышал ни единого слова. Будто во всем мире пропали звуки, и величественная тишина накрыла Асгард.
— Почему ты не убил Хеймдаля? — Это были первые обращенные к нему слова, которые Локи отчетливо расслышал. Они разорвали благословенную тишину и вернули миру звуки. За окном все еще шел ливень. На столе сидел Хугин с дурацкой шапочкой на голове и клевал люпины. Рядом громко сопел Тор, а отец больше не источал медоточивого сияния.
— Убить Хеймдаля? Когда? — переспросил Локи, судорожно вспоминая, что он упустил в этой жизни.
— Когда стал царем Асгарда, — пояснил Один. — Хеймдаль предал тебя. Нарушил твой приказ, отправил друзей Тора в мир смертных — у тебя была возможность и полное право убить его без суда.
— Убить? Убить твоего доверенного слугу?
— Ты был законным царем Асгарда! — громыхнул Один. Братья от неожиданности попятились. — А Тор — преступником, осужденным мною на изгнание.
— На изгнание, но не на гибель, — поправил тот. Локи перехватил было руку брата, но слишком поздно! Отца ни в коем случае нельзя было перебивать или злить.
— Верно, — Один и не заметил дерзости. Он подошел к сыновьям вплотную и заглянул им в глаза. Локи тут же отвел взгляд, Тор продержался чуть дольше. — Из-за тебя мы оказались на грани войны, но ты был в безопасности. Пока твои друзья не ослушались прямого приказа своего царя.
— Локи пытался убить и меня, и их! — воскликнул Тор и слишком поздно понял, что именно ляпнул.
— Наконец-то! — Один поднял вверх указательный палец, а Локи внутренне похолодел. — Не думал, что потребуется свести вас лицом к лицу, чтобы получить это признание.
Тор сделал маленький шажок вперед, как в детстве, когда желал защитить младшего брата от очередной вспышки царского гнева. Оба понимали, что попались. Попытка убить кровного родственника — самое страшное преступление в Асгарде, карающееся смертью.
— Я не пытался тебя убить, — возразил Локи. — Я пытался тебя остановить.
— Изощренная ложь!
— Брат! — Локи перехватил руки Тора и бросил ему в лицо, как давеча Сиф. — Я мог сжечь тебя, раскроить череп, отравить, и никто ни о чем не узнал бы.
— Зачем ты тогда…? — Тор вырвался и схватился за Мьельнир. Он уже забыл, что Один стоит рядом. Локи бросил жадный взгляд на волшебное оружие.
— Из-за твоего молота. Отец сказал, «кто бы ни держал молот, если будет достоин, овладеет силой Тора». Я бы стал достойным.
— Убивая невинных?
— Убивая предателей, которые, нарушив клятвы, сбежали накануне войны! — не унимался Локи. Он уже забыл, что они не одни. С достопамятного падения с радужного моста он не говорил с братом настолько откровенно и очень надеялся, что ему и не придется этого делать, но судьба распорядилась иначе. — Наши самые сильные воины оставляют страну в тот момент, когда вот-вот должны напасть ледяные гиганты. По-твоему, это не предательство?
— Почему же, по-твоему, отец не казнил их после? — крикнул в ответ Тор.
— Закончили! — Один хлопнул в ладоши так громко, что братья мгновенно замолчали, а ворон пронзительно каркнул.
Царевичи только сейчас вспомнили, что они не одни. Локи виновато потупился, Тор смотрел отцу прямо в глаза, ища поддержки и подтверждения своим словам.
— Они живы только благодаря тому, что предали не меня, — пояснил Всеотец, когда убедился, что сыновья готовы его слушать. — Ты, Локи, показал себя крайне трусливым, нерешительным и жестоким правителем. А ты, Тор, нарушил все мыслимые и немыслимые приказы сразу двух царей Асгарда. А уж что вы устроили в Мидгарде…- Один помолчал, давая время осознать услышанное.
— Ответь мне, Тор, почему люди командовали богом?
— Мною не командовали.
— Я дал тебе четкий приказ: найти Локи, забрать Тессеракт, вернуться в Асгард.
— Отец, ты видел, что брат не хотел возвращаться!
— Видел, — кивнул Один. — А еще я видел, как ты подрался с людьми, а после этого присоединился к их армии как последний солдат, а вовсе не как полководец. Я видел, как ты отдал людям своего брата, забыв обо всех клятвах.
— Брат отказывался говорить, где Тессеракт! — Тора бесили несправедливые обвинения. Он знал, что правда на его стороне, поэтому распалялся, говорил все резче. Локи боялся, что скоро дело дойдет до неприкрытых дерзостей, отец отвлечется на бессмысленные споры со своим наследником и так и не укажет на все ошибки.
— Я сам принял решение и, как видишь, имел успех. Тессеракт и Локи доставлены в Асгард невредимыми, — заявил Тор с вызовом.
— Не было смысла впутывать смертных в твое элементарное задание, — возразил Один. — Ты мог подвергнуть Локи пыткам, узнать, где Тессеракт, забрать его, вернуться домой.
— Что? — переспросил Тор. Локи закашлялся: законы Асгарда запрещали убивать кровных родственников, но не пытать их, тут отец прав. Как всегда.
— Я не стал бы пытать своего брата!
— Ты хоть понимаешь, что твое благородство стоило жизни тысячам людей? — припечатал Один.
Тор хотел было возразить, но вовремя прикусил язык. По-своему отец был прав. Уведи он брата с самого начала, читаури не появились бы.
— Вы оба недостойны ни титула, ни силы, ни родового имени. Я даже не знаю, в ком больше разочарован. Ты, — Один указал на Тора, — относишься к людям так, будто они нам равны. Ты, — Один перевел указательный палец на Локи, — не считаешь трупы, по которым идешь. Твоя кровожадность и жестокость тебя погубят. Захватить Мидгард можно было и другими средствами.
— Но отец!
— Молчать! — Один прошелся перед сыновьями, смерив их холодным взглядом. — Если бы я не был так стар, я бы казнил вас обоих, но я осознаю, что не имею права так рисковать благополучием Асгарда, ведь даже моей долгой жизни скоро придет конец.
— Отец!
— Вы оба недостойны трона, и у меня слишком мало времени для того, чтобы сделать из вас хоть что-то стоящее. Имена моих сыновей должны остаться в веках наравне с моим собственным. Помните об этом! — Один замолчал, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.
Тор хотел было возразить, но сдержался и вышел, громко хлопнув дверью. Локи не спешил последовать за ним.
— Отец, — начал он, осторожно прощупывая почву, — я прибыл не один.
— Я знаю.
— Прошу, отец, можно, они будут сопровождать меня?
— Можно, — Один отвечал односложно, подчеркнуто стараясь избавиться от общества воспитанника.
Локи не ожидал, что все будет так просто. Он готовился защищать ученых и умолять отца оказать честь, однако ничего из этого делать не пришлось. Теперь осталось только попросить еще об одной малости. Не успел Локи открыть рот, как Всеотец перебил его:
— Я сниму заклятие клейма.
— Спасибо, — пробормотал ошарашенный Локи. Неужели отец и мысли читать умеет? Но почему бы и нет — он же настоящий бог!
— Я хочу познакомиться с ними. Сейчас.
Царевич кивнул и таки не смог удержаться от поклона величайшему правителю всех миров. Тор терпеливо ждал его в коридоре. Локи встал рядом и позволил себе глубокий вздох. Сердце грело осознание того, что отец в равной степени разочарован в них обоих. За последние месяцы Локи успел уверовать в то, что только он достоин презрения отца.
— Была бы моя воля, ты бы во дворец не вернулся, — сказал Тор.
— Знаю, — кивнул Локи. — Но пока на троне наш отец, ты меня не убьешь.
— Совсем обезумел? — Тор схватил его за плечи и встряхнул как котенка. — Даже когда отец предлагал мне самому выбрать тебе наказание, я думал не о казни, а о ссылке!
— Великодушно, — язвительно бросил Локи. — Ты хотя бы понял, что отец не против моей мидгардской кампании, за которую ты так жаждешь меня сослать?
— Понял, — Тор отпустил его и прижался спиной к стене. — Он скоро пойдет на Мидгард!
— Вряд ли скоро, — покачал головой Локи, — но Мидгард давно забыл свое место.
— Мое предназначение — оберегать мир людей, — задумчиво произнес Тор, направляясь в сторону обеденной залы.
— От отца?
— От людей! Ты даже не представляешь, какими они стали без нашего присмотра.
— Представляю, поэтому и говорил, что им нужен кнут!
— Не кнут, а лишь направление.
— Все одно!
— Я не хочу их делать скотом и тебе не позволю! — рассвирепел Тор и грубо впечатал Локи в стену. От неожиданности младший царевич вскрикнул: перед глазами запрыгали разноцветные круги, а в стене осталась приличная вмятина. Только не сотрясение мозга!
— Пусти! — Локи буквально рухнул на пол. Голова болела, перед глазами прыгали разноцветные пятна, в ушах шумело. И ведь он в свое время укреплял кости черепа, они перенесли даже падение в Бездну! С какой силой надо было ударить, чтобы…
— Кто-то говорил, что смерти мне не желает, — простонал царевич.
— Прости, — Тор помог ему встать. — Идти можешь?
Он подхватил Локи под локоть и не спеша довел до залы.
— Освободите скамейку! — крикнул он ученым и воинам, которые уже вовсю играли в карты, рассевшись вперемешку. Перед глазами Локи мелькали отдельные статичные картинки, которые никак не желали плавно переходить одна в другую. Вот большой зал. Вот множество лиц. Вот испуганное лицо Берканы. Вот стол. Голоса то отдалялись, то приближались, сливаясь в бессмысленную какофонию.
— Вас хочет видеть Один, — заплетающимся языком произнес Локи, указывая дрожащей рукой сразу на двух Раиду. Он неосторожно повернулся, и стопка карт вместе с пачкой густо разрисованных листов упала на пол. Ученые времени даром не теряли. Локи закрыл глаза и выровнял дыхание — боль постепенно проходила, фиолетовые круги исчезали. Если бы он не укреплял кости, Тор проломил бы ему череп, причем голыми руками. Молодой маг никогда раньше не осознавал, насколько, на самом деле, силен его брат. Прав был отец — захоти Тор его пытать — выпытал бы все, несмотря на столетия тренировок.
Поддерживаемый Иваром и Раиду, младший царевич доплелся до покоев отца. Вокруг него все копошилось, звучало, звенело. Трусливые ученые спорили, кто первый пойдет в комнаты Одина. Навязчивый звон раздражал, так что Локи заплетающимся языком пробормотал первое пришедшее на ум имя и сел у стены — стало ощутимо легче.
Раиду совершенно не радовала внезапно представившаяся возможность поговорить с самим Одином Всеотцом, с тем, кого он жаждал убить или, на худой конец, просто покалечить. Даже сейчас, когда Локи явился на праздник с ними в качестве щита, Один все равно нашел способ причинить ему боль. И пусть Тор даже не пытается брать вину на себя! Раиду смело перешагнул очередные золотые двери и опустился на колени. Смотреть на одноглазого старца он не собирался, слишком уж велик был соблазн броситься на него, задушить, растерзать! К сожалению, подобный шаг был равносилен самоубийству, а именно сейчас оно было совсем некстати. Краем глаза Раиду отметил, что в комнате находятся две женщины. Жена Одина и наложница? Вполне вероятно.
— Ты давно в поселении, асгардец? — начал Один незамысловатый допрос. Раиду вздрогнул. Владыка не спросил даже его имени. Он презирает его, как и эти выскочки — друзья Тора. О, как хорошо он понимал теперь, почему у Локи не было друзей во дворце! Только асы, прожившие всю жизнь в довольстве, в столице, не знавшие, что такое голод и нужда, могли рассуждать настолько беспардонно, насколько рассуждали эти так называемые лучшие воины Асгарда.
— Около четырехсот зим, — брякнул Раиду первую пришедшую на ум цифру.
— За какое преступление ты оказался там?
— Я не совершал преступления.
— Тогда как ты попал туда?
— Вслед за братом.
— Он совершил преступление?
— Нет.
Раиду чувствовал подступающую все ближе злобу. Он понимал, что от него ждут подробных ответов, но боялся надерзить царю. Он еще ничего не успел сделать: не сконструировал холодильники, не проложил трубы, не освоил компьютер — нет, ему решительно рано умирать по воле какого-то одноглазого выскочки! Один продолжил задавать вопросы, похожие один на другой, Раиду продолжил отвечать односложно. И тут около его лица появилась длинная юбка — он и не заметил, как одна из женщин подошла к нему и опустилась на корточки.
— Какой странный у тебя цвет глаз, — прошептала она, хватая за подбородок. Раиду изобразил на лице полное безразличие.
— Твоей матерью была славная Хильда Олофдотттир?
— Нет, — покачал головой естественник. — Но я у нее часто бывал.
— Ясно, — женщина поднялась. — Добро пожаловать во дворец Асгарда.
Раиду склонил голову, не зная, что отвечать на эту глупую и бессмысленную фразу. Это была не жена Одина — Фригг он издалека видел, когда она приезжала в гости к Локи. Неужели и правда наложница? Любопытство взяло верх, Раиду хотел уж было спросить, хорошо ли знает женщина ту, которая воспитывала его в детстве, но Всеотец в самых изысканных выражениях велел убираться.
Следующей перед правителями Асгарда предстала магиолог. Если бы ее грубо не втолкнули в комнату, она бы так и не посмела войти — слишком боялась встречи с самим Одином.
— Здравствуй, Беркана! — Фригг подарила ей теплую улыбку, и девушке сразу стало легче — с царицей она уже давно знакома, быть может, та замолвит за нее словечко. Первые вопросы дочь Одина ожидала: кто она, давно ли в поселении, чем именно там занимается. Обо всем спрашивал Один, а Фригг и еще одна асинья, внешне очень на нее похожая, сидели рядом и молчали. И все было хорошо, пока Беркана не помянула вскользь мастера магии.
— Я не знала, что Хагалар спас тебя, — встрепенулась Фригг. — И каков он?
Девушка не сразу нашлась, что ответить.
— Он лучший из асов. Он много сделал для меня и для Локи.
— Для тебя и для Локи, — задумчиво повторила Фригг. — Ты готова доверить ему свою жизнь?
— Я уже это сделала.
Царица кивнула и замолчала. Беркана так и не решилась спросить, почему ее так сильно волновал именно верховный маг.
Дальнейший разговор как-то не заладился, и Одиндоттир уступила место Ивару. Тот чувствовал себя как рыба в воде. Изысканно поклонился дамам, не забыл отметить великолепие их нарядов и дворца Асгарда, склонился перед Одином и завел очередную бесконечную речь.
— Вы не представляете, какая это для меня честь работать с самим сыном Одина. Это огромная честь, что он выбрал именно меня для исследований Тессеракта. Хотя, будем честными, вряд ли он смог бы найти кого-то более заинтересованного в этой сложной работе…
Голос Ивара был слышан даже из-за закрытой двери, и никто так и не понял, задал ли Один хотя бы один вопрос словоохотливому магу.
Естественник вошел последним. Он говорил мало, но, в отличие от брата, все же не односложно.
— Как ты попал в поселение?
— В связи со случайными обстоятельствами. Я был обвинен в убийстве и приговорен к клейму и изгнанию. Мой брат, любя меня всем сердцем, разделил со мной горечь наказания.
С Иваром царская семья беседовала долго, и это никого не удивило — естественник умел часами поддерживать беседу ни о чем.
— Дворец совсем не изменился, — пробормотала Беркана, усаживаясь на пол к Локи — стоять она устала, а сколько еще придется ждать Ивара, никто даже предположить не мог.
— Ты бывала здесь раньше? — небрежно спросил царевич. У него не было сомнений, что Одиндоттир если уж и не дочь его отца, то, по крайней мере, знатная асинья. Только вот почему он ее совсем не помнит? Когда он объявил друзьям, что они будут сопровождать его на празднике, Беркана попыталась отказаться, сославшись на то, что ее могут узнать. Неужто и в самом деле царевна Асгарда?
— Я была здесь всего раза три, — ответила девушка. — Последний раз — на торжестве по случаю твоего рождения.
— Вот как? — Локи вскинул брови и взял девушку за руку — когда-то его учили определять возраст по ладони. — Похоже, ты старше, чем я думал. Сколько тебе было зим?
— Около пятисот.
Младший царевич ограничился кивком. Магиолог была полна загадок. Сейчас, когда у него появилась возможность сравнить ее с Тором, он находил, что они почти не похожи. Однако, стоило ему взглянуть на нее в отсутствии брата, как сходство сразу казалось почти абсолютным.
— О Локи! — дверь в родительские покои распахнулась, и на пороге показался Ивар вместе с Фулой. — Как давно я тебя не видела!
Царевич встал и позволил обнять себя — когда-то Фула была если не другом, то напарником. И об этом не стоило забывать. Она знала слишком многое и была опасна.
— Вот, значит, как ты выглядишь, — Фула нагнулась к Беркане, которой Локи как раз помогал встать. — Мы думали, что ты не приедешь.
— Я? — недоуменно переспросила магиолог.
— Ты, — кивнула Фула. — Знай, Локи, — добавила она тихо, — я бы на твоем месте очень хорошо подумала, прежде чем приводить сюда…
— Они мои друзья, — перебил царевич, отвечая столь ядовитой улыбкой, что Фула проглотила все заранее приготовленные речи. Сын Одина недоумевал — какое отцу дело до Берканы? Даже если она и в самом деле его дочь! Не пора ли узнать это точно? Он отпустил ученых к друзьям Тора, а сам ненадолго задержался у родительских покоев. Его жизнь всегда была наполнена тайнами и ложью. О своих приемных родителях он ничего не знал. Особенно о матери. А ведь когда-то она была молода и у нее были собственные родители. Локи задумался: узнать правду о прошлом сложно, но возможно, было бы желание. Очевидцы могут лгать или не помнить большую часть событий, но кое-что лгать не умеет — письма. Надо пробраться в Фенсалир, в спальню матери, и выкрасть их. Это не так и сложно, как кажется. Никто ничего не заметит.
====== Глава 39 ======
Остаток вечера воины и ученые провели в распитии самых дорогих спиртных напитков и карточных играх. Ивар и в подвыпившим состоянии великолепно владел своим телом — карты исчезали и появлялись в самых неожиданных местах, их находили даже в тарелке Вольштага к крайнему неудовольствию последнего. Беркана очень быстро оказалась на коленях у Фандралла, который принялся нашептывать ей что-то захватывающее и непристойное, как можно было судить по пунцовым щекам девушки. Речи Ивара, в целом бессвязные и бессмысленные, веселили всех настолько, что Сиф в конце концов обнаружила себя под столом в тщетных попытках поднятья. Тор попытался помочь ей, но в результате они оба упали на пол и только с большим трудом, поддерживая друг друга, взгромоздились на лавку. Локи знал, что воины часто упивались до беспамятства, но не ожидал подобной прыти от софелаговцев, которые в обычной жизни использовали алкоголь исключительно как растворитель. Разумеется, краткого исчезновения царевича никто даже не заметил. Он беспрепятственно прошел в Фенсалир и незамеченным прокрался в покои матери. Украсть письма оказалось много легче, чем он подозревал — они были рассортированы по годам. Локи забрал все, которые относились к периоду до его рождения, и закинул их в подпространственный карман. Учитывая общее количество писем, исчезновение нескольких сотен никто не заметит. К пирующим Локи вернулся ближе к ночи. Ученые были в ужасающем состоянии. Троица воинов сильно помогла, дотащив их до спален.
— Забавные они у тебя. — Фандралл фамильярно похлопал Локи по плечу. — Забавные. Околесицу, правда, несут.
— Твои бравые подвиги не меньшая околесица, — парировал маг и выпроводил друзей Тора. Раиду, единственный хоть что-то еще соображающий, попробовал возмутиться:
— Как можно спать на таких мягких шкурах?
— Это намного удобнее, чем на ваших твердых лавках, — отрезал Локи, обеими руками нажимая на плечи вздорного гостя, буквально впечатывая его в длинный мех. Нельзя было уйти, не убедившись, что весь фелаг мирно спит и не устроит дебош в доме Одина. Еще раз внимательно осмотрев всех, Локи удалился к себе. Завтрашний день обещал быть трудным и мучительным. Да еще и сегодняшние обвинения из уст отца… Хотя бы смерти они с Тором на пару заслуживают. Это неожиданное открытие было приятным, даже обвинения в трусости и глупости не занимали Локи настолько, насколько неожиданное признание полного равенства с названым братом. Отец не может ошибаться. Пусть покажет дорогу, и он, Локи, пойдет по ней, никуда не сворачивая. Если понадобится — завоюет любой из миров или будет покорно стоять у трона. Перед внутренним взором опять появился отец, окруженный золотым сиянием. Локи открыл глаза, закрыл, но образ никуда не исчезал, наоборот, становился все четче и четче.
— Спокойной ночи! — сказал Локи неведомому фантому и в ту же секунду заснул.
Проснулся он только ранним утром, и это было удивительно. Он много месяцев спал не по ночам, а по утрам, как почти все софелаговцы, и был уверен, что не заснет до середины ночи, однако фантом наслал на него магический сон. Стоило пожелать ему спокойной ночи, как он едва заметно кивнул, и Локи тут же отключился. От вчерашнего дождя не осталось и следа, только каналы вышли из берегов и залили кое-где золотые дороги, а несколько мостов накренилось. Непогода вчера разыгралась не на шутку, будто не природа была повинна в ней, а сам бог грома. Локи кликнул слугу и велел принести себе праздничный наряд, который надевал раз в год на день рождения. Облачиться в него самостоятельно было невозможно, приходилось пользоваться услугами сразу нескольких рабов.
Когда с одеванием было покончено, царевич заглянул к ученым. Они спали, и только Беркана стояла у окна и провожала глазами проносящиеся по небу серые тучи.
— Доброе утро! — поздоровался Локи. Девушка даже не шелохнулась. Она продолжала смотреть на город своим единственным глазом. Любая иллюзия недолговечна, и Ивару сегодня придется вновь накладывать простенькое заклятье.
Локи подошел вплотную и опустил подбородок на обнаженное плечо. Что-то же дочь Одина видит за окном, что-то настолько занимательное, что даже не замечает его появления. Беркана вздрогнула от неожиданного прикосновения и стерла с щек дорожки слез. Несколько мгновений она стояла спокойно, а потом одним нервным движением развернулась и зарылась лицом в его грудь. Локи не знал, что делать: еще никогда при нем не рыдала женщина. Успокаивать он не умел и терялся в догадках, чем вызваны эти слезы — общим нервным истощением или болью в голове после вчерашней попойки.
— Забери меня оттуда, Локи! — причитала Беркана, с силой сжимая его плечи, сминая дорогую ткань. — Забери! Забери! Забери!
— Из поселения? — переспросил царевич. — И куда ты пойдешь?
— Куда угодно! Хоть на край света. Я не могу больше так жить!
— Хорошо, — кивнул маг. — Заберу.
Проще было согласиться, чем спорить с истеричкой. Учитывая море опасностей, поджидающих ученых во время бесчисленных экспериментов, Беркана вполне могла погибнуть в самом скором времени. В крайнем случае, всегда можно помочь.
— Иди умойся и приведи себя в порядок, — скомандовал Локи, отстраняясь. — Скоро праздник, ты должна выглядеть достойно.
Дочь Одина кивнула и, вытирая на ходу слезы, прошла в соседнюю комнату, где специально обученные девушки должны были умыть ее и помочь разобраться со сложной экипировкой. Локи подошел к остальным ученым. Их следовало разбудить и привести в чувства за два часа — не самая легкая и приятная задача. Идея полить их водой отпала сама собой — слишком жаль мебель. Пришлось будить по старинке, то есть голосом. Как ни странно, разбудить их не составило никакого труда, зато очень много времени ушло на то, чтобы напомнить, как они попали во дворец и что за праздник их сегодня ожидает. Локи только усмехался, глядя на полусонные лица — неужели они каждый день будут так напиваться? С троицы воинов станется споить их окончательно.
День рождения, как Локи и предполагал, был скучнейшей процедурой, удовольствие от которой получили исключительно ученые, впервые попавшие в столицу. У царевича даже возникла идея загримировать Ивара под себя: маг держался на коне так гордо, будто праздник был посвящен лично ему. Он так благосклонно смотрел на ликующую толпу и подбрасываемые в воздух венки, что Локи ощутил легкий укол зависти — даже в детстве его раздражала толпа, он предпочитал одиночество или круг ближайших друзей. Ему говорили, что шумные празднества — часть жизни правителя и что с ними придется смириться. Особенно с днем рождения — любимым народным праздником. А ведь он еще и фальшивый! Настоящий никогда не отмечали и никогда не будут отмечать, даже если Локи узнает его точную дату. Народу не объяснить, почему день рождения младшего царевича вдруг переехало чуть не на полгода назад, Однако даже осознание необходимости праздника не могло его с ним примирить.
Локи ехал впереди огромной колонны в окружении фелага, чуть позади гарцевал Тор на своей неуправляемой лошади вместе со своими друзьями — те так враждебно смотрели на ученых, будто не пили вчера вместе, не играли в карты и не дивились фокусам Ивара. Возможно, дело было в слишком большом количестве меда.
Торжественная часть праздника незаметно сменилась обыкновенным застольем. Локи сидел рядом с матерью и вел неторопливый разговор. Точнее, слушал, что говорила она. За два месяца царица настолько соскучилась по нему, что теперь просто не могла молчать.
— Ты хочешь уехать завтра? — спросила она с такими интонациями в голосе, что стало понятно — положительный ответ ее не устроит.
— Останусь на несколько ночей, если отец не против, — дружелюбно ответил Локи. — Ты же знаешь, как я скучал по тебе.
На деле Локи очень хотелось уехать как можно скорее и заставить поселенцев модернизировать Асгард, но без Хагалара это было невозможно, а сколько мастера собирались пробыть в Мидгарде, не знали даже они сами.
Когда мед закончился в пятый раз, и рабы понеслись в подвалы за новыми бочонками, Локи решительно встал из-за стола и потянул за собой ученых. Пока они еще относительно трезвы, но если напьются, как вчера, то могут взболтнуть лишнего, особенно Раиду, а если троицу воинов и Сиф Локи легко мог остановить, то вот отца — нет.
— Пойдемте! — Он вывел их из залы и повел в верхние комнаты. Там располагалось чудесное место, где они, наверняка, будут избавлены от ненужных глаз и ушей.
— Куда ты нас тащишь? — Ивар уже был навеселе и позволял себе фамильярности.
— Как куда? — Локи изобразил удивление. — Вы забыли, что учитель приглашал нас в гости?
— Учитель?
Царевич с торжествующей улыбкой наблюдал, как ученые переглядываются и пытаются понять, о ком речь. Первым вспомнил Ивар. Смертельно побледнев, он отступил на шаг назад.
— Сын Одина уверен, что нам обязательно его сопровождать?
— Конечно, — мстительно кивнул Локи. — Он же приглашал нас всех.
— А если…
— Никаких «если», — прикрикнул Локи. Все тут же затихли. — Он приглашал, значит, мы придем.
И царевич ускорил шаг. Он не сомневался, что софелаговцы последуют за ним. Дружба дружбой, но он все еще сын Одина, их господин. Локи злорадно представлял, как подожмет хвост даже бесстрашный Ивар.
Комнаты учителей находились в стороне от основных помещений, и в эту часть дворца почти никто никогда не заглядывал. Даже слуги старались поменьше убираться там. Пытки еще несколько сот зим назад остались в прошлом, но никто не отменял телесные наказания, в том числе орла, и их исполнители внушали суеверный ужас даже тем, кто никогда не преступал закон. Локи хорошо помнил, что в детстве долгое время не понимал, что его учитель является заодно и палачом. Конечно, специфика занятий говорила сама за себя, но царевичи даже не думали об этом и воспринимали учителей почти как обычных наставников.
— Мы пришли. — Локи замер около неприметной тусклой двери. — Вам нечего бояться.
С этими словами он вошел, даже не постучавшись. Ученые так и остались за порогом, переминаясь с ноги на ногу.
— Локи, как ты скоро! –раздался из-за двери мощный бас.
— Ненавижу официальные торжества, — усталый тон именинника выдавал его доверительное отношение к хозяину комнаты.
— А где ты забыл своих прислужников?
— — Здесь, за дверью, — разрушил Локи последнюю надежду спутников отсидеться в пустующем коридоре и буднично добавил: — Тебя боятся.
— Это не дело, — голос начал приближаться.
В следующий миг дверь распахнулась, и в проходе появился огромный ас. За тот день, что ученые его не видели, он, казалось, стал еще больше.
— Не стойте на пороге. Проходите! — Он одной рукой сгреб их, словно маленьких детей, и втолкнул в комнату. Звякнул замок — из двери вынули ключ. Ученые осторожно осмотрелись. Пока они слепо следовали за Локи, то успели напридумывать всякого. Логово палача просто обязано было быть нашпиговано орудиями пытки, отрезанными засохшими конечностям и головами жертв, причем обязательно невинных, а также кнутами, плетками, розгами и прочими инструментами наказания. Однако на деле комната мало чем отличалась от покоев Локи. Да, была не так богато украшена и чуть меньших размеров, но просто поражала своей чистотой и уютом.
— Выпить я вам не предлагаю, вы и так уже сегодня пили, — громыхнул великан и жестом пригласил гостей сесть за стол. — А вот твое любимое блюдо я сберег!
Палач жестом фокусника извлек из сундука протухшее мясо тупика.
— О, спасибо! — Локи с жадностью набросился на еду.
— Чего вы у дверей стоите? Присоединяйтесь! Я вас не покусаю. — Большой ас похлопал по скамейке рядом с собой. Вперед вышел Ивар.
— Простите, что мы столь неучтивы, — он склонился в подобострастном поклоне. — Просто мы немного не ожидали, что сегодня встретимся…
— Да боитесь вы меня и все, — отмахнулся палач. — От вас как от зачумленных бегают свободные асы, а от меня — все, я привык. И я даже знаю, что именно вы хотите узнать, так что отвечаю. Да, я и в самом деле палач самого Одина. И да, я обучал Локи много столетий. И нет, я учил его не мастерству пытки.
— Но тогда чему? — подозрительно спросил Раиду. Локи чуть не подавился со смеху — на лицах его софелаговцев отображалась непередаваемая гамма чувств.
— Локи, он мучил тебя? — выпалила Беркана, отступая назад, будто опасаясь, что ее за этот вопрос подвергнут чему-нибудь страшному. Тут уже и палач не выдержал: теперь они с Локи смеялись вдвоем да так, что чуть не опрокинули блюдо с тухлым мясом.
— О да… пытал ежедневно… ой не могу. Наверное, именно поэтому Локи мне на шею, чуть что, бросается.
— Если это вас успокоит, — произнес с трудом царевич охрипшим от смеха голосом, — он не причинял мне боли. По крайней мере, намеренно.
Беркана почувствовала, что краснеет. Эти двое явно издевались над ними. Если бы дверь не была заперта, она бы ушла, несмотря на желание Локи. Но, увы, это было невозможно.
— Садитесь вы уже, наконец.
Ученым ничего не оставалось, как только послушаться. Локи широким жестом предложил им мясо, но еда не лезла в глотку. Каждый из них чувствовал себя не в своей тарелке и мечтал только о том, чтобы побыстрее выйти отсюда, по возможности живым и целым. Гостеприимный вид хозяина покоев совершенно не развеивал опасений, а заговорщическое замалчивание его отношений с Локи в прошлом только усугубляло недоверие. Сын Одина вел с учителем неспешную беседу, стараясь не показывать, как сильно наслаждается страхом и трепетом тех, кто ему доверился. Он знал, что Ивар не сможет долго молчать, и не ошибся.
— Могу я спросить, — начал маг осторожно.
— Спрашивай, — торжественно разрешил палач, предвкушая очередную глупость.
— Неужели даже сейчас, в эпоху мира, твои таланты так необходимы?
— Какой ожидаемый вопрос! — Палач потрепал Ивара по плечу — тот машинально отшатнулся. — Да не пугайся ты так. Ты же ничего в пытках не понимаешь. По-твоему, в эпоху войны мы только и делали, что пытали пленных?
Ивар неуверенно передернул плечами. Вопрос был поставлен так, что на него не следовало отвечать «да», только вот ученый не знал, как ответить иначе.
— Веселые были времена, бывали тогда у меня курьезные случаи. Вот слушай, Локи! — Палач отодвинул блюдо с мясом, чтобы привлечь внимание царевича. — Мне много столетий назад, еще в эпоху войны с ётунами, попался мальчонка. Маленький, щупленький. Большинство пленников ломается от одного вида орудий, вот я и думал, с ним проблем не будет, что он грохнется в обморок от одного вида дыбы, ан нет. Три ночи молчал. А ведь и некоторые бывалые вояки сдавались, стоило взять какой-нибудь инструмент в руки и поднести поближе или оставить на их руках пару царапин. Я уж было думал, вдруг мальчик по-нашему не понимает, ведь не так много тех, кто согласен долго и стойко выносить пытки. А на третьи сутки приходит донесение, что он и в самом деле ни в чем невиновен и ничего не знает!
Палач засмеялся, Локи тоже.
— Что в этом смешного? — возмущенно переспросила Беркана. — Ты напрасно три ночи истязал невиновного.
— А в том, девочка, что этот невиновный даже не говорил, что он невиновный. Просто молчал, будто язык проглотил. Вот это был смех! Так, о чем ты спрашивал? О том, что теперь да как? Да, сейчас пытки редкость. Пыток мало, жестоких наказаний тоже почти нет, так что приходится только тренироваться на сыновьях Одина. А вот вы что нарушили?
— Я ничего, — замахал руками маг. — Я добровольно пришел в поселение.
— Я не знаю, совершил ли я преступление, за которое меня осудили, — добавил естественник.
— Вот умора! — Палач даже ударил кулаком по столу. — Так если вы все тут такие невинные, чего же вы меня боитесь?
— Да потому и боимся, что пытки часто касаются невинных, — прошептал Раиду так тихо, что никто, кроме Локи, его не услышал.
Царевич надеялся, что до глубокой ночи сможет веселиться вместе с учителем и потешаться над реакцией отверженных на каждое его слово, но ему доложили, что мать ищет его. Никогда, ни до, ни после, он не встречал на лицах своих софелаговцев такого облегчения. Они выглядели так, будто им последние часа два грозили страшными муками Хельхейма, а потом неожиданно помиловали.
Последующие несколько дней ученые гуляли по столице Асгарда. Один выполнил свое обещание — заклятие клейма не чувствовали даже сильные маги, поэтому Ивары и Беркана безбоязненно разгуливали по столице либо в одиночестве, либо в компании кого-нибудь из друзей Тора, которым особенно приглянулся говорливый маг. Только Раиду не принимал участия во всеобщем веселье. На следующий же день после празднества он разыскал библиотеку и засел в ней, стараясь не смотреть в окна, расположенные на немыслимой высоте над землей, потому что у него тут же начинала кружиться голова, а мысли путались. Чего только не было в главной библиотеке страны: трактаты по магии, тайные и давно забытые книги — все что угодно, но только не то, что могло разрешить вопросы последнего времени. Никаких советов насчет прокладки труб из базальта, проведения электричества или стандартизации железных деталей там не было. Праздных жителей дворца, собравших эту библиотеку, совершенно не волновали насущные вопросы естественного мира. Пожалуй, впервые в жизни Раиду очень хотелось наорать, а еще лучше прибить несравненного Локи. Это же надо было запереть их в золотой клетке! И именно сейчас, когда надо заниматься делом, когда бурлятсотни идей, когда асы готовы к новым решительным действиям!
Громкие проклятия слышали только стены и редкие посетители библиотеки. Некоторые пытались сделать замечание неугомонному естественнику и просили вести себя потише, но в ответ получали такой поток нецензурной брани, на который сходу ответить не могли даже заядлые спорщики. Еще больше, чем асы, Раиду раздражали волшебные животные, которые часто приходили прочесть несколько станиц какой-нибудь древней книги. Петух предпочитал поэзию, белка — саги, волки — древнюю магию. Хорошо хоть наперсница Фригг — белая кошечка — не развлекала себя чтением, но и без нее хватило забот. Управиться с книгами животные не могли, им приходилось помогать. Раиду пробовал игнорировать их намеки, но после того, как выяснилось, что Рататоск очень кусачий, естественнику пришлось смириться с мелкими неудобствами.
Брат иногда приходил к нему и пытался вытащить на прогулку, соблазняя чудесами летней природы, но Раиду с каким-то извращенным удовольствием заявлял, что пока не найдет хотя бы одну книгу по интересующей его теме, только прямой приказ Локи заставит его покинуть библиотеку.
В один из дней, когда естественник уже почти отчаялся обнаружить хоть крупицу полезного знания, его добровольное заточение нарушил еще один посетитель.
— Нужных тебе книг здесь нет, — заявил назойливый маг, отвлекая его от прочесывания очередной полки. — Эта библиотека может быть интересна мне, но не тебе.
— Чего надо? — зло спросил Раиду. Он знал, что этот Ивар никогда не приходит без причины.
— Да поговорить, — маг расположился на лавке и предложил Раиду последовать его примеру. — Ты сидишь в библиотеке вместо того, чтобы знакомиться с приближенными самого Одина. Раиду, ты упускаешь такой шанс! Я вот уже в близких отношениях с Фандраллом.
— И зачем? — бросил естественник больше для того, чтобы что-то спросить, чем из интереса.
— Как «зачем»? — не понял маг. — Знаешь, я не собираюсь вечность прозябать в поселении. Я пришел туда сам, сам и уйду.
— Из него нельзя уйти.
— Это смотря какие связи! — Ивар постучал ногтем по книге. — Раиду, мы же с тобой очень похожи. И ты, и я обласканы царевичем. Он нас легко вытащит из тюрьмы!
— Здешний дворец — это настоящая тюрьма.
— Ну, в этом мы с тобой не сойдемся, — махнул рукой Ивар. — Слушай, Раиду, я к тебе вот по какому вопросу.
— Ну.
— Ты ничего странного в последнее время не замечал?
— Нет.
— Неудивительно. Сидишь тут, не видишь ничего дальше этого старья. Я внимательно наблюдал за Одином, Фригг, Тором, приглашенными гостями, и знаешь, что я заметил? Радость! Они все радовались дню рождения Локи.
— И что?
— А то, что я не вижу во дворце никаких врагов Локи. Родители его обожают. Я осторожно расспросил Фандралла — тот говорит, что недолюбливает его, как и многие во дворце, что он белая ворона, но не более того. А с заплечных дел мастером у Локи отношения лучше, чем у большинства с невестами.
— К чему ты клонишь? — Раиду отбросил в сторону очередную ненужную книгу — послышался хруст рвущихся страниц.
— К тому, что вы с Хагаларом ошибаетесь на его счет, — Ивар даже привстал от возбуждения. — Не Локи жертва, а мы. Он прислан к нам специально, чтобы подставить нас, заставить пойти против Одина, доказать нашу нелояльность к нынешней власти…
— Молчи, Ивар!
— Да послушай же ты! — Маг попятился, когда понял, что Раиду медленно надвигается на него, сжимая руки в кулаки. — Ты не думал, зачем он привез нас во дворец, почему показал нас родственникам и знати? Думаешь, из-за дождя? Вовсе нет! Это специально! За нами наблюдают, мы будем первыми. Не знаю, как ты, а я умирать не собираюсь. Мне как-то совсем не улыбается перспектива быть повешенным, пускай и лично Локи.
— Убирайся!
Ивар отскочил от запущенной в него книги и продолжил тараторить:
— Раиду, даже ты не можешь быть таким слепым! Я же ради тебя стараюсь! Спасаю твою шкуру!
В следующий момент Ивар обнаружил себя уже на полу под небольшим завалом старых книг, которые и спасли его от более страшных проявлений гнева естественника. Раиду тяжело дышал и надвигался с неотвратимостью айсберга. Его лицо было темно-бордового цвета, а глаза метали вполне материальные молнии.
— Перед казнью ты меня вспомнишь! — Ивар выскользнул за дверь прежде, чем Раиду успел нанести второй удар. Естественник схватил золотую ручку и резко дернул, но Ивара уже и след простыл. Естественник сжал кулаки в бессильной ярости. Да как эта магическая шавка смеет разевать пасть на царевича Асгарда?!
====== Глава 40 ======
Дни, проведенные дома, открыли Локи много нового. В то время, как Ивары обзаводились новыми знакомствами среди друзей Тора, Раиду пропадал невесть где, а Беркана отсиживалась в покоях, страшась собственных иллюзий, царевич читал и анализировал украденные письма. Они содержали столько странной и противоречивой информации, что сын Одина терялся в догадках. Он ничего не знал о молодости родителей и только теперь отчетливо понимал, что она была очень бурной. Во множестве посланий, написанных на разных языках и разными почерками, мужчины признавались в любви будущей царице высшего мира. Каких только откровений и метафор не использовали отправители, лишь бы завладеть вниманием Фригг! «Только ты можешь представить все метания моей души и моего тела! Я засыпаю с мыслями о тебе и просыпаюсь с ними, мечтая хотя бы о мимолетной встрече». «…Пусть ласкающий теплый ветер станет отголоском моей страсти!» Локи от души посмеялся бы над высокопарными признаниями, если бы речь не шла о его матери. Он не мог представить ее даже молодой девушкой, не то что развратной и пошлой соблазнительницей, какой она казалась по письмам. Царевичу мерещилось, что все отправители обязательно были любовниками будущей царицы, и от этого на душе становилось мерзко — Локи привык считать мать образцом добродетели, всесильной богиней, которая никогда не отдалась бы тому, кто своей доблестью не был ее достоин. Однако сквозь строки проглядывал портрет уверенной в себе и достаточно недалекой девушки. О, если бы у него было хотя бы несколько строчек, написанных ее рукой в ответ на эти кошмарные признания!
Отдельно перевязаны были письма загадочной Тени — Локи отметил про себя, что легендарный спутник Одина, обретшая плоть и кровь тень и в самом деле существовала. И именно она писала Фригг о любви и обещала жениться, сам Один в письмах был немногословен и озабочен все больше политикой и экономикой. Почерк этого аса, или кем являлось это существо, показался принцу знакомым — он точно видел его раньше, быть может, в раннем детстве, о котором у него не осталось воспоминаний.
Отложив в сторону письма Тени, Локи потянулся до хруста в костях. Стояла глубокая ночь, фелаг спал, факелы догорали. Локи впотьмах схватил стопку писем, перевязанную лиловой ленточкой. Их было много, но описывали они одно значимое событие и почти одинаковыми словами. «Доченька, дорогая, поздравляю тебя с рождением первенца. Да пребудет с ним удача его великого отца», — так писал отец Фригг, которого Локи никогда в жизни не видел. «Огненные демоны сердечно поздравляют правящую чету Асгарда с рождением первенца», — гласило второе письмо, написанное рукой Синмары — только огненные демоны писали руны с таким количеством завитушек. «Шлю вам привет и пожелания счастливой жизни. Мы так долго ждали появления наследника», — строчил какой-то незнакомый ас. И все было бы понятно, если бы не одно «но» — письма были написаны за несколько столетий до рождения Тора…
Первая безумная мысль, посетившая Локи, гласила, что Беркана таки дочь не просто Одина, а еще и Фригг. Но эта мысль главенствовала всего несколько мгновений — потом Локи понял, что в письмах четко говорится о наследнике мужского пола. Царевич уже было бросился к двери, в надежде немедленно узнать подробности, но вспомнил, что на дворе глубокая ночь, а родители, в отличие от поселенцев, привыкли по ночам спать.
В полной растерянности, весь на нервах, Локи расхаживал вокруг стола, будучи не в силах мыслить здраво. Что случилось с ребёнком? Где он? Почему о нем никогда не говорили? Перед внутренним взором плясали страшные картины, почему-то с Хагалалом в главной роли. Должно быть, он умертвил этого ребенка, за это его и сослали, а Беркана ему помогала!
Однако эти фантазии были не более, чем бредом воспалённого воображения — Беркана в ту пору едва ли могла ходить, не то что убивать кого-то. Локи резко остановился и заставил себя сесть на скамью. До рассвета он не сможет сделать ничего лучше, кроме как успокоиться и закончить чтение. Царевич мягко положил ладони на стол. Успокоиться и продолжить чтение. Правая рука сама потянулась за очередным листом.
Еще в течение нескольких десятков зим в письмах упоминался царевич Тор. Все справлялись о его здоровье, радовались его первым успехам. Пробежав глазами множество писем, Локи немного успокоился, но тут же нашел новый повод для волнения — очередная пачка содержала соболезнования по поводу кончины царевича: «Ужасная потеря», «Все скорбим», «Он был так мал».
Локи оторвался от писем и лег на пол — так лучше думалось. Сердце билось где-то в горле. У него был старший брат. Еще один. Почему он ничего не знал? Снедаемый столь неприятными мыслями, он и не заметил, как заснул.
Спал полуас недолго, ибо вновь видел кошмары. Видел, как сотни асов разрывают одежду на его матери и занимаются с ней непотребствами. А он стоит рядом и просто смотрит, не пытаясь вмешаться. И не он один. Проснувшись с тяжелой головой и твердым решением вернуть злосчастные письма, Локи направился в Фенсалир, напоминая скорее духа, чем живого асгардца. Он раскопал слишком много тайн, знать которые ему не положено.
За завтраком царевич не сводил глаз с матери. Ее облик ни малейшей деталью не отличался от вчерашнего или позавчерашнего, но царевич не видел прежней мудрой царицы, достойной спутницы бога. Произошедшие изменения он не мог объяснить, а только почувствовать. Он ел, не чувствуя вкуса разложившегося мяса, пил козье молоко, едва не проливая его: за одну ночь мать стала вызывать отвращение. Стараясь не думать об этом, Локи в самых изысканных выражениях попросил отца об аудиенции. После недавних событий даже находиться рядом с величайшим Локи почитал за дерзость. Он несколько раз ловил себя на том, что, взглянув на отца мельком, не может отвести глаз, завороженно пытаясь уловить каждое движение. А если смотреть достаточно долго и пристально, вокруг головы бога начинает клубиться золотой свет, которому Локи не мог дать объяснения, а спросить не решался. Они оба столь поспешно изменились: и отец, и мать. Один вступил в Вальгалу, Фригг пала в чертоги Хель. И от этого на душе было сладко и горько одновременно.
Царь Асгарда не просто удостоил воспитанника аудиенцией, но еще и предложил прогуляться. Первое время они шли молча вдоль большого канала с прозрачной водой и выглядывавшими в надежде на кормежку карпами. Локи остановился около особенно глубоко места и заглянул вниз — прыгнуть в воду и ожидаемо заболеть еще одним воспалением легких много проще, чем задать очередные недостойные вопросы. Если бы он имел право знать правду, ему с Тором давно бы все рассказали.
— Скажи, отец, — начал Локи осторожно. Он знал, что царь стоит рядом и тоже любуется ручьём, но повернуться к нему не смел. — Скажи, сколько детей было у мамы до Тора?
Локи говорил медленно и, по возможности, спокойно, хотя внутри все скручивалось от напряжения. Отцу этот вопрос может не понравиться.
— Двое, — послышался четкий ответ. — У тебя были старшие брат и сестра. Брат умер в младенчестве, сестра родилась мертвой.
— Как так? — Локи резко развернулся. Отец был спокоен, как и всегда, говорил ровно, словно речь шла о каких-то мелочах, а вовсе не о его собственных детях. А может, они были не его? Локи помотал головой.
— Я… не знал, — пробормотал он невнятно.
— А зачем тебе было знать? — пожал плечами Один. — Это дела давно минувших дней.
Локи так и подмывало узнать подробности, но слова застревали в горле. Кто он такой, чтобы расспрашивать своего бога о давних потерях? Мысленно кляня себя за неуемное любопытство, он опустился на корточки, будто желая попробовать, насколько холодна вода в это время года. Ничего умнее и уместнее не приходило в голову, а продолжать прожигать отца вопрошающим взглядом было просто неприлично.
— Мама очень страдала из-за этого? — Локи прикусил язык, но было уже поздно: неуместные слова никак нельзя было вернуть назад. Страдала ли мать? Разумеется, как может не страдать женщина, потерявшая ребенка!
— Я никогда не мог понять твоего изощренного мазохизма, — Один тяжело опустился прямо на сырую землю. — Мы не говорили тебе, что ты приемный, но ты ни перед чем не остановился, чтобы взрастить крупицу сомнения, которую привез из опрометчивого похода в Ётунхейм. Мы не говорили, кто твоя настоящая мать, но ты сделал все, чтобы узнать о ней. Мы не говорили о старших детях, но ты опять узнал обо всем сам, и я даже не хочу знать, откуда. Ты словно специально ищешь знания, которые приносят тебе только страдания. А страдания твои приводят к бедствиям. Но все равно ты продолжаешь искать их. Зачем, Локи? В мире есть огромное количество вещей, которые тебе знать не нужно. И еще большее тех, что давно пора усвоить.
— Прости, — со вздохом бросил царевич. Отец в каждом слове прав: если бы он не узнал, что приёмный, его жизнь была бы много счастливее. Он ощущал бы себя асом, а не изгоем-полукровкой.
— Если ты так хочешь получить в свою коллекцию новую причину для страданий, — продолжил бог, — я ее тебе предоставлю, раз уж другого информатора ты не нашел. Твой старший брат родился почти сразу же после свадьбы. Было пророчество, что мама родит того, кто возьмет в будущем молот Мьельнир и защитит все девять миров, поэтому, когда он умер от воспаления легких…
— Что? — Локи вскинул голову, не веря сказанному. — От воспаления легких?
— Да, — тяжело вздохнул Один. — Он умер на руках у мамы. Поэтому, когда я, спустя века, принес тебя, помороженного, полуживого, для нее делом чести было спасти тебя.
Локи слушал, затаив дыхание. Благодарность переполняла всю его суть. Мало кому в девяти мирах так везло с приемными родителями — немногие взялись бы выхаживать полуживого приемыша да еще и не их рода. Золотистый ореол вокруг головы отца засиял всеми красками, когда на него упали лучи выглянувшего из-за туч солнца. Локи поднес руку к лицу, чтобы не ослепнуть. И рядом с этим богом он прожил всю жизнь, его руки смел хватать в припадке страха или радости, даже не осознавая своей дерзости!
— После смерти царевича мы все были в смятении.
Хриплый голос отца дополнял образ могучего бога, даже находиться рядом с которым было величайшей милостью.
— Погиб величайший защитник всех миров, а второй ребенок мог родиться только через несколько столетий. И не было уверенности, что он станет защитником, поэтому… А, впрочем, посмотри сам.
Прежде, чем Локи успел понять, что происходит, Один взял его за руку и перебросил сознание на много столетий назад. Царевич от неожиданности едва не выдернул свою руку — ладонь отца была обжигающе горячей. Только что он сидел у ручья, и вот он уже в просторном зале. На троне восседал Один — он был сильно моложе и без повязки на глазу. Справа и слева от него расположились еще трое мужчин. В одном из них Локи безошибочно узнал Алгира — целитель почти не изменился за прошедшее тысячелетие. Еще одного царевич видел раньше. Это был один из магов отца — в детстве он играл с наследниками, развлекал и забирал с уроков, а потом куда-то исчез, как и многие другие доверенные лица Одина. Последний был много старше остальных, и Локи его не знал.
— Если ты позволишь мне поставить эксперимент на самой царице, это будет беспрецедентно, — говорил Алгир. — Я не могу ручаться за успех. Стимуляция может оказаться слишком сильной.
— Не имеет большого значения, — перебил маг. — Фригга должна родить защитника мира всех миров, если ей не удастся, она станет бесполезной для Асгарда.
— Главное, не увлекайся своими научными изысканиями, — добавил незнакомый мужчина. — Все мы знаем, что опыт для тебя важнее жизни царицы.
— Я буду предельно осторожен, — кивнул целитель.
— Мы должны рискнуть, — подтвердил Один. — Нам нужен этот ребенок.
Картинка завертелась и обернулась садом с ручьем.
— Стимуляция прошла неудачно, и ребёнок родился мертвым? — выпалил Локи, как только немного пришел в себя.
— Не думал, что ты сразу догадаешься. — Из уст Всеотца слова звучали похвалой. — Да, у нас ничего не вышло. И мы решили подождать несколько столетий. В конце концов, предначертанное судьбой свершилось — родился тот, кого ты всю жизнь называл старшим братом.
— Старшим братом, — рассеянно повторил Локи. То, что Один неизменно именовал приемыша сыном, а Тора — его братом, льстило.
— Мама всегда хотела иметь хотя бы двоих детей, — задумчиво произнес бог, — так что ты очень вовремя к нам попал, сын Лафея.
Разомлевший Локи вздрогнул как от пощечины — все же не стоило узнавать весь этот комок правды. Отец явно недоволен расспросами.
— Спасибо. Что рассказал, — Локи встал и изысканно поклонился отцу. — Прости, что я принес тебе столько бед.
Один ограничился кивком.
В течение нескольких дней Локи старался держаться в тени, не попадаясь отцу на глаза после того неприятного разговора. Следовать за ним, оставаясь незаметным, и ловить каждое слово, будучи в любую минуту готовым предложить свою силу и, если потребуется, жизнь для воплощения планов царя. Это было настоящее счастье, и больше всего на свете царевич не хотел уезжать — все революции были забыты, поселенцы отошли на второй план. Локи хотел служить отцу подобно воронам и волкам, поэтому, когда спустя несколько ночей пришло послание от Хагалара с требованием вернуться, Локи едва сдержался, чтобы не порвать его в клочья. Но медлить было нельзя. Он и так засиделся во дворце, его присутствие сильно нервировало и брата, и большую часть придворных.
Прощание с дворцом было пышным, на него пришли даже друзья Тора.
— Приезжай к нам еще, — сказал Фандралл, салютуя Ивару.
— О да, и привези какую-нибудь интересную птицу, — добавила Сиф.
— Разумеется, разумеется, — кивнул маг. — Если на то будет воля сына Одина, — кивок в сторону Локи, который любезничал с матерью. Она сама настаивала на его приезде во дворец, но к концу стала выражать явное недовольство по поводу длительности пребывания. Среди провожающих была и Фула. Улучив удобный момент, она отвела в сторону Беркану.
— Позволь я дам тебе совет, дорогуша, — сказала она тихо. — Даже если ты талантлива как маг, тебя всегда могут отравить. Поверь, тебе во дворце никогда не будут рады.
— Я знаю, — кивнула девушка, внутренне похолодев. — Я не хотела приходить сюда.
— Очень сильно подумай, прежде чем выходить замуж. Ты ведь отверженная, значит, барышня свободная и сама за себя все решаешь.
— Замуж? — удивилась Беркана. — Нам запрещено.
— Даже в Гладсхейме любому известно, как вам что запрещено, — усмехнулась Фула. — Мое дело тебя предупредить. Оставь в покое Локи, не нарывайся на большие, очень большие неприятности. Против тебя выступит, как минимум, сама царица.
— Против меня? — Беркана совсем смешалась. Неужто Фригг узнала ее? Нет, этого не может быть, они уже виделись раньше, и та ни жестом, ни словом не дала понять, что узнала. Магиолог судорожно кивала на каждое слово Фулы и мысленно давала себе обещание не вмешиваться ни в какие авантюры Локи. Ей вечно суждено гнить в поселении, большой мир закрыт для нее навсегда — он ее уже ненавидит, хотя она ничего плохого не сделала!
По возвращении Локи было не до чего. Он ходил по поселению сомнамбулой и думал только о том, как заставить отца собой гордиться. Нужно было что-то новое, революционное. Вернувшиеся с Земли мастера придерживались очень противоречивых мнений. Кому-то все понравилось, кто-то заявлял, что никогда не допустит ничего подобного в Асгарде, кто-то — что есть несколько разумных изобретений, и их можно и нужно адаптировать на пользу поселению. Локи эта «демократия» раздражала. Наорав на всех почтенных старцев, он заявил, что полностью поддерживает идеи Раиду и что ученые должны немедленно приступить к воплощению тех планов, которые кажутся естественникам разумными. Мастера, привыкшие к тому, что Локи не вмешивается в дела поселения, не знали, что и делать. Посовещавшись, решили созвать тинг и обязать присутствовать на нем всех жителей.
Собрание тинга всегда было событием очень шумным. А уж в этот раз, когда площадь с трудом вместила в себя больше тысячи асов, стоял такой гвалт, что даже ближайшие соседи не могли расслышать друг друга.
— Довольно! — крикнул Локи, выйдя на помост с каруселью. Однако его реплику не расслышали, и ему пришлось повторить:
— Хватит!
Резко наступила тишина. Такая оглушительная, что можно было услышать жужжание пролетающей мимо мухи. Локи прокашлялся и продолжил уже более спокойно:
— Вам давно пора приниматься за работу. У кого-то есть конкретные предложения?
Тишину не посмел нарушить ни один… Асы переглядывались, подталкивали друг друга, тихо перешептывались, но выйти из толпы и подойти к сиятельному царевичу не смели. Локи хотел уже было продолжить речь, но тут вперед вышел, а точнее, вывалился, чуть не поскользнувшись и не поздоровавшись с лужей вплотную, широкоплечий ас с темно-русыми волосами, заплетенными в косу. Локи с трудом узнал его — это был Урур, то ли родственник, то ли бывший любовник… кажется, ее звали Наутиз — молодая женщина, с которой царевич познакомился во время изучения холодильника.
— У меня есть предложение, — Урур поднял вверх правую руку, с опаской посматривая на царевича.
— Я слушаю, — Локи кивнул и постарался предать лицу умное и заинтересованное выражение.
— Печатный станок. У людей он появился много веков назад и больших усилий не потребует. Нам нужно всего лишь вырезать руны из металла, покрасить их и прикрепить к ровной пластине, под нее положить лист бумаги и надавить — мы получим целый лист одним движением.
Поселенцы начали тихо переговариваться, выражая все «за» и «против», порой не в самых цензурных выражениях. Локи собрался призвать толпу к порядку, но тут вперед вышел Ивар — мастер естественной ветви науки. Он занимал свой пост уже несколько столетий и успел сыскать всеобщее уважение.
— Ваше высочество, мне эта затея не кажется удачной. У нас есть стукалки, мы можем быстро и без ошибок набить любой текст — наши библиотекари работают днями и ночами. — Ивар всегда говорил кратко и по делу.
— Но они не могут набить сразу несколько копий! — Урур хотел выйти вперед, но, вовремя вспомнив о луже, остался на месте.
— Несколько библиотекарей вполне могут набить одинаковый текст. У нас нет потребности в сотне копий одного документа.
— Врешь! Начальные учебники по естественным наукам пришли уже в совершеннейшую негодность и их очень мало! Учить новичков скоро станет просто-напросто невозможно! — Та решительность, с которой естественник отстаивал свое мнение, была поистине впечатляющей, но многие предпочли бы, чтобы он замолчал, ведь начиналось самое страшное, что могло произойти на тинге — базарный спор. А базарный спор с собственным мастером почти всегда кончался в пользу мастера.
— Мы можем купить новые, — мягко возразил Ивар. Естественники уже и забыли о царевиче, который с кислой миной наблюдал за происходящим.
— Зачем нам тратить серебро и силы логистов? Мы сможем получить копию любой страницы в любой момент: надо будет только нарезать множество букв. К тому же ошибок будет гораздо меньше. Наши библиотекари быстры, но не безупречны!
— Мне это не кажется проблемой первой необходимости. — Ивар уже начал терять терпение. Он понимал, что это тот самый случай, когда спорь — не спорь, переубедить не получится. Поселенцы все равно поддержат его; и он сам, и Урур это знает, так что они просто зря теряют время…
— А мне кажется!
Сотни пар голубых глаз уставились на того, кто посмел вмешаться в спор — на царевича Асгарда.
— Урур, кто тебе нужен?
— Пара естественников и маг, на случай, если мы не сможем подобрать краску или если не решим, какой источник энергии использовать. Магиологи мне вряд ли понадобятся, — пробормотал Урур, не веря собственной удаче — царевич Асгарда не просто обратил на него внимание, а поддержал, даже несмотря на явное неудовольствие мастера! Это было немыслимо. Асы переглядывались и перешептывались. Наконец-то Локи решил показать, что он не просто изгнанник, а еще и сын Одина, хозяин всех земель Асгарда. У одних ученых были не самые лучшие отношения с мастерами, другим запрещали проводить их личные исследования, ссылаясь на опасность. Теперь же, когда появился тот, кто выше тинга… Во многих головах начали зреть планы по использованию могущества Локи в своих целях. Тот же тем временем прошелся по помосту и осмотрелся, выискивая в толпе нужные лица.
— Наутиз, Ивары — приступайте к работе. — Царевич мстительно ткнул пальцем в мастера естественной науки, своего давнего приятеля и девицу из холодильника. Сказать, что все трое были удивлены, значит, ничего не сказать. Они переглядывались, пытаясь найти друг у друга ответ на вопрос — почему именно они?! По толпе прошел ропот — решение царевича всем показалось странным.
— Если так угодно сыну Одина… — первым пробормотал Ивар, как только понял, что не сможет сходу придумать никакую отговорку. Он никак не ожидал, что от красок, шипучей воды и развлечений его оторвут и заставят работать. Как Локи мог так поступить с ним, особенно после того, как лично возил во дворец?
— Оу, любовничек, провидение снова свело нас вместе, — немного нервно хихикнула Светлоокая, подкалывая старого знакомого.
Локи, тем временем, снова взял слово. Асы тут же замолчали.
— Ученые мужи Асгарда, мы все должны сплотиться на благо общего дела. Нам пора признать: мы бесконечно отстали от Мидгарда. Люди уже не далеки от изобретения портала между мирами. И когда это случится, ничто не сможет помешать им напасть на нас. В лучшем случае мы будем уничтожены, в худшем — порабощены ничтожными смертными. Только от вас, от нашего научного мира, зависит будущее всего Асгарда. Я прошу всех логистов из всех миров найти все лучшее, что может быть использовано во благо и для процветания Асгарда. И в первую очередь, сейчас, как никогда ранее, нам важно иметь мощнейшее оружие для обороны. Стрелы народа алькеро, конечно, очень дорогие, но, наложив на них магию, мы сможем пробить любой щит противника, его броню и орудия. Маги и магиологи, вы должны как можно скорее создать новые боевые заклинания и научиться пользоваться старыми. Если мы не сможем создать действенное железное оружие, равное человеческому, значит, будем травить людей заклинаниями — это наше единственное преимущество и шанс устоять против их огневой мощи. Логисты Земли, естественники, доставьте как можно скорее образцы земного оружия, а также его схемы и принципы устройства. Наша цель — не создать копии оружия Земли, а найти наилучшую защиту от него. Могу ли я и весь Асгард рассчитывать на вас, друзья мои? Только сплотившись мы сможем противостоять возможной угрозе!
Народ слушал царевича, затаив дыхание. Никто из ученых никогда не смел даже помыслить о том, что сам сын Одина будет говорить с ними как с ближайшими друзьями, что проникнется их нуждами, что на их плечи возложит безопасность самого Асгарда. Со всех сторон послышались вопли восторга, Локи встречали горящие энтузиазмом глаза и полная готовность работать до последнего. Царевич остановился на краю помоста, раскинув руки в разные стороны. Никогда еще он не возвышался над ликующей толпой, никогда еще у него не получалось воодушевлять своей речью сотни существ. Он впервые достиг того результата, к которому стремился столетиями, — нашел подход и умело воспользовался чувствами своих подданных, направляя их к избранной цели. А отдельных недовольных, вроде Хагалара, он старался не замечать.
Восторженная толпа, распавшись на группки, принялась обсуждать промышленную революцию и достижения мира людей. Локи спрыгнул с карусели — свое дело он сделал, очень скоро отец получит великий модернизированный Асгард и признает, что приемыш превзошел его родного сына! От сладостных мечтаний царевича отвлек старый маг. Хагалар напоминал большую тучу, которая вот-вот разразится не простым дождем, а ливнем с молниями и градом. Сдерживая себя в движениях, он не особо нежно схватил царевича за руку и оттащил в сторону, подальше от восторженных поселенцев.
— Плоть и кровь Одина, ты не просто не мастер науки, ты даже не один из нас, ты просто гость. — Вождь походил на змею, которая своим ядом способна отравить не только весь Асгард, а еще и Етунхейм в придачу. — Ты не имеешь права отдавать приказания, ты вообще здесь никаких прав не имеешь! — Тихая ярость мастера не очень медленно, но верно перетекала в явственную и разрушительную, только вот Локи, упоенный недавней победой, не придавал этому значения. Воодушевленный толпой, он был готов кратко, но очень точно послать так сильно бесившего его аса.
— Если ты не забыл, я царевич Асарда! — заявил он. Заносчивость сквозила не только в словах, но и в движениях, раздражая Вождя еще больше.
— Законы Одина на нашей земле не действуют! — заорал в ответ Хагалар, грубо разворачивая Локи лицом к себе. Находящиеся вблизи асы удивленно обернулись, но ничего не заметили. Хагалар отвлекся на мгновение, творя заклинание отвода глаз, а потом продолжил столь же яростно: — Твоя модернизация — чистое безумие! Единственное верное решение — это заняться боевыми заклинаниями, и то это была моя идея! Что до остального — ученые только зря потратят силы. Мы здесь, вообще-то, работаем, а не удовлетворяем каждую бредню малолетних детей! Ты ничего не смыслишь ни в науке, ни в нашей жизни, вообще ни в чем! Не зная ни о ком ничего, ты вдруг решаешь командовать? Да ты просто…
— Заткнись!
Опьяненный чувством вседозволенности царевич повел себя настолько нагло, что опешивший Хагалар и в самом деле замолчал.
— Еще одно слово, и я расскажу им, как ты под пытками отнял у меня реактивы, — Локи, повторяя недавние интонации Вождя, со злым оскалом зашипел, делая маленький шаг вперед. Впрочем, чувство вседозволенности еще не научилось само по себе сдвигать древних асов с места. — Я расскажу им все о тебе, о том, как ты связан с моим отцом! — Локи протянул свободную руку в сторону тинга. — Взгляни на эту толпу — она любит меня! И она растерзает тебя! Или ты, мастер магии, великий воин, просто прирежешь всех своих подданных? — Раздался тихий, но злой смех — царевич все более походил на сумасшедшего. — Я долго играл по твоим правилам, но эта игра мне надоела до смерти. Ты ничтожен в своей гордыни! Этот день будет днем моего триумфа. И берегись, Хагалар, встанешь у меня на пути — я раскрою тебе череп! — Очередное шипение прервалось так же быстро, как и началось — звонкая пощечина заглушила последние слова.
Голова царевича мотнулась с такой силой, что хрустнули позвонки. Заклинание работало превосходно — никто ничего не заметил, асы даже не отвлеклись от своих научных рассуждений.
— Да как ты… смеешь… — расширившимися, ошалелыми глазами Локи смотрел на исследователей, которые ничего не замечали. В этот момент Хагалар больно схватил его за ухо и впечатал в стену ближайшего дома.
— А теперь послушай меня, сопляк. Ни одно существо в мире не смеет угрожать мне, и ты не просто не исключение, ты самый наглядный из примеров. Еще одна такая глупость, одна такая ошибка, и ты дорого поплатишься, уж это я тебе гарантирую! — Хагалар поворачивал и оттягивал руку, принося, мягко говоря, неприятные ощущения. — Хочешь испугать меня страшной карой? А кишка у тебя не тонка? Да и, как думаешь, кому из нас поверят — мне, старому уважаемому магу, или тебе — юнцу, который еще ничего из того, что обещал, не сделал? — Вождь резко отпустил царевича и, круто развернувшись на каблуках, бросил напоследок:
— Я тебя предупредил. Больше поблажек не будет.
Локи распрямился и посмотрел на мастера магии с такой злобой, которая вполне могла прожечь дырку в Хагаларе, будь он деревянным. Только один из них уйдет из поселения живым.
====== Глава 41 ======
Этот день мог бы войти в анналы истории не только поселения, но и всего Асгарда. День, когда загадка величайшего артефакта ледяных гигантов, наконец, будет разгадана. День, когда фелаг, возглавляемый самим мастером магии по приказу Одина Всеотца, перестанет существовать. Эти исследования должны были принести ученым всемировую славу, но, увы, слишком велика была степень секретности, и даже в случае успеха предприятия всем выкладкам суждено пылиться в архивах среди прочих скучных, бесполезных и безрезультатных опытов.
Раиду оттягивал этот момент как мог, порой просто отказываясь продолжать теоретические расчеты, но Ивар и Лагур были неумолимы.
— Мы вот-вот закончим исследования, брат, — сказал Ивар как-то за завтраком. — И сможем заняться чем-нибудь новым, не менее интересным. Ты сможешь вернуться в те фелаги, в которых мы работали вместе до появления Локи. Они топчутся на месте без твоих идей.
— Никуда я не вернусь, — отрезал Раиду. — Я буду делать то, что скажет царевич, и работать только zu seinem Wohl{?}[на его благо], — с этими словами он залпом осушил рог со скиром и поморщился. — О пламя Муспеля, когда же, наконец, созреют новые ягоды?
Раиду потянулся за молоком. Оно не шло ни в какое сравнение с медом и элем, которые ему довелось попробовать во дворце Асгарда. Уж что-что, а пища там была великолепная. Будто в Гладсхейме уже завели холодильники. О, если бы они были в поселении, то молочные продукты хранились бы месяцами. Нет, зимами. И холодильники должны быть разные. Одни — для трупов, другие — для веществ, третьи — для мяса, четвертые — для всего молочного, пятые…
— Брат, и ты, и я знаем, что Локи не очень хорошо представляет себе, что именно нам нужно. Следуя за ним, ты не придешь в лучший мир.
— Что ты сказал? — Раиду, вскипающий с полуоборота в обычное время, сейчас, накануне переломного дня, самый прозрачный намек на критику считал глубочайшим оскорблением.
— Всего лишь то, что мы должны подсказать ему, в чем нуждаемся в первую очередь, — даже в неформальной обстановке столовой Ивар блистал сдержанными манерами, — помочь выбрать действительно ценные находки среди мидгардских новшеств.
— Так ты все же решился заняться с нами сокровищами Мидгарда?
— Я думал продолжать изучение электричества. Да и в других фелагах, где мы работали вместе, я должен появляться, — в голосе Ивара слышался упрек. — Брат, еще сейчас, когда речь идет о каскете, я могу найти тебе оправдание, точнее, твоему бездействию в отношении других исследований, но когда мы закончим…
— Ах ты зловредная ворона! — перебил Раиду, придвигаясь ближе, так, чтобы не услышали соседи по столу. — Schweig und hör{?}[Смолки и внимай]: Локи мне много дороже тебя. Выбирай, либо ты отдашь все свои время и силы богу, либо наши пути разойдутся здесь и сейчас.
— Брат… — Ивар опешил: Раиду все неправильно понял, — не спеши перечеркивать всю нашу жизнь…
— Не забывай, что мы вообще не родственники, — зло бросил ученый. — Твои фырканья лживы. И я ничего и никогда тебе не обещал, а если бы и обещал, это не имело бы никакого значения. Нечего попусту метать слова, мы нужны Асгарду. Асгарду нужны не наши прошлые исследования, Асгарду нужен Мидгард. И уже лишился рассудка тот, кто этого не разумеет.
— Брат… Раиду… Ты не совсем правильно меня понял. Я говорил только о том, что нам нельзя забывать об обязательствах, — совсем смешался Ивар. — А работа в других фелагах — это обязательства и есть. Что от тебя останется, если от них отступиться? И что о тебе будут думать наши соседи?
— Что я сходен обличьем с посланником божьим, — вновь перебил Раиду. — Что я несу в мир то, что угодно самому сыну Одина. Вот, что подумают остальные. А дерзкие речи визжащего мастера магии и им подобных меня не волнуют.
— Ты просто не замечаешь, какая übler Ruf{?}[дурная молва] о тебе уже ходит!
— Бабьи сплетни смолкнут, как только мы проложим тубы и обеспечим нормальное отопление. Нормальную жизнь. Как в квартирах Мидгарда, а не как в наших сараях.
Ивар взял ложку и вернулся к твердому скиру, который, правда, совсем не лез в глотку. За прожитые бок о бок столетия естественник привык к упертости Раиду и давно не удивлялся безумным выходкам, но такого не ожидал.
А между тем снег полностью растаял, мать-и-мачехи сменились пышными люпинами, которые можно было увидеть на столах почти всех лабораториумов. Перелетные гуси вернулись в Асгард, чтобы занять свое почетное место на обеденном столе. Даже мхи зацвели, радуясь частым дождям. Летняя половина года. К ее концу, по приказу Локи, надо было изучить и ввести в работу отопление и электричество, но Ивар сильно сомневался, что это возможно. Горячие подземные источники пока удалось обнаружить только за пределами поселения, а работать там было смертельно опасно: крестьяне из соседних деревень и так заметили, что в мире отверженных неспокойно. Ивар лично должен был объясняться с соседями. Он, как и многие ученые, выбирался иногда в деревни на тайные свидания. Теперь, когда Один снял метку преступника и забыл вернуть, естественник перестал бояться каждого шороха. Клеймо все еще красовалось на его груди, но маги его не чувствовали.
Не терпящий случайных связей, Ивар давно завел себе постоянную подругу, которую про себя называл «женой». На самом деле, она была женой одного из крестьян, но общаться с отверженными было так выгодно, что чуть ли не полдеревни тайно друг от друга встречались с преступниками, у которых всегда водились и ценные вещи, и еда. У «жены» Ивара было двое детей с огромной разницей в возрасте. Женщина убеждала естественника, что младшая дочь от него, и ученый не имел особых причин ей не верить. До поселения у него было двое сыновей, дочери же не было никогда. Девочку дела взрослых не волновали, и про отверженных она еще ничего не знала, в отличие от матери. Когда Ивар пришел к ней в очередной раз, злой после размолвки с братом, женщина накинулась на него с расспросами: «Что у вас происходит? Мы слышим какой-то странный шум. У вас был праздник?» Ивар отвечал невпопад, не желая вдаваться в подробности промышленной революции, в конце концов, он не ради этого приходил к «жене». Однако взял себе на заметку, что славославить Локи надо потише и каждое новое внедрение проверять на шумность, чтобы не получилась такая же промашка, как с автомобилем. Мало того, что машина не завелась, а только пыхтела, грохотала и дребезжала, так ее еще и соседи слышали. Логисты, правда, клялись и божились, что в следующий раз привезут современную машину, а эту тихо вернут в музей, откуда и позаимствовали на пару ночей, но маги и естественники скептично отнеслись к этой затее.
А между тем день завершения работ над каскетом приближался. Одним светлым, солнечным утром фелаг собрался в лабораториуме, как все считали, в последний раз. Доспехи Локи, призванные защитить от взрыва или еще чего похуже, красовались на всех. О, сколько времени царевич потратил на то, чтобы одеть фелаг. Со дня открытия артефакта прошло так много времени, что все успели забыть, как именно облачаться в доспехи.
— Es ist so erstaunlich{?}[Просто поразительно], как ты научился их надевать самостоятельно! — шептала себе под нос Беркана, в пятый раз неправильно застегивая многочисленные пряжки. — Лагур, ну почему нельзя было создать что-нибудь попроще?
— О дочь Вотана, просьбою своей ты выдаешь прискорбную беспечность! Ведь сложность надевания сего надежности защиты есть порука! И упростив конструкцию, увы, защиту ослабляем мы безмерно! — ответил ученый в своей привычной манере.
Беркана только страдальчески вздохнула и принялась в шестой раз застегивать непослушные пряжки.
Локи ждал завершения работы над каскетом с нетерпением: сегодня ученые, наконец, узнают, из чего состоит мощнейшее оружие, которое царевич лично вручит богу. Исследователям потребуется совсем немного времени, чтобы восстановить артефакт, и все, его состав занесут в справочники, а от общества мастера магии можно будет избавиться навсегда! Локи потирал руки, предвкушая скорое расставание с Вождем.
Совсем другие мысли занимали Раиду: расстаться с богом, не видеть его каждый день, не заниматься общим артефактом — это было выше его сил, и, не будь он в первую очередь ученым, он бы сделал все, лишь бы предотвратить последние эксперименты.
— Итак, мы не знаем, понравятся ли артефакту ваши действия, дети мои, — сказал Хагалар, усаживаясь на лавку и закидывая ногу на ногу. — Всем находиться вблизи необязательно. Естественники, кто из вас будет рисковать молодостью и жизнью?
— Омудрый муж, даруй мне сей удел! — Лагур сделал шаг вперед. — Тому есть основания такие: я много думал, многое читал, характер дела лучше понимаю…
— Хорошо, — кивнул Ивар. — Viel Erfolg{?}[Удачи
Хагалар встал со скамейки и согнал всех в угол комнаты.
— Стоять здесь. Я поставлю защитный купол: если что-то случится, вы, дети, останетесь в безопасности. И да, если что-то таки случится, постарайтесь выбраться отсюда. Если, конечно, будет, из чего выбираться.
— А как же ты? — воскликнула Беркана.
— Девочка моя, — маг легонько взъерошил ей волосы. — Я глава этого фелага, я отвечаю за ваши жизни. Я буду рядом с Лагуром, чтобы, notfalls{?}[при необходимости], оказать ему помощь. В особенности, медицинскую.
— Какое благородство, — процедил сквозь зубы Локи. — Неужто ты что-то смыслишь в медицине?
Вождь то ли не расслышал его слов, то ли не обратил на них внимания. Он подошел к столу, куда Лагур уже водрузил порядком опустевший артефакт. В большой плошке он развел огонь, поставил треногу, а на нее поместил фарфоровую плошку поменьше. Хагалар, для которого поддержание щита не требовало больших усилий, стоял рядом и внимательно следил за всеми манипуляциями естественника. Раньше фелаг не решался нагревать содержимое каскета — последствия этой операции были непредсказуемы: мог выделиться ядовитый газ, произойти взрыв или еще что-нибудь непредсказуемое. Однако все остальные исследования уже были проведены по нескольку раз и результатов не дали. Лагур недрогнувшей рукой налил в чашку голубую вязкую жидкость и подбросил щепок в огонь. Все затаили дыхание. Ивар ощущал дрожь в коленях, даже несмотря на уверения Хагалара, мол, щит выдержит что угодно. Вдруг каскет рванет со всей своей космической мощью и разнесет пол-Асгарда? Ивар хорошо помнил рассказы царевен Ётунхейма о могуществе древнейшего артефакта.
Мгновения сменялись минутами, но ничего не происходило: ни взрыва, ни выделения яда. В конце концов, синяя жидкость улетучилась, не достигнув точки кипения. Полностью. В плошке не осталось ничего, даже намека на твердый осадок. Лагур невозмутимо потушил огонь и приступил ко второй части эксперимента. Он положил в каскет медь и кивнул Хагалару. Маг пустил легкий разряд электрического тока. Прошло достаточно много времени, прежде чем на медь налипли черные частички.
— Железо, — констатировал Лагур.
— Которое не могло выпариться в предыдущем опыте! — подытожил Раиду. — О пламя возмездия, опять ни один эксперимент не подтверждает другой! — Он кричал якобы от негодования, стараясь скрыть захлестывавшую его радость — ничего не вышло, они и дальше будут работать над каскетом, он еще долго сможет лицезреть бога! Сам Локи стоял в углу, скрестив руки на груди и плотно сжав губы. Полный провал. На этих ученых ни в чем нельзя положиться. Сколько еще месяцев им потребуется на то, чтобы достигнуть хоть каких-нибудь результатов?
— Надо будет разобраться, что такое спектральный анализ, — говорил Ивар Лагуру, расставляя аппаратуру для ежедневных, давно всем приевшихся бдений. — Быть может, он нам поможет.
— Коль даже боги неспособны в суть сего проникнуть мыслию ли, магией ли дивной — то смертным ли в тщете своей мирской кристалла смысл и действие познать? — ответил Лагур, переодеваясь из защитной одежды в обыкновенную. Все признавали, что ходить в ней постоянно категорически невозможно, тем более сейчас, когда тепло и даже закатанные рукава просторных рубах мало помогают освежиться в пропитанной реактивами духоте лабораториума.
Работа вошла в свое привычное русло. Хагалар вел какие-то свои расчеты, стараясь не показывать, насколько разочарован в естественниках. И это лучшие умы поселения — полгода не могут ничего сделать с одним единственным артефактом. Впрочем, это не их вина, а мудрейшего Одина, который в свое время не дал исследовать артефакт. Осел, просто осел, и сынков вырастил себе под стать! И, похоже, на второй попытке особенно в этом преуспел.
Беркана читала книгу если не по спектральному анализу, то по чему-то очень похожему. Недавно логистам приказали закупить книги по современной естественной науке Мидгарда. Те явно не поняли, чего от них хотели, никак иначе нельзя было объяснить такие книги как: «Большая энциклопедия природы Галапагосских островов», «Занимательные задания и эффектные опыты по химии, физике, биологии», «Оптика. Четвертый курс» и прочие с таким темным содержанием, что естественники только руками разводили, особенно после того, как наткнулись на атомную физику. Беркана взяла почитать книгу под названием «Камни и жидкости — все цвета радуги». Она была разделена на семь разделов, и в каждом описывались свойства камней и жидкостей определенного цвета. Дочь Одина надеялась найти среди синих каскет. Локи, чтобы не сидеть без дела и не присоединяться к расчетам Хагалара, с которым не разговаривал после недавней стычки, встал рядом с магиологом и взял в руки правую часть большой и тяжелой книги. Неподалеку гремели пробирками Раиду и Ивар. Лагур, находясь в привычной для него прострации, гипнотизировал почерневшую медь, будто она от одного его взгляда могла заговорить и поведать все тайны жидкости, в которую ее недавно опускали.
— Знаешь, плоть и кровь Одина, — вдруг завел речь Хагалар, не отрываясь от расчетов, — обычно твоя дурость меня просто поражает. Но иногда я вспоминаю, чей ты сын, и все встает на свои места.
Локи отвлекся от описания берлинской лазури. Хагалар явно не к нему обращался, а лишь проговаривал мысли вслух, но от этого его речи менее погаными не становились.
— Твой отец… Нет, может, он и гениальный политик, но по-своему настоящий осел! — Вождь отбросил в сторону какие-то листы, перепачканные краской. — Это же надо было, когда мы только привезли каскет, не дать его исследовать! Никому! Я не говорю о глубоких исследованиях, ладно, без них обошлись бы, но хотя бы самые простые, чтобы гарантировать, что он не рванет через день без присмотра, прихватив с собой весь золотой дворец! Нет, ничего не надо, он будет в хранилище до конца дней своих. И вот теперь лучшие умы поселения и ты вот уже полгода упражняются в элементарнейших опытах в надежде попасть пальцем в небо. А уж сколько реактивов мы извели…
— Хагалар, не смей! — произнес Локи с пугающими, как он сам надеялся, интонациями в голосе. Никто. Не смеет. Обвинять. В чем-либо. Бога.
— Еще ты указывать будешь, что мне делать, — отмахнулся маг. — Наглости тебе тоже не занимать. Как и твоему отцу. Знал бы ты, сколько провалов она ему обеспечила.
Беркана отвлеклась от книги и глянула на царевича — на его лице застыла гримаса ярости.
— Локи, — прошептала она, осторожно дотрагиваясь до холодной ладони. — Локи, ты в порядке?
— Если не хочешь повторения судьбы своего отца, сын Одина, научись вежливости и дипломатии, иначе битва Синмары повторится.
Естественники давно привыкли к перепалкам и не обращали на них внимания, а вот Беркана почувствовала, как напрягся Локи. Рассказы о битве Синмары слышали все. Она произошла несколько тысячелетий назад и была сокрушительным поражением Асгарда, о котором запретили даже говорить. Напоминать о ней царевичу точно не следовало. Хагалар еще что-то говорил, не поднимая головы, но Беркана не слышала — Локи резко дернулся вперед.
— Нет! — воскликнула девушка, вцепляясь мертвой хваткой в руку софелаговца. Только не драка в лабораториуме! Куда там: царевич оттолкнул ее одним движением. Одинсдоттир даже вскрикнуть не успела. Она отлетела назад и сильно ударилась о стол со стопками книг по магии Мидгарда. Стол устоял, но книги попадали, и некоторые, особо тяжелые, ударили Беркану по рукам и голове. Девушка с трудом сфокусировала взгляд. С ужасом она наблюдала, как Локи несется на Хагалара, не обращая внимания на грохот падающих скамеек. Братья попытались остановить его, но Локи отшвырнул и их в сторону.
Беркана хотела заорать, встать, но не могла. Только, затаив дыхание, смотрела, как друзья врезаются стол, где стоял каскет и многочисленные пробирки с кислотами, щелочами, основаниями. Во все стороны брызнули осколки стекла и капли разноцветных жидкостей. Лабораториум наполнился истошными воплями боли. Каскет упал на пол и начал как-то неестественно переливаться всеми оттенками синего. Хагалар вскочил на ноги. Локи уже почти достиг его, магов разделял всего один стол. В руках царевича блестел начищенный до блеска кинжал, лицо исказилось гримасой ярости. Мастер магии будто не замечал нависшей опасности. Неуловимым движением он выбил нож и ударил Локи по шее — тот свалился на стол как подкошенный; бумаги разлетелись веером по всему лабораториуму.
— Бегите отсюда! — крикнул Вождь, на ходу творя заклинание щита. Каскет из светло-голубого стал уже темно-синим. Беркана и сама понимала, что надо бежать, но не могла заставить себя пошевелиться. «Я погибну здесь!» — пронеслась паническая мысль. Девушка смутно осознавала, что Лагур помогает ей встать и ведет на улицу. Она обернулась: Хагалар ногой отпихнул каскет подальше, схватил естественников, не обращая внимания на возобновившиеся крики боли, и ринулся прочь. Царевича дочь Одина нигде не видела, зато прекрасно чувствовала, как вокруг артефакта формируется мощнейший магический щит.
Беркана вдруг обнаружила себя на земле. Над ней склонилась какая-то целительница и водила указательным пальцем прямо перед носом. Магиолог попыталась встать, но голова кружилась, ноги не слушались. Она услышала стоны и, несмотря на боль, повернула голову. Рядом с ней лежал Ивар. Если бы она могла, то закричала бы. Никогда еще она не видела ничего подобного. Тот, кто еще утром помогал ей надевать нагрудник, извивался на земле, весь в крови и ожогах. Около него суетились целители. Где-то невдалеке орал Хагалар:
— Не подходите к лабораториуму. У нас проблемы с каскетом! Все может взорваться.
Беркана нашла глазами Локи: он стоял, прижимая руку к лицу: из носа у него шла кровь. Он с каким-то пустым выражением смотрел вперед. Не на нее, на естественников. Тут к нему быстрым шагом подошел освободившийся мастер магии, пробормотал что-то невнятное, схватил за руку и потащил подальше от толпы. Беркана с облегчением закрыла глаза. Никогда еще она не была так близка к смерти, как сегодня.
Комментарий к Глава 41 Советую заглянуть в разбор главы даже тем, кто обычно их не читает: в нем содержится интересная информация об Исландии – стране, куда я и поселила своих асов, превратив ее в Асгард.
http://vk.com/album-57908144_195763787 – фотографии из реального Асгарда, имеющие непосредственное отношение к повести. Посмотрите, как выглядят лавовые поля или дома отверженных.
http://vk.com/album674008_195463468 – это глобальный отчет по Исландии-Асгарду, растянутый на 93 фотографии (первый комментарий под каждым фото – часть отчета)
====== Глава 42 ======
Хагалар вел Локи к дому окольными путями. «Только бы этот олух молчал. Нужно как можно скорее запереть его, иначе в дурную голову может закрасться мысль раструбить на каждом углу о произошедшем и все, пиши пропало»… Нет уж, хватит с величайшего мага всех времен и народов глупостей малолетних царевен. Никто, даже сам Один, не посмеет испортить его игру и вырвать победу из рук. Слишком долго он ждал своего часа и больше ждать не намерен.
Изначально, по плану, на провокацию должен был повестись Раиду. Естественник и так был в расстроенных чувствах после неудавшегося эксперимента, а тут еще и оскорбление его дорогого божества. Успех был гарантирован. Но нет, Локи в очередной раз спутал все карты. Напал сам да не просто напал, а еще и изувечил собственных дружков! Знал бы он, насколько это на руку мастеру магии!
Когда детеныш бросился на него, первой мыслью Хагалара было не оглушать сразу, а вступить в драку и активировать пару мощных заклинаний, которые обыватели приняли бы за взрыв. Они бы и за год не разобрались, что именно взорвалось — каскет, который, как маг точно знал, взорваться не мог, или кислоты, разлитые измотанными многодневными бдениями естественниками. Тот же сухой йодистый азот детонирует от удара, а если бы к нему добавилась концентрированная серная кислота, попавшая в воду — естественники точно не досчитались бы рук, ног и головы заодно. Укрыть же дитя щитом маг бы всегда успел. Хотя это и не обязательно — на царском недоразумении доспехи, оно бы отделалось парой переломов, синяками и, возможно, черепно-мозговой травмой. Хотя нет, просто черепной — плоть и кровь Одина в очередной раз доказала, что мозга у нее нет. Зато сколько проблем в лице неугодных асов Хагалар бы устранил! Да и не только асов: раздражающей дружбе пришел бы конец, Локи остался бы без своих вернейших союзников.
Однако, здраво рассудив, мастер магии пришел к выводу, что живые да еще и спасенные им софелаговцы принесут больше пользы, чем мертвые. Гораздо выгодней быть героем, спасшим пять жизней, а не одну. Так или иначе, ни о какой дружбе между фелагом и Локи больше не могло быть и речи, а смерть Раиду сейчас, когда чуть ли не все поселение с горящими глазами принялось изучать продвигаемые им мидгардские игрушки, к сожалению, ничего не даст, его просто возведут в ранг героя, а делиться этим званием Хагалар не собирался. Вечно ярившегося естественника стоило сперва опорочить, втоптать в грязь, а потом уже, если представится случай, убить. Если он, конечно, сам не захочет свести счеты с жизнью… Главное, чтобы окружающие потеряли веру в его идеи, все остальное приложится. Потеряв уважение раз, Раиду никогда не сможет его вернуть. Уж об этом старый маг позаботится. А детеныш — Хагалар мельком глянул на беспрекословно следовавшего за ним Локи — он стал слишком многое позволять себе. Пора уже спустить его с небес на землю и донести, что он — никто, особенно в опекаемом магом поселении. Его неумелое руководство могло привести к распаду поселения, к стычкам между мастерами, учеными и обслуживающими сословиями, к убийствам. Но не теперь. Пора платить по счетам.
Пинком открыв дверь, да так, что она чуть не слетала с петель, Хагалар как котенка бросил Локи в комнату, а точнее, в ближайший столб. Из носа царевича снова пошла остановившаяся было кровь; к ней добавилась кровь из разбитой губы. Она текла по подбородку, шее, окрашивая зеленую рубаху в грязный черно-бордовый цвет, но сколь ничтожным было это ранение по сравнению с тем, что переживали сейчас естественники!
Хагалар давно полностью продумал тот образ, который принесет ему наибольшую выгоду в обращении с сыном Одина, а события последних часов только упростили задачу. Не зря Вождь много столетий провел в чертогах Одина, многому научился. И копированию взгляда всесильного бога в том числе. Грозный, тяжелый, невыносимый, он буквально придавил царевича к полу. Сопутствующая ему пугающая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием юноши, усугубляла обстановку.
— Да как ты смеешь!
Хагалар не позволил себе даже намека на улыбку. Детёныш решил, что лучшая защита — нападение — неплохая, древняя как мир тактика, но только не с величайшим магом всех времен и народов. Хагалар, сохраняя на лице пугающее спокойствие, остался недвижим. Со стороны могло показаться, что его грудь не вздымается от вздохов, что он не моргает, что он — статуя. Статуя из книг со страшными сказками, где нет хорошего конца, а только кровь, ужас и страдания.
Как Вождь и предполагал, Локи недолго выдержал подобное моральное насилие. Оправившись от первого шока, он с гордо поднятой головой пошел к двери. Маг мысленно усмехнулся: «Далеко собрался, ребеночек? Ведь мы только начали…»
Когда рука, не дотянувшись до ручки, столкнулась с невидимым глазу магическим барьером, аура сына Одина пошла волнами. Давно Хагалар не пользовался этим умением, не надеясь увидеть среди давно знакомых поселенцев хоть что-то интересное, но сейчас он не жалел времени, потраченного на его освоение. Наблюдение за тем, как детеныш боится его, хотя пока и скрывает свой страх за непроницаемой маской, доставляло практически забытое удовлетворение. Что ж, стоит попугать его еще немного — может, станет сговорчивее?..
Хагалар, словно тень, не издав ни единого звука на скрипучем полу, подошел к столу и аккуратно взял лежащий под кучей хлама острый изогнутый кинжал. Легко представить, какие чувства испытывал царевич Асгарда, когда на него, все с тем же отсутствующим выражением на лице начал надвигаться боевой маг. Вождь прекрасно помнил, какое впечатление в свое время на него произвел собственный учитель и сколько времени потребовалось на то, чтобы перенять это умение.
По лбу детеныша стекла капля пота, пересохшие губы задрожали, невозможно зеленые из-за появившейся влаги глаза расширились, а дыхание сбилось — ничего удивительного, в конце концов, не каждый день живое и вполне адекватное существо на глазах превращается в кровожадного монстра. И ведь это даже не иллюзия. Нет, это не более, чем явственно открытая настоящая сущность того, кого сейчас никто не посмел бы назвать асом.
Локи отступил на шаг назад. Потом еще на один и еще. Он даже не замечал, что пятится от своего надсмотрщика, дрожа всем телом. «Ну куда же ты, мой милый мальчик, разве не ты совсем недавно так жаждал меня ударить? Разве не ты, ошибка природы, ярился, доказывая всем и вся, что бесстрашие воина никому не сломить?..» — проносилось в мыслях Хагалара, который был все ближе к своей цели. Спина царевича уперлась в барьер… Достаточно слабый, его легко можно было пробить, но Локи это даже в голову не пришло. Магу хотелось довести сына Одина до настоящей паники, до истерики. «Давай же, не расстраивай мою веру в тебя! Не лишай меня удовольствия увидеть твои слезы, услышать мольбы о пощаде, насладиться твоей ничтожностью, осознанием собственной никчемности… Давай же, сын самого Одина, давай!»
Преображением в чудовище, без чувств и эмоций, он умудрялся ломать даже настоящих вояк, привыкших видеть его в нормальном облике, не то, что непослушных маленьких детей, возомнивших о себе невесть что.
И вот, когда дело было почти сделано, когда на каменном лице расцвел звериный оскал, а кинжал оставил тонкую красную полосу в миллиметре от артерии, в дверь постучали… «Я убью тебя, неизвестная тварь, предварительно оторвав твою поганую руку!» — подумал Вождь, вновь возвращая себе каменное выражение лица. Локи со стоном закрыл глаза, едва не сползая по барьеру вниз. «Все еще держится, маленький заносчивый гаденыш!» — Хагалар, тяжело вздохнув, отбросил кинжал в сторону: тот врезался в гобелен с оленями и пропорол вожаку голову. Сменив одну, устрашающую, доводящую до беспамятства маску другой, такой привычной и надоевшей полупрезрения ко всему и вся, и бросив напоследок нечитаемый взгляд на царевича, маг одним мановением руки распахнул дверь.
Беркана влетела, словно маленький ураган, и, споткнувшись о порог, вцепилась в Вождя — пол жалобно скрипнул. «Девочка моя, пожалуйста, я тебя очень прошу: умри!». Хагалар машинально обнял дитя, всем своим видом давая понять, где он видел женские истерики и насколько сильно хочет сейчас находиться в одной комнате с Одинсдоттир. Впрочем, ее реакция на попытку убийства была предсказуема и даже на руку — в последнее время магиолог сильно привязалась к Локи, что совсем не радовало мастера магии. Следом за ней в комнату невозмутимо заплыл Лагур, не отрывающийся от очередной книги. Шестым чувством найдя устойчивую поверхность, он поспешил приземлиться на нее и снова отвлечься от внешнего мира.
— Хагалар! Хага-а-алар! — Дочь Одина задыхалась в рыданиях. — Это ужасно! Лужи крови, осколки-и-и… — Очередная волна истеричных воплей девчонки пусть и раздражала Вождя, но безапелляционно указывала на вину Локи. Хотя боевой маг сомневался, чувствовал ли он себя хоть немного виноватым. Да и не особенно это важно. Важно, чтобы сами пострадавшие считали его таковым.
— Успокойся, Беркана, тише, все будет хорошо… — произнес Хагалар, попытавшись отцепить от себя назойливую пиявку — куда там! Она лишь усилила хватку.
— Хорошо?! — Девушка на секунду замолчала и подняла удивленные глаза, полные слез. — Ты просто не был там, не видел того ужаса, что видела я!!! — истерично прошептала она. — Я не хочу больше здесь работать! С этим чудовищем! — Магиолог резко развернулась, чуть не ударив Вождя затылком в челюсть, и ткнула пальцем в сторону недвижимого Локи. «Твою же мать, безмозглая девчонка, истери на расстоянии!» — чуть не прошипел вслух Хагалар. Беркана, будто назло, перешла на такой оглушающий визг, что всем одновременно захотелось заткнуть уши.
— Я сказал… — Хагалар перешел на угрожающее шипение, — прекратить!
Даже отсутствующий в этом мире Лагур поднял голову, впрочем, сразу же ее опустив. Беркана испуганно сжалась, моментально затихнув — маг никогда прежде не повышал на нее голос.
— Ну за что мне так везет на истеричных детей Одина? — добавил он спокойнее и гораздо миролюбивей, уже в пятый раз мысленно убивая назойливых мух в виде асов, что так не вовремя заявились в дом царевича. — Не бери пример со своего брата. Хоть ты-то будь достойной дочерью! — Сейчас был самый подходящий момент для того, чтобы внести в душу Локи еще пару подозрений насчет его родства с Берканой, а также прозрачного намека на несветлое будущее.
— Если бы ты видел… — Одинсдоттир кинула полный ужаса взгляд на царевича и, вопреки желанию мага, спряталась за его широкую спину.
— Беркана, что там? — подал голос до сих пор находящийся в прострации Локи, несколько мгновений назад искренне поверивший в провидение. Спрашивал он, правда, не столько девушку, сколько золотую подвеску на груди Вождя, за которой ориентировочно находилась голова спасительницы.
— Там? — переспросил Хагалар. — А ты как думаешь? Осколки вынимают, — маг приподнял бровь и невозмутимо продолжил: — Уверен, ты согласишься, что это приятная картина: море крови, крики, корчи от боли, агония, ну, не мне тебе рассказывать, ты ведь и так это знаешь, — издевательская усмешка тронула губы главного надсмотрщика, а унижающий взгляд в очередной раз дал понять, где место сына Одина на самом деле.
— И кстати, если твои дорогие друзья умрут… — Хагалар сделал драматическую паузу, — …из-за потери крови, заражения, ожогов, остановки сердца, боли, не суть, — еще одна пауза, — то это будет на твоей совести, — умильно нахмурившись и наклонив голову, Вождь создал иллюзию истошных воплей, якобы доносившихся издалека. Она пришлась очень кстати: царевич нервно обернулся, Беркана тихо всхлипнула, не решаясь разрыдаться.
— Мелодичные звуки, не правда ли? — подытожил маг, убирая иллюзию. — Лучшая музыка для бравого воина, коим ты, несомненно, являешься! — по комнате разнесся тихий смех.
— Довольно! — Локи сделал крохотный шажок вперед, постепенно приходя в себя. — Я сам посмотрю?.. — он больше даже не пытался приказывать магу, только почти униженно просил и выглядел очень жалко. «Ну вот, мой мальчик, видишь, как все просто? В тебе есть потенциал, так что, не сомневайся, я воспитаю тебя так, как нужно было еще в раннем детстве, привью уважение к старшим и научу беспрекословно подчиняться приказам», — мстительно подумал Хагалар.
— Хорошо, пойдем, — кивнул он. — Беркана, отцепись от меня по-хорошему. — Вождь мягко высвободился из рук девушки, но, стоило Локи подойти ближе, она впилась в него еще крепче, чем раньше. Маг только закатил очи к небу.
— Беркана… — начал он предостерегающе.
— Нет! — крикнула магиолог в ответ, снова приближаясь к истерике.
И только когда Локи вышел из покоев, Хагалар таки смог отцепить от себя дочь Одина и даже отогнать на пару шагов. Правда, ненадолго…
Локи чувствовал себя не в своей тарелке: в спину упирались осуждающий и полный ненависти взгляды, готовые прожечь насквозь. Однако проходящие мимо асы не перешептывались, не задавали вопросов и вообще не обращали на процессию никакого внимания, что могло означать только одно — они ничего не знали. По крайней мере, пока.
— Неужели ты не боишься его? — расслышал Локи тихий шепот магиолога и тут же обратился в слух.
— Никакой уважающий себя боевой маг маленьких детей не боится. — Слова звучали прописной истиной, и царевич не мог разобрать, что ему обиднее — смысл сказанного или отношение к нему Вождя.
— Но после всего, что он сделал…
— Маленьким ребенком он все равно остался, и его поступок только подтверждает это.
Выслушивать очередные колкости не хотелось, поэтому Локи сосредоточился на более насущной проблеме: в какой из четырех домов исцеления войти? Он понятия не имел, куда перенесли естественников, не был даже уверен, что они живы. И только хотел задать вопрос, как Хагалар прошел вперед, утаскивая за собой упирающуюся Беркану. Локи направился следом. В его голове творился полнейший хаос, поэтому он не заметил, что идет именно в тот дом исцеления, где лежал сам. Тот самый, соединенный переходами с еще несколькими домами поменьше. Лишь когда лоб пронзила резкая тупая боль, он вспомнил о наличии дурацкого столба прямо перед входом. Разумеется, эта оплошность не могла укрыться от глаз старого павлина. Однако очередная презрительная усмешка осталась незамеченной. Перед Локи на скамьях лежали естественники. Не то, чтобы вид перебинтованных и обожженных асов произвел на царевича хоть какое-то впечатление — он не раз сталкивался с намного более сильными ранениями, — но все же эти нанес своей рукой да еще и не намеренно.
Хагалар сел, закинув ногу на ногу и скрестив руки на груди, и с интересом оглядел ученых. Локи встал рядом, замерев, словно статуя: что говорить и делать, он не знал, но извиняться точно не собирался. Беркана медленно подошла к постанывающим от боли софелаговцам и присела на краюшек скамьи. Лагура, о котором все забыли, течение прибило к соседней лавке.
— Узри последствия своей гордыни, — пафосно начал Хагалар.
— Как вы? — магиолог наклонилась к Ивару, едва сдерживая слезы.
— Совсем ослепла, что ли? — Как бы плохо Раиду ни было, не нахамить раздражающей его девице он не мог.
— Брат, пожалуйста, — Ивар послал ему уставший взгляд. — Спасибо за заботу, дочь Одина. Наши раны не слишком глубоки, скоро мы сможем вернуться к работе. Спасибо тебе, Хагалар, за то, что столь быстро вытащил нас и защитил лабораториум. — Уголки губ Вождя слегка приподнялись, и он легко кивнул, принимая благодарность.
— Я вижу, ты тоже пострадала, — Ивар едва коснулся кончиками пальцев руки Берканы. На запястье расцвел огромный бардовый синяк, который Локи только сейчас заметил. Да и в общем дочь Одина выглядела не лучшим образом: летнее платье не могло скрыть синяки и кровоподтеки. Царевич хмыкнул — будут знать, как влезать в разборки магов. Поселенцам еще повезло, что никаких серьезных травм не получили.
— По сравнению с вами… Мои раны… Это… Монстр! — всхлипнула Беркана. Шавка Хагалара всегда раздражала царевича, но сейчас особенно сильно.
— Смолкни, девчонка! — заорал в ответ Раиду и попытался подняться. Локи недовольно скривился — только дураки пытаются вскочить при свежих ожогах. Раиду ожидаемо упал, не сдержав болезненных проклятий.
— Пожалуйста, брат, не надо! — Если бы Ивар мог, он бы непременно схватил его за руку и отвел подальше. — Воздержись хотя бы сейчас от резких движений, а то раны откроются. Пожалуйста, — добавил он настойчивей.
— Зачем вы пошли мне наперерез? Я отбросил вас рефлекторно, я не хотел причинить вам вреда.
— Нападения в лабораториуме преследуются по закону, — Ивар вздохнул так тяжело, как будто законы мира преступников, будь они хоть трижды оправданны кровью, могли хоть каким-то боком касаться воспитанника самого царя!
— Меня ваши законы не касаются.
— Что значит, sie gehen dich nicht an?{?}[не касаются] — моментально оживился Хагалар. Немного наклонив голову на бок, он принялся объяснять: — Ты с нами живешь, ты с нами работаешь, так что ты обязан соблюдать наши законы. Хотя, думаю, ты их даже в руках не держал, заносчивый ребенок. Поэтому и считаешь, что тебе все позволено, даже убивать своих софела… — мастер магии не успел закончить.
— Ты провоцировал его, причем постоянно, выродок! Ты все подстроил!
— Тебя послушать, так я мировое зло, — мастер даже не обернулся в ту сторону, откуда доносились слабые выкрики. — Он воин, вообще-то! И сын Одина заодно! Представь, если он на каких-нибудь переговорах auf die Provokation eingeht{?}[поведется на провокацию].
Локи внимательно наблюдал за перепалкой мага и естественника. Так вот в чем дело. Вот чего маг добивается — публичного суда! Публичного унижения. Локи сжал руки в кулаки, забыв обо всех предостережениях отца. Никакой суд поселения ни к чему его не приговорит, но сколько пойдет кривотолков! Он потеряет удачу и честь, добытые с таким трудом. О да, в этот раз Хагалар и в самом деле обошел его.
— Я, конечно, могу устроить твой труп, — вещал тем временем мастер магии, — но своих трудов мне жалко. Зря я, что ли, вытаскивал тебя? Или ты предпочел бы сдохнуть в окружении любимых реактивов?
— Зловредная ворона, пламя Муспельхейма поглотит тебя, если ты только подумаешь о… — Естественник походил на маленькую темную тучку, пускающую не такие уж и маленькие молнии. Он вновь попытался встать и вновь со стоном упал на лавку.
— А чего тут думать? Преступление известно, наказание за него недвусмысленно прописано. Если бы взорвался каскет, то от поселения могло бы ничего не остаться, если не от всего Асгарда. Это счастье, что все остались живы и относительно здоровы! — Хагалар выглядел таким довольным, будто лично приложил руку к случившемуся. Но ведь это было не так: ожидай он броска, вступил бы в драку сразу, не дожидаясь, пока Локи разнесет пол-лабораториума. Или это признак слабости? Стареет, сила и реакция уже не те?
— Во всем виноват ты! Ты поплатишься! Хоть бы и жизнью!
Локи закатил глаза — Раиду раздражал его своими воплями куда больше насмешливого мага. Да как этот ничтожный отступник смеет защищать воспитанника самого бога?
— Брат, будем честными друг с другом! — подал голос Ивар. — Виноваты все. Хагалару не стоило провоцировать, Локи — поддаваться, а нам — лезть под руку.
— Что значит, мы не должны были лезть, Ивар? Deiner Meinung nach{?}[ По-твоему], мы должны были спокойно смотреть, как Локи убивает Хагалара?! — вступилась Беркана.
— Убивает? Меня?! Беркана, милая, твоя решимость не знает границ. Как и глупость, — добавил маг так тихо, что услышал только Локи.
— Раиду, Хагалар спас тебе жизнь, а ты едва не угрожаешь ему смертью. Что будет, если мы лишимся мастера магии?
— Выберем нового! Не такого спесивого лжеца!
— Заткнитесь немедленно!!!
Все вздрогнули и одновременно повернулись к Ивару, от которого подобной вспышки никто не ожидал.
— Вы все — самовлюбленные глупцы! Сколько можно брызгать слюной друг на друга? От ваших криков голова раскалывается!
На мгновение повисла удушающая тишина. Обычно спокойный как бревно естественник умудрился привлечь к себе всеобщее внимание.
— Надо-таки что-то решать, — добавил он миролюбиво.
— С какой стати вы вершите мою судьбу? — надменно бросил Локи. Кто бы знал, как ему все это надоело.
— Ты вообще молчи, Fleisch und Blut von Odin{?}[плоть и кровь Одина], — тут же откликнулся маг, — и скажи «спасибо», что мы тебя судим в столь приватной и дружественной обстановке. Мы же можем действовать, как велит закон: пойти на тинг, созвать мастеров… — Хагалар начал наигранно-задумчиво загибать пальцы, исподтишка посматривая за реакцией своего юного протеже.
— Не вам судить меня! Вы всего лишь преступники Асгарда! — сказал Локи то, что давно мечтал сказать всем этим зарвавшимся ученым, гордящимся знакомством с самим воспитанником бога. Пусть не забывают, кто он и кто они, и какая пропасть лежит между ними.
— Ты так соскучился по папе? — удивился Хагалар. — Что ж, пускай он тебя судит! Правда, вряд ли после встречи с великодушным Всеотцом ты к нам вернешься. По крайней мере, уж точно не в добром здравии… — На лице Вождя было написано все, что он думает о царевиче. Локи вспомнил недавнюю стычку, точнее предостережение. Так вот, что маг имел в виду. Сын Одина глубоко вздохнул, расслабляя руки. И он, и Хагалар прекрасно понимали, что Всеотец даже не поймет, о чем, собственно, речь. Ну разгромил его воспитанник лабораториум, ну покалечил нескольких висельников — что в этом такого? Но также оба понимали, что обратиться к Всеотцу означает для Локи признать полное поражение.
— Заткни свой рот, старик! — Царевич чуть на месте не подпрыгнул от неожиданности. Лицо Раиду стремительно приобретало бордовый оттенок, а из носа почти шел пар. — Ты мастер, но ты не всесилен! Я не позволю тебе унизить Бога! — последнее слово было произнесено с придыханием и таким фейерверком чувств, что все застыли, ожидая продолжения пламенной речи. — Пусть судят меня. Хоть всем тингом, — гордо закончил естественник и, наконец, спокойно выдохнул, снова замирая на лежбище.
— Прекрасная мысль! За хамство главе магической ветви науки. Принесем и положим тебя рядом с Локи, раз думаешь, что твоя спина недостаточно еще пострадала от дурости своего владельца! — самодовольная улыбка просто до ужаса довольного Хагалара разъярила ученого еще больше.
— Ты вконец лишился рассудка!
— Как трогательно вы спорите! — перебил Локи, обращаясь к Раиду. — Считаешь, что имеешь право брать мою вину на себя? Так я тебя о защите не просил. Что меня ждет? — Царевич старался выглядеть абсолютно спокойным. Он никак не мог понять, чего добивается Хагалар. Вроде бы ученые договорились до того, что публичного суда не будет, но зачем тогда весь этот балаган?
— Ровно то же, что ждало бы любого из нас, напади он в лабораториуме на своего соседа, — Хагалар сделал небольшую паузу. Локи заметил, как напряглись софелоговцы. Они-то точно знали, о чем речь, и перспектива их явно не радовала.
— Die Ausstäupung{?}[Публичное наказание розгами.].
— Ты не посмеешь! — почти визг невыносимого естественника разрезал тишину комнаты, чтобы в следующий миг смениться криком боли. Беркану передернуло так сильно, будто у Раиду открылись разом все раны.
— Наша задача сейчас — решить, выносить ли инцидент на уровень поселения, как того велит закон, или решить проблему по-семейному, фелагом? — со своей непередаваемой презрительно-насмешливой ухмылочкой продолжил маг. Локи проглотил ругательства, готовые сорваться с языка. Теперь все встало на свои места. Маг поставил вопрос так, что фелаг выполнит любые условия, лишь бы наказание не было прилюдным, а Вождь станет главным благодетелем! Всех спас, теперь еще и позволяет смягчать законы, которые он, один из судей, обязан в точности соблюдать. А ведь, на самом деле, он просто нашел повод. Локи прикрыл глаза и опустился на скамью. Вообще-то Хагалару не нужно было даже повода для того, чтобы наказать его чем угодно не калечащим — не зря же отец дал именно этому асу полную власть над воспитанником. И наверняка отец ничего не знал о законах поселения — они просто немыслимы для большого мира. Можно сказать о приговоре родителям и избежать позора и боли. Но нет, он на это не пойдет. Как сквозь туман до слуха долетал очередной спор ученых:
— Если тебе плевать на Локи, то подумай хотя бы о царской семье, которую своим опрометчивым решением ты опозоришь! Никто не должен знать правду, — рассержено говорил Ивар.
— Ты не заставишь меня смотреть! — вторил Раиду.
— Еще как заставлю. — Даже не открывая глаз, Локи во всех красках представлял себе ухмылку на лице мага. — Либо ты, либо сотни асов! Выбирай. — Царевич мысленно поаплодировал. Ну да, так и есть — грубый шантаж и выставление себя благодетелем. Будь он на месте Хагалара, то поступил бы также. Сперва незаметно наведи брата на мысль пойти в Ётунхейм, потом подготовь пути отступления. И, вуаля, ты всеобщий спаситель из собственной западни. Ненадолго, правда.
— Место мне безразлично, я все равно смотреть не буду, — всхлипнула Беркана.
— Дети, я себя ощущаю каким-то чудовищем! Ich bin Ihnen da schon entgegengekommen{?}[ Я иду вам навстречу], позволяю нарушать законы поселения, а вы все равно недовольны! Один меня убить грозится, другой орет, третья истерики закатывает и даже четвертый молчит, хотя мог бы образумить вас, зачем только увязался сюда с нами? Давайте-ка, наверное, я поступлю по закону и донесу до тинга случившееся. А то на облагодетельствование вас никакого здоровья не хватит! — Локи был готов встать и поаплодировать Хагалару — это была прекрасная игра, на которую фелаг легко купился.
— Так ты заботишься о нас или о нем?! — воскликнула Беркана.
— О себе, вообще-то. И всегда забочусь только о себе, просто иногда мои интересы, естественно, по чистой случайности, совпадают с интересами окружающих.
— Не стану я смотреть! Присутствовать буду, но не смотреть! — Беркана надулась. По крайней мере, Локи представил ее надувшейся и чуть не рассмеялся в голос. Однако полно, он ведет себя слишком подозрительно. Нельзя дать понять Хагалару, что он понял его игру. Надменный Вождь ждет от него каких-нибудь типично детских глупостей. Он их ему с радостью предоставит. Споры, истерики, еще пара попыток нападений — что угодно. За такую превосходную комедию Локи было ничего не жалко. Встав и натянув на лицо маску оскорбленной невинности, он пафосно произнес:
— Я не позволю бить себя розгами. Хотите истязать — истязайте кнутом, — царевич скрестил руки на груди и исподлобья уставился на фелаг.
— Заносчивое дитя.
Локи просто не мог не упиваться видом Хагалара: маг настолько явно наслаждался собственной постановкой! Царевичу очень хотелось подыграть и подарить надсмотрщику еще пару бесценных мгновений удовольствия, поэтому он позволил искренней ненависти отразиться на лице.
— Постарайся понять, что, в отличие от законов большого мира, наши относительно справедливы. У нас наказание — это только наказание, а не завуалированная казнь или нанесение увечий. Мы не причиняем никакого вреда здоровью, и уже через пару ночей жертва может трудиться. Это в заворотном мире цель — напугать жителей, развеселить толпу, принести жертве невыносимые мучения, а еще лучше — обратить наказание в жестокую пытку или даже казнь.
— Кнут не калечит в умелых руках. А я не сомневаюсь, что твои руки нанесли не одну сотню ударов! — заявил Локи. В конце концов, если ему таки удастся склонить мага к кнуту, он, как минимум, потренируется. И без учителя.
— Nicht einmal zwei{?}[Да даже не две — Хагалар уже откровенно смеялся, наводя ужас на софелаговцев. Локи бросил презрительный взгляд на притихших «друзей» — неужели они за столетия сожительства с Вождем не поняли, кто он? Хотя чего взять с крестьян! — Было такое время: я был молод, полон сил и радовался жизни, особенно, когда кого-нибудь пытал. Но, к сожалению, кнутом здесь просто негде размахнуться! Все помещения забиты вещами, а улицы — любопытными учеными. Да и кнут — вещь невероятно болезненная и калечащая, а мы наказываем не столько болью, сколько унижением, — довольно закончил маг, ожидая очередных воплей с обвинительным подтекстом.
— Унижением?! — Локи с удовольствием подарил магу еще одну волну гнева.
— Я понимаю, что тебе хочется водрузить на голову венец мученика и похвастаться выносливостью, но в ней и так не сомневаются. Почти никто из обычных асов не переживет порки кнутом, а если и переживет, то лечить его потом придется чуть не месяцами, и все это время работа den toten Punkt nicht überwindet{?}[не сдвинется с мертвой точки], — припечатал Хагалар. Разговор начинал надоедать, и Локи поискал глазами жертву для еще одной запланированной глупости. О, Беркана — почти здоровая, вполне подойдет.
— Значит, у вас такие наказания не редкость. Странно, что я их не видел, — задумчиво произнес царевич, резко разворачиваясь в сторону магиолога. — И как они тебе, сестрица? Хорошее развлечение, не так ли? А саму тебя так наказывали? Как ощущения? — Локи попытался скопировать тот пугающий оскал, который ему давеча показывал Хагалар. Преображение в чудовище заинтересовало донельзя — он и в самом деле испугался и решил для себя, что обязательно научится перевоплощаться. Пока же даже бледное подобие того ужаса вусмерть перепугало Беркану. Как ошпаренная подскочив с лавки, она метнулась к Вождю. Обежав его, рухнула на колени и схватила за талию, зарывшись носом в одежду.
— Локи, хватит! Не в твоем положении угрожать кому-то из нас! — прикрикнул Хагалар, явно недовольный очередной истерикой своей протеже. Локи мысленно поставил себе плюс — хоть в чем-то он смог переиграть мерзкого мага.
— Я пока никому не угрожаю. Но истязание не сойдет вам с рук. — Царевич подумал, не прибавить ли еще пару пафосных глупостей, но решил пока воздержаться.
— Да не собирается тебя никто истязать, неужели я недостаточно доходчиво объяснил?! — вскинулся маг. Локи фыркнул: гнев Всеотца быстро остудил бы пыл тех, кто посмел бы истязать его воспитанника без его на то благословения.
— Раз мы решили скрывать случившееся, я и приведу приговор в исполнение. Или среди вас, дети, есть другие желающие? Я тебя точно не покалечу, у меня огромный опыт! Ты себя тоже не покалечишь: я свяжу тебя достаточно крепко. А звукоизоляция избавит нас от любопытных ушей… — Локи поставил себееще один плюс. Ну да, ну да, конечно, кто же еще так давно мечтает попортить шкурку воспитаннику бога? Однако выпадать из образа не стоило, маг наверняка ждет возмущения и воплей.
— Ты считаешь, что я… буду извиваться и орать?! — Локи постарался предать голосу змеиные интонации.
— Разумеется. Иначе чего ты так торгуешься?
Маг предоставил еще одну возможность для красивой глупости, и царевич просто не мог ею не воспользоваться. Он подлетел к надсмотрщику и попытался оттолкнуть магиологичку, чтобы нанести удар. Маг ожидаемо оказался быстрее. Он перехватил руку и, выкрутив ее, принудил встать на колени. Не то, чтобы Локи не мог вырваться, но не видел в этом смысла. Краем глаза он заметил, с каким отвращением смотрят на Хагалара естественники. Раиду, если бы мог, уже бросился бы на помощь, но, к счастью для Локи, он не мог даже пошевелиться. Когда Хагалар силой уложил его голову к себе на колени, царевич даже потрепыхался для вида, разумеется, достаточно аккуратно, чтобы не выломать себе руку и не выскользнуть нечаянно из несильного захвата.
— Как символично. Целых два ребенка Одина, и оба на коленях предо мной! — Хагалар потрепал Локи по волосам — Локи позволил себе еще несколько проклятий.
— Мои теплые объятия прекрасно действуют на Беркану, может, и на тебя подействуют?
— Твои объятия принесут тебе только смерть. Я не прощу унижения! — заорал Локи в ответ — рука начинала затекать.
— Дорогой мой, не забывай, что сейчас ты в моей власти. И как маг, и как сын Одина, — напомнил Хагалар. И только глухой не расслышал бы всей той сладостной властности, которой был буквально переполнен голос ненавистного старца.
— Наступит день, когда твоей власти надо мной придет конец, а тогда я отомщу за каждое оскорбительное слово, за каждый миг твоего ложного торжества!
— Власть… Точно, как я мог забыть!
И тут Локи понял, что зашел слишком далеко, но просчитать возможные последствия не успел.
— Именем моего отца, — Хагалар с силой отшвырнул царевича от себя, чуть не сломав многострадальную руку. Отцепив от себя Беркану, он поднялся на ноги, возвышаясь над сыном Одина. Тот не спешил вставать, ожидая продолжения речи.
-… и отца моего отца, я, Хагалар, приказываю тебе никогда не причинять никакого вреда никому из фелага! — на руке царевича появилась руна Хагалаз. Она жглась как клеймо и исчезла столь же быстро, сколь и появилась, оставив после себя только неясные очертания. Локи с ужасом вспомнил, как Один подобным образом отнял у Тора силу. И испугался по-настоящему.
— Эта метка обещает страшные муки маленьким непослушным детям на случай, если они забудут свое место, — довольным тоном сообщил Хагалар. Локи вздрогнул: неужели Вождь понял, что царевич играл с ним все это время, и решил так ненавязчиво отомстить?
— Ты падешь в распре не с ним, так со мной! — раздался возглас со стороны скамьи пострадавших, о которых уже забыли в пылу спора.
Локи едва удержался от того, чтобы проткнуть кинжалом горло гневливого естественника. Знал бы он, как царевича достали его вопли!
— В самом деле, Хагалар, хватит. Или ты спас нас от смерти, чтобы до конца дней глумиться?! Твое решение противно всем нам в равной мере. Как и твое обращение с сыном Одина. Он заслуживает большего уважения, — добавил Ивар. Локи исподлобья глянул на своих друзей. А что, все идет дальше лучше, чем он предполагал. Несмотря на увечья, естественники все еще душой и телом с ним, а вовсе не с Хагаларом. Если маг надеялся, что возмездием привлечет их на свою сторону, то прогадал.
— Нет, все же не надо было вас спасать. Я бы себе столько нервов сэкономил! Раиду, ты обладаешь гораздо меньшей силой, чем наш любимый сын Одина. Если злопыхания ребенка меня откровенно смешат, то уж твои-то… — из уст Вождя подобное звучало признанием поражения. Локи не мог упустить такого шанса.
— Имей в виду, Хагалар, я не почувствую боли, с какой бы силой ты не бил. Тебя это устраивает?
— Не почувствуешь? Вот и прекрасно, хоть в тишине немного побуду, — игривый тон не мог скрыть упаднических настроений.
Уже на выходе из целительного отделения царевича перехватил Лагур, впервые в жизни обратившись к нему с речью:
— Оставь пучину горестной печали, насилие бесплодное отринь! Умом и хитростью ты славен в стольном граде — и в полной мере ты используй их! Игрой коварной Вождь тебя опутал — так стань же игроком ты хитроумным, добудь победу ловкими ходами!
— Спасибо, — искренне поблагодарил Локи. Даже Лагур — и тот за него. Что бы ни задумал Хагалар на самом деле, его песенка спета!
Комментарий к Глава 42 В нашей коллекции работ по повести пополнение. Представляю вам подарок vatori-almasy, который она делала мне целый год: http://vk.com/photo-57908144_332105157 . Он состоит из нескольких тысяч бисеринок и демонстрирует нам Рототоска, скользящего по древу между орлом неба и драконом земли. Мою благодарность за сей дар невозможно выразить словами.
====== Глава 43 ======
Ранения естественников были достаточно серьезными для того, чтобы оттянуть наказание на пару недель, в течение которых Локи старался не сталкиваться с софелаговцами. И без них забот хватало: промышленная революция набирала обороты. Никто из поселенцев ни о чем не догадывался, и только вертолетик сиротливо пылился в углу, напоминая о произошедшей трагедии. Без Раиду Локи его и раньше не запускал, а сейчас рука не поднималась. Вертолетик стоял неподвижно, но всем своим видом укорял Локи. Он был единственным, перед кем царевичу было по-настоящему стыдно.
Приближающееся наказание манило неизвестностью и новизной ощущений. Один Всеотец был категорическим противником телесного наказания и запрещал воспитателям наследников бить их даже в случае крайне тяжелых провинностей. Наставники по стрельбе, верховой езде и бою на мечах пожали плечами и с легкостью заменили розги на сложные и мучительные упражнения. А вот наставникам обычных предметов пришлось тяжко. Только с возрастом Локи осознал, что ученые мужи не имели ни малейшего представления о том, как заставить ребёнка учиться иначе, чем под страхом боли. Бессилие выражалось в постоянных запугиваниях и угрозах «рассказать обо всем отцу». А поскольку предстать перед царем Асгарда не в лучшем свете и потерять любимую вещь или животное дети боялись, то приходилось слушаться. Им и в голову тогда не приходило, что угрозы не имели под собой основы: что бы сказал Один, если бы его постоянно отвлекали от государственных дел по таким пустякам, как леность наследников? Скорее попало бы самим наставникам, чем детям, но царевичи этого не знали. В их крошечном детском мирке Один был по меньшей мере ожившим богом, несущим справедливое возмездие.
Благодаря родительской заботе Локи умудрился дожить до тысячи зим, ни разу не столкнувшись с розгами. Травмы у него бывали всякие, пару раз приходилось терпеть даже некое подобие настоящих пыток, а вот телесное наказание — никогда. И любопытство мучило царевича настолько сильно, что он не собирался ограждать сознание от боли. Хагалар не станет бить сильно — ему нужно, чтобы софелаговцы посмотрели на своего бога: распятого, раздетого, униженного. О нет, такого удовольствия Локи не собирался доставлять противнику. Он устроит из порки забавное представление, и Хагалар горько пожалеет о том, что связался с воспитанником самого Одина!
Однако не только мысли о предстоящем наказании занимали юного мага. Порядки поселения, столь сильно отличавшиеся от законов обычного мира, стоило изучить повнимательнее. Асгард не знал наказания розгами. Точнее, знал, но только в семье по отношению к жене, рабам и детям; если же речь шла о такой редкости, как настоящее публичное наказание, то использовался кнут. Чаще всего даже целительные камни не помогали преступнику, и наказание превращалось в мучительную казнь. Кроме нее, существовала сложная система штрафов, которую Локи хранил в памяти наравне с математическими таблицами: воспроизвести он ее мог, а вот объяснить что, почему и как — нет. Штрафы считались гуманным решением проблемы, но только не в голодные годы. Не гуманным было изгнание на несколько зим или на всю жизнь с лишением имущества или без оного — практически еще одна, чуть более растянутая по времени смертная казнь.
Законы Асгарда были составлены Одином сразу после объединения девяти миров и давно требовали пересмотра. Однако у Всеотца и так полно дел, ему не до законотворчества, а вот у Локи свободного времени довольно. Он узнал, что мастер логистики — один из тех, кто принимал участие в написании последней редакции здешних законов. Это был старик, сильно старше Хагалара, попавший в поселение незадолго до очередной дворцовой зачистки Одина. Он прожил здесь почти две с половиной тысячи зим и внешне напоминал бывалого воина. На левой руке недоставало пары пальцев, лицо было изуродовано сломанным в нескольких местах носом, тело покрывали многочисленные шрамы и ожоги, а давняя травма стопы заставляла хромать. Говорил он очень медленно и простыми словами — так, словно объяснял кому-то очень глупому прописные истины — привычка, выработанная за много столетий работы мастера.
— Наши законы совсем не похожи на законы Одина. Потому что наша жизнь не похожа на жизнь обычных асов, — говорил он, пристально глядя на Локи, словно на нерадивого ученика. — У нас нет детей, а за редкими несовершеннолетними присматривают опекуны.
Царевич многозначительно кивнул. Законы Асгарда разделяли жителей на три неравные в правах группы. Мужчин судили на тингах, женщин чаще всего в семье, а детей не судили вообще. За любой проступок несовершеннолетнего несли ответственность родичи, и именно они отвечали перед судом. Родители имели над ребенком абсолютную власть, включающую избиения и даже убийство. И все из-за низкой рождаемости. Дети ценились на вес золота, никому не пришло бы в голову нанести им непоправимые увечья.
— Мы избавлены от детских шалостей, — говорил тем временем логист. — Но есть обратная сторона медали. В поселение можно только прийти, а не родиться. Я понятно объясняю? Любого будущего ученого надо обучать долго-долго, особенно естественника. Если бы законы были жестокими, мы бы ни одного артефакта не довели до совершенства.
— Однако вынести двести ударов далеко не все могут, — заметил Локи. — Ваше равноправие делает наказание одинаковым для мужчин и женщин, подростков и стариков. А ведь вы ведете сидячий образ жизни, ваши тела слабы. И профессий у вас очень мало… Кто же исполняет роль палача?
— Это секрет для всех, — ответил мастер. — Палач скрыт так, чтобы никто не мог его узнать.
— И он не один, — наугад предположил Локи. Мастер только кивнул.
— Но будем последовательны. Насчет твоего первого замечания, голубчик. Понимаешь, нас не так и много.
— И?
— Во время наказания один из целителей стоит рядом с бичуемым. Он обязан остановить палача, если увидит, что происходит непоправимое. И этот врач не чужой преступнику. В поселении семнадцать врачей. Каждый из ученых или рабочих обычно ходит к одному, любимому. И любимый знает все недомогания своих пациентов. Во время вынесения приговора ему обязательно дают слово. Но и это не все. Количество ударов может уменьшить и сам преступник.
Локи подался вперед, всем своим видом выражая интерес: о такой странной форме милосердия он еще никогда не слышал.
— Если боль становится невыносимой, можно попросить о снисхождении. Это право любого. Но им редко пользуются.
Локи смотрел выжидающе.
— Наказание достаточно мягкое. Особенно по сравнению с большим миром. Стыдно не стерпеть его.
— Судя по твоим рассказам, вы более семья, хутор, чем настоящее поселение, — отметил Локи.
— Совершенно верно. Поэтому убийство не преступление.
Царевич кивнул. Про эту странность он слышал многократно, но еще ни разу не сталкивался лично. Поселенцы считали, что за случайные убийства нет смысла наказывать, а, поскольку делить нечего, преднамеренных быть не может.
— Ваши бы законы да в земли Одина, — задумчиво произнес он.
— Поселение перестанет существовать, — покачал головой логист и, поймав удивлённый взгляд царевича, пояснил: — Поселение существует за счет жестоких законов Одина. Здесь мало настоящих преступников, но очень много несправедливо обвиненных. Изгнанных. Сбежавших от приговора тинга или от насилия в семье. Представь себе, голубчик, как нужно мучить женщину дома, чтобы она сбежала к преступникам? А здесь такая не одна. Мягкие законы Одина — это вымирание поселения.
— Но ведь можно поступить по-другому, — Локи задумался на мгновение. — Можно смягчить законы и одновременно с этим напомнить асам о науке. Превратить ее в национальное достояние. Сделать так, чтобы каждый ас мечтал препарировать лягушек.
Мастер логистики ничего не ответил, только головой покачал и принялся разминать пальцы левой руки. Локи терпеливо ждал.
— Все не так просто, солнце. Смягчить законы можно всего лишь одним царским указом. Но нельзя им же изменить общественное мнение. Поселению больше десяти тысяч зим. Нас мало. У нас восемь мастеров. Каждому подчиняется от двадцати до трех-четырех сотен асов. И всем хорошо. Но если наукой займутся толпы, то нам понадобится несколько ступеней старшинства. Понимаешь? Наши мягкие законы действенны, только пока поселение окружают враги. Только пока розги заставляют нас нарушать законы тихо.
Локи недоуменно приподнял брови.
— Мы, мастера, стремимся не к отсутствию нарушений. Мы стремимся к тому, чтобы нарушения не были постоянными и прилюдными. Но слабость розог с лихвой компенсируется изгнанием. Именно оно заставляет маньяков забыть о своей кровожадности. За воротами нас ждут враги и смерть, — мастер замолчал, зашелся столь знакомым Локи астматическим кашлем и с трудом продолжил: — Если враги обратятся в друзей, то что делать? Вводить каторгу, пытки, смертную казнь, тюрьму в тюрьме? Все, как в прочих мирах.
Локи не стал спорить. В его голове крутились сотни мыслей, стремительно оформлявшихся в дельные предложения. Детей мало — мастер прав, но ведь и асов тоже мало! Заменить смертельные наказание на те же обязательные работы — от этого все только выиграют. Каторгу знали во многих мирах, но только не в Асгарде. Да и в случае мелких нарушений телесная боль лучше штрафов, грозящих голодом целой семье.
Вдохновленный новыми идеями, Локи направился к себе. Там он сел за стол, налил молока и принялся писать письмо отцу. Он несколько раз останавливался на середине, рвал листок и начинал заново. Отец хотел, чтобы он думал самостоятельно — вот он и попытается. Послевоенные законы не могут быть подходящими для поколения, выросшего в эпоху мира. Отец не может этого не понимать, надо только направить его взор в нужную сторону.
Алгир сидел за столом и толок целительные камни. Вообще-то заниматься этим должен был не он, а молодые, плохо обученные целительницы, но работа успокаивала нервы, а скорая полосная операция, грозящая растянуться на несколько часов, требовала полного спокойствия и сосредоточения. Медитативную тишину комнаты нарушало только шуршание камней, пока не послышались торопливые женские шаги. Алгир обернулся и приветственно кивнул Кауне, впрочем, не разворачиваясь к ней всем корпусом и давая понять, что занят.
— У нас проблема, — обычно тихий голос целительницы полнился тревогой.
— В чем именно? — сухо спросил Алгир. Асинья тяжело вздохнула.
— Не в чем, а в ком… В Раиду.
— Что с ним на этот раз не так? — Целитель повторил тяжелый вздох своей подчиненной. Он прекрасно помнил, с каким трудом пару месяцев назад убеждал естественника в том, что тот попал в лазарет из-за своего невероятного трудоголизма, а пламя, терзающее его во снах — не более, чем галлюцинация, ни к чему конкретному отношения не имеющая.
— Его ожоги. Улучшений нет. Он не следует никаким рекомендациям, калечит сам себя.
— Этого не хватало! — Лекарь так резко встал из-за стола, что чуть не уронил миску с целительным порошком. С этими естественниками всегда какие-нибудь заморочки! Он быстрым шагом вошел в лазарет и увидел всех участников недавнего происшествия. Раиду лежал на лавке, отвернувшись лицом к стене. Ивар сидел на соседней. Вот он всегда беспрекословно выполнял все распоряжения целителей, с ним никаких проблем не возникало. Если не считать недавнее вынимание осколков: потребовалось трое сильных мужчин, чтобы удержать орущего и извивающегося естественника, который очень плохо переносил боль. Раиду и тот отличался большей выдержкой. Рядом с Иваром расположилась Дочь Одина — она чуть не переселилась в целительное отделение, хотя пострадала меньше всех: отделалась синяками, которые уже давно сошли.
— Раиду, ты совсем рассудка лишился?! — Алгир навис над естественником, подобно грозовой туче. — Еще несколько таких выходок, и ожоги на тебе останутся навсегда!
— Пускай, — донеслось глухое рычание.
— Доведешь себя до заражения крови! Ты хоть понимаешь, чем это чревато?!
— Моей гибелью. Пускай.
— У меня нет слов. У меня просто нет слов! Ивар, хоть ты убеди своего брата! — обернулся целитель к другому естественнику.
— Будто я не пробовал… — в словах последнего сквозили горечь и усталость.
— Раиду, если не прекратишь, мне придется тебя либо связать, либо усыпить и лечить насильно! — пригрозил Алгир. Давно он не сталкивался с симулянтами. Во дворце их было полно, но поселение совершенно не располагало к длительному лечению. А уж Раиду, главного организатора промышленной революции, обвинить в лени и нежелании работать было попросту невозможно. За его странным поведением определенно стояли какие-то серьезные причины, но докапываться до них Алгир не собирался — это не его дело.
— Попробуешь прикоснуться ко мне — я тебя… — ученый резко развернулся и взвыл от боли, хватаясь за перебинтованную руку.
— Брат, прекрати! — Ивар бросился было вперед, но остановился, осознав, что помочь не сможет. На глазах Раиду выступили предательские слезы боли: ему не стоило так сильно опираться на обожжённую руку.
— Пожалуйста, оставь нас, Алгир, я попробую что-нибудь сделать, — попросил Ивар. Целитель только головой покачал: что-то сделать с Раиду могла только могила, к которой он так отчаянно стремился.
Ученый проводил врача ненавидящим взглядом, смахнул слезы с глаз и таки отвернулся к стене.
— Я должен найти способ его убить… — произнес он спустя минуту.
— Даже не думай! — испуганно воскликнула Беркана. Она и сама не могла понять, кого именно защищает — мага или естественника, но была уверена, что ничем хорошим попытка убийства не кончится. Причем для Раиду в первую очередь.
— Смолкни, Беркана! Я знаю о твоих чувствах к нему! — злобной гиеной прошипел исследователь.
— Дело не в чувствах, — магиолог начала мерить комнату большими шагами, пытаясь подобрать такие слова, которые не вызвали бы новую волну гнева. — Локи он любит и поэтому многое прощает…
— Любит?! — Раиду резко обернулся и тут же со стоном упал на лавку. Да, такими темпами он отправится в Хельхейм гораздо раньше мастера магии. — Ты это называешь «любовью», Одинсдоттир?! — прошептал он сквозь зубы, сильно зажмуриваясь, чтобы унять вновь выступившие слезы.
— Я знаю гораздо больше вашего… — Беркана виновато опустила голову и покраснела, становясь похожей на помидор. — Локи сам нарывался в течение всего этого полугодия. Раньше Хагалар щадил его, но сейчас…
— Нашел повод отыграться! — в очередной раз попытавшись встать, в очередной раз вскрикнув от боли и в очередной раз выругавшись сквозь зубы, полыхающий яростью Раиду опустился на шкуру. — Я не допущу этого позора. Я отравлю зловредную змеюку нашего поселения, облегчив жизнь всем!
— Не смей, брат! — прикрикнул Ивар. — Ты и в самом деле не понимаешь, насколько Хагалар тебя сильнее? Вспомни, про него говорят, что он шеи сворачивает голыми руками! И правда ведь, похоже, он же нас обоих на себе из лабораториума вытащил. А еще у него власть! Он добьется того, что тебя изгонят! — Ивар повысил голос, начал активно жестикулировать и чуть не покрыл любимого родственника потоком крепкой брани. — Локи ты все равно не поможешь, — добавил он спокойней.
— Он все разрушил! — тихо произнесла Беркана, обхватывая себя руками. — Как Хагалар не понимает, что, если накажет Локи у нас на глазах, общаться с ним и вместе работать будет невозможно. А ведь мы были друзьями!
— Для царевича мы и были и остаемся кем-то средним между друзьями и рабами, и вряд ли для него что-то изменится после наказания, — мягко заметил Ивар, подходя к магиологу и кладя руки на плечи в тщетной попытке успокоить. — Это мы не сможем с ним общаться. А жаль. Игра в карты без него будет неинтересна…
— Я ничего не понимаю, но мне иногда кажется, что Хагалар специально хочет разрушить все, что мы с таким трудом создавали эти полгода! И жизнь Локи заодно. А ведь он наш бог! — напомнила Беркана.
— Он наш друг, — добавил Ивар.
— Он наш царь! — вмешался Раиду
— Он наша головная боль!
Как гром среди ясного неба в комнату широкими шагами зашел Хагалар, ставя точку в приписывании царевичу различных званий. На него обратилось две с половиной пары недовольных глаз, с теми лишь различиями, что одни метали молнии, другие пытались укорить, а последний метался от одного ученого к другому в поисках поддержки.
— Хотя нет, — прибавил Хагалар. — Он моя головная боль. Как вы себя чувствуете, дети?
— Ты еще смеешь приходить к нам?! — заорал о ответ Раиду.
— Я забочусь о своем фелаге, — гордо и пафосно изрек маг, обводя всех насмешливым взглядом, в котором не читались ни забота, ни беспокойство.
— Ты считаешь, что мы сможем остаться фелагом после того, что ты сделаешь? — спросила Беркана. Она никак не могла решить, за кого она: за Раиду или за Хагалара. Она бы предпочла не принимать ничью сторону, не вмешиваться в политические игры и никогда о них не слышать, но это было невозможно.
— А кто нам помешает? — весело откликнулся маг. — Я собираюсь лишь наказать ребенка, а не убить или покалечить. Да вы и сами знаете, что розги болезненны, но не опасны.
Веселого настроения главы магической ветви науки ученые не разделяли.
— Для меня первое наказание чуть не закончилось смертью, — с грустной улыбкой произнес Ивар, нарушая опасную тишину, предвещавшую бурю со стороны Раиду.
— Я помню, — ученый буркнул что-то маловнятное и закрыл глаза, чтобы не видеть Вождя.
— Как так могло быть? — удивилась Беркана. — Ведь целитель всегда рядом! Он останавливает экзекуцию, если появляется опасность для жизни.
— Меня чуть не убили не розги, а собственная глупость. — Вождь и Ивар одновременно усмехнулись. Признавать свои промахи всегда неприятно, но естественник умел делать это красиво и с достоинством. — Это было давно, когда мы с братом только попали в поселение. Меня и одну из моих ближайших подруг обвиняли в достаточно грязном деле. Мы знали, на что идем, но посчитали, что даже если нас поймают, то ничего особенно страшного не сделают. А когда нам вынесли приговор в виде двухсот ударов, я оробел…
— Но почему? — недоуменно спросила Беркана. — Разве твоя семья…
— Потому что в то время в законах не было прописано, чем наказывают. У меня не было сомнения, что речь о кнуте. Ведь в большом Асгарде, если наказание публично, оно всегда проводится кнутом. Двести ударов — это медленная и очень мучительная казнь. Я решил, что лучше совершу самоубийство.
— Цианистый калий — хороший выбор, — довольно усмехнулся Хагалар.
— Мастер естественной науки рассказывал? — удивился Ивар — маг кивнул. — Он спас меня. По воле случая он нашел меня в тот момент, когда я уже взял в руки яд. Правда, он долго не мог понять, зачем мне травиться. А я столь же долго не мог понять, почему у него мой выбор вызывает такое недоумение.
— Ты нас очень насмешил, — улыбнулся Хагалар. — Мы даже внесли поправки в законы, чтобы они не предполагали двойного толкования.
— Вождь, ты и сам знаешь, что Локи истязают дома. Почему же хочешь наказать его именно болью? — резко сменил тему Ивар, вставая со скамьи и чуть покачиваясь от слабости.
— Сядь, а то твои раны в жизни не заживут, — маг мягко усадил естественника и приземлился рядом. — Вы все недооцениваете Локи. Он не один из нас, он опытный воин, что ему розги? Конечно, мне ли не знать, что розгами можно принести невыносимые страдания…
— Только попробуй! — Раиду резко открыл глаза.
— При желании даже не двумястами ударами, а сотней можно убить. — Хагалар наслаждался всеобщей паникой, отмечая про себя, что напугать ученых до безобразия просто. — Но я не собираюсь причинять вреда нашему любимому сыну Одина… И вообще, дети мои, он покалечил вас. Вы готовы ему все простить и забыть. А что будет дальше? Из-за каких еще его глупостей мы пострадаем? И ладно мы, он сам! Я не могу быть с ним круглые сутки, а я за него отвечаю. И я не могу допустить, чтобы он, убедившись в своей вседозволенности и безнаказанности, покалечился. И разве вы такого будущего желаете своему дорогому… ммм, другу? — маг вопросительно уставился на исследователей.
— Маловероятно, что мы сможем остаться друзьями, — грустно заметил Ивар.
— Так была ли эта дружба вообще? — Хагалар как-то странно усмехнулся. На миг всем показалось, что его зрачки стали вертикальными. — Я отвечаю за детеныша Одина и, в отличие от вас, вижу, во что он постепенно превращается. Боль вправит ему мозги.
«И надеюсь, с первого раза», — злорадно подумал маг, покидая помещение. За спиной воцарилось не предвещающее ничего хорошего молчание.
— Ушел, — тихо сказала Беркана.
— Вот и славно, — кивнул Ивар. — Без него спокойнее.
— И все же я его убью, — процедил сквозь зубы Раиду.
— Скорее он убьет тебя. — Ивар устало прилег на лавку. — Брат, не нарывайся. У Хагалара в руках власть.
— Он не станет использовать ее против нас, — убежденно сказала Беркана. — Мы же вместе работаем.
— Я бы на это не надеялся, — покачал головой Ивар.
Беркана хотела было возразить, но тут в комнату вошла Кауна с медикаментами в руках. Дочь Одина и без намеков поняла, что ей пора уходить: все же больным нужен покой. Раиду делал все, чтобы чувствовать себя очень плохо, а Ивар быстро уставал, хотя и не подавал вида.
На улице шел мелкий дождь, а из-за сиреневых туч просвечивало тусклое летнее солнышко. По узким улочкам сновали ученые и рабочие, занятые повседневными делами. Они все проходили мимо, не обращая ни малейшего внимания на магиолога, и никто, ни одна живая душа не знала, какая тяжесть лежала на душе бедной девушки, с какой неохотой шла она к себе.
Песочные часы показывали середину дня{?}[три часа дня] — обычно в это время Беркана ложилась спать. Переехав в поселение, она обнаружила, что в ночные часы сидеть за книгами и мечтать о магии Мидгарда приятнее: почти никто не мешает, а темнота ночи настраивает на романтический лад. Беркана любила ночь много больше, чем день. Зимой она вообще не видела белого света — просыпала все немногочисленные светлые часы. И пускай потом страдала от усталости, ночные чудеса того стоили.
В жилом доме в это время суток было пустынно: Беркана не насчитала и полудюжины соседей. Погруженная в свои невеселые думы, она прошла через всю комнату к своей шкуре и только, едва не споткнувшись о протянутые в проход ноги, обнаружила на ней вольготно расположившуюся Черную Вдову, перебирающую в руках… Алмазы Локи! Беркана чуть рот не раскрыла от неожиданности — никто не смел прикасаться к ее украшению, да еще и так открыто.
— Фену, что ты здесь делаешь? Отдай!
— И тебе здравствуй, — Черная Вдова обворожительно улыбнулась, но не магиологу, а ожерелью. Оно бы ей очень подошло. Беркана представила себе, как блестящие бриллианты контрастируют с темной подводкой глаз, омолаживая белоснежное лицо.
— Симпатичная вещица. Дашь поносить?
Магиолог с трудом выплыла из своих фантазий. Да, Фену бы эти украшения пошли, но их подарил сам Локи, и они принадлежат только Дочери Одина!
— Не трогай! Это подарок Локи! — Беркана попыталась выхватить ожерелье — без толку: Фену была потрясающе ловкой. Краем единственного глаза магиолог заметила, что соседи с интересом наблюдают за начавшейся баталией.
— А вот и буду трогать! У нас же все общее, ты не забыла, Одинсдоттир?
— Отдай немедленно! Ты же сломаешь!
— Уж я-то не сломаю.
— Локи подарил их именно мне. Отдай немедленно!
— А иначе что, пойдешь жаловаться? И кому, царевичу или моему мастеру? Любой из них оценит эти бриллианты на мне! Или сразу оба!
Фену откинула с лица непослушные волосы. Что-то незримое манило к ней любого, заставляя поддаваться бесхитростным чарам и соглашаться на все, что угодно. Беркана мелко дрожала от злости и обиды. Она никогда ни с кем не дралась и не собиралась, но Черная Вдова будто специально провоцировала ее. Девушка бросила умоляющий взгляд на соседей, но те даже не попытались вступиться за нее. Наоборот расселись по скамьям и следили, чем кончится дело; делали ставки, кто завладеет драгоценностями. Магиолог не сомневалась, что все болели за Фену, развязно восседающую на шкуре с видом царевны. Одни стройные ноги, обнаженные чуть выше колен, превосходили красотой весь облик Берканы! Насмешкой судьбы выглядело то, что именно ей, покалеченной коротышке, достались брильянты, а не той, которая была определенно им под стать. Если бы Фену попросила по-доброму, то Беркана, наверное, дала бы поносить, но магичка свой шанс упустила.
— Локи подарил их мне. Они мои. Ему не понравится, если кто-то другой будет носить его подарки, — четко отчеканила магиолог, борясь с желанием разрыдаться.
— Локи мужчина. Ему плевать на то, кто именно носит его цацки, — Фену медленно встала, расправляя юбку — мужчины проводили ее голодными взглядами, — подошла к Беркане и очень нежно провела рукой по покалеченной части лица. — Милая моя, ты никогда не нарушала законов, а сейчас нарушаешь, — она наклонилась к самому уху неподвижного магиолога. — Стоит мне рассказать тингу о твоем поведении, и тебя распнут, дорогая.
Беркана вздрогнула. Распнут? Ее? Нет!
— Ты сама нарушаешь законы, — голос отказал магиологу — из горла вырывался едва слышный сип. — И прекрасно знаешь, сколько ударов розгами заслуживаешь за свои любовные похождения.
— О да, — Фену вновь протянула руку, но не дотронулась до лица, а лишь провела по воздуху, очерчивая профиль соперницы. — Меня никогда не наказывали. И никогда не накажут. Догадываешься, почему?
Беркана только отрицатель покачала головой, неосознанно стремясь дотронуться до живого совершенства.
— Просто мастера знают, что никто не устоит передо мной, и любой палач, будь он даже женщиной, скорее возьмет меня на эшафоте на глазах у всего поселения, чем нанесет хоть десяток ударов…
Беркана перевела взгляд чуть ниже и остановилась на запястье. Она была свидетельницей истязания Фену и отметила, что тимьян так и остался на коже, пусть раны и давно затянулись. А ведь это значит, что магичка не воспользовалась целительными камнями, а оставила шрамы специально, терпя боль от долгого заживления ран.
— Локи тебе не соблазнить, — убежденно проговорила магиолог. — Он обещал вырезать тебе цветок на сердце! Опасайся его, он поставит тебя на место!
— Локи? — Фену переливисто засмеялась и вернулась на скамейку. Беркана с сожалением отметила, что горячие прикосновения согревали, а сейчас стало неприятно зябко.
— Всего лишь мальчишка, не знавший любви настоящей женщины. Я еще открою ему все стороны таинства.
— Тогда Хагалар тебя…
— Мой мастер, — Фену оценивающе посмотрела на дрожащую Беркану. — Твоя защита, высокий забор, оберегающий тебя от всех напастей… Ты так уверена, что он постоянно будет защищать тебя? Ты слишком хорошо о нем думаешь, Беркана, — Фену выдержала паузу, в пару секунд перекинулась игривыми взглядами едва не с половиной комнаты и снова устремила взор на соперницу. — Ну так что, отдашь камушки?
— Нет! — только и смогла выпалить готовая сдаться Беркана.
— Жалко, — Фену аккуратно разложила их на шкуре и встала, слегка потягиваясь.
— Мой тебе совет: не нарушай наших законов. Хотя, — она сделала паузу, — телесные наказания крайне увлекательны. Крики, мольбы и кровь возбуждают и приносят несказанное удовольствие зрителям. Я очень многих видела на помосте, а вот тебя еще нет… До скорой встречи?..
Фену вышла из дома, вихляя бедрами и подметая длинной юбкой пыльный пол. Мужчины занялись своими делами, а Беркана так и осталась стоять посреди комнаты. Брильянты она отстояла, но Хагалар… И Фену, и Ивар говорили о нем страшное. Но ведь такого не может быть! Сердце отзывалось где-то в пятках, а перед глазами стояла чарующая улыбка соблазнительницы. Нет, она сейчас же все узнает! Она не может оставаться в неведении!
Ощущая влагу на пылающей щеке, Беркана бросилась к дверям. Она не бежала, а как-то неуклюже подпрыгивала, волоча за собой левую ногу. В крови бушевала невообразимая энергия, целый пожар чувств! Она даже не заметила аса, который неожиданно появился в узком проходе, и налетела на него, чуть не сшибив с ног.
— Прости! — вскрикнула она — цепкая рука с трудом удержала ее от падения.
— О подражающая ветру дочь Вотана, умерь, прошу, стремительность свою! Ужель не помнишь ты, к каким страданьям столь быстрый бег способен привести?
— Лагур? — Беркана недоуменно посмотрела на молчаливого ученого. — Ты… Что ты здесь делаешь?
— Пришел к тебе я с просьбой и вопросом, застать тебя не ожидал врасплох…
— С просьбой? С какой просьбой? — Беркана туго соображала, голова была пуста, но зато огонь в крови погас. Ученый одним прикосновением заморозил ее. Кожа Фену была неестественно горячей, а кожа Лагура, напротив, — столь же неестественно холодной.
— Меня открытий жажда привела, и дух мой алчет новых начинаний! А речь я поведу о тех камнях, что подарил тебе наш славный Логе — ведь мнится мне, что именно они облегчат наше каскета познанье…
— Мое ожерелье? — переспросила Беркана. — Оно тебе нужно? Возьми! — девушка дрожащей рукой указала на валяющееся на шкуре украшение.
— Благодарю тебя и ухожу — но обращаюсь с просьбой и надеждой: помочь тебя в открытии прошу! Ведь мы вдвоем остались среди всех, способные наукой заниматься…
Беркана замешкалась. Войти в лабораториум… Там ведь все разгромлено! Никто еще его не убирал, все боялись подойти близко. А Лагур. Вот он не боится. Идет. А она сама? Беркана почувствовала легкую дрожь во всем теле, а спина отдалась болью, будто сама по себе вспомнила о падении в книги. Страшно. Очень страшно. Некстати вспомнился Ивар, весь в крови и ожогах, потом Хагалар, глумящийся над общим горем… Но она не может не помочь Лагуру! Беркана только собралась с силами, чтобы ответить утвердительно, как обнаружила, что молчаливого естественника нет в доме.
====== Глава 44 ======
Мучительные, ничем не примечательные дни и ночи безумно долго тянулись один за другим, а душа все не находила покоя. Капризная погода менялась по нескольку раз в день, почти каждые два часа: то солнце припекало, то ветер приносил спасительную морскую прохладу, то тучи сгущались на небе и поливали землю дождем и градом, пугая асов раскатами грома и прорезая небеса сияющими молниями. Однако ни дождь, ни солнце, ни молнии не радовали Беркану, лишь усугубляли и без того мрачное расположение духа. Столь жгучую, нестерпимую тяжесть, пожирающую сердце изнутри, она ощущала в последний раз много столетий назад, когда только-только попала в поселение и отреклась от своего прошлого. Мир, который она знала, разрушился, выбросив её наружу, словно моллюска из раковины. Горечь и отчаяние разрушали ее изнутри, лишали всяческих надежд на полноценную жизнь и светлое будущее. Боль и ужас, поселившиеся в несчастной душе, держали Дочь Одина в вечном страхе, заставляя опасаться всего на свете и бояться сделать неверный шаг. Она ходила опустошенная, измученная, жалкое подобие себя прежней. По ночам просыпалась от каждого шороха, воображая, что в любой момент к ней может вломиться кто-нибудь из родственников и убить без суда. Вечное ожидание жестокой мести от некогда близких асов было для Берканы самым суровым испытанием, которое ей доводилось преодолевать. Отвлечься от тягучих мыслей не удавалось, они преследовали ее и днем, и ночью, набрасываясь подобно бешеным собакам и пытаясь разрывать на куски. Прошло очень много времени, прежде чем Дочь Одина успокоилась, нашла в себе силы забыть прошлое и начать новую жизнь. Спасение пришло из ниоткуда: загадочная, но безумно интересная магиология стала основной профессией, а память, к счастью своей хозяйки, услужливо стерла воспоминания обо всех бедах, приключившихся в большом Асгарде. Быт ученых, их радости и горести, нескончаемая работа во имя непонятно чего оставляли Беркану неизменно равнодушной и безучастной. Она предпочитала сидеть сутками напролет среди безопасных и пыльных книг. Одинсдоттир отреклась от мира, замкнулась в себе, подобно теперь уже пересушенной улитке, и собиралась прожить свой век тихо и без малейших потрясений.
Однако с появлением младшего царевича створки плотной раковины чуть-чуть приоткрылись: вернулись чувства, заживо похороненные в самой глуби памяти. Рядом с Локи Беркана впервые за долгое время почувствовала себя счастливой. Она смеялась, выкладывая на стол комбинацию карт, заворожено наблюдая за полетом вертохвостика или крепко держа в руках большую птицу. Мир, недоступный ранее, всё-таки раскрыл перед ней свои широкие двери и заключил в теплые объятия. И только магиологу показалось, что скучной жизни, в которой не было места ни одному радостному мигу, пришел конец, что она готова довериться новым приятелям, как все пошло прахом! И кто был в этом виноват? — Хагалар, тот, кого она любила больше жизни!
В поисках забвения Дочь Одина воспользовалась старым методом: сосредоточилась на науке и отрешилась от вероятностного будущего. Она перестала навещать Ивара и Раиду, вернулась к любимым книгам, надеясь с их помощью сбежать от предстоящего кошмара. Не имея даже малейших способностей к рисованию, она много времени проводила за карандашным рисунком лаборатории Мидгарда. Стоцветный набор Кохинора помогал красочно и детально передать атмосферу, царившую в темном подвале с большой печью в форме башенки, дровами и пузатыми бочками с растительным маслом. Почти четверть округлого грязного стола занимало философское яйцо из непрозрачного стекла, а рядом с ним валялись тигли, щипцы, сосуды для воды, мехи — инструменты очень плохо удавались Беркане, она раз за разом стирала и перерисовывала чересчур кривые линии, пробовала карандаши разной твердости, но так и не смогла определить, какой же лучший. На ворсистой бумаге, протертой чуть ли не до дыр, карандаши отпечатывались ярче, но даже это не спасало рисунок. Единственный предмет, который вышел сносно, были часы. По-детски улыбаясь самой себе, Беркана нарисовала водяные, и так обрадовалась успеху, что пририсовала песочные и солнечные, а рядом с ними — зеркала для улавливания солнечных лучей. Все трое часов вышли просто изумительно достоверно, но показывали они разное время — магиологу хотелось добавить в рисунок немного магии.
Над этой картиной, размером чуть ли не с сундук, Дочь Одина усиленно работала много ночей, прерываясь только на еду. Она экспериментировала с карандашами разной твёрдости и цвета, добавляла то липучую пастель, то яркие фломастеры, заставляющие рисунок сиять всеми цветами радуги. Ничего хорошего все равно не получилось, но кропотливая работа позволила убить время и ненадолго заглушить страх перед неумолимо приближающимся будущем.
Беркана так бы и просидела в лабораториуме несколько недель, если бы добровольное изгнание не стало невыносимым, а мысли с утроенной силой не принялись сжимать кости черепа. Она поняла, что если останется одна ещё хотя бы на мгновение, то просто сойдёт с ума, поэтому решила навестить друзей. В целительном отделении она нос к носу столкнулась с Иваром. Ученый несказанно обрадовался, но посетовал, что она давно не заходила. Постоянно меняющиеся составы фелагов не способствовали установлению среди ученых длительной дружбы, поэтому ожидать частых визитов от софелаговцев или соседей не приходилось, и Ивару было откровенно скучно. Оценив состояние друга, Беркана болезненно поджала губы: естественник выглядел здоровым, если не считать не до конца разработанных мышц запястья. Он оставался в целительном отделении только из-за Раиду, который, несмотря на все свое сопротивление, тоже быстро шел на поправку. А значит, кошмарное вероятностное будущее скоро станет реальностью. Каждый из членов фелага размышлял о том, есть ли хоть малейшая надежда смягчить неминуемое наказание. Напряженная атмосфера росла скаждым мгновением, и, когда безмолвие, наконец, стало невыносимым, Ивар взял на себя смелость его нарушить:
— Оттягивать вечно невозможно, — с тяжелым вздохом произнес он. — Пусть лучше уж все это побыстрее закончится.
Беркана решила собрать всю свою волю в кулак и взять на себя неприятный разговор с Хагаларом, пусть все внутри и переворачивалось от страха. Она должна увидеть мага до наказания и получить ответы на вопросы, терзающие ее по ночам. Слишком уж претенциозно звучали предостережения Фену, слишком сильно менялся мир, к которому она привыкла. Магиолог не могла поверить, что угрозы Черной Вдовы имеет под собой почву, что ее, законопослушную девушку, действительно могут распять на помосте и высечь как последнюю преступницу только за то, что она считает подарок младшего сына Одина своей собственностью! Царевич ведь и правда подарил камни ей! Да и слишком свежи воспоминания о сотнях украшений, которые когда-то принадлежали ей безраздельно.
Весь следующий день Одинсдоттир кружила вокруг дома документов, пытаясь набраться смелости и унять дрожь в ослабевшем теле. Утром из здания доносились приглушенные голоса, переходящие то в подозрительный шепот, то в остервенелый крик: мастера магии, библиотечных дел и рабочих не могли поделить что-то очень ценное и важное. Холодный ветер, внезапно поднявшийся и бросивший прямо в лицо тучу пыли, будто старался напомнить девушке, насколько мрачен, серьёзен и важен предстоящий разговор, насколько большую роль он сыграет в дальнейшей судьбе Локи и естественников. Ближе к середине дня погода разгулялась, вихрь стих, жаркие лучи солнца снова начали прогревать землю, а беспокойные голоса смолкли. Однако Беркана по-прежнему не решалась войти, то и дело бездумно сжимая пальцы в кулаки до боли в костяшках. Она не видела Хагалара с того памятного дня, как он проведывал естественников, и очень боялась, что слова Ивара и Фену окажутся правдой. Если не доверять Вождю, тому, кого Беркана с рождения считала безоговорочным кумиром, — то кому же тогда? Ответа не было, а ощущение падения в пропасть только усиливалось.
Ближе к вечеру магиолог поймала себя на мысли, что проходит мимо злосчастного дома в одиннадцатый раз и вызывает легкое недоумение рабочих, занятых починкой соседней крыши. Оттягивать дальше разговор уже просто не было сил, поэтому Беркана нерешительно вошла в темную комнату с маленькими оконцами. Два ряда серых, угрюмых балок создавали гнетущую атмосферу, а терпкий аромат полыни напоминал о целительном отделении, которое магиолог в тот момент ненавидела всей душой. Этот длинный дом всегда вызывал в душе Берканы немой трепет — в нем хранились все документы последних пятнадцати тысяч зим: все решения тинга, все результаты запутанных подковерных игр мастеров — всё было разложено по сундукам и полочкам. Обитель ужаса для простого ученого. Привычная стихия для мастера. Беркана сделала несколько шагов по неприятно холодному земляному полу и остановилась в нерешительности: Хагалар читал какие-то бумаги. Сомнения молниеносно закрались в душу, заставляя девушку задуматься, правильно ли она поступает. Быть может, еще не поздно уйти? Но тогда сомнения растерзают ее.
— Решилась, наконец, войти? Что стряслось? — послышался мягкий и такой родной голос, от которого всегда становилось тепло на душе. Беркана судорожно вздохнула — теперь отступать некуда. Но оно и к лучшему.
— Я не думала, что ты меня заметишь, прости. Я сильно помешала тебе? — Дочь Одина виновато опустила голову, чувствуя страх перед тем, что вот сейчас, наконец, должно случиться. Руки сами собой начали теребить льняное платье, украшенное фибулой. Только ключей не хватало для создания образа хозяйки богатого дома. Как она была бы счастлива в этой роли! Беркана сделала еще несколько неуверенных шагов вперед, села на самый краешек скамейки и мельком глянула на листок в руке мага — кажется, он назывался «смета». В голове роились сотни мыслей. Они так сильно перемешались, что Дочь Одина никак не могла ухватиться ни за одну из них: подобно змеям, пожирающим собственные хвосты на гравюрах магов Мидгарда, они не имели ни начала, ни конца. — Говори уже, — мастер магии, не моргая, смотрел на нее глазами, полными тепла и ласки, и ободряюще улыбался, но легче от этого почему-то не становилось. Стены давили со всех сторон, не давая свободно вдохнуть. Беркане очень захотелось разрыдаться — выпустить всю ту жгучую боль, которую она держала в груди со дня разгрома лабораториума, обнять Вождя и убедиться, что все будет хорошо. — Ивар и Раиду почти здоровы. Но у них повреждены связки на руках. Работать они еще долго не смогут, — выпалила магиолог, хватаясь за первую оформившуюся мысль, словно за спасительную соломинку. — Но сидеть-то они могут. Как и ходить…
Беркана вздрогнула: она боялась различить в голосе собеседника злорадство или удовлетворение, но услышала лишь голую констатацию факта.
— Да, конечно. Дело только в работе… — Желание разрыдаться усиливалось с каждым мгновением. Беркана поджала губы: она не за тем пришла, чтобы передать весточку. Нужно сказать то, что столько ночей пожирает ее изнутри. Ей нужны поддержка и доверие, она без них сломается. Но она даже не представляла, как подступить к разговору, как подобрать нужную реплику, которая бы смогла улучшить положение. — Я не думала, что реактивы могут принести такой вред… — То есть тебе они вред не принесли? — Реактивы? Нет! Я не в них же врезалась, а в книги, — Беркана запнулась, вновь переживая недавнее падение. Картинка с необыкновенной яркостью предстала перед глазами, словно она все еще была там, в том дне. Магиолог вспомнила искаженное бешенством лицо Локи и руку, оттолкнувшую ее с такой легкостью, будто она весила не больше перышка. — Я не думала, что аса можно оттолкнуть с такой силой. А уж двоих… Если бы Ивар и Раиду не пострадали, я бы залюбовалась их полетом. Он был красивым, — Беркана совсем стушевалась, увидев недоуменное лицо Хагалара и поняв, что городит околесицу. Вождь, однако, лишь покачал головой и воздержался от комментариев. — Сомневаюсь, что они думают так же. Они ведь могут остаться калеками. Что касается силы, поверь, девочка моя, это далеко не предел. — Голос Вождя стал чуточку громче. Маг попытался заглянуть в лицо своей протеже, но Беркана лишь крепко зажмурилась: она чувствовала, что разрыдается в ту же секунду, как встретится с льдисто-голубыми глазами, наполненными такой невероятной мягкостью и нежностью, что сразу хочется беспрекословно довериться магу, открыть ему душу, выплеснуть всю скопившуюся за последнее время боль. Однако Хагалар не отставал: его дыхание обожгло щеку. Если бы в помещении присутствовал кто-то посторонний, то слухи о любовной связи простого магиолога и самого мастера магии поползли бы с удвоенной силой. Беркана опустила голову так низко, что подбородок уперся в грудь, а пряди светлых волос приоткрыли обезображенную часть лица. Нет, взглянуть в глаза мага выше ее сил. — Хагалар, перестань! — желаемый крик вышел хриплым, надрывным скулежом. — Ты один из блюстителей закона. Значит, я не могу говорить с тобой откровенно? — Я не только мастер, Беркана, поэтому ты можешь без страха доверить мне то, что гнетет твою неспокойную душу, — Хагалар говорил очень красиво и мягко, слегка поглаживая левое запястье девушки. — Я могу поговорить с тобой о том, что было между нами до поселения? — неуверенно спросила она. — А почему нет?.. — голос, который должен был раздаться над самым ухом, прозвучал слишком тихо и гулко, а главное, абсолютно ровно, словно не подбивал на страшное преступление. — Вспоминать прошлое запрещено, — Беркана нервно сглотнула, все еще не открывая глаз: она снова видела перед собой Фену и ее чарующую улыбку. «До скорой встречи»… О да, она опять нарушает законы, опять подставляется под болезненное наказание. А как Фену будет рада увидеть ее на помосте! — А разве правила созданы не для того, чтобы их нарушать? — Но ты, как мастер, обязан донести о моем проступке тингу, а дальше — суд и казнь! — на одном дыхании выпалила магиолог и резко замолчала, боясь разгневать мага. Даже мягкий, любимый голос не мог успокоить шквал эмоций в мятущейся душе. Змеи-мысли кусали уже не только свои хвосты, но еще и соседские, обращаясь в один сплошной шипящий клубок. Ничего в жизни Беркана не боялась так сильно, как розог. Ее детство не было омрачено болью: она старалась всегда и во всем слушаться родичей, что и защищало ее от наказаний. Законы поселения она тоже никогда не нарушала и даже не ходила смотреть на публичные истязания. Все внутри нее противилось тому, чтобы смотреть на униженных, страдающих асов. Однако, даже сидя в доме или лабораториуме, она не могла не слышать душераздирающих воплей и просьб. Крики бичуемых заставляли ее сердце уходить в пятки от всепоглощающего страха, и она всегда с ужасом представляла, что однажды и ей доведется испытать на себе нечто подобное. Наказание кнутом казалось Беркане гораздо более милосердным — оно убивало, причем достаточно быстро, а вот гибкие прутья, оставляющие на теле порезы… Магиолога бросало в дрожь при одной мысли о них. Слишком живое воображение рисовало картины изуродованного тела царевича, спину, напоминающую кусок мяса. Нет, этого не должно произойти! — Беркана, не забывай, что я твоя опора, единственный, кто тебя не оставит. И если я говорю, что ты можешь говорить со мной обо всем, значит, так и есть. Никто тебе ничего не сделает.
Как сквозь туман девушка слышала слова поддержки, столь необходимые, желанные. Она не могла жить без мужчины, которому доверяла бы полностью. Вождь еще что-то говорил, но она не слушала — крепко прижалась к нему всем телом, зажмуриваясь и благодарно стискивая его в объятиях, как в далеком детстве — и то самое детское тепло растеклось по ее телу. Горячие руки мастера обняли ее, даруя утешение. Поверить, что эти же самые руки принесут в скором времени нестерпимую боль самому сыну Одина, было просто невозможно.
— Хагалар, может быть, я была и маленьким ребенком, но многое помню. И кто ты на самом деле — тоже! Я помню, как ревновала тебя к царевичам, помню, как ты носился с ними, как объяснял мне, что их жизнь гораздо сложнее моей, что у них не родители, а цари. Я же все это помню! Ты же любил их. Как и меня! — тараторила Беркана. В ее голосе сквозили отчаяние и тоска. — Я и сейчас люблю вас, — тихий голос был переполнен нежностью. Одинсдоттир подняла голову, разглядывая такие знакомые черты лица. Как ей хотелось верить, что этой любви достаточно! Хагалар всегда был ее защитником, «забором», как выразилась Фену, он просто не мог принести кому-то боль! Да, это всего лишь глупая ложь, в которую она не должна верить. — Любишь, но… Локи не должен был знать обо мне, а ты ему рассказал. Ты обещал, что будешь защищать его, а вместо этого хочешь избить! Ты хотел, чтобы мы стали друзьями, но как я смогу дружить с ним после… после… — Беркана задохнулась словами. В горле образовался тяжелый ком, слёзы выступили на глазах, готовые скатиться по румяной щеке, сердце забилось чаще, норовя вот-вот выпрыгнуть из груди. Совсем отчаявшись, растерянная Беркана выпалила единственное, что пришло в голову: — Неужели тебе его не жаль? — Он все равно не понял, кто ты, — Хагалар не мог не почувствовать горячие слезы, наверняка, именно поэтому обнял ее чуточку крепче, прижимая к груди как маленького несмышленого ребенка. — Как и не поняли вы, два неразумных ребенка, к чему моя строгость. Локи давно пора отвечать за свои необдуманные поступки. Упиваясь беспечностью, он вполне мог рассеять по Бездне всех нас. Как мастер я обязан сообщить о случившемся тингу и устроить публичное наказание, но из любви к Локи не стану этого делать. Однако и отпустить его не могу — он решит, что ему все дозволено, и в следующий раз остановить его недальновидность может оказаться гораздо тяжелее. В особенности, если меня не окажется рядом. Ты должна понять, что я действую из благих побуждений, девочка моя. И не трать слезы о страданиях любезного Локи. Сомневаюсь, что боль его сильно затронет. Его готовили воином и, если он хоть немного освоил военную науку, вынести наказание будет ему по плечу. — Ты думаешь, что слова про нечувствительность к боли — не пустое бахвальство? — Беркана говорила с трудом, едва сдерживая слезы: сейчас более чем когда-либо она ощущала себя маленьким ребенком. — Мне говорили, что двести ударов розгами — это не страшно, но я не глухая, я прекрасно слышу душераздирающие крики, даже сидя у себя. А в детстве я видела, какие порезы оставляют розги на теле. После двухсотого удара спина должна превратиться в окровавленный кусок мяса! После такого не встают! — Локи сам сказал, что ему не страшны ни кнут, ни розги, — успокаивающе произнес Вождь, но его многообещающие слова утешения были для Берканы пустым звуком и никак не могли утихомирить душевные страдания и муки. Хагалар будто и в самом деле верил в слова, брошенные Локи в порыве отчаяния! — Да и не буду я бить со всей силы — не забывай, что суть здешних наказаний не в боли. Через пару ночей детеныш все осознает и будет готов вернуться к работе. — Но он возненавидит тебя как своего отца! — крикнула Беркана: унизительное наказание по отношению к царевичу все равно казалось ей неправильным. — Может быть, но его прозрение того стоит, — без тени сомнения бросил Хагалар вмиг похолодевшим голосом. У Одинсдоттир иссяк запас аргументов. Что бы она ни говорила, насколько бы правой ни была, Хагалар все равно сделает по-своему просто потому, что такова его натура: он всегда и все доводит до конца. А ее мнение… Ее мнение ничего для него не значит. От осознания стало непреодолимо горько. — Он все поймет. Рано или поздно. И скажет спасибо за мою лояльность.
Беркана попыталась стереть катящиеся по щеке слезы и хоть немного успокоиться. Неожиданно ей стало легче. Чересчур живые ужасы поблекли под влиянием рассудительного голоса, который всегда все ставил на свои места. Если Хагалар говорит, что любит, значит, серьезной боли не причинит, она должна в это верить. Но ведь… Дочь Одина слишком хорошо знала мастера магии, и многое оставалось для нее непонятным.
— Я в детстве, — начала она, выдавив из себя слабое подобие довольной улыбки, — может, и маленькая была, но любопытная. И когда вы с матерью выставляли меня за дверь, далеко не всегда уходила. Ты доказал маме, что с ребенком всегда можно договориться, а если не понимает, то в качестве наказания запереть или поставить в угол. Я только тебе обязана тем, что прожила длинную жизнь, ни разу не столкнувшись с болью. А теперь ты изменяешь своим принципам! По отношению к Локи, к тому, кого любишь, кого защищал от гнева Одина! — Беркана уже почти кричала, не справляясь с собой, вспоминая другие, не такие страшные, как ей самой казалось, картины. Отдых на южном побережье, где ей посчастливилось столкнуться с царской семьей. — Я восхищалась тобой, восхищалась тем, как ты встал на защиту Локи против самого царя. Один казался мне таким страшным, а Локи — таким маленьким и беззащитным. Ты прикрыл его своим телом. Ты стал для меня настоящим героем, ведь ты посмел сразиться с самим Одином Всеотцом! — Беркана до мельчайших подробностей помнила события минувших дней, их не удалось стереть ни времени, ни новым впечатлениям, ни новым страданиям. Один Всеотец поразил ее до глубины души своим величием, а Хагалар — своим бесстрашием. В этом сражении двух мужчин виновник происшествия отходил на второй план. — Но Локи вырос, твои принципы изменились! Настолько, что ты своей рукой собираешься бить того, кого обещал оберегать. Я не понимаю тебя, а ведь ты моя единственная опора! Я не знаю, что и думать, — Беркана резко замолчала, стараясь сдержать новый поток слез. Нет, она не может постоянно предаваться эмоциям и рыдать — терпение Хагалара не безгранично. Да и слезы не принесут желанного облегчения. — Беркана, ты хоть раз подвергала чужие жизни или весь Асгард опасности? — Мастер магии грубо сжал ее подбородок, силой вынуждая поднять голову — теперь она смотрела ему прямо в глаза. — Твои шалости, по-другому я их не назову, ни в какое сравнение не идут с тем, что натворил Локи. В детстве его проступки ничего не значили для других, никому не угрожали и не вредили. Но если он продолжит считать все происходящее детскими играми… Ты хоть понимаешь, что он мог не просто покалечить, а убить и тебя, и наших дорогих естественников? Не самая легкая смерть. Я был на войне, я видел, как страдают умирающие, истекающие кровью! Я видел их лица, искаженные дикой болью! Я слышал, как они в ужасных муках издают последние вздохи, слышал, как рыдали их родственники от безысходности и от осознания того, что им невозможно помочь! Я был тому свидетелем! Это, по-твоему, шутки?!
Кровь. Страх. Боль. Все смешалось в голове Берканы. Она никогда не видела настоящей войны, не чувствовала ее вкуса и запаха, но богатое воображение подкинуло такие невероятные ужасы, что Дочери Одина пришлось крепко зажмуриться, чтобы не поддаться отчаянию и не разрыдаться в очередной раз.
— Ты хочешь, чтобы однажды он принес всем нам смерть? Локи давно не ребенок, он побывал и царем, и покойником, он должен отвечать за свои поступки. Во всем надо знать меру, чувствовать грань. А он ее перешел, и даже мои принципы не могут ничего изменить. Ты же… ты другое дело. Ты послушная, честная, разумная. Ты бы никогда так не поступила.
— Но ведь можно поступить проще! — воскликнула Беркана в ответ, справившись со слезами и обретя дар речи. Ей в голову вдруг пришла простая, но дельная мысль. — Зачем ты воюешь с Локи вот уже полгода?! Он презирает тебя, как и всех нас, потому что не знает, кто ты! Почему ты не можешь рассказать ему правду? Если тебе тяжело, я могу это сделать сама! Все эти тайны только усложняют жизнь. Без них все изменится. — Беркана, как будто ты не знаешь Локи: он все поймет по-своему и решит, что мы с Одином заодно. К тому же, не забывай, фактически я его бросил, как и тебя, и Тора. Останься я — и ваша жизнь сложилась бы счастливее. Думаешь, он обрадуется правде? Скорее от ярости разрушит поселение или весь Асгард. Ты этого хочешь?.. — Нет! — крикнула Беркана в ответ, ощущая внутри странную ярость. Ярость и злость от того, что она запуталась и никак не может найти выхода. — Я просто хочу тебя понять. Я всегда верила тебе! Я знала, что и я, и Тор, и Локи дороги тебе! Я думала, что знаю тебя полностью! Скажи, если бы я была на его месте, ты поступил бы также? — Я знаю, что ты бы так никогда не сделала. Локи много неразумнее тебя, — последовал спокойный ответ — Но и я не безгрешна! — Беркана выпуталась из объятий и встала, с трудом преодолевая себя. Ее переполняли смешанные чувства: в душе царил не то восторг, не то страх. Она никак не могла побороть бурю эмоций внутри и сама не знала, сможет ли рассуждать здраво: — Ты… ты ведь готов защищать нас от любой опасности, кроме самого себя?.. — Да, Беркана. И от себя самого тоже. Лишь бы вы, дети, ни в чем не нуждались и жили спокойно, пока я в состоянии присматривать за вами, — вздохнул Хагалар. На душе неожиданно стало спокойнее. — Значит, ты все это делаешь из любви и желания защитить Локи от самого себя? — И как она могла в этом сомневаться? — Конечно, милая! — Маг встал и обнял ее, возможно, чуть крепче, чем она того хотела. — Ради вас я готов на все, даже отступиться от собственных принципов. Поверь, наказание будет для него хорошим уроком, а для всех нас — залогом спокойной жизни. — Тогда объясни ему это. Он же не понимает и может начать мстить, — Беркана прикусила губу, не зная, стоит ли продолжать, но все же решилась: — Я… боюсь его, несмотря на клеймо. — Я обещаю, что поговорю с ним. И ничего не бойся — пока я жив, я не позволю Локи навредить ни тебе, ни себе, ни кому бы то ни было еще! — Спасибо тебе! Спасибо за все! — Беркана обняла мастера настолько крепко, насколько могла. Наконец-то все встало на свои места. Внутри растекалось успокоение. Шестое чувство подсказывало, что нужно уйти, что она и так узнала слишком многое, больше даже, чем надеялась узнать, что она не имеет права раскрывать чужие тайны, но… она не могла. Привычка детства — во всем доверять Хагалару, тому, на кого всегда можно положиться — толкала ее на то, что в обычном мире назвали бы предательством. Правда, сейчас она думала об этом меньше всего.
— Я не должна тебе говорить, но Ивар и Раиду не разделяют твоих убеждений. — Щеки пылали краской стыда, в горле сжимался тугой комок, мешая говорить, но Беркана продолжила, с трудом превозмогая себя: — Они не понимают и… не хотят понимать, что ты заботишься о Локи больше, чем каждый из них.
— Это сложно понять, девочка моя. Локи для всех идол, и они не знают, что мы с тобой связаны с ним гораздо сильнее. — Ты не понимаешь! Раиду хочет убить тебя!
Хагалар лишь беззаботно рассмеялся в ответ. Тем заливистым смехом, каким смеялся очень давно, когда приходил на ужин к матери Берканы, когда они шутили за вечерней трапезой, обсуждая невзгоды прошедшего дня. Магиолог ожидала какой угодно реакции, была готова даже к тому, что Хагалар накричит на неё, обвинив в предательстве, или в порыве гнева вышвырнет за дверь, но такого поведения она точно не могла предвидеть. Маг смеялся так, будто ему только что рассказали наипошлейшую историю, а не предостерегли от близкой смерти.
— Поверь, я пережил гораздо более страшные вещи, и метания этого буйного ребенка мне не страшны. Я должен потерять веру в свои силы до последней капли, чтобы начать страшиться крестьянина. — Я беспокоюсь не за тебя! — выпалила Беркана, все больше изумляясь черствости Хагалара. — Он тебя не убьет, но ты можешь его изгнать и тем самым отправить на верную смерть! — Он мне никто, в отличие от вас с Локи, поэтому ему я поблажек делать не стану. Я мастер, и два исключения не делают меня богиней милосердия. Все будет зависеть только от него, быть может, он передумает.
Беркана лишилась дара речи. В словах Хагалара было страшное подтверждение. Так то, что говорил Ивар — правда? И тогда… тогда для Хагалара совместная работа совсем ничего не значит, и он будет отправлять свои обязанности мастера, несмотря ни на что? Одинсдоттир никогда не питала к Раиду каких-либо светлых чувств, но последние месяцы почти не расставалась с ним: и в работе, и в забавах они были вместе. Он не был для нее другом, но был одним из самых близких асов поселения. Он постоянно присутствовал в ее жизни, и ей хотелось сохранить привычный порядок вещей. Убедить в чем-либо Хагалара невозможно, значит, придется все делать самой. А сможет ли она? Что за вопрос, конечно! Теперь, когда всё прояснилось, она должна сделать всё, что в её силах!
— Я сделаю все, чтобы ничего не случилось! Знай, он хочет отравить тебя неизвестным в Асгарде ядом.
Хагалар только гордо усмехнулся, лукаво прищурив глаза.
— На меня не действует ни один яд. Меня травили почти в каждом мире, но, как видишь, я жив и здоров, так что не стоит за меня волноваться, я не собираюсь умирать на радость некоторых особ. — Не действует яд… — рассеянно пробормотала Беркана себе под нос, пытаясь одновременно внимательно слушать Хагалара и придумывать какой-нибудь хитроумный план по примирению фелага. — Ты так суров к тем, с кем работаешь… Ты точно живой?.. Прости, это глупый вопрос. Я… не знала, что ты так силен… И я хочу мира. Я хочу попробовать объяснить Ивару и Раиду твою позицию. Но как? — Попробуй объяснить мотивы. Еще раз повторяю: это уже их выбор. Ты им ничем не обязана.
Беркана вздрогнула, подняла тоскливый взгляд на Хагалара и, стараясь не заплакать в очередной раз, закусила нижнюю губу: как же больно было слышать подобное! Привычный мир перевернулся с ног на голову, доставляя невыносимые страдания. С каким безразличием говорил мастер магии о тех, с кем работал уже полгода, с кем обсуждал сложнейшие задачи, с кем… делил внимание Локи! Разве этого не достаточно для того, чтобы…
— Но они мои друзья! Мы вместе играем в карты. Я с ними. И с тобой. Я разрываюсь. А я не хочу так… — Беркана совсем сбилась и стушевалась. Она сомневалась, что стоит продолжать эту бессмысленную беседу, поэтому решила как можно быстрее распрощаться. — Спасибо, что объяснил мне все. Я думала, что тобою движет только жажда мести, что ты хочешь забить Локи до полусмерти, сломить его и заставить беспрекословно подчиняться. Но теперь я вижу, как сильно ошибалась! Я благодарю провидение за то, что именно ты рядом со мной!
— Любая дружба в поселении мнима, — Хагалар сделал вид, что пропустил все обвинения мимо ушей. — Будь осторожна, девочка моя, ведь Раиду непредсказуем. Не забывай, что некоторые асы приходят и уходят, а некоторые — всегда рядом.
Беркана легонько кивнула и попыталась незаметно выскользнуть из крепких объятий. Не успела она этого сделать, как в комнату вошел Лагур. Что бы он подумал, если бы увидел мастера магии и магиолога, обнимающихся в пустом доме! Беркана чуть не отпрыгнула от мага подальше. И отпрыгнула бы, если бы не запнулась о скамейку, не удержала равновесия и не упала, больно ударившись локтем о край стола. Румянец снова заиграл на щеках. Хагалар молча помог ей подняться, а отрешенный естественник ни на что не обратил внимания. Он подошел к маленькому сундучку, открыл его, взял какую-то старинную книжку и ушел столь же быстро, сколь и появился, будто был лишь тенью маленького облака. Спросить у Хагалара разрешения он не посчитал нужным, а, вероятно, даже и не заметил, что мастер магии находится в комнате. Беркана проводила Лагура недоуменным взглядом — внутри нее зрело неприятное ощущение, что он следит за ней.
Комментарий к Глава 44 А вот так выглядит рисунок Берканы: http://vk.com/wall-57908144_21
====== Глава 45 ======
Ивар с большим трудом убедил брата оставить думы о мести мастеру магии, по крайней мере, на ближайшее время, хотя, казалось, сделать это совершенно невозможно. «Ты нужен Локи живым, а не мертвым или изгнанным», — твердил он несколько ночей подряд под одобрительные кивки Берканы. Раиду долго сопротивлялся, но потом все-таки пообещал отложить изощренную месть на пару столетий. Ивар вздохнул спокойно: либо Раиду забудет о расплате, либо Хагалар сам умрет — все же он уже немолод, да и недругов у него предостаточно.
Красноречие Ивара, его уникальная способность доходчиво излагать мысли, привлекая собеседника на свою сторону, доставшаяся от матери, действовала на любого, за исключением, конечно же, мастера магии: тот не только был тверд и непреклонен в своем решении, но даже не удосужился поведать Локи обо всех тонкостях наказания. Никто не позаботился о том, чтобы раскрыть царевичу глаза на истинную суть происходящего, как это сделал несколько столетий назад мастер естественной науки для Ивара.
Гуманизм — необычное, иностранное, чуждое асгардскому уху слово — правило поселением наравне с мастерами. Гуманизм умудрился превратить жестокое телесное наказание в наказание духа, в постыдный ритуал, проходить который не хотелось вовсе не из-за недолгого времени нестерпимой боли, а из-за унижения и позора.
Перед страшной расправой провинившегося раздевали на глазах соседей и заставляли произнести речь, суть которой сводилась к признанию собственной вины и покаянию. Только после исповеди покорное тело жертвы распинали между массивными столбами, а руки беспощадно стягивали крепкими ремнями.
Но и этого унижения давнишним законотворцам показалось недостаточно. Во время экзекуции полагалось кричать и молить о пощаде, и чем громче, тем лучше. Не то, чтобы непрерывно сыплющиеся один за другим удары совсем не чувствовались, но многие отверженные, особенно из числа бывших ополченцев, предпочитали терпеть боль молча, сохраняя остатки достоинства. Однако расплата за подобную дерзость была очень высока. «Разумеется, ты можешь попробовать молчать, — хмуря брови, предупреждал Ивара мастер естественных наук, — но поверь, тогда тебя заставят вопить, прося о помиловании. Уже по-настоящему. Так что в твоих интересах прислушаться к моим наставлениям». Ивар решил судьбу не искушать. На своей шкуре он убедился, что палачи стараются не забивать приговоренных до крови и не пересекать полосы без лишней нужды. Они даже милостиво объяснили, как следует правильно стоять, чтобы толстые ремни не слишком сильно впивались в тело, как держать голову, чтобы удары не пришлись по лицу, и прочее. Подобная картина совершенно не располагала к тому, чтобы главным действующим лицом в ней стал Локи: царевич не мог предстать перед софелаговцами раздетым и униженным.
Наказание было не просто наказанием: оно представляло собой хорошо продуманный спектакль, который еще и прервать можно было в любой момент — милосердие, невиданное в других мирах. По окончании представления, когда жгучая боль должна была терзать измученное тело в наибольшей степени, когда рассеченная спина должна была гореть, а любое движение — доставлять нестерпимые мучения, на раны сыпали порошок целительных камней. После них оставались только усталость, нервное перенапряжение и некое подобие шока. Все эти симптомы проходили через пару часов и не мешали работать. В общем, ничего особенно страшного в наказании не было, но видеть экзекуцию сына Одина не имел права ни один ас в целом Асгарде. Ивару за свой век не единожды приходилось терпеть позорное наказание, и даже он, ас не самого сильного телосложения и с низким болевым порогом, спокойно переносил муку: настолько слабой она была. Палачи были настоящими мастерами своего дела, и многие поселенцы задавались вопросами: кто их учил? Кто скрывается за темными масками? Чуть ли не каждый год находились смельчаки, которые, уже стоя на помосте, нападали на палача с целью сорвать его маску или скинуть капюшон. Попытки заканчивались бесславно: и сами палачи, и стоящие поодаль боевые маги скручивали преступника прежде, чем тот успевал хоть что-то сделать.
Так обстояли дела в поселении, но, что на самом деле собирался устроить Хагалар, Ивар не знал, предполагал только, что Локи извиняться и признавать вину не будет: он все же сын самого Одина. Но и Хагалар не просто маг, состарившийся на работе мастера. Он прошел несколько войн и не раз демонстрировал немалую силу, да и в мягкосердечности его не заподозришь. Правда, Беркана, несмотря на всю безнадежность положения, неустанно повторяла, что ничего страшного не произойдет, и, хотя выглядела до крайности сконфуженной, твердила как мантру, что все будет хорошо. Кого она пыталась в этом убедить: себя или окружающих, Ивар так и не понял, да и не было смысла понимать.
В назначенный день естественник встретился с Дочерью Одина и Лагуром по дороге к покоям Локи. Хагалар уже поджидал их на скамейке у дома царевича. Он выглядел довольным, словно кот, предвкушающий сметану. Раиду, гневно бормоча ругательства, остановился в нескольких шагах от мастера магии. Ивар предостерегающе сжал руку брата, опасаясь, как бы тот не потерял всяческий контроль над собой, едва увидев противника так искушающе близко, и не забыл в один миг все обещания. Довольно и того, что им сегодня предстоит увидеть. Однако, к обоюдному счастью, все обошлось: Раиду лишь смерил мага ненавидящим взглядом и застыл на месте, злобно пиная ногой мелкие камушки. Беркана натянуто улыбнулась, а Лагур захлопнул толстую книгу, которую умудрялся читать даже на ходу.
Хагалар оставил без внимания странное поведение софелаговцев и требовательно постучал в дверь. Через несколько мгновений на пороге появился Локи. Лицо его выражало полное спокойствие, и, если бы пришедшие не знали, что творится у него в душе, могли бы решить, что он равнодушен к неминуемому концу. В любое другое время дверь отворил бы один из рабов, но сейчас дом был пуст. Царевич нарядился в легкую рубаху, расшитую золотыми нитями, и мягкие штаны, не прикрывающие босых ног. Почти все тут же потупили взор: ученые привыкли к многослойной защитной одежде, а вовсе не к исподнему. Видеть царевича, сына Одина, почти раздетым было верхом неловкости и стыда, а ведь все понимали, что Хагалар на этом не остановится, и хорошо, если прикажет оголить только туловище.
Как только Локи увидел гостей, его безучастное выражение лица сменилось радостным, и на бледных губах заиграла хитрая улыбка. Он храбрился, ухмылялся, насмешливо оглядывая всех с головы до ног, и выглядел не менее довольным, чем старый маг. Он отвесил издевательский поклон своим палачам и с наигранной покорностью предложил:
— Быть может, желаете напитки или кушанья, господа?
— Храбрись, пока можешь, — в тон ему ответил Хагалар, бесцеремонно входя в дом. Остальные дождались милостивого приглашения. Ивар впервые удостоился чести побывать в царских покоях, поэтому осматривал их с большим интересом, смешанным с любопытством. Бывший жилой дом почти не претерпел изменений: только место лавок заняли сундуки со скарбом, а на стенах разместились гобелены, оружие и рога диковинных животных не асгардского происхождения.
— Располагайтесь как дома, — Локи кивнул на плоские сундуки вдоль стены. Рядом с ними стоял столик, а на нем — стаканы с молоком. Ивар не сомневался, что это молоко из Гладсхейма. Он давно уже мечтал попробовать любимой напиток царевича, о котором слышал много хорошего, но сейчас для этого было явно неподходящее время.
Раиду сел на сундук с самого краешка и демонстративно уставился на стол, украшенный витиеватой рунной резьбой. Беркана несмело оглядела огромное ложе у противоположной стены: мягкое, покрытое белыми и черными овечьими шкурами — что-то подсказывало Ивару, что именно оно и станет импровизированным помостом. Естественник присел между Берканой и Лагуром, распрямляя и без того ровную спину и выражая лицом неприязнь к происходящему. Он постарался, подобно брату, найти какую-нибудь точку, куда можно было бы уставиться и, не отрываясь, смотреть все время наказания. Локи подошел к столу и спокойно отпил большой глоток молока, правой рукой пододвигая кружки ученым — Раиду вздрогнул, когда поднял глаза и осознал, что полуобнаженное божество стоит рядом с ним.
— Ну что же вы, мои дорогие, любимые друзья, неужели вам не нравится мой дом? — Царевич будто специально подливал масла в огонь, изображая не то невинную жертву, не то раба: он лично вручил каждому по кружке с молоком. Ивар не посмел отказаться и осушил свою залпом — давнишнее желание, наконец-то, исполнилось. Напиток оказался чересчур приторным и сладким, вовсе не похожим на обычное молоко. Хагалар от угощения отказался: он по-хозяйски уселся на кровать, закинув ногу на ногу:
— А у тебя тут очень мягко! — вальяжно заявил он и провел ладонью по шкуре.
Раиду так и не отвел взгляда с выбранной ножки стола, только задышал еще громче и чаще, пытаясь удержаться от решительных действий. Неимоверное желание разорвать мага на куски росло с каждым мгновением, но он сдерживался, даже очередного бранного слова не произнес в адрес мастера, который, пользуясь случаем, лег на царскую кровать, деловито положив руки под голову. Локи, озлобленно сверкнув глазами, неторопливо подошел ближе, с едва заметным усилием отодвинул Хагалара к стене и лег сам, лицом к лицу со своим палачом.
— Ты лежишь на моей кровати, желая поменяться ролями?
— Ты сам предложил проходить и чувствовать себя как дома. Раздевайся пока, — безразлично махнул рукой Хагалар, в уверенном голосе которого не слышалось ни капли сочувствия.
Ученые вздрогнули, переводя растерянный взгляд с Локи на Хагалара. Сейчас все начнется. Стакан громко хрустнул в руке Раиду, сжавшего губы в тонкую линию. Беркана, которой не повезло сидеть рядом, боязливо сглотнула и, стараясь не делать резких движений, немного отодвинулась от не до конца выздоровевшего, но все такого же страстного естественника. Локи медленно встал и с кошачьей грацией принялся раздеваться. Если судить по его лицу, то не происходило абсолютно ничего из ряда вон выходящего. Он аккуратно, чуть ли не танцуя, расстегивал пуговицы. Зрелище завораживало. Невольные зрители все как один любовались утонченной пластикой. Ивар, отвлёкшись от созерцания избранной точки, мысленно признал, что никогда раньше не видел Локи таким легким, воздушным. Он не понимал, чего тот хочет добиться: то ли вывести из себя Хагалара, то ли умилостивить и таким образом избежать слишком жестокого наказания. Сам маг с интересом наблюдал за действом. Его глаза зажглись опасным огнем, но Ивар даже не шелохнулся, не посмел нарушить танец и предупредить Локи о несомненно надвигающейся угрозе.
— Что ты время тянешь, будто ждешь, пока мы уснем здесь окончательно, или, может, пытаешься меня соблазнить?
Ивар тревожно сглотнул, прогоняя наваждение. Картинка сразу рассыпалась. «Соблазнить»? Да после таких обвинений Локи бросится на обидчика и будет прав. Как-никак, для настоящего воина нет худших подозрений, чем подозрение в мужеложстве! Однако царевич нападать не спешил. Справившись с рубахой, он, нахально оскалившись, подошел к магу вплотную.
— О нет, в отличие от тебя, мужчины меня не интересуют. Зато почему бы мне не соблазнить твою то ли дочь, то ли любовницу? И ведь за это преступление осудят не меня…
Наступила зловещая тишина, не предвещавшая ничего хорошего. Безобидное наказание вполне могло превратиться в еще одну драку с членовредительством. Обычно после взаимных оскорблений шел обмен боевыми ударами, однако маг, вместо того, чтобы рассердиться на немыслимую дерзость, только усмехнулся:
— Шути-шути, посмотрим, что дальше будет. — Все также ухмыляясь, он достал из небытия розги и веревки. По комнате пронесся вздох облегчения: обычное наказание уже казалось ученым не таким уж и страшным.
— Неужели боишься меня? — Локи, наиграно удивившись, бросил презрительный взгляд на веревки. Чтобы он, сын Одина, да в верёвках…
— Облегчаю себе работу, — Хагалар взял в руки не особо длинную бечеву и похлопал по шкуре рядом с собой. — Иди сюда, мой мальчик.
Локи только незаметно повел бровью, а у мага в руках уже извивалась змея! Ивар плохо разбирался в пресмыкающихся, но по закругленному хвосту с шипиком определил слепозмейку. Червеобразные черные змейки, появившиеся по желанию царевича на месте веревок, привели в восторг Хагалара и в истерику Беркану. Как только одна особо шустрая поползла в сторону магиолога, та молниеносно вскочила с ногами на сундук и огласила покои таким пронзительным визгом, что слышали, должно быть, все соседи. Хагалар щелкнул пальцами — веревки поползли к нему. Локи, насмешливо склонив голову, повторил его жест — змеи вновь расползлись в разные стороны. Ивар, пребывая в полной растерянности, не знал, что и делать: то ли ловить змей, то ли не вмешиваться в разборки веселящихся магов. По всему выходило, что представление может закончиться нехорошими последствиями: Беркана, по-прежнему стоя на сундуке, крепко схватила Раиду за плечи и слезать не собиралась, сам Раиду, отрешенно уставившийся в пол и старающийся не поддаться мощной волне ярости, делал вид, что его здесь нет. Лагур открыл закрывшуюся было книгу. Бедные змеи ползали во все стороны, по мановению руки магов меняя направление. Наконец, Хагалару эта забава наскучила. В одно мгновение слепозмейки увеличились в размере, у них появились острые зубы, которыми они безболезненно впились царевичу в запястья и щиколотки, распиная на кровати. Защититься он даже не пытался — сделал вид, что ему эта игра тоже порядком наскучила.
— Раздевать меня сам будешь? — зло бросил он магу, прищурив зеленые глаза.
Тот не удостоил жертву даже взглядом, просто щелкнул еще раз пальцами. Беркана быстро уселась обратно на сундук и уткнулась глазами в пол — длинный ворс овечьей шкуры не полностью скрывал тело Локи.
— Я ожидал от тебя большего… — в недовольном голосе царевича явно слышалась насмешка, будто всё, только что произошедшее, доставило ему лишь небольшие неудобства. Но лучше бы он не раздражал понапрасну своего палача, который уже взял в руки одно из орудий. Это был ивовый прут, не слишком длинный или толстый, но даже он в умелых руках мог стать беспощадным орудием пытки. Хагалар сделал пару пробных взмахов, со свистящим звуком рассекая воздух. Раиду до крови сжал кулаки. Ивар знал, что брат с большим удовольствием поменялся бы с Локи местами. Только бы он не бросился на Хагалара! Ведь иначе придется вмешиваться, успокаивать брата и увеличивать муки Локи.
Первые несколько ударов маг нанес быстро. Беркана трусливо зажмурилась, судорожно схватила руку Ивара и сжала с такой силой, что чуть не выломала и так повреждённое запястье. Сам Ивар, даже не глядя на кровать, поймал себя на мысли, что сжимает в кулак свободную руку. Плечо Лагура, прижатое к его руке из-за тесноты, дернулось, но этот скорее перелистывал страницу, нежели переживал вместе со всеми. Только бы истязание побыстрее закончилось! И вдруг, словно повинуясь желанию естественника, свист прекратился.
— Ну как тебе? — издевательски спросил Хагалар.
Ивар осторожно поднял голову: маг стоял, покручивая прут в руке. Это было неправильно! Любой, кто хоть раз подвергался наказанию розгами, знал, что больнее всего не когда бьют, а когда перестают. Любители чужих мучений растягивали наказание, останавливаясь после каждого удара, давая прочувствовать всю силу режущей боли. Но истязателями палачи поселения никогда не были.
— Продолжай! — отчаянно воскликнул Ивар, когда понял, что Локи отвечать не собирается. Маг неспешно, явно получая удовольствие от страданий Локи и переживаний естественников, повернулся к нему, послал обворожительную улыбку, снова угрожающе замахнулся и безжалостно нанес еще один мощный удар. Беркана, вновь услышав столь отвратительный свист прутьев, врезавшихся в спину царевича, вздрогнула и впилась острыми ногтями в руку Ивара, однако тот даже не заметил легкой боли. Он только внимательно следил за происходящем, хотя минуту назад дал себе слово смотреть куда угодно, но только не на помост.
Локи чувствовал себя почти навершине блаженства и, без малейшей доли тревоги глядя на лица естественников, коварно улыбался, обнажив белые зубы. Небольшой спектакль для друзей удался, в него безоговорочно поверили: сконфуженные софелаговцы смотрели куда угодно, но только не на кровать. А забава со змеями понравилась даже Хагалару и придала наказанию нотку гадливости. Именно то, что ему, сыну Одина, сейчас и нужно. Как Локи и ожидал, маг бил далеко не со всей силы. Он не выказывал желания замучить, скорее — унизить самим фактом того, что какой-то отверженный лупит сына царя. Происходящее вызывало раздражение: выскочка посмел сотворить такое… Но предвкушение веселья всё-таки его заглушало. Боль, жгучая, напоминающая палящие языки пламени, была вполне терпимой. Локи, не имея возможности видеть, лишь предполагал, что на спине оставались всего лишь рубцы, а не кровоподтеки. Перенести такую боль он мог играючи, что лишь добавляло ему уверенности в своих силах, поэтому он и не отключил сознание. Однако если он будет долго лежать, отмалчиваясь, то кто-нибудь может заподозрить его в покорном признании поражения, что совершенно недопустимо. О нет, он хотел устроить настоящее представление, и он приложит все усилия, чтобы осуществить задуманное. Хагалар пожалеет о том, что связался с сыном Одина! И впредь будет выказывать ему уважение!
— Беркана и та сильнее бьет, может, поставишь её вместо себя? — нахально заявил Локи, осторожно поворачивая голову к ничего не подозревающему палачу. Ворсистые шкуры мешали заглянуть ему в глаза, да и друзей царевич видел лишь мельком. Впрочем, они явно были напуганы происходящим.
— Боюсь, она не согласится, — откликнулся Хагалар, ни на секунду не останавливаясь. Непривычная работа не мешала ему говорить, удары сыпались столь же равномерно, сколь и раньше. Действительно ли работа столь непривычна? Действительно ли маг исполнял обязанности палача впервые? Или у него были дети, которых он привык хлестать розгами за малейшую провинность?
— Проверишь? — с издевкой подмигнул Локи, не выходя из образа. Если играть, то играть до конца, и уж сын Одина вложит в игру всю свою душу.
— Одинсдоттир, желаешь встать на мое место? — Хагалар повернулся к девушке, но даже это не помешало ему продолжить наказание. Беркана, красная, как рак, возмущенно подняла на мастера глаза, а затем нервно встала, мгновенно оказалась рядом и, взяв одну веточку из общей кучи, со всего размаху ударила Хагалара, своим поступком приведя в замешательство сидящих неподалеку друзей. Она попала по руке и груди, но сквозь одежду удар не чувствовался. Локи только довольно усмехнулся — еще одно очко в его пользу.
— Ты и так мучаешь меня этим зрелищем, так еще и издеваешься! — впервые за всю свою жизнь Беркана кричала на мастера, потеряв контроль над собой. С трудом вымолвив эти слова, магиолог притихла, пытаясь восстановить частое дыхание. Лицо её было искажено неподдельной яростью.
— Я издеваюсь?! — маг скорчил донельзя удивленную физиономию. — Это была его затея, — кивок в сторону беспомощной жертвы. Беркана бросила неловкий взгляд на распростертое буквально у ее ног тело и враз побледнела. Локи еще никогда такого не видел: с лица магиолога мгновенно ушли все краски. Беркана смотрела на его спину с каким-то священным ужасом. Если бы мог, царевич проследил бы за ее взглядом. Всё-таки его тело, тело бога… Боль была не очень сильной, спина не кровила, но почему тогда Дочь Одина выглядела так, будто перед ней выпотрошенный труп? Локи уж думал, что она бросится в ноги Хагалару, но нет: магиолог чересчур резко развернулась и нетвердой походкой вернулась к изумленным друзьям. Привлеченный криками Раиду впервые за все время бросил взгляд на место казни, но сразу же снова уставился в пол.
Локи безучастно отвернулся, борясь с внутренним раздражением. Наблюдать за софелаговцами было не очень интересно, а спина начинала гореть огнем. Стоило начать второй акт незамысловатой, заранее продуманной пьесы:
— Судя по слабости ударов, ночь у тебя была тяжелая. Снилось пламя моего возмездия?
— Неужели ты так недальновиден, дитя, что считаешь себя единственной моей заботой?
— А иначе зачем ты поставил метку?
— Все ради наших дорогих софелаговцев. Да и развить в тебе самоконтроль не помешает. А если не выйдет — останешься без руки… — Хагалар переругивался со скучающим видом. Будто не сам с таким напором настаивал на наказании, будто не сам всей душой жаждал привести его в исполнение. Изломав о спину один прут, он медленно, словно нехотя брался за другой — боль обрушивалась с новой силой, особенно если розга попадала по одним и тем же местам, но Локи все еще упрямо терпел, не желая облегчать свою участь. Кем он будет, если сдастся этому выскочке?
— Если твоя метка отрежет мне руку, я спокойно смогу убить тебя, — как ни в чем ни бывало заметил он. Хагалар не ответил, меняя орудие в очередной раз. От режущей боли хотелось шипеть, но вместо этого Локи лишь шире улыбнулся и устало промолвил: — Как закончишь — разбуди, — и демонстративно закрыл глаза. Такого маг точно не стерпит.
— Хотел бы и я поспать, а то моя работа крайне скучна, — Вождь поставил свободную руку на пояс и перенес вес на одну ногу, всем своим видом выражая неудовольствие от процесса. Царевич понятия не имел, считал ли Хагалар удары, но был готов стерпеть и на пару сотен больше: софелаговцы, скорее всего, считают хотя бы приблизительно, а похвастаться выносливостью всегда приятно, ведь ему, царевичу, подобает быть выносливее их всех вместе взятых.
— Так ложись рядом. Кровать большая, вы сюда все поместитесь, — Локи игриво подмигнул жмущимся на сундуке друзьям, будто и вправду приглашая.
— Думаешь, любой из них без оглядки подставит свою спину, чтобы разделить твою участь? — раздраженно бросил Хагалар: его рука заметно дрогнула. Еще немного, и он проиграет!
— От них этого и не требуется, — заметил Локи, вспоминая порядки поселения, — твои действия незаконны. Я пожалуюсь тингу, друзья подтвердят мои слова… А дальше на помосте окажешься уже ты, и я, как жертва, с удовольствием приведу приговор в исполнение! Только у меня сил побольше будет, да и песок из меня пока не сыпется, так что тебе следует опасаться! А то ведь и до сотни ударов можешь не дотянуть! — царевич нагло рассмеялся прямо в лицо палачу, хотя делать это в его положении было сложно. Погруженный в себя, он и не заметил, что Хагалар начал злиться по-настоящему. Глаза мага опасно сощурились, а очередной удар оказался в разы сильнее предыдущего. У Локи неожиданно перехватило дыхание. Да как он смеет?
— Вот сейчас хорошо, хоть что-то чувствую! А что, сильнее не можешь? Совсем состарился? Или, если попробуешь бить сильнее, рассыплешься? — Локи приподнял голову, не прекращая своей рискованной игры: мышцы шеи и спины тут же отозвались болью, а очередной удар едва не пришелся по лицу, пробудив неприятный страх. — Или нет, я понял, это твое хваленое милосердие! Только вот я не нуждаюсь в твоих подачках, старик!
Локи смотрел на своего палача так, словно перед ним был слуга или даже раб. Да ведь так и есть! Пусть он распят на кровати, раздет и унижен, все равно Хагалар должен знать свое место и понимать, с кем связался. Перед ним — сам царевич Асгарда, который никому не позволит обращаться с собой, как с последней дрянью, особенно всякой грязи под ногами, вроде отверженных преступников! Даже сейчас он выше всех их! Лицо мага, обычно снисходительно-насмешливое, исказилось неконтролируемой яростью.
— Хочешь испытать настоящую боль? — ядовито прошипел Хагалар, наклоняясь к самому уху Локи. — Что ж, я её тебе устрою.
Он медленно вытащил из кучи веток новое орудие и замахнулся со всей силы. Первый же удар ожег и без того израненную спину такой болью, что не ожидавший этого царевич вскрикнул, браня себя мысленно за показную слабость. Хагалар, удовлетворенно оскалившись и явно наслаждаясь победой, несколько секунд держал лозу на теле, а потом резко поднял, под углом, беспощадно разрывая кожу и принося еще большую муку, невыносимую для простого поселенца и совершенно не вписывающуюся в продуманный до мелочей план. Локи хватило пары мгновений, чтобы оценить сложившуюся обстановку. Вот теперь игры кончились и пригодятся давнишние уроки. Расслабиться, глубоко дышать, выкинуть из головы все мысли! Этот отверженный ответит за все, но позже. Не одно столетие лучшие палачи Асгарда учили сыновей Одина этому бесценному умению: закрывать сознание от боли. И вот жжение рассеченной кожи, мягкость шкур и даже колебание непонятно откуда взявшегося ветерка пропали. Локи чувствовал только влагу на спине, потом исчезла и она — остался только свист розог, ломающихся о его спину. Тонкие губы расплылись в безумном оскале, а полуостекленелый взгляд уставился на друзей. Трое софелаговцев бросились на помощь после нескольких сильных ударов, но уткнулись в магический барьер. Они хотели пробить его, стучали руками, кружками, Раиду даже попытался разбить его столом — ничего не получилось!
— Хагалар, прекрати!
— Одумайся, остановись!
— Ты его убьешь!
Эти и другие вопли только нервировали жертву, заставляя беситься от бессилия, и раздражали палача. Все было бесполезно: маг не останавливался ни на секунду. От него несло такой яростью, какую Локи давно не встречал среди живых. Видал он монстров на своем веку, но такого — никогда! Это раздражало еще больше. Ивар после непродолжительных раздумий сообразил, что есть другой способ остановить это безумие. Он бросился к входной двери, но уткнулся в еще один барьер — мастер все предусмотрел. И только Лагур спокойно сидел на сундуке и читал, не замечая поднявшегося шума.
— Хагалар!!!
Словно очнувшись от долгого сна, палач резко обернулся. Ученые отпрянули: на них смотрело каменное лицо с пылающими ненавистью красными глазами.
— Заткнитесь, пока не остались без языков… — прошипело чудовище и выхватило новый прут — он был слишком тонким и сломался от первого же удара.
— Прекрати! — едва сдерживая рыдания, взмолилась Беркана. Она уже разбила руки в кровь, барабаня по барьеру. В следующее мгновение и она, и оба естественника оказались прикованными к стене: гибкие лианы, появившиеся из ниоткуда, связали ученых не только по рукам и ногам, но и заткнули им рты. Раиду попытался порвать лозы, но без толку: они усилили хватку, норовя задушить непокорного. Тем временем Лагур, никем не замеченный, копался в сундуках в поисках целительных камней. Он Хагалару не мешал, поэтому маг не обращал на него никакого внимания. Локи же после нескольких попыток взять себя в руки стало по-настоящему страшно: боли-то он не чувствовал, но это совсем не значило, что Хагалар не повредил внутренние органы. Умереть под розгами в мире отверженных было последнее, о чем мечтал воспитанник Одина. Нет, этого не будет! Он попытался высвободить руку из змеиного захвата. Да только куда там — зубы тут же впились в кожу, пресекая новые попытки. Использовать магию, одновременно удерживая защитный барьер, было невозможно. Унижение, словно кровь, растеклось по венам. Можно было попросить пощады, но если уж выбирать из смерти и унижения, Локи предпочел бы смерть. Так, по крайней мере, он мог закончить свои дни достойно. Царевич с трудом пододвинул голову к краю лежбища и обнаружил, что пруты заканчиваются. В душе шевельнулась надежда. Еще пара штук — и Хагалару будет нечем истязать. Правда, никто не мешает ему достать из небытия новые.
И вот Вождь схватил последний прут — два-три удара — он переломился пополам и полетел в дальний угол к своим собратьям. Локи продолжал дерзко улыбаться, не давая понять противнику, насколько напуган на самом деле. Нет, врагу он больше своего страха не покажет! Хагалар пошарил рукой по полу, не нашел очередного орудия и выпрямился. К нему начал возвращаться рассудок: на лице вместо устрашающей каменной маски с кроваво-красными глазами стали проступать черты обычного немолодого аса. Локи тихо выдохнул, радуясь происходящему: кажется, удача сегодня на его стороне. Правда, он старался не думать о том, что сейчас представляет собой его спина. Вряд ли сильно приглядное зрелище.
— Ты мне шкуры запачкал.
Говорить и держать болевой барьер одновременно было тяжело, но Локи пошел на риск, так как понимал: он победил, и сейчас важно закрепить успех. Показать, каков он на самом деле. Если он впустит хоть каплю той безумной боли, что должен чувствовать, то почти наверняка потеряет сознание от шока. — Мастер магической науки, что ты теперь мне сделаешь?
Маг не ответил. У него словно спала пелена с глаз: он сделал несколько шагов назад, стер с лица невидимые бисеринки пота. Хагалар тяжело дышал и все не мог отвести взгляда от иссеченной спины. Установившуюся тишину нарушили тихие шаги. Лагур, бодрый, решительный, не похожий сам на себя, подошел к мастеру.
— Ты, ослепленный властью сильный маг, из наказания пытку учинивший! Глупец, свою гордыню не сдержавший, достойно поражения не приняв, ты заменил свет разума на ярость и лик свой истинный явил впервые нам! Чудовище, палач и кровопийца, ты истязание будешь продолжать, или могу я к Логе подступиться, и боль от ран его мгновенно снять?
Лагур впервые в жизни смотрел в глаза собеседнику, а не в книгу, и это пугало не меньше, чем недавнее преображение Хагалара. Маг сдержанно кивнул. Локи снова приподнял голову и посмотрел на софелаговцев: по щеке Берканы текли слезы, на лицах Ивара и Раиду застыла гримаса ужаса, будто только что воплотились в жизнь их самые худшие ночные кошмары. Вряд ли такого ожидал Хагалар, когда настаивал на наказании. Что еще раз доказывает победу сына Одина. Верно, пусть он пострадал больше, чем ожидал, зато затея удалась. Лагур подошел ближе и густо посыпал спину порошком. Он не терял зря времени: пока остальные кричали и плакали, он не просто нашел камни, а еще и растолок их. Локи хотел было остановить естественника: его терзало почти детское любопытство посмотреть, насколько сильные повреждения Хагалар нанес — но вовремя одумался. Все же смотреть на собственные внутренности и вывернутые кости гораздо менее приятно, чем на кости побежденных врагов, что ему и пристало по статусу. Царевич сосредоточился, понемногу снимая барьер. Целительные камни действовали не мгновенно. Прошло несколько томительных минут, прежде чем он полностью включил сознание и убедился, что мир сияет всеми красками, что он не чувствует ничего, кроме слабости, вызванной потерей крови. Значит, все в порядке, и он победил! Змеи исчезли, и Локи смог, наконец, развернуться: несколько шкур было испорчено безвозвратно — ни один раб не отмоет такое количество крови. Свежей, пахучей. Терпкий запах создавал иллюзию ужасного сражения, в котором Локи Одинссону только что удалось вырвать самую настоящую победу.
— Я восхищен выдержкой сына Одина, — послышался голос Хагалара, и в этот раз в нем не было ни капли насмешки. — Пусть мудрость настоящего царя тебе еще неведома, но ты уже не дитя и стойко принимаешь испытания. Когда ты будешь готов занять свое место в жизни, я буду рад служить тебе.
Маги обменялись очень серьезными взглядами: каждый признал силу другого.
Мастер кивнул Локи, впервые за полгода оказывая хоть какие-то почести воспитаннику самого Одина, и покинул дом, сняв напоследок все заклинания. Ученые, освободившиеся от пут, не знали, что говорить и делать. Локи смотрел на них дружелюбно, но заводить разговор не спешил, а они не смели и рта раскрыть. Могли бы поздравить его с победой.
Не в силах больше находиться в помещении, где недавно развернулось такое страшное действо, Беркана, заплаканная и ещё не отошедшая от шока, последний раз сочувствующе взглянула в глаза Локи и вышла. Чуть ли не выбежала, спотыкаясь на ровном месте. За ней неспешно последовал Ивар, бросив напоследок что-то нечленораздельное. Раиду задержался дольше других: он долгую минуту смотрел в лицо Локи, и было в этом взгляде все: от обожествления до страха. Внутри царевича даже шевельнулось недовольство его смелостью. Но вот и за ним закрылась дверь. Счастливый молодой маг скинул на пол грязные шкуры и ногой отшвырнул их в тот угол, где лежали поломанные розги. Он уберет их позже, пока же можно отдохнуть: он потерял достаточно крови, необходимо восстановить силы. Лагур, не спрашивая разрешения, присел на единственную почти чистую рыжую шкуру.
— Большое спасибо. Твоя идея была великолепна! — великодушно поблагодарил Локи. Не стоило забывать, что именно Лагур подтолкнул его к представлению, но лишь с помощью умений воспитанника самого Одина рискованная игра обернулась полной победой!
— Совет давал я, глупый сын Вотана, не ведая, как ты поймешь его! Ты ж глупостью безмерною своей безумство мага вызвал столь беспечно! Ведь он, слепящей яростью плененный, орудие любое мог явить — хвала богам, что жив ты по сей час! Мы не смогли б остановить его: как наша ни сильна к тебе любовь, но ярость мага во сто крат сильнее!
Довольный царевич решил ради интереса подыграть своему странному софелаговцу:
— И что я делать должен был, скажи? Просить пощады или снисхождения? Он дал бы, ведь не боль, а унижение хотел он мне сегодня принести. Меня сломить он жаждет, ты же знаешь.
— Я знаю, что неправ ты, как и он! Вы все слепы, и я один лишь вижу — пока ты жив, ты местью дни наполнишь, — но умерев, утратишь все мечты!
— Значит, стоит забыть о чести ради физического существования? — недовольно переспросил Локи, переходя на обычную речь.
Лагур не опустился до спора. Он встал с кровати и спросил:
— О славный Логе, нужен врач тебе — иль, может быть, тебя оставлю я?
— Оставь меня, не стой в моем проходе, — в тон ему ответил Локи. Естественник благосклонно кивнул и неторопливо удалился, а царевич только после его ухода задумался: почему отрешенный от мира мечтатель Лагур — единственный, кто поинтересовался его здоровьем? Внутри что-то недовольно шевельнулось.
====== Глава 46 ======
— Дай мне успокоительное!
— Тебе пустырник, валерьяну или что-нибудь сильное, синтетическое? — вяло спросил Алгир, поморщившись и с явной неохотой оторвавшись от человеческой книги по имплантантам. Привычка Хагалара неожиданно врываться куда угодно и когда угодно в свое время стоила жизни нескольким асам; хорохорившийся любимец царя обожал отвлекать целителя от операций, заявлять, что «Один приказал явиться вот прямо сейчас» и, не слушая возражений, оттаскивать его от пациентов. И, пускай это было давно, во времена минувших войн, но Алгир славился отменной памятью. Даже сейчас он по именам и лицам помнил всех несчастных врагов и пленников, пострадавших от необузданной ярости мага. Поскольку лечение было длительным и далеко не всегда успешным, Алгир несказанно обрадовался, когда узнал, что Хагалар оставляет военную службу и хочет измениться. Он даже помог ему — разработал целый курс лечения, включавший в себя десятки разных успокоительных лекарств и упражнений. Тогда казалось, что система себя оправдала и боевой маг стал походить на обычного аса. Но все ожидания и надежды оказались напрасными: прошли столетия, и искусственная оболочка человечности дала слабину. А ведь Алгир, будучи разумным асом и реалистом, изначально имел определенные опасения и неоднократно предупреждал приятеля о том, что работа мастера слишком тяжела для бывшего воина!
— Дай мне все, я сам разберусь, — сурово гаркнул Хагалар, после чего рухнул на лавку как подкошенный. На однотонной светлой одежде выделялись темные, почти бурые пятна крови, ещё живее воскрешая в голове целителя картины из прошлого.
— Ты успел спрятать труп Раиду? — сухо спросил он, разыскивая среди сотен снадобий все возможные успокоительные.
Ни один мускул не дрогнул на лице целителя. Ему, как и в большинстве случаев, не было никакого дела до происходящего. Порой складывалось впечатление, что даже самое страшное событие, такое, как, к примеру, неминуемая кончина, не смогло бы заставить Алгира проявить хоть какие-то эмоции.
— Раиду? — недовольство в голосе мага на секунду сменилось удивлением. — Нет, он тут ни при чем. Да и трупа-то нет.
— Это радует, — целитель, во взгляде которого по-прежнему читалось лишь безразличие, принес из соседней комнаты ворох тряпок, в котором с трудом угадывалась верхняя одежда.
С давних пор Алгир предпочитал иметь несколько запасных комплектов: работа врача, с одной стороны, — грязная, с другой, — требующая стерильной чистоты. Да и в таких случаях его предусмотрительность окупалась.
— Переоденься, у тебя одежда в крови, — целитель бесцеремонно бросил свёрток Хагалару, а на стол с грохотом положил многочисленные лекарства. — Напомнить, как их принимать?
— Не надо, — злобно сощурив глаза, процедил сквозь зубы маг и одной рукой стянул с себя рубаху, с мясом вырывая золотые и серебряные крепления.
Он был явно не в себе: пропала извечная балаганная язвительность, придирчивость, крикливость, даже неизменная ехидная улыбка уступила место плотно сжатым губам и нахмуренному лбу. Сейчас более, чем когда-либо, он был похож на себя прежнего, и Алгир не знал, какой Хагалар раздражает его больше.
— Полежи в горячей воде с эфирными маслами, — тон, которым был дан этот совет, вышел сухим и деловым, но целитель не знал, слушает ли его маг. — Добавь ладан, сандал, герань, морскую соль. На тебе лица нет.
— Хорошо, — маг, еле заметно кивнув, резко встал, одной рукой сгрёб громко звякнувшие склянки и стремительно покинул комнату.
Немного постояв на одном месте, Алгир неопределенно пожал плечами и вернулся к имплантантам. Он не узнавал старого знакомого: место споров и паясничанья заняли короткие ответы, резкие движения и быстрые действия. Да, пожалуй, такой Хагалар раздражает меньше.
Локи неподвижно сидел на кровати, подогнув под себя ногу, и раз за разом перечитывал строчки письма на огромном свитке, который бедный Мунин с трудом дотащил до поселения. То, что видели глаза, голова полностью отказывалась принимать. Это точно был обман зрения. Руки чуть подрагивали от обиды и раздражения, сбившееся дыхание выдавало бессильную ярость, а крепко стиснутые зубы — желание убить, которое овладевало сыном Одина с каждым мгновением всё сильнее и сильнее. Убить хотелось всех, начиная с себя самого и заканчивая провидением, судьбой, неудачей, даже родными отцом с матерью, бросившими его на ледяных скалах… Кого только рассерженный Локи не винил в своем позорном провале! После прочтения злополучного письма чуть ли не в сотый раз Локи со злостью отбросил кусок пергамента на стол. Не целясь, попал в ворона, услышал несколько злобных «кар» в свой адрес и принялся бешено расхаживать по комнате, стараясь не поддаваться мощной буре эмоций, царившей в его душе.
Еще в кукушкином месяце он послал отцу письмо с законотворческими предложениями. Он много часов изливал на бумагу свои немного сумбурные, но от этого не менее прекрасные и оригинальные идеи; испортил несколько свитков пергамента, сломал пару штифтов, вымотался настолько, что, едва отправив послание, тут же сомкнул веки и забылся тревожным сном. Таких больших, подробных и обстоятельных писем он не писал никогда в жизни. Его доводы были настолько целесообразными, что он ждал похвалы и признания и не допускал даже мысли о возможной неудаче. Вот только неожиданно пришлось вернуться с небес на землю. Сухое, словно засохший зимний лист, ответное письмо оказалось для Локи неожиданным ударом, вмиг разрушившим все его надежды. Отец в пух и прах разносил все его идеи, указывая на их бессмысленность, сетовал на то, что его сын, царевич, сблизился с недостойными асами, напоминал об ответственности, благоразумии и прочем, чего, по его мнению, сын окончательно лишился в поселении. Он обстоятельно и весьма подробно указывал на грубейшие недоработки в самой сути проекта. Смягчать наказания можно было лишь в одном единственном случае: воспитав сперва у асов высокую мораль, развив духовное начало. Учитывая же, что большая часть жителей Асгарда — простые рыболовы и скотоводы, то лёгкой публичной болью их не возьмёшь. Сильная же требует длительного лечения, поэтому штрафы и изгнание — самое лучшее решение из всех возможных. Что же до каторги, то она слишком уж сложна в организации, и, что немаловажно, практически невозможно найти работы, которые были бы хотя бы в два раза тяжелее обычных крестьянских повседневных забот.
«Прежде чем принимать судьбоносные решения, сын мой, — писал великий бог, подводя итог всему вышесказанному, — познакомься поближе с простыми асами. И ты, и Тор не слишком сведущи в делах, касающихся нашего народа. Это одна из главных причин ваших иллюзий». Пожалуй, во всём письме был лишь один приятный момент: бог девяти миров даже в письме называл полуетуна своим сыном, но это странное предложение — познакомиться с народом… Каким образом? Асгард представлял собой отдельно стоящие хутора. Каждый из них можно навестить, и в каждом царевича встретят как самого дорогого гостя, расскажут обо всех радостях и скроют все горести.
Чтобы обдумать все еще раз, Локи по давней привычке лег на пол. После металлического холода золота Гладсхейма лежать на деревянных досках, источающих едва уловимый умиротворяющий запах, было приятно, даже когда голова буквально распухала от одолевающих её мрачных мыслей. Что бы Локи сам о своей гениальности ни думал, Великий бог хладнокровно отверг все его предложения и приказал получше узнать простых жителей Асгарда. Но как узнать их, сидя в мире отверженных? Среди тех, кто уже однажды попрал законы, отказался жить в цивилизованном обществе и оказался здесь. Локи наморщил лоб и положил руки под голову. Он ведь знаком со многими учёными, но, несмотря на это, ничего не знает об их прошлом, о том, что заставило вполне благополучных, здоровых, молодых асгардцев покинуть родные места и семью. Царевичу лишь однажды довелось поговорить о женской доле, но это не проясняло ситуацию. Положение женщин поселения нисколько не соответствовало привычному полурабскому положению в широком обществе. В поселении царило равноправие. А равноправие Асгарду не нужно. Пускай женщины не могут вести дела в суде, не носят оружия, но зато они избавлены от наказания смертью и от кровной мести. Закон защищал женщин и детей, иначе асы давно бы вымерли.
Привстав на локтях, царевич в сотый раз посмотрел на свиток и ворона, все еще отдыхавшего после длительного перелета. Большой, чёрный, как смоль, Мунин сидел рядом с письмом и… Пил молоко! Локи только сейчас обратил внимание на то, что Мунин то и дело засовывает клюв в высокий стакан. Ворон. Пьет молоко.
— Только не говори, что ты еще и конфекты любишь, — с некой обреченностью в голосе пробормотал Локи, не двигаясь с места.
Проверить свою догадку он не мог при всем желании: ванахеймское сладкое давно съели. Но даже если бы сладости были, не стал бы Локи тратить на ворона дорогущее угощение. Словно прочитав мысли царевича, Мунин взмахнул крыльями и несколько раз стукнул грязным клювом по божественному письму.
— Эй ты…! — с укором начал было Локи, но внезапно замер на полуслове, так и не договорив.
По телу прошла неясная дрожь. Этот стук. Он не раз слышал его в покоях отца. Воспоминания о прошлой беззаботной жизни в отчем доме тут же стали лезть в голову. Вороны стучали клювами по твердым поверхностям, имитируя игру на барабанах. Точнее, Локи и Тор считали стук пародией на барабаны, но если это не так. Если это не музыка, а алгоритм… Алгоритм шифрования… Царевич помотал головой: не стоило читать так много мидгардских книг. Раиду был очарован идеей передачи сообщений на расстоянии, и если сотовый телефон внедрить в Асгард было невозможно, то телеграф…
Локи, ещё пару раз недоверчиво взглянув на птицу, неторопливо сел на лавку и предложил ворону свою руку; тот гордо отказался, отвернув голову в сторону.
— Ты меня понимаешь? — маг впервые в жизни посмел заговорить с одним из доверенных советников отца.
Не то, чтобы царь Асгарда запрещал беседовать с воронами, но в детстве царевичи старались обходить подозрительных птиц стороной, а затем уже сами птицы перестали попадаться на глаза. Они обитали в покоях Одина, куда царевичам вход был заказан, а на официальных приемах было не до пустых разговоров и наблюдений за птицами. Сейчас же Локи остался наедине с вороном, к тому же всевидящего отца нет.
— По-ни-ма-ешь? — не дождавшись ответа, нетерпеливо повторил царевич по слогам, повысив голос.
Он остро ощущал всю странность ситуации, и то ли ему показалось, то ли Мунин действительно кивнул. Ну да, после пишущего Рототоска Локи уже ничему не удивлялся. Ворон снова кивнул и стукнул клювом. Так же, как и в прошлый раз.
— Подожди! — маг молниеносно схватил первый попавшийся клочок бумаги и карандаш. — Можешь еще раз?
Ворон, будто выражая согласие, громко каркнул и снова постучал по столу.
— Хм, — Локи посмотрел на свою запись: ворон стучал то быстро, то медленно. Неужели это…
— Азбука Морзе? — поразившись своему предположению, пробормотал Локи. — На каждую из двадцати четырех рун? Или все распространенные слова закодированы ударами клювом… Простучи мне «нет».
Ворон гаркнул что-то неразборчивое и простучал комбинацию, отличающуюся от предыдущей парой ударов клюва. Локи записал и ее…
…Письмо, предостережение отца — все было благополучно забыто. Даже не отдавая себе отчёта, сын Одина всерьез увлекся расшифровкой птичьего языка. Еще в детстве они с Тором, беспрерывно слыша карканье, пытались понять, как именно вороны разговаривают с отцом. Все знали, что Один может смотреть на мир глазами птицы только определенное ограниченное время, в основном же, помощники передают новости устно. Но каким образом?
Записав около десятка слов, Локи вспомнил о письме отца и приказе изучить асов. Уехать из поселения надолго он, конечно, не мог, но чем отверженные не асы? Им всем пришлось уйти из большого мира. Значит, нужно просто расспросить их и узнать, какие причины заставили отверженных отказаться от обычной жизни.
— Передай отцу мои сожаления по поводу того, что я отнял у него столько бесценного времени, — попросил Локи, в упор глядя на птицу.
Мунин одобрительно каркнул в знак согласия и сорвался с места с такой скоростью, что даже оборонил на пол черное перо. Царевич машинально поднял его и направился в дом снабжения: только там можно раздобыть любое количество карандашей, ручек и бумаги для стукалок. Работа предстояла самая муторная: нужно было опросить как можно больше жителей поселения. Пускай отверженные расскажут о своих заворотных невзгодах, а воспитанник самого Одина подумает, как можно разрешить их конфликты. Что бы ни говорил отец, но законы пора менять, и это более, чем очевидно: к примеру, за убийство свободного следовало отдать столько серебра, сколько стоили двадцать коров. Выплата такого долга отнимала у многих простых асов полжизни. Нововведения просто необходимы!
Работа над каскетом, давно потерявшая смысл и направление, постепенно сходила на нет. Дети приходили в лабораториум вовремя и делали вид, что ставят эксперименты, но толку не было никакого. Ивар, Раиду и Беркана в кои-то веки были полностью единодушны. Осознав всю серьёзность ситуации, они на редкость единодушно боялись мага и, не сговариваясь, старались держаться от него подальше, насколько это было возможно в душной тесноте лабораториума. Впервые за долгое время в помещении царила практически идеальная тишина: прекратились прежние игры, шуточки и забавы, радостные улыбки более не появлялись на лицах друзей. Теперь юные софелаговцы, боясь сделать неверный шаг и разгневать «наставника», лишь обменивались короткими репликами, наподобие: «Дай, пожалуйста, тиосульфат натрия» или «Куда поставить колбу с озоном?». Неужели и в самом деле боялись, что маг за малейшую оплошность изобьет их до полусмерти? А даже, если бы это было и так, идеальное поведение их бы не защитило. От яростной сущности Хагалара ничто не могло спасти. Совместная работа, сопровождавшаяся прежде шутками Ивара, проклятьями Раиду и тихим смехом Берканы, напоминала теперь поминки особо любимого родственника. А ведь этот самый родственник, здоровый и бодрый, энергично работал вместе со всеми. Локи, на которого все то и дело бросали осторожные взгляды, не выказывал ни страха перед магом, ни пренебрежения к невольным зрителям; лишь настойчиво и весьма умело делал вид, что ничего не случилось. Только вот стереть воспоминания пока не удалось никому.
Хагалар не мог позволить себе такую беспечность. Он, старый маг, прошедший сотни войн, сразивший и замучивший тысячи врагов, повелся на провокацию мальчишки и дал волю давно пережитому кошмару! Страдания Локи и боль, испытанная царевичем во время жестокого наказания, ничуть не тревожили мастера. А вот тот факт, что он сам, много столетий назад решивший измениться, не сдержался и позволил давно утихомирившемуся гневу вырваться наружу… Это действительно не на шутку беспокоило мага. Как бы ни было мерзко признавать даже перед самим собой случившуюся оплошность, он должен держать ситуацию в руках. За столетия в роли мастера ответственность за жизни и безопасность других въелась в подкорку. Если не остановиться сейчас, не подавить яростную натуру настойками и таблетками, как тогда, сотни зим назад, то может пострадать полпоселения. Хагалар бросил мрачный, полный ненависти взгляд на мирно читающего Локи, на едва заметную непринужденную улыбку, застывшую на губах царевича. Сколько нахальства читается в хитрых зелёных глазах! Если уж что-то плоть и кровь Одина действительно умела делать, так это выводить из себя! А ведь паршивец даже не понял, что ему очень повезло! Во взбешенном состоянии маг вполне мог случайно убить его. И, несомненно, сделал бы это, если бы детеныш не защитился от боли. У мага было несколько предположений насчет методики, но пока не представлялось случая проверить ни одно из них. Стоило признать, что детеныш удивлял его донельзя: он то и дело бросал робкие взгляды на полуневидимую руну хагалаз — простейшую иллюзию, которую наследник магии Одина не смог распознать и принял за зловещее предостережение. Плоть и кровь самого царя Асгарда ничего не смыслила в магии, в этом Хагалар был совершенно точно уверен, но при этом владела каким-то запредельно мощным магическим умением контролировать боль. И одно с другим совершенно не вязалось.
Обо всем об этом стоило поразмыслить, и времени теперь у Хагалара было предостаточно. Пока успокоительные настойки вместе со специальными упражнениями не дали должного эффекта, Вождь старался избегать общества других асов и даже манкировал обязанностями мастера. Вечерами, когда ученые либо работали, либо сидели у костров, он приходил на главную площадь, занимал широкие качели и тихо покачивался, мысленно уносясь в другие миры.
Однажды, когда маг лениво наблюдал за вертолетом, который Ивар и Раиду запускали вместе, разминая поврежденные запястья, его уединение бесцеремонно нарушили.
— Хагалар!
Вождь вздрогнул и резко обернулся; сладостные воспоминания о прогулках в Етунхейме рассыпались хрусталем. Обходя разноразмерные лужи, оставшиеся после утреннего ливня, к качелям приближался детеныш. Хагалар наградил его ничего не выражающим взглядом и отвернулся, никак не меняя ни позы, ни настроя на беседу; мысленно он был все еще в Етунхейме и возвращаться в Асгард не собирался. Да и Локи все еще вызывал раздражение. Оставалась слабая надежда на то, что царское недоразумение поймет незамысловатый намек и оставит в покое своего мастера. Но нет: Локи отступать от своего не собирался. Царевич, будто не замечая нежелание Хагалара вести беседу, подошел ближе и беззастенчиво встал за спиной мага, почти вплотную, вынуждая отвлечься от мыслей и таки начать разговор.
— Не боишься подходить ко мне? — Хагалар устало опустил взгляд на сложенные на коленях руки и еще больше ссутулился. Нужно было взять себя в руки. Локи стоял слишком близко и вполне мог почувствовать древнюю магию, которую маг сейчас едва контролировал. Детеныш неимоверно раздражал одним лишь своим присутствием, и волшебство, выйдя из-под контроля, могло по-свойски расправиться с ним, а также с любым другим, кто окажется поблизости.
— Чего мне бояться? — надменно спросил Локи и склонил голову набок. Даже истязание не выбило из его голоса самонадеянность. Он присел рядом, нарушая границы личного пространства и заставляя мага призвать все свое самообладание. — Ты впал тогда в ярость берсерка?
— Нет. Мне неподвластны силы берсерка… — Хагалар угрюмо покачал головой. К чему умения рядового бойца тому, кто овладел опаснейшими силами, известными далеко не каждому? И если Локи не уйдет, то может ощутить эти силы на себе.
— Ты обладаешь великим могуществом, владеешь искусством пытки… — начал перечислять царевич.
Хагалар только плечом повел: бедное дитя слишком часто сталкивалось с палачами и, разумеется, могло отличить руку дилетанта от настоящего мастера своего дела. Наверняка думает, что отец подослал мага специально для того, чтобы выбить из него какие-нибудь сведения. И ведь не разубедишь его теперь!..
— Но никто из палачей отца никогда не говорил о тебе… — закончил царевич незамысловатую речь.
Хагалар горько усмехнулся: еще бы царские лизоблюды говорили о нем. «Хагалара» тогда не существовало, а вот прошлое имя… Наверняка Локи слышал его сотни раз, но не мог сопоставить. Вождь бросил беглый взгляд на царевича: слишком уж спокойно он говорит о палачах, словно о чем-то повседневном и нестрашном. До чего Один довел его!
— Я никогда не был палачом… Хотя те, с кем ты сталкивался, почерпнули от меня… многое. Очень многое.
Локи недоуменно уставился на мага. Хагалар нехотя вздохнул и отвел взгляд первым; теперь еще придется пояснять прописные истины.
— Локи, была война. А война настолько беспощадна и сурова, что вынуждает забыть о том, кто ты есть на самом деле, и совершить ужасные вещи. Война высасывала из асов душу, уничтожала в нас всё лучшее, оставляя внутри лишь дикую жажду мести. Так что, могу тебя заверить, мы все были мастерами, да такими, что даже вспоминать сейчас страшно. Просто я, чтобы сохранить рассудок, нашел извращенное удовольствие в неизбежном исполнении далеко не самых приятных обязанностей.
— Наконец-то я смог его тебе доставить, — глупый ребенок пошло улыбнулся, радуясь собственной шутке.
— Ты не чувствовал боли. Какой методике вас учили? — Хагалар все-таки решил задать давно мучивший его вопрос. Возможно, он поможет успокоиться.
— Отключать сознание, — неуместно весело откликнулся царевич. — С нами работали лучшие палачи Асгарда. Ежедневные занятия в течение нескольких столетий — вот и весь секрет!
— Что?! — переспросил маг ледяным тоном. Слова казались самым настоящим бредом или ложью. Может, он ослышался? Один же не мог, не имел права экспериментировать на своих детях. Пожалуй, стоит заглянуть во дворец и поговорить с царем по душам. — Один посмел обучать вас этой методике?! Ни на ком не опробованной! Это чистое безумие! — в глазах Хагалара блеснул недобрый огонь. Маг внезапно соскочил с качелей и принялся бешено ходить туда-сюда, стараясь унять ярость: древняя магия и старые умения требовали выхода, а рядом не было никого, кроме глупого ребенка. — Я бы этого не допустил… — добавил он тише.
— Но тренировки не были жестокими… — попытался возразить Локи, но маг одним движением руки заставил его замолчать.
— Ты понятия не имеешь о последствиях таких тренировок. Счастье, что вы с Тором вообще живы! — крикнул он в ответ. В груди неожиданно быстро разливалась горячая злость. На глаза словно опустилась непроницаемая пелена, а во рту пересохло. Еще одна мысль о неправоте Одина, совершившего столь необдуманный и ужасный поступок, и мастер, будучи не в силах справиться с ненавистью и гневом, помчится во дворец, уничтожая все на своем пути.
— Пойдем выпьем. У меня еще остался твой виски, — Хагалар слишком резко выдохнул и попытался перевести тему. Еще немного разговоров об обучении царевичей, и он одним неконтролируемым всплеском силы сравняет с землей все постройки вплоть до самой окраины поселения.
Локи не выказал никакого удивления ни по поводу резкой смены темы, ни по поводу неожиданного предложения. Лишь величаво встал с качелей, будто с трона, и вальяжно последовал за мастером, не задавая лишних вопросов. Пользуясь тем, что идёт впереди и царевич не может его видеть, Хагалар потихоньку восстанавливал дыхание в такт медленным шагам. Яростный зверь сердца прекратил скалиться и брызгать ядом во все стороны. Еще немного, и он почтительно последует за обуздавшим его хозяином, не причинив вреда неповинным.
— Лооооооооокииииии!
Нечеловеческий крик вывел Хагалара из полузабытья, заставив чуть ли не вздрогнуть. Им навстречу несся маленький ураган во плоти. Песчанка — ночной кошмар Локи. Хагалар несколько раз наблюдал за тем, как неугомонная девочка, словно непоседливый трехсотлетний ребенок, весело улыбаясь, висла на сыне Одина, как этот самый сын Одина, напоминавший обычно гордого павлина из ванахеймского животного сада, скрывался в первом попавшемся доме, когда ему удавалось завидеть Беркану первым. Вот и сейчас царевич со священным ужасом в глазах отшатнулся назад, незаметно, маленькими шажками, передвигаясь за мощную спину мага. В порыве чувств Песчанка вполне могла придушить. Хагалар знал это непонаслышке. Знал он и средство борьбы с девочкой. Убегать от нее было бессмысленно и глупо, гораздо лучше действовала другая методика, которую Хагалар собирался показать напуганному детенышу. Он широко улыбнулся и приветливо пошел навстречу Беркане, наклоняясь и раскрывая объятья. Среди больших бед последних дней это столкновение почти развеселило его. Давно известное решение пустяковой проблемы приободряло на фоне досадных неудач.
— Иди сюда!
Девочке хватило мгновения, чтобы переключиться со своей любимой игрушки — Локи — на старого мага. Беркана, ни на секунду не задумываясь, резво подбежала к Вождю, совершила невероятный прыжок и повисла на шее Хагалара — тот обхватил ее руками и принялся кружить, вырывая из ее груди восторженные писки.
— Хагалар! Хагалар! — Песчанка лепетала что-то бессвязное, сутью чего был восторг. Ошарашенный Локи, не скрывая изумления, лишь стоял как вкопанный и не решался подойти ближе. Вскоре у Хагалара начала кружиться голова: он опустил Беркану, и она тут же понеслась дальше, не спотыкаясь, не вихляя. Ее бы координацию движений да бравому воину…
— Ты так о ней печешься… — растеряно пробормотал Локи, с трудом возвращая голосу привычное равнодушие. Разумеется, он не помнил, как когда-то давно Хагалар точно так же кружил его самого. Совершенно не помнил.
— Меня любят хорошие дети, — пожал плечами Вождь и как ни в чем не бывало продолжил путь, оставляя позади едва сдерживающего смех плохого ребенка. Причем этот плохой ребенок даже не представлял, как сильно мог пострадать из-за того, что привел в движение силы, с которыми справиться не в состоянии.
В полном молчании маги добрались до хранилища документов, пустующего вечерами. Хагалар подошел к темному углу и привел в движение собственноручно изобретенный механизм; открылся небольшой тайник в стене, где стояла бутылка ванахеймского виски. Хагалар так и не нашел повода, по которому стоило бы открыть столь ценный подарок. Кроме бутылки, в тайнике пылились изящные хрустальные бокалы из Юсальвхейма, украшенные драконами — подарок Фригги на давнишний день рождения. Это была единственная вещь, которая помнила блеск Гладсхейма. В свое время маленький Локи любил брать их без разрешения и пить молоко, представляя, будто он Один Всеотец и пьет виски. Детские мечты так и не сбылись: царевич не стал Одином и никогда не станет, а вот виски попробовать может. Тишину нарушило приятное журчание темной жидкости, по комнате разлился терпкий аромат. Хагалар позаботился и об освещении: достал лампу из мыльного камня, залил в нее масло; не к месту вспомнился мидгардский выключатель, для которого не нужна была ни лампа, ни масло из печени рыбы, ни хлопковый фитиль. Маги одновременно взяли бокалы и пригубили, наслаждаясь непередаваемым вкусом древнего напитка. Точнее, наслаждался Хагалар, а Локи пытался не закашляться и не опозориться перед мастером: это все-таки был не мед и не эль.
— Водой разбавить? — ехидно поинтересовался Хагалар, улыбаясь впервые за последние много ночей: чужие мучения всегда приносили ему несравненное удовольствие, и этот раз не был исключением. Локи удостоил его только злобным взглядом и залпом осушил бокал…
— Может, ты еще помнишь статуэтку из хрусталя, которая стояла на столе твоей матери? — заплетающимся языком спросил маг некоторое время спустя.
Он чувствовал небывалую легкость и большое желание поговорить о чем-нибудь интимном, о том, что когда-то связывало его и Локи. Царевич спокойно допил обжигающий похлеще чоколатля виски и как-то неопределенно кивнул. Учитывая, что ему на тот момент не было и трехсот зим, вряд ли он помнил отчетливо.
— Там были изображены альвы.
— Да, — подтвердил Хагалар. — Альвы ее и подарили, — маг прервался, выпивая очередной бокал виски, который Локи услужливо налил. — Семью из хрусталя. Это был оберег. Твоя мать им очень дорожила, но то ли Тор, то ли ты его, в конце концов, разбили.
— Я не помню, — царевич отмахнулся, откидываясь немного назад и чуть ли не падая.
— Немудрено. Ты был маленьким. — Вождь сделал еще один глоток, ненадолго замолкая и собираясь с мыслями. — В Альвхейме считается, что оберег бьется к беде… — он сделал еще одну паузу, с отвращением вспоминая давнее прошлое. — А мы не поверили. И зря.
— Семья из хрусталя… Смешно, — детеныш скептично хмыкнул, выражая свое презрительное отношение к суевериям. А ведь сам является его жертвой!
— Семья из хрусталя. Да, именно так. Альвы бесконечно мудры и проницательны, они точно знают, что кому дарить. И точно знают, что асы не ценят того, что имеют, пока не потеряют самое дорогое, — Хагалар замолчал, расслаблено глядя на Локи. Тот весь подобрался, словно гончая перед броском: ждет подробностей. Ну конечно, не просто же так он согласился поговорить, наверняка, преследовал свои цели. И пьет мало: надеется сохранить трезвую голову и выпытать интересующие его сведения без лишних усилий. Неплохая попытка, которую стоит вознаградить.
— Ты был слишком маленьким… Ты не переживал еще ужасов войны… — свернул маг на более устойчивую почву, где они могли бы почти мило светски беседовать, не вскрывая старых ран, которых юный собеседник не оценил бы.
— Я был на войне! — пылко воскликнул царевич и протестующее стукнул бокалом по столу, теряя равновесие.
— Ты себе даже не представляешь, что такое настоящая война! — Хагалар, в мгновенье рассердившись, тоже стукнул бокалом по столу, чуть не разбив его. Глупый ребенок считает, что знает, что такое война. Слышал бы его Один!
— Война, длящаяся много столетий. Война, во время которой ты рождаешься, вырастаешь, которая отнимает у тебя по очереди всех твоих родных и близких. Война, которая не оставляет тебе выбора, кем быть, чтобы выжить, и которая никогда не позволит узнать иной жизни. А ты, не в силах изменить ход событий, лишь наблюдаешь за смертью товарищей, родственников и всякий раз думаешь, что лучше бы сам ушел из жизни вместо них. Но боевой дух не позволяет тебе поступить столь эгоистично и просто умереть, и ты продолжаешь сражаться не на жизнь, а на смерть, всей душой желая лишь одного — кровожадной расправы с врагом. Мне просто очень повезло. Я вышел из этой войны победителем, я получил то, что никому не снилось, но во что она меня превратила! Я был… чудовищем! Мы все были… — Хагалар запнулся, восстанавливая в памяти страшные события минувших зим, и опустил голову, слегка зажмурившись. — Запомни, чудовищами не рождаются, а становятся! Да любой ётун по сравнению с нами был воплощением доброты! Мы убивали и насиловали, мучили за просто так… Поверь, не было никого страшнее нас, что бы там потом ни говорили. После войны кто прав? Победитель. Мы победили — мы и правы. А потом настала эпоха мира… Когда я поймал себя на мысли, что плачущий ребенок вызывает у меня одно желание: взмахнуть рукой и испепелить его на месте, я испугался. Я так испугался, как не боялся ни одного врага. Внешних врагов я мог победить, а этого соперника я победить не мог, он сидел глубоко во мне, да что уж тут, он и был мной. Этот монстр жаждал разрушать, убивать, мучить… И получал от всего этого удовольствие. После стольких веков боли и массовых убийств мне нужно было найти путь к неизвестной неопробованной мирной жизни. К женщине, с которой я хотел связать свою судьбу, к занятиям, которые должны были принести мне славу, но иную, добрую, что ли? Не знаю, как объяснить. — Хагалар смолк. Виски и в самом деле был высшего качества: слова лились музыкой; маг словно проживал заново всю свою долгую жизнь. — На самом деле слава-то у меня была, но такая, что до сих пор дрожь пробирает… Я должен был посадить на цепь зверя. Перестать быть чудовищем.
— Удалось? — Локи, сверля мага заинтересованным и немного безумным взглядом, наклонился вперед. Еще немного, и он перевернет стол от нетерпения.
— Да, — без тени гордости кивнул Хагалар. — Я придумал себе правила, что-то вроде кодекса чести и никогда его не нарушал. Я обещал себе, что больше не трону ни одного ребенка, что довольно крови мы уже выпили, довольно жертв принесли. Я решил построить новый мир. И я его построил, — Вождь глубоко вздохнул: вспоминать о давнем прошлом было больно. Он был молод, полон сил и желаний и думал, что проживет остаток дней в благополучии и почете, но все разбилось в одно мгновение, и он остался ни с чем. — А потом все разрушилось. Потом появился ты…
— Я должен винить себя в твоих провалах? — спросил Локи насмешливо. Маг, не мигая, посмотрел ему в глаза: плоть и кровь Одина даже не понимает, что речь не о сегодняшнем дне, а о днях минувших, канувших в небытие без шанса на повторение и исправление ошибок. Когда он только родился, когда Фригга, красивая и юная, с трудом пережила вторые роды. Когда впервые показала болезного ребенка. Давние дни, о которых до сих пор не забыть, как ни старайся.
— Не ты… Винить себя в том, что посмел родиться у таких родителей — сущая глупость. Мне нужно было забрать тебя, тогда все было бы иначе… — добавил Хагалар. Сколько раз он думал о том, что неправильно поступил, что надо было покинуть дворец вместе с Локи и воспитать из него достойного мага. Ведь в то время мальчишка пошел бы с ним, не задумываясь. Но нет же! «Ребенку нужны родители» — так он рассудил и оставил дитя на произвол судьбы. И вот произвол судьбы сделал из послушного мальчика самовлюбленного подростка, не желающего принимать даже самых простых истин.
— Куда? Куда ты хочешь забрать меня? — допытывался Локи, не понимая, что речь о далеком прошлом.
— Подальше от Асгарда. Да хоть в Бездну!
— Ты пьян! — Царевич по-детски обиженно надул губы. Вероятно, думал, что в словах мага кроется великая тайна. Так и было, но Локи не мог докопаться до сути, ему проще было посчитать ее пьяным бредом. Что ж, пусть считает так — жить легче будет. Не бередить же прошлое сейчас, когда уже ничего не изменить, а все худшее уже случилось.
— Как и ты, — Хагалар взял бутылку и допил остатки виски прямо из горла. — Я до сих пор помню ту фигурку. Она была очень красивой. И рассыпалась на столько осколков… Хрустальная семья…
— Почему она так сильно тревожит тебя? — непонимающе спросил Локи. Он явно ничего не помнил, а странно: Фригга подняла такой визг из-за разбившейся статуэтки, так хотела наказать виновного, что поставила на уши весь дворец. Дети перепугались, слуги ходили на цыпочках: все боялись попасть под горячую руку царицы. Хагалар считал, что такое забыть нельзя, но детская память разборчива.
— Семья из хрусталя… Если бы ты мог меня понять, юный Локи… — тяжело вздохнул маг и замолчал.
Не было смысла говорить больше. Он мог совсем размякнуть и рассказать Локи обо всем, но что это изменит? Детеныш не готов к правде и вряд ли когда-нибудь будет готов. Одно решение перечеркнуло труды многих столетий. А ведь он так надеялся подружиться с сыном Одина, быть ему столь же близким, сколь в далеком детстве. С маленькими детьми Хагалар отлично ладил, а вот с полувзрослыми, как выяснилось, — хуже. А еще и Беркана… Зубы заныли, как только Вождь вспомнил о Дочери Одина, доверчивой, милой, но напуганной. В один прекрасный день придется с ней объясняться, выслушивать сотни обвинений, криков и… Даже думать об этом не хотелось.
Локи, отчаявшись узнать что-то интересное, встал и попытался добраться до двери. Его изрядно развезло, он плохо держался на ногах и напоминал своего отца в те далекие годы, когда его еще можно было свалить изрядным количеством меда с виски, когда шумные пирушки во дворце длились по нескольку суток, когда… Когда было весело и молодо. Опять он о прошлом! Хагалар взмахнул рукой — на столе появилась иллюзия той самой ванахеймской статуэтки. Она была полупрозрачной и все время норовила исчезнуть: колдовать в подпитии было тяжело даже великому магу, но сейчас его это нисколько не заботило. Хагалар положил подбородок на руку и дунул на иллюзию — она тут же испарилась.
— Семья из хрусталя…
Комментарии:
Если бы Хагалар мог, он бы рассказал Локи примерно следующее:
(переделка песни «Mein Engel aus Kristall»)
Воспоминанья чарующий дней —
Они запрятаны поглубже, как и мысли о ней.
Но куда же мне исчезнуть?
День за днем, за часом час
Вижу я множество картинок,
Прозрачных, как хрусталь.
Не знаю ныне я, как так могло быть,
Как злость смогла все наши чувства за миг погубить?
Забыть ее не в силах.
Сколь бы ни пытался я:
Детский смех, объятья, клятвы заставляют вспоминать опять о ней!
Семья из хрусталя!
Разбившись тысячей осколков, впилась в сердце навек!
Семья из хрусталя!
Я отдал ей девять миров, и Асгард стал процветать.
Все разбилось в один миг и на века.
Семья из хрусталя!
В том, что случилось, виновен наш царь.
Достанься ты мне без боя — жили б вместе мы, как встарь.
Но я задаюсь вопросом:
Кем бы вырос ты тогда?
Может быть, ты стал б садистом,
Наподобие меня?
Царь и царица растили тебя:
Разбито ими твое тело,
Магия заперта.
И острием осколки режут сердце мне на куски.
Беспощадные видения истязают меня даже в ночи!
Семья из хрусталя!
Разбившись тысячей осколков, впилась в сердце навек!
Семья из хрусталя!
Я отдал ей всю жизнь, все силы — а в ответ пустота.
Все разбилось в один миг и на века.
Семья из хрусталя!
Воспитать достойную опору трона,
Научить всему, что требует корона —
Те мечты
Живут со мной до сих пор.
Нет уж сил
Давать им вечно отпор!
Ты вырос без меня!
Те звезды, что светили мне,
Ты рвешь теперь для себя.
Ты вырос без меня!
Богатство, власть — все, чем владел я,
Ныне мучит тебя.
Неужто ждет тебя моя же судьба?
Семья из хрусталя! (3)
====== Разборы и комментарии к четвертой части ======
Разбор тридцать четвертой главы
У нас начинается новая часть и новая эра в истории фанфика. Зима прошла, все былые разногласия забылись, герои дружны, счастливы и относительно веселы. В этой главе мы мельком видим всех основных персонажей из поселения и узнаем чуть больше об их увлечениях. Еще немного, и некогда дружный коллектив рассыплется в прах, значит, настало время показать, насколько же он дружный на самом деле.
Текст состоит из шести кусков, и у каждого из них свои заморочки.
Первая часть — сон Хагалара — написана не мною. Один член фелага написал казнь Хагалара, другой — резкую смену декораций, когда вместо Хагалара таки казнят Локи. Я лишь взяла эти два фанфика, сократила, сменила точку зрения с Локи на молодого Хагалара и вставила в текст. Впервые за всю практическую часть мы встречаемся с я-формой. Я думала заменить ее на привычное третье лицо, но красиво не получилось. Что же именно происходит во сне? Там сталкиваются аж четыре реальности. Тот, кто смотрит на представление — это Хагалар в юности, который в свое время видел много казней, и они его сильно пугали. Тот, кто на помосте — это Хагалар времен войны с Ётунхеймом — безжалостный убийца. Происходящие же события показывают два будущих. Далекое — что будет, если Локи взойдет на трон (первая част сна) и ближайшее — что будет, если все и дальше будет идти так как идет. В конце отрывка реальность номер два (взрослый Хагалар в расцвете сил) обращается к реальности номер один (к мальчику, который боится садиста-чудовища) и говорит, что я — твое будущее.
Для реального Хагалара, который в повести, это уже прошлое (он об этом думает, когда просыпается).
Вторая часть — Хагалар и Маннар. Разумеется, насчет возможного будущего маг ничего не знает, но свое прошлое узнает. В прошлые века люди, которые в юности убивали и мучили, к старости начинали видеть призраков своих жертв, плохо спали т.д., так что я описываю вполне реальный феномен.
Хагалар идет узнавать, что с Тессерактом. Как мы помним, Локи приказал починить кубик. Поселенцы подчинились, но, вместо того, чтобы приделать тот кусок, который сами же и откололи, собираются приделать фальшивку. Заметит это Локи или нет — я еще не решила.
В Асгарде раннее лето. Вообще-то изначально там была весна, но оказалось, что у викингов Исландии не было такого времени года, пришлось заменять. Описание лета должно было занять несколько абзацев, но я решила распределить его на несколько подглавок, чтобы оно смотрелось более гармонично.
Запуск вертолета прописывался не мной (я ничего не смыслю в этом деле), а одним из членов фелага. К этой главе каждый приложил руку, добавив кусочек, который написал сам, без изначального скелета с моей стороны.
Фену, Наутиз и Беркана — три девушки, у которых совершенно разное мнение о Локи (и которое сильно отличается от презрительного Хагалровского). Фену с Локи соревнуется и борется; Наутиз до него нет никакого дела, но она злится, что не может попасть в Ётунхейм из-за его каприза; Беркана после бесценного подарка видит в Локи все совершенства мира и жутко завидует. И Наутиз, и Фену, и Хагалар приходят к выводу, что в мире отверженных жить гораздо лучше, чем в свободном мире. Скоро примерно к таким же выводам придут и остальные персонажи.
Игры, которыми развлекаются герои, полнее реальны и, думаю, все их узнали. Идея игр пришла мне в голову еще два года назад, на даче. Эта сцена: играющий в спортивные игры фелаг — была создана одной из первых, задолго до того, как у героев появились сегодняшние характеры. Партию в карты, которую разыгрывал фелаг, я лично проиграла еще летом, записав все 79 ходов — и действительно проиграл Раиду даже без учета поддавков со своей стороны.
Третья часть текста посвящена Фену. Она прекрасна, у нее сильное тело и желание дойти до цели любой ценой. Дерзость была очень опасна, ведь царевич вполне мог и убить ее. Однако Локи не был бы Локи, если бы поступил так просто. Легкие раны и угрозы, с его точки зрения, действуют лучше. Но не с точки зрения Фену, которая теперь от Локи еще в большем восторге, чувствуя родственную душу. И, заметьте, хочет сделать его своим. Кажется, уже пятый персонаж заявляет «Локи мой», только сам Локи об этом даже не догадывается.
Часть четвертая — Наутиз. Когда я спросила у хозяйки Наутиз, каким образом девушка будет добиваться поездки в Ётунхейме, я получила такой ответ «Подкупить, если он подкупается в принципе. Состроить глазки аля котик из Шрека. В общем, настойчивость, лесть в сочетании с легким флиртом». Когда я это прочитала и поняла, что мне надо будет показать всю гамму чувств в одном-двух предложениях, я крепко задумалась и стерла все, что у меня уже было готово для этого диалога. Пришлось комбинировать слова и действия да еще и следить, чтобы Наутиз не стала похожа на Фену.
Часть четвертая — Беркана. Через нее мы узнаем, что подарки Локи таки подарил и что они вызвали смуту не только в поселении, но и в сердце бедной девушки. Именно на такой эффект Локи и рассчитывал, покупая дорогущее колье. Беркана уже сама себе напридумывала кучу подробностей, объясняющих такой странный поступок, сама выстроила иллюзию страшного дворца и Локи-совершенства. И не только она. Заметим, что в волшебной книге, подаренной Локи Лагуру, Хагалар совсем ничего не видит, Беркана видит картинки, а Лагур — текст. Впоследствии эта книга станет камнем преткновения. Но это будет нескоро, в самом конце повести. Обе легенды Асгарда, о которых говорит фелаг, имеют первостепенное значение для повести и аукнутся в будущем. О прошлом Берканы мы все еще знаем меньше всего, однако по тексту, по этой и некоторым предыдущим главам, раскиданы разнообразные намеки. Вскоре мы узнаем еще несколько вариантов ее биографии. Вопрос только в том, какой из них истинный?
Часть пятая — Хагалар. Хагалара дико бесит сдружение фелага. Он искренне считает, что Локи должен дружить только с ним и вообще он ему принадлежит (в этой главе есть несколько отсылок на юмористическое дополнение к практической части «Вам запрещается!», кто читал, тот найдет). Локи же общается с кем угодно, но только не с возможным наставником. Страдает из-за этого Раиду. Локи упомянул рентген в первой же главе знакомства с фелагом много месяцев назад. Раиду пожелание божества запомнил и потратил много сил и времени на добычу бесценного аппарата. Его состояние сейчас должно быть ужасным. Я консультировалась с двумя медиками насчет того, к чему может привести концентрация на работе и почти полное отсутствие еды и сна. Медики хором заявили, что к нервному срыву, нервному истощению и прочему. Раиду и так на грани, а тут еще и Хагалар, презрительно относящийся ко всем его идеям и не верящий в успех промышленной революции. Разумеется, Раиду в бешенстве. Правда, бросаться на сильного мага все же не стоило. Чем закончилась эта небольшая драка — узнаете в следующей главе.
Разбор тридцать пятой главы
Возвращаемся к той сцене, которую описывали в прошлой главе и узнаем-таки, что на самом деле случилось с Раиду. Хагалар имел полное право сжечь его по-настоящему, благо, убийства в поселении не запрещены, но не стал пока этого делать. С его точки зрения, он оказал Раиду услугу, с точки зрения всех остальных — поступил крайне бесчестно. Хагалар чувствует, что уже не может так хорошо, как раньше, контролировать себя. Эти два мотива: зло с точки зрения одного персонажа, добро с точки зрения другого, а также мешающее жить в настоящем прошлое — основные мотивы четвертой части. Мы познакомимся с прошлым почти всех героев — реальным или же перевранном и вымышленным — я еще точно не определила, — а также столкнемся с несколькими вопросами выбора.
Уже очевидно, что Алгир, как и Хагалар, служил при дворе, причем примерно в одно время с Хагаларом. Его образ изначально продумывался по заказу одного из членов фелага. В результате из пешки, которая нужна была для двух-трех сцен, он превратился чуть не в центрального персонажа. Такая же судьба, и у Фену (которая девица), и у Наутиз — изначально они не просто эпизодические персонажи, а персонажи-функции: Наутиз была нужна в одной-единственной сцене спора (ее еще не было) Фену — в сцене с Раиду, когда она говорит о ребенке от Локи. Более эти девушки не должны были появляться в повести, но их реальные поклонники оказались весьма настойчивыми. Из-за них пришлось полностью пересматривать образ Берканы. Как я говорила в самом начале, у нее, в отличие от других членов фелага, нет ведущей эмоции, она просто девушка, она должна вести себя как девушка и появляться в тех сценах, где нужен образ настоящей женщины. Но теперь, когда у нее появились соперницы в виде Наутиз и Фену, пришлось очертить круг ее обязанностей и таки дать ей вполне конкретную основную эмоцию. Получилась зависть. Всем своим основным партнерам по тексту: Локи, Хагалару. Фену и младшей царевне — она дико завидует. Вот ведь, никогда не знаешь, к чему придешь, когда начинаешь писать.
Основной конфликт в этой главе — это Фригг-Хагалар-Локи. Причем, несмотря на то, что вообще-то и Локи, и Фригг не любят старого мага, в данном случае они не объединяются против него. Разумеется, Фригг поняла именно то, что Локи и пытался ей показать, а именно, что Хагалар для Локи теперь самый лучший друг. И, разумеется, именно это она и передаст своему мужу. Написание имени царицы в главе прыгает. Когда мы смотрим на мир глазами Алгира, то и называем царицу так, как он привык — Фригга, когда глазами Локи или постороннего наблюдателя, то Фригг.
Локи собирается шокировать родителей еще больше, приведя на праздник своих «друзей». Как можно легко заметить, Ивар-2 не гнушается присвоением себе чужих заслуг. Так, Тессеракт соединял Маннар, он же выдает эту работу за свою, зная, что Локи не станет разбираться.
Насчет «прохладного шкафа», о котором говорит Хагалар. Всем понятно, что это холодильник (и о нем мы еще прочитаем в дальнейших частях), но не всем понятно, почему именно «прохладный шкаф», учитывая, что электричества нет и понять, что он прохладный, невозможно. Все дело в том, что Раиду был в Германии и именно там увидел холодильник. В языке асов (он же древнеисландский) такого слова нет, значит, Раиду использует немецкое слово, а оно и обозначает в переводе «прохладный шкаф».
Локи и женщины
О положении женщин в поселении мы в свое время долго беседовали с фелагом. Вопрос «Откуда там вообще могу быть женщины, учитывая психологию 10-го века?» стоял достаточно остро. Разумеется, понять людей столь давних эпох мы не можем, но представить себе ситуации, из-за которых женщины могли попасть в такое страшное место как поселение отверженных, вполне. Из всех них единственная настоящая преступница — Фену. Остальные, по крайней мере на словах, преследовали некие цели. Истории Кауны и Наутиз вполне реальны — это переработанные случаи из жизни моих знакомых. Вообще для написания большого текста с двумя десятками персонажей просто необходимо встречаться в реальности с большим количеством людей, наблюдать за их поведением, характерными жестами, словами, слушать истории их жизни, смотреть не только, что они рассказывают, но и как они это делают, чего добиваются: сочувствия, помощи или же желают развеселить собеседника.
Как один и тот же человек ведет себя в разных компаниях и в разных ситуациях — это отдельный сложный вопрос. Ведь даже большой начальник вполне может развлекаться и расслабляться в кругу семьи, и как описать его досуг и работу так, чтобы он не выглядел смешно, но и чтобы не казалось, что это два разных человека — большой вопрос, особенно учитывая тот факт, что очень сложно проследить за такими людьми в реальности.
Система брака в Асгарде — это викингский брак. Найти его удалось только в английской книге, на русском ничего подобного не было. И, кстати, еще одна интересная подробность, которую никак не вставить в текст: у викингов нельзя было жениться на родственниках до пятого колена включительно.
Что же до пеликана, про которого писала Беркана, то история его такова: пеликан, когда кормит детей, нагибает клюв таким образом, что кажется, будто он распарывает себе грудь, отсюда и пошло это поверье, которое впоследствии впитала в себя алхимия.
Разбор тридцать шестой главы
Эта глава состоит из двух абсолютно тематически разных частей — первая посвящена кино, вторая — научной революции. Это сделано специально, чтобы читатели, неподготовленные к большому количеству научных терминов, нашли бы для себя хоть что-то интересное. Осло я специально не описываю, потому что больше в него герои не попадут, и информация по нему не понадобится. Я никогда не была в Норвегии, поэтому для написания главы пришлось посмотреть несколько фотографий, а также пару мелочей: название норвежского пива, норвежские женские имена (взяты у биатлонисток), у также перелет из Марселя в Осло. Как я и предполагала, прямого рейса нет. Имена, которые встречаются в первой части, могут быть многим не знакомы. Поясню каждое их них.
Ибсен — драматург
Григ — композитор
Амундсен — полярный путешественник
Мунк — живописец
Бьёрндален — биатлонист
Торнквист — разработчик компьютерных игр
Верт (из второй части) — скандальный французский политик
Фильмы, о которых говорит жена Дагара, реально существуют и действительно получили именно те премии, о которых идет речь. Чисто случайно оказалось, что скандинавские фильмы настолько высоко ценятся в последнее время.
Образ жены Дагара дался тяжело. Мне нужна была кукла, женщина недалекая и глупая, но все же не совсем идиотка (иначе зачем бы она была нужна Дагару до такой степени, чтобы жениться?). У меня долго не получалось нащупать нужный баланс, я все время скатывалась в банальности и штампы. Надеюсь, фелаг смог хотя бы немного выправить ее образ.
Полагаю, такое большое количества текста на норвежском всех смутило, но мне некуда было деваться: женщина никак не могла знать язык асов, говорить на английском — втором языке, который я не перевожу, было бы странно, так что пришлось найти «Вконтакте» человека, который учил норвежский, и попросить перевести.
Из последних новостей в первой части упоминается только Чебаркуле — это озеро, куда упал челябинский метеорит. У нас сейчас апрель 2013 года — в это время чехи как раз решали, как доставать метеорит. Договорились только к осени.
Вторая часть главы — наука, наука и еще раз наука. Ее проверяли, страшно сказать: три инженера, два медика и один химик. Почти каждый нашел какие-нибудь ошибки, так что от изначального текста конечный отличается сильно.
Первой проблемой была ртуть, которая, оказывается, при комнатной температуре на шарики не очень-то распадается. В изначальном тексте Наутиз игралась с шариками, но потом химик сказал, что этого не может быть, ртуть вытечет. Мнение смертных о ртути, с которым Наутиз познакомилась с подачи Берканы — это алхимия, а не химия, поэтому такие странные рецепты (изначально их в тексте не было, но без них никто не мог понять, что речь не о химии). Разумеется, Наутиз ошибается, разумеется, ртуть по-настоящему опасна, и девушка травит и себя, и окружающих. Таким незамысловатым способом я пытаюсь показать, насколько поселение опасно на самом деле. Даже если ты лично не занимаешься ничем опасным, всегда можно оказаться рядом с чем-нибудь очень вредным.
История с радием реальна. Думаю, все слышали об опытах Кюри и об их последствиях. Конечно, можно задаться вопросом: откуда ученые вообще смогли достать чистый радий и уран в больших количествах, но тут ответ простой: миров девять, их химический и геологический состав я не расписываю, так что вполне возможно, что в каком-нибудь мире радия много.
Пояснять что-либо в электричестве не вижу смысла, в тексте и так все разжевано, так что сразу обратимся к холодильнику. На самом деле фреон не опасен, по крайней мере, современный, но Ингвар об этом не знает, поэтому и бросается на Раиду.
Теперь к трубам и отоплению. Мне пришлось поднять достаточно много литературы, чтобы хотя бы примерно представить себе, как провести отопление в Исландии. Увы, про саму Исландию удалось найти ужасающе мало. Что странно: идея отопления через трубы пришла в головы исландцам только в начале двадцатого века, хотя, казалось бы, при наличии горячих источников могли бы и раньше додуматься.
Это то, что касалось науки. Теперь вернемся к персонажам.
Наутиз создается по желанию конкретного человека, поэтому главы с ней делаются так: я пишу и отдаю их заинтересованному товарищу. Тот говорит: «нет, все неправильно, должно быть так и этак». Переделываю. В результате персонаж обрастает такими чертами характера, о которых я и не думала. Это особенно интересно, учитывая, что изначально я о Наутиз не знала ничего, она делалась с чистого листа, у нее нет даже ведущей эмоции. Теперь получается, что это коварная, хитрая женщина, всегда себе на уме, умеющая приспосабливаться под конкретные обстоятельства и извлекать выгоду из любой ситуации. Упрямая и увлекающаяся. Интересный образ. И ведь его не было до написания этой главы, точнее, до того, как я отдала ее на проверку. Это невероятное ощущение, когда вроде бы твой персонаж обрастает плотью и кровью вне тебя, не по твоему желанию. Могу всем рекомендовать такой тип работы — он очень интересен. Никогда не знаешь, что же в конце получится. Через Наутиз проведено несколько мелких линий и вставлено несколько важных замечаний насчет жизни поселения. Это не очень важно сейчас, зато станет важно через три главы.
Ингвар делается с одного моего реально знакомого, как и Дагар — они делят одни черты, но немного по-разному. К сожалению, в реальности я этого знакомого уже давно не видела, так что образ получается смазанным и на себя не похожим. Ингвар по-своему труден. Ведь это ас, который несколько десятков лет жил в Мидгарде. Да, ранее я писала, что асам Мидгард не очень нравится, но, если подумать, там есть много чего хорошего, например, мягкие (по сравнению со средневековыми) законы. Реакция Ингвара на Локи и на Наутиз продумывалась довольно долго. Я пыталась понять, как именно должен реагировать обычный человек, привыкший к судам и тюрьмам, на асгардские законы и правосудие. На телесные наказания, на, фактически, безграничную власть правящей элиты. И, более того, как именно будет выражаться робость у того, кто много десятилетий жил в другом мире? Я посчитала, что проще всего показать это через язык: Ингвар сбивается, порой переходит на почти родной французский. Однако, несмотря на робость, он легко расписывает царевичу все прелести батарей, а также наблюдает за прочими асами.
Хагалар, как всегда, антагонист Локи. Именно от него Локи и сбегает, на самом деле, когда уходит из лабораториума. Заметим, что Раиду на это никак не реагирует — он полностью поглощен трубами и новыми возможностями компьютера. До оружия ему тоже особого дела нет: Раиду может уткнуться только в одну цель и ей следовать. В данном случае, это трубы. Он даже разрешает Наутиз помогать, хотя обычно гонит женщин от себя как можно дальше. Характерно его мнение насчет холодильника: Раиду совсем не рассматривает его как хранилище еды. Это тоже сделано специально: он ученый, ему важно то, что может пригодиться в лабораториуме, а еда для него появляется в ту секунду, когда нужна, он даже не думает об обслуживающих сословиях, за чей счет живет.
Ингвар сразу же догадывается, что Локи не сын Одину. Меня всегда удивляло, почему в фанфиках так редко появляются персонажи, которые видят, насколько Локи не похож на свою семью. Часто его обижают и обзывают, но никогда не бросают в лицо обвинения. Хагалар, правда, уверен в обратном, он ведь так и не знает, что магия Локи вовсе не от Одина, а от Лафея.
Разбор к главам тридцать семь — тридцать девять
Фактически последние три главы можно было без вреда для сюжета соединить в одну, однако читать все же проще маленькие главы, а у нас итак в прошлом было очень много больших, поэтому я и решила разбить текст на три части.
Для создания этих глав понадобилось освежать знания в области скандинавских богов и немного — в области быта викингов. К сожалению, я все еще не была в Исландии, поэтому вынуждена описывать только фотографии, найденные в интернете. Оказалось, что в свое время я недостаточно подробно ознакомилась с биографиям богов. Я знала, что Фула — служанка Фригг, но вот то, что она еще и ее сестра — нет. Значит, у Локи есть, как минимум, одна тётя, и этим просто грех не воспользоваться. Ее образ использован, в первую очередь, для того, чтобы показать еще одно мнение насчет Локи и его деяний. Я изначально ставила себе цель сделать таких персонажей, у которых было бы разное мнение насчет каждого вопроса, причем не диаметрально противоположное, а только чуть различающееся, чтобы было как в жизни. История с возлюбленной Локи придумалась случайно, уже когда текст был написан. Я прочитала диалог, который дослушивала Фула, и поняла, что если убрать местоимение «он», то любой подумает, что речь о женщине, о невесте. Что ж, на этом можно будет сыграть чуть позже. Пока же получается забавная ситуация: Фула считает, что речь шла о невесте, потом приезжает Беркана, и Локи представляет ее друзьям Тора как сестру, а у них сразу закрадываются подозрения насчет того, что она его невеста. Фула видит девушку и считает, что она та, о ком царь с царицей говорили несколькими днями раньше. Она пытается предупредить Локи, что приезд его невесты нежелателен, но Локи думает, что она говорит обо всех членах фелага. История Берканы будет приоткрыта, но не рассказана полностью, ка и история взаимоотношений Фулы и Раиду. Да, в прошлом они действительно встречались, однако в этой повести я не распутываю загадки прошлого (их понаверчено предостаточно вокруг каждого персонажа), я лишь описываю их последствия.
Елси возвращаться к Фуле, то она многого не знает и во многом ошибается. Например, в том, что она одна знала о магических способностях Локи. Фригг покрывала многие его исследования и тоже считала, что только она одна о них осведомлена.
История с грозой тоже случайна. Изначально я собиралась затаскивать ученых во дворец силой, то есть прямым приказом Локи, но потом поняла, что непогода мне поможет — в Исландии действительно очень часто идут дожди, а у меня все была зима, и этот факт никак не удавалось показать.
Как я говорила в одной из начальных глав — Локи будет мотаться между поселением и дворцом. В начале я думала, что глав, повествующих о дворце и о поселении будет примерно равное количество, но судьба распорядилась иначе. Будем наверстывать упущенное. Зря, что ли, мы в начале знакомились с друзьями Тора и их увлечениями — они нам еще очень пригодятся. Аукается увлечение Сиф птицами (правда, не аукаются ледники Фандралла). Вообще друзья Тора — это непаханое поле, к которому я, к сожалению, буду обращаться только через Ивара-2. Он с ними поладил, причем сразу. И именно он подозревает, что идеи Хагалара фальшивы. Разумеется, он не знает всей истины и во многом ошибается (например, в том, что Локи подослан Одином, чтобы следить за ним), но, на самом деле, он ближе к истине, чем Раиду. Правда, тот все равно его слушать ни в коем случае не будет.
При прописывании этих трех глав мне было особенно важно показать характерные особенности каждого персонажа. Так, Локи постоянно издевается над своими «друзьями» разными способами. Беркана это понимает, Раиду нет. Раиду думает только о своей науке, ни до чего большего ему дела нет. Беркана боится что ее раскроют, Ивар-1 просто весело проводит время, Ивар-2 заводит полезные связи. Очень важно было расписать дни во дворце так, чтобы каждому из спутников Локи хватило место, чтобы они не превратились просто в безликую массу.
Возможно, кого-то покоробит описание еды, однако то, что я описываю — это национальные исландские блюда. И да, они очень своеобразные.
Учитель Локи мелькал много глав назад– он приезжал в поселение и приглашал его в гости — давно это было, но раз я однажды его ввела, было бы преступной халатностью совсем не раскрыть его образ, учитывая, что, благодаря фелагу, его совместное с Локи прошлое мне известно досконально и хотя бы частично, хотя бы намеками, оно в повести появится. Локи использует старого друга для того, чтобы помучить своих. Насчет блюда, которое ест Локи — не стоит кривиться, это национальное блюдо Исландии. И это на самом деле не протухшее мясо, а квашеное, потому что проходят процессы брожения, а не гниения, но исторически и до сих пор мясо называется тухлым, и чаще всего упоминается мясо акулы. Такое блюдо вполне может вызвать недоумение, как и орел. Разумеется, это не птица, это казнь — человеку со спины раздвигали ребра и вынимали сердце.
Разговор на троих Локи-Один-Тор продумывался очень давно. Правда, сперва я думала, что у нас отдельно будет разбор полетов по Мидгарду, а отдельно — общее недовольство сыновьями, но потом решила объединить. Фактически Один говорит то, что я описывала в теоретическом части статьи, когда разбирала преступления Локи. И да, если подумать, то Тор виноват не меньше, а, возможно, даже больше. Влюбленность Локи в отца прописывалась с большим трудом — важно было не скатить в явный слеш. Ореол, который Локи видит вокруг отца и который преследует его после — это псевдогаллюцинации — они свойственны эмоциональным натурам. Кроме них, еще удар о стену потребовал вмешательство консультантов по медицине — мне надо было убедиться, что от удара головой о стену будет именно такая симптоматика. Химики в данной главе помогали описанием строительства дворца из золота — честно говоря, я даже не думала, что создатели фильма чисто случайно создали именно такую конструкцию дворца, которая является самой разумной исходя из строительного материала.
Ну и, разумеется, нельзя было забыть о животных Одина. Очень люблю фанфики, где они мелькают, и сама стараюсь вставлять их, где это возможно — они хорошо разбавляют атмосферу. Если вдруг кто забыл, волки — прислужники Одина, белка — та самая, которая сопровождала Локи по Ванахейму, а петух из 18-й главы, в основном, сидит на крыше и не вмешивается в дела асов. И, кстати, в изначальной версии ворон просто сидел на столе, люпинов около него не было, потом я узнала, что это один из самых распространенных цветов Исландии.
Разбор сороковой главы
Эта глава очень сильно связана с прошлым персонажей, которое в ближайшее время читателям известно не будет, так что не стану особенно в него углубляться. Идея насчет старших детей пришла в голову спонтанно еще летом, укрепилась я в ней после разговора с одной из почитательниц фильма «Тор». Практически нигде не обыгрывается идея старших братьев и сестер Тора, а ведь они вполне могли быть и вполне могли умереть к началу фильма, учитывая детскую смертность в то время.
Локи продолжают мучить псевдогаллюцинации (хотя Локи ими скорее наслаждается, а не мучается). Разница между ними и обычными просто: при обычных человек считает галлюцинации реальностью, при псевдо, он осознает. что видит то, чего в реальности нет. Фактически эта глава апогей — апогей любви к Одину и ненависти к Хагалару, это кульминация «любовного треугольника», заявленного изначально. Два сильных чувства, две пощечины, одна — моральная, другая — физическая. Это аллегория. Хагалар и Один очень похожи друг на друга, практически они два в одном, и оба получаютнаслаждение от чужих страданий, Один — от моральных, Хагалар — от физических.
Также в этой главе есть и другое противопоставление: Одина и Фригг. Локи понятия не имеет, как приемная мать к нему на самом деле относится, но все равно видит в ней уже не то, что раньше. Одна поездка домой изменила все — мать пала в чертоги Хель (то есть попала в недостойный ад, где не пристало быть достойным существам), отец же, наоборот, вознесся в Вальгалу — «рай» для воинов. Насчет разврата у викингов были достаточно сложные и не наши правила. Важно было, не кто отец ребенка, а в чьей семье он воспитывался. Благородному гостю обязательно предлагали жену хозяина дома, чтобы она зачала «удачливого» воина (удача передается по наследству). Именно поэтому Локи тревожит не столько количество любовников матери, сколько то, были ли они достойными ее.
Локи ощущает сразу два противоположных и очень сильных чувства — долго с ними он жить не сможет и дальнейшие действия напомнят ему о реальности. Пока же его несет на подвиги. Для прописывания подвигов пришлось понаблюдать за людьми, увлеченными какой-либо идеей — да, действительно, люди восторженные, полные энтузиазма, берутся за какую-нибудь идею. Потом она им надоедает, и вот тут возможны два варианта — либо эту идею перехватывает кто-нибудь не такой восторженный, но деловой, либо идея загибается непризнанной. Раиду, идеолог промышленной революции, сам по себе из восторженных — промышленная революция ценна для него не сама по себе, а только в контексте Локи — царя Асгарда. Локи тоже восторженный, ему тоже нет дела до революции как таковой, он хочет обрадовать отца и обставить брата. Раиду рассказал Локи о революции в нужное время — именно тогда, когда Локи было необходимо одобрение отца. Локи же в не менее нужное время подкинул эту идею поселенцам. Разумеется, кого-то будет волновать величие Асгарда, кого-то одобрение Локи, кот-то просто будет следовать за толпой — мотивы могут быть разными, но смысл один — все будут работать на одну цель. Разумеется, локи совершает ошибки — он ставит себя выше тинга, вмешивается в те области, в которых ничего не понимает, создает фелаг, хотя понятия не имеет, как это делать. Он расшатывает устои поселения, но этого почти никто не замечает. Хагалара больше бесит сам факт, что Локи, юный глупец, позволяет себе командовать поселенцами, а еще больше его бесит, что поселенцы его слушаются. Конфликт, приглушенный в последнее время, разгорается с новой силой. Локи готов Хагалара убить, Хагалар хочет любым способом поставить Локи на место.
Про промежуточных персонажей
В этой главе мелькают очень многие. В первую очередь, это сестра Фригг, все еще уверенная, что Беркана — невеста Локи. В результате очередного испорченного телефона Беркана страшится теперь дворца. А ведь именно она будет в первую очередь говорить Хагалару о поездке. Можно представить себе, какое впечатление у него останется. Ивар-2 уверен, что смог завоевать сердца, по крайней мере, Фандралла и Сиф. Одновременно с этим он все больше недоволен Локи. У него уже есть на его счет некоторые подозрения, а тут еще и нежданное назначение. Урура мы встречали однажды во время разговора с Кауной, медиком-гардеробщицей. Она описывала женщин поселения и в том числе упоминала Урура и Наутиз.
Разбор сорок первой главы
Это первая глава, написанная по возвращении из Исландии (страна, в которую я в свое время поместила свой воображаемый Асгард), так что это первая глава, где совершенно верно описан пейзаж. Почти во всех прочих главах, где есть описание, оно не совсем верное. Я скоро исправлю если не все, то, по крайней мере, самые грубые ошибки.
Изначально эта глава и следующая должны были быть единым целым, но потом я решила, что лучше добавлю сюда немного новой информации о промышленной революции и разделю главы, иначе получится, что основная ветвь повествования выпадет из поля зрения на слишком долгое время. Итак, для написания этой главы понадобились и химики, и медики, и поэты — речи Лагура у меня давно не было, а ведь в ближайших эпизодах именно ему отведена одна из главных ролей. При написании большого произведения с большим количеством персонажей всегда есть опасность увлечься какой-нибудь одной парой или несколькими основными персонажами, а об остальных забыть, что в корне неверно. Если персонаж введен и он не эпизодический, его линия обязательно должна быть доведена до конца. Как не запутаться в персонажах и никого не забыть? Достаточно просто: нужно всего лишь взять несколько листов бумаги, в центре каждого написать имя персонажа и стрелками обозначить все те задачи или эпизоды, где персонаж должен встретиться, а также конечную цель, к которой мы его ведем. Когда такие листы расписаны для каждого персонажа, стоит только объединить эпизоды, которые включают в себя нескольких героев, и выстроить эпизоды в ряд. С самого начала такое делать глупо — сюжет может несколько раз измениться, но когда чувствуете, что дело идет к концу и что новые повороты сюжета лучше не вводить, то этот метод особенно хорош.
Но вернемся к главе. Ивар и Раиуду ссорятся окончательно, и Раиду выдвигает Ивару ультиматум. Это один из первых эпизодов, который я продумывала еще до начала написания повести. По моей задумке Локи, сам того не желая, ломает все три существующие в канве сюжета братские пары. Свои отношения с Тором он разрушил еще за события фильма и так и не восстановил за время действия повести. Ивара и Раиду незаметно для себя рушит все время.
О том, что ученые могут выходить за пределы поселения и активно этим пользуются, упоминал другой Ивар много глав назад. Поскольку эта информация уже вполне могла забыться, а в ближайшее время будет важна, я решила напомнить о ней таким вот ненавязчивым образом. Разумеется, в повести упомянут лишь краткий эпизод, однако история Ивара продумана полностью, поэтому все мелочи, указанные в главе, неслучайны. Существует два взаимоисключающих способа прописывать такие мелкие эпизоды: либо выстраивать всю историю целиком, брать из нее эпизод, снабжать его незаметными отсылками к прошлому, либо же просто придумать эпизод, без всякой истории, а потом, если представится случай, дописать историю. Второе обычно хуже, потому что в мини-эпизоде могут быть упомянуты детали, которые потом будет некуда деть или которые будут противоречить большому тексту.
Насчет автомобилей и большого количества непонятных учебников. Как мне правильно заметили, логисты — не ученые, понять, что именно надо естественникам, они не могут, вот и выполняют просьбы по добыванию той или иной вещи по мере сил, порой ошибаясь.
Стычка в лабораториуме — эпизод не просто продуманный, а еще и проигранный почти год назад. Существуют даже записи падения в стопки книг (которые играли коробки из-под обуви) и на стол с реактивами: разные конфеты, сладости, одноразовая посуда — все это летало вместе с нами. Выглядит очень страшно, убирать побоище пришлось долго, зато стали понятны многие детали, которые теоретически не видны. Например, что стол не опрокинется ни в коем случае.
Точка зрения отдана Беркане, и это не случайно. Мне нужен был персонаж не особо раненный, но сильно заинтересованный в происходящем. Локи не подходил — он ослеплен гневом, Хагалар слишком расчетлив, Ивару и Раиду не до описаний происходящего, а Лагуру нет дела не до чего. Осталась только Беркана.
О том, что именно произошло в этой главе на самом деле и почему все среагировали именно так, как среагировали — читайте в разборе следующей главы, а пока поговорим немного об Асгарде-Исландии.
Во-первых, что касается имен. Не знаю, на какой слог делаете ударение в именах вы, дорогие читатели, но, с точки зрения исландской фонетики, ударение всегда падает на первый слог. Поэтому он «Асгард», «Ивар», «РАиду» и прочее. Тут, правда, встает вопрос, что делать с Берканой, ибо язык не поворачивается ставить ударение на «е», однако в производных на других языках в слове «Береза» ударение идет именно на первом слоге.
Во-вторых, отчества. Оказалось, что мы все пишем их неправильно. Мы все, потому что «сыном Одина» Локи называют чуть не в каждом втором фанфике и неправильно называют. Имена бывает двух типов — кончающиеся на согласную или на «и», и в отчествах получается следующая картина: для «Один»: «Одинссон», «Одинсдоттир»; для «Локи»: Локасон, Локадоттир. И никак иначе, сколь бы жутко это ни звучало.
В-третьих, наконец-то мне удалось посмотреть вживую дворец Асгарда, то есть церковь в Рейкьявике, с которой он явно сделан. Она не просто так сделана в виде органа — внутри нее огромный орган в несколько тысяч трубок. Я была на концерте — потрясающее звучание.
В-четвертых, леса Асгарда. Бывают двух видов — либо с елками и соснами, мхом и большими валунами, во всем напоминающие наш север (например, Соловки), но без муравейников. Либо же мелкие стелющиеся по земле березки и кусты — такой лес доходит человеку до пояса или чуть выше: спрятаться в нем можно, только нагнувшись, заблудиться можно только лежа.
В-пятых, в Исландии действительно всего два времени года: буквально за десять дней вся зима стаивает, травы вытягиваются и наступает лето (то есть время без снега). Жарко там не бывает никогда, больших рек нет. Бывают широкие, но неглубокие.
В-шестых, скир, упоминающийся в этом главе, — главное и фактически единственное национальное блюдо Исландии. По крайней мере, только его везде рекламируют. Фактически, это йогурт. Бывает как питьевым, так и твердым. Самый правильный — это с черникой. Ничего особенного, но во всех магазинах есть, все гиды советуют попробовать.
В-седьмых, общее ощущение от Исландии — то самое поселение отверженных, только окружающие не боятся их, а просто ничего о них не знают. Исландия — одна большая семья с достаточно большим количеством генетических заболеваний. Особых проблем на острове нет, преступности нет. Есть пять университетов, они часто принимают у себя всякие научные конференции. Народ крайне спортивный и даже взрослые спокойно катаются с горок на детских площадках. Страна редкостной благодати, действительно напоминающая Асгард. Ну, или Марс — у каждого свои ассоциации, в одном все сходятся — на Земле такого места просто не может быть. Полное ощущение, что находишься где-то в другом мире.
Разбор сорок второй главы
Еще одна глава, которая была проиграна в реальности, записана на диктофон, а потом набрана на компьютере. Правда, изначально полилог занимал раза в три больше места. Пришлось его сокращать и подводить основу под некоторые действия. Так, изначально реакция Локи на слова Хагалара объяснялась просто юношеским максимализмом и несдержанностью, но в процессе написания сцена, которая должна была унижать Локи, превратилась в игру между Хагаларом и Локи, а побежденной стороной остался фелаг. Разумеется, изначально не было смены фокального персонажа. Она появилась тогда же, когда и сама идея столкнуть Хагалара с Локи в прямом противоборстве. Каждый из них считает, что победил, только вот цели разные. Для Хагалара — сломить Локи, для Локи — доказать Хагалару, что плясать под его дудку он не собирается.
Истинная сущность Хагалара, задавленная им много веков назад, проявляется все сильнее и сильнее. Ее апогей будет в ближайших главах. Мы приближаемся к еще одной кульминации (первая — отношения Локи и Одина, имела место в 31-й главе (последний спор в Ванахейме). Скоро противостояние Локи и Хагалара сойдет на нет, и тогда на первый план должно выйти противостояние Хагалара и Раиду, олицетворяющее борьбу поколений. Старики за то прошлое, к которому привыкли, молодёжь — за светлое будущее в виде промышленной революции. По крайней мере, пока я предполагаю, что противостояние будет именно таковым. Однако, все может получиться и иначе.
Как правильно замечает Хагалар, вмешательство Локи в дела поселения может привести к самым ужасным последствиям. Тысячелетиями мастера и ученые как-то уживались друг с другом, а теперь появилась некая промежуточная инстанция, которая тоже имеет свое мнение, и никто не может точно сказать, выше ли оно мнения мастеров или нет. И именно мастера отчётливее всего понимают, сколь гибельна для поселения активность Локи, но поставить царевича на место не может не один. Хагалар, вроде бы, близок к этому, но ему мешает Беркана. К которой он вроде как хорошо относится… что, правда, не мешает ему рассуждать о ее гибели. Еще одна схожесть Хагалара с Локи: он, если что, пойдет по трупам кого угодно, даже тех, кто ему доверяет и верит.
Возможно, многие уже не помнят, с чего Раиду должен попадаться на провокации Хагалара. Это отсылка к 34-й главе. Раиду занимается рентгеном, к нему приходит Хагалар и своими издевками доводит до атаки, после чего создает иллюзию сожжения. В следующей главе, 35-й, Хагалар во время беседы с Алгиром думает: «Если бы Раиду атаковал в лабораториуме, — о! — можно было бы сполна отплатить ему. Хагалар почти незаметно потер руки в предвкушении, а злая ухмылка таки проскользнула на его лице: один раз нечаянно получилось, второй раз получится намеренно. Если уж на юного наследника не повлиять словами, то, быть может, его воздыхатель сам уйдет с дороги…». Хагалар надеялся задеть унизительным наказанием Раиду, но не рассчитал, что за отца, которого Локи в данный момент почитает как бога, царевич нападет на кого угодно, не думая ни о чем.
Реакцию фелага на происходящее было достаточно просто описать. Беркана типичная девушка, а девушка должна реагировать истерикой. Но даже не будь она типичной, все равно истерика была бы логична. После такого стресса организму нужен отдых и разрядка. Истерика редко настигает человека во время чего-то страшного, после — вполне. А вот Ивар и Раиду, как покалеченные, такую же истерику получить не могли в принципе — у них то раны настоящие, это Беркана отделалась легким испугом.
С Раиду все достаточно очевидно — он любым способом будет защищать бога. И бог, наконец, понял, насколько же его обожествляют — в свое время Локи об этом вспомнит.
Ивар частично делался с живого человека. Во время написания его частичный создатель указал на такую особенность своей психики: обычно он спокоен, но если вдруг раздражения накапливается слишком много, то следует взрыв, который очень сильно удивляет окружающих (ведь ничто не предвещало беды).
Лагур не вмешивается в разборки, но дает понять Локи, что он на его стороне и дает, как он сам считает, полезный совет. Как его поймет и извратит Локи — это отдельный вопрос, точнее, отдельная глава.
Основная цель Хагалара — рассорить фелаг. И не столько потому, что Локи не сможет общаться с учеными после наказания, сколько потому, что сами ученые вряд ли к нему подойдут. однако есть и другая сторона медали — он провоцирует ненависть к себе, которая, правда, накладывается на сам факт того, что он всех спас. В результате Раиду четко против него (как был, так и остался), а вот Беркана и Ивар колеблются. И никто, даже Локи, не смог просчитать всю игру с начала и до конца и понять, что фелаг действует сообразно плану Хагалара.
«Ненадолго, правда» — фраза, повторяющаяся в обоих кусочках. Теоретически можно было бы посчитать, что она добавлена специально, чтобы показать схожесть Хагалара с Локи, однако это не так. Просто ни в том, ни в другом случае не удалось подобрать достойного синонима. Любые длинные замены звучали слишком надуманно и выбивались из контекста.
Разбор сорок третьей главы
Самое интересное, что есть в этой главе, практически полностью посвященной наказаниям, это законы Исландии, реально существовавшие в девятом-десятом веках. Я не уверена, что смогу даже в ближайших главах вставить их в более или менее полной форме, поэтому расскажу о них здесь. Сборники законов носили очень смешные названия. Самый старый, к примеру, — «Серый гусь». Найти его на русском мне не удалось, однако я нашла саги, большая часть повествования которых сводилась к преступлениям, судебным искам и наказаниям. Судя по сагам, судить можно было только совершеннолетних свободных мужчин (причем совершеннолетие таки наступало в шестнадцать лет). Над женщинами, детьми и рабами властвовали их мужья, родители и хозяева. Вся земля Исландии была поделена на «округа», их было от тридцати девяти до сорока двух, и в каждом жил «годи» — тот, кто представлял дела своих «клиентов» (это не неологизм, это термин) на суде. Суд проходил на тинге, собиравшемся несколько раз в год и решающем все тяжбы, возникшие за определенный период времени. Там множество тонкостей и формальностей, но главное: выигрывали суды часто не те, кто правы, а те, у кого больше родственников. Судили исключительно за убийства, потому что любое мелкое преступление либо забывалось за то время, что надо было ждать до тинга (от нескольких недель до нескольких месяцев), либо омрачалось убийством, часто с обеих сторон. Достаточно было пустяка, чтобы исландцы схватились за оружие и пошли хутором на хутор. Однако разборки касались только взрослых мужчин, всех остальных, то есть рабов, женщин и детей, не трогали (если дома поджигали, им давали возможность уйти, если мужчину изгоняли, то его семья оставалась жить на хуторе и прочее). Типов наказания всего два: либо штрафы, либо изгнание на различное число лет, порой с конфискацией имущества. Если потери были с обеих сторон, то трупы и раны ровняли, а если у кого-то оставалось больше, то за них доплачивали. Вкратце система выглядит так.
Что до содержания. Мы видим три локации, в них присутствуют почти все основные персонажи и всех их заботит боль, правда, с разных сторон. Для Локи интерес к законам поселения — начало новой эпохи жизни. Для Берканы — слом шаблонов. Ее диалог с Фену существовал в реальности, мы проигрывали его по контакту. Очень удобная система, могу ее всем посоветовать (если, разумеется, у автора есть люди, настолько любящие работу, что могут вжиться в персонажа). Сценка была в несколько раз больше, кончалась совершенно не тем, чем надо, однако все реплики персонажей я брала именно оттуда.
Разбор сорок четвертой главы
Работа над этой главой заняла огромное количество времени. Во-первых потому, что у меня самой долгое время не получалось ее написать, во-вторых, потому, что ее глобально правили аж шесть человек, и, разумеется, процесс несколько затянулся.
Это вставная глава, в изначальном сценарии ее не было, но в процессе обсуждения повести с одним из членов фелага, пришли к выводу, что эта сцена не помешает. Благодаря ей в повести появляются параллельные, зеркальные линии. Фактически эта глава — катарсис Берканы, и он перекликается с катарсисом Локи, описанном в Ванахейме. Линия Одина—Локи была изначально продумана до мельчайших подробностей. Тот, кто ее делал, вложил в нее все свои мысли, чувства и эмоции. Мы целенаправленно составляли такие диалоги, чтобы напряжение повышалось, постепенно подводя к катарсису — взрыву, описанному в Ванахейме.
С парой Хагалар-Беркана так подробно не работали. Когда мы вводили Беркану в повествование, то делали это через Хагалара (Вспомним шестую главу, когда мы впервые знакомимся и с магиологом, и с алхимией). Дальше никаких душераздирающих диалогов н было, просто прописывалось, что Беркана в общем слушается Хагалара, но также проникается любовью к Локи и естественникам.
Хагалару не нравится, что воспитанница не полностью ему подчиняется; Одину не нравится дерзкое поведение Локи — параллель налицо, правда, Локи и Беркана сильно разные. Локи — хищник, он нападает сам и борется до последнего, а, сдавшись, фактически перестает существовать как личность. Беркана пассивна (какой я себе и представляю женщину Средневековья). Она не нападает, она униженно просит. Однако если Один, обломав зубы хищнику, своего добился, и Локи стал послушным, то вот Хагалару убедить воспитанницу удалось далеко не во всем. Да, он не такой монстр, каким его описывала Фену, конкретно Беркану он готов защищать (Беркана, сколь бы ни прикрывалась интересам других, в первую очередь думает о себе и своем благополучии, которое всегда зависело от семьи, а сейчас, как она сама считает, от Хагалара), но вот на других его милость не распространяется. Юридически он прав: он мастер, его дело судить и судить справедливо, но когда девушкам было дело до юридических тонкостей?
Биография и Берканы, и Хагалара продуманы достаточно подробно, поэтому несложно было вычленить из них пару конкретных эпизодом и мельком упомянуть о них. Продуманная биография персонажей сильно помогает при написании, воспоминания хорошо вписываются в канву повествования и очень жизненны: в реальности мы все время в том или ином контексте вспоминаем прошлое.
Жизнь Берканы окутана тайнами, и большинство из них в рамках повести раскрыты не будут. Локи они не очень-то интересуют, Хагалар и так все знает, а другим персонажам нет дела до Берканы.
Лагур уже вторую главу подряд маячит где-то на горизонте. Он как ружье, которое пока висит на стене, но в конце, как мы все знаем, обязательно выстрелит.
Диалог, который и занимает большую часть главы, существует в двух вариантах: один от Берканы, другой — от Хагалара. Я его обязательно покажу, но не сейчас. Интересен он тем, насколько по-разному два персонажа, находящиеся в одном месте и в одно время, ощущают себя, как интерпретируют каждую реплику: свою и чужую. Как и предыдущий диалог с Фену, этот тоже был проигран в реальности и вставлен в повесть почти без изменений (разве что с некоторыми купюрами).
Рисунок Берканы — типичная алхимическая лаборатория. Интерес в ней представляют только часы: упомянуты три вида: все встречались в средневековой Европе и мирно сосуществовали. Самые древние из них — солнечные.
Разбор сорок пятой главы
Материал для этой главы пришлось собирать почти год. В изначальном сценарии этой сцены не было: Локи должен был попытаться напасть на Хагалара, фелаг должен был успеть его остановить, а Хагалар только ехидно сказать, что, мол, нападение в лабораториуме караются по закону. Однако в прошлом году мы решили изменить концепцию. Из-за этого пришлось переделывать многое. Например, вставлять в один из диалогов Хагалара и Алгира фразу о том, что с того дня, как Локи попал в поселение, прекратились серьезные нарушения закона. Локи не должен был знать о розгах до нападения, но как он мог не знать, если наказание публичное? Кроме того, вспоминаем начало четвертой части — сон Хагалара. Один из членов фелага писал его просто так, из любви к повести, но я решила не только вставить его в текст, но еще и связать с последующим наказанием. Хагалар видит, как истязает Локи — фактически, это предсказание. По задумке прошлого года Хагалар должен был не сдержаться и повестись на провокацию Локи, но почему вдруг бывалый воин поведется на провокацию мальчишки? Чтобы это выглядело хоть немного логичным, пришлось вставлять намеки на страшное прошлое и на сущность, которая когда-то властвовала магом безраздельно. Как я уже писала несколько раз: Один и Хагалар зеркалят друг друга. Один любит моральные пытки, Хагалар — телесные, однако ему приходилось много лет себя сдерживать. Физические проявления ярости, такие как каменная маска на лице и покраснение глаз придуманы совсем недавно и не мною: нападение на Хагалара породило целую серию альтернативных развитий сюжета. В одной из альтернативок Беркана и Лагур не врываются в дом к Локи, и Хагалар успевает нанести ему легкие телесные повреждения. Именно там, в альтернативке, и появились признаки «бешенства», которые впоследствии вошли в уже в основную версию сценария.
Эта глава — локальная кульминация, сталкивающая лицом к лицу Одина и Хагалара. Оба они жаждут заполучить Локи, оба они насилуют его — один морально, другой физически. Как мы помним по главе в Ванахейме — моральным пыткам отца Локи противостоять не может. Он полностью раздавлен мощью бога, признает свое поражение и готов быть тем, чем угодно Одину. С Хагаларом все иначе. Маг выбирает физическое воздействие и проигрывает. Здесь уже Локи на высоте, и Хагалар, признавая царевича достойным, отказывается от той характеристики, которую дал Локи с первой же встречи — «ребенок». Один победил и заполучил себе Локи. Хагалар проиграл, однако, это вовсе не означает, что он потерял Локи. Жизнь — не математика, и в данном случае проигрыш не означает полный отказ от главного приза.
Наказание розгами я изучала долго и упорно. По этой теме есть даже научные труды, целые книги, сохранилось множество воспоминаний и мучителей, и жертв. Ознакомившись с материалом, я поняла только то, что ничего не поняла. 400-500 розог за раз — смертельно — на этом сходятся все авторы, а вот насчет всего остального… По одним источникам после 35 ударов люди не вставали, по другим — спокойно работали после 200. По одним законам детям нельзя было давать больше 10, и били не по голому телу, по другим — детям точно такого же возраста давали 50-100 ударов по голому телу. В большинстве трактатов советуют бить по заднице просто потому, что там нет внутренних органов и повредить ничего нельзя. При этом есть огромное количество воспоминаний, где обнажали и били по всему телу — от ног до шеи. В одних культурах розгами наказывали только женщин, считая, что розги слишком слабы для мужчин; у нас же на каторге несколько сотен ударов розгами было стандартным наказанием для мужчин, и Достоевский отмечает, что из всех видов наказания розги самые жестокие — боль от них большая, чем от тех же палок (еще одно стандартное каторжное наказание).
Первую половину главы мы смотрим на мир глазами Ивара — от него же мы узнаем много нового о публичном наказании. Страхи Берканы, о которых столько говорилось в прошлой главе, оказываются в большой мере беспочвенными. Публичная порка и изгнание (или смертная казнь) — стандартный набор наказаний для многих неразвитых обществ. Разница только в том, что в поселении акцент делают на унижении, а не на боли — и вот это уже характерно для народов с развитым духовным началом. К сожалению (или к счастью) других наказаний в моей утопии быть не может. Штрафы — так нет частной собственности. Тюремное заключение — так ученые должны работать. Пытки — слишком жестоко. Ссылка — некуда. Можно, конечно, разжаловать ученых до простых рабочих. И, думаю, что подобное даже в редких случаях практиковалось, вот только зачем сперва тратить огромное количество времени на обучение, чтобы потом все усилия пошли прахом?
В этой главе персонажи делятся на три группки. В первой — играющие Локи и Хагалар. Мужеложство, столь любимое большинством авторов, для народов Скандинавии было страшным подозрением (а ужасным обвинением, которое смывалось только кровью, было обвинение в женовидности), поэтому шутки, которыми обмениваются маги, так сильно пугают фелаг — за такое убивать положено. Веревки, превращающиеся в змей, придуманы еще в прошлом году, а вот какие именно это будут змеи — я решала в последний момент. К сожалению, в Исландии змей нет. Я сперва думала на стандартных гадюк или ужей, но потом все же решила посмотреть, какие змеи бывают. Честно говоря, о существовании слепозмеек я до написания главы не догадывалась, Ворд их тоже не знает, в отличие от биологических справочников.
Вторая группа — это Ивар, Беркана и Раиду. Несмотря на разные маски и характеры, всех их объединяет общее настроение: сперва все они чувствуют себя неуютно, потом они вместе пытаются спасти Локи. При описании общего настроения толпы самое сложное — не забыть о том, что персонажи все-таки разные. И даже при примерно одинаковых реакциях, все равно у каждого в той или иной степени будет проявляться индивидуальность. Именно крик любимицы-Берканы заставляет Хагалара обернуться, спокойный Ивар первым пытается выбраться из дома, страстный Раиду силится порвать веревки — это далеко не все мелочи, индивидуализирующие персонажей.
Лагур отделен ото всех. Сперва он, как и обычно, отрешен от мира, зато в конце он единственный, кто в состоянии действовать. Пока друзья Локи пытаются докричаться до разума Хагалара — что есть бессмыслица, он пытается решить проблему — найти медикаменты. Впервые за все главы повести он проявляет себя. И что же мы видим? Фантастическое себялюбие: он прямым текстом заявляет, что является единственным, видящим истину. Он смеет осаживать даже Хагалара, беспокоится в первую очередь за Локи, не позволяет эмоциям взять верх над разумом (Хагалар ошарашен, друзья Локи напуганы — все они уходят из дома, даже не попытавшись помочь царевичу, и только Лагур считает своей обязанностью проследить, все ли в порядке).
Разбор сорок шестой главы
Это последняя глава четвертой части, которая длилась очень долго — почти полтора месяца: с начала апреля и до середины мая. Я не думала заканчивать ее этой главой, но дальнейшие главы посвящены научной революции, а для нее необходимо время. Мы перенесемся на несколько месяцев вперед и окажемся в середине августа — в месяце жатвы хлебов, как его раньше называли.
Особенность этой главы, как и одной из предыдущих, в том, что третья ее часть существует в двух вариантах: от имени Хагалара и от имени Локи. Здесь отличия не столь принципиальны, как в диалоге Хагалара и Берканы, где от точки зрения меняется смысл. Локи и Хагалар видят примерно одно и то же, но то, что очевидно для Локи, неведомо для Хагалара. К сожалению, кое-что из диалога пришлось выкинуть, и некоторые выводы Локи потерялись, однако, они будут обобщены в одной из следующих глав.
Главная тема монолога Хагалара — это тема «монстра». Локи сильно переживает из-за того, что он монстр, полукровка, не родной сын своего отца и прочее. Хагалар же случайно доносит ему мысль, что монстрами не рождаются, а становятся, к тому же показывает другую сторону войны, о которой Локи (да и большая часть людей) не задумывается. Ведь историю пишут победители. Победила бы другая сторона — черно-белая палитра сменила бы вектор. Судя по фильму «Тор» — асы и етуны агрессивны примерно в равной степени, но мы смотрим на мир глазами асов, вот етуны и получаются негодяями. Эта идея мельком разбиралась в главе с сестрами Локи (к ним мы обязательно вернемся). Кроме того Хагалар объясняет, почему кличет всех «детьми» — для него это самый верный способ никого не убить.
Глава писалась в несколько этапов. Диалог Локи и Хагалара был написан много месяцев назад и оформлен от имени Локи (мне в июле пришлось его переделывать от имени Хагалара). Потом была написана первая часть от имени Локи, а последней — короткая вторая от имени Алгира. Сначала я думала делать ее от имени Хагалара, но потом поняла, что я себе не представляю, как должен ощущать себя человек, который только что пришел в себя после практически потери рассудка. К сожалению, провести эксперимент в реальности невозможно, спросить не у кого. Я предполагаю, что он ни о чем не думает, в голове только сумбур и желание отдохнуть — но как подобное описывать?
Фактически получилось, что четвертая часть практической части посвящена Хагалару: мы начали с кошмаров, которые мучили его по ночам, закончили кошмарами наяву. И пускай маг присутствует далеко не во всех главах, именно его линия основная: в 34 главе он видит кошмары и ранит Раиду. В 35-й беседует об этом с целителем. В 36-й — мелкий конфликт с Локи. В 37-39 Хагалара нет. В 40-й он появляется и ссорится с Локи окончательно из-за попыток царевича командовать поселением. А с 41-й по 46-ую мы видим развитие, кульминацию и развязку конфликта. Фелаг теперь боится Хагалара, Локи живо им интересуется: его прошлым, его истинным лицом. Многомесячная вражда примет теперь несколько другой облик.
Поскольку действие происходит в Исландии, а обучение — одна из главных целей практической части статьи, то уже в готовый текст были добавлены отдельные моменты, характерные для исландского быта. У меня есть целая тетрадь, заполненная интересными исландскими фактами. Из нее я стараюсь брать для каждой главы что-то новенькое и не сильно бросающееся в глаза для создания атмосферы.
В этой главе встречается много отсылок к Ванахейму и к тому, что там происходило во время поездки Одина и Локи: упоминание зоопарка, павлина, виски, воспоминания о Етунхейме, о Рототоске, о конфектах — все это не просто так. Подобные мелкие вставки делают произведение живым. Мы в реальной жизни постоянно вспоминаем свое прошлое: либо мысленно, либо в речи — сравниваем с ним настоящее и проч. В произведениях же герои часто живут только сегодняшним днем: завтра еще не наступило, а вчера прошло, и мы о нем забыли. Особенно это хорошо заметно, когда кто-то из персонажей умирает: автор обычно после этого выделяет целую главу, в которой все страдают, а потом все резко забывают о покойном и продолжают жить, как ни в чем не бывало.
Описывать Хагалара в третьей части было не очень просто. Да, он очень озабочен случившемся, но не тем, что он причинил Локи страшную боль, а тем, что зверь на свободе и что Локи что-то сделал, чтобы боль притупить. Причем о причинении боли он не переживает даже в подсознании: в полупьяном состоянии он рассказывает Локи о своем прошлом — о том, о чем бы очень хотел рассказать, но даже не пытается попросить прощения.
Хрусталь встречается в третьей части в двух местах: Хагалар упоминает о разбившейся статуэтке, а пьют маги из хрустальных бокалов. Это сделано специально, чтобы еще больше связать текст повести с переделкой песни, которую вы можете найти в комментариях.
Вернемся к первой части. Молоко уже играло небольшую роль в главе с наказанием, здесь оно тоже в стороне не осталось. А ведь если бы один из членов фелага не обратил мое внимание на то, что молоко в повести смотрится очень мило (давно еще, в той главе, где Локи только знакомится с учеными), то не бы этой фишки. Сперва мне в голову пришла мысль связать ворона с молоком, а потом уже — привязать к тексту телеграф и азбуку Морзе. Как говорится, о чем читаешь, о том и думаешь. В книге по занимательной математике рассказывалось о разных системах шифрования и об азбуке Морзе, я и решила вставить ее в повесть. Вряд ли асам удастся построить телеграф. И дело даже не в трудоемкости процесса, а в том, что большинство асов (то есть исландцев) живут отдельными хуторами в несколько десятков или сотен человек и мало общаются с соседями.
Поговорим еще немного о законах: в тексте упоминается такой немаловажный факт, что женщина не могла выступать в суде. Я сперва нашла его в книге, посвященной Исландии, а год спустя — в саге. Там рассказывалось о причине появления этого закона. После убийства одного очень уважаемого человека не осталось мужчин среди ближайших родственников, которые могли бы выступать на суде. Пришлось это делать женщинам, и вира была много меньше той, которая была бы, будь на месте женщины мужчина. С тех пор женщины не участвуют в суде.
В тексте первой части встречается сравнение стука клювом с барабанами. Исторически оно не совсем верно. Если бы Локи не путешествовал по другим мирам, то это сравнение было бы невозможно — Исландия не знала ударных инструментов. То же касается успокоительной ванны, которую рекомендует Алгир Хагалару — если бы не существовало торговли с другими мирам, последовать рекомендации было бы невозможно. Что же касается успокоительных, то даже советы медиков оказались почти бесполезными — настолько это сложная тема. Существуют естественные успокоительные, которые и упоминаются в главе, но вот их эффективность до сих пор под вопросом. Существует также много сильнодействующих синтетических. Я изучила их, насколько позволил интернет, но так и не определила: могли ли асы с помощью магии создать что-то похожее или нет. Так что вопрос остается открытым.
Обычно в начале или в конце частей я подвожу итоги и показываю, насколько изменились цели персонажей, однако в данном случае не вижу смысла этого делать. Глобальных изменений по целям не произошло, изменились отношения, обстоятельства, ничего более. Две основные линии: промышленная революция (для поселенцев), семья (для царской семьи) так и остались ведущими для каждой группы персонажей.
====== ЧАСТЬ ПЯТАЯ Глава 47 ======
Асгардский климат с его постоянными скачками продолжительности ночи мало кому приходился по вкусу. Во время летней половины года приходилось спать при свете солнца, которое и не думало покидать горизонт. В этом году середина лета ознаменовалась жарким, нещадно палящим солнцем и малым количеством дождей, так необходимых для богатого урожая. Приближался голод. Поселенцев он, правда, не сильно заботил: синтетические удобрения творили чудеса, однако те, у кого остались знакомства в заворотном мире, места себе не находили. К страданиям от постоянного недосыпания добавилось беспокойство за судьбу оставленной семьи в грядущие холода. Никого не радовало предстоящее, повсюду царило угрюмое настроение, которое Наутиз полностью разделяла. Не по своей воле она оказалась членом самого невыносимого в мире фелага, но поделать с этим ничего не могла. Поставленная царевичем задача на первый взгляд казалась банальной и простой; человеческие книги достаточно точно описывали устройство печатного станка: деревянный каркас, пресс, металлическая матрица, литеры, заливаемые свинцом. Казалось бы, бери да делай, но эти самые литеры и были причиной плохого настроения естественницы в последний месяц. Она ходила угрюмая и была готова сорваться практически на каждого.
— «На конце металлического прута гравируется перевернутая буква, — с трудом читал Урур перевод, написанный от руки на редкость корявым почерком. — Ее надо смочить в размягченной меди, оставив отпечаток. Эта матрица будет формой для настоящего шрифта, который отольют из свинца. Краска делается на основе копоти, лака и яичного белка».
— Nein, nein, nein und noch einmal nein{?}[Нет, нет и еще раз нет], — тут же встрял Ивар, резко вскочив с места. — Мы не будем полностью копировать отсталое человечество. В нашем мире нет никого, кто разбирался бы в красках лучше меня! Вам просто повезло, что я работаю с вами. Да и свинец не стоит использовать: перетравимся. Я абсолютно уверен, что моя магия решит все проблемы. Я ведь еще и прекрасно знаю естественную науку. Занимайтесь станком, а литеры — это моя забота.
Наблюдая за разгоряченным софелаговцем, который деловито расхаживал туда-сюда, Наутиз сжала руку в кулак, чтобы подавить готовые сорваться с языка ругательства, которые могли привести к непредсказуемым последствиям.
— Дорогой… софелаговец, Локи не будет ждать вечно, пока ты найдешь замену свинцу и яичному белку.
— Was sagst du denn{?}[Да что ты?] — всплеснул руками Ивар, на секунду застыв на месте и недовольно уставившись на собеседницу. — Подождет, конечно. Я с ним договорюсь. Мы с ним друзья, так что давайте, естественники, занимайтесь станком. У вас он прекрасно получится. А у меня не менее прекрасно получатся литеры…
Голос Ивара был настолько требовательным и уверенным, будто он, владелец, говорил очевидные вещи, а вот Наутиз, зная Локи, вовсе не была уверена в терпении царевича и в том, что он согласится ждать неопределённый срок. Естественница ощущала в сердце самую настоящую бурю, которая никак не могла вырваться наружу. Она обернулась, отчаянно ища поддержки у деверя и мастера, но те лишь с невозмутимыми лицами неподвижно сидели на своих местах и не собирались вмешиваться в спор, как бы нарочно отводя глаза в сторону. И в заворотном мире — та же история! Везде, куда ни глянь, повторяется одно и то же: мужчины только и могут, что драться, будто в их голове нет никаких мыслей. Когда же дело доходит до словесного сражения, когда нужно кого-то переубедить или доказать свою правоту, не применяя физическую силу, то они всю ответственность взваливают на женские плечи, а сами без зазрения совести стоят в стороне и наблюдают за перепалкой. Делают вид, будто их это не касается. Мол, они заняты неотложным решением, по меньшей мере, судьбы мира!
Наутиз в очередной раз прокляла недальновидность Локи. Ведь это он, не учтя принципов, по которым формируются фелаги, получил команду, которая уже несколько месяцев сидела с элементарным механизмом без всяких подвижек. Ситуация начинала напоминать какую-то дурную пародию кошмарного сна. Наутиз обожала дисциплину, не терпела неорганизованности и расхлябанности и презирала безответственное отношение к делу, поэтому могла полностью доверять лишь себе. Она привыкла быть серым кардиналом любого проекта и самостоятельно решать основные вопросы, но в этот раз она работала с собственным мастером. Тот, правда, открыто признавал, что гораздо более искушен в хозяйственной области жизни, чем в исследовательской, поэтому ее революционным шагам не препятствовал, но и не помогал. С Уруром договориться было еще проще: он предпочитал плыть по течению, принимая тот берег, на который его выносила река. Он подстраивался под обстоятельства и не прилагал ни малейших усилий для достижения поставленной цели. Такие понятия, как «стремление» и «самосовершенствование», были ему чужды, и он никогда в жизни не пришел бы в поселение, если бы ему не угрожала смерть. Наутиз до сих пор недоумевала, почему он выбрал занятия естественной наукой, а не удел рабочего или крестьянина, к которому был с детства приучен. Захотелось быть с ней на равных? Посмотрел, как она великолепно справляется с типично мужской работой, и решил не отставать? Точного ответа Светлоокая не знала, да и вопрос этот в данный момент тревожил ее в наименьшей степени.
На первом месте у нее стояла работа, за которой она предпочитала проводить как можно больше времени, чтобы не слышать подозрительные и восторженные шепотки за спиной. Она была не единственной женщиной-естественницей, но одной из немногих. И если некоторые открыто восхищались ее выбором, то другие, вроде гениального Раиду, столь же открыто возмущались и ни во что ее не ставили. Наутиз прекрасно понимала, что ей не простятглобальных просчетов, поэтому старалась работать не самостоятельно, а в фелагах. Единственным исключением стало изучение ртути, но тут уж не приходилось сомневаться в успехе. Ртуть безвредна. И пускай поиск доказательства этого тезиса займет много зим, ей некуда спешить. Естественница всегда сама выбирала фелаги, но в этот раз выбрали за нее. Урур и собственный мастер мало помогали, но хотя бы не мешали, в отличие от зазнайки-мага!..
С первого же совместного с магами проекта Светлоокая убедилась в том, что они не должны лезть в естественную науку. Пускай занимаются своей магией. Естественная наука была сложна и требовала длительного, усердного обучения с нуля, в отличие от врожденных магических способностей, для которых не нужны были ни усидчивость, ни сосредоточенность, ни сила воли. Будущие естественники, не владеющие волшебством, подробно изучали свой предмет, вникали в самую суть и рассматривали мельчайшие детали, потому что разрозненные научные знания не представляли никакой ценности для общества, а вот высокомерные маги соизволяли выучить только парочку интересующих лично их разделов. Будто от этого была хоть какая-то польза: возьмем чуть-чуть отсюда, чуть-чуть оттуда, добавим немного магии и тадам! — получим непонятно что.
Неумехи, не владевшие и половиной необходимых знаний, могли испортить любое предприятие, если над ними не стоял сильный лидер. Наутиз без всякой переоценки собственных способностей считала себя таковой, но она была женщиной, и сколько бы местные законы не уравнивали асов в правах, многие мужчины не приветствовали равноправие полов и считали женщин скорее выскочками в научном мире, чем кем-то значимым. Вот так же и Ивар. Он рьяно доказывал свое всезнание и обещал разобраться с красками и литерами, но, как казалось Наутиз, даже не пытался решить проблему. На вопросы неизменно отвечал, что все будет, но только не сейчас. Мол, у него полно сложных задумок, да и вообще, такие дела быстро не делаются. Потом он ехидно интересовался, как продвигаются дела со станком. И тут уже приходилось пасовать самой Наутиз. Человеческие книги, к счастью, содержали рисунки десятка разных станков, но воссоздать их по картинке оказалось много сложнее, чем ученые предполагали изначально. Они собрали несколько особенно детально прорисованных механизмов, но разместить их внутри корпуса представлялось немыслимым, не говоря уже о том, чтобы заставить их работать согласованно. Какое отношение создание станка имело к естественной науке, Светлоокая понять не могла, но Урур и Мастер конструировали его лично, не привлекая рабочих даже для обеспечения самыми простыми деталями. И у них ожидаемо ничего не получалось. Схемы на пергаменте были настолько далеки от реальности, что опускались руки.
— Вам не надоело сидеть над этим злосчастным аппаратом?! Я, конечно, понимаю, что вы никуда не спешите, но все же есть какие-то рамки, — резонно заявил забредший в гости логист. Наутиз с трудом подавила нахлынувшее негодование и воздержалась от язвительных замечаний. Логисты, хоть и считают себя самыми умными, но никакого отношения не имеют ни к науке, ни к технике. Обслуживающий персонал, по сути, а гонору — словно вершат судьбы миров.
— У тебя есть конструктивные предложения? — безразлично спросил Урур, нехотя отвлекаясь от очередного чертежа.
— Я давно обдумываю одну идею, — ответил логист, демонстративно скрестив руки на груди. — Но она вряд ли всех устроит, особенно вашего мастера, — кивок в сторону Ивара.
— Соулу, мы уже обсуждали данный вопрос и с тобой, и с другими логистами Хельхейма, — устало откликнулся мастер. — Мы не будем переписывать наши законы даже ради Локи.
— Поделишься мыслью? — Светлоокая вмиг позабыла о неприязни к логисту, раздражавшему её своей гордыней и заносчивостью. Что бы ни произошло, она первая должна быть в курсе.
— Да, конечно, — Соулу, тотчас приободрившись, воодушевленно присел на лавку и кивнул Светлоокой на место рядом с собой. — Ты знаешь специфику работы логиста Хельхейма?
— Не-а, — естественница отрицательно мотнула головой и присела на предложенное место.
— Дело в том, что мы никогда не заходим в сам Хельхейм. Все уже давно налажено, нам нужно просто прийти в нужное время к воротам Хельгринд и забрать груз у Мордгуд — местной стражницы.
— Так никто из вас никогда не был в Хельхейме? — удивленно переспросил Урур. — Не знал.
— Хельхейм закрыт для всех, если только ты не служишь Хель и не носишь специальную метку, — пояснил Соулу. — Но можно попробовать переговорить с душами. Ведь среди них есть те, кто мог бы вам помочь. Если задать вопросы…
— …И взбесить этим Хель, — закончил мастер естественных наук, невесело усмехнувшись. — Мы не знаем, согласится ли она на такое самоуправство.
— Warum nicht{?}[Почему нет]? Попробовать-то можно. Недаром Хель — наполовину асинья и прекрасно относится к асам. Можно попросить ее об аудиенции. Логисты из Етунхейма неоднократно просили, и все до сих пор живы. Их пропускали в ворота в яблоневый сад с туманным озером. Дальше идешь прямо по озеру к неприметному островку… Правда, идешь едва не по лицам мертвецов, но это ничего. На острове тебя жду те, с кем можно поговорить. Если у етунов получается, получится и у нас. Надо только взять правильные подношения для Хель: мясо, кровь или засушенные розы.
— Бессмысленно, — разочаровано протянула Наутиз в подтверждение словам Ивара. — Ты ничего не смыслишь в науке. Даже если мы запишем вопросы, ты можешь неправильно понять ответы. Перескажешь нам неверно, запутаешь еще больше, — она многозначительно кивнула в сторону Урура и Мастера.
— Здесь нет никаких проблем, — Соулу с победоносным выражением лица вытащил из-за пояса маленькое железное устройство. — Логисты Мидгарда подарили. Диктофон.
Соулу достал длинный провод с кружочками на концах. Воткнул одну сторону провода в диктофон, а кругляшки отдал Наутиз и Ивару, повелев вставить в уши. Через несколько мгновений искаженный голос естественника произнес:
— У тебя есть конструктивные предложения?
Соулу, преисполненный гордости, выжидающее смотрел на исказившиеся изумлением лица естественников, предвкушая похвалу и возгласы радости.
— Как? — только и смогли выдохнуть Ивар с Наутиз одновременно.
— Техника! — удовлетворенно отозвался Соулу. — Мидгардская техника, столь расхваливаемая многими.
— Да этот диктофон позволит…
— Вся мидгардская техника позволит очень многое, — Соулу с несвойственной ему бережливостью спрятал миниатюрный аппарат.
— И все равно мы не можем… — начал было Ивар, но Наутиз перебила его:
— И в самом деле, даже это записывающее устройство не решит всех проблем. Нам надо самим отправиться в Хельхейм. Нам — в смысле, естественникам.
— Это тем более не положено.
— А если Локи не будет против? — спросила Светлоокая, упирая руки в бока и обводя всех горящим от предвкушения взглядом. — Что, если сам царевич поддержит меня? Кто его остановит? Тинг?
До того, как мастер естественных наук успел открыть рот, чтобы осадить её и поставить на место, Наутиз широким шагом покинула лабораториум, прихватив с собой слабо сопротивляющегося Урура. Раз уж исследования зависят сейчас не только от мастеров, но и от царевича, то нельзя этим не воспользоваться. Наутиз знала, что от деверя никакого проку в разговоре не будет. Он всегда говорил мало, а уж рядом с царевичем и рот вряд ли осмелится открыть. Она вела его скорее для моральной поддержки и видимости обдуманного коллективного решения. От Локи можно было ожидать чего угодно. Умудрился же он составить на редкость неудачный фелаг.
Наутиз мечтала попасть хоть в какой-нибудь из миров. Ингвар и Дагар давно обещали ей Мидгард, но дальше обещаний дело так и не ушло, тем более, что она успела возненавидеть его за месяцы работы над печатным станком. На друзей полагаться нельзя. Так что она сама всего добьется. И начнет с Хельхейма. О нем никто ничего не знал! Это был единственный мир, в котором логисты не жили, а куда лишь наведывались. Его властительница, Хель, была полукровкой — одной из первых асетунов. Этой расе предрекали великое будущее; не случайно ведь по смерти очередной Хель новая появилась именно среди немногочисленных экспериментальных полукровок. Случилось это, правда, около ста тысяч зим назад, когда наука не пережила еще своего расцвета и мало чем отличалась от магии. Проект полукровок заморозили из-за очень высокой младенческой смертности, а Етунхем и Асгард получили в лице Хель вернейшего союзника. Только посланцы этих двух миров могли беспрепятственно подходить к Хельхейму и просить любые полезные ископаемые. Правда, знаний о мире эта привилегия не добавляла. Логисты рассказывали, что к главным воротам можно попасть, только преодолев широкую и бурную реку Гьолль через мост, блестящий золотом. Этот мост напоминал асгардские произведения искусства во всем, кроме одной мелочи: его сутью было вовсе не золото, а обращенные лезвиями вверх ножи, что, правда, не мешало мосту оставаться на ощупь ровным и гладким. С другой его стороны возвышалась башня великанши Мордгуд — большой любительницы милых мелочей, особенно ключей и ножей. Она была немногословна, гостей обычно встречала либо в облике скелета, либо в облике черной тени, отдавала реактивы и повелевала возвращаться. Пожалуй, ничего большего Наутиз не знала о самом большом мире, только слышала, что етуны называют его «миром истинной любви», не то в шутку, не то всерьез. И теперь только от Локи зависело, познает ли она тайны мира мертвых.
Убедить сына Одина в целесообразности поездки оказалось несколько проще, чем Наутиз рассчитывала. Царевич внимательно выслушал ее, сидя на лавке у собственного дома, куда он никогда и никого не пускал. Локи не перебивал ее сбивчивый рассказ, но и не выражал никакой заинтересованности, словно параллельно обдумывал какие-то свои, возможно, более важные мысли. Это заставляло волноваться и нервничать. Естественница безуспешно пыталась понять настроение бога, чтобы подобрать правильные слова. Локи должен был быть недоволен задержкой работы, но Наутиз не знала, насколько сильно.
— Почему ты выбрала профессию естественника? — ни с того ни с сего спросил он, проигнорировав прямой вопрос насчет поездки. Наутиз, потеряв нить разговора, растерялась, однако опыт общения с самыми разными асами и умение быстро ориентироваться пришли на помощь:
— Я слишком умна для магиологии, не люблю медицину, и меня не увлекает копирование книг.
— Слишком умна? — ядовито усмехнулся Локи, недоверчиво приподняв бровь. — Что ж, все может быть. О тебе говорят, что ты сбежала от мужа.
— Сперва от родителей, потом от мужа, — холодно пояснила Наутиз, не горя желанием воскрешать в памяти события прошлого. Она не понимала, какое отношение история ее появления в поселении имеет к печатному станку.
— Он истязал тебя? — задал Локи самый странный вопрос, который Светлоокая слышала в своей жизни. От него кольнуло сердце. Работа над печатным станком совсем расшатала её нервы, если такие глупости всё ещё имеют над ней хоть какую-то власть.
— Нет, никогда.
— А ты вынужден был последовать за ней, потому что тебя обвинили в ее убийстве? — внимание Локи переключилось на Урура.
— Верно, — кивнул он сухо. Наутиз едва заметно выдохнула: она правильно сделала, взяв с собой именно деверя. Ещё неизвестно, как бы отреагировал на странные расспросы мастер. Или Ивар.
— И вам обоим нечего добавить?
— Добавить?
— К истории своего появления в поселении.
Естественники смолчали. Наутиз не могла понять, к чему царевич клонит и на что намекает. Хотела спросить, но так и не решилась.
— Насчет Хельхейма. Считайте, что мое согласие у вас есть, — произнес Локи так, будто это не он всего несколько мгновений назад своими вопросами понизил температуру в помещении практически до нуля. — Можете отправляться хоть сейчас.
— Спасибо, — неуверенно кивнула Наутиз, радуясь смене темы. — Но я не уверена, что нас просто так отпустят.
— Кто не отпустит, будет иметь дело со мной, — заявил Локи и величаво двинулся в сторону дома мастеров, не оглядываясь, не проверяя, следуют ли просители за ним.
— Наш бог напоминает мне прошлого мастера медицины, — задумчиво прошептал Урур.
— О да, с Локи и в самом деле договориться не так уж и сложно, — откликнулась Наутиз. Она никогда не видела прошлого мастера медицины — он погиб задолго до ее переезда в поселение, — но слышала много как восторженных откликов, так и глубоко нелицеприятных. Если он принимал решение, то настаивал на своем до последнего и был готов на настоящую драку с тем, кто смел вставать на его пути. И Наутиз не была уверена, что это хорошая черта для мастера.
Холодная решимость Локи, как и следовало ожидать, вызвала волнения. Мастер естественных наук сконфузился и неразборчиво промямлил, что лично ничего решать не может, что надо посоветоваться с другими мастерами. Локи выразил крайнее изумление по поводу того, что по каждому мало-мальски значимому поводу нужно собирать тинг.
— Так вы к зимней половине года ничего не успеете сделать! — гневно бросил он, но подождать, к неописуемому облегчению мастера, всё-таки соизволил. На шум подтянулись любопытные и среди них, к радости Наутиз, — Ингвар. Он недавно вернулся из Франции с десятком велосипедов. Логисты Мидгарда с упоением взялись обучать ученых управлению страшными механизмами, справедливо полагая, что велосипеды много лучше лошадей при наличии ровных дорог. В поселении ровных дорог хватало, а дома располагались в относительном удалении друг от друга. Велосипеды быстро нашли себе сторонников среди ученых, а крестьяне присматривались, нельзя ли как-нибудь использовать их для обработки полей. Практически сразу образовался огромный фелаг, который разобрал велосипед до последнего винтика, изучил сплавы и детально зарисовал каждую деталь со всех ракурсов. Рабочие уже приступили к выплавке деталей, и в ближайшем будущем первая партия велосипедов должна была проехать по каменистым дорогам. Насосы, разработанные для системы отопления, пригодились для накачивания мидгардских шин. Логисты гордились своей выдумкой, а уж когда ее оценил сам Локи, в шутку предположив, что через несколько десятков зим велосипед займет почетное место в деннике Слейпнира, судьба изобретения была решена.
И теперь Ингвар, один из лучших друзей Наутиз, только и говорил, что о скоростных, не скоростных, шоссейных, дорожных, горных и прочих велосипедах. Ровно так же Ивар, не умолкая, твердил о проводах, полупроводниках, кислотах, анодах и всем прочем, связанным с электричеством. Наутиз и сама была ученым, но выслушивать однообразные монологи было выше ее сил, хотя ради друга приходилось сдерживать собственное раздражение.
— Э, чего за шум, поясните? — спросил Ингвар.
— Естественники хотят отобрать нашу работу, — усмехнулся Соулу. — Логистами решили заделаться.
— C’est le fun{?}[Прикол какой!]. А Локи что тут делает?
— Защищает наши интересы, — отозвалась Наутиз.
— От кого?..
— Локи, пойми, то, что ты просишь, невозможно.
— От Хагалара, например, — ответила Наутиз, указывая рукой на мастера магии, который тщетно пытался убедить царевича в нецелесообразности задуманного предприятия.
— Я не прошу, а приказываю, — холодно отозвался тот. — Нам нужны знания древних людей. Асгарду нужны…
— Асгарду не нужен разрыв дипломатических отношений с Хель! — пылко крикнул в ответ Хагалар. В последнее время он был крайне несдержан. Даже Наутиз успела заметить это, хотя мало сталкивалась с мастером магии. Его непосредственные подчиненные старались не иметь с ним никаких дел. Поговаривали, что он серьезно болен.
— Договор о поставке определенных реактивов в определенное время был заключен много столетий, если не тысячелетий назад нашими предшественниками. С тех пор никто не видел Хель. Она вряд ли обрадуется нашему желанию поговорить с мертвыми.
— Действительно, как я мог забыть, что здесь собрались лишь преступники Асгарда, которые не способны провести переговоры так, чтобы не поставить под угрозу многовековые дипломатические отношения, — едко отозвался Локи. — Но мне Хель не откажет.
— Ты туда не пойдешь! — огрызнулся Хагалар, взбесившись еще больше. Наутиз показалось, или его глаза полыхнули настоящим огнем? Не нравилось ей это, ох не нравилось. Надо было уйти в безопасное место, подальше от больного боевого мага, но любопытство настоящего ученого пересилило.
— В отличие от вас, я лично знаком с Хель, — с нажимом произнес Локи, наступая на мастера магии. — Она несколько раз в год удостаивает моего отца визитом. А если ты беспокоишься о моей безопасности, то отправляйся вместе со мной!
Повисло молчание. Хагалар буквально пылал яростью; она была так красноречиво написана на его лице и отражалась в красноватых глазах, что всем стало не по себе. Кроме Локи. Царевич продолжал стоять в той же непоколебимой позе, не замечая накалившейся до предела обстановки.
— Чего это он? — прошептал Игнвар. Наутиз одернула друга: она всем естеством чувствовала, что сейчас любая мелочь могла довести мага до взрыва, причем в прямом смысле слова. А умирать в самом расцвете сил не собиралась.
— Хорошо, — резко выдохнул Хагалар и прикрыл глаза, восстанавливая внутреннее равновесие. По лабораториуму пронесся вздох облегчения: не одна Светлоокая почувствовала скрытую опасность. — Мы пойдем вместе с логистами и естественниками. Ты будешь говорить.
— Не будем откладывать. Один из логистов сегодня же должен будет отправиться к вратам Хельхейма, чтобы передать мое послание Владычице теней. Когда Хель согласится, вы получите доступ ко всем мертвым ученым всех миров! А пока мы ждем ее ответа, необходимо определиться с теми из вас, кто составит мою свиту, — Локи повернулся и вышел из лабораториума. Он явно направлялся к своему дому, но ученые последовали за ним. Одни в ожидании дальнейших распоряжений, другие из простого любопытства.
— Ни фига он дал сейчас! — прошептал Ингвар. — Да, крутой у нас царь. Qui n’a pas son égal{?}[Не чета другим.]. Всяким Чарльзам да Хуан Карлосам.
Наутиз полностью разделяла его восторг. С тех пор, как поселение прекратило разработки срочных военных проектов, темп жизни резко снизился. У ученых было практически бесконечное количество времени при весьма слабом контроле сверху. Лишь небольшое число проектов интересовали Одина и его приближенных, лишь по немногим требовали отчет. Поселенцы давно привыкли к тому, что от решения до его претворения в жизнь проходят месяцы и годы. Но все изменилось в тот день, когда Локи взял правление в свои руки.
Наутиз ликовала и даже позволила себе незаметно поцеловать рог Урахорн, который беспрестанно носила на шее наудачу: не прошла еще и половина длинного летнего дня, а она уже получила одобрение самого царевича и в самое ближайшее время может отправиться в Хельхейм в числе его спутников.
— Да, если с Хель удастся договориться, — сказал не менее воодушевленный Соулу, — то, по возможности, надо расширить сферу действия договора о поставках. В Хельхейме множество полезных ископаемых, с которыми мы раньше не работали. Надо использовать и их.
— Я слышала, что там нет рек, — вспомнила Наутиз еще одну любопытную подробность о мире мертвых. — Ist das wahr{?}[Это правда?]?
— Текут, — возразил Соулу. — Я сам видел, правда, только Гьолль — вполне себе обыкновенная река, разве что в брод ее не перейдешь. Как написано в справочниках, составленных на основе свидетельств духов, за воротами тоже текут реки, нефтяные.
— Нефтяные? — воскликнул Ингвар так громко, что процессия остановилась. — А чего ж ты молчал? Ты ж мог сказать, что у них есть нефть! — он схватил логиста за грудки и чуть приподнял над землей.
— Ты же сам логист, ты должен это знать…
— Да откуда мне знать строение всех девяти миров; с Мидгардом бы разобраться! А ты молчишь?! И все молчат, и логисты Хельхейма тоже?!
— Что такое? — вмешался Локи, легко высвобождая бедного Соулу из рук Ингвара и опуская на землю.
— Tabarnac{?}[ Блин], как ты не поймёшь? Мы все: и я, и Дагар, да все логисты — месяцами сидим думаем, где без палева нефть закупить: в Саудовской Аравии, в России, в США или в Иране. А она вон у нас под носом, оказывается!
— А зачем она нам? — спросила Наутиз, с опаской поглядывая на Локи. Если он сейчас рассердится на столь явную дерзость, то вполне может отменить поездку, и тогда все труды пойдут насмарку. И неизвестно, сколько придётся ждать новой возможности поговорить с Локи и убедить в необходимости похода.
— Да нефть обеспечит нас всем необходимым для доброй половины разработок человечества! На ней сделано все! Если разделить ее на фракции, то можно получить мазут, гудрон, парафин, вазелин, бензин, лигроин. Многое из этого нужно для человеческих машин. И не только для них!
— Тихо! — Локи чуть-чуть повысил голос, но повеяло ощутимым холодом, и Ингвар тут же замолчал. — Сколько нам нужно нефти?
— Пока немного: нам ведь еще предстоит научиться правильно обрабатывать ее.
— Очень хорошо, — коротко кивнул царевич и повернулся к мастерам. — Я обговорю с Владычицей теней вопрос о поставках нефти. И, кроме того, три ночи спустя хочу устроить собрание. Пусть ученые расскажут о своих достижениях и идеях, а логисты обменяются опытом и решат, какие еще материалы нам нужны и в каком из миров их лучше всего раздобыть. Надо действовать, пока не выпал снег, а до него осталось всего четыре месяца, в лучшем случае.
Не дожидаясь ответа, Локи пошел дальше. Ученые плелись на некотором отдалении от своего владыки, выдерживая почтительное расстояние. Даже Хагалар, еще недавно пылавший гневом, притих. Он шел, тяжело дыша, будто пробежал только что несколько миль без остановки, преследуя только ему одному ведомую цель. Наутиз, подавив вздох, незаметно пожала руку Ингвара. Все же в одном Локи уступал мастерам: ни один ученый ничего о нем не знал, а повадки мастеров за столько столетий успели изучить. К Локи еще не нашли действенных подходов, его реакция была непредсказуемой. Он напоминал спящий вулкан, готовый взорваться в любую секунду.
Ученые ждали новых распоряжений, но их не последовало. Локи дошел до своего дома и, позвав с собой Соулу, вошел внутрь. Остальные постояли немного и разошлись, уповая на то, что логист после расскажет обо всех договоренностях.
Весь день о Соулу никто ничего не слышал. Он возвратился только к вечеру и привез с собой запечатанный свиток с ответом Хель. Поселенцы жаждали узнать подробности, но логист всячески отнекивался. Сохраняя таинственный и загадочный вид, он прямиком проследовал к покоям Локи.
Царевич же не заставил себя ждать. Едва прочитав ответ, он обратился к любопытствующим поселенцам:
— Встреча состоится завтра на закате. Те, кто отправляется со мной, должны быть к этому времени в лабораториуме. Полагаю, мне не надо объяснять, что мы отправляемся на аудиенцию к Владычице другого мира, а посему вы обязаны оказывать ей всевозможное почтение и ни при каких обстоятельствах не вмешиваться в беседу. И еще. Нам необходимо позаботиться о щедром даре для Хель. Подумайте, что можно преподнести самой владычице смерти.
Наутиз фыркнула. Что дарить Хель, знал каждый: засушенный букет роз, обагренных кровью, чем большего количества существ, тем лучше. Маги и естественники тут же занялись тепличными цветами. Светлоокая не отставала от них: она собиралась первой вступить на серые земли мира смерти, а значит, надо проследить, чтобы ее случайно не забыли. Любимый Ингвар крутился вокруг нее. Скорее всего, его гораздо больше интересовал Хельхейм, чем она, но Наутиз пока хватало и такого подобия внимания.
На закате следующего дня мастера и отдельные ученые собрались у лабораториума. Многие переживали, что Локи может не взять всех, но царевичу, казалось, не было дела до количества сопровождающих. Он едва мазнул взглядом по горстке ученых, принял из рук мастера естественных наук великолепный букет сухих роз и активировал Тессеракт.
Буквально на секунду в глазах потемнело. Наутиз осмотрелась. Она стояла в сером непроглядном тумане и только на ощупь могла определить, что Ингвар и Урур рядом. Обстановка совсем не походила ни на широкие луга, ни на пологие холмы, покрытые деревьями в осеннем убранстве, о которых рассказывали логисты.
— Эээ, и как вы тут реактивы нашариваете? — спросил Ингвар.
— Здесь не всегда так туманно, — отозвался Соулу. — Хель может менять ландшафт и времена года по своему желанию, так что ничему не удивляйтесь и возьмитесь за руки, чтобы не потеряться.
— И не потерять царевича с артефактом, — буркнул Урур.
— Привет тебе, Хель! — донесся откуда-то спереди приглушенный голос Локи.
— Сама Хель! — восторженным шепотом провозгласил Соулу. — Никогда ее не видел, даже вчера передавал ей послание не лично.
— И не увидишь, — буркнул Хагалар. — На колени!
Ученые и без его напоминаний знали, что им не пристало стоять перед правительницей мертвых. Все вглядывались в туман, старались уловить хотя бы силуэт богини, но не видели ни ее, ни Локи.
— Будь, Локи, здоров и духом весел. Ты появился в палатах моих. Не ждала я тебя с артефактом могучим.
— В другой раз не пришел бы к тебе, Волчья Сестра. Ласково ты призываешь к себе павших не в битве. Всем ты любовь свою отдаешь: и асам, и альвам…
— Они так долго еще будут? — пробурчала себе под нос Наутиз. Стоять коленями, едва прикрытыми легким платьем, на камнях было крайнее неприятно, а точнее, холодно. Она привыкла решать проблемы быстро, однако царственные особы, игнорируя остальных незваных гостей, несколько минут разливались соловьями, восхваляя подвиги друг друга и расхваливая былые победы. Воздавая дань вежливости Локи осведомился о благополучии Царства теней, а Хель поинтересовалась здоровьем правителей Асгарда, однако по их скучающему тону было понятно, что ни одного из них нисколько не занимают эти вопросы. Наутиз представить себе не могла, что такое огромное количество времени тратилось на бессмысленные ритуалы! У нее уже затекла спина, доставляя все мыслимые и немыслимые неудобства, а Локи еще не закончил перечислять подвиги своей божественной собеседницы. Наутиз подползла поближе к Ингвару и прижалась к теплому боку. Не будь они в непосредственной близости от богини смерти, логист давно бы обнял ее, избавив от холода. Да что там, она бы и сама его обняла, щедро делясь своим теплом. Наконец, спустя целую вечность, Локи заговорил о деле и в самых изысканных выражениях, которые ученые от него ни разу не слышали, осведомился о нефти и мертвых ученых. Его речь поражала, заставляла поселенцев посмотреть на него другими глазами, вновь осознать, КТО же на самом деле стоит перед ними. Никому из присутствующих не доводилось еще видеть Локи настоящим царевичем, несмотря на почти что год совместного проживания. Его манеры мало отличались от манер поселенцев, большинство которых могло похвастаться всего лишь крестьянским происхождением. Но сейчас… Никто не видел, как держится Локи, но все слышали. Поражали даже не сами слова — любой мог их выучить — невероятной казалась мелодика речи: уверенный тон, паузы, интонация — все выдавало в Локи особу царской крови, которая привыкла, что ей подчиняются беспрекословно. И на Хель подействовало. Она, не торгуясь, согласилась на все условия, но пригласила осмотреть свои владения через две недели, объяснив задержку тем, что раньше не найдет нужных ученых. Локи рассыпался в сотне благодарностей и активировал Тессеракт. Туман исчез. Асы стояли на коленях в лабораториуме Ивара. Наутиз не сдержала болезненный стон разочарования: и зачем они все пошли с Локи? Для того, чтобы постоять в холодном тумане и ничего не увидеть? О Хель ходили легенды, никто из низших асов никогда ее не видел, и ей ничего не стоило показать свой лик. Но нет же, она не удостоила ученых такой чести! Вот царевна Етунхейма — совсем другое дело.
— Вы все слышали, — сказал Локи своим обычным голосом. — Через девять ночей мы устраиваем собрание, на десятую — идем в Хельхейм. Точнее, вы идете, естественники и логисты: мое сопровождение вам больше не нужно.
Наутиз разочарованно кивнула, не ощущая никакой радости. Да, она победила. Да, она спустится в мир смерти и побеседует с Гуттенбергом, но Хель-то она не увидит!
Отсутствие мастеров ученые не заметили. Всем было не до того, ведь приближался столь редкий и желанный дождь в сочетании с темнотой. Почти все ужинали, многие готовились ко сну. Стайка магиологов заняла длинный дом и мешала спать всем присутствующим своим глупым щебетанием.
— Ожерелье Берканы такое красивое!
— Там настоящие брильянты! И ведь никому носить не дает, вредина!
— Она нарушает закон, у нас же все общее.
— Но не доносить же на нее из-за такой мелочи?
— Aber Diamanten{?}[Но брильянты]…
Ансур зевнула, из чувства противоречия не прикрывая рот ладонью, и помотала головой; ей очень хотелось спать, но именно в эту ночь она не могла себе позволить такую роскошь. Слишком многое было задумано. Громкий шепот магиологов, обсуждавших подарок царевича, пришелся весьма кстати. Он не позволял провалиться в объятия грез и упустить свой единственный шанс вырваться из тюрьмы.
— Но мы же можем быть гадкими, правда?
Веселый смех девушек снова выдернул Ансур из полузабытья. Магиологи — пустышки! Абсолютно бесполезны, только вносят смуту и суету в дела поселения. А еще считаются представителями одной из трех важнейших ветвей науки. Их послушать, так медицина очень легка и проста! И кто придумал, что она лишь ответвление естественной науки? Найти бы и поговорить с этим умником. По душам. Ведь из-за непроходимой глупости всего одного ученого, имя которого давно стерлось в веках, целителей считают обслуживающим персоналом, достойным уважения чуть более, чем рабочие и крестьяне.
Ансур поднялась с лавки и направилась к выходу: время пришло!
— О, если бы у меня было такое колье, — раздался очередной обиженный возглас. Магиологи годятся только на опыты! И то на расходный материал. Вот бы их можно было вскрывать. Насколько проще было бы решать насущные проблемы! И с анатомическими пособиями быстро бы решился вопрос. И пользы для поселения в разы боллше, чем от всей их бесполезной работы.
Ансур нахмурилась, стараясь сдержать гнев. Всю свою жизнь она честно трудилась на благо родного мира, пыталась решить самую важную проблему — деторождения. Почему-то основной задачей считали необходимость любым способом добиться того, чтобы женщина рожала с наименьшими временными промежутками. А сделать это было почти невозможно. Много столетий исследований не дали никакого результата; никто так и не выяснил, почему второй ребенок не мог родиться не раньше, чем через четыреста-шестьсот зим после первого, а третьи дети были так редки, что не поддавались статистике. Но ведь была и другая сторона медали. Близнецы! Если бы каждая женщина рожала одномоментно хотя бы троих детей, вымирание прекратилось бы. Но нет, научному миру подавай открытия совершено в других областях.
Ансур долго заставляла себя терпеть вопиющую несправедливость. В конце концов, у нее были друзья, которые поддерживали ее и помогали. Но когда и они отвернулись, терпение лопнуло с треском! Взять ту же Наутиз; она прекрасно знала, как Ансур жаждет попасть в мир льда, знала, как та восхищается наукой Етунхейма, знала, что она планировала исследовать воздействие сверх сильных холодов на асов. Но едва представилась возможность, Наутиз кинулась туда одна, даже не удосужившись предупредить подругу. Мол, ей там помогут с глазами. Ансур раздражено сжала кулаки. Когда Светлоокая пожаловалась на ухудшение зрения, она сразу же провела все возможные исследования и так и не обнаруживала никакой патологии. У Наутиз было идеальное зрение, как бы она ни стремилась к обратному. И ничем, кроме желания привлечь к себе, бедной, внимание, пусть даже выдуманным недугом, Ансур не могла оправдать слова подруги.
Но теперь все будет иначе. Ни Наутиз, ни другие поселенцы не станут больше чинить препятствий. Она уйдет в другой мир и прихватит с собой портал. Никто не сможет последовать за ней и водворить обратно, а родной мир избавится от самого страшного артефакта последнего тысячелетия. Стоит совместить приятное с полезным… Ансур хорошо помнила жуткие рассказы стариков о том, как Тессеракт однажды самопроизвольно открыл проход между мирами и стал причиной кровопролитной войны. Она не допустит повторения трагедии. Порталу пришло время сменить затхлое поселение бесконечной магии с его унылым колупанием в тонкостях магических формулировок на иное место жительства.
Темная ночь зарделась первыми лучами рассветного солнца. Чистое небо, прохладный воздух, серые тучи на горизонте — типичная погода, надоевшая хуже горькой редьки! Но ничего, недолго ему терпеть все «прелести» родной страны и научной тюрьмы.
Алгир осторожно выглянул из-за стены дома исцеления — никого. Не зря он в последнее время спал днем, а по ночам ходил по поселению и высматривал, в какой час спит большая часть соседей. Оказалось, в предрассветный.
— Я все равно уверен, что надо попробовать с щавелевой кислотой: она должна лучше проводить ток, — донесся из-за угла голос какого-то естественника. «Окунуть бы тебя самого в щавелевую кислоту!» — с тихой злостью подумал Алгир. Глупцы, ничтожные глупцы! Столько столетий потратить на открытие очевидного факта, что электрический ток — это новая эра! О, он понял это очень давно, задолго до того, как вынужден был бежать в поселение. Односельчанам родной деревни почему-то не нравились его опыты над трупами. Можно подумать, будто он по живым пускал ток. Но нет же, только по мертвым! И все равно его чурались и считали чуть ли не помешанным. И здесь, во вроде как научном мире, было не сильно лучше. Трупы ему предоставили, работать не мешали, но над исследованиями смеялись. «Кому нужен ток, когда у нас есть маги, которые в любую секунду выпустят молнию?» О да, разумеется, для электролиза их электричества вполне достаточно, но для чего-нибудь более существенного — нет! Алгир с улыбкой вспомнил, как маги испортили человеческий ноутбук, попытавшись зарядить его по старинке, молнией! Бедная машина даже пикнуть не успела. Повезло, что не загорелась и не взорвалась!
Теперь о нем вспомнили, теперь его исследования резко стали нужными и востребованными. Но нет, он потратил на изучение свойств электричества слишком много времени и просто так отдать соседям тайны, от которых они воротили нос столетиями, он не намерен! Пускай помучаются, пускай сами изучат все свойства тока, а он будет глумиться, сидя в Мидгарде. В мире, где изучение электричества поставлено на широкую ногу. Вперед — к свободе! Давно пора свалить из этой дыры, именуемой по какому-то недоразумению «научной деревней». Большей отсталости и тухлости еще поискать по другим мирам! Он рожден для техники, а не для магии. Магия — случайна и нестабильна, то ли дело провода: включил ток, погнал ток — все понятно и стопроцентно работает, а, главное, им так легко управлять и не нужно никакого врожденного дара. А оружие! Добыл бы он один образец земного оружия, так все маги сразу бы пали к его ногам! Гораздо проще нажать на кнопочку, чем выделывать руками нелепые пассы.
Дождавшись того счастливого момента, когда окрестности опустели, Алгир направился к лабораториуму Ивара. Мастера науки — настоящие глупцы, если считают, что никто не воспользуется телепортом в своих целях без их ведома!
Лабораториум был погружен в непроглядную тьму: на свечки, ни факела — ничего. Ну конечно, никто же не ожидает, что в него проникнут ночью да еще и для того, чтобы «одолжить аккумулятор». О Бездна, кто разбросал столько мусора? Без света не продерешься. Хорошо хоть, что артефакт сияет мягким голубым светом: никакого факела не надо. О, точно, можно его расколоть на множество частей и разложить по лабораториумам: и свечка, и телепорт.
Алгир остановился у светящегося артефакта. Где носит Ансур? Не могла прийти пораньше? В таких делах нужна пунктуальность. О да, он сбежит вместе с ней: верная собака всегда может пригодиться. По первости. А потом можно сказать: «Всего хорошего!» Оставить ее в каком-нибудь парке или в музее. А лучше в лесу. И можно в разных мешках.
— А, ты уже здесь! — послышался небрежный голос целительницы, в котором тщательно скрывалось недовольство. — Не думала, что ты придешь так рано.
— Lieber früh, als nie{?}[Лучше рано, чем никогда].
— У тебя все готово? — Ансур попыталась пройти к артефакту и ожидаемо чуть не растянулась на полу, запнувшись о какой-то громоздкий ящик. Будет лучше, если в ее нежные, тонкие ручки артефакт не попадет. А то мало ли. Ведь всякое может случиться. Да и не положено девушкам тяжести таскать. Особенно молодым и красивым. Поиграем в благородство, как это принято на Земле?
Ансур как раз добралась до артефакта и взяла его в руки.
— Отчаливаем, или нам есть, кого ждать? — ехидно спросила она. Должно быть, ее лицо сияло энтузиазмом. Как же хорошо, что он его не видит! Ансур повернула артефакт одним боком, потом другим, потом третьим. Алгир терпеливо ждал, когда она повернет его четвертым, но этого не произошло. Девица остановилась на третьей стороне и принялась многозначительно осматривать внутреннюю структуру артефакта. Неужели не работает? Неужели все зря? О, а это что? Алгир присмотрелся к стене: в неверном свете артефакта проступали загадочные надписи. Название их было пафосно до зубного скрежета: «Открытие коридора в никуда». А под ним скрывались семь пунктов, подробно объясняющие, как именно активировать артефакт.
— Давай лучше я возьму, — Алгир выхватил телепорт буквально из-под носа Ансур. — У меня лучше получится. У меня в лабораториуме очень много артефактов, я знаю, как с ними обращаться. Здесь нужна точность, сноровка и… — Алгир мог бы еще долго и красиво врать, но времени не было.
Он начал вертеть артефакт точно по инструкции. Мастера наук — настоящие тупицы: они еще и инструкцию к телепорту приложили! А он-то думал, что придется помучиться, поискать верное решение, возможно, даже ценой здоровья временной партнерши. А, оказывается, все так просто!
— Давай руку, — он галантно протянул раскрытую ладонь спутнице: пускай Ансур считает его своим лучшим… гм… другом. Сбегать всегда проще с кем-то. Особенно, если этот «кто-то» — женщина. Для отвода глаз женщина идеальна. Никому не придет в голову ожидать от нее подвоха. Ведь на лице Ансур не написано, скольких она убила для проведения своих… немного сомнительных опытов.
Синий свет охватил две человеческие фигуры. Короткая вспышка — и лабораториум погрузился во мрак.
====== Глава 48 ======
Когда-то давным-давно она жила обычной жизнью молодой богатой девушки. В той жизни все было просто и понятно. Любящая семья, члены которой почти каждый вечер собирались за большим столом и трапезничали, вполголоса обсуждая накопившиеся события, сестра — лучшая подруга, единственная асинья, которой она могла без сомнений открыть душу, беззаботное времяпрепровождение… Невзгоды и бедствия обходили усадьбу стороной, однако в нелегкое военное время беспрерывно кочующие войска противника представляли серьезную угрозу даже в сердце Асгарда. Если враги подбирались к столице, а родители предрекали дурные времена, она звала сестру, забиралась с ней под несколько шкур и лежала тихо-тихо, чуть дыша, представляя, что враги уже ворвались в дом и повсюду разыскивают ее, переворачивают вверх дном сундуки, заглядывают в подвалы. Под жаркими шкурами она чувствовала себя в полной безопасности, здесь никто не мог ее найти. Если взрослые уезжали по делам на несколько часов или ночей, девочки не разлучались ни на мгновение: уж слишком велик был страх перед вражескими магами и мрачной рабской долей. Да, они мечтали увидеть далёкий и таинственный Ётунхейм, о котором столь много рассказывал отец, но в качестве гостий, а не в качестве прислуги или, того хуже, рабынь.
Но вот прошли столетия. Асгард возвысился над прочими мирами, а маленькая девочка выросла и покинула отчий дом, но детская привычка осталась. И пускай усадьба не шла ни в какое сравнение с дивными чертогами дворца, а Радужный мост, единственная связь с другими мирами, был разрушен, стоило Одину покинуть дворец, как Фригг звала к себе на ночь Фулу. В оглушительной тишине божественных чертогов казалось, что от любого ужаса, будь он реальностью или выдумкой, можно спрятаться под грудой шкур, прижав к сердцу руку сестры. Того тепла и доверия, что связывали их когда-то, не было и в помине, но Фула не смела перечить своей госпоже и покорно исполняла каждую её прихоть.
Был поздний вечер. Женщины отпустили слуг, оставили несколько свечей для придания полумраку интимности и только собрались забраться под теплые шкуры, как вдруг зоркая Фула приметила тень в углу, невнятную в робких отсветах пламени.
— Кто здесь? — грозно спросила она, вмиг становясь жесткой и решительной.
— Прошли столетия, а ты не изменилась, милая Фула: все такая жевнимательная и бестактная, — послышался тихий, но от этого не менее ехидный голос, показавшийся смутно знакомым. Женщина взяла свечу и смело подошла ближе. Неверный свет выцепил из мрака старца в старомодном плаще, спускавшемся почти до земли слева, но оставлявшем свободной правую руку. Из-под плаща виднелась рубаха с немыслимым количеством украшений. Такую безвкусную помпезность, граничащую с безумным желанием выделиться и привлечь внимание окружающих, позволяли себе только поселенцы из магической деревни. Но что этот проходимец делал ночью в Фенсалире — женском чертоге, куда не смел заходить никто из мужчин, кроме членов царской семьи?
— Что заставило тебя вернуться? — мягко спросила Фригг. Она успела закутаться в накидку и усесться на большой плоский сундук с золотыми вставками, рассеянно перебирая пальцами по краю. Благодаря её осанке и взгляду простецкий сундук превращался чуть ли не в царский трон.
— Если ты к Одину, то его нет.
— Я не к нему, — Незваный гость задул свечку в руке ничего не понимающей Фулы — в комнате стало заметно темнее. — Я пришел к тебе, — тихо добавил он.
— Будь нашим гостем.
Фула неодобрительно скривила губы и хмуро взглянула на темную высокую фигуру. Сестра была настолько спокойна и приветлива, будто таинственный незнакомец вовсе не проник неведомым образом в женский чертог и не разговаривал с ней как с простой бессмертной. Само его присутствие здесь — нарушение всех мыслимых и немыслимых законов.
— Скажи мне только одно, наипрекраснейшая, — продолжил он, — ты знала о том, что твой муж приучает детей к пыткам? — в голосе нежданного гостя мелькнули нотки тихой ярости.
Фула пожалела, что не умеет обращаться в тень. Таинственный гость был не просто одним из отверженных: он был связан с изгнанником Локи, а значит, его появление в женском чертоге сулит сплошные неприятности! Если бы Фула была одна, то немедленно позвала бы стражу, но Фригг все так же невозмутимо сидела на сундуке, не выдавая ни страха, ни удивления, ни неприязни.
— Я никогда не вмешивалась в обучение детей. Иггдрассиль подарил мне сыновей, а не дочерей. Настоящих мужчин должен воспитывать мужчина, поэтому меня не касались дела детей, вышедших из младенческого возраста.
— Надеюсь, что ты лжешь, — бросил в ответ незнакомец и в несколько шагов оказался подле царицы. Он не склонился, не пал на колени, а посмел сесть рядом! Но даже такая немыслимая дерзость не стерла с лица Фригг показного благодушия.
— Помнишь наш камень? — ни с того ни с сего спросил незнакомец да еще таким серьезным тоном, будто спрашивал об иноземном сокровище.
— Какой именно? — голос царицы выдавал вежливую заинтересованность.
— В жерле потухшего вулкана. Камень, о котором знали только ты, я и Один.
— Помню.
— Он изменился. Я едва узнал его.
— Камень изменился?
— Да. Встретимся завтра вечером у подножья вулкана. Там и поговорим. Милая, — незнакомец расплылся в таинственной улыбке, после чего повернул голову в сторону Фулы и легко кивнул ей, — спокойной ночи.
Он взмахнул рукой, погружая комнату во мрак.
Алгир наблюдал за самым опытным участником экспедиции — логистом. Можно было, конечно, спросить, как работает «те-ле-ви-зор» или «фо-то-ап-па-рат», но не демонстрировать же свои слабости потенциальному врагу. Лучше так, подглядывать исподтишка. Когда логист отворачивался, Алгир не всегда успешно, но усидчиво старался повторить его движения, потыкать в нужные кнопки, опустить верный рычаг. Никаких вопросов он не задавал, хотя в комнате находилась куча непонятных вещиц. А ведь это был не лабораториум очередного помешанного ученого, а жилое помещение. Придется долго смотреть и разбираться, что к чему в этих загадочных «гостиных», «кухнях» и «туалетах». В туалете стоял очень странный аппарат: он шумел, выдавал воду, которая никуда не текла! По всей квартире были просверлены какие-то дырки, что-то куда-то лилось, светилось от прикосновения, кричало без предупреждения. Дичь. Магия. Лучше не трогать. Пока. Но раз люди создали, раз освоили жалкие торговцы-логисты, значит и естественник сможет. А логист (как бишь там его? А, Эвар!) пусть пока поработает на общее благо, поучит чему-нибудь полезному. Языку, например. Этой жуткой пародии на мелодичный язык асов. Молдавский! Алгир не знал даже о существовании такого языка, а теперь был вынужден изучить досконально. Но ничего, он справится, выучит язык, а потом… Видно будет. Надо найти какой-нибудь укромный уголок и заняться своими… исследованиями, да. А, может, не заниматься? Может, жить себе безбедно? Без всяких мастеров, без контроля? Блажь: захотел — поработал, не захотел — спустил те деньги, которые в прошлый раз заработал. Захотел — пошел в ночной клуб (Эвар так расхваливал этот вид отдыха), захотел — поехал куда-нибудь далеко-далеко. Ни тебе ограждений, ни надоевшей сотни домов с одинаковыми жителями, следящими за тобой и перешептывающимися. В этом мире — не только невероятные технологии, но и невероятные возможности. И их надо изучить. В ближайшее время. А лучше пусть Ансур их исследует и набьет себе шишки, а он, разумеется, поддержит ее и пожалеет, вызнает всю точную информацию и пойдет вперед, оставив ее позади. Но это — в будущем, а пока надо спрятать Тессеракт подальше от временных партнеров. А на вопросы «Куда дел?» всегда можно ответить: «В надежное место». Так он обезопасит себя от попыток убийства со стороны Эвара и Ансур. Можно будет много чего себе выторговать за раскрытие местонахождения артефакта. В конце концов, пока деньги и эти, как их, счета в банке есть только у торгаша. Надо свои завести. И лучше на основе уже существующих.
Ансур не могла поверить, что ей удалось вырваться на свободу, а поселение осталось далеко позади. В последнее время магиологи стали выводить ее из себя. Их самоуверенность и беспричинная заносчивость порядком надоели Ансур и пробудили лишь одно желание: покинуть поселение и не слышать больше, насколько эти пустышки всемогущи и несравненны. Она решила для себя, что вернется только в одном случае: если ей позволят решить проблему рождаемости соответственно ее научным исследованиям. А если нет, то останется в мире смертных навсегда. И вряд ли ей придётся когда-нибудь пожалеть об этом.
Новый мир ошеломил с первых же мгновений своей необычностью. Портал выбросил их с Алгиром в квартире логиста, которая совсем не походила на длинные дома поселения. Было ранее утро, безумно хотелось спать, так что Эвар, не слушая возражений, втолкнул гостей в спальню и запер дверь. Но даже в одной-единственной комнате было такое количество диковинных вещиц, что ученые, с интересом разглядывая всё, что попадалось на глаза, вмиг позабыли об усталости. Жесткие лавки не шли ни в какое сравнение с мягкими кроватями, застеленными огромными одеялами, белоснежными простынями и пышными подушкам, которые раньше Ансур видела только на картинках. На полу лежал великолепный бархатистый ковёр темно-вишнёвого оттенка, у стены красовался вертикальный шкаф со странной одеждой из неведомых материалов, а на выбеленном потолке висела люстра, озарявшая ярким желтоватым светом все помещение. Та самая люстра, ради которой полпоселения озаботилось проблемой электричества. Ансур невольно вспомнила, какую малую пользу приносили тусклые свечи, с помощью которых едва можно было различить чей-либо силуэт. В Мидгарде же яркий свет включался или погасал по велению всего одной кнопки, вмонтированной в стену. Это было невероятно!
Пресытившись впечатлениями, даже не посмотрев из окна на незнакомый молдавский город, в котором им предстояло жить и учиться, ученые заснули, повалившись на неразобранные кровати…
Утром Ансур не хотелось открывать глаза: она страшилась того, что вновь увидит темный потолок и деревянные стены родного дома. Но, к счастью, потолок сиял белизной, а стены украшала бумага в мелкий цветочек. Побег все же удался! Целительница, радуясь тому, что это не прекрасное сновидение, а явь, медленно огляделась, наслаждаясь каждым мигом в новом для нее мире. Рядом не было ни Эвара, ни Алгира, зато в углу стоял неприметный открытый шкаф с книгами. Вчера Ансур была настолько увлечена примеркой одежды: тонкой, обтягивающей, подчеркивающей красоту ее фигуры, — что не обратила внимания на книги. Не зря Эвар заранее спрашивал обхват ее талии и бедер и уверял, что одежда людей делается не на заказ и что многое можно купить без примерки. Одежда представляла существенный интерес, но все же не такой большой, как книги. Почти все — на французском: Эвар перед побегом из Франции переслал по почте большую часть мелких вещей. Ансур просмотрела корешки в поисках книг по медицине. Не просто так она настаивала на том, чтобы перенестись в город с медицинским университетом. Эвару пришлось поломать голову, прежде чем он нашел незаметное, далекое от прочих логистов, но все же не самое захолустное место — Кишинев, столицу мелкого невзрачного царства. Именно он должен был стать домом для ученых на ближайшие несколько зим. Ансур горела желанием поступить в местный университет и освоить современную медицину. А начать подготовку можно прямо сейчас. Она изучила всю полку, но так и не нашла ничего подходящего. Книги были до смешного маленькими и пахли совсем не так, как фолианты древности. Ансур не успела до побега познакомиться с бумажными трофеями Мидгардских логистов. Она работала в основном с заброшенными истертыми копиями и теперь просто не могла выпустить из рук сокровища, вышедшие из-под печатного станка. Одна книга привлекла ее внимание: в яркой обложке с изображением неведомой техники. Рони-старший Жозеф Анри «Звездоплаватели». Ансур открыла ее и попыталась прочитать: она превосходно владела французским, но смысл отдельных слов ускользал. Вроде бы люди летели к Марсу на каком-то корабле. Летели долго, соблюдая множество неясных параметров. Целительница хотела было закрыть книгу, но что-то помешало в самом начале, а потом она уже не могла оторваться. Автор рассказывал о таких потрясающих открытиях человечества, о которых она даже помыслить не могла! Марс — далекая планета, до которой лететь несколько месяцев, — обитаема! Животные на ней атакуют холодом, пробирающим до костей даже через космический корабль, люди трехноги… Как интересно! Но не только смысл книги завладел всем сознанием Ансур: она впервые встречалась с таким типом повествования. Это были не стихотворные саги, не мифы и даже не научные трактаты. Это было что-то совсем иное, та самая «беллетристика», о которой много говорили логисты.
Перед внутренним взором вспыхивали самые чарующие образы, уносившие Ансур в далёкие неведомые миры. Она, увлеченно перелистывая страницы и пробегая глазами по строчкам текста, забыла обо всем. То Эвар, то Алгир пытались дозваться до нее, но без толку. Она, завороженная историей, шла, куда звали, ела, что предлагали, совершенно не отрываясь от книги. Чувствовала она себя не очень хорошо: ее предупреждали, что воздух Мидгарда ужасен, но даже плохое самочувствие не было достойной причиной для того, чтобы отложить книгу в сторону хотя бы на несколько мгновений.
Эвар милостиво показал полку с научной фантастикой и оставил Ансур в покое. Алгир еще пытался вовлечь ее в разговор, даже выхватил книгу из-под носа, но дело кончилось таким скандалом, что ему пришлось в спешке ретироваться. О медицине Ансур больше не вспоминала.
Только подъехав вплотную к вулкану, Фригг сняла заклятие невидимости, которое наложила, опасаясь вовсе не Хеймдаля, который не имел права за ней следить, а случайных прохожих и путников. Следовало проявлять как можно большую осторожность, ведь никто, даже Один, не знал, что царица в совершенстве владела этим древним и, как считали многие, утерянным навыком. Одни маги умели держать заклятие невидимости, не двигаясь с места, другие могли передвигаться, но тратили на щит столько сил, что через несколько минут были вынуждены сбросить маскировку. Идти часами, держа заклятие, не мог никто. Кроме Фригг. В отличие от врожденных способностей к целительной магии, силы магии пространства проявились только после третьих родов. Рождение Тора сильно изменило жизнь немолодой царицы, отчаявшейся выполнить свое предназначение и подарить миру хранителя Мьельнира. Все считали, что она чуть не погибла при родах, но это было не так. Правду знал только Один и скрывал ее ото всех, в первую очередь от Тора. Фригг прекрасно видела, что муж действительно отдает предпочтение родному сыну, своему любимцу, наследнику, своей точной копии в молодости. Локи же не имел к царской семье никакого отношения и не походил на остальных ни внешностью, ни характером, ни способностями. Он был другим, и его чужеродность замечали с первого взгляда. Правда, такие мелочи не мешали Фригг относиться к сыновьям одинаково, только вот никто не знал, как именно. Тор в детстве был уверен, что мать предпочитает Локи, и страшно ревновал, но на самом деле он просто не понимал, насколько предвзято к полукровке относится Один. У Локи, в отличие от Тора, было объективно много недостатков. Слабый, тихий, болезненный, с телом, непохожим на тело обычного аса. Заниматься с ним мечом или копьем было почти невозможно, что доставило немало хлопот. Так что Фригг врала про безразличие к обучению детей. На самом деле она пристально следила за ними. Именно она, изо дня в день наблюдая за удрученным приемным сыном, которого преследовали нескончаемые неудачи в попытках научиться искусству боя, подбадривала Локи и убеждала его в том, что противиться природе бесполезно, что если ему довелось родиться слабым, то придется приложить много усилий для того, чтобы достигнуть успехов брата. Пусть и не сразу, но ей удалось донести эту идею до мальчика. Локи прислушивался к ней. Она была для него не просто матерью: она была богиней, причем, в отличие от Одина, которому нравилось играть роль сурового бога-карателя, который даже не скрывал, что получал удовольствие, доводя детей до отчаяния, не применяя физического насилия, Фригг нравилась роль мудрой советчицы. Она никогда не испытывала радости, лаская детей, и старалась делать это как можно реже, а вот помогать словом, убеждать в чем-либо, подбадривать, наблюдать, как ребенок, отрок, подросток следует ее наставлениям, — это было приятно. Возможно, все дело было в том, что Один редко слушал ее, чаще поступая по-своему, а приближенные выполняли ее волю только потому, что она царица. И лишь сыновья действительно нуждались в её поддержке и были искренне благодарны за оказанную помощь. Не потому, что Фригг имела влияние благодаря своему статусу, а просто потому, что считали её своей опорой. Отец мог наказать, мать — защитить. Эти роли были продуманы незадолго до того, как дети научились говорить. Один должен быть стать воплощением справедливости, Фригг — воплощением милосердия. И если ей казалось, что дети ведут себя неподобающе, она никогда не ругалась с ними лично, всегда предоставляла это право мужу. Она не приносила детям боли, редко давала утешение, а вот совет — всегда.
И вот сейчас к ней за советом обратился тот, от кого она меньше всего ожидала просьбы о помощи. Хагалар… В последний раз она виделась с ним один на один несколько столетий назад. Тогда он грубо оттолкнул ее, оставил сидеть на земле и глотать горькие слезы, вызванные яростью и глубоким отчаянием. Ему очень повезло, что этой сцены, недостойной богини, никто не видел, иначе он не дожил бы до следующего утра. Но прошли столетия, он получил то, что хотел, и теперь жаждал примирения. Только вот царица совсем не была уверена в себе. Всё-таки долгое знакомство с Хагаларом научило видеть насквозь его душу и непростой характер. Маг был очень опасен. Лучше бы он сгинул в Бездне; она ведь смирилась с его смертью… Как и со смертью Локи. На смену ребенку, послушному и любящему, пришло чудовище, внушающее самый настоящий ужас. Локи, прошедший Бездну, не был способен ни любить, ни здраво рассуждать. От любимого ребенка осталась только оболочка с некоторыми повадками, присущими младшему царевичу. Всё остальное исчезло, сгинуло, будто никогда и не было. Фригг до сих пор не могла забыть, как во время болезни этот новый, незнакомый Локи задал тот же вопрос, что и ребенок из мира ее снов: «Я умру, да?». В тот момент Фригг показалось, что перед ней — прежний Локи, и с большим трудом она смогла убедить себя в обратном.
— Неужели река времени потекла вспять и мы встретились, как в старые добрые времена?
Фригг медленно, царственно обернулась: одетый по старой моде, немного запыхавшийся Хагалар спускался с вершины горы и протягивал руку. Она без сомнений вложила в его ладонь свою. До жерла вулкана шли молча. Вокруг, насколько хватало глаз, расстилались поросшие мхом лавовые поля да опоясанное цепью невысоких гор море плескалось на горизонте. Было тихо, спокойно и страшно.
— Все как в те далекие времена, — говорил Хагалар. — Во времена нашей молодости.
Подул прохладный ветер магического свойства, и вот рядом с асами идут три полупрозрачные фигуры. Фригг вгляделась в свое отражение: она была молода и красива. В те годы ее по праву называли прекраснейшей из бессмертных; это сейчас старый маг только по привычке превозносит ее красоту. Молодые копии, нисколько не обращая внимания на оригиналы, взбирались по камням намного быстрее и вскоре оставили далеко позади постаревших путников. Они поднялись до самого жерла и исчезли внутри.
— Прошлого нам не вернуть, — твердо сказала Фригг, стараясь не слишком сильно сбить дыхание: все же она очень давно не покоряла высоких гор. — Но оно возродилось в наших детях.
— Ваших, — поправил Хагалар. — Мои дети погибли в Бездне, не оставив потомства, — он тяжело вздохнул.
— Все? — сочувственно уточнила царица, заранее зная ответ.
— Да, все. Иначе я бы не вернулся.
«И к лучшему бы», — с горечью подумала Фригг, но ни слова не произнеся вслух, лишь обреченно вздохнула: не стоило нарушать мгновения безмятежного спокойствия. И вот они достигли вершины. У ног разверзлась яма, поросшая травой. Если не знать, что тысячелетия назад она была жерлом вулкана, то и не догадаешься.
Внизу, почти в середине, лежал массивный камень. Один из самых важных камней Асгарда. Он был свидетелем клятвы, которая навеки связала двух таких непохожих асов: бога и боевого мага. Едва различимые силуэты, вызванные из памяти, стояли у камня и повторяли ритуал. И снова кровь мешалась с землей, пускай и призрачной. Молодая царица, а тогда еще только невеста, застыла чуть в отдалении, скрестив руки на груди. Она казалась такой сосредоточенной, будто ритуал касался ее лично, а не Одина с Хагаларом.
Камень действительно изменился: порос мхом, погрустнел и насупился. Фригг никогда не думала, что сможет сказать такое о камне, но из него будто улетела душа, которой вроде бы и быть не могло.
— И все же ничто не возвращается неизменным: мы вдвоем, с нами нет Одина, — в голосе Фригг проскользнуло легкое сожаление.
— Он тут лишний, — уверенно заявил маг.
— Неправда.
— Правда. Здесь и сейчас он лишний. — Хагалар сел прямо на траву. — Неужели мы все разрушили навсегда? — тихо спросил он, блуждая взглядом от призрака к призраку.
— Ты же знаешь, что Один будет только рад, если ты вернешься во дворец, — пожала плечам Фригг, стараясь не смотреть в проницательные глаза Хагалара, который мог с легкостью понять, насколько ее огорчит такой исход.
— Вернуться в качестве кого? — осведомился Хагалар поледеневшим тоном. — Стать тенью самого себя? — Он махнул рукой, и призраки мгновенно исчезли. — Мне некуда возвращаться. Мои таланты без пользы в новом процветающем государстве: дети успели вырасти без меня, а те, кого я любил, умерли или предали меня.
— Это ты нас предал, — тихо, но твердо ответила Фригг, стараясь словами, словно мелкими камушками, побольнее ударить по давно очерствевшей душе. — Только ты виновен в своих злоключениях.
— Я виновен? — Хагалар грустно усмехнулся. — Я виновен только в том, что не забрал детей с собой в Бездну; это действительно моя оплошность, признаю.
— Думаешь, они были бы с тобой счастливее, чем с нами?
— По крайней мере, они были бы избавлены от постоянных пыток.
— Детьми надо заниматься.
— А вы занимались?
— Не лично, но наставники и няни.
— Прекраснейшая, — Хагалар поднял голову и пристально посмотрел Фригг в глаза. — Скажи мне честно, как мать: ты довольна тем, что выросло из твоих детей?
— Да, — не задумываясь, ответила богиня. Другого ответа царица не могла себе позволить. Хагалар не нашелся, что на это ответить.
Фену даже представить не мог, что какой-либо мир, а уж тем более спокойный, скучный Мидгард может принести так много беспокойства, что именно на его основе будут изменять быт Асгарда. Мидгард заполонил буквально все; от одного его упоминания многих уже начинало тошнить. Ученые только о нем и говорили, порицая или превознося невиданные технологии, которые должны были в скором времени стать обыденностью для асов. По приказу Локи, все миры должны были отчитаться о возможности скорейшего начала поставок важнейших Мидгардских ископаемых. На собрании, посвященном данному вопросу, присутствовало девятнадцать асов: по два представителя от каждого мира и мастер логистики. И все бы ничего, если бы не пришлось перелопатить тонну литературы по ископаемым Мидгарда. Локи всерьез решил изменить Асгард и собирался начать с привнесения в быт асов всех благ мира смертных.
— Я очень прошу вас обратить внимание, — с царским величием говорил мастер логистики, — что на данном этапе нам не нужны ресурсы, отличные от Мидгардских. Все усовершенствования могут подождать.
Мастеру было легко сказать, а вот его подчиненным пришлось часами сверять полезные ископаемые восьми миров и соотносить их с человеческими. Да что там часами…практически днями и ночами. В результате получилось примерно следующее: Хельхельм, кроме нефти, мог дать мел и известняк. В Муспельхейме обнаружили залежи серы и базальта. В Свартальвхейме и Нифльхейме — уголь и металлы. В Ванахейме — гранит, серу и кварц. Самым важным миром признали Етунхейм: там было великое множество нужных ископаемых. Не зря именно этот мир в свое время был вторым после Асгарда, а иногда даже и первым. Несколько столетий подряд он контролировал межмировую торговлю. А уж какая там была древесина и сколько лечебных трав! Все миры завидовали и негодовали по поводу такого несправедливого распределения ресурсов. Юсальвхейм был бесполезен. Когда это стало очевидно, то на лицах обоих логистов расплылись такие довольные улыбки, что дело чуть не кончилось дракой. Несколько суток ушло на отделение зерен от плевел и сведения результатов в простую таблицу.
— Но даже если Локи одобрит ее, — изучая перечень полученных данных, задумчиво произнес один из логистов Муспельхельма, — мы не сможем ничего доставить: все уверены, что Радужный мост не функционирует.
— Мой тебе совет: не лезь не в свое дело, — ответил мастер логистики. — Наше дело маленькое: разобраться, что где есть, а уж бог укажет, что делать дальше.
Фену терзали смутные сомнения насчет того, что бог вообще задумывается о таких низменных материях, но он решил благоразумно промолчать.
Наконец настал день, которого Локи ждал с таким нетерпением, пусть и скрывал это под маской царственного спокойствия и хладнокровия. Сегодня начнется переворот, который он кропотливо продумывал последние несколько месяцев, тратя силы и время. Он докажет отцу, что способен на великие деяния, достойные бога. Быть может, тогда Один раскроет великую тайну, расскажет, в какое именно русло собирается направлять таланты воспитанника? В Етунхейм его не отошлют, но что тогда? Он станет советником при брате? Так брат не согласится. И не только он. Его прихвостни и Хеймдаль. Стража моста нельзя убить, потому что его некем заменить. А вот друзей Тора…
— Ваше высочество.
Локи вздрогнул от неожиданности. От приятных мыслей о мести его отвлек логист Хельхейма, с которым он недавно познакомился. Соулу, кажется.
— Логисты и естественники уже собрались, ждут только тебя.
Локи, стараясь проявлять дружелюбие, сдержанно кивнул. Как не вовремя! Его мысли только-только направились в нужное русло. Ну да оценить сложившиеся перспективы он еще успеет. Друзья Тора представляют много большую опасность, чем сам Тор. И убрать хотя бы одного из них было бы очень кстати. Но не сейчас. Пока есть дела поважнее.
Локи прошел в дом мастеров. Длинный, с деревянными стенами и земляной крышей, он уступал размерами только конюшне, что давно стало достойным поводом для сальных шуточек. Локи собирался встретиться с учеными на площади, но последние два часа шел непрерывный дождь, да и мастера медицины и крестьянства хором заявляли, что в доме удобнее.
Царевич специально чуть задержался, чтобы дать возможность опаздывающим без помех занять свои места. Его приветствовал нестройный хор немолодых мужчин. Среди них розовыми бутонами смотрелись отдельные женщины и юноши. Ученых было много, но вне зависимости от пола и возраста почти все имели нечто общее: не до конца зажившие ожоги, шрамы и другие последствия неудавшихся экспериментов. И хотя Локи лично еще не видел ни одного взрыва или пожара, софелаговцы утверждали, что они не редкость в мире отверженных.
Царевич позаботился о том, чтобы никто не посмел нарушить дружелюбную атмосферу предстоящего собрания. Он запретил мастерам даже приближаться к дому. Локи заявил им в лицо, что сам решит все проблемы. Ученые его горячо поддержали. Мастера попытались было возразить, но столкнулись с таким мощным сопротивлением со стороны своих же подчиненных, что вынуждены были отступить.
Локи сел за центральный стол и предложил гостям занять места рядом с собой. Уж сколько времени он жил в поселении, а ученые все не могли привыкнуть, что сам сын Одина общается с ними едва не как с равными. Задумавшись над этим странным моментом, царевич слишком поздно заметил толкотню за место поближе и понял преждевременность широкого жеста: ученых было много, за одним столом все не помещались, но садиться за другие, подальше от бога, никто не желал. Это было неожиданно приятно. Приятно настолько, что Локи даже не стал вмешиваться и позволил ученым самим решить, кто где и почему сядет.
— Я вас слушаю, — произнес он мягко, когда борьба за места поутихла. Он старался не заглядывать никому в глаза, но создать атмосферу уюта и тепла. У мамы здорово получалось, так чем он хуже?
Воцарилось молчание, которое неожиданно прервали несколько голосов. Трое ученых заговорили в унисон. Сбились, стушевались, бросили умоляющий взгляд на бога. Локи сделал вид, что ничего не заметил, и позволил справиться с первым волнением. Сейчас, как никогда, он наслаждался своим всесилием, наслаждался тем, что толпа асов прислушивалась к нему не по приказу, а с радостной готовностью, наслаждался осознанием того, что только от него, а не от отца или Тора, зависит столько жизней.
— Мы занимались военными разработками, — начал, наконец, самый смелый из исследователей. — Ваше высочество, у людей есть несколько достаточно простых наработок. Если термически разложить железо без доступа воздуха, то получится метиловый спирт, а это хороший яд. При десяти миллилитрах он вызывает отравление, а при тридцати — смерть со скрытым периодом в несколько часов. Мы проверили его на животных, но теперь надо бы поставить опыты на асах.
Локи кивнул. О да, он уже знает, на ком проверить. Либо на Хогуне, либо на Вольштаге.
— Кроме того, гремучую ртуть можно использовать как детонатор, а тротил — в качестве основного взрывчатого вещества.
Локи, внимательно слушая то одного, то другого аса, только коротко кивал, подбадривая глазами, но не задавая лишних вопросов. Оружие смертных вело себя в Асгарде очень странно. Логисты пару раз привозили небольшие орудия, с которыми сперва познакомили поселенцев по фильмам. И ружье, и пистолет отказывались стрелять. Устранить поломку никто не смог, и оружие с позором водворили в Мидгард, где оно тут же заработало. Магиологи шептались, что это знамение, мол, Асгарду не нужны такие технологии. Логисты только смеялись и обещали доставить танк или гаубицу, но оказалось, что их сложно не только купить, но и переправить. Перевооружение армии было, безусловно, важной задачей, но не первостепенной, и Локи ждал предложений совсем иного рода, касающихся чахнущего из-за засухи сельского хозяйства. Когда-то асы не употребляли в пищу овощей, довольствовались только водорослями и ягелем, но во время войны познакомились со множеством съедобных клубней и трав. Выращивать их, правда, было очень сложно, и поселенцы давно бились над проблемой продовольствия.
— Если картошку выращивать не из клубней, а из семян, то она будет меньше болеть…
— Для строительства может пригодиться фанера — проклеенные цементом слои дерева…
— Давайте попробуем массово прививать растения: урожаи должны увеличиться…
— Можно покрыть дома шифером. Это затвердевшая смесь цемента, асбеста и воды…
— Предлагаю покрывать поверхности суриком, окисью хрома или олифой: они так будут дольше сопротивляться непогоде…
— Из графита при помощи огромного давления можно сделать алмазы…
— Если использовать генератор с нефтью, то мы получим электричество…
Огромное количество разных предложений, полезных и бессмысленных, серьезных и несущественных, простых и хитроумных, буквально завалили Локи. Он едва успевал следить за ходом событий, однако терпеливо выслушал каждого ученого и, только когда поток идей и новшеств иссяк, взял слово:
— Вы прекрасно поработали, — придав голосу оттенок мягкости, благосклонно начал он, — ваш труд достоин похвалы, но этого мало. Асгарду нужно воплощение ваших идей. Только пройдя через тернистый путь проб и ошибок, мы вернем нашей родине былое сияние и славу. Первостепенные задачи таковы: улучшение наших жилищ, повышение урожайности посевов, перегонка и использование продуктов нефти, модернизация вооружения, — Локи замолчал, давая осмыслить сказанное. — А главное: нам нужно провести до зимы отопление и электричество. Передайте Ивару, чтобы он распределил каждого естественника на одну из задач. Все остальные исследования отложите в сторону. Приближается голод, мы все это знаем. Посевы не уродились, значит проблема обеспечения асов продовольствием будет как никогда актуальна. Нам нужны альтернативные источники и срочно. Логисты, ваша цель — доставить все то, что необходимо естественникам для их исследований. Естественники, используйте магов, но только в долгосрочной перспективе. Переплетите человеческие достижения с магией, пускай она заменит сложные механизмы, которые нам некогда разрабатывать. Магиологи пусть разработают алгоритмы внедрения магии в технику. Библиотекари должны оторваться от перепечатывания и найти книги, в которых рассказывается о простых методах, которыми можно получить сложные механизмы. Мудрость восьми миров впечатляет; многие достижения, обнаруженные в Мидгарде, давно известны в том же Муспельхейме или Етунхейме, но асы раньше были слишком тщеславны для того, чтобы взять на вооружение чужие идеи. Вам все понятно?
— Да, пожалуй, — нерешительно кивнул Ингвар. — Но есть только одна проблема. Нас мало. Точнее, нас, ученых, еще достаточно много, но для претворения в жизнь наших идей нужно много подмастерьев, рабочих и крестьян, а они и так заняты повседневными хлопотами, им некогда столь активно помогать нам.
— Он, к сожалению, прав, Локи, — вмешался Ивар. — Мне очень жаль это говорить, но нам не хватает исполнителей. Тех, кто будет мешать алебастр с водой, пока мы подбираем наилучшую пропорцию для шифера.
— Вы не единственные асы в Асгарде, — усмехнулся Локи, не понимая, как ученые могут мыслить настолько плоско. — Пускай рядом с вами никто не живет, но в нескольких милях располагаются хутора.
— Тамошние жители спят и видят, как бы нас прикончить, — буркнул Ингвар.
— Я сын Одина, — напомнил Локи, слегка повысив тон. — Мой приказ — закон для всех. Свободные асы будут работать на вас. У вас много еды, а в стране — неурожай; сотрудничество можно сделать обоюдовыгодным.
Естественники и логисты настороженно переглянулись.
— Локи, неужели ты предлагаешь, — голос Раиду дрогнул, — открыть ворота и впустить к нам обычных асов?
Царевич отметил, что ученые не обрадованы такой перспективе. И хотя он пока не понимал, почему, но решил временно отступить и выяснить подробности позже.
— Хорошо, поступим по-другому, — Локи встал. — Пускай маги возведут иллюзорный забор за пределами поселения. Там и будете встречаться с вашими новыми работниками. Таким образом границы будут соблюдены: никто не сможет обвинить вас в побеге из своей тюрьмы, а крестьяне не осквернят ваш дом.
Асы безмолвствовали, Локи ликовал. Все получилось даже лучше, чем он рассчитывал. В сотни, тысячи раз лучше.
— Да, и еще одно, — спохватился он. — Носите на руках разноцветные ленты.
На лицах большинства ученых отразилось столь явное недоумение, что Локи не смог сдержать улыбки. О, какое колоссальное удовольствие ему приносила возможность править народом, своими приказами порой приводя всех в замешательство. Как ему нравилось вершить чужие судьбы, зная, что никто не посмеет перечить. Наконец-то он был в центре внимания. Царевич, по-прежнему сияя от восторга, пояснил:
— Я не знаю вас всех по именам и профессиям, но, встречаясь на улице, хочу отличать, кто естественник, а кто врач. Определите, какой профессии какой цвет больше нравится, и носите: мне так будет проще.
Никто не посмел возразить, и это было приятно. Локи чувствовал, как внутри разливается тепло: от сердца через легкие и печень к ногам и рукам. Это был настоящий триумф. И рядом не было никого, кто мог бы подпортить его счастье неуместными замечаниями и подозрениями. Никого, кто бы попытался ему возразить. Ему — воспитаннику самого Одина.
— Я очень жду ваших идей насчет трубчатой печи и ректификационных колонн, — бросил он напоследок, приветливо глядя в лицо Ингвару. Тот покорно склонил голову, принимая вызов.
Алгир, Маннар и Хагалар в кое-то веке наслаждались бездельем. Улицы пустовали: ученые, вдохновленные пламенными речами Локи и просмотрами фантастических фильмов, образовывали новые фелаги для исследования угодных богу областей науки. Царевич был еще очень молод, многого не знал, поддавался романтическим настроениям, но в одном он не имел себе равных: в умении завлекать одним голосом, вдохновлять толпу. За ним шли, в него верили, и это было очень опасно, в первую очередь — для него самого, ведь нет никого страшнее толпы, разочаровавшейся в лидере.
— Но вот видишь, Вождь, поселение и правда пошло Локи на пользу, — говорил Маннар. — Ты только посмотри на него: как сильно изменился, как возмужал, каким сильным стал.
— Und das beunruhigt mich sehr{?}[И это меня очень беспокоит], — вздохнул Хагалар. — Ребенок встает между мастерами и учеными, делает все, чтобы поселение перестало существовать, чтобы легкое недовольство переросло в открытый конфликт.
— Зато его любят, — Маннар указал на группку ученых. — Взгляни-ка сюда: Фену, Ансур и Раиду — заклятые враги. Были. А сейчас они стоят и что-то дружелюбно обсуждают. Выглядит многообещающе. При всем уважении к тебе, Хагалар, я уверен, твои прогнозы не сбудутся. Напротив, давние враги станут софелаговцами благодаря общему делу. Локи нас сплачивает, а не ссорит.
— О да, — фыркнул Алгир, — Локи умудрился объединить поселение. Забыты распри между магами и естественниками. Медики и библиотекари теперь не чувствуют себя ущербными. Все придумали себе роли в работе во имя общей цели. Давняя дружба врачей и библиотекарей больше не кажется исключением из правил, теперь все профессии друг к другу лояльны, особенно это видно в спортивных играх, где стало гораздо больше смешанных команд.
— Они все ждут, что Loki sie zum besten Leben führen wird{?}[(1)Локи приведет их к лучшей жизни], — покачал головой Хагалар. — А ведь он висельник, и жить ему недолго.
— Tors Tod und er ist der einzige Erbe{?}[Смерть Тора — и он единственный наследник], — ответил Алгир бесцветным голосом. — И ты, и я это знаем. К тому же это даже не будет предательством. Вспомни, что мы не переприсягали Одину после исчезновения Локи. Мы все клялись в верности царю Локи.
— Я знаю, что Локи — наш шанс вернуться ко двору, — ответил Хагалар с улыбкой. — Вспомнить былое, вернуть давно забытые имена. Что скажешь, Алгир? Из свиты Одина не осталось никого, кроме нас с тобой и Хеймдаля.
— Если вы спросите меня, — вмешался Маннар, — то Локи еще слишком молод и горяч. Власть только развратит его. Ему бы сперва шишек собственных набить без больших для Асгарда проблем, развлечься, познать жизнь, жениться, приобрести опыт. Мы и наше поселение станет хорошим фундаментом для его счастливой жизни.
— Пока что никто ему власть и не предлагает, — отозвался Хагалар. — Один еще жив и на покой не собирается. А убивать Тора… Das ist kein gutes Vorhaben{?}[Не лучшая затея].
— Ты всегда становишься слабым, как только речь заходит о детях Одина, — презрительно бросил Алгир.
— Пока рано думать об этом, — отмахнулся Хагалар. — Подождем, когда промышленная революция, которой сын Одина так бредит, провалится и наши в нем разочаруются.
— Ну почему же сразу провалится? — спросил Маннар. — Что-то вполне может получиться. Вон, велосипеды-то уже почти собрали. Добрая замена лошадям.
Хагалар ничего не ответил. Для себя он давно все решил: либо он воспитает из Локи достойного правителя, либо посадит на трон марионетку и будет дергать за веревочки. Власть в любом случае окажется в его руках. Иной исход невозможен.
Комментарий к Глава 48 Вулкан, на который взбираются Фригг и Хагалар (полагаю, немногие знают, как выглядит давно потухший кратер вулкана):
http://vk.com/photo-57908144_341092877 – вулкан издалека
http://vk.com/photo-57908144_341092886 – жерло
http://vk.com/photo-57908144_341092904 – жерло
====== У НАС СЕГОДНЯ ВТОРОЙ ПРАЗДНИК!!! ======
Как же незаметно пролетел еще один год, и вот снова наступило 10-е октября — вторая годовщина повести!
И в честь этой знаменательной даты Loki Lafejson приготовила чудный подарок — вы можете на него посмотреть в шапке фанфика под обложкой. Не правда ли, суть персонажей ухвачена на редкость верно? Как же приятно иметь друзей, которые умеют что-то делать своими руками. И еще приятнее, когда они тратят свое время и создают рисунки по твоему произведению. Воистину, для автора нет бОльшей похвалы. Так что призываю всех читателей: если вам понравилось чье-либо произведение, и вы умеете рисовать, вышивать или лепить: подарите автору его же персонажей — он будет вечно вам благодарен!
В этот немного дождливый день я хочу сказать большое спасибо всем тем, кто помогал мне писать практическую часть статьи. В прошлый раз я уже упоминала своих помощников. Однако за год их стало больше. Поприветствуем новеньких:
GreenFaya — LEPSHC — великолепный искатель ошибок и описатель персонажей, их чувств и эмоций.
Rosenrot1 — эмоционал, работающий непосредственно с каждым из героев.
Северный Ветер — создатель Ансур.
Нефрит — создатель одного из Алгиров (последнего, который сбежал в Мидгард).
Мияка ти — помощник по части мелкой правки.
Максим — озвучатель Соулу.
Я очень рада прибавлению в нашей команде! Надеюсь, что еще одного года нам хватит на то, чтобы довести повесть до конца. Осталось всего две части.
Как и в прошлом году, я приоткрою завесу тайны и пущу читателей посмотреть «кухню», на которой и готовится произведение. И начнем мы со смешных моментов!
Из главы 32
Прошло более тысячи лет со дня их гибели: всю мебель давно вынесли, а комнату закрыли в память о царевичах, которые сделали для Етунхейма больше, чем многие предыдущие цари. В зале собиралось множество воинов, погибших в последнюю войну (Даешь по персональной вальгалле в каждый мир. В общем, что угодно с ними делайте, но только не «собиралось», и тем более от лица Ивара, для асградского ученого мертвые — не более чем мертвые, им несколько проблематично собираться. Если «собирались», то уж на крайний случай духи, если все-таки сами мертвые, то собирали что-то оставшееся от них, оружие, например.).
— Какие предположения! — красавица оскалилась. Она уже не выказывала ни малейшего почтения царевне, говорила с ней, словно с давней подругой. — Как же мало надо сказать, чтобы прослыть чуть ли не героиней. Все проще. Я люблю убивать.
— И при этом ты родилась женщиной! — потрясенно прошептала дочь Лафея, полностью переключая внимание на обворожительную красотку. Наука. Медицина. Все забыто. Все летит в Хельхейм, когда рядом Фену! (И тут все дружно забили на иномирную гостью) (По всему фрагменту остался один вопрос: они вообще в курсе все, что их миры в состоянии холодной войны? Напрягает меня эта взаимная дружелюбность. И ведь ни у кого, ни у единой души не возникло вопроса, что вообще происходит)
На некоторых лицах мелькнула тень понимания, а маленькая девочка, посмелее прочих, подошла ближе и потянула бога за штанину (долго разглядывала концепт и кадры, так и не нашла за какое место штанины Тора в обычной экипировке можно тянуть, не пытаясьоторвать ему ногу)
На перекрестке чуть ли не пяти (четыре с половиной? Может переставить местами: остановился на перекрестке в нерешительности — потому что не смог даже сосчитать количество сходившихся улиц, то ли 5 то ли 4/6) улиц ученый остановился в нерешительности.
— Нет, барышня, вы не поняли. Три-четыре не ручки, а коробки (ну ладно портал, он все осилит, но как они будут перетаскивать это в промежутках до/после машины действительно достойно отдельного упоминания), — пояснил Алгир. — И еще столько же всех видов карандашей, маркеров, в общем, всего, что пишет.
Он столько читал о ней, и вот теперь видел воочию! Если бы это было какое угодно изображение, но только не на фоне театра имени Локи, то Раиду непременно подверг бы его всем возможным анализам, но с этим фото он ничего не мог сделать, только аккуратно упаковать в специальный бумажный пакетик и вложить в коробку к вертолету (Но у него же есть еще фото с фонтаном, вот его вполне уже можно на опыты , но пожалуй, в конвертик положить все же стоит до лучших времен, когда у него под рукой окажется весь необходимый комплект реагентов).
— Я буду в сентябре голосовать за Эму. Столтенберг совсем охренел: недавно заявил, что намерен предоставить Афганистану сто один миллион евро! У меня цензурных слов нет. Афганистану, ты понимаешь? Афганистану!!! И это еще называется красивым словом «Международная помощь»! — надрывался другой голос, чей обладатель прятался за бутылкой местного алкоголя (Да он мастер маскировки, если только конечно это бутылка не литра этак в 3-4 объемом, давайте он что-нибудь другое с этой бутылкой делать будет, хоть прикладываться через каждые несколько слов, что ли).
Из главы 33
Вернувшийся раб протянул Локи странный листок, который он с раздражением перевернул, испытав непреодолимое желание сразу же выбросить, не читая. Перед его глазами предстала знакомая площадь со странным зданием необычной архитектуры; в центре нее стоял пропавший естественник (а вы говорите нет здесь слэша Заметил таки, что в толпе не хватает одной особенно фанатичной личности. Я это все к тому, что понимание того, где ж Раиду пропадал стоит отдельного предложения, хотя бы вроде: так вот кто еще не успел сегодня оскорбить его своими насмешками и глупыми выходками.) с выражением крайнего недоумения на лице.
— Поверь мне, сын Одина! Я изучал науку Земли, логисты скоро поставят оборудование, мы получим все! — с жаром продолжал убеждать естественник. Его щеки окрашивал лихорадочный румянец, а глаза полнились фанатичным блеском — ученые, что бы они не вытворяли, впечатляли царевича своей преданностью идеям. И эта тяга к неизведанным знаниям была заразна. Пробыв в мире людей намного больше, чем этот ученый, Локи и не подумал притащить в Асгард какие-то штуки, придуманные людьми для облегчения короткой и никчемной жизни (Угу, он всего лишь планировал притащить в распоряжение Асгарда весь этот мир вместе с планеткой, а потом, как мы помним ему было немного не до сувениров. Так что скорее: Пробыв… Локи ни разу не задумывался над возможной пользой инструментов смертных, которые сумели в считанные недели заставить Тессеракт работать на себя/выполнять то, что было им нужно. Сейчас, когда особенно сильна была необходимость вернуть на место зарвавшихся ученых, не достигших никаких успехов в изучении артефакта, кроме разрушения оного, идея с мидгардской техникой казалась не такой уж бредовой). Но естественник, видимо, нашел в них что-то полезное, раз с таким жаром спорит.
Из главы 34
Собственное будущее, для него же теперь — собственное прошлое, не давало покоя. Не всегда он видел именно Локи, иногда царственное дитя сменялось на кого-то вполне реального (Локи стало быть выдуманный. Выдуманный он исключительно как жертва, значит скорее «на одного из тех, кому в самом деле пришлось испытать на собственной шкуре его умения»), но от этого менее погано на душе не становилось.
И если бы вертолетик был единственным бедствием! Раиду постоянно что-то плел насчет наук Мидгарда и индустриальной революции, но, отрезанный от мира людей, ничего не мог сделать. У него была какая-то уйма планов, в большей или меньшей степени неосуществимых, которые он обсуждал с Иваром (маловат масштаб, Раиду минимум с половиной поселения бы уже успел обсудить свои планы и не только себя, но и многих других оторвал бы этим самым от работы) вместо того, чтобы заниматься Каскетом. Хагалару не было бы дела до этих бредней, если бы Раиду не начал манкировать своими обязанностями и лепить ошибки там, где раньше не лепил никогда.
— И хоть бы и в самом деле детьми были, — пробурчал Хагалар. — Им всем давно пора собственных растить и поля вспахивать! (Какие нафиг дети? За столько лет в этом обществе он так и не выучил что ли? Как вариант: не окажись они здесь, давно бы уже растили своих детей, да работали не покладая рук)
Первый же удар, невероятный по силе, выбил коричневую птицу у нее из рук, чуть повредив запястье. Она вскрикнула, схватилась за поврежденную руку, пропустив момент, когда острейшие кинжалы пришпилили ее к одному из толстых столбов, огораживающих площадку (Жить ей оставалось минут пять и то при удачном раскладе с таким-то количеством дырок в теле, может уж «пришпилили ее рукава, юбку, даже облегающий лиф…»).
Беркана советовалась сперва с Хагаларом, потом с Лагуром, но никто не мог дать ей совет Хагалар делал вид, что ему нет ни до чего дела, Лагур не отрывался от книжки, заполненной одними картинками. По крайней мере, Беркана видела в ней только картинки, естественник же сам утверждал, что там текст (В рамках условно смешного комментария: Такое впечатление, что он ему комиксы подарил, а дальше по мере ухудшения зрения: Лагур может их читать, Беркана — распознавать рисунки, а для Хагалара пятна пятнами, ну бумага просто плохая ).
В последнее время исследования Каскета почти сошли на нет. Раиду, Ивар и Лагур готовились к какому-то решающему шагу, о котором никому не рассказывали, поэтому они вчетвером (Угу, Раиду, Ивар и Лагур вчетвером. Надо чего-то делать с согласованием, например: «…решающему шагу и ни с кем не делились деталями своего плана, но во время, посвященное общению с Локи, и редкие свободные минуты с радостью составляли компанию оставшимся членам фелага в игре с вовлечением сразу нескольких неполных колод карт») большую часть времени играли в сразу несколько неполных колод карт.
Место гениального ученого занял ненормальный фанатик, проводящий дни и ночи в изучении какого-то фантастического бреда, который никогда никому не понадобится, или в не менее бредовых по своему смыслу и содержанию играх, которыми стоило бы развлекаться только малолетним детям. Да и им лучше было бы поучиться скот пасти или мечом махать (Ну запрещено им, запрещено пасти скот и особенно махать мечом. Плюс каким «им», все претензии выше к Раиду, к Локи претензий нет, с ним и так все понятно. Сюда может подойти хрестоматийное «гениальность граничит с безумием» или подозрение в заговоре с разработкой секретного оружия с новым шифром, не даром они привлекли на свою сторону Лагура (если конечно привлекли)).
Из главы 35
— Я возомнил? — маг легко увернулся (столб видимо нападал. Возможно, «не сбавляя скорости, обогнул … столб» или «едва заметно отклонившись в сторону, обошел») от покрашенного теперь в ярко-малиновый цвет столба, который проломил на своем веку более сотни голов.
. Хагалар потер руки в предвкушении: один раз нечаянно получилось, второй раз получится намеренно. Если уж на юного наследника не повлиять словами, то, быть может, его тайный (да вроде бы он вполне явный) воздыхатель сам уйдет с дороги.
— А, так вот чего он в птицу играл, вместо того, чтобы изучать свои прохладные шкафы (если «шкаф» не работает, то достаточно сложно выявить, что он прохладный, так что он скорее «мидгардский», «трофейный» или «бесполезный»).
Алгир поспешил выбраться из дома исцеления, который грозил превратиться в арену для настоящего боя. Рука чуть саднила — он таки ударился о столб, несмотря на яркую раскраску (похоже Фригг — единственная на кого столб нападать не решился. Впрочем, да, упоминание глухого удара при входе ее в помещение превратит ситуацию в фарс. Кстати, как он понял-то, что приказание относилось к нему? Или просто решил воспользоваться ситуацией?). Хагалар проводил друга долгим взглядом и начал снова.
— Люди считают иначе, — пробурчал под нос Локи, а громко произнес: — Мама, тебе не стоит бояться преступников. Или тебя тревожат реактивы (Фригг, конечно, коварна, но все-таки далековата от реактивов, так что скорее ее беспокоят слухи о них или мысли/слухи о его работе с ними)?
— Локи, тебе не место среди убийц и государственных преступников! — твердо заявила Фригг, указывая на Хагалара и Алгира: те только недоуменно переглянулись. (…). Локи выглянул за дверь и проводил взглядом удаляющегося Хугина. Получалось, что отец не доверяет даже маме.
— И кто же вы: убийцы или государственные преступники? (Забавным, но менее согласованным с дальнейшим диалогом, был бы вариант: кто из вас убийца, а кто — преступник?) — насмешливо спросил Локи, оборачиваясь.
Локи остановился в нерешительности. Фену своей выходкой испортила его одежду (До этого момента он же как-то в ней ходил, даже на глаза матери решился показаться. Плюс, на то он и представитель правящей семьи, чтобы иметь запасной комплект.)
Из главы 36
Дверь мгновенно отворилась, и в узкую щелку просунулась требовательная рука. Дагар вложил в нее карточку, и дверь тут же захлопнулась (прямо поперек руки кровожадный смех).
— Раиду все-таки какой-то дурной, — нарушил молчание Дагар. — То он требовал рентген, то холодильник, а сейчас, взгляни, — логист протянул смартфон. В коротком сообщении содержалась просьба о покупке и доставке четырех тысяч батареек (Раиду может и понял местную денежную систему, но хотя бы даже для краткости мог про покупку и не уточнять, в принципе-то ему фиолетово, откуда они возьмутся у логистов, главное, чтобы до него добрались. А вот какое-нибудь уточнение вроде «сегодня же» вполне подойдет).
С царевны Етунхейма разговор плавно перешел на царевича Асгарда. Его судьбой логисты тоже интересовались, просили как можно подробнее рассказать, что именно произошло два года назад, но у Наутиз не было никакой достоверной информации, а распространять досужие сплетни она не любила. Если кто-то что-то и знал, то только Хагалар, но добиться от него внятного ответа было гораздо сложнее, чем доказать безвредность ртути (а ей оно вообще надо было добиваться-то, и так вроде не плохо живется. Или хотя бы Хагалара пожалейте, представьте, каждый к нему пойдет с расспросами по поводу царевича. Так что скорее это он ни с кем не собирался делиться новостями, любопытными каждому, но не мучительно).
Из отработавшей свое батарейки извлекали цинк для отрицательного заряда, взяли железную иголку для положительного, вставили их в разные стороны лимона (нифига себе они лимоны переводят, как будто они у них на каждом втором дереве растут) и протянули провода из тонких ниточек алюминия.
Это был прорыв, настоящая победа естественной науки: один-единственный аккумулятор мог оживить ручной вертолет, заменить тысячи батареек(, растащенных на опыты без ведома владельца)!
Посреди всех этих немыслимых конструкций на коленях стоял Раиду, помешивая в пробирке неизвестное вещество, разлившееся по деревянному полу (так вещество все-таки в пробирке или разлито по полу? Ну и плюс, он, конечно, идиот, но ТБ и правила работы в лабораториуме в принципе знать должен, т.е. просто разлить вещество, которое, вполне возможно, больше не представится шанса достать, он не мог на уровне рефлекса. Можно ведь поставить какой-нибудь материальный/магический улавливатель на выбор и собрать все, что вытекает).
— Ничего себе, — прошептала она, с детским восторгом рассматривая покрытый ярлыками рабочий стол. — Да этот аппарат просто бесценен для исследований. Ингвар, научи-ка меня всем этим пользоваться.
— Научу (но не оставлю коварен), — нервно откликнулся логист.
Из главы 37
Фула же была уверена, что возвращение Локи не принесет ничего, кроме невероятных проблем. Тор уже достаточно взрослый, чтобы занять трон и родить (нееееет, давайте не будем тут омегаверс разводить, пусть он скучно, но недвусмысленно обзаводится собственными наследниками, вместо рожания) своих детей, его скользкий брат опасен.
. Один Ивар журчал, не прерываясь, другой рассуждал о красоте вулканов, хмурый (вот он почему хмурый? Потому что работать не дают, так что может быть «разлученный с работой/трофеями») Раиду молчал, а Локи… О, он выглядел настоящим царем в окружении презренных подданных.
— За мной, — Локи спешился. — Здесь есть тайный лаз, он приведет нас во дворец.
Ученые недоуменно переглянулись, однако мешкать было нельзя: с неба посыпались первые градины. Локи уверенно шел к небольшой пещере в ближайшей скале. Он привязал своего коня к дереву, заявив, что слуги позаботятся о животных (эм, как? Или не такой уж и тайный этот лаз?), и шагнул под темные своды.
Царевич толкнул невидимую в темноте дверь, и оглушительный свет комнаты мигом заставил всех зажмуриться. На ощупь ученые вылезли в незнакомое помещение и рухнули на пол, ощущая себя слепыми котятами.
— Добро пожаловать в покои моего брата (чего это он перевоспитался, ладно не ведающая границ любовь к Одину, но тут-то вдруг зачем, тем более в такой компании. Не стоит заменить на что-нибудь от просто имени до наследника престола. Это же относится к моменту с картой выше, там можно вообще что-то нейтральное, типа «мы когда-то составили собственную, гуляя здесь детьми»), — объявил Локи, обводя рукой богато убранную комнату со множеством сундуков и огромной кроватью в дальнем углу.
. Беркана, затаив дыхание, рассматривала замысловатую вязь на стенах, колоннах и полу и не узнавала ее. Да, она никогда не была в этой части дворца, но считала, что он везде оформлен одинаково (читатель mode on вот это поворот).
— И сколько их у тебя? — спросил маг.
— Двадцать пять, примерно, — небрежно бросил Локи.
— Сколько? — переспросил Раиду. — Неужели ты всеми пользуешься (угу, очень актуальное настоящее время для того, кто все время проводит у них же в поселении)?
Все попадавшиеся на пути дворцовые асы непременно здоровались с Локи, кланялись ему, обменивались любезностями, задавали пару вопросов и уходили. Беркана старалась даже не смотреть на них. Пускай на ее лице иллюзия, она все равно не могла забыть о своем позоре. Ей хотелось только одного: сесть на узорчатый блестящий пол, отражающий неверный свет факелов, и зарыдать от обиды и несправедливости. Она чувствовала злобу и ненависть, исходящую от каждого встречного (для окончательной субъективности вывода можно еще уточнить, что злоба и ненависть встречных были направлены на нее лично, потому что достаточно сложно одновременно любезничать с Локи и излучать ненависть его спутникам).
— Друзья мои, вы боялись, что я не вернусь, — продолжил Локи паясничать, — но я здесь и не один. Познакомьтесь. Леди Сиф и три война (вообще не напрягся представлять , хоть бы по именам назвал),, а это царевна Беркана и трое ученых.
История с возлюбленной Локи придумалась случайно уже когда текст был написан. Я прочитала диалог, который дослушивала Фула, и поняла, что если убрать местоимение «он», то любой подумает, что речь о женщине, о невесте (и это говорит бесконечно далекий от слэша человек Вредно с нами общаться, очень вредно).
Из главы 38
Давно в палатах Одина не было доброй драки. Локи даже попытался прикинуть, кто же выиграет: копье или пробирка с кислотой (при том что ни первого ни второго в поле доступа не наблюдается).
Он сделает все, что от него потребуют, во имя Асгарда и во имя торжества той справедливости, которую отец посчитает наиболее справедливой (Ему во время восторга мозг отшибает напрочь или все-таки поменяем стиль и здесь? Торжества единственной справедливости, назначенной всем мирам его отцом).
Начало разговора Локи прослушал. Он стоял чуть позади брата, очарованно глядя на отца, следил за мерцающим сиянием и не слышал ни единого слова (он же так не услышит ценных распоряжений и не сможет их выполнить, печалька).
— Молчать! — Один прошелся перед сыновьями, смерив их холодным взглядом. — Если бы я не был так стар, я бы казнил вас обоих, но (я-то умный я осознаю, что не имею права так рисковать благополучием/спокойствием/стабильностью Асгарда, потому что) даже моей долгой жизни скоро придет конец.
Локи, указывая дрожащей рукой сразу на двух Раиду. Он неосторожно повернулся, и куча карт, какие-то чертежи и рисунки (Раиду у него двоится, но чертежи от рисунков отличает на раз. Так не пойдет, скорее уж пачка густо изрисованных листов. И карты лучше стопкой складывать) попадали на пол.
— В связи со случайными обстоятельствами. Я был обвинен в убийстве и приговорен к клейму и изгнанию. Мой брат, любя меня всем сердцем, разделил со мной горечь наказания (слэшер ушел прорыдаться).
Он отпустил (так уж они и рвались, впрочем возможно….) ученых к друзьям Тора, а сам ненадолго задержался у родительских покоев.
Из главы 39
. Раиду, единственный хоть что-то еще соображающий, попробовал возмутиться:
— Как можно спать на таких мягких шкурах?
— Это много удобнее, чем на ваших твердых лавках, — ответил Локи (Вы, конечно, вполне можете не прислушиваться ко мне, но слэшер с плакатами и транспарантами требует устроить здесь практически влюбленному Раиду момент, за который он впоследствии сможет цепляться или не цепляться, а вообще забыть на утро, на выбор. Например, — отрезал Локи, с большими усилием обеими руками нажимая на плечи вздорного гостя, чтобы впечатать его в длинный мех. Уйти в свои покои, не убедившись, что все гости мирно спят и не устроят дебош в доме Одина, могло быть не безопасным. Нужно как можно скорее избавиться от лишних проблем и лечь пораньше….») и ушел к себе.
Отец не может ошибаться. Пусть покажет дорогу, и он, Локи пойдет по ней, никуда не сворачивая. Если понадобится — завоюет Мидгард (дался ему этот Мидгард, давайте мыслить глобально — любой из миров) или будет покорно стоять у трона.
Проще было согласиться, чем спорить с истеричкой. Учитывая море опасностей, поджидающих ученых во время бесчисленных экспериментов, Беркана вполне могла погибнуть в самом скором времени. В крайнем случае, ей (именно «ей» или «этому» — несчастному случаю? коварен) всегда можно помочь.
. Раиду, ты упускаешь такой шанс! Я вот уже в близких отношениях (не думать, только не думать про двусмысленное значение «близких отношений» Впрочем другого варианта однозначного английского familiar, которое точно отражает реальное положение дел, я придумать все равно не могу) с Фандраллом.
. Раиду тяжело дышал и надвигался с неотвратимостью айсберга. Его лицо было темно-бордового цвета, а глаза метали вполне материальные молнии (Ах-ха, в нем открылся дар мага ).
А теперь в обратную сторону
Из главы 47
Мужчины только и могут, что драться, а чуть надо решать проблемы языком, так они все валят на женщину, а сами стоят в стороне и наблюдают за отстаиванием своих интересов. Делают вид, будто их это не касается. Мол, они просто так стоят, для красоты! (Не-не, «заняты неотложным решением по меньшей мере судеб мира», сомневаюсь, что такому среднестатистическому мужчине польстит роль украшения)
— А почему нет? Попробовать-то можно.
— Бессмысленно, — протянула Наутиз. — Ты ничего не смыслишь в науке. Даже если мы запишем тебе вопросы, ты можешь неправильно понять ответы. И перескажешь нам неверно, запутаешь с многозначительным кивком в сторону работающих еще больше. (А вообще в начале было бы неплохо определится с вопросом, который можно задать хотя бы теоретически, я так понимаю, они определенно на той стадии, когда конкретных вопросов быть не может, а «расскажите кто-нибудь вкратце, что знаете про печатные станки» — действительно плохая идея) (…)
— И все равно мы не можем… — начал было Ивар, но Наутиз перебила его:
— И в самом деле, даже это записывающее устройство не решит всех проблем. (Угу, вопросы за вас оно точно не придумает) Нам надо самим отправиться в Хельхейм. Нам — в смысле, естественникам.
Практически сразу образовался огромный фелаг, который разобрал велосипед на мелкие запчасти/до последнего винтика потеряв при этом несколько (все-таки ЗАПасные части обычно в основной комплект не входят и полностью его не дублируют, так что это не слишком корректно), изучил сплавы (а как же пластиковые ручки и резиновые колеса) и воссоздал чертежи (чтобы сделать именно чертежи, нужно иметь ЕСКД — свод каких-то общих правил построения, я бы предложила в этом месте просто детально зарисовать их со всех ракурсов и во всех рабочих положениях). Рабочие уже приступили к выплавке деталей, и в ближайшем будущем первая партия (а тут значит не нашелся придурок с манией усовершенствования) велосипедов должна была проехать по каменистым дорогам. Насосы, разработанные для системы отопления, пригодились для накачивания шин (предлагаю указать на то, что накачивали только оригинальные шины, которые страдали от местных дорог, потому что не верю в возможность их производства в условиях поселения. Местным надо деревянные колеса делать ).
— Защищает наши интересы, — отозвалась Наутиз.
— От кого?..
— Локи, пойми, то, что ты просишь, невозможно.
— От Хагалара (от здравого смысла он их защищает , должность у него здесь такая), например, — ответила Наутиз, указывая на мастера магии, который тщетно пытался убедить царевича в нецелесообразности задуманного предприятия.
— Привет тебе, Хель! — донесся откуда-то спереди приглушенный голос Локи.
— Сама Хель! (Сидела и ждала их… Я еще понимаю, как телепортом попасть в точное место в мире, но проследить за конкретным одушевленным объектом, это надо, наверное, очень похимичить было с Тессерактом) — восторженным шепотом провозгласил Соулу. — Никогда ее не видел.
Стоять коленями на холодных камнях, будучи в летнем платье, было крайнее неприятно, а точнее, холодно (логично, блин, что на холодном стоять холодно, хоть на зябко поменяйте, что ли).
Из главы 46
Прежде чем принимать судьбоносные решения, сын мой, — писал великий бог, — познакомься поближе с простыми асами. И ты, и Тор ужасающие невежды в делах, касающихся нашего народа (Нифига себе пробел в образовании, думаю стоит этот педагогический провал описать несколько мягче, все-таки он практически полностью является ошибкой Одина, а он так просто в них не признается).
Ему предстоит большая работа — надо опросить если не всех жителей поселения, то хотя бы большую часть (Он отвратительный организатор, кто ж за такой объем работы берется в одиночку, особенно с его-то ресурсами, в том числе по персоналу»).
— Хагалар! Хагалар! — Песчанка лепетала что-то бессвязное, сутью чего был восторг. Ошарашенный Локи не решался подойти ближе, но даже не попытался сбежать, впав в ступор.
Из главы 45
Беркана несмело оглядела огромное ложе в центре комнаты: мягкое, покрытое белыми и черными овечьими шкурами — что-то подсказывало Ивару, что именно оно и станет импровизированным помостом. (…) Локи подошел ближе, с некоторым усилием отодвинул Хагалара к стене (мне скоро понадобится план помещения, чтобы понять где там в центре, но рядом со стеной стоит кровать и где относительно нее в немаленькой вероятно комнате сбились зрители) и лег сам, лицом к лицу со своим палачом.
В следующее мгновение и она, и оба естественника оказались прикованными к стене: гибкие лианы, появившиеся из ниоткуда, связали ученых не только по рукам и ногам, но и заткнули им рты. (…) Локи приподнял голову и посмотрел на остальных (красочно они должно быть попадали, когда их отпустило): по щеке Берканы текли слезы, Ивар и Раиду выглядели так, будто только что воплотились их самые худшие ночные кошмары.
Из главы 44
Лишь ближе к вечеру, поймав себя на том, что проходит мимо злосчастного дома в одиннадцатый раз и вызывает легкое недоумение соседей (вот им делать нефиг считать, отслеживать кто рядом шатается, это я к тому, что нужно найти кого-то, обязанного находиться поблизости, например работников собственно «дома документов» или каких-нибудь не слишком старательных рабочих, раз уж решили про них вспомнить, занятых, например, починкой крыши этого самого дома, благо погода позволяет), Беркана осторожно вошла в темную комнату с маленькими оконцами.
— Я беспокоюсь не за тебя! — выпалила Беркана. — Он тебя не убьет, но ты его изгнать и этим отправить на верную смерть можешь (Ее Лагур покусал? Давайте нормальный порядок слов, а?)!
Из главы 43
Алгир сидел за столом и толок целительные камни. (…) Медитативную тишину (как интересно у него получалось беззвучно толочь камни, хотя бы шуршание должно быть) комнаты ничто не нарушало, пока не послышались торопливые женские шаги.
В жилом доме в это время суток почти никого не было: Беркана насчитала от силы пятерых соседей. Погруженная в свои мысли, она и не заметила, что на ее шкуре вольготно расположилась Черная Вдова, перебирающая в руках… Алмазы, подаренные Локи! (ага, прикольно так «не заметила», видимо сильно занята была пересчетом соседей. Может хотя бы в первом предложении «в тишине комнаты Беркана не насчитала даже полдюжины соседей», а во втором «Погруженная. она дошла через всю комнату до своей шкуры и только, едва не споткнувшись о протянутые в проход ноги, обнаружила на ней вольготно расположившуюся.»)
Фену откинула с лица непослушные волосы. Весь ее облик манил к себе (и тут мы поняли, что последнее чего не хватало данному творению — фемслэш. Все-таки «манил» это очень и очень субъективная оценка. Для нейтрального автора и менее нейтральной Берканы наверняка уместнее будет несколько более сглаженная характеристика с легким налетом непонимания: «что-то прирожденное в ней манило к себе любого, поддавшегося ее чарам????»).
Фену выдержала паузу, подмигнула двум-трем (как, ну вот как можно подмигнуть двум с половиной мужчинам? Скорее уж «в пару секунд перекинулась игривыми взглядами едва не с половиной комнаты») мужчинам и снова устремила свой взгляд на соперницу.
Ощущая влагу на пылающих щеках (тут должен быть вопрос про чувствительность обожженной половины и работоспособность желез у соответствующего глаза), Беркана бросилась к дверям.
Из главы 42
По дороге к хоромам царевича, Хагалар полностью продумал линию поведения, тот образ, который принесет ему наибольшую выгоду в создавшемся положении (только что он полстраницы думал обо всякой другой фигне, так что здесь возможно будет уместной еще одна отсылка к тому, как долго это планировалось и «образ» был готов заранее, а отклонение от плана только упростило задачу, например, оставив единственного зрителя).
— Я сказал… — Хагалар перешел на угрожающее шипение, — прекратить!
Даже отсутствующий в этом мире Лагур поднял голову, впрочем, сразу же ее опустив. Беркана испуганно сжалась, моментально затихнув — маг никогда прежде не кричал (он и сейчас не кричал, он шипел, написано же, так что здесь разве что «никогда не повышал голос» или «она еще никогда раньше не слышала таким его голос») на нее.
Локи чувствовал себя не в своей тарелке: в спину упирались осуждающий и полный ненависти взгляды, готовые прожечь насквозь. Однако проходящие мимо асы не перешептывались, не задавали вопросов и вообще не обращали на процессию никакого внимания, что могло означать только одно — они ничего не знали. По крайней мере, пока. (А чем вообще, кроме, понятно, сюжетной необходимости, объясняется то, что они туда пошли всей толпой? Потеряется он один что ли?)
Из главы 41
Этот день должен был войти в анналы истории (и тут посреди первой строчки — самое время у меня возник вопрос: как там у них вообще с летописями? А то может наехать вскользь на непредусмотрительность, мол, мог бы занять ключевое место в летописях, но будет пылиться в архивах среди прочих скучных, бесполезных и даже безрезультатных исследований. Вполне подходящая судьба для секретных госбюджетных исследований) не только поселения, но и всего Асгарда.
— Всего лишь то, что мы должны подсказать ему, в чем нуждаемся в первую очередь, — даже в неформальной обстановке столовой Ивар блистал сдержанными манерами, — какие мидгардские находки стоит продублировать (у меня не вяжется слово «продублировать», поэтому я попытаюсь поменять всю вторую часть реплики после тире: помочь выбрать действительно ценные находки среди этого мидгардского мусора возможно слишком радикально, но рядом с таким революционером как Раиду, любой мало-мальски здравомыслящий человек может стать жутким консерватором и неприятелем новшеств).
— Ах ты зловредная ворона! — перебил Раиду, придвигаясь ближе, так, чтобы не услышали соседи по столу. –Schweigundhör(2): Локи мне много дороже тебя. Выбирай, либо ты отдашь рассудок (по тебе и видно, что отдал, может что-нибудь вроде «все свои время, силы и пресловутые умения/способности*) и жизнь богу, либо наши пути разойдутся здесь и сейчас.
— Брат… — Ивар опешил: Раиду все неправильно понял. — После всего, что между нами было (ниииеееет, слэшер рыдает Давайте выпиливать слэш, может сошлемся на темную историю с их прошлым: «после того, на что тебе пришлось пойти, чтобы оказаться здесь» или вообще избавить от «после всего», например: «не спеши перечеркивать все, что мы прошли вместе»), после всего, что мы прошли вместе…
— Брат… Раиду… Ты не совсем правильно меня понял. Я говорил только о том, что нам нельзя забывать об обещаниях (не говорил, ни слова. Либо нужно раньше все-таки сказать, либо здесь «обязательствах», «данном слове»), — совсем смешался Ивар.
— Бабьи сплетни смолкнут, как только мы проложим трубы и обеспечим нормальное отопление. Нормальную жизнь. Как в квартирах Штутгарта (о, название запомнил, даже правильно; а почему на сей раз не интерполировали его опыт на весь Мидгард?),, а не как в наших сараях.
А между тем несмотря на то, что все массово на это исследование забили, видимо Лагур один за всех впахивал, я тут поняла, что почти успела по нему соскучиться день завершения работ над каскетом приближался. Одним светлым, солнечным утром фелаг собрался в лабораториуме, как все считали, в последний раз. Доспехи Локи (весь гардероб растащили ), призванные защитить от взрыва или еще чего похуже, красовались на всех.
— Стоять здесь. Я поставлю защитный купол: если что-то случится, вы не пострадаете, дети. И да, если что-то таки случится, постарайтесь выбраться отсюда. Если, конечно, будет, из чего выбираться. дяденька, а зачем вы тогда нас в дальний от двери угол поставили?
Дочь Одина надеялась найти среди синих каскет. Локи, чтобы не сидеть без дела и не присоединяться к расчетам Хагалара, с которым не разговаривал после недавней стычки, встал рядом с магиологом (стоять без дела много полезнее, а главное — увлекательнее; раз уж он там дальше читает, то пусть хоть книжку в руки возьмет).
Словно в полусне она наблюдала, как Локи несется на Хагалара, не обращая внимания на мебель, перепрыгивая через скамейки и столы (мастер бега с препятствиями, да еще и с места. Надеюсь упоминание пары опрокинутых предметов мебели не будет губительно для «экшна»).
Из главы 40
Локи читает письма матери.
Эти фантазии были не более, чем бредом воспалённого воображения — Берканав ту пору едва ли могла ходить, не то что убивать кого-то. Локи резко остановился и заставил себя сесть на скамью. Ночью он ничего не сможет сделать (сможет — дальше почитать. Для этого надо перестать сочинять хрень и вернуться к аналитическому мышлению. В принципе, и делать-то ничего особенно с новым фактом не нужно, хотя бы чтобы не палиться раньше времени. Так что предлагаю заменить на «Сейчас/до рассвета он не сможет сделать ничего лучше, чем успокоиться и закончить чтение).
Пробежав глазами еще несколько сотен писем (просто мастер скорочтения), Локи немного успокоился, и тут же нашел новый повод для волнения — очередная пачка содержала соболезнования по поводу кончины царевича: «Ужасная потеря», «Все скорбим», «Он был так мал».
— Если ты так хочешь получить новую причину для страданий в свою копилку/коллекцию, — продолжил Один, — я ее тебе предоставлю. Твой старший брат родился почти сразу же после свадьбы. Было пророчество, что мама родит того, кто возьмет в будущем молот Мьельнир и защитит все девять миров, поэтому, когда он умер…
— От чего? (Да как он посмел вообще перебивать? Мне кажется, будет вполне нормально из без этой вставки, т.е. Один просто сам скажет причину смерти, в крайнем случае можно добавить «глупо умер», но по местным реалиям, наверное, не так уж и глупо, скорее внезапно)
— От воспаления легких.
— Вот как, — прошептал Локи в порыве благоговения. В душе разливалось тепло. Ему и только ему предназначались все те ласки, которые должен был получить другой ребенок. Быть может, если бы родной не умер от недуга, мама и не стала бы всю жизнь с ним возиться. Не спать ночами, сидеть у постели. Поддавшись неясному порыву чувств, Локи схватил руку отца и едва устоял, чтобы не покрытьее бесчисленными поцелуями (выпиливает явный слэш Во-первых, чего так внезапно? Только думал о выходившей его приемной матери, а тут целоваться бросается совершенно не к ней. И нет, некий «неясный порыв», не подходящий обоснуй. Чтобы не писать полстранцы плавного сопряжения, может быть стоит хотя бы один мостик кинуть на тему «как ему повезло с приемными родителями» и привести пару аргументов любви к отцу, например, все то же, что он уделяет ему время по первому требованию. Не до конца понимаю, зачем ему вообще хватать Одина за руку, но раз уж есть, пусть будет: Благодарность переполняла Локи и, чтобы не оскорбить величие отца пристальным разглядыванием вне всякого сомнения реального золотистого ореола, он обеими руками вцепился в его ладонь, склонившись над ней так низко, что почти касался губами. После ледяной воды ручья кожа бога жгла ему руки, но это было сущей мелочью по сравнением с обретенным умиротворением. менее слэшно уже не придумаю ).
— Не думал, что ты сразу догадаешься. — Из уст Всеотца эти слова звучали похвалой. — Да, у нас ничего не вышло. И мы решили подождать. Прошло несколько столетий, и предначертанное свершилось — родился твой брат (Угу. Очередной. Может после «не вышло» написать «Нам пришлось несколько столетий ждать предначертанного рождения наследника — того Тора, которого ты знаешь»).
— Законы Одина на нашей земле не действуют! — заорал в ответ Хагалар, грубо впечатывая Локи в стену (как же все любят впечатывать его в стену… может каким-нибудь резким рывком развернем его лицом к говорящему? Ну так, для разнообразия).
Локи распрямился и посмотрел на мастера магии с такой злобой, которая вполне могла прожечь дырку в стене (Но спина Хагалара оказалась прочнее скучного асгардского дерева).
Переходим ко второму сюрпризу. Как, возможно, некоторые заметили, в связи с изменением правил на сайте, исчезло одно из маленьких дополнений к повести, а именно — «Вам запрещается!». Спешу его восстановить хотя бы в рамках праздничного подарка: не может такое чудное произведеньице просто пропасть:
Однажды каждый из членов фелага обнаружили у себя под дверьми свитки, на которых ровным почерком доведенного до белого каления Хагалара был написан список того, что им запрещается делать…
Локи
1) Тебе запрещается меня игнорировать.
2) Тебе запрещается мне хамить.
3) Тебе запрещается отказываться учиться магии.
4) Тебе запрещается уезжать от меня в Гладсхейм к родителям. Или бери меня с собой.
5) Тебе запрещается нападать на членов фелага.
6) Тебе запрещается, да, именно тебе, Локи Одинсон, выводить меня из себя и строить потом невинные глаза, вроде как ты тут ни причем и вообще мимо проходил.
7) Тебе запрещается, йотун тебя подери, играться с реактивами и отказываться мне их отдавать!
8) Тебе запрещается наносить мне физические, а самое главное, МОРАЛЬНЫЕ и ПСИХИЧЕСКИЕ повреждения.
9) Тебе запрещается не вестись на мои провокации. (труд других надо ценить, а ты — э-го-ист!)
10) Тебе запрещается заниматься всякой ерундой вроде естественной науки вместо боевой магии!
11) Тебе запрещается не слушать моих приказов. (Я тебя буду пороть, если ты и дальше продолжишь это делать, Одином клянусь).
12) Тебе запрещается думать, что твое жалкое мнение хоть что-то значит в этом мире.
13) Тебе запрещается спаивать меня моим любимым вином и выведывать то, что тебе знать не нужно, потому что, как известно, меньше знаешь — крепче спишь, и это очень точное определение в наших случаях!
14) Тебе запрещается строить из себя трехсотлетнюю глупую девочку!
15) Тебе запрещается нагло мне врать прямо в глаза! (я то знаю твою бесстыжесть, сам таким был, но тебе никто не дает право использовать это, тем более против меня)
16) Тебе запрещается притворяться смертником под пытками, когда я применяю к тебе слабую боль.
17) Тебе запрещается покровительствовать Раиду!
18) Тебе запрещается визжать как корова на убое, когда узнаешь, что Беркана — твоя сестра по отцовской линии!
19) Тебе запрещается соблазнять женскую составляющую поселения!
20) И, конечно, тебе запрещается отлынивать от работы и заводить дружбу с кем-то, помимо меня! Я — то что ты ищешь, и то, что ты по непонятным причинам избегаешь.
Ясно тебе, плоть и кровь Одина?!
Раиду
1) Тебе запрещается ругаться на меня крайне неприличными словами.
2) Тебе запрещается хотеть меня убить!!! Мне еще слишком рано умирать, я еще должен посадить Локи на трон, научить его боевой магии и сам поправить да и вообще жить хочу!
3) Тебе запрещается фанатеть от Локи!
4) Тебе запрещается грубить фелагу!
5) Тебе запрещается давать Локи опасные реактивы!!!!!!!!!!!!!!!
6) Тебе запрещается играть с Фену в любовные игры!!!
7) Тебе запрещается истерить по поводу и без!!! Это значит, что ты НЕ ДОЛЖЕН покрываться багровыми пятнами от любых моих слов в адрес Локи, глупое ты существо!!!
8) Тебе запрещается ревновать плоть и кровь к Ивару! (От этого страдают, почему-то, остальные!)
9) Тебе запрещается ревновать Каскет ко всему, что движется и, тем более, к тому, что не движется!!!!! Он не твой, в конце-то концов!
10) И, конечно, тебе запрещается заполнять поселение самым разнообразным мидгардским хламом и желать запустить ракету с самой высокой башни Асгарда!
Ясно тебе, вечно недовольное дитё с полным отсутствием выдержки?!
Ивар
1) Тебе запрещается всегда ходить с лицом-кирпич!
2) Тебе запрещается успокаивать Раиду! (пусть один раз сорвется — на всю жизнь запомнит, лично могу гарантировать)
3) Тебе запрещается поддерживать брата во всем! (в конце концов, ты более нормальный, нежели он, но избыток общения может привести к отупению)
4) Тебе запрещается втягивать Локи в естественную науку!!!!!! ОН ДОЛЖЕН ЗАНИМАТЬСЯ БОЕВОЙ МАГИЕЙ!!!!!!!
5) Тебе запрещается соблазнять женщин поселения!
6) Тебе запрещается соблазнять Беркану, в конце-то концов!
7) Тебе запрещается общаться со смертными как с лучшими друзьями!!! ОНИ ВСЕ НИЧТОЖНЫ ПЕРЕД НАМИ!!!
8) Тебе запрещается сверлить меня взглядом, когда я делаю вид, что работаю! И плевать я хотел на то, что ты думаешь по этому поводу — перестань пялиться!!!!!
9) Тебе запрещается спрашивать Беркану о Мидгарде!!!!!!! Она же мне весь мозг после этого выносит!
10) И, конечно, тебе запрещается так сладко и спокойно говорить! Это нереально, невыносимо, УЖАСНО бесит!!!
Ясно тебе, ребенок ты не совсем безнадежный?!
Беркана
1) Тебе запрещается ненавидеть Локи!
2) Тебе запрещается круглосуточно читать мидгардские книги! (у меня уже в глазах от всех этих надписей рябит и в кошмарах они всплывают, нет, ну так нельзя, надо с этим завязывать)
3) Тебе запрещается ГОВОРИТЬ о Мидгарде всем. ВСЕМ!!! Я, например, спокойно бы прожил, не зная о науке срединного мира, а также о: тиглях, фиалах, философских яйцах, эликсирах бессмертия, возгонках, вываривании и без всей тому подобной лабуды! И с уверенностью скажу, что и остальные тоже!
4) Тебе запрещается поддаваться на соблазнения Ивара!
5) Тебе запрещается думать о том, что Лагур нормальный! Если ты и правда так думаешь, то ты еще никогда так не ошибалась…
6) Тебе запрещается тоннами есть мидгардское мороженное! (Я же потом лечить буду, а мне такого счастья, спасибо, не надо)
7) Тебе запрещается как-либо конфликтовать с Раиду в лабораториуме! (а вот не в лабораториуме вполне, я бы даже тебя поддержал-_-)
8) Тебе запрещается ревновать меня к Локи! (я не буду добавлять комментарии,давая повод подумать, почему)
9) Тебе запрещается расспрашивать Локи о его дорогих родственничках!
10) Тебе с Локи запрещается тащить меня в первый вагон на передние места на американские горки в Мидгарде!!! НИКОГДА так не делай!!!
11) И, конечно, тебе запрещается бросаться мне на шею или рыдать на моем плече в истерике. Я НЕ ПОДУШКА ДЛЯ ОБНИМАШЕК И ВЫТИРАНИЯ СЛЕЗ!!!!!!!! Я САМЫЙ СИЛЬНЫЙ БОЕВОЙ МАГ ДЕВЯТИМИРЬЯ, В КОНЦЕ-ТО КОНЦОВ, ИМЕЙ ХОТЬ КАПЛЮ УВАЖЕНИЯ!!!
Ясно тебе, фанатичная Одиндоттир?!
Лагур
1) Тебе запрещается ПОСТОЯННО читать Гёте!
2) Тебе запрещается говорить своими ломанными стихами!!!
3) Тебе запрещается давать окружающим советы, которые работают в настолько неожиданных направлениях, что всем остается только… ошарашенно наблюдать!!!
4) Тебе запрещается дружить с Берканой! (она и без тебя мне мозг выносит, а так — ну вообще: веревка, балка на верхнем этаже средней башни в Гладсхейме и прощальная записка!.. )
5) Тебе запрещается выводить Раиду из себя своими словами!!!
6) Тебе запрещается открывать секреты Локи!!! Он ведь потом МЕНЯ ненавидит, а не тебя, хотя здесь я вообще не причем!
7) Тебе запрещается блистать своими знаниями по поводу артефактов — выскочка ты несчастная, уж я то знаю, что лучше и не знать некоторых вещей в жизни!
8) Тебе запрещается как-либо чудачить в поселении! А ОСОБЕННО в лабораториуме!
9) Тебе запрещается идти на детские карусели-лошадки в Мидгарде!!!!!!!! (НЕ ПОЗОРЬ АСГАРД, ЛУЧШЕ УЖ ПОСИДИ НА ЛАВОЧКЕ!!!)
10) И, конечно, тебе запрещается давать всем окружающим нравоучения!!! Это ТЕБЕ дороже (и больнее, кстати) обойдется!!!
Ясно тебе, поэтический ты Лагур?!
Послесловие
А через день после того, как фелаг нашел у себя под дверьми послания раздасованного Хагалара, у последнего под дверью обнаружились пять свитков пергамента. Ровным, красивым почерком; крупным, плохоразборчивым почерком; мелким, но тоже плохоразборчивым почерком; ровным, но очень мелким почерком; ровным и вполне аккуратным почерком; и было на них написано следующее: «Тогда тебе запрещается.!».
Занавес.:)
И последнее.
Как я писала в комментариях к 44-й главе, ее текст изначально существовал от имени Хагалара в несколько юмористической форме. Я обещала его показать. Сейчас как раз самое время:
(Девчонка весь день ошивается около двери — я чувствую ее ауру — но не входит. Наверняка, по тысяче раз проматывает будущий наш с ней разговор… Хмм, все-таки решилась. Надеюсь, хоть сегодня на моем плече не будут рыдать…)
— Решилась, наконец, войти? Что стряслось? (придаю голосу мягкость, поднимаю уголок губ. Беркана мнется, но все же отвечает — похвально, я думал, она вообще говорить разучилась после произошедшего…)
— Я не думала, что ты меня заметишь, прости. (привычно опустила голову, руки теребят одежду: как же легко тебя прочитать, Одинсдоттир, кому расскажи — не поверят. Ближе подходишь? Только на колени не садись, пожалуйста, мне хватило и прошлого раза. Интересно читать учет? Не сомневаюсь, об этом ведь можно только мечтать… Я сильно помешала тебе? (какой своевременный вопрос. Прямо-таки проявляешь верх тактичности. Что ж, похоже, бумагам придется подождать, и на всякий случай отложу их подальше: сдается мне, они могут остаться залитыми девичьими слезами, а этого, спасибо, не надо. Ну и что же ты от меня хочешь?)
— Говори уже. (привычно кривлю губы и не моргая смотрю на ребенка. Какая же она все-таки маленькая и неразумная…)
— Ивар и Раиду почти здоровы. Но у них повреждены связки на руках. Работать они еще долго не смогут. (как жаль. Хотя нет, вру: мне все равно. Каскет они все равно не починят, так что проку с них никакого. Разве что в качестве зрителей они мне нужны. Но это своим чередом, мелкие детали никак не повредят плану.)
— Но сидеть то они могут. Как и ходить… (Беркана съежилась еще больше. Конечно, понимает мой хитрый тон и к чему я клоню. Вот только явно несчастлива. С чего бы это?)
— Да, конечно. Дело только в работе… (опускаешь голову ниже. Ты себе шею не свернешь, нет? Надеюсь, что нет: твои услуги мне еще понадобятся.) Но к научной деятельности вернуться не смогут в ближайшее время. — (смолкла? Замечательно. Всегда хотел, чтобы ко мне приходили помолчать.) Я не думала, что реактивы могут принести такой вред. (если бы я только мог… то с невыносимым удовольствием ударил бы ладонью по лбу: то есть ожог на пол-лица — это ничего, это в порядке вещей, да? Или вместе с кожей и мозг повредился?..)
— То есть тебе то они вред не принесли? (поднимаю бровь и одариваю нечитаемым, одним из своих любимых, взглядом. Безмозглые дети: по наследству это, что ли, передается?)
— Реактивы? Нет! Я не в них же врезалась, а в книги. (опять голову наклоняешь? Да у тебя просто талант это делать и не ломать себе шею! Только вот при разговоре, вообще-то, смотрят в лицо собеседнику. Неуч малолетняя.) Я не думала, что аса можно оттолкнуть с такой силой. А уж двоих… (и троих и десятерых, вообще-то. Неужели действительно не знаешь, что царская семья, за исключением твоей персоны, обладает великой силой?) Если бы Ивар и Раиду не пострадали, я бы залюбовалась их полетом. Он был красивым. (опять ты тушуешься. Еще больше. Если ты скукожишься еще сильней, то станешь похожа на изюм, и мне захочется положить тебя в банку. Полет был красивым? Ну да, ну да… А у самой-то как впечатления, юный мазохист? Вот по тебе сразу видно, что ты сестра Локи: мозга нет ни у него, ни у тебя, странные наклонности присутствуют также у обоих…)
— Сомневаюсь, что естественники думают также. Они ведь могут остаться калеками. Что касается силы… поверь, девочка моя, это далеко не предел… (я бы тебе больше, конечно, сказал, но боюсь, нежное создание, ты не оценишь. Хорошо хоть, что врать у меня получается лучше, чем у Локи… Эй, ну ты хочешь, чтобы я лег перед тобой, что ли, чтобы тебе в глаза заглянуть? Или, наконец, поняла, что мне в глаза смотреть нельзя? Да неужели! Это все равно тебя от обязанности не освобождает, глупая Одинсдоттир.)
— Хагалар, перестань! (ну посмотрите, как мы ранимы и невыносимы! О, опять голову опустила. Еще ниже. Что я там думал: изюм? Да, именно так. Стопроцентное сходство.) Ты один из блюстителей закона. Значит, я не могу говорить с тобой откровенно? (хотя есть и плюс от твоей позы: ты не видишь, как я закатываю глаза. Ты получаешь удовольствие, так изощренно пытая меня глупой болтовней? Ну почему, почему никогда нельзя сказать четко и прямо, что ты от меня хочешь? Почему надо довести меня, разреветься, закатить истерику и только потом скомкано изложить суть проблемы? Женщины… И ведь ты не знаешь, как я хочу тебя не видеть. И не узнаешь, потому что вопреки всем моим желаниям мне придется. Ведь ты мне нужна…. О, Иггдрассиль, дай мне сил весь тот зоопарк направить в нужное русло!)
— Я не только мастер, поэтому дерзай. (ну и чибис с тобой, я не собираюсь сгибаться в три погибели из-за твоих заморочек. Откидываюсь назад, скрещивая руки на груди и поджимаю губы. Маленькая ты мне нравилась гораздо больше… Ну почему дети в девяносто девяти процентах случая вырастают идиотами?)
— Я могу поговорить с тобой о том, что было между нами до поселения? (если бы не великолепный слух, то, пожалуй, я бы даже не услышал, что ты сказала. Боишься? Я ведь точно знаю, что еще год назад ты, если бы захотела, спокойно начала бы говорить со мной на эту тему и не убивалась бы так. Другое дело, что тебе это не надо было. Нежели думаешь, что я могу отказать, сославшись на правила поселения? Похоже на то. И это очень плохо, значит, девчонка теряет в меня веру, сомневается. Нет, все-таки, у Локи талант: он портит все карты даже тогда, когда почти не участвует в ситуации. Маленькие… гаденыши. И за что мне такое наказание?)
— А почему нет? (смягчаю тон еще больше: Беркана должна расслабиться и почувствовать, что ей ничто не угрожает) Ты ведь знаешь, что всегда можешь обратиться ко мне с любым вопросом. (но когда ты молчишь и свято веришь в мою божественность, не вынося при этом мозг, который и так пухнет из-за всех этих проблем, тебе вообще цены нет.)
— Заговаривать о прошлом запрещено. (как будто тебя это останавливает… Эй, девочка, давай, рассказывай, что хочешь, я ведь тебе как отец, доверься мне, осознай в очередной раз, что я — твой якорь, удерживающий в этом жестоком мире. И не думай, кстати, что я куплюсь на это представление: уж кого-кого, а Тебя мне прочитать не составляет никакого труда.)
— А разве правила созданы не для того, чтобы их нарушать? (смотришь прямо не меня своим кристально голубым глазом. Немного улыбаюсь тебе, беру за правую руку, ближнюю ко мне, и слегка сжимаю — некий жест поддержки и понимания.) Да и никого, кроме нас, здесь нет. (все-таки, тяжела моя судьба. Быть отцом для детей, вообще-то, не моих, а Одина — непростая работа. И если бы эти дети еще и не сопротивлялись!)
— Но ты, как мастер, обязан донести о моем проступке тингу, а дальше суд и казнь! (суд и казнь? Да за это нарушение максимум, что сделают — это поругают и погрозят пальцем. С чего ты вообще это взяла?.. Эхх, вот вроде и нравишься ты мне, девочка, но, Хель, какая же из тебя выросла… дура. Ты, конечно, всегда была наивна, но, по крайней мере, больше думала. Неужели магиология так подействовала?)
— Беркана, не забывай, что я — твоя опора, единственное, что у тебя есть. И если я говорю, что ты можешь говорить со мной обо всем, значит, так и есть. Никто тебе ничего не сделает. (осторожно киваешь и прижимаешься ко мне, как будто в поисках защиты. Вот так, молодец, не психуй. Я буду тебе очень благодарен)
— Хагалар, может быть, я и была маленьким ребенком, но я многое помню. И кто ты на самом деле — тоже… (обнимаю тебя в ответ, благо, ты сильно ниже и это удобно, и задумчиво смотрю вперед: волноваться не о чем, ты знаешь только то, что тебе положено. Продолжай, девочка.) Я помню, как ревновала тебя к царевичам. (а я то как помню… Ты их чуть ли не ненавидела за то, что я с ними тоже играл. Дикая собственница… Милая девочка. Жаль, что твоя мать не захотела отпустить тебя во дворец: твоя жизнь могла бы быть много счастливее) Помню, как ты носился с ними, как объяснял мне, что их жизнь гораздо сложнее моей, что у них не родители, а цари. Я же все это помню! Ты же любил их. Как и меня. (глажу по длинным светлым волосам, немного покачивая, как бы убаюкивая. Хмм, так вот оно что. Значит, возвращаемся к старой теме. Любил? Да. Но прошло столько времени… Вы, дети, так сильно выросли, так изменились. И я ведь тоже изменился. Размяк? Да, пожалуй. Но оно и к лучшему, наверное, я был далеко не так свят, как вы думали. И, пожалуй, именно игры с вами, детьми, чистыми, открытыми, по-своему несчастными, были моей отдушиной.)
— Я и сейчас люблю вас. (поднимаешь голову и непонимающе смотришь в мои глаза. Вы мне родные. В прямом смысле этого слова. И, несмотря на то, что вы все доставляете кучу неприятностей, пожалуй, я могу с уверенностью сказать, что все равно питаю по отношению к вам самые светлые чувства, на которые только способен. Но истерить все равно не надо)
— Любишь, но… Локи не должен был знать обо мне, а ты ему рассказал. Ты обещал, что будешь защищать его, а вместо этого хочешь избить! Ты хотел, чтобы мы стали друзьями (я хотел? Когда? А, то есть ты так поняла мое давнее высказывание: «вырастешь — сможешь служить во дворце и часто видеться с царевичами»? Да что ж такое-то, то один слова перевирает, то ты придумываешь себе идеальный мир, а потом обижаешься, что он, в общем-то, не такой… Глупые дети, как вам надо объяснять, чтобы вы поняли смысл сказанного, не коверкая на свой лад?), но как я смогу дружить с ним после… после… Неужели тебе его не жаль? (а вот давить на это не надо. Жаль, не жаль — раз уж Один воспитанием своих детей не занимался, значит, придется мне, как бы я к этому не относился. Хотя я бы и предпочел обойтись без боли: насилие над юными, несомненно, дурными персонами я никогда не одобрял и сейчас такого же мнения об этом. Вот только что же еще остается делать, если других языков, кроме боли, мальчик не понимает?)
— Он все равно не понял, кто ты. Как и не понял ни он, ни ты, к чему моя строгость. Локи давно пора отвечать за необдуманные поступки. Из-за него все могло взорваться. Как мастер я обязан сообщить о случившемся тингу и устроить публичное наказание, но из любви к Локи не стану этого делать. Однако и отпустить его не могу — он решит, что ему все дозволено. Ты должна понять, что я действую из благих побуждений, девочка моя. К тому же боли Локи не почувствует, он же воин. (ну вот, а я так хотел обойтись без рыданий на моем плече… Что ж, хотя бы речью вдохновилось — хоть какой-то плюс.)
— Ты думаешь, что слова про нечувствительность к боли — не пустое бахвальство? Мне говорили, что двести ударов розгами — это нестрашно, но я не глухая, я прекрасно слышу душераздирающие крики бичуемых, даже сидя у себя в лабораториуме. (Вопли во многом лишь часть представления, жаль, что ты этого за столетия в поселении так и не поняла) А в детстве я видела, какие порезы оставляют розги на теле. После двухсотого удара спина должна превратиться в окровавленный кусок мяса. (бедное существо, напридумывала себе ужасов и теперь думаешь, что все обязательно должно быть так… Нет, в чем-то ты, конечно, права, но все же калечить всеми любимого принца я не собираюсь) После такого не встают. (встают — не встают, от Локи никакой ни пользы, ни отдачи все равно нет, так что потеря невелика… Зато уроком послужит хорошим. Да и проверим заодно, правду ли сказал или опять солгал насчет «боли не чувствую». И если не солгал… Вот тогда то наступит пора вспомнить былое и поговорить с Одином. По душам)
— Локи сам сказал, что ему не страшны ни кнут, ни розги. Да и не буду я бить со всей силы — не забывай, что наказание заключается не в боли. (смотришь так доверчиво… Все-таки чувствовать себя не монстром, а спасителем — гораздо приятнее. Это был правильный выбор) А целительные камни мигом поставят его на ноги. На здоровье наказание никак не отразится (зато будем надеяться, что отразиться на мозгах — но не факт… Хоть и хотелось бы.)
— Но он возненавидит тебя как своего отца! (а по-моему — уже возненавидел. Может, конечно, не стоило задевать его все время… Но какие же отношения без этого? Скука одна, да и только. Помню, как в детстве любил бесить маленького черноволосого малыша и медленно убегать от него, а потом падать почти замертво, сраженный веточкой или камушком. Тогда Локи не обижался. Точнее, сразу же прощал — прекрасно понимал, что я любя и на самом деле ничего плохого в виду не имею. Хорошие были времена)
— Может быть. (так, главное — сильно не задуматься и не забыть ответить. А то Беркана может неправильно понять, вот визгов-то будет) Но все равно поймет. Рано или поздно. И скажет спасибо за мою лояльность. (ну да, скажет он, конечно… От этого ребенка простой вежливости-то не добьешься, а благодарности и в помине. Да скорее Фригга снова станет питать ко мне светлые чувства, чем сам Локи Одинсон скажет мне «спасибо»… Хотя если посадить его на трон, то, может, и скажет. Надо будет всерьез над этим подумать — оно, конечно, хлопотно, но стоит того.)
— И все равно я не понимаю! Я в детстве, может, и маленькая была, но любопытная. (ну что ты на меня так смотришь, довольная? Ты и сейчас, между прочим, уши греть обожаешь, так что мало что изменилось…) И когда вы с матерью выставляли меня за дверь, далеко не всегда уходила. (О да, я прекрасно помню, как ты пыхтела за дверью и шуршала платьем, думая, что ты неуловима… Невольно улыбаюсь.) Ты доказал маме, что с ребенком всегда можно договориться, запереть, поставить в угол. (Ну да, конечно, попробуй поставить Локи в угол — рискни здоровьем…) Я только тебе обязана тем, что дожила до своих лет, ни разу не столкнувшись с болью. (то есть ожог — это не боль, да? Я себя не виню, конечно, это не я, в конце концов, решил, что я великий ученый-естественник, но странная ты… розог, безобидных, на самом-то деле, боишься, а ожог кислотой в расчет не берешь). А теперь изменяешь своим принципам! (если бы я только мог действовать по-другому. Наверняка зная, что это сработает… Но ребенок не оставляет мне выбора, девочка. Жаль, что ты не видишь этого). По отношению к Локи, к тому, кого любишь, кого защищал от гнева Одина! (гнев хомячков страшен… опять ревнуешь, что ли? Эхх, Беркана-Беркана…) Я восхищалась тобой, восхищалась тем, как ты встал на защиту Локи против самого Одина. (прерывать я тебя, конечно, не буду, но когда это, кхм, было-то?..) Один казался мне таким страшным, а Локи таким маленьким и беззащитным. (особенно сейчас он Очень беззащитный. Кидается асами направо и налево, в прямом смысле…) Ты прикрыл его тогда своим телом. (мне уже страшно, что ты напридумывала на этот раз. Когда же ты могла застать меня с царской семьей? Когда же… Ах, да, это было так давно, что неудивительно, что я почти не помню. Только вот на самом деле мы с Одином поговорили секунд двадцать, я объяснил ему, что наказывать Локи за порванную в очередной раз рубаху не стоит, он пожал плечами и ушел. И где ты разглядела столько пафоса и трагизма? Все-таки женское воображение — страшная сила) Ты стал для меня настоящим героем, ведь ты посмел сразиться с самим Одином Всеотцом! (батюшки, Беркана, я, конечно, понимаю, что я для тебя герой с обложки книжки со сказками, но чтоб настолько…) Но Локи вырос, твои принципы изменились! (опять я виноват, что ли? Какая прелесть, я могу делать что угодно, и в результате все равно остаться вселенским злом.) Настолько, что ты своей рукой собираешься бить того, кого обещал защищать. Я не понимаю тебя, а ведь ты моя единственная защита, ! (конечно, единственная. Ни у кого просто не хватит терпения на такую… замечательную тебя) я не знаю, что и думать. (думает она, ну конечно, я прямо вижу, как шестеренки с титаническими усилиями пытаются двигаться. И вот объясняй тебе теперь, что я все же хороший и разумный, в отличии о некоторый зеленоглазых заносчивых особ)
— Беркана, ты хоть раз подвергала чужие жизни или весь Асгард опасности? (придаю тону нарочитую серьезность и смотрю прямо в глаза, не давая отвернуться — ты должна услышать и понять, Беркана, что я тебе говорю, потому что это действительно важно.) Твои шалости, по-другому я их не назову, ни в какое сравнение не идут с тем, что натворил Локи. В детстве его проступки ничего не значили для других, никому не угрожали и не вредили. Но сейчас… ты хоть понимаешь, что он мог не просто покалечить, а убить и тебя, и наших дорогих естественников? Я был на войне, я видел, как страдают умирающие, истекающие кровью. (ты кривишься, губы начинают мелко дрожать: прости, я знаю, что ты боишься и крови, и страданий, но все-таки иногда надо возвращаться в реальную жизнь.) Ты такого конца хочешь? (мягко, но крепко беру за плечи и встряхиваю, пытаясь оторвать от мыслей о залитом кровью поле и горах трупов без конечностей — по реакции понимаю, что получается плохо. По щекам стекают прозрачный слезинки, ты крепко зажмуриваешься и мотаешь головой из стороны в сторону, не в силах развидеть ужасы битв.) Локи давно не ребенок, он побывал и царем, и покойником, он должен отвечать за свои поступки. (прижимаю к себе крепко, погружаю в капкан рук — жаль, что пришлось пойти на крайние меры, но ведь другого выхода не было) Во всем надо знать меру, чувствовать грань. А он ее перешел, и даже мои принципы не могут ничего изменить. Ты же… ты другое дело. Ты послушная, честная, разумная. (это твое больное место. Ты всегда считала себя неполноценной, отвергнутой, непонятой, обиженной всем миром. Но я надеюсь, ты все-таки послушаешь мои слова и осознаешь то, что я хочу до тебя донести. Хочешь меня понять? Я даю тебе такую возможность. Не упусти ее.) Ты бы никогда так не поступила. (немного отстраняю от себя, приподнимая твою голову и заставляя посмотреть на себя — сейчас ты в том состоянии, когда поверишь во все. Что ж, сам довел — самому и расплачиваться: терпеть очередную истерику и рыдания)
— Но ведь можно поступить проще! Зачем ты воюешь с Локи уже полгода?! (я задаюсь тем же вопросом, только по отношению к ребенку: вот зачем он уже полгода пытается испортить мне жизнь? Хуже то все равно только себе делает, но не понимает этого и продолжает изощренно приносить Себе страдания. Глупец…) Он презирает тебя, как и всех нас, потому что не знает, кто ты! Почему ты не можешь рассказать ему правду? Если тебе тяжело, я могу это сделать сама! (так-так-так, а вот этого, спасибо, не надо. Мне и так неплохо живется, портить это относительно устойчивое состояние я не собираюсь.) Все эти тайны только усложняют жизнь. Без них все изменится. (вот уж в чем я точно не сомневаюсь. Мне ваших истеричных воплей и так за глаза хватает, знала бы ты, как они усилятся, узнай Локи истинное положение вещей…)
— Беркана, как будто ты не знаешь Локи: он все поймет по-своему и решит, что мы с Одином заодно. К тому же фактически я его бросил. Как и тебя, и Тора. Останься я — и ваша жизнь сложилась бы счастливее. Думаешь, он обрадуется правде? Скорее от ярости разрушит поселение или весь Асгард. Ты этого хочешь? (говорю миролюбиво и, как мне самому кажется, весьма убедительно. Надеюсь, до тебя дойдет, девочка, ибо я не в состоянии долго ходить по кругу и четыре раза объяснять тебе одно и то же)
— Нет! (ты настолько шокирована, что даже успокаиваешься и поднимаешь заплаканное лицо, глядя на меня широко распахнутым глазом. Ну слава Иггдрассилю!) Я просто хочу тебя понять. (я тоже хотел бы тебя понять. Но, как видишь, уже даже не пытаюсь: зачем браться за непостижимое? Гораздо безопаснее для психики просто смириться. Поверь.) Я всегда верила тебе! Я знала, что и я, и Тор, и Локи дороги тебе! Я думала, что знаю тебя полностью! (ну ты скажешь тоже… Полностью себя знаю только я сам. И тебе бы такое знание принесло лишь страдания. Лучше жить в счастливом неведении, чем с тяжелой, давящей своим грузом на плечи правдой, девочка моя.) Скажи, если бы я была на его месте, ты поступил бы также? (да что ж за талант то у вас у всех такой семейный: вводить в конфуз одним лишь предложением?! Издеваешься ты что ли, мелкая?.. Тяжело вздыхаю и, мысленно досчитав до пяти, отвечаю, стараясь на пустить нотки злости в голос)
— Я знаю, что ты бы так никогда не сделала. Локи много неразумнее тебя. (чуточку лести еще никому не навредило, так ведь?.. А Беркане так и вообще пойдет только на пользу: это любвеобильное создание просто грезит тем, что ее будут круглосуточно хвалить, холить и лелеять.)
— Но и я не безгрешна! (Встаешь, слегка покачнувшись, переходишь на серьезный тон. Правда, получается, мягко говоря, не ахти как, и кажется, будто ты пьяна, но да ладно, не время придираться.) Ты… ты ведь готов защищать нас от любой опасности, кроме самого себя? (Как бы мне хотелось, чтобы и ты, и Л, наконец, поняли своими дурными пустыми головами, что если не доводить меня до белого каления, то я сделаю для вас все, и защищу, и обучу, и совет дам, да что угодно! Но нет, вам просто непременно, обязательно надо довести меня до точки кипения, а потом долго ныть, что я зло и поступил с вами несправедливо, хорошенько наказав. Мелкие вредители! Как только мог Один породить таких?)
— Да, Беркана. И от себя самого тоже. (защитите уже меня кто-нибудь от этих безмозглый созданий… А то все на меня свалили, и я, в итоге, еще и виноват остался: и никто не подумал, что это Одиново воспитание так отразилось на моем мальчике, что он стал таким редкостным… пакостником вселенского масштаба.) Лишь бы вы, дети, ни в чем не нуждались и жили спокойно. (как же я надеюсь, что это «спокойно» скоро настанет для всех нас… а то даже моих нервов и выдержки на эту мелкую идиотию не хватит — у всего есть предел, даже у моего огромного терпения. И дети Одина на пару подошли к запретной черте: я бы оценил их талант, если бы не страдал от всего этого. Тем не менее, приходится вернуться в настоящее, подойти к Беркане и крепко ее обнять, борясь с порывом придушить. Один чибис, два чибиса, три чибиса, я спокоен… четыре чибиса, я люблю не своих детей… пять чибисов, я не буду душить их за непроходимую тупость… шесть чибисов…)
— Значит, ты все это делаешь из любви и желания защитить Локи от самого себя? (аллилуйя!!! Как ты только додумалась до этого?! Закатываю глаза, продолжая глупый, но действенный подсчет по-дурацки прыгающих через маленький забор перед внутренним взором чибисов. Что только не сделаешь, лишь бы не сорваться…)
— Конечно, милая! (я уже все, что угодно, тебе готов сказать, лишь бы ушла… О Хель, дай мне сил…) Ради вас я готов на все, даже отступиться от собственных принципов. Поверь, наказание будет для Локи хорошим уроком, обещающим нам спокойную жизнь. (самое главное, что оно обещает Мне спокойную жизнь… Ты ведь даже не представляешь, насколько это выматывает: постоянный контроль и за тобой, Беркана, и за твоим братом… Целую в лоб и мягко улыбаюсь — это всегда действует. И сейчас не исключение.)
— Тогда объясни ему это. Он же не понимает и может попробовать отомстить. Я… боюсь его, несмотря на клеймо. (смущаешься? Это ведь и так ясно, как божий день, что ты его боишься… После того, что ты пережила, любая девочка начала бы бояться. Хотя, может и не любая, но ты-то точно.)
— Я обещаю, Беркана, что поговорю с ним. И ничего не бойся — пока я жив, я не позволю Локи навредить ни тебе, ни самому себе, ни кому бы то ни было еще! (а вот за себя не отвечаю. Так что без претензий, если все-таки кто-нибудь из вас меня доведет, и я сорвусь.)
— Я рада это слышать. И, Хагалар… (ну что ты опять мнешься? Уже все, что только можно было — сказано, что на этот раз?) Я не должна тебе этого говорить, но Ивар и Раиду не разделяют твоих убеждений. Они не понимают и… не хотят понимать, что ты заботишься о Локи больше, чем каждый из них. (и почему я не удивлен? Особенно в отношении Раиду. Ах да, наверное, потому, что у него мозг как у рыбки, не способный осилить такую сложную информацию. Тяжело вздыхаешь, соблазняя меня повторить это действие с еще большим трагизмом).
— Это сложно понять, девочка. (почти также, как и тебя. Поэтому осознай, прими, и забудь как страшный сон…) Локи для всех идол, и естественники не знают, что мыс тобой связаны с ним гораздо сильнее. (подмигиваю, вызывая довольную и немного смущенную улыбку: отпустило наконец, слава священному древу)
— Ты не понимаешь! (да куда уж мне, действительно) Раиду замысливает убийство! Причем твое! (ну наконец-то! А я уж думал, у него и на это ума не хватит. Так глаза мозолит, поскорей бы уже убрать его с моей шахматной доски, сложив в кучу поверженных пешек. Тихо беззлобно смеюсь, заправляя более короткую прядь за здоровое ухо и нежно проводя по скуле.)
— Поверь, я пережил гораздо более страшные вещи, и метания этого буйного ребенка мне не страшны. Если уж я Локи не боюсь, опытного воина, то неужели ты считаешь, что буду страшиться крестьянина?.. (не успеваю толком закончить, как оказываюсь перебит — ну что за бестактность?!)
— Я беспокоюсь не за тебя! (ах вот как мы заговорили…) Он тебя не убьет, но ты его изгнать и этим отправить на верную смерть можешь! (скажу больше: могу, умею и обязательно, непременно так и сделаю! Пусть он только повод даст — уж я то не подведу.) А он дорог мне. (о да, вы прямо неразлучны! А особенно он: души в тебе не чает просто!)
— Он мне никто, в отличие от вас с Локи, поэтому ему я поблажек делать не стану. (вру, вру, Раиду мне — надоедливая муха, портящая жизнь наравне с вами. Пора уже избавляться от него.) Я мастер, и два исключения не делают меня богиней милосердия. (какие у нас удивленные глаза: неужели я действительно так похож? Нехорошо.) Все будет зависеть только от него, быть может, он передумает. (знаю, что ты этого хочешь, поэтому смотрю с намеком, мол, ну попробуй, если тебе делать нечего, отговори болвана. Хотя прекрасно понимаю, что ты сделаешь только хуже: Раиду тебя ненавидит, думает, что ты со мной заодно, ну, в том он прав, конечно, но все же.)
— Я сделаю все, чтобы ничего не случилось! Он хочет отравить тебя неизвестным в Асгарде ядом. (ну да, и мне сразу стало страшно. Еще что скажешь?)
— На меня не действует ни один яд. (довольно усмехаюсь, вспоминая веселое прошлое) Меня травили почти в каждом мире, но, как видишь, я жив и здоров, так что не стоит за меня волноваться, я не собираюсь умирать на радость некоторых особ. (говорю желчно, но Беркана все равно не улавливает моих интонаций)
— Не действует яд… (ты стоишь в моих объятьях, такая растерянная и озадаченная: все же, как бы вы меня не доставали, дети, я вас люблю, и не могу не пожалеть, поэтому обнимаю сильнее, отдавая частичку своей уверенности и спокойствия.) Ты точно живой?.. (нет, конечно, как ты могла такое подумать?) Прости, это глупый вопрос. (да неужели) Я… не знала, что ты так силен… (да что за асы пошли: недооценивать меня, это сейчас модно, что ли?) И я хочу мира. Я хочу попробовать объяснить естественникам твою позицию. Но как? (хмм, для начала — подумать… А еще лучше, если я сам пойду и решу все проблемы, да? Нахлебники…)
— Попробуй объяснить мотивы. (как будто они поймут… Но раз ты так хочешь что-нибудь сделать, то я не буду тебя отговаривать — возможно, это будет мне даже на руку.) Еще раз повторю: это уже их выбор, как поступить. Ты им ничем не обязана. (ну вот, началось: надулась как воробей зимой и готова отстаивать сою позицию.)
— Но они мои друзья! Мы вместе играем в карты. (да, это ведь такой показатель — играешь в карты — автоматически друг!) Я с ними. И с тобой. Я разрываюсь. (правильно, нечего с ними ошиваться, а то мозг вконец атрофируется, и что мне тогда делать?) А я не хочу так… Спасибо, что объяснил мне все. Я думала, что тобою движет только жажда мести, что ты хочешь забить Локи до полусмерти, сломить его и заставить беспрекословно подчиняться. (в общем-то, все, что идет после «забить до полусмерти» — не такая уж и неправда, разве что хотелось бы, чтобы Локи сам захотел подчиниться моей воле, но это было бы слишком хорошо.) Но теперь я вижу, как сильно ошибалась! Я благодарю провидение за то, что именно ты рядом со мной! (не могу сказать того же, к сожалению)
— Любая дружба в поселении мнима. (надо заканчивать этот разговор, и отцовские наставления — лучшее из возможных вариантов.) Будь осторожна, девочка моя, ведь Раиду непредсказуем. Не забывай, что некоторые асы приходят и уходят, а некоторые — всегда рядом. (надо же, так отвлекся на Беркану, что не заметил, как к двери подошел Лагур. Я понял это только тогда, когда раздался стук в дверь и та распахнулась, являя взору отрешенного естественника.)
— Я видела здесь настоящую дружбу и сделаю все, чтобы наша укрепилась! (да-да, разумеется, желаю удачи.) Спасибо тебе! (ты коротко обнимаешь меня и радостно убегаешь, воодушевленная новой идеей. Улыбаюсь тебе вслед хитрой улыбкой: весело, все-таки, живем! Лагур, не глядя на меня, берет какую-то книгу и так же тихо уходит, прикрывая за собой дверь.)
Засим все! До новых встреч в следующей главе. Оставайтесь с нами.
====== Глава 49 ======
Комментарий к Глава 49 Отдельное большое спасибо хочется выразить человеку, который таки сумел срифмовать речь Лагура. Я считала, что это в данном случае будет невозможно, но человек справился!
Сделать литеры, которые прослужат никак не меньше нескольких сотен зим — это не раму для станка построить. Для такого важного дела требуются недюжинные терпение, знания, а, главное, время. Много свободного времени. Всякие недоброжелатели, вроде Наутиз, могут сколько угодно злобно коситься и недовольно шипеть, завидуя чёрной завистью и жаждая занять место магов. Недруги, как всегда, будут тайком ходить неподалеку и наблюдать за процессом создания литер, усиленно пытаясь что-либо понять. Все эти дотошные, назойливые типы просто не могут упустить возможности сунуть в чужие дела свой длинный нос. Но бояться нечего: зазнайки и в подметки не годятся ему — прирожденному магу с образованием естественника. Ничтожное количество ученых поселения разбирается в обеих областях науки, и уж точно никто не знает свойства магической и естественной материй лучше него. Магиология примитивна, хотя сами магиологички милы и прекрасны, медицина не нужна при наличии целительных камней, а логистика… Да про логистику и говорить смешно: купить товар по выгодной цене умеет каждая баба в базарный день. Право называться науками имеют только две ветви, и обе он познал в совершенстве.
Много столетий назад Ивар добровольно пришел в поселение, восхищаясь работой ученых и превознося неизвестные досель методы познания мира. Он, будучи целеустремлённым и волевым асом, много времени потратил на самосовершенствование, и вот результат — он превзошел всех, ему нечего делать среди висельников. Таким, как он, не стоит попусту губить драгоценное время, сидя над никчемными книгами по магиологии или, того хуже, логистике! Совершеннейшая ерунда, несправедливо именуемая наукой! Он рожден для большего. Роскошный дворец — вот где его место, вот куда он попадет в самом скором времени.
Ивар с упоением предавался мечтам о собственном великолепном будущем вместо того, чтобы заниматься поисками комбинации, подходящей для литер лучше примитивного свинца. Точнее, он уже нашел пару вариантов, но проверять их было до невозможного лень, да и другие дела накопились, не менее срочные и даже более выгодные. Локи, конечно, царевич, божество et cetera, но по сути полное ничтожество, мало что смыслящее в естественной науке. Ивар лично мучился, объясняя божеству ее законы. И не он один. Пускай недалекие верят во всемогущего бога, сплотившего поселение и избавившего народ от всяческих бед и напастей, он не купится на очередную пустышку. Да еще и опальную. Царевича, мнящего себя всемогущим правителем, в любую секунду казнят, и с чем останутся его соратники? Повезет, если с жизнью, а, может, и без нее. То ли дело истинный наследник — сильный и могучий Тор, на которого действительно можно без опаски возлагать надежды. Ивар собирался взять на себя роль ртути в амальгаме: и золото, в виде старшего царевича, и серебро, в виде младшего, отлично с ней сплавлялись. Сплав с серебром давно готов, а для сплава с золотом надо попасть во дворец еще хотя бы раз…
— Где Тессеракт? — отвлек его от размышлений зычный голос.
— О, привет, Солнышко! — откликнулся Ивар несколько недовольно. Он привык всех Соулу называть солнышками, вне зависимости от пола и возраста. Большинству это нравилось, но некоторых, особо своенравных и капризных, раздражало.
— Он в лабораториуме, разумеется.
— Там его нет. А через час нам надо быть в Хельхейме.
— Может, Локи забрал?
— Он его не трогал. Так где Тессераракт?
— Ну, значит, упал, — вздохнул Ивар. — Солнышко, кислота и основание всегда дают соль, а Тессеракт всегда стоит в лабораториуме. Неужели так сложно найти его без меня?.. Na gut, gehen wir{?}[Ладно, пошли], — подавив страдальческий вздох, Ивар позволил увести себя в собственный лабораториум, который в последнее время превратился в портальный зал: логисты Мидгарда днями и ночами шныряли туда-сюда, доставляя в Асгард очередные чудеса смертных.
Но сейчас там не было логистов Мидгарда. Вместо них — мастера логистики и естественных наук, обеспокоенные отсутствием артефакта.
— Ну и куда он мог запропаститься? — раздраженно пробурчал себе под нос Ивар. — Это же не нитроглицерин, чтобы взорваться от падения… Да и взрыв привлек бы внимание…
Маг залез под стол, выгреб огромную кучу пыльного барахла, разбил какой-то стеклянный тонкостенный сосуд красного цвета, просыпал голубой порошок медного купороса, отдаленно напоминающий цветом Тессеракт, но не нашел ни артефакта, ни его осколков. Мастера опасливо переглянулись.
— Да что вы переживаете? — Ивар поднялся на ноги и отряхнулся. — Фу, какая пылища. Сейчас ментально найду. Небось, кто-то из логистов к себе забрал по ошибке. Сейчас верну.
Ивар сосредоточился, закрыл глаза, прогоняя все мысли и сосредотачиваясь на энергетических потоках. Тетракуб — один из самых мощных артефактов галактики, поэтому его расположение можно определить посредством внутреннего зрения на расстоянии в несколько миль, особенно здесь, в поселении, где магия буквально пела и сама просилась наружу. Процедура, правда, предстояла малоприятная, но зато действенная: с ее помощью можно обнаружить даже мелкий артефакт, если точно знать, в каком помещении его потеряли. Однако ментальный поиск отнимал много сил, им редко пользовались, предпочитали разбирать завалы вручную. Ивара поглотила знакомая непроглядная тьма, он завис словно в вакууме. Ни зрения, ни слуха, ни обоняния — все чувства разом отказали ему. Но вот внизу начали проступать схематичные силуэты жилых домов и лабораториумов, а в них — десятки и сотни точек. Зеленоватые — немногочисленные маги, большие голубые — домашний скот, средние голубые — обычные асы, малые голубые — домашняя птица. Ярко-оранжевым должен был вспыхнуть искомый артефакт, но не вспыхивал. Ивар, мало-помалу начиная беспокоиться, мысленно носился туда-сюда, заглядывал в каждую щель, но все без толку. Осколок в сундуке сверкал ярким оранжевым светом, более слабые артефакты — желтоватым, Тессеракта среди них не было.
— Не хотел бы вас расстраивать, но его нет в поселении, — выпалил он, открывая глаза и пытаясь продышаться.
— Соулу, голубчик, оставь нас, — бросил короткий приказ мастер логистики. — И пока не поднимай панику.
Логист понимающе кивнул и удалился.
— Ты хочешь сказать, что Тессеракт украли? — набросился на Ивара мастер естественных наук с такой злобой, будто это была вина лично несчастного мага.
— Откуда я знаю? — замахал руками тот, незаметно отступая на шаг назад и врезаясь в стол. — В поселении его нет. Остальные вопросы не ко мне.
Взбесившийся мастер, по-прежнему громко сопевший от ярости и едва контролировавший себя, всё же сделал пару шагов назад, позволяя шокированному Ивару немного отдышаться.
— А где осколок?
— Здесь, — Ивар, опасаясь нового всплеска эмоций со стороны собеседника, молниеносно метнулся к сундуку и достал голубоватую пластинку. — На месте.
— Я немедленно созову других мастеров, — нервно проговорил мастер естественной науки, машинально барабаня двумя пальцами по стене. На его лице отчетливо отражался невиданный никем ранее испуг.
— А я приведу Маннара, — отозвался мастер логистики. — Помнится мне, это он накладывал на Тессеракт иллюзию.
Ивар промолчал — он никого приводить не собирался. Когда мастера спешно покинули лабораториум, он присел на скамейку, закинул ногу на ногу и позволил себе такие ругательства, которых от него еще никто и никогда не слышал. Вот не было печали! Кто бы ни стащил артефакт, найти его будет непросто. Локи разгневается, а будить в нём зверя, тем более учитывая пылкую натуру царевича, совсем не входило в планы мага. Как бы благосклонно и снисходительно ни вел себя Локи на публике, с каким бы дружелюбием ни выслушивал предложения асов, Ивар прекрасно знал, каков он внутри. Мстителен, порой беспощаден. Стоит дать повод, и маска справедливого правителя сорвется, уступив место истинному лику царевича. О нет, Тессеракт необходимо отыскать любой ценой: Ивар собирался закончить свои дни во дворце, а вовсе не на виселице в качестве главного подозреваемого в краже мощнейшего артефакта галактики. Локи обнаружит пропажу рано или поздно. И кого в ней обвинит? Хранителя портала, разумеется, и не посмотрит, что они друзья.
Никогда еще мастера не собирались на внеочередной тинг с такой скоростью. Ивар не успел продумать и десятка сценариев спасения своей драгоценной жизни, как в дверях появился Маннар с возгласом: «Вот ты где, мой хороший». Ивар еще не осознал, что «хороший» вовсе не он, а осколок, как в дверь ввалились взъерошенные перепуганные мастера. Половина выглядела так, будто ее только что подняли с постели, и Ивар подозревал, что так оно и было. Все заголосили одновременно, бессмысленно размахивая руками и перебивая друг друга. Ор стоял такой, что магу хотелось заткнуть уши и попросить мастеров обсуждать проблему более конструктивно.
— Кто, кроме тебя, знал о нашей маленькой афере? — тихо спросил он у Маннара.
— Никто, — весело улыбнулся маг, — из асов. Большая часть заклинаний, конечно, знала. Я ведь у многих просил помощи. Некоторые сразу отказали, некоторые потом. Кого-то друзья отговорили. Ты же знаешь, заклинания — они такие, с характером.
— Конечно, знаю, — благосклонно кивнул Ивар, с трудом перекрикивая мастеров.
— Но асы заклинаниями пренебрегают и не обращаются к ним за помощью без крайней надобности. Да и при крайней надобности тоже не обращаются. Поэтому никто, кроме тебя и меня, ни о чем не знал, ich schwöre Stein und Bein{?}[тут я руку даю на отсечение]. Заклинания же они такие, не каждому и правду-то скажут. Да и разговаривать с ними надо уметь. Ласково…
Маннар еще долго расписывал все прелести заклинаний, иногда расплываясь в мечтательной улыбке. Казалось, его совершенно не волнует пропажа столь ценной вещи. Ивар всегда поражался простоте и недальновидности соседа, но сейчас не было времени на посторонние разговоры, поэтому он лишь изображал внимательного слушателя, вставляя иногда ничего не значащие «О, да!», «Неужели?», «Быть не может!», но мысленно пребывая в том далеком зимнем дне, когда Локи устроил скандал и потребовал восстановить Тессеракт, грозясь казнью и пытками в случае ослушания. Портал отдали Маннару, и тот, вместо того, чтобы соединить две разрозненные части артефакта, прилепил заклинание миража, а Ивар чуть позже лично преподнес Локи полуфальшивку. Об афере знали только они вдвоем и мастера, которые и вынесли абсурдное, но единственно верное по сути решение — обмануть самого бога. И кто бы ни украл Тессеракт, он не знал об осколке, иначе забрал бы и его тоже.
class="book">Тем временем мастера о чем-то договорились и даже позвали Ивара ассистировать.
— Открой портал в благословенный Ванахейм, — попросил мастер медицины. — Если куда и сбегать, то только туда: Das Klima ist wunderbar, das Essen… Da möchte man sich gleich die Finger ablecken{?}[климат — чуден, еда — просто пальчики оближешь]. Если наши воры хоть что-то смыслят в этой жизни и в настоящих побегах, они просто обязаны умирать от жары под тенистым деревом и жевать джекфрукты.
Ивар не позволил себе ни малейшего комментария, только про себя усмехнулся: нынешний мастер медицины был настоящим гурманом и, пользуясь привилегированным положением, успел попробовать еду всех миров. Логисты с большим удовольствием привозили ему съедобные мелочи, не требуя взамен ничего, кроме доброй шутки или анекдота, которые сыпались из него как искры из черного пороха. За несколько столетий работы мастером он успел попробовать кухню всех миров, кроме Хельхейма, и решил, что ваны — лучшие повара Девятимирья. Он даже учредил приз за самую вкусную похлебку и торжественно вписал в пустую графу «Ванахейм». Правда, сами ваны понятия не имели о подобной чести.
Зная мастера медицины, Ивар не сомневался, что именно Ванахейм изберут первым местом поисков. Он с легкостью активировал осколок и отдал его мастеру магиологии, а сам вместе с Хагаларом принялся мысленно осматривать мир ванов. Если бы речь шла не о самом мощном артефакте галактики, сканирование ничего бы не дало, но Тессеракт обладал фантастическим запасом энергии и светился не менее ярко, чем солнце. Не то, чтобы Ивару очень хотелось принимать участие в энергетически затратных поисках, но в сложившейся не в его пользу ситуации он не мог позволить себе отказать в помощи сразу всей правящей верхушке поселения.
— Нет, не здесь, — спустя полчаса произнес Хагалар. — Давайте Мидгард — раз все сейчас auf ihn geil sind{?}[без ума от него], преступники вполне могли избрать его своей целью.
Ивар еще не оправился от Ванахейма, а от него уже требовали помощи в мире людей. Можно было отказаться, но тогда он показал бы свою слабость. Да и зачем отказываться от работы, если никто и не заметит, как он ее игнорирует? Вероятность нахождения артефакта в Мидгарде всего одна восьмая. Ивар выбрал себе несколько стран и бесцельно летал над тысячами голубых точек, не расширяя круг поисков. Осматривать одни и те же мили было скучно, но для движения по новым требовались внутренние запасы энергии, а расходовать их не хотелось. Хагалар сам во всем разберется. И он разобрался.
— Здесь, — сдержанно произнес маг, выпутываясь из мысленной карты. Ивар последовал его примеру. — Таки в мире жалких смертных.
— Таки украден! — процедил сквозь зубы мастер крестьян.
— И тот, кто это сделал, явно хотел подставить всех нас — Один уничтожит поселение, если узнает, что мы упустили артефакт, — прикрикнул мастер рабочих.
— Подождите судить так строго, — вмешался Маннар. — Быть может, тот, кто его украл, еще вернется. Всякие могут быть обстоятельства. Быть может, он просто не совсем верно воспользовался артефактом и перенесся в Мидгард вместе с ним по чистой случайности. Давайте не будем пороть горячку и делать преждевременные выводы. Не будем пятнать честь наших добрых соседей.
— Теперь вернуть Тессеракт не составит труда, но все равно надо сперва узнать, кто его украл, — зло прошипел мастер библиотечных дел.
— Не кто-то из моих, — довольно ответил мастер магии, ухмыляясь. Весь его вид выражал гордость за себя и своих подопечных, мол: «посмотрите, какая у меня дисциплина и порядок, не то, что у вас». — Точки вокруг Тессеракта голубые. Правда, сколько их, я не разобрал.
— Никто из нас понятия не имеет, сколько у нас подчиненных, — вздохнул мастер магиологии. — Мы никогда не проводили перепись. Как же определить, кто сбежал?
— Если это случайность, — свирепо промолвил мастер естественных наук, сжав руки в кулаки, — я буду настаивать на жестоком публичном наказании!
— А если не случайность, то мы ничего не сможем сделать, — спокойно откликнулся мастер библиотечного дела, которому претила резкость и несдержанность других мастеров. — У нас не запрещено ни воровство, ни использование артефактов вне границ поселения.
— Да, потому что раньше liegt es allen fern{?}[никому в голову не приходило] уходить за границы или воровать общие вещи, — бросил в ответ мастер естественных наук. — Все сидели тихо, а теперь…
— Скорее всего, это кто-то из самых безжалостных убийц и маньяков, — задумчиво произнес мастер медицины.
— Мы все равно никак не узнаем, кто именно! — гаркнул мастер магиологии, пытаясь любым способом настоять на своем. — Мы даже точного количества поселенцев не знаем, не то, что точного числа рабочих или магиологов.
— Целителей семнадцать, — задумчиво произнес мастер медицины. — Я всех своих подчиненных знаю в лицо. Пойду поищу. Если кого-то из них нет, то либо он со своей пассией из соседней деревни, либо он и есть похититель.
— В этом деле должен быть замешан кто-то из моих, — подал голос мастер логистики. — Ни один ученый не сбежал бы в Мидгард без проводника, знающего быт людей. Я свяжусь со всеми логистами Мидгарда. Их не так и много.
— Очень хорошо, — удовлетворенно кивнул мастер магии, после чего резко повернулся к уже успевшему отвлечься магу. — А ты, Ивар, под любым предлогом уведи детеныша из поселения.
— Что? Куда? — удивленно переспросил Ивар, давно потерявший нить разговора.
— В Гладсхейм, к родителям, куда угодно, — отрезал мастер. — На пару недель, как минимум. Нам вот сейчас только не хватало его воплей насчет того, что он нас всех лично перевешает. Он этого, конечно, не сделает, а вот его папаша — с большим удовольствием, — тон мага давал понять, что возражений тот не потерпит.
— Прости, а как я должен его увести? — недовольно воскликнул Ивар. Как всегда, он должен решать чужие проблемы! Свалят все самое сложное на него, и выполняй, как хочешь!
— Ты хвастаешься, что дружишь с ним, вот и придумывай, — безапелляционно заявил Хагалар и грубо вытолкнул Ивара за дверь, невзирая на легкое сопротивление и возмущённые вопли последнего. Мастер магии и раньше иногда бывал невыносим, но в последнее время с ним невозможно было находиться даже в одном помещении. Вечно недовольный и порой жёсткий, он не проявлял ни капли дружелюбия: лишь приказным тоном отдавал распоряжения и негодовал при малейшем сопротивлении со стороны кого-либо из асов. Женская половина магов считала, что он рассорился со своей постоянной любовницей, которую женщины не только детализировали, но и продумали ей амплуа самого сильного мага Асгарда и родственницы Одина одновременно. Мужская половина списывала дурное настроение на постоянные неудачи с каскетом. Хагалар совсем сдал позиции, раз добровольно отправляет Локи к родителям, которые над ним измываются. Только вот действительно ли это так… Побывав в Гладсхейме, Ивар уверился в том, что никто не причиняет Локи вреда, что царевич просто шпион Одина, проверяющий лояльность ученых правящему дому. И он, Ивар, пройдет любую проверку. Он всегда был верен существующей власти и предавать никого не собирается. Наоборот, он с большим удовольствием бросит к ногам Одина тех, кто посмеет выступить против него.
— Где Локи? — грубо спросил он у подвернувшейся под руку магиологички.
— С Раиду трубами занимается.
Ивар скривился, но отступать было некуда. Раиду умудрился найти и освоить какую-то сложнейшую компьютерную программу мидгардского ноутбука, которая позволяла смотреть на объемные предметы и в считанные часы нарисовать конструкцию, на изображение которой на бумаге для стукалок раньше требовались недели тщательного труда. Раиду слушались не только вещества, но еще и техника, и он искренне недоумевал, почему все остальные не могут совладать даже с точкой-мышкой и заставить ее не хаотично бегать по экрану, а выполнять определенные действия. Правда, пока не провели нормальное электричество, компьютеры выходили из строя каждые два-три часа. Но даже это обстоятельство не остановило Раиду. Он потребовал себе десять компьютеров в личное пользование и переносил результаты работы с одного механизма на другой. Логисты только диву давались его изобретательности. Когда пять компьютеров выходили из строя, Раиду отправлял их с очередным логистом в Мидгард на подзарядку, а сам работал на оставшихся. Вот и сейчас он сидел с царевичем у одного жужжащего красавца, а рядом возвышалась стопка из четырех других, таких же коричневых и гладких. Ивар тихонечко подкрался и заглянул богу через плечо.
— Шесть секунд, ваше высочество, — говорил Раиду, — у нас будет всего шесть секунд на то, чтобы подключить гейзер к нашей системе труб.
— Маг-стихийник заморозит воду на время, — отвечал Локи. — На достаточное время для того, чтобы вы справились с установкой.
На экране компьютера плавно поворачивалась, повинуясь прихотливым пассам естественника огромная установка из десятка наклонных труб. Именно по ней и должно было пройти первое экспериментальное отопление. Вода потечет в дома, обогреет их и выльется в реку. Все было бы просто, если бы для установки не требовалось выходить за пределы поселения и сотрудничать с местными жителями. Локи, конечно, обещал всяческую поддержку со своей стороны, но ученым все равно было несколько боязно выходить в большой Асгард, от которого они успели отвыкнуть. Операцию по налаживанию воды царевич планировал провести недели через две-три, и Ивар сомневался, что ему удастся увести его в Гладсхейм именно на эти две недели.
Наблюдая за беспокойным Раиду, который услужливо суетился возле Локи и настойчиво ему что-то объяснял, Ивар невольно морщился. Отношение естественника к царевичу всегда вызывало непонимание и даже отвращение: Раиду считал сына Одина не просто богом, а своей собственностью, и делить его ни с кем не желал. Была бы его воля, он бы убил царевича, смастерил симпатичное чучело и ежечасно молился бы на него.
— Что ты здесь делаешь? — внезапный вопль Раиду, заметившего, наконец, незваного гостя, вырвал Ивара из размышлений.
Он, не удостоив возмущенного собеседника даже взглядом, проигнорировал столь явную агрессию.
— Ваше высочество, — склонился Ивар в глубоком поклоне, обращаясь к Локи, — не могу поверить, что батареи скоро займут место костров и печей. Твои заслуги, несомненно, будут воспеты в веках.
— Именно что мои, — отстраненно кивнул Локи. — С таким тингом, как у вас, ни о каких новшествах говорить не приходится.
— Ты совершенно прав, — Ивар бросил насмешливый взгляд на Раиду: естественник дышал так тяжело, будто страдал астмой. Он бы с большим удовольствием выгнал нарушителя спокойствия, если бы не боялся разгневать карманного бога. И этим надо было воспользоваться.
— Я отчаянно нуждаюсь в помощи сына Одина. Леди Сиф просила меня привезти ей птицу, если быть точным — каравайку, — Ивар сочинял на ходу. — Я уже непростительно задержался и дотянул чуть не до зимней половины года, когда птицы покинут Асгард. Помоги поймать ее, очень тебя прошу, ведь никто, лучше тебя, птиц не ловит.
— А потом сопроводить тебя в Гладсхейм? — спросил Локи насмешливо.
— О подобной милости я и не мечтал. Хотел попросить только довести до тайного прохода.
— Чтобы ты там заблудился после первых двадцати шагов и обязательно себе что-нибудь сломал? — хмыкнул в ответ Локи. — Я давно не навещал родителей, и они сами не присылали за мной… Разберешься без меня, Раиду?
— Разумеется, — процедил тот сквозь зубы, хотя выражение его лица отчетливо говорило лишь о том, что он готов перегрызть глотку обидчику, нагло посмевшему отвлечь царевича. Ивар ликовал. Локи смотрел на него, а не на своего самого преданного последователя, поэтому не видел, как побелели костяшки пальцев, не видел, какая злость зажглась в глазах и с каким удовольствием Раиду ударил бы мага за то, что тот посмел отобрать внимание божества. Ивар незаметно вздохнул: сейчас он Локи уведет, но продержать его во дворце пару недель вряд ли сможет. Зато успеет закрепить дружеские отношения с Леди Сиф и Фандраллом — это главное.
— Пойдем, переоденешься, — Локи встал, с удовольствием потягиваясь — он был явно рад возможности оставить непонятный компьютер. — Поедем в открытую, так что сними все свои побрякушки и оденься как обычный ас. Ты же не клейменный?
— Я не преступник и не был никогда клеймен, — гордо пояснил Ивар, выходя на улицу. Еще с прошлой поездки в Гладсхейм у него осталась одежда царевича: Локи потребовал, чтобы друзья уезжали из дворца в ней, иначе жители столицы узнали бы в них отверженных. Изысканная царская одежда была великолепно сшита и позволяла любому почувствовать себя хозяином положения.
— Надеюсь, дома тебе будут рады, — пробормотал Ивар ради поддержания разговора.
— Ты возвращаешься домой? — бесцеремонно вмешалась в разговор немолодая женщина с грязно-желтой повязкой на плече — естественница. Никто из поселенцев так и не понял, зачем Локи потребовал носить ленты определенного цвета, но все подчинились, даже мастера. И если в первый день царило всеобщее недоумение, то уже на второй ученые оценили нововведение.
— Да, я ненадолго уеду в Гладсхейм, — величаво ответил Локи, изображая милостивого бога. Ивар отметил, что изображать у Локи неплохо получается, но все же кое-где он переигрывает: слишком напыщенными и неестественными выглядели некоторые движения.
— Удачи тебе! — отозвалась женщина. — А слухи не лгут, что в Фенсалире, божественном чертоге твоей матушки, много лягушек?
— Много, — кивнул Локи.
— А можешь поделиться ими, немного, ну, если не жалко, конечно… Это для опытов научных, — спешно добавила естественница, увидев недоумение в глазах царевича.
— Если мать не будет против, — ответил он, подумав. — Но для каких опытов нужны лягушки?
— Ну, например, научно понять, насколько они отличаются от обычных. Насколько они магичны или реалистичны. Если и тебе любопытно, заходи в гости, я поделюсь подробностями.
Локи удостоил естественницу небрежным кивком и пошел своей дорогой. Негодованию Ивара не было предела: лягушек она исследует! В то время, как остальные не позволяют себе самодеятельности и занимаются только теми исследованиями, на которые указал бог своей божественной дланью. И что же скажет Локи на такую вопиющую дерзость? Ивар ждал гнева, но не дождался: царевич, не останавливаясь, шел к своему дому и разговор заводить не желал. От его облика веяло надменностью и статью. Локи ощущал себя хозяином положения с тех пор, как взял промышленную революцию в свои руки, только вот Ивар хорошо знал, что уж кто-кто, а младший отпрыск Одина не имеет никакого права зазнаваться. Локи был еще очень молод, рос в роскоши и богатстве, которые не снились никому из поселенцев, кроме немногих, сбежавших из дворца, вроде логиста Фену или целителя Алгира. У Локи была куча возможностей стать кем-то выдающимся, совершить что-то невероятное, но все, чего он добился — это красивой смерти, причем ненастоящей. Локи не был похож на царевича в понимании Ивара: ни высоких манер, ни изысканного вкуса, ни даже развитого сознания. Зато Локи умел и любил красоваться. Как он выводил каждую руну, как гарцевал на коне, как управлялся с вертохвостиком! Ему рукоплескала толпа, но не за его заслуги, а всего лишь потому, что он сын выдающегося политика, тирана и убийцы. Если бы у него, Ивара, были возможности Локи, о нем бы уже заговорил весь Асгард, он был бы лучшим во всем, а не занимался глупостями вроде перепоручения неблагодарным и недалеким висельникам решения судьбы родного мира. О, если бы он был на месте Локи, он бы просто переселил асов в Мидгард, обратил бы людей в рабство… Хотя чего их обращать, по словам логистов, у людей и так избыток еды, воды и денег! Люди обслуживали бы своих богов, тех, кто когда-то спас их от полного уничтожения. И ученым не пришлось бы мучиться с иноземной техникой. О, сколько всего Ивар мог бы сделать на месте Локи. Но, увы, он был всего лишь простым асом, даже не воином. Он мог только встать рядом с троном. Вероятнее всего, его займет старший сын Одина, а значит, Леди Сиф и Фандралл — его путь наверх.
Вертолетик неловко летел между зданиями и норовил врезаться в ближайшую березу.
— Бездна! — злобно выругался Раиду, теряя управление и обреченно наблюдая за тем, как вертолет шмякается наземь. — Когда же это закончится?!
Естественник, как всегда, рассвирепел из-за сущего пустяка. Ивар устало опустил глаза и поднял игрушку, обдирающую краску с лопастей о камни.
— Брат, пожалуйста, успокойся. Слепая ярость не вылечит твою руку.
Ивару было очень жаль брата: неловкость Локи привела к тому, что Раиду почти не мог пользоваться левой рукой. Он всячески скрывал это, но кто, как не брат, знал истинное положение вещей. Раньше Раиду владел обеими руками одинаково хорошо и в запале исследования мог продержаться дольше всех, то и дело перекладывая перо или прибор в отдохнувшую руку, но теперь левая почти отказала, и вертолет, с которым Раиду обращался много искуснее Локи, раз за разом терял управление. Ивар, как ни странно, был благодарен царевичу за давнишнюю вспышку ярости, вернувшую ему брата. По крайней мере, на некоторое время. Раиду проводил много времени в попытках восстановить руку, отчаянно надеясь полноценно освоить моделирование на компьютере. Он считал, что никто, лучше вертолета, ему в лечении не поможет. С царевичем он его больше не запускал, чтобы не выдать позорную слабость, зато с охотой терпел присутствие Ивара. А Ивар и рад был угодить. Особенно сейчас, когда брат пришёл в расстроенных чувствах после несостоявшейся стычки с другим Иваром, магом. Пришлось выслушать целую гневную тираду о поганце, которому стоило выдрать язык еще в детстве. От ярости Раиду чуть не разломал пульт вертолетика, но потом, немного успокоившись, сосредоточился на игрушке. Правда, ненадолго. Их тихое уединение нарушила Беркана — в последнее время — молчаливая спутница Лагура. Она так и не смогла простить пытку своему кумиру и наставнику, поэтому старалась держаться от него подальше, а к Лагуру поближе. Они занимались чем-то секретным в тиши лабораториума, хотя во время совместных бдений над Каскетом будто специально рассаживались по разным углам.
— Происходит что-то странное, — выпалила магиолог вместо приветствия: — Локи поспешно уехал, а Хагалар собрал внеочередной тинг.
— Локи забрал с собой этот нечестивец, никчемный маг! Да чтоб пламя Муспельхейма его поглотило! — восстановив в памяти фрагменты разговора с наглым Иваром, Раиду окончательно вышел из себя и, потеряв бдительность, в очередной раз уронил вертолетик, — О Бездна!
— Да? Schade{?}[Жалко], — немного разочарованно протянула Беркана, — а мы с Лагуром хотели вам всем кое-что показать. Ну давайте покажем хотя бы вам двоим. Пойдемте со мной.
— С превеликим удовольствием, — ответил Ивар, обрадовавшись тому, что взбешенного брата удастся хоть ненадолго отвлечь и успокоить. — Я даже предположить не берусь, чем именно вы желаете нас удивить.
Раиду угрюмо брел следом, не произнося ни слова. Он ненавидел, когда его отрывали от дел. Разумеется, если это был не Локи. Ему-то он готов был посвятить хоть всю жизнь.
Несмотря на то, что трагедия произошла больше двух месяцев назад, в лабораториуме до сих пор нужно было очень осторожно ходить и не прикасаться руками к полу — маленькие осколки стекла опасно поблескивали из щелей между досками. Беркана хотела их достать, но после того, как Ивар с огромным трудом вынул из ее пальцев несколько мельчайших осколков, магиолог сдалась и прекратила наводить порядок.
Лагур встретил софелаговцев безразличным взглядом, неестественно белыми одеждами и книгой из Ванахейма — давнишним подарком Локи.
— Естественников рад приветствовать я здесь! Прошу, располагайтесь и внемлите: в то время, как искусство, и война, и электричество вам тайны открывали — другая тайна мне почти уже далась, я близок к пониманию каскета!
— Ты разгадал его тайну? — округлив глаза, воскликнул Раиду, вмиг позабыв о злобе на Ивара. — Ты понял, с чем он сходен обличием?
— Не полно я завесу тайны приоткрыл, но показать могу вам результаты…
Беркана подала естественникам несколько грубо сшитых листков пергамента, на которых ее изящным почерком были прописаны формулы. Ивар и Раиду углубились в чтение.
— Позволь уточнить: почему ты считаешь, что основа — связанный гексацианоферрат? — спросил Ивар спустя несколько минут. — Ведь наши исследования ничего не дали, результаты все время разные, выводы сделать на их основе невозможно.
— Прошу, смотрите, — Лагур подошел ближе и указал пальцем на цепочку символов: амоний-барий-железо-калий-кальций-кобальт-марганец-медь-натрий-никель-олово-свинец-стронций-таллий-цинк-вода.
— Я много испытаний проводил и выяснил, что это точно комплекс. Я выделил в нем постоянный элемент — ион железа три, и убежден я — гексацианоферриат всему основа, но какой? Вот заключался в чем большой вопрос. Два месяца я тайне посвятил, но приоткрыть завесу удалось мне: то вещество изменчиво весьма, минуты лишь оно одной структуры — и тут же следует калейдоскоп структур! Безумный, хаотичный сей набор к гексацианоферриату добавляет неведомая случая игра, — он указал на список с цепочкой. — Но вот основа неизменна вновь и вновь — лишь изредка меняется на воду. Я превращений время рассчитал — сколь долго изменяется структура, и вот к чему пришел: закончив некий цикл, устойчивая до того структура под магии воздействием опять меняется, становится подвижной. И знайте же — лишь магия Огня могла бы так менять сии структуры! Так мню не только я, и дочь Вотана придерживается мнения того.
Магиолог отчаянно закивала.
— Основа каскета — уверенно скажу — гексацианоферриат, что связан прочно с сильнейшим заклинанием Огня. И знать вам должно, что артефакт подвержен был воздействию того, что повело к поломке артефакта… неведомая магия сия, известна сыну лишь Вотана — им и скрыта, но это лишь догадка, не ответ. А что твоя нам интуиция подскажет, о многомудрый славный Раиду?
— Берлинская лазурь, — воодушевленно сверкнув глазами, выпалил естественник. — Я с самого начала говорил, что это берлинская лазурь!
— Осмелюсь заметить, что голой гипотезы для работы мало, — отозвался Ивар.
— К тому же огонь, скорее всего, древний, — заметила Беркана. — Огненная магия первична. Возможно, каскет не Етунхеймское создание, а Муспельхеймское, и родственен мечу Суртра.
— Никто, кроме ученых из етунов, нам не откроет правды, — пробормотал Ивар, вспоминая своих подруг, царевен Етунхейма. Рассказать им о поломке каскета он никак не мог. Каскет был сердцем мира ледяных гигантов, и его поломка означала медленную гибель мира. Сложно представить, на что пойдут етуны, если узнают о том, что их артефакт сломан. А если об этом узнают другие миры? Каждый изначальный артефакт охранялся жрецами своего мира. Асгард взял шествование над каскетом, попросту украв его из храма ледяных великанов. Ивар помнил, как вернувшиеся с войны родичи возносили хвалу Одину: он посмел остановить агрессию ледяных гигантов таким простым способом: попросту забрав сердце их мира.
— Как ты заставил каскет пресмыкаться перед собой? — узнавал, тем временем, Раиду, который уже напрочь позабыл о надоедливом маге и теперь сиял от азарта и желания разузнать все о каскете.
— Я просто был внимателен весьма и просмотрел все наши документы. Сколь славно, что записываешь ты все данные исследований всех, тобою проведенных, — просто ответил Лагур. — Закономерность выявить я смог, хотя и нет системы превращений — точнее утверждать, она размыта… Затем я ставил опыты свои, мне дочь Вотана много помогала.
Магиолог опустила голову и покраснела. Она явно гордилась тем, что стала частью такого важного исследования.
— Вы справились даже без фыркающего мага, — довольно хохотнул Раиду. — Дело за мной. Я докажу, что основа — берлинская лазурь. А ты, Беркана, определи тип огня.
— Но у нас же есть маги, — начала было девушка.
— СЕЙЧАС магов нет, глупая! — выпалил Раиду, мгновенно закипая. — Локи сгинул, а мерзостный выродок только мешает. Он только и может, что метать слова. Определить тип магии по свойствам и таблицам может последний из магиологов, Беркана.
Ивар видел, как горят глаза Раиду, как хочется ему обрадовать Локи. Ради этого он был готов на все, даже на очередное безрассудство. С другой стороны, полугодовые бдения под руководством Хагалара не принесли никакого результата, а стоило Лагуру в одиночку заняться исследованиями, как они тут же сильно продвинулись вперед. И да, надо позвать царевен в гости. Просто поинтересоваться свойствами каскета. Вдруг они знают, вдруг у них есть книги. Возможно, не придется раскрывать им горестную правду. Беркана несколько оробела от яростного напора — она не привыкла нести ни за что ответственность, но энтузиазм Раиду передался и ей. Значит, если повезет, работу они закончат вчетвером в самые кратчайшие сроки.
климат — чуден, еда — просто пальчики оближешь
(4) без ума от него
(5) никому в голову не приходило
(6) Жалко
====== Глава 50 ======
— Сын Одина даже представить себе не может, сколько тысячелетий науке о естестве и где именно она зародилась. В Юсальвхейме! Поверить невозможно, что первые опыты провели в самом иллюзорном и нестабильном мире. И это без намека даже на теоретическую научную базу, без простейшей методологии исследования. А каковы были первые результаты? По ним получилось, что асы действительно наибожественнейший биологический вид Девятимирья…
Локи без особого внимания краем уха слушал очередной околонаучный треп Ивара и старался не заснуть. Они ехали по едва видимой тропке вдоль гор, посвященных Тору. Братец хвастался, что однажды встретился там с великаном и заболтал его. Тролль забыл о времени и обратился в камень с первыми лучами солнца. Тор рассказывал эту историю в красках и с подробностями, но зная о его любви преувеличивать свои достижения, друзья не поверили и отправились в горы с проверкой. Они действительно обнаружили на вершине камень, формой напоминающий тролля, но никто не мог сказать точно, был ли он и в самом деле чудовищем или же ветер с дождем испещрили его выбоинами и придали форму живого существа. «Скорее всего, — насмешливо думал Локи, — Тор вновь наврал с три короба, чтобы произвести на всех неизгладимое впечатление». Как бы все ни восхваляли наследника престола и его замечательные качества, достойные истинного правителя, Локи не понаслышке знал, что братец жаждет купаться в лучах своего величия и слушать дифирамбы в свой адрес.
— Все миры помогали Юсальвхейму в первых научных исследованиях. Кроме Хельхейма, разумеется, там ведь и живых-то нет. Опыты по скрещиванию настолько подробно и интересно описаны в древних книгах, ты даже не представляешь! Читаешь и смеешься: столько непонятного и чудного! Все привычные научные термины обозваны такими кенингами, что утопиться проще, чем понять их суть.
— Подожди, какие еще опыты по скрещиванию? — Локи таки оторвался от созерцания горы Тора и от не самых приятных воспоминаний. — Каким образом можно скрестить маленького эльфа Юсальвхейма и огненного гиганта Муспельхейма?
— Обычным способом никак, — тут же воодушевился Ивар, почувствовав заинтересованность собеседника. — А вот вне материнского тела вполне можно. Если насильно соединить… Это дико сложно, долго, энергозатратно и без магии не получится. Далеко не все полукровки получились жизнеспособными, но главное-то что оказалось, главное! С асами можно скрестить кого угодно! Асетуны, аваны, мусасы, людасы, асэли, цверасы, нифасы — все выжили, правда, не все смогли размножаться, но это не суть. Мы настоящие боги девяти миров, все расы произошли от нас! Вот ваны с великанами Нифльхейма ну никак не скрещиваются. Отторжение происходит еще на стадии соития. И никак его не преодолеть! А какая внешность у полукровок! Вот ты — просто точная копия асетуна! Если бы я не знал, что ты наследник магии Одина, способной изменить любую внешность, то вполне мог принять тебя за него. Высота лба, скулы, цвет кожи — просто-таки все совпадает… Не сочти за попытку обидеть, сын Одина, я нисколько не сомневаюсь в твоем происхождении, — Ивар несколько стушевался, замолкая, и меж асами повисло неловкое молчание.
— Ты говорил, что нам надо найти каравайку, — пробормотал Локи, внутренне похолодев. Вот только еще рассуждений о его расовой принадлежности не хватало, особенно, когда чуть позади едут слуги. Где слуги, там и сплетни. Ивар безопасен, он балабол, неспособный сложить два и два, но он не единственный ученый, трактаты древности могли читать многие. О, как жаль, что он только сейчас услышал об их существовании: быть может, какие-нибудь особо ретивые служители науки давно разгадали его тайну! Надо будет по возвращении потребовать у библиотекарей все давние фолианты, изучить их, а еще лучше — припрятать. Или наоборот лучше не поднимать лишнего шума и оставить все как есть? Впервые в жизни Локи попал в мир, где его почитали как бога, где его слушали и любили, где народ искренне доверял ему и добровольно был готов следовать любому его приказу. Локи подчинил себе огромное поселение и не хотел лишаться звания справедливого и одаренного правителя. Не хватало еще, чтобы в нем узнали полукровку. Асетун — мерзкое слово, недостойное воспитанника самого Одина!
Благо, переключить Ивара с научных рассуждений на птиц не составило труда. Рассеянному ученому было все равно, о чем вести беседу. Он, наивно похлопав глазами и не заметив подвоха в резкой смене темы, тут же зажужжал про каравайку, про то, как правильно разделывать птицу и чем отличается свежевание дичи от исследования лабораторного образца. Бессмысленная болтовня ослабила бдительность Локи настолько, что он не сразу понял, что заехал в болото. Утонуть в большинстве асгардских болот было невозможно, а вот промочить ноги на холодном ветру — вполне. Под копытами коня пульсировала влажная, чавкающая почва, поросшая прошлогодней травой и густыми колючими кустами, в которых мог заблудиться разве что маленький ребенок. Локи аккуратно спешился и прислушался — каравайки были рядом. Длинноклювые коричневые птички с черной головой не употреблялись в пищу, а вот за яйцами асы охотились. Яйца диких птиц Локи долгое время считал деликатесом, несмотря на простоту вкуса. Рядом со столицей располагалось несколько болот, где молодые царевичи собирали ягоды и яйца. Частый голод и охота за подножным кормом были одними из самых ярких воспоминаний детства. Еды могли лишить в любой момент и за самые пустяковые нарушения дворцовых правил. Достать пищу во дворце было почти невозможно, а вот на болотах она росла и высиживалась в изобилии. Правда, только летом. Зимой съедобные травы скрывались под толстым слоем снега, а птицы улетали в теплые края. Сейчас, после объяснений в Ванахейме, Локи понял, что не просто так в зимнюю половину года кормили их чаще и лучше. Разумеется, бог знал о незаконных вылазках и милостиво позволял детям самостоятельно добывать пищу, развиваясь при этом физически и интеллектуально.
— А вот и они, — прошептал Ивар, кивком указывая на копошащиеся в кустах маленькие тени. Локи тихо снял с плеча лук.
— Во имя Адоро, — прошептал он, прежде чем послать стрелу в ближайшую птицу. Бог народа Алькеро, как всегда, был на его стороне. Поднялся жуткий переполох! Несколько десятков караваек с громкими криками поднялись в воздух, а Локи бросился к раненой птице, не обращая внимания на тощие, изогнутые кусты, чьи ветви он переламывал без всякого усилия.
— Пожалуйста, будь осторожен, сын Одина! — на ходу прокричал запыхавшийся Ивар, не успевавший за своим прытким богом.
Локи с трудом поймал подбитую птицу, впустую махавшую одним крылом: стрела пробила второе насквозь, пригвоздив каравайку к земле.
— Тихо, тихо! — Ивар аккуратно схватил птицу за шею, одной рукой открывая плетеную клетку. Локи резким движением выдернул стрелу — птица еще пуще забилась, закричала, попыталась клюнуть острым носом.
— Молодая. Птенец этого года, — процедил сквозь зубы Ивар, с трудом запихивая упрямицу в клетку и закрывая дверцу. — Вот ведь силы сколько… О етун! — Каравайка таки умудрилась болезненно клюнуть его в палец.
— Придержи ее, — попросил маг, стирая с руки кровь. — Куда я подевал целительные камни?
Локи с трудом просунул руки через прутья и попытался поймать клюв. Клюв сопротивлялся, голова вертелась во все стороны, издавая душераздирающие крики. Не помогали даже маленькие размеры клетки. С большим трудом и при помощи пары слуг удалось удержать птицу и залечить крыло. Стоило боли исчезнуть, как каравайка нахохлилась, высунула длинный нос из клетки и попыталась цапнуть Локи за рукав.
— С характером зверушка, — прокомментировал Ивар, пытаясь остановить кровь.
— Они с Сиф просто созданы друг для друга, — усмехнулся Локи и накрыл клетку обрезком ткани. Теперь ни одна ничтожная мелочь не отделяла его от неизбежного посещения дворца. Приближающаяся встреча с отцом немного пугала: еще рано было раскрывать карты и рассказывать о планах усовершенствования Асгарда. Вот когда трубопровод будет построен, а горячая вода обогреет первые дома — тогда можно будет со спокойной совестью оповестить отца. Пока же Локи даже представить боялся, чем закончится встреча с родными. В позапрошлый раз он узнал много нелицеприятных тайн о себе, в прошлый — о приемных родителях. Что будет теперь? И что будет, если родители заметят лук, которым он не имеет права пользоваться нигде, кроме как на тренировке?
С такими грустными мыслями Локи и въехал в столицу. Народ приветствовал его так, словно он вернулся с великой победой. Женщины перешептывались, мужчины не скрывали довольных улыбок, дети следовали за лошадью, оглашая улицы громкими воплями. Асгардцы любили младшего сына Одина, и его редкие посещения столицы только распаляли народную любовь. Увидев радостные и благодарные лица асов, Локи на секунду позабыл о предстоящей встрече. Странные мысли вмиг наполнили его голову, вытеснив раздумья об отце с матерью. Как непривычно царевичу было осознавать, что асгардский народ любит и ценит его. Грациозно расправив плечи, он поднял руку в приветственном жесте — толпа ответила ликующим кличем. А как изменился Ивар! Его гордой осанке позавидовал бы любой вельможа. Маг наслаждался вниманием толпы и одним своим помпезным видом украшал царевича.
За последний год Локи успел забыть, каково это — ехать со свитой к Гладсхейму по главной улице, проходящей вдоль самого длинного канала столицы. С двух сторон возвышались величественные дома знати, а впереди в лучах летнего солнца блистал он — золотой чертог. Дворец появлялся неспешно, лениво, позволяя насладиться каждой органной трубкой. Он самим своим существованием доказывал мощь асов, превосходство их технического и математического гения. Любой иноземный гость проникался осознанием величия богов задолго до того, как ступал в божественный чертог и преклонял колени перед Всеотцом. Локи чувствовал себя маленькой букашкой, недостойной даже прикоснуться к стене дворца. А еще Локи чувствовал, что за ним следят — в вышине парил один из воронов отца. Он сделал несколько кругов и скрылся в лениво проплывавшем облаке. А вот Ивара не беспокоили ни слежка, ни великолепие дворца. Локи в очередной раз поразился безрассудству и безразличию мага: он в упор не видел очевидной проблемы и весь был поглощен вниманием толпы.
Не успел Локи подъехать ко дворцу, как тут же попал в объятия матери. Ивар слез с коня и опустился на колени, бурча какую-то благоговейную чушь, но царица, столько времени не видевшая сына и не сводившая с него глаз, не обратила на мага никакого внимания. Локи переполняли смешанные чувства, в которых ему было не под силу разобраться. С одной стороны, теплые объятия матери, той, кому царевич всегда доверял и чью поддержку ценил, отдавались теплом в сердце. С другой, предстоящий разговор с родителями обещал быть малоприятным, и стоило опасаться, что вновь всплывет какая-то скверная новость.
— Локи, наконец-то ты вернулся домой, — голос матери, отвлекший Локи от размышлений, был нежным и сладким, а сама она выглядела так, будто десятки раз посылала письма с приглашением приехать, а Локи, неблагодарный сын, медлил до последнего.
— Я тоже рад тебя видеть, — сдержанно, без явных эмоций ответил царевич, хотя чувствовал он гораздо больше, чем позволял себе показывать.
Фригг взяла его под руку и увела во дворец. Локи хотел было объяснить Ивару, как дойти до его покоев, но ученый заверил, что прекрасно помнит дорогу. И это несмотря на то, что в Гладсхейме было несколько десятков этажей и тысячи комнат. Хотя рабы не дадут ему заблудиться.
— Если ты приехал к отцу, то зря, его нет, — негромко сказала царица, одарив Локи пронзительным взглядом, который, кажется, видел насквозь любого и был способен разглядеть даже самые потаенные уголки души. Фригг отослала слуг и провела Локи во внутренний сад, украшенный резными фонтанами — не то подарком, не то трофеем из Ванахейма. Вокруг фонтанов стояли статуи белокожих мидгардских дев — в детстве между ними было здорово играть в догонялки и прятки.
— Я не к нему, а к тебе, — ответил Локи, целуя руку матери — она была холодной, несмотря на тепло летнего дня.
— Я рада это слышать, — улыбнулась царица, присаживаясь на скамейку и увлекая за собой сына. — Я соскучилась по тебе.
— А я по тебе, — поспешно соврал Локи. Хоть приезд в Асгард, несомненно, пробудил в нем забытые ощущения и воспоминания, но, как оказалось, всего на пару мгновений. Нельзя было не признать, что в последнее время царевич думал о чем угодно, только не о матери. Заботы о промышленной революции поглотили его с головой, а приземистые домики поселения стали родными настолько, что свет дворца оглушал и выбивал из головы все мысли.
Локи даже далеко не сразу вспомнил, о чем его просили ученые. Перспектива проделать обратную дорогу со скользким квакающим грузом не слишком радовала, но этот способ заполучить еще немного расположения ученых был много проще остальных, да и подвернулся вовремя.
— Мама, скажи, ты очень дорожишь фенсалирскими лягушками?
— Лягушками? — удивленно переспросила царица, которая, судя по выражению лица, ожидала от блудного сына совершенно иного вопроса. — Не очень.
— Позволишь забрать парочку?
— Лягушек?
— Да.
— Зачем?
— Для опытов. Ученые хотят их расчленить и сравнить с обычными, — нетерпеливо пояснил Локи, которого стали раздражать непрерывно сыплющиеся вопросы.
— Зачем?
Царевич открыл было рот, но так и не придумал, что ответить. Ученые постоянно проводили странные опыты, и вникать в большую их часть не было никакого смысла. Ивары рассказывали, что некоторые исследования изначально казались бессмысленными, зато потом на их основе возникали целые научные теории. Правда, таких было немного: большинство исследований кончали свои дни на библиотечных полках.
— Я не знаю, но меня попросили, по возможности, их привезти, — Локи бросил на мать хмурый, несколько грозный взгляд: он терпеть не мог оправдываться перед кем-либо. Любая ситуация, в ходе которой царевич, не имея необходимых аргументов, был вынужден объясняться, выводила его из себя.
Мать пару секунд не сводила с него проникновенных глаз, а потом вздохнула и недоверчиво промолвила:
— Если они тебе нужны, то лови, конечно, но, сын мой, я очень тебя прошу: не увлекайся всем этим мракобесием. Твои новые друзья — преступники, которым место на виселице. Изучение лягушек — занятие, недостойное царевича и воина.
— Мои предыдущие друзья меня предали, — напомнил Локи. — А среди новых не все преступники. Тот, с кем я сегодня приехал, нет.
— Это он так говорит.
— Он не клеймен.
Мать в ответ только головой покачала и принялась объяснять как малому ребенку:
— Отсутствие клейма обозначает только то, что суда не было, что твой… друг сбежал раньше. Локи, если бы я могла, то приказала бы тебе вернуться домой и забыть о висельниках.
Локи, устремивший задумчивый взгляд вдаль, лишь промолчал. Что-то неладное творилось в царской семье: сперва отец специально отправляет его в поселение, теперь мать устраивает чуть не истерику по этому поводу. И устраивает почему-то ему, а не Одину. Вынужденное молчание царица расценила как раскаяние и, удовлетворенная реакцией сына, продолжила причитать более высоким и настойчивым тоном:
— В кого ты превратился? Где тот Локи, которого я знала тысячу зим? Ты изменился до неузнаваемости!
— А каким ты хочешь меня видеть? — спросил царевич раздраженно. — Мама, я пытался доказать, что достоин трона — отец не оценил. Я попытался завоевать трон своими руками — и опять оказался неправ. Сейчас я пытаюсь примириться с участью изгнанника и приспособиться к тому миру, в который вы меня сослали — и ты недовольна. Скажи мне прямо, что я, по-твоему, должен сделать?
— Вернуться домой и даже близко не подходитьк Хагалару! — выпалила царица на одном дыхании. Давно Локи не видел в ее глазах, обычно столь родных и добрых, такой решимости. — Не забывай, кто твоя семья, кто тебя по-настоящему любит.
— Я и не забываю, — пробормотал Локи недовольно: неприятно было осознавать, что даже мать считает его виновным и думает, что он совершенно равнодушен к семье. — Я могу задать тебе только один вопрос?
Фригг насторожено кивнула.
— Кто такой Хагалар на самом деле?
Вопрос упал камнем в песок. Воцарилось неловкое молчание. По глазам матери трудно было что-либо понять и распознать какие-то эмоции: она не изменилась в лице, даже бровью не повела, просто отвернула голову. Локи уже решил, что не услышит ответа, но ошибся.
— Спроси у отца. Если он посчитает, что тебе нужно знать, расскажет.
— Отец отдал меня Хагалару, — более уверенно продолжил Локи, чувствуя слабину противника. — Он ему доверяет. Ты же явно против него. Я не понимаю, почему? Он твой родственник?
— Нет, — ответила царица так резко, что Локи понял — расспрашивать дальше бесполезно. Как же хорошо переводить стрелки на отца, которого сейчас нет во дворце.
— Когда он вернется?
— Он точно не говорил мне. Если ты погостишь подольше, то обязательно встретишь его. Хугин и Мунин уже, наверняка, предупредили его о твоем приезде.
— Да, я видел одного из них.
— Локи, — Фригг положила руку на плечо сына и болезненно сжала. — Помни, что тебе всегда здесь рады.
Локи молча обнял мать в ответ, хотя голова его в тот момент была заполнена отнюдь не мыслями о любви и нежности. Не нравились ему все эти тайны и недосказанности. В поселении было проще, там он был просто богом, его слушались почти беспрекословно. В семье он был младшим, в поселении — старшим. И почти все члены семьи что-то от него скрывали, кроме, пожалуй, одного…
— Братец, не ожидал тебя видеть! — пробасил Тор, чуть не налетев на Локи в темных коридорах. — Ты не предупредил о приезде. Как всегда.
— Я и сам не знал, что приеду, — улыбнулся тот в ответ. — Я в этот раз за фенсалирскими лягушками.
— Они несъедобны, ты же помнишь, — хитро сощурив глаза, хохотнул Тор настолько громко, что его голос эхом отразился от стен.
О да, Локи очень хорошо помнил, как они с братом, мучимые голодом, как-то попытались съесть лягушку — ничего не вышло: они не смогли не то, что съесть лягушачью лапку, а даже оторвать ее. Их учили убивать животных, а не мучить. И если охота с гарпуном или луком никогда не представляла проблемы, то вот отсечь лапку земноводному у них так и не получилось. А ведь земноводное даже не сопротивлялось: сидело между ними, смотрело на занесенный кинжал и тихонечко поквакивало.
— Мама говорит, что лягушки в Фенсалире — всего лишь шутка отца, — решил поддержать разговор Локи. — А ведь он всегда убийственно серьезен.
— То с нами, а то с мамой, — откликнулся Тор. — Ты надолго?
— А ты хочешь, чтобы я остался надолго? — спросил в свою очередь Локи, иронично приподняв бровь. Царевичу были не по душе подобные вопросы: от Тора редко можно было дождаться поддержки, так что его попытки строить из себя заботливого братца не увенчались успехом. — Ты же, кажется, не согласен с позицией отца, жаждешь суда и наказания. Ты бы с большим удовольствием посмотрел на мои мучения.
— Бойня в Мидгарде была давно, — буркнул Тор, вмиг посерьезнев. — Если ты оставил мечты о власти…
— Не оставил, — твердо ответил Локи, расплываясь в ехидной ухмылке и с насмешкой наблюдая за реакцией брата: тот сперва помрачнел, потом побагровел, потом сжал руки в кулаки. Локи улыбнулся шире. Еще немного — и взбесившийся братец призовет верный молот. Отметив про себя, что наблюдать за яростью Тора, которую тот безуспешно пытался скрыть, довольно забавно, Локи, наконец, отвел взгляд в сторону.
— Но я оставил мысли о троне, — закончил он. — Тор, я полукровка. Урод, если проще. У меня, скорее всего, не может быть детей, а если и может, то они будут дефектными. Мне просто нет смысла захватывать трон. Я не хочу, чтобы род твоего отца прервался. И да, я хочу власти, но пока мои мечты ограничиваются работой на благо поселения, которое потом может стать благом Асгарда.
— Создашь себе армию из ученых и пойдешь войной на столицу? — невесело хохотнул Тор. — Ну-ну.
— Зачем? — пожал плечами Локи. — Брат, ты недооцениваешь науку. Я живу сейчас в мире ядов. Точнее, я живу там, где яды производятся в огромных количествах. Я могу бросить цианид в вино на каком-нибудь пиру.
Тор насторожился:
— Локи…
— Твой отец уверен, что я этого не сделаю, — вздохнул молодой маг, проигнорировав угрожающие нотки в голосе собеседника. — Не бойся, братец, я предан Асгарду и правящему дому и осознаю, что к нему не принадлежу.
Тор смотрел на него с большим подозрением — не верил, но не спешил ни выкрикивать очередные бессмысленные обвинения, ни нападать. Он глубоко задумался. В нем явно боролись две сущности: любящего брата и будущего правителя. Локи же теперь не ехидничал и не потешался: он устремил пустой взор куда-то сквозь стену и с головой погрузился в невеселые размышления.
— Сможешь в ближайшее время отправить меня в Мидгард? — вдруг ни с того ни с сего спросил Тор, привлекая внимание отвлекшегося Локи.
— Смогу, конечно. Тесеракт в поселении. Приезжай к нам — отправлю. Все скучаешь по своей смертной?
Тор неопределённо пожал плечами.
— Братец, ты и сам прекрасно знаешь, что ни отец, ни мать не благословят ваш брак.
— Я просто хочу ее увидеть, — буркнул Тор. — Ее и моих друзей.
— Да я тебе что, запрещаю? — безразлично хмыкнул Локи в ответ. — Передо мной можешь не оправдываться. Лучше подумай, как сделать так, чтобы отец тебя отпустил.
— С этим проблем не будет.
На том и порешили. Локи не был уверен, что поступил правильно, посвятив брата в свои планы, но слова Ивара насчет проблем с деторождением сильно обеспокоили его. Умом он понимал, что Лафей вряд ли признал бы детей от асиньи, если бы знал, что они будут бесплодны. Но знал ли он? Старшему царевичу было от силы две тысячи зим, он вполне мог быть даже неженат. Если уж захватывать власть в Асгарде, то не только для себя, а и для будущих поколений. Конечно, ребенка можно усыновить, но… Локи сам был усыновленным. И хотя вырос в условиях много лучших, чем те, которые могли предложить биологические родители, все равно принес своим родным массу бед. Если бы он был на месте Всеотца, то давно бы казнил себя. А не прояви Один жалость, он бы остался в Етунхейме и занимал бы какую-нибудь ничтожную должность. Тяжела участь младшего, шестого ребенка в семье. В Асгарде он тоже был младшим, но всего с одним старшим братом, а, значит, вполне радужным будущем. Разумеется, его определит великий бог, но можно попробовать склонить чашу весов в пользу того или иного решения. Командовать учеными Локи нравилось. Нравилось вникать в суть непонятных исследований, которые могли в будущем поднять Асгард на уровень технологичного Мидгарда. Правда, ему категорически не хватало опыта и знаний, но это дело наживное, и, по крайней мере пока, он не мог представить себе более светлого будущего. Военное дело его не привлекало, внешней политики, учитывая империалистическую систему правления, не существовало, внутренней занимались наместники. Ни одного достойного царевича дела. То ли дело курировать исследования, которые помогут Асгарду обрести невероятное могущество, создать настоящие научные школы, поставить образование на широкую ногу — все это казалось Локи чем-то значимым. Каждый ас должен служить делу процветания родного мира, даже если он отверженный. Ближайшие столетия своей жизни Локи готов был посвятить поселению, дело было только за скептично настроенным отцом. Надо было любым способом доказать ему, что более достойного применения блудной полукровке не найти. И пускай поселенцы так и живут в своем закрытом мире, не подходя и близко к столице — так проще их контролировать.
Эти мысли Локи восторженно излагал учителю в их первую встречу. Последние столетия палачи редко занимались своей непосредственной работой, но часто присутствовали на допросах для устрашения преступников. И учителю это дело нравилось даже больше самих пыток. Локи прекрасно знал, что этот ас, способный одной рукой поднять его и связать морским узлом, обладал на редкость черным юмором и большим запасом любви к ближним. Локи он обожал с детства, и царевич отвечал ему полной взаимностью. Он до сих пор помнил, что в тот день, когда они с братом спасовали перед лягушкой, именно учитель угостил их спелыми яблоками. Фрукты почти не утолили голод, но сам знак внимания был очень приятен и даже непривычен для детей. У учителя в сундуке всегда можно было найти какую-нибудь простую еду, которой он охотно делился. Царевичам было очень обидно, что из их покоев к его не вел ни один потайной ход, и долгое время они собирались прокопать его лично — уж слишком часто их лишали еды и запирали одновременно — и в этом случае достать пищу было неоткуда.
— Твои ученые — славные ребята, — сказал учитель после того, как закончил пересказывать в лицах сцену последнего допроса — молодые асы так боялись прославленных мастеров прошлых веков, что были готовы сознаться в чем угодно, только бы избежать мук. — Но запуганные… Помнишь, как тряслись от одного моего вида? Локи, я одобряю твое новое занятие и прекрасно понимаю, почему матушка твоя не одобряет. А вот настоящая одобрила бы — у етунов с наукой отношения получше.
— Та мне не мать, — буркнул Локи, на лице которого при воспоминании о биологической матери нарисовалась гримаса отвращения, смешанного с едва заметным гневом.
— Да я что, настаиваю на обратном? — учитель пятерней взъерошил отросшие волосы, а царевич раздраженно принялся возвращать им приличный вид. — Попробуй с отцом поговорить, может, он оценит. Только не убейся во время прокладки своих труб. Иначе и отца не обрадуешь, и Асгарду не поможешь. Пускай твои преступники все как следуют рассчитают, но ты близко все равно не подходи.
— На мне всегда защитная одежда.
— И все равно не подходи. Еще раз я на твои похороны не пойду.
Локи улыбнулся в ответ.
— Ты как-то говорил, что готов позаниматься со мной, если отец не будет против. Отца нет, но я спросил у мамы — она не возражает.
— О Локи, — рассмеялся учитель, — ну что тебя так тянет помучиться? Ну ладно, если ты так жаждешь, то пойдем. Правда, надо сперва целителя найти.
— Не нужно. У меня есть целительные камни. Растолки их.
— Нет, не положено…
— Я тебя очень прошу, — Локи посмотрел умоляющим взглядом, что было ему совершенно несвойственно: крайне редко царевич опускался до того, что просить кого-либо об услуге. — Не зови никого. У меня есть подозрения насчет… выносливости. Тебе я доверяю. Целителям — нет.
— Ну как скажешь. Но только попробуй свалиться в обморок или умереть от потери крови…
— Недавно у меня была такая возможность, — прошептал Локи настолько тихо, чтобы учитель точно не расслышал.
Ивар гулял с Леди Сиф по самым дальним и темным закоулкам дворца, причем без всякого сопровождения. Если бы рядом с ним была не лучшая воительница Асгарда, он бы решил, что прогулка — прозрачный намек на томление от страсти. Сиф вела себя развязно, дерзко. Так, как вели себя многие девушки поселения, но совсем не так, как должны вести себя благопристойные асиньи, которым с мужчинами не то, что дружить, а даже близко общаться нельзя. Если только это не девы-воительницы. Их было мало, и они много столетий боролись за равноправие. Сиф выглядела так, будто лично приложила руку к становлению класса свободных девушек-воительниц, хотя на самом деле за нее постарались далекие предки. К глубочайшему сожалению Ивара Сиф была настоящим воином: любителем выпить, подраться и поспорить, но не любителем напрягать мозги. Ему даже пришлось последить за своей речью и исключить все шутки и сравнения, связанные с веществами: в поселении их понимал каждый, но ждать этого от дворцовых асов не приходилось. Ивар привык к тому, что мужчины, чуть что, лезут в драку, а женщины обожают языком чесать, но только не в случае с Сиф. Она рассказывала ему о таком количестве драк, из которых вышла победительницей, посрамив именитых мужчин, что Ивар диву давался такой прыти.
— Почем ты приехал один? Где остальные ученые? — это был первый вопрос, который Сиф задала после того, как Ивар закончил петь оду ее красоте, обаянию и бесстрашию.
— Ивар и Раиду? О, они очень заняты, поэтому Локи не взял их с собой.
— Ивар, Раиду, — закусила губу Сиф, — что за дикие клички? Как вы не путаетесь в двадцати четырех именах?
— Путаемся. Поэтому у многих есть прозвища, у некоторых их даже несколько.
— А как тебя зовут? — резко спросила Сиф.
— Ивар.
— Я имею в виду твое настоящее имя.
— Оно настоящее. Иваров и Ингваров в поселении больше всего, потому что эти имена существуют и в большом Асгарде. Многим кажется, что, выбрав реально существующее имя, они меньше отдаляются от большого Асгарда.
— А из какого ты рода? Кто твой отец?
— Этого я не могу тебе сказать.
Сиф посмотрела на него таким взглядом, будто сейчас растерзает, но Ивар мужественно выдержал игру в гляделки. Его не будут уважать, если он покорится грубой силе.
— Жаль, что остальные не приехали, — обижено протянула Сиф, когда поняла, что ответа на свой вопрос не дождется. — Я хотела узнать у них побольше о загадочных словах, которыми они сыпали направо и налево.
— О, естественники обожают свою профессию и готовы говорить о ней часами, — заметил Ивар, приторно улыбаясь. — Но, быть может, и я, скромный маг, смогу удовлетворить любопытство девы-воительницы? Прошу, располагай мною.
— Они говорили что-то про тепловодимость золота, — с трудом вспомнила Сиф. — Что это?
— Теплопроводимость, может быть? Если вкратце, то это способность металла нагреваться от жара огня, — попытался объяснить Ивар как можно проще.
— Любой металл нагревается в огне, иначе у нас не было бы такого превосходного оружия.
— Леди Сиф совершенно права, но не все металлы нагреваются с одной скоростью.
— Любой металл можно растопить, вопрос только во времени, — уверенно заявила Сиф.
Ивар попытался объяснить сущность таких понятий как «температура» и «энергия», но быстро понял, что зря клеветал на Локи. Царевич был тоже непроходимо туп в естественной науке, но знал, по крайней мере, математику и астрономию, а вот Сиф явно всю жизнь только мечом и махала. Ивар пытался растолковать суть создания оружия и так и эдак, но ничего не получалось. Наконец, он махнул рукой и заговорил о другом:
— Прекрасная воительница не может себе даже представить, как я счастлив, что царственный Локи оказал мне огромную честь и привез сюда. Иначе я никак не смог бы познакомиться с подругой самого наследника Одина.
— Я не подруга, а невеста, — буркнула оскорбленная в лучших чувствах Сиф.
— О, так вас можно поздравить со скорой свадьбой? — оживился Ивар. По поселению ходили слухи насчет скорой женитьбы старшего сына Одна, но маг предпочитал не верить бабьим сплетням, а проверять лично. — Значит, ты скоро войдешь в семью богов и сама станешь богиней? Новой хранительницей домашнего очага?
Ивар не мог не заметить, как переменилось лицо Сиф. Уж если ей чего и не хотелось, так это становиться богиней домашнего очага.
— Ты так превозносишь Локи, — ответила она резко. — Неужели все вы очарованы его смазливой внешностью?
— Он бог и сын самого Одина, — пожал плечами Ивар. — Наши жизни и благополучие во многом зависят от него.
— Он вовсе не член царской семьи, не бог, он братоубийца! И с ним в одной семье я никогда не буду, — вспыхнула Сиф, злобно прожигая Ивара сверкающим взглядом. Маг, не представлявший, что его слова вызовут у женщины такую бурю эмоций, опешил и изобразил крайнее удивление. В голове тут же возникло множество вопросов, и главный среди них: какого именно брата Локи убил?
— Тору нездоровится? — немедленно спросил он сочувственным тоном.
— Хвала Одну, здоровится, — ответила Сиф, понемногу успокаиваясь. — Но Локи в свое время сделал все, чтобы это было не так.
— Но он вернулся домой триумфатором, под звуки фанфар и вместе с братом. Даже до нас долетали отголоски праздника в честь воссоединения семьи, — медленно произнес Ивар, выверяя каждое слово. Он так и знал, что с Локи дело нечисто. И если Сиф сейчас расскажет правду, то ему очень повезет. Расскажет, что Локи шпион Одина, что он был прислан в поселении ради раскрытия заговора… Ивар с нетерпением ждал ответа, но Сиф молчала, проводя то и дело рукой по клетке с каравайкой. Ивар не посмел давить, более того, поспешил распрощаться с воительницей, чтобы не вызвать никаких подозрений своим излишним любопытством, но беспокойство, охватившее все его естество, уже ничто не могло заглушить. Он привык брать от жизни все и ни от кого не зависеть. Но с Локи все было иначе: царевич скрывал слишком многое. И не только он. Наверняка его фелаг знал хотя бы часть правды, но не спешил делиться ею с общественностью. А его почему-то не посвятили. Хотя он лучший друг царевича! Ивар настолько увлёкся мысленным возмущением, что не сразу понял, что заблудился. Он стоял в едва освещенном коридоре, ведущем вниз настолько сильно, что Ивару пришлось схватиться за стену. В прошлый раз он не успел осмотреть подземелье дворца да и не особо стремился — было слишком много дел на поверхности. Зато сейчас дел почти не было, а вдалеке слышались приглушенные голоса. Ивар прибавил шагу и вскоре разобрал, что один говоривший, без сомнения, Локи, а вот другой… Не Хогун, не Фандралл. Мужчина. Вольштаг? Нет, не он. Терзаемый любопытством, Ивар вышел на балкон, возвышавшийся над небольшим зальчиком, заполненным сундуками. Больше всего помещение напоминало кладовку. На одном из сундуков расположились двое. Один был действительно Локи, а второй… Стоило Ивару присмотреться повнимательнее, как ноги отказали ему, и он рухнул на пол, заткнув рот рукой, чтобы не издать ни единого звука. Это был учитель Локи. Вполне себе безобидный ас, если не знать, кто он на самом деле. Надо было уйти, но Ивару было страшно даже шелохнуться, не то, что встать на ноги. Зато он прекрасно слышал разговор. Голос палача был мягким и участливым, голос Локи — усталым и… обиженным, что ли? Ивар не мог видеть, но слышал все, вплоть до последнего слова. И ох как ему не понравилось то, что он случайно узнал!
— … если ты мне скажешь.
— Я не могу.
— Локи, продолжать бесполезно — ничего, кроме боли, тренировка не принесет. Ты совершенно не можешь сконцентрироваться.
— Я недавно тренировался с розгами — все получалось!
— Сравнил тоже. Уровень концентрации совсем разный. То розги. А то кнут. Локи, ты излишне напрягаешься, тебя так и тянет посмотреть, что происходит позади. Пока ты не сможешь расслабиться и довериться мне, ничего не выйдет. Ответь мне, что произошло?
— Это было в Мидгарде. На меня напал монстр, выведенный человеческими учеными. Он схватил меня за ногу и… приложил несколько раз о бетонный пол. Я даже понять ничего не успел, не то, что защититься. Если бы на мне не было защитной одежды, я бы погиб… А так отделался красивыми синяками во всю спину.
— Отец знает?
— Конечно нет. Я не рассказывал о таком позоре. Да меня и лечили не во дворце, а уже в поселении.
— Плохо все это, что я могу сказать. Столько столетий тренировок насмарку. Надо бы вернуть тебе форму да времени мало.
— Я могу задержаться.
— Это хорошо. Но без помощи целителя мы точно не обойдемся.
— Да кто угодно. Отец не должен узнать о моей слабости.
— Да он и не узнает. Лучше расскажи о промышленной революции, которую организуешь в его честь — вот он обрадуется.
— Еще рано. Ученые не достигли таких вершин, которые я могу представить на суд самого бога.
Разговор перешел на Одина, потом на Фригг, потом на что-то мелкое и несущественное. Бедный Ивар забыл, как дышать. Все его подозрения, все мелкие детальки разом сложились в целую картину. Никто не мучил Локи, не было никаких пыток, Локи действительно шпион Одина, который просто использует слепое обожание ученых в своих целях, а главное — Локи не собирается завоевывать трон! Ивар не раз слышал, как поселенцы тихонечко обсуждали пока только в рамках светской беседы восхождение Локи на престол. Все считали, что он либо умрет, либо станет царем, многие разрабатывали планы дворцового переворота, а тут оказывается, что карманный бог готов служить только богу-отцу. Ивар был в таком смятении, что чуть не выдал себя. А ведь и правда, Локи никогда не говорил дурно о родителях и никогда не говорил, что жаждет трона. Он просто ни с того ни с сего решил поддержать идеи Раиду. Все считали, что царевич действительно проникся важностью модернизации Асгарда, а, оказывается, все это только ради отца…
Первым порывом Ивара было немедленно вернуться в поселение, и больших усилий стоило остаться на месте и обдумать ситуацию. Ему не поверят. В лучшем случае, не воспримут всерьез и обсмеют, а в худшем обзовут предателем и перестанут общаться. Или, что еще хуже, расскажут Локи. Поселенцы видели в царевиче путеводную звезду, надежду на изменение своей никчемной жизни. И только он пока знал, что если их жизнь и изменится, то только к худшему, а скорее всего закончится в скором времени виселицей. Но как им это доказать? Он обычный ученый, даже не мастер. Если еще до пламенных речей Локи о благе Асгарда что-то можно было изменить, то сейчас уже нет. И когда Локи поймет, что ученые готовы идти за ним по трупу Одина, то сдаст их отцу. Ивар медленно провел рукой по шее. К етуну поселенцев, которые никогда не ценили его по достоинству, надо спасаться самому. Он уже однажды попытался открыть глаза Раиду на нечистоту помыслов Локи — едва ноги унес. Хватит. Наигрался в благородство. Оно никогда ни к чему хорошему не приводило: в лучшем случае тебя посмертно воспоют в легендах. Но жить-то хочется в своем теле еще добрую тысячу зим, а не в народной памяти. Решено: он попадет ко двору, будет и при Локи, и при Торе. Станет другом и советником обоих царевичей. В этом мире непроходимой глупости и лжи о лучшей доле нельзя и мечтать. Комментарий к Глава 50 http://vk.com/photo-57908144_348876899
Каравайка
====== Глава 51 ======
— Это бред! — заявила Наутиз, зло сверкая глазами в сторону своего мастера. — Чтобы сбежать, нужна цель, а ее у Ансур не было. К тому же она панически боится мужчин.
— Все факты против нее, — устало ответил мастер медицины. — Ее нет в поселении третий день. Не оправдывай ее.
— Я не оправдываю, я поясняю. Мы ели вместе, мы спали вместе, — уже почти кричала Нутиз, все больше выходя из себя. — Она не из тех, кто может выжидать-выжидать, разыгрывать из себя недотрогу, а потом по-тихому сбежать!
— Хорошо. Ты знаешь, где она? — спросил мастер магиологии.
— Я — нет!
— Вот в том-то и дело.
Наутиз заскрежетала зубами, но промолчала. Крыть было нечем. Она никак не могла защитить подругу да и не имела большого желания делать это. Когда до нее дошли слухи о побеге, она сразу подумала на Ансур: слишком давно та не приходила ночевать. Наутиз уже готова была поверить даже в то, что целительница, наконец, завела отношения с кем-то из соседей, но нет, в случившемся не оказалось никакой романтической подоплеки. Через две ночи после обнаружения исчезновения Тессеракта в поселение в срочном порядке вызвали логистов Мидгарда. Они явились незамедлительно, ругаясь, правда, на чем свет стоит.
— Вы срываете мне выгодную сделку! — вопил один. — Не смейте закрывать портал, мне надо позвонить.
И он еще минут сорок ругался с кем-то на шведском, порой переходя на типично асгардские выражения.
— Надеюсь, вы оторвали нас от дел из-за чего-то крайне срочного, — недовольно пробурчал другой. — В моей стране сейчас четыре часа дня, работа в самом разгаре. Отлучку заметят — будет скандал. А у нас еще везде камеры слежения и пропускная система.
— Голубчик, скажи мне, где Эвар? — перебил его мастер логистики. — Я его не вижу. Всех вижу, а его нет.
— Мы не смогли ему дозвониться, — откликнулся Дагар. — И в скайпе его нет, и на фейсбуке.
— Я попытался связаться с его друзьями и девушкой, но тщетно, — добавил другой логист.
Так нашли первого пропавшего. Следом вычислили Ансур. Шестнадцать медиков обнаружились в домах исцеления, а семнадцатой нигде не было. Поселенцы утвердились в мысли, что сбежали двое, скорее всего, страстно влюбленные друг в друга. Наутиз только фыркала, в красках представляя себе влюбленную Ансур. Тем временем, мастера позвали библиотекарей и составили списки подчиненных. Перепись заняла больше суток, но зато теперь в памяти компьютера и на бумаге хранились ряды прозвищ и кратких описаний их носителей. Малое количество имен столь сильно мешало переписи, что мастер медицины предложил дать названия длинным домам, в которых ученые ночевали. За каждым поселенцем было закреплено определенное место, которое он не менял столетиями. Идею одобрили, правда, разразились споры по поводу названий. Одни считали, что надо увековечить имя бога, другие — что его деяния. Спорили долго, сошлись на том, чтобы прикрепить на крышу каждого дома изображение какого-нибудь зверя, любимого богом. Бог из поселения уехал три ночи назад, спросить было не у кого, однако многие считали, что прекрасно разбираются во вкусах Локи, возможно, даже лучше него самого. Наутиз не принимала участия в споре, но с большим удовольствием наблюдала за ним и делала вместе с Ингваром ставки насчет того, какое именно животное на какой дом поместят. В результате проиграли оба, потому что мастера решили повесить на крыши не животных, а еду — уж о вкусовых пристрастиях царевича все были осведомлены… Так в поселении появился дом Конфектов, дом Джекфрута, дом Молока, дом Чоколатля и прочие. Наутиз первая узнала о том, что отныне живет в доме Морской Капусты. Сие растение она любила, но даже представить себе не могла, как именно ее изображение будет смотреться на крыше огромного дома.
Когда долгие переименования, запись и допросы, наконец, закончились, не досчитались Алгира — естественника, помешанного на электричестве, одного из ведущих специалистов в области тока, на которого возлагали огромные надежды. Он сбежал вместе с Ансур. Или Ансур сбежала вместе с ним — Наутиз было все равно. Она чувствовала себя преданной и жаждала мести.
— А ведь мы ничего не знаем об их прошлом, — сетовал мастер естественных наук. — Быть может, это кто-то из маньяков или убийц.
— В любом случае, их надо вернуть обратно, — тяжело вздохнул мастер крестьянства, которому пришлось отвлекать от работы всех своих подчиненных ради бессмысленной переписи.
— И что потом? — вперед вышел целитель Алгир. — Что вы предлагаете потом? Изгнать? Запороть до смерти? Повесить? Наши законы не предполагают наказания за их преступление.
— Сперва их, а, главное, Тессеракт, надо вернуть, — откликнулся Хагалар, — а потом уже решать, как наказывать.
— Я хорошо знаю Алгира, — ответил целитель. — А Ансур часто ассистировала мне. Я смогу вернуть их домой без лишнего шума.
— А я буду твоим проводником, — выступил Дагар.
— Я с вами, — вспыхнула Наутиз, пропуская парочку магов, которым, очевидно, надоело собрание, и они спешили вернуться к работе.
— Нет, — жестко ответил мастер естественных наук. — Ты пойдешь в Хельхейм беседовать с Гуттенбергом. Мы и так отложили поездку. Хель может разгневаться.
И снова Наутиз не нашла достойного ответа. Ехать в Хельхейм сейчас, когда ей выпал шанс попасть в Мидгард и высказать Ансур все, что она думает по поводу предательства! А еще лучше не высказывать, а отомстить. Тонко, но болезненно, так, чтобы подруга до конца дней вспоминала… Хотя и у Хельхейма есть свои плюсы — она поедет туда вместе с Ингваром. Наутиз бросила кокетливый взгляд в его сторону. Когда Локи взойдет на трон, а поселение перестанет быть тюрьмой, она точно выйдет замуж. Ингвар нравился ей больше всех мужчин поселения. И пусть многие считали, что она флиртовала с естественником Иваром, но это только для отвода глаз, для того, чтобы заставить Ингвара ревновать. Он никогда не примет безответно влюбленную в него женщину, но примет ту, которая ради него расстанется с другим. По крайне мере, Наутиз на это очень надеялась. Ингвар был единственным приятным дополнением к вылазке в Хельхейм. Предстоящая встреча с Гуттенбергом, почти наверняка говорящем на жуткой смеси пяти немецких наречий, навевала тоску. Урур будет рядом, но от него мало толку. Толк был бы от невыносимого обычно мага-Ивара, но, как назло, именно он увез Локи в столицу. Нет бы Хагалару в проводники выбрать кого-нибудь другого!
— Я сойду в Мидгард, — послышался глубокий грудной голос, на который обернулись, в первую очередь, мужчины. В дверях стояла она: гроза мужчин, коварная соблазнительница и самая очаровательная из всех маньяков, когда-либо рождавшихся в девяти мирах — Черная Вдова. Наутиз не водила с ней близкого знакомства, но уважала за гору трупов, которую та оставила за собой перед побегом в поселение.
— Я совращу Алгира, — прошептала она томно, и напряжение в душной комнате сразу возросло, — а, если понадобится, то и Ансур.
Фену выставила вперед ногу, чуть обнажив стройную лодыжку. Ее проводили глазами все, в том числе и Ингвар. Наутиз не могла позволить ему увлечься чарами известной убийцы, поэтому, сославшись на духоту, вышла на свежий воздух, увлекая его за собой.
— Немцы прекрасны и бесконечны с их двадцатью пятью корявыми наречиями, — посетовала она, дергая Ингвара за руку — мысленно он все еще стоял рядом с Фену, целуя ее стройные ножки. — И Гуттенберг в особенности. Кстати, ты в курсе, что в благодарность надо будет спеть ему? Я бы на месте мастеров включила голову, прежде чем отдавать такой приказ. Пение. В моем исполнении. Это будет весело.
— Вот ведь Фену! — бросил Ингвар фразу в никуда, соизволяя переключить внимание на Наутиз. — Так, надо подготовиться к поездке. Пока вы будете общаться с учеными, я успею дойти до Берега Мертвеца.
Наутиз в третий раз за последние полчаса лишилась дара речи. На этот раз от неслыханной наглости. Хель вполне могла уметь читать мысли. Если она поймет, что Ингвар явился в ее мир из любопытства и жажды славы, то вполне может не выпустить его обратно в Асгард! Наутиз наивно полагала, что он пойдет с ней и поможет разговорить Гуттенберга, а он, оказывается, собирается променять ее на опасные развлечения! Сперва смоталась Ансур, а теперь еще и он! Одиночество! Наутиз всегда чувствовала себя одинокой. Всегда находились те, кто издевался над ней: в собственной семье, в семье мужа, теперь здесь. Она раз за разом морально уничтожала своих врагов или переманивала на свою сторону. За годы она натренировалась, стала почти виртуозом, но борьба отнимала очень много сил.
— Ты меня так не пугай, — попросила Светлоокая в тщетной попытке отговорить друга от безумного шага. — А если Хель рассердится из-за того, что ты шастаешь по ее владениям?
— Извинюсь и уйду, — пожал плечами Ингвар. Он говорил так спокойно, будто речь шла о прогулке к ближайшему водопаду. — Зато я буду первым асом, покорившим Хельхейм.
Наутиз чуть не стукнула себя по лбу от горького бессилия — ей не отговорить Ингвара от этого безумия.
— Хорошо бы еще чайку, — Алгир протянул Эвару пустую чашку в пятый раз за ужин. Услужливый логист поспешил на кухню заваривать чай, не скрывая усталый, обреченный взгляд. Вот и славненько! Пусть считает, что сам повелитель тока до сих пор не разобрался в целых двух кнопках электрического чайника. Одна открывает крышку, другая греет воду. Эвар уже раз десять показывал, как ими пользоваться, но, какая печаль, и на одиннадцатый Алгир безбожно путал кнопки. Пускай торгаш считает его полным ничтожеством, пускай недооценивает врага и собственноручно его обслуживает. Пока он разберется, что к чему, Алгир успеет распланировать дальнейшую жизнь, в которой, увы и ах, может не найтись места его милым друзьям.
За десять дней естественник втихаря освоил почти всю бытовую технику. Любой механизм, вне зависимости от степени сложности, состоял из корпуса и кнопок, причем большие и разноцветные всегда оказывались самыми нужными. Когда Эвар покидал дом, что случалось, как минимум, раз в день, Алгир спокойно готовил чай, включал компьютер и телевизор, ходил в душ и слушал военные марши на музыкальном центре, но стоило логисту переступить порог, как естественник вновь превращался в беспомощного младенца. Ансур могла бы оценить его игру, если бы соизволила оторваться от чтива. Она ходила по дому сомнамбулой, витая в космических облаках. Алгир раньше наивно полагал, что настолько сильно чем-то увлечься невозможно, но теперь воочию видел, как напарница, его надежда, опора и приманка, не отрывается от фантастики ни днем, ни ночью. Она просыпалась и засыпала с книгой в руке, читала даже во время еды, а на вопросы отвечала невпопад. Зря Эвар привез с собой французские книги, ох как зря. Причем все его попытки отобрать очередные марсианские приключения кончались визгами и летящими в разные стороны вилками, ножницами, подушками и салфетками.
— Ансур, почему бы тебе не присоединиться к ужину? — спросил Алгир из показной вежливости.
— Ага, — глубокомысленно ответило тело и пересело с кресла на стул. С трудом нащупало вилку, попыталось воткнуть в картошку. Промахнулось. Воткнуло еще раз. Попало.
— Тут Эвар чаек принес, — услужливо подсказал Алгир, отпивая из большой белой чашки.
— Ага, — шуршание очередной страницы было ему ответом.
— Увы, бесполезно, — развел руками естественник. — Эх, не нравится мне все это, совершенно не нравится!
— Прогуляемся после ужина? — предложил Эвар. — Ты за эти дни так носу из дома и не высунул.
— А почему бы и нет? — кивнул Алгир. Устройство дома он уже изучил, теперь можно обратить взор на улицы со всеми их дорожно-транспортными происшествиями, лежачими полицейскими, падающими рекламными щитами и прочей жутью, о которой рассказывал телевизор. Несмотря на опасности, Алгир уверял себя, что ничего более неожиданного, чем пылесос и блендер, не встретит. Все визжащие приборы вызывали немой ужас, потому что сигнализировали об опасности. По крайней мере, раньше Алгир считал, что, если прибор шипит, бурлит или клацает, значит, работает и представляет опасность. Но только не на Земле с ее идеальной системой защиты и без капли магии. Легче было пораниться простым ножом, чем навороченной мясорубкой.
Из окна дома он за эти несколько дней успел понаблюдать за машинами, автобусами, троллейбусами, людьми и собаками — лошади и прочий домашний скот по улицам не ходили. Движением людей и техники управляли светофоры, а освещали улицы одноногие фонари. Алгиру было страшновато смотреть на мир с высоты четвертого этажа, а ведь он еще жил достаточно низко: дом состоял из десяти этажей, и на каждом кто-то обитал. И как люди верхних этажей смотрят в окна без головокружения?
На лестничной клетке ученых встретили лифт и лестница. За полминуты спуска в тесной вертикальной коробке Алгир успел прочувствовать все прелести потери почвы под ногами. Он чуть не налетел на логиста, когда пол начал резко опускаться. Падать, правда, в такой тесноте все равно было некуда, разве что сползти по стенке, как это делали слабохарактерные женщины в фильмах, но само ощущение беспомощности и полной зависимости от механизма раздражало. И вот двери распахнулись. Еще десять ступеней вниз, дверь — улица!
Был ранний вечер: солнце еще не село, фонари не работали. По огромным широким дорогам проносились автомобили. Очень громко. И опасно. Лучше не подходить близко. А если и подходить, то только там, где висит трехглазый светофор.
— Прогуляемся по бульвару, — предложил Эвар. — Хоть посмотришь, как люди живут.
Люди жили роскошно. В огромных, несколькоэтажных домах. Из камня. С колоннами и украшениями. Львы, надписи на румынском и русском, серпы с молотами, причудливые орнаменты, мозаики из разноцветного стекла, вазы, звезды, купола храмов и огромные окна со множеством рекламных надписей… Все это великолепие лепилось на магазины, почту, апелляционную палату, мэрию, рынок, а, главное — на церкви! Великое множество самых странных и причудливых святилищ столпилось на бульваре и вокруг него. А Алгир еще считал, что люди давно забыли своих богов! Бывшая Синагога, четырехчленная звонница, пышный кафедральный собор, двуглавый костел, величественная церковь при гимназии, православная угловатая церковь… Когда стемнело, все это великолепие осветилось фонарями! Люди спокойно гуляли, без факелов, без боязни с кем-нибудь столкнуться. От фонарей не отставали машины, неоновые рекламы и квартиры. Свет горел везде, по всему бульвару. Даже некоторые деревья были украшены безопасными антипожарными лампочками. Электричество! Люди помешались на электричестве. О, как он правильно поступил, что сбежал именно сюда!
Дагар, Алгир и Фену внимательно наблюдали за прогуливающейся парочкой.
— По крайней мере, они не делают ничего противозаконного, — сказал Алгир, поводя плечами: одежда смертных была непривычной, неудобной, сковывающей движения. Он всегда это знал, но раньше ему не приходилось щеголять в ней лично, только сочувствовать логистам Мидгарда.
— Жаль, — томно протянула Фену.
— Что именно жаль? — насторожился Дагар. Он чувствовал, что чары обольстительницы направлены на него, и был готов поддаться им. Сбежав в поселение около ста зим назад, он быстро выучился на логиста и отправился в Мидгард, подальше от преследователей, которые, как ему казалось, достанут его где угодно, даже среди отверженных. Поскольку все произошло очень быстро, он не успел завести отношений с Фену. Все знали, что Черная Вдова ведет список мужчин, и каждый понимал, что если его там еще нет, то он обязательно там появится, и проживание в другом мире не более чем откладывало это на сотню-другую зим. В вопросах любви Фену была искуснее всех женщин поселения, если не Асгарда, и перед ее чарами никто не мог устоять, а чаще всего и не хотел.
— Жаль, что я не могу их убить, — уточнила Черная Вдова. — Я соскучилась по крови.
— Никаких убийств! — повысил голос Алгир. Он не питал иллюзий насчет сущности серийной убийцы и предпочел бы отправиться на дело с кем угодно, но не с ней. Вот только решал не он, а мастера, и они не могли отказать Фену. Никто не мог отказать Фену.
Черная Вдова мурлыкнула что-то себе под нос, будто бы случайно касаясь руки Дагара — тот вздрогнул от неожиданности. Ее план был идеален, как и всегда. Если только Алгир не забыл самый распространенный язык Мидгарда…
Ингвару пришлось применить все свое врожденное красноречие для того, чтобы объяснить несговорчивым мастерам, а особенно своему собственному, на кой-черт логисту Мидгарда сдался Хельхейм. Трудности никогда не пугали его, и через несколько ночей желанное разрешение было получено. Асов он победил, осталось договориться с самой Хель, но это по ходу дела. Объясниться с царицей мертвых точно проще, чем успокоить Наутиз. Ингвар не отличался терпеливостью и не выносил, когда ему раз за разом задавали одни и те же вопросы и откровенно ныли. В конце концов, пришлось послать Наутиз не самыми цензурными французскими словами. Естественница обиделась и больше не подходила к нему, демонстративно беседуя с Уруром.
Переход в Хельхейм ничем не отличался от перехода в Мидгард, хотя Ингвар не удивился бы появлению каких-нибудь признаков приближающейся смерти вроде удушья или головокружения. Ученые очнулись перед огромными, высеченными в скале воротами Хельгринд: образцом муспельхеймско-хельхеймского зодчества, как сказал бы знакомый экскурсовод Лувра. Чернокаменные ворота величаво распахнулись, пропуская Мордгуд. Ингвар представлял себе великаншу-охранницу прекрасной воительницей, а вовсе не скелетом. То, что это именно Мордгуд, а не какой-нибудь другой страж, можно было определить только по тому, что етунша никогда не покидала своего поста и не менялась ни с кем воротами. Около нее, весело виляя хвостом, семенил восьмифутовый Гарм. Асы попятились при виде такой громадины. Еще один ледяной великан в иллюзорном облике. Ученые еще не переступили порог Хельхейма, но уже наткнулись на множество косвенных признаков происхождения Хель. Асетун, выращенный в Етунхейме, не мог взять себе на службу никого, кроме асов и етунов. Гарм с громким, но, вроде бы, дружелюбным лаем бросился навстречу чужакам. Наутиз нервно сжала руку Ингвара.
— Пусти, — прошептал он и попытался выцарапать руку. Гончая, сверкая светящимися глазами, добежала до суетливо сбившихся в кучу ученых, уже не уверенных, что поездка в Хельхейм была стоящей затеей.
— Назовите своих предков, асы, и можете войти, — разнесся громоподобный глас Мордгуд.
Ученые переглянулись. Они-то думали, что придется оставлять залог вещами или кровью, а вместо этого с них потребовалиневозможного — перечисления предков! С них, с тех, кто отрекся от семьи ради поселения, с тех, кто не имел права вспоминать родственников. Ученые угрюмо молчали. Даже Ингвар не решился взять переговоры в свои руки.
— А кровь точно не подойдет, да? — спросила Наутиз чуть дрожащим голосом.
— Подойдет, — кивнул скелет и так хищно оскалился, что всем стало не по себе. Никто не знал, сколько именно крови потребуют. Знали только, зачем: вместе с кровью в распоряжение стражницы перейдет и часть энергии гостей, а, значит, их легко можно будет контролировать. Ингвару меньше всего хотелось попасть под наблюдение такой вот своеобразной камеры видеонаблюдения, но выбирать не приходилось, поэтому он покорно, вместе со всеми, отдал Мордгуд несколько капель своей крови и вошел во врата.
Хельхейм изнутри производил невероятное впечатление. Асы оказались в осенних яблоневых садах. На деревьях наливались спелые плоды, и многим больших трудов стило не сорвать пышное, сочное, краснобокое яблочко. Вдалеке виднелись могильные курганы, покрытые ковром цветущих трав. Если не знать, что за ним находится усеянный трупами Берег Мертвеца, то в жизни не догадаешься. С другой стороны возвышался еловый лес, а перед ним то самое озеро с островком в центре — конечной целью естественников. Правда, добираться до него надо было по воде, скрывающей утопленников. И только преодолевшие брезгливость и страх получат возможность поговорить с давно почившими учеными Земли. Вокруг озера исчезали и появлялись призрачные домики, а их обитатели, наверняка, ходили среди ученых, бестелесные, невидимые.
— Ну пока, — несмело проговорила Наутиз, не глядя на Ингвара. — Постарайся не потеряться. Ты нам еще нужен, — она потупила взгляд.
— Не потеряюсь, — усмехнулся логист. — Давайте ещё сфотимся все вместе на память и всё, расходимся.
Ингвар снял с шеи полупрофессиональный фотоаппарат. Он будет не он, если не сделает пару сотен фоток места, где еще не ступала нога ни одного интернетблоггера. Однако стоило ученым встать в два ряда, а ему навестись, как послышался громкий крик, и с неба прямо на ученых спикировал огромный орел.
— Не бойтесь, — сказала невесть откуда появившаяся Мордгуд. — Ари не тронет. Если не испугаетесь его.
Асы с большим трудом устояли на своих местах, однако совсем не выказать страха было выше их сил. Гигантский орел завис над головами женщин, издал несколько непереводимых воплей и улетел в лес. Зачем он прилетел, никто так и не понял.
— Еще один етун, — пробурчал кто-то из толпы. — Проверяет нас.
Ингвар не решился сделать совместное фото. Произошедшее могло быть не случайностью, а предупреждением… Хотя почему тогда следящая во все глаза Мордгуд не запретила съемку? Некогда разбираться.
— Удачи вам, я пошел, — Ингвар махнул рукой на прощание и направился к Берегу Мертвеца — царству вечной ночи и ясных льдистых звезд.
Наутиз что-то крикнула вдогонку, но логист не соизволил ответить. И вот он один. Вооруженный только принципом, что разрешено все, что не запрещено. В Хельхейме. В мире, где не бывает утра. Где солнце не путешествует по небу. Где в одном месте всегда вечер, в другом — ночь, в третьем — день. Он один среди холмов. Его недружелюбно провожают глазами Мордгуд и стражницы внутренних ворот — старые ведьмы с обманчиво безобидной внешностью. Они могли его остановить, но не стали.
Однообразные пейзажи утомляли. От скуки Ингвар принялся снимать окрестные холмы. Пусть он и хвастал Наутиз, что дойдет до самого Берега Мертвеца, на самом деле совершенно не был уверен в успехе. Расстояние в Хельхейме зависело не от количества миль, а от желания Хель. Будет ее воля — он дойдет до Берега за час, не будет — вернется туда, откуда начал, или затеряется в пустынных холмах. Страшно? — Разве что самую малость! В последние годы мидгардская жизнь текла размерено и скучно, Ингвар истосковался по приключениям. Раньше он ходил в походы, спал в палатках, даже принимал участие в африканских восстаниях. Были друзья, было настроение, была цель, а потом все рухнуло — нога отказала в самый неподходящий момент и не позволила поехать на очередной сплав по горной речке. Почти год он бегал по врачам Асгарда и Мидгарда. Ногу вылечили, но пропало всякое желание куда-либо ездить и рисковать жизнью. Он остепенился, ненадолго женился, привык к пустой и бессмысленной жизни. К тому же закончились интересные идеи. Он добрался до Австралии, Мадагаскара и Аляски, забрался на несколько гор и вулканов, исследовал подводные гроты и пещеры, прыгнул с парашютом и полетал на крыльях.
Но появилась новая цель, и он снова в пути вместе с верным фотоаппаратом. Пора вспомнить былое и стать тем знаменитым блоггером, за которым следили тысячи, чьи снимки репостили и лайкали сотни. Правда, пока ему не удалось сделать ни одной фотографии, достойной лайков. Хельхейм оказался серым, тихим и спокойным местом. Повсюду царили сонливости и умиротворение. Ингвара клонило в сон, но он не позволял себе даже сбавлять шаг. Предаваясь воспоминаниям о былых подвигах, он не заметил, как наступил на змеиную шкуру, а потом и на чьи-то кости. В себя он пришел, только услышав опасное шипение. К нему ползли змеи. Шесть или семь — он точно не разобрал. Маленькие, юркие. А за ними… Ингвар схватил фотоаппарат, позабыв о страхе: судя по гигантским размерам, это была сама Нидхёг — пожирательница трупов, санитар Берега Мертвеца. Он успел сделать несколько снимков гигантской рептилии, прежде чем змееныши оплели его ноги и повалили наземь. Логист прижал к груди фотоаппарат, чтобы ни в коем случае не разбить его о какой-нибудь особенно костлявый труп. Почему-то он был уверен, что змеи его не тронут. Они переговаривались между собой свистящим шепотом, но Ингвару некогда было вслушиваться в их речь — он срочно менял объективы. И тот факт, что он лежал на нескольких трупах, заботил его сейчас меньше всего.
— Зачем ты пожаловал в мой чертог, асгардец?
Ингвар пробурчал что-то невнятное на французском, но глаз от объектива не отвел. Эка невидаль — говорящая змея! Наверняка, она, как и прочие обитатели Хельхейма, етун-оборотень. Справившись, наконец, со вспышкой и объективом, Ингвар поднял голову, чтобы столкнуться лицом к лицу… Со скелетом.
— Мордруд, ты прекрасна, — выпалил он, — отойди на пару шагов, очень прошу, — он попытался навестись.
— Я не Мордгуд, — скелет пошел волнами, и вот уже перед логистом стояла сама Хель: нижняя часть — ас, верхняя — полуразложившийся труп. Ингвар почувствовал подступающую тошноту и поспешил отвести взгляд. Он никогда не думал, что царица мертвых настолько отвратительна в одной из своих любимых ипостасей.
— Я пришел, чтобы сделать картины твоей обители, — ответил он, пытаясь подняться и терпя полное фиаско.
— Я не вижу у тебя красок, — возразила Хель. Она таки умела говорить нормально, а не только стихотворной речью, как давеча с Локи.
— Этот аппарат из Мидгарда, — Ингвар поднял камеру повыше, — лучше любых красок. Он позволит мне мгновенно сделать несколько десятков картин твоего мира.
— Из Мидгарда, говоришь, — Хель медленно нагнулась и взяла в руки камеру. Ингвар неистово молился всем известным ему святым, чтобы она специально или случайно не сломала дорогую игрушку.
— Я позволю тебе сделать картины, если ты отдашь часть из них мне, — наконец, произнесла она, отзывая змей.
— Да, разумеется, — Ингвар встал и поспешил забрать из костлявой руки фотокамеру. Только теперь он смог рассмотреть Хель. Она была высока, стройна, носила серый плащ, не скрывавший, правда, напускного уродства. Двигалась плавно, медленно, рвано: совсем не так, как живые. От ее тела веяло холодом и пахло тленом — Ингвар пожалел, что не взял с собой любимую флисовую кофту. Хель поманила его за собой. Нидхёг с детьми затерялась среди трупов, так что Ингвар не успел сделать ни единого кадра змеенышей.
— Я покажу тебе змеиный чертог, Настронд, — сказала Хель. — Если мне понравятся твои картины, я покажу тебе другие чудные места.
Ингвар ограничился кивком. Давненько он не занимался настоящей профессиональной съемкой. Обрадовать Хель будет трудно. Хотя фотошоп никто не отменял. Даже из богини мертвых, напоминавшей застывшее озеро тьмы, вполне можно сделать писаную красавицу с пышными формами. А если еще провести правильную рекламную кампанию, то все мужчины Мидгарда покончат с собой, только бы побыстрее попасть в гости к Хель. Ох уж эти продажные, падкие на рекламу смертные!
Идти по мертвым телам было неудобно и непривычно, особенно безлунной ночью. Не любил бы Ингвар триллеры, наверняка бы испугался. А Хель, почувствовав страх, вполне могла отказаться даже говорить с ним, не то, что сопровождать.
Настронд оказался огромным чертогом, чуть не с полпоселения размером. Открытые ворота украшал клубок шипящих змей.
— Загляни, но внутрь не входи, — приказала Хель, останавливаясь на полдороге.
Ингвар подошел ближе и услышал неясные стоны и шипение. Опять змеи. Нет, не змеи — они так не шипят. Шипение больше походило на разлитую кислоту… Или на только что открытую баночку из-под кока-колы. Логист осторожно заглянул в проем, стараясь не касаться дверей руками. Чертог встретил его полутьмой. «Мда, хороших фоток не выйдет», — грустно подумал он и только потом понял, что видит перед собой ужасающее зрелище, напоминающее христианский Ад: на потолках висело множество змей. Яд с их клыков капал на столпившихся внизу представителей всех миров. Они корчились от боли лежа, сидя и стоя в разъедающей их тела кислоте. Смотреть на них долго Ингвар был не в силах. Он отвернулся. Какой дурак говорил ему, что в Хельхейме нет пыток? Что здесь нет страдания, есть только скука?
— Они там по своей воле и не навсегда, — услышал он голос бесшумно подошедшей Хель. Теперь она предстала пред ним в виде бледной беловолосой девы. — Я никого насильно туда не гоню. Те, кто ощущают свою вину перед миром, выбирают этот путь сами. Взгляни: ворота открыты — они могут выйти.
Ингвар с трудом поднял голову и убедился в правоте богини.
— Но пока их душа темна, они не выйдут, — закончила Хель. — Нарисуй мне несколько картин этого места своим человеческим аппаратом.
Ингвар сглотнул: смотреть на чужие мучения у него не было никакого желания, но и отказать он не мог. Пришлось повозится с объективами и вспышкой, чтобы получилось хоть что-то стоящее.
— А люди бывали в Настронде до смерти? — спросил он после того, как преодолел отвращение и сделал десяток кадров.
— Если только во снах, — ответила Хель.
— Во снах, — повторил Ингвар. — Но явно бывали. По мифам смертных, боги таким образом покарали Локи — на него тоже капал яд змеи. И тоже не вечно.
Хель не удостоила его ответом. Она стояла и ждала, когда он закончит съемку.
— Иди к асам по своим следам. Никуда не сворачивай, — велела богиня. — Опасайся теневых мест: они проникнут в тебя и воплотят твои самые сокровенные страхи.
— Спасибо, что предупредила, — поблагодарил Ингвар. Хель медленно растворилась в воздухе, словно ее и не было. И только тут логист вспомнил, что так и не отдал ей подношение — засушенную розу, которую, на всякий случай, имели при себе все члены экспедиции. Вот ведь Хель! Пришла, показала ужасы, заказала фотографии и ушла. И как теперь выбираться из змеиного чертога? Ингвар огляделся и заметил, что его следы четко виднеются чуть не на милю назад: трава, привыкшая к бесплотным духам, не спешила подниматься после тяжелой ноги асгардца. Ингвар побежал обратно, надеясь, что тропинка из следов доведет его до естественников — столкнуться со своими кошмарами во плоти не хотелось, а где притаились теневые места, он не имел ни малейшего понятия.
Думал ли Ивар, что когда-нибудь сможет попасть в Фенсалир — личный чертог самой царицы Фригг, «прекраснейшей из бессмертных», как ее некоторые называли? Нет, подобного он даже представить себе не мог и до сих пор сомневался, не сон ли это. Все вокруг казалось сказочным, волшебным, неправдоподобным. Золото ромашек и берез завораживало, крики цапель и пение птиц казались совершенными, а величественные строения — роскошными, но не перегруженными громоздкими деталями. Ароматы еды и сушеных трав умиротворяли, придавали гостеприимности атмосфере, которой мог проникнуться любой восторженный по натуре ас, но только не черствый Ивар. Правда, он не упустил возможности рассыпаться в комплиментах и восхвалить отменный вкус Одина, подарившего супруге по-настоящему величественный дар. Ну, а кто бы упустил? Кто угодно, но только не он.
В этом уютном маленьком мирке знатные девы варили пиво и пряли одеяния для богов из тончайших льна и шерсти. За возможность полюбоваться ими многие асы отдали бы половину жизни, но Ивара поварихи и ткачихи не интересовали. Зато маг гордился тем, что именно он, не просто мужчина, а еще и отверженный, попал в заповедные места. Такую уникальную возможность Ивар не мог не использовать. Вокруг росло множество редчайших образцов растений. Если ему повезет, он незаметно выкрадет пару золотых листочков… В обмен у магов и естественников можно потребовать какие-нибудь невиданные сокровища или же, напротив, стоит проявить хваленое великодушие и подарить их кому-нибудь, лучше всего, красивой девушке-магиологичке, коих в поселении предостаточно. Он после решит, что выгоднее: широкий жест или мгновенная прибыль, а пока главное — незаметно сорвать хотя бы листочек, а лучше веточку.
Удобный момент вскоре представился: охрана исчезла из поля зрения, а Локи стоял около очередного болота и меланхолично разглядывал едва заметную рябь на водной глади. Ивар потянулся к золотистой веточке, но сразу же отдернул руку, мысленно выругавшись. Какая досада! Локи повернулся так невовремя! Ивар поспешил отвлечь спутника разговором и заодно отвести от себя подозрения:
— Сын Одина не будет столь милосерден, чтобы объяснить, почему в чертогах величайшей из богинь столько болот и лягушек? Это столь же странно, сколь то, что спутником золота является кварц, — Ивар обвел широким жестом раскинувшиеся перед ним топи, будто изначально поднимал руку только ради этого.
— Мать говорит, что они — злая шутка отца, — Локи умолк на мгновение, словно сомневаясь в собственных словах. — Но точно не знаю: Фенсалир старше меня на несколько столетий.
Ивар продолжил расспрашивать, облегченно переводя дух: Локи ничего не заметил! Даже внимания не обратил! Видимо, царевич и подумать не мог, что кто-нибудь осмелится на подобную дерзость. Но Ивар не был бы Иваром, если бы не попытался. Как раз нашлась веточка в самом низу, даже руку поднимать не надо. Совсем немного усилий — и золото уже блестит в руках. А Локи все рассказывает о болотах и лягушках, из-за которых Фригг, холодная и неприступная, настоящая царица, смутно напомнившая Ивару собственную вечно недовольную чем-нибудь мать, лично пропустила их в свой чертог и указала направление поисков.
Кваканье раздавалось все ближе. Ивар ступал осторожно, боясь провалиться. По словам Локи, болота в Фенсалире были топкими и незаметными: промочить ноги в них ничего не стоило, а лето, пускай и радовало солнечным днем, но не давало расслабиться на холодном промозглом ветре. Ивар сделал очередной шаг и… чуть не упал: среди разнотравья неожиданно появилась уродливая змеиная пасть и злобно зашипела, демонстрируя раздвоенный язык! От ужаса маг чуть не позабыл, как дышать. Из головы мгновенно вылетели все знания по естественной науке в общем и классификации змей в частности. Что здесь забыла подобная тварь? Ивар точно помнил, что в Асгарде змеи не водятся, а, значит, это чудовище из Ванахейма или Юсальвхейма и может быть ядовитым. Маг медленно попятился назад, подальше от змеи, которая готовилась к решающему броску. Ее злобное шипение напоминало свист.
— Не бойся, — спокойно произнес Локи, на которого змея не произвела никакого видимого впечатления. — Она не тронет.
Тварь и в самом деле не тронула. Она выдала очередной поток шипящего свиста и поползла прочь. Точнее, пошла. Ивар во все глаза смотрел на несколько десятков маленьких ног, двигающихся синхронно. Такого он никогда прежде не видел. Змея величаво топала всеми пятьюдесятью ногами в кусты, наполовину утонувшие в болоте. Дошла до них, окунулась в воду и поплыла, но совсем не так, как обычные змеи: не извиваясь зигзагом, а перебирая ногами и шумно расплескивая воду.
— Что. Это. Было? — с трудом выдохнул Ивар, когда чудище скрылось из виду. Мага все еще передергивало от мыслей, что существо сейчас передумает и вернется по его душу.
— Всего лишь иллюзии, — довольно откликнулся Локи. — В детстве я много тренировался с материей. Пятьдесят ходячих змей были моим первым иллюзионным шедевром. Матери они понравились, она сделала иллюзии материальными и поселила у себя. Не думал, что они до сих пор живы.
Ивар не знал, что ответить. Его удивили не столько змеи, сколько тот факт, что Фригг, богиня супружеской верности, маг исцеления, знает такие сильные заклинания из магии иллюзий. Страх уже давно прошел, теперь сознание целиком охватило любопытство. Оно будоражило воображение, хотелось узнать все подробности. Царица, похоже, скрывает не меньше тайн, чем Всеотец. Ивар как раз решил попытаться разузнать немного больше, как внезапно к его ногам подскочила лягушка, многозначительно квакнула и прыгнула в те самые кусты, где только что скрылась змея. Локи отреагировал молниеносно: бросился наземь и схватил ее. Многослойная защитная одежда чуть намокла.
— Одна есть, — довольно сказал он, пересаживая земноводное в любезно подставленный мешочек. — Осталось еще пять!
Ивар никогда не думал, что поимка лягушек может быть таким веселым занятием. Квакши будто понимали, что их ловят для опытов, поэтому играли с несчастными асами в кошки-мышки. Они появлялись, призывно квакали и исчезали до того, как Локи или Ивар успевали среагировать. И так раз за разом. В кустах, на больших листьях кувшинок, на поверхности воды, даже на невысоких деревьях — везде на доли секунды появлялись лягушки. На шум прилетели советники Одина. Ивар даже не сомневался — только волшебные птицы могли столь откровенно веселиться, наблюдая за чужими мучениями.
Когда четвертая лягушка отправилась в мешок, послышался беличий стрекот — пожаловала Рототоск. В прошлый свой приезд Ивар почти не сталкивался с магическими животными, и ему было неприятно, что сии важные государственные деятели видели его перепачканным, промокшим и продрогшим. Хотя Локи приходилось хуже, ему-то нельзя было промокать и замерзать. Ивар очень хорошо помнил, как царевич разболелся буквально у него на глазах, и повторения давнишнего кошмара не желал. Он бы и напомнил Локи об осторожности, но тот был увлечен поимкой жаб и рассердился бы на показную заботу.
Любому асу происходящее показалось бы дикостью: два взрослых мага, перепачканные, промокшие, в хлюпающих сапогах не могут поймать шесть лягушек. А ведь существует много способов: заклинание сети, недвижимости, оглушения… Всего и не перечислить! Но Локи даже в голову не пришло воспользоваться заклятиями. Лягушки магией не владели и не могли убежать иначе, чем на своих четырех — это было соревнование в скорости, ловкости, выносливости, но никак не в волшебстве.
Спустя чуть ли не час погонь, немыслимых прыжков и лихо закрученных виражей шесть лягушек оказались в мешке. Из него доносилось такое раскатистое кваканье, что слышал весь Гладсхейм. Вороны забили крыльями, аплодируя победителям, Рататоск застрекотала что-то невнятное. Из битвы с лягушками маги вышли победителями, пусть и изрядно вымотались.
— Пошли переодеваться, — еле слышно выдохнул Локи, тщетно пытаясь дыханием согреть окоченевшие руки.
— Пойдем, — устало отозвался Ивар. — Это было веселее спиртового фонтана!
Спустя еще полчаса друзья, сухие и довольные, расположились в одной из множества комнат, назначение которых Локи и сам не мог толком объяснить. Перед ними стояли фрукты и эль, в полу приветливо горел огонь. Ивар чувствовал приятную негу во всем теле и лениво пожирал глазами золотые стены комнаты. Скоро, очень скоро и у него будут такие же. Ивар прикрыл глаза, почувствовав, как тепло медленно растекается по всему телу, а мышцы наливаются свинцом и приятно покалывают — усталость медленно, но верно брала свое. Локи тоже не выказывал никакого желания еще побегать. Прислонившись к стене, он не отрывал взгляда от огня, будто видел в нем что-то важное, предназначенное только ему. Тишину нарушал лишь треск поленьев от костра да лягушки, плескавшиеся в большом чане с водой. Пришлось наложить на них заклятие немоты, иначе весь дворец сбежался бы посмотреть на пленных певиц.
— Сын Одина даже представить себе не может, как я расстроен тем, что у меня нет с собой инструментов, — первым начал Ивар неспешную беседу, которой очень не хватало сложившейся атмосфере умиротворения. — Я бы с большим удовольствием показал ему истинную сущность этих тварей. Легко определил бы, рождены они матерью или магией.
— Если магией, то у них нет крови, — отозвался Локи, зевая. — Это я знаю. Проверь, — он коротко взглянул на собеседника и небрежно швырнул кинжал, непонятно как оказавшийся в его руке. Ивар даже испугаться не успел, как зазубренный острый клинок впился в кресло около его ноги. Локи очень любил красивые жесты, от которых у непосвященного или неподготовленного мог удар случиться. Но Ивар был не из таких — он давно привык к позерству Локи, поэтому без колебаний выдернул нож из дорогой обивки, достал из чана слабо сопротивляющуюся лягушку и слегка надрезал кожу.
— Осторожно, летят глаза отца, — всполошился царевич. За окном пролетел ворон. Он столь явно подсматривал, что Ивар не сдержал улыбки.
— Твой отец, кстати, самый большой научный феномен в мире, — как бы между прочим заметил он, убеждаясь в том, что лягушка не настоящая: из разреза не потекла ни кровь, ни лимфа. Да и на ощупь земноводное, вырванное из единственной среды обитания, все больше походило на соломенное чучелко. Именно это он и ожидал, но вставал вопрос: не обратится ли лягушка в чучело до того, как ее доставят в поселение? Ивар задумался, замешкался, и только поймав на себе вопросительный взгляд Локи, с трудом вспомнил, что разговор шел не о лягушках, а о царе Асгарда.
— Любой естественник жизнь отдаст за возможность изучить Одина.
— С чего бы?
— Как это, с чего? — изумился Ивар. — Ведь никто не знает его точного возраста! Вот ты знаешь, сколько ему зим?
— Я даже точного возраста матери не знаю, — отмахнулся Локи, напряженно следящий за воронами. Они летали по кругу и явно намеревались устроиться поудобнее на подоконнике комнаты царевича.
— Именно, — поднял Ивар указательный палец. — Но с ней все понятно, ее родителей мои родители помнят, а вот Один не рождался на памяти нескольких поколений асов! Молодым его не помнят ни мои дедушка с бабушкой, ни их родители, мои прадеды, соответственно, ни их деды, мои прапрадеды. Никто не помнит! — Ивар продолжал сжимать в руках квакшу, сдавливая ее все сильнее. Животное задергалось в конвульсиях. — О Боре, твоем достопочтенном дедушке, сложено множество легенд, но он жил больше… не знаю, десяти, двадцати тысяч зим назад. А ведь самые древние асы не доживают до шести. Это удивительно, ты не находишь? И при этом вы с Тором развиваетесь как вполне обычные асы… Правда, ты выглядишь несколько старше своих зим.
— Бездна меняет, — коротко и довольно прохладно отозвался Локи, однако ученый даже внимания на это не обратил.
— А я о чем! Так вот, отец твой… Эх, если бы можно было взять на анализы хотя бы его кровь, или ноготь, или волос. Кстати, а, может, попробовать твою кровь? — глаза Ивара лихорадочно блестели, а голос едва слышно дрожал от возбуждения. — Вы же ближайшие родственники… Или попробуй достать кровь отца. Можешь?
— Запомни, Ивар, — голос Локи резанул сталью по ушам, а глаза сверкнули так, что маг сразу понял, что зашел куда не следует в своем рассуждении, — царская семья никогда не была и не будет объектом ваших исследований. Надеюсь, мне не придется повторять дважды.
— Как угодно сыну великого Одина, — словно опомнившись, тут же затараторил Ивар, выпуская лягушку и даже не замечая этого. Он совершил чудовищную ошибку, и ее срочно нужно исправить. А ведь раньше Локи с таким интересом слушал про научные курьезы. Тут Ивар вспомнил о подслушанном разговоре и сразу сник. Все ложь и обман. На самом деле, Локи нет дела до науки, а ученых, доверившихся ему, ждет скорая казнь.
— Сын Одина не должен гневаться и воспринимать мои слова всерьез. Он же знает, что я всегда говорю, говорю, говорю, часто даже не думаю, что именно говорю, — Ивар попытался улыбнуться и замахал руками. — Твой отец, он очень чудной. Знал бы ты, насколько. Вот они, например, — Ивар указал на прогуливающихся по подоконнику воронов, с которых не спускал глаз. — Помнишь, логисты Мидгарда рассказывали о телевизорах, о фильмах, которые смотрят смертные?
— Фильмы они привозили, — поправил мага Локи. Из просмотренных ему больше всего понравился небольшой сериал про царицу Англии, которая взошла на престол по головам брата и старшей сестры, привела свою страну к процветанию и умерла в глубокой старости, почитаемая всеми, но потерявшая всех, кого любила. Локи после заключительных титров заявил, что именно таких женщин не хватает Асгарду и что если он взойдет на трон, то будет искать жену, которая не уступит в стати и мощи английской царице. О, знал бы он, какое впечатление эти чисто гипотетические рассуждения произвели на его подданных, особенно на женщин, которые тут же придумали себе невесть что. В два счета посадили Локи на трон и пристроили себя рядом с ним.
— Так вот, о фильмах, — Ивар перебил сам себя, возвращаясь в реальность. — Люди смотрят телевизор, а твой отец смотрит воронов, то есть смотрит на мир глазами воронов. И как это происходит, никто не может понять. Строение глаза сложное… Ты его себе представляешь? — ученый пытался выправить ситуацию как только мог. — От глаза идут нервные окончания в мозг, по ним передаются импульсы, которые мозг собирает в изображения. Так вот, давно известно, как можно сделать новые глаза, если старые отказали. Ты, должно быть, видел. В поселении есть парочка асов, потерявших зрение: у них дополнительные глаза. Это понятно. Но вороны никак не связаны с Одином. Между ними нет нервных окончаний. Или они просто иллюзии? Или они часть сознания Одина? Часть его плоти? Быть может, в их основе лежит его мясо или косточка…
— И ты это сможешь определить? — подался вперед Локи. Ивар возликовал: ему удалось привлечь внимание сына Одина.
— Думаю, да. Если взять немного крови, перо, кожу, может, еще что-то… Что они позволят? — Ивар опасливо покосился на прислушивающихся к разговору птиц.
— Волшебных животных несколько, — задумчиво произнес Локи. — Хугин и Мунин. Гери и Фреки. Рататоск и Гуллинкамби.
— Петуха проще всего поймать, он же всегда гуляет по крыше, — поделился мыслью Ивар.
— Белку тоже просто, — Локи задумчиво поскреб подбородок. — Я с ней дружен. А вот с волками и воронами сложнее, — он посмотрел хищным взглядом на враз смутившихся птиц. — Но мы что-нибудь придумаем.
— Мне, в любом случае, нужны шприцы для образцов крови, — спохватился Ивар. — Хотя они должны быть в вашем целительном отделении. В отличие от пробирок. Надо придумать, как упаковать образцы тканей, шерсти и перьев.
— Придумаем, — беспечно бросил Локи и, повернувшись к птицам, спросил: — Как вы относитесь к уколам?
Птицы ответили красноречиво — сорвались с подоконника и скрылись в облаках.
Комментарий к Глава 51 Немного змеек. Змеи с ногами живут табором на большом дереве. Их нарисовала Ginger Soul, за что ей огромное спасибо: https://vk.com/photo-57908144_351673595
https://vk.com/photo-57908144_351673597
====== Глава 52 ======
Ранним утром наследник асгардского трона вихрем ворвался в покои брата, невзирая на протестующую прислугу, силившуюся сказать что-то наподобие «Его Высочество недавно лег».
— Брат, вставай! — Тор, чуть не выбив дверь, судорожно начал трясти Локи, только сомкнувшего глаза после бурной ночи, полной экспериментов. — Ну просыпайся же, кому говорю!
— Что такое? — еле слышно пробормотал тот, не открывая глаз — больше всего на свете он хотел сейчас спровадить братца куда подальше, поэтому попытался спрятаться от него под теплой и мягкой шкурой.
— Вставай! — Тор бесцеремонно сорвал с Локи покрывало. — Отец приехал!
— Отец? — Даже эта, без сомнения, радостная и неожиданная весть не помогла Локи проснуться. Истинный бог вернулся в свои владения, его надо поприветствовать. Надо. Надо… Тело не слушалось, будто чужое, сознание уплывало, мысли растекались, были тягучими и сладкими, словно мед — Локи непременно уснул бы снова, если бы Тор перестал жужжать над ухом и вернул теплые шкуры на место.
— Вставай! Только что сообщили, что отец близко. Скоро прибудет во дворец.
— Сейчас, только прекрати орать, — пробурчал Локи и с огромным трудом сел. Голова немного кружилась и была очень тяжелой, словно чугунной. Царевич потер глаза и, отчаянно зевая, попытался вспомнить, что они с Иваром делали ночью и не стоит ли за это «что-то» извиняться перед отцом. Вспоминалось плохо. Что-то было с кровью Мунина. Что-то магическое, он так точно и не понял, что именно, но Ивар восторгался результатами, а вышагивающий по столу Мунин отбивал клювом незамысловатую веселую мелодию. Раньше Хугин и Мунин казались Локи одинаковыми и внешне, и по характеру, но сейчас, столкнувшись с ними лицом к лицу, царевич понял, насколько разные они на самом деле. Хугин улетел с возмущенным карканьем, стоило царевичу заикнуться об анализах. Мунин же не просто дался, он еще и терпеливо выслушал путанные научные объяснения Ивара, которые плохо понимал даже Локи. Когда Ивар увлекался каким-либо делом, то погружался в него с головой: изучал каждую, даже самую незначительную деталь, вникал во все подробности, любил рассказывать о новом увлечении всем подряд и начинал сыпать загадочными терминами, не вдаваясь в разъяснения…
— Локи, Гарм тебя побери, подъем! — словно через толщу воды послышался очередной яростный вопль Тора, и Локи понял, что уснул сидя. Ночные бдения давали о себе знать, однако настойчивый Тор вовсе не собирался отвязываться — Локи это прекрасно понимал, а посему с явной неохотой поднялся на ноги, сонно озираясь вокруг. Не без помощи брата ему удалось привести себя в хоть какое-то подобие порядка, хотя мешки под глазами и сонное выражение лица никуда не делись. Локи с трудом, поминутно зевая и стирая слезы с отвыкших от яркого света глаз, накарябал Ивару короткую записку с просьбой не выходить из покоев и позволил брату увести себя в малый трапезный зал, где их уже давно ждала мать.
— Вы задержались, — негромко произнесла она с легкой ноткой укоризны в голосе.
— Я едва смог разбудить…
Конец фразы потонул в тумане. Локи, разум которого практически унесся в мир грёз, встрепенулся и вяло помотал головой, возвращаясь к реальности — он опять чуть не заснул, на этот раз стоя. Резные дубовые лавки, расставленные вокруг обеденного стола, призывно манили древесным теплом. Однако Локи понимал, что, стоит ему на мгновение сесть, и очнется он на полу под неодобрительными взглядами брата и матери.
Внезапно массивные двери отворились, заставив царевича поморщиться от чересчур громкого звука, ножом резанувшего поминутно ускользающее сознание. Показался отец, уверенными шагами направлявшийся к семейству.
— Я знала, что ты вернешься к нам в добром здравии! — облегченно воскликнула мать, поспешно кидаясь в объятия супруга.
Локи, боясь ударить в грязь лицом и превозмогая страстное желание разлечься прямо посреди зала, изо всех сил пытался сосредоточиться на отце.
— Лечение было долгим и утомительным, — громогласно промолвил бог. Молодой маг не успел спросить, о каком лечении речь, как Один приблизился к Тору и крепко обнял его, между делом интересуясь:
— За время моего отсутствия, надеюсь, не случалось ничего непредвиденного? Всё шло своим чередом?
— Всё в порядке, отец, — откликнулся Тор, дружески хлопая того по спине. — Я тебе позже все расскажу.
Сперва Один прижал к груди супругу. Затем обнял сына. Локи переводил оценивающий взгляд с одного на другого и сравнивал между собой, в сотый раз убеждаясь, насколько они втроем похожи. Одна семья: схожая форма носа, схожее выражение глаз. И как он в детстве не замечал, сколь сильно отличается от родителей?
— Локи, я и не думал, что встречу тебя во дворце, — царевич очнулся, ощутив на своей спине руки бога. Объятия были короткими, но от этого не менее крепкими, обжигающими. Локи не нашелся, что ответить, да ему и утруждаться не пришлось — братец ответил за него:
— Он тут четвертый день, отец, и пока уезжать не собирается.
— Что ж, в таком случае, у нас еще будет время побеседовать, — Один бросил на сына короткий пронзительный взгляд и отстранился.
— А пока давайте завтракать!
Только этих слов и ждали. Скамейки с шумом отодвинулись, пропуская за стол, в боковые двери вошли слуги с подносами. Чего там только не было: креветки, морские гребешки, палтус, треска, сёмга, лосось, сельдь, мясо тюленя и акулы! Что и говорить, завтрак по случаю возвращения Всеотца больше походил на пир, однако Локи не мог заставить себя проглотить ни кусочка. Объятие отца до сих пор жгло спину, словно к ней приложили раскаленные головешки, но восторга и благоговения Локи при виде отца больше не испытывал, а золотое сияние вокруг его головы померкло. Тор что-то говорил об управлении государством. А ведь за неделю Локи ни разу даже не подумал обратить внимание на возросшие полномочия братца! Мать, в свою очередь, расспрашивала отца о здоровье. Локи уже догадался, что он был на целебных источниках, но не мог понять, что за болезнь его терзала.
Вдруг царевич почувствовал, что рука бога тяжело опустилась на плечо. Все мысли сразу улетучились. Это было, мягко говоря, неожиданно: секунду назад царь сидел на лавке с противоположной стороны, а сейчас уже стоял рядом да еще и с четким приказом следовать в башню. Локи было все равно, куда идти, его больше интересовала причина, из-за которой отец покинул праздничный завтрак да и еще его с собой прихватил. Расставание со скамьей потребовало титанических усилий и чуть не закончилось некрасивым падением. Отец куда-то вел по большой широкой лестнице. Куда-то наверх. И тут Локи вспомнил. Валаскьяльв — личная башня отца! Царевич недоуменно пролистал в голове воспоминания, связанные с этим великим местом. Предпоследнее посещение закончилось такими открытиями, после которых Локи еще долго не мог прийти в себя. Но сейчас… Неужели отец против опытов над животными? Но если против, почему Мунин согласился участвовать?
— Проходи, — Один кивнул на дверь, с обеих сторон которой стоял почетный караул. Локи пару раз глубоко вздохнул, прежде чем переступить порог. В покоях отца всегда витала атмосфера чего-то таинственного, неизведанного, запретного — в этом месте любой чувствовал себя не в своей тарелке. Здесь всегда было скрыто что-то желанное, заветное, что-то, чем очень хотелось обладать и иногда даже удавалось стащить, как Локи наивно считал раньше, втихомолку. В последний раз он был здесь вместе с братом, а в предпоследний — в одиночестве почти полгода назад. Локи встал туда же, где стоял раньше — у окна. И снова спиной к отцу, словно ожидая удара, которого точно не последует. После избиения, учиненного Хагаларом, Локи несколько раз ловил себя на мысли, что ему неприятно поворачиваться спиной даже к софелаговцам. Но они не могли причинить ему боли. Отец мог. Правда, не кнутом, а горькой правдой.
— Чего ты стоишь? Раздевайся и ложись.
Локи едва заметно вздрогнул от неожиданности. Раздеться? Улечься? Зачем? Царевич резко дернулся и мотнул головой, пытаясь согнать наваждение. Вмиг перед глазами заплясала пошленькая улыбка Хагалара, пучки розог и веревки. Волна ледяного ужаса пронеслась внутри: слова отца пробудили неприятные чувства, которые он испытал в тот ужасный день, заставили ощутить прежний позор с новой силой. От напряжения Локи сильно сжал кулаки. А если отец?.. Нет, не может быть, отец не мог, просто не имел права видеть тот позор! Локи почувствовал, что у него пылают щеки и плечи — одни от стыда, другие — от прикосновения отца.
— Ложись. Ты спишь на ходу, — решительно сказал Всеотец, насильно подводя к ложу. Локи немного успокоился и восстановил сбившееся от волнения дыхание. Едва опустившись на мягкую поверхность просторной кровати, царевич расслабленно сомкнул глаза и, не раздеваясь, уснул.
Когда он проснулся, солнце клонилось к закату, понемногу окрашивая покои в медный и красный цвета; голова гудела, как пчелиный улей, очень хотелось пить. И есть. Нет, есть не хотелось, только пить. Графин с водой приветливо подмигивал солнечными зайчиками со стола. Мгновением позже за тем же столом обнаружился и отец, сцепивший руки в замок и положивший на них подбородок. Увидев серьезное выражение лица Одина, Локи обреченно вздохнул, осознавая, что предстоит немаловажный разговор, и помотал головой, сгоняя остатки сна — пронзительный взгляд отца не сулил ничего хорошего. Теперь происходящее напоминало Ванахейм, мир, связанный с воспоминаниями о разрушенных мечтах и надеждах, мир, подаривший новую жизнь и новую веру.
— Выспался?
Это был риторический вопрос, всего лишь предлог для начала серьезного разговора.
— Да, отец, благодарю за заботу.
— Ты хотел поговорить со мной. Я тебя слушаю.
Локи растерялся. Поговорить? О чем? Нет, поговорить он, конечно, хотел, но не продумывал конкретные темы, считал, что отец спросит сам.
— Не за лягушками же ты прибыл сюда, в самом деле, — равнодушно усмехнулся Один, наблюдая за неоднозначной реакцией сына и указывая на стул перед собой. — Дело в твоих законотворческих проектах.
— В проектах? — бессмысленно повторил Локи. — Нет, отец. То были недостойные тебя глупости.
Он замолчал. Рано было говорить отцу о промышленной революции. Вот он вернется в поселение, запустит водопровод, тогда можно будет подумать о признании.
— Ты решил всерьез заняться наукой, — взглянув исподлобья, произнес Один несколько осуждающим, как показалось Локи, тоном. — Исследуешь моих птиц и зверей.
— Ты против?
— К чему спрашивать сейчас, когда ты уже исследовал? — усмехнулся Один. — Нет, не против. Когда-нибудь я расскажу тебе, как создавать волшебных тварей.
Локи заинтересованно подался вперед, желая узнать подробности будущего обучения. Он весь обратился в слух.
— Да, — кивнул Один. — В будущем. Пока попробуй с помощью поселенцев самостоятельно разобраться.
— Хорошо, отец, — Локи помолчал немного, собираясь с мыслями. — Многие асы называют тебя не только богом, но и бессмертным, это правда? — Вопрос прозвучал глупо, но царевич не знал, как сформулировать его иначе.
— Я бог, но я не бессмертен, как бы мне ни хотелось убедить себя в обратном. Я живу очень долго, но мой срок подходит к концу, поэтому тысячу зим назад я позаботился о преемниках.
-Что? — дрожащим голосом переспросил Локи. Такого честного и прямого ответа он не ожидал. Потерять отца сейчас, когда тот еще не раскрыл истинного предназначения воспитанника, когда етунская полукровка была беззащитна перед Тором и его прихвостнями, а союзники в лице поселенцев еще ничего достойного не создали!
— Я не собираюсь умирать в ближайшие столетия, — спокойно продолжил Один, заметив смятение младшего сына. — Но на еще одну тысячу зим меня не хватит.
— А ск… — Локи смутился. Он хотел узнать точный возраст отца, но не посмел задать прямого вопроса. — А мама?
— Кто знает, сколько ей осталось? Но, скорее всего, она переживет меня.
Локи сжал руки в кулаки, забыв об осторожности. Его мысли представляли собой хаос в чистом виде. Конечно, он любил и отца, и мать, но, если бы пришлось выбирать, кто из них будет жить дольше, он выбрал бы отца. Мать не приведет его к процветанию и успеху, а отец мог направить на верный путь, дать совет, подсказать правильное решение. Отец был гораздо мудрее, и Локи нуждался в его мудрости. Мать он очень любил, но закостенелой, детской любовью, которая в итоге не даст ему ничего. Его долг — восславить в веках имя отца, а вовсе не матери.
— Поселенцам ты интересен, — невнятно пробормотал Локи, ожидая, что отец разозлится. — Они хотят исследовать тебя. Твою кровь.
— Они ничего не обнаружат, — безразлично пожал плечами Один. — Я ас. Моя кровь, сердце, почки, кости, легкие — все они принадлежат старому, умудренному годами асу.
— А это тело твое? — осторожно спросил Локи с робкой надеждой на ответ.
— Конечно, мое, — кивнул Один. — Именно это тело родилось из чрева моей матери.
— Ясно, — Локи снова затих, обдумывая слова отца и размышляя над следующими вопросами. Это было так непривычно. Во время прошлых встреч отец требовательно допрашивал его, и Локи оставалось лишь повиноваться, а теперь Один так просто делится своими собственнымисекретами и тайнами. Раньше с ним ассоциировалась какая-то недосказанность, вечная тайна, — Один разговаривал образами, утаивая часть информации и не раскрывая все карты — а сейчас он походил на раскрытую книгу. Он был готов откровенно, без всяких недомолвок и загадок, удовлетворить любопытство собеседника. Скорее всего, за это потом придется платить информацией о бездне или каскете, скрывать которую Локи надоело. Если бы отец спросил сейчас, Локи бы честно ответил. Но отец не проявлял никакого интереса ни к одной конкретной теме, предоставляя право выбора.
— Ты ездил на лечение, на источники. Значит ли это, что ты болен? — задал Локи тот вопрос, который сформировался в его голове в первую очередь и с которого, пожалуй, стоило начать беседу.
— Нет, просто поправлял здоровье. Напряжение последних зим не прошло для меня бесследно, — Один слегка нахмурился, пристально глядя сыну в глаза.
— И я тому виной.
— Частично и ты.
Локи снова замолчал, испытывая горькое чувство стыда. Два года назад он даже представить не мог, что своими властолюбивыми мечтами сводит отца в могилу! А даже если бы мог и знал, чем все кончится, остановился бы? Слишком многое изменилось за эти два года, он наконец-то прозрел и нашел себя. Теперь нужно срочно придумать очередной вопрос, поддержать бессмысленную, неловкую беседу. Отец неподвижно сидел на месте, ничего не спрашивая и лишь изредка кидая на Локи внимательный, изучающий взгляд, словно приказывал выговориться. И, знал бы он, как Локи хотелось поделиться своими идеями, высказать все хитроумные предположения, выслушать честное мнение отца, но вместо этого приходилось вести незамысловатый разговор о чем-то другом, малозначимом и бессмысленном по сути. И чем больше Локи говорил, тем больше утверждался в мысли, что недостоин общества великого бога. Он спрашивал, уточнял каждую мелочь, лишь бы отец не молчал и продолжал отвечать на эти бессмысленные вопросы. И Один продолжал, не выказывая ни малейшего неудовольствия или протеста. Локи совсем сбился с толку: он мало следил за ходом чужой мысли. Иногда казалось, что отец говорит на каком-то непонятном наречии. С каждой секундой, проведенной в башне наедине с отцом, ему становилось хуже: голова немного кружилась, было невыносимо жарко и душно, снова захотелось пить, а еще больше — уйти из башни и никогда в нее не возвращаться. Ведь она видела величайший позор и поражение воспитанника самого Одина. Гнетущие воспоминания обожгли вполне материальным огнем. Резкая вспышка огня разнесла тепло по всему телу. Царевич дернулся и далеко не сразу понял, что отец ни с того ни с сего поцеловал его в лоб.
— Я так и думал, что у тебя температура, — послышался недовольный голос.
Температура? У кого? Локи с трудом понял, что речь о нем самом. Лихорадка подступала все ближе, царевич медленно, но верно проваливался в бездну.
— Позовите царицу, — крикнул Один стражникам и, не понижая голоса, осуждающе произнес: — Ты же знаешь, что тебе нельзя находиться в холодной воде. И все равно полез в болото.
Отец еще что-то говорил, должно быть, ругался на неосмотрительность воспитанника, но Локи уже не слышал, да и не особо хотел внимать очередным гневным речам. В полубреду ему чудилась змея-многоножка, распластавшаяся на солнышке в одном из коридоров дворца.
— Я не знаю, что это, но я хочу это к себе в Фенсалир, — сказала появившаяся из ниоткуда мать. Рядом с ней стояли отец и Хагалар. Они взяли длиннющую змею и вдвоем понесли ее в березовый чертог. Мимо пробежали придворные маги, гнавшиеся за тремя Торами, а за ними, обгоняя, прыгал многоухий заяц. И все это вертелось калейдоскопом, меняло формы, очертания и краски. Локи чувствовал, что проваливается все глубже и глубже…
Но вот температура спала. Бредовые фантазии отступили. Локи не решался открыть глаза еще некоторое время, наслаждаясь своего рода тишиной, наступившей в его воспаленном от жара мозгу. Он чувствовал, что лежит на чем-то мягком и кто-то гладит его по волосам. С трудом разлепив веки, он увидел мать.
— Опять пневмония? — слабо прошептал он одними губами: слова давались нелегко и стоили усилий.
— Нет, надеюсь, — ответила она мягко, стирая пот со лба. — Вроде бы просто простуда, но с высокой
температурой. Сын мой, о чем ты думал?
Локи очень захотелось заткнуть уши или накрыть голову подушкой. Мало ему было нравоучений отца, которых он, к собственной радости, не слышал, так теперь еще и мать туда же. И, что самое ужасное, родители правы: он знал, что ему нельзя лезть в болота, но полез. Полез, потому что посчитал, что смог укрепить здоровье, что многосотлетние запреты теперь ничего не значат для него. Но он ошибся и теперь жалел о своем неразумном поступке. Никакие лимоны, расхваливаемые Иваром, не помогли: стоило чуть-чуть промокнуть, как простуда мгновенно атаковала. Хорошо, что это случилось во дворце рядом с матерью. А если бы в поселении, то осложнения могли привести к настоящему воспалению легких. Неужели хваленые ученые-целители так и не разработали никакого лекарства? Не единственный же он житель Асгарда, страдающий легочными заболеваниями. Локи решил, что обязательно узнает про лекарство, как только вернется. Болеть по нескольку раз в год ему давно надоело.
— Спасибо за заботу, — он с трудом сосредоточился на матери. — Ты давно здесь?
— Около часа, — мягко улыбнулась Фригг. — Ты метался по постели, звал меня, отталкивая при этом мою руку.
Локи промолчал. Мать осуждала его за то, что он никак не мог контролировать.
— А где отец?
— Ушел.
— Но он вернется?
— Конечно, вернется. Он распорядился, чтобы ты болел здесь.
— Хорошо, — Локи несмело кивнул. Отец как всегда все решил за него. Если мать права, и болезнь несерьезна, то через пару ночей все закончится. Жаль только, что пока он не сможет тренироваться с учителем. И угораздило же его заболеть именно сейчас, когда появились первые успехи! Учитель настаивал на ежедневных тренировках, да Локи и сам был им только рад. И тут раз — и все, температура! Знал бы, ни за что не полез бы вместе с Иваром ловить этих треклятых лягушек! Да еще и отец вернулся во дворец. Вдруг он запретит тренировки по лишь ему одному ведомым причинам?
Не прошло и двух дней, как Алгир полностью освоил улицу и отказался от общества невероятно услужливого логиста. Эвар был таким милым, хорошим и правильным, что Алгир до сих пор терялся в догадках — как ему в голову пришла мысль сбежать? Вернее, как пришла, он точно знал — лично надоумил. Но одно дело предложить, намекнуть, а другое дело сделать… Ну да, по большому счету, не имело никакого значения, почему логист согласился, главное, что согласился и теперь решает все бытовые проблемы.
Центр города Алгир выучил наизусть и переключился на городские лесные массивы, именуемые парками. В самом знаменитом из них, Валя-Морилоре, росли такие огромные деревья, каких Алгир никогда раньше не видел. Парк занимал площадь в сто человеческих гектаров, и все они были покрыты деревьями и кустарниками. В центре располагалось озеро, недавно пережившее «экологическую катастрофу», как гласили информационные щиты. Из-за рыбного мора его осушили, а через несколько зим заново наполнили водой. Алгир боялся даже представить себе, как можно осушить огромное озеро. С другой стороны, раньше он боялся себе представить, как строят высотные дома, но недавно целых полтора часа наблюдал за башенным краном, грузившим бетонные плиты. Если такая махина свалится, мало никому не покажется.
Вокруг озера вилась ухоженная дорожка: городские жители неспешно гуляли по ней, беседуя и наслаждаясь чистым воздухом, сильно отличавшимся от воздуха проспектов. Алгиру нравилось медленно прогуливаться вокруг озера и расширять словарный запас за счет названий деревьев. Акации, клены, каштаны софора — незнакомые, но красивые растения. Между ними встречались привычные ивы и рябины, но сравнительно редко.
— Oh, my bag{?}[О, моя сумочка]!
Алгир отвлекся от размышлений о растениях и поднял глаза на иностранку, с трудом переводя с непривычного английского. Перед ним стояла простенькая наивная блондиночка в огромной соломенной шляпе и с шарфом, скрывавшем всю нижнюю часть лица. Одета она была странновато.
— Please, help{?}[Пожалуйста, помогите]! — На Алгира уставились пронзительные голубые глаза, полные такого сладострастия, которое он не видел ни у одной земной женщины, даже у тех, которые прямо на публике целовались со своими любовниками. Ну да раз просит, придется помочь. Алгир опустился на корточки и принялся собирать сотни мелочей, которым еще не знал применения. Какие странные вещи носят женщины Мидгарда в своих котомках: компактные карандаши, маленькие спиртные напитки, пахнущие много приятнее спирта, расчески, а это что? Алгир поднес к носу прямоугольник с крышечкой. Такого он раньше не видел.
— You like it{?}[Вам нравится]? — девушка накрыла его руку своей, очень мягкой и нежной. Даже рука незнакомки не походила на руки молдаванок: была значительно теплее.
— My big brother gave it to me. Look{?}[Мне подарил ее старший брат. Смотрите — девица наклонилась, как посчитал Алгир, слишком низко. Он хотел было отстраниться, но тут незнакомка откинула крышку странного предмета и нажала на кнопку — в миг вспыхнуло яркое пламя. О! Миниатюрный портативный газовый генератор! Надо заполучить его любой ценой и изучить. И лучше без девицы. Но и с ней можно, не повредит, а может даже расскажет, как он устроен.
— Oh, and what this here{?}[О, а что это у вас такое?]? — фальшиво улыбнулся он своей самой очаровательной улыбкой, с трудом вспоминая английский. — I like this thing very. Design especially. Cheap thing but you need it very maybe. What you want for it? Let’s change, I have much things, very interesting{?}[Мне очень понравилась эта вещица. Особенно ее дизайн. Бросовая вещица, но она вам, наверное, дорога. Что вы за нее хотите? Давайте поменяемся, у меня тоже есть много интересных вещей].
— Do you invite me to your place{?}[Вы приглашаете меня в гости? ]? — девица, порозовев, наигранно смутилась и стыдливо опустила глазки, делая вид, что ей знакомы правила приличия. Алгир хмыкнул: «плавали, знаем». Что в его мире, что в этом женщины одинаковые. Либо чокнутые, как Наутиз, либо любвеобильные стервы, как… Да хоть как вот эта вот иностраночка. Наверняка ведь замужняя. О, какая хорошая мишень для шантажа… Но это слишком сложно.
— No! I{?}[Нет! У меня]… — Алгир судорожно пытался вспомнить хоть что-то на английском. Голова упорно выдавала «Acasa la mine nu e prea curat{?}[У меня дома не совсем порядок]», но это было точно не то. — It is not very good at my house… Let’s go for a walk and talk what you want. I am sure you love beautiful things. Let’s change this beautiful small thing for other beautiful small thing{?}[Дома не совсем порядок… Давайте прогуляемся где-нибудь и там уже обсудим, что вы хотите. Уверен, вы любите всякие красивые безделушки. Давайте обменяем одну красивую безделушку на другую красивую безделушку. ].
«Еще чего не хватало, всяких потаскух домой водить!» — пронеслось у него в голове. Однако грубить не следовало. Зачем зря барышню обижать, ведь она может принести гораздо больше пользы, чем думает. Алгир свернул на узенькую тропку и пошел рядом с девушкой. Странное беспокойство все не отпускало его. Что может ему сделать эта женщина? Он еще раз внимательно осмотрел ее с ног до головы. Она шла так близко, будто собиралась наброситься и… нет, не убить. Скорее, изнасиловать. Алгир еле заметно скривился. Неприятное знакомство, но ради миниатюрного портативного газового генератора придется потерпеть.
— Can I look on this thing more close{?}[А можно эту вещицу посмотреть поближе?]? — как бы невзначай спросил Алгир. Ему в голову пришла гениальная идея: схватить генератор и броситься прочь. В кусты! Не побежит же это хрупкое создание за ним. Особенно на каблуках. Где бросится, там и свалится. Да и не станет из-за какого-то там генератора поднимать шум и звать полицию
— Here it is{?}[Вот, пожалуйста], — девица протянула вещичку и едва заметно погладила руку естественника. По телу словно электрический импульс прошел, но Алгир его проигнорировал. Вот уж кто-кто, а он мог похвастаться абсолютным контролем над собственным телом. Стоило вещице оказаться в его руках, как естественник сорвался с места и прежде, чем девица успела сказать «А?», скрылся в колючих кустах. Он долго несся по парку, не оглядываясь, и остановился только на широкой аллее у выхода. Алгир внимательно осмотрел свою добычу. Если отодвинуть крышечку и нажать на кнопку, появится искра! Алгир с немым восторгом наблюдал за бушующим пламенем, которое горело, не требуя волшебства, бумаги или дерева. Горело само! Маги лопнули бы от зависти!
Алгир угрюмо барабанил пальцами по столу, в пятый раз выслушивая рассказ Фену со все более фантастическими подробностями. Дагар вроде бы жалел ее, но на самом деле тонко насмехался. Черная Вдова смеялась вместе с ним, постепенно перебираясь с дивана на колени. И как эти юнцы могут быть столь беспечными? Неужели Дагару так хочется занять место в длинном списке уже не юной развратницы?
Громкий смех перешел в страстный поцелуй. Фену, оправдывая свое прозвище, пауком впилась в логиста, оплела его руками и ногами с такой силой, что он бы при всем желании не смог вырваться. Алгир не удержался: ушел к себе, громко хлопнув дверью. Они сюда прибыли по делу, а не для развлечений, но Черной Вдове бесполезно что-либо объяснять. Алгир с трудом нашел выключатель, поморщился от чересчур яркого непривычного света. Беглецы раскрыли Фену и теперь будут действовать осторожно и скрытно. Поняли, что за ними пришли, и что ничего хорошего им возвращение в Асгард не сулит. Не стоило доверять такое ответственное дело похотливой магичке. Но кто мог отказать Черной Вдове? Алгир сел на кровать и задумался. Беглецам нельзя возвращаться в Асгард, он понимал это как никто другой. В лучшем случае, их ждет наказание, а в худшем — смерть или опыты. Асгарду необходим Тессеракт, а вовсе не их жизни. Надо заполучить артефакт и дать предателям сбежать. Без мощного источника энергии они растворятся в мире людей, и их никто не найдет.
Быть может, со временем окажется, что они правы, что асам стоит переехать в Мидгард и смешаться с людьми. Алгир достаточно долго изучал и сравнивал две такие непохожие расы и, в отличие от большинства представителей божественного племени, не был уверен в том, что асы во всем лучше людей. В медицине люди давно обошли богов, в науке и технике, как оказалось, тоже. Совсем недавно они были абсолютно беспомощны во всем: написать свое имя могло всего двадцать процентов населения, что уж говорить о массовом образовании? Но что с ними случилось за тысячу зим? Люди совершили ошеломительный скачок вперед, затмив собой богов, которые эту же самую тысячу зим топтались на месте, не желая ничего менять. Так не пришло ли время асам сгинуть, уступив место более развитым соперникам, опередившим их во всех областях жизни? И не поняли ли беглецы раньше всех, какое именно будущее ждет Асгард?
====== Глава 53 ======
Мать не отходила от Локи ни на шаг. Она сидела рядом с ним дни и ночи напролет, будто он страдал не от обычной простуды, а от самой настоящей трудноизлечимой пневмонии. Царевич несколько раз намекал, что хочет побыть один хотя бы пару часов, но мать не желала слушать. После нескольких попыток Локи начало казаться, что царица над ним изощренно издевается, заставляя то участвовать в бесконечной беседе, то молча слушать ее рассказы. Локи искренне не понимал, почему мать не оставляет его ни на секунду. Да, временами у него была такая высокая температура, что казалось, будто он попал в Муспельхельм, да, он видел галлюцинации, но столь яркие, живые и красивые, что предпочел бы провалиться в их объятия, чем бесцельно лежать в постели под неусыпным надзором и не знать другого развлечения, кроме как смотреть пустым взглядом в потолок. У него было много неотложных дел, но он не мог ими заняться в присутствии матери. Невежливо было бы уткнуться носом в книгу или в научные расчеты, когда мать, забыв обо всех делах, сидит с ним и докучает неспешной беседой. Она явно считала, что именно её невыносимая, дотошная опека способна лечить лучше любых лекарств и целебных отваров. Раньше Локи думал, что царица присматривает за огромным хозяйством Фенсалира, что без ее чуткого руководства не сварят горького пива, не приготовят вкусной пищи, не сошьют роскошных одежд — даже природа Фенсалира подчинялась царице. По крайней мере, Локи так думал раньше и, видимо, сильно ошибался. О, как бы он хотел обернуться крохотной птичкой или мышкой и улететь, сбежать от опеки, только вот мать он таким поступком оскорбит в лучших чувствах.
Сама царица вовсе не была довольна своим вынужденным времяпрепровождением. Меньше всего на свете ей хотелось неотлучно сидеть с сыном, но она не знала, как иначе контролировать его. Локи уже давно не маленький ребенок, которому можно приказать остаться в постели. Как только он почувствует себя лучше, то тут же встанет и получит настоящее воспаление легких. Поэтому Фригг не могла оставить свой пост до полного выздоровления Локи, как бы ей ни хотелось вернуться в Фенсалир. Все попытки заговорить с полукровкой кончались односложными вежливыми ответами, за которыми таились едва скрываемые раздражение и злость. Где те времена, когда Локи, милый, маленький Локи, делился с ней своими успехами? Куда подевались годы, когда любознательный озорной мальчик вечно спрашивал материнского совета и ценил внимание больше любых сокровищ? Это счастливое время сгинуло в Бездне вместе с младшим сыном, превратившись в воспоминание, оставив после себя лишь горечь утраты.
Не только царица была недовольна сложившейся ситуацией. Тор, уже привыкший к тому, что мать всегда рядом, негодовал по поводу перемены. Теперь, чтобы просто поздороваться с ней и перекинуться парой слов, приходилось лезть на верхотуру башни отца. Тор привык считать Фригг только своей матерью и говорить с ней свободно, когда ему вздумается и о чем вздумается, но сейчас она беспрестанно сидела рядом с предателем и ни о каких доверительных беседах не могло быть и речи.
— Как ты собирался править Мидгардом с таким слабым здоровьем? — как бы невзначай спросил Тор во время своего первого посещения якобы брата, а на самом деле матери. — Да и Асгардом. Ты заболеваешь от каждой мелочи, без маминой помощи давно бы умер. Кто будет замещать тебя на время болезней?
— Ты, разумеется, — будничным тоном откликнулся Локи, измученно откидываясь на подушки. — Кто же еще?
Тор не оценил шутки и молча протянул Локи свои любимые блины с яблочным кремом.
Кроме бога грома, Локи ежедневно навещал Ивар, и его прихода царевич ждал с нетерпением. Естественник всегда говорил подолгу, в основном, с царицей, за что Локи был ему очень благодарен. Ивар считал своим долгом понравиться первой женщине Асгарда и не скупился на красноречие. Кто бы ни стал царем — Тор или Локи, мать всегда останется матерью. И, разумеется, ей неинтересна наука, не стоило и заикаться об опытах, зато очень интересны зимние заготовки и рецепты. Ивар много общался с девушками-магиологами, знал все о солении и сушении мяса, о сборе съедобных трав и о многом, многом другом. Он не переставал делиться собственными познаниями в области кулинарии, и царицей жадно ловила каждое его слово. Все же не каждый день встретишь мужчину, разбирающегося в способах приготовления пищи, да еще и дающего дельные советы. Для Фригг Ивар был занимательным собеседником, особенно на фоне раздраженного и молчаливого Локи. Маг зря времени не терял. Как только предоставлялась возможность, он расспрашивал о всевозможных порядках в Фенсалире, интересовался разнообразием видов животных и растений, уточнял отдельные факты, не переставая восхищаться устройством волшебного болота Асгарда. Фригг, в свою очередь, из вежливости иногда спрашивала о быте поселения, однако получала в ответ много красивой воды и отдельные крупицы правды. Ивар благодарил судьбу и норн за болезнь.Локи: она предоставила редкий случай завоевать расположение супруги Одина. Магу уже мерещились роскошные личные покои во дворце. Еще немного, и он станет другом всей царской семьи. Не рождалось еще в Асгарде столь удачливого аса!
Один наблюдал за Локи издалека, не подходя близко и не заговаривая с ним. Лежать сыну было нескучно: Фригг, Тор и Ивар делали все, чтобы разнообразить его досуг. Можно было отправить Локи в покои, но тогда Один не получил бы доступ к такому большому количеству ценной информации. Всеотец узнал много нового о поселении. Давно он хотел неожиданно нагрянуть туда и посмотреть, как оно устроено на самом деле и чем именно занимаются ученые. Фригг проявляла нешуточный интерес к какому-то новому методу сушения рыбы, о котором ей поведал ученый. Тор собирался поехать с братом, чтобы сойти в Мидгард. Можно было устроить семейный выезд. Заодно наглядно продемонстрировать Хагалару, что, несмотря на его ухищрения, Локи все еще принадлежит своему царю душой и телом. А заодно можно расспросить старого знакомца об Иваре. Молодой маг знал очень многое из самых разных областей жизни, обладал природной наблюдательностью и был полезным осведомителем, единственным полезным другом Локи.
Один вовсе не собирался запрещать сыну водиться с преступниками, напротив, он с интересом изучил, какие именно асы пришлись по сердцу блудному сыну. Девушка не производила ровным счетом никакого впечатления, в отличие от юношей. Первый презирал роскошь дворца, но избрал Локи своим кумиром. Сын пока мог пользоваться им безраздельно, но он должен понимать, что вера таких асов не вечна, и фанатичная привязанность обернется столь же фанатичной, ярой ненавистью, когда поклонник разочаруется в кумире. Второй немногим безопаснее первого. Этот не убьет, но и не будет горевать по смерти друга и мстить за него. А третий, несмотря на напыщенную привлекательность, убьет ради выгоды. И это почетная свита младшего сына самого Одина. Не стоит дружить с теми, кто тебе не ровня, ведь представления о мире у различных сословий очень сильно разнятся. Троица воинов гораздо безопаснее преступников-ученых, но Локи не желал этого понимать. У поселенцев не было ни понятия чести, ни воинского долга, был только разнузданный характер и ничем не контролируемые желания. Приторная услужливость ученых и их показное почитание царевича в один миг обернутся восстанием или предательством. Ведь незамедлительное исполнение любого приказа Локи — это всего лишь желание угодить правителю и получить больше привилегий, а не истинное уважение. Нельзя доверяться тем, кого недостаточно изучил, с кем плохо знаком — Один всегда придерживался этой позиции. Глупо ждать поддержки от того, кому, в первую очередь, важна собственная выгода. Все это следовало показать сыну. Но не сейчас. Пусть пока наслаждается мнимой дружбой с теми, кто не знает даже истинного значения этого слова.
Алгир неподвижно сидел на детской площадке и, немного прищурив глаза, наблюдал за мамашами с детьми. Каждая женщина ходила по пятам своего ребенка, ежеминутно вытирала ему нос платком и вечно спрашивала, не хочет ли малыш кушать и не пора ли домой. Поведение людей вызывало много вопросов. И главным среди них был: зачем женщины следят за каждым шагом ребенка? Естественник до сих пор не видел ни одного ребенка, гуляющего самостоятельно, ни одного хулигана, мучающего муху, ни одну девочку, собирающую цветы — все дети состояли при родителях, не отходили от детской площадки, носили исключительно чистую одежду, а родители по десять раз на дню напоминали им о том, что пачкать кофточку и штаны нельзя. И это при наличии стиральной машины, которая стирает сама!!! Немыслимая роскошь для его мира, где все дети прыгали по лужам, сколько хотели, могли свалиться в грязь или вовсе порвать рубаху, зацепившись за какую-нибудь ветку, а женщины должны были своими руками приводить одежду в пристойным вид. Молдавские дети, все как один рафинированные, часто принадлежали только женщинам — Алгир не раз слышал разговоры об одиноких матерях и долго не мог понять, почему человеческое общество называет «семьей» сочетание папа-мама-ребенок или даже просто мама-ребенок? Где дедушки, тети-дяди, двоюродные, троюродные… Где все? Ничего хорошего не вырастет из ребенка, который живет всего с двумя родственниками.
Алгир увлекся футбольным матчем между четырьмя мальчишками и не сразу почувствовал, что около него кто-то стоит, причем, судя по запаху, мужчина. Неужели все скамейки заняты, и какой-нибудь редкий папаша, кичащийся заботой о собственном дитяти, хочет стряхнуть его с лавки? Такое уже происходило пару раз. Очень хотелось дать обидчикам в глаз, но нельзя привлекать ненужное внимание. Это в его мире закон: кто сильнее, того и скамейка — соблюдался повсеместно и радовал Алгира гораздо больше, чем надуманные законы вежливости, за нарушение которых могли упечь в темницу. Он видел однажды, как люди в странной одежде сажали человека в наручниках в специальную машину с решетками, и вовсе не стремился занять место того несчастного.
Естественник натянул на лицо улыбку и таки поднял голову, чтобы поинтересоваться, зачем его потревожили. Однако слова застряли в горле, стоило увидеть лицо мужчины. Нет, перед ним стоял не очередной папаша. Более того, даже не человек.
— Приехали, — процедил Алгир сквозь зубы. — О-ё!
Перед ним стоял его давнишний очень-очень-очень близкий… друг… Ну да… друг. Примерно такой же «друг», как и Ансур. Тоже медик. Первоклассный. Уже только из-за этого с ним следовало дружить и вешать лапшу на уши. Много лапши и погуще, что Алгир и делал при любой возможности… Как он сумел попасть в этот мир? Неужто в поселении балбесов кто-то синтезировал еще один артефакт-портал? Быть такого не может — слишком быстро!
— Не думал найти тебя в такой глуши, — медик аккуратно присел на лавку. Алгир бы с удовольствием вскочил и убежал — медик был не в той форме, чтобы догнать его. Только вот, скорее всего, по кустам прятались боевые маги и при попытке к бегству обратили бы преступника в сочный бифштекс без раздумий и сожалений. Надо отвечать. Надо срочно что-то отвечать.
— Так и не искал бы! — Алгир попытался обратить ситуацию в шутку, судорожно соображая, что делать — ничего хорошего в голову не приходило. — Я тут исследования провожу, изучаю людей, окружающий мир, природу. Много идей, наработок…
— Зачем ты сбежал? — медик нахмурился и придвинулся ближе. Ну вроде бы цепей у него при себе нет. Вроде бы. — Все поселение в смятении. Мастера не знают, что думать и делать. Где Ансур и Эвар?
— А сами-то вы как сюда попали? — Алгир постарался таким нехитрым способом понять, сколько людей, точнее, нелюдей, его сейчас окружает. В конце концов, он на детской площадке, полной мамаш и маленьких детей. Не станут боевые маги стрелять по мирному населению. Или станут?..
— С помощью осколка артефакта. Он указал на основную часть, так что вас даже искать долго не пришлось.
Бездна побери, этого не хватало! Как теперь выкручиваться? Сдать подружку? Вполне подходящий вариант, пускай разбираются с ней и с логистом. Он тут вообще ни при чем. Он просто ученый. Чисто по научным делам пришел. Разузнать о мире людей и притащить кучу полезных вещичек на родину. Ведь у него душа за родной Асгард болит, на части разрывается от его несовершенства. Когда-то люди сами назвали асов богами, а теперь взяли и превзошли их во всем. Непорядок! Логисты — да, их способности к адаптации прекрасны, но они же ничего не смыслят в науке и не могут понять, что именно нужно любимому родному миру. Примерно это Алгир и собирался изложить медику, но тот нарушил молчание первым:
— Как тебе вообще могла прийти в голову мысль уйти вместе с артефактом, который нам приказали изучать? Если бы наш царь узнал о том, что мы его потеряли, последствия могли бы быть…
— Я собирался проверить его на себе. Да, Ивар прекрасно умеет запускать его и таким образом посылает нас в другие миры, но ведь одно дело, когда один ас открывает артефакт, а другой проходит, и совсем другое, когда ты держишь в руках артефакт, с помощью которого телепортируешься. Я просто хотел проверить его свойства, чтобы царь остался доволен всеми нами!
Плетя немыслимую околесицу, Алгир старался не улыбаться уж слишком явно. Какое ему вообще дело до всех этих бессмысленных ученых? Пусть бы царь их перевешал и надоедливого медика первым! Хотя нет, медик хороший, все же не убивать его пришел, а просто поговорить и артефакт забрать — пусть живет пока что.
— Но почему ты не предупредил нас об этом? — удивлённо спросил тот. — Все поселение стоит на ушах, мы не знали, что и думать.
— Я бы быстро вернулся. Почему не предупредил? Да потому что вы бы мне вставляли палки в колеса и всячески мешали, — Алгир мысленно восхвалял свое красноречие. Невооруженным глазом видно, что медик верит каждому его слову. — Уж мастера бы точно мою идею не одобрили, поэтому мы с Ансур решили, что пожертвуем своими жизнями во имя нашего общества и поставим этот жестокий эксперимент на себе!
— Ты прав, мастера тебя не поняли, — задумчиво протянул медик, согласно кивнув Алгиру. — Они требуют, чтобы артефакт вернулся в поселение. И тебя они тоже хотят видеть и послушать твои объяснения лично.
— Я не могу пойти с тобой. У меня проект, за которым надо «ухаживать» каждые два часа, иначе он испортится. Если эта работа пойдет насмарку, я загублю то, к чему готовился несколько последних столетий, — Алгир на секунду умолк, переводя дыхание. — Если мастера хотят меня видеть, я явлюсь, но после того, как эксперимент закончится.
Алгир очень надеялся, что к тому времени успеет смотаться куда-нибудь очень далеко, например, в Австралию.
— Но артефакт я могу отдать вам прямо сейчас. Моя работа над ним почти закончена, я отошлю вам отчет. Завтра… Нет, послезавтра… В общем, отошлю. Обязательно.
Когда-нибудь. А точнее, скорее всего, никогда. Только бы поверил и забрал сейчас артефакт, иначе, когда до поселенцев дойдет, что их жестоко обманули, найти беглецов не составит труда. Осталось только позаботиться о двух олухах, которые пока приносили пользу.
— Ансур с Эваром мне тоже нужны. Они оба выполняют очень важную роль. Без них все рухнет.
Алгир облизнул пересохшие губы. Сдавать подельников сейчас невыгодно. Он не успел изучить этот мир до таких несравненных высот, чтобы спокойно жить в одиночестве. Пускай эта парочка болванов еще ему послужит. На что-нибудь да сгодятся. О, как они будут ему благодарны, когда узнают, что он только что спас их жалкие жизни.
— Ну хорошо, — кивнул медик. — Я не думаю, что это вызовет нарекания. Я правильно понимаю, что должен передать следующее: вы втроем работаете на благо нашей страны, изучаете новые технологии, которые мы знаем только по книгам?
— Совершенно верно! — горячо заверил его Алгир, стараясь сдержать победную улыбку. Побольше бы таких доверчивых… друзей. — Пойдем со мной, я отдам тебе артефакт. Прямо сейчас. Я же обещал!
До дома они добрались буквально за несколько минут. «Только бы этот проклятый зануда отвязался!» — думал Алгир, оглядываясь по сторонам. Боевых магов нигде не было видно. Может, медик пришел один?.. Если да, то можно тихонечко… отобрать осколок и уже наверняка оставить поселение без телепортов. Позвонить Эвару, вызвать его домой, сказать, мол, целитель нас выследил и хочет казнить. Убить его втроем, крепко-накрепко связав друг друга узами убийства, отобрать осколок и жить припеваючи, изредка поливая цветочки на могиле безвинно убиенного дружка! Но нет, он не настолько жесток! Точнее, он не уверен, что у целителя с собой осколок. Если нет, то вместо милого друга придет толпа боевых магов, и перебежчиков осудят и перевешают. Или расстреляют. Или чего хуже и прямо на месте. И подельников сдать не получится — боевые маги просто не станут разбираться. Терять жизнь сейчас, когда она только-только начала налаживаться, ученый не собирался.
— Проходи, пожалуйста, чувствуй себя как дома! — Алгир с демонстративным радушием открыл дверь в просторный коридор и пропустил гостя вперед. Тот не стал снимать ботинки — сразу видно, что даже понятия не имеет о традициях и привычках мидгардцев, думает, раз одежду людей на себя напялил, то сойдет за местного жителя. Алгир разулся хотя бы для того, чтобы, если вдруг что-то пойдет не так, у него была фора — не потащат же его в другой мир босиком! А пока он зашнуровывает ботинки, может столько всего произойти.
— Сейчас вынесу артефакт! — Алгир направился в свою комнату. Медик кивнул и остался в коридоре. Какое доверие! Какая наивность! Как он дожил до своих преклонных зим, обладая интеллектом младенца? Неужели и в самом деле считает его другом? Как глупо! Алгир, тяжело вздохнув, подошел к тумбочке с двойным дном. Ему очень не хотелось расставаться с таким сильным артефактом, но еще больше ему не хотелось быть пойманным предателем, которого вернули в ненавистное поселение для суда и казни. А он-то надеялся, что в скором времени положит Тессеракт в депозитный сейф в банке, откуда его никто, кроме него самого, не сможет забрать. И тогда он бы командовал жизнями друзей, а, скорее всего, просто оставил бы их и дальше прозябать в Молдове. Жизнь в Австралии, в пустынной, большой стране — вот это настоящий рай. Вот там можно развернуться. Теперь же мечты так и останутся мечтами. Алгир злился на самого себя: он не просчитал все возможности и упустил из виду осколок. Придется расплачиваться артефактом. Но хотя бы не жизнью. С такими мыслями он вытащил сверток из тайника и вернулся в прихожую.
— Вот, пожалуйста. Как видишь, он в полной целости и сохранности, — Алгир протянул артефакт. — Чай не предлагаю, ты ведь очень спешишь, не правда ли?
Все же люди поразительно умны! Изобрели столько способов изысканно и вежливо выпроводить неугодного гостя, при этом не оскорбив и не выказав желания вытолкать его за дверь сию же секунду!
— Да, ты прав, — кивнул медик, упаковывая Тессеракт в любезно предложенный Алгиром пакет с логотипом супермаркета Грин Хилс. — Что ж, я постараюсь убедить мастеров в том, что ты действуешь во благо.
С этими словами он вышел. Алгир вслушивался в звуки его шагов на лестничной клетке, которые гулко отскакивали от стен, постепенно затихая. И только когда они окончательно стихли, ученый перевел дух. Он выиграл. По крайней мере, время. Драгоценное время, крупицы которого утекают с каждой секундой. Естественник бросился в комнату медички, надеясь найти ее в кресле с книжкой в руке. И какого было его разочарование, когда он нашел только книжку, а вовсе не девчонку. Алгир чуть не схватился за голову от досады. Где ее носит, когда она так нужна? И логист тоже хорош — чего ему дома не сидится в такой погожий денек? Алгир быстро набрал номер подруги. Ждать пришлось недолго.
— Да? — послышался искаженный телефоном голос. Не знал бы, что это она, в жизни бы не угадал.
— Нас рассекретили. Времени мало. Где ты? — выпалил он в трубку.
— Замолчи и слушай меня, — послышался вмиг посерьезневший голос медички. — Ты сейчас прекращаешь панику, делаешь пять глубоких вздохов и бодро идешь на железнодорожный вокзал. По дороге оглядываешься только на поворотах, ни с кем не разговариваешь и не спешишь. Я буду там, тогда и разберемся.
Алгир не сразу нашелся, что ответить. Такой прыти от той, кто не отлипал от книг много дней, он просто не ожидал.
— Нет, возвращайся домой, — сказал он как можно мягче. — Дома гарантированно никого нет. А на вокзале асы устроили засаду. Это совершенно точно мне известно. Так что до встречи дома.
Прежде, чем медичка успела задать очередной идиотский вопрос или выдвинуть не менее идиотское требование, он сбросил звонок и набрал логисту. Пробормотав те же пресловутые две фразы, понесся в свою комнату. Мотать надо очень быстро, туда, куда не нужны эти чертовы разрешения на въезд — визы — и где можно затеряться среди людей. Маяка в виде телепорта у них больше нет, мастера и другие подонки похуже их точно не найдут. Лучше всего на другой континент. Южная Америка, Африка, Азия — логист точно должен знать, куда мотать. Только бы он побыстрее домой вернулся! А пока надо собрать все необходимое и приготовиться к долгой дороге.
Алгир остановился на другой стороне шумной улицы, напротив дома, из которого только что вышел, и посмотрел в окна четвертого этажа. Где-то там сейчас носится, как угорелый, его бывший друг. Алгир знал его слишком хорошо и прекрасно видел, как тот испугался встречи, как неумело лгал — его раскусил бы даже младенец! Алгир был разочарован, ему пришлось очень постараться, чтобы ничем не выдать себя. Однако дело сделано — Тетракуб мерцает в пакете, можно возвращаться в Асгард. Если у беглецов осталось хоть немного чувства самосохранения, они покинут эту человеческую страну. Надо только дать им немного времени. Алгир не желал никому из них возвращения в Асгард. Законов, осуждающих побег, не существовало, а значит, судить будут не по бумагам, а по собственному произволу. Алгир вспомнил заляпанные кровью одежды Хагалара и охотничий блеск в его глазах. Ему только дай жертву, и он снова превратится в…
— Успех? — спросил только что подошедший Дагар, наблюдавший за происходящим с почтенного расстояния. Фену стояла рядом с ним, но не вплотную: после вчерашней ночи Дагар перестал ее интересовать.
— Полный, — Алгир протянул гиперкуб. — Завтра отправляемся домой. Ближе к вечеру.
— Завтра? — удивленно переспросил Дагар. — Но почему не сейчас?
— Потому что, — заявил Алгир таким тоном, что никто даже в мыслях не посмел возразить.
— О-о-о-о, понятно, — протянула Фену. — У нас в запасе еще целый день…
— И его надо провести с пользой, — решительно проговорил Дагар, доставая из кармана небольшую книжку. — Давайте пойдем в кино — посмотрим фильмы на большом экране, вечером — в оперу. Завтра утром сходим в церковь на службу, только надо решить, в какую именно, а уже оттуда в музей изобразительного искусства или в музей Пушкина. Устроим себе шикарную экскурсию по городу, а то достало уже воров выслеживать, — Дагар широко улыбался, листая путеводитель по Кишиневу. — А прямо сейчас нас ждет ресторан национальной кухни — победу надо отметить.
Наутиз была весела как никогда: Гуттенберг не просто заговорил, Гуттенберг рассказал о своем механизме все, что знал. Его немецкий был катастрофически плох, но Светлоокая, подученная Соулу, записала разговор на диктофон и отдала запись библиотекарям — те быстро набили ее с помощью Торпед, а потом, сверяясь со словарями одного из сотен немецких наречий, перевели текст на новый немецкий, который Наутиз отлично знала. Об Ансур она даже не вспоминала, настолько была поглощена станком. И не она одна: Урур и мастер естественных наук помогали во всем. Ивар отсутствовал, а никто другой не мешал заниматься делом. С помощью нескольких рабочих за пару дней удалось собрать станок и выплавить свинцовые литеры, а маги силой волшебства собрали их в простенький текст. Только бы получилось напечатать его! Наутиз не могла заснуть утром перед испытанием.
В лабораториуме собралось множество асов. Все ждали чуда, а Наутиз не сомневалась в успехе. Хотя она работала в команде, но считала станок своим детищем. И он не подвел: напечатал нужную страницу. Да еще и сделал несколько копий! Читабельных, красивых, аккуратных и без разводов. Это был настоящий успех, которым можно было гордиться и хвастаться много столетий спустя. Естественники тут же заявили, что надо напечатать учебники начального уровня, а рабочие с энтузиазмом взялись за копирование станка. Не успели обговорить детали, как пришла весть о возвращении Тессеракта. Ученые устроили грандиозный пир и даже пригласили на него некоторых самых дружелюбно настроенных соседей. Они пили, смеялись, горланили песни, сочиняли стихи, даже устроили несколько петушиных боев. Хотели и лошадиных, но лошади отказались драться.
Последний день месяца жатвы хлебов — день возвращения Тессеракта в Асгард — предлагали сделать праздником и отмечать каждый год, на что скептики, вроде Наутиз и Ингвара, только хмыкали и наперебой предлагали не мелочиться и день приезда бога в поселение сделать национальным праздником, а дни его кратковременных отлучек объявить траурными. Явную шутку многие восприняли всерьез, пошли такие кривотолки, что зачинщики поспешили замолчать и скрыться в толпе, пока их не обнаружили подвыпившие мастера.
Всеобщее веселье несколько портило только известие о том, что преступников, чуть не погубивших поселение, не поймали, ну да логисты Мидгарда поклялись, что лично свершат месть. Хоть из-под земли достанут тех, кто чуть не устроил катастрофу мирового масштаба.
Наутиз все еще обижалась на Ингвара за то, что тот бросил ее на растерзание немцу, поэтому старалась держаться поближе к Ивару. Раз за разом она просила его показать фокус, который восхищал ее уже три года. Ивар брал четыре полные колоды, тасовал их, позволял выбрать одну карту, а потом последовательно пролистывал колоду и определял, какой карты недостает. Запомнить сто пятьдесят шесть карт было невозможно, по крайней мере, для Ивара, но он угадывал каждый раз. Наутиз внимательно следила за его руками и все равно не могла найти подвоха. На все вопросы о тонкостях фокуса естественник только улыбался и загадочно шептал: «Математика».
Спустя несколько ночей, когда веселье сошло на нет и все вернулись к работе, Ивар пошел в дом мастеров на поиски своего мастера, а Наутиз увязалась с ним.
— Спасибо, что согласилась пойти со мной, — сказал Ивар с такой искренней благодарностью в голосе, будто сам просил о сопровождении. — Я рад, что могу хотя бы этой небольшойпрогулкой отвлечь тебя от Ансур. Я вместе с тобой скорблю по ней.
— А что скорбеть? — Наутиз протяжно выдохнула. — Das war ihr Wahl{?}[Это был ее выбор.].
— Безусловно. Но разве осознание свободы выбора уменьшает боль в твоем сердце?
Наутиз благоразумно промолчала. Все, кто знал о ее близкой дружбе с Ансур, считали своим долгом выразить сожаления и соболезнования так искренне, будто целительница погибла смертью храбрых, а не предала поселение и сбежала. Наутиз вовсе не была огорчена, не скорбела и не страдала. Наоборот, единственное, чего ей сейчас действительно хотелось, так это жестоко отомстить, и если у нее получится, то Ансур тысячу раз пожалеет, что так поступила с ней.
— Sind sie hier amtlich{?}[Вы по делу?]? — спросил мастер естественной науки, стоило ученым войти в дом собраний.
Мастера библиотечных дел и медицины отвлеклись от книг, во множестве разложенных на столе, чтобы поприветствовать нежданных посетителей.
— Добрый день, — Ивар учтиво кивнул каждому. Наутиз лишь улыбнулась, не утруждая себя ненужными раскланиваниями. — Я хотел узнать, смогли ли вы защитить Тессеракт от дальнейших посягательств?
— Частично, — устало ответил мастер библиотечного дела, с трудом вылезая из-за книг, посвященных жезлу судьбы. — Боевые маги поставили защиту. Никто не покинет поселение без ведома мастера логистики.
— Разумно, — Ивар мягко улыбнулся и достал карты. — Но у меня есть предложение, которое, возможно, будет вам небезынтересно.
— По поводу Тессеракта? — оживился мастер естественных наук. — Говори.
— Неожиданный побег стал для всех нас неприятным сюрпризом, — невозмутимо начал Ивар, раскладывая сложный пасьянс — карты летали по столу, складывались в комбинации, привлекая к себе всеобщее внимание. — Мы все надеемся, что в будущем подобные неожиданности не повторятся. Защита Тессеракта, безусловно, важна, но запереть его — не лучший выход. Логисты Мидгарда постоянно путешествуют туда-сюда. Им приходится очень точно рассчитывать время и открывать портал только в безлюдных местах. Стало еще неудобнее, чем с Радужным Мостом, когда можно было в любой момент обратиться к Хеймдалю и уйти из мира смертных. А ведь в скором времени нам придется столь же часто ходить и в друге миры ради осуществления промышленной революции и привнесения в Асгард всех полезных открытий других миров. Логистов не хватит, придется пропускать обычных ученых. Кончится дело тем, что контактов станет настолько много, что мы не будем успевать вовремя открывать портал, не сможем вовремя доставить ресурсы и свершить преобразования, столь необходимые Асгарду.
Ивар замолчал и внимательно посмотрел на каждого из присутствующих, ожидая возражений или одобрения, однако их не последовало. Мастер естественных наук смотрел на него выжидающе, мастер библиотекарского дела прятался за книгами, а мастер медицины больше следил за картами, чем за мыслью Ивара. Наутиз благоразумно не вмешивалась в не касающийся ее разговор, но сердцем чуяла, что Ивар сейчас предложит гениальный по своей простоте выход.
— Позволю себе продолжить, — вновь взял слово естественник. — Я посмотрел записи по Тессеракту, которые составляли Локи с Иваром, и выяснил, что часть Тесссеракта обладает теми же свойствами, что и целое.
— Да как ты догадался, брат мой естественник? — фыркнула Наутиз. — Это свойство на все минералы, вообще-то, распространяется.
— Тессеракт — артефакт, а не минерал, — заметил Ивар.
— Но со структурой минерала, — оскалилась Наутиз. — Не ты один читал его описание.
— Так вот, — Ивар проигнорировал ее слова и вновь обратил внимание на мастеров, — прошу прощения, что отвлекся. Что я хотел сказать… У нас есть пластина, обладающая теми же свойствами, что и целое. Раз ее удалось отделить от Тессеракта, значит, ее можно раздробить на мелкие кусочки, едва видимые. А уже их можно вмонтировать в украшения и раздать логистам.
— То есть ты предлагаешь дать логистам возможность телепортироватья в любой из девяти миров? — переспросил мастер естественной науки, устало прикрыв глаза.
— Не выйдет расколоть, — откликнулся мастер библиотечного дела. — Ивар рассказывал, что его чуть не убило, пока он отделял пластину от целого.
— Послушайте, пожалуйста, — Ивар поднял руки в успокаивающем жесте, — если мы не рискнем малым, то можем потерять все. Если бы у нас не было осколка, Тессеракт навсегда остался бы в Мидгарде, а нас всех ждали бы самые неприятные последствия. Даже если мы потеряем один мелкий телепорт, это не будет так страшно, как потеря всего артефакта, которым мы, позволю себе заметить, слишком активно пользуемся. Я предлагаю выдать логистам не только телепорт, но и подробные инструкции с правилами и запретами. Например, с запретом на телепортацию куда-либо, кроме Асгарда. Выдавать осколки, разумеется, только непосредственно перед отъездом. А, кроме того, нужно поставить метки, которые позволят контролировать перемещения логистов. Это уже задача магов, и я не думаю, что она невыполнима. Что же до твоего вопроса насчет смертельной опасности, то мне кажется, что Ивар несколько outrierte{?}[сгустил краски]. Я сам попробую разбить осколок и буду надеяться на лучшее. Если вы позволите, разумеется.
Наутиз фыркнула, но столь тихо, что никто не расслышал. Ивар так прелестно рассказывал, так отважно предлагал свою жизнь в обмен на нормальный портал, что мастера не могли не согласиться на столь заманчивое предложение. Если тинг одобрит его идеи, то попасть в Мидгард или любой другой мир будет очень просто. Надо только разузнать, кого назначат главным по порталу, кого умасливать и подкупать. Если все получится, в чем она не сомневалась, то скоро сможет погулять по Франции вместе с Ингваром. Да и не только по Франции: в Мидгарде полно замечательных мест, и все они откроются перед ней… Конечно, если Ингвар не переквалифицируется в логиста Хельхейма, к чему явно стремится. Недавно он опять пропал на пару ночей, а вернулся с рисунками, выполненными в лабораториумах людей. Они были не очень большими по размеру, но ужасающими. Наутиз чуть не стошнило, когда она пригляделась и поняла, что видит хельхеймовские пытки.
— Вот так и выходит, — невесело проговорил Ингвар, — живешь себе, живешь, никого не трогаешь, а после смерти оказывается, что ты нарушил кучу каких-то неясно кем установленных правил, и изволь проследовать в добровольное ядовитое Чистилище.
— Ты уточни у Хель, за что именно такие муки? — Наутиз постаралась напустить на себя показную веселость. — А заодно узнай, помнят ли тени прошлое. Если не помнят, то не так уж и страшно наказание.
— Спрошу, — Ингвар сел прямо на стол, положив ногу на ногу. — Если Хель понравятся фоточки, она покажет мне и другие чертоги. Например, замок Эльвидни, который вроде бы наполовину прекрасный дворец, а наполовину глухие руины. Ich lechze danach ihn zu besichtigen{?}[ Я жажду его осмотреть.].
— А я как-то не очень, мне и здесь неплохо живется, — буркнула в ответ Наутиз. Разговор о смерти и мире мертвых претил ей. Она не собиралась в ближайшее время умирать. Она собиралась закончить работу по ртути и опостылевшему электричеству, заняться новым интересным проектом, чем-нибудь вроде печатного станка, а также разобраться с болезнью глаз. Для этого, правда, придется спуститься в Мидгард и встретиться с местными целителями. Еще можно попробовать найти Ансур раньше логистов — вдруг случайно повезет столкнуться в одном городе? А потом выйти замуж за Ингвара. Она еще молода, прекрасно обучена и достаточно умна, чтобы обеспечить себе достойную жизнь и осуществить все мечты. Ей столько всего надо сделать, что смерть просто не имеет права разрушить ее планы. Все еще только начинается.
====== Глава 54 ======
Локи казалось, что он провел в постели целую вечность, хотя календарь зловредно свидетельствовал об обратном. Болезнь на пару с матерью вызывали жуткое раздражение. Неусыпная забота больше всего напоминала слежку за особо опасным заключенным. Мать днем и ночью сидела подле него, сотни раз справлялась о самочувствии, гладила по голове, словно малое дитя, читала вслух и говорила о чем-то, возможно, и важном, но совершенно неинтересном. Только спустя четыре невыносимые ночи, когда Локи понял, что скоро сойдет с ума от подобной опеки, царица торжественно удалилась в Фенсалир, окрестив его здоровым. В эти несколько минут божественной тишины Локи был искренне счастлив: наконец-то все покинули его и больше не потревожат, никто не будет сидеть над ним и мучить беседой. Но не успел он насладиться долгожданным одиночеством и встать с постели, как его спокойствие нарушил внезапно вошедший отец со своим вечно суровым выражением лица.
— Я хотел поговорить о твоих исследованиях, — тяжело произнес Один, снизу-вверх глядя на стоящего у стола воспитанника.
— Если ты против них, я немедленно избавлюсь от всех образцов, — торопливо ответил Локи, решив не ввязываться в спор и надеясь как можно скорее закончить разговор: после четырех дней постельного режима ему очень хотелось прогуляться на свежем воздухе и размяться с оружием. Разговор с отцом, обещающий закончиться очередным поражением и сильным потрясением, точно не входил в планы.
— Я же сказал, я не против твоих исследований, — медленно изрек Один, будто специально растягивая слова. — Я всего лишь хотел узнать, не нужны ли тебе другие магические животные?
— Я уже говорил со всеми, — почтительно произнес Локи, поправляя манжеты на рубашке. — С волками, петухом, воронами и белкой…
— Это не все, — перебил отец. — В отрочестве я уже создавал разумных магических существ.
Локи недовольно поморщился — невероятные магические силы позволяли отцу чуть ли не с детства давать жизнь. Настоящую, не иллюзорную, не на основе предметов. Кто учил отца магии? Родители, наставники? О, если бы отец уделял своему приемышу больше внимания и развил магические способности, сейчас все было бы иначе! По словам Хагалара, а здесь он вряд ли бы стал врать, Локи бы уже достиг неизмеримых высот в магии огня. И не нужна была бы никакая армия читаури, он бы просто сжег пару больших человеческих городов, а там люди сами бы пали перед ним ниц, признав величие бога. Ведь для них Бог — это тот, кто способен делать что-то загадочное и необъяснимое, тот, кто одним взмахом руки заставляет народ восхищаться и упоенно восхвалять его. Локи бы смог! Будь у него хоть толика силы отца… Но это все условности и мечты. Он рожден етуном, его магия — магия етунов. Хагалар бы умер от разочарования, если бы узнал, что столько времени бредил развитием магии у презренной полукровки! И царевич с радостью посмотрел бы на его муки.
— Неужели твои давние магические животные еще живы? — изумленно полюбопытствовал молодой маг, отвлекаясь от глумливого Хагалара и преклоняясь перед могуществом Всеотца. — Им должно быть несколько тысячелетий!
— Почти все погибли, — холодно возразил отец. — Живучими оказались только тараканы. Можешь исследовать их.
Локи открыл было рот, чтобы поблагодарить, но закрыл, так и не произнеся ни звука. Неужто отец решил посмеяться над ним и его работой? Немыслимо! Локи почувствовал себя уязвленным — он прекрасно видел укрывшуюся в бороде ухмылку, слышал издевку в голосе. Сам Всеотец решил пошутить? Или прозрачно намекнуть, что исследования и попытки понять саму бесконечность, самого Бога, смешны, ничтожны и нелепы!
— Хорошо, я прекращу опыты, — сдавшись без боя, процедил Локи сквозь зубы, до боли сжимая руку в кулак, чтобы не сорваться на крик. — Я понял намек.
— Твоему любопытству понадобятся стойкие существа, — голос отца не изменился ни на йоту, был все таким же спокойным, как и прежде. — Я вполне серьезно предлагаю воспользоваться моими тараканами.
Всеотец с видимым трудом встал и неспешно подошел к одному из трех больших кованых сундуков у стены, выглядевших несколько инородно на фоне золота. Локи неподвижно стоял и наблюдал, как отец сам, без помощи слуг, открывает тяжелую резную крышку с изображением Слейпнира и роется в вещах. Что там находилось, царевич примерно знал. В детстве он иногда забирался в покои отца в поисках заветных конфектов из Ванахейма. У отца их всегда было довольно, чем царевич и пользовался, таская понемногу время от времени. Обычно отец либо не замечал воровства, либо спускал его с рук, но однажды, когда Локи был почти у цели и сладко пахнущий кулек приятно похрустывал в руке, резные двери распахнулись, пропуская внутрь отца вместе с доверенным советником. Обезумев от страха, Локи и думать забыл про конфекты. Нужно было срочно куда-то спрятаться, как-то оправдаться, но голова отказалась работать, поэтому царевич, что было сил бросился бежать прямо в открытые двери. Его попытались поймать, он отчетливо слышал быстрые шаги и оклики. Страх перед наказанием подстегивал и придавал сил, поэтому Локи бежал, не останавливаясь. Чуть позже, сидя в общих с Тором покоях, царевич ожидал худшего, но оно так и не наступило. Отец либо не придал значения мелкому воровству, либо оценил выносливость младшего сына.
— Вот, смотри, — Один аккуратно поставил на стол небольшую коробку из драгоценного камня, по дну которой бегали насекомые, отдаленно напоминающие больших тараканов. Большие и маленькие, всевозможных цветов и форм, с длинными острыми носами и даже рогами. Насекомые-переростки больше всего походили на помесь жука-оленя с хамелеоном. Царевич с интересом наблюдал за их бегами по дну коробки. — Твои первые магические животные? — восхищенно прошептал Локи, боясь не то что взять в руки, лишний раз вздохнуть в присутствии пятнадцатитысячелетних старичков.
— Не первые, но, как оказалось, весьма живучие, — одобрительно кивнул Один, внимательно разглядывая донельзя довольного сына. — В свое время твоя мать выпросила одного себе в качестве амулета и символа долголетия.
— Мама? Таракана? — удивленно переспросил Локи, во все глаза уставившись на отца. Представить себе царицу Асгарда, любовно разглядывающую таракана, он никак не мог.
— Нет, не мама, — поправил отец так спокойно, будто не говорил ничего сверхъестественного. — Я о твоей настоящей матери.
— Что? — Локи моментально переменился в лице. — Ты был с ней так близок?
— Она жила во дворце, — Всеотец предусмотрительно закрыл крышку шкатулки, пока проворные тараканы не разбежались по всей башне. — Мы не раз виделись с ней. Разумеется, до того, как ее взяли в плен.
Локи бросил мрачный взгляд на царя Асгарда. Снова тот тычет ему в лицо позорным происхождением, поминает женщину, которую Локи не знал и узнать не стремился. Как бы царевич ни старался, спокойно отнестись к словам приемного отца он не мог.
— Ты меня расстраиваешь, — тяжело вздохнул тот, насильно вручая Локи коробочку с драгоценными тараканами. — Ты вырос в моем доме как мой сын. Ни я, ни мама от тебя никогда не отказывались и не откажемся. Ты царевич Асгарда, принадлежишь моему роду, у тебя равные права с братом, в случае твоей гибели именно мой род будет мстить за тебя. У тебя есть все, а будет еще больше, — он медленно развернулся лицом к сыну, внимательно вглядываясь в него, словно пытаясь увидеть что-то, кроме открытой неприязни. — И при этом ты так болезненно реагируешь даже на простое упоминание твоей настоящей матери. Еще совсем недавно почти все мальчики Асгарда росли не в своих семьях, а в приемных. Это укрепляло дружественные связи между кланами. И никто не переживал из-за того, что у него, фактически, две матери и два отца. А ты мало того, что стыдишься этого, так еще и убил Лафея. Если его родичи узнают, они будут мстить не лично тебе, а всему нашему роду…
— Я не хочу иметь никакого отношения ни к той женщине, ни к побежденной Асгардом расе монстров, — резко перебил Локи, до хруста в костях сжав столешницу. Его пальцы побелели, а в груди яростно клокотал гнев, казалось, только дотронься до напряженного плеча и сразу обратишься в пепел. Нужно было срочно выплеснуть эмоции, пока он не натворил глупостей. Если уж отец заговорил о порядках Асгарда, то пусть вспомнит, что спор со старшими — это проявление смелости, а вовсе не неуважения. — Я хочу быть сыном царя Асгарда, я хочу быть тем, кем вырос. Если даже это не так, я предпочту жить иллюзией.
— Зачем? — сухие, морщинистые пальцы отца коснулись подбородка, заставляя приподнять голову. — Зачем жить иллюзией, когда правда дарует тебе поистине огромные преимущества?
— Преимущества? — с трудом проговорил Локи — прикосновения отца обжигали.
— Да, именно преимущества. У тебя магия почти вся етунская, — Локи ощутимо вздрогнул. — А тело аса. Тебе должен лучше всего подчиняться огонь, но не Асгарда, а Етунхейма. Это очень мощное оружие.
— Если у меня магия Етунхейма, — прошипел Локи, едва двигая челюстями, — то она мне не нужна.
Один в ответ только разочаровано головой покачал, всем своим видом выражая недовольство очередной недопустимой глупостью воспитанника. О, посмотрел бы Локи на отца, если бы тот узнал, что он полумонстр, не гражданин Асгарда и не родной сын своих родителей!
— Твоя мама очень любила Етунхейм.
— Пожалуйста, — прохрипел Локи, с едва различимой яростью перехватывая руку отца, — не говори мне об этой женщине!
— Я о своей жене, — невозмутимо пояснил Один, окончательно сбивая озлобленного сына с толку. — Она очень любила Етунхейм. До того, как мы его разрушили, он был прекрасен. Когда-нибудь я свожу тебя туда, покажу остатки былого величия. Быть может, ты поймешь, что в твоем происхождении нет ничего позорного. Ты сын двух самых могущественных рас Девятимирья. Ты царевич Асгарда и наследник Етунхейма. Всякий мечтал бы оказаться на твоем месте.
Локи только несмело кивнул. Лично он мечтал оказаться не на своем месте, а на месте братца. Счастливчика, рожденного наследником самого Всеотца, будущего хозяина всех миров Иггдрасиля.
Ивар лежал на спине под раскидистым деревом и меланхолично гладил змею, которая разлеглась на нем во всю свою немалую длину, расставила в стороны многочисленные ноги и тихонько шипела, полуприкрыв глаза. Молодой маг тяжело вздыхал в такт поглаживаниям: рука устала чесать эту змею, а в очереди стояло еще чуть ли не сорок штук.
Вот ведь етун его дернул самостоятельно пойти в Фенсалир изучать змей. Стража пропустила его без вопросов, он спокойно прошел по болотам, даже не намочив ног. От местных женщин узнал, что шипящий подарок Локи обычно отдыхает в корнях и на толстых ветвях раскидистого не золотого дерева.
Ивар не собирался подходить близко к табору, он хотел лишь понаблюдать издалека, выждать, а потом, улучив момент, поймать одну змейку. Если уж нельзя увезти в поселение лягушек, с каждым днем все больше напоминавших чучела, то можно попробовать на змеях изучить магию супруги Одина. Ивар уже предвосхищал успех своей затеи, план был идеален, но одного он не учел: собственное излишнее любопытство и неосторожность. Скрытый пологом невидимости он подполз к змеям и попытался зарисовать одну из них. Миниатюрные ножки так гармонично выходили из туловища, будто их создавал не ребенок, а взрослый. Ивар понимал, что в детстве Локи не мог наколдовать такое совершенство, а значит, Фригг не только продлила змейкам жизнь, но и поправила их. Только маг собрался поймать близлежащую, как произошло непредвиденное: не то случайно, не то нарочно на него с дерева упала одна из больших змей. Ивар вскрикнул от боли и неожиданности, чем и привлек к себе всеобщее внимание. Не успел он перевернуться на спину, как на нем сгрудилось не менее двадцати особей. Змейки были тяжелыми, Ивар испугался, что его просто затопчут. Он попытался применить магию, но никакие заклинания на поганых пресмыкающихся не действовали! Видимо, не он первый пытался защититься магией, об этом свидетельствовал клубившийся вокруг змей едва заметный щит. А потревоженные пресмыкающиеся все прибывали: падали с веток, выползали из-под корней, выбегали из болот. Ивар смирился с позорной и нелепой смертью под тяжестью тысячи ног. Кости трещали, легким не хватало кислорода. Заметно ослабевший маг, выбившись из сил, удрученно откинул голову назад и уже мысленно приветствовал Хель, как вдруг гадкие змеи расступились. Все, кроме одной. Грязно-оранжевого цвета не то гадюка, не то питон — для Ивара все змеи были на одно лицо — полустояла, полулежала на его груди и утробно шипела. Маг затаил дыхание, судорожно вспоминания, как отсасывать яд, однако тварь атаковать не собиралась. Она еще немного потопталась, разглядывая аса под собой, а потом легла, свернувшись калачиком. Ивар несмело протянул руку и аккуратно дотронулся до змеи: она тут же подставила голову под теплую руку. Он несмело провел вспотевшей ладонью по всей длине змеи — животное расслабилось, но уходить с груди не спешило. Остальные змеи миролюбиво расположились вокруг. Ивару это собрание напомнило посиделки у костра, когда десятки отверженных собирались послушать истории об Одине и его подвигах. Разве что змеи жаждали не песнопений, а прикосновений, а в роли костра выступал он сам. Точнее, в роли гладильщика. Когда одна змея пресытилась лаской, ее место заняла другая, а потом еще одна, и еще. Ивар несколько раз пытался передвинуться или хотя бы сменить позу, но со всех сторон тут же доносилось такое угрожающее шипение, что маг оставил всякие попытки. Он решил было обернуться каким-нибудь животным и покинуть Фенсалир по воздуху или под землей, но трансформация требовала нескольких минут, за которые в него успеет вцепиться полсотни челюстей.
И вот уже несколько часов он сидел под деревом и развлекал змей. Рука болела и отказывалась слушаться, но раздававшееся со всех сторон шипение не давало остановиться. День клонился к закату, хотелось есть и пить. С тоской вспоминал Ивар, как ходил раньше на сбор ягод вместе с магиологичками, как девушки к вечеру жаловались, что у них болят руки от долгой работы. Тогда он их не понимал и отделывал фальшивым сочувствием, а зря. Ивар не сомневался, что в конце концов его хватятся, но сколько пройдет времени до сего благословенного момента? Он сотни раз впустую пытался использовать боевую магию, несмотря на то, что понимал: его повесят за убийство одной из любимиц цариц. Ситуация казалась безвыходной.
— Ах, вот ты где! — Ивар вздрогнул и, не прекращая гладить змею, поднял отупевший взгляд на таинственного незнакомца. Незнакомку. Сиф! Никогда Ивар не думал, что будет так рад видеть лучшую воительницу Асгарда.
— Это ты так змей изучаешь? — Сиф обвела рукой табор, который дружно ее игнорировал. Ивар не мог понять, что происходит: змеи вели себя так, будто разом ослепли.
— Я не изучаю, моя прекрасная воительница, — промямлил он. — Я хотел изучить. Но они успели первыми и изучают меня, точнее, выносливость моей правой руки.
— Смотрю, ты попался в ту же ловушку, что и многие до тебя, — Сиф подошла ближе, аккуратно переступая через змей. — К тварям Локи лучше не подходить. Они все с сюрпризами. Вот эти, к примеру, неимоверно любвеобильны.
— Да, я заметил, — откликнулся Ивар и вздрогнул от слабого, но чувствительного укуса: отвлекшись на возможную спасительницу, он прекратил чесать змею, и та тут же дала о себе знать. — Смею ли я умолять о помощи прекрасную воительницу?
— Воины Асгарда всегда защищали невинных жертв насилия Локи, — не без пафоса изрекла Сиф и небрежно, двумя пальцами, скинула змею с груди Ивара. Стоило той зашипеть и ринуться в атаку, поспешно перебирая всеми ножками, как Сиф с невиданной для девицы легкостью перекинула мага через плечо и вышла из змеиного круга. Все произошло так быстро, что Ивар даже удивиться не успел. Давно его не таскали на плечах, тем более хрупкие, по крайней мере на вид, девушки!
— Сиф, эм, спасибо огромное, — с ощутимым смущением пробурчал он, когда дерево со змеями скрылось за поворотом. — Но не могла бы ты поставить меня на ноги?
Не успел он договорить, как оказался носом в траве. Сиф двигалась с невероятной скоростью, которой позавидовал бы даже Локи.
— Ты не устала? — участливо поинтересовался ученый, как только принял вертикальное положение. Девушка только неопределенно пожала плечами, будто хотела сказать, что от таких мелочей устать никак не может.
— Еще раз огромное спасибо, — добавил Ивар, приводя дыхание в порядок и тряся правой рукой, одновременно пытаясь размять затекшее тело.
— Не за что, я всегда рада помочь, — запоздало ответила она, фокусируя взгляд на странно извивающемся маге. Если бы она не знала, что змеи Локи безопасны, то списала бы немыслимые ужимки на действие яда.
— Что у тебя с руками? Тебя успели покусать? — она указала на запястья и ладони, испещренные шрамами.
— Покусать? Ах, это? Нет, не покусать, — Ивар облизнул губы. — Это совсем старые шрамы, оставшиеся с тех пор, как я только начал постигать науку естества. Великая воительница могла заметить, что у всех нас руки в шрамах. Кроме Раиду, пожалуй, он везунчик. Работа с реактивами, опасные кислоты, — Ивар заметил, что Сиф подробности явно неинтересны и сменил тему:
— Могу я попросить тебя еще об одной малости? — пропыхтел он, заканчивая разминать плечи и плавно переходя к тазу.
— О какой? — Сиф подняла тонкую бровь — если отверженный пытался ее соблазнить такой нелепицей, то выбрал крайне неудачную стратегию.
— Раз уж змеи не трогают тебя, может быть, ты сможешь достать мне одну? Маленькую, — Ивар исподволь наблюдал за реакцией Сиф. Та не ответила. Просто развернулась и ушла. Ученый тяжело вздохнул: не видать ему ценных образцов как собственных ушей. Вернуться к проклятому дереву он не рискнет — еще несколько дней каждое движение правой руки будет сопровождаться если не судорогой, то довольно неприятными ощущениями. И только маг решил убраться из Фенсалира куда-нибудь подальше, например, к Локи, как вдали показалась Сиф с живым шнурком, обмотанным вокруг шеи. Стоило им поравняться, как шнурок перелез на шею Ивару, недовольно перебирая десятком лап по лицу сконфуженного мага, как раз закончившего свои нелепые упражнения.
— Почему они не обращают на тебя никакого внимания? — удивился он, механически поглаживая удавку левой рукой.
— Потому что я не маг, — презрительно фыркнула в ответ Сиф. — Локи делал змей неравнодушными к магам. На обычных асов они внимания не обращают.
— А, понятно, — Ивар скривился: почему Локи не предупредил о такой немаловажной мелочи? Неужто специально?
— Так что ты делаешь в самом Фенсалире? — неожиданно враждебно спросила Сиф. — Таким, как ты, сюда путь заказан.
— Меня впустила лично царица Фригг, — невинно ответил Ивар, желая умерить пыл собеседницы. — Но теперь я понял, сколь опрометчиво поступил, не взяв с собой провожатых. Из-за моей неосмотрительности прекрасной воительнице пришлось меня спасать… А все потому, что Локи болеет.
Лицо Сиф скривилось при упоминании младшего царевича.
— И зачем тебе змея? — спросила она, недвусмысленно направляясь к воротам.
— Хочу изучить ее и понять, насколько она живая, — с легкостью соврал Ивар, довольно улыбаясь. Истинные мотивы он выдавать не собирался: он надеялся изучить магию Фригг и понять, как сильный маг исцеления может использовать столь мощные заклятия иллюзий. С его точки зрения, это было невозможно. Невозможно для обычных асов. Но он слишком близко общался с Локи и знал, что у того с магией что-то не так. Раньше он был уверен, что все дело в отце: Локи — сын бога, поэтому его магия не такая, как у других, но если дело в матери… Ивару не терпелось поскорее во всем разобраться и, по возможности, изучить способности и магию царской семьи, хоть исподтишка.
— И что ты собираешься делать? — заинтересованно спросила воительница, на секунду остановившись и одарив собеседника внимательным взглядом. Ивар закатил глаза — еще только второго мешающего помощника ему не хватало. Он принялся описывать стандартную процедуру исследования, щедро разбавляя речь разнообразными терминами, от которых почти отказался во дворце.
— Сперва возьму у нее немного крови. Венозной и артериальной. Пропущу через центрифугу, отделю эритроциты от плазмы крови, потом посмотрю, из чего кровь состоит, какой процент занимают лейкоциты, эритроциты и прочее, а какой процент — чистая магия, их замещающая. Это долго и скучно, моя воительница. И совсем не похоже на героический бой, где вокруг тебя сплошные враги и победа зависит от скорости и ловкости. В нашем деле главное — терпение и аккуратность.
— Это видно, — сконфужено произнесла Сиф, потеряв суть разъяснения еще в самом начале. — Скажи-ка мне, Ивар, а Локи и в самом деле собирается остаться у вас навсегда и вами править?
Маг не сразу нашелся, что ответить на такую ошеломляющую нелепость. Откуда подобные мысли могут быть у Сиф, явной недоброжелательницы Локи? И она что, не знает, что царевич лишь исполняет волю Одина и наблюдает за поселением? Похоже, нет, иначе не спрашивала бы о таких глупостях.
— Пути бога неисповедимы, — промямлил он невнятно, пытаясь уйти от вопроса. — Мы все надеемся на то, что Локи подольше останется с нами. Его божественное сияние проникло в каждый уголок поселения.
— Надеюсь, он у вас и сдохнет, — еле слышно буркнула Сиф, намереваясь уйти: Фенсалир остался далеко позади, воительница и отверженный вышагивали по западной галерее.
— Ну, это вполне возможно, — не задумываясь, брякнул Ивар. — У нас столько ядов, столько опасных веществ, даже радиоактивных.
— Имей в виду, — Сиф понизила голос до шепота, так что Ивару пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова, — очень многие будут рады, если он случайно отравится, — воительница очаровательно улыбнулась и резко свернула на соседнюю галерею, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. Ивар так и остался стоять посреди коридора со змеей на шее. Если бы он не был уверен в истинности подслушанного недавно разговора между Локи и учителем, то мог бы поклясться, что во дворце царевичу угрожает опасность. Но ведь правда: если соглядатай Одина погибнет в поселении, всем снесут головы; а если Локи погибнет здесь, то… Ивар задумался. То все пойдет по-старому. Не надо будет думать о побеге из поселения. Промышленная революция захлебнется, не успев начаться. И жизнь вернется в привычную колею. Виновника будут искать здесь, в сердце Асгарда. Смерть Локи во дворце Одина — единственное возможные спасение для всех отверженных от неминуемой расправы.
Раиду давно не испытывал такого морального подъема и такого сильного разочарования одновременно. Насколько один проект загибался на корню, настолько другой успешно продвигался. До проведения отопления осталось совсем немного. Все проблемы, связанные с ним, счастливо разрешились, как только несколько асов сбежало в Мидгард, прихватив с собой Тессеракт. Раиду судьба беглецов не слишком заботила, зато она была небезразлична мастерам, которые побросали все свои насущные дела и взялись за перепись населения и прочие никому не нужные глупости, позволившие Раиду и отопительному фелагу активно действовать. Всеобщим унынием, неразберихой и паникой просто нельзя было не воспользоваться во благо бога.
Буры Асгарда, правда, не отличались ни легкостью управления, ни простотой использования, но надо же было с чего-то начинать. Только трое или четверо ученых вообще представляли себе процесс бурения, и Раиду пришлось приложить немало сил, чтобы заполучить именно этих асов в свою команду. Соблазнившись скорой реализацией своих идей и практически неограниченной поддержкой божественного проекта, многие из отопителей создавали свои варианты установок для бурения — первого и самого ответственного этапа их нововведения. О подземных гейзерах на территории поселения не было никаких упоминаний, поэтому ученые без всякой опасности для жизни или здоровья тренировались в бурении базальтовых полей и почвы с помощью своих замысловатых изобретений, наспех собранных из деталей давно заброшенного оборудования. По результатам пробных запусков и расчетам получалось, что добираться до горячих источников придется долго даже с учетом магических артефактов. И за это время надо было не свариться и подобраться к источнику с нужной стороны.
Трубы, частично сделанные в Мидгарде, частично — в самом поселении, требовалось состыковать друг с другом, провести в экспериментальный дом и наладить сброс отработанной воды в ближайшую речку. Магиологи закончили расчеты давления, требующегося для обогрева одного дома. Если все пройдет удачно, то помножить давление на количество домов не составит труда. Маги зачаруют трубы так, чтобы пар внутри не охлаждался в холодное время года, а чтобы обеспечить бесперебойную поставку воды в дома, в стыках между трубами с регулярными интервалами предполагалось размещать крошечные мельничные колеса с изогнутыми лопастями, которые ускоряли застоявшийся поток, согласуясь со всеми законами естественной науки. Единственной проблемой оставалась река для сброса воды. И естественники, и медики, и крестьяне хором заявляли, что горячая вода погубит всю флору и фауну реки, а любое заклинание, резко понижающее температуру, снизит скорость потока: вода начнет скапливаться, трубы не выдержат и лопнут. Потребовалось несколько теоретических компьютерных моделей тепловых характеристик процесса и помощь калькулятора, чтобы рассчитать необходимую для постепенного охлаждения воды длину трубы от домов к реке. Правда, возникла другая проблема: вода из подземных источников была насыщена серой и еще несколькими ядовитыми элементами, губительными для живой природы. Ей требовалось очищение, и тут уж Раиду не стал полагаться на других. Сам подобрал материалы для фильтров, сам рассчитал, как фильтровать и чем обогащать воду, чтобы она не причинила ощутимого вреда.
Ученые договорились до того, что отработанная вода сперва поступит в резервуар с несколькими стадиями очистки, а потом выльется в реку. Изначальный кристально ясный проект обрастал мелкими доработками едва ли не на каждом шагу от источника к ожидающему тепла дому, но Раиду справедливо полагал, что проблемы с очисткой воды выступят на передний план только в том случае, если получится обогреть экспериментальный дом. По его приказу часть команды продолжила улучшать фильтры, а часть сосредоточилась на сборке труб и аппаратах для бурения: медлительных, вечно ломающихся, не способных справиться с чем-либо, немного тверже легкой почвы.
Лучшие механические бурустановки продавались в подземном Свартальвхейме. Но как доставить их в Асгард сейчас, когда мастера сходят с ума из-за сбежавших ученых и никого никуда не пускают? Раиду долго ломал голову, пока на помощь не пришел услужливый брат, каким-то невероятным образом убедивший мастеров расщепить осколок Тессеракта. Вместе с ним работало всего лишь несколько магов, и они не изучали артефакт, а только защищали самого Ивара от возможного взрыва. Раиду не одобрял самоуверенность братца, но воспользовался ею, в ультимативной форме потребовав отдать ему один из медальонов. Ивар отказал. Тогда Раиду стал требовать куда настойчивее. Когда Ивар понял, что проще уступить, чем объяснить брату, почему он противится воле бога и революции, был поздний вечер. Ивар испугался, что Раиду сам пойдет в Свартальвхейм, но у естественника не было никакого желания тратить несколько бесценных часов на покупки. Он сунул медальон первому попавшемуся логисту Свартальвхейма, пробурчал что-то вроде «Это личное задание Локи!» и понесся на бурительный полигон предупредить своих о скором поступлении нормального инструмента. Имя царевича решало все проблемы и открывало все двери! Раиду ликовал. Наконец-то меланхоличные соседи отринули прочь сомнения и поняли важность его начинания. Когда поганый маг вернет бога в поселение, уже будет столько всего сделано!
Серебра, выданного логисту на закупку, не хватало на самоходную машинку из числа вывозившихся из Свартальвхейма только по самым эксклюзивным контрактам, но традиционная закаленная установка, расхваливаемая привезшим ее логистом, оказалась настолько простой в обращении, что даже неспециалисты справлялись с первого раза. На искореженной сомнительными проектными бурами площадке уже к рассвету образовалось полдюжины ровных неосыпающихся отверстий. Не осталось никаких препятствий, отделяющих фелаг от воплощения смелой идеи, которая раньше сулила бы только смерть. Но не теперь, когда Локи заставил крестьян сотрудничать с отверженными. Раиду пришел к ним с именем бога на устах и потребовал помощи и защиты от воинственных заворотных асов. Имя сына Одина действовало на свободных столь же безотказно, сколь и на поселенцев.
Естественник помнил, как Локи разговаривал с тингом, с каким благоговением все внимали каждому его слову.
— Я требую объяснений, — говорил бог железным тоном. — Как так получается, что у вас есть еда даже тогда, когда крестьяне Асгарда умирают с голоду?
— Тут нет никакой тайны, солнце, — невозмутимо начал мастер логистики, одарив раздраженного царевича донельзя спокойным взглядом. — Ответ прост: у нас есть удобрения. К тому же мы знаем несколько секретов, как сделать менее плодородную почву более плодородной.
— И почему вы скрываете ваши технологии от большого Асгарда? — злобно поинтересовался Локи, яростно прищурившись.
— Понимаешь ли, моё юное дитя, — отозвался Хагалар, и Раиду едва удержался от ответных оскорблений, — даже если бы мы пожелали обратить окрестные скалы в цветущий сад, у нас бы ничего не вышло. Как ты, наверное, успел заметить, жители деревень нас недолюбливают, а если совсем честно, то ненавидят. Они скорее сдохнут с голоду, чем воспользуются нашими удобрениями или иной помощью.
Локи ничего не ответил, однако в зеленых глазах зажглась решимость истинного бога и полководца.
Этот разговор произошел незадолго до пытки, поэтому Локи ничего не успел сделать, однако сразу же после расправы потребовал часть удобрений и материальных «секретов». На редко задаваемые вопросы он отмалчивался и продолжал упаковывать ценный материал. Сложив все в мешок, он уехал за пределы поселения, не предупредив Хагалара. Благо, на тот момент мастер магии был чем-то сильно занят, а никто посторонний Локи не выдал и желания останавливать не имел. Вернулся царевич только ночью. Усталый, но довольный. На вопросы не отвечал, но одаривал всех окружающих довольной улыбкой. Потом он еще несколько раз отлучался, и Хагалар, хоть и знал обо всем, не устраивал скандалы и разбирательства. Он вообще сильно изменился после избиения бога, и Раиду был уверен, что без магии Локи тут не обошлось.
Жители соседних деревень, которых Локи насильно согнал помогать ученым, все еще относились к висельникам с настороженностью, но былой жуткой ненависти не выказывали и даже помогли провести разведку на местности. Некоторые сами выразили желание сопроводить ученых до места предполагаемого бурения и защитить от других крестьян. Это дорогого стоило. Никогда раньше поселенцы не получали помощи от соседей, но сейчас все изменилось. Бог все изменил.
Разведку на местности фелаг уже провел и вот-вот собирался приступить к бурению. К вести о том, что отопители погрузили в телеги буровое оборудование и запас труб для линии, связывающей источник с поселением добавилась вторая — команды, работающие с электричеством, наконец, подобрали идеальные материалы для анода, катода и электролита. Постоянный ток получили при помощи лития — активного, нестабильного элемента, так и норовящего взорваться. И пускай пока еще заряжать от него ноутбуки и мобильные телефоны не получалось, ученые были близки к разгадке силы тока: золото и литий работали превосходно. Сразу два фелага заметили, что электричество связано с магнетизмом, и пытались понять, возможно ли заставить магниты производить ток? Если да, то все силы придется бросить на разработку новой теории.
Если бы и каскет, даровавший Раиду неслыханное везение познакомиться с самим богом, обнаружил хоть часть того же успеха, то ученый чувствовал бы себя на седьмом небе от счастья, но нет! Лагур и так сделал за него почти всю работу — разгадал тайну артефакта, наглядно показал, почему эксперименты противоречили друг другу. Дело оставалось за малым, но это малое упиралось в одно большое но. В Беркану. С реактивами нельзя было работать, пока ученые не знали, с помощью какого заклятия огня етуны создали каскет. Вариантов было не более десяти, магиологу требовалось просто перебрать все возможные комбинации и найти истинную. Но кто же мог подумать, что она будет работать так медленно! За то время, что Раиду полностью разобрался с трубами и договорился с крестьянами из соседних деревень, Дочь Одина проверила всего два варианта из десяти! Она будто специально ленилась, а стоило наорать на нее, как тут же начинала путаться в словах и цифрах! Раиду моментально выходил из себя, как только видел знакомое мешкообразное платье, а уж при разговоре никак не мог сдержать себя. Даже Хагалар не вызывал сейчас такой жуткой ненависти и раздражения, как его протеже! Когда ученые только начинали работать, естественник не понимал, зачем им в команду магиолог? Сейчас же он жалел, что магиолог только один. Хотелось как можно скорее завершить работу и вручить богу восстановленный каскет, но для ускорения процесса пришлось бы вводить в курс дела постороннего. Обучение заняло бы недели, если не месяцы, поэтому Раиду продолжал давить на Беркану, а беззащитная Беркана бледнеть от одного егокосого взгляда. Окрыленный успехами он был готов работать без перерывов на сон и пищу, не допуская даже мысли о том, что кто-то не разделяет его устремлений успеть до приезда бога, а потому совершенно не ожидал, что однажды ранним утром не обнаружит Дочь Одина на рабочем месте — пугливая девчонка не выдержала постоянного натиска и сбежала! Раиду почувствовал, что вся его прежняя раздражительность — ничто по сравнению с той яростью, которую он испытывает сейчас. Одинсдоттир очень повезет, если хотя бы сегодня она не попадется ему на глаза.
Беркана почти не сомневалась в том, что Каскет окажется родственным мечу Суртра. А очевиднейший способ проверки оказался недоступен, ведь, по словам Ивара, меч томился в Етунхейме у целительницы Менглед. Если артефакты родственны, то стоит поднести их друг к другу — и любой маг почувствует колебания, неосязаемые для обычного аса. Одна проверка избавила бы Беркану от ненавистной каждодневной работы. Раиду словно с ума сошел: он требовал от нее, ни много ни мало, работать двадцать четыре часа в сутки, а Ивар, вместо того, чтобы поставить на место зарвавшегося брата, пропадал в лабораториуме с осколками Тессеракта. Он предложил привести в поселение царевен Етунхейма и расспросить их о каскете, но все понимали, что риски слишком велики, а выкрасть у Менглед меч Суртра невозможно. Лагур не появлялся в лабораториуме с тех пор, как Раиду объявил, что теперь все зависит от магиолога, и что пока она не определит оснОвную магию каскета, у естественников связаны руки. Беркана, которую в последнее время бесцеремонно поторапливали и вечно упрекали, обвиняя в невиданной медлительности, чувствовала себя проклятой узницей Хельхейма. Ее в дрожь бросали даже воспоминания о портретах и пейзажах, которыми хвастался Ингвар. Его настолько восхитил туманный мир мертвых, что он ходил по поселению петухом и демонстрировал всем желающим, какие жуткие муки ожидают их в подземном мире. Особенно всех ужасал огромный пес Гарм и великанша Морвид. Беркана, насмотревшись на наглядные перспективы загробной жизни, перепугалась насмерть и, не помня себя от жуткого страха, попросила узнать у Хель, за что именно попадают в Ностронг. Неоднозначный ответ богини не успокоил трепещущую душу: «Туда попадают те, кто чувствуют свою вину перед миром». И как понять, чувствуешь ты ее или нет? А если вдруг сейчас не чувствуешь, а когда умрешь, то почувствуешь? Да и Беркане было, за что корить себя! Никогда она не боялась смерти. Боялась боли, но не смерти. Была уверена, что ее ждет лишь скитание в мире душ, в сером, скучном, безболезненном мире, а теперь оказалось, что боль, от которой она бегала всю жизнь, придет за ней в виде невероятных мук в посмертии! Розги ничто по сравнению с ядом, разъедающим плоть! Несколько минут боли не сравнятся с нескончаемыми, мучительными годами томления в змеином чертоге! Единственный способ оттянуть попадание в Ностронг — жить как можно дольше! Осознав эту простую истину, Беркана отправилась в дом снабжения и переоделась в почти точную копию защитной одежды Локи — так она обезопасит свое тело. От всего, кроме ядов. А вдруг ее отравят? Но ведь некому! А вдруг есть, кому?
Подобные мысли не давали сосредоточиться ни на каскете, ни на обезумевшем Раиду. Беркана даже выпросила себе флюгер: волшебного петушка, который стоял у входа и предупреждал, если кто-то приближался к лабораториуму. Так Дочь Одина надеялась спастись от Раиду, но толку от игрушки не было никакого: петушок оповещал голосом, а Беркана сидела в шлеме. А если снимала его, то шум улицы слишком сильно отвлекал ее от научных, а чаще просто мрачных мыслей.
Проводя невыносимые, безумно долгие часы в проклятом лабораториуме, однажды уже чуть не ставшем ей могилой, Беркана страдала. Расчеты не давались, цифры прыгали перед глазами, несмотря на то, что она постоянно носила на голове шлем, не пропускающий посторонние звуки. Одинсдоттир понимала, что скоро сойдет с ума от одиночества и отсутствия всякой поддержки. Ее мучила собственная неизбежная участь, она чувствовала, что попадет в Ностронг и теперь в глубине души жалела, что вообще решила послушать россказни Ингвара.
Очередное бдение над бумагами только начиналось, а Беркана уже чувствовала себя выжатой как лимон. Она, совершенно измученная и расстроенная, сняла шлем, вышла на улицу и завела бессмысленный разговор с первым встречным просто для того, чтобы отвлечься от ожиданий посмертных страданий. Дочь Одина клещом вцепилась в какого-то малознакомого мужчину: что-то спрашивала, что-то отвечала. В какой-то момент с изумлением осознала, что перед ней логист Ванахейма. Ванахейм — мечта ее детства и юности. Она с радостью принялась расспрашивать логиста об этом удивительном мире, на несколько минут позабыв ужасные картины Хельхейма. Никогда рядом с ней не было мужчины, который мог показать ей это чудесное место. Только Локи предлагал ей однажды поехать с ним… И с его ужасным отцом.
Ванахейм…
Беркана решилась на самый безрассудный поступок в своей жизни: она направилась к лабораториуму Ивара. Комната была пуста: ученый и его помощники отправились завтракать. Неосмотрительно с их стороны было оставлять осколки артефакта прямо на столе, но ведь сейчас, после побега, никто не посмел бы ими воспользоваться по назначению, ее краткой отлучки не заметят.
Магический камушек заиграл в руке всеми оттенками голубого. О, сколько всего магиолог знала об артефактах теоретически, но никогда не пробовали ни один из них в деле. Беркана сильно сжала чуть влажную руку и, зажмурившись что было сил, пожелала оказаться на рыночной площади Ванахейма. Теперь дело за энергией…
Она думала, что телепорт будет неприятным, обжигающим или еще каким-нибудь, но он был никаким. Просто воздух резко изменился — стал тяжелым и влажным, а температура подскочила на десяток градусов, что моментально отразилось на самочувствии — девушку немного повело в сторону. Она с трудом открыла глаза, боясь поверить в свое счастье и вписаться в ближайший дом.
Ванахейм. Невиданные растения, пестрящие самыми разными цветами и одурманивающе благоухающие, необычайные насекомые с крыльями самых разных форм, глубокое синее небо без единого облачка, от которого невозможно было отвести взгляд! А воздух! Чистый воздух, настолько чистый, что дочь Одина закашлялась с непривычки — в поселении воздух был загрязнен испарениями реактивов. С сияющего лица магиолога не сходила восторженная улыбка, несмотря на то, что появилась она не на рыночной площади, а на лугу неподалеку от деревенских домиков. Маленькие, с соломенными крышами, они казались уютными с первого взгляда. Так и хотелось зайти внутрь, снять с себя тяжелую черную одежду из кожи и отдохнуть от мирских дел. Беркана никогда не видела ничего подобного. Обычным крестьянам Асгарда было не до украшений и уюта, а ученые не придавали значения красоте жилищ. Беркана, за последнее время не видевшая ничего, кроме ужасно надоевшего каскета и голых стен лабораториума, чувствовала, как восторг переполняет ее. Окрестный пейзаж казался иллюстрацией к сказке. В Ванахейме хотелось остаться навсегда. Носить легкие тоги, ходить босиком по траве и не бояться получить ожог от пролитых реактивов, вкушать невероятные по вкусу и виду фрукты, наслаждаться вечным теплом и ярким солнцем. Впервые за долгое время магиолог чувствовала облегчение и искренне улыбалась. Ванахейм во всем отличался от Асгарда: не было показного лоска, какого-то наигранного величия, зато была другая, настоящая красота природы, вместе с которой в гармонии жили ваны. Условия жизни в мире солнца и вечного лета были много лучше, чем в промерзлом Асгарде с его суровым климатом и еще более суровыми законами. Не хотелось сходить с места, хотелось лишь умиротворенно стоять, прислушиваясь к волшебной тишине, и любоваться чудными деревьями, разноцветными бабочками, цветущими…
— Извини, — внезапно окликнул ее приятный женский голос на ломанном языке асов. Беркана, едва заметно вздрогнув, торопливо обернулась и застыла, в немом изумление приоткрыв рот: перед ней стояло воплощение женской красоты. Признанная красотка Фену казалась безвкусной дешевкой по сравнению с этой молодой девушкой… Нет, не девушкой — богиней! Невысокого роста, миниатюрная, хрупкая. Точеная талия придавала незнакомке сходство с прекрасной мраморной статуэткой. В ней было идеально все: гладкая персиковая кожа, чуть вздернутый кверху носик, чувственные губы, глаза цвета чистейшей лазури, обрамлённые густыми ресницами, прямые золотистые волосы невероятной длины, игриво поблескивавшие на солнечном свете и поминутно меняющие цвет от золотого до насыщенного красного. А одежда! Сложно было представить одеяние, более выгодно подчеркивающее все великолепие фигуры молодой незнакомки. Неужели все ванахеймки такие? Нет, это божественная сущность, сошедшая на ванахеймскую землю, иначе быть просто не может!
— Извини, — повторила девушка, и ее губы тронула легкая улыбка, обнажившая белоснежные зубы. Голос был настолько мелодичным, что, казалось, она не говорила, а пропевала каждое слово, каждый звук грубого асгардского языка. Каким ничтожеством казалась сама себе Беркана по сравнению с роскошной богиней.
— Да? — едва слышно выдавила она, все еще не зная, что думать о внезапной встрече.
— А ты из… Асгарда? — тихонько проговорила незнакомка — в этот раз ее голос напоминал журчание весеннего ручейка. Большие глаза смотрели с такой надеждой, что Беркана на мгновение зажмурилась.
— Да.
— Ты знаешь Локи?
— Да, — в третий раз повторила Беркана и очень удивилась, заметив, каким восторгом наполнились невероятные глаза незнакомки. — Мы работаем вместе, — добавила она едва слушающимся языком.
— Значит, он жив? — воскликнула девушка, вновь обнажая белые ровные зубы, подобные двум рядам сверкающих жемчужин. — Я так и знала, что он жив!
— Прости, — Беркана, совсем сконфуженная и сбитая с толку, сглотнула тяжелый ком в горле, — а кто ты?
— Дело в том, — девушка невесомыми шагами подошла ближе и с необыкновенной нежностью взяла Беркану за руки, всем своим видом выражая неподдельное счастье. Сам воздух вокруг нее искрился, дополняя ее совершенную красоту. — Дело в том, что я его невеста!
Комментарий к Глава 54 Замечательные тараканы Одина – http://vk.com/photo-57908144_358369116
====== Глава 55 ======
Беркана застыла в немом удивлении, будучи не в силах понять, что вызвало в душе бОльший диссонанс: то, что перед ней стоит невеста гордого и неприступного Локи, или то, что она с самого начала не поняла, кем является это прекрасное создание. Ведь только невесте бога может принадлежать такое совершенное тело, такой медовый голосок, такие грациозные движения, такой пьянящий запах. Только царевне Ванахейма, никому другому во всех Девяти Мирах.
— Ваше высочество… — благоговейно пролепетала Беркана, нелепо склоняясь перед царственной особой.
Спина плохо гнулась, поклон получился неуклюжим, недостойным такой красавицы. Восторг и удивление сменяли друг друга со скоростью света, буря чувств и эмоций мешала думать, дыхание сбивалось, а перед глазами плясали черные точки, похожие на мух. Беркана забыла обо всем на свете, даже о том, что в Ванахейме испокон веков не было ни царей, ни царевен.
— Вы-со-чес-тво, — медленно, словно пробуя слово на вкус, проговорила девушка. — Нет, вовсе нет. Я не царевна. Пока что. Он царевич.
— А кто ты? — с придыханием спросила Беркана, слегка подавшись вперед. Ее единственный зрячий глаз открылся шире, она старалась подметить каждую деталь, присущую божественной деве, чьи волосы в очередной раз фантастически красиво сменили цвет.
— Алоизетта. Мое имя Алоизетта. — Беркана, будто находясь под гипнозом, мысленно повторяла про себя невероятное имя. Божественное имя. Оно полностью соответствовало блистательной деве и даже делало ее еще краше!
— Беркана, — с трудом выпалила магиолог, не дожидаясь встречного вопроса.
— Бер-ка-на, — по слогам повторила девушка, слегка прикрыв глаза и улыбнувшись, как жмурятся кошки на солнышке в погожий летний день. — Красиво имя. — Богиня смотрела на поселенку с такой теплотой, что та растаяла под взглядом волшебных глаз.
— Твое краше! — с уверенностью выпалила она.
Незнакомка лишь улыбнулась, и от ее улыбки солнце засияло ярче, а птицы запели громче. Дочь Одина потеряла нить разговора, как, впрочем, и себя в этих лазурных омутах. Она была смущена и совершенно сбита с толку сложившейся ситуацией. Ей хотелось встать на колени и вечно любоваться неземным совершенством. Даже изнуряющая жара Ванахейма уже не казалась обжигающей, как угли в ярко горящем костре, а воздух — удушливым.
— Ты живешь неподалеку? — спросила Беркана, с трудом отрывая взгляд от Богини и ища глазами роскошный дворец хотя бы на горизонте.
— Я живу в бездне, — с трудом выговорила Алоизетта и нахмурилась, видимо, не удовлетворившись своим произношением — от одного недовольного изгиба бровей на небе появились серые облака.
— Где??? — удивленно переспросила Беркана, враз изменившись в лице.
Алоизетта наморщила лоб.
— Я не знаю, это как правильно по-асгардски. Локи — хороший учитель, обучил меня его языку, хотя я до сих пор много не знаю и не понимаю. Он говорил, что мой мир — «Без-дна» на вашем.
— Бездна? — еще раз переспросила Беркана. — Так ты не из наших миров, не из Ванахейма? — Дочь Одина выглядела не просто удивленной, а обескураженной.
— Ва-на-хм? — Незнакомка похлопала ресницами в недоумении. — А, Ванахейм, да, он говорил мне. Ванакм — мир его отрочества.
— Ничего не понимаю, — Беркана помотала головой, пытаясь собрать в уме те немногое факты о Бездне, что были ей известны. — Ты его невеста. Из Бездны. То есть ты из миров, находящихся под Асгардом? По другую сторону Асгарда?
Алоизетта снова нахмурилась, плохо понимая сбивчивую и быструю от переизбытка эмоций речь Дочери Одина, которая уже не знала, что и думать. Перед ней стояло воплощенное совершенство прямиком из Бездны. Прибывшее в Ванахейм оттуда, откуда никто и никогда не возвращался живым. О Бездне ходили мистические, страшные слухи, которые мог подтвердить или опровергнуть только Локи, но он молчал. И неужели именно ей, магиологичке, отверженной, преступнице доведется узнать тайну, за которой асы с невероятным упорством охотились тысячелетиями? А Локи, неужели он скрывал ото всех свою невесту из страха, что ему не позволят на ней жениться? Поэтому даже Фену не могла его соблазнить! Он хранил себя для той единственной, которая краше любой звезды на небе, любого алмаза, сокрытого в шахте!
— Расскажи, как вы познакомились. Пожалуйста, — попросила Беркана, садясь на траву и разоблачаясь: сейчас, когда первое впечатление прошло, она снова почувствовала жар Ванахейма, нестерпимый для плотной многослойной защитной одежды. Алоизетта осталась стоять и тем самым стала еще больше походить на сошедшую с небес богиню.
— Мы знакомились два года назад, — начала она рассказ, напоминавший балладу — такими мелодичными, плавными и нежными казались слова грубого языка асов, срывающиеся с ее мягких губ. — Мой отец обнаружил его, раненного и побитого, в горах. Умирающего. Он слабо дышал, его глаза были закрыты, изо рта капала кровь. Но он был очень красив. Мил. Обаятельный. Привлекательный. Я влюбилась в него сразу, а папа его вылечил. Он его очень долго лечил. Прошли большие дни, пока Локи открыл глаза и заговорил. Он с болью ел, тяжело пил. Но он был очень красивый. Несколько месяцов болел. Страшно. Долго. Я его кормила как птичку. Кормила как… как… как… воро… воробышка. Он ел мало. Потом больше.
— А потом? — спросила Беркана, в красках представляя себе израненного, беспомощного Локи. Ведь он упал в Бездну с моста вместе с Лафеем. Быть может, они оба попали в один мир. Быть может, царь етунов еще жив и по-прежнему угрожает ее родному Асгарду. Однако эта тревожная мысль, не задержавись в перегретой голове, растворилась под напором чарующего голоса.
— Потом он стал вставать, — Алоизетта говорила медленно, с трудом подбирала слова, но Беркана уже почти перестала это замечать, увлекшись рассказом. — Он не понимал меня. Я не была врагиней, а он не понимал. Он научил меня своему языку. Он простой. Простее нашего. Я его во всем помогала. Учила ходить, и дышать, и бегать. Все учила. Три месяцев. Он окреп. Стал сильным. Влюбился в меня. Стоял на коленях. Я гладила его волосы и слушала его рассказ.
— Кто стоял на коленях? — переспросила Беркана, не веря своим ушам. — Локи стоял на коленях?
— Да, — утвердительно кивнула Алоизетта. — Стоял. Положил голову мне на колени. Я его гладила много дней и ночей.
— Локи? — Беркана смотрела неверующе. — Подожди, он стоял вот так, — она быстро встала на колени и почувствовала, что только так и дОлжно стоять перед столь великолепной девушкой и никак иначе. — Вот так стоял? Локи?
— Да, так. А я его так, — Алоизетта нагнулась и мягко провела рукой по голове Берканы. От ее рук исходил тонкий успокаивающий аромат, а прикосновения напоминали материнскую ласку. На мгновение Беркана забыла о том, где и с кем находится — ненавистный образ матери, который она так давно гнала прочь, отвлек ее.
— Он бедный и несчастный. Он мне испове… исп… рассказывал о своих родителях. Отец его не любит. Он изгнанник. С ним поступили несправедливый. Никто не любил, кроме матери. А он всегда хотел как лучше. Хотел признания, а ему во всем отказали. Не любили, не жалели, хотели убить. — Красавица печально покачала головой, из-за чего солнечные лучи заплясали яркими искорками на ее волосах.
— Ты уверена, что говоришь о Локи? — нахмурилась Беркана. — О Локи, царевиче Асгарда?
Одинсдоттир не могла поверить в то, что слышала собственными ушами. Локи мог вести себя подобным образом только в случае помрачения рассудка. Сильный, гордый, жесткий — такими эпитетами она награждала его про себя, но она никак не могла представить его мягким, а уж тем более нежным. Быть может, при падении он слишком сильно ударился головой? Тот сын Одина, которого она знала, не мог стоять на коленях даже перед такой красивой и волшебной девушкой. И уж тем более не мог жаловаться на свои горести.
— Да, я о Локи, — уверенно подтвердила Алоизетта. — Именно о Локи. Почему ты спрашиваешь?
— Как он выглядит? — решила уточнить Беркана. — Опиши своего Локи.
— Он красивый. Симпатичный. Забавный. Красноговорящий.
— Внешность! — воскликнула в нетерпении Дочь Одина. — Глаза, волосы, рост, телосложение?
— Волосы привлекательные. Глаза лучистые, — с восторгом в голосе ответила Алоизетта, глядя на небо, по которому не спеша плыли облака. Не было сомнений в ее искренней привязанности к Локи. Только вот явно не к тому, которого знала Беркана.
— Цвет! Опиши цвет, — мягко попросила магиолог.
— Цвет? — удивленно переспросила красавица. — Цвет? Зачем? Темный. Почти серый. Темный.
Беркана сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Даже легкое раздражение не могло задержаться надолго в сердце, когда рядом стояло совершенство, так по-детски наивно хлопающее глазами.
— Ладно, а что было дальше? — решила сменить тему асинья. — Он рассказал о родителях?
— Мне было его ужасно жалко, — глаза Алоизетты тут же ярко зажглись огнем любви, словно кто-то чиркнул спичкой в беспросветной тьме Бездны. — Я очень жалела его. Хотела мстить. Убить его отца. Он несправедливый. Плохой отец. Не имеет прав так поступать со своим сыном. Сам же взял. Сам.
— Родил, — тихо пробормотала Беркана, автоматически исправляя самые жуткие ошибки. — Надо говорить «родил», «породил».
— А, родил, — покорно повторила Алоизетта. — Я месяц учила твой язык. Локи много говорил на нем. Он хороший учитель. Он решил жениться. А потом случилась беда. Я думала, он умер, распался на кусочки. Маленькие, которые не нашли. Я хотела отомстить его отцу. Он его обижал. Я хочу увидеть Асгард, я долго хотела, и мне удалось. Я почти в Асгарде.
— А как ты поняла, что я из Асгарда? — резко спросила Беркана — слишком подозрительной казалась ей эта случайная встреча.
— Ты в одежде Локи, — кивнула Алоизетта на валяющуюся в траве верхнюю накидку. — В одежде Асгарда.
— А, ну да, — небрежно кивнула Беркана. Давно она не чувствовала себя настолько глупо. Совершенство точно ее обманывало. Не мог Локи ни перед кем стоять на коленях, это абсолютно не в его стиле, он скорее поставит на колени окружающих, но если незнакомка говорит не о Локи, то откуда знает об одежде? Логисты в ней не ходят, ее надевают только в самом поселении и то исключительно при проведении опасных опытов. А, кроме того, царевичи носят ее беспрестанно. Алоизетта могла перепутать Локи и Тора. Старшего царевича Беркана видела только мельком, но не могла представить, чтобы этот жизнерадостный богатырь жаловался на жизнь.
— Локи в Асгарде, — сказала она, наконец, приняв единственно верное, как ей казалось, решение. — Я могу тебе его показать. Хочешь?
— Да! — воскликнула Алоизетта и резко бросилась на шею Беркане. Магиолог не ожидала столь бурной реакции, Она неловко упала на спину прямо в ванахеймскую траву, полную противных насекомых и ядовитых змей. Ну да вовсе не о змеях она думала, вдыхая аромат шелковистых волос незнакомки, слушая ее прерывистое дыхание и путаные слова благодарности. Прижав драгоценную ношу к самому сердцу одной рукой, а другой сжав отброшенную ранее накидку, Беркана перенеслась обратно в Асгард.
Сиф не могла припомнить, когда в последний раз чувствовала себя настолько неловко и не на своем месте. Получив неожиданное приглашение в Фенсалир, она посчитала, что царице требуется помощь, связанная с воинским искусством или физической силой. Такое уже не раз случалось: Фригг полностью доверяла будущей невестке и иногда вызывала для выполнения поручений разной степени деликатности. Но в этот раз вышло иначе. В царских покоях ее радушно встретила Фригг в слишком открытом и легкомысленном платье, какого раньше никогда себе не позволяла, по крайней мере, на публике. На ее коленях примостился белоснежный подарок ванов, который Сиф привыкла считать не наперсницей царицы, а шпионкой, поэтому недолюбливала. Рядом сидела Фула в не менее открытой одежде, но с каменным выражением лица. Объяснением такой немыслимой вольности могла служить невыносимая жара, палящая без пощады — явление столь редкое в Асгарде, что легковерные поговаривали о коварных кознях Суртра или Синмары. Воины Асгарда в такую погоду не могли тренироваться, и только немногие, вроде Сиф, прекрасно переносящей жару, провели утро на осиротевшей площадке. Однако утро кончилось часа два назад, и теперь вместо заслуженного отдыха ей предстоял крайне неприятный разговор с царицей и ее наперсницей, который Сиф с удовольствием перенесла бы на более позднее время, а, может быть, и совсем забыла как ночной кошмар. Если от Фригг Сиф примерно понимала, чего ждать, то Фула была темной лошадкой. Воительница не могла вспомнить и десяти личных встреч с сестрой царицы. Молчаливая, мрачная Фула ни с кем во дворце не сводила близкого знакомства. Ходили слухи, что в свое время Один создал Тень по ее образу и подобию, но это была неправда: Тень появилась задолго до замужества Фригг и развоплотилась, превратившись в воспоминание, когда Тору исполнилось четыреста зим. Сиф еще в детстве интересовал немаловажный вопрос: как вернуть Тень к жизни? Может, смертельно оскорбить? Воительница была готова рискнуть собственной головой и проверить, что будет, если оскорбить тень Одина, но она не знала, как это сделать, не разгневав самого Одина.
Однако сейчас она стояла не перед царем Асгарда, которого хорошо знала и чьи приказы была обязана выполнять, а перед царицей, мысль об оскорблении которой была еще опаснее, чем об оскорблении Тени. Официально Фригг была просто женой Всеотца и хозяйкой Фенсалира, по сути — двуличным умным политиком, всегда блюдущим свои цели. Кому, как не Сиф, было знать, насколько мертвенно холодна и неприступна в душе внешне радушная и привлекательная царица.
Сиф осталась стоять перед столом, несмотря на то, что и Фула, и Фригг несколько раз предлагали ей сесть рядом с ними.
— Через месяц пройдет церемония твоего совершеннолетия, — произнесла Фула без какого-либо предисловия, осматривая воительницу взглядом голодного хищника.
— Да, пройдет, — безразлично кивнула Сиф, отвечая взглядом полусытого хищника. Совершеннолетие для нее почти ничего не значило. Она давно ушла из родительского дома, жила во дворце и сама решала свою судьбу. С совершеннолетием те права, которые она забрала боем и силой много столетий назад, будут вменены ей в обязанность.
— Твое совершеннолетие — первый шаг на пути к браку с моим сыном, — напомнила Фригг о некоторых давнишних договоренностях. Сиф только неопределенно передернула плечами и тяжело вздохнула. Брак с Тором ей давно обещали, почти с самого детства. Она всегда знала, что станет царицей Асгарда, только вот Тор об этом не догадывался и стремился к кому угодно, только не к ней. Сколько у него было любовниц, Сиф боялась себе представить, но ни к одной из них он не испытывал теплых чувств, они были лишь несерьезным мимолетным увлечением, зачастую навеянным крепким асгардским элем. Не то, чтобы Сиф жить не могла без любви, ей бы хватило и крепкой дружбы, но сама мысль о браке угнетала суровую воительницу. Сейчас она была свободна и могла делать все, что пожелает; как только выйдет замуж, от нее потребуют наследника и исполнения обязанностей царицы. Она потеряет ту пьянящую свободу, невероятное чувство вольности, которое было доступно ей сейчас, и которое она так не хотела утратить. Фригг достаточно недвусмысленно намекала, что именно Сиф придется стоять за плечом мужа и помогать ему в государственных делах, незаметно направлять на путь истинный. Подобная участь совсем не привлекала воительницу, жаждущую крови. Она бы с удовольствием нашла Тору лучшую партию, но не знала, кого выбрать. Большинство богатых кланов жаждали породниться с царской семьей, но выделять из них кого-то одного Один не желал, а законы Асгарда строго запрещали иметь больше трех-четырех официальных жен. Сиф предстояло стать шпионом Фригг, Локи — шпионом Одина. В честном бою Сиф с легкостью одолела бы его, но Локи не знал, что такое честность, а подковерные интриги никогда не интересовали лучшую воительницу Асгарда.
— Когда наша свадьба? — спросила она как бы невзначай.
— Это не имеет значения. Мы можем объединить две церемонии, можем немного подождать. Я лишь хотела сказать тебе, что скоро надо будет сделать официальное заявление.
— И правильное заявление, — добавила Фула таким тоном, что Сиф передернуло. Слишком много слащавого притворства неприкрыто звучало в ее голосе.
— Скажите мне, что делать, и я сделаю, — бросила Сиф чересчур резко. Мысленно она сражалась с Фулой на копьях и неизменно выигрывала. В реальности Фула сидела напротив нее и подавляла одним своим надменным видом.
— Пока — ничего, — одобрительно, но в то же время величаво кивнула Фригг. — Тор в ближайшее время поедет в Мидгард и, возможно, вернется не один.
— Смертная, — пренебрежительно фыркнула Сиф. — Он и в самом деле хочет жениться на ней?
— В самом деле, — подтвердила Фула с ничем не прикрытым неудовольствием. — Я говорила с ним откровенно. Он хочет сделать ее своей женой.
— И царицей?
— Нет.
— Слава Иггдрасилю, — У Сиф камень с души свалился. С Тора сталось бы устроить проблемы всем своим родным и близким и заявить, что царицей мира богов станет немолодая женщина из бренного мира смертных.
— Их свадьбу проведем после твоей, — продолжила Фула. — Смертная может стать только второй женой, но никак не первой.
— Зачем вообще церемония? — искренне удивилась Сиф. — Смертная не может просто сюда переехать?
— Тору хочется свадьбу, — пожала печами Фула. — Зачем отказывать моему любимому племяннику в такой малости? Или тебе претит сама мысль о смертной?
— Нет, — угрюмо буркнула Сиф. Можно подумать, что даже если бы она была сильно против, ее мнение играло хоть какую-то роль.
— Ну вот и хорошо, — Фригг встала. — Я рада, что мы так хорошо понимаем друг друга, Сиф.
— А уж я-то как рада, — натянуто и как-то совсем фальшиво улыбнулась в ответ воительница, нервно сглатывая под пронзительным взглядом Фулы.
— Не хочешь наперегонки? — заговорщицки предложил Локи Тору, гарцующему подле отца.
— Нет, не сейчас, — отмахнулся бог грома и с плохо скрытой завистью посмотрел на новую лошадь Локи. Красивая, сильная, выносливая. Ему самому, якобы любимому сыну, отец уже около ста зим не покупал ванахеймскую лошадь, а как блудный братец вернулся, так ему сразу же посыпались царские подарки.
Тор не ожидал, что о его тайной поездке в Мидгард узнают родители. Скользкий братец отрицал свое предательство, да и смысла ему не было ни во что посвящать отца. Только вот никто другой не знал о поездке. Тор терялся в догадках, но сделать ничего не мог: отец ясно дал понять, что в курсе всего и не возражает.
— Если ты считаешь, что поступаешь правильно, я препятствовать не буду, — глубокомысленно изрек он вместо привычной бурной тирады, которую так ждал Тор, а потом объявил, что отправляется в поселение отверженных вместе с сыновьями, но без супруги. Тор удивился, но виду не подал.
Поскольку царская семья выезжала из столицы официально, понадобился целый кортеж, который провожали тысячи любопытных асов, сгрудившихся весьма внушительной толпой у главной дороги. Тор чувствовал себя омерзительно: он привык к тому, что толпа ликует, когда он торжественно возвращается с победой в окружении бравых воинов, а вовсе не когда его глубоко личное дело становится достоянием общественности и порождает бестолковые кривотолки. А уж как глупо и неуместно кортеж будет смотреться на земле отверженных: маленькие домики, больше походившие на лачуги, так тесно лепились друг к другу, что между ними с трудом разъезжались две лошади.
Тор кинул недовольный взгляд на понурого Локи. Брат пришел в неописуемую ярость, когда узнал о сопровождении и об отце. Он тут же бросился писать письма в поселение, чем только усилил подозрения Тора. Локи явно готовил что-то нехорошее. Скорее всего, восстание. Отцу не следовало столь безрассудно доверять полукровке, без малейшего зазрения совести прикончившего родного отца. Если бы Тор был царем, он бы уже сослал Локи куда подальше, но отец придерживался несколько иного мнения. У Тора был только один шанс избавиться от Локи: доказать отцу нечистоту и корыстность помыслов последнего. Ради этого он устроил допрос ученому, сопровождавшему скользкого братца, но ничего путного от него так и не добился. Крикливый ас, развлекавший мать во время неусыпного слежения за Локи, совсем не походил на предателя. Правда, на вора тоже, несмотря на то, что фенсалирская змея висела у него на шее без дозволения матери. Тор попытался отобрать ее, но был укушен сразу в несколько пальцев, а мать заявила, что раз змее Ивар нравится, пусть забирает. И ведь даже не спросила, как он посмел войти в священный Фенсалир!
Голова Тора была забита самыми нелицеприятными мыслями, да еще и лошадь норовила споткнуться на совершенно ровной дороге. К воротам поселения наследник подъехал с испорченным настроением. Отец велел кортежу подождать за оградой, а сам в сопровождении сыновей и болтавшего без умолку Ивара переступил границы мира отверженных. Тор давно не был в мире магии и подивился произошедшим переменам. Сараи обновились, заблестели свежей краской и новыми крышами, тут и там лежали кучи глины, песка и другой ненужной дряни, ранее скрытой под слоем чистого, белого снега. Вонь стояла не просто удушающая — тошнотворная — Тор закашлялся с непривычки, а братцу хоть бы хны.
— Добро пожаловать в наш мир, — перед Тором словно из-под земли появились пожилые мужчины в разноцветных, но одинаково грязных одеждах с богатыми украшениями. Секундой позже они пали на колени, приветствуя правителя Асгарда. Тор с немым отвращением смотрел на бесплодную землю и не спешил пачкать в ней любимые походные сапоги. В прошлый свой зимний приезд он хотя бы ходил по свежему снегу, а сейчас видел под собой выжженную, мертвую землю неопределенного цвета. Пока он размышлял, Локи спешился и помог спешиться отцу. Не успел Тор последовать их примеру, как вдруг…
— Один! — послышался высокий девичий голосок. Все разом обернулись к источнику звука. Со стороны домов к гостям на бешеной скорости приближалось нечто ярко-золотое, похожее на шаровую молнию, столь блестящее, что глаза начинали болеть при попытке разглядеть очертания. Тор сощурился и только тогда понял, что видит молодую девушку в ярких, начищенных до блеска доспехах, на которых плясали солнечные блики. Она неслась к нему на всех парах, размахивая огромным, совсем не подходящим ей по размеру мечом, не то пламенеющем, не то леденеющем, не то и то и другое сразу. Зрелище завораживало: никогда Тор не видел ничего подобного. И не он один. Отверженные во все глаза следили за золотым ураганом. Все были настолько поражены, что пропустили момент, когда девушка подбежала к Всеотцу и с поразительной легкостью приставила тяжеленный клинок к его горлу.
— Я вызываю тебя на бой! Ты мне за все ответишь!
Комментарий к Глава 55 Ну и как вам Мери Сью во всей красе?:)
====== Глава 56 ======
Беркана бежала к Алоизетте что было сил, молясь, чтобы красавицу не убили на месте за подобную непозволительную дерзость и непочтение к властителю Асгарда. Магиолог не знала, что делать, знала только, что необходимо предотвратить катастрофу. Еще немного, еще чуть-чуть, и она все объяснит… Поздно! Она не успела!!!
Тор взмахнул Мьельниром, а Хагалар бросил в незнакомку сильное заклинание. Беркана инстинктивно зажмурилась и тут же споткнулась о какой-то камень, который совсем некстати появился на ее пути именно сейчас, в самый неподходящий момент. Падая, она заметила, как Алоизетта, не выпуская меча, свободной рукой легко и изящно перехватила молот и, не прилагая никаких усилий, отшвырнула в сторону. Мьельнир врезался в землю, оставив вокруг себя внушительную воронку идеально-круглой формы. Пока Тор во все глаза смотрел на свое непобедимое оружие, неприятно поразившее хозяина предательством, Алоизетта грациозно махнула рукой в сторону Хагалара — заклинание, во много раз усиленное, обернулось против своего создателя — все ученые упали навзничь словно подкошенные. Беркана пыталась закричать, но не могла — из-за бега ее дыхание сбилось. Хагалар… Он заменил ей отца, мать, всю семью. И он умер? Просто так, от одного взмаха руки незнакомки из бездны? Беркану трясло от вырвавшихся из-под контроля чувств, нахлынувших словно волна, тело не слушалось, а по лицу побежала одинокая дорожка слез. Она с трудом заставила себя встать. И только приблизившись, с облегчением поняла, что все живы, просто спят крепким сном.
— Это невозможно! — воскликнул Тор, когда понял, что оружие больше ему не подчиняется, зато стоило незнакомке повести бровью, как молот тут же подлетел к ней, словно верный голубь. Леденеющий меч она недрогнувшей рукой направила на царя, изменщика Мьельнира — на старшего царевича.
— Только достойный овладеет молотом, — ошарашено прошептал Тор. Беркана отрешенно кивнула, будто фраза предназначалась лично ей. Каким образом достойнейшей оказалась несравненная невеста Локи? Если только молот, будучи мужчиной, не выбрал ее за потрясающую красоту и дерзкий характер. Сам Локи стоял подле отца, не поворачиваясь к невесте лицом и не предпринимая никаких попыток выйти из сложившегося щекотливого положения.
— Ну что, кто-то еще хочет сразиться со мной? — грозно воскликнула Алоизетта, гордо вскинув голову. — Кто-то еще хочет испытать на себе силу моих ярости и любви?
Беркана примирительно подняла руки, продемонстрировав тем самым свою абсолютную безоружность. Она должна, нет, просто обязана вмешаться, крикнуть, позвать на помощь — поступить так, как поступают благородные герои во всех известных балладах и легендах. Это ее шанс прославиться — если она спасет царя Асгарда от гибели, легенды воспоют ее имя наравне с именами Локи и Тора. Тысячи асгардцев по многу зим искали подвиг, но так и не нашли, а к Беркане он спешил сам! Но она была слишком труслива для того, чтобы смело шагнуть навстречу смертельной опасности, и предпочла бы стоять рядом с тем, кто смелее ее. К сожалению, он сейчас крепко спал.
— Теперь ты мне за все ответишь! — торжественно провозгласила Алоизетта, аккуратно водя мечом по горлу Одина — Ты ответишь за то, что сделал с моим милым Локи!
Всеотец не выглядел удивленным или разгневанным. Он не обратил внимания ни на меч, находившийся в опасной близости от его горла, ни на великолепную богиню, только что ловко подчинившую своей воле зачарованное оружие и обратившую заклинание против самого сильного боевого мага Асгарда.
— Сын мой, объясни, кто это? — спросил Один у Локи, вынуждая последнего повернуться к незнакомке лицом.
— Отец, это… — Беркана не верила своему глазу — на лице царевича читался испуг!
— Локи? — голос Алоизетты предательски дрогнул, а из рук выпали разом и молот, и меч, подняв пыльное облако. — Ты… Неужели это ты? Ты и в самом деле жив? — лучистые глаза наполнились прозрачными, словно хрусталь, слезами, а грациозное тело прильнуло к телу молодого бога, чуть не свалив его наземь. Последовал страстный, жесткий поцелуй. Старший царевич времени зря терять не стал и попытался поднять свой молот — без толку — зачарованное оружие больше не служило ему.
— Отец….
— Тихо, — Один, воспользовавшись ситуацией, подобрал пламенеющий меч. — Мне незнакомо это оружие. Кто она? — Всеотец хотел адресовать вопрос Локи, но понял, что того не оторвать от поцелуя, поэтому обернулся к застывшей в нерешительности Беркане и жестом подозвал к себе. В его голосе слышалось всего лишь легкое, почти незаметное недовольство, но магиолог боялась даже представить себе, какая буря чувств и эмоций скрывается там на самом деле. А если ее казнят за то, что она привела в Асгард невесту Локи, подвергнув опасности Всеотца и обоих царевичей? О Иггдрасиль, что же ей делать? Здравый смысл подсказывал, что бежать, причем, достаточно быстро и подальше от дворца, поселения и Локи, но страх сковал непослушное тело. Беркана с трудом сделала несколько малюсеньких шагов вперед.
— Ваше величество, это Алоизетта. Она из бездны. То есть, она сказала, что она из бездны. Она невеста Локи. Она так сказала, — магиолог съежилась под пристальным взглядом владыки и замолчала.
— Невеста? — перебил Тор. — Братец собрался жениться раньше меня?
— Не знаю, — буркнула Беркана невнятно, поднимая взгляд на оторвавшуюся от Локи Алоизетту.
— Я не верила, что ты умер, — девушка нежно пела, не забывая мягко гладить бога по скулам и подбородку. Как же красиво смотрелись эти двое влюбленных! Локи в сверкающих черно-зеленых доспехах, она в красно-желтой броне. Это была сказка, картинка. Никто не мог заставить себя оторваться от чудного видения.
— Я здесь, чтобы помочь тебе, Локи! — шепнула Алоизетта так громко, что слышали все. Она резко обернулась к Одину и воинственно заявила:
— Отдай мне мой меч и выходи на бой! Я отомщу тебе за все те страдания, что ты принес моему ненаглядному Локи в детстве и юности, — девушка заслонила собой Локи, насколько могла — все же он был на две головы выше ее и шире в полтора раза.
— Хорошо, — кивнул Всеотец так спокойно, будто речь шла о прогулке в саду. — Пусть только мой сын сперва озвучит, какие именно страдания я ему приносил в детстве и юности.
— Отец, я… — бледный Локи попытался вступить в разговор, но его перебили, даже не дав объясниться.
— Не надо! — Алоизетта заткнула ему рот своей маленькой, не больше детской, ладошкой. — Не унижайся снова. Я помню, как тяжело тебе было говорить. Ты! — она, позабыв этикет, ткнула пальцем в грудь царя. — Ты всю жизнь принижал его, не дарил подарков, во всем возвеличивал Тора. Локи для тебя всегда был вторым, никем, неродным, нелюбимым, ненужным. И матери ты не позволял часто с ним видеться. Ты сказал ему «Нет» и этим убил. Ты не развивал ему магию, ты сделал так, что его все ненавидели в Асгарде, что он был отверженным и изгоем. Он шел, а за ним тянулись шепотки недоброжелателей. Но он всегда любил тебя, — указующий перст перенесся на Тора, — а ты променял его на друзей, которые его ненавидели, били, насиловали. Ты тоже виноват! А ведь Локи тебя так любит! Больше жизни и совсем не братской любовью! А ты его только использовал! Я накажу вас обоих за все зло, что вы ему принесли! За то, что вы не разглядели в нем нежной, трепетной души, жаждущей любви и ласки! За то, что вы никогда не давали ему завести своих друзей. Били и мучили!
Воцарилась такая оглушающая тишина, что даже шелест листвы уподобился холодному, металлическому лязгу мечей. Беркана стояла ни жива, ни мертва. Ей нельзя было слышать таких признаний. Ее теперь точно убьют. Локи тяжело дышал, как будто после продолжительного бега, и во все глаза смотрел на свою спасительницу. Дочь Одина не могла понять, согласен он с ее словами или силится возразить. Тор и Один недоуменно переглянулись, как заговорщики,обнаружившие, что их тайные преступления раскрыты. Бедный Локи! Мало ему было допросов. Оказывается, еще задолго до падения в бездну…
— Что? Сказать нечего? — неумолимо продолжила наступление Алоизетта. — Вы все молчите, потому что знаете, что я права, что все это правда, что моя месть оправдана.
— Локи? — начал Тор зычным голосом, но был остановлен мощной рукой отца и тут же стих.
— Что ж, я выслушал тебя, — произнес Один величаво, с полным осознанием своей правоты, как и подобает царю Асгарда. Она сквозила во всем его облике и вызывала у Берканы неудержимый животный страх: именно так и никак иначе должен выглядеть тот, кто пытает родного сына. — В твоих словах сокрыта правда.
Одинсдоттир заметила, как вытянулись лица Тора и Локи — видимо, отец никогда раньше не признавал вслух своих ужасных деяний.
— Ты даже не отрицаешь, мерзкий старик! — гневно воскликнула Алоизетта, тряхнув пышными волосами.
— Нет смысла отрицать очевидное, — владыка выглядел абсолютно спокойным.
— Отец! — попытался было вступить Тор, но получил такие убийственные взгляды от Всеотца и обличительницы, что тут же подавился словами.
— Отдай мне мой меч и выходи на бой! — Алоизетта придала волосам ярко-красный боевой оттенок, наглядно показывая серьезность своих намерений. — И пусть победу одержит тот, кто прав!
— Нам не о чем спорить, — спокойно ответил Один. — Я признаю, что делал все то, о чем ты говоришь. Но по законам Асгарда, установленным задолго до моего рождения, родители вправе делать со своими детьми все. В том числе пытать, убивать, ненавидеть и не развивать их способности. Родительская власть над Локи дана мне древним законом.
Беркана смутилась: она-то точно знала, что закон, предписывающий полную власть родителя над ребенком, установил сам Один сразу после последней войны, и связан он был с низкой рождаемостью. Однако обитательница бездны этого не знала, а Беркана никогда не решилась бы открыть ей глаза на истинное положение вещей.
— Одно дело закон, другое — поступать так, как велит сердце! — отчаянно крикнула в ответ Алоизетта.
— Я никогда не любил Локи и не видел смысла хорошо обращаться с ним. Он не заслуживал.
Лицо Локи вытянулось еще сильнее, а Тор нахмурился.
— Потому что был не как все? Изучал магию, не имел сильного тела, как Тор, не был воином и позорил ваш род одним своим существованием? — буквально выплюнула Алоизетта новые обвинения в сторону царя.
— Именно, — кивнул Один с таким серьезным видом, что никто не посмел бы усомниться в искренности его слов. Алоизетта, явно ожидавшая спора или хотя бы отпора, открывала и закрывала рот, будучи не в силах придумать ни единого нового пункта обвинения. Беркана всхлипнула: неужели Локи ожидают новые муки, и никто не поможет ему?
— Ты признал вину. Отпусти его, — наконец, нашлась Алоизетта. — Я вернусь с Локи в бездну, и мы будем там счастливы. Локи! — она резко обернулась к своему полузадушенному избраннику. — Мой отец, и матушка, и сестры — все ждут тебя. Мы не могли поверить, что ты умер, мы ждали твоего возвращения. Вернись к нам! — она протянула руки в тщетной попытке обнять царевича. Локи сделал пару небольших шагов вперед, принимая ласку. Алоизетта была его единственным спасением, одиноким лучом света в беспроглядной тьме — Беркана это отчетливо понимала. И хотя ей было жалко расставаться с самим сыном Одина, но она знала, что только в Бездне он будет по-настоящему счастлив, только в Бездне сможет избежать сурового конца, уготованного Всеотцом.
— Я не могу уйти из Асгарда, — резко выдохнул Локи. — Я связан с ним кровью.
У Берканы неожиданно перехватило дыхание — так Один провел древний ритуал, который помешает Локи покинуть Асгард. Все предусмотрел и ко всему подготовился!
— Тогда поженимся и будем вместе жить в Асгарде, — воодушевленно откликнулась Алоизетта, перемежая слова страстными поцелуями. — Я больше никому не дам тебя в обиду. Ты будешь только моим. Я всех отгоню от тебя!
Лицо Берканы расплылось в непроизвольной улыбке, которая, наверняка, смотрелась неуместно и слегка глуповато, но магиологу было все равно. Вот она — настоящая любовь. Эта девушка проследовала в неизвестность с готовностью отдать жизнь за призрачный шанс оказаться рядом с любимым. Она готова оставить не только своих родных и близких, но и покинуть родной, такой удобный и привычный для нее мир. Остаться в чужой, холодной, даже недружелюбной вселенной ради того, кого любит.
— Прогуляйся пока с Берканой — предложил Локи. — Я обсужу наши дела с отцом.
— Нет! — Алоизетта резко обернулась. — Он тебя убьет, я не оставлю тебя с ним один на один! — с этими словами она притянула молот Тора и начала раскручивать его в опасной близости от лица Локи.
— Я клянусь! — поднял Один правую руку. — Именем моего отца и отца моего отца, что не причиню моему младшему сыну ни боли, ни страданий.
В подтверждение его слов с девственно голубого, чистого неба грянул гром и пролилось несколько капель дождя.
— Точно не причинишь? — сощурилась Алоизетта, подозревая правителя в обмане.
— Точно, — уверенно кивнул Один.
— Ну ладно, — девушка подошла к магиологу. — Мы прогуляемся, но недолго, — красавица вела себя как строгая мать, причем самого Всеотца.
— Да, Беркана, покажи ей поселение, — попросил Локи таким страшным тоном, что стало понятно: магиологу действительно грозит серьезная, может быть, даже смертельная, опасность. Свидетелей в живых не оставляют, Один ее убьет! Надо упросить Алоизетту спасти ее от мести. Ведь она случайно подслушала, она не хотела, она совсем не виновата в случавшемся! С такими мыслями Одинсдоттир покорно повела возможную спасительницу на ознакомительную прогулку. Вернуть молот Тору Алоизетта категорически отказалась, поэтому Беркана чувствовала себя хоть немного защищенной, но все равно не могла толком успокоиться.
Один даже не смотрел на удаляющихся девушек, зато сыновья долго не спускали с них глаз. На лицах Тора и Локи читалось явное облегчение и отголоски страха. Как же они еще самовлюблены и тщеславны: не видят дальше своего носа. Стоит встретиться с противником, который сильнее их физически, как они тут же опускают руки, даже не пытаясь дать отпор. А девушка из бездны интересна, даже очень. Еще один хороший повод преподать урок младшему сыну. Да и старшему тоже не помешает.
— Сын мой, она действительно твоя невеста? — спросил Один, осторожно проводя рукой по острию волшебного меча.
— Да, отец, — невнятно промямлил Локи, опустив глаза. — Я действительно обещал, что женюсь на ней, и, если такова будет твоя воля, я заключу с ней брак по законам Асгарда.
— Ты не можешь, — воскликнул Тор — Тебе нельзя. Да и она… она вообще кто? Человек? Асинья? Вана?
— Обитатель бездны, — спокойно объяснил Один, — Она та, кто сильнее всех нас вместе взятых. Возможно, в родном мире она не обладает ни силой, ни властью, но, пройдя сквозь границу миров, обрела истинное могущество.
— Она не может быть сильнее тебя, отец, — упрямо гнул свое Тор, не готовый смириться с тем, что его молот позорно отняла хрупкая девчонка по праву более достойной.
— Она вполне могла оказаться сильнее меня, — столь же спокойно ответил Один. — Ее силы может быть довольно для разрушения всего Асгарда. В последний раз с таким могуществом я сталкивался на другой стороне галактики.
Один многозначительно замолчал, позволяя сыновьям самим вспомнить, о каком из многочисленных походов идет речь. Много столетий назад он рассказывал о том, что Перчатка Бесконечности и Гунгрир не происходят из девяти миров Иггдрасиля, поэтому и обладают чудовищной разрушительной силой. Всеотец потратил много времени на то, чтобы запечатать хотя бы часть энергии Гунгрира и сделать его безопасным для мироздания. Перчатку обезвредить так и не удалось, поэтому она лежала в хранилище, ожидая чудовище. Побежденное много столетий назад, но недобитое и, тем более, не поверженное. Один надеялся, что враг придет несколько раньше, когда он будет моложе. Но враг тактично выжидал и собирался нагрянуть тогда, когда силы Всеотца будут на исходе, когда сыновья перегрызутся за власть, словно дворовые псы, по собственной глупости пустят разрушителя в девять миров и погубят Асгард. На такое будущее надеялся кровожадный монстр, но у Одина уже был план предотвращения грядущей катастрофы.
— Итак, Локи, — продолжил Всеотец, делая едва заметный пас рукой: Хагалар достаточно умен, чтобы не показать своего пробуждения, но воспользоваться ситуацией и услышать то, что Всеотец милостиво позволит услышать. — Думаю, у тебя больше нет причин скрывать от меня свое путешествие. Ты целый год хранил молчание, однако бездна пришла к тебе сама в облике очаровательной девушки.
Один усмехнулся, наблюдая за непередаваемой гаммой эмоций на лицах наследников: по-видимому, они оба считали, что девушка была слишком очаровательна, чтобы можно было спокойно переносить ее присутствие.
— Поведай, как случилось, что я стал свекром, а, возможно, и дедушкой?
— Дедушкой, — рассеянно пробормотал Тор, а Хагалар едва заметно усмехнулся. Рассказ обещал быть занимательным.
— Когда я упал в бездну, — медленно начал Локи и тут же запнулся. Его голос дрожал, а кулаки сжимались и разжимались против его воли: весь облик свидетельствовал о сильном волнении, и это было плохо. Один уже несколько раз приказывал не выдавать своих истинных эмоций, но приемный сын все еще упрямо пропускал некоторые уроки мимо ушей.
— Когда я упал в бездну, — начал он снова, — то думал, что умру. Но потом я очнулся. В доме целителей. Они вылечили меня, предложили кров и пищу. Я решил остаться с ними, потому что вернуться в Асгард было невозможно.
— Из царевича в лекари, — усмехнулся Тор. — Как-то это низко для тебя. Ты все метил на трон, — с языка расстроенного и выбитого из колеи Тора так и сочился яд.
— Если бы ты оказался в чужом мире без серебра, имени и друзей, ты бы поступил также, — бросил Локи злобно. — В семье было четыре дочери. Я решил жениться на одной из них, чтобы остаться в доме официально.
— И они согласились? — снова перебил Тор. — Они о тебе ничего не знали, ты мог их всех прирезать ночью и уйти. Это было бы очень в твоем духе
— По себе других не судят. — огрызнулся младший. — Куда я мог уйти? Это был маленький поселок, напоминающий наши большие фермы. Все знали, откуда я. И о том, что мне некуда идти — тоже знали.
— Однако судьба простого целителя не была тебе уготована, — произнес Один, прерывая очередной детский спор братьев. — Что случилось?
— И почему ты рассказал своей невесте столько отвратительной лжи про Асгард? — добавил Тор, мрачнея все больше.
— Я рассказывал немногое, большее она сама додумала, — ответ Локи был слишком быстрым и нервным для правдивого, и не только Один понял это — Хагалар хмыкнул незаметно почти для всех. — Я играл ту роль, которая была наиболее выгодна. Пятерым женщинам той семьи очень нравилось меня жалеть. А мне надо было втереться в доверие. Что до твоего вопроса, отец, то я случайно узнал, что все миры бездны соединены между собой и что есть мир, из которого можно попасть в нашу вселенную. Алоизетта помогла мне пройти во врата, доступные только женщинам. Она думала, что я вернусь и женюсь на ней. Но я не вернулся…
— И что было дальше? — спросил Один, как только понял, что сын продолжать не собирается.
— А дальше я попал в следующий мир. Не Мидгард. Соблазнил еще одну женщину и с ее помощью перенесся в следующий мир. И так множество раз.
— Соблазняя женщин? — удивился Тор. — Но зачем?
— Потому что, — тяжело вздохнул Локи, — все врата Бездны работали только с молодыми девушками, причем чаще всего с конкретными. Ужасно неудобное условие. А в каком случае женщина будет помогать тебе, брат? Только если влюблена. Я целый год совращал девиц. Незавидная участь для царевича Асгарда, не правда ли?
Локи смотрел с вызовом, но, столкнувшись с ледяным спокойствием, опустил голову, признавая свое поражение. Все же он сломлен, все же не смеет перечить даже в такой малости. Вышколить его удалось, осталось довести до совершенства. Еще немного, и приемыш будет покорно исполнять волю царя. Один остался доволен услышанным. Мальчишка скрывал бездну вовсе не потому, что нашел там знания, которыми не хотел делиться, и не потому, что претерпел ужасы, о которых боится вспомнить, а всего лишь потому, что занимался вещами, недостойными сына Одина. Он бережет честь и имя приемного отца. Как удачно, что Хагалар очнулся и все слышит.
— После очередного прыжка я попал к читаури, — продолжил Локи, не поднимая головы, — а там…
— А что было там, я примерно представляю, — перебил Один, запрещая сыну продолжать. Хагалар услышал достаточно. О читаури можно будет поговорить в следующий раз, без свидетелей. Один догадывался, что именно произошло, но не мог понять, на что Локи рассчитывал? Заподозрить его в непомерной глупости было бы неразумно. Он должен был на что-то рассчитывать. Всеотцу все еще не хватало фактов, чтобы представить ситуацию в целом.
— Значит, в бездне сейчас живет несколько десятков девиц, которых ты опорочил…
— Я их не трогал, — небрежно бросил Локи. — Платоническая любовь гораздо сильнее. В ожидании физической девицы пойдут на все.
— Что ж, по крайней мере, детей от тебя там не осталось, — глубокомысленно изрек Один. — Когда ребенок растет с приемным отцом, он может начать ненавидеть родного так сильно, что при первой же встрече вонзит ему нож в спину. Помни об этом, сын мой.
Локи ощутимо вздрогнул всем телом — понял незамысловатый намек. Убийство Лафея Один все еще не мог ему простить. Ненужное, бессмысленное, грозящее сильными осложнениями на мировой арене после починки Радужного Моста. Лафея можно было подставить, но казнить стоило публично, на глазах всех миров, как предателя, а не исподтишка распылять тело на атомы.
— Отец, — Локи таки осмелился поднять глаза, — если хочешь, я женюсь на Алоизетте, и Асгард получит нового сильного воина. Если не хочешь, я могу спровадить ее обратно в бездну без всяких потерь для Асгарда.
— Отец, она слишком опасна, нельзя оставлять ее в Асгарде, — тут же вступился Тор. — И Локи не может на ней жениться.
Один усмехнулся. Тор сделает все, чтобы предотвратить брак, но что бы он запел, если бы девушка не отобрала у него молот? Быть может, он бы сам обратил свое царственное внимание на столь ценного бойца.
— Не думаю, что Асгард выиграет от приобретения такого сильного оружия. Слишком сильного, — изрек Один к облегчению обоих сыновей. — Уведи ее из Асгарда.
— Да, отец, — Локи быстрым шагом припустил вслед за девушками.
— Тор, разбуди ученого, — Один указал мечом на спокойно посапывающего на многоногой змее Ивара, — и отправляйся в Мидгард. Асгард будет ждать твоего возвращения.
Стоило Тору удалиться, буквально волоча на себе засыпающего мага, полупридушенного спящей змеей, как безмятежное лицо Хагалара расплылось в хитрой ухмылке, пугавшей когда-то все девять миров.
— Всеотец сегодня крайней милостив ко мне, — насмешливо произнес он одними губами. — Чем я заслужил?
Открытый взгляд. Глаза в глаза. Как много столетий назад. Разговор, который так и не был закончен.
Беркана не стала зря терять времени и завела гостью в лабораториум с каскетом, чтобы не привлекать излишнего внимания любопытных соседей. Алоизетта нисколько не возражала против того, чтобы посидеть, поэтому Беркана уже около получаса слушала рассказ о «божественном Локи». Только истинно любящая девушка могла приписывать своему избраннику столько добродетелей и не замечать ни одного порока. Локи был недостоин Алоизетты, недостоин тех громких слов и эпитетов, которыми она его награждала, безбожно калеча красивый асгардский язык. Стоило им отойти от Одина, как гостья снова заговорила с жуткими ошибками в грамматике и произношении. Беркана не понимала половины слов, но общая суть сводилась к тому, что Алоизетта души не чает в Локи, хочет жить с ним вечно, неважно в горе или радости, во дворце или в маленькой обшарпанной хижине, родить кучу детишек и окружить его добром, теплом и заботой, которых он никогда прежде не знал. В рассказах Алоизетты Локи представал беспечным асом, обделенным жизнью, но не сломленным ею. Молодым, романтичным влюбленным, который точно знает, как понравиться любой девушке, какие цветы ей подарить и что именно тихо шепнуть на ушко. Порой откровения Алоизетты переходили всякие границы приличия:
— Его нежный дихание, пободно бризу, гриело мою коже! Я упоялась счастьем, — как птичка пела Алоизетта. Ее голос вводил в транс, заставлял забыть обо всем. Беркана с трудом объяснила, что Локи сейчас живет не во дворце, а в поселении отверженных, занимающихся наукой. Алоизетта тут же предложила образцы своей магии, крови, слюны — всего, что может потребоваться. Она была не против изучения собственного тела, потому что уже влюбилась в Асгард и хотела помочь его обитателям.
Беркана боялась представить себе, что бы еще предложила добрейшая Алоизетта, если бы в лабораториум не вошел Локи и не попал в страстные объятия. Прекрасная невеста повисла на нем, и, Беркана могла поклясться, что бордовые волосы девушки сами, подобно змеям, обвились вокруг шеи Локи. Магиолог осторожно отодвинулась к стене и затаила дыхание. Может, ее не заметят. Ей надо было уйти, оставить их наедине, но она не могла побороть любопытства.
— Алоизетта, — проворковал Локи так нежно, что даже у Берканы, не имеющей никакого отношения к происходящему, учащенно забилось сердце. Никогда раньше она не слышала в голосе Локи таких чарующих интонаций.
— Я так рад, что ты цела, — прошептал царевич, целуя нареченную в щеку. Долго, нежно, страстно. Беркана судорожно сглотнула. Как ей хотелось оказаться на месте Алоизетты! Если бы Локи всегда был таким, как сейчас… О, она бы первая влюбилась в него! Его лицо, обычно надменное и суровое, смягчилось, руки нежно водили по спине и хрупким плечам возлюбленной. Он был великолепен, под стать своей великолепной невесте.
— Я выжила для того, чтобы найти тебя, — сладко прощебетала Алоизетта. — Теперь мы навсегда будем вместе?
— Милая моя, — Локи отстранился и подошел к столу с каскетом. — Я больше всего на свете горевал по поводу твоей кончины. — Беркана не верила собственным глазам: по лицу Локи катились самые настоящие слезы. — Пути назад мне не было, портал разрушился. Когда я осознал, что потерял тебя навеки, я понял, что жить дальше смысла нет.
— Нет, ты не должен был так думать, — трогательно прошептала Алоизетта, подходя ближе. — Даже если бы я погибла, ты все равно должен был жить. Ради меня. Помни об этом. Ты должен жить. Вечно.
— Тогда я не был уверен, что смогу выполнить твой завет, — Локи опустил голову. — Я понял, что потерял тебя, мою первую и единственную любовь. И я поклялся, что никогда не прикоснусь ни к одной женщине. Никогда не женюсь, и никогда у меня не будет детей.
— Как так? — в ужасе воскликнула Алоизетта. — Это слишком жестокая клятва.
— Я был в отчаянии, — вздохнул Локи. Беркана облизнула враз пересохшие от волнения губы: неужели это правда, и поэтому Локи не давал Фену прикоснуться к себе? — Смотри, что будет, если я поцелую тебя. Иди сюда!
Алоизетта бросилась на шею богу с такой прытью, что Локи едва не свалил каскет. Он придержал его рукой и впился в губы невесты. Беркана была не в силах отвести взора от несравненной красоты. От двух лиц, слившихся в поцелуе, который должен был длиться вечность. И вдруг… Что за наваждение? Лицо Локи изменилось — стремительно приобрело синий оттенок. Алоизетта с криком отшатнулась, прижимая пальцы к обожженным губам. Беркана не могла поверить глазам: настоящее проклятье! Локи обжигал собой любого, кого захотел бы поцеловать в губы? Царевич подошел к своей невесте: обжигающая синева исчезала на глазах. Заклятие сухого льда — Беркана слышала о нем, читала, но не знала, что его можно наложить на самого себя. Какой же Локи сильный маг. Хагалар ошибается, недооценивает его.
— Ты, — в голосе Алоизетты слышались еле сдерживаемые слезы — минута, и она уже бурно рыдала на плече понурого Локи. — Этого не может быть. Не может!
— Я решил, что сохраню тебе верность. Девушка может поцеловать меня. Но ни одну не могу поцеловать я. Мое преображение губит любые нежные чувства. Не только губы, но и все мое тело обжигает.
— Я никогда не прощу себе, что невольно сломала твою жизнь навсегда! Теперь я должна тоже отказаться от возможных связей!
— Тихо, милая, тихо.
Локи говорил еще что-то нежное и успокаивающее, а Алоизетта, прекраснейшая девушка во вселенной, безутешно рыдала на его плече горючими слезами. Из единственного глаза Берканы тоже тихо капали слезы. Никогда она не видела такой красоты. И никогда ей не быть на месте Алоизетты. Никогда и ни с кем она не составит пары. Потому что она мужеподобная калека. Урод. Ей стоило умереть, а не приезжать в поселение и не вести свое бренное, пустое существование, никому не нужное. Кто будет скорбеть по ней? Не Хагалар и не Лагур. Никто не вспомнит о ней уже на следующий день. Прольют пару слезинок и забудут. А тут все совсем иначе. Беркана видела любовь. Настоящую, ту самую, воспетую в балладах и легендах. Любовь, которая преодолела пространство и время, но которой не суждено быть счастливой.
Локи с Алоизеттой проговорили еще некоторое время. Царевич усадил ее к себе на колени, ласкал и шептал такие нежности, какие Беркана никогда от него не слышала.
Наконец, пришла пора расставаться.
— Я еще приду к тебе, — тихо прошептала Алоизетта.
— Я буду ждать, — проникновенно ответил Локи.
— Если твой отец тебя еще тронет…
— Не тронет, он поклялся.
— Люблю тебя, — она аккуратно поцеловала Локи в щеку и растворилась, оставив после себя только Мьельнир.
Беркана тяжело вздохнула. Она будто наблюдала за театральной постановкой. Баллада закончилась, певцы разошлись, подарив слушателям гнетущее чувство потери. Дочь Одина смахнула слезы, а когда подняла голову, то столкнулась с лицом Локи. Нет, не с лицом, а с надменной маской. С той самой, к которой успела привыкнуть за год. И выражение этой каменной маски не предвещало ничего хорошего той, которая разбередила не до конца зажившую сердечную рану.
====== Глава 57 ======
Комментарий к Глава 57 Большое спасибо Oundine_Phoenix за вдохновение, которого мне так не хватало для написания этой главы!
Хагалар с трудом поднялся, отряхиваясь от пыли и промаргиваясь, будто бы пытаясь избавиться от цветных пятен перед глазами. Великий Всеотец должен был посчитать, что заклинание монстра из Бездны почти сломило лучшего боевого мага девяти миров. Негоже царю Асгарда сомневаться в том, что годы не отпечатываются на самом мастере магии, славившемся богатырским здоровьем, а, по едким насмешкам многих, еще и несомненной удачливостью. Отверженные не скрывали своего удивления на этот счет — Вождь считался одним из самых старых асов в поселении, но совершенно не соответствовал представлению о почти четырехтысячелетнем старике. Не зря о нём ходили слухи, что он может свернуть шею голыми руками.
— Очаровательная барышня. У твоего младшего детеныша отменный вкус. Даже у меня такого не было, — маг горько усмехнулся и опустил глаза — если уж играть роль сломленного годами и событиями несколькосотлетней давности старика, то играть до конца. Пускай Всеотец даже не подозревает о том, что, пока он языком чесал, Хагалар успел досконально изучить ауру смелой воительницы из Бездны — повезло, что поселение переполнено магией, и самые сложные заклинания требуют здесь не так и много сил.
— Твой прекрасный цветок достался мне, — мстительно напомнил Один, не удержавшись от злорадной ухмылки.
— Позволю себе уточнить детали: преподнести тебе этот цветок было нашей с ней общим решением, — тактично поправил Хагалар. — Теперь, узнав правду, я хочу спросить: стоило ли столько времени мучить ребенка, чтобы узнать о том, что в Бездне он соблазнял девок без разбору? Ты разочарован, не правда ли, величайший Всеотец величайшего из миров? Ты ожидал он него коварных союзов или жутчайших преступлений, за которыми тянется кровавый след, а, на самом деле, он только и делал, что заглядывал под красивую юбку или в глубокое декольте. Скажу тебе честно — теперь этот ребенок стал для меня еще забавнее. Он точно пошел в тебя. По крайней мере, если все рассказы о твоей юности верны.
— Разумеется, он похож на меня, — с нажимом произнёс Один, — ведь это мой ребенок.
— Твоя собственность, я помню, — согласно кивнул Хагалар. — Прогуляемся? А то мои старые кости уже не предназначены для долгого стояния, да и лежание на промерзшей земле не повлияет на меня благодатно… Надеюсь, остальные скоро проснутся, — маг кинул беглый взгляд на спавших мертвым сном мастеров. — И помни, что, пока твоя собственность развлекается с моими учеными, она становится моей собственностью.
— Я этого и не отрицаю, — безразлично пожал плечами Один, словно его это совершенно не волновало, — пользуйся, пока Локи не возражает.
— Оооо, — Вождь звонко цокнул языком и неспешным шагом двинулся в глубь поселения. Мнение Всеотца насчет плоти и крови разительно отличалось от мнения прекраснейшей из бессмертных. Один все еще доверял своему старому другу, считал преданным союзником, хотя за последний год даже слепец мог прозреть и понять, что Хагалар не намерен жестоко допрашивать любимого ребенка. Если Всеотец рассчитывал на помощь, то его можно поздравить с сокрушительным провалом. Но зачем тогда он приехал? Объявить во всеуслышание о том, что забирает Локи обратно во дворец? Совсем на него не похоже. И откуда появилась эта всесильная сумасшедшая из Бездны? Неужто запросто телепортировалась в Асгард? Стоило расспросить милую Беркану о подробностях неожиданного происшествия. Если твари из Бездны могут проникнуть в Асгард…
— Если твари из Бездны могут проникнуть в Асгард, — Один словно прочитал его мысли, — то Локи грозит серьезная опасность. И не только Локи. Возможно, страшная угроза нависла над всем Асгардом, если не над великим древом.
— Я смогу защитить его, — мгновенно откликнулся Хагалар, заметно оживившись. — Глаз с детеныша не спущу. Никто его не тронет, пока я рядом с ним. А если умру, то найду способ вернуться из Вальгаллы, — в словах Вождя не было ни капли привычной насмешливости, он говорил абсолютно серьезно и действительно был готов на все ради неблагодарного ребенка.
— Ты не знаешь, от кого он скрывается?
— Дитя упрямо молчит.
Повисло молчание. Один остановился на распутье и безошибочно свернул к Речке, пустынной в это время суток. Гордым словом «Речка» звался маленький, ничем не примечательный ручеек, выходящий из берегов и начинающий походить на реку во время таяния снега. Назвать его «Речкой» могли только натуры поэтические, но таких в поселении было довольно, особенно среди библиотекарей. Прозвание прижилось, слово «Речка» вскоре стало нарицательным в противовес настоящей реке — обиталищу множества вкусных рыб. Ручеек весело тек по камням разного цвета и формы. В его переливчатой глади изредка мелькали маленькие, под стать ему, серебристые рыбки. Он словно радовался тому, что не в него проведут трубы с водой, благодаря многоступенчатой очистке даже более чистой, чем бегущая в нем обычно. О проекте отопления Всеотец пока не знал, и мастер магии собирался оставить его в счастливом для обеих сторон неведении.
— Хагалар, нам нечего делить, — торжественно произнес Один, остановившись у самой кромки воды. Весь облик царя Асгарда убеждал в том, что он стоит перед мировым океаном, чьим властителем является безраздельно и неоспоримо. — И тебя, и меня волнуют твари, охотящиеся на Локи.
— Да, делить и в самом деле нечего, — кивнул Вождь, но не ответил на вторую реплику. Он даже не попытался объяснить давнему другу, что нет худшей твари Бездны, чем сам Один со своими нескончаемыми допросами и истязаниями. Это все равно было бы бессмысленно — Всеотец отличался особым упрямством, особенно в спорах с Хагаларом насчет своего младшего ребенка.
— Ты что-нибудь знаешь о врагах Локи? — Один повернул голову и внимательно посмотрел на неподвижного Вождя, задумчиво всматривающегося в воду.
— Нет, детеныш ничего не говорит, — маг продолжал упорствовать, не поддаваясь псевдодружескому допросу.
— Мне тоже, — Один поджал губы.
— Ты мог расспросить его прямо сейчас, случай был подходящим.
— Он бы не сказал.
Хагалар хотел возразить, но промолчал. Нежданный спор мог привести к самым плачевным последствиям. Старый маг мог снова увидеть в Одине бывшего друга, а вовсе не врага, жаждущего уничтожить провинившегося мальчишку; не царя, планомерно ведущего Асгард прямиком в пропасть. Нельзя позволить заблуждениям коварно проникнуть в чистый разум. Перед глазами заплясали красные тени жертв, замученных совместно с Одином или без него.
— Ты безумец! — владыка Асгарда, еще с нетронутыми сединой волосами и с целыми глазами, мерил комнату семимильными шагами. Весь его вид выражал беспокойство и злость.
— Я просто люблю кровь, — последовал спокойный ответ. Маг слегка улыбнулся, чем еще больше взбесил государя.
— Но не врагов. Ты просто любишь кровь!
Хагалар помотал головой, силясь прогнать ужасные воспоминания, но они не желали оставлять его в покое. Когда-то он всем был обязан Одину. Немолодой царь обеспечил ему блестящую жизнь и многообещающее будущее, ввел во дворец, легко, словно несмышлёный ребенок, поймался на пару дешевых фокусов, которые не должны были сработать. Хагалар стал тем, кем не мог представить себя в детстве даже в самых смелых фантазиях: он вершил судьбы, и ему нравилось это делать, а главное, у него блестяще получалось. Он был на вершине славы и могущества, пьянящего сильнее самого крепкого вина, он мог всё и делал всё. И он не просто видел, как корона девятимирья засияла на голове Всеотца…
— Я могу бросить девять миров к твоим ногам, но сможешь ли ты удержать их?
Судьбоносные сцены прошлого стремительно сменяли одна другую. Он выполнил свой долг, он достиг тех высот, которые не снились обычным асам. Его, а вовсе не Всеотца, боялись девять миров. И он шел по ним под руку с той, которую избрал себе сам, и которая не отвергла его, несмотря ни на что. А потом все рухнуло в одночасье…
— Один, мы прошли огонь, воду, медные трубы, испытания властью, любовью, милосердием, доверием. Мы прошли все. Вместе. И неужели мы не поделим маленького ребенка?
Глас, вопиющий во тьме сознания. Вопрос, так и оставшийся без ответа. Хагалар много столетий ломал себе голову над тем, почему Один поступил именно так, а не иначе. Они всегда могли договориться мирно, пойти на уступки, найти компромисс, но не в тот раз. Новоиспеченный Всеотец отказался от прошлого и выбросил того, кто стал больше, чем другом, из своей жизни, моментально заменив его на Локи. Ребенок. Всего лишь маленький ребенок навсегда встал между ними, разрушив все связи, прошлое. Разрушив жизнь.
— Ты отдашь мне его, когда будет слишком поздно!
Так и случилось — Один упустил свой шанс. Ребенок стал слишком взрослым и воспитываться упрямо отказывался. Прошло столько столетий, что былых отношений не вернуть. Да и старому магу некуда было возвращаться — тот мир, который он знал, канул в лету. Его уделом стало пассивное наблюдение за тем, как тот, на кого он доверчиво возлагал свои надежды, кого видел достойным наследником своей власти, безграничной силы, могущества и умений, допускает одну ошибку за другой, сгибается под гнетом всесильного отца и идей Раиду, спешит к пропасти и не позволяет себя остановить. Столетия ожиданий впустую. Все жертвы зря.
И снова они с Одином стоят рядом, будто бы и не было всех страшных событий. Они снова были вместе, как перед камнем на горе, тогда, когда и был получен шрам на руке, навсегда связавший двух друзей самой сильной связью. Вроде все как раньше, но Локи, последовавший за своей невестой, стоял незримой тенью между ними, преградой, что может быть сломлена лишь в случае смерти ребенка, которой никто и никогда не допустит. Легендарная тень прошлого, искалечившая, сломавшая, разбившая вдребезги тысячи судеб, безликий фантом, ушедший в неизвестность, воплотилась в молодом царевиче. Тень была нужна для возвеличивания Асгарда, и она блестяще справилась со своей задачей. Локи же разрушал все, к чему приближался, даже если не прикладывал к этому никаких усилий. Тень была зеркальным отражением великого Одина, исполнителем его воли и желаний, его второй рукой. Локи же был отрицанием света — беспросветной, всепоглощающей тьмой. Он вырос чудовищем из бездны и толкал в бездну поселение. Хагалар ничего не мог сделать. Не только потому, что не знал, как бороться, но и потому, что понимал: сил на противостояние не хватит. Он уже немолод и не может, как раньше, работать круглыми сутками. Вождь даже немного завидовал Раиду, увлекшемуся романтической идеей и готовому положить ради нее все. Мастер магии был слишком стар, чтобы настолько сильно увлечься чем-то, пускай даже счастьем Асгарда или Локи.
— Вы закончили с каскетом? — прервал неловкое молчание Один. — Пришло время забрать его в хранилище оружия.
— Каскет, — невнятно пробормотал Хагалар, вспоминая бойню во дворце ледяных гигантов. — Нет, не закончили.
— Прошло больше года.
— Ровно год.
— Слишком долго, — с неудовольствием отметил Один. — Я хочу поговорить с одним из твоих ученых.
— Что ж, я сведу тебя с тем, кто сделал большую часть работы и определил суть артефакта, — злорадно ответил Хагалар, недовольный тем, что его изгнали из уютного мира грез. Тень Локи, стоящая между ним и Одином, испарилась. — Я надеюсь, ты поймешь его специфические объяснения, великий Один.
И Хагалар повел владыку Асгарда обратно к жилым домам. В середине дня Лагур либо спал, либо в который раз читал «Страдания юного Вертера». С тех пор, как его позвали работать с каскетом, он отвергал все прочие начинания, мотивируя отказ тем, что загадка ларца требует недюжинных умственных усилий. Вождь искренне считал, что причина в лени, однако не он был мастером естественных наук, и времяпрепровождение Лагура его не касалось. Один шел на шаг позади, не обращая внимания на коленопреклонённых поселенцев. Для царя Асгарда отверженные были сродни грязи на дорожных сапогах. Ни в коем случае нельзя было приводить его в лабораториумы: в порыве подобострастия ученые вполне могли опрокинуть какие-нибудь ценные реагенты, упустить заклинания или разлить грибковые культуры. Визит царя в лабораториум, наверняка, закончился бы страшной катастрофой, а вот длинному жилому дому божественный лик не принесет никакого ущерба. Несколько асов крепко спало, несколько сидело на лавках и занималось чем-то невнятным. При виде Всеотца бодрствующие тут же попадали на колени. Все, кроме искомого Лагура, не заметившего появления столь важного гостя. Он был целиком и полностью погружен в «Фауста» Гете, а рядом с ним лежал таинственный подарок Локи из Ванахейма.
— Приветствую мужа, доблестно занимающегося каскетом, — торжественно произнес Один, когда понял по намекам Хагалара, что Лагур не отвлечется от книги. На прямое обращение к себе ученый тоже не среагировал. Он продолжал увлеченно водить пальцем по стихотворным строкам, не замечая ничего вокруг.
— Так бывает, — пожал плечами Хагалар. — Когда Поэтический Лагур увлекается чтением, то ничего не видит и не слышит. Подожди немного, великий Один, и ты внемлешь гласу нашего лучшего ученого.
Всеотец хотел возразить, но тут страница кончилась, Лагур отвлекся и приметил-таки гостя.
— Прошу простить, великий мудрый Вотан, я не заметил в темноте тебя. Когда вокруг царит сиянье Рая, и Ад суровый прелестью манит, когда сам Мефистофель возглашает, что делать смертным в час страданий их, мне сложно возвратиться в мир иной, пускай и освещенный ликом Бога.
Хагалар едва сдержал смех при виде вытянувшегося лица владыки Асгарда. Примерное содержание «Фауста» знали все поселенцы, или, по крайней мере, все, кому судьба приказала делить с Лагуром жилье или работу. Но Всеотец точно не входил число знающих.
Один смерил склонившегося Лагура взглядом, который мог обозначать что угодно.
— Ты, видимо, ошибся, Хагалар, — произнес владыка, и в его голосе сквозило резкое недовольство. — Этот безумец не может обладать ученой мудростью.
— Однако обладает, — перебил мастер магии, приподняв уголки губ. — Поэтический Лагур — лучший ученый поселения. Создатель одеяния твоих несравненных деток, между прочим.
— Я начинаю думать, что Фригг была права в своем стремлении забрать Локи, — надменно произнес Один и снова обратился к Лагуру, который успел перевернуть страницу, но еще не успел погрузиться в чтение. — Поведай мне о каскете.
— Если чего не поймешь, я переведу, — подмигнул Хагалар, ощущавший почти физическое удовольствие от одного вида сконфуженного Одина, славившегося в свое время любовью к дурным шуткам и злорадству. Чего только стоило создание Фенсалира с лягушками и тритонами, которых смертельно боялась Фула! Хагалар считал, что Один был зол, а, может, даже обижен на сестру жены, но не мог отомстить ей открыто. Зато нашел способ сделать красивый жест для Фригги и одновременно подпортить жизнь ее наперснице — подарил дорогой подарок, в котором обязал жить обеих женщин. Мало того, что лягушки отвратительно квакали, мешая спать, так еще и Фула отказывалась выходить из покоев в страхе перед тритонами. Хагалару и Фригге пришлось на пару уговаривать Одина приспособить чертог для жизни, но тот долго не хотел идти на уступки. Избавить обитателей от лягушек и жаб он, несмотря ни на что, категорически отказался, но хоть кошмарные тритоны исчезли, чему Фула была несказанно рада.
— Прошу простить меня великодушно, но результат отсутствует, увы. Бессилен разум мой в сию проникнуть тайну. Мы сотни испытаний провели, но все они безрезультатны были… Нет, не открыть нам каскета секрет — ларец сей дивный заберет в могилу и то, что до сих пор нам показал… Гексацианоферриат весьма упорен в сокрытье тайн, нам не под силу он! Лишь два пути нам могут быть пригодны, коль не хотим мы пораженье потерпеть — иль в мир людей нам обратиться должно, или к хримтурсам на поклон идти. Когда ж они помочь не пожелают, или не смогут тайну ту раскрыть — тогда смириться нам, увы, придется, и путь иной для равновесия искать…
— Перевести на обычный асгардский? — услужливо предложил Хагалар, скрыто торжествуя.
— Не стоит, — хмурый Один помотал головой. — Я уловил суть его речи. Ты с ним согласен?
— Я согласен с тем, что за год мы ничего не смогли сделать, — признал поражение Вождь. — Сейчас вроде бы стало понятно, из чего каскет состоит, но он постоянно меняет свои свойства. Беркана изучает схожие артефакты, пытается хоть как-то разобраться в кристаллической решетке, но пока ее поиски тщетны. А вот в Етунхейме должны были сохраниться записи по созданию ларца.
— Но етуны не должны узнать, что артефакт разбит, — уверенно заявил Один.
— Тогда остаются ничтожества-люди, у которых есть любопытные методы познания мира. Отсутствие магии способствовало развитию науки об элементах, — добавил Хагалар. — Но пускать людей в Асгард…
— Не людей в Асгард, — глухо откликнулся Один. — А асов в Мидгард. Мой сын дружен с учеными. Мой старший сын, — поправился он, когда увидел удивление на лице Хагалара. — Если он еще не уехал, пусть возьмет с собой ученых по каскету и сам каскет. Договорится с людьми. Быть может, у них получится. У нас достаточно золота, чтобы оплатить любые исследования.
— Подожди, позволь уточнить: ты хочешь, чтобы твоя младшая плоть и кровь…
— Об этом не может быть и речи, — перебил Один, грозно сверкнув глазом. — Локи останется здесь под твоим присмотром. Пусть идут остальные.
Хагалар крепко задумался. Это был прекрасный повод спровадить Раиду, но крикливое подобие ученого не согласится, да и в трубах, к установке которых вот-вот приступят, это недоразумение разбиралось лучше всех. Нельзя отправлять его. А вот Лагура, Беркану… Да и Ивара. Он уже разбил Тессеракт на мелкие осколки, оплести их кожей и сделать амулеты могут и рабочие, его присутствие совсем не обязательно. Самые большие успехи в деле электромагнетизма все равно не у его фелага. Значит, его можно смело заслать к людям без особых потерь. Он будет отличным парламентером и шпионом. Наконец-то Хагалар узнает, что произошло в Мидгарде на самом деле. Надо срочно найти Дочь Одина и объяснить ей все магические выкладки. Она достаточно умна для того, чтобы их понять… Но слишком напугана наказанием. Хагалар скривился, только представив себе возможное объяснение с воспитанницей. С того памятного дня он с ней не поговорил, но когда-нибудь сделать это придется. Магиологичка нужна живой и преданной. Хотя пока Одинсдоттир —наименьшая проблема. Даже если она все перепутает, люди, возможно, смогут разобраться. Придется теперь идти за Тором и предупреждать его о том, что поездка откладывается. Хорошо, если он еще не успел перенестись в Мидгард.
Беркана не могла отделаться от чарующих картин. Локи… Тот самый Локи, которого она знала почти год, оказывается, мог быть нежным, мог обнимать так сладко, как ни один другой мужчина, мог дарить неземное наслаждение. В это нельзя было поверить, но она видела своими глазами.
— Прости, — прошептала она, хватая за руку направившегося к выходу богу. — Если бы я знала, какую боль принесу тебе, я бы никогда не осмелилась. Aber jetzt bist du in Sicherheit{?}[Но зато теперь ты в безопасности]: Один поклялся, что не тронет тебя.
— В его клятве казнь не фигурировала, — откликнулся Локи, и только тут Беркана поняла, какую досадную ошибку допустила. Ведь и в самом деле! В клятве Всеотца говорилось про боль и страдания, но можно убить тихо, не принося боли и страданий. Неужели божественная невеста не заметила подвоха? А ведь она сама видела, сколь страшен гнев Одина: Хагалар водил ее к раненому, спящему Локи, которого только-только привезли в поселение. Какая-то была страшная картина!
— Алоизетта смогла попасть из Бездны в Асгард, — задумчиво произнес Локи, спокойно отвлекаясь от возможной скорой кончины. — Надеюсь, она такая одна, и все остальные погибли.
Беркана хотела поведать о своем побеге в Ванахейм, но не решилась, хотя слова так и рвались наружу. Царевич мог мстительно рассказать о нем Хагалару или главе магиологов, а тогда страшное телесное наказание неминуемо. Беркану привычно передернуло при одной мысли о розгах и публичном унижении.
— А кто остальные? — полюбопытствовала она, прогоняя ужасающие воспоминания о наказании самого царевича.
— Остальные девицы, которым я обещал жениться.
— Ты хотел взять сразу несколько жен? — Беркану покоробило подобное признание. Конечно, законы Асгарда позволяли иметь до четырех жен и бесчисленное количество наложниц, но Алоизетта была несравненным совершенством, рядом с ней любая другая…
— Я не сбирался жениться вообще, — Локи сбил Беркану с мысли и вырвал кисть из ее захвата. Он сделал пару шагов к выходу, но магиолог не собиралась отпускать его так просто:
— Не собирался жениться? — ошарашенно переспросила она. — Но Алоизетта сказала…
— Все было не совсем так, как она говорит, — Локи усмехнулся той привычной язвительной улыбкой, которой обычно жалил Хагалара. — О, на самом деле все было несколько иначе.
Он посмотрел на дверной проем, манящий на улицу, потом на свою собеседницу. Беркана всеми силами старалась показать свою заинтересованность. Она ничего не знала о сыне Одина, сейчас же чуть-чуть приоткрыла его душу и увидела сад, подобный самым чарующим садам Ванахейма. Если Локи что-то и скажет, то только сейчас. Потом он снова закроется, и она никогда не узнает правды.
— Erzähl mir, bitte{?}[Расскажи, пожалуйста], — прошептала она подобострастно. По крайней мере, ей казалось, что она говорит подобострастно. — Я никому не скажу. Ich schwöre{?}[ Клянусь.].
— Клянешься, — Локи бросил на нее оценивающий взгляд, будто собирался убить за все то, что она уже видела и слышала. По спине пробежал холодок.
— Скажи, сколько тебе зим?
— Зим? — переспросила Беркана недоуменно — вопрос застал ее врасплох. — Тысяча пятьсот…
— Значит, ты совершеннолетняя, — резко перебил Локи, не дослушав. — Ты сама решаешь свою судьбу и вольна выйти замуж за кого угодно… Скажи, вот ты, благочестивая асгардская дева, стала бы влюбляться в того, кто угрожает тебе смертью, оскорбляет твою семью и ни во что тебя не ставит? Кто убивает и калечит на твоих глазах, часто безвинно?
— Ээээ, — Беркана не понимала, к чему Локи клонит. — Если жених оскорбляет меня или мою семью, то нет.
— Именно, — довольно кивнул царевич. — А обитательницы Бездны поступали наоборот, — он сел на скамейку и облокотился на стол. — Раз уж ты все видела, я расскажу тебе, каковы тамошние девушки и почему это пространство называется Бездна, а не как-то иначе. Царство порока, которое стоит очистить. Общество, не признающее морали и забывшее, что такое честь!
Беркана смущенно опустила глаза и попыталась понять, о чем толкует сын бога и уж не лишился ли он рассудка из-за потери любимой.
— Я был ранен, — начал Локи, так и не дождавшись даже подобия ответа. — Ранен смертельно. Но мое тело нашли среди скал. Я упал боком, у меня было много переломов, отбитых внутренних органов, я не должен был выжить, однако отец Алоизетты спас меня. В его доме жило пять незамужних дочерей, или четыре, точно уже не помню, и все пытались заигрывать со мной. Каждая, позабыв о сестринских чувствах, сражалась за мою любовь. Они хотели видеть во мне не бравого воина и не царевича Асгарда, они хотели видеть во мне того, кто достоин жалости, чью судьбу можно оплакивать и обсуждать с подружками. Я дал им такой образ и попытался узнать, нельзя ли как-нибудь сбежать и попасть в нашу систему миров. Узнал. Неподалеку располагался портал, ведущий в другой мир бездны, но активировать его могла только непорочная дева, принеся себя в жертву. Я попросил Алоизетту помочь, обещая золотые горы. Она выполнила все мои условия, а о жертве просто не знала. Портал взорвался, не без моей помощи. Я думал, что убил ее. Ошибся, — Локи вздохнул так тяжело, будто на его плечах лежал сам небосвод.
Беркана силилась хоть что-то сказать, но так и не смогла. Она смотрела в безумные глаза того, кто еще совсем недавно нежно обнимал и целовал воплощение женской красоты. Смотрела и не узнавала. Перед ней сидел истинный монстр! Именно так она представляла себе кошмары и ужасы ночи, такими видела етунов, пока не попала в поселение и не узнала, что ледяные гиганты — всего лишь один из народов девятимирья, а не страшилища из маминых сказок, которыми пугают непослушных детей.
— Я попал в следующий мир, — продолжил Локи, не заметив попыток магиолога возразить. — Там тоже был портал, но он был завязан на конкретную девушку, давшую обет безбрачия. Я нашел ее и соблазнил. Каждая, Беркана, каждая, — Локи то страстно шептал, то чуть не срывался на крик, — каждая была готова отдаться мне! Где же ты, о пресловутая женская честь, о которой так пекутся в Асгарде? Где хотя бы элементарное уважение к себе? Я разыгрывал карту ненависти к родителям, а через некоторое время обнаружил, что женщинам очень нравится, когда ты… нет, не даришь цветы или обещаешь целый мир бросить к их ногам. Нет, девушки получают несравненное удовольствие от унижений и рабских уз. «Я бог, тупое ты создание!» — сколько раз я повторял эту фразу, и она срабатывала. Ни одна девушка не пыталась позвать на помощь или смертельно оскорбиться, каждая была готова внимать мне, слушаться. Да, на словах она обычно говорила какие-нибудь колкости в ответ, но в ее сердце рождалась любовь, и я мог ею управлять. Десятки женщин пали к моим ногам, сраженные моей красотой, моими насмешками, колкостями и оскорблениями. Неслыханно для Асгарда!
Локи судорожно перевел дух. Его глаза горели огнем, а голос все больше походил на визг. Он наслаждался. Наслаждался своими жуткими деяниями, судом, который не имел права вершить! Беркана очень хотела уйти или хотя бы возразить, но она боялась прервать безумную речь. О, как Локи сейчас походил на Вождя, когда тот в порыве безумия чуть не забил самого Локи. Как же они похожи!
— Я не помню ни одного имени, — вещал Локи, — но хорошо помню, как это происходило. Переходы бывали самыми разными. Как-то я оказался в лабиринте библиотеки, но мне помогли. Разумеется, молодая девушка. Иногда меня выкидывало в трапезных. Ко мне обязательно подсаживалась девка и начинала жаловаться на свою тяжелую жизнь, а потом везла к себе домой. Иногда выброс портала принимали за метеорит — он открывался в небе, и я падал на жесткую землю, расшибался. Хорошо помню ранение в ногу — меня тут же подобрала девушка, но повезла… Нет, не к целителю, как следовало ожидать, а к себе домой. В другой раз лил дождь, я лежал на скамейке, а потом очнулся в теплом доме. Болела голова, а меня настойчиво тащили в какое-то жилище. Иногда к дому очередной девицы меня вел внутренний голос, о котором девка ничего не знала, но безоговорочно верила мне и пускала жить. Сперва я еще просил ночлега, потом начал ультимативно заявлять, что мне нужно убежище и что я отныне буду жить там, куда меня принесло.
Беркана поймала себя на том, что уже несколько минут бездумно качает головой, словно пытается сопротивляться лавине ужаса, которая стремительно поглощала ее. Локи вел себя не как сын Одина, не как царевич, не как достойный продолжатель рода своего отца. И снова он походил на Хагалара, не связанного с Одином прямыми родственными узами и ведущего себя поэтому иногда ниже достоинства царской семьи. Никогда Беркана не смела судить своего благодетеля, но многое знала о его поступках и многие из них не считала достойными.
— Ни одна не вызывала стражу или родственников, — будто из тумана слышалась речь Локи. — Все соглашались, что я отныне живу с ними и хамлю им в лицо. Если вдруг меня выносило на природу, там, где не было живых, то стоило пройтись по лесу, как обязательно какая-нибудь девка появлялась, словно из-под земли, увязывалась за мной, предлагала жилье, а на утро кормила хлопьями. Стоило мне бросить на очередную девку недоброжелательный взгляд, как она уже шла за мной. У некоторых позже оказывалась эмпатическая связь, а иногда и нечто большее. Рвать ее бывало тяжело. Каждая новая знакомая считала меня симпатичным, даже если я дерзил ей, даже если был растрепанным после очередного перехода. В Асгарде ценятся светлые волосы и голубые глаза, а в бездне — черное с зеленым. Кто, как ни я, познал вкусы женщин! С одной я сидел у камина и гладил по голове, изображая вселенское горе, другой наговорил дерзостей и громко хлопнул дверью, с третьей мы пили напиток, который в Ванахейме зовется «кофе», четвертая сделала несколько моих снимков и любовалась украдкой, по ночам, думая, что я слеп. Я приказывал им, как служанкам, готовить еду, убирать комнату, стирать, и женщины покорялись. Некоторые пугались и пытались меня атаковать. Ножницами, к примеру, или метательными ножами. Но увернуться с помощью копий и скрутить непокорных девок, пригрозить казнью в случае, если позовут на помощь, было слишком легко. Я пугал тем, что раскрою череп любому, кто окажется рядом, и девка тут же отказывалась от всех своих многочисленных знакомств ради меня. Даже если я грозился убить ее лично, даже если называл ее «жалкой», она только влюблялась в меня сильнее.
Это было слишком. Ни один достойный воин Асгарда так себя не вел. Ни один не упивался победами над несчастными женщинами, которые даже на суде не могли свидетельствовать, которые созданы были только в поддержку мужчинам. Локи не нашел себе достойного соперника и теперь гордился тем, что обманул девушек, которых обмануть мог любой.
— Иногда от меня требовали извинений за грубость. Я в ответ продолжал грубить. Она грубила в ответ, а потом проникалась своим ничтожеством и предлагала помощь. А я в ответ посылал ледяной взгляд и обдавал потоком злости — она шла за мной. Когда мне надоедало вредить, я принимался за полезные вещи. Однажды я случайно при телепортации сломал полку с книгами. Починил мановением руки — в меня тут же влюбились. Как же легко влюбить в себя, Беркана! Если девка споткнулась, ее просто надо поддержать, не дать упасть: от одного прикосновения возникнет чистая и светлая любовь. А как они любят фокусы! Опусти ложку силой мысли в сахар, потом добавь сахар в чашку — глаза девки запылают от восторга. А еще они очень любят красивые фразы. «Обещай, что не предашь меня,» — подобную чушь стоило говорить сразу после рассказа о жестоких родителях и ничего не понимающих друзьях. А если еще и показать часть прошлого, умело заретушировав все хорошее, оставив только самое плохое… О, результат фантастический. Иногда приходилось спасать очередную девку из лап монстров или разбойников. Если во время спасения поцеловать, то все — просыпается любовь. А если не получается, то выручит алкоголь, приправленный ехидными замечаниями о моем облике. Моя одежда вызывала много вопросов. Слова «доспехи» девки не знали — ни одна не была бравым воином или хотя бы дочерью бравого воина. Пару раз меня ловили местные власти, и всегда допрос вели женщины. У одной мне даже удалось покопаться в голове. Она признала меня богом, а я в ответ ранил ее тело, скреб кинжалом по ее костям. И она была этим довольна. О, я могу вспомнить еще несколько сотен случаев из моей практики в бездне. Я знаю женский пол лучше любого многоженца. Ни до одной из них я не дотронулся, но все они шли на смерть, все открывали портал с моим именем на устах и погибали с моим именем на устах. Подобным продажным девкам нет места в мире живых, я искренне надеюсь, что они все погибли, что Алоизетта — моя единственная ошибка.
— Du bist ein Unmensch{?}[Ты чудовище — чуть слышно прошептала Беркана, едва дыша. Она выслушала суровую исповедь и теперь могла судить Локи. Как он судил девушек, которые его любили! И ее приговор был суров: он не ас, он чужой, он вообще не из Асгарда, ему здесь не место! Все с треском рухнуло. Все то, во что она поверила. Сказка обратилась кошмарной реальностью. Безумие в глазах царевича, его гневные речи, его приговоры звучали в ушах подобно шуму штормовых волн, безжалостно бьющихся о неприступные скалы. Он строго судил девушек, которые любили его, и выносил им смертные приговоры. Сперва тот, кто заменил ей семью, оказался безумцем, жаждущим крови. Теперь сын Одина… Хотелось бежать и как можно дальше. В другой мир, в другую вселенную. Но она не могла сделать и шага.
— Я рад, что нашел вас, — послышался знакомый голос. Беркана вздрогнула и нервно обернулась. Это был всего лишь Ивар. Милый Ивар, который не скрывал под своей учтивостью суть убийцы и насильника.
— Беркана, Локи, — естественник кивнул распалившемуся царевичу, — хорошо, что вы здесь. Нам надо срочно систематизировать всю документацию по каскету и перевести ее на английский язык.
— На какой язык? — нахмурился Локи.
— На английский, — повторил Ивар, копаясь в огромных сундуках и доставая горы пергамента. — Я, Беркана и Лагур отправляемся вместе с твоим почтеннейшим братом перенимать опыт мидгардских ученых. Такова воля самого Всеотца.
====== Глава 58 ======
Комментарий к Глава 58 Мери Сью была, теперь встречайте слэш и фемслэш!
Кто просил увезти Беркану в закат? – Выполнено!
Давно в жизни Тора не происходило столько неприятностей одновременно, однако сейчас они шли плотной чередой, словно вагоны мидгардского поезда. Мысленно он обнимал Джейн и пожимал руку Селвигу, а в реальности все еще находился в треклятом поселении отверженных, чья земля насквозь пропахла нечистотами и разъедала даже сапоги из прочнейшей дубленой кожи. Сперва его задержала какая-то девчонка, дерзко отобравшая молот и торжественно объявившая себя чуть не царицей Асгарда, теперь Ивар, в прямом смысле слова, спал на ходу и по объективным причинам не мог активировать сложное заклинание Тессеракта. Разбудить его удалось с большим трудом, однако бодрствование никак не приблизило Тора к Мидгарду: Ивар смотрел на стену с таким умным видом, будто видел смысл жизни или решение какой-нибудь сложнейшей задачи, а не нелепое полотно из мелких разноцветных квадратиков, похожее на мозаику, только с буквами и цифрами. У Тора так и чесались руки хорошенько встряхнуть мага, чтобы привести в чувства, но проклятая змея обвилась вокруг его шеи и недвусмысленно намекала, что маленькие ножки вполне могут стать серьезным оружием, а с раздвоенного языка капает самый настоящий яд, который заставит побегать по лекарям даже могучего сына Одина. Отчаявшись добиться чего-то путного от отверженного, Тор покорно сел на лавку, скинув на пол свитки пергамента.
— Старшая плоть и кровь Одина, я рад, что ты еще не отчалила, — послышался незнакомый голос, походивший на скрип столетней двери. Тор поднял голову и наткнулся взглядом на пожилого поселенца, одного из тех, кто встречал его у врат.
— Я надеюсь скоро уехать. Ты можешь активировать Тессеракт? — Тор кивнул на полуспящего Ивара, счастливо бормочущего во сне что-то про шипучую воду с добавлением хлора.
— Могу и активирую, — уверенно кивнул ученый к вещей радости Тора, — но не сейчас. Твой досточтимый отец распорядился, чтобы ты обождал.
— Чего обождал? — настороженно спросил Тор. Его прежнее спокойствие улетучилось, а сознанием завладела широкая палитра эмоций, в большинстве своем отрицательных. — И что с девицей? Где мой Мьельнир?
— Понятия не имею, что с девицей, ею занимается твой братец, — старец пренебрежительно фыркнул. — Надеюсь, хоть на это он способен… Хотя, впрочем, он действительно на многое способен, да…
— Так что случилось? — перебил Тор, нетерпеливо шагая из угла в угол, как будто это могло ускорить решение проблемы. — Почему я не могу прямо сейчас сойти в Мидгард?
— Ты сойдешь, только прихватишь с собой группу ученых нашего села и приведешь их к группе ученых человеческого села, — спокойно пояснил старец, растягивая губы в полуухмылке. — Каскет мы починить не можем, вот и решили следовать последней моде и подкинуть его смертным.
— Отец считает, что это хороший выход? — искренне удивился Тор. — Он всегда плохо относился к смертным.
— Отец понимает, что иногда выбора нет, — пояснил ученый. — Нам надо подготовить материалы, наработанные за год, а ты пока погуляй или, не знаю, к братцу сходи, узнай, как у него дела. Или с отцом что-нибудь обсуди… Или молот забери, если тебе его оставили. Найди себе какое-нибудь занятие, милый ребенок.
Тор не стал зря терять времени и пошел искать молот. Нашел его… Едва не у ног Локи! Неужто величайшее оружие после отъезда всесильной воительницы решило избрать поганого братца своим новым хозяином? Тот не соизволил даже поднять головы в знак приветствия: он писал что-то под диктовку Ивара, с которым Тор был шапочно знаком. Воитель подошел к молоту и осторожно приподнял. Слава Имиру, молот поддался! У Тора гора с плеч свалилась. Он внимательно осмотрел любимое оружие: незнакомка ничего с ним не сделала. Если бы она его хотя бы поцарапала, Тор нашел бы ее даже в Бездне.
Оставаться в душном помещении не имело смысла, поэтому сын Одина решил прогуляться по проклятой земле. Он медленно шел по брусчатой дороге, поигрывая молотом и оценивая бестолковую планировку, бессмысленное нагромождение многоугольных домов и едва заметные тропки, переплетающиеся клубком. На крышах жилых домов располагались какие-то уродливые скульптуры, а перед каждой постройкой, даже перед хлевом, высился столб определенного цвета. Как рассказали прохожие, цвета обозначали жилые дома, лабораториумы, работные дома, экспериментальные дома, еще какие-то дома, которые Тор не посчитал нужным запомнить. Отца он нашел у реки, и от него узнал еще одну шокирующую подробность: возвращаться во дворец не имело смысла. Возня с документами займет всего день или два, и Тору лучше провести их в поселении. Один из местных властителей сразу предупредил, что больших свободных домов нет, поэтому царевичу придется жить вместе с братом. Тора подобное известие совершенно не обрадовало, но выбора не было: он направился в тот дом, на который ему указали, и решил подождать Локи.
В доме горела всего пара маслянистых ламп, а через маленькие окна едва проникал свет, тускло освещая деревянный пол и два стола: один со стеклянными приборами и коробочками с разноцветными веществами, другой со всяким хламом, — а также огромную резную кровать, сундуки с вырезанными на них драконами, кресла, лавки, гобелен с оленями — все эти вещи Тор знал с детства, все они хранили тепло золотого дворца.
Скука быстро одолела воителя, поэтому он приказал рабам принести эль и хнефтафт. Игры он не любил и считал их дурацким времяпрепровождением, но выбирать не приходилось. На стол посыпались красные и белые фигуры из зубов моржа, король из кости кита, кубик из кости коровы — Тор еще помнил, как вырезал все эти фигурки в подарок братцу на какой-то праздник. Давно это было: фигурки потрепались и потрескались, краска стерлась. Сперва Тор решил защищать короля, потом нападать — обе роли давались ему одинаково хорошо, сказывались многосотлетние тренировки с друзьями.
Пара часов пролетела незаметно, Арвак и Альсвин, несмотря на обильное питание, уморились и оставили небосвод, уступив место первым звездам. Локи неслышно вошел в комнату и сел с противоположной стороны стола. Теперь оба сына Одина занимали почетные места, оба сидели во главе, хотя разумнее было бы сесть рядом друг с другом, по правую или по левую руку. Убирая фигуры в резную коробку, Тор вдруг понял, что его удивило с самого начала — столы! Их не разбирали после еды, хотя они занимали очень много места и мешали ходить.
— Я надеюсь, что мы завтра закончим, и ты сможешь уехать к своей смертной, — устало сказал Локи, наливая эля и требуя кабана с ягелем и водорослями. Рабы принесли кабана. Жареного. Неужто в поселении принято жарить мясо, а не варить? Вот варвары.
— Кого хоть мне надо будет везти?
— Беркану, Ивара ты знаешь. Еще Лагур.
— Какого из двух Иваров? — настороженно переспросил Тор: оба ученых устраивали его в равной мере, но не змея, сопровождавшая одного из них.
— Естественника, конечно, маг не имеет к каскету никакого отношения.
Тор неспешно кивнул и отодрал себе аппетитную кабанью ножку. Близился вечер, он откровенно зевал, но спать на одной кровати с братом не было никакого желания. Он оглядел помещение, насколько позволял тусклый свет, но больше ничего, напоминающего кровать, не заметил. Локи почему-то не стал устанавливать внутренних перегородок, отделяющих спальню от столовой — весь дом как на ладони, за исключением комнат прислуги.
— Если не хочешь спать со мной, ложись сейчас, — Локи поймал его тревожный взгляд. — Я все равно сплю по утрам.
— С каких пор? — бог грома нахмурился.
— С тех самых, как переехал сюда. Здесь принято спать утром, а ночью ставить опыты, — устало объяснил Локи.
— Дома ты спал ночью, — Тор поджал губы и недовольно отвернулся — перемены в брате его абсолютно не радовали.
— Дома я был обязан завтракать со всеми вами, — Локи подумал пару секунд, потом встал и подошел к дальнему столу.
— Ты не ученый, тебе не нужно работать и перенимать здешний образ жизни, — возразил Тор.
— Ну, как сказать, не ученый… — Локи обратил его внимание на стол. — Смотри, братец.
С этими словами он положил палочку белого цвета в прозрачный сосуд с темной жидкостью на дне. Жидкость тут же загустела, окрасилась в красный и ринулась вверх, поглощая палочку. В непроглядной тьме засверкали молнии, подобные мьельнировским, грозившие взорвать весь дом. Тор хотел разбить опасный сосуд, но не успел: светопредставление длилось всего несколько мгновений. Жидкость успокоилась, палочка переломилась, из стеклянной тары повалил пар.
— Бром и алюминий. Смешай и получи феерию, — улыбнулся Локи. — Так что, как видишь, и я кое-что умею. Но я не столько опытами занимаюсь, сколько руковожу некоторыми проектами.
— И отверженные тебя слушают? — с подозрением спросил Тор, опасаясь ядовитого пара, летящего в его сторону.
— Конечно, я же сын Одина. Для них.
— То ты пользуешься своим происхождением, то позоришь наше доброе имя, — зло бросил Тор. — Что ты наговорил обитателям бездны?
— Например, что ты меня насилуешь, — Локи встал и, прежде чем Тор успел хоть слово сказать, оказался у его кресла, мягко опустил руки на плечи и заглянул в глаза. — Причем с раннего детства и очень жестоко. Или, что меня насилует сам отец…
Губы брата были в неприятной близости, дыхание щекотало щеку. Тор поспешил разорвать контакт и резко поднялся, едва не уронив кресло.
— Да как ты посмел??? — у него не было слов. При других обстоятельствах он бы ударил брата. Названного брата. Но сейчас даже марать руки не хотелось. Локи опозорил весь их род своими мерзостями.
— Девушки очень хотели мне помочь, — лжец подошел к кровати и опустился на нее, не снимая одежды. — Но женщине не хочется быть второй. Каждая хотела быть первой. Им легче было увидеть во мне жертву со стороны насилия мужчин, чем женщин.
— Хотя бы маму ты в это не впутал, — Тор сел с противоположной стороны на мягкие шкуры, которые так и манили теплыми объятиями. — Хоть мать ты еще ценишь.
— Просто насилие с ее стороны не возымело бы такого эффекта, как насилие со стороны отца и брата, — спокойно ответил Локи. — Иногда я еще твоих друзей вплетал. А кто-то вообще считал, что меня не столько насиловали, сколько просто принижали, кто-то, что недооценивали и все время наказывали за тебя. Кто-то получал обратную версию, что ты защищал меня от гнева отца и брал мою вину на себя. Чего только я не придумывал.
— Как низко ты пал, — буркнул Тор. — Мне стыдно называть тебя «братом».
— У меня не было другого шанса вернуться домой, — горько прошептал Локи, укладываясь на кровать. Тор последовал его примеру. Кровать была достаточно широкой, чтобы они поместились вдвоем. У воителя слипались глаза, ему хотелось спать, и неважно, с Локи или без.
— Бездна — это не Девятимирье, там слава Одина не очень-то много значит. Большинство ничего о нем не знает, а кто знает, считает его самодуром и убийцей. Отец бывал в Бездне гораздо чаще, чем нам рассказывал, и далеко не добро туда нес, — Локи вздохнул. — Как я его понимаю. Я бы разрушил Бездну.
— Так и показал бы там свою доблесть, — зевнул Тор: спорить уже не было сил.
— Девкам Бездны доблесть неинтересна, это же не храбрые асгардские девы. Им интересна жалость. Они хотят найти объект, который можно пожалеть и через жалость к которому возвыситься в своих глазах, — Локи тоже зевнул.
— Хорошо, что мои невесты не такие.
— Невесты? — Локи приподнялся на локтях. — Ты собираешься жениться в ближайшее время?
— Мама и тетя настаивают на свадьбе с Сиф в начале зимы, как обычно, — невнятно пробормотал Тор — даже думать о свадьбе было ему неприятно. — Я поэтому и хочу побыстрее привести в Асгард Джейн.
— Жениться на Сиф — это все равно, что на Фандралле или Вольштагге, — хмыкнул Локи. — Она же для тебя не женщина, а просто друг. Разделить ложе с другом… Не ожидал от тебя, братец, — тон был таким слащавым, что даже через завесу темноты нельзя было не угадать усмешку.
Тор хотел возразить, но не стал. Он меньше всего на свете хотел жениться на Сиф. Она была прекрасной боевой подругой, но не женой. С женой нельзя вместе выпить и пойти крушить врагов, жена нужна для другого, с женой надо соблюдать кучу мелких формальностей, держаться отстранено в обществе. За царицей все следят и обсуждают каждый ее шаг.
Брак в Асгарде всегда затрагивал исключительно имущественные вопросы, объединял семьи и предполагал равный ранг и положение обоих супругов. Но никто из асов не мог быть равным сыну Одина. Тор хотел сделать царицей женщину, которую не знает, которая просто выполнит положенные функции: родит наследника, станет опорой и поддержкой мужу, поддержит хозяйство Фенсалира, когда мать окончательно состарится. Царица не должна быть другом. Если Сиф желает стать женой царя, ему не жалко оказать ей любезность. Пусть станет женой, но не первой, не царицей. Эту мысль он давно хотел донести до отца, но после изгнания не решался заговорить с ним о чем-то серьезном. И вдруг дар свыше — не просто гостевой визит в Мидгард, а сопровождение ученых, которые торопиться не любят. Он сможет остаться среди людей на несколько ночей или даже недель, найти себе достойное занятие. В его жилах текла слишком горячая кровь, он жаждал сражений, жаждал настоящей жизни, несовместимой с ролью царя. Такую жизнь мог дать Мидгард и инициатива «Мстители». Пока отец жив и не собирается на покой, Тор может пожить там. Несколько десятилетий — ничтожный срок, а по его прошествии сын Одина взойдет на трон Асгарда. Наверное. Джейн к тому времени умрет, свадебный выкуп можно будет вернуть и надеяться, что мать не заметит пропажи такой мелочи, как двенадцать футов шерстяной ткани… Усталое сознание постепенно отключалось, оставляя образ милой Джейн. Тору снилось, как он ее обнимает, обещает защитить от невиданного врага. И пускай в реальности он обнимал Локи, сон слишком сладок для того, чтобы прерывать его из-за подобной мелочи.
Спасительный Ивар дал возможность Беркане незаметно улизнуть из лабораториума. Пока Локи выяснял подробности поездки и грозился переписать своим идеальным почерком все многочисленные документы по каскету, Дочь Одина тихонечко пробралась к выходу и выскользнула на улицу, вознося хвалу богам за то, что в летнее время года скрипучие двери снимали с петель. Она побежала по главной дороге, ведущей от ворот к селекционным полям со множеством привитых растений. Вымоталась, остановилась, чуть не опустилась в чистом платье на выжженную реактивами почву. Утром было так хорошо, а днем стало так плохо. Алоизетта, подобно красному нашатырю, промыла металл, а Локи, белый нашатырь, жестоко отрафинировал. Только вот место металла занимала трепещущая душа. Сперва она поднялась до самых высот любви и блаженства, а потом рассыпалась в прах. Беркана совсем не понимала мужчин. Хагалару она много столетий верила больше, чем себе, он был для нее легендарным живым серебром, которое из красной серы создавало золото, из белой — серебро и даже из белой порченой серы — олово. Живое серебро таило в себе силу очищения, как и Хагалар: он мог помочь во всем, найти выход из любой запутанной ситуации, успокоить, обнадежить. И кем он оказался на деле? В лучшем случае, мастером пыток, а о худшем Беркана предпочитала не думать. Он несколько столетий назад привез ее в поселение и сказал, что она станет с ним единым целым, но сера, несмотря на то, что сосредотачивается в минералах, при варке отделяется, становится твердой и плотной. У серы много видов: белая, красная, зеленая, черная, мертвая… Какая же она? И какой Локи? Нет, он не сера, он аурипигмент — ясный и чистый… Был еще второй вид аурипигмента, но какие у него свойства? Беркана с ужасом поняла, что не помнит. Когда-то стройные знания по магии людей выветрились. Многое забылось, ведь она целиком и полностью сосредоточилась на Каскете и друзьях. На тех, кого считала друзьями. На мужчинах. Нет, не зря в большом Асгарде считается, что мужчина и женщина — это разные миры, которые не должны соприкасаться. И сколько бы поселение не рассказывало о равноправии, суть его ложь. Роль женщины не в том, чтобы тягаться с мужчинами, а в ведении хозяйства и рождении детей. Это была судьба Дочери Одина. Но все рухнуло, она должна была умереть, если бы не Хагалар. Из-за него она живет теперь в страшном мире отверженных. Она должна уйти… Но как? Клан считает ее, в лучшем случае, мертвой. У нее нет ни меча, ни копья, ни топора, ни длинного ножа — ни одного атрибута настоящего воина, нет даже символа божественное силы, к которой она имеет некоторое отношение — рогатого шлема. Она не выживет за воротами, ее убьют, не задавая вопросов. С чем ее похоронят? С прялкой, ручной мельницей, лодкой? Какая разница, зато хотя бы похоронят, в отличие от поселения. И будет она лежать в земле, как благочестивая асинья, головой на юг.
А после смерти ее ждет кошмарный Настронд… Беркану передернуло от жутких воспоминаний. Рисунки Ингвара ужасны, она не вынесет уготованных ей мук, хотя и заслужила их сполна. Но что тогда?
Одинсдоттир не замечала ничего вокруг, не замечала даже того, что давно бредет по дороге. Мысли о Настронде не желали уходить из головы. Она всего лишь женщина, ничтожная даже по закону. Она может владеть собственностью, наследовать, управлять фермой, но не отстаивать свои интересы в суде. Она полностью зависит от жестоких и непонятных мужчин, почему же должна мучиться в Настронде наравне с ними, вершителями судеб? Дочь Одина вышла к ручью, но поняла это только тогда, когда промочила ноги. Холодная вода оказала отрезвляющее действие. Беркана осмотрелась. Неподалеку стояли Один с Хагаларом и о чем-то беседовали. Надо подойти к ним, пасть в ноги Одину и взмолиться о смерти. Рассказать, кто она такая и что сделала. Пусть ее казнят на месте, пусть утопят. Беркана сделала целых два шага вперед и остановилась. Она боялась. Не Одина. Хагалара. И она не знала, чего больше: того, что он ее защитит и потом расправится сам, хорошо если не публично, или того, что он не станет защищать и будет спокойно наблюдать за тем, как ее мертвое тело падет на камни.
Беркана решительно развернулась и направилась в противоположную от старцев сторону. Надо найти Ингвара. Узнать подробности о Хельхейме и тогда уже принимать решение. Разумеется, его не оказалось в поселении. Соседи сказали, что он отправился в Мидгард за очередными велосипедами и вернется только через несколько ночей. Беркана не дослушала. Она решительно подошла к его лавке. Компьютер для фотографий он предусмотрительно взял с собой. Одинсдоттир знала, что у земной техники много названий, но предпочитала одно общее наименование — «компьютер». Вместо него на самом видном месте лежала пачка картин Хельхейма. Беркана схватила их и принялась просматривать одну за другой. Там были изображены Мордгуд, Ганглати, Ари, Хримгримнир в етунском и зверином обличьях, Эльвиднир — наполовину руины, наполовину прекрасные палаты с библиотекой, планетарием, пиршественными залами, зеркалом, показывающим разные картины, постоянно меняющейся картой Девятимирья, а также хозяйка мира мертвых. Ее портретов было очень много. То она принимала облик скелета, то полуразложившегося трупа, от одного взгляда на который Беркану начало тошнить, то асетуна. Или етаса? Беркана не очень хорошо понимала разницу между этими двумя наименованиями. В истинном облике Хель сильно напоминала Локи. Богиня смерти и бог смерти. Он стал богом смерти. Поэтому у него тоже черные волосы, острые черты лица, плавный изгиб бровей, всего поразительного сходства и не перечислить.
Просмотр сотни картинок окончательно убедил Беркану в том, что умирать она все же не хочет. Но и оставаться в поселении тоже, как и иметь какое-либо отношение к сыновьям Одина.
Избавиться от всего, что с ним ассоциируется — единственная мысль, на которой получилось сосредоточиться. Магиолог побежала в соседний дом, к себе, перерыла немногочисленные вещи и едва нашла спрятанный от посторонних глаз подарок царевича. Брильянтовое колье показалось гадким и мерзким, как и сам сын Одина. А ведь есть та, которая без него не может жить.
Фену обнаружилась в электрическом фелаге. Когда Беркана вошла внутрь, то увидела, что ученые стоят у стола полукругом и наблюдают за батарейкой из вертолетика, обхваченного медной тонкой проволокой. Беркана даже не сразу поняла, что это тонкая проволока, столь быстро она кружилась в причудливом танце. Она двигалась, как заводная, а возможно, и была заводной — не просто же так в конструкции присутствовал магнит. Увлекшись чудом, Дочь Одина забыла, зачем пришла.
— Ты по делу? — отвлек ее голос одного из ученых. Магиолог отвлеклась от научной магии и обратила взор на Черную Вдову, которая даже головы на нее не подняла. Когда-то она считала ее красавицей, теперь же, после встречи с Алоизеттой, находила вульгарной.
— Это тебе, — она бросила колье на лавку и покинула лабораториум. Шла медленно, ждала, что Фену догонит ее, успокоит, спросит, что случилось, поблагодарит за подарок. Фену обязана ее выслушать и успокоить, так бы поступила любая женщина. О, Беркана готова была отдаться ей. Что угодно, только бы забыть о всеразрушающих мужчинах. Лучше принадлежать женщине, чем вступить в брак с мужчиной. Беркана остановилась. Обернулась. Никого. Даже женщина отказалась от нее, та, которая способна чувствовать сильнее и лучше. Она такая же, как и мужчины, поэтому они с такой легкостью отдаются ей. Остался последний выход: воспользоваться предложением царевны Етунхейма. Пусть лаугиэ обагрит алтарь своей кровью, пусть принесут священную жертву, зато ожог на лице пройдет, на нее перестанут косо смотреть, она снова сможет нормально улыбаться, не будет чувствовать себя живым трупом. Но для этого надо попасть в Етунхейм, а для этого нужен Ивар. Опять мужчина. Нет, больше никаких мужчин. Или… Беркана дрожащей рукой вытащила осколок Тессеракта, который так и не вернула в лабораториум. Она может прямо сейчас телепортироваться куда угодно, в любой из Девяти Миров. Но ее нигде не ждут.
На шатающихся ногах она добрела до Умвельта. Никогда раньше она не спрашивала таинственное изобретение, что было бы, если бы она не совершила самого страшного просчета своей жизни, если бы не попала в поселение. Дочь Одина вошла в светлую комнату, села на скамейку, дотронулась пальцами до скользкого вещества. Сознание оставило ее, перенеслось на несколько столетий назад.
Родной дом. Бежевые гобелены на стенах, шкуры на кровати, покрывало с изображением драконов. На узорчатой лавке лежит моток пряжи. Вертикальный ткацкий станок с двумя рядами основы, уже натянутыми и закрепленными внизу камнями, манит обещанием привычной женской работы. Рядом с ним краски: красная из марены и фиолетовая из болотных лишайников. Вдалеке слышатся женские шаги.
— Ты таки уехала? — в комнату вошла дородная, немолодая асинья невысокого роста с волосами, собранными в пучок и украшенными лентами. Большие черепаховидные броши с орнаментом из клевера сверкали на ключицах, на поясе бренчали цепочки бус, а на руках — дорогие браслеты. Из-под пышного льняного платья выглядывала нижняя сорочка, украшенная защитным орнаментом, который не помог своей владелице.
— Да, уехала, — крикнула в ответ Дочь Одина, глотая слезы бессильной ярости. — Я все видела. Красоту! Неземную красоту!
— Я же приказала тебе, — голос женщины стал угрожающим.
— Я должна была быть там! Я! Я видела царевичей, я видела самого Одина Всеотца. Там мое место!
— Ты понятия не имеешь, что такое столичная жизнь.
— Не имею, потому что ты не дала мне…
Беркана резко отпрянула в сторону, не удержалась на стуле, упала на пол. Сбившееся дыхание мешало связно мыслить. Она не могла. Пускай и прошло много столетий, она все равно не могла. Не увидеть ей измененное прошлое, слишком горько смотреть на женщину, которая столько раз являлась ей во снах. Пусть кто-нибудь поможет. Найдет ее здесь, на полу, поднимет и успокоит, скажет, что все хорошо, и увезет ее встречать закат на побережье. Кто-то должен это сделать. Но никого нет. Она одна. Совсем одна.
====== Глава 59 ======
К несказанной радости большинства поселенцев, визит Одина Всеотца занял всего один день, а его старший сын через сутки должен был отбыть в Мидгард, прихватив с собой почти всех асов, мешавших Раиду наслаждаться заслуженным триумфом. Загадка Каскета разъедала изнутри ежедневно. Мало того, что лучшему ученому поселения так и не удалось разгадать тайну, так он, к своему изумлению, не был в состоянии даже приоткрыть её завесу. Тот, перед кем рано или поздно склонялся любой артефакт, был посрамлен, унижен и раздавлен голубым ларцом! Все соседи не понаслышке знали о его могуществе, самые непростые и ответственные задачи без возражений поручались именно ему. О недюжинном даре Раиду ходили легенды, и что же теперь? Он год потратил на Каскет — и никакого толка! Похоже, настала очередь людей поломать головы. Если со всей своей заумной техникой им вдруг удастся вскрыть сущность артефакта, то, так и быть, он согласен поделиться с человечеством лучами своей славы. Лишь бы асы поселения не совали длинные носы в работу с артефактом!
Теперь, когда Каскет больше не терзал разум, Раиду полностью сосредоточился на трубах. Оставались последние штришки. Расчеты закончены, ошибки исправлены. Пара ночей кропотливой работы и всё! Сам царевич обещал присутствовать при бурении, а подручные крестьяне — отгонять своих недружелюбно настроенных соседей. Маги зачаруют трубы так, чтобы никто к ним не мог подойти и причинить ощутимый вред. Технология отлажена до мелочей, зря логисты Мидгарда твердят о соблюдении техники безопасности. Обуздать гейзер слишком просто, гораздо проще, чем подогнать трубы друг к другу и скрепить их между собой — как же естественники намучились, пытаясь их состыковать! Абсолютно одинаковые на первый взгляд трубы, сделанные ремесленниками Асгарда и Мидгарда, не желали вставать в одну линию. Пришлось где-то что-то подрезать, где-то, наоборот, притянуть поплотнее. Но теперь и эти трудности в прошлом. Всё готово, до триумфа осталось несколько часов… или несколько ночей, если подключение гейзера пройдёт не совсем гладко.
Настроение портил только надоедливый Урур. Обычно молчаливый естественник после победы над печатным станком смотрел на всех свысока и жаждал новых свершений и славы. Точнее, он жаждал отобрать славу у Раиду. Вот уже несколько ночей он ходил вокруг да около и пытался доказать, что-то, на что лучший ученый поселения потратил много месяцев, не имеет смысла! Даже в день давно запланированного запуска он не отступался, сопровождая Раиду на последнем осмотре бурильной техники.
— Нам нет никакой надобности в протягивании труб чуть ли не на милю, — говорил он зубодробительно спокойно. — Воды на роль теплоносителя у нас более чем достаточно, причем под самым носом: есть Речка, есть большая река, даже за стену выходить не нужно. И нагреть ее здесьпрактически ничего не стоит: печь на угле или нефти соберет любой новичок. Всего-то труб потребовалось бы от печи до домов. Твоих запасов на все поселение хватило бы. А уж сливать разогретую воду после одного цикла — ist wirklich dumm!{?}[глупость несусветная]Хорошо хоть вы хоть выливаете ее не в Речку, полную рыбы, но всё равно это пустая трата ресурсов. По параллельной трубе обратно в котельную с печью и так практически до бесконечности, испаряться-то ей в трубах некуда. Сейчас, когда у нас столько разных фракций нефти, можно взять любую, все равно без дела пылятся, выбрать попроще в получении и погорючее.
Раиду, сгорая от негодования, лишь скрипел зубами. Бесконечные замечания Урура порядком надоели, хотя стоило признать, что кое в чем он абсолютно прав. Нефть естественники действительно разложили под четким руководством логистов Мидгарда, вооруженных интернетом. Переработка нефти при помощи водяного перегретого пара не была такой уж сложной задачей, проблематично было не перегреть саму нефть, не допустить крекинга. Столь точных градусников с делением в 698 градусов в поселении не было, пришлось завозить из Мидгарда. Но это была небольшая и легко устранимая проблема. Бензин, пропилен, керосин, мазут и еще несколько десятков похожих названий заняли свое место на полках. Большинство из них были невероятно горючими, так что маги наложили на них сложные заклинания защиты. Куда девать множество новых веществ, ученые еще не придумали. Только керосин решено было использовать вместо жира в настольных лампах.
Нефть обладала массой скрытых от непосвященного достоинств и одним существенным недостатком — отвратительным запахом, к которому невозможно было привыкнуть. И хотя магия позволила снизить его насыщенность, ученые боялись себе представить, насколько вредными парами дышат на самом деле. Дурная слава нового вещества только подогревала любопытство исследователей, склонных к пренебрежению техникой безопасности ради красивого открытия. Теперь чуть не каждый бездельник считал своим долгом придумать применение фракциям нефти, вот и Урур не остался в стороне.
— Хорошо, — процедил сквозь зубы Раиду после раздумий. — Хочешь провести свое отопление — проводи. Раздобудь новые трубы. Построй свою печь. Забери хоть все нефтяные фракции. Но бери себе свой экспериментальный дом и ко мне, в мое отопление, не лезь, иначе, bei Loki{?}[клянусь Локи], я тебя растерзаю!
Урур, удовлетворенный ответом, пожал плечами и неторопливо удалился, а Раиду отправился за царевичем, который разве что не ночевал в доме мастеров с тех пор, как ученые набрались смелости и рассказали о том, что не только не восстановили Тессекракт, как он велел почти полгода назад, а, напротив, разбили пластину на множество мелких амулетов. Прежде чем сын Одина отдал приказ о массовых казнях, мастера смогли убедить его в том, что осколки жизненно необходимы для промышленной революции, что они откроют новые, невиданные доселе перспективы. Локи долго думал, потом заявил, что Один точно всех перевешает, если узнает правду, да и у него самого руки чешутся, и что только невероятная польза, которую принесут мини-порталы, спасет преступников от законного возмездия. Однако это вовсе не значит, что он спустит с рук преступление межгалактического масштаба. Если ученые допустят еще хоть один малейший промах, он начнет убивать, и никакой тинг, никакой Хагалар его не остановят. На том и порешили. И вот теперь Локи буквально поселился в доме мастеров. Принимал доклады ученых, рассматривал их идеи. Особенно его увлекал электромагнетизм. Создать электрическое поле ученым удалось, осталось только пустить ток по проводам, и всё — компьютеры с телефонами можно будет заряжать прямо в Асгарде, а не таскать на подзарядку через портал!
— Есть у меня предложение, которое может решить все наши проблемы! — послышался еще на подходе воодушевленный голос логиста Ингвара. Раиду, раздраженно вздохнув, замедлил шаг, чтобы незамеченным услышать очередные бредовые идеи. Логисты — не естественники, ничего умного в плане науки они предложить не могут.
— Я придумал, как всё устроить. У нас есть куча мини-порталов, так надо взять один и открыть прямо в мою квартиру! Тогда у нас будет дополнительное устойчивое пространство, где будет всё! Холодильник, чайник, микроволновка, телевизор! А я могу купить еще хоть пять холодильников, чтобы больше еды влезало. Или телевизоров. А если потратить несколько порталов и открыть проходы сразу в несколько квартир, то будет огромное пространство, всё в электрических приборах, и все будут работать бесперебойно!
Раиду удивился: идея показалась ему заслуживающей внимания, пускай и была нацелена на мелочные, недостойные внимания холодильники и микроволновки. Но ведь можно и с пользой задействовать прямой канал к Мидгардским розеткам. По крайней мере, лично его проблемы постоянный доступ в квартиру Мидгарда решит. Раиду постоянно не хватало информации. Искать ее в книгах слишком долго, а о проведении интернета пока даже не задумывались.
— Ингвар дело говорит, — естественник с порога решил поддержать логиста на случай, если божество будет колебаться в принятии решения.
— Ваше высочество. — Он подобострастно склонился, позабыв о давнем обещании не оказывать почестей. Когда Локи величаво восседал на позолоченной скамейке, всем своим видом давая понять, что он настоящий царь, противиться велению сердца было просто невозможно.
— Я подумаю над твоим предложением, — произнесло божество доброжелательно. — Но хватит ли в человеческой квартире энергии для большого количества электроприборов?
— О да! — подтвердил воодушевленный Ингвар. — Только счета за электричество будут приходить колоссальные, но это ерунда, разберёмся.
— У нас все готово, — перебил Раиду. — Все ждут тебя, царевич.
— Ну что ж, пойдемте, — Локи встал. — Надеюсь, ваши достижения не разочаруют меня.
Он так искренне улыбался, что Раиду не нашел подходящих слов. Бог был слишком милостив к тем, кто еще почти ничем не доказал свою несомненную полезность.
Посланница Бездны взволновала Хагалара в гораздо большей степени, чем Одина Всеотца. Он попытался узнать хоть что-то о планах незваной гостьи у Берканы, но та была в слишком расстроенных чувствах.
Когда Вождь лежал на холодной земле и слушал гневные речи девы, то пытался проанализировать ее силу и магию. Безрезультатно. Это было инородное существо, прибывшее даже не из того мира Бездны, в котором он когда-то жил. Сколько миров таила в себе Бездна? Хагалар в свое время изучил только один, в котором и похоронил свою семью, но сколько их на самом деле? Можно было расспросить Локи, но детеныш вряд ли помнил хоть что-то полезное.
Не меньше, чем Алоизетта, Хагалара волновали вести логистов из нескольких миров Иггдрасиля. Восстанавливать Радужный Мост нельзя было не только потому, что сия затея могла стоить Локи жизни, но и ради безопасности Асгарда. Мало кто из ныне живущих помнил, каким образом Один стал Всеотцом, на какие жертвы пришлось пойти, чтобы его признали прочие миры. Вождь помнил все отчетливо. Войну, разрушавшую миры; нейтральные Мидгард и Хельхейм, не участвовавшие в баталиях: один из-за своей неготовности к войне на высшем уровне, другой из-за безразличия хозяйки смерти к политической возне; Ванахейм, не заинтересованный ни в чем, кроме торговли и мира; оставшиеся шесть царств, без конца воюющие друг с другом за территорию, за рабов, за права, за что тогда только не воевали. Двух лидеров, продержавшихся дольше остальных и неспособных остановиться, не выяснив раз и навсегда, кто же из них сильнее — Асгард и Етунхейм. Сыновей Лафея, действующих как единое целое, проводивших блестящую политику, которой Один мог только завидовать. Если бы не военная хитрость, не видать Одину короны Девятимирья. Если бы не глупость и доверчивость одного из отпрысков Лафея, всё могло бы обернуться иначе, и Етунхейм, а вовсе не Асгард, диктовал бы свои условия. Ётуны обосновались бы в Мидгарде, не встретив ни малейшего сопротивления, и оттуда завладели бы прочими мирами.
Так могло случиться, но случилось иначе. Протекторат Асгарда был самым продуктивным из всех возможных решений проблем того времени. Тысячу зим назад единственной мечтой вышедших с огромными потерями из гонки за контролем было прекращение кровопролития и налаживание хозяйства. Ванахейм ради восстановления торговых путей и торговых соглашений был готов на все, даже на сокращение собственной армии. У Етунхейма не было выбора, кроме как признать верховенство Асгарда после поражения по всем фронтам и безоговорочной капитуляции. Нифльхейм признал власть Асгарда после рождения чуда, которое мистически настроенные ледяные гиганты посчитали знамением свыше. Свартальвхейм принял условия асов в обмен на защиту технологий от посягательств извне и предоставление свободного рынка для сбыта. С переменчивыми феями Юсальвхейма тоже удалось договориться с помощью чуда. Муспельхейм остался один и не мог противостоять Асгарду. Заключение договора с ним было только вопросом времени. Один понимал, что именно Муспельхейм когда-нибудь станет инициатором восстания, и он не ошибся. Почти два года миры отрезаны друг от друга, и, судя по информации логистов, многих вполне устраивала полная самостоятельность. Протекторат Асгарда был больше не нужен. По крайней мере, некоторым из них. Глупцы даже не думали о том, что, свергнув Одина, перегрызутся между собой, и Девятимирье опять поглотит хаос. Начнется новая война. Хагалар ни секунды в этом не сомневался.
Ребенок был целиком и полностью поглощен не то электричеством, не то отоплением, никаких опасностей на горизонте не наблюдалось, поэтому Вождь решил ненадолго оставить Асгард, зайдя предварительно во дворец и забрав то, что принадлежит ему по праву.
Разумеется, его покои не сохранились. Прошло столько столетий, что только последний романтик поддерживал бы в порядке десятки комнат, ожидая, что тот, кто разорвал все связи, вернется. Хагалар вовсе не собирался возвращаться, он намеревался лишь забрать парочку своих магических костюмов. Когда-то в его гардеробе висело больше одежды, чем у любой модницы столицы. Он мог представиться выходцем из любого народа, мужчиной или женщиной любого возраста и сословия, даже голос подделать, поэтому нуждался во всех возможных нарядах. От такого большого количества одежды непросто избавиться. Да и не стала бы Фригга так поступать, скорее запрятала бы в гардероб. Что-то раздарила своим подданным, а что-то сохранила на будущее. Он достаточно хорошо знал свою царицу, чтобы предугадывать каждый ее шаг.
Хагалар без всяких проблем проник во дворец, буквально с закрытыми глазами нашел огромную гардеробную, переполненную одеждой всех цветов и размеров. Часть своих костюмов он обнаружил в дальних сундуках, а среди них тот, в котором когда-то облазал весь Муспельхейм. Это был черный кожаный костюм, удерживающий прохладу, сапоги с толстой подошвой и маска, закрывающая не только лицо, но и горло. Легкие, но прочные доспехи идеально дополняли одежду, поэтому их обладатель мог сливаться с камнями и черными почвами. Хагалар собирался уйти, но все же решил сперва нанести один короткий визит.
Он неслышно проследовал в Фенсалир в надежде найти Фриггу. Не нашел. Вернулся в Гладсхейм, но и тут его постигла неудача: царица была не одна, она принимала высокопоставленных асиний. И сколько времени должен был продлиться визит, Хагалар не имел ни малейшего представления. Вождь переместился за спины гостий, расположившихся по одну сторону стола. Царица рассеянно смотрела мимо одной из шумных дам, неправдоподобно изображая заинтересованность беседой. Ни одна из тройки говорливых асиний не замечала, в отличие от Хагалара, насколько отчаянно скучает царица. Девушки без устали находили всё новые и новые темы для разговора и не замолкали ни на миг. Фригга заметила незваного гостя только тогда, когда он встал на ту точку, куда был устремлен рассеянный взгляд. Улыбнулась одними уголками губ. Хагалар усмехнулся, а потом легко повел рукой. За окном брызнули салютом разноцветные искры, ярко блестящие на солнце. Женщины тут же повернули хорошенькие головки в сторону зрелища, повскакали со своих мест и бросились на балкон, забыв обо всех приличиях.
Фригга величаво встала. Она не смотрела в окно, она смотрела на него. Как раньше. Когда они были моложе. Тепло во взгляде. Нежная улыбка. Царица не произнесла ни слова, но и так было понятно, что она благодарна. Хагалар не произнес ни слова, но и так было понятно, что он доволен своей шуткой. Несколько мгновений магической тишины — несколько мгновений почти забытого счастья.
Их уединение грубо нарушили асиньи, радостно щебечущие о чем-то своём. Хагалар поспешно скрылся в тени, Фригга заняла свое место.
Ничего нельзя было вернуть. Хагалар знал это как никто, но он должен был повидать свою царицу, прежде чем отправиться в Муспельхейм. Раньше он заходил к ней перед каждой отлучкой.
Ближайшее время он собирался провести в мире огня, чтобы незамеченным сопровождать Синмару. Царица огненного мира была самой влиятельной женщиной девяти миров и ни одна из ее взрослых дочерей даже не пыталась занять место матери. Никто не знал, действительно ли это огненная великанша, или сам Суртр, принимающий порой женское обличие? Не знал ответа на этот вопрос и Хагалар, хотя в свое время имел с Синмарой очень близкие отношения, более близкие, чем даже с ее многочисленными дочерьми. Она была его основным противником, более опасным, чем ее супруг.
В мире огня было достаточно тени, а Хагалар не растерял былого мастерства и умений. Несколько суток без еды и воды никак не скажутся на его здоровье. По крайней мере, он так думал, пока реальность не доказала обратное.
Найти Синмару не составило никакого труда: осколок Тесссеракта перенес Хагалара точно туда, куда он и хотел — в винные подвалы огненного дворца, высеченного из цельного куска вулканического стекла. Дворец Суртра не был дворцом в привычном для асов понимании, потому что занимал площадь, равную почти всей столице Асгарда. Найти в нем что-нибудь или кого-нибудь было почти невозможно. С подземных этажей Хагалар начал свое восхождение наверх, узнавая каждый уголок. В огненном царстве ценили хаос и постоянство — две противоположности, прекрасно уживавшиеся вместе: хаос в отношениях, постоянство в быту. Хагалар не был здесь около восьмиста зим, но узнавал не только каждую комнату, но и большую часть слуг. И уж точно он узнал ее — Синмару, не изменившуюся за долгие столетия разлуки, в отличие от него самого. Она была все также красна, молода, изящна, все с теми же длинными волосами, рогами и хвостом. На его памяти Суртр и Синмара никогда не бывали вместе, поэтому и говорили, что они одно существо, превращающееся друг в друга. Однако у Хагалара были основания считать иначе. Суртр несколько раз замечал его в тени, Синмара — никогда. Вождь аккуратно пристроился за ней и обошел едва не весь замок.
Первые двое суток слежки оказались безуспешными и не принесли плодов, а усталость, внезапно появившаяся в каждой части тела, мешала магу. Вождя откровенно клонило в сон, о себе давал знать голод, ноги побаливали. Раньше он мог около семи суток стоять на страже и выискивать нужные сведения без сна и отдыха! Чистым везением стало то, что в конце третьего дня, когда он начал подумывать о том, чтобы свернуть слежку, пока слабость не выдала его, Синмара уединилась в комнате для проведения ритуалов и достала волшебный артефакт, которого Хагалар никогда раньше не видел. Царица покрутила его в руках, от чего вокруг разгорелось пламя — яркое доказательство муспельхеймского происхождения артефакта. Из пламени послышался голос… Свартальва. Хагалар узнал его. Не помнил имени, но точно был с ним прежде знаком. Темный эльф пел на немыслимом сочетании древних наречий свартальвов и юсальвов. Синмара отвечала прозой и с запозданием, выверяя каждое слово. Вождь напряг слух — недаром он в свое время изучил множество тайных языков. Разобрать все равно смог далеко не все, но общая суть разговора сводилась к заговору против Асгарда, а проскальзывающие невинные слова вроде «сон, сороки, игрушки» вперемешку с отборной бранью свидетельствовали об осведомителях в самом Асгарде. Этины и свартальвы готовили армии и сетовали только на то, что пока не могут связываться друг с другом иначе, чем устно. Синмара убеждала эльфа, что почти склонила к войне нифльхеймцев, а те легко убедят етунов. Хагалар пытался разобрать хоть какие-то полезные подробности, понять, каким образом враги собираются перебрасывать армию в Асгард при отсутствии Радужного Моста. В разговоре несколько раз мелькали цверги, возможно, они строили портал по каким-то только им ведомым технологиям, а, возможно, занимались лишь поставкой оружия. Как бы то ни было, над Асгардом сгущались тучи.
Тор не мог дождаться, когда же эти копуши-ученые, наконец, соберутся. Если Ивар и Лагур быстро переоделись в странное мидгардское платье, то Беркана добрых полчаса выбирала себе «шляпку с вуалью», как сей предмет гардероба называла асинья, выдававшая костюмы. С точки зрения Тора, нелепая прическа и так прикрывала ожоги на лице, шляпка же только привлекала лишнее внимание, но он решил не высказывать своего мнения. Все же женская мода Мидгарда шокировала даже его, что уж говорить о тех, кто едет в мир людей впервые.
Тор не был там несколько месяцев, но не успел соскучиться по безвкусной архитектуре и громыхающим машинам. Не было никакого желания появиться в центре какого-нибудь города, побродить по нему, показать ученым все те невообразимые достижения, которыми Тор в своем время был очарован. Свою неохоту и лень асгардец оправдывал отсутствием времени и был полностью удовлетворен такой отговоркой. Каскет надо срочно починить, а Джейн срочно доставить в Асгард, поэтому первой остановкой стала база ЩИТа, чье расположение выдал Старк во время последнего пребывания бога грома в Мидгарде.
Когда синее марево перед глазами погасло, глазам Тора открылось знакомое помещение с огромным количеством компьютеров и людей, ими управляющих. Все они, как один, подняли головы и уставились на пришельцев.
— Приветствую вас, — Тор взял инициативу в свои руки, пока люди с перепугу не наставили на гостей оружие. — Вы помните меня? Я Тор, сын Одина.
— Тор! — к нему спешила Мария Хилл. — Мы не ждали тебя. Как ты нас нашел?
— Старк дал мне ваши координаты, — Тор тепло обнял старую знакомую. — И я прибыл не один. Это ученые нашего мира, которым требуется ваша помощь с магическим артефактом.
— Магическим? — Мария с заметным недовольством посмотрела на потухший ларец в руках Ивара. — Тор, а этот магический артефакт точно не преследуют менее доброжелательно настроенные существа?
— Мне это неизвестно, — Тор пожал плечами. — Спроси у них, — кивнул он на ученых, которые даже не пытались заговорить с людьми.
Мария перевела на них вопросительный взгляд. Ивару ничего не оставалось, кроме как ответить.
— Спешу вас уверить, что каскет не обладает свойствами портала. Это мощный боевой артефакт, а также сердце одного из девяти миров Иггдрасиля, к которому имеет честь принадлежать и ваш мир. Сердце погасло, и если его не зажечь вновь, то один из миров постепенно умрет, и это будет начало Рагнарека.
— Что ты говоришь? — удивился Тор. — Я не знал таких подробностей.
— Твое высочество никогда не интересовалось нашими исследованиями, — Ивар опустил голову, — но я не думал, что Один Всеотец не поведал тебе о том, сколь важная миссия лежит на наших плечах и плечах твоего драгоценного брата.
О чем точно не стоило говорить, так это о Локи! Ученые же знают… Или не знают? Тор вспомнил, что год назад, когда Локи торжественно вернулся в Асгард, отец не стал посвящать народ в подробности истории. Все считали, что младший царевич прибыл из Мидгарда, где доблестно сражался вместе с людьми. И, по всей видимости, своим новым друзьям Локи правды так и не рассказал.
— Директор Фьюри, — проговорила Мария в рацию, — у нас тут появились большие проблемы из Асгарда. Необходимо ваше присутствие. С вашего позволения я вызову Старка и Беннера.
Приближающаяся встреча с двумя героями Земли обрадовала Тора, но еще больше он хотел повидаться с Джейн, рассказать о скорой свадьбе и переезде.
— Когда прибудет директор Фьюри? — спросил он нетерпеливо.
— Через несколько часов, — откликнулась Мария с нотками неудовольствия в голосе.
— Значит, я успею навестить Джейн, — решил царевич. — Наши ученые сами расскажут вам об артефакте, я здесь не нужен.
Мария нахмурилась и отвела Тора в сторону. Воитель заметил, что среди людей многие переглядываются и перешептываются, но никто не встает со своих мест. В Мидгарде царила железная дисциплина. Людьми было бы так просто управлять, ограничься он одним своим подопечным миром.
— Ты хочешь оставить нас с ними наедине? — протестующе прошептала Мария. — Они могут быть опасны!
— Они? — Тор усмехнулся, потешаясь над недоверчивостью смертных. — Они простые ученые и не представляют собой никакой опасности. Они даже не маги.
— Но они как-то связаны с Локи, — Мария недобро сверкнула глазами. — Старк сказал, что Локи заперт в научном институте.
— Где? — ошарашено переспросил Тор.
— В месте, где занимаются наукой.
— Ну да. Они тоже там живут.
— И они обычные ученые? — с недоверием переспросила Мария.
— Конечно, — Тора начала раздражать ее дотошность. — Послушай, Мария, я и правда вам не нужен. Когда соберутся остальные Мстители, я с радостью выпью рог лучшего эля за встречу бравых воинов, но в каскете я не понимаю ничего. Что-то понимает Локи, но отец его не пустил.
— Слава богу, — процедила Мария сквозь зубы. — Вот только Локи нам еще не хватало.
— Тебе нечего бояться, Мария, — уверенно произнес Тор и направился к выходу. По крайней мере, он надеялся, что память не подводит его, и выход действительно располагается в конце этого коридора, а не другого. — Я даю тебе слово, что эти ученые вам никакого вреда не причинят.
====== Глава 60 ======
Асгардцы никогда — то есть последние пару лет — не вызывали у Ника Фьюри ничего, кроме подозрений и неприязни. Один асгардец толкал пафосные речи, вызывал молнии и разглагольствовал о мелочности людей, но хотя бы защищал Нью-Йорк, зато другой сперва натравил Разрушителя на маленький, ни в чем не повинный городок, а потом заявился с целой инопланетной армией, еще более пафосными речами про сапог с муравьем и про поклонение своей персоне. Два года назад обошлось без жертв, отделались разрушениями десятков зданий, беженцами и подавленной шумихой в прессе, а год назад жертвы уже исчислялись тысячами. Ник Фьюри не мог дождаться, когда же, наконец, ученые разработают защиту от Радужного Моста, купол, который навсегда закроет асгардцам парадный вход на Землю. Уже год лучшие профессора работали над ним, но безрезультатно, потому что даже структура Радужного Моста, не говоря уже об энергии и силе проникновения была неизвестна. Фьюри надеялся, что купол все же построят до того, как асгардцы снова обратят свое внимание на Землю, но нет! Теперь он вынужден был разговаривать с очередными подозрительными личностями, даже не скрывавшими своей связи с Локи. Теоретически их было трое, практически — один, который обращал на себя все внимание. Нескладная по фигуре женщина чинно сидела на стуле, не снимала с лица вуаль, не двигалась и даже почти не дышала. Мужчина среднего возраста не отводил взгляда от книги, написанной на чистом немецком готическими буквами. Только юноша лет двадцати пяти на вид слишком жизнерадостно улыбался белоснежной улыбкой и поддерживал оживленный разговор. Сперва асгардец, назвавшийся Иваром (как нашептали Фьюри знающие люди, это было не имя, а всего лишь руна) долго объяснялся с химиками и показывал результаты своей работы. Люди и асы понимали друг друга, мягко говоря, плохо.
— Вы целый год занимались мокрой химией? — Один из ученых мужей поднял голову от пергамента, испещренного формулами.
— Возможно. Я не уверен, что до конца пониманию смысл слова «мокрая химия», но, если это проверка свойств вещества через реакции с другими веществами, тогда да.
— У вас была хотя бы версия, что там внутри? — ученый постучал ногтем по каскету.
— Нет.
— Тогда зачем зря посуду пачкать реакциями? Спектр надо было снимать.
— А это что такое? — Другой химик в десятый раз пытался расшифровать выкладки с не научными терминами.
— Это наши бесславные попытки определить магическую составляющую вещества, — зубодробительно вежливо пояснил асгардец.
Ученые скептически переглянулись.
— Вы алхимик? — наконец, спросил один из них. — Или, как бы выразиться наиболее точно, волшебник? Философ?
— Я естественник, врожденных магических способностей у меня, к сожалению, нет. Зато среди нас есть магиолог, — кивок в сторону девушки с вуалью. — Беркана с удовольствием расскажет вам о переплетении магических структур каскета.
Пока ученые слово за слово не перешли к вопросам о реальной опасности асгардской магии, Фьюри решил вмешаться:
— Займитесь своей работой, спектральным анализом, к примеру. И постарайтесь оправдать возложенные на вас надежды.
— Как вам будет угодно, — Ивар спокойно передал артефакт в руки старшего научного сотрудника. — Но считаю своим долгом предупредить вас, что вещество постоянно меняет свои свойства и состав, поэтому снимать спектр придется несколько раз.
Предупреждение вызвало только новые натянутые улыбки. И это ведь еще не прибыл Старк, вот бы он посмеялся над магическими выкладками. Для него любая магия была такой же технологией, как и остальные, хоть и доступной не каждому. В конечном счете, она имела рациональное объяснение, и, при желании, ее можно было описать, измерить и поставить на службу человечеству.
Ученые ушли, прихватив с собой опасный артефакт. Мария поспешила за ними по едва заметному знаку Фьюри: соглядатаи необходимы везде, а если учитывать, что люди имеют дело с непонятным внеземным полумагическим телом, то соглядатаев должно быть как можно больше.
— Вы говорили о Локи, — начал директор, когда понял, что асгардские ученые не собираются следить за своим артефактом. — Вы с ним лично знакомы?
Девушка не выдержала пронзительного взгляда и стыдливо опустила голову, словно стесняясь своего знакомства с преступником. Мужчина постарше, напротив, даже не оторвался от книги.
— Да, мы имеем честь не просто быть знакомыми, но и состоять в некоем подобии дружеских отношений с самим сыном Одина, — с гордостью ответил Ивар. — Разумеется, ровно настолько, насколько возможно дружить отверженным преступникам Асгарда с царевичем.
Непроницаемое лицо Фьюри не изменилось ни на йоту, но ох как не понравился ему этот ответ. Асгардцы были не просто опасны — это были преступники, действующие под началом Локи. Тор утверждал, что они безобидны, но доверия его слова не вызывали, ведь о самом Торе Фьюри знал намного меньше, чем следует знать об агенте, да и представления аса о безобидности явно отличались от тех, которых он придерживался.
— Царевич, значит? — настороженно хмыкнул он. — Когда мы отпустили его с нашей планеты…
— Отпустили? — Ивар оживился, прерывая собеседника на полуслове. — Так вы его знаете лично? Я очень рад. Я знаю, что он спускался в Мидгард и браво сражался с читтаури, но даже и не мечтал встретить очевидца тех событий.
Фьюри занес еще один пункт в список обязательных вопросов Тору. Старк утверждал, что Локи не то в ссылке, не то в тюрьме, а асы считают его чуть ли не героем.
— Ваш царевич привел на Землю армию биороботов, чтобы растоптать людей как муравьев, — Фьюри в мгновение ока вывел на экран записи с камер наблюдения Штутгарта. — Смотрите, как он порывался завоевать наш мир.
От внимания Фьюри не утаилось, насколько оживилась девушка при одном упоминании о бесчинствах. Мужчина не проявил никакого интереса к пленке, а Ивар переключил свое внимание на экран, где миниатюрный Локи грозно выкрикивал:
— На колени предо мной!
Даже плоский асгардец, вышагивающий вдоль испуганных немцев и произносящий пафосную речь, оскорбляющую человечество, вызывал отторжение. «Вы были созданы, чтоб служить…». Вот поднимается старик, пытавшийся возразить злодею, Локи, безумно сверкнув глазами, угрожающе направляет на него жезл. В решающий момент появляется Капитан Америка, завязывается драка. Фьюри остановил запись, когда Локи сдался и поднял руки вверх.
— Вот каков ваш царевич, — глава ЩИТа не смог удержаться от злорадной ухмылки.
— Что слышу я, — послышался хрипловатый голос не отрывающегося от книги, — какой ужасный слог, какое поношенье речи немцев! Чистейшее звучанье как могли вдруг заменить австрийским диалектом? Что за учитель стал тому виной, что даже сын Вотана благородный столь низким языком заговорил? Те, что богами ныне мнят себя, слух немцев диалектом оскорбляют!
— Лагур говорит всегда несколько путано, — вмешался Ивар, — простите его за это. Но я соглашусь с ним: у Локи ужасное произношение. Я представить боюсь, как сильно оно коробит слух истинных немцев. По некоторым, независящим от нас обстоятельствам, мы все вынуждены вкраплять в речь немецкий, и произношению уделяем большое внимание. А сын Одина, кажется, нет. Стоит указать ему на эту оплошность. В его защиту могу сказать лишь, что он знает великое множество языков Мидгарда. Он как-то говорил, что с детства учил все диалекты и разновидности норвежского, шведского и прочих языков, на которых разговаривали служители богов. Ведь надо же общаться с подданными.
— Произношение — единственное, что коробит тебя? — заинтересованно и несколько удивленно спросил Фьюри.
— А на что еще мне стоило обратить внимание? — Ивар, откровенно потешаясь над собеседником, умильно похлопал глазами.
— Возможно, как быстро ваш божественный захватчик сдался двум ничтожным муравьям. Или на призыв к порабощению человечества, — Фьюри не мог поверить в то, что над ним не издеваются, а действительно не видят ничего противоестественного в речах божка.
— Призыв? — Ивар взмахнул руками, изображая удивление и бессовестно игнорируя неприязнь в голосе директора. — Помилуйте, вы всё поняли неверно. Сын Одина просто отмечает, что люди подчиняются асам. Так и есть с тех пор, как Мидгард, подобно всем прочим мирам, принял протекторат Асгарда.
— В каком это году и с кем вы заключали такое соглашение? — скептично спросил директор.
— В каком году… — Ивар наморщил лоб. — В 990-м по вашему исчислению, если не ошибаюсь. А вот с кем… Боюсь соврать, какой именно вождь это был, но с тех пор длань всемогущего Всеотца простирается над людьми.
— Почему-то ваш царевич не в курсе, что наш мир ему и так принадлежит, — зло бросил Фьюри. — Ради чего он допустил гибель тысяч своих «подопечных»?
— Боюсь, вы неправильно понимаете суть, — Ивар очаровательно улыбнулся — уже за одну эту нескончаемую улыбку его хотелось хорошенько приложить о стол. — Сыну Одина нет смысла завоевывать то, что и так принадлежит его отцу. Но он еще молод, Всеотец вполне мог отправить его потренироваться в ведении военных действий на нейтральной территории. В прошлые времена в Мидгарде часто тренировались полководцы: у вашего мира много несравненных достоинств, к тому же вы не принимаете участия в общей политике.
Фьюри решил не продолжать расспросы. Позицию чопорного «бога» он понял, пускай и не разделял, а обнаружить спустя год, что вся военная кампания была лишь тренировкой для будущих правителей Асгарда, а человеческие жертвы — несчастными случаями, на которые не стоит и внимания обращать, было, мягко говоря, неприятно. Продолжать бесплодный спор и неуместный обмен колкостями не имело смысла.
— Сколько тебе лет? — спросил он с подчеркнутым интересом. По большому счету, этот вопрос следовало задать Тору два года назад, но случай все не представлялся.
— Меньше двух тысяч. По асгардским меркам я немолод, если пересчитывать на ваши года, то мне двадцать шесть.
Немолод в двадцать шесть лет? Такой ответ сильно озадачил Фьюри. Сколько же живут эти чертовы бессмертные? И каким образом их можно убить, если Локи не сломал себе ни одной кости при встрече с Халком, а Тор выжил и даже не поцарапался после падения с Хеликарьера, летевшего на высоте девяти тысяч метров?
Джейн неслась по автостраде, соединяющей Нью-Йорк с Истоном, и страстно желала только одного: оставить Америку навсегда. Собрать вещи и переехать в Лондон, Париж… Куда угодно, лишь бы подальше от Штатов. Подальше от свалившегося на голову Тора.
Она так и не поняла, как он ее нашел. Опять. Почему-то он всегда оказывался рядом именно тогда, когда она меньше всего этого ожидала. В прошлый раз — на конференции, в этот — в Макдональдсе на третьей Авеню. Она как раз дожевывала гамбургер и собиралась уходить, как вдруг он появился, словно из ниоткуда, в обычной человеческой одежде и с конкретными намерениями: забрать ее сию же минуту в Асгард и сочетаться узами законного языческого божественного брака. Абсурд! Пока Тор отсутствовал, Джейн успела повидаться с Дарси, но подруга ничего путного посоветовать не смогла, только утверждала, что Джейн ни в коем случае нельзя ехать в Асгард. Сегодня её зовут в жёны, а завтра убьют в угоду какому-нибудь знатному асу. Или в жертву принесут. Смертные, обласканные богами, всегда кончали плохо, Джейн это и раньше знала, но для пущей уверенности перечитала все попавшиеся под руку мифы.
Она наделялась, что Тор о ней забудет, а если и не забудет, то, по крайней мере, не найдет, но то ли вездесущий ЩИТ, то ли интуиция привели его в ресторан, где он в ультимативной форме на глазах у изумленных посетителей сообщил ей о своем решении взять ее в жены. Ошарашенная Джейн открывала и закрывала рот в поисках подходящего ответа, объясняющего отказ от такой невероятной чести. Она нервным движением указала на столик у стены, откуда только что встала немолодая женщина и где можно было поговорить с глазу на глаз. Тор терпеливо ждал ответа, убежденный в неминуемом согласии — весь его облик, уверенный и мужественный, говорил сам за себя.
— Прости, Тор, но я не хочу замуж, — наконец, прошептала Джейн. — У меня есть жених. И работа. В Асгард я не хочу. Ты очень милый, но нет. Всё же нет, — астрофизик закусила губу, боясь представить себе ярость бога.
— Храбрая Джейн Фостер, ты сама поцеловала меня перед нашим первым расставанием, — напомнил Тор, заметно удивленный подобным ответом. Джейн прекрасно помнила ту оплошность и ругала себя за неё на чем свет стоит. Тогда ей казалось, что бог-бойфренд — это замечательно, ведь ни у одной другой девушки нет такого счастья. А если совсем честно, то ни о чем она тогда не думала. Тор ей понравился, вот она и поддалась порыву, эмоциям — поцеловала. Кто бы знал, чем всё это обернётся.
— Прошло два года, — пробормотала она невнятно. — Это большой срок. Это очень большой срок. Всё изменилось. И моя жизнь изменилась, тебя не было рядом, а жить изо дня в день одним впечатлением, даже таким сильным, я себе позволить не могу. Прошло слишком много времени.
— Какие же вы, смертные, непостоянные, — пробасил Тор слишком громко — на него обернулась парочка из-за соседнего столика. — Всего два года прошло.
— Ну прости, — Джейн нервно кусала губы. — Я совершенно точно не готова переезжать в Асгард. Если бы ты переехал ко мне… — она запнулась. Жить вместе с Тором в Америке ей тоже не очень хотелось. Бог среди смертных принесет кучу проблем и неприятностей, не даст сосредоточиться на работе. Вот если бы он всё своё время проводил в ЩИТе, вспоминая о своей ненаглядной только иногда… Но нет, даже такой расклад не подходил: зачем ей парень, с которым не составить полноценной семьи, который будет только изредка приходить и при этом настаивать на верности? Как у них там в Асгарде с неверностью, лучше было даже не думать.
— Я не могу пока покинуть Асгард, — к радости Джейн ответил Тор. — Возможно, через несколько лет.
Джейн похолодела: вот только еще не хватало, чтобы он вспомнил о ней лет через пять-десять, когда она найдет какого-нибудь хорошего, преуспевающего парня и станет счастливой женой, матерью и ученой.
— Вот тогда и поговорим, — выпалила она так громко, что на нее зашикали. — Если хочешь, приходи ко мне, я рада пообщаться. Ты такой… — она хотел сказать «смешной», но вовремя спохватилась, — милый.
— Я сделаю все, что в моих силах — произнес Тор величаво, — но я не ожидал, что вы, смертные, так быстро забываете о своих чувствах и изменяете собственным намерениям.
Джейн только глаза закатила. «Быстро», ага. Да если бы он ее не бросил два года назад, может, она бы и согласилась стать женой бога и поехать в Асгард. Тогда она была на нервах, не могла поверить, что сказка превращается в явь прямо на ее глазах; была готова с головой окунуться в таинственный Асгард и богов, больше напоминающих психов. Осознание того, насколько все эти магические миры опасны, пришло много позже.
— До встречи. Даю слово, что не забуду о тебе, — произнес Тор и раскрутил не пойми откуда взявшийся молот.
— Нет, не смей! — крикнула Джейн, но поздно: сияющий Тор со скоростью метеора вылетел прямо через большое стеклянное окно, едва не задев огромную букву «М». Во все стороны полетели осколки, заорали посетители: кто-то от страха, а кто-то и от боли. Джейн вскочила на ноги и бросилась к выходу, едва протискиваясь сквозь толпу раненых и испуганных людей. Сердце колотилось как ненормальное, во рту пересохло. Тор не знал, чем обернется его полет или специально ранил людей из чувства досады и мести? Спасительная машина была припаркована прямо у входа. Джейн юркнула внутрь и дала газу, на ходу разбирая телефон и выбрасывая сим карту, чей номер был известен слишком многим. Больше в Америку ни ногой. В Японию, в Австралию — куда угодно, главное, подальше от вездесущего Асгарда.
За столетия спокойной, сытой жизни в закрытом от внешнего мира поселении Хагалар отвык от быстрого принятия более серьезных решений, чем разбор мелких дрязг среди магов. Когда-то он действовал мгновенно и интуитивно верно, за что его ценили полководцы и политики, а противники опасались, но сейчас он не знал, на что решиться. Рассказывать Одину о надвигающемся конфликте не имело смысла: царь слишком закостенел в своем эгоизме и самолюбовании. Длительное время, в течение которого он руководил Асгардом и повелевал народами, а также безграничная власть кардинально изменили его. Теперь Всеотец не согласится ни на какие уступки. Протекторат не мог длиться вечно, раньше это все понимали, но Один слишком стар для смены курса, а на старшего сына Хагалар не имел никакого влияния. Он все больше склонялся к варианту, что придётся действовать самому и втихомолку. Ни один правитель иного мира не мог в здравом уме желать полного уничтожения Асгарда. Слишком влиятельными были асы и слишком большим могуществом обладали. Народы жаждали всего лишь свободы и дополнительных благ от сильнейшей армии Девятимирья, от истинного бога. Надо хотя бы попытаться договориться, а не вводить карательные войска, что непременно сделает Один. Если достроит Радужный Мост, создание заклинания которого заботливо можно замедлить.
Новая война не должна произойти. До сих пор не все миры отошли от ужасов предыдущей, вторая окончательно подорвет мировую экономику, торговлю и может стать последней, особенно, если хоть один мир обратит внимание на оружие Мидгарда и додумается использовать его. Ситуация выглядела крайне опасной для всего Девятимирья в целом и Асгарда в частности, однако у Хагалара было секретное оружие, причем прямо под боком — детеныш. Вряд ли Всеотец рассказывал младшей плоти и крови, каким образом получил корону Девятимирья, и что ребёнок сыграл в церемонии не последнюю роль. Локи — божественное дитя, ниспосланное свыше силами, неподвластными никому в Иггдрасиле. Его не тронут. Наоборот, если обернуть ситуацию в свою пользу, то недовольные миры сами возведут Локи на трон Асгарда. Убедить Тора принять стезю воина, а не царя — небольшая проблема, если царственная чета поймет весь ужас положения и неизбежность перемен.
Поселенцы уже давно слепо следовали за Локи в безумной надежде на лучшую долю, на признание, на возможность выйти за стены без страха расстаться с жизнью. До сего дня Вождь лишь смеялся над бывшими крестьянами, считал, что Локи приведет их к бездне. Да так оно, по большому счету, и было, пока речь шла только о промышленной революции, о жизни нескольких сотен самоубийц. Хагалар надеялся, что поселенцы в конце концов разочаруются в Локи, вернутся к обычным исследованиям, а царевич приползет к нему на коленях за поддержкой и советом. Но ситуация изменилась. Раньше Вождь искренне желал Локи провала, теперь — безоговорочного успеха. Пускай восхищаются, пускай посадят Локи на трон Асгарда, а уж Хагалар направит молодую, неопытную руку в нужном и выгодном для себя направлении. Не оставит его одного на растерзание недовольным матерым политикам, встанет за его спиной. Осталось договориться с главными действующими лицами грядущего спектакля, к которым Всеотец не относился.
Однако прежде, чем что-то решать, следовало разузнатьподробности происходящего. Старая сеть информаторов давно рассыпалась или подчинялась лично Одину, но у Хагалара оставался козырь в рукаве — Царица Листиков, как он окрестил ее после знакомства с карточными играми смертных. Именно к этой женщине он и направился сразу по возвращении из Муспельхейма, даже не позволив себе перерыв на сон и пищу.
Царица Листиков была по настоящему темной лошадкой. Она была той загадкой, которую можно не разгадать за всю жизнь. Тем рассказчиком, чьи уста выдавали самую наглую ложь за истину, не вызывая подозрений. И той, кого лучше иметь в союзниках, чем во врагах. Мастер магии познакомился с ней после путешествия из Бездне. Точнее, не он познакомился с ней, а она с ним. Сам факт того, что девушка из более или менее обеспеченной семьи совершенно случайно набрела на постоялый двор на окраине Асгарда, уже казался подозрительным. С виду обычная асинья слишком настойчиво обращала на себя внимание. Сперва Вождь думал, что это обычная девчонка, сбежавшая от строгих родителей или ненавистного мужа в поисках лучшей жизни для себя с более достойным мужчиной, но спустя несколько встреч выяснилось, что она ни откуда не сбегала, имеет свой дом, причем довольно далеко от столицы, живет одна, без семьи, рабов не держит. Если бы не ухоженные нежные руки аристократки и не красивые формы, то можно было бы подумать, что она ведет хозяйство своими руками и питается водой и ягелем, но нет. Девушка явно не отказывала себе в еде и не занималась поместьем лично. Отсюда появился вопрос: кто готовит еду и ведет хозяйство? Хагалар не спрашивал, а только наблюдал, причем не только за ней, но и за ее аурой, которая вроде бы ничем не отличалась от ауры обычного аса. По крайней мере на первый взгляд. Царица Листиков была миловидна, обладала типичной асгардской внешностью, непомерными невесть откуда взявшимися богатствами, слабой магией, как выяснилось, воды, и молодостью. Она хотела казаться обычной асиньей, и если бы действительно являлась таковой, то Хагалар оставил бы ее спустя несколько ночей после случайного знакомства. Однако ей сопутствовала сомнительная удача: она не могла не вызвать подозрений. Владела стадом в двести коров, стоимостью сто шестьдесят граммов серебра каждая. Коровы сами уходили на луга, обходя стороной посадки ячменя и зерновых, и сами возвращались в стойла. В огромных бочках лежал не уменьшающийся запас засоленного лосося и спирта. При себе Царица Листиков всегда носила оружие, хотя асгардийки предпочитали обходиться без него. Хмельные напитки она неизменно подавала в рогах — символе правящих кругов, к которым, вроде как, не принадлежала. Вождь насторожился в первый же день знакомства, просмотрел её ауру и увидел что-то странное и непонятное, что нужно было сразу же проверить на наличие прямой опасности для жизни. С большим трудом боевой маг вспомнил простое заклинание разума, которому его в свое время обучил Один и… Попал в систему ловушек и контрзаклятий, от которых несчастное заклинание отскочило как мячик. Такой мощный блок молоденькая девочка поставить не могла. Хагалар задал несколько, на первый взгляд, невинных вопросов и понял, что Царице Листиков далеко не полторы тысячи зим и даже не две. Она была либо его ровесницей, либо даже старше. Возможно, вообще не асиньей. Хагалар был готов признать ее нечистью, но по всем сказкам выходило, что нечисть боится солнца и огня, а Царица Листиков — нет. Она тяжело переносила жару, но в этом можно было уличить половину асгардского населения, если не больше — для привыкших к почти круглогодичному холоду асов тепло было, по меньшей мере, непривычным. Главный вопрос так и остался без ответа: почему девушка жила одна, почему столь настойчиво добивалась знакомства именно с ним, исчезнувшим более трех столетий назад? Да и откуда она знала тайные тропы, которые Хагалар в свое время открыл только Локи? Зачем вообще ходила по другим мирам, если работал Радужный мост? До отъезда из Асгарда Хагалар успел насолить многим, личных врагов у него хватало, поэтому первым предположением было, что девчонка — одна из них. Или наемница. Вождь не раз пытался ее спровоцировать, чтобы потом с удовольствием линчевать, но тщетно. Недели сменялись годами, годы — десятилетиями, а те столетиями, однако девица не пыталась ни воспользоваться им, ни убить, ни вызнать информацию. За столь длительный срок она не совершила ничего опасного, по крайней мере, по отношению к Хагалару. Слишком долго она ждала своего часа. Вождь уже был готов поверить в ее бескорыстность, в то, что девица наивно влюбилась в расчетливого воина и жаждет лишь его внимания, как тут новая напасть — грядущая революция. Подозрительная девчонка вполне могла быть осведомителем подчиненных Асгарду миров. Хагалар был уверен, что все лазейки между мирами завязаны на Радужный Мост, и пока он сломан, ими не воспользоваться, но вдруг Царица Листиков знала что-то, ему неведомое? От нее можно было ожидать всего, чего угодно — она поистине была секретом внутри секрета.
Время пришло: пора либо привлечь ее на свою сторону, убедившись в лояльности Асгарду и преданности лично ему, либо убить. Хагалар даже не знал, чего хочет больше, но знал, что поступит так, как будет выгоднее Асгарду. Он не торопясь подъехал к пустынному поместью, вызывающему тревогу одним своим заброшенным видом. Небольшой главный дом состоял из шести или семи рядов неотесанного камня, на которые неизвестный строитель (если он был) положил высокую деревянную крышу с окнами, покрытую торфом и травой. Дверное кольцо в виде дракона чуть не сломалось от настойчивого стука. Наконец, Царица Листиков распахнула дверь. Ночная сорочка с пуговицами из золотой проволоки и распущенные, сбившиеся в колтун волосы совсем не портили ее. Что она делала ночью, если спит днем? Уж вряд ли проводила опыты по естественной науке, как некоторые сыновья Одина. Хагалар недобро сощурился: на ночной сорочке сияла брошь с орнаментом в виде клевера, а на шее — ожерелье из стеклянных бусин, янтаря и драгоценных камней. Не в них же она спала… Наверняка, надела только что, а значит, под украшениями дева что-то скрывает, но что? Отметины, оставленные одним из любовников, татуировки, символы клятв, или еще что-то, вроде полос от веревок?
— Ты не говорил, что придешь, — обойдясь без приветственной речи, изможденно зевнула она, прикрывая рот ладошкой и пропуская гостя внутрь.
— Я люблю неожиданности, моя Царица, — Хагалар, пронзавший давнюю знакомую внимательным, сосредоточенным взглядом, не сдвинулся с места. У него слишком мало времени и сил, тратить их на девчонку не было никакого желания. Асинья поняла его незамысловатый намек и сама ступила на прогретую землю, ежась от холодного ветра и с завистью глядя на походный плащ мага. Босоногая, русая, с по-детски невинным взглядом, она походила на Прекраснейшую из бессмертных в пору ранней юности.
— Тебе нужна моя помощь, да? Ты же знаешь, что я всё для тебя сделаю.
— Сообразительность делает тебе честь, почти самая прекрасная. — На лице Хагалара сияла извечная усмешка, однако про себя он отметил поразительную осведомленность давней знакомой, которая скептически искривила губы — она любила быть самой лучшей во всем, и Вождь, зная это, любил подшучивать над ней. — Я привез тебе подарок.
— Подарок? — она по-птичьи, очень похоже на то, как любил делать сам мастер магии, наклонила голову. — Какой?
— Вот, — Хагалар вынул из походной сумки роскошное украшение, скрывающее в себе частичку Тессеракта. Не давая в руки, надел на шею. — Специально для тебя.
По лицу девушки нельзя было прочесть никаких эмоций, кроме радости, но Хагалар предусмотрительно смотрел на ауру, а не на лик Царицы Листиков, который мог и был лживым. Плутовка прекрасно поняла, что в себе таил преподнесенный Хагаларом сюрприз, при том что, насколько ему было известно, никто не рассказывал ей ни о Тессеракте, ни о Локи.
— Прелестный подарок, — мягко произнесла она и поцеловала мага вместо того, чтобы вопрошать: «Зачем мне это, и что ты от меня хочешь?».
— Я верю, что твои таланты простираются несколько дальше ведения хозяйства, — доброжелательно произнес Хагалар. — Сходи к нашим огненным и ледяным соседям, разузнай, что у них нового. Я верю, что такая девушка, как ты, способна на любые чудеса.
Он ошеломил ее. Слишком резко дал понять, что всё знал с самого начала, что все её уловки не сработали. Наверняка, она думала, что обхитрила лучшего боевого мага Девятимирья, а вышло-то наоборот. Девушка, удивившаяся такому повороту событий, наивно похлопала глазами и слегка разочарованно отвела взгляд в сторону.
— Я скоро навещу тебя, моя Царица Шпионажа, — с этими словами Хагалар поцеловал возможную предательницу в лоб. Мир внезапно помрачнел, из него будто вытянули краски, оставив лишь угрюмую серость. Мощнейший поток магии чуть не сбил Царицу Листиков с ног — она устояла только чудом и не успела защититься от столь резкой атаки. Ей передались огромные возможности, неведомая сила бушевала в её теле, скромные магические способности мгновенно развились до небывалых высот. По крайней мере, такова была видимость. Будь девчонка хоть четырежды сильным магом, етуном, этином и альвом в одном лице, она не распутает сложнейшую цепь заклинаний и не поймет, что на самом деле под передачей сил сокрыто заклинание слежения. Хагалар успел проверить его на всех представителях Девятимирья, и ни разу заклятье его не подводило, ни разу никто не смог даже приблизиться к разгадке его природы. Не дожидаясь вопросов, заверений в собственной бесполезности или возгласов удивления, Хагалар ловко забрался на коня и пустил того галопом. Быстрее в поселение! Только бы не свалиться по дороге. Он потерял столько сил, что еще несколько суток не сможет колдовать. Межмировая слежка — сложное заклинание, разработанное поселенцами в тайне не только от Одина, но и от большинства ученых. Информация по нему была доступна ограниченному кругу лиц. Действовало оно около полутора недель — срок вполне достаточный для того, чтобы определить истинные намерения Царицы Листочков. Либо она будет работать на своего покровителя, которого сама себе нашла, либо ее тело сожрут акулы.
====== Глава 61 ======
Каскет, разговор с людьми, неизбежные сложности межвидового понимания — до всего этого бедной Беркане абсолютно не было дела. Она задыхалась. Сидела на маленькой скамье, громко именуемой «стулом», и старалась дышать поверхностно: легкие буквально горели огнем от непривычного, загрязненного выхлопными газами и чужеродными веществами воздуха, в горле противно першило, а тошнота приказывала распрощаться с ранним завтраком. Ивар восторженно говорил о Локи, скорее всего что-то о попытке убийства человека в городе с непроизносимым названием. Дочь Одина хотела возразить бывшему другу, заявить, что Локи вовсе не так хорош, что он — настоящее чудовище, причем намного хуже тех, которых описывают в книгах и которыми пугают непослушных маленьких детей…
Открылась дверь, пропуская в крошечную чересчур светлую комнатку еще одного человека. Мужчину, внешне очень похожего на аса. Беркана тщетно попыталась сфокусировать взгляд на нем, но сознание предательски помутилось, ноги отказали, неустойчивая скамейка повалилась на пол, увлекая за собой словно свинцом налившееся беспомощное тело.
— Что с ней? — Стив Роджерс, а именно он вошел в комнату за несколько мгновений до инцидента, бросился к пострадавшей.
— Всё в порядке, — Ивар широко улыбался и даже не думал помогать. — Это просто обморок. Ваш воздух, к сожалению, несколько непривычен для нас. Я и сам ощущаю подобие тошноты.
— Просто обморок? — Фьюри нехотя склонился над бесчувственной иномирянкой. Не очень нравилось ему, что асы никак не отреагировали на происходящее, словно оно их не касалось. Один не оторвался от книги, другой лучился такой теплотой, будто рад тому, что другому человеку, ну, или богу, или кем там мнят себя пришельцы, плохо.
Стив, немедля снял с головы девушки шляпку с вуалью, попросил принести нашатыря и застыл, в немом удивлении глядя на асинью.
— Директор…
Фьюри только теперь понял, почему она носила старомодную шляпку с вуалью. Половина лица была стерта, словно не человеческое существо, а уродливый монстр таился под юбочным костюмом. Вроде скандинавская богиня смерти должна быть такой. Её дочка или сама богиня собственной персоной? Что-то в последнее время развелось слишком много скандинавских богов!
— Прошу вас, не пугайтесь, — подал голос Ивар. — Обморок будет недолгим, но не стоит из него выводить: ваш воздух слишком мучителен для нас, пусть Беркана поспит.
— Ее лицо…
— Кислотный ожог. Не знаю, к сожалению, какая именно кислота, — вечная улыбка невольно заставляла задуматься о безумии собеседника. — У нас в поселении множество кислот. Щавелевая, борная, лимонная и прочие. Однажды пробирка с кислотой брызнула в Беркану своим содержимым.
— Пробирка сама брызнула? — недоверчиво переспросил Фьюри.
— Ожившая пробирка.
Асы явно издевались над агентами. Их стоило изолировать друг от друга — может, тогда спеси поубавится. А то еще обморок окажется простым розыгрышем.
— Я вызову медиков, — Фьюри взялся за рацию.
— Не стоит, директор, — Стив легко поднял бессознательное тело на руки, как будто оно ничего не весило. — Я и сам справлюсь с ионизатором воздуха. Заодно поговорю с Берканой — так, кажется, ее зовут — о Локи и причинах «дипломатического визита».
Решительный взгляд Капитана Америки свидетельствовал о том, что он тоже сомневался в безобидности липовых ученых и готов взять огонь на себя. Очень благородно с его стороны. Девушка может выдать ему то, что, испугавшись, не скажет людям в чёрном — когда Стив хотел, он умел располагать к себе людей. Возможно, что и асов.
Фьюри позволил забрать девчонку, про себя отметив, что ни Ивар, ни Лагур даже не попытались возразить или вызваться сопровождать свою коллегу. Подозрения усиливались с каждой минутой.
Стив быстрым шагом вышел из допросной и проследовал в дальнюю комнату. Мария успела рассказать ему о пришельцах, о возвращении Тора, об артефакте, требующем ремонта. Но она не упомянула, что среди асов затесалась такая странная девушка. Стив бережно уложил ее на пол, ввиду отсутствия кровати или тахты, и включил установку ионизации. Сам он никакой разницы не заметил, но девушка вскоре пришла в себя. Постанывая, с трудом открыла единственный глаз, дико смотрящийся на половине лица.
— Мисс Беркана, выпейте, — Стив предложил ей стакан воды. Оставить девицу в одиночестве он не мог, хотя находиться в ее обществе было как-то неловко. Взгляд непроизвольно возвращался к изборожденному шрамами, устрашающему лицу. Асинья была еще очень молода, но с таким дефектом внешности наверняка отвратительно чувствовала себя в любом обществе. Стив и сам-то чуждался современного мира, хотя его дефект был незначительным и незаметным для многих: он всего лишь пропустил технический прогресс. Беркане было гораздо хуже. Люди достаточно спокойно относятся к травмам почти любой части тела, но только не лица, которое ничем нельзя закрыть или спрятать, что уж говорить о чопорных асгардцах.
Гостья закашлялась. Стив помог ей пересесть на вертящийся стул, сам устроился на соседнем.
— Я могу чем-нибудь помочь вам, мисс?
Она неловко помотала головой, будучи не в силах ответить. Столь близкое соседство явно приносило дискомфорт, поэтому Стив отъехал на кресле чуть подальше.
— Ваш ожог… Я слышал, Асгард процветает, неужели в нем не могут справиться с подобной неприятностью? — доброжелательно спросил он.
Беркана снова покачала головой. Немногословие наводило на мысль, что ей все еще плохо.
— Я уверен, что наши врачи смогут помочь, — попробовал он подбодрить девушку. — Вы позволите осмотреть себя?
Асинья подняла голову, судорожно прикрывая пострадавшую половину лица волосами.
— Осмотреть? Ваши целители? — ее английский был несколько старомоден, но понять его не составило труда. — Ваше лекарство тоже жаждет крови невинной священной жертвы?
— Простите? — брови Стива поползли резко вверх. — Какой именно жертвы?
— Свя-щен-ной, — по слогам, будто боясь ошибиться, проговорила Беркана. — Мне уже предлагали помощь ценой жизни младенца. Я отвергла.
— Эм, нет, — Стив попытался объяснить очевидное, — никаких жертв. Это будет просто пересадка кожи. Для этого жертвы не нужны. Насчет глаза не знаю, но если его и можно восстановить, то тоже без всяких жертв, уверяю вас. Вопрос только в деньгах.
— В серебре.
— Да, — кивнул Стив, решив повременить с более сложными объяснениями.
— Как тебя зовут? — асинья впервые посмотрела на него в упор.
— Стив. Стив Роджерс.
— А как звали твоего отца?
— Отца? — вопрос немного озадачил. — Джозеф.
— Значит, ты Стив-Роджерс Джозефссон.
Капитан решил не возражать.
— И ты просто так хочешь облегчить мои муки?
— Любой здравомыслящий человек так бы поступил, — пожал он плечами.
— Так вот вы какие, мужчины Мидгарда, — ошарашено прошептала Беркана так тихо, что Стив едва расслышал. — Я столько читала про вас, столько изучала Бэкона, Филалета, Парацельса — они все казались мне другими. Но я вижу второго человека, и он предлагает мне помощь, а первый обещал помочь с нашим артефактом, — ее лицо, удивленное и полное благодарности, умиляло. Из единственного глаза градом катились крупные слезы. — Люди Мидгарда, неужели вы все такие?
Стив не знал, что на это ответить, но от него и не ждали ответа.
— Я всю жизнь доверяла мужчинам. Асам. Я верила им, ведь они сильные, они должны нас защищать. И что же, всё разрушилось! Все, во что я верила! — она дала волю слезам, а Стив посмел-таки подсесть ближе и тихонечко обнять ее за плечи. Он только в кино видел, как женщины рыдают в объятиях мужчины, никогда не жаждал оказаться на месте главного героя, а сейчас не знал, что делать: у него в объятиях рыдала не просто женщина, а асгардийка. Сквозь всхлипы едва удавалось расслышать сумбурные слова.
— Я верила в отца, но он оказался мучителем. Я верила в Хагалара, и он тоже, тоже мучает. Я верила Локи, а он… он… он ничем их не лучше. Все они ужасны. Мужчины Асгарда. Ужасны! Всё, о чем я мечтала в детстве, разрушилось. Все… И Беркана… Не мое имя. Это кличка, позорная кличка преступницы. Моё настоящее имя Альфхеидар Лара. И имя моего отца… О, меня постоянно так называют, потому что моя травма… В насмешку… просто в насмешку… Если бы не моя ошибка… Н… Не…
Она запнулась, уткнувшись Стиву в плечо. Тот продолжал сжимать ее в объятиях и молчал, давал выговориться. Слова утешения или успокоения не приходили на ум. Подозрения Фьюри в адрес по крайней мере этой асиньи определенно теряли почву: ну не могла она оказаться опасным монстром, посланником Локи.
— Поселение — тюрьма. Настоящая тюрьма, — слышалось сквозь рыдания. — Я так не могу. Я хочу домой!
— Тебя не пускают домой?
— Меня там считают мертвой, — слышались сдавленные хрипы. — И если я вернусь… убьют… убьют…
— Да никто тебя не убьёт. С чего кому-то тебя убивать?
— Потому что я… — слова потонули в потоке слез, но Стиву послышалось «убийца». Дальнейшие расспросы не имели смысла: Беркана (или как там она себя назвала?) едва снова не лишилась чувств. Наконец, она успокоилась, выпила воды и снова замолчала. На все вопросы, совсем не связанные с истеричной тирадой, отвечала односложно и неохотно. Стив не мог понять, что он только что слышал: безумную истерику или вполне осознанную речь? В любом случае, Фьюри лучше узнать, что перед ним возможная дочь Одина, сестра Тора и Локи.
Когда за доброжелательным человеком и Берканой закрылась дверь, Ивар решил посвятить себя заботе о каскете, так опрометчиво отданном людям. С помощью другой пары не менее доброжелательных людей он нашел ученых. Их лабораториум совсем не походил на асгардский. Если бы Ивар не знал, что это лабораториум, то никогда не признал бы в комнате с огромным количеством непонятных сооружений из стекла, резины и еще чего-то незнакомого искомый объект. Ученые радушно поприветствовали его и завели разговор на ту единственную тему, на которую можно было говорить бесконечно.
— Как именно вы изучали этот ваш каскет? — мужчина в белом халате ткнул пальцем в свитки, где было все подробно описано. Однако Ивару не жалко повторить информацию вслух и вспомнить о самом начале кропотливой работы, которая совсем не сулила промышленную революцию, зато позволила познакомиться с самим царевичем.
— С самого начала всё было просто. Мы добавили в одну из колб хлорид бария — раствор тут же стал похож на молоко, в нём проявили себя сульфаты. Добавив к пробе сложный комплекс, в состав которого входил молибдонат аммония, а также серная кислота и аскорбиновая кислота, я ожидал увидеть синий окрас, но он не появился. Пока я занимался кислотами, осадка в первой колбе стало меньше. Меня это насторожило, но особого внимания я не обратил. Железо мы решили определять по реакции с аммиаком и сульфасалициловой кислотой. Ярко-оранжевый цвет свидетельствовал о том, что железо в каскете содержится в весьма больших количествах. Напоследок я решил распылить раствор и посмотреть его цвет в пламени. Кирпично-красный оттенок отчего-то быстро сменился желтым. Отчего, я не понял. Что там содержалось? Кальций или всё-таки натрий? Это было почти самое начало наших поисков. Мы провели еще множество реакций, одну другой противоречивее.
— И все это сплошная мокрая химия, — пробормотал один из ученых со странной интонацией: не то с восхищением, не то с отвращением. — Но все же, на каком уровне у вас химия?
— У нас вообще нет химии, — попытался разъяснить Ивар. — У нас есть естественная наука…
— Ладно, — перебил другой. — Полимеры знаете?
— Нет.
— Кварки?
— Что это?
— То, на что раскладываются протоны!
— Протоны? — удивился Ивар. — Объясните, что это. Возможно, мы с вами по-разному называем одно и то же вещество.
— Ясно. Про адронный коллайдер можно даже не спрашивать, — весело заметил ученый в зеленоватом халате, выделяющемся на фоне других своей искрометной оригинальностью. — То есть вся ваша наука — это бессмысленное смешивание, подогревание, охлаждение и центрифугирование веществ в надежде, что что-нибудь выделится новое и нужное?
— Не совсем, — ответил Ивар. — В основном, мы работаем с артефактами. Нам нужно разным вещам предать те или иные свойства полумагического толка. Наша цель — подобрать для каждого артефакта такой химический раствор и с такими магическими добавками, чтобы он делал то, что нам угодно. К примеру, стал сверхпрочным или полетел бы.
— То есть ты еще и волшебник, — пренебрежительно фыркнул другой ученый.
— Я — нет, — вздохнул Ивар. — Маги, или волшебники, как вы их изволите называть, редко становятся естественниками. Но мы работаем над артефактами вместе.
— Подожди-ка, — ученый поднял палец вверх, приковывая всеобщее внимание к своей персоне. — Но если ты не знаешь магию, а ваши волшебники не знают науку, то как вы вместе работаете-то?
— Через магиологов, разумеется, — Ивар удивлялся, что надо объяснять такие мелочи. — Они соединяют научные и магические выкладки.
Поймав недоуменные взгляды переглядывающихся ученых, он с нежной улыбкой, в которой люди углядели насмешку и превосходство, спросил:
— Неужели у вас все понимают друг друга без перевода?
Мария Хилл сидела за столом и не сводила глаз с сидящего напротив аса, который не уступал ей в пристальности взгляда, только направлен он был на книгу в потрепанной жизнью старинной обложке. Прошло не меньше десяти минут, как Ивар ушел за каскетом, а Фьюри поручил ей присмотр за последним асом из странной троицы, и за все это время пришелец не оторвался от своего фолианта. Мария терпеливо ждала хоть какой-нибудь реакции. Не дождавшись, поставила на стол несколько ничего не значащих приборов. Поставила только для того, чтобы поймать внимание собеседника. Тщетно. Тогда достала рацию и нарочито громко связалась с одним из подчиненных — и снова никакого эффекта. Ас словно спал с открытыми глазами, и только шелест переворачиваемых страниц свидетельствовал о том, что он в сознании. Книга была дочитана почти до конца. Мария решила понаблюдать, что будет, когда она кончится. Прошло еще минут пятнадцать. Полубезжизненная рука перевернула последнюю страницу, захлопнула книгу и… Открыла в начале! Мария подошла ближе: все та же история о некоем Вертере, текст не поменялся.
— Может, ты все же обратишь на меня внимание? — с неудовольствием и каплей раздражения произнесла она, кладя руку на плечо незнакомцу. Он не вздрогнул, не обернулся и уж тем более не оторвался от книги.
— Я слушаю тебя, одну из дев прекрасных. Ты можешь говорить, я слуха не лишен.
Монотонный бесцветный голос свидетельствовал о том, что его хозяин начисто лишен как эмоций, так и всяческого представления о приличиях.
— Ты один из приспешников… из друзей Локи? — поправилась Мария, опираясь руками на массивный стол и борясь с желанием вырвать книгу из рук гостя ради проверки реакции.
— Не должно взросшему в пыли стремиться к небесам.
— О боги! — процедила Мария сквозь зубы. — А нормально объяснить никак нельзя? Или ты начинался Шекспира с Теннисоном и теперь им подражаешь?
— Я объяснить могу любое слово, дочь Мидгарда. Коль хочешь знать о нашем славном Логе — хитер и скрытен он, несчастен также и жалости достоин более, чем мы.
— Кто «мы»? — не унималась Мария. — И почему «несчастен»? Не похож он был на печального и отчаявшегося, когда пытался покорить Нью-Йорк.
— Нет счастья без любви.
— Ах, без любви, — Мария только головой покачала на очередную банальность. Этот ас точно издевался над ней и, скорее всего, получал от этого немалое удовольствие. И он был не первым. Мария помнила восторг, который испытала, когда увидела асов, разбирающих завалы Нью-Йорка. Тогда ей показалось, что она видела настоящих богов, достойных поклонения. И с одним из них она говорила. Мужчина средних лет сказал, что Локи пытают, и обещал вернуться в мир людей. И в том, и в другом он обманул. И Мария не знала, радовал ее такой обман или нет. Ну да она отвлеклась. Перед ней сидел другой асгардец, не менее загадочный, чем предыдущий, но совершенно не похожий на бога.
— Не всё ты поняла, — сказал он тем временем. — Любви покорны все, но разная она, ему ж недостает любви к себе.
— Да неужели? — фыркнула Мария. — Я не знаю, чем там Локи пудрит всем вам мозги, но уж чего ему точно хватает, так это самолюбия и себялюбия.
— Коль знаешь все ответы, к чему терзать меня?
— Вот и я думаю о том же, — Мария отошла от стола. Пожалуй, это было одно из первых заданий Фьюри, которое она с позором провалила. Руки так и чесались вырвать старинную книгу и с чувством ударить раздражающего ученого по голове — авось, мозги проснутся и говорить станет нормально. Но вместо этого она встала и быстрым шагом вышла из кабинета, громко хлопнув дверью и оставив безучастного ко всему асгардца одного под присмотром камер.
Какова же была ее радость, когда оказалось, что директор согласен на жесткие методы. Он молча выслушал ее доклад, потом мнение Роджерса по поводу непонятной не то дочери Одина, не то очередной самозванки, и решил действовать решительно: поставить асов в такие условия, при которых они обязательно проявят свою враждебную магическую сущность.
Теперь Мария со злорадством и удовлетворением наблюдала за приготовлениями к нападению на так сильно раздражающего ее аса. С этажа предусмотрительно выгнали всех, кто мог нечаянно помешать эксперименту. Охрана вооружалась по последнему слову техники, напяливая на себя сразу несколько винтовок, пистолетов и прочих средств запугивания, а также сверхтяжелую броню на случай, если липовый ученый попытается перебить своих обидчиков. Ни одно живое существо не останется хладнокровным, когда из него делают мишень.
На приготовления ушло чуть больше десяти минут, но за все это время Лагур с места не сдвинулся и даже не сменил позы. Книгу он держал одной рукой достаточно близко к лицу. Важно не промахнуться, иначе количество глаз у пришельцев сократится с пяти до четырех.
Наконец, все было готово, и Мария с удовольствием нажала на кнопку пожарной тревоги. Взвыла сирена, свет начал мигать, а потом перешел в красный спектр. Громкоговоритель приказывал покинуть помещение немедля. Послышался бег охраны. Первый добежавший так сильно пнул ногой дверь, что чуть не снес ее с петель. Выстрел! Книга отлетела к стене, словно подбитая птица, — в ней зияла приличная дыра. Не меньше десятка охранников с винтовками наперевес окружили аса и чуть не загородили Марии обзор. Систему оповещения пришлось выключить — ее вопли заглушали происходящее в комнате.
Потерю книги Лагур, как и следовало ожидать, перенести не смог. Он поднял голову, обвел полуслепым взглядом военных, в недвусмысленном жесте направлявших на него оружие, бросил взгляд и на книгу, но не заметил ее — в кабинете стояла полутьма.
— Серьезной девы глас покинуть мне велел этаж и помещение. Коль здесь вы, чтоб меня сопроводить — ведите, и прошу вас не забыть забрать и книгу — в ней угрозы нет.
С этими словами Лагур достал из-за пазухи… Еще одну книгу! Мария с чувством стукнула кулаком по столу. Придурок умудрялся читать даже стоя! Даже в полуосвещенном помещении! А главное, никакой агрессии не проявлял, убить его прямо сейчас не было никакой возможности!
Ивар получал несравненное удовольствие от общения с мидгардскими учеными. Пока они снимали спектр и убеждались в том же, в чем недавно убедились асы собственноручно, а именно в том, что каскет меняет свои свойства и строение раз в несколько минут, он частично читал, а частично слушал занимательный рассказ. Узнал, что в состав знакомых частиц, называемых людьми протонами и нейтронами, входят еще более мелкие частицы — кварки, не наблюдающиеся в свободном состоянии, обладающие энергией, но не структурой, и размерами уступающие тем же протонам чуть ли не в двадцать тысяч раз. Шесть сортов, они же ароматы, цвета, антикварки — столько новых терминов уложить в голове было просто невозможно. Ивар переживал из-за того, что рядом нет брата. Вот он бы точно все понял сразу и объяснения ученых не пропали бы даром. Ивару казалось, что он не сможет пересказать полученную информацию на достойном уровне. Даже разноцветная таблица не позволила разобраться в поколениях, лептонах и глюонах.
За столь увлекательным рассказом он не придал значения странному запаху, подозрительно напоминающему дым.
— Уходим отсюда!
Его резко дернули. По ушам резанул жуткий шум, какого он никогда раньше не слышал. Настолько оглушительный, что он чуть сознание не потерял. Шум сменился болью. Он почувствовал режущую боль в руке, но не мог даже посмотреть, что случилось. Свет мигал, люди мельтешили вокруг, сталкивались, ругались, волокли его куда-то.
— Артефакт! — растерянно пробормотал он. — Осторожнее с артефактом!
Ивар не сомневался в том, что испортить каскет еще больше, чем он испорчен сейчас, невозможно, а вот то, что сам артефакт вполне мог себя защитить — это знал точно. Шум и крики нарастали, мигающий свет резал по глазам, а острая боль в руке только усиливалась. Навстречу бежали люди в белом и в черном.
— Не ходите туда! — попытался он вразумить их. — Каскет может…
Его не слушали. Он изловчился и таки вынул из руки стекло — потекла кровь, боль усилилась.
— Нужно перевязать! — его втолкнули в какую-то другую комнату. От стен отражался жуткий, бьющий по ушам шум. У людей точно что-то случилось, но он никак не мог ни на что повлиять, ему бы с болью справиться. В тело жалом впилась иголка, и вот тут стало совсем плохо. Он понял, что задыхается. Никогда раньше Ивар не чувствовал удушья. Он дернулся, когда осознал, что не чувствует правую, раненую руку. Вместе с апатией пришло воспоминание о том дне, когда Локи отбросил его прямо на стол с реактивами. Тогда было и страшнее, и больнее…
Фьюри и Мария с тревогой наблюдали за копошащимися врачами. В этот раз они перестарались, но кто мог подумать, что у аса окажется жутчайшая аллергия на обезболивающее? Теперь за его жизнь боролись несколько врачей. Их ассистенты со всей допустимой осторожностью брали пробы то крови, то кожи для подбора наилучшего лечения, но в несколько большем количестве, чем нужно для стандартных тестов. В свое время они хотели расчленить Локи для исследований, но Тор не позволил. Теперь Тора рядом нет.
— Что у нас дальше по плану? — спросил Фьюри, переводя взгляд на другую камеру: в лаборатории ликвидировали напускное задымление.
— К девушке запустить пластических хирургов, — отозвалась Мария.
— Нет, — покачал головой Фьюри. — Я хочу ее видеть. Приведи.
Наблюдать за корчами аса было неприятно даже ему, что уж говорить о впечатлительной асинье. Пока Мария выполняла приказ, Фьюри увеличил звук, настроил яркость экрана — теперь задыхающийся Ивар представлял собой действительно ужасающее зрелище. Беркане хватило трех секунд, чтобы броситься вперед, не разобравшись ни в чем, и заколотить руками по всем доступным поверхностям.
— Ивар! Ивар! Пустите меня к нему!!! — в голосе проскальзывали истеричные нотки.
— Мисс, не стоит лупить по экрану, — Фьюри попытался оттащить асгардийку, но она тут же вцепилась в него, норовя поцарапать или, на худой конец, укусить.
— Пустите меня! К нему! Что вы делаете?
— У него просто оказалась аллергия, — нарочито громко произнесла Мария Хилл, напоминая о своем присутствии, но Беркана ее не услышала. Она изо всех своих небольших сил пыталась укусить директора, вырваться, подбежать к экранам, но тот держал крепко. Он мог бы сильно ударить ее, вывести из истерики, но не это сейчас было нужно. Пусть птичка побьётся в клетке и покажет свою настоящую мощь. Мария держала наготове пистолет — в случае чего прислужница Локи будет ранена. Не смертельно, но достаточно сильно и больно. Осмысленные вопли постепенно превращались в бессмысленный вой. Уже давно затих на экране Ивар (Фьюри так и не понял, жив ли тот или соизволил скончаться, предоставив свои органы на растерзание любопытным ученым), а Беркана все еще голосила и вырывалась. Потом обмякла, разразилась бурными рыданиями, которые постепенно перешли в тихое постанывание. Фьюри разжал руки — Беркана упала на пол. Она лежала перед ним. Униженная, раздавленная. А ведь она принадлежала расе, которую когда-то люди почитали за богов. Было противно осознавать, что таким, как она или эти безумные ученые, поклонялись люди. Асы не просто не были совершеннее людей, они ничем от них не отличались. По крайней мере, пока создавалось такое впечатление. Но останавливаться на достигнутом не стоило — чужеземцам предстояло выдержать еще несколько испытаний.
Вот уже две ночи Ивар проводил на простынях, подушке и под одеялом — всеми теми удобствами, которых был лишен в Асгарде. Люди принялись горячо сочувствовать ему, когда узнали, что в мире богов он спит на шкурах и под шкурами, но он сам нисколько себе не сочувствовал. Шкуры привычнее одеяла, от них исходит привычный запах… Хотя за неприятный запах постели вполне могли быть ответственны целительные снадобья, которыми его пичкали люди. В Асгарде у него никогда не бывало аллергии, а в Мидгарде сразу произошла такая ужасная неприятность. Да еще и целительных камней смертные не знали, а у него с собой не было — порез лечили нелепыми тряпками.
Беркана старалась не отходить от него. Единственный, с кем она послушно гуляла среди людей, был Стив — так назвал себя человек, неуловимо похожий на аса. Ивар не сомневался, что в его роду были асы. Может, давно, несколько сотен зим назад, но они оставили заметный след, поэтому Дочь Одина чувствовала себя рядом с ним так комфортно. Естественник попытался разузнать родословную этого человека, но тот запнулся на бабушках, а окружающие его воины не знали даже родителей. Исследователь ужасно поразился: в Асгарде все знали свою родословную, начиная от основания Асгарда, и могли без запинки рассказать. Отверженные не смели озвучивать славные имена своих предков, но всё равно знали их.
Ученые Земли часто приходили к нему, рассказывали о Каскете, о своих успехах, точнее, о странном поведении артефакта, а также о современной науке. Мир людей поражал Ивара. Он не мог понять, зачем люди создали огромное количество вещей, которыми им некогда заниматься? Радио, телевизор, компьютер, телефон — многие пользовались электрическими приборами для развлечения, но откуда у людей, вынужденных постоянно бороться за свою жизнь в жесткой конкуренции с себе подобными, пускай в споре не за мясо, а за достойную работу, находится время на просмотр и прослушивание того, что не поможет им в борьбе за существование? Законы эволюции неумолимы, менее приспособленные всегда погибают. Получается, что люди создали аппараты, которые делают часть граждан менее приспособленными к окружающей среде?
Это был только один из множества вопросов, которые Ивар задавал себе в течение длинного светового дня под лампами дневного освещения.
Отрезанный от привычной науки, он решил понаблюдать за людьми и разузнать побольше об их быте. Изучить их. Люди создали мощную цивилизацию, но не знали о ней буквально ничего. Ученые химии разбирались только в химии и понятия не имели об истории. Но если каждый человек не будет помнить историю, то она исчезнет. Любую книгу можно утерять, цивилизация исчезнет, только память воспроизведет подвиги предков. Так считал Ивар, но, к его изумлению, людей вовсе не волновали собственные предки. Они рассказывали ему о Колумбе, Монро, Линкольне и Керри. Рассказывали с таким воодушевлением, будто являлись потомками этих замечательных личностей. Но нет. Оказалось, что их просто проходят в «школе». Когда же Ивар поинтересовался великими делами предков конкретного человека, то получил взгляд, полный недоумения, и какие-то обрывочные, неточные сведения, будто на ходу придуманные. Любой ас мог без запинки рассказать о подвигах своих предков, а людей прошлое не волновало. В одну из очередных встреч Ивар спросил, не боятся ли люди, что собственные потомки забудут о них.
— Мои дети и внуки меня, слава богу, в лицо знают. А правнуки. Да какое дело им до старого хрыча? Своих бы родителей не забыли — и то хорошо будет.
— Мне бы сперва жениться, а потом уже о потомках думать.
— Совершу что-нибудь великое, попаду в учебники, тогда обо мне все и так узнают.
— Я человек маленький, кто обо мне помнить будет?
— В нашем меняющемся мире мои внуки могут через десть лет обо мне забыть, а ты говоришь о более дальних потомках!
Ивар представить себе не мог, что люди настолько не ценят собственную жизнь и память. С Лагуром он много беседовал на эту тему: вечно читающий понимал людей лучше него, но объяснял слишком путано, так что Ивар слушал больше из вежливости, чем ради пользы.
Несколько ночей спустя он встретился со старостой тайной организации, который объявил ему, что оставаться здесь небезопасно, поэтому и их, и артефакт перевезут в двухэтажный загородный дом со всем необходимым, удивительно похожий по описанию на асгардский хутор. Ивар не возражал: осколок Тесссеракта висел на шее Берканы в виде незатейливого украшения — вернуться в Асгард они всегда успеют.
Когда староста предупредил, что их доставят по воздуху, Ивар тоже не испугался — он видел по компьютеру самолеты, сбрасывающие с воздуха взрывающееся оружие на мирные города. Он тогда еще не знал, что самолет изнутри и снаружи — две совершенно разные вещи.
Когда через пару ночей лекари Мидгарда поставили Ивара на ноги, асов погрузили в маленький самолет без крыльев, зато с вращающимися винтами на хвосте и спине, очень похожий на любимую игрушку Раиду. Приказали пристегнуться и надеть наушники. Ивар послушался, хотя причин приказа понять не мог… Ровно до той секунды, пока не заработали лопасти — грохот от работы двигателей стоял оглушительный. Ни он, ни кто другой из асов никогда не взлетал — всем было страшно. Беркана вцепилась в Лагура, который оторвался от книги и как-то чересчур нервно посмотрел в маленькое окошко.
Окружающие люди были спокойны. Сам Ивар с большим удовольствием в кого-нибудь вцепился бы, но ему приходилось помнить о раненой руке. Он только глаза закрыл, когда почувствовал жуткую тошноту и пот, стекающий по спине. Ни разу ему не приходилось отрываться от твердой поверхности, не считая телепортации. Человеческий агрегат вовсе не вызывал доверия. Компьютеры Раиду иногда выходили из строя, так почему бы не выйти из строя и этому жужжащему аппарату с надрывно воющим мотором? Ивар привалился к окну, насколько это было возможно, и решился не открывать глаза до конца полета. Махина покачнулась. Потом еще раз и еще. Он таки сжал кулаки, и тут же дала о себе знать рана. Легкая боль немного отвлекла от
ужаса, происходящего вокруг. Если бы он верил в высшие силы, попробовал бы призвать их на помощь. Его мелко трясло, зуб на зуб не попадал, а во рту ощущался мерзкий привкускрови из-за прикушенного языка. Еще и жуткий шум… Наушники едва заглушали его. Сколько полет продолжался? Несколько минут или часов? Вдруг в наушниках послышались голоса. Люди заговорили. Ивар не сразу смог настроиться на английский. Понял только, что опасность близко. Ему начали что-то втолковывать, а он все никак не мог понять. Потом обвязали какими-то ремнями, привязали к человеку. И не только его, но и Беркану с Лагуром. А когда он попытался спросить, зачем все это, люк самолета открылся, и его швырнули прямо в воздух. Вместе с несчастным человеком.
Должно быть, он потерял сознание в воздухе. По крайней мере, полет совсем не отпечатался в его памяти. Нашел себя он уже на земле. Рядом лежала какая-то ткань и много веревок. Вокруг суетились люди, тыкали нашатырь, растирали руки. Шум пропал вместе с опасным самолетом, в нос ударил запах свежей травы. К асам направлялись люди: рыжеволосая красивая женщина и ухоженный мужчина. На секретной базе Ивар их не встречал и был бы рад новому знакомству, если бы не отвратительное самочувствие и кровоточащая рана.
====== А У НАС СЕГОДНЯ ТРЕТИЙ ПРАЗДНИК!!! ======
Вы не поверите, мои дорогие софелаговцы и читатели, но мы уже три года вместе. В Японии в три года мальчику делали взрослую прическу и дарили первый меч, во многих других культурах трехлетие тоже считалось весьма солидной датой.
Что же мы успели сделать за эти три года?
Написать 61 главу повести, почти завершить пятую часть из шести запланированных — это очень много. Страниц в ней без учета «праздника» — 760. В начале октября я посмотрела, сколько же больших произведений на фикбуке. К моему несказанному удивлению, в самом большом фанфике целых 3609 страниц, при этом в нем всего лишь 41 часть! Задумайтесь, сколько же в каждой части страниц. Это фанфик по сериалу «Клон» — думаю, многие его знают. В следующем за ним фанфике «всего» 1907 страниц — больше, чем на 1000 меньше. А наш с вами располагается всего на 106-м месте — нам еще есть, куда расти.
И, как всегда, я приготовила вам всем, мои дорогие друзья, реальные и виртуальные, кучу сюрпризов. И первый из них — та причина, по которой последняя глава вышла только в октябре, а не в июле. Я, не покладая рук, ног и головы, работала над книгой-игрой, посвященной повести. Теперь вы сможете узнать все тайны любимых героев прямо сейчас и совершенно бесплатно… Правда, сперва вам придется опознать героев, ведь они названы своими настоящими именами, данными им по рождению, а не по поселению (наконец-то пригодились мои выписки из исландской телефонной книги). Итак, вы не встретите в «Судьбе Локи» рунических имен, но встретите всех известных вам персонажей. Поселение отверженных немного изменило свой статус. Сделано это только для упрощения, чтобы не вставлять в и без того огромное произведение еще и научные выкладки. Приглашаю вас, мои дорогие читатели, поскорее пройти игру, узнать о прошлом персонажей и рассказать мне, кто что узнал. Игра появится на сайте сегодня вечером, не пропустите ее выхода.
Это был первый сюрприз. Второй скрывается в комментариях. Наверное, многие знают о том, что недавно открылась «Книга фанарта» — сестра «Книги фанфиков». Тамошние обитатели были столь любезны, что нарисовали мне персонажей, животных, а некоторые даже и пейзажи. Больше всего повезло Беркане — не даром она главная героиня. Frau Trager, KritShel, Letelin, RayJay, Insant, Вега и Сивый постарались на славу. Их профили вы можете найти на моей главной странице.
Третий сюрприз. Возможно, многие видели на моем профиле статью «22 секрета фикбуковского счастья»? Вот несравненная Loki Lafejson написала «22 секрета счастья Локи».
1. Счастье постигается исключительно с одобрения отца.
2. Счастье постигается через несчастье недоброжелателей.
3. Счастье не обязательно должно быть связано с мировым господством, но это было бы желательно.
4. Счастье недостижимо без жертв. (Чем их больше, тем больше и счастья).
5. Чем большим людям ты насолил при достижении счастья, тем приятнее его ощущать.
6. Любишь с моста прыгать — люби и несчастным быть.
7. Не буди Одина — к несчастью.
8. Без труда счастья не достигнуть.
9. Труд, без которого твое счастье не достигается, не должен быть твоим.
10. Розги приносят счастье, если они в твоих руках, а бьешь Хагалара.
11. Счастье составляется из многих слагаемых, но прилетает только на радиоуправляемом вертолете.
12. Счастье порой получают в пробирке.
13. Счастье — это если ты единственный ребенок в семье.
14. Счастье можно купить, если деньги не твои.
15. Счастье + трон = комбосчастье.
16. Нет худа без добра, а счастья — без пакости.
17. Счастье — это если ты знаешь, что не каждое оценочное суждение должно служить модификатором поведения.
18. Счастье — это когда ты идешь сегодня в завтрашний день по холодному болоту и не думаешь о том, сколько дней проболеешь.
19. Жизнь отца — главная составляющая счастья.
20. Свадьба счастью помеха.
21. Любовь не всегда порождает счастье, особенно, если любовь односторонняя и направлена на тебя.
22. Счастье приносят заклинания-паутинки.
(Все помнят, о каких заклинаниях-паутинках идет речь? Если нет, посмотрите 14-ую главу: Локи спит под чарами сбежавшего заклинания-паутинки).
Четвертый сюрприз. Представляю тем, кто еще не видел и не знает, блистательную Нилейю с ее, не побоюсь этого слова, сногсшибательным циклом клипов про авторов и их горести (ссылка внизу). Ее видео про то, как пишутся фанфики, мне настолько понравилось, что я решила немного похулиганить и исковеркать изначальный текст. Узрите же, как я пишу свою повесть. Текст слева в скобках — то, что говорит Нилейя в видео, справа — моя переделка. Советую всем сперва посмотреть видео, а уже потом читать моё хулиганство — так веселее будет.
(Так, время писать. Произведение само не напишется.) — Так, нужно писать. Произведение само не напишется.
(А жалко.) — А жалко.
(Столько мыслей в голове, сколько образов, надо скорее их расписать.) — В голове ни одного образа, сплошные диалоги, надо срочно добавить в них действия.
(Ааааа, аааа, аааа…) — Ааааа, аааа, ааааа…
(Черт, куда все эти мысли и образы разбежались?) — Черт, да какие же действия придумать?
(Мысли и образы: страдай.) — Действия: страдай.
(Так, вроде наклюнулось что-то.) — Так, ладно, пропишем сперва диалоги.
(В голове это выглядело намного эпичнее.) — В голове это выглядело совсем не так скучно.
(Чёёёёёрт.) — Чёёёёёрт.
(Перечитаю-ка я то, что раньше написала, может, после этого дела лучше пойдут.) — Перечитаю-ка я последнюю главу про данных персонажей, может, после этого дела лучше пойдут?
(Это, серьёзно, я писала?) — Эту скукоту, серьезно, я писала?
(Под чем я была тогда, простите?) — Где были все мои соавторы, простите?
(Я бездарность!) — Я бездарность в мире художественной литературы!
(Хотя вроде неплохо написано.) — Хотя вроде не так и скучно написано.
(Даже хорошо, я бы сказала.) — Даже интересненько, я бы сказала.
(Черт возьми, да это просто шедевр!) — Черт возьми, ни в одном другом фанфике читатели не узнают столько научных фактов!
(Я бездарность!) — Я бездарность!
(Так, забудем об этом, давайте уже писать.) — Так, забудем об этом, давайте уже писать.
(О, поперло, поперло. Да блин, почему я не могу нормально передать то, что у меня в голове?) — О, попёрло, поперло… Да блин, почему я не могу литературным языком описать устройство адронного коллайдера?
(Какая-то ахинея получается, честное слово.) — Выписка из энциклопедии получается, честное слово!
(Спустя время раздумий, как лучше выразить свои мысли.) — Спустя время раздумий, как лучше выразить свои мысли.
(Ой, да пошло все нафиг, напишу, как пишется, потом отредактирую.) — Ой, да пошло все нафиг, напишу, как пишется, потом отредактирую.
(Даже если это означает то, что я потом удалю всё написанное.) — Даже если это означает то, что фанфик окончательно превратится в википедию.
(Ну и скотина же этот персонаж. Фу, какой он противный. Кто его вообще придумал?) — Ну и идиот же этот персонаж. Фу, какая тряпка. Что он вообще делает в группе блестящих ученых?
(А, ну да.) — А, ну да.
(Персонажи, вы чё творите? Какого черта у вас там происходит?) — Персонажи, вы чё творите? Какого чёрта у вас получился летающий адронный коллайдер?
(А, ну да, постоянно забываю.) — А, ну да, постоянно забываю.
(Нет, погодите, этот парень получился вообще не таким, каким я его задумывала, это вообще какой-то другой персонаж.) — Нет, погодите, этот парень получился вообще не таким, каким я его задумывала, это вообще какой-то другой персонаж.
(Хотя ладно, и так сойдет, он мне таким даже больше нравится.) — Хотя ладно, и так сойдет, главное, что он в состоянии объяснить юным читателям устройство адронного коллайдера.
(Так, что у нас там дальше по плану?) — Так, что у нас там дальше по плану?
(Признание в любви. Поцелуй…) — Пространное описание. Длиннющий диалог…
(Господи, ну ты же не постельную сцену сейчас писать будешь.) — Господи, ну ты же не постельную сцену сейчас писать будешь.
(Она у тебя дальше по плану.) — Ну лучше бы её, чем подробное описание взаимодействия яйцеклетки и сперматозоида.
(Вот это подстава от самой себя.) — Вот это подстава от самой себя!
(Какие же они милые!) — Какие же они умненькие!
(Я говорю, словно их престарелая мама.) — Я говорю, словно их училка по природоведению.
(Что ты пришёл и им помешал? Ну вот кто тебя просил? Вот кто?) — Что ты пришел и сломал адронный коллайдер? Ну вот кто тебя просил? Вот кто?
(Я опять забыла, что я автор, да?) — Я опять забыла, что я автор, да?
(Этот персонаж нужен для дальнейшего развития сюжета. Да, он мерзкий, тебя выбешивает, но если ты его убьешь сейчас, у тебя весь сюжет насмарку пойдет. Держись!) — Описание адронного коллайдера нужно для дальнейшего развития сюжета. Да, оно сложное, ты его сама не понимаешь, но, если ты его выкинешь сейчас, у тебя весь сюжет насмарку пойдет. Держись.
(Нет, я хочу забить на сюжет и прикончить эту заразу к фигам. А оставшееся время пусть герои пьют чай с тортиком и наслаждаются покоем и уютом.) — Нет, я хочу забить на сюжет и прописать какую-нибудь магическую хрень вместо физики-химии. А оставшееся время пусть герои пьют чай с тортиком и наслаждаются покоем и уютом.
(Читатели, правда, не поймут.) — Читатели, правда, не поймут.
(Ээээ.) — Ээээ.
(Наконец-то я закончила эту главу. Ну-ка, на сколько она там страниц получилась?) — Наконец-то я закончила эту главу. Ну-ка, на сколько она там страниц получилась?
(В этой главе было мало действий, и все они не особо масштабные. У меня вопрос: откуда в этой главе десять вордовских страниц?) — В этой главе вообще не было действия и диалоги я кромсала как могла. У меня вопрос: откуда в этой главе семнадцать вордовских страниц?
(Перечитаю-ка я ее напоследок еще раз.) — Перечитаю-ка я ее напоследок еще раз.
(О, она весьма хорошей получилась, я просто молодец сегодня.) — О боже, в ней ошибок больше, чем правильных слов.
(Надо через часик еще последний раз глянуть.) — Надо еще через часик глянуть, еще ошибки поисправлять.
(Спустя час.) — Спустя час.
(Что это за хрень?) — Как увлекательно написано-то!
(Я бездарность. Что только читатели в моих произведениях находят?) — Я гений! Почему все читатели фикбука еще не пали к моим ногам?
(Нет, конечно, может быть, мне только кажется, что я бездарность, а на самом деле я хороший автор, и читатели это понимают, в отличие от меня?) — Нет, конечно, я пишу слишком сложно, а большинство читателей просто не хочет напрягаться.
(Не может быть.) — Да, наверное, всё так.
(Ну так или иначе с этой главой покончено. Следующая, наверняка, скоро появится. Всего через несколько месяцев. Ну, может, через полгодика. Или через год. Ну, главное, что вообще появится.) — Ну так или иначе с этой главой покончено. Следующая, наверняка, скоро напишется. Всего через пару недель. Ну, или через три. Главное, что скоро появится (иначе меня загрызут персонажи и фелаг).
Вот такая вот история. Моя первая попытка написать юмор. Точнее, пародию на юмор.
Пятый сюрприз стал сюрпризом даже для меня (я сама о нём совсем недавно узнала). Оказывается, Loki Lafejson написала фанфик к третьтей годовщине повести! (Ссылка внизу в комментариях). Все бежим читать, и я в первую очередь, потому что я его увидела всего за минуту до выкладки «Праздника» и прочитать не успела. Огромное ей спасибо за то, что всегда радует меня оригинальными подарками. Всем желаю иметь такого замечательного друга, помощника и соавтора!
Ну и завершает нашу череду сюрпризов поход на кухню писателя — в комментарии к главам!
Глава 48
Хагалар… В последний раз она видела его несколько столетий назад. Тогда он грубо оттолкнул ее, оставил сидеть на земле и глотать злые слезы. Ему повезло, что этой сцены, недостойной богини, никто не видел, иначе он не дожил бы до следующего утра (неоднозначно, кто бы не дожил: Хагалар или нечаянный свидетель, по-моему так оба, может я не так уж далека от истины?).
— Вернуться в качестве кого? — переспросил Хагалар. — Стать тенью самого себя? Мне некуда возвращаться. Дети выросли, государство, которое я строил, изменилось до неузнаваемости, те, кого я любил, умерли или предали меня. (Как бы ему попрозрачнее намекнуть, что мнение Одина о возвращении его не очень-то интересует? Например, с учетом, что от скромности он умирать не собирается: «мои таланты без пользы в новом процветающем государстве, дети успели вырасти без меня, а те, кого я любил.»)
Юсальвхейм был бесполезен. Когда это стало очевидно, то на лицах обоих логистов расплылись такие довольные улыбки, что дело чуть не дошло до драки. Несколько суток ушло на то, чтобы отделить зерна от плевел и свести результаты в простую таблицу. (Чисто из любопытства, а в самом Асгарде все весьма печально с ресурсами или что-нибудь они могут все-таки взять свое? Хотя бы золота на электроды от дворца отпилить?)
Локи прошел в дом мастеров. Длинный, с деревянными стенами и земляной крышей, он уступал размерами только конюшне, что давно стало достойным поводом для сальных шуточек (долго думала, как на эту тему можно сально пошутить, не придумала, пошла оплакивать свою фантазию).
. Перевооружение армии было, безусловно, важной задачей, но не первостепенной, и Локи ждал предложений совсем иного рода. (Никогда бы не подумала, что он так переживает за сельское хозяйство. Нужно либо добавить мотивов, вроде «до него дошли слухи, что эта проблема с началом заморозков встанет остро для каждого асгардца», либо более плавно перейти к мирной концепции: «Локи и не надеялся на военные успехи в обозримом будущем и ждал предложений иного рода. Он охотно впитывал восторг поселенцев, не понимая порой и трети сказанного») Когда-то асы не употребляли в пищу овощей, довольствовались только водорослями и ягелем, но во время войны познакомились со множеством съедобных клубней и трав. Выращивать их, правда, было очень сложно, и поселенцы давно думали над проблемой продовольствия.
— Я не знаю вас всех по именам и профессиям, но, встречаясь на улице, хочу отличать, кто естественник, а кто врач (я даже спрашивать не буду нафига? Я просто подожду прояснения сего самодурства).
Глава 49
— Подождите судить так строго, — вмешался Маннар. — Быть может, тот, кто его украл, еще вернется. Всякие могут быть обстоятельства. Быть может, он просто не совсем верно воспользовался артефактом и перенесся в Мидгард вместе с ним по чистой случайности. Давайте не будем пороть горячку и делать преждевременные выводы. Не будем пятнать честь наших добрых соседей. (Афигенно добрые у них соседи, учитывая среднестатистическое прошлое. Он по специфике характера такой блаженный или это все-таки ляп?)
— Надо все равно узнать, кто это был, — процедил сквозь зубы мастер библиотечных дел. (И ни одна скотина больше не переживает о том, как вернуть Тессеракт на место, возможно с неудачливым путешественником. Может хотя бы условно отметить: «теперь вернуть Тессеракт не составит труда, но все равно надо…»)
Когда пять компьютеров выходили из строя, Раиду отправлял их с очередным логистом в Мидгард на подзарядку, а сам работал на оставшихся. Вот и сейчас он сидел с царевичем у одного жужжащего (чистить надо, чистить! , а то перегреется и накроется от слова совсем) красавца, а рядом возвышалась стопка из четырех других, таких же коричневых и гладких.
— А потом отвести тебя в Гладсхейм? — спросил Локи насмешливо.
— О подобной милости я и не мечтал. Хотел попросить только довести до тайного прохода.
— Чтобы ты там заблудился после первых двадцати шагов (и чего-нибудь себе по пути сломал, обязательно ), — хмыкнул в ответ Локи.
— А можешь привести лягушек?
— Если мать не будет против, — ответил он, подумав. — Но для каких опытов нужны лягушки?
— Ну, например, научно понять, насколько они отличаются от обычных. Насколько они магичны или реалистичны. Если и тебе любопытно, заходи в гости, я поделюсь подробностями (Какой фигней они занимаются вместо четко распланированного подъема промышленности, во мне начинает просыпаться Раиду и вопить, что все вокруг мало работают. А нет, это же мое обычное состояние, бедный естественник тут не причем).
Глава 50
Зимой съедобные травы скрывались под толстым слоем снега, а птицы улетали в более теплые края (и где это в Асгарде теплые края, да еще и такие, что там невозможно было построить дворец? Или птички аккуратно мигрируют через границу миров?).
Дворец появлялся неспешно, лениво, позволяя насладиться каждой органной (и тут я задумалась, а есть ли у них такой объект как орган в принципе) трубкой.
Все считали, что он либо умрет, либо станет царем, многие разрабатывали планы дворцового переворота, а тут оказывается, что карманный бог готов приносить тапочки (он хоть раз в жизни тапочки видел?) в зубах богу-отцу.
Глава 51
В этом уютном маленьком мирке знатные девы варили пиво и пряли одеяния для богов из тончайшего льна из шерсти (вы сломали мне мозг, лен же это лен, а шерсть это шерсть, может полотно подразумевается?).
Локи отреагировал молниеносно: бросился наземь и схватил лягушку. Многослойная защитная одежда намокла (Ура, мы нашли отличное заклинание, которым можно гарантированно поразить бедного Локи: вызвать дождик посильнее, он тут же промокает, несмотря на все слои защиты, простывает и каюк. Давайте хоть как-то не всю сразу мочить, а слоями, на первом этапе — внешний, а уже потом, когда они достаточно там повозятся и дальше).
Лягушки магией не владели и не могли убежать иначе, чем на своих четырех — это было соревнование в скорости и ловкости, а вовсе не в волшебстве (Не похож Ивар на столь благородного в отношении лягушек мага, но по всей видимости это и не было его решение, он как обычно профессионально плывет по течению).
— А я о чем! Так вот, отец твой… Эх, если бы можно было взять на анализы хотя бы его кровь (что ж тогда вписывается в план-максимум, всю тушку на образцы? Может чтобы подчеркнуть ничтожность образца, классически «волос/ноготь»?).
Бог из поселения уехал три дня назад, спросить было не у кого, однако многие считали, что прекрасно разбираются во вкусах Локи, возможно, даже лучше него самого (милая из них получается интерпретация фандома уже со второй стороны).
— Я совращу Алгира, — прошептала она томно, и напряжение в душной комнате сразу возросло, — а, если понадобится, то и Ансур. (Кто о чем….)
Глава 52
— Вставай, Локи! — послышался словно через толщу воды очередной радостный вопль Тора, и Локи только тогда понял, что заснул сидя. Брат помог ему одеться и умыться (мимими, блин. Он ведь не во всяком слэше такой заботливый, может хотя бы мотивировать его стремлением поторопиться, или, раз уж ведущий персонаж у нас такой неадекватный, сделать это малозначимым фоном, вроде: не без помощи брата ему удалось умыться и даже сносно одеться).
— Ложись. Ты спишь на ходу, — сказал Всеоетец, насильно подводя к дивану (эм, ну ок, ему в своей башне хоть телевизор можно держать, бог как никак).
— Ты решил всерьез заняться наукой, — сказал Один, как показалось Локи, неодобрительно. — Исследуешь моих птиц и зверей (а звери стало быть — лягушки?).
— Я бог, но я не бессмертен, как бы мне ни хотелось убедить себя в обратном. Я живу очень долго, но мой срок подходит к концу, поэтому тысячу лет назад я позаботился о приемниках (и вот мидгардцы очень вовремя изобрели радио, а твои логисты его доставили, будет что слушать на пенсии ну просто очепятка очень смешная).
Парк занимал площадь в сто человеческих гектаров, и все они были покрыты деревьями и кустарниками. В его сердце располагалось озеро, которое, как перешептывались гуляющие (представила себе массово гуляющих, обсуждающих дело несколькилетней давности, не поверила. Может он к какой экскурсии пристанет или решится попрактиковаться в чтении табличек например), недавно пережило экологическую катастрофу.
— Ах, моя сумочка! Помогите, пожалуйста! — на Алгира уставились пронзительные голубые глаза, полные такого сладострастия, которое он не видел ни у одной земной женщины, даже у тех, которые прямо на публике целовались со своими любовниками. Ну да раз просит, придется помочь. Алгир опустился на корточки и принялся собирать сотни мелочей, которым еще не знал применения (главное, чтобы лишнего ничего не накидал).
Глава 53
Один узнал много нового о поселении. Давно он хотел приехать туда и посмотреть, как оно устроено на самом деле и чем именно занимаются ученые (Ага, щазз, так ему и показали что-то не дистиллировано прилизанное, а тут вроде как и не специально и скрываться говорящим особо не зачем).
Ведь у него душа за родной мир болит, на части разрывается от его несовершенства. Логисты — да, они прекрасны (бы-гы-гы от слэшера и в качестве более нормального варианта: «их достижения/способности к адаптации прекрасны…»), но они же ничего не смыслят в науке и не могут понять, что именно нужно любимому родному миру.
В поселении царило пьяное веселье. Пили все, правда, далеко не всегда алкогольные напитки. (Это даже не хроника, это больше всего похоже на протокол и по настроению практически не отличается от предыдущих частей, хотя здесь вроде бы описывается беспредельная радость, работы хоть что ли приостановить, Локи нет, а тема пообщаться есть.)
Пили, смеялись, горланили песни и сочиняли стихи. Попьяни устроили несколько петушиных боев. Хотели и лошадиных, но лошади отказались драться (печально все у них с магией разума).
Глава 54
Локи казалось, что он провел в постели целую вечность, хотя календарь (милый отрывной календарик в покоях Одина ) свидетельствовал об обратном.
— Почти все погибли, — кивнул отец. — Живучими оказались только тараканы. Можешь исследовать их.
Локи открыл было рот, чтобы поблагодарить, но закрыл, так и не произнеся ни звука (Во-во, у меня почти такая же реакция).
— Ты меня расстраиваешь, — Один успел спрятать тараканов обратно в кованый сундук (т.е. все-таки не отдаст их на опыты? Может поставить в какое-то более доступное место).
План был идеален, но излишнее любопытство и неосторожность подвели мага. Скрытый пологом невидимости он подполз к змеям и попытался зарисовать одну из них (вот ведь придурок, раз уж собрался отлавливать отщепенку, то что ж рисовать в таком неудобном месте, сначала бы выловил, а потом рисовал во всех ракурсах).
— Я не изучаю, моя прекрасная воительница, — промямлил он. — Я хотел изучить. Но они успели первыми и решили изучить (и в общем-то преуспели, так что скорее «изучают») меня, точнее, проверить выносливость моей правой руки.
— Имей в виду, — Сиф понизила голос до шепота, так что Ивар едва разобрал слова, — очень многие будут рады, если он случайно отравится, — воительница очаровательно улыбнулась и резко свернула на соседнюю галерею, всем своим видом давая понять, что разговор окончен. Ивар так и остался стоять посреди коридора (со змеей, со змеей, не забудьте, хотя бы штрихом, чтобы была сквозная связка в фрагменте).
Трубы, частично сделанные в Мидгарде, частично — в самом поселении, надо было состыковать друг с другом, провести в экспериментальный дом и наладить сброс отработанной воды в ближайшую речку. Магиологи (зашибись у них инженерные кадры, с таким же успехом можно это занятие библиотекарям поручить и кому угодно, кто в состоянии писать и подставлять цифры в формулы) закончили расчеты давления, требующегося для обогрева одного дома.
— Значит, он жив? — воскликнула девушка, вновь обнажая белоснежные зубы, подобные двум рядам редких брильянтов (и прозрачные зубы… пристрелить ее хочется, дабы избавить от страданий).
Глава 55
Мой отец обнаружил его, раненного и побитого в горах. Умирающего. Он слабо дышал, его глаза были закрыты, изо рта капала кровь. Но он был очень красив. Мил. Обаятельный. Привлекательный. (Некрофилмантка, блин ) Я влюбилась в него сразу, а папа его вылечил.
— Цвет! Опиши цвет, — попросила магиолог, полагая/начиная подозревать (не так резко, ей еще это чудо в Асгард тащить, пусть сильно не выходит из-под чар), что Алоизетта над ней тонко издевается.
— Да! — воскликнула Алоизетта и резко бросилась на шею Беркане. Магиолог не ожидала столь бурной реакции, Она упала на спину прямо в ванахеймскую траву, полную насекомых и ядовитых змей. Ну да вовсе не о змеях она думала, вдыхая аромат шелковистых волос незнакомки, слушая ее прерывистое дыхание и слова благодарности. Прижав драгоценную ношу к самому сердцу, Беркана перенеслась обратно в Асгард. (куртку, куртку забыли, теперь ее точно вычислят как незаконного пересекателя границы)
Глав 56
Беркану трясло, тело не слушалось, а по лицу побежала одинокая дорожка слез. И только приблизившись (по-пластунски или дадим ей встать?)
Она должна вмешаться, крикнуть, позвать на помощь — поступить так, как поступают герои в балладах и легендах (офигенный героизм — позвать на помощь).
— Тихо, — Один подобрал пламенеющий меч. — Мне незнакомо это оружие. Кто она? — Всеотец (у них так конечно приступ массового идиотизма, но не настолько же, чтобы не адресовать этот вопрос вначале Локи, взглядом его попрожигать, и только отчаявшись выпытать из него что-либо в ближайшее время, обратиться к Беркане) обернулся к застывшей Беркане и жестом подозвал к себе.
— Ваше величество, это Алоизетта. Она из бездны. То есть, она сказала, что она из бездны. Она невеста Локи. Вроде как. (Ну что, вот он семьсот страниц спустя тот самый момент, когда я считаю повтор уместным: заменить «вроде как» на «она так сказала»)
— Я не верила, что ты умер, — девушка нежно пела, не забывая гладить бога по скулам и подбородку. Как же красиво смотрелись эти двое влюбленных! Локи в зелено-черных доспехах, она в красно-желтой броне (вот никогда фростайрон не любила, теперь вообще возненавижу видимо).
— Отдай мне мой меч (как молот у Тора отобрать так одной левой, а свой собственный меч только выпрашивать) и выходи на бой!
— Не надо! — Алоизетта заткнула ему рот своей маленькой ладошкой. (…)
Воцарилась такая оглушающая тишина, что даже шелест листвы уподобился лязгу мечей. Беркана стояла ни жива, ни мертва. Ей нельзя было слышать таких признаний. Ее теперь точно убьют. Локи тяжело дышал (а как ему еще дышать с заткнутым ртом ) и во все глаза смотрел на свою спасительницу.
Беркана боялась представить себе, что бы еще предложила добрейшая Алоизетта, если бы в лабораториум не вошел Локи. Вошел для того, чтобы (ну надеюсь не совсем ради этого, ну пожалуйста) в ту же секунду попасть в объятия.
— Милая моя, — Локи отстранился и подошел к столу с каскетом. — Я больше всего на свете горевал по поводу твоей кончины (а ведь я так старался).
В этой главе много откровенных ляпов и несостыковок (самый яркий из них — Алоизетта угрожает Одину в поселении –а где же все ученые (все на раскопках очевидно же)?
Глава 57
Ручеек шумно, весело тек по камням, в его переливчатой глади изредка мелькали маленькие серебристые рыбки (промысловой ценности, видимо, не имеющие).
— Вы закончили с каскетом? — прервал затянувшееся молчание Один. — Я могу его забрать? (это, блин, Один, и он спрашивает разрешения, не-не-не, его же особо не накрыло аурой Сью. Больше радикализма, например, «Я полагаю пришло время забрать его в место, которое охраняется лучше ваших *развалюх*»)
— Слишком долго, — с неудовольствием заметил Один. — Я хочу поговорить с одним из твоих естественников (стоит ли ему так детально разбираться в видах поселенцев, он же может запросить любого, а никого свободнее Лагура не найти, например, «с одним из тех, кто непосредственно работает с ним»).
. Для царя Асгарда отверженные были сродни грязи на пыльных сапогах (вооот, а выше он точно знает, чем занимаются их разные виды).
Глава 58
Ивар смотрел на стену с таким умным видом, будто видел там смысл жизни, а не нелепую таблицу (в рамках «Тор тупой» можно ее даже таблицей не называть, а картиной например или полотном, да хоть шторой ) из мелких разноцветных квадратиков с буквами и цифрами.
У Тора так и чесались руки хорошенько встряхнуть мага, но проклятая змея обвилась вокруг его шеи и недвусмысленно намекала, что ее маленькие ножки вполне могут стать серьезным оружием, а с раздвоенного языка капает настоящий яд (а Ивар живуч, капает тут видите ли на него, может указать, что капает на пол или перевести в вероятность «может ненароком сорваться» например).
— Кого хоть мне надо будет везти?
— Беркану, Ивара ты знаешь. Еще Лагур.
— Какого из двух Иваров? (И это все, что его интересует….)
— Просто насилие с ее стороны не возымело бы такого эффекта, как насилие со стороны отца и брата, — спокойно ответил Локи за его спиной (я прям вижу, как они спиной друг к другу сидят, чтобы в глаза не смотреть). — Иногда я еще твоих друзей вплетал.
— Бездна — это не Девятимирье, там слава Одина не очень то много значит. Большинство ничего о нем не знает, а кто знает, считает его самодуром и убийцей. Отец бывал в Бездне гораздо чаще, чем нам рассказывал, и далеко не добро туда нес, — Локи вздохнул. — Как я его понимаю. Я бы разрушил Бездну.
— Так и показал бы там свою доблесть (так не о чем разговаривать или все-таки не потрепаться про батеньку нереально? Это к тому, что выше можно поправить на что-то менее сиюминутное, например «Мне стыдно называть тебя братом» Впрочем из обзора можно сделать вывод, что это несоответствие нарочно), — зевнул Тор: спорить уже не было сил.
Тору снилось, как он ее обнимает, обещает защитить от невиданного врага. И пускай в реальности он обнимал Локи, сон слишком сладок для того, чтобы прерывать его из-за подобной мелочи. (Состояния Локи предсказуемо никто не спрашивал)
Утром было так хорошо, а днем стало так плохо. Алоизетта, подобно красному нашатырю, промыла металл, а Локи, белый нашатырь, жестоко отрафинировал (ей явно вредно с кем-то из естественников много общаться).
Глава 59
Когда-то в его гардеробе висело больше одежды, чем у любой модницы столицы. Он мог одеться мужчиной или женщиной любого народа, поменять свой возраст и даже голос (полагаю возраст и голос он в гардеробе не хранил, потому предлагаю подретушировать причину: Он мог представиться выходцем из любого народа/мира, мужчиной или женщиной любого возраста и сословия, даже голос подделать, поэтому нуждался во всех возможных нарядах).
Когда синее марево перед глазами погасло, Тор осмотрел знакомое помещение с огромным количеством компьютеров и людей, ими управляющих. Все они, как один, подняли головы и уставились на пришельцев.
— Приветствую вас, — Тор взял инициативу в свои руки, пока люди с перепугу не наставили на гостей оружие (не удивительно, что с такой «быстрой» реакцией у этих доблестных ЩИТовцев вскоре по хронологии возникнут большие проблемы).
Глава 60
До сего дня Вождь лишь смеялся над бывшими крестьянами, считал, что Локи приведет их к бездне. Да так оно, по большому счету, и было, пока речь шла только о промышленной революции (оу, она приняла такие масштабы, что даже он ее заметил), о жизни нескольких сотен самоубийц.
Асгардцы никогда (т.е. последние пару лет) (не люблю скобки человек, который уже не первый год пишет комменты в скобках может все-таки вставить уточнение по-другому, например, «… никогда, особенно в последние пару лет с момента личного/близкого знакомства.) не вызывали у Ника Фьюри ничего, кроме подозрений и неприязни.
— Это наши бесславные попытки определить магическую составляющую вещества, — зубодробительно вежливо пояснил асгардец.
Ученые скептически переглянулись.
— Вы химик? (да понятно уже, что нет, может с алхимика и начать?) — наконец, спросил один из них. — Или алхимик? Или, как бы выразиться наиболее точно, волшебник? Философ?
Глава 61
Когда Локи вернулся домой под утро с единственной мыслью — проспать, как минимум, до обеда, а то и до вечера следующего дня, — он совсем не удивился, встретив на шкурах (где-где? «обнаружив» может быть, а то складывается впечатление, что они оба по ним шли и встретились) вальяжно разлегшегося Хагалара.
Из пожухлой травы исчезли черненькие паучки — Локи никак не мог запомнить их мудреное научное название (самое время о них подумать, они ж намного важнее того же Хагалара).
Локи собирался во всеуслышание объявить (громко же ему придется говорить, учитывая масштабы Асгарда, возможно тут лучше будет «…собирался приложить все усилия, чтобы донести до каждого жителя/аса.»), что сын Одина живет отныне в мире отверженных и управляет им во благо Асгарда.
Осталось только (до этого ее все-таки нужно купить, ну там договор, все дела, или побегать по разным точкам. Не считали, кстати, сколько там тонн надо это еды закупить?) нанять большую машину для доставки пищи в квартиру, соединенную порталом с поселением.
Воспитанник самого Одина без его подсказок всё узнает. И очень скоро! (вот прям бросит все и кинется выяснять, думаю, не стоит сильно разводить две основные идеи фрагмента, т.е. узнавать он будет одной левой в перерывах между внедрениями)
Засим всё!
До новых встреч в следующей главе, которая уже на проверке у фелага.
Комментарий к А У НАС СЕГОДНЯ ТРЕТИЙ ПРАЗДНИК!!! https://vk.com/album-57908144_221923665 – рисунки к повести от замечательных художников Книги фанарта.
https://www.youtube.com/watch?v=T3ykTtpJHus – видео от Нилейи про то, как мы пишем фанфики.
https://ficbook.net/readfic/3650012 – драббл в подарок
====== Глава 62 ======
Приближалась зимняя половина года. Осенний месяц неумолимо подходил к концу, становилось все холоднее, промозглый ветер по нескольку раз на дню приносил мерзкий моросящий дождь. Из пожухлой травы исчезли черненькие паучки — Локи никак не мог запомнить их мудреное научное название. Вместе с зимой приближался голод, справиться с которым царевич намеревался своими силами. У отца были свои методы борьбы с ним, но направлены они были на то, чтобы накормить голодающих сейчас, а не на то, чтобы обеспечить Асгард пропитанием в будущем. Все последние ночи Локи только и делал, что раздавал указания логистам да естественникам, работающим на революцию.
В мире всесильных богов голод не был редкостью: он наступал, в лучшем случае, каждые три десятилетия, а обычно и того чаще. Проклятый бедными почвами Асгард никогда не мог прокормить себя: на обширных лавовых полях, ледниках и горах не росли в достаточном количестве ни зерновые культуры, ни овощи. Скудное пропитание рыбакам поставляло море в виде рыбы, водорослей и морских тварей. Тем, кто жил вдали от моря, оставалось довольствоваться мелким рогатым скотом — в основном, овцами. И если травы домашним животным не хватало или рыба не подходила близко к берегу, то начинался голод. В этом году он пришелся очень кстати и был полезен для решения сразу нескольких проблем. Локи категорически не устраивало, что наукой мира богов занимаются отверженные преступники, чьи изобретения обычные асгардийцы не желали претворять в жизнь, а о большинстве даже не знали. Когда-то давно идея отделить ученых от простых асов, запереть их в одном месте и заставить работать сообща, была, возможно, и прогрессивной, но в настоящее время ситуация стала абсурдной: асы, обязанные улучшать жизнь своих сородичей, никак не могли найти с ними общий язык, а долгое время даже не пытались.
Благодаря удобрениям в поселении никогда не бывало голода. Пока выпускать их в объеме, достаточном для всего Асгарда, невозможно, но только пока. Поселенские теплицы в сочетании с удобрениями позволяли выращивать даже арбузы, что уж говорить о более приземлённых съестных культурах. Крестьяне с ближайших хуторов уже свыклись с мыслью о совместной работе с отверженными, но до отдаленных ферм новости всегда доходили с запозданием, порой в несколько зим. Локи собирался донести до каждого аса мысль, что сын Одина живет отныне в мире отверженных и управляет им во благо Асгарда. Он отчетливо понимал, что никакие голословные утверждения не подарят ему любовь народа. А еда подарит. Не так и много надо умирающему асу для появления нового кумира.
С такими мыслями царевич распорядился закупить еду в Ванахейме и Юсальвхейме. Логисты возразили, что оттуда можно привести лишь немного еды, а покупать большими партиями невыгодно и опасно по нескольким причинам. Во-первых, ваны могут заподозрить что-то неладное и узнать о портале. Во-вторых, еды нужно много, её придется покупать у разных поставщиков, а это долго и муторно. В-третьих, полностью натуральные продукты быстро портятся. В-четвертых, придется потратить много килограммов серебра. Единственный мир, откуда можно привезти еду практически даром — в обмен на бесконечные запасы асгардского золота — это Мидгард. Живущие в разных странах Фену, Дагар и Ингвар объединили усилия ради скорейшей доставки продовольствия. В любом крупном мидгардском городе продавались тысячи единиц одинакового товара. Осталось только нанять большую машину для доставки пищи в квартиру, соединенную порталом с поселением. Логисты уверяли, что это просто, а сложно — найти распространённую съедобную еду для шестисот тысяч ртов. Правда, они же утверждали, что по человеческим меркам шестьсот тысяч — это капля в море. Таково население даже не крупного, а среднего городка Мидгарда. В Марселе Ингвара жило девятьсот тысяч, в Осло Дагара — чуть больше шестисот, в Гётебурге Фену — пятьсот. Когда поселенцы услышали такие жуткие цифры, то посчитали их нелепой шуткой, ведь невозможно обеспечить всем необходимым столь большое количество людей на маленькой территории одного города. Если бы не Локи, бессмысленный спор мог бы затянуться на часы и закончиться дракой, но так и не выбрать лучший вариант.
Скоро в разные концы Асгарда потянутся повозки с едой, сопровождаемые не только поселенцами, но и окрестными крестьянами с рекомендательными письмами. Содержание писем ничего не скажет безграмотным фермерам, но печать царевича узнают все, а значит, не тронут отверженных. Возможно, даже станут к ним лучше относиться или хотя бы поблагодарят.
Вернуться в поселение повозки должны были не с пустыми руками, а с пробами почвы и воды разных регионов Асгарда. Локи решил всерьез бороться с голодом. С ледниками и вулканами, занимающими всю центральную часть острова, ничего нельзя было сделать — только ждать, когда они растают и разрушатся сами собой, но оставались еще огромные территории, покрытые лавовыми полями. Он дал задание прокопаться в глубь полей и изучить структуру того, что находится под слоем застывшей лавы. Быть может, обнаружится плодородная почва. Если повезет, то голод победят свартальвхеймские буры. Если не повезет, — придется закупить слой плодородной почвы в мире со схожими природными условиями. Образцы почв всех миров хранились в библиотеках, и несколько естественников уже занялось сравнительным анализом. Что-то подсказывало Локи, что почву придется брать из Етунхейма. Тамошняя зима еще жестче асгардской, зато в летнюю половину года на большей части острова шумят дубы и колосятся поля.
Для перевозки нескольких сотен кубомиль земли требовался транспорт, и лучше всего водный. Осколок Тессеракта откроет проход между мирами, соединит море Етунхейма с мировым океаном Асгарда. Открыть портал просто, а вот построить огромные линейные трехмачтовые корабли — гораздо сложнее. Ни военные драккары, ни торговые кнорры для дела не подходили. Самый большой асгардский корабль поднимал всего лишь сорок тонн, а предел для деревянных кораблей составлял пять тысяч. Для постройки таких гигантов требовалась хорошая древесина, а вовсе не скрюченныеберезки да ивы. Идеально подошли бы етунхеймские дубы. Леса в мире льда тянулись на сотни миль, в них никто не жил, никто не охранял, а перемещение через Тессеракт невозможно отследить. И всё равно незаконные заготовки представляли большую опасность, все равно асов могли заметить, пленить и допросить.
Насколько долго и муторно решали вопрос кораблей и закупки пропитания, настолько быстро и без жертв удалось решить проблему отопления. Обе экспериментальные установки работали без перебоев. Одна — на гейзере, другая — на фракции нефти. Вредные свойства соединений углерода плохо поддавались изучению, но Локи не сомневался, что изучать нефть в поселении нельзя. Нужно было построить поселение поменьше, где асы бы не жили, а только работали. Фракции нефти обеспечили процветание Мидгарда, они же в сочетании с магией обеспечат процветание Асгарда.
Жилые дома поселения тоже изменились до неузнаваемости. Испытания шиферных крыш прошли на редкость удачно, и новый материал ввели в эксплуатацию незадолго до начала дождей. Земляные полы покрыли бетоном, а сверху — слоем дерева, стены утеплили шкурами и мхом.
Почти все проблемы были либо решены, либо понятны. Кроме одной. Динамо-машины. Странное уродливое сооружение из магнитов и железа, вращаясь, давало ток, но какой-то неправильный: ни компьютеры, ни холодильники работать от него не желали. Естественники скрывали свои неудачи от остальных: Локи общался с ними лично, без магов, логистов и прочих заинтересованных лиц. Наутиз — та самая, благодаря которой библиотекари теперь денно и нощно постранично копировали старые учебники, клялась, что все сделает, что ей требуется совсем немного времени.
Если раньше электричеством занимались чуть ли не все ученые понемножку, то теперь, по воле Локи, наработки отдали одному фелагу. Естественников и так слишком мало, а проблем, требующих их вмешательства — слишком много. Вопрос кадров для новых свершений сильно терзал царевича, но пока он не мог придумать ни единого выхода. Как такового обучения, школ в поселении не существовало. К потенциальным естественникам приставляли личных наставников, которые вроде как где-то что-то объясняли. Спешить было некуда, вялое обучение шло годами и десятилетиями, и в данный момент едва ли каждый шестой естественник мог делать что-то действительно полезное. Профессионалы требовались в срочном порядке, и обучить их надо было за несколько месяцев. Мастера хором заявляли, что это невозможно. Участятся взрывы, пожары и смерти. Обычный ас, еще вчера ходивший за овцами, не в состоянии за пару месяцев вложить себе в голову огромную науку, он едва ли обучится читать к концу срока. Образованных асов в Асгарде мало, почти все они жили в столице и никакого рвения к естественной науке не проявляли. Локи обещал награду тому, кто найдет подходящее решение. Он был уверен, что Хагалар, который сперва подчеркнуто игнорировал промышленную революцию, а в последнее время стал появляться на собраниях, тут же предложит выход, наглядно демонстрирующий глупость и недальновидность окружающих, но он смолчал. Вождь вообще вел себя подозрительно тихо. Остальные мастера спорили и пытались склонить Локи к угодному им решению, а вот язвительный маг проявлял просто чудеса смирения. Если бы царевич знал, что его можно заткнуть таким простым способом: позволив запороть себя чуть ли не до смерти — он бы раньше пожертвовал своим телом во имя психического спокойствия.
Когда Локи вернулся домой после многочасового обсуждения насущных проблем с единственной мыслью — проспать, как минимум, до обеда, а то и до вечера следующего дня, — он совсем не удивился, обнаружив на шкурах вальяжно разлегшегося Хагалара. Не удивился и тому, что никто из рабов не предупредил о неожиданном визите и не прогнал незваного гостя с лежбища воспитанника Одина. Локи сильно устал после целой ночи споров с учеными, поэтому проигнорировал вопиющую дерзость. Скинув тяжелую, почти зимнюю, одежду на пол, он велел сильнее натопить и поставить на стол соленую рыбу.
— Я смотрю, власть пьянит тебя, юный Локи, — донеслось с кровати.
Царевич соизволил отвлечься от мрачных мыслей и предложить незваному гостю сесть рядом — разделить гладсхеймское молоко.
— Если тебя что-то не устраивает, ты мог сказать на собрании.
— Меня не какая-то конкретная твоя идея не устраивает, — покачал головой Вождь. — Ты просто не думаешь о том, что большинство твоих идей невыполнимо. Ты позволяешь естественникам и логистам работать по слишком широкому спектру задач. Они уже всерьез обсуждают постройку автомобиля! Я для интереса посмотрел, что такое эти самые автомобили. Это двадцать пять тысяч деталей. Из резины, металла… Не помню, из чего еще. Чтобы построить хотя бы один, нужны заводы, требующие большее количество населения, чем весь Асгард. И это не единственная безумная мечта естественников. Я понимаю твоё благородное желание усовершенствовать Асгард. Правда, не понимаю твоей любви именно к Мидгарду. Имей в виду, мой милый сын Одина, что население Мидгарда превышает население всех миров Иггдрасиля, вместе взятых — Хельхейм не в счет. Людей миллиарды. Это число с таким количеством нулей, которое сложно себе даже представить. Их производство требует… Ну, хорошо, пусть не миллиарды, пусть миллионы людей. Даже если все асы, начиная с твоего досточтимого отца и заканчивая новорожденным младенцем, не умеющим говорить, пойдут работать на заводы, все равно не получится произвести все, что требуется для создания второго Мидгарда. Единственное, на что способны асы — это оставить Асгард, раствориться среди людей и закончить свои славные дни. Вот тогда да, тогда у каждого аса будет свой холодильник и своя стиральная машина.
— Я вовсе не столь глуп и не столь юн, как тебе кажется, — Локи водрузил на стол рентген, который ему торжественно вручил Раиду при открытии водопровода. К чему этот подарок, царевич так и не понял.
— Вот рентген — он позволяет определять перелом кости без причинения пациенту лишней боли. Надо отдать его вашим целителям. Это сложное человеческое изобретение, и принцип его работы мне непонятен, как и принцип создания его упаковки, но я знаю, что там скрыты лучи, которые проходят сквозь кожу и, отражаясь, показывают внутреннее строение руки или ноги. Мы не сможем сделать такой аппарат, но мы сможем понять принцип работы лучей. С автомобилями все еще проще. Людям они служат для быстрого передвижения. Но мы можем вместо них создать телепорты. Есть Тессеракт, способный перенести нас в любой мир. Такая мощь не нужна обычному асу. Обычному асу, который всю жизнь живет на хуторе, пасет овец и ходит в океан за рыбой, не нужен ни телепорт, ни автомобиль. Не такая уж и большая прослойка населения ездит на большие расстояния. На основе Тесссеракта можно хотя бы попытаться создать артефакты-телепорты, действующие только в Асгарде. Установить врата или что-то подобное на транспортных узлах. В немногочисленных городах, к примеру. Это задача для наших магов, твоих подчиненных. Что до остального: человеческие стиральные машины не подходят для наших типов ткани, а холодильники для хранения пищи не нужны, пока у нас нет многоквартирных многоэтажных домов, а в каждом доме выкопан подвал с ледником. Хагалар, я хорошо понимаю, что нужно Асгарду на самом деле, но пусть ученые предлагают любые безумные идеи, я их направлю в должное русло. Я отсеку всё ненужное.
Когда Локи выдохся и затих, Вождь только головой покачал.
— Говоришь ты красиво да складно, но у тебя преступно мало опыта и образования.
— Так я и не один, — хмыкнул Локи. — Ваши лучшие, заслуженные ученые мужи на моей стороне, они подскажут. Что не знают они, то знают логисты. Надо будет у них спросить, может, они в курсе, как заставить динамо-машину питать компьютер.
— У тебя нет ни одного настоящего знатока мидгардских методик.
— Ну, у меня есть ты, — шутливо протянул Локи. Вождь насмешки не то не оценил, не то просто не понял.
— Нет уж. Я политик, полководец, даже хозяйственник, но уж точно не ученый, в моем возрасте постигать какую-то новую сферу не имеет никакого смысла.
— Ну наконец-то ты прямо сказал, что являешься одним из свиты моего отца, — резкое воодушевление и возможная скорая победа предали сил усталому Локи. — Правда, мне казалось, что советникам должно быть на пару тысячелетий побольше, но все ошибаются, и я не исключение. Как тебя зовут по-настоящему? Орм, Гринольв, может, Бьёрн?
Локи сощурился, глядя прямо в льдистые, насмешливые глаза извечного балагура, в которых читалось удивление. Царевич видел, что подобных обвинений Хагалар явно не ожидал. В свое время, задолго до того, как Один стал Всеотцом, его окружал совет, состоящий из пары десятков богатых асов и решающий за фиктивного царя бОльшую часть вопросов. Когда Один укрепил единоличную власть, то перерезал почти всех советников. Гринольв исчез за несколько зим до зачистки. Суровый военачальник сделал столько полезного для Асгарда, что добрая память о нем сохранялась до сих пор, а на мосту Славы возвышался памятник в блестящих доспехах. Орм ведал логистикой и увлекался медициной. Если Хагалар — это Гринольв, то целитель Алгир вполне может оказаться Ормом. Тогда они покрывают друг друга. Или Хагалар специально отринул логистику с медициной, чтобы не вызывать подозрений? Возможно всё. Бьёрн был дипломатом и больше всего походил на Хагалара. Ходили слухи, что он отличался неимоверной жестокостью, водил рабов даже из асов и увлекался пытками. Слишком много совпадений.
— Твоя безудержная фантазия еще не раз доставит тебе множество проблем, — маг сохранял на лице мягкое выражение, но Локи понял, что попал в больное место. — Что ж, я дам тебе подсказку. Из названных тобою советников двоих я знал лично и очень хорошо.
Локи всего лишь моргнул, а Хагалар успел переместиться ему за спину и жутковато прошептать в самое ухо:
— Они оба играли важную роль в моей жизни. Сможешь ли ты, многохитрое дитя, разгадать мою тайну?
С этими словами он исчез. По крайней мере, Локи перестал чувствовать за своей спиной присутствие и только через несколько мгновений понял, в чем дело: маг просто носил под одеждой кусочек Тессеракта, чтобы при случае пустить пыль в глаза и эффектно испариться. Прекрасно, пусть испаряется, пусть трусливо бежит с поля боя, опасаясь расспросов. Воспитанник самого Одина без его подсказок всё узнает, не отвлекаясь от своих глобальных планов!
Наутиз никогда не считала работу — центральной и наиважнейшей составляющей жизни. Естественная наука имела некоторое очарование, и Светлоокая готова была посвятить ей несколько столетий, но подлинное удовольствие получала не от открытий, а от осознания своего превосходства над окружающими. Она нередко мечтала о лучах славы, но гораздо сильнее ее сердце радовалось, когда удавалось тихонечко и незаметно стравить лучших друзей или тайных любовников, подставить их под публичное наказание или общественное порицание, а еще лучше — сыграть злую шутку с другом, не забывая заверять его в собственной преданности и готовности найти настоящего зачинщика. После похода в Хельхейм и единоличной победы над книгопечатным станком, Светлоокая могла на всех смотреть свысока. Она старалась не говорить никому ничего обидного в лицо и только жестами, интонациями давать понять, насколько она великолепна, а окружающие ничтожны. Наутиз не сомневалась в своем мастерстве интриг, но сейчас прекрасно понимала, что допустила крупный промах. Воодушевленная легкой победой над печатным станком, она сама вызвалась возглавить фелаг по электричеству. Ей казалось, что перед ней открыты все пути, что уж с электричеством она точно совладает. Но не тут-то было. Динамо-машину собрали, только вот работать она отказывалась. Разуверившись в методе проб и ошибок, Наутиз решила встретиться с Фарадеем, Максвеллом, Герцем и Эйнштейном.
— А Эйнштейн-то тебе зачем? — отсмеявшись, спросил Соулу. — Он-то к электричеству какое отношение имеет?
— А он просто умный, — парировала Наутиз — Самый умный человек последнего века.
Но шутки-шутками, а в Хельхейм Локи с недавних пор никого не пускал. Естественница давно отчаялась понять царевича. Большинство поселенцев внимательно выслушивало его указания, выполняло то, что не противоречило законам сохранения энергии, массы или вещества и никак не комментировало его деятельность. Отдельные личности превозносили сына бога. И ладно бы только Раиду, Ивар и Лагур — они работали вместе с ним и вполне могли попасть под сомнительное очарование, ладно бы полубезумные Песчанка с Маннаром, но сам мастер магии! В последнее время Хагалар вел себя так, будто проникся идеями Локи, хотя Наутиз ясно видела совершенную бессмысленность многих из них. Урур вроде как соглашался с ней, Чёрная Вдова смеялась, заявляя, что Локи — просто мальчишка, не познавший женской любви, а как познает — так выкинет из головы все глупости. Ивар, с которым Наутиз пришлось работать над станком, пускай на людях и поддерживал во всем Локи, но в интимной обстановке высказывал свою истинную точку зрения.
Наутиз не собиралась лично выступать против царевича или мешать его планам, но если бы кто-то другой посмел, она бы его горячо поддержала. Мягко и незаметно, чтобы в любой момент очутиться в клане победителя. Но возможный заговор — ничто по сравнению с электричеством, покорение которого с нетерпением ждал Локи, а Светлоокая не могла понять, почему всё идёт наперекосяк. Сваливала на глаза, которые беспокоили ее все сильнее. Во время работы она часто думала о них, а вовсе не о движении элементарных частиц. Еще мысли занимал стервец Ингвар, который настолько увлекся Хельхеймом, что ни о чем другом и думать не мог, не то что говорить. Такими темпами помост мог стать ее безрадостным будущем, и если от родителей или мужа она была готова принимать побои, то от соседей и софелаговцев — нет. Законы поселения не предусматривали наказания за неудачные опыты, но одно дело законы, а другое — произвол Локи. У Наутиз хватало врагов и недоброжелателей, давно мечтавших понаблюдать за её корчами и воплями под свист розог, и Светлоокая испытывала особое удовольствие, наблюдая за жалкими попытками противников ее подставить. Так было раньше, теперь же проблем хватало и без недругов. Одно дело вожделенно наблюдать за другими, подмечая все достоинства и недостатки обнаженной фигуры, и делать ставки, выдержат ли бичуемые положенные сотни ударов, и совсем другое — оказаться на помосте самой, особенно перед сыном Одина.
И если уж в Хельхейм сейчас не пробраться, можно попробовать уговорить Локи на Мидгард, родину электричества и неслыханных медицинских возможностей. Последнее особенно ценно для царевича, страдающего от болезни, неизлечимой в Асгарде. С приближением зимы сын Одина принялся за лимоны — так утверждала молоденькая недоучка-естественница, чье имя Наутиз не стремилась запомнить. Перед последним отъездом Локи к родителям она попросила привезти лягушек, но они не доехали до поселения — обратились в чучела по дороге, вдали от чудесного Фенсалира. Вместо них Локи подарил немыслимое магическое чудовище — многоногую змею, приехавшую на Иваре. Девчонка не испытала ожидаемого отвращения перед этой насмешкой над природой. Наоборот, повязала змею вокруг шеи, ходила везде с ядовитым шнурком и не столько изучала его, сколько играла. Уродливое пресмыкающееся оказалось ценным приобретением: естественница теперь спала на лавке в гордом одиночестве. Подобно асу змея спала, развернувшись и расставив в разные стороны все свои ноги, — никто третий на лавку просто не помещался. Они обе много времени проводили в теплицах, якобы изучая свойства растений, и часто встречали Локи, поедающего кислые лимоны с непроницаемым выражением лица.
Если подобрать правильные слова, то царевич вполне может не просто позволить сойти в Мидгард, но еще и предоставить свою защиту и сопровождение. В последнее время он почти безвылазно сидел в доме мастеров, выгнав оттуда прежних хозяев. Рядом с ним обычно кто-нибудь крутился: то логист, то естественник, то библиотекарь. Наутиз не было никакого дела до посторонних, однако, войдя в комнату, она не смогла сдержать вздоха разочарования — рядом с Локи сидел Раиду и что-то доказывал, активно жестикулируя. Он смолк, стоило ему заприметить Светолоокую и бросить на нее убийственный взгляд. Раиду категорически не признавал женщин-естественниц, и Наутиз с ее последними успехами не была исключением.
— Ваше высочество, — произнесла она громко, привлекая внимание Локи.
— Что-то новое с электричеством? — тут же спросил царевич, будто по другому вопросу она не могла прийти.
— Ничего нового, к сожалению, — Наутиз изобразила печаль. — Я не могу продолжать работу, моё зрение падает, скоро я буду негодна к любой работе, — девушка стыдливо опустила глаза в пол, всем своим видом выражая страдание. — Я прошу позволения спуститься в Мидгард на пару часов для обследования. Логисты расхваливают тамошних целителей.
Лицо Раиду пылало яростью, глаза метали молнии, но он не смел рта открыть в присутствии божественного Локи.
— Зловредная ворона верно помянула Мидгард, — неожиданно резко произнёс он. — Логисты поведали мне, что Мидгард настолько погряз в нежности, что там даже зубы лечат без боли. Наркоз, протезирование — многие асы прекратили бы пресмыкаться перед постоянной болью, мешающей работать в твою честь, сын Одина!
Наутиз чуть рот от удивления не раскрыла и даже проглотила «ворону» — Раиду-то о медицине кто рассказал? И с каких пор чьи-то зубы, кроме своих и царевича, его волнуют? Ответов могло быть два: либо у него самого ужасно болят зубы, либо ему надо спуститься в Мидгард по иной причине, и ее просьба пришлась кстати.
— Стоит спросить Алгира, что он думает по этому поводу, — откликнулся Локи. — Возможно, человеческая медицина может оказаться небесполезной.
Интуиция подсказывала Наутиз, что что-то точно не так: почему царевич так легко согласился? Да еще и уходить собирается тайно, и в известность об уходе поставить не мастера медицины, а всего лишь Алгира, рядового целителя? Впрочем, несмотря на подозрительную спешку и массу неразрешимых вопросов, пока что все складывалось для нее вполне удачно. Локи встал и величественно проследовал к выходу, распушив воображаемый хвост. Раиду пристроился за ним, а Наутиз безбоязненно пошла рядом с «богом». Нельзя оставлять его одного: еще уедет в Мидгард в одиночку, бросив полезных советчиков.
В доме исцеления Локи спросил отдыхающего лекаря вовсе не о зубах или о глазах, а о себе.
— Скажи мне, Алгир, можно ли как-то прекратить мои постоянные болезни? И если ты не можешь, то могут ли мидгардцы?
— В твоем случае я бессилен, — покачал головой Алгир, всем своим видом выражая недовольство неожиданным визитом. — Асгардская медицина не пошла дальше синтеза целительных камней, которые даже ожоги не лечат, что уж тут говорить о таких серьезных заболеваниях, как у тебя. А вот Мидгард помочь может. Я сотрудничаю с ним и могу утвержать — медицина людей необычайна.
— Ты давно сотрудничаешь с людьми? — насторожено спросил Локи.
— По их меркам — давно, — объяснил Алгир. — Около двадцати зим. Люди изучают природу асов и синтезируют нужные нам лекарства. Я давно отчаялся найти что-то похожее в Асгарде, слишком бедном на целительные травы.
— Подожди, — Локи помотал головой. — Почему ты ничего не говорил? Как переправлял пациентов?
— Не говорил, чтобы не вызвать смуту и вопросы, — пожал плечами Алгир. — А переправить через Радужный Мост пару добровольцев или даже себя не слишком сложно — была бы причина, понятная Хеймдалю. В Мидгарде есть больница, где несколько врачей тайно нас изучают. Я думаю, что они смогут помочь тебе с твоим воспалением легких. Если не они, то больше никто, уж поверь мне.
— Где находится эта больница? — спросил Локи после непродолжительной паузы.
— В Европе, в Германии.
Светлоокой показалось, что лицо царевича потемнело при слове «Германия».
— Как удачно, — вклинился Раиду и разве что на одно колено не опустился. — Сын Одина, прости мне мою дерзость и позволь сойти с тобой. Я жажду посетить Штутгарт, город твоего театра. Я должен найти музеи фыркающих автомобилей и узнать всё об их строении, чтобы создать такие для тебя! — повисла неловкая тишина. — И для Асгарда, — добавил естественник, почти ни капли не смутившись.
Наутиз закатила глаза: кто о чем, а Раиду о работе. Мало ему велосипедов, водопровода, так теперь на автомобили заглядывается. Хоть бы зубы вылечил, может, характер улучшился бы.
— Хорошо, — кивнул Локи. — Отправимся вместе. Я с Наутиз — к лекарям, а ты — в музей. Встретимся на следующий день. Главное, чтобы Хагалар ни о чём не узнал, — младший сын Одина глубоко задумался и пошел прочь из дома исцеления в одному ему известном направлении.
Сиф места себе не находила с тех пор, как Один объявил о скорой свадьбе с Тором, даже при отсутствии согласия самого Тора. Воительница не знала, чего больше не хочет: становиться царевной или… Нет, двух мнений быть не может: она не желает становиться царевной, пока жив Локи. Его положения при дворе Сиф никак не могла понять. В конце концов, решилась задать Всеотцу прямой вопрос и получила не менее прямой ответ:
— Он мой сын и младший царевич Асгарда. Жизнь с преступниками — его выбор, но скоро он вернется во дворец и займет подобающее ему место.
Такое положение вещей Сиф категорически не устраивало. Мерзкий, скользкий, безжалостный подлец! Она не будет плясать под его дудку, она уберет его с пути. Решение было принято давно, а воспоминания о детстве, когда Локи науськивал брата на всякие подлости, а сам выходил сухим из воды, убедили в правильности благих намерений. Она должна тщательно подготовиться к восхождению на трон Асгарда, но как это сделать тихо? Проще всего через преступника, преподнесшего птицу. Локи приблизил его к себе, однако Сиф хорошо разбиралась в асах и видела, что Ивар никакой глубокой любви к господину не испытывает, а за милыми ужимками и лестью кроется не самая приятная личина. Он поселенец, значит, вор, мужеложец или насильник — совершившим меньшие преступления не пришло бы в голову сбегать в поселение. А асы, обесчестившие себя такими проступками, уж точно убивали. Сиф несколько раз бывала в мире отверженных, краем глаза видела разноцветные смеси. Подсыпать одну из них Локи в бокал — и все. Ивар — лучший из возможных исполнителей. Отверженные живут вне общества. Попробуют вякнуть что-нибудь про невесту самого Тора — их убьют в лучшем случае, а в худшем запытают. Они удобнее рабов, потому что никому не нужны и не приносят пользы. С такими мыслями воительница оседлала лучшего коня и отправилась на юго-запад. Лишний раз на территории отверженных лучше не появляться, поэтому она через слугу попросила Ивара выехать навстречу в сопровождении свободного аса.
Поднявшись на пригорок, Сиф заметила, что поселение расширилось: отверженные возвели еще один частокол, окруживший достаточно большую полупустынную площадь с недостроенными деревянными сараями. Неужто в Асгарде настолько расцвела преступность, что отверженным не хватает места?
Ивар ждал ее у ворот первого кольца обороны. Уж не собирается ли Локи перестроить поселение в крепость и обучить отребье навыкам воинов? Вполне в его духе.
— Прекрасная Леди, я неимоверно счастлив встречи с вами, — начал Ивар, стоило Сиф подъехать ближе и нетерпеливым жестом отозвать слугу. На дифирамбы не было времени, но падкая на лесть Сиф не спешила перебивать Ивара. Она надеялась, что он оценит ее смелость: немногие мужчины отваживались ездить по Асгарду в одиночестве, а она, незамужняя девушка, спокойно подвергает себя опасности, но Ивар словно не обратил внимания на ее безмерную смелость.
— Я приехала по делу, — решительно заявила она, стоило поселенцу остановиться, чтобы перевести дух. — Это тебе, — она протянула кошель, полный серебра. — Прими его в знак нашей дружбы. Такой же получишь, когда исполнишь то, о чем мы говорили по дороге из Фенсалира.
— Из Фенсалира? — переспросил Ивар, делая вид, что не понимает, о чем речь. Он взвесил серебро на руке, но даже не поблагодарил за щедрый дар.
На лбу читалась усиленная работа мысли. Все же зря Сиф понадеялась на сообразительность преступника. Придётся говорить прямо.
— Когда я спасла тебя от змей, — прозрачно намекнула она. — Многоногих змей Фенсалира.
— Но ваше высочество, — простонал Ивар, нелепо округляя глаза, — это слишком…
— Я почти жена старшего сына Одина, наследника Асгарда, — Сиф позволила своему голосу приобрести стальные одиновские нотки. — Не забывай.
Не подкупом, так угрозой она заставит труса действовать.
— Я рассчитываю на тебя, — с этими словами воительница развернула коня и помчалась обратно в столицу. Помчалась просто потому, что не знала, что делать или говорить дальше. Раньше она решала все проблемы мечом, а вовсе не длинным языком. Сиф была совершено не уверена в правильности своих действий, в том, что серебра достаточно и в том, что отверженный ни о чем не скажет Локи.
Ивар так и остался стоять на границе двух миров. Не то чтобы смерть Локи не казалась ему желанной. Он думал о ней не раз с тех пор, как узнал страшную правду. Прекрасно понимал, что-либо умрет Локи, либо всех перевешают, но очень надеялся решить проблему чужими руками. Мягко науськивал Наутиз и Фену. Одна — синий чулок, чей талант Локи не оценил — оскорбленная невинность; другая — опасный маньяк, убивший десятки мужчин. Ивар считал, что медленно, но верно продвигается к цели. И вдруг такая незадача! Ну что Леди Сиф не сиделось в столице? Почему обязательно надо приезжать сюда? Могла же вызвать его к себе и обо всем договориться. Но нет, надо здесь, где…
— Вот что бывает, когда образование воина одностороннее, — послышался ехидный голосок, который Ивар больше всего боялся услышать. — Во дворце, похоже, обучают исключительно вояк без капли разума. Подъезжать к поселению в одиночестве, устраивать тайный заговор с незнакомцем, много ниже ее положению, надеяться на его честь… Боюсь, молодая царица Асгарда долго не протянет с такими-то навыками.
Ивар предпочел не оборачиваться, чтобы не столкнуться взглядом с собственным мастером. Вот ведь защитник Локи — везде успевает, и как ему это только удается???
— А ведь деньги, наверняка, из казны взяла. Немыслимая расточительность, — продолжал сетовать Хагалар. — Еще не успела стать царицей, а уже ворует у своего… Кем там ей Один получится? Свекром, кажется. Вот времена пошли!
Хагалар замолчал. Ивар постоял еще с полминуты. Заскучал. Обернулся. Хагалара и след простыл. Как теперь спать с ним на одной лавке? Он же его зарежет — вот уж у кого рука не дрогнет! Не спасут ни длина дома, ни многочисленные соседи — с виду безобидный боевой маг запросто ткнет кинжалом в сердце. И концы в воду.
Ивар бросил еще один взгляд за ограду. Сиф скрылась за поворотом. Она раздумывала о сложившейся ситуации и мало внимания уделяла пустующей дороге, поэтому едва успела остановить коня перед выросшим словно из-под земли незнакомцем в странной темной одежде и маске. Воительница вцепилась в поводья и еле успела остановить сопротивляющегося жеребца.
— Назови себя, кем бы ты ни был, и ответь, по какому праву ты преградил путь невестке великого Одина? — грозно спросила она, готовая схватиться за оружие.
— Моё имя не имеет значения, прекрасная воительница. Я здесь, чтобы предупредить тебя. Можешь считать меня знамением, которое не стоит пропускать мимо ушей. Ты встала на опасный путь, он приведет тебя к смерти, причем не самой приятной и героической. Интриги — удел политиков, ты же воин. Не берись за то, чего не умеешь, — в прорезях для глаз из-под ничего не выражающей маски блеснули ледяным огнем голубые серьезные глаза. Из ниоткуда в воздух взметнулся песок. Когда Сиф проморгалась, то незнакомца уже след простыл. Посреди дороги сиротливо лежал кошель с серебром, менее получаса назад бывший в руках Ивара.
====== Глава 63 ======
Комментарий к Глава 63 http://vk.com/album-57908144_224996369 – фотографии к Штуттгарту.
Сиф Магнадоттир пребывала в отвратительнейшем расположении духа, что выражалось в чрезмерном употреблении спиртного и избиении противников на арене. Да кем себя возомнил этот таинственный незнакомец, чтобы являться прямо перед ней, ставить условия и швырять под ноги серебро? Ей — почти царице Асгарда, храброй воительнице! Первой мыслью было перерезать глотку Ивару, натравившему на нее иллюзию, но отверженного спас образ Локи, точнее, воспоминания, с ним связанные. Если уж даже скользкий братец Тора, мастерство иллюзий которого признавали все, не мог заставить фантазию взять в руки материальный предмет, то обычному вору такое точно не по плечу. В том же, что серебро настоящее, Сиф не сомневалась. Но тогда что это за ётунская магия отвода глаз? Нарастающее недовольство подогревало долгое отсутствие Тора — наверняка ждал, пока земная «леди» соберет все свои шубы да украшения.
После того, как несколько стражников отправились в лазарет с тяжелыми травмами головы и позвоночника, Сиф осталась на арене одна. Она часами тренировалась, представляя себе, как расчленит обидчика при первой же встрече. Она не сомневалась, что встреча состоится и очень скоро.
Когда обидчик появился за спиной, она даже виду не подала, что почувствовала чужое присутствие — Локи с детства обожал незаметно подкрадываться в самые неподходящие моменты. Раньше подобная бесцеремонность раздражала, зато теперь спасла жизнь. Когда незнакомец атаковал, воительница изящно скользнула в сторону, резко разворачиваясь и одним отточенным движением разрубая… Воздух у себя за спиной. В два прыжка она оказалась в углу площадки, лишая противника возможности для маневра. Если он пришел мстить за Локи, что ж, пусть попробует победить. Как же предсказуемы маги! Шестое чувство подсказало, что нападут сверху. Сиф успела отскочить в самый последний момент — предплечье окрасилось кровью. Неглубокая царапина. Пустяки. Очень не хватало булавы Хогуна или топора Вольштагга — Сиф привыкла работать в команде. Но вспоминать о друзьях не было времени — в руке противника появился магический кнут. Сиф всего пару раз в жизни доводилось сталкиваться с этим страшным оружием, способным мгновенно менять девять волшебных ипостасей, одну смертоноснее другой. Его боялись во всех Девяти Мирах, потому что не знали, что он обладает одной неприятной для бичующего особенностью — легко разрубается мечом, если знать, куда бить, а Сиф знала. Еще ребенком она изучила все виды оружия и защиты, даже те, которые не использовались со времен последней войны и были запрещены специальным указом Одина. Копьем подрубить кнут сложнее, чем мечом, но Сиф была настоящим мастером. Опасное оружие бесформенной веревкой пало к ее ногам, а противник снова исчез. Воительница отпрянула в угол, с трудом переводя дыхание. Время тянулось ужасающе медленно, а незнакомец все не появлялся. Он точно был где-то рядом: Сиф ощущала его незримое присутствие, но не могла определить, где именно… И тут сознание заволокло волной боли. Сперва слабой, но постепенно нарастающей. Она вспыхивала то в одном органе, то в другом, мало-помалу заполняя все тело. Иллюзорная боль, от которой нельзя ни скрыться, ни спастись. Насылать ее умело всего несколько магов в Асгарде. Четверо… Пятеро… Боль прекратится, только если убить нападающего. Доверившись интуиции, Сиф швырнула копьё изо всех своих немалых сил. Руки свело жуткой судорогой в самый последний момент, но копьё полетело ровно. Она попала. Боль отступила. Неужели противник пал? С трудом сфокусировав взгляд, Сиф увидела лишь небольшую лужу крови неподалеку.
— Вести о твоем непревзойденном мастерстве оказались не настолько преувеличенными, как я ожидал, Сиф Магнадоттир.
На песке проявилась фигура в черном. Без лица и рук… Уставшая Сиф далеко не сразу осознала, что фигура полностью закутана в черное, поэтому ничего не видно. Словно частичка мрака, оставшаяся от недавней ночи, призрак или сама Хель.
— Я готова дорого продать свою жизнь, — дерзко ответила она, с вызовом глядя туда, где, по ее расчетам, находились глаза собеседника.
— А я могу помочь тебе продать свою жизнь еще дороже, — ответило странное существо. — У тебя прекрасные способности. Как и у твоего деда. Я хорошо его знал. Ты не маг, и это большой минус, но если снабдить тебя артефактами, то ты сможешь достичь непревзойденных высот. И ты зря боишься младшего ребенка Одина. При твоих способностях, случись вам столкнуться в открытом противостоянии, победа осталась бы за тобой. Но это так, на будущее.
— Кто ты? — Сиф перехватила копье, приготовившись к возможному нападению.
— Неважно, кто я, важно, что я могу тебе дать, — существо подошло ближе и положило руку в перчатке ей на плечо — Сиф почувствовала тепло. Это, без сомнения, была рука живого аса, вана или альва. — Управлять Асгардом должен хотя бы один всесторонне образованный воин, стратег, лидер. И если уж сыновья Одина этого не понимают, придется иметь дело с их женами.
— Так кто ты? — повторила Сиф, не сбрасывая руку со своего плеча, но напряженно готовясь к новой возможной атаке.
— Кто я? Какая же ты настырная, — вздохнул незнакомец и ласково провел по ее лицу тыльной стороной ладони с длинными, паучьими пальцами. — Скажем так: моими стараниями уничтожено могущество Ётунхейма и перебита половина семьи Лафея. Моими стараниями распался триумвират Свартальвхейма-Муспельхейма-Нифльхейма. Моими стараниями божественное дитя подарило Всеотцу корону Девятимирья. Продолжать? — существо по-птичьи склонило голову набок, внимательно глядя на воительницу, после чего растаяло в воздухе, оставив после себя лишь лужицу крови на песке.
Сиф стояла, опершись на копье и потеряв дар речи. Она поняла незамысловатый намек, но не могла в него поверить.
Не так и много времени прошло с тех пор, как Раиду покинул злополучный Мидгард, Штутгарт и говорливого Алгира одним махом. Полгода — ничтожный срок для аса, однако естественник, занятый обновлением Асгарда, успел забыть, насколько раздражающим мог быть полуас полуван. Как быстро он надоедает, как ужасна его непрекращающаяся болтовня в сочетании с шумом улиц, отвратительным воздухом и несущимся автомобилем. Единственным, чему успел подивиться Раиду, были двухэтажные дома, спрятавшиеся под железнодорожными мостами. Несколько фахверковых домиков нелепо выглядывали из-под сводов, будто стеснялись своего положения в обществе приличных, ни от кого не скрывающихся домов, стоящих напротив. Не успели асы обогнуть дома под мостом, как Раиду почувствовал знакомую тошноту, а Землянин принялся болтать, будто нарочно издеваясь:
— Я впервые правами озаботился в пятидесятых, после войны, которая весь мой родной Штутгарт развалила. Вот тогда их получить было раз плюнуть. Я ведь способный, с шестого раза даже ас может сдать на права. Да и скорости были не в пример сегодняшним. Я понятно объясняю? Если нет, ты мне, это, сигналь что ли, я же не пень, я же и повторить могу. Свой первый Опель Олимпия хорошо помню. Намаялся я с ним — ты себе не представляешь, как. В шесть аварий попадал. Или в семь? И то и сё, не помню. А потом я «умер», как всегда. Ожил и… обалдел! На права-то надо снова сдавать. Да еще и инструктор попался со всякими придирками. Я ему толкую реальное положение вещей, что водить и так умею. А он… Пень пнем… Эй, ты меня слушаешь?
Раиду промычал в ответ что-то невнятное. Он ехал с закрытыми глазами и предпочел бы еще уши заткнуть. И тактильные ощущения отключить. И свихнувшееся притяжение заодно.
— Какой-то ты сегодня с невысокими аналитическими данными, я смотрю, — завел Землянин новую песню. — Давай, что ли, хоть анекдоты потравим. У вас же должны были появиться новые анекдоты про Одина и царят его. Вот ты мне расскажи.
Если бы Раиду мог, то придушил бы нечестивца прямо здесь и сейчас, но даже его скромных познаний о мире смертных хватало на то, чтобы понять: если он уничтожит водителя, то врежется в лучшем случае в столб, а в худшем — в другую машину.
— А вот это я тебе рассказывал? Говорят, что надо оценивать ситуацию…
Раиду не выдержал и таки заткнул уши, наплевав на удобства и правила приличия. Мало ему была утра, когда с ним попыталась пообщаться жена Алгира — светловолосая немочка маленького роста и мышиной наружности. Она стрекотала по-немецки с такой скоростью и таким акцентом, что Раиду не понял ни слова. Потом аса вывели из себя детки. Они очень хотели повиснуть на нем, но, столкнувшись с мрачным взглядом незнакомого дяди, передумали. Раиду смутно помнил, что заводной вертолет принадлежал Федерике, поэтому подсознательно испытывал к ней некую симпатию, но когда увидел нескладного подростка с улыбкой до ушей и бредовыми идеями о своем месте в биологической науке, то понял, что поторопился с выводами. Даже в Асгарде женщины тормозили естественную науку, в Мидгарде ситуация оказалась не лучше. Прыткие, назойливые девицы всегда мешают истинным гениям. Из чистой вежливости он поинтересовался и у младшего отпрыска, кем он собирается стать. Ответ «фитнесс-инструктор» не прояснил ничего, но ас сделал вид, что понял. Радовало его только то, что дети не Алгира, а мидгардки, значит, асгардской крови в этих убожествах нет ни капли.
— Эй, тупорылый ты мой, вылезай, не тормози. Приехали.
Раиду с трудом открыл глаза, когда понял, что Алгир пытается перелезть через него, чтобы освободить от ремня безопасности — удивительно бессмысленной предосторожности, которая никак не спасала при взрыве или пожаре. Просить дважды не пришлось: естественник вылетел из проклятого автомобиля, не обращая внимания на тошноту и слабо держащие его ноги.
— Да куда ты ломанулся? — послышался недовольный возглас Алигра. — Стой, кому говорят! Мы же в музей идем, а не в трактир. Туда билеты нужны. Дай, я с машиной разберусь. Загребут тебя — я виноват окажусь.
Раиду не стал уточнять, кто его должен «загрести» при отсутствии на обозримом горизонте рек, однако покорно остановился и осмотрелся. Около него стояло огромное многоэтажное… Нечто. С большой натяжкой Раиду мог назвать это «нечто» перегонным кубом. На трех ногах лежала прозрачная конструкция из стекла. Многоуровневая. Насколько Раиду знал, любая машина могла поехать, ведь она стояла на четырех круглых колесах. Каким же образом из этого стеклянного уродца еще ни одна не уехала? Да, они закреплены, но несчастные случаи бывают всякие. Раиду думал, что музей находится в подвалах, а уж никак не высоко над землей. И ему было неуютно. Он не любил горы, осматривал Асгард с высоты нескольких этажей, только когда ездил к Локи в золотой Гладсхейм. И то на высокие органные трубы не поднимался — боялся, а тут выбора нет…
— То бежишь впереди паровоза, то стоишь столбом, ну что ж с тобой сегодня такое? Подурел за полгода, что ли? Словно гимназист первого сентября после бурных летних каникул. Хрен знает, что ты сейчас, но не ас. Рахит, одним словом. Ну пойдем, пойдем.
Раиду позволил увести себя внутрь здания, стараясь не вслушиваться в насмешливые беспрестанные оскорбления. Если бы Алгир не произносил их так мягко и дружелюбно, то уже давно не досчитался бы зубов. Естественник остался у входа, а Землянин пошел к людям в смешной форме покупать право на вход. Почему осмотр неживых машин, которые ничем не питаются и ничего не расходуют, стоит несколько купюр местного серебра, Раиду не понимал, но спрашивать не стал. Еще несколько формальностей, и вот перед ним они — автомобили. У естественника глаза разбежались. Длинные и короткие, курносые, злобные и добродушные — у каждого было свое выражение лица: мальчишеское, мужественное, а часто женское. Один развивал скорость, позволявшую ездить по потолку, другой напоминал длинные сани: в него нельзя было положить никакого мешка, а пассажиры не сидели, а лежали внутри. Все механизмы именовались одинаково — Порше. Раиду не сразу понял, что «Порше» — это не имя собственное, а название завода и музея одновременно. Но не это главное. Не названия и даже не жизнеописания инженеров. А двигатели, свечи, карбюраторы… Все то, про что Раиду страстно мечтал узнать, потрогать, разобрать, было представлено на стендах и голограммах. Естественник с жадностью глотал чертежи, компьютерные программы, эмуляторы, реальные и виртуальные схемы деталей со всех ракурсов. Особенно долго стоял подле разрезанного напополам автомобиля. Он понятия не имел, что внутри содержится настолько много всего. Раиду восторженно осматривал каждый двигатель и всякий раз обнаруживал только набор деталей, нелепым образом соединенных вместе и представляющих собой единое целое. Турбомотор, Боотмотор, Флугмотор, Ф-мотор, Фурманмотор… Раиду вчитывался в описания, но не находил ничего стоящего. Кто разработал, когда, зачем, сколько цилиндров, что улучшилось — всё. Никаких подробностей. С помощью рисунков показывали, как одна деталь соединяется с другой, но как они изготовлялись, из чего и почему соединялись именно так, а не иначе?
— Да что ты мучаешься? — встрял Алгир. — Ну что тебе нужно? Двигатель? Да для этого тебе не нужно было в музей идти. Мои прибамбасы тебе помогут. Так, «двигатель внутреннего сгорания». Википедия. Вот, почитай, посиди, а я пока от тебя отдохну. Шебутной же ты.
Раиду аккуратно принял из рук спутника хрупкий гаджет. Будто он не читал раньше вездесущую Википедию. На картинкахкомпьютера было одно, а в реальности — другое. Но Раиду стремился в музей не столько ради чертежей, сколько ради людей. Он очень надеялся найти в музее машин специалистов по машинам, но ни один человек не вызывал доверия, да и вряд ли родители с детьми или молодые люди, переговаривающиеся на незнакомом наречии, разбирались в технике. Машинная Вальгалла оказалась вовсе не так прекрасна, как казалось изначально.
— Ну что, тупорылый мой, пойдем ко мне или еще тут попрозябаем? — спросил Алгир. — А то ты приехал, ничего путного не рассказал, ну куда это годится?
— Что именно ты хочешь узнать? — процедил сквозь зубы Раиду, направляясь к выходу. Оставаться в музее не имело никакого смысла, но и вернуться в Асгард без Локи нельзя. Три или четыре ночи придется провести в компании Землянина. Нет, хуже — в компании его женушки и детей. Он работает, а они — нет, и ему еще придется объяснять начальнику, зачем столь срочно понадобился отгул именно в эту среду.
— Что у вас нового в Асгарде? — продолжал давить Алгир. — Как там та неприятная история с кражей Тессеракта завершилась? Я же тут сижу, ничего не знаю.
— Тессеракт вернули, а нечестивцы скрылись на Земле. Логисты поклялись, что прикончат их сами.
— Я и не знал, что у нас логисты такие кровожадные, — подивился Алгир. — И что же, они все побросали свои местные работы и пошли в интерпол?
— Куда?
— О-ё, вечно забываю, что ты не местный. Хорошо ты подделываешься под логиста. За тебя нужно бороться. Бросал бы ты свою естественную науку, пока не подорвался. У нас тут хорошо, безопасно. И двигатели можно изучить… Так ты не сказал, что другие логисты? А то в скайпе их теперь не поймать.
— Большая часть выполняет специальные заказы сына Одина. И я не понимаю, почему этого не делаешь ты! — вспылил Раиду, вырывая руку из цепкой хватки Алгира. Они вышли на улицу и уже приближались к четырехколесному орудию пытки.
— Наверное, потому, что мне не говорили ничего делать для Локи, — пожал плечами Алгир. — А тебе бы полечиться. Ты мне и полгода назад не понравился, а сейчас у тебя нервы вовсе ни к черту. То кричишь, то дерешься, то вот руку мне из сустава чуть не вырвал. Нельзя же так себя гробить. Ты же способный, а такой талант зарываешь.
Раиду промолчал. Он мог бы заявить, что живет и дышит только ради счастья Локи, что свою жизнь посвятил служению, и сон в служение не входит, что зима на носу, а система отопления вызывает опасения. Он не мог понять, в чем дело. Перепроверял чертежи, несколько раз осматривал трубы и не находил никаких повреждений. Но интуиция сигнализировала об опасности, а он привык ей доверять.
Бросить Асгард к ногам Локи оказалось много сложнее, чем он подозревал. Особенно учитывая, что огромная часть населения рассуждала как Алгир: «Мне не дали никакого специального задания, значит, можно ничего не делать». Немногие были готовы на настоящие подвиги во имя науки, во имя развития чего-то нового. И даже сейчас, когда поселенцы познали Мидгард, когда стабильный портал вел в квартиру, оборудованную по последнему слову техники, многие думали о каких-то посторонних вещах. Раиду бы еще понял, если бы о себе, но нет, о каких-то совершеннейших глупостях, на которые не должно было оставаться времени.
Примерно это, заменяя слово «Асгард» на «крупную компанию», он рассказал жене Алгира и старшей дочери за обедом — Землянин не успел забросить его домой, как уехал на работу, крикнув, что приедет очень поздно, возможно, даже завтра вечером. Женщина, слушая гневные речи гостя, качала головой, вздыхала, снова качала головой, снова вздыхала, сетовала, что идейных не осталось и что все приходится делать самому. Раиду слушал в пол-уха, давясь несъедобным мидгардским супом, пока одна из высказанных мыслей не заинтересовала его. Землянка объясняла простейшие вещи, причем не ему, а Федерике. Женщины говорили на немецком да еще и с большим количеством англицизмов и сокращений, но Раиду с легкостью перевел. «Очень везет, когда начальник может найти талантливых руководителей отделов. Тогда они следят за работой персонала и не допускают лени. Если начальник сам постоянно работает, то и подчиненные будут брать с него пример. Обстановка очень сильно зависит от начальника.» Раиду чуть не выронил ложку. Идея гениально проста. В поселении никогда не было руководящих должностей просто потому, что никогда еще не приходилось заниматься чем-то глобальным. Но ситуация изменилась. Пора действовать. Создать вертикальную систему, поставить настоящих начальников, наделить их настоящей властью, пускай и судебной — не суть. Найти десяток заинтересованных асов гораздо проще, чем мотивировать на постоянную работу несколькотысячную толпу. Большой начальник — тинг, а дальше поменьше, и поменьше, и поменьше. Выделить главных не по роду занятий, а по направлениям деятельности. Сформировать большой фелаг для глобальной проблемы, а в нем выделить фелаги поменьше для решения более конкретных задач. Синхронизировать их работу, сделать их подотчетными друг другу. И тогда…
— Sagen Sie mir bitte, haben Sie in irgendwelcher großen Korporation gearbeitet{?}[Скажите, пожалуйста, вы работали в какой-нибудь большой корпорации?]? — спросил он, грубо вмешиваясь в чужой разговор.
— Ja, natürlich, nachdem ich Universität absolviert habe{?}[Да, конечно, после того, как закончила университет…], — ответила женщина, нисколько не смутившись.
— Ich interessiere mich sehr dafür. Wie funkzionieren sie{?}[Я очень этим интересуюсь. Как она устроена?]?
Ответ на один-единственный вопрос занял несколько часов, но к концу вечера Раиду знал о больших корпорациях достаточно, чтобы создать нечто похожее в поселении. Хоть какая-то польза от земных женщин.
Незаметно подошел к концу срок пребывания на Земле, и Тор вынужден был вернуться на базу ЩИТа. Всё свободное время он провёл с доктором Беннером в Африке. Не столько из-за любви к этому жаркому региону с полудикими людьми, сколько из-за желания развеяться и отвлечься от отказа Джейн. Доктор был единственным другом, жившим вдали от скоротечной жизни огромных городов, и достаточно безразличным, чтобы не донимать расспросами и напоминаниями о неудаче. За все время он даже не полюбопытствовал, как долго непрошеный гость собирается составлять ему компанию, зато попросил помощи в изучении целительных камней, которые Тор подарил во время прошлого визита в Мидгард. Разобраться в составе Брюсу так и не удалось, но Тор ничего не понимал в синтезе веществ, поэтому скоро совместный проект забросили и переключились почему-то на Локи, на его детство и юность. Доктор пытался поставить ему какой-то человеческий диагноз. Тор не слишком хорошо понимал, зачем, но не считал, что любопытство друга может как-то навредить брату. Разговоры о Локи порой заходили совсем в другие степи, и Тор мог поклясться, что к концу его пребывания в Африке доктор знал об Асгарде не меньше любого аса. И не только о дворце и столице, а также об отверженных, с которыми жил теперь Локи.
— Фьюри уже несколько раз вызывал меня к себе, — сказал Беннер, когда Тор объявил о своем отлете. — Почти уговорил в очередной раз заняться вашими магическими штучками вместе с вашими отверженными учеными.
— Тебе представится сейчас такая возможность, — заверил его Тор. — Я сегодня возвращаюсь к нашим ученым и предлагаю тебе перелет на базу с помощью Мьёльнира.
— Я не думаю, что перелет безопасен, — мягко возразил Беннер. — Большому парню он может не понравиться.
Тор не стал уговаривать и улетел после позднего обеда. Портал должен был открыться около семи по Нью-Йоркскому времени, а ему еще столько надо было успеть.
Приземление вышло более чем эффектным. Если бы люди не были предупреждены заранее о столь экстравагантном способе перемещения, то непременно переполошились бы.
— С возвращением, Тор, — Ник Фьюри вырос, словно из-под земли.
— Я прибыл ненадолго, — Тор пожал протянутую ему руку. — Через несколько часов откроется портал, который заберет меня и наших ученых в Асгард. Надеюсь, они вам об этом успели рассказать.
— Успели, — Фьюри увлек Тора на базу. — Как мне сообщают наши специалисты, тайну каскета пока не удалось разгадать, но они уже близки к цели, — на стене появились какие-то графики и кривые линии, в которых Тор нисколько не разбирался.
— Если это возможно, я бы предложил вашим ученым остаться у нас. Под мою ответственность. Мы убедились, что они не представляют угрозы.
— Я с самого начала твердил вам о том же, — заметил Тор. — Они даже не маги и не могут навредить людям.
— Так они могут остаться?
— Я должен сперва встретиться с ними. Где они?
Едва получив заветный листок с адресом, Тор переместился снова. Время поджимало, решать надо быстро.
Приземление прошло еще удачнее: на мягкую траву, а не на крышу дома, как в Африке у доктора. На починку крыши тогда ушло несколько часов, а уж отделаться от приставучих людей получилось только с помощью грубой силы. В этот раз Тор приземлился точно перед Капитаном Америкой и отверженной ученой — подругой брата.
— Ваше высочество! — асинья так проворно пала ниц, что Тор не успел разобрать, сидела ли она на лавочке рядом со Стивом или прямиком на его коленях. Мидгардцы обладали своим особым очарованием, так что Тор не удивился бы, узнав, что отверженная нашла здесь свою судьбу.
— Здравствуй, Тор, — Стив переводил недоуменный взгляд с друга на ученую и обратно. — Мы не ждали тебя.
— Пришло время возвращаться в Асгард, — объявил воитель, — однако Фьюри сказал, что вы еще не составили формулу Каскета.
— Сколько я понимаю, нет, — кивнул Стив. — Но дело сдвинулось с мертвой точки. Из лаборатории докладывают, что вплотную приблизились к разгадке, и каждый день консультируются с вашими экспертами.
— Если это так, то пусть остаются у вас дальше, — кивнул Тор. — Сколько времени понадобится?
— Месяца полтора или два; вряд ли кто-то скажет тебе сейчас точно, — Стив попытался поднять ученую, но та не смела даже смотреть на сына бога, не то что стоять.
— Ничтожный срок, — махнул рукой воитель. — Что ж, оставайтесь в Мидгарде и подарите людям асгардское знание.
— Мы почтем за честь приобщиться к асгардскому знанию. И нужно предупредить остальных гостей, чтобы не спешили со сборами, — Стив с видимым усилием таки поднял Беркану на ноги, усадил на скамейку и решительно отвел Тора за угол дома, где и остановился неподалеку от входной двери в слепом пятне нескольких камер слежения.
— Скажи, возможно ли, что эта девушка, — едва заметное движение головы в сторону ученой, — родственница тебе?
Неожиданный вопрос застал Тора врасплох. На ум пришла прекрасная дева из Бездны, размахивающая мечом и заявляющая, что она не позволит никому обидеть «милого Локи». Не мог же брат после того переполоха быстренько жениться на ученой? У него не было времени. С другой стороны, поездку в Мидгард отложили, уж не ради этого ли? Тор давно уже не мог понять мотивацию поступков брата, поэтому не стал сбрасывать со счетов такую глупость, как неожиданную женитьбу родителям назло.
— Это возможно, — ответил он осторожно. — Более чем возможно.
Стив задумчиво кивнул. По-видимому, отверженная ему понравилась, и он таким нехитрым способом узнавал ее положение. Если их отношения укрепятся, то Тор прямо скажет, что брак с Локи, если и имеет место, то незаконен, поэтому доблестный Капитан Америка имеет все права на понравившуюся асинью. Его доблесть и благородство затмят все ее прошлые бесчинства.
Тор раскрутил Мьельнир, чтобы вернуться на базу ЩИТа, а оттуда в Асгард. Он уже не видел, как Стив задумчиво вошел в дом, а из тени вышел невысокий человек в деловом костюме и подошел к Беркане.
— Очень хорошо. Очень приятно, — доброжелательно произнес он, глядя в лицо асгардийке. — Меня зовут Фил сын Коула. Очень приятно познакомиться с вами. Дочь Одина, не так ли?
Тор ожидал, что при телепортации окажется рядом с Тессерактом в мире отверженных, но с удивлением обнаружил себя в столице. Да не просто в столице, а в Фенсалире, в палатах матери. Он появился там настолько неожиданно, что Сиф, мирно беседовавшая с царицей, схватилась за оружие.
— Это ты, — произнесла она облегченно, складывая копье. — Не ожидала. А где… Джейн?
— В Мидгарде, — честно ответил Тор. Он столько времени провел в Африке с Беннером, что успел забыть о позорном отказе.
— Она не почтит нас своим присутствием? — спросила царица, поднимаясь из глубокого кресла. Она говорила настолько ровным тоном, что Тор не смог понять, рада она случившемуся или опечалена.
— Не почтит.
— Мне жаль, Тор, — произнесла Сиф, как ей самой казалось, с нотками горести в голосе. — Ты так скучал по ней.
— Я дал ей слово, что вернусь. Я вернулся. Она сама передумала. И я не властен ее заставлять.
— Что ж, эту весть стоит приподнести отцу, — заметила Фригг.
— Я к нему и направляюсь, — Тор поспешил уйти. Он не любил бывать в Фенсалире. В нем было слишком много яркого золота, слепящего глаза. Да еще и мелкие противные животные, вроде лягушек и змей.
— Все разрешилось лучше, чем мы рассчитывали, — произнесла Сиф, глядя вслед Тору.
— Если Всеотец убедит его сыграть свадьбу сейчас, то да, — Фригг вернулась в кресло. — В любом случае ты станешь царицей.
— Я никогда ею не стану, — осмелилась произнести Сиф то, о чем раздумывала с раннего детства. — Всеотцу более пятнадцати тысяч зим, он бессмертный бог, это все знают. А пока он жив, Тору не быть царем Асгарда, а мне — царицей.
— Один живет очень долго, но он не бессмертен.
— Но никто не знает, когда придет его срок, — настаивала Сиф. Появилась безумная надежда на то, что свадьба все же не состоится, или что, по крайней мере, найдут другую невесту. — В Асгарде есть только один ас, который не остановится ни перед чем, чтобы убить Одина. Ты была у постели Всеотца, когда Локи занял трон, ты не видела, как он выглядел. Локи жаждет власти. Он жив. Он живет в отдельном мире, где может создать армию. Я не понимаю, почему вы все так спокойно к этому относитесь? Почему доверяете предателю? Вы его жалеете, но он не пожалеет ни родного отца, ни родную мать!
Сиф резко замолчала. И вовсе не потому, что ей больше нечего было сказать. Вовсе нет. Она почувствовала чужое присутствие. Пускай прошло всего несколько ночей с той странной битвы, но воительница уже наловчилась определять, когда незримое чудовище рядом. И сейчас оно было рядом. Ни один мускул не дрогнул, но она заметила краем глаза, что царица переменилась в лице. Тоже почувствовала. Тоже знает. Неужели призрак приходит и к ней?
— Сиф, Всеотец знает, что делает, — пробормотала Фригг невнятно. — Не нам с тобой обсуждать его решения.
Она встала и сделала несколько шагов по направлению к балкону.
— Прости, это действительно не мое дело, — Сиф поспешила откланяться. Царица не попыталась удержать ее — рада избавиться от невестки. Воительница как можно громче вышла за дверь и сделала несколько не менее громких шагов по коридору, а потом подкралась обратно к заветной двери. Затаив дыхание, припала к замочной скважине. Были слышны приглушенные голоса, но что они обсуждали, не разобрать. Один голос — царицы, другой — мужской. Скорее всего, призрака, но точно не определить.
— Зачем ты здесь на этот раз? — тихо спросила Фригг, отходя к краю балкона. В Фенсалире было слишком много нежеланных ушей и глаз, встречаться здесь да еще и так неожиданно, было в высшей степени безрассудно.
— Поздравить со скорой свадьбой? — ответили вопросом на вопрос. — А если точнее, то предупредить. Сиф и Тор хорошо подходят друг другу. Они оба воины. Если их потенциал объединить и соединить с асгардской армией, то она будет походить на то, что я помню.
Фригг была достаточно умна, чтобы понять незамысловатый намек.
— Я так и думала, что поломкой Радужного моста воспользуются мародеры.
— Воспользовались. Несколько миров охвачены огнем. Им нужна поддержка Асгарда. Радужный Мост мы вот-вот восстановим. Но в тот же день, как мы это сделаем, наши войска должны ворваться в самую гущу боя, неся правосудие и справедливость. А для этого нашим воинам надо не просиживать за столом Одина, а тренироваться. Надеюсь на тебя, прекраснейшая.
Фригг промолчала, ведь отвечать было уже некому. Как она и предполагала, поселенцы воспользовались Тессерактом в своих целях. И Хеймдаль это проглядел. Или позволил. Или сказал Всеотцу, а тот посчитал, что супруге знать о такой мелочи необязательно.
Локи успел трижды пожалеть об опрометчивом решении позволить людям изучить свое тело. Врачи местной клиники приняли его более чем радушно. То ли они не смотрели новости, то ли успели за год забыть, кто нападал на соседний континент и захватывал заложников буквально в соседнем городе. Как бы то ни было, Алгир сказал всего несколько слов по-немецки, и люди сразу заулыбались и даже принялись как-то неловко кланяться и оказывать знаки почтения. Главный врач несколько раз поинтересовался, точно ли Локи понимает немецкий и не лучше ли использовать какой-нибудь другой язык. Царевич мстительно предложил асгардский. Врач с легкостью перешел на него. Он звучал несколько грубо, непривычно и с типично немецким делением предложений на синтагмы, но это был самый настоящий язык асов. Локи поинтересовался, легко ли было выучить, и был неприятно удивлен тем, что врачу его язык показался несложным: родов столько же, сколько в немецком, падежей тоже, есть артикли, время, наклонение, залог — одним словом, по сложности асгардский с китайским не сравнится.
Локи впервые проникся уважением хотя бы к одному человеку и даже рассказал ему правду о целительных камнях, которые люди давно и безуспешно пытались синтезировать.
— Целительные камни — это страшная вещь, которую я не советую изобретать. Когда ты думаешь, что твои мучения закончились и что ты сейчас умрешь, смертельные раны посыпают целительными камнями, залечивают и мучают дальше. Они — основа кошмарных зверств, немыслимых для тех, кому надо сохранить пленнику жизнь.
Разговоры о камнях и специфике их использования явно пришлись не по вкусу собеседнику, и он поспешил вернуться к проблемам легких. Локи пришлось впервые в жизни рассказать часть правды о собственном прошлом. Утаив причины, царевич кратко описал свое детство: пребывание на ледяных скалах и последующее лечение, так и не вернувшее ему крепкое здоровье. Он надеялся, что на этом от него отстанут и перейдут к исследованиям, но врач в него клещом вцепился и не отпускал, пока не допросил с пристрастием, разве что без применения ножей, именуемых здесь скальпелями.
— Вот оно как, — задумчиво произнес целитель на языке асов. — Давай посмотрим, что нам покажут приборы. Но сперва нужно взять у тебя несколько анализов. Когда ты в последний раз ел?
Вопрос показался Локи странным и никак не относящимся к медицине, как и множество предыдущих, но он покорно ответил и даже правду. Ему было интересно, что покажут приборы. Он безропотно дал себя обследовать, хотя некоторые просьбы людей казались ему чересчур навязчивыми, грубыми и бессмысленными. Рентген, КТ, МРТ, спирография, функция внешнего дыхания — красивые названия, но что они давали на самом деле?
— Результаты анализов не сразу появятся, — предупредил врач, — но уже сейчас одно могу сказать точно: антибиотики — вот твоё спасение. Как только чувствуешь первые признаки простуды, переходящей в воспаление легких, принимай. Они должны на тебя прекрасно подействовать. Мы сейчас разрабатываем антибиотики специально для асов, но они еще не прошли клинические испытания. Попробуй человеческие. Мы проверяли их на асах — работают. Главное, соблюдай инструкцию. И если возникнут какие-то побочные эффекты, обращайся к Алгиру: он знает, что делать.
Локи с подозрением посмотрел на склянку из темного стекла, в которой ничего не было видно. Потряс ее — внутри зазвенело что-то маленькое и твердое. Таблетки, которые смогут помочь при воспалении легких? Маловероятно, тем более, что он не ас, а полуас. Но раз лимоны не помогают, то можно рискнуть. Люди слишком медлительны даже со всей своей техникой, но у него много времени. Он подождет и узнает о себе всю правду.
— Как странно, — произнес врач, разглядывая результаты какого-то очередного анализа. — Удивительная патология.
— Патология? — подозрительно переспросил Локи.
— Да. Мы исследовали многих асов, но ничего подобного не встречали. Странные гены, странный состав крови. Не похожий на… Хотя… — врач начал рыться в компьютере, а Локи затаил дыхание, прикидывая, сможет ли незаметно прикончить человека и уничтожить информацию, если придется.
— А, все, понял, — врач смотрел на неведомые Локи графики. — Ты полуас. Мы исследовали полуванов и полуэльфов, а с таким набором еще не сталкивались, — врач говорил так спокойно, что у Локи не поднялась рука его оглушить.
— Ты полу кто?
— Полуётун, — Локи и сам не понял, почему ответил честно.
— Так, ётун, ётун, — врач снова залез в компьютер. — Нет, таких у нас еще не было. Но про ётунов я слышал. И даже видел — мне показывали рисунки… Так, ну это уже многое объясняет.
— Что именно? — напрягся Локи.
— Прости за грубую аналогию, но ты представляешь себе, что случится, если скрестить пекинеса и овчарку?
Локи подумал и кивнул — он успел разобраться в мидгардских породах собак и означенных двух представлял себе достаточно хорошо.
— Очень разное строение тела. Кости, органы разных размеров… — бормотал врач. — Ваше высочество, я постараюсь помочь, но у нас слишком мало информации.
— Помогайте. Главное, не говорите никому о том, что знаете, — холодно произнес царевич.
— Об этом можешь не беспокоиться. Врачебная тайна. Да и тайны асгардского двора могут стоить жизни.
Локи улыбнулся: приятно, когда люди все понимают и без явных подсказок.
====== Глава 64 ======
Мидгард — срединный мир, расположенный в самом центре галактики. С детства Дочери Одина говорили, что «срединный» означает «недоразвитый», «никудышный». В нем почти нет магии, блеклая природа и столь примитивный народ, что благородные асы вынуждены защищать его от любой напасти. Слабые и беспомощные, одним словом, убогие, жители не смогли додуматься ни до огня, ни до колеса, ни даже до острой палки. Все новшества показали им высшие. Для них люди придумали специальное слово — «боги», обозначающее «покровители», «творцы», «защитники». Богов воспевали в легендах, разносили их славу и деяния по всему миру, а боги защищали своих примитивных последователей и открывали секреты собственного мастерства.
В детстве у Берканы не было причин не верить рассказам предков. Она жила в четырех стенах и вовсе не из-за сурового нрава матери. Домашние дела давались ей с трудом, она тратила на них больше времени, чем прочие девочки. Красоты воли ее не притягивали: горы, мировой океан, мелкие леса, лавовые поля — не видела она в этом воспетом разнообразии ничего занимательного. Девочки казались ей слишком шебутными и дерзкими, девушки посвящали свое время исключительно домашним делам. Немногочисленные подруги детства быстро повыходили замуж, нарожали детей и превратились в настоящих женщин. Беркана же не хотела выбирать спутника жизни. К замужеству она относилась как к неприятной необходимости и была готова возлечь с любым, с кем прикажет мать или глава семьи, но то ли взрослым было не до нее, то ли они считали ее еще неготовой к семейной жизни, — как бы то ни было, Беркане пошло тринадцатое столетие, а она все еще не обзавелась ни мужем, ни собственным хозяйством.
Среди мужчин она видела только одного достойного — того, кто приходил в гости к матери. Дочь Одина знала его еще с той поры, когда ребенку позволяется лазать по высокому, широкоплечему дяде, и Одинсдоттир вовсю пользовалась этой привилегией. Много столетий спустя пришло осознание, что, скорее всего, это возлюбленный матери или какой-то дальний родственник, но какая разница? Зато ему можно доверять. И она доверяла, пока он не исчез. Обещал, что вернется, и оставил ее одну на много столетий. Она ждала так долго, что успела забыть, как он выглядит. Но он действительно вернулся, появился в самый последний момент. Блистательный спаситель. Он спас ее… И погубил для мира окончательно, ведь из поселения отверженных не возвращаются. Вот когда вспомнились чудесные водопады, корявые березки, огромные валуны, поросшие мхом, и органные скалы. Когда чудеса природы стали недоступны, то сразу же превратились в любимые и желанные.
Беркана словно попала в другой мир, в маленький Асгард в Асгарде, и этот мир поразил ее своей несуразностью и бессмысленностью. Его обитатели носили давно вышедшую из моды одежду со множеством украшений, красуясь друг перед другом непонятно зачем, учитывая запрет на любовные отношения. Они пели старинные песни, высказывали очень смелые суждения об Одине и его семье, жили по своему собственному распорядку дня, занимались непонятными странными вещами, о которых в большом Асгарде даже не слышали. Это были асы разного пола, возраста и материального положения — в основном, преступники, то есть насильники и воры! Однако зла друг другу они не желали и свою дурную натуру скрывали. Весь их день был посвящен бессмысленным вещам, заинтересовавшим Беркану новизной ощущений. Она тоже решила заняться покраской воды в разные цвета. Занялась. Ее руки быстро испещрили мелкие уродливые шрамы, а потом она еще и лишилась половины лица.
На этом и так не слишком хорошая жизнь закончилась.
Оправиться от травмы так и не смогла, несмотря на поддержку со стороны местных жителей, несмотря на то, что в поселении не было детей, которые всегда показывают пальцем на калек и смеются над ними. В деревне жило много уродов, покалеченных огнем, водой и камнями, но одно дело — смотреть со стороны, совсем другое — стать одной из них.
Дочь Одина решила найти себе занятие, которое избавит ее от толпы, позволит часами сидеть в защитном шлеме, глушащем все посторонние звуки, и делать вид, что занимается чем-то не вредным. О том, чтобы заняться чем-то полезным, речи не шло. Случайно выбрав магию Мидгарда, Беркана увлеклась ею настолько, что даже забыла о травме. Она с радостью встречала каждую новую ночь, надеясь, что сегодня сможет отыскать что-то сногсшибательное. Пользы от ее занятий не было никакой, но ей не мешали творить. Считалось, что бессмысленной работы не бывает, и если какое-то явление не имеет практического применения сейчас, то может понадобиться несколько столетий спустя.
Появление Локи, одного из сыновей Одина, которым она завидовала всё детство, стало для Берканы громом среди ясного неба, пускай никто, даже любимый Хагалар, ни о чем не догадывался. Царевич знал и умел всё: прекрасно обращался с любым оружием, знал историю, математику и политику, владел всеми видами изящного искусства, особенно чудно рисовал. Все рисунки Каскета, которые сейчас были в руках у ученых мужей Земли, нарисованы его рукой. Он был совершенством, и он не оттолкнул ее, сделал вид, что не заметил травмы. Не просто позволил быть подле себя, а еще и ввел в свою свиту. Не об этом мечтала маленькая Беркана. Она хотела общаться с ним на равных, но стоило только взглянуть на царственного Локи, как все панибратские выражения застревали в горле. Локи ощущал себя сыном Одина, богом, хозяином ситуации. Он мог шутить и позволять дерзости, но именно что «позволять». Его так воспитывали, он рос с осознанием своего превосходства. Не только над асами, но и над всеми мирами Иггдрасиля. Он был богом, перед которым склонялись все. И даже Хагалар, несмотря на насмешки, признавал в Локи бога. Беркана захлебывалась величием софелаговца и не могла поверить, что именно он в конце прошлого лета лежал у ее ног, спящий и замученный собственным отцом. Это было немыслимо, и она постепенно забыла о том, что видела. Постаралась стереть из памяти всё, что мешало наслаждаться ликом истинного бога. До появления Локи в поселении бытовало мнение, что только здесь истинная свобода, только здесь можно забыть о долге перед царской семьей. Но появился Локи, и все изменилось — асы пошли за ним добровольно, потому что иначе быть не могло.
Дочери Одина царевич казался великолепным, пока она не узнала его истинную натуру. Чего она ожидала от воспитанника самого Одина — жестокого и несправедливого правителя, чьими стараниями многие достойные асы, а вовсе не преступники, оказались в мире отверженных? Он смеялся над чистыми чувствами, над любовью, ведущей к смерти, над преданностью. Он искажал всё, в любом поступке видел темные стороны, любое благородство оборачивал мерзостью, недостойной стихосложения. И мало было одного разочарования! Еще и блистательный спаситель юности оказался вовсе не таким хорошим и славным, каким она привыкла считать. Чудовище, обладающее невероятной, пугающей силой, жаждущее крови и жертв. Пускай и не крови своей подопечной, но какая разница? Тем более, что монстр может вырваться на свободу и покалечить даже ту, которая любила его всем сердцем. Локи и Хагалара Беркана считала благородными, высшими существами. Но она ошиблась. Зато Мидгард — «срединный, невзрачный, посредственный» мир поразил своими достижениями, в которых она никак не могла разобраться. Это уже не асы должны были защищать людей, это люди должны взять шефствование над асами. И вовсе не Один, а Майкл Харт должен править девятью мирами.
— Почему именно он? — с любопытством спросил Коулсон, рассеянно провернув в пальцах диктофон. Он и не ожидал такого скоротечного развития знакомства с гостьей из Асгарда. Пары ничего не значащих фраз о погоде и бравом Капитане Америке хватило, чтобы разговорить еще не отошедшую от столкновения со своим богом девушку. И вот он, не задав ни единого вопроса, уже знал едва не всю ее подноготную, или, по меньшей мере, то, что она за нее выдавала.
— Я спросила у всезнающего интернета, кто самый могущественный человек в вашем мире, — пояснила Беркана. — И он поведал мне, что человек по имени Майкл Харт — не знаю, кто его отец — написал книгу про самых влиятельных людей. И раз другие люди согласились с ним, что именно те, кого он выбрал, самый влиятельные, значит, он еще более влиятелен, чем они.
— Вот оно как, — пробормотал Коулсон, пытаясь уловить логику. Понять асов с их средневековыми представлениями о мире было сложно. — Проводишь много времени в интернете? И каким теперь тебе представляется наш мир?
— Пока он меня пугает, — девушка опустила голову. — А от воздуха все еще подташнивает. В моем возрасте приспосабливаться к новому трудно.
— Сколько тебе лет?
— По-вашему — двадцать два. Для асов это средний возраст.
— Зато для нас это еще ранняя молодость, — поспешил успокоить ее Коулсон. — К тому же, возможно, нам удастся вылечить твое лицо.
— А если нет? Любая операция опасна. Я боюсь. И это ведь больно??? — Беркана испуганно сжалась.
— Ты правильно сказала, — вкрадчиво произнес Коулсон, — асы много столетий защищали наш мир. Пора нам отдавать долги.
Асинья ничего не ответила, только еще сильнее отвернулась. Время еще есть. Невероятно повезло, что она избрала своим покровителем именно Капитана Америку. Дочь Одина. Сестра Локи. От таких подарков судьбы ЩИТ отказываться не привык.
Мысль навестить Беннера и быстренько изучить пару верных медитативных приемов с каждым часом все отчетливее формировалась в сознании Старка, потому что подобного раздражения он не испытывал никогда. Уж кем его только не считали в ЩИТе, но, чтобы назначить нянькой для трех не самых далеких инопланетных лбов, нужно было определенно его ненавидеть. Хотя формально он был приписан не к бесплатному приложению той любопытной энергетической штуки, к которой его по вполне логичным, но совершенно неинтересным предлогам не подпускали, а к их временному дому. Фьюри ни за что бы себе не позволил роскоши недооценивать разрушительный потенциал незваных гостей, тем более, что полученную ранее информацию о пытках неудавшегося завоевателя они не подтверждали. Правда, напрямую им таких деликатных вопросов не задавали, но по обрывкам фраз можно было заключить, что рогатая скотина вполне себе здравствовала и развлекалась с местными псевдоучеными. И это было не самое неприятное открытие. Состояние Локи, не к ночи будь помянут, после сокрушительного столкновения с Халком поставило больше неприятных вопросов, чем старая добрая мировая террористическая организация. Телом самозванца проломили бетонную плиту, а у него не было не то, что переломов, а даже сотрясения мозга. ЩИТ трезво оценивал свои возможности и сильные стороны в борьбе с инопланетным вторжением. Дать отпор организованной армии в следующий раз может и не получиться, но локализовать трех не самых активных пришельцев в небольшом домике вполне возможно. Датчиков, сканеров, камер всех диапазонов, скрытых в стенах пушек с парализующими зарядами, энергетических ловушек, герметичных капсул и прочих ни разу не опробованных разработок для борьбы с захватчиками из других миров здесь было, пожалуй, больше, чем всех вместе взятых стройматериалов. И в организации состоял только один человек, способный сделать это все работоспособным и управляемым прямо на месте, не привлекая лишнего внимания. Постоянные настройки и доработки охранной системы позволяли не умереть со скуки в этой глуши, но не пропускать мимо ушей подхваченные буквально каждым микрофоном восхваления «великого Локи». Фанатичное поклонение недавнему противнику настойчиво дразнило недовольство, грызшее изнутри каждого обитателя дома. Даже невыносимо правильного и сдержанного Роджерса. Но затыкать гостей категорически запрещалось, дабы не рисковать неосторожным словом бросить вызов всему Асгарду. Впрочем, увещевания сверху помогали с каждым днем все меньше.
Пребывание гостей среди сотрудников ЩИТа с первой минуты сопровождалось раскаленной донельзя атмосферой. И не успело руководство распустить мобилизованные в связи с их прибытием силы, как в полной мере раскрылась новая напасть. Немного освоившись в незнакомом мире и расслабившись, насколько им позволяли представления о приличиях, асы начали проявлять пренебрежительное, унизительное любопытство к своим сопровождающим. И это при том, что на непредсказуемое задание были брошены лучшие силы из доступных, заручившиеся расположением самого Тора, признанного бога этих пришельцев. Будто намеренно проверяя границы дозволенного, так называемые ученые меньше чем за неделю навязали всем на базе свой распорядок дня: спали с раннего утра и до обеда, вечерами имитировали бурную деятельность, донимая расспросами и советами настоящих ученых, из шкуры вон лезших, чтобы получить стабильные результаты в срок. Ели всего два раза в день, причем ужин устраивали глубоко за полночь. Это бы даже не особенно раздражало, если бы они каждый раз зубодробительно вежливо, едва ли не на древнем английском, не отказывались от большинства блюд, вызывавших у них нездоровые подозрения и чуть ли не требовали себе ламинарию, объясняя, что в их мире больше всего едят рыбу, морскую дичь и водоросли. Обыкновенные современные яства, которые таки проходили «фейсконтроль», божественные сущности норовили есть руками или вовсе с ножа. Их главный умалишенный при этом еще и не отвлекался от книги. Как только глотку себе до сих пор не пропорол? Пришлось приложить некоторые усилия, чтобы обучить асов человеческому этикету. Впрочем, хотя бы в этом вопросе они не особенно сопротивлялись и перешли на вилки-ложки, не закатывая скандала.
День запланированного отъезда должен был разрешить все невысказанные противоречия безболезненно. Стоило бы только асгардцам покинуть дом на засекреченной базе, все сотрудники, назначенные обеспечивать безопасность их пребывания, вздохнули бы с невероятным облегчением. Делам стоило просто идти своим чередом, чтобы сделать толпу людей счастливыми. Агенты вернулись бы в штаб к рутинной работе и написанию отчетов, а Старк — домой к своим моделям, чтобы успеть приспособить пару подсмотренных в анти-асгардском доме штучек. Мучительно медленно день подходил к концу. Уже закончился очередной сеанс связи с центральной лабораторией, где ученые пересобирали очередную поведенческую модель, неизменно оставаясь на шаг позади своего объекта из-за громоздкости вычислений. Личных вещей у асов не было, сувенирами с Земли их обеспечить никто не озаботился, поэтому готовиться к отъезду и тратить время на сборы не было нужды. Под полный отчаянья писк наручных часов с управлением всей системой слежения Старк вошел в столовую, в тайне надеясь, что гости уехали, не попрощавшись, хотя все приборы подтверждали их присутствие. Наташа, не без иронии воспринявшая возложенную на нее роль приветливой хозяйки дома, расставляла тарелки с очередной бурой массой, получившей одобрение асгардцев. После обмена стандартными фразами, ставшими уже своеобразными паролем и отзывом, в плохо освещенной комнате воцарилась тишина, разбавляемая только бряканьем ложек, раздражавшем до мелкой дрожи в пальцах.
— Тор отбыл в Асгард, — объявил нарисовавшийся на пороге Капитан Америка, — и дал добро на продолжение исследований Каскета.
— Как печально, что он не сказал нам о своем решении, — пробормотал Ивар, не отрываясь от супа. — Мы не успели передать приветы и пожелания младшему царевичу. Это меня ужасно огорчает.
— Огорчает его это, — фыркнул Старк. — Вас, само собой, не предупредили, но присутствующие здесь, и в частности лично я, надрали задницу вашему любезному Локи в прошлую встречу с ним.
— Старк, — Наташа в недвусмысленном жесте погрозила ему вилкой.
— Я дрался с ним до самого конца и не отступился бы и дальше, — Тони проигнорировал явный выпад. — Но Тор торжественно поклялся, что его будут судить в Асгарде, законы которого имеют над ним полную власть, только поэтому мы его и отпустили.
Тони намеренно дезинформировал гостей. Локи отослали в Асгард во многом потому, что не знали, что с ним делать. ЩИТ предпочел найти способы закрыть Землю от любого инопланетного вторжения, неважно, дружеского или вражеского, а вовсе не судить всемогущих пришельцев.
— Я лично, — вещал Старк, не встречая сопротивления, — настаивал на том, чтобы разобрать этого «бога» по винтикам, пока он в наших руках, но мне не дали. Мы проявили гуманность, милосердие и прочие бессмысленные слова. И что получили в итоге? К нам подсылают приспешников Локи, на каждом углу орущих, как он велик! — Железный Человек раздосадовано ударил кулаком по столу, вызвав бренчание столовых приборов и заставив жидкость в стаканах колыхнуться. Стоило ему на мгновение запнуться, чтобы перевести дух, как воцарилась тишина, в которой несвоевременное кряканье утки в пруду показалось раскатом грома.
— Коль ты уверен так, что недостоин любви и почитанья славный Логе, поведай нам, каким предстал пред вами сын Вотана.
Вот уж откуда никто не ожидал отпора. Да этот тихий помешанный за все время пребывания сказал не больше слов, чем сейчас, защищая своего идола. Ивар с Берканой так подозрительно и напряженно переглянулись, стоило только ему закончить, что вынудили Капитана отодвинуть только что принесенную тарелку и подобраться. Но вступить в разговор он не успел.
— Если без лишних деталей, — ответил Старк, раззадоренный старомодными манерами собеседника, — то ваш «бог» объявился на Земле, построил за несколько дней «реактор», поработил наших ученых и открыл портал, из которого полезли твари, читтаури, с масками и суперпушками. Они разнесли пол-Нью-Йорка, перебили кучу народа, но мы их остановили, закрыли портал и сбагрили этого несостоявшегося короля в Асгард. На обещанный суд. И где он? Где суд, я вас спрашиваю? Где асгардское божественное правосудие?
— Старк… — начала было Наташа, но заткнуть разошедшегося гения мог теперь разве что удар в челюсть.
— Вы, может быть, мне не верите, — обратился он к округляющимся до отвратительного одинаковым ясным голубым глазам, — считаете, что я приукрашиваю, так я вам покажу. Наслаждайтесь провалом вашего Локи, — Старк с победной улыбкой на лице щелкнул пультом, активируя экран во всю стену за своей спиной, случая воспользоваться которым не подворачивалось с самого его приезда. — На экране разворачивались тщательно обработанные и изученные всеми аналитиками ЩИТа кадры с событиями прошлого года, озвученные в лицах неуемным докладчиком. Тот самый разговор с Локи, закончившийся эпичным падением из окна и оставивший великого изобретателя на волоске от смерти. Драка Тора и Локи на башне Старка и, наконец, эпичное избиение с последующей сдачей в плен.
— Это доблестные подвиги покорителя миров. Не слишком вдохновляет на почитание, не так ли? А посмотрите на события снаружи, — Старк нажал несколько кнопок, и теперь перед удивленными асами и раздосадованными людьми почти в натуральную величину разыгрывалась безмолвная битва в Нью-Йорке: читтаури, взрывы, вопящие люди, трупы и разрушения. Иногда прямо перед камерой пролетали Тор или Железный Человек, а на огромных гусеницах, обманчиво легким и плавным касанием обрушивающих целые этажи, можно было различить Халка. Потому что довольно сложно не заметить то, что старательно подсвечивается лазерной указкой под соответствующие выкрики.
— Вот он, ваш бог и его божественныедостижения, — победоносно произнес Старк, останавливая видео на каком-то безликом общем плане.
В образовавшейся паузе общее внимание привлекли тихие всхлипы. Плечи Берканы чуть подрагивали, а сама она сидела, уткнувшись в тарелку.
— Как ужасна битва! — прошептала она. — Столько крови, боли и смертей!
Капитан Америка поспешил обнять девушку. Он уже привык к ее постоянным слезам, мнительности и несдержанности. Особенно теперь, когда ее поведению нашлось вроде бы подходящее объяснение.
— Я восхищен творением своим, — произнес Лагур, по-прежнему внимательно разглядывающий стоп-кадр. — Мои доспехи защитить смогли от монстра, страшного во гневе. Все лучше, чем я думал. Слава Логе, он испытал их прочность на себе.
— Спасибо, что показали нам сражение сыновей Одина, — Ивар встал и поклонился. — Не каждый день простым жителям, вроде нас, представляется честь узреть подобное. Не мог бы ты скопировать его и переписать на флешку — я уверен, что всем будет интересно посмотреть на поединок сыновей Одина. Он блистателен.
Старк, выговорившийся и сбросивший немного накопленное раздражение, не нашелся сразу, что ответить на столь неуместное заявление.
— Судя по вашей реакции, — вступила в разговор Наташа, игнорируя все более отчетливые рыдания, — ты и ты, — указала она на Ивара и Лагура, — считаете, что вооруженное вторжение в чужой мир и убийство тысяч ни в чем неповинных его граждан — это нормально?
— Почему вы постоянно говорите о каком-то «чужом» мире? — Ивар смотрел непонимающе. — Но не огорчайтесь, вы далеко не единственные, от кого мне довелось слышать эту неточность, даже ваш староста не лишен подобного заблуждения. Мидгард всецело принадлежит Одину Всеотцу. Нет ровным счетом ничего странного в том, что он решил избрать одно из ваших поселений для обучения царевичей.
— Какое, к дьяволу, обучение! — Старк разве что за грудки не схватил асгардца. — Ты глухой или слепой? Он свалился на наши головы неизвестно откуда, притащил целую армию машин для убийств и вопил на каждом шагу, что станет нашим богом и поставит здесь всех на колени.
— Но он и так ваш бог, — Ивар в недоумении отступил назад. — Какой смысл завоевывать то, что и так принадлежит его семье? Вам не кажется, что это неразумно? Возможно, вы не совсем корректно трактуете его слова из-за ваших заблуждений?..
— Запомни, ты, асгардец, — Тони снова начинал выходить из себя. — Наш мир никому не принадлежит. Я никому не принадлежу. Если какой-то там Асгард посмеет что-то вякнуть про то, что что-то здесь его, он получит такую бомбу в задницу, что мало не покажется.
— Старк, прекрати, они наши гости, — Капитан Америка с трудом оторвался от чуть успокоившейся Берканы.
— Они слуги Локи, — отмахнулся тот. — Пусть передадут своему господину.
— Я с удовольствием передам ему при первой же возможности, — откликнулся Ивар, — но пока мы, волей сына Одина, заперты здесь. Позвольте уточнить, — обратился он ко всем присутствующим людям сразу, — уполномочены ли вы или ваш староста заявить Всеотцу о желании людей расторгнуть недавний договор о, как бы это сказать на вашем языке, вассалитете?
— Недавний — это сколько веков назад? — подозрительно уточнила Наташа.
— Чуть больше тысячи зим — срок ничтожный, но, если сделать поправку на различия в нашем восприятии времени, — он на секунду задумался, прикидывая в уме отношение, — порядка пятнадцати зим назад.
— Обалдеть, — фыркнул Старк. — Вы с какими-то племенами тысячелетней давности заключили какую-то грамоту и с тех пор считаете, что вся наша планета принадлежит вам???
— Тот договор я помню хорошо, и да, в нем говорится о всем мире, — припечатал Лагур.
Старк хлопнул себя по лбу.
— Это бред! — Непробиваемое самоуверенное спокойствие приспешников Локи заставляло его кулаки чесаться. Ему потребовалось все не часто используемое самообладание, чтобы оставить ситуацию как есть, не прибегая к паре разрядных излучателей, встроенных под поверхностью стола. Он, не прощаясь, вышел. Если бы у него еще оставались сомнения на счет допустимости свободного перемещения на Землю подобных гостей с их весьма спорными намерениями, то после этого разговора они окончательно развеялись. Время трепаться закончилось, предстояло немало работы.
— А мне так жалко всех этих людей, — подала голос всеми забытая Беркана. — Почему нельзя обучаться тактике и военному делу без жертв, без этих ужасных читтаури. Почему надо приносить всем столько боли?
— Война не может существовать без боли и разрушений, — неожиданно холодно ответил Капитан Америка. — Тот, кто выбирает этот путь, должен быть весьма близко с ними знаком. Жертвы войны ужасны, но неизбежны, такова цена за избавление от еще больших потерь. За самые правильные и достойные цели всегда приходится отдавать немало жизней. Тот, кто уверен, что после его победы мир станет лучше, обязан осознавать и ответственность, которую на себя возлагает. В тот раз победили мы, и мы сделаем все, чтобы эти потери не были бессмысленно забыты.
— Ты во всем прав, — кивнул Ивар, — поэтому я не понимаю, что именно так возмущает сына Говарда в нашей власти над вами.
— Он, конечно, вспылил, обвиняя вас, но в своем недовольстве случившейся несправедливостью он далеко не одинок. Я встречал немало людей, так же как и вы убежденных в неоспоримости и правильности своей власти над нашим миром. Ни один из них не желал ему блага на самом деле. Устремление к абсолютной власти — тяжелое бремя, и ваш Локи еще не худший образчик того, как она подтачивает личность, отвращая от всяческих представлений о добре и мире.
— Вот уже тысячу зим во всем Иггдрасиле поддерживается мир, это, безусловно, добро, — возразил Ивар. — У Одина Всеотца огромный опыт по управлению мирами и предотвращению всех возможных бед. Без его протектората весьма вероятно, что вторжения много страшнее и масштабнее того, которое демонстрируют ваши записи, стали бы привычным делом для вашего мира. И мы бы не встречались сейчас здесь с вами и не обращались за помощью, признавая ваши несомненные достижения в области естественной науки.
— Что-то Всеотец стоял в сторонке, когда бравые американцы гибли в Афганистане и Вьетнаме, — перебила Наташа, — когда террористы захватили самолеты и направили их в башни-близнецы, когда… Да перечислять можно бесконечно!
— Не мне судить, но это довольно мелкие конфликты, — Ивар только плечами пожал. — Порядку среди девяти миров они не угрожали, поэтому не требовали присутствия сил Асгарда. Ваши цари могут сами справиться с внутренними разногласиями, если они, как вы говорите, желают своему миру добра.
— Почему-то Тор, тоже, если я не ошибаюсь, сын вашего так называемого бога, выступал на нашей стороне и ни разу ни о чем подобном не заикался, — сказала Наташа, — а ведь по твоей логике, он уж точно имеет полное право заявляться и требовать поклонения.
— Значит, это учение готовилось больше года, — воскликнула Беркана, размазывая по лицу слезы. — В Асгарде объявили, что Локи погиб, все так горевали. И Радужный Мост, с ним тоже что-то случилось. А потом все это, читтаури, которые однажды уже пытались завоевать…
— Тор — защитник вашего мира, — поспешил прервать разговорившуюся девушку Ивар, — он должен не просто владеть вами, но и вставать во главе вашей армии в случае нападений из других миров, так что заручиться поддержкой ваших сил в этом случае было умно с его стороны. Я могу ошибаться, но, если сопоставить представленные вами сведения с тем, что были известно в Асгарде, получается довольно четкая картина. Один Всеотец отправил Локи договариваться с читтаури о нападении на Мидгард, а Тора направил к вам, чтобы организовать защиту своего мира. Когда оба были готовы, произошло столкновение. Локи проиграл, вы под руководством Тора выиграли. Они оба вернулись в Асгард и предстали перед Одином. Он, вероятно, должен был разочароваться в военном таланте младшего царевича.
Ивар решил не упоминать, что разочарование Всеотца грозило Локи смертью. Он мало что смыслил в военном деле, но даже ему показалось, что Локи перегнул палку и допустил несколько ошибок в своей военной кампании.
Стив перекинулся взглядом с Наташей, ожесточенно ковырявшей вилкой почти нетронутый ужин, и решил не озвучивать, что именно он думает о военном таланте Локи, методах его обучения и роли Земли в этом процессе. Сейчас, когда дата отбытия гостей отодвинулась на неопределенное время, провоцировать их на недоверие и замкнутость было неразумно. Фьюри уже, наверняка, поставлен в известность о том, что Тор покинул базу в одиночку, и новых указаний по испытаниям для асгардцев ждать придется недолго. Он только похлопал по плечу свою все еще подрагивающую подопечную и вложил в ее ладонь ложку, полагая, что самые тяжелые вызовы ждут дочь Одина не от рук ЩИТа.
Наутиз не могла дождаться возвращения в Асгард. За несколько ночей пребывания в клинике она успела сотню раз проклясть свое опрометчивое решение полечиться в Мидгарде. Не то врачей так сильно поразил сиятельный царевич, не то медицина Мидгарда просто никуда не годилась, но Светлоокая не узнала для себя ничего полезного. Все врачи хором заявляли, что с глазами у нее всё в порядке, что зрение стопроцентное и лечение не требуется. Она несколько раз повторила, что устает при длительном чтении, что зрение явно падает.
— Возможно, раньше у тебя было очень острое зрение, какого у людей не бывает. Сейчас оно у тебя стопроцентное, — улыбаясь во все тридцать два зуба, заявила медичка в белом халате, пропитанном неприятными травяными настоями. Наутиз чувствовала себя лишней — врачи только и судачили о Локи, о его проблемах с легкими, почками, с чем-то там еще. Дивились, каким образом такие болезни возможны у особы царской крови, за которой с детства следили и замораживаться не давали. По словам людей, получалось, что царевич насквозь больной и давно должен был спуститься в Хельхейм. Наутиз раздражала человеческая глупость. Этот насквозь больной мог попасть десятком стрел в яблочко, проскакать много часов в седле и совершить еще множество невероятных вещей, на которые неспособны люди, якобы обладающие богатырским здоровьем. Уж чего-чего, а выносливости и физической силы ему не занимать, не говоря уже о реакции.
Одним словом, больница произвела на Наутиз самое скверное впечатление, а Мидгард оказался таким грязным, запыленным, шумным миром, что она с величайшим облегчением вдохнула асгардский воздух и не обнаружила ни малейшего желания посетить Мидгард вновь. Теперь Светлоокая поняла, откуда происходит любовь Ингвара к Хельхейму. Он, логист Мидгарда, душой отдыхал в тихом мире мертвых. Пока Локи прохлаждался в больнице, он каким-то образом умудрился спуститься в царство Хель, обойдя все запреты.
Стоило Наутиз вернуться в поселение, как Ингвар потащил ее к компьютеру, чтобы похвастаться «клевыми фоточками», изображавшими Хель, Мордруд, Арни и прочих обитателей глубин. Все они без иллюзорных чар оказывались обычными ётунами. Все, кроме Хель.
На ее портрете Ингвар задержался и начал подробный рассказ о путешествии. Наутиз слушала больше от скуки, чем из интереса. У нее были свои планы на логиста, а совместная жизнь предполагала хотя бы иллюзию общности. Наконец, он закончил сбивчивый рассказ, увеличил фотографию Хель и уставился на Наутиз, явно ожидая какой-то определенной реакции.
Светлоокая приблизила лицо к ноутбуку. Что она должна увидеть? Что Хель — асётун, искусственно выращенный много тысячелетий назад в Юсальвхейме во время опытов по скрещиванию всех биологических видов девяти миров? Она и раньше это знала. На основе того древнего эксперимента, занявшего несколько столетий, было написано множество книг, посвященных всевозможным сочетаниям яйцеклеток и сперматозоидов. Так получилось, что в то же время погибла предыдущая Хель, и новой стала молодая асетун. Черноволосая, зеленоглазая, с острыми чертами лица — одним словом, не красавица с точки зрения асов, насквозь искусственная и фальшивая, принадлежавшая сразу двум мирам, но не проведшая ни в одном из них ни единой ночи.
— Ну? — не выдержал Ингвар.
Светлоокая недоуменно посмотрела на него.
— Ничего не замечаешь?
— Нет. Давай, приоткрывай завесу тайны.
Ингвар пробормотал что-то по-французски и открыл другую фотографию — на сей раз Локи. В папке их было штук сто, если не больше. В отличие от ётунов, Локи умел позировать. Он рассказывал, что в детстве с него не раз писали картины, поэтому замереть в правильной позе, демонстрируя все достоинства и скрывая недостатки, не составляло для него никакого труда, тем более, что для снимка требовалось всего несколько секунд, а не часов или ночей.
— Что ты от меня хочешь? — раздраженно спросила Наутиз. Божественного Локи она и так лицезрела чуть не каждый день без всяких плоских виртуальных картинок.
— Ты сюда смотри! Один я, что ли, всё это вижу? — Ингвар увеличил фотографии. — Они же одинаковые! Хель и Локи. Сходство нереальное.
Наутиз поджала губы и оторвалась от компьютера — ох не нравилось ей то, к чему клонил давний приятель.
— Я раньше не замечал, но если поставить их рядом, то становится очевидно. Локи тоже асетун! Форма черепа, кожа, волосы — посмотри внимательнее.
— Э-нет! — Наутиз резко встала. — Давай-ка поаккуратнее с…
Она нервно огляделась: совершенно случайно в дом мог пройти кто-нибудь чужой. О чем думает Ингвар? Его же повесят за одни подозрения!
— Да послушай! — Ингвар встал, преграждая дорогу к выходу. — Ведь все сходится! Локи родился всего через шестьдесят зим после Тора — асы не рождаются так быстро. И его рождение объединило девять миров, принесло Одину корону девятимирья — как удачно-то! Понятия не имею, как Один умудрился завести ребенка от жгущейся ётунши. Но ему удалось. А дальше по накатанной. Придумали сказку про магию Одина, которая меняет внешность. Но с чего вдруг магии Одина менять ребёнку внешность на идеального асётуна? Да ещё и основная магия у Локи иллюзорная — типичная для ётуна, а не для аса. Это же невероятно крутое открытие. Ты должна мне помочь добыть доказательства. Проведи исследования, ты же естественник. Ты точно сможешь подтвердить мою гипотезу.
— О боги! — прошептала Наутиз пересохшими губами. Ингвар точно сошел с ума. — О чем ты только говоришь? Всё не так! Это лишь гипотеза с какими-то… логическими выводами… Безумными, — она одним нервным движением захлопнула крышку ноутбука. — Хочешь оказаться на эшафоте — вперед. А я жить хочу, понятно?
— Да какой эшафот! — Ингвар закатил глаза. — Какой эшафот? Знать просто о таких вещах надо. Зачем их как-то использовать? Подумай, мы будем единственными асами, знающими правду.
Наутиз не дослушала — развернула и ушла. Хотела хлопнуть дверью, как в Мидгарде, но таковой не оказалось на месте. А ведь скоро наступит зима — пора повесить их обратно.
Сказать, что она была зла, значит, ничего не сказать. Она была в жуткой ярости. У Ингвара в его Мидгарде совсем мозги помутились, он забыл, где живёт, но она-то точно помнит, что в Асгарде все проблемы решаются просто — кинжалом в спину, и меньше всего на свете хотела погибнуть от руки взбешённого Локи, если вдруг безумные предположения дойдут до него.
Настоящее скрещивание асов и етунов невозможно. И даже не из-за размера — ученая допускала, что
Один мог увеличиться раза в два, на то он и бог, — а из-за жгучей слизи, покрывающей тела ледяных гигантов. Непосвященные считали, что ётуны жгутся морозом, на самом деле — ядом, напоминавшим по своему составу муравьиную кислоту.
Наутиз легла спать, чтобы побыстрее забыть о несуразном предложении, но на следующий день проснулась с мыслью, что неплохо бы посмотреть основные признаки асетунов. Только ради науки, ни для чего большего. В библиотеке ей выдали нужную книгу, и она углубилась в чтение, обманывая себя: мол, дело только во внезапно вспыхнувшем интересе к полукровкам, а вовсе не в изучении царевича. Однако каждый раз при встрече она вглядывалась в лицо, шею и руки, за неимением возможности осмотреть тело целиком, и отмечала несомненные подтверждения теории Ингвара. Не прошло и трех ночей, как она утвердилась в мысли, что Локи не чистокровный ас. Как этого могли не замечать сотни естественников, постоянно контактирующие с ним?
Любопытство сменялось страхом и снова любопытством. Светлоокая увлеклась поисками настолько, что даже присутствовала на обследовании, которое устроил Алгир, во многом, с ее подачи. Локи чувствовал себя скверно, собирался применять прописанные людьми антибиотики, но сперва позволил осмотреть себя. Наутиз была рядом и беззастенчиво рассматривала его тело под предлогом возможной переквалификации из естественника во врача.
Тем же вечером она, несмотря на резь в глазах и головную боль, сверила наблюдения с книгой и пришла к выводу, который поразил ее в самое сердце и заставил усомниться в правдивости написанного. По всем наблюдениям получалось, что Локи вовсе не асетун, а ётас… Для непосвященного, вроде Ингвара, два варианта скрещивания ничем не отличались, но Наутиз естественную науку знала очень хорошо. У мальчиков-полукровок огромную роль играли отцы, у девочек — матери. Асы были более толстокостными, широкоплечими и узкобедрыми, среди них реже встречались перевыверты суставов, пальцы были массивнее и короче, а главное — разнилась структура кисти. Соотношение длины, а также синхронизация мизинца и безымянного пальца позволяли достаточно точно определить, кто именно отец. У ётунов все пять пальцев двигались независимо друг от друга, а сустав кисти выворачивался как внутрь, как и наружу. У асов, как и у людей, движения пальцев были сильно ограничены, а кисть назад почти не гнулась. И это уже не говоря о расстоянии до большого пальца, о близости кровеносных сосудов к поверхности руки, о линиях на ладонях и прочих мелких признаках. У Локи наблюдались все признаки ётуна. Более светлый тон кожи, разрез и оттенок глаз, даже структура волос — все совпадало! То есть его отец был ётуном, а мать асиньей… Наутиз не представляла себе, как царица Асгарда могла оказаться вместе с етуном. Даже если ее взяли в плен во время войны, она бы умерла от ожогов, оплодотворение не произошло бы… Подобные глупости не могли быть правдой, поэтому Наутиз решила точно убедиться в том, что Локи асётун, а не ётас.
Для этого пришлось встретиться с ненавистным Иваром. Только у этого пронырливого мага мог быть генетический материал.
— Конечно, у меня все есть, — расплылся он в улыбке, услышав странную просьбу. — У меня множество проб животных Одина, к примеру. Тех же воронов. Все руки не доходят найти естественника, который бы их изучил.
— У меня предложение: давай я сперва изучу Одина, а потом мы вместе исследуем его животных? — Наутиз заискивающе стрельнула глазками — с этим Иваром обычно удавалось договориться только за крупные подарки.
— А давай.
Наутиз насторожило столь быстрое согласие.
— Заодно и царицу изучи — вдруг среди животных кто-нибудь ею создан? Да и вообще страсть как любопытно узнать, какие же они — наши боги, властители Девяти миров. Не знаю, как тебе, а мне вот ужасно интересно. Мне также в детстве было интересно, откуда дождь на небе берется. И, представь себе, пришлось попасть сюда, чтобы получить ответ на этот вопрос. И еще на сотню других. Всё же хорошо у нас в поселении, но вечно в нём жить скучно до безобразия. Блистательный Локи появился так вовремя. Слава сыну Одина!
Наутиз не могла поверить, что ей улыбнулась удача — Ивар сам предложил изучить Фригг, а ведь она даже не знала, под каким предлогом попросить у него генетический материал царицы.
Сопоставление материала требовало много сил, времени и магии. В Мидгарде Наутиз узнала о генетических экспертизах, проводимых с помощью компьютера. В Асгарде давно использовали магию, которая точно указывала на прямое родство или его отсутствие. Правда, никому еще не приходило в голову задействовать ее для установления отцовства.
Пришлось найти мага, который не задал лишних вопросов и не стал интересоваться, чей именно код надо проверить. Наутиз, затаив дыхание, приступила к распутыванию хромосом Одина. Недаром он бог, его генетический набор должен быть чем-то невероятным, таких нуклеотидов не должно быть ни в одном живом существе, недаром он живет в несколько раз дольше обычного аса: ткани и органы стареют медленно, объяснение этому должно крыться в генетике. Раньше никому в голову не приходило изучить самого бога — это попахивало святотатством, но теперь она всё узнает. И пускай исследует не столько глубинную суть Одина, сколько его связь с Локи — не суть. Много часов кропотливой работы, сравнения и пробы… не показали ничего необычного. Геном Одина ничем не отличался от генома обычного аса. Вся его сила была напускной, магической. Это была настоящая сенсация, ведь значит, он не родился богом, он им стал с помощью какой-то магии, которую поглотил. Означало ли это, что существует источник, позволяющий асу жить не четыре-пять тысяч зим, а все пятнадцать? Только Наутиз начала грезить о длинной и счастливой жизни, как результаты сравнения выбили ее из колеи — генетически ни Один, ни Фригг не имели к Локи никакого отношения…
Когда Наутиз получила первые отрицательные результаты, то не поверила своим глазам и едва смогла удержать на лице маску спокойствия. Такого просто не могло быть, это ошибка! Она лично, уже без помощи мага, вручную провела подробнейший тест, на время покинув фелаг по электричеству. Результаты оставались неизменными: Локи был ётасом и не имел никакого отношения ни к Одину, ни к Фригг.
Такого страха Наутиз не испытывала еще никогда. Значит, Локи — такая же выведенная полукровка, как и те, многотысячелетней давности в Юсальвхейме! Рожденный не отцом и матерью, а магическим инкубатором. Фактически гомункул! Искусственное существо. Это объясняло всё. И невероятную внешность, и болезненность — созданием полукровок никто серийно не занимался, вот и получился брак, — и прекрасную реакцию, и способности к естественной науке, и чарующий голос, за которым хотелось следовать, и скрытность, и полное отсутствие интереса к женщинам, и умение завлекать. Не настоящий. Не совсем живой. Таковы неопровержимые научные факты.
Первой мыслью Наутиз было рассказать Ингвару правду: ведь он оказался прав. Он, всего лишь логист, не смыслящий ничего в естественной науке, открыл то, что не видели сотни ученых! Но потом Светлоокая решила его пожалеть. Она будет вечно хранить эту тайну, а Игнвар обязательно расскажет кому не надо — повесят всех! В тот же день она встретилась с логистом и заявила, что его теория оказалась несостоятельной. Вроде бы ей хватило хладнокровия на то, чтобы слова звучали твердо. От Ингвара она избавилась, но что делать с результатами? Ведь есть еще Ивар, который захочет их узнать. Наутиз посмотрела на исписанные листы. Исследования Одина и Фригг не несли никакого вреда, опасен только сравнительный анализ, и его надо уничтожить. Но если она это сделает, то вся многодневная работа пропадет — ей не воспроизвести своих выводов. Закопать, сжечь, растворить — слишком сложно. Наутиз схватила листы, чтобы разорвать на мелкие кусочки, но в последний момент передумала. Нет. Не уничтожить. Зашифровать. Убрать имя Локи. Так проще.
Больше суток ушло на переписывание текста одним из нескольких распространенных в поселении шифровальных кодов с заменой всех имен и нескольких переменных и сожжение оригинала. Теперь можно вложить исследования в книгу по полукровкам и забыть о том, что она знает. Навсегда.
====== Разборы и комментарии к пятой части ======
Разбор сорок седьмой главы
Это одна из самых сложных глав в повести. Разбор писался не одновременно с главой, а сильно позже: я до последнего не была уверена, что мне не придется все переписывать.
В главе появляется несколько новых персонажей, и у каждого из них своя история.
Ансур и Алгир были придуманы почти полгода назад. Хозяйка Наутиз предложила интересную идею: дать персонажей реальным людям, пусть отыграют. Одновременно с этим один из инженеров удивился тому, что никто до сих пор не выкрал Тессеракт: в поселении полно преступников, неужто ни один не хочет сбежать? Я решила объединить эти две идеи. Нашла в своем окружении людей, чьи речь и характер меня особенно привлекали, написала им макет первых сценок и предложила переписать под себя. С обоими работала лично, не по интернету. Сперва друзья подбирали своим персонажам биографии с помощью теста и знакомились с моим миром, потом делились со мной выдуманными фактами биографии, потом я писала текст, а они правили. Причем в случае с Алгиром мы с его хозяином за день написали все сценки. С Ансур было по-другому: ее хозяйка исправила при мне готовую первую сценку, но писать вместе со мной отказалась, потребовала матрицу остальных. Что самое важное: никто из хозяев не знает текстов друг друга, не знает, кто что задумал — это особенно интересно.
Еще один новый персонаж проходной — это логист Хельхельма. Когда я создала его, то столкнулась с дилеммой: он не основной, прописывать его характер, привычки, выдумывать биографию — слишком сложно и бессмысленно, но должен же он отличаться от безликой толпы и не говорить шаблонными фразами. Я обратилась к еще одному своему знакомому со странной просьбой: переписать на свой лад несколько строчек прямой речи. Он согласился, результат меня впечатлил. Тогда я обратилась к человеку, с которого тайно списывала Ингвара, точнее, его речь, с той же просьбой — прекрасно получилось. Теперь буду всех мелких персонажей раздавать друзьям и знакомым — так интереснее.
Большую часть главы мы видим глазами Наутиз. К сожалению, ее хозяйка не смогла проверить мой текст, так что я могу только понадеяться на то, что у меня получился жизнеспособный образ.
Наука вызвала у меня много вопросов. Ее проверяли двое. Глобальных ошибок не нашли, хотя объяснить наличие в Хельхейме нефтяных рек никто не смог. Один из членов фелага заметил, что у меня ничего не написано про Хельхельм и непонятно, с чего вдруг Хела должна оказывать асам услуги. Я залезла на сайт Северной Традиции и узнала очень много интересного про сей мир — вставила в текст в последний момент. Я взяла из книги почти все факты, кроме одного. По всем легендам Хела — дочь Локи и ледяной великанши. То есть она етунка. Но мой Локи (да и фильмовский, судя по всему) детей не имеет, так что пришлось менять родителей. Почему Хель полукровка? Потому что ее «отец» таков. Проблему полукровок, в особенности «асетунов» (как мне кажется, достаточно удачное наименование), я буду рассматривать с нескольких сторон. И с моральной (Локи и его сестры и их различное отношение к себе и к миру), и с научной (попытки создания полукровок), и с политической (одна из причин возвышения асов — это их феноменальный геном). Разговор Локи и Хель составлен из цитат «Старшей Эдды». Все же Хель — древняя богиня, не может она разговаривать так же, как Локи или даже Один.
С окончания прошлой части прошло два месяца, сейчас в Асгарде август, жара. Правда, жара по-асгардски — это максимум двадцать пять градусов. Я не раз говорила, что мой Асгард — это Исландия, но все же в мелочах приходится отходить от истины. Так, исландцы не живут земледелием. Все больше охотой и рыболовством. В качестве овощей используют водоросли, поэтому от жары голода быть, теоретически, не может.
Хагалар до сих пор не может прийти в себя после произошедшего. Изменения замечают все. Но, что самое важное, он теперь несколько по-другому относится к Локи. Прошлый Хагалар ни в коем случае не пустил бы Локи в Хельхейм. Локи, как и собирался, допрашивает ученых об их прошлом и о том, что заставило их прийти в поселение. Получается у него, правда, не очень хорошо.
Разбор сорок восьмой главы
Впервые пишу главу сразу с семью локациями, ну да сейчас и в самом деле происходит очень много параллельных событий. При желании каждую сценку можно было расписать на несколько страниц, но тогда пропал бы эффект недосказанности, эффект «стоп-кадра».
В первой сценке нет фокального персонажа. Мы смотрим на персонажей сверху без четкого ведущего. Эта сцена, как и четвертая у вулкана, сыграна на кончиках пальцев, она пленит своей недосказанностью. Отношения героев друг к другу до конца непонятны. Фула не узнает Хагалара, зато он узнает ее, Фригг спокойна, хотя должна была бы проявлять эмоции. А еще и полумрак, создающий пугающую атмосферу. В конце Хагалар тушит свечи, желает Фуле спокойной ночи, и непонятно, остается ли он на ночь с Фригг, пока нет Одина, или уходит во тьму, оставляя сестер наедине?
Части с Алгиром и Ансур принадлежат не мне, а людям, которые отыгрывали этих персонажей. Я и представить не могла, что один будет везде видеть врагов и строить долгосрочные планы, а другая уткнется в книги и из них не вылезет, но именно так написали хозяева сценок. Я долго думала, куда именно посылать героев: в Молдову или Грецию. К сожалению, я не была ни там, ни там. В интернете гораздо больше фотографий Греции, и я уже собралась отправить героев в Ларису, как тут объявился знакомый, который бывал в Молдове и который нашел мне заметки об этой стране и фотографии. Бывает же удача!
Сцена у вулкана тоже сыграна на кончиках пальцев. Конфликт юности и старости, обиды, которые так и не были высказаны, ошибки, которые не исправлены до сих пор — все это создает грустное настроение. Эта часть посвящена безысходности. Мало того, что нельзя вернуть прошлое, когда герои были молоды, сильны и красивы, так еще и нельзя исправить ошибки. Все тлен. Эта маленькая главка мягко раскрывает несколько тайн персонажей и ставит новые вопросы, на которые читатели не получат ответы. Вулкан, на который персонажи взбираются, существует на самом деле. Живет в Исландии. На него тяжело подниматься, несмотря на то, что в горе выдолблены ступени. На его вершине и в самом деле большая яма — бывший кратер. Она вся в траве и там очень странная акустика.
Оставшиеся три сценки посвящены промышленной революции. Сперва мы видим ее глазами мелкой сошки — Фену. Это логист, который сопровождал Раиду в Мидгард. Фигура малозначимая и практически непроработанная. На его плечи и на плечи остальных логистов неожиданно свалились безумные идеи Локи, которые они вынуждены претворять в жизнь.
Сам Локи собой очень доволен и считает, что промышленная революция — это его триумф. Ископаемые, которые можно получить из других миров, выведены на основе описания миров по Северной традиции, а предложения естественников — статьи из журнала «Химия и жизнь» за восьмидесятые годы. В разноцветные ленты эволюционировали разноцветные столбы. Когда я еще только продумывала поселение, то считала, что у меня будут отдельные дома для магиологов, магов, целителей и прочих, и около каждого будет врыт столб своего цвета, чтобы легче было ориентироваться. Увы, впоследствии от этой идее пришлось отказаться, но вот сейчас, спустя два года, столбы таки вернулись, правда, в образе лент.
Последняя часть с Хагаларом далась мне нелегко. После случившегося презирать Локи он больше не может, скорее жалеть и использовать в своих целях, что я и пыталась показать. Маннар — воплощенная доброта. В данном сюжете он присутствует потому, что подходит Хагалару по возрасту и находится с ним в приятельских отношениях. Алгир, как всегда, в недовольном и несколько нервозном настроении. Он первый вслух высказывает ту мысль, которая давно уже летает по поселению — смерть Тора решит все проблемы Локи.
Разбор сорок девятой главы
Промышленная революция идет полным ходом, а значит, активировались химики и инженеры — ближайшие главы будут посвящены научным открытиям Земли, Хельхейму и Кишиневу. Что касается той науки, которая заявлена в этой главе: мы, наконец-то приблизились к разгадке тайны каскета. Правда, обычными методами выделить ион железа в комплексе невозможно. Как говорят химики, это возможно сделать только с помощью спектрального анализа, зато можно совершенно случайно изменить цвет комплекса и таким образом приблизиться к разгадке. Что касается прокладки труб, то с ней все еще сложнее. Я из Исландии привезла целый фильм, посвященный использованию энергии гейзеров, но там описаны только современные методы (сложнейшие установки, заводы и прочее), которыми поселенцы не смогут воспользоваться при всем желании. Благо, один из инженеров примерно представляет себе, как именно надо бурить — воспользуюсь в последующих главах его знаниями.
Это первая глава, где два фокальных персонажа, и оба Ивары. Сразу видно, насколько они друг от друга отличаются и насколько разными категориями мыслят. Маг вобрал в себя многие человеческие пороки, однако поэтому он смотрится гораздо более живым, чем вялый и спокойный естественник.
Естественница, разговаривавшая с Локи, не придумана, а списана: у нее есть своя озвучательница. Чем больше людей я задействую, тем интереснее становится текст. Люди предлагают такие формулировки, которые мне никогда не пришли бы в голову, но которые делают проходного персонажа живым.
В этой главе собрано очень много упоминаний из предыдущих: подарки из Ванахейма, фенсалирские лягушки, просьба Сиф привезти птичку, болезнь Хагалара, вертолетик из Мидгарада, ранение естественников, просьба Лагура о помощи, возвращение из Ванахейма — фактически эти глава объединяет штук двадцать других.
Мы наконец-то узнаем истинное отношение Ивара-2 к Локи. Оно может вызвать некоторое удивление: все же странно, что он столь явно презирает того, кто может поднять его наверх, однако такова сущность людей, подобных ему. Ивар-2, кроме того, что представляет собой воплощённое самолюбие, еще и делался на основе парочки человек. И у них все люди делятся на тех, которых они презирают, и на тех, которыми они восхищаются и к которым тянутся. Достигнув некоторой вершины, они превосходят свой идеал в чем-либо (или им кажется, что они его превзошли) и забывают о нем, скидывая его в кучу презренных и выискивая новый идеал. Поэтому, да, когда Ивар-2 только встретился с Локи, он действительно восхищался им и уважал, по крайней мере, как сына Одина. Но сейчас, узнав бога получше, он не может не смеяться над ним. Во многом он похож на Хагалара, разве что старый маг хочет хотя бы попробовать сделать из Локи что-то стоящее, а молодой собирается пройти по голове Локи и устремиться к более привлекательным вершинам.
Разбор пятидесятой главы
Час пробил, хотя бы один персонаж узнал истинное положение дел. Правда, все равно половины не понял и переврал, ну да не суть. Итак, теперь Ивар-2 владелец самой важной информации для всех персонажей. Вспомним начало: Фригг и Один уверены, что Локи остался в поселении из-за Хагалара, поселенцы же уверены, что бедного Локи к ним сослали, допрашивают и собираются казнить. Это недопонимание уже привело к ненависти Фригг к Хагалару и к идеям свержения Одина среди поселенцев. Сложно даже представить себе, как себя чувствует Ивар-2. Да, он эгоцентрист, поэтому ничего, кроме своей шкуры, его, по большому счету, не интересует, но все равно неприятно знать, что все твое окружение радостно идет в ловушку. Если бы несколькими главами ранее Раиду не попытался его убить за легкие подозрения насчет царевича, Ивар бы еще мог попробовать донести истину (искаженную, правда, его предрассудками и предубеждениями) до поселенцев. Как мы видим, в Леди Сиф, к которой он раньше питал хоть какие-то нежные чувства, он тоже разочаровался, что не помешает ему, разумеется, демонстрировать самую нежную привязанность. Сиф не знает о том, что Локи полуетун, но ее гневный возглас насчет того, что Локи не член царской семьи, случайно попадает в точку. У Ивара сейчас огромное количество информации, но предубеждения не позволят ему раскрутить всю интригу.
Начинаем же мы эту главу глазами Локи, который тоже узнает о себе очень много интересного. Идея создания полукровок пришла мне в голову еще летом. Правда, тогда не было таких звучных названий как «асетуны» и «ванасы» — это пришло сильно позже и придумано частично не мною. Я давно задумывалась о том, почему асы — боги. Понятно, почему они боги для неразвитых людей, но почему их богами признают все другие миры? Почему Одина признают — я давно решила: он практически бессмертен, но чем же выделяются простые асы? Почему бы не возможностью скрещиваться со всеми? Это даже не противоречит мифам, где браки между асами и людьми, ванами и великанами вполне себе описываются. Локи напуган перспективой бездетности, и это еще одна причина, почему он не желает трона (отличное дополнение к восприятию Одина в качестве истинного бога, который не может ошибаться и который сам укажет, где быть). Человеку обычно нравится заниматься тем, что ему хорошо удается. Поскольку поселенцы чуть ли не на руках Локи носят, вполне естественно, что ему нравится там. Особенно учитывая, что семья делает все, чтобы он держался от нее подальше: Тор не доверяет, мать полощет мозги, отец открывает страшную правду, которую Локи лучше не знать. Единственный, кто пока не делала ему зла из дворцовых асов — это его учитель. Единственный, с кем Локи полностью откровенен, и кому он рассказывает даже о своем величайшем позоре — о Халке. Ивару-2 очень повезло: Локи хочет остаться во дворце, чтобы привести свое тело в порядок. А у мага появляется время на то, чтобы спасти себе от, как он считает, двуличности Локи.
Теперь что касается мелочей. Портрет каравайки вы можете увидеть в комментариях к главе. Лично я ее в Исландии не видела, но говорят, что существует. А вот болота, по которым пробираются герои, вполне реальные, как и гора Тора — тоже существует, и камень на ней присутствует. Ивар и Ингвар — действительно реально существующие исландские имена: почему именно этим двум рунам оказали такую честь, сказать не могу. Насчет равноправия воинов и дев-воительниц… По мифам ничего невозможно понять о валькириях, но раз они воевали наравне с мужчинами, значит, были равноправны. Проблема в том, что истинная жена Тора, Сиф, не была ни валькирией, ни девой-воительницей, но тут ничего не попишешь — вселенная все-таки Марвеловская. Возможно, кто-то помнит, что в одной из первых глав поселенцы говорили, что Сиф — невеста Тора. Сейчас это подтверждает сама Сиф, а до этого об этом же говорили Одина и Фригг. Все знают о скорой свадьбе, кроме самого Тора, который стремится на Землю к Джейн. Что касается сада, в котором сидят Локи с Фригг: не просто так прописано, что там стоят фонтаны из Ванахейма и статуи из Мидгарда — это военные трофеи, сохранившиеся еще с тех времен, когда велась война между всеми мирами, так что статуи ни в коем случае не эпохи Возрождения, а скорее Древнегреческие или даже более раннего периода. Насчет слова «кенинг» — это художественный прием, любимый скандинавами. Состоит он в том, чтобы называть понятия не словами, а описаниями. Так, «корабль» превращается в «вепря волн».
Разбор пятьдесят первой главы
Наконец-то кто-то из поселения попадает в Фенсалир, и читатели могут узнать, как же он выглядит изнутри. Ранее мы встречали в нем Фригг, и подробно описывать ее же собственный чертог ее словами было бы странно. Описание взято из Северной традиции. К сожалению, этому чертогу там посвящено всего несколько строк.
Сцена с лягушками примечательна по нескольким параметрам. На ее создание меня вдохновило прочтение одного фанфика, где тоже были и болота, и вороны, но совершенно в другом ключе описаны. Не раз слышала жалобы от разных людей, мол, стоит посмотреть фильм или прочитать книгу, как тут же хочется вставить в свой фанфик какой-нибудь момент из увиденного. Не вижу в этом ничего плохого. Фанфик от вставок обычно только выигрывает и расцветает новыми красками, ведь персонажи в этих дополнительных эпизодах показываются с нестандартных сторон.
Болота в Исландии я лично не встречала, но ходила по топям: пружинящая земля скрюченные кустики — прыгать там за лягушками было бы крайней неприятно.
Ногастые змеи выдумка, но не для этого фанфика. В последние месяцы мы очень подробно прорабатываем мир путем отыгрывания сценок в параллельной вселенной того же фанфика. Места те же, персонажи те же, но некоторые события закончились не так, как в основной линии, и все изменилось. В результате появилась куча новых деталей. Не все они войдут в повествование, но те, которые войдут, его украсят. Как в данном случае: без змей вполне можно было обойтись, но с ними интереснее.
Квакающие разбегающиеся во все стороны лягушки — тоже не моя идея, она взята из другого фанфика (не из того, где ворон с болотами) и переработана.
Волшебные животные Одина — тема благодатная, и очень жаль, что она редко используется в фанфиках. Я еще понимаю, почему им не посвящены отдельные произведения, но почему ими не украшают повествования, посвященные богам?
Вторая сцена соотносится со сценой из «Тора», когда Сиф и троица воинов сидит у огня и решает, что делать. Они тогда приняли судьбоносное решение пойти за Тором. Ивар принимает несколько не менее судьбоносных. Если бы Локи не был полукровкой и позволил бы изучить себя и отца, асы вполне могли бы узнать секрет бессмертия (по крайней мере Ивар так думает). Асы — боги для других миров: этот постулат объяснить было просто, но вот как обожествить царскую семью? Я долго думала и пришла к выводу, что главный признак бога — это долгая жизнь (чудеса можно делать с помощью артефактов). Дальшеосталось только придумать разумное объяснение долгой жизни Одина.
Локи, разумеется, против исследования царской семьи, ведь таким образом поселенцы поймут, что он не ас. Но ему очень интересны тайны отца. Он сразу же и без колебаний соглашается исследовать животных.
Сериал, о котором говорит Локи, существует и посвящен Елизавете, дочери Генриха VIII.
Вторую сцену мы видим глазами Наутиз. Много месяцев назад мы с ее хозяйкой думали отправить ее вслед за беглецами и разыграть сцену между ней и Ансур, но это оказалось слишком сложно. Зато просто оказалось вставить некоторые маленькие факты, которые действительно касаются создателльницы Ансур. То же касается и озвучателей. Да, люди просто дарят свою речь персонажам, я не ставлю перед собой цель срисовать своих знакомых (это очень сложно), но некоторые их черты, моменты биографии гармонично смотрятся рядом с выдумкой.
Наутиз не жаль Ансур, у Наутиз к ней не меньше претензий, чем у самой Ансур к подруге. Как показывает практика, так обычно и бывает: на словах друзья, а на самом деле думают друг про друга исключительно гадости и копят обиды. Это в кино друзья бросаются на помощь и защищают до конца, в реальности друзья станут врагами или просто отойдут в сторону. Исключения бывают, но они редки.
Сценка с именами для домов тоже навеяна, правда, не фанфиком, а книгой, прочитанной много лет назад (да, в этой главе море переработанных вставок из чужих художественных произведений). Там думали, как назвать новую улицу. Сперва хотели ее назвать в честь подрядчика, тот решил назвать ее в честь своего начальника, тот — в честь мэра. Дошли до властителя страны, если не ошибаюсь.
Не прошло и семисот страниц, как на горизонте замаячило что-то, отдалено напоминающее классическую любовную. В реальной жизни озвучатели Наутиз и Ингвара знакомы, но больше по интернету и лично виделись всего несколько раз. Тем интереснее было представить их возлюбленными. Точнее, влюблена Наутиз. Ингвар о ее планах не знает (тоже типично жизненная ситуация: женщина уже напридумывала совместное будущее, а мужчина только запомнил, как же ее зовут). Ингвар весь в работе, в Хельхейме. Ему нет никакого дела до метаний Наутиз, у него фотографии не получаются. Хельхейм, представленный в повести, тоже взят из Северной традиции (это уже четвертый мир, с которым мы знакомимся, перед этим я описывала Асгард, Ванахейм и Етунхейм, надеюсь, что на Хельхейме мы и остановимся). Аналога в реальности, подобно Ванахейму — Индонезии и Асгарду — Исландии, у Хельхейма нет, вся информация взята из Северной Традиции, кроме одной мелочи: Хель ётун, а не асётун, ну да по мифам она дочь Локи, чего не может быть в повести.
Пару слов о Гуттенберге. Он первый создал печатный станок в пятнадцатом веке на территории современной Германии. Германия до последнего времени не была едина и не имела даже общего языка, поэтому Наутиз и сокрушается, что разговаривать с Гуттенбергом будет очень сложно. О его жизни известно очень мало, но умер он, вроде бы, не на поле брани, так что вполне мог попасть в Хельхейм.
Вернемся к нашим беглецам. Сейчас, когда все сцены с ними описаны, я, наконец, могу показать создателям Ансур и Алгира текст друг друга Пока одна увлеклась книгами, другой вынашивает коварные планы. Алгир из тех, кто душой аморален, а вот действует, пускай и в своих интересах, но на благо других. В этой главе он выходит на улицу. Я не была в Молдове, но, благодаря озвучателю Ингвара, прочитала рассказы людей, которые там бывали, посмотрела фотографии и решила поселить героев в самом центре на главном бульваре. Если кто был в Кишиневе, то вполне может узнать описанные места.
Разбор пятьдесят второй главы
Вторая, внеплановая болезнь Локи. Внеплановая для меня, потому что при написании предыдущей главы, в которой Локи ловил жаб, я не думала, что он заболеет, однако потом, поразмыслив, пришла к выводу, что его болезнь может быть прекрасным толчком к развитию дальнейшего сюжета. Первая половина главы создает ощущение сна. Она от имени Локи. Он очень плохо осознает окружающее, поэтому предложения то короткие, отрывистые, а то длинные и оторванные от реальности. Тор, Фригг, даже Один — все выглядят марионетками, потому что Локи не может ни на чем сосредоточиться.
Что касается башни и неприятных воспоминаний, связанных с ней. Именно там состоялся второй разговор между отцом и сыном, именно там Один нанес Локи сокрушительное поражение.
Душевное состояние Локи сильно изменилось: после потрясения, которое ему устроил Хагалар, он не чувствует больше благоговения перед богом и боится поворачиваться спиной к окружающим. Общеизвестно, что физическая боль притупляет сильные эмоции. Во многих фанфиках я встречала такую ошибку: персонаж переживает сильное потрясение, неважно, физическое или духовное, страдает от него сколько положено глав, а потом резко забывает о произошедшем, и никаких негативных последствий не ощущает.
Раньше у Локи были псевдогаллюцинации зрения — он видел вокруг головы отца нимб, теперь они сменились на псевдогаллюцинаии ощущений (обжигающие прикосновения), спровоцированные болезнью.
Обратите внимание на то, как Один приветствует своих родных: каждому он говорит всего одну фразу: Фригг о своем здоровье, Тору об управлении Асгардом, Локи о нежданном приезде. Сценка маленькая, действие сменяется быстро, но сколько информации в ней содержится.
Один ошибается, считая, что Локи приехал по делу. Фактически он таким образом расписывается в собственной некомпетенции, показывает, что он не бог и что знает не все, но Локи не в том состоянии, чтобы это понять. Ему дают возможность получить ответы на все вопросы. Один знает, что большинство из них Локи не задаст. Впервые разговор между этими персонажами похож на обыкновенный разговор отца и сына. Нет борьбы, нет и слепого обожания. Этот разговор мог бы стать по-настоящему семейным, если бы был обоюдным. Но нет: Локи не смеет о многом спрашивать, а Один не видит смысла его допрашивать и направлять. Все, что ему нужно было, он уже у Локи узнал. Он больше не давит, не ломает, он милостиво позволяет Локи заниматься тем, чем тот хочет, давая понять, однако, что это лишь глупости.
В прошлый свой приезд Локи разочаровался в матери, узнав о ее прошлом. В этот раз ситуация только усугубляется. Фригг не поддерживает его, наоборот, пытается научить жить, что Локи совсем не нравится. Из матери и бога Локи, не задумываясь, выбирает бога, что противоречит обычному положению вещей, которые мы видим в фанфиках. Обычно Локи готов на все пойти именно ради матери.
В главе присутствует мое любимое зеркальное отражение. В данном случае кнута и пряника. Сперва Один неожиданно приказывает раздеться, и Локи пугается худшего, потом столь же неожиданно целует в лоб. И то, и другое оказывается всего лишь проявлением заботы, но сколь неожиданны для Локи такие поступки бога.
Бредовые фантазии Локи — это бред для этой реальности, но правда для той, которую мы описываем параллельно. Многоногие звери, пожалуй, одно из самых милых дополнений, которыми можно разбавить сложный полунаучный текст.
Встреча Алгира с Фену была написана еще в мае вместе с реальным Алгиром, а в ноябре она лишь дополнилась описаниями Кишинева (на момент написания главы я еще точно не знала, в какую именно страну закину героев). Поскольку я сама в Кишиневе не была, то не могу подробно описывать всякие мелочи. Герои живут на самом большом бульваре, а гуляют в самом большом парке города. Говорить об этой сцене почти нечего, потому что она не моя: создатель Алгира ее придумал, я записала практически под его диктовку. Единственное — мы не договаривались изначально о том, что текст будет на английском. Только потом я поняла, что язык асов незнакомка знать не может, а выучить румынский или русский не успеет.
Алгир преследовал только свои цели, выкрадывая зажигалку, но Фену его не поняла и дезинформировала всех. В результате целитель решает взять ситуацию под свой контроль. В теоретической части статьи я говорила о том, что философия текст очень украшает. Небольшие ее вставки встречаются в начале, потом идет множество глав без нее, и вот сейчас я о ней снова вспомнила, а один из членов фелага оформил мои сумбурные мысли в философские рассуждения.
Разбор пятьдесят третьей главы
Первая часть этой главы — самая сложная. Нужно было в одной части показать пять точек зрения и наглядно продемонстрировать, насколько Фригг, Тор, Локи и Ивар приземленно мыслят по сравнению с Одином — истинным богом. Локи страдает о том, что ему надоело общество матери, Фригг о том, что ей надоело общество Локи, Тор о том, что мать нянчится с преступником, и только Ивар не страдает, а пользуется ситуацией, но мыслит все равно приземленно. А Один как всегда все просчитал заранее, понял истинное положение вещей, но дает Локи возможность купаться в иллюзиях. Мотив «не стоит связываться с тем, кто тебе не ровня» обыгрывается в литературе, но я не встречала его в фанфиках. В жизни очень часто бывает, что человек заводит друзей не в своей среде, а потом попадает в неприятности просто потому, что у него с друзьями сильно расходятся представления о черном и белом. В наше время различие уже не так сильно, но в сословном и, тем более, кастовом обществе огромно. Ученые — бывшие крестьяне, законы чести и верности им неведомы. У Локи действительно очень шаткая ситуация, ведь в его жизни нет ни одного аса, которому он интересен как личность. Окружение просто использует его для своих целей, жалеет, ломает, восстанавливает, боготворит, но не любит, не дружит. Локи один, хотя он этого и не понимает.
Заключительная сцена с беглецами была написана много месяцев назад и существенных изменений не претерпела. Даже переводить ее на другой язык не пришлось. Целителю таки удалось забрать Тессеракт и оставить преступников на свободе. А, главное, он даже не узнал, что от смерти его спасло только отсутствие частицы. Как я уже говорила, Алгир из тех, кто думает всегда и обо всех плохо; кто планирует страшное, но делает исключительно добро. По мыслям он подонок, но в реальности он спаситель. Когда он сидит на площадке, то удивляется, как люди могут называть «семьей» исключительно родителей? В Асгарде, как и в Исландии, «семья» — это клан, который живет в одном длинном доме (или в парочке соседних), и дети с малолетства привыкают к тому, что вокруг них полно родственников.
Целитель делает все, чтобы защитить друга от мести поселенцев. Он считает, что ему удалось, однако логисты Мидгарда поклялись отомстить, и теперь все зависит только от скорости перемещения беглецов и качества подделки документов.
Что касается музея Пушкина, то пусть он никого не удивляет. Пушкин жил в Кишиневе в ссылке. Сохранился его дом, а в парке стоит его бюст.
Обычно все действия одной главы происходят параллельно, но в данном случае пришлось охватить достаточно большой промежуток времени: то мы пребывали с двумя Алгирами в Мидгарде, а то мы уже празднуем с Наутиз в Асгарде. У нее все получается, она пьяна и счастлива, полна надежд на будущее. Литеры таки сделали из свинца, несмотря на все старания Ивара, печатный станок запустили. Фелагу Наутиз нечего делать, и нет Локи, который дал бы новое задание.
Секрет фокуса Ивара я раскрывать не стану, но, если что, в интернете его найти можно. Действительно все дело в математике, точнее, в арифметике.
Разбивание пластины станет новой эрой для поселения. Отныне работа логиста перестанет быть смертельно опасной, исчезнет контроль сверху (в виде Хеймдаля). Вопрос только в том, не привезут ли ученые что-то такое, с чем не смогут справиться?
Ингвар проникается все большей любовью к Хель и ее миру, жаждет едва не поселиться там и сделать ценные снимки. Наутиз — его полная противоположность: она бежит от смерти и в прямом и в переносном смысле. Впоследствии это противопоставление сыграет свою роль.
Разбор пятьдесят четвертой главы
Эта глава писалась очень долго — полтора месяца. Ее начало появилось еще в первых числах января, а окончание — в середине февраля. Причем его изначальный вид и доставшийся фелагу очень сильно отличаются друг от друга. Первый вариант начала выглядел так:
«И вот онснова тверо стоит на ногах. Болезнь отступила, мать, надоевшая за несколькодневную олезннь, наконец, оставила его. Он снова один и ве в той же башне отца. И снова отец рядом с ним. Все повторялось, будто и не было нескольких дней болезни. Он снова сидит на том же резном стуе, отец сидт напротив его и смотрит. Тяжело, выпытывающе. Будто что-то могло произойти за ремя болезни. Что-то дурное, в чем, разумеется, виноват Локи. Как и всегда.
— Мама сказала, то ты поймал нескольки лягуек в Фенсалире, — анруши л отец тяжелое молчание. — А Хугин пеедал, что т ы берешь кровь воолшебных животных. И не только их.
Повисло тяжелое молчание. У Локи не бло никакого желания говорить об эксперементах — слишком свежа была реакция матери. К тому е отцу не за чем о чем-либо спрашивать, он итак все и всегда знает.
— Еси ты против, я немедленно избавлюсь от всех образцов, — устало произнес он, тяжело подбирая каждое слово. — Одно твое слово…
-Твоя покорность немногим лучше дерзости, которую тя позволял себе, вернушвшись из бездны, — заметил Одн, незаметно переводя тему. — Я тебе еще ничего не запреал.
— Но собираешься.
— Нет.
Локи промолчал. Говорить с отцом и пытаться его понять было практически невозможно.
-Я скорее хотел узнать, не нужны ли тебе и другие образцы. Других магческихжживотных, — Один положил ногу на ног и заложил рки под голову. Весь его ид говорил о том, что беседа доставляет ему удовольствие, или, по крайней мере, не приносит никакого неудовольствия. И Локи л бы рад скахать про себя то же самое, но не мог — слишком свежи были воспоинания о словесных битвах, который он смел вестис богом. Теперь все было по-другому. Больше он битв не ве, теперь ему бло стыдно даже за попытки оспорить верховодство Одина Всеотца.
— Я использовал всех, — произнес Локи пчтаительно.- Волки, петх, вороны и.
— Это не все, -перебил Один. — В юности, когда я был немногим младше тебя, я уже создавал разумных магических существ.»
То же самое спустя месяц правок:
«Локи казалось, что он целую вечность валялся в постели, хотя календарь свидетельствовал об обратном. Царевич не мог понять, что его больше раздражало: болезнь как таковая или мать со своей неусыпной заботой, напоминающей слежку. Она днем и ночью сидела у его кровати, сотню раз справлялась о его самочувствии, гладили по голове, читала вслух и разговаривала-разговаривала-разговаривала. Только через четыре дня, когда Локи понял, что скоро сойдет с ума от подобной опеки, царица торжественно удалилась в Фенсалир, окрестив его здоровым. Молодой маг только обрадовался одиночеству, как пришел отец, почти не заглядывавший в башню в течение болезни.
— Я хотел поговорить о твоих исследованиях, — тяжело произнес Один, снизу-вверх глядя на стоящего у стола воспитанника.
— Если ты против них, я немедленно избавлюсь от всех образцов, — быстро ответил Локи, надеясь, что его скоро отпустят: после четырех дней постельного режима ему очень хотелось прогуляться на свежем воздухе и размяться с оружием.
— Я не против, — медленно ответил Один, будто специально растягивая гласные. — Я хотел узнать, не нужны ли тебе другие магические животные?
— Я уже говорил со всеми, — произнес Локи почтительно. — С волками, петухом, воронами и белкой…
— Это не все, — перебил отец. — В детстве и юности я уже создавал разумных магических существ».
Как видно, второй текст уже вполне читабелен, в отличие от первого, но сильно отличается от конечного варианта, расположенного на сайте. Никогда не могла понять тех, кто умудряется сразу писать текст набело.
В этой главе мы видим четыре сценки, разные по духу и времени. Сперва мы уходим вперед, в выздоровление Локи, потом отходим на пару дней назад и гуляем вместе с Иваром по Фенсалиру, потом проматываем пару недель вместе с Раиду и заканчиваем последним днем пребывания Локи у родителей глазами Берканы.
Тараканы Одина — давняя шутка, давний рисунок. Изначально они были не материальными, а просто синонимами слова «мысли», потом мы решили их воплотить в повести.
Разговор Одина и Локи очень похож на тот, который персонажи вели до болезни в 52-й главе. Изменилось настроение, но не изменилась основная тема.
Мы продолжаем углублять противопоставление матери и отца. Отец все еще велик и могуч, мать же только мешает и кажется Локи чем-то несущественным и лишним, правда, все еще любимым. К сожалению, в большинстве фанфиков старшие боги (особенно Фригг) заштампованы до невозможности. Фригг всегда любит Локи, всегда на его стороне, всегда защищает. Либо, в редких случаях, не любит и, следовательно, выступает его антагонистом. Но ведь возможен и третий вариант: у персонажей могут быть ровные отношения, без перекоса в сторону любви и ненависти. Более того, в реальности именно такие отношения связывают большинство людей.
Тема семьи — основная в первом отрывке. Мать все еще многое значит для Локи. Да, она ему надоела за время болезни, но все равно лучше настоящей матери — предательницы Асгарда (по крайней мере, так считает сам Локи).
У Одина свои планы на Локи — он уже чуть не прямо приказывает сыну освоить магию, но Локи не понимает прозрачных намеков и понимать не хочет, и у Одина пока нет идей, как принудить строптивца к обучению. Пока он лишь прощупывает почву и убеждается, что, несмотря на то, что он Локи сломил, мальчишка все еще не желает плясать под его дудочку.
Следующими на сцену выходят Ивар со змейками. Змейки нравятся одному читателю, поэтому они мелькают столь часто, а идея с портящимися в дали от Фенсалира лягушками принадлежит одному из членов фелага. Змейки продуманы до последних мелочей благодаря параллельной вселенной. Рисунок, который многие видели в прошлой части, на самом деле, принадлежит этой.
Когда я садилась писать эту часть, то понятия не имела, куда именно заведет разговор Ивара и Сиф. Оказалось, что прямиком к убийству Локи. Честно говоря, таких мыслей у меня не было, так что пока не могу сказать, продолжу ли работу в этом направлении.
О том, что Локи полукровка, никто не знает, и Ивар в том числе, но учитывая, что он маг и часто видел колдовство Локи, он не мог не заметить, что что-то не так. Теперь осталось только рассчитать: может ли он хоть до чего-то додуматься, изучив украденную змею.
Раиду поглощен наукой, которую мне долго и нудно выстраивали два инженера. От изначального варианта сценки осталось очень мало, потому что я себе бурение представляю плохо. Хорошо иметь сразу двух инженеров под рукой: какие несостыковки не найдет один, те приметит второй.
И, наконец, Беркана. Аукается ее любовь к Ванахейму, аукается темное прошлое и страх боли. Беркана страдает. Как ни странно, но постепенно ее характер вырисовывается все лучше. Из девушки обыкновенной она постепенно превращается в девушку завистливую, страдающую и безрассудную. И она, и Раиду используют положение Ивара, но насколько по-разному они это делают. Встреча Берканы с невестой Локи продумывалась очень давно — больше двух лет назад. Это одна из первых сцен, на которых строился весь скелет фанфика. Как мы помним, изначально я писала теоретическую часть статьи, где посвятила целый огромный раздел девушкам Локи. Я подробно разобрала признаки девушек, создала Беркану — полную противоположность классической Девы — и столкнула ее с Мери Сью. Да, у девицы появится имя, но суть останется — это воплощенная Мери, которая будет сочетать в себе, по возможности, все качества Мери, а именно: избранная, любимая, сильная, влиятельная, мудрая, всемогущая, дружелюбная, талантливая, бессмертная, красивая, трагичная, милая хамка, благородная спасительница — все это соединится в одном флаконе. Что получится — увидите в следующей серии.
Разбор пятьдесят пятой главы
Мы продолжаем знакомиться с Мери Сью. Я постаралась вложить в Алоизетту все возможные признаки сего явления, сделать ее настоящим воплощением мерисьюичности. Думаю, описывать тут нечего — любой видит все противоречия образа, любой видит его ванильность. Алоизетта рассказывает небылицы о Локи. Точнее, это небылицы с точки зрения той, кто знает Локи-бога. Однако во многих ли фанфиках мы видим именно бога? Нет! Бог превращается в истеричку, причем сволочную истеричку, жалующуюся на жизнь мимопроходящей ДЕВЕ, которая, разумеется, его поймет, простит, приголубит и влюбит в себя. Подробней об этом явлении можно почитать в теоретической части статьи.
Алоизетта говорит с ошибками, потому что асгардский для нее неродной. Персонажи теоретически говорят на древнеисландском. Он далек от немецкого, однако речь девушки (точнее, ошибки в ней) я составляла на основе ошибок, которые лепят мои собственные ученики немецкого языка. Их речь то отрывистая, грубая, а то наоборот получаются длинные, красивые и неправильные с грамматической точки зрения предложения. Алоизетта знет многое, она знает истинную историю Локи, но Беркана списывает употребление слова «взял» на ошибку, ей в голову не приходит, что Локи действительно подобрали.
Сцена с Алоизеттой комичная, пародийная, она противоположна полной пафоса сцене между Сиф, Фригг и Фулой, где решается судьба Тора (причем без самого Тора). Изначально разговор должен был проходить между Фригг, Сиф и Одином и символизировать единство царской семьи, но раз среди читателей есть почитатели Фулы, то можно вставить и ее. В результате настроение сцены изменилось на противоположное: это уже не единство царской семьи, а наоборот, противостояние: Фригг и Один, Сиф и Локи.
Возможно, многих удивляет отсутствие как такового любовного треугольника между Сиф, Джейн и Тором. С моей точки зрения, он невозможен в мире, где за 69 человеческих лет персонажи взрослеют всего на год. Джейн умрет через год, по асгардскм меркам, поэтому Сиф нет никакого смысла устраивать скандал. Если Тору хочется пожить немного со смертной, то пускай живет. Главное, чтобы он не попытался сделать ее царицей.
Насколько я не представляю себе ревность Сиф к Джейн, настолько же не представляю себе Сиф на троне. Она воин, а не царица. За два фильма и две серии «Агентов щита» я увидела только девушку-воина, не блещущую ни умом, ни особенным желанием править целым миром. Роль царицы далеко не так сладка, как может показаться. Принцесс обычно готовят с детства, но Сиф никто не готовил. По большому счету, ни в одном источнике не мелькает прямое доказательство того, что Сиф действительно прочили Тору в жены.
Третья часть главы написана от имени Тора — разбавим женскую логику мужской. Тора мало волнуют дела любви (несмотря на то, что он отправляется к Джейн), зато его очень сильно волнует Локи (не забываем, что Локи пытался его убить уже раза два), и он подозревает брата в попытке разжечь народное недовольство. Тор неправильно интерпретирует нервозность Локи из-за сопровождения отца (дело вовсе не в обычной революции, а в промышленной, которую Локи не желает показывать отцу раньше времени). И дело даже не в тщеславии. По прошлым главам мы знаем, что Локи обязал местных жителей помогать отверженным, но те вполне могут быть недовольны таким положением дел. Пробраться во дворец почти невозможно, но если царь сам к ним приедет — почему бы не рассказать о вольностях изгнанника?
Тор подозревает худшее — и это худшее появляется — Алоизетта нападает на Одина. Причем ее (как и любую Мери Сью) никто не может остановить, даже три бога. Локи и поселенцам придется долго доказывать, что они здесь ни при чем и это не их прихвостень.
Разбор пятьдесят шестой главы
Я не могла себя заставить написать эту главу чуть ли не месяц — столь абсурдной она должна быть и такой же получилось. Сложно поверить, что Алоизетта задумывалась одной из первых и ей в противовес формировалась Беркана. Читавшие теоретическую часть, могут вспомнить, что добрая треть глав была посвящена образу Девы в фанфиках с Локи. Я ознакомилась более, чем с сотней девофанфиков, и у меня сводило зубы от штампов и однообразия. Как же хотелось показать людям всю нелепость девофанфиков,
вставить штампы в одну главу, доказать, сколь ничтожны и абсурдны Мери Сью, которые в два счета (ну или за пару сотен страниц) влюбляют в себя Локи, хамят Одину и оказываются супер-сильными героями, незаменимыми для Асгарда. Два с половиной года Алоизетта ждала своего выхода, и вот она перед вами, во всей красе.
В этой главе много откровенных ляпов и несостыковок (самый яркий из них — Алоизетта угрожает Одину в поселении — а где же все ученые? Царя пришли поприветствовать мастера, но прочие жители должны ходить где-то вокруг. Но нет, никто не смеет подойти, Беркана никого не видит). Второй: Тор идет в Мидгард, не выяснив судьбу Мьельнира (видимо, настолько был очарован красотой Алоизетты, что такие мелочи, как молот, вылетели из головы). Беркана смотрит на целующихся Локи и Алоизетту, но не замечает, что синева начинается с руки, которой Локи держится за каскет — очевидно, не может оторваться от лиц прекрасной пары. И таких вот мелких ляпов достаточно много.
Честно скажу, мне было откровенно смешно писать, как девица быстренько усыпила сильнейшего мага Асгарда, захватила личное оружие Тора и, не успев его применить, тут же побежала обниматься с Локи, будучи уверенной, что ее не тронут. Это абсурд чистой главы, но главное в главе — пародии на фикбук, поэтому абсурд уместен.
Обвинения Алоизетты — это сборная солянка из штампов по девалокиевским и слэшевским фанфикам по Тору. Один, обычно либо надменный, либо обвиняющий, либо истеричный, спокойно подтверждает все обвинения Алоизетты. Один поступает так только из соображений безопасности, но Беркана этого не знает.
Зато теперь она получила признание Одина в невероятно скверных вещах. А дальше сарафанное радио разнесет ужасы по всему поселению. Не забываем, что Хагалар в это время еще спал, так что не может ни подтвердить, ни опровергнуть слова своей протеже.
Беркана во всем выступает антагонистом Мери Сью. Она не красива, труслива, думает только о себе, всего боится, не способна никого спасти. На ее фоне Мери Сью прекрасна и… омерзительна. Не встретился мне еще человек, который бы ей сочувствовал. Да, она защищает Локи, но не вызывает никаких эмоций просто потому, что она не живая. Она идеал. Идеал по фикбуковским меркам, если быть точной.
Вторая часть главы от имени Одина: мы видим, что Всеотец убийственно спокоен, играет в свои игры и все замечает. Последняя фраза — отсылка к первой встрече Хагалара и Одина в начале повести. Там мы смотрели на мир глазами целителя Алгира, и он отмечал взгляд глаза в глаза и неоконченный спор. Двое старцев наконец-то могут поговорить. Правда, о чем, я еще не знаю. Заметим, что ни Один, ни Тор даже не сомневаются в том, что Алоизетта изначально перенеслась в Асгард. У них нет мыслей о Ванахейме — Беркане повезло.
Гунгрир и Перчатка Бесконечности. С каждым фильмом Марвел открывается все новые подробности касательно этих артефактов. Я не знаю, чем дело кончится, я не знаю, как объяснят нахождение Перчатки Бесконечности в Асгарде. Со своей стороны могу заметить, что моя версия — выдумка от начала до конца. Про Гунгрир, кажется, вообще ничего неизвестно.
История Локи в бездне будет во всех подробностях рассмотрена в следующей главе — в диалоге Локи и Берканы — он тоже очень старый, я его мысленно проигрывала еще два года назад. Он один из сюжетообразующих кирпичиков, пускай и пригодился только в 57-й главе.
И снова мы смотрим на мир глазами Берканы. Она все понимает превратно, упивается любовью, которой нет. При первой редакции она недолюбливала Алоизетту во второй части главы, считала ее глупой и вульгарной. Потом я поняла, что истинная Мери Сью все же не может не нравиться, и вернула Беркане восхищение. Тогда же и придумала финт с каскетом — изначально его в программе не было, Локи просто бездоказательно утверждал, что дал обет целомудрия и безбрачия. Сценка с каскетом аукнется позже — Беркана еще будет кусать локти, как же она могла не понять истинной сути происходящего?
Алоизетта описывает Локи самыми «няшными» словами. Беркана тоже видит нежданное преображение, в которое не может поверить. Увы, но примерно в такую лужу и превращается Локи в половине фанфиков по деве-Локи. Если даже вначале он гордый и надменный, то примерно к середине он тает и падает к ногам Мери Сью. Жалкое зрелище. В гротескном варианте оно выглядит еще более жалким и неуместным, излишним. Читателю сразу понятно, что Локи лжет, но Беркана ему верит и проникается самыми
добрыми чувствами (особенно после того, как она узнала обо всех ужасах, которые Локи пришлось претерпеть в детстве). Она успокаивает себя только тем, что Один поклялся (кстати, гром с неба — очередная неточность — гром должен был быть при клятве Тора) не причинять Локи боли и страданий. Ни Беркана, ни Алоизетта пока не поняли, что «казнь» в эти понятия не входит.
Разбор пятьдесят седьмой главы
Итак, кто-нибудь еще помнит, как произведение называется? «Локи все-таки будет судить асгардский суд?». Не прошли и 700 страниц и 57 глав, как название прямо аукнулось в повествовании. Итак, Беркана судит Локи, приходит к идеально верным выводам, что он не ас и ему не место в Асгарде, но понятия не имеет, что попала в точку. Еще глав через 50 надо будет организовать суд от имени других персонажей. Нет, шутка, он будет раньше. Изначально я считала, что суд и приговор от каждого из членов фелага будет озвучен в главе, когда Локи откроет свою истинную суть, но за два года произошли такие глобальные изменения в изначальном сценарии, что пришлось разнести некоторые вещи.
Эта глава, во многом, реверанс фелагу и читателям. В ней есть все персонажи, которых любят активные пользователи: Локи, Один, Хагалар, Беркана, Фула, Лагур. По большому счету, мне все равно, с какими героями строить главы, так что оказать любезность своим близким несложно.
Глава писалась тяжело, потому что у меня не было идей, о чем именно будут говорить Хагалар и Один. Потом несколько новых отзывов к «Суду» вдохновили меня, я поняла, что речь пойдет о каскете, ну, а потом как-то само собой получилось, что идеально подошла давняя задумка о поездке ученых в Мидгард. В оригинале должен был поехать фелаг вшестером, однако это невозможно по сюжетным и логическим причинам. Поедет половина, но все равно будет весело. Тор в компании ученых…
Давненько мы не смотрели на мир глазами Хагалара. В этот раз вы встретили множество отголосков прошлого. Здесь есть как отсылки к предыдущим главам (первый разговор с Одином еще в первой части, последний разговор с Фригг на горе), так и фрагменты из далекого прошлого, которое не будет подробно раскрыто. Фула просто идеально подошла в эти воспоминания: разнообразила их. О Хагаларе много говорить не буду, чтобы не раскрывать секретов. Перейдем к Лагуру. Самый странный персонаж повести. Представить его вместе со Всеотцом почти невозможно, однако мне пришлось. Ничего страшного между ними не произошло. Кстати, что интересно: в изначальной версии фелаг уезжает в Мидгард без ведома Одина, а здесь получается, что по его прямому распоряжению.
Вторая часть от имени Берканы. Ох уж этот монолог… вообще-то изначально он планировался диалогом, но тогда он, во-первых, разросся бы на несколько страниц, во-вторых, я поняла, что у меня нет двух развернутых точек зрения. Вся информация у Локи, а Беркана только слушает и не одобряет, проникается ужасом (в прошлой главе она Локи обожала, в этой уже ненавидит — как непостоянны женщины!). Беркана — типичная женщина с типичными скандинавскими представлениями. Женщину там можно было убить, но не гордиться этим. Локи веет себя недостойно, при этом сам же обвиняет женщин в недостойности. Он судил их, а его судит сама Беркана — первая отсылка на «Асгардский суд», заявленный в названии (не прошло и 700 страниц). Упоминания о етунах — кивок в сторону «Тора-1». Упоминание о чести семьи — кивок в сторону скандинавских обычаев: нет худшего оскорбления, чем оскорбление родственников. Что же касается монолога Локи, то он не придуман. Все, что в нем написано — это отрывки из разных фанфиков (самых титулованных). Возможно, некоторые читатели узнали известные пассажи, кто-то, возможно, узнал даже свой фанфик. Мы продолжаем писать сатиру на фикбук, уж не обессудьте. Два года назад, когда я готовила статью про Дев, я очень хорошо помнила штампы, то, увы, прошло время, многое забылось, пришлось перечитывать отрывки фанфиков. Быть может, хоть кто-нибудь, посмотрев на этот гротеск, поймет, сколь ничтожными и слабыми являются фанфики по девам-Локи. Нет, конечно, достойные среди них есть, но их процент невелик (напоминаю, я брала отрывки из ЛУЧШИХ фанфиков по локидевам).
Появление в конце Ивара — как ушат холодной воды. Композиция кольцуется: Один приказал собираться на Землю, Хагалар идет за Тором, мы же переносимся в Бездну, а потом возвращаемся опять в Асгард и начинаем готовиться к отправлению. Появление Ивара всех приводит в чувства и «выводит» из Бездны, даже Локи — он перестал пугать Беркану, а его речь снова стала обычной.
Разбор пятьдесят восьмой главы
И мы продолжаем измываться над персонажами. В прошлых главах у нас были девоштампы, теперь пошел слэш и фемслэш. В свое время я прочла по Тору-Локи такое количество яойных фанфиков, что едва сама не уверилась в то, что в каноне действительно есть какие-то намеки на него. Еще одна глава абсолютного абсурда, в которой ломаются все стереотипы.
В этой главе невероятное количество отсылок на предыдущие. Ногастая змея из 54 главы, колье из Ванахейма из 29 главы, столкновение с Фену из 43 главы, предложение о лечении из 53 главы, умвельт из 25 главы, гобелен с отелями из 42 главы, уродливые скульптуры из 51 главы (тогда поселенцы думали, как назвать жилые дома, и решили по любимой еде царевича). Кроме того, мы вспомнили об алхимии (точнее, Беркана поняла, что ничего о ней не помнит) и о множестве викингских обычаев. Самый интересный и них: понятие о чести. Ужасное преступление — злословить на своих родственников. Причем преступления передаются по наследству: один родич может испортить жизнь не только своим детям, но и всем своим младшим родственникам. Локи еще жив только потому, что Бездна никак не связана с Девятимирьем. У Тора действительно есть все основания презирать братца.
Правила игры, в которую играет Тор, к сожалению, не сохранились. Зато опыт, который ставит Локи, можно провести (правда, лучше, не в домашних условиях).
Первая часть главы от имени Тора абсурдна, потому что персонажи говорят одно, а делают другое (это все флюиды Мери Сью, не иначе); вторая часть не столько абсурдна, сколько сумбурна. Персонаж в истерике и прыгает с одного на другое. Всплывают воспоминания, которые сыграли ключевую роль в жизни Берканы. Точного ответа на вопрос, что именно произошло, в повести так и не будут даны, но намеки еще появятся.
Кто-то хотел, чтобы Беркана ушла с Локи в закат? Ну, с Локи не обещаю, а в закат — пожалуйста. Кому-то интересна Фула — и снова она упоминается. Чем хороша повесть про жизнь — могу вставлять что угодно и радовать читателей угодными им линиями.
Количество жен Тора растет в арифметической прогрессии. Сиф с Фригг и Фулой считают, что их будет две, сам Тор хочет три… А, может, лучше четыре? В любом случае править Асгардом он пока не намерен, и это прекрасный шанс для Локи, который не преминул добавить палок в колеса и напомнить Тору о его истинных отношениях с Сиф. Если Тор по этому поводу рассорится с родителями, Локи это будет на руку.
И первая, и вторая части имеют круговую композицию. В начале и в конце Тор мысленно обнимает Джейн, а на самом деле то сидит в лабораториуме, то спит с Локи. Беркана страдает в начале, пытается что-то сделать, у нее ничего не получается, и она опять возвращается к страданиям. Она даже обнаружила сходство между Локи и Хель — оба полукровки. Теперь у нее точно есть на руках все карты, но правильных выводов она все равно не может сделать.
Разбор пятьдесят девятой главы
Вы уже, наверное, думали, что главы не будет? А она есть, не прошло и полусотни дней. При ее написании я столкнулась с массой трудностей, о них по порядку.
Начать стоит с того, что я постепенно ухожу в ту область, которую не знаю совсем: это и нефть, и ЩИТ. Конечно, ЩИТ — выдумка Марвела, но все же его сотрудники должны вести себя как агенты мира, а не как инфантильные подростки. Противостояние асов и людей, которое начинается в этой главе и будет продолжаться еще некоторое время, должно вылиться во что-то среднее между глобальным конфликтом и союзом, что само по себе очень сложно сделать.
Нефть — это отдельная песня. Инженеры у меня есть, но никто из них на нефти не специализируется, пришлось идти в контакт, искать выпускников соответствующего вуза и преставать к ним со странными вопросами. Один товарищ из четырех честно ответил, разъяснил мне все непонятные моменты и даже лично проверил абзацы, повествующие о нефти, за что ему отдельное спасибо, которого он никогда не увидит.
На финальную стадию выходит трубопровод, точнее, два трубопровода. (О том, что их два будет, я тоже не знала до последнего времени). Как и не знала я о том, что, оказывается, прошел уже целый год! Мы начали повествование 22 сентября 2012 года, а сейчас на дворе оказалось 13 сентября 2013. Я думала, что сейчас еще на пару месяцев меньше. Моя изначальная концепция — написать произведение длиной в год, рассыпалась прахом, ведь шестая часть (которая прыгнет на два месяца относительно теперешнего времени) уже точно окажется в следующем году. Мы закончим повествование зимой, примерно в декабре. То есть будет снег и метели, а последние сцены были запланированы на теплую половину года, и герои должны были гулять под солнышком… Теперь все придется переделывать.
Вот сколько всего случилось за полтора месяца, что не было обновлений.
Что же касается самой главы. Как вы заметили, я почти ничего не рассказываю о Муспельхейме, потому что этот мир промежуточный, в него мы больше не вернемся (в отличие от того же Етунхейма, который описывался очень подробно). Имя «Суртр» имеет два написания. Одни пишут «Суртр», другие «Сутр» — что правильно, не знаю. Все мелкие вставки о Муспельхейме взяты, как всегда, с сайта Анны Блейз. А ведь если вспомнить, этот сайт изначально подсказала мне группа товарищей, жестоко издевавшихся над моим произведением. Где они все сейчас? Одна все еще пишет, и мы с ней даже иногда обмениваемся комментариями. Другая бросила свой фейковый профиль и больше в фэндом «Тор» не заглядывает, еще двое не проявляют на фикбуке никакой активности с 2014 года, а фанфики свои не то удалили, не то в черновики спрятали. Проходит время, все меняется, и только моя повесть остается неизменной. Уже сейчас очевидно, что мы будем справлять ее третий день рождения, и подарок читателям я как раз сейчас готовлю в перерывах между правкой глав и оставлением отзывов.
Мда, разбор какой-то неразбористый получился в этот раз. Возможно, потому, что писался почти через два месяца после написания главы (я до последнего не знала, какой именно она будет и во что превратятся мои изначальные сцены). Ну и ладно, пускай таким и будет, следующий обещаю сделать нормальным (хорошо обещать то, что уже давно готово и лежит у фелага).
Разбор шестидесятой главы
Эта глава — логическое продолжение предыдущих. Писалась она практически вслепую, потому что у меня на момент написания не была готова предыдущая, и я не была уверена в сюжете.
Итак, у нас скрестили шпаги две революции. Сперва я считала, что у меня вообще не будет никаких революций, просто ученые тихо-мирно будут чинить каскет сперва только своими силами, а потом еще и с помощью землян. Следующей идеей было замутить хитрое переплетение промышленной и обычной революций. Потом — отказаться совсем от обычной и сосредоточиться на промышленной. Кончилось дело тем, что промышленная заняла основное место, а обычная играет второстепенную роль. Второстепенную роль в плане количества страниц, ей посвященных, но не в плане пересмотра взаимоотношений между персонажами. Планы Хагалара понятны и, думаю, пояснять очевидное не стоит. Он помнит себя сильным, великим магом, уверен в том, что и сейчас сможет с легкостью вертеть всеми окружающими. Таинственная женщина, к которой он приехаал, ассоциируется с дамой пик — Царицей Листочков она названа потому, что фелаг играет в немецкую колоду, а в ней вместо привычных нам пик, крестей, бубей и червей представлены листочки, желуди, бубенцы и сердечки. Почему так, можете посмотреть здесь https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%B5%D0%BC%D0%B5%D1%86%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B4%D0%B0
Образ женщины загадочен и раскрыт в повести не будет. Это готовый персонаж для повести о прошлом персонажей, здесь она появилась только потому, что мне нужен был посланец в другие миры не из числа поселенцев, а срочно создавать нового персонажа, когда есть она, было просто глупо. Обратите внимание, во-первых, на акул, плавающих в океане вокруг Асгарда (чьё протухшее мясо любит есть Локи), во-вторых, на опасения Хагалара по поводу использования оружия Мидгарда. Как мы помним, асы уже однажды пытались перевезти в Асгард пистолеты — у них ничего не вышло, однако разрушительную мощь огнестрельного оружия они себе представляют.
Сцена между Ником Фьюри и Иваром сначала (два года назад)планировалась как масштабный спор всех Мстителей со всем фелагом с уклоном в историю, лингвистику и не помню, во что ещё; потом я поняла, что мне никак не привести асов на Землю, а в конце концов решила отправить туда хотя бы часть. Лагур не отрывается от книги, как всегда, а вот странное поведение Берканы будет объяснено в следующей главе. Как всегда ломаю шаблоны: мои асы ничего не имеют против завоевания Земли, более того, они не понимают, как вообще можно завоевать то, что им и так принадлежит. Идея не моя, а честно украденная, однако в текст она легла идеально. Получился очередной испорченный телефон: Фьюри подозревает Тора в обмане, а Всеотца — в использовании Мидгарда в качестве полигона.
Асы боятся, что люди построят аналог Радужного Моста и ринутся в Асгард, а сами люди всего лишь хотят, чтобы от них отстали, поэтому строят не оружие, а защиту.
Ивар говорит, что он «немолод». По меркам примерно железного века, в котором застряло исландское общество на много столетий, так и есть. В то время долго не жили. Исландские саги полны историями, когда бравые, увенчанные славой полководцы умирали лет в двадцать пять, и считалось, что они вполне хорошо пожили и многое успели.
Тор и Джейн. Эта сцена изначально имела диаметрально противоположный конец: Тор должен был остаться с Джейн в Мидгарде, потому что люди не способны постоять сами за себя и их надо защищать (таким образом я собиралась расчищать дорогу Локи), однако после несколько часового разговора с одним из членов фелага вся программа по освоению Земли переменилась. Теперь Тор смертельно обижается на Джейн, намеренно калечит людей (вспоминаем, какой Тор разрушительный в порыве ярости — стол с яствами в первом фильме ни в чем не был виноват) и возвращается на базу ЩИТа. Макдональдс, в котором Джейн с ним встречается — настоящий, я его специально в интернете искала: он действительно украшен огромной жёлтой буквой «М». В отличие от всех прочих персонажей, Джейн свои проблемы уже решила, так что вряд ли она еще появится в повести.
Разбор шестьдесят первой главы
Еще ни одна глава не писалась так долго. До того, как попасть в руки фелагу, она переписывалась несколько раз и создавалась в течение чуть ли не месяца. До этого я была полностью поглощена другим проектом, который появится на сайте в самом скором времени и будет интересен, в первую очередь, именно читателям повести.
Мы семимильными шагами приближаемся (я надеюсь) к концу пятой части. Если ничего не изменится, то до ее конца осталось всего две-три главы.
Эта глава обязана своему появлению аэропорту — именно там мы и обсуждали события, которые в ней описаны (и продолжение этой главы тоже имеет непосредственное отношение к аэропорту (да, на этом мучения героев не закончатся)). Пока нет мстителей, героев пытаются запугать, причем ударяя, по возможности, в самые больные места: книгу, каскет и… А вот с Берканой вышла промашка. Изначально ее слабость — внешность, и мы собирались отдавать ее на растерзание врачей, но вот загвоздка: я не представляю себе, как выглядит мед осмотр. Я честно нашла людей, работающих в пластической хирургии, но они в любом случае описали мне российские реалии, а вовсе не американские, к тому же при написании части от имени Ивара сложилась просто прекрасная ситуация, в которую грех было не закинуть Беркану и не посмотреть на ее реакцию.
Глава выдает много информации о Беркане, разве что не очень понятно, правильно ли ее интерпретирует Стив. Кстати о Стиве: еще до того, как я решила отправлять в Мидгард только троих ученых, я думала о том, что именно Стив и Беркана могли бы, теоретически, хорошо найти общий язык. Пока, правда, у них плохо получается. Как мы помним по прошлым главам, Беркана разочаровалась в мужчинах. Сперва в Хагаларе, потом в Локи. Но она — типичная средневековая женщина, которая жизнь без мужчин себе вообще не представляет. Потребовалось всего несколько минут, чтобы она уже влюбилась в мужчин Мидгарда и наделила их самыми благородными свойствами.
Имена, которые упоминает Беркана, принадлежат алхимикам.
Бэкон — автор трактата «Зеркало алхимии», в котором сформулировал взгляды алхимиков на природу металлов.
Филалет — хвастался тем, что «не раз находил и не раз терял… философский камень».
Парацельс — считается предтечей современной фармакологии.
При знакомстве Стив назвал свои имя и фамилию, но Беркана посчитала, что это два имени и потребовала имя отца, чтобы назвать Стива правильно на асгардский манер. Так что, с ее точки зрения КЭПа зовут Стив-Роджерс.
Что же до священной жертвы, но если вдруг читатели забыли, напоминаю, что сестра Локи предлагала Беркане лечение, основанное на принесении в жертву младенца. Беркана стоически отказалась.
Ну и еще одна интересность: Альфхеидар Лара Одинсдоттир — не моя выдумка. Эта женщина живет в Исландии (я нашла ее имя в телефонном справочнике, который подробно изучала в хостеле в Рейкьявике). Кто мог так обозвать собственную дочь — для меня загадка.
На ученых мы смотрим глазами самих ученых, поэтому происходящее может казаться несколько гротескным. Объяснение всему появится через несколько глав, когда мы будем смотреть на них глазами людей. Пока еще точно не знаю, Наташи или Тони.
Сперва люди изучали асов, теперь асы решили изучать людей — процесс будет взаимным. Поскольку я сейчас читаю книгу по биологии, то у Ивара в голове тоже сплошная эволюция и борьба за существование. Ивар — не Раиду, его не интересуют подробности строения приборов, вообще он достаточно поверхностный ас и скорее будет изучать мир с помощью людей, чем с помощью книг и механизмов. В результате приходит к совершенно безумным выводам.
Разбор шестьдесят второй главы
Я очень надеюсь, что это предпоследняя глава пятой части. В следующей Ивар, Беркана, Лагур побеседуют с командой Мстителей, Раиду с Алгиром проедутся по Штутгардским музеям машин, Тор вернётся в Асгард, а Локи с Наутиз пройдут обследование в клинике. Больше ничего для пятой части не запланировано, но любая из четырех сцен может растянуться и тогда, чтобы не мучить фелаг и читателей, придется делить главу на две… три… четыре…
Но не будем о грустном, вернемся пока к тому, что написано в этой главе. Образ Наутиз, точнее, его хозяйки, мне очень интересен. У меня он получается несколько однобоким, но впоследствии я собираюсь использовать его в других фанфиках, посвященных не Локи, а фикбуку. Эта личность столь многогранна, что её можно изучать и эксплуатировать много лет. Подобных «сложных» людей в моём окружении мало. Часть, посвященная Наутиз — нагромождение роялей в кустах, хотя это, надеюсь, незаметно. По необъяснимым причинам Локи не пускает никого в Хельхейм, Наутиз именно сейчас решает сойти в Мидгард, ее почему-то поддерживает Раиду, Локи не против, Алгир решает рассказать царевичу о давнем сотрудничестве с людьми… При желании я могла бы обосновать каждое из действий, но проблема в том, что Наутиз — ведущий персонаж, ни о чем не знает и не может сама понять причин поведения своего окружения. Для того, чтобы всё было логично, мне надо было бы последовательно влезть в голову к Локи, Алгиру и Раиду. Глава бы сильно растянулась и стала бы выглядеть нелепо.
Как мы видим, Наутиз пытается спровоцировать заговор и науськать на него своих близких (ровно тем же занимается Ивар, и каждый думает, что обманывает другого). Мелькают четыре имени — Наутиз, Фену, Урур и Ивар. Мелькают не просто так. Возможно, кто-то помнит (а кто не помнит, может посмотреть), что два с половиной года назад под первыми главами начался жуткий скандал по поводу моей повести. Обвинителями-насмешниками выступали Тася, Магда Райя, Рейс и Некто смутно знакомый, а противостояли им Айс Батерфлай, Локи Лафейсон, Беркут, Дормоуз и Могероне. Спор был таким долгим и жарким, что я обещала действующим лицам, что вставлю его в повесть. Прошло два с половиной года — и вот мы приблизились к сему знаменательному моменту. Еще месяца два-три, и глава появится. Наутиз создавалась под наблюдением Магды, Некто знает, что Фену списано с нее. Рейс — Урур мало нужна была в повести, поэтому раскрыть ее характер не удалось, ну, а Ивар-2 сам по себе очень похож на Тасю. В споре по поводу Локи противостоять им будут Хагалар, Беркана-2, Ивар, Лагур и Раиду. Осталось только воссоединить персонажей в одной локации.
Что касается людей, с которыми хочет поговорить Наутиз. Думаю, Энштейна и Герца знают все, что до остальных, то Фарадей создал первый в мире электродвигатель, а Максвелл разработал теорию электромагнитных явлений.
Девушка со змеей, которой должны были подарить лягушек, до сих пор не имеет имени просто потому, что ее озвучатель пока так и не выбрал руну.
В этой главе встречается несколько отсылок в исландской культуре. Сперва Сиф, перечисляя страшные преступления, указывает на воровство, изнасилование и гомосексуализм. В древней Исландии только эти три преступления выводили человека за рамки общества и наказывалась смертью. Да, убийство не считалось серьезным преступлением, сколь бы странным это не казалось нам, современным людям. Кроме того, исландцы и тогда и сейчас помешаны на своих предках и их великих деяниях. Общеизвестно, что все исландцы — родственники друг другу, поэтому при встрече с незнакомцем исландец начинает вспоминать своих предков, чтобы понять, насколько дальний родственник стоит перед ним. Считалось даже, что серьезные преступления нельзя совершать вовсе не потому, что тебя за них убьют, оштрафуют или изгонят, а потому, что твой позор ляжет на всех твоих потомков, ты будешь презираем и после смерти, а над твоими потомками будут смеяться и вечно напоминать, какой недостойный предок у них в роду. Ровно поэтому ни один из персонажей (как мы знаем, ни Сиф, ни Наутиз, ни Ивар-2 пока еще не совершили ничего криминального в своей жизни) не старается переложить ответственность на кого-нибудь другого.
Что касается лечения зубов. Я узнавала у нескольких зубных врачей, как обстояли дела с их делом в прошлые века. Оказалось, что самые здоровые зубы были у крестьян, которые ели исключительно здоровую пищу без всяких печений и прочих изысков. В поселении изыски есть, значит, зубы должны быть плохие просто-таки у всех поголовно.
Сцены между Сиф и Иваром-2 изначально не должно было быть: я считала, что Сиф забудет о своей идее, а у Ивара ничего не получится, но меня убедили, что появление Хагалара будет смотреться эффектно. К тому же теперь у Ивара-2 и Хагалара есть настоящая причина для конфликта.
Последняя часть главы, посвященная Локи, должна была стать началом следующей, но я поняла, что она не выйдет в свет раньше десятого числа, а это по некоторым причинам необходимо. Про нее я ничего не буду говорить, кроме одного: прочтите диалог Локи и Хагалара очень внимательно: десятого числа — в третью годовщину повести — он вам очень пригодится.
Разбор шестьдесят третьей главы
И вы, и я надеялись, что эта глава будет последней в пятой части, но нет, потребуется еще одна, полностью посвященная диалогу между людьми и асами. Когда-то, когда небо было голубое, а в повести планировалось всего 36 глав (да, было такое), я считала, что диалог-противостояние людей-асов — одна из центральных и сильных сцен, которая должна противостоять типичным фанфиковским представлениям и захватчике Земли. Тогда я считала, что шесть асов спорят с шестью людьми, что Локи именно тогда и откроет свою сущность полуётуна, а в повести будут мягко вставлены все основные мысли теоретической части статьи… Но всё изменилось: только половина персонажей дожила до Мидгарда, а раз так, то нет смысла выставлять против них всех людей, можно ограничиться тремя-четырьмя (только вот не знаю пока, какими именно).
Первой части этой главы, как это понятно из разбора предыдущей, не должно было быть. Она придумалась сама, когда я лежала и решала, писать ли мне сегодня или отложить новую главу на неопределенный срок? Главка очень хорошо дополнила линию Ивара-2-Сиф, логически завершила ее. Вообще, Хагалар — наиболее продуманный персонаж из всех, поэтому с ним проще всего работать. Что до отчества, которое появилось в тексте: я не нашла ни в мифах, ни у Марвел упоминаний о родителях Сиф, пришлось придумывать самой. Как мы видим, Сиф не просто хороша с оружием, она может ранить самого Хагалара (а дальше уже вопрос, поддался он ей или нет). Все те подвиги, о которых он говорит, не упоминались в повести и упоминаться не будут, но история Девяти Миров у меня подробно прописана, так что упоминаемые события выстраиваются в четкую линию и напрямую связаны с известными всем событиями фильмов. Да, Хагалар давно мечтал о Локи, но ситуация изменилась, готовится революция, и Хагалару нужен тот, кто таки будет у него учиться, а не пререкаться. Сиф идеально подошла на эту роль.
Раиду в Штутгарте… Надеюсь, все помнят о том, что Алгиров два, как минимум? С медиком отправились Локи и Наутиз, а Раиду поехал к логисту. О его семье подробно рассказывалось в предыдущих главах. То касается домов под мостом и музея — фотографии вам в помощь, я подробно фотографировала музей Порше. Там действительно висит машина, которая теоретически может ездить по потолку, и висит даже не одна, а несколько машин, расчлененных напополам. Названия двигателей я специально не переводила, а только транскрибировала: Раиду они совершенно ничего не говорят, зато читатели могли догадаться, что «боот» — это «лодка», а «флуг» — «полет».
Тор возвращается в Мидгард. Ученые скрывают тот факт, что у них есть кусочки Тессеракта, значит, с самого начала должна была быть договоренность: какого числа и во сколько откроется портал в Асгард. Тор не мог предположить, что Джейн ответит отказом, зато полагал, что ей понадобится достаточно много времени на сборы, отсюда и несколько дней в Мидгарде.
Фьюри очень нужно, чтобы асы остались на Земле. Особенно Беркана: как мы решили еще в аэропорту при обсуждении повести, Стив и Фил — вот те двое, которые смогут покорить ее сердце. Испорченный телефон, как всегда, всё испортил: Стив спрашивал, может ли Беркана быть настоящей дочерью Одина, а Тор отвечал, что женой Локи она вполне может быть. Так или иначе, но Тор в Асгарде, а трое ученых в Мидгарде, причем надолго — месяца на два (ведь именно настолько мы прыгаем каждый раз при переходе на новую часть).
Последняя сценка писалась с большим трудом. Сначала я думала подробно описывать исследования Локи, но столкнулась с неожиданной проблемой: мои медики буквально во всем противоречили друг другу. А если еще вспомнить, что все мои медики российские, а речь о Германии да о секретных исследованиях… Я уже не говорю о том, что исследований много и все они в один день не проводятся, то есть теоретически можно две-три главы отдать только на исследования Локи… И допустить кучу ошибок в описании, так как европейского пульмонолога среди моего окружения нет, да и не знаю я, насколько организм асов отличается от организма человека. Чисто теоретически, к примеру, у магов должно быть две переплетающиеся системы: кровеносная и магиносная, но затолкнуть обе в тело, по словам тех же медиков, невозможно… В общем, мне не хватает знаний для подробного описания лечения Локи. Ясно только, что профилактики не существует, и что пропишут ему все равно антибиотики.
Разбор шестьдесят четвертой главы
Мы сделали это — мы закончили пятую часть! Не могу в это поверить. Впереди завершающая, шестая.
Пятая часть на данный момент самая большая. В ней два персонажа узнали о Локи осколки правды и… оба не поняли, что же именно узнали! В пятидесятой главе Ивар-2 подслушивает разговор Локи с учителем, узнает о событиях в Мидгарде, об избиении и делает вывод, что Локи служит Одину. Наутиз узнает природу Локи, но готова скорее посчитать его гомункулом, кем угодно, но только не царевичем Ётунхейма.
Фелаг Локи распадается. Причем это то, чего я не планировала до самого последнего времени. Я собиралась сохранить команду, но сейчас получается, что Беркана останется на Земле, хотя и примет участие в парочке асгардских событий. В этой главе мы узнаем ее точку зрения и на историю Асгарда, и на появление Локи в поселении. Как можно заметить, она сильно отличается от трактовок других персонажей. Считается, что два человека, побывавшие на одном мероприятии, опишут его настолько по-разному, что нельзя будет даже точно сказать, что они были на одном празднике. Ради интереса можно провести такой же эксперимент: расписать одно и тоже событие глазами разных героев.
Многолог асгардцев и мидгардцев получился феерическим благодаря стараниям одного из членов фелага, который полностью переписал мою изначальную версию. Он должен был быть еще более фееричным, но, к сожалению, Раиду, Локи и Хагалар остались в Асгарде. Полилог людей и асов — одна из первых, пришедших мне в голову сцен. Именно во время спора Локи должен был открыть свою ётунскую сущность. Но пришлось сдвинуть этот момент.
Третий кусок изначально должен был войти в шестую часть, но потом я поняла, что если так поступить, то события будут развиваться очень быстро. Поэтому и глава стала такой большой. Мне потребовалось вмешательство биологов, чтобы хоть немного разумно описать отличия «мула» и «лошака», то бишь асётуна и ётаса. Разговор о полукровках занял, в общей сложности, около часа.
Так получилось, что царская семья потерялась в последних главах и вообще мелькала больше для проформы. Я сосредоточилась на Сиф и поселенцах. Эта часть мало изменила жизненные цели основных персонажей — пока что все занимаются тем же, чем занимались и раньше, все глобальные изменения отложены на шестую часть. В ней придется сделать очень сложную вещь: довести каждого героя до какого-то логического финала. Законченных историй в повести пока мало: в Австралию сбежали трое воров, Джейн сумела отвязаться от Тора, ну и все. Один так и не смог сделать из Локи что-то путное. Фригг не смогла забрать Локи из поселения и огородить от Хагалара, а после прошлой главы у нее еще одна головная боль — армия. Тор вернулся в Асгард с разбитым сердцем. Свадьба? Коронация? Обычная жизнь? Что именно его ждет? Беркана стоит на грани между Асгардом и Мидгардом. Промышленная революция Раиду идет полным ходом, но ведь читатели понимают, что асгардские ученые допустили много ошибок, которые скоро дадут о себе знать. Ивар так и не может совладать с Тессерактом. Ивар-2 хочет бежать и спасти свою жизнь, но не знает, как это сделать. Наутиз разрывается между побегом и свадьбой с Ингваром. Фену так и не удалось соблазнить Локи. Хагалар занят приближающимся бунтом миров. Одним словом — все при деле. И у них осталось всего два месяца, чтобы решить все свои проблемы.
====== ЧАСТЬ ШЕСТАЯ Глава 65 ======
Вот уже вторую зиму поселенцы встречали вместе с сыном Одина. Раиду точно помнил число и месяц, когда божественный Локи, объявленный мертвым и нежданно воскресший, преступил врата мира отверженных в сопровождении отца. Лицо сына бога скрывал капюшон, поэтому никто не признал покойника, даже сам Раиду, оказавшийся волею норн неподалеку.
И вот прошел целый год. Благотворный год, полный смелых идей и невероятных свершений. Годовщину совместной жизни с богом хотели отпраздновать очень пышно, но, как назло, именно в эти числа сбежали преступники с Тессерактом. Всем было не до празднества, а Локи вообще уехал в Гладсхейм да еще и умудрился там заболеть. А по возвращении всем было не до празднества из-за появления красавицы из Бездны, которая чуть не уволокла царевича с собой. В результате решили, что отмечать будут не первое появление Локи в поселении, а вскрытие ларца ледяных гигантов и начало активной работы над ним. Праздник получился чудный: пили три дня и три ночи, благо, было что. Поселение знало чуть ли не двести видов молока с наполнителями, а в последнее время к ним добавились десятки видов воды с газом.
Божественный Локи ужасно удивился неожиданному празднеству в свою честь, не сразу поверил, что огромные столы накрыты для него, а похлебки, каши, сосиски, водоросли, колбасы, рыбы, птицы и напитки выставлены в форме рун его имени. Даже ножи с ложками составляли лагур — первую руну имени, а немногочисленные иноземные трезубцы-вилки, к которым привыкли логисты — очертания ису. Бог произнес длинную, прочувственную речь, в которой благодарил всех новоявленных сожителей и софелаговцев. Раиду жаль было, что брат проводил светлый праздник в Мидгарде, зато бессовестный маг умудрялся портить настроение одним своим присутствием. Хагалар удивил всех, когда поднял второй тост за Локи и его великие свершения, назвав сына Одина истинным именем, а не очередной позорной кличкой. Каждый из присутствующих ожидал подвоха в его речи, но если таковой и был, то в этот раз Хагалар превзошел самого себя в мастерстве лукавства.
На второй день празднества Раиду преподнес богу дар, любовно выбранный им совместно с логистами Мидгарда — квадрокоптер. В отличие от вертолета у него были четыре винта, карта памяти и симметричная внешность. Его можно было запускать высоко в небо, а потом возвращать одной кнопкой — аппарат запоминал точку старта.
Празднество подняло настроение, но ровно до третьей ночи, когда Раиду и еще несколько естественников устроили презентацию, иллюстрирующую решенные проблемы и те, которые еще только предстояло решить. Главной из них была нефть: ее перегонка в пределах поселения вредила здоровью асов, несмотря на фильтры. Локи настаивал на том, чтобы вредное производство вынесли за пределы поселения: отгородили небольшой участок земли, установили там полноценную защиту и выделили парочку магов, которые следили бы за системой — все проще, чем оберегать огромную деревню.
Второй головной болью лично Раиду стал водопровод. Он надеялся, что к первому снегу трубы проведут к нескольким домам, но тинг не спешил с принятием судьбоносного решения: трубы приходилось постоянно чинить, скакало давление, отопление вовсе не собиралось подчиняться научному гению асов, в экспериментальном доме было просто невозможно жить из-за нестабильности температуры, а бурая ржавчина на выходе засоряла Речку. Гораздо лучше показывало себя отопление Урура, но оно требовало вредных фракций нефти.
Ознакомившись с медициной людей, Локи организовал группу ученых, которые занялись истинным бичом Асгарда — деторождением. Он отослал в Мидгард десяток рожавших и не рожавших женщин, а также нескольких мужчин на случай, если дело окажется в них. Люди тщательно исследовали асов и вынесли вердикт, что дело таки в женщинах. После первых родов происходила странная мутация: яйцеклетки прекращали развиваться, причем в течение очень большого промежутка времени, почти четырехсот зим. Люди предполагали, что дело в гормонах, которые выделяет развивающийся ребенок, но гипотеза требовала подтверждения. Люди оптимистично оценивали получение результатов всего через несколько зим, хотя разница в восприятии времени между людьми и асами могла сыграть дурную шутку с обоими народами.
Еще более трудоемким оказался засев экспериментальных полей. Локи таки добился кражи земли из отдаленных районов Етунхейма. Плодородную почву доставили на нескольких кораблях, а вместе с ней и ростки дубов. Когда-то Асгард был покрыт лесами, сейчас же их площадь стремительно уменьшалась, земля страдала от эрозии, а извержения вулканов оставляли после себя безжизненные лавовые поля, на которых соглашался расти только мох. Под лавовые поля попытались пробуриться, а одновременно с этим — растопить многосотлетние ледники вулканами методом «частичного пробуждения». Едва не устроили катастрофу мирового масштаба, неверно рассчитав высоту бурения вулкана, поэтому от опасной затеи отказались, тем более что под ледниками за несколько недель ничего существенного не обнаружили.
Расчисткой лавовых полей занимались крестьяне вместо того, чтобы собирать овец по горам и готовить их к зиме. Это была ужасно кропотливая работа: преодолеть слой неожиданно легко поддававшихся базальтовых пород оказалось самым быстрым этапом подготовки, ведь под ними оказалось пустое пространство! Когда начинали бурить, никто и подумать не мог, какой огромный слой туфа придется снять, чтобы докопаться до почвы. Экспериментальное поле больше походило на яму. Его стены и пол укрепили бетоном. Насыпали слой плодородной почвы Етунхейма, с большим трудом установили сводчатую конструкцию из стекла и пленки… И поняли, что свет и тепло на поле почти не проникают. И без того скудные солнечные лучи почти не попадали на полуподземное поле! Тут на помощь пришли динамомашины: их энергии хватило на простейшие электрические лампочки. По краям поля проложили отопительные трубы по модели Урура. Только после всех сложнейших приготовлений посадили быстро всходящие салат, укроп и редиску. Решением почвенной проблемы занялись слишком поздно: наступила зима, но зелень все же успела вырасти и была оценена сыном Одина по достоинству. Из-за заморозков проект по земледелию свернули, но Локи дал задание с наступлением летней половины года вскрыть туфовые поля от мирового океана до гор, за зиму вырастить в теплицах елочки, а весной пересадить их туда, где когда-то, по словам стариков, шумел лес. Немногие естественники, понимавшие хоть что-то в почве, говорили, что спасение от эрозии кроется в зеленых насаждениях. И именно леса подарят Асгарду плодородные почвы, а теплицы укроют посевы от ветров и поздних заморозков.
Раиду работал, не покладая рук, а его горячий энтузиазм и слепая вера в лучшее вдохновляли других. Он был не просто ученым, он был одним из немногих, кому невероятно везло в проектах, кто ни разу в жизни не страдал от своей оплошности во время исследований.
Но однажды все стремительно изменилось.
Одной морозной ночью, когда Раиду уже собирался заканчивать график и ложиться спать, ноутбук встал на полупрозрачные ноги и спрыгнул со стола. Ученый настолько не ожидал подобной выходки, что молча проводил взглядом беглеца, даже не пытаясь схватить. Находившиеся с ним в одной комнате асы тоже потеряли дар речи.
Все очнулись только тогда, когда ноутбук стукнулся о стену.
— Пламя возмездия, ты сейчас жесткий диск переломаешь! — Раиду прыгнул вперед, буквально прижимая ожившую электронику к полу. — Чьи это шутки, зловредные вороны? — крикнул он, переводя взгляд с одного мага на другого. — А ну немедленно верните все, как было! Там графики, которым нет цены! Бойтесь гнева божественного Локи!
Три мага переглядывались между собой в явном недоумении, пока у одного из них из рук не выпала глиняная, иноземная чаша и не разбилась вдребезги. Мелкие дребезги расползлись во все стороны.
— Маннар! — воскликнуло хором несколько голосов.
Такого переполоха в поселении давно не было. Почти сразу же сработала система оповещения, сигнал которой был хорошо известен каждому: заслышав его, нужно было немедленно спрятаться в домах. Нарушение грозило публичной расправой, но ноутбук Раиду не имел об этом никакого понятия. Он выскользнул из рук своего хозяина и ломанулся к полуприкрытой из-за духоты двери. За ним потянулись осколки чашки.
— Нечестивец! — Раиду бросился наружу под вопли магов, пытавшихся его остановить. В мерзкую не то дождливую, не то снежную погоду улицы пустовали. По ушам бил сигнал, недвусмысленно приказывавший всем, кроме спасательной магической бригады, принять меры безопасности. Не успел Раиду осмотреться в тумане, как угодил в лужу, которую ноутбук, подобно разумному существу, обошел стороной. Он не то упрыгивал, не то укатывался прямо к реке.
— Стой! — Раиду гнался за ним, не разбирая дороги — он даже не заметил, как промок насквозь. В ноутбуке хранилась важнейшая информация. Если он сломается, ее не восстановить!!! Естественник был почти у цели, когда дорогу преградили грабли. Ощетинившись железными зубьями, они недвусмысленно встали в атакующую позу. Паразитическое заклинание не просто поражало вещи и наделяло их некоторым подобием разума, оно еще и настраивало их против асов. Поэтому выходить из домов строго запрещалось, разрешалось только выпускать ожившие предметы. Если у вещей был выбор: уйти или напасть — они уходили, не причиняя никому вреда. Но сейчас Раиду несся к ожившему ноутбуку, который грабли защищали. Ученый попытался схватить их, но получил мощный удар зубьями в лицо. Резкая боль заставила вскрикнуть: грабли сломали нос, отломили кусочек зуба и чудом не задели глаза. Рот наполнился кровью из-за прикушенной губы, но боль только раззадорила естественника. Впав в ярость, он таки схватил грабли и переломил о колено. Отбросил извивающиеся палки в разные стороны и кинулся за ноутбуком, ощущая себя богом — никогда раньше он не развивал такую скорость.
Ноутбук удалось перехватить у реки: техника почти допрыгала до ожившего моста, который из-за закопанных ножек не мог никуда уйти, но стонал всеми плохо закрепленными дощечками.
Раиду спрятал беглеца под мокрую одежду и поплелся обратно. Расположившийся на его пути зубьями вверх обрубок граблей он отпихнул неловким ударом ноги, а вот от ожившего котелка пришлось дать деру. Поганая утварь норовила поддеть ступню ручкой и уронить. Ученый выдохся раньше, чем котелок бросил погоню. А тут еще и строптивый ноутбук снова начал вырваться. Раиду упал, а когда поднял голову, то в неровном дождевом тумане увидел сразу несколько предметов домашнего обихода, угрожающе приближавшихся к нему. Один из них был склянкой с прозрачной жидкостью, подозрительно напоминавшей соляную кислоту неизвестной концентрации. Ученый попытался встать, но ноутбук, вырывающийся, словно дикий зверь, не дал устоять на ногах. Раиду снова споткнулся, пал наземь, придавив собой упирающуюся технику. Сражаться в таком состоянии с несколькими противниками он не мог, приближавшиеся предметы, особенно обиженные поломанные грабли, изобьют его без всякого сожаления.
Первым атаковало блюдо, полетевшее точно в голову. Он не успел зажмуриться, как вдруг взявшийся из ниоткуда кинжал сбил посудину с курса! Раиду оглянулся. В его сторону летело еще несколько кинжалов. Он не успел даже испугаться, как они поразили взбесившиеся вещи. Кинжалы не причиняли им вреда, но отвлекали от жертвы. Естественник почувствовал теплые объятия. Его подняли в воздух и… мир на мгновение перестал существовать. Раиду проморгался: он лежал вне круга вещей, а нападавшие столпились около… него самого. Нет, иллюзии! Стоило им атаковать, как морок рассеялся, но нескольких секунд хватило появившемуся из ниоткуда богу, чтобы разбить и раскидать вещи в разные стороны. Мелкие осколки посуды вреда не представляли, а выкинутые в реку инструменты потонули или уплыли. Никогда Раиду не видел такой мощи. Даже боль притупилась, а душу заполнил восторг. Его спас сам сын бога, сам бог. Об этом нельзя и помыслить!
— Ты ранен? — Локи склонился над ним. — Пойдем в дом исцеления, у тебя рваные раны.
Раиду промолчал: разорванные губы мешали выразить весь переполняющий душу восторг.
Локи был готов донести его, но Раиду не посмел обременять собой бога.
И тут — вот некстати! — опять дал о себе знать ноутбук.
— Что это у тебя? — Локи бесцеремонно поднял рубаху и едва успел перехватить норовящую упрыгать технику. — Так мидгардские изобретения тоже взбесились?
— Он нужен, — едва выговорил Раиду и скривился от новой волны боли.
— Молчи, — Локи обернул верхней накидкой упирающуюся технику. — Идем.
Раиду сделал несколько шагов и взвыл от новой волны боли.
— Так мы далеко не уйдем, — с этими словами Локи без всяких колебаний взвалил ученого себе на спину. Сознание Раиду помутилось от вновь нахлынувшей боли. Раньше адреналин заглушал ее, но его спасительное действие закончилось.
— Ваше высочество! — послышался испуганный возглас целительницы Кауны, стоило им переступить порог ближайшего дома исцеления. — Нельзя же выходить при сирене! В каком ты виде?!
— Помоги ему, — Локи аккуратно сгрузил свою ношу на пол.
— Надо скорее закрыть дверь, — Кауна бросилась к выходу. — Маги уже поймали заклинание и наложили исцеляющие чары. У меня предметы пришли в себя, но нельзя выпускать волшебную силу на улицу.
— Немедленно помоги ему! — рявкнул Локи так, что Кауна отрыгнула в сторону. — Дверь я и сам закрыть могу.
Раиду не мог дождаться, когда ему вколют кокаин, морфий или любое другое обезболивающее. Словно сквозь сон он слышал рассказ целительницы.
— Ваше высочество, — Кауна таки принялась обрабатывать его лицо, причем до того, как заморозка подействовала, — ваше высочество, — несмело повторила она, — ну, тут все дело… У нас есть опасные заклинания.
— И? — Локи пришел в благодушное настроение и больше не кричал.
— Ты понимаешь, они все, я имею в виду заклинания, опасные заклинания, они все хранятся у Маннара нашего, пожилого такого. Веселого. У него в лабораториуме несколько глобусов разных.
— И? — не менее дружелюбно повторил Локи, хотя Раиду, будь на его месте, уже давно наорал бы на нерасторопную целительницу.
— Иногда они от него убегают. Раскупориваются. Развинчиваются.
— И?
— Включается сирена. Если она включается, никому нельзя выходить на улицу. Это строгий запрет. Иногда передают громко, что еще делать. А если нет, то, значит, просто сидеть тихо и следить за… происходящим, за развитием. Следить и не вмешиваться. Никому. Выходить, понимаешь, ужасно опасно. Опасно для жизни. Ну вот, ты видишь.
— Я не знал, — в голосе Локи послышалось настоящее горе. — Если бы знал, то никогда не приказал бы Раиду беречь ноутбук ценой своей жизни. В нем важная информация.
Вопреки перенесенным ужасам и анестезии сердце ученого учащенно забилось. Царевич лгал, выгораживал его? Немыслимо! Раиду скосил глаза на укрытый тканью притихший ноутбук — контрзаклинание подействовало, техника успокоилась. Осталось только покалеченное лицо, сломанный нос и осколок зуба, нещадно резавший язык.
В доме исцеления, помимо него, лежало еще несколько больных. Все они с невероятным интересом выслушали рассказ Локи о любимом ноутбуке. Его несколько раз пытались загрузить, но он даже не моргал синими лампочками. Многочасовая работа пропала, сгорели данные, которые почти невозможно восстановить. Все старания впустую. На глаза навернулись непрошеные злые слезы ярости. Назойливая Кауна бросилась утешать и вкалывать новую порцию морфия, посчитав, что он плачет от боли.
Но мало было бед. Не прошло и часа, как в дом исцеления явились все мастера разом, обвиняя ученого в нарушении законов поселения. Кто-то из магов-спасателей видел его на улице. Раиду очень хотелось спросить, если уж его видели спасатели, то почему не спасли? Почему не попытались помочь? Но говорить было слишком больно. Восстановить лицо могли только в Мидгарде, а свежие швы на лице мешали шевелить губами.
— Если вы ищите виновного, то он перед вами, — Локи, внимательно выслушавший обвинения, выступил вперед. — Раиду действовал по моему приказу.
— Но он был не с тобой, когда случилась катастрофа, — заметил Ивар, мастер естественной ветви науки.
— Да, солнце, — кивнул мастер логистов, — наше судопроизводство всегда карает только истинно виновных. Ты должен понимать, что правосудие справедливо и наш общий друг…
— Действовал по моему приказу, — перебил Локи, и в его голосе проскользнул металл. — Я приказал Раиду хранить ноутбук даже ценой жизни. Информация на нем важна для будущего всего Асгарда.
— Но может ли это кто-то подтвердить? — с подозрением спросил Ивар. — Мы бы и рады поверить тебе.
— Конечно, — Локи даже глазом не моргнул. — Мастер магической науки Хагалар и мастер магиологов Кауна присутствовали при этом.
Если бы мог, Раиду бы рот раскрыл от изумления. Локи подставлял мастеров! Лучше и придумать нельзя было. Они не посмеют при нем да еще при других пациентах заявить, что бог лжет.
— Да, припоминаю, — первым сдался Кауна, а Хагалар ограничился невнятным кивком.
— Как видите, вины Раиду нет, — Локи выдержал паузу, — а вот я вышел из дома по своей воле и нарушил ваши законы. Можете расправиться со мной, — он сложил руки на груди и насмешливо посмотрел на обвинителей.
— Ты гость, — первым нашелся мастер медицины. — Наши законы…
— Вот и прекрасно, — Локи не дал ему договорить. — Возвращайтесь к вашим прямым обязанностям. И Ивар, — он в упор посмотрел на мастера естественной науки, — твои подчиненные должны наладить работу электричества. Если они этого сделать не в состоянии — пусть признают, будем решать проблему другим путем. Я больше ждать не намерен.
Это была угроза. Неприкрытая. В воздухе повисло напряжение, и мастера поспешили удалиться, напуганные величием сына Одина.
Локи проводил их недолгим взглядом, а потом нагнулся к трепетавшему Раиду.
— Я отправлю ноутбук в Мидгард. Возможно, там его смогут починить. Отдыхай, я распоряжусь, чтобы твои раны побыстрее залечили целительными камнями. Кауна говорит, что в Мидгарде можно быстро привести тебя в порядок.
Раиду несмело кивнул — про медицину Мидгарда именно он когда-то рассказал сыну Одина. От кого узнал сам, уже и не помнил.
— Асгарду нужны такие асы, как ты, — с этими словами Локи ушел, а Раиду, воодушевленный и обрадованный, растянулся на лавке во всю свою немалую длину. Нос стоил того, чтобы покататься на боге, чтобы убедиться в его любви и милосердии. Не таким богом Раиду представлял себе Локи. Он думал, что бог, в первую очередь, суров, что может позволить себе улыбку, но по сути он — образец стойкости и ярости. Сегодня же он познал другое лицо Локи.
Радужные воспоминания и мечты о счастье оборвал нежданно вернувшийся Вождь. Он бросил на остальных больных такой взгляд, что они поспешили перебраться в соседнюю комнату, а сам присел на полу подле лавки Раиду, несмотря на все попытки ученого отстраниться и дать понять, что разговаривать он не желает.
— Наш юный царевич все чаще zeigt sein Gebiss{?}[показывает зубки], — весело произнес старик. — Это смешно. Но одновременно и удивительно. Чудный ребенок, из него точно выйдет толк.
Раиду старался игнорировать очередные выпады в сторону бога.
— Но я не о том пришел поговорить, — Хагалар сменил насмешливый тон на серьезный. — Вечно Недовольный мой, мы никогда не ладили меж собой, а ведь цель у нас одна и она благая — счастье Локи.
Раиду усиленно делал вид, что не слушает софелаговца, но получалось плохо.
— Царица Листиков… А, впрочем, ты ее не знаешь, так что не суть, одна старая знакомая говорит, что в других мирах неспокойно. Без Радужного Моста контроль над ними потерян. В Муспельхейме и Нифльхейме зреет бунт, в Свартальвхейме пока дело не ушло дальше разговоров, но это дело времени. Политика Одина не устраивает всех, и вряд ли миры согласятся терпеть наше господство. Асгард слишком слаб, его армия разжирела и забыла о своем долге. Я пытался поговорить с прекрасной царицей, а также с всесильной царевной, но за две ночи ничего не сделаешь, а восстанавливать Радужный Мост придется в ближайшее время… Одним словом, Раиду, пока ты не заснул, послушай меня очень внимательно. В других мирах считают, что Тор — преемник Одина. Einfältige Dummheit{?}[Наивная глупость], жизненные позиции отца и сына противоречат друг другу чуть ли не во всем, но что делать, коль таковы слухи, которым верят больше, чем истине. А вот на Локи все возлагают надежды. Он юн, безрассуден, любит пакостить и вредить. Особенно тем, кто о нем заботится. Но не суть. Именно его будут желать на троне, потому что все уверены, что с его помощью удастся захватить Асгард малой кровью. Но мы-то знаем, что это не так. Не царь, так его многомудрое окружение не даст случиться катастрофе.
Раиду поднял голову. Все эти сложные политические выверты были выше его понимания, да и могли оказаться плодом фантазии старого, выжившего из ума мага.
— Ты пытаешься преподнести Локи новую промышленную формацию, усовершенствовать Асгард, — продолжил Хагалар, — а я предлагаю тебе подарить весь Асгард dem Fleisch und Blut von Odin{?}[плоти и крови Одина], посадить его на трон и прекратить бесконечную войну между мирами. Протекторат Асгарда устарел, нам нужен новый курс и новый лидер. Меня, откровенно говоря, расстраивают оба царевича, но слава мелкого пакостника заставила сделать выбор в пользу Локи, тем более, что мы все присягали ему, так что нас даже не заклеймят предателями Асгарда. Мы успокоим прочие миры, заведем бесконечные переговоры, обмены подарками, заложниками, секретами… Какими-нибудь. Дадим мирам все тот же кнут, но запеченный в сладкий юсальвхеймский пряник — кстати, рекомендую попробовать. Пока миры поймут, что происходит, ты и твои последователи укрепят армию, снабдят ее лучшим оружием, а если еще и проблема рождаемости разрешится благодаря использованию Мидгарда…
Раиду не понял, что такое протекторат и формация, но понял, что ему предлагали. Сделать Локи верховным богом Асгарда. Об этом раньше он мог только мечтать. Всесильный Локи скорее виделся Раиду на виселице, чем на троне, хоть он и старался гнать от себя подобные мысли. И если подлый старик действительно готов бросить Агрард в ноги Локи, то в гениальном ученом он найдет самого преданного союзника.
====== Глава 66 ======
«Люди», «Смертные», «Мидгардцы» — как только Беркана не называла обитателей подчиненного Асгарду мира, до того как попала на благословенную землю. Теперь она выучила новое слово, ставшее символомвсего неизведанного и таинственного — «американцы». Так именовали себя почти все люди в доме и телевизоре.
Столетия напролет Дочь Одина изучала удивительную науку людей. Со всей серьезностью подходила к разработке новой меди — вещества с бесконечно слабым сопротивлением, которое совершило бы переворот в электрохимии; или к жидкости на основе ртути, соли, купороса, золота и спирта, исцеляющей от всех болезней — теперь оказалось, что все это давно в прошлом и даже наукой не считается. Сын Джозефа с явным недоумением слушал ее рассказы о том, что все металлы состоят из ртути: гермафродита среди металлов — текущего, но не мочащего поверхности, и серы — жизненного огня, сгорающего и испаряющегося без остатка; что нашатырь дает масло, твердеющее от огня — мягкое начало эликсира бессмертия; что если правильно обработать атраментум — черную землю, издающую при горении сероподобный запах, то он станет красной или цветущей универсальной краской. Люди давно уже не занимались ирибацией, кохобацией и цинерацией. Даже не облицовывали глиняные сосуды с помощью красного свинца. О том, что сера бывает белая, красная, зеленая, черная и мертвая — не слышал даже никто из местных ученных. А когда Одинсдоттир подала рецепт универсальной соли, для изготовления которой требовалась свинцовая посуда, ступка и печь для обжига, ее чуть не подняли на смех. Люди изменились: говорили по-другому, писали по-другому, а, главное, снимали движущуюся реальность. В Асгарде Дочь Одина не стремилась смотреть фильмы на маленьких ноутбуках, но здесь, в Мидгарде, огромный плоский экран во всю стену создавал полный эффект погружения. Она вместе с Иваром пережила самые знаменитые американские фильмы и сериалы: «Блондинка в законе», «Секс в большом городе», «Дневник Бриджит Джонс», «По признаку совместимости», «Диана, история любви». Подборку сделал электрический раб сына Говарда — Джарвис — механический разум, уверивший асов, что именно по этим фильмам лучше всего изучать современных людей и их повадки.
Ивар наблюдал за экранной жизнью с огромным вниманием, даже с большим, чем сама Беркана, а потом обсуждал их с сыном Говарда и сыном Джозефа.
— Суть ваших кинематографических лент меня удивляет, — говорил он мягко. — Конфликт везде строится на том, что женщина или мужчина делят постель с несколькими партнерами. Почему ваша мораль считает такое поведение недопустимым, но не считает безнравственным общение мужчин и женщин один на один, а также сожительство до проведения официальной церемонии и выкупа?
— А в вашем Асгарде за измену по головке гладят, должно быть? — сын Говарда предпочитал отвечать в язвительной манере, еще более грубой, чем Локи, последовательно выпивая одну чашку воды с газом за другой. В Мидгарде существовало огромное множество сосудов для пития: каждому напитку полагался свой. Беркана не видела никакой разницы между ними, но людей почему-то огорчил тот факт, что в комнате нашлись только чашки, и газировку пришлось пить из них. Сходить наверх за подходящей посудой поленились.
— У нас вообще нет понятия «измена», — Ивар множество раз за два месяца пытался объяснять очевидные вещи, но получалось неизменно плохо. — Если в дом входит странник, бравый воин, которому сопутствует удача во всех делах, то супруга хозяина дома почитает за честь возлечь с ним и зачать от него ребенка.
— А что же сам супруг? Как смотрит на не своего ребенка? — Тони разве что ноги не положил на стол, а весь его вид выражал крайнее презрение. Он не нравился Беркане, она предпочла бы держаться от него подальше.
— Почему не его? — Ивар давно устал удивляться глупости людей, но виду не подавал. — Ребенок принадлежит тому клану, где воспитан, а чья кровь в его жилах — какое имеет значение? Почему все ваши фильмы посвящены тому, как мужчины или женщины устраивают трагедию из того, что предначертано самой природой?
— Что же именно предначертано самой природой? — Сын Джозефа поднес к губам свою чашку.
— Даже ваша естественная наука признает, что самки обычно выбирают самых могучих, выносливых и лучших самцов, ведь от них самое жизнеспособное потомство, — Ивар встал и чуть склонился, что означало, что его речь будет долгой. Люди, правда, не поняли странного жеста. — Животные ничего не знают о генетике, но поступают в соответствии с ней. И разве не честь для мужчины растить ребенка более сильного, здорового, который сам сможет в будущем продолжить род таких же здоровых и сильных? А мораль, нравственность и характер даст ему семья, тот самый мужчина, который будет его отцом. Обычно крепость тела и физическое здоровье встречаются отдельно от благородства нравственного, и если первое дает природа и гены, то второе — воспитание. И к лучшему будет, если здоровый ребенок попадет в руки того, кто воспитает в нем благородство души и помыслов.
— Как пафосно-то! — Тони подался вперед, а Стив наоборот откинулся на спинку стула. Он слушал с явным вниманием. — Вот ты говоришь, что неважно, кто отец… А что ты запоёшь, если я скажу тебе, что ваш божественный Локи сводный, — он сделал ударение на последнем слове, — брат Тора. Тор сам так сказал, могу показать записи скрытых камер, только не упомянул, с какой именно стороны сводный. А если он вообще усыновленный, что ты на это скажешь?
Сын Говарда смотрел на Ивара так, будто и в самом деле считал, что происхождение Локи имеет значение для асов. Беркана и рада была бы объяснить ему суть родственных отношений в Асгарде, возможно, у нее получилось бы, но она немного трепетала перед его напористостью и дерзостью и никак не могла решить, на кого он походит больше: на Раиду или на Локи.
— Меня так печалит, что мы не понимаем друг друга, — тяжело вздохнул Ивар. — Попробую объяснить еще раз. Локи может быть хоть последним рабом, но он усыновлен Одином, он выращен Одином, и уже неважно, из какой семьи он происходит. Сын — вовсе не тот, кто родня тебе по крови, тем более, что установить биологического отца невозможно иначе, чем вашими методами экспертизы генов, а их остальные миры еще не знают. Сын — это тот, кого ты воспитал, обучил, поставил на ноги, кому передал свою удачу, кто защищает тебя и пасет твоих овец.
— Пасет овец? — Тони не сдержал приступы истерического хохота. — Я не могу с тобой, асгардец! Кэп, убери колу, налей чего-нибудь покрепче. Я с ними с ума тут сойду. Пасет овец… Локи…
— Я рад, что смог поднять тебе настроение, — произнес Ивар, вставая. — И если фильмы мы больше смотреть не будем, я хотел бы откланяться.
С этими словами он вышел в сад, избавляя себя от очередных бессмысленных вопросов. Беркана хотела последовать за ним, но любопытство победило, и она осталась у дверей. Подслушивать Дочь Одина любила с детства, но считала подобное поведение непозволительным в Асгарде. Среди людей она чувствовала себя более раскованной и дерзкой, тем более что сами люди не чурались подобных приемов. Все, кроме сына Джозефа.
— Это маразм! — донеслось до ее чуткого уха. — Один сплошной маразм. Я недавно пообщался с этим ненормальным, который говорит стихами… да и с Иваром. Они знают закон Ома. Не так называют, но знают. Труды Архимеда и Зенона… Да что про них! Труды Абеля, Паскаля, Ферма! Они откуда-то знают теоремы, гипотезы и доказательства прошлых столетий, но при этом, судя по их рассказам, в Асгарде процветает родоплеменной строй и даже до феодализма им плыть еще море тысячелетий. Одно с другим сочетаться не может! Покалеченная девка вообще заявила тут недавно, что лазурит — минерал! — можно сделать из ртути, серы и нашатыря с помощью, угадай, чего? Возгонки!!! Я спросил у этих липовых ученых, откуда у них все эти знания, они говорят — из книг. Я очень хочу посмотреть на эти книги. Откуда они могли появиться в таком отсталом мире? А ведь еще богами себя считают! Ненормальные. Я решил во что бы то ни стало вывести из себя этого чертового Ивара. Хоть бы что. Хуже дока. Везде эта улыбка, везде зубодробительная вежливость!
— Радуйся, что они скоро уедут, — донесся усталый голос Стива. — Ты сможешь вернуться домой и больше не вспоминать о них.
— Уедут ли? — фыркнул Тони. — Или решат сидеть тут до последнего? Что им три месяца при их бесконечной жизни? Черт, завидую!
Голоса стихли. Возмущенный Тони и что-то тихо отвечающий ему Стив удалились в другую комнату, а Беркана поспешила в сад за Иваром. Разговоры о фильмах, о научных достижениях лишь ретушировали настоящую проблему, вскользь упомянутую сыном Говарда — каскет. За два месяца люди не смогли ничего узнать. Артефакт постоянно был на шаг впереди. Ученые проводили громоздкие вычисления, подставляли голубую жидкость под множество неведомых приборов, но результата не было. А если так и не будет… Беркана хорошо знала, что каскет — сердце ледяного мира, и если оно потухнет окончательно, то мир погибнет. Не сразу — пройдет миллион зим, прежде чем он разрушится, но это будет начало легендарного Рагнарека. Вслед за Етунхеймом исчезнут и другие миры. И все из-за Локи. Не она, так ее далёкие правнуки будут жить в мире, в котором погаснет Солнце, Етунхейм развалится и его осколки уничтожат жизнь во всех девяти мирах.
— У нас нет выбора, — объявил недавно Ивар. — Надо узнавать у Локи, что за магия сломала каскет. И с новыми знаниями возвращаться сюда. Придется надавить на самого сына Одина — других вариантов нет, хотя и признавать это ужасно! Придется соврать про нестабильность каскета.
Лагур пожал плечами, Беркана смолчала, а про себя горько усмехнулась. Скажет Локи, конечно. Он не говорил правды даже отцу, мучившему его, и вдруг расскажет им, проникнется судьбой Иггдрасиля? Да он будет только смеяться. Не зря в человеческих мифах именно Локи — причина Рагнарека. Реальность недалеко ушла от вымысла.
— Возможно, стоит поступить так, — предложил Ивар. — Привести Локи сюда. Если он так боится рассказать нам правду, пусть расскажет местным ученым, от них-то, в случае чего, легко можно избавиться.
Беркана передала идею сыну Джозефа, но тот воспринял ее без особого энтузиазма. Слишком однозначное впечатление Локи оставил о себе. Хорошо хоть, что не об асах в целом. Стив настойчиво предлагал Дочери Одина остаться в Мидгарде. Якобы для того, чтобы помогать ученым, но Беркане было приятнее думать, что дело в ней самой. Во многих мифах описывалась любовь смертного к богу, а ведь она для людей та самая богиня. Мидгард нравился ей гораздо больше асгардской тюрьмы и вызывал множество вопросов, на которые она могла ответить и стать полезной для родного мира. К примеру, в местной библиотеке она нашла мифы, подозрительно напоминающие мифологию народа Алькеро. Обряды, описанные в них, слишком уж походили на то, что рассказывал Локи о получении легендарного лука. И в ванахеймской книжке, и в мидгардской фигурировали чуть различные имена доброго Адоро и его злых брата и сестры Арболя и Биенте, а также приводился миф о рождении Флорас — ужасного чудовища, детеныша Арболя: оно более всего походило на прекрасное поле цветов. Своей красотой и приятным ароматом заманивало жертву, а потом поедало. Беркана изучила книжицу с большим интересом и решила взять с собой — показать Локи. Может ли быть такое, что старинный род лучников гостил в Мидгарде? А если не он, то кто? Ведь об их мифах никому ничего не известно.
С такими мыслями Дочь Одина шагнула в портал, открывшийся по давней договоренности. Она обещала Стиву, что вернется, но не могла сказать, в ближайшую ли сотню зим.
Наконец-то наступили устойчивые заморозки! Раньше Локи люто ненавидел зимнюю половину года из-за постоянных болезней, теперь же не мог дождаться холодов: ему не терпелось проверить чудодейственные таблетки. С наступлением настоящих морозов он вышел на улицу в одной рубахе и устроил длительную прогулку вдоль Речки. На следующий же день проснулся с ужасной головной болью и температурой. Рабы перешептывались между собой, решая, кому ехать в пургу за царицей, однако Локи велел подождать. Если таинственные таблетки не помогут, придется вызывать мать и придумывать очередные путаные объяснения, но пока есть хоть малейшая надежда…
Он рискнул и выиграл: уже через пару ночей самочувствие улучшилось. Какие же соединения таила в себе небольшая капсула? Сможет ли Асгард создать что-то подобное?
Мидгардские достижения помогли без особых усилий справиться не только со слабостью здоровья царевича, но и с продовольственными неурядицами. Локи отправил на отдаленные хутора повозки с простой мидгардской едой и теперь с нетерпением ждал возвращения гонцов, а еще больше — письма от отца. Одину было, о чем спрашивать воспитанника. Даже если ученые не лгали, и Хеймдаль действительно не видел происходящего в поселении, трубопровод, проложенный по лавовым полям, не заметить невозможно. Локи наслаждался собственной причастностью к грандиозным событиям. Вчера он наблюдал за испытаниями нескольких вариантов шифера и давал добро на покрытие экспериментальных крыш, сегодня рассматривал новые удобрения, способствовавшие росту тепличных помидоров, завтра собирался послушать доклады логистов о покрытии дорог и методах создания асфальта. Работа кипела, ресурсы покупались, а часто и воровались в отдаленных мирах вроде Муспельхейма и Нифльхейма, бесконечное асгардское золото лилось рекой. Локи считал вполне выполнимой задачу превратить туфовую пустыню в цветущий сад всего за несколько зим. Когда-то Асгард смог создать небывалую армию буквально из ничего, воспитать поколение талантливых магов, снабдить их всесильными артефактами, позаимствованными из других миров, так неужто он не сможет возвеличить промышленность Асгарда? Сначала процветание обители богов, потом полная власть над всеми мирами. Он преподнесет отцу то, что никто другой не может — запасы продовольствия, шерсти и прочих ресурсов, сытую, счастливую жизнь — а уж как ею распорядиться, Всеотец решит сам.
Царевич был окрылен идеями и планами. Для всех он сын Одина, и именно здесь, в поселении отверженных, он в полной мере осознал, насколько могущественен этот титул. Во дворце он всегда был лишь младшим братом великого Тора, здесь же с ним обращались, словно с безусловным правителем. Но, несмотря на постоянные восхваления и лесть, порядки поселения царевича сильно смущали, а порой приводили в недоумение и даже ярость. Взять то же происшествие с Раиду. Он серьезно пострадал из-за граблей, его даже пришлось отправить в Мидгард для починки зубов. Операции заняли несколько недель, которые ученый провел в Асгарде, проклиная необходимость постоянно мотаться в Мидгард. По сути, произошла катастрофа местного масштаба: у хранителя заклинаний-паразитов, Маннара, сбежало опасное заклинание, но это обстоятельство… Никого не волновало!
— Ничего особенно страшного не случилось, — говорили поселенцы. — Заклинание быстро удалось нейтрализовать, а Раиду не пострадал бы, если бы не нарушил правила безопасности и не вышел бы на улицу.
Локи не стал спорить, но про себя удивился, что никто не винит Маннара, хотя это была его обязанность: следить за заклинаниями. Когда Локи пришел к нему с обычным вопросом, мол, как такое могло произойти, то услышал следующее:
— Я и сам не знаю. Получилось как-то. Заклинания — они такие, им простор нужен и воздух. Сидеть все время взаперти им жутко до невозможности. Нельзя же так с ними.
Локи сделал совершенно не обрадовавший его вывод, что хранитель заклинаний чуть ли не собственноручно отпускает их на волю, несмотря на смертельную опасность. Сперва Беркана лишилась половины лица, теперь Раиду выбили зубы. И это только среди тех асов, кого Локи знал лично. Царевич давно заметил, что с ним знакомятся, в основном, те, кого наука еще не покалечила. В поселении жило достаточно уродов, но Локи видел их только издалека: они не стремились подходить к нему, не входили в фелаги, с которыми он активно контактировал. Его будто специально ограждали от ужасов поселения, но зачем-то подсунули в первый же день Беркану…
Вопросов и подозрений было много, но ничего экстраординарного не происходило, пока одним ранним утром рабы не доложили, что фелаг желает лицезреть своего бога. Царевич не предал значения странной формулировке, посчитал, что к нему пришли Хагалар с Раиду, поэтому встал с постели и, почти не одеваясь, велел пустить посетителей. Любого другого аса он не принял бы в своих покоях, но члены фелага уже бывали здесь, причем при самых омерзительных обстоятельствах, так что таиться перед ними не имело смысла. Рабы удалились восвояси по одному слову сына Одина и не заметили удивления, отразившегося на его лице, когда в комнату при неровном свете свечей вошли пятеро. Ивара, Лагура и Беркану было не узнать: мидгардская одежда выглядела нелепо на фоне грубо сколоченных стен асгардского дома. В руках Ивара сиял Каскет. Сиял знакомой, ставшей почти привычной, голубоватой трещиной, которая вовсе не уменьшилась за время пребывания в Мидгарде, а скорее даже расширилась.
Ивар выглядел расстроенным, Беркана отворачивалась от света, Лагур подслеповато озирался вокруг, пронзительный взгляд Хагалара силился проникнуть в самую душу, а на лице Раиду была написана привычная решимость, но, странно, — он переминался с ноги на ногу, будто чувствовал неловкость. Интуиция подсказывала Локи, что готовится что-то серьезное.
— Как вижу, великие смертные ничего не смогли сделать, — фыркнул он чересчур пренебрежительно. — Добро пожаловать домой.
— Не успели мы вернуться, как тут же поспешили к тебе, — приторно мягко завел речь Ивар. — Прости за вторжение, Локи, но наш вопрос не терпит отлагательств. Я вижу, мы подняли тебя с постели. Прости подобную дерзость, — ученый поклонился с тем женским изяществом, которое Локи отметил еще в первую встречу. — Мы ненадолго, у нас столько один вопрос. Пожалуйста, расскажи, что случилось в Бездне с каскетом? Кто его сломал? Без этих знаний починить его не удастся.
— Я говорил вам и могу повторить, — Локи тяжело вздохнул, раздумывая, как бы выдворить всех пятерых незваных гостей и каскет в придачу. Он полураздет, а перчаток нигде не видно — находиться рядом с артефактом слишком опасно. — Можете считать, что его никто не сломал.
— Плоть и кровь Одина, — инициативу перехватил Хагалар, — не заставляй меня просить помощи у твоего могущественного отца. Очень тебя прошу. Мы целый год терпели твои выходки. Но теперь хватит. Говори, — в голосе Вождя слышалась усталость. Локи мысленно поставил себе плюс: вот уже отцом грозить начал. Как он смог отметить за прошедший год, если Хагалар не мог добиться чего-то словами, то пускал в ход угрозы, а единственная, хоть сколько-нибудь веская — это отец.
— Сын Одина, — в игру вступил Раиду, — если Каскет не восстановить, в пламени сгинут все миры. Настанет Рагнарек, и начнется он с Етунхейма.
— И когда же? — небрежно спросил Локи.
— Примерно через миллион зим.
— Миллион?! К тому моменту асы вымрут!
— Но это не повод начинать конец света, — приложив огромные усилия, Беркана сделала полшага вперед. Ее мелко трясло. — В Мидгарде тебя обвиняют в том, что ты принесешь конец света — так написано в книгах. Ты погубишь всех. Неужели ты хочешь на самом деле всех уничтожить??? — она сбилась, стушевалась и смолкла, очень напомнив высушенный на ярком полуденном солнце ванахеймский изюм.
— Коль ты боишься, что узнает кто о том, что здесь случится, то не бойся. Мы сохраним любую тайну, но ответь, что стало с каскетом? — добавил свое как всегда странное слово Лагур.
Локи сложил руки на груди. Все по очереди высказались, теперь ждут его ответа. Заранее репетировали! Да что они возомнили о себе на своей Земле: великому Всеотцу он ничего не сказал, а им выдай все как на духу? Наивные.
— Ты знаешь, что Один умеет смотреть воспоминания и читать мысли? Я не хочу просить его применять это умение на тебе, но твое упрямство, причем бессмысленное, в итоге вынудит меня прибегнуть к этому, — в голосе Хагалара слышалось неприкрытое отчаяние — пусть пугает своим могуществом сколько угодно, но теперь, когда они оба знают, что причинить какой-либо реальный вред он в состоянии только через превращение в монстра, дело дальше слов не зайдет. Ход с чтением мыслей заранее обречен на провал — отец хоть и великий бог, но все же не всесилен. Локи нравилось мучить друзей, заставлять их унижаться и просить. И неважно, что они по сути сравнимы с грязью на его сапогах. Локи повнимательнее присмотрелся к ним. Кто отступит первым?
Дочь Одина смотрела на него со страхом и… ненавистью? Да, точно, ненавистью, явно вызванной обидой, но на что? Вроде бы он еще не успел так крупно насолить ей. Да и когда? Она же… Точно, была в Мидгарде. Неужели смертные рассказали позорную правду? Причем рассказали с позиции победителей. Из всех членов фелага именно Беркана представляла наибольшую опасность — не силой или знаниями, а глупостью и мнительностью. Кто-кто, а вот она вполне могла быть стукачом, предателем и шпионом одновременно, причем не догадываясь об этом.
Ивар стоял со своей вечной прижимистой улыбкой, выводящей из равновесия всех, кто знал его хотя бы несколько месяцев, и по его лицу ничего нельзя было прочитать. Ученый больше напоминал машину, чем живого аса, хотя и успел доказать обратное после происшествия в лабораториуме: тогда он выказывал и страх, и злость, и удивление, но то было один раз и скорее составляло исключение, чем правило.
От Раиду, как и всегда, исходили стойкие флюиды любви. Иногда Локи снились похабные сны с участием своего почитателя, порой они даже доходили до черты неприличия: с его стороны уж точно был переизбыток обожания. И насколько бы Локи не любил быть в центре внимания, от Раиду и его бесконечного энтузиазма уставал даже он…
— Локи, ради науки, ради хотя бы нее, открой нам свою тайну! — Царевичу не впервой было видеть умоляющие взгляды естественников, но Хагалар присоединился к ним впервые. Да и выглядел он странно. Будто специально для того, чтобы произвести наиболее нелепое впечатление на Локи и уже одним этим заставить его выдать тайну, он вырядился в пеструю одежду весенних цветов.
Лагур… О нем Локи не мог сказать ничего определённого. Он мог оказаться как простым солдатом, так и королем, руководящим самим Хагаларом.
Только ли провал мидгардских ученых вынудил их продолжить давнишний допрос, или их действия продиктованы сверху? Локи уже пришлось выдать отцу все, что тот хотел услышать, появление Алоизетты заставило рассказать об истинных событиях Бездны. А каскет… Последняя тайна, неизвестная отцу. Имеет ли он право хранить ее? Если эти пятеро, забыв обо всех наигранных разногласиях, пришли к нему, это вполне может быть сигналом, очередным намеком. Но с той же долей вероятности этот визит может ничего не значить.
— Сын Одина! — послышался очередной сладострастный вздох. — Мы все готовы поклясться хоть на ядовитой крови, что никто не узнает твою тайну!
— Брат прав. Хоть сейчас, — Ивар хотел подойти ближе и протянуть руку в знак покорности, но запнулся о край шкуры и полетел на пол вместе со светящимся голубым светом каскетом. Реакция Локи никогда не подводила, поэтому прежде, чем осознать происходящее, он сделал мощный выпад вперед, опередив Хагалара всего на пару мгновений. Ларец оказался в его руках. Целый и невредимый. Только синяя жидкость недовольно колыхалась внутри, да по телу расползался покалывающий мороз.
Ивар невнятно поблагодарил, извинился и попытался встать, но снова запнулся о шкуру, теперь уже совсем по иным причинам. Он слишком много раз наблюдал преображение царевен Етунхейма и не узнать трансформацию не мог. Первой мыслью Локи было поставить каскет на пол и понадеяться, что ученые при неровном свете свечей ничего не обнаружили, но лица Хагалара и Ивара были слишком близко и на них застыло такое искреннее удивление, что Локи понял — отпираться не имеет смысла.
— Что ж, вы узнали вовсе не то, что хотели, — произнес он наигранно весело, поднимаясь с пола и выходя на свет, чтобы все могли в полной мере оценить его уродство. — Я действительно был рожден править. Но не Асгардом, а Етунхеймом. — Царевич с упоением наблюдал за друзьями: Беркана спряталась за широкую спину своего спасителя, боясь смотреть на метаморфозы, которые однажды уже видела; лицо Хагалара вытянулось, а в глазах застыло какое-то нечитаемое выражение, наиболее сравнимое с горечью, обидой и обреченностью; двое естественников выглядели одинаково пораженными, а Лагур… Лагур смотрел на происходящее как на само собой разумеющееся и не выказывал никаких признаков удивления, впрочем, как и всегда. Локи казалось, что окажись Лагур сам полукровкой, он пожал бы плечами и процитировал подходящий фрагмент из Гёте.
— Сын Лафея? — в голосе Раиду слышалось… благоговение. Локи ни с чем не мог его перепутать, это было точно оно. — Так ты бог сразу двух миров?
Ученый рухнул на колени, будто обе ноги разом отказали ему — даже посуда на столе протяжно зазвенела в такт. Потаенное сладострастие стало ярко выраженным: Раиду пожирал глазами Локи, а из приоткрытого рта вырывались не то стоны, не то всхлипы, не то хрипы.
— Сын Лафея… — эхом отозвался Хагалар. Он протянул слегка подрагивающую руку, несмело коснулся щеки — царевич милостиво позволил старику дерзость — его кожа все равно не обжигала морозом. На месте прикосновения на мгновение проступила светлая кожа аса.
— Так вот, что скрывал Один… Вот почему он искалечил наши жизни.
Рука безвольно обвисла, а Хагалар словно постарел на несколько столетий. Он отступил к стене и, обессилив, сполз по ней, глядя в одну точку где-то над головой несчастного оленя, так и не зашитого после давнишнего инцидента с кинжалом.
— Лаугиэ… Локи… Как я сразу не догадался. Один не убил тебя, а спас… Как я мог быть таким слепым и доверчивым! — голос Вождя был насквозь пропитан горечью, и, Локи готов был поклясться, что в тусклом мерцании свечи увидел отблеск слезы, одиноко скатившейся по морщинистой щеке. Что это было? Разочарование? Обида? Хагалар впервые вел себя так, впервые выглядел настолько потерянным и опустошенным. В таком состоянии он легко мог забыться и выдать собственные тайны. Не будь рядом софелаговцев, Локи воспользовался бы подвернувшейся возможностью
— Сын Лафея, так царевны Етунхейма — твои родные сестры? — Лицо Ивара, в меру удивленное, лучилось счастьем. — Они будут рады познакомиться с тобой, то есть узнать, что ты их брат. Они ведь остались без близких родственников. Новость о том, что хотя бы один из четырех братьев жив, осчастливит их!
— Но больше, чем они, наука будет рада узнать тебя, — продекламировал Лагур, щурясь от неяркого света. — Ты магией владеешь двух миров, и тело у тебя из двух частей. Дай нам тебя исследовать получше, сын Вотана. То для науки будет лучшим даром.
Локи замешкался с ответом. По его расчетам, софелаговцы должны были либо отпрянуть, либо пожать плечами, если их заранее предупреждали о его истинном облике. Но ни один не удовлетворил его ожиданий и только по реакции он понимал, что они ничего не знали, а испытывали что угодно, кроме омерзения: страх, благоговение, научный интерес, вселенскую скорбь и доброжелательность — немыслимый коктейль! Множество раз Локи представлял себе, как показывает друзьям свою истинную сущность, и всегда представлял их напуганными, разозленными, ошарашенными, а, главное, отвернувшимися от него, и именно поэтому избегал малейшей вероятности раскрыть себя. Пускай мнение каких-то там отверженных не должно волновать воспитанника Одина, но он уже привык к устоявшимся отношениям, обожествлению и почитанию. Потерять все в один миг, вернуться во дворец с позором и разочаровать отца… Локи попытался отогнать навязчивый образ разгневанного Одина. Сейчас не об этом надо думать.
— Одно слово, сказанное не в то время и не в том месте, и вы лишитесь не только жизни. Это я вам всем обещаю. Для всего Асгарда монстр должен оставаться сыном Одина.
В комнату пробирались первые солнечные лучи, освещая голубую кожу, столь чужеродную Асгарду, и контрастируя с враждебной внешностью.
— Монстр? — Беркана шумно выдохнула. — Да я была бы счастлива быть таким «монстром»! Жить во дворце, расти в палатах Одина. Ты, полукровка из другого мира, жил лучше всех нас, обычных асов! — в ее голосе слышалась неуместная в данных обстоятельствах обида и жутчайшая, чернейшая зависть.
— Помолчи, милая, — голос Хагалара, напротив, был жестким и тихим: подобное Локи наблюдал уже несколько раз, но в тех ситуациях такой тон обещал расправу, а в этой, похоже, защиту. Беркана широко распахнула единственный глаз, захлопала короткими ресницами и сжалась еще больше.
— Ты уникален, Локи, — начал он, и уже из его уст доносилось до дрожи пробирающее благоговение. — В твоих жилах несколько магий. Ётунская и асгардская. Твой отец был виртуозным магом иллюзий, мать — магом исцеления. Эти две магии дали начало третьей, которую я и обнаружил в тебе с самого начала — магии огня. Аналогов твоему могуществу не существует. Теперь я понимаю, почему мне не дали тебя учить, когда ты был маленьким, и почему ты отказывался от меня, когда появился здесь. Но больше скрывать тебе нечего. Поэтому я все же прошу тебя хорошо подумать над моим предложением: твое происхождение дает еще невероятные возможности в обучении. Полукровки — гораздо более живучие, приспособленные к различным условиям и вообще гораздо более удачные по всем своим характеристикам, чем чистокровные особи любой расы. Подумай хорошо, Локи. Ты мог бы стать величайшим боевым магом, столь могущественным, каких не было за всю историю Девятимирья. Ты уверен, что хочешь отказаться и упустить такой шанс, который больше никогда не выпадет? Ведь я не вечен, если ты не согласишься сейчас, позже тебя просто некому будет учить. Я не требую от тебя немедленного ответа. Взвесь все за и против. Мы обговорим это более подробно с глазу на глаз, но повод для размышления я тебе уже дал, — Вождь умолк, а Локи всерьез озадачился сказанным. В сказки про виртуозную магию хотелось поверить, но, если бы все было так просто, отец бы занялся его обучением. Однако родители только позволяли ему самому осваивать иллюзии. Да и во время длительных разговоров Всеотец ни разу даже мельком не упомянул возможность обучения у Хагалара, а если старик не лжет, то когда-то они с отцом на эту тему уже говорили и даже ссорились. Все не может быть так просто.
— Локи, — вперед выступил Ивар, прервав поток мыслей царевича, — прости, но мне показалось, что ты скованно чувствуешь себя во втором облике. Отдай мне каскет, стань снова асом. Я уже представляю, как обрадуются царевны Етунхейма…
— Даже не думай открыть им правду! — пригрозил Локи, но каскет отдал — синева тут же сошла, будто ее и не было.
— А теперь, когда вы знаете, кто я, — продолжил он, когда понял, что Раиду не собирается подавать признаков жизни или подниматься с пола, а остальные не знают, что сказать, — я хочу узнать, кто вы такие, как связаны с моим отцом и зачем вас приставили ко мне изначально?
— Сын Одина! — пылкий ученый тут же подал голос. — Мы никак не связаны с твоим отцом. Мы здесь, чтобы служить тебе!
— Уж не знаю, что ты о нас думаешь, плоть… Локи, — Хагалар поднялся, оправил свою бесформенную одежду и натянул на лицо маску рассудительности, — но ты заблуждаешься. Я лично знаком с великим Всеотцом, мне поручили с твоей помощью восстановить Каскет. Никаких дополнительных поручений не давали, разве что проследить, чтобы ты тут не облился реактивами и не утонул в Речке, — оба представили невероятно глубокую, примерно до середины голени речонку, протекающую недалеко от поселения. — Я собрал хороших ученых. Мы год старались что-то сделать и даже доверились мидгардцам, но пока ты не скажешь, как сломался артефакт…
Локи не ожидал, что софелаговцы вернутся к теме так быстро, что открывшаяся правда окажется для них недостаточно ошеломляющей, чтобы забыть про вопрос, с которым они к нему наведались. По сравнению с истинным обликом тайна каскета казалась Локи чем-то незначительным.
— Каскет разрушил сам себя, — неохотно ответил он. — Я высвободил его энергию и перенаправил на него же. Не было никакой дополнительной энергии.
— Это сильно меняет дело, — тут же влез Ивар, даже не интересуясь подробностями и не задавая вполне уместных в данной ситуации вопросов. — Мы раньше искали какой-нибудь дополнительный элемент и списывали некоторые проявления каскета на него.
— Магические состыковки придется переделывать, — вздохнула Беркана. — Получается, что я подала людям неверные результаты. С неизвестной переменной, которой не было… И я только сейчас вспомнила: Локи, я ведь однажды уже видела, как ты преображаешься в ётуна. Когда ты спугнул Алоизетту. Ты поцеловал ее и дотронулся до каскета… Я думала, ты проклят, а ты просто лгал, — тихо закончила она, явно разочарованная. Локи показалось, что она предпочла бы и дальше считать, что сын Одина проклят и никогда не сможет жениться. Но это сейчас не имело никакого значения.
— Надо прямо сейчас пересмотреть поставленные ранее задачи, перепроверить все гипотезы, — бесстрашный Ивар сделал пару шагов к двери.
— Вы считаете, что просто так отсюда уйдете? — зло усмехнулся Локи, проверяя реакцию. Беркана едва заметно напряглась, а Ивар… улыбнулся! В очередной раз!
— Разумеется, нет, — покорно склонил голову ученый, словно не заметив недвусмысленной угрозы. — Мы уйдем, когда ты позволишь. Возможно, у тебя есть другая ценная информация, которую не стоит разглашать?
— Ваше высочество, перед тобой должны трепетать два мира, — послышался раболепный голос Раиду, которого до сих пор не отпустила новость о полукровности младшего сына Одина. — Я не могу в это поверить. Ты будешь правителем двух миров — законным наследником и там, и там…
— Кем я буду, я пока понятия не имею, — огрызнулся Локи в ответ. — Моё будущее сильно зависит от вас. Если станет известно…
— Позволь уверить тебя, что никому ничего не станет известно, — мягко произнес Ивар. Он передал каскет Беркане, а сам достал карты и принялся тасовать их невероятно сложным способом. Локи отлично знал, что это первый признак волнения, значит, ученый не столь беспечен, как хочет показать. — Если на то будет твоя воля, мы втроем проведем несколько опытов с твоим телом. В строжайшей тайне, разумеется. Но никого другого, как и нас в том числе, не касается твое происхождение. Я столько сил потратил на то, чтобы объяснить эти простые истины людям, и мне странно, что их приходится объяснять тебе лично. Ведь, по сути, ты усыновленный раб!
Раиду и Локи одновременно подавились воздухом, и только это обстоятельство позволило Ивару продолжить:
— По нашим законам усыновленный раб равен во всех правах с прочими, законными, детьми. Если законы Одина не изменились за последнее время.
— Не изменились, — пробормотал Локи. Ивар говорил слишком складно. И слишком легко все получалось по его словам.
— Я тоже не понимаю проблемы, — подала едва слышный голос Беркана, — ведь у Одина были сотни детей в разных мирах. И от етунов, наверняка, были, и от муспелей. Ты же… ничем не хуже?
Явная вопросительная, даже умоляющая интонация вызвала невольную улыбку на губах.
— Я рад, что вы поняли меня, — Локи позволил себе сменить гнев на милость. — Идите разбираться с каскетом, а мы с Хагаларом еще немного побеседуем.
Царевич вальяжно уселся на кровать. На ту самую кровать.
Ученые не посмели ослушаться. Даже Раиду безропотно вышел вон, хотя и оборачивался несколько раз, словно проверял, не обратится ли Локи снова в етуна. Царевич похлопал рукой около себя. Хагалару должно быть неприятно находиться здесь, сидеть на той самой кровати, где он чуть не забил своего подопечного. Локи испытывал неземное наслаждение всякий раз, когда ему удавалось смутить Вождя. Правда, бывало это довольно редко.
— Итак, они ушли, — начал царевич вкрадчиво, заглядывая собеседнику в глаза. — Я свои тайны раскрыл. Теперь твоя очередь — расскажи мне, кто ты такой на самом деле?
Это был приказ. Губы изогнулись в змеиной усмешке. У фелага была возможность низвергнуть своего бога, но они снова возвели его на пьедестал, вот пусть теперь пожинают плоды своей беспечности. Секунды шли, обращаясь в минуты, но Хагалар не подавал признаков жизни. Он сидел в одной позе, практически не дыша и напоминая статую. Стоило Локи открыть рот, как одним молниеносным движением его схватили за руку. Голубая вспышка резанула по глазам, а Хагалар впал в транс. Царевич однажды уже проходил эту неприятную процедуру. Первый день в фелаге. Невиданная наука, цветные жидкости и надсмотрщики отца, один другого страннее. Тогда Хагалар тоже схватил его за руку и прочитал всю суть… правда, не обнаружил, что перед ним полукровка. Вырываться было бесполезно, так что Локи лег на кровать, оставив руку в полном распоряжении Вождя. Теплое прикосновение успокаивало еще недавно бешено колотящееся сердце, веки наливались свинцом. Локи бы заснул, если бы новая вспышка не резанула по глазам — Хагалар вернулся в мир.
— Я и представить себе не мог, насколько сильно переплетаются две магии, — в голосе Вождя слышалось восхищение. — Теперь я знаю, что ты полукровка, но все равно не могу разложить твою магию на две. Работать с тобой будет очень интересно.
— Ты не будешь со мной работать, пока не расскажешь, кто ты такой, — жестко произнес Локи. Он надеялся дожать мага, сыграть на его любопытстве и страсти, но цели не достиг. Хагалар, не глядя на него, встал и направился к двери. Он шел медленно, но Локи вовсе не собирался окликать его или останавливать. Перед самым порогом Хагалар медленно обернулся и поднял вверх ладонь правой руки, изуродованную шрамом.
— Ты никогда этого не узнаешь!
====== Глава 67 ======
Один Всеотец всегда чувствовал, когда за ним наблюдают. Ни вражеские шпионы, ни прислуга, ни собственные дети — никто не мог застать Одина врасплох. Много тысячелетий назад он научился видеть то, что другим не дано. И не только с помощью воронов, как считали сплетники, но и с помощью особого чувства. Профан мог бы называть его предчувствием, или предвидением, или даже интуицией, но Один точно знал, что дело вовсе не в эфемерном аффекте, который может обмануть, а в чувстве, столь же безотказном, сколь зрение и слух. Не сосчитать количества покушений, которые Всеотец пережил за свою долгую, насыщенную жизнь. То его пытались убить простым кинжалом в спину, то взбесившейся лошадью, то отравленной стрелой, но каждый раз он вычислял убийцу именно тогда, когда очередной наемник или раб этого не ожидал.
Вот и сейчас Один чувствовал слежку. Он проснулся ранним утром в Вяласкьяве задолго до царицы, привел себя в порядок, спустился в трапезную, занялся делами в Гладсхейме, понаблюдал за тренировками сына, прогулялся вдоль вечно бушующей реки Тунд, ставшей непреодолимой преградой для десятков шпионов, задумавших пересечь ее без личного приглашения кого-нибудь из асов. Крылатых шпионов ждала в Асгарде не менее ужасная участь, ведь стены вокруг столицы при опасности извергали высокие столбы пламени. Около стен было безлюдно, но наблюдатель ничем не выдал своего присутствия, поэтому Один вернулся в золотой чертог к делам. Освободившись ранним вечером, он вышел в одиночестве на одну из самых высоких башен-труб и устремил взор на долину Вигрид — бесплодное поле, на котором когда-нибудь сойдутся войска Хель и асов. Не придумать лучшего места для разговора, но добрый друг так и не обнаружил себя, хотя его молчаливый, неодобрительный взгляд ни с чем нельзя было перепутать. Где именно этот взгляд находился, Один легко мог вычислить, но не видел в этом никакого смысла — его обладатель сам появится, когда посчитает нужным.
Вечер клонился к ночи, Один успел переделать множество дел, а слежка все продолжалась. Лишь перед самым сном, когда он отозвал слуг и остался наедине с супругой, незваный гость объявился: вышел из тени, как делал много столетий подряд. В юности он испытывал особое удовольствие от внезапного появления в спальне подле брачного ложа самого царя. Тогда он был наивен и считал, что царь его не замечает, а Один не стремился разрушать иллюзии. Со временем добрый друг научился затаиваться лучше хищников.
— Ты с дурными вестями, предвестник бури? — недовольно начала Фригг, не прекращая расчесывать волосы. — Мы вняли твоему предупреждению: Тор тренирует армию Асграда и днем, и ночью.
— Рад слышать, что старшая… плоть и кровь занимается тем, что у нее прекрасно получается, — ответил мастер магии, целуя руку царице. Он дотронулся до ее шелковистых волос, отмечая их мягкость и неосознанно собирая в пряди. Один помнил, что в свое время Хагалар умел великолепно плести косы — любимая служба заставила его научиться всем премудростям женских ремесел.
— Я здесь по иной причине. Война и армия… не так интересны мне, как ваш младший сын.
— Что он натворил на этот раз? — тяжело вздохнул Один. Неужто старый друг исчерпал все свои фокусы и надеется разведать, чем бы еще заинтересовать Локи? Всеотец давно ждал возвращения сына во дворец. Пора было вплотную заняться подготовкой, но мальчишку что-то удерживало в поселении, и явно не старый маг, пускай Фригг и была готова спустить на него всех собак. Если кто в Асгарде и заслуживал почетного звания Дренга — совершенного аса, чистого душой и телом, так это Хагалар, что бы там ни разносила молва.
— Мы-таки добились от него правды окаскете, — ответил гость, и не было в его голосе и тени радости от явной победы.
— Его ответ тебя разочаровал, — кивнула Фригг, умевшая читать мастера магии не хуже самого Одина, но делавшая обычно неверные выводы.
— Слишком глупо, — усмехнулся Хагалар. — Я рассчитывал на легенду, достойную баллад, а получил… Глупость, достойную порицания. Скоро наши ученые снова поедут в Мидгард и соберут-таки злосчастный ларец.
— Я рассчитываю на тебя, — Один подошел ближе, всем своим видом давая понять, что возлагает на Хагалара миссию первостепенной важности. Если бы он вернулся во дворец, все могло бы сложиться иначе. — Ты не хуже меня знаешь, что разрушение Каскета грозит Рагнареком. Вы и так возитесь преступно долго. Или, быть может, асгардская наука больше не заслуживает доверия?
— Насчет Рагнарека, — Хагалар не прекращал заплетать волосы царицы и совсем не обращал внимания на торжественность момента. — Это правда?
— Это легенда, — ответила за Одина Фригг. — Разве не ваше научное общество должно знать, есть ли в ней хоть крупица правды?
Хагалар как-то неопределенно повел плечами.
— Когда ты вернешь Локи во дворец? — строго спросила царица, разворачиваясь к Хагалару лицом: недоделанная прическа рассыпалась от одного неловкого движения. — Ты целый год держишь его взаперти, вдали от дома.
— Скорее он нас всех держит, — усмехнулся мастер магии, будто не замечая гневного тона. — В ежовых рукавицах. Что я могу сделать, прекраснейшая, если твоему ненаглядному ребенку нравится наше поселение? А особенно ему нравится поливаться разноцветными баночками или смотреть, как ими поливаются другие. Одним словом, он нашел поле для игр и радостно играет в живых асов, словно в игрушечных.
— То есть ты пытаешься сделать из него себя с помощью поселенцев? — уточнила Фригг. Один мог бы назвать свою супругу чересчур мнительной, если бы она не оказывалась частенько права.
— Да что ты, — Хагалар разочарованно махнул рукой. В свое время они вместе потешались над пустыми словами Фригг, пока однажды ее предположение не сбылось и великаны не напали. Ради защиты столицы пришлось тогда поджечь часть Тунда.
— Ребенок он еще. Управлять другими он умеет так, как Эйр лечить в первые зимы службы. Смех это, а не управление. Просто ребенок у вас достаточно мерзкий, ему нравится всем пакостить и мешать, этим он и занимается все свободное время, которого у него больше, чем достаточно.
— Так пускай возвращается. Пускай занимается делом, а не играет с преступниками. Или ты рассказал ему о нас что-то, из-за чего он не может вернуться? — подозрительно спросила Фригг, глядя прямо в глаза магу. Смысла в этом не было — Хагалар умел лгать при любых обстоятельствах.
— Я рассказывал ему немного о себе… — уклончиво ответил Вождь. — Он, кстати, считает, что я один из членов твоего последнего совета, — Хагалар переместился поближе к Одину. — Бьерна вспоминал, Орма, Гринольва. Хотелось бы мне знать, что ты рассказывал ему о них. Обо мне. Что он вообще знает о настоящем прошлом Асгарда?
— Твой вопрос не имеет смысла, ведь ответ тебе известен, — покачал головой Один. — Он знает официальную героическую версию. Правда еще никогда до добра не доводила.
— Особенно правда, которую некому рассказать, — хитро улыбнулся Хагалар. — Я сам был ребенком во времена твоего последнего совета. Многого не понимал, многому наивно верил, многое знаю только от тебя… А что происходило в те великие ночи на самом деле? Как жил Асгард до того, как его поглотила Тень?
Один отошел подальше, разрывая неприятный зрительный контакт. Хагалар напомнил о том, о чем напоминать не следовало. Разбередил старые раны… И подкинул неплохую идею.
— Ты никогда этого не узнаешь, — слова отозвались эхом под сводом, отразились многократно и стихли. Одину не стоило оборачиваться, чтобы понять, что Хагалара больше нет. Обиделся.
— Обиделся, — супруга словно прочитала его мысли. — Я рада, что он ушел, но, Один, кое в чем он прав. Война со всеми мирами после восстановления Радужного Моста вполне возможна, а мы не готовы. Тор — хороший воин, но он не полководец, а таланты Локи простираются в другой области. Твои новые военачальники никогда не воевали, а старые одряхлели, многие выжили из ума.
Один присел на кровать рядом с Фригг. Он бы предпочел не обсуждать вопросы, не касавшиеся царицы, но супруга вполне искренне беспокоилась за судьбу Асгарда, насколько вообще могла о чем-то беспокоиться. А ведь давно должна была привыкнуть к тому, что Всеотец всегда на шаг впереди своих противников, что он знает то, о чем они еще даже подумать не успели.
— Один, — Фригг мягко положила руки на его плечи — обычно за таким жестом следовала очередная невыполнимая просьба, — медлить нельзя. Верни Тень. Верни мою Тень.
— Тень? — Один не сомневался, что у него попросят именно этого. — Нет, не Тень. Тень никогда здесь больше не появится. У меня есть другой козырь. В подвале рядом с зеркальным лабиринтом. Я хранил его на случай непредвиденных обстоятельств, и вот они наступили.
Фену лежала под теплой шкурой, лениво гладила экспериментального кота, в очередной раз сбежавшего из животноводческого лабораториума, жевала тепличное яблоко и отчаянно скучала. Ей хотелось чего-то неординарного и притягательного. К примеру, крови. Теплой крови, бьющей из артерии, струящейся по рукам и лицу. С сожалением вспоминала она о годах беспечной юности, когда ее — юную убийцу — никто не мог заподозрить в зверствах. Кто будет подозревать несовершеннолетнюю маленькую девочку? Родители так сильно любили ее, что даже имя составили из первых слогов своих имен. Отец был уважаемым человеком — законоведом, искусно владеющим топором и рогатиной, мать — самой рачительной хозяйкой во всей округе. У нее получалась самая вкусная сира, а шерстяные ткани выходили легкими, теплыми, непромокаемыми. Как она сушила рыбу! А как вырезала по кости и бивням! В такой блистательной семье должен был родиться не менее блистательный ребенок. И что же, родился, пускай таланты единственной дочери выходили за пределы типично асгардских добродетелей. Фену хорошо помнила тот день, когда познала жажду крови вместе с постельными утехами. С тех пор она уже не могла остановиться. Скольких мужчин она убила, сколько крови выпила — она давно сбилась со счета. Убийство любовников доставляло неимоверное наслаждение, ради таких мгновений стоило жить…
Но в псевдонаучном мире Асгарда Черная Вдова могла утолить только любовный голод, а вовсе не томление по смерти. Отчаянно хотелось крови. Ей несложно было заставить мужчину поделиться небольшим количеством. Всего лишь чуть-чуть порезать кожу!.. Но жалкие крохи не дарили и сотой доли наслаждения прошлого. Ей нужно было больше. Ей хотелось принимать кровавые ванны, плавать в ней, пить ее. А еще очень хотелось попробовать кровь царевича. Если бы не цепной пес в виде старика-мастера, Фену давно бы уже соблазнила юнца и родила от него прелестное дитя с удачливостью царского сына. Пробраться в покои Одинсона не составляло никакого труда. Черная Вдова последовательно соблазнила всех рабов Локи, причем кувыркалась с ними прямо на его постели, на огромных, мягких, широких шкурах. Рабы, все как на подбор, были неразговорчивыми и служили царевичу недавно, так что ничего особенно интересного Фену не узнала, но, по крайней мере, пополнила коллекцию мужчин. О, если бы царевич взял ее хотя бы раз во дворец, она бы успела соблазнить Тора, еще более удачливого воина. Однако все мечты разбивались о Хагалара, ревностно хранящего покой обоих царевичей. И если его опека над Локи еще была хоть как-то объяснима, то над Тором… Фену с ностальгией вспоминала визиты старшего царевича. Раньше он приезжал хотя бы пару раз в месяц, если не чаще, но после появления той странной девицы, поразившей всех своим совершенством, старший царевич больше не показывался. Одни говорили, что он отправился в Мидгард, другие — что он просто поссорился с братом. Одним словом — оба царевича были недоступны, и это безмерно удручало. Конечно, можно было соблазнить Хагалара и попробовать подобраться к Локи через него, но успех операции был под большим вопросом — Вождь слишком силен и слишком хорошо знал все ее приемы.
К великому сожалению Фену, жевать яблоко бесконечно оказалось невозможно — оно предательски кончилось, — к тому же приближалось собрание друзей, на которое она обещала явиться. Дагар, или как там звали того беспокойного логиста Мидгарда, собирался внести какое-то конструктивное предложение в узкий круг друзей. Фену понятия не имела, каким образом попала в узкий круг друзей логиста, но отказываться от щедрого предложения не стала.
Встреча должна была состояться в обычном доме, а вовсе не в лабораториуме. В помещении, помимо непосредственных жильцов, собралось полтора десятка ученых. Три логиста, выделявшиеся на общем фоне нелепыми костюмами, а также врачи, естественники и маги. Почему-то в узкий круг друзей логиста не входили ни магиологи, ни библиотекари.
Фену окинула мужчин профессиональным взглядом, ни одной потенциальной жертвы не нашла и, негромко фыркнув, расположилась на коленях целителя, чье имя вылетело у нее из головы сразу после единственной блистательной ночи, которая заставила ее поставить опытному любовнику высшую оценку и возвести на самую вершину списка.
— Ну чего, все собрались, никого больше ждать не будем? — как-то неуверенно начал Дагар. Он нервничал и сомневался в собственных идеях — Фену не любила сомневающихся мужчин, а мямлей и заик откровенно презирала.
Ученые немного озадачено переглянулись. Никто из них не знал, сколько всего должно быть гостей.
— Wenn sie nichts dagegen haben{?}[Если нет возражений], я начну, — Дагар включил компьютер и отрыл видеофайл со странным названием «Война наст.». — Вот. Посмотрите. Для общего развития.
С этими словами он завел пятиминутный ролик. Фену восторженно уставилась в экран, а давняя страсть забурлила с новой силой. В течение всех пяти минут люди и механические аппараты убивали друг друга. Взрывали, расстреливали, травили газом, резали на мелкие куски, бросали зажигательные смеси. Во все стороны летели земля, обломки домов, запчасти машин и человеческие останки. Фену была почти на вершине блаженства и ощущала привкус крови на губах, но большинство друзей Дагара ее страсть вовсе не разделяли. Они отворачивались, а кто-то даже заткнул уши.
Великолепный огненно-черный гриб, зависший над пустыней, оповестил окончание показа.
— Ну что, все в восторге? — спросил Дагар, отключая видео.
— Позволь спросить…
— Да, позволь…
-Wofür ist es{?}[К чему это]? — наперебой заголосили ученые. Фену, решив не терять зря времени, элегантно спрыгнула с чужих колен и попыталась забрать себе компьютер. Вот бы еще хоть раз посмотреть будоражащее душу видео! Но глазастый Дагар, несмотря на шквал вопросов, видел всё и компьютер не отдал.
— Вот к чему. «Звездные войны» все смотрели? А «Трон», «Терминатора»?
Ученые замолчали, пытаясь вспомнить названия фильмов, которые им показывали за последние полгода. Логисты привозили самые разные фильмы, на любой вкус и цвет. Среди асов выискались как любители движущихся картинок, так и те, на кого они нагоняли скуку. Дагар все больше нервничал, его губы нервно подергивали. Фену пожалела, что в свое время уделила ему целую ночь.
— Одним словом, все ли смотрели хотя бы один фильм, где уничтожается множество людей?
— Да смотрели, смотрели, — ответил кто-то из толпы.
— Так вот, — Дагар тихо стукнул кулаком по столу, чтобы привлечь к себе угасшее внимание. — Мы вам привозили всякие фэнтези и фантастику. Anders gesagt{?}[Одним словом], ненастоящую реальность. Никаких световых мечей нет, и полулюдей полуроботов тоже пока не изобрели… Вроде бы… — он помедлил, собираясь с мыслями. — Но то, что вы сейчас видели, есть и очень даже используется во время войны.
Фену показательно зевнула. Ей ужасно хотелось завладеть компьютером, все ее существо жаждало обладать клипом со множеством смертей и крови.
— Вы хорошо рассмотрели все эти взрывы, бомбардировки и расстрелы? — провозгласил Дагар. — А теперь представьте, что будет, если люди когда-нибудь создадут свой Радужный Мост или Тессеракт? Думаете, это невозможно? Meiner Meinung nach{?}[Но с моей точки зрения], танк — тоже вещь невозможная, а она существует чуть не сто зим, про сотовые с интернетом молчу. А радиация? Помните, она погубила у нас десяток ученых? Так люди широко применяют ее на войне. Что будет потом? Что станет с нами? Думаете, нас защитит магия? Мы поставить блок не успеем, даже если он и сработает. Нас сметут числом, завалят бомбами и просто уничтожат. Люди веками охотились за золотом, за ресурсами, которых в Мидгарде все меньше и меньше. Люди бредят освоением космоса, но еще не нашли ни одной обитаемой планеты, с которой можно собрать дань, которую можно поработить. Но ведь наши миры совсем рядом, стоит лишь немного исказить реальность, и попадешь сюда! Не надо дорогущих ракет и спутников. А оружие людей превосходит все, что создали мастера прочих восьми миров!
Повисла неловкая, давящая тишина. Фену таки добралась до компьютера и включила видео, предварительно убрав звук.
— А главное, ведь мы не можем перевезти оружие людей к нам и исследовать его, — подал голос другой логист Мидгарда. — Оно ломается при телепортации по неизвестным причинам… Но люди вполне могут разгадать и эту тайну, нам пока неведомую.
— Танк привозить еще не пробовали, — откликнулся какой-то маг.
— А танк так просто и не перевезти. Вспомни, сколько мороки с одной машиной было.
— Друзья, — Дагар снова взял инициативу в свои руки. — Я надеюсь, все видят, что проблема нешуточная. Тем более сейчас, когда мы послали в Мидгард наших женщин, когда человеческие ученые получили практически неограниченные возможности изучать нас. Почему мы доверяем горстке врачей? Быть может, они скрывают самые злые намерения. История Мидгарда полна предательств за спиной лучших друзей. Для людей не существует ничего, через что нельзя переступить ради достижения цели!
Повисла еще одна гнетущая пауза, более неприятная, чем первая. Фену не обращала ни на что внимания — была поглощена разлетающимися в разные стороны телами. В детстве она пользовалась только ножом и веревкой. О, если бы могла себе хотя бы представить, сколько существует орудий убийства на самом деле.
— Но что мы можем сделать? Прекратить всякие контакты с людьми?
— Как мы узнаем, когда смертные создадут портал, если вообще создадут?
— Я уже все продумал, — Дагар бесцеремонно отобрал ноутбук у блаженствующей Фену. — Нам нужно средство защиты от людей. Вирус или бактерия, или как там оно называется. Что-то, что поражало бы человека мгновенно как паралитический газ. Что-то, что могло бы уничтожить человечество или очень большой его процент за короткое время. Новая чума, убивающая за несколько минут. Люди пошлют к нам армии, а мы остановим их вирусом. Или зашлем его осколком Тессеракта прямиком в большой город. Главное, чтобы вирус поражал только людей.
— Ты говоришь не о вирусе, а об артефакте, управляющем смертельной для людей болезнью, возбуждающей ее, — заметил кто-то из естественников. — Но все военные разработки запрещены Одином много столетий назад.
— Да кто узнает, — махнул рукой Дагар. — Скажем, что повышаем плодородие почвы и дело с концом. Нам в любом случае надо еще защитить Локи, а для этого потребуются новые разработки. Все ведь заметили, как давно он не ездил во дворец? Что-то затевается.
— Говоришь ты складно, но для создания артефакта понадобятся люди.
Замечание упало камнем в песок, и подало Фену идею. Она лениво встала, оправив юбку и поймав на себе десяток обожающих взглядов.
— Я отправлюсь в Мидгард и наловлю вам подопытных, — томно произнесла она: все присутствующие тут же почувствовали себя не в своей тарелке. — Я могу соблазнить любого. Мужчину, женщину, даже ребенка. А дальше простая телепортация в безлюдном месте.
-Es ist gefährlich{?}[Это опасно], — Дагар едва шевелил языком, поддавшись чарам. — Камеры.
— Но ведь в домах камер нет, — возразила Фену. — В бедных домах, не в домах мидгардских бондов. В лесах и садах камер тоже нет, я уверена. Заманить туда человека и телепортировать. Все. И экспериментируйте, сколько вам вздумается, — Фену чуть приоткрыла рот. О, вот где она сможет разгуляться! Одних жертв она будет передавать асгардским ученым, других разделывать прямо в лесах и выпивать их кровь. Она снова почувствует вкус крови, снова ощутит себя свободной. И исчезнет, стоит только появиться опасности. Объявится в другой стране, на другом континенте. Мидгард огромен, о телепортах почти никто не знает, а значит, ее никто не сможет поймать. Наконец, она утолит жажду страсти и крови. Все, что для этого нужно — формальное разрешение Локи, и можно не спрашивать разрешения даже у своего мастера. Никто не посмеет ей возразить. Она будет работать на Асгард, больше не противясь своей сущности.
Раиду никогда не клял свою судьбу. Ни когда его изгнали из клана вместе с братом, причем несправедливо: обрекли на смерть, хотя вполне могли обойтись штрафом или трехлетним изгнанием. Ни когда получил смертельное ранение. Ни когда оказалось, что всю оставшуюся жизнь он должен посвятить науке Асгарда, про которую ничего не знал. Раиду искренне считал, что судьба поступает с ним не хуже, чем с другими, но что и благодарить ее не за что… Пока на горизонте не появился кумир, ради которого Раиду был готов на все. Случилось невозможное: он, простой крестьянин, оказался рядом с царевичем. Он, кто за всю свою жизнь побывал в окрестностях столицы всего несколько раз, кому только однажды в детстве посчастливилось вместе с теткой навестить чертог Хеймдалля — Химинбьорг неподалеку от столицы, с которого открывался прекрасный вид на Гладсхейм. Гигантский дом произвел на ребенка огромное впечатление: небесно-голубые стены, светящиеся окна и крыша из облаков. Подле него лежал рог, размером не уступающий киту. В него дули, когда Всеотец отправлялся в поход. Всеотец… Блистательный бог кушал с Раиду за одним столом, а его супруга интересовалась самочувствием отверженного преступника. Немыслимое везение! Раиду не заслуживал такой удачи, ведь никогда не был воином, он всего лишь ученый, мелкая сошка. И вдруг вторая удача: призрачная возможность сделать кумира правителем не только Асгарда, но и всего Девятимирья. Сложно представить себе счастье, охватившее ученого. Не прошло и нескольких недель, как подоспела третья удача — кумир оказался сыном сразу двух царей… Четвертой удачей могла стать внезапная смерть царской семьи и провозглашение Локи единственным наследником, но Раиду понимал, что такое счастье просто невозможно. Скорее должна наступить череда потерь и неудач. И действительно, потеря в скором времени не заставила себя ждать: Беркана объявила, что вернется в Мидгард, как только будут проведены дополнительные исследования Каскета. Какая торопливость! Раиду совершенно не улыбалась перспектива спускаться вместе с ней или отпускать брата. Он привык к Ивару как к правой руке и без него чувствовал себя неудобно. Ведь прав Локи: пройдет миллион зим, если не больше, прежде чем уничтожатся все миры, нет необходимости спешить.
— Мы можем спуститься хоть через десять зим, хоть через сто, — хмыкнул Раиду на заявление Дочери Одина. — Сейчас великие дела творятся в Асграде, и каждый необходим.
— Но я не такая уж и необходимая, — Беркана замялась, начала теребить передник грязного платья. — Я вовсе не нужна здесь.
— Как и там, — припечатал Раиду. — Ты-то там зачем? Надо идти Ивару. Или Лагуру.
— Боюсь, его речи не поймут, — вмешался Ивар. — Смертные очень плохо его понимали, требовался переводчик.
— То есть ты, — Раиду положил руку на плечо брата. — Но ты нужен мне здесь. Давайте отправим Хагалара, к примеру. Или кого другого.
— Люди могут переволноваться, если увидят нового аса, — невнятно пробормотала Беркана и поспешила уйти, не желая вступать в спор. Раиду посчитал это своей маленькой победой и продолжил заниматься тем, что владело его вниманием все последние ночи — анализами Локи.
К его несказанному удивлению, блистательный царевич дал себя исследовать. И хотя Раиду коробила одна мысль о том, чтобы препарировать сущность бога, да не просто бога, а двойного бога, ему пришлось помочь софелаговцам. Лагур, безумец, обычно сидящий с книгой и лишь слушавший, что происходит вокруг, взялся за Локи с такой прытью, будто всю жизнь мечтал исследовать полукровку. Хотя, может, и мечтал. О внутреннем мире Поэтического Раиду ничего не знал и только диву давался, что Лагур взял всё в свои руки, а софелаговцев использовал исключительно как помощников. Сам Локи принимал самое горячее участие в обследовании, хотя сначала всем казалось, что он недоволен создавшимся положением.
Лагур пристально рассматривал результаты анализов, рентгеновские снимки и всевозможные пробники, которые показывали результат магического укрепления костей: Локи не раз рассказывал, что с детства занимался своим телом. Раз уж его нельзя было развить до несравненных высот, доступных Тору, то можно было хотя бы воспользоваться магией, что Локи и делал столетия подряд. Магическое укрепление оправдалось себя полностью: если бы не оно, царевич не отделался бы при падении в Бездну лишь раздробленными ребрами и переломанной во многих местах правой рукой. Лагур, вполуха слушая бравады Локи, исписал десятки листов. Он зачеркивал одно, надписывал другое — ничего нельзя было разобрать.
— Что там? — спросил однажды царевич в явном нетерпении.
Ивар взял пару верхних листов и попытался прочесть.
— Тут все больше медицинский термины, — виновато произнес он спустя минуту. — Я в них мало что понимаю, к сожалению.
— Так Лагур еще и целитель? — хитро прищурился Локи.
Сам Лагур не снизошел до ответа, зато Раиду поспешил забрать лист себе. В медицине он сам едва разбирался, но общие закономерности понимал. Он читал про себя, пытаясь вспомнить значения некоторых терминов или сопоставить, и чем больше он читал, тем больше дрожали его руки и расширялись глаза.
— Что там? — одновременно спросили Ивар и Локи, внимательно следившие за ним.
— Пламя возмездия! — прошептал Раиду, пробежав глазами последний недописанный листок и сунув его в руку меланхолично работающего Лагура. — Сын богов, твое тело прекрасно сложено! Ты вобрал в себя все лучше из двух народов. Если бы не твои слабые легкие, то ты не только магически, но и физически превосходил бы любого аса!
Раиду смотрел с беспокойным восторгом на своего кумира, страстно надеясь, что Лагур будет молчать. Локи не стоило знать о том, что раскопал Лагур на самом деле, по крайней мере, не сейчас. Тело полукровки представляло собой изнутри такой хаос, что Раиду, если бы увидел голые отчеты, посчитал бы, что они фальшивы. Чересчур толстые кости окантовывали тонкие мышцы, полусдавленные внутренние органы не походили на себя, а главное: магические и кровеносные сосуды были перепутаны и представляли собой жуткую паутину, в которой никто не смог бы разобраться. А это означало только одно: Локи великим магом никогда не стать. Но знать ему об этом вовсе необязательно.
====== Глава 68 ======
Подземелья Асгарда хранили множество тайн, чудовищ и костей тех несчастных, кому не посчастливилось переступить дорогу царской семье. По извилистым, то и дело пересекающимся проходам, занимающим несколько этажей, даже стражники предпочитали ходить парами и с оружием на изготовку. В серых каменных стенах были прорублены узкие, едва заметные лестницы, ведущие к помещениям, не отмеченным на картах. Ни один ас не совался в тайные комнаты даже на спор, ведь в свое время Один Всеотец заключил в одну из них страшное чудовище — зеркальный лабиринт. Любое существо, преступившее невидимую черту, пропадало навеки. Лабиринт не выпускал добычу из своих недр, но и не давал несчастному умереть от голода и усталости. В чаще зеркал появлялось все, что только мог пожелать пленник: от еды до самых секретных книг по магии Муспельхейма. Узник узнавал тайны всех миров, становился самым могущественным воином, волшебником или астрологом, но не мог передать свои знания ни современникам, ни потомкам. По крайней мере, так утверждали легенды, написанные со слов одного-единственного счастливчика, обманувшего лабиринт и выбравшегося из него. Тайну побега он унес с собой в могилу, а потомкам оставалось только гадать: действительно ли он побывал в лабиринте или выдумал свои приключения от начала до конца?
В давние времена лабиринт располагался неподалеку от столицы Асгарда, и никто, даже Хеймдаль, не знал, как он там очутился. Поговаривали, что это злая шутка не то Хель, не то Синмары, но доказательств не было. Самые могущественные воины Асгарда бросались на борьбу с лабиринтом. Топором, копьем или мечом прорубали они себе дорогу в тщетной попытке пройти его насквозь, но, устав, обнаруживали, что позади отросли новые зеркала и они в ловушке. Свидетели рассказывали, что разбитое стекло отрастало за считанные мгновения, навсегда скрывая за собой отважного воина.
Даже Гунгрир — копье, созданное вне системы Девяти Миров, не уничтожило лабиринт: место разбитых зеркал тут же заняли новые, целые. Вся поляна, обратившаяся в поле битвы, была усеяна острыми осколками. Поговаривали, что из них сложили стеклянный курган — в память о великой битве и великом поражении Одина. Всеотец принял единственное правильное, как он считал, решение: запереть чудовище там, где оно никому не сможет причинить вреда. И с тех пор, как лабиринт заточили в огромной зале в подземелье Гладсхейма, стражники стали с удвоенной осторожностью ходить по катакомбам, а количество побегов из тюрем сильно уменьшилось.
Царица Асгарда последние два тысячелетия не спускалась даже на верхние ярусы подземелий, что уж говорить о нижних, где содержались самые опасные преступники и куда не пропускали иначе, как по специальным бумагам, заверенным лично Всеотцом. Но сегодня и ей с Фулой пришлось сойти в огромный зал, с противоположной стороны которого висела массивная деревянная незапертая дверь, ведущая к зеркальному лабиринту. Один сделал все, чтобы даже сбежавшие преступники не нашли пленное чудовище, но предусмотрительно не сказал об этом самим преступникам, поэтому каждый обитатель тюрьмы априори считал, что лабиринт находится именно на его ярусе.
Однако вовсе не к лабиринту направилась царица, а к небольшому возвышению, на котором лежал почти покойник. Фула вставила в пазы чадящие факелы, зажгла несколько заранее припасенных свечей, и Фригг, наконец, разглядела спящего. Его тело окружало сияние, подобное куполу сна самого Всеотца, пускай им и не являющееся. На вид асу было не то три, не то четыре тысячелетия. Могучее телосложение и высокий рост выдавали воина, а отсутствие шрамов свидетельствовало о несомненной удачливости в бою. На руке виднелись две татуировки — принадлежность асгардскому совету и асгардской армии. Он жил ещё в то время, когда верности добивались клеймлением. Восставшее из руин прошлое: когда-то — великий полководец, теперь… Неизвестно что.
— Я очень плохо его помню, — произнесла Фригг приглушенно. — Помню только, что от него несло огромной силой, мощью и яростью.
— Да, вроде так, — пожала плечами Фула. — Он был несдержанным, пугал меня одним своим видом, властностью. А, может, я и вовсе не его вспоминаю. Отец со столькими советниками имел дела, что я в детстве ужасно путалась.
— Главное, не кем он был, а кем станет, — послышался громогласный голос Всеотца.
Фригг даже не обернулась, Фула склонилась в легком поклоне.
— Сейчас он нужен Асгарду. Надеюсь, его разум не повредился.
— Один, — Фригг провела рукой по светящемуся барьеру, — ты понимаешь, что для Хагалара это будет предательство? Он никогда тебе не простит возвращения давно упокоившегося Гринольва. Ты потеряешь Хагалара навсегда и никогда не вернешь. Как уже однажды потерял Локи, — тихо добавила она. Когда-то давно царица говорила почти то же самое о младшем сыне. Не помогло — сына они потеряли. Но разве Один признает свою ошибку?
— Я надеюсь на его благоразумие.
Не признал.
— Я множество раз предлагал Хагалару вернуться ко мне, во дворец — он отказался. Он оставил Асгард на произвол судьбы. Это был его выбор. Он не в праве упрекать меня за то, что я забочусь о собственном мире, о его безопасности и покое. Пока я царь Асгарда, Хагалар и Гринольв не тронут друг друга. Я позабочусь об этом — возьму с них клятву.
— И ты, и я знаем, что случилось несколько тысячелетий назад, — Фригг недовольно косилась на Фулу — сестра не была в курсе давнишних событий.
— На самом деле никто не знает, что произошло, — возразил Один. — Хагалар молчал. Всегда. Я слова из него вытянуть не мог. Уверен, что и ты тоже. Если он тогда не стал ни о чем рассказывать, не расскажет и сейчас.
— Тогда он просто решил свои проблемы единственным способом, который считал подходящим — убийством, — возразила Фригг.
— Попыткой, — уточнил Один. — Причем неудачной. Довольно разговоров, Фригг. Я сниму купол. А вы вдвоем поддерживайте в теле жизнь. Будьте готовы к тому, что оно обратится в прах или мгновенно состарится.
Дальнейший спор не имел смыла — Всеотец редко прислушивался даже к дельным советам, ведь истинный бог не может ошибаться. Причем обычно выходило, что он прав, даже если всем окружающим казалось, что его поступки — сущее безумие. Ему нельзя было противостоять в открытую, только исподтишка. Раньше никто из членов семьи не отваживался спорить, только незаметно нарушать приказы, однако сейчас Фригг была на грани бунта. Пробуждение Гринольва нарушит естественный порядок вещей. Он проспал больше двух тысячелетий, проспал свой век, свой Асгард, всех своих родных. Его род давно прервался, его сын бесславно погиб, а войны, которые он вел, закончены. Нежданное пробуждение сродни воскрешению из мертвых, а Фригг точно знала, насколько это противоестественный процесс. Для Хагалара появление давнего врага станет настоящим ударом. Царица никогда не отрицала его заслуг перед Асгардом. Какие бы противоречия не раздирали их сейчас, давнишний триумвират помнили все и гордились им. Фригг не хотела верить, что Хагалар предаст Асгард, пускай и обвиняла его в подобных намерениях. А вот появление Гринольва точно разрушит хрупкий мир: всплывут старые обиды, месть, зависть и ненависть. Фригг, в отличие от Одина, прекрасно знала, кто тренирует Сиф, и сомневалась, что Гринольв со своими устаревшими представлениями об армии привнесет хоть что-то хорошее. Если бы могла, она бы убила его прямо сейчас, но рядом стоял супруг, а как только Гринольв очнется, он станет полноправным членом общества. Особенно если Один вернет ему былой пост.
Всеотец принялся за сложное заклинание — золотистое покрывало вокруг Гринольва тут же потускнело и начало исчезать. Вот оно совсем обесцветилось и пропало. Сестры едва успели облечь Гринольва в другой, целительный, купол.
— Держи, — попросила Фригг Фулу, а сама начала осмотр спящего. Хагалар мог не просто запереть его, а предварительно избить или подвергнуть пытке. Царица долго сражалась с застежками сложной, вышедшей из моды одежды, однако под ней не обнаружила ни ран, ни синяков. Тело было в полном порядке, и даже мышцы не потеряли своей упругости. Гринольв выглядел так, будто прилег вздремнуть на пару часов, что еще больше роднило его сон со сном Всеотца. Иногда Один засыпал на недели и даже месяцы, а потом поднимался на ноги как ни в чем не бывало.
— Можешь снимать купол, тело в полном порядке, — произнесла царица через несколько минут. — Нам не от чего его лечить. Он просто спит.
Не успела она закончить, как веки полководца дрогнули. На Фригг уставились чуть подернутые дымкой, но настолько злые, холодные, голубые глаза, что даже бесчувственная царица почувствовала, как холодок пробежал по спине. Невыносимый взгляд перенес ее в собственное отрочество, когда она сталкивалась с Гринольвом в коридорах дворца. Он всегда смотрел на нее уничижающе, будто желал скорейшей смерти. Все дети, без исключения, боялись его стальных глаз и грубого голоса, которым он умудрялся орать настолько громко, что слышали в самом дальнем дворцовом крыле. Даже многие взрослые опасались подходить близко, а вступать с ним в спор не любил сам Один.
— Кто ты? — Страшный когда-то голос был хриплым, вовсе непохожим на тот, который помнила Фригг, но даже отголосок былого могущества заставил царицу трепетать. Вместо ответа она провела рукой по глазам Гринольва, радуясь, что он еще не окончательно проснулся, и не успеет перехватить ее руку. Едва оживший ас снова затих, погрузившись в обычный сон. Фригг гордо встала. Свою работу она выполнила и не желала больше находиться рядом с полководцем прошлого, однако не успела сделать и пару шагов, как Один преградил путь.
— Фригг, я хочу, чтобы именно ты была рядом, когда он очнется. Я хочу, чтобы ты рассказала ему то, что считаешь правдой.
Царице стоило больших усилий не начать бессмысленный спор. Она покорно кивнула, надеясь, что ей придется рассказывать ему о прошлом не в темном подземелье рядом с зеркальным лабиринтом, а в светлом Валаскьяльве или, на крайний случай, в нижних дворцовых покоях.
Всю свою сознательную жизнь Тор провел в окружении тех, кто был близок ему по духу. Родители, брат, троица воинов и Сиф — вот те асы, с которыми он ассоциировал себя, ради которых с радостью отдал бы даже собственную жизнь. Но с тех пор, как Локи побывал в Бездне, все изменилось. Брат уехал к отверженным, отец был угрюм и сутками не выходил из покоев, Сиф отдалилась от него, всем своим видом показывая, что не желает общаться так близко как прежде. Их свадьба была решенным вопросом, но Тор никак не мог серьезно поговорить с невестой. Сперва она нашла какого-то тайного учителя, потом мать объявила, что он должен тренировать асгардскую армию и быть готовым в любой момент пойти войной на соседний мир. Троица воинов поддерживала его во всем, но Тор совершенно не понимал, к чему именно его готовят? Асгард всегда стоял на страже порядка. Что за враги успели покорить другие миры, что с ними придётся сражаться целой асгардской армией?
Тренировать воинов Тору вовсе не нравилось: он не считал себя полководцем. Он был готов первым вступать в бой, показывая пример личной доблести, и защищать каждого воина по мере сил, но тактика, стратегия были от него ужасно далеки. Будь его воля, он бы предпочел вылазки с небольшим количеством верных друзей руководству огромной армии, ведь малыми силами можно добиться потрясающих успехов, а правильно спланированная вылазка одного маленького отряда иногда стоит двух дней баталии.
С ностальгией вспоминал он битву в Нью-Йорке, где всего семь сверхсуществ остановили целую армию иноземных тварей. Война Мидгарда была понятна: Тор знал в лицо врагов, друзей и жертв, — в Асгарде же все было иначе.
Возможно, поэтому он, несмотря на отказ Джейн, продолжал спускаться в Мидгард при любой возможности. Приезжать в мир отверженных ради телепортации желания не было, но Сиф подсказала, что можно подъехать к воротам и потребовать вывести какого-нибудь ученого вместе с Тессерактом.
Так Тор и поступал. Не спрашивая ни отца, ни Хеймдаля, он на несколько часов отправлялся в Мидгард, заранее договариваясь, во сколько его заберут обратно. Больше всего ему нравилось проводить время у Беннера, во многом потому, что тот всегда был свободен или мог быстро освободиться.
Они садились в потертые кресла, пили местные вина и рассказывали друг другу о своих боевых подвигах и блестящем прошлом.
Беннер поведал о неудачном эксперименте, Тор — о великих победах Всеотца. Во время первых своих приездов воитель отдыхал душой и телом рядом с этим хрупким человеком, который мог в любой момент превратиться в кошмарного монстра, но потом его многочисленные вопросы стали вызывать подозрение. Почему-то Локи со своими способностями интересовал Беннера гораздо больше ратных подвигов Тора.
— Ты раз за разом задаешь все более странные вопросы о Локи, — не выдержал однажды Тор. — К чему они? Локи никогда не вернется в ваш мир и никогда ничего у вас не разрушит, это я вам обещаю.
— Я верю тебе, — кивнул Беннер, — и опасаюсь вовсе не того, что Локи вернется с очередной армией. Он мне очень интересен вовсе не из-за разрушения Нью-Йорка. Ты говорил, что он твой сводный брат, однако он заявлял свои права на наш мир…
— Локи заключен и больше никакие права ни на кого заявлять не будет, — уверил друга Тор.
— Я не об этом, — Беннер принес какие-то бумаги. — Сколько я понял по твоим словам, он вовсе не сын Одина и даже не ас.
— На половину ас, — буркнул Тор, судорожно вспоминая, когда успел поведать такие шокирующие подробности. — Но это не имеет значения. Он мой брат.
— Он обладает неординарными способностями, так ведь? — Брюс показал рисунки, посвященные становлению Халка. — Я не мог не заметить, что его кости очень прочны. Большой парень, — ученый замешкался, — чуть не пробил им пол, а у него не осталось даже переломов. Еще тогда меня заинтересовал этот феномен, но ты уехал и увез его с собой. К сожалению, я не общался с вашими асгардскими посланцами, поэтому не смог провести опыты, но, Тор, — глаза Беннера сощурились, — не знаю, сообщили тебе или нет, но собрать ваш артефакт так и не смогли. Возможно, дело в окружающей среде, в электромагнитных полях. Нельзя ли переправить меня в ваш Асгард? Я бы мог на месте заняться им, а заодно лично побеседовать с Локи. Асы и люди могут быть полезны друг другу в гораздо большей степени, чем нам кажется.
— Послушай, — Тор положил тяжелую руку на плечо, — перенести тебя во дворец Асгарда я могу хоть сейчас. Ты мой друг и будешь почетным гостем. Но я прошу тебя, оставь в покое Локи, иначе может произойти всё что угодно. Вместо него я могу показать тебе чудесный золотой город и наших лучших воинов.
— Если Всеотец не будет против, то ты окажешь мне огромную честь, переправив в мир богов, — Беннер улыбнулся. — Я уверен, что это будет полезно нам обоим. И, разумеется, если мне дадут осмотреть Асгард, я даже близко не подойду к Локи.
Тору и в самом деле казалось, что это прекрасная идея. Он постоянно бывал в Мидгарде, но никто из друзей ни разу не летал в Асгард. Пора положить конец вопиющей несправедливости.
Стоило ему вернуться к воротам поселения, как он поспешил к отцу с радостной вестью. До столицы добрался без происшествий, но, проезжая мимо тренировочной арены, столкнулся с Сиф. Она тяжело дышала и выглядела ужасно утомленной.
— Очередная тренировка с фантомом? — весело спросил он, спешиваясь. — Тебя не щадят.
— Я стану лучше него, — воительница помотала головой. — Я уже вижу его слабые места. Еще немного, и у меня получится.
— Где отец?
— Он у себя беседует с кем-то очень важным. Его лучше сейчас не отвлекать, — Сиф глубоко вздохнула и принялась растирать руки.
— Если у тебя еще остались силы…
— Конечно, остались. Я покажу тебе, чему научилась. Сейчас выпью воды и буду готова.
Она отошла к ближайшему колодцу. Тор задумчиво смотрел ей вслед. И снова он сказал вовсе не то, что собирался. Им стоило обговорить свадьбу, а вместо этого он предложил очередную тренировку. Возможно, после нее они, наконец, поговорят.
Напившись, Сиф подошла к нему, сжимая в руках обоюдоострое копье.
— Ну что, готов?
— Всегда готов! — насколько это было возможно весело откликнулся Тор. Он отложил молот и взял такое же копье, как и у невесты. Давно он не тренировался с обычным оружием, доверял только верному молоту. И, как оказалось, зря…
— Это невозможно! — Сиф опустила оружие, став победительницей в четвертый раз за несколько минут. — Возьми молот и сражайся в полную силу.
— Я сейчас сражаюсь в полную силу, — возразил Тор, но молот все же притянул. — Я в последнее время не тренировался ни с копьем, ни с топором, ни с мечом.
— Так они тебе больше и не нужны, — пожала плечами Сиф. — Ведь с тобой всегда Мьёльнир.
— Мьёльнир может отобрать отец. А раз может отец, то могут и другие… — Тор переложил друга в левую руку. — Вообще-то я ничего не знаю о нем, кроме того, что он выкован в сердце умирающей звезды. Возможно, у него есть какие-то тайные свойства, которые могут быть известны моим врагам.
— Уж точно не в Девятимирье.
— Враг может прийти и из внешних миров, — Тор задумался. — Читаури….
— Это легенда.
— Нет, я сам сражался с ними. В Мидгарде. Да и какая это легенда, если лично отец принимал бой в Асгарде. Это не легенда, это история. Неважно как, но они пробрались сюда. Значит, могут пробраться еще раз…
— Ты верно мыслишь, сын Одина. Поэтому наша армия всегда должна быть готова дать отпор!
Воины мгновенно обернулись: Всеотец стоял на небольшом балкончике и пристально наблюдал за ними. По его руке прохаживался ворон, призывно покаркивая и склоняя голову то вправо, то влево. «Оценивает, » — пронеслось в голове Тора. Оценка птицы показалась ему на мгновение болеезначимой, чем оценка самого Всеотца.
— Ваше величество, — Сиф опустилась на одно колено. — Я не услышала…
— Тебе не стоит приветствовать меня так, — перебил Один. — Пора привыкать к будущему статусу.
Сиф сдержалась и ничего не ответила.
— Отец, я хотел поговорить с тобой, — вступил Тор. — Один из моих друзей, отважный воин, сражавшийся с читтаури вместе со мной, хочет посетить Асгард. Могу ли я показать ему светлый город богов?
— Ты хочешь, чтобы нога человека ступила на Радужный Мост? — Один нахмурился.
— Я сам бывал в Мидгарде множество раз. Разве же мы забыли о законах гостеприимства? — Тор не собирался отступать. — Я ручаюсь за него и готов поклясться…
— Не стоит, — Один поднял руку. — Расскажи мне о нем.
— Это один из самых достойных людей Мидгарда, защитник спокойствия, прославленный в боях. А еще он целитель, ученый и изобретатель, — Тор подошел ближе.
— Достойный человек, — произнес Один задумчиво. — Ты слишком увлекся смертными, сын мой. Но хорошо, покажи мне этого достойного человека. Я хочу познакомиться с ним лично. С учеными — друзьями Локи — я уже познакомился, посмотрим, чем они отличаются от твоего ученого друга… Но не сегодня. Продолжай тренировку, сын мой, а потом вернись к своим непосредственным обязанностям — муштра армии не должна прерываться ни на один день.
Сиф проводила удаляющегося Одина таким свирепым взглядом, будто он только что назначил день свадьбы. Ворон, пересевший на плечо хозяина, отвечал ей полной взаимностью — по крайней мере, добродушным его взгляд Тор бы не назвал.
— А раньше он говорил, что человек умрет, как только ступит на Радужный мост.
Тор неопределенно пожал плечами — он слышал что-то подобное в далеком детстве.
— Значит, твой друг — ученый, — Сиф выглядела недовольной. — Изобретатель. Может, он сможет что-то изобрести, что защитило бы нас от Локи и его дурных замыслов? Или ты будешь убеждать меня, что он отказался от всех притязаний и собирается вечно сидеть в тюрьме? Я в этом очень сомневаюсь. Даже отец приказал тебе тренировать армию. Чувствует мое сердце, что не в другие миры мы с ней пойдем, а уничтожать гнездо зла — мир отверженных.
— Сиф! — Тор хотел было возмутиться, но тут вспомнил, с каким спокойным видом Беннер предлагал исследовать Локи. Будь на месте Тора Сиф, она бы согласилась и отдала его на растерзание человеку. Отдала бы аса. Пускай он не ас на самом деле, но Сиф-то этого не знает.
Всё слишком сильно изменилось за последний год. Будто и не было столетий милой дружбы. Тот один день, когда Тора изгнали в Мидгард, перечеркнул всё — друзья возненавидели Локи и ненавидели до сих пор. А люди тем более не испытывали к нему никаких теплых чувств. Тор и сам предпочитал держаться от него подальше… Раньше это решение казалось единственно правильным, сейчас же — просто дикостью. Битва на Радужном Мосту подорвала доверие, битва в Нью-Йорке полностью его уничтожила. И ничего уже не поправить. Он может сколько угодно общаться с Локи, но доверять ему не будет никогда. Даже если Локи сделает что-то полезное для Асгарда, что в принципе невозможно в мире преступников. Что могло бы вернуть доверие? Тор задумался ненадолго, но ответа так и не смог придумать. И от этого на душе стало гадко.
Сердце учащенно бьется и готово выпрыгнуть из груди. Сладострастие разливается по венам, обостряя все чувства, а горячее дыхание чуть не обжигает губы. Он здесь, он рядом. Такой желанный. Вокруг никого нет. Только она. Только он. Прекраснейший из мужчин. Смелый, удачливый, сильный. Великолепный любовник, которого она еще научит всем премудростям любви. Он тот, кто на несколько часов заберет ее сердце, расплавит, перекует и вставит обратно в пылающую грудь. Он тот, от одного взгляда на кого становится дурно и сладко. Он само совершенство. Царевич… И пускай боль пронзает шею, грудь и плечо, пускай кровь течет по ее собственным рукам. Она измажет ею лицо своего любовника. Что ей боль, когда рядом белоснежные шкуры, знавшие ее несколько ночей подряд? Что ей зрители, пускай наслаждаются потрясающей игрой. Главное — затуманенные похотью глаза царевича. Он страстно мечтает о ней, а она страстно мечтает отдаться ему. И все это многослойное облачение лишнее, оно только мешает наслаждаться друг другом.
Она впивается в сочные, сладкие губы, измазанные ее собственной кровью, и вот уже в полном экстазе летит во тьму бездны. Сознание затуманивается, и только страсть и звериное желание делают ее похожей на живых. Они будут вместе. Теперь уже навсегда… И вдруг темнота.
Направляясь к Локи с предложением нового проекта, Дагар даже представить себе не мог, что случится, когда они войдут в покои царевича. Локи раньше не принимал у себя дома. Ученые знали об этом и не надеялись на то, что их пустят внутрь, однако царевич таки вышел в маленькую комнатку, отделяющую спальню от улицы, «прихожую», по-мидгардски. Выглядел явно недовольным. Ученые надеялись, что быстро договорятся и уйдут, но вышло иначе. Не успела Черная Вдова переступить порог дома, как бросилась на сына Одина, подобно тигрице, и страстно впилась в его губы. Никто не успел ей помешать. Она, женщина сильная от природы, буквально внесла Локи в спальню. Как он не упал, запнувшись о шкуры на полу, оставалось загадкой. Просители несмело последовали за Фену под недоуменные взгляды молчаливых рабов. Черная Вдова пустила в ход все свое обаяние. Она была великолепна. Разом повалила Локи на кровать и принялась раздевать, топя в собственной похоти и покрывая тело многочисленными поцелуями. Царевич вяло отбивался, в его руке даже соткался из воздуха нож, но незначительные царапины только раззадорили Фену, не принеся избавления. Каждый из случайных зрителей понимал, что надо оттащить плутовку от Локи, но никто не мог даже шагу ступить — настолько невероятной силой сладострастия несло от Черной Вдовы. Она прогибалась и изворачивалась так красиво, что никто не посмел прервать ее постельный танец. Асы только беспомощно наблюдали, как Фену избавляет царевича от одежды. Белоснежные шкуры окрасились ее кровью, а Локи напоминал шарнирную куклу в руках умелого кукловода.
Когда стало совершенно очевидно, что ученым здесь не место и что сейчас произойдет то, от чего все должны оберегать царского сына, Локи одним резким, отточенным движением оглушил Черную Вдову.
Удар пришелся точно по шее. Еще недавно жгучее и желанное тело растеклось по царевичу в полном бессилии. Локи с непередаваемым выражением лица выполз из-под бесчувственной бестии и оправил те немногие слои одежды, которые с него не успели сорвать. Рабы поспешили помочь с одеванием, ученые не знали, что делать и как смотреть владыке в глаза. Привели Фену на свою голову. Дагар боялся, что во всем обвинят его, он ведь шел во главе процессии. Вдруг царевич решит, что он и отвечает за бесчинства бывшей убийцы?
— У вас есть ко мне какое-то более важное дело? — спросил царевич насмешливо.
Ученые нервно кусали губы. Никто из них никогда не мог противостоять Фену, ее звериному желанию. Но Локи оказался исключением из правил.
Дагар заплетающимся языком промямлил что-то по поводу людей. Его поддержало еще несколько исследователей. За пару минут они нестройным хором вроде бы смогли сформулировать основную мысль.
— Я разрешу вам эту операцию только в том случае, если вы будете охотиться на людей в малонаселённых районах, — ответил Локи после непродолжительных раздумий. — В отсталых странах, коих на Земле предостаточно. Среди народов, не достигших высшей ступени эволюции. Это не Америка, не Германия и не Англия. Пока вы не представите мне точный проект со всеми подробностями, даже не думайте о том, чтобы воровать людей, — он обвел строгим взглядом просителей.
— И ее, — кивок в сторону Фену, — в одиночестве в Мидгард тоже посылать нельзя. С ней должен быть кто-то, кто не подвластен ее чарам, кто сможет ее остановить, если она забудется. Насколько я понял, среди вас таковых нет, — он снова обвел суровым взглядом враз поникших асов.
— Пока вы не доведете идею до ума, не вздумайте ее воплощать.
С этими словами Локи легко поднял Черную Вдову и передал ее Дагару. Тот чуть не рухнул — Фену была дородной, умопомрачительно красивой женщиной и даже при полном сознании весила немало. Что уж говорить о состоянии беспамятства, когда организм расслаблен и нисколько не помогает случайному носильщику.
Мнение Локи логиста совершенно не устроило. Царевич хотел подробностей, отчетов, а откуда их взять вот прямо сейчас? Сперва надо захватить хотя бы одного человека, а потом уже разрабатывать глобальные планы. Это же очевидно! Всем, кроме местного бога.
Не только Дагару не нравился чересчур дотошный подход Локи. Многие жаловались на то, что он требует слишком большого количества подтверждений, доказательств, что многие выкладки, которые ученые привыкли пропускать или полагаться на случай, казались царевичу первостепенной необходимостью. Раньше он признавал, что ни черта не смыслит в науке, поэтому прислушивался к компетентным мнениям, но с недавних пор почувствовал себя главой чуть не всех отраслей науки. Его дотошность тормозила работу, снижала ее продуктивность, но достучаться до царевича могли либо мастера, либо те, кому Локи доверял, а таковых было немного. За последние месяцы несколько интересных, перспективных идей не получили должного развития из-за бесконечных бессмысленных придирок истинного бога, которого, к сожалению, нельзя было послать далеко и надолго.
Стоило просителям удалиться, как серьезное выражение лица преобразилось в насмешливое. Локи рассмеялся. Ядовито, зло. Какая примитивная попытка соблазнения! Обычной девкой, перед которой никто почему-то не может устоять. Неужели ученые считают, что он такой же как они, что он поведется на эту грубую уловку и разрешит им бесчинствовать в Мидгарде?
Местные жители уверены, что любой мужчина падет к ногам настойчивой женщины. Может, ас и падет, но Локи не ас. За последнее время царевич узнал несколько особенностей своего тела, которые позволили ему примириться с двуликой природой. Во-первых, из головы не выходили слова Хагалара о магическом могуществе, во-вторых, Лагур, исследовав его тело, нашел несколько интересных мелочей, а именно: повышенную концентрацию внимания, стойкость и более крепкие, чем у асов, кости. В-третьих, и это выяснилось вовсе случайно, на Локи не действовала легкая магия. По рассказам ученых, Радужный Мост был покрыт магией отпугивания для всех животных, кроме лошадей, и магией очарования для разумных существ. Кто угодно, ас или иномирец, едва ступив на золотистую поверхность, тут же принималось мысленно восхищаться чудом света. Сделано это было для того, чтобы послы, прибывшие на важные переговоры, расслабились и потеряли концентрацию. Именно поэтому мост был таким длинным. Однако Локи точно знал, что никогда не описывал про себя Бифрёст, а восхищался им только в раннем детстве.
Все эти мелочи в сочетании с блестящим происхождением и не менее блестящими приемными родителями давали основание претендовать на самое высокое положение. Собственное будущее виделось радужным. Руками поселенцев модернизировать Асгард и навсегда стать для отца первым. Ведь в конечном итоге только от него зависит, кто будет новым царем. Низвести Тора до статуса защитника Девяти миров и сплавить куда-нибудь подальше этот самый мир защищать, достаточно просто. Братец и сам жаждет вести армии, а вовсе не заниматься внутренней политикой. Надо только чуть-чуть подтолкнуть в нужном направлении. Если какая-то идея захватывала кршечный мозг Тора, он ни о чем другом даже думать не мог.
Давно пора нанести визит родителям. Совсем скоро закончится испытательный срок труб, и отопление можно будет провести во все дома. Печатный станок работает исправно. Экспериментальные поля выдали прекрасный урожай. Первые плоды модернизации можно показать отцу. И лучше бы вместе с Хагаларом, чтобы узнать все подробности его биографии, но это вряд ли удастся. Маг слишком умен, обманом его в Гладсхейм не увезешь. Но это мелочи, главное — наметить следующие цели и распределить работу между фелагами.
Огромные успехи омрачало только электричество, но у Локи уже было собственное решение проблемы — гидроэлектростанция. Царевич плохо понимал, как работает подобное сооружение, но Ивар заявил, что понимает и может помочь. Именно его прихода Локи с нетерпением ждал, когда явились просители. Войди Ивар одновременно с ними, о… Локи даже интересно было, что бы он сделал? Покинул комнату и подождал бы, пока оргия закончится? С него бы сталось.
Стоило Локи налить себе любимого, гладсхейского молока, как рабы доложили, потупив взор, что к нему посетитель. Один. Мужчина.
— Прости, что заставил тебя ждать, — Ивар принес огромную кипу белой, мидгардской бумаги, — я немного переоценил свои силы. Проект оказался таким большим и сложным.
— Любая модернизация сложна, — принял Локи извинения. — Тебе удалось?
— Думаю, да, — Ивар сгрузил листы на стол. — В меру моих скромных возможностей, разумеется.
— В твоих возможностях я не сомневаюсь, — улыбнулся царевич. — Кстати, тут только что приходили твои друзья. Они хотят отлавливать людей и выводить какой-то жуткий вирус, которым можно уничтожить человечество.
— Уничтожить? — Ивар изобразил вполне правдоподобное удивление. — Позволь узнать, зачем нам это? Нельзя просто так уничтожать миры.
— Речь не об уничтожении Мидгарда, а о защите асов от человечества, — поправил Локи. — Твои друзья считают, что люди могут сами на нас напасть.
— Они не станут этого делать. По крайней мере, я бы на их месте не стал. Но привести к нам людей было бы хорошо. Талантливых инженеров и ученых. Они могли бы нам помочь.
— То есть ты готов признать, что асы не в состоянии повторить достижения Мидгарда, имея под рукой книги и интернет? — Локи сощурился. Он привык к тому, что асгардцы считают себя выше всех прочих рас вместе взятых: избранным, божественным народом.
— Мудрый старейшина мог бы сильно облегчить нам работу, — пояснил Ивар столь спокойно, будто не признавал свое несовершенство. — От добрых советов по строительству паутины не стоит отказываться только потому, что они исходят от малюсенького паучка. Никто же не будет отрицать, что паучок превосходит нас в этом.
— Дело сложнее, чем кажется, — Локи налил себе и гостю молока. — Даже если люди согласятся помочь, что сомнительно, о существовании Асгарда станет известно слишком многим.
— Мне это не кажется проблемой, — Ивар выпил протянутый стакан, хотя Локи знал точно, что молоко он не любит. — Люди, как и любые существа с развитой нервной системой, боятся боли. Чтобы избежать ее, они пойдут на все. Ну, а когда мы извлечем из человека пользу, его можно просто умертвить — для нас это будет очень полезно — мы давно не исследовали тела людей. Их вид эволюционирует очень быстро. Быть может, за несколько последних тысячелетий появились новые идиоадаптации, о которых мы еще ничего не знаем.
Локи уселся на кровать и принялся изучать листы. Ответом Ивара он был доволен. Все же он ас до мозга костей и это не могло не радовать будущего правителя. Тонкая политика никогда не почиталась самопровозглашенными богами. Любые проблемы всегда решились грубой силой, войнами, пытками. Только Один — истинный бог, — умел и любил договариваться, обманывать и навязывать выгодные ему условия. Он даже создал себе помощника, виртуозного посла… Но Локи не совсем ас и привык действовать больше хитростью, чем грубой силой. А о том, чтобы брать людей живыми и заставлять работать на себя, стоит подумать.
====== Глава 69 ======
Фригг внимательно наблюдала, как легендарный полководец осторожно мерит шагами комнату, до конца не доверяя собственным ногам. Прошло чуть больше часа с тех пор, как Гринольв окончательно проснулся и потребовал объяснений. Царице пришлось все это время говорить без остановки: горло пересохло, а голос стал сиплым и глухим. Гринольв почтительно слушал, не перебивая, но буравил ее таким суровым взглядом, что будь Фригг на пару тысячелетий моложе, она бы на дрожащих ногах выбежала из комнаты не оглядываясь. Тот Гринольв, которого она помнила, был одним из самых отвратительных и злых асов во всем Асгарде. У него был только один друг детства, с которым они одновременно поступили на службу к Одину и с которым прошли множество испытаний. Никто другой его омерзительный характер вынести не мог. Даже единственная жена предпочитала держаться подальше от своего супруга, а подчиненные не смели лишний раз задать вопрос или напомнить о давнем обещании, боясь лишиться места или жизни.
Если бы не субординация, которую Гринольв считал основой порядка, царица не успела бы и двух слов сказать, как удостоилась бы самых нелестных эпитетов. Однако высокое положение на этот раз очень пригодилось: легендарный полководец выслушал подробный рассказ обо всем, что произошло после его пленения, и ничем не выразил удивления или неудовольствия, хотя сердиться было на что.
Он жил во времена совета Одина, с которым приходилось считаться. Советники, не обладая официально абсолютной властью, фактически правили Асгардом по своему усмотрению, часто даже не ставя царя в известность о своих действиях. Всё изменилось с появлением Тени: советников казнили, а их место занял всего лишь один ас, который в одиночку управился с теми делами, с которыми не могли совладать двенадцать лучших мужей. Никто не знал, тратит ли Тень хотя бы несколько минут в день на еду и сон или питается исключительно чужими страхами и страданиями, атмосфера которых царила в его излюбленных пыточных камерах? Никто не знал и о связи Тени с великим полководцем.
— Значит, война закончилась, Один стал Всеотцом, Етунхейм уничтожен, прочие миры склонились перед асами, — неожиданно подал голос Гринольв, не переставая разминаться. От простого шага он перешел к более сложным упражнениям. — Такого я не ожидал. Но почему Один разбудил меня именно сейчас? Какая угроза нависла нынче над великим Асгардом?
— Мы не знаем точно, — Фригг попыталась ответить уклончиво, но пронзительный взгляд льдистых голубых глаз требовал продолжения: — Муж предполагает, что после восстановления Радужного Моста на нас могут напасть муспели или ледяные гиганты из Нифльхейма. Возможно, что в нескольких мирах неспокойно и асам силой оружия придется восстанавливать порядок. А кроме того, дело в нашем младшем сыне…
— Который грезит о троне и желает извести старшего? — Гринольв сделал неожиданный выпад в сторону окна и остался доволен состоянием всех мышц. — Обычная история. Если ты не преувеличиваешь заслуг старшего сына, то казните младшего — это самый простой способ сохранить Девятимирье единым.
— Любой поступок Всеотца имеет свой смысл, — глубокомысленно изрекла царица. Обычно после этих слов все проникались философией поступков Одина и соглашались с его решениями. — Если Локи еще жив, значит, для Асгарда это полезно, — Фригг
старалась ничем не выдать своего раздражения по поводу того, что едва проснувшийся не то преступник, не то герой уже смеет судить ее сына, о котором, в сущности, ничего не знает.
— Он чем-то ужасно ценен? Обладает незаурядными способностями? — Советник скептично изогнул бровь и в этот момент стал чем-то напоминать Хагалара.
— Он выжил в Бездне.
— Оооо, — Гринольв ненадолго замолчал. — Это меняет дело. Что находится по ту сторону миров, в мое время не знал никто.
— Сейчас тоже. Локи не только выжил, но и совсем недавно вернулся. С новыми тайными знаниями, умениями…
— И новой магией? — Гринольв сложил руки на груди и заговорил предельно серьезно: — Которой, судя по всему, делиться с вами не собирается, как и защищать Асгард. Вы видите скрытую угрозу и не можете понять, что же выгоднее: убить его сейчас или заставить служить нашему миру. А если заставить, то как…
Советник замолчал, обдумывая все, что узнал. Он сделал несколько шагов до стены, развернулся чересчур резко, задел чадящие факелы и побрел в обратную сторону, держась за голову: все же пробуждение не прошло бесследно, а тяжелый мыслительный процесс только добавлял головной боли. Фригг ждала его решения с трепетом, будто пустые слова действительно решали судьбу Локи. Гринольв приказывал буквально каждым предложением, даже вопросительным. Возможно, он вообще не умел говорить в другом тоне.
— Сколько ему зим?
— Локи? — переспросила оторопевшая Фригг, не ожидавшая именно такого вопроса. — Чуть больше тысячи.
— Чуть больше тысячи, — Гринольв плотно сжал и без того тонкие губы. — Опасный возраст. В этом возрасте молодой ас может такого наворотить…
Ему больших трудов стоило договорить достойно, не сдабривая речь отборной бранью или криком, и Фригг прекрасно понимала, что именно настолько вывело его из себя: Хагалар был немногим старше, когда запер — или, как он сам считал, убил — своего мучителя. История могла повториться.
Гринольв снова замолчал, пожевал губы, окинул бессмысленным взглядом комнату и озвучил свое решение:
— Если вы меня призвали для того, чтобы навести порядок в Девяти мирах или защищать Асгард от военного вторжения — это один разговор, но сразу предупреждаю: разбираться с молодым воином я не стану — себе дороже.
— У тебя не дрогнет рука, если потребуется его убить, — заметила Фригг.
— У Одина тоже не дрогнет, — отмахнулся Гринольв. — Ты же сама только что рассказала, что он лично перевешал всех советников. Многие служили ему верой и правдой не одно тысячелетие, принимали от него подарки, делили пищу и слагали в его честь баллады.
— Стало известно, что они готовили заговор.
— Не все, — возразил Гринольв. — Большая часть противилась смещению Одина. Это лишь предлог. Была иная причина избавиться ото всех нас, но ты вряд ли знаешь, да и не имеет это сейчас значения… — Гринольв снова замолчал, отошел к окну, окинул взглядом золотой город с высоты птичьего полета. — Если царица не возражает, я хотел бы прогуляться по столице и получить план города. Можно ли вызвать слугу? Уверен, столица сильно изменилась за несколько тысячелетий.
— Расцвела и похорошела. — Фригг с трудом заставила себя подойти к окну — Гринольв тут же уступил ей место. — Даже отсюда виден мост с огромными статуями великих деятелей Асгарда. Одна из них принадлежит тебе.
— В этом весь Один, — усмехнулся Гринольв. — Вместо того, чтобы разбудить, объявил меня героем и поставил золотую статую. Да еще и наверняка нисколько не похожую.
— Зато ты жив. И сейчас сможешь прожить другую, возможно, лучшую жизнь, — возразила Фригг.
— Скорее, я могу решить конкретную проблему, которую передо мной поставит Один, — Гринольв неожиданно оказался так близко, что Фригг едва не выпала из окна: она неловко взмахнула руками, восстанавливая равновесие, и только потом поняла, что Гринольв крепко держит ее.
— Затем Всеотец снова меня усыпит до следующей катастрофы, — спокойно произнес он, отодвигая царицу на несколько шагов от злосчастного окна. Он резко замер посередине комнаты, вытянувшись во весь свой немалый рост. — Это ведь ужасно удобно. И отказаться я не могу, и сбежать. Думаю, что петух, прогуливающийся вон по той крыше, — Гринольв безошибочно указал на соседнюю трубу, где гордо вышагивал Гуликамби, — не просто так гуляет там с того мгновения, как я очнулся… Но это не имеет значения. Я осмотрюсь в городе и, если позволишь, отправлюсь в мир отверженных.
— Ты хочешь познакомиться с Локи? — удивилась Фригг, только сейчас заметившая петуха. Если он здесь по требованию Всеотца…
— О нет, — оскалился Гринольв, и Фригг, не отличавшаяся особенной впечатлительностью, сразу похолодела. — Я хочу нанести визит моему дорогому… как вы там его теперь зовете? Хагалару? Так, кажется.
— Это твое право, но не пытайся убить его, — Фригг постаралась придать голосу жесткости. — Вы должны работать вместе. Всеотец возьмет клятву с вас обоих. Тебе лучше заранее оставить думы о мести.
— Я детей не убивал никогда, — просто ответил Гринольв. — Но мне надо удостовериться, что Хагалар не убьет меня. Снова.
Локи шел в дом мастеров с гордо поднятой головой и огромной кипой бумаг в руках. Сегодня он, наконец, покончит с многочисленными прениями по поводу бесперебойного получения электричества. По этому поводу спорили уже давно: высказывались сотни теорий, мнений, суждений, заключений, — но дело не сдвигалось с мертвой точки. В конце концов, Локи заявил, что возьмет проект в свои руки, и с помощью Ивара управился за пару недель. План, расписанный со всей тщательностью и скрупулезностью, приятно согревал руки.
По случаю такого события в доме мастеров собрались маги, естественники и рабочие — только им Локи собирался представить проект. Вернее, заставить претворить в жизнь готовую идею; пока снег не покрыл поля толстым покрывалом, работать ничто не мешало, а предсказатели обещали теплый месяц.
Милостиво кивнув мастерам магии, естественной науки и рабочих, Локи без предисловия начал излагать суть своей идеи. По ходу выступления он внимательно наблюдал за присутствующими. Было много знакомых лиц: пришли даже те, кто обычно не посещал собрания, например, Урур — Локи запомнил его по проекту книгопечатного станка. Полноватый естественник стоял рядом с Наутиз и Фену — узрев последнюю, Локи позволил себе легкую улыбку. Совратительница ответила тем же. Даже унижение вкупе с избиением не доказали ей, что от воспитанника Одина лучше держаться подальше. Что ж, в следующий раз он ударит больнее. С противоположной стороны стола сидела и болтала ногами другая зазноба Локи — Песчанка, с которой он предпочитал не сталкиваться даже на улице. В последнее время они не виделись, и царевич надеялся, что она умерла или сбежала из поселения, но нет.
Пока он со всеми подробностями описывал будущую ГЭС, асы переглядывались и хмурились. Этого Локи ожидал. Местные жители готовы спорить до бесконечности, лишь бы не работать. А если вдруг и решатся на какой-то проект, то он будет настолько сырым и непродуманным, что одобрить его — значит приговорить просителей к смерти. Локи ужасно удивился, когда узнал и не от кого-то, а от самих мастеров, как ученые любят полагаться на пресловутый «авось», который становился причиной доброй половины катастроф. Царевич запросил документы, посвященные массовой гибели поселенцев. Неосторожность, пренебрежение спецзащитой, неверно понятые инструкции и безрассудное любопытство — вот основные причины множества смертей. Причем маги, естественники и магиологи гибли гораздо чаще ремесленников, а вот обучать молодых служителей науки было не в пример сложнее, чем тех же библиотекарей, да и встречались асы с подходящим складом ума гораздо реже.
— Ваше высочество, — подал голос кто-то из естественников, когда Локи закончил описывать последний чертеж. — Если мы перегородим реку, то случится катастрофа — зальет лавовые поля и дороги, проложенные по ним.
— Надо строить приливную ГЭС.
— Нет, нельзя, понадобится слишком много проводов, а электричество рядом с водой смертельно опасно.
— Надо воспользоваться деривационной схемой, как я и предлагал. Это единственный способ!
— А ты так уверен в нашей изоляции? Нужна мидгарская.
— Надо сперва наладить фильтры, их пропускная способность недостаточна.
— Вы бы лучше решили, что делать с кавитацией. Если ничего, то трубы износятся за зиму.
— Да уплывет просто вся эта конструкция во время летних паводков.
— Молчать! — Грозный голос Локи сбил с мысли даже самых ретивых спорщиков. — Все ваши возражения я слышал уже не раз и не два. Вам лишь бы ничего не делать, — он выдержал паузу, — этого я больше не потерплю, — план полетел на стол. — Вот подробнейшая схема действий, где указаны все мелочи, всё то, что может вам помочь или помешать. Работайте и каждый день фиксируйте результаты. Если ничего не выйдет, вам будет хотя бы понятно, где и когда вкралась ошибка. Многие ли из вас верили в то, что можно провести центральное отопление? Но вот уже больше двух месяцев экспериментальные дома отапливаются сразу по двум системам. Работайте! А вы, маги, — Локи обернулся к Хагалару, — вы в первую очередь должны помогать естественникам. Это вы должны позаботиться о том, чтобы поля не пострадали. Хотя я не вижу ничего плохого в том, чтобы безжизненные почвы залило — там все равно ничего не растет и нельзя пасти скот, а дорогу можно проложить новую чуть подальше.
Локи чуть не сбился с мысли, когда заметил, что несносная Песчанка схватила его работу и принялась изучать самым внимательным образом. Никто не знал, что творится в голове у этой полоумной девчонки, но сейчас царевич надеялся на любую помощь.
— Вы все, — обратился он в первую очередь к естественникам, — очень сильно меня разочаровываете. На ваших плечах лежит будущее всего Асгарда, а вы занимаетесь мелочами вместо того, чтобы решать настоящие проблемы. Электричество, — Локи впился взглядом в съежившуюся Наутиз, — до сих пор полностью нам не подвластно. Или вы готовы признать себя беспомощными младенцами и пасть в ноги мидгардцев? Может, нам стоит захватить в плен человеческих ученых и заставить их заниматься нашей наукой? Может, стоит распустить всех вас, естественников, чья квалификация не соответствует поставленным задачам?
— Но, Ваше Высочество, — слабо пискнул кто-то невидимый из-за широких спин магов. — Мы просто не успели узнать все, что знают люди.
— А вы пытаетесь? Вы хоть что-то уже узнали? — Локи обманчиво мягко улыбнулся. — Что-то я очень редко вижу, чтобы кто-то из вас хотя бы пытался освоить знания людей. Обычно вы вцепляетесь в какую-то проблему и пытаетесь найти человеческие наработки по ней. Без систематизации, без какого-либо порядка, вместо того, чтобы признать, что человеческая наука ушла чересчур далеко и что ее надо догонять и догонять.
— Но Ваше Высочество…
— Я всё сказал! — Локи выхватил листы у Песчанки и кинул их в сторону Светлоокой. Сшитая рукопись едва не хлестнула ее по лицу.
— Мне нужны если не результаты, то хотя бы попытки его достичь. А не бесконечные рассуждения ни о чем и не ваши подобия планов с пропущенными важнейшими деталями, которые впоследствии могут лишить вас жизни. Моя инструкция у вас перед глазами. Прежде чем приходить ко мне со своими идеями, извольте составлять планы столь же подробно. И передайте это тем, кого сейчас здесь нет.
С этими словами Локи обвел притихшую толпу суровым, отцовским взглядом и направился к выходу, будучи весьма довольным собой. Стоило ему оказаться снаружи, как его нагнал Ивар. Обычную напускную веселость и насмешливость как рукой сняло. Он был обескуражен.
— У меня нет слов, — начал он, заикаясь, — это просто…
— Надеюсь, ты хочешь сказать «чудесно», — Локи насмешливо посмотрел на друга. — Все, что я говорил, необходимо. И тебя тоже касается.
— Я уже подробно ознакомилась с проектом, — между магами словно из-под земли возникла шустрая Беркана. Локи ощутимо напрягся от одного присутствия прыгающей вокруг него Песчанки. — Там действительно каждая строчка необходима!!!
— Ваше высочество, — Ивару мельтешение вокруг мешало ничуть не меньше, чем царевичу, — прости, но большая часть того, что ты требуешь, нам не нужна. Без всех этих вот лишних проверок и бесполезных отчетов проект станет хотя бы осуществимым.
Локи со скучающим выражением лица осмотрел собственную рукопись, уже перекочевавшую от Наутиз к Ивару. Как он и подозревал, поселенцам претила его дотошность и любовь к подробностям, и Ивар не составлял счастливого исключения.
— Локи, — маг отвлек бога от нелестных размышлений о своей персоне, — проект просто ужасен, поверь мне как другу и не заставляй нас тратить на него драгоценное время, оставшееся до снега. Дай нам его переработать.
— Я подумаю над твоими словами, — Локи краем глаза заметил, что за ними наблюдают естественники, причем особенно рьяно — сконфуженная Наутиз и неизвестно чему радующаяся Черная Вдова. Эти двое точно что-то задумали.
Ученых вокруг становилось все больше. Воспитанник Одина вовсе не планировал поддерживать беседу о своем проекте, поэтому зашагал прочь, ощущая на себе скользкие взгляды подданных. Что только не читалось в них: удивление, благоговение и даже презрение. В собственной правоте Локи не сомневался, но сомневался, правильно ли его поняли. Не удержался, обернулся: ученые расходились по одному или парочками в лабораториумы. Вняли-таки его словам и решили поработать. А если бы нет… Локи привалился спиной к столбу длинного дома. О чем на самом деле думают его подчиненные? Особенно те, кто называет себя его друзьями? А эти двое — Фену и Наутиз — что они задумали? Если бы можно было узнать… А, впрочем, можно.
Локи решительно зашагал в сторону Умвельта — комнаты, позволяющей увидеть вероятностное прошлое. Учитывая, что ученые разошлись по лабораториумам, волнующие его вопросы уже стали прошлым. Вот если бы некоторые остались в доме мастеров, все было бы иначе.
Локи отчетливо помнил, как лежал на обломках Радужного Моста, как пленил Железного Человека. В первом случае он остался в Асгарде, избежал ужасов Бездны и полного разочарования отца, во втором — погиб весь Мидгард. Сейчас он хотел посмотреть не настолько значимые события: они не могли изменить мир, не влияли на его судьбу, — но могли помочь лучше понять подчиненных. Локи чувствовал, что постепенно теряет с ними связь, что многие ученые, изначально готовые на все, теперь сомневаются. Еще только не хватало бунта.
Царевич вошел в просторную комнату, уселся на стул и привел в движение простой механизм, воспроизводя в памяти детали недавнего разговора…
Он снова стоит в той самой длинной комнате. Несколько быстрых шагов — и вот он уже спрятался в чулане, чтобы наблюдать за происходящим, но не принимать непосредственного участия. Ученые разошлись, комната пуста, но вдруг прямо из стены материализовались последние асы, с которыми Локи разговаривал в реальности: Ивар и Беркана.
— Идеи царевича просто ужасны! — кричал Ивар, меряя комнату нервными, отрывистыми шагами и ни к кому конкретно не обращаясь. Куда подевались обычная улыбка и доброжелательность? На лице читались раздражение, досада и даже ярость — чувства, казалось бы, чуждые крикливому балагуру. — Неправда! — не менее громко заорала в ответ Песчанка и замахала руками в тщетной попытке взлететь. — Они восхитительны, просто ты не в состоянии их понять! Локи только и радеет, что о нас, об Асгарде и о науке!
Ивар в ответ стукнул кулаком по деревянной стене и заорал пуще прежнего:
— Локи ничего не смыслит ни в асах, ни в управлении, ни в науке! — Он закашлялся, выдохнул и продолжил чуть более спокойным тоном: — Ты это должна понимать ничуть не хуже меня. Это ходячий Рагнарек, который всех нас погубит.
Локи едва сдержался, чтобы не выдать своего присутствия. Происходящее совершенно не походило на правду. Ивар никогда не позволил бы себе таких выражений хотя бы потому, что слишком дорожил своей жизнью. Но ведь это иллюзия. Иллюзия, раскрывающая побуждения асов с учетом личных склонностей. Царевич вовсе не был уверен, что Умвельту можно доверять хоть в чем-то: принцип действия аппарата никто из поселенцев объяснить не мог.
— Локи — лучший! — не отступала Беркана. — Он столько всего для нас сделал. Я гораздо младше тебя и то прекрасно понимаю, сколь сильно он радеет об Асгарде и обо всех нас.
— Вот именно, что младше, — припечатал Ивар в стиле Раиду. — Тебя все это не касается. Помолчи и не лезь! — Он сел за стол и налил себе воды из материализовавшегося немногим ранее кувшина. Вода оказалась обыкновенной, а вовсе не любимой им шипучей.
— Локи — царевич, в том числе и мой, поэтому я его защищаю, — Беркана прыгнула к Ивару, схватила кувшин и одним отточенным движением скинула вниз — по полу растеклась приличная лужа. — Не кати на него бочку.
— Буду катить, — Ивар бросил в противницу болевое заклинание, та легко блокировала его и перешла в наступление. Дело начало пахнуть магической дракой. — Я достаточно терпел его выходки. Надоело. А Локи сам мне ответит, если снизойдет, — Ивар с наслаждением наступил на осколки кувшина.
— Ответит, — Песчанка изловчилась и бросила боевое заклинание. Локи разве что рот не раскрыл от изумления — откуда безумная девчонка знала магию такой мощи? Да она опаснее, чем он предполагал. Ивар едва успел отпрянуть в сторону, а магическая волна снесла стол к стене и оторвала одну ножку.
— Но я все равно буду его защищать. Даже ценой своей жизни.
— Сдалась ему твоя жизнь, — пробурчал Ивар, на скорую руку творя заклинание щита. Беркана готовилась к новой атаке. Локи уже настроился на красочную драку, как тут магам помешали — в комнате появился Хагалар, одним движением пальцев развеявший и боевой шар Берканы, и щит Ивара.
— Локи уж точно получше тебя, Ивар, знает, что нужно Асгарду. Он работает на всеобщее благо и во многом прав, — еще пара пасов — стол вернулся на место, а кувшин собрался из осколков. — Не диктуй условия царевичу, который и так снисходит до того, что слушает каждого бездаря. Да, его план не идеален, но вполне жизнеспособен, если немного покрутить мозгами, а не идти напролом с одной единственной якобы правильной установкой, к которой привыкли естественники. Послушать их — так надо идти по пути наименьшего сопротивления и ничего не менять. Сама организация нашей работы давно требует кардинально новых подходов. Вы привыкли класть лимоны в корзины, но вот вам предложили ящики, и вы уже не знаете, что делать, — Хагалар покрутил головой в поисках новых разрушений, но, не найдя таковых, сухо продолжил: — Кстати, Локи, по крайней мере, спрашивает совета профессионалов, прежде чем выкинуть все корзины без предупреждения. И этим выгодно отличается от всех других членов царской семьи, которые, ничего не смысля в науке, все равно в нее лезли. Приказывали, грозили расправой, если мы не успеем в срок выполнить работу, на которую, по-хорошему, требуются столетия, а нам давали месяцы. Не делай вид, Ивар, что живешь здесь первый день и никакой несправедливости не видел.
— Хагалар, ты чудо!!! — Беркана с разбегу прыгнула на шею Вождю, так что едва не сбила его с ног. Ивар, напротив, отошел от мага на максимально возможное расстояние. Весь его облик выражал презрение к присутствующим.
— Мастер, ты всегда считал себя правым только потому, что прожил на пару тысячелетий дольше многих, — начал он еще более зло. — Ты якобы все время глаголешь истину! И, конечно, лучше всех разбираешься в том, что такое научное познание, методология и наука в целом. Но ты сам не естественник, не забывай.
— Как и ты, кстати, — заметил Хагалар, насильно сажая неуемную Беркану на скамью. — А научный метод бывает разным. И то, что пропагандирует Локи, ничем не хуже вашего. Или мы сейчас заведем долгий спор о том, что такое наука теоретически и как эту теоретическую науку было бы неплохо воплотить на практике? Единой и истинной науки вообще не существует. Каждый смотрит на нее с высоты своего опыта и знаний. И я, и ты, и Локи. Истины нет, но есть власть, и есть приказы, которым приходится следовать.
— Да о какой истине речь, когда он безвинно обижает нашего замечательного Локи!!! — Беркана снова попыталась повеситься на Хагалара, но тот не позволил. Локи злорадно усмехнулся. — Твоя моральная поддержка многое значит для Локи, — Вождь погладил Песчанку по волосам, и та сразу же разомлела, — но ты слишком сильно отдаешься эмоциям. Ему сейчас гораздо больше помогут факты.
— Как много слов, все не по существу, — послышался еще один знакомый голос. Локи судорожно начал рыскать по всем углам и, наконец, обнаружил Лагура, которого точно не было в комнате минуту назад. Умвельт на этот раз работал как-то странно: герои несостоявшейся жизни появлялись в самое разное время и в самых разных местах. — Кто старше, а кто младше, в том ли дело? Порой глаголет истину ребёнок, почтенный старец бредни говорит.
— Лагур, мы пока еще не дошли до того, чтобы ребенок манипулировал взрослыми, — буквально выплюнул очередные злокозненные речи Ивар, — но скоро, судя по всему, дойдем. Дурак тот, кто лезет в чужой огород, ничего не зная о посевах, тот, кто делает вид, будто слушает профессионалов, а на самом деле все делает по-своему, — Ивар вышел на середину комнаты и принялся вещать, точно копируя движения Локи, но в его исполнении они выглядели гротескно и абсурдно. — Локи — глупец и самодур, не ценящий никого из нас и идущий по нашим трупам. Если ты этого не видишь, Вождь, ты либо дурак, либо очарован царевичем. Я достаточно близок с ним, поэтому могу сказать точно: он презирает всех нас. А Песчанка слишком юна, чтобы высказывать свое мнение по таким вопросам. Все мы имели в юности кумиров, и если ее первым кумиром стал Локи, то мне ее ужасно жаль!
Царевич затаил дыхание. Такого он не ожидал. Ивар если и не во всем был прав, то очень во многом. Но откуда… Локи судорожно вспоминал все разговоры с двуличным магом. Где и когда он мог проговориться? Ведь он всегда сдерживал себя, всегда играл безупречно.Неужели Ивар узнал что-то подобное во дворце? Но нет, там о младшем сыне Одина наговорили бы совсем другие гадости. Тогда откуда?
— Мы едва знакомы, Ивар, — возмутилась Беркана и попыталась встать, но Хагалар насильно усадил ее себе на колени, — а ты строишь обо мне такие мнения! Я не та дурочка, какой ты меня считаешь. Часто в магии мне не бывает равных, меня берут в самые важные фелаги…
— Смотрю, самолюбия у тебя не меньше, чем у твоего кумира, — Ивар насмехался, но на самом деле очень внимательно следил, крепко ли держит Хагалар буйную девчонку. Он боялся. И правильно: безумных надо бояться. — Мне не о чем говорить с тобой.
— Послушай, Ивар, — донеслось из угла, — коль так противен тебе Логе иль проекты, ты можешь ничего не выполнять. У каждого есть выбор, так попробуй…
— Я знаю, что легко могу уйти в другие проекты и не соприкасаться с Локи, — Ивар отвечал Лагуру, но не спускал глаз с Хагалара, — однако я хочу, чтобы прозрели остальные. Чтобы наши действительно великие ученые, добившиеся невероятных высот своим трудом, а вовсе не чужим, прекратили по первому слову бежать воплощать бредни сына Одина, ибо он того не стоит.
— Ты, смотрю, считаешь себя женой нашего досточтимого сына Одина, — широко улыбнулся Вождь, и в кои-то веки Локи был благодарен ему за насмешливый тон. — Ты говоришь о такой близости с ним, будто ты ему отец, мать или брат. Уж в чем детеныша точно упрекнуть нельзя, так это в откровенности. Он изливал тебе душу? Говорил что-то о своем отношении ко всем нам, к поселению? Никогда не поверю. И не обобщай. Ты убежден, что все члены царской семьи видят в нас преступников, презирают как последних рабов, и переносишь своё заблуждение на конкретного Локи. Да будет тебе известно, что никто из царской семьи никогда не жил в нашем мире. А детеныш живет и завел уже много личных связей. Примерно с половиной поселения он не знаком и не имеет про нее никакого мнения, зато другую хорошо знает. Что же до самого близкого круга, то смело могу утверждать, что хоть относится он к нам по-разному, но точно не презирает. И вообще, о чем мы спорим? О моральных качествах царевича, которые не касаются никого, кроме его милых родителей; или все же о его электростанции и методах исследования, которые он нам навязывает? Если о первом — то предлагаю распить хотя бы одну кружечку доброго эля, чтобы беседа стала интереснее, если о втором — то начать уже приводить какие-то факты, доказательства, а не голословные утверждения.
Хагалар говорил столь запутанно и сложно, что Локи даже не понял, ругает его маг или прославляет.
— Хагалар, я тебя люблю!!! — Беркана бросилась с поцелуями, однозначно восприняв весьма сложный посыл.
— Ты меня вообще не слушаешь? — тяжело вздохнул Ивар. С его лица стерлось гневное, возмущенное выражение, осталась только усталость, причем произошло это так быстро, что Локи даже засомневался, стоит ли перед ним все еще Ивар или кто-то другой в его обличье, ведь в Умвельте возможно всё. — Ты точно знаешь, что говорил мне Локи наедине или в бреду болезни? В душу умеешь заглядывать? Или ты слеп и не видишь, как он на всех нас смотрит? Если бы Локи хотел сделать что-то хорошее, он бы советовался с нами, а не пер бы напролом. Не хочешь беседовать о нем? Давай перейдем к проектам. Тебе предъявить количество загубленного материала и море потраченного времени на продвижение безумных идей, которые ничего не дадут в будущем? Царь должен стремиться к добру для подданных, а не вымещать свои детские обиды и недооцененное эго на окружающих, если уж он позиционирует себя «инструментом служения великим идеям».
Глаза Локи опасно сузились. Ивар перешел невидимую черту и начал указывать, что именно делать живому богу. Ну Локи еще поговорит с ним в реальности о загубленном материале и загубленных часах жизни.
— Что ж, аргументировано с тобой спорить невозможно, — Хагалар в очередной раз снял с себя Песчанку, а она в очередной раз залезла обратно, — да и зачем, по большому счету? Ты просто хочешь поделиться своим разочарованием и обобщаешь его на всех. Что до исследований… Сколько экспериментов проводилось в поселении просто так, от скуки, ради самолюбия их безвестного автора, чтобы лавры первооткрывателя не достались другим? А у скольких открытий этого будущего до сих пор нет, хотя они много тысячелетий пылятся на полках? Сын Одина хотя бы заставил нас работать ради реально полезных вещей, даже если не все они приживутся в Асгарде.
Такой ответ царевичу совершенно не понравился. Хагалар будто выдохся и защищал его вовсе не так рьяно, как сначала. Был бы здесь Раиду…
— Не понимаю я тебя, о, Ивар, — вместо гневливого естественника ответить мог только ненормальный Лагур, о существовании которого все постоянно забывали и на которого почти не обращали внимания. — Коль все не нравится тебе, так властен ты уйти, не принимать участия в собрании. Тебя никто не держит, так зачем ты споришь бесконечно? А Логе — друг тебе, к чему же столько козней?
Ивар только открыл рот, чтобы ответить, как вдруг дверь распахнулась и на пороге возник Раиду, которого Локи поминал всего несколько мгновений назад. Умвельт точно смеется над ним. Лицо естественника пылало яростью, как будто он слышал весь разговор от начала и до конца.
— Волею провидения я сперва внимательно вас слушал и только сейчас решил зайти, — Раиду в несколько шагов пересек комнату и схватил Ивара за грудки. — Зловредная ворона, я слышал достаточно! Ты искренне восхищался Локи, ты водил с ним дружбу, и вдруг ни с того, ни с сего выясняется, что все это было лицемерие??? — Он с такой силой оттолкнул Ивара, что маг только чудом устоял на ногах. Хагалар едва сдержал норовящую вступить в бой Беркану. — Или одно-единственное решение нашего бога столь сильно покоробило тебя, никчемный маг?
Раиду сделал еще шаг к Ивару и уперся в защитный барьер. Ивар творил его с такой скоростью, что барьер мерцал всеми цветами радуги и потрескивал от напряжения. В нем не было особенного толку, ведь Хагалар мог снести его, просто поведя бровью, но Ивар явно почувствовал себя неуязвимым и даже позволил себе бросить презрительный взгляд на Раиду, вышагивающего вдоль барьера, подобно хищнику, выискивающему лазейку в решетке.
— Вам, ослепленные пафосом Локи, — Ивар кивнул Хагалару, Раиду и Беркане, — дерзну не отвечать, ибо искать смысл там, где его нет, совершенно пустое занятие, — он замолчал, проверил крепость барьера, и только убедившись, что разъяренный естественник не пробьет его, продолжил: — Лагур, из собравшейся дружной компании ты мне симпатичнее всех, поэтому отвечу на твой вопрос о дружбе, а то, чувствую, вы от меня не отстанете. Я никогда не заблуждался насчет Локи, насчет его глупости и высокомерия. С первого дня я презирал его, но все искал, где же зерно истины. Почему именно он царевич Асгарда, где тот самый БОГ, которого нам всем следует почитать и бояться? Нет бога. Ноль без палочки, вот что перед нами. Самовлюбленный эгоист, считающий, что имеет право всеми командовать просто потому, что при рождении ему выпала счастливая звезда. И, главное, он цепная собачка Одина. Вы в это не верите и не поверите, но вас всех вздернут на виселице, а ваш милый Локи будет громко гоготать, наблюдая за вашей гибелью. Если вы все здесь глупцы и верите красивой маске, чарующему голосу царевича, если вы затыкаете уши, чтобы не слышать бреда, который он несет, закрываете глаза, чтобы не видеть его тупости, это ваши проблемы, а не мои. Засим позвольте откланяться, — и он зашагал к двери, не снимая барьер. Хотя он мог не беспокоиться на сей счет. Раиду стоял, словно громом пораженный, Беркана слезла с мастера и тихонько присела рядышком. Опустошенная, разбитая.
— Браво! — послышались аплодисменты Хагалара. — Ты превосходный артист. Я не ожидал. Думал, ты более мелкая дрянь и на такой полет мысли не способен. Моё восхищение.
Он встал и отвесил Ивару шутовской поклон. Маг даже не обернулся к нему, но остановился на полушаге.
— Мне жаль, что я поддался эмоциям и раскрыл себя, — произнес он, ни на кого не глядя. Он непроизвольно сжимал и разжимал руки в кулаки — Локи безошибочно узнал свою вредную привычку, за которую часто ругал отец. — Надо было тихо уйти самому, не делая шума. Я думал, что смогу кому-то помочь и что-то доказать, но достучаться до вас сложнее, чем до дерева.
— Я не говорю, что все твои заключения неверны, но ты рубишь с плеча. Тебе не быть оратором, и толпа за тобой не пойдет, — Хагалар прошел сквозь защитный барьер, даже не заметив его, и положил тяжелую руку на плечо мага.
Картинка померкла, Локи возвратился в реальность. Однако случившееся настолько поразило его, что он снова настроил Умвельт на недавнее прошлое. Ни Хагалар, ни Ивар, увлеченные как обычно только собой, не дали ясных ответов. Нужны другие асы, с другими мыслями. На ум пришла Наутиз, взъерошенная после прямого попадания отчета. Почему бы и не она…
Снова та же самая комната. Те же лавки, стол и даже кувшин, наполненный молоком вместо воды.
Некоторое время никого не было, но вдруг в дверь вломились, смеясь и кривляясь, трое: Наутиз, Урур и Фену. Они столь громко смеялись и паясничали, что Локи даже засомневался в их трезвости.
— Какой фееричный спор! — гоготала Черная Вдова. — Во время того, что Локи называет громким словом «обсуждение проектов», просто уши вянут. Царевич элементарно не понимает, как поставить задачу, как продумать проблему, поэтому елозит во время заседаний по любимым неважным многочисленным деталям, выпуская самое главное.
Фену сопровождала свою речь настолько неприличными жестами, что никто не смог удержаться от смеха. Урур чуть не выронил тот самый проект, который Локи в реальности отдал Наутиз. Отсмеявшись, он быстренько пролистал его, едва слышно бурча под нос:
— Давно я не заходил на собрания, а у вас так весело. Честно говоря, когда я впервые услышал о промышленной революции, она меня заинтересовала. И даже несмотря на кучу ненужных подробностей, которые Локи сразу стал требовать. Но сказать, что я сейчас разочарован, — значит ничего не сказать. Все, что мы сегодня обсуждали — просто бред чистой воды, растянутый на несколько часов. Смотрите, тут десятки страниц ни о чем, посвященные каким-то мелким деталям, которые никому не нужны. Мы стоим на месте. Ничего не происходит, а Локи просто наматывает круги вокруг наших проблем, явно не понимая, что ему с ними делать. И у меня назревает только один вопрос: зачем он все это устроил? И если кто-то мне ответит, что ради Асгарда и процветания нашего мира, я его разочарую, потому что ни к какому процветанию его деятельность не ведет, — громко закончил он и демонстративно уселся на лавку около кувшина. На его коленях тут же оказалась Фену. Она налила себе молоко и нежно поцеловала естественника в губы.
— Урур, дорогой, ну зачем ты задаешь все эти бессмысленные вопросы? — ее дыхание обожгло щеку. — Ты же знаешь Локи. Главное — сделать упор, например, на странице сорок семь пункт пять, и долго его разжевывать. Лучше, часа два. Объясняя его не то нам, не то себе самому. Может, он таким заумным способом просто пытается понять свою писанину, а мы своими выканьями ему только мешаем.
— В том-то и проблема, что он себе самому объясняет, — промямлил Урур, лаская девицу и явно думая уже о ней, а вовсе не о Локи. — И своим сапогам, наверное, — добавил он мечтательно.
— Ну, можно сделать упор и на сапоги, — мурлыкнула Фену и вдруг скатилась с колен естественника прямо на пол, оставив его ни с чем. Наутиз позволила себе едва заметную злорадную улыбку, на которую Локи обратил самое пристальное внимание.
— Думаю, сапоги Локи слишком ценные, чтобы на них делать упор, — раздосадованный Урур залпом выпил молоко, пролив чуть ли не половину на чистый стол, и налил себе еще. — Царевич, боюсь, жадный и не даст нам сделать упор на своих сапогах.
— У нас же теперь есть книгопечатный станок… — поддержала игру Наутиз. — Не очень понятно, правда, зачем. Я ради него весь Хельхейм перелопатила, а толку — чуть: ни одну книгу целиком так и не напечатали. Давайте, что ль, сами напечатаем какую-нибудь листовку и в ней расскажем подробно про упор на сапоги.
— Да, в сапогах Локи точно больше смысла, чем в его проектах, где описаний — гора, а содержание отсутствует, — припечатала Фену, вырывая стакан из рук Урура и осушая его до дна.
— И на нем не делают упора, — Урур одним резким движением обхватил Фену за талию и снова усадил на себя — та даже почти не сопротивлялась. — А почему мы делаем упор именно на сапоги? — попыталась прервать любовные игрища Наутиз, о которой все забыли. — В облачении Локи много чудесных деталей.
— Можно в листовках сперва полностью разобрать облачение, — томно произнесла Фену, развязывая тесемки на платье. — Этого хватит на двадцать выпусков, потом разобрать еще нижнее белье Локи, с упором, — платье соскользнуло на пол, открывая столь желанные многими телеса. — Потом разобрать уже сам упор.
— А потом Локи, наконец, переоденется, — Наутиз подняла платье с пола и обернула им Фену. Она явно ревновала Урура, будто слухи о ее связи с деверем правдивы. — Придется заново все начинать, находясь в упоре на сапоги, — она посмотрела на Фену столь злобно, что та поспешила одеться к большому неудовольствию Урура. — Доклад Локи «сделал мой день», как говорит Ингвар. Наутиз любит Локи. Локи продлевает Наутиз жизнь.
— Да, сегодня было, чем восторгаться, — недовольно пробормотал Урур, когда понял, что желанная близость с Фену отменяется: обольстительница оделась и демонстративно встала у стены. — Мы удачно сегодня сходили на собрание.
— Локи — первый мужчина в моей жизни, к которому я не могу продраться даже со всем своим арсеналом… — сказала Черная Вдова, собирая волосы в сложную прическу. — Уже начинаю задумываться, а стоит ли? Может, он столь же негоден, сколь и его идеи. Я тут на досуге почитала другие его проекты. Информации в них напихано сверх меры, но она вся абсолютно не нужна и к делу не относится. И при всей любви Локи к обоснованиям его собственные проекты этих самых обоснований лишены напрочь. Есть некая идея, глупая чуть менее, чем полностью, которую мы все по определению обязаны поддерживать, ведь «он же бог!». И, кстати, у нас есть тинг, он выше бога. Тингу нет необходимости поощрять бредни Локи. Но поощряет почему-то.
Наутиз только открыла рот, чтобы произнести очередную смешную гадость, как в комнату ворвался Ивар, да не тот, который обвинял Локи немного ранее, а брат Раиду. Тот самый, вместе с которым они разрабатывали злосчастный проект.
— Дорогие мои друзья, ради вас я оторвался от химических опытов и пришел сюда. Я не собираюсь спорить с вами, лишь хочу кое-что пояснить. Локи продвигает не один-единственный проект. Вы не верите ему, не верите написанному, так поверьте тому, кто проработал большую часть пунктов и подпунктов. Да, возможно, какие-то детали и мелочи чрезмерны. Но, поймите, царевич запрашивает все эти дополнительные параметры не ради того, чтобы задать вам побольше работы, а для вашей же безопасности. Асгард шагнул в новый научный век, опасный век, и малейшая ошибка может стоить жизни не только нам, но и всему поселению. И да, поэтому он столь тщательно проверяет каждый знак и каждую выкладку, тратя много времени и советуясь со знающими асами. Я надеюсь, вы вменяете ему в вину не только то, что он не советуется лично с вами при принятии судьбоносных для Асгарда решений…
Комната снова пошла рябью, конец речи потонул в тумане. Первым порывом Локи было в третий раз призвать ученых и послушать другие мнения по поводу происходящего, но потом он решил, что ничего нового не услышит. Если Умвельту можно верить, то поселенцы разделились на две фракции: за и против его планов. Хуже не придумаешь, так и начинались все гражданские войны. Локи глубоко задумался. Что-то пошло не так… Если этой необъяснимой машине можно доверять, в чем он был совершенно не уверен. Ивар не походил на себя, да и Беркана тоже. Сколько раз он ее видел, она не произносила и трех осмысленных фраз, а тут оперировала сложными предложениями. Наутиз и Фену… О них он знал преступно мало. Хагалар почему-то защищал его вместо того, чтобы подливать масла в огонь, а в реальности на собрании не произнес ни слова.
Как же работает Умвельт? Вроде бы проецирует подсознание конкретного аса, то есть Локи заглядывал не в души непостижимых ученых, а в свое собственное представление о них, пускай оно и было пугающе странным, извращенным, не похожим на то, что он видел собственными глазами. Единственные, кто его не удивил, были братья и Лагур — они вели себя так же, как и в реальности.
Не отменить ли и в самом деле проект? Нет, не стоит. Пусть лучше он провалится, но ученые хоть что-то сделают. Все лучше, чем стоять на месте и тратить время на пустые споры.
Комментарий к Глава 69 Советую прочитать разбор даже тем, кто его обычно не читает – там расписано, как появились и на основе чего написаны споры асов по поводу Локи.
====== Глава 70 ======
Вот уже почти неделю в редкие свободные минуты Хагалар раздумывал над тем, какое бы новое прозвище дать вовсе не плоти и крови Одина. Прозвище, отражающее не семейное положение Локи, а его суть и образ мыслей. Мастера магии ужасно смешили попытки юной прелести стать Одином поселения, а открывшаяся правда о происхождении не давала покоя и заставляла взглянуть на проблему немного с другой стороны. Некоторые поступки царевича, ранее казавшиеся проявлением гордыни, тщеславия или другой несусветной глупости, нашли достойное объяснение. Зато кое-что другое никак не укладывалось в голове: как мог Один обманывать свое доверенное лицо так долго? Вождь пытался найти ответ в воспоминаниях, но тщетно.
Резню во дворце Лафея невозможно было забыть. Етуны сдаваться на милость победителя не собирались и терпели поражение с достоинством истинных воинов. Асы наступали, победа была близка, как вдруг прошел слух, что етуны собираются принести священную жертву — лаугиэ, — которая должна вызвать сильного духа, покровителя Етунхейма. Ни тогда, ни сейчас асы не знали, правдива ли легенда о могучем и безжалостном защитнике. Как оказалось, етуны тоже, но Хагалар был обязан во что бы то ни стало воспрепятствовать ритуалу торжественного сожжения. В тот день он впервые увидел Локи. Точнее, еще не «Локи», а Младшего Царевича Етунхейма — титул стал бы впоследствии именем. Слишком маленький, слишком слабенький для дитя гиганта, что неудивительно, если вспомнить возраст царицы. Хагалар предложил Одину проявить милосердие к ребенку — то есть безболезненно умертвить, в противном случае помороженная священная жертва встретила бы неотвратимую смерть в одиночестве среди ледяных скал. Третьего не дано: либо смерть от холода — медленная и мучительная, либо от ножа — быстрая и безболезненная. Вылечить новорожденного мог только высший маг исцеления. В Асгарде таковой был один, и сидел он во дворце, нянча кроху Тора и с беспокойством ожидая победителей.
Младенец за несколько минут избежал аж трех смертей: от ритуального огня, от морозных ночей Етунхейма и от кинжала Хагалара. Возможно, он избежал и четвертой — от меча Одина, но этого Вождь точно не знал.
Теперь стало понятно, как Локи, уже став Локи, выжил в Бездне: тот, кто столько раз обманул смерть в несмышленом возрасте, становился фактически бессмертным. А сколько раз он мог умереть от простуд? Когда-то именно воспаление легких стало причиной гибели старшего сына Одина и Фригги.
Хагалар мог понять все, кроме одного: почему от него скрыли факт усыновления? В Асгарде близкими родственниками не только рождались, но и часто становились — он сам прочувствовал это на себе. Всяческие обряды побратимства и прочие способы введения в род проводились регулярно, и не было в этом ничего необычного для аса.
Пленение Локи произошло за много столетий до ссоры, даже до первых признаков размолвки в правящей верхушке. В то время Хагалар и Один доверяли друг другу как самим себе. Неужто маг всегда ошибался насчет царя Асгарда? Спустя столько зим признавать ошибки юности было, мягко говоря, неприятно. Он всю жизнь гордился тем, что, еще будучи ребенком, обманом заполучил полное и безоговорочное доверие царя. И он считал, что его-то уж Один обмануть не сможет. Однако смог… А теперь, спустя почти тысячу зим, вдруг посчитал, что пора рассказать правду. Локи не смог бы вечно хранить свою тайну, находясь среди ученых. Стоило им только из праздного любопытства взять пробу его крови или магии, как тут же…
Хагалар нахмурился, вспоминая взъерошенного Раиду, который, потрясая в воздухе пергаментом, исписанным рукой Лагура, причитал, что у Локи перепутаны магические сосуды и великим магом ему не быть, и в худшем случае он не доживет до следующего дня рождения.
Хагалару даже в страшном сне привидеться не могло, что он будет лично успокаивать Раиду, но пришлось. Заключения Лагура были глупостью. Он ведь сам путешествовал по магическим сосудам Локи, когда тот только прибыл в поселение и свалился под чарами сбежавшего у Маннара заклинания. Магические сосуды у него такие же, как и у любого магического существа. Лагур ошибся в своих безумных выводах. Только некомпетентность ученых во всем за пределами их пробирок могла соперничать с их любопытством. Вождю потребовалось не менее десяти минут, чтобы привести в чувства гневливого естественника, успевшего заживо похоронить свое личное божество.
О чем думал Один, отдавая Локи толпе ученых? Даже если бы он запретил приемному сыну изучать себя — а судя по всему, не запретил, — то все равно никто не мог бы помешать пронырливым здешним умникам исследовать природу бога, просто сдернув с одежды выпавший волосок. И это не говоря о болезненности Локи и необходимости врачебных осмотров. Единственное объяснение, которое Хагалар признавал правдоподобным, гласило, что Один не представляет себе возможности современной науки. И уже в ближайшей перспективе такая неосведомленность может обернуться роковой ошибкой.
Один старел. Не менее пятнадцати тысяч прожитых зим начали проявляться на безупречном образе — за последнюю тысячу он сдал очень сильно. Хагалар, знавший его две с половиной тысячи зим, видел изменения невооруженным глазом. Так ли уж бессмертен истинный бог? И кто займет его место? Оба наследника чересчур юны, а все умные царедворцы казнены или сбежали.
Ситуацию можно было спасти радикальным методом — всеми силами воспрепятствовать восстановлению Радужного Моста. Без него не работали более мелкие тропы, в том числе и тайные. Миры разъединены, значит, не могут навредить друг другу, а у Асгарда есть не просто Тессеракт — камень перемещения, — но еще и множество его осколков. Асы ходить в другие миры могут, прочие существа — нет. Можно разъединить миры навечно, только вот это приведет к деградации всех областей жизни — большинство миров не сможет поддержать достойный уровень существования без продуктов, сырья и изобретений друг друга.
Проще восстановить-таки Радужный Мост, а жажду крови буйных народов направить на Мидгард. Логисты утверждали, что люди произвели оружие, позволяющее уничтожить Землю больше десяти раз. Хагалар не очень понимал, в чем смысл оружия такой силы, точнее, такого его количества. Зачем десять раз уничтожать то, что будет полностью уничтожено в первый? Но не это было важно, а то, что люди вполне могли от отчаяния применить свое оружие, не считаясь с опасностью уничтожить жизнь на своей планете. Возродить ее обратно не так и сложно — потребуется всего лишь несколько миллионов зим, и за это время опасности со стороны Мидгарда не будет никакой. Там появятся новые формы жизни, которые можно будет контролировать и не допустить чрезмерного развития. Хагалар лучше других понимал то, что недавно озвучили на тайном собрании мастеров: люди опаснее любого демона Бездны. Внешних врагов можно не пустить или, если уж пропустили, выгнать, а внутреннего врага выдворить не удастся. Как только люди изобретут подобие Радужного Моста, настанет Рагнарек. История людей известна всем жителям Девятимирья. Люди — единственный народ, который испокон веков уводил в рабство своих же соплеменников. Ни одному етуну, да даже ни одному муспелю не пришло бы в голову делать своего соплеменника говорящей вещью без всяких прав. Если люди так поступали со своими, то лучше не представлять себе, что они сделают, получив доступ ко всем мирам. Они уже изуродовали собственный мир, отравили воду, воздух и огонь. При наличии свободного прохода между мирами они своим невероятным оружием могут взорвать все вокруг.
Мастера единогласно решили, что уничтожение человечества — если невозможно иначе, то вместе с жизнью в Мидгарде, — приоритетная задача, несмотря на завалы по основным их направлениям деятельности. Локи может подождать, а вот человеческое могущество — нет. Даже когда Асгард и Етунхейм боролись за власть, речь не заходила о всеобщем рабстве или уничтожении. Ни асы, ни етуны не стали бы так поступать.
Пока ученые решили хотя бы сократить численность человечества при помощи вирусов, чтобы отвлечь все силы людей на собственные внутренние проблемы. Локи всячески препятствовал воровству смертных, однако кровь и ткани раздобыли и разместили в одном из домов, где внедрялся проект отопления и не было ненужных глаз. Построение полномасштабной системы отопления тоже было приоритетной задачей, но естественники медлили — постоянно ходили в оба экспериментальных дома и что-то проверяли. Хагалар считал, что с этим точно в состоянии разобраться Ивар — мастер естественной ветви науки, — поэтому сам ни во что не вникал.
— Ну, здравствуй… Хагалар, — неожиданно послышался сзади громкий, зычный, чуть хрипловатый голос. Мастер магии нарочито медленно обернулся. Многолетняя привычка не подвела: лицо расплылось в широкой улыбке, а удивление вовсе на нем не отразилось. Тренированное тело сработало точно — Хагалар не сделал ни одного резкого движения, а дело, из-за которого он покинул дома мастеров, сразу приобрело статус второстепенного.
— Даже не знаю, что меня больше удивляет. То, что ты жив, или то, что ты выучил моё новое имя, — насмешливый голос тоже не подвел своего хозяина. Если перед ним иллюзия, плод воображения или чья-то злая шутка — нет смысла выказывать страх, от ожившего чудовища не спастись. — Чем обязан?
Пока язык говорил одно, мозг думал совершенно другое, перебирал массу возможных вариантов. Проходящие мимо ученые бросали на гостя едва заинтересованные взгляды — они его видели. Значит… Да, точно, загадка проста, ответ очевиден.
— Нет, не говори ничего, — Вождь поднял руку в запрещающем жесте. — Без непосредственного участия нашего вселюбимого Всеотца ты бы здесь не оказался. Значит, он воскресил тебя?
— Ты не совсем прав. Воскрешать он не умеет, — Гринольв с нескрываемым интересом рассматривал своего собеседника. Юнец, которого он знал слишком хорошо и видел буквально вчера, предстал едва узнаваемым старцем. — Я сам наложил на себя заклятие сна, Один лишь разбудил меня.
— Причем именно сейчас, — Хагалар усмехнулся, готовясь к худшему, но ни жестом, ни взглядом не выказывая истинных чувств. — И подослал ко мне, чтобы ты наставил меня на путь истинный?
— Вовсе нет. Меня никто не подсылал, я сам пришел, причем один, — Гринольв говорил четко, ясно и по делу. Как обычно. Хотя Хагалар смутно помнил, как тот обычно говорил, ведь «обычно» было почти три тысячи зим назад. — Нам предстоит вместе работать на благо Асгарда, то есть часто встречаться. А я не хочу, чтобы ты снова воткнул мне нож в спину. Предлагаю перемирие.
— Сдался ты мне, — Хагалар широко улыбнулся, про себя вздыхая с облегчением. Гринольв прост, говорит то, что думает и даже на переговоры с опасным противником приезжает в гордом одиночестве, надеясь только на свои доблесть и авторитет. Вести дела с такими существами легко, только давний страх и предубеждение могут помешать. — Ты мой воскресший ночной кошмар. Я боялся тебя слишком долго, пока однажды вовсе не позабыл о тебе, — он помолчал немного. — Хорошо, что ты появился. Вспоминаю себя в детстве, тут же становится понятнее, как общаться с несносным детенышем Одина. Тебе ведь рассказывали о Локи? Уверен, что рассказывали. Тот еще мальчишка — совсем не подарочек. Думаю, я для тебя таким же был, если не хуже.
— Сколько я понял, этот, по крайней мере, не разбивает ценных вещей, — заметил Гринольв, едва заметно улыбнувшись уголками губ. Мастер магии читал его как открытую книгу. Когда они виделись в последний раз, Хагалар был слишком юн, напуган и предубежден. Он знал о Гринольве очень много, но в то же время ничего. Тот портрет, тот характер, который он хранил в памяти, мог вовсе не соответствовать реальности, и у него есть всего несколько минут на то, чтобы считать Гринольва настоящего и понять, как с ним обращаться. Не с позиции трусливого ребенка, обязанного ему жизнью, а с позиции взрослого дворцового аса, победителя всего, что только можно было победить в Девятимирье.
— Не стоило ставить ценные вещи у меня на пути, — Хагалар поднял вверх указательный палец и позволил лицу приобрести самое приятное выражение. — Но вообще мне нравится, что у тебя есть чувство юмора… Или я раньше не замечал? Не помню, чтобы ты хоть раз смеялся по-доброму. А, впрочем, это неважно, — он снова выдержал паузу, надеясь, что Гринольв заговорит, но тот только внимательно слушал и с нескрываемым интересом разглядывал своего протеже. — Так вот, когда мы виделись в последний раз, я был ужасно глуп, юн, безрассуден и настроен крайне романтично. Мне тогда казалось, что ради загубленных тобою душ я могу тобою же и пожертвовать. Что если я убью садиста и насильника, который столько моих друзей замучил до смерти, то я буду героем. И я сделал то, что хотел… Хотя потом много ночей не спал. Все боялся, что ты придешь ко мне, освободишься от заклятья. Однако ты не приходил очень долго. Пришел только сегодня, не прошло и трех тысяч зим, — еще одна пауза и снова никаких возражений. — Так вот, теперь я, смешно сказать, старше тебя и прекрасно понимаю, что ты был гением. Настоящим гением военного дела, которым никогда не стать мне. Второго такого до сих пор не родилось… Да будь ты хоть людоедом, поедающим деток на завтрак и ужин, тебя стоило ценить и беречь. Если ты сейчас будешь стоять на страже Асгарда, я могу только поздравить дорогого Одина с великим приобретением. Асгарду нужны такие гении, как ты.
Хагалар немного лукавил: поздравлять стоило вовсе не Одина, а Асгард. Против Одина Гринольв, если что, пойдет, не задумываясь, а вот Асгард сохранит. В свое время придворные асы делились на две категории: преданные Одину и преданные Асгарду. Частично выжили преданные Одину, а из преданных Асгарду остался только один — Хеймдаль, дальний родственник Гринольва — столь же мрачный и ненавидящий все живое, но скрывающий свою ненависть за маской отчуждения.
— Вот поэтому я и хотел объясниться с тобой, — Гринольв подошел ближе и отметил, как напрягся Хагалар и каких трудов стоило ему не сделать шаг назад. — Я никогда не убивал детей. Ты многого не понимал, воспринимал угрозы за чистую монету, да и клеветали на меня многие.
— Не надо, — мастер магии демонстративно заткнул уши. — Не надо всех этих оправданий. Прошло столько зим. Я же говорю, мне все равно. Ну не убивал ты детей — значит, все еще лучше, чем я думал. Ты не был садистом? Значит, зря я тебя пленил. Хотя ты бы тогда давно умер, и, возможно, Асгард бы сейчас проиграл в какой-нибудь войне, так что чего переживать о прошлом? Живи настоящим.
Признавать свои ошибки Хагалар не любил и не хотел, пересматривать свои взгляды на собственный ночной кошмар тоже не собирался — ему доставляло изощренное удовольствие иметь хотя бы одного достойного противника, сильного ровно настолько, насколько требуется, и, самое главное, не путающегося ежечасно под ногами. Даже если в реальности этот сильный противник окажется деревенским пастушком.
— Ее величество рассказала о тебе, — сменил тему Гринольв. — Рассказала, как ты добился высот, стал лучшим боевым магом Девятимирья и как всё потерял по своей прихоти и глупости.
А вот это уже обидно.
— Пустое, — беззаботно махнул рукой Хагалар. — Зато занимаюсь теперь магами поселения, — закинул он пробный камень. Если он хоть немного знает Гринольва, то…
— Ты считаешь, что ты на своем месте и что твои таланты должны быть здесь и сейчас?
Все верно, Гринольв ужасно предсказуем, а значит, неопасен.
— Что ты знаешь обо мне? — сощурился Хагалар и продолжил беззаботным тоном: — Я работал на износ много столетий, посадил себе здоровье настолько, что его пришлось очень долго выправлять. Я отдал Асгарду всё, а получил взамен…
— Надо было больше, — перебил Гринольв яростно — он всегда быстро вскипал и быстро остывал, главное, не попасть под его тяжелую руку во время вскипания, а это не всегда и не всем удавалось. — Кстати, раз уж мы заговорили о твоей работе. Скажи, как сложилась судьба Орма?
Это был крайне неприятный вопрос. Предсказуемый. Но неприятный. Орм был благодетелем того ничтожества, которое Хагалар представлял собой в детстве. Он не питал иллюзий на свой собственный счет и прекрасно осознавал, что был посмешищем, крайне удобным и приятным для Орма. Любил ли его советник — Хагалар не знал, но точно знал, что если бы влияние Орма не уменьшилось, он так и остался бы наивным дурачком, не видящим дальше собственного носа. Настоящего, достойного аса из него сделали Один и его окружение — и за это он был им очень благодарен.
— Его судьба мне неизвестна, — пожал плечами Вождь. — Он сбежал, когда я пленил тебя. Один его точно не повесил, но впоследствии я с ним не встречался.
— И ты не стремился никогда ничего узнать о нем? — Гринольв сделал еще два быстрых шага вперед, заметно сокращая расстояние.
— Нет. К чему? — Хагалар по-птичьи наклонил голову — взбесить Гринольва даже проще, чем Раиду.
— И это после всего, что он сделал для тебя? — Лицо советника исказилось яростью, а чудовищный рык услышали, кажется, на другом конце поселения — вот ведь как переживает за лучшего друга. — После всех сил, что он в тебя вложил, после всего, чему научил тебя…
— Ты тоже меня многому научил, — вздохнул Хагалар, — но я не тешил себя иллюзиями на твой счет. Сколько я помню, Орм был из тех, кто приспособится к чему угодно. Наверняка сбежал в какой-нибудь Ванахейм и счастливо дожил там свой век, питаясь джекфруктами и наслаждаясь круглогодичным солнышком.
Хагалар искренне желал, чтобы так и оказалось. Орм не мог быть жив — ему должно было бы быть почти шесть тысяч зим, мало кто доживал до столь почтенного возраста.
— Смотрю, ты все еще любишь Ванахейм больше остальных миров. Хотя столько тысячелетий прошло, — криво усмехнулся Гринольв. Хагалар удивился, что полководец помнит такие мелочи: на его плечах лежала судьба как минимум Асгарда, а он помнит, какой мир нравился одному из множества его подопечных, пускай даже одному из лучших.
— Ну, этот мир выгодно отличается от других тем, что в нем я, по крайней мере, ничего не разрушил, — лучезарно улыбнулся Хагалар. Кажется, даже в отсталом Мидгарде он что-то сжег во время последней битвы с етунами. — Я ответил на все твои вопросы? Если да, то можешь пообщаться с младшей… младшим сыном Одина — потом расскажешь свои впечатления: похож ли он на меня? Или могу познакомить тебя с моей милой дочерью.
— Нет, с ним я встречусь, когда он приедет во дворец, — Гринольв не понял намека и оставить в покое мастера магии не спешил. — Я с самого начала сказал Одину, что капризные дети не по моей части. Вас было слишком много в моей жизни, и отплатили вы мне за добро черной неблагодарностью. А вот на твою дочь интересно посмотреть, но не сейчас. Пока мне интересен ты.
— О да, я тебе всегда был интересен, — Хагалар несколько раз цокнул языком, намеренно раздражая собеседника, — а особенно чистый и незамутненный интерес ты проявлял ко мне, когда злился или бывал не в духе.
— Ты собираешься припоминать мне обиды трехтысячелетней давности? — усмехнулся Гринольв. — Что ж, я готов тебя выслушать, но чуть позже. Пока меня интересует надвигающаяся война и всё, что ты о ней знаешь.
— Неужели милейший Один не рассказал тебе обо всем? — Хагалар изобразил искреннее удивление, про себя вздыхая: разговор затягивался, а у него не было желания долго беседовать с ночным кошмаром. Если ночной кошмар видеть слишком часто, то он наскучит, а Хагалар не хотел лишиться единственного достойного противника. — Ну да раз так, то вперед — зайдем в какой-нибудь дом, а почему бы и не вон в тот, сядем дружно на одну лавку… Или, может, мне стоит уступить тебе лавку, а самому устроиться в твоих ногах, выражая все то несомненное почтение, которое я испытываю к твоей нескромной персоне?
— Прекрати паясничать, это вовсе не смешно! — злобно рявкнул Гринольв, но покорно последовал за Хагаларом по грязным улочкам к приземистой халупе, в какой обычно жили крестьяне. Впрочем, полководец уже успел убедиться в том, что все поселение составляли одноэтажные дома из бревен, дерна и камней, а вовсе не из золота, как в столице.
— Да я и не паясничаю особо, — вмиг посерьезнел Хагалар, наслаждаясь предсказуемостью собеседника. Раньше от его рыка хотелось спрятаться под кровать, сейчас разве что замолчать. — Я действительно тебя уважаю и ценю твои заслуги перед Асгардом. И уж не настолько я стар, чтобы простудиться от сидения на полу, — он отворил недавно повешенную на петли дверь и скользнул первым в дом исцеления. Коварный столб он обогнул искусно, играючи, в последнее мгновение, лишив спутника всякой возможности вовремя заметить противника. Расчет должен был оправдаться, но нет — Гринольв застыл в каком-то миллиметре от столба, смерил его тяжелым взглядом, потом ни в чем неповинную дверь, какого-то етуна расположенную точно перед опорным столбом, и не стал сдерживать ругательства, адресованные, в первую очередь, безымянному строителю, а во вторую — всему архитектурному шедевру. Хагалар тихонько смеялся, параллельно объясняя целителям и пациентам, что у него очень важный разговор, который надо провести обязательно здесь, поэтому не могли бы они убраться в соседнее помещение.
Вечерело. Свечи и лучины почти не давали света, так что никто из присутствующих не узнал Гринольва. Да и узнавать было особо некому — Хагалар был одним из старейших асов поселения, а ему едва исполнилась тысяча, когда он пленил великого полководца, да и в столице давно никто из местных не был, чтобы сравнивать его со статуей, воздвигнутой Одином.
— Итак, война, — начал Вождь громко, прерывая поток отборной старомодной брани, звучащей очень красиво и витиевато, — эй, послушай меня, я повторять не буду. Так вот, что я хорошего могу сказать? Пожалуй, ничего. Когда мы тысячу зим назад поработили, хотя лучше сказать по-другому — когда мы тысячу зим назад установили свой протекторат, миры лежали в руинах. Мидгард был полузаморожен, Етунхейм — разрушен, Ванахейм — разорен, Муспельхейм вымирал, в Свартальвхейме темные эльфы и цверги в бесконечных распрях установили друг другу такие условия существования, что ни те, ни другие не дотянули бы до нового тысячелетия. Пожалуй, только Хельхейм процветал — и то Хель жаловалась, что распределять так много душ ей надоело и что она хочет найти себе помощника. Одним словом: кошмар, мрак и ужас, все миры держались на последнем издыхании…
— Если все так, тогда чем они платили Асгарду все это время? — вмешался Гринольв, взирающий на коварный столб с таким подозрением, будто опасался, что тот подскочит к нему и огреет-таки по лбу.
— О, эта песня не о войне, — отмахнулся Хагалар. — Неважно как, но мы выжали из них серебро, ресурсы, продовольствие. Разве что не все забрали себе, а часть перераспределили между мирами. Ну, кроме Хельхейма, которому ничего не надо. Асгард помог соседям и проследил, чтобы ресурсы достались тем, кому следует. Один устранил противоречия в спорных сделках и отменил часть постановлений, которые не соответствовали новой политике. Одним словом, он позволил мирам жить как прежде и даже лучше. Но прошла тысяча зим — родилось новое поколение, а во многих мирах даже не одно, в том же Мидгарде, так, а сколько же там поколений-то сменилось? Сейчас посчитаю. Ага, пятьдесят. Да, люди все еще живут преступно мало в сравнении с нами. Одним словом, освободительные движения набирают сейчас силу. Вроде бы пока убить наших наместников никому в голову не пришло, несмотря на то, что Радужный Мост разрушен, но тот же Муспельхейм фактически их пленил. Один же в свое время страстно желал мира во всех мирах. Вот и получил: он запретил муспелям воевать друг с другом, а и ты, и я знаем, какой это горячий народ. А сейчас еще и новые поколения народились — у них же нет такой проблемы с рождаемостью, как в Асгарде. Одним словом, там десятки, если не сотни тысяч молодых козляток, жаждущих отправиться на скотобойню. Ну, а где Муспельхейм, там обязательно и Свартальвхейм… Правда, не знаю, как они общаются сейчас, без Радужного Моста, может, просто интуиция, но там тоже неспокойно. В других мирах пока получше. В том плане, что там бесчинствуют мародеры — как минимум, они проявились в нескольких городах Юсальвхейма и Ванахейма, так что тамошним главарям не до козней Асгарду.
— А Етунхейм? — помолчав немного, спросил Гринольв.
— А что Етунхейм? Его мы не восстанавливали, он так и лежит в руинах. После той жуткой бойни, которую мы и лично я там устроили,потребуется еще пара тысяч зим, прежде чем етуны сумеют вернуться к предвоенному уровню.
— Етунхейм в мое время был самым прогрессивным миром с лучшими вооружением, наукой и искусствами, — заметил Гринольв. — И вы просто его растоптали?
— Мы стараемся поддерживать все лучшее, что там было, — ответил Хагалар. — По крайней мере, поддерживали, пока я был во дворце, сейчас не могу поручиться. Искусства и наука Етунхейма никому вреда не приносят, их можно и покормить, главное, не допускать наращивания военной мощи.
— Если все так, как ты говоришь, то я не вижу причины, по которой меня разбудили, — выждав долгую минуту, произнес Гринольв, чудовищно растягивая слова. — Без Радужного моста миры не смогут объединиться для ведения войны. В Ванахейме и Юсальвхейме достаточно ресурсов для создания вооружений, но некому воевать. В остальных все наоборот. Так, что ни один из ваших потенциальных противников не обладает и ресурсами, и армией одновременно. О чем же речь?
— Послушай, дорогой мой… друг, могу же я теперь, на старости лет, отринуть то обращение, которым всю жизнь пользовался? Могу? Спасибо, так вот, друг, я не знаю. Правда. Я увидел тебя десять минут, ну ладно, полчаса назад, страшно удивился и до сих пор хожу удивленный. Когда-то мы с Одином были столь дружны, что я знал, сколько капель вина он выпил за завтраком, теперь же от меня скрывают даже такие чудеса, как явление покойника. Что я могу сказать…
На самом деле Хагалар кривил душой. Еще месяц назад он мог сказать это искренне, но не теперь, когда узнал тайну Локи.
— Ты полностью потерял доверие Одина, — отрезал Гринольв. — И мне странно, что ты этого не видишь. Потребуй у него объяснений.
— Четыре часа, в лучшем случае, в одну сторону ради того, чтобы задать один вопрос? — Хагалар показательно зевнул. — Это вовсе неинтересно, нет, друг мой, у меня уже не те годы и не то здоровье, чтобы бегать к Одину по каждому пустяку. Пусть лучше он ко мне бегает.
Если бы Гринольв был Раиду, то уже бросился бы на Хагалара с кулаками, но все же это был полководец из хорошей семьи, а не вчерашний крестьянин.
— Ты безрассуден, — сказал он только, а в голосе звучало «я разочарован».
— Просто я очень хорошо знаю нашего любимого Всеотца, — вздохнул Хагалар. — Гораздо лучше, чем ты, уж прости за откровенность. Я ужасно ценю твою заботу обо мне… Наверное, ты и в детстве обо мне заботился, а я не замечал, не суть, однако в этот раз в ней нет никакого толка — уж с кем с кем, а с Всеотцом я могу разобраться сам. И в морду ему, если что, тоже сам дам — не развалюсь.
— Довольно, — Гринольв резко встал и чуть не задел низкий потолок, — не знаю, кто меня раздражает больше: ты нынешний или ты минувший.
— Смотря, с чем ты больше не согласен мириться: с наивностью или насмешливостью, — Хагалар тоже встал, незаметно сравнивая себя с Гринольвом — даже подобием его телосложения он не мог похвастаться в свои лучшие годы. — Не пойми неправильно, но в моей жизни произошло столько всего, мягко говоря, плохого, что если бы я не научился смотреть на мир с юмором и видеть положительные стороны даже в беспросветном мраке, то давно попал бы в дом для душевнобольных или наложил бы на себя руки. Однако я жив, силен и еще могу что-то сделать хорошее и полезное для Ас… Да хоть для тебя. Вот почему бы мне не взять и не сделать для тебя чего-нибудь хорошего, а?
— Будь добр, отстань, голова болит от твоей глупости, — Гринольв быстрым шагом направился к двери и таки забыл о противном столбе, невидимом в полумраке, — послышались бесконечные ругательства. Хагалар сам себе пожал руку — злой фокус удался, крещение столбом Гринольв прошел.
— Пойдем, я провожу тебя, а то ночь близится, — он посмотрел на чернеющее небо.
— Я еще приеду к тебе, — пробормотал Гринольв, потирая лоб — стукнулся он изрядно.
Хагалара такая перспектива не очень обрадовала — Гринольв не признавал ничьего мнения, кроме своего собственного, так что встречаться с ним часто или, упаси етуны, обсуждать рабочие вопросы никому не хотелось.
— Знаешь, во дворце еще служат те, с кем ты когда-то был связан. Правда, они мои ровесники, чуть старше или младше. Думаю, тебе будет интересно увидеть их и пообщаться. Если ты хоть кого-то в лицо помнишь.
— Многих прекрасно помню, — кивнул Гринольв. — Не забывай, что некоторых я видел вчера.
— Молодыми и дерзкими, — заметил Хагалар.
— Зато вполне возможно, что с некоторыми из вас можно нормально поговорить, — Гринольв чересчур поспешно пересек ворота и взобрался на лошадь. — Я надеюсь, что мы друг друга поняли и воевать не будем.
— Я точно никакого вреда тебе не причиню, — задумчиво произнес Хагалар. — Я благодарен тебе за все, что ты сделал для меня. А вот ты вполне можешь мне мстить.
— Я не стану мстить тому, за чьи поступки несу ответственность, — бросил Гринольв и унесся вдаль. Мысли об уничтожении мидгардцев отошли на второй план, теперь главным был воскресший ночной кошмар и список проблем, которые тот привнес в размеренную жизнь Вождя одним своим появлением.
====== Глава 71 ======
За последний год возня вокруг Каскета до жути надоела младшему сыну Одина. Когда исследования только начинались, он испытывал чуть ли не восторг, открывая для себя совершенно новую сторону жизни — неизведанную науку. Оказалось, что мир, о котором он имел вполне четкое представление, на самом деле вовсе не так прост. Натрий, возгонка, однодольные и ластоногие — множество странных слов не асгардского происхождения кружились в причудливом хороводе, вырисовывая чарующие узоры, маня загадочностью и обещая невероятные блага.
Но вот прошел год. Локи познал суть не только этих, но и еще множества других странных слов, заглянул во все тайны бытия и набрался научной мудрости. Работа над Каскетом, столь непонятная и желанная в начале, надоела и опротивела. Ему не хватало знаний для полноценных исследований, но хватало умения подслушивать и сопоставлять, чтобы понять главное: софелаговцы ни на шаг не продвинулись в изучении таинственного артефакта. Ученые, от которых никогда не требовали гарантированных результатов и которым уж тем более не ставили сроки, заметно охладели к бессмысленной работе. Ивар постоянно отпрашивался решать проблемы с электричеством и прочими прямыми поручениями Локи — очевидными, копирующими человеческие открытия, для создания которых и думать-то не надо, только переписать да перерисовать готовое. Лагур заявил, что сделал все, что мог. Куда девался Хагалар, Локи не имел ни малейшего понятия: старый маг вовсе не считал необходимым ставить царевича в известность о своих планах и отлучках.
В лабораториуме их осталось трое. Беркана и Раиду оказались на поверку единственными, кто всерьез относился к Каскету. Они сидели за одним столом, чего раньше никогда не случалось, и пересматривали прошлые выкладки с учетом данных Лагура и результатов работы людей. Локи считал, что Беркана так сдружилась с Раиду, чтобы поменьше сталкиваться с ним, с монстром, который шел по трупам девушек да еще и оказался полукровкой. Беркана была слишком впечатлительной для подобных открытий, но предвзятое отношение к своему царю не мешало ей работать. Локи признал, что ничем не может помочь, что нужен новый маг. Раиду заявил, что лично приведет такого. Царевич и не подозревал, на что соглашается, давая разрешение. Каково же было его удивление, когда естественник призвал на помощь Ивара! Того самого Ивара, про которого Локи много чего узнал в Умвельте и с которым предпочитал общаться теперь как можно реже.
Раиду пытался выбрать самого приятного для Локи мага, но в этот раз не угадал и скорее разгневал любимое божество, чем обрадовал. Самого естественника Ивар безмерно раздражал одним своим присутствием, так что работа превратилась в сущее наказание.
Ивар интуитивно чувствовал, что что-то пошло не так, что доверие Локи подорвано, но связывал это с неудавшейся попыткой отговорить божество от чудного плана по электрификации, который ученые не посмели саботировать и на который были брошены все лучшие силы поселения. Кроме тех, которые бросаться категорически отказались, вроде него самого или Наутиз. Со Светлоокой Ивар имел недавно долгий разговор. Самодурство Локи выводило ее из себя не меньше, чем его самого. Она заявила, что в заведомо провальном проекте участвовать не намерена, что лучше утрет нос Раиду и разберется с его барахлящей системой отопления. Таким образом она докажет всему поселению, что женщины в науке ничем не уступают мужчинам, а во многом даже превосходят, и предстанет перед Локи в самом выигрышном свете. Она собрала огромный фелаг в тайне от царевича, гордо возглавила и забрала все документы по системе отопления Раиду. Ее главный конструктор, то бишь сам Раиду, категорически отказывался признавать, что что-то не в порядке, и проявлял несвойственную ему слепоту. Наутиз звала Ивара поучаствовать в тайном фелаге, но тот наотрез отказался: не столько потому, что боялся гнева Локи или Раиду, сколько потому, что боялся ртути, которую Наутиз постоянно носила с собой, катала в руках и чуть ли не специально дышала парами, уверяя всех, что жидкий металл безвреден. Очень кстати пришлось предложение Раиду о сотрудничестве с богом, которое Ивар никак не мог отвергнуть. Наутиз тоже понимала, что от подобных просьб не отказываются, и оставила приятеля в покое. Во время работы над Каскетом он проявлял самое сильное рвение, даже разобрался в возможном строении артефакта всего лишь за двое суток, но ни разу не увидел и тени улыбки на лице бога.
— Пламя возмездия, это точно берлинская лазурь! — пробормотал в очередной раз Раиду. Он вбил себе в голову, что это она, искал любые самые мелкие признаки, подтверждающие теорию, и будто случайно не обращал внимания на всё, что ей противоречило.
— Каскет точно родственен мечу Суртра, — вздыхала Беркана уверенно, но устало. Если Раиду не сомневался в лазури, то она в мече, хотя ни то, ни другое предположение не имели весомых, неоспоримых доказательств, которые так любил сын Одина и ото всех требовал.
— Ну, дорогие мои софелаговцы, давайте посчитаем, что это так, — нарочито громко произнес Ивар, привлекая в первую очередь внимание скучающего Локи. — Это прекрасно, что вы наконец-то разобрались во всем с моей помощью. Формула берлинской лазури нам известна, свойства ее описаны в любой книге, с ними мы можем работать, но что известно о строении меча Суртра?
— Хочешь сказать, что у вас ни для одного из главных артефактов Девятимирья нет сколько-нибудь подробного описания? — подал голос Локи.
— Нет-нет, я вовсе не это имел в виду, — тут же замахал руками Ивар. — Сын Одина совершенно неправильно меня понял, дело вовсе не в этом. Они есть, разумеется, есть, но запрятаны так далеко, что никто, возможно, даже библиотекари не знают, куда. А если и знают, то вряд ли отдадут кому-то, наверняка это секретные записи, которые можно читать только по личному распоряжению твоего…
— Хватит! — Локи резко встал. — Итак, Беркана, ты можешь поклясться в том, что магия огня в Каскете родственна именно мечу Суртра?
— Ну, я, — Дочь Одина съежилась. — Я могу ошибаться… Выкладки не совсем точные, а доказательства не совсем… доказательны.
Локи жалел, что не умеет накладывать заклинание иллюзорной боли или что-нибудь столь же неприятное. Воистину лучше иметь умного врага, чем глупого друга.
— Я… Я и в самом деле не знаю точно, — Беркана сжалась еще больше. — Вроде бы действительно многое совпадает, но не совсем всё. И всегда есть вероятность, что эксперимент просто проведен не совсем чисто и что если повторить…
Локи закатил глаза, едва сдерживаясь, чтобы не приложить Беркану носом о стол. Еще пара минут такого же бессвязного бреда, и он потребует себе нового магиолога, что бы там ни вякал вечно отсутствующий Хагалар.
— Либо ты…
Договорить Локи не успел — его перебили жуткие крики. Они доносились издалека, но были столь пронзительными, что ни у кого не оставалось сомнений — их причиной послужило что-то ужасное и донельзя болезненное. Ученые разом повскакали со своих мест. Раиду на всякий случай мертвой хваткой вцепился в многострадальный Каскет. Локи пулей бросился к выходу.
— Ваше высочество, нет! — Крик Раиду потонул в новых воплях и хрипах, которые вдруг столь резко смолкли, будто их выключили мановением руки. Беркана побледнела, неуклюже дернулась, сшибив при этом пустые деревянные плошки и несколько книг. Они упали с таким грохотом, что Локи замедлил шаг и обернулся. Всего на мгновение, но этого мгновения хватило Ивару для заклинания. Царевич обнаружил, что прикован к полу! Тело едва двигалось. Высказать магу свое недовольство он, правда, не успел: отсутствовавшая ранее дверь появилась из ниоткуда, малюсенькие окна обросли створками, а дом пропитался магией. С деревянного потолка, лишенного даже подобия мидгардской люстры, полился голубоватый свет, источаемый досками. В полумраке отчетливо заиграли тени.
— Не дыши! — послышалось из полумрака. — Затаи дыхание, подожди подачи кислорода.
Локи не совсем понимал, что происходит, но решил прислушаться к словам Ивара. Он с трудом обернулся: ученые сидели на скамейках и старались не дышать. Визгливо орала сигнализация, которую Локи уже однажды слышал — в тот самый день, когда взбунтовались магические предметы. Начался обратный отсчет, послышалось шипение, противный голос смолк, и сразу стало ужасно тихо, будто царевич стоял в одиночестве на бескрайнем лавовом поле.
— Теперь можно дышать, — Раиду выпустил из рук Каскет, а Ивар снял удерживающее магическое заклятие.
— Сын Одина должен меня простить, — тут же начал он разливаться соловьем, разрушая мертвенную тишину. — У меня просто не было выбора. Ты мог оказаться снаружи и…
— Что происходит? — Локи обвел всех суровым одиновским взглядом. — И почему в воздухе витает аромат… — он принюхался, — люпинов. Откуда?
— Его специально добавляют в запасы воздуха, чтобы все понимали, когда можно полноценно дышать и когда воздух прекращает фильтроваться, — Ивар заискивающе улыбнулся. — Мы теперь в полной безопасности.
— Зловредная ворона в кои-то веки права, — Раиду подошел ближе. — У нас часто что-нибудь происходит. И чтобы не скрываться в соломе от каждой мелочи, разработали систему защиты. Стоит ей фыркнуть, как все помещения закупориваются и покрываются магическими куполами, пока специально обученные рабочие и маги не устранят поломку.
— Так что произошло? — Локи попытался открыть окно. — Пожар? Но не было запаха гари. Крики такие, будто свежуют целый фелаг.
— Не знаю, — пробормотала Беркана, чуть дрожащими руками поднимая книги с пола. — Из-за звукоизоляции мы как в темнице, сквозь защиту не проникнет ни звук, ни запах.
— А если что-то взорвется? Если надо срочно уходить? — Локи попытался применить магию, но окно все равно не поддалось.
— Мы в полной безопасности, я уверяю в этом сына Одина, — послышался чересчур мягкий, заискивающий голос Ивара. — Нам ничто не угрожает. Система защиты домов отлажена многими столетиями, если не тысячелетиями. Я ручаюсь, что даже если взорвется, сгорит или что-то другое случится с ближайшим от нас домом, мы будем в полной безопасности.
— А если что-то случится с нашим домом?
— Не случится. Если бы система защиты посчитала его непригодным или опасным для жизни, он бы не закупорился, а наоборот — выгнал бы нас. Я ручаюсь за это. Не стоит волноваться, твоей драгоценной жизни точно ничего не угрожает: система закупорки никогда не давала сбоев.
— Что ж, оставайтесь там, где безопасно, — Локи сложил руки на груди. — Но я должен знать, что именно произошло, и не намерен здесь оставаться, скрываясь, словно последний трус.
— Этого ни в коем случае нельзя допустить, сын Одина, — ужимки Ивара после Умвельта перестали казаться Локи такими уж милыми. Напротив, он не мог понять, как целый год позволял этому скользкому асу находиться подле себя. — В воздух мог попасть любой яд, мог начаться потоп, да все что угодно могло случиться. Поверь, у нас есть множество специалистов, которые занимаются устранением катастроф. Через некоторое время всё уладится, и нас выпустят.
— Помолчи.
Локи поднял руку, призывая всех к молчанию. Он прислушался, но не услышал ничего, кроме едва различимого писка защитного купола, свидетельствующего, что все показатели в норме и волноваться не о чем.
Царевич попробовал разобраться с заклинанием на двери, но и тут потерпел фиаско. На нее была наложена защитная магия запредельно высокого уровня. От отца он слышал, что подобную магию использовали на войне — ею прикрывали самые ценные здания столицы во время битв в Асгарде. До какого совершенства дошла техника исполнения заклинания, чтобы эта сложная магия автоматически блокировала все дома в поселении? Хотя Локи не удивился бы, окажись защита только на его жилом доме и лабораториуме.
Послышался противный скрежет, слишком отчетливый в полной тишине — это Беркана собирала разлетевшиеся в разные стороны деревянные плошки. Пролился какой-то реактив — к люпинам добавился неприятный запах серы, но быстро исчез — воздух фильтровался.
— Почему эта система восхитительной защиты не сработала, когда убежало заклинание? — спросил царевич у Раиду, чтобы разорвать мертвенную тишину, давившую на уши. Раньше он не замечал, сколь необходимо ему слышать привычные, равномерные звуки природы.
— Система защищает только от того, что может стереть нас в порошок или бросить в омут безумия: от взрывов, наводнений, землетрясений, пожаров, утечки ядов, опасных явлений магической природы.
— Ее было сложно отладить, — добавил Ивар. — Она поначалу пыталась включиться на каждый чих и вводила в заблуждение всех нас. Я точно знаю, мой учитель по естественной науке — тоже Ивар, кстати — её и отлаживал. Восхитительный ас был и умер от старости — в нашем мире это удивительное везение. На его счету…
Локи отмахнулся от россказней бывшего друга.
— Так, — хрипло произнес он, настраиваясь на рабочий лад — раз уж выйти нельзя, надо заняться делом. — Что касается ларца — считаем, что это сочетание берлинской лазури и магии меча Суртра. Если это так, то что нам делать?
Он обвел взглядом ученых, которые, в отличие от него, вовсе не выглядели испуганными или хотя бы обеспокоенными. Их всех, даже вечно переживающую по пустякам Беркану, вовсе не волновало, что рядом с ними что-то случилось, что они заперты в мышеловке и не имеют никакой информации ни о неизвестной катастрофе, ни о жертвах.
— О сын Одина! — подобострастно начал Ивар, а Локи едва заметно поморщился. — Если все так, как ты говоришь, то кто-нибудь должен взять из библиотеки описание меча Суртра и его формулу, разложить ее, сопоставить с берлинской лазурью, вывести закономерности и возможное влияние магии огня и гексацианоферрата друг на друга. Полученные выводы и свойства должны соответствовать Каскету до поломки, если теория моих дорогих софелаговцев верна.
— Складно говоришь, но есть одна небольшая проблема, — хмыкнул Локи. — Никто не знает, какими свойствами обладал Каскет до поломки. Точно известно, что он мог заморозить любую вещь, даже целый мир, но вряд ли это единственное его магическое свойство.
Всей правды он благоразумно говорить не стал. Свойств Каскета не знали ни поселенцы, ни он сам, но мог знать отец и точно знали ётуны. Кроме того, он прекрасно помнил свои ощущения от чудного ларца. Он не просто направлял замораживающий луч на противников. В его руках Каскет словно оживал. Локи ни разу не держал его в руках дольше нескольких секунд, потому что при прикосновении появлялось неприятное ощущение, что если артефакт сейчас же не положить или не забросить в подпространственный карман, то он сольется с его телом, станет одним целым, и их нельзя будет разъединить никакими силами. За свою насыщенную жизнь Локи трогал множество артефактов, особенно часто — запертые в подземелье дворца, и никогда не чувствовал такого единения, такой тяги. Попав в поселение, он решил, что дело в его ётунской природе. Провел эксперимент со слабыми артефактами из Ётунхейма — ничего не происходило. Локи хорошо помнил, как чувство объединения пропало, когда он обратил силу Каскета вспять, спасаясь от читаури — от артефакта будто отделилась душа, он будто умер.
И тут Локи пришла в голову интересная мысль: что если изначальные артефакты суть не просто физическое, материальное тело невиданной мощи, а живое существо, чью личность не в силах постичь даже боги? Что если соединение науки и магии породило не совсем артефакт, а живую душу со своими причудами, выходящую за рамки электрических импульсов между нейронами? Что если он в результате преступной халатности не сломал Каскет, а убил, разъединил душу и тело? Если это так, то восстановить артефакт нельзя, как нельзя вернуть душу мертвому асу. В поселении давно вывели точный состав тела, всех тканей и органов, создать его было делом техники, но никакая магия не могла вдохнуть в марионетку жизнь или привязать к ней душу из Хельхейма.
Свои домыслы Локи мог проверить только одним способом — изучив какой-нибудь изначальный артефакт. Причем изучив не как артефакт, а как живое существо, непостижимое по сути. Но все они хранились в других мирах, а хотя бы теоретически доступное копье отца происходило чуть ли не из Бездны и не имело никакого отношения ни к Асгарду, ни к Девятимирью.
Озвучивать свою догадку царевич не стал — стоило сперва разузнать местоположение изначальных артефактов. Меч Суртра точно в Ётунхейме у целительницы Менглед, про остальные Локи ничего не знал, хотя и должен был — отец в свое время рассказывал. Если бы он мог запомнить все легенды дословно или записать!
За размышлениями прошли не то часы, не то минуты — Локи плохо ориентировался во времени, но вдруг ощутимо потянуло холодком — дверь исчезла, а яркий запах люпинов превратился в тонкий аромат. Царевич тут же выскочил на улицу, щурясь от неяркого солнца. Мир вокруг наполнился кучей красок, звуков и запахов. Над землей стелился туман, а неподалёку Локи увидел самый настоящий лед — и это сейчас, когда не выпал даже снег.
Поселение постепенно оживало: ученые высовывали носы из жилых домов и лабораториумов, осторожно выходили, осматриваясь и сетуя на холод, который Локи не особо замечал благодаря многослойной защитной одежде. Со всех сторон слышались удивленные шепотки: мол, защита отключилась, а воздух все еще фильтруется. Запах люпинов почти не чувствовался, но он был. Над головами мерцал едва заметный купол, прикрывающий всю территорию поселения в случае опасности. Раиду с Иваром встали подле бога, Беркана осталась с Каскетом. В сопровождении свиты Локи царственной, нарочито медленной походкой двинулся к источнику тумана. Он шел по едва застывшему льду, от которого шел пар. Чем ближе он подходил к источнику, тем больше асов встречал, столь же спокойных и беззаботных, сколь Ивар и Раиду. Учёные тянулись за своим богом, и вскоре свита разрослась на половину узкой улицы. Лед с чувством хрустел, ломался под напором множества пар ног, а запах люпинов становился все более отчетливым.
И вот посреди тумана возник небольшой дом, землю вокруг которого покрывал толстенный слой льда, а сам он едва просматривался из-под многослойного предохранительного фильтра. Раиду невнятно выругался, гул сзади стих — перед Локи возвышался экспериментальный дом отопления. Царевич хотел проникнуть внутрь, но его остановил Маннар — кажется, так звали хозяина сбегающих заклинаний.
— Здравствуй, Локи, — он улыбнулся как-то чересчур натянуто, как улыбаются провинившиеся дети в тщетной попытке отвести от себя подозрение. — Тебе не здесь сейчас надобно быть, а в доме мастеров. Здесь уже все кончено.
Локи не стал спорить, а попытался пробиться сквозь фильтр — простой защитный экран, преодолеть который мог любой ас, даже не магической природы. Его шибануло током так, что перед глазами поплыли разноцветные круги: фильтр оказался вовсе не таким слабым, как казалось. И хотя царевич отчетливо видел, что в доме кто-то есть, пройти внутрь никак не мог.
— Тебе не здесь стоит находиться, храбрый Локи, — повторил Маннар доброжелательно, будто и не заметил конфуза. — Уже не здесь.
Беседовать с магом Локи не имел ни малейшего желания, прорываться за систему защиты — тоже. Злобно шикнув на преследователей, он быстрым шагом направился в дом мастеров.
Что-то непонятое творилось с отоплением с самого начала: сын Одина помнил нервное беспокойство Раиду. Ученый не скрывал, что хотя расчёты верны и система должна работать, на душе у него неспокойно. Однако, несмотря ни на что, он клялся жизнью и честью, что всё сделал правильно и ошибка закрасться никак не могла. После долгих колебаний к линии отопления подключили первый дом, и перебоев до последнего времени не было. Поселенцы спокойно выдохнули.
Но недавно естественники вновь начали шептаться по поводу гейзерного дома отопления. Локи ничего не докладывали, а он не слишком интересовался, хотя знал, что ученые постоянно бывают там и что-то проверяют. Глупец, он был уверен, что они снимают какие-нибудь показатели или занимаются своими обычными исследованиями в теплом доме, а вовсе не починкой системы! Они были обязаны докладывать о любых поломках ему лично. Неужели не доложили? Если так, то он казнит всех причастных, чтобы другим неповадно было!
Когда он вломился в дом мастеров, то нашел там только мастеров крестьянства, библиотекарей и магиологов. С ними он обычно никаких дел не имел и даже по именам не знал.
— Где остальные? — сухо бросил он.
— Занимаются ранеными, ваше высочество, — мастера склонились в поклоне. Они тоже выглядели нашкодившими детьми, хотя скрывали свою сконфуженность немного лучше Маннара.
— Так, раненые, — Локи только рукой махнул на приветствие. — Сколько? Из-за чего? Что вообще произошло?
— Мы здесь как раз для того, чтобы ввести тебя в курс дела, — мастер магиологии сел за стол.
Локи решил пока не выяснять, с какой стати он должен идти к ним за информацией, а не они бежать к нему со всех ног, обгоняя друг друга. Он присел напротив магиолога, требуя пояснений.
— Взорвалась система отопления. Первый вердикт — из-за давления.
— Давления? — усмехнулся Локи. — Вы им хотите объяснить катастрофу? Что именно произошло? Перепад давления, хотя бы?
— Осмелюсь вставить слово, что рабочим, — тихо промямлил мастер библиотекарей, — только-только удалось остановить кипяток. Мы просто не успели разобраться, что именно случилось, пока главное — выбить часть трубы за пределами поселения. Как только что-то станет известно, тебе дадут знать.
— Ладно, я подожду, — кивнул Локи. — Так сколько раненых?
— Пока что обнаружено тринадцать, двое из которых от полученных ожогов скончались на месте, — потупив взор, ответил мастер магиологии. — Десяток естественников, остальные маги, вроде бы, но пока это неизвестно точно — не всех их можно легко… опознать.
— Так, что в доме делал десяток естественников? — Локи грозно встал. — Что за консилиум?
— Они пытались разобраться, почему барахлит труба.
— А почему я не знаю о том, что они пытаются в этом разобраться? — голос Локи приобрел опасные нотки. — Почему я не знаю о проблеме, в которую вовлечены десять естественников и три мага?
Мастера переглянулись, но ничего не ответили — это были не их подчиненные. Царевич свирепел все больше: тинг подослал к нему мастеров, которые ни за что полезное не отвечали, ничего не знали и не могли помочь. Где шляются мастера рабочих, магии и естественной науки, ответственные за произошедший кошмар?!
— Ладно, я сейчас сам все узнаю, — Локи направился к выходу. — В каком доме исцеления пострадавшие?
— Боюсь, это пока не имеет значения, — несмело возразил мастер магиологии. — Ты не дослушал, что случилось. Прорвало трубу горячего отопления.
— Это я понял.
— Они все в ожогах разной степени тяжести. Некоторые уже мертвы, другие, скорее всего, скоро умрут. Тебе повезло, что обычные дома скрыла полная звуковая изоляция — во время спасательной операции от воплей обожженных закладывало уши.
— Что? — глаза Локи расширились. — Как такое возможно? Защитная одежда должна…
— Они не посчитали ее для себя необходимой, к сожалению, — вздохнул мастер библиотекарей. — В доме стояла ужасная жара, работать в многослойной одежде было просто невозможно.
Локи помотал головой, судорожно пытаясь вникнуть в суть произошедшей катастрофы.
— Они, естественники, светила асгардской науки, не думали о том, что находятся рядом с раскаленной водой под огромным давлением, что что-то идет не так и что она может быть опасна???
Он не нашелся, что добавить. Потом в красках представил себе картину произошедшего и понял, что ему что-то недоговаривают.
— Положим, трубу прорвало, — произнес он нарочито медленно, коварно улыбаясь и запугивая зарвавшихся мастеров. — Положим, даже в нескольких местах. Как могли пострадать тринадцать асов? Двое, трое, ну пятеро — в это еще можно поверить. Остальные выбежали бы из дома. И почему сработала ваша система защиты, если из дома просто потекла горячая вода? Это несопоставимо с теми бедствиями, о которых вы мне любезно сообщили… Итак, я слушаю, что еще случилось?
Мастера переглядывались, кидали на бога виноватые взгляды, но тот был неумолим. В его власти было казнить их всех за лжесвидетельство, сокрытие фактов и попытку улизнуть от ответственности. И они не должны сомневаться, что он своим правом воспользуется, дай ему только повод.
— Ваше высочество, пока не всё ясно, — осторожно начал мастер магиологии. Он подбирал каждое слово с такой скрупулезностью, будто Локи уже пообещал ему мучительную смерть.
— Именно в этом доме, поскольку он самый теплый, стояло оборудование из Мидгарда, закупленное для твоего проекта по электричеству. К нему, чтобы не гонять вхолостую, подключили холодильники, а в них хранились образцы человеческой крови для исследований.
— И? Вряд ли оборудование для электрификации или кровь людей могли послужить причиной смерти десятка асов, — холодно проговорил Локи. Хождение вокруг да около раздражало: случилось что-то настолько ужасное, что ему даже не смеют сказать правды.
— Логисты…
— Ах, логисты? — усмехнулся царевич. — Они во всем виноваты, это ты хочешь сказать? — он наклонил голову, неосознанно копируя на этот раз не отца, а Хагалара.
— Ну, в некотором роде действительно они, — продолжил мастер библиотекарей. — Логисты кроме образцов тканей и крови привезли газы, которыми смертные травят друг друга. Такие газы используются во время войн для массового поражения. Сразу скажу, что я лично был против.
— Сейчас уже неважно, кто был за, а кто против, результат налицо, — закончил мастер крестьян, демонстративно молчавший всё это время. — Мы не хотели говорить тебе, Локи, всей правды сейчас, пока сами в ней не разобрались, но раз ты настаиваешь, то слушай. Пока неясно почему, но один из газов разлился в воздухе. Все силы брошены на спасение ученых — они в ужасном состоянии, но маги и рабочие в ближайшее время во всем разберутся…
— Подождите, подождите, — Локи встал. — То есть вы без моего ведома притащили в поселение огромное количество отравляющих веществ?
— Логисты уверяли, что для асов они безвредны!
— И вы просто поверили логистам? Которые ничего не смыслят в превращении веществ?
— Просто не успели провести исследования, — промямлил кто-то.
— И прикатили бочки, или в чем там хранятся эти газы, в дом, где что-то не в порядке с отоплением? Не поставили никакой защиты?
— Пойми, сын Одина! — всплеснул руками мастер магиологии. Кауна — его звали Кауна, Локи только сейчас вспомнил. — Невозможно делать одновременно все. Нас слишком мало.
— Разлитые в воздух опаснейшие неизвестные вещества. Возможно, тринадцать трупов — и все это из-за нарушения техники безопасности, преступной халатности, а также без четкого руководства со стороны лидера, — голос Локи дрожал от гнева. — Кстати, о лидере, кто это был?
— Наутиз. Ты ее знаешь — она занималась печатным станком.
— С ней я еще поговорю, — Локи оскалился и не без удовольствия отметил, как вздрогнули мастера. — Кто отдал приказ о том, чтобы разместить отравляющие газы в теплом доме?
— Концов не сыщешь, — снова вступил в разговор мастер крестьян, и весь его взъерошенный вид кричал о том, что он будет защищать виновных до конца. — Приказа не было. Логисты и естественники просто договорились. Это нормальная для нас практика. Если бы каждую мелочь решали через нас, мастеров, мы бы скончались от недосыпания и недоедания и все пошло бы прахом. Кто первый надоумил — уже не найдешь. Да и я считаю, что это вовсе не имеет никакого значения в данной ситуации и ничего уже не исправит.
— А если и найдешь, то вы своих не выдадите, — резюмировал Локи, принимая вызов. — Это первый и последний раз, когда мои подчиненные массово гибнут и становятся калеками из-за подобных пустяков. Я лично разберусь в этом деле. Мне нужны остальные мастера. Подготовьте отчет обо всем случившемся и только попробуйте замолчать факты. Я лично встречусь с пострадавшими. Составьте мне списки привезенных газов и их влияние на людей. Что же касается ответственности… Ваша замечательная система: «Мы работали вместе, никто не виноват» — не выдерживает никакой критики. Больше такого не будет. Я устрою суд. И если Раиду и Наутиз не смогут оправдаться, я повешу их лично!
====== У НАС СЕГОДНЯ ЧЕТВЕРТЫЙ ПРАЗДНИК!!! ======
Привет всем вам, мои дорогие читатели и мимокрокодилы, случайно заглянувшие к нам на огонек!
10 октября… Подумать только, но мы празднуем четвертую годовщину повести!!! Ура нам! В честь нее фелаг даже скинул мне следующую главу, но, каюсь, я еще не успела ее сложить воедино — одного дня оказалось мало. Однако, радуйтесь, следующая глава не за горами, а в ней вы поближе познакомитесь с… Тенью.
Но ни слова больше о будущем, поговорим о прошлом и настоящем.
Дважды мы отмечали праздник утром, один раз днем, в этот раз я решила сломать стереотипы и отпраздновать вечером, если не сказать, ночью.
Также я решила полностью изменить формат праздника. Я надеюсь. Да, очень надеюсь, что повесть мы скоро закончим… По крайней мере, седьмой части не будет точно (шестую можно, конечно, развивать до бесконечности, но мы этого делать не будем). Поэтому я не стану сегодня приводить интересные цитаты моего фелага, оставлю это на заключительный праздник окончания повести (должен же он наступить в этом году… Надеюсь…).
Зато у нас несколько шокирующих новостей:
Во-первых, в примечаниях вы видите ссылку на картинку — это полный набор животных Одина. Я очень долго их искала, чуть ли не специально заказывала, и вот они теперь у меня есть: Рототоск, Гуликамби, Герри, Фреки, Хугин и Мунин (надеюсь, я все имена написала правильно). Мне они нравятся не меньше, чем главные герои повести. Она создают неповторимую атмосферу.
Во-вторых, этим летом случилось невероятное: основной костяк фелага пересекся в Москве! Представители трех разных городов на одни сутки, а если быть совсем точной, то на четыре часа, оказались в одном месте в одно время. Это совершенно невероятно, потому что живем мы друг от друга в нескольких часах перелета. Как посчитал самый умный член фелага, вероятность пересечься втроем при заданных условиях равна «всего лишь» 1 к 3000. И вот это случилось! Раньше уже бывали случаи, когда мы встречались втроем, но всегда это были двое московских и один «привозной», а тут два привозных сразу. Кстати, я заодно посчитала, что в основной костяк фелага вместе со мной входило девять человек, и меньше пяти нас не бывало никогда (ровно по числу свиты Локи, что символично). Фотография встречи лежит в группе вконтакте.
В-третьих, долги надо отдавать. В том числе долги неодушевленным предметам. В данном случае — повести. Как все помнят, я пропустила разбор к одной из глав (к 67, если быть точной). Сегодня я его, наконец, добавила, ибо симметрия — вещь великая, а если мой труд скорее научный, чем художественный, то нарушать правила, мною же созданные, нехорошо. Кстати, ради разбора мне пришлось перечитать ту главу… Она сильно пересекается с 72-й, так что ознакомьтесь с разбором, освежите в памяти недавние (по счету повести) события.
В-четвертых, я уже почти два года играю в Посткроссинг — это обмен открытками. На своем профиле можно указывать, какие открытки предпочитаешь. Вот как раз сегодня, буквально сейчас, я написала, что хочу получить открытки с рунами. Посмотрим, придет ли мне хоть одна руническая открытка до окончания повести? Существуют ли такие открытки вообще? И если существуют и придут, то с какими рунами? Обещаю держать всех в курсе дела и сообщить, если руническая открытка и в самом деле придет.
А напоследок небольшая притча: однажды в студеную зимнюю пору один человек пожелал мне, чтобы на повести появилось двести лайков. Я улыбнулась ему и сказала, что это невозможно, что повесть слишком тяжела для восприятия и такое количество фикбуковцев читать ее не будет. Человек ничего не ответил. С тех пор прошло почти три года (уж не из-за этого ли товарища я так долго повесть пишу?!)…
В жаркую знойную пору спустя год, если не больше, совершенно другой человек, послушав мои глобальные планы, промолвил, что шестьюстами страницами я не обойдусь, что мне понадобится больше тысячи. Я только головой покачала и уверила его, что до тысячи мы не дойдем никак. Прошло время…
До чего же мы дойдем раньше: до 200 плюсов или до 1000 страниц текста? :) Кстати, отзывов в данную секунду 991 — тоже до тысячи рукой подать. Правда, отзывы отражаются как-то странно: когда я редактирую фанфик, их 991, когда смотрю на общую страницу, которую все видят, их 895 — похоже, что основная страница не отображает отзывы незарегистрированных пользователей, но это неважно, менее ценными они от этого не становятся.
Одним словом, круглые даты приближаются аж с трем сторон — это приятно!
А еще напоследок (уже совсем напоследок) я хочу поблагодарить человека под номером 10.0.0.11 (к сожалению, это незарегистрированный пользователь, и я не знаю его настоящего имени), который вдруг взял и исправил корявое предложение в 26-й главе. Это было неожиданно и приятно. Возможно, он никогда не увидит моей благодарности, но я все равно ее тут оставлю. Я ведь практически не знаю вас, мои дорогие читатели, немногие проявляются лично, так что только по таким вот мелочам понимаешь, что потратил четыре года не впустую, что твой труд нужен людям, даже тем, о которых ты ничего не знаешь.
Огромное спасибо всем, особенно преданным читателям, комментаторам и помощникам. Что бы я без вас всех делала, дорогие мои?! До скорых встреч! Новая глава скоро появится, и столь же скоро мой фелаг получит следующую на проверку.
Комментарий к У НАС СЕГОДНЯ ЧЕТВЕРТЫЙ ПРАЗДНИК!!! https://vk.com/photo-57908144_436000912
https://vk.com/wall-57908144?z=photo-57908144_436009673%2Fwall-57908144_23
====== Глава 72 ======
Один Всеотец терпеливо ждал, пока возрожденный полководец перезнакомится со всеми членами правящей семьи Асгарда. От супруги он узнал, что Гринольв после разговора с ней отправился в поселение к Локи и Хагалару, а поскольку он не из тех, кто заночует на земле отверженных, ждать его возвращения стоило к вечеру. Навстречу не до конца пришедшему в себя советнику Один на всякий случай снарядил Тора и троицу воинов. Новое поколение воителей должно заинтересовать великого полководца прошлого в большей степени, чем потешные опыты Локи. И Один не ошибся: через Хугина и Гуликамби он наблюдал, как воители въехали в Пресветлый чертог, задорно смеясь. Обычно угрюмый Гринольв веселился вместе со всеми, а на лице Тора сияла истинная улыбка радости от встречи с «ожившей статуей на мосту» — так окрестили Гринольва Фандралл с Вольштагом. За сегодняшнюю ночь можно не беспокоиться: Гринольв проведет ее в доброй компании, освоится, а завтра будет отсыпаться, вместо того чтобы задавать неудобные вопросы.
Один знакомил Гринольва с нынешним Асгардом постепенно и в последнюю очередь собирался встречаться с ним лично. За многим надо пронаблюдать, многое для себя решить.
Главная проблема — Локи. Всеотец опрометчиво забыл о блудном полукровке, уверившись, что тот полностью в его власти. И пока это так, но Ванахеймский урок может стереться из памяти, а его повторение нежелательно: Один нехотя признался себе, что стареет, и с легкостью отбросить Локи в кресло или удержать детей над бездной одной рукой уже вряд ли сможет. Годы брали свое, причем чересчур быстро. Быть может, дело в прерванном сне, но Всеотец не чувствовал тяги к новому длительному сну, а засыпать по желанию не умел. А это значило, что у него еще есть в запасе несколько зим, за которые надо закончить обучение наследников. Скоро отстроят Радужный Мост, и он вернет Локи во дворец: начнутся политические дрязги, в которых сыну полезно будет разобраться лично. Гения Тени в нем нет, но ничегосверхъестественного сейчас и не нужно. Натравить етунов на Асгард он смог еще две зимы назад, ничего более сложного от него не потребуется. Знал бы он, кого копирует…
Судьба Тора тоже была предрешена не до конца. Ему нравилось воевать, показывать пример личной доблести. Раньше Один полагал, что такое будущее невозможно, но с появлением Гринольва ситуация изменилась — наследник может сражаться под незримым руководством советника, пока Локи будет вести переговоры.
Осталось только добиться доверительных отношений между сыновьями, причем именно со стороны Тора, у Локи-то нет причин не доверять брату. Младший должен в полной мере проникнуться благом Асгарда и стремиться к его процветанию, а Тор должен огнем и мечом убеждать несогласных в том, что Асгард — величайший из девяти миров.
К сожалению, ни Тор, ни Локи не обладали всеми качествами, необходимыми истинному правителю и живому богу. Ни один из них не мог и не хотел заниматься внутренними делами Асгарда, а возрождение совета приведет только к тому, что каждое решение, которому повезет не оказаться замятым, будет приниматься вечность. А если еще и грянет настоящая война, то конец неизбежен. Не только для Асгарда, но и для всех миров. Когда-то давно Один вычислил срок Рагнарека. Если он не ошибся, то ждать осталось не так уж и долго — всего пару десятков тысяч зим. И каждая новая война приближает неизбежное.
Откровенно говоря, Один устал воевать. За пятнадцать тысяч зим он видел слишком много войн и давно понял, что жить в мире намного лучше. Особенно в мире, установленном Асгардом. Если донесения Хагалара верны и войны все-таки не избежать, так пусть ею займется тот, чью доблесть воспели во множестве легенд.
С такими невеселыми мыслями Всеотец заснул в Вяласкьяве, не дождавшись супругу. Ему невдомек было, что, подобно ворону и петуху, Фригг внимательно следит за полководцем. Не нравился ей Гринольв и не нравилось, что он столь непринужденно общается с молодыми воинами. По ее воспоминаниям, Гринольв никогда не отличался показным добродушием и никогда не пьянел, даже если выпивал за раз несколько бочонков медовухи. Его здоровью могли позавидовать не только асы, но и великаны. Сейчас он подробно расспрашивал воинов о текущем положении дел, о детях своих давних приятелей, о последних войнах. Одним словом, пытался влиться в новую жизнь, которую ему предстояло прожить.
Проснулся Всеотец на рассвете, что было неудивительно: зимой солнце вставало очень поздно, а день длился всего несколько часов. Фригг в комнате не оказалось: то ли она уже ушла, то ли ночевала в Фенсалире.
Не успел Один одеться и умыться, как ему доложили о визите Гринольва. Слуги нисколько не удивились воскрешению полководца, поскольку не узнали его и судили по одежке, а одежку Один приказал выдать богатую. Пришлось быстро выйти в приемные покои и повелеть подать туда завтрак. Нежданный проситель стоял посреди комнаты, застыв в томительном ожидании. Сколько времени он здесь находился, Один не стал спрашивать.
Произошел обмен сухими любезностями, перекрестные вопросы о здоровье и погоде — Гринольв в точности соблюдал давний церемониал, о всех тонкостях которого Один успел забыть. Покончив с формальностями, он пригласил советника присесть за стол и отведать кушанья. Тот без промедления согласился не столько потому, что хотел есть, сколько потому, что отказаться неприлично: недаром разделить пищу с Всеотцом означало фактически побрататься с ним. Один расспросил раннего гостя о Торе, о столице, о Хагаларе, обо всех незначительных пустяках. Он терпеливо ждал, когда Гринольв перейдет к делу, но тот не перебивал, а подробно и четко отвечал на вопросы примерно то, что Один и ожидал. Лишь когда владыка замолчал, Гринольв посмел взять слово.
— За три ночи новой жизни я успел разузнать многое, но одно мне неясно — к чему мое воскресение? Зачем я понадобился Асгарду?
— У Хагалара есть сведения, что прочие миры могут в скором времени стать для нас угрозой, — Один откинулся на спинку кресла. — Когда мы отстроим Радужный Мост, может начаться война. Я рассудил, что тебе стоит заранее проснуться, осмотреть войска, подготовить их к возможному походу.
— Откуда у вас сведения, если Радужного Моста больше нет, а с ним не работают и тайные тропы?
Вопросы Гринольва были донельзя предсказуемы.
— Полагаю, что Хагалар по своему разумению использовал Тессеракт — гиперкуб, который может перенести аса в любую точку пространства.
— Тесссеракт снова в Асгарде? — Гринольв подался вперед. Интересно, кто ему рассказал о давней истории с артефактом? Давняя-то она давняя, но Гринольв к тому моменту уже спал. Скорее всего, сам Хагалар и рассказал.
— Да, в Асгарде и под надежной защитой. Опасаться нечего.
— Ясно, — Гринольв помолчал, осмотрел покои Одина, остановил взгляд на оружии, висящем над столом, и лишь спустя долгую минуту продолжил: — Коли так, почему ты пробудил меня, а не Тень? Сколько я слышал, она превосходит меня во всем.
— Тень… — Один усмехнулся. — Моя супруга умоляла, чтобы я вернул именно её. Многие обрадовались бы, конечно, но, к сожалению, ты неправильно понимаешь, кто такая Тень. Она не воин, хотя может быть им. Она не полководец, хотя вести армии ей приходилось. Она мастер интриг, шпион, политик, соблазнитель, доносчик, палач в одном лице. Одним словом — артист. Не ее силы требуются сейчас Асгарду, не ее гений, а твой. Мне повезло с Тенью, но с тобой, Гринольв, мне повезло больше.
— Ответ понятен, — полководец снова замолчал. Проницательный Один списал медлительность и задумчивость на последствия воскрешения — сознание советника все еще пребывало в заторможенном состоянии.
— Я бы хотел увидеть ее в деле, если это возможно. Все же это неоднозначный… Советник? Полководец? Как его назвать?
— Хорошо, — кивнул Один, ожидавший этого вопроса и успевший к нему подготовиться. — Я покажу тебе несколько воспоминаний. Ты увидишь Тень со всех сторон. За ней постоянно следили: и я сам, и мои вороны, — так что смотри.
Один протянул раскрытую ладонь, но Гринольв не понял жеста.
— Вложи свою ладонь в мою, и ты увидишь то, что происходило много веков назад. Я покажу тебе прошлое. И да, етун, которого ты увидишь, это Младший Царевич Етунхейма. Я не помню, застал ли ты взрослых сыновей Лафея.
Гринольв не ответил, возможно, потому, что и сам не помнил, но руку протянул. В тот же миг его закружило в водовороте отрывков прошлого и выбросило в один из них. Он оказался в Етунхейме, в огромной зале изо льда, уставленной блестящей, искрившейся мебелью. За окном возвышался прекрасный снежный город — шедевр резьбы по льду. Точка наблюдения была необычной, слишком высоко расположенной: шпион наблюдал сверху вниз за сидящим на полу молодым етуном, меланхолично кидавшем в стену череп местного хищника. Череп, будто не кость, легко отскакивал прямо в руки. Различить мимику ледяных гигантов было непросто, но печаль на лице этого етуна была слишком заметна. Он с силой швырнул череп — тот не выдержал и раскололся на две части, разлетевшиеся в разные углы блестящей залы.
— Ты здесь? — вдруг задал он вопрос в пустоту на чистом асгардском, обращаясь к своей тени, огромной в лучах закатного солнца. — Ты ведь должен быть здесь.
— Конечно, — абсолютно мертвенный и не выражающий никаких эмоций голос доносился будто из стены. Мгновение — от тени етуна отделилось нечто в серой зимней одежде и маске, закрывающей лицо, и встало рядом с гигантом. Это мог быть человек, ас, ван, альв или очень высокий цверг — плотная зимняя одежда не давала никакого представления о своем хозяине.
— Я же клялся, что всегда буду с тобой, когда ты будешь грустить в одиночестве. Разве я хоть раз нарушил обещание? — Маска, такая же серая, как и прочее одеяние существа, на вид не имела прорезей для глаз. Она была абсолютно ровной, выступали только нос, брови и тонкие губы. Когда гость стоял неподвижно и молчал, то походил на статую. Когда же страшная маска начинала шевелить губами, даже стороннему наблюдателю хотелось отодвинуться подальше. Таинственный шпион, возможно, муха или таракан, вскарабкался чуть повыше.
— Нет, ты никогда не нарушала, — помотал головой етун, заметно поёжившись, хотя ему явно не было холодно. Гринольва покоробило использование женского рода, но спросить Одина он ни о чем не мог: его будто и не существовало более, он мог только смотреть и слушать прошлое. — Ты никогда не оставляла меня в беде, но каждый раз я боюсь, что позову тебя, а ты не придешь.
— Такого не случится, — Тень не подошла, а будто подлетела ближе, в мгновение ока оказавшись возле царевича. Она не могла сесть, потому что тогда стала бы сильно ниже него. — Я всегда готов прийти тебе на помощь, — слова прозвучали двусмысленно: по виду Тени можно было смело утверждать, что помочь завязать узел веревки и подставить скамейку она готова всегда, а вот на другую помощь рассчитывать не стоит.
— Помощь не нужна, — глубоко вздохнул царевич. То ли он привык к разговорам с таким ужасающим созданием, то ли правильно понимал, какую именно помощь на самом деле предлагали. — Отношения с матушкой у нас с самого детства не заладились. А она значит для меня слишком многое, я не могу пропустить ее упреки мимо ушей.
— Так покажи себя с лучшей стороны, — вкрадчиво посоветовала Тень. Это был первый скачок ее голоса — до этого он звучал ровно и безэмоционально. — В этом я могу тебе помочь. Подкинь отцу идею о завоевании Мидгарда. Ледяных пустынь Етунхейма давно не хватает растущему, процветающему народу етунов. В Мидгарде есть целых два материка, покрытых льдом, если появится еще один, никто даже не заметит.
Царевич с настороженным удивлением посмотрел на страшного собеседника.
— Разве мы с тобой обсуждаем политику тет-а-тет? — спросил он подозрительно. — Не ты ли говорил, что когда мы вместе, то забываем, кто мы и что нас разделяет Радужный Мост?
— Я лишь хочу тебе помочь, — Тень нарочито медленно, но при этом плавно сняла теплые перчатки, обнажив белоснежные, словно снег с вершины горы, руки. Кожа так искрилась на свету, что возникали сомнения, кожа ли это вообще. — Я и сам хотел предложить Лафею поддержку Асгарда в деле завоевания части Мидгарда. Я уполномочен заключить с ним договор. Но ты же помнишь, что случилось третьего дня? Мне пришлось слиться со стеной и позорно бежать от его гнева.
— Отец бывает чересчур вспыльчивым, — по тону было понятно, что вспыльчивость отца и царевичу приносила беды. — Но если речь идет о захвате, то можно попробовать.
— Можно, — Тень медленно положила руки на плечи етуна.
— Ты что! — Он дернулся в попытке разорвать контакт, но Тень не позволила. Она, будто и в самом деле каменная, удержала ледяного гиганта на месте, при этом даже не шелохнувшись. — Поранишься, обожжешься!
— Я не пострадаю. Я ведь тень, — потустороннее существо заглянуло в глаза етуну, словно гипнотизируя. На маске не было щелей для глаз, но взгляд чувствовался. Он был вязким, обволакивающим. Казалось, что даже после окончания визита он останется на теле и его невозможно будет смыть. — Я ведь знаю все твои сокровенные желания. Ты хотел, чтобы я хоть раз дотронулся до тебя, ты хотел знать, что я скрываю под маской. Ну же, сними ее — и ты поймешь, почему я ее ношу, — каменный голос вдруг зазвучал столь соблазнительно, столь маняще, столь убедительно, что устоять перед ним было просто невозможно.
Етун чуть дрожащей рукой приподнял почти невесомую маску, еще недавно казавшуюся монолитной. Ему открылось белоснежное, искрящееся под стать рукам лицо. На нем выделялись большие глаза с вертикальными зрачками и ярко-фиолетовой радужкой, почти полностью заполняющей белок. Такого же цвета были и губы — столь же тонкие, как и у маски. Гринольв не смог определиться, что производило больший эффект: двигающий губами кусок камня вместо лица или само лицо, столь отвратительное и ни на что не похожее.
— Приятно познакомиться, — успела произнести Тень, слегка обнажив острые кончики черных зубов, прежде чем етун вернул маску на место и в ужасе отдернул руку. Если бы он не сидел, то точно упал бы, неловко поскользнувшись на ледяном полу.
— Как же ты уродлив! — царевич испуганно сглотнул. — Но ведь папа видел тебя совсем другим на том приеме в Юсальвхейме… Ты был там без маски!
— Он видел маску, похожую на лицо, а ты видишь меня настоящего, — Тень сняла руки с плеч етуна и отлетела к стене. Она вроде бы шагала, но при этом не издавала ни малейшего звука. — Пусть отец вызовет меня на переговоры, мы обговорим совместный захват Мидгарда, и мама больше не будет над тобой насмехаться. Я верю, что когда-нибудь наступит такой день, когда моя помощь тебе больше не понадобится.
— И ты больше не придешь? — Етун аж вскочил на ноги от волнения, тут же оказавшись в два раза выше Тени, но ничуть ее не смутив.
— Я прихожу, когда нужна, — произнесли каменные губы как само собой разумеющееся, а Гринольва перекосило от омерзения. — Ну, а сейчас пойди и отдохни или займись делами. Всегда помни, что утро вечера мудренее. Обдумай мои слова, а я всегда буду рядом.
С этими словами Тень медленно легла в распростершуюся на полу тень етуна, слилась с ней, а потом и вовсе исчезла, оставив противоречивые чувства как у царевича, так и у наблюдателя.
Рядом с Гринольвом возник Один.
— Не пройдет и полугода, как Етунхейм нападет на Мидгард, Тень выкрадет копию сепаратного, заключенного втайне от других миров союза. Я поведу войско Асгарда защищать Мидгард от етунов. В той войне мы с Тенью убьем всех сыновей Лафея и разрушим процветающий Етунхейм до основания. Так закончится могущество етунов — второй, а в чем-то и первой державы Девятимирья.
Один торжествующе замолчал.
— Как Тень добилась такого влияния на царевича? — с недоверием спросил Гринольв. — Она ведь ас и твоя тень, то есть по определению враг.
— Тень появлялась каждый раз, когда ему было плохо, на протяжении многих столетий, — ответил Один. — Она далеко не сразу рассказала о себе правду, он думал, что она добрый дух, эльф, филия — кто угодно. Тень меняет свой облик кардинально, ее невозможно узнать, если она того не желает. Когда она рассказала правду, то придумала целую историю о связи, о дружбе, чуть не о родстве именно этого брата лично со мной, о рождении под какой-то великой звездой. Я не помню, что она ему плела, но наплела убедительно.
— Как она умудрилась до него дотронуться и не сжечь руки до кости? — спустя мгновение спросил Гринольв.
— Сожгла и именно до кости, — подтвердил Один. — Но она знала, что так будет. Тень предусматривает любое развитие событий. Она вколола себе мощнейшую заморозку, а много слоев грима сохранили форму рук. Раны у нее после того случая были ужасные, но игра стоила свеч… Тень никогда не жалела себя и своего здоровья, хотя, как ни парадоксально, боялась боли и старалась обезопасить себя от нее всеми средствами.
— И не было никого во всех девяти мирах, кто мог бы с ней сладить? — с сомнением протянул Гринольв.
— Отчего же, — Один усмехнулся милым воспоминаниям. — Была. Женщина. Одна-единственная. Ты сейчас сам увидишь.
Прежде чем Гринольв задал следующий вопрос, декорации сменились: он оказался в Асгарде, в девичьих покоях. За столом сидела молодая девушка, удивительно похожая на царицу. Она варила травяную вкусно пахнущую настойку — по комнате распространялся чудный аромат. Был полдень, так что девушка почти не отбрасывала тени и лишала Тень возможности появиться привычным способом. Однако для мага не было ничего невозможного. В одно мгновение он появился за спиной девицы и положил синеватые руки ей на плечи, резко разворачивая к себе и впиваясь в пухлые розовые губы страстным поцелуем. Девица вовсе не удивилась, а, напротив, будто только этого и ждала, с не меньшей страстью ответила на поцелуй и, изящно выполнив подсечку, повалила высоченную Тень на златой пол, надежно оседлав ее грудную клетку и схватив за запястья. В этот раз гроза Девятимирья явилась в костюме юсальвхемского покроя с редкими вставками бирюзового, под цвет тонких губ. На лице красовалась ослепительно белая, под стать наряду, маска, закрывающая лишь верхнюю половину лица. Глаза без радужки и с очень маленьким зрачком смотрелись, по меньшей мере, страшно, так что любая девица любого мира уже давно потеряла бы сознание от испуга. Но эта девушка — будущая царица — не испытывала и намека на страх. Она ловко распустила сложную прическу одной рукой, другой продолжая крепко держать синеватые запястья над головой любовника. При этом она и на миг не оторвалась от бирюзовых губ. Когда ее свободная рука начала теребить сложные застежки многослойного костюма, Тень попыталась вырваться, прервать поцелуй и освободиться, но барышня, проявив несвойственную слабому полу силу, удержала ее на месте. В знак недовольства она куснула ее за губу и продолжила раздевать. К большому сожалению, одной рукой делать это было крайне неудобно. Ей пришлось оторваться от желанных губ и освободить руки жертвы, однако она осталась гордо восседать на пленнике, всем видом показывая, что она тут главная.
— Прекраснейшая Фригга, мы же еще не женаты! — с притворным ужасом возопила Тень, выставив руки в сдающемся жесте. — И мне надо идти к Одину.
— Я скоро стану твоей женой — это раз, — девушка приложила палец к губам мужчины, вынуждая молчать. — Ни к какому Одину ты не пойдешь — это два, — она поставила вторую руку возле головы Тени и немного подалась вперед. — Если ты ему нужен, пусть сам приходит ко мне, он знает, где тебя искать, — приказным тоном произнесла она.
— И от тебя несет кровью, — добавила она холодно. — Мне пора залечить твои раны. Разденься же, наконец! — Фригг скрестила руки на груди. Выглядела она не на шутку рассерженной, но слезать с жениха, чтобы дать ему хотя бы призрачную возможность исполнить повеление, вовсе не собиралась.
— И смой с себя, наконец, все десять или пятьдесят, сколько их там, слоев краски. Безобразие, что ты спишь в гриме и накладываешь столько слоев друг на друга! Такими темпами тебе не надо будет рисовать ужасы на лице и теле, потому что они в самом деле появятся. А я этого тебе не прощу, — девица капризно поджала губы и гордо вздернула изящный нос.
— Фригга, мне и правда надо доложить Одину, отпусти меня, пожалуйста, — миролюбиво произнесла Тень, не собираясь раздеваться, но наткнулась на ледяной взгляд голубых глаз.
— Вершить судьбы девяти миров и приказывать царям будешь вне Асгарда, а в опочивальне ты подчиняешься мне, — жестко произнесла будущая царица. — Помни, что я хранительница домашнего очага и твоего тела, и я говорю, что никакой Один тебе сейчас не нужен. Только бадья с водой и целительная магия. Я за ночь тебя подлатаю и восстановлю, будешь с новыми силами соблазнять царевен Муспельхейма… — ее голос немного смягчился. — Кстати, как прошла сегодняшняя ночь со светлыми эльфийками? — Асинья легко провела пальчиком по груди пленника. — И, помни, никаких Одинов.
— Как же ты сурова, прекраснейшая из бессмертных, — дверь распахнулась, и в комнату вошел сам Один, наблюдавший за сценой через своих животных, которые находились подозрительно рядом с лицом девицы, возможно, в невидимом состоянии. — Чем обусловлена такая суровость?
— Тем, мой царь, что от него, — Фригг положила ладонь на грудь жениху в район сердца и надавила, демонстрируя призрачную власть, — пахнет кровью, он совсем вымотался, ему нужен отдых, покой, а главное, вода. Получишь его, если только самолично прямо сейчас разденешь и отмоешь, а то с него краска скоро сыпаться будет кусками. И это я не говорю о том, что уже забыла, какого цвета его настоящая кожа.
— Смотрю, вы пожениться не успели, а она уже свернула тебя в бараний рог? — Один по-доброму усмехнулся и подошел ближе.
— Не забывай, — вспыхнула Фригга, — что я стану не только его женой, но и второй леди Асгарда. А пока ты не женат, то и первой. Тебе придется считаться со мной.
— Я и так считаюсь, — Один неспешно подошел к столу, откуда доносился чудесный аромат. — Твои благовонья великолепны. Сколько женщин уже пали их жертвой, а, Тень? — спросил Один, присев на край стола, чем заслужил испепеляющий взгляд будущей царицы.
— Не считал, — пожал плечами придавленный гений политики.
— А падет еще больше, если ты соизволишь встать и привести себя в порядок, — Фригг поднялась и якобы своими силами подняла за шкирку Тень. Она, специально шагая быстрее и делая вид, будто тащит ее за собой, вручила Тень Одину, словно живую награду. — Отмой ее. В конце концов, это твоя тень, а не моя, и ты должен о ней заботиться!
Картинка помутнела, и снова рядом с Гринольвом возник изрядно постаревший Один.
— Разговор был долгим и не слишком интересным. Основное ты видел.
— Твоя нынешняя жена — в прошлом невеста твоей же тени, — Гринольв не спрашивал, а утверждал. — Дерзкая, сумасбродная и распутная девица. Не ожидал, что такая неблаговоспитанная красотка привлекла внимание твоего слуги… Или твоей служанки?
— Привлекла? Да он сам ее такой воспитал, — Один позволил себе усмешку. — Когда рядом с тобой Тень, нельзя остаться прежним. Либо ты принимаешь ее правила, либо она отвергнет тебя. Многие называли Фриггу прекраснейшей из бессмертных из-за красоты, однако на самом деле она превосходила сверстниц нравом, а твой Хагалар, к примеру, до сих пор ее так называет, — Один вздохнул. — В юности она была колючей, словно ежик, но роды Тора изменили ее навсегда, и пред тобой она недавно предстала в своем теперешнем облике — целомудренной богиней домашнего очага… Имей в виду, что благовонья, которые она варила, часто убивали женщин спустя несколько ночей после утех с Тенью. Они вызывали разнообразные заболевания, чаще всего, те, симптомы которых совпадали с хорошо знакомыми девушкам хворями.
Тень была любимицей женщин, заполучить ее на ночь мечтали девицы семи миров, особенно их интересовало, какого же она пола. Тень говорила о себе то в мужском, то в женском роде, могла предстать в любом обличье. Я понимаю, какое презрение ты испытываешь к ней, но Тень должна была быть для всех едва ли не подручной самой Хель. Правительницы Хельхейма ведь испокон веков не вмешиваются в политику живых, а значит, ничего по поводу моего слуги сказать не могли. Тени пришлось стать белесым облачком, способным принять любое обличие, пришлось отвергнуть суть истинного воина. Я понимаю, что тебе трудно это понять и принять, да тебе и не нужно — ведь Тени нет и оживлять ее я не собираюсь. Остались только воспоминания и горечь потери. Пойдем, я покажу тебе то, что осталось от нее.
Один зашагал вниз по лестнице. Гринольв покорно следовал за ним, стараясь отрешиться от увиденного. Тень, про которую все окружающие говорили только шепотом, словно боялись разбудить монстра, на деле оказалась женоподобной ведьмой, умеющей находить подход к женщинам и детям и питающей страсть к разноцветным краскам. С таким противником Гринольву стыдно было бы даже скрестить секиру.
— Взгляни, и ты поймешь, почему Тень так нравилась женщинам, — Один отпер обычную с вида дверь, озаренную светом из многочисленных окон. Гринольв оказался в огромной гардеробной, сверху донизу забитой одеждой. Советник с изумлением рассматривал костюмы всех эпох и народов, мужские и женские.
— Тень обожала переодеваться. В эти покои имела право заходить только Фригг. Только она могла трогать все эти костюмы. А там, вдали, гримерная, где Тень преображалась. Враги боялись ее, потому что она могла принять любой облик, как все считали, благодаря неведомой магии, но на деле это было не более чем переодевание и грим. Ну и безусловный пластический талант.
Гринольв бродил среди бесчисленных сундуков с одеждой, закрытых и открытых. Коробки, корзины, ящики, даже бочки — и везде одежда, а по стенам развешаны маски от типичных бальных до второй кожи, идеально прилегающей к лицу. У Тени было все, что только могла пожелать изысканная модница.
— И ты хочешь сказать, что это… женоподобное существо, — в голосе Гринольва сквозило омерзение, — вело армии Асгарда и прекрасно управлялось с боевой магией?
— Восхитительно управлялось, — Один снова перенес Гринольва, но в этот раз не в чьи-то покои, а на самое настоящее поле боя.
Смешались вместе асы и читтаури — мерзкие твари, о которых Гринольв только слышал от Тора, но никогда лично не видел. Они не походили ни на одно известное ему существо и были не менее омерзительны, чем женоподобная Тень. Читтаури бесконечным потоком вылетали на маленьких кораблях прямо из дыры в небе. Проход, открытый Тессерактом, зависшим над землей, медленно расширялся, пропуская все новых врагов: бронированных гусениц и людеподобных монстров. Гринольв хотел понаблюдать именно за этой выдающейся битвой и был благодарен Одину за возможность лицезреть хотя бы фрагмент. Бой шел уже несколько часов, и воины изрядно устали, но не сдавали своих позиций.
Вдруг поверх голов асов прошла волна энергии невероятной мощи. Это была Тень. Вовсе непохожая на себя: без маски, но с черным лицом, и Гринольв не смог разобрать, что это: краска или сажа с пеплом. Одетый в невероятно сложный черный доспех, маг стоял на небольшом уступчике, сотворенном им же, и заметно сокращал численность вражеской армии. Огромными столбами поднимался огонь, выжигающий десятками тварей из Бездны, столбы сменялись маленькими взрывающимися искрами, те, в свою очередь, вспышками яркого света, поражающими парящих над асами монстров.
Неожиданно на возвышении позади Тени буквально из воздуха соткалась фигура в капюшоне и метнула кинжал — Тень немыслимым прыжком ушла в сторону и сбила противника с ног, но ошеломила его лишь на мгновение. Вот они уже оба стоят напротив друг друга. Два мага: один — из Асгарда, другой — из Бездны. Тень приняла боевую стойку: с этим противником придется сражаться по-настоящему. Тварь бросилась вперед, творя заклятье невероятной силы — такого Гринольв никогда не видел и не был уверен, что сам успел бы увернуться. Тень тоже не успела, но хоть и проехалась чуть не до края обрыва, устояла на ногах и блокировала атаку. Противник не дал и мгновения на передышку: удары сыпались один за другим, причем настолько мощные, что любой ас уже давно бесславно погиб бы. Но Тень не была асом. Удачный момент выдался не сразу и лишь на долю секунды, но Тень не упустила его — снесла врага энергетической волной в самую гущу битвы, где тот и затерялся среди асов и читтаури. Всего несколько глубоких вдохов, чтобы восстановить дыхание, и…
Воспоминание резко оборвалось. Гринольв с трудом не позволил ни одной эмоции отразиться на лице. Он не дал понять Одину, что заметил одну важную мелочь: ему показали часть боя с сильным противником, но не показали победу над ним, значит, победы не было. Или ее принес кто-то другой. Тень действительно сражалась неплохо, но умела ли вести армию?
— Ты можешь показать что-нибудь еще эдакое? — спросил Гринольв, когда понял, что молчание затягивается, а отпускать его явно не собираются. Конкретных пожеланий у него не было, но хотелось посмотреть на Тень с другой стороны — не с боевой, но и не с такой позорной, как раньше.
— Могу, — кивнул Один. — Зрелище, правда, будет не из приятных, должен предупредить, но ты не из робкого десятка, так что смотри.
В мгновение ока Гринольв перенесся в следующее воспоминание. Он оказался в большой пиршественной зале, посреди которой стоял одинокий стол, за которым восседали послы всех миров Иггдрасиля и их приближенные. Они негромко переговаривались между собой, с беспокойством посматривая на дверь. Вошел церемониймейстер и громко объявил о явлении Его Величества царя Асгарда Одина. Все встали, приветствуя хозяина пира. Он величаво прошел к трону по наиболее освещенной части зала, отбрасывая четкую темную тень, на которую с опаской посматривали гости. Хозяин пира медленно поднялся по огромной лестнице и занял свое место. Выждал несколько мгновений, потом тяжело встал, опираясь на Гунгрир, и торжественно произнес:
— Я рад приветствовать друзей в стенах Пресветлой обители. Забудем ссоры и распри хотя бы в день весеннего равноденствия. Сегодня мы сидим за одним столом, не опасаясь удара в спину. Налейте эля! Мой первый глоток докажет всем сомневающимся, что бочонок не отравлен. Сегодня, в светлый праздничный день, я призываю забыть о политике, распрях, налогах и торговле. В день веселья слово веселью. Охота, вино, женщины, дружба — в мире столько прекрасных вещей, достойных песен. Я пью, — он поднял рог, полный светлого напитка, — за наше совместное будущее, которое не будет знать войны и разрушений. За будущее!
Один отпил, и тут же слуги разлили эль по гостевым рогам и кубкам. На богато украшенном столе не было ни одного Асгардского кушанья: мясо из Муспельхейма, фрукты из Ванахейма и Юсальвхейма, рыба и морепродукты из Нифльхейма и Етунхейма, корнеплоды с овощами из Свартальвхейма. Присутствовала на пиру и двуликая Хель со своими чудесными яблоками, которые, по словам присутствующих, имели отменный вкус. За столом воцарилась непринужденная, насколько это было возможно, атмосфера. Звали Одина присоединиться, но он отказался.
Сверху послышался хриплый голос постаревшего царя: «Пиршество продолжалось несколько часов вполне мирно. То, ради чего я показываю тебе воспоминание, произошло ближе к вечеру, поэтому ближайшие несколько часов я тебе промотаю». Воспоминание ускорилось, гости и слуги начали двигаться очень быстро. У Гринольва заболела голова. Он прикрыл глаза и открыл только тогда, когда Один привлек его внимание к замедлившейся картинке.
И снова тот же зал. Вечер. Темно. Множество факелов на стенах освещают лица не совсем трезвых присутствующих. Один сидит вместе со всеми и беседует с послом Свартальвхейма.
«В то время нашими основными противниками были как раз темные эльфы», — пояснил глас Одина сверху.
Гринольв прислушался к разговору, но расслышал только зычные голоса трех великанов, расхваливающих оружие цвергов.
Вдруг темный эльф ударил кулаком по столу и бросил рог на пол, чуть не попав по ногам Одина.
— Это возмутительно! — прошипел он на асгардском наречии, и шипение заставило замолчать гигантов и ванов. — Асгард еще поплатится!
Один встал, тяжело вздыхая.
— Сегодня праздник, мы уговорились, что не будем портить его распрями и взаимными оскорблениями, что забудем о политике. К ней можно вернуться завтра, а сегодня у нас мир, — произнес царь серьезно и спокойно.
— Завтра может быть поздно! — Эльф вскочил и тяжело оперся о стол. — Я требую аудиенции с тобой прямо сейчас! Либо все они, — кивок в сторону пирующих, — будут свидетелями вашей, асгардцы, трусости.
— Решение этого вопроса не в моей власти, — по-прежнему спокойно изрек владыка мира богов.
Он отошел к трону, не поворачиваясь спиной к присутствующим. Когда он дошел до ступенек и принялся подниматься по ним, позади него оказалось сразу несколько факелов, и тень приобрела поистине гигантские размеры.
— Я требую аудиенции, — настойчиво повторил темный эльф, нисколько не впечатленный странным маневром.
Один грузно опустился на трон.
— Что ж, раз ты так хочешь решать этот вопрос именно сейчас, я дам тебе такую возможность, — он трижды стукнул Гунгриром об пол. — Явись, мой верный друг. Твой господин приказывает тебе. Здесь и сейчас!
Зычный голос Одина отразился от стен и многократно повторился. Стоило ему стихнуть, как тень шелохнулась, дернулась и зажила собственной жизнью. Черная плоская полоса тьмы приобрела объем. Медленно, словно нехотя, она поднималась из двумерного пространства в трехмерное. Серый полупрозрачный сгусток неведомой силы, походящий не то на бесформенное облачко, не то на человека, собирался воедино. Из неестественно длинной растянувшейся по полу тени сформировалась фигура ужасной твари, ростом не выше обычного аса. Тварь медленно уменьшалась в размерах — безмерно длинные тощие руки, тянущиеся к отпрянувшим гостям, укорачивались, на глазах обретали объем. Серое облако с конечностями, теперь уже четко напоминающими человеческие, застыло в униженной, коленопреклоненной позе на полу. Оно успело сменить цвет: из дымчато-серого стало изнутри черным, плотным, покрытым сероватой, едва заметной оболочкой. Существо не меньше минуты полулежало, меняя все оттенки серого и черного. Оторопевшие гости только немного пришли в себя, как прогремел небольшой, но яркий энергетический взрыв. Черное нутро облака заиграло всеми цветами радуги, ослепительно засияло. Послы отпрянули и попытались схватиться за оружие, которого при них не оказалось: на пирах всегда оставляли оружие при входе. Маги судорожно творили защитные заклинания, и только Один скучающе наблюдал за метаморфозой.
Внутри светящегося центра взрыва постепенно появлялись белые обломки костей. Они стремительно перемешивались, ломались и собирались вновь, образуя цельный скелет. Еще один взрыв, не менее мощный, чем первый, и из энергии образовались красные от крови органы и мышцы — они точно принадлежали либо асу, либо вану, ведь у всех прочих существ кровь была другого цвета, а мидгардцев в Асгард не пускали. По мере превращения свет факелов угасал. Огонь менял цвет, становясь чернее, сгущая краски. Свечение метаморфа, наоборот, усиливалось: чудовище будто забирало весь свет, до которого могло дотянуться. Зала завибрировала, на праздничном столе жалобно запела посуда, послы, не в силах двинуться от накатившего страха и непонимания происходящего, словно маленькие трусливые дети оглядывались друг на друга. Даже Хель впечатлилась увиденным.
Через некоторое время громыхание прекратилось. Угасло и свечение, исходившее из нутра существа. На коленях, опираясь на руки, стояло и тяжело дышало тело настоящего аса, за исключением того, что на нем не было ни кусочка кожи. Зрелище неприятное, даже пугающее, ведь существо было живым. Ас, а точнее существо с телом аса, медленно развернулось. Резкими, рваными движениями поползло к Одину, а Один медленно начал спускаться навстречу. На каждой ступеньке, по которой ползло тело, оставалась кровь и какая-то белесая жидкость. Любой представитель мира живых не выжил бы и минуты без кожи, не выдержал бы боли, и тем более не смог бы передвигаться, но иномирская тварь не издала ни звука и быстро взобралась к ногам Одина. Тот протянул руки, и тело схватилось за них. В тот же миг ладони начали покрываться кожей, очень тонкой и светлой, почти белой, под которой отчетливо виднелась сеть кровеносных сосудов, еще недавно бывших ничем не прикрытыми.
— Каким мне стать сегодня? — послышался глухой сиплый голос.
— Будь асом из плоти и крови, — холодно ответил Один, и то ли он сам, то ли новорожденный сформировал светлые волосы. Гости как завороженные наблюдали за последней стадией превращения и были не в силах отвести глаз от невероятной картины. Изредка доносились потрясенные шепотки:
— Да ведь это не магия!
— Точно не магия!
Мало кто видел когда-нибудь испуганных великанов, но сейчас даже они были поражены увиденным: отсутствие в воздухе магии доказывало, что существо действительно вышло из тени, а значит, оно, вероятнее всего, бессмертное и всесильное.
Наконец, трансформация закончилась. Перед Одином стояла на коленях ожившая Тень. Она медленно повернула голову к гостям — все ее лицо было покрыто оспинами и струпьями, а губы были столь же черны, сколь и глаза. Взглянув на притихших, съежившихся послов, существо вздохнуло и задумчиво произнесло:
— Кажется, опять до конца не вышло… Маску мне!
Тень встала на ноги, наклонилась и достала из оставшейся сильно уменьшившейся тени Одина красную, словно залитую кровью, одежду с отличительными знаками Асгарда. Свет в зале изменился, однако гости не обратили на это никакого внимания. Пока существо неспешно и грациозно одевалось, слуги внесли с десяток масок. Тень тщательно осмотрела каждую и в итоге остановила свой выбор на золотой бальной полной маске.
— Прошу простить, что вам пришлось наблюдать это неаппетитное зрелище, — кровавый монстр величаво спустился к гостям по измазанным кровью и лимфой ступеням. — В часы досуга мое место у ног брата. Быть живым не так и просто, как вам всем кажется, а сегодня, в праздник, мы были уверены, что мои услуги не понадобятся, — голос существа был низок, тих и размерен, но в установившейся тишине звучал, словно раскат грома.
Тень остановилась напротив свартальва, но не подошла совсем близко, прекрасно понимая, что напуганные гости готовы швырнуть в нее блюдом или боевой магией.
— Если вопрос не терпит отлагательства, то я, с позволения моего дорогого брата, решу его прямо сейчас и вернусь на свое законное место, — Тень сделала набольшую паузу. — Но прежде я считаю своим долгом оказать радушный прием не менее важным гостям, находящимся в этой зале… — существо развело руки в стороны, и самые темные кусочки пола — тени послов — плавно поползли к ней. Со стен полился яркий свет, подобный дневному, осветивший все пространство залы. Послышались испуганные возгласы:
— Моя тень! Моя тень исчезла!
— Не волнуйтесь, ваши тени со мной, — Тень улыбалась, но доброжелательность голоса казалась издевкой и скрытой угрозой. — Я окажу им должный прием и надеюсь, они окажутся более приятными собеседниками и вернутся к вам потом в целости и сохранности, — Тень с плавностью кошки обошла стол по кругу, на несколько секунд останавливаясь возле каждого гостя и смеряя его нечитаемым пугающим взглядом. Потом замерла в исходной точке, еще раз оглядела испуганных послов и обратила внимание на свартальва, выражавшего недовольство еще двадцать минут назад, а сейчас испуганно прячущегося за массивной фигурой етуна. — Пройдем же в малый тронный зал, не будем мешать другим пировать и славить норн, — спокойно произнесла Тень и, не дожидаясь гостя, первая прошла в соседнюю небольшую залу. За ней плавно ползли бесформенные тени послов…
Герои прошлого замерли, рядом с Гринольвом опять появился Один.
— Стоит ли говорить, что все проблемы свартальва мы решили в свою пользу?
— Как все это возможно? — Гринольв нахмурился. — Трюк с тенями — фокус, игры со светом, это я понимаю, но сама Тень… Твои гости шептались, что ее преображение не магия и не иллюзия. Но тогда что? Что ты сделал с…
Гринольв споткнулся о грозный взгляд Одина.
— Не стоит сейчас тратить время и силы на постижение этой тайны, — резко произнес Одинн. — Даже моя супруга не знает, что такое Тень на самом деле, и сам я не могу дать точного ответа.
— Я знаю, что Орм бредил полукровками, — Гринольв отступать не собирался. — Была у него идея совмещать асов с тенями, с чужой магией, с чем только не… И чем все его мечты закончились?! Орм был настолько увлечен своей идеей, что даже провел несколько опытов над своими детьми: скрещивал асов-подростков с етунами и муспелями, вливал им кровь, магию, цверги знают, что еще. Так вот, они все скончались в страшных муках, и с тех пор Орм зарекся экспериментировать на детях. Он бы не стал.
— К чести твоего друга могу сказать, что он к Тени никакого отношения не имеет, — Один всем своим видом выражал недовольство. — Но, повторяю, бессмысленно пытаться проникнуть в суть вещей, которые и мне не до конца открыты.
— Я тебя понял, — кивнул Гринольв. — Благодарю за прошлое. Если я правильно предполагаю, как ты сделал Тень, то я не понимаю, как он согласился на такое будущее: ведь ты же мог в любой момент залезть в его сознание, завладеть его телом и полностью контролировать как шарнирную куклу.
Ответа Гринольв так и не получил. Один дал понять, что обсуждать Тень более не намерен.
— Мне нужны точные сводки по сегодняшнему состоянию армии, — сменил тему Гринольв. — А также истинное положение дел на последних войнах.
— Сводки ты получишь через пару часов, — кивнул Один. — А вот записи по прошлым войнам у Хагалара. Он забрал их в свое время, чтобы, как он сказал: «Я бы их не фальсифицировал». Они где-то у него, он хранил их как зеницу ока.
— Пока у меня нет желания снова с ним встречаться. Я пошлю слугу.
— А Хагалар может не отдать слуге документы, они слишком ценны, — предупредил Один. — Тебе проще съездить за ними самому.
— Хорошо, как тебе угодно.
Гринольв не стал спорить. Он никогда не спорил с вышестоящими по непринципиальным вопросам. Если бы не поганый, склочный характер, он мог бы стать всеобщим любимцем.
Локи сидел в доме мастеров и свирепо смотрел то на асов, собравшихся вокруг него, то на пергамент, исписанный быстрым почерком с кучей ошибок. Ситуация была патовая, это понимали и он, и поселенцы, по крайней мере, он надеялся на их понимание. Из сбивчивого доклада нескольких ученых, а также из документов выходила следующая чудовищная картина.
Водопровод, созданный по модели Раиду, немного барахлил с самого начала, но никто не придал этому значения, потому что редкий проект этих неумех, гордо именующих себя учеными, обходился без существенных недосмотров. Когда проблема обострилась, сформировали огромный фелаг под руководством Наутиз Светлоокой, который из-за кошмарной жары, царящей в доме, не пользовалсямногослойной защитной одеждой и едва ли не в исподнем лениво разбирался, что же в трубе не так. В этот же дом, как в один из двух теплых, поставили генератор электроэнергии, который производил много свободного электричества, к которому подключили Мидгардское оборудование. Самыми нуждающимися в бесперебойном питании оказались холодильники с образцами крови и тканей людей, доставленные с целью изучить человеческое тело и вывести бациллу, которая сократит население Земли на несколько миллионов. Линии электропитания, ведущие от генератора, при потопе замкнуло, заряд ушел в воду, поразив всех присутствующих, а рванувший от перепада давления при нагреве баллон с неустановленным пока сильнодействующим отравляющим веществом довершил катастрофу. Если вода из подземных гейзеров была угрозой только для неподобающим образом одетых ученых, а генератор быстро захлебнулся и обесточился, поразив напряжением только непосредственно членов фелага, то под воздействие ядовитого газа, скопившегося в помещении, попала еще и бригада, явившаяся спасать непутевых соседей. Фильтры сработали вроде бы безупречно и не выпустили наружу смертоносный газ, сведения о котором только сейчас достали из вездесущей Википедии, но сами спасатели, науськанные глупцами-логистами, полезли разбираться с обожженными, не озаботившись защитой от якобы безопасного газа. Единственная относительно приятная новость состояла в том, что логисты Мидгарда успели притащить только зарин и иприт — круг поисков противоядия сужался.
Количество трупов стремительно росло и грозило сравняться с количеством всех, кто входил в двери злосчастного дома в тот день, достигнув цифры двадцать девять, что при населении в пару тысяч можно было считать катастрофой. Локи пытался расспрашивать поселенцев, но упирался в полное безразличие и нежелание помогать.
— Почему мне ни о чем не докладывали?
— Не думали, что о такой мелочи стоит информировать самого сына Одина.
— Почему они были не в защитной одежде?
— В доме было очень жарко, к тому же от поражения током она бы не спасла.
— Почему никто не исследовал газ?
— Не успели.
— Кто сказал, что он для асов безвреден?
— Логисты Мидгарда.
— Кто именно?
— Все.
Локи был в ярости, и эта ярость нарастала с каждым часом. Мастера и ученые постепенно собирались в доме и приносили все более безрадостные вести.
— Иприт заперли в доме, но как его уничтожить, пока неизвестно, наши специалисты читают Википедию и книги времен человеческой Первой Мировой войны.
— Трое скончались, еще у десятерых проявляются все признаки отравления зарином.
— Восстановить водопровод невозможно.
— Кусок трубы выбили вдали от поселения, теперь горячая вода зальет лавовое поле и впитается туда. Наверное.
Локи не отвечал ни на какие донесения, только слушал, и вдруг увидел Раиду. Естественник робко просочился в помещение и направился к нему, явно желая что-то сказать, оправдаться.
— Ты! — Локи в два прыжка оказался подле исследователя, схватил за горло и поднял высоко над полом. В такие моменты он был рад тому, что ученые столетиями сидят за столами и не тренируют тело, а он с детства только и делал, что махал копьем да топором.
— Это ты виноват в их смерти. Тридцать трупов навеки будут на твоей совести! — Локи сжал руку сильнее. Раиду хрипел, вися над полом и обхватывая трясущимися руками предплечье бога. Локи следил за остальными. Среди посетителей были боевые маги, но никто не пытался остановить бога или отбить товарища.
— Из-за твоей халатности, ошибки в расчетах, увиливании от ответственности и неспособности доводить начатое до конца мы потеряли наших видных ученых, — Локи так и хотелось сломать шею паршивцу. Ему хватило бы сил, но сейчас это будет не столь эффектно, как задумано.
— Я устрою суд, и, клянусь, тебя и Наутиз приговорят к смерти. Ты будешь повешен! — Локи разжал руку, роняя несчастного Раиду на пол. Тот пал на колени и попытался отдышаться, судорожно хватая ртом воздух. Никто не помог ему, даже не подошел — все насторожено следили за богом.
— Вы, жалкие ничтожества, муравьи, именующие себя цветом асгардской науки! — Локи обвел суровым взглядом притихшую толпу. — Вы все виноваты в случившемся. Я уже однажды спустил вам с рук преступление межмирового масштаба. Что вы так смотрите на меня? Забыли, что без моего ведома раскололи Тессеракт — один из мощнейших артефактов вселенной? Да за одно это мой отец сравнял бы с землей всё ваше поселение магии, а вас развесил бы на ближайших березах в назидание потомкам. Я вас простил и что получаю теперь?
Его взгляд пал на диски, так некстати оставленные на столе. Он схватил их и швырнул в стену — поселенцы едва успели увернуться. Диски разбились, разноцветным дождем осыпались на пол.
— Понасмотрелись «Титаника» и «Звездных войн», решили, что можно всё механически принести из Мидгарда? А почему бы тогда сам Мидгард сюда не перенести??? Глупцы! Вместо того чтобы научиться хоть чему-то, вы воруете технологии, с которыми не можете справиться, доверяете первому встречному, будь он даже малым ребенком, последним дураком или логистом. А главное, опять никто не виноват, все будет как прежде. Так вот, заявляю прямо, не будет!
Локи выпрямился во весь свой немалый рост.
— Я не допущу повторения катастрофы. Мои подданные больше не будут умирать в муках по своей или чужой глупости. Отныне и впредь я жду от вас докладов обо всех проектах, связанных с Мидгардом и промышленной революцией. Я жду асов, которые разбираются в том, что делают, а не тех, кто вычитал один абзац из курса линейной алгебры или физической химии. Сперва выявляем одну-две самые приоритетные задачи, потом формируем структуру и ответственных, потом разбираемся в вопросе и только потом что-то делаем. Логисты, прежде чем выступать с инициативой, разберитесь, как ваши исследования отразятся на асах. Не на людях, а на асах.
Локи направился к выходу.
— Я жду мастеров через час у себя. Возьмите под стражу Раиду и Наутиз. Не спускайте с нее глаз, его — в тюрьму. А с вами, — он посмотрел на мастеров, — мы решим, когда провести суд, открытый и справедливый. Ваша преступная халатность больше никого не убьет.
— Сын Одина, — послышался слабый голос из толпы. Локи резко обернулся, но не увидел говорившего: тот очень умело скрывался. — Entschuldige, aber wir haben keine Gefängnisse, denn wir alle wohnen in einem großen Gefängniss{?}[Прости, но у нас нет тюрем, мы ведь живем в одной большой тюрьме.].
Локи закатил глаза: как же с ними сложно!
— Тогда пусть Раиду не выходит из своего дома. Заприте его там!
— Wenn du so willst, geht Raidu nicht heraus{?}[Раиду не выйдет из него, если такова твоя воля.], — вступил Ивар, который, к удивлению Локи, даже не думал помогать брату, зато посмел говорить с божеством на немецком: раньше поселенцы себе такого не позволяли. — Нет смысла запирать в целом доме одного Раиду, тем более что с ним живет множество асов.
— Делайте, как знаете, главное, чтобы он был под охраной.
— Wir haben keine{?}[У нас нет…]…
Локи махнул рукой и быстрым шагом вышел из дома, чтобы нечаянно не прибить еще и Ивара. Охраны у них в тюрьме нет, как же!
Он вернулся домой и лег на кровать, пытаясь привести дыхание в порядок. Болела рука — все же за год в поселении он сильно сдал и удерживать над землей взрослого аса было больно. Ярость, клокотавшая в груди, постепенно стихала, но мысли вертелись кувырком. Он проиграл. Он, не поселенцы. Все должно было быть иначе. Ему нужны электричество, ГЭС, водопровод, поля, очищенные от лавы, но почти все эти новшества придется отложить на летнее время. Нет, главное — обучить асов, наладить школы, ввести обучение не только взрослых, но и детей, распространить грамотность в Асгарде. Но все это бессмысленно, пока не решена проблема рождаемости. Ивар когда-то говорил, что хочет заняться ею, но его слова были лишь пустым звоном, как и обычно. Асов слишком мало, они вымрут до того, как создадут лучшую жизнь по модели Мидгарда, а проблему рождаемости никто решить не может, даже люди. Локи резким движением встал с постели и направился в лабораториум, где на столе сиял каскет. Огляделся, убедился, что никого рядом нет, и дотронулся до него. Сперва одним пальцем, потом ладонью — по телу разлился неприятный холод. Локи взглянул на руку, испещренную узорами. Он полукровка аса и етуна — невозможное существо хотя бы из-за разницы в размерах, но ведь великаны не единственные жители Девятимирья, есть еще люди, ваны, цверги и альвы — асы на то и высшая раса, что могут скрещиваться со всеми. Так, может, это решит проблему? Новая, молодая кровь оздоровит население в целом, появятся новые генотипы и фенотипы — так это называется в человеческих учебниках. А там и до решения основной проблемы рукой подать. Недаром у царицы Етунхейма было шестеро детей.
====== Глава 73 ======
Последующие ночи не принесли Локи желанного покоя. Восемь трупов, вышедший из-под контроля ядовитый газ, а главное, полное безразличие поселенцев к произошедшему. Да, они скорбели по погибшим, но и то не все, и многие лишь показательно для бога, большая же часть продолжала жить как ни в чем не бывало. Никаких уроков на будущее они извлекать не собирались, реформировать систему устранения катастроф не желали, а приближающийся суд считали не более чем блажью младшего сына Одина.
Однако Локи отступать не собирался. Правда на его стороне, и будь Раиду ему хоть трижды другом, в бедствии виноват он и расправа неминуема. Второй виновнице случившегося — Наутиз — обвинение предъявить было невозможно — врачи говорили, что она не доживет до суда, и это Локи вполне устраивало. Хотя он и не знал, насколько правдивы видения Умвельта, но относиться к Светлоокой столь же благожелательно, сколь раньше, уже не мог. Да и не хотел. Она поплатилась за свои слова, за хулу на истинного бога. Пусть так будет с каждым, кто посмеет смеяться над ним и выступать против его идей. Возмездие существует.
Публичное повешение Раиду дарует ему безграничную власть над поселением: воспитанника Одина будут бояться, уважать и не посмеют более замалчивать факты. Он создаст такую систему безопасности, которая сократит количество жертв в несколько раз, а потом займется школами — обучение естественников должно стать систематическим, а ввод в курс дела должен занимать всего несколько зим, а вовсе не столетий, как сейчас.
Локи вынужденно оторвался от сладостных мыслей о приближающемся триумфе, взял пергамент и принялся писать письмо. Мама — маг исцеления, возможно, она сможет помочь кому-то из пострадавших. Даже Эйр, проведшая молодость среди лучших знахарей Етунхейма, говорила, что царице подвластны силы целительства, неведомые другим асам. Написать матери всё равно было необходимо: поздравить ее с Йолем и объяснить, почему он не приехал на праздник. В поселении Йоль тоже обычно отмечали, хотя в этом году о нем пришлось забыть.
Он написал больше половины письма, когда в дом по-свойски вошел Хагалар, игнорируя все попытки рабов задержать его. Локи нетерпеливо махнул рукой, отсылая прислугу. Обычно появление старого мага не сулило ничего хорошего, и лучше, если это нехорошее рабы не увидят — позору потом не оберешься.
— С праздничком, милый мой детеныш! — широко улыбнулся Хагалар и бесцеремонно выхватил пергамент буквально из рук. — Зря беспокоишь прекрасную Фриггу, она никак нам не поможет.
— Если ты забыл, напоминаю, что мама — маг исцеления, — надменно произнес царевич, проигнорировал поздравление. — Кто, если не она?
— Ты понятия не имеешь, какой именно магией исцеления владеет твоя вторая мама. Поверь, я знаю ее дольше, чем ты, в данном случае она ничем помочь не сможет. Говоря любимым тобой научным языком, это не ее специализация. Вот Ивар предлагает вызвать твоих дражайших родственниц по крови — в это я больше верю. А маму не беспокой, пожалей ее нервную систему, она у нее никогда сильной не была.
Локи хотел было возразить, но по здравому размышлению понял, что в данном случае Вождь прав — магией делу не поможешь: ни он сам, ни царица понятия не имеют, что делать при электрическом ожоге или отравлении ипритом. Зато мать, увидев искореженные тела, точно отошлет его во дворец, и с мечтами о великом Асгарде придется распрощаться. А этого никак нельзя допустить: слишком многое уже сделано.
Хагалар, не дожидаясь приглашения, сел на то самое ложе, которое не так давно залил кровью воспитанника Одина, улыбнулся оленю, из которого все еще торчал брошенный в гневе кинжал. Он вошел по самую рукоять, и Локи то ли не мог вытащить его, то ли опасался.
— Ты собираешься казнить Раиду, — Вождь растянулся на кровати, похотливо улыбнулся, напоминая о недавнем ужасе.
— Я не собираюсь, я это сделаю, — поддаваться на провокацию Локи не стал. — Неужто ты будешь меня отговаривать?
— Сам себе удивляюсь, но я не отговаривать тебя буду, а запрещу это делать, — все с той же елейной улыбкой, в которой не было ни капли серьезности, ответил Хагалар. — И не заставляй меня применять иллюзорную боль, чтобы добиться твоего повиновения. Поверь, я действую на твое благо.
Локи встал.
— Довольно! — зло произнес он. — Я меньше всего ожидал, что сейчас ты будешь не на стороне справедливости. Или ты считаешь, что я не прав?
— Прав, — Хагалар благосклонно кивнул. — Ты, безусловно, во всем прав, я тут даже спорить не буду. Ты действуешь очень разумно, наш старый Один тобой бы гордился. Да что уж скрывать, я и сам тобой немножко горжусь — ты все организовал очень славно, твое разбирательство выше всяких похвал. Я восхищен тобой…
— Довольно, ты не Ивар! — Локи хлопнул рукой по столу. — А я не молоденькая девица, которая тает от лести. Говори по делу.
— Выдрать тебя, что ли, еще раз, чтобы ты старших уважать начал? — притворно задумался Вождь. — Впрочем, это я всегда успею, с твоим-то не владением магии… Но шутки в сторону, — он весь подобрался, а голос из елейного стал серьезным. — Дорогой мой сын-несын Одина, теоретически ты прав во всем, но фактически ты ничего не сможешь сделать.
Локи не ответил, взглядом требуя продолжения.
— Я понимаю, что тебя пьянит власть. Ты еще, когда маленький был, к ней стремился, я с самого начала говорил Одину, что из тебя Тень не вырастить, что ты никогда не займешь место у трона, только на троне. Ты объявил себя правителем поселения — это хорошо, научись править хотя бы парой тысяч асов, прежде чем получишь шестьсот тысяч. У тебя неплохо получалось до последнего времени, но, увы, тебя учили править подданными, для которых ты царевич по рождению, и ты вызубренные правила переносишь на немного другую реальность, управление которой, правда, тебе никак не поможет в будущем, но не суть. Пойми, Локи, поселение не подчиняется законам Одина. Официально. Так прописано в основном законе. У поселения есть выборный тинг, который решает все вопросы. И вдруг появляешься ты. Как думаешь, почему тебя признали и слушаются?
— Потому что я — путь к Одину, — скучающе протянул Локи. — Я из царской семьи, я разбираюсь в науке и стал одним из вас и могу привнести в вашу жизнь всевозможные блага.
— Не только, — Хагалар покачал головой. — Твое происхождение, к сожалению, дает о себе знать — милый Один привык видеть вокруг себя только врагов. Дело не только в благах, мой юный Локи. Тебя любят.
— Любят? — фыркнул царевич.
— Да, любят. Не все, конечно, но многие. Ты харизматичен, ты вошел в наш круг, ты не смотришь на нас как на муравьев. К сожалению, ты очень мало общаешься со здешними жителями, это тебе в минус, конечно, ведь своих подданных надо хорошо знать, по крайней мере, пока их так мало. Что местные думали об Одине до твоего появления? Да ничего. Ни хорошего, ни плохого. Многие из них пострадали из-за законов Одина, часто несправедливых, и всё. Тебе, окруженному городскими жителями, выросшему во дворце, просто не понять, как живут простые асы: они ютятся в хуторах во многих милях друг от друга. Годами пасут скот и ловят рыбу, редкие слухи слышат от соседей, до которых, в лучшем случае, полдня пути, и лишь на тингах и ярмарках узнают о великих событиях, порой с опозданием на полгода и даже год. Таких здесь большинство. И вдруг появляешься ты. Бог. Не столько по происхождению, сколько по манере держаться, манере говорить, по воспитанию, в конце концов, — ты производишь неизгладимое впечатление суровым видом, надменностью и царской осанкой. Но ты не кичишься, не запираешься, а живешь вместе с ними. Работаешь в одних лабораториумах, играешь в одни игры, показываешь чудеса ловкости.
— Ближе к делу, — нетерпеливо буркнул Локи. Слова Хагалара поразили его. Раньше он никогда не рассматривал себя с такой стороны. За год, проведенный в Бездне, он привык не обращать внимания на повадки окружающих, а приспосабливаться к ним — не думал он, что этот навык пригодится в родном Асгарде.
— Ты обещал местным, что они будут полезны большому Асгарду, — сменил тему Хагалар. — Ты обещал им возвыситься над обычными асами, которые их презирают. Фактически ты обещал им свободу да еще и с сохранением всех их сомнительных привилегий, хотя сам этого не понял. И народ за тобой пошел. По разным причинам, но пошел… А вот дальше ты стал совершать одну ошибку за другой, и я просто не могу смотреть, как ты окончательно всё погубишь, поэтому вынужден вмешаться, хотя тебе было бы полезнее пожинать плоды своего правления лично… Так вот, милый мой детеныш, ты здесь чужак. Ты сын Одина, сын того, из-за кого большинство местных оказались заперты в поселении. Немногие пришли сюда добровольно. И если ты будешь демонстрировать худшие черты своего отца, о твоём происхождении могут вспомнить.
— Я делаю все, чтобы сохранить их жизни, — вспылил Локи. — В данный момент пытаюсь предотвратить дальнейшие катастрофы. Хочешь сказать, что кто-то здесь может быть против?
— Против никто не будет, — покачал головой Хагалар. — Ты все еще меня не понимаешь. Как бы тебе объяснить… Законы поселения старше не только тебя, но и меня, а, возможно, и твоего любимого отца. У нас нельзя убить, можно только изгнать, а ты пытаешься нарушить эту нерушимую традицию. Наш суд действует по определенному принципу, а ты хочешь не просто внести в него изменения, а полностью перестроить. Пойми, народ не любит сильных потрясений. Тот же Раиду, безусловно, заслуживает даже не виселицы, а кровавого орла{?}[вид казни у викингов, при которой у приговоренного разрезали спину, выворачивали наружу ребра, подобно крыльям, и вынимали легкие (до сих пор точно не установлено, существовал ли такой тип казни на самом деле)], но именно он сплотил асов вокруг тебя, а ты этого даже не заметил, это он расхваливал тебя и своей энергией побуждал других к действию. Народ это знает. Если ты его казнишь, тебя станут бояться. Лучше прояви показательное милосердие. Более того, Раиду из мира людей принес какую-то новую для нас систему ответственности — поселенцы даже от нее нос воротили, а ты хочешь всё изменить кардинально, не аргументируя перемены ничем, кроме своего желания. Продолжишь в том же духе — тебе придется спасаться бегством, потому что из кумира ты станешь демоном. Ты похож на своего отца. Одина, я имею в виду, не бойся, — он тоже всегда хотел всех покарать, у него тоже было обостренное чувство справедливости и желание насадить насильно порядок и мир. Это возможно, но не твоими силами, Локи, пока не твоими. Поверь мне сейчас и остановись, пока не поздно, — Хагалар сделал драматическую паузу и продолжил шутливым тоном. — Не думаешь о себе, так подумай о ком-нибудь другом, к примеру, хотя бы обо мне. С меня за твой провал голову снимут, не Один, так местные, а я к ней очень привязан, столько зим вместе, к тому же в ней бесценные знания, которые я всё ещё надеюсь тебе передать.
Хагалар замолчал, теперь уже ожидая ответа. Молчал и Локи. Правду ли говорит Вождь? Ему ведь первому выгодно, чтобы царевич прекратил вмешиваться в дела поселения, чтобы тинг, фактически с ним во главе, вновь командовал всеми местными жителями. Хагалару прекращение судебного процесса на руку. Если Локи публично простит преступников, старый маг потом пустит слушок, что он все подстроил. У поселенцев он не на хорошем счету — это Локи знал точно. А вот сына Одина все любят. Если не брать в расчет Умвельт, который неясно, что вообще показывал, причин волноваться нет. Бога слушались, с ним соглашались, сами мастера признали, в конце концов, что виновные должны понести наказание, что реформы необходимы. Да, не сразу, но признали, а Хагалар был в числе основных противников изменений. И вот теперь заявился в божественные покои, чтобы в приватной обстановке склонить на свою сторону. Да еще и столь грубым способом — утопив в притупляющей бдительность лести, до которой даже Ивар не опускался. Хагалар все еще считает его глупцом и мальчишкой. Зря.
Локи вовсе не собирался спорить с Вождем. Он даже был готов со всем согласиться, принять план Хагалара, а потом грубо подставить. Он величественно встал, чтобы произнести прочувственную речь с не меньшим количеством эпитетов и лести, как вдруг в комнату тенью протиснулся один из рабов.
— Ваше высочество, — он склонился перед Локи, показательно игнорируя Хагалара. Царевич усмехнулся — даже рабы презирают выжившего из ума старика, что уж говорить о свободных.
— Я слушаю.
— Гость к мастеру Хагалару. Просит передать, что по окончании вашего разговора желает с ним побеседовать.
— Какой вежливый гость, — удивился Локи. Поселенцы обычно ничего не передавали, а ждали у входа или просились на аудиенцию в царственные покои.
— Давай-ка его сюда пригласим, — вдруг оживился Хагалар.
— Милейший, — обратился он к рабу, — пусть гость войдет, передай ему, что сын Одина просто-таки жаждет его видеть, ночей не спит…
Раб вопросительно посмотрел на господина.
— Пусть войдет, — кивнул Локи. Нежданный посетитель был ему на руку. Теперь он может не отвечать Хагалару. Появилось несколько ценных минут на то, чтобы продумать стратегию поведения.
За дверью послышались грузные шаги, и в комнату вошел ас, которого Локи никогда раньше не видел, но по одежде сразу понял, что это не поселенец, а посланник отца. «Хагалар уже не стесняется решать свои дворцовые дела прямо при мне!» — с раздражением отметил царевич.
— Ужасно рад снова видеть тебя в наших краях да еще и прямо в Йоль! — мастер нарочито весело помахал рукой высоченному незнакомцу. — Какими судьбами на этот раз? Я, честно говоря, надеялся, что увижу тебя в компании дражайшего Одина и не раньше, чем через пару месяцев.
— Цыц! — рявкнул гость так злобно, что стены затряслись. Локи непроизвольно схватился за оружие. Хагалар подавился словами.
— Прошу прощения, — незнакомец повернулся к царевичу и церемониально поклонился. — Я еще не имел чести быть тебе представленным, Локи, сын Одина и Фригг. Для меня огромная честь приветствовать царевича Асгарда. Я Гринольв Бёдмодсон, член последнего совета твоего отца, главнокомандующий армии Асгарда…
— И просто очень хороший и добрый ас, — послышалось с кровати.
— Это для меня честь — приветствовать легендарного героя да еще и в день Дикой Охоты, — Локи пропустил реплику Хагалара мимо ушей. Он во все глаза смотрел на того, о ком слышал с раннего детства. Ожившая легенда, золотая статуя на мосту — Гринольв был для него чем угодно, но только не асом из плоти и крови. Огромный, широкоплечий, высоченный, с зычным голосом. У Локи чуть в глазах не потемнело. Оружие выпало из его руки и осталось торчать в дощатом полу. Царевич поспешно склонился перед Гринольвом.
— Мне стоит отдать дань уважения твоему величию, твоим заслугам, — произнес он торжественно. — Я славен только своим происхождением, а ты — деяниями. Садись же на мое место и зови сюда своих спутников.
Его деревянный стул, обитый дорогой тканью и кожей, ничем не отличался от четырех, стоящих рядом, но в данном случае это не имело значения.
— Покорно благодарю, — Гринольв грузно опустился. – Но звать мне некого. Я приехал один.
Даже стоять рядом с ним было страшновато. Локи ощущал невообразимую энергию, в основном, темную, исходящую от мощного аса. Он был тучей, из которой порой вылетали громовые раскаты голоса. Эту же энергию, наверняка, чувствовали все разбойники и задиры, поэтому ему и правда ничего не угрожало на безлюдных лавовых полях.
— Извиняюсь, что нарушил твой покой, — продолжил Гринольв, — но мне необходимо было увидеться с Хагаларом, поэтому я приехал сюда столь поспешно и прервал вашу беседу. Один Всеотец сказал, что именно у тебя хранятся документы по последним асгардским войнам, — он говорил Хагалару, но даже не смотрел на него, — что ты выкрал их из хранилища, прежде чем сбежать.
— Всё ложь и подлый обман, — донеслось с кровати, на которой маг возлежал, даже не сняв обуви. — Все было не так…
— Изволь встать в присутствии сына Одина! — неожиданно рявкнул Гринольв, и Локи с трудом не плюхнулся на ближайший стул, хотя рык был обращен вовсе не в его сторону.
— Могу и встать, — Хагалар нарочито лениво сполз с кровати, — но от того, что я встану, авторитета у прелестного дитя не прибавится. Ты его совсем не знаешь, мой дорогой друг. Это еще совсем юное дитя, требующее к себе уважения, но не заслуживающее его.
— Кто ты такой, чтобы позорить правящий род Асгарда? — Гринольв медленно поднялся, а Локи отступил к стене. Страха он не испытывал, просто собирался понаблюдать за двумя непрошеными гостями со стороны. Некоторые выводы уже напрашивались.
— Было бы что позорить, — отмахнулся Хагалар. — Ты это убожество видишь пять минут, а я изволю наблюдать целый год.
— То есть ты целый год подрываешь авторитет и удачу правящего рода? — Гринольв пересек комнату в два больших шага. — Что ж, я доложу Одину. Кстати, почему его высочество живет среди преступников без должного сопровождения?
— Его высочество вовсе не без сопровождения, а со мной, — парировал Хагалар. — Я его наставник.
— Странно, что его высочество об этом не имеет ни малейшего представления, — с притворным страданием в голосе усмехнулся Локи. Если интуиция его не подводила, Гринольв вполне мог поставить на место зарвавшегося мага, и этим нельзя было не воспользоваться.
— Покажи официальные документы, — Гринольв сложил руки на груди и стал еще массивнее и страшнее.
— Да какие документы? — Хагалар рассмеялся, но как-то натянуто. — Мы в таких отношениях с Одином, что личной просьбы достаточно.
— Предположим, — Гринольв даже это простое слово умудрился произнести с угрозой. — Однако его высочество только что сказал, что весь этот год ничего не знал о том, что ты его наставник.
— Потому что его высочество сопротивляется обучению как может. Вот ты пришел — вразуми дитятко, — Хагалар развел руки в стороны и очень зря, потому что в следующую минуту отлетел в сторону от мощнейшей затрещины. Локи только рот раскрыл от изумления: массивный Гринольв на поверку двигался с такой скоростью, что даже мастер магии не успел отследить удар. На своем веку Локи видел много ударов по лицу, но еще ни от одного ас комплекции Хагалара не отлетал на пол, словно тряпичная кукла. Силы у полководца было немерено.
Гринольв развернулся как ни в чем не бывало и направился к столу. Локи и хотел предупредить его, что Хагалара так просто не одолеть, но не успел: комната завибрировала от магии. Царевич узнал заклинание иллюзорной боли, только на этот раз направленное не на него. Значит, на Гринольва. Заклинание, пронзающее болью все тело, но не оставляющее после себя никаких следов. Страшная пытка… Однако полководец даже не пошатнулся, хотя совершенно точно не владел магией и обязан был чувствовать жуткую боль. Он твердой походкой дошел до стула, опустился на него и, не поворачиваясь к Хагалару, произнес твердым голосом:
— Крысой был, крысой остался. Всегда нападаешь со спины. Стань ты хоть величайшим боевым магом девяти миров, я всегда буду сильнее тебя.
Магия исчезла. Хагалар встал с пола — из губы и носа у него текла кровь, а взгляд… Такого взгляда Локи еще никогда не видел у своего якобы наставника и описать не мог, но запомнил на всю жизнь.
— Прошу прощения, Локи, сын Одина, что этот ас доставил тебе столько хлопот, — торжественно произнес Гринольв. — Я не уследил за его воспитанием.
— Он твой сын? — вытаращил глаза Локи. Слишком много сюрпризов за один день.
— Слава Имиру, нет, — немного нервно ответил Гринольв. — Если бы он был моим сыном, он бы получил воспитание благородного аса и сейчас не позорил бы себя и мой род перед сыном Одина.
— Если бы я был твоим сыном, то сбежал бы из дома еще в младенчестве, — Хагалар остановил кровь и присел за стол к Гринольву, несмотря на злобный взгляд, брошенный в его сторону. — Нет, Локи, я сделал себя сам. Все мои свершения — только мои и не принадлежат никакому славному роду. Я сам был творцом своей удачи.
— И сам же свою удачу погубил, — припечатал Гринольв. — Будь ты моим сыном, я бы не позволил.
— Будь ты моим отцом, я бы… — Хагалар не договорил, подозрительно покосившись в сторону Локи. Для царевича это был знак. Появился отличный шанс узнать правду о Хагаларе. Хоть какую-то. Старому магу это не понравится.
— Расскажи, пожалуйста, славный Гринольв, при каких обстоятельствах вы познакомились? — Локи подсел к ним. Гринольв незамедлительно поднялся со своего места, соблюдая старомодный, полузабытый этикет, и сел, только дождавшись разрешения. Царевич велел рабам принести всего самого лучшего, особенно ценного эля, и приготовился слушать.
— Тот, кого ты называешь Хагаларом, — Гринольв неопределенно кивнул в сторону мага, — один из множества моих воспитанников. Известно ли тебе, Локи, сын Одина, что последняя война длилась много столетий?
— Отец рассказывал мне о ней, — кивнул Локи, сохраняя горделивый вид. Он был прекрасно обучен манерам, так что понравиться старомодному Гринольву труда не составило.
— А известно ли тебе, что война настолько истощила Асгард, что призывали уже и женщин, и стариков, и едва оперившихся детей?
— Откуда ему знать? — тяжело вздохнул Хагалар. — Дорогой мой друг, историю уже переписали победители. Сын Одина очень юн, учился у отца, который эту самую историю фальсифицировал и романтизировал. Потомки знают о великих асах и страшных етунах.
— Возможно, мое образование несколько односторонне, — согласился Локи, — но я всегда рад услышать истину из уст очевидца событий, тем более, из уст легендарного полководца.
Рабы внесли эль и обещали, что скоро поставят на стол праздничную еду, которую-таки приготовили, несмотря на то, что Локи было совершенно не до Йоля.
— Я хочу произнести тост, — Локи встал, взяв рог в руку. — За чудесного полководца, воскресшего из мертвых, за нашу армию и наши победы!
— Отличный тост, — кивнул Гринольв и осушил свой рог залпом.
— В то время, — продолжил он, заедая тухлым мясом, — в Асгарде множество детей осталось без родителей, а часто и без дальних родственников. Твой отец приказал нам, советникам, собрать их, выкупить из других миров тех, кто попал в рабство, и поселить на своих хуторах.
— То есть создать дома призрения, — уточнил Локи.
— Именно, — кивнул Хагалар. — Причем во всех смыслах.
— Так ты, — Локи сглотнул, — ты из такого дома?
Хагалар кивнул. Локи не нашелся с ответом. Сперва он думал, что старый маг — родственник матери, потом — что один из членов последнего совета, теперь оказалось, что он вообще безродный самозванец, не знающий собственных предков, их великих деяний. И это ничтожество помыкало царевичем Асгарда весь последний год? Позор. Лучше бы ему это никогда не узнать. Зато Локи вспомнил, как Хагалар говорил ему, что был связан с двумя членами советами. Локи перечислил Гринольва, Орма и Бьерна. С кем же из оставшихся двоих? Можно попробовать наугад.
— Ты жил сперва у Гринольва, а потом у Орма? — спросил он как бы между прочим.
— Можно сказать и так, — подтвердил догадку Гринольв — Локи возликовал. — Орм Вёмудсон был моим лучшим другом и, в отличие от меня, он был искренне увлечен своими воспитанниками. Вот этот, — Гринольв ткнул Хагалара в грудь, — ему очень нравился.
Советник тяжело вздохнул.
— Ужасно тяжело терять близких друзей, — с чувством произнес Локи. — Я избавлен от этой муки, потому что у меня таких друзей просто нет.
— Значит, ты несчастлив, сын Одина, — неожиданно резко произнес Гринольв. — Если у тебя нет и не было аса, которого ты мог назвать побратимом, то ты прожил несчастливую жизнь.
— Он еще маленький, у него всё впереди, — как-то безжизненно произнес Хагалар. Былое бахвальство и азарт оставили его. Он выглядел устало, а алкоголь вовсе на него не действовал.
— Друг мой, — вдруг обратился он к Гринольву, — раз уж ты смог завладеть вниманием царственного Локи, помоги убедить его строптивое высочество в том, что если он не остановится в своих желаниях, то погубит себя.
— Я слушаю, — Гринольв сцепил руки в замок и вперился взглядом в Локи. Воспитанник Одина немного оробел от тона, которым была произнесена одна из его любимых фраз. Потом с небольшой помощью Хагалара рассказал обо всем произошедшем в поселении за последнее время, о прогрессивных идеях Раиду, опустив, однако, некоторые детали и скрыв развитую систему контактов с Мидгардом. По его словам получалось, что он просто помогает в нескольких экспериментах, которые в будущем принесут пользу Асгарду, а также пытается наладить быт преступников. Гринольв молчал долгую минуту, Локи даже показалось, что он вовсе не собирается отвечать, но Хагалар едва заметно покачал головой, призывая к молчанию. Прошло еще минуты три, и Гринольв вдруг заговорил. Размеренно и плавно, что вовсе не сочеталось с его обликом и с тем, как он вел себя ранее.
— Ты загнал себя в опасное положение, царевич Локи. За тобой нет армии, нет никаких сил. Без армии менять быт даже маленькой деревни чревато, что уж говорить о таком большом поселении убийц, воров и блудниц, как это. Приказами, не допускающими обсуждений, и громким именем ты ничего не добьешься, Хагалар прав. Всегда найдется фанатик, который всадит тебе нож в спину. И да, я настаиваю на том, чтобы ты ходил с вооруженной охраной.
— Давайте повременим, — подал голос Хагалар. — Иначе будет слишком подозрительно: охрана, появившаяся сразу после первого крупного провала, привлечет много лишнего внимания.
Гринольв кивнул, приложился к рогу и продолжил:
— Я побывал во многих мирах. Я захватывал множество деревень и городов, мне приходилось огнем и мечом устанавливать в них порядки Одина, но в нынешних условиях такой путь не подходит. Ты должен не только предложить своим подданным то, от чего нельзя отказаться, но и методы, приемлемые для них. Я местных обычаев не знаю, но советую тебе изучить их и действовать в соответствии с ними. Преданные друзья тебе помогут.
— У меня нет преданных друзей, — вздохнул Локи.
— Есть, — эхом откликнулся Хагалар. — У тебя есть я, у тебя есть Раиду.
— Сколько я понял по вашим рассказам, он из тех, кто легко может из лучшего друга превратиться в злейшего врага, — возразил Гринольв.
— Может, — кивнул Хагалар, — тут ты прав, но для этого Локи надо перестать быть его кумиром. А я сделал все, чтобы этого не случилось. Правда, мои методы ты не одобришь. Я весь год, как ты уже понял, не даю царевичу жить спокойно. Раиду об этом знает и время от времени защищает любимое божество от моих злостных нападок. Не было бы меня, он бы давно переключил свои симпатии на кого-нибудь другого.
— Узнаю методы Орма, — тяжело вздохнул Гринольв.
— Я и в самом деле многое перенял от него, — Хагалар опустил глаза. — Возможно, даже больше, чем мне кажется. Жаль, что мы с ним не виделись все эти тысячелетия, мне не хватает его советов. Я даже не знаю, где его могила. Пока тебя не было, я жил спокойно, а теперь…
Локи молча подливал медовуху то в один рог, то в другой. Он внимательно слушал и не пил вовсе — расстановка сил изменилась, похоже, в лучшую для него сторону. Он даже представить себе не мог, что отец умеет воскрешать из мертвых. Надо узнать подробности. И если действительно умеет, то это очень многое меняет.
====== Глава 74 ======
— А помнишь горячие источники? Когда у Орма травма была, а он все равно с нами? — заплетающимся языком проговорил Гринольв, едва держась в полувертикальном положении.
— Еще б не помнить, — не менее заплетающимся языком промямлил Хагалар. — Ты его так отговаривал, а он заладил своё: «Поеду и точка»… Как эта точка до ганг…ган…ганрены не довела?
Локи вальяжно полуразлегся на мягком стуле, полуприкрыл глаза и сделал вид, что спит. Обычно от алкогольных напитков асы либо засыпали, либо приходили в благодушное расположение духа и выбалтывали все свои тайные замыслы. Царевич давно освоил нехитрую науку притворства — как бы засыпал от пары кубков, а на деле подслушивал и узнавал все тайны незадачливых собеседников. За ним прочно закрепилась слава неверного собутыльника, но зато порой ему доставались такие секреты, которыми можно было шантажировать неосторожных товарищей много столетий подряд.
За последний год в его доме скопились несметные запасы алкоголя. Царица категорически возражала против общих застолий с поселенцами, да и сам Локи, разузнав достаточно о ядовитых испарениях, тяжелых металлах и реактивах, выливаемых прямо на улицу, не рискнул есть овощи с местных полей, пускай они и находились на приличном расстоянии от вотчины естественников и магов. А об экспериментах над скотом ходило такое множество преданий, что Локи даже представить себе боялся вкус мяса, если хотя бы десятая доля исследований удалась и животные дали плодовитое потомство, которым сейчас питались местные жители. Одним словом, царевич питался едой из дворца. Чем именно надлежит кормить сына Одина, решал не то сам Один, не то его супруга — Локи точно не знал, да и не имело это большого значения. Главное, что в его распоряжении всегда были мясо, рыба, водоросли, злаковые, специи, а также эль и мед.
Раиду в первый же день знакомства объяснил, что пить в поселении не следует — алкоголь может затуманить разум и помешать работе. Локи последовал ценному указанию: перешел на молоко, воду и компоты. Однако отказываться от меда, который привозили каждую неделю, он предусмотрительно не стал. Во дворце мед давно заменил воду, от нескольких кубков не пьянел ни один ас, даже самый юный. Поэтому почти за год пребывания в поселении у Локи скопилось несметное число бочонков всевозможного алкоголя, которыми можно было напоить добрую сотню бравых воинов. И пускай рабы своровали часть бесценных запасов — остатка с лихвой хватило на то, чтобы напоить незваных гостей, которые стоили если не сотни воинов, то доброго десятка.
Спаивать их было чревато, можно даже сказать, опасно, всё же Хагалар был величайшим боевым магом девяти миров (о чем не преминул напомнить за последние полчаса более десяти раз), и его разрушительной силы, вышедшей из-под контроля, хватило бы на то, чтобы разнести поселение в клочья. Однако Локи справедливо рассудил, что не он первый спаивает Хагалара, а значит, механизм отлажен, и либо маг контролирует себя даже в пьяном состоянии, либо система защиты распознает в нём угрозу и успеет утихомирить… Пусть и с летальным исходом — не столь важно. Особенно теперь, когда появилось новое действующее лицо, возможно, специально для того, чтобы заменить приставучего мага.
Гринольв был темной лошадкой. О его подвигах слагали чуть ли не больше легенд, чем о подвигах Одина Всеотца. Великий воин пробивался к власти из низов: его предки хоть и жили в столице, но не служили во дворце, отец не оставил по себе никакой памяти, даже супруга не приказала в его честь построить мост через какой-нибудь столичный канал. Гринольв получил посредственное образование, магией не владел вовсе, но делом доказал, что пятитысячелетнему владычеству магов пришел конец: даже Один признал, что ни один маг не разбирается в военном деле лучше полубезродного обычного аса. Его поставили во главе армии, и, словно грибы после дождя, полезли новые немагические брильянты. До Гринольва почти все высокие посты отдавались магам. Негласно считалось, что они — высшая ступень развития аса, что только они заслуживают всего наилучшего, заслуживают милости Одина — сильнейшего мага Асгарда. Так что появление Гринольва стало началом новой эры не только в военном деле: оно способствовало становлению сперва соперничества, а потом и паритета двух видов асов. Отныне все свободные мужчины стали равны не на страницах книги законов, а на деле.
Только сейчас Локи задумался о том, что почти ничего не знает об этом странном различии одного, казалось бы, «биологического вида», как говорили в поселении. Асы рождались двух типов: с магией и без магии. А если точнее: с одной системой сосудов, либо же с двумя. Магическая система сосудов была не такой большой и разветвленной, как кровеносная, но не менее важной для мага. Ее содержимое вырабатывалось в костном мозге, как и кровь, разносилось по организмуи служило далеко не только для заклятий и заговоров. Не у всех магов рождались маги, не у всех обычных асов рождались обычные асы.
На этом познания Локи о собственном народе заканчивались. Почему поселение до сих пор досконально не исследовало этот странный феномен? Наработки были, но слишком сырые и скомканные. В самых свежих отчетах, попадавшихся Локи на глаза, говорилось о доминантных и рецессивных признаках, но магия на доминант и рецессив раскладываться не желала. Писали что-то о сцепленном наследовании, но до сих пор не определили, что же с чем сцеплялось. Очередная занятная научная задачка, которой стоило бы уделить немного времени, но которая пока вполне могла подождать. Локи сосредоточился на полководце. Фигура Гринольва в истории Асгарда была знаменита и заметна вовсе не из-за успехов в военном деле, оказавшихся достаточно скромными на фоне достижений той же Тени впоследствии. Не за военные заслуги он был удостоен статуи на мосту, хотя сам никогда не признавал, что своим появлением уравнял асов в правах и свершил общественный переворот. Всю жизнь он дружил с магом — вроде бы Орм был магом, сколько помнил Локи, да и вряд ли не маг мог достигнуть успеха на столь разных поприщах: Орм был целителем, по-видимому, магом исцеления, но при Одине занимался снабжением, хотя Локи точно не помнил, чего именно и откуда. Освежить память стоило: если отец оживил Гринольва, то наверняка оживит и прочих советников, а уж Гринольв позаботится о том, чтобы друга оживили первым. Пускай Хагалар льет слезы из-за своей беспечности и черствости: даже если он и правда не знает, где могила Орма, точно знают отец или Хеймдалль.
Напоить Гринольва оказалось сложно. Сперва Локи казалось, что и вовсе невозможно: он выпивал один рог за другим и вовсе не пьянел, будто ему наливали ключевую воду, а не лучший асгардский эль. Царевич надеялся на то, что хмель сморит хотя бы Хагалара, и он узнает что-нибудь интересное о совместном прошлом этих двоих, но вдруг Гринольва словно подменили: его язык начал заплетаться, глаза — косеть в разные стороны, а тело явно больше не подчинялось разуму. Локи подумал было на магическое воздействие, но не почувствовал разливающегося в воздухе привычного тепла, которое выделялось при любой, даже самой слабой магии. Обрадовавшись невиданному счастью, он навострил уши.
— И все же я тебя ненавижу! — блеял захмелевший Хагалар, пьяневший постепенно, как и положено асу. — Вот просто ненавижу и всё. Друг, уж прости. Я всё понимаю. Я не подарок. Был. Но использовать на мне кнут! Магический! Это… это…
— О цверги! — Гринольв обдал собеседника зловонным дыханием, и Локи отметил, что зубы полководца оставляют желать лучшего — надо предложить ему полечиться в человеческой стоматологической клинике, которую с недавних пор облюбовали поселенцы. — Ты совсем сдурел, да? Тебе лет сколько? К четырем тысячам?
— Попрошу без преувеличений! — Хагалар попытался гордо выпрямиться, но у него не получилось. — Нет мне еще четырех тысяч. Я стар, но не настолько же! Попрошу без! Я еще не разваливаюсь!
— Ну, меньше, плевать, — Гринольв и в самом деле смачно сплюнул. — Тебе что, мало своих трех тысячелетий, чтобы понять: восьмисотлетний мальчишка подох бы от одного-един… от одного удара твоим… кнутом… и не магическим… в том числе… Ты соображаешь, что городишь, бессмертный ты наш! — Гринольв загоготал, да так громко, что Локи забеспокоился, как бы не услышали на улице нежелательные уши и не подумали бы, что кому-нибудь требуется помощь.
— Кнут — уморил! Да я виртуоз! Я могу вдарить так, что ты боли не почувствуешь.
— Я тоже вирту…. Виртуоз, — с трудом проговорил Хагалар. — Один наш точно говорил тебе о моем величии. О моих развлечениях. Но ты, я помню, не ври мне, бывал в такой жуткой ярости.
— Так пугал я тебя! — Гринольв вновь приложился к рогу. — Пугал до полусмерти, штоб неповадно было… вы… делыва…. Пакостить… Неповадно было… Мне шуба твоя дорога была слишком. Ты еще вспомни, как я орнаменты вырезал.
— И вспомню! — явно обиделся Хагалар. — Сколько крови было.
— Да царапины то были, я снимал верхний слой кожи, — Гринольв снова залился смехом. — Уморил! Ты в свои четыре…
— Три!
— Четыре тысячи мне будешь претензии предъявлять, что я тебя пытал, да? Вот только попробуй — в рожу дам.
— Не пытал, видимо, — Хагалар сложил руки на груди, и вышло у него это столь комично, что Локи чуть не выдал своего бодрствования, — но жилось мне с тобой отвратительно плохо.
— Тебе? Да ты спал, жрал, что хотел и где хотел. Тебя учил я, сам я!
— Иллюзорной болью, как же, помню, — Хагалар чокнулся рогом со лбом Гринольва и осушил в очередной раз.
— Не отвлекался бы ты на уроках, и без нее бы, — отмахнулся Гринольв и сшиб со стола парочку обглоданных костей. — Я пугал много, делал — да ничего почти. Вы, дети, такие хрупкие. Неосторожное движение — пришибешь. А вы живыми нужны были… Ну ты что, и прям в свои четы…
— Три!
— Три тысячи считаешь, что пережил бы с полсотни ударов магическим кнутом? Ты мне взрослого етуна, муспеля, какого другого великана найди, кто выживет после пятнадцати, асов таких нет, эльфов нет, ванов нет — сам проверял, — Гринольв расплылся в широкой улыбке, которая чем-то неуловимо напоминала Хагаларовскую.
— Я помню как наяву, — Хагалар качал головой, словно болванчик. — Все твои зверства. Со мной, с другими. Публичные, эти, казни…
— Казней было три, — на лбу Гринольва отразилась сложная мыслительная работа. — Ты видел одну. И за дело. Я не пытал детей, не убивал. Что, по-твоему, я тратил на вас свое время и ресурсы разоренной страны, чтоб прибить? Глупость! Мне сохранить вас надо было. Асов вырастить, нормальных, не таких как ты. Не ублюдков.
— Ну уж прости, ты меня сам растил и в большей мере, чем остальных, — Хагалар неосторожно откинулся на спинку стула и чуть не оказался на полу. — Я не просил никогда меня растить так… так… активно. Я тебя не любил никогда.
— Способная ты была гнида, талантливая, — Гринольв попытался вперить грозный взгляд в мастера магии, но у него ничего не вышло. — Слишком ты талантливая шваль оказалась… Чересчур… Это же надо было — меня запереть! Меня, обвешанного, этими, артефактами, защитными.
— Да я что? — Хагалар потер рукой скулу, на которой красовался огромный синяк. — Я во дворце времени не терял — нашел, каким артефактом ты сковываешь, выучил контру, перенаправление, усиление — и ты в ловушке. Легко. Победа! Полководец в плену!
Он захохотал, но его смех не шел ни в какое сравнение с недавним смехом Гринольва ни по зычности, ни по силе.
— Гнида ты гнида, — Гринольв потрепал Хагалара по голове. — Любимая была гнида, талантливая. Слишком. Но хоть пригодилась Одину, хоть службу какую сослужила, не зря я тебя драл.
— Я думал, скажешь, что не зря кормил, — обиженно протянул Хагалар. — Я же теперь боевой маг, лучший в девяти мирах, я и сам могу тебя драть.
— А смысл? — присвистнул Гринольв, играясь кинжалом, который Локи давеча бросил в Хагалара. — Какой толк драть того, кто не боится? Это ты мне истерики закатывал позорные. Будущий воин!
— А тебе Орм что, зря говорил, что я не воин будущий, а политик? — Хагалар хотел налить из кувшина очередную порцию эля, но тот оказался пуст. — Думаешь, я не просек, что чем громче кричишь, тем быстрее ты отпускаешь?
— Боялся я пришибить вас ненароком, — Гринольв походя, левой рукой согнул кинжал с такой силой, что тот разломился пополам. Локи едва заметно охнул: мало того, что ни один ас на его памяти не мог сломать рукой стальной кинжал, так Гринольв был еще и правшой! Если он такие финты выделывает левой, то на что же способна правая, находящаяся в непосредственной близости от неудачливого тюремщика?
— Слабые вы, дети, слишком, — уверенно добавил полководец, кидая на пол ванахеймскую дорогущую сталь.
— Зато умные и хитрые, — Хагалар с усилием снял правую руку Гринольва со своей головы. — И Орм прав был. Мне армия не мила, я политик.
— Хоть бы он был в Вальгалле! — всплакнул Гринольв.
— Давай за него! — Хагалар таки нашел полный кувшин с медом. — Давай за него, надо до дна. Такой ас был! А я, дурак, забыл о нем. А сейчас — столько воспоминаний. Как он меня в Ванахейм таскал. А какие там виды показывал! Ты вот никогда меня никуда с собой не возил!
— Вот тебя только на военных действиях не хватало! — усмехнулся Гринольв. — С твоим-то умением все разбивать и портить! Случайно. Бестолочь! Как тебя только бедный Орм терпел?
— А ты как терпел?
— А я не терпел, я учил. Мы вне занятий-то виделись? Нет.
— Потому что я старался с тобой не видеться вне занятий, но уж если ты меня к себе звал, да еще и на ночь, да в компанию твоих приятелей…
— О, сейчас опять какую-то чушь нести будешь? Ты вспомни, как тебя кормили тогда. Кому из других моих детей перепадали такие объедки?
— А Орм меня кормил со своего стола! Как равного.
— Да Орм вообще золотом был, а ты гнида поганая.
Постепенно связный разговор стал бессвязным и непонятным с немыслимым потоком оскорблений в адрес друг друга и каких-то посторонних асов, о которых Локи не имел ни малейшего представления. Мед почти не попадал в рот, а все больше проливался на стол и пол — царевич сочувствовал рабам, которым придется убирать следы пиршества. Ему стоило о многом поразмыслить. Упоминание о магическом кнуте и иллюзорной боли вызывало недоумение. Ладно еще магический кнут — пользоваться им мог кто угодно, но как Гринольв, не обладая магическими способностями, учил Хагалара с помощью иллюзорной боли, которая, по всем книгам, является чуть ли не вершиной магического искусства? Неужто и для нее создали артефакт? Если так, то, наверняка, сделали его в поселении, и можно найти записи в архивах. Но это не самое важное. Возраст Хагалара теперь известен почти точно, значит, можно предположить, кем он был при отце. Локи сосредоточился, но не вспомнил ни одного великого имени, мелькавшего во времена правления фактически двух царей: Одина и его тени. Огромная куча исполнителей, безынициативных и недостойных. Но разве заслуживает какой другой должности тот, кто не знает и не почитает собственных предков? Царевичу раньше хотелось, чтобы Хагалар оказался кем-то значимым, хотя бы шпионом отца в других мирах, но после всех сегодняшних открытий он понял, что заблуждался, что его весь год третировала мелкая сошка, которая каким-то невероятным образом способствовала исчезновению с политической арены такой мощной фигуры как Гринольв. И что странно: оба говорят «запер», а не «убил»… То есть Хагалар, на тот момент еще мальчишка, поймал полководца, возможно, по велению Одина, а тот его уже убил. Хагалар сыграл роль пушечного мяса, которое, в случае чего, не жалко отдать на растерзание взбешенному Гринольву. Слепая пешка в руках отца — вот он кто, вполне достойное занятие для безродного. Неясно, правда, чем Гринольв не угодил Одину, но при его характере сложных причин можно и не искать, ведь не прошло и нескольких зим после исчезновения одного советника, как Один собственноручно казнил прочих. Гринольв мог быть первым блином, который вышел не комом и повлек за собой цепную реакцию смертей. Что ж, прошлое гораздо интереснее, чем Локи предполагал. И сейчас должно было случиться что-то поистине ужасное, чтобы отец пошел на такой риск — на оживление советников. А ведь и тут Гринольв сыграл роль первопроходца. За подробностями придется поехать к отцу, пока же следует оценить новую расстановку сил.
Гринольв гораздо сильнее Хагалара и физически, и морально. Его поддержка очень многое может дать, и важно ее не лишиться. Полководец солидарен с магом в вопросе покорения поселения, значит, к бредням старика придется прислушаться. Тем более что теперь непрошеному советчику не дадут разгуляться — Гринольв проследит за ним, а даже если не проследит, то одно письмо сына Одина, адресованное великому полководцу, заставит его намылить шею бывшему воспитаннику, что он, судя по разговору, делал в прошлом неоднократно.
Раиду повезло. Не повезло Наутиз — она в любом случае умрет, если только Етунхейм и в самом деле не превзошел все прочие миры в науке целительства.
Локи тихо встал из-за стола — Гринольв с Хагаларом, занятые взаимным порицанием, упились до такой степени, что даже не заметили его маневра, — и бесшумно вышел из дома. Он легко нашел Ивара, приказал как можно скорее отправляться к царевнам и пригласить их в гости. Естественник выглядел спокойно и умиротворенно, будто вовсе не его брата ждала скорая позорная казнь. Локи не стал расспрашивать о причинах неуместной веселости — не до того сейчас, но стоит присмотреться к дружку повнимательнее. Он лишь отдал распоряжение насчет даров для иностранных гостий. Потом зашел в целительные дома. Еще двое ученых скончались, состояние нескольких устранителей катастроф из стабильного перешло в критическое. Целители все еще отказывались подпускать царевича к больным, а он и не стремился смотреть на искореженные тела. Он уже прочитал в интернете, как действует газ, посмотрел на изображения отравленных людей — наверняка, асы выглядят не лучше.
Когда он вернулся обратно, то нашел Гринольва и Хагалара все за тем же столом — они спали, а на пол капал драгоценный эль из разбитой бутылки. Локи велел рабам привести комнату в порядок, а также разложить на полу несколько шкур. Туда и перенесли двух бравых воинов, проигравших в битве с мирным элем. Локи не удержался и уложил их в обнимку — все равно они ничего не заметят, когда проснутся с жутчайшим похмельем.
Царевич хотел было лечь спать, несмотря на то, что близилась середина ночи — лучшее время для работы, — но потом решил, что у него есть еще одно незаконченное дело. Да и спать вместе с храпящими воинами было выше его достоинства.
Он снова вышел на улицу. За короткое время сильно похолодало — Локи обдало свежим морозным воздухом. Царевич прошел всего несколько шагов и вдруг ощутил на коже едва заметное прикосновение — с неба падал снег. Самый первый снег этого года. Царевич остановился, поднял голову, наслаждаясь морозным воздухом, подставляя лицо прекрасному первому снегу, который так любил в детстве и который сулил кучу болезней. Вспомнилась ему одна из легенд народа Алькеро, записанная в той самой книжке, которую он украл из храма. На родине племени лучников снег — явление редкое — символизировал попытку возрождения доброго Адоро и убийства злобного Арболя. Мол, сама природа время от времени жалеет несчастного доброго бога и дает ему еще один шанс победить коварного братца. Но тщетны ее попытки: Адоро каждый раз жалеет замерзающего противника, быстро укрощает снег, а коварный брат тут же нападает со спины. Печальная легенда. Хотел бы Локи жить в стране, где снег редкость и повод плясать и веселиться. Хотя поселенцы первый снег обычно тоже отмечают. Среди них есть множество любителей зимы. Раиду, к примеру… Локи остановился, подумал пару секунд, а потом, приняв судьбоносное решение, твердым шагом направился к длинному дому, где жил естественник и откуда ему запретили выходить по приказу сына Одина. Царевич надеялся увидеть Раиду расстроенного, пребывающего на грани самоубийства или чего-то еще более страшного, но уж никак не спящего. Локи так долго готовил прочувственную речь, призванную успокоить естественника, предвкушал, как тот обрадуется и бросится к нему с уверениями, что больше никогда не разгневает великого бога, и вдруг такое. Сын Одина добрую минуту стоял около лавки, на которой бесцеремонно спал Раиду. На него подозрительно косились другие обитатели дома, но заговорить не смели — боялись попасть в немилость. Будить ученого не имело смысла — пока он проснется и осознает, кто перед ним, растает всё торжество момента, но и уйти, когда вокруг столько свидетелей, никак не получится.
— Дайте мне пергамент, — попросил Локи негромко. Ему тут же принесли требуемое. Каллиграфическим почерком он написал официальное помилование — точную копию документа, который не раз видел в бумагах отца. Отдал соседу Раиду и велел передать естественнику лично в руки, когда тот проснется, а до той поры не читать содержимое.
Локи провел в доме совсем немного времени, но когда вышел на улицу, то заметил, что начавшийся было снег почти растаял — под ногами текла вода и только на некоторых крышах еще блестели красивые снежинки. Соединение асбеста с цементом — шифер — прочно вошло в практику строительства крыш, и теперь почти все они были неуютного серого цвета, а грязно-белый на его фоне был почти не виден. Локи постоял немного, подождал — вдруг снова пойдет снежная крупа. Ему очень хотелось прогуляться, возможно, даже на коне где-нибудь подальше от поселения. Хотелось поразмыслить, пробираясь сквозь снежную вьюгу. Но вьюги не было, обычная прогулка не принесет радости и успокоения, возвращаться в собственный дом, изгвазданный недавней попойкой, не было никакого желания, играть в карты — и подавно, поэтому он зашагал к дому мастеров. Ему есть, что почитать и с чем ознакомиться — ведь систему реагирования и устранения катастроф в любом случае придется менять, что бы там не говорил воскресший полководец.
====== Глава 75 ======
Прошло достаточно много времени со дня трагедии, но целители так ничего не сделали толком. Они не могли даже определить, возможно ли отравиться мидгардскими ядами через дыхание и пот, поэтому запретили любые посещения, а больных укрыли фильтрами, а также множеством приборов магического толка. Все они исправно снимали различные показатели и свидетельствовали о скорой смерти всех или, по меньшей мере, большей части покалеченных ученых. Снимать показания и анализировать их асы научились очень давно, задолго до изобретения целительных камней и мазей. Они умели диагностировать сотни, если не тысячи редких болезней, но какой в этом толк, если исцелить пострадавших нельзя, а только облегчить муку?
Несмотря на грозившую опасность, Ивар считал своим долгом проведывать умирающих друзей. Его располагающая манера общения и клятва хранить молчание обеспечили беспрепятственный проход в отделение: курирующая целительница Кауна и даже сам мастер медицины дали добро на постоянные посещения, заодно получив возможность проверять состояние здоровья добровольной жертвы. С точки зрения Ивара пора было убедиться, что заражение невозможно, и снять карантин, но медики медлили, возможно, из-за мрачного Локи, напоминающего грозовую тучу. Если бы Ивар не знал точно происхождения царевича, то предположил бы, что среди погибающих есть кто-то из его родственников. Никак иначе нельзя было объяснить странное беспокойство за чужие, никчемные для сына бога, жизни.
Ивар навещал дом исцеления ежедневно. На его глазах великие умы поселения умирали один за другим. За короткий срок он привык к смерти и безучастно наблюдал, как из целительного дома уносят обезображенные перебинтованные трупы. Когда он увидел свой первый труп — юной Берканы — тошнота подкатила к горлу: как она оказалась в фелаге по отоплению? Не естественница, а маг, да еще и со своими причудами: Наутиз не стала бы брать ее, даже если и собиралась зачаровывать трубу магией. Только по долгом размышлении Ивар понял, что Песчанка попала в фелаг по половому признаку: судя по составу фелага, Светлоокая собирала вокруг себя женщин. Возможно, чтобы показать, что женщины не хуже мужчин справляются с ответственной работой. Вышло же всё иначе. Те из несчастных, кто еще мог говорить, рассказывали разные версии произошедшего, поэтому восстановить истинную картину последних минут работы фелага не представлялось возможным. Ученые путались даже в том, что произошло сначала: замыкание, разрыв трубы или утечка газа. Локи требовал подробного отчета, но никто не мог ничего рассказать толком, а спасатели, сами превратившиеся в жертв, видели только последствия, а не сам взрыв.
Кроме умирающих, Ивар от нечего делать посещал медицинские собрания, во время которых целители спорили, что делать с трупами? Насколько они безопасны? Можно ли их утилизировать как обычно или требуется специальное захоронение? А если таки утилизировать как обычно, то таиться ли от сына Одина, который раньше к мертвым поселенцам не проявлял никакого интереса, а вокруг этих разве что не плясал, и которого меркантильное отношение к мертвым могло покоробить или шокировать? Ивар до поры до времени сомневался как в том, что трупы опасны для живых, так и в том, что Локи — бравого воина — шокируют порядки поселения, не прописанные в основном законе. Пока не стал случайным свидетелем разговора между детьми Одина. Хотя назвать произошедшее разговором можно было с большой натяжкой: как Беркана рассказала впоследствии, она отсиживалась в лабораториуме и надеялась, что ее никто не потревожит, но к ней пришёл Локи. Вряд ли он желал видеть своего магиолога, скорее, тоже искал одиночества и покоя. В результате два несостоявшихся одиночества встретились.
Ивар не присутствовал во время обмена любезностями, но проходил мимо и замедлил шаг, явственно расслышав вопрос Локи о похоронах.
— Похорон не будет… Мы… не хороним… мертвых, — донесся из лабораториума нерешительный голос Берканы. Как Ивару показалось, она устала и хотела остаться одна, но не знала, как отослать царевича.
— Это неважно. Не хороните, так сжигаете. Когда? — Локи говорил непривычно мягко, выказывая сочувствие. Ивару было очень приятно, что бог так волнуется о едва знакомых поселенцах. Расслышать ответ Беканы он не смог, а, судя по молчанию Локи, ответа не было. Ивар вовсе не желал, чтобы Локи из редкого благодушного состояния перешел в гневливо-нервное, в котором пребывал в последнее время на страх всем поселенцам, поэтому решился взять инициативу в свои руки.
— Прости, Локи, что вмешиваюсь, но Дочь Одина совершенно права, мы не хороним наших мертвых и не уничтожаем их трупы — это слишком большая расточительность, — произнес он, перешагивая порог лабораториума и кивая софелаговцам. Каскет поблескивал голубым светом на дальнем столе, а пробирки и центрифуги манили к себе обещанием интересной работы. Ивар настолько увлёкся другими проектами, что забыл о каскете и проблеме, которую так и не удалось решить.
— То есть вы препарируете ваших мертвых и изучаете их? — губы Локи скривились, что удивило Ивара: как еще, если не на трупах, познать тайны анатомии и медицины?
— Ты не совсем прав, сын Одина, если бы мы их всего лишь изучали, это бы тоже была страшная расточительность, — поспешил он рассказать всю правду. — Свежие органы можно пересадить, то есть вживить другому асу. Стволовые клетки извлечь для изучения возможных путей получения эликсира молодости. Половые клетки служат для изучения проблемы рождаемости. Тут ты целиком и полностью прав, но сколь малая часть тела используется таким образом? Ты прекрасно знаешь, что Асгард — мир бедный на всё, кроме золота и частично железной руды — болотного гематита. Из костей асов получаются гребни и ножи не хуже, чем из китовых, из жира — свечи и мыло, я уж не говорю о коже. Наши мертвые навсегда остаются с нами, мы стараемся использовать полностью их тела не только для исследований, но и для быта. И, конечно, нельзя забывать об амулетах, которые наши делают из костей своих безвременно почивших друзей.
Ивар замолчал. Молчала Беркана, с явным страхом поглядывая на царевича. Молчал и Локи, плотно сжав губы.
— То есть большая часть утвари поселения создана из поселенцев? — проговорил он едва слышно.
— Не могу точно сказать, большая ли, — Ивар удивился, что надо объяснять очевидное. — В деревянных вещах, к примеру, есть только дерево.
— Какое счастье, что в асах нет ни крахмала, ни целлюлозы, ни чугуна, ни стали! Хоть от каких-то вещей не несет мертвечиной!
Сарказм из уст бога прозвучал двусмысленно и впоследствии Ивар заметил, что Локи перевез из дворца многие предметы утвари, а перчатки носил теперь не только при исследованиях каскета. Это было столь абсурдно, что даже вызывало невольную улыбку на лице. Ученый был уверен, что скоро паранойя пройдёт: любой ас, ван или даже человек постоянно пользуется множеством вещей, созданных из мертвой природы. Однако пояснять это царевичу он не стал: его настроение менялось за доли секунды, а попасть под горячую руку бога слишком опасно.
Тот разговор с Локи был единственным запомнившимся событием последнего времени. Поселение бесконечной магии, всегда жившее своим чередом и проводившее кучу интересных экспериментов, напоминало сейчас умирающий улей или муравейник. Исследования были приостановлены, ученые сидели по домам и предпочитали лишний раз не показываться на улицах, чтобы не попасться на глаза Локи. Немногие, кому бог давал личные поручения, занимались чем-то непонятным, скорее всего, фальсификацией отчётов. Нервное напряжение ощущалось почти физически, поэтому, навещая умирающих, Ивар отдыхал душой: они, в основном, спали, а те, кто были в сознании, не пытались в тысячный раз обсудить одно и то же и нагнетать и без того напряженную обстановку. Они просто тихо умирали, избавленные от боли, насколько позволяли опиаты и кокаин. С ними было хорошо и спокойно.
Несколько минут посещения Ивар обязательно тратил на Наутиз: стоял около ее лавки и смотрел куда угодно, только не на обезображенное лицо, которое раньше с большим интересом следило за его карточными фокусами. Светлоокая ни разу не пришла в себя даже на короткое время, целители уверяли, что надежды нет, что жить ей осталось недолго. Даже ее амулет — рог Урахорн, который она носила не снимая, куда-то сгинул во время неразберихи. Ивар попытался найти его у злосчастного дома, но безрезультатно: ни его самого, ни осколков. Амулет таинственно исчез, оставив хозяйку в одиночестве бороться со смертью.
В свое время Наутиз была единственной выжившей из фелага, изучавшего радиоактивные элементы. Все погибли от лучевой болезни, а она будто и не заметила смертельной опасности. Ходили слухи, что она бессмертна, что ее тело обладает устойчивостью к любому заражению. Ее исследовали и едва не резали на куски, ею восхищались и завидовали… И вот она мертва да еще и забирает с собой почти всех немногочисленных естественниц поселения. Женская солидарность сыграла злую шутку: теперь не только логистика, но и естественная наука станут мужскими профессиями.
— Ивар… — вдруг донеслось до чуткого уха.
Естественник обернулся и с удивлением обнаружил, что Наутиз открыла глаза, точнее, то, что от них осталось. Ее дыхание было столь затруднено и прерывисто, что едва можно было что-то разобрать.
— Ивар, — прошелестела она вновь. — Локи… Это он…
— Локи? — Ивару пришлось наклониться к самым губам, чтобы понять отдельные слова.
— Он… убил меня… Гомункул… Он… — неразборчивый шепот доносился приглушенно, почти беззвучно, так что Ивар больше додумывал, чем слышал.
— Мои работы… В хранилище…. Про Локи… Он всех нас… Он шпион….
Ивар настолько не ожидал, что именно сейчас, в праздник, с ним заговорят, что немного оробел. Недаром говорили, что в ночь Дикой Охоты случаются чудеса. Надо было срочно позвать целителей, но он стоял и слушал, словно зачарованный. Какой-то из кошмаров воспаленного сознания стал для Наутиз реальностью, если он правильно разобрал её шепот. А, может, реальность и сон смешались воедино, и говорит она не с ним, а с каким-то другим Иваром, возможно, со своим мастером. Однако её исследования в любом случае представляют ценность, хорошо, что она напомнила.
— Позови… Ингвара, — прошептала Наутиз. По крайней мере, Ивару показалось, что она произнесла именно это имя, а также, что он правильно понял, какого из множества Ингваров она имела в виду.
— Хорошо, сейчас позову, — сказал он как можно мягче. Хотел добавить, что она поправится и увидит следующее лето, но в этой лжи не было никакого смысла: они оба в достаточной мере знали естественную науку, чтобы понимать, что излечимо, а что — нет. Единственное, чем могли помочь асгардские целители — это облегчить боль с помощью опиатов, но толку от них слишком мало.
Ингвара он нашел с большим трудом: сунулся в один лабораториум, в другой, сходил на главную площадь и обошел несколько жилых домов — ни одного логиста Мидгарда! С большим трудом узнал, что все они сидят в одном длинном доме по распоряжению Локи. Двери не были заперты, но выйти на улицу испытать судьбу никто не смел: поселенцы шептались о том, что надо переждать несколько дней и дать богу успокоиться, иначе он может натворить бОльшие беды, чем взорвавшаяся система отопления и разлившийся ядовитый газ вместе взятые.
Ивар не был уверен, что хоть кто-то из логистов Мидгарда не спит ночью, но ждать до утра не было никакой возможности, поэтому он смело вошел в дверь и с удивлением обнаружил, что все логисты одеты в мидгардскую одежду, сидят на лавках и при свете свечей и гаджетов занимаются каждый своим делом.
— Ингвар, нам надо поговорить, — произнес Ивар с порога, даже не поздоровавшись с остальными.
— Erzähl, was ist denn das?{?}[Рассказывай, что такое] — Ингвар рад был оказаться на улице, пускай и под пронизывающим холодным ветром — синтетическая одежда Мидгарда защищала гораздо хуже накидки из настоящей шерсти.
— Наутиз пришла в себя и хочет тебя видеть, проститься с тобой. Дни ее сочтены, если не часы.
— Оу, проститься, — лицо Ингвара скривилось. — Не, прощаться — это некруто. Я, конечно, могу к ней пойти… — он сделал выразительную паузу, — но не пойду. Еще в Хельхейме наобщаемся. Вот она умрет — и я сразу к ней. Мы общими усилиями расспросим Хель о чем-нибудь интересном. Сделаем новые фоточки! С мёртвой Наутиз. Es wird cool!{?}[это будет круто]
— Я не могу тебя принуждать, — Ивар едва скрыл удивление. — Но она попросила меня только о встрече с тобой, это единственное её желание. Она может не дожить до утра.
— Не. Найди кого-нибудь другого, она в бреду не заметит подмены, а я пас, — с этими словами Ингвар вернулся в дом и захлопнул дверь прямо перед носом естественника. Не ожидавший такого поворота Ивар хотел было ринуться за ним и достучаться до совести, но тут увидел Локи, направляющегося прямо к нему. Царевич вновь источал любезность и обаяние, столь несвойственные ему в последнее время. Он сказал, что согласен на приезд царевен Етунхейма и требует доставить их как можно скорее. Ивар вздохнул с облегчением: они точно помогут, спасут если не всех, то многих, не зря же Етунхейм во все времена славился своей целительной магией. На увещевания Ингвара нет времени, Наутиз придется подождать.
Локи шел по грязным улочкам непривычно тихого в Йоль поселения и совершенно не знал, что делать дальше. Быстро привести царевен у Ивара не получится. Даже если они согласятся помочь, им придется ждать подходящего момента, чтобы улизнуть из Ётунхейма. Возможно, к их приезду спасать будет некого, но повлиять на ситуацию Локи никак не мог. Собственная беспомощность приводила его в ярость даже сильнее, чем авария.
Он медленным шагом дошел до дома мастеров и в нерешительности остановился: смотреть бесконечные лживые отчеты не было ни сил, ни желания, слушать подобострастные речи властителей здешних мест — тоже. Лучше уж проведать каскет, о котором он не вспоминал последние несколько ночей. Тот хотя бы не врет в глаза и не скрывает ничего, кроме тайны своего восстановления.
Рассудив, что от сломанного ларца и то больше пользы, чем от местных светил науки, царевич развернулся в противоположную сторону от дома мастеров, к большой радости затаившихся в нём обитателей, которые судорожно пытались решить хотя бы одну из многочисленных проблем и не горели желанием видеть сына бога.
Каскет стоял на том же столе, где его оставили в день взрыва, а вокруг него стояли те же самые реактивы и колбы, которые так никто и не удосужился убрать. Локи собственноручно сложил в сундуки оборудование и реактивы. Каскет ничуть не изменился за последний год: был всё таким же потухшим и безжизненным. Лучшие умы Асгарда ничего не смогли с ним сделать, лучшие умы Мидгарда сдались, даже до конца не разобравшись в его свойствах. Неужто придется-таки обращаться за помощью к ётунам? Или дать событиям развиваться своим чередом, даже если поломка изначального артефакта приведет к Рагнареку?
Локи снял перчатку и дотронулся до мерцающей стенки — пальцы тут же посинели. Отдернул руку — кожа вернулась к привычному цвету. Хагалар говорил, что двуликость даст ему преимущество, да и друзья, исследовав полукровную природу, пришли к выводу, что он во многом превосходит обычных асов. Только вот сам Локи до сих пор не смог воспользоваться своими несомненными преимуществами на благо хотя бы себе, не говоря уже о других. Блестящие планы рушились один за другим. Начиная с расстроенной коронации и заканчивая водопроводом. А теперь еще и воскресший советник! Локи бросил взгляд на улицу. Незваные гости заснули, и выгнать их в ближайшее время не удастся. В дом не вернуться, а вне дома заняться нечем: поселенцы прятались, справедливо опасаясь божественного гнева. Самое разумное было бы лечь спать, только где? Он привык к походным условиям и мог заснуть где угодно. Но если кто-нибудь обнаружит его, спящего среди реактивов, то пойдут пересуды. Локи с тоской вспомнил дворцовые покои с бесчисленным количеством комнат. В поселении он был лишен царских условий, а спать в доме, где только что вусмерть напились собственные подданные, было ниже его достоинства. Да и небезопасно, учитывая их силу и скорое похмелье.
Не было никакого смысла оставаться в поселении, поэтому Локи направился к конюшне. Марципан встретил его радостным ржанием — они давно не выезжали, конь соскучился по дороге и был готов к длительной прогулке, столь необходимой для его хозяина.
Локи с удовольствием прикоснулся к лощеной гриве. О его животном в поселении заботились не хуже, чем во дворце. Надо отдать должное местным, в уходе за лошадьми они знали толк, в отличие от своей обожаемой науки.
И вот перед царевичем и его людьми раскинулись бескрайние лавовые поля, скалы и мхи, до сих пор не припорошенные снегом, несмотря на конец года. Марципан перешел на галоп, оставляя позади себя поселение со всеми его многочисленными проблемами. Через несколько часов вдалеке засверкает столица Асгарда с золотым дворцом-органом и огромными покоями с мягкими кроватями. Можно, конечно, не ездить так далеко, остаться ночевать на любом из хуторов, расположенных вдоль дороги, или даже самостоятельно разбить лагерь неподалеку от поселения, но Локи хотелось проехаться верхом, отдаться своим безрадостным мыслям и повидаться с учителем — с тем, кому он привык доверять с детства. Не всегда и не во всем, конечно, но других кандидатур всё равно не было. И это было странно. До падения с Радужного Моста у Локи было много приятелей, бывших наставников, доверенных слуг, в конце концов. Но вот он вернулся домой, и все старые связи как-то сами собой оборвались. Он не искал встреч с бывшими знакомцами, думая только о выживании, а сами старые знакомцы не пытались связаться с ним и ограничивались изысканной вежливостью при немногочисленных встречах. Обо всём об этом можно будет узнать у учителя, если тот не напился по случаю Дикой Охоты. Пробраться к нему царевич собирался через сеть тайных проходов. Он давно ими не пользовался, но надеялся, что их еще не замуровали. Катакомбы, пронизывающие дворец, имели десяток незаметных выходов неподалеку от столицы. Обычные асы считали их небольшими холодными пещерками, вечно покрытыми льдом, и только посвященные знали, куда ведут извилистые проходы.
Локи оставил Марципана вблизи мелкого болота, велел свите заночевать на ближайшем хуторе и прошел без сопровождающих около полутора миль до небольшой пещерки посреди лавового поля, в которую вполз, не жалея одежд. Вскоре проход расширился, и он смог передвигаться на четвереньках, а потом встал в полный рост, лишь чуть-чуть пригибаясь, чтобы не задеть головой низкие своды. Идти надо было осторожно, чтобы не поскользнуться и не врезаться в сталактит или сталагмит. Не хватало еще получить сотрясение мозга в знакомом с детства проходе и перепугать сперва дворец, а потом и поселение разбитой головой.
Путь был долог и неприятен: несколько раз Локи чуть не упал, запнувшись о камни, которых раньше в проходе не было, а сейчас они будто по мановению руки волшебника появлялись именно там, куда он ставил ногу. В самом начале пути он неудачно поскользнулся и приземлился на руку, чуть не вывихнув пальцы. Давно он не ходил по этому крылу катакомб, слишком давно. Царевич медленно брел в полной темноте, оберегая больную руку и считая повороты. Наконец, все препятствия остались позади, и здоровая рука нащупала подходящий проход в стене. Локи прислушался. В помещении определенно кто-то находился. Судя по шумному сопению, как раз учитель. Но он мог быть не один. В лучшем случае, с прислугой, в худшем — с друзьями или женщиной. Впрочем, если чуть-чуть отодвинуть панель и посмотреть…
В узкую щель полился неровный свет очага, устроенного прямо в полу. Учитель лежал подле него, раскинув в стороны массивные руки. Рядом не было видно ни аса, ни бутылки, ни даже какого-нибудь праздничного лакомства. Если учитель и справлял Йоль, то точно днем, а не ночью. Локи с облегчением выдохнул и отодвинул тайную дверь. Послышался скрежет: противный, знакомый с детства. Великан поднял голову.
-Твоё высочество, вот тебе и на! Рад видеть в наших краях! С праздником тебя! Жаль, что Охоты в этом году не вышло, но, может, к следующему году починят Радужный Мост, — грузный ас с трудом встал и попытался радушно обнять гостя, но Локи выставил руки в предупреждающем жесте. — Да что ты как неродной?
— Посмотри на меня внимательно и подумай, хочешь ли ты испачкать свою одежду? — царевич указал на защитный костюм, сильно пострадавший в катакомбах. Учитель прищурился. Неяркий свет очага бликовал на металлических бляшках защитного костюма, мешая разглядеть грязь и пыль. Локи не стал ничего пояснять, а прошел в глубь комнаты. Сел на массивную скамью и начал раздеваться, стряхивая пыль прямо на пол, изрисованный орнаментами.
— Я приехал к тебе отдохнуть и выспаться, а вовсе не праздновать, — пробормотал он, даже не подумав о том, что уже зиждется рассвет, а дворцовые асы привыкли спать ночью, а не утром.
— Ну коль так, то спи, — великан воздержался от вопросов и хотел было позвать слуг, но вовремя осекся — понял, что Локи приехал инкогнито. — Пойдем, ляжешь со всеми удобствами.
Они прошли в соседнюю комнату, ничем не отличающуюся от предыдущей. Учитель не любил пышного убранства и излишеств, его комнаты содержали только самую необходимую мебель и вещи. Хотя в прошлом он был неплохим воином, стены не украшали ни головы поверженных животных, ни оружие. Только в углу лежал одинокий сакс. Лежал он там, сколько Локи себя помнил. Трогать его было запрещено даже слугам, так что он давно покрылся пылью и ржавчиной. Учитель любил рассказывать легенду, связанную с этим клинком, но она была такой романтичной и слащавой, что царевич даже не пытался ее запомнить.
— Можешь остаться, — пробормотал он, закончив осмотр комнаты, в которой нечего было осматривать. — Я хочу поговорить.
— Вестимо, не просто же так ты приехал, — учитель принес несколько масляных ламп из мыльного камня и взобрался на широкую кровать, которая жалостливо заскрипела под его немалым весом. — Ну давай поговорим.
Локи задумался. У него было несколько важных вопросов, но начинать с них не хотелось. Надо прощупать почву и заговорить о чем-нибудь несущественном.
— Есть одна мелочь, которая давно тяготит меня, — осторожно начал он. — Почему мне не пишет никто из моих бывших знакомцев и друзей? С тобой некоторые приезжали, но с тех пор я ничего о них не слышал. А когда я появляюсь во дворце, меня избегают. Неужто приказ отца?
— А ётун его знает, — пожал плечами учитель. — Мне никаких распоряжений на твой счет не давали. А другие… Может, опальным тебя считают. Вот вернешься во дворец — тогда всё быстро наладится, так и знай.
— Да, наверное, — пробормотал Локи, когда понял, что учитель продолжать не собирается. — О воскрешении советника слышал?
— Как же не слышать? — учитель хмыкнул. — Все уже знают. Гринольв в пору своей юности и силы был великим воином. Только о нём сейчас и толкуют, даже женщины. А ты откуда знаешь о его появлении? Сказал кто, или лично видел?
— Лично… — перед внутренним взором Локи невольно встал образ не менее, а может и более огромного и могучего аса, чем учитель.
— А ты случайно не из его детей? — царевич скосил глаза на знакомое с детства лицо, которое неплохо читал, несмотря на обычную бесстрастность.
— Детей? — лицо приобрело удивленное выражение. — Нет, он мне даже не дальний родственник.
— Я не это имел в виду, — поправился Локи, но продолжать не стал. Если бы учитель был воспитанником великого полководца, то обязательно уже похвастался бы своим прошлым. — Ты его помнишь? Каким он был до своего исчезновения?
— Этого я тебе точно не могу сказать. Он пропал чуть не три тысячи лет назад, я тогда еще и зачат не был. Но во дворце много тех, кто его помнит. То есть было много. Сейчас померли, конечно, ну так дети их. Если тебе нужно узнать — сведу, с кем надо, хоть сейчас, дело-то нехитрое.
— Почти три тысячи лет назад, — процедил сквозь зубы Локи. Огромный срок! Какой толк разговаривать с асами, которые зналиГринольва так давно? Они всё переврут, пускай и не со зла.
— Нет, думаю, не стоит. Я хотел узнать именно твое мнение.
— Ну, своё мнение могу высказать о тех, кого лично хоть немного знаю, — учитель приподнял брови и выразительно посмотрел на Локи.
— И кого же, к примеру?
— Да хоть твоих новых приятелей из поселения.
— Что они?
— Чудные. Совсем не похожие на дворцовых асов, — учитель хмыкнул — он явно не только это хотел сказать, но почему-то не стал продолжать.
— Очень чудные и пронырливые, — кивнул Локи. — Они узнали о моем происхождении. Как думаешь, стоит сказать отцу, что тайна стала явной?
— Я бы не стал, — покачал головой великан. — Ты же знаешь папашу своего — он скор на расправу. Твоим друзьям может не поздоровиться.
Локи неопределенно кивнул. Разговор совсем не клеился даже с тем асом, который к нему расположен. Неужто он отвык от дворцовых привычек и устоев? Совсем одичал, пребывая целый год подле отверженных, называя их «друзьями». Как же фальшиво звучало это слово из уст воспитанника Одина. Судьба «друзей», их жизнь и смерть мало его заботили. Если бы ценой их жизней можно было купить собственное величие, он бы, не задумываясь, ими пожертвовал. Новых друзей найти просто, в бездне ему хватало одного дня, чтобы заручиться поддержкой любого существа, которое могло оказаться полезным, а вот обрести истинное могущество способны немногие. Локи хотел было рассказать учителю о промышленной революции и своих глобальных планах, но понял, что это пустая трата времени. Учитель — превосходный мастер своего дела, но он бесконечно далек от всего, что не касается сферы его интересов и деятельности.
— Скажи, — Локи выдержал паузу — достаточную, чтобы заинтриговать собеседника, — а лет восемьсот назад у отца был друг, которому он доверял как себе?
— Друг? — учитель нахмурил лоб. — Ну, сколько я служу у него — нет. Твой отец, сам же знаешь, не склонен заводить друзей и знаться с родственниками.
— А они у него есть? — Локи подался вперед.
— Да кто ж его знает?
— Ясно.
Снова повисла неприятная пауза.
— Ладно, послушай, — Локи набрал в грудь побольше воздуха. В конце концов, он ничего не потеряет, если спросит о Хагаларе, а может многое получить взамен. Если не информацию, то расположение учителя: любому асу приятно, когда именно ему доверяют тайну, когда именно с ним делятся самым сокровенным. Главное, дать понять, что вопрос действительно является тайной
— Я хочу поговорить с тобой откровенно. Я могу это сделать?
— Ну, попробовать точно стоит. Ты же знаешь, если смогу, я тебе помогу, — ответил учитель очень серьезно. — Но ты задаешь такие вопросы, на которые у меня самого нет ответов.
— Хорошо, я буду с тобой откровенен, — Локи с трудом сел, поскольку почувствовал, что глаза его слипаются, а потерять концентрацию прямо сейчас не входило в его планы. — С первого дня возвращения одна вещь не дает мне покоя. Точнее, один ас. В поселении я встретил странного старца, прозвище которого Хагалар. Ему чуть меньше четырех тысяч лет, и он внешне ничем не примечателен. Но весь год он пытается заставить меня выучиться у него магии. Очень настойчиво пытается. И отказы не понимает. Порой бросает странные фразы вроде «Один погубил наше счастье», «как ты меня любил в детстве» и прочее. Я его никогда раньше не видел, но, возможно, он просто сменил личину. Отец о нем ничего не говорит прямо. Как и всегда. А вот мать, женщина, как ты знаешь, доброжелательная и спокойная, впадает в ярость, когда я пытаюсь расспросить ее о Хагаларе. Отсылает меня к отцу, требует, чтобы я держался от него подальше, но ничего не объясняет. Возможно, это кровный враг ее семьи, и отец на зло ей приказал именно Хагалару следить за мной? Я не знаю ответов. Сам Хагалар о себе ничего не говорит, только отшучивается. Но сегодня ему не повезло. С самого утра к нему в поселение приехал Гринольв. Я по воле норн оказался рядом и стал свидетелем их разговора. Хагалар — один из безродных детей Гринольва. И вроде как именно он виноват в исчезновении советника много веков назад. Сам себя он постоянно называет «величайшим боевым магом девяти миров», но так в сагах называют только Суртра, а Хагалар точно не его ипостась. И еще одна значимая мелочь. Когда мы с отцом были в Ванахейме, отец посоветовал мне привезти Хагалару виски четырехтысячелетней выдержки. Такой дорогой и ценный алкоголь абы кому не дарят. А теперь скажи мне, знаешь ли ты такого аса? И если нет, то я прошу тебя приехать в поселение и посмотреть лично. Вдруг он покажется тебе знакомым.
— Не знаю, что и сказать, — протянул учитель после продолжительного молчания. — Темное какое-то дело, если судить по твоему рассказу. Приехать к тебе в тюрьму я не прочь, но только через несколько дней, сейчас есть дела. Посмотрю на твоего Хагалара, заодно можем устроить охоту с соколами. Не сезон уже, всяко, но морские птицы еще не перевелись, а мои сокола засиделись. Славная может получиться охота. Очень славная… А твой Хагалар, если из Гринольвских, то лучше спросить у самого Гринольва или у тех, кого он вырастил. Я знаю только одно: когда стало известно, что ты маг, многие придворные волшебники заявляли о своей готовности тебя обучать, всем им было отказано, многие из них потом ушли сами или таинственно исчезли.
Учитель огляделся по сторонам, будто опасался шпионов, и продолжил шепотом:
— Локи, не в этих стенах будет сказано, но твой отец несколько раз полностью менял своё окружение. И куда девались его бывшие фавориты, известно только норнам. Асы исчезали и никогда больше не появлялись.
Локи нахмурился. Он вспомнил, как путешествовал по видениям отца и видел того, кто сейчас назывался Алгиром и занимался медициной в поселении. В прошлом он был придворным целителем, а, может, и кем-то большим.
— Локи, — продолжил учитель тихо, — твой отец чрезвычайно мудр, но столь же и безжалостен. И то, что он проливает слезы над чьей-то могилой, может ничего не значить.
Царевич кивнул и отодвинулся подальше. Перед глазами встал ужас двухлетней давности, когда отец держал Тора над пропастью. Он ведь мог сразу поднять обоих сыновей на Радужный Мост, но поступил иначе. Бог должен был предвидеть попытку самоубийства, но не предвидел… Или дал событиям развиваться своим чередом. А потом устроил пышные похороны, всё в соответствии с приличиями, так что заявление Тора в Мидгарде, что все скорбели, было искренним…
Локи хотел задать следующий вопрос, как вдруг его внимание привлек черный силуэт на окне. Всеотец следит за всеми и ничто не укроется от его вездесущего взгляда.
— Здравствуй, Хугин, — Локи с трудом заставил себя встать с теплой шкуры и подойти к птице. — Передай отцу, что я приехал на несколько часов повидать учителя и что если я ему не нужен, то предпочту уехать без лишнего шума. И извинись перед ним за то, что я не присутствовал на празднике… Если вы вообще праздновали несостоявшуюся Охоту.
Ворон наклонил голову влево и поскреб лапкой по подоконнику. Царевич вспомнил, что так до конца и не разгадал таинственный шифр пернатых советников. Он многое не сделал из того, что собирался, потому что его постоянно увлекали новые идеи. Он бросал старые, едва начав. Возможно, это его и погубило. Как и еще одна мелочь, игнорировать которую в последнее время было все сложнее: он привык искать виновных вокруг себя. В поломке системы отопления виноваты Раиду, фелаг, логисты, мастера, кто угодно, только не воспитанник Одина. Как и во всех предыдущих неудачах. Первым крупным провалом стало разрушение Радужного Моста и попытка убить Тора чужими руками. Потом заведомо невыгодная сделка с Таносом, детали которой так и остались неясными. Потом поражение в Нью-Йорке, а теперь еще и водопровод. Всё, к чему Локи стремился, рушилось, даже если победа была близка. Из-за чего? Сначала помешали Хеймдаль и брат. Убей он обоих, отцу пришлось бы сделать наследником единственного сына. Потом он очень неудачно перенесся в мир читаури. В Нью-Йорке надо было не упиваться битвой, а стоять рядом с Тессерактом и атаковать скипетром каждого, кто пытался подойти — и всё, Мидгард пал бы к его ногам. По крайней мере, до появления подмоги из Асгарда. В поселении стоило лучше следить за подчиненными. Не допустить поставок смертельных газов, не ставить ничего в теплый дом, не мешать вместе два проекта — по электричеству и по отоплению.
Как и большинство асов, задним умом Локи был очень крепок, только вот многочисленные «если бы» уже не имели значения. Со случившимся ничего нельзя поделать, но он мог по крайней мере не повторять ошибок, просчитывать дальнейшие события хотя бы на шаг вперед и получать больше необходимой информации. С такими мыслями он заснул.
— Ты знал, что Локи здесь, почему же не сказал мне? — спросил Тор за завтраком.
— Думаю, он и сейчас еще здесь, — пожал плечами Один. — Взгляни в окно. Гуликамби возвещает рассвет, а твой брат в последнее время привык вставать поздно.
— Я пойду к нему, — Тор решительно отодвинул огромную тарелку с яствами. — Позову к столу. Он и так пропустил вчерашний праздник.
— Не стоит, — подала голос Фригг. — Если бы твой брат хотел разделить с нами трапезу или торжество, он бы сам спустился к нам. Мы должны уважать его мнение.
— Но зачем он здесь? — Тор внимательно посмотрел на отца. — Что вдруг привело его домой посреди ночи да еще и в канун Йоля? Что-то случилось? Или он опять задумал недоброе?
— Он передал мне, что хочет повидаться с вашим учителем пыток, — Один осушил очередной кубок, и расторопные слуги немедленно заполнили его до краев.
— В середине праздничной ночи? — Тор решительно встал. — Отец, он наверняка что-то задумал. Я должен остановить его, пока не поздно…
— Сядь! — Один чуть повысил голос, а громогласное эхо тут же повторило его, усиливая в десятки раз. — Оставь Локи в покое. Пусть делает, что хочет.
— Но…
— Мунин присмотрит за ним.
Под потолком послышалось призывное карканье. Тор поднял голову: живые глаза отца могли появляться и исчезать по мановению руки своего повелителя. По крайней мере, так казалось тем, кто не верил, что птица может летать абсолютно бесшумно. Мунин спикировал вниз, схватил куриную ножку и вместе с ней вылетел в окно. Один сделал вид, что ничего не заметил, Фригг тепло улыбнулась и покачала головой. Тор проводил птицу недовольным взглядом. Шпион Всеотца ни о чем не расскажет ему, а ведь он тоже вправе знать, чего ожидать от Локи. С тех пор, как он притащил его в Асгард, он понятия не имеет, чем занимается скользкий братец в своем мире магии и почему сбегает домой по ночам, никого не предупреждая и ни с кем из семьи не общаясь. Тор мог расспросить учителя, но тот был столь простодушен и прямолинеен, что Локи вертел им, как хотел, еще в детстве, а сейчас изворотливости у него поприбавилось. Тор мог в любой момент отправиться в поселение отверженных, но там он смотрел, а не видел. Он ничего не понимал в научной зауми, подозревал только, что именно оттуда Локи прислал Сиф таинственного наставника, который в последние дни не появлялся к немалому огорчению царственной невесты. Зато Ивар прислал ей сову. По крайней мере, Тору показалось, что это обыкновенная маленькая сова, однако Сиф пришла от птицы в полный восторг и сказала, что это сплюшка. Тор разразился бурным смехом, подумав, что это личное имя совы, но оказалось, что название вида. Отсмеявшись, Тор сказал, что хотел бы посмотреть на аса, который дал сове такое комичное название. Сиф посмотрела на него волком и заявила, что ничего смешного не видит ни в сплюшке, ни в лесном коньке, ни в пятнистом сверчке, ни в еще нескольких названиях, который Тор не запомнил, но которые он бы точно не дал птице, если бы ему довелось заниматься выбором имени. Одним словом, они чуть не поссорились с Сиф из-за птиц и расстались крайне недовольные друг другом. Раньше Сиф ловила птиц лично, это была охота, и Тор горячо поддерживал ее увлечение, считал его достойным. Теперь же она все чаще принимала птиц в дар от этого странного поселенца. Откуда только он их брал? Однако Тор привык доверять Сиф как себе, она потом и кровью доказала свою верность старшему сыну Одина. В отличие от Локи. И есть только одна возможность узнать хоть что-то о том, что творится в голове у скользкого братца.
— Отец, ты говорил, что не будешь против, если один из моих друзей, бравый воин, пересечет ворота бессмертного города.
— Не буду, — кивнул Один, даже не глядя на сына. — Но ты выбрал не лучшее время года для того, чтобы звать гостей. Со дня на день выпадет снег, красоты потускнеют, даже сейчас светового дня слишком мало. Обожди до лета.
— Не обожду, — Тор покачал головой. — Я дал ему слово, а я привык сдерживать свои обещания.
Царевич понимал, что к лету Локи успеет натворить массу дел и что откладывать визит Беннера нельзя. Да, он говорил, что человеку лучше не вмешиваться в дела Локи, но времена изменились.
— Что ж, если твоё желание столь сильно и неизменно, я разрешаю тебе привести сюда этого смертного мужа, — Всеотец говорил очень торжественно. — И если он окажется достойным, я разрешу ему остаться на твой день рождения.
— Это честь для меня и для него, отец! — Тор не ожидал такого щедрого предложения. И очень наделся, что Беннер оправдает оказанное ему доверие.
Он хотел немедленно отправиться в поселение за Тессерактом, но вдруг дверь отворилась, и стражник доложил, что Гринольв просит аудиенции у великого Всеотца, как только тот изволит откушать. Тор фыркнул на старомодное обращение и с сожалением остался на месте, чтобы послушать речи воскресшего полководца. Царевич восхищался им всю жизнь, и возродившийся фантомный образ полностью оправдал все ожидания и надежды. От Гринольва веяло непоколебимой решимостью, как и от его статуи на мосту гигантов. Разговоры с ним, его неприукрашенные рассказы о былых походах развлекали молодых асов и тешили стариков, со многими из которых Гринольв был связан близкими узами и чуть ли не родством. В свое время он совершил столько подвигов, что едва не половина дворца Асгарда считала его благодетелем и готова была присягать на верность. И хотя нынешняя армия отнеслась к нему с недоверием, его влияние постоянно увеличивалось. Это был самый достойный ас в окружении Всеотца, и Тор хотел походить на него почти во всем. Особенно в преданности Асгарду. Гринольв не скрывал, что в свое время Всеотец поступил с ним несправедливо, но даже былая вражда не мешает ему сейчас служить на благо своей страны. Одним словом, Тор восхищался Гринольвом и не мог дождаться, когда же мать доест и удалится в Фенсалир решать насущные вопросы мелкого производства.
Наконец, со столов убрали золотые тарелки, Хугин опустился на плечо Всеотцу, а царица встала подле него, словно безмолвный страж. Тор знал, что мама неплохо владеет оружием, но старается никому не показывать своих умений.
Дверь открылась, пропуская Гринольва, который напоминал темную страшную тучу. То ли он успел повздорить с кем-то с утра пораньше, то ли его мучило похмелье. Тор склонялся ко второму варианту.
— Всеотец, царица, царевич, прошу прощения, что не смог присутствовать вчера на празднике, — Гринольв изобразил положенные церемониалом поклоны, и Тор едва сдержался, чтобы не ответить ему тем же. — Я получил все интересовавшие меня документы. По поводу последней войны, — добавил он после паузы. — Я встретился с Ар… Хагаларом. Или как его теперь зовут? Неплохо посидели, Орма вспомнили… Ты не знаешь, Всеотец, он жив?
— Если и жив, то это выживший из ума глубокий старик, — ответил Один, а Тор попытался вспомнить, о каком именно Орме идет речь. Скорее всего, о советнике, но, может, и о ком другом. «Орм» — достаточно распространенное имя, во времена Гринольва «Ормов» могло быть несколько.
— Если он жив, я могу попробовать разыскать его, но хочешь ли ты увидеть старость и слабость того, кто для тебя всего несколько дней назад был молод и полон сил?
— Он даже не попытался меня найти, — процедил сквозь зубы Гринольв так тихо, так что Тору пришлось напрячь слух.
— Он пытался. Все мы пытались, и ни у кого не получилось. Даже взгляд Хеймдаля не проникает к стенам лабиринта. Мы обыскали весь дворец, все миры.
— Меня не интересуют все, — гаркнул Гринольв, когда Один замолчал. — Только он был мне настоящим другом, пусть и не побратимом. Ему я верил. И в него. А что он сделал?
— Сбежал, когда понял, что найти тебя невозможно, — спокойно пояснил Один. — Он боялся, что падет следующим. И, возможно, он был прав. Я не посылал за ним убийц, но и не интересовался его дальнейшей жизнью. Возможно, он прожил ее достойно.
— Достойно, — Гринольв скривился и оперся о колонну. — Достойно — это умереть с твоим именем на устах и попасть в Вальгаллу.
— Там его точно нет. Но это может означать, что он еще жив.
— Ну и пусть живет, — Гринольв замолчал.
Тор переводил взгляд с бесстрастного отца на злого Гринольва и обратно. Историей советников Одина он никогда не увлекался, считал, что они были всего лишь марионетками при сильном царе, которые ничего не решали и существовали только формально по многотысячелетней традиции. Но, познакомившись с Гринольвом, он изменил свое мнение и решил поискать какие-либо упоминания в книгах. Исторические деятели появлялись один за другим, и информация о них, пускай и официальная, могла пригодиться.
— Я прочитал документы, — вновь подал голос Гринольв. — Радужный Мост сломан. Нет ли другого пути в Етунхейм? Мне надо побывать там хотя бы инкогнито. Как-то же вы перемещаетесь меж мирами весь последний год.
Повисла неловкая пауза. Тор напрягся. Неужели отец расскажет о Тессеракте? Не доверять полководцу нет никакого резона, но выдавать существование таких важных артефактов тому, кто воскрес всего несколько ночей назад, Тору казалось неразумно.
— Долгое время мы никак не перемещались, однако сейчас можем это сделать, — медленно произнес Всеотец. — Мой старший сын проводит тебя в Етунхейм. И я надеюсь, что вам будет сопутствовать удача.
Тор с неудовольствием вспомнил о походе в мир гигантов два года назад, когда он самостоятельно пытался отстоять честь Асгарда и чуть не погиб и не погубил друзей и брата. Именно тогда Локи узнал о своей истинной сущности, сошел с ума от ужаса и натворил массу дел. Если бы время можно было повернуть вспять!..
====== Глава 76 ======
Ингвар вернулся к своим после невнятного разговора с Иваром, не потеряв бодрого расположения духа. Вот уж чего он точно видеть не хотел, так это покалеченные полутрупы да еще и в местный праздник, который он никогда не понимал. Хватало фильмов ужасов и сводок новостей в Мидгарде, где вечно кого-то массово убивали и взрывали. По ту сторону экрана трагедии вовсе не казались трагичными, а в родном мире Ингвар бывал достаточно редко, чтобы дистанцироваться от чужих проблем. Логисты Мидгарда были единственными близкими существами, и их проблемы он еще был готов почитать за собственные, требующие его личного вмешательства.
Дагар, с которым они мирно беседовали минут пять назад, не обратил внимания на его отлучку: всё так же сидел на полу и игрался с айфоном, в очередной раз прокручивая недавнюю запись, сделанную исподтишка на свой страх и риск.
— Я всё понять не могу, — произнес он, отчаянно зевая, — как в тщедушном Локи помещается такая силища? Гляньте, — он развернул телефон, так что все могли посмотреть запись, которую, к сожалению, нельзя было выложить на Ютуб.
— Он держит Раиду на вытянутой руке! А Раиду-то весьма крупный экземпляр, весит немало. И потом смотрите, — на маленьком экране Локи схватил диски и швырнул в стену. — CD разлетелись на мелкие осколки! Я потом несколько раз пробовал — у меня так ломать диски не получается. Как он это сделал? Причем без магии!
— Тысяча лет физических тренировок с лучшими воинами девяти миров — и таскай асов на вытянутых руках, — раздраженно бросил Фену, даже не открывая глаз: он лежал на полу и безрезультатно пытался заснуть. — Этот паразит одним ударом сломал всю мою коллекцию! «Звездные войны», «Трон», «Чужой». Кстати, не знаю, как твой айфон, а мой планшет всё норовит разрядиться.
— И что? Сбегаем в дом с электричеством из моей квартиры — зарядим, — отмахнулся Ингвар от нудного коллеги, не представлявшего жизни без мидгардских потешных изобретений.
— Трёпаный кирпич! — воскликнул он, вспомнив немыслимую просьбу Ивара. К нему тут же повернулось сразу несколько заспанных голов. Пришлось выкручиваться.
— Нехило было бы узнать, сколько нам тут сидеть, — добавил он поспешно. — Я же пропущу день рождения лучшего друга и выступление любимой рок группы. Я билеты брал чуть не за год.
— Не знаю, кто меня убьет первым: жена или шеф, — вздохнул Дагар, выключая айфон. — Если я завтра не объявлюсь и не позвоню деловым партнерам, меня могут объявить в розыск. Такими темпами нам всем придется «умереть» и заново варганить биографии. Дьявольщина! У меня была куча планов на рождество, а мы сидим тут в канун Йоля и не можем даже из дома выйти.
— Nein, das geht nicht{?}[Нет, так не пойдет], — покачал головой Алгир. — Локи всё же не пень, должен понять, что нам работать надо, а не сидеть здесь. А то звезданёмся мы знатно.
— Мы ничего не можем сделать, — подала голос целая группа логистов, расположившаяся в углу. — Чем обсуждать по кругу одно и то же, присоединились бы лучше к нам. «Шерлок» скрасит наше ожидание, особенно второй сезон. Надо же освежить его в памяти перед выходом третьего. А если его не хватит, то есть бесконечный «Доктор Хаус». Самое время посмотреть сериалы, на которые нет времени в Мидгарде.
— Что-то мы много болтаем, — заметил Ингвар. — Пора уже сходить в дом с интернетом и общими усилиями потратить наши деньги. Давно хочу купить новый Canon. Стоит он немыслимо, но раз умирать скоро и терять все деньги, то лучше так.
— А кто-нибудь в курсе, зачем мы здесь сидим? — подал голос один из трех логистов Австрии, столь похожих друг на друга, что их никто не различал. — Worauf warten wir{?}[Чего ждем]? Расследования по поводу того, кто из нас притащил зарин или иприт или что там рвануло? Что от нас хочет божественный сын Одина?
— От нас — ума не приложу! — огрызнулся в ответ Фену. — Вроде он хотел на радость нам во всем обвинить Раиду. В преступной халатности, поведшей за собой смерти… Скольких там? Ну, положим, пятнадцати асов. По законам Европы его бы просто приговорили к тюрьме, но, вот незадача, у нас тюрем нет. Если я еще хоть что-то помню из наших законов, то одно убийство равняется почти трем килограммам серебра или двадцати коровам или девяноста эллям… Для простоты возьмем сорок пять человеческих метров шерстяной ткани. Трупов у нас, как минимум, пятнадцать… Такого огромного стада коров или шерсти у Раиду нет. У него вообще ничего нет. И семьи нет, которая могла бы нести за него ответственность. Одним словом, законы Одина в нашей ситуации никак не применить. А убивать его не за что!
— Надо прямо спросить у Локи, что он решил! — нервно бросил Дагар. — Но идти к нему я опасаюсь: вон он как шеи ломает.
— Ла-ла-ла, всех не перебьет, — пропел Ингвар неизвестный никому мотив, однако не предпринял попытки подойти к незапертой двери.
— Вот ты и иди, — буркнул Дагар. — И беседуй со взбешенным богом.
— Нет, тупорылые вы мои, — Алгир встал. — Идти надо всем стадом. И объяснять нашему богу, что мы способные и с первого раза поймем, если ему что-то сказать нам надо, что если он хочет нам что-то передавать и контролировать на Земле, пусть скайп использует: там мы всегда пожалуйста в его полном распоряжении, а надолго Мидгард оставлять никак не можем: семья, работа, золотые рыбки, в конце концов — всех кормить надо. Все требуют внимания и общения.
— Точно, скайп! — Фену на удивление всем резко вскочил на ноги. — Обучим Локи обращаться со скайпом — и всё! Он сможет любого из нас вызывать виртуально и не отрывать от работы. Интернет же теперь бесперебойно работает в той же комнате, где и электричество. Бог не будет против виртуального общения. В Асгарде от нас всё равно никакой пользы нет, а так поговорить с ним мы сможем практически в любое время. Ну, кроме собраний, совещаний, работы с клиентами… Но об этом можно тактично умолчать.
Ингвар немного сконфузился из-за того, что такое простое решение пришло в голову не ему. Он мог бы придумать такой план и скрывать некоторое время. Ему позарез надо было задержаться в Асгарде и дождаться смерти Наутиз. Раньше он ходил в Хельехейм только ради бесед с Хель, теперь же сможет поговорить с душой, дружелюбно к нему настроенной. Царица мёртвых не раз упоминала, что души постепенно теряют всякое желание говорить с живыми, поэтому вызвать на беседу давно умерших друзей или родственников Ингвара не могла, а говорить с незнакомцами логист не видел смысла. Но теперь всё изменится. Пройдет всего пара дней, и у него появится собственная душа в Хельхейме, собственный осведомитель.
Логисту очень хотелось написать книгу о мире смерти глазами одного из его обитателей: он был уверен, что ничего подобного не видел еще никто в девяти мирах, особенно в Мидгарде, где можно выручить хорошие деньги за публикацию «фантастико-спиритического романа».
— Ладно, давайте так, — пробурчал Дагар, потягиваясь, — идите тогда к Локи, а я пойду в Мидгард. Есть одно важное дело… Хотя оно не займет много времени. Можете подождать. Я через часок вернусь и пойдем к богу вместе.
— Валяй, — милостиво разрешил воодушевленный Фену, и Дагар исчез, прежде чем ему успели пожелать счастливого пути.
Ведомый силой Тессеракта логист появился в Австралии неподалеку от Канберры — одного из самых отвратительных городов, которые он видел в своей жизни: по меркам асов, столица была построена совсем недавно, причем по модели американских мегаполисов. В ней переплеталась система радиальных и кольцевых улиц, на которых возвышались небоскребы, царапающие небо и свысока наблюдающие за сложными развязками, толпами людей и машинами. Хотя путеводитель утверждал, что в городской зоне выделяются пригороды и деревни, Дагар не смог заставить себя прогуляться даже по историческому центру и сделать парочку классических фотографий.
За последнее время он несколько раз телепортировался на окраину столицы: всегда тайно, всегда в то время, когда в Европе ночь, а в Австралии день. Он заходил в одну и ту же придорожную забегаловку, которая работала круглые сутки и ни разу не попыталась обсчитать его. После холода Асгарда жара Австралии ощущалась на редкость сильно, хотелось не только спать, но и пить. Градусник неумолимо показывал больше двадцати градусов по Цельсию. В то время, когда в Асгарде и Европе противно, холодно и снежно, в Австралии самый разгар тепла и света. Дагар сел у окна и только тогда позволил себе выдохнуть. От неприятного разговора с Локи укрыться удалось, а если божество еще и не отпустит их в Мидгард, то лично его совесть будет чиста — он сделал всё, что считал нужным. С такими мыслями Дагар попросил у официанта графин с лимонадом. Когда он заказывал его впервые, то надеялся почувствовать новый, чисто австралийский вкус, неведомый в Европе. Однако ему принесли обычный фруктовый сок с лимоном, имбирем и мятой — ничего особенного. Не зря Австралия столетиями была лишь тюрьмой для народов Европы. В ожидании графина Дагар набрал короткую смс и устроился поудобнее на жестком стуле, наблюдая за окрестностями. Из-за невероятной природы, манящей к себе из телевизионных фильмов и программ «Дискавери», в Австралии мечтали побывать чуть ли не все знакомые ему люди и логисты. Коалы, встречающиеся чаще бездомных собак в Европе. Экзотические птицы, расхваливающие своё чудесное оперение на все лады. Баобабы и эвкалипты, поражающие своей высотой. Каллистемон и этлингера, притягивающие к себе красотой цветов в теплое время года, то есть почти всегда. Повидавшему на своем веку многое Дагару было чему подивиться даже в столь ненавистных ему пригородах, что уж говорить о памятниках природы и национальных парках. Однако всякий раз он появлялся в Австралии ненадолго, буквально на несколько минут, и не успевал ничего толком рассмотреть. В будущем он думал прилететь сюда вместе с Торой официально, на самолете, взять напрокат джип, гида, набор экскурсий — одним словом, посмотреть на Австралию глазами человека. К его великому сожалению, пока ни у него, ни у жены не было времени на большое путешествие, подобное тому, которое Ингвар в свое время совершил по Африке.
Дверь отворилась, пропуская стайку девушек, среди которых Дагар заметил и долгожданную Ансур. Она покрасила волосы в рыжий, оделась по последней моде и выглядела великолепно — красивее и ухоженнее большинства местных женщин. Косметика Мидгарда необыкновенно шла ей, как и простая женская одежда, не прикрывавшая буквально ничего. В мире людей она была на своем месте, будто и в самом деле родилась и выросла в Австралии.
— Привет! Я так соскучилась, — Ансур обняла бесцеремонно рассматривавшего ее логиста, поцеловала в щеку по человеческой привычке. — Ну рассказывай, как у тебя дела? Ты что-нибудь взял?
— Лимонад на двоих, — ответил Дагар неспешно, принимая графин из рук официанта и разливая живительную влагу по стаканам. — У меня плохие новости. Умерла Наутиз.
— Ой… Жалко! — Ансур выпучила глаза. — А от чего?
— До сих пор точно неизвестно, — Дагар выпил, не чокаясь. — Скорее всего, от отравления зарином.
— Кошмар какой! Бедная, — Ансур опустила взгляд.
Дагар хорошо помнил, как при первой случайной встрече целительница спросила его о Наутиз. Пожалуй, только бывшая подруга интересовала беглянку. Даже собственное шаткое положение на Земле и возможная месть со стороны логистов почти не волновали ее. При этом Ансур не хотела связываться с ней, говорила, что это опасно, но просила Дагара по мере сил рассказывать о событиях поселения, об исследованиях, которыми занималась Наутиз, о ее победах (Ансур не сомневалась, что при талантах Наутиз возможны только победы и успехи). Передавала ли она полученные сведения своим подельникам, Дагар не имел понятия. Как-то спросил, сказать ли Соулу — логисту Хельхейма, хорошему другу Эвара, — о том, что они живы и что с ними всё хорошо, но Ансур категорически запретила — боялась утечки информации. И вот теперь, потеряв последнюю нить, связывающую ее с Асгардом, она точно превратится в обычную землянку.
Ансур нервным движением достала из сумочки пачку сигарет, хотела закурить, но потом вспомнила о запрете курения в помещении. Дагар знал, что одна пачка сигарет в Австралии стоит около семнадцати евро. Сам он не курил, но однажды слышал возмущение сербских туристов, на чьей родине сигареты стоили всего два евро или что-то в этом духе. Раз Ансур позволяла себе такую роскошь, как курение, значит, была достаточно обеспечена в своей новой человеческой жизни.
— Царствие ей небесное, — проговорила бывшая целительница, нервно сминая в руке дорогущую сигарету.- Ты прости, я, когда волнуюсь, всегда курю. Если есть возможность.
— Это так по-человечьи, — усмехнулся Дагар. — Я подумал, что ты должна знать правду, хотя она и болезненна… Или мне не стоило?..
— Нет, стоило, спасибо тебе, — Ансур взяла его за руку, выражая незамысловатым жестом не то боль, не то отчаяние. — Дагар, принесешь мне что-нибудь, что от нее останется?
— Кости?
Девушка неопределенно тряхнула головой.
— Да, наверное.
— Принесу. Она не одна, кстати, погибла. Случилась целая катастрофа, погибло множество ученых, — он рассказал все обстоятельства дела, назвал имена пострадавших, но они не произвели на Ансур большого впечатления, хотя некоторых она хорошо знала.
— Счастье, что я сбежала от вас, — наконец, произнесла она. — В поселении так опасно жить.
Дагар и хотел возразить, что в Мидгарде гораздо опаснее, но не стал. Утешать он не умел, да у него и не было времени. Заверив подругу, что скоро принесет кости, он вышел в туалет, а оттуда телепортировался домой. Без сомнения, он привезет ей кости и даже женские — Ансур хватит образования, чтобы отличить женские от мужских, но вот что именно Наутиз — это он гарантировать не мог. До разделки трупов его не допустят, а все ценные части будут разложены по своим качественным характеристикам, а вовсе не по тому, кому они принадлежали при жизни.
Локи проснулся только поздним утром, плавно переходившим в день. Голова болела, будто он вчера выпил столько же эля, сколько незваные гости. Учитель куда-то запропастился, предварительно заперев двери в коридор, а на подоконнике сидел вездесущий ворон и склевывал мясо с косточки. Хугин или Мунин — Локи спросонья не разобрал: птицы были похожи почти как близнецы.
— Отец меня таки вызывает? — невесело спросил он, вынимая из клюва послание, содержавшее всего несколько строк и дававшее ему полную свободу действий. За окном шел дождь, плавно переходящий в снег и снова в дождь. Царевич присел на пол около потухшего очага и задумался. Хочешь не хочешь, а придется возвращаться. Можно еще только зайти к матери и попросить ее помочь умирающим ученым, но, прав Хагалар, она ничего не сможет сделать, только зря перепугается, а с прошедшим праздником он ее заранее не поздравил, а сейчас уже поздно. Из-за Хагалара он не дописал и не отправил письмо, мать имеет полное право на него обижаться.
Локи в последний раз оглядел знакомую комнату. Не нашел в ней ничего, достойного внимания и принялся одеваться во вчерашнюю грязную одежду. Одолжить что-нибудь чистое из сундуков учителя он не мог из-за огромной разницы в росте, а идти по тайным тропам в свои покои ради переодевания посчитал пустой тратой времени. Большая часть грязи уже все равно на полу. Локи подошел к тайному лазу и открыл дверь, которую невозможно было заметить, если не знать, что она там есть. Противный скрежет резанул по ушам. Встрепенулся ворон, дважды каркнул, словно прощаясь, и вдруг спланировал с подоконника на плечо. От неожиданности царевич чуть не скинул его: рефлексы бездны давали о себе знать. Ворон, который вблизи таки оказался Мунином, посмотрел неодобрительно типичным отцовским взглядом, от которого Локи передернуло. Он попытался мягко снять с себя неожиданного попутчика, но куда там — соглядатай отца только сильнее впился когтями в куртку, норовя поцарапать кожу. Следит по приказу? Или решил собственноручно, точнее, собственнокрыльно исследовать катакомбы, в которых никогда прежде не был?
Локи в последний раз попытался снять его с плеча. Получил клювом по пальцам и без того больной руки, уныло вздохнул и углубился в тоннель. Он шел долго, преодолел, должно быть, половину пути, как вдруг вспомнил о царственных дарах. Царевны Ётунхейма прибудут в Асгард по его просьбе для оказания помощи ученым. Им надо преподнести что-нибудь изумительное. А что-нибудь изумительное находится в его дворцовых покоях, а вовсе не в поселении, куда он не брал дорогих вещей. Придется возвращаться обратно.
Родные покои встретили своего хозяина полумраком и почти полностью занавешенными окнами. Локи хотел открыть их, но потом решил не тратить зря времени — он и так преступно задержался. Ворон слетел с плеча, приземлился на кровать и принялся вышагивать туда-сюда, словно часовой. Царевич старался не обращать на него внимания и не думать о том, насколько ворон похож на своего хозяина. Сперва Локи достал себе новую одежду, в которую собрался облачиться, когда выйдет из катакомб, а потом открыл первый попавшийся сундук со скарбом и принялся почти вслепую выбирать подарок. Достойных вещичек было предостаточно. В Асгарде часто устраивались празднества, на которых царской семье подносили дорогие и ненужные мелочи. Таких вот мелочей у Локи скопилось несколько сундуков: наверху лежали многочисленные гребни с изображениями лосей и птиц, сланцевые ножи искусной работы, медведи из янтаря и даже ритуальный топор с затупленным краем, который в древности использовали для жертвоприношений. Чуть ниже обнаружились кубки из золота с рельефными изображениями драконов и цветов. В Асгарде золота не меньше, чем пемзы, в отличие от Ётунхейма, который может похвастаться только льдами и дубами. Если бы отец не похоронил коллекцию брактеатов, можно было бы подарить какой-нибудь из них. Или драгоценности. Ётуны любили драгоценности, особенно из дорогих сверкающих камней, а торок у Локи было достаточно, учитывая, что ни он, ни брат никогда не носили ничего на шее, а многие знатные гости считали своим долгом подарить замысловатое дорогое украшение.
Множество безделиц валялось на полу, и Локи копался в них, пытаясь подобрать что-то идеальное. Ворон едва слышно каркнул, не то напоминая о своем существовании, не то предупреждая о грозящей опасности. Царевич прислушался. Из-за массивной двери раздавались голоса и шаги. Во дворце жило множество достойных асов, слуг и рабов, которые постоянно шныряли туда-сюда. Но ворон прав — пора уходить. Пока Локи копался всего лишь в одном сундуке, дождь успел разойтись и кончиться, теперь с неба падали только отдельные крупицы снега, превращавшиеся в тяжелые капли у самой земли. Царевич засмотрелся на них сквозь щелку в портьерах. Вспомнил Ётунхейм, который совсем недавно лично пытался уничтожить и к которому теперь вынужден обращаться за помощью. Многое изменилось за последнее время, но одно осталось неизменным: официально ни одно живое существо не может перемещаться меж мирами без Радужного Моста. Эта простая мысль заставила Локи пнуть ближайший золотой кубок. Он совсем забыл, что официально не знаком с царевнами и их знакомство афишировать нельзя, так что ни о каких подарках не может быть и речи! Злосчастный кубок отлетел к стене и наделал столько шума, что шаги за дверью стихли. Локи затаил дыхание. Голоса послышались ближе. Ворон бесшумно опустился на плечо подобравшегося царевича и нахохлился. Легким иллюзорным заклинанием Локи укрыл царящий на полу беспорядок и едва успел вернуться в тоннель, как дверь распахнулась, и в нее кто-то вошел. Главное, чтобы не маг, умеющий смотреть ауры. Локи быстрым шагом побрел по катакомбам, совершенно забыв, что быстро ходить по ним нельзя. Он поскользнулся, упал, и на этот раз очень неудачно: снова на больную руку. И хотя кисть была закрыта вторым комплектом одежды, все равно запястье пронзила боль. Локи прикрыл глаза, сдерживая болезненный стон. Он находится почти у самых покоев, шуметь нельзя. Он с трудом встал, но коварные камни будто специально попадались на каждом шагу. Локи полностью сосредоточился на ходьбе, прощупывая почву при каждом шаге. Надо было идти теми же тоннелями, которыми он проводил друзей во дворец, а не ехать к дальнему проходу. Но теперь выбирать не приходилось: конь остался около болота, а без него путь до поселения займет часов десять, если не больше. Локи давно не был в этой части катакомб, так что даже не особенно удивился, когда руки нащупала тупик. Он настолько сосредоточился на ходьбе, что пропустил нужный поворот. Придется возвращаться. Царевич проверил сохранность ворона, о котором успел забыть. Птица обнаружилась все на том же плече и в той же позе. Словно каменное изваяние.
— Что ж, пошли обратно, — пробормотал Локи и побрел назад, держась за стену и понимая, что на ощупь не узнает местность. Он знал стены катакомб до последней трещины, но почему-то не мог разобраться, где именно оказался. Еще в детстве они с братом нарисовали карту лабиринта и выучили ее наизусть, но сейчас и она не помогала. Под то, что он чувствовал, подходило целых три места, в равной степени удаленные от его комнат. Если за последние столетия стены покрылись новыми трещинами, то определить на ощупь свое местоположение теперь вовсе невозможно!
— Только не говори мне, что отец обладает даром предвидения и послал тебя специально, чтобы ты меня отсюда вывел, — зло бросил Локи ворону, которого не видел, но чьи когти ощущал даже сквозь плотную одежду.
Мунин ничего не ответил. Ситуация приобретала опасный оборот, ведь катакомбы строились задолго до рождения царевичей и служили могилой вероятностному противнику. И хотя отец в любой момент мог выяснить местонахождение ворона и вызволить их обоих, Локи вовсе не жаждал ничьей помощи. Он сел на землю и еще раз представил себе карту со всеми подробностями. Уйти далеко от своих покоев он не мог. Если пойти назад, то он к ним вернется. Главное, никуда не сворачивать. И Локи пошел, держась за стену и считая боковые ответвления. Ворон неслышно перелетел на другое плечо. Никаких признаков жизни он не подавал и помогать не собирался. Локи предусмотрительно выставил здоровую руку вперед, поэтому не слишком сильно ударился, врезавшись в еще один тупик. Проход закончился, так никуда и не вывев. Это было неожиданно.
Локи снова уселся на землю и принялся вычислять. С левой стороны между двумя тупиками шесть проходов, сколько с другой стороны — неизвестно.
— Кар-кар-кар! — ворон так неожиданно подал голос, что Локи вздрогнул, отмахнулся от навязчивой птицы и продолжил мысленно изучать детскую карту, навеки отпечатавшуюся в памяти. Проход достаточно короткий, он не потратил и десяти минут, чтобы пройти от начала до конца…
— Кар-кар-кар, — повторил ворон в самое ухо. Три раза кар? Неужто «третий тупик»? Проход, который на их детской карте обозначался третьим тупиком. Локи прикинул вероятность своего нахождения именно там. Если при падении он потерял направление и развернулсяна девяносто градусов, то вполне мог попасть в третий тупик. Тогда второй проход справа выведет его на основную дорогу, а там до выхода по прямой. Только вот откуда ворон знает карту лучше него самого? Один выкрал ее или птица проявила самодеятельность? «Третий тупик» был их личным с братом изобретением, как и «второй», и «четвертый». Неизвестные строители много столетий назад если и составляли карты, то точно не давали дорогам таких простых названий.
Когда Локи вышел из катакомб, день был в самом разгаре. Хотелось есть и вовсе не хотелось возвращаться в поселение, но выбора не было. Царевич взобрался на недовольно пофыркивающего коня и попытался прогнать ворона, но тот не желал покидать насиженного места. Свита ждала его около болота. Локи пустил Марципана галопом, надеясь вернуться до ночи. Он оставил позади перекресток с идолом, возведенным в честь его славной кончины, и только тогда ворон расправил крылья и отчалил в сторону столицы. Локи так и не понял, что означало это сопровождение и было ли оно продиктовано волей отца.
Было совсем темно, когда он пересек ворота поселения и столкнулся с Иваром.
— Локи, я искал тебя! — приветливая улыбка и дружелюбный тон несколько скрасили неприятные впечатления минувшего дня. — Я хотел предупредить, что готов отправиться в Ётунхейм. Что именно мне говорить царевнам?
— Скажи, что я лично прошу их вылечить наших ученых, — Локи слез с коня. — Возьми с собой всяких вкусностей и предложи им серебро и украшения. Думаю, ты лучше знаешь, что им понравится.
— Осмелюсь возразить, — Ивар улыбнулся еще более заискивающе. — Лучше не упоминать о тебе, Локи. Царевны очень привязаны ко мне, в них очень сильно дружеское чувство. Если я попрошу их об услуге, то мне точно не откажут.
— Хорошо, поступай как знаешь, я тебе доверяю.
Локи радовался, что они с Иваром разговаривали на шумной улице — при посторонних ученый не стал напоминать о прямом родстве с царевнами.
— Пусть приедут как можно скорее, — добавил Локи. — Ты и сам понимаешь, что время дорого.
— Безусловно, — Ивар уточнил еще несколько деталей и откланялся.
Локи пошел к себе, надеясь, что гости убрались восвояси. Усталые рабы доложили, что убралась только половина гостей, а именно Гринольв. Хагалар пришел в себя и ждал возвращения царевича. Кроме того, приходила толпа логистов Мидгарда, которым Локи велел сидеть в доме и ждать разбирательства. Кто разрешил им покинуть импровизированную тюрьму, еще предстояло выяснить. Локи не горел желанием встречаться с Хагаларом и решил было пойти на поиски логистов, но потом рассудил, что подобный поступок бессмысленен. С логистами он и позже может разобраться, а Хагалар вряд ли уберется из его жилища, не дождавшись свою непокорную жертву.
Рабы потрудились на славу — не было видно ни следа страшной попойки. А, может, заслуга принадлежала Хагалару или даже Гринольву — об их силе Локи имел весьма слабое представление.
— Рад, что ты меня дождался, — с порога объявил он, не давая Хагалару начать разговор. В этот раз он ощущал себя хозяином положения. — И раз уж дождался, изволь ответить: кем был Гринольв на самом деле? Что ты можешь о нем сказать? Официальную версию я слышал, теперь меня интересует твоя.
Локи бросил на скамью второй комплект одежды, не менее грязный, чем первый, и выжидательно посмотрел на мага. Тот молчал, перебирая в руках камешки, источавшие приятный успокаивающий аромат. Молчал и царевич. Потом велел подать чего-нибудь съестного и побыстрее. Рабы доложили, что свинина кончилась, как и многие другие ценные запасы, остались только лебеди.
— Я жду ответа! — грозно произнес Локи, раздав все указания и повернувшись к Хагалару.
— Оух, дитя мое, — маг скривился — тяжелое похмелье давало о себе знать, — в первую очередь дай поздравлю тебя с таким подарочком, как Гринольв. Смешно, что Гринольв сам себя подарил тебе в Йоль, — маг прыснул со смеху, но, поймав на себе более чем серьезный взгляд Локи, невозмутимо продолжил. — Я не знаю, что сказать о нем. Тебе чуть больше тысячи, мне почти четыре. И я был тебя моложе, когда, — Хагалар прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Локи терпеливо ждал: учитывая, сколько вчера выпили эля, похмелье должно быть очень тяжелым. И пусть Хагалар слишком горд, чтобы открыто признать свою слабость, сейчас он опасности не представляет.
— Я был мал, — сказал Вождь едва слышно, — когда жил с Гринольвом. А потом у меня была куча важных дел. Более важных, чем проклинать его.
Маг замолчал и отпил из огромной кружки.
— Я не помню точно, как я жил. Мне не нравилось, это помню. Помню какие-то ужасы. Клеймление. Дробление костей. Чуть ли не орла. Да глупости всё это. Что-то дурное о Гринольве говорили его приятели. Что-то я сам узнавал. Слухов на хуторах было много, а видели мы его редко. Зимой обычно. Когда походов нет.
Хагалар вновь приложился к кружке. Локи терпеливо ждал.
— Ты же видишь, какой он. Огромный. Злой. Властный. Скорый на расправу. Орет так, что глиняная посуда бьётся. Как сейчас помню. Кажется. Ты просто не слышал его рыка… Так, о чем я говорил?
— О своей жизни у Гринольва, — с готовностью подсказал Локи.
— Ах, да. Так вот, это всё глупости. Всё, что я помню. Что сказал. Мы все выжили. Выросли. Вернулись в свои кланы. У кого родичи вернулись с войны. Мы же там не сиротами были. Просто родители у всех воевали. Кто-то вернулся. Остальные сами устроились. Короче, не было ничего. Ничего такого.
— Я понял, — вздохнул Локи. В таком состоянии от Хагалара было мало толку.
— Одно хочу сказать тебе, — вновь начал старик. — Держись от него подальше. Зашибет. Не физически, так волной презрения. Ты думаешь, он тебя уважает? Ха! Он уважает царевича Асгарда. Твой титул! Не тебя. Благодари меня: я отвлёк его на себя. Чтобы ты на него посмотрел, а он тебя не видел. Мне удалось. Не буди лихо. Пусть Один сам с ним воду мутит… А, и еще одно! — Хагалар поднял вверх указательный палец и долго смотрел на него, прежде чем продолжить, — Если Гринольв тебя вздумает обучать. Бою на мечах, палках, чему угодно. Откажись.
— С чего бы? — удивился Локи. — У него может быть уникальная техника.
— Уникальная техника — это у меня в обучении магии! — взвился Хагалар. — А ты, бестолочь, отказываешься! А у него всё устарело! Всё! Прошло три тысячи лет!
Хагалар уронил голову на руки и с трудом продолжил.
— Он учил меня лично. Зимой, когда приезжал. Это был ужас, мрак и слезы. Ты хочешь, чтобы тебя, мнящего о себе ётун знает что, мешали с грязью? А его милая забава давать невыполнимые задания? А использование незаконных методов вроде иллюзорной боли? Пёс с ними, ты же воин. Но ты не вынесешь его давления. Он будет желать тебя прибить. За… за всё. За любую мелочь. Он требует, а объяснять не умеет. Только унижать.
— Честно говоря, меня это не пугает, — пожал плечами Локи. — Но моё тело слишком слабо для занятий у настоящего мастера. Постоянные воспаления лёгких наложили свой отпечаток. Так что я не стану отнимать время…
— Хоть одна умная мысль! — перебил Хагалар. — Лучше магией займись.
— Хорошо, — кивнул Локи, на ходу продумывая новый план: что будет, если Хагалара обескуражить? — Я поговорю с отцом, и если он не против…
— Он будет против! — воскликнул Хагалар и снова скривился от боли в голове. — Ты же не признался, что показал себя-ётуна?
Локи смолчал. Хагалар глубоко вздохнул и попытался встать.
— Локи, пойми, я не враг тебе. Ты, правда, не помнишь, как любил меня в детстве?
— Нет, вот тебя я совершенно точно не помню. И я никого не люблю и не любил, — злорадно ответил Локи, подходя ближе. — Такого, как ты, я бы не забыл.
— Ну так я был другим, — философски заметил Хагалар. — Один не дал мне тебя учить тогда… А, неважно…
— Отчего же? Важно. Говори, — Локи навострил уши. — Если хочешь заручиться моей поддержкой, то прекрати мне лгать и всё скрывать. Расскажи правду о себе, назови свое настоящее имя, и тогда я смогу стать твоим учеником, смогу с гордостью назвать имя моего великого учителя. А отец ни о чем не узнает.
Локи испытующе посмотрел на мага. Он выиграет в любом случае. Либо узнает правду, либо от него отстанут с ученичеством.
Хагалар молчал долгую минуту, взвешивая все за и против, а потом заговорил, причем так, будто и не было у него минуты назад никакого похмелья. Локи насторожился: так быстро голова не проходит. Неужто с ним опять пытались поиграть?
— За этот год, Локи, я понял одну вещь: ты болезненно относишься к правде. От неведения или лжи ты тоже страдаешь, но все же правда — твой главный враг. Неважно, в чем она сокрыта, важно, что это правда. Моя жизнь очень тесно переплетается с твоей, теснее, чем ты думаешь. В ней было много хорошего и светлого, но много и плохого, того, о чем я жалею или, что хуже, о чем не жалею, но что ты не простишь мне, если узнаешь. Тебе будет спокойнее жить, не зная правды. Смотри.
Прежде, чем Локи успел среагировать, Хагалар схватил его за руку и перенес в Ётунхейм. При этом маг воспользовался тайной тропой, а вовсе не осколком Тессеракта. Откуда он их знает? Локи на всякий случай обнажил кинжал и огляделся: они оказались на холме, с которого открывался прекрасный вид на мрачную столицу ётунов.
— Посмотри на мир, который никак не может восстановиться после поражения тысячелетней давности. Вот дворец, где ты родился и где должен был умереть. Я помню его другим. Величественным и сияющим. Он был… Да что говорить, ты все равно не сможешь себе представить. Просто знай, что он был прекрасен. Поверь, ты был бы счастливейшим из ётунов, если бы не война. Ты бы стал четвертым царевичем Ётунхейма и служил бы своему народу… Но этому не суждено было сбыться, ты стал вторым царевичем Асгарда, — Хагалар мотнул головой, и они снова оказались в теплом доме. — Я очень рад, что ты мой подопечный, а не личный враг.
Локи не стал возражать, хотя так и не понял, зачем было телепортировать его на минуту в Ётунхейм, где он сам не раз бывал и видел дворец и всеобщую разруху. Если бы Хагалар умел показывать воспоминания и продемонстрировал процветающий Ётунхейм — вот это было бы занимательно.
— Мне бы не хотелось иметь тебя во врагах и стремиться убить. Хотя, возможно, меня бы тогда убил ты сам. Я бы, возможно, не был величайшим боевым магом девяти миров. Многое было бы по-другому…
Хагалара понесло. Локи это понял и снисходительно дал выговориться.
— Что до учебы, — старик вдруг вернулся к прежней теме, — то ты всё время говоришь о ней так, будто ты сделаешь мне одолжение, приняв мое предложение, но ведь это не так. Это я делаю тебе одолжение. Это ты должен стремиться развивать свою магию и страдать без нее. Неразвитая магия разрушает психику.
— Моей психике уже ничто не поможет, — пробормотал Локи. — Но хорошо, обучи меня владению огнем. Я прошу тебя об услуге. Я хочу узнать, что такое заниматься магией с живым учителем. Полагаю, ты не желаешь оформлять наше соглашение официально, но если что, я готов предоставить соответствующие бумаги и серебро.
Теперь пришел черед Хагалара улыбаться.
— Что ж, я попробую обучить тебя огню, Локи. Но, учитывая возраст, тебе придется приложить много сил.
— А я старательный, — хмыкнул царевич. — Это все признают.
— Старательности может быть недостаточно для полного раскрытия твоего потенциала. Но посмотрим.
— Когда?
— Да хоть сейчас!
— Нет, — Локи покачал головой. — Пока не решится вопрос с моими учеными, с революцией и всеми прочими делами, я не могу тратить время и силы на магию. Пока у меня ничего не получается в деле продвижения Асгарда к процветанию. Кто, как не мастера, должны мне помочь? Я прошу тебя о помощи. Я не могу тратить свое время на себя, пока мои подданные страдают. А как только закончим, займемся магией. Идет?
— Идет, мой расчетливый детеныш, идет, — Хагалар зловеще улыбнулся. Давнишний план наконец-то начал осуществляться. Теперь он сможет подмять под себя и Локи, и поселение.
Локи усмехнулся про себя: его план дал первые плоды. Поселенцы станут сговорчивее, а оттягивать обучение он может вечно.
====== Глава 77 ======
За несколько последних столетий Ивар ходил в Ётунхейм множество раз. Сперва под надзором никому не доверяющего стража моста, потом самостоятельно с помощью осколка Тессеракта. И каждый раз, появляясь в Ётунхейме, Ивар с тоской думал о былом величии ледяных гигантов. Сейчас их цивилизация переживала закат. В зимнюю половину года царила настоящая темнота, и гнетущее впечатление усиливалось. Разрушенный дворец, который ётуны не восстанавливали в назидание потомкам, вызывал у каждого случайного путника чувство жалости и брезгливости. В летнюю половину года, когда сходили снега, взору открывался вид на великолепные дубовые рощи, пропускающие через массив крон лишь отдельные лучи света. Ощущение разрухи и тьмы немного притуплялось, но только до очередной сильной грозы, коих за год было немало. Если на глаза не попадались жилища гигантов, Ётунхейм вполне можно было перепутать с каким-нибудь из теплых благословенных миров: Юсальвхеймом или Мидгардом. Иллюзию портили только обитатели, в летнюю пору принимавшие облик, соответствующий погоде, а также дикие звери, которых в своё время изучали ученые всех миров. Их пищеварительная и кровеносная системы были столь причудливы, что до сих пор во всех научных трудах именно их ставили в пример высшей степени приспособленности к условиям среды.
Когда-то в Ётунхейме была мощная научная школа, чья слава гремела по всем мирам. Местные ученые с большой охотой выступали на межмировых тингах, проходящих раз в десятилетие, неизменно удивляя своими глубокими исследованиями и немаловажными открытиями. Так было до окончания войны. Хотя Один Всеотец и подчеркивал, что наука и политика не связаны друг с другом, никто ему до конца не верил. Вот уже тысячу лет на межмировых тингах обсуждали бессмысленные или бросовые проекты, а о том, что на самом деле творится в лабораториумах других миров, знали только шпионы Одина. Ивар не сомневался, что они предотвращают создание какого-нибудь оружия, которое может пошатнуть владычество Асгарда и ввергнуть народы в новый виток хаоса и смуты.
За немногие официальные визиты в Етунхейм Ивар успел познакомиться с местными учеными и проникнуться чувством искреннего восторга и восхищения. Причем не к Менглед, чья сила целительства признавалась во всех мирах и к кому обращались в самых трудных случаях. Как раз она, уверенная в своем превосходстве над прочими расами и считавшая себя чуть ли не милосердным духом, способным даровать жизнь избранным, не внушала Ивару почтения. К тому же он знал, что когда Один потерял глаз во время битвы с Етунхеймом, то послал за целительницей, но она не ответила на его зов, или ее не нашли, что не имело значения. Одину пришлось возвращаться в Асгард за помощью, но прошло много времени, и целители ничего не смогли сделать. Всеотец навсегда остался одноглазым, что, правда, не помешало ему стать всевидящим.
Подобного рода рассуждения никак не внушали энтузиазм тому, кто пришел в Етунхейм просить о том, о чем асы не просили больше тысячи лет. Ивар помнил, что его незначительные болезни ему лечили мгновенно, но одно дело — он, милый друг царевен, а другое — официальное приглашение в Асгард для лечения нескольких десятков умирающих, отравившихся неизвестными газами. Ивар очень сомневался, что в Етунхейме знают, как лечить от газа, который никогда не применялся в войнах высших существ, но отступать было некуда, помочь своим он обязан, поэтому неслышной тенью шел по царственным покоям, разыскивая дочерей Лафея. Куда телепортироваться, чтобы не столкнуться ни с кем из прислуги, он знал: подруги берегли его от посторонних глаз. Но только вот обычно после телепортации он проходил всего две-три комнаты и находил их. А сейчас прошел уже десять и не заметил даже малейшего следа их пребывания. Раньше Ивар удивлялся, зачем царевнам такое количество личных помещений, но потом побывал в покоях Локи и увидел, что у того комнат если не больше, то столько же. А учитывая, что дворец Асгарда сильно походил на дворец Етунхейма, то можно было предположить, что строились они одновременно в страстном желании перещеголять друг друга. Асгардский дворец был построен из чистого золота, несмотря на кучу ограничений, которые накладывал мягкий металл, а дворец ётунов был построен на равнине, в отличие от всех прочих дворцов Етунхейма, обращенных к солнцу, до которого проще всего дотянуться с одной из многочисленных гор. Дворец етунов был двулик и обрастал ровным слоем чистейшего льда в зимнюю половину года, а дворец Асгарда по форме напоминал причудливую горную породу, встречавшуюся только в мире богов. Внутреннее убранство обоих дворцов было скорее скромным, чем шикарным, как будто создатели всю душу вложили во внешний облик, а внутренняя облицовка далась им с трудом. Со временем Гладсхейм оброс городом и превратился в столицу, а Трюмхейм представлял собой маленький город, причем прекрасно защищенный, а ближайший населенный пункт — Утгард, город торговли и мошенничества, — располагался в нескольких милях от дворца, и его жители избегали ледяной крепости.
Ивар прошел все покои, в которых обычно сидели царевны и где он мог не опасаться быть обнаруженным, но никого не встретил. Такого не случалось раньше. Царевны почти не отлучались из храмовой зоны своих покоев, где им никто не докучал. Если только на официальные обеды, прогулки или какие-нибудь собрания, требовавшие их присутствия. Ивар вернулся в покои, переоборудованные под некое подобие лабораториума, соответствовавшего етунхеймскому представлению о науке. Печи были потушены, но зола еще сохранила остатки тепла. Реактивы убраны, книги закрыты, а закладки оставлены на главах, посвященных камням, превращающим несовершенные вещи в совершенные. Главной несовершенной вещью авторы книг считали разум любого живого существа, чьи мысли полнились злобой, ненавистью и тщеславием. Если очистить разум и превратить воинственные, разрушающие народы в мирные и созидающие, то наступит настоящий мир, который никому не надо будет охранять. Ивар однажды попытался возразить, что этот камень приведет к вымиранию народов, потому что законы природы, предполагающие постоянную борьбу за выживание, нельзя просто так обойти. Можно изменить себя, но нельзя изменить природу: она не потерпит вмешательств и уничтожит «совершенный разум». Однако царевны не слушали его и говорили, что практическая сторона вопроса их мало беспокоит. Они хотят лишь создать камень, который сможет исправить все ошибки вселенной, а уже кто и как воспользуется им, не их дело. Состав возможного камня поражал: ртуть, подвергшаяся девятикратной возгонке, соль, купорос, очищенный винный спирт, селитра, нашатырь, золото. После всяких процедур вроде возгонки, дистилляции и прокаливания должен был получиться красный порошок, потом кристаллы, а потом жидкость, которая, затвердев при помощи магии, обратится в камень. Рецепт был столь странен и сложен, что Ивар не волновался: у царевен всё равно не получится создать убийственный камень. А, может, в конце концов получится, и именно он станет началом Рагнарека: одной из антинаучных сказок, в которую свято верили существа всех девяти миров, ничего не смыслящие в науке и не понимающие причинно-следственных связей. Даже сын Одина говорил о нем со всей серьезностью, и Ивар не считал для себя возможным его разубеждать. Многие были искренне убеждены, что погасшее сердце ледяного мира вскоре приведет к уничтожению Етунхейма и началу конца. Таким настроениям поддавались даже ученые, которые не занимались данным вопросом. Ивара это удивляло: как можно быть искренне убежденным в том, что артефакт, пускай и изначальный, но появившийся значительно позже Етунхейма, может существенно повлиять на климат этого мира? Или даже разрушить его полностью? Это была нелепица, но в нее многие верили.
Ивар закрыл книгу, не забыв положить закладку на место. Он не знал, когда и откуда вернутся царевны. Оставаться в Етунхейме, да еще и в женских покоях было небезопасно. Лучше спросить совета у своего мастера, который обязан решать все неразрешимые вопросы, и вернуться в Етунхейм через пару часов.
Ивар перенесся обратно в комнату для телепортаций и чуть не сбил с ног Ингвара неудачным приземлением. Послышались отборные ругательства на французском.
— Трёпаный кирпич, Ивар! — Ингвар с трудом перешел на язык асов. — Чуть не убил!
— Прости, я случайно, — Ивар демонстративно отошел на пару шагов. — Как же хорошо, что здесь нет никого, кроме тебя. Я с плохими вестями: мне не удалось найти царевен Етунхейма. Ума не приложу, куда они запропастились именно в тот день, когда так нужны. Может, увидели какое-то знамение…
— Всё возможно, — Ингвар выглядел возбужденным. — А у меня прекрасная новость, ла-ла-ла! У нас умерла Наутиз, так что я еду в Хельхейм. Сегодня заново познакомимся.
— Она умерла? Когда? — воскликнул Ивар взволновано. Эта весть буквально ошарашила его. Он так надеялся спасти подругу.
— Да только что буквально. Уже Локи доложили. У тебя какие планы на ближайшее время? Что хочешь предпринять? Не хочешь со мной пойти?
— Спасибо за предложение, но мне надо будет скоро предпринять еще одну попытку найти царевен. А ты уверен, что Наутиз захочет с тобой общаться после того, как ты не выполнил ее единственную просьбу? — с сомнением в голосе произнес Ивар.
— Проверим! — Ингвар лучился энтузиазмом и вертел в руках огромный фотоаппарат. — Ладно, мне пора. Это будет интересно. Тебе удачи! Расскажу потом подробности, приходи ко мне завтра. Договорились?
Ингвар исчез во вспышке голубого света, а Ивар, несмотря на опасность попасться Локи на глаза, пошел в дом исцеления, где умерла его подруга. Сколько ночей прошло со дня аварии? Две, три, четыре? Ивар сбился со счета. Все сбились со счета, потому что почти не спали, пытаясь хоть что-то сделать с пострадавшими и с вышедшей из строя техникой. Прошло всего несколько ночей, а Ивару казалось, будто недели, и будто женщина, лежавшая на лавке, не была той же Наутиз, которую он знал: сияющей, с энтузиазмом обсуждающей свой проект и свое будущее величие. Изуродованное тело просто не могло хранить в себе ту душу, общаться с которой отправился Ингвар в Хельхейм. Оно вообще не походило на тело живого аса, скорее на восковую куклу, подделку под живое. Вместе с душой от тела отделялось что-то еще, что делало тело живым, а воскрешение невозможным. Говорят, что душу можно вернуть из Хельхейма, но получится неодушевленное существо, лишенное чувств и эмоций, ничего не жаждущее и ни к чему не стремящееся, а вовсе не тот ас, которого все любили. И хотя Ивар видел много смертей, особенно здесь, в поселении, он никак не мог привыкнуть к тому, что трупы не походили на живых или спящих. Наблюдая за смертью водопроводного фелага, он думал, что смирился и что сможет смотреть на смерть любого из них без всякого трепета. Но только не на смерть Наутиз. Она унесла с собой слишком много тайн. То странное обвинение, брошенное Локи, ее последние исследования, о которых она просила позаботиться. Ивар не знал, будет ли у него время заняться ими, но, по крайней мере, стоило их достать из архива.
Наутиз Светлоокая пережила столько всего за свою длинную жизнь! Даже радиоактивное излучение, убившее всех ее софелаговцев. Умерла она почти как герой под знаменами промышленной революции. Сколько ей было? Больше двух тысяч, но ненамного. В прошлой жизни она была замужем, сбежала сперва от родителей, потом от мужа и осталась в поселении, потому что дальше сбегать было некуда. Почему она сбежала от мужа, если всё, что ей требовалось для развода, это при свидетелях назвать достаточно вескую причину, которую всегда можно придумать? Ивар уже никогда не узнает, что двигало ей. Возможно, просто жажда приключений, не свойственная обычным женщинам. Потомков от нее не осталось: в заворотном мире она не успела завести детей, а значит, память о ней сотрется через одно-два поколения. Сколько таких вот «наутиз» жило в поселении за всё время его существования? Сотни. И многие из них посвятили себя науке. Какая именно Наутиз занималась печатным станком и электричеством, скоро никто не вспомнит.
Обрекая себя на жизнь в поселении, ас терял своё имя и свой род, фактически вычеркивал себя из истории Асгарда. Альтернатива почти у всех была смерть в обычном мире. Малодушные асы, подобные самому Ивару, покупали физическую жизнь сегодняшнего дня ценой забвения в будущем. И хотя у Ивара были дети, оставшиеся там, за воротами, в прошлой жизни, он знал, что они сохранят память о нем как об убийце и мятежнике, а вовсе не как о великом ученом, который многое сделал для Асгарда.
Ивар наблюдал, как целители занимаются трупом его подруги: раздевают, режут, исследуют внутренние органы. Тело, и без того слабо походившее на живую Наутиз, медленно расчленяли, отделяя кости, мясо, кожу. А будь это подготовка к обычным похоронам, тело оставили бы целым и наоборот залепили бы воском все отверстия, чтобы помешать мятежному духу покинуть свое пристанище. Потом проломили бы стену в доме, дабы не осквернить покойником общие двери, вынесли тело и заделали дыру. Как же обычные асы боятся трупов, боятся, что дурной покойник вернется к ним драусом и потребует виру. И насколько ученые поселения равнодушны к старинным поверьям.
Ивар стоял в отдалении и наблюдал за разделкой, пребывая в апатии. Его не гнали, но и помощи не просили: привыкли, что он постоянно находится при больных, воспринимали его почти как предмет мебели.
— Дагар, логист Мидгарда, просил что-нибудь ему отложить, — подала голос Кауна. — Какую-нибудь косточку. Имейте это в виду.
Ивар очнулся от своего странного забытья. Он совсем забыл сходить к мастеру. Прошло уже достаточно времени, можно попробовать вновь навестить царевен. И пусть в этот раз удача будет на его стороне!
Урур не находил себе места с того самого дня, как стало известно примерное число погибших. Около тридцати асов — немыслимая потеря, и ведь он мог оказаться в их числе — Наутиз предлагала ему вступить в фелаг и утереть нос Раиду. Что ж, со своей миссией она справилась блестяще — Раиду впал в немилость своего господина, только вот будь цена известна заранее, она не устроила бы ни Наутиз, ни её софелаговцев.
Никто не ожидал взрыва такой ужасной мощи. Да еще и электричество, и газ, будь он неладен! Словно норны специально измывались над поселением, плетя на полотне судьбы самые жуткие и корявые узоры.
Первое, что сделал Урур, как только узнал подробности произошедшего — велел убрать из своего отапливаемого дома всё, что могло хотя бы немного повредиться в случае взрыва. Он считал, что его расчеты верны, что отопление, основанное на одной из фракций нефти, не может дать сбой, но теперь сомневался. Локи чуть не убил Раиду — своего лучшего друга, что же будет с ним, если сломается второй водопровод? Умирать не хотелось, бежать было некуда, а обратиться за помощью было не к кому: при взрыве погибли буквально все естественники, с которыми он хорошо ладил и совместно работал. И Наутиз, и двое неразлучных приятелей, с которыми он делил ночлег, и даже очень опытная немолодая Хозяйка Змеи — так ее стали называть после того, как Локи подарил ей вместо лягушек многоногую змею из Фенсалира. Змея была магической, поэтому, несмотря на то, что присутствовала во время взрыва и отравления, выбралась из дома и на всех парах, перебирая многочисленными ножками, унеслась подальше от места основных событий. Немногочисленные асы, находившиеся на улице в момент взрыва и попрятавшиеся в дома только после объявления тревоги, говорили, что змея развила фантастическую для ее размера скорость. Куда она делась, никто не знал, но буквально через пару ночей Урур проснулся поздним вечером от тяжести на груди: змея разлеглась на нем, расставив в стороны многочисленные ноги, и довольно посапывала, порой переходя на храп, хотя Урур до этого был уверен, что змеи не храпят. За последние несколько ночей избавиться от змеи ему не удалось: она сидела на плече, обматывалась вокруг шеи или заползала в сапог и шипела при попытке обуться. Так Урур превратился в Хозяина Змеи и тайно надеялся, что магическая рептилия защитит его от гнева своего создателя — то бишь, самого Локи. Однако рассчитывать только на помощь змеи он не желал, поэтому, несмотря на всеобщую занятость, переговорил с мастерами магии и естественной науки — Хагаларом и Иваром.
Хагалар посоветовал перечитать Грагас* и заверил, что никакие казни божество вершить не будет, что даже в большом Асгарде смертью карается только изнасилование, кража или мужеложство. Ни в чем подобном Урура точно обвинить нельзя, а наложить штраф в коровах или тканях всё равно невозможно, так что бояться нечего. Если Урур все же боится, то пусть быстренько освоит обращение с топором или рогатиной, чтобы, в случае чего, дать отпор взбешенному богу. «Победить ты, конечно, не победишь, но Локи так удивится тому, что ему кто-то пытается противостоять и вообще умеет держать оружие в руках, что сразу тебя простит». Урур так и не понял, была ли это шутка.
Ивар посоветовал провести испытание на повышение давления. Возможно, если вторая система отопления покажет себя хорошо, Локи сменит гнев на милость к всеобщему удовольствию. Урур не нашел ничего лучшего, кроме как обратиться за помощью к Поэтическому Лагуру. Во-первых, потому что тот отличался незаурядными талантами, во-вторых, потому что был приближен к Локи. Раньше Уруру не приходилось с ним работать, и о его отстраненности он не имел ни малейшего представления, так что далеко не сразу понял, что естественник не издевается, отказываясь обсуждать проект. Он ознакомился с чертежами и документами, но, как показалось бедному Уруру, больше для того, чтобы его успокоить: ученый не был уверен, что тот действительно прочитал многочисленные листы. Потом попросил показать систему и объяснить, как что работает. Урур старался, как мог, показывал, размахивал руками, тыкал пальцами в чертежи, но на лице Лагура не проявилось даже тени понимания, а «Страдания юного Вертера» интересовали его явно больше, чем проблемы нефтяного отопления. Получив всю возможную информацию, он попросил оставить его одного.
Урур ушел, но нигде не мог найти упокоения. Сунулся было к Наутиз, но его не пустили, заявив, что газ опасен. Кауна выглядела сильно раздраженной и уступать не желала даже угрозам и настойчивым просьбам. Привлеченный криками и руганью заглянул в дом исцеления мастер логистов, и от него Урур узнал, что по приказу Локи все логисты Мидгарда заперты в поселении и не могут работать.
— А Мидгард, солнце моё, — вздохнул старик, — это не Етунхейм или Муспельхейм. Там все за всеми следят, просто так на несколько дней выпасть из жизни не получится. Ох и получим мы проблем с нашим Локи, ох и получим…
— Ну не всё одни проблемы, — перебил его мастер медицины, в очередной раз лично закончивший обход пострадавших. — Локи, наоборот, действует очень разумно: буквально только что распорядился пригласить царевен Етунхейма, еще приказал, чтобы все ученые, которые в сознании, передали свои дела живым и по возможности расписали свои последние наработки. Да и твоим логистам он, наконец-то, запретил притаскивать всякую дрянь из Мидгарда без надлежащей проверки.
— Ах, дрянь! Кто бы говорил про дрянь!
Урур незаметно покинул дом исцеления, не желая принимать участия в конфликте, его не касавшемся. Все поселенцы были на нервах, особенно мастера, которым больше других доставалось от Локи, и на чьих плечах лежала огромная ответственность. Любая ссора могла легко перерасти в драку. Урур и сам был бы рад кого-нибудь ударить, а еще лучше — задушить, чтобы снять нервное напряжение и неприятное ожидание возможной казни. В конце концов, он в поселение попал из-за ложных обвинений в убийстве той самой Наутиз! Он ничего плохого в жизни не сделал, но оказался среди преступников. Стараясь сдержать негодование, он вернулся к Лагуру, который даже не сменил позы.
— Na und was{?}[Ну так что]? — глухо спросил он.
— Ты ждешь ответа? Рано ты пришел, — пропел Лагур. — Мне нужно время больше, чем обычно. Не знал я раньше о затее с нефтью, познать ее так быстро непривычно.
Урур скрипнул зубами, но все же сдержался.
— Хорошо, когда?
— Быть может, день, а может, два иль три, неделя, месяц — сколь угодно много…
Урур не удержался и пулей вылетел из собственного дома отопления. Если раньше он страстно желал, чтобы ничего не случилось, то теперь хотел обратного: чтобы нефть взорвалась прямо сейчас и похоронила под собой незадачливого Лагура.
На этот раз удача сопутствовала Ивару в большей мере. Он перенесся в те же покои, нашел их пустыми и решил немного подождать, прежде чем докладывать Локи о провале. Однако не прошло и получаса, как в отдалении послышались голоса. Ивар едва успел спрятаться среди многочисленного оборудования, как в комнату вошли празднично разукрашенные етунши. Их тела вместо привычного голубого цвета покрывал красный и оранжевый. Они несли на носилках старшую царевну Етунхейма. Ивар забыл, как дышать. Неужто с ней что-то случилось? Процессия не заметила его и прошла в соседнее помещение и только тут Ивар понял, что происходит: Йоль! Конечно же, етуны же празднуют Дикую Охоту тринадцать дней, причем совсем не так, как асы. Это было очень неудачно. Все праздники в Етунхейме были так или иначе связаны с религией, и жрицы принимали в них непосредственное участие. Ивар по шагам пытался вычислить, насколько далеко от него отдалились, и насчитал не более пяти-шести комнат. Он выжидал, пока процессия не покинет покои. Издалека доносились пение и молитвы, по крайней мере, так казалось Ивару, хотя древнеётунский он знал весьма посредственно. Прятаться среди приборов было неудобно, а еще сильно хотелось есть. Он уже думал вернуться в Асгард, обождать немного и пойти в третий раз, но потом решил, что это слишком опасно. Наконец, спустя бесконечный час, за который Ивар вспомнил все известные ему поэмы и баллады, торжественная процессия удалилась, причем без старшей царевны. Ученый выждал еще несколько минут и бросился к подруге. Та стояла на коленях в центре комнаты, испещренной кругами и таинственными знаками. Ивар точно знал, что несколько часов назад комната была девственно чиста. Он побоялся войти в бликующие всеми цветами радуги круги и только окликнул хозяйку.
— Старшая царевна!
Великанша повернула голову, посмотрела на него как на чужого и заговорила на етунском языке, чего никогда не позволяла себе ранее. Ее речь сразу стала гораздо менее чудной, чем обычно, но Ивар далеко не все слова понимал и частично додумывал.
— Ты не вовремя, Звезда Любви, уходи. Мне нужно закончить обряд. Приходи через одиннадцать дней.
— Я не могу, царевна, мне очень нужна твоя помощь! Выслушай! — Ивар опустился на колени и заговорил быстро, но четко на языке асов. — У нас большая беда, многие мои друзья при смерти. Мы умоляем вас пойти в Асгард и помочь!
— Плохое время вы выбрали, — покачала головой старшая царевна. — Сейчас время Йоля, у нас совершаются обряды. Мы не можем никуда уйти.
— Но я умоляю тебя. Как друга! Как… сестру нашего царевича!
— О Лаугиэ! — воскликнула царевна. — Благословенное проклятое дитя. Звезда Счастья, ни я, ни сестра не можем уйти отсюда, но троих или четверых, кому хуже всего, ты можешь привести сюда.
— Но как ты сможешь их лечить, если занята молитвами?
— Обряды конца года призывают древние силы и творят чудеса. Я не буду их лечить, но если так будет угодно духам Етунхейма, то твои друзья выздоровеют.
— Но станут ли духи Етунхейма исцелять врагов собственного мира? — с недоверием переспросил Ивар.
— Духи выше наших сражений и разногласий, — царевна подняла руки к потолку. — Четыре угла этой комнаты — сосредоточение великих сил. В каждом из них может находиться несчастный. И тогда, возможно, боги смилостивятся и вылечат даже то, что вылечить нельзя. Если будет один, то он точно выздоровеет, ведь на него уйдут все силы, если больше, то силы разделятся, и я не могу ничего обещать. Подумай, моя Бесконечная Любовь. И если согласишься, то я предупрежу сестру, когда ее вернут. Попрошу, чтобы она закрыла покои и чтобы меня не беспокоили, ведь я обращаюсь к самым потаенным высшим силам. Подумай, моя Звезда, у тебя чуть меньше суток, пока я здесь одна. Но прошу, не мешай мне больше. Не гневи духов. Если согласишься, то просто доставь сюда пострадавших, я сама всё сделаю. А теперь уходи.
С этими словами она закрыла глаза и вытянулась, словно натянутая струна. Ивар наблюдал фантастическое зрелище: радужные искры, скользившие по полу, собрались к ногам царевны, прошли сквозь ее раскрашенное тело и вырвались через руки прямо к потолку разноцветным потоком, напоминающим Радужный Мост. Луч расщепил ледяной потолок и вырвался в темное небо, осветив его и разогнав тучи. Никогда в жизни Ивар не видел такого великолепия, но не мог позволить себе долго любоваться. Локи должен решить, кого из ученых отправить на заклание.
Алгир не любил пить по вечерам ванахеймский кофе. Откровенно говоря, он не любил ничего, кроме крепкого эля и кислой молочной сыворотки сиры, но иногда требовалось что-то бодрящее, придающее сил. Тогда он вспоминал о запасах, привезенных много столетий назад из далекого Ванахейма, а также о Маннаре, который умел готовить кофе столь искусно, что его можно было выпить, а не выплюнуть. Сейчас в ожидании приезда царевен Етунхейма в сопровождении незаменимого Ивара, Алгир пытался победить небольшую чашку кофе, заедая вяленой пикшой. Но даже любимая рыба не могла перебить мерзкого вкуса: целитель поморщился, что не укрылось от глаз чересчур прозорливого Маннара.
— Ruhiger, ruhiger{?}[Спокойнее, спокойнее], — проговорил он мягко. — Успокойся, а то выпущу какое-нибудь из своих заклинаний. У меня же их много, ты не забыл? Есть и совсем безобидные, успокоительные.
— Только не надо заклинаний, — пробурчал Алгир. — Ты бы лучше обрадовал Локи тем, что заклинание для Радужного Моста готово.
— Обрадую, конечно, обрадую, — Маннар цедил березовый сок, который ему за что-то презентовал Ивар. Обычно просто так он никого не угощал ни шипучими напитками, ни березовым соком, значит, Маннар оказал ему какую-то значимую услугу, и Алгир многое бы отдал, чтобы узнать, какую именно. Еще не хватало, что бесконечные закрома Маннара достались этого скользкому гордецу. Назойливый, хвастливый маг никогда не нравился Алгиру. Жаль, что не он погиб во время взрыва.
— Es ist noch zu früh Loki zu freuen{?}[Сейчас рано Локи радовать], — продолжил Маннар. — Ему не до моста, к сожалению. И нам не до него: вспомни, что логисты говорят — в других мирах неспокойно, новый Радужный Мост может стать для Асгарда не благом, а гибелью, — Маннар помолчал. — Да и Локи ли надо им радовать? Возможно, что и Хагалара. Он же говорит, что присматривает за царевичем, и он же имеет связь с Одином.
— Ему нельзя присматривать за Локи, — пробурчал Алгир. — Былое безумие просыпается.
— Безумие? А по нему и не скажешь, — удивился Маннар. — Сказать по правде, Хагалар видится мне одним из самых мудрых и спокойных асов нашего маленького мирка. Конечно, он вздорный и часто говорит то, что думает, но это такие мелочи. Сейчас он держится молодцом. Когда все в таком состоянии, когда все боятся и грустят…
— Да я вообще не понимаю, что сейчас происходит! — Алгир с трудом допил кофе, но лучше ему не стало. — Ты не знаешь, что от нас теперь хочет Локи?
— Всем известно, чего он хочет — чтобы больше не было взрывов и других крупных трагедий.
— Но сделать-то с этим ничего нельзя. Они были и будут!
— Я думаю, что здесь мы, как старшие жители поселения, должны помочь ему разобраться, — предложил Маннар. — Я не о себя даже. О тебе, к примеру, или еще о ком. Царевич Локи все время общается только с юными асами: со своими ровесниками или чуть старше, но ведь у них нет мудрости и житейского опыта, подобного нашим. К тому же мы не тинг, то есть точно не враги ему.
— Опасно, — фыркнул Алгир. — Пока он вроде как заботится о пострадавших и о тех знаниях, которые они унесут с собой в Хельхейм, но кроме того он же сказал, что теперь всё будет по-другому. Что будет по-другому? Как будет? Что тинг думает по этому поводу? Все ходят нервные, все ругаются друг с другом. Такого еще никогда не было, даже когда погибло пятьдесят или шестьдесят наших разом.
— Помню. Es war eine schreckliche Geschichte{?}[Кошмарная была история], — кивнул Маннар. — Но я не думаю, что сын Одина желает нам зла, а вот то, что он очень юн — очевидно. Я думаю, что нам следует с ним поговорить, при удобном случае, разумеется.
— Он, конечно, дело говорит, что мы отстали от Мидгарда, — Алгир постучал пальцами по столу. — «Титаник» поразил даже меня, а ведь его люди сделали пять поколений назад. Локи правильно говорит, что надо что-то менять, но за что хвататься? Как действовать? Сколько я понял, четкого плана у него нет.
— Так если бы и был, кто бы его воплотил в жизнь? Асов ведь так мало, — Маннар взял в руки чашку с оттиском кабана. — Еще будешь?
Алгир отрицательно покачал головой.
— Для кого стараться, если мы скоро вымрем?
— Если бы хоть кто-то здесь умел считать, то давно понял бы, что мы в любом случае не вымрем, — раздраженно бросил Алгир.— Не надо предпринимать никаких глобальных шагов, чтобы выжить, стоит просто чуть-чуть изменить традиции. Ну, смотри, — он взял пергамент и начал рисовать.
— Женское совершеннолетие в последнее время сместилось в сторону полутора тысяч лет, но ведь замуж девочка может выйти и в тысячу. Ну, а ребенка лучше заводить к тысяча двумстам годам. Пускай. Вот в тысяча двести лет появляется первый ребенок, проходит в среднем около пятисот лет — появляется второй — ей к тому моменту всего тысяча семьсот. В две тысячи двести — третий, а в две тысячи семьсот — четвертый. Каждая женщина может родить четырех здоровых детей, пусть и с большой разницей в возрасте. С болезнями мы давно справились, голод побеждаем с помощью Ванехейма и Мидгарда — Локи в этот раз неплохо справился, войн сейчас нет, так что все дети окружены десятками взрослых. Вот и все. Надо просто обязать всех здоровых женщин рожать трех–четырех детей. Не надо никаких сложностей с Мидгардом, с исследованием там наших девушек, которое еще неизвестно, к чему приведет.
— Дело ты говоришь, — кивнул Маннар. — Но даже если мы сможем донести наши идеи до Локи, то он же ничего не сможет сделать вне поселения.
— А вот это надо посмотреть, — Алгир понизил голос до шепота. — Чисто теоретически мы можем подобрать решение практически всех проблем Асгарда, особенно, если Мидгард вспомнит, что он фактически подчиненный нам мир. А если не вспомнит, то у нас ведь уже есть план. Сколько я понял, образцы человеческих тканей для исследований были всё в том же злосчастном взорвавшемся доме, но можно привезти новые. Локи дал добро на выведение вируса, который, в случае чего, сильно уменьшит количество людей в Мидгарде. Если Локи действительно будет готов делать какие-то реальные шаги в сторону улучшения жизни в Асгарде, а Один будет ему мешать, то…
— Schon gut{?}[Не стоит], — Маннар едва не заткнул приятелю рот рукой. — Не стоит говорить обо всем этом так громко. Я уверен, что Локи поймет нас правильно, как только чуть успокоится. Он кажется мне очень разумным, гораздо более разумным, чем прочие члены царской семьи.
— Тогда надо вспомнить, что изначально поселение построили ради военных разработок и всяческих ухищрений, — довольно кивнул Алгир.
Он был рад поговорить о былом могуществе поселения и возможном дворцовом перевороте, но очень надеялся, что дальше разговоров дело не пойдет. Он не любил перемен, а возвращаться во дворец не собирался, как и сажать на трон теоретически Локи, а практически Хагалара. Бывший полунедруг слишком стар для того, чтобы вершить те же великие дела, что и раньше, а Локи вовсе не похож на послушную марионетку в его руках. Раз так, то вместо двоевластия асы вполне могут получить гражданскую войну, которая уничтожит Асгард окончательно.
====== Глава 78 ======
Первый снег уходящего года растаял в тот же день, что и выпал, но даже если бы он покрыл толстым слоем лавовые поля, долины гейзеров остались бы верны себе. Издалека путник видел бы белый пар, то стелющийся по земле, то рвущийся к бескрайнему небу, а вблизи земля оказалась бы девственно серой и безжизненной. По долине, расположившейся неподалеку от погоста, Раиду гулял ежедневно по нескольку часов, несмотря на разъедающий легкие сероводородный запах. Ведь именно повысившаяся гейзерная активность уничтожила всё, к чему он стремился, отняла жизни множества асов и почти добралась до его собственной. Гейзеры, которые еще недавно казались друзьями и помощниками, в одночасье превратились в злейших врагов и предателей. И Раиду с упоением ходил среди них в одиночестве. Окрестные крестьяне избегали долины и только иногда собирались у самого большого гейзера — единственного во всём Асгарде, выплевывавшего раскаленную воду каждые несколько минут. Он казался абсолютно спокойным до того мгновения, пока вверх не устремлялись прозрачные струи, обдавая близлежащие камни паром и брызгами. Соседи-подражатели — гейзеры меньших размеров и более спокойного нрава — либо бурлили кристально чистой голубой водой, либо плевались редко и невысоко, представляя собой большую опасность: никто не знал, когда именно они взорвутся калечащим потоком горячей воды.
Раиду давно наблюдал за ними и успел выучить, какой гейзер образует фонтан в воде конуса, какой в виде чаши или купола. Вариантов было не так и много, а природная наблюдательность и превосходная память в очередной раз сыграли злую шутку со своим хозяином: Раиду хотел погрузиться в страдание, похоронить все мечты об ошеломительных успехах в естественной науке, но у него не получалось. Вместо желанного забвения он подмечал мелочи, связанные то с одним гейзером, то с другим, и мысленно составлял подробные описания.
Даже если бы он захотел бросить науку и вернуться к нормальной жизни, наука не бросила бы своего безропотного раба — только сейчас Раиду оценил весь ужас своего положения. Из интереса попытался вспомнить какие-нибудь простые сведения о большом, заворотном Асгарде. Вспомнил, что вся страна делилась на четыре четверти, каждая со своим тингом, которые не то раз в год, не то два раза в год собирались на альтинг. Вспомнил, что решения, касающиеся жизни конкретного рода, принимал глава клана. Но не вспомнил, кому подчинялся сам, кто был главой его семьи. Он даже не мог толком сориентироваться, в какой стороне жил, откуда пришел в поселение. Из своей семьи он уже почти никого не помнил. Вроде как ходил у него в родственниках врач, блестяще проводящий криотерапию… Или такие операции проводили только в поселении? А страховая касса, выделяющая деньги в случае пожаров и прочих стихийных бедствий, — существовала в реальности или только в бумагах Локи? Раиду с каким-то отрешенным ужасом понимал, что вся информация, касавшаяся большого Асгарда, постепенно стерлась из памяти, уступив место новым порядкам и наукам. Он не смог бы вернуться домой, даже если бы захотел, даже если бы его приняли. Да и кем там быть? Врачом, ремесленником, служителем культа, законоведом? Не сравнятся профессии заворотного Асгарда с поселенскими. Так что покаянно уйти, дабы не мозолить глаза богу, Раиду не мог. Мог только ненадолго отлучаться за пределы поселения в жадном стремлении к смерти. Ему нравилось ходить по долине гейзеров в ожидании опасности и разрабатывать так до конца и не восстановившуюся левую руку. Ведь именно гейзер, пускай и подземный, стал причиной трагедии. Раиду страстно жаждал разделить участь погибших. Это было гораздо проще, чем исправлять собственные ошибки и оправдываться перед богом и софелаговцами. Однако инстинкт самосохранения обмануть не удавалось: большой гейзер, взрывающийся каждые несколько минут, был слишком банальным орудием смерти, а малые не спешили взрываться прямо перед носом естественника. Около одного из них он простоял, по ощущениям, не меньше часа, но не добился ничего, кроме недовольного фырчания подземной воды. В тайне Раиду надеялся на то, что к гейзерам придет кто-то из окрестных крестьян и убьет его, отступника. Но окрестные крестьяне в последнее время забросили долину гейзеров. У них не было времени: они, не покладая рук, трудились на благо поселения и сына Одина. По Асгарду уже поползли слухи о воскресшем царевиче, возглавившем проклятую деревню и очистившем ее от смрада и сброда. Организовав подводы провизии, Локи быстро превратился из сиятельного царевича в народного героя. По крайней мере, так утверждали крестьяне из окрестных деревень, которые поддерживали связь с вечно голодными восточными и южными землями. Поставки из других миров пришлись очень кстати в неурожайный год, когда скупая земля не дала практически ничего, а Эгир не благословил рыболовецкий промысел. На одной баранине и водорослях долго не проживешь. Наконец-то простые асы признали величие истинного бога. Не случись трагедия, в которой некого было обвинить, кроме самого себя, Раиду бы искренне радовался за кумира. А так получалось, что он сам сконструировал водопровод, сам допустил ошибку, хотя до сих пор не понимал, где именно. Ночами он видел сны, где раз за разом что-то исправлял, но что именно — не мог вспомнить по пробуждении. Замкнутый круг и чувство вины давили чересчур сильно на того, кто считал себя истинным непогрешимым гением.
— Я так и знала, что найду великого Раиду именно здесь, — послышался знакомый сладострастный голос, на который ученый даже внимания не обратил. — Ищешь, к какому гейзеру подключить новую, усовершенствованную систему отопления?
Фену была одета не по погоде прохладно: свободное, пускай и шерстяное, платье, оголявшее шею, лодыжки и локти, не прикрывала даже легкая накидка; длинные волосы разметались по плечам, и только на ногах красовалась зимняя обувь с драконьими орнаментами.
— Больше не будет никаких зловредных водопроводов, — невнятно пробормотал Раиду. Он смотрел с безопасного расстояния на небольшой кратер, мерцающий всеми оттенками голубого и синего. Один прыжок в раскаленную воду решил бы все проблемы.
— Великий Раиду все еще не может пережить, что оказался не таким великим, каким себя считал, — усмехнулась Черная Вдова, подходя сзади и нежно обнимая свою вечную жертву. Она могла бы осуществить давнюю мечту здесь и сейчас, но беспомощная жертва не вызывала желания и не дарила удовольствия. — Кстати, ты в курсе, что своей жизнью обязан вовсе не блистательному и обаятельному Локи, а… — она сделала драматическую паузу, но всё в пустую — с таким же успехом она могла обнимать дерево и шептать ручью.
— Ты обязан своей жизнью… хозяину моего бедного мастера. Was sagst du dazu{?}[Что ты на это скажешь]?
— У асов нет хозяев, — безразлично откликнулся Раиду.
— Не цепляйся к словам, — промурлыкала Фену в самое ухо. Ее жаркое дыхание контрастировало с холодным телом, дрожащим из-за неподобающей одежды. Черная Вдова надеялась хоть так расшевелить давнего знакомца, но уже начинала терять терпение.
— Я опробовала, — она едва слышно причмокнула губами, — всех рабов нашего маленького царевича. Они такое мне порассказали! Ты только вдумайся! Якобы воскрес кто-то из совета нашего умалишенного царя. Шедевральная чушь, не находишь? Причем именно тот советник, к которому у меня пара родственников из большого Асгарда имеет непосредственное отношение. Говорят, что Хагалар тоже… Ты меня слушаешь?
Раиду молчал, не выказывая никакой заинтересованности в беседе. Фену не видела его лица, но была уверена, что на нем застыло презрительное равнодушие.
— Раиду, sei doch nicht so dumm{?}[не будь дураком]. — Черная Вдова с трудом развернула его к себе и предприняла последнюю попытку: — Тебе даровали жизнь, иди напейся хотя бы, сложи какую-нибудь песнь в честь своего бога, наори на кого-нибудь, в конце концов, только не изображай немоту и немощь. Никогда не поверю, что тебе откусили самую ценную часть твоего организма — язык! Хотя твои софелаговцы отдали бы многое, чтобы получить его в заспиртованном виде.
Все попытки Фену вызвать хотя бы привычные вопли ярости не возымели никакого эффекта. Раиду молчал. Должно быть, впервые в жизни. Раньше он чуть что огрызался, нападал на словах и на деле, даже если окружающие не видели никакого повода к драке. Фену представить не могла, что взрыв может довести его до апатии и бессмысленных взглядов в пространство. Впрочем, это было вовсе не её дело. Если милого Раиду не интересуют бесценные сведения о ненавистном мастере, это его проблемы, менее ценными сведения от этого не станут.
— Сходил бы в соседнюю деревню к названой жене своего братца, развеялся бы, — бросила Фену через плечо, явно показывая, что собирается уходить. — Или ты уже и на это не способен?
Она сняла с шеи семейную гривну — единственное напоминание о заворотной жизни — и надела на молчаливую жертву. Но даже на такое нахальство не последовало никакой реакции. Впрочем, если Раиду утопится с горя, почти все поселенцы вздохнут с облегчением, а гривну всегда можно сделать новую. Или снять с трупа старую.
Бывают такие дни, когда очень любишь скучную жену-красавицу, которая не может выразить свою мысль чем-то большим, чем два десятка прилагательных; радуешься будильнику, который звонит в пять утра и требует вылезти из-под теплого одеяла; и даже не можешь припомнить места лучше, чем пробка, которую проводишь в личной машине с последними джазовыми новинками. Особенно радуешься всем этим мелочам, когда чудом избежал смерти от рук разъяренного бога и вернулся в ставший почти родным Мидгард целым, невредимым, а главное, с гарантиями!
По крайней мере Дагар надеялся на гарантии, выходя с подземной парковки и здороваясь с коллегами по работе. Вот уже шесть дней он обожал Норвегию, из которой раньше думал сбежать при первой же возможности. Как и почти любой логист Мидгарда, он не любил доставшийся ему мир. Не любил загрязненный воздух, химические продукты, жуткую спешку, необходимость постоянно за что-то платить и с кем-то встречаться, вести активную социальную жизнь, особенно в социальных сетях, и прочее. Ему повезло жениться на в высшей степени хозяйственной почти коренной норвежке, родившейся в Дании, но проведшей в Осло всю жизнь — найти такую женщину в эмансипированной Норвегии было сложно, но ему повезло. Возможно, потому, что он сразу предложил взаимовыгодный обмен: она не выходит на работу, налаживает быт и занимается хозяйством, а он отдает ей карточку и позволяет вести жизнь любой степени распущенности. Тора, бывшая тогда серой и невзрачной мышкой при ревнивом муже — давнем приятеле Дагара, — почти сразу согласилась. Дагар был мужчиной страстным, неприхотливым и со своими пикантными странностями. К примеру, мастерил мебель, вместо того, чтобы ехать за ней в ближайшую ИКЕЮ, умел руками делать то, что уже несколько поколений норвежцев покупали в магазинах. Несмотря на шестичасовой рабочий день, он был готов пропадать на работе сутками, пить самые крепкие местные напитки и не пьянеть и заниматься прочими чудачествами. Ему с трудом удалось найти себе друзей и жену под стать. Тора, как и большинство норвежек, мечтала переехать в частный дом из-за обилия в Осло мусульман, туристов, нищих и прочего городского отребья. Стоило пройтись по центральным кварталам, чтобы оценить всю мерзостность бывшего поселения викингов. Из десяти детей блондином был только один, а большая часть женщин носила на голове платки или даже паранджу и чадру. Жить в столице было невыносимо, причем не только для того, кто почти всю жизнь провел на хуторе в окружении голубоглазых блондинов, но даже и для самого норвежского народа. Местные жители бежали в пригороды, и Дагар с Торой тоже собирались в скором времени прикупить домик с садом на расположенном неподалеку от столицы острове — Мальмёйа или Ормёйа — не имело особого значения. Прекрасные виды, тихий уголок, рядом детский сад для будущих детей. Тишину нарушают только редкие автобусы, машины да кемперы. Красный двухэтажный дом с чудным садом давно ждал своего покупателя, и Дагар уж было совсем собрался заключить сделку, как тут началась промышленная революция, стало не до того, и он ограничился покупкой яхты, на которую супруга давно положила глаз и которая на некоторое время увлекла ее настолько, что о переезде забыли, а Дагар смог сосредоточиться на облагодетельствовании родного мира. Он и раньше работал с реактивами, необходимыми Асгарду, сейчас же завел несколько близких знакомств в тех областях, которые Локи отмечал как наиболее перспективные. Он приносил огромную пользу своему миру, хотя это было и непросто: часто приходилось встречаться с деловыми партнерами из других стран, и для них приходилось выглядеть прилично и богато. Дагар ничего не понимал в мидгардских дорогих вещичках. Для него богатство выражалось в оружии, ткани, земле, скоте, украшениях и, безусловно, в жене, украшенной теми самыми дорогими украшениями. Но в мире людей были свои правила роскоши, которым приходилось следовать и которые хорошо знала Тора, не раз выручавшая мужа в сложных ситуациях. Именно она подбирала ему гардероб, часы и прочие мелочи, необходимые для успешных переговоров. Она ничего не знала об Асгарде, но работала на него, не покладая рук.
В последнее время Дагар и сам был вынужден очень много работать. По телефону, скайпу и фейсбуку он постоянно связывался с прочими логистами Мидгарда. Они обсуждали поставки в Асгард тех или иных полезных вещичек, часто даже не ставили в известность своего мастера. За что и поплатились. Им хотелось как можно быстрее провести интернет и телевидение, но начали-то они с оружия. Когда пистолеты и автоматы сломались при телепортации, решили попробовать что-нибудь другое. Попробовали… Получилось настолько плохо, что Дагар готов был выйти из проекта, забыть о промышленной революции и лечь на самое дно. Он до сих пор не мог понять, каким образом удалось убедить Локи отпустить логистов по домам и связываться, в случае чего, по скайпу. В поселении их держали три дня и продержали бы еще дольше, если бы не благоразумие бога. Каждому логисту пришлось придумать и подстраивать себе хоть какое-то алиби и объяснение своему странному исчезновению. Повезло, что на Земле они якобы не были друг с другом знакомы, и заподозрить их в совместном проведении досуга никто не мог. Тора благосклонно приняла рассказ мужа о трех шикарных днях в Бергене с любовницей (выписка из отеля прилагалась), друзья только фыркнули на очередной странный шаг чудаковатого друга: какой смысл увозить любовницу в какой-то отель, когда есть собственная квартира? Начальник долго рассматривал справку о внезапной госпитализации в одну из клиник, расположенную неподалеку от отеля. Быть может, он попытался бы позвонить в клинику или отель и узнать подробности, но рядом с Дагаром стоял маг и направлял мысли человека в нужную сторону. Ментальная магия работала на основе эмпатии и у асов была развита очень слабо, однако на таких неразвитых существ, как люди, действовала, хотя и не всегда так, как того хотели маги. Смертные, изучающие «восточные практики» и прочие энергетические течения, сами того не зная, экранировали вмешательство в мозг. Но у Дагара на работе все поголовно интересовались рыбалкой и лыжами, а не духовным совершенствованием, поэтому он смог избежать больших проблем и вернуться в офис к любимому компьютеру, кофемашине и прочим современным штукам, к которым, как показал асгардский плен, успел привыкнуть.
Просыпаясь каждое утро подле жены, он благодарил протестантского бога за то, что он начинает новый день в уютной квартирке со всеми удобствами, едет в комфортабельном автомобиле на приличную работу в удобной одежде, ест пищу из немногочисленных съедобных ресторанов и пьёт пиво в любых количествах. Благодарил за то, что живет в мире, где все решается деньгами, а не ограниченными природными ресурсами, где за лишней булочкой надо съездить в ближайшую булочную, а не пойти на кухню, узнать, что булочки еще не готовы, и долго ждать, умирая от голода и выслушивая сплетни. Одним словом, он благодарил бога за то, что тот создал людей, которые, в свою очередь, создали своими руками такой совершенный и удобный для аса мир.
Однако комфортабельное счастье длилось недолго, всего шесть дней и три часа. Дагар сидел с женой в тайском ресторане, куда давно обещал ее сводить, и пил что-то странное с непроизносимым названием. Есть что-то не менее странное он побоялся, хотя Тора поглощала одно блюдо за другим, расхваливая повара на все лады. Порции были маленькими, тарелки большими, так что женщина средних размеров вполне могла попробовать четыре-пять блюд. Дагар наслаждался спокойным вечером, как вдруг на телефон пришло уведомление из скайпа. Он открыл приложение и чуть не подавился коктейлем. Супруга, заметив его смятение, вежливо поинтересовалась, что случилось, и невежливо попыталась посмотреть в телефон. Дагар спокойно повернул к ней экран. Да, Локи согласился работать со скайпом. Безусловно, он знал, как пользоваться человеческими изобретениями и клавиатурой. И имя в скайпе он себе выбрал совершенно неприметное, по которому его нельзя было заподозрить. Однако же его методы вызывали удивление. На восьми языках, то есть на языках всех стран, где работали логисты Мидгарда, было написано следующее: «23 часа по Гринвичу». И всё. Никаких подписей, пояснений, только указание времени, даже без места.
— Hvor trenger du å være så sent{?}[Где тебе надо быть так поздно]? — спросила Тора, выводя мужа из задумчивости.
— Skal tro om{?}[Хотел бы я знать…]… — пробормотал он и написал Ингвару и Фену: может, кто-то из них знает, что случилось и почему их вызывают так срочно. За шесть дней от Локи не было ни слуху, ни духу, логисты успели обрадоваться, что от них отстали. Перед отъездом царевич сказал только, чтобы они и думать забыли о новшествах и не смели ничего таскать с собой. И вот теперь это.
После десятка сообщений все сошлись на мнении, что, раз не указано место, их ждут в Асгарде, спасибо хоть, что ночью, а не посреди рабочего дня.
— Hva så{?}[Ну что?]? — Тора доела десерт и отчаянно скучала.
— Jeg skal dra av sted for natta{?}[Придется уехать сегодня на ночь.], — осторожно ответил Дагар. — Det er unntakstistand{?}[У нас ЧП.].
— Ikke glem å komme tilbake til morgen or kunne du skrive meldning hvis du vil bli igjen med Ingrid{?}[Не забудь вернуться к утру. Или хотя бы смску сбрось, если опять останешься с Ингрид.].
— Viss du skal komme til Tobi ikke glemt å bringe denne vin flaske fra Frankrike som vi ikke kan å drikke opp for et måned{?}[Если поедешь к Тоби, не забудь взять ту бутылку вина из Франции, которую мы уже месяц прикончить не можем.], — в тон ей ответил Дагар.
— Det er god idé{?}[Хорошая мысль.].
Тора набрала знакомый номер и пару десятков секунд сладеньким голоском беседовала со своим основным любовником. Дагар прикидывал, что ему делать, что брать с собой и надолго ли его вообще вызывают. Что Локи понадобилось от них так срочно, что они вновь должны лететь в Асгард да еще и чуть ли не ночью?
— Det er bra, — Тора убрала в сумочку смартфон. — Dra meg hjem, jeg skal ta den flasken og skifte klær. Så dra meg til Tobi{?}[Я договорилась. Забрось меня домой: захвачу бутылку и переоденусь. Потом подбросишь меня до Тоби.].
— Det kan jeg{?}[Подброшу, подброшу.], — кивнул Дагар и велел принести счет.
Тору ужасно радовало, что официальный муж не просто знает о ее любовниках, но даже готов привозить и увозить ее от них, вовсе не ревнует и дает огромные деньги, в том числе и на подарки им. А Дагар иногда прикидывал, как Тора отреагирует, если узнает, что в его клановом мире женщина не просто может, а обязана проводить ночи с гостем, если он по положению выше мужа? Для Торы и всего ее окружения, воспитанного в странном сочетании гламура, эмансипации и протестантской морали, Дагар был язычником, смотрящим на вещи упрощенно и перекошено. Его собственный мир славился достаточно жестокими нравами, и, конечно, ему трудно было привыкнуть к тому, что конфликты нельзя решать с позиции силы. Хотя еще в поселении пришлось как-то осознать, что женщины и слабые соперники — не объекты для насмешек и побоев, а равноправные жители. Но в поселении драки и избиения таки случались, особенно среди новичков, а в мире людей они были вовсе недопустимы. И Дагару пришлось смириться, что собственных жен — а за последние шестьдесят лет он успел сменить семерых — бить он не может, как и вообще воздействовать на них с позиции грубой силы и доминирования. Благо, скандинавки, в отличие от тех же француженок, столь любимых Ингваром, отличались глупостью и спокойным нравом. По большому счету всё, что требовалось Дагару от супруги, — это умение вести дела в современном мире и владение всеми современными гаджетами. Асы не успевали за развивающимися технологиями: пока они осваивали одну, ей на смену приходила другая. Приходилось постоянно учиться, и проще, если учителем выступает жена. Пускай сумасбродная и не чтящая никаких традиций. Будь современная Европа по-настоящему религиозным континентом, Дагару да и прочим асам было бы проще — выучить некие догмы и следовать им было не так и сложно, но в Мидгарде царствовала некая свобода, ограниченная бесчисленным количеством моральных и юридических законов, поэтому Дагар, как и многие другие логисты, выбрал политику невмешательства. Он быстро понял, что миром и людьми правят деньги. Причем не золото или серебро — истинно драгоценные металлы, а хрустящие бумажки с водяными знаками, которые в последние десятилетия превратились в кусок пластика. Если давать женщине много таких бумажек или карточек и не требовать с нее практически ничего, то женщина останется при мужчине, и сама будет настаивать на браке, для свершения которого не надо ни разрешения родителей, ни приданного, ни выкупа, ни свидетелей — вообще ничего. И после простого обряда, закрепляющего проживание двух людей на одной территории в некой книге и электронном каталоге, мужчина и женщина оказывались в одной квартире, пользовались одним холодильником и одной стиральной машиной, а также совместно решали бытовые проблемы.
В свое время понять это Дагару было очень сложно, сейчас же он только смеялся над собой и окружающими и жил на полную катушку, пользуясь всеми доступными нехитрыми развлечениями и доставляя в домой необходимые реактивы с прочими мелкими заказами. Следующая партия реактивов должна была прибыть только на следующей неделе, и раньше этого срока Дагар в поселение не собирался, но его никто не спрашивал, поэтому, завезя Тору к любовнику и наказав ей в случае чего вызывать такси, он выехал за город и поехал по широкой асфальтовой дороге вдаль. Направление его не волновало, надо было просто отъехать как можно дальше от Осло, свернуть на какую-нибудь мелкую дорожку, бросить машину у леса или у моря и затеряться в ночной тьме, чтобы без лишнего шума телепортироваться в родной Асгард. Чтоб ему пусто было!
Ночи в поселении были темными — хоть глаз выколи. После фонарей Мидгарда Дагар с трудом привыкал к темноте, разгоняемой только светом звезд. Личный осколок Тессеракта он благоразумно вмонтировал в нательный крест, который имел право нигде не снимать. Люди снисходительно относились к тем немногим безумцам, которые истово верили в единого бога и были готовы ради него носить, не снимая, нательное украшение. Дагар видел, что это была единственная жертва, которую люди были готовы принести своему богу. Знали бы они его языческие обряды с обязательными кровавыми жертвоприношениями в честь Одина…
— Не знаешь, зачем нас, логистов, вызвали из Мидгарда, и куда надо топать? — спросил он у проходящей мимо целительницы. Узнавать, как там дела у пострадавших и у отопления, он постеснялся.
— Привет, знаю, — кивнула та. — Мы все на главную площадь идем, где качели летом стояли. Там собрание. Хоть и холодно.
— А кого хоть в корзинку собирают? — спросил Дагар, но быстро понял, что целительница шутки не оценит. — Всех?
— Неа, — покачала головой девушка. — Логистов из нескольких миров, естественников, магов, которые с естественниками в одних фелагах в последнее время работали, врачей. Я не очень поняла. Там какой-то сложный список. Но я знаю, что в него вхожу, вот и иду. И тебе советую поторопиться… Пока место в корзинке не закончилось
— У Локи наверняка корзинка рассчитана до последнего аса, — поддержал игру Дагар. — А как у вас тут вообще?
— Да ничего, потихоньку, — ответила медичка, и не было похоже, что она хочет рассказывать подробности. — А у тебя как дела?
Дагар ответил что-то несущественное. Так в ничего не значащей беседе, прерывающейся неловкими паузами, они и дошли до поляны, освещенной несколькими кострами, расположенными причудливой змейкой. Недавно выпал снег, но в Осло он лежал уже давно, так что Дагару в мидгардской одежде вовсе не было холодно. Он заметил своих и приветливо помахал им. Его подозвали жестами. Целительница присоединилась к прочим врачам. Поселенцы уже привыкли, что при Локи лучше стоять по функциональным группам. Все знали, что у сына Одина отменная память и что он уже успел выучить абсолютно всех, а кого не выучил, тех все равно знал по профессиям благодаря разноцветным ленточкам, но злить божество зазря никто не хотел, и проще было встать группами, чем наблюдать за новым удушением.
Дагар с трудом протиснулся к своим и только тогда заметил царевича, беседовавшего с мастером магии. Это было, по меньшей мере, странно. Впрочем, наличие боевого мага подле неуравновешенного Локи внушало некоторый оптимизм. Дагар попытался тихо выяснить у своих, что происходит и зачем их позвали, но никто ничего не знал. Ученых становилось всё больше, полянка заполнялась все новым асами, полуневидимыми в ночной мгле. Местные говорили, что собрание устроено ночью из-за логистов Мидгарда, чтобы им было удобнее на нем присутствовать. Дагар сомневался, что Локи есть дело до них или их удобства.
Наконец, все собрались. Локи вышел вперед, а Хагалар занял свое место подле группки магов, подобно наседке, защищающей цыплят. Хагалар был сильным, Хагалар был находчивым, и Дагар жалел, что мастер логистики — старая развалина, ни на что неспособная и обзывающая всех «солнышками».
Локи поднял руку, призывая к молчанию, и подозрительные шепотки тут же смолкли. Бывшие преступники затаили дыхание, приготовившись внимать богу. Дагар усмехнулся — о «боге» он очень многое слышал в Мидгарде. Во имя этого самого бога в прошлом совершались великие дела, а в настоящем — ничтожные, но не менее корыстные, чем в прошлом. Сейчас в честь Локи — истинного бога — тоже творились великие дела. Правда, пока только в поселении.
— Прекрасная ночь, не правда ли? — начал Локи, и тут же наступила абсолютная тишина, даже снег прекратил падать, словно понимал всё величие момента. — Друзья мои, все вы в последнее время тяжело работали, но никто из вас не знает, что происходит. Я расскажу вам. Я, признаться, очень удивлен.
Локи подошел ближе к логистам Мидгарда, и те едва не попятились от него: костер позади бога разгорался всё сильнее, делая фигуру Локи внушительной, пугающей и черной, как небо над головой.
— Одна брошюра в тридцать страниц. Ровно столько потребовалось мне, чтобы убедиться, что людей и асов отравляют одинаковые яды, кислоты и щёлочи. Одна маленькая книжка, доступ к которой есть у каждого, содержит всю информацию. Почему я прочитал ее, а вы — нет? — Локи сделал паузу, а Дагар почувствовал, как во рту у него пересохло. Не он должен отвечать, а мастер логистики, но с Локи станется прямо сейчас сломать им шеи, как давеча Раиду. Дагар много раз пересматривал тот эпизод и очень хорошо понимал, насколько силен тщедушный с виду Локи.
— Как же так получилось, что вы привезли человеческие яды и пребывали в полной уверенности, что они безвредны для асов, если нет ни одного вещества, которое было бы вредно для человека, но безвредно для аса?
Глаза Локи заблестели злым зеленым пламенем и опасно сощурились, а сам он походил на хищника, готовящегося к прыжку. На его лице играли разноцветные всполохи пламени. На мгновение даже показалось, что он сам охвачен пламенем.
— Я не требую от вас немедленного ответа, — продолжил царевич, а по толпе ученых пронесся вздох облегчения. — Он ничего не изменит. Но мы все должны сплотиться на благо Асгарда. Подобные ошибки недопустимы, поэтому мы с мастером естественной науки отобрали книги для вас, логисты. Изучите их, чтобы не поступать вновь столь же безрассудно и опрометчиво. Иначе вы будете по колено в крови своих же друзей.
Огонь, словно в подтверждение его словам, приобрел красные оттенки. Или так показалось мнительному Дагару, который очень хотел позвонить прямо сейчас в 911 и попросить немедленной помощи. Но тут Локи вернулся в центр поляны, позади него вновь вспыхнуло пламя, а у Дагара от сердца отлегло. Кажется, бог успокоился и сегодня казнить не будет. Как же хочется попасть в Норвегию с ее правовыми нормами, прекрасными тюрьмами и отсутствием смертной казни!
— Вернемся к недавней трагедии, — продолжил Локи. — Уже двадцать ваших друзей погибло. Четверо проходят лечение в Етунхейме, и скоро дочери Лафея нанесут нам официальный визит. Остальные раненые идут на поправку благодаря нашим целителям.
Это была первая радостная для Дагара новость. Хоть кто-то выжил! Да еще и царевич согласился отправить пострадавших в Ётунхейм.
— С прискорбием сообщаю вам, что глава отопительного фелага — Наутиз — мертва, причем не от моих рук, — Локи вздохнул, и столько горечи было в этом вздохе, будто ему и правда жаль. — Она стала девятнадцатой жертвой этой страшной трагедии. В произошедшем есть вина каждого, в том числе и моя. Мы должны объединиться и сделать так, чтобы трагедия не повторилась. На время прекращаются поставки заведомо опасных и неизвестных предметов и веществ из всех миров Иггдрасиля. Запомните: из всех!
Локи выделил интонацией последнее слово, а огонь в ближайшем костре коротко вспыхнул, словно соглашаясь с божеством. Это было завораживающе красиво.
— Все силы должны быть брошены на присмотр за вторым проектом отопления. Первая трагедия не должна повториться. Я уверен, что вы извлечете уроки на будущее и избежите, по крайней мере, жертв, если случится взрыв.
— На этот счет можешь не волноваться, сын Одина, — вперед вышел Хагалар, и вид его был чрезвычайно серьезен. — За установкой Урура с завтрашнего дня будет установлено магическое наблюдение-сканирование.
— Очень хорошо, — кивнул Локи. — Спасибо, Хагалар. Что же касается остального. До летней половины года мы замораживаем почти все наши текущие проекты. Приоритетные задачи таковы, — Локи выдержал паузу. Поселенцы навострили уши, а кто-то даже приготовился записывать.
— Борьба с голодом. В этом году мы отправили обозы с едой из Мидгарда, Ванахейма и Юсальвхейма, но на «гуманитарной помощи», как ее называют люди, можно выжить, но не жить. Теплицы, удобрения, поиск плодородной почвы в Асгарде и перевоз ее из других миров могут быть не единственными решениями проблемы. А если и единственными, то их надо внедрить с минимальными потерями. Я жду от каждого из вас горячего участия в этом вопросе. Обо всех идеях докладывать лично мне. Прежде, чем собирать фелаг и что-то делать. Никакой пагубной самодеятельности, — его голос стал походить на шипение змеи. Дагар вздрогнул — это было слишком неожиданно.
— Вторая наша проблема — это деторождение, — продолжил Локи как ни в чем не бывало. — Недавно мне предложили ее решение, — царевич выразительно посмотрел на группу медиков, но на кого именно, определить было невозможно, поскольку огонь в ближайшем к медикам костре стал слишком ярким.
— Мне предложили снизить женское совершеннолетие. Это полумера, хотя я, безусловно, расскажу о ней отцу. Вы все должны понимать, что пока не найдена причина, мы не можем считать, что проблема решена, ведь ситуация может усугубиться. Я предполагаю, что дело в кровосмешении, но мне нужны доказательства и статистические данные.
Локи снова сделал паузу. Толпа едва слышно зашумела — попытки решить проблему деторождения были настолько бессмысленными и безрезультатными, что все давно бросили их.
— Третья наша проблема — это люди, — Локи сделал выразительный жест рукой — огонь заискрил во всех кострах одновременно, хотя сын Одина вовсе не пользовался магией. — Вы должны продолжить разработку вируса против человечества. Ситуация ухудшается, поэтому я готов рассмотреть предложения по выкрадыванию людей.
Дагар очень удивился. Локи ведь в прошлый раз категорически запретил воровать людей, во многом из-за Фену. Удалось привезти только органы и ткани. А теперь он говорит о человеке целиком. Когда это ситуация успела ухудшиться?
— Вытекающая из этого проблема — мидгардские технологии, которые мы хотим повторить в Асгарде. Я слушаю твои соображения по данному вопросу, логист.
Дагар ожидал, что сейчас выйдет кто-то из них: Ингвар или Алгир, но с задних рядов протиснулся Соулу — логист Хельхейма. Это было неожиданно.
— Ваше высочество, я вижу три пути, — произнес он, явно нервничая, — либо пригласить ученых к нам, либо отправить наших учиться к людям, либо скопировать какой-нибудь человеческий механизм, да хоть машину, не вдаваясь в детали и не привнося ничего своего.
— Позволь! — вперед с молчаливого согласия Локи вышел Фену. — Ты логист Хельхейма и плохо знаешь Мидгард. Чтобы учиться в человеческих институтах, где готовят инженеров и прочих, надо сначала сдать школьные экзамены, выучить курс наук за двенадцать или чуть меньше лет школы, иметь соответствующие документы, хорошо знать современные языки.
— Мидгардский учебный год начинается осенью, — заметил Локи. — Сейчас середина зимы. Мы наймем людей, которые объяснят нашим будущим инженерам школьный курс наук. А если получится, то и дальнейший курс, который дают в университетах.
По толпе прошел ропот: где это видано, чтобы боги учились у людей? Самые ретивые спорщики даже порывались возразить Локи, но тот столь величаво стоял в самом центре нескольких костров, притягивающих взоры и сигнализировавших об опасности, что асы воздержались.
— Мы уже потеряли двадцать друзей, — скорбно произнес царевич. — И потеряем больше, если не прислушаемся к доводам рассудка, если не отбросим гордыню. Люди были созданы, чтобы служить нам, вот они и будут служить, обучая наших ученых. И это будут не естественники, закостеневшие в наших научных представлениях, противоречащих земным. Первыми асами в университетах Мидгарда станут те, кто доселе не имел к науке никакого отношения. Они станут первооткрывателями!
Локи говорил столь восторженно, что толпа даже не заметила, как согласилась с ним. И Дагар не заметил, просто вдруг понял, что царевич во всем прав и что даже у него — логиста, есть шанс стать первооткрывателем.
— Последняя отрасль, которая требует скорейшего пересмотра, это обучение, — Локи чуть повысил голос, а от ближайшего костра во все стороны полетели искры. — Причем это беда не всего Асгарда, а наша, локальная, так что ее надо решать в первую очередь, ведь от нее зависят остальные проекты. Личное обучение длительно и неэффективно. Ему на смену должно прийти групповое. Новичок будет ждать, пока наберется новая группа по интересующему его направлению. Пока же ее нет, пусть занимается крестьянской или рабочей деятельностью. Ведь она ничем не отличается от того, что он делал в большом Асгарде. Нам нужны учебные программы, позволяющие выпускать ученых в короткие сроки, нам нужны учителя! Не те, которые занимаются своими делами и что-то объясняют новичку, а те, кто посвятят жизнь преподаванию. Всего, начиная от чтения и письма и заканчивая мидгардскими технологиями. Я назначу ответственную комиссию по этому вопросу, и я уверен, что совместными усилиями мы сможем разработать новую систему, которая будет работать!
Огонь разгорался всё сильнее, освещая фигуру истинного бога. Локи еще что-то говорил. Кажется, требовал сосредоточить внимание на ростках елки и дуба, которые асы собирались весной высадить на украденную етунхеймскую землю — Дагар не слушал. Ему дико хотелось спать, а еще — стать одним из тех первооткрывателей, которых отправят в Кембридж и Сорбонну. Это было что-то совершенно новое. У нескольких его жен были дети, они учились в школах, потом некоторые пошли в вуз. Дагар неплохо знал науку Земли и был уверен, что сможет пригодиться родному миру. Он хотел было подойти к Локи, но того обступила толпа, вразнобой предлагающая разных людей в качестве экспертов по асгардскому оборудованию, а также варианты обучения. Дагар засыпал на ходу, поэтому не стал ждать своей очереди. Собрание закончилось, логистам милостиво разрешили вернуться домой. Он заснул прямо в машине, даже не попытавшись доехать до дома. На сон и так оставалось немного времени: часы показывали два часа ночи.
Локи был очень доволен и собой, и Хагаларом, и поселенцами, которые пришли на собрание. Все шло как по маслу, как они с Хагаларом и задумали. Точнее, как он задумал, а Хагалар подсказал, как осуществить. Хотя Локи и не выпускал бразды правления из своих рук, он не забывал по сто раз на дню вслух благодарить Вождя за ценные идеи или помощь — от него не убудет, а старик радуется и работает с удвоенными силами.
Когда поток самых интересных идей иссяк и поселенцы начали повторяться, Локи сослался на неотложные дела и покинул поляну, велев записать все новые ценные идеи и передать ему через рабов. Он направился к себе в компании ужасно довольного собой Хагалара.
— Трюки с огнем получились отменные, — отметил Локи. — Как раз то, что нужно для управления толпой.
— Скоро сам так научишься, — с чувством собственного достоинства ответил маг. — Ждать осталось недолго. У тебя хорошо получается заговаривать асам зубы.
— В бездне я многому научился, — Локи улыбнулся. Раньше они с Хагаларом посыпали друг друга оскорблениями и источали ненависть, теперь, напротив, осыпали друг друга комплиментами, ходили вместе и делали вид, будто они не разлей вода. Но по сути ничего не изменилось. Локи жаждал повесить Хагалара лично и лучше прилюдно, но пока до него было не добраться, да и полезным он оказался в большей мере, чем все друзья вместе взятые. Энергию Вождя стоило с самого начала направить в правильное русло, а не противостоять ей, и царевич корил себя за то, что далеко не сразу это понял. Зато теперь мерзкий старик принадлежал ему целиком и полностью и работал на него.
— Спокойного утра тебе, Локи, — чуть ли не нежно пропел Хагалар, останавливаясь у дома царевича. — Добрых снов!
— И тебе добрых снов, — с не менее приторной улыбкой ответил Локи. — И пусть тебе приснится лучшее, что было в твоей жизни.
— Боюсь, моё «лучшее» для многих — «сущий кошмар», — усмехнулся Хагалар. — Пусть же тебе приснится твой любимый Ванахейм.
— Спасибо.
Они перебросились ещенесколькими ничего не значащими репликами и расстались в самом добром расположении духа. Локи долго смотрел вслед старику и лелеял планы мести. Он убьет его. Не сейчас, конечно, но однажды, счастливо заснув в своей постели, старик не проснется.
Грагас* — сборник законов Древней Исландии
====== Глава 79 ======
Приветствую вас, мои дорогие читатели!
Вот и подошел к концу очередной год. Что-то, смотрю, каждый год становится менее плодотворным, чем предыдущий, хотя сама вселенная, по которой я пишу, всё больше развивается, я всё лучше представляю себе героев. Но, увы-увы, часто писать не получается, к тому же пишу не я одна, у меня целая группа помощников. Пока каждый поправит что-то в главе, пройдет время… Одним словом, я могу гарантировать, что я допишу (три ближайшие главы уже готовы), но я не хочу загадывать, когда именно это случится.
Что же до подарков, то, откровенно говоря, я не успела их приготовить (а у меня была такая задумка, я так надеялась, что успею осуществить ее за почти три месяца, но нет). В комментариях к этой главе вы найдете фразу про то, что я перечитываю повесть и нахожу несостыковки. Это правда. Глава писалась еще в июле, и я как раз активно всем этим занималась. Весь август я сидела частично дома, частично в Асгарде (Исландии) и перечитывала повесть. Истинные герои те читатели, которые читают ее не в первый раз. Как ни странно, я не нашла незавершенных брошенных линий, зато оказалось, что хорошо я помню первые глав двадцать и последние глав двадцать, а середине как-то подзабылась. Я нашла кучу мелочей, которые со временем выпали из повести. К примеру, в одной из начальных глав сказано, что рядом с домом Локи стоит скамейка, но больше нигде и никогда эта скамейка не упоминается, хотя по смыслу в паре глав и должна.
Как вы знаете, если читали «Обращение к читателям», мы еще в июле сделали большой файл, в который поместили все главы, расписали их основные события и расставили даты, когда что происходило. При полном перечитывании (а тогда мы лишь просматривали главы) выяснилось, что не совсем верно мы расставили даты. Пришлось переделывать. На данный момент я полностью перечитала повесть, написала на бумаге и перевела в компьютер все мелочи о персонажах, которые забылись, их характерные черты, а также явные ошибочки, которые надо исправить. Я начала глобальную правку, но успела дойти примерно до 15-й главы. К сожалению, процесс идет медленно, потому что, когда я вижу некую мелочь, мне надо придумать, в какие главы вставить упоминание о ней и как её обыграть. Кроме того, оказалось, что изначальное описание персонажей (особенно фелага Локи) немного не соответствует тому, что происходит в дальнейшем. К примеру, Беркана в начале думает, что Хагалара любит, но он не тот, к кому можно обратиться за помощью и советом. Примерно в этой же главе Ивар несколько раз сетует на то, что живет в поселении, и жаждет с помощью Локи выбраться на волю, но впоследствии выразителем подобных настроений стал Ивар-2, а вовсе не Ивар-1.
Одним словом, я занята выправлением мелочей и несостыковок и приведением произведения к некоему общему знаменателю. Я сообщу, когда закончу, и самые преданные читатели смогут тогда перечитать повесть. Может быть, я даже проставлю даты событий (или же просто повешу отдельный файл с датами, если это кому-то будет интересно — я еще не решила).
Что касается смешных правок повести, то я обещала их выставить, когда мы закончим, и я свое обещание сдержу. Надеюсь, это будет скоро. Чисто по действиям осталось не так и много, по крайней мере из того, что запланировано сейчас. Но кто знает, может, мне в голову придут новые идеи, или вы, дорогие читатели, мне подкинете что-нибудь новенькое? Ту главу, что вы сейчас будете читать, я писала целиком и полностью под заказ конкретного человека, которому очень нравится Гринольв и который хотел побольше Етунхейма, причем с Гринольвом в качестве наблюдателя. Я долго думала, как оправдать поход Гринольва в Етунхейм, и в конце концов нашла выход. А какой, вы сейчас узнаете.
Большое спасибо всем вам, что вы с нами и продолжаете читать повесть. Надеюсь, она вас не разочарует (ибо все, кого она могла разочаровать, бросили после первых пятнадцати глав, когда встретили кучу науки).
А теперь обещанная глава на праздник (должно же быть хоть что-то хорошее хотя бы в конце праздничного дня).
Сиф не была занята чем-то дельным или срочным, когда рядом с ней возник учитель, о котором она успела позабыть. Воительница никогда не могла определить, откуда он появляется, и мечтала хотя бы раз встретить его готовым к бою копьем, но пока ничего не получалось. Всё, что она могла, — не вздрагивать от неожиданных появлений и делать вид, будто ожидала очередного визита, даже если на деле думать о нем забыла и мысленно похоронила.
— Что собираешься делать в ближайшее время, прекрасная недотрога? — спросил он вместо приветствия, явно не собираясь объяснять причину своей долгой отлучки. — Ведь наконец-то наступила долгожданная зима.
— Больше тренироваться, — жестко ответила Сиф. Она не стала здороваться или задавать неуместных вопросов. — А также покорю несколько гор и устрою большую морскую охоту в незамерзающем Мировом океане.
— Чудно, что ты думаешь только о тренировках.
— Ты сам дал понять, что скоро Асгарду потребуются по-настоящему сильные воины, стратеги и лидеры.
— Ты совершенно права, — призрак заговорил вкрадчиво. — Я был бы счастлив, если бы у меня или у Одина была такая дочь, как ты. А еще больше я рад тому, что в Асгарде появился тот, кто сможет вернуть армии былое величие. Слушайся во всём старину Гринольва, но и не забывай того, чему успел обучить тебя я.
— Уходишь? — усмехнулась Сиф. — Я так и знала.
— Я тебе больше не нужен.
— Все вы так говорите, когда видите конкурента, превосходящего вас во всём, — Сиф гордо вскинула голову. — Но ведь я многое знаю о тебе.
— Я легенда, большинство знает обо мне хоть что-то. И да, я уйду, но это не значит, что я больше не появлюсь в твоей жизни, просто заниматься тобой, как и другими воинами, теперь будет милый Гринольв. И не куксись: он не только воин, но и прекрасный стратег и лидер, так что может научить тебя всему. Мой тебе совет: будь рядом, когда они с Тором отправятся в Етунхейм.
— В Етунхейм? Зачем? — Сиф обернулась к спутнику, но того не оказалось рядом. Она едва сдержалась, чтобы не осмотреться — знала, что таинственного учителя не найдет. Он всегда появлялся и исчезал, когда хотел, но никогда — на ее глазах. Его последние слова звучали угрожающе. Каким образом Тор и Гринольв собирались попасть в Етунхейм? Понятно — через Тессеракт. Другой вопрос — зачем им это делать и как объяснить своё странное желание Всеотцу? Да и как ей самой объяснить свою осведомленность? Впрочем, она не обязана ничего объяснять.
Найти Тора оказалось не так сложно, как она думала, — он сидел в пиршественной зале в окружении нескольких воинов. Правда, без друзей и, главное, без Гринольва.
— Можно тебя ненадолго? — спросила Сиф, едва не силой утаскивая жениха от еды и доброго эля, которого он успел выпить не одну кружку. При мысли о скорой свадьбе ее передернуло. Вот уж что она точно не собиралась делать в ближайшее время, так это выходить замуж. Если бы не бесконечное «благо Асгарда», о котором пёкся Один и которое собирался строить на её, Сиф, будущем!
— У меня к тебе дело, — прошептала она, прячась за колонной. — Слышала, ты с Гринольвом в Етунхейм собираешься.
— Да. Всеотец поручил мне сопроводить его, — Тор едва не светился от счастья. — Я не знаю, куда именно и зачем он отправляется, но я уверен, что он преследует великую цель.
— Я пойду с тобой. Думаю, верный клинок тебе пригодится, если вы случайно наткнетесь на етунов, — быстро произнесла Сиф. Она надеялась, что голос звучит достаточно убедительно. А спрашивать, зачем понадобилось осматривать мир ледяных гигантов и подвергать свои жизни опасности, она не собиралась. Тор всё равно не знал, а Гринольву лучше не задавать вопросов, которые могли показаться глупыми и неуместными.
— Я знал, что могу на тебя положиться, — Тор очень серьезно посмотрел на Сиф, и она поняла, что это не пустая вежливость: мало кому Тор доверял так, как ей. — Я уверен, что наши друзья не откажутся от нового приключения.
— Не думаю, что стоит их звать, — перебила Сиф. — Я всё же почти член царской семьи, нравится мне это или нет. Меня Гринольв терпит, но ты знаешь, как он относится к остальным.
Сиф намекала на ужасную вспыльчивость, которой славился Гринольв раньше и которую все успели прочувствовать на собственной шкуре в последнее время. Он вел себя подчеркнуто вежливо с членами царской семьи, к которой относил и невесту Тора. Настолько подчеркнуто вежливо, будто на самом деле презирал всех, начиная с Одина. С остальными он обращался очень жестко, крайне недоброжелательно реагировал на любую шутку и считал, что все должны вести себя так, как было положено в его время. И если на плацу его любовь к дисциплине и субординации вызывала восторг даже у ленивых и бездарных воинов, то в обычной жизни с Гринольвом приходилось разговаривать очень осторожно. Стоило ему войти в пиршественную залу в тот час, когда там не было никого из членов царской семьи, как он без зазрения совести начинал строить что молодняк, что старых вояк на правах самого старшего и древнего. Тор не очень верил во все эти россказни, потому что его самого злоба Гринольва никогда не касалась, но незримые потоки ненависти ко всему живому ощущал даже он. Возможно, дело было в многотысячелетнем сне. Сложно любить потомков тех, кто заживо тебя похоронил. Хотя стоило отметить, что своих постаревших воспитанников Гринольв отделял от остальной толпы и относился к ним чуть лучше. И Сиф, и Тор с изумлением узнали о том, что бОльшая часть детей межмировой войны хоть несколько лет да жила на хуторах советников Одина, пока все взрослые члены их кланов отправлялись в длительные походы. У кого родственники возвращались, те уходили в свои земли, но кто терял весь клан, тот оставался при советниках Одина. И многие обустраивались вокруг дворца, занимали важные выборные посты. Вчерашние дети и юноши, представшие сейчас перед Гринольвом глубокими стариками, помнили о нем много и хорошего, и плохого, но все единодушно признавали его благодетелем и спасителем.
— Я надеюсь, что Гринольв сможет остановить Локи, — задумчиво произнесла Сиф. — Локи скользок как угорь, но даже угорь попадается в хорошо расставленные сети.
— Возможно, отец именно из-за Локи Гринольва и воскресил, — тихо ответил Тор. — Я уверен, что рано или поздно брат устроит восстание своих ученых — бывших убийц и висельников. Я множество раз предлагал отцу сыграть на опережение, но отец и слушать меня не желает. Зато теперь наша армия в самых надежных руках. В руках живой легенды, аса, у которого за плечами такой опыт походов, который не снился никому из нас. Я уверен, что он сможет уничтожить армию Локи.
— Ты уже однажды уничтожил его армию собственноручно.
— Да, однажды. С друзьями из Мидгарда.
— С друзьями из Мидгарда, — тихо повторила Сиф. Тор не уловил в ее голосе откровенной зависти, которую она даже не пыталась скрыть. Та битва должна была принадлежать ей, и Тор был согласен взять ее с собой в Мидгард, но Всеотец не позволил — видимо, чувствовал ненависть воительницы к своему младшему сыну. После того, как Локи выпустил из хранилища Разрушителя, Сиф твердо решила, что никогда не помирится с ним, даже если Один прикажет ей это сделать. Она, как и троица воинов, была свидетельницей триумфа Локи. Она видела безумную радость на его лице, когда он держал в руке Гунгрир, когда называл себя царём Асгарда и гордо вставал с трона. Пусть плетет сейчас, что угодно, она точно знает, что его конечная цель — трон и власть над всеми мирами, а еще она точно знает, что, пока жива, Локи не стать Всеотцом.
Попасть в Етунхейм можно было только одним способом — используя Тессеракт, который хранился в поселении отверженных. Тору показалось, что Гринольв вовсе не рад провести несколько часов в поездке по свежевыпавшему снегу.
— С твоего позволения, я подожду вас у ворот, — попросил полководец, и просьба эта сильно походила на приказ.
Тор удивился, но виду не подал. Гринольв уже бывал в поселении и, видимо, таинственная атмосфера не пришлась ему по вкусу. В отличие от него, Сиф не только согласилась въехать на территорию поселения, но даже опередила будущего мужа. Тор заранее послал почтовую птицу, чтобы предупредить брата о приезде и попросить не показываться на глаза Сиф, явно настроенной к нему недружелюбно. Ни к чему сейчас лишние споры. У них важное дело, а если брат не вышел к завтраку, когда был во дворце, значит, ему нечего сказать ближайшим родственникам.
Тор так и не понял, получил ли Локи послание или просто не собирался показываться на улице в столь поздний час, однако по приезде в поселение они будто случайно наткнулись на Ивара, который поздоровался очень душевно.
— Как я рад вас видеть, вы себе не представляете! — щебетал он, ведя гостей к лабораториуму. — Я уполномочен передать вам радостную весть. Именно я, ведь я занимался этим делом, и, прошу заметить, очень успешно. Вот, смотрите, — он приветливо открыл дверь и указал на Тессеракт, стоящий на блестящем хрустальном возвышении.
— Здорово я придумал, правда? Глаз не оторвать. У меня хороший вкус, — Ивар взял в руки хрустальную конструкцию и протянул Тору. — Ваше высочество, вот Тессеракт, а внизу в подставке ящичек со всей документацией. Мы закончили с ним и отдаем на вечное хранение в хранилище Одина Всеотца. Всё как положено.
Тор оторопело смотрел на кубик, на подставку и на аса, который едва мог удержать тяжелую конструкцию. В планы Тора не входило возвращение во дворец и передача отцу документов. В планы Гринольва тем более, ведь сейчас самое подходящее время для телепортации — темная ночь, что в Асгарде, что в Етунхейме. Тессеракт переносил из мира в мир практически незаметно, но днём синее марево скрыть сложнее.
— Благодарю тебя, — произнес Тор оторопело. — Я скоро вернусь за подставкой с документами, а пока заберу только Тессеракт.
И, не слушая очередные восхваления не то в свой адрес, не то в адрес Тессеракта, сын Одина покинул длинный дом, насквозь пропахший какой-то дрянью, которая противно хлюпала под ногами. Во всем Асгарде лежал чистый снег, а в поселении — разноцветный, и вовсе не магия была тому виной, а опасные яды. Никто не мог гарантировать, что эти самые яды никогда не попадут в бокал венценосных особ по распоряжению приемного сына Одина. Тор не заметил, что Сиф задержалась в лабораториуме и перекинулась с Иваром несколькими фразами; не заметил он и судорожных кивков ученого, и хитрого прищура невесты. Тор не знал, что воительница уже однажды пыталась заставить Ивара убить Локи, но потерпела поражение от таинственного мага. А если бы знал, то вряд ли осудил бы подругу за подобный шаг. Он любил брата, но прекрасно понимал, что у его невесты есть все права мстить, и законы Асгарда будут на её стороне. Локи становился всё опаснее и мог неожиданно напасть. Пришло время потребовать возвращения Локи во дворец, где за ним проще следить и не допустить непоправимого.
Когда друзья вышли за пределы поселения, то нашли скучающего Гринольва, с подозрением осматривавшего местность.
— Тебя что-то тревожит? — спросил Тор, предчувствуя опасность.
— Воспоминания, — Гринольв указал на крепость. — В моё время поселение отверженных занимало гораздо меньшую площадь и не было так густо заселено.
— Пусть обживаются, пока им позволяют, — пожала плечами Сиф. — Вокруг на много миль все равно никто не живет. Земля рядом с преступниками проклята.
Гринольв ничего не ответил. Он усиленно делал вид, будто Леди Сиф рядом нет, но поскольку обращаться только к Тору казалось ему невежливым, он при разговоре бросал бессмысленные взгляды в пустоту.
— Нам нужно дотронуться до Тесссеракта, — объяснил Тор, чтобы разрядить обстановку. — Возьмитесь одной рукой за него, другой — за меня. Я задам точку назначения.
Гринольв с явным недоверием дотронулся до куба. Еще бы: для него это была ожившая легенда. Многие асы видели Тессеракт, но впервые он попал в Асгард уже после исчезновения Гринольва. На мгновение всё вокруг стало синим. Тор прикрыл глаза, а когда открыл, то обнаружил глубокие снега, ущелья и скалы. В Асгарде зимняя погода наступила с большим опозданием, а в Етунхейме смена времен года работала как часы, и каждый год снег выпадал чуть ли не в один и тот же день.
Гринольв осмотрелся, глубоко вдохнул морозный воздух, потом еще и еще. Он стоял по колено в снегу, подняв голову к звездному небу и дыша полной грудью. Тор подумал, что, возможно, именно Етунхейм — любимый мир Гринольва. Великий полководец жил во времена величия и могущества ледяного царства, когда гиганты еще не считались монстрами, когда с ними вели торговые дела, когда асы и ётуны беспрепятственно ходили друг к другу в гости. Тор множество раз смотрел в воспоминаниях отца битвы с Етунхеймом, видел разрушения, но никогда не видел мирного довоенного Етунхейма. Раньше его это не особо заботило, а сейчас вдруг стало любопытно.
Невдалеке шумел исполинский дубовый лес, кишащий опасными огромными тварями, одна из которых чуть не убила наследника во время прошлого похода, но Гринольв не обратил на лес внимания, а зашагал к горной цепи Нидфьёлль. Тор с Сиф переглянулись и последовали за ним, держа оружие наготове. Если Тор неверно рассчитал место приземления, то великаны нападут в любой момент, и хорошо, если врукопашную. Поселений ётунов поблизости не было — фактически только это царевич и знал про Нидфьёлль. А еще легенду, что якобы один предприимчивый карлик построил в ней убежище на случай Рагнарека. Тор надеялся, что Гринольв идет не в гости к карлику — не хотелось афишировать свое появление, пусть даже и не ётуну. Надо было еще в Асгарде спросить у Гринольва о цели странной поездки, но как-то не сложилось, а сейчас было уже бессмысленно. Всё равно остановить полководца невозможно. Да и не нужно: всё же Гринольв претендовал на очень высокий пост, но был ли его достоин?
Тор осмотрелся: почти весь Етунхейм состоял из исполинских лесов и скал, нагнетавших тьму, мешающую ориентироваться. Зато напасть исподтишка было легче лёгкого, особенно, если ты ледяной гигант и с детства досконально изучил местность. Тор знал Етунхейм гораздо хуже ётунов. Помнил только примерное расположение трех основных рек, трех горных цепей, Железного Леса и дозорных постов. Ему казалось, что место приземления подобрано идеально, но всё равно чувство тревоги не покидало его, и он держал наготове верный молот.
— Гальгвид цела? — вдруг спросил Гринольв, тяжело поднимаясь на скалу и ни к кому конкретно не обращаясь.
— Сколько я знаю, сама крепость цела, — ответила Сиф, тяжело дыша, — но дозора на ней давно нет, границы с Асгардом охраняют только асы.
— А Эггдер погиб? — продолжил допрос Гринольв.
Тор и Сиф промолчали. Им рассказывали, что начальник дозора был приветлив со всеми, кроме асов, и прекрасно играл на арфе. И то знали только потому, что царица Асгарда часто играла написанные им мелодии. Как сложилась его судьба после давней войны, никто не имел понятия.
— Так что случилось с Эггдером, Фьяларом и мечом возмездия, который они охраняли? — Гринольв чуть повысил голос, и он отразился от скал, порождая эхо. Воины заозирались — это было небезопасно. Эхо еще пару раз повторило последние строки и смолкло. Вокруг снова воцарилась звенящая тишина. На этот раз пронесло.
— Что за меч возмездия? — шепотом спросила Сиф, которая, как и Тор, никогда не слышала таких странных названий.
— А вы ничего не знаете о магических мечах Девятимирья? — в свою очередь удивился Гринольв. — Очень интересно. А Торгерд вы знаете? Или Ангрбоду?
— Торгерд — человеческая женщина, считавшая Ётунхейм родным домом, стареющая и возрождающаяся, насылающая ветер и град? — переспросила Сиф. — А Ангрбода — ты имеешь в виду прародительницу чуть ли не всех кланов етунов из Железного Леса, которая якобы выстраивала им внешнюю политику? Это давние легенды.
— Я с этими легендами сидел за одним столом! — рявкнул Гринольв шепотом, но потом сразу поправился. — Вы за свои почти полторы тысячи лет жизни не встречали ни разу ни Фьольвара, ни Менглёд, ни Фьёльсвинна, ни Гюмира?
— Менглёд — великая целительница, я видел ее несколько раз при дворе отца, — ответил Тор. — Что до остальных, то я слышал их имена очень давно и ничего о них не помню.
Гринольв остановился и внимательно посмотрел сначала на Сиф, потом на Тора.
— Ваши знания очень причудливы. Вы легендами считаете то, что для меня вчерашняя реальность. Впрочем, я же для вас тоже легенда. Быть может, вы не знаете, что Лафей родом из Нифльхейма и его позвали не столько править Етунхеймом, сколько выполнять церемониальные функции и решать споры местных владык, которые давно поделили этот мир? Или что Етунхейм был создан для того, чтобы великаны огня и льда могли жить вместе, и от их союза появились етуны: оборотни, легко приспосабливающиеся к любым условиям?
— Мы знаем, — подала голос Сиф, — что Етунхейм был опасным миром, населенным монстрами, которым не хватало собственных земель, и они пошли войной на Мидгард. Всеотец вступил с ними в бой, разбил их армию и гнал до самого сердца ледяного мира, где и оставил, униженных и почти уничтоженных. Я сама лишь раз была в Етунхейме два года назад, и нас встретила толпа полуголых великанов в развалинах дворца, которые только и могли, что драться ледяными клинками, созданными из собственных тел.
— Так вы были в Трюмхейме — королевском чертоге, — уточнил Гринольв. — Причем зимой. И явно не для того, чтобы испить лучшего пива в девяти мирах… Хотя если Ольвальди погиб на войне, то и пиво могло испортиться.
— Мы были там, потому что великаны пытались похитить каскет.
— Я слышал эту историю, — перебил Гринольв. — Что ж, посмотрим…
Он остановился на вершине скалы и вгляделся в серую даль. Утренняя дымка постепенно светлела — солнце вставало в Еунхейме очень быстро. С его первыми лучами надо было возвращаться в Асгард, а ни Тор, ни Сиф так и не поняли, зачем Гринольв вообще прибыл в мир льда и мрака.
Полководец долго вглядывался в серый горизонт, потом развернулся и посмотрел в другую сторону, где шелестел лес. Асы стояли на небольшом скальном возвышении, и Тор удивился, сколь просто было до него добраться. Вокруг были непроходимые скалы, а сюда будто вели остатки древней дороги.
Гринольв глубоко вздохнул и помрачнел.
— Ничего, — произнес он глухо. — Ничего знакомого.
— Что ты хочешь найти? — спросила Сиф, подозрительно осматриваясь в поисках врагов.
— Вам ничего не скажут названия. Просто знайте, что мы стоим там, где раньше располагался дозор и откуда можно было увидеть сразу несколько чертогов. Сейчас я вижу только один — Гастропнир — целительную крепость Менглёд. Она же — единственный етун, который для вас не легенда. Похоже, что в Ётунхейме всё хуже, чем я думал. Надо наведаться в Уттгард и Железный Лес. У меня были добрые приятели в кланах Кровавой Ольхи и Жука-могильщика.
— Из девяти кланов Ярнвида два Один полностью уничтожил, — подала голос Сиф. — Призрачного Оленя и Молнии, кажется, а остальные очень сильно поредели. Мой отец показывал портреты этих чудовищ — ётунов Железного Леса. Они даже на етунов непохожи: одни в шерсти, другие — гермафродиты, постоянно меняющие облик, пьющие чужую кровь и занимающиеся каннибализмом!
Это было смело и глупо — говорить подобное о существах, которые, вполне могли оказаться приятелями или даже друзьями полководца, но Тор не мог остановить Сиф.
— Твой отец многого не знал о них. Ни один другой народ, даже асы, не отличается такой взаимопомощью и стремлением к самопожертвованию, нигде больше ты не встретишь такую чистоту крови — етуны Ярнвида женятся только внутри леса, — нигде больше твоя внешность и физические недостатки не будут играть настолько ничтожной роли. Не говоря уже о том, что только етуны Ярнвида занимались лечением мутаций, — отчеканил Гринольв и принялся спускаться вниз.
— Я многое о них знаю благодаря Орму, моему большому другу и прекрасному целителю. Он много времени проводил в Железном Лесу и благодаря нему у меня там были друзья.
— Твой друг часто бывал у етунов? — удивился Тор. — Но ведь, сколько я помню, он занимался поставками.
— Да, а еще медициной, — ответил Гринольв. — У него была мечта, привнесенная из Етунхейма. Он мечтал создать полукровок. Неважно, кого с кем. Хоть с другими расами, хоть с животными, хоть с некими метафизическими сущностями. Я не одобрял его увлечение, но ничего не мог сделать. А однажды он пришел ко мне и сказал, что знает, как… А, впрочем, неважно.
Гринольв спрыгнул с низенького уступчика в глубокий снег и провалился чуть не по пояс.
— Рассвет наступил. Нам надо возвращаться.
Тор кивнул. Всех троих объяло голубое свечение, и они исчезли, так и не встретившись ни с одним етуном. По крайней мере, Тор и Сиф надеялись, что их не обнаружили. Появились они у ворот поселения, и Тору пришлось зайти к Ивару, чтобы забрать хрустальную подставку с документами, везти которую было ужасающе неудобно.
— Расскажи, пожалуйста, — попросила по дороге Сиф. — Что случилось дальше с твоим другом? Что он смог найти?
Гринольв хмуро посмотрел на нее, но, к удивлению Тора, ответил:
— Орм пришел ко мне однажды вечером и сказал, что знает точно, как сделать полукровку, как влить в аса кровь не то муспеля, не то ётуна, не то обоих сразу. Он распинался долго, чуть не всю ночь, под бутылку доброго эля, а к утру попросил одолжить лучшего воспитанника для эксперимента. Самого сильного, самого способного, ведь он обеспечит ему блестящее будущее. Я наотрез отказал. Он продолжал настаивать, кончилось дело дикой ссорой и дракой. Орм заявил, что еще покажет мне, что он прав, что эксперимент безболезнен и безопасен. И уехал к себе. Я не знал, что он делал, узнал через несколько дней, когда от него прилетела почтовая птица. Он требовал меня к себе. Я приехал и увидел, что на нем нет лица. Он решил провести эксперимент над своей любимицей — нашел, на ком ставить опыты. Всё пошло не так, как он предполагал. Эксперимент был болезненным, тело не выдерживало, остановить его он не мог. Хорошо, что дело было зимой, не было никаких дел. Мы почти два месяца не отходили от девочки, боялись, что умрет. Выжила. Стала полукровкой. Орм на пару месяцев совсем исчез. Перенервничал, видимо. Зато переделка его постепенно в новом теле осваивалась: начала менять облик по своему желанию, развивать две магии сразу. Сбежала она потом и погибла — упала со скалы в море, даже трупа не осталось, но это позже было, а на тот момент она только привыкала к себе, а Орм приходил в себя. Потом вернулся и снова потребовал кого-нибудь из моих лучших воспитанников. Я думал, что убью его, но у него горели глаза, он заявлял, что Арнульв станет самым сильным, что пара месяцев боли ничто по сравнению с возможностями, которые перед ним откроются. Я вновь ответил категорическим отказом и попытался запретить ему экспериментировать над своими воспитанниками. Не для того нам их отдали, чтобы мы над ними эксперименты ставили. Куда там — он меня не слушал. Не прошло и трех дней, как он принялся за старое. Месяца три развлекался и безрезультатно — все дети умирали практически сразу, немногие мучились недели две и потом всё равно умирали. Его любимица была единственной выжившей, и он с остервенением принялся проверять ее, изучать и смотреть, как так получилось, что она выжила. В конце концов, я поставил ультиматум, что, либо он прекращает свои чудовищные эксперименты, либо я расскажу обо всем Одину. Не имеет он права губить десятки детей. Мы опять чуть не поссорились, но эксперименты он больше не проводил.
Гринольв замолчал.
— Если бы мои лучшие воины знали, от чего я их когда-то спас…
Он хотел что-то добавить, но так и не добавил, а Тор не посчитал для себя возможным спрашивать. Гринольв умел рассказывать, интересно и познавательно, только вот Тор вовсе не был уверен, что хочет знать такую правду о прошлом Асгарда и его лучших представителях.
====== Глава 80 ======
Иногда Хагалару казалось, будто Локи свято уверен в том, что заполучил самого мастера магии — великого боевого мага — в свое безграничное пользование. Так начало казаться с тех пор, как он заключил с лафеевским недоразумением некое подобие перемирия. Царевич наконец-то оценил выгоду, которую принесет ему сотрудничество. Осталось только перестать раздумывать, почему до Локи столь элементарные вещи не доходили в течение года? Тот Локи, которого Хагалар помнил, был маленьким, но сообразительным и умным, даже чересчур сообразительным для своих лет. И свою выгоду видел сразу, касалась ли она костяных фигурок, стеклянных бусин, дудочки или еще чего-то столь же важного для маленького ребенка. Однако подросший ребенок целый год валял дурака, распушал перья, чтобы потом все равно вернуться с покаянной головой к тому, кто с самого начала предлагал своё покровительство. Пускай гордость не позволяла Локи признать собственное поражение и смиренно молить о помощи, результат был налицо и очень радовал Хагалара. А то, что для принятия верного решения Локи потребовалось угробить пару десятков поселенцев, — небольшая потеря. Маги в фелаге Наутиз были никудышные, а новых естественников можно вырастить из любого отребья. Так что жертвы минимальны. Правда, Хагалар раньше искренне надеялся работать вместе с Раиду, чью гениальность не признать было невозможно, но тот после помилования захирел, зачах и обнимался с гейзерами, как докладывала личная шпионка мастера — Черная Вдова. Хагалар давно наблюдал за необъявленной войной магички и естественника и ждал, кто кого одолеет, точнее, когда Раиду сломается и сдастся на милость победительнице. Сломался, сдался, только вот победительница не захотела принять его таким. Он был ей больше неинтересен. В этом она походила на своего мастера — Вождю тоже были противны сломанные и сдавшиеся жертвы. Ломать любил Гринольв, а Хагалар предпочитал убивать несломленных, давать воинам красивую смерть и славу, которую их потомки пронесут сквозь века и которой не стыдно поставить рунический камень. Гринольв отбирал не просто жизнь, он отбирал бессмертие, Хагалар не считал себя в праве так поступать с кем-либо.
Появление ночного кошмара всё еще не давало покоя. К Одину с расспросами Вождь не стал обращаться, потому что был уверен, что правды ему никто не скажет, а подходящую необременительную ложь он и сам может придумать. Не верилось, что Всеотец просто внял недвусмысленным намекам и предупреждениям о грозящей опасности и решил привести армию в порядок с помощью Гринольва. Это было слишком разумное решение для того Одина, которого Хагалар знал последние много столетий. Проще было предположить какой-нибудь подвох, какую-нибудь потаенную причину, возможно, козни против него самого. Но это было как-то слишком сложно и нецелесообразно. Если бы Один хотел насолить давнему полунедругу, то поступил бы гораздо изящнее. С другой стороны, Хагалар ни одной минуты не верил, что Один действительно не нашел Гринольва три тысячелетия назад. Даже если предположить, что Хеймдаль не видит комнат подле лабиринта, почему нельзя было осмотреть их собственноручно? Сам Хагалар, на тот момент глупый мальчишка, об этом не задумывался, но сейчас-то он понимал, что Один просчитывал свои действия на бесконечное количество ходов вперед. В разгар межмировой войны, когда положение стало чуть-чуть улучшаться, он усыпил своего советника чужими руками на неопределенный срок и надеялся, что тот останется верен ему после пробуждения. Этого Хагалар никак не мог понять. Если бы его одним махом лишили семьи, друзей и времени, он бы лично убил царя Асгарда, и никакая клятва верности не помогла бы. И пусть дальше повешение, утопление или сожжение с Хельхеймом и Ностронгом — он умер бы с улыбкой на устах, отомстив за свою уничтоженную жизнь. Но с ним Один так не поступил, Хагалар сам себя изгнал: покинул Асгард на триста лет, когда понял, что всё, к чему он стремился, достигнуто, а новые цели пока недостижимы. Триста лет — ничтожный срок по сравнению с трехтысячелетним сном. Но, когда Хагалар вернулся, привычный мир изменился до неузнаваемости. Немногочисленные осколки двора отыскались в поселении отверженных, остальные были убиты или разжалованы. Всё изменилось слишком сильно, и Хагалар не захотел вливаться в новый Асгард. Если так колоссально изменился мир за триста лет, что уж говорить про три тысячи?
Возможно, Гринольву требовалась помощь, совет, еще что-то, но Хагалар не спешил помогать тому, кого ненавидел всю жизнь. Даже если страхи пусты. Он будет служить вместе с Гринольвом, если Один прикажет, если так будет лучше для молодых царевичей, но он никогда не станет ему другом или советчиком. Гринольв из другой эпохи и другой жизни. Хагалар никогда не знал настоящего Гринольва, а тот ребенок, который его боялся и ненавидел, давно погиб во славу великого Асгарда. Теперь существовал другой ребенок, имеющий значение для истории, — с не меньшими проблемами, чем те, которые когда-то были у самого Хагалара. Слишком взрослый, чтобы им можно было явно управлять, но недостаточно взрослый, чтобы понять, как опытный маг направляет его мысли в угодную ему сторону. Локи просто повезло, что Вождь пекся о его благе даже больше, чем о благе Асгарда, и действовал исключительно в его интересах. Правда, из-за этого же ребенка приходилось терпеть и неудобства. К примеру, сейчас дитя етуна и асиньи без зазрения совести разбудило его и, даже не извинившись, заявило, что желает видеть у себя одетым и при полном параде минут через двадцать-тридцать. Обычно, если Локи был нужен кто-то из поселенцев, он посылал либо рабов, либо других поселенцев, которым не повезло оказаться рядом с ним. Но своему почти наставнику он оказывал своеобразные знаки внимания. К примеру, всегда приходил лично. Хагалара подобное поведение забавляло: иногда ребенок бывал очаровательно мил, словно и не прошло семи столетий с их последней встречи.
Первой мыслью Вождя было проигнорировать приглашение, но любопытство и опасения всё же заставили его подняться с лавки и ненамеренно разбудить посапывающего рядом Ивара. Обычно они с магом спали в разное время суток, но в последнее время мастер так уставал, что спал, когда придется, минуя расписание и неудовольствие своего подчиненного. Если Локи вызывает его так срочно, возможно, случилось нечто ужасное. На всякий случай Хагалар осведомился насчет второго дома отопления, но с ним пока всё было в порядке.
Уже через десять минут он вошел в покои Локи и увидел там того, кого вовсе не ожидал увидеть, — Хьярварда Альриксона, а с ним несколько менее знатных асов. Во времена Хагалара он был еще юношей, бравым воином, храбро сражавшимся на полях Етунхейма. Никаких особых заслуг не имел, но выделялся редкой для асов миловидностью, которую вовсе потерял с возрастом. Для Хагалара того времени молодой ас не существовал вовсе, он знал его только как одного из многочисленных жителей дворца, а вот с его отцом он имел дело и всегда оставался доволен им и его предложениями. Альрик был умен, даже мудр, но Хагалар понятия не имел, перенял ли сын хоть часть его благоразумия. Он был сильно выше Локи и шире в плечах, предположить дружбу между ними было невозможно как из-за разницы в возрасте, так и из-за разницы в положении. Зачем же он здесь?
— Хагалар, а ты не заставил себя долго ждать! — Локи чуть ли не насильно усадил его на скамью, где сидели гости, которые тут же брезгливо отодвинулись от отверженного. Вождь милостиво позволил им проявить брезгливость, подавляя усмешку — царевич был очень смешон в своем постоянном стремлении угодить своему будущему наставнику и сделать гадость незваным гостям.
— Я хочу представить тебе одного из моих лучших старших друзей, это мой Учитель.
Локи смолк, а Хагалар терпеливо ждал, когда за должностью последует имя, однако царевич продолжать не собирался. Это было интересно: что натворил Хьярвард или даже старина Альрик, что его сын больше не называет свое имя, по крайней мере, при царевиче?
— Зваться Учителем ничем не хуже, чем какой-нибудь руной, — усмехнулся Хагалар, оглядывая великана с ног до головы. Может, он обознался и это вовсе не тот ас? Прошло столько времени, а тщедушный юноша так сильно изменился, что его и не узнать.
— Это не имя, — громыхнул великан так, что затряслась утварь на ближайшем столе. — Но я обучал царевича той науке, при которой имя лучше не называть.
— Почему же? — Хагалар изумленно приподнял бровь, прикидывая в уме, какой род деятельности может быть связан с использованием истинного имени.
— Чтобы подопечный впоследствии не мог меня проклясть, — на полном серьезе ответил Хьярвард.
— Математике ты его учил, что ли? — прыснул со смеху Хагалар и насмешливо оглядел серьезных, будто на поминках, асов. — Я бы обломал руки и ноги тому, кто заставил ребенка учить наизусть таблицы умножения трехзначных чисел!
— Нет, — вмешался Локи. — Он учитель совершенно другого предмета, но какого, сейчас уже неважно. Я больше ничему не учусь.
— Это пока, — выразительно заметил Хагалар и победно оглядел мальчишку.
На лице Локи не дрогнул ни один мускул.
— Мы хотим проехаться по окрестностям, — продолжил царевич как ни в чем не бывало. — Не покажешь нам то, что знаешь только ты?
Теперь пришел черед Локи делать выразительную паузу, а Хагалару оставаться невозмутимым. И откуда детеныш знает о его осведомленности? Впрочем, оно и к лучшему. Такие прекрасные возможности подворачиваются нечасто.
— Почему бы и нет? Давайте прокатимся, — кивнул Хагалар. — А потом я отправлюсь спать. Поедем втроем. Если вы не боитесь меня, разумеется.
Он направился к двери и специально замешкался у выхода, чтобы расслышать вопрос Локи, обращенный к Хьярварду:
— Что скажешь?
И лаконичный ответ:
— Я его впервые вижу.
Глаза Хагалара недобро сузились. Так значит, детёныш решил попробовать что-то узнать о нём, причем не у родителей. Что ж, в этот раз у него ничего не получится. Сын Альрика не узнает старого знакомого. Когда маг вернулся из Бездны, то даже Хеймдаль его не узнал — настолько сильно он изменился. Только два аса опознали его — прекрасная Фригга и вовсе не прекрасная Беркана, носившая тогда другое, настоящее имя. Вождь даже мог бы поверить в то, что любовь меняет зрение аса и заставляет видеть сквозь изменившуюся оболочку саму суть. Это была красивая теория, и она имела бы право на существование, если бы Хагалар верил в любовь как в явление, вообще возможное в Асгарде. Истинную любовь он познал только в Бездне и, вернувшись в Асгард, уверился, что в мире родных грубых нравов нет места настоящему светлому чувству.
Всего через несколько минут трое всадников в теплых мехах медленно ехали по заснеженным тропинкам, оставив на попечение рабов дворцовых асов, которым отсутствие хозяина не мешало пить за его здоровье. Хагалар и рад был бы показать спутникам настоящие красоты, но для этого надо было вставать на лыжи, а у него были другие планы. Раз Локи позволил себе ставить эксперименты на нем, он тоже поставит эксперимент, правда, не на царевиче, а на своей загадочной осведомительнице, которая приносила с каждым разом все более интересные сведения о мародерах и войсках, готовящихся к нападению на Асгард. Жила Царица Листиков уединенно, но к ее хутору была протоптана вполне себе хорошая тропа, по которой можно было проехать друг за другом. Стало быть, в зимнюю половину года она таки нанимала рабочих. Впрочем, ведение ее хозяйства вовсе не волновало Хагалара. Он сам в свое время отправил ее следить за Локи, значит, она ему, наверняка, как-то представлялась. Пора узнать, какие именно образом.
Вскоре вдали показался заснеженный хутор с загоном для скота и множеством легких построек, использовавшихся в основном летом. Забор был низкий, но крепкий — его недавно подновляли, и уж точно не хозяйка занималась этим неблагодарным делом.
— Мы заедем к одной моей знакомой, у нее в доме есть множество всего интересного, — пояснил Хагалар следовавшему за ним Локи. Царевич не ответил.
Вождь не стал предупреждать давнюю знакомую о своем приходе. Чуть отделившись от спутников, он легко преодолел невысокую ограду, спешился и вошел в теплый, пропахший дымом и скотиной дом, как обычно не запертый на массивный засов, сиротливо валявшийся у кованой двери. Идеальная маскировка. Слишком идеальная для такой странной женщины, как Царица Листиков.
— Приветствую! — Хагалар вошел в просторное помещение, освещаемое настолько плохо, что он посадил бы себе зрение, если бы занимался ткачеством, а вот Царице Листиков почти полное отсутствие света не приносило никаких видимых неудобств.
— Ты не ждала меня, а я пришел и даже не один, — продолжил он быстро, чтобы сбить ее с толку и не дать подготовиться. — Посмотри, кого я к тебе привел.
И прежде, чем старая знакомая успела вставить хотя бы слово, он насильно поднял ее со скамьи и потащил к выходу, не обращая внимания на возмущение и легкое сопротивление. Она не должна успетьприменить никаких своих тайных умений, которых у нее было в избытке. Всего несколько секунд, и вот он уже на пороге со своей жертвой, а Локи и Хьярвард только-только спешиваются и отдают лошадей работникам.
— Ваше высочество! — Царица Листиков склонилась в глубоком поклоне. Хагалару не могло показаться — ее била крупная дрожь.
— Сигюн Сигхтрюгдоттир? — удивленно произнес Локи. — Не ожидал увидеть тебя в такой глуши.
— Это один из моих хуторов, ваше высочество… Любимый хутор. Я в нём часто бываю, — произнесла женщина спокойным голосом, и только Хагалар, прекрасно ее знавший, понимал, что она лишь сохраняет видимость спокойствия.
— Прошу всех в дом. Я не ждала столько гостей, но, надеюсь, что-нибудь найдётся, — Царица Листиков легко высвободилась из хватки Вождя, впрочем, он и не держал ее более. Она вплотную занялась царевичем, который задавал ничего не значащие вопросы.
Хагалар шел чуть позади. Сигюн Сигхтрюгдоттир… Когда-то он знал совсем юную девушку, носившую такое имя, только вот она не могла превратиться в эту женщину. У нее была посредственная магия, а от Царицы несло магией высоких уровней. Впрочем, стоило послушать, прежде чем делать выводы.
Асинья велела принести дорогих восковых свечей и масляных ламп, собрать на стол, зажечь большой костер и приготовить что-нибудь быстрое и вкусное, лучше, конечно, свинину — церемониальное блюдо любого большого пира. Хагалар про себя отметил, что свинину кладут как на царский стол, так и в курган к покойникам, и улыбнулся своим мыслям — неужели милейшая Царица уже помышляет убить его? Локи тем временем рассматривал рукоделие, а радушная хозяйка показывала шерсть и пару огромных варежек. Они оказались в пору Хьярварду, и он тут же получил их в подарок. Так называемый «Учитель» знал Сигюн столь же хорошо, сколь и Локи. Сидя за столом в ожидании кушаний, Хагалар без зазрения совести допрашивал спутников, почти не обращаясь к давней знакомой. Выяснил, что на ее средства были построены почти все современные мосты в столице. Каждый из них был символом доблести и удачливости кого-нибудь из друзей или софелаговцев ее покойного мужа, который нажил состояние на торговле железом, мехами и пушниной. Выяснил, что она всё ещё носит траур, постоянно навещает курган и во дворце появляется редко, обычно на больших пирах, где ходит каждый раз с новой свитой и поражает всех присутствующих нарядами из разных миров самого дорогого покроя. Хагалар узнал еще много всяких мелочей, только вот не верил им совершенно. Для слежки ей нужна была красивая биография, вот она ее и придумала… Хотя полностью придумать было невозможно: нужны свидетели посещения кургана или строительство мостов. В одном только он не сомневался: у Сигюн хранилось множество интересных артефактов, и стоило заставить ее показать хотя бы часть из них, раз уж сейчас, благодаря царевичу, сложилась подходящая ситуация.
— У тебя есть что-нибудь эдакое, достойное царевича Асгарда? — как бы невзначай спросил Хагалар. Он старался быть любезным, хотя и не сомневался в том, что Царица Листиков не простит его за подобное дознание. Впрочем, она — не более чем ценный помощник и интересная загадка для его стареющего ума.
— Я даже не знаю, что может порадовать самого Локи, — задумалась Сигюн, нервно сжав подол платья. — К примеру…
— Самого Локи порадует, если хозяйка дома успокоится и обслужит гостей добрым элем, — перебил приемыш Одина и бросил на Хагалара нечитаемый взгляд. Вождь сощурился. Вот ведь поганец! Он даже не представляет, какую игру портит. Захотелось врезать. По наглой самовлюблённой морде, которая смеет перечить старшим. Да он ведь понятия не имеет, рядом с кем сидит и какую опасность представляет эта женщина! А уж какие у нее сокровища, которые она, по закону гостеприимства, обязана показать, а по первой просьбе высокого гостя и подарить этой самой поганой морде!
Хагалар с фальшивой улыбкой на устах наблюдал, как названая Сигюн разливает эль в рога с чересчур пафосными изображениями оленей и змей и подсаживается к царевичу. Тот перевёл разговор в ничего не значащую беседу, но вёл ее настолько искусно, что Хагалар не мог вставить ни слова, зато сама Царица Листиков расцвела, освоилась и стала вести себя более чем развязно. Хьярвард тем временем завёл разговор с Вождем. Он выпил всего пару чаш с рогатыми змеями, но его язык развязался настолько, что мастер магии узнал всё о его родословной, о его отце, которым таки оказался Альрик, о матери — женщине достойного нрава. Маг увлекся рассказами о былых подвигах давних знакомцев и не уследил, как так получилось, что Царица Листиков оказалась на коленях абсолютно пьяного Локи и беззастенчиво целовала его, сняв со своей шеи тяжелую гривну и вынув из волос бронзовые шпильки.
— Ты что делаешь? — воскликнул шокированный Хагалар, как только удостоверился, что видит не иллюзию.
— Уже поздно, — серьезно ответила Сигюн, недвусмысленно указывая на малюсенькое окошко, за которым простиралась кромешная тьма, — гостей пора укладывать спать. А по обычаям Асгарда я должна отдаться самому лучшему из вас.
Она поцеловала Локи в губы, и тот ответил на поцелуй, бурча что-то пьяно-неразборчивое.
— Царевич поедет спать к себе, — зло бросил Хагалар, вставая. Его вид не внушал ничего хорошего.
— Царевич сам решит, с кем и когда ему спать. Смолкни! — Локи вело, он едва мог усидеть на скамейке. Таким пьяным старый маг его никогда не видел. Что эта бестия подмешала ему в эль?
— Если царевич сейчас сам не смолкнет, я перекину его через седло и повезу в поселение таким образом! — пригрозил Хагалар, мрачнея на глазах.
— Что ты такое говоришь? — Хьярвард с трудом встал — его тоже ощутимо шатало, Вождь чувствовал себя единственным трезвым в толпе пьяных. — Кто ты, чтобы оскорблять самого сына Одина?
Он ударил по столу и чуть не сломал его. Упала пара свечек и едва не подожгла солому, щедро рассыпанную по земляному полу. Хагалар проклял свою забывчивость: он настолько привык общаться с поселенцами, которые как само собой разумеющееся признали его власть над Локи, что упустил из виду, что дворцовые асы ни о чем не знают.
— Прости, я забылся, — пробормотал он. — Будем друзьями. Я принесу извинения царевичу утром. Я слишком много выпил. Да и он тоже.
Вождь поднял руки в знак примирения.
— Помоги же мне доставить его в поселение. Не стоит оставаться в этом доме. С этой женщиной. Ты знаешь, почему, — Хагалар сделал ударение на последнем слове, краем глаза отмечая, что невинные ласки любовников уже перешли всякие границы и что Сигюн расстегнула фибулу, скрепляющую платье.
— Ладно, едем, — произнес великан спустя долгие секунды раздумий. Видимо, он не сразу вспомнил, почему Локи надо ограждать от женщин. — Хагалар прав, мы задержались, а царевич уже в полной мере оценил местное гостеприимство.
И Хьярвард одной рукой поставил на ноги тщедушную Царицу Листиков. Она тоже была пьяна и с трудом стояла, держась за стол. Немелодично звенели вычурные большие серьги — единственное украшение, которое она не успела снять.
— Уходите? Но мясо только пожарилось, — Царица глупо хихикнула, глядя, как сын Альрика помогает встать Локи и уводит его на улицу, поддерживая под локоть.
Хагалар не удостоил ее ответом, только быстрым цепляющим взглядом. Он направился к двери, надеясь уехать невредимым. Он уже ни в чем не был уверен. Он выпил совсем немного эля, но его ощутимо шатало, и он ощущал легкое опьянение и расслабление. Это было опасно.
— Подожди! — Царица Листиков догнала его у самого выхода. — Послушай меня.
Он остановился, но не повернулся к ней лицом. В его руке блеснула сталь. Он наблюдал, как Хьярвард сажает Локи перед собой — царевич был в незавидном состоянии и не мог усидеть на собственной лошади.
— Я хочу, чтобы ты знал, — произнесла Сигюн тихо, — Локи не выпил до дна даже одного рога. Он не пьян.
Хагалар фыркнул. Очередная ложь. Будто его так просто обмануть.
— Локи опасен, — не менее тихо продолжила Царица Листиков. — Пожалуйста, будь с ним осторожнее. Ты можешь… проиграть.
— Проиграть, — хмыкнул Хагалар. — Проиграть? Я выиграл несколько партий у самой Хель, и ты думаешь, что я проиграю мальчишке?
Он засмеялся чересчур пьяно. Он плохо себя контролировал. Понимал это, как понимал и то, что бежит от той, от кого собирался уйти победителем.
— Если я проиграю, то лично отправлю себя в Вальгаллу. Не пожалею доброго клинка.
С этими словами он вскочил на коня, но до его чуткого слуха донесся тихий вздох Царицы Листиков:
— Если Локи раньше не отправит тебя в Хельхейм.
====== Глава 81 ======
Один ожидал, что визит Гринольва в соседний мир будет недолгим, и в самом скором времени полководец явится к нему с очередными расспросами. Стоило назначить встречу в Бильскирнире — единственном деревянном чертоге, где точно не было лишних ушей, — но Гринольв не знал о его существовании, поэтому Один заперся на самом верху Валаскьява, разложил на столе актуальную карту Етунхейма и освежил воспоминания о тех днях, когда мир гигантов был великой державой.
Погода стояла прекрасная, светлая — Фригг пряла облака столь искусно, что они гуляли по небу, не заслоняя солнце. Один любовался чудесным Фенсалиром с золотыми березами, припорошенными свежим снегом. В их корнях притаились и заснули до лучших времен многоногие змеи, а вместе с ними жабы и прочие гады, коих Один когда-то насильно поселил в женском чертоге.
В Асгарде выпал снег, но зима ничего не изменила в распорядке дня воинов, которые беспрестанно тренировались, хотя дата нового похода не была назначена, да Одину и не хотелось назначать ее. Он считал, что однажды установил гегемонию в Девятимирье, и ничего лучшего народы не имеют права желать: слишком свежа еще память об ужасах межмировой войны, которую остановил истинный бог.
До последней зимы Всеотец не задумывался о том, что прошли столетия, сменились поколения, родились те, кто не знал ничего о былой резне, кто слышал только искаженные пересказы, песни и стихотворные баллады, посвященные тому страшному — а для романтичной молодежи прекрасному — времени. Большая часть этой самой молодежи погибла бы, случись снова столь же великое побоище. Причем погибла не на полях сражений, а от голода в собственных колыбелях. Но молодые воины этого не знали, каждый представлял себе, как вокруг высятся горы трупов, а он остается на коне, единственный, израненный, но с трепещущим сердцем и победным стягом в руке. Одину слишком хорошо были знакомы подобные мечты, ведь когда-то, очень давно, он сам бредил войной и славой. И только получив и то, и другое, искупавшись в крови бесчисленного множества врагов, убив тысячи виновных и невинных, он понял, что не в этом суть жизни. Вполне естественно, что молодежь, не нюхавшая крови, придерживается противоположных взглядов.
Один долго бы еще наслаждался заснеженным Асгардом и далеким криком чаек, делящих полудохлую рыбку, если бы ему не доложили о возвращении Гринольва. Всеотец немедля прошел в соседнюю комнату и велел собрать на стол — наверняка полководец голоден, наверняка ничего не ел по прибытии, а сразу понёсся докладывать о своих открытиях царю — по крайней мере, раньше он поступал именно так.
Один нашел Гринольва вышагивающим по узкому орнаменту на золотом полу. Он специально ступал по линиям, образующим длинную спираль, не замечал ничего вокруг и бормотал нечто бессвязное, что свидетельствовало об усиленной работе мысли. Один не смог удержаться от старой шутки: неслышно пристроился за спиной Гринольва и проделал достаточно длинный путь, прежде чем спираль закончилась, а полководец развернулся и врезался в своего царя. Старая шутка. Старше Гринольва, а, возможно, и самого Одина.
— Ваше величество! — советник принялся перечислять все титулы Одина, здоровался с ним так, будто перед ним иноземный посол. Всеотец терпеливо ждал окончания фарса — недавнее пробуждение давало о себе знать: Гринольва порой заносило, привычки и память подводили своего хозяина.
— Я осмотрел Етунхейм вместе с твоими детьми, — Гринольв так резко перешел к делу, что Один не сразу понял, что «дети» — это не Тор и Локи, а Тор и Сиф. — И я крайне удивлен тем, что узнал.
— Мы разрушили Етунхейм, я же говорил тебе, — притворно вздохнул Один. — Там мало что осталось от былого.
— Дело не в разрушениях. Дело в твоем сыне.
— Он совершил что-то непозволительное?
— Я говорил с ним о прошлом и выяснил, что он ничего достоверного о Етунхейме не знает. Все те етуны, которые гостили когда-то в Асгарде, с кем мы вместе пили эль и ели акул, все они для него — герои сказок, — Гринольв испытующе посмотрел на своего царя. — И будущая царевна Сиф подтвердила его слова. Я хотел бы узнать, что произошло? Почему самые сильные воины Асгарда, его будущие правители не знают ничего о вероятном противнике?
— Что ж, я отвечу на твой вопрос, — Один сел за стол и предложил Гринольву разделить трапезу. Тот набросился на еду столь рьяно, будто не ел несколько дней. — Мы с тобой помним, каким был Етунхейм в твое время, до последней войны. Процветающим. Центром науки, искусства, создателем нескольких боевых школ…
— Память меня не подводит, — пробурчал Гринольв, не прожевав, и тут же подавился.
— Если тебя не подводит память, то вспомни, как зарождалось Девятимирье, — Один подал знак слуге, и тот, немного смущаясь, похлопал полководца по спине и тут же отпрыгнул в сторону, страшась праведного гнева. — Лава Муспельхейма и лед Нифльхейма столкнулись и породили Имира и корову Аудумлу, от которых пошло всё сущее. Великаны Муспельхейма и Нифльхема существовали с самого начала времен, а етуны — это смесь двух рас великанов, которым досталось всё лучшее и которые поднялись на несравненно более высокую ступень развития.
Гринольв мелко закивал, едва справившись с кашлем. Не было смысла пересказывать ему скучные банальности, он прекрасно помнил мифы о сотворении Девятимирья. Не знал он только одного: сколько в мифах правды, а сколько — позднего вымысла.
— А раз так, — Один сделал паузу, — то очень сложно понять и объяснить, почему не етуны, впитавшие в себя силы двух изначальных рас и многомерно увеличившие их мощь, должны править Иггдрасилем? Асы появились много позже и никак не связаны с гигантами. Да, именно асы могут брать в жены представителей любых других рас и заводить от них детей, но это слабое основание для владычества над мирами. Поэтому, Гринольв, мы не просто разрушили Етунхейм физически, мы низвергли великанов в пучину варварства и разнесли о них ту молву, которая навсегда опорочила их в глазах других народов. Это не было такой уж сложной задачей, как кажется. В твое время нас занимали более важные дела, Асгард был на грани гибели, но именно твои победы сделали возможным в будущем, спустя столетия, победить Етунхейм и установить асгардское владычество над девятью мирами.
Один замолчал. Гринольв медленно пил мёд из высокого рога, обдумывая услышанное.
— Значит, Етунхейм полностью уничтожен.
— И сам по себе, и в душах других народов, — кивнул Один. — Великаны еще нескоро от такого оправятся. Прошла почти тысяча лет деградации, теперь это раса полудиких варваров. В Утгарте и мелких поселениях остались очаги культуры и образования, которые постепенно развиваются, остались всесторонне образованные семьи, целые кланы, но пройдет еще не одно тысячелетие, прежде чем Етунхейм восстанет из пепла, а когда восстанет, то никто етунов не примет и дел с ними иметь не захочет.
Гринольв не обрадовался такой перспективе, но промолчал.
— А остальные миры? Как мы можем готовиться к войне с несколькими мирами, не зная ничего об их численности, вооружении, даже запасах продовольствия?
— Хеймдаль всё видит, а Хагалар многое знает.
— Очень интересно, откуда, — сощурился Гринольв.
— Я вручил ему в руки Тессеракт. Он пользуется им по своему разумению.
— Пользовался.
Один нахмурился.
— Тор привез Тессеракт во дворец. Его отдали с какой-то хрустальной игрушкой и документами. Мы поэтому так сильно задержались.
— Это добрая весть, — кивнул Всеотец задумчиво. Он не ожидал такого ценного подарка из поселения, особенно сейчас. — Раз Тессеракт снова в столице, мы сможем в любое время получить все необходимые сведения и предупредить зарождающуюся войну.
— Почему нельзя открыть портал, ввести в войска в любой из миров, сжечь пару деревень, уничтожить жителей и уйти столь же незаметно, сколь пришли? — спросил Гринольв, вставая. — Мы внушим священный ужас всем непокорным, ведь асгардская армия появится из ниоткуда и исчезнет в никуда. Без Радужного Моста не работают тайные тропы, никто не сможет добраться ни до нас, ни до прочих миров. Мы бы выиграли сражение, не начав его.
Один задумался. В юности он бы так и поступил, сам возглавил бы отряд мародёров, но сейчас понимал, что затея Гринольва обречена на провал. Как замаскировать портал? Как сделать так, чтобы в него не проник никто посторонний? Всеотец не был уверен, что Тессерактом можно перенести целую армию. Он переносил лишь тех, кто до него дотрагивался. Локи в Мидгарде для открытия прохода между мирами потребовалось специальное устройство неведомой конструкции. Если же переносить военные отряды пятерками или десятками, то это займет слишком много времени, да и засекут их в других мирах: скрыть одну вспышку голубого света, излучающую огромную энергию, с трудом можно, но скрыть десять или сто никак не получится.
Примерно это он изложил сконфуженному Гринольву, но добавил, что с помощью Тессеракта можно послать шпионов в другие миры и разузнать подробности происходящего. Хотя и со шпионами может выйти заминка, потому что переправить их туда легко, а вот обратно — гораздо сложнее, особенно учитывая, что время в Асгарде рассчитывается с точностью только до часа{?}[Один скандинавский час равнялся двум современным.], а в других мирах с измерением времени еще большие проблемы.
Гринольв ничего не ответил, но начал мысленно перебирать другие варианты. Один не сомневался, что, в конце концов, он что-нибудь придумает, что-нибудь, достойное былых подвигов. Пока он жил всего несколько дней и не был способен на те блестящие комбинации, за которые ему поставили памятник на мосту. Раньше Гринольв брал врага не интригами, а численностью или военными уловками. Шпионы никогда непосредственно ему не подчинялись, но все те асы, которые налаживали разветвленную шпионскую сеть, давно в Вальгалле. Один мог с ними встретиться и поговорить, но вернуть их в мир живых не имел права до наступления Рагнарёка.
Ивар хорошо помнил те времена, когда был обычным асом, жил в семье и не помышлял о существовании реактивов. Пускай жизнь была скучновата, но, по крайней мере, понятна и, он бы даже сказал, радостна. Простые заботы, простые проблемы, простые отношения. А главное, работа, которую выполняло множество асов до него и выполнит после него не меньше. Обычная жизнь, которую он не ценил, пока не потерял. Жены и дети исчезли в одночасье, рядом остался только неуравновешенный брат, который по своим, вовсе не понятным Ивару причинам, последовал за ним в изгнание и обрек себя на мучительную смерть.
Со смертью они разминулись, хотя для родных погибли навсегда. Жизнь переменилась, расцвела новыми красками: странными, пугающими, но от этого поначалу не менее притягательными. Это потом Ивар понял, что работа хоть логистом, хоть естественником, скорее, трудна и опасна, чем проста и любима, но выбирать было не из чего. Не возвращаться же к крестьянской жизни, не становиться же обслугой ученых. Сейчас, по крайней мере, он мог похвастаться перед гипотетическими внуками посещением Муспельхельма, Етунхейма, Мидгарда, а также Гладсхейма. Пожалуй, больше гордиться было нечем — всё остальное захватил не в меру талантливый братец.
Раньше Ивар часто вспоминал своих жен с грустью и тоской, потом забыл о них, а сейчас вспомнил вновь. Возможно, потому, что именно сегодня станет свидетелем воссоединения чужой семьи. Младшая Царевна неотлучно оставалась при раненых асах, чье состояние все еще было нестабильно, а Старшая должна была прибыть в Асгард якобы для делового визита, но на самом деле для знакомства с Локи. Ученый собирался заранее обсудить долгожданный визит с царевичем и узнать его планы, но общаться с ним в последнее время было опасно. Зато поселенцы после знаменательной речи Локи говорили о нем не иначе, как о боге. «Бог» стало почти что именем сына Одина, и Ивар не знал, хорошо это или плохо.
Он обнаружил царевну почти полностью обнаженной. В шкурах ей было слишком жарко, а более легкой одежды в Ётунхейме не найти. Надо было сшить заранее в Асгарде, но об этом никто заранее не подумал. Впрочем, царевна никогда не стеснялась наготы.
— Вот и свершится пророчество! — торжественно произнесла она, не успел Ивар войти в женские покои. Дочь Лафея водрузила на плечи большой шерстяной мешок, о содержимом которого исследователь постеснялся спросить. — Он мой, мой брат!
— Разумеется, твой, царевна, в том не может быть никаких сомнений, — горячо заверил ее Ивар. — Я надеюсь, ты разрешишь мне присутствовать при вашей встрече?
— Будь зримо рядом, — ответила царевна как всегда пространно.
Она была возбуждена до крайности и предвкушала скорую встречу с младшим братом, которого в последний раз видела в колыбели и которого называла не иначе, как наследником трона. Ивар не знал, действительно ли Локи является наследником, учитывая, что на престоле восседает брат Лафея, ну да это не имело значения — никто не отправит младшего сына Одина в недружественный Етунхейм. Царевнам не на что надеяться, а местный царь может спать спокойно.
Ивар протянул подруге чуть дрожащую от волнения руку и переместился в Асгард, где гостью встретил жуткий снегопад. Ученый исчез из поселения несколько минут назад при чистом и безоблачном небе: прекрасное солнце провожало его в мир льда и холода, а жуткий снег встречал. Видимо, Тор на кого-то сильно разгневался.
— Нам стоит пойти в дом Локи! — произнес Ивар, отплевываясь от снежинок, норовящих залететь в рот. Он надеялся, что царевич пошлет кого-нибудь встретить высокую гостью, но вокруг никого не было видно.
— Вот тот герой, что спасет меня! — непонятно с чего воскликнула царевна и пошла вперед, стараясь защитить Ивара от снегопада и лишь иногда спрашивая направление. Она несуразно выглядела в поселении — телепортация сняла заклятье преображения, поэтому на голубом теле расцвели пышным цветом причудливые узоры. Голова великанши едва не касалась шиферных крыш приземистых строений. Ивар с прискорбием понимал, что ей будет очень неудобно протискиваться в дом Локи. По дороге делегацию нагнал почетный караул из рабов царевича, умудрившийся потеряться в трех домах и опоздать на торжественную встречу. По лицу царевны ничего нельзя было прочитать, но Ивар надеялся, что она не очень расстроилась из-за такой нелепой оплошности. Торжественная процессия окружила иноземную гостью и превратилась в торжественный конвой. Не хватало только топоров да копий. Однако царевна не обращала внимания на такие мелочи. Идти было недалеко, и дорогу еще не успело замести. Вскоре средь снежной бури показались очертания дома Локи и скамеечки перед ним. По сравнению с етуншей дом выглядел маленьким и чахлым, недостойным сестры бога.
— Звезда любви небесной, идем же в зал, — попросила царевна, будто Ивар имел намерения сбежать. Рабы помогли ей протиснуться в первое помещение, при этом умудрившись ни разу ее не коснуться. Ученый надеялся, что Локи хорошо представляет себе рост сестры и отдал соответствующие распоряжения относительно мебели. И он не ошибся.
Когда царевна вошла в просторную жилую комнату, та оказалась пуста. У дальней стены стоял небольшой стол с непропорционально большой тушей какой-то заморской птицы, украшенной ламинарией, да длинная лавка, всё остальное из комнаты вынесли. Локи расположился у огня и делал вид, что греет руки. Заслышав шаги гостей, он развернулся и расплылся в доброжелательной улыбке.
— Добро пожаловать в Асгард, царевна Етунхейма.
Он склонился. Дочь Лафея аккуратно ответила ему таким же поклоном: потолок в доме был выше среднего, но великанша все равно чуть не скребла головой по бревнам.
— Доброго дня тебе, сын Одина и Фригги, — царевна медленно протянула огромную синюю руку. Локи едва не отпрянул. По крайней мере, так показалось Ивару, который чувствовал себя лишним, но которому страсть как хотелось понаблюдать за тем, что будет дальше. Локи ни на шаг не приблизился к етунше, сделал вид, будто не заметил характерного жеста.
— Подойди, — повелительно произнесла царевна. — Позволь мне стать асиньей. Прикоснись ко мне.
— Ивар, исполни ее просьбу, — приказал Локи, и ученому ничего не осталось, кроме как коснуться теплой, несмотря на синеву, руки.
Произошла привычная для него, но не для Локи метаморфоза, за которой царевич наблюдал с огромным удивлением и без всякого стеснения, даже несмотря на то, что перед ним вскоре оказалась голая черноволосая асинья огромного роста. Царевна привычно опустилась на колени, чтобы стать одного роста с асами. Таким же привычным жестом она усадила Ивара подле себя. Это было, по меньшей мере, кощунством, учитывая, что встречались не брат и сестра, а наследник Одина и наследница Лафея. Не родственные узы, но политика стояли за их будущим разговором, за каждым жестом. Локи наверняка так считал и собирался следить за собой как никогда раньше. Только вот царевна не понимала всех этих ужимок и сложностей. Ивар знал, что для нее не существует политики, она живет в отдельном женском мире религии и науки, разобраться в котором постороннему не под силу. Это знал Ивар, но не Локи.
— Почему ты так удивлен, брат? — произнесла царевна, вмиг разрушив все барьеры, сорвав с лиц окостеневшие маски. — Неужели ты не внимал своему ётунскому обличию в отражении глади воды или в зеркальном круге?
Локи отрицательно покачал головой.
— Прими дары, мой государь, — царевна развязала тесемки мешка и достала две картины.
— Взгляни, — она положила на пол портреты царской семьи: один — в обличии ётунов, другой — асов. На обоих полотнах неизменными оставались только Лафей и царица Етунхейма — как ее звали, Ивар никогда не интересовался, — а шестеро детей преображались до неузнаваемости. Младенца, теперешнего Локи, на руках попеременно держали то отец, то мать. Вокруг стояли старшие царевичи — очень похожие друг на друга и на взрослого Локи.
Приемный сын Одина издалека рассматривал произведения ётунхеймского искусства с каким-то отрешенным видом. Он не произносил ни слова, что вовсе на него не походило.
— Возлюбленный брат, это твоя семья.
— Я не брат тебе, — резко откликнулся царевич. Ивар даже вздрогнул от неожиданности. — И никогда им не был!
— Не брат? — царевна нахмурилась, а ученый испугался, что она сейчас оскорбится. — Я затрудняюсь понять тебя. В языке асов нет стольких тонкостей. Скажи мне правду, ты не веришь, что покойный государь Ётунхейма — твой отец?
— Верю, — процедил Локи сквозь зубы. И по одной его напряженной фигуре было видно, что разговор сразу зашел не в ту степь. — Но Лафей — не отец мне, а ты мне не сестра.
— Ааа, — царевна многозначительно кивнула. — Один — твой отец, так как тебя вырастил. Да, это так. Но я — твоя сестра. По крови.
— Нет!
— Да! Радуйся! Ты больше не один, теперь нас трое. Ты, я и та, кто в Етунхейме. Мы одно, мы оборотни.
— Я не оборотень, — лицо Локи на мгновение исказилось яростью. Ивар очень редко видел настоящие эмоции царевича. Совершенно точно он по-настоящему злился, когда душил Раиду или когда признавался в своей полукровной сущности. И вот сейчас. Но наваждение длилось недолго. Лицо Локи расслабилось, а губы расплылось в фальшивой угрожающей улыбке.
— Впрочем, почему бы и нет? Но захочешь ли ты быть моей сестрой, если узнаешь, что Один взял меня к себе для того, чтобы я стал царем Етунхейма?
— Это твое предназначение! — губы царевны тронула искренняя улыбка, насколько Ивар мог видеть со своей неудобной позиции. И эта улыбка контрастировала с улыбкой Локи, подобно солнцу и туче. — Ты только что дал мне доброе знамение. Ты благословен меж мужей Асгарда и Етунхейма. О царственная роза! О роза возмездия! Отбрось страх и стань истинным государем Етунхейма. Промедленье нас убьет. Етунхейм взывает к тебе, к асгардскому серебру. Неужели Один наконец готов начать возрождение нашего мира?
Локи в ответ рассмеялся. Глухо и зло.
— Мне кажется, что ты не слишком разбираешься в сложившейся ситуации. Етуны жаждут уничтожить асов и занять главенствующее положение в Иггдрасиле. Меня, украденного во младенчестве, не примут в Етунхейме. В первую очередь, твой дядя, который сейчас на троне. Не говоря уже о том, что моё появление вовсе не гарантирует вложения Асгарда в восстановление вашего мира.
— Я жрица и целительница, — кивнула царевна. — Разве по силам женщине уразуметь политику? Узел вражды вязали веками, и вот он свит. Трон опустел, держава разгромлена, ни казны, ни военной мощи — мы посрамлены и унижены. Пускай царь правит нами из Асгарда. Вот уже тысячу лет длится бесконечный траур. А тут еще и губительный свет Радужного моста. Наш мир гибнет.
— Без каскета, — хмыкнул Локи.
— Без серебра, надежды, цели и веры. Ларец Вечных Зим — лишь карающая десница.
— Подожди, так он — всего лишь сильное оружие, а вовсе не сердце вашего мира? — пришло время Ивару удивляться.
— Асы горазды сплетничать, — пожала плечами царевна. — Для ледяного народа он не сердце, а оружие. Вассал, что умрет с последним вздохом нашего мира. Не бОльшая из потерь последней войны.
Ивар и Локи переглянулись. Это было то открытие, ради которого стоило рискнуть и привести дочь враждебного народа в пресветлый Асгард.
— Ты в этом уверена? — сощурился Локи.
— Разве по силам женщине знать что-либо точно? — из уст царевны слово «женщина» звучало не то приговором, не то оправданием. — Но будь спокоен, мой государь, я спрошу у богов и духов.
— Я буду тебе благодарен, — пробормотал Локи. Он выглядел обескураженным. Ивар, откровенно говоря, тоже. Они столько времени восстанавливали ларец, который, возможно, был перехваленным боевым артефактом и ничем большим. Многие боялись, что вместе с его окончательной гибелью исчезнет Ётунхейм, а за ним и весь Иггдрасиль. И хотя Ивар никогда не верил подобным заключениям, он понимал, какой ужас испытывали те, кто верил.
— Мой государь, идем же в Етунхейм, — произнесла царевна торжественно, сложив молитвенно руки. — Домой.
— Помнится, «дома» меня ждала мучительная казнь, не так ли? — Локи склонил голову на бок, а Ивар понял, что ему пора уходить: он не должен слушать личные тайны. Он не знал о мучительной смерти, и вряд ли Локи хотел, чтобы кто-то узнал. Ученый попытался выпутаться из объятий етунши, но ничего не вышло.
— Белый цветок должен остаться, — губы царевны коснулись его макушки. — Я спасу тебя от неведения. Я и моя любовь. Ты останешься со мной, и да свершится всё, о чем я молила богов.
С этими словами царевна поцеловала Ивара в лоб, и тот почувствовал себя очень странно: тепло молнией разлилось по телу и столь же быстро исчезло. Никогда раньше царевны его не целовали. Это могло быть опасно, ведь дочери Лафея — служительницы темных богов, а он сам — сын народа светлых богов.
— Если такова твоя воля, возлюбленная сестра, пусть остается, — тон, с которым Локи произнес эту простую фразу, сулил скорую смерть и Ивару, и царевне, но ученый уже ничего не мог поделать. Он сам виноват, что ввязался в эту игру, что решил узнать, как будут говорить сын бога всех миров и жрица темных богов. И чем это для него кончится, он уже не мог предположить.
— Пусть остается, — кивнула царевна. — Локи, сын Одина, нам ни к чему соперничать друг с другом. Ты околдован своими отцом, матерью и братом. Я расскажу тебе, наконец, правду. Я видела тот давний бой своими глазами. Я видела священный огонь, видела, как моя сестра выбила кинжал из руки тени Одина, когда она хотела убить тебя.
— Тени Одина? Убить меня? — Локи сел на лавку, несмотря на то, что стал гораздо ниже сестры. — Говори. Говори же. Что ты знаешь? Почему Тень Одина? Разве не ритуал? И как моя мать, твоя мать, как она стала царицей? Она была рабыней в Ётунхейме. Ты знаешь? Ты знаешь, как ее звали? Расскажи мне всё, что знаешь о ней!
Царевна благодушно посмотрела прямо в глаза Локи.
— Ты взволнован и болен. Не физически, но духовно. Это вредная наследственность. Магия искушает тебя, но не подчиняется. Она губит тебя. Ты, как и я, как и братья, мог стать посланником темных богов, но тот, кто опоясал тебя на битву, вёл войско светлых богов. Ты жаждешь славы: хоть посмертной, хоть минутной, твоё сердце несвободно. Свет. Тьма. Смерть. Твоё сердце тысячу лет лихорадит война.
Ивар не заметил, как царевна отпустила его, встала и подошла к Локи, не переставая говорить:
— Куда ты пойдешь, когда выполнишь всё, что твоё небо от тебя хочет? Кровью будет горчить твое победное вино. Тебе не под силу остановить колесницу смуты в сердце, ведь любовь твоего бога жестока, пускай и чиста. Ты ей доверяешься, но не она тебя спасет.
Царевна присела на скамейку и нежно дотронулась до одной руки Локи, потом до другой. Царевич рук не отнимал, но был напряжен, словно натянутая тетива. Ивар хотел ободрить его, но не нашел подходящих слов, а царевна говорила всё быстрее и неразборчивее, постепенно впадая в транс.
— Я чувствую, как звериная сила и неразвитая магия разрушают тебя. Очисти свой разум, овладей и распутай магические потоки. Иначе погибнешь. Превратишься в вихрь ужаса, страха и боли, в безумца, в голодного духа, в того, кто даже после погребения останется в мире, чтобы мстить живым и насылать беды и печали.
Она говорила и вытягивала из Локи разноцветные нити силы. Ивар отчетливо видел их, хотя не был магом. Синие, желтые, зеленые потоки покидали тело сына бога и сплетались воедино. Между Локи и Старшей Царевной разрастался пузырь пульсирующей энергии, норовящий лопнуть, и Ивар боялся себе представить, что за силы концентрировались в нем: магия или какая-то другая сущность. Локи не двигался, не слышал, что ему говорила царевна. С его лица постепенно сходили краски, черты обострялись, он молодел на глазах. И это было невероятно. Ивар никогда раньше не видел ничего подобного.
— Ты благословлен меж мужей. Ты взываешь к жалости своего отца, но жалость давно покинула его сердце и разум. Один поломал твою жизнь, утопил всё во лжи. Это ужасно. Твоё сердце едва стучит, оно наполнено отравой. Но теперь кончилось время твоего позора и бедствий. Уходит страх, время убывает, ты ищешь утешения. Приди же ко мне. Я — продолжение твоей борьбы. Я — связь разрушенных времен. Я — оправдание всем твоим поступкам. Доверься мне, моя сила спасет тебя. Дай мне свою веру. Пока твоя война — это дорога во тьму, но я открою тебе путь к истине. Искра божьей любви родит огонь и обратится в пламя, которое разорвет на части все твои сомнения. Но помни, что боги помогают только тем, кто хочет помочь себе сам, а лучшая оправа в жизни — слава, добытая в битве за твоих богов.
Темная магия окутывала фигуру воскового Локи, постепенно распространяясь на весь дом. Ивар глянул на спасительную дверь, но она исчезла. Ученый оказался в каком-то магическом подпространстве. Очертания предметов плыли, неизменным оставался только темный кокон, а в нем царевна, державшая за руки помолодевшего Локи, будто сошедшего с ранних портретов царской семьи Асгарда, которые Ивар видел в Гладсхейме. Взгляд царевича остекленел, а сам он походил не на живого аса, а на восковую фигуру. Знаки етунхеймских богов вспыхивали в углах и на стенах бывшей комнаты. Ивар оказался в центре какого-то мощнейшего колдовства. Он не знал, что настолько древние практики до сих пор кому-то знакомы, и наблюдал за ними со страхом, с восторгом, с трепетом. Царевна прекратила говорить, или же Ивар не мог больше разобрать слов. Она склонилась к руке Локи и с видимой легкостью прокусила сперва его ладонь, а потом и свою собственную. Кровь смешалась, в нее устремились разноцветные потоки энергии. Замелькали пёстрые вспышки, собираясь в замысловатые узоры. Глаза Ивара болели, но он старался не жмуриться: не хотел пропустить чудесную фантасмагорию. Черты лица Локи все время менялись. Царевна снова заговорила, но в этот раз это уже было настоящее заклинание — Ивар не раз его слышал во время религиозных торжеств. Царевна читала нараспев, концентрируя энергию все в тот же пузырь.
— Звезда, подойди! — ясно расслышал Ивар среди бесконечных магических формул. Он не посмел подняться на ноги в постоянно меняющемся пространстве, поэтому аккуратно подполз к етунше, благо, находился всего в нескольких шагах.
— Помни, что ты благословлен, — торжественно произнесла она и взяла его руку. Ивар побоялся, что она прокусит и его ладонь, но царевна просто положила ее на шар энергии. Даже при желании ученый не смог бы вырваться из хватки великанши. Он почувствовал покалывание во всем теле. Невероятная сила заполняла его, мозг заработал с удвоенной скоростью, перед глазами потемнело. Он видел прошлые исследования, часто бессмысленные, проводимые только ради удовлетворения собственного тщеславия, недовведенные до конца, брошенные, забытые. Теперь он знал, как закончить их. Цепочки разрозненных фактов собрались воедино, решение различных проблем стало столь же очевидным и понятным, сколь простейший пример на счет. Сотни задач решались легко, играючи, хотя многие из них относились еще к эпохе заворотного мира. Ивар увидел своих жен. А потом детей. Такими, какими запомнил до изгнания. Что-то было, что-то…
Он не успевал додумать одну мысль, как она сменялась другой. Энергии в шаре становилось все меньше: комната возвращалась к изначальному облику, черты лица Локи перестали плыть перед глазами, но он всё еще выглядел моложе. В ту секунду, когда погасли последние блики божественного света, толпа боевых магов буквально сорвала дверь с петель. Они так и застыли с поднятыми руками, с какими-то нелепыми заклинаниями. Они увидели Ивара, стоящего на коленях перед лавкой, на которой сидела царевна Етунхейма и держала на руках полубесчувственного Локи. Наверное, это было последнее, что боевые маги были готовы застать в царственных палатах. Дочь Лафея нежно целовала прокушенную руку царевича. Безжизненную, как казалось Ивару.
— Отбросьте страх, знамение свершилось, перед вами посланец божьих сил, — торжественно произнесла царевна и встала, чуть не задев потолок. Она держала Локи на руках, словно ребенка — столь нелепо выглядел он в объятиях огромной женщины.
— Я — тот герой, что спас сына Одина и Фригги от него самого. Радуйтесь, асы. Вы видели бой за душу, уничтоженную и восставшую из бездны. Темные силы подарили царству наследника, а в конце его пути сияет светлая звезда. Его сердце — верный прислужник тьмы, его разум ниспослан светлыми богами.
Пока она говорила, маги медленно опускались на колени — они не сразу поняли, кто стоит перед ними. Ивар, занятый сумбуром в голове, тоже не сразу заметил, что царевна преобразилась: на её теле засияли отметины богов, большинство — шрамы и кровавые татуировки. Дочери Лафея рассказывали, что обряд посвящения в темные жрицы достаточно болезненный. Сейчас над асами возвышалась настоящая жрица темных богов в полном боевом обличье. От нее веяло темной магией, которой она вполне могла снести всех присутствующих. Ивар ощущал свою причастность к происходящему. Нутро царевны, ее суть были для него как на ладони, а также суть Локи и всех остальных, но он не мог сосредоточиться ни на ком конкретном — все было как в тумане, а по рукам гуляли нематериальные разряды. Ивар поднял руку, сосредоточился и… На ладони мелькнула молния! Самая настоящая. Это заметили боевые маги. Все взгляды обратились к нему. А он легким движением руки создал молнию побольше: она прошлась между пальцев и исчезла столь же быстро, сколь появилась.
— Я… маг? — прошептал он потрясенно.
— Нет, не маг, — послышалось в ответ. — Ты — семя тьмы, принявшее дурную энергию Локи. Любя Локи, ты исполнишь свое бремя. Жизнь твоя была пресна, а теперь перечеркнута. С сего дня ты всемогущ, но лишь на время. Если сможешь разглядеть свой путь.
— Ваше высочество, — Хагалар посмел первым нарушить неловкое молчание. — Прошу, отдай мне обоих детей. Им нужна помощь, особенно Ивару — его может разорвать от магии.
— Опомнись, старый ас, что ты говоришь? — грубо возразила царевна. — Ты и так причина порочной страсти Локи. И ты зря мне не веришь. Пока я зримо или незримо рядом, ничего не случится. То, что ты видишь в Звезде, не магии плод, а дурной энергии. Когда-то я нашла в нем спасение, и я не предам его, всё будет хорошо. Просто ваш мир ждут перемены.
Ее уверенность Ивар вовсе не разделял. Ему становилось хуже. Он бы хотел записать решение всех тех проблем, которые пока помнил, но записывать было некуда, а он не был уверен, что сможет потомвспомнить хоть что-то из того безумия, что творилось сейчас в голове.
Царевна аккуратно положила Локи на пол.
— Пробил час величия! Славьте нового бога тьмы и света! В царственном обличье на престол взошел новый бог.
Боевые маги не понимали, о чем она. И не могли понять, потому что не знали, кто такой Локи на самом деле. Да и сам Ивар не понимал, как Локи мог стать служителем темных богов, если только женщин Етунхейма посвящали в это искусство в течение многих лет? Он обязательно спросит, но потом, когда придет в себя и останется с царевной наедине.
— Делайте то, что она говорит, — прикрикнул Хагалар на своих подчиненных. — И расслабьтесь, наши боевые силы тут не пригодятся.
— Ваше высочество, как же нам славить нового бога тьмы и света?
— Клянитесь в любви и верности, — просто ответила царевна. — Услышьте шелест белых крыл!
— Но что нам делать? — спросил молодой маг. — Как… Славить бога?
— Мысленно, — царевна явно дивилась непонятливости асов. — Вслух молятся, только воюя со скукой и на потеху черни. Откройте свои сердца.
Маги подчинились. Они обступили Локи, точнее, неподвижное тело, скрыв его от Ивара. Никто не знал, как открывать сердце и что делать, но маги оказались наедине со жрицей тьмы, спорить с которой было чревато. И хотя рядом стоял Хагалар, чародеи не слишком уповали на его мощь в случае столкновения с етуншей. Несколько минут царило гробовое молчание.
— Уйдите, — вдруг глухо произнес Вождь, обращаясь к своим подопечным. — Вы тут больше не нужны.
Он обернулся к царевне.
— Мои подчиненные могут быть свободны?
— Да. И пусть больше не опасаются совращения.
— Не говорите пока никому о том, что здесь происходит, — Хагалар подождал, пока за последним магом закроется дверь, и бросился к Ивару. Естественник был очень благодарен ему за заботу. Мастер обнял его, взял за руку и передал силы. Самые обычные, жизненные. Ивару стало гораздо лучше. Мысли успокоились, тело немного расслабилось. Но его все еще трясло, как от озноба, а по рукам скользили всё новые молнии. Пока нематериальные, но он чувствовал, что одно неверное движение, и молния или огненный шар сорвется с пальцев и устроит пожар. Он никогда не думал, насколько опасно быть любимцем жриц.
— Царевна, — глухо произнес Хагалар, — я правильно понял, что ты приблизила завершение ритуала, который когда-то прервала Тень?
— Да, чудо свершилось, — етунша снова опустилась на колени. Татуировки и не думали сходить, от них веяло неведомой мощью.
— Когда моему брату не было и трех месяцев от роду, — начала она, обращаясь к Ивару, — он стал жертвой темным богам, необходимой для высвобождения духа тьмы — защитника Ётунхейма, который должен был смести войско асов с лица земли.
Ивар был благодарен царевне за то, что она перешла на язык ётунов, на котором говорила более свободно и без изощренных метафор. О той давней истории он что-то смутно помнил. В прошлый раз другая царевна рассказывала. Но тогда он не связал рассказ с Локи, потому что не знал, что работает с младшим сыном Лафея.
— Ритуал проходит в течение трех часов, и торжественное сожжение — лишь последняя его часть. Мой брат был готовой жертвой темным богам, Тень сорвала лишь уничтожение его физического тела. Лаугиэ уже стал Лаугиэ, уже имел связь с истинными богами тьмы. В его сердце поселилась тьма служителя темных богов. Но потом всё закончилось. И он попал в светлый Асгард, во дворец, под крыло настоящего светлого бога, его магии, которую и впитал в себя с молоком новой матери. Он столько раз видел смерть. Я внимательно рассмотрела его суть. Дух разложения и смерти витает над ним и всегда был с ним. Он повенчан с темными богами Етунхейма, со светлыми богами Асгарда и с самой смертью.
— Со смертью-то каким образом? — нахмурился Хагалар.
— Мне неведомо, — покачала головой царевна, снова переходя на язык асов. Ивар едва не застонал. — Смерть всегда незримо была с ним. Смерть, плоть, разложение, болезнь, умирание.
— Видимо, воспаления легких, — прошептал Хагалар. — Если бы я знал раньше… Мальчик мой, что же ты такое?
— Он — любовник светлых богов, жених темных и сын смерти, — перечислила царевна так спокойно, будто речь шла о достоинствах характера. — Таково его бремя. Тысячу лет длилось правление сил света в его сердце. По заоблачным часам — миг, но по нашим — вечность. Он видел, внимал, но не узнавал в силах тьмы часть своей сути. А смерть стояла рядом, и он, не чувствуя и не понимая, следовал за ней. А потом что-то окончательно погубило тьму, и я только сейчас ее спасла. Пробудила. Насмешкою над естеством был его отказ принять свою сущность.
— Возможно, ты о том этапе его жизни, когда он узнал о своем происхождении и не признал свою етунскую половину, — пробормотал Вождь рассеяно.
— Реальность мне неведома, — ответила царевна. — Я вижу лишь божественное, читаю его магию, сны. Силы смерти его предали, хотя среди всего, что он любил, только они были его настоящей любовью, но больше они не вернутся. А нерастраченная магия подтачивала его тело тысячу лет и вскоре бы сломала.
— Я говорил Одину…
— Мой государь болел и дремал до сего дня, зато теперь он благословлен покоем. А ты, его любя, исполнишь свое бремя.
— Но чем он будет? — Хагалар нахмурился. — Он не умеет общаться с темными богами. Силами светлой магии не владеет и отказывается учиться. Про смерть я слышу впервые.
— Его разум светел, а душа темна, предоставь ему все решения.
— Правильными ли они будут?
— Если неправильными, то конец его дороги приблизится. Кратки часы победы. Вслушайся, его сердце едва стучит, — царевна положила свою огромную ладонь на грудь Локи. — Если бы мой голос не прозвучал, он бы умер от удара. Не в этот миг, так вскоре.
Ивар чувствовал, что засыпает в объятиях Хагалара. Возможно, его специально усыпляли. Чтобы прогнать дремоту, он спросил:
— А где живет смерть? Не в сердце и не в душе. Где тогда?
— Здесь, — царевна указала на солнечное сплетение. — Она — алая дея войны.
Ивар не знал, что еще спросить. Он не понял большей части того, о чем говорили маг с царевной. И ему казалось, что Хагалар тоже многого не понял. Нет, ему не казалось, он знал точно, он чувствовал. Он видел, что маг изломан, что его нутро перевернуто и испещрено шрамами. Раньше он никогда не задумывался о том, как выглядит сущность старого боевого мага, который заживо сжигал неугодных щелчком пальцев. Ему стало жалко Вождя. Возможно, царевна способна исцелить его душевную боль и шрамы, но просить об этом сейчас неуместно, тем более что Локи вдруг распахнул глаза. Они вспыхнули яркими изумрудами, подобными радужке царевен. Но вспышка потухла, уступив место голубизне. Расширившаяся радужка перманентно меняла цвет, пока не стала зелено-голубой, более яркой, чем у обычного аса, но менее яркой, чем у царевен.
— Как он помолодел! — воскликнул Хагалар, будто только сейчас обратил внимание. — Стал таким, как два года назад. Если еще волосы подстричь…
Вождь замолчал, когда поймал на себе остекленевший взгляд Локи. Безумный и отсутствующий.
— Государь еще не здесь, — прошептала царевна. Она подошла ближе, опустилась на колени и с явным трудом прикрыла веки. Шрамы постепенно исчезали, а вместе с ними и магия, пронизывающая каждый уголок комнаты. Не прошло и минуты, как подле Локи сидела асинья. Неестественно большого роста с ярко-зелеными глазами, сверкающими изумрудами, с длинными черными волосами, в которые можно было укутаться, словно в рубаху. Асинья. Не темная жрица.
====== Глава 82 ======
Еще вчера Хагалар смертельно обиделся бы на любого, кто посмел бы назвать его стариком, выжившим из ума. Однако за сегодняшний день он успел десяток раз проклясть свою старость, глупость, недальновидность и прочее, что презирал в других и до последнего отказывался признавать в себе. Ладно дурак Ивар, ладно мальчишка Локи, ладно весь поселенский тинг, будь он неладен, но как боевой маг, лично руководивший Етунхеймской операцией, пустил на самотек встречу царевны и царевича? Мол, женщины в Етунхейме не играют никакой роли. Мол, это просто подруги Ивара. Мол, они ученые, и их прошлый визит носил чисто научный характер. Хагалар мог оправдаться чем угодно, но факт оставался фактом: он проморгал перевоплощение жрицы темных богов, поскольку убедил себя, что темные боги Етунхейма ничтожны, что местные жрицы ни на что не способны. Они не могут помочь своему народу, не могут ничего предсказать, не могут позвать божественных защитников! То ли в год последней войны они были слабы, то ли еще что, но сейчас Хагалар стал свидетелем невероятной мощи служительницы культа неизвестного темного бога.
Спешно передавая Ивару силы и сканируя его энергетический фон, Вождь пытался вспомнить всё, что знал о темных богах Етунхейма да и о «богах» вообще. В свое время Один сам себя назвал богом, хотя таковым не являлся ни для кого, кроме суеверных мидгардцев. Всеотец не обладал никакими запредельными силами, которые были бы недоступны магам прочих миров, просто он и его тень прекрасно умели пускать пыль в глаза — так и появился Всеотец. У большинства племен Девятимирья были свои местные божки, по сути — воплощения стихий, не более чем выдумка для обоснования законов природы, непознаваемых дикими племенами. Но в Нифльхейме, Муспельхейме, а, главное, в Етунхейме — мире потомков двух древнейших народов — жили жрецы вроде как настоящих богов. Правда, ни их лика, ни проявления силы не видел никто из ныне живущих, но из воспоминаний и легенд можно было сделать вывод, что речь шла не о богах, а о существах огромного роста из четырехмерного пространства. Все ученые знали, что Тессеракт — великий артефакт перемещения — не более чем проекция тетракуба в трехмерном пространстве. Поэтому его и назвали Тессерактом — фигурой из четвертого измерения, которое где-то существовало, но где именно — на этот счет мнения расходились: не то глубоко в Бездне, не то вокруг Девятимирья. Четвертое измерение могло охватывать трехмерный мир, подобно тому, как трехмерный мир мог охватить страну, расположенную на пергаменте. И если жрецы так называемых «темных богов» умели призывать на помощь жителей четвертого измерения, то это означало их фактическое всесилие. Одним из доказательств того, что речь шла именно о четвертом измерении, а не о какой-то другой высшей сущности, ученые считали легенды про «богов», которые умудрялись вынимать внутренности, не повреждая телесную оболочку. Это очень походило на вынимание вещей из двумерного квадрата-сундука без повреждения периметра.
Если речь действительно шла о существах из четвертого измерения, то они могли внешне не отличаться от тех же асов. Явись они в Иггдрасиль, все увидят только трехмерную проекцию, возможно, похожую на человекоподобное существо, которое господствовало как в Иггдрасиле, так и в Бездне.
А вдруг царевна переступила через третье измерение в четвертое? А вдруг утащила с собой Локи? Подняла над третьим измерением, подобно тому, как плоскую фигуру можно поднять в несуществующий для нее верх и позволить обозреть крохотную двухмерную вселенную?
Вождь терялся в догадках. Безобидные с виду царевны оказались достойными дочерьми своего подлого отца. Они довели ритуал до конца, теперь Локи себе не принадлежал. Может ли четырехмерное существо вселиться в трехмерное? Для ответа на сей вопрос познаний Хагалара в математике не хватало. Зато его сил хватало на то, чтобы убить царевну: не жрицу, а простую полукровку, что сидела сейчас подле Локи. Потом стоило отправиться в Етунхейм, добить раненых ученых и вторую царевну… Только вот кто сказал, что сестры Локи ни о чем не говорили другим етунам? Почему мастер магии считал, что они безобидны? Потому что они годами общались с Иваром и не выказывали дурных намерений? Зато теперь выказали сполна.
Хагалар прекратил сканировать Ивара: он даже не мог понять, является ли магией тот сумбур, который он ощущает. Возможно, горе-ученому уготована роль двойника, еще одного посланца темных богов, призванного уничтожить Асгард и отомстить за разрушение Етунхейма на случай, если с Локи ничего не выйдет. Убить Ивара? Кто знает, куда денется сущность, в него вселенная?!
На полу подле Хагалара лежали две большие картины. Семья Лафея в полном составе. Царица выглядела так же, как в их последнюю встречу. Это была старая, умудренная годами асинья, которой вовсе не по возрасту было рожать шестого ребенка.
Старшая Царевна молча сидела рядом с Локи и водила руками над ним. Царевич походил на старших братьев. Маг видел их в обличие асов только однажды и то мельком, царевна же знала их с детства, и, конечно, ей приятно встретить знакомые черты. С другой стороны, умри Локи тысячу лет назад, ее семья была бы жива. Или нет. Хагалар помнил, что сыновья Лафея пали до ритуала, как и царица. Но Етунхейм мог победить, и етуны диктовали бы условия Иггдрасилю, а вовсе не асы, царица была бы похоронена рядом со своими сыновьями, а не на асгардском кладбище.
Хагалар старался равномерно дышать, чтобы привести мысли в порядок, настроиться на благодушный лад и втереться в доверие к божественной гостье. Усыпить Ивара — вопрос минуты, в крайнем случае, двух. Но что делать дальше? Царевна не стремилась завести разговор, Локи лежал в беспамятстве, Ивар спал. У Хагалара был только один козырь в рукаве: царевна его не узнала, а значит, считала обычным боевым магом, чуть более сильным, чем прочие, умудренным годами и шрамами. Видела она и какую-то его связь с Локи, только вот какую? Хагалар проклинал приемыша за то, что тот заговорил с царевной на языке асов, не передающем и сотой доли оттенков ётунхеймского языка. Стремясь выразить свои мысли правильно, етуны, особенно женщины, прибегали к безумным метафорам, из-за которых речь вовсе теряла смысл. Если бы царевич проявил малейшее уважение к гостье и заговорил на ее языке, Хагалар понял бы гораздо больше из недавнего разговора. Впрочем, никто не мешает попробовать перейти на язык етунов сейчас и узнать подробности произошедшего.
— Когда же очнется наш новый государь, прекрасная царевна? — осторожно начал Хагалар на запредельно вежливом наречии. Он с трудом вспоминал порядок слов и все положенные частицы, но дело того стоило.
— Когда станет истинным служителем темных богов, — ответила царевна, не поднимая глаз. Хагалар возликовал: она сказала «служитель богов», не «бог» — для ётунов это огромная разница. По крайней мере, богом она Локи не сделала.
— Разве может служить темным богам тот, кто не проходил болезненных ритуалов с вырезанием символов и рисованием татуировок?
— Лаугиэ они ни к чему.
— Ах, вот как.
Хагалар замолчал. Царевна не стремилась поддержать разговор, все её внимание было сосредоточено на лице Локи. Наверняка она ждала, когда же старый ас уберется восвояси и оставит ее наедине с братом. Вождь хотел расспросить о недавнем ритуале, мол, он наставник царевича и должен донести до Одина случившееся, но вовремя прикусил язык. Царевна убьет опасного свидетеля, связанного с Всеотцом. Кто знает, какими силами она обладает на самом деле. Если она — тайный посланник Етунхейма, если всё произошедшее — не случайность, а давно запланированная военная акция… Однако проход между мирами закрыт, царевна одна в недружелюбном мире асов. Хагалар скосил глаза на Ивара, а точнее на цепочку с осколком Тессеракта на его шее. Если царевна доберется до нее… Вождь смерил расстояние. Нет, одним резким движением она цепочку не схватит, а несколько движений он успеет отследить. Впрочем, кто знает, на что она способна и не сидят ли вокруг какие-нибудь темные духи, которых он не чувствует, но которые только и ждут подходящего для атаки момента?
— Могу ли я подойти к Локи, прекрасная царевна? — спросил Хагалар, откладывая подальше бесчувственного Ивара.
— Конечно, ты можешь оказать себе такую честь, — безучастно ответила жрица.
Маг медленно встал, сделал несколько шагов, примериваясь. Вот лежит Локи, вот царевна стоит на коленях перед ним. Полностью обнаженная — это упрощает задачу. И роста она на коленях как раз со взрослого аса.
Хагалар остановился, сделал вид, что ему тяжело преклониться. Царевна только мазнула по нему взглядом и снова углубилась в созерцание Локи, так что не успела ни заслониться, ни уклониться от мощного удара в солнечное сплетение. Она даже вскрикнуть не успела: подавилась воздухом и свалилась на Локи. Хагалар в мгновение ока порвал цепочку с осколком Тессеракта, схватил за руку бесчувственную гостью и перенесся в женские покои Етунхейма. Ему повезло, что он еще помнил их примерное расположение настолько хорошо, что не материализовался в какую-нибудь стену.
Они оказались в одной из многочисленных пустых комнат, устланных шкурами. Тело царевны приобрело свой естественный синий цвет, доказывающий, что кровь етуна гораздо сильнее крови аса. Хагалар убедился, что вокруг никого нет, после чего перенесся обратно. Все произошедшее заняло от силы полминуты, но Вождь чувствовал, как норадреналин, или как там называлась та мерзость, которую изучали естественники, разлился по всем членам в прошлом сильного тела. Правая рука чуть побаливала от удара: безумием было идти врукопашную против великанши.
Гром не грянул среди ясного неба. Духи, если и присутствовали в доме царевича, никак не среагировали на нападение. Пронесло.
Немного расслабившись, Хагалар приступил к детальному осмотру тела Локи. Он начал именно с тела, потому что, вопреки словам ётунхеймской жрицы, был уверен, что отметины богов должны проявляться телесно. Раздеть царевича было не так просто, учитывая многослойную одежду. Впрочем, здесь пригодились рабы, которые настолько привыкли к странностям хозяина, что не стали задавать неуместных вопросов и даже не поинтересовались, куда делась огромная госпожа. Хагалар внимательно осмотрел физическое тело, но не нашел никаких признаков чего-то зловещего.
Взял руку Локи — привычный голубой свет резанул такой яркой вспышкой, что пришлось зажмуриться, чтобы не ослепнуть. Потревоженная магия из своих сосудов проникла в кровеносные, смешалась с кровью и лимфой. Этой магии было так много, что Хагалар даже попробовал часть забрать, но лучше не стало — магия вырабатывалась слишком быстро. И именно она была причиной забытья царевича. Организм не справлялся с бешеными потоками энергии. По крайней мере, это Хагалар увидел на поверхности, а углубиться никак не мог — плотные слои магии не пропускали внутрь, сознание вязло на подступах. До истинной сути докопаться было невозможно, а физическому телу становилось всё хуже от переизбытка магии.
— Проснись, проснись же, дитя! — Хагалар тряс Локи как куклу, но без толку. — Проснись, атакуй меня, сделай что-нибудь! — В отчаянии он выхватил из груды тряпья царевича кинжал и провел лезвием по руке своего протеже. Выступила кровь. Разноцветная.
Хагалар оторопел: такого он никогда прежде не видел. Магия настолько сильно смешалась с кровью? Быть не может! Но главное, что Локи на глубокий порез никак не среагировал.
— Позовите врача. Алгира. И быстро! — крикнул он прислужникам недосына Одина.
Те опрометью бросились к дверям. Минуты тянулись бесконечно долго. Вязкая блестящая жидкость, мало похожая на кровь, расползалась по руке царевича. Хагалар попробовал ее на вкус — привычный железистый привкус мешался с чем-то сладким, будто по жилам царевича тек самый настоящий мёд.
— Что случи… — на пороге возник Алгир и застыл, изумленный открывшейся ему картиной.
— Ты когда-нибудь видел что-нибудь подобное? — Хагалар указал на разноцветную кровь.
— Я — нет, а Эйр рассказывала, что видела. В Ётунхейме, — Алгир справился с первым потрясением, присел на корточки перед Локи и проверил реакцию зрачков на свет мидгардским фонариком — самым важным медицинским достижением мира людей с точки зрения Хагалара.
— И что это значит? — Вождь с удивлением отметил, что зрачки на свет реагируют.
— Для Локи — не знаю, что значит, но жрицам делают операцию, по крайней мере, раньше делали. Совмещали две системы, создавали одну общую, кровемагическую. Для разговоров с богами, вроде как.
Алгир запнулся, поймав на себе взбешенный взгляд Хагалара.
— Эта тварь что, взорвала ребенка изнутри и смешала все сосуды воедино?
— Не знаю, — целитель копался в склянках со снадобьями. Его невозмутимость в самые ответственные и серьезные моменты всегда впечатляла Хагалара. — Я никогда не видел ничего подобного. Сейчас спросим у Локи.
С этими словами он поднес к носу царевича какой-то флакончик. Сын Лафея тут же открыл глаза и закашлялся, будто не лежал в беспамятстве.
— Нашатырь, — пожал плечами Алгир, поймав на себе недоуменный взгляд Хагалара. — Поднимет и мертвого. Правда, может способствовать остановке дыхания.
— Ваше высочество! — обратился он к Локи, который судорожно хватал ртом воздух. Глаза его все еще были какого-то неопределенного цвета.
— Локи, дитя моё, ты в порядке? — Хагалар хотел дотронуться до царевича, но в последний момент отдернул руку.
— Где она? Где Ивар? — Локи щурился, беспокойно осматривался вокруг, будто не узнавал собственные покои. — Она обещала рассказать мне… о семье.
Царевич тяжело дышал и ничего не замечал вокруг: ни мага, ни целителя, ни того, что он обнажен и валяется на полу. Он бормотал что-то невнятное, махал руками так отчаянно и бессмысленно, будто они ему не принадлежали, а на пол капали все те же радужные капли крови, смешанной с магией.
— Предоставь дело мне, — прошептал Алгир.
— Ты уверен? — прищурился Хагалар. — Ты можешь узнать те тайны царской семьи, за разглашение которых тебя повесят.
— Я уже знаю столько тайн царской семьи, что меня могли бы повесить десятки раз, но еще этого не сделали, — огрызнулся в ответ целитель. — И мне ли напоминать тебе, как жаждала Фригг моей смерти еще до того, как стала царицей. А я жив до сих пор. Так что выйди из поля зрения царевича, лучше медленно в сени, я попробую его успокоить и привести в чувства.
— Я знаю немало способов успокоить его своей магией.
— Мои пациенты всегда приходили в себя без нее. Ты помешан на магии, Хагалар. Обычное тепло и участие порой творят не меньшие чудеса, чем волшебство. Отойди, если хочешь, чтобы он пришел в себя.
Вождь хотел возразить, но вспомнил об ошибке, которую давеча совершил, допустив семейную встречу, поэтому послушно отошел к стене и слился с ней. Всего лишь чуть-чуть магии, и его никто не заметит. Убрать Ивара подальше от бушующего Локи было невозможно — слишком близко тот лежал.
— Тихо, тихо, — приговаривал Алгир, подбираясь к царевичу, который отполз в сторону, всё твердя о сестре и называя ее «она». — Локи, ты меня слышишь?
Столько мягкости и нежности было в этом голосе! Хагалар успел забыть, насколько друг может быть любезен с некоторыми пациентами.
— Слышу, — Локи развернулся, не переставая неестественно размахивать руками. — Откуда ты здесь? Где она? Что произошло и что с моим телом?
— Она ушла, но скоро вернется, — Алгир аккуратно взял царевича за руку, с трудом удерживая ее на месте. — Тихо, тихо, тебе надо успокоиться. Сделай глубокий вдох. И еще. Это приведет мысли в порядок. Успокоит сумбур в голове.
— Сумбур… Сумбур… — начал беспорядочно повторять Локи, и сквозь тонкую кожу на его руке проступили неестественно вздутые сосуды. Хагалар начал творить щит вокруг комнаты и был готов в любую минуту вмешаться. Но не успел. Из рук Локи беспорядочно забили пучки разноцветного света, которые, объединившись, накрыли и его, и Алгира, и даже Ивара непроницаемым куполом. Тщетно пытался Хагалар пробиться сквозь него. Единственное, что он мог сделать — поставить сверху свой щит, не допустить бесконтрольного разрастания купола невероятной энергии неизвестной природы. Неужто силы четвертого измерения проснулись?
— Алгир, осторожно! — только и успел он крикнуть, но друг его не услышал. Он крепко держал царевича за руку, не давая отползти, и смотрел прямо в глаза, насколько это было возможно.
Совсем недавно такой же магический купол восемь магов с трудом удерживали вокруг дома. Но то были силы Старшей Царевны, а Локи пока еще не умел в полной мере пользоваться своими новыми возможностями. Черты комнаты плыли, искажались, превращались в какой-то бесформенный сгусток постоянно меняющейся энергии. Внутри купола царствовал не макромир, привычный Хагалару, а микромир: без всякого усилия можно было различить витки атомов и молекул, которые, бесконечно перестраиваясь, образовывали нечто и ничто одновременно. Только живых не касалась чудная метаморфоза, даже лежащего без сознания Ивара, а ведь сын Лафея был не в состоянии защитить кого-либо от своих новых сил.
— Успокойся, Локи. — Алгир словно не замечал чудесных метаморфоз вокруг себя. — Сейчас я отпущу твою руку, достану успокоительное, ты его выпьешь, и тебе станет легче. Ладно?
Локи пробормотал в ответ что-то невнятное. Стоило Алгиру выпустить руку, как она тут же пошла в немыслимый пляс, подобно своей соседке слева. Руки существовали отдельно от царевича, не подчинялись его воле. Алгир отодвинулся подальше, чтобы Локи не задел его, достал нужную склянку, после чего легко опрокинул царевича на спину. Сработал многосотлетний опыт по скручиванию тяжелых мечущихся больных. Алгир, словно воин-победитель, уселся на Локи, придавив его беспокойные руки, приподнял голову и насильно влил настойку. Царевич закашлялся, дернулся, но целитель держал крепко и отпускать свою жертву не собирался.
— А теперь вдох и выдох. С закрытыми глазами. Подумай о чем-нибудь приятном….
Почему Алгир не боялся, что невменяемый Локи скинет его с себя и покалечит? Ведь царевич гораздо сильнее тщедушного медика да еще и обладает теперь какой-то непонятной магией. Но, видимо, именно потому, что Алгир не боялся, Локи не сопротивлялся. Бывший царский врач умел подавлять пациентов не только физически, но и морально. Хотя даже сейчас, несмотря на суровый тон и чувство превосходства, он вынужден был напрягать все свои силы, чтобы удержать Локи на полу. Сын Лафея беспомощно метался, находясь во власти неведомых сил, но не пытался навредить своему спасителю. Хагалар жалел, что не может проникнуть под купол и помочь. Прошли долгие минуты, прежде чем руки царевича перестали дергаться и жить своей жизнью. Алгир первым заметил это, тут же слез с пациента и сел рядом. Ему пришлось по-настоящему туго, но результат того стоил. Пока сын двух миров лежал недвижимо с открытыми глазами, Алгир позволил себе осмотреть Ивара. Хагалар не стал говорить, что тот просто спит — боялся, что его голос спровоцирует у Локи новый приступ. Царевич с трудом приподнялся на дрожащих локтях, осмысленно оглядел комнату.
— Что происходит? — спросил он обычным голосом, который Хагалар рад был слышать, как никогда прежде.
— Предполагаю, что ты стал жрецом темных богов и теперь раскладываешь все неживое на атомы. А, может быть, это лишь побочный эффект чего-то более страшного, — Алгир наиграно равнодушно обвел рукой постоянно меняющуюся комнату.
— Это я сделал? — Локи с удивлением посмотрел на свои руки, заметил глубокий порез и текущую из него жидкость, вовсе не похожую на кровь.
— Ты, ты, — кивнул Алгир. — Но ты наверняка не знаешь, как это остановить.
— Предполагаю, что это колдовство примерно такое же, как и мое, — пробормотал царевич, с трудом вставая.
— Это вообще не колдовство, — осмелился вставить слово Хагалар. Алгир злобно зыркнул на него, но поздно: царевич заметил мага, стоящего у стены.
— Я так и знал, что без тебя тут не обошлось, — благодушно усмехнулся Локи, и было в этой усмешке что-то зловещее. — Что ж, посмотрим.
Он медленно направился прямиком к Хагалару. Вождь напряг все силы, чтобы удержать щит. Он был уверен, что сейчас энергетическое поле, созданное Локи, двинется за ним и поглотит магическую защиту. Но вышло иначе. Стоило царевичу коснуться невидимой границы, как сияние исчезло, барьер рухнул, оставив после себя комнату в первозданном виде. Лишь щит Хагалара сиротливо окружал троих асов.
— Иллюзия, — хмыкнул Локи. — Почему-то я в этом не сомневался.
Хагалар поспешил снять щит. Кого он видел перед собой? Что за монстр живет теперь в теле Локи? Оставалось только гадать.
— Наверное, ты мне в чем-то помог? — спросил царевич. — Наверное, я должен сказать тебе «спасибо». Как и тебе, — он повернулся к Алгиру.
— Рано благодаришь. Возможно, тебе понадобится длительное лечение, чтобы усмирить внутреннего зверя, — сказал Алгир, собирая разлетевшиеся по углам склянки. Хагалар неопределенно кивнул: когда-то давно Алгир говорил ему то же самое. Когда зверь бушевал в его теле и требовал чужой крови. Монстра усмиряли долгие годы. Монстра, порожденного бесконечной войной. Монстра, не способного приспособиться к законам мирной жизни.
— Что ж, тогда составь курс лечения, — Локи потянулся за одеждой. Он словно только сейчас заметил, что обнажен. — А что с Иваром?
— Думаю, он сам тебе расскажет, когда придет в себя, — поспешил успокоить Хагалар. — Он просто спит.
«И будет лучше, если его сон будет вечным», — подумал он про себя, но вслух ничего не сказал.
— Мне нужно зайти в дом исцеления и собрать то, что может тебе понадобиться в ближайшее время, — предупредил Алгир. — Я не знаю, что именно с тобой творится, Локи, но подавить и купировать могу, ведь в основе лежит выработка гормонов и прочего. Надо понять, чего у тебя в избытке и недостатке.
— Займемся этим завтра, когда я немного приду в себя, — попросил царевич. — Хотя и неизвестно, что случится, пока я буду спать, — он задумчиво осмотрел комнату. — Я ужасно устал, так что с исследованиями точно придется повременить. Хагалар, я хочу, чтобы ты охранял мой покой. И чтобы другие сильные маги были рядом, но не в одной со мной комнате. Ивар пусть спит рядом. Целители тоже необходимы. Я не знаю, чего от себя ожидать.
Хагалар подумал, что ослышался: таких разумных предложений он никогда не слышал от Локи. Неужто в кое-то веки детеныш проникся серьезностью положения?
Алгир ушел, пообещав, что приведет всех, кого нужно. Хагалар ожидал, что сейчас царевич сменит деловой тон на привычный, в последнее время, подобострастный, но нет. Локи велел рабам принести воды для промывания царапины и сел за стол к огромной искусно украшенной ламинарией туше, предназначавшейся иноземной гостье.
— Расскажи, что случилось? Что ты видел? — попросил он, отрезая кусочек пожирнее. В другое время Хагалар присоединился бы к трапезе, но сейчас опасался стоять или сидеть слишком близко к Локи. Он изложил свою версию событий, упомянув только то, что видел лично, скрыв все свои догадки и предположения. Попросил рассказать в ответ, что произошло в комнате. История оказалась на редкость короткой: царевна заговорила о войне, о том, что Локи знает только ложь, а она может рассказать правду, принесла семейные портреты, помянула мать, а когда Локи потребовал подробностей, то началось что-то странное, про что он ничего не помнит.
Хагалар примерно так себе и представлял произошедшее и радовался, что царевна не успела ничего поведать о былой войне. Никто не знал, какую версию событий войны рассказывали в детстве Локи, но истины в ней точно не было ни на грош. Он поспешил поднять портреты с пола и спрятать. Локи согласился, что они принесут много бед, если попадут не в те руки.
— Ты что-нибудь чувствуешь? Какие-нибудь изменения, связь с богами, с духами, чужое влияние?
— Жар-ко, — проговорил Локи по слогам после недолгого молчания. — Всё тело горит как при воспалении легких. Наверное, это должно быть мучительно, но я столько раз болел, что мне привычно. Еще чувствую, что магия не слушается, но сейчас я не хочу брать ее под контроль, — он говорил отрывисто, глотая и жуя одновременно. — Я попался как мальчишка!
— Я тоже, — эхом откликнулся Хагалар. — Я должен был оберегать тебя, а не смог ничего сделать против самой большой беды.
— Садись, поешь, — Локи встал и отошел к дальней стене. Он явно предпочитал не подходить близко к сильному боевому магу. Хагалар занял место у очага, но дичь не лезла в глотку.
— Принесите карандаши и бумагу, — приказал Локи своим прислужникам и, получив желаемое, принялся писать прямо на полу. Хагалар ни о чем не спрашивал.
— Пойдем в малые покои, — предложил Локи, а на рабов прикрикнул: — Принесите туда же моего друга.
Вождь не догадывался, что в доме Локи, кроме большой комнаты и каморок для рабов, есть еще малые покои, где сейчас стояла кровать и прочая мебель, которую вынесли из основных покоев ради иноземной гостьи. Локи скинул на пол несколько шкур и велел положить на них Ивара. Спать с ним на одной постели он опасался.
— Не садись на кровать, — попросил царевич. — Сядь вон туда. И возьми это, — он сложил из листка птичку и бросил в Хагалара. Тот поймал ее на лету, но не стал читать содержимое.
— Если сегодня ночью что-то случится и тебе придется убить меня, это письмо докажет отцу, что ты не виновен.
Хагалар так и сел на лавку. Своими чересчур разумными рассуждениями загадочное существо выдавало себя с головой. Локи так не говорил.
— Судя по твоему лицу, я веду себя не как обычно, — вздохнуло проницательное существо и село на кровать. — Что ж, этого следовало ожидать. Но странно: я помню всю свою жизнь, помню вчерашний разбор разных типов мидгардского и ванахеймского образований, помню, как позавчера утвердили место и время кражи людей. Помню, как осматривал молодые дубы и елки, которые нам летом высаживать.
Хагалар утвердительно кивал на каждое воспоминание.
— Я никаких изменений в себе не замечаю. Но если они будут угрожать Асгарду, ты знаешь, что делать.
— Локи, — привычное «детеныш» и прочие эпитеты казались сейчас неуместными, — если царевна вселила в тебя некую сущность для разрушения Асгарда, то, возможно, твоя смерть только активирует ее.
— Хотелось бы узнать наверняка.
— Мы никогда не сталкивались ни с чем подобным. Если только, — Хагалар прикусил губу, — не сказать твоему псевдоотцу.
— Он казнит меня, — резко ответил Локи. — Тут же. Если будут хоть малейшие подозрения, что я опасен для Асгарда. Не зря смертные связывали меня с Рагнареком.
— Тебя? — прыснул Хагалар. — Много чести, — тихо добавил он.
— Я тоже так думал, но ты видишь, что происходит, — слух царевича обострился, что было вовсе не на руку мастеру магии. Локи забрался под шкуры и уставился в потолок. — Мы скажем отцу, если изменения окажутся фатальными. Но пока придется разбираться своими силами в самом интересном проекте последних нескольких тысяч лет, — он повернул голову к Хагалару. — Как сказал Алгир? Всё, что происходит внутри, — лишь гормоны?
— В некотором смысле, конечно, да, — кивнул Вождь. — Гормоны и превращение веществ. Сущность, которая в тебя вселилась, может усилить или ослабить выработку гормонов или обратить клетки во что-то… Во что — никто не знает.
— Так посмотри мою сущность изнутри.
— Кровомагия не пускает меня.
— Если не пускает даже тебя, то надеяться не на что, — вздохнул Локи. — Когда же придет Алгир? Я хочу спать, а это лучше делать при полной защите.
Хагалар хотел возразить, что и сам в состоянии защитить своего подопечного, но сейчас это было бы ложью. Не сможет он защитить от безумной энергии, раскладывающей предметы на атомы. Что бы сказала несравненная Царица Листиков, если бы увидела Локи таким? Что она там предсказала? Мальчишка сведет старого мага в Хельхейм? Она ошиблась. Мальчишка точно не сведет, если только монстр, поразивший его сознание и тело.
Тихо вошел Алгир, а с ним несколько магов и целителей. Хагалар узнал своих лучших подчиненных. Они разместились по соседним комнатам к удивлению и неудовольствию рабов. Алгир долго беседовал с Локи, объясняя возможные методы лечения, купирования и успокоения монстра. Монотонный бубнеж успокаивал старого мага. Свечи догорали, стояла бесконечная полярная ночь. Хагалар вспоминал, как когда-то давным-давно он сам спал в темной-темной комнате, а иногда — в просторных покоях, огромных, как ему тогда казалось, — бесконечных. И как тот, кого он любил когда-то давно, также сидел на кровати, что-то объясняя. Как догорали свечи, как он смотрел на знакомые черты лица, на которых играли последние блики пламени. Появление Гринольва напомнило Хагалару немногочисленные счастливые моменты детства. Почти все они были связаны с Ормом. Даже спустя не одну тысячу лет, напрочь забыв о нем, похоронив светлые воспоминания, он подсознательно пытался стать для Локи тем, кем когда-то был для него Орм. И, естественно, терпел одно поражение за другим, ведь пускай приемные, но родители у Локи все-таки были.
Алгир, несмотря на все протесты, остался рядом с царевичем, на кровати. Он чутко следил за сном воспитанника Одина. И словно не поселение жалких отверженных, а дворцовые покои простирались вокруг. Великий боевой маг. Личный врач Одина. Младший наследник престола. Они должны были встретиться во дворце, ведь там их место, там их дом. Но все они оказались среди преступников и бывших крестьян. Догорали свечи, прерывистое дыхание Локи выровнялось. Он засыпал самым обычным сном. Только вот кто проснется следующим утром?
====== Глава 83 ======
Когда-то давным-давно жуткий монстр любил развлекаться с жертвами при неверном свете свечи. Любил истязать так, чтобы они испускали дух, когда наступала полная темнота. Получалось редко, но одна жертва на сотню тешила самолюбие опасной твари, вот и сейчас, когда последняя свеча погасла, Хагалару стало не по себе, показалось, что детеныш вовсе перестал дышать. Впрочем, безотчетный страх рассеялся, стоило разжечь небольшой огонек на ладони и убедиться, что грудь подопечного поднимается и опускается от равномерных вздохов. Алгир сидел рядом с царевичем и дремал: он умел спать в любой позе, даже на ходу. Судя по аурам, маги и целители в соседних покоях тоже крепко спали чуть ли не в обнимку с прислужниками царевича, и только Хагалар не мог позволить себе отключиться от реальности. Была середина ночи — разгар работы для большинства фелагов. Свет далеких звезд едва пробивался сквозь маленькие окна, а искрящийся на улице снег уводил в пучину давних воспоминаний. Хагалар отчаянно скучал. Он удостоверился, что Локи спит. Вернулся в кресло. Погасил огонь. Снова зажег. Так можно было маяться до утра. Снова приблизился к Локи и аккуратно, одним пальцем, дотронулся до его запястья. Ничего не произошло: вспышка не резанула по глазам, не проявилось даже слабенькое голубоватое свечение. Вождь отдёрнул руку и взглянул на мирно посапывающего на шкурах Ивара. Убить его и дело с концом… Но вдруг его смерть выпустит какую-нибудь темную неизвестную сущность?
Хагалар проверил пульс ученого, попытался заглянуть в потаенную суть. В этот раз ничто не помешало ему. Нутро Ивара нисколько не изменилось: никаких странностей, никакой магии, словно несколько часов назад он не пускал с пальцев материальные молнии. Это было очень плохо — хуже, чем если бы он источал неизвестную доселе энергию. Придется его показать… Только вот великому царю или прекрасной царице? Объяснить странности можно как угодно, хоть неудачным экспериментом с каким-нибудь особо опасным артефактом. Жизнь отверженного ничего не стоит в глазах правящего дома. К тому же он друг Локи, а значит — враг царской семьи. Каждый понимает, что негоже младшему наследнику непонятно какого государства якшаться с преступниками.
Мысленно Хагалар во весь опор скакал в Гладсхейм с бесчувственным естественником на руках, но в реальности не смел оставить царевича на произвол судьбы в лице Алгира. Еще неизвестно, случайно ли Локи приказал положить Ивара подле себя. Быть может, они энергетически связаны, и его присутствие необходимо новой личности Локи.
Мастер с легкостью перенес бесчувственное тело естественника в другую комнату. Ничего не произошло, а если и произошло, то он не почувствовал. В одиночестве вернулся к Локи и крепко сжал его запястье. Царевич не проснулся, не перехватил чужую руку, не провел боевой захват, даже не вздрогнул. Хагалар попытался прочитать обновленную сущность Локи, но уперся всё в тот же барьер кровомагии, что и раньше. Он не мог ничего сделать, как в давние времена, когда стоял подле умирающей Фригги. Натренировавшись убивать, он даже не приблизился к пониманию, как сохранить тех, кто ценен и дорог.
На руке царевича отчетливо проступал шрам от зубов етунши: несколькими часами ранее Локи так и не смог внятно объяснить, откуда он взялся. Глубокая рана от кинжала на другой руке едва покрылась корочкой запекшейся крови. Хагалар растер целительный камень и залечил порез. Почему никто раньше не помог? Ни Алгир, ни прочие целители? Из шестнадцати врачей поселения в царственных палатах спят пятеро. Будто они будут хоть на что-то способны, если случится трагедия!
Хагалар погладил Локи по плечу — никакой реакции. Провел рукой по волосам, по лицу —ничего.
— Эй, детеныш, не пугай меня, — тихо попросил он, легонько тормоша царевича.
Тот застонал и чуть приоткрыл фосфорицирущие, отвратительно блестящие зеленые глаза.
— Что такое? — спросил он хрипло. Глаза потускнели, поголубели, потом окрасились в привычный болотный оттенок.
— Плоть и… неважно, скажи, пожалуйста, сколько яблонь подарила Хель Фенсалиру во время праздника Равноденствия ровно пятьсот лет назад?
— Яблонь? — Локи силился проснуться. — Пять… Нет, четыре… Четыре, кажется, — он зевнул. — Проверяешь, я это или не я? Спроси что-нибудь полегче, я спросонья многие подробности не помню.
— Мне очень сложно придумать вопрос, — Хагалар со вздохом отсел подальше. — Меня не было в Гладсхейме очень давно, всё изменилось, мир изменился, ты изменился.
— Наверное, — Локи зевнул. — Так что такое?
— Ничего. Прости, что разбудил.
— Тебе просто скучно, — заявил Локи лукаво, — ты ищешь проблему там, где ее нет.
— Может и так, — поспешно согласился маг. — Но лучше ты сейчас недоспишь, чем потом вместо тебя проснется нечто.
— Ты так ничего и не смог во мне увидеть?
— Нет.
— А где Ивар?
— В соседней комнате.
— Почему?
— Я опасаюсь вашей близости.
— Сколько честности! — Локи тихо присвистнул. — Спасибо за откровенность. Может, наконец, наступило время задать еще несколько интересующих меня вопросов и получить честные, прямые ответы? Спустя столько месяцев лжи и обмана, — он замолчал и вмиг посерьезнел. — Я сам себя опасаюсь. Мне снятся странные сны.
— Про Етунхейм, разрушение мира, невероятных богов? — оживился Хагалар.
— Куда там, — пробормотал Локи в полудреме. — Про тебя и Мидгард. Я бы многое отдал, чтобы сон стал былью …
Локи пробурчал что-то невнятное и заснул. По крайней мере, так показалось Хагалару. Он еще несколько часов тихо сидел при неровном свете огонька на ладони, наблюдая за лицом своего протеже, силясь найти в нем черты будущего разрушителя Асгарда, но их не было. Помолодевшее лицо юного бога можно было назвать прекрасным. Правда, с точки зрения, скорее, ванов или етунов, чем асов, всегда с недоверием относившихся к брюнетам.
Локи шел в глубь поселения от ворот мира отверженных. Знакомые улочки были необычайно пусты и тихи. Холодный ветер вынуждал поплотнее укутаться в меховую накидку, а серое небо и грязный снег вселяли чувство уныния. Царевич хмуро осматривал дома без окон: создавалось впечатление, будто в них вовсе никто не жил, будто поселение вымерло, и остался только он один. Что же произошло? Ответа не было.
Спустя несколько минут ходьбы до слуха донесся шум толпы. Локи ускорил шаг и вскоре оказался на центральной площади, точнее, в самых ее задах, ведь асов на ней было великое множество. Тем не менее, приложив немало усилий, Локи все же протиснулся к самому центру и увидел то, что заставило ученых отвлечься от работы, а его сердце — пропустить пару ударов. Огромный зеленый монстр, представляющий собой груду мышц и превышающий в росте даже ледяных и огненных гигантов, злобно рычал, готовясь к нападению. Напротив него стоял надоедливый старый маг и кричал: «…смеешь, ничтожество? Я — величайший боевой маг девяти миров, пади передо мной ниц немедля». Чудовище выказывало невероятную медлительность, поскольку принялось действовать только через несколько минут оскорблений. Вышеназванный «величайший боевой маг девяти миров» был бесцеремонно схвачен за ногу, а после… Локи с огромным удовольствием и удовлетворением наблюдал, как давний знакомый бьет Хагалара о землю, словно тот — тряпичная кукла; как в самом центре площади образовывается углубление; как из змеиного языка старика течет кровь, а зубы белым крошевом разлетаются по площади. О да, Локи был невероятно счастлив лицезреть эту картину. Он очень надеялся, что кто-нибудь из логистов Мидгарда заснял шоу на телефон, и он сможет пересматривать его вновь и вновь. Пускай не собственными руками, но он хотя бы частично отомщен за год издевательств и унижений этого поганого аса!
Последний раз ударив телом Хагалара о землю, монстр еще раз рыкнул и удалился в неизвестном направлении через моментально появившийся в толпе проход. Асы тихо разошлись, а в центре площади лежал и скулил старик. Локи прекрасно помнил, какой болью и унижением оборачивается стычка с Халком, но ему совсем не было жаль своего врага, напротив, он бы с удовольствием продолжил избиение, но не здесь и не сейчас. Пожалуй, впервые он был благодарен человеку, впервые мог сказать об огромном зеленом монстре что-то хорошее!
Локи открыл глаза. Он с трудом понял, что увиденное было сном, и это жутко его расстроило. Ах, как бы было прекрасно, если бы сон оказался вещим! Некоторые асы обладали даром предвидения, возможно, он из их числа? Но тут его мечтания грубо прервали. Тор в меховой накидке, на редкость жизнерадостный, чего уже давно с ним не бывало, возник прямо перед носом и широко улыбнулся.
— Привет, братец! — бог грома плюхнулся на кровать рядом с Локи, заставляя того недовольно скривиться.
— Здравствуй, Тор. Чем обязан такой милости, как твой визит в мир фокусов?
— Опять капаешь ядом? А, впрочем, дело твое. Я с радостью сообщаю тебе, что ближайшие несколько недель с тобой будет жить наш общий добрый друг! — Тор, как показалось Локи, говорил с жутким злорадством, а после широко улыбнулся, но в этой улыбке было что-то ехидное… В комнату зашел Брюс Беннер и со скромной полуулыбкой, присущей только ему, тихо произнес:
— Здравствуй, Локи.
Локи открыл глаза. Он лежал в покоях матери в Фенсалире и осознавал, что это сон, что он не может находиться дома, раз заснул в поселении.
— Я предупреждала тебя, — послышался голос тети из соседнего помещения. — Я всегда говорила, что Локи — позор нашей семьи. Я не говорила, что он проведал о тайных тропах, но я думала, ты и сама знаешь. Неужели даже сейчас ты не готова признать, что он — ошибка и враг семьи Одина?
Ответ матери Локи не расслышал. Он подошел ближе к двери, из-за которой доносился голос Фулы, и приоткрыл створку, однако увидел лишь странное существо с головой Фулы, с рогами, с бычьим хвостом и огромным количеством ног.
— Он устроит восстание в поселении, — вещало существо креслу. По крайней мере, Локи никого другого не видел и допускал, что фантазия превратила мать в кресло. — Тут-то мы его и схватим, обвиним в государственной измене, и случится редкая для Асгарда казнь. Или лучше поступим как раньше: отдадим его на опыты и органы етунам. Как славно было раньше, когда преступники всех миров отправлялись в Етунхейм. Сколько новых открытий, сколько чести и славы Етунхейму!
— Смотрю, облик моей тёти тебе пришелся по нраву, возлюбленная сестра? — произнес Локи, входя в комнату и не закрывая за собой дверь. — Какая грубая и безвкусная подделка. Ее не волнует ничего, кроме заготовок на зиму и прочей женской ерунды, а ты о политике ведешь разговор, о Етунхейме. Тебе стоило принять обличие Одина, а лучше — Лафея.
Фула никак не отреагировала на грубость, даже не заметила появления племянника. Она ходила кругами вокруг кресла и вещала о преступности в Асгарде. Локи не привык к подобному пренебрежению к своей персоне, поэтому встал на пути многоногого чудовища, но Фула с легкостью прошла сквозь него.
— В этом мире привидение — ты, — послышался с потолка глас отца. — Ты всего лишь дух, которого никто не видит и не слышит.
— Кроме тебя, отец, — довольно произнес Локи. — Ты всё знаешь и всё видишь.
— Я вовсе не Один, я Хеймдаль. И странно, что ты не узнаешь меня.
Локи ничего не ответил, лишь подошел к окну. Внизу ничего не было: ни Асгарда, ни моря, — но стоило ему представить родной мир, как золотые башни засияли во всем своем величии. Локи представил Ванахейм — и вокруг зашумел тропический пейзаж. Очнулся он несколькими минутами раньше в Фенсалире, но сейчас смотрел на город с высоты Валаскьяльва.
— Что ж, если ты так хочешь поиграть, — поиграем, — Локи сел на пол. — Кто явится следующим? Быть может, мой недалекий братец?
Он представил себе Тора во всех подробностях, но тот не спешил соткаться из воздуха. Зато речь тёти становилась все более бессвязной, а от количества ног зарябило в глазах.
Никогда раньше Локи не видел осмысленных сновидений и не умел ими управлять. Сидеть на полу было скучно, а осматривать свои фантомные владения — лень. Тело словно налилось свинцом, а во рту растекся противный горький привкус, будто вся слюна враз стала ядовитой.
— Лежать! Спокойно! — Алгир надавил на плечи Локи, когда тот резко дернулся и открыл глаза. — Спокойно! Не вырываться! Я врач. Ты помнишь, где находишься?
Локи нападать не спешил и даже не атаковал магией, но никто не мог поручиться, что именно сын Одина открыл глаза. Семь асов не могли разбудить его больше получаса, если не врали большие песочные часы.
Глаза Локи за пару мгновений несколько раз сменили цвет. Хагалар отметил, что ночью произошло то же самое.
— Локи, ты помнишь, кто я? Ты помнишь, где находишься? — по слогам повторил целитель, с подозрением наблюдая за сменой цвета радужки.
— Помню, — кивнул Локи, кривясь от горечи во рту. — Ты Алгир, местный целитель. Я в поселении отверженных.
— Я немедленно везу детеныша к нашему любимому Одину, — Хагалар резко встал с кровати и недвусмысленным жестом дал понять целителям, что их помощь больше не требуется.
— Нет! — Алгир был полностью сосредоточен на Локи, но его голос звучал не менее грозно, чем голос противника. — Сперва проведем исследования. Ничего страшного еще не случилось. У нас есть время.
— Ничего? — Хагалар по-птичьи склонил голову на бок. — Да, ничего, просто ночью он совершенно случайно заснул на полуслове, а утром мы едва добудились его каким-то жгучим ядом. А так всё прекрасно, можно прямо сейчас наряжать его для торжественного обеда!
Шуточки мерзкого старика по поводу яда были более чем неуместны в сложившихся обстоятельствах, учитывая, что Локи таки проглотил, а не выплюнул горькую слюну и запил водой, которую ему своевременно подал один из врачей.
— Я согласен на исследования, — кивнул царевич, чтобы хоть в чем-то насолить Хагалару, раз спасительный Халк не спешил себя обнаруживать. — Мы сами разберемся. Не стоит отвлекать Всеотца по таким пустякам.
— Эти «пустяки» могут стоить тебе жизни, безмозглый детеныш! — вспылил Хагалар, не обращая внимания на косые взгляды не успевших убраться целителей. Окружающие точно издевались над ним: что дурной мальчишка, что бывший друг. Один по глупости, другой из научного интереса подвергали жизнь наследника да и безопасность всего Асгарда смертельной опасности.
— Ваше высочество, — нарочито почтительно произнес Алгир, высвобождая плечи царевича, — у меня есть вопрос. Ты можешь сейчас осознанно поставить тот же барьер, что и вчера?
Локи ответил не сразу. Он не помнил, как барьер получился в прошлый раз. Сам собой. Без его ведома.
Магия буквально танцевала в ладонях, требовала выхода, сама создала что-то невнятное, непонятное, непостижимое. Каким именно образом, он не имел представления. Такой ответ Алгиру не понравился, но сделать он всё равно ничего не мог.
Хагалар сходил в соседнюю комнату и продлил сон Ивара — до бедного ученого пока просто не доходили руки. Вождь твердо решил отвезти его во дворец, но еще не решил, к кому. «В худшем случае, порадую Гринольва», — усмехнулся он про себя. На душе полегчало, как только он представил себе удивленную физиономию вечно серьезного полководца, не знающего, что такое настоящее веселье и хорошая шутка.
Не прошло и часа, как Алгир и Хагалар, едва не взявшись за руки, изучали голограмму внутренностей Локи, проявить которую не составило никакого труда. Не менее удивленно на нее смотрел и сам виновник всеобщей паники. Кровомагия, блокирующая магическое сканирование, легко поддалась механической аппаратуре. Простейший анализ указывал на схожесть Локи с альсварами — нелепыми полукровками двух родственных народов: альвов и свартальвов — во многом из-за крови. У большей части обитателей Девятимирья было два круга кровообращения: венозный и артериальный — это знал каждый служитель науки. Магическое кровообращение не нуждалось в кислороде, поэтому имело всего один круг, подобно рыбам и миногам, которые дышали жабрами и обходились без малого круга, заходящего в легкие. Однако у царевича смешалось всё. Хагалар ошибся, предположив, что царевна взорвала брата изнутри. Вместо этого она объединила две системы, но не совместила артериальную и магическую, которые текли параллельно друг другу, а равномерно вложила кусочки магической в оба круга кровообращения. У магов Асгарда волшебная сила вырабатывалась в тонких сосудах, переплетающихся с костным мозгом и заходящих в селезенку. Все эти сосуды разорвало и неведомым образом перетащило в три точки. На уровне мозжечка вырабатывалась магия Асгарда, на уровне сердца — магия Етунхейма, а на уровне диафрагмы вплеталось что-то странное — по мнению Хагалара, та самая неведомая смерть, которая всегда сопровождала Локи, но про которую никто не имел представления. Она была самой слабой, магия Асгарда сияла ярче всех, магия Етунхейма немногим уступала ей. Если Локи прикладывал усилия, то равномерный поток магии делился на два или даже три потока поменьше — на такие фокусы не был способен ни один ас.
— Если глаза меня не обманывают, то етуны подарили тебе свою магию, — произнес Алгир торжественно. — Такого не знала прежде история Асгарда. Будь ты полукровкой по рождению…
— Будь он полукровкой, магия все равно вырабатывалась бы в спинном мозге и была бы смешанной, — поспешил перебить Хагалар, хотя Алгир никогда не лез в чужие дела и не стал бы сопоставлять или распространять даже очевидные факты. — Делить поток магии на три никто не умеет.
— Ты прав, Хагалар. Ваше высочество, я могу заключить следующее. В тебе переплелись три вида магии, которые ты можешь комбинировать по своему разумению. Но организм еще не привык к таким нагрузкам.
— Ты хочешь сказать, что никаких чужеродных сущностей во мне нет? — уточнил Локи.
— Я их не вижу, — уклончиво ответил Алгир.
— А я вижу, — подал голос Хагалар. — Я не целитель, я вообще, если так подумать, теперь никто, но по моему суждению и разумению, три очага магии, которые разместились в мозгу, сердце и диафрагме, могут оказаться составными частями какого-нибудь недружелюбного духа, который с удовольствием закусит сперва тобой, а потом и всеми нами.
— И который может воздействовать на мой мозг, — пробормотал Локи задумчиво. — Алгир, я верно понял, что они все материальны?
— Очаги магии? Разумеется. Все три.
— Их можно удалить операционно?
— В нашем мире можно почти всё, — серьезно ответил Алгир. — Но расплата за некоторые наши необдуманные поступки бывает очень высока. Ты навсегда потеряешь магию.
— Возможно, другого выхода нет, — Локи дал понять, что желает закончить исследования.
— Нет, детеныш, пока это точно не выход, — не менее серьезно заявил Хагалар. — Твой потенциал нужен Асгарду. Пока нет причин утверждать, что ты опасен. Ничего катастрофически страшного еще не произошло. У нас еще есть время.
— Когда произойдет, будет поздно, — невнятно пробормотал Локи и направился к двери.
— Ты куда?
— Прогуляюсь. И не смейте следовать за мной! — прикрикнул он, как только заметил движение Хагалара в свою сторону. — Мне надо подумать в одиночестве.
— Хорошо, иди, — Вождь примирительно поднял руки, раздумывая, кого из магов послать за Локи в образе мелкой птички или мошки. Недосын Одина потерял последние крупицы рассудка, если считает, что его отпустят одного.
— Что будем делать? — спросил Алгир, как только дверь за Локи закрылась.
— Спасать мир и дурного ребенка в первую очередь, — глаза Хагалара на мгновение полыхнули красным. — Действовать необходимо быстро. Предупреди всех, что с Локи приключилась настоящая беда, что он заколдован, возможно, опасен, что ему нужна помощь. Мы не знаем, что царевич вытворит в следующий момент. Надо быть в полной боевой готовности. Мои маги будут следить за ним. Надо достать боевые и защитные артефакты и активировать их. Я немедленно везу Ивара в Гладсхейм — надеюсь, на его примере поймем, что с Локи. Эйр должна справиться.
— Не проще ли устроить допрос царевне? — спросил Алгир, давая понять, что появление монстра, пускай лишь на мгновение, не ускользнуло от его цепкого взгляда.
— Нет смысла, — показал головой Хагалар. — Пытать ее нельзя, правды она не скажет, а если и скажет, мы ее неправильно проинтерпретируем. К тому же есть слабая надежда, что она не знала, чем обернется заклинание. Я за две тысячи лет так и не решил, кто такие женщины Етунхейма: безмозглые дуры или расчетливые стервы, притворяющиеся безмозглыми дурами.
— В руках этих дур наши раненые софелаговцы, если ты не забыл, — напомнил Алгир, сложив руки на груди.
— Не до них сейчас, — огрызнулся Хагалар. — Не время ссориться и думать о тех, кто безразличен большому Асгарду. Надо вынуть из тайников артефакты-щиты, подготовить оружие для убийства видоизмененного сына бога.
— Тебя самого после этого убьют, — усмехнулся Алгир.
— Мне недавно нагадали смерть от руки детеныша, — усмехнулся в ответ Хагалар. — Будем считать, что судьба уже настигла меня. Надо любой ценой выгнать нежданных сожителей из божественного тела. Я защищу Локи ценой своей жизни или защищу Асгард ценой его жизни.
Локи скакал по заснеженным лавовым полям. Он не знал, куда направляется, его вело сердце. Вело к чему-то неизведанному, непонятному, возможно, лживому. Он не различал дороги, скакал, полуприкрыв глаза и лишь иногда понукая послушного коня.
Вдруг Марципан резко остановился у кладбищенской ограды. Смерть для асов — расставание с родными, для етунов — долгожданная встреча с предками. Чем же является смерть для сына двух народов? Ответ должен быть где-то здесь, возле прижизненного кургана. Он где-то здесь, он рядом. Локи без труда нашел памятник своему величию, символ любви и преданности асгардцев младшему царевичу. Прошлой зимой он нашел следы поклонения себе, сейчас же курган был покрыт толстым слоем пушистого голубоватого снега. Но где же могила, которую показывал отец? Где могила родной матери? Локи не помнил точно. Помнил лишь, что долго шел за отцом, кажется, на восток. Или на юг? Он вновь доверился интуиции и куда-то направился, но вышел к ограде с противоположной стороны от входа. Ни он, ни неведомая внутренняя сила не помнили, где могила той, которая носила его под сердцем. Зато Локи преследовали видения. Краем глаза он видел себя: полупрозрачного, замерзшего, — видел отца, читающего ему мораль… Неужто он снова спит?
Стоило сосредоточиться на иллюзиях, как морок рассеялся. Вдалеке заржал конь. Локи было очень холодно, будто он простоял на одном месте несколько часов. Из-за туч с трудом пробивалось тусклое солнце, но царевич не помнил, где оно находилось, когда он выехал из поселения. Наваждение. Бред. Ожившие кошмары.
«Мама должна знать, где могила матери», — пронеслось в голове. Значит, путь ясен. В Фенсалир! Подальше от поселения, подальше от странных голосов и видений, под крыло матери, к той, которая спасала его раньше. Спасала ли?
В полудреме, снедаемый странными чувствам и мыслями, Локи въехал в столицу. Слишком быстро. До нее несколько часов галопа, а по ощущениям прошло несколько минут. И конь не устал. Локи несся во весь опор по улицам города, вдоль каналов, замёрших и не замёрших, мимо асов в шерстяных накидках и дубленках. За ним бежали мальчишки, на него показывали пальцами, ему… радовались? О да, народ слишком редко видит младшего сына Одина, поэтому горячо обсуждает каждое его появление. А вот и Фенсалир. Открыто войти — нет, не так. Обратиться птицей, мелкой, с воробушка размером. Пролететь над заснеженными деревьями. Перевоплотиться в чертогах матери. Вот и она. Одна. Почему ему так везет? Почему мать именно сейчас одна, хотя обычно следит за порядком? Она одна, потому что так должно быть. Она знала, что он придет. У нее было видение.
— Мама? — голос не слушается, а зуб на зуб не попадает. Оказывается, он смертельно замерз, но сам того не заметил. Когда он успел? Пока летел? Пока скакал? Он вовсе не помнит пути.
— Локи. Дорогой! — царица встает, подходит, обнимает его. Как когда-то давно. И он вцепляется в нее со всех своих немалых сил. Она заменила ему настоящую мать, она лгала ему всю жизнь, она уничтожила его душу в тот день, когда заснул Один, ведь именно она рассказала всю правду!
— Ты ужасно дрожишь, — мать легко выпутывается из его объятий. Как? Он ведь держал крепко. Или это опять галлюцинации? — Проходи к огню, тебе нужно согреться. Дай мне руки. Я так рада тебя видеть. Я скучала по тебе.
И еще несколько похожих фраз. Она говорит их каждый раз, когда сыновья возвращаются из похода. Словно заведенная, фальшивая, умершая и не полностью ожившая. Нет в ее словах ни тепла, ни заботы. Все напускное, неправильное… Но она увлекает его к огню, растирает замершие пальцы. Заботится, как и всегда заботилась. Заботилась. И не дала позаботиться о родной матери.
— Скажи мне, кем она была?
— Кто, Локи?
— Моя настоящая мать. Ты ее знала, верно? Отвечай, ты ее знала? — слишком грубо, слишком громко, могут сбежаться слуги, но Локи почему-то уверен, что не сбегутся.
— Твоя мать, — царица опускает голову, словно уличенная в убийстве. — Да, я знала ее. Она иногда играла со мной. Она была намного старше. Но, Локи…
Пауза. Театральная и выверенная. Почему мать кажется насквозь фальшивой?
— Чем я тебе не мать? Я тебя вырастила. Не думай о ней, лживые воспоминания принесут тебе только лишнюю боль. Ее давно нет в живых и не по твоей вине.
— По твоей, значит? — усмешка на его лице и то более живая, чем невнятная обида псевдоматери. — Тогда представь меня ее родителям. Моим бабушке и дедушке. Один говорил мне, что они живы. Я хочу их увидеть.
— Спроси у отца…
— Ах, у отца? — и снова слишком громко, чересчур. Бессмысленно. — Ты можешь не меньше, а даже больше, чем он, но только и делаешь, что сваливаешь на него всю ответственность. Любой неудобный вопрос ты сразу переводишь в «спроси у отца». Но я пришел не к нему. Я пришел к тебе. К той, кого называл матерью, хотя видел от силы два-три раза в неделю. Да наставники и няни — вот мои настоящие родители. Не вы!
— Локи, милый, успокойся. Тебе просто нужно успокоиться, — ее голос мягкий, ее прикосновения так и манят. Но что это? Почему вместо статной фигуры он видит обглоданный много столетий назад скелет?
— Не подходи ко мне, чудище!
Кинжал. Удар по руке. Мать успевает парировать. О да, она и сама неплохой боец. Отскакивает, задевает его своим кинжалом по пальцам. Проступает кровь. Разноцветная.
— Вот видишь, теперь я настоящий монстр! — Локи слизывает кровь, и она кажется сладкой, словно мед.
— Я убью тебя, Не подходи. Ты не моя мать. Ты монстр. Я это вижу!
— Я не монстр. Как и ты.
Царица аккуратно кладет на пол кинжал, которым только что ранила его, подходит ближе и опускается перед ним на колени.
— Ты тоже не монстр. Ты не убьешь меня. Локи, успокойся. У тебя бред и жар. Ты болен.
— Я болен из-за вашей бесконечной лжи!
Удар. В сердце. У нее должны быть еще кинжалы. Фригг всегда носила при себе с десяток. Но она не достает ни один из них? Нож входит в хрупкое тело по самую рукоять. Кровь. Мертвое тело на полу.
— Мама? — Локи смотрит на свои руки, на тело, которое лежит под ногами в неестественной позе. Его мать… Или нет…
— На помощь! Позовите Эйр!
Локи и сам умеет делать искусственное дыхание и массаж сердца, поэтому быстро оказывает первую помощь. Неужели поздно? Врываются врачи, врывается Тор. Удар по голове. Потеря сознания…
Локи приходит в себя в тюрьме. Или в каком-то другом столь же темном месте, о котором не имеет понятия. Глаза не сразу привыкают к яркому свету. Он ощущает на груди жуткую тяжесть. Мьельнир.
— Брат?
Он должен быть где-то тут.
— Локи? — слышится будто издалека. — Ты очнулся. Мы не знаем, что и думать.
— Это был сон. Что с матерью?
— Умирает, — отвечает глухой голос. — Эйр пытается что-то сделать, но отец говорит, что ее душа уже в Вальгалле. Локи, ты убил ее. Ты убил нашу мать.
Слова отзываются эхом в ушах. Убил. Мать. Убил. Вот так легко — одним ударом. Ее или тварь, которая была вместо нее. Он ничего не чувствовал к ней. Убил… И тут она появляется перед ним. Прекрасная и юная, какой была до первых родов. Какой он запомнил ее по видениям отца.
Это лишь дух. Привидение.
— Зачем ты так со мной? — спрашивает она, молитвенно сложив руки. Как она прекрасна. Как она тепла. Как она жива. А он убил ее. Снова…
Сумбур и мрак исчезли, будто их и не было. Очертания комнаты. Знакомой. Фенсалир. Локи подносит руку к лицу, чтобы слизнуть кровь. Резко останавливается.
— Не подходи ко мне.
Он с диким трудом делает несколько шагов назад.
— Я убью тебя. Снова. Не подходи.
Он вытягивает руку, и с нее капают на пол серебристые разноцветные капельки крови.
Мать подчиняется. Отходит. Сперва на один шаг, потом на два. Говорит что-то — Локи не слышит. Он не знает, реальность перед ним или очередной кошмар.
Дверь распахивается, входят асиньи. Прислужницы матери, управляющие Фенсалиром. Они удивлены, что их вызвали, а грязь и разноцветные обрывки ниток на одеждах свидетельствуют о том, что их грубо оторвали от работы и не позволили даже переодеться.
Локи покачал головой. Это все не могло быть наваждением. Он ясно видел мать. Видел прислужников, слышал их вопросы. Посторонние шумы и неестественность обстановки пропали, уступив место спокойствию. Будто ничего не случилось. Будто ничего не было. А было ли что-то вообще?
— Локи? — спросила царица, не подходя близко. — Локи, что происходит?
Царевич посмотрел сперва на нее, потом на свою руку. Красная кровь. Обычная красная кровь. Он побоялся пробовать ее на вкус. Кровь сочилась только из одного пальца, а мать недавно ударила по всем пяти, было много крови.
— Мама? Это ты?
Кивок в ответ.
— Как я сюда попал? Как я вошел?
— Как и обычно. Постучался в ворота и попросил аудиенции. А потом закричал, что убьешь меня.
— Я ранил тебя? — Локи осмотрел мать, но не заметил крови.
— Нет. Я не решилась подойти к тебе.
Локи только сейчас заметил, что среди прядильщиц и вязальщиц стояли валькирии в полном боевом облачении. Он еще раз осмотрел маленькую ранку на пальце, которая уже начала затягиваться. Спекшаяся кровь была обычного красного цвета.
— Кажется, я схожу с ума, — прошептал он в полном отчаянии.
Комментарий к Глава 83 Сколько несостыковок и противоречащих друг другу фраз вы заметили в этой главе?:)
====== Глава 84 ======
Локи еще раз обвел полубезумным взглядом молчаливую мать и столпившихся у дверей помощниц. Женский чертог, ни одного мужчины. Откуда же здесь веет могильным холодом? Будто он на дне кургана, будто его только что засыпали землей и оставили наедине с разлагающимися телами. Царевич попытался отогнать видения, но они только усугублялись: место матери занял смеющийся образ Хель.
Вдруг наваждение пропало, а вот желание убить монстра, занявшего тело матери — нет.
— Не подходите ко мне, не подходите никто, — Локи едва справлялся с голосом. — Не подходите. Оставьте. Я убью вас!
Он провалился в спасительный сумрак подсознания. По крайней мере, он надеялся, что, потеряв сознание, упадет на пол, а не начнет крушить чертог. Стены сомкнулись, комната разлетелась вдребезги, обнажая то, чем была всегда — царством мертвых. В самом сердце Асгарда. Это невозможно. Следы запустения, плесень и трупы, обглоданные иномирскими крысами, ввезенными из других миров. Знакомые трупы. И незнакомые. Одни женщины.
— Не подходите ко мне! — шептал Локи, хотя никто не мог к нему подойти. — Не подходите.
И тут его грубо схватили сзади за плечи и развернули. Всеотец. Все-таки пришел. Он заберет его из этого кошмара.
— Локи, как ты это сделал? — зло произнес Один, обводя рукой мертвый чертог, который больше не наводил ужаса. Теперь он напоминал иллюзию, плод больного воображения, коим и являлся по сути. Но не это было важно.
— Как ты смог пробиться в мое сознание, отец? — удивленно прошептал Локи, стараясь не смотреть на трупы.
— Я маг мозга, — раздраженно объяснил Один. Вид у него был очень грозный. — Я могу не только пробраться в твой мозг, но и переделать тебя, создать на твоей основе другое живое существо, и ты не представляешь, как мне хочется это сделать!
Слова отца оглушили царевича. Он не успел ни удивиться, ни испугаться, когда Один поднял руку и ударил его наотмашь по лицу. Из глаз разве что искры не посыпались, а зубы противно заныли.
— Когда ты же прекратишь доставлять нам эти бесконечные проблемы? Ответь мне, что на этот раз произошло? Куда тебя занесло?
Голос отца был полон ярости да такой, какую Локи никогда прежде не слышал. Это было страшно. И удивительно.
— Отец, — с трудом произнес Локи, едва оправившись от удара. — Скажи, ты помнишь?
Он проявил на ладони голограмму ножичка — того самого, который видел на ярмарке в Ванахейме прошлой зимой.
— Помню, — грубо оборвал Всеотец, все еще пылая яростью. — Я отобрал у тебя такой в детстве.
— Что ж, ты отобрал, — медленно произнес Локи, поворачиваясь боком. — А он отберет твою жизнь!
Резкий неожиданный выпад. Один не успевает защититься — фонтан крови прямо в лицо. Локи с отвращением смотрел на старика, медленно оседающего на землю.
— О, милая сестрица, ты плохо копируешь, — прошипел Локи, уничтожая нож. — Твои иллюзии несовершенны, и ты начинаешь повторяться. Становишься предсказуемой. Прежде чем подсылать ко мне иллюзии, докопайся до самых глубин моей души. Если сможешь. Всеотец — великий царь Девятимирья, и все мы созданы лишь для того, чтобы ему служить. Он — бог и никогда бы не опустился до рукоприкладства. И с ножом у тебя вышла ошибка: мой отец не помнил о его существовании. В отличие от меня.
Царевич говорил медленно, пафосно, с чувством собственного превосходства, пока тварь не затихла. Сам Один Всеотец лежал у его ног. Мертвый. Как и все в этом странном мире. Локи думал, что иллюзия сменится, что тварь сделает следующий ход и увлечет в новый водоворот кошмара. Она ведь явно совершенствуется — тетя недавно выглядела вовсе безумной, а Всеотец сейчас почти во всем походил на себя. Однако ничего не происходило. Локи осторожно перевернул Одина ногой, ожидая увидеть омерзительное лицо монстра, но сквозь него смотрели остекленевшие глаза отца. До боли знакомые.
— Отец? — голос подвел Локи: сломался, прозвучал надрывно.
Быть может, он допустил ошибку? Убил Одина? Но даже если он убил проекцию в сознании — ничего страшного, ведь в настоящем мире с Одином всё в порядке.
— Откуда тварь взяла, что отец может проникнуть в чужой мозг? — спросил себя царевич, и шепот разнеся по пустынным коридорам.
— А, ну да, Хагалар так сказал, когда узнал мою сущность. Да, всё сходится. Я вижу только то, что знаю сам. Или предполагаю. В этом мире нет видений будущего.
Разговор с самим собой немного успокоил беспорядочно роящиеся в голове мысли. Вокруг царило все то же запустение, лежала пара скелетов и несвежих трупов, мертвый Всеотец. И никаких изменений. Наверняка неведомый враг ждет, что жертва куда-то пойдет. Наверняка везде расставлены ловушки. Но жертва никуда не пойдет. Останется на месте, нарушит правила игры.
Локи отошел от тел на безопасное расстояние и устроился у стены так, чтобы контролировать всех мертвецов. Попытался сосредоточиться. Он находится в своем сознании — других вариантов нет. Видит кошмары. От них можно проснуться. Всё здесь ненастоящее, и фантасмагория должна продолжиться. Наверняка кто-нибудь придет за ним.
Прошли бесконечные часы, но никто не приходил. Локи проявил голограмму ножичка, потом вынул из подпространственного кармана грушу. Надкусил. Почувствовал вкус. Будто и не сон, а самая настоящая реальность. Уже много часов не происходило ничего, характерного для снов и видений. Никакие законы естественной науки не нарушались. На западе садилось солнце. Обычное асгардское солнце. И только твердая уверенность в том, что в Асгарде все были живы, когда он встретил сестру, убеждала его в иллюзиях вокруг.
Но вот солнце село, взошла луна, наступила ночь. Локи разжег несколько огненных шаров. Это кошмар, значит, трупы оживут и нападут на него. Надо быть готовым ко всему.
Но ничего не происходило — мертвые оставались мертвыми.
Спина затекла от долгого сидения, и Локи таки решился подойти к окну. Звезды и луна давали слишком мало света, но даже его хватило, чтобы понять, что столица вовсе не сожжена и не разрушена. В ней что-то изменилось, но Локи при неверном свете луны не мог понять, что именно, и корил себя за то, что в светлое время суток не соизволил подойти к окну. Мелькнула и укрепилась в голове подлая мысль, что вокруг настоящий Асгард…
Усилием воли царевич приказал себе отставить панику и подумать здраво. Что он точно помнит? Появление сестры, какой-то мутный ритуал, после которого всё тело горело. Потом целитель, Алгир, кажется, который успокоил его и которого он чуть не убил своими новыми силами. Потом Хагалар и бурная ночь, полная чарующих видений. Тогда он четко отделял реальность ото сна. Потом он ушел от Хагалара… Но маг наверняка пошел за ним или послал слежку, ведь ему нет дела до просьб и приказов царевича. Потом кладбище, потом Фенсалир. В какой же момент реальность заменилась на иллюзии? Ему казалось, что он доехал слишком быстро. Быть может, он вообще никуда не уезжал? Упал с лошади, ударился головой о припорошенный снегом камень еще по дороге на кладбище? И тогда иллюзии начались с погоста? И матери нет и не было? Или иллюзии и реальность постоянно менялись местами, как ему и казалось изначально? Тогда он действительно был в чертоге матери и там потерял сознание. Или же… Мог быть третий вариант… Что он ушел из поселения, обратился в посланца богов, как ему и пророчила сестра, разнес Асгард некоторое время назад и поэтому очнулся среди трупов. Но сколько времени должно было пройти, чтобы тела обратились в скелеты? Локи увеличил огненный шар на руке и заметил, что вокруг него вовсе не скелеты, а трупы, пускай и не первой свежести. Были ли скелеты? Может, пригрезилось? Но тогда получается, что отец допустил гибель Асгарда, а говорил с ним так, будто Локи не совершил ничего ужасного? Или он успел разнести только Фенсалир? С ним долго сражались, и наконец Один к нему пробился, и он убил своего отца? Но где остальные славные воины Асгарда?
Вопросов было много, концы с концами не сходились, но Локи казалось, что этот вариант наиболее вероятен. Тогда получается, что он убил мать. Заколол кинжалом, думая о родной матери. Если это правда, если иллюзия спланирована сестрой или давно почившей родной матерью, тогда где они обе?
Сидеть в полутьме в окружении трупов вдруг стало неуютно, неприятно. А ведь раньше они не вызывали почти никаких эмоций.
— Полагаю, лучший способ избавиться от иллюзии — в ней заснуть, — сказал Локи сам себе. — Я проснусь либо в реальности, либо в другой иллюзии.
Он лег на пол и попытался отключить сознание, но сон не шел. Стоило ему закрыть глаза, как слышались странные шорохи и свист. Слишком много трупов вокруг…
Локи резко сел.
— Так, — он потер виски, сосредотачиваясь. — Я сижу среди трупов. Они не могут не пахнуть. Им несколько дней. Они должны отвратительно вонять. Но не воняют. Значит, я чуть не попался в капкан своих любимых иллюзий. А раз так…. — царевич хищно улыбнулся.
— Да будет свет! — воззвал он к небу, поверив в собственное могущество.
И свет появился. По мановению руки над Асгардом взошло солнце, будто недавняя луна была лишь фантомом.
— Да будет жизнь! — продолжил Локи не менее пафосно, и тут же ожили трупы, превратились в живых и здоровых асов.
— Добавим красоты и помпезности, которые так любят асгардцы! — скучающим тоном произнес Локи: исчезла плесень, засияло золото на стенах и потолке.
Порадовавшись собственной догадливости, Локи подошел к окну, и у него перехватило дыхание. Он никогда не видел ничего подобного. Асгард был прекрасен. Это был самый великолепный город во всем Иггдрасиле. Залитый солнцем, блестящий золотом — летнее царство света, царство истинного бога. Стоило об этом подумать, как доспехи, сковавшие тело, преобразились без всякого приказа свыше на сияющий бело-золотой плащ, красоте которого не было равных. Волосы царевича мгновенно побелели, собрались в хвост и заблестели вплетенными золотыми прядями. Тело тоже изменилось: легкие восстановились — он впервые в жизни вдохнул полной грудью. Всё было идеально. Как в нем самом, так и в Фенсалире и в городе Локи отвернулся от окна, чтобы поприветствовать своих подданных. Друзья и знакомые, служанки и слуги. Он находился в Фенсалире, но одних женщин недостаточно для восхваления, поэтому чертог наполнился мужчинами. Все они были удивительно красивы в светлых одеяниях, без единого изъяна на лице или теле.
На некоторое время красота и помпезность происходящего отняли умение мыслить здраво, но Локи на этот раз быстро овладел собой. Не было смысла терять время в царстве света. Общую суть он уловил, если Хагалар не солгал. Старик упомянул, что Локи вроде как теперь един в трех лицах, что с ним навечно повязаны смерть, свет и тьма. Вот он и пользуется то силами смерти, то силами света. Про тьму Хагалар говорил, что она всегда была слаба и только Старшая Царевна каким-то образом ее пробудила. Как выглядит тьма Етунхейма, Локи не имел понятия, возможно, поэтому до сих пор ее не опробовал. Зато смерть преобладала в его сознании — это было очевидно. Хагалар еще что-то говорил. Что-то важное. Сестра утверждала, что с ним все будет в порядке, пока она рядом… Неужели всё произошло из-за того, что Вождь отослал ее в Етунхейм? Это было ужасно. Локи не знал, как выбраться из своего царства кошмаров, не знал, каким образом дать понять Хагалару, что царевна нужна в Асгарде. Только вот не оправдаются ли опасения старого мага, и не станет ли он настоящим чудовищем по мановению руки сестры? Если его тело в реальности лежит на полу, а не стремится разнести Асгард, то ему стоит задержаться в иллюзорном мире подольше.
С другой стороны, любая система предпочитает равновесие, это Локи хорошо усвоил на примере кровеносной и дыхательной систем разных существ. И если он сможет достигнуть равновесия между своими теперь уже тремя сущностями, то, возможно, вновь обретет контроль над своими силами и выберется в мир живых. Только вот он понятия не имел, как это делать.
Была и еще одна возможность — призрачная, но после всего, что уже произошло, Локи был готов поверить во что угодно. Он сосредоточился. Восхваления вокруг стихли, мир изменился, подчиняясь его воле. Он оказался посреди холода и мрака. Етунхейм.
Как выглядит дворец Лафея изнутри, он почти не помнил — бывал лишь пару раз в тронном зале, — поэтому пришлось перенестись на площадь перед дворцом, где два года назад братец поубивал кучу етунов. Локи возжелал, чтобы рядом оказалась Старшая Царевна, и она тут же появилась в обличии етунши. Царевич понятия не имел, кто перед ним — плод воображения или настоящая сестра, которая смогла наведаться к нему из-за связи с темными богами.
— Я знала, что ты придешь сюда, мой брат и мой будущий муж, — начала Царевна.
Локи помнил эту фразу. Однажды он уже видел сон, в котором передавал сестре не то Каскет, не то Тессеракт. Она произнесла то же самое. Чуть ли не первая ночь в поселении — как же давно. Значит, точно фантом. Но, быть может, подсознание укажет правильный путь.
— Я прошу прощения за все, что произошло в поселении, — Локи непринужденно перешел на женский вариант языка етунов. — Старик поступил опрометчиво.
— Я ни в чем его не виню. Возмездие скоро само найдет его, — спокойно ответила царевна. — Он виноват не передо мной, а перед всем миром, многими мирами.
— Ты знакома с ним? — спросил Локи прямо. — Кто он такой на самом деле?
— Мне неведом его путь, — пожала плечами царевна, а Локи чуть не взвыл — даже подсознание отказывалось вспоминать Хагалара, хотя маг постоянно твердил о том, что в детстве Локи его любил. Интересно, о каком периоде детства он говорил? Первые семьдесят лет жизни, что ли?
— Ладно, оставим, — поспешил перевести тему Локи. — Я бы хотел договориться с тобой. Мне нужна твоя помощь.
— Я должна была быть рядом с тобой, братмой, — царевна подошла ближе и с трудом обняла его, обращаясь в асинью. А Локи-то думал, что сам станет етуном, если царевна до него дотронется. — Если бы я была рядом, всё было бы хорошо. Но он меня прогнал.
— Как мне сообщать ему, чтобы он вернул тебя?
— Ты сын светлого бога, который владеет магией мозга. Попробуй отправить ему телепатическое сообщение.
Локи тяжело вздохнул. Опять двадцать пять. Подсознание выдает одно и то же. Только вот телепатии в Асгарде не существует, её нигде не существует, обмен мыслями на расстоянии возможен только с помощью мидгардского сотового телефона и раций.
— Должен быть другой выход. Я ведь вернусь, если примирюсь со своими тремя сущностями, верно? — он осторожно высвободился из объятий етунши, потому что начал задыхаться.
— Нет, — все также спокойно ответила она — еще один удар в спину и очередные рухнувшие надежды. — Ты не можешь не смириться с тем, что является частью тебя. Просто процесс болезненный, а меня нет рядом.
— Значит, придется действовать самому, — вздохнул Локи, поняв, что не добьется толку. — Благодарю за помощь. Если ты настоящая, то знай: я проведу тебя в Асгард, когда всё это закончится.
— Мы будем рады.
Силуэт растворился. Локи остался один в снегах. Можно было позвать отца, поговорить с ним. Но это будет очередная иллюзия. Как и мать. И брат. Как и предводитель читаури, которого Локи подвел и который когда-нибудь придет в Асгард за его головой. В суматохе последнего года царевич подзабыл о нависшей опасности. Натрий и возгонка были интереснее дум о проигрыше и расплате. В этом мире царевич мог всё, даже вызвать недавно почившую Наутиз и устроить ей разнос за двадцать загубленных жизней. Ведь здесь он всемогущ!
Приятная мысль отозвалась теплом в сердце. Он всегда хотел править Асгардом. Да и не только Асгардом. Любым миром. И, как любой правитель, желал процветания своему государству. Но достичь процветания в реальности почти невозможно, а здесь — проще простого. Взмах руки — и мерзкого старика изобьет Халк. Или изнасилует. Странная кощунственная мысль показалась омерзительной, Локи не мог даже понять, как она пришла ему в голову. Но почему бы и нет? Для воина нет худшего унижения, а в свое время Вождь не остановился ни перед чем, чтобы унизить розгами самого сына Одина. Зато теперь можно отомстить всем обидчикам, выместить злость, заставить заплатить по счетам недоступных в реальности друзей Тора и Хеймдаля. Вырвать поганый язык Хагалара, перенести поселение в столицу и заставить ученых работать на благо Асгарда. И не придется идти по трупам и умасливать недовольных, потому что все будут довольны. Он станет богом нового прекрасного мира, и даже отец со всей своей магией мозга и умением читать мысли нестрашен, потому что как только он наскучит, Локи уберет его в коробочку, а затоскует — вынет обратно. Он выиграет все словесные бои, которые проиграл за последний год. Пусть Один подавится унизительными мерзостями, которые успел наговорить сыну за последний год. А братец пусть и дальше прохлаждается на войне. Это у него здорово получается. Они не будут встречаться. Как и мать — пусть сидит в Фенсалире и занимается хозяйством. Она слишком заботлива, так и норовит влезть в чужую личную жизнь и стать советчицей даже в тех вопросах, которые ее не касаются. Если ему захочется ласки, он придет к ней сам, и мать отвлечется от работы в ту секунду, когда он переступит порог ее чертога.
Новый мир. Новые возможности. Собственный Асгард.
Силы тьмы в сердце Локи переливались едва различимыми тусклыми цветами радуги.
— Я жду ответа! — в очередной раз повторил Один, нависая над сидящим на полу Хагаларом, словно штормовая волна.
— Я бы и рад ответить, великий Всеотец, но это сложнее, чем может показаться на первый взгляд, — устало выдохнул Вождь, пытаясь отдышаться после длительного выматывающего перелета из поселения в столицу. Рядом с ним стояла Фригг. Хотя враждебность не была написана на ее прекрасном лице, но ощущалась слишком явственно, чтобы ею можно было пренебречь и расслабиться.
— Хагалар, вспомни, ты единственный, кто может помочь Локи, — всегда спокойная, рассудительная, сейчас Фригг не походила на себя: от волнения проступали ее истинные эмоции, которые она обычно успешно скрывала.
— Боюсь, никто ему уже не поможет. Мы понятия не имели, что исследования каскета так обернутся! Что несколько артефактов из Етунхейма среагируют одновременно, что Локи…
Он запнулся. Там, за барьером, целительницы и прислужницы Фригги пытались облегчить страдания мечущегося Локи. Его помолодевшее тело постоянно трансформировалось, но, хвала Иггдрасилю, не обращалось в етуна. То разом открывались старые раны и текла красная кровь, то на смену ей приходила разноцветная, то кожа серела, то покрывалась морщинами. И все это в бесконечных метаниях и бреду, меж которыми иногда проскальзывали осмысленные фразы. Всеотец множество раз пытался достучаться до сознания — всё без толку: кровомагия не пускала даже высшего асгардского бога.
— Каскет, — величественно произнесла Фригг. — Изначальный артефакт Етунхейма нашел жертву и свершил свою месть.
— Я доверил тебе жизнь и здоровье моего сына, — не менее величественно произнес Один, намеренно подражая супруге.
— Я виноват перед тобой и готов понести наказание, — махнул рукой Хагалар. — И прочее, что ты хочешь от меня услышать. Но не сейчас, Один. Сейчас надо спасти ребенка.
— Я уже однажды проявил к нему жалость, — многозначительно не закончил Один и подошел к барьеру, за который не просачивались звуки. Целители не слышали разговор царской семьи, поглощенные спасением жизни царевича.
— Когда речь шла о Фригге, ты думал совершенно иначе, — взбеленился Хагалар. — Хотя я до сих пор хочу спросить: где ты был, когда она умирала?
— Выполнял свой долг перед Асгардом.
Вождь хотел было наговорить дерзостей, но зарождавшийся скандал прервала царица:
— Сейчас не время сводить старые счеты. Будет только хуже.
Она встала подле супруга.
— Хагалар, пожалуйста, объясни, что с нашим сыном?
— Это Лаугиэ, — соизволил пояснить мастер магии. — Не вздрагивай, прекрасная Фригга, ты должна была понимать, что если вы отсылаете Локи в поселение, переполненное учеными, то, в конце концов, его тайна откроется. Вам повезло, что только я знаю его истинную суть. Можете гордиться пасынком — он почти год молчал… — Хагалар сделал выразительную паузу. — Теперь я знаю, Один, почему ты прогнал меня.
— Ты сам ушел.
— Ты не оставил мне выбора.
— У каждого в этом мире есть выбор.
— Прекратите! — вновь вмешалась Фригг, вставая между магами. — Так вы ничего не сможете изменить. Продолжай, Хагалар, не скрывай от нас правду.
— Хорошо, прекраснейшая, — Хагалар был почти готов поверить в то, что царица снова благоволит ему, если бы не ощущал ее неприязнь почти физически. — Лаугиэ — а теперешний Локи — это не имя, это «священная жертва» на одном из множества етунских языков. Ваша Тень сорвала окончание ритуала, но Лаугиэ уже принадлежал темным богам, а сочетание нескольких боевых артефактов из Етунхейма включило механизм реакции.
— И сейчас перед нами появится невиданное существо для уничтожения асгардской армии, которое не состоялось тысячу лет назад, — подытожил Один. — И никто из ныне живущих не знает пределов его могущества.
Хагалар неопределенно кивнул.
— Что ж, это упрощает задачу, — Всеотец улыбнулся своим мыслям и поудобнее перехватил Гунгрир.
— Ты не посмеешь убить его, — Вождь встал перед барьером, собираясь дорого продать как свою жизнь, так и жизнь беспомощного царевича. — Должен быть другой путь. Фригга!
— Мой сын умер, упав в бездну, — приглушенно ответила царица. — И никому неведомо, кто из нее вернулся.
— У нас мало времени, — Всеотец снял купол.
— Нет!
Руки Хагалара заискрились, на них вспыхнули огоньки и молнии. — Мы никогда не сражались друг против друга, Всеотец…
— Ты вконец лишился рассудка! — прикрикнул Один, и все вздрогнули от неизвестно откуда взявшегося ледяного порыва ветра. — Я надеялся, что Локи наберется от тебя мудрости, но ты в гораздо большей степени набрался от него глупости. Когда погибнет священная жертва, явится мстительный дух и разгромит нашу армию. Подумай над пророчеством, прежде чем преграждать мне путь!
И Один обошел Хагалара, застывшего посреди зала. Весь всё очевидно, как белый день, почему он не понял суть пророчества раньше? Асиньи Фенсалира безмолвствовали. Фригг подошла ближе и дотронулась до висков старого мага. Она делилась энергией. Отдавала долг за тот морозный день, когда Локи лежал в беспамятстве, страдая от воспаления легких. Хагалар позволил себе обнять царицу, как много веков назад. Если бы внимание целителей не было приковано к Одину, они почувствовали бы легкую магию, с помощью которой Хагалар скрыл себя и царицу от посторонних глаз.
Всеотец медленно подошел к безвольно лежащему на полу Локи. Порой дитя двух миров выгибалось и едва не калечило себя. Жалкое зрелище. Один стукнул копьем об пол, одновременно вытягивая вперед свободную руку. Безвольное тело прекратило выгибаться, замерло, повинуясь высшей божественной силе.
— Во имя моего отца, — начал Один. Навершие копья засияло, образуя правильный круг вокруг царя и царевича. — И отца моего отца!
Тело снова выгнулось дугой, но в этот раз по приказу Одина.
— Я, Всеотец, властитель девяти миров Иггдрасиля: Етунхейма, Нидавелира, Ванахейма, Хельхейма, Мидгарда, Муспельхейма, Нифльхейма и Свартальвхейма, прошу аудиенции. Да свершится чудо!
Сияние копья стало настолько нестерпимым, что все зажмурились, а Один почувствовал чужое присутствие. Пока это была не высшая сущность, а лишь тропа, по которой неведомые твари намеревались спуститься в девять миров. Узкая едва заметная тропка паразитировала на слабости Локи, на зарождавшейся болезни лёгких. Неведомые силы тянули к себе Всеотца в неясное пространство или подпространство за пределами известных девяти миров и Бездны. Высшие силы не просто согласились на аудиенцию, они жаждали прихода гостя, который расширит тропу и поспособствует связи двух миров. Расчет царя Асгарда был прост: етуны тысячу лет назад попросили богов уничтожить Одина, а не Всеотца, коим он тогда не являлся, поэтому боги не узнали в просителе собственную жертву. Но кто скрывается за маской богов? Некие высшие сущности, субстанции, первоэлементы? Магия и религия ётунов поражали Одина сильнее верований прочих народов, но их исследованиям почему-то никогда не уделялось дОлжного внимания. Зря. Один беззастенчиво вбирал в копье частицы потустороннего мира, чтобы потом отдать их Хагалару для исследований. Высшие силы поверили ему, манили к себе. Их основным проводником была кровомагия, но уничтожить ее, разделить кровеносную и магическую системы уже никому не под силу. Кровомагия не была источником, только указателем на какую-нибудь незаметную лазейку, в данном случае — на воспаление легких. Локи был немного простужен и держался из последних сил на странной защите не магического толка.
«Подойди, Фригг, » — ментально позвал Всеотец. Супруга не могла услышать его мысленный зов, но поняла обращенный к ней посыл. Она безбоязненно вошла в яркое сияние и положила ладони на плечи мужа. Она и без слов знала, что делать. Один лишь направлял ее целительные силы. Уничтожить очаг болезни. Перекрыть доступ воздуха высшим силам. Не дать им убить Локи и воспользоваться его телом.
«Я знал, что всегда могу положиться на тебя».
Она не услышала, но сжала руки чуть сильнее. Незримое присутствие ослабевало, тропа меркла, чужеродная энергия уходила вместе с несостоявшейся хворью. И только в Гунгрире слабо переливались мечущиеся плененные частицы непонятно чего. Поселенцы должны разузнать, что это такое, или погибнуть в случае неудачи.
Один мягко снял руки Фригг со своих плеч. Сияние спало, Локи прекратил выгибаться и затих. Он был невероятно бледен и весь в крови, хотя на его теле не было ни единой царапинки.
— Он… жив? — подала голос Фула, и Одину показалось, что свояченицу больше устроил бы отрицательный ответ.
— Локи в порядке, — ответила царица.
Тут же подошла Эйр и попросила разрешения осмотреть царевича. Один не возражал. Сын выглядел немного моложе, чем раньше, но больше ничто не поминало о том ужасе, что он пережил неизвестно, какой ценой. Один допускал, что разум мог навсегда оставить Локи, и в сложившихся обстоятельствах это был не худший вариант: безумца можно заковать в цепи и следить за здоровьем. В любом случае больше не надо опасаться, что кто-нибудь увидит обращение Локи в етуна. Зеваки всё спишут на магическое влияние каскета — артефакта ледяных гигантов. Метания Локи видело много женщин, а уж Фригг внушит им мысли о всемогуществе каскета. Наследник магии Одина единственный в мире, на него иноземные артефакты могут действовать как угодно. Один наблюдал, как прислужницы Фригг одна за другой с опаской подходили к своей госпоже, перешептываясь и посматривая на Локи, а потом уходили по своим делам. Их помощь точно больше не понадобится. Наконец, из посторонних в комнате осталась только Эйр. Насколько Локи помолодел за какие-то пару дней, настолько Хагалар постарел, будто отдал часть своих жизненных сил любимому несостоявшемуся воспитаннику. Исчезла былая язвительность, потух блеск в глазах.
— Я проиграл, — невесело усмехнулся он. — Локи твой, Всеотец. Забирай. Я не справился с управлением и не буду больше вставать на твоем пути. Всё впустую.
— Хагалар, ты потратил столько времени, чтобы получить его, а теперь отказываешься? — в голосе Фригги слышалась язвительность, свойственная ей в юности, но позабытая с годами.
— Дитя Одина не вещь, чтобы получать или возвращать ее, — возразил Хагалар.
— Вещь, — резко уточнил Всеотец.
И снова взгляд глаза в глаза, как много столетий назад.
— Локи — вещь. И для меня. И для тебя. И еще как минимум на пять десятилетий он вещью останется.
Не лги ни мне, ни себе. Любой родитель распоряжается жизнями своих детей и скота. Таковы законы Асгарда, — Один сделал выразительную паузу, ожидая возражений, но их не последовало. Все ждали его решений и были готовы внимать ему. Как всегда, вся ответственность лежала на нем.
— Локи скоро вернется в поселение для изучения частиц потустороннего мира, — Один указал на чуть светящееся навершие копья. — Проведите дополнительные исследования и доставьте во дворец артефакты, которые чуть не убили моего сына. Я доверяю тебе, Хагалар. В последний раз. Если оступишься, в лучшем случае снова окажешься в тюрьме, — Один говорил предельно серьезно, и такой тон Хагалару нравился. — Локи не вечен. Он вряд ли проживет дольше трех тысяч лет. За это время надо разузнать всё о ритуале, о силах, с которыми связаны етуны, и о методах борьбы с ними. Тропа в другой мир находится в теле Локи. Пусть Беркана займется ею вместе с тобой. Кровь сейчас играет первостепенную роль. Но главное — это здоровье Локи. Оно — гарант существования нашей армии, а, возможно, и всего Асгарда. Я могу положиться на тебя, Хагалар?
— Конечно, можешь, — вздохнул старик. — И всегда мог.
— Даже когда ты предал Асгард?
— Даже тогда. Ты знаешь, что, если бы во мне была нужда, я бы немедленно вернулся.
— На руины нашего мира.
— Я прошу вас, не надо, — Фригг, до того молча стоявшая подле Одина, подошла к Эйр и опустилась на колени перед Локи, помогая смыть запекшуюся кровь.
— Хватит ваших бесконечных распрей. Всё кончено, время упущено, былого не вернуть. Хагалар выбрал свой путь много столетий назад, Один. Его нить больше никогда не переплетется с твоей. Ты должен отпустить его.
— Прекраснейшая из бессмертных, ты ошибаешься, хотя и говоришь красиво — горько усмехнулся Хагалар. — И ты, и я знаем, что Всеоотец отпустил меня в тот день, когда променял на Локи.
Царица указала на старшую целительницу.
— Вспомни, что мы не одни в этой зале.
— Вспомните о младшем наследнике, — подала голос Эйр. — Я не ведаю, что случилось между вами в былые времена, но сейчас Локи нужна помощь и полный покой.
— Он останется ненадолго в Гладсхейме, — кивнул Один. — Я присмотрю за ним. Тор хотел привести из Мидгарда своего боевого товарища. Это послужит Локи хорошим развлечением.
====== Глава 85 ======
Из идеального мира Локи провалился в очередную псевдореальность, потеряв контроль над происходящим именно тогда, когда полностью во всем разобрался. Только что он строил прекрасный Асгард, вкушал мясо священного животного рода Одина и наслаждался своим величием, как вдруг оказался в женских покоях. Да не в Гладсхейм или Фенсалире, а где-то в столице к востоку от дворца, блестевшего в лучах закатного солнца. В небольшой полупустой комнатке стояла широкая кровать с балдахином, каких никогда не делали в Асгарде и не завозили из Юсальвхейма. К стене был прислонен вертикальный ткацкий станок с двумя рядами основных нитей, натянутых с помощью блестящих камней, словно женщина собиралась приступить к работе, но ее что-то отвлекло. Рядом стоял едва видимый в тени сундук, на котором лежали готовые ярко-фиолетовые ткани. Для этого красивого оттенка использовали лишайники, которые перевелись в Асгарде несколько веков назад. Из-под фиолетовых тканей проглядывали красные, выкрашенные еще не истребленной мареной до сих пор. Сочетание красного и фиолетового было модно тысячи три лет назад, если не четыре, а впоследствии его объявили слишком ярким и безвкусным. По крайней мере, так говорил увлеченный красками Ивар. Для полноты картины не хватало только третьего когда-то любимого знатью цвета — черного, вышедшего из моды, как только жители столицы узнали, что его получают из болотной грязи, обогащенной железом. Словно повинуясь силе мысли, полотно искомого цвета появилось меж красным и фиолетовым. Да не из грубой ткани, а изящное, украшенное шелковыми и серебряными нитями. Вместе с ним появились кружева и узорчатые ленты — обязательные атрибуты парадного женского костюма. Стены, секунду назад гладкие, покрылись растительным резным орнаментом, и от ближайшей к царевичу стены отделилась красавица в старомодном костюме с огромным количеством брошей: пара овальных на ключицах связывали меж собой гирлянды разноцветных бус, с которых свисали цепочки с ключами, ножницами, гребнем и прочими женскими мелочами, необходимыми в быту. Еще одна брошь с крупными янтарями висела на груди, подобранная в тон кольцам и браслетам на тонких руках. Драгоценности украшали короткое льняное платье, из-под которого выглядывала расшитая сорочка. Сзади платье было длиннее, чем спереди, и ниспадало на пол шлейфом — еще одна деталь, исчезнувшая из асгардского быта задолго до рождения Локи. На плечах лежал белый платок, а волосы незнакомки были собраны в пучок и струились по спине вперемешку с яркими лентами. Локи далеко не сразу поймал себя на мысли, что отмечает красоту мелких деталей, на которые никогда прежде не обращал внимания, но не может рассмотреть женщину целиком. Её образ ускользал, а черты лица плыли, причудливо искажаясь. Царевич помотал головой, отвернулся и заметил неподвижно стоящего подле него юношу, тоже одетого по-старомодному. Всё в его облике выдавало знатное происхождение: плащ, висевший лишь на одном плече и спускавшийся до самой земли, просторная рубаха с поясом, расширяющаяся от талии до колена, свободные штаны, подобранные у щиколоток, и даже сапоги из дубленой кожи — всё дорогое, роскошное, украшенное орнаментом и драгоценностями. Длинные волосы полностью закрывали шею и были скреплены узорчатой заколкой. Приглядевшись к узорам, Локи, наконец, точно определил эпоху, в которой оказался. Стоило прошептать нужное столетие, как асы ожили, а их лица перестали ускользать. Прекрасная девушка определенно была Фригг, хотя такой молодой отец ее никогда не показывал: она едва переступила порог совершеннолетия. Внутреннее чутьё подсказало Локи, что юноша много столетий спустя превратится в Хагалара. Однако сейчас он вовсе не походил на себя, как не походит молодость на старость. В то время, почти три тысячи лет назад, мальчики вступали во взрослую жизнь в восемьсот тридцать лет, а вовсе не в тысячу сто, так что Хагалар мог быть совсем юн.
Будущая царица Асгарда подошла к окну, чтобы полюбоваться золотым городом, мало похожим на знакомый Локи Асгард. Ее лицо было печально и сосредоточено, как и лицо Хагалара. Они походили друг на друга, словно брат и сестра.
— Что же нам готовят грядущие дни? — едва слышно произнесла красавица, ни к кому конкретно не обращаясь, разве что к далеким едва различимым звездам, которые Локи не узнавал, хотя умел читать карту неба.
— Вечную тьму или радость любви? — продолжила она задумчиво, а царевич обратился в слух. Так Хагалар — любовник матери? Этого стоило ожидать.
— Наша судьба в руках бога, — ответил Вождь, обнимая за плечи юную прелестницу и закапываясь лицом в ее длинные волосы. Локи вспомнилось, что изнасилование — одно из трех самых тяжких преступлений в Асгарде. Только вот на его глазах происходило что угодно, но только не принуждение. Будущая царица не глядя подняла руку и погладила любовника по голове. Локи вспомнил все странные письма, найденные в женском чертоге, а также жалкие попытки отца объяснить происходившее много веков назад. Вот, значит, как всё было на самом деле.
— Мне так тоскливо, — Фригг развернулась к любовнику и нежно обняла его. — А в груди холод. Что будет с нами? Что ждет нас впереди?
— Наша судьба в руках бога, — неуверенно повторил подлец. Он так неистово обнимал девушку, будто намеревался овладеть ею здесь и сейчас. И ведь она была явно не против.
— Мне страшно играть в игры со смертью, — Фригг с трудом отстранилась и отошла к маленькому столику, переполненному разноцветными склянками и прочей посудой. Локи его при первичном осмотре не заметил. Возможно, потому, что его и не было. Зато ткацкий станок исчез, а с ним старинные ткани.
— Выбора нет, — будущий Хагалар взял в руки пузырек с переливающейся жидкостью. — Пусть спасением будет яд.
Локи придерживался иного мнения. Он бросился вперед, чтобы перехватить склянку и не допустить самоубийства, но его рука прошла сквозь руку Хагалара. В этот раз фантомы были даже не материальными. Он мог только беспомощно наблюдать, как та, кого он в будущем назовет матерью, несколько томительных секунд смотрит на своего возлюбленного, после чего берет флакончик и ложится на кровать под неуместный балдахин, а будущий Хагалар садится рядом, нервно теребя край покрывала. Он выглядел гораздо более взволнованным, чем несостоявшаяся самоубийца.
— Ты развеешь мой сон, когда придешь за мной? — доверчиво спросила Фригг, прежде чем поднести к губам пламенеющую жидкость.
Юноша чересчур решительно кивнул и поцеловал ее. Нежно и долго. Так целовали мужья своих жен перед длительным военным походом или плаванием. Но в этот раз на борьбу со смертью отправлялась женщина. Локи беспомощно наблюдал, как будущая царица выпивает яд до капли…
Вдруг видение потускнело и начало рассыпаться.
— Ты хочешь узнать, что будет дальше? — послышались со всех сторон голоса. — Для тебя ведь это так важно. Ты же хочешь узнать, как она выжила, выпив яд.
Локи лишь кровожадно ухмыльнулся. Отлично! Высшие сущности таки заговорили с ним, таки подтвердили, что он пребывает в собственном подсознании и видит иллюзии.
— Вы вольны показать мне любую ложь и назвать ее правдой.
— Мы знаем настоящую правду, а в Асгарде тебя будут и дальше кормить ложью, сын Лафея. Ты не ас. Ты чужой для царской семьи. Ты подобранный артефакт и трофей. Ты им был, ты им и останешься. Ты раз за разом даешь Одину себя обмануть…
— Я не против быть артефактом, — возразил Локи. — Вы не можете предложить мне ничего равноценного жизни подле бога.
— Один — не бог. Его титул — величайший обман и ложь. Он — самый обычный ас.
— Пускай он лишь мой личный бог. А я сын бога, маг и царевич. Попробуйте убедить меня, что это не так.
В ответ картинка сменилась. Локи оказался на центральной площади поселения, вокруг которой почему-то стояло множество стогов свежескошенной травы, укрытой от дождя торфом и камышом. Конец лета, хотя в реальном мире была зима. Из-за стогов парами выходили асы и выстраивались вокруг своего повелителя, жужжа, словно огромный улей. А Локи возвышался над своими подданными, стоя на помосте. Величественный, сильный, настоящий владыка, подле которого распростерся его личный враг. Обнаженный на глазах у собственных подчиненных. Одно это являлось несмываемым позором для того, кто величал себя лучшим боевым магом Иггдрассиля. Локи видел, как на глазах старика наворачиваются злые слезы, как он ничего не может сделать из-за магических оков. О да, это триумф сына бога! Локи поднял правую руку, и толпа в момент затихла, ожидая пламенной речи.
— Мои дорогие подданные, — начал он торжественно, и слова полились сами, будто их диктовал высший разум. — Сегодня мы собрались здесь для того, чтобы свершить правосудие над Хагаларом, мастером магической ветви науки. Вопрос о снятии его кандидатуры с поста находится на рассмотрении, пока же он отстранен от работы, а сегодня понесет наказание за свой проступок.
Локи выждал долгие десять секунд, чтобы все прониклись атмосферой.
— Для тех, кто не ведает, что произошло, я поясню, — Локи сделал несколько шагов влево, чтобы стать ближе к своему униженному врагу и в нужное время встретиться с ним взглядом. Взглядом победителя. — Хагалар напал на меня в лабораториуме. Его несдержанность и чувство вседозволенности сыграли с ним злую шутку. Я не уподобился ему, не вступил в драку, а мой фелаг, случайные свидетели, смогли скрутить его и не допустить разрушений. За это моя им благодарность и почтение, — Локи поднес ладонь к сердцу и склонил голову. Софелаговцы, которых он прекрасно различал в толпе, смущенно потупили взоры, а царевич продолжил:
— Вы все знаете, как хорошо я отношусь к поселению и его жителям. Поэтому, в силу своего благородства и всепрощения, я не передал преступника суду моего отца, ведь за нападение на члена царской семьи положена смертная казнь через повешение… — по толпе прошел ропот, а Локи, удовлетворенно ухмыльнувшись, продолжил свою прочувствованную речь: — Я не стал обрекать на смерть мага моего фелага, поэтому милостиво согласился ограничиться наказанием уровня поселения, то есть двумястами ударами розог. Я сам приведу приговор в исполнение, чтобы никто из недоброжелателей не покалечил Хагалара.
Асы шумно загудели, и общий смысл их речей сводился к тому, как благороден и прекрасен Локи — на него, царевича, напал какой-то презренный преступник, а он не только не отправил его на смерть, но еще и оберегает от возможного покушения! Слава Великому Сыну Одина! Локи медленно повернулся к старику и смерил его победным презрительным взглядом. Подошел ближе. Прикованный маг попытался дернуться, но веревки сдерживали любые движения. Царевич сам проверял узлы.
— Думал, я глупый маленький мальчик, которым ты можешь помыкать и которого имеешь право унижать? — лицо Локи исказилось в зверином оскале. — Ты глубоко заблуждаешься, Хагалар. Надеюсь, тебе хватит крупиц достоинства, чтобы умертвить себя после такого позора.
Царевич резко развернулся на каблуках, подошел к бочке с замоченными в ней розгами и выхватил одну. О, он прекрасно знал, куда надо бить, чтобы принести максимум боли и минимум повреждений… Конечно, основной смысл не в боли, а в унижении, но отказать себе в удовольствии болезненно избить мага Локи никак не мог.
— Ах, да, как же я мог забыть… — царевич снова обратился к толпе. — Хагалар должен будет сам считать удары, и если он…
И тут Локи запнулся. Словно пелена вдруг спала с его глаз: среди толпы асов он заметил многоногую змею, которую создал в детстве. Змею, стоящую вертикально. Об этом он мечтал, когда создавал рептилий, но ни одна из них так и не встала на две ноги.
Розга выпала из руки с тихим свистом. Поселение. Сотни асов. Обнаженный Хагалар. Етун дери, как иллюзии могли настолько увлечь его, что он забыл об их существовании и чуть не увлекся собственным творением, собственной мечтой и грёзами? Он чуть не допустил фальшивое избиение, а ведь только что доказывал голосам свыше, что он сын бога и может всё контролировать, себя — в первую очередь.
Секунду назад трясущийся в ожидании боли старик обратился куклой. Толпа смолкла, воцарилась мертвенная тишина, а злосчастная многоногая змея расправила крылышки и улетела, подтверждая фальшивость очередного видения. Иллюзия почти развеялась, теперь ее нельзя было перепутать с реальностью.
— Разве ты не об этом мечтал? Отомстить своему обидчику, тому, кто унизил тебя? — неизвестный голос настолько явно заискивал, что Локи закатил глаза.
— Кем бы ты ни был, бесплотный дух, ты и правда думаешь, что месть ничтожному старику занимает все мои мысли и чувства? Ты слишком часто подсовываешь мне видения с Хагаларом. Моими руками творятся по-настоящему великие дела, а выжившему из ума старикашке я сам проломлю череп. В свое время. Своими руками. И уж точно в реальности, а не в иллюзии. Но сперва он сослужит мне неплохую службу. Он может сколько угодно считать меня своим подчиненным, но на деле это он подчиняется мне, а не наоборот. Мне не нужен мир иллюзий, ведь в реальности в моей власти лучшие, мудрейшие асы, а братец управляет армией. Запудрить ему мозги не так и сложно, и вот уже у моих ног Асгард, а потом и все девять миров. Гораздо интереснее, чем какие-то иллюзии, не правда ли?
Враг повёл себя как-то странно: мир вокруг начал плыть, потом снова обрел истинные очертания, которые растеклись потоком неясных красок. Будто незримые существа боролись с кем-то еще, кого Локи не видел, но кто имел все шансы победить. Враг слабел, отступал, забирая с собой выдуманные миры и иллюзии. Напоследок прямо перед Локи появилась не то отравленная, не то окровавленная царица, почти не похожая на себя. Неясные видения больше не имели власти над сыном Одина. Поединок за собственную душу он выиграл — с чужой помощью или без — большого значения не имело. По крайней мере, Локи так считал целую минуту, пока картинка не взорвалась фонтаном красок.
Локи зажмурился, а, открыв глаза, обнаружил себя в собственных покоях во дворце. Он лежал на широкой кровати, а рядом сидел… Хагалар! Опять! На этот раз одетый и здоровый. Локи едва не взвыл: ему до смерти надоел поганый маг! Неведомая сущность отчего-то была уверена, что у воспитанника верховного бога нет никого важнее себялюбивого пустозвона с замашками тирана.
Локи не спешил обнаруживать свое пробуждение, решив понаблюдать за очередной иллюзией, которую чуть не казнил минутой ранее. Выглядела иллюзия натурально, хотя и не более натурально, чем предыдущая версия того же Хагалара или Одина, внезапно появившегося в Фенсалире. Однако отец начал с пощечины и этим выдал себя, а противный старик упорно делал вид, что не замечает пробуждения своей любимой жертвы — как предсказуемо!
— Что ждет меня в этот раз? — Локи привстал на локтях, отмечая, что высшие силы даже комнату обставили почти правильно. Если не считать мелких отличий, едва заметных. — Я уже отказался от власти, от могущества иллюзий, от правды и даже от возможности избить Хагалара до полусмерти. Что же ты теперь мне предложишь?
— Локи, что ты говоришь? — иллюзия выглядела ошарашенной. — Ты не узнаешь меня? Это же я, Хагалар! Ты помнишь, как мы проводили операции с несколькими артефактами из Етунхейма и как они среагировали на тебя? — последнее предложение старик выделил особой интонацией.
— Какая неправдоподобная ложь! — усмехнулся Локи. — Я точно помню, что…
Тварь не дала закончить, заткнув рот царевича смачным поцелуем. Локи обомлел настолько, что сразу не успел среагировать, а потом стало поздно: по телу разлилось успокаивающее приятное тепло — через поцелуй иллюзия передавала магические силы, вот только зачем? Ведь в грезах силы не кончаются. Или иллюзия пытается ослабить бдительность своей жертвы? У магического поцелуя много эффектов, и чем сильнее маг, тем они разнообразнее. Только вот нега, опутавшая тело, не спасет иллюзорную тварь!
Однако прежде, чем Локи собрался с силами и шарахнул Хагалара электрическими разрядами, маг оторвался от его губ, наклонился к самому уху и прошептал:
— Не произноси вслух ничего про царевен, иначе нас обоих повесят. Подтверждай мою версию.
Он чуть ослабил хватку, но Локи уже не стремился выскользнуть из объятий. Обоих магов охватило синее марево, и сквозь него царевич ощущал внутреннюю суть твари, о чем раньше не мог и мечтать. Ничего особенного Хагалар собой не представлял, разве что магическая система сосудов была развита очень хорошо, а кости явно укреплены магически. Что-то должно было безошибочно указать на истинную сущность псевдоХагалара, но Локи ничего не заметил. И тут же одернул себя: он позволил очередной иллюзии увлечь себя, подменить настоящее, как в последней сцене с розгами.
— Отпусти, — тихо приказал он, и маг послушался, чем сразу подтвердил свою фальшивость, ведь еще ни разу в жизни он не сделал того, о чем его просили.
— Как ты себя чувствуешь, Локи?
— Прекрасно, — пожал плечами царевич. За те краткие мгновения, что тварь прижимала его к себе, изменилась пара деталей в комнате: сменилось освещение, а со стола пропал гребень — очередная несовершенная иллюзия. — У меня для тебя дурные вести. Ты видел, как я своими руками убил мать и отца, как я наблюдал за твоими мучениями. Хочешь разделить судьбу моих родителей? О, ты очень обрадуешь меня своей смертью. Ты показываешь мне мечты, тайные желания и подозрения. К какой же из этих категорий относится поцелуй? Уж о нем я точно никогда не мечтал. Хочешь увлечь меня с собой, так докажи, что иллюзия лучше реальности. Или я раскрою тебе череп, потому что ты мне до смерти надоел. Превратись лучше в Тора, он ко мне еще ни разу не заглянул.
— Хорошо, — кивнула иллюзия, явно не зная, что предпринять теперь, когда Локи так быстро обнаружил ее. Предыдущие просто рассеивались, но эта не спешила исчезать, чем подкрепляла уверенность Локи в том, что он наконец-то обнаружил самого творца мира снов. — Ты можешь остаться в постели и не вставать?
— Могу. Я могу всё, даже превратить кровать в шатер, но зачем? Лучше обратись в себя настоящего. Покажи мне свою истинную суть, чтобы я знал, кого уничтожать.
Фальшивка кивнула и быстро ретировалась. Несмотря на бахвальство, на душе у Локи было неспокойно. Он мог сколько угодно кривляться и храбриться, но ситуация была патовая. Он заперт в собственном сознании и понятия не имеет, как вернуться в реальный мир. Он думал, что выберется, как только откажет неведомой твари. Но он отказал, причем недвусмысленно, и всё равно очнулся в очередном сне. Как же дать весточку настоящему Хагалару насчет царевны Етунхейма, без которой ему не выкарабкаться из грез?
Когда год назад брат вернул его в Асгард, униженного и закованного в цепи, он опасался тюрьмы, но тюрьмы обычной, к которой всегда можно подобрать ключ, а в результате попал в тюрьму снов, где не было не только ключей, но и дверей, к которым ключи могли бы подойти.
Один молча выслушал короткий рассказ Хагалара о пробуждении Локи. Сидящие рядом Фригг и Тор были явно взволнованы, хотя старались не выказывать истинных чувств. Всеотец ожидал, что Локи не сразу поймет, где грезы, а где истина, но не ожидал таких откровений о безумных снах и убийствах родных. Когда Хагалар закончил, повисла неловкая пауза, которую прервал скрип отодвигаемой скамейки — Фригг вознамерилась лично убедить Локи в реальности происходящего. Хагалар и Один одновременно бросились отговаривать ее. Раз Локи убил мать во сне, кто знает, не сделает ли он этого наяву под влиянием неведомых сил? Потустороннюю сущность Один запечатал Гунгриром, но отголоски неизвестной магии все еще циркулировали в теле Локи и ждали своего часа. Могла пострадать не только царица, но и Гладсхейм, и даже весь Асгард.
— Сейчас Локи — мина замедленного действия, — пробормотал Тор и поспешил пояснить. — В Мидгарде так называют смертоносное оружие, которое не сразу поражает противника, а некоторое время спустя.
— Локи с самого начала был таким оружием, — подал голос Хагалар, намекая на свою осведомленность в деле усыновления полукровки.
— Как ты мог не заметить этого еще в храме Лафея, отец? — удивился Тор.
— Тор, пойми, Локи был самым обычным ребенком, — вмешалась Фригг. — Мы не знали ничего о его силе.
Царица в двух словах рассказала известную ей версию появления Локи в Асгарде. Она считала, что всё знает о той давней истории, ведь именно она лечила помороженного младенца, и именно она убедила Одина усыновить его. Но до конца планы Всеотца были неведомы даже ей, а какую версию усыновления знает Хагалар, царь не догадывался, но полагал, что примерно ту же, что и Локи. Тор не знал никакой и не очень интересовался прошлым брата, даже когда выяснил, что брат неродной. Мало что из происходящего в Асгарде хоть сколько-нибудь волновало громовержца, и Один не был уверен, что это хорошее качество для будущего правителя. Впрочем, теперь давние планы Всеотца на етунхеймский трофей были полностью сорваны. Тысячу лет назад он собирался посадить Локи на трон мира льда в цепях и ошейнике. Фригг предложила заменить цепи браслетами, а ошейник — ожерельем, но суть от этого не поменялась. И лишь случайность спасла Локи от управления Етунхеймом, а Асгард — от разрушения, которое непременно последовало бы, доведи етуны ритуал до конца. Один не был уверен, что до сих пор живы сильные маги, необходимые для проведения столь сложного ритуала, но рисковать не стоило.
— Что будем делать? — нарушил молчание Хагалар. — Я хотел усыпить его, но побоялся. Еще не добудимся потом. Сейчас он лежит в одиночестве и может натворить бед.
— Я поговорю с братом, — вызвался Тор. — Доверься мне, отец.
— Что ж, — Один задумался, — я могу возложить на тебя эту славную миссию, но сможешь ли ты словом, а не Мьельниром убедить брата в реальности происходящего? Ты не мастер притворства и уж тем более — переговоров.
— А мне и не нужно притворяться, — возразил Тор, направляясь к золотой двери, покрытой тонкими переливающимися на солнце узорами. — Мне надо вести себя естественно, чтобы Локи поверил.
Как только за Тором закрылась дверь, нервное напряжение в комнате возросло. И виноват в этом был вовсе не злосчастный узник грез.
— Твоя старшая и единственная плоть и кровь мне нравится все больше, — хмыкнул Хагалар. — Только вот родная ли она? Или украдена… даже не знаю… такой цвет волос… из Юсальвхейма?
— Поездки в Мидгард идут ему на пользу, — рассеяно отозвался Один, пропустив мимо ушей язвительную шпильку.
— Не только на пользу, к сожалению, — вздохнула Фригг. — Хагалар, вы с Берканой сможете изучить частицы потустороннего мира и предотвратить возможную катастрофу?
Вождь неопределенно пожал плечами: будто царица не понимает, что в таком сложном деле он ничего не может заранее обещать.
И снова воцарилась удушающая тишина — предвестница бури.
— Поведай мне, Хагалар, чем Локи занимается в поселении? — неожиданно спросил Один. — Мой старший сын вместе с Гринольвом вернули во дворец Тессеракт, а о каскете нет никаких вестей. Локи не стал бы шестнадцать месяцев разгадывать одну нерешаемую загадку.
— В чем ты меня подозреваешь, величайший? — притворно удивился Хагалара. — Я никакую блажь и дурь ребенка не поддерживаю. Наоборот пытаюсь удержать его в рамках приличий.
— У тебя не слишком хорошо получается, — равнодушно заметила Фригг. — Если бы не мои видения и не скорость Гери и Фреки, он бы замерз в снегах.
— За ним следили мои маги, прекраснейшая, — Хагалар с легкостью выдержал колючий взгляд царицы. — Я бы сам его забрал и без вас. Пойми, лучшая из богинь, я вовсе не желаю Локи зла. Почему ты мне не веришь и подозреваешь чуть ли не в связи с темными силами? Я всегда любил ваших детей. Я считал их своими!
— Именно, — кивнула царица. — Считал своими, но они выросли без тебя, они тебя не помнят. А я не понаслышке знаю, насколько ты мстителен.
— Кто бы говорил о мстительности, — грустно усмехнулся Хагалар. — Но ты ошибаешься. Для меня ваши дети навсегда останутся детьми, а детям не мстят. Даже Гринольв разделяет моё мнение, а это дорогого стоит!
— Детям — нет, — кивнула Фригг. — Но я не ребенок.
Хагалар промолчал. Атмосфера накалялась, а Один, сцепив руки в замок, внимательно наблюдал за схваткой любимых хищников. У кого из них острее зубы, сказать было сложно, и победа вполне могла остаться за Фригг, но тут дверь распахнулась, и в комнату, чеканя шаг, вошел довольный собой Тор. Он не обладал достаточной природной чувствительностью, поэтому не заметил напряженную атмосферу, хотя Фригг и Хагалар слишком поспешно натянули на лица маски безмятежности.
class="book">— Миссия выполнена! — громогласно объявил Тор. — Мне не потребовалось и двух минут. Брат осознал происходящее и просит вас зайти к нему. Даже извиняется перед Хагаларом, — Тор кивнул в сторону старого мага.
— Тор, я так рада это слышать! — Фригг с явным трудом вспомнила, что должна хотя бы внешне демонстрировать волнение за Локи, а не злобу на Хагалара. — Как тебе удалось?
— Проще, чем я полагал, — Тор подошел к отцу, который всем своим видом выражал одобрение. — Я заговорил с ним непринужденно, но брат не слушал, как год назад на скале в Мидгарде, когда я пытался вернуть его домой. Грозил убийством, орал, что я на себя не похож, что он сейчас уничтожит эту реальность. Тогда я положил на него Мьельнир и предложил уничтожить хотя бы его, прежде чем переходить на реальность. А пока он безуспешно пытался сдвинуть молот, напомнил ему о том, что нас связывало, но что он предпочел бы забыть. Вот и всё.
Один довольно кивнул. Грубая сила почти всегда лучше справляется, чем интриги и недомолвки. Если бы Фригг и Хагалар скрестили мечи или топоры, то договорились бы гораздо быстрее, чем обжигая друг друга ядовитыми словами и взглядами. Будто повторив ход его мысли, Хагалар отвёл Тора в сторону.
— Ты поражаешь меня в хорошем смысле этого слова, старшая плоть и кровь Одина. Я не думал, что ты способен на такую изобретательность.
— А ты, должно быть, старый приятель отца, — Тор протянул руку. Хагалар узнал характерный мидгардский жест и соизволил пожать ее. — Я рад познакомиться с тобой. Отец полностью доверяет тебе, раз отправил следить за Локи. Я буду рад разделить с тобой трапезу.
— Слова, достойные сына Одина, — присвистнул Хагалар. — Кажется, я зря столько времени охотился за Локи, поставив на тебе крест, Тор Одинсон. Ты кажешься вменяемее своего братца.
— Не думаю, что отец скрывал от тебя всё то, что произошло между нами, — вздохнул Тор. — Мой брат озлоблен и опасен и для себя, и для всего Асгарда. Я предупреждал отца.
— И, кажется, я предложил тебе придумать наказание для него, — отозвался Один, усиленно делающий вид, что ничего не слышит из тихого разговора. — Но ты так ничего и не придумал.
— Придумал, — возразил Тор. — Но не стал говорить тебе, ведь ты бы всё равно меня не послушал. Ты мудр и велик, отец, я успел это осознать за последнее время, и не мне советовать…
— Довольно, — махнул рукой Один. — Оставь сладкие речи брату, говори по делу. Что же ты придумал в тот снежный день во время прогулки с матерью?
— Брат жаждет власти, которая принадлежит ему по праву рождения. Он пытался захватить власть в Асгарде, потом завоевать людей. Почему бы не отдать то, что принадлежит ему по праву? Пусть отстраивает Етунхейм, который так хотел уничтожить. Он бы понял всю сложность правления, если бы ему пришлось управлять хотя бы… — Тор запнулся, подыскивая подходящее слово. — Хотя бы большой стройкой.
Хагалар не удержался от улыбки и похлопал громовержца по плечу.
— Ты мне всё больше нравишься. Жаль, что твое предложение неосуществимо сейчас, но оно на редкость осмысленное. Кстати, на стройку, точнее, уборку трупов в Мидгарде в свое время твой папаша меня с фелагом отправил. Там была такая милая женщина. А я ведь обещал ей, что навещу еще раз и узнаю, что же там произошло в Мидгарде. Старость меня подводит — забываю об обещаниях. Но сейчас не до прекрасной девы в черном.
— Ты о Наташе? — заинтересованно спросил Тор. — Рыжеволосой?
— Не помню точно. Вроде бы черноволосой. Но какая разница, какого цвета волосы у прекрасной молодой женщины в самом расцвете лет?
Один терпеливо ждал, когда Хагалар соизволит замолчать.
— Получается, что ты был готов отпустить брата из-под присмотра и отправить туда, где он сможет собрать себе новую армию?
— Нет, отец, ты неправильно меня понял, — Тор говорил предельно серьезно. — Не править Етунхеймом, а отстроить то, что порушено. И не в одиночку, а с нашими воинами. Отец, если бы ты хоть раз поручил мне или ему что-то по-настоящему стоящее, что-то, где мы могли бы проявить себя.
— А он прав, — хором согласились Хагалар и Фригг и с удивлением посмотрели друг на друга.
— Один, — взяла слово царица. — Мы многому научили наших детей, но у них слишком мало возможностей по-настоящему проявить себя. Два года назад коронацию Тора сорвали, и это было к лучшему. Но прошло время — он повзрослел. Пора дать ему еще один шанс проявить себя не только в военном искусстве.
— А я готов предоставить ему поле для деятельности, великий Всеотец, — согласился Хагалар. — Только Тессеракт верни. Я еще чего-то смыслю в политике, я знаю, что творится в девяти мирах, и у меня есть время на то, чтобы поднатаскать Тора на настоящих, пока что мелких проблемах, которых у нас полно, но до которых у тебя при всём желании руки не дойдут.
Пришел черед Одина и Фригг удивляться
— С тех пор, как ты вернулся в Асгард, ты никогда не проявлял интереса к Тору, — озвучила Фригг общие мысли царской четы.
— И очень зря, — кивнул Хагалар. — Я зациклился на Локи, хотя в детстве старался оказывать внимание обоим царевичам в равной степени, особенно в Ванахейме.
— Так это ты возил нас туда без всяких слуг, без отца?
Хагалар медленно повернулся к Тору.
— Дитя Одина, ты меня еще и помнишь?
— Если именно ты возил нас в Ванахейм, порой забирая со скучных уроков, то такое забыть невозможно, — Тор широко улыбнулся. — Но ты потом куда-то исчез. Я больше тебя не видел. Ты выполнял какую-нибудь славную миссию в Муспельхейме? Или Норнхайме?
— О, я расскажу тебе, где я был, — пробормотал Хагалар невнятно. — Один, стоит ли мне пояснять, почему твоя младшая змеюка мне больше неинтересна?
— Люблю змей, — перебил Тор. — Из Локи получаются красивые, но опасные.
— В змею обратиться не так и сложно, — произнес Хагалар, с легкостью обращаясь питоном. Раньше он любил превращаться в пресмыкающихся, но уже много столетий не было подходящего случая.
— Пойдем к Локи, — шепнул Один Фригг. — Кажется, Хагалара мы на время потеряли.
Царица кивнула и подала ему руку. Одно из самых страшных преступлений в Асгарде было предательство друга, а скольких друзей предал Хагалар — не сосчитать. Тор пожалеет, если решится скрепить союз с ним как с равным.
Локи с нетерпением ждал настоящих родителей. Отец не мог придумать лучшего выхода, чем послать Тора доказывать реальность происходящего. Мьельнир был очень весомым, тяжелым аргументом, к тому же магическим: он совсем не походил на себя во сне. Там это был просто тяжелый молоток, а в реальности — артефакт с переплетенным внутри кружевом заклинаний. Хотя брат несколько раз повторил, что с родителями все хорошо, Локи хотел убедиться лично. Когда дверь распахнулась, и в комнату вошли живые и здоровые Один, Фригг и чуть позже Хагалар, царевич вздохнул с облегчением. Мать тут же подсела к нему, взяла за руку. Всё как раньше, когда он болел.
— Локи, мы все так беспокоились за тебя.
Теплая, мягкая, знакомая с детства рука, столько раз облегчавшая боль и страдания. Всё как раньше, но почему-то из головы Локи не уходил образ Хель, не уходил омерзительный скелет, который терзал его в фальшивом Фенсалире. Он смотрел на мать, но видел не то покойника, не то оживший труп. Неведомые сравнения вызвали новую волну страха и неконтролируемого желания сбежать подальше от злобного духа.
— Мама, отойди. Пожалуйста, — с трудом произнес он, аккуратно высвобождая руку. — Я могу убить тебя. Снова.
Мир перед глазами опять начал менять очертания. Локи схватился за голову. Его трясло, словно в лихорадке. Перед глазами плыли разноцветные круги, воздуха не хватало, а отделаться от ощущения близости к покойнику он никак не мог.
— Мама… Что происходит?
В следующий момент он почувствовал, как Хагалар удерживает его практически в боевом захвате и не дает пошевелиться, а отец протягивает руку к его голове. От руки веяло неведомыми чарами.
— Ты… ты и правда маг мозга?! — в отчаянии завопил Локи и зажмурился. Сопротивляться не было сил.
Он почувствовал легкое прикосновение. И больше ничего. Один провел рукой по его лбу, потом еще и еще. Никакой магии, только успокаивающее тепло родных рук, и вот уже боевой захват Хагалара походит на объятия. И не к месту вспоминается недавний поцелуй.
— Локи, ответь, что ты только что увидел? — послышался голос отца спустя долгую минуту. Царевич не спешил открывать глаза, чтобы не столкнуться с другими неведомыми ужасами.
— Хель… Полутруп. Вместо мамы. Во сне было то же самое.
Один и Фригг понимающе переглянулись, Хагалар недоуменно покачал головой.
— Что ты еще видел в грезах?
— Тебя. Асгард. Очень много Хагалара. Тетю. Друзей и врагов.
Локи говорил с трудом. Его клонило в сон, и только страх перед новыми кошмарными видениями не давал отключиться от реальности.
— Ты видел пророчества? — послышался словно издалека голос Одина.
В ответ Локи попытался выбраться из рук Хагалара, и ему это удалось: старый маг положил его на холодные подушки, в которых не было и сотой доли тепла и заботы живого аса.
— Нет, наверное, нет. Я видел, как мама выпила яд, который ей принес Хагалар, — Локи открыл глаза и внимательно проследил за реакцией всех присутствующих, но те выглядели всего лишь удивленными.
— Зачем я пила яд? — ожидаемо спросила царица, держась подальше от сына.
— Я не знаю. Но это было как-то связано с отцом. И вы с Хагаларом были любовниками. Это… правда?
— Вот уж в чем я могу тебе поклясться, детеныш, так это в том, что мы с твоей псевдоматерью никогда не были любовниками, — горячо заверил Хагалар, не заметив осуждающего покашливания со стороны Одина и Фригг.
— Это только видения, — царица сделала несколько шагов к кровати, и Локи тут же напрягся. — Я побуду рядом, и кошмары смерти забудутся.
Хагалар хотел вмешаться, но на лице Фригг была написана холодная решимость. Она села на кровать и протянула руки, предлагая Локи принять объятия. И снова беспричинный ужас завладел царевичем, и снова он увидел истерзанный полутруп. Но отказаться было невежливо, и он переборол себя, прильнул к знакомой с детства груди. Прежде объятия матери ничего не значили для него. Они были привычными, банальными, он бы даже сказал, противными с тех пор, как он вырос и перестал нуждаться в заботе нянек, но теперь все изменилось. Он ощущал, что его обнимает сама смерть, пускай мягко и нежно, как настоящая мать. И страшный образ фантомного скелета больше не пугал. Дыхание Локи выровнялось, устаканились мысли, еще недавно сумбурные, разрывающие череп изнутри. От матери пахло лавандой, а еще розами, которые так любила Хель.
Хагалар подал знак Одину, и они отошли вглубь комнаты
— Они прекрасны, — прошептал Вождь, указывая на семейную идиллию.
Один ограничился кивком:
— Надеюсь, Локи пришел в себя. Но оставлять его одного опасно. Он всё еще в любой момент может утопить нас в крови.
— Может. И даже раскаиваться не будет, — подтвердил Хагалар. — По-моему, ему раскаяние вообще неведомо. Вот объявить виноватым кого-то незнакомого и непричастного — это в его вкусе.
— Виноватым всегда можно назначить меня, — усмехнулся Один. — Верховного бога.
— Которому ведомо всё, поэтому он виноват по определению, — весело продолжил Хагалар. — Пожалуй, за целый год я впервые вижу настоящую Фриггу. Даже когда она приезжала к Локи в поселение, то не снимала маску царицы. Вряд ли в мире есть нечто более прекрасное, чем любовь матери к ребенку. И вряд ли у Локи есть что-то более дорогое, чем Фригга.
— Ты на старости лет сделался сентиментальным, — усмехнулся Один, не собираясь ни в чем разубеждать того, с кем когда-то делил кров и пищу.
— Мне жалко ребенка, — пожал плечами Вождь. — И ты слишком дурно думаешь обо мне, Всеотец. Я его не трону.
— Ты и не должен. Ты должен защищать его.
— Понимаешь ли, величайший, от тебя защищать — сложно, особенно это дурное дитя.
Один покачал головой.
— Пока ты не прекратишь считать его ребенком, ты не сможешь с ним договориться. Мой сын вел армии и играл с прочими взрослыми игрушками. Он доказывал, что достоин самого серьезного к себе отношения, — Один усмехнулся. — А защищать его от меня у тебя нет повода. Локи боготворит меня, жаждет служить мне. Не Асгарду, хотя и подменяет понятия, сам того не замечая.
— Прекрати, — зашипел Хагалар. Он чувствовал, что перестает контролировать себя, а нарушать семейную идиллию не хотел. — Я не знаю, как ты сделал так, что Локи боготворит тебя после всех твоих издевательств, но когда-нибудь он тебе отомстит. И я ему помогу.
Один не пожелал продолжать бессмысленную распрю, не пошел на поводу у старого мага, которому все равно, с кем ссориться: с царем или с царицей. А вот Хагалару очень хотелось продолжить, высказать, наконец, все, что так долго копилось в его душе, но устраивать разборки при детеныше было ниже его достоинства.
Вдруг спокойно сидевшая Фригг встрепенулась и попытаться отцепить от себя Локи.
— Кажется, он снова заснул, — недовольно произнесла она, подзывая Одина к себе, но Хагалар успел первым. Он бережно переложил царевича на подушки.
— И мы опять не знаем, здоровый это сон или очередные кошмары.
— Можно проверить, — предложил Один. — Я отправлюсь к нему в сон и посмотрю, что там. Если ничего страшного, то пусть спит — он очень вымотался за много часов иллюзий.
С этими словами Всеотец дотронулся до груди Локи, закрыл глаз и погрузился в транс.
— Беспокоиться не о чем. Это самый обычный сон, — произнес он несколько мгновений спустя.
— Слава Иггдрасилю, — выдохнула Фригг.
— Я перекрыл канал между мирами, — пояснил Один. — Никто извне не должен потревожить его покой.
— Но мы понятия не имеем, на что он теперь способен, — прошептал Хагалар, легонько поглаживая Локи по волосам.
— Скоро выясним, — кивнул Один своим мыслям. — Несколько дней он пробудет здесь. Я присмотрю за ним. А ты отправляйся в поселение вместе с ценным грузом из другого мира.
Хагалар только отрицательно покачал головой.
— Нет, Всеотец, я не уйду. Раз уж я оказался здесь, то останусь с Локи до конца.
— Раньше он приезжал в Гладсхейм без тебя, — заметила Фригг.
— Раньше он не был слаб, не был монстром, — взбеленился Хагалар. — Теперь все по-другому. Он в жутком состоянии, и я не позволю никому его мучить. Вы сами сделали меня его опекуном. Да и с Тором надо познакомиться поближе. Но не это главное. Главное, что вы не сможете больше утаить от меня ничего ценного.
— Утаить? — переспросила Фригг.
— Да. Как много столетий назад, когда подобрали ребенка и ни о чем мне не сказали. Я не хочу знать, почему, я не хочу знать, когда я потерял твое доверие, Один, и был ли я хоть когда-то для тебя чем-то, кроме как удобным орудием. Я не хочу всего этого знать, я предпочту приятную ложь горькой правде. Я слишком стар, чтобы пускаться в объяснения. Но я всегда получаю то, что хочу, и тех, кого хочу, или отпускаю их по своей воле.
— Не надо, Хагалар. Ты ведь совсем недавно отказался от Локи в пользу Тора, — возразила Фригг.
— Я отказался учить, но не защищать.
— Я всегда знал, что не ошибаюсь в тебе, — величественно произнес Один. — Но в Гладсхейме тебе не от кого его защищать.
Хагалар закатил глаза. Разговор упорно ходил по кругу, Один уперся и не желал признавать то, о чем в свое время недвусмысленно поведали избитая спина царевича, многочисленные болезни и прочие мелочи, которые подметили софелаговцы, когда гостили во дворце. Сражаться с Одином словесно, пытаться к чему-то его склонить и в чем-то убедить, было бессмысленно. Все, что Хагалар мог, — это не отходить от Локи и забыть об Иваре, который тоже представлял огромную опасность и вряд ли беспробудно спал все это время. Но раз Асгард еще стоит и не содрогнулся от мощи новых богов, значит, ничего страшного пока не произошло. В конце концов, Алгир стар и мудр, а еще он врач, великолепно управляющийся со всякими галлюциногенами. Уж он-то сможет запудрить мозги твари, вселившейся в Ивара, если таковая вообще имеет место быть.
Фригг не возражала против пребывания Хагалара в Гладсхейме во многом потому, что вовсе не бывший друг занимал ее мысли, а приемный сын, у которого обострились чувства и который мог обнаружить среди бессмысленных видений часть правды, которую от него скрывали. А учитывая, как он отреагировал на такую мелочь, как собственное происхождение, Фригг боялась предположить, что он устроит, если узнает гораздо более страшные вещи.
====== Глава 86 ======
Сложившаяся ситуация не нравилась всем, и в первую очередь Алгиру. Он предпочел бы даже не слышать о разборках царственных детей враждующих народов, но пришлось. Из-за вездесущего Хагалара. Почти все неприятности в жизни Алгира происходили по вине настырного мага, вечно сующего длинный нос не в свое дело. С той поры, как дерзкий, отчаянный мальчишка ворвался в Гладсхейм подобно стихийному бедствию и приглянулся царю богов, жизнь Алгира переменилась. В те годы он был лишь учеником и не обращал внимания на тех, кто младше и не имеет отношения в врачевательному искусству. Зато новенького мальчишку трудно было не заметить и не запомнить. И в основном не из-за подвигов, достойных легенд, а из-за травм, которые приходилось лечить. Разумеется, не лично Алгиру, а его наставникам, но молодой врач присутствовал при операциях, наблюдал за ними и постигал целительное искусство во многом на неугомонном Хагаларе.
То был конец эпохи, позже получившей гордое имя «Эпоха последнего совета Одина». Чопорное название прекрасно отражало скорые перемены, которые ждали дворец. Но для Алгира то была пора юности: вокруг мелькало множество знакомых асов, которые своим ежедневным тяжким трудом вели молодого аса к процветанию и благоденствию. Но всему приходит конец, в том числе и беспокойной юности: советников прилюдно казнили, из дворца таинственным образом исчезли почти все знакомые Алгира, и даже несносный Хагалар попал в тюрьму. Правда, сидел он там не так уж долго: чудом спасся от эшафота и вышел на свободу вовсе не тем, на ком Алгир учился делать швы и накладывать повязки.
Наступила новая эра. Эра двух правителей: Одина и его мистической Тени. Это был расцвет Хагалара. Из задиристого бестолкового мальчишки он превратился в блистательного молодого аса, имеющего определенный успех и у женщин, и у валькирий, и у норн. Он стал душой компании: воины, знать и даже крестьяне принимали его как родного. Он участвовал чуть ли не во всех военных походах того времени и возвращался не только невредимым, но и со славой и почетом. Личная удача всегда была на его стороне. При этом он часто мешал молодому врачу Алгиру проводить операции или осматривать пациентов, врываясь в целительное отделение и буквально силой оттаскивая от операционного стола. Управы на него никакой не было, ведь он — любимец Одина, и возражать ему себе дороже.
Эпоха двух правителей была славной, победоносной, но короткой: Тень исчезла, а Хагалар в тот же период едва не лишился рассудка. И лишился бы, если бы Всеотец не оберегал своего любимца (которого многие царские лизоблюды называли не иначе как внебрачным царским сыном). Один обратился за помощью к целителям. И нет бы выбрал кого-нибудь опытного и мудрого. Нет, ему потребовался именно Алгир, перед которым поставили неразрешимую задачу: спасти Хагалара от самого себя.
Несмотря на все трудности Алгир блестяще справился с заданием. Не столько потому, что на то была воля Одина, сколько потому, что сам был крайне заинтересован в работе: когда-то давно он лечил Хагалару переломы, теперь — разум и чувства. Это была новая ступень мастерства. С большим трудом Алгиру удалось вернуть полунедругу рассудок и ясность сознания, но менее противным он от этого не стал.
Из дворца тем временем вновь начали пропадать асы. Алгир, будучи зрелым мужчиной, повидавшим всякое и хранившим много секретов правящего дома, решил не искушать судьбу и добровольно удалиться на покой как можно дальше от Гладсхейма. Туда, где его не найдут, потому что не будут искать.
Он надеялся спокойно дожить до старости в деревне бесконечной магии, но не прошло и тысячи лет, как ненавистный любимец Одина объявился вновь. Старость никого не улучшает, но Хагалар, кошмар юности Алгира, превратился в совершенно невыносимого старика. Самовлюбленный индюк, мнящий себя величайшим асом поселения, сумел каким-то невиданным образом выбиться в мастера. Работу свою он выполнял откровенно плохо — маги часто жаловались, — но никто не мог сместить его с поста вот уже несколько столетий, потому что в интригах Хагалару не было равных. Сам Алгир никогда ни в какие интриги не вмешивался и считал, что во многом поэтому дожил до преклонных лет. Зато он хорошо выполнял привычную работу и надеялся, что большего от него не потребуют.
Но надеждам не суждено было сбыться. Полтора года назад спокойную жизнь снова нарушили. На этот раз нежданно-негаданно нагрянул Всеотец и буквально швырнул в ноги Алгира искалеченного Локи. Потом пожаловала царица, и прежде относившаяся к домашнему врачу с большим подозрением. Потом на шею сел Хагалар и потребовал высказать мнение по вопросам, которые никого не касались. И вот теперь в результате цепочки случайных событий Алгир находится в эпицентре какой-то очередной грязной истории младшего сына Одина, насчет которого у него было множество подозрений.
Проводить опыты на людях и создавать вирус для сокращения поголовья семимиллиардного населения Мидгарда было гораздо важнее и интереснее, особенно учитывая работу на живом брыкающемся материале. Но нет, Хагалару надо было именно его, Алгира, притащить к царевичу. А кто позаботится о человеке, чью реакцию на разные психотропные и отравляющие вещества он исследовал? Помощники и ученики наверняка всё напутают, придется уничтожить подопытного, а настолько бессмысленно расходовать живой материал Алгир не привык: никогда не знаешь, когда поставки людей закончатся и придется работать с жалкими остатками подопытных.
Всё это в более или менее заковыристых выражениях Алгир мечтал высказать давнему полунедругу, убежавшему предупреждать поселенцев об опасности, исходящей от царевича. Целитель с нетерпением ждал его возвращения, но не дождался. Вместо Вождя в дом ввалился запыхавшийся Ивар. Судя по активной жестикуляции и неудачной попытке связать хотя бы пару слов, божественный Локи изволил, как минимум, скончаться.
— Хагалар! — выпалил Ивар, как только немного продышался и выпил кубок воды. — Улетел!
— Куда улетел? За Локи? — безучастно спросил Алгир, с трудом переключаясь на молодого мага, раздражавшего не меньше Хагалара.
— Во дворец, — Ивар сел прямо на пол — сердце бешено колотилось, а на длинные предложения не хватало воздуха. — Обратился в сапсана. За ним пришли. Его вызвали. Я видел. Волки забрали Локи. Магические волки Одина. Я следил за ними. Они его подобрали.
Алгир не стал скрывать досаду: сперва Хагалар заварил кашу, позволив привести в поселение царевну вражеского народа, а теперь отправился во дворец, хорошо хоть вместе с опасным царевичем. Но кто должен раздавать поручения асам и командовать обороной? Да и нужна ли оборона, если источник опасности убрался восвояси и, возможно, навсегда?
— Я следил за Локи, — продышавшись, пояснил Ивар. Лицо его, пускай и усталое, лучилось самодовольством. — Мой мастер именно мне поручил следить за Локи. И это понятно. Я ведь прекрасно умею обращаться в мелких животных. Правда, холодно сейчас мелкому животному, но я стал пушистым. Für mich ist es nicht schwierig{?}[Мне-то нетрудно]. Я еще и не то могу. Я залез в гриву коня, еду, значит, слежу за Локи. Грива, кстати, очень теплая — я совершенно верно угадал, куда именно надо забираться. Так не успели мы проехать милю, как тут Локи как свалится с лошади! Прямо в снег! Я в панике: а вдруг он себе что сломал, а вдруг я еще виноватым окажусь? Но в медицине я тоже кое-что понимаю. Я ведь не только с магиологичками общаюсь, я и с твоими медичками тесные контакты имею. Хотя они и не столь хороши, как магиологи, но пусть их. Не успел выбраться и принять истинный облик, как прямо передо мной очутились волки! Хорошо, узнал их, во дворец ведь часто езжу с царевичем, различаю их и даже по именам знаю. Так они Локи забрали. Один забрал. Другой к поселению побежал, а я с ним, в его уже шкуре. Ну, а что: конь не дурак, сам найдет дорогу домой, а мне страсть как интересно, что дальше будет. А тут Хагалар навстречу, а волк, Герри, кстати, ему письмо в зубах вручает. Я сперва и не заметил, что письмо вообще есть! Так Хагалар на него только глянул, даже не вскрыл печать. В птицу тут же обратился — так быстро обращаться даже я не умею — и вжих — уже и след простыл. Я едва успел в себя обратиться, а то волк побежал обратно. Быстрые животные эти Одиновские, ты не представляешь! Вот ты не был во дворце, а я их видел. По ним не скажешь, что они быстро бегать умеют. А умеют ведь. Чудные животные. Наутиз их исследовала да недоисследовала. Эх. А я тут же к тебе. Как мастер велел: если что случится — тебе докладывать. So stehe ich zu deiner Verfügung{?}[Так что я полностью в твоем распоряжении
Алгир кивал чуть не на каждое слово чересчур подробного рассказа. Значит, Хагалар сбежал из поселения, бросив всех на произвол судьбы. А обычный целитель — единственный свидетель метаморфоз царевича — вроде как остался за главного. Вот не было печали! А ведь еще не пришел в себя Ивар… О котором все благополучно забыли.
— Последи пока за подготовкой к обороне, — бросил Алгир, торопливо выходя на мороз.
— О, это я конечно, это с удовольствием. Всё будет в наилучшем виде. Ты, главное, не беспокойся, — тут же зарделся Ивар, будто его назначили новым мастером магии.
Алгир вернулся в покои Локи, где оставил бесчувственного естественника вместе с парочкой молодых целителей, пока ни на что особо полезное не способных. Не успел он зайти в помещение и чуть-чуть отогреться, как услышал веселые голоса, причем один из них явно принадлежал Ивару… Никогда еще Алгир не ходил так быстро.
— Что происходит? — зло прикрикнул он, вламываясь в тесное полутемное помещение, освещаемое только тусклым рассветным солнцем, с трудом пробивающимся сквозь узкое окно и дым. Прямо на дощатом полу сидел бодрый улыбающийся Ивар и те самые медики, которые обязаны были докладывать о любых изменениях в состоянии пациента. Особенно о пробуждении.
— Алгир, здравствуй, — Ивар так беззаботно помахал рукой в знак приветствия, будто ничего странного не произошло. — Мы как раз собирались послать за тобой. Я хотел сказать, что в полном порядке und fühle mich wohl{?}[и прекрасно себя чувствую]. Спасибо, что оставил при мне своих помощников.
— Мы уже проверили пульс, реакцию зрачков на свет и прочее, — младшая целительница, вчерашняя крестьянка, сунула Алгиру под нос лист, исписанный неровными рунами, которые она совсем недавно научилась писать. — Он совершенно здоров.
Алгир сжал в руке несчастный пергамент. Зла не хватало. Одна проблема в лице Хагалара улетела, зато подоспела другая в лице шаловливых подчиненных.
— Мне в любом случае надо осмотреть тебя, — сухо бросил он Ивару, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не обрушиться на медиков с гневной тирадой.
-Natürlich{?}[Конечно]. Пойдем, — естественник с легкостью встал, даже не покачнувшись. Выглядел он гораздо лучше своих смотрительниц, которые мало спали ночью и успели наглотаться дыма от небольшой округлой печи в стене. — Но я, правда, прекрасно себя чувствую: отдохнувшим и бодрым, — а в беспамятстве даже не видел снов. Ощущаю огромный эмоциональный подъем и хотел бы как можно быстрее вернуться к работе. Мне кажется, я сейчас принесу небывалую пользу. А как Локи? Ist er in Ordnung{?}[Он в порядке]?
— Они с Хагаларом отправились прогуляться, — буркнул Алгир, отметив, что подчиненные не рассказали Ивару о жутком состоянии царевича. Хоть на что-то мозгов хватило.
Почти полчаса Алгир исследовал естественника всеми доступными средствами, стараясь не обращать внимания на уличный шум и суету. Ивар, окрыленный высоким назначением, быстро поставил на уши всех, и, стоило признать, у него неплохо получилось организовать общественные работы и подготовку к обороне. По крайней мере, так казалось издалека.
Отвлекшись от насущных проблем, Алгир вгляделся в очередную проекцию внутренностей Ивара. Магии в нем не было. Никаких посторонних сущностей тоже. По крайней мере, целитель, одаренный магическим даром, буквально клялся Алгиру, что это так. Единственное, что отражали приборы, — это повышенный тонус мышц и увеличение скорости реакции и передачи нервных импульсов. Никаких отголосков того ужаса, что показали приборы у Локи, никаких следов магических сосудов или внутренних взрывов.
— Я очень рад, что не доставляю тебе хлопот, — проворковал Ивар, когда Алгир позволил встать. — Wenn du nichts dagegen hast{?}[Если ты не против], я вернусь к исследованиям, которыми занимался прежде.
— Если тебя не отвлекает всеобщий шум и мобилизация, то пожалуйста, — пожал плечами медик.
Ивар отрицательно покачал головой и твердой походкой вышел на улицу, щурясь от яркого дневного солнца. Алгир решил, что ему тоже нет дела до всеобщей паники, зато проверить, как там вчерашний человек — не лишнее, поэтому направился в один из самых больших восьмиугольных лабораториумов поселения.
Как он и предполагал, незадачливые софелаговцы успели угробить пациента. Придется начинать эксперимент сначала. Хорошо хоть, что дефицита в людях пока не было — вот уже несколько дней рабочие поставляли их исправно, но из графика исследований он точно выбьется.
Выходить из апатии и включаться в продуктивную работу всегда тяжело, особенно, когда рядом нет того, ради кого так старался. Раиду все еще чувствовал себя отвратительно. Вечно бродить меж гейзеров и предаваться унынию он не мог, поэтому вынужденно вернулся в поселение и занялся исследованиями, но былого удовольствия не испытывал. Хорошо хоть, что никто не стал лезть с глупыми вопросами: поселенцам некогда было обсуждать Локи и политику — всем надо было трудиться. В том числе и Раиду, но у него пропало желание что-то делать, даже запускать вертолет, который еще недавно доставлял столько радости. С тоской вспоминал он прошлый год, когда фелаг, пускай с раздражающим Хагаларом и вечно отстраненным Лагуром, дружно работал над каскетом. Тогда Раиду не осознавал, как привязался к совместной работе, как привык к бесконечным экспериментам, к фелагу, с которым можно и обсудить новый метод решения проблемы, и расслабиться за игрой в карты или птицу. Только потеряв софелаговцев, он понял, что они были для него больше, чем знакомыми. Свет могущественного царевича сплотил их: таких разных и таких похожих. А потом свет распространился на всё поселение. Локи вышел за пределы каскета, занялся множеством проектов одновременно. Он руководил сам, старался сменить систему ответственности, ввести настоящую вертикаль власти, о которой Раиду слышал в Германии от жены одного из логистов.
После пламенной речи Локи значимым стал каждый член небольшого общества отверженных.
Кто-нибудь из магов и спасателей постоянно находился подле второго экспериментального дома отопления. Все понимали, что в этом году другие дома точно не подключат к трубам, даже если вторая система не взорвется. Это было обидно, но спешка могла стоить жизни еще десятку ученых. Да и некому было заниматься прокладкой труб и подключением — все работали на проектах Локи. В борьбу с голодом включили программу по озеленению Асгарда, так что все окрестные жители заботились о многочисленных маленьких елочках и дубах, чтобы через несколько месяцев пересадить их и возродить былые леса, которые, в свою очередь, поспособствуют плодородию почвы. Как ели, окисляющие почву, должны способствовать плодородию, Раиду не очень понимал, но не его ума это было дело.
Другие естественники часами бились над снятием слоя туфа и воровством или синтезом плодородной земли. Большая часть Асгарда была гористой и использовалась как пастбища, поэтому столетиями отказываться от возделывания немногочисленных пологих участков было нецелесообразно. Каждый ровный клочок земли должен приносить ощутимую пользу. Кто-то из ученых хвастался, что скоро плодородной почвы будет много. Но когда это случится и сколько именно почвы получится — мнения расходились.
О проблеме деторождения опять забыли, так как не нашли ни одной зацепки для ее решения: даже мидгардские исследования не дали ощутимого результата. Систему обучения пока менять не спешили, зато почти определили, кто пойдет учиться в мир смертных после прохождения обязательного школьного минимума, необходимого для обучения в высших заведениях. Логисты с ног сбились, подбирая наставников. Совсем скоро осколок Тессеракта соединит поселение с арендованным офисом в городе, где живет большая часть хороших специалистов. Профессора будут приезжать на машине, а асы — проходить через портал. Начинать обучение думали с мидгардского февраля, потому что раньше логисты и маги не управятся с формальностями. Все эти направления работы Раиду не особенно интересовали. Как и еще одно, в котором он принимал непосредственное участие: подробное изучение людей и разработка вируса гибели человечества. Для экспериментов требовались люди в больших количествах. Их доставляли оттуда, где пропажи точно не хватятся: из Северной Африки. Логисты утверждали, что там воровать людей безопасно, а анатомически они почти ничем не отличаются от своих европейских сородичей, с которыми асы раньше имели дело. Африканских языков поселенцы не понимали, но рабочие заявляли, что общий язык вовсе не нужен. Один из множества осколков Тессеракта переправлял аса-охотника в какую-нибудь подворотню или на безлюдную окраину поселка. Рабочий затаивался среди кустов и ждал одинокую жертву. Когда подходящий человек проходил мимо, асу оставалось только невзначай до него дотронуться и всё — мгновенное перемещение в Асгард, где пленник мог сколько угодно лопотать на своем языке — его участь была предрешена. Отдельные слова африканских языков асы пытались учить, но наречий было слишком много, и они не походили на языки Европы. Да и не слишком-то были нужны. Медики и естественники ориентировались на те реакции организма, которые нельзя подделать, а словами всегда можно обмануть.
Прежде Раиду больше работал с веществами и почти никогда — с живой природой, хотя и не сомневался, что у него прекрасно получится. Сейчас он в этом убедился, работая в фелаге с медиками и естественниками, без магов, которых откровенно недолюбливал раньше, а после длительного общения с Хагаларом стал ненавидеть. Особенно грело ему душу то, что Черную Вдову так и не взяли на отлов людей, несмотря на ее многочисленные просьбы. Охота была делом скорее скучным, чем веселым и уж точно не женским. Маньячка могла бы с легкостью влюблять в себя респектабельных европейцев и телепортировать их в Асгард из какой-нибудь тайной квартиры, но логисты строго запрещали ловить в Африке белых, объясняя это тем, что туристов хватятся в посольстве, а если хватятся, то всё — Европа своих людей в обиду не даст и раскроет гениальный план асов.
Создание вируса было занимательным делом, пускай Раиду и не отводилась в нем ключевая роль. И всё же ничто в целом свете не могло возродить его былой задор и увлечение. Раиду чувствовал постоянную усталость: давали знать о себе бессонные ночи, проведенные в библиотеках месяцами ранее. К тому же ангажировать было некого: поселенцы и так работали не покладая рук, не то вдохновленные идеями Раиду, не то запуганные угрозами Локи. И если раньше естественник ощущал себя посланником бога, царским любимцем и прочее, то теперь стал рядовым исследователем. Это угнетало и лишало остатков сил. Не было желания даже огрызаться на тупых софелаговцев. Несколько раз он вынуждено наорал на парочку из них, а потом затих. Даже постоянное присутствие брата больше не требовалось. Поселенцы вздохнули спокойно, обрадовавшись переменам в натуре признанного гения.
Даже когда объявили, что с Локи беда, что надо срочно готовиться к обороне и активировать сложные заклинания, Раиду не почувствовал ничего — сердце не ёкнуло в страхе за любимое божество. Он выгорел изнутри. Единственное, что он сделал — это перерезал горло очередному пленнику, чтобы в случае опасности не тратить на это времени. Пути норн неисповедимы: люди, которыми он еще недавно восхищался и чьи изобретения превозносил до небес, сейчас корчились на пыточно-операционных столах и умирали по одному его жесту или слову. Те же самые люди, которые изобрели рентген и вертолетик с квадрокоптером. Из властителей его дум они превратились в бесправных жертв. И он не чувствовал к ним ни малейшей жалости.
Вот уже несколько дней Локи шатался по своим огромным покоям, словно редкий зверь по ванахеймскому саду. Он не чувствовал в себе никаких изменений, спал без сновидений, но по каким-то непонятным причинам его не выпускали даже в пиршественный зал на завтрак и ужин, при этом не осматривая и не проводя курс лечения: даже младшие целительницы ни разу не заглянули, что уж говорить об Эйр. Зато о существовании младшего сына Одина вдруг вспомнили все старые друзья, приятели и знакомые. Два дня Локи не знал, куда спрятаться от потока неестественно веселых и улыбчивых гостей. Асы и асиньи вели себя так, словно не игнорировали его появление почти целый год. Локи не сомневался, что тут не обошлось без вмешательства отца, но не понимал смысла такой сложной манипуляции. Хагалар тоже наведывался, причем едва не под ручку с Тором. Братец буквально светился от удовольствия, находясь в обществе выжившего из ума старика. Накануне вечером он навестил Локи и принялся расхваливать Хагалара на все лады. Все то, что младшего царевича бесило в поганом маге, вызывало у старшего невероятный восторг.
— Неужели ты и правда его не помнишь? — спросил Тор после особенно длинных восхвалений. — Он ведь забирал нас с занятий, когда мы только осваивали руны.
— Только осваивали руны, — процедил Локи сквозь зубы. — Напомни, братец, сколько между нами лет разницы?
— Около восьмидесяти. А что?
— А то, что в то время, когда ты осваивал руны, я в них играл, — Локи отошел к окну, чтобы смотреть на заснеженный Асгард, а не на довольную физиономию Тора. — Это сейчас наша разница в возрасте несущественна, а в раннем детстве она была огромной. Ты гораздо раньше начал учиться. Это тебя он забирал с уроков, и для тебя это было важным событием. А мне было не очень важно, кто отвлекает меня от игр. Сколько тебе было, когда он исчез из нашей жизни?
— Не знаю точно, — Тор задумался. — Но, кажется, в мои четыреста его уже не было.
— Твои четыреста — это мои триста! — фыркнул Локи, не оборачиваясь. — Я и себя-то почти не помню в этом возрасте. Не то, что его.
— Но теперь-то ты его вспомнил, и он снова рядом, — возразил Тор. — Он вернулся.
— О да, — прошептал Локи и не стал продолжать неприятный разговор.
Он был доволен тем, что поганый маг оставил его в покое и пристал с учебой к Тору. Не раз и не два во время семейных советов, проводимых в комнатах Локи, отец и брат обсуждали, какие важные задания наследник может выполнить с помощью мага и Тессеракта. Хагалар постоянно терся подле Тора, поэтому как бы входил в круг семьи, но Локи старался на него не обращать внимания. Насколько он понял, братец должен поехать в поселение и ненамеренно сорвать тайную промышленную революцию. Этого нельзя было допустить. Но просить Хагалара о вмешательстве было ниже достоинства царевича, а лично с Тором говорить не хотелось. Не родной брат вновь обошел его, пускай и в том, что Локи было вовсе не нужно: Хагалар вел себя так, будто души не чаял в старшем наследнике. Быстро же он переключился, за какие-то пять-шесть дней и одно случайное преображение! Если только это не провокация, на которую Локи вестись не собирался. Хагалар — никто, особенно по сравнению с приемной матерью. С тех пор, как она умерла во сне, Локи не терпел ее присутствия и особенно — прикосновений. Стоило ей появиться на пороге, как внутреннее чутье тут же сигнализировало об опасности.
— Ты пережил слишком большое потрясение, — мягко успокаивала мать.
Локи не хотел ее обижать, но не мог заставить себя дотронуться даже до пряди ее волос, не говоря уже о руке или плече. Царица пока ни на чем не настаивала, считая, что время вылечит.
Очередным хмурым утром Локи бы еще долго мерил шагами спальню, пытаясь постичь непостижимое, если бы слуги не доложили о визите Одина. Царевич тут же поспешил в главную залу и в самом деле нашел там отца. Ни поганого мага, ни братца, ни даже матери рядом не было. Всеотец осведомился о его самочувствии и получил тот же ответ, что и день назад, и два.
— Отец, когда я смогу выйти из тюрьмы? — спросил Локи, ненавязчиво перекрывая собой двери, чтобы отец не улизнул, избегнув неприятных вопросов.
— Я думаю, что уже скоро, — задумчиво ответил Один. — Совсем скоро я буду спокоен за тебя.
Локи кивнул. Он непонимал, почему с ним ничего не делают и никак не исследуют, если только исследования не проводят во сне или незаметно для него самого. И поскольку Всеотец не спешил ни покинуть покои, ни спросить о чем-нибудь еще, Локи взял инициативу в свои руки.
— Отец, а ты действительно маг мозга?
— Что ты понимаешь под этим странным словосочетанием? — искренне удивился Один. По крайней мере, Локи показалось, что удивление искреннее.
— Что ты можешь копаться в чужой памяти, видоизменять поведение, выжигать отдельные участки мозга, входить в чужое сознание и контролировать его, — быстро перечислил царевич все свои догадки, на ходу понимая, что произнесенные вслух они звучат абсурдно.
— Ты считаешь, что маг с такими способностями может существовать?
— Нет, наверное.
— Тогда в чем вопрос?
Локи не нашелся с ответом. Спокойный тон отца не приносил упокоения, скорее раззадоривал любопытство.
— Отец, ты ведь не из обычных магов, коими полон Асгард, поэтому… Хотя я помню, ты рассказывал нам с Тором о том, что разные виды магии уравновешивают мироздание, поэтому не может быть мага выше определенного уровня.
— Хоть что-то из моих уроков ты помнишь, — тон голоса отца стал отчего-то сухим и недовольным.
— Я все помню, — покорно опустил голову Локи. — Нельзя забыть речи бога.
— То есть ты хочешь сказать, что намеренно хотел разрушить Девять Миров и свершить Рагнарек, который не оставит от нашей вселенной даже воспоминаний?
В комнате резко похолодало, словно разом потухла печка и ворвался ледяной ветер из плотно закрытого окна. Локи поднял голову. Отец не смотрел на него. Он стоял посреди комнаты спиной к нему, упираясь взглядом в голую стену, на которой до переезда в поселение висело оружие и охотничьи трофеи. Один будто видел что-то, неподвластное чужому восприятию.
— Прошу прощения, я не понимаю, — пробормотал Локи, не желая снова сражаться с отцом. Словесную битву всё равно не выиграть, так что не стоит и пытаться.
— Тысячи раз и я, и наставники повторяли, что Девять Миров связаны между собой.
В комнате стало еще холоднее, Локи, несмотря на одежду, почувствовал колкий мороз.
— Я знаю.
— Знаешь и поэтому уничтожаешь один из Девяти Миров Радужным Мостом? Чтобы дальше по цепочке взорвались остальные?
От отца отчетливо несло тихой яростью, и Локи пожалел, что стоит у двери, которая открывается вовнутрь. Уничтожение Етунхейма — с чего отец вдруг вспомнил об инциденте давно минувших дней? Это не самое значимое преступление его воспитанника. Или самое? Локи не помнил, чего ожидал от уничтожения ненавистного мира, но одно знал точно: все уроки отца он тогда забыл — разум затмила слепая ярость и обида на все миры сразу. Отец прав, как и всегда: он по своей глупости чуть не сотряс основы мироздания.
— Ты должен был казнить меня за мое безумие, — вздохнул Локи, заранее признавая поражение. — Я бесконечно благодарен тебе, что ты этого не сделал.
— Сделал.
Локи удивился, но не очень сильно, поскольку после недавних событий удивляться был почти неспособен.
— Доведение до самоубийства тоже казнь, пускай и незаметная.
— Доведение до самоубийства? Но в Бездну я прыгнул сам.
— Ты бы прыгнул в любом случае.
— Но я там выжил.
— Жаль.
Локи подавился словами. Отец все еще стоял к нему спиной, и все страшные слова будто бы не слетали с его губ, а сами собой всплывали в сознании Локи. Он не видел, открывает ли отец рот. Он обратился в статую, и что-то мешало царевичу подойти ближе или хотя бы обойти и встать подле той самой голой стены, которая вызвала столько божественного интереса. Холодное отчуждение било по нервам и приковывало к полу.
— Значит, ты желал моей смерти, — Локи сглотнул неприятный ком в горле, но всё же эта правда не была столь же болезненна, сколь недавнее откровение сестры или прошлогоднее истязание в Ванахейме.
— Вовсе нет. Я просто казнил того, кто чуть не уничтожил жизнь во вселенной. Но тебе повезло.
Локи кивнул и опустился на пол, прислонившись спиной к косяку двери: не столько от усталости или нервного напряжения, сколько от холода. Это был не обычный зимний холод, не внешний, а внутренний. От него нельзя заболеть и умереть. Он не опасен, но очень неприятен.
— Хочешь еще как-нибудь наказать меня за прошлое? — уточнил Локи, не желая устраивать очередную ссору или спор. Он не понимал, к чему отец клонит, зачем завел этот странный разговор о прошлом, про которое они вроде всё решили еще год назад.
Один, наконец, повернулся. Ничего особенно в его лице или жестах Локи не заметил, зато холод постепенно сошел на нет. Снова стало тепло, будто ничего и не было. Осталось только неприятное подозрение, что этот холод — тоже часть силы Одина, связанной с мозгом, хотя магов мозга и не существует. Если это не очередная иллюзия или галлюцинация.
— Что ж, — произнес Всеотец после небольшой паузы. — Думаю, ты и правда здоров, и тебе ничто не угрожает. Ты можешь общаться не только с теми, кто настроен к тебе доброжелательно. Завтра утром выйдешь отсюда. Займись чем-нибудь полезным.
— Хорошо, отец, — Локи встал. Он не понял, что произошло, но объяснений так и не дождался. Всё это было ужасно подозрительно, но разбираться не было никаких сил. Усталость навалилась тяжелым грузом и буквально придавила царевича к полу. Локи и сам не заметил, как рухнул на кровать и заснул под одобрительным взглядом отца, который так и не смог расшифровать.
Всеотец остался доволен последней проверкой. Потусторонняя тварь не давала о себе знать, а сам Локи, сломленный Ванахеймским поражением, возражать и дерзить не смел. Что ж, прелюдии закончены, пора лепить из него нового вершителя судеб. Но сперва пусть отдохнет и наберется сил, а заодно продемонстрирует свои умения договариваться с потенциальным врагом. Всеотец велел слуге найти Тора и передать, чтобы тот спустился в Мидгард и привел ученого, которого называл достойнейшим изобретателем Земли. Одного из «Мстителей». Заклятого врага Локи, который по его давнишнему несбывшемуся плану должен был рассорить защитников Мидгарда. Пусть младший сын продемонстрирует семье свои способности. А для старшего это будет неплохое подспорье: пусть отправится вместе с человеком в поселение в гости к Локи и узнает, что там происходит на самом деле, чем именно Локи занялся, когда понял, что каскет починить не так просто. Пускай Хеймдаль и докладывал, что жизнь поселения течет спокойно, но в делах, касающихся младшего сына, Один предпочитал не доверять никому постороннему: слишком многим царевич не нравился, в том числе и стражу моста. Да и гибель шпионов в самом поселении почти год назад могла быть неслучайной. Тогда Один не предал ей должного значения, а похоже зря. Хагалар отказывается быть шпионом, да и непонятно, на чьей он стороне. Он не из тех, кто бывает на своей собственной. Он вечный раб либо идеи, либо своих желаний. И зря он считает, что Локи по характеру похож на него в молодости. В его возрасте юный маг попал во дворец и тут же превратился во всеобщего любимца. Локи никогда не сравнится с ним ни в обаятельности, ни в умении обольщать.
====== Глава 87 ======
Вот уже несколько дней Один видел супругу только во время собраний, проводившихся в покоях младшего сына, либо во время общих трапез. Стоило закончиться очередному свиданию с Локи, как Фригг ускользала, подобно тени, не то в Фенсалир, не то в собственные потаенные места. Один не знал точно, почему жена не желает оставаться с ним наедине, но предполагал, что дело в вездесущем Хагаларе, к которому Фригг испытывала большую ненависть, чем к своим настоящим врагам. И хотя Один каждый раз одергивал себя, мысленно произнося «ненависть» по отношению к любимой супруге, но именно такое впечатление создавалось. Сердце или рассудок руководили поведением Фригг, но результат был один — Хагалара она прокляла в тот день, когда он ушел в бездну. Или в тот день, когда он оттолкнул ее, неожиданно вернувшись в Асгард? Правды Один не знал, но присутствие Хагалара во дворце было во всех смыслах неудобным, пускай и блистательным. Вождь, как и в прежние времена, легко нашел общий язык буквально со всеми: молодые воины во главе с Тором обожали его, Гринольв вел неспешные беседы за очередным рогом с элем, а вельможи обращались за советом, хотя понятия не имели, что перед ними не просто наставник Локи, а куда более значительная фигура. Хагалар прекрасно втирался в доверие, если считал это для себя необходимым.
Один не сомневался, что ни в какое поселение бывший друг добровольно не вернется, а если и вернется, то только вместе с Тором, чтобы преподать пару уроков изысканной политической игры. Даже Беркану он вызвал только после нескольких напоминаний, и то не лично, а через гонца. Все рассуждения о том, что его эпоха прошла и ему некуда возвращаться, были чистой воды кокетством: как только появилась малейшая возможность вернуться во дворец не потеряв лица, так Хагалар тут же перебрался в свои старые покои. Где удобнее спать: на огромном ложе, устланном множеством шкур, или на деревянной лавке? Что вкуснее: водоросли с сушеной рыбой или десяток изысканных блюд? И таких мелочей было множество. Не от хорошей жизни прислужники дворца оказывались в поселении, даже если сами они твердили обратное. Больше всего радовало Одина то, что Хагалар вплотную занялся Тором. В отличие от Локи, скользкого в своих убеждениях, принимающего любую сторону, выгодную в данный момент времени, Тор был непоколебимой скалой. Настолько непоколебимой, что в свое время Одину пришлось низвергнуть его в Мидгард, чтобы заставить хоть немного изменить взгляды на жизнь. Пусть Хагалар сколько угодно перетягивает Тора на свою сторону — у него ничего не выйдет, он вынужден будет гнуть ту же линию, что и Всеотец, и таким образом принесет много пользы. Тор — идеальный продолжатель дел родного отца: взращенный в определенной морали, он жаждал укрепить и поддержать то, что создали до него, развить и довести до идеала. В то время как Локи был новатором: рисковым, готовым поставить на карту всё, даже благополучие целого мира. Родной сын не терпел новшеств, а приемному только дай волю, и он полностью изменит Асгард. И, к сожалению, рядом нет никого, кто обладал бы достаточным авторитетом, чтобы после смерти Всеотца стать гласом разума для царевичей. Безусловно, таковым мог быть Хагалар, но его дни сочтены — не доживет он до нового царя и свою мудрость и опыт может передать лишь в течение ближайшей пары столетий.
При выборе между консервативным Тором и новатором Локи Один предпочел отдать Асгард Тору, которому ума не хватит, чтобы разрушить Асгард. Ведь даже для того, чтобы впечатлить собственного отца, царевичи использовали совершенно разные методы: старший устроил мелкую стычку с етунами, младший — попытался уничтожить один из Девяти Миров. Разница в масштабах очевидна, а недальновидность одна на двоих.
Один получал изощренное удовольствие от сравнения собственных детей. Они были почти ровесниками, росли в одинаковых условиях, но выросли совершенно разными не столько из-за разницы в чистоте крови, сколько из-за черт характера. Локи во многом походил на свою мать — она была той еще приспособленкой. Приспособилась даже к жизни у етунов и воевала на их стороне против Асгарда. А вот Тор на свою мать вовсе не походил. По крайней мере, на молодую. У него не было ничего от Фригг: ни хитрости и коварства, ни спокойного нрава, который непосвященные называли «добрым».
Погруженный в размышления и сравнения, Один вышел на балкон, где неожиданно встретил супругу, укутанную в теплую козью шаль.
Короткий день подходил к концу. Темнело, но закатного солнца не было видно за низкими тучами. Взгляд Фригг был направлен на долину Вингрид, где когда-нибудь сойдутся в последнем бое асы и прислужники Хель. Когда построят корабль из человеческих ногтей, а Хель и Суртр объединятся в едином страстном порыве уничтожить Асгард. Исход битвы всем известен заранее, но никто не знал, когда она состоится — какое поколение асов встретит Рагнарек. И возможно ли изменить его исход? На всякий случай уже много тысячелетий новых цариц мертвых называли Хелями, а новых царей Муспельхейма — Суртрами, чтобы имена к Рагнареку обязательно совпали. Один относился к подобным предосторожностям с долей юмора. Очередного стража моста переименовал в Хеймдаля, первенцев честно назвал Торами, как того и велело прорицание Вёльвы, а вот имя «Локи» получил не его побратим, а сын. Один знал, что от новоявленного Локи все ждут великих свершений, к примеру, рождения новой Хель и нового Ермургарда. Но поскольку Один не желал смерти всего живого, то собирался принять меры к тому, чтобы у Локи не было детей. Какие дети родятся у полукровки, представить себе было сложно. Вряд ли это будут волки и змеи, но уж точно не здоровые асы. А пока у нынешнего Локи дети не родятся, Рагнарек точно не наступит, если верно расшифровали древние пророчества, в чем Один тоже не был уверен.
— Я беседовал с Локи, — тихо сказал Всеотец, приобнимая дрожащую супругу — ее имя магическим образом совпало с пророчеством, и это можно было бы считать знаком судьбы, если бы «Фригг» не было самым распространенным именем в Асгарде.
— Я задал несколько провокационных вопросов, но никакие сторонние силы в нем не проявились. Я беспрестанно сканировал его, но видел только общую усталость и страх передо мной. Больше он не пытается возражать мне, — довольно закончил Один.
— Ты давно сломал его, — хрипло откликнулась царица, закашлявшись на морозном воздухе. — Не пора ли воскресить?
— Я уже начал это делать, — возразил Один. — Тор отбыл в Мидгард. Он вернется с бравым воином — одним из Мстителей, отличающимся, по его словам, не только силой и удачливостью, но и умом.
— Смертный в Асгарде, — рассеянно произнесла Фригг. — Смертные не должны видеть высокий чертог.
— Вальгаллу он и не увидит. Я хочу посмотреть на человека, которого мой сын считает достойным другом, а также побольше узнать о Мидгардской битве. Тор о ней так ничего и не рассказал толком, а вороны видели не всё.
— Всеотец, — медленно произнесла царица, прижимаясь к его груди. Ей было холодно, но она не желала уходить с балкона. — Покажи мне его смерть.
Один нахмурился.
— К чему тебе это?
— Как Тор молчит о подробностях битвы в Мидгарде, так вы оба молчите о подробностях того, как убили Локи, — спокойно пояснила царица. Мертвенное спокойствие ее голоса кому угодно могло бы показаться странным, но только не Всеотцу. Он знал, что супруга неспроста не участвовала в торжественных похоронах своего приемного сына. Пока обитатели дворца и столицы возводили на кладбище курган, она сидела на обломках Радужного моста. Возможно, её туда привел дар предвидения. Один знал только, что Хагалар наблюдал за ней некоторое время, но так и не подошел. Он инкогнито появился на похоронах и исчез, как только понял, что ее там нет.
Всеотец накрыл правую руку Фригг своей и позволил просочиться в собственное сознание. Он не стал останавливаться на драке, которая разбудила его, опустил бешеную скачку на Слейпнире, когда боялся не успеть и потерять обоих сыновей. Он показал только тот момент, когда он, изловчившись, схватил за ногу Тора. Если бы его дети были в состоянии связно мыслить, то могли бы удивиться, каким образом старый царь спокойно держит их обоих на вытянутой руке. Локи кричал что-то про общественное благо, но грохот падающих в Бездну осколков Радужного моста заглушил его слова, примерный смысл которых можно было прочитать лишь по губам. Одно слово — и безвольная рука разжимается — Локи летит вслед за Радужным мостом, а Тор дергается так, что едва не отправляется следом. Одину стоило больших усилий удержать его и втащить на мост. И то, что Тор так и не выпустил Гунгрир — большая удача. Иначе копье вернулось бы туда, откуда его когда-то украли — в Бездну.
Один закончил воспоминание, когда Тор, потрясенный и ошарашенный произошедшим, поднялся на ноги. И вновь перед глазами царской четы простирается долина Вингрид, почти невидимая в ночной мгле.
— Тор глупец, — ни с того ни с сего произнесла Фригг. — Одно движение руки, и ничего бы не случилось. Ему стоило лишь подтянуть Гунгрир к себе, перехватить Локи за руку, и мой сын не погиб бы.
— Все произошло слишком быстро, он не успел ничего предпринять, — ответил Один. Супруга была готова обвинить сына, но не мужа. Несмотря на весь свой природный ум, она не допускала даже мысли, что самоубийство было подстроено. И вовсе не Тором, который лишь сыграл отведенную ему роль.
— Царь не может допускать таких ошибок, — вздохнула Фригг. — Иногда мгновения решают все, мне ли говорить тебе об этом.
— Он научится, — пожал плечами Один. — Теперь с ним Хагалар. Или его дружба с нашим старшим сыном тебя тоже настораживает?
Фригг долго подыскивала подходящие слова для ответа.
— Хагалар может многому его научить и не причинит ему вреда. Если память не обманывает меня, Тор никогда никому не пытался ничего доказать, — Фригг помолчала. — Он принимает решения, не ориентируясь ни на чьи авторитеты, выступая даже против тебя. Но Хагалар не поэтому не тронет его, а потому, что ломать Тора слишком просто.
Один кивнул. Он и сам только что думал о детях, о разнице в их мировоззрении и был рад, что супруга придерживалась его же мнения. В детстве это было особенно заметно: если Локи хотел жареные яйца, то не составляло труда убедить его съесть вареные, но невозможно было доказать, что яйца вредны для здоровья. С Тором всё иначе: если он не желал вареных яиц, то даже голодом нельзя было заставить его их съесть, а вот убедить, что яйца опасны, было просто. Со временем яйца сменились на более сложные материи, но общий принцип остался.
— Почему ты не вернешь того Локи, который был до смерти? — послышался тихий голос Фригг. — Мы оба потеряли нашего сына. Куя новое сердце, ты можешь нечаянно остановить старое.
Один ничего не ответил. То жена просила вернуть Тень, то — младшего сына. А ведь это практически невозможно. По крайней мере, гораздо сложнее, чем вернуть того же Гринольва, который благополучно проспал несколько тысячелетий. Да и будто Фригг снова полюбит того Локи, что был раньше. Она ведь отреклась от сына в тот день, когда он вернулся в Асгард.
К тому же за новым Локи было интересно наблюдать и ждать результатов. Пока он сломан и ищет свое место в жизни, то тычется носом в самые разные двери в поисках путеводной звезды. Один не мог отказать себе в удовольствии понаблюдать, куда именно приведут Локи его поиски и метания. Он мог взять сына в железные тиски и направить в угодную ему сторону, и с Тором так и поступил бы, но Локи был интереснее, оригинальнее и как проблемы, так и методы их решения он находил сам. В поселении он скучал, но сейчас во дворце должен начать действовать. Это понимал Один, а с ним и магические животные, которые все чаще прогуливались подле покоев царевича. Даже Рататоск забыла о своей работе и почти перестала передавать сообщения между драконом и орлом. Все ждали чего-то грандиозного, что устроит Локи и что развеет скуку магической части асгардского двора.
— Фригг, послушай, — начал Один проникновенно. — Именно сейчас, когда Локи запутался окончательно, когда он чуть ли не смерть пережил, именно сейчас ему нужна твоя поддержка. Не как матери, а как самого близкого аса, которому он может доверять. Ты сама можешь вернуть того Локи, которого так любила. Сейчас ты к этому близка.
Фригг не ответила. Она не возразила, что это не более, чем ложь, потому что Один давно вбил ей в голову, что все его поступки несут какой-то смысл. Несут, безусловно, но только часто смысл носит развлекательный характер, а развлекаться Один предпочитал с живыми мыслящими разумными существами — так было гораздо интереснее.
«Чтобы получить киноварь, надо взять две части ртути, отмыть их с золой, пропустить сквозь ткань неупорядоченной фактуры и добавить одну часть серы, прокипятив ее в уксусе, просушив и вымочив еще день в уксусе. Полученную смесь размельчить, положить в стеклянный сосуд, замазать глиной, высушить, нагревать полня на медленном огне, усилить огонь на целый день, пока не появится красный дым. Охладить, вскрыть. Пойдет желтый дым, который через час станет красным. Внутри обнаружите киноварь. А если взять две части ртути, часть серы и часть нашатыря, измельчить, положить в стеклянный сосуд, прокалить, как киноварь, то пойдет голубой дым, а после охлаждения появится лазурит. Если же к ртути добавить четыре унции серы, две унции нашатыря, размельчить и возогнать, то на медленном огне получится ультрамариновый лазурит, » — Беркана в пятый раз перечитывала собственноручно переведенный рецепт и пыталась разобраться, что имели в виду древние люди под такими знакомыми названиями как «киноварь» и «лазурит». Еще год назад она почти разгадала тайну этого рецепта, помнила состав металлического мышьяка и квасцов, могла с легкостью объяснить кому угодно значение таких мидгардских терминов, как «закрепить», «умягчить» или «выбелить». Да что там — она лично пробовала создать жидкость, исцеляющую болезни, в основе которой лежала ртуть. Ее стоило девять раз возгонять, добавить соль и купорос, растворить в очищенном винном спирте. Дистиллировать, опять возгонять, отделить постоянное от летучего… Ныне покойная Наутиз ужасно интересовалась этим средством, потому что считала своим долгом доказать, что ртуть безвредна. Она во многом помогла магиологу и лично извлекала из красного порошка соляную часть, растворяла в купоросе, селитре и нашатыре… Когда дело дошло до золота, Наутиз категорически заявила, что без магии эта жидкость совершенно точно отрава, и что-либо Беркана неверно перевела рецепт и неверно поняла сложный язык символов, либо древние люди специально называли яды «исцеляющей жидкостью», чтобы запутать врага. Одинсдоттир чувствовала себя сконфуженной, но Наутиз так много смеялась и шутила и вроде как даже совсем не злилась, что расстались они чуть ли не подругами, пускай впоследствии больше не общались.
За год, что Беркана не занималась собственными исследованиями, она забыла практически все, что учила, а наработки были запрятаны так далеко, что, чем найти их, проще было начать с чистого листа. Всё это Одинсдоттир осознала, как только переступила порог лабораториума, в котором когда-то давно занималась исследованиями магии землян. Это случилось практически сразу после трагедии с отоплением, когда она поняла, что даже жалкие остатки фелага больше не соберутся. Хагалар вплотную занялся делами мастера, Раиду исчез, Ивар все время проводил с ранеными, Лагур не считал себя обязанным делать что-либо после того, как определил возможную формулу вещества, а магический Ивар недолго пробыл в команде и был чужим. Беркана порывалась пару раз самостоятельно разобраться с каскетом, но она так устала возиться с одними и теми же исследованиями, что быстренько решила, что каскет родственен мечу Суртра, знания о котором доступны многие тысячи лет. Она раздобыла документы в библиотеке и оставила их рядом с ларцом. Никто за ними так и не пришел, а она стеснялась к кому-то обращаться. Софелаговцы, с которыми она совсем недавно весело болтала и ездила на конные прогулки, вдруг стали чужими друг другу. Она не могла объяснить, что происходит, но чувствовала, что что-то нехорошее. Раньше она могла ворваться в лабораториум и рассказать что-то, что ее тревожит. Ее бы поняли, посмеялись или поддержали, но сейчас говорить даже о работе было не с кем. Все были заняты проектами Локи. Кто ухаживал за молодыми деревцами, кто занимался почвами, кто готовился к обучению у землян. Все были пристроены, все работали на общее благо, но как-то так получилась, что Беркана осталась не у дел. Другие магиологи были заняты, а ей не досталось работы. Она могла бы попросить, и ее с радостью бы взяли — рук везде не хватало, но она стеснялась да и не хотела больше связываться ни с чем, чем руководил царевич-полукровка. Беркана до сих пор не могла забыть посиневшие руки псевдосына Одина. Света в комнате было мало, но достаточно для раскрытия страшной тайны. За прекрасными чертами асгардского лица скрывался карлик-ётун. Не сын Одина. Даже не сын Фригг. Сын врага и какой-то асиньи, безымянной, наверняка рабыни, которой Лафей воспользовался и убил, как только она принесла ребенка. Поэтому Локи такой жестокий, поэтому он хотел убить красавицу-Аллоизетту, поэтому убил множество девушек, которые его любили. Он монстр, отвергающий любовь и любить неспособный.
Несмотря на то, что Беркана давно жила в мире отверженных, многие местные идеи остались для нее чуждыми. На словах она была готова согласиться с чем угодно, но в душе никогда не отступалась от своего мнения, вбитого крепкой рукой матери и гласящего, что етуны — кровожадные монстры. Она с содроганием вспоминала, как Локи откинул ее в стопки книг, нагроможденные на столах, как мановением руки отбросил Ивара и Раиду, как душил того же Раиду несколькими месяцами позже всего лишь одной рукой. Локи обладал невероятной силой и искусно ею пользовался.
Как и Хагалар. Который тоже оказался монстром. Беркана даже не сомневалась, что любимый Вождь тоже полуровка и обязательно полувеликан, неважно, ледяной или огненный. Слишком многое в нем не от аса. Взять хоть красные глаза и жуткое преображение, которое все они наблюдали во время экзекуции. Это был точно не ас.
Постоянно переживая прошлые ужасы и накладывая на них новые вроде взорвавшегося водопровода, Беркана мирно работала над заклинаниями людей. Дурные мысли всегда были ее надежными спутниками, скорее, ей было непривычно в последний год отвлечься от них и увлечься сыном бога. Но наваждение прошло: она снова одна в своем маленьком мире с книгами и шлемом, глушащем посторонние звуки. Впереди вечность, которую она проведет за чтением и расшифровкой мидгардских манускриптов и, если повезет, когда-нибудь она сойдет в Мидгард и покажет сыну Джозефа свои наработки. Беркана с большим удовольствием вспоминала Капитана Америку и с большой радостью пообщалась бы с ним в более близкой обстановке. Он был смертным, а значит, у нее оставалось мало времени. Раз в мире асов она не позволяла себе даже то, что позволяли обычные женщины, хотя бы потому, что мода Асгарда не давала закрыть лицо вуалью, да и достойных мужчин среди отверженных не наблюдалось, то Мидгард оказывался неплохой альтернативой. Вряд ли можно было найти более удачливого человека, чем Капитан Америка, который пережил свое поколение, совершил подвиг, после которого его оживили ради новых подвигов. Из всех воинов Мидгарда, которых Беркана видела, именно Стивен-Роджерс был образцом удачи и благородства. Мысли о нем немного развеселили Беркану, но стоило ей глупо улыбнуться в пустоту, как в лабораториум вошел Соулу, логист Хельхейма.
— Здравствуй, — он поднял руку в приветственном жесте, пока Беркана судорожно снимала шлем. — Вижу, ты занята. Не буду отвлекать, но тебе попросили передать.
Он протянул свернутый в трубочку пергамент.
— Спасибо, — Беркана быстро стерла с лица улыбку. — Как подготовка к обороне?
— Да подготовились вроде как, — Соулу направился к двери. — Ждем точных указаний от Хагалара и надеемся, что это очередная неудачная шутка
— Неудачная шутка, — тихо повторила Беркана, оставшись в одиночестве. Сторонние асы предпочитали не делиться с ней новостями, а Соулу был как раз из сторонних, пускай и пользовавшихся в свое время милостью Локи.
Когда объявили тревогу и мобилизацию, Беркана решила не выходить из лабораториума, раз уж все равно давно перенесла часть столовской еды в свое маленькое убежище. Из-за этого она почти ничего не знала ни о подготовке к обороне, ни о причинах всеобщей паники, понимала только, что на улице гораздо опаснее, чем в защищенном лабораториуме. Никто не стремился ее о чем-то оповестить, а сама она не была настолько любопытной, чтобы разбираться в произошедшем.
Дочь Одина развернула свиток и тут же узнала почерк Хагалара. Он явно спешил, некоторые руны едва можно было разобрать.
«На закате следующего дня Гери встретит тебя неподалеку от поселения и проводит во дворец. Захвати с собой оборудование для исследования мелких магических частиц и книги по мирам Бездны и по религии Етунхейма, если найдешь.»
В коротком послании не было ни привычных шуточек, ни даже подписи. От сухого тона веяло приказом. Беркана растерялась. Ехать во дворец в сопровождении всего лишь одного волка да еще и по полям, вдоль крестьянских поселков, где ее, отверженную, легко могут убить. А если Гери не сможет ее защитить? Не перехватит же он зубами пущенную ей вслед стрелу или копье. И зачем ей ехать? Почему именно она? Ведь есть столько талантливых ученых, мечтающих увидеть Гладсхейм хоть краем глаза. Беркана старалась делать глубокие вдохи, чтобы не дать подступающей панике захлестнуть себя с головой. Надо поехать с кем-то. Но с кем? Во дворец она ездила с Иварами и Раиду, но один Ивар командовал защитой поселения, другой пострадал от того же, от чего и Локи, сколько она поняла по обрывкам разговоров, а Раиду как ушел к гейзерам, так и не вернулся. Может, его давно убили. Пришла безумная мысль позвать с собой Фену, потом Лагура. И вот на Лагуре Беркана остановилась. Раньше она могла говорить с ним откровенно. И именно с ним она распознала в каскете сменяющиеся элементы. Лагур умыл руки после этого, посчитав, что свою лепту внес и его работа закончена, а Беркана осталась с артефактом до конца.
Повинуясь сумбурной идее, Дочь Одина буквально выбежала из теплого лабораториума. На улице было тихо и тревожно. Если бы Беркана была магом, то почувствовала бы сложную сеть заклинаний, опутывающую поселение. Для защиты домов вовсе не нужно было разрешение или приказ Хагалара. В случае опасности ее ставили по велению любого из мастеров. Защитный купол спас бы поселение даже от ударной силы водородной бомбы, но Беркана не знала точно, какая сила у страшной «водородной бомбы», которой ее пугали логисты, поэтому не могла оценить мудрость древних, создавших столь мощный щит.
Она направилась к дому, где Лагур спал — к дому Лимонов — но его там не оказалось. Зашла в столовую — но и там его не обнаружила. Да и не только его. Поселение словно вымерло. Увидев вдалеке пожилую магиологичку, Беркана бросилась ей наперерез, едва не поскользнувшись на притаившемся под снегом льду. От нее узнала, что Лагур занят вторым домом отопления, от которого все ожидали взрыва. Беркана и не знала, что именно к Лагуру за советом обращался Урур — создатель и идейный вдохновитель второго дома. Дочь Одина, погруженная в себя, пропустила все последние новости.
Она заглянула в лабораториум, увидела там десяток магов и естественников, в том числе и искомого Лагура. Некоторые оживленно спорили, другие сидели над бумагами и чертежами, кто-то даже рисовал на ноутбуке. Отвлекать Лагура от такой важной работы показалось Беркане неправильным. Она так и не решилась войти. Но не отправляться же ей одной в озлобленный большой Асгард! Обо всех своих проблемах и сомнениях она имела полное право докладывать своему мастеру и ожидать решения от него, но она не обращалась к нему ни разу в жизни, вываливая все проблемы на вездесущего Хагалара, который всегда знал правильный ответ и всегда был готов помочь. Должно быть, он и сейчас готов, только вот Беркана теперь его боялась.
Снедаемая неприятными мыслями и чувствами, она и сама не заметила, как дошла до лабораториума с каскетом. Со дня трагедии она несколько раз заходила туда, дотрагивалась до ларца, словно ожидая, что ее рука посинеет, подобно руке царевича. Но ничего не происходило.
В этот раз в лабораториуме слышалось какое-то шуршание, и Беркана, затаившись, заглянула в маленькое окошко, закопченное настолько, что только по плавным движениям полуразмытой фигуры она узнала Ивара. Значит, с ним всё в порядке. Но зачем он здесь? Беркана решила, что нет лучшего сопровождающего в мир дворца, чем он, раз у него всё хорошо.
— Здравствуй, Ивар! — радостно поздоровалась она, пересекая порог лабораториума. В нем было жарко, душно и дымно.
— О, Беркана, я очень рад тебя видеть, — отозвался Ивар, но в этот раз доброжелательность оставила его. Он словно и не заметил ее прихода, а отвечал, скорее, по инерции. — Я думаю, что еще часок-другой, и полная формула восстановления каскета будет готова. Высшие боги Етунхейма одарили меня воистину бесценным даром. Пожалуйста, проходи, сядь рядом со мной. Я как раз думал о тебе, о том, что именно ты мне сейчас необходима. Я не всё понимаю в твоих заключениях по мечу Суртра. Пожалуйста, помоги мне.
Слова застряли у Берканы в горле. Ивар не походил на себя. Он выглядел как обычно, но его выдавала речь — вежливая, но со странным придыханием, с акцентом. Беркане вспомнилась прекрасная Алоизетта — во всех отношениях великолепная девушка, которая, возможно, и смогла бы решить загадку каскета. Дочь Одина хотела отказаться, заявить, что ей некогда, что она пришла просить помощи совсем по другому вопросу, но не решилась. Отголоски былого чувства привязанности, которое она недавно испытывала к софелаговцам, разлились в ее душе мягким светом. Не так и сложно представить, что все по-прежнему, как было до той жуткой провокации Хагалара, когда и он, и царевич показали свои истинные лица. Все как тогда, когда фелаг вместе работал на общее благо и не знал горя. Конечно, это была иллюзия, но Беркана готова была погрузиться в нее с головой.
Брюс Беннер давно привык к тому, что посреди короткой африканской ночи к нему могут ворваться местные жители, лопоча что-то на своем языке и утягивая в сторону очередного пострадавшего. Но он совершенно не привык к тому, чтобы посреди ночи около селения появлялась вспышка света, вызывающая панику среди жителей, а уже через пару минут ему жал руку Тор собственной персоной в боевом божественном облачении.
Хотя жизнь среди африканцев приучила Беннера просыпаться мгновенно, он всё же не сразу понял, что Тор приглашает его прямо сейчас отправиться в Асгард и увидеть все красоты мира богов. Более того, недвусмысленно тянет за руку и уже успел выволочь на улицу.
— Тор, Тор, подожди, — Беннер с трудом остановил воодушевленного друга, горящего желанием сдержать данное когда-то обещание прямо сейчас. — Давай вернемся в дом и всё спокойно обсудим.
Но вернуться в дом они не смогли бы при всем желании: на улицы высыпал заспанный народ. Причем некоторые узнали странного давнего гостя с целительными камнями, которые Беннеру много крови попортили. Мужчина, мгновенно исцеленный Тором, раструбил всем о своем везении, и Беннер едва смог убедить дикий народ, что великого средства у него нет, оно есть только у его друга — полубога. И вот теперь этот полубог явился да еще и самым заметным из всех возможных способов. Беннер не удивился бы, если бы его на этом самом месте попробовали разорвать на множество маленьких богов исцеления.
— Уйдем отсюда, — он попытался утянуть Тора в проулок, но не тут-то было — круг толпы заметно сузился, пробиться можно было только с боем.
— Хорошо, — кивнул Тор, схватил не ожидающего подвоха ученого в охапку и улетел на молоте за ближайшие холмы. Народ провожал их со страхом и улюлюканьем. Беннер не переставал про себя чертыхаться — как ему теперь вернуться в свой дом? Придется опять переехать, причем срочно. А ведь раньше Тор скрывался и вполне успешно, что же помешало сейчас? И Тор ли перед ним?
— Брюс Беннер, мой отец торжественно приглашает тебя в Асгард разделить с нами кров и пищу и посмотреть на достижения мира богов, — повторил Тор, как только поставил ученого на Землю.
Ночью в Африке не слишком безопасно, но пока не слышно никаких подозрительных шорохов. Свет Тессеракта напугал не только людей, но и ночных хищников.
Беннер едва перевел дух и привел мысли в порядок. Похоже, что-то стряслось в Асгарде, и асам срочно понадобился Халк — никак иначе не объяснить эту спешку и Тора в доспехах. Кое в чем боги всё же не отличаются от людей: им тоже нужна разрушительная мощь Халка, а вовсе не ум и находчивость Беннера, ведь когда он предложил Тору помочь с каскетом, тот только кивнул, но в Асгард не позвал.
— Спасибо за приглашение, но я не могу уехать прямо сейчас, — медленно произнес Беннер, проверяя, дадут ли ему отсрочку, или все настолько плохо, что его утащат прямо сейчас.
— Почему? — искренне удивился Тор. — Сам Один Всеотец ждет тебя. Я перенесу тебя в Асгард, где тебе выдадут одежду и накормят самыми изысканными яствами, которые достаются только тем смертным, которые перед смертью призывали Одина. Ты проведешь несколько недель в божественном чертоге и ни в чем не будешь нуждаться!
— Сейчас ночь, а у меня есть обязательства! — пояснил Беннер как можно мягче, чтобы не обидеть вспыльчивого друга, а заодно проверить, насколько его присутствие необходимо в Асгарде прямо сейчас. — Тор, человек не может просто так взять и исчезнуть из своего мира на несколько недель. Мы живем в социуме, и исчезновение быстро обнаружат. Мне надо подготовиться, предупредить, разобраться с делами.
Беннер не был уверен, что Тор хорошо понял его слова, однако громовержец задумался.
— Я понимаю тебя, — наконец, кивнул он. — Я и сам немного промедлил, прежде чем явиться за тобой. Мне тоже пришлось закончить некоторые дела.
Беннер обрадовался отсрочке: значит, в Асгарде не назревает страшная битва. К тому же там у кого-то есть дела более важные, чем беспросветные пьянки и драки, как твердят мифы.
— Рад, что мы друг друга поняли, — вымученно улыбнулся он. — Мне надо подготовиться. Какая у вас там сейчас погода?
— Зимняя.
— Какая именно «зимняя»? Здесь зима мало отличается от лета, а на других континентах зимой дожди или снег.
— У нас снег, — ответил Тор, подумав. — Многие ходят в шубах и шалях.
— В шубах, — уточнил Беннер. — То есть мне нужно отыскать зимнюю одежду. В Африке это будет сложно.
— Не беспокойся, — заверил его Тор. — Я принесу тебе зимнюю одежду, когда приду за тобой.
— Ладно, хорошо, — Беннер помотал головой. — У вас есть подснежные хищные растения, животные?
— У нас все животные живут в океане, — ответил Тор, не слишком понимая, какое отношение животные имеют к посещению Асгарда. — В самом Асгарде много домашнего скота и почти нет диких зверей. Птиц много, но они все улетели.
— Куда? — удивленно переспросил Беннер.
— В Ванахейм и Юсальвхейм. Они всегда улетают.
— В другой мир? Специально для них открывают Радужный мост?
Тор пожал плечами.
— Я не знаю, но птиц зимой в Асгарде мало.
— Ясно, — Беннер еще что-то прикинул. — Ты понятия не имеешь, сколько у вас кислорода в воздухе? Я так и думал. Пойдем.
Он обогнул холм, обошел поселение по большому кругу и вышел к своему дому через мелкие грязные переулки. По дороге он попытался разузнать у Тора хоть что-то про непосредственную проблему, которую собирался решать вопреки неудачам ученых ЩИТа — про каскет. Но громовержец ничего не знал и, как показалось Брюсу, не считал починку артефакта чем-то важным и необходимым, что расходилось с показаниями друзей Локи, которые называли каскет чуть ли не бомбой замедленного действия, которая сперва уничтожит мир льда, а потом и все остальные миры. На улицах опять было пустынно, будто никакой асгардский бог и не появлялся. Беннер осторожно приподнял тряпку, служащую дверью в его жилище. Никого. И все вещи на месте, а ведь он был уверен, что толпа бросится громить его домик в поисках божественных лекарств. Наверное, побоялись, несмотря на то, что ничего не знают о Халке.
Он с трудом нашел среди многочисленных сваленных в кучу вещей пробирку с плотной крышкой.
— Можешь взять ее с собой, набрать немного вашей питьевой воды и плотно закрыть?
— Хорошо, — Тор принял склянку из рук друга. — Там, где отбывает наказание Локи, много таких маленьких стеклянных посудин.
— Немудрено, — задумчиво бросил Беннер, выуживая из горы мусора портативную метеостанцию, которую ему всучил Старк, как только узнал, что коллега собирается отбыть в дальние неизвестные края.
Некоторое время ушло на то, чтобы объяснить Тору, как измерять температуру, давление, влажность, скорость ветра и прочее. Беннер не мог себе представить, ни как человеческое тело среагирует на полет с помощью Тессеракта; ни как оно адаптируется к Асгардскому климату, к атмосфере, в которой могло быть любое соотношение известных и неизвестных газов. Пока он представлял себе поездку теоретически, то успел придумать десяток показаний, без которых отправляться в неизвестность было бы опрометчиво — слишком велика вероятность превратиться в Халка и причинить асам много беспокойства. Повезло, что Тор согласился предоставить необходимые показания.
Сошлись на том, что завтра днем Тор появится в двух километрах от поселения, где Брюс будет его ждать. Правда договориться о точном времени не получилось: один час людей был половиной асгардского часа, а асы, как и всякий древний народ, не мыслили категориями минут, секунд или получаса.
Когда Тор ушел, обещав исчезнуть подальше от человеческого селения, Брюс со вздохом опустился на лежанку. Он не лгал, когда говорил, что ему будет интересно побывать в Асгарде, но, сколько он знал, мертвые люди попадалипрямиком в Вальгаллу, а в самом Асгарде ни живые, ни мертвые не бывали никогда, и то, что он сможет там выжить хотя бы несколько минут, вовсе не гарантировано. Не кислотные ли там дожди и снегопады? Сколько кислорода и углекислого газа содержится в воздухе и есть ли он там вообще? Когда-то на Земле было так много кислорода в воздухе, что существовали огромные насекомые. Может, в Асгарде они тоже есть — приспособились к снегам, улетают в тот же Ванахейм. Беннер фыркнул, представив себе стаю перелетных гигантских стрекоз, а также их анатомическое строение.
Он не участвовал в обслуживании ученых из Асгарда, «которые прилагались к иноземному артефакту», — как любил выражаться Старк, но слышал о них достаточно, чтобы понять, что быт Асгарда совсем не походил на привычный американский или даже на африканский, поддерживаемый красным крестом, состоящим из тех же европейцев и американцев. Асы удивлялись постельному белью, конструкциям туалета и ванн, вилкам, в конце концов. Они с легкостью обучались и пользовались благами современного мира, но не были знакомы с ними раньше. При этом имели представление о гигиене и относились к собственному телу и одежде с щепетильностью. Почти никакую земную еду они не ели, и Беннер предполагал, что ему не понравится еда асов, или, что хуже, она окажется и вовсе ядовитой. Надо закупить консервы на всякий случай, а также собрать аптечку. В постелях — или что там асам их заменяло — могли водиться мелкие вредители, ведь даже в Америке до сих пор полностью не победили клопов и вошь. А какие в Асгарде заболевания? Подвержен ли им человек? И не станет ли любопытный ученый носителем вируса, который погубит человечество?
Судя по всему, Асгард — северный мир. В северных странах жуткие болезни не живут, но такова ситуация на Земле, а что там, в божественном мире? Беннер делал кучу прививок, прежде чем поселиться в Африке, и то старался вести себя крайне осторожно, чтобы не подцепить малярию или слоновью болезнь и не напороться на ядовитую змею или скорпиона.
Однако не столь страшен и неизведан Асгард, как Тессеракт, принцип работы которого Беннер не понимал. Асгард был не то параллельным миром, не то далеким космическим, и какие температура и давление сохраняются внутри межгалактического магического телепорта, никто не знал. То, что тело аса сильно отличается от человеческого, Беннер видел своими глазами — Локи прекрасно себя чувствовал после того, как им пробили бетонный пол. И даже если метеоустановка выдержит два телепорта, это может ничего не значить… И всё же добровольно отказаться от предложения самого Одина Брюс был не в силах. Не каждый день его звали в гости верховные боги давно забытых пантеонов.
Возвращаться в одиночестве в Гладсхейм Тору не хотелось, ведь он обещал отцу, что приведет смертного. Кто же знал, что тот окажется таким жутким копушей. Тор искренне не понимал, зачем столько исследований, недомолвок и подозрений. Ведь и он, и Локи, и множество других асгардцев спокойно ходили между мирами и не ощущали никакого дискомфорта. Значит, и человеку ничего не угрожает. Но торопить Беннера он не стал, вместо этого решил заглянуть к Джейн. Прошлая встреча оставила крайне неприятный осадок. Что о себе возомнила мидгардская дева? Сам сын Одина предлагал ей стать своей второй женой, войти в чертоги Одина, а она отказалась. Как же она труслива! Тор никогда прежде не задумывался об этом, а сейчас понял, что большинство людей Мидгарда трусливы и не готовы пожертвовать своей мирной, тихой жизнью ради чего-то великого, неизведанного, что, возможно, никому, кроме них, не предназначено.
Тор твердо решил наведаться к Джейн, но он понятия не имел, где она теперь живет. Пришлось посетить базу ЩИТа, где, как назло, не оказалось никого знакомого. Даже директор Фьюри и Мария Хилл были в отъезде. Работники тут же схватились за телефоны, но Тор успокоил их, попросив дать адрес Джейн Фостер. Его не удивило, что адрес ему выдали чуть ли не до того, как он до конца озвучил просьбу.
Тор смотрел то на клочок бумаги, то на карту, которую развернули перед ним на компьютере. Всего несколько минут полета, и он на месте. Бог грома уже собирался покинуть базу, но в последний момент передумал.
Джейн отказалась стать его женой, была ужасно расстроена и взволнована. Он предложил ей то, о чем мечтала каждая дева в Асгарде, и получил отказ прямо в лицо. Нет, унизить себя еще раз он не позволит. Тор велел принести себе пергамент и грифель, и, получив ручку и бумагу, написал официальное приглашение, какого удостаивались почетные гости из других миров. Он понимал, что Джейн недостойна такой чести, но всё же он искренне любил ее и просто не мог написать что-то, выходящее за рамки традиционного этикета.
Только закончив, он понял, что написал послание рунами на асгардском. Пришлось переписать на английском. Письмо тут же потеряло половину изысканности, поскольку английский был слишком беден для выражения вежливости и почтения.
Тор попросил отправить почтовым роботом или голубем оба варианта письма и только тогда отправился домой, велев передать пожелания здоровья Мстителям и Фьюри. Если Джейн захочет принять его предложение, то в назначенный час отыщет Беннера и попадет вместе с ним в Асгард. Если не захочет и не отыщет… Тор еще не придумал, что сделает тогда, но чувствовал, что подобное оскорбление не забудет. Сперва отказаться стать женой бога, а потом еще и отвергнуть дружеское приглашение в гости — это уж слишком.
С такими мыслями Тор вернулся в Асгард и стал разбираться с забавной техникой, которую ему подсунул Беннер. Все же люди такие мелочные!
====== Глава 88 ======
Беркана провела вместе с Иваром всего чуть больше суток, но ужасно вымоталась. Когда-то любимый софелаговец мало походил не только на себя прежнего, но и вообще на аса: ему теперь не надо было ни есть, ни спать. Работали они, в основном, молча, что тоже было не похоже на словоохотливого Ивара. Беркана иногда нарушала тишину, объясняя очередную часть своих выкладок, но ее голос звучал жалобно и неуместно в полной тишине, давящей на уши сильнее плотного шлема. После нескольких часов тишины она сдалась и попросила Ивара рассказать что-нибудь. Что угодно: хоть про карты, хоть про науку, хоть про царевен Етунхейма — только бы не слышать ужасающую тишину, пропитанную древними незримыми силами, исходящими от бывшего аса. Ивар внял ее мольбе и принялся рассказывать о комплексных соединениях. Не то чтобы Дочь Одина ничего о них не знала (невозможно не знать о комплексе, почти год работая над тем, что мудрейший естественник поселения считает комплексом), но она старательно делала вид, что впервые слышит о его свойствах. Она знала, насколько сильно Ивар увлекается веществами, знала, что он может рассказывать о них бесконечно, однако в этот раз он ограничился несколькими неуклюжими фразами вроде того, что комплексы — сложные вещества, состоящие из молекулообразующего центра и связанных с ним лигандов, которые могут самостоятельно существовать и вне комплекса. С теми, которые внешние, связь слабая, ионная, поэтому диссоциация проходит необратимо. Внутри находится слабый электролит, поэтому он диссоциирует обратимо. Ивар начал было говорить про константу равновесия и константу устойчивости, но Беркана перебила его. Как этот сухой пересказ учебника, напичканный сложными терминами, не походил на старые красочные рассказы Ивара. Раньше он принимал во внимание, что непосвященный не видит разницы между ионной и донорно-акцепторной связью; что слушателю все равно, как именно соединяются внешние и внутренние составляющие вещества. Какие аналогии приводил Ивар прежде, какие чудные примеры, подтверждаемые немедленно проводимыми реакциями! Но всё в прошлом. Место эпитетов и метафор заняли лиганды и ионная связь. Беркана взяла инициативу в свои руки и подробно объяснила то, что Ивар хотел от нее услышать: как именно составляющие меча Суртра перекликаются с сутью каскета. Говорила механически, размышляя не о мече, а об Иваре: о том, каким он был и каким стал. Он потерял способность к эмпатии, которая раньше открывала ему двери почти к любому сердцу. Теперь он полностью погрузился в себя, а ласковые слова, порой проскальзывающие в его речи, выглядели неестественно, вымучено, словно он отчаянно старался соответствовать своему раннему образу.
День перевалил за полдень, солнце стояло в зените, даря всему живому свет, но закоптелые окна почти не пропускали его. И почему раньше никому не пришло в голову их помыть?
— Давай приготовим железную лазурь, — предложил Ивар, неожиданно возвращаясь к реальности, хотя Беркане казалось, что даже троекратное повторение свойств меча не находило отклика в его сознании.
— Давай… А зачем? — спросила Одинсдоттир, чуть помедлив. За всё время изучения вещества фелаг ни разу не синтезировал его предполагаемый аналог, потому что не видел в этом никакого смысла, особенно после того, как Лагур определил, что внешние элементы комплекса постоянно меняются.
— Дочь Одина. Meine liebe{?}[Дорогая моя], — произнес Ивар так доброжелательно и так непохоже на себя, что Беркана чуть не отшатнулась. — Дочь Лафея подарила мне частичку своего благословения, благословения высших богов Етунхейма. Только я могу сделать то, что не в силах ни один ас: ни отверженный, ни законопослушный. Только я один могу дважды войти в одну реку и выбраться из нее живым.
— Я не понимаю тебя, — Беркана почувствовала, как защипало в глазах. — Ивар, пожалуйста, приди в себя.
— Кажется, я начал забываться, — естественник улыбнулся и притянул Беркану к себе, обнимая совсем не по-дружески, с легким намеком на страсть. — Милая девочка, всё в порядке.
— Нет, нет, нет, — Беркана, наконец, дала волю слезам. Впервые за долгое время ей было на чьей груди плакать. — Ивар, пожалуйста, я даже не знаю, ты ли это говоришь, я не понимаю, что происходит. И Хагалара нет, и все на нервах, и эта оборона от непонятно чего. А вдруг из тебя что-нибудь… вылезет! — ее передернуло, как только она вспомнила глистов и прочих червей, любивших использовать тела зверей и асов в качестве домиков. Почему именно глисты должны были вылезти из Ивара, она понятия не имела, но всё равно испытывали к ним отвращение. А Ивар стоял и шептал ей какие-то нежные слова, идущие не от сердца и даже не от разума. Обычные слова утешения то звучали ласковой патокой, а то кололи осколками льда; ровный голос сменялся шипением и фальцетом. Но пытка словами была недолгой. Усадив Беркану на лавку и налив ей дистиллированной воды, Ивар начал готовить комплекс. Дочь Одина сквозь слезы наблюдала, как желтая кровяная соль смешалась с хлоридом железа. Ивар провел две реакции с разными условиями и получил как растворимую железную лазурь, так и нерастворимую. Потом смешал тот же раствор желтой кровяной соли с железистым купоросом. Белый осадок, напоминающий снег, окислился на воздухе до синего цвета.
— Три варианта, — пробормотал Ивар. — Можно сделать больше, но мне хватит трех.
— Что? Что? Что ты собираешься с ними делать? — всхлипнула Беркана. — Пожалуйста, скажи мне.
— Я ничего не таю от тебя, meine gute, nette{?}[милая моя, добрая] Беркана. Всё, что я хочу, я немедленно сделаю. Я отправлюсь на крайний запад Ётунхейма, к берегу океана, заберусь на вершину горы Лювьяберг по извилистым дорогам, которые полны опасностей для всех, но только не для меня. Я войду в чертог, созданный из костей великана, пройду сквозь огромные ворота, где прутья переплетены меж собой, словно лозы…
— Ты хочешь в Гастропнир? — перебила Беркана, перебивая этот несуразный поток лживого красноречия. — Но ведь это крепость «Сокрушитель гостей»: всем известно, что Менглед ценит одиночество. Она ненавидит все расы, а особенно асов!
— Liebe Беркана, ты ошибаешься, — зловеще улыбнулся Ивар. — Я уже бывал в ее чертоге, когда был логистом. К ученым в Етунхейме особый почет. Да и кто служит Менглед? Хлив, Блидра, Бьёрта — неужели ты по звучанию не слышишь, что это имена ванахеймок да еще и родственниц Фрейи? Пойми, сейчас меня примут даже не потому, что я отверженный и ученый, а потому, милая Беркана, что меня благословили сами дочери Лафея и боги Етунхейма. Если даже асы чувствуют, что со мной что-то не так, то етуны еще скорее почувствуют. Я смогу упросить Менглед показать мне Лэватайн.
— Ну что, что даст тебе меч Суртра, ведь вся документация по нему есть, все свойства известны! Я тебе только что всё рассказала! — Беркана молитвенно сложила руки. — Это самоубийство. Неужели ты так тоскуешь по Раиду, что хочешь и сам погибнуть в чертоге жара или от рук етунов?
— Меня не тронут, — покачал головой Ивар. — Я пойду не с пустыми руками, а с украшениями из ракушек, которые так любит Менглед. Да и она меня знает.
— Видела однажды несколько столетий назад!
— Это неважно, Беркана, пойми, неважно. Мне бы только добраться до меча.
— Но тебе это ничего не даст! — в отчаянии повторила Дочь Одина, не вставая с лавки. Кого она и в чем пыталась убедить? Ведь перед ней вовсе не Ивар, а кто-то чужой.
— Каскет — артефакт Етунхейма. И неважно, боевой или изначальный. Если ты права, если он создан так же, как и меч Суртра, то, имея на руках основу и меч, я пойму, как воссоздать каскет. Его мощь воссияет в моих руках.
— Ты не маг!
— Вокруг меня будет множество магов.
— Которые поймут, что каскет сломан.
— Нет, — грустно покачал головой Ивар. — Никто не знает, что такое каскет, его состав давно утерян. Моя лазурь не вызовет подозрений.
— Вызовет!
— Нет.
— Вызовет!
— Нет.
— Вызо… — Беркана подняла голову. Какой глупый спор. Будто она не понимает, что говорит вовсе не со своим другом. — Я могу всё рассказать мастерам, тебя не выпустят. Ты не получишь осколок Тессеракта. Что ты будешь делать тогда?
— Я не знаю, — Ивар глубоко задумался. Опять наступила тишина, противно давящая на уши. — Но, наверное… Наверное, да, наверное, я убью тебя.
Угроза прозвучала столь спокойно и обыденно, будто убийства были для Ивара в порядке вещей.
— Ты… не сможешь, — у Берканы перехватило дыхание. — Нет, не сможешь.
— Не знаю, — пожал плечами Ивар. — Я уже однажды был осужден за убийство.
— За убийство? Ты? — переспросила Дочь Одина. Час от часу не легче.
— Но я не знаю, совершил ли я его, — задумчиво продолжил ученый, вспоминая далекое прошлое. — Может быть, и нет, может быть, и да. Но сейчас мне кажется, что я бы смог убить тебя. Я не знаю. Не проверяй. Я так странно себя чувствую.
— Ты болен.
— Тогда мне точно к Менглед. Ну же, liebe Беркана, не будь столь сурова и хмура. Пожалуйста, будь благоразумна. Я, наверное, не желаю причинить тебе зла.
— А, я, наверное, боюсь тебя, — пробормотала Дочь Одина, вставая и чувствуя, как колени едва слушаются. — Отпусти меня, пожалуйста.
— Я ведь не держу.
Одинсдоттир бросила прощальный взгляд на каскет и медленно направилась к двери, не сводя глаз с Ивара. Ей казалось, что он в любой момент на нее бросится и зарежет на пороге; что гипотетическая улыбка превратилась бы в злобный оскал, выказывая истинные эмоции аса, который всё время улыбается. Беркана не могла поверить, что благополучно добралась до двери и вышла на улицу. Она дрожала, была настолько измучена, что готова была упасть прямо в снег. Ивар, ее бывший друг, находился во власти каких-то неизвестных существ. Надо помочь ему, спасти, но что она может сделать? Сказать мастерам? А вдруг Ивар разнесет все поселение. Или его изгонят. Или убьют. Беркана понимала, что от ее решения зависит многое, но единственное, что она сделала, это вернулась к Алгиру и попросила понаблюдать за Иваром. Целитель недовольно пробурчал, что и так наблюдает и что лучше бы вернулся Хагалар, без которого вокруг царит хаос.
— Я отправляюсь во дворец вместе с Гери, — сказала Беркана походя. Мысль о поездке не вызывала больше испуга. Напротив, она стала единственным спасением от опасного духа, захватившего тело дорогого друга. А уж косые взгляды в свою сторону она переживет. Наденет шляпку с вуалью. Пускай в Асгарде так не принято, зато лица ее никто не увидит.
— Ты едешь во дворец? — встрепенулся Алгир
— Да. И Хагалар попросил меня взять с собой книги и оборудование.
— Хагалар, — процедил сквозь зубы Алгир, и видно было, что он принимал какое-то очень сложное решение. — Я поеду с тобой. И сам поговорю с Хагаларом по душам.
— Поедешь со мной? — Беркана оторопела. Она вовсе не ожидала такого попутчика. — Но как же Ивар?
— Это моё дело. Я отдам соответствующие приказания. Собирайся, — велел он таким тоном, каким обычно разговаривал с глупыми медичками.
Беркане ничего не оставалось, как подчиниться. События сменяли друг друга слишком быстро. Она так долго раздумывала, с кем бы поехать, но никого не нашла, а тут вдруг спутник сам объявился. Какие еще сюрпризы ожидают ее за этот длинный сумбурный день? И что ожидает ее в новом году, чьё начало ознаменовалось таким количеством несчастий?
Что бы ни говорили психологи, социологи и прочие ученые мужи, любящие потрепать языком, для большинства детей развод родителей — настоящая трагедия. Особенно когда ребенку лет десять: он уже все понимает, а родители являются для него непоколебимыми идеалами, стеной, за которой всегда можно спрятаться. И вдруг в один ужасный день мелкие ссоры превращаются в неразрешимые конфликты, неприязнь — в открытую ненависть, а легкое недоверие — в лютую ревность. Особенно ужасно, когда трагедия происходит в маленьком городке, где все всех знают и сплетни ходят по кругу. Например, в Рованьеми, в городе Йоулупукки, который у путешественников ассоциируется исключительно с радостью и сказкой.
Йохану не повезло потерять отца в возрасте именно десяти лет. Еще больше не повезло ему с матерью, с которой он остался по решению длительного судебного разбирательства. Уже не молодая женщина тратила все силы на поиски нового мужа и почти не замечала сына. Поиски шли два года и увенчались полным успехом. Новый муж и новый папа — успешный работник незначимой для ребенка промышленности — вошел в их жизнь. Он был чрезвычайно высок, бледен, холоден, строг, но обладал незаурядным чувством юмора и знаниями, превосходящими даже знания прадедушки. Сначала отношения не заладились, но постепенно Йохан приспособился к нехитрым правилам, которые отчим установил в доме. К концу школы место родного когда-то любимого отца в сердце мальчика полностью занял отчим. А потом жизнь завертелась: университет, собственная квартира, стажировка в Америке, предложение работы — и всё благодаря новому отцу. В детстве Йохан терпеть не мог английский, но отчим настоял на идеальной выучке. Причем настоял весьма оригинальным способом: прекратил разговаривать на финском, принуждая и жену, и пасынка перейти на международный язык. По-английски он говорил красиво, почти Шекспировским языком, так что к концу школы Йохан знал английский не хуже родного и легко смог устроиться в Америке. Его звали на разные должности, но душа его лежала к детям. Он устроился преподавать математику в престижную школу в тихом районе. Кроме математики, он увлекался физикой, особенно оптикой: читал научные статьи, немного писал сам и в конце концов добился дополнительных занятий по физике с заинтересованными учениками, во время которых простым языком объяснял сложные явления. Дети с легкостью выигрывали физические конкурсы, а учителя не могли нарадоваться на подспорье в виде кружка. Все понимали, что у молодого педагога настоящий талант к преподаванию.
Новый две тысячи четырнадцатый год начался для Йохана с поездки в родные земли. Он собирался навестить семью на Рождество, но неожиданные дела задержали его, хотя он клятвенно пообещал матери, что приедет. Нарушать свои обещания он не любил, поэтому договорился, что в школе его на неделю заменят, а сам сел в самолет, который несколько часов спустя доставил его в старушку-Европу.
Дома его ждали и мать, постаревшая, но отчаянно молодящаяся, и отчим, который, как казалось Йохану, нисколько не изменился за пятнадцать лет брака. Ближе к вечеру приехали бабушка, дядя и двоюродная сестра с мужем и ребенком. Собралось небольшое веселое застолье, во время которого отчим не выпил ни капли и знаками велел пасынку не пить. Йохан удивился, но вспомнил, что тот никогда ничего не просит просто так. В детстве его просьбы казались приказами, и первые годы Йохан отчима скорее боялся, чем любил, но потом они притерлись друг к другу.
В Америке январь был временем плохой мокрой погоды, зато в Финляндии снега было столько, что хватило бы на три Америки. Йохан скучал по снегу, поэтому, как только жаркое и картошечка перебрались в холодильник, он предложил погулять и слепить снеговика. Однако родственники только замахали на него руками. Они-то к снегу привыкли и с гораздо большим удовольствием обсуждали последние новости, чем наслаждались морозом. Даже троюродный брат не захотел играть, потому что вот-вот должны были подать мороженое со сливками. Йохан решил предпринять вторую попытку после десерта, но вдруг услышал:
— Я пойду с тобой.
Отчим с трудом встал из-за стола, отодвигая тарелку.
— Нам есть, о чем поговорить.
Йохан кивнул. Он любил говорить с отчимом наедине, потому что тот всегда высказывал нетривиальные суждения и мысли, до которых сам молодой человек никогда бы не додумался.
Они вышли на лужайку, покрытую в теплое время года ковром трав и цветов. Йохан принялся лепить большой снежный ком, параллельно рассказывая об успехах своих учеников в математике и про их заинтересованность в физике. Некоторые из его первых выпускников поступили в престижные вузы и благодарили его за прекрасные уроки либо лично, либо по почте. Отчим слушал, не перебивая, порой задавая уточняющие вопросы, и Йохан искренне радовался его заинтересованности.
— Послушай, — внезапно перебил его рассказ отчим, отделяясь от стены и вылепляя голову снеговику идеально округлой формы, — как бы ты отнесся к дополнительному заработку, который составил бы… сто тысяч евро в месяц чистым золотом?
— Э? — Йохан повернул голову. — Сто тысяч? Золотом? Пап, во что ты ввязался?
Перед его мысленным взором встали наркотики, ИГИЛ, прочие террористические группировки, черный рынок рабов и только в самом конце — работа на правительство не то США, не то Финляндии.
— Хорошо, не хочешь сто тысяч евро, можем обойтись и тысячей.
— Это такая шутка? — Йохан бросил недоделанного снеговика. Вроде отец не пил, а уже бредит. Да раньше он мог пить виски чуть ли не литрами, и ничего ему не было. Неужели стареет? Или экология так плохо влияет?
— Я не шучу, — отчим грозно сложил руки на груди. Грозная поза выглядела комично в коричневом пуховике и варежках с оленями, но Йохан всё равно почувствовал себя маленьким мальчиком. — Я предлагаю тебе во внеурочное для тебя время преподавать взрослым математику, физику, быть может, химию или географию — одним словом, науки, в которых ты так хорошо разбираешься.
— Это социальная программа для беженцев? — переспросил Йохан, тут же давая себе мысленного пинка. За социальную работу не платили бы таких денег. — Мне в Африке придется работать или… А с каких пор ты занимаешься образованием? — перебил он сам себя. — Ты сменил работу? И не написал мне ничего?
— Нет, — голос отчима становился всё холоднее. — Прогуляемся?
— Куда?
— Вон туда, — он указал на сарай, где хранились никому не нужные вещи, которые мама всё забывала отнести на блошиный рынок. Йохан с тяжелым сердцем направился к сараю. Он начал догадываться, что происходит. Секта. Мусульманская или… какие еще бывают секты? Придется обучать террористов, чтобы они потом что-нибудь взорвали. Еще свежи воспоминания о теракте во время бостонского марафона в марте и в Карачи в апреле. Вот ведь неудачно приехал! Хотел повидать семью, а тут такое дело!
Отчим, тем временем, открыл дверь сарая, включил свет и закрыл дверь на ключ, стоило Йохану переступить порог. Последнему стало немного не по себе, хотя в детстве он часто играл здесь в прятки с приятелями и знал местное барахло лучше, чем мебель в собственной комнате.
— Мы за лыжами? — задал он глупый вопрос, просто для того, чтобы хоть немного разрядить атмосферу.
— Нет. Хотя найти лыжи — неплохая затея. Завтра можно было бы покататься. Но это завтра, а сейчас можешь зажмуриться? Иначе у тебя все поплывет перед глазами.
— Пап, ты что, предлагаешь мне наркотики? — встрепенулся Йохан и сделал два шага назад. Он уже собирался защититься первым попавшимся предметом, но отчим перехватил его руку и. перед глазами и правда всё поплыло. Будто он пьян или… Йохан не успел додумать мысль, как вдруг очертания сломанного детского велосипеда сменились на очертания маленьких домиков, словно сошедших со страниц исторической книги. В воздухе кружил снег, неподалеку возвышались горы, а вокруг ходили люди — скандинавы в шубах и дубленках немодного покроя.
— Эээээ, — только и сумел глубокомысленно выдавить Йохан.
— Мне проще сразу перенести тебя в Асгард и избавить себя от долгих объяснений и твоей недоверчивости, — строго произнес отчим, кивая некоторым людям вокруг.
— Асгард? Вальгалла? Я… умер? — сиплым голосом спросил Йохан, судорожно себя ощупывая.
— Я столько лет потратил на твое воспитание, а ты всё же не умеешь быстро соображать, — вздохнул отчим и резко продолжил. — Чтобы сразу уладить все формальности. Меня зовут Перту, я — ас и живу в вашем мире, потому что так нужно асам. Поскольку наши законы физики схожи с вашими, но асы их не знают, то нам нужен человек, который даст нам первичные представления о вашем мире. Потом мы наймем себе учителей по каждой из наук и спустимся в мир смертных. Не всё же людей сюда доставлять. Но на первых порах нам нужны первичные представления о вашей науке и, главное, — жизни. И ты их нам дашь. Деньги — не вопрос. Время — какое тебе удобно. Наши занятия не должны мешать твоей основной работе. Никто ни о чем не должен знать, — Перту протянул руку, и смартфон Йохана, лежавший в заднем кармане джинсов, медленно поплыл по воздуху на глазах обескураженного владельца.
— Да, я волшебник, можешь не спрашивать. И я лично прослежу, чтобы никой Мид… земной техники у тебя с собой не бывало, когда ты сюда приходишь. Нам не нужны проблемы.
— Ээээ, — ничего более разумного Йохан так и не смог из себя выдавить. Вот уж чего он точно не ожидал от своей скромной жизни, так это Асгарда. И того, что его отчим — не человек. Но делать было нечего и возражать чародею не хотелось. Его перенесли в Асгард каким-то неведомым образом и ждут немедленного решения.
— Мама волноваться будет, — едва выдавим он. — Мы… не вернемся домой?
— Естественно, вернемся, — кивнул Перту, и Йохан не смог сдержать вздоха облегчения. — Я не похищаю тебя, я даю работу, за которую ты будешь получать чистое золото и которая для тебя будет очень проста. Справляешься же ты с глупыми детьми и даже без применения насилия.
— Насилие у нас запрещено, — механически подтвердил Йохна.
— Раз даже глупые дети, — продолжил Перту, пропустив мимо ушей последние слова пасынка, — даже отстающие понимают твои объяснения, то мы тем более поймем.
— Эм, ну, ладно, — Йохан и опомниться не успел, как за него все решили. — А сколько у меня будет учеников? И что именно мне надо преподавать?
— А это мы решим на первом уроке, — милостиво объяснил Перту, вновь беря Йохану за руку и возвращая в сарай. — Сколько тебе надо времени на подготовку к первому уроку, положим, физики? А? Ты меня слушаешь?
Но Йохан, словно загнанный зверь, осматривался в сарае. Может, ему всё привиделось и ничего не было? Какие-то две минуты прошли. Быть может…
— Смотри сюда! — послышался злобный голос отчима, и смартфон полетел прямо в руки к Йохану. Он судорожно вцепился в гаджет, чтобы тот ни в коем случае не упал и не улетел за шкаф с грязными банками.
— Я… Это неожиданно, — выпалил он, пряча телефон. — Не знаю. Завтра. Можно попробовать. А что будет, если у меня не получится?
— Ты плохо знаешь финский язык? — язвительно спросил отчим. — Или забыл основы физики курса средней школы?
— Финский? — переспросил Йохан, не веря своим ушам. — А асы в Асгарде говорят на финском?
— Асы в Асгарде говорят на любом европейском языке, — гордо сообщил Перту. — Так что тебе есть, чему у нас поучиться. И ни слова матери или еще кому-то, иначе…
— Что? Убьешь меня? — выпалил Йохан.
— Ты моя семья, так что просто наложу чары забвения. И ты никогда больше не попадешь в магический мир, — с этими словами Перту вышел из сарая, и Йохан тяжело поплелся за ним. В детстве он мечтал найти волшебный шкаф и попасть в Нарнию. Мечты сбываются.
Тор вернулся в Африку на следующий день и нашел Беннера в условном месте в крайнем душевном расстройстве. Брюс всю ночь не спал, обдумывая приближающуюся поездку, а поскольку после блистательного появления Тора оставаться среди туземцев было опасно, он попросил друга немедленно переправить его в Америку. Тор с радостью согласился, и синее марево Тессеракта ослепило их обоих на мгновение.
Оказавшись в давно пустующей квартире, Беннер с живым интересом принялся изучать показания метеостанции, а также состав воды и некоторых мелочей, вроде коры деревьев, которые Тор принес по своему усмотрению. Сыну Одина быстро наскучило наблюдать за ученым, а отрывать Беннера пустыми разговорами он не хотел, поэтому устроился на ближайшем стуле, положил молот на соседний и взялся за какую-то книжку по физике. Сперва он ничего не понимал, но постепенно нашел сходство между ней и законами родного мира. Наука людей и асов была в общем-то схожа, расходились детали.
— Превосходно, — послышался довольный голос из-за стола. — Почти все показатели в норме, только воздух чище. Как же похожи миры, в которых зародилась клеточная жизнь. Фотосинтез, круговорот воды в природе, консументы и редуценты… Похоже, что клетки вашего мира ничем не отличаются от клеток нашего, но стоит изучить их подробнее. Были бы у меня более мощные микроскопы и более пригодные объекты для тонких срезов.
— Я не чувствую никакой разницы между моим и твоим миром, — сказал Тор, потягиваясь и откладывая книжку в сторону. — Так мы отправляемся?
— Нет, — Беннер встал и размял затекшие конечности. — Я просил тебя привести мне образцы вашей материи, чтобы разобраться, что именно мне следует взять с собой. Да и надо будет еще несколько раз изучить показания метеостанции. Слишком уж наши миры похожи. Так что, если время терпит, то подожди еще хотя бы три дня. И скажи, надо ли мне являться с дарами твоим родителям?
— Отец ценит трофеи, добытые в бою, — задумчиво произнес Тор после небольшой паузы. — Его больше всего интересуют твои ратные подвиги.
— То есть Халк, — переспросил Беннер, и тон его голоса Тору не понравился.
— Я хотел сказать, что если у тебя остались какие-то части читаури, то они порадуют отца, — поправился Тор. — Ведь захватчики пришли из самой Бездны.
— Остались, — кивнул Беннер. — Мы со Старком долго их изучали. А что твоя мать?
— Мать? — Тор еще сильнее задумался. — Благовония или что-то из курительного табака с какими-нибудь фруктовыми запахами.
— Экзотические вкусы у богини скандинавского пантеона, — рассеянно усмехнулся Беннер.
— Мама любит заморские диковинки, — признался Тор, который не разбирался в подарках, знал только, какие дары преподносили друг другу правители соседних миров.
— Я понял. Попробую что-нибудь раздобыть.
Тор хотел было снова отправиться в ЩИТ, чтобы передать Джейн сведения о точной дате поездки в Асгард, но Беннер уверил его, что сам напишет ученой, чья электронная почта оказалась в открытом доступе. Таким образом, Тор вернулся домой раньше назначенного срока и успел на ужин, где, к своему удивлению, обнаружил Беркану в странной шляпке с вуалью, мешавшей беседе с царицей.
— Ты вновь вернулся один, — тихо заметил Всеотец, стоявший в тени колонны вместе с Хагаларом.
— Через три дня вернемся вдвоем, — заверил его Тор, приветливо кивая Беркане. — Я страшно голоден.
Оказалось, что в честь высокого гостя велели накрыть стол в малой трапезной зале. Один не пожелал вернуться в большую залу к придворным, поэтому слугам велели разливать мед по кубкам. Столом руководила Фригг, которая посадила Беркану между Тором и Локи с одной стороны, а сама села между Одином и Хагаларом с другой стороны.
— Прелестное зеркало получилось, о милая Фригга, — улыбнулся Хагалар своей обворожительной, чуть насмешливой улыбкой. — Старость смотрит на молодость. Наше наследие, наше будущее. Узнаю себя тысячи три лет назад. Мы были так дружны, и ты восседала между нами, как сейчас. Вот были веселые времена, когда мы были молоды, прекрасны и жили друг ради друга.
— Ты всегда жил только ради Асгарда, — вздохнула царица и больше не вступала в беседу. Тор заговорил с Локи, хотя через Беркану делать это было ужасно неудобно. Отверженная была готова поменяться, но Фригг не позволила. Почему-то ей было принципиально важно, чтобы они сидели именно так, а не как-то иначе. Локи выглядел бледной тенью самого себя и даже не поинтересовался, кого из людей собирались пригласить на пир. Тор видел, что брату всё ещё плохо и хотел было рассказать о Беннере, но поймал на себе недовольный взгляд отца и замолчал, так ничего толком и не сказав. Больше всего за столом говорил Один — рассказывал Хагалару и Беркане об их будущей совместной работе, посвященной изучению частиц из тела Локи. Один объявил, что из поселения прибыл целитель, который осматривал недавно Локи, и что не стоит пренебрегать его заботой. Брат согласился без всякого энтузиазма. Тору было скучно сидеть за столом и слушать про потусторонние частицы и незнакомых врачей. Все обещания Хагалара не имели силы, пока не приехал Беннер. Человек сперва должен осмотреться в чертоге и только потом, если пожелает, посетит мир отверженных. Хотя Тор и помнил о стремлении Беннера починить каскет, он считал это не более чем предлогом. Если уж агенты ЩИТа ничего не смогли сделать, что уж говорить про одного ученого?
По-настоящему интересно царевичу было натравить Халка на отряд асгардских воинов во главе с Гринольвом. Последний не раз хвастался, что умудрялся побеждать огромных великанов, не неся потерь, но, на взгляд Тора, его тактика давно устарела. Все доблестные воины сходились на том, что тот, кто проспал несколько тысячелетий, не знает достижений военной науки, а значит, не может вести в бой войска. Так думали все, кроме Всеотца, который настаивал на том, что до сих пор не родился столь великий воин. В этом был весь отец: слишком консервативный, цепляющийся за прошлое и за старых друзей, коих осталось совсем мало. Тор хотел многое изменить в царстве богов, но пока не получалось склонить отца даже к небольшим реформам. А вот поставить на место Гринольва, привыкшего, что ему все беспрекословно подчиняются, и поэтому никого не слушающего — можно уже сейчас. Правда, Халк по-настоящему опасен, но Тор знал, что его можно обратить в Беннера, сбросив с большой высоты, а высокие скалы нависали над океаном неподалеку от столицы. Всё было предусмотрено, осталось дождаться гостей.
====== У НАС СЕГОДНЯ ПОСЛЕДНИЙ ПРАЗДНИК!!! ======
Приветствую вас, дорогие читатели!
Вот мы и празднуем шестую годовщину повести. Неожиданно это, честно говоря. Хотя над предыдущим огромным проектом по «Сейлор Мун» я тоже работала шесть лет, не прерываясь, так что цифра для меня привычна. Но с той повестью я все же уложилась в шесть лет, а с этой — нет. Видимо, уложусь в семь.
Конец близко: у меня прописан план всех сцен, а многие из них уже набраны. Главы сложены до 92-й включительно, правда, еще не доведены пока даже до того, чтобы их фелагу показывать.
Однако на самом деле понятие «конец» относительно моей повести — вещь абстрактная. Еще шесть лет назад я заложила себе бомбу замедленного действия, чей эффект в полной мере ощущаю лишь сейчас: я решила уйти от классического построения сюжета. Что есть в любом сюжете? Некая проблема, которую герои постепенно решают, приближаясь к цели. И такая проблема изначально была — каскет. Но мне стало интересно, что будет, если эта проблема так и останется висеть в воздухе: его не разберут, не соберут и не откажутся от идеи собрать. Просто он как-то сам собой уйдет на второй план и станет ненужным. Большинство читателей, думаю, уже и забыло, что изначальная проблема была именно в Каскете, ведь появилось много других проблем, которые и определили формат повествования. Фактически у меня получилось бытописание, дневник кучи персонажей (если быть точной, то двенадцати), и его нельзя закончить, потому что после каждого дня начнется следующий, а одна решенная проблема не значит ничего, ведь в любой момент может появиться следующая. В повествовании должна быть жирная точка, но поставить жирную точку для всех персонажей просто невозможно. Какая она может быть? Всеобщее уничтожение: хороший вариант, но обидный. Победа промышленной революции? — Неплохо, но это возможно только спустя столетия, а у меня все повествование укладывается в полтора года. Воцарение Локи? — На этом надо будет убить практически всех дворцовых персонажей. Война с Мидгардом? — Так мелкие проблемы персонажей она не решит. И прочее. Поставить жирную точку возможно только в отношении Локи и его основной проблемы, однако и она претерпела видоизменения. Изначально я задумала противопоставление друзей Локи во дворце и в поселении, но сейчас персонажи из двух локаций сильно перемешались. Линия Локи претерпевала за шесть лет большие изменения.
Первые пять частей все шло как по маслу, но в шестой у меня предполагался такой поворот сюжета: Локи уезжает во дворец и гостит там некоторое время, а в поселении происходит активное действие. Локи возвращается в поселение и приходит в ужас от того, что видит… Однако уже к 70-м главам я поняла, что моя идея, без которой закончить повесть невозможно, трещит по швам: Локи незачем ехать во дворец, а, главное, я не знаю, что там с ним должно происходить. Нет у меня ни идей, ни интриг, ни конфликтов во дворце. Тогда я решила сделать ход конем и ввести Гринольва, который в повести вообще не предполагался, был придуман не мной и прочее. Ввела, но он сразу же помчался в поселение и как-то конфликт между ним и Локи не получился. Он оказался непригоден к той роли, для которой я его изначально готовила. И я смирилась. Летом 2017 года мы с одним из членов фелага полностью переписали конец, убрав блок, посвященный Локи во дворце. Сценарий был готов, остались только сцены с сестрой Локи и Беннером, и все, повесть закончена. И вот появляется сестра… Первый диалог между ней и Локи должен был занять строчек десять, после него Локи должен был ненадолго поехать во дворец, а потом отправиться с сестрой на подвиги. Но при построении этого диалога меня унесло в такую жуткую сторону, которая не предполагалась никогда прежде: все эти высшие силы Етунхейма, видения и избранность Локи и Ивара — не было этого в сценарии. Зато, вуаля, Локи оказался во дворце! И я смогла вернуться к изначальному варианту сценария. А тут еще и софелаговец напомнил про пару ключевых сцен, которые предполагались по изначальному плану, но про которые я благополучно забыла. Так что на данный момент повесть вернулась в те рамки, которые я для нее заранее определила. И все еще единственное, что осталось прописать — это Беннер и сестра Локи (надо же таки впихнуть сюжет с ней, который случайно отсрочился). Надеюсь, что в сто глав мы уложимся.
В честь последнего (надеюсь) праздника я решила немного рассказать вам, дорогие читатели, о закулисной жизни повести.
Итак, первая и главная новость: недавно я наткнулась на чудный фанфик Znaika. Это фанфик-загадка, в котором всего лишь сто страниц. Он чем-то похож на мою повесть, разве что тайны раскрываются там гораздо подробнее: почти во всех случаях автор не ограничивается намеками. Чудный фанфик, всем рекомендую. Я читала его в несколько приемов и в результате не разгадала большую часть загадок. Даже при ста страницах удержать в голове мелкие детали оказывается невозможно. Что уж говорить о тысяче страниц моей повести. Думаю, все читатели, которые дошли до восьмидесятых глав, обнаружили, что у большинства героев (Один, Фригг, Хагалар, Ивар, Раиду, Беркана, Гринольв и прочие) есть загадки прошлого. По тексту разбросано достаточно подробное описание последних трех тысяч лет. Я понимаю, что разгадать загадки и понять всю цепочку событий при первом прочтении невозможно, поэтому первое очень неприятное для большинства открытие: если вы хотите разобраться, что происходит в тексте, вам надо прочитать его дважды. В повести очень много примерно таких казусов: намек из 15-й главы аукается в 32-й, а подробно раскрывается в 66-й (цифры взяты с потолка). Это невозможно отследить при первом прочтении, особенно если вдруг среди вас, дорогие читатели, еще остались те, кто читает прямо с 2012-го года по ходу выкладки глав. Да, я в разборах даю пояснения, но все же в основном я поясняю реалии древней Исландии и прочих стран, про которые пишу, а не раскрываю загадки повести. Помочь Вам может только «Судьба Локи»: там те же персонажи, только под настоящими именами, и загадки те же, но раскрыты с другойстороны… Впрочем, быть может, вам вовсе не интересны загадки персонажей, и вы наслаждаетесь тем, что происходит сейчас? В таком случае мои вам поздравления!
Вторая новость: мне как-то говорили, что у меня мало Локи. Меня это удивило (вроде весь сюжет крутится вокруг Локи), и я посчитала, во скольких главах какие персонажи действуют, заодно таким образом я смогла выделить главных и второстепенных (а то многие запутались, где у меня какие персонажи). Это результаты анализа 92 глав.
Локи — 74 главы
Хагалар — 62
Один — 47
Ивар — 46
Беркана — 40
Тор — 39
Раиду — 39
Фригг — 37
Ивар-2 — 27
Сиф — 23
Лагур — 23
Алгир (врач) — 22
Двенадцать персонажей появляется больше, чем в двадцати главах повести. Из них пятеро каноничных. Но, что интересно, если посмотреть, какие персонажи больше солируют (через чью призму восприятия мы смотрим на мир), то результаты будут совсем другими:
Локи — 57
Тор — 22
Хагалар — 21
Ивар — 19
Беркана — 18
Один — 17
Раиду — 16
Фригг — 14
Наутиз — 11
Алгир (врач) — 9
Ивар-2 — 6
Ингвар — 5
(Остальные солируют 4-1 раз, я их решила не указывать).
Обратите внимание, в обоих случаях персонажей по 12, но это разные 12 персонажей! В действующих лицах есть Сиф и Лагур, а в солирующих их место занимают Ингвар и Наутиз. Меня саму очень удивило, что Фену не попала ни в один список (мне казалось, что ее довольно много). В списке упоминаемых видно, что главное противостояние — это Локи и Хагалар (удивительно, что так мало Одина). Ну, а дальше идет фелаг и семья, что понятно: Локи ведь мотается между двумя мирами. А вот графа «солирования» удивила меня безмерно: я и не думала, что у меня ТАК много кусочков от имени Локи. Почти в три раза больше, чем у всех прочих. И то, что Тор следующий за ним — тоже удивительно, мне казалось, что братским отношениям я уделяю мало места. Хагалар и Ивар буквально дышат друг другу в затылок: из-за последних глав Хагалар оказался впереди, а так Ивар его обгонял (у него очень удобный характер для фокального персонажа). У Берканы тоже характер подходящий.
Забавно получилось с женскими персонажами: их по три в обоих списках, причем в первом списке они занимают пятую, восьмую и десятую позиции, а во втором — пятую, восьмую и девятую.
Третья новость: сейчас, когда повесть почти закончена, хочется поделиться наработками персонажей. Это то, с чего все начиналось, та матрица, которая была у меня в голове, когда я садилась писать. Вам решать, насколько сильно изменились персонажи относительно того, что должно было быть изначально:
Хагалар:
Беспорядок на рабочем месте. Насмешничает. Говорит с прилагательными. Гордится Берканой, смеется над Раиду, с Лагуром не ладит, с Иваром никак. Фригг почитает. Когда-то поставил условие Одину насчет Локи. Любит гладить по голове. Цокает языком. Позволяет себе презрительно говорить об Одине. Руки светятся белым светом при контакте с магами. Говорит намеками. Локи для него значим. Шрам на руке. Говорит «Фригга». Для Берканы: всегда аккуратно одет, много сарказма, смотрит на вещи просто, помогает ей. Он никогда не приходит просто так. Устает от сборищ, обычно работает с книгами или малыми фелагами. Улыбается. Не верит в историю Локи. Своя идея: Один иТор скинули Локи в пропасть. Хочет обучить Локи магии, направить на путь истинный. Дружит с Фригг. Считает Локи пакостником, настраивает других против него. Всех задевает высокомерием.
Раиду:
Гений науки с чудо-интуицией, лично создал чуть ли не сто артефактов. Всегда с Иваром. Беркана занимается глупостями. Ненавидит Хагалара, его манеру говорить. Обожает Локи как бога. Презирает Одина, ценит магию Локи. Интересуется судьбой Локи и бездной. Над Лагуром смеется, но признает его заслуги. Сидит развязно. Его любимая поза: притянуть ногу к подбородку. Разочаровался в асах. Гневится, но потом гнев проходит, он выдыхается. В моменты гнева может ударить. Не очень молод. Раиду считает, что Локи все делает ради брата. Из чувства справедливости в свое время разделил наказание с Иваром. Общается с Локи на «вы». Не любит магиологов и женщин-естественниц. Уверен, что Локи не добровольно в поселении. Любит спорить. Презирает людей. Изучает историю людей. Из-за Локи ссорится с братом. Достает Локи рентген. Его бесит дружба Ивара и Локи.
Ивар:
Дико вежлив. Ко всем прикасается или подходит очень близко. Фокусы. За науку. Обожает брата, называет «братом». Со всеми вежлив, но ему никто не нужен. Носит с собой карты. Останавливает брата. Учит химические таблицы. Встает, если долго говорит. Был логистом, потом ушел в науку вторично, так как там брат. Считает Локи возможностью выбраться из поселения. Его все любят, хотя он никому не помогает. Дружит с принцессами Етунхейма, хочет жениться на одной из них. Был раньше женат, есть ребенок. Обожает химию, фокусы и брата. Инициирует игры фелага.
Лагур:
Поэтический. Создал одежду Локи. Читает Гете, стихи цитирует, говорит стихами. Читает, потом резко встает и что-то делает. Никто о нем ничего не знает. Обожает Фрикку. Говорит: Вотан, Доннер, Логе. Был на Земле, видел Вагнера. Не реагирует на речи, к нему обращенные. Говорит мало, но по делу. Судит о религии. Любит людей. Любит работу, в отличие от остальных. Как ни странно, много чего открыл, выдумал заклинание на немецком. Обожает Германию, думает только о немцах. Не видит людей, видит цель, к которой можно прийти через людей. Замечает многое, но вроде бы ничего не видит.
Беркана:
Ожог на пол-лица, узкие бедра, широкие плечи — некрасива. Работает в шлеме, имеет свой дом. Занимается алхимией, считает, что у людей была магия. Обожает Хагалара, недолюбливает Локи, любит Лагура, к Ивару и Раиду почти никак, но Раиду ей не нравится. Не образована. Молитвенно складывает руки. Слушает Хагалара, является его шпионкой, хотя сама этого и не знает. Она+Алоизетта. Интересуется наукой, любит возгонку и прочее. Мечтает о замке, почестях, семье. Перерисовывает. Руки холодны после работы. Хотела быть естественником, но не получилось. В отношениях Локи-Ивар-Раиду стандартная четвертая.
Дагар:
Осло. Эмоционален. Против нынешнего премьер-министра. Очень много сленга. Радио и телеграф хочет в Асгард. Юморит. Любит людей и их продажность. Загорается идеями.
Ингвар:
Дружит с Наутиз. Марсель: секретное химическое предприятие. Скептик. Юморит. Интернет и телевидение хочет в Асгард. Против меркантильности, за красивые идеи.
Беркана-2:
Молода, жизнерадостна, быстра, на всех висит, повторяет слова дважды-трижды, ушла от родителей, надоедлива.
Фену:
Посредственная магичка, хочет роман с Локи, восхищается его работой, хочет знать правду о его семье и о нем.
Такими должны были быть персонажи. А то, что ниже, — это первая раскадровка повести, которую я продумывала еще летом 2012 года, когда писала одноименную статью. Странно, что она начинается со второй части, учитывая, что я точно помню: никакой первой и не должно было быть. Тор приезжает в поселение, наблюдает за экспериментом брата, а дальше даются быстрые флешбеки по поводу того, как Локи оказался в поселении (одну страницу должно было занимать то, чему в реальности пришлось посвятить всю первую часть).
Часть 2
1) Эксперимент, где Локи создает артефакт
2) Локи и Тор
3) Тор: мысли о Локи — диалог с отцом (почему ты его не наказываешь?)
4) Локи вспоминает первый день в поселении, думает об окружении
5) Фелаг вместе, но опыты не проводят
6) Локи ужинает (разговор)
7) Один-Локи
8) Локи в лабораториуме работает
Часть 3
1) Тор и друзья: о жизни, о пирах
2) Фригг-Хагалар: вернись домой!
3) Фригг и Локи беседуют о мирах, воспоминание о Тессеракте
4) Собрание фелага — чего достигли (монолог Лагура)
5) Карты — играют.
6) Ивар и Локи беседуют о каком-то артефакте, Раиду злится.
7) Беркана-Хагалар-Локи: о химии, о Земле
Часть 4
1) Бедминтон
2) Тор-Локи
3) Фригг-Один о Сиф, о коронации
4) Фелаг: о свадьбе Сиф-Тора, Локи о ней узнает. «А кто моя невеста?»
5) Бадминтон-2: Тор наблюдает.
6) За едой: химия
7) Какого это, когда тебя пытают свои?
Часть 5
На Земле (все диалоги)
Часть 6
Брюс в Асгарде
Как видите, все пункты так или иначе в повесть вошли, но в другом порядке (правда, некоторые записи расшифровать уже невозможно).
И напоследок смешные правки моего дорогого старейшего члена фелага:
Глава 64
Наутиз посмотрела на исписанные листы. Исследования Одина и Фригг не несли никакого вреда, опасен только сравнительный анализ, и его надо уничтожить. Но если она это сделает, то вся многодневная работа пропадет — ей не воспроизвести своих
выводов. Закопать, сжечь — слишком сложно (растворить, растворить!)… Больше суток ушло на переписывание текста одним из нескольких распространенных в поселении
шифровальных кодов с заменой всех имен и нескольких переменных (что в общем-то никак не решило проблемы с хранением\уничтожением оригинала).
Глава 65
Годовщину совместной жизни с богом отпраздновали очень пышно: пили три дня и три ночи, благо, было что. (И ведь главное все бросили свою обожаемую работу)
В отличие от вертолета у квадракоптера были четыре винта, карта памяти и симметричная внешность. Его можно было запускать высоко в небо, а потом возвращать одной кнопкой — аппарат запоминал точку старта. (Фотоаппарат/камеру они еще не придумали к нему прикрепить или отобрать у того самого логиста не смогли? :)
Радужные воспоминания и мечты о счастье оборвал нежданно вернувшийся Вождь. Он заглянул буквально на минутку (вот как можно определить насколько именно он приперся? Может он хотя бы с учетом их погоды пройдет, например, не снимая плаща), бросил на остальных больных такой взгляд, что они поспешили перебраться в соседнюю комнату, а сам присел на полу подле лавки Раиду, несмотря на все попытки ученого отстраниться и дать понять, что разговаривать он не желает.
Раиду поднял голову. Все эти сложные политические выверты были выше его понимания (особенно в стрессовом+обдолбаном состоянии) да и могли оказаться плодом фантазии старого, выжившего из ума мага.
— Ты пытаешься положить к ногам Локи промышленную революцию (вот то, что он революцию собирается именно «положить» это да, но давайте что-нибудь пооптимистичнее, например, преподнести новую промышленную формацию), усовершенствовать Асгард, — продолжил Хагалар, — а я предлагаю тебе подарить плоти и крови Одина весь Асгард, посадить его на трон и прекратить бесконечную войну между
мирами.
Пока миры поймут, что происходит, укрепим армию, а если еще и проблема рождаемости разрешится благодаря Мидгарду (/использованию Мидгарда — уважать его попрежнему никаких оснований)… (Полагаю, что для соблазнения Раиду высокими материями стоит более однозначно очертить его роль в построении лучшего будущего, например, ты и твои последователи укрепят армию и все что там дальше нужно сделать)
Глава 66
Сын Джозефа с явным недоумением слушал рассказ Берканы (что за просветительское обострение? ну и собеседника она конечно подобрала для такой тематики. Решение-лайт — множественное число: рассказы/каждый рассказ) о том, что все металлы состоят из ртути: гермафродита среди металлов — текущего, но не мочащего поверхности, и серы — жизненного огня, сгорающего и испаряющегося без остатка.
Не сразу — пройдет миллион лет, прежде чем он разрушится, но это будет начало легендарного Рагнарека. Пускай и длительного (как будто у них есть подробные планы как минимум нескольких Рагнареков. Больше фатализма, больше: Вслед за Ётунхеймом исчезнут один за другим все миры).
Беркана изучила книжицу с большим интересом и решила взять с собой — показать Локи (какая милая книжки монстрам возит).
Наконец-то наступила долгожданная зима! (так вроде зима еще в прошлой главе наступила, по меньшей мере официально, здесь скорее устойчивые заморозки)
Рабы перешептывались между собой, решая, кому ехать в пургу за царицей, однако Локи
велел подождать. Если таинственные таблетки не помогут, придется вызывать мать и придумывать очередные путаные объяснения (научиться уже должен был за столько-то лет), но пока есть хоть малейшая надежда.
Сначала процветание Асгарда, потом полная власть над всеми мирами. Он преподнесет отцу то, что никто другой не может — запасы продовольствия и шерсти (маловато даров, список же можно растягивать почти бесконечно), сытую, счастливую жизнь.
Царевич был окрылен идеями и планами. Для всех он сын Одина, и именно здесь, в поселении отвержденных (все замерзли к чертям до состояния льда с такой погодой — опечатки неиссякаемый источник лулзов), он в полной мере осознал, насколько могущественен этот титул.
— Локи, — приторно мягко завел речь Ивар, — пожалуйста, расскажи, что случилось в Бездне с каскетом? (вот прям так с порога в лоб? Ни здрастье, ни извините, что побеспокоили, ну реально, может он хотя бы извинится за раннее вторжение, например) Кто его сломал?
Поэтому я все же прошу тебя хорошо подумать над моим предложением: то, что ты полукровное существо (может хватит ему этим тыкать, хотя бы «твое происхождение»), дает еще большие возможности в обучении, чем если бы ты был обычным асом.
Отдай мне каскет (настало время пожалеть Каскет, чудо, что он его сам не уронил с этим разочаровывающими выступлениями), стань снова асом.
— Позволь уверить тебя, что никому ничего не станет известно, — мягко произнес Ивар, доставая карты и тасуя их невероятно сложным способом (эээ, а ему не надо в тихую переть каскет на новые опыты, куда он один и пустыми руками собрался?).
Стоило Локи открыть рот, как одним молниеносным движением его схватили за руку. Голубая вспышка резанула по глазам, а Хагалар впал в транс…. Вырываться было бесполезно, так что Локи лег на кровать, оставив руку в полном распоряжении Вождя. Его сморил сон (ничего так у него отходяник после случившегося), и он бы заснул, если бы новая вспышка не резанула по глазам — Хагалар вернулся в мир.
Глава 67
Один прогулялся вдоль вечно бушующей реки Тунд, на дне которой покоились (если она такая уж бушующая, а к телам, хочется верить, никто камни не привязывал, то может обойти этот момент вроде — которая стала непреодолимой преградой для десятков.) тела не одного десятка шпионов, задумавших пересечь ее без личного приглашения кого-нибудь из асов.
Скоро наши ученые снова поедут в Мидгард и соберут-таки злосчастный ларец (и все-таки я не догоняю, чего ж они такого наобещали землянам, что теперь практически обязаны тащить Каскет обратно) никакого другого здравого мотива для этого я не могу вспомнить).
— То есть ты пытаешься сделать из него себя с помощью рабов (WTF??? Когда это их успели разжаловать?) поселения? — уточнила Фригг.
Фену лежала под теплой шкурой, лениво гладила экспериментального кота, в очередной раз сбежавшего из животноводческого лабораториума, жевала тепличное яблоко и отчаянно скучала. Ей хотелось чего-то волшебного (у них там и так все околоволшебное, включая яблоко и кота, так что это эпитет мне кажется совершенно неудачным, «неординарного» или «восхитительного» или еще 100500 вариантов в зависимости от желаемого впечатления, но только не это) и притягательного.
В течение всех пяти минут люди и механические аппараты убивали друг друга. Взрывали, расстреливали, травили газом, резали на мелкие куски, бросали зажигательные смеси. Во все стороны летели земля, обломки домов и человеческие останки (и запчасти, и запчасти, в смысле «искореженные куски металла» аппараты тоже ведь пострадали)
Подле него лежал рог, размером не уступающий великану (и где в своей деревне он успел насмотреться на великанов? Может в домах его померить, на крайний случай в вулканах?).
И хотя Раиду коробила одна мысль о том, чтобы препарировать сущность (он все-таки не лягушка, чтобы его целиком препарировать) бога, да не просто бога, а двойного бога, ему пришлось помочь софелаговцам.
Тело полукровки представляло собой изнутри такой хаос, что Раиду, если бы увидел голые отчеты, посчитал бы, что такого не бывает. Чересчур тонкие кости окантовывали чересчур широкие мышцы, полусдавленные внутренние органы не походили на себя, а главное: магические и кровеносные сосуды были перепутаны и представляли собой жуткую паутину, в которой никто не смог бы разобраться. А это означало только одно: Локи великим магом никогда не стать (да что этот кретстьянин-химик-отверженный вообще понимает про великих магов?).
Глава 68
Вот оно совсем обесцветилось и пропало. Сестры едва успели облечь Гринольва в другой, целительно-восстановительный (нафиг-нафиг, давайте просто целительный оставим, чтобы не перемудрить) купол.
Война Мидгарда была понятна: Тору сразу показали (давайте не будем из него совсем уж рядового делать, не «показали» ему, а «было абсолютно ясно»), кто враги, кого и от чего защищать, в Асгарде все было иначе. комментировать не буду, явно по запарке так написали. «Поэтому, несмотря на отказ Джейн он продолжал спускаться в Мидгард при любой возможности»).
Больше всего Тору нравилось проводить время у Беннера, во многом потому, что тот всегда был свободен или мог быстро освободиться (похоже, правда, что совершенно не поэтому, ну или по крайней мере не только поэтому, а хотя бы отчасти потому что он не пытался, в отличие от ЩИТа, пустить Тора на опыты, хотя блин, он же Локи на опыты хочет).
— На половину ас, — буркнул Тор, судорожно вспоминая, когда успел поведать Беннеру такие шокирующие подробности. — Но это не имеет значения. Он мой брат.
— Он получается мутантом (э-э-э, но у МСУ практически нет прав на мутантов, у меня за этот абзац два раза поменялось видение того, куда именно вы клоните, если это не специально, есть смысл проработать сквозную идею потенциальной пользы, например, он устроен много лучше любого человека), так ведь?
Сладострастие рекой разливается в голове, лишая возможности связно мыслить (и пол-абзаца связных мыслей вдогонку. может у нее хоть какая-то власть над собственными способностями просматривается? Например, обострение чувств взамен разума),
Локи с непередаваемым выражением лица встал и оправил те немногие слои одежды, которые с него не успели сорвать (перед этим неплохо бы избавиться от тушки, небрежно откинуть или, наоборот, выползти из-под нее с усилием).
Глава 69
У него был только один друг детства, вместе с которым они прошли множество испытаний и даже одновременно начали служить Одину (жутчайшее испытание. может, «и на службу Одину пришли одновременно»).
— Потом Всеотец снова меня усыпит до лучших времен, (да на кой он ему сдался в лучше-то времена?) — спокойно произнес он, отведя царицу на несколько шагов от злосчастного окна.
Или вы готовы признать себя беспомощными младенцами и пасть в ноги мидгардцев? Может, нам стоит захватить в плен человеческих ученых и заставить их заниматься нашей наукой? Может, стоит распустить всех вас, естественников, чье образование (ну с образованием у них вообще туго, тут нужен их допотопный аналог слова квалификация) не соответствует поставленным задачам?
Глава 70
Вот уже несколько недель (старый маразматик, совсем про захват мира забыл, может «то и дело\в редкие свободные минуты возвращался к мысли о том, какое бы…») Хагалар раздумывал над тем, какое бы новое прозвище дать вовсе не плоти и крови Одина.
Старого мага ужасно смешили попытки юной прелести стать Одином поселения, а открывшаяся правда о происхождении не давала покоя и заставляла взглянуть на старую (да какая ж она старая — год отроду, плюс в этом предложении «старый» уже есть, так что хотя бы «давнюю») проблему с немного сдругой стороны.
— Нет, не говори ничего, — он поднял руку в запрещающем жесте. — Без помощи/непосредственного участия (помогать-то особо не чему было, лежал себе, не отсвечивал) нашего вселюбимого Всеотца ты бы здесь не оказался. Значит, он воскресил тебя?
Хагалар знал о Гринольве очень много, но одновременно ничего. Тот портрет, тот характер, который он хранил в памяти, мог вовсе не соответствовать реальности (и полагаю их
последний встреча тут совершенно не причем, просто кое у кого с тех пор колокольня стала повыше), и у него есть всего несколько минут на то, чтобы считать Гринольва настоящего и понять, как с ним обращаться.
Но вообще мне нравится, что у тебя есть чувство юмора… Или появилось только сейчас (типа поспал-подобрел? , может все-таки более правдоподобное — не замечал раньше).
Частично выжили преданные Одину, а из преданных Асгарду остался только один — Хеймдаль — дальний родственник Гринольва — столь же мрачный (ничего они не мрачные, что это в нем за юношеские обиды опять обострились) и ненавидящий все живое, но скрывающий свою ненависть за маской отчуждения
— Что ты знаешь обо мне? — сощурился Хагалар и продолжил беззаботным тоном: — Я работал на износ много столетий, посадил себе здоровье настолько, что его в Бездне пришлось очень долго выправлять (это понадобится по сюжету дальше? А то складывается впечатление, что у них там реально не Бездна, а курорт, ездят все кому не лень на выходные).
— Ты полностью потерял доверие Одина, — сказал как отрезал Гринольв. Не надо быть легендарным полководцем (от чего, от чего, а от скромности он не умрет, может надавить на больную мозоль — не надо знать и тысячной доли того, чему я учил тебя), чтобы понять очевидное. — И мне странно, что ты этого не видишь.
Если бы я был на твоем месте, я бы немедленно отправился к нему и потребовал объяснений. (Это все очень надуманно, тем более, что в его светлой голове должно найтись место для мысли, что случилось сие не вчера и его дорогой ученик не от большой любви к свежему воздуху тусит черте где и черте с кем)
Глава 71
Локи познал суть не только этих, а еще множества других странных слов, заглянул во все
тайны бытия. Исследования Каскета, столь непонятные и желанные в начале, надоели и опротивели. Ему не хватало знаний, чтобы помочь фелагу (по-моему, он бы не стал так путать, кто кому должен помочь), но хватало умения подслушивать и сопоставлять, чтобы понять, что друзья ни на шаг не продвинулись в изучении таинственного артефакта.
Беркана и Раиду оказались на поверку единственными, кто всерьез
относился к Каскету. Они сидели за одним столом, чего раньше вовсе не случалось, и пересматривали прошлые выкладки с учетом данных Лагура (и землян, землян, зря его что ли таскали). Локи признал (раскололся-таки), что ничем не может им помочь.
Наутиз звала Ивара поучаствовать в тайном фелаге, но тот наотрез отказался: не столько потому, что боялся гнева Локи или Раиду, сколько потому, что боялся ртути, которую Наутиз постоянно носила с собой, уверяя всех, что она безвредна (да лааадно, в действительно «огромном» фелаге надо канистру с ртутью таскать для поддержания нужного уровня ужаса, может скорее легкомысленного с ней обращения).
Договорить Локи не успел — его перебили жуткие крики боли (ладно, уговорили на пару с гуглом, все-таки 90 дБ, минимум километр слышимости, там все их поселение, наверное, километр. Предлагаю только «боль» отсюда убрать, чтобы со следующим не сильно повторялось. Но дальше, полагаю, стоит все-таки защитную звукоизоляцию где-то проявить, потому что было бы корректно, если бы там, где кричат, она сработала чуть раньше, чем там где слушают).
Они доносились издалека, но были столь громкими (и пронзительными, полагаю одной громкости, во-первых, маловато будет, может им просто покричать захотелось, во-вторых, там же где про децибелы что-то было про диапазон частот, так что распознавание
крика именно как болезненного должно идти по некоторому дополнительному критерию), что ни у кого не оставалось сомнений — их причиной послужило что-то ужасное и донельзя болезненное.
— Что ж, оставайтесь там, где безопасно, — Локи сложил руки на груди. — Но я должен знать, что именно произошло. Мне нужно выйти (нашел у кого отпрашиваться, больше характера в речи: «И не намерен здесь оставаться, прячась как *вообще тут была идея про страуса и песок, но где страусы и где Локи, так что зверя придумывать вам, если примете это исправление*»).
За свою долгую (ахахаха, насыщенную/непростую/*поворотистую*, уж) жизнь Локи трогал множество артефактов, особенно часто те, которые хранились в подземелье Асгарда, и никогда не чувствовал такого единения.
Что если соединение науки и магии породило не совсем артефакт, а живую душу со своими
причудами, выходящую за рамки электрических импульсов между нейронами? (когда это он так в физиологии прокачался?)
Свои домыслы Локи мог проверить (естествоиспытательское любопытство-то, оказывается, заразно. Он эту мысль всего один абзац думает, а уже рвется проверять) только одним способом — изучив какой-нибудь изначальный артефакт.
— И? Вряд ли оборудование для электрификации или кровь людей могли послужить причиной смерти десятка асов, — холодно проговорил Локи. Хождение вокруг да около раздражало — случилось что-то настолько ужасное, что ему даже не смеют сказать правды. Чувствуют свою вину, свою причастность к произошедшему (угу, три самых левых представителя этого серпентария, может все-таки не свою собственную, а действительно покрывают кого-то, вопрос только зачем).
Пока неясно почему, но один из газов разлился в воздухе. Все силы брошены на спасение ученых — они в ужасном состоянии, но маги и рабочие в ближайшее время во всем разберутся… (угу, с отравляющим газом у них разберутся маги, щазз, у них так маги быстро кончатся)
Глава 72
Навстречу Гринольву Один снарядил Тора с бравыми друзьями (едет бедолага себе, никого не трогает, а тут такая гопота).
За окном возвышался прекрасный снежный город — шедевр резьбы по льду. Таинственный шпион находился где-то на стене (спайдермэн хренов, может просто остановиться на том, что точка наблюдения была необычной, слишком высоко расположенной) и наблюдал сверху вниз за сидящим на полу молодым етуном, меланхолично кидавшем в
стену череп местного хищника.
Тень предполагает все (что там предполагать-то, сама ж лапать потянулась). Она вколола себе мощнейшую заморозку, а много слоев грима сохранили форму рук. Раны у нее после того случая были ужасные, но игра стоила свеч…
Был полдень, так что девушка не отбрасывала тени (да ладно, с этим же проблемы только у вертикальных объектов и только раз в году вроде как, так что скорее есть смысл жаловаться на крайне малый размер, в смысле площадь) и лишала Тень возможности появиться привычным способом. Однако для мага не было ничего невозможного. В одно
мгновение он появился за спиной девушки и положил синеватые, подобные свечению Каскета (а — когда они там успели это разглядеть? и б — откуда такие познания о Каскете, который в Асгарде без году неделя, ну в смысле позже отбоя для Гринольва?), руки ей на плечи, резко разворачивая к себе и впиваясь в пухлые розовые губы страстным поцелуем.
— Фригга, мне и правда надо доложить Одину (WTF? Чувак, тебе надо к Одину — иди к Одину, а не шарахайся непонятно где, а то прийти к девушке, наброситься на нее, а потом сразу просить отпустить это за гранью даже женской логики), отпусти меня, пожалуйста, — миролюбиво произнесла Тень, не собираясь раздеваться, но наткнулась на ледяной взгляд голубых глаз.
— Как же ты сурова, прекраснейшая из бессмертных, — дверь распахнулась, и в комнату вошел Один, наблюдавший за сценой через своих животных, которые находились подозрительно рядом с лицом девицы (боевые тараканы не иначе. Это в смысле «Как, невидимые они что ли»).
— Тем, царь, что от него, — Фригг положила ладонь на грудь жениха в район сердца и надавила, демонстрируя призрачную власть, — пахнет кровью, он совсем вымотался, ему нужен отдых, покой, а, главное, вода. Возьми его прямо сейчас, раздень и отмой (Бедный Один, может все-таки предложить ему эту перспективу более ненавязчиво, вроде «получишь его, если только самолично прямо сейчас.» и далее по списку), а то с него краска скоро сыпаться будет кусками. И это я не говорю о том, что уже забыла,
какого цвета его настоящая кожа.
У Тени было все, что только могла пожелать изысканная модница (скорее уж
музейный работник, актуальность этих нарядов все-таки должна была несколько подрастратиться).
Хель нервно теребила платье — она никогда не видела ничего подобного (какая-то у них сильно начинающая и еще впечатлительная Хель).
Перед Одином стояла на коленях ожившая Тень. Она медленно повернула голову к гостям — все ее лицо было покрыто оспинами и струпьями, а губы были столь же черны,
что и глаза (Вот что значит неправильно сформулированное ТЗ).
Все должно было быть иначе. Ему нужны электричество, ГЭЗ, водопровод, поля, очищенные от лавы, но почти все эти новшества придется отложить на летнее время (Пусть радуется, что у них зима не как в Вестеросе, а всего полгода).
Глава 73
Это возможно, но не твоими силами, Локи, пока не твоими. Поверь мне сейчас и остановись, пока не поздно. (На мой вкус, этом монологу не хватает здорового эгоизма, хотя бы в ключе *с меня за твой провал голову снимут, не Один, так местные, а я к ней очень привязан, столько лет вместе)
— Извиняюсь, что нарушил твой покой, — продолжил Гринольв, — но мне необходимо было увидеться с Хагаларом, поэтому я приехал сюда столь поспешно (фиг с ним, что приехал, еще и прибежал и доложился).
— Могу и встать, — Хагалар нарочито лениво сполз с кровати, — но от того, что я встану, мозгов у прелестного дитя не прибавится (да кого его мозги в данном раскладе волнуют, дело ж исключительно в статусе, «авторитета» уж хотя бы ему недодайте). Ты его совсем не знаешь, мой дорогой друг.
Глава 74
— Да царапины то были, слой кожи верхний я снимал (и когда интересно его Лагур успел покусать?), — Гринольв снова залился смехом. — Уморил! Ты в свои четыре…
— Я думал, скажешь, что не зря кормил, — обиженно протянул Хагалар. — Я же теперь боевой маг, лучший в девяти мирах, теперь драть тебя могу я (и его тоже Лагур покусал?).
Мед почти не попадал в рот, а все больше проливался на стол и пол — царевич сочувствовал рабам (ути, ми-ми-ми, пущай отрабатывают разворованное бухло,
нечего тут), которым придется убирать следы пиршества.
И сейчас должно было случиться что-то поистине ужасное, чтобы отец пошел на такой риск –на оживление советников. А ведь и тут Гринольв сыграл роль первопроходца. За подробностями придется поехать к отцу (так и вижу: «что это у вас папенька за инновационные методы долгосрочного хранения ценных кадров, для кого вообще криозаморозку придумали?»), пока же следует оценить новую расстановку сил.
Он снова вышел на свежий морозный воздух. Прошел всего несколько шагов, и вдруг ощутил на коже едва заметное прикосновение — с неба падал снег. Самый первый снег этого года. Царевич остановился, поднял голову, наслаждаясь морозным воздухом (он на него вышел ровно две строчки назад, хотя здесь есть смысл исправить в первом упоминании, например «за короткое время организации ночлега на улице сильно
похолодало»), подставляя лицо прекрасному первому снегу, который так любил в детстве и который сулил кучу болезней.
Он снова оказался на улице, но начавшийся было снег почти растаял — под ногами текла вода и только на некоторых крышах еще лежали красивые снежинки (нифига у них там снежинки, если он их с такого расстояния разглядел).
Но вьюги не было, возвращаться в собственный дом, изгвазданный недавней попойкой, не было никакого желания, играть в карты — и подавно, поэтому он зашагал к дому
мастеров. Ему есть, что почитать и с чем ознакомиться (он будет кидать листы бумаги в воздух и пробираться через них — отличная альтернатива вьюге, это я к тому, что против прогулки в приличных погодных условиях тоже должен быть аргумент) — ведь систему реагирования и устранения катастроф в любом случае придется менять, что бы там не говорил воскресший полководец.
Глава 75
Но окрестные крестьяне в долину гейзеров не ходили (а два абзаца назад ходили). У них не было времени.
Как Беркана рассказала впоследствии, она отсиживалась в лабораториуме и надеялась, что ее никто не потревожит, но к ней пришёл Локи. Вряд ли он желал видеть своего магиолога,
скорее тоже искал одиночества и покоя. В результате два несостоявшихся (в рамках шутки) одиночества встретились.
— Ингвар, нам надо поговорить, — произнес Ивар с порога, даже не поздоровавшись с логистами, сидящими на лавках. Наутиз осталось недолго, нет времени на лишние сантименты. (Но-но, а как же фирменный пофигизм, не хочет и не здоровается, что оправдываться-то сразу).
— Ему не до моста, к сожалению. Да и его ли надо радовать? Возможно, что и Хагалара. Он же говорит, что присматривает за нашим Локи. (Он тупой или прикидывается? Ему поручение на ремонт кто выдавал? Вот туда и отчитываться надо. Хагалар вроде хотя бы мастер у этого подразделения местного дурдома, ему всяко ближе. Что, кстати, тоже паршиво сочетается с безумием, и, следовательно, следующей реплике не противоречит)
Засим всё! До новых встреч в следующих главах, дорогие читатели!
====== Глава 89 ======
Хагалар испытывал огромное моральное удовлетворение от того, что лежал на овечьих шкурах вместе с несносным псевдосыном Одина. Сколько столетий назад он в последний раз позволял себе подобную вольность? Уже и не вспомнить. И если забыть о том, что Локи находился в чем-то среднем между сном и беспамятством, то можно было представить, что все по-прежнему. Как когда-то. Когда юный бог любил еще совсем не старого мага, когда его можно было таскать на руках и плечах, когда маленькие ручки стремились не то обнять за шею, не то нечаянно придушить… Золотое было время, о котором помнил только Тор, а Локи словно потерял память. Хагалар мог бы посчитать, что так дело и обстоит, если бы не принципиальность Одина.
Постепенно всё вставало на свои места. Не по своей воле, но Вождь вернулся во дворец, причем вместе с Берканой и старым полудругом, которые имели к Гладсхейму непосредственное отношение. Казалось, что всё можно начать заново: вернуться в те дни, когда они были счастливы…
Если бы не время, бесконечно упущенное, если бы не трагедии, последствия которых нельзя исправить. Никто не вернет Беркане половину лица, никто не сотрет из памяти Алгира казни друзей и побратимов, никто не вернет Хагалару былое доверие к Одину и искреннюю любовь к Фригге, граничащую с безумием. Пятьсот лет — огромный срок. И для Хагалара, и для Алгира, и для Берканы все было кончено. Осталась только иллюзия всеобщего благоденствия. Они втроем, осколки былого величия, будто бы участвовали в балладе, за которой одновременно наблюдали со стороны.
Алгир, едва появившись во дворце, напал на мастера магии с длиннющей тирадой, общий смысл которой сводился к тому, что надо срочно возвращаться в поселение и решать проблемы Ивара, с которым по приборам вроде как все нормально. Давний недруг явно не о благе Ивара думал, а пытался снять с себя ответственность, и эта показная трусость злила Хагалара. Еще Алгир напоминал о вздорном характере магов — подопечных Хагалара, — которые без мастера могут за десяток ночей разнести поселение. В отличие от магов, Ивар и в самом деле был проблемой, поэтому Хагалар написал письмо «сторожевым» подопечным, велев докладывать ему лично обо всем, что происходит, не спускать с естественника глаз и быть готовыми при необходимости распылить его на атомы.
Между Иваром и Локи Хагалар однозначно выбирал Локи, который пострадал гораздо сильнее и был главной целью подлых царевен Етунхейма. Оставить ребенка на попечении неродных родителей, почти ничего не знавших о произошедшем, было слишком опасно, поэтому Хагалар задержался в Гладсхейме, вопреки грубым просьбам Алгира. Его полностью поглотила забота о частицах из Гунгнира, найденных в теле юного царевича. Работал маг с милой Дочерью Одина, которая отказалась от иллюзий и предпочла носить мидгардские шляпки с вуалью. Вождь не имел ничего против диковинных шляпок, поскольку внешность подопечной его мало интересовала, да и не о шляпках он думал, а о предстоящем объяснении. Он слишком долго откладывал неприятный разговор, полностью увлекшись неразумными сыновьями Одина.
За пятьсот лет его отсутствия Беркана выросла, пускай и не такой, какой он хотел ее видеть. Не ее была в том вина, конечно. Хагалар был виноват перед ней не меньше, чем перед царевичами. Бросить ее вновь из-за недавних разногласий было бы верхом эгоизма, поэтому Вождь твердо решил объясниться и вернуть былое расположение.
Одинсдоттир с трудом привезла книги и оборудование при содействии Алгира. Хагалар не ожидал, что оборудования окажется так много — если бы не давний недодруг, Беркана не справилась бы с задачей. Во время ужина, на который Тор прибыл в одиночестве, Дочерью Одина занялась прекраснейшая из бессмертных, которая всегда мечтала о дочери, но родила живыми только двух сыновей. Хотя сейчас, когда выяснилось истинное происхождение Локи, Хагалар не удивился бы удочерению какой-нибудь царевны Муспельхейма или Свартальвхейма. Просто для разнообразия. Чтобы разбавить чисто мужской коллектив и порадовать любимую супругу еще одним монстром — подобные сюрпризы были очень в духе Одина. Царский ужин на шестерых прекрасно вписался в балладу, которую Хагалар мысленно сочинял о себе и прочих членах царской семьи. Фригга настояла на том, чтобы прошлое и будущее сидели друг напротив друга, и Вождь не сдержал досаду, когда его посадили напротив Локи. Никогда полуетун не станет таким, как он. Никогда он не встанет подле трона и не отдаст лавры истинному царю. Амбиции Локи точно копировали амбиции Одина, который в юности стремился немного немало стать Всеотцом. И ведь стал, пускай не без помощи Хагалара. Вот Тора можно было убедить встать у трона, особенно если объяснить, что его военные подвиги важны для царства в гораздо большей степени, чем скучная политика. Тор любил войну настолько, насколько ее мог любить только вождь какого-нибудь мелкого воинственного племени, каковым был Асгард задолго до рождения Хагалара. Теперь же высший мир занимался скорее высокой политикой, чем войной, и амбиции Тора не могли быть удовлетворены в полной мере. В отличие от амбиций Локи.
Но даже это обстоятельство не так покоробило Хагалара, как Беркана, сидящая напротив Фригги. Вот уж где не было никакой схожести! Хагалар познакомился с дочерью Ната, когда той было около восьмисот зим. И примерно в этом же возрасте он оставил Беркану одну. Фригга стремилась к высокому полету, к славе, причем к славе не рачительной хозяйки и хорошей жены, о чем обычно пишут на женских могильных камнях. О нет, Фригге хотелось вершить судьбами тех, кто вершил судьбой Асгарда. И ей удалось стать лучшей не только среди женщин. Хагалар никогда не забывал, что именно благодаря молодой Фригге выбрался из тюрьмы. А ведь в то время он недооценил ее, решил, что глупенькая хорошенькая девушка просто поможет ему, исполнит небольшую просьбу, а не займется самодеятельностью, которая многим впоследствии будет стоить жизни. Молодой Фриггой Хагалар восхищался, нынешнюю откровенно не понимал, однако ни прошлая, ни нынешняя Фригга не походили на нежную, спокойную Беркану, которой женская доля не только нравилась, но и прекрасно подходила. Дочь Одина могла стать прекрасной матерью наследников, если женить ее на Торе. Она могла хорошо управлять Фенсалиром, если бы Фригга объяснила ей все премудрости. Эта неожиданная мысль понравилась Хагалару. Он знал, что старшей царицей, женой Тора, станет блистательная Сиф — воительница, подобная валькириям, которая могла быть боевой подругой и украшением пиршеств, но уж никак не рачительной хозяйкой. Для Фенсалира понадобится другая жена или наложница, и Хагалар не сомневался, что Беркана нашла бы себя в золотом женском чертоге. Она всю жизнь мечтала попасть во дворец, а тут такие перспективы. Лицом она не вышла, зато в хозяйстве многое понимала даже в детстве, когда Хагалар посещал ее хутор. Дом и скот содержались там в образцовом порядке не в последнюю очередь благодаря тихой и покорной Беркане, которая строго придерживалась всех правил и не ленилась даже доить коров за полтора часа до полуночи, а при покупке скота старательно обходила стороной скотину серого или серого в яблоках окраса, искренне считая ее нечистой силой. Замужеством женщины младше тысячи четырехсот лет должны были заниматься родичи, поэтому Беркана не могла выйти замуж не по воле матери, а та нежелала отпускать ее от себя. Но теперь Беркана была совершеннолетней и могла выбрать сама, особенно, если друг семьи ей немного поможет. Свадьбы в Асгарде справляют в конце летней половины года, но это такие мелочи, когда речь идет о почти членах царской семьи.
Именно об этом Хагалар решил поговорить с подопечной после ужина, когда сиятельная Фригга удалилась в покои к Локи, а Один вызвал к себе Тора для обсуждения чего-то очень важного, на деле не имеющего никакого значения. Беркана с Хагаларом остались одни в малой зале, если не считать рабов, убирающих со стола, но их маг в расчет не принимал, потому что рабы и слуги царской семьи лишнего слова не скажут без приказа господина. Он подсел к девушке и ласково сжал запястье. Руки у нее были холодные, как и всегда.
— Девочка моя, — начал он нежно и проникновенно, стараясь не замечать повисшего в воздухе напряжения, – большое спасибо за то, что приехала так быстро. То, чем мы будем заниматься, очень важно для Локи. Я рад, что мы будем работать вдвоем. Как в старые добрые времена, помнишь?
Беркана несмело кивнула.
— Хагалар, — произнесла она, глядя на стол и нервно выводя ногтем какие-то замысловатые узоры, — скажи, почему все, кто мне дорог, становятся чудовищами?
— Все? — удивленно переспросил Вождь, не ожидавший такого вопроса. — О чем ты?
— Ты, Локи, теперь Ивар. Кто дальше? — Беркана говорила безэмоционально, что было на нее не похоже. — На мне проклятье, злой рок, мои предки вели себя недостойно, поэтому их неудача перешла ко мне?
— Нет, милая, — Хагалар прижал подопечную к себе, и она не отстранилась, хотя и напряглась. Вождь незаметно сотворил непроницаемый полог, чтобы никто, даже рабы, не услышали царских откровений.
— Локи не чудовище, он просто на половину етун. Как ванас — таких же много в Асгарде.
— Дело не в его происхождении, — перебила Беркана, чего раньше себе почти никогда не позволяла. — Он рассказывал мне, что в Бездне убивал женщин, которые его любили. И не только это.
— Локи — воин, девочка моя, — вздохнул Хагалар. — Как и я. Ты ведь знаешь, кто я такой. Ты же помнишь, и ты всегда знала, что у меня руки по локоть в крови. Врагов. За всех асов, которых я когда-либо убивал, я всегда платил виру, так что перед «Серым гусем»{?}[Сборник законов древней Исландии] я чист. Да и тебя ведь мое прошлое не останавливало. У твоего отца руки тоже в крови, у Тора, да почти у всех мужчин в Асгарде.
— Дело не в крови. Ты не убивал женщин, которые тебя любили!
— Убивал и очень много раз, — Хагалар сжал Беркану чуточку сильнее, чтобы она не попыталась вырваться и убежать. — Милая, я понимаю, что порядки поселения плохо согласуются с бытом Асгарда, но ни я, ни Локи не делали никогда ничего, достойного твоего презрения. А что происходит в других мирах… Это ведь неважно. Все миры должны подчиняться Асгарду. Даже Бездна, просто до нее власть Одина еще не дотянулась, но, возможно, дотянется при Торе. Кто знает. Ты права в том, что ни я, ни Локи не являемся образцами высокой морали и прекрасного характера, но такова судьба всех, кто близок к власти. Тебе повезло, что твои детские мечты не сбылись, ты не стала такой же, как мы. А Ивар — ему просто не повезло, только и всего.
— Я не хочу больше жить во дворце, — твердо заявила Беркана. — Я видела здесь столько. Даже сестра царицы непонятно почему угрожает мне. Я не хочу жить так.
— А чего же ты хочешь? — спросил Хагалар, решив, что предлагать Фенсалир пока нецелесообразно и что с Фулой надо серьезно поговорить — с чего ей вдруг угрожать Беркане?
— Я хочу жить так, как главные герои фильмов, которые нам показывали логисты, — Беркана говорила предельно серьезно. — Я хочу в Мидгард, я хочу стать женой достойного человека, я хочу хотя бы одного собственного ребенка. За два десятка лет я пойму, чего хочу дальше.
— В Мидгард, — вздохнул Хагалар. — Ты не понимаешь, чего хочешь, девочка моя. Почему бы тебе не стать женой какого-нибудь хёвдинга{?}[представитель богатой семьи, предводитель]? Когда ты бежала из большого Асгарда, всё было по-другому, но сейчас я снова при дворе, я многое могу, в том числе и подарить тебе часть земель, которые когда-то мне принадлежали. Один официально удочерит тебя или сделает какой-нибудь более дальней родственницей. Что скажешь?
Беркана молчала, и Хагалара это донельзя удивляло. Его милая, добрая, послушная Беркана молчала, давая понять, что выходить замуж за аса в ее планы не входит. Вождь не ожидал таких перемен в с детства опекаемой девочке. Он так сильно увлекся Локи, что совершенно забыл о Беркане, которую клялся защищать от всех угроз, как от внешних, так и от внутренних. И вот он снова нарушил клятву, и отчаявшаяся девочка, потерявшая всякую опору в жизни, выдумала себе невероятную глупость, поверила в нее и теперь настаивает на своем.
Вождь надеялся, что время еще не упущено. Беркана желала сойти в Мидгард к кому-то конкретному. К кому именно — значения не имело. А ведь смертная избранница старшего царевича недавно, по слухам, отказалась стать царицей и переехать в Асгард. Быть может, она раскроет Беркане глаза на жизнь в Мидгарде. А если не получится, то неугодному жениху всегда можно разбить голову о камень — старинный метод принесения людей в жертву, который практиковали в Мидгарде много веков назад. И если этот муж окажется доблестным и додумается призвать в последний момент Одина, то окажется совсем близко к Беркане — всего лишь в соседней Вальгалле. Учитывая прекрасные порядки суда Одина, который оправдывал любого преступника за свидетельство двенадцати свободных мужей, Беркана даже отомстить ему не сможет.
— Хочешь встретиться с женщиной, которая отказалась от Асгарда и осталась в своем мире, хотя сам Тор Одинсон предлагал ей трон?
Хагалар не стал дожидаться очевидного согласия и немедленно отправился на поиски наследника, оставив Беркану в одиночестве. Старший сын Одина обнаружился в компании не только Одина, но и Гринольва. Что они обсуждали — значения не имело, однако Хагалар не успел рта открыть, как вперед вышел бывший блистательный полководец и в свойственной только ему манере рявкнул:
— Хагалар, ответь, почему вы до сих пор не починили Радужный Мост?
— И тебе добрейшего дня, то есть вечера, — съязвил Вождь, отвешивая шутовской поклон. — Какой Радужный Мост? Причем он здесь? О чем речь?
— О том, что восстановление Радужного Моста — это конкретное заклинание, для которого нужны ингредиенты из других миров, которые вы уже добыли, — припечатал Гринольв. — Вы саботируете работу, не выполняете приказ Одина Всеотца уже больше года. Почему?
— Вот так неожиданный поворот, — рассмеялся Хагалар. — Я понимаю твое негодование, и, поверь, причина серьезнее, чем ты думаешь, но она не столь серьезна, сколь непонятное состояние Локи. Давайте разберемся с мостом, когда будем уверены в том, что с царевичем все в порядке. Ведь без моста Асгарду даже лучше в некотором роде. Меньше проблем… Тор, дорогой мой, у меня к тебе просьба — вместе со своим другом человеком приведи сюда женщину, которую ты так любил, но которая отказалась стать царицей.
— К чему это, Хагалар? — удивился Один. — Я могу понять, почему ты желаешь, чтобы Радужный Мост восстановили после того, как мы убедимся в рассудке Локи, но зачем тебе смертная дева?
— Да так, хочу выбить дурь из головы дочери, — махнул рукой Хагалар. — Ты не против?
— У тебя есть дочь? — удивился Тор.
— Это неважно, Тор, неважно, — перебил Хагалар. — Так приведешь?
— Если она согласится…
— Пообещай ей все земные дары, и согласится, — небрежно бросил мастер магии и поспешил к двери, пока Гринольв не набросился на него с еще каким-нибудь каверзным вопросом. Однако он расслышал последние слова Тора: «Не всех смертных можно купить».
Перипетии с Берканой были ярким, но неприятным воспоминанием о первых днях в Гладсхейме, наполненных бессмысленным трудом. Работа с частицами потусторонней сущности не дала абсолютно ничего: ни новых знаний, ни ответов на мучившие всех вопросы. А все потому, что маг и магиолог исследовали не частицу целиком, а отдельные ее признаки, доступные в реальности Асгарда. Хагалар уверился в том, что частицы прибыли из измерения с большим количеством размерностей, поэтому ему никак не удавалось охватить их полностью. Даже их форму представить себе было невозможно, что уж говорить о свойствах. Частицы оказались не полезными и не вредными. Они просто существовали и были столь же осмысленно-бессмысленны, сколь пень, камень или мох. Хагалар с Берканой что-то в них разобрали, но это была капля в море без точных фактов, зато меж собой немного сблизились, пускай Вождь и понимал, что былого доверия между ними нет. Дочь Одина откровенно боялась его, а Хагалар корил себя за то, что не объяснился раньше.
Другим не менее ярким воспоминанием о Гладсхейме стало появление мидгардских гостей. Тор телепортировал их не на остатки Радужного Моста, а в малую залу, где собрались все члены царской семьи, их друзья и почетный караул. Специально ради гостей Один велел вспомнить этикет, и это была настоящая трагедия для всего дворца.
— Почему он не в тюрьме? — едва увидев Локи, спросила немолодая женщина, упустив из виду, что стоит рядом с богами высокого мира. — Он преступник.
Она грозно указала на младшего царевича, стоявшего по левую руку от Одина, и Хагалар пожалел, что дева не двинулась к объекту своей ненависти с враждебными намерениями, доказывая, что не перевелись еще в Мидгарде «валькирии». Ее глаза горели праведным негодованием, грудь высоко вздымалась. Она могла стать хорошим воином, если бы занималась с детства. Такая женщина идеальна для укрощения Берканы.
— Он в тюрьме собственного сознания, — высокомерно ответил Один на резкий выпад, даже не глядя на смертную. Безрассудную дерзость он, к сожалению, не оценил.
Хагалар был уверен, что молодой царевич точно ответит на выпад, забыв об этикете, который во всех подробностях помнил только Гринольв. Однако Локи вовсе не обратил внимания на маленькую смертную. Он, не отрываясь, глядел на мужчину, не выказывающего никакой враждебности, причем на лице царевича несколько мгновений читался если не страх, то искреннее изумление. Он не сразу справился с эмоциями, но в конце концов все же натянул на лицо дежурную надменность. Что-то между ними произошло в Мидгарде, что-то, что Локи унизило, причем больше, чем поражение от рук жалких смертных. Тихий гость, не произнесший и десятка слов, произвел на недосына Одина такое сильное впечатление, что он отказался от совместного ужина и скрылся в неизвестном направлении, несмотря на молчаливое неодобрение присутствующих. Хагалар остался в зале, но проследил за аурой беглеца и обнаружил Локи в чьих-то покоях. Причем, не в своих, не в покоях Тора или Берканы и даже не в Фенсалире. Сперва он был там один, а потом появился кто-то, кого по ауре определить не удалось. Хагалар тихо передал Одину свои наблюдения.
— Он сбежал к тому, кто в некотором роде заменил ему тебя, — столь же тихо ответил Всеотец с видимым злорадством. Вождь недоумевал, кто мог занять его место? Локи не упоминал никого близкого, кроме матери. Однако узнать правду прямо сейчас было невозможно, пока важнее изучить избранницу Тора и подозрительного друга. Друг был тихим и неразговорчивым, он вовсе не походил на воина, скорее на одного их тех естественников поселения, которые двух слов не могли связать за пределами своей любимой темы. С таким телом, как у него, на войне нечего делать, однако Тор воспевал его мощь и силу. И это притом, что никакой магией он точно не владел. Хагалар несколько раз сканировал человеческую ауру, но ничего не нашел. Загадка оказалась сложной, а мастер магии очень любил сложные загадки, особенно при возможности в любой момент спросить ответ у знатока. С человеком почти полчаса беседовала царица, которой он преподнес красивые безделушки из Мидгарда. Он отвечал осторожно, о себе рассказывал только самое основное и откровенно подсматривал, как и что надо есть, — боялся не угодить богам. Женщина произвела на Хагалара лучшее впечатление. Даже сидя за одним столом с богами, она сохраняла достоинство. Она казалась беззаботной, наивной и увлеченной своими непонятными исследованиями. В царицы не годилась, а вот напугать Беркану Мидгардом могла. Однако оставить их наедине и надеяться, что они сами разговорятся, не приходилось: застенчивая Дочь Одина не заговорит первой, — поэтому Хагалар решил, что следующим утром обязательно погуляет с девушками по заснеженному Фенсалиру и задаст землянке все необходимые вопросы.
И только он разработал детальный план, как вдруг Беркана, молчавшая весь вечер, подала голос:
— Здоров ли Стивен-Роджерс Джозефсон?
Хагалар тут же определил, что это и есть таинственный воздыхатель.
— Кто? — переспросил человек. — Наш Стив?
— Да, — кивнул Тор, сидевший рядом с ним. — И правда, как он? И как Наташа, Клинт, Тони?
— Я давно не виделся с ними, — осторожно ответил ученый. — Но в последний раз, когда я получал от них весточку, они работали на ЩИТ, значит, спасали жизни на Земле.
— А почему же ты, один из «Мстителей», не спасаешь жизни на Земле? — спросил Один, хитро прищурившись.
— Я не солдат и не воин, — пояснил смертный, не глядя в лицо бога. — В тот раз, когда случился неприятный инцидент с вашим сыном, я вынужден был. Не по своей воле. Но я ученый, немного врач, но не герой.
— Вот как, — Один удовлетворенно кивнул. — Ученый и врач. Тебе будет интересно в нашем мире науки и магии. Мои сыновья проводят тебя туда.
— Благодарю, — кивнул человек. — Мне везде будет интересно. Ваш мир удивительный.
Хагалар почти не слушал восхваления Асгарда. Он доел копченую рыбу и незаметно выскользнул из-за стола под неодобрительный взгляд Фригги и умоляющий — Берканы. Убедившись, что Одинсдоттир больше не откроет рот, а смертная увлечена разговором с Фриггой о приготовлении лучших сортов пива, в которых явно знала толк, он пошел искать непутевого недосына Одина, который посмел предпочесть ему кого-то другого. Какого же было его удивление, когда на стук ему открыл дверь Хьярвард, тот самый учитель Локи, который однажды приезжал в поселение. Вместе с ним они ездили к Царице Листиков, чтобы узнать некоторые шокирующие подробности, но потерпели поражение и едва выбрались живыми. Хагалар не ожидал увидеть именно его, хотя мог бы предположить: помнил ведь, сколь нежно Локи с ним ворковал.
Не успел он поздороваться, как Хьярвард выпалил:
— Хорошо, что ты здесь. Локи нездоровится. Я хотел позвать целителя.
Услышав про новый виток болезни, Хагалар рефлекторно отбросил тяжелую тушу из дверного проема и мгновенно оказался подле царевича. Если бы не посланницы Етунхейма, он бы оставил Локи на попечении лекарей, но сейчас обязан был вмешаться, особенно в свете того, что суть и предназначение иномирских частиц так и не удалось определить. Сын Одина метался во сне и произносил что-то невнятное. Вождь грубо схватил его за руку, не обращая внимания на ярчайшую синюю вспышку, которая на мгновение ослепила его. Магическое сканирование ничего не дало — магия в порядке, дело в нервной системе, и обычными методами помочь невозможно.
— Зови Одина, — крикнул Хагалар, очень надеясь, что ему удастся уговорить царя на авантюру, которую раньше они предпринимали исключительно ради забавы.
— Пошли меня в его сон, — потребовал Хагалар, стоило только Одину переступить порог. На Хьярварда, невольного свидетеля странной просьбы, никто не обратил внимания. — И дай мне там личину вот его, — кивнул он на придворного палача. — Я разберусь.
— Я не хочу применять…
— Ты хочешь, чтобы силы непонятного измерения прорвались в наш мир? — раздраженно прикрикнул Хагалар. — Ситуация критическая, мы не знаем, что происходит. Немедленно переправь…
Договорить он не успел — его сморил магический сон. Столетия назад Один ходил к нему в мир грез, чтобы сотворить то, что противоречило всем законам реальности. Только во сне можно было одновременно гореть и тонуть, плавать и летать. Ради этих безумных ощущений Хагалар был готов на многое. Но сейчас пустая забава обернулась необходимостью. Вождь оказался в мире грез царевича: в роскошных палатах, убранных для свадебного торжества. Только молодых супругов не хватало. Вождь, повидавший на своем веку многое, дара речи лишился, когда увидел Локи с огромным зеленым монстром, отдаленно напоминающим человека. Они занимались тем, про что он никогда не посмел бы доложить Одину, даже если бы царь прибегнул к пытке.
События любого сна происходили по тайному или явному желанию хозяина сна, но только хозяин не понимал, что спит, не помнил ни себя, ни свою настоящую жизнь, часто считал себя не тем, кем являлся в реальности. И самым сложным было убедить спящего в том, что это не реальность, а легко изменяемый и контролируемый сон.
— О, ты пришел! — воскликнул Локи, приветливо махнув рукой лжеучителю. — Присоединяйся к нам!
Хагалар только головой покачал. Он мог вернуть блудному царевичу рассудок, доказав, что это сон, но тогда Локи осознает то, что происходит, и никогда себя не простит. А так есть вероятность, что по пробуждении он ни о чем не вспомнит. Хагалар с трудом подавил желание спасти Локи от потаенных желаний и вернулся в реальность. Он открыл глаза, ожидая увидеть вокруг себя всю семью, но рядом сидел только Один.
— Фригг и Тор развлекают гостей, — ответил Всеотец на невысказанный вопрос. — Что с Локи?
— Наслаждается сном, как ни странно, — откликнулся Хагалар. — Не будем будить его, но я останусь с ним и буду охранять, если позволишь.
— Оставляю моё сокровище тебе, — насмешливо бросил Один, не возражая ни словом, ни жестом. Это еще больше насторожило Хагалара — покладистость никогда не была достоинством царя богов. Неужели ему гости из Мидгарда интереснее неродного сына? Впрочем, это не имело никакого значения, как и наличие в комнате надсмотрщика в виде давнего палача Локи. Гораздо важнее была случайно подвернувшаяся возможность осуществить свои мечты. Локи спал так крепко и так блаженствовал во сне, что вождь спокойно обнял его в реальности, не боясь разбудить, и мысленно перенесся в те далекие времена, когда етунское отродье безраздельно принадлежало ему. По крайней мере, он так считал, Один не возражал, а отродью было все равно. Как же давно это было. И что за насмешка судьбы, что обнять когда-то любимого ребенка он может, только пока тот спит и ничего не чувствует. Для полноты картины не хватало только подсматривающей безумно ревнующей Берканы, которая в свое время любила задавать неуместные вопросы вроде: «Почему ты обнимаешь царевичей больше, чем меня?». Самый простой ответ: «Потому что они младше», — ее не устраивал, приходилось выдумывать изощренную ложь. Милую Беркану он мог обнимать даже сейчас, во многом поэтому по поселению ходили слухи, что она была его молодой любовницей. Если бы хоть кто-нибудь знал истинный порядок вещей…
Ингвар давно так не веселился, как теперь, когда в Асгарде неожиданно появилась куча смертных на любой вкус и цвет. В Мидгарде жили люди трех рас: белые, черные и желтые, — и все они оказались в поселении в разных ипостасях. Черных смертных резали на куски, потому что их было много и на их исчезновение никто не обращал внимания. Чудовищные по своей жестокости опыты ставились, несмотря на красноречивое неодобрение логистов, привыкших обращаться с иноземными народами как с равными, а не как со скотом. Но мнение логистов ученых не волновало. По большому счету, именно логисты, и именно Мидгарда, не просто указали асам на угрозу, исходящую от людей, а наглядно показали по компьютеру превосходство еще недавно отсталого народа, и таким образом подписали ему смертный приговор. Конвейер работал исправно, люди гибли, логисты старались обходить испытательные лабораториумы стороной, как и дома, переоборудованные под человекохранилища. В них было очень тепло, даже жарко, как-то любили жители южных стран, по словам всё тех же логистов. Самому Ингвару пришлось держать ответ перед всеми мастерами, и шуточками он не отделался, пришлось рассказать о потребностях африканцев все, что он знал.
Представителем белых вот уже несколько дней был приемный сын Перту. Ингвар не ожидал, что приятель пустит пасынка в расход, ведь его наверняка убьют, как только он станет не нужен. В отличие от черных людей, белый не жил среди асов, а приходил в строго установленные часы. За несколько дней асы получили поверхностное представление о том, что в Мидгарде называли «наукой», которое вообще-то могли дать логисты. Мастера с какого-то перепуга решили, что для первичного обучения надо использовать человека, близкого кому-либо из логистов. С чего они так решили — Ингвар не знал, ну да после исчезновения Вождя он не ждал разумных решений от тинга. Опыт подсказывал, что здраво рассуждать из всех старцев умел только Хагалар, а остальные ему поддакивали.
То, что пасынок Перту оказался мидгардским учителем, было большой удачей. Ингвар видел его лично и даже один раз разговаривал. Человек робел, отвечал невпопад, но в остальном был обычным смертным, похожим на скандинавов — спокойных и непоколебимых как скала. Большее веселье вызвал инженер, которого притащил Дагар «ради хохмы», как он сам выразился. Инженер был китайцем, то есть представителем желтых людей, но работал в Европе и прекрасно знал английский. Правда, только язык, а не историю и культуру Европы, поэтому долго не мог понять, куда и зачем его перенесли, кто такие асы, кто такой Асгард и прочее. Поселенцы говорили с ним на десятке европейских языков параллельно, поскольку китайского никто не знал, и с большим трудом объяснили, что от него хотят, в первую очередь, комментариев к системе отопления. Человек что-то лепетал в ответ про захват заложников, про то, что сотрудничать с террористами не будет. Ингвару смотреть на возмущающегося человека было откровенно смешно, ведь очевидно, что после пары сеансов легких пыток и обещания перейти к тяжелым человек резко согласится сотрудничать и жить в Асгарде. Отпускать его не собирались, но продолжительность его жизни напрямую зависела от умения договариваться с высшей расой. Ингвару не нравились бессмысленные убийства, но вернуть человека в Мидгард было никак нельзя — слишком многое он видел и знал.
Недавно логисту удалось подстроить разговор между китайцем и финном. Они говорили на английском и очень плохо понимали друг друга. Не из-за незнания языка, а из-за разницы в менталитетах. Китаец ругал асов, на чем свет стоит, финн отвечал сдержанно и по-своему вежливо. Расстались они очень недовольные друг другом. По мнению Ингвара, это был один из главных человеческих пороков: люди не могли сплотиться даже перед лицом опасности. Финн не верил в то, что китайца убьют, и был уверен, что сам останется в живых после того, как передаст асам все свои знания о Мидгарде, в чем Ингвар сомневался. При всей любви к пасынку Перту был асом до мозга костей, и просить человека о милости, об обучении ему не менее противно, чем остальным. Только Ингвара прикалывало, что высшая раса вынуждена покупать себе учителей у низшей, но вместе с ним смеялся лишь Дагар, остальные хмурили брови и заявляли привычное «асы — высший народ, а люди — ничтожны по своей сути, как же противно, что с ними приходится иметь дело». Причем чем больше одним асам требовались услуги образованных людей, тем больнее другие отыгрывались на пленниках, тем более чудовищные эксперименты над ними ставили. Как казалось Ингвару, вовсе не ради изготовления сыворотки уничтожения человечества, а из-за ущемленного самолюбия.
Зато с Йоханом все обходились исключительно вежливо. Ингвар не был бы Ингваром, если бы не напросился к Перту понаблюдать за первым уроком. Человеческое существо выглядело сконфуженным, хотя всем своим видом пыталось доказать обратное. Стоило ему произнести свое имя, как послышался вполне закономерный опрос: как зовут его отца? Человек совсем смешался и начал мямлить что-то про то, что у него был один отец, но потом мать вышла за другого.
— С каким мужчиной ты вырос? — спросили у него.
— С обоими. Мой биологический отец жил с мамой почти тринадцать лет, а отчим растил меня с двенадцати.
Асы долго пытались втолковать человеку, что отчество он назвать обязан, и сошлись на том, чтобы он назвал имя настоящего отца, потому что Перту не мог прилюдно назвать свое настоящее асгарсдкое имя, а вымышленное человеческое не подходило. В выяснении подобного рода мелочей, не имевших никакого отношения к учебному процессу, прошла чуть ли не половина урока. Перту остался недоволен поведением пасынка, хотя тот ничего плохого не делал — асы сами задавали странные для человека вопросы. Только через полчаса он принялся рассказывать о земле, о воздухе, о недрах, о стратосфере и гидросфере, обо всем том, о чем естественники имели представление и перебили бы учителя, если бы присутствовали на уроке. Безмозглый тинг постановил, что обучаться у людей должны только те, кто не связан с наукой Асгарда, то есть крестьяне, рабочие, библиотекари и почему-то магиологи, причем среди избранных не было ни одной женщины — после взрыва водопровода положение женщин в поселении покачнулось, а равные права двух полов, провозглашенные законами, все больше походили на фикцию. В большинстве домов велись многочасовые дискуссии, посвященные вопросу «Нужны ли женщины в науке и есть ли смысл их обучать?», а также «Стоит ли позволять оставшимся женщинам продолжать изучать магию и науку естества или насильно перевести их в библиотекарей и целительниц?». Будто других проблем не было. Женщинам стоило воспользоваться провозглашенными равными правами и подать коллективный иск на покойницу: вот бы тинг опешил, не имея возможности призвать к ответу ни обвиняемую, ни кого-либо из прочих членов фелага. Ингвар как-то раз в своей заворотной жизни наблюдал за процессом, где один клиент{?}[рядовой житель округи] обвинял другого, а клан этого самого другого выкатил встречный иск, но не обвинителю, а его покойному отцу. И покойника призвали к ответу, и дело было выиграно, потому что тот клан был больше и свободных мужчин, умеющих красиво говорить, там тоже было больше. Только попав в Мидгард, Ингвар понял, насколько устарела судебная система Асгарда, ставившая слово свидетеля и умение говорить выше доказательств. Хотя и не во всем: законы большого Асгарда запрещали обвинять женщинам и несовершеннолетним. В Мидгарде права несовершеннолетних тоже были сильно ущемлены.
Об этом думал Ингвар, пока Йохан разбирался с формальностями, но вот он начал лекцию, и логист заметил, что асы ничего не записывают. Йохан тоже обратил на это внимание, но не сразу. Он объяснил, что писать необходимо, чтобы потом иметь возможность повторить материал. И вот тут проявилась одна из самых больших проблем не только большей части жителей поселения, но и всего Асгарда. Каждого, кто приходил в поселение, учили читать и писать, но крестьяне и рабочие не злоупотребляли ни тем, ни другим, поэтому плохо помнили, как выводить руны. Человек растерялся — такой проблемы он явно не ожидал.
— Как же вы собираетесь идти в университеты? — невнятно пробормотал он.
— Мы можем пойти на десяток лет раньше или позже, это неважно, — грубо ответил Перту. — Ты можешь потратить на подготовку сколько угодно зим. Тот путь, который проходит человеческое тело за год, длится для аса шестьдесят девять лет.
— Что? Шестьдесят девять? — искренне удивился человек. — Подожди, то есть… у асов младенец сосет материнскую грудь чуть ли не сто лет? Не может быть…
Это открытие потрясло его больше, чем все прочее, что он успел осмотреть в поселении, а осмотрел он, по словам Перту, многое, и все время удивлялся, что боги до сих пор не придумали источник искусственного света и канализацию. Лучше бы он держал язык за зубами, пока ему не набили морду за унижение богов. Самомнение асов смешило Ингвара едва не больше, чем глупость и продажность людей. И этот человек — первый свободный человек в Асгарде — заинтересовал его настолько, что он решил с ним заговорить после первого урока. Поскольку Ингвар не вылезал из Мидгарда, его речь гораздо больше походила на то, к чему привык Йохан.
При ближайшем знакомстве Йохан оказался неплохим парнем. В другое время Ингвар с удовольствием распил бы с ним кубок-другой меда и похвастался своими путешествиями, особенно — восхождением на Тейде, но сейчас было не до этого. Йохан расспрашивал о жизни в Асгарде, Ингвар отвечал, шутя и легко объясняя нехитрые правила выживания среди бессмертных.
— Когда отец, то есть Перту, сказал мне о баснословной сумме, которую я получу за преподавание, я, грешным делом, подумал, что придется готовить террористов. В последнее время они совсем распоясались. Один теракт за другим. А что творится в Ираке и Сирии — лучше не думать и новости не смотреть. Работорговля, беженцы, смертники. Я полностью доверяю правительству Финляндии и США, но такими темпами скоро придется забыть о безопасности в Европе. Только и останется одна надежда на вас, на добрых богов, которые спасут старушку-Европу, — Йохан позволил себе похлопать Ингвара по плечу.
— Добрые боги… Террористы… А это ужасно интересно, — обратился к нему логист с горящими глазами и желанием немедленно начать действовать. — А что ты еще про них знаешь? Рассказывай.
— Не то, чтобы много, но совсем недавно…
Ингвар не отстал от смертного, пока не вытянул из него всю доступную информацию, которую тут же и представил тингу. Поскольку Хагалара не было, то его место занял какой-то выскочка-маг, с которым Ингвар не был знаком. Мастера поговаривали, что Вождь из дворца не вернется, как и Локи, что-либо они убиты, либо в тюрьме, что пора их спасать, но Ингвар никого не слушал. Даже если Локи умрет, его идеи будут жить в веках. Он рассказал обо всем, что узнал от человека, добавив собственные познания об организациях, которые занимаются профессиональным уничтожением людей. Из стран Ближнего Востока можно доставать людей пачками, тоннами, причем вполне официально, что сильно упростит рабочим задачу и предоставит больше здорового материала. Кроме того, асам выгодно сотрудничество с организацией по уничтожению той части человечества, которая в будущем принесет вред Асгарду. Пусть люди воюют между собой и не думают о мостах в другие миры — добрые боги об этом позаботятся.
Хотя Ингвар говорил внушительно и убедительно, завязался жуткий спор. Главным контраргументом было то, что слишком уж велика вероятность попасться карательным организациям Европы и раскрыть свою деятельность на Земле раньше времени, до того, как асы овладеют необходимыми навыками и знаниями. Да и как связаться с организацией террористов? Как выслать им деньги или магов? Как объяснить, что какие-то европейцы (а подделаться асы могли только под европейцев) жаждут уничтожения своего народа? Ингвар предложил представиться богами, но был высмеян: мультяшные спецэффекты Мидгарда гораздо живописнее и эффектнее, чем любая магия. Человечеству можно доказать свою божественность только через магические пытки, а пытать союзников не годится. Ингвару надоело спорить, и он вынужденно отступил, но идея плотно засела в его голове. Он шел к своему дому, поглаживая маленький осколок Тессеракта, который никогда не снимал с шеи — он лично попробует связаться с террористами, ведь тинг не отверг его идею, а лишь сомневается в ее реализации. Это дело обещает быть поинтереснее мидгардских технологий, которые плохо приживались в Асгарде и представляли опасность для асов. Глядишь, пока асы будут ходить в человеческие университеты, белое население само собой вымрет, унеся с собой в могилу все технологии, и асы останутся единственными хранителями тайного знания, не считая косоглазых людей, которых пока никто в расчет не брал.
====== Глава 90 ======
Верховодить защитой поселения Ивару очень понравилось.
Особенно сильно понравилось отсутствие врага, из-за чего его ошибок, даже гипотетических, никто не заметил, зато все оценили затраченные усилия. Хагалар, упорхнувший во дворец несколько ночей назад, тоже не спешил возвращаться и разносить в пух и прах подготовку к обороне. Зато маг, временно заменяющий его на посту мастера, был Ивару большим другом и любителем разноцветных фонтанчиков. И если бы не страх перед возможным возвращением Локи и расправой, которую ставленник Одина учинит над теми, кто его чуть не убил, Ивар мог бы радоваться происходящему. Ночи, наполненные заботами по защите поселения от непонятно кого, вытеснили мысли о защите собственной шкуры, но на третий день, когда Локи так и не объявился, а естественник Ивар так и не попытался ни на кого напасть, на душе заскребли кошки. Неблагоразумно оставаться в деревне отверженных без сильных покровителей за спиной. Поездка во дворец тоже смертельно опасна, но можно послать письмо Сиф, что маг и сделал с помощью одного из заворотных крестьян, помогавших поселенцам по приказу Локи. Ивар не забыл о своей мечте пробиться во дворец если не с помощью Локи, так с помощью друзей Тора, а пока наиболее близкие отношения его связывали именно с Сиф — любительницей оружия и птичек, спасшей его от змей и попросившей оказать услугу, с которой он не справился всё из-за того же треклятого Хагалара. Небольшое послание содержало запредельно вежливые выражения, которые еще помнили асы, когда-то бежавшие из дворца. Ивар не надеялся на скорый ответ, однако реальность превзошла самые смелые его ожидания.
Несколько ночей спустя, когда ученым надоело бояться и жизнь вошла в привычную колею, ворота распахнулись, пропуская прекрасную всадницу, в которой обыватели с изумлением узнали невесту Тора. Ее блистательное появление произвело на преступников огромное впечатление, поскольку друзья царской семьи никогда не пересекали ворот, а требовали Локи к себе, на свободные земли. Смелая воительница отбросила презрение к отверженным, в одиночестве пересекла ворота и без всякого смущения обратилась к первой же поселенке.
— Мне нужен Ивар. Где он? — спросила она без всякой надменности, с нотками дружелюбия. Уроженка восточных земель с явными кровями не то альвов, не то ванов, Сиф смотрелась чужеродно среди обычных асов: стройная, тонкокостная, черноволосая, с точеными чертами лица. В Гладсхейме встречалось много если не полукровок, то четвертькровок, и невеста Тора не была исключением, несмотря на легенду, мол, Локи из ревности отрезал ее светлые волосы и вырастил взамен черные. Ученых, разбиравшихся в чертах лица всех рас, не так просто провести. Сиф не была асиньей, в отличие от своей матери — женщины чистокровной с бездонными голубыми глазами и длинными светлыми волосами. Она до сих пор являлась украшением любого торжества, несмотря на то, что давно уже не отличалась молодостью и свежестью.
Так рассуждал Ивар, наблюдая за воительницей со стороны. Выходить к ней сразу, обнаруживая свое присутствие, он не посчитал нужным: надеялся, что она выдаст причину своего нежданного визита. Пока же Вуньо судорожно пыталась разузнать у почти царственной особы, какой именно Ивар ей нужен? Для начала — какого пола, учитывая, что все имена в поселении относились как к мужчинам, так и к женщинам, чего Сиф не понимала и злилась. Ивар с улыбкой вспомнил, как Локи напрягался при появлении любой особы, именуемой «Хагаларом», особенно женского пола: даже если бы маг не знал о разногласиях между царевичем и мастером, то догадался бы по болезненной реакции на имя. Многочисленным Хагаларам Локи не позволял даже говорить с собой.
Ивар прислушался, но ничего полезного из путанного разговора так и не вынес. Сиф описала его внешность, упомянула о том, что он — друг Локи. Вуньо тут же сообразила, о ком речь, и велела следовать за ней. Сиф пришлось спешиться и оставить коня у ворот. Ивар напрягся, когда женщины свернули к лабораториуму с каскетом. Перепутала! Ведь в окружении Локи два Ивара, а Сиф не упомянула, что ищет мага! Пришлось сорваться с места и броситься в погоню. Вот, что значит работница, а не ученая — совсем бестолковая.
— Моя прекрасная воительница, как же я рад тебя видеть! — немного задыхаясь, проговорил Ивар, изображая подобострастный поклон. — Мне сказали, что ты меня ищешь, и я уже здесь. Одна нога здесь, другая там, и вот он, я! Уже полностью в твоем распоряжении, можно сказать, у твоих ног!
Он с трудом перевел дыхание и попытался собраться с мыслями.
— Хорошо, что ты здесь, — Сиф больше не обращала внимания на растерявшуюся Вуньо, только сейчас осознавшую свою ошибку. — Пойдем отсюда.
— Ко мне в лабораториум?
— Нет. Подальше отсюда. Здесь жуткая вонь. Да и снег… разноцветный!
Ивар, как и все поселенцы, не обращал внимания на такие мелочи, но непосвященному, да еще и воину, они были слишком заметны.
— Я хотела посмотреть, как выглядит ссылка Локи, — пояснила Сиф, вышагивая по дороге с такой скоростью, что Ивар едва поспевал за ней, поминутно проваливаясь в снег. — Не впечатляет. Даже он не заслужил такой жизни.
— Ты совершенно права. Условия здесь не сравнятся с прекрасным Гладсхеймом и еще более прекрасным Фенсалиром, — Ивар заметил, как дернулся уголок губ Сиф при упоминании женского чертога, — это то же самое, что сравнивать безобидное золото с радиоактивным ураном… Прости, я хотел сказать, как сравнивать серебро и мышьяк, да, мышьяк. Одно позволяет купить все на свете, а другое смертельно ядовито.
Ивар не переставал трезвонить, пока они не оказались за воротами поселения и даже за пределами земель, где жили и работали крестьяне, созванные Локи для помощи.
— Давай перейдем к делу, — перебила Сиф, убедившись, что никого поблизости нет. — Во дворец прибыл друг Тора из Мидгарда. Он собирается посмотреть ваше поселение. Вы должны будете его принять.
— Какая честь для нас! — Ивар предал голосу самое приятное из возможных выражений, но внутренне похолодел: друг Тора не должен увидеть пленных людей, не должен увидеть эксперименты, да лучше бы ему вообще ничего не видеть из того, что творится в поселении. Это большая проблема, о которой тингу сообщит именно он, Ивар. О, его сведения будут дорого стоить.
— Это официальная версия, — Сиф понизила голос, и Ивар весь обратился в слух. — Но есть и другая, более важная причина моего приезда.
— Она касается Локи? Он здоров?
— Более чем. За ним присматривают, причем столь пристально, что здесь явно что-то не так. Когда Тор вернулся домой с людьми, Локи исчез с пира, на некоторое время я потеряла его из виду. И не только его. Один странно вел себя, как и поселенец, который сейчас гостит во дворце. Хагалар. Ты с ним хорошо знаком? Я хочу знать подробности того, что случилось у вас. Почему Локи так поспешно и неожиданно вернулся во дворец?
— Подробности, — Ивар пытался подобрать слова. Вот ведь оказался меж двух огней. — Подробности, я в этом не сомневаюсь и могу поклясться, знает тот самый Хагалар, который сейчас гостит у вас и который буквально спас Локи, буквально вытащил из Хельхейма.
— Так он чуть не погиб?
— Да, совершенно верно, это была жуткая трагедия. Неудачный эксперимент, — Ивар и сам не знал, правда или ложь слетала с его губ, — который разбудил высшие силы, вроде как. Но точно неизвестно никому, даже мне, хотя я пытался узнать, честно тебе говорю, я всегда все стараюсь узнать, особенно у женщин, но в этот раз не получилось, прости. Наши боевые маги со всем разобрались, но Локи заболел так тяжко, что его пришлось отправить в Гладсхейм.
— Вот оно как, — Сиф помолчала, обдумывая что-то важное. Ивар вдруг понял, что она чем-то похожа на него, что она тоже между двух огней, только вот между каких именно?
— Локи видит в тебе друга, а я вижу в Локи угрозу Асгарду, — тяжело произнесла воительница. — Я скоро выйду замуж и надеюсь, что смогу влиять на решения, в том числе и самого Одина, но не сразу. Пока и мне, и моему будущему мужу нужна информация, которую не перехватят.
— Но все поселение видело, что ты отозвала именно меня.
— И передала важные сведения касательно вашего будущего, — возразила Сиф. — О моих подозрениях мало кому известно.
— Известно моему мастеру, — Ивар поежился, вспоминая давнишнюю стычку. — Он сильный противник. Боюсь, что Ран запутает меня в сетях{?}[штормовое божество моря с волшебной сетью, которой могло утащить на дно любого. В данном случае Ивар иносказательно пытается доказать Сиф, что Хагалар его утопит, если прознает про их дела], если я пойду против него.
— Поэтому информацию ты будешь передавать лично мне, — кивнула Сиф каким-то своим мыслям. — Ты лично будешь приезжать во дворец, если тебе что-то станет известно. Налови мне птиц, привози по одной. Все знают о том, что я ими увлечена. Я не думаю, что важная информация поступит скоро, моя просьба распространяется на ближайшие годы. Ты же хочешь получить покровительство во дворце и полную неприкосновенность, учитывая, кем я стану в скором времени?
Ивар не был так уж уверен в себе. Он любил сложные комбинации, но Сиф фактически подстрекала его на предательство. За удачное подстрекательство в Асгарде объявляли вне закона, за неудачное — на три года изгоняли. Что хуже, еще неизвестно. О чем он думал, когда набивался в друзья к царевичу? О том, что им будет восхищаться поселение — вот о чем, а уж точно не о последствиях. Зато теперь он знает то, чем можно шантажировать саму Сиф: вряд ли Всеотецобрадуется обнародованию тайн царской семьи, которая для народа должна быть идеальна во всем.
— Послушай меня, блистательная воительница, равной которой нет во всем Асгарде, неужели я должен буду в открытую выступить против любимого сына Одина?
— Нет. Я предлагаю тебе распутать преступный клубок, который крутится вокруг Локи, — перебила Сиф, гневно сжав оружие, с которым никогда не расставалась и прекрасно умела управляться, что тоже не добавляло Ивару уверенности в завтрашнем дне. — Он лишится головы, если снова предаст нас. Когда Тора изгнали, он незаконно захватил власть и отказался вернуть брата из изгнания. Он не раз пытался убить его, он предал Асгард. Я не знаю, почему Один попустительствует ему, но я добьюсь правды и не позволю ему строить козни. Если понадобится, я умру ради справедливости и моё имя войдет в легенды.
Ивар только слушал и кивал, не осмеливаясь возразить, что ему хочется пожить подольше, а с легендами можно подождать пару тысячелетий. Он никогда не бывал во дворце до знакомства с Локи, поэтому понятия не имел, о каком именно захвате власти идет речь, но не забывал, что Локи устраивает промышленную революцию ради Одина. А Сиф уверена, что он жаждет власти. Получается, что его цель — обесчестить старшего брата, добиться изгнания с лишением имущества и остаться единственным наследником? Похоже на правду. И, судя по словам Сиф, однажды у него почти получилось. Осквернить родного брата, разрушить самые священные узы в Асгарде — семейные! Да Локи и в самом деле не остановится ни перед чем для достижения своих целей. И Сиф тоже. Ее обещания могут ничего не значить, да и как она обеспечит союзнику неприкосновенность из дворца, особенно если вернется Хагалар со своей хваленой боевой магией? Ох, зря он набивался в друзья к царевичу, очень зря. Теперь придется дружить с супругой Тора. Главное, чтобы старший царевич не заподозрил жену в измене — уж слишком тяжела его рука даже без молота.
Первые несколько дней в мире богов оставили в памяти Брюса странные впечатления. По словам Тора, Асгард был разбит на четверти, которыми управляли тринадцать тингов — «советы племен», собирающиеся в мае. Тинги имели абсолютную судебную власть, а те дела, которые казались старцам слишком запутанными и сложными, перемещались в альтинг, который собирался летом каждые два-три года и обязательно начинался во второй день недели. Те дела, которые не получалось разобрать там, доводили до сведения Одина, который не был абсолютным монархом, в дела тингов и альтингов не вмешивался без просьбы с их стороны, принимал их постановления и вносил в книгу общих законов. Тор с гордостью рассказал, что именно альтинг, а вовсе не Один, решил, что любая лошадь, ступившая на землю Асгарда, навсегда становится собственностью асов и не может быть ни продана, ни подарена, ни тем более украдена в другой мир.
Но то были не более чем забавные рассказы, лично Беннер ни тинга, ни альтинга не видел, поскольку стоял январь и он безвылазно сидел в столице, в великолепном замке Одина, сделанном почти целиком из золота. Только крыша в некоторых местах была покрыта волшебной соломой, блестевшей, словно золото. Брюс с открытым ртом рассматривал невероятной красоты покои и залы, созданные не руками местных мужланов, которые только и умели, что мечом махать. Он поражался невероятной выучке слуг и семьи Одина: все ходили по струнке, кланялись друг другу, говорили только на английском, причем запредельно вежливо, а стояли на заранее согласованном расстоянии друг от друга. Король асов ошеломил Беннера, никогда прежде не встречавшего особ королевской крови: золотая пластина на глазу, золотые доспехи, мощнейший артефакт-копье, с которым Один никогда не расставался, ручные разумные воронами, а, главное, старость — он годился в прадедушки собственным детям. Королева Асгарда поражала величием, царственностью и скрытой силой. Она была немолода, но гораздо моложе супруга и годилась ему всего лишь во внучки. Если Один выглядел богом, то Фригг — королевой. Она всегда появлялась в роскошных залах в легких платьях вместе с девятью девушками — свитой, чьи имена воспели человеческие мифы. Беннер помнил только Фулу — родную сестру Фригг — и Вару, отвечавшую за клятвы и каравшую клятвопреступников. Остальных ему торжественно представили в первый же день: Вер, Вьофн, Гевьон, Гну, Ловн, Снотру и Сюн, но он так и не запомнил, кого именно как зовут. Одна предсказывала человеческое будущее, другая вселяла в сердца любовь, третья была посланницей богов на Земле и в прежние века отвечала за переговоры между Фригг и понравившимся ей человеком. Одним словом, обязанности всех спутниц так или иначе касались Мидгарда и, по мнению Беннера, манкировались вот уже несколько столетий.
Легкие платья женщин совсем не сочетались с многослойными одеждами всех мужчин, от слуг до принцев. Либо женщины должны мерзнуть, либо мужчины — умирать от жары, однако Беннер не чувствовал удушливого запаха пота и не замечал мелкой дрожи. Всем было комфортно, все с достоинством носили роскошные идеи и общались исключительно на возвышенные темы. Беннер не решился обсуждать с Джейн богов и их обычаи, но чувствовал себя неотесанным мужланом, ворвавшемся на сцену посреди балета. Слишком идеально было все вокруг, слишком выхолощено и прекрасно, слишком сложен и непонятен был этикет. И Беннер корил себя за то, что не спросил заранее у Тора, как следует себя вести. Ему казалось, что он постоянно оскорбляет присутствующих незнанием элементарных правил, на которое все закрывают глаза. Джейн же такие мелочи вовсе не волновали. Она с детской непосредственностью привнесла за асгардский стол, ломящийся от мало съедобных яств, чисто американские традиции.
Общие залы поражали воображение, но они не шли ни в какое сравнение с личными покоями, обставленными с вопиющей роскошью, которую могло себе позволить раннее средневековье. Или позднее? Беннер никак не мог определиться, какую именно эпоху напоминал ему Асгард. Тор хвастался летающими лодками с лазерными пушками наравне с выучкой простых солдат, сражавшихся на мечах, копьях и топорах.
— Лодки из бездны, — заявил Тор гордо. — Отец привез их много столетий назад. В Асгарде их не делают, только чинят.
Беннер кивнул и обратил внимание на тонкую инженерную работу: дворец из золота, который не слепил, не замерзал зимой и даже, по уверениям Тора, не плавился в жару. Хотя последнее неудивительно, ведь «жара» в понимании асгардцев составляла не более семидесяти семи градусов.
— То заслуга древних мастеров времен юности отца, сейчас технологии утеряны, — объяснил Тор.
Беннер обращал внимание буквально на всё, даже на загибающиеся ремесла и привнесенное из других миров искусство, не вяжущееся с местным бытом. Потолки в залах мастера расписали превосходными пейзажами и портретами, но это ремесло предавалось в узком кругу лиц, и ему грозило забвение.
Еще больше поразил Беннера Фенсалир — огромная вотчина королевы, где располагались хлева, кухни, хранилища зерна, сараи, целые залы с пряхами и ткачихами, множество ремесленных мастерских и некие подобия мануфактур. Он никогда не видел ничего подобного: промышленность целого мира была сосредоточена в одном месте.
— Мы рассылаем свои изделия на дальние и ближние хутора, — изволила рассказать королева, — чтобы асы ни в чем не испытывали нужды. А они в ответ посылают нам мясо, рыбу, водоросли, все, что есть у крестьянских хозяйств.
В дальнейшем Беннер выяснил, что в Асгард импортируют даже зерно и соль — мир богов настолько беден, что не может даже прокормить себя. Каким же образом он занял лидирующее положение в Девятимирье? Подозрения укрепились, когда оказалось, что в столице живет около шестидесяти тысяч асов, а всего их примерно шестьсот тысяч. Меньше миллиона! Меньше населения Балтимора, Лас-Вегаса, Невады или Оклахомы.
— Наверняка, все жители деревень хотят переехать в города, — сказал он Тору после прогулки по сияющей зимней столице, поражающей воображение приевшейся роскошью, летающими домами и огромными статуями, потребовавшими при создании недюжего давно забытого мастерства.
— Нет. Наоборот. В столице жизнь тяжелее, непонятнее. Крестьяне предпочитают жить так, как жили их предки.
— И как же?
— Хочешь посмотреть?
В тот же день Тор отвез его на хутор, расположенный в нескольких милях от столицы. Непривычный к седлу Беннер сильно вымотался, но от лыж отказался: на них он стоял еще хуже, чем сидел на лошади. На перекрестке дорог им встретился столб с резными рунами — могильный столб Локи. Он был выполнен грубо и вовсе не походил на столичные изящества. Раз даже для королевского сына не изготовили красивый резной столб из камня, значит, и это искусство затерялось в веках.
То, что Беннер мысленно называл «деревней», оказалось самым настоящим хутором: низеньким, длинным домом с мелкими оконцами, топившемся по-черному. В нем томились как асы, так и скот: у очага располагалась кухня с нехитрым скарбом, за ней — спальня, запиравшаяся на засов, а с двух сторон от нее чуланы: один с вяленой рыбой, другой — с мукой. Тут уж Беннер не нашел никакого отличия от бедного средневекового крестьянского хозяйства. Кроме разве что одного — врача, которую ему представили сразу после хозяина дома и главы клана в одном лице. Тор рассказал, что на всех хуторах живут врачи, подготовленные в столице Асгарда, а в былые времена — и в Етунхейме, что медицина прекрасно развита и единственная проблема современности — большие перерывы между детьми, зато детская смертность минимальна. Беннер слушал и мрачнел: всего шестьсот тысяч человек, нет младенческой смертности, выживают все дети — Асгард сперва ослабеет, а потом вымрет.
— И все же я не понимаю, почему они не стремятся к жизни в городах, — посмел повторить он свой вопрос по дороге домой.
— В «городе», не в «городах», — поправил Тор. — У нас только один город, где мы с тобой и живем. В городе неудобно растить детей, много соблазнов, да и зачем крестьянам и морским охотникам переезжать? Хутор с землей стоит шестьдесят единиц серебра. Если продать, то деньги быстро закончатся, а получить новые сложно, в столице мало достойной работы. Большинство тех, кого ты видишь в Гладсхейме, живут в одиночестве или с женами, а их семьи работают на хуторах.
У Беннера было свое мнение, но он решил его не озвучивать. В общем и целом Асгард показался ему умирающей державой, которую ничто не спасет. Ремесла забыты, воины только и делают, что тренируются, хотя войны нет, а дворец пронизан атмосферой фальши и какого-то бессмысленного этикета. По двору носятся слуги, но им явно нечего делать, по залам гуляют придворные в роскошных одеждах, которые только пьют да дерутся — настоящий Асгардский пир Беннер однажды наблюдал и постарался побыстрее покинуть: слишком уж не вязалась банальная пьянка с вычурными формами обхождения.
В своей комнате, точнее, в одной из множества комнат Тора (принц так не смог внятно объяснить, зачем ему одному нужно больше пятидесяти комнат) он не нашел ни вшей, ни клопов, ни прочих любителей помучить уставших путников. Постели были чистыми, разве что вместо простыни и одеяла — шкуры. На стенах висели трофеи из разных миров, чучела мифических животных, которые не встречались даже на картинках «Мифов народов мира». Кровать резная со сложными орнаментами, сундуки с не менее сложным рисунком, не то из золота, не то позолоченные. Каждая мелочь, даже гребень, были выполнены в изящной манере, далеко не всегда асгардской, и на Земле стоили бы тысячи долларов, но при этом воду для умывания приносили слуги, у них же можно было попросить ванну, точнее, что-то вроде бочки с горячей водой из источников. Свет, кроме солнечного, был свечной и масляный, и все эти неудобства очень сильно смущали Беннера. Народ, построивший статуи из золота, один в один передающие черты лица оригинала — если судить по ныне здравствующему Гринольву, — народ с летающими лодками и лазерами не придумал нормального освещения, пускай даже магического! Что уж говорить о других благах цивилизации, даже о шкафах! Их место занимали неудобные сундуки. Никаких удобств асы себе не выдумали, зато вроде как сами вырезали дозорный трон Одина с невыговариваемым названием и поставили напротив зеркала-окна, в котором Один видел, все, что творится в Девяти Мирах… Кроме некоторых областей Нифльхейма, Етунхейма и Муспельхейма и подземных частей Нидавеллира, то есть всех владений цвергов, а также Хельхейма. И зачем следить за дружественными, по утверждению Тора, Ванахеймом и Альвхеймом? Или за бесполезным «отсталым» Мидгардом? Очередная загадка.
Пожалуй, единственное, что Беннера не удивляло — поведение Локи. Он не помнил, что творил в обличье Халка, но после возвращения принцев на родину Старк показал запись с камеры наблюдения, которая поразила Беннера до глубины души. Он увидел, как впечатал Локи в бетонный пол, а тот остался жив и относительно здоров. Эта загадка терзала Беннера весь последний год, во многом из-за нее он прибыл в мир богов, но поговорить с Локи у него никак не получалось: тот присутствовал на завтраках и ужинах (обедов в Асгарде не было), держался вежливо и занимал отведенное ему место, а потом бесследно исчезал. Далеко не в первый день Беннеру таки удалось перехватить его, едва не зажав в угол. По крайней мере, ему показалось, что Локи не исчез только потому, что исчезать было некуда — они столкнулись практически в тупике.
— Здравствуй, Локи, я давно ищу тебя, — сказал Беннер по возможности дружелюбно. — Мне, наверное, стоит извиниться перед тобой за большого парня. Это было…
Не успел подобрать слова, как на его плечо легла тяжелая рука.
— Локи, Брюс, наконец-то вы вместе, — Тор положил вторую руку на плечо брату, и тот ощутимо вздрогнул. — Наконец, вы помиритесь. Пойдемте, это надо отметить. Выпьем в моих покоях.
Беннер оценил неожиданное появление Тора, а вот Локи помрачнел. Он не проронил ни слова, но покорно пошел с братом, не снимая руки со своего плеча. Втроем они заняли чуть ли не весь коридор и стали бы причиной заторов, если бы покои Тора не располагались неподалеку.
— Доброго эля нам, — распорядился Тор и плюхнулся на то, что Беннер назвал бы софой, если бы она существовала в Асгарде. — Дружеская беседа пойдет всем на пользу. Вам больше не нужно враждовать.
— Согласен, — улыбнулся Беннер. Локи ответил ему такой же дружелюбной улыбкой. — Я как раз хотел поговорить с Локи о его выносливости, о его силе.
— Это хороший разговор, — кивнул Тор. — Настоящие воины всегда расскажут парочку историй о своих подвигах.
— Я не о подвигах, — Беннер сел рядом с Локи, приглашая к беседе. — Я о его невероятной выносливости, о способностях, которые никак не соотносятся с известными мне законами физики.
— Оставь, друг, — Тор принял из рук слуги эль и лично разлил по чашам. — Выносливость Локи такая же, как у меня, это особенность всех асов.
— Но все же бетонный пол, — Беннер слишком поздно заметил ненавидящий взгляд, которым его одарил Локи.
— Какой пол? — заинтересованно переспросил Тор.
— Неважно, — Брюс отпил обжигающий горло напиток, чтобы выиграть пару секунд и собраться с мыслями. Тор не знал о столкновении Халка с Локи, а, учитывая, какие почести оказывают в Асгарде неудачливому завоевателю, будет лучше, если никто ни о чем не узнает. — В него попадали пули, а его тело…
— Не мое тело, — подал голос Локи. — Не стоит даже пытаться изучать его. Хочешь изучать — бери мою одежду, можешь возиться с ней, сколько хочешь. Наши одежды — это доспехи, даже если они так не выглядят. Они часто спасают нам жизнь.
— Вот как, — протянул Беннер. — Но ты все же сын двух народов…
— Друг! — Тор с грохотом поднял чашу, выпил и бросил на пол — традиция, к которой Беннер никак не мог привыкнуть. — Забудь о своих идеях. Не надо изучать моего брата. Ты изучаешь Асгард. Мой брат на Землю не вернется, он не опасен, лучше наслаждайся вотчиной богов.
— Как скажешь, — Беннер решил не затевать спор. Лучше бы он не встретил Тора в коридоре. Если бы он столкнулся с Локи один на один, то рассказал бы подробнее о своих идеях, подозрениях и прочем, заинтересовал бы его и добился согласия. Но ничего, время еще не упущено, надо выждать.
На счастье Беннера, хорошая возможность подвернулась буквально через пару дней. Несмотря на то, что Тору не понравились приставания к Локи, он старался помирить бывших врагов, пускай сам Локи не желал иметь никаких дел с мидгардским гостем. Поскольку у Брюса был свой интерес, то он соглашался на все совместные предприятия, одним из которых стало распитие прекрасного ванахеймского виски, лучше которого, по утверждению Тора, не сыщешь во всех Девяти мирах. Брюс редко позволял себе такие крепкие напитки, поэтому не оценил бы его прелести, даже если бы захотел, однако в данном случае напиваться не входило в его планы. Он надеялся, что Локи, разомлев от спиртного, позволит взять кровь на анализы. В последнее время Беннер набрал множество образцов разных видов местной ткани: растения, грибы, лишайники, мхи, животные — все обладатели живых клеток интересовали Брюса донельзя. У него не было с собой даже оптического микроскопа, поэтому он бережно складировал образцы в чемодан, снабжая подробными этикетками. Взять немного крови аса было не очень сложно — стоило попросить любого из слуг — а вот полукровка во дворце только один, и договориться пока с ним никак не получалось.
Когда первые чаши опустели, Брюс обратился к Локи с просьбой, но получил резкий отказ. Тор тоже заметно напрягся, что не укрылось от проницательного Беннера. Поскольку еще оставалось около пяти бутылок виски, он решил отойти от скользкой темы и усиленно продолжил делать вид, что пьет, пока асгардцы опустошали кружку за кружкой, восхищаясь вкусом огненного напитка. Тор становился все более веселым, шумным и бодрым, в то время как Локи все меньше участвовал в разговоре. Его взгляд затуманился, а потом он и вовсе уснул прямо за столом, положив голову на руки, на что Тор не обратил никакого внимания, и Брюс решил, что это обычная для Локи реакция на алкоголь.
Тор попытался привлечь друга к пустому разговору, но тот предпочел сделать вид, что тоже клюёт носом, разомлев от напитка и жары, царящей в протопленном золотом зале. Богу грома быстро наскучило пить практически в одиночестве, и он, уложив спящего брата на лавку, предложил проводить Беннера до его покоев. Сопровождение вовсе не входило в планы ученого, но отказ Тор бы не принял, поэтому, чтобы не вызывать лишних подозрений, Брюс позволил проводить себя до ближайшего поворота.
— Голова кружится, — произнес он, опираясь о стену. — Я лучше пойду подышу воздухом в одиночестве. Понаблюдаю за звездами.
— Только не замерзни. Зима ведь, еще простынешь и попадешь к Эйр. Изучишь нашу медицину на себе, — хохотнул Тор и пошел в противоположную сторону. Едва он скрылся за поворотом, как Беннер бросился обратно в залу. Локи лежал на лавке, безвольно свесив руку почти до пола. С бешено колотящимся сердцем Брюс подошел ближе, разглядывая спящего бога. Не притворяется ли? Беннер прислушался к ровному дыханию, потрогал свисающую руку и, совсем осмелев, убрал с лица растрепавшиеся волосы. Локи крепко спал и не чувствовал прикосновений. Второго такого шанса могло не представиться, поэтому Брюс решил рискнуть. Осторожно закатав рукав камзола Локи, он достал из кармана набор для взятия анализа крови, распечатал иглу и ввел ее в вену. Принц даже не пошевелился. Брюс, затаив дыхание, присоединил к игле пластиковую пробирку, в которую стала набираться кровь. Осталось совсем чуть-чуть, но… Именно в этот момент с грохотом открылась дверь. Беннер вздрогнул и дернулся — пробирка упала на пол.
— Брюс! — громыхнул Тор. — Что ты делаешь? Отойди от моего брата!
Бог грома мог этого и не говорить: Беннер и так отпрыгнул в сторону. И вовремя — Локи проснулся и сел, осоловело оглядываясь вокруг. Увидел струйку крови на своей руке и иглу, оставшуюся торчать в вене. Скривившись, он выдернул ее и отбросил в сторону. Потом резко встал и, потеряв равновесие, чуть не упал. Тор подхватил его и повел к выходу, смерив Брюса таким взглядом, что тот сделал еще пару шагов назад.
— Ты мой гость, но ты перешел черту, — сказал Тор таким тоном, какого Брюс никогда от него не слышал. Он пробормотал невнятные извинения, но Тор ничего не ответил и увел брата. Когда за ними закрылась дверь, ученый трясущимися руками поднял с пола закатившуюся под лавку пробирку с кровью и сунул ее в карман. Немного, конечно, но вполне хватит для исследований. Если пробирку не отберут. Брюс огляделся: ни одного слуги или раба — он так и не разобрался, кто именно прислуживал во дворце — повезло или они скрываются и наблюдают из-за закрытых дверей? Брюс сжал пробирку в кармане и беспрепятственно добрался до своей комнаты: никто не остановил его и ни о чем не спросил.
На следующий день он попытался объясниться с Тором, но получил в ответ только дружескую улыбку:
— Ты был пьян, я был пьян, Локи был пьян — все мы хороши. Но не делай так больше, ладно? Не я, так другие будут презирать тебя, ведь нападать исподтишка на спящего — недостойно воина.
Брюс заверил Тора, что подобное больше не повторится, хотя ему дико было слышать о том, что он, оказывается, напал на Локи. Сам младший принц делал вид, будто ничего не произошло, и продолжал избегать земных гостей. Брюс на время отстал от своей невольной жертвы и сосредоточился на Асгарде. Он гостил в чужом мире всего ничего, но готов был предсказать скорый закат когда-то могущественной цивилизации. По крайней мере, та картина, которую он наблюдал, не внушала оптимизма. Почему до сих пор не вымерли все искусства, если для мужчины не зазорно заниматься только крестьянским трудом или военным делом, а почти единственное занятие женщины, кроме непосредственных обязанностей — это учеба на врача? У асов скоро останется только воинское искусство, которое Беннер и искусством-то не считал. Друзья Тора несколько раз вызывали его на ристалище: раз он «Мститель», раз он доблестный воин, о котором столько рассказывал Тор, то должен показать свою доблесть.
— Я не сражаюсь, — ответил он, не приняв меча. — Сражается другой, большой парень, в которого я превращаюсь, когда плохо себя контролирую. Меч ему точно не понадобится.
— О, так ты оборотень! — воскликнул кто-то из друзей Тора. — Ну давай же, мы просто обязаны увидеть твою вторую сущность. Давай же, покажи! Ты и правда способен на превращение? Да быть не может! Ты же не из Етунхейма или Муспельхейма! Всего лишь человек. И вдруг оборотень!
Беннеру едва удалось отбиться и то только с помощью Тора, который убедил друзей, что драться с Халком — очень плохая и разрушительная затея. Причем Беннеру показалось, что после нескольких отказов местные мужчины стали смотреть на него с жалостью, а женщины и вовсе не замечать.
— В Асгарде ценится воинское искусство, — объяснял Тор. — Посмотри, до каких вершин оно дошло.
И Беннер покорно смотрел учебные бои на мечах, но не видел в них ничего особенного. Школы фехтования на Земле показывали гораздо более красивые и интересные трюки. В Асгарде царствовала грубая сила, а представления о построении не шли ни в какое сравнение с теми же римскими легионами, про которые Брюс в свое время много читал. Армией Асгарда командовал лично Тор, тренировал Гринольв, прославленный воин, но Беннера увиденное не восхищало. Блистательные на первый взгляд, уже на второй боги оказались ничтожной кучкой людей, которых победили бы многие народы до рождения Христа. Римские, греческие, египетские, китайские армии смели бы орду асов за несколько часов. Да, боги сверкали золотыми доспехами, золотыми щитами, но золото — мягкий металл, кому нужна такая защита?
Вот тренировки боевых магов произвели впечатление, но магов было мало, боевых — еще меньше, не они решали исход битвы, хотя, если бы Брюс был королем или главнокомандующим, он бы оставил в армии только боевых магов, а простых воинов отправил бы работать на «мануфактуры». Несмотря на то, что Фенсалир считался женским чертогом, мужскую работу в нем выполняли мужчины, но павильоны с мужскими работами были вынесены за черту болот, чтобы оправдать название «женский чертог». Причем всеми мужскими работами — кузнечным, гончарным, столярным делом, кораблестроением и вырезанием рун — тоже распоряжалась Фригг.
Настоящим женским чертогом был Вингольф, построенный на случай, если когда-нибудь переполнится Вальгалла. А пока она и не думала переполняться, чертог облюбовали женщины, устроили женское святилище с целительной купальней, которой руководила Фригг вместе с доктором Эйр. Пожалуй, королева была единственным жителем дворца, чью работу Беннер постоянно наблюдал. Чем занимались все остальные высокопоставленные асы, в том числе принцы, — он так и не разобрался. А когда высказал свои сомнения Тору, тот только руками развел:
— Ну что поделаешь. Зимняя половина года же!
Беркана проклинала себя за то, что уехала из поселения, не взяв с собой книгу человеческих мифов, схожих с мифами народа Алькеро. Мидгардские гости — Джейн и Брюс — оказались не воинами, а учеными, и должны были знать о мифах. Правда, пока они обнаруживали незнание даже имен своих родителей. Ни Одину при всем собрании, ни впоследствии Тору, ни ей самой не удалось добиться от Джейн или Брюса имен их отцов. Они называли только родовые имена, переходящие из поколения в поколение, которыми пользовались в Мидгарде. Еще одна человеческая странность.
Беркана осталась во дворце даже после провала исследований частиц: очень уж ей хотелось посмотреть на могучую избранницу бога грома, — и как же она разочаровалась, когда увидела низенькую тощую русоволосую женщину с блеклыми чертами лица, совершенно неподобающей внешностью а, главное, возрастом. Одинсдоттир была уверена, что избраннице Тора нет и тысячи зим, а она оказалась сильно старше, причем ни мужа, ни детей у нее нет и не было, потому что она жила работой. Беркана не решилась бы расспросить ее о жизни, но помог Хагалар: благодаря его красноречию, Дочь Одина узнала подробности о детстве и юности гостьи. Подробности настолько расходились с представлениями Берканы о жизни вообще и о женской доли в частности, что она не знала, что и думать. Джейн потратила на учебу больше двадцати человеческих зим. Это составляло почти полторы тысячи асгардских зим и примерно половину жизни аса. Все свои молодые годы, когда кровь кипит, когда стоит искать мужа и заниматься детьми, она училась, чтобы стать инженером. По крайней мере, Беркана поняла так, что «астрофизики» и «инженеры», в которых сейчас так сильно нуждалось поселение — понятия близкие. И все эти жертвы приносились жажде славы и тщеславию, которое заключалось не в битвах, не в рачительном ведении хозяйства и даже не в ремесле, а в создании Радужного Моста — того самого, из-за которого мастера и логисты предрекали скорое завоевание мира богов отсталым человечеством, жаждущем, как в былые времена, золота. Причем Джейн занималась мостом до того, как узнала о существовании Асгарда. Беркана уверилась в то, что у астрофизика есть дар предвидения, зачатки магии, просто она не пользуется ими и не развивает. Зачатки магии объясняли, почему к ней так тянуло Хагалара. Он в открытую увивался вокруг земной женщины и чуть ли не предлагал ей любовную связь. По крайней мере, уединялся с ней в своих покоях, отослав слуг и рабов. Беркана ревновала, почти как в детстве, когда Вождь таскал на руках маленьких царевичей, а вовсе не ее. Она следила за ним и его избранницей, пыталась поговорить про земную магию, как-то спросила, делала ли Джейн во время обучения магические чернила из копоти, ладана и сладкого вина или белоснежную ртуть из ртути, белого мрамора и яичной скорлупы.
— Что? — рассмеялась в ответ землянка. — Это же алхимия, лженаука наших далеких предков. Ее несостоятельность доказали еще врачи-минералоги веке в шестнадцатом. Потом, правда, было много лжеучений, вроде теории флагестона, но их тоже опровергли.
— А что это за теория? — заинтересовалась Беркана, но получила такой страшный ответ, что не поняла ни слова, кроме того, что эта теория не имеет под собой никакой основы и как-то связана с кислородом и азотом воздуха.
— Однако трансмутация все же существует, но происходит из-за ядерного распада или ядерных реакций, — утешила Джейн поникшую Беркану. — Хочешь, я расскажу тебе про альфа и бета распад, позитронный распад и электронный захват?
Беркана не хотела. Она хотела узнать больше о Мидгарде, но о чем бы ни начинала говорить Джейн, она все равно раз за разом возвращалась к своей странной науке, к своим выкладкам, которые собиралась проверять даже в Асгарде. Дочь Одина видела земное оборудование, с которым Джейн иногда ходила по дворцу и что-то измеряла. Она мало общалась с Тором, занятым вторым человеком, но очень много — с Сиф, хотя та была счастливой соперницей, невестой Тора. И все же они прекрасно находили общий язык, возможно, из-за внешней схожести (Сиф тоже казалась Беркане некрасивой). Но она была чистокровной асиньей, а Джейн — чистокровным человеком, поэтому у них было мало общего и порой происходили недопонимания и разногласия.
Беркана кругами ходила вокруг Джейн, вокруг ее оборудования, вокруг ее личных вещей, привезенных из Мидгарда. Всё напоминало ей о сыне Джозефа, о котором она мечтала, который не сыпал непонятными терминами и не строил Радужный Мост в пустоту. Стивен-Роджерс был воином, баловнем судьбы и любимым сыном удачи — именно такой человек был нужен Беркане, и уж с его помощью она разберется с Мидгардом, со всеми его компьютерами, банками и газонами, которые необходимо подстригать. От Джейн она узнала о куче правил и несуразностей, свойственных Мидгарду, но в Асагарде правил было гораздо больше, наказание за их нарушение ужасно, а о свободе здесь даже не слышали. Беркану в хорошем смысле поразили основные конституционные права американских граждан, принцип разделения властей, множество свобод и запрещение кровопролития. Мир людей казался ей гуманным, гораздо более гуманным, чем собственный, где смертной казни вроде как не существовало, но за убийство аса полагался всего лишь денежный штраф, который мало кого останавливал. А изгнание с лишением имущества фактически являлось той самой казнью, потому что развязывало руки мстителям и открывало охоту на конкретного осужденного, с которым можно было сделать что угодно, хоть запытать, ведь для закона его как бы не существовало.
Если бы у Берканы не было какого-никакого образования, если бы она не знала, что в других мирах, подчиненных Одину, другие законы, она считала бы устройство жизни в Асгарде единственно правильным, но она немного разбиралась в законах Етунхейма и Ванахейма и считала, что даже там жить лучше. Теперь же ей открылся целый Мидгард, где законы еще мягче, где не нужно бояться за свою жизнь, где можно заниматься таким количеством странных и бессмысленных вещей, что отказаться от попытки обустройства там собственной жизни было глупо.
Отпустить ее в Мидгард имел право только кто-то из членов царской семьи, и это стало бы камнем преткновения, если бы Локи, к которому она попыталась подступиться обходными путями, не заявил, что ему все равно, где и как она живет, и что если ей, в отличие от логистов, почему-то нужно его разрешение для жизни в Мидгарде, он поставит необходимые печати. Это известие окрылило Беркану. Осталось только объяснить свой поступок мастерам. Проще всего вернуться к людям с каскетом, учитывая новые данные, открывшиеся после преображения Локи, но пока им занимался Ивар, и у Берканы возникло смутное подозрение, что со своими новыми силами он воссоздаст древний артефакт. Если у него получится, то последняя надежда рухнет.
К тому же, чтобы путешествовать или жить в другом мире, нужны собственные деньги, а они появятся, если Хагалар выполнит обещание и отдаст ей земли. Но угодьями надо заниматься. Она станет хозяйкой дома и поехать в Мидгард не сможет. Нет, ей нужна миссия от поселения лет на двадцать. Но что, кроме каскета? Да и для его сопровождения скорее всего выберут Ивара или Лагура — после ошибки Наутиз обострились настроения, направленные против равных прав мужчин и женщин поселения.
Беркана настолько привыкла, что в малом Асгарде ее, несмотря ни на что, воспринимают как равную, что во дворце чувствовала себя неуютно, сравнивая себя с высокопоставленными женщинами, с женами придворных да даже с царицей. Они жили в женском мире, отличном от мужского, вынужденные во всем если не подчиняться мужчинам, то считаться с их мнением. Беркана отвыкла от патриархата, поэтому старалась ни с кем не общаться, поэтому искала общества Джейн, хотя та и казалась ей некрасивой и заумной. Она уже договорилась с ней о том, что приедет погостить, но речь шла всего о нескольких месяцах, а уж точно не о годах. Нужен был более веский повод покинуть Асгард лет на двадцать.
— Друзья мои, я понимаю ваше негодование, но Беннер — обычный человек, — заявил Тор, грохнув рукой по столу с такой силой, что затряслись золотые кубки. — А его вторая половина — Халк — победит вас за несколько мгновений. Мой молот едва справлялся с ним. Но я все же надеюсь уговорить его на поединок с Гринольвом.
— С самим Гринольвом? — присвистнул Фандралл. — Да Гринольв его размажет одним ударом. Ты же слышал, как он уничтожил четырех великанов парой взмахов секиры!
— Друзья мои, Халка нельзя убить, — покачал головой Тор. — А Гринольв хвастает своей великолепной тактикой и стратегией. Это было бы сражение грубой силы и великого ума прошлого.
— Прошлого, — подтвердил Хогун. — Не настоящего.
— Я же вмешаюсь, если что, — пожал плечами Тор. — Не стыдно быть спасенным сыном Одина. Это была бы славная битва, о которой услышали бы даже в Вальгалле. Все наши предки слетелись бы посмотреть на этот бой!
— Не знаю, — пробормотала Сиф. — Твой друг не выглядит сильным. Даже если он обратится, я не верю, что он станет настолько уж неуязвимым, чтобы мы вчетвером не одолели его.
— Я не одолел большого зеленого парня на летающем корабле людей, — признался Тор.
— Ты? — воскликнул Вольштаг, подавившись куриной ножкой. — С молотом?
— С молотом! — подтвердил Тор.
Друзья рассмеялись, а Хагалару надоело подслушивать: он вышел из тени колонны, поигрывая яблоком из сада Идунн. На дворе зима, а яблоки все такие же вкусные. Жаль, что они не обладают теми свойствами, которые им приписывали люди в своих детских сказках.
Один словно сошел с ума из-за приезда смертных. Чего только стоил приказ о постоянном исполнении этикета, от которого отказались много столетий назад, чтобы «не ударить в грязь лицом перед послами Мидгарда». Сказал тоже «послами»: это просто два жалких смертных, которые будут держать язык за зубами, когда вернутся в Мидгард. А если не будут, то шпионы Всеотца убьют и их, и тех, кому они откроют тайну. Так думал Вождь, но не Один. «Нет, Хагалар. Возможно, люди станут нашими противниками. Мы должны показать им божественную мощь». «Божественная мощь», по мнению Одина, выражалась в бесконечных поклонах, формулах вежливости, уверениях в преданности и четком ранжировании за столом. Единственное, от чего Вождь сразу отказался — это от одежды, которую Один всучил едва не насильно. Никогда он не наденет больше плаща и не возьмет в руки трость, скорее выйдет на пир в широкополой шляпе. Во-первых, он не собирался оставаться во дворце надолго, во-вторых, о примирении с царской семьей не было речи, в-третьих, Локи удар хватит, если он увидит, какую одежду когда-то носил старый маг. А подвергать опасности и без того больного во всех смыслах царевича Вождь не желал. В Гладсхейме творилось что-то невообразимое. В общих залах асы вели себя расслаблено, пока не появлялись люди. Едва заслышав их шаги, а, точнее, едва сопровождающие объявляли, куда именно направляются гости, как асы тут же преображались, будто в облике женщины и мужчины по замку разгуливали Хель и Суртр. Но стоило гостям удалиться в соседние покои, как всё возвращалось на круги своя. Лишь пару раз подготовиться к приему не успели, и смертные узрели истинное положение вещей: те же попойки, которыми асы гордились, но которые, по мнению Одина, были недостойны высоких гостей. С точки зрения Хагалара, это высокие гости были недостойны попоек хотя бы потому, что не умели ни пить, ни драться. Но его мнением царь не интересовался, а Хагалар не посчитал нужным навязываться.
Он полутора суток продержал Локи во сне, отбивая нападения то Фригги, то Одина, то Эйр. Устал так сильно, что потом проспал больше десяти часов и только сейчас более-менее пришел в себя. Здоровье с возрастом ухудшалось, причем быстрее, чем хотелось бы.
Одна мысль бесконечно терзала его: что произошло в день приезда гостей? Локи ретировался из зала, Локи пошел к своему другу, наставнику, учителю, неважно. И там потерял сознание? Или его стало клонить в сон? Почему он спал и видел несуразные сны? Хьярвард оставил свою комнату в распоряжении Локи, а сам перебрался в покои царевича, ничего так и не разъяснив. От такой наглости Хагалар чуть не лишился дара речи, но слуги подтвердили, что он может делать все, при желании даже ночевать в покоях сыновей Одина — столь близок он с царевичами. Хагалар дал себе слово вызнать подробности, поэтому, немного придя в себя, отправился на поиски придворного палача, тайно желая обнаружить его в застенках и потренироваться в когда-то любимом искусстве. Однако в зимнюю половину почти все взрослые дворцовые асы забывали о делах и предавались безудержным возлияниям за столами Одина, и Хьярвард в том числе. Он был не совсем трезв, но и не совсем пьян, так что Хагалар попытался допросить его.
— Да я сам не знаю, — пожал плечами здоровяк. — Меня не было, когда Локи ко мне пришел. Мне потом доложили, я бросился к нему, все же нечасто Локи меня вспоминает.
— А я думал, вы с ним очень дружны, — вставил Хагалар.
— Куда там. В детстве — да, а потом чего, дети выросли, у них своя компания молодых асов, это я их стараюсь не забывать, а у них свои дела, ристалище, я же понимаю. В их возрасте я такие подвиги совершал.
— Так что с Локи?
— Когда я пришел, то он сидел у меня, а потом сказал что-то невнятное, лег. Я думал, просто так, а смотрю: спит и бредит, добудиться я не смог, а тут ты.
— По твоему описанию его отравили, — недоуменно пробормотал Хагалар. — Но чем же? Он не притрагивался к еде.
— Не знаю, — пожал плечами Хьярвард. — Только вот, — он огляделся, будто опасаясь, что их подслушивют, а потом тихо добавил: — Дело одно есть, но не знаю, как и сказать тебе о нем. Ты ведь наставник Локи вроде как?
— Все, что касается детей Одина, касается меня в первую очередь, — проникновенно протянул Хагалар. — И я ни о чем не скажу Одину.
— Вот бы и хорошо, — замялся Хьярвард. — Локи просил меня не говорить его семье.
— Я не его семья
— Но тут такое дело, — Хьярвард с трудом подбирал слова. — Сложное дело. Друг Тора в нем замешан.
— Что успел натворить смертный, пока я спал? — удивился Хагалар. — Тор хвастал, что это один из бравых воинов Мидгарда, но он не в состоянии подстрелить даже зайца.
— Дело не в зайце, — Хьярвард пошел по пустынному коридору, увлекая Хагалара за собой. — Неприятное дело вышло. Очень. И даже не знаю, как и рассказать.
— Говори толком, — нарочито мягко произнес Хагалар. — Все, что касается Локи, касается и меня, и я могу дать клятву на крови, что если дело такое скользкое и личное, то никто ни о чем не узнает.
— Клятву на крови? — почесал в затылке Хьярвард — Ты и в самом деле готов? Она же смертельная.
Хагалар закатил глаза: как же сложно общаться с недоумками. И что только нашел Локи в этом мямлящем громиле? В юности он был посообразительнее и порешительнее. Неужели все асы, которых Хагалар знал до побега, только подурнели и никто не похорошел?
— Так что там с Локи? — не выдержал Вождь. — Я защищу его от любой напасти.
— Дело не в защите, а в родовой мести.
— Какой еще родовой мести? Человеку? — Хагалар проглотил готовые сорваться с языка язвительные колкости. Родовая месть смертному — звучит-то как!
— Локи был откровенен со мной, и я не уверен, что имею право.
— Зато я уверен, что имею право на всё, особенно на его жизнь, душу, благосостояние и душевное спокойствие. Говори, наконец.
— Хорошо, хорошо, только чтобы никто не узнал… Этот человек — не человек на самом деле.
— Великан? Эльф? Цверг?
— Нет, хуже. Он оборотень и превращается в огромного монстра, зеленокожего, бесстрашного и ужасного. Он победил Локи в Мидгарде, но не в честном бою. Он напал на него, безоружного, и подверг избиению. Он оскорбил члена царской семьи, попрал его честь и удачу. Локи до сих пор полностью не пришел в себя, и даже у меня не получается восстановить его навыки по отключению сознания до прежнего уровня.
Хагалар цокнул пару раз языком. Видение из сна Локи сложилось. Компенсаторная реакция, типичная, как в учебниках: во сне Локи побеждал своего врага в обличии монстра, унижал, правда, тем способом, который в Асгарде считался неприемлемым, о чем человек не знал и потому получал удовольствие. Вот, значит, как выглядит вторая ипостась доктора: огромный человекоподобный монстр, выше человека, ниже великана. Безумный, опасный и сильный — типичное сочетание признаков.
— Мы не можем убить другастаршего царевича, — задумчиво протянул Вождь. — Как и попрать законы гостеприимства.
— Но он должен заплатить за то, что сделал.
— Заплатит, — Хагалар перебирал в голое возможные варианты. — Причем старшенькая плоть мне поможет. Не беспокойся, я не расскажу никому правду. Спасибо за откровенность, друг. Локи нельзя было пожелать лучшего наставника, чем ты.
С этими словами Хагалар отправился на поиски Гринольва. Желанный поединок между полководцем и гостем не состоится просто так. Даже если Тор договорится со своим другом, необходимо получить согласие Гринольва, а тот не опустится до битвы со смертным ради забавы, даже если ему расскажут об оборотничестве. А вот отстоять честь Локи — совсем другое дело. Гринольв не станет вникать в подробности, зато выполнит дружескую просьбу. Подговорить его на битву даже проще, чем якобы мирного человека, который вряд ли отвечал за себя в обличие оборотня. Но чего только не делает с людьми любовь.
План действий обрел четкость, и Хагалар сменил направление, решив для начала найти в целительном отделении Алгира и обрадовать скорым возвращением домой. Не то, чтобы полунедруг кого-то лечил, но развлекался с целителями так, как никогда не позволял себе в поселении.
— Мой недорогой друг, я скоро вернусь к своим обязанностям, как ты и просил, — объявил Хагалар прежде, чем заметил, что объявлять некому, потому что все присутствующие пьяны. — Да что же сегодня такое! — Вождь картинно всплеснул руками. — Я к тебе с такой важной вестью, а ты меня даже не слышишь! Эй!
Он попытался привести Алгира в чувства, но безуспешно. В поселении был запрещен алкоголь, поэтому и Алгир, и Беркана, вырвавшись в большой Асгард, пили без всякой меры. Но если Беркана молода и здорова, то Алгир стар и легко доведет себя медом и элем до большой беды. Ну да Хагалар читать ему нотации не собирался: он и так вынужден поучать молодых, не хватало еще тратить бесценное время на стариков. Пусть сами о себе заботятся.
Ивар никак не мог определить, кто управляет его разумом: он сам или некие высшие силы. Порой он ловил себя на странных, несвойственных ему идеях и желаниях, с которыми вовсе не хотелось бороться, а порой мыслил настолько здраво и привычно, будто ничего не произошло. С братом он совсем разошелся, только наблюдал иногда за экспериментами над людьми. Раиду попал в рабство к очередной идее и судорожно проверял какие-то человеческие яды.
В последний раз брат помахал перед носом письмом от Локи, адресованном лично ему, в котором сообщалось, что у царевича все хорошо и что он когда-нибудь вернется домой. Так там и было написано «домой», не «в поселение». Энтузиазм Раиду Ивар не разделял. Он чувствовал себя обязанным совершить великий подвиг и немедля отправиться в Етунхейм. Предложил брату поехать с ним, но тот не расслышал вопроса, копаясь во внутренностях еще живого человека. Анатомия Ивара никогда не прельщала, как и физиология и прочие страшные слова из Етунхеймских и Мидгардских книжек по науке естества. Он молча покинул лабораториум и устремился в дом мастеров, чтобы с помощью осколка Тессеракта перенестись в Гастропнир: завершить дело, ради которого когда-то собрали царственный фелаг.
Какого же было его разочарование, какая буря гнева поднялась в его душе, когда он встретился с ледяным отказом собственного мастера и мастера логистики. Они мягко, даже нежно объяснили ему, что пока в Етунхейм нельзя, что его идею претворят в жизнь только с позволения Локи, а его сейчас нет. Это была явная отговорка: мастера все решали и без Локи, если того требовали обстоятельства. Ивар пустился в объяснения, едва сдерживая гнев и потоки силы, бесящиеся похлеще него самого. Он боялся, что с руки сорвется молния или огненный шар. И он видел, что мастера тоже боятся. Не чувствовал, но предполагал, что комната наводнена какими-нибудь мощными боевыми заклятиями, поставленными специально против него. Осознавал, что слишком сильно сжимает стол, что его лицо искажено гримасами, приличествующими вспыльчивому брату. Он хотел убивать и непременно убил бы, если бы дал силам вырваться на свободу.
С трудом, пошатываясь, словно пьяный, он вышел на свежий морозный воздух и стянул варежки. Холод обжег руки, успокоил мысли. Спала кровавая пелена гнева. Стало легче дышать. Только вот проблема так и осталась нерешенной. Почему он не оставил себе осколок Тессеракта, когда его только раздробили? Это была ведь его идея!
Логисты! Найти любого из них, сорвать с шеи осколок в виде кулона. Он ведь и сам когда-то был логистом, ему можно. Наверное. А кто не отдаст добровольно, того он заставит силой.
Ивар опустился в сугроб и с силой сжал холодную, тающую массу, стараясь успокоиться. Никогда еще с ним ничего подобного не случалось. Его словно захлестнула истерика, которую он наблюдал в юности у нескольких родственников. Припадочные истерики были проклятием их рода, но Ивар считал, что его они не коснутся, раз обошли стороной в юности. Неужто высшие силы их пробудили?
Воспаленный мозг требовал новую задачу, поскольку считал, что каскет — дело решенное, осталось только техническое воплощение. Кстати вспоминалась умирающая Наутиз, ее слова о каких-то документах, о Локи-гомункуле. Тогда Ивар не предал им значения, но сейчас вознамерился разобраться. Он и так знает о сыне Одина такое, за что его стоило бы повесить. Какие еще тайны скрывает царственное проклятье Асгарда?
В библиотеке было сухо, чисто и ослепительно светло. Хранительница библиотеки, Кауна, тепло поприветствовала его, а грохот стукалок, от которых не отказались, несмотря на печатный станок, почему-то не раздражал, а успокаивал.
— Тебе нужны какие-то документы? — спросила Кауна участливо. Она нравилась ему. Когда-то, когда Ивар еще не знал о законах поселения, он думал сделать ее своей женой.
— Да, нужны, — кивнул он, чувствуя, как тепло комнаты, равномерный стук, присутствие красивой женщины успокаивают бурю в его душе, как замолкают высшие силы. — Мне нужен комплект документов Наутиз Светлооокой. Не по отоплению или ртути, а компактный набор.
— А, поняла, о чем ты, — Кауна кивнула. — Но он зашифрован.
— Я знаю ключ. Она передала его мне перед смертью, — ложь сорвалась с языка до того, как Ивар понял, что солгал.
— Да, жалко ее, конечно, вы были такой красивой парой, — заметила Кауна и удалилась к сундукам со свитками.
Парой? Они никогда не были парой. Но в поселении считали иначе. Ивар полной грудью вдохнул горячий дымный воздух. Он чувствовал себя гораздо лучше, чем прежде. Не хотелось убивать всех присутствующих, хотелось… спать? Да, он почувствовал, что буквально отключается от мира. Сильный эмоциональный всплеск, энергия, струящаяся по телу — все это обессилило и без того хлипкий организм. Он с трудом дождался, когда Кауна принесет свиток, сел, но не успел прочитать ни строчки: заснул прямо за столом.
Сон его был недолог, а вот видения фантасмагоричны. Он видел Локи на троне Асгарда, видел, как Хагалар склоняется перед ним и встает по правую руку, молодея на глазах. Видел Ивара-мага, стоящего по левую вместе с Раиду, в глазах которого светилось неподдельное счастье. Открылись двери, пропуская царицу Асгарда. Она вошла, надменная, гордая, в сопровождении своих прислужниц.
— Полуетун не станет царем, даже если казнит отца и брата, — заявила она, остановившись в центре зала. — Скорее Беркана станет царицей, чем ты — царем.
— Прекраснейшая, разве же Локи будет править? — ответил почему-то Хагалар, соскальзывая на пару ступеней ниже и вновь меняя очертания. — Трон Асгарда наконец-то принадлежит мне.
— Сгинь, воплощение тьмы, пригретое на груди Одина! — воскликнула Фригг, преображаясь: теперь перед Хагаларом стояла женщина в боевом облачении с мечом в руках: настоящая валькирия.
— Я никогда не позволю темной сущности править Асгардом
— Иди ко мне! — прошептал преображенный Хагалар, действительно напоминающий создание тьмы своими черными одеждами. Или представителя свартальвов, предпочитавших в одежде черное.
Фригг бросилась вперед с мечом, но почему-то оказалась в объятиях противника, молодая и красивая. Хагалар держал ее крепко и даже не заметил, как Локи, до того неподвижно сидящий на троне, резко встал и пронзил их обоих кинжалами, появившимися из ниоткуда.
— Трон Асгарда будет только моим!
Ивар очнулся от боли в шее и затекших руках. Его недолгого сна не заметили ни библиотекари, ни солнце, все еще стоявшее в зените. Скоро оно начнет клониться к закату, и еще один короткий асгардский день закончится, уступая место длинной зимней ночи. Ивар с трудом размял шею. Ему и раньше снилась какая-то белиберда, но помнил он ее плохо, а сейчас друзья и царская семья стояли в одном шаге от него, он отчетливо различал происходящее. Видение ли это? Прошлого или будущего? Бред ли воспаленного воображения? Он не знал и предпочел углубиться в чтение. Но рассудок оставил его, он не сразу разобрался, что читает бессмыслицу, что нужны книги по дешифровке. Но вставать с лавки было так лень, что он решил самостоятельно подобрать ключ. Раньше у него бы не получилось, но сейчас, находясь под покровительством богов Етунхейма, подбор не занял и нескольких часов. Наутиз использовала сразу две системы шифра и замену имен. Сперва она поменяла местами руны попарно, а потом еще заменила каждую руну, которая в алфавите следовала за ней через одну. Должно быть, все ее исследования Локи не заняли столько времени, сколько шифрование результатов.
Стемнело, одни переписчики сменили других, а Ивар все дешифровывал и заменял имена, понимая, что Наутиз исследовала царскую семью, а не каких-то посторонних асов. Она была хорошим ученым, она скрупулезно подходила к работе, поэтому провела очень много опытов, но все показали одно и то же: то, что Ивар и без нее прекрасно знал — что Один и Фригг не имеют никакого отношения к Локи. Разобрав царевича буквально на молекулы, Наутиз пришла к выводу, что он ётас, но не догадалась, что он настоящий, неискусственный, а решила, что он создание Одина. Ее выкладки были столь правильны, столь научно обоснованы, а к экспериментам прилагалось столько доказательств, что Ивару даже обидно стало за научную школу: сколько времени и сил можно потратить, получить верные результаты и совершенно неправильно их интерпретировать. Выходит, Наутиз узнала тайну Локи, а, возможно, и не она одна. Скорее всего, посвященные состояли с ней в одном фелаге и погибли, а если нет, то будут молчать. Ивар еще раз перечитал выкладки и переписал к себе всё, относящееся к Фригг, чтобы сравнить себя с ней. Царица Асгада приходилась ему и Раиду дальней родней. Когда-то давно, когда их родители воевали, а они жили у родственницы со стороны матерей, Фригг приезжала к ним. На детей она внимания не обращала, даже на сына хозяйки, несмотря на его большие успехи в магии ветра, а вот с матерью подолгу беседовала, вспоминала смешные случаи из детства. Теперь Ивару выпал уникальный шанс посмотреть, сколько в нем царской крови. Бессмысленное бахвальство, ведь на троне все равно окажется Локи или Тор, но сейчас ему отчего-то захотелось сравнить себя с царицей. Все равно в Етунхейм не пускают. Воспоминание о неудаче обожгло огнем, в руках сконцентрировались древние силы, но они успокоились, стоило подумать о родственных связях с Фригг и о троне Асгарда. Хагалар и Раиду мечтали посадить на него полуетуна; поселение, особенно сейчас, когда Локи пропал, обсуждало вполне открыто, что пора уничтожить Тора. Раньше Ивар к таким разговорам не прислушивался, считая их бессмысленными и глупыми, но, пока расшифровывал тексты, подслушал нескольких библиотекарей. По их словам получалось, что воцарение Локи — дело чуть ли не решенное, и что если он жив — а по письму Раиду получалось, что жив и скоро вернется, — то медлить нельзя и лучше заручиться поддержкой царей других миров. Локи должен остаться единственным наследником Одина, тогда уже никто не причинит ему вреда. Ивар вспомнил о собственных мечтах сбежать из поселения вместе с Локи. Каскет и эксперименты заставили его позабыть о данном себе обещании. Но почему бы и нет? Спасти Локи можно только ценой жизни Тора. Один стар, других наследников у него не будет, а Тор всего лишь обычный ас. Если он приедет в поселение, например, вместе с братом, и останется подольше… Мысли Ивара заработали в нужном направлении. Он знал десятки таких средств, чтобы Тор умер спустя месяцы вдали от поселения. Если праздные разговоры и в самом деле имеют под собой основу, то пора претворить их в жизнь.
Тор и Локи никогда не были дружны настолько, насколько бывают дружны близкие родственники. По крайней мере, так считал Локи, а Тор до последнего времени придерживался иной точки зрения. Ровно до того дня, как Локи попытался его убить на Радужном Мосту. С тех пор он относился к брату более чем подозрительно, хотя и старался скрывать свои истинные мысли ото всех и прежде всего — от самого себя. Вот и сейчас, когда Брюс Беннер, вместо того, чтобы осматривать Асгард, стал задавать Локи двусмысленные вопросы, Тор принялся заступаться за названого брата. Раз, другой, третий. Беннер постоянно искал повод расспросить о чем-нибудь Локи, а Тор столь же искусно не оставлял друга наедине с братом, справедливо опасаясь, что здоровье последнего все еще не восстановилось и что он может натворить много бед. Его забота Локи не раздражала, по крайней мере, он не подавал вида. Раздражали его, как и самого Тора — вежливость и почтение, с которыми они вынуждены были обращаться со всеми придворными при мидгардских гостях. И с каким же облегчением все вздохнули, когда ранним утром Сиф увезла людей на прогулку к ближайшей горе. Наконец-то все могли расслабиться, и царевичи — в первую очередь. Они расположились на ступеньках пиршественного зала, где, бывало, раньше проводили целые дни. За окном падал снег, в печи весело шумели дрова, орнаменты на полу блестели всеми оттенками золота
— Даже не знаю, кто сейчас надоедает мне больше: твой доктор или Хагалар, — невесело хмыкнул Локи, наслаждаясь несколькими часами свободы.
— Да Хагалар-то тебе что сделал? — удивился Тор. — Он — один из лучших асов во всем Асгарде. Тебе бы поучиться у него.
— Чему? — резко откликнулся Локи.
— Боевой магии, — пояснил Тор, не понимая, что вызвало вспышку негодования.
Он хотел задать уточняющий вопрос, но дверь распахнулась, пропуская царицу: одну, без конвоя девушек, в обычном платье. Мать неимоверно раздражала необходимость держаться по-царски достойно, а Тора раздражала необходимость при ней вставать. Он дернулся рефлекторно и не сразу разобрался, что пока можно отдохнуть от ритуалов. Мать пристроилась к ним третьей. Для полноты картины не хватало только отца, но он на ступеньках сидеть не любил.
— Ты упомянул боевую магию, — нежно сказала мать, одним голосом выражая всю свою любовь к выросшим детям. — Неужели ты решил ее освоить?
— Я? Нет, конечно, у меня есть Мьельнир! — Тор хотел призвать молот, но в последний момент воздержался от показухи. — Я говорил о Локи. Он многому научится у Хагалара. Он ведь боевой маг.
— Я очень надеюсь, что Локи проявит благоразумие и ничему не будет учиться у Хагалара, — столь же нежно проворковала мать.
— Почему это? — изумился Тор. — Он рассказывал нам о своих битвах. Он храбрый воин, которого никогда не покидала удача.
— Или он нам лгал? — подал голос не менее заинтересованный Локи. — Все его бахвальство впустую, и он вовсе не высший маг?
— Отнюдь, — вздохнула Фригг и подошла к столу с водорослями. Царевичи переглянулись: они почти никогда не видели мать в растерянности. — Он действительно боевой маг, он действительно очень силен и многое мог бы передать своему ученику.
— Так в чем же дело? — не унимался Тор. — Я не понимаю. Локи ведь магию обожает, ты бы видела его иллюзии.
— Может, ты все же мне скажешь, кто он такой? — без всякой надежды в голосе спросил Локи. — Ваша игра в молчанку мне за год надоела. Я не понимаю ее смысла, как и смысла всего происходящего. Почему вы с отцом никак не сойдетесь во мнении? Он называл Хагалара самым достойным асом в Асгарде!
— Да он и есть такой! — подтвердил Тор, положив руку на плечо брата. — Ну, кроме отца, меня, Гринольва, Фандралла, есть и более достойные асы в Асгарде, но их мало.
— Хорошо, я скажу вам, кто он, — мать отвернулась, и ее слова упали камнем в песок, разом погасив все звуки в зале. Она стояла на нижней ступени, напряженная, теребя в руке какую-то женскую безделушку. Тор узнал этот жест: обычно руки в кулаки сжимал брат, когда бывал зол, напуган или возбужден. Мать он никогда такой не видел.
— Он клятвопреступник.
Слова отразились от стен и замерли эхом в конце огромной пустой залы.
— Как? — едва выговорил Тор, а Локи и вовсе дара речи лишился.
— Так. Он клятвопреступник, который сбежал и так и не понес наказания за свое преступление. Это было давно, сейчас ваш отец предпочел обо всем забыть. Но я не забыла. Как и стены этого дворца. Он перечеркнул все свои подвиги и всю свою жизнь. Сам.
Тор молчал. Молчал и Локи. В этом молчании было некое единение, которого они не достигали очень давно, с самого детства. Клятвопреступник. Лучше бы убийца, вор или мужеложец. Кто один раз преступил клятву, тот преступит и другой. Нет ни доверия, ни почтения такому асу.
Тор хотел узнать, почему отец вернул Хагалару былое доверие, но прикусил язык. У отца всегда есть повод. Быть может, привечает преступника, чтобы потом казнить, хотя давно уже отменены казни в Асгарде. Надо что-то сказать, но слова застряли в горле. А мать так и стояла спиной к ним, а рядом тяжело дышал Локи, видимо, вспоминая какие-то свои неудачи, связанные с Хагаларом. Клятвопреступник. Лучше бы они никогда не узнали об этом.
Один Всеотец наслаждался сложившейся ситуацией. Человеческие существа разрядили обстановку, внесли оживление в размеренную жизнь Гладсхейма, а, главное, доказали, что Локи еще не вполне здоров. Не настолько болен, как показалось Хагалару, но все же и не совсем здоров, как считал Один, и доказательство тому — исследования человека, показывавшие неведомую новую природу Локи лучше, чем все магические сканирования, которые они проводили с Хагаларом. Хоть какая-то польза от друзей Тора, которые ни в чем другом не произвели на Всеотца никакого впечатления. За свою долгую жизнь он видел бессчетное количество смертных, бессмертных и прочих, поэтому ничему не удивлялся. Здоровьем Локи полностью занялся Хагалар, призвав на помощь Алгира и Эйр, что тоже Одина устраивало. Он устал от бесконечных проблем, хвостом следовавших за младшим сыном, и был готов отдать его на время кому-нибудь другому. Пока во дворце люди, сильно нервировавшие Локи, работать с ним и создавать идеал нет смысла. Зато Тор горел желанием поскорее поехать в поселение и заняться чем-нибудь неимоверно важным под руководством Хагалара, а заодно похвастаться перед учеными людьми научными достижениями Асгарда. У Одина были свои мысли на этот счет: ученые поселения должны вытрясти из людей все научные достижения Мидгарда, полезные Асгарду, и постепенно воплотить их. Это он и изложил Локи, велев написать письмо в поселение и намекнуть, что он скоро вернется и что скоро поступят новые интересные сведения, откуда — пока неважно. Рассказывать о людях следовало не в письме, а с доверенным лицом, но пока даже о его выборе речь не шла — люди осматривались во дворце и в поселение не спешили. Один не собирался отпускать их в Мидгард раньше, чем через пару месяцев: за меньший срок осмотреть Асгард и проникнуться его величием невозможно. И всё шло как по маслу, пока однажды в покои не пожаловал Гринольв. Каждое появление воскресшего из мертвых сопровождалось каверзными вопросами, и последний был посвящен Радужному Мосту. Восстановление связи между мирами было, безусловно, важной задачей, но сперва стоило подготовить войска для возможной борьбы с распаявшимися подданными, почувствовавшими вкус свободы. Один и сам собирался принудить Хагалара к ответу по поводу задержки строительства, но в начале летней половины года, когда войска будут готовы, когда Тор хоть немного потренируется в поселении, одним словом, когда это будет угодно самому Одину. Но пришел Гринольв и спутал все карты, благо, Хагалар ускользнул от его гнева. И вот теперь герой прошлого снова просил аудиенции.
— Я слушаю тебя, — тяжело произнес Один, впуская единственного аса в Гладсхейме, которой был доволен очередной шуткой Всеотца: возрождением давно забытого этикета. Ради одной его улыбки, больше походившей на оскал хищника, Один продолжал мучить всех прочих обитателей дворца.
— Всеотец, — начал Гринольв твердо, решительно, как и всегда, — я уже освоился в новом мире и решил, что мне необходимо жениться. Моя жена давно мертва, мой сын погиб бесславно, мой род прервался.
— Я одобряю твое решение, — кивнул Один. — Тебе известно, что в Асгарде принято жениться в конце летней половины года, но если у тебя есть избранница, и ее родители не против, мы можем сыграть свадьбу хоть сейчас.
Мысленно Один выдохнул: в этот раз Гринольв беспокоит его по пустяковому поводу, который не имеет отношения к отцу богов и людей. Кому и на ком жениться — точно не он должен решать, просто Гринольв, привыкший к военной дисциплине, во всем стремился подчиняться непосредственному командиру.
— Я говорил с избранницей, и она согласна стать моей женой. Я говорил с ее родителями, и они видят во мне прекрасную партию для своей дочери, но она связана обязательствами с другим. Я говорю о невесте твоего сына.
— О Сиф? — удивился Один. — Разве же она подойдет тебе в жены? Она не покорная дева, она воительница, добившаяся равных прав с мужчинами. Она не будет покорно исполнять твою волю.
— От нее это и не требуется, — возразил Гринольв. — Моя жена была настоящей женщиной, на ее могильном камне написано, что она — лучшая хозяйка во всей округе. Она прекрасно ладила с овцами, она содержала дом и слуг, но что она воспитала из моего единственного сына? Он погиб бесславно, он был трусом. Поэтому я хочу, чтобы мои дети были от такого же бесстрашного воина, как я, и раз уж валькирии — вечные девы, то остается только Сиф. Если ее свадьба с твоим сыном — решенное дело, я дам ей развод несколько лет спустя, когда она родит мне наследника. Твой сын молод, ему еще рано думать о браке, да и разве царицей Асгарда не должна стать царевна из других земель, обученная вести царские дела, а не размахивать мечом на поле битвы?
Один задумался. Позиция Гринольва была ему понятна, как и его сомнения в том, что Сиф станет хорошей царицей. Их брак с Тором был предрешен много столетий назад, но Тор никогда не выказывал намерений жениться именно на Сиф. Наоборот, он нашел себе смертную девушку, показав себя безрассудным юнцом, и предложил ей чуть ли не трон Асгарда. Он не муж еще, но мальчик, и потеря невесты станет для него неплохим уроком.
Примерно это он изложил сперва супруге, а потом и Сиф, которую происходящее касалось в полной мере.
— Я готова стать женой Гринольва, — сказала та, бесстрашно глядя в глаза Одину. — Я никогда не желала быть царицей Асгарда, я не хочу управлять Фенсалиром, в моей крови горит огонь битвы.
— Но ребенок не даст тебе сражаться, — отозвалась Фригг. — Беременность, роды, вскармливание — на несколько столетий ты будешь потеряна для мира битв, и твое тело отвыкнет от нагрузок.
— Я не собираюсь сейчас заводить детей, — гордо заявила Сиф. — Я молода, я хороший воин, и я сделаю так, чтобы дети не омрачали моих планов на будущее.
— Но у Гринольва могут быть совсем другие планы на твое будущее, — покачал головой Один. — Сиф, я не стану отговаривать тебя, но Гринольв силен и жесток. Он сломает тебя морально и физически. Он причинит тебе такую боль, которую ты не вынесешь.
— Значит, моим самым сильным и главным противником будет мой собственный муж, — гордо откликнулась Сиф. — Он закалит меня так, что никакие враги не будут мне опасны. Я даже не прибегну к помощи отца и своей семьи. Я сама одолею Гринольва.
— Что ж, — кивнула Фригг. — Когда-то я победила саму Тень, возможно, и у тебя получится победить того, кто имел к ней непосредственное отношение.
— Саму Тень? — нахмурилась Сиф. — Видимо, я многого не знаю о прошлом вашей семьи. Ты поможешь мне?
Царица кивнула. Один про себя усмехнулся. Женщинам только бы дружить против кого-нибудь.
— Всеотец, ты упомянул, что друг Тора скоро отправится в поселение, — уточнила Сиф. — Позволь мне поехать туда прямо сейчас и предупредить магов и ученых. Мне есть, с кем там поговорить. Один из друзей Локи прислал мне письмо: висельники беспокоятся за него.
— Что ж, иди, — кивнул Один и, когда затих стук каблуков, покачал головой: у Локи слишком хорошо получалось пускать пыль в глаза простым асам.
— Как думаешь, она сможет поработить Гринольва? — с интересом спросила Фригг.
— Ты не была ни ученой, ни воином, ни сильной колдуньей, но Тень пала к твоим ногам по своей воле, — Один обнял супругу одной рукой.
— По своей ли… или по твоей? — едва слышно уточнила Фригг.
====== Глава 91 ======
«И я по тебе скучал… Все скорбели… Ты забыл все это?..»
Фригг с неудовольствием погружалась в воспоминания ворона, и ей начинало казаться, что памятная встреча случилась лишь вчера. Знакомые лица, знакомые движения. Слишком близко, слишком интимно и сладко.
«Я помню себя тенью, отброшенной лучами… Швырнул на дно Бездны того, что был достоин короны… Ты упускаешь саму суть правления», — знакомые до дрожи слова сплетались воедино, образуя причудливую канву. Фригг далеко не всё помнила дословно, но это и не требовалось, ведь, оказывается, вездесущие вороны следили, всё знали и докладывали своему повелителю. Для Всеотца ничьи признания и тайны не имели никакого значения, ведь он всегда всё знал заранее. Скорее всего, даже жизнь Фенсалира не сокрыта от него, хотя он и обещал когда-то, что запретит Хеймдалю и воронам наблюдать за чертогами супруги. «Я видел миры, о которых ты и не ведаешь… Хоть и в изгнании».
Слова, слишком много до боли знакомых слов. И вот, наконец:
«Забудь об отравляющей разум мечте! Вернись домой!»
Катарсис. Предложение, от которого нельзя отказаться, но…
— «У меня нет дома», — четко произнесла Фригг за мгновение до того, как иллюзия произнесла то же самое. — Так он и сказал, Всеотец. «У меня нет дома». Это были его слова. Ты и сам это видел.
Иллюзии развеялись, словно туман. Мрачные тучи не пропускали в покои света, а факелы чадили, выводя причудливые силуэты. Фригг сидела в резном кресле с изображением волков, Один — в мягком, мидгардском без всякого рисунка. Довольный собой Мунин, чьи воспоминания Один иллюзорно транслировал, почесал ногой голову, поправил ванахеймскую прошлогоднюю шапочку, которую надел с наступлением холодов, и с чувством выполненного долга перелетел на спинку кровати. Таковы они — вторые глаза Всеотца: видят и запоминают всё, что прикажет повелитель, чтобы в любой момент показать то, что никто посторонний не должен был видеть, раскрыть очередную тайну, представить неоспоримые доказательства вины или невиновности. Если бы воронов было не два, а двести миллионов, то Один был бы по-настоящему осведомлен и всемогущ, но воронов только два и следят они только за тем, что представляет для Всеотца определенный интерес. Хриплое карканье стихло под высоким потолком и отразились тишиной, которую Один не нарушил.
— Зачем ты показал мне прошлое? — мягко спросила Фригг. Она все равно не чувствовала ни страха, ни смятения — Одину не было смысла мучить ее тягостным молчанием, ведь, в отличие от молодых царевичей, на нее никакие уловки не действовали. Царь часто забывал о ее сути и ждал, что она сдастся, заговорит первой, не выдержав напряжения. И она заговаривала первой, но не по приказу супруга, а по собственному желанию, по праву, которое когда-то отстояла ценой большого количества жизней.
— Ответь, зачем ты рассказала нашим сыновьям о Хагаларе?
— Ответь, зачем ты вернул его во дворец?
Вопиющей дерзостью было отвечать вопросом на вопрос, но царица позволяла себе почти что угодно, особенно, когда Один не был взбешен. В порыве злости он не контролировал себя: спорить с ним или взывать к разуму было бесполезно — но, когда он находился в тихой ярости, царица говорила открыто, не тревожась за свое физическое или душевное благополучие. Конфликт назревал давно — невозможно вечно уклоняться от него и оттягивать неизбежное. Одину придется сделать выбор.
— Я хочу, чтобы он вернулся к нам.
Больше года царская семья расхлебывает последствия безумных поступков Хагалара, больше года они ведут незримое сражение за душу Локи, а Один все еще бредит возвращением вчерашней ночи.
— Тор тоже хотел, чтобы Локи вернулся в Асгард, — мягко возразила Фригг, решив подойти к проблеме с другой стороны. — И привел его насильно в цепях и наморднике. Неужели ты поступишь также? Добровольно Хагалар не вернется.
— Уже вернулся.
Один не готов внимать никаким доводам рассудка, но все же Фригг предприняла еще одну попытку, заранее обреченную на провал:
— Ненадолго и ради Локи.
— Он оставил свои притязания на него, — гнев, так пугавший детей, но не супругу, сквозил в каждом слове. — Обратил взгляд на Тора. И ты поддержала его. Но потом… Я не ожидал от тебя такого безрассудства, Фригг!
Грозный рык разбился о непробиваемое спокойствие царицы, которое она иногда позволяла себе, забывшись. Когда она пыталась в чем-то убедить своего пылкого супруга, то разыгрывала целый спектакль, как два года назад, когда возмущалась изгнанием единственного родного сына. Но сейчас убеждать Одина ни в чем не следовало, ведь сделанного не воротишь. Поэтому весь жар, вся страсть, вся злоба, вся энергия, которой Всеотец ломал даже сильных и заставлял молить о пощаде, не применяя физических пыток, разбились о ледяное спокойствие, о бездну сути Фригг, которая обращала в ничто любые чужие эмоции.
— Вспомни, что вот уже много столетий я не поступаю безрассудно, — безразлично напомнила она, хотя бередить старые раны и поминать ошибки прошлого не стоило. — Но ты напомнил мне о том, чего не вернуть и не исправить. Один, мы строили отношения со своим приемным сыном на лжи. Ты видел, к чему это привело. Теперь ты хочешь построить отношения Тора и Хагалара на лжи еще более страшной?
— Не нам строить чужие отношения, — глухо возразил Один, предпринимая еще одну попытку пробить броню, которую сам же когда-то создал. — Тор и Хагалар разобрались бы во всем сами. Все шло своим чередом, пока ты не вмешалась.
— Если наши дети унаследовали хотя бы долю твоего благоразумия, то ничего страшного не случится, — пожала плечами Фригг, проглатывая очередную эмоциональную вспышку. — Хотя я говорила прежде и могу повторить под присягой: верни Тень. Пока она лежала за твоей спиной, Асгард процветал и в нашей семье царил мир. Она за ночь разобралась бы во всем, что недоступно нашему взору.
Протяжный вздох стал ей красноречивым ответом, свидетельствовавшим о том, что она одержала локальную победу в словесной дуэли. Победу, которая не могла принести ей радости.
— Фригг, неужели ты, мудрейшая женщина Асгарда, и правда не понимаешь, что нельзя вернуть Тень? Как нельзя вернуть вчерашнюю ночь, как нельзя вернуть младенца в лоно матери. Тень навсегда осталась в прошлом.
Очередная ложь сорвалась с уст Одина. Бессмысленная по своей сути.
— Для Всеотца нет ничего невозможного, — напомнила царица, хотя толку в этом не было никакого, ведь Всеотец не даст победить себя в нескольких спорах сразу: это уже вопрос чести, а не благоразумия.
— Я не властен над временем, мне не дано обратить его вспять.
Один отослал подслушивающего ворона, и только когда тот с недовольным карканьем вылетел, припечатал:
— Ты счастливейшая из женщин, если не коришь себя за исчезновение Тени.
Это было начало порядком надоевшей бесконечной дуэли, результат которой известен заранее: словесные клинки столкнутся в воздухе и останутся скрещенными навсегда.
— Ты до сих пор считаешь, что это я оттолкнула ее? — изумилась Фригг. — Всеотец, дело было в тебе, а вовсе не во мне. Она меня оттолкнула и перешагнула. Из-за тебя.
— Неужто мы спустя столько столетий снова поспорим из-за Тени? — Один резко встал, устав от мертвенного спокойствия жены. Когда она хотела, то напоминала ему об ошибке молодости. О той ошибке, исправить которую никто не в состоянии, даже триумфатор последней войны.
— Мы никогда не спорили, — Фригг величаво поднялась. — Просто я уверена, что она исчезла из-за тебя, а ты — что из-за меня. Мы никогда не меняли своего мнения, никто не мог убедить ни в чем другого. Ни тогда, ни сейчас. Ничего не изменилось, будто и не проходили столетия.
Обе стороны понимали, что дальнейшая беседа бессмысленна, как бессмысленны сгнившие яблоки или однажды растоптанные чувства. Фригг отправилась к себе с молчаливого позволения супруга. Ночевать вместе и даже просто в одной комнате после такого жаркого спора было опасно, потому что следующим утром, когда Гуликамби возвестит рассвет, комната будет отравлена могильным холодом, который не прогонит даже тепло очагов и костров. Нельзя ругаться вечером в спальне с той, у кого основная защита — поглощение живых эмоций. Включить эту защиту просто, но убрать мановением руки невозможно: она спадет постепенно сама, предварительно забрав из окружающей среды все краски, все тепло, исходящее от живых существ. В коридоре Фригг встретила сыновей в компании друзей и мидгардских гостей, но они не обменялись даже положенными фразами. Царица предпочла побыстрее пройти мимо, чтобы не пугать их тем холодом, каким сейчас от нее веяло. Джейн встрепенулась, почувствовав что-то не то, но быстро отвлеклась на очередную шутку Тора.
Дойдя до покоев, Фригг легла в холодную постель и забылась легким сном, но вдруг почувствовала почти невесомое прикосновение к губам. Хагалар… Сколько времени она ждала, готовая встретить его, а он пришел только сейчас — ночью, когда все светильники погашены, а в углах играют тени, отброшенные звездным светом. Когда единственное, на что она способна после разговора с Одином — это выпить без остатка все то хорошее и доброе, что он носил в себе. Но он был здесь, рядом с ней, и был совсем не тем, за кем она наблюдала весь год. Внутренняя сила горела в его душе настоящим пожаром, воскрешая давно забытые иллюзии юности; и холод, сковавший разум Фригг, отступил. Маг, словно самое сильное наваждение, заполнял своей безграничной энергией пустоту ее души, а Фригг сдавалась под напором искренности и страсти. Лишенная возможности создавать, она отчаянно приняла то, что ей дарили безвозмездно. Страсть, любовь, горечь — все эти чувства, словно эхо, по желанию Фригг не поглощались, а отражались от полупустого сердца, принимая иные очертания, и возвращались к Хагалару, который считал искажения искренним ответом.
— Ты столь же прекрасна, сколь и коварна… Как я мог забыть об этом? — пылко, но нежно прошептал Хагалар в самое ухо Фригг, обжигая дыханием и вынуждая открыть глаза. Она почти ничего не видела в ночной мгле — свет мириад звезд заслоняли тучи, погружая Асгард в кромешную тьму. И никто, лучше Хагалара, не знал, как ее развеять. Он зажег на руке огонек, являясь Фригг тем, кто был когда-то на вершине славы и величия — статным, гордым, могущественным… Неизменные черные одежды добавляли образу законченность — любимый цвет всегда подходил магу безупречно. Это было еще одним напоминанием о прошлом, которое и через столетия не отпускало его.
— Ты такая же, как тогда, совсем не изменилась. Время обошло тебя стороной, — в широких зрачках мага отражались языки пламени, им же созданного, будто наглядно демонстрируя тот пожар, что пылал в его сердце. Фригг слышала в сладострастном голосе обожание и окуналась в это обожание, словно в омут давно знакомой реки: теплой у поверхности, холодной на дне. Как же он был прекрасен, когда того хотел, и даже возраст не отнял у него внутреннюю красоту. Ей захотелось спросить, сердится ли он, считает ли ее предательницей, но вопросы застревали где-то в горле, превращаясь в ненужный набор слов. Магия ночи, магия иллюзии окутала их, обманывая, уверяя, что еще можно что-то вернуть, изменить, исправить, забыть… На время горестные воспоминания уступали мыслям о прощении, и даже появлялась надежда на то, что в сердце Фригг когда-нибудь разгорится настоящий, живой огонь, зажигая в груди утерянные навсегда чувства. Ночь была любимым временем Хагалара, в ней он растворялся, впитывал ее в себя, становился воплощением по-настоящему сильных и пленительных чар, в чье могущество хотелось поверить.
— Моё коварство пришлось не по вкусу моему мужу, — ответила Фригг, приподнимаясь на подушках. Она смотрела на Хагалара, но видела не его, а те картины, о которых хотелось забыть навеки. Те картины, на которых они стояли в Фенсалире друг перед другом, и она умоляла, а он ответил короткое и холодное «нет», перечеркнул все, что связывало их, отринул протянутую руку помощи. А где-то в ветках золотых берез, скрывшись от чужих глаз, затерялся шпион Всеотца, передавший своему создателю каждое мгновение судьбоносного разговора.
— Один все еще очень любит тебя и заботится, — отогнав видения, произнесла Фригг, встречаясь взглядом с Хагаларом.
— А я все еще ему не верю.
Хагалар тоже помнил. Каждое слово. Тот проклятый день навсегда отпечатался в их памяти, оставив на ней клеймо. Это была точка невозврата, навсегда разделившая их.
— Твоя искренняя ненависть мне милее его фальшивой любви, — тихо произнес маг, возвращая Фригг в настоящее.
— Ты ошибаешься, — мягко произнесла она, едва скрыв горечь. — Я не в силах ненавидеть тебя.
Она не лгала ему. Ни тогда, ни сейчас, но он со всем своим умом и знаниями даже не пытался понять, будто защищал основы своего мироздания, которые непременно рухнут, если он поймет. Халагар лишь усмехнулся, укладываясь на шкуры и робко обнимая ту, с которой когда-то был духовно близок.
— Один искренне расположен к тебе, — добавила Фригг. — Сегодня я поссорилась с ним из-за Тени.
— А она-то тут при чем? Ее же уничтожили ко всеобщему удовольствию и согласию. Разве нет?
Хитрый прищур, мелькающие на лице тени и всё то же непонимание, что и много столетий назад. Надуманное, злое. Когда между ними впервые прошелестел холодный ветер? Когда вместо искренней улыбки они отвели друг от друга глаза, скрывая правду? После рождения Локи или чуть позже? Сперва златые нити чувств покрылись толстым слоем льда, а потом он дал трещину, навсегда разъединив их. И только они сами были в этом повинны.
— Ты многого не понимаешь, — покачала головой Фригг, поддавшись магии ночи и предприняв крохотную попытку к сближению. — Это было очень тяжело. И для меня, и для Одина.
— И для нее самой, — эхом откликнулся Хагалар, легко перебирая золотые шелковистые волосы властительницы Асгарда.
— Возможно, тебе лучше знать, — прошептала Фригг, глядя на парящий над ними огонек.
— К чему она нам сейчас? — перебил Вождь. Слишком резко, слишком быстро. Он снова бежал, снова не желал слушать, не желал вложить свою ладонь в протянутую руку и прекратить многовековую вражду. — Здесь только ты и я. Наше прошлое, наше настоящее и возможное будущее. Я так устал от Асгарда.
— Хочешь опять сбежать в Бездну?
Он всегда сбегал от проблем: и в молодости, и сейчас. Просто его проблемы не шли ни в какое сравнение с тем, что обычные асы считали проблемами. Сложные комбинации Хагалар решал превосходно, играючи, не прилагая особых усилий. А вот простые, на которые другой не обращает внимания, вызывали в нем настоящее помутнение рассудка и желание исчезнуть.
— Почему бы и нет? Но в этот раз только с тем, что Мне принадлежит.
Фригг позволила себе вопросительный взгляд, который потонул во тьме. Хагалар специально выделил «мне». Этакая своеобразная попытка убедить даже не царицу, а самого себя в том, что ему что-то действительно принадлежит. Кого он собирался забрать с собой на этот раз, решив разыграть ту же партию, что и много столетий назад? Разве что сейчас он предупреждает ее заранее, словно просит остановить, отговорить, удержать на краю бездны, в которую сам жаждет шагнуть. Так похоже на Локи, разве что сын не просит помощи, а ждет, что ее предложат, догадавшись, что она необходима. Это они с Хагаларом уже проходили.
— Попробуй.
Спорить с ним, да даже развернуто отвечать, почему этого делать не стоит, не было никакого желания. Зато страсть и пылающий огонь любви так приятно заполняли внутреннюю пустоту царицы, что она предпочла отдаться им полностью, плыть по волнам реки, лед которой временно растаял, слушать чарующий бархатный голос и забывать, забывать обо всем, что так сильно терзает всех. Всех, кроме нее самой. Хагалар мог быть очаровательным и неотразимым, когда сам того желал, в свое время он мог бы стать ее лучшим любовником, но так и не стал. Перед ним были открыты все пути, но это было так давно. Теперь он никому не нужен, его списали со счетов все, даже она. А он всё пытается играть в игры, которые ему раньше удавались, уверенный в том, чтоникто не замечает его старости и слабости. Да он и сам их не видит.
Хагалар не подпустит к себе ни одного врага, но падет от кинжала, которым проткнет его сердце тот, кого он искренне любит.
Дар предвидения никогда не обманывал царицу богов.
— С Синмарой всё улажено. Может обмануть, конечно, кто в наше время не обманывает. Но хоть что-то определенное.
— Не смотрите на меня: цверги давно на все согласны. А со свартальвами они пока не договорились. Обещали в ближайшее время.
— Что я могу сказать: меня смущает покладистость юсальвхеймских эльфов — они слишком быстро и просто подписали бумаги. Я завтра наведаюсь к ним еще раз и уточню детали.
— Что ж, солнышки мои, — медленно произнес мастер логистики, перекрывая гул, который поднялся из-за радостного известия о заключении договоров. — И сегодня я снова вами очень доволен. Через неделю жду вас у себя. А пока отдохните, сходите в столовую. Располагайтесь. Вы устали с дороги.
Довольный Алгир отпустил свой цыплячий выводок логистов, который, разделившись на две неравные части, ломанулся к обеим дверям и на пару минут застрял. У глубокого старика, проведшего свои лучшие годы в поселении, всегда наворачивались на глаза слезы умиления, когда он наблюдал за непоседливой молодежью, пусть даже «молодежь» разменяла от двух до трех тысяч лет.
Когда Алгир появился в поселении, то был молод, напуган и не готов к новой жизни. Давно отошли в иной, скучный мир, все те, кто приютил его и обучил, но даже настоящих имен своих наставников и старших друзей он не знал, а клички без конца повторялись. Он помнил дорогих ему асов только по лицам, и то они стирались из памяти, превращаясь в белое пятно. Жизнь в поселении была очень опасна и коротка. Он сам попадал в неприятные истории: потерял несколько пальцев, получил пару хронических заболеваний, но дотянул до сегодняшнего дня, хотя схоронил сотни софелаговцев, которые умерли молодыми вовсе не от взрывов и несчастных случаев. Прожить в поселении больше тысячи-полутора лет мало кому удавалось. За воротами асы жили дольше, если не умирали на войне: у них был чистый воздух, здоровая пища и физическая работа. В поселении же дрянной воздух, не менее дрянная вода и сидячий образ жизни быстро отравляли когда-то здоровые тела. Не спасали никакие фильтры, никакие средства защиты. Юному царевичу нельзя здесь надолго оставаться.
Несмотря на свою дряхлость, несмотря на то, что никто, кроме собственных ребят-логистов, давно не воспринимал его всерьез, считая полубезумным стариком, Алгир бережно хранил в письменном виде знания о тех далеких днях, которые были неведомы никому. Из его поколения, из его заворотного окружения уже никого не осталось в живых. Он был последним. Последним инициативным царедворцем, который еще умел мыслить самостоятельно и принимать решения, а не только слепо подчиняться воле Одина.
Событие, перевернувшее всю его жизнь и заставившее променять дворец на поселение, он помнил до сих пор так ярко, как будто это было вчера: неожиданное исчезновение Гринольва. Еще утром его видели в компании нескольких молодых асиней, а днем он не пришел на военное построение. Его хватились, но не искали — мало ли, какие срочные дела заставили советника неожиданно покинуть дворец. И через три дня, и через пять никто не поднял тревогу, считая, что он вынужден был срочно уехать к себе, не оставив никакого послания. На шестой день спросили у Хеймдаля, где Гринольв, но страж не увидел его. Вот тогда начались поиски, если не Гринольва, то хотя бы его тела. Искал весь дворец и особенно сильно Орм — лучший друг Гринольва и, по совместительству, господин Алгира. Молодой Алгир вместе с еще двумя десятками благородных дворцовых асов составляли фелаг Орма. Они подчинялись непосредственно ему и занимались снабжением, логистикой, поставками в страну всего того, чего бедному на ресурсы Асгарду категорически недоставало. Орм был ненамного старше Алгира, всего лет на пятьсот, поэтому между ними сложились приятельские, теплые отношения, и Алгир прекрасно понимал, насколько тяжело господину потерять лучшего друга. За несколько лет былая жизнерадостность оставила Орма. Он бродил по дворцу, бессчетное число раз проверяя комнаты и ища тайные проходы, бормоча, что Гринольв не мог просто так пропасть, что должно найтись хоть что-то. Но все было тщетно. Пока Орм переживал из-за лучшего друга, уходил в запои, чтобы хоть ненадолго забыться, и снова переживал, его фелаг не сидел без дела. Алгир отправился в Ванахейм договариваться о поставках фруктов. Дело затянулось, он вынужден был остаться в Ванахейме на несколько месяцев, и там его застало печальное известие, смешавшее все карты: Орм бежал. По непонятным причинам он укрылся в Нифльхейме, о чем-то договорился с местным царем, и больше Хеймдаль его не видел, поскольку дворец великанов был окружен защитными чарами. Алгир немедленно вернулся в Асгард, не заключив сделки. Все подтвердилось: Гринольва так и не нашли, Орм бежал, а Один уже думал над назначением нового советника. Алгир прекрасно понимал, что все это неспроста, а также, что новый советник соберет новый фелаг, а от старого избавится. Это его не смущало, он готов был вернуться на хутор и работать дома, смущало другое: послание, точнее, короткая записка, которую Орм оставил своим приближенным.
«Если вам дорога жизнь, бегите, бросив все. Я не верю, что Гринольв просто так исчез. Наверняка, к этому причастен Один, а, значит, грядет зачистка. Торопитесь». Алгир до сих пор помнил, с каким презрением и ненавистью его друзья, софелаговцы порвали записку и сожгли на костре. «Орм всегда был трусом, — говорили они. — Вот и сейчас испугался мошки и сбежал, предал Асгард. Но мы — благородные асы и не поступим так, как он». Алгир наблюдал, как те, кто еще недавно пили с Ормом из одной чаши и сидели за одним столом, отзываются о нем исключительно в презрительном тоне. Он не хотел прослыть трусом, но решил, что в словах господина есть доля правды, что надо переждать бурю где-нибудь подальше и дождаться, пока Гринольва в том или ином виде найдут. Раз трупа нет, то наверняка он в плену, а раз в плену, то похитители однажды объявятся.
Оставив жен, детей и хозяйство, Алгир ушел в поселение, предупредив только супруг о том, что это меры предосторожности, что скоро он вернется, и пусть они никому не говорят о том, где он.
Если бы он знал, что не ошибается, он бы спас бывших софелаговцев, но… Прошло всего полтора года, и по Асгарду пронесся кровавый смерч: все советники были повешены, а их фелаги либо сосланы, либо убиты, либо еще что похуже. Алгир получил письмо от жены, которая в красках описала повешение советников и возвышение Арнульва — мальчишки, выращенного Гринольвом, о котором Орм всегда отзывался с большим теплом, но во дворце не подходил даже близко. События походили на страшный сон. Презрев опасность, Алгир выбрался из поселения, под покровом ночи добрался до родного хутора, где его встретили жены и дети. Переодевшись в одежду своего младшего брата и загримировавшись, насколько это было возможно, он просочился во дворец ранним утром. Там все переменилось. Он не встретил почти ни одного знакомого лица: асы либо проливали слезы над повешенными, либо костерили их последними словами за предательство и благодарили провидение, что Один в последний момент раскрыл страшный заговор против себя. Алгир понятия не имел, что за заговор, и не хотел понимать. Он вынужден был навсегда удалиться в поселение, чтобы на род не пало подозрение. Впоследствии сыновья удачно женились, его род процветал, и даже на похороны жен он смог выбраться. Члены семьи и сами не раз приезжали к нему, и он подолгу беседовали, стоя у ворот. Любой, кто попадал в поселение, должен был отречься от своей заворотной жизни, но Алгир не хотел полностью отрекаться, и его не заставляли.
В поселении он занялся привычным делом — логистикой, тем более что связи сохранились. Он пережил двух мастеров логистики, прежде чем сам стал мастером. Наблюдал за появлением в поселении некоторых асов из дворца и печалился, что лишь немногие добрались до спасительной магической деревни. Безмерно рад был встрече с личным врачом Одина: старый приятель послушался совета, который он передал через супругу, и бежал из дворца незадолго до последней зачистки, ознаменовавшейся падением Тени. Целитель был настолько благодарен за свое спасение, что руническое имя взял в честь своего друга и наставника. И пускай в поселении их отношения не сложились (сказывалась разница в возрасте), но мастер логистики всегда ощущал тепло на сердце, когда слышал ворчливый голос постаревшего протеже.
В поселении были свои минусы, коих насчитывалось гораздо больше, чем плюсов, но все шло своим чередом, пока не случилось невероятное: Один официально женился. Царь Асгарда, который за пятнадцать тысяч лет правления имел множество наложниц, но не жен, вдруг женился, да не на ком-то, а на чужой невесте, которая подозрительно быстро родила ему сына. Весь Асгард, все поселение обсуждало царевича, и только Алгир думал про себя, но никому не говорил: если Один решился на наследника, значит, через одно-два тысячелетия его час настанет. Неужели он умрет, так и не объединив Иггдрасиль и не привнеся мир народам, измученным войной?
Потом все смешалось. Царевич бесславно погиб в младенчестве. Как позже рассказал целитель-Алгир, Один сделал все, чтобы Фригг поскорее родила еще одного ребенка, и из-за стимуляции девочка погибла еще в утробе матери. Наконец, спустя долгое время родился новый Тор. Ему повезло появиться на свет почти сразу после заварушки с Тессерактом и читаури, которую поселение, непосредственный участник кровавой бойни, запомнило надолго. Но для Алгира сражение с читаури запомнилось вовсе не рождением Тора, а смертью одного из лучших друзей. Многие поселенцы погибли от лазерных пушек, в том числе один из самых сильных магов Иггдрасиля, который принимал участие в создании злополучных Жезлов Судьбы с осколками Тессеракта в навершие. Его предсмертное проклятье пало на чудо-оружие: все жезлы — потерявшие силу и бесполезные — так и валялись в кладовых поселения, и ничто не могло вернуть их к жизни. А единственный, вобравший в себя силу шестнадцати, до сих пор покоился где-то в Бездне, храня на себе заклятие, которое никто не мог разрушить…
Минувшее сражение стало легендой, родился старший царевич, а в скором времени и младший. Дети росли, набирались сил и знаний, а Один старел: его скорый конец стал очевиден всем, кто видел его в расцвете сил. Дело шло к естественной развязке, и тут случилась новая напасть — погиб Локи, разрушив Радужный Мост. Как это произошло, никто точно не знал, но слухи до поселения доходили самые ужасные. Алгир тут же связался со своей семьей: ему рассказали, что практически сразу после принесения присяги Локи в Асгард ворвались ледяные гиганты, и сражение с ними чуть не стоило жизни обоим царевичам.
Страшная судьба неумолимо преследовала дом Одина: из четырех детей в живых остался только один. Но именно тот, кого так ждали: тот, кто поднял Мьельнир и стал защитником девяти миров. Тор был настоящим сыном Одина, наследником всех его идей и мнений, а о планах на будущее Локи во дворце знали мало, но поговаривали, что он принесет много проблем, что он часто действует не так, как велит долг, а как выгодно лично ему.
Прошло совсем немного времени, и Асгард потрясла еще одна невиданная новость: похороненный царевич воскрес. Как это случилось, что произошло в Мидгарде — никто опять же точно не знал, но ссылка в поселение якобы для того, чтобы помогать чинить каскет, Радужный Мост и все то, что можно починить, не означала ничего хорошего. Для Алгира это был сигнал: готовится новая зачистка, скоро Один уничтожит окружение Локи, оставив только старшего сына и его свиту. Два царевича — слишком много для одного трона, особенно когда речь идет о такой большой империи, как Девятимирье. Тор во всем повторяет слова отца, поэтому, даже если бы он не был старшим, вполне естественно, что трон достался бы именно ему. Он во многих аспектах лучше Локи. Но Алгир, будучи на посту мастера логистики много столетий и пользующийся тем, что поселение — вроде как не большой Асгард и к политике никакого отношения не имеет, знал очень многое. К примеру, что прижизненную коронацию Тора не поддержал никто из великанов. Они демонстративно не явились на праздник, а Один просто не успел наказать их за дерзость — грянул взрыв Радужного Моста. Когда известие о прижизненной коронации просочилось в Иггдрасиль, миры заволновались. Всеотца все уважали и боялись, его подвигами восхищались, но его сын пока ничем не заслужил народную любовь, зато еще до коронации успел прославиться своей горячностью, твердолобостью и нежеланием идти на компромиссы. Да еще и его вылазка в Етунхейм, случившаяся незадолго до смерти Локи, успела стать достоянием общественности до взрыва Радужного Моста.
Как только в поселении появились осколки Тессеракта и стало возможно перемешаться меж мирами, логисты тут же доложили, что до сих пор, хотя прошел почти год, не утихают возмущения по поводу того, что сын Одина без суда и объявления войны ворвался в дом Лафея вместе со своими воинами, разрушил огромное ледяное плато и убил многих великанов. Возмущались буквально все. Алгир велел своим молодчикам открыться перед владыками других миров. То, каким образом они переносятся на самом деле в Асгард и из Асгарда, скрывалось. Асы упоминали, что пользуются аналогом Радужного Моста, который с трудом воссоздали в поселении. Поскольку Хеймдаль видел далеко не все покои во дворцах великанов и прочих обитателей Девятимирья, то логисты спокойно договаривались с местными владыками далеко не о поставках реактивов. Алгир все продумал: у нас товар, а у вас купец. У нас — опальный царевич, которого скоро уничтожат, чтобы не мешался под ногами венценосного брата. У вас — куча проблем, которые Тор, истинный наследник Одина, решать не будет. Все понимают, что Одину осталось недолго, а также — что вести новую кровопролитную войну всех против всех невыгодно да и нечем. Значит, в ваших интересах получить на троне того царевича, который будет лояльнее, с которым можно договориться. А то, что Локи за перемены — тому пример поселение, которое он взялся модернизировать.
Алгир развернул свою кампанию тихо, мягко, незаметно. Ему повезло, что никто его ни в чем не подозревал. Даже Хагалар. Мастер магии — опасный противник — делился с ним своими соображениями и подозрениями, поэтому Алгир был первым, кто узнал о шпионке — некой Царице Листиков. Пришлось отозвать логистов из Муспельхейма, чтобы не попасться пронырливой женщине. За больше, чем полгода переговоров Алгир достиг успеха почти во всех мирах. Его мальчики работали безупречно, и на них никто не обращал внимания: все глазели, раскрыв рты, на логистов Мидгарда, которые творили промышленную революцию, и частично на логистов Хельхейма, которые доставляли нефть. Логисты всех остальных миров тихо сидели и работали на своего мастера, которому были лично преданы.
То, что Локи надо немедленно делать единственным наследником — поселенцы поняли совсем недавно, и Алгир не подавал виду, что сам дошел до этой мысли больше полугода назад. Его соседи подбирали яды для отравления Тора, и Алгир пока не вмешивался, скрывая свой козырь в рукаве. Вовсе необязательно травить старшего царевича. Если за спиной Локи будет поселение, а также лояльность шести миров Иггдрасиля, то у Всеотца не будет иного выхода, кроме как объявить его законным наследником, а Тор либо смирится, либо будет болтаться в петле, и поселению не придется брать на себя цареубийство. Это было просто, красиво, и Алгир не сомневался в успехе. Теперь не сомневался, когда остались только ледяные гиганты.
Каждые несколько лет собиралось межмировое собрание по всяким научным вопросам. Из-за поломки Радужного Моста провести его теперь невозможно иначе, чем с помощью осколков Тессеракта. Когда все будет готово, надо встретиться с союзниками в нейтральном мире. Не с научными целями, конечно, а с политическими. Пора представить подданным нового царя, обговорить детали и вынудить Одина принять правильное решение.
Алгир и сам себе не мог объяснить, зачем всё это делает: ради Асгарда, ради Локи или ради мести Одину, который почти три тысячи лет назад уничтожил всё и всех, кого Алгир любил? Прошло столько времени, многое забылось: лица друзей и свиты Орма стерлись из памяти. Никого не осталось из тех, кого Алгир когда-то знал. Как бы он хотел вернуться в прошлое и поблагодарить Орма за добрый совет. Он не знал, где и как его господин похоронен, но предполагал, что в Нифльхейме, раз именно туда направил свои стопы блудный советник. В мыслях все чаще вертелось нежно-ласковое обозначение, которым Орма называли его воспитанники на хуторах — «хозяин». Грубое слово, приличествующее рабам, а не свободным асам, приобретало совсем другой, сладостный оттенок, когда речь шла об Орме, когда оно срывалось с детских уст. Алгир не раз видел, как Орм обращался со своими детьми. Он любил их. Что не помешало ему бросить и их, и свою семью. И где теперь все те дети, о которых так заботились советники? Многие ли выжили? Были ли они счастливы и сыты, живя на хуторах? Алгир любил задаваться вопросами, на которые не было ответов, и постепенно погружаться в полудрему. Он знал, что когда-нибудь, уже скоро, он заснет навсегда и больше никогда не проснется. Но не сегодня. Не сейчас.
Когда Тор искал Сиф, он всегда первым делом шел на ристалище, а, не найдя там подругу, направлялся в ее личные покои или в пиршественную залу, однако в этот раз удача от него совсем отвернулась. Сиф не было во дворце, она скрывалась где-то в окрестностях. Идавёлль — равнина, на которой построили Гладсхейм — когда-то состояла из множества холмов. Потом часть холмов стоптали, подравняли, несмотря на то, что вместе с ними почти полностью исчезли серебристые травы, когда-то давшие название местности. Сохранилось меньше десяти холмов: большинство их них скрывали от глаз постороннего Вальгаллу и Химинбьорг — чертог Хеймдаля, — а также хранили главные сокровища сада — узорчатые фонтаны. Если кто-то желал уединения, то ему ничего не стоило затеряться меж холмов, скрывавших в себе тайные проходы. Но Сиф не была обычной асиней с обычными интересами: ее всегда выдавали громкие крики птиц. Тор пошел на них и вскоре нашел боевую подругу у неработающего фонтана. Она куталась в длинный теплый плащ бардового цвета — знак принадлежности к богатому роду — и нервно мяла что-то в руках. Только подойдя ближе, Тор понял, что она занималась расточительством, из-за которого и скрывалась от посторонних глаз — крошила хлеб. Частично поедала сама, частично кидала приставучим чайкам, которым можно было и не кидать хлеба вовсе: они его легко выхватывали из рук и уносились ввысь, оглашая округу жуткими ни на что непохожими воплями. Если кусок был особенно большим, то начиналась драка: голодные птицы нападали на счастливую обладательницу горбушки и ждали, не выпадет ли хлеб из клюва. Если выпадал, то счастливой обладательницей становилась другая, и всё повторялось, словно в детской игре. Если бы «игра» не сопровождалась кошмарными воплями, оглушающими, словно детский плач, то ими можно было любоваться. Тор отмахнулся от особенно приставучей птицы, подошел ближе к Сиф и набрал в грудь побольше воздуха:
— Я должен сказать тебе.
— Я должна сказать тебе.
Слова, произнесенные одновременно, заглушили новые вопли чаек, столь несуразные в такой напряженный момент. Мимо, к немалому удивлению Тора, прошел слуга с огромной корзиной, полной мороженых водорослей, и пробормотал, что от вредных птиц совсем житья нет: только и делают, что едят да портят фонтаны. Воины не стали вступать в разговор, но красивый момент всё равно упустили.
— Думаю, мы хотели сказать одно и то же, — нашлась Сиф, отрывая особенно большой кусок хлеба: старого друга она вовсе не стеснялась и ничего от нее него не скрывала.
— Наверное, — пробормотал Тор, провожая взглядом слугу. Стоило ему скрыться среди заснеженных деревьев, как навстречу ему вышла асинья. Что за напасть! Поговорить с глазу на глаз даже среди холмов оказалось решительно невозможно, а если кто-нибудь заметит, что Сиф скармливает птицам, то не избежать скандала. — Отец сказал мне о твоей скорой свадьбе.
— Да, — украдкой вздохнула Сиф, но в голосе ее слышалась непоколебимая решимость. — К сожалению, я совершеннолетняя, мне нужен хоть какой-то муж. Я рада, что это будешь не ты. Мы навсегда останемся боевыми товарищами.
— Я никогда не желал тебя в супруги, ты знаешь, — подтвердил Тор, подсаживаясь на самый краешек фонтана: очередные царедворцы прошли мимо, нарушая границы личного пространства. — Мама и тетя прочили тебя мне в жены.
— Я знаю. И теперь выйду замуж за пяти или шеститысячелетнего старика, — Сиф озорно усмехнулась: она как всегда была полна решимости лично вершить свою судьбу.
— В Мидгарде у меня остался друг, который упал во льды и там долго спал: успело смениться три поколения людей, — Тор с удовольствием вспомнил Капитана Америку. Он был не похож на Гринольва ничем, кроме судьбы.
— Что ж, если мне будет сложно совладать с супругом, я навещу твоего друга и спрошу совета, — обещала Сиф. — Как его зовут?
— Стив Роджерс.
— Это о нем спрашивала за ужином Беркана?
— Да, о нем.
Сиф хмыкнула и протянула оставшийся хлеб Тору. Бог грома сунул его в рот при всеобщем чаячьем неудовольствии.
— Гринольв настаивает на скорой свадьбе, не хочет ждать ни лета, ни, тем более, начала зимы, так что, как только мои родители будут готовы, мы поженимся, — твердо заявила Сиф. — Он переедет в мои дворцовые покои, мы договорились. Он понимает, что я не хозяйка дома и никогда таковой не буду. Это все понимают. Даже Всеотец обещал, что в честь свадьбы отдаст нам на несколько дней в услужение своего Фальхофнира. Сразу после торжественного парада в нашу честь. Живой талисман Гладсхейма на время перейдет к нам обоим — это будет объявлено во всеуслышание. Надеюсь, Гринольв поймет намек и никогда не забудет, что я жена ему, но не служанка. Вот будет позор, если конь покорится моей руке, а не его. Надеюсь, этого не случится, хотя меня уже предупреждали о том, что Один любит злые шутки. И да, Гринольв знает, что я не поеду в его земли, мне надо быть ближе к ристалищу и к воинам, чтобы первой попасть на новую войну.
— Без Радужного Моста войны не будет, — уточнил Тор, слегка подавленный напором подруги и поведением отца: подарить на несколько дней любимое Косматое Копыто в качестве символа равенства супругов? Что за нелепость! Но и Сиф хороша: еще недавно заикнуться боялась о свадьбе и всячески избегала вопросов о своей дальнейшей жизни, а теперь решительно настроена на неравный брак и обязательно последующее за ним повторное отвоевание прав.
— Гринольв обещал, что Мост вот-вот восстановят.
— Гринольв обещал? А он откуда знает? Неужели от Хагалара?
На этот вопрос у Сиф не было ответа, и Тор решил лично спросить у новоиспеченного друга-предателя. Если Радужный Мост и в самом деле скоро починят, то бравые воины Асгарда под руководством Гринольва восстановят порядок в Девяти Мирах, и он сможет показать отцу, на что способен, как когда-то Сиф доказала всем, что способна драться с мужчиной на равных. В нее почти никто не верил, все говорили, что только валькирии имеют право воевать, а благородные девы Асгарда даже не поднимут тяжелый меч или топор. Но Сиф пошла против правил, против воли родителей, против злых языков. Заручившись поддержкой наследников престола, она выбила себе право посещать занятия вместе с воинами, она сама изобрела копье, с которым превосходно управлялась, она выучилась владению всеми видами оружия, хотя лучше всего ей давались легкие кинжалы. Бесчисленное количество раз она сражалась с Локи на кинжалах, и кто чье мастерство оттачивал, было неизвестно. Она даже Огуна соблазнила на метательные ножи и обучила управляться ими, что спасло ее во время последней стычки с ледяными гигантами. Сиф никому не была обязана своим возвышением, она вошла в компанию Тора не как невеста, а как равная, как друг, боевой товарищ, и ни Огун, ни Вольштаг, ни даже Фандралл никогда не пытались заигрывать с ней. Она олицетворяла собой достижение поставленной цели. Когда воины смотрели на нее: молодую, прекрасную, сильную, героиню нескольких сражений — они видели воплощенное упорство и талант. За ней будущее. За такими, как она. Тор восхищался ею и был готов встать рядом и поддержать, был готов вместе с ней и остальными друзьями принести справедливость в Девять Миров. Выбросить, словно ненужный хлам, всё старое, отжившее, и насадить то новое, которое он сам посчитает достойным нового Девятимирья. У Тора были огромные планы на будущее, и ничто не могло омрачить их, особенно теперь, когда вокруг столько асов, на которых он может положиться.
====== Глава 92 ======
Белое Царство, Золотое Царство — как только не называли Асгард в других мирах, но в зимнюю половину года он был достоин только одного прозвища — Темное Царство. Почти шесть месяцев в году темнело очень рано, а если небо застилали тучи, то световой день составлял не более трех часов или вовсе не наступал, и рассветные сумерки плавно перетекали в закатные. В такие дни, больше напоминающие ночи, в Гладсхейме почти всё время горели свечи, факелы, костры, печи и камины — всё то, что давало хоть немного тепла и света, к которому тянулись все обитатели «Чертога Радости» — стражники, советники, придворные дамы и кухарки, но только не супруга Всеотца, которая не любила свет и предпочитала темноту. Ведь именно во тьме она видела тени прошлого и будущего, нашептывающие ей свое предназначение. Это было сродни страшному проклятью: ведать грядущее, но не изменять его. Фригг могла рассказать, что видела в миражах и видениях, но её слова слишком часто неправильно истолковывали и обрекали себя на еще более страшную судьбу, чем предсказанная. Однако сегодня, в шестнадцатый день месяца тори, видения не преследовали ее, несмотря на царство дневной ночи.
Ближе к вечеру царица легкой поступью вошла в личные покои: безжизненные, полутемные. Заботы Фенсалира и развлечение дерзких иномирских гостей сменились долгожданным отдыхом. Когда-то давно Фригг мечтала о том, чтобы отвоевать у жизни всё, что позволит судьба. И ее завоевания были огромны. Она была не просто женой Одина и матерью наследников, она была самой могущественной женщиной Иггдарасиля. Когда дело принимало серьезный оборот, то именно к ее словам Один прислушивался. Ее не просто так нарекли хранительницей мирной жизни, ремесел и домашнего очага, покровительницей не только брака, но и всех связей между асами. Природный ум позволял ей не прибегать к силе, а выстраивать сложные стратегии, которых никто не ожидал от женщины. Она знала, что именно поэтому почти всегда выходила победительницей из споров с супругом да и не только с ним.
Только вот давно уже не представлялось случая поспорить о чем-то по-настоящему существенном: до последнего времени судьба Локи была делом вовсе неважным, а последствия недавних событий были настолько непредсказуемы, что даже неясные видения будущего их не затрагивали.
Фригг обладала такими богатствами, о которых не смела мечтать ни одна асгардийка, но сейчас она чувствовал себя разбитой, усталой и недостойной всех тех громких титулов, которыми ее величали. Она желала только одного: забыться ранним сном, — но заснуть мешал холодный ветер, колеблющий одинокие факелы: дверь на огромный балкон была распахнута. Нахмурившись, царица поспешила закрыть ее, но замерла, едва мазнув взглядом по фигуре, сидевшей на парапете.
— Хагалар? — спросила она недоуменно.
Ответа не последовало. Фригг, привыкшая к глупым шуткам старого знакомца, хотела было запереть дверь, как вдруг ночной гость повернул голову. Царица непроизвольно отпрянула в сторону: это был вовсе не Хагалар.
— Ты вернулся, — потрясенно произнесла она, во все глаза глядя на бледное лицо и черную одежду, сливавшуюся с ночной мглой. — Зачем? Тебя давно нет в живых.
Фигура легко спрыгнула с парапета, заставив царицу сделать пару шагов назад. В сердце закрался самый настоящий страх, хотя загадочное существо даже не пыталось пугать ее. По крайней мере, пока.
— Я думал, ты будешь рада меня видеть.
— Это невозможно, — Фригг с трудом подбирала слова и отступала все дальше вглубь комнаты, к свету, хотя свет был главным помощником ночного гостя. — Тебя не существует.
— Но не для тебя, — фантом остановился в дверях, словно не смел войти без приглашения. Пустая уловка для той, которая знала его много столетий.
Фригг молчала, будучи не в силах вымолвить хоть слово. Непривычные, давно забытые чувства оглушали ее, а непонимание терзало душу. Она была одна и полностью беззащитна, ведь кинжалы, которые она всегда носила при себе, не принесут вреда драугу. Незваный гость спокойно переступил порог комнаты, погасив одним своим присутствием все источники света. Теперь они остались наедине в полной темноте и полагались только на слух. Магия сумерек не действовала в абсолютной тьме без капли света.
— Ты ждала меня.
— Я надеялась когда-нибудь тебя увидеть.
— Ты скучала по мне.
— Как и ты скучал по мне.
— Ты скорбела по мне?
— Я не могу ни по кому скорбеть.
— Из-за меня.
— Из-за себя.
— Пророчество?
— Расплата за жестокость.
— Ты не была столь жестока, сколь я.
— А ты не была столь безрассудна, сколь я. Но я ни о чем не жалею.
— Как и я.
Они замолчали. Молниеносная словесная дуэль утомила обоих. Отдельные слова срывались с губ, не проходя сквозь сознание. Игра на скорость. На честность. На доверие…
…Фригг открыла глаза не столько из-за утреннего низкого солнца, прорывающегося в огромные окна, сколько из-за прикосновений Одина. Всеотец поглаживал ее по волосам, словно время обратилось вспять, и они вновь были молодыми супругами, едва познавшими друг друга.
— Морок, — хрипло прошептала царица, заходясь кашлем. Она знала об умении Всеотца ходить в чужие сны и видоизменять их, но с ней он такую шутку проделывал редко. Сейчас это было похоже на возмездие за раскрытие детям тайны Хагалара.
— Ты хотел причинить мне зло, но вышло иначе, — промолвила Фригг, не отнимая руки Одина. — Я рада вновь увидеть ее, особенно сейчас, когда понимаю, что это не драуг, а лишь воспоминание, фантом. Во сне я могу по-настоящему чувствовать. Твоя шутка удалась, Всеотец.
Один не ответил, и в этом молчании чувствовала укор даже та, которая не обладала даром эмпатии. Супруг мог бы ревновать ее к фантому, но для ревности даже прежде не было причин, и именно поэтому царь Асгарда когда-то взял в жены чужую невесту. Не по своей воле, не по ее, а по воле вездесущей судьбы, явившейся в облике одной из норн и сведшей на нет все планы правящей верхушки Асгарда.
С тех пор прошло очень много времени. Когда юная царица была беременна первым ребенком, Один несколько раз спрашивал, не жалеет ли она о поспешном браке? И всегда она отвечала одинаково: у нее не было выбора. Если бы не Один, у нее никогда не было бы детей, по крайней мере, от супруга, потому что тот, кто обожал ее, тот, для кого она очень многое сделала, — слишком уважал ее, чтобы прикоснуться к ней, пускай и в законном браке.
Фригг никогда не мечтала о чистой любви удачливого воина, она желала власти. Но приобрести власть асгардская женщина могла только одним всем известным способом, что Фригг категорически не устраивало. Она хотела доказать мужчинам, что способна на большее, чем быть любимой игрушкой на роскошном ложе. И она доказала. Ни она, ни ее спутник никогда не испытывали друг к другу любви — это было запретное мерзкое слово, предмет опасных, часто смертельных игр и увеселений. Она наслаждалась властью и купалась в чужом обожании, а он боготворил ее за смелость, безрассудство, природный ум и прочее. Он был превосходным убийцей и шантажистом — об этом знали все, поэтому не обращали внимания на его спутницу, на его невесту. Никто не предавал значения тому, что между помолвкой и браком, причем с другим мужчиной, прошло так много времени — почти четыреста лет.
А ведь Фригг планировала навсегда остаться всего лишь невестой. Она сменила бы статус только в том случае, если бы отец приказал, но он не смел приказывать той, которая получила покровительство столь могущественного существа. Давно прошли времена, когда отец под страхом плети запрещал ей видеться с опальным учеником Одина. Плеть Фригг ненавидела, но еще больше она ненавидела подчиняться приказам, неважно, отца, жениха или мужа. И она выиграла, поставив на карту всё. Она нашла того единственного, кто был готов понять и принять ее бесценные умения и задатки, развить их, а не закопать, получив взамен лишь любовь и преданность. Фригг было восемьсот, когда он впервые поцеловал ее и обещал жениться. Их разделяли почти пятьсот лет жизни, их разделяло общественное положение и воспитание, но они возмужали вместе, они вместе ринулись в бой и вернулись оттуда живыми. Это было время, когда чувства еще не оставили Фригг. И сейчас, спустя столетия, когда она вынужденно приняла на себя ту роль, которая приличествовала женщине и хозяйке Фенсалира, для нее стало полной неожиданностью ощущение отголосков того фейерверка чувств, который недавно пытался разжечь в ее сердце Хагалар. У него ничего не вышло и не могло выйти, но таинственное видение Одина способно на всё, и Фригг многое отдала бы за то, чтобы вновь увидеть призрака прошлого. Единственного, кого боготворила она.
Вся биография Джейн Фостер умещалась на одном листе бумаги, и в ней больше половины составляли названия институтов да заголовки публикаций. Почти всю жизнь она провела в лабораториях или классных комнатах за написанием и изучением очередных научных работ. Даже парней в ее жизни было гораздо меньше, чем у средней американской девушки: Дональд Блейк продержался дольше прочих, но и он не выдержал конкуренции с астрофизикой. Науке была подчинена вся жизнь Джейн, даже в другие страны она ездила не на отдых, а на конференции. И сейчас она впервые в жизни оказалась в чужой стране, в чужом мире не ради науки, а скорее ради мести. Она хотела посмотреть на Локи — на того, кто разрушил сперва Пуэнте Антигуо, а потом Нью-Йорк, на того, кто был повинен в сотнях и тысячах загубленных жизней. Она хотела посмотреть, к чему его приговорили на именитом Асгардском божественном суде… И какого же было разочарование, когда он вышел встречать ее вместе с прочими членами царской семьи, причем по его цветущему виду сразу стало понятно, что ни от каких лишений он в Асгарде не страдает. Это было настолько дико, немыслимо, отвратительно, что Джейн намеревалась высказать претензии Одину сразу же по приезде, но ее грубо перебили и не дали вставить слова, а потом Тор попросил ее не лезть к отцу с вопросами о Локи, потому что брат серьезно болен и недавно едва избежал смерти. Джейн считала, что одна-единственная смерть Локи не искупит его вины перед людьми. Тор предложил отослать пострадавшим людям компенсацию в виде золота от имени Асгарда, и Джейн не нашлась, что на это ответить: прошло уже полтора года со дня трагедии — неужели всесильные «боги» не понимают, как это много для человеческого века? Да и как они собираются компенсировать погибших мужей, жен, дочерей и сыновей? Статуями из золота в полный рост?
— Лучше бы вы раньше о компенсации подумали! — в сердцах воскликнула она, проглотив готовые сорваться с языка обвинения.
— Отец подумал: он прислал наших чародеев для разбора завалов и спасения выживших.
Джейн подавилась словами, готовыми слететь с языка. Она ничего не знала о спасительной миссии, поскольку по телевизору о «богах» по понятным причинам не говорили, но Тору не было смысла ей лгать. Он взял с нее слово, что она не будет подходить к Локи и затевать с ним ссору, и на этом они закрыли неприятную тему. В конце концов, не каждый же день человек оказывался в чертоге Одина, причем не в легендарной Вальгалле, созданной, судя по мифам, специально для погибших смертных. Если бы Джейн попала в Асгард летом или в любое другое бесснежное время года, то посетила бы гораздо больше интересных мест, но даже в январе, несмотря на теплую тяжелую одежду и запрет покидать пределы маленького городка-столицы, она ежедневно находила, чем восхититься и в чем утопить ненависть к Локи. Золотые стены, летающие храмы, невероятные наряды женщин, дивные украшения и чудные благовония — всё не как в Америке. Джейн никогда не увлекалась шмотками или побрякушками, но асгардская мода была столь прекрасна, что ей хотелось увезти домой полные чемоданы всего, особенно духов и благовоний. Из Мидгарда она взяла доллары, хотя и понимала, что это глупо: не могут быть у «богов» в ходу человеческие бумажки. И почему Тор не предупредил, что на его родине всё меряют на серебро? Хотя даже если бы предупредил, серебряных украшений у Джейн почти не было, да и обслуживали ее в Асгарде как принцессу. Всё, на что она хотя бы намекала, Тор непременно дарил по законам гостеприимства, так что подарков для Дарси, Селвига и прочих коллег набралось прилично. Джейн подозревала, что если положит в банк все золотые подарки, то ей хватит до глубокой старости. Еще она предполагала, что в асгардские законы гостеприимства входят прекрасные мужчины, и даже почти не ошиблась. Все они были все как на подбор высокие и широкоплечие, а вот асгардские женщины отличались изяществом и большую часть времени проводили за прядением или разделыванием туш. Причем занимались этим грязным делом даже те женщины, которых Джейн считала благородными. Все мужчины охотились на морских птиц и животных с соколами или гарпунами с сетями, и все женщины разделывали добычу. Когда Джейн отправлялась в Асгард, то думала найти во дворце огромное количество праздношатающейся знати, особенно женского пола, которая занимает досуг исключительно выпивкой, драками, сплетнями и всяческими средневековыми жестокостями, граничащими с пытками. Но она ошиблась. Как такового привилегированного сословия в Асгарде не было, и чем отличались рабы от слуг и от господ, до конца она так и не поняла. Особенно это касалось женщин, занимавшихся прядением. Прялка лежит в левой руке, веретено закручивается правой рукой — для местных женщин прядение было настолько привычным делом, что они могли заниматься им и сидя, и стоя, и даже на ходу. Мужчины чертога Одина все больше столярничали: чинили лодки, вырезали мелкие предметы быта, одним словом, занимались всем тем, чем должны заниматься слуги или специально обученные ремесленники.
Не меньше, чем асы, поразили Джейн звери Асгарда, точнее, их отсутствие. Овцы были единственными многочисленными животными и занимались ими женщины. Одна из придворных дам царицы — Хульдра — покровительница стад — показывала Джейн огромные стада овец, на зимнюю половину года спрятанные в теплых стенах женского чертога. Столько овец американка никогда не видела и не верила, что Хульдра одна отвечает за них, даже несмотря на то, что следить за животными не было никакой нужды: в отсутствии хищников овцы сами гуляли по горам и искали себе пропитание. От овец брали, в основном, шерсть, коров и коз было мало, и от них получали молоко, а не мясо, свиней не было вовсе, поэтому асы ели, в основном, дикую жесткую птицу, рыбу и мясо морских животных. К такому рациону Джейн была не готова, но добило ее отсутствие овощей, место которых занимал ягель и водоросли. В Америке Джейн представить не могла, что будет есть водоросли или лишайник, но в Асгарде выбора не было. Оказалось, что фрукты и овощи привозили из других миров, а попасть в них без Радужного Моста невозможно. Если бы она знала, то привезла бы чемодан брокколи и горошка — все лучше, чем водоросли или появлявшиеся иногда моченые яблоки и груши отвратительного вкуса.
Но это была не самая страшная беда. Джейн, как и любой человек двадцать первого века, привыкла к холодильникам, ларькам и автоматам. У нее всегда были под боком вода, кофе, чипсы или хотя бы жвачка, а сейчас она оказалась в огромном шикарном дворце, где еду выдавали строго по расписанию, причем из-за снега даже сорвать какой-нибудь плод в саду не представлялось возможным. Тор, чтобы успокоить её, рассказал, что климат в Асгарде не располагает к ведению сельского хозяйства. Черника появляется только в августе, тогда же и смородина, а яблоки бывают отнюдь не каждый год. Единственная еда, которая всегда стояла на столике в гостевых комнатах — был скир — что-то среднее между творогом и йогуртом: склизкая молочная субстанция, не то твердая, не то жидкая, надоевшая день на третий. Джейн возблагодарила всех богов, в которых не верила, что в свое время отказалась выходить замуж за Тора. Конечно, разделывать акулу или морского котика ее бы, как принцессу, не заставили, но на матери Тора лежало столько обязанностей, что обычный человек с ними просто бы не справился, особенно учитывая отсутствие обедов и скудность пищи на завтраках и ужинах, которые были настолько заморочены и формализованы, что Джейн предпочла бы есть в своей комнате. Все кресла-скамьи были украшены орнаментом покрыты одинаковыми дорогими тканями, и непосвященный никак не мог догадаться, что два почетных места находятся друг напротив друга, а вовсе не рядом, и что сесть за стол в произвольном месте нельзя, и что вилок в чудном божественном Асгарде еще не изобрели, как и солонок и перечниц…
На втором месте после отвратной еды стоял душ, а точнее, его отсутствие! Асгард был переполнен горячими источниками, поэтому асы мылись чаще всего прямо в них, либо же в банях, которые топили торфом! Речи не шло о том, чтобы принимать душхотя бы раз в день.
На третьем месте по неудобству стояли постели. Богато убранная комната, шикарная кровать с золотой резьбой, которой позавидовала бы даже жена президента, а на ней матрац, набитый сеном! Перьевая подушка и многочисленные шкуры! Ни о каком постельном белье в Асгарде не слышали, а покрывало на кровати служило только для красоты. А, главное, вставали асгардцы в пять-шесть часов утра, когда на улице была кромешная тьма. Хотя кромешная тьма в это время года была почти весь день. Ужинали они около семи вечера и практически сразу ложились спать.
Все эти мелочи, соединяясь вместе, делали пребывание в Асгарде невыносимым. И не спасали даже золотые подарки и невероятные красоты. Повезло еще, что в путешествие Джейн отправилась не одна, а вместе с Брюсом Беннером, которого давно знала и чьими работами восхищалась. Они проводили много времени вместе, беседуя о последних достижениях науки или жалуясь на неудобства местной жизни и осматривая огромный дворец с непроизносимым именем. Дворец был настолько огромен, что заблудиться в нем ничего не стоило, поэтому они не возражали против сопровождающих. Доктора обхаживали воины в смешных шлемах и средневековых латах, а ее — подруги королевы и молодые знатные девушки, не перестающие прясть. Кроме них часто приходил не то учитель Тора, не то друг Одина — Джейн так и не разобралась, кем приходится этот ас царской семье. Это был мужчина в самом расцвете сил, большой весельчак и балагур: Джейн не очень любила таких людей, но в Асгарде он разряжал обстановку зубодробительной вежливости, не свойственной американцам, а также, что было гораздо важнее, приносил ей все те мелочи, без которых она жизни не мыслила, вроде мыла, соли или обыкновенного столового ножа. Он единственный, кажется, понимал, насколько сильно людям неудобно в шикарном дворце, и на пятый день даже добыл некое подобие постельного белья: обрезы тонкой ткани, которые можно было положить на шкуры и на подушку. Также он представил гостям свою дочь, рассказал печальную историю и попросил помощи в деле настраивания ее против Мидгарда. Беркана была миловидной девушкой, но с ужасной травмой на пол-лица, которую невозможно было скрыть ни в Асгарде, ни в Америке. Но даже если бы она была первой красавицей, Джейн все равно поддержала бы инициативу нового знакомого, и не только потому, что он делал ее жизнь во дворце более-менее сносной, но и потому что искренне считала: асам не место среди людей, с которыми их роднит только внешность и то случайно. Она с первого же дня стала «оказывать Беркане покровительство» — как обозвал их общение Хагалар.
У бедняжки были странные представления о науке, которой она искренне увлекалась, но в которой ничего не понимала. Она верила в две невероятные вещи: в алхимию и в любовь между человеком и богом. Джейн за последнее время прочитала мифы достаточно большого количества народов и поняла одно: ни один брак смертного и бессмертного не закончился счастливо хотя бы для одной из сторон. Она сама едва избежала такого брака, и сейчас ее долг отговорить от опрометчивой глупости Беркану, которая казалась тепличным растением, боящимся не то что лишний шаг сделать, а даже сказать лишнее слово — да ее собьет первая машина, изнасилует первый маньяк, обманет первый проходимец. Кто бы ни был ее возлюбленный, не будет же он сидеть с ней сутками. Да и зачем ему такая морока?
Рассуждая таким образом, Джейн направила очередной разговор о Мидгарде в нужное русло.
— Тор рассказал, что скоро свадьба Леди Сиф с каким-то высокопоставленным чиновником, — заметила она как бы между делом.
— Да, — кивнула Беркана так серьезно, словно поняла, кто такой «чиновник». — Сиф давно пора выйти замуж. Правда, мы ждали, что она выйдет за Тора. Но раз так, то так. Ей уже некуда откладывать брак.
— А сколько же ей лет? Когда у «богов», — Джейн едва подавила смешок, — принято венчаться?
— Ей в прошлом году минуло совершеннолетие. По-вашему — это двадцать один год, по-нашему — около полутора тысяч зим.
— Неужели у вас женщины выходят замуж так поздно? — удивилась Джейн. — Я считала, что у древних племен, я хотела сказать, у древних богов, выходят замуж гораздо раньше.
— Так и есть, — кивнула Беркана, не расслышав оговорку про племена. — С ваших пятнадцати девушка может искать себе мужа, но до двадцати одного года ее жизнью и замужеством распоряжаются родители, а после — она сама решает свою судьбу, хотя против воли родителей вряд ли пойдет. После совершеннолетия любая незамужняя девушка понимает, за кого стоит выходить замуж, а за кого нет, — Беркана тяжело вздохнула.
Не так давно Джейн интересовалась у Тора подробностями положения женщины в Асгарде с юридической точки зрения. К своему огромному удивлению, она выяснила, что женщина в этом царстве темного Средневековья и отсутствия вилок почти не ущемлена в правах. Она владела собственностью, вела дела на ферме, командовала рабами, разве что не отвечала в суде. Она имела право на собственное мнение, а мнение клана или даже мужа не было для нее обязательным к исполнению. Джейн видела памятники, поставленные мужьями в честь своих почивших жен, дочерей и наложниц, и везде были вырезаны слова благодарности и восхищения. Чтобы жениться на девушке, мужчине надо было заплатить достаточно большой выкуп, а также преподнести специальный подарок. Женщина тоже вносила приданное в копилку общего бюджета, которое оставалось за ней в случае развода. Развод в Асгарде был делом обычным и мог быть инициирован сущими безделицами: со стороны мужа, например, тем, что жена носит мужскую одежду, а со стороны жены тем, что муж носит чересчур женственные вещи или поддерживает дружеские отношения с ее братом. Даже после свадьбы женщина душой и телом оставалась в том клане, в котором выросла, и если муж ссорился с ее семьей, то она вставала на сторону своих родичей и могла лично мстить мужу за обиду или гибель, принесенную ее родственникам. Джейн внимательно слушала Тора, но ничего не понимала. При всей своей отсталости, при всей своей бедности и трудностях жизни во многих юридических вопросах Асгард обгонял Америку и Европу пятидесятых годов двадцатого века. Рассказывал Тор также и о законах касательно усыновленных детей. Это был слишком уж явный реверанс в сторону Локи, которого Джейн жаждала видеть хотя бы в тюрьме. Признанные незаконнорожденные, а также приемные дети полностью уравнивались в правах с законными, так что Локи имел полное право претендовать на трон Асгарда! С одной стороны, неслыханное равноправие, но с другой: еще тысячу лет назад вовсю соблюдался обычай, что если ребенок рождался слабым, его без всякой жалости оставляли умирать. Подобного рода противоречий в асгардских законах было множество. Даже имя ребенку выбиралось не просто так: как и на Земле, детей часто называли в честь предков. Но только если в Америке так поступали, чтобы почтить память, то в Асгарде считалось, что удача и сила родственника, особенно недавно погибшего, перейдет к ребенку. А если родители считали себя удачливыми, то составляли имя ребенку из кусочков своих имен, и неважно, что такого сборного имени не существует! Если же в клане считалось, что в роду счастливым был первый слог, к примеру, «сиг», то все члены клана имели имена, начинающиеся именно на эти три буквы. И неспроста имена царицы и ее сестры начинались с одной буквы «Ф», то есть с руны «ферху», или «фену», означающей, помимо всего прочего, «богатство» и «крупный рогатый скот», в котором и измерялось богатство в Асгарде. Имя должно было приносить удачу, на которой в Асгарде были помешаны буквально все. Она ценилась больше, чем ум или доблесть. Потерять ее — значило лишиться всего. Даже внешняя красота аса считалась по удаче, и самые уродливые старики назывались красивыми, поскольку были удачливыми. По сравнению со всем этим безобразием тот факт, что мальчиков считали вполне взрослыми и самостоятельными, начиная чуть ли не с двенадцати лет в пересчете на земные года, уже не показался Джейн странным. В африканских племенах взросление наступало и того раньше. Разве что в Африке взрослыми считались те, кто мог заводить семьи, а в Асгарде юноше было категорически запрещено жениться раньше шестнадцати. По словам той же Берканы в пятнадцать лет девочка могла подыскать себе мужа, а юридически совершеннолетней она становилась только в двадцать один год — на пять лет позже, чем юноши. А если еще в пересчете на асгардские годы… Одним словом, о жизни Асгарда можно было написать диссертацию, только защищать ее в Америке негде.
Увлекшись воспоминаниями, Джейн не заметила, что Беркана молчит и тяжело вздыхает, причем явно показательно, ожидая, что ее спросят о причине вздохов. Пришлось подыграть.
— Что с тобой? — ласково спросила Джейн, сосредотачиваясь на разговоре.
— Мне грустно от того, что я уже упустила свою весну.
— И сколько же тебе лет? — как бы невзначай спросила Джейн — Ты выглядишь очень молодо.
— Двадцать два по вашему исчислению.
— И это значит «упустила весну»? — прыснула Джейн. — Прости, но ты всего на год старше Сиф. Да и почему ты не вышла замуж раньше? Почему тебя родители не выдали замуж? Хагалар разве не.?
— Хагалар не так давно со мной, — Беркана спрятала лицо в ладонях. — Я росла с матерью, мы жили отдельно от клана, а она не спешила выдавать меня замуж: слишком хорошо у меня получилось вести хозяйство. Я была ее единственной дочерью.
— А, понятно, — кивнула Джейн, напомнив себе об осторожности: Беркана была очень ранимой девушкой, совсем не похожей на жен викингов, какими их по книгам представляли люди. — А чем тебе грозит отказ от замужества?
— Я не хочу выходить замуж в Асгарде, — увильнула от ответа Беркана. — Я хочу выйти замуж за человека, пожить зим двадцать в браке, родить ребенка, а потом вернуться и решать свою судьбу дальше.
— Чьих зим двадцать? — с подозрением переспросила Джейн.
— Ваших, конечно, не наших. Двадцать зим для нас — не срок.
Джейн многозначительно кивнула. Система исчисления богов была настолько мудреной, что Хагалар с Берканой объясняли ее недавно вдвоем, отчаянно путаясь в показаниях. Джейн поняла так, что во всех мирах Иггдрасиля год был одинаковым, но живые существа старели по-разному. В Мидгарде люди взрослели каждый год, в Асгарде и Етунхейме те же возростные изменения происходили за шестьдесят девять лет, в Ванахейме — за двадцать четыре года, в Муспельхейме — чуть ли не за сто лет. Из-за этой неразберихи элементарной единицей времени был выбран природный год — время оборота миров вокруг Солнца, — но дни рождения и годовщины справлялись в Асгарде раз в шестьдесят девять лет, а летоисчисление велось эпохами. Каждые сто пятьдесят асгардских лет, то есть почти десять тысяч земных, начиналась новая эпоха и года считались заново. Сейчас шла двенадцатая эпоха, а год — 5644-й. Про Одина говорили, что он родился в предыдущей эпохе, причем чуть ли не в самом ее начале. Разобраться в том, каким образом все миры вращаются вокруг Солнца, не попадаясь на глаза ракетам и спутникам Земли, Джейн так и не смогла, как и осознать, в одной ли реальности Мидгард с Асгардом или в параллельных. Из всей этой сложной системы она вынесла одно: в этом году не празднуют день рождения никого из царской семьи, потому что дата не круглая. Еще она с трудом, но узнала, когда день рождения Тора — в третий день кровавого месяца — и даже посчитала, что это вроде бы девятнадцатое октября. Если она правильно поняла то, что ей пытались донести асы, то, раз в прошлом году праздновали совершеннолетие Сиф, значит, была круглая дата. И значит Беркана старше ее не то на семьдесят лет, не то почти на сто сорок — да, и в самом деле, — совсем старуха, упустившая шанс на счастливый брак.
— Я понимаю твое желание путешествовать, — собралась с мыслями Джейн. — Это круто. Круче, чем сидеть безвылазно в Асгарде. Тебе, наверняка, скучно. Но зачем обязательно выходить замуж? На Земле женщина самостоятельна и без мужа, может даже стать президентом своей страны. Мне уже немного за тридцать — это, по-вашему, две тысячи, что ли? Но я не замужем и не собираюсь прямо сейчас кого-то искать. На Земле есть много приятных, интересных вещей, на Земле у каждого есть паспорт и деньги, можно найти работу, хобби и развлекаться. А в быту помогают машины — посуда и белье моются автоматически, женщине не надо проводить все время на кухне. Вот скажи, чем ты занималась, пока жила с матерью?
— Зимой заботилась об овцах, — не сразу ответила Беркана, смотревшая на Джейн как завороженная, — а летом разделкой и засолкой рыбы и мяса, немного посадками, но растет у нас все плохо, собиранием водорослей, прядением, ткачеством…
— Вот видишь: тяжелой и сложной работой, — перебила ее Джейн. — На Земле все сейчас по-другому.
— Да, я видела. Я жила некоторое время на базе ЩИТа, мы занимались там исследованиями, — вспомнила Беркана. — Но мы оттуда никуда не выходили, только гуляли по округе.
— Так приезжай на несколько дней ко мне, я тебе покажу, каков Мидгард на самом деле, — опрометчиво пообещала Джейн. — И ты поймешь, что не нужно никого на себе женить. Да и сейчас большинство не женятся, а просто живут вместе, могут разбежаться в любую минуту.
— Но если не было ни брака, ни развода, то кому же достанется имущество? Ваши чудные автоматы, отмывающие посуду и рубахи?
— Чья была квартира — тот в ней и остается жить со всеми «автоматами», — пояснила Джейн. — Это очень просто. Сейчас в Америке многие не заморачиваются официальными отношениями и церемониями. Сегодня один парень, завтра другой. Так многие живут.
Беркана смотрела на нее с явным недоумением.
— Хорошо, я приму твое предложение. Я осмотрю с тобой Мидгард, — робко произнесла она.
— Вот и чудесно, — улыбнулась Джейн. — Тебе понравится.
Она с трудом выпроводила Беркану из своих комнат и тяжело вздохнула. В ее интересах, чтобы асинье не понравилось в мире людей. Еще не хватало, чтобы боги взяли за привычку спускаться в мир смертных. Локи уже однажды разгромил Пуэнте Антигуо, но он бы не послал железного монстра, если бы на Земле до этого не объявился Тор.
После безумных обвинений матери Тор не желал не то, что говорить с Хагаларом, а даже находиться с ним в одном помещении. Он старался избегать старого мага, несмотря на недавнее опрометчивое обещание отправиться с ним в поселение для решения мелких государственных дел. Пристально разглядывая его во время трапез, Тор не мог поверить, что сидит за одним столом с клятвопреступником. Все его поведение говорило об обратном. Сильный маг, блестящий оратор — неужели такой ас, как он, преступил черту законов и вынужден был… Нет, истинного бравого воина ничто не принудит к такой подлости как преступление клятвы, данной самому Всеотцу.
— Я бы на твоем месте прекратил сокрушаться из-за Хагалара и выяснил подробности, которые нам никогда не расскажут родители, — сказал Локи, когда они в очередной раз играли в карты, оставшиеся после отъезда Ивара, который предусмотрительно оставил пару колод на радость Тору и его друзьям. Старшему царевичу неизменно везло в картах — вот и сейчас он выигрывал. — Либо мать солгала нам, либо отец преувеличивает роль Хагалара при дворе. Не может клятвопреступник быть самым достойным асом в Асгарде, а отец именно так отзывался о нем в Ванахейме.
— Ты думаешь, его стоит расспросить? — удивился Тор не столько самому предложению, сколько тому, от кого оно исходило. — Послушай, Локи, — Тор выиграл очередную партию, но удовлетворения от чересчур легкой победы не получил, — что ты на этот раз задумал? Еще недавно ты презирал Хагалара и не желал иметь с ним дел. А сейчас науськиваешь меня узнать о его прошлом?
— Не знаю, как тебе, а мне надоела бесконечная ложь, которой нас с детства пичкают, — Локи откинулся на спинку стула и принял расслабленную позу, которая не мешала ему тасовать карты. — Ты меня лгуном считаешь, но наши родители лгут нам гораздо чаще. И я не только о тайне своего рождения говорю.
— А Хагалар, что, никогда не лгал тебе? — рассмеялся Тор.
— По крайней мере, я его ни разу на лжи не ловил, — пожал плечами Локи. — Он скрывает, недоговаривает и прочее, но ему придется ответить на прямые вопросы.
— А чего же сам не спросишь?
— Я не хочу иметь с ним никаких дел. Клятвопреступник он или нет — мне все равно.
— Неужто?
— Да. И не только мне всё равно, но и тебе, братец, должно быть всё равно. Твои друзья и Хеймдаль клятвопреступники, но почти никто об этом не знает, их не судили, вы с отцом замяли их преступления! Сиф скоро станет женой величайшего полководца Асгарда. Клятвопреступница, о чем почтенный Гринольв просто не знает. Так что прежде, чем отворачиваться от Хагалара, отвернись от своих друзей, Хеймдаля и от отца заодно, ведь это он простил их.
— Ладно-ладно, узнаю я правду о Хагаларе, — буркнул Тор, не желая обсуждать друзей, которые спасли его, пускай и нарушив клятву верности Локи. Не медля ни минуты, он отправился на поиски мага и нашел его в компании Джейн. Это было так странно, что Тор решил понаблюдать за бывшей возлюбленной из укрытия. Однако ничего интересного не успел заметить. Хагалар поспешил ему навстречу, предварительно отослав Джейн вместе с придворными дамами матери.
— Дитя Одина, отчего-то я уверен, что ищешь ты меня, а не свою человеческую девушку, но если я ошибаюсь, то можешь обойти меня и догнать ее, я не обижусь, — веселый тон, голос, далекий, полузабытый, из детства — все это подкупало и вселяло умиротворение.
— Хагалар, я пришел поговорить с тобой, — сказал Тор несколько резче, чем планировал.
— Отлично, значит, я угадал, — старик велел подать эля и притянул к руке моченую грушу: он любил красоваться и показывать магические фокусы. Чем-то он неуловимо походил на Локи.
— Ты можешь ответить правду? Это вопрос жизни и смерти.
— Я всегда говорю правду, — отмахнулся Хагалар, вгрызаясь в грушу. — Высший сорт. Советую и тебе попробовать. Просто не все понимают, что именно я говорю.
— Тогда скажи прямо, глядя мне в глаза: какую клятву ты преступил?
— Хм, — Хагалар задумался на мгновение и вынул грушу изо рта. — Как бы сказать тебе так, чтобы не соврать. Откровенно говоря, я боюсь вспомнить, какую клятву я не преступил. Понимаешь, дитя Асгарда, я не знаю своих родителей, а детей у меня нет, так что я чист перед предками и потомками и могу делать все, что хочу. Узнать о моем прошлом ты мог только от прекраснейшей Фригги. Не ожидал я, что она будет против моей с тобой милой дружбы. Ну что тебе сказать откровенно? Я предал и клятву верности Асгарду, и твоей семье, и… Да я много чего предавал, но тебя, наверное, семейная интересует?
— И ты ни в чем не раскаиваешься? — потрясенно спросил Тор. Он был уверен, что смутит мага своим настойчивым любопытством и вынудит рассказать подробности, но нет.
— Чего сожалеть о том, что уже случилось? — пожал плечами Хагалар. — К тому же я после своих немыслимых преступлений покинул Асгард и не собирался возвращаться, а когда вынужден был, то не вернулся во дворец, а остался в поселении преступников, где мне, с точки зрения законов Асгарда, самое место.
— Но ты… — Тор не нашелся, что ответить. Да можно ли хоть чем-то смутить пожилого мага? Сам сын Одина обвиняет его в страшных преступлениях, а ему хоть бы хны.
— Тогда ответь на другой вопрос.
— Хорошо.
— Как тебя зовут на самом деле?
— И снова ты задаешь тот вопрос, на который я могу ответить как угодно, — Хагалар притворно вздохнул. — Я не помню родителей, так что не помню своего имени и тем более не помню имени своего отца. Во дворец я пришел под именем Альрика, но за свою жизнь я сменил шесть или семь имен, точно не помню, и «Хагалар» — ничем не хуже, чем любое предыдущее. Если же ты спросишь меня о моей жизни, то и тут я ничего не могу тебе толком рассказать. Одно из первых моих воспоминаний — как отец убивает мать, но, может, то просто сон был, а я запомнил — такое у детей часто случается. Скорее весь мой клан ушел на войну, когда я был совсем крохой. Я попал к Гринольву, жил у него до отрочества. Потом сбежал в армию, где у меня были неплохие успехи. Из армии попал во дворец, а там Один приблизил меня к себе. Поскольку сперва я ничего не умел, то все больше выполнял его мелкие поручения, потом постепенно все более сложные. Как таковой должности тогда ни у кого не было, каждый делал то, что говорил Один. Я много воевал, ну да я рассказывал о своих подвигах. Потом, когда война закончилась, некоторое время я еще служил во дворце, но потом возжелал того, чего был недостоин, обиделся на отказ Одина и ушел из Асгарда. Вот и все. Ничего впечатляющего.
— Чего же именно ты оказался недостоин? — полюбопытствовал Тор, надеясь узнать хоть что-то интересное. Пока Хагалар не рассказал о себе ничего толкового, чего-то, чего нельзя было понять без беседы.
— Да ничего особенного. Я, как и многие другие придворные маги, хотел обучать Локи колдовству, но Один всем отказал, в том числе и мне. Я обиделся и ушел.
— Из-за Локи?
— Нет, конечно, пусть не выдумывает себе, что он такой ценный. Много всего накопилось, много противоречий с самим Одином да и не только с ним — со многими. Мелкие дрязги, которые грозили перерасти в глобальный конфликт. Мне было проще уйти.
Тор чувствовал себя обманутым. Хагалар рассказал многое, но одновременно — совершенно ничего. Будто и не было этого разговора. Задать бы какой-нибудь дополнительный вопрос, но какой? Повисла тишина, и старый маг, не дождавшись новых вопросов, направился к дверям, но в створках остановился, повернулся и сказал:
— Плоть и кровь Одина, у меня для вас с Локи задание.
— Какое? — встрепенулся Тор.
— Подумайте на досуге и сформулируйте хотя бы один вопрос, на который я вынужден буду дать вам значимый ответ, — Хагалар рассмеялся и вышел за дверь, оставив Тора в бессильной злобе сжимать и разжимать кулаки. Старец не лгал, он просто издевался!
Черная Вдова была ужасно разочарована всем происходящим, а особенно тем, что ее не пустили ловить людей, хотя она могла привлечь здоровых и сильных мужчин, которые переживут множество экспериментов. Всё чаще то тут, то там слышались призывы не только к уничтожению старого человечества, но и к созданию нового: гомункулов, искусственных людей, которые будут ровно такими, какими их захотят видеть боги. Это была новая интересная идея, в которой Фену могла принести пользу, но большинство поселенцев видели в ней только куклу для удовлетворения собственных страстей. Даже члены фелагов, где она работала, не сразу проникались к ней уважением. Сперва все асы считали, что она только и может, что соблазнять мужчин. А все потому, что обычным асиньям соблазнять мужчину трудно, они вынуждены напрягаться, тратить силы, думать о манерах и поведении. У Фену все было наоборот: для нее естественно было соблазнять и неестественно — вести себя в обществе прилично.
И пускай в Мидгард дорога ей заказана, но все же ее несравненные таланты в ближайшее время не раз послужат на благо Асгарда. Во-первых, недавно стало известно, что в течение месяца прибудут сыновья Одина. Началось все с того, что прошлой ночью неожиданно появился Локи. Он пробыл всего пару часов, переговорил с мастерами, подтвердил, что вскоре приедет с братом и людьми, которые не должны увидеть ничего предосудительного, и растворился в ночи, чтобы к утру вернуться в дворцовые покои. Это известие не обрадовало поселенцев: слишком многое надо было скрыть от Тора и его приятелей. Маги решили отгородить часть поселения и там работать над проектами по модернизации Асгарда и уничтожению человечества. В обязанности Фену входило соблазнить Тора и, пока он будет спать после бурной ночи, вколоть настойку, которая за несколько месяцев отправит его в Хельхейм, оставив Локи единственным наследником трона. Фену не верила, что жидкость, которую на все лады расхваливали естественники, действительно столь смертоносна. Яд медленно убьет, если вкалывать его в течение многих недель — о таких отравлениях Фену слышала. Однако ее убедили, что сочетание науки и магии не подведет, и одна порция отравы не даст старшему сыну Одина дожить до конца года. Проще и безопаснее было бы подмешать настойку в напиток, однако отвратительный вкус не глушил даже мед. Фену с куда большим удовольствием пустила бы в царскую вену несколько пузырьков воздуха и понаблюдала бы за быстрой смертью, но тогда царевич умрет в поселении и заочно приговорит всех к казни.
Была и еще одна важная мелочь, о которой забыли мастера, но помнила Черная Вдова: если Тор погибнет бесславно, то со своей смертью точно не согласится, и даже если все отверстия в его теле замажут воском, это не помешает духу стать драугом. В семье Фену о драугах знали не понаслышке, поэтому, если возвращались в дом в ночное время суток, стучались три раза, а не один, и горе тому, кто забывал об условном сигнале. Если Тор станет драугом и явится на свой поминальный пир, то Локи точно не вступит в права наследования и всё пойдет прахом. С другой стороны, если сделать защитные амулеты и найти заклинания, то драуга можно подчинить. Он же легко принимает животное обличие, а значит, никто не заподозрит очередную овцу или корову. Главное, дождаться, чтобы драуг покинул тело. А значит, надо каким-то образом оказаться рядом с умирающим Тором, который наверняка умрет в Гладсхейме. Как туда попасть — пока не было идей, и Фену решила не терять зря времени, а найти нужное заклинание и потренироваться. Она не боялась ни привидений, ни чудовищ, справедливо считая себя более страшным чудовищем, но все равно не следовало забывать об осторожности.
Вторая просьба поступила от Хагалара, причем в письменном виде. В последнее время он со всеми обменивался письмами, безвылазно сидя во дворце и обещая, что не сегодня, так завтра вернется вместе с Алгиром и Берканой. Эти двое неплохо развлекались в чертогах Одина — от них писем так никто и не дождался. Послание, адресованное Фену, гласило, что вместе с Тором прибудет человек — мужчина, которого надо не соблазнить, а влюбить в себя романтичной, красивой любовью, чтобы он пошел на подвиг ради любимой, а именно — на драку с Гринольвом в своем демоническом обличие. Эта просьба была настолько странной, что Фену не знала, что и думать. Человек дерется с асом? У человека есть демоническое обличие? Это было заманчиво. Фену задумалась, от кого лучше родить: от старшего царевича или от земного чуда-юда? Она была немолода, и ей пора задуматься о детях от других мужчин, раз уж соблазнить Локи не вышло. После долгих раздумий Черная Вдова остановилась на ребенке от чудовища-человека. Пусть сперва подерется с Гринольвом, покажет свою доблесть и удачу, а потом она даст ему то, ради чего он пойдет на подвиг.
Правда, красиво и долго соблазнять, ходить кругами и щебетать нежности она не умела. Обычно между первой встречей и успешным соблазнением проходило всего около получаса, а сейчас требовалось распалить человека настолько, чтобы он ради красавицы совершил подвиг; но не настолько, чтобы он бросился на нее с недвусмысленными намерениями до подвига. Это сложно, но Фену трудностей никогда не боялась.
====== Глава 93 ======
Почти месяц Локи сидел во дворце и отчаянно скучал, несмотря на надоедливых мидгардских гостей и попытки старых дворцовых приятелей поднять настроение. До падения в Бездну жизнь в Гладсхейме полностью устраивала воспитанника Одина, но сейчас его ждали поселение, второй водопровод, подросты елочек, краденные почвы и реформа образования. Было необходимо любой ценой вернуться в мир отверженных, укрытый куполом от Хеймдалля. Там можно откровенно поговорить с Хагаларом и получить обратно портрет настоящей семьи, который старик упрятал в подпространственный карман сразу после ритуала. Да и встречу с сестрой нельзя надолго откладывать, что бы по этому поводу ни думал поганый маг. Царевна вскользь упомянула, что во время жертвоприношения младенца пыталась убить сама Тень Одина. Локи жаждал подробностей несостоявшегося убийства и хотел узнать настоящую дату своего рождения. Да и давно пора забрать из Етунхейма жертв беспечности Наутиз. Если не самих ученых, то хотя бы тела.
Одним словом, поводов вернуться в поселение было предостаточно, особенно в свете скорого визита братца, который не должен раскрыть чужие тайны. Пару ночей назад Локи поехал в мир отверженных на несколько часов, чтобы удостовериться, что с Иваром всё в порядке. Короткая вылазка утомила и облегчения не принесла, поэтому, встретив следующим утром отца, Локи обратился к нему с речью:
— Могу ли я вернуться ненадолго в поселение?
— Сейчас? — переспросил Один, и в одном только голосе Локи послышался жесткий отказ. — Помнишь ли ты, что скоро состоится свадьба Сиф? А после торжества ты отправишься в поселение вместе с братом и нашими гостями.
— Я помню, — Локи осторожно подбирал слова. — Но меня не было там почти месяц. Возможно, из-за этого придется начать сначала работу с…
— С чем? — резко перебил Один. — Уж точно не с каскетом. Тебе нельзя к нему прикасаться. С чем же ты там работаешь? Чем ты занимаешься?
— Артефактами, — буркнул Локи, почти не солгав. — Мне нравится создавать маленькие артефакты на месте больших, мне нравится работать с магией.
— Что ж будем считать, что я тебе поверил, — усмехнулся Один, а Локи напрягся. Ничего хорошего улыбка отца никогда не предвещала. Всеотец свернул в первую попавшуюся комнату, из которой тут же ретировались придворные, гревшиеся у огня с кубками меда. Локи проводил их подозрительным взглядом, на всякий случай оставшись подле двери. Отец, напротив, устроился в глубине комнаты в массивном кресле с мягкими подлокотниками и царственным жестом указал на пол подле себя.
— На колени.
— Что? — опешил Локи, узнав собственные интонации, которые позволял себе в Штутгарте.
— На колени встань, — пояснил Один, хотя уточнение было излишним. Локи нахмурился, силясь разобраться, чего от него хотят и чем обернется робкая просьба об отъезде, но все же тяжело опустился на пол, недовольно поджав губы. Прошло несколько томительных мгновений, за которые царевич перебрал возможные причины странной просьбы, но ни к какому выводу не пришел. Один показательно вздохнул и величественно произнес, противно растягивая слова:
— Раньше ты лучше понимал меня. Я же показал тебе: встань передо мной на колени, а не вдали от меня. Подойди ко мне, повернись спиной, сними верхнюю одежду и опустись на колени — неужели мне до сих пор надо объяснять тебе каждый шаг?
Локи медленно поднялся с пола, сжимая побелевшими пальцами ворот верхней одежды. Знал бы отец, насколько сложно выполнить его просьбу. В первые недели после избиения, учиненного Хагаларом в поселении, Локи ловил себя на том, что поворачиваться спиной к софелаговцам ему неприятно. Постепенно мерзкое ощущение прошло, но потом он на свою голову упросил учителя потренировать выносливость. Занятия предполагали наготу, но заставить себя снять нижнюю рубаху Локи не мог. От нее не было никакого прока: кнут рвал ее в клочья, но раздеться полностью было выше сил воспитанника бога, что усугублялось болью, которую приносили занятия в первое время: Локи не мог сосредоточиться и воспользоваться методикой, которую в него вбивали столетиями. Только после подробного рассказа о встрече с Халком тренироваться стало легче, пускай Учитель до сих пор не был доволен результатом. Сейчас, когда Локи почти на месяц застрял во дворце, занятия продолжились, но обнажить спину перед потенциальным врагом — то есть перед кем угодно — Локи так и не мог, хоть это и было глупо: отец ни разу в жизни не ударил ни его, ни Тора. По пощечине во сне Локи сразу определил, что перед ним фантом, а не настоящий Один.
— Сын мой, что случилось? — обеспокоенный голос отца не предвещал ничего хорошего. Некстати вспомнились бредни Хагалара про мага мозга и голословные утверждения, что Всеотец способен не то читать мысли, не то смотреть чужие воспоминания. Если он полезет в голову и увидит проклятое избиение… Лучше вновь прыгнуть в Бездну, чем терпеть позор!
— Локи, немедленно подойди ко мне. Ты меня слышишь?
Локи прекрасно слышал, поэтому сделал диаметрально противоположное: отошел от отца как можно дальше. По телу проходили электрические разряды, магия норовила сорваться с пальцев, сердце бешено колотилось, а покалеченным легким не хватало воздуха, словно спертый воздух помещения разом обратился во влажную ванахеймскую жару. Один нахмурился, призвал из небытия Гунгрир и величественно встал с кресла, собираясь первым пойти в атаку.
— Не подходи ко мне! Я опасен!
С руки сорвался огненный шар, и Локи едва успел погасить его прежде копья отца. Один мрачнел на глазах. Он не знал об избиении и явно считал, что нежелание подойти ближе — происки темных сил.
— Не подходи! — Локи и сам не заметил, как встал в боевую стойку. — Дело не в силах Етунхейма, но ты их спровоцируешь.
— Я понял, — голос отца проходил словно сквозь воду. Локи готовился в бою отстаивать неприкосновенность своей памяти, но Один вовсе не собирался сражаться с ним. Он медленно положил копье на пол, отошел от него и сел у огня, который загорелся неестественным синим пламенем.
— Иди сюда.
— Нет, — твердо заявил Локи, сжимая руки, пряча их за спиной, чтобы комнату не поджарили взбесившиеся языки пламени, которые он не умел контролировать. Почему отец никак не оставит его в покое — неужели не видит, что неведомая магия реагирует на страх и готова уничтожить все вокруг? Костер за спиной отца взвился чуть ли не до потолка, комнату заволокло едким дымом, от которого слезились глаза.
— Я сказал: подойди! — рявкнул Один так, что стены затряслись, а Локи, повинуясь старой привычке, сделал пару робких шагов вперед. От Всеотца бессмысленно прятаться или убегать. Он найдет. Всегда находил. Хотя и никогда не вытаскивал из убежищ. Волнами накатывали воспоминания о самых страшных детских кошмарах. Их было немного, но они отпечатались в памяти гораздо лучше, чем многочисленные счастливые часы. Попытки избежать гнева отца, спрятаться в покоях или в саду всегда кончались одинаково. Один несколько раз звал, потом безошибочно находил укрытие и вновь предлагал выйти уже более жестким тоном. Мольбы, просьбы или обещания лишь сотрясали воздух — приказ оставался неизменным. В большинстве случаев противиться разъяренному отцу не было никаких сил, и дальше всё шло по известному сценарию с обличением, расписыванием вины и наказанием либо истеричными молениями. При этом бог никогда не дотрагивался до провинившегося. Он стоял рядом или сидел, возвышаясь, словно статуя. Дети часто бросались к нему, надеясь смягчить гнев. Отец позволял любые вольности, но никак не реагировал. Не отталкивал, но и не принимал — сидел или стоял, ожидая окончания столь сильно раздражающих его проявлений слабости. Потом все равно шла суровая отповедь, но только после того, как дети оказывались от него на достаточном расстоянии. Порой длительные мольбы ему надоедали, и он уходил, не тронув и ничего не сказав, но потом много дней не обращал внимания. И умолить его о прощении в таком случае никто не мог. Локи не было и четырехсот зим, когда он впервые столкнулся с таким отцом: страшным, каменным, чужим.
Локи слышал голоса в голове, будто не столетия прошли с того давнего дня, а лишь несколько часов. Черты комнаты плыли, а огонь в руке, прежде не приносивший боли, выжег на предплечье несколько полос — следов несуществующего прута…
… — Локи, прекрати! — учитель письма в очередной раз попытался утихомирить разбушевавшегося младшего наследника. С братом они учились раздельно из-за разницы в возрасте, но даже одиночные занятия не мешали Локи отвлекаться и рисовать на пергаменте рожи.
— Угомонись и займись делом! — рявкнул учитель, вырывая пергамент и откидывая его в угол. — Пока не напишешь, гулять не пойдешь. Опять всё криво!
Локи не слушал бесконечные упреки: он с упоением рисовал на столе, причем вовсе не руны. Учитель надоел ему вместе с алфавитом, а занятие только недавно началось.
— Прекрати немедленно, — по слогам произнес учитель, которому не хватило бы сил отобрать и бросить в угол целый стол, — иначе я доложу твоему папе о том, чем ты занимаешься вместо того, чтобы тренировать беркано и вуньо.
Угроза ненадолго подействовала: Локи написал несколько раз ненавистные руны, но чистописание было таким скучным и получалось так плохо. Грифель выводил непонятные закорючки, и стоило учителю отвернуться, как Локи подрисовал рунам глазки, представляя, что это игрушечное войско.
— Что ты делаешь? — учитель выхватил очередной несчастный лист. — Я тебе что сказал делать?
— Не буду писать! — разозлился Локи. — Мне надоело!
И в доказательство серьезности своего заявления сбросил со стола грифели и пергамент.
— Ах, не будешь? — угрожающе переспросил учитель. — Очень хорошо. Я так и передам твоему папе.
— Не посмеешь! — крикнул Локи закрывающейся двери. Он в ярости доломал грифели и испортил оставшийся пергамент. Взрослые только и делали, что угрожали ему!
— Всеотец сказал, что придет вечером, — самодовольно заявил учитель, возвращаясь в комнату. — Где листы? Что ты наделал?
Раздавленные грифели он обнаружил на полу около стола.
— Тебя оставить одного нельзя! Ты хоть понимаешь, что испортил вещи?
— Ну и ладно! — Локи топнул ногой, смерив учителя злобным взглядом. — Ненавижу писать. Не буду учиться.
— Вот выдерет тебя отец, сразу захочешь.
— Не выдерет, — не очень уверенно возразил Локи, который в том возрасте еще не очень понимал значение этого странного слова, но был твердо убежден, что ему ничего не грозит.
— Непослушных детей наказывают, — учитель взял его за руку и чуть ли не силой вытащил из-за стола. — Пойдем покажу.
Они пошли, как показалось Локи, очень далеко: в другую часть дворца, на верхние этажи. Открывшееся зрелище произвело на царевича неизгладимое впечатление: свист прутьев, стоны, крики, синяки, кровь.
— Вот что делают с непослушными детьми, — объявил учитель, ведя притихшего Локи обратно к царским покоям. — И алфавит сразу выучивается. И каждая руна становится аккуратной.
Не то чтобы Локи не знал о существовании телесного наказания, но он никогда его не видел и тем более не относил его к себе. Обретя дар речи, он взмолился о том, чтобы учитель немедленно пошел к отцу и сказал, чтобы тот не приходил, что он прямо сейчас выучит все руны разом. Учитель только смеялся над его страхами, но занятие продолжил. Царевич старался изо всех сил, страшась наказания, но надолго его не хватило. Он устал, внимание рассеялось, он начал лепить простейшие ошибки.
— Опять ленишься, — угрожающе начал учитель.
— Не злись, я просто устал, — честно ответил Локи.
— Хорошо, отдохни, — на удивление легко согласился учитель. — Я позову твоего наставника по стрельбе. Через час продолжим.
Учитель ушел, а Локи лег на пол начал строить домик из остатков разломанных грифелей. Он полностью сосредоточился на своем нехитром деле, как вдруг услышал шаги, которые заставили его резко вскочить. Всех своих наставников, нянь и домочадцев он различал по шагам, поэтому мгновенно узнал тяжелую поступь отца, причем, недовольного отца.
Покои состояли из десятков комнат. Локи метнулся в ту, где они с братом обычно играли в прятки, и затаился в укромном месте меж стеной и сундуком, забившись в угол и запрещая себе даже глубоко дышать. Отец вошел, позвал, и в его словах слышался жуткий гнев.
— Локи, выходи.
— Выйди и ответь за свои деяния, как подобает будущему царю Асгарда.
Даже на такие провокации маленький царевич не поддавался. Отец позвал еще пару раз, а потом безошибочно направился к нужной комнате, именно к тому сундуку, за которым Локи скрывался.
— Выходи.
— Отец, не трогай меня!
— Выходи.
Одно единственное слово раздавалось в ответ на все вопли, мольбы и подкупы. Это было невыносимо. Холодный голос, недовольное лицо, но в руках нет страшных прутьев. Пока нет. Непрошеные слезы полились из глаз.
— Не бей меня!
— Никогда бы не подумал, что мой сын — трус, — грозно произнес Один и ушел, громко хлопнув дверью. Послышались недовольные удаляющиеся шаги. Локи еще некоторое время просидел в убежище, но, убедившись, что опасность миновала, вылез. Отец так ничего и не сделал, разве что поднял с пола кусочки грифеля, оставившие после себя некрасивое серо-черное пятно. Внезапно отворилась дверь, заставив Локи отскочить к стене. В комнату вошла служанка.
— Всеотец приказал мне убрать мусор, — пояснила она, опускаясь на колени подле черного пятна.
— Он очень злится на меня? — тихо спросил Локи.
— Дитя, да на тебе лица нет, — служанка всплеснула руками.
Локи угрюмо кивнул.
— Не хочу выходить из комнаты и видеть его.
— Хорошо, я прикажу подать ужин сюда, — ответила девушка, не смея проявлять чрезмерное любопытство.
— Ужин? — удивленно переспросил Локи. — А мне можно?
Обычно малейшее неудовольствие отца или матери заканчивалось лишением еды — царевичи даже наказанием голод несчитали, скорее, неотъемлемой частью повседневной жизни.
— Твой отец приказал мне убрать мусор. Никаких других распоряжений не давал.
Локи не успел даже обрадоваться толком: пришел учитель по стрельбе, потом по арифметике, но взбудораженный утренним происшествием царевич плохо считал и только навлекал на себя новые волны гнева очередного наставника. Ужинал Локи в одиночестве той же едой, что и обычно. Отец так и не пришел.
Следующим утром за совместным завтраком отец показательно его игнорировал. Тор болел, так что ели они втроем, и если мать вела себя лишь немного сдержаннее, чем обычно, то отца словно не существовало. Последовавший затем целый день занятий, отсутствие расправы и игнорирование убедили Локи, что бить его не будут, как и общаться. Ужин прошел в гробовом молчании, а, когда Локи попытался пойти вслед за отцом, стража не пустила его. На третий день царевич попытался проникнуть в покои отца до завтрака, но стражи объяснили, что царь не желает его видеть. Локи был в смятении. Особенно учитывая болезнь брата, которой вплотную занялась мама: теперь рядом не было никого родного. Дождавшись следующего совместного завтрака, Локи без спроса забрался к отцу на колени и умолял простить, но ответа не получил: царь не моргая сидел на лавке и ждал. И это ожидание, этот немой укор угнетали похлеще отповедей и обвинений. Всеотец не шелохнулся, пока Локи не слез на пол, после чего продолжил трапезу, как ни в чем не бывало.
Пять дней Локи ходил кругами вокруг отца. И все это время мать почти не появлялась в его жизни. Наставники говорили с ним ласково, слуги с нянечками тоже от себя не отталкивали, но обсуждать отца и помогать отказывались. Только учитель чистописания, сжалившись, развеял некоторые сомнения, рассказал, что телесное наказание не длится и минуты, а боль от него не сильнее боли от растяжки и прочих физических тренировок. Тем же вечером Локи вновь попытался заговорить с отцом: пусть побьет, но заговорит. Ответа не было.
И лишь следующим утром во время завтрака, когда Локи потерял всякую надежду на примирение, отец неожиданно повел его куда-то. Локи робко взял отца за палец — тот руки не отдернул. Они оказались в той самой комнате, с которой все и началось. Сейчас она была пуста, если не считать орудий пытки и наказания. Храбриться и заявлять, что готов к боли, было легко вдали от страшного места. Локи ждал приказа, но отец молча стоял посреди страшной комнаты, пропахшей страданиями и страхом. Когда ждать больше не было никаких сил, отец, словно почувствовав смятение Локи, подошел к бадье, откуда выглядывали пучки и отдельные прутья. Он медленно, не нарушая неестественную тишину, вытянул прут. Локи стало по-настоящему дурно. Если бы отец грубо втолкнул его в комнату, сорвал одежду и швырнул на лавку, было бы проще. Локи отпустил палец отца, но раздеться не успел: отец замахнулся розгой. Локи шарахнулся назад, выставляя руку в защитном жесте, прикрывая лицо и грудь. Свист воздуха сменился глухим ударом, но боли Локи не почувствовал. Он, едва дыша, наблюдал, как на руке отца осталась полоса и рубец там, куда пришелся конец розги. Один взмахнул еще несколько раз — разноцветные полосы окрасили его предплечье. Локи стоял ни жив, ни мертв. Отец подошел к нему и нагнулся, давая рассмотреть следы от прута.
— Скажи мне, сын: эти полоски стоят того, чтобы позорить моё имя своей трусостью, неподчинением приказам, слезами и отсутствием манер?
Локи помотал головой. На слова у него не было никаких сил. Липкий страх: не то от всё еще возможного наказания, не то от величия отца, опустившегося с ним на один уровень — лишил дара речи.
— Ты позволил своему наставнику запугать тебя болью до такой степени, что ты отказался говорить со мной. Ты вынудил меня отвлечься от важных дел, и ты считал, что я стану марать о тебя руки, вытаскивать из-за сундука или слушать бессвязные вопли?
Один говорил очень спокойно и медленно. В его голосе не было злости, и это придавало Локи крупицы сил.
— Я не хотел ничего плохого. Прости!
— Если бы не простил, я бы с тобой не заговорил.
Локи поднял голову: от отца все еще веяло холодом и отчуждением.
— И считай, что ты легко отделался. Я не потерплю поведения, недостойного моего сына. За свои проступки надо отвечать достойно.
— Я уже выучил алфавит.
— Алфавит тут ни при чем.
Один легко опустился на колени и положил руки на плечи Локи. Его единственный глаз будто просматривал насквозь чужую душу.
— Запомни, Локи, и передай Тору. Меня не волнует, что и как вы нарушаете. Меня волнует, чтобы вы вели себя достойно нашего рода. В конечном счете, всю ценность ваших поступков определяю только я. И я не позволю вам терять лицо в страхе перед фантомами. Что бы ты ни сделал, умей отвечать за это достойно, умей объяснять, что случилось и почему. Впоследствии, когда вырастешь, тебе это очень пригодится на суде или в плену. Валяться в ногах у палача или забиваться в угол — это позор. Ты должен быть сильным, даже когда противник сильнее тебя.
— И всё из-за проклятых рун, — всхлипнул Локи.
— Не из-за рун, — Один легонько встряхнул его. — Не из-за рун. И это главное, что ты должен уяснить себе прямо сейчас. Руны ни при чем.
Локи нахмурился, силясь понять, что отец имеет в виду.
— Я не собирался ни бить, ни наказывать тебя, лишь объяснить, зачем нужны руны и чистописание. Но что я увидел? Что ты, как дикий зверь, забился в угол. Сын Одина. Забился в угол и ведет себя как звереныш. Я не зверя рощу, а аса. Звери мне в семье не нужны. Контролируй себя. Я бог этого мира, и я не ошибаюсь. Ты обязан доверять мне, а не бояться. В будущем ты столкнешься с настоящими противниками, так что учись контролировать себя, пока рядом я — тот, кто зла и боли тебе не причинит.
— Не причинишь? То есть бить не будешь? — на всякий случай уточнил Локи.
Один покачал головой:
— Никогда. Я не допущу того, чтобы мои дети боялись боли и подчинялись кнуту. Вы не звери. Помни об этом. Ты ас — высшее существо среди всех девяти миров. Никто не вправе принуждать тебя к чему-то болью…
…- Но ведь я не ас, — тихо произнес взрослый Локи, как бы отвечая на давнее воспоминание. Очень давнее. Почти стершееся из памяти. Тогда отец пытался достучаться до него, донести простые истины, но он ничего не понял. И сейчас не понимал. Распрямив руки, на которых погасло магическое пламя, Локи сделал еще пару шагов вперед. Силы тьмы успокаивались, прошло головокружение, стены комнаты больше не плясали. Локи чувствовал внутреннее спокойствие, будто воспоминание вступило в борьбу с потусторонними силами и одержало победу, оставив после себя лишь горькое опустошение.
— Подойди уже, наконец, — устало, но беззлобно позвал Один, словно прочитал по лицу, что опасаться больше нечего. — Почему я должен повторять простейшие команды по нескольку раз?
Локи подошел вплотную — напряженный, как струна.
— Ляг на пол, можешь не раздеваться.
— Что ты собираешься со мной делать?
— Помочь тебе, разумеется, — Один терял терпение. — Я всю твою жизнь только и делаю, что помогаю тебе, а ты всегда ждешь от меня подвоха или удара. Ляг.
Локи проглотил готовые сорваться с языка обвинения в том, что доведение до самоубийства благом никак не назвать. Он опустился на пол, подставляя руки, готовясь в любой момент вскочить. Отец с видимым трудом встал на колени и провел рукой по камзолу. Локи мало что почувствовал. Один еще несколько раз провел по спине то одной рукой, то двумя — Локи не чувствовал ни дрожи, ни прилива чужеродных сил, хотя следил за движениями отца, словно собака перед решающим прыжком. Почему-то не сразу пришло осознание, что происходит что-то из ряда вон выходящее. Отец никогда ни к кому не прикасался. Даже к матери. Он позволял дотрагиваться до себя, но первым на контакт никогда не шел.
— Что за магию ты применяешь? Зачем тебе дотрагиваться до меня?
— Это не совсем магия, но, если хочешь, называй так. Я развею твои кошмары. Для этого нужно, чтобы ты разделся. Но раз ты не в состоянии, придется потратить много времени, постепенно снимая одежду, — Один позволил себе насмешку, которая не ускользнула от пронзительного взгляда Локи. Всеотец даже помощь предлагал так, что он нее проще отказаться, чем принять!
— Я разденусь.
— Не стоит. Страхи провоцируют всплеск твоих новых сил.
— В этот раз не спровоцируют, — пробурчал сквозь зубы Локи. Насмешка отца сильно задела его, и теперь давнишняя просьба стала вопросом чести. Он опять попался на уловку Всеотца. Царевич без труда манипулировал поселенцами точно таким же образом, но с Одином тягаться не получалось, даже когда он понимал, на что его провоцируют и чего добиваются.
Локи скинул с себя верхнюю одежду чересчур быстро, чуть не оторвав непослушные застежки, и демонстративно закрыл глаза.
— Лучше открой глаза.
— Не открою.
— Как хочешь.
Холодные руки отца обожгли кожу, подобно розге. Страх и омерзение смешались в тугой комок, сердце забилось быстрее, стало жарко, и Локи снова почувствовал прилив чуждой энергии. Голова начала мутнеть, но в этот раз он приготовился к такому повороту. Первым этапом отключения сознания было полное спокойствие, и Локи заставил себя успокоиться. Замедлилось сердцебиение, кровь больше не шумела в ушах, послышался тихий шепот отца. Что именно он говорил, вычерчивая руками на спине невиданные узоры, было не разобрать. Постепенно обжигающие прикосновения стали прохладными, равнодушными. Они больше не пугали, но и не дарили удовольствия. Они просто были, и на них можно было не обращать внимания.
— Думай о чем-нибудь хорошем и дыши ровно, — говорил отец, и Локи рад был бы думать о приятном, если бы не лежал вдали от камина на холодном металле.
— Мне холодно и жестко, — хрипло произнес он.
— Что ж, тогда вставай, — разрешил Один, и сам поднялся. Локи медлил, пытался заглянуть в себя и разобраться, изменилось ли хоть что-то. Но он ничего не чувствовал. Проверить получится только на очередном уроке с Учителем.
— Зачем ты просил меня встать перед тобой на колени? — спросил он, прочищая горло: не хватало еще заболеть из-за лежания на полу.
— Чтобы проверить, что происходит внутри тебя, как ведет себя кровомагия, — глухо ответил Один. — Мне необходимо видеть твою спину, чтобы оценить циркуляцию кровомагии. И если я сижу в кресле, то удобней всего проверять, когда ты стоишь на коленях спиной ко мне.
— А кровомагия у меня осталась? — удивился Локи. — Я думал, что все стало как было.
Один молча протянул появившийся из ниоткуда ножик. Локи зажег на руке пламя, обжег холодный металл и разрезал кожу запястья — потекла серебряная струйка, быстро сменившаяся красной.
— Когда колдуешь — преобладает магия, когда не колдуешь — кровь, — спокойно пояснил Один, видя неподдельный ужас в глазах Локи. — Не пугайся так. Ничего страшного не случилось.
— А то, что я зажег огонь прямо на руке, тебя не удивляет? — переспросил ошарашенный Локи.
Один только головой покачал.
— И? Что мне с этим делать? — неуверенно спросил царевич. — Эта магия проявляется, когда эмоции берут вверх. Она опасна.
— Ты у меня спрашиваешь? Я думал, что ты сам уже в состоянии принимать такие простые решения. Ты же выжил в Бездне.
— Выжил, — недоуменно повторил Локи, осознавая, что его сбивают с толку, но не успевая защититься. — Но то Бездна, а в Асгарде ты же мне не даешь принимать решения.
— Пока ты в поселении, я тебя никак не контролирую.
— Хагалар контролирует.
— Договориться с ним тебе очень просто.
— Это невозможно!
— Локи, — отец жестко пресек зарождающийся спор. — Если ты не в состоянии заставить Хагалара на тебя работать и во всем тебе помогать, значит, ты вообще ни на что не способен.
Царевич так и остался стоять с открытым ртом — это был неожиданный выпад.
— Как ты можешь такое говорить? — прошептал он. — Ты понятия не имеешь, что происходит в поселении.
— Что бы там ни происходило, в этом виноват ты, — серьезно ответил Один. — Ты жалуешься, что я тебе свободы не даю. Получи. Хочешь возвращаться в поселение — возвращайся. Считаешь, что справишься с кровомагией вдали от Гладсхейма — я тебя не держу. Если считаешь, что не справишься — оставайся здесь и дальше бездельничай. Твое присутствие никому не мешает, а своими непосредственными обязанностями можешь не заниматься. Делай, что хочешь. Если поедешь в поселение, возьми с собой Беркану и Алгира. Алгир должен следить за твоим здоровьем, а Беркане делать здесь нечего. Хагалар пока останется при мне. И, Локи, пока будешь вдали от него, подумай хоть немного, а я точно знаю, что думать ты умеешь. Я дам тебе только одну подсказку: ради того, чтобы защитить тебя, Хагалар не остановится ни перед чем.
Локи проглотил обиду и пошел к двери, не желая больше разговаривать. Отпустил его отец, как же. Фактическая свобода, которой нельзя воспользоваться, потому что неблагоразумно! Уже находясь в коридоре, он все же нашел в себе силы обернуться и зло произнести:
— Пусть Хагалар не остановится ни перед чем, чтобы защитить меня, а я не остановлюсь ни перед чем, чтобы уничтожить его!
И он удалился, не заметив безмерно удивленного взгляда, коим его наградил Один.
Вечером того же дня Хагалар собирался расслабиться, отдохнуть от суеты дворца и мидгардских гостей и распить в одиночестве давно приевшийся дворцовый мед, не меняющий вкус в течение последней пары тысячелетий. За окном клубилась непроглядная тьма, несмотря на ранний вечер, валил снег, норовя замести улицы. Настоящий снегопад в Асгарде — редкость, и Хагалару нравилось им любоваться, но сейчас это было невозможно из-за полного отсутствия освещения. Старый маг блаженствовал у огня, с удовольствием вспоминая давно минувшие дни юности и молодости, однако грезы не помешали ему отследить появление Всеотца.
— Ты всё еще мастер незаметно подкрадываться, великий Один, — промурлыкал Хагалар, щурясь от неяркого света. — Я тут недавно развлекал твою старшую и единственную плоть и кровь. Прекрасная Фригга восхитительно посеяла семена сомнения в юной душе.
— И ты получаешь от происходящего массу удовольствия, — подытожил Один, присаживаясь рядом и отпивая мед прямо из горла. — Тора я сегодня не видел, а вот Локи пришлось успокаивать.
— Опять? Что случилось? — Хагалар мгновенно подобрался: ни следа не осталось от недавних радости и неги.
— Не то, о чем ты думаешь, — Один сделал еще пару больших глотков и насильно всучил бутылку старому другу, который готов был бежать спасать Локи от очередных призраков. — Я поделюсь с тобой чудным воспоминанием, обрывки которого перехватил у Локи.
Хагалар нетерпеливо сжал руку Одина, погружаясь в его воспоминания. Нет, не в его. В детские воспоминания. В те события, которые Один не мог видеть своими глазами, потому что его там не было. Хагалар не привык смотреть чужую память, особенно детскую, да еще и такие яркие моменты. А уж то, что именно он увидел, потрясло его настолько, что он не выпустил руки Одина, даже когда комната приняла привычные очертания.
— Похвально, что он до сих пор помнит тот урок, пускай и не совсем верно, — самодовольно произнес Всеотец. — Хагалар, когда-то очень давно ты обвинял меня в жестокости и предрекал, что дети возненавидят меня, если я буду обращаться с ними так же, как с тобой. Я внял твоему предостережению. Мои дети не познали боли, но полюбили меня как отца и бога. Ответь мне, Хагалар: как так вышло, что ты, противник насилия над детьми, избил Локи?
Слова упали камнем в песок. Хагалар замешкался и не сразу собрался с мыслями.
— Я не верю, что Локи рассказал тебе.
— Он ничего не сказал, — подтвердил Один, получая немыслимое удовольствие от смущения старого мага, столько столетий хорохорившегося собственными принципами, презиравшего тех, кто позволял себе слабость. — Но тело и поведение выдали его. Я не осуждаю тебя, я удивляюсь, что ты проиграл дерзкому мальчишке.
— Мне кажется, нам с ним удалось найти общий язык, — медленно произнес Хагалар, подбирая слова и уходя в нападение. — Да, мне пришлось располосовать его спину, но мне это не доставило удовольствия. Зато ты калечишь его морально и с большим воодушевлением.
— Ты считаешь, что тебе удалось найти с ним общий язык? — удивился Один, намеренно пропуская удар. — Ты заблуждаешься. Локи не любит тебя. Когда я отдал тебе его тело, я был уверен, что ты сразу же заберешь и его душу, ведь раньше вы были так близки. А ты нашел с ним общий язык только через боль. Не узнаю тебя.
— Да, мне понадобилось приложить определенные усилия, чтобы достичь результата, — раздраженно бросил Хагалар, не желая признавать свою вину и страстно желая победить Одина в споре и хотя бы этим развеять скуку морозного вечера. — После твоих экспериментов на собственных детях, которыми ты, как я вижу, гордишься, перевоспитать Локи — не самая простая задача. Понадобится чуть больше одного дня.
— Прошло больше года, — возразил Один, вальяжно устраиваясь у самого огня. Ему не хватало пикировок с Хагаларом. Спорить с Локи было скучно: мальчишка слишком предсказуем. Спорить с женой надоело еще пару тысячелетий назад. А нынешние придворные всерьез спорить с Всеотцом просто боялись. Совсем другое дело тот, на чье становление когда-то Один положил столько сил. Тот, кто должен был стать новым царем, если бы не появились родные дети.
— О каких именно экспериментах ты говоришь? О приучении к боли? — Один не сомневался, что и о тренировках Хагалар уже знает и не одобряет. Всё же в некоторых моментах он чересчур предсказуем.
— Тренировки меня, конечно, ужаснули, — кивнул Вождь, переходя на несвойственный ему серьезный тон. — Но гораздо больше меня ужасает, что тебе доставляет удовольствие доводить детей до отчаяния и наблюдать, что из этого получится. Да, я противник телесного наказания по отношению к детям, но лучше уж плеть, чем все эти странные экзерциссы, которые дети понять не в состоянии. Даже Локи в твоем воспоминании осознает, насколько лучше боль, чем-то, что ты устраивал. А по тебе просто видно, каким самодовольствием ты лучишься, как тебе нравится все происходящее. Боюсь представить, что ты делал с Тором — всё же он старший и первый оказался втянут в твои игрища. Да взять хоть твой прочувственный монолог в импровизированной пыточной. Ты, правда, считал, что ребенок, которому нет четырехсот зим, в состоянии его понять и осознать? Ты, правда, считал, что он события пяти дней свяжет со своим недостойным поведением в конкретный день? Хотя если, по твоему приказу, слуги постоянно напоминали ему о том событии, то, может, действительно в состоянии… Один, ты мудрейший из асов. Ты меня из низов вывел, ты сам воспитал себе бессчетное количество талантливых военачальников и царедворцев. Неужели ты и в самом деле не понимаешь, что маленький ребенок — это не взрослый, не юноша, и уж тем более не мудрый старец? Ты прикрываешься словами о благе, о том, как там положено вести себя царевичу, но если бы твои дети смотрели тебе в лицо, они бы заметили, какое наслаждение тебе приносят их боль и страх. Это не садизм, я не знаю, как это назвать, но… Ты в самом деле считал, что таким образом вырастишь здоровых и сильных воинов, мудрых правителей? Ты там что-то говорил Локи про то, что он ведет себя, как звереныш, но ты же сам с ним именно так обращался: как с забавным зверем… Один, я не понимаю только одного: это был злой умысел или всё-таки случайность и глупость с твоей стороны?
Хагалар смолк, будучи не в силах продолжать. Его речь обычно лилась музыкой, перемежаясь шутками и насмешками, но сейчас он говорил чересчур быстро, порой не успевая подобрать слова. И Один восхитился бы тем вниманием, которое Хагалар оказывал наследникам, если бы не одно маленькое но: он никогда не заходил дальше красивых слов. Когда вопрос встал ребром, Хагалар бросил обожаемых детей, позабыв о разговоре, состоявшемся незадолго до побега:
— Один, как ты не понимаешь: если ты и дальше будешь прятаться от детей за спинами наставников, ты никогда не станешь для них отцом.
— Я никогда не обращался с маленькими детьми и не чувствую к ним никакой привязанности. Когда они подрастут, когда я смогу обучать их, рассказывать о прошлом и будущем, тогда я и появлюсь в их жизни.
— Но ты нужен им сейчас, пускай им и нет двухсот зим. Они же все чувствуют как взрослые. Пойми, кончится дело тем, что отцом для них стану я. Они не примут тебя.
— Что ж, это мудрое решение. Будь отцом, а я останусь царем и богом.
Тогда Хагалар не нашелся с ответом. А еще через сто пятьдесят лет сбежал, несмотря на обожание детей, несмотря на то, что Фригг умоляла его остаться.
— Ты нужен мне. Ты нужен детям.
— Детям нужна ты! Детям нужна настоящая мать, а не милостивая богиня!
Он огрызался в ответ, не желая признавать своих ошибок. Как и сейчас.
— Пообещай мне, что станешь для них настоящей матерью. Они нуждаются в тебе. Особенно Локи. Ему понадобится кто-то близкий, когда магия выйдет из-под контроля.
Он сбежал в Бездну. Потом вернулся. И снова сбежал.
— У меня нет дома! Передай Одину Всеотцу, что я не вернусь во дворец, пока он не отдаст мне Локи.
Бесконечное бегство от самого себя и от окружающего мира. И вот он обвиняет царя Асгарда в том, что случилось с детьми. Обвиняет. Ведь больше он ни на что не способен.
— Ты никогда раньше не ставил под сомнение необходимость запугивания детей. С чего вдруг сейчас считаешь, что мне это доставляло удовольствие? — медленно спросил Один, утратив всякий интерес к спору. — Я просто воспитывал воинов и будущих царей.
— И у тебя это не получилось, — огрызнулся в ответ Вождь. — Я вижу, что после каждой встречи с тобой Локи сам не свой, на него жалко смотреть.
— В этом нет моей вины, — ответил Один. — Я расскажу тебе правду. Мои дети никогда не отличались послушанием, но после возвращения из Бездны Локи перешел всякие границы дозволенного. Он немного немало претендовал на то, чтобы я признал его равным. Он был в жутком состоянии: между бравыми самовосхвалениями и истеричными воплями не проходило и минуты. Я несколько раз мягко показал ему, что не стоит тягаться с богом, что есть недостижимые вершины, которые можно только обойти, а не покорить. Но он не слушал. Тогда я уничтожил его. Разбил все его мечты и представления о мире. И сейчас я кую ему новое сердце. Мои дети должны быть идеальными наследниками. Тору потребовалось лишь небольшое испытание в Мидгарде, которое он легко прошел. Теперь дело за Локи. И я почти закончил.
— Идеальные наследники, говоришь? — зло сощурился Хагалар. — Так, может, ты готов прямо сейчас посадить Локи на трон и позволить ему делать всё, что он захочет?
— Ты так жаждешь править? — Один недоуменно приподнял бровь — такой атаки он не ожидал. Хагалар не переставал его удивлять. — Я же предлагал тебе вернуться. Тебе не нужно сажать Локи на трон.
— Быть твоей правой рукой — пройденный этап, — твердо заявил старый маг, поднимаясь с пола и кидая в огонь пустую бутылку. Он был зол и готов на подвиги. Один многое отдал бы, чтобы узнать, на какие именно.
— А достойный тебя этап — это сесть на трон вместо Локи?
— Я мог бы ему помочь. Мне хочется многое дать твоим детям.
— И поэтому ты хочешь посадить Локи на трон? Ты даже сейчас не можешь с ним договориться. И ты думаешь, что трон что-то изменит?
— Не знаю. Но можешь не волноваться — о благе этого несносного детёныша я пекусь больше, чем о своем собственном.
Злость, переполнявшая Хагалара, готова была выплеснуться наружу. Один был не прочь небольшой драки, тем более что портить в комнате нечего. Он давно не разминался с достойным противником, но бой не состоялся из-за появления нового действующего лица.
Фригг вошла в комнату таким решительным шагом, будто пришла объявить о начале нового сражения с етунами. Хагалар тут же расплылся в улыбке, приглашая царицу сесть в кресло. Однако Фригг проигнорировала его предложение и устроилась у огня, не побоявшись запачкать небесно-голубое платье.
— Всеотец, все твои поступки несут неведомый непосвященным смысл, — мягко произнесла она, одним голосом гася зародившуюся ссору. — Но сейчас даже я не в силах проникнуть в твои мысли. Хагалар не узнал ничего полезного при изучении потусторонних частиц. Наш сын носит в себе семя разрушения Асгарда. Однако ночи сменяются днями, а ты ничего не предпринимаешь.
Упрек царицы застал Одина врасплох. Он и в самом деле преступно пренебрег той опасностью, которая таилась в Локи, и сегодня уже чуть не поплатился за свою опрометчивость. Мидгардские гости веселили его, скорая свадьба Гринольва и дела государства занимали весь досуг, а исследование потусторонних частиц было столь сложным, что его было проще отложить, чем провести. Но, быть может, втроем они найдут решение. Как раньше.
— Прекраснейшая права, я достоин упрека, — подал голос Хагалар, спасая Одина от необходимости оправдываться. — Единственное, что я могу сказать — это то, что частицы прибыли из мира с большим числом измерений, чем три. Может, четыре, может, шесть, может, восемь. Поэтому в нашем мире мы видим только застывшую проекцию. А значит, боги Етунхейма родом из мира с большим количеством измерений и могут просто сложить Асгард, словно листок бумаги. Девятимирье погибнет.
— Я помню Лафея, он не был безумцем, — возразила Фригг. — Он не отдал бы такой приказ
— Его жена могла отдать, — тихо ответил Хагалар. — Вряд ли она понимала, что делает, а ослушаться ее не посмели. Да и жрецы могли неверно истолковать его.
— Одна глупая женщина начала обряд, етунские артефакты его практически завершили, сработав вместо жрецов, — подытожил Один.
Хагалар хотел уточнить, что обряд завершили вовсе не артефакты, а другая глупая женщина, связанная с первой глупой женщиной кровными узами, но вовремя вспомнил о тайне царевен Етунхейма и собственной лжи.
— Даже если виновата женщина, — мягко произнесла Фригг, — нам надо спасать Асгард. Мы не отгородим Локи от несчастных случаев или болезней. Он может умереть прямо сейчас, через несколько ночей или столетий, в лучшем случае — через четыре тысячелетия. А вместе с ним погибнет всё живое. Мы не вправе этого допустить. Всеотец, ты надел корону Девятимирья, поклявшись защищать все миры от войн и разрушений. Ты обещал вечный мир. Ты не вправе преступить клятву.
— Ты мудра, моя блистательная царица, — Хагалар склонил голову в знак почтения. — Я тоже чувствую ответственность за Девять Миров, хотя и не сижу на троне, — он сделал паузу, но Один никак не среагировал на очередную провокацию. — Моя шпионка доставила документы из Етунхейма. Я изучил обряд, точнее, его последствия. Боги Етунхейма способны на настоящие чудеса — к примеру, достать артефакт, не повредив сундука, где он лежит. Что доказывает их многомерную сущность. Но уничтожить мир им никто прежде не приказывал.
— Мы и сейчас не знаем, приказывали ли богам уничтожить мир, — заметила Фригг. — Возможно, только асгардскую армию. Но истины нам не у кого узнать: Тень убила всех, кто проводил обряд.
— Слишком много допущений, — Хагалар цокнул пару раз языком, собираясь с мыслями. — Тело Локи — это лазейка, через которую духи выйдут в наш мир. Необходима ли смерть его физической оболочки? Или души? Что именно надо уничтожить, чтобы боги явились?
— Ты не совсем верно мыслишь, — подал голос Один. — Для свершения подобных обрядов обычно нужен младенец, связанный кровными узами с теми, кто вызывает духов. Вызывала Улла через жрецов, то есть должен быть ее младенец, не обязательно царевич.
— Важнее другое, — возразила Фригг. — Зачем им тело ребенка? Мы считали, что он — жертва, лакомство богов, но похоже именно через тело Локи боги проникнут в наш мир.
— Трехмерное дитя для открытия портала для существ с большей размерностью? — неверяще переспросил Хагалар. — Это абсурд. Наш мир для тех богов, словно рисунок на камне.
— Если их многомерное измерение окружает наше, а не находится в параллельном мире, — заметил Один. — Возможно, посвященное дитя нужно для открытия портала между мирами. Либо ребенка наделили бы силой и возможностями многомерного существа.
— И для этого его сжигали? — на лице Хагалара было написано что-то среднее между иронией и скепсисом. — Даже если наделить младенца силой… Что может сделать младенец? Ничего, у него нет ни разума, ни даже способности ходить.
— Значит, через него должна была получить силу его мать, — продолжил логическую цепочку Один.
— Поэтому она встала во главе отряда етунов ДО того, как закончился обряд? Бросилась в гущу врагов ДО того, как получила великую силу? — продолжил гнуть свою линию Хагалар. — Нет, все это невозможно.
— Почему вы уверены, то она знала о том, что получит силы? — возразила Фригг. — Быть может, она считала, что боги придут сами.
— А жрецы тоже так считали? — переспросил Хагалар, но ответа не получил. Воцарилась тишина, прерываемая лишь треском поленьев. Костер гас и погас бы окончательно, если бы Хагалар не поленился принести из дальнего угла пару поленьев.
— Мы знаем точно, — величаво произнесла царица, — что тело Локи преображалось из-за потусторонней сущности. Мы все видели жуткие изменения: то у него раны открывались, то он старел, а в конечном счете стал выглядеть моложе.
— Тогда, возможно, младенца надо было сжечь, чтобы он превратился в юношу? — предположил Хагалар. — У него были бы силы существа-многомерника, и он бы сложил Асгард и все прочие миры? Быть может, священный младенец — просто послание, орудие? Быть может, боги могут переложить трехмерное существо в многомерное? Мы же из плоского листа складываем трехмерную фигуру.
— Сплошные предположения, — вздохнула Фригг. — У нас связаны руки. Мы даже не знаем, когда и как ритуал завершится.
Хагалар мог бы рассказать, что ритуал уже вроде как завершен. По крайней мере, так утверждала царевна. С Локи уже произошли все положенные метаморфозы, он уже стал тем, кем должен был. И времени ждать больше нет. С другой стороны, царевна во время войны была ребенком и могла не знать деталей ритуала, да и Локи до сих пор жив, а ритуал должен его убить. И еще одна мелочь уже много ночей не давала Хагалару покоя: царевна уверяла его, что спасла Локи жизнь, проведя ритуал, что иначе он бы скоро умер. Она была уверена, что делает добро. Если только не лгала столь же искусно, сколь все ее братья.
— Нам надо узнать точную формулировку молитвы, — тяжело произнес Хагалар, подводя итог всему сказанному. — Если там были слова — «уничтожить Асгард», то есть мир, то задача неразрешима. А вот если приказывали уничтожить асгардскую армию, то придется отправить с Локи в бездну, найти какую-нибудь войну, объявить какую-нибудь из сторон «асгардской армией» и уничтожить ее силами богов Етунхейма.
— Локи либо погибнет после высвобождения силы, — откликнулась Фригг, — либо станет невероятным существом, которое пойдет войной на Асгард. И он будет знать, что перед ним не асгардская армия.
— Наркотическое опьянение и несколько смертников — асгардских воинов нам помогут, — безжалостно заявил Хагалар. — Мы точно знаем, что потусторонние сущности пробиваются в наш мир, когда Локи болеет, а довести его до воспаления легких легко. Убивать не обязательно. Если придется, я убью его своими руками, но лучше, если до этого не дойдет.
Хагалар не бы уверен в том, что вытравливать богов из тела Локи — хорошая идея. Пока опальный царевич опасен, Один точно его не убьет, наоборот, будет охранять как зеницу ока. Все понимали, что в конце концов Локи встанет Тору поперек дороги и отправится на виселицу. Хагалар не забыл своих подозрений насчет прошлого года. Он все еще был уверен, что Один сам скинул Локи с Радужного Моста. Спасти беспутного детеныша ценой жизней Одина, Тора, Фригг? — Хагалар не был уверен, что способен на такое, но пока всё складывалось в его пользу: только бы смерть Локи и дальше грозила Асгарду бедами.
— Значит, мы решили, что, если речь об асгардской армии, то мы отправим раненого Локи в Бездну вместе с нашими воинами на несколько ночей, — подытожила Фригг. — Всеотец, никто, кроме тебя, не сможет вмешаться в его разум и увидеть то, что он видел на заре жизни. И никто, кроме тебя, не сможет отправить в Бездну соглядатая, который скорее всего не пострадает из-за богов, но расскажет нам правду.
— Что ж, этой ночью я преступлю обещание, что давал себе больше трех тысячелетий назад, — кивнул Один. — И пусть удача будет на нашей стороне. Вы свидетели: я не желаю навечно оставлять Локи в Бездне, но мне придется изгнать его, если окажется, что в молитве содержалась угроза Девятимирью.
====== Глава 94 ======
После неприятного утреннего разговора с отцом Локи ожидал появления матери с очередной успокоительной беседой, но за день нигде с ней не столкнулся. Она не вышла даже к ужину, словно специально скрывалась от посторонних глаз. Да и не только она: ни отец, ни Хагалар к гостям не вышли. Зато сами вездесущие гости мелькали везде да еще и в компании неизменных сопровождающих: после неприятного инцидента с кровью Тор не оставлял дремлющего монстра в одиночестве, а Джейн объединилась с Берканой, хотя сложно представить женщин более несхожих характеров.
Царевича до глубины души оскорбили как утренние обвинения отца в безделье, так и навеянные воспоминания. Как именно царь ими манипулировал, Локи не знал, но и не верил, что потерял связь с реальностью по собственной воле или по воле потусторонних сил. Если отец пускает в свое сознание через прикосновение, то, наверняка, способен и на другие фокусы, просто не бахвалится своим умением перед названными родственниками.
Перебирая в уме общеизвестные способности отца, Локи, больше со скуки, чем от любопытства, проследил за Джейн и Берканой. Девицы расположились на заснеженном балконе, откуда открывался чудесный вид на столицу. Главной достопримечательностью этого квартала был Фолькванг — чертог Фрейи, край вечной весны, который обходили стороной снег и стужа. Удивительно бессмысленный чертог, созданный по блажи царственной пленницы: липы, яблони и мушмула круглый год стояли в весеннем цвету, то есть не плодоносили, а значит, не имели никакого иного смысла, кроме эстетического наслаждения. Фрейя, названная богиня плодородия, не то не могла, не то не хотела создать чертог вечной осени с бесконечными зрелыми плодами, за что асы презирали ее, а асиньи восхищались и ходили любоваться вечными цветами. Один считал весенний чертог бессмыслицей, недостойной мидгардских гостей, а Фрейя не стремилась к личному знакомству с людьми — за последний месяц она появилась во дворце только однажды — подарила матери очередную наперстницу-кошку взамен постаревшей любимицы. Красавица-богиня произвела на смертных огромное впечатление своими формами и притягательностью. Они так и не поверили, что Фрейя, как и Один, собирает души умерших, которые живут не только в Хельхейме и Вальгалле, а еще и в столице Асгарда, и прекрасный сад — вотчина смерти. Еще люди обиделись на Фрейю за отказ показать свои чертоги. Они вынуждены были довольствоваться балконами Гладсхейма, развернутыми к Фольквангу: не имея возможности дотронуться до красоты, они пожирали ее глазами.
Вот и сейчас Джейн пыталась рассмотреть пышный сад, не обращая внимания на снегопад и чудовищный ветер. С крыши Гладсхейма доносилось дрожащее кукареканье Гуликамби, возвещающее о том, что магический петух даже в мороз не оставит свой пост: не дай Имир пропустит начало Рагнарека, не успеет предупредить асов, не выполнит свое предназначение. Соглядатай отца прохаживался близко, но Локи все равно решил подслушать разговор, который заинтересовал его донельзя.
— Я все время слышу, как воины и даже служанки говорят про «удачу», — голос Джейн сносил ветер, и Локи пришлось применить магию, чтобы разобрать каждое слово. — Мне кажется, что в английском языке под ней понимается не то же самое, что вы имеете в виду.
— Да, это правда, — Беркана судорожно пыталась перекричать ветер и подобрать современные английские выражения взамен привычных устаревших форм. — В вашем английском удача обозначает то же самое, что и у нас, просто вы относитесь к ней не так… трепетно. Вы ее не понимаете.
— Ну почему же? — переспросила Джейн и закашлялась из-за снега, попавшего в рот. — Я считаю удачей, например, что в свое время заинтересовалась астрофизикой.
— Но для тебя это ничего не значит, — Беркана поплотнее укуталась в шубу. — Мы, ученые Асгарда, заметили это, когда жили в доме у Наташи, дочери Альяна. Американские люди недальновидны и уверены, что достигли благости благодаря собственным заслугам, старанию.
— Ну, я бы не сказала, что это совсем уж неправда. Давай вернемся в комнату, здесь уж очень холодно, — Джейн бросила последний тоскливый взгляд на солнечный чертог Фрейи — давнишний предел ее мечтаний — и первая вошла в покои, причем так быстро, что Локи едва успел перепрятаться и затаиться: подслушивать стало проще, но и шансы быть обнаруженным возросли.
— Я хорошо училась в колледже, потому что много занималась, и мне заслуженно ставили высокие баллы за тесты. Председателем клуба я тоже была по своей воле и благодаря своим личностным качествам.
Беркана раздумывала над ответом, комкая в руках шубу, а Локи жалел, что не умеет внушать угодные ему мысли. Он бы сейчас столько всего рассказал смертной, что она тут же покинула бы Асгард и зареклась общаться с богами! Один кровавый орел испугал бы ее донельзя, что уж говорить о жертвоприношениях и пытках, тоже напрямую связанных с удачей.
— Джейн, скажи, могло ли так получиться, чтобы на тесте попался вопрос, который ты не знала? — пробормотала Одинсдоттир неуверенно. Споры никогда не были ее сильной стороной, и Локи злился, что рассказывать об Асгарде выпало ей, а не другому, достойному асу. Кто мешал Джейн сдружиться с Леди Сиф — доблестной воительницей, обожающей пафосные бравые речи?! Неужто дух соперничества?
— Могло, конечно, — землянка дружелюбно улыбнулась: она неплохо чувствовала окружающих и видела, что еще немного, и Беркана уйдет в молчанку или позовет слуг, при которых Джейн старалась рта не открывать. — Такое могло случиться, конечно, но редко.
— Раз случалось редко, значит, удача была на твоей стороне. Так, примерно. Ты, наверное, меня не понимаешь, да?
— Не то, чтобы… Просто это теория вероятности, — мягко возразила Джейн. — Если хорошо готовиться к тесту, то вряд ли попадется что-то, чего не знаешь. Вероятность маленькая. Ты знаешь про теорию вероятности? Объяснить тебе?
Беркана помотала головой и вся сжалась, словно ожидая удара. Происходящее нравилось Локи все меньше. Про теорию вероятности он бы с Джейн поспорил: например, какова вероятность, что из кубка с серыми и белыми камушками она вытащит серый, если он магически обратит все камни в желтый цвет?
— Все же именно благодаря удаче тебе не попался сложный вопрос, — выпалила Беркана, собравшись с духом. — Американские люди неправильно понимают свою судьбу. Вы считаете, что сами ее вершите, но, я помню, у вас многие люди умирают под машинами. Значит, удача благоволит тем, кто еще не попал под машину. Удача благоволит тем, кто не жил в том большом городе, который разрушили царевичи. Удача управляет нами. Красота, ум и даже доблесть — чем они были бы без удачи? Представь, что ты бы была лучшей в астрофизике, но при поступлении к учителю тебе бы не повезло: у него было бы плохое настроение, ты бы ему не понравилась или тебе бы попался вопрос, ответ на который ты бы не знала. Или ты могла сломать шею по дороге на важный тест. Раз этого не случилось, значит, тебе благоволила удача. Понимаешь?
Беркана выдохлась после столь бурного, несвойственного ей монолога. Она тяжело дышала, и с благодарностью приняла из рук собеседницы кубок с водой, который смертная обнаружила на низеньком столике по мановению магии Локи. Дочь Одина впервые хоть немного оправдала своё громкое прозвище. Не настолько уж она ничтожна, как хочет казаться. Или ничтожной ее сделал Хагалар, потому что ничтожной женщиной легко управлять? Локи до сих пор не разобрался, помогает ли Хагалар тем, кого якобы любит, или лишь использует себе во благо?
Джейн глубоко задумалась над словами приятельницы — с такой стороны она свою жизнь никогда не рассматривала. Да и не только она. Любой смертный.
— Ну, хорошо, я поняла, что ты пытаешься мне сказать. Я признаю, тут есть рациональное зерно. Но я не раз слышала разговоры о том, что Локи благоволит удача. Он воин, его удача заключается в победоносной войне, так ведь? Но свою войну в Нью-Йорке он проиграл, ты и сама видела записи на базе ЩИТа. Значит, ему удача не благоволит?
Вопрос Джейн прозвучал неестественно громко, отразился от высокого потолка и дал Беркане несколько мгновений на то, чтобы собраться с мыслями. Локи весь обратился в слух: нет ничего более интересного, чем узнать сплетни о себе самом.
class="book">— Ты знаешь, кто такой Локи на самом деле?
— Сводный брат Тора.
С какой легкостью девушки произнесли эти слова! То, что Локи до сих пор не мог полностью в себе принять, для них было лишь кратким вопросом и не менее кратким ответом. Сводный брат! О да, сводный брат. Забыли добавить, что дитя поверженных монстров и по их меркам урод, потому что маленький, слабый и не выдерживающий холод… Внезапно Локи пришла в голову мысль, что, быть может, в своем втором облике он с легкостью выдержал бы любой мороз и не болел бы постоянными пневмониями. Проверить захотелось немедленно, но каскет остался в поселении.
— А если ты знаешь, кто он, то почему считаешь, что он неудачлив? — замешкалась с ответом Беркана. — Он удачливее всех асов в Асгарде.
— Не понимаю. Объясни, пожалуйста, — Джейн придвинулась ближе, демонстрируя заинтересованность в судьбе чуть ли не кровного врага. Если бы она была воином, Локи бы давно вызвал ее на поединок, но Джейн не умела даже прясть, так что и в женском соревновании проиграла бы, что уж говорить о мужском. Заступиться за ее честь тоже было некому: родители не то умерли, не то прекратили всякое общение, а более дальние родственники в Мидгарде считались родственниками только в случае смерти одного из них и дальнейшего раздела имущества. Вот Брюс Беннер мог и имел полное право вызвать на бой неудачливого завоевателя, но он отказывался даже от дружеских поединков и не думал об отстаивании чести своего города, из чего напрашивался вывод, что разгромленный город не был его родиной, и он сработал как наемный солдат, лишенный понятия чести.
— Тор родился у царя и царицы Асгарда, — донесся тихий голос Берканы, и Локи снова обратился в слух. — Это не удача, это случай, судьба, а Локи в младенчестве вместо того, чтобы погибнуть, как старшие дети царя ледяных гигантов, превратился в младшего сына Всеотца — властителя всех миров нашей галактики. Разве можно представить себе большую удачу? У Одина за его долгую жизнь были десятки, нет, сотни родных детей, но все они остались ни с чем, а Локи — дитя, обреченное на смерть, — стал наследником межгалактического, на вашем языке, трона! Его растили не как заложника и раба, а как сына Одина — его сделали асгардцем и членом царской семьи. Разве можно представить себе большую удачу? Ведь от младенца ничего не зависело, он ничего не мог сделать. Его удача — это удача его родителей. Она передается по наследству.
— Подожди, подожди, кажется, его родители проиграли войну Асгарду, — вмешалась Джейн, — то есть они точно были неудачливы.
— Да, верно, проиграли, и его мать погибла, но это было потом. Родился Локи во времена етунхеймского могущества и успел перенять удачу родителей до того, как они ее лишились. Понимаешь? У людей остались отголоски былого учения об удаче. Вы же гордитесь успехами своих маленьких детей? Только гордитесь неосмысленно, считаете, что раз это ваш ребенок, то он хорош. У вас остались проявления того, древнего понимания удачи, но вы не понимаете сути. Зато ваши чувства вас не обманывают: вы откуда-то знаете, ваше сердце говорит вам, что именно ваш ребенок — лучший в мире.
— Ты хочешь сказать, что вы гордитесь успехами своих детей, потому что ваша удача перешла им, а, значит, это вы удачливы, а вовсе не они? — наморщила лоб Джейн.
Беркана радостно закивала, удовлетворенная тем, что ее объяснение наконец-то приняли.
— Верно. И удачу можно потерять, если ты поступаешь неправильно. Так и случилось с Лафеем и Уллой. Так должно было случиться с Локи, но он пока удачу не полностью потерял, тем более что мы не знаем, что произошло год назад, но точно знаем, что он выжил в Бездне, где до него погибали все, кроме Хагалара. Он проиграл вашу битву, но семья приняла его, отец не изгнал его в мир отверженных. Вот там живут те, кто потерял не только удачу, но и надежду снова ее обрести. Там невыносимо ужасно. Но я не могу тебе объяснить. Ты меня не поймешь.
— Почему не пойму? — Джейн пододвинулась еще ближе, нарушая границы личного пространства — непростительная ошибка в случае с Берканой. — Попробуй объяснить, а я попробую понять. Это так интересно: познавать мир богов.
— Ты очень привязана к вещам, — едва слышно прошептала Беркана, отодвигаясь к подлокотнику. — К гребням, тканям и трезубцам. В поселении все это есть. На твой вкус там хорошо жить.
— Но есть какой-то подвох. Какой? — предприняла еще одну попытку Джейн, но Беркана замолчала, и он нее больше не удалось ничего добиться. Локи стало скучно слушать неумелый допрос. Джейн добилась лишь того, что подружка позорно ретировалась, даже не извинившись. Царевичу хотелось лично рассказать Джейн в подробностях обо всех мерзостях поселения, но он не решился. Смертная его не послушает, завяжется спор, ссора, в которой виноват окажется он. Отец и так сегодня объявил, что он по определению виноват во всем, только еще не хватало подать повод для новых обвинений.
— Ладно, спрошу у Хагалара, — пробормотала Джейн, допивая воду из кубка.
Эта идея Локи еще меньше понравилась. Старый маг возведет стены лжи, и не факт, что эти стены одобрит воспитанник Одина. Локи до сих пор не разобрался, работают ли они с Хагаларом сообща или друг против друга. Что маг думает о приезде смертных в поселение — узнать тоже не представлялось возможным: у всех стен есть уши, особенно у Гладсхеймских. За любым окном мог скрываться ворон, в любом углу могла притаиться Рататоск. А еще везде шныряли любопытные дворцовые асы. Локи ломал себе голову, как не допустить встречи Вождя со смертной, но пока ему не пришлось ничего предпринимать: Хагалар весь день не высовывался.
Тем же вечером Локи готовился ко сну, когда слуги доложили, что мать просит аудиенции по поводу какого-то сверхсрочного дела, которое никак не подождет до завтра. Царевич велел подать одежду, про себя костеря надоедливых родственников и слуг. Раз мать явилась почти ночью, значит, с дурными вестями, возможно, даже и о Хагаларе — ведь только о дурных вестях объявляют при свете факелов. Закончив наводить марафет, царевич вышел в приемные покои и в первое мгновение увидел скелет, который не сразу сменился обликом неродной матери.
— Локи, как ты себя чувствуешь? — царица, живая и здоровая, не подходила близко — нутром чувствовала, что что-то не так.
— Всё было хорошо, пока тебя не было.
Ответ Локи прозвучал чересчур грубо, но у него не было желания сплетать слова в витиеватую бахрому.
— Мама, скажи, ты ведь не имеешь никакого отношения к драугам, верно?
— Я не драуг, что ты.
— А к другим проявлением смерти ты имеешь какое-либо отношение?
— Зачем ты спрашиваешь? — родной голос показался Локи чуточку более строгим, чем обычно. — Ты же знаешь, что я отвечу «нет», но если я отвечу «да», то что ты будешь делать?
Локи промолчал.
— Мой ответ ничего не изменит.
— Да, наверное, — согласился царевич просто потому, что от него ожидали согласия. — Ты пришла только для того, чтобы осведомиться о моем здоровье?
— Нет, — печально покачала головой царица. — Я здесь, чтобы усыпить тебя. Завтра ты отправишься в Бездну.
— Вот как, — Локи жестом пригласил мать в спальню и отослал полусонных слуг. — И ты здесь, чтобы подготовить меня? Какая забота!
Он ожидал от себя другого: хотя бы страха перед усыплением и неизбежной участью, но почти все сильные разрушительные эмоции оставили его, кроме злости на отца, которую он без зазрения совести выказывал матери. Напускное спокойствие и вязкость сознания явно имели магическое происхождение.
— В Бездне ты будешь не один, — царица села в изголовье кровати, не замечая наглого тона и колкостей. — С тобой переместится прислужник отца: ворон или волк. Мы не оставим тебя и, если понадобится, придем на помощь.
— Выбираю таракана.
— Что? — брови матери от неожиданности взлетели вверх, за что Локи мысленно поставил себе плюс за удавшуюся шутку.
— В качестве соглядатая. Отец недавно отдал мне своих тараканов. Пусть кто-нибудь привезет их из поселения. Нет в мире более живучих существ, ведь они прожили несколько тысячелетий. Их я с собой и возьму. Достойные шпионы для великого Всеотца?
— Достойные, — кивнула мать, не оценив шутки. — Ложись спать. Я побуду рядом.
— Давай усыпляй, — пробормотал Локи. Ему требовалось хоть немного времени на раздумья, но и этого его лишили, подослав приемную мать, которую он не может прогнать или заставить долго ждать. Надо было утром уехать в поселение, несмотря на намеки отца. Запереться там и готовить армию. А теперь всё — его не вернут из Бездны, его просто выбросят в бессознательном состоянии как ненужную, опасную игрушку в надежде, что он разгромит какой-нибудь другой мир, не принадлежащий Всеотцу. Локи нарочито медленно раздевался: эти несколько мгновений, возможно, последние в его короткой жизни. Его точно умертвят, если не получится что-то из того, что мать с отцом задумали сделать ночью. Не верил Локи, что его просто так решили усыпить — что-то затевалось. И уже никак не сбежать. А ведь ему дали целый день на побег: как можно было упустить его! Променять на слежку за девками! В Бездне он был свободен. Там множество женщин, готовых ради него на все. Там он найдет нового могущественного союзника, особенно со своими новыми силами. Там он станет по-настоящему великим. Докажет хотя бы себе, что он нечто большее, чем тень брата, неудачный эксперимент Одина, навязчивая идея Хагалара. Но в Бездне его ждет Танос со страшной карой, от которой не скрыться. Лучше уж умереть во сне, особенно сейчас, когда напущенные отцом чары не дают ни запаниковать толком, ни даже уболтать мать и вызнать истинное положение вещей.
— Если я завтра не проснусь, — шепотом произнес Локи, укладываясь поверх шкур, — отдайте мое тело в поселение. Хочу, чтобы мои внутренности послужили хоть кому-то.
Мать ничего не ответила, но царевич знал, что его просьбу не уважат. В правящей семье Асгарда исполняли только те желания, которые полностью совпадали с родительской волей.
Царевич крепко спал, когда дверь отворилась, пропуская Хагалара и Одина. Лица обоих старцев были предельно серьезны и сосредоточены. Один подошел к Фригг и едва заметно дотронулся до ее руки, Хагалар встал с другой стороны кровати.
— Священная жертва, Лаугиэ, — торжественно произнес он, — ребенок, который много столетий назад разъединил нас. Неужто сейчас он способствует нашему воссоединению?
— Это тебе решать, — миролюбиво произнес Один. — Но не сейчас. Мне нужно сосредоточиться. Я несколько тысячелетий не проникал в чужую память. Мне может не хватить ночи на то, чтобы добраться до нужных воспоминаний.
— Я хорошо помню, как выглядел Локи, когда ты его принес, — подала голос Фригг. — Ему было от девяти до двадцати четырех лет.
— Что ж, если ты уверена, то в этом промежутке я и буду искать.
— Один, — вмешался Хагалар. — А ты точно не повредишь его мозг и память? Ведь твои силы приносят в Девять Миров как благоденствие, так и смерть.
— Я ни в чем не уверен. Но нет иного способа узнать о ритуале. Мы же обо всем договорились.
— Или ты согласен навсегда сослать Локи в Бездну? — спросила Фригг, глядя Хагалару прямо в глаза: выдержать ее взгляд он никогда не мог, поэтому и сейчас опустил голову, скрывая свои сомнения. Если бы он был уверен, что Локи не угрожает опасность, он бы посчитал ссылку лучшим выходом. Уйти с любимым ребенком в Бездну. Вдвоем. Выбить из него всю одиновскую дурь, подарить магию, вырастить достойного полукровку, посадить на трон Асгарда и спокойно умереть, зная, что его долг перед миром выполнен, что он сделал всё, что мог, и даже большее. Но оставаться подле Локи сейчас слишком опасно. Неведомые силы его нового естества уничтожат любого аса.
Не дождавшись возражений, Один прижал пальцы к вискам Локи и закрыл глаза, погружаясь в паутину чужих воспоминаний. Зимняя ночь длинна, но и работа невероятно сложна. Чужое сознание, пусть даже спящее, представляло собой огромный мир, разобраться в котором никому не под силу. Единственные простые манипуляции с ним — проникновение и видоизменение чужого сна, но Один не позволил себе отвлекаться на любимые мелочи. Перед ним стоит грандиозная по сложности задача: докопаться до самого низа, до того, что прочно забыто, до того, что сам Локи не в состоянии извлечь из памяти. И сделать это надо так нежно, чтобы не свести нечаянно с ума, не перепутать воспоминания, не превратить сына в блаженного идиота, не умеющего держать нож в правой руке. Последние столетия жизни Один даже не рассматривал. Он слой за слоем пробирался через мыслеобразы и испытывал невероятное упоение от происходящего.
Тот, кто никогда не копался в чужой душе, не поймет восторга, который испытывает бог, разбирая смертного на части. Все разумные существа состоят из одинаковых физических частей — рук, ног и головы, и нет ничего интересного в расчленении тела, пускай маньяки и придумывают различные украшения для телесных оболочек своих жертв. Зато духовный мир неповторим у каждого аса, у каждого человека, у каждого ежа. В свое время Один оттачивал свое мастерство на животных и людях — на представителях низших рас. Он делал безумные вещи: внушал угодные ему мысли, забирал воспоминания, коверкал их, вставлял чужие, менял людей и животных душами и телами, потрошил человеческую и животную память. Огромные возможности и огромная ответственность. Он сам отказался от своего проклятого дара три тысячи лет назад, оставив себе только сны — давние отголоски былого мастерства. Лишь двое знали о том, на что он способен на самом деле. Но и тут Хагалар пошел против него: никто другой не мог рассказать Локи о магии мозга, а за последнее время сын несколько раз спрашивал о ней. Хагалар опять показал себя плохим союзником. Но это не имело значения. Возможно, маг был единственным существом во вселенной, кого Один по-настоящему любил и кому был готов всё простить. Возможно, это была большая ошибка, его личная слабость, на которую он, царь Девятимирья, не имел права. Если бы всё сложилось иначе… Впрочем, это уже сентиментальность, за которую он сам недавно упрекал Хагалара. Маг скоро умрет, век его короток, а бог Девяти Миров собирался прожить еще около тысячелетия. Они слишком рано встретились: если бы Хагалар был моложе на пару тысяч лет…
Собственные мысли лились равномерным потоком. Один все медленнее и медленнее пробирался к цели, лежащей на самом дне. Первые воспоминания. Ранние годы. Их придется просматривать. Но как же сложно найти искомое! В первый раз Всеотец не рассчитал силы и врезался в самое дно памяти — во внутриутробное развитие. Слишком далеко. Ближе, еще ближе. Первый год, второй или уже пятнадцатый? Надо бы найти девятый, но как?
Наконец, с большим трудом, Один уловил девятый год. А дальше началась скучнейшая рутина: черно-белое зрение, практически полная слепота, потолок и стены утепленной комнаты, искаженные голоса. В раннем младенчестве дитя ничего не осознавало. Один год за другим — зрение улучшается, в нем постепенно появляются оттенки красного, но как же мало видит младенец! Воспоминания прыгают туда-сюда и обратно. Нужный день — как сложно найти его среди тысяч других. Асгардские воспоминания. Слишком далеко, надо вернуться. Почти невозможно ориентироваться, когда мир черно-бел с оттенками красного, когда голоса взрослых заглушает детский плач. У Одина ментально опускались руки: его мотало из одного дня в другой, но нужная дата не находилась. В конце концов, царь решил покориться судьбе. Если ему повезет, он наткнется либо на ритуал, либо на первое появление Локи в Асгарде и отсчитает от него несколько недель назад.
— Солнце встало, мы не можем больше ждать, — нарушил молчание Хагалар и сладко зевнул. Ночью они оба не сомкнули глаз и не перекинулись ни единым словом. Скучная, бессмысленная ночь, проведенная подле спящего царевича — не то висельника, не то триумфатора.
— Я останусь с мужем, — встрепенулась задремавшая Фригг. — Но ты должен выйти к нашим гостям и занять их. Ты должен отвести от нас всякие подозрения.
— Я не тот, кто вам что-то должен, — зевнул Хагалар. — Поклянись, что ничего не сделаете с Локи, пока меня не будет.
— Что стоят мои клятвы, если его судьбу решает Один?
— В самом деле: чего стоят твои клятвы, моя прекрасная царица? — У Хагалара болела голова, а во рту ощущался мерзкий привкус вчерашнего дрянного алкоголя. — В самом деле, что может женщина в Асгарде? Что может маленькая девочка в царских покоях? Всего лишь своими руками повесить десяток взрослых мужчин! Всего лишь встать на один уровень с самим царем Асгарда! Всего лишь отравить десятки женщин других миров. Всего лишь стать советчицей царя, достигнуть к тысяче зим того, чего ни одна из прочих достигнуть не способна даже к старости. Где та Фригга, которую я когда-то уважал? Когда ты стала безвольной рабой мужа? Когда начала покорно повторять, что все действия Всеотца несут свой смысл? Ты же сама в них смысла не видишь. Ты позволила ему издеваться над детьми. Вы вырастили их калеками. Но ты искалечена еще больше, чем они. Когда это случилось? Что с тобой произошло, Фригга?
В наступившей тишине Хагалар слышал стук собственного сердца, который отражался в ушах, словно тысячи барабанов.
— Когда родился Тор, — тихо ответила уставшая, враз постаревшая царица. — Всё произошло именно тогда. Но ты не желал ничего замечать. Не желал слушать. И сейчас не желаешь понять. Наше время ушло. Прошлого не вернуть. Та Фригга, которую ты любил, давно погибла.
— А та Фригга, которая любила меня?
— Тоже.
— Значит, — Хагалар растер лицо, пытаясь проснуться, — значит, передо мной покорная супруга Всеотца, от которой ничего не зависит, даже судьба собственных детей? Хозяйка Фенсалира, кукла для короны, которую она все равно не носит. Обладательница статуса, о котором мечтала каждая асгардийка, достойная мать взрослых детей, которые могут стать великими царями и по примеру своего отца разнести славу Асгарда во все уголки Девяти Миров.
— Верно, — кивнула Фригг, и не было в ее ответе ни капли иронии, а только суровая правда, суровая отповедь, которую невозможно понять двусмысленно. — Всё изменилось, Хагалар. Ты выбрал свою судьбу. Я выбрала свою судьбу. Я счастлива. А ты нет. Ты проиграл. А я выиграла.
— Жизнь под пятой мужа вдруг стала для тебя счастьем? — покачал головой Хагалар. — Как же горько я расплачиваюсь за свой побег! Я упустил Локи. Я потерял тебя.
— Но кое-что у тебя еще осталось.
— Надежда?
— Нет.
— Память?
— Нет.
— Что же?
— Один. Твой…
— ТВОЙ… Муж. Я от своих слов не отрекаюсь.
— А я обиды не прощаю, — Фригг с трудом поднялась на ноги. — Я никогда не забуду, как ты оттолкнул меня. Ты именно тогда потерял мои дружбу и доверие. А вовсе не тогда, когда преступил все клятвы и ушел. Нет, для меня ты умер, когда оттолкнул протянутую тебе руку.
— И снова мы ворошим прошлое, — Хагалар провел рукой по волосам Локи, и вспышка света на мгновение резанула по глазам, возможно, помешав Одину исследовать измученное сознание. — Наши дети выросли, а мы все еще не можем простить друг другу старые обиды. Мы гложем себя ими, травим душу, домысливаем то, чего нет, живем в собственных воздушных замках. А страдает из-за этого невинный ребенок.
— Это наша война.
— Но Локи в ней — случайная жертва.
— Это всё пустое, — вздохнула Фригг. — Хагалар, я прошу тебя, займи наших гостей. Я пошлю за тобой, как только твой… мой муж очнется. Даю слово.
— Я бы поверил и простому обещанию, — небрежно бросил Хагалар, направляясь к двери.
— А я бы не поверила даже твоей клятве, — раздалось в ответ.
====== Глава 95 ======
Сбивчивые ответы Берканы только раззадорили любопытство Джейн, поэтому она при первой же возможности выловила Хагалара. Про удачу она поняла далеко не все, а уж про свою родину ученая вовсе отказалась говорить, словно боялась чего-то, а, учитывая подчиненное положение женщины Асгарда, скорее всего, гнева вышестоящих мужчин. Впрочем, Джейн слишком плохо знала новую знакомую, чтобы делать какие-либо далеко идущие выводы. Пока порядки Асгарда откровенно возмущали и злили свободолюбивую американку: казалось бы, мир всесильных богов, которых когда-то боялись и почитали все жители Скандинавии, которым поклонялись могучие викинги, разграбившие половину земного шара; а на деле малюсенькая страна, недалеко ушедшая от самого мрачного европейского Средневековья, гнобившего науки и неистово молившегося единому Богу. До большинства изобретений Древнего Рима европейцы додумались не раньше шестнадцатого века. Когда до них додумаются асгардцы, если вообще додумаются, Джейн не представляла. Если уж в некой пародии на научный центр всерьез обсуждают этапы великого алхимического делания и пытаются создать из спирта лазурит и киноварь, то что говорить обо всем остальном Асгарде? Даже астрономия, наука моряков, развита слабо, возможно, потому, что плыть особо некуда — воды океана падают прямо в вакуум, противореча известным людям законам физики… Что не мешает асам иметь большой флот, а также погребальные лодки, в которых они хоронят самых почетных и богатых членов своей общины. Но почему-то не царского сына, которому устроили курган на местном кладбище. Асгард вызывал у Джейн множество вопросов, начиная от метафизических и заканчивая банальными, к примеру, назначением храмов. На Земле храмы испокон веков служили местом встречи с богами, но в Асгарде боги восседали во дворце, показывались народу и правили им же — никакого религиозного смысла сакральные постройки не несли, и их истинные функции разведать не удалось.
В целом Асгард производил удручающее впечатление: мир невероятной жестокости и показного богатства, которым все друг перед другом кичатся, но которое вроде как принадлежит царской семье, как и жизни всех асов. Хотя в этом Джейн не была уверена, поскольку ей многое недоговаривали, а скорее всего специально скрывали. Из всех богов, с которыми она успела познакомиться, самым разговорчивым и приятным оказался Хагалар. Он хорошо понимал людей, не вел заумных речей, не пытался всерьез давить своим превосходством и вообще походил на человека. Вот и сейчас, выслушав немного сбивчивые вопросы, он совсем по-человечески закинул ногу на ногу, откинулся на спинку кресла и без капли пафоса произнес:
— Милая Беркана тебя, конечно же, ни в чем не обманула. Она честная девушка, даже слишком. А твои вопросы, девочка моя, я ожидал, — маг зевнул, не забыв прикрыть рот ладонью, — ночь у него, похоже, выдалась бессонная, но Джейн не собиралась отступать: если бы он захотел уйти, то так бы прямо и сказал.
— В вашем смертном мире, насколько я понял, немного пожив с вами бок о бок, нет многих наших наипервейших понятий, так что быть твоим учителем будет непросто, но раз уж над тобой сжалился бог, то и я сжалюсь, — маг выдержал паузу и хитро прищурил глаза, ожидая реакции. Он часто так поступал: произносил какое-нибудь странное предложение, словно английский вдруг отказывал ему, и терпеливо ждал ответа. Обычно Джейн верно разгадывала загадки и правильно отвечала на невысказанный вопрос.
— Ты прав, Хагалар, — произнесла она спустя минуту раздумий. — Можно сказать, что это судьба, что мы с Тором познакомились. Хотя «сжалиться» должен был христианский Бог, а не скандинавский.
— Оу, девочка моя, — Хагалар неслышно зааплодировал, — ты не представляешь, как меня радуют умные дети.
— Вообще-то, по вашему исчислению мне не меньше двух тысяч, — изобразила Джейн полушутливую обиду: пускай она и привыкла вести заумные научные беседы, но в Асгарде ей не хватало Селвига или еще кого-нибудь, на кого можно положиться: Брюса она совсем не знала, и он не стремился к близкому знакомству.
— О, это совершеннейшие Kleinigkeiten, то бишь мелочи. Но мы отвлеклись. Скажи мне, моя умница, вот ты в своем скучном электрическом мидгардском мире ведешь себя хорошо и не преступаешь законы из страха перед наказанием?
— Конечно, нет, — честно ответила Джейн, едва поспевая за резкой сменой темы. — Нас воспитывают с детства, учат, что убивать и воровать нельзя. Человек всё же не животное, ты же понимаешь, мы решаем споры переговорами и взаимными уступками. Ну, как правило, так решаем. У нас права человека гарантированы Конституцией…
— Ну полно, полно, я вижу, что ваша пропаганда работает много лучше нашей, — Хагалар цокнул языком, по-птичьи наклонив голову. — За красивой оберткой от конфекта ты не видишь главного — самого конфекта: ты несешь ответственность перед законом и перед собой, но отвечаешь только за себя, ну и немного — за недееспособных. Это очень просто. Ваш мир ужасно прост, несмотря на конституции и прочие бумажки, порабощающие своих же сограждан. Любой смертный может пожертвовать собой, даже последний трус. У нас, божественных асов, не так. Мы несем ответственность за наших предков и потомков.
— Не только у вас так, — хмыкнула Джейн. — У нас тоже кое-где. В Китае раньше за провинность человека убивали всю семью. В Японии, кажется, тоже. Так было принято на Востоке. Сомневаюсь, что азиаты научились у вас.
— Нет, ты совсем о другом, милый детеныш Мидгарда и рабыня собственных заблуждений, — Хагалар говорил так мягко, что обижаться на его оскорбления не было никаких сил, тем более что Джейн слышала, как он подобными эпитетами именовал даже принцев. — Физически уничтожать целый клан никто не станет, это ж сколько виселиц понадобится? А сколько мечом махать придется? А если еще клан сопротивляться будет, то неизвестно, кто кого. Нет, массово истребляют разве что в исключительных случаях, которые я так запросто и не придумаю. Нет, дело совершенно не в этом.
— Скажи, в чем же?
— Одинсдоттир правильно рассказала, что родители передают детям свою удачу и свое доброе имя — это не пустой звук и не обертка для пафосной речи в стиле несносного детеныша Одина. Это — смысл жизни, это то, что составляет самоё жизнь, то, от чего она полностью зависит. Но удачи легко лишиться, если поступать беззаконно. И выйдет, что твои великие предки зря старались ради тебя, а твои потомки останутся без удачи. Вот что по-настоящему страшно, а вовсе не смерть физического тела. Вальгалла рядом, чертоги Фрейи еще ближе, да и в Хельхейме, говорят, не так уж и плохо, только скучно. Даже пытки там добровольные.
Джейн решила не уточнять, какого именно хельхеймского покойника Хагалар допрашивал об особенностях проживания и какой покойник в здравом уме согласится на добровольные пытки.
— Хочешь сказать, что вы не режете друг друга только потому, что ваши потомки лишатся удачи? — недоверчиво переспросила она.
— Еще как режем, — Хагалар мечтательно улыбнулся, и в его оскале мелькнуло что-то хищное. — Убийства у нас не запрещены. У нас более сложная система законов, чем у вас, хоть и помещается она всего в одной книжице. Страшные преступления у нас, конечно, есть. Из понятных тебе — изнасилование, например. Зато ограбление без убийства того, кого грабишь, — величайший позор для грабителя.
— То есть лучше убить, а потом ограбить? — Джейн на всякий случай отсела от мага подальше.
— Верно, умная моя девочка. Я же говорил, что тебе будет сложно и страшно всё понять и уложить в свою очаровательную головку, совсем не выглядящую на пару тысяч зим. Кстати, «Серый гусь», та самая книжица законов, рассматривает преступления только между кланами, а что внутри кланов — решают главы кланов. Они обладают полной властью над членами своей семьи.
— Аааа… Как… Что, в семье нет никаких законов? И главарь, ну там, дедушка или прадедушка может покалечить или убить кого угодно за мелочь? — Джейн в очередной раз мысленно похвалила себя за то, что отказалась от роли принцессы: вот еще только не хватало поселиться в этом сумасшедшем доме, тут и месяц-то провести страшно.
— Джейн, ты умная девочка, славная девочка, но как же сложно нам с тобой объясняться… Надо было мне лучше учить английский. Но не обессудь, раньше нам хватало норвежского, шведского и еще парочки, английского среди них не было. Ты точно не знаешь древне-шведский? Жаль. Я только сейчас понял, как же сложно изъясняться бедным логистам! Никогда не жалел логистов, а сейчас готов их всех обнять и посочувствовать, — Хагалар притворно вздохнул и не сдержал еще одного сладкого зевка. — Ты не сталкивалась в жизни с настоящими трудностями, ну, может, кроме своего знакомства с милыми детками Одина. О тебе заботится король, министр, профсоюз — что у вас там еще на верхушке власти? Но мы живем без профсоюзов и министров. Если убить или покалечить родича, то кто же будет рыбачить и пасти овец? Голод, холод, болезни — все это бичи Асгарда. Наш народ сражается, в первую очередь, с природой. И для этого нужны очень сильные асы. Раньше часто выбрасывали ненужных, слабых детей, но в последнее время количество детей уменьшилось, уже никого не выбросишь.
— Не обижайся, но это все так похоже на земные цивилизации прошлого, — хмыкнула Джейн. — Кажется, вам нужна гуманитарная помощь. Вы, наверное, немощных стариков убиваете, чтобы молодым больше хлеба доставалось?
— При нашей тяжелой жизни и жутких войнах стариками становятся немногие, — возразил Хагалар. — У нас война закончилась чуть больше тысячи лет назад, а до этого смертность была — даже и не посчитать. Я по нашим понятиям старик. Мало кто доживает до трех с половиной тысяч зим. А уж до пяти… Так и не вспомнить никого.
Джейн придирчиво осмотрела Хагалара. Делить на шестьдесят девять она уже наловчилась без калькулятора и даже без вычислений в столбик. Маг не выглядел дряхлым, но меньше шестидесяти пяти человеческих лет она бы ему точно не дала.
— Мы народ воинственный, так что главу семьи можно убить, если он ведет клан к вымиранию, если семье его решения не нравятся или если он сошел с ума. Для тебя семья — это муж и единственный ребенок. У нас семья — это огромное и разветвленное древо, живущее в одном доме. Все всех видят, свершить несправедливость практически невозможно. А жена формально остается в клане отца, и если муж ее обижает, то она позовет на помощь мужчин отцовского рода, и тут уж начнется потеха. Защита интересов у нас развита лучше, чем у вас. Так что никто никого не калечит, успокойся и спи спокойно. Но нравы у нас грубее ваших, о демократии, конституции, счетной палате у нас не слышали.
— Подожди, а та деревенька, откуда ты приехал? — спросила Джейн, когда поняла, что Хагалар не только не собирается продолжать, но еще и вскоре заснет прямо в кресле. — Беркана сказала, что там лучше, чем в столице, но жить плохо. Я ее не поняла.
— Для смертных, существ бездуховных, стремящихся только к комфорту и серебру — да, там жить очень хорошо, — огорошил Хагалар резкой сменой тона: ему не хотелось говорить о своем мире, но он чувствовал, что Джейн не отстанет и проще удовлетворить ее любопытство, чем сбежать сейчас, а потом попасться вновь. — Голода в поселении не бывает, там царит полное, как у вас, равноправие, грубость нравов смягчена, насколько это возможно, все стараются быть ласковыми друг с другом, но… Одно малюсенькое «но»: уходя в поселение, ты меняешь имя на руну. Всё.
Сказано это было таким трагическим голосом, что Джейн прониклась серьезностью момента, но до конца его не поняла.
— И что?
— И всё, — Хагалар сложил руки на груди. — Отныне твои предки тебе больше не предки, а детей у тебя никогда не будет, как и смысла жизни.
— У вас там, прости, принудительная стерилизация? — Джейн едва не покраснела. — Толпа взрослых мужчин и женщин. И между ними только… платонические чувства? Мне кажется, это невозможно.
Она ожидала, что Хагалар будет снова смеяться над человечеством и заявит, что уж в мире асов любовь только платоническая и существует, но он одобрительно закивал.
— Невозможно, ты права. Отношения в поселении запрещены, но вокруг, будто специально, расположено несколько хуторов.
— А как же беременность? — Джейн только сейчас поняла, что не видела ни одной беременной женщины, однако асы, размножающиеся яйцами, икрой или, того хуже, почкованием, вызвали у нее дрожь во всем теле.
— Выносить и родить ребенка женщина имеет право в поселении, — Хагалар не мог проникнуть в мысли Джейн, и только это обстоятельство спасало ее от новых колкостей. — Но дитя попадает на воспитание в одну из окрестных деревень и не имеет с той поры к матери никакого отношения.
— И есть какая-то разница? — не поняла Джейн, судорожно выкидывая из головы образ икромечущих асгардцев. — «Не имеет отношения» — что ты имеешь в виду? Ребенка родила ведь та самая женщина. Ее гены, ее… Ты не знаешь этого понятия… В общем, это ее ребенок. Даже если не она его воспитывает, она имеет право считать его своим и ради него не нарушать законы, раз уж иных сдерживающих факторов у вас нет. А впоследствии она может считать подвиги ребенка своей заслугой. Я не вижу проблемы.
— Потому что слишком зацикливаешься на телесной оболочке, которая суть прах, — Хагалар проявил в воздухе двухцепочную молекулу ДНК — открытие человечества двадцатого века. — Для вас, людей, очень важно, кому передались ваши гены. Кажется, они вот так выглядят, если картинки в книжках не врут. Вы свято уверены, что сперматозоид и яйцеклетка, соединившиеся в теле женщины, играют основополагающую роль в жизни ребенка. Но вы ошибаетесь. Из ребенка может вырасти любое чудо-юдо в зависимости от асов, которые его окружают, от климата, от местности — от всего. Ребенок принадлежит тому клану, в котором растет. Его личность создает его окружение.
— Это лженаучно, — возразила Джейн, хотя и знала, что ее не услышат и не поймут. — Последние исследования доказали, что главную роль в формировании индивида играют гены. И ребенок, родившийся у опустившихся родителей, алкоголиков там, наркоманов, если они у вас есть, скорее всего, не освоит сложную профессию, даже если будет получать образование в хорошей школе.
— Это само собой разумеется, — кивнул Хагалар. — Поэтому ни одна женщина не возляжет с тем, кому не сопутствует удача: со слабым, хилым или некрасивым. Именно для того, чтобы гены ребенка были лучшими из возможных. А впоследствии ребенок с хорошими данными попадает к благопристойным родителям. Мы прекрасно знаем ближайших соседей: ребенок вырастает у них здоровым, удачливым и понятия не имеющим о том, кто его настоящие родичи и чьи у него гены.
— Так мы опять возвращаемся к тому, с чего начали: кто мешает женщине считать ребенка своим, даже если он воспитан чужаками? — настаивала на своем Джейн. — Ведь по твоей же логике она выбрала себе правильного любовника, значит, она молодец.
— Потому что и с точки зрения закона и с точки зрения асов — это чужой ребенок, — Хагалар встал, утомленный разговором. Вскочила и Джейн, давая понять, что отступать не собирается. — Мать никогда не видит «свое» дитя.
— Почему? Кто встаёт у нее на пути?
— Ни «кто», а «что»: мы не имеем права выйти за стены поселения.
— Как это не имеете права? А ваши любовники, а передача ребенка?
— Многие простились с жизнью из-за потребности в любви, а детей отдаем у ворот поселения, вызывая кого-нибудь из деревни. Птичья почта-то работает. А если птица зачарована, то еще и довольно быстро работает. Одним словом, Джейн, поселение ужасно именно тем, что оно ставит асов вне системы наших общественных отношений. Ваш мир стоит на личности, на одном человеке, наш мир стоит на семье, на клане, и личность — ничто без семьи. Тот, кто потерял семью — неудачлив, за ним не пойдут, он никому не нужен.
— Так Локи у вас живет или во дворце? — переспросила Джейн, пресекая попытку Хагалара свернуть разговор. — У него семья есть?
— Есть, — кивнул маг, глубоко вздохнув. — Он с нами только работает. Он не один из нас.
— Ладно, не будем о Локи, — Джейн поняла, что скоро терпение собеседника окончательно истощится, и он таки оставит ее в одиночестве. — Раз вы так все ужасно страдаете без семей, то почему бы вам не организовать ее внутри вашего заключения? Вы там одни, без полиции, как я поняла.
— Фактически мы и есть семья, а официально Один не позволит, — пожал плечами Хагалар. — К тому же семья — это те, с кем ты вырос, а в поселение попадают только взрослые.
— По вашим же данным, которые мне Тор предоставил, население Асгарда составляет меньше миллиона, а значит, вы все родственники друг другу. Пойдем со мной на Землю, я докажу, — уверенно произнесла Джейн.
— Если мы попробуем объединиться в семью и растить детей, нас вырежут, милая моя девочка, — на полном серьезе заявил Хагалар. — Не забывай о жестокости наших нравов. Поселение сродни тюрьме, попасть туда — наказание, и оно должно таковым остаться. Тебе тяжело меня понять, ведь наш мир гораздо сложнее вашего, потерявшего духовность и честь, поставившего во главу угла личность каждого конкретного человека, а не его семью, не государство, не абстрактное счастье или бога. В погоне за благом для каждого вы устраиваете войны и резню. Поверь моему многотысячелетнему опыту: общество индивидуалистов, не способных на жертву, долго не просуществует.
Джейн закатила глаза — подобного рода рассуждения она слышала на родине и вступать в дискуссии с очередным завистником не собиралась. Америка — самая процветающая держава планеты, поднявшаяся на костях Второй Мировой Войны. От нее зависит политика прочих стран. И что бы там ни говорили злые языки про общество потребления и отсутствие морали, пока что именно общество потребления командует всеми, пускай и более развитыми или культурными странами. Все эти разговоры о бездуховности — в пользу бедных, и если бы Асгард не находился в другом измерении, Джейн решила бы, что Хагалар опасается силы американской армии.
Тор давно перестал верить в совпадения, зато, науськанный братцем, допускал, что родители умалчивают о многом, особенно отец. Не случайность, что весь вчерашний день он не видел ни отца, ни матери, ни Хагалара, а сегодня появился Хагалар, зато исчез Локи. Старого мага неожиданно увлекла разговором Джейн, и подслушивающий Тор не мог дождаться, когда же они закончат. За несколько вылазок в мир смертных он не нашел столько различий между двумя мирами, сколько нашла Джейн за пару дней пребывания в Асгарде. Ее интересовали такие мелочи, которые для Тора были само собой разумеющимися: он и не предполагал, что у смертных жизнь построена настолько иначе. Джейн вряд ли ужилась бы в Асгарде со своими представлениями о величии человечества — ее бы не приняли. Повезло, что она сама отказалась от свадьбы.
Утонув в воспоминаниях о нескольких сутках, проведенных в машине и трейлере, Тор чуть не пропустил мага, с трудом вырвавшегося из цепких объятий астрофизика. Хагалар не заметил сына Одина, но это досадное обстоятельство его не спасло — громовержец догнал свою жертву в два шага, прижал к стене и тихо осведомился о происходящем, надеясь, что маг не сочтет его грубость непозволительной и не обратит в какую-нибудь лягушку. Хагалар не вырывался, но и отвечать не спешил. Он будто заснул, прижавшись спиной к холодной золотой стене.
— Расскажи мне всё без утайки, — попросил Тор, оглядываясь по сторонам и пропуская парочку любопытных ушей. — Я клялся защищать Асгард и каждого его обитателя, в том числе Локи. Вместе с друзьями я дам отпор любому противнику.
— Если только противник не вынет твои внутренности и не развесит их на ближайшей березе, — меланхолично пробормотал маг, нелепо улыбаясь, словно умалишенный. — Дитя Одина, я ничего от тебя не намерен скрывать. Родители раздумывают, что делать с твоим братцем. Силы потустороннего мира готовы прорваться в любой момент, и если это окажутся жители мира с большим числом измерений, чем три, то мы ничего не сможем им противопоставить. Скорее всего, Всеотец отправит Локи в Бездну, чтобы силы богов активизировались там, не тронув Асгард.
— А что станет с Локи?
— Бог не знает.
— Я и мои друзья отправимся с ним.
— И вас сложат как карточные домики, — пожал плечами Хагалар, не пытаясь отговаривать. — Если ты так жаждешь погибнуть во цвете лет, не забравшись с ногами на желанный трон, не поцеловав жену в первую брачную ночь, то отправляйся с полубратцем. Ты уже в состоянии принимать самостоятельные решения, но сперва посмотри, — маг проявил в руке пергамент с нарисованном человечком. — Я, существо трех измерений, запросто сложу существо из двух измерений в той плоскости, которая для него не существует. Тебя сложат точно также, ты даже не успеешь понять, что происходит. Это не магия. Если бы речь шла о чем-то познаваемом, я бы сам пошел с Локи и взял бы тебя с собой. Хотя ты бы отказался от общества клятвопреступника. Не суть. Но таинственный враг в состоянии сложить не просто какую-то планету в бездне, а всю бездну, целиком.
— А если вы ошибаетесь, и дело не в существах из многомерного измерения? — подозрительно спросил Тор, которому все больше не нравилось происходящее.
— Очень может быть, — кивнул Хагалар. — Обожди, дитя Одина. Я расскажу тебе обо всем, как только сам узнаю.
У Тора не было ни одной причины верить клятвопреступнику, но шестое чувство подсказывало, что в комнаты Локи его недопустят, а прорываться с боем к тому, кого он сам считал угрозой Асгарду, глупо. Отец — мудрейший ас в мире, по крайней мере, так все говорят, и ему очень дорог Локи, иначе брат не отделался бы поселением за Радужный Мост и несанкционированный разгром Мидгарда. Его бы приговорили к худшему. Но суда не было, значит, отец обязательно найдет выход из сложившейся ситуации.
День перевалил за вторую половину, а от прекрасной царицы не было никаких вестей. Хагалар поспал пару часов и проснулся с больной головой. С трудом вспомнив о взятых на себя обязательствах, он успокоил отдельных интересующихся, мол, с царской семьей все в порядке, просто сегодня никто не выйдет в общие залы. Тор принял правила игры и убедил всех, что вовсе ничего не случилось. Хагалар считал старание старшего детеныша чрезмерными, но не более того. Если бы обстоятельства сложились иначе, если бы болел Тор, а промывать окружающим мозги должен был Локи, то он сперва бы не согласился ни на какой план, а потом выкинул бы какой-нибудь жуткий фортель, расхлебывать который у Хагалара не было бы ни времени, ни сил. Все же старший царевич в большей мере оправдывал ожидания старого мага, чем младший. И если бы магию и полукровность Локи можно было передать Тору, то Вождь оставил бы в покое язвительного полуетуна с поганым характером, чье воспитание оставляло желать лучшего. Но некоторые мечты навсегда останутся мечтами, и это была, к сожалению, одна из них. Сын Лафея и Уллы, всё такой же желанный и мерзкий, лежал в забытье, а у изголовья сидела уставшая Фригга, ни на секунду не отлучавшаяся от спящего сына.
— Твой муж до сих пор не пришел в сознание? — изумился Хагалар. — Сколько же еще ждать?
— Я не знаю. Он не был готов ни к чему подобному, — царица сладко зевнула. — Сложно удерживать во сне Локи. Столько часов сна сильно истощат его.
— Покормим, как проснется. Я сменю тебя на посту, иди спать, — Хагалар решительно подошел к кровати и помог подняться своей личной богине. Она запуталась в собственном платье, чуть не упала — старый маг едва успел подхватить ее. Ни Локи, ни Один не шелохнулись.
Воспоминания идентичных младенческих дней сменяли друг друга, прыгали, накладывались, взрывались фейерверками тусклых оттенков и гасли прежде, чем Один успевал разобрать хоть что-то. Только врожденное упрямство мешало ему прекратить рыться в чужой памяти и признать затею провальной. Дни сменялись днями, и в каждом из них почти ничего нельзя было разобрать из-за дефектов зрения. Надежда умирала медленно, но Один терпеть не мог сдаваться — ведь выкапываться из чужого сознания не легче, чем закапываться в него. Если он уйдет ни с чем, то повторять эксперимент смысла не будет. Снедаемый неприятным ощущением собственного бессилия, он чуть не пропустил звуки битвы. Есть! Их не могло быть в теплых женских покоях, где Локи рос первые несколько зим, и тем более их не было в асгардских покоях. Всеотец ухватил ниточку воспоминаний, отсчитал несколько часов в обе стороны и двинулся к поверхности, аккуратно пробираясь сквозь мыслеобразы, оплетающие его, словно паутина. Он ужасно устал, но цель оправдала средства. Последний рывок — вот он уже у самой кромки памяти, у последних дней. Он едва сдержался, чтобы не посмотреть, как именно Локи проводил время в Гладсхейме. Но нет: нельзя позволить себе безнаказанно гулять по чужому сознанию, иначе все то, что он так долго запрещал себе, снова станет не просто возможным, но и необходимым, подобно наркотическому зелью.
Всеотец открыл глаза и чуть не рухнул прямо на лежащего рядом Локи — Хагалар вовремя подхватил его и уложил рядом.
— Фригг?
— Спит. Прошло четыре ночи.
— Не будите Локи, — невнятно пробормотал Один, проваливаясь в сон. Он не спал несколько суток, находясь в чужом сознании, пускай и не замечал неумолимо тянущегося времени.
Когда Всеотец снова открыл глаз, то обнаружил себя там же, где оставил до сна — рядом с Локи. Хагалар и Фригг сидели неподалеку, едва не взявшись за руки. Идиллия, напоминающая прежнюю.
— Поздравляю тебя с тем, что ты проспал еще сутки, — небрежно произнес Хагалар. — Суммарно пять. Тор ужасно волнуется, остальных мне удалось утихомирить. А Локи потом придется усиленно кормить: шутка ли, пять дней без кусочка мяса, даже без глотка воды. Кстати, я тебе компот и блинчики принес. Правда, они уже остыли.
— Мы потеряли преступно много времени, — пробормотал Один, залпом осушая огромный кувшин и одним взмахом руки зажигая все возможные источники света. — Но я добыл нужное воспоминание.
Хагалар вздохнул с облегчением. На его лице мелькнула искра надежды.
— Я всегда хотела узнать, каким видят наш большой мир новорожденные дети, — мягко произнесла Фригг, пододвигаясь ближе.
Один молча вывел на стену серую проекцию. Фригг недоуменно нахмурилась:
— Что это такое?
— То, что ты хотела увидеть: мир глазами младенца. Блеклый. Тусклый. С вкраплениями красного и голубого.
— Я ничего не могу рассмотреть.
— Отчего же? Отчетливо видны стенки люльки, просто они находятся слишком близко. Похоже, что вокруг нет ничего, интересного для младенца, ни одной игрушки.
— Я и не предполагала, что детское зрение настолько отличается от нашего. Вот, в чем причина того, что мы ничего не помним о первых десятилетиях своей жизни.
— Прекраснейшая, неважно, что он видел. Важно, что слышал.
— Что случилось с изображением?
— Локи заснул. В памяти живого существа запечатлены только часы бодрствования.
— Но если он спал во время ритуала…
— Будем надеяться на лучшее.
Около трех часов они смотрели на блеклые картинки с такими размытыми очертаниями, что развлекались угадыванием, что за предметы лежали вокруг Локи. Единственное, что он видел четко, пускай и плоско, было лицо Уллы, вызывавшее у ребенка неподдельный интерес. А ведь взрослый Локи совсем не помнил лица родной матери. Порой издалека доносились голоса, но разобрать что-либо конкретное было трудно или вовсе невозможно, если ребенок начинал плакать.
— Смотрите, цвет потолка посветлел, — обратила внимание Фригг. — А крики стали громче.
— Они вынесли его из теплой комнаты. Готовьтесь, сейчас мы узрим ритуал! — Хагалар потер руки в предвкушении.
— Но мы не расслышали его описание! — ужаснулась Фригг.
— Пока ничего ужасного не случилось, — Один успокаивающе сжал запястье супруги. — Они сейчас обратятся с молитвой к темным божествам. Мы расшифруем древнеетунхеймский. Откройте свои уши. От нашего слуха зависит судьба не только Локи или Асгарда, но и всего Девятимирья.
Фригг с Хагаларом синхронно кивнули и прислушались с особым тщанием. Ребенка долго молча несли — ничего, кроме плача, было не разобрать, а изображение почти пропало. Наконец, его положили. Судя по усилившимся крикам, на что-то холодное.
— Начинается священное действо! — с замиранием сердца произнесла Фригг.
Все затаили дыхание. Сейчас или никогда.
— Может, какой-то ритуал и начался, но я время от времени вижу только кусочек потолка или стены и слышу омерзительные вопли, — поморщился Хагалар. — Священной Жертве впору петь в хоре — она заглушает жрецов.
— Я тоже ничего не слышу, — подтвердил Всеотец свои худшие подозрения.
— Становится только хуже. Один, можешь ли ты приглушить эти душераздирающие крики? — спросила Фригг чуть дрожащим голосом.
— Моих сил на это не хватит, — покачал головой царь. — Память живого существа статична. Я могу видоизменить ее, поменять местами воспоминания или исказить их, но это только повредит нашей миссии.
— Помолчите вы, божественные родители, дайте хоть что-то расслышать! — Хагалар буквально ухом припал к голограмме, хотя в этом не было никакой нужды. — Какое-то бурчание на заднем плане, но я не могу разобрать даже языка.
— Скоро появится Тень, — вспомнил Один: издалека послышались крики боли, заглушающие младенческий плач.
— Всего лишь Тень сожгла жрецов, — пояснил Хагалар недоумевающей Фригг. — Жестоко, но действенно. Сейчас она подойдет к Локи, и мы увидим ее лицо, разукрашенное боевыми шрамами.
— Ты хотел сказать, что вместо ее боевого лица мы увидим очередное плоское пятно? — спросил Один скептично.
— Прислушайтесь, она что-то говорит, — прошептала Фригг, напрягая слух. — Но я не могу разобрать слов.
— «Какая ирония: детеныш, которого должны были сжечь, погибает от холода. Какая же участь страшнее? Быть может, кинжал в твоем случае будет милосердием?» — процитировал по памяти Хагалар.
— Ты уверен, что она именно так сказала? — Фригг поджала губы. — Один, пожалуйста, дай еще раз прослушать ее речь.
Всеотец вернул воспоминание на несколько мгновений назад.
— Я не могу разобрать ни слова, — объявила Фригг после трех или четырех прослушиваний. — Это бесполезно: жрецы взывали к богам, стоя гораздо дальше от младенца.
— О, а вот и занесенный кинжал, а вот и второй кинжал, который насквозь пробил Тени руку и спас Локи от третьей смерти за пять минут, — усмехнулся Хагалар, наблюдая за размытыми перемещениями силуэтов. — Не думайте, что я что-то отчетливо вижу, я просто знаю, что там должно происходить. О, какое изящное бульканье — Тень ругается, сейчас бросится в погоню за Младшей Царевной. Или Старшей? А, какая разница. Через несколько минут к Жертве придет будущий папаша.
— Будет ли мое лицо таким же, как и все другие, когда я возьму Священную Жертву на руки? — задал Один риторический вопрос.
— Ну, тебя выдает жуткая травма глаза… — хмыкнул Хагалар спустя некоторое время. — К тому же ты, в отличие от Тени, заинтересовал ребенка: он с упоением тебя рассматривает, изображение становится всё чётче.
— Хватит, довольно, — видение, повинуясь жесту Одина, рассыпалось в прах. — Мы потеряли пять ночей, но не получили ничего взамен.
— Мы не в силах разобрать даже то, что Тень говорит едва не на ухо Локи на асгардском. Нет никакой надежды, что мы поймем древнеетунхеймский, раздающийся издалека.
Никто не посмел возразить очевидному. Воцарилась невеселая тишина. Каждый думал о своем, каждый надеялся на то, что у другого возникнет в голове гениальная идея, решение проблемы, озарение. Но секунды сменялись минутами, а молчание нарушало только тяжелое дыхание спящего Локи, о котором все забыли. И в тот момент, когда Один хотел было объявить свое решение, слово взяла Фригг:
— Мне тяжело на это решиться, но нам придется отправить нашего сына в Бездну вместе с твоими животными, Один. Локи говорил мне, что не против сопровождения и просил разрешения взять с собой тараканов. Тебе придется наблюдать через них, Всеотец. А я изготовлю опьяняющее и ядовитое зелья. Если судьба будет благосклонна к нашему сыну, он успеет выпить не только яд, но и противоядие. Мы всё увидим и решим, можно ли ему вернуться домой. И пусть провидение будет нам самым строгим судьей.
— Или детеныш разрушит Бездну и сам к нам заявится, не спрашивая разрешения, — невесело усмехнулся Хагалар, но на его шутку никто не ответил. Еще около получаса прошло в обсуждении деталей, пока не решили, что Тор полетит в поселение и доставит оттуда тараканов. Двоих Локи возьмет с собой официально, третьего отправят инкогнито, и им будет управлять сам Один. Вместе с Локи спустятся в Бездну несколько воинов-смертников играть роль асгардской армии на случай, если в молитве давался точный портрет асгардцев. Фригг обещала опоить Локи таким зельем, чтобы разум отказал ему и показывал фантасмагоричные картины, сбивая с толку силы потусторонних миров. Яд достанется воинам, и они должны любой ценой влить его в горло царевичу. Яд не смертелен для аса и скорее всего не смертелен для полукровки, он лишь расстроит здоровье настолько, чтобы потусторонние силы прорвались в мир бездны. План был не идеален, но в исходное уравнение закралось слишком много неизвестных переменных, так что приходилось идти на большой риск.
Фригг отправилась варить настои, предварительно попрощавшись со спящим сыном. Учитывая, какие ассоциации она вызывала у больного царевича, ей лучше было не видеть его до желанного возвращения. Один отправился искать Тора, и лишь Хагалар остался рядом с бессознательным телом. Наконец-то он мог сделать то, о чем когда-то мечтал: разбудить, накормить и рассказать такую версию плана, на которую несносный детеныш добровольно согласится.
====== Глава 96 ======
Ароматы жареной дичи и протухшего мяса тупика первыми ударили в нос очнувшегося царевича. Локи постепенно осознавал, что жив, что находится в собственной постели и что рядом с ним кто-то сидит. Мужчина. Не отец. Не Тор. Скорее всего, Хагалар. И с ним еда, при одной мысли о которой к горлу подступил неприятный комок тошноты.
Локи не спешил выдавать свое пробуждение. Он равномерно дышал, не двигался и пытался разобраться, что с ним сделали и кем он теперь является. Беглый ментальный осмотр собственного тела показал, что все в полном порядке. Новоприобретенные очаги магии в сердце, мозгу и диафрагме послушно отозвались на зов хозяина. Тело, немного непривычное из-за случившихся перемен, было обессиленным, но здоровым. А ведь Локи, позволяя матери усыпить себя, сомневался, что проснется. По крайней мере, если бы он был на месте Всеотца, то поместил бы себя в какой-нибудь вечный сон, схожий со сном Одина, чтобы бренное тело не погибло и мятежный дух, запертый в нем, словно в клетке, не вырвался на свободу. Впрочем, пока он не знал, сколько прошло времени после злополучного вечера. Быть может, столетия или десятилетия.
Подождав еще немного и уловив в воздухе новые запахи снеди, не вызвавшей аппетита, Локи открыл глаза, приготовившись атаковать. Он не ошибся в своих догадках — рядом и правда сидел Хагалар, а за окном сгущались сумерки, не мешавшие разглядеть мелкие снежинки — неизменные признаки зимней половины неизвестно какого года.
— Ты голодный, счастье моё? — спросил Хагалар, глядя так нежно, словно Локи был умалишенным. — Я принес тебе поесть.
— Я не хочу есть.
— Ты уверен?
Царевич неопределенно пожал плечами. Еда была сейчас наименьшей проблемой.
— Просить тебя рассказать мне правду бессмысленно, не так ли? — Локи закашлялся и таки выпил воды: в горле порядочно пересохло, спал он явно больше нескольких часов.
— Я расскажу тебе правду, а ты уже сам решишь, действительно ли это правда или я тебя обманываю, — доброжелательно отозвался Хагалар, и было в этой доброжелательности что-то настолько зловещее, что Локи насторожился. — Хотя ты же никому не веришь, тебе не у кого спросить подтверждения… Несчастный детеныш. Ты окружен теми, кто тебя безмерно любит, но не понимаешь этого и не ценишь.
— Ближе к делу, — требовательно прервал Локи и сделал вид, что пытается встать. Мастер магии тут же пресек его слабую попытку.
— Не стоит тебе вставать. Слушай меня внимательно, mein Lieber{?}[Мой дорогой]. Родители изучили тебя со всех сторон, особенно изнутри, и пришли к единому мнению, что изменить тебя обратно невозможно. В твоем теле останутся три очага магии, а кровомагия будет вечно циркулировать по твоим сосудам. Хорошо это или плохо — кто знает. И ты таки станешь брешью, через которую боги Етунхейма сойдут в наш мир. Зачем — это другой вопрос.
— Разве не для того, чтобы уничтожить Асгард? — недоверчиво переспросил Локи.
— Етуны не отличаются тупоумием, — покачал головой Хагалар. — Губить свой мир через уничтожение нашего они не стали бы… А вот уничтожить асов как расу — вполне. Тогда Асгард как мир останется, вселенная продолжит свое существование, но без асов.
— И что отец хочет со мной сделать? — перебил Локи. — У него наверняка уже есть какое-то решение. Иначе ты бы здесь не сидел.
— Есть, — кивнул Хагалар. — Конечно, есть, но, мой милый Локи, ты не имеешь права о нем знать. Возможно, твоим мозгом и сознанием кто-то завладеет.
— И зачем тогда ты мне сейчас об этом рассказываешь? — недоверчиво сощурился царевич. — Если мною завладеет кто-то, то и этот разговор вспомнит.
— Чтобы ты потом не держал на нас зла и помнил, что всё было спланировано изначально.
— Будто кому-то из вас есть дело до того, злюсь я на вас или нет, — хмыкнул Локи и таки пододвинул к себе поднос. Есть не хотелось, но что-то подсказывало, что эта трапеза последняя в его жизни. Он пригубил молоко: то самое, от ванахеймских коз, его любимое — явно мама постаралась. Между молоком и блюдом с тухлятиной скромно стояла узорчатая тарелка с блинами и яблочным кремом — любимое блюдо брата. Неужели вся семья принимала участие в составлении последнего завтрака для приговоренного к смерти? Что же тогда здесь от отца, который обмолвился в Ванахейме, что ему необходимо только пить, но не есть?
— К тому же, — Хагалар понизил голос до шепота, отвлекая царевича от безрадостных дум, — я подумал, что тебе есть, что сказать, перед тем как… что-то случится.
Локи медленно кивнул. Было ли ему, что сказать и что сделать напоследок? Да, тысячу раз да — его новый Асгард, воплощение его идей, всё то, о чем он не имел сведений последний месяц. Все начинания с его смертью пойдут прахом. Но не Хагалару же передавать бразды правления. Клятвопреступник легко нарушит слова очередной клятвы, да и нет ему никакого дела до технического прогресса — уж кому-кому, а мастеру магии Локи не доверял. Но на кого оставить дела, кому написать распоряжения? Раиду не подходит, а другие поселенцы… Среди них Локи не видел никого, кто мог бы встать на его место. Дворцовые асы? Им тем более нет дела до насущных проблем. Учитель знает многое, даже посвящен во все подробности мидгардских труб, но возиться не станет. Брат… Послание он отвезет, но поселенцы его не примут.
— Дай мне пергамент, — наконец, попросил Локи. — Я напишу письмо Алгиру. Пусть отнесет его в поселение, в ваш тинг, если… Если ты поймешь, что меня не стало. Тебе-то все равно, но я хочу закончить свое дело.
— Почему ты отдаешь распоряжение Алгиру, а не мне? — этот бесхитростный вопрос в лоб смутил царевича.
— Потому что тебе я не доверяю, в отличие от Алгира. Ты это хотел услышать? Ты будешь рад, если все останется по-старому. И не спорь. У нас, кажется, нет на это времени, — глаза Локи гневно сверкнули, и Хагалар только головой покачал.
— Что ж, я позову Алгира, чтобы ты отдал пергамент лично ему в руки. Я могу пообещать, поскольку клятвам моим ты не поверишь, что не отберу твое письмо и не прочитаю.
Локи кивнул и отставил поднос с почти нетронутой едой: впихнуть в себя мясо он так и не смог, и схватился за пергамент, который Хагалар достал из подпространственного кармана. Время стремительно утекало сквозь пальцы. Еще недавно у него было всё! Сколько бы он не подозревал своё окружение, но, оглядываясь назад, на прошедший год, он видел только благожелательность со всех сторон: что со стороны семьи, что со стороны дворца, что со стороны поселенцев, а мелкие перипетии случаются в жизни каждого живого существа. Но нет, он не ценил своё счастье да и осознал его только сейчас, когда, судя по лицу Хагалара, его ждут пытки, боль и медленная смерть. Все же не зря он столько столетий укреплял кости и тренировал выносливость.
Можно сбежать. Прямо сейчас, пока он один. Обратиться в птицу, долететь до Мирового океана, обратиться в лосося и затеряться в морских глубинах. Только это не решит проблему, а хищники съедят его, так и не узнав, что перед ними асгардец, а вовсе не рыбка. Обращаться в больших хищников надолго он не умел. Да и не решит побег ничего. Он царевич и должен думать об Асгарде, а не о своей жизни, но кто бы знал, как не хотел он спасать Девять Миров такой дорогой ценой! Некстати вспомнилось падение в бездну. Раздробленные ребра, отказавшая правая рука и та нежность, которую проявила Алоизетта, заботившаяся о нем, раненом и умирающем. Алоизетта… Быть может, она — совершенство из Бездны — поможет ему? Но до нее не добраться. К отцу его уже не пустят. Наверняка за дверью стоит стража, а за окнами дежурят вороны. Он не царевич больше, а пленник.
Плотно закрыв за собой дверь импровизированной спальни, Хагалар активировал Тессеракт и перенесся в несостоявшиеся чертоги Тора, Бильскирнир, где его ждали Один и Фригг. Осторожность оказалась излишней: Локи не попытался сбежать или напасть, в нем не пробудились никакие удивительные силы, норовящие уничтожить Асгард после грубого вмешательства в мозг посланника божьего. Можно было не выстраивать такую сложную иллюзию, а оставить детеныша во дворце — тогда и Алгиру ничего не пришлось бы объяснять. Но что сделано, то сделано, остался последний штрих.
— Я решил пойти своим путем, — уверенно заявил маг, стоило померкнуть голубому сиянию. — Я ни о чем не сказал Локи, зато решил, в какой мир Бездны его закинуть: в почти точную копию Асгарда. Соглядатаи будут находиться не с Локи, а рядом с ним. Алгир усыпит его сейчас, а потом…
Хагалар тихо, чтобы даже эхо не отражалось от стен, поведал всё то, что придумал, пока караулил спящего ребенка. Один хмурился, Фригг кусала губы. Им не нравились идеи старого мага.
— Я не позволю, — начала было царица, но ее перебили.
— Прекраснейшая, поверь мне в последний раз. Я не подведу Локи, которого люблю больше жизни. Если все пойдет прахом, но Асгард устоит — казни меня лично. Ты ведь об этом мечтаешь. Я отдам себя в полную твою власть. Мои знания, из-за которых вы меня до сих пор щадили, на самом деле давно переданы другим асам.
— Разве не ты говорил, что никто, кроме Локи?.. — начал было Всеотец.
— Ты считаешь, что я ждал бы твоего ребенка бесконечно? — горько усмехнулся маг. — Я упрям, но не глуп. Боевые маги поселения, почти все, обладают моими силами и в большей или меньшей степени моими знаниями. Магия в поселении настолько сильна, и ее так много, что она активизируется даже у самых бездарей, что уж говорить о хороших магах. Лучшие среди моих учеников — это Отал и… а, впрочем, что вам рунические имена. Сами найдете, если захотите. Мои ученики не могут использовать все навыки, которые есть у меня, но они передадут хотя бы часть следующему поколению. Если не Локи, то другим талантливым детям. Так что свою миссию в этом мире я давно выполнил, а все мои родные дети погибли. Я готов перейти в другой мир. Что скажешь, прекраснейшая из бессмертных? Готова ли ты принять мою жертву и позволить мне сделать так, как я задумал?
Фригг развернулась и молча ушла, но Хагалар знал, что это согласие. И что не столько возможность расправиться с ним привлекла ее, сколько возможность сделать что-то по-настоящему дерзкое, красивое. Когда-то очень давно она бы все отдала за такой дерзкий план, но сейчас статус богини домашнего очага мешал ее истинным помыслам.
— Ты сам решил свою судьбу, и даже я не смогу спасти тебя, — грустно произнес Один, памятуя об одной маленькой уловке, которую Фригг могла применить в любой момент — о чарах невидимости.
Хагалар в ответ только усмехнулся. Он так ничего и не понял, несмотря на умение смотреть ауры и хваленую интуицию, которая сотни раз выручала его в самых тяжелых ситуациях.
В отличие от Локи, которого не поставили в известность насчет дальнейшей судьбы, Тор всё знал. И то, что он знал, ему совершенно не нравилось. Он пытался возражать, грозил и требовал, чтобы его отпустили вместе с Локи. Старый маг не возражал и лишь напоминал раз за разом, что Тор — единственный наследник престола, и если они с Локи погибнут вместе, то в Асгарде начнется смута. Если же наследнику нет дела до смуты в Асгарде, то, разумеется, никто не помешает ему сопровождать брата в гибельном путешествии, из которого асгардские воины живыми не вернутся.
Если бы дело происходило два года назад, то Тор, не думая ни о чем, бросился бы за братом, но сейчас он рассуждал здраво и в конце концов признал правоту мага. Скрепя сердце он удалился к себе, собрал друзей и обрисовал сложившуюся ситуацию, угрюмо глядя в огонь и силясь придумать какой-нибудь план. На небе сгущались тучи, валил густой снег — так всегда случалось, когда Тор бывал не в духе. Друзья некоторое время молчали, наблюдая за полетом снежинок в практически ураганном ветре и за постепенно светлеющим небом: Фригг взяла погоду в свои руки, успокаивая ветер и бурю. В Фенсалире она обретала свое настоящее могущество, которое во многом соперничало с возможностями старшего сына.
— Тор, — подал голос Вольштаг, — все это, конечно, крайне неприятно, но жизнь твоего брата не стоит Асгарда. Ты же это понимаешь.
— Толстяк прав, — Фандрал поднялся на ноги и оправил плащ. — Действительно, не стоит, но я к твоим услугам, твое высочество, — он грациозно склонился, обнажив меч, с которым никогда не расставался. — Я готов последовать за Локи. Немного повеселюсь. Да и он будет в моих надежных руках.
— Что ты такое говоришь? Совсем спятил! — Сиф вскочила с софы. — Или пьян. Тор же рассказал нам, что любой асгардский воин погибнет.
— Тебе совсем жить надоело? — добавил Вольштаг. — Забыл, как тебя етуны проткнули?
— Не забыл, — расплылся в улыбке Фандрал. — Как и не забыл, что именно Локи бросил кинжал в сердце етуну, который меня чуть не убил. Не люблю быть у кого-то в долгу. Да и Локи плут плутом и нас чуть не убил, но когда-то мы дружили. Тор — единственный наследник, ему в Бездну нельзя, но нам-то никто не запретит.
— Если уж на то пошло, то он всех нас спас, когда предупредил Одина, — добавил Вольштаг, бросив кубок об пол — золото не погнулось, несмотря на мощный удар.
— Но тогда он спас и себя тоже, — заметил Фандрал, — а меня он спас по своей воле и мог этого не делать.
— Это не повод погибать сейчас ради Локи, — настаивала Сиф. — Тор же сказал, ты ему ничем не поможешь, просто падешь от потусторонних сил.
— Фандрал прав, — тихо произнес до того молчавший Огун. — Я пойду с ним.
— Тогда и я, — пробасил Вольштаг. — Троица воинов сражается вместе…
… — Нет! — рявкнул Один так, что затряслись стены в Валаскьяльве, куда ввалилось пятеро воинов, отвлекая владыку от инструктажа тараканов. — Я не позволю достойным воинам бесславно погибнуть по своей прихоти. Сейчас не то время. Фандрал, если Локи действительно спас тебе жизнь, отправляйся с ним, но никого другого я не пущу. Это задание будет стоить всем вам жизни.
— Всеотец, позволь, — начала было Сиф, но ее осадили еще одним гортанным рыком.
— Вон отсюда, пока я не передумал и не запретил ехать Фандралу! — Один недобро сверкнул единственным глазом. — Вам вообще не следовало знать о происходящем. У моего сына слишком длинный язык.
Спорить с разъяренным Всеотцом никто не посмел, даже Тор. Он видел, насколько отцу тяжело. Но все же на его душе скребли кошки: он предчувствовал, что лавры победителя достанутся другу, а сам он останется ни с чем и даже не увидит легендарных богов Етунхейма!
Дагар никогда не считал себя благоразумным или рассудительным. Он любил авантюры, вмешивался в дела вышестоящих, играл с огнем и в результате сперва оказался в поселении, спасая свою шкуру, а потом, каких-то семьдесят лет спустя, — в Мидгарде из любопытства и жажды приключений. Там он познакомился с Ингваром — такой же сорвиголовой, как и он сам, ужасно падкой на знаменитостей. Разница была только в том, что у Ингвара напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения, о котором Дагар все же иногда вспоминал. Когда Ингвар отправился на человеческую войну и позвал приятеля с собой, мол, там будет круто, Дагар только пальцем и виска покрутил и сказал, что он не дебил. Ингвар не обиделся, на войну все равно пошел и сделал много «клевых фоточек». И не только их. Будучи натурой увлекающейся и заряжающей других энергией, Ингвар с легкостью подхватил идеи Локи. Вдвоем с Дагаром они перетащили в Асгард прорву мидгардской техники, начиная от стиральной машины и заканчивая Мерседесом. Причем большая ее часть работала! Что-то — на квартирно-тессерактном электричестве, что-то — на фракциях нефти, а чему-то не требовался никакой источник энергии. И всё было хорошо, пока не пришел Локи, взбешенный аварией в доме отопления, и не пресек большую часть мидгардских начинаний, оставив лишь парочку приоритетных направлений. Теперь куча человеческого хлама либо пылилась и портилась, либо тайно, потихоньку использовалась.
Неунывающий Ингвар переключился на другую не менее безумную идею — очистку мира от людей с помощью террористов. Как он связался с ними, как соблазнил нескольких боевых магов, Дагар не знал, но наблюдал по телевизору последствия их сотрудничества. Обыватели очень боялись взрывов, поэтому везде понатыкали камеры и магнитные сканеры, но что они могли сделать против мага, который проносил взрывчатку в подпространственном кармане, обманывал камеры иллюзиями и оказывался в сердце самых секретных организаций, просто одурманив солдат и украв карточку, дающую право прохода на запретную территорию? Пока что террористы только пробовали силы магов и ничего глобального не взрывали, потихоньку разрабатывая операции в Нигерии и Китае, а впоследствии и в Европе.
Пленному китайцу ни о чем не говорили. С ним вообще почти не разговаривали из-за языкового барьера, только требовали открыть секрет технического успеха людей. Китаец несколько раз пытался донести до асов мысль, что их намерения неосуществимы, поскольку всего населения Асгарда не хватит на то, чтобы обеспечить уровень жизни землян. Поселенцы ему не поверили, и тогда логисты Мидгарда спросили совета умных людей. Они абстрактно обрисовывали ситуацию, царящую в Асгарде, и спросили гипотетическое мнение. Почти все люди говорили разное, но суть оставалась неизменной: шестьсот тысяч существ не смогут возвести у себя всю промышленность современного капиталистического строя. После долгих споров и распрей тинг был вынужден прислушаться к мнению людей, и идею о разворачивании массового производства на территории Асгарда отвергли. Концепция сменилась, правда, не до конца. Тинг спорил и не мог прийти к единому мнению, стоит ли превратиться для людей в богов, используя средства пропаганды и информационной войны, или проще завоевать человечество и поработить? Или часть населения уничтожить вирусом и заменить новыми людьми, а часть оставить, и пусть работают на Асгард? По словам все того же китайца, Асгард для Мидгарда — небольшой город. В его родном Шанхае проживало много миллионов человек. В одном Китае было больше двух тысяч Асгардов, и в общей сложности почти сто двадцать городов имели численность более чем в миллион человек. Обеспечить такой маленький мирок всем необходимым не так и сложно. Мидгард реально сделать вотчиной асов, курортом, рабскими землями или еще чем-нибудь в этом духе. Поселенцы прекрасно понимали, что про протекторат Асгарда современные люди не знают и добровольно не подчинятся. Можно натравить на них каких-нибудь врагов, а потом спасти, явившись в обличие богов, а жертвы принимать не яствами, как раньше, а железными и пластиковыми изделиями — это была самая безумная идея кого-то из целителей.
Варианты расходились, но все понимали, что, думая о далекой перспективе, не стоит забывать о сиюминутной выгоде: стоит хотя бы попытаться освоить технологии людей, внедрившись в вузы. Поэтому учебная группа под руководством финна продолжала постигать человеческие знания, пускай и медленными темпами, а будущих естественников готовили ускоренными темпами. Царевич переделал систему образования, сменил парное обучение групповым, поэтому, когда набралось несколько будущих естественников, их попытались обучать в одном классе по наспех составленной программе. Но какого же было изумление не только доморощенных учителей, но и всех поселенцев, когда выяснилось, что чуть ли не половина новичков прибыла в мир отверженных не просто добровольно, а с конкретными целями, которые еще недавно не могли привидеться никому в самых страшных снах.
— А это правда, что у вас живет и работает сам младший сын Одина? — спрашивали новички.
— Правда, — отвечали им. — Он недавно уехал, но больше года жил здесь.
— Великий Локи! — восклицали новички. — Это он послал к нам обозы с едой, когда мы думали, что не переживем зиму.
— Если вы здесь, чтобы поблагодарить его, то не стоит ради этого менять имя и оставаться с нами, — убеждали их. — Подождите его на близлежащих хуторах, а пока насладитесь творениями его рук — камнями и рисунками — уже в них видно величие бога.
— Нет, мы здесь для того, чтобы узнать, откуда у вас столько еды и прочих волшебств. Мы теперь пропащие души и в семьи не вернемся, но зато разузнаем, что дал вам сын Одина и передадим своим семьям. Наши жизни — малая цена за то, чтобы родственники больше не голодали.
Поселенцы не знали, что отвечать на такие признания. Гордые асы, как огня боявшиеся потерять имя и уйти в мир, который навсегда вычеркнет их из жизни Асгарда, приходили добровольно к преступникам, чтобы получить то, ради чего поселение и было когда-то создано: ради улучшения жизни народа, ради разработки и внедрения принципиально новых устройств и методов ведения хозяйства. Изначальная идея давно забылась, поселение возненавидели, а местные открытия не доходили даже до окрестных хуторов, поскольку асы предпочитали погибнуть от голода, чем прикоснуться к изобретениям отверженных.
Однако Локи накормил народ. А еще он был сыном Одина. А еще хорошо рисовал и за время пребывания в поселении запечатлел окружающую реальность в таких прекрасных графических иллюстрациях, что они вызывали восхищение у тех, кто в жизни не видел ни одной картины. Только сейчас отверженные поняли, почему Локи снабдил обозы не только разнообразной снедью, но и творениями своим рук. В сознании народа укрепилась мысль, что раз царевич не пожалел дорогих красок и собственного времени, чтобы оставить в веках изображения поселения, значит, оно не столь ужасно, сколь гласит молва. И хотя отверженным было обидно, что все их многосотлетние заслуги приписываются Локи, но все же они радовались тому, что теперь хотя бы отдельные семьи признали несомненную пользу поселения. Только вот своим возвышением они рано или поздно привлекут внимание Одина. Пока прислать парламентеров додумались всего три-четыре клана из отдаленных земель. Ничтожная капля в море. Но если поселение из презираемой деревни превратится в благословенный мир науки, которым, судя по летописям, являлось несколько тысячелетий назад, то не поздоровится всем. И единственный способ предотвратить катастрофу — обеспечить Локи трон Асгарда. Поселенцы верили, что Локи не предаст их, ведь они — его армия, готовая идти за ним хоть на край света, но также все знали, что он висельник, что он не нужен Одину и жив, только пока работает над каскетом. Значит, остается одно — убить старшего наследника.
Убийство не только Тора, но даже и самого Одина, с точки зрения закона, не было цареубийством, потому что в последний раз присягу приносили именно Локи, когда он вступил на престол незадолго до падения Радужного Моста. Присягнуть ему успели далеко не все, но судьбу столицы решат не те, до кого недели пути. После гибели молодого царя переприсяги Одину не было, но сейчас, когда Локи вернулся, старая присяга вступила в силу, а значит, большая часть Асгарда формально подчиняется младшему царевичу. Разумеется, только формально: никто никогда не посмеет пойти против Одина, и Всеотец это прекрасно знал. Но на Тора неприкосновенность ни в коей мере не распространялась, а он проявлял беспечность, что сильно облегчало задачу будущим убийцам. На днях он прилетел на молоте, без разрешения зашел в дом Локи, перерыл там всё, не поставив никого в известность о цели своего визита, и унесся прочь, растворившись в снегах.
Локи, подозрительно помолодевший, тоже недавно объявился. Тайно, ночью на пару часов к вящей радости нескольких никогда не видевших его новичков, которым повезло оказаться рядом с монаршей особой. Он предупредил о скором официальном визите брата. Это был сигнал, пускай сам Локи не догадывался, какую ловушку готовит Тору. Старший царевич точно не покинет поселение живым: методы убийства наследника обсуждались столь же спокойно, сколь вкус новой партии водорослей или подозрительную деятельность мастера логистики, с которым раньше у Дагара были очень хорошие отношения. Старик словно не замечал логистов Мидгарда и Хельхейма, проводя всё время с логистами остальных миров. Любопытный Ингвар сунулся с расспросами, но ничего не добился и ушел не солоно хлебавши.
Все эти перипетии произошли за какие-то два месяца. Дагар, большую часть времени проводивший с женой в Норвегии, не успел даже осознать столь стремительных изменений в расстановке сил. Он не знал, чего хотел: остаться со всеми или сбежать в Австралию к Ансур, Алгиру и Эвару. Поехать туда с женой, к примеру, на год, затеряться до лучших времен, а потом вернуться, если будет, куда. Что-то подсказывало ему, что ждать осталось недолго и что скоро наследники Одина сойдутся в смертельной схватке, где на одной стороне будет молот, а на другой — союз науки и магии. И Дагар не был уверен, что хочет наблюдать за кровопролитием. Как и прочие четырнадцать логистов Мидгарда, у которых была возможность сбежать. Ингвар, как обычно презрев опасность, живо обсуждал методы убийства. Дагар обсуждал вместе с ним, но мыслями был далеко и все никак не мог определиться, как же действовать. Он стал рассеянным, часто не замечал, когда к нему подходили, зато спал мертвым сном, поэтому даже не почувствовал, когда острый ножик перерезал шнурок на его шее. Осколок Тессеракта, вставленный в замысловатое мужское украшение, соскользнул в руку Ивара. Ученый с легкой улыбкой посмотрел на свою добычу. Наконец-то ворота Етунхейма откроются перед ним. Он был уверен, что никто не видел его мелкой кражи. Лагура, с упоением читающего ванахеймскую книгу — давнишний подарок Локи, — он не заметил. Как и не заметил, каким странным взглядом проводил его Лагур, вслепую переворачивая страницу, на которой ровным счетом ничего не было ни написано, ни нарисовано.
====== Глава 97 ======
Сознание возвращается медленно. Бросает то в холод, то в жар. Он с трудом открывает глаза. Фокусирует взгляд. Он раздет и скован цепями. Сзади обнимают, даря спасительное тепло. Он в пещере. С ярким светом. Он бывал здесь в детстве. С родителями. И сейчас чувствует теплые объятия матери. Как во сне.
Жуткий скрежет привлекает внимание. Толпа асгардских воинов. Локи пытается пересчитать их, но сбивается. Они ничего не делают. Не двигаются. Среди толпы знакомая фигура. Фандрал! Где-то должны быть остальные и Тор. Они никогда не ходили в походы без Тора. Локи пытается взглядом отыскать брата. Фандрал внезапно оказывается рядом. В его руке флакон. Мутит от одного запаха.
Фандрал хватает за подбородок. Слабая попытка вывернуться. Взгляд, брошенный назад, заставляет оцепенеть от ужаса: со спины обнимает мать. Не Фригг. Настоящая мать. Как в воспоминаниях отца. Как на портрете сестры. Оживший труп, драуг! Локи кричит. Или так кажется. Отвратительная горечь разливается по рту. Он глотает. Тошнота. Яд растекается по организму. Разъедает внутренности. Накрывает волна паники. В голове нарастает гул. Дышать все труднее. Мир вокруг плывет и пылает. Объятия матери все жарче, из них не вырваться. И воинов не остановить. Они вгоняют в предплечья несколько кинжалов. Боли нет, но с рук капает кровь. Густая, горячая. Слишком много крови. Сознание отключается. Осталось только чувство. Чувство, будто изнутри поднимается что-то неведомое, жуткое. Оно давит и разрывает внутренности. Три очага магии активировались, образовав причудливый треугольник. На вершине его — провал, неведомая бездна, ведущая в другие измерения.
Задыхающийся, умирающий Локи не понимал, что происходит вокруг, а в голове билась только одна мысль, одна эмоция — радость: он отомстит убийцам, асгардские воины не уйдут живыми, им не победить ту силу, которая сойдет в мир через него. Его смерть не напрасна, ведь ненавистный Асгард погибнет вместе с ним.
Гуликамби возвестил середину дня, несколько раз взмахнул крыльями и с большим трудом долетел до самого верха высоченной башни Одина. Там распушил шикарное оперение и устроился поудобнее, чтобы подслушать приглушенные разговоры десятка молодых и пожилых асов, связанных общей тайной. Хотя Гуликамби не был столь любопытен, сколь Рататоск, все же и ему иногда хотелось хоть в чем-то обойти пронырливую белку и не менее пронырливых, а нынче отосланных по делам воронов. Если стать свидетелем какого-нибудь интересного происшествия, то подробности потом можно по крупицам выдавать друзьям, гордясь своей осведомленностью и приукрашивая детали. Особенно сейчас, когда главными героями очередного сражения стали ни кто иные, как первые удачные креатуры Одина, созданные задолго до самого Гуликамби: мелкие, уродливые, никому не нужные, забытые на много тысячелетий. Но не зря говорят, что тот, кто долго ждет, в конце концов, достигает невиданных вершин. Также и тараканы вдруг стали царю дороже всех.
Гуликамби неслышно перепорхнул на подоконник и осторожно заглянул внутрь через витражное окно. Всеотец собрал в большой плохо освещенной комнате всех посвященных в истинное положение дел. Нельзя было ожидать иного решения после того, как наследник растрезвонил о духах своим друзьям, а старый маг допустил до тела Алгира. Один не желал скандала и широкой огласки, поэтому пригласил всехзаинтересованных на просмотр невиданного зрелища, которое могло уничтожить не только Асгард, но и все миры Иггдрасиля. Погибнет один мир вселенной — перестанут существовать все остальные: только из-за этого маги Муспельхейма и Нифльхейма до сих пор не уничтожили друг друга во время бесконечной огненно-ледяной распри. Конца света боялись все, хотя и давно были к нему готовы. Тысячелетия назад его предсказала Вёльва, и именно Гуликамби когда-нибудь возвестит о его начале. Локи должен сыграть в нем не последнюю роль, но вовсе не уготованную ему сейчас.
Не ту, из-за которой Вольшгаг, Огун и Сиф явились к Всеотцу в полном боевом облачении с оружием наизготовку, готовые первыми защищать Асгард в случае появления захватчиков из иного измерения и мстить за смерть друга.
Тор немногим отличался от верных друзей: в тяжелом плаще и сияющих доспехах он перебрасывал молот из руки в руку, не то бахвалясь силой, не то беспокоясь за брата.
Целитель Алгир, оправдывая славу прекрасного лекаря, захватил с собой всевозможные иномирские медикаменты и асгардские настойки для оказания первой помощи возможным пострадавшим.
Эйр, напротив, не взяла с собой даже целительные камни. Она пришла в длинном льняном платье с несколькими брошами и связкой ключей на поясе. Мало кто знал, сколько всего интересного и опасного скрывали фибулы и потайные карманы. Эйр была непредсказуема и очень умна. Вобравшая в себя мудрость Етунхейма, где проходила обучение целительству, она лучше всех представляла себе, что за боги явятся в трехмерный мир и какая помощь понадобится после сражения. Не случайно ее одежды украшал сложный орнамент: по телу рассеченной надвое змеи вились руны в окружении лоз и листьев, растущих прямо из них — священная Етунхеймская символика.
Рядом с Эйр сидел Хагалар. Он единственный выглядел спокойно, он единственный не принес с собой никакого снаряжения, и он единственный был уверен, что ни оружие, ни магия, ни лекарства не понадобятся. Либо его план сработает и все разрешится благополучно, либо не сработает, и тогда Бездну навсегда отрежут от Асгарда, а что там натворят боги иного мира — неважно.
Один не был рад присутствию такого большого числа асов из разных слоев общества: отверженные сидели вместе с особами царской крови и с не меньшим трепетом наблюдали за подготовкой к таинству, позабыв о недоверии. Особенно чужеродно смотрелась Эйр, из-за внезапного появления Локи в Фенсалире услышавшая не предназначенные ей подробности. Один не удивился бы, узнав, что она догадалась о происхождении Локи.
Искоса поглядывая на невольных зрителей опасного спектакля, Всеотец не переставал настраивать изображение через тараканов. Это было непросто, ведь зрение насекомых сильно отличалось от зрения асов. Картинка получалась нечеткой, с немногочисленными оттенками серого. Первый таракан сидел на плече Фандрала, второй дежурил у выхода на листочке местного дерева, третий шевелил усами в отдалении на небольшом камушке. Изображения передавались со всех троих, давая полную картину происходящего с разных ракурсов. Однако заставить тараканов смотреть именно туда, куда угодно асам, было сложно и требовало от Одина полного сосредоточения.
Хагалар не обманул: избранный мир Бездны походил на Асгард почти как две капли воды, будто талантливое божественное начало побывало в Асгарде, восхитилось его красотой и решило воссоздать ее в Бездне из подручных веществ. В этом мире тоже были высокие горы, уходящие вершинами в туманы, пускай и сложенные из неизвестных горных пород. В этом мире долго лежал снег, а талая вода превращалась в беснующиеся реки, пересыхающие ближе к лету. В этом мире бурлили горячие источники и гейзеры. А главное — зияли черными пастями пещеры, точные копии асгардских. Пожалуй, единственным глобальным отличием была почва, точнее, ее наличие: этот мир не знал лавовых полей, на тысячи миль простирались леса из ольхи, березы и кедровника, где жили разнообразные дикие животные: огромные медведи и лоси, росомахи и сурки с сусликами. Дикие животные сновали неподалеку от пещеры, так что пришлось припугнуть их, чтобы они в коем случае не проникли на импровизированную сцену. Воспаленный мозг Локи должен был увериться, что перед ним Асгард, поэтому священное действо происходило в пещере, а не в лесу, вокруг которого поднимались до облаков горы с альпийскими лугами.
Пещеру, ставшую помостом для запланированной развязки, не пришлось даже маскировать: темная, мрачная, необитаемая — она прекрасно подходила на роль той пещеры, которую Один в свое время исследовал вместе с сыновьями. Правда, своды пещеры образовывал неизвестный желтовато-коричневый камень, но Локи, одурманенный зельем, не заметит такую мелочь. Наркотических средств и ядов у воинов-смертников много, а приказ применить их в случае, если у Локи возникнут хоть малейшие подозрения о том, что он не в Асгарде, был донесен до каждого. Выдержке и храбрости асгардских воинов стоило позавидовать: они не побоялись даже спуститься в Бездну, откуда никто никогда не возвращался живым, и куда якобы нельзя попасть иначе, чем упав с Радужного Моста. На деле существовал артефакт-телепорт — тот самый, что много столетий назад забрал с собой Хагалар. Но поскольку кто-то из воинов мог выжить и растрезвонить государственную тайну, переправляли всех в Бездну через одновременный прыжок в пустоту — никто не знал, что происходит после падения, поэтому и не заметил действия артефакта.
В подопытном мире Бездны было холодно, как и в Асгарде: стояла почти бесснежная зима, и в пещере было немногим теплее, чем снаружи. Снег еще не лег, но листья стремительно облетали, поэтому Один беспокоился за того таракана, что пристроился на старом пожелтевшем листочке, жалобно колыхавшемся от любого порыва ветра. Воины зябко кутались в меха, однако Локи раздели до пояса по настоянию Хагалара, чтобы его тело страдало сразу от трех напастей: яда, холода и потери крови. Четвертой напастью могла стать боль, но, посовещавшись, от нее решили отказаться. Это было проявление милосердия, за которое Хагалар с Одином себя уважали — они точно знали, что облегчили возможную смерть Локи, насколько это было в их силах. В возвращение полукровки в Асгард не верил ни один из них, а вот в счастливую жизнь в Бездне — вполне.
Напряжение в комнате и пещере достигло пика, и только тогда, когда воины были готовы разбудить свою жертву насильно, Локи пошевелился, приходя в себя. Отравленный наркотиками, полураздетый, слабо соображающий он представлял собой жалкое зрелище. Порезать руки кинжалами, опоить ядами — и все кончено. Пускай кинжалы не перережут жизненно-важные артерии, Локи все равно окажется на грани жизни и смерти, и неведомые силы не преминут воспользоваться лазейкой в трехмерный мир.
Гости Одина следили за действом очень внимательно. Воины в пещере тоже не спускали глаз с царевича, готовые в любую секунду принять неравный бой. Однако никто из посвященных не видел того, что видел Один. Того, из-за чего владыка Асгарда переживал гораздо больше прочих, хоть и не показывал вида. Он должен был предвидеть. Предостеречь. Остановить. Но он ничего не сделал. Он просто не ожидал, что она пойдет на такой риск ради…
— Начинается, — послышались возбужденные шепотки сразу с нескольких сторон: истекающий кровью, задыхающийся Локи выгнулся в путах, окутанный ярким сиянием, чей истинный цвет тараканы были неспособны передать. Из груди священной жертвы вырывались нити силы, отражались от стен и собирались во что-то плоское, полупрозрачное.
Асгардские воины подобрались, обнажили мечи и построились в боевые шеренги. Силы потустороннего мира постепенно пробуждались и готовились к нападению. Оправдались худшие подозрения Одина: Локи таки оказался проводником неведомых сил, связующим звеном между миром сущим и миром неизвестности. Переливающиеся полупрозрачные существа, соединенные нитями магии с телом полумертвого Локи, висели точно напротив воинов, готовых броситься в атаку. Их форма беспрестанно менялась, сохраняя общие очертания чего-то среднего между цилиндром и параллелограммом. Это были не столько живые существа в привычном понимании асов, сколько фигуры, беспрестанно меняющие свои облик. Никто не двигался с места, даже таракан застыл на плече Фандралла, выдавая на редкость четкую картинку. Напряжение нарастало. Никто не атаковал.
И вдруг от существ отделилась полупразрачная парообразная субстанция. Гонимая слабым ветерком, она двинулась в сторону асов. Казавшаяся легкой, она неожиданно сбила их с ног. Таракан свалился на пол — внутрипещерное изображение потухло.
— Фандралл! — воскликнула Сиф. Невольные зрители разыгравшейся трагедии повскакали со своих мест и прильнули ко второму изображению, демонстрирующему пещеру снаружи. От нее во все стороны расходились лучи слепящего света. Земля задрожала, начался камнепад. Один из лучей неведомой силы попал по ветке, на которой сидел второй таракан — еще одно изображение померкло. Теперь асы имели возможность наблюдать за пещерой только издалека: до третьего таракана свет так и не добрался, и даже локальное землетрясение почти не ощущалось на том камне, где он сидел. Зато вспышки чужеродной энергии заметили обитатели мира Бездны. К пещере спешили местные разумные существа, отличавшиеся от неразумных лишь тем, что животные убегали от подозрительного места, а гуманоиды стремились к нему. Даже начавшиеся дождь со снегом их не остановили. Однако попасть в пещеру не смог никто: особенно яркая вспышка окутала ее плотным непрозрачным коконом.
— Локи! — враз побледневший Хагалар тихо шептал какой-то заговор.
— Брат! — Тор крепко стиснул в руке молот. — Я иду на помощь! Надо вытащить его из пещеры.
Тор в сопровождении друзей бросился к порталу, открытому прямо в комнате, но уперся в мощный магический барьер.
— Отец, пусти! — царевич вскочил на ноги и в отчаянии направил молот на бесстрастного Всеотца. — Брату нужна помощь.
— Фандралла надо спасать! — добавил Вольштагг. — И других воинов!
— Нет, — рявкнул Один, но его рык ни на кого не подействовал. — Мы сидим здесь и ждем. Скорее я закрою портал и оставлю всех в Бездне навечно, чем вы туда пойдете, указав противнику, что до Асгарда рукой подать!
Хагалар едва заметно кивнул, соглашаясь с владыкой Асгарда. За это Один был ему очень благодарен: старый друг всегда понимал, когда надо забыть о распрях и играть на одной стороне. Пусть и вопреки воле сердца.
— Но Локи…
— Мы знали, на что шли, — припечатал Один. — Подождем.
— Очертания пещеры проступают, — подал голос флегматичный Алгир. — Смотрите.
— Но вход в пещеру все еще замурован, — добавила Эйр, с восторгом наблюдавшая за перепалкой воинов с Одином: давно она не встречала тех, кто готов ради друзей пойти против воли царя Асгарда. — Обитатели Бездны не попадут внутрь.
— Как бы они не затоптали второго таракана, — пробормотал Один: третий сидел столь далеко, что не было никакой возможности рассмотреть листочек со злосчастным насекомым.
— Отец, тебя в такой ситуации волнует какое-то насекомое? — рассвирепел Тор.
— Этот таракан старше тебя в пять раз, как минимум, имей к нему уважение! — прикрикнул Всеотец. Тор захлебнулся словами, остальные не нашлись с достойным ответом. Всеотцу всегда удавалось ошеломлять окружающих: вот уже мысли воинов занимают не Локи или Фандралл, а царь Асгарда, беспокоящийся о таракане. Слишком легко сбить с мысли асгардских воинов — хорошо, что враги об этом не догадываются. Глупый спор ненадолго отвлек всех от изображений, поэтому зрители не сразу заметили, что первая картинка проясняется.
— Таракан приходит в себя. Какое живучее насекомое, не зря у него такие большие ветвистые рога — приняли на себя удар сверхсилы. Надеюсь, не отвалились, — нарочито громко произнес Хагалар, обращая всеобщее внимание на расплывчатое изображение, принимавшее привычные очертания. Свод пещеры все еще освещали многочисленные факелы, по счастливой случайности не потухшие из-за камнепада и нападения неведомых сил. Вокруг таракана лежали асгардские воины и не подавали признаков жизни.
— Они дышат! — воскликнула зоркая Эйр. — Они точно дышат!
— Что с Локи? — в нетерпении крикнул Тор.
Один силой мысли развернул таракана в сторону приемного сына. Он все еще висел в цепях. Раны не кровоточили, хотя руки и были обагрены кровью. Кинжалы валялись на полу. Он висел, опустив голову, но все видели, как поднимается и опускается грудная клетка. Локи дышал. Тяжело, судорожно, но дышал.
Наступило напряженное молчание, еще более напряженное, чем во время нападения неведомых тварей. Семь пар глаз уставились на Одина, от чьего решения зависела судьба почти трех десятков воинов, запертых в пещере.
— Подождите меня здесь. Если через четверть часа я не вернусь, то перенесите всех в полевой лагерь, — произнес царь, хорошенько промариновав подданных. — Хагалар, обеспечь магическую защиту. Как изнутри, так и снаружи. Алгир, Эйр, окажите воинам помощь. Тор, ты с друзьями перенесешь всех в Асгард. И тараканов не забудьте. Не теряйте бдительности. Мы не знаем, что случилось и что с нашими воинами, — приказал Один и быстрым шагом покинул башню, отправившись туда, где надеялся получить ответы на все терзавшие его вопросы. С порталом разберется Хагалар, а лагерь подготовили заранее: далеко от хуторов, среди бурлящих гейзеров — там, где не бывает снега, где стоит омерзительный запах серы.
Всеотец ускорил шаг, завернул за очередной поворот и уперся в пустынный тупик, скрывавший вход в тайные проходы. Попав в них, Один перешел на бег. Абсолютная тьма не мешала ему ориентироваться в пространстве. Нельзя терять ни минуты, слишком многое поставлено на карту. Он обязан узнать, что произошло в пещере на самом деле и принять окончательное решение.
Рука нащупала панель, за которой скрывалась дверь в искомую комнату. Один распахнул ее пинком, так что она чуть не слетела с петель. Фригг сидела на кровати, опустив голову на руки. Бледная, измученная, перепачканная кровью Локи. Ее трясло от жуткого нервного перенапряжения.
Буквально пролетев разделяющее их пространство, Один заключил супругу в объятия. Крепкие, надежные, такие желанные до рождения Тора. И Фригг ответила ему, прижавшись всем телом. Свежей кровью Локи обагрились одежды Всеотца — даже в такой мелочи супруги стали едины. Холодное, дрожащее тело постепенно теплело. Всеотец отложил все вопросы, позволяя иллюзии единения поглотить их. Главное он уже узнал — ничего ужасного не случилось. Если бы было иначе, супруга рассказала бы сразу.
Такой она была на самом деле — дерзкой, непостоянной, идущей своим путем. Она не приняла план Хагалара, но даже не озвучила собственный, и Один до последнего только догадывался о ее замыслах. Хотя для воссоздания образа Уллы не требовалось приложить никаких особых усилий, Всеотец не верил, что Фригг сделает то, что побоялись сделать они с Хагаларом — останется с Локи до конца. И только настроив насекомых, он убедился в ее храбрости. Магии Фригг хватило с лихвой и на асгардских воинов, и на тараканов, только их хозяин почувствовал магию отвода глаз.
— Я очень устала, — едва слышно прошептала царица на ухо. — Но всё видела. Воины превосходно выполнили твой приказ. Локи под действием трав видел не меня. Он едва не умер от яда и потери крови. Когда появились боги, я переплела с ним наши жизненные силы. Дала немного смертельного холода, закрыла его собой. Боги оказалась слепы. Не знаю, на что они способны, но они приняли нас за одного полуаса — они так сказали на древнеетунхеймском. Очень удивились, что так мало воинов, они ожидали больше. А потом начали колдовать. Воины потеряли сознание, а жизненные силы Локи почти иссякли. Его смерть должна была ознаменовать их возвращение домой, но я успела вплести свои мертвенные силы в ауру Локи. Мы ошиблись, Всеотец. Все ошиблись. Етуны не приказывали богам уничтожить асов. Они приказали сделать собственную армию непобедимой. Боги исполнили давнийший приказ. Теперь у Асгарда более тридцати воинов с невероятными силами. Само переливание сил я не видела: воинов окутал голубой свет и началось землетрясение. Когда всё закончилось, духи вернулись в тело Локи, а оттуда — в свой мир. Я прикрывала его собой, они прошли сквозь меня. Будь на моем месте кто другой, он бы погиб. Я залечила Локи раны и дала противоядие. Он был жив, когда я оставила его.
Фригг замолчала, тяжело дыша и все еще дрожа всем телом: даже краткий пересказ дался ей с трудом. Контакт с потусторонними силами не уничтожил ее тело, не ранил физически, но задел чувственные струны ее души. Один боялся представить, что супруга чувствовала, когда через нее проходили боги.
— Ты спасла его. Ты спасла их обоих, — прошептал Всеотец успокаивающе. — И Локи, и Хагалара. Даже если не хотела.
— Мои планы ценила даже она, — горько выдохнула Фригг. — Но это было очень давно.
Один откинулся на подушки, увлекая царицу за собой. Они лежали вместе в объятиях друг друга, словно обычные муж и жена. Они победили! Нет. Она победила. Или все же «они»? Если бы Хагалар обо всем предупредил Локи заранее, было бы хуже. Или нет? Гадать бессмысленно, а победителей не судят. И пускай Один не предполагал, что Фригг пойдет на заклание, он был рад, что не ошибся в ней и что невидимость — навык, о котором почти никто не знал, — таки сыграла существенную роль в жизни асгардской семьи. Осталось придумать, что делать с новыми возможностями воинов. Но о них можно подумать и завтра. Пусть Тор, Эйр и прочие устраивают быт выживших: никто из них даже не понял, свидетелем чего стал. И это хорошо: мужчины никогда не простили бы себе, что на грандиозный подвиг отправилась женщина, а вовсе не они.
Комментарий к Глава 97 У этой главы нет и не будет разбора – пусть каждый понимает происходящее в меру своей фантазии.
====== Глава 98 ======
Ивар не мог налюбоваться малюсеньким кусочком Тессеракта, блестевшим у него в руке. Вот он — ключ к спасению, осколок светлого асгардско-етунхеймского будущего, ключ к ларцу вечных зим. Вперед! Нельзя ждать ни минуты.
Ученый нарочито медленно покинул дом овса. Шальная мысль убить Дагара была сразу же отброшена в сторону. Небольшая безболезненная инъекция погрузила его в сон почти на семь часов: достаточный срок, чтобы свершить предначертанное.
На улице шел мелкий дождь, отчаянно пародировавший снег. Он барабанил по шиферным крышам, стекал с земляных стен и маленьких слюдяных окон, оставлял посреди сугробов лужи разноцветных реактивов, блестевших радугой, несмотря на тучи. Зимняя половина года. Царство вечной ночи и в Асгарде, и в Етунхейме. Плохая погода роднила два высших мира Иггдрасиля.
Ивар вернулся в лабораториум, поставил в штатив пробы каскета и обернул штатив тканью. Сейчас он попадет в целительную крепость етунов, к Менглед — старая знакомая, еще со времен работы логистом. Она почувствует в нем божественный дух. Тайна каскета откроется перед ним — другом прекрасных царевен, посланником Ётунхеймских богов.
Предвкушая скорый триумф, Ивар сжал в руке осколок Тессеракта и представил Етунхейм во всей красе. Он не сомневался, что стоит лишь захотеть, подумать о нужном месте и отпустить сознание, как Тессеракт перенесет его сквозь пространство. Мертвые пустыни, бескрайние равнины, снег, искрящийся под неверным светом Луны — таков настоящий Етунхейм, судя по многочисленным картинкам и голограммам. И только следы больших хищных тварей нарушают снежную идиллию, да шумит вдалеке вечно зеленый Железный Лес. Етунхейм, как же он прекрасен!
Размышления Ивара прервал резкий порыв ветра, норовящий сбить с ног и вырвать из рук пробирки. Ученый проморгался, будто пробуждаясь от долгого сна. Он перенесся в Етунхейм, но даже сам не заметил, как именно это произошло. Только вот оказался вовсе не в целительном чертоге Менглед, где бывал всего лишь однажды и смутно помнил, как огненная мощь исцеляла немощные израненные тела. Естественник стоял посреди той самой заснеженной пустыни, которую представлял себе минутой ранее. Вдалеке шелестел Железный лес, а вокруг велись цепочки следов, оставленные зверьми, не впадающими в спячку. Большая часть следов вела в тот самый Железный Лес — место обитания почти всех живых тварей округи.
Ивар поплотнее закутался в шубу. Етунхеймские зимы гораздо морознее асгардских, но раньше ученый этого не замечал, поскольку в зимнюю половину переносился только в помещение, в покои царевен. Божественный посланник понятия не имел, где находится, где столица и где чертог Менглед, поскольку умудрился не взять с собой ни карты, ни компаса. Стояла темная полярная ночь, далекие звезды закрывали рваные тучи, и различить в неверном свете нельзя было ничего, кроме темного пятна Железного Леса.
Сложно представить более жалкое положение, однако решимость Ивара не оставила. Наоборот: его сердце учащенно забилось, согревая озябшие конечности. Он исполнит свое предназначение. Найдет етунов, узнает правду о каскете. Надо только двигаться вперед. Интуиция повела его по следам диких тварей. Он несколько раз пытался воспользоваться Тессерактом и перенестись поближе к столице, но безрезультатно. Во всех подробностях Ивар представлял себе только дворец и покои царевен, а туда внутреннее чутье телепортироваться не велело. Нет смысла встречаться с царевнами. Не они ему нужны, а Менглед. У нее хранится меч Суртра, она знает историю создания каскета. Должна знать. Ее чертог вон там, неподалеку, за холмами… Если бы еще ноги не увязали в снегу и если бы простым передвижением можно было согреть коченеющие руки.
Ивар брел по едва заметной тропинке и видел перед собой каскет, горящий боевым светом. Тот каскет, который много горя принес не только асам, но и всем прочим мирам. Тот каскет, который воплощал могущество Етунхейма. Живой дух, заключенный в ларец. Низший демон, преданно служащий царю Ледяных Гигантов….
Вдруг Ивар услышал глухое рычание прямо у себя над головой. Он с трудом приподнялся на локтях. Оказывается, он давно уже лежал в снегу, на него падали свежие хлопья снега, а прямо над ним склонилась огромная тварь с большими зубами и крайней недружелюбными намерениями. Ивар даже испугаться не успел из-за холода и усталости. Он не чувствовал ни ног, ни рук и только вяло наблюдал, как животное издало пронзительный резкий звук, словно клинком рассекший тишину ночи. Ему ответили. Сразу с нескольких сторон прибежали такие же твари разных размеров и расцветок — члены огромной стаи, собравшейся на зиму. Ивар не помнил названия давно вымерших в других мирах животных, но отчетливо помнил, что они летом живут парами, а зимой — стаей. И пока он с трудом вспоминал бессмысленные подробности, вожак сомкнул мощные челюсти на его плече. Зубы с легкостью прокусили толстую шубу и еще несколько слоев одежды. Несмотря на мороз, Ивар почувствовал боль и вышел из оцепенения. Бежать, пока не поздно! Панические мысли об Асгарде едва не стоили ему жизни — он не сразу отчетливо представил площадь поселения. Синий свет артефакта испугал тварей, но не вожака стаи, вцепившегося в добычу мертвой хваткой.
В Асгард они перенеслись вдвоем.
Ивар слишком замерз, чтобы сопротивляться, поэтому только отстранено наблюдал за переполохом, поднявшимся на главной площади, когда он появился из ниоткуда вместе с мохнатым страшным зверем. Хищник такого поворота не ожидал. Он бросил несостоявшуюся жертву и заметался по площади, норовя раздавить всех, кто попадался ему под ноги. Маги с обездвиживающими заклинаниями подоспели вовремя: самые незадачливые обитатели поселения отделались испугом и ушибами.
Благодаря силе богов Ивар почувствовал, что заклинание усыпления летит не только в хищника, но и в него. Однако оно не сработало — но скорее всего вмешались высшие етунхеймские силы. Они защитили своего протеже и вынудили притвориться спящим. Ивар не видел, но слышал, как пал огромный зверь, сраженный сонным заклятием. Он почувствовал, как его самого взяли на руки и понесли в целительное отделение. Он слышал, как переговариваются спасители, чувствовал, как из его руки забрали осколок Тессеракта. По-настоящему плохо ему стало лишь тогда, когда его внесли в теплое помещение.
— Он очнулся, — послышался обеспокоенный голос одного из спасителей. — Вколите снотворное, скорее.
Больше Ивар ничего не слышал и не чувствовал.
Внеочередной тинг провели через несколько минут после пленения етунхеймской животины и усыпления Ивара. Мастеру естественной науки, словно в насмешку носящему то же имя, что и преступник, пришлось держать ответ перед всеми. Как будто он мог как-то воздействовать на своего подопечного или помешать ему! С тех пор, как Локи исчез, Ивар стал сам не свой, и вот результат: украл осколок, отравил одного из логистов, сам едва не погиб. Он представлял собой огромную недооцененную опасность для поселения. Мастера судили, рядили и ругались долго и бессмысленно, причем вовсе не об Иваре, а об иноземной твари, которую не меньше половины мастеров предлагала съесть. Вторая половина закономерно возражала, что одной тушки на всех не хватит, а мясо етунхеймских животных — настоящий деликатес, которым ни с кем не хочется делиться. Сошлись на возвращении незваного гостя в Етунхейм, потому что разбираться с ним недосуг, а устраивать новый повод для скандала или драки нельзя. К сожалению, сослать Ивара в Етунхейм, вслед за его несостоявшимся убийцей, было невозможно.
— Я буду категоричен, — заявил новый мастер магии, заместитель пропавшего Хагалара. — Убить его. Я имею в виду — не лечить. Ивара покусали, у него сильное обморожение. Пусть умрет. Он слишком опасен.
— Ты не забыл, что у нас нельзя казнить? — вмешался мастер медицины.
— Я всё помню, — кивнул маг. — Никто ни о чем и не узнает. Мы не казним. Он умрет как бы закономерно.
— Я скажу вам так, — подал голос мастер логистики, — солнышки мои, это самое здравое решение. Из всех возможных. Мы бы все так поступили. Но Ивар — приятель царевича. А царевич ужасно огорчится, если с его приятелем что-то случится.
Воцарилось неловкое молчание, потому что возразить старику никто не решился. Об импульсивности Локи не стоило забывать: он столько всего успел натворить, что никто не поручится за его реакцию на смерть друга.
— Я принял решение, — подал голос мастер естественников. — Поддержите меня. Пусть царевич вершит судьбу своего друга. Я сниму с себя ответственность за его жизнь. Локи скоро вернется, так пусть выслушает нас и примет решение.
— Если уж настолько медлить, — мастер магии явно был недоволен, но вынужденно согласился, — то я настаиваю, нет, требую, чтобы Ивар все это время спал или был в коме. Я лично готов его в нее ввести. Безопасность моих подопечных и всего поселения для меня, — он сделал ударение на последнем слове, — не пустой звук. Раз я забочусь о магах, то я не допущу, чтобы хоть один из них пострадал. Так что я требую, чтобы Ивара отгородили от всех. И чтобы за ним следили. Мне не нужно ваше содействие, я сам все организую. Только дайте мне согласие и не мешайте.
— Какой прыткий мальчик, — похлопал в ладоши мастер логистики. — Приятно смотреть на тебя. Душа радуется. Горячая кровь, да, кровь горячая. Попробуй сделать, как хочешь. И привлекай моих ребят, коли потребуется. Пусть оказывают поддержку. Всестороннюю.
Мастер естественников не был доволен решением выскочки-мага. «Юным» его мог назвать только такой старик, как мастер логистики. На деле «юнцу» было около трех тысяч зим, но к лидерству среди магов он стремился очень давно, был одним из трех самых способных учеников Хагалара, блестящим боевым магом, который долгое время наблюдал за своим мастером и старался научиться у него науке управления. И вот он дорвался до желаемой власти. Ненадолго, правда, ведь Хагалар скоро вернется. Но если тот задержится во дворце еще на месяц, то не факт, что тинг проголосует за него и вернет на пост. Многое зависит от мнения подопечных магов, а также от заслуг заместителя. Ему заварушка с Иваром на руку — если он действительно обезвредит полубезумного естественника, то его удача и авторитет возрастут в глазах поселенцев, особенно среди тех, кто видел хищного незваного гостя.
— Я даже возьму на себя еще одну непростую задачу, — заявил маг, как только получил всеобщее одобрение. — Я лично скажу обо всем брату Ивара.
А вот этот смелый поступок был действительно достоин восхищения, учитывая, чем в последнее время занимался Раиду в компании нескольких магов и естественников. Мастер естественных наук был уверен, что многодневные пытки никого не оставят равнодушным, даже если они замаскированы под научные исследования, благословленные самим Локи.
Фену беспрестанно обхаживала новоявленного тайного лидера поселения — Ингвара, который бредил новой мало понятной идеей — поднятием ядерных боеголовок со дна мидгардских морей и океанов. Оказывается, в мире людей затонуло много суденышек с мощными бомбами на борту. Причем с бомбами, не выведенными из строя. Если их привезти в Асгард и починить с помощью пленных людей, то перспективы открывались ошеломляющие.
— Можно не уничтожать человечество! — заявлял безмерно довольный собой Ингвар. — У нас будет, чем ответить на внезапную агрессию. Если что, мы сами сбросим парочку бомбиц, как только приведем их в порядок. Это же самая гениальная моя идея! Осталось только осуществить.
Фену слушала в пол-уха и многозначительно кивала. Теперь, когда Локи уехал, а от нее ждали великих свершений, она выторговала себе право доставить несколько пленников в Асгард. Охота ей понравилась, разделка туш — еще больше. Она помогала Раиду в изучении предела человеческих возможностей. Вместе с ним вскрывала людей, наблюдала за работой еще живых внутренних органов. Сколько времени человек проживет с раскуроченной грудной клеткой? Оказалось, недолго: мидгардцы быстро умирали от болевого шока и кровопотери. Мучительные смерти будоражили Фену, ей хотелось новых ощущений, и неважно, с трупами или на трупах, с Раиду или без него. Тем более что неугомонный естественник сильно изменился за последнее время. Если раньше он постоянно ругался и вспыхивал от одного неловкого слова, то теперь все больше молчал, лишь отдавая редкие приказы помощникам, коих стараниями Фену, становилось все меньше. Черная Вдова все лучше разбиралась в человеческой анатомии, и только ее присутствие несильно раздражало бывшего гения. Соблазнить безучастного к собственной судьбе Раиду не составило бы никакого труда, но простых жертв Фену не жаловало. Лишившись бога, естественник принялся мстить тем, кто, по его искаженной логике, способствовал немилости этого самого бога — людям. Был ли практический смысл в его исследованиях — Фену не знала. По крайней мере, к разработке вируса он не имел никакого отношения, но Раиду получал устойчивые результаты, работал не только с телом, но и с психикой людей, изучал сигналы мозга и нервные импульсы. Он подавал мастерам столько сведений, что ни у кого не поднималась рука запретить ему измываться над людьми. Фену только это и надо было. Она — не единственный маньяк поселения, но собратья ей и в подметки не годились, зато Раиду все ближе подходил к безумию. Фену хорошо помнила обстоятельства, которые когда-то изменили ее до неузнаваемости. А еще она хорошо помнила, какой была до того, как любовь и кровь стали для нее единым целым. Раиду очень походил на нее того времени. Когда она была на грани, ей никто не помог, потому что никто не знал о ее душевных терзаниях. Раиду тоже неоткуда было ждать помощи, потому что его отчеты были идеальными, а его психическое здоровье никого не волновало. Фену воздействовала на людей магически, Раиду — механически, и в результате наравне с действительно важными открытиями у людей вскипала кровь или эритроциты и тромбоциты менялись функциями.
В поселении никогда не приветствовались пытки, но и запрещены они не были. К тому же волшебные слова «ради Локи» открывали любые двери и сметали все моральные и этические принципы.
Черная Вдова насторожилась только тогда, когда новый мастер сообщил Раиду об Иваре, который нарушил законы поселения, хотел перейти на сторону врага, чуть не погиб и теперь введен в искусственную кому. Раиду невнятно пробормотал одно-единственное слово «хорошо» и вернулся к полурасчлененному еще живому человеку. Довольный мастер удалился, старательно не замечая страдающего африканца, а вот Фену не спешила занять место подле него. Неужели это тот самый Раиду, который, по слухам, ради своего недобрата обрек себя на смерть, ушел вместе с ним из клана, разделив участь изгнания? Тот, кто чуть не погиб, защищая брата? Кого принесли в поселение чуть живого и с трудом выходили? Столько сил и все впустую.
Фену вышла на улицу. Тусклое солнце освещало преобразившуюся деревню. Мощеные улицы, шиферные крыши, мидгардская техника. В теплицах подрастают елочки и дубы — будущие асгардские леса. Тонны плодородной почвы ждут летней половины года, чтобы покрыть вскрытые лавовые поля. Из общих учебных классов доносится веселый смех. Окрестные крестьяне во всем помогают бывшим злейшим врагам. Народ славит Локи, накормившего голодных. Второй дом отопления прекрасно себя показывает. Перегонка нефти осуществляется вне поселения, не заполняя летучими фракциями и без того отравленный воздух. Из жидких фракций создано множество полезных веществ. Работают динамо-машины. Благодаря китайцу почти доработан проект по электричеству. Финн обучает рабочих, которые скоро отправятся в Мидгард для освоения технических ремесел.
И это лишь краткий список свершений Локи. Перечислить все, привезенное из Мидгарда, начиная от таблеток и заканчивая компьютерами с холодильниками, просто невозможно. Юный царевич начал переворачивать уклад Асгарда. Нельзя допустить, чтобы его идеи пропали втуне. Фену вспомнила о заданиях, которые ей предстояло выполнить. Убить наследника. Соблазнить человека. Она прежде не задумывалась о том, какая ответственная миссия ложится на ее хрупкие плечи. Как только Локи останется единственным наследником, так сразу все его промышленные свершения обретут законченность и смысл. Один не вечен. Даже если он всё запретит, то пройдет немного времени, Локи станет полноправным правителем и свершится предначертанное.
А если Тор останется наследником, то случится то, что предсказывал Дагар — люди рано или поздно создадут Радужный Мост и завоюют Асгард. Старший царевич по слухам не просто нейтрален к людям, он любит их, он водит с ними дружбу. С возможными противниками, владеющими невероятными технологиями.
Нежась под лучами тусклого солнца, Фену впервые четко осознала, насколько великие дела предстоят отверженным, и ей в том числе, на пороге чего они все стоят. И сейчас самое главное — сохранить веру поселенцев в Локи. Нельзя допустить, чтобы идеи царевича пошли прахом из-за того, что от его софелаговцев отвернулась удача. Ведь удача сына Одина обязана распространяться на ближайшее окружение. Если ученым покажется, что он не в состоянии даровать удачу своим соратникам, то от него если не отвернутся, то будут менее охотно поддерживать. Нет! Его слуги, его так называемые «друзья» обязаны быть счастливы. Надо немедленно привести в чувства Раиду: пусть спасает своего недобрата или кем он там ему является. Уж кто-кто, а Черная Вдова умеет приводить в чувства мужчин! Она с превеликим удовольствием продемонстрирует всем сомневающимся свои умения и способности.
Окунувшись с головой в вымышленное сладострастие, Фену решительно пересекла порог дома, где на разделочном столе корчилась жертва, терзаемая током. Бесстрастное лицо Раиду только на первый взгляд казалось таковым. Проницательный ас, к коим Фену, без сомнения, принадлежала, сразу заметил маниакальный блеск в глазах и подрагивающие кончики губ, грозившие превратиться в настоящую блаженную улыбку.
Фену не была боевым магом, она была всего лишь бытовым, но даже ее небольших умений хватило для претворения плана в жизнь.
Мановением руки она захлопнула дверь и заперла на магический замок. Звукоизоляция на доме и так стояла, чтобы человеческие крики не мешали работать прочим ученым. Раиду ничего не заметил, он считывал показания каких-то счетчиков, поэтому стал легкой добычей. Фену не составило никакого труда опутать его рыболовной сетью, появившейся из ниоткуда. Главное — не перестараться и не убить по оплошности. Черная Вдова оскалилась, позволяя своей темной сущности перехватить контроль над сознанием. Даже если Раиду скончается у нее на руках, Локи будет не при чем…
…Полчаса спустя Фену с трудом восстановила дыхание. Она таки не убила Раиду, хотя очень хотелось: вместо проклятий и попыток сопротивления он молчал и лишь иногда шептал имя любимого бога, причем так жалобно, словно просил прощения. Никогда в жизни он не был уличен в мазохизме, к тому же Фену не любила причинять боль мазохистам. С досады она даже убила человека, который, мучаясь от боли, вынужден был наблюдать еще и за разборками своих палачей. Комната окрасилась человеческой и асгардской кровью. Фену пришлось использовать целительные камни, хотя Раиду не просил о помощи. Ни ласки, ни слабая боль, ни сильная не возымели никакого эффекта. Фену даже показалось, что софелаговец рвался к муке, разве что не думал получить ее из женских рук. Он жаждал кары бога и вряд ли кто-то, кроме Локи, мог повлиять на него. Теперь перед Фену стояла более сложная, но не менее соблазнительная задача: заставить царевича хотя бы выгравировать тимьян не плече своего обожателя.
— Ну что, твой брат тебя так и не интересует? Тот брат, который в коме и скончается в муках в любой момент, — спросила Фену, уперев руки в боки. Она была зла — впервые за долгое время дорваться до крови аса и получить только удовольствие, не добившись поставленной цели!
Раиду неопределенно пожал плечами, никак не выражая своего отношения ни к Ивару, ни к Фену. Черная Вдова раздраженно отперла дверь, которую могла бы и не запирать — Раиду сбегать или звать на помощь не пытался. Она ушла красиво, всем своим видом демонстрируя оскорбленную невинность. Если даже ее соблазнительные формы и умения не помогли, то пусть Локи сам разбирается со своим почитателем. Вот уж кто действительно обожает причинять боль и страдания — Фену успела прочувствовать силу царевича на себе после игры в птицу в прошлом году. А если у Локи закрадется хотя бы одно малюсенькое подозрение насчет природы любви своего почитателя, то ученому несдобровать. Это Черная Вдова была уверена в чистых намерениях Раиду, но она — женщина опытная и разбирается в таких делах, а Локи не знал в жизни ни единой женщины — что он понимает в оттенках любви? Любовь Раиду была болезненной, дикой, страстной, но вовсе не похабной — уж что-что, а похоть Черная Вдова чувствовала аж на другом конце поселения. Раньше она была уверена, что испытывать такие сильные невинные чувства просто невозможно, и определяла по запаху, что, даже когда асы разглагольствовали о любви утонченной, восторженно-книжной, все равно за ней скрывалось пускай и потаенное, но все же желание обладать объектом страсти. С Раиду всё было иначе. Попади Локи к нему в плен, он бы не тронул сына Одина, а поставил бы на постамент и вылепил из него статую, навечно запечатлевшую образ смертного бога. Фену восхищалась этой странной любовью и одновременно с тем презирала. Поверить только — зрелый мужчина, ученый, гений пресмыкается не перед властью, не перед богатством или возможными выгодными перспективами, даже не перед красотой, а перед идеалом, который выдумал, в который поверил и который разве что в поэмах не воспел. Тьфу, гадость!
Если до истязания Фену была воодушевлена идеями Локи, то теперь ей мнилось, что царевич тянет всех к Бездне и скоро ухнет туда вместе со своими обожателями и безумными начинаниями. Разрозненные действия поселенцев: попытки посадить дубы и елки, воровство земли, обучение новеньких группами — все это не то, все это ни к чему не приведет. Нельзя ломать вековые традиции. Нельзя перейти от лопаты к машине, минув плуг.
Проходя мимо перешептывавшейся группки логистов, Фену замедлила шаг. Вещал Ингвар про очередное безумство — переправление атомной подлодки. Этого не хватало — еще рванет в Асгарде! Лучше бы он свою энергию направил на мидгардских инженеров, ведь китаец так до конца и не разобрался в запутанных документах по второму дому отопления. Не то тянул время, не то действительно не понимал, что там асы наворотили. Фену с удовольствием понаблюдала бы за вторым взрывом, но только в присутствии Локи.
Повинуясь сентиментальному порыву, она зашла к Ивару. Тот лежал на лавке: мертвенно-бледный, с перевязанной рукой. Рядом неотлучно сидели целитель и боевой маг — одна из учениц Хагалара. С боевыми магичками Фену предпочитала не сталкиваться. Послонявшись еще немного без дела, она заглянула на урок, где финн трепался о чем-то более-менее понятном, а крестьяне и рабочие с трудом выводили угловатые руны. Сплошная скука. Фену вынуждено вернулась к себе и залпом выпила украденную из столовой прокисшую мерзкую сиру. Скисшая молочная сыворотка моментально прочистила мозги и заставила взглянуть на Локи с неожиданной стороны. Блистательный царевич, вернувшийся из Бездны живым, самый удачливый ас в Асгарде — так о нем говорили, но свою удачу он купил ценой неудачи всех, кто его окружал:
Хагалар уехал из поселения и скоро потеряет пост мастера магии.
Раиду превращается в опасного маньяка.
Ивар предал Асгард и едване погиб.
Беркана исчезла.
Только Лагур никак не пострадал от кипучей деятельности царевича.
Все ближайшее окружение сына бога растоптано, уничтожено морально или физически. Зато прекрасный царевич творит, что хочет, где хочет и с кем хочет. Не за счет ли кражи удачи своих «друзей» он до сих пор жив? Фену прежде не волновали ни Беркана, ни Ивар, но совершенно точно у них никогда не было серьезных проблем, а стоило появиться царевичу, как эти самые проблемы стали преследовать царский фелаг. Особенно Беркану. Ее брильянты! Фену метнулась к шкатулке, где хранила общие драгоценности, которые считала своими. Прекрасные камни стоили целое состояние. Подаренные рукой царевича. Благословленные, как она считала; проклятые, как оказалось на деле. Стоило ей возжелать колье, как Локи вырезал на ее коже цветок. Это случилось весной. Осенью Беркана ни с того, ни с сего подарила свои цацки, а в морозном месяце Локи снова отверг ухаживания и ударил по голове настолько сильно, что Фену лишилась чувств. Уж кого-кого, а ее точно преследуют неудачи с тех пор, как в поселении появился Локи. Пожалуй, стоит всё же зачать ребенка от старшего царевича, прежде чем умертвить его.
Когда Локи пришел в себя, то почувствовал чужое присутствие. Появилось настойчивое желание убить вездесущего Хагалара, которое быстро уступило место благоразумию. Рядом сидела женщина, Локи мог определить это с закрытыми глазами. Причем не мать. И почему вообще он вспомнил о Хагаларе? Почему он должен сидеть рядом? И где он находится? Додумать все эти мысли не получилось — Локи провалился в спасительную темноту.
В следующий раз сознание вернулось внезапно все от того же ощущения присутствия. Все той же женщины, которую Локи не мог сходу опознать. Глаза не открывались, да ему и не особенно хотелось их открывать. Подсознание твердило об опасности, полный упадок сил свидетельствовал о чем-то ужасающем, что приключилось недавно. Всплыл образ Халка, уродующего и тело бога, и пол в башне Железного Человека. В голове крутилось множество рун, но почему именно они? Новое забытье не заставило себя ждать.
В этот раз его преследовал кошмарный сон, бывший реальностью. Прошлое, которое показал отец в хранилище оружия. Локи будто своими собственными глазами видел изуродованное одноглазое лицо отца, которое сперва внушало дикий ужас своей несуразностью, а потом пробудило интерес. От чужого прикосновения стало тепло, потом ужасно холодно. Или наоборот. Лицо отца сменилось другим: мрачным, с неразборчивыми чертами. Потом болью, женским лицом и ощущением теплой воды вокруг. И капель чего-то горячего на лбу и лице.
Из яркого, неправдоподобно совершенного сна сознание вновь перенеслось в реальность. Запах дыма, натопленная комната, тяжесть шкур. И опять сигналы об опасности. Рядом никого нет, можно открыть глаза и осмотреться, но Локи знал, что открывать глаза нельзя, нельзя показать, что он жив, что он в сознании. Не то враги вернутся. Возможно, те самые рунические враги.
И новое видение: плен у читаури, вручение жезла, который засветился в его руках, признавая за своего. Жезл, который остался у людей. Только что он сам делал у людей?
И вновь реальность, и вновь сны мешаются с воспоминаниями и ощущениями реальности. Опять жарко. Хочется вылезти из-под шкур, но нельзя дать понять надсмотрщикам, что он очнулся. Нельзя…
— Что мы теперь будем делать? — задала Фригг вопрос, который боялись озвучить Один, Эйр и Хагалар.
Старшая целительница несколько дней сидела подле царевича, но в ее дежурстве не было никакого толка — Локи полностью не пробуждался, а во время кратких вспышек активности происходило что-то настолько странное, что целительные нити, выводящие голограммой ауру во всех подробностях, переплетались в тугие узлы и не давали увидеть истины. В конце концов, Эйр сдалась и признала, что распутать их не в состоянии, как и понять, что происходит с царевичем. Пришлось Одину вновь применять свои тайные умения. Он проник в чужую голову, мысленно приготовившись к очередному путешествию в самые недра, но сознание Локи оказалось так сильно перепутано, что Один побоялся лезть в центр паутины. Боги Етунхейма все же были сущностями нематериальными, поэтому, проходя сквозь Локи из одного мира в другой, не затронули его тела, зато извратили душу, так что восстановить ее обычными путями не получалось. Примерно это Один объяснил своим, упомянув про осколочное сознание и сбивчивые воспоминания.
— То есть, мой дорогой Один, я правильно понимаю, что мы получили безумца? — невесело усмехнулся Хагалар.
— Время покажет, — обтекаемо ответил Всеотец. — Но без должной поддержки Локи в любой момент сойдет с ума, поскольку не сможет восстановить хронологию своей жизни. Его воспоминания переплелись в плотный клубок, и распутать их нет никакой возможности.
Хагалар только языком цокал, но молчал, поскольку никогда прежде не сталкивался ни с чем подобным. Все надеялись, что проблема сама как-нибудь решится и сознание восстановится, но проходили дни, а ситуация в лучшую сторону не менялась. Уже проснулись воины и под руководством лучших командиров и боевых магов осваивали свои новые силы. Успех Фандралла вызвал жгучую зависть у его друзей, так что союз чуть не распался.
Жизнь постепенно входила в обычную колею. Тор вернулся к гостям и государственным делам, Асгард получил новых воинов. Всем было хорошо, и только Локи в очередной раз стал источником проблем, которые нельзя было разрешить убийством — никто не знал, что случится после смерти портала, хотя Один и был уверен, что священная жертва больше не связана с потусторонними силами. Фригг придерживалась того же мнения, но пока что возражала против убийства, кажется, искренне не понимая, что Всеотец и сам не желает убивать того, на кого потратил столько ресурсов, а теперь еще и нервов. К тому же была еще одна мелочь, которую царица не брала в расчет. За десять столетий Один искренне привязался к приемному сыну, который сильно напоминал ему себя в молодости. Глядя на подрастающую Священную Жертву, Один только диву давался, насколько не родной ребенок способен перенимать повадки своего воспитателя. Не будь его магия етунской, Один сам бы обучил его, как когда-то Хагалара, но нежелание травмировать впечатлительное дитя правдой о происхождении победило и вылилось в настоящую трагедию накануне коронации Тора. Супруга предупреждала о чем-то подобном, но он не послушал.
- Так что мы будем делать? — негромко повторила Фригг, не получив ответа. — Ждать? Или действовать?
— Я слышал, что у каждого аса в сознании есть свой дворец памяти, — начал было Хагалар, но Один только головой покачал — столько глупых слухов ходило про сознание, которое никто изнутри не видел.
— Если ничего нельзя поделать с сознанием, — подала голос Эйр, — то расскажите его высочеству о событиях его жизни. Восстановите правильную последовательность.
— Восстановить события каждого дня десяти столетий, милая моя? — невесело перебил Хагалара. — Или каждого второго всего лишь? К тому же, гарантирую, строптивый детеныш нам не поверит.
— Я могу попробовать поколдовать над ним, — нерешительно произнес Один. — Но я не уверен в успехе. Я попробую провести сейд и узнать будущее Локи, но, возможно, Фригг, у тебя это получится лучше.
— Получится, — кивнула царица. — Но я не смогу рассказать вам об увиденном, так что пускай это будет твоя судьба. Всеотец, ты можешь накрыть Локи целительным куполом сна Одина? Быть может, это поможет.
— А лучше еще одновременно с этим попробуй что-нибудь распутать, — хмыкнул Хагалар. — Сам вырастил дитя, сам и разбирайся с ним и его проблемами. А наше дело маленькое — подчиняться приказам великого царя. Но если вы все же решите послушать меня, то я предложу в первую очередь разобраться, какая из четырех душ Локи повреждена. Какая из них связана с памятью? В онд я не верю, слишком уж разнесены дыхание и память. Фюльгья не подходит по понятным причинам, охранять-то тело не от кого… Если только он ее не увидел в одурманенном бреду. Хотя если увидел, то мы можем не копошиться — он все равно умрет, зато, учитывая наши последние договоренности с Хель, поговорить с фюльгией в Хельхейме мы можем в любой момент, так что не стоит печалиться о смерти ребеночка. Вот хама способна покидать тело — это лучший кандидат. Давайте выбьем ее из тела Локи, пусть она исправит его память — ей же не впервой. С хуг я бы лично не связывался — все же связь с общемировым духом опасна. Если возражений нет, то, Эйр, прости, но дальнейшее тебя не касается, оставь нас. Спасибо. Так вот, дорогой мой маг мозга — призови к нам душу Локи — договоримся с ней. А если не можешь, так ведь шаманов у нас достаточно, пусть они разбираются. А услышат что-нибудь неподобающее, так поработаешь с их мозгами и памятью или просто по старинке убьешь. Чувствую себя каким-то чудовищем после беседы со смертной девочкой — как-то даже убийство предлагать не хочется. Но надо. Не зря же именно мне ты поручил свою головную боль, великий Всеотец. Спасти ее — моя прямая обязанность, как и убить, если не будет другого выхода. Только вот я точно найду выход, не будь я величайшим боевым магом!
Бахвальство и показная веселость Хагалара были неуместны, но Фригг не стала спорить, ведь он сейчас, как и много столетий назад, ничего не знал. Даже о том, что, несмотря на все предосторожности, войска во главе с Гринольвом пребывали в полной боевой готовности до последнего часа — никто не верил, что силы тьмы отступили, подарив асгардским воинам всесилие. И даже сейчас, когда провели все возможные исследования и вызвали ученых из поселения — всё равно тревога не оставляла правящую чету, а за новыми воинами круглосуточно следили вороны, позабыв про свои непосредственные обязанности. Локи был серьезной проблемой, но не единственной, и если бы его смерть не несла опасности для Асгарда, то стала бы самым лучшим и простым выходом из создавшегося положения.
Исчезновение правящей верхушки Асгарда и появление постоянного сопровождающего сначала донельзя удивило Беннера, а потом напугало. В первое время казалось, что асгардский двор не занимается ничем серьезным, но раз в одночасье исчезла вся королевская фамилия и их приближенные, а войска привели в боевую готовность, значит, что-то затевается, причем серьезное. Войска мира богов и мертвых поразили Беннера нелепостью. Они состояли по большей части из пехотинцев, не умеющих сражаться верхом на лошади, а прикрывали их лучники на… летающих боевых лодках! Подобные технологии перечеркивали смысл пехотинцев с мечами, топорами и рогатинами. И только познакомившись с лодками поближе, Брюс понял, что они выполняют декоративную функцию, а не боевую.
Всё началось с того, что он пошел смотреть на разделку очередной крупной морской твари, якобы выбросившейся на берег. Мастерство божественной разделки по изяществу и технике исполнения было сродни искусству, так что Беннер получал эстетическое удовольствие от суеты вокруг очередного моржа или кита. И какого же было его удивление, когда в огромной серой туше он узнал морскую корову! Ту самую, истребленную людьми на Земле. Беннер глазам своим не поверил, решил, что ошибся, но все же перепутать такое крупное и заметное животное с кем-то другим было невозможно: толстое вальковатое тело с грубой кожей, маленькая голова, двигавшаяся как в стороны, так и вверх-вниз, короткие закруглённые ласты, широкая горизонтальная хвостовая лопасть с выемкой. Он расспросил моряков, подозрительно хорошо владевших английским, и узнал, что морская корова — далеко не единственное животное Асгарда, сходное с вымершими земными тварями. Гостя препроводили в коллекционный зал, который мог бы служить музеем, если бы за вход требовали плату. Там стояли скелеты и чучела животных, обитающих или обитавших в Асгарде: бескрылая гагарка, тур, шерстистый носорог, мамонт, странствующий голубь, орнимегалоникс, большерогий олень. Причем последний вымер всего около тридцати тысяч лет назад — ничтожный срок для асов.
Брюс и раньше замечал, что в Асгарде обитали те же рыбы, что и в Мидгарде — по крайней мере, треска, пикша, лосось и форель. Птицы Асгарда тоже походили на земных. Сравнить многообразие насекомых из-за холодной зимы он не мог, а книги с движущимися картинками повествовали о бешеном количестве птиц и лишь о нескольких млекопитающих, игнорируя насекомых. Зато в других мирах вроде Муспельхейльма или Нифльхейма зверей было много. Беннер невооруженным глазом видел, что муспельхеймский ворон отличается от земного ворона только огненным оперением, а половина животных Етунхейма удивительно походит на динозавров. Сходство животного мира говорило в пользу того, что все миры космоса когда-то были единым миром, и не благодаря так называемому Схождению, о котором писали в книгах — при Схождении из мира в мир могли переместиться только птицы, которые и сейчас каким-то образом находили тропы между мирами, асам неведомые. Однако разузнать подробности было не у кого — палеонтология и археология не считались в Асгарде науками, сознание у большинства асов было примитивным, мифологическим, а попытки постичь в одиночку хотя бы местные законы физики с треском провалились. Асгардцы утверждали, что их мир — это небольшой остров, окруженный морем, болтающийся посреди космоса, причем воды моря падают прямиком в Бездну, откуда еще никто, кроме Локи, живым не возвращался. Эта примитивная теория построения мира, сравнимая с догаллелеевскими представлениями о плоской Земле, стоящей на черепахах и слонах, сперва рассмешила Беннера, но смеяться он прекратил, как только поднялся в боевой лодке под самые облака.
— Если у вас такие лодки, то почему же вы не на них летаете в другие города? — спросил он, едва оторвавшись от земли.
— Лодки подчиняются определенной магии, которую вырабатывают сложные установки из Свартальвхейма, — ответили ему. — За пределами столицы их нет, поэтому лодки превращаются в рухлядь.
Так Беннер узнал, что чудеса техники используются только для защиты столицы, как и энергетический купол, который укрывал Гладсхейм от любого внешнего воздействия.
— Лучше туда посмотри, человек, — перебил мысли Беннера капитан корабля.
Брюс огляделся: далеко под ним простирались осколки Радужного Моста. С высоты птичьего полета стало очевидно, что воды океана действительно падают в пустоту. Асгард — действительно остров, окруженный со всех сторон водой, падающей в неизвестность….
Тут же Бенеру на ум пришли тысячи вопросов: почему на острове везде одинаковое давление? Как извергаются вулканы, если нет ядра и мантии? Как живут морские животные, почему не падают в Бездну? Что происходит с круговоротом воды и веществ?
Беннер не собирался спрашивать, потому что местные жители не задавались вопросами философского толка, а просто жили, как завещали предки, однако провожатый сам начал рассказ.
— Страшно, небось, что весь мир в Бездну катится? Нашим предкам тоже было страшно. То, что ты видишь — лишь верхний слой воды, мантия, если по-нашему. Говорят, что она и не вода вовсе, хотя и холодная, и мокрая. Она «надвода», а под ней обычная, которая никуда не падает, потому что не может — притягивается к центру нашей маленькой планетки.
— Так Асгард — все же планета? Круглая как шар? — Беннер обрисовал в воздухе шар и благоразумно умолчал о геоиде.
— Да, шар, просто очень маленький, и суши у нас лишь сам Асгард и несколько островов вокруг, а дальше на много миль — сплошной океан, — пояснил капитан. — Наши предки пробовали плыть за горизонт и возвращались на другую сторону острова.
— А сколько дней длилось плавание? — уточнил Беннер. Зная скорость корабля и количество дней, он мог хотя бы приблизительно вычислить диаметр планеты и площадь поверхности.
— Не знаю, — пожал плечами ас.- В книгах посмотри, может, там написано.
— А как ваша экспедиция не упала в Бездну вместе с «надводой»? — спросил Беннер — Как попала в обычную воду?
— Так плавали на полуподводной лодке, — капитан потянул какой-то рычаг, и корабль начал медленно опускаться на посадочную площадку неподалеку от долины Вингрид. — Свартальвхеймцы делали. Наши ушли под воду в лодке, дошли до настоящей воды, проплыли межмировой водопад и всплыли на поверхность. Мантия ведь тоже не просто так появилась: это защита Асгарда, установленная с самого начала времен первым царем Асгарда, чье имя затерялось в веках — вражеский флот потонет, упав в бездну: ведь силой течения надводы царь управляет. А, может, уже и не управляет, если знание потерялось в веках. Еще никому не приходилось перенаправлять надводу — не было в Асгарде настоящих больших сражений. А вот на другой стороне планеты надводы нет, но и земли тоже нет.
— Зато морским тварям раздолье, — пробормотал Беннер. — Настоящее раздолье…
За изучением асгардской жизни прошло еще несколько дней. И, наконец, однажды утром появился Тор. Брюс не стал ни о чем спрашивать, а друг предпочел ни о чем не рассказывать, лишь объявил, что на следующий день они едут в поселение отверженных, причем без Локи. Брюса это сообщение обрадовало. По дороге он надеялся заглянуть на несколько хуторов и понаблюдать жизнь обычных асов, не связанных с правящим домом и процветающей столицей. Тор упоминал, что на каждом хуторе живет образованная женщина-целитель. Беннер и сам видел парочку из них, но тогда ему не пришло в голову проверить свои догадки насчет математики. Асы знали цифры: пускай система записи была не схожа ни с римской, ни с арабской, но по сути это была обычная десятеричная система счисления с одним-единственным исключением: под цифрой «сто» могла пониматься как реальная сотня, так и «большая сотня» — сто двадцать. Сутки, как и на Земле, считались двенадцатеричной системой, с той только разницей, что в часе было сто двадцать минут, а не шестьдесят, так что день состоял из двенадцати часов и нескольких минут, которые асы суммировали и прибавляли один день раз в несколько десятков лет. Однако одной системы исчислений мало, чтобы построить красивые здания или вести торговлю: дроби, корни логарифмы — вряд ли о них имеют представление крестьяне, но вдруг о них осведомлены «целительницы», которые на деле могли оказаться не только врачами, но и хранительницами всех немногочисленных асгардских знаний? Ведь, судя по всему, других образованных асов на хуторах нет, а торговлю в межмировых масштабах асы вели вплоть до разрушения Радужного Моста, и вряд ли позволяли себя обманывать образованным существам других миров с лучшей системой образования. Среди асгардских профессий выделялись врачи, ремесленники, законоведы, которые могли любой штраф посчитать в серебре, коровах и тканях — это требовало некоторых научных знаний. Отсутствие единой денежной системы вынуждало простых крестьян пересчитывать локти ткани на серебро и обратно. Причем это было не так просто, как показалось Беннеру на первый взгляд: шесть локтей красивой ткани вадмеля были равны одной унции, но не абы какого серебра, а лишь законного. Еще было обычное, очищенное, чистое и голубое, причем последнее ценилось ниже всех — в треть очищенного. Кто-то должен был решать, какое серебро каким считать, а также должен был существовать слой образованных социально активных асов: одно обучение царевичей об этом свидетельствовало, но всесторонне образованных мужей Беннер во дворце не встретил. Его окружали разномастные воины. Даже друзья Тора ничего не смыслили в науках, в отличие от всесторонне образованных царевичей. Возможно, мидгардских гостей специально не подпускают к умным асам. Другой вопрос — зачем? Или вовсе не такие уж и отверженные местные отверженные, и вся экономика и торговля держатся на них?
Брюсу Беннеру нравилось решать сложные задачки, даже несмотря на то, что однажды создал чудовище. Но в Асгарде он — гость наследника престола, а, значит, ему ничего не угрожает за излишнее любопытство. Раз он раздобыл кровь самого Локи, то уж разобраться в местной жизни и подавно сумеет. Стоило своими глазами увидеть всё доступное, добраться до прославленной местной криотерапии и понаблюдать за операциями — медицина Асгарда была лишена какого-либо мистического налета и представляла собой четко структурированные теоретические и практические знания, которыми асы владели отменно. И Беннер не сомневался, что не только медицина у асов на высоте, надо только внимательнее изучить быт и повседневность обыкновенных асов, бондов, как их называли столичные жители.
Одним словом, доктор Беннер собирался ехать в поселение как можно медленнее, заходя по дороге ко всем возможным хозяевам — недаром он плохо держался в седле, и Тору это было прекрасно известно.
====== ПРАЗДНИЧНЫЕ ПОМИНКИ ======
Я решила разбавить череду праздников поминками, поскольку они более актуальны. Все же семь лет я занималась повестью, а теперь вплотную приблизилась к ее финалу. Все запланированные действия, наконец, прописаны. Я очень надеялась, что успею к 10 октября написать черновой вариант всех глав, но не вышло: все же не привыкла я работать в таком темпе, так что в результате написаны все главы по 107, а также 111-113. Осталось написать 108-110 и все. Уж написание трех глав я никак не смогу растянуть на год. Другое дело, сколько продлится выкладка, учитывая, что мы еще не добрались до сотой главы.
Задержка на год произошла во многом из-за того, что у меня совсем не туда ушел сюжет главы, посвященной встрече Локи с сестрой. В результате пришлось организовывать их вторую встречу (глава 107, которую я недавно написала), которая прошла по запланированному сценарию. По моим подсчетам действия трех еще не написанных глав никак не могут растянуть повесть на пару сотен страниц. По крайней мере, я на это надеюсь.
К очередной годовщине повести я приурочила свою третью книгу-игру. Непосредственно к повести она отношения не имеет, но среди множества загадок четыре непосредственно связаны со Скандинавской мифологией и повестью. При желании, их можно найти и решить (или подсмотреть ответы, которые прилагаются в конце игры).
Ну и, разумеется, встречайте новую порцию забавных правок повести.
Может, кто-то помнит, что я заказывала в посткроссинге открытки с рунами? Похоже, их не существует. По крайней мере, мне ни одной так и не прислали. Ни открытки, ни марки.
До новых встреч и ждите следующую главу — исповедь Одина, Фригг и Хагалара. Наконец-то читатели узнают, что главные герои думают обо всем происходящем на самом деле, параллельно распиливая на части Локи — дрыхнущую тумбочку:)
Глава 76
— Хорошо, я буду с тобой откровенен, — Локи с трудом сел, поскольку почувствовал, что глаза его слипаются, а потерять концентрацию прямо сейчас не входило в его планы. — С того дня, как я вернулся, одна вещь не дает мне покоя. Точнее, один ас. Как ты знаешь, отец отправил меня в поселение магии (Хм, последний раз его так называли да, я искала вроде как в 22 главе, и меня теперь мучает вопрос, а что ж за непрофильной фигней там страдают остальные?).
Наверху лежали многочисленные гребни с изображениями лосей и птиц, сланцевые ножи искусной работы, медведи из янтаря и даже ритуальный топор с затупленным краем, который в древности использовали для жертвоприношений (крайне жестоких, видимо, жертвоприношений затупленным-то топором).
Локи знал стены катакомб до последней трещины (и они, конечно, благоразумно не потрескались ни капли за прошедшее с момента заучивания времени), но сейчас не мог сообразить, где именно оказался.
Хватит с него разочарований, пора действовать решительно.
Он сел (очень решительно сел, в общем в предыдущем предложении явно пригодится какое-то другое определение, «рассудительно» хоть что ли) на землю и еще раз представил себе карту со всеми подробностями.
Глава 77
Ивар наблюдал, как целители занимаются трупом его подруги: раздевают, режут, исследуют внутренние органы. Тело, и без того слабо походившее на живую Наутиз, превращалось в кровавые кусочки: кости, мясо кровь (Кровавые кусочки крови, да в вас Тарантино умер).
Тор понимал, что к лету Локи может натворить массу дел и что откладывать визит Халка (однако вот Халка-то им там как раз и не надо, лишнее внимание, все дела, заикающийся Локи, опять же, да и информатор из него, мягко говоря, так себе, в общем, нужен доктор — зовите доктора) нельзя.
— Что ж, если твоё желание столь сильно и неизменно, я разрешаю тебе привести сюда этого смертного мужа, — Всеотец говорил очень торжественно. — И если он придется нам по вкусу (не надо жевать Халка), я разрешу ему остаться и отпраздновать с нами Йоль.
Глава 78
— Ваше высочество, я вижу три пути, — произнес он, явно нервничая, — либо пригласить ученых к нам, либо отправить наших учиться к людям, либо скопировать какую-нибудь человеческую систему отопления (хэй-хэй, никому не кажется, что вот ее-то в последнюю очередь надо рассматривать на копирование, у них столько своего добра наработано, транспорт себе передерите лучше), не вдаваясь в детали и не привнося ничего своего.
— Мидгардский учебный год начинается осенью, — заметил Локи. — Сейчас середина зимы. Мы наймем людей, которые объяснят нашим будущим инженерам школьный курс наук. (И, что после этого мешает дальше по той же самой схеме дальше учиться? Лабораторная база? Им же по сути нужен избранный курс, до адекватного САПР, организации производства и всякой специфической специфики как пешком до Китая)
Нам нужны учебные программы, позволяющие выпускать ученых в короткие сроки, нам нужна каста (не-не, у них там своя классификация с обозначениями групп есть, давайте ей пользоваться да, я ее не помню или хотя бы специализацией это назвать) учителей! Начиная от чтения и письма и заканчивая мидгардскими технологиями. Я назначу ответственную комиссию по этому вопросу, но я уверен, что каждый из вас может разработать новую систему, которая будет работать! (Если бы каждый мог, не было бы это проблемой, здесь скорее совместными усилиями, если каждый поделится своим опытом. И пиротехники-пиротехники, а то она как-то неравномерно)
Но по сути ничего не изменилось. Локи жаждал повесить Хагалара лично и лучше прилюдно, но пока до него было не добраться, да и полезным он оказался в большей мере, чем все друзья вместе взятые. (…) Локи долго смотрел вслед старику и лелеял планы мести. Он убьет его. Не сейчас, конечно, но однажды, счастливо заснув в своей постели, старик не проснется. (Так все-таки повесить или в постели?)
Глава 79
Гринольв остановился и внимательно посмотрел сначала на Сиф, потом на Тора.
— Ваши знания очень причудливы. Вы легендами считаете то, что для меня вчерашняя реальность. (Так себе повод для претензий от того, кто сам по себе практически легенда)
— Из девяти кланов Ярнвида два Один полностью уничтожил, — подала голос Сиф. — Призрачного Оленя и Молнии, кажется, а остальные очень сильно поредели. Мой отец показывал портреты этих чудовищ -ётунов Железного Леса. Они даже на етунов непохожи: одни в шерсти, другие — гермафродиты, постоянно меняющие облик, пьющие чужую кровь и занимающиеся каннибализмом! (Отличные анимированные портреты, однако, и кто только их рисовал, а главное зачем. И вообще, может ты, придурок, как раз его добрых приятелей сейчас так обозвала.)
— У него была мечта, привнесенная из Етунхейма. Он мечтал создать полукровок. Неважно, кого с кем. Хоть с другими расами, хоть с вещами, хоть с некими метафизическими сущностями (вам не кажется, что «с вещами» это даже для типичного безумного ученого малость перебор, ну вроде как: нет крови — нечего смешивать? Звери и то на эту роль подходят лучше).
Мы почти два месяца не отходили от его любимицы, боялись, что умрет. Выжила. Стала полукровкой. Орм на пару месяцев совсем исчез. Перенервничал настолько, что я думал, он бросит всё это навсегда (у чувака успех, чего бы ему бросать, скорее уж откладывать и тщательнее готовиться — «… он не скоро осмелится на новую попытку»). Зато переделка его постепенно в своем новом теле осваивалась: начала менять облик по своему желанию, развивать две магии сразу.
Глава 80
Альрик был умен, даже мудр, но Хагалар понятия не имел, перенял ли сын хоть часть его благоразумия. Он был сильно старше, выше и шире Локи, предположить дружбу между ними было невозможно (ну если дружить по критериям высоты и ширины, то конечно. Может пенять Хьяварду именно на отсутствие выдающихся достижений, даже скучность?).
— Самого Локи порадует, если хозяйка дома успокоится и обслужит гостей добрым элем, — перебил приемышь (дааа, в мышь, кажется, до сего момента еще никто Локи не обращал) Одина и бросил на Хагалара нечитаемый взгляд.
Глава 81
Погода стояла прекрасная, светлая — Фригг пряла облака столь искусно, что они гуляли по небу, не затмевая солнце (прощайте, мои знания по оптике, «затмевать» может что-то более яркое, спасибо, соответственно, тучки, что не светите сильнее солнца, в общем — «заслоняли» что ли);
В Асгарде выпал снег, и многочисленным воителям стало скучно: они бесцельно бродили по палатам, ели, пили, ссорились и дрались из-за пустяков. В былую пору зима была временем подготовки к летним походам, но сейчас армии тренировалась и зимой, и летом (и что тогда поменялось в их образе жизни с выпадением снега, что они резко заскучали?).
До последней зимы Всеотец не задумывался о том, что прошли столетия, сменились поколения, родились те, кто не знал ничего о былой резне. Родились (да родились они уже в предыдущем предложении, здесь скорее «асгардцы, составляющие опору трона выросли на … *пересказы, песни и т.д.*») те, кто слышал только искаженные пересказы, песни и стихотворные баллады, посвященные тому страшному — а для романтичной
молодежи прекрасному — времени.
Ивар хорошо помнил те времена, когда был обычным асом, жил в семье и не помышлял ни о каких реактивах (угу, «даже слова такого не знал» скорее всего).
Это было, по меньшей мере, кощунством, учитывая, что встречались не брат и сестра, а наследник Одина и наследница Лафея (если не учитывать того, что оба они наследники, мягко говоря, так себе).
Только вот царевна не понимала всех этих ужимок и сложностей. Ивар знал, что для нее не
существует политики, она живет в отдельном женском мире религии и науки, разобраться в котором никому (особенно, конечно же, самим женщинам Ётунхейма, думаю, стоит заменить на «ни одному асу/постороннему/ни одному из них») не под силу. Это знал Ивар, но не Локи.
— Прими дары, мой государь, — торжественно произнесла царевна. Одной рукой она с силой прижала Ивара (его тоже дарить планируется?) к груди, а другой с трудом развязала тесемки мешка и достала две картины — два семейных портрета.
— Не брат? — царевна нахмурилась, а ученый испугался, что она сейчас оскорбится. — Я затрудняюсь понять тебя. В языке асов нет стольких тонкостей. Скажи мне правду, ты не веришь, что государь Ётунхейма (страницы полторы назад упоминалось, что нынешний государь Ётунхейма не совсем Лафей, настолько-то неосведомленной она быть
не может) — твой отец?
— Верю, — процедил Локи сквозь зубы. И по одной его напряженной фигуре было видно, что разговор сразу зашел не в ту степь. — Но Лафей — не отец мне, и ты мне не сестра. (Воплощенная логика как она есть. Во что ты там тогда веришь, мужик? Или он как раз осведомлен и верит в родство с другим государем Ётунхейма? )
— Я не оборотень, — лицо Локи исказилось яростью (и это тонкий политик, который планировал следить за собой как никогда раньше? В моменте с разрушением барьеров при таком раскладе должно быть что-то более очевидное).
— Мне кажется, что ты не слишком разбираешься в сложившейся ситуации. Етуны жаждут уничтожить асов и занять главенствующее положение в Иггдрасиле (они конечно может и тупые, но, чтобы настолько, в их-то текущем состоянии? И вообще это неполиткорректно, гадости такие ётуну в лицо говорить).
— Ты и так причина порочной страсти Локи. И ты зря мне не веришь. Пока я зримо или незримо рядом, ничего не случится. То, что ты видишь в Звезде, не магии плод, а дурной энергии. Когда-то я нашла в нем спасение, и я не предам его, всё будет хорошо
(наверное, стоит уточнить, что хорошо все будет исключительно у Локи, перемены этот мир очевидно ожидают не самые радостные). Просто ваш мир ждут перемены.
Он обязательно спросит, но потом, когда останется с царевной наедине (и выживет — это очень важное условие).
— Как он помолодел! — воскликнул Хагалар, будто только сейчас обратил на это внимание. — Стал таким, как на коронации Тора два год назад (это специально такое упоминание или косяк? Что бы ему собственно делать на коронации Тора, я еще понимаю, его любимчика Локи бы короновали). Если еще волосы подстричь…
Глава 82
Хагалар в мгновение ока порвал цепочку с осколком Тессеракта, схватил за руку бесчувственную гостью и перенесся в женские покои Етунхейма. Ему повезло, что он еще помнил их примерное расположение (и при этом не материализовался куда-нибудь в стенку впопыхах и на хлипких воспоминаниях, так что, да, повезло).
— Я — нет, а Эйр рассказывала, что видела. В Ётунхейме, — Алгир справился с первым потрясением, присел на корточки перед Локи и проверил реакцию зрачков на свет (суровый Асгардский карманный фонарик).
Локи велел рабам принести воды для промывания царапины и сел за стол к огромной туше с ламинарией (я бы ее, ламинарию эту как-нибудь локализовала, вокруг, под, в качестве украшения да хоть над, а то создается впечатление, что она сопровождает не мясо, а Локи), предназначавшейся иноземной гостье.
— Локи, — привычное «детеныш» и прочие эпитеты казались сейчас неуместными, — если царевна вселила в тебя некую сущность для разрушения Асгарда, то, возможно, твоя смерть только активирует ее.
— А проверить нельзя? (чуть-чуть убить? Он же временно рациональный как никогда, к ответу неплохо стыкуется запрос «хотелось бы узнать наверняка»)
Он ускорил шаг и вскоре оказался на центральной площади, точнее, в самых ее задах, ведь асов на ней было больше, чем сельдей в бочке (я что-то раньше думала, что «сельди в бочке» — это мера плотности, а не количества?).
— Ничего? — Хагалар по-птичьи склонил голову на бок. — Да, ничего, просто ночью он совершенно случайно заснул на полуслове, а утром мы будили/едва добудились его каким-то жгучим ядом. А так всё прекрасно, можно прямо сейчас наряжать его для торжественного въезда в столицу и везти на пир Одина! (а смысл? Один им при любом раскладе скажет: лол, два года с ним не протянули и уже возвращаете)
Магия Асгарда сияла ярче всех, магия Еттунхейма немногим уступала ей. Если Локи прикладывал усилия, то равномерный поток магии делился на два или даже три потока поменьше — на такие фокусы не был способен ни один ас. (…) — Будь он полукровкой, магия все равно вырабатывалась бы в спинном мозге (он мне сейчас доломал
представления о топологии живых организмов, потому что получается, что стандартный источник магии бедолаге Локи отключили совсем, заменив на три новых без наркоза) и была бы смешанной, — поспешил перебить Хагалар.
— Очаги магии? Разумеется. Все три.
— Их можно удалить операционно? (может таблеточки подавляющие функцию попить для начала?)
— В нашем мире можно почти всё, — серьезно ответил Алгир.
— Нет смысла, — показал головой Хагалар. — Пытать царевну Етунхейм нельзя, правды она не скажет (а если и скажет, фиг вы ее правильно проинтерпретируете), к тому же есть слабая надежда, что она не знала, как обернется ее заклинание.
Прошлой зимой он видел следы поклонения себе, сейчас же курган был девственно чист и заснежен — все знали, что сын Одина вернулся, поэтому не подносили даров. (как хорошо, что у них там не процветает вандализм и курган не разломали до основания, рачительно — рано или поздно все равно помрет, так хоть не нужно будет второй раз насыпать)
До Локи несся во весь опор по улицам города, вдоль каналов, замерших и не замерших, вдоль асов (габаритами примерно с канал, скорее уж «мимо», или надо как-то их группировать) в шерстяных накидках и дубленках.
— Зачем ты так со мной? — спрашивает Фригг, молитвенно сложив руки. Как она прекрасна. Как она тепла. Как она жива. А он убил ее. Снова… (А всего-то хотел про координаты на кладбище спросить)
Глава 84
Сидеть в полутьме в окружении трупов вдруг стало неуютно, неприятно. А ведь раньше он на них внимания особого не обращал. (не учитывая тех нескольких часов, когда он сидел и пристально следил за ними)
И только в Гунгрире слабо переливались мечущиеся плененные частицы непонятно чего. Маги и магиологи поселения должны разузнать, что это такое. (Во- первых, Одину не обязательно разбираться в подвидах отверженных, и, следовательно, можно упоминать их
оптом, во-вторых, будет уместнее чуть больше паники и административного ресурса, вроде, обещания расстрела в случае неудачи)
— Локи скоро вернется в поселение для изучения частиц потустороннего мира (он вообще больной на голову подключать Локи к этому исследованию, да его же нужно от этих частиц изолировать как части атомной бомбы друг от друга, уж его научной квалификацией это не объяснить точно), — Один указал на чуть светящееся навершие копья.
— Но главное, — сказал Один, — это здоровье Локи. Оно — гарант существования нашей армии, а, возможно, и всего Асгарда. Я могу положиться на тебя, Хагалар? (И что ему теперь делать в борьбе за здоровье Локи, носки шерстяные вязать?)
— Он останется ненадолго в Гладсхейме, — кивнул Один. — Я присмотрю за ним. Тор хотел привести из Мидгарда своего боевого товарища. Это послужит Локи хорошим развлечением. (ага и без сомнения поспособствует резкому выздоровлению лишь бы только сбежать)
Глава 85
На плечах девушки лежал белый платок, а волосы были связаны пучком на затылке и струились по спине вперемешку с яркими лентами. Локи далеко не сразу поймал себя на мысли, что отмечает красоту мелких деталей, причем тех, на которые никогда прежде не обращал внимания. Вспоминает, на какой именно странице энциклопедии костюма Асгарда (ее он конечно же выучил не зря, что ж может быть полезнее в управлении мирами) изображена та или иная мелочь, но не может рассмотреть женщину целиком.
— Наша судьба в руках бога, — ответил Вождь, обнимая за плечи юную прелестницу и закапываясь лицом в ее длинные волосы. Локи вспомнилось, что изнасилование — одно из самых тяжких преступлений в Асгарде. (Похоже его главная новая способность теперь в том, чтобы транслировать всю ту википедию, которую вы пожелаете транслировать).
Локи придерживался иного мнения. Он попытался броситься вперед, но обнаружил, что не контролирует собственное тело (этот горе-путешественник между выдуманными мирами не мог с попытки чего-либо подобного начать? У него же были уже успешные попытки контроля происходящего, а сейчас оперативной памяти хватает только виды кружев вспоминать?).
Ты же хочешь узнать, как она выжила, выпив яд. Локи лишь кровожадно (вот будет облом, если у них там в четвертом измерении крови не обнаружится) ухмыльнулся. Отлично! Высшие сущности таки заговорили с ним, таки своим появлением подтвердили, что он пребывает в собственном подсознании и видит иллюзии.
— Мы знаем настоящую правду, а в Асгарде тебя будут и дальше кормить ложью, сын Лафея. Ты не ас. Ты не член царской семьи (кто-то, не будем тыкать пальцем, довольно долго упирал на то, что по местному законодательству очень даже член. Отдельная небольшая ложь может поставить под сомнение всю ту якобы «правду», что они продвигают). Ты подобранный артефакт и трофей. Ты им был, ты им и останешься. Ты раз за разом даешь Одину себя обмануть…
— Пускай он лишь мой личный бог. Я сам бог. Бог лжи и обмана (его за предыдущую тысячу страниц кто-то хоть раз так называл? Тем более, аргументация какая-то совсем шаткая: бог, верящий в другого бога, мне лично кажется крайне надуманным).
Локи видел, как на глазах старика наворачиваются злые слезы, как он ничего не может сделать из-за магических оков. О да, это триумф сына бога (он там все-таки определится со своим божественным статусом на этой странице?)!
По толпе прошел ропот, а Локи, удовлетворенно ухмыльнувшись, продолжил свою
прочувствованную речь. — Но я не стал обрекать на смерть мага моего фелага, поэтому милостиво согласился ограничиться наказанием уровня поселения. Всем известно, какого оно (да откуда бы? Можно подумать, что у местных предусмотрено наказание за «нападение на члена царской семьи». А если не так, то получается он при всем своем пафосе только что собственноручно понизил себя и свою жизнь до рядового поселенца или что-то вроде того. Это решение кажется мне достаточно слабым и аргументацию стоит подобрать повесомее) — двести ударов розгами. Я сам приведу в исполнение приговор, чтобы никто из недоброжелателей не покалечил Хагалара.
Фальшивка кивнула и быстро ретировалась. Несмотря на бахвальство, на душе у Локи было неспокойно. Он мог сколько угодно кривляться и храбриться, но ситуация была патовая. Он заперт в собственном сознании и понятия не имеет, как вернуться в реальный мир (несчастный гуманитарий, никакого понимания о планировании эксперимента ).
— Детям — нет, — кивнула Фригг. — Но я не ребенок.
class="book">Хагалар промолчал. Атмосфера накалялась, а Один, сцепив руки в замок, внимательно следил за схваткой двух любимых хищников (милый циничный Один, находясь в шаге от обрушения мира, наблюдает за местными дебатами, однозначно уверенный в отсутствии последствий).
Фригга кивнула и подала ему руку. Не было худшего преступления (этой главе явно не хватает единой градации самых ужасных-преужасных местных преступлений) в Асгарде, чем предательство друга, а скольких друзей предал Хагалар — и не сосчитать.
В ответ Локи попытался выбраться из рук Хагалара, и ему это удалось: старый маг положил его на подушки, холодные и неживые (если бы подушки были живые, это было бы бОльшим поводом для переживаний).
Глава 86
Логисты утверждали, что там воровать людей безопасно, а анатомически они почти ничем не отличаются от своих европейских сородичей, с которыми асы раньше имели дело. Африканских языков поселенцы не понимали, но рабочие (этих-то за что запрягли и право
слова дали? Чтобы людей ловить, нужны не навыки ремонта домов и телег) заявляли, что общий язык вовсе не нужен.
Этого нельзя было допустить. Но просить Хагалара о вмешательстве было ниже достоинства царевича. И с Тором говорить не хотелось (ага, не езди, пожалуйста, у меня там переворот), ведь не родной брат вновь обошел его, пускай и в том, что Локи было вовсе не нужно.
Глава 87
Один не сомневался, что ни в какое поселение бывший друг не вернется (еж — птица гордая, в смысле, даже выгнать его не получится, даже Одину? Или сослаться на добровольность возврата?), а если и вернется, то только вместе с Тором, чтобы преподать пару уроков изысканной политической игры.
Один получал изощренное удовольствие от сравнения собственных детей. Они были погодками (восемьдесят лет разницы — это так себе погодки), росли в одинаковых условиях, но выросли совершенно разными не только из-за разницы в чистоте крови, сколько из-за черт характера.
Один знал, что от новоявленного Локи все ждут великих свершений, к примеру, рождения новой Хель и нового Ермургарда (а парень всего лишь хотел править миром).
— Вальгаллу он и не увидит, — напомнил Один. — Но я хочу посмотреть на человека, которого мой сын считает достойным другом, а также побольше узнать о Мидгардской битве. Тор о ней так ничего и не рассказал толком, а вороны видели не всё. (Я прям вижу этот разговор с умным гостем — «ну, эээ, я крушил, пока они не кончились, наверное», у него же вроде все еще сохраняются провалы в памяти на время пребывания Халком)
— Рад, что мы друг друга поняли, — вымученно улыбнулся он. — Мне надо подготовиться. Какая у вас там сейчас погода?
— Зимняя.
— Какая именно «зимняя»? Здесь зима мало отличается от лета, а на других континентах зимой дожди или снег.
— У нас снег, — ответил Тор, подумав. — Мы ходим в шубах. (но свою я предусмотрительно снял, потому что тщательно проверял вашу здешнюю погоду и, конечно, готовился к пребыванию настолько длительному, что он может существенно помешать)
Почти никакую земную еду они не ели, и Беннер предполагал, что ему не понравится еда асов, или, что хуже, она окажется и вовсе ядовитой. Надо закупить консервы на всякий случай (где ты, придурок, в своей кромешной глуши за полдня найдешь нормальные консервы, аптечку лучше собери хиллер недоделаный).
Глава 88
— Йохан, скажи, как бы ты отнесся к дополнительному заработку, который составил бы… сто
тысяч евро в месяц чистым золотом?
— Э? — Йохан повернул голову. — Сто тысяч? Золотом? Пап, во что ты ввязался?
Перед его мысленным взором встали наркотики, Игил, прочие террористические группировки, черный рынок рабов и только в самом конце — работа на правительство не то США, не то Финляндии (Хм, погуглила золотой резерв Финляндии, с удивлением обнаружила, что они, пожалуй, действительно могли бы это себе позволить, никогда бы не подумала, даже собиралась придраться).
Поскольку наши законы физики схожи с вашими, но асы их не знают (эк он всю местную естественную науку перечеркнул), то нам нужен человек, который даст нам первичные
представления о вашем мире.
Тор видел, что брату всё ещё плохо и хотел было рассказать о Беннере (даже вне контекста следующей главы не рассказывать это выглядит даже гуманным ), но поймал на себе
недовольный взгляд отца и замолчал, так ничего толком и не сказав.
Глава 89
Ивар и в самом деле был большой проблемой, поэтому Хагалар написал письмо боевым (вы б еще «сторожевым» написали, что их функции даже больше соответствует, у них там все-таки условно-мирное производство, так что скорее уж нейтральное «приставленным к нему еще
до отъезда», караулил же его кто-то) магам, велев докладывать ему лично обо всем, что происходит, не спускать с естественника глаз и быть готовыми при необходимости распылить его на атомы.
Хагалар не ожидал, что оборудования окажется так много — если бы не давний недодруг
(бедный Алгир сколько ж вы ему приставок придумали),
И ей удалось стать лучшей из женщин (если мерить не специфической «женской» линейкой). Хагалар никогда не забывал, что именно благодаря молодой Фригге выбрался из тюрьмы.
Его милая, добрая, послушная Беркана молчала, давая понять, что выходить замуж за аса в ее планы точно не входит. Вождь не ожидал таких перемен в с детства опекаемой (за вычетом примерно семисот лет, вообще мелочь) девочке.
— Почему он не в тюрьме? (отличное у нее «здрастье») — перво-наперво спросила немолодая женщина, упустив из виду, что стоит рядом с богами высокого мира. — Он преступник.
Тихий гость, не произнесший и десятка слов, произвел на недосына Одина такое сильное впечатление, что он отказался от совместного ужина и скрылся в неизвестном направлении, несмотря на красноречивое (отчитывать они его уходящую спину что ли принялись наперебой при гостях? Это же так по этикету) неодобрение отца и матери. Хагалар остался в зале, но проследил за аурой и обнаружил Локи в чьих-то покоях. Не в своих, не в покоях Тора или Берканы (у нее-то что можно в одиночестве делать, частицы тырить?).
С человеком почти полчаса беседовала царица, которой он преподнес красивые безделушки (парень, тебе говорили купить вполне определенные вещи, а ты, а еще великий ученый) из Мидгарда.
— Да, — кивнул Тор, сидевший рядом с ним. — И правда, как он? И как Наташа, Клинт, Тони?
— Я давно не виделся с ними, — осторожно ответил ученый. — Но они все еще работают на ЩИТ (и периодически ему об этом докладываются. Может быть, «когда я последний раз связывался с ними (а еще лучше с кем-то конкретным, или наоборот, они с ним связывались), они работали.»), значит, спасают жизни на Земле.
Убедившись, что Одинсдоттир больше не откроет рот, а смертная увлечена разговором с Фриггой о приготовлении лучших сортов пива, в которых явно знала толк, Хагалар пошел искать непутевого недосына Одина, который посмел предпочесть ему кого-то другого (этот старый маразматик определенно много о себе думает).
Не успел Хагалар поздороваться, как Хьярвард выпалил:
— Хорошо, что ты здесь. Локи нездоровится. Я как раз хотел позвать целителя (и этот туда же, офигенного целителя нашел, прям-таки медицинское светило).
Вождь, повидавший на своем веку многое, дара речи лишился, когда увидел Локи с огромным зеленым монстром, отдаленно напоминающим человека. Они занимались тем, про что он никогда не посмел бы доложить Одину, даже если бы царь прибегнул к пытке. (Нииииееет, у вас не получится поймать меня на ходе мыслей по самому простому пути, я вас не первый год знаю, там явно есть какой-то википедичный подвох, я просто еще не собрала все ваши разборы с указаниями на то, что по морали-прототипу недопустимо, чтобы проанализировать на что похоже, я более чем уверена, что они там чем-то типа вышиванием крестиком или другой регламентировано женской работой заняты)
Ингвар видел его лично и даже один раз разговаривал. Человек робел, отвечал невпопад, но в остальном был обычным смертным, похожим на всех скандинавов — спокойных как удавы (не буду уточнять, где этот товарищ успел завести настолько близкие отношения с удавами, я бы все-таки предпочла сравнение с условно местной живностью или вообще неживыми объектами).
Причем чем больше асам требовались услуги образованных людей, тем больнее они отыгрывались на пленниках, тем более чудовищные эксперименты над ними ставили (а это не должны быть разные люди, в смысле асы, а то получается, что одни и те же с утра изучают физику, а во вторую смену идут человечков резать, а 90% населения по прежнему халявят).
В выяснении подобного рода мелочей, не имевших никакого отношения к учебному процессу, прошла чуть ли не половина урока. Перту остался недоволен поведением
пасынка, хотя тот ничего плохого не делал — асы сами задавали странные, с точки зрения человека, вопросы (ну и правильно недоволен, нормальный лектор помимо всего еще должен сказать в начале занятия кому когда и в каких количествах здесь разрешается задавать вопросы и другие вопросы организационного толка, а то устроили тут балаган ).
Только и надежда останется на вас, на добрых (видимо представления его основываются исключительно на мифологии в адаптации для младшего школьного возраста) старых богов,
которые спасут старушку-Европу, — Йохан позволил себе похлопать Ингвара по плечу.
Глядишь, пока асы будут ходить в человеческие университеты, белое население само собой вымрет, унеся с собой в могилу все технологии, и асы останутся единственными хранителями тайного знания (у них там есть физический живой китаец, который не белое население и при этом носитель знания о технике, как-то он в этом выводе на него определенно забил).
Глава 90
Ивар помнил, какую опасность представляет собой Локи-ставленник Одина, и знал, что скоро всем поселенцам отрубят головы или повесят (сочувствую ему, я вот уже забыла
три раза, какие к этому были предпосылки, может быть прописать чуть более однозначный мотив, помимо того, что они поселенцы?).
Сиф не была асиньей, в отличие от своей матери — чистокровной богини (и мы вернулись на 100500й виток разъяснений, кто кому внутри Асгарда приходится богом, не стоит ли назвать ее «чистокровной представительницей своего народа/расы»?)
— Какая честь для нас! — Ивар предал голосу самое приятное из возможных выражений, но
внутренне похолодел: человек не должен увидеть пленных людей, не должен увидеть эксперименты, да лучше бы ему вообще ничего не видеть из того, что творится в поселении (ну допустим на их территории это уже не первый человек, которого не планируется там же и закопать, так что не вижу такой же большой проблемы).
Король асов ошеломил Беннера, никогда прежде не встречавшегося с особами королевской крови, пластиной на глазу из настоящего золота (учитывая местные стандарты строительства, это примерно как носить в глазу небольшой булыжник), золотыми доспехами и мощнейшим убийственным, по словам Тора, артефактом.
— Наверняка, все жители деревень хотят переехать в города, — сказал он Тору после прогулки по сияющей зимней столице, поражающей воображение роскошью, летающими домами и огромными статуями, требующими недюжего давно забытого мастерства (видимо мастерства очистки от снега, давайте уж раз мастерство в прошлом, так и требования отошлите туда же: «без сомнения потребовавшие при создании…»).
Каждая вещь в комнате стоила (стоила бы на Земле, доллар еще не захватил столь отдаленные территории) тысячи долларов, но при этом воду для умывания приносили
слуги, у них же можно было попросить ванну, точнее, что-то вроде бочки с горячей водой из источников.
Кроме, правда, некоторых частей Нифльхейма, Етунхейма и Муспельхейма и подземных областей Недавеллира, то есть всех владений цвергов, а также Хельхейма. Зачем же следить за дружественными, по утверждению Тора, Ванахеймом и Альвхеймом (ну так-то еще за придурками-мидгардцами)? Очередная загадка.
Второго такого шанса могло не представиться, поэтому Брюс решил рискнуть. Осторожно закатав рукав камзола Локи, он достал из кармана набор для взятия анализа крови, распечатал иглу и ввел ее в вену (да у него определенно талант, в темноте, нетрезвом состоянии и не самой удобной позе, без жгута и прочего сразу попасть, блин, мне б так
хоть раз попали).
Беркану в хорошем смысле поразили основные конституционные права американских граждан, принцип разделения властей, множество свобод и запрещение кровопролития (интересная у нее интерпретация второй поправки).
— А его вторая половина — Халк — победит вас за несколько мгновений. Мой молот едва справлялся с ним. Но я надеюсь, что мне удастся уговорить (Тор, ты не настолько убедителен, здесь стоит поменять или «убедить» или «поединок», чтобы столкновение не выглядело слишком добровольным) друга на поединок с Гринольвом.
— Друзья мои, Халка нельзя убить, — покачал головой Тор. — А Гринольв давно (ага, еще до вашего рождения, олухи, так что скорее «с первого дня возвращения» или что-то вроде того) хвастает своей великолепной тактикой и стратегией.
Мысли Ивара заработали в нужном направлении. Он знал десятки таких средств убийства, чтобы Тор умер спустя долгое время вдали от поселения. Если праздные разговоры и в самом деле имеют под собой основу, то он претворит их в жизнь (и темные силы радостно похлопали ему в ладошки).
Доказали, что Локи еще не вполне здоров. Не настолько болен, как показалось Хагалару, но все же и не совсем здоров, как считал Один и доказательство тому — исследования человека (что ж он там успел раскопать? что в него иголки втыкаются, ну так себе новость), доказывавшие неведомую новую природу Локи лучше, чем все магические сканирования, которые они проводили с Хагаларом.
Позиция Гринольва была ему понятна, как и его сомнения в том, что Сиф станет хорошей царицей. Их брак с Тором был решенным вопросом (кем он тогда был решен, если ни одна из
сторон, включая Одина от этой идеи не в восторге), причем решенным много столетий назад, но Тор никогда не выказывал намерений жениться. Наоборот, он нашел себе смертную девушку, показав себя безрассудным юнцом, и предложил ей чуть ли не трон Асгарда. Он не муж еще, но мальчик, и потеря невесты станет для него неплохим уроком (ага, конечно, прям вижу, как он убивается по этому поводу).
— Что ж, — кивнула Фригг. — Когда-то я победила саму Тень, возможно, и у тебя получится победить того, кто имел к ней непосредственное отношение.
— Ты поможешь мне? — спросила Сиф (а должна бы по идее, наверное, спросить, теть Фригг, вы вообще о чем? Или она тут самый посвященный в давние политические дела персонаж и всем ее стоит опасаться).
====== Глава 99 ======
Комментарий к Глава 99 Главная воистину сногсшибательная новость – повесть я таки дописала. Ну да, на три недели позже обещанного, но факт: все сцены прописаны и собраны в 113 глав. Может, что-то будет добавляться, но вряд ли глобальное. Так что еще примерно 60 страниц ворда – и золотой ключик у всех нас в кармане!
Локи оказался в полупрозрачном величественном зале. На огромном резном троне восседал Всеотец. Подле него на втором троне, поменьше, — его супруга. А у подножья стояло страшное чудовище, отдаленно напоминающее аса: абсолютно черное, полупрозрачное, невесомое. Оно медленно поднималось к недвижимым царю и царице, и из его горла доносилось омерзительное шипение, мало походящее на разумную речь:
— Вот я, вечный искатель истин, стою перед твоим престолом. Подай мне знак, мой господин, что моя интуиция меня обманывает.
Существо остановилось около последней, самой высокой ступеньки. Царская чета не сдвинулась с места и не ответила на его призыв.
— Я ожидал другой прием, — произнесло существо, обращаясь непосредственно к царице, протягивая к ней руки, но не дотрагиваясь. — Я не желаю касаться огня твоей души, но позволь мне хотя бы быть рядом.
Фригг промолчала и опустила голову, признавая справедливость упреков.
— В твоих глазах слезы, — проницательное существо перешло с шипения на не менее отвратительный свист. — Но твой муж тебя утешит.
Полупрозрачная рука удлинилась и коснулась светлых локонов — царица тут же спрятала лицо в ладонях. Существо переключило внимание на Одина. Оно незаметно перепрыгнуло верхнюю ступеньку, словно последний рубеж, отделяющий тварь от бога.
— Один, неужто я слишком мало сделал, чтобы услышать твой ответ? Я ведь достоин, я такой же, как ты, твое творение, вечно благодарное тебе за подаренную жизнь, — тварь опустилась на одно колено, выражая подобострастие, но царь даже бровью не повел.
— Я знаю, чего ты ждешь, ведь я с тобой един, — существо домогалось слишком явно и слишком нагло: вместо того, чтобы просить, оно требовало, причем не только интонацией. — Что ты можешь ответить на мой призыв? Скажи же мне, что я тобой любим.
— Нет! — раздался в пустынном зале раскатистый бас Одина, а Локи будто током шибануло: такое же «нет» стало для него когда-то сигналом к самоубийству.
— Это не будет правдой. Мне выгоднее убить тебя, чем вечно закрывать глаза на твои деяния, — Один помолчал, глядя на сжавшееся у его ног чудовище. — Ты добился ответа, теперь ты видишь, как тьма заполоняет мою душу.
— Нет! Я не хочу покоя! — воскликнуло существо, отпрянув назад и чуть не свалившись с лестницы. — Зачем ты тогда меня создал? Ответь, зачем ты меня создал, если сейчас хочешь убить! Фригга! — тварь вновь протянула руки к царице, но та только покачала головой, не отнимая ладоней от лица.
— Что ты хочешь услышать из ее сомкнутых уст? Беззвучную мольбу? — строго спросил Один. — Фригг знает, кто из нас прав. Пусть ей тебя и жаль. Прощай же.
— Прощай. Ты больше не вернешься, — едва слышно прошептала царица, — и я больше не отвернусь от тебя и не спрячу лица.
— Но мы были как братья! — в ужасе возопило мерзкое чудовище, почему-то не пытавшееся бежать, защититься или напасть.
— Теперь уже поздно, — ответил Один, высвободив силу Гунгрира.
И снова Один стоял в одиночестве перед огромной кроватью, на которой возлежал его приемный сын. Хагалар и Фригг опаздывали на очередное собрание, и эта заминка позволила Всеотцу остановиться, выдохнуть и рассудить здраво. Сейчас Локи выглядел так же, как до падения в Бездну. Несмотря на черные волосы, он был красив красотой настоящего полукровки и сильно походил на своих братьев. Много столетий назад поводом увидеть вторую личину одного из старших сыновей Лафея стало ужасное ранение Всеотца, полученное в битве за Тессеракт. Царевичи Етунхейма унаследовали от матери дар исцеления и двое старших были приглашены в Асгард для оказания помощи. Знали бы они, что дар обернется для них проклятием, а для их младшего брата — спасением. После решающей битвы, после поражения Лафея и кражи Каскета Один прикоснулся к безжизненным телам трех старших наследников, обратив в асов тех, кого убил несколькими часами ранее. Они походили друг на друга, почти как близнецы, хотя между ними было несколько столетий разницы. Они были красивы, сильны, смелы, но все эти благородные качества не спасли их от несправедливой смерти. Стоя над их телами, окруженными лучшими воинами Асгарда, Один гадал, станет ли младенец с возрастом походить на тех, чьи лица никогда не сотрутся из его памяти?
Прошло чуть больше тысячи лет, и переименованный Младший Царевич сделался внешне очень похожим на родных братьев, но только внешне. Поведение он старался копировать у приемного отца. Получалась жалкая пародия на нынешнего Одина — сказывалась разница в пятнадцать тысяч зим. Однако Всеотец помнил свои проделки молодости и глупые суждения, которые позволял себе, когда никого из ныне живущих еще не было на свете. И его мысли едва ли были более разумны, чем нынешние идеи Локи.
Однако не только пробивающиеся ростки подражания заставили Одина полюбить ребенка, которого он взял отнюдь не ради заботы. Локи был хорошим товарищем Тору. В детстве они прекрасно ладили, пускай и дрались из-за каждой мелочи, словно котята или щенки. С возрастом их интересы разошлись, но Один наблюдал и одобрял, как Локи постепенно брал на себя ответственность за старшего брата, пускай на людях их отношения выглядели ровно наоборот. Магия полукровки — ничтожные крохи по сравнению с истинными возможностями — множество раз выручала общих друзей. Лишенные магического дара, трое воинов считали чародейство пустяком, а вот Тор завидовал умениям брата, но поскольку обучиться им не мог, то зависть обратил в презрение и насмешку, с которыми вырос и которые переняли его друзья.
Старший сын, истинный наследник престола, всегда значил для Одина много больше младшего, которому предстояло стоять за плечом брата — помогать и защищать в случае необходимости. Всеотец привык добиваться своего, и настоящей неожиданностью стало для него проявление грубости со стороны Тора в день коронации. Царь Иггдрасиля, привыкший к полному повиновению детей, в первый момент растерялся. А потом случилось слишком много всего. Зря он снял слежку, зря отослал воронов. Счастливой случайностью стало сообщение Гуликамби о том, что осененный страшной догадкой Локи отправился в хранилище оружия. Разрушитель слушался только хозяина Гунгрира — а любого другого, кто сделает от постамента хотя бы два шага с каскетом в руках — испепелял. Один, едва сдерживающий подступающий сон, из последних сил обратился в птицу и бросился на помощь приемному сыну. Он успел. Остановил. Локи поставил артефакт на место. Ему повезло, что отца сморил сон прямо в хранилище оружия. В противном случае его бы ждали муки не смертельные, но длительные — Один не собирался прощать не то изощренное самоубийство на почве ревности, не то обыкновенную глупость, чуть не стоившую царевичу жизни. Он никогда не запрещал членам семьи входить в хранилище оружия, но подробно объяснял и даже демонстрировал, насколько опасен Разрушитель — запрет на прикосновение к каскету был одним из немногих настоящих запретов, и Локи прекрасно знал об этом, но все равно осмелился… Правда, спустя несколько часов нарушение одного из основных семейных запретов отошло на второй план, а события развернулись кошмарным образом. Под ногами Локи разверзлась Бездна задолго до того, как он уцепился за Гунгрир. Что делать с ним, Один не имел ни малейшего представления, поскольку даже казнь была слишком мягким наказанием за геноцид целого мира. Ладно бы он решил уничтожить расу етунов, но их мир, который по цепочке взорвет все прочие миры Иггдрасиля! Что делать с тем, кому сам даровал жизнь, за кем всегда следил, за кого нес ответственность перед предками и потомками?
Мог ли Один предположить, что приемный сын отпустит копье, совершив очередную попытку самоубийства? Мог и предполагал, но не верил. Считал, что дети доверяют ему и его справедливому суду. Он ошибся. И рад был ошибке, ведь смерть Локи избавила его от размышлений на тему не то многодневных пыток, не то тюремного заключения, не то еще более страшных вещей, итог которых все равно один — смерть, поскольку ни одно живое существо не стерпит подобных измывательств. Как отец он должен был жестоко расправиться с Локи, как царь Асгарда — с собой и с воспитателями царевича, но от всех этих хлопот его избавило самоубийство преступника. И он был благодарен Локи за этот прощальный подарок.
Один искренне считал младшего сына мертвым, он искренне скорбел, а потом смирился с утратой. И сейчас у него были все шансы пройти через это заново. Разнообразные предложения супруги и бывшего друга ему не нравились. Локи представлял собой угрозу Асгарду, а вот польза от него была сомнительной и слишком сложно достижимой. Всеотец не видел причин затрачивать невероятное количество сил и времени на вытаскивание Локи из пучины собственной памяти. Ради чего, по большому счету? Только ли ради удовлетворения собственного тщеславия? Чтобы доказать себе, что он, Один Всеотец, обладает всесилием и способен на милосердие даже по отношению к отжившему винтику мудреного механизма? За эти полтора года он много думал о будущем Локи: планы менялись с катастрофической быстротой, но ни для одного из них Локи не был незаменим. К тому же он ничего полезного так и не сделал за время пребывания в Асгарде. Каскет все еще сломан, а данные по Тесссеракту не слишком значительны. Локи не выказывал особой лояльности правящему дому, зато в поселении легко мог найти себе союзников для очередной самоубийственной глупости, например, гражданской войны, а у Всеотца могло не хватить сил, чтобы полностью реформировать сознание Локи, не прибегая к методам манипуляции с памятью и мозгом, от которых он давно отказался. Последние несколько ночей царь пытался самому себе объяснить, зачем спасает полукровку? Да, он вложил в него много сил, но в Хагалара сил вложено не меньше. Проще вернуть его во дворец, тем более что с Тором они поладили. Чем Локи лучше Хагалара? Разве что молодостью, но боевой маг проживет еще несколько столетий, которых хватит, чтобы завершить подготовку Тора: родной сын обладал гораздо большим потенциалом, чем выказывал на сегодняшний день, стоило только немного подождать и дать ему раскрыться — и тогда Асгард воссияет в невиданном доселе величии. Один морально был готов признать Локи своей ошибкой, недостойной дальнейшего существования. Все совершают ошибки, и в обещании, мысленно данном младенцу, говорилось только о том, что он воспитает его как родного сына, не более того. Он и воспитал, правда, неудачно, а заключить с его помощью новые выгодные союзы вряд ли получится.
В Ванахейме Один с легкостью разрушил оборону Локи и сейчас, куя новое сердце, мысленно прикидывал — окупятся ли затраченные ресурсы и временные потери? Что, кроме искренней отцовской любви, не давало нанести решающий удар? Ответа не было. И Всеотец решился поискать его у самого Локи. Перенестись в иной мир — сна и лжи. В мир, где царствует безудержная фантазия полукровки.
Дворец сменился Радужным Мостом с обсерваторией на горизонте. Фригг и Хагалар стояли друг напротив друга и смотрели в глаза, словно пытались прочесть собственное прошлое и будущее. Хеймдалля нигде не было.
— Еще три столетия назад я бы всё отдал за последнюю встречу над Бездной, — прошептал Хагалар одними губами, — чтобы выдохнуть болью любовь и уйти в никуда.
— Но ты больше не вернешься, — подхватила Фригг. — А я от тебя отвернусь.
— Я же звал тебя! — воскликнул Хагалар.
— Но твоей руки не коснулась моя рука, — пожала плечами царица.
— Я больше не встречусь с тобой, — опустил голову Хагалар. — Зато сохраню в себе огонь жизни, зная, что я был избран тобой.
— Твоя роковая звезда сгорит на рассвете, — задумчиво произнесла царица, указывая на зарождавшийся в океане день — А мне даже некому рассказать, как кровь не смывается с моих рук. Скажи мне, зачем ты нарушил наш покой, для чего разжег пламя?
— Исправить все то, что мы когда-то разрушили, — в голосе Хагалара слышалась надежда, но она не отразилась в глазах царицы.
— Теперь уже поздно. Меж нами война.
Когда Фригг вошла в комнату, то обнаружила милую идиллию: супруг склонился над Локи, взяв его за руку. Царица хотела поздороваться, но поняла, что Один далеко — не то копается в памяти сына, пытаясь восстановить ее, не то беседует с ним во сне. В любом случае заминка дала несколько минут, а, возможно, и часов на то, чтобы привести мысли в порядок и принять решение.
Неизменно холодным разумом Фригг понимала, что все, происходящее на протяжении десяти столетий, — ее вина: она непосредственно причастна к бедам Локи и всей своей семьи.
Она не видела смерть Уллы, омрачившей знакомство Одина с будущим сыном, но слышала подробный пересказ. Супруг не утаил от нее ничего: ни того, что не смог спасти умирающую царицу, ни того, что перед смертью она прокляла Лаугиэ.
Проклятое дитя.
Только этого дому Одина недоставало. Проще убить проклятого ребенка, чем возиться с ним. И Фригг, и Один пытались снять проклятье, но не нашли его. Возможно, то была не магическая вязь, возможно, Улла говорила в сердцах — не всякая мать осмелится по-настоящему проклясть родное дитя.
Один собирался сделать сына Лафея рабом во всех смыслах этого слова. Фригг настояла на ином решении, предложила сделку. Не сказать, что жизнь Локи сильно изменилась из-за уступчивости царя Асгарда. Возможно, даже ухудшилась. В правах дети нисколько не были ущемлены и росли как сыновья Одина, но оба были рабами его воли, и неизвестно, кто больше — Тор или Локи. Течение их жизни было определено отцом, все их желания — продиктованы им же, и даже мысли вложены в голову путем не то многочисленных повторений, не то через манипуляций с разумом, пускай Один и клялся, что никогда не копался в головах детей. Большее, в чем он признавался — в подавлении и усилении поверхностные эмоции. Фригг часто незримо наблюдала за супругом и отмечала, как тренировки закалили Тора. Не понимая и не чувствуя, что происходит, он почти всегда интуитивно отводил ментальные захваты отца и оставался тверд в своем решении, пусть даже и ошибочном. Поколебать его волю ничто не могло, только сломить и то с огромным трудом. Царская чета гордилась старшим сыном, ведь никакие волшебные твари не могли проникнуть в его сознание. Царица не сомневалась, что Тор в той или иной степени владеет магией, возможно, даже той самой страшной магией Одина, которая вроде как не передается по наследству. Но Тор никогда не проявлял интереса к волшебству и не выказывал желания учиться, а Один не пытался его обучать.
С Локи дело обстояло иначе. От природы чувствительный, моментально прыгающий с эмоции на эмоцию, младший сын стал легкой добычей Одина на радость последнему. Едва заметное вмешательство, поверхностное касание — и Локи менял поведение на диаметрально противоположное. Фригг была уверена, что это добром не кончится, особенно учитывая болезное тело с постоянными простудами и неразвитую магию, подтачивавшую и без того слабую психику. Эмоции Локи сменялись мгновенно даже без толчка извне. Однако Царица благоразумно не вмешивалась в отношения отца и сына. Она знала, что поверхностное касание непредсказуемо, вредно для здоровья, но все же гораздо лучше того, что Один практиковал на непробиваемом Торе. Не имея возможности вмешаться в его эмоциональный дух, Всеотец прибегал к силе голоса и собственной энергетики — долгие столетия Тор не мог ему ничего противопоставить. Пока не начал затыкать уши и перебивать.
Локи обычно покорялся чужой силе, хотя эта самая сила редко касалась его — искренне боясь отца, он использовал брата в качестве живого щита и позволял ему отвечать за двоих. Тор перед отцом страха вовсе не испытывал, хотя часто сталкивался с ним лицом к лицу и подвергался сильным моральным и ментальным атакам, не говоря уже о привычных наказаниях. Не зря норны предсказали, что именно родной сын Фригг возьмет в руки Мьельнир. Только такой ас, как Тор, достоин могущественного артефакта, ведь он интуитивно способен закрыться от любых магических атак, а обычного противника уничтожит Мьельнир.
Показательно стелющийся под союзников и соперников Локи, действующий исподтишка, обманывающий и скользящий меж препятствий, никогда не будет достоин молота.
И все же с Локи Фригг проводила гораздо больше времени, чем с Тором, пускай и не по своей воле, а по чужой просьбе и из-за многочисленных болезней. Она знала, что Локи безмерно ее любит. Настолько сильно, насколько боится отца, с которым предпочитает даже не оставаться наедине. Впрочем, этот животный страх не мешал болезненной любви, напоминающей обожествление. Локи во всем стремился походить на отца, словно на кумира, о чем прямо заявлял матери. Ее он не ставил на один уровень с богом, считал чуть ли не равной себе и не замечал холодности и отчужденности — ее давнишних спутников. Тор тоже проявлял поразительную слепоту, свойственную только детям, обожающим мать и не видящим в ней никаких недостатков. Сыновья были похожи в своей невнимательности. К радости царской четы.
Когда-то давно они с Одином посчитали, что, дав ребенку имя после того, как на него наслали проклятье, они уберегут себя и других. Но все случилось иначе. Тень исчезла, потом распался триумвират, вершивший судьбой Асгарда почти два тысячелетия, а детская дружба-привязанность наследников друг к другу постепенно сошла на нет, уступив место вражде и соперничеству. Священная Жертва принесла много бед Одину и Тору, но царице ничего плохого не сделала. Возможно, потому, что она никогда не покорялась судьбе, а старалась переменить ее. Ее жизнь могла сложиться иначе, и не Фула прислуживала бы ей, а она Фуле. Если бы не библиотека…
Оглядываясь на первые тысячелетия своей жизни, Фригг сомневалась, что поступила правильно: она обманула того, кого когда-то любила, хотя ей и не впервой было обманывать. Она приняла в семью чужого ребенка, который должен был погибнуть. Она буквально вырвала его из Хельхейма, и эта дерзость дурно отразилась на доме Одина. Своего родного ребенка, их с Одином первенца, она не спасла, зато спасла чужого от той же болезни, сделала своим, и вот как он отплатил ей за тепло и ласку:
— Все было хорошо, пока ты не пришла!
Фригг не трогали подобные юношеские дерзости, но она не этого желала, не об этом думала, когда предлагала Одину сделку. И уж вовсе не такого Локи она ожидала увидеть после возвращения из Мидгарда, после того, как она лично направила к нему помощь через пространство и время, не поверив супругу, подтвердившему, что сын погиб в Бездне. Вернувшийся Локи не походил на прежнего. Он был грубым и безумным. Но сейчас его характер напоминал прежний, а внешность вернулась под влиянием потусторонних сил. Стоит ли спасать нынешнего Локи ценой невероятных усилий ради выживания оболочки, суть которой видимость? Смеют ли боги надеяться на упущенные возможности? Фригг не знала. Но ей хотелось узнать, поэтому она аккуратно присела рядом с мужем, дотронулась до его виска и попробовала последовать за ним в ту самую пучину, где скрывалось сознание Локи.
Локи очутился на Мосту. Спиной к нему стоял незнакомый ас в черных одеяниях.
— Кто ты? Кого я увижу, когда ты обернешься? — решительно спросил царевич, которому надоело пассивно наблюдать: он жаждал действовать.
— Приблизься ко мне, — приказал незнакомец, не оборачиваясь. Локи пришлось обойти его по кругу. Он впервые в жизни видел этого асгардца, но рассмотреть толком не успел: тот поднял бесцветные глаза, буквально приковавшие к месту.
— Взглянув мне в глаза, отвечай, если ли мудрость в том, чтобы отвернуть любовь?
— Чего? — недоуменно протянул Локи. — Какую любовь? Чью?
— Что ты знаешь о проклятой бесплодной любви?
— Ничего, — резко ответил царевич, с трудом обрывая зрительный контакт.
— Как же ты одинок, — досадливо пробормотал незнакомец. — Я чувствую твою боль. Мы похожи: слова опустели, мечты не сбылись — остались лишь горечь на дне памяти да боль старых ран, которые не затянулись. Ты жалок и унижен Одином. А я был им хуже, чем убит: представь вечное одиночество и пламя, которое в тебе порой разгорается: жизнь не кончается, но и смерть не кончается. Я вынужден был принять свою долю, проклиная собственное бессилие. Я вынужден вечно страдать. Но ты не должен. Я знаю, что рано или поздно ты устанешь скрывать под молчанием свой огненный крик и выбранный лично тобою путь. Ты уйдешь скитаться, а я останусь здесь навечно, как сказал Один. Когда-то мы были как братья, а ты пока еще его сын. От меня до тебя только шаг, всего лишь один миг — помни об этом. Расплата за один шаг — ты останешься один навсегда… Мой господин, — прибавило существо подобострастно, — отдай мне свой огонь.
— Зачем тебе мой огонь? — не понял Локи, но незнакомец уже переключил внимание на новое действующее лицо. Царевич не удивился появлению отца, как не удивлялся ничему, происходящему вокруг.
— О, господин, сможешь ли ты полюбить меня так, как когда-то решился убить? — некрасивое лицо исказилось гримасой. — Ты хоть знаешь, что сделал со мной, когда призвал мою душу?
— А что сделал ты сам, запятнав свою душу кровью? — в тон ему ответил Один. — Ты сам подписал себе приговор, а ведь мог бы встать рядом со мной, стать равным мне. Но после всего, что случилось, после всего, что произошло между нами, подумай, кто мы: два друга, два брата или два связанных навечно врага? Ответы лишь в тебе самом, заключенные в твоей вечно сомневающейся душе.
— Ты велик и мудр, Один, а я словно прах у твоих ног, — незнакомец, в отличие от Локи, понял, что Один имел ввиду своими странными речами. — Верни же мне свободу! Позволь мне стать самим собой! Позволь смотреть с тобой на далекие звезды! Позволь мне стать твоей птицей — неба Асгарда хватит на двоих. Вспомни, ты ведь сам рвался меня создать. Сам!
Незнакомец замолчал. Молчал и Один, а Локи обратил внимание, что в этот раз отец не был полупрозрачным, в отличие от своего непонятного собеседника.
— Зачем ты снова молчишь? — выпалил незнакомец, сжав кулаки. — Считаешь, что я дерзок, потому что смею стремиться к своей мечте? Тогда ответь, зачем ты меня создал? Зачем ты создал Локи? Его ты также наградишь, как и меня: запрячешь в Бездну? Отрежешь ему крылья и сбросишь вниз, наслаждаясь еще одной великолепной смертью? Ответь! Зачем ты нас создал?
Хагалар делал ставки, почувствуют ли его слежку сильнейшие мира сего. Сначала несравненный Один стоял в задумчивости подле Локи, потом прекрасная Фригга повторила его маневр. Божественные родители не произнесли ни слова, ни один мускул не дернулся на их лицах, но оба они отправились в память Локи. И на что надеются?
Вождь решил довольствоваться собственной памятью. Не лезть в чужую, не стоять у постели, а сидеть в кресле в дальней башне Гладсхейма и наблюдать со стороны. Закинув ногу на ногу, он сложил руку в локте и опустил на нее голову. Получилась неплохая поза мыслителя. Он не сомневался, что правящая чета размышляла о Локи и его судьбе. И это еще называется «родители» — сперва мучили собственного, ну ладно, почти собственного ребенка всеми возможными способами, а теперь, когда ему нужна помощь, рассуждают о чем-нибудь наверняка трансцендентальном. Зато Хагалар не собирался ни о чем рассуждать и менять раз принятое решение.
Он помнил милых тварюшек Одина совсем детьми. И эти милые детки не слезали с его шеи. Потому что никакой другой шеи, на которую можно было бы залезть, вокруг не наблюдалось, а детям хотелось побеситься не только друг с другом.
Их слишком рано начали учить, и ладно бы искусству боя или какому-нибудь простому ремеслу, но их усадили за столы и вложили в неокрепшие пальцы грифели. Результат Хагалар оценил, когда впервые разговаривал с несносным детенышем в поселении, и тот хвастался мгновенными вычислениями. Вернее, не вычислениями, а вызубренными наизусть ответами. Один недавно заявил, что не причинял детям боли иначе, чем тренировками, но каким же тогда образом он заставил их выучить безумные таблицы да еще и сложить в долгосрочную память? Неужто авторитетом? В это мало верилось, но спросить не у кого: былых учителей не сыщешь, Один соврет и не моргнет глазом, Тор из своего детства хорошо помнит только всяческие проделки, на которые папаша активно закрывал глаза, а Локи, болезненно помнящий каждую обиду, не пожелает говорить о прошлом. А зря: если всю жизнь лелеять старые обиды, то ничего не достигнешь. Взять хотя бы прекрасную Фриггу, которая никак не успокоится из-за конфликта чуть ли не пятисотлетней давности. Хагалар не сомневался: царица его отравит, если он останется во дворце. Однако она зря волнуется — возвращаться к Одину Хагалар не планировал, пускай болезнь Локи напомнила о давнишнем триумвирате, вертевшем девятью мирами по своему усмотрению. Хагалар не желал возвращаться в прошлое хотя бы потому, что Фригг уничтожена Одином и уже никогда не будет прежней; а еще потому, что выправить поганый характер детеныша не могут даже розги. Впрочем, в последнем Вождь сомневался. Если взять ребеночка в Бездну, то там, пускай и ненавистным лично ему методом кнута и пряника, его вполне можно воспитать и сделать таким, каким пожелает величайший боевой маг. Хагалар хорошо помнил, как обращением в чудовище перепугал несносного царевича. Не в тот день, когда взял в руки прут и поддался на провокацию, а немного раньше, когда притащил детеныша в дом и устроил небольшое представление, обратившись в чудовище по своей воле. Если бы не Беркана с Лагуром, ворвавшиеся в импровизированную пыточную, он бы довел юнца до истерики и мольбы о пощаде. Он и не таких доводил. Даже самую сильную душевную организацию можно пошатнуть, было бы время, и Одиновские игры с эмоциями для этого вовсе не нужны. О, он бы заставил детеныша уважать себя по законам сильного, он обучил бы его магическому искусству и дал бы то, чего детям Одина так не хватало всю жизнь — любовь и поддержку. С собственными детьми у Хагалара были прекрасные отношения, и он хотел всю ту любовь, которую испытывал к ним, выплеснуть на Локи, если бы зарвавшемуся псевдосыну Одина хоть что-то было бы в этой жизни нужно, кроме спасения от папаши. Локи опасался родителей, что было оправдано после возвращения из Бездны, но к тому, кто искреннепытался его спасти и во всем помочь, почему-то относился пренебрежительно. Для Одина он просто усыновленный раб — каким был, таким и остался; Фригга презирает полуетуна, хоть и скрывает пренебрежение много столетий — ее истинные эмоции слишком очевидны для того, кто знал ее еще девочкой. Никого, ближе Тора, у Локи нет, но между братьями пробежала черная кошка, и, сколько Хагалар понял, речь шла чуть ли не об обоюдной попытке убийства.
Мастер магии не любил обманывать себя, поэтому давно признал, что жаждет сломить упрямца, как ломал когда-то сильных воинов. Забить Локи до такой степени, чтобы он, размазывая по лицу слезы настоящей боли, взмолился о пощаде, обещая все блага мира за прекращение муки. Хагалар мечтал лицезреть именно это, а не очередную ухмыляющуюся гримасу ничего не чувствующего существа, которое скорее подохнет, чем запятнает свою честь мольбами. Отключить умение терпеть боль невозможно, но Вождь прекрасно знал, как иллюзорной болью довести до такого состояния, когда никакое умение не поможет. Сломать ребенка и завязать в узел с бантиком он мог. Но ему не это было нужно — так говорил разум, но не сердце. Разум требовал любви детеныша, а сердце — беспрекословного подчинения, страха и мольбы. Вождь слишком долго терпел заносчивость царского отродья, и наказать его за презрительное отношение в течение целого года хотелось чем-нибудь столь же длительным и болезненным. И пока Хагалар не был уверен, что надолго сдержит свою натуру и не сломает, а лишь огранит добытую драгоценность. Детеныш обязан его признать, а не склониться перед плетью, мечтая убить собственного мучителя. Становиться вторым Гринольвом Вождь не собирался — Гринольв плохо кончил, причем из-за своего воспитанника, к которому, как Хагалар сейчас понимал, в свое время прекрасно относился.
И все же ничто так не трогало мага, как любимая греза Локи — промышленная формация. Она была бредом чуть менее чем полностью, и в любой момент могла закончиться катастрофой. Однако его будущее вне ученых с идеями модернизации тоже не сулило ничего хорошего. Во дворце царевичу нет места, его убьют, как только убедятся, что потусторонние силы больше с ним не связаны. Раз великий царь нарушил собственные принципы и покопался в чужой памяти, то наверняка выкопал ответы на все интересующие его вопросы. А коли так, то Локи — лишь досадная помеха на пути к власти единственного ребенка царя и царицы. Учитывая омерзительный характер детеныша, просто так Хагалар спасать бы его не стал, но дело приобретало опасный оборот для него самого: он слишком сильно погрузился в былую дружбу, даже в какой-то момент доверился тем, кто раньше был ему очень дорог, но вовремя опомнился, заметив ледяные взгляды прекрасной царицы. Пора вернуться в Бездну, воспитать Локи в духе настоящего асгардского воина, а потом вернуться, возможно, с армией.
Хагалар никогда не желал себе трона, и именно поэтому дожил до преклонных лет. Но Асгард, по большому счету, отобрал у него всё. Так почему бы на старосте лет не облагодетельствовать еще разок того, кому когда-то спас жизнь? Если облагодетельствованный захочет, разумеется. Пора убедить Локи бежать в Бездну, несмотря на ненависть и жалкие попытки обыграть самого Всеотца.
Мечтая о совместной жизни и выбивании из детеныша всей возможной дури, Хагалар вовсе не беспокоился из-за плачевного состояния этого самого детеныша. Он уже запустил в видения паразитическую часть себя, которая обязана благотворно повлиять на память. Божественные родители зря спорили о том, кому проводить обряд-предсказание. Хагалар успел первым, и открывшееся ближайшее будущее его обрадовало. Жаль, что он не в состоянии заглянуть вперед хоть бы на три-четыре дня.
Хагалар встал со своего импровизированного трона и сладко потянулся. Скоро Один и Фригга вернутся в реальный мир. Надо встретить их и подробно расспросить о встречи с тем, кого они совсем не ожидали увидеть.
Локи очнулся от громкого крика в собственной голове. Он сидел на троне и точно знал, что он — царь Асгарда и Етунхейма. С двух сторон от него преклонили колени асы и етуны, потому что именно сегодня настал день, которого он так долго ждал — межмировая коронация. Сегодня его венчают на царство и даруют титул Всеотца.
Раздалась торжественная музыка, со всех сторон послышались прославления, а первый советник медленно подвел к трону невесту: молодую смущающуюся девушку, достойную царя. Локи готов был подойти и взять ее за руку, как вдруг заметил рядом с ней чудного старца — одноглазого, в дорогих одеждах. Секунду назад его там не было.
— Ваше величество, — произнес старец более чем почтительно, — позволь мне сказать тебе несколько слов наедине!
====== Глава 100 ======
От старика веяло мудростью веков и немощной слабостью — он был жалок, как и все пожилые асы, он был будущим, которое ждало самого Локи много столетий спустя, поэтому молодой царь решил оказать ему милость:
— Позволю. Но позже. После церемонии. После моего триумфа!
Он протянул руку прекрасной невесте, скрывающей личико за вуалью, а незваный старец растворился среди толпы празднично разодеых гостей.
— Счастливица, ты выходишь замуж за самого достойного аса во всем Асгарде! — Локи с легкостью призвал Мьельнир — великолепное дополнение к сиятельному Гунгриру. Толпа разразилась новыми приветственными криками, а в первом ряду почти у самого трона опять материализовался тот самый старец, неистово аплодирующий своему царю. На его руку опиралась безучастная ко всему женщина среднего возраста. Она заинтересовала нового властителя всего лишь на миг и пропала из виду столь же внезапно, сколь и появилась.
Один, не ожидавший появления супруги в мире сна, поспешил затеряться с ней в толпе.
— Как ты добралась сюда? Тебе же неведомы тропы сознания.
— Я прошла по твоей тропе.
Такое простое объяснение застало Одина врасплох. Никто из живущих, кроме него самого, не умел прокладывать тропинки в чужом сознании — ему единственному во всех Девяти Мирах было открыто тайное умение. Но пройти по тропе, созданной другим — вовсе не то же самое, что проложить самому. Неужели даже посредственный маг в состоянии сделать это? Или любое существо, способное отделять одну из своих душ от тела и путешествовать по иллюзорным мирам? Стоило проверить.
— Я чувствую, что тебе нужна помощь, великий Всеотец, — добавила царица, так и не дождавшись ответа.
— Более чем, — пробормотал Один и остановился, так и не выбравшись на свежий воздух. — Толпа бесконечна, нам не найти выхода.
— Почему?
— Во сне происходит только то, что угодно спящему. Он не осознает себя, не осознает своё могущество, но неосознанно пользуется им, изменяя вселенную. Раз нас нет в этой реальности, то Локи нас не узнает. Но он уязвим: его можно убить, но тогда мы либо вернемся в наш мир, либо окажемся в другом сне. Еще спящего можно разбудить прямо здесь, доказав иллюзорность происходящего. Иногда это происходит случайно. Тогда сон становится подконтрольным своему создателю, который превращается в свою бодрствующую копию, даже если до этого был гусеницей.
Один замолчал, переводя дух: давно ему не приходилось объяснять всех тонкостей путешествия по снам.
— Имей в виду, мы здесь не одни.
— Хагалар? — нахмурилась царица. — Или боги Етунхейма?
— Хуже, — покачал головой Один. — Когда я проник сюда, то узрел вовсе не сон, а подосланное видение. Ты прощалась с Хагаларом на краю Бездны. Или здоровалась.
Фригг молчала, силясь вспомнить собственное прошлое.
— Не утруждайся, то была ложь, — успокоил ее Один. — Видение сменилось на еще более безумное. Наш давний друг показал себя и немного немало обвинил меня в своей смерти, вопрошал о любви и о Локи. Мне пришлось явиться лично, чтобы не допустить непоправимого. Я постарался уничтожить его и изгнать из сознания Локи, но я ни в чем не могу быть уверен.
— И снова наши пути разминулись, — вздохнула Фригг. — Если бы я оказалась в видениях немного раньше…
— Ничего бы не изменилось, — заверил супругу Один. — То был всего лишь фантом, насылающий лживые глупости, никак не связанные с настоящим прошлым.
Фригг хотела возразить, но вдруг окружающие их асы и етуны попадали на колени, увлекая за собой непрошеных гостей. На хрустальном троне, увитом причудливым орнаментом и усыпанном бесчисленным множеством драгоценных камней, восседал Локи, венчанный несуществующей в реальности короной Девятимирья. Рядом с ним стояла молодая жена, все еще не открывшая лица.
— Зачем ты пришел в чужие грезы? — едва слышно спросила Фригг у мужа, не разжимая губ. — Что ты ищешь? Ответ на какой вопрос?
— Только на один, — почти бесшумно ответил Всеотец. — Стоит ли пробуждать Локи или проще убить?
— Разве ты разбил его душу не для того, чтобы собрать заново?
— Я долго собирал, но тонкая работа мне наскучила. Благоразумно поставить за спину Тора Хагалара. Готовить Локи к неподходящей ему роли — лишь потеря сил и времени, ведь результат непредсказуем. Взгляни на его мечты: во сне отражается настоящая душа и нет места обману. Несмотря на все мои старания, он всей душой жаждет занять заветный трон. Соперник Тору мне не нужен.
— Хагалар причинил нам много боли, однако его заслуги перед мирами неоспоримы, — спокойно ответила Фригг. — Я никогда не желала его возвращения во дворец, но он не причинит нам столько неприятностей, сколько Локи. Если ты готов признать, что спасение проклятого дитя — твоя величайшая ошибка, я не стану отговаривать тебя, Всеотец.
Последние слова царицы едва не заглушила речь Локи, перенасыщенная эпитетами и грубыми самовосхвалениями.
— Я думал, ты подскажешь иной путь, — медленно произнес Один, принимая нелегкое решение. — Как мать. Не как царица.
— Разве мы в праве рассуждать как отец и мать, когда вершим судьбами Девяти Миров? — еще более безразлично заметила Фригг. — Что же мешает тебе поступить сейчас как обычно?
— То же, что помешало рассказать Локи в детстве о его настоящих родителях, — вздохнул истинный царь. — Я привязался к нему.
— Когда-то я настояла на том, чтобы оставить Локи с нами в качестве сына, а не раба, — напомнила Фригг. — Но ты же понимаешь, что ошибка прошлого не будет довлеть надо мной, если речь пойдет о долге.
— Как интересно, — послышался ядовитый голос в непосредственной близости.
Один и Фригг, увлекшиеся решением судьбы названного сына, даже не заметили, что предмет их спора успел подойти к ним сквозь строй расползающихся, словно тараканы, коленопреклоненных етунов.
— Ваши лица мне смутно знакомы.
— Всё возможно, великий царь, — Один поднялся с колен, изображая покорность и смирение.
Резкий шаг. Не менее резкий выпад, и вот пальцы истинного царя сжимаются на горле иллюзорного. Небольшое усилие. Хруст шейных позвонков. Мир померк.
— Зачем ты это сделал? — спросила Фригг, поднимаясь на ноги и осматриваясь: неведомая сила перенесла их в Валаскьяльв.
— Чтобы попасть в новое видение, которое покажет мне иную сторону его души. В прошлом сне мы всё полезное видели — Один увлек супругу в темный угол и вовремя: в комнату неторопливой походкой вошли он сам и Локи.
— Раз в этом сне есть мой двойник, мне придется изменить облик, — тихо пояснил настоящий Один, накладывая на себя иллюзорные чары. — Ты можешь остаться собой. Локи узнает тебя и скорее всего примет в свой сон.
— Я восхищен твоими идеями, — восторженно вещал призрачный Один, а Локи стыдливо опускал глаза, словно девица. — Твои планы выше всяких похвал. Машины украсят Асгард. Электрические лампочки затмят Фенсалир. А бомбардировщики удержат в повиновении Девять Миров.
— Благодарю, отец, — склонился польщенный Локи, прижав руку к сердцу. — Мои достижения — твои заслуги.
— Многим отцам судьба дарует несколько детей, но все они глупы или безумны, — Один обнял Локи, сажая рядом, вплотную к себе. — Когда мы с мамой узнали, что у нас будет только один ребенок, мы ужасно огорчились. Но зря, ведь ты стоишь десятерых.
— Я служу Асгарду верой и правдой. Всю жизнь и до самой смерти, — буквально пропел польщенный Локи. — Мои ученые нашли способ уничтожить людей. Пожалуйста, дозволь мне устроить геноцид мира, осмелившегося превзойти мир богов.
— Разрешаю, Локи, — кивнул Один, не задумываясь. — Ты, как и прежде, поведешь нашу армию. Уничтожь людей. Они отжили свой век.
Настоящий Один с трудом прятал улыбку в пышные усы, которые наколдовал себе вместе с иллюзорной личиной. То, как умильно Локи ластился к отцу, радовало его черствое сердце. Но засмотревшись на своего двойника, он упустил из виду супругу, которая сделала несколько шагов вперед, покидая спасительную тень. Решилась войти в мир сна и стать его частью. Один предполагал такое развитие событий, но не предупредил о возможных последствиях.
— О, мама, здравствуй!
Стоило Локи заметить царицу, как он выпутался из объятий отца, нежно взял ее за руку и посадил подле фантома. Фригг незаметно дотронулась до одежд «супруга» — они были осязаемыми и теплыми.
— Здравствуй, Фригг. Я рад, что ты здесь. Локи только что поделился со мной своими блестящими идеями, — похвастался Один: настоящая гордость была написана на его вечно бесстрастном лице.
— Неужели все эти идеи принадлежат ему? — мягко переспросила царица. — А как же Тор?
— А что Тор? — пожал плечами Локи. — Он поедет со мной на войну, как и всегда.
— В каком качестве?
— А в каком качестве может поехать оруженосец?
Царица едва скрыла изумление, а Одину пришлось приложить большие усилия, чтобы не засмеяться в голос.
— Если Тор — твой оруженосец, то кем же стал Хагалар? — наудачу спросила Фригг.
— Моя дорогая, почему слуги занимают тебя столь сильно? — ответил вопросом на вопрос призрачный Один вместо Локи.
— Слуги? — Фригг встала. — Локи, разве же они не любят тебя?
— Ну как бы у них нет выбора, — пожал плечами царевич.- Я не понимаю, мама, что тебя так смущает?
— Локи, неужели ты сам веришь в то, что творишь? — царица положила руки на плечи приемного сына. — Это лишь глупый сон. Очнись.
— Сон? — переспросил Локи, но рук не отнял. — Мама, что с тобой сегодня?
Фригг бросила беспомощный взгляд на своего Одина, притаившегося в темном углу. Всё случилось, как он и предполагал: та, кто прежде не бывала во снах, наивно полагала, что с легкостью приведет Локи в чувства, но спящие обычно упорствуют в своих иллюзиях.
Своим странным интересом к углу Фригг привлекла ненужное внимание призрачного Одина и Локи. Всеотцу пришлось покинуть убежище и, игнорируя удивленные восклицания правящей семьи, наотмашь ударить Локи кинжалом в сердце. Ткань легкой белой рубашки обагрилась кровью.
— И где мы на сей раз? — Фригг с подозрением огляделась: просторная пыточная комната, залитая кровью и пахнущая соответственно, вызывала тошноту.
— Мне не стоило дважды подряд убивать его, — пояснил Один, приняв свой истинный облик. — Нас не выбрасывает в реальность, но сны превращаются в кошмары.
— Кто вы? — послышался из угла истеричный вопль. Супруги обернулись. К стене был прикован Локи. Совсем мальчик, не более шестисот зим отроду: окровавленный, с вывернутыми наружу ярко-белыми костями, на которых отплясывали языки муспельхемского пламени — раны, несовместимые с жизнью.
— Локи! — забыв обо всем, милосердные боги бросились к сыну. — Локи, это лишь сон!
— Вы пришли, чтобы мучить меня? — возопил мальчишка, вжимаясь в стену. — Нет! Оставьте меня! А то он вернется. Уйдите!
— Я разобью оковы! — Один разом позабыл, что находится в чужом сне, в иллюзии. Он пытался спасти своего сына с тем же усердием, какое проявил бы в реальном мире. Но оковы не поддались его чудовищной силе.
— Не выходит! — рявкнул он так, что зазвенели цепи. — Локи уверен, что оковы прочные. Их не сломать.
Не успел он договорить, как дверь с противоположной стороны распахнулась, глухо ударившись о стену, пропуская быкоподобного монстра: взъерошенного, огромного, с капающей с клыков слюной. Разъяренного и опасного. И без того перепуганный Локи завопил как резаный.
— А это еще кто? — едва выдавила Фригг враз осипшим голосом. — Такого зверя не существует.
— Кто угодно: ночной кошмар, выдумка или герой сказок, — Один медленно взял супругу под локоток и неслышно отошел к противоположной стене. Хоть это и был всего лишь сон, его сердце пропустило несколько ударов.
— Пока Локи верит во всемогущество чудовища, я не смогу его победить, — пояснил Один, внимательно следя за движениями полубыка, который не обращал на незваных гостей никакого внимания и полностью сосредоточился на вопящей маленькой жертве. — А вот он меня убить может. Если погибнем здесь, то очнемся в нашем мире. А Локи останется мучиться во сне. Я, возможно, предреку ему смерть, но точно не пытки, к тому же в таком состоянии допросить его невозможно. Я отвлеку монстра на себя. Убеди Локи, что это всего лишь сон.
Фригг кивнула и аккуратно двинулась в сторону сына, не отделяясь от стены, а Один решительно вышел вперед, одним взмахом руки призвал копье и направил его смертоносный луч на чудовище. Бык вместо того, чтобы рассыпаться в прах, обернулся, оскалился и бросился на обидчика, оставив Локи истекать кровью. Фригг поплохело от одного вида разбросанных на полу внутренних органов и костей, от сердца, валяющегося в углу в окружении артерий и аорты. Что за дурацкие фантазии приходят в голову полукровке!
— Локи, — царица, едва касаясь, двумя пальцами приподняла подбородок сына и заглянула в глаза, переполненные мукой и страданием. — Локи, ты меня слышишь? Здесь все ненастоящее. Это лишь иллюзия, тобою сотворенная. Поверь в то, что отец убьет монстра, и все прекратится.
— Моего отца я сам убил, — заплетающимся языком произнес пленник. — А мать бросила меня сюда. Это будет вечно. Он будет приходить каждую ночь.
— Я бы никогда ничего подобного не сделала, — уверенно произнесла Фригг, оскорбленная до глубины души. — Как ты можешь подозревать меня в насилии? Локи, вот я, твоя мать.
— Моя мать другая. Синяя.
Фригг оглянулась, услышав пронзительный лязг оружия: Один едва сдерживал копьем когтистую лапу, норовящую сломать Гунгрир.
— Пожалуйста, очнись! — царица предала своему голосу всю нежность, какую когда-либо испытывала. — Локи, вон на полу лежит сердце. Твое сердце. А ты еще жив. Это невозможно. Этот мир иллюзорный. Ты можешь им управлять. Поверь мне!
Несмотря на страшные раны, Фригг встряхнула притихшего царевича, и монстр тут же остановился.
— Мама? — едва слышно произнес Локи таким удивленным тоном, будто сомневался, что порожден женщиной. — Что происходит?
— Ты создал мир кошмара, — пояснил Один, мгновенно победив зверя. — Но теперь все кончено. Верни себе внутренние органы, сделайся старше и создай что-нибудь более приятное, чем камера пыток.
Локи многозначительно кивнул, и вскоре все трое перенеслись в просторную светлую комнату со множеством стеклянных трубок и сосудов, громоздившихся на фигурных столах. Локи повзрослел, на его теле не осталось ни следа от недавних пыток. Он провел рукой по лицу, стирая незримые бисеринки пота. Он был разбит, устал, но совершенно невредим.
— Это по-настоящему или снова мираж? Или игра етунхеймских божеств? Или мне нет смысла спрашивать, поскольку вы оба — плод моего воображения и ответите только то, что я захочу, чтобы вы ответили? — спросил Локи, устало растягиваясь на лавке. Он смирился с неизбежным, он не пытался бороться, ведь не в первый раз попадал в осмысленные сновидения, не в первый раз встречал родителей. Разве что в прошлый раз он их убил.
— Я хочу задать тебе только один вопрос, — Один возвышался над лежащим на лавке Локи, словно непоколебимая скала, но даже такая грозная поза не произвела на приемного сына никакого впечатления. — Назови хотя бы одну причину оставить тебя в живых.
— Ответ знает только настоящий Всеотец, — небрежно бросил Локи, не открывая глаз. Он расслабился и, казалось, дремал в собственном сне. — Он пощадил меня после Мидгарда, он приказал Тору забрать меня оттуда. Он скрывал от меня правду всю жизнь и дал надежду на трон. Я ничего не решаю. Всё решают за меня.
— Так ты послушаешься воли отца? — подала голос Фригг, не веря в искренность безмятежности сына.
— Послушаюсь, — подтвердил Локи, не открывая глаз. — Он величайший бог девяти миров.
— А чего ты хочешь достичь в жизни? — продолжил Один незамысловатый допрос.
— С чего я должен отчитываться перед собственными иллюзиями? Мне хватает ваших расспросов в реальности!
— Мы вытащили тебя из застенок, — напомнил Один.
Локи замолчал. Молчал довольно долго, но последовавший затем туманный ответ гостей не обрадовал:
— Я хочу собственного величия, благословленного Всеотцом.
— Ты желаешь положить жизнь на служение царю? — усмехнулся Один очередной нелепице.
— Я хочу совершить что-то достойное, но отцу трудно угодить. Он не любит ни меня, ни мои планы, — Локи положил руки под голову и уставился в потолок. — Меня никто не любит, и я к этому привык. Мне не нужна иная любовь, чем подобострастная любовь народа.
— Значит, занять трон ценой жизни брата ты уже не желаешь? — заинтересованно уточнила Фригг.
— Отец проживет еще почти тысячу зим, так что брат мне не помеха, — Локи приподнялся на локтях. — Иллюзии, вы не знаете, как выбраться отсюда? Я не в первый раз теряюсь в глубинах своего сознания. Не в первый раз вижу вас. Где реальность, а где сон? Или в реальности я умер во время ритуала? Или меня просто швырнули в Бездну?
— Ты настолько не доверяешь родителям? — Один все больше укреплялся в мысли, что принял верное решение
— Я никому не верю, — пожал плечами Локи. — С тех пор, как узнал правду. Но ваше любопытство чрезмерно. Отстаньте от меня хотя бы здесь, раз не желаете помогать.
Мир покачнулся и пошел волнами. Один обнял супругу, и отступил к стене, едва не падая на шатком полу. Локи пытается стереть их из сна, считая лишь плодом своего воображения. Быстро же он уже освоился в грезах! Но он ни в коем случае не должен понять, что беседует с настоящими родителями, а не с собственным подсознанием. Когда растрескавшийся пол начал падать в темный провал бездны, Один воспользовался этим, чтобы вернуться в реальность.
— Почему ты ушел из сна? — спросила царица, как только стены вокруг перестали кружиться в причудливом танце.
— Ничего более интересного он бы не сказал, — тяжело ответил Один. — На словах он ничтожен, на деле — властолюбив. У нас нет причин оказывать ему милость.
— Ты мудр, Всеотец, — кивнула Фригг и продолжила после небольшой паузы: — Чего же ты ждешь? Чтобы я вложила клинок в твою руку?
— Я не позволю вам убить его!
Царь и царица одновременно повернули головы и, наконец, заметили сидящего в кресле Хагалара, от которого несло черной энергией зла и разрушений.
— Божественные родители, это свинство с вашей стороны: выкрадывать ребенка, обучать какими-то безумными методиками, пытать и вот теперь убивать просто потому, что вам не нравится результат вашего же морального и физического насилия! — Вождь выплевывал каждое слово, словно каплю яда, призванную прожечь дыру в темных душах царской четы.
— Хагалар, у тебя нет причин возражать мне, — Один поднял руки в знак примирения. — Ты любил детей в равной мере. И вот твой час пробил: ты окажешься за спиной Тора, станешь ему опорой, если мои дни сочтутся раньше срока.
— Никогда! — звериный рык отразился от стен, породив эхо. — Я не встану за спину Тора ценой жизни Локи. Ты слишком легко выбрасываешь из своей жизни тех, кто не кажется более полезным, всеблагой царь. От меня ты также избавишься, когда не будешь нуждаться в моих услугах? Или проявишь «милосердие» и засунешь навечно в лабиринт как Гринольва? Чтобы можно было использовать, когда вздумается, а потом вновь убрать?!
— Не я убил Тень, а Гринольва подле лабиринта ты запер своими руками! — повысил голос Один. — Что за чушь ты показал Локи? Ты сам, своими руками ее уничтожил, разбив сердце Фригг. И не только ей. Зачем ты показал Локи столько лжи?
— Я не имею ни малейшего понятия о том, что творилось во сне, — Хагалар наклонился вперед и с вызовом посмотрел на Одина. — Я просто провел ритуал. Локи должен был заинтересоваться новыми сведениями, захотеть жить. Ты довел его до полного истощения! Он не хочет жить. Он устал от пыток, видений, смерти. Оставь его в покое. Просто оставь. Если уж ты докопался до его сна, то верни сознание в наш мир. Пусть не помнит прошлого — я сам ему расскажу.
— Замолчи и послушай! — прикрикнул Один, гневно сверкнув единственным глазом. — Ты прекрасно понимаешь, что поставить тебя рядом с Тором — единственное верное решение. Ты сам принес дурные вести: Асгард на пороге войны с другими мирами. Локи может всё испортить. Он непредсказуем.
— Да, непредсказуем, — Хагалар неожиданно отступил и глубоко задумался. На его лице мелькнула мысль, другая, третья: неясная болезненная улыбка озарила усталое лицо. — Ты прав, мой любимый царь, дитя непредсказуемо.
Маг поднялся с кресла. Медленно, словно каждый шаг давался ему с огромным трудом, подошел к кровати и опустился подле Локи.
— Зато ты очень предсказуем, Один! — прошипел он в лицо царю и схватил царевича за запястье — вспышка белого света озарила комнату, сбивая с толку Одина и давая Хагалару лишние секунды на самоубийственную выходку.
— Во имя моего отца и отца моего отца, я разделю жизнь с сыном Лафея против сына Бора! — скороговоркой выпалил маг, скрепляя поцелуем древнюю клятву. Никто не успел даже слова вымолвить: белый свет, и без того резкий, стал настолько нестерпимым, что на глаза навернулись слезы боли.
— Что ты наделал? — воскликнула Фригг, как только немного проморгалась.
— Я же сказал, прекраснейшая, что твой муж слишком предсказуем, — объяснил Хагалар своим привычным насмешливым тоном и потрепал Локи по волосам. — С него станется убить своего обожаемого ребенка и поставить меня перед фактом, что всё, я обязан встать за спину Тора, ведь больше некому, это мой долг и прочее. Один, я слишком хорошо тебя знаю. А ты наверняка хорошо знаешь это заклинание. Если детеныш погибнет хотя бы косвенно по твоей вине, я умру вместе с ним. И ты останешься ни с чем. Если, конечно, не успеешь воспитать новых талантливых царедворцев. Думаю, ты успеешь и еще повесишь Локи, чтобы насолить мне. Но не сейчас. Я выиграл немного времени для себя и этого поганого мерзавца, постоянно треплющего нам нервы. Моя милая Фригга, не печалься, я могу снять метку, если захочу… но я вряд ли захочу. А вот руну «хагалаз» пора стереть. Ребенок так и не понял, что она фальшива.
Хагалар провел рукой, и едва заметная руна на правом запястье Локи — последнее напоминание о давнишнем происшествии в лабораториуме — исчезла без следа. Один буравил Вождя нечитаемым взглядом, Фригг только головой качала, наблюдая, как маг с любовью, нежностью и страстью перебирает локоны Локи.
— Мой неродной сын не заслуживает такой любви и преданности, — тяжело произнес Один.
— Локи не заслуживает? — нахмурился Хагалар, отдернув руку. — А кто заслуживает? Может быть, вы, предавшие и изгнавшие меня? Я всю жизнь отдал служению тебе, Один, а ты меня выбросил. Откровенно говоря, я не ребеночка спасаю, а вам мщу, в первую очередь, мои дорогие царь и царица. Плоть и кровь Лафея — средство, вы — цель. И не трон Асгарда мне нужен, я жажду отомстить за потраченные на вас зимы.
— Как ты можешь? — тихо произнесла Фригг. — Вспомни о том, как ты вершил судьбами миров. Ты считаешь, что зря потратил время, подчиняя Девять Миров Асгарду? Создавая великую империю?
— Ну ты же можешь пятьсот лет обижаться на мои неосторожные слова и желать мне смерти, — пожал плечами Хагалар. — Так почему я не могу обижаться на то, что вы меня бросили на дно Бездны?
— Но ведь ты сам ушел, — терпеливо напомнила царица. — Неужели память обманывает тебя? Я умоляла тебя остаться — ты отказался. Я умоляла тебя вернуться — ты меня оттолкнул. Ты сам загнал себя в поселение, а теперь обвиняешь нас в том, что мы сломали тебе жизнь. Разве это справедливо?
— Перестаньте, — степенно произнес Один, не повышая голоса. — Так вы ничего не сможете изменить.
— Не мог придумать что-нибудь менее пафосное? — съязвил Хагалар. — Я больше не подчиняюсь каждому твоему слову, отец смерти. Я тебе честно и откровенно скажу один раз и больше повторять не буду: мне глубоко наплевать, каков Локи по характеру и что вы про него думаете. Он мой. Я ждал его пять столетий. И никто не встанет между нами. Ни вы, ни его дружки, ни он сам. Я всегда получал то, к чему стремился. Еще ни один артефакт не был мной утерян, ни одна война не была проиграна. И Локи я не упущу. Даже если мне придется пойти против вашей воли. Впрочем, уже пришлось.
— Я швырнул его бессознательное тело в твои объятия полтора года назад! — громыхнул Один, теряя самообладание. — Я отдал тебе игрушку, которую ты так жаждал.
— Он не игрушка. Только ты его таковым считаешь.
— Нет, ты. Я растил из него сына и наследника. А ты пытаешься сделать его своим рабом. Ты рассуждаешь о нем, как о вещи, и принимаешь решение, не спросив его мнения.
— А ты что, хоть раз в жизни его мнение спрашивал? — зашипел Хагалар в ответ, на мгновение принимая облик настоящей змеи, готовой вцепиться ядовитыми зубами в чью-нибудь глотку.
— Почти всегда, — флегматично ответил Один, не обращая внимания на метаморфозы.
— Заранее вложив в его голову нужный ответ, разумеется!
— Зачем? Я достаточно хорошо его знаю, чтобы предугадать возможные желания, он сам ограничивает себя в попытках понравиться мне. Да и возможностей у царевичей не так и много.
— Царевичей! Твои дети всегда были для тебя только царевичами. Ты в них никогда не видел личностей. Ты ни в ком не видел личностей и лепил только то, что тебе нравилось.
— Если ты так считаешь, то тебе придется совершить самоубийство, — Один легко обошел очередную словесную западню. — Ведь тобой я тоже занимался. Не забывай, каких высот ты достиг и кем в конце концов стал. Посмотри на свою ладонь и вспомни. Я никогда и никого не приближал настолько…
— И никогда и никого не выбрасывал со столь спокойной душой! — Хагалар перевел дух, осознав бессмысленность спора. — Немедленно разбуди Локи. Вернись в сон и забери его душу.
— Я могу повредить его…
— Ах, не хочешь! — глаза Хагалара опасно сощурились. — Что ж, тогда я все сделаю сам!
Одного небрежного взмаха рукой хватило, чтобы появившаяся из ниоткуда ледяная вода окатила царевича с головы до ног. Вскрикнув от неожиданности, Локи открыл глаза и принял сидячее положение.
В комнате повисла напряженная тишина.
====== Глава 101 ======
Локи ошалело переводил взгляд с матери на отца, с отца на Хагалара, с Хагалара опять на мать, а недавние спорщики напряженно смотрели на него, затаив дыхание и ожидая дальнейших действий. Царевич медленно повернул голову в одну сторону, потом в другую, силясь не то размять затекшие мышцы, не то узнать комнату.
— Локи, ты очнулся! — воскликнула Фригг и первая бросилась обнимать сына, несмотря на то, что ее платье мгновенно пропиталось водой. — Мы боялись, что ты не вернешься к нам! Мокрый царевич сидел с идеально прямой спиной, не до конца осознавая происходящее. Хагалар отказывался верить мгновенной перемене — секунду назад Фригг пылала гневом и едва не орала на него, и вот уже ласкает дитя как ни в чем не бывало. Страшная подделка. Ужасающая ложь, которой Локи самозабвенно верит.
Один не умел менять личины столь стремительно, но и он подошел к Локи, придав лицу типичное бесстрастное выражение.
— Мы рады, что ты жив, — он положил руку на плечо недосына, высушивая одежду и шкуры. — Провидение вернуло нам тебя. Хагалар не сдвинулся с места. Он не находил слов, чтобы выразить все переполняющие его душу чувства. Не к месту вспомнилась Беркана: сколько раз он ласково обнимал ее, тайно желая придушить. Но то было в шутку, любя, а божественные родители говорили об убийстве непутевого полукровки совершенно серьезно. Но кто бы осмелился обвинить сейчас царицу в неискренности? Даже он, знавший ее ребенком, не чувствовал игры и фальши. Что уж говорить о детеныше, всегда почитавшем ее за мать. Сам детеныш, немного справившись с собой, обнял царицу, словно величайшее сокровище, и обратился к отцу:
— Это настоящий Асгард? Или очередной сон?
— Настоящий, — кивнул Один дружелюбно. — Ты пережил то, что никому не под силу пережить. Теперь ты дома.
— До-ма, — по слогам повторил Локи и вперил нечитаемый взгляд в Хагалара, затаив дыхание. Потом поднял руку в его сторону, сделал несколько странных пасов, которые не произвели никакого эффекта, но заставили усомниться в рассудке царевича. — Да, я действительно дома, раз у меня ничего не получается. Отец, неужто даже сразу после пробуждения я обязан лицезреть самого достойного клятвопреступника Асгарда? Позволь мне хоть немного отдохнуть.
Хагалар стиснул зубы — ни словом, ни жестом не выдал тайны царской семьи, хотя мог рассказать всё. Рассказать страшную правду. В которую Локи не поверит, отмахнется и обвинит своего вечного благодетеля етун знает в чем.
— Что ж, отдыхай, — Вождь направился к двери, но у самого порога обернулся и тихо, одними губами, добавил, — тварь…
Только умение читать по губам позволило определить, что именно он произнес, прежде чем удалиться, громко хлопнув дверью. Локи изумился дерзости, но виду не подал, а Одину пришлось последовать за бывшим соратником — в таком состоянии боевой маг натворит кучу глупостей, а их последствия придется устранять и без того уставшему Всеотцу.
— Сын мой, ничто не способствует выздоровлению лучше, чем объятия матери, — пробормотал он, торопливо покидая комнату. — Набирайся сил. Я зайду позже.
Локи рад был остаться наедине с царицей. Впервые за долгие месяцы он видел ее обычную: прекрасную богиню, чистую и светлую, образец всех добродетелей Асгарда, а вовсе не скелет или призрака смерти. Раньше он не осознавал, насколько сильно выматывали фантомные образы смерти, как сильно они отдалили его от приемной матери, но сейчас всё изменилось. Словно не было последних зим, словно он не делил кров с преступниками Асгарда, словно не встречался с матерью лишь на праздниках раз в несколько месяцев. Сейчас, лежа рядом, ощущая всем телом ее тепло, заботу, волнение, Локи готов был поверить в счастливое будущее, особенно учитывая, что он выжил там, где никто не выживал прежде, что поборол собственные сны. Он убил всех, кого любил, он разрушил Асгард, но сам же его и восстановил. Он почти потерялся в грезах, но проснулся, чтобы оказаться в Бездне и в новом вихре разноцветных иллюзий, которые не выпускали его до сего часа, когда отец применил простой, но от того не менее действенный метод с водой.
Он жив, хотя десяток раз должен был умереть, сойти с ума или заблудиться в лабиринте собственного сознания. Нет, не полтора года назад он вернулся в Асгард, а только сейчас: никогда прежде он не ощущал подобного единения и гармонии хоть с кем-то, как сейчас с царицей. И пускай мысленно он сравнивал Фригг с настоящей матерью, которую теперь помнил отчетливо, как и прочих етунхеймских родичей, всё равно она была родная. Рядом с ней хотелось забыть обо всем, особенно — о странных снах, о незнакомцах, преследовавших в мире сновидений, даже о Тени. Локи не сомневался, что на мосту говорил именно с нею. Царевич откинулся на мягкие подушки и рад был бы увлечь мать за собой, но не осмелился.
— Локи, как ты себя чувствуешь? — одна только мелодия божественного голоса, нежная, пронзительная, позволила забыть обо всех невзгодах, раствориться в тепле и ласке и вдохнуть глоток новой жизни, подаренной отцом.
— Я чувствую опустошение из-за видений. Там поменялись местами правда и ложь.
Вспоминать минувшие часы не хотелось, но мать спрашивала, а он отвечал. — Мир снов никогда не оставляет ясности, — мягкая рука коснулась его головы, провела по волосам, даря новое удовольствие. — Что ты видел?
— Тебя. Отца. Тень, наверное… Как она выглядела? Хагалара. И снова тебя и отца. Огромные залы и маленькие камеры.
— Тень выглядела по-разному, — теперь голос матери напоминал трели иноземных птиц. Локи закрыл глаза, подставляясь под ласковые руки. Наконец-то ему стало спокойно.
— Что вы со мной сделали? Только не лги. Если отец запретил говорить, то так и скажи.
— Нам пришлось спровоцировать появление темных сил. Они чудом не погубили тебя, но всё закончилось хорошо, они покинули твое тело, ты свободен от них.
— А скольких я убил?
— Никого. Ты оказался не проклят, а благословлен. Асы, окружавшие тебя, получили большие силы.
— И Фандралл тоже был среди них или мне пригрезилось?
— И Фандралл. Но их силы не безграничны.
— А что такого успел натворить Фандралл, что его отправили со мной?
— Он сам вызвался.
Локи почувствовал на лбу горячий поцелуй и открыл глаза: мать склонилась над ним, наконец-то родная, а не безмерно далекая богиня, которую он наблюдал последние полтора года.
— Я очень скучала по тебе. И очень боялась, что не увижу вновь.
— Я тоже боялся, что больше не увижу никого из вас, — Локи сглотнул и все же позволил себе то, что когда-то давно составляло для него величайшее счастье: он обнял мать, зарывшись в ее мягкие распущенные волосы, вдыхая чудный аромат, слушая мерное дыхание. Давно забытое спокойствие, словно в детстве. Наконец-то забыть о подозрениях, бесконечных играх, погонях не то за счастьем, не то за собственным величием. Остановиться, расслабиться в объятиях той, которая ему дороже всех на свете.
— Мама, я был уверен, что не проснусь. Я видел родную мать, она увлекала меня за собой, в могилу.
— Я никому не позволю тебя забрать, — прошептала царица. — Ни Улле, ни тёмным богам, на даже самой Хель!
— Улла? Ее звали «Улла»? — оживился Локи. Сейчас он не играл, даже не пытался вызнать что-то секретное, но случайно получил ответ на вопрос, терзавший его долгие месяцы.
— Да, ее так звали. Улла — дочь Гисли и Хердис.
— Дочь Гисли и Хердис, — повторил Локи, откладывая в памяти имена родственников по крови. — Кроме нее я помню Фандралла. И другой мир, в космосе, там была ты, отец и какая-то его неудавшаяся креатура. Она взывала к тебе, а ты молчала. Потом ты была с Хагаларом на мосту. Я плохо помню. А потом со мной заговорила Тень: загадочно и странно.
— Вряд ли ты мог видеть Тень. Ты же не был с ней лично знаком, ты не представляешь ее себе, если только подсознание не сыграло с тобой злую шутку.
— То и правда была лишь игра моего воображения, — подтвердил Локи. — Мне хотелось ее встретить, вот она и появилась, я ведь видел воспоминания отца о ней несколько столетий назад. Потом я еще несколько раз говорил со всеми вами. С тобой, с отцом. Ты спрашивала, зачем я живу. А я не смог ответить.
— Я бы тоже не смогла, — прошелестел у самого уха мягкий голос матери. — На такие вопросы не нужно отвечать, ведь цели со временем меняются. А когда все они достигнуты, смерть сама находит нас. Не стоит придумывать себе цель, Локи. Просто живи достойно. Младенец живет лишь для того, чтобы сосать грудь матери. Ребенок — ради игр и забав. Отрок — ради постижения мира. Подросток — ради сиюминутных подвигов. Для взрослого все эти цели бессмысленны и нелепы, но разве от этого они становятся менее дороги тем, кто к ним стремится?
Локи никогда прежде не слышал рассуждения матери о долге, чести или достоинстве. Долгие разговоры о том, как жить и для чего, царевичи вели только с отцом. Мать не принимала участия в абстрактных беседах не то из-за пола, не то из-за статуса. Локи хорошо помнил содержание писем, которые украл из Фенсалира: они рисовали не самый благообразный образ царицы. Но что он знал о ее прошлом? Ничего. И разве интересовался им хоть когда-то? Нет. Мать всегда была для него некой данностью, которую не отнять. И только сейчас, наслаждаясь бесконечной любовью, купаясь в ней, словно в горячем источнике, Локи осознал, насколько был слеп, насколько сильно амбиции и самолюбивые мечты отдалили его от тех, кто по-настоящему любил его. «Я всю жизни только и делаю, что помогаю тебе, а ты все равно ждешь от меня удара!» — так недавно сказал отец. И он прав. Семья, родительская любовь — все то, чем пользуешься бесконечно по праву рождения, то, что не требует усилий, стоит хранить как зеницу ока. И почему сыну Лафея пришлось выйти за пределы привычных измерений, чтобы осознать эту простую истину?
Хагалар бежал в неизвестном даже ему самомунаправлении. Злой на всех и вся, с единственным желанием кого-нибудь заживо сжечь или устроить локальный метеоритный дождь.
Один с трудом нашел его в подземелье около зеркального лабиринта, где много столетий подряд спал Гринольв. Хагалар был на взводе: в таком состоянии он запросто войдет в лабиринт, из которого никто никогда не выходил. Один быстро наложил на дверь дополнительные защитные чары, но давний друг даже не заметил его появления. Он сидел на постаменте и плечи его подрагивали, словно от беззвучных рыданий.
— Мне очень жаль, Хагалар, — прошептал Один, но даже шепот эхо повторило многократно. — Правда, жаль.
Маг невесело усмехнулся.
— Жаль. Очередная ложь. Ты не убил его в иллюзорном мире, не свел с ума. Вернулся. Медлил. Ты ждал, что я вмешаюсь. Тебе нужен был повод для милосердия. Ты его получил. Всё как по нотам. Опять. А я опять лишь твоя марионетка, — Вождь вздохнул и поежился от стылого подземного воздуха. — Локи поплатится. За каждую дерзость. Я спущу с него шкуру, но добьюсь своего, несмотря ни на что.
— Зачем? — простой вопрос прозвучал громом. Всего одно слово: не вызов, лишь любопытство. — А зачем жить, если цели нет? — фыркнул Хагалар, обхватив голову руками. — Просто существовать остаток зим?
— Я предложил тебе достойную цель, — Один все еще не подходил близко. — Я предлагаю тебе былое могущество. Новое поколение выросло, не зная ужасов войны — это наша заслуга. Твоя в первую очередь.
— Я не буду снова твоей марионеткой! — жестко выплюнул Хагалар. — Ты уже выбросил меня однажды. А настоящие ужасы войны наше разнежившееся новое поколение просто не переживет. И это наша вина, Один.
— Тогда займись тем, чем велит тебе сердце, — Всеотец намеренно пропускал все колкости мимо ушей. Уж сколько раз они с супругой напоминали Хагалару, что это он их предал, а не наоборот — толку не было, а бессмысленно спорить Один не любил.
— Сердце велит мне не слушать ребенка и, если надо, силой впихнуть ему знания, за которые другие готовы глотки рвать, — буркнул Хагалар. — И я до сих пор не понимаю тебя. Если бы ты рассказал мне правду о его происхождении, я бы нашел способ дать ему магию, не травмируя нежную психику никому ненужной историей происхождения. Он бы ни о чем не узнал. Но вы решили, что я вам больше не нужен! Я! Я положил на благо Асгарда свою жизнь, здоровье, я жил Асгардом, нашим союзом! Тысячу, десятки и сотни тысяч раз я бы умирал ради вас! Тебя и Фригги. И что же я получил взамен? Вы мне не доверили тайну Локи. Выбросили меня в один миг. Как игрушку, отслужившую свое!
По щекам бывшего друга текли злые слезы боли. Настоящие, искренние. Один никогда не видел его слез. Ни во время жестоких тренировок, ни в тот день, когда Фригг лежала бездыханная, ни в день неожиданного расставания. Порой из-за внезапной боли на его глаза наворачивались слезы, но лишь на мгновение. А сейчас Один видел настоящие слезы отчаяния, видел в Хагаларе Локи, заявляющего в хранилище оружия о том, что он монстр. Хагалар стар. Хагалар слаб. Только сейчас Один до конца осознал это. Тот, настоящий боевой маг, никогда не опустился бы до такого позорного проявления слабости — он бы скорее расстался с жизнью.
— Ты себе представить не можешь, что устроил Локи, когда узнал, что он полуетун, даже уже будучи взрослым. Он до сих пор не примирился со своей сущностью. В детстве было бы только хуже, — Один сделал пару невольных шагов к бывшему другу, но так и не решился подойти. Если он попробует утешить мага, тот возненавидит его за показную заботу.
Хагалар молчал, пытаясь совладать с собой. Он скреб короткими ногтями по камню, словно пытался таким образом облегчить свою боль, похоронить печальные воспоминания.
— Я бы нашел способ навсегда скрыть правду, — наконец, произнес он, немного справившись с собой. — Я даже знаю, что можно было бы сделать, чтобы Локи никогда не посинел от Каскета, как можно было бы развить его огненное начало. Огонь у ётунов самый обыкновенный — никто бы никогда не узнал! А то, что Локи не принял свою полукровность — твоя вина! Я бы не допустил.
— Моя, не отрицаю. Сон настиг меня внезапно, а Фригг не смогла объяснить Локи всей сути. Но мы не были уверены, что ты решишь скрывать правду. Мы даже не были уверены, что ты примешь полуетуна. Вспомни, кем ты был.
— Предположим, — Хагалар выпрямился и посмотрел в единственный глаз владыке Асгарда. Он справился с моментной слабостью и приготовился к очередной битве. — Почему не сказали позже? Когда я поборол свою кровожадность. Когда вы могли остановить меня от падения в Бездну, когда я любил вашего ребенка сильнее вас. Почему?
— Потому что к тому времени я твердо решил, что Локи никогда не узнает правду и остается моим сыном. Тебе сложно в это поверить, но я очень привязался к нему, — Один проявил на руке голограмму маленького Локи. — В нем есть обаяние. А чем больше асов знает правду, тем больше вероятность, что узнает и Локи.
— А я думаю, что все было не так. Ты губил Локи, не обучив его искусству магии, ты приучал детей к пыткам жуткими методами, ты морально издевался над ними. Я был бы против всего этого, и я бы выступил против тебя. Но ты ведь бог, а я лишь твой жалкий раб. Знаешь, во что я верю? — Хагалар сделал небольшую паузу. — В то, что одним прекрасным утром я бы не проснулся, потому что вы бы прирезали меня так же безжалостно, как час назад чуть не прирезали своего якобы любимого ребенка, и почему? Потому что наигрались, и игрушка стала мешать.
— Никому не ведомы все пути вероятностного прошлого, — глубокомысленно изрек Один. — Твоя смерть в прошлом была вероятна, как и смерть Локи. Но ты жив. И Локи жив. Это ли не главное? Ты можешь продолжать добиваться его почтения, избивая кнутом. Я ведь отдал тебе власть над ним. Я выполнил твою давнюю просьбу. Ты должен был вернуться во дворец, но не вернулся, нарушив собственное обещание. Очередное.
— И забыть обо всех прочих обязательствах, например, перед моими магами, да? — хмыкнул Хагалар. — И нет, кнут ему безразличен. Совсем другое дело — это, — лицо мага на мгновение приобрело слишком хорошо знакомый Одину хищный оскал.
— Хочешь запугать его? Но зачем?
— Иначе он не понимает.
— А что он должен понять? — спросил Один и, пресекая очередную вспышку гнева, продолжил: — Ты рвался к Локи столетиями, я его тебе дал. Если ты не поймешь, что делаешь не так и почему мой послушный ребенок, привыкший повиноваться старшим, тебя ненавидит, то ты ничего не добьешься. Ты можешь, конечно, поломать его, запугать монстром и болью, но кончишь как Гринольв. Вспомни себя в молодости.
Стихло эхо, несколько раз повторившее последние слова Всеотца, но маг так и не проронил ни звука.
— Хагалар, я бы не отдал тебе Локи, если бы не был уверен, что ты станешь ему другом, что ты ему поможешь вернуться в Асгард и осознать себя. Но я просчитался. Все его действия и желания для меня как на ладони. Дело в тебе.
— Во мне? — возмущенно воскликнул Вождь. — Да я ему предложил то, что равносильно его желанному трону! Могущество, невероятную мощь! А ему лишь бы играться в поселение, не нужна ему никакая магия, он дуростью заниматься хочет!
— И что же он делает в поселении?
Хагалар подозрительно сощурился, ища подвох, но все же решился ответить: — Играет в тебя он в поселении. Причем играет плохо, — с трудом признал он.
— В меня? — усмехнулся Один. — Он уже убил все свое ближайшее окружение?
— Не в том смысле. Я не дам ему убивать направо налево.
— Что ж, это хорошо, — Всеотец пропустил последнюю реплику мимо ушей. — Пусть играет, пусть учится хоть кем-то управлять. Если он нашел себе личный трон, пусть правит. А ты обеспечишь его безопасность. И почему же вы не ладите, если править из-за чьей-то спины — твоё лучшее умение?
— Да потому что его идеи удивительно глупы!
— Так покажи ему это.
— Видишь ли, показать я не могу, покажет ему время, причем скорое, по моим прогнозам.
— Ты же великий манипулятор — гораздо более искусный, чем он. В чем проблема ускорить ситуацию, а потом выступить спасителем? Твой любимый прием.
— Я все лелеял надежду, что он одумается.
— Надежда умерла… И как ему личное царство?
— Поселение? Нравится, хотя есть нюансы, которые ему противны, ведь наш быт построен не так, как быт всего остального Асгарда.
— Очень хорошо, — довольно кивнул Один каким-то своим мыслям. — Значит, это не то, к чему мы его готовили. Как его подданные к нему относятся?
— Обожают, — едва слышно буркнул Хагалар.
— Это именно то, что мне нужно, — Один походил на кота, наевшегося сливок. — Пусть царствует в личной песочнице, в поселении, а на деле, в Гладсхейме, стоит рядом с троном. Хагалар ничего не ответил. Тень из Локи сделать нельзя — так он искренне считал: никакое поселение не заменит царевичу поклонение тысяч асов. Но что теперь делать? Все мысли насчет собственного будущего были одинаково соблазнительны и плохи. Можно забрать поганое дитя в бездну и научить там манерам, но Один прав — он его не полюбит и рано или поздно прирежет. Можно остаться и рассказать правду о себе, показать свою силу, но вероятность того, что вблизи родителей Локи кинется в его объятья, равна нулю. Можно уничтожить все игрушки, взорвать поселение и на пепелище силой заставить заниматься, но и массовые казни не дадут столь желанной любви.
— Расскажи, что ты думаешь о Локи? Ты же самый проницательный ас в Асгарде и наблюдал за моим сыном больше года, — словно издалека послышался голос Одина.
Хагалар не хотел отвечать, но что-то в самой глубине его души надорвалось, и он выдал то, что никому никогда не собирался говорить:
— Локи до жути чванливый и неоправданно горделивый поломанный мальчик, свято верящий, что он уже взрослый и лучше всех все знает. Прекрасный оратор, только говорит чушь, умеет вести за собой, правда, в основном, на смерть. Абсолютный глупец, отвергающий великий дар, который я ему предлагаю. Маниакально жаждет власти, ненавидит ётунов. Будь его воля, он бы их вообще уничтожил.
— Тебя послушать, так его и правда следует казнить, — по-доброму рассмеялся Один. — Хагалар, послушай сам себя: ты ненавидишь его, не видишь в нем ничего хорошего, но хочешь, чтобы он тебя любил.
— Я просто очень зол, — попытался оправдаться маг, жалея, что сказал правду. — Я не понимаю, как можно так глупить? Да меня маги умоляют поделиться с ними частичкой своих знаний, а этот отвергает и бегает!
— Ладно, я понял, что убеждать тебя в чем-либо бесполезно, — Один подошел вплотную. Теперь он возвышался над своим бывшим другом, давил авторитетом, но подобные уловки давно не действовали на боевого мага. — Я спрошу тебя один раз и хочу получить конкретный ответ: ты готов вместе со мной заботиться о Локи?
Эхо успело несколько раз повторить его слова, прежде чем маг с трудом, явно наступая на горло собственной песни, прошелестел:
— Да.
Одно слово. Одно решение. Один прыжок в бездну.
— Хорошо. Тогда я сделаю то, чего ты так жаждешь, — Один присел рядом, стараясь скрыть самодовольство.
— Неужто принесешь выпить? — съязвил Хагалар. — Кстати, тот виски, в который ты ткнул Локи в Ванахейме, был хорош.
— Откуда ты знаешь, что ткнул я? — Один жестом фокусника вынул из подпространственного кармана эль.
— А я не прав? — Хагалар взял бутыль, сделал пару глотков прямо из горла и протянул Одину. — Так что же?
— Я прикажу Локи стать твоим учеником. Ослушаться он не посмеет.
Не только Хагалар, но и само эхо, казалось, удивилось этому решению: по крайней мере, отчетливо повторило слова Одина больше десятка раз
— Занятно, — Вождь оперся спиной о стену и заложил руки за голову. — И что мешало с самого начала приказать? Хотя я согласен с тем, что, возможно, Локи не верит в мои силы и надо устроить демонстрацию, чтобы проявить у него хоть какой-то интерес к боевой магии. Мальчишки обожают красивые, эффектные, разрушительные заклинания. Проблема только в том, что мне не с кем сражаться. Ведь демонстрацию можно считать таковой, когда побеждаешь кого-то близкого тебе по силе, а, по правде говоря, ближайшие мне по силе маги все равно очень далеки, а притаскивать какое-нибудь чудовище чревато. — Ты намекаешь на то, что хочешь устроить бой со мной? — улыбнулся Один.
— Нет, ты же не боевой маг. Надо подумать. Пока мне по-прежнему хочется ребенка прибить, так что самое время не мозолить ему глаза, а поискать достойного противника, — Хагалар спрыгнул с камня, с удовольствием потянулся. — Пойдем отсюда?
— Пойдем, — кивнул Один. — Лучше потренируй молодых воинов. Спусти пар. Локи не виноват в том, что не слышал, как ты его спас и какой ценой.
— Не пойду я к твоим воинам, — хмыкнул в ответ Хагалар — от недавнего срыва не осталось ни следа. — Там кусачий Гринольв, а мне надо решить вопрос, на ком показывать свои умения. Потому что не вижу я никакого смысла лениво сидеть на скамье и, зевая, отражать слабенькие удары твоих магов. Да даже мои маги не подойдут. Я хочу достойного соперника и настоящей битвы. Я ужасно скучаю по войне, точнее, именно по битве, в которой можно не сдерживать свою силу и выжигать все и всех дотла. Это кощунство — иметь такую мощь и ею не пользоваться. Кстати, может, наши новые элитные воины из бездны подойдут. Среди них маги есть?
— Хорошо, делай что хочешь, но не в Асгарде, — легко согласился Один. — А что, Гринольв тебя до сих пор кусает? Мстит за то, что ты его запер?
— Я не собираюсь выжигать нашу и без того выжженную землю, не бойся. Я про демонстрацию. Она будет в Асгарде. Пусть все посмотрят, — на лице Хагалара отчетливо вырисовывались самодовольство и тщеславие. — Поставим купол… Если я найду, с кем сражаться. А твой Гринольв всех кусает, он же по жизни как туча грозовая.
— Неправда. Царскую семью не кусает, — заметил Один, но Хагалар его не услышал. Он прикидывал, где бы найти достойных соперников. Пусть так, пусть купается о собственном величии и оставит Локи в покое хотя бы ненадолго. Один пока не разобрался, кто зачем ему лжет и настолько искусно. Локи и Хагалар изображали вражду с тех пор, как попали в Гладсхейм. И изображали столь топорно, что владыке Асгарда было очевидно — эти двое точно что-то скрывают и затевают, причем, скорее всего, недоброе.
====== Глава 102 ======
На ум приходил Гринольв. Злой, пьющий и бьющий, хотя подобное сочетание в реальности было невозможно: он либо пил, либо бил, иначе с легкостью забил бы до смерти или покалечил любого из своих хрупких воспитанников. Гринольв пугал одним своим присутствием: даже когда не орал, а просто проходил мимо. При одном его приближении стихали разговоры и все норовили спрятаться — что дети, что их смотрители. Из-за его грозной натуры никто из воспитанников сильно не боялся наставников, пускай они и обладали практически безграничной властью. Стоило им переступить негласные правила, тут же, словно по волшебству, появлялся «хозяин» со своими представлениями и дозволенном и справедливом. Правда, иногда «тут же» случалось зим через пять-десять, но случалось обязательно.
Гринольв был единственным живым существом, которому юный Хагалар не стыдился демонстрировать свою слабость, забывая о гордости, выносливости и прочих столь же бессмысленных словах. Впоследствии ни просить, ни умолять, ни уж тем более плакать ему не приходилось.
До сегодняшнего дня — первого дня месяца гои.
Он предпочел бы уверить себя, что все произошедшее — лишь продуманная игра, пьеса, поставленная специально для великого и ужасного Одина, призванная запудрить мозги и наглядно продемонстрировать его фальшивую старческую слабость. Но себя обманывать опасно, поэтому Вождь признал: то было отчаяние, точнее — отчаянное непонимание происходящего, которое он настойчиво гнал от себя долгие месяцы. Сын Лафея не стоил такого позора! Приемыш Одина вообще ничего не стоил! Хагалар окончательно запутался и не мог даже себе толком объяснить, зачем раз за разом спасает поганую дрянь? Пусть величайший душегуб вселенной сам со своим приемным ребенком разбирается, особенно учитывая, как этот самый ребенок его любит.
Обожает.
Души не чает.
Только расставшись с Одином, Хагалар отвлекся от самобичевания и жалости к себе. Он что-то упускал, что-то не сходилось в его картине мира. Что-то забылось, пока они с царской четой якобы дружно защищали дитя от иноземных сил.
Хагалар сел на ступеньки, ведущие к высокому балкону, и мысленно перенесся на полтора года назад. Второе число осеннего месяца. Первая встреча с повзрослевшим Локи. Избитым Всеотцом. Спящим. Покинутым всеми. Какая красивая сказка, почти легенда, только вот Один уже несколько раз заявлял, что телесно детей никогда не наказывал, а Локи точно умеет закрывать сознание от боли. Несомненно, что великий царь мучил его во дворце в течение года, но явно не физически. Слишком уж спокойно ребеночек к боли относится, презирает ее, считает ничтожной слабостью, как и положено бравому воину. Но откуда тогда почти две зимы назад на теле взялись жуткие синяки, напугавшие даже видавшего виды Алгира? Не от Одина, значит… из Мидгарда! По возвращении с проваленной миссии по починке каскета прекраснодушный Ивар в качестве анекдота пересказывал мнение людей о битве зверенышей Одина. Сам Ивар считал, что-то были лишь учения, организованные Всеотцом, но Хагалар точно знал, что это не так. Что смерть Локи — падение с Радужного Моста вместе с Лафеем — произошла на самом деле. Он инкогнито присутствовал на похоронах, он обнаружил прекрасную Фриггу на обломках моста и передал ей часть своих сил, пока она ворожила в Бездне. Что за чары она накладывала, он так и не спросил, а Фригга до сих пор не знала о том, что он помог ей, но в одном Вождь был твердо уверен — волшба была ее инициативой, не Одина. Значит, если кто и спланировал нападение приемного бога на зарвавшийся Мидгард, то прекраснейшая из бессмертных. В это верилось. Точнее, в это хотелось поверить, потому что такая сложная интрига вполне отвечала характеру той Фригги, которую Хагалар знал в юности.
События Мидгарда точно были следствием, а не самоцелью. Царь и царица так или иначе сослали приемыша в Бездну. И приемыш это прекрасно понял, судя по тому, как опасался родителей весь год. Однако сейчас, едва очнувшись, счастливо избежав казни, позвал именно их. Не по расчету, а ведомый лишь чувством не то любви, не то сыновней почтительности. Проявление этого загадочного чувства Хагалар наблюдал во дворце все время. Даже опасаясь отца, Локи не переставал его любить. Другое дело, что, наверняка, убил бы, не моргнув глазом, если бы представился случай занять трон. Никакие чувства не стоят выше власти — Локи явно был сторонником серой морали, а вовсе не правил родного кланового общества. Но всё это не вписывалось в ту картину мира, которую Хагалар составил себе полторы зимы назад и сообразно которой действовал. Что же на самом деле происходило все это время?
Мастер магии постарался воспроизвести в угасающей памяти события теплого осеннего месяца и последующей за ним зимы. И он, и всё поселение уверилось, что Локи смертник, помилованный ради исследований каскета, но сейчас, когда Один решился на убийство, это было спонтанное решение, принятое из-за етунхеймских богов, а не тщательно разработанный план, связанный с ремонтом артефакта. Да и не вышло бы иначе у Хагалара спасти детеныша с помощью обычного ритуала. Подумать только: он — отверженный преступник — выламывал руки самому Одину Всеотцу. Да любой правитель уничтожил бы Гунгриром того, кто смеет шантажировать власть имущих.
Хагалар медленно растер лицо руками — все же не стоило пить эль, даже если он из личной коллекции Всеотца. Голова кружилась, и он окончательно запутался в хитросплетениях и интригах двора. Когда-то он плел их получше Одина, а теперь оказался в роли своих незадачливых жертв. Где правда? Где ложь? Что за игры ведет Всеотец, неужели действительно прикажет Локи обучаться магии? Принять очередную подачку — вновь проявить слабость, а ведь он только что уверял себя, что не будет чужой марионеткой.
Ему не тягаться с Всеотцом — непревзойденным мастером интриг, умудрившимся поставить себе на службу даже невинно усыпленного Гринольва. Хагалар усмехнулся, вспомнив, какими кенингами Один награждал приемного сына: «послушный ребенок», «привыкший слушаться старших» и прочее. Мда, действительно привыкший слушаться… только вот не старших, а собственную гордыню и непомерное самомнение. Впрочем, Всеотец поставил на колени девять миров, вряд ли с одним Локи не справится. Особенно если забыть, что несуществующий венец Девятимирья — заслуга Тени и маленького Локи, но уж никак не самого Одина, которому просто сказочно повезло.
Впрочем, Один был не единственной, хотя и главной проблемой. Была еще одна, поменьше — человек. Если земная женщина не проявляла никакого беспокойства по поводу исчезновения царской семьи, увлеченная расспросами Берканы и Сиф, то мужчина бесцельно шатался по Гладсхейму, в котором уже неплохо ориентировался, и вынюхивал правду. Поэтому Всеотец приказал Тору увести ученого мужа в поселение хотя бы на пару ночей. Уже сегодня человек должен был вовсю разливать кислоты по пробиркам, и Хагалар хотел в этом убедиться лично, но неожиданно столкнулся с Тором нос к носу в оживленном коридоре.
— Мой друг никак не соберется. Перенесем отъезд на завтра. А как там Локи? — спросил Тор и не отставал, пока не получил обнадеживающий ответ, что сводному братцу все лучше и лучше. Хагалар едва отвязался от навязчивой единственной плоти Одина и незаметно пробрался в покои ученого мужа. Тот, перепачканный и взъерошенный, действительно возился с каким-то земным оборудованием. Из полуоткрытых сундуков торчали диковинные мидгардские предметы, в том числе уродливая техника, напомнившая Вождю о давно забытых обязательствах перед миром отверженных.
Оберегая здоровье поганой твари, Хагалар совсем забыл о поселении и проблемах, с ним связанных. Он даже не проследил за подготовкой к приезду гостей. Надо срочно исправлять положение.
За окном стремительно темнело, а в темноте лететь птицей небезопасно — слишком легко сбиться с пути. Хорошо, что в Асгарде вывели специальную породу лошадей: низеньких, коренастых, выносливых. Верные помощники асов доскачут по любой погоде, даже по вьюге, случавшейся не чаще раза в пятнадцать-двадцать зим. Главное — выбраться незамеченным из дворца, чтобы всякие Берканы не попались по пути — лишние глаза и уши сейчас ни к чему.
Хагалар тайными тропами покнул дворец и даже позаимствовал вполне сносную лошадь, но добрался до поселения лишь глубокой ночью — в самый разгар работ. Лучше бы лыжами воспользовался — и то быстрее получилось бы. Над гигантскими уродливыми воротами и вдоль главных улиц поселения висели газовые фонари — когда Вождь спешно покидал почти родной дом, их только планировали повесить, причем втайне от Локи. И вот очередной проект осуществлен — еще одна фракция нефти пригодилась.
— Где ты был полтора месяца? Wir haben dich schon begraben{?}[Мы успели тебя похоронить]! — наперебой загалдели мастера, собравшиеся в доме документов, освещаемом яркой газовой настольной лампой. На месте мастера магии расселся немолодой конкурент, но Вождь не удостоил его вниманием. Не могли же маги полтора месяца обходиться без мастера, а Хагалар, окончательно потерявший голову от беспокойства за здоровье неблагодарного ребенка, совершенно забыл о времени. Полтора месяца — неужели он и в самом деле так долго отсутствовал? А еще заявлял Одину, что не вернется во дворец из-за обязательств перед магами. Да он их уже нарушил и даже не заметил. Вот ведь поганый детеныш! В заворотном мире если представитель местной власти, годи, уезжал из своего округа, то обязан был при свидетелях передать власть преемнику. В научном мире такого правила не существовало, потому что уезжать было некуда, но Хагалар мог бы и сам додуматься до столь простого решения. О чем он думал? Правильно, о чем угодно, только не о нуждах подопечных.
— Вам просто повезло, друзья мои, что здесь сейчас я, а не Тор с человеком, которые должны были приехать. Seid ihr für die Gäste bereit{?}[Вы готовы к гостям?]? — строго спросил Хагалар, избравший защитой нападение. Он не прогадал: мастера понятия не имели о приезде члена царской семьи. Да и в самом деле, откуда им знать? Хагалар с Одином старались побыстрее отослать изнывающего человека, но совершенно не подумали о том, чтобы предупредить поселенцев о новой головной боли. Вождь мысленно костерил себя последними словами — мерзкая плоть Лафея вышибла у него последние мозги. Может, и правда пора уступить место новому мастеру, а самому устроиться в слуги к великому царевичу — скоро ни на что другое он просто не будет способен.
— Слушайте меня внимательно: гости приедут завтра утром. У вас есть время убедиться, что спрятано всё, что должно быть спрятано, и отгорожено всё, что должно быть отгорожено. Быстро. Wir haben keine Zeit{?}[У нас нет времени]. Особенно следите за людьми — человек не должен встретить ни одного себе подобного, пусть даже и праздношатающегося сына нашего прекрасного логиста. Людей в поселении нет и никогда не было — зарубите это себе на носу и на носах ваших подчиненных.
Все забегали, засуетились, заметались, больше всего — новый мастер магии, с уверенностью и бесстрашием смотрящий на своего бывшего начальника. Надеется, что должность останется у него. Пусть пока посидит на почетном месте — Хагалару еще придется вернуться во дворец, он же Одину опрометчиво обещал позаботиться о контуженной етунской твари. Сейчас не до дележки власти среди отбросов и трусов.
— Хагалар, ну quel diable{?}[какого Дьявола] тебя нет именно тогда, когда ты нужен! — в дверях возник взъерошенный, только что разбуженный Ингвар, чуть не столкнувшийся с собственным мастером. — Наконец-то ты приехал. Мне нужны твои личные маги.
— Что там у тебя? — заинтересованно спросил Хагалар, и Ингвар быстро, порой перебивая самого себя, изложил свой план по поднятию с морского дна боеголовок и отправке их в Асгард. Заодно похвастался своими достижениями в борьбе с белыми людьми посредством спонсирования местных организаций профессиональных убийц.
— Так ты, счастье мое, хочешь заполучить в свои сети лично мне верных магов для вооружения Асгарда ядерным оружием, — задумчиво протянул Хагалар, на ходу обдумывая открывающиеся перспективы. — Хорошо, бери. Поднимайте свои игрушки.
— Вот это дело, это я понимаю. Ла-ла-ла! — лицо Ингвара расплылось в предвкушающей улыбке, и Хагалар полностью разделял его чувства. Настоящее радиоактивное оружие. Ни один бог перед ним не устоит. Никто перед ним не устоит, судя по фильмам и научным программам людей. Обладание им — путь к настоящему межмировому господству, против которого никто не посмеет выступить. И не понадобятся обученные войска Гринольва. Даже если радиация не подействует на великанов Муспельхейма или Етунхейма, то все живое в их мире погибнет — и окажутся великаны единственными выжившими посреди выжженной пустыни с отравленными водами и кислотными дождями. Исследования радиоактивных элементов проводились во всех мирах, ученые прекрасно знали об опасности, подстерегающей на каждом шагу, но никому не пришло в голову создать на основе радиации новые виды оружия. Теперь главное — не допускать в мир смертных представителей других миров, чтобы оставить ядерное оружие тайной. И пусть считают, что Асгард сам до всего додумался. Перспективы открывались невероятные, их стоило обсудить всем тингом и хорошо подумать, прежде чем действовать в открытую.
Не успел безмерно довольный собой Ингвар покинуть дом, как пришла Кауна — целительница, никогда прежде не считавшая Вождя персоной, достойной разговора.
— Хагалар, мы ждали только тебя, чтобы принять важное решение.
— Какое же? — рассеянно пробормотал маг, мыслями находясь далеко от поселения и даже от Асгарда.
— Мы синтезировали рабочую модель вируса для уничтожения людей и хотим провести его испытания в одной маленькой стране. Это остров Ниуэ. Он отдален от материков, не входит в состав Европы и Америки, которых так опасаются логисты. Там живет полторы тысячи жителей, которые успели уничтожить леса, но ничего ценного взамен не создали. Мы хотим запустить вирус и поставить магический купол, чтобы он не разлетелся раньше времени по всей планете.
— Полторы тысячи — выборка неплохая… — задумчиво протянул Хагалар, оторвавшись от своих мечтаний. — Девочка моя, люди с материка наверняка объявятся, как только начнется эпидемия. Вирус вы, положим, куполом отгородите. А как не пустите людей, не привлекая к себе лишнего внимания?
— Wir haben uns darum gekümmert(5). Остров находится в океане. Маги-стихийники поддержат плохую погоду в воде и на воздухе: штормы или торнадо. Вирусу должно хватить двух недель, чтобы уничтожить всех людей. А потом мы свернем купол в шар и таким образом не допустим распространения вируса.
— Gefährlich{?}[Опасно], — пробормотал Хагалар. — Хотя warum nicht{?}[почему бы и нет]? Я потом об этом подумаю, ты не против? Сейчас надо готовиться к приему старшей плоти Одина. Но я думаю, что идея неплоха. Поговори с магами, которые тебе нужны, а я потом тоже с кем-нибудь поговорю.
Хагалар знал, насколько нелюдима Кауна, насколько ей сложно вести переговоры, насколько сильно она любит предметы одежды, и насколько мало — живых асов. И кто только отправил ее договариваться с ним об острове? Наверняка, недоброжелатель. Или тайный поклонник. Вождь не сомневался, что ни с какими магами она лично говорить не станет, зато он выиграет немного времени на обдумывание и решение более насущных вопросов, чем жизни полутора тысяч человек из, кажется, семи миллиардов.
Кауна лишь сдержанно кивнула, ничем не выдав неудовольствия, и собиралась покинуть теплый дом документов, как вдруг остановилась в дверях:
— Если будешь искать Отал — она подле Ивара.
— А с ним-то что? — мгновенно подобрался Вождь. Он совершенно забыл о втором пострадавшем от рук царевны Етунхейма.
— Я не знаю точно. Спроси у Отал. Он в коме.
— Этого не хватало. А что Раиду? — Вождь мгновенно вскочил, разом выкинув из головы и смертных, и ядерные боеголовки.
— Раиду занимается исследованиями людей вместе с Черной Вдовой.
— Так это он разработал вирус, гениальный он наш?
— Нет, — покачала головой Кауна. — Он занимается не этим. И лучше не видеть, чем именно, — с этими словами Кауна удалилась. Больше всего ее предупреждение было похоже на месть за задержку осуществления плана уничтожения человечества. Всё этим ученым вынь да положь на блюдечке — а кто будет думать о последствиях, если не мастера! Обеспокоенный судьбой бывшего софелаговца, Хагалар последовал за целительницей, но в дверях столкнулся с мастером логистики, повторив недавний горестный подвиг Ингвара. Алгир схватил его за плечи и не дал проскользнуть мимо, всем своим видом давая понять, что его дело совершенно точно не терпит отлагательств.
— Оххх, какой же ты прыткий. Не успел приехать, как уже куда-то мчишься.
— Да вот не успел приехать, как меня огорошили сперва фонари, а потом не в меру предприимчивые асы, которые эти самые фонари и установили, — бросил Вождь, мягко пытаясь высвободиться. — Мне срочно надо к нашему больному Ивару.
— Подождет твой Ивар, обязательно подождет, — мастер логистики проявил несвойственную ему настойчивость, и Хагалару пришлось сдаться. — Что ему сделается? Он уже пять ночей в коме и еще столько же пробудет. Не рассыплется. Я о другом хотел поговорить.
— Если ты про боеголовки…
— Нет, нет, я о другом. Но тут прочитать проще, чем рассказать, — Алгир протянул свернутый пергамент. — Мои ребятки в других мирах постарались. Вот это Муспельхейм. А это Свартальвхейм. Немного Хельхейма, ну, разбирайся сам. Солнышки мои ясные работали, не покладая рук.
Хагалар схватил первый же документ и невнимательно пробежал глазами. Нахмурился. Прочитал внимательнее. Взял второй документ, третий, четвертый. Это были отчеты, расшифрованные диктофонные записи, тайные договора и подслушанные разговоры. Чего там только не было.
— О Иггдрасиль! — с трудом выговорил Хагалар, прочитав едва ли половину бумаг.
— Я вот так же вначале подумал, а потом поразмыслил и решил, что все к лучшему, — пояснил Алгир. — Семь миров клянчат Локи на троне, но, сам понимаешь, раньше, чем через полсотни зим, это невозможно. Надо лишь дать гарантии. Мы ведь тоже о его благе печемся.
— Позволь уточнить, mein Lieber{?}[милый мой], то есть вы всё это, — Хагалар выразительно обвел рукой кипу свитков, — провернули с помощь осколков Тессеракта? Вы неосторожны: почему у вас их еще не отобрали и не развязали новую войну?
— Тут волноваться не о чем. Никто не знает, что осколки на нас. Все уверены, что есть аналог Радужного Моста. Что не мы прыгаем по мирам. Что устройство работает. Тайное. Секретное. Так как здоровье нашего царевича? Если все в порядке, то сходи с ним в другие миры. Объяснись. Du bist grade sein Vormund{?}[Ты же его опекун]. Наобещай мирам то, чего они хотят.
— Ты говоришь о заговоре против царской власти как о прогулке верхом, — съязвил Хагалар.
— Да разве это не просто? Всеотец уже раз менял царя Асгарда. На своего старшенького. Кто же помешает теперь на младшенького?
— Ты прекрасно знаешь, что.
— Ну пятьдесят-то зим — не срок. Иномирцам лишь гарантии нужны, сам понимаешь. Что Локи взойдет на престол. Что все изменится. Для них к лучшему.
— Все гораздо сложнее, чем тебе кажется, мое старое счастье, — пробормотал Хагалар, просчитывая все возможности. — Я напишу своей шпионке — пусть немедленно приезжает. Как же это все не вовремя!
Алгир не разделял его скептицизма. Он наивно полагал, что стоит пообещать мирам всевозможные блага, как они тут же перестанут бузить и пятьдесят зим или даже больше терпеливо прождут воцарения Локи, ведя себя тише воды ниже травы. А у Хагалара не было сомнений в том, что решать межмировые конфликты надо сейчас, а не через пятьдесят лет. Только вот заниматься этим некому. С диким трудом, едва отбившись от приставучего и очень медленно разговаривающего мастера логистики, Вождь добрался до дома, где лежал Ивар в окружении целителей и парочки уставших боевых магов.
— Девочка моя, поведай блудному мне, что случилось, — попросил Вождь у Отал — своей немолодой протеже.
— Я сама немногое видела, — женщина сладко зевнула и с чувством потянулась, прогоняя остатки сна, — aber ich habe gehört{?}[но слышала]…
Двух минут сжатого пересказа хватило Хагалару, чтобы осознать всю серьезность положения. Для очистки совести он просканировал Ивара изнутри, ни на что особо не надеясь. Ивар был неестественно бледен и совершенно не походил на метавшегося в бреду Локи. Хагалар остался с ним, отослав магов спать. Голова шла кругом от навалившихся разом проблем и предложений. Близился рассвет и появление старшего царевича вместе, а Хагалар все никак не мог решить, что делать дальше: то ли возвращаться во дворец, то ли вызывать Царицу Листиков и прямо сейчас обсуждать международную тайную политику, то ли… То ли явиться к Одину, рассказать обо всем, снять с себя ответственность и пусть горит всё синим пламенем, и поселение в первую очередь со всеми своими политическими играми и мечтами о мировом господстве, а также боеголовками, вирусами и газовыми фонарями, которые отлично сочетаются с цветом этого самого пламени.
Один Всеотец, законный правитель Девятимирья, был вполне доволен происходящим. Верная супруга мягко, но подробно допросила Локи о снах и выяснила, что помнит он их урывками и не воспринимает всерьез, как и многие моменты собственной жизни: потребовалось несколько часов, чтобы расставить по местам многочисленные воспоминания об Асгарде и иномирских походах. Заодно вскрылись отдельные приключения царевича в Бездне, которые по антуражу не относились ни к одному из миров Иггдрасиля. Посторонних частиц в его теле больше не было — по крайней мере, так утверждала Эйр после подробного всестороннего исследования.
— Его высочество очень сильно истощен как физически, так и духовно, — таков был вердикт целительницы. — Несколько дней ему следует правильно питаться и отдыхать, а потом постепенно переходить к тренировкам. Борьба с инородными частицами отняла у него все силы.
В ту же ночь Один пробрался к спящему Локи и вложил в руки слабенький артефакт из Етунхейма — преображение свершилось молниеносно, но даже не разбудило спящего. Несмотря на кровомагию и прочие внутренние изменения, полукровкой Локи остался вместе со всеми преимуществами и недостатками своей истинной природы.
— Что ж, Асгард спасен, пора готовиться к свадьбе, — заявил Один царице перед сном.
— Я попрошу мидгардскую деву помочь мне, — предложила Фригг, не открывая глаз: события последних ночей утомили ее нисколько не меньше, чем Локи.
— Очень хорошо, — кивнул Один. — Пусть Тор развлекает ученого мужа, ты — ученую женщину, а я прослежу за нашими новыми бойцами.
С этого дня Всеотец ни на минуту не оставлял без внимания тренировки воинов, получивших невообразимую силу. Не всегда лично, порой через воронов, но он не спускал с них глаз. Трем магам, бывшим в составе группы смертников, повезло особенно сильно: из посредственностей они превратились в избранных. Их силы были настолько велики, что они боялись ими пользоваться, чтобы не устроить наводнение, извержение вулкана или землетрясение. Один собирался попросить Хагалара заняться новыми дарованиями. Старый друг так хотел найти достойного противника, вот пусть и вырастит, если противники априори не сильнее его, пускай и получили свое могущество не благодаря таланту и долгим тренировкам, а путем всего лишь одного смертельно опасного задания. Не зря в Асгарде считали, что никакие таланты и силы не сравнятся с удачей, полученной от предков — защитники Локи только что подтвердили древнюю премудрость.
Брюс Беннер примерно представлял себе, чем занимается таинственное якобы научное поселение, поэтому тщательно готовился к поездке, собирая небольшой чемоданчик килограмм на пятнадцать из общего багажа в шестьдесят. И пускай поездку пришлось отложить из-за внезапной поломки оборудования, едва устранимой без электричества, но все же к следующему утру багаж был готов и уложен со всем тщанием. С первыми лучами позднего рассвета Тор ворвался в покои, хотя вчера обещал, что придет в середине дня, то есть не раньше трех. Брюс не выспался и забыл спросить, по какому времени они договаривались: по асгардской двенадцатичасовой системе или по нормальной? Тор, не обращая внимания на отчаянно зевающего друга, одним пальцем поднял пятнадцатикилограммовый чемодан и пошел по роскошным, нетопленным галереями, подействовавшим не хуже контрастного душа. Не выспавшийся Беннер во всех подробностях представлял себе беседы о математике уровня начальной школы с целительницами окрестных усадеб, однако Тор расстроил все его планы. Прогуляв по громадному замку, по мнению наручных часов, с четверть часа, они вышли на высокий балкон, покрытый снегом и инеем. Тор одной рукой прижал к себе чемодан, другой вскинул молот и велел хвататься за шею. Брюс, едва держащийся на ногах из-за порывов холодного ветра, настолько не ожидал подобного предложения, что не успел предупредить о большом парне и его мнении насчет передвижения по воздуху.
Тор резко сорвался с места и полетел с сумасшедшей скоростью: холодный воздух рассекал глаза, норовя обморозить все незащищенные одеждой части тела, а за каждый вдох приходилось бороться. Если бы эта изощренная пытка длилась хоть на одну минуту дольше, то авантюра Тора точно закончилась бы гибелью последнего в объятиях Халка. Как впоследствии посчитал Беннер, они летели со скоростью, превышающей сто двадцать миль в час.
— Добираться до поселения по снегу — сплошная мука, — пояснил Тор, опуская стремительно зеленеющего Беннера на снег перед высоким частоколом. — А так добрались с ветерком. Правда, здорово?
Брюс, немного отдышавшись и успокоив бешено колотящееся сердце, решил не устраивать разборки. Сам дурак, что не предупредил о возможных последствиях. Халк еще немного порычал, но все же затих к вящей радости доктора. Брюс поднялся на ноги, опираясь на руку Тора и отряхиваясь. Синий плащ с глубоким капюшоном даже не намок от лежания в снегу.
Частокол с большими резными воротами ничем не напоминал город богов, скорее — средневековую европейскую крепость века эдак тринадцатого или четырнадцатого. И откуда неведомые строители взяли столько больших крепких бревен, если почти все леса в Асгарде сведены? Да и зачем делать деревянные стены, когда вокруг валяется столько надежного и не вспыхивающего от одной спички камня? Внешние стены магическо-научного мира совсем не впечатляли, но Беннер по себе знал, насколько обманчива бывает внешность и первое впечатление, по ней составленное.
Ворота, высотой не менее четырех ярдов, открылись с трудом и скрипом, явив не только пожилых асов в плащах из некрашеной ткани, символизирующих низшее происхождение, но и немыслимую мешанину запахов, прежде надежно удерживаемую магическими бревнами. Беннер пожалел, что невзял с собой противогаз — слишком хорошо знал, что это за немыслимая смесь газов. Пары хлора, азота… боги дорогие, что еще там понамешано?!
— Тор, постой, туда нельзя входить! — Беннер схватил друга за руку до того, как тот двинулся навстречу местным ученым. — Задохнешься.
— Да брось, так только сначала, — отмахнулся Тор, ничего не смыслящий в отравляющих веществах. — Сейчас привыкнешь и не почувствуешь.
— Его высочество совершенно прав, — подобострастно склонился ас, сильно прихрамывающий на правую ногу, — все вредные соединения фильтруются, запах — остаточное неприятное явление, к нему привыкаешь. Но позволь оказать тебе любезность, ученый друг из Мидгарда.
К Беннеру подошел другой невысокий мужчина, чье лицо было полностью скрыто бородой, пышными усами и теплой шапкой. Он сделал пару пассов руками прямо перед носом Брюса: дышать стало тяжелее, зато противный запах исчез.
— Вот и все. Просто немного волшебства, Euer Gnaden{?}[Ваша Милость], — маг поклонился лично Беннеру, чем привел того в настоящее смущение. — Двери научной деревни раскрыты перед тобой, первый смертный муж, благословленный самим Одином.
Брюс ответил столь же искренним, правда, неуклюжим приветствием: за месяц, проведенный во дворце, он привык к тому, что с ним обращаются неизменно вежливо, но снисходительно, а отверженные мгновенно возвели его на пьедестал за неизвестные лично ему заслуги. Это было приятно, хотя и настораживало. Ученые расступились, пропуская его вперед вместе с Тором, и он торжественно вступил на территорию главного научного оплота Асгарда под петушиные крики и гусиные переговоры — в поселении жило много домашнего скота, хотя на улице никого не было видно. Скрипучие ворота за спиной закрылись без малейшего звука, отрезая гостей от бескрайнего горизонта.
За деревянным магическим частоколом оказался обычный средневековый городок с десятками одноэтажных домиков, без господских домов и церквей. Перед домами стояли разноцветные столбы, похожие на информационные, а некоторые дома были украшены стилизованными изображениями овощей, фруктов и животных. Из печных труб и дыр в шиферных, дерновых и соломенных крышах валил дым. Снег с многочисленных дорожек был счищен и представлял собой причудливый калейдоскоп цветов. Больше всего поразило Беннера отсутствие нечистот от людей и скотины. Навоз — главная проблема человечества вплоть до начала двадцатого века — в Асгарде отсутствовал, и если в золотой столице Беннер даже не вспоминал о таких типичных заботах недавнего прошлого, то крепость отверженных слишком сильно напоминала картинки из учебников по истории. Чистота стала приятной неожиданностью, ведь где есть она — там нет инфекций. Люди додумались до стерилизации только в девятнадцатом веке, когда хотя бы операции стали проводить чистыми руками и прокипяченными инструментами. Асы, далеко отставшие от людей почти во всех сферах жизни, о гигиене знали.
Проводники, не дав толком осмотреться и запомнить дорогу, повели гостей в один из ближайших домов, перед которым стоял столб синего цвета — в местный «лабораториум» — вкрапление латыни в чистую английскую речь предавало происходящему абсурду некоторый оттенок научности. Вход располагался, естественно, с южной, солнечной стороны — об этой особенности Тор успел рассказать, как и о том, что хоронят тоже головой на юг и вообще считают юг самой благой частью света.
Беннер множество раз представлял себе научный мир Асгарда, где создали такую потрясающую вещь как целительные камни. Разумеется, он не ожидал увидеть огромной стерильный, оснащенный по последнему слову техники, научный центр с белыми стенами, кондиционерами и электронными микроскопами. Скорее он думал о нагроможденных друг на друге алхимических лабораториях средневековой Европы, уставленных колбочками со ртутью, серой, мочой и тушками летучих мышей. Однако его самые худшие предположения не подтвердились. Внутри дома, практически лишенного окон и освещаемого масляными лампами и факелами, стояло много как допотопного оборудования вроде щипцов, плошек и тиглей, так и неизвестной техники из разных миров, напоминающей центрифуги и микроскопы, работающее без электричества. Поселенцы с большой охотой показали немыслимый для человечества маленький прибор, который по капле крови или волосу мгновенно определял то, что Беннер привык называть последовательностью нуклеотидов: хромосома любого живого существа раскладывалась на мельчайшие частицы за считанные минуты, наглядно демонстрируя любые участки ДНК и даже транспозоны! Хотя ученые Асгарда и называли мобильные участки ДНК неизвестным Беннеру словом, он быстро догадался, что речь идет именно о них — о том, что до начала двадцать первого века считалось просто геномным паразитизмом: участки, самопроизвольно перемещающиеся и размножающиеся в пределах генома. Местные ученые хвастались, что давно и подробно изучили их, а также, что если в хромосомный прибор положить два разных кусочка кожи, то можно спокойно менять последовательность генов, вставляя в цепочки, спаривая между собой негомологичные участки хромосом и достраивая цепочки подобно тому, как поступают простейшие, захватывая чужие кусочки ДНК и встраивая себе в геном. Беннер только рот раскрыл от изумления — лампы с рыбьим жиром и вершина генной инженерии стояли на одном столе и прекрасно уживались друг с другом. Местные ученые, видя его замешательство, подлили масла в огонь, наглядно продемонстрировав свою основную сферу деятельности: сочетание науки и магии придавало волшебным артефактам практически любые свойства. По словам местной администрации, ученые Асгарда занимались не столько чистыми научными исследованиями и усовершенствованием своего отсталого мира, сколько поддерживанием магической гармонии Девятимирья. Они сами или, в случае сопротивления, элитные войска Одина, изымали обнаруженные сверхсильные артефакты, хранящие в себе ужасающе много энергии, и возвращали вместо них несколько маленьких, в сумме дававших столько же энергии. В поселении скопилось множество сильных магических штучек, запрещенных к использованию. Из них постепенно изымали магическую боевую энергию и перерабатывали в полезную для общества.
— Сверхсильные артефакты образуются сами раз в несколько сотен лет, — пояснили ученые. — Научно доказано, что каждый из них питается энергией своего мира, истощает его и в конце концов приводит к гибели. Если им воспользоваться на войне, то порвется сама ткань мироздания. Справиться с артефактами под силу только чистокровным магам-асам, не полукровкам. Это еще одно доказательство превосходства нашей расы над всеми прочими.
У Беннера, как и у большинства людей земного шара, были свои неприятные ассоциации, связанные с расовым превосходством, но асам он их не озвучил, поскольку «боги» безбожно путали понятия «вид» и «раса». К тому же если асы знали о теории золотого миллиарда, то себя он выставит не в лучшем свете. Затевать ссору в день знакомства ни к чему, поэтому он слушал, кивал и трогал некоторые особо притягательные артефакты, многие из которых обладали изумительной красотой и изяществом.
Наряду с поддержанием общемировой гармонии ученые пытались решить некоторые асгардские проблемы, например, с отоплением, но получалось у них сильно хуже, чем с артефактами. Беннеру с гордостью показали дом, отапливаемый трубами, причем на Тора установка произвела огромное впечатление. Трубы несли явный отпечаток земной техники, поэтому Брюс решил рассмотреть их поближе. Тору они быстро наскучили, и он ушел по своим делам, оставив друга на растерзание естественникам, пытавшимся сразу на нескольких языках втолковать ему, как они устроили отопление и как перегоняли нефть. У Брюса закрались нехорошие подозрения, что асы и сами не очень-то понимают, что именно построили. Он запросил какие-нибудь документы, которые, естественно, оказались на асгардском, однако его заверили, что в самом скором времени перепечатают на английский. Брюс не стал уточнять, что имеется в виду под земным словом «перепечатать» и почему нельзя какой-нибудь магической штучкой мгновенно перевести текст на удобоваримый язык. До генной инженерии асы додумались, а до гугл-переводчика — нет? При том, что в каждом из Девяти Миров куча языков. Когда он попробовал мягко расспросить о переводчиках, то узнал еще одну шокирующую новость: асы с легкостью учили языки и любой ученый знал не меньше тридцати-сорока, чего вполне хватало для общения с учеными всех развитых миров. При переводе часть смысла терялась, большинство реалий, особенно магических, затрагивали тонкое строение каждого конкретного мира и были непереводимы на другие языки в принципе. Асы собирались прочитать гостю лекцию по магии Девяти Миров, но он остановил их — на него и так слишком много всего свалилось разом. Зато стало понятно, почему все с легкостью говорят на английском.
Наконец, естественники отправились гурьбой «перепечатывать» текст, а Брюс получил возможность без помех осмотреться на новом месте. Правда, недолго.
— Euer Gnaden(11) так волнует отопление, — послышался из-за спины глубокий женский голос. Беннер обернулся и едва не ослеп от брильянтового колье и золотых украшений, переливавшихся на плечах, шее и руках привлекательной асиньи средних лет, державшей в руках яркие факелы, свет от которых выгодно подчеркивал все достоинства ее фигуры. Длинное совсем не зимнее платье с бретелями скреплялось черепаховидными фибулами. Распущенные волосы были украшены кружевными узорчатыми лентами, а не собраны в пучок, что говорило о свободном статусе. Либо незамужняя, либо вдова. Почему-то Беннер вздохнул свободнее, когда разглядел прическу и не увидел на поясе ключей — символа хозяйки дома. Вместо них на золотом поясе висели искусно вырезанный гребень, какие-то безделушки и сакс, хотя Тор говорил, что женщина не носит никакого оружия. Да и зачем носить его в тюрьме?.. Мысль промелькнула и исчезла, не задержавшись в голове. Не так уж и часто Брюс встречал на Земле хорошеньких женщин. В Асгарде красивой была каждая вторая, однако новая знакомая выделялась среди всех, кроме, пожалуй, Фрейи.
— Отопление — не самая наша большая проблема, — женщина подобрала юбку и приблизилась вплотную, нарушая личное пространство и открывая стройные щиколотки без малейшего изъяна. — Деторождение — вот камень преткновения. Мы вымираем. Быть может, Euer Gnaden сможет нам помочь?
Ее пальцы, походя, едва заметно коснулись пальцев Беннера, и его словно током прошибло. Так и хотелось спросить, в каком смысле он должен помочь: разум кричал, что от него требуют исследований, но тело упрямо твердило, что нет лучшего способа помочь, чем разбавить генофонд свежей кровью. Лучше собственной. И пускай за прелюбодеяние в Асгарде полагалось объявление вне закона — с другом царского сына ничего не сделают. А женщина… В такие моменты думать о проблемах женщин вовсе не хотелось.
Тор никак не мог придумать, чем бы ему заняться в непостижимом мире отверженных. Он привез сюда Брюса по просьбе отца, но сам недолюбливал не только местное население, принявшее Локи как родного, но и местную отравленную землю. Пускай снег и скрывал ее истинный цвет, но Тор хорошо помнил, как она выглядит в летнюю половину года — гораздо омерзительнее, чем местный воздух. Да и сам снег, лежавший на обочинах тропинок, был каким угодно, но только не белым.
Старший царевич немного послонялся меж домов, дошел до реки, потом до Речки, но ничего так и не придумал. Заглянул к Беннеру — услышал краем уха какие-то незнакомые научные термины. Лучше бы он брата навестил, несмотря на неудовольствие отца — вдруг ему нужна помощь; или в очередной раз попробовал одолеть непобедимого Фандралла.
Сына Одина, владельца Мьельнира, невероятно раздражал тот факт, что в Асгарде появились по-настоящему сильные воины и маги. А вдруг они окажутся достойными, как та девчонка из Бездны? Противно заныли зубы при одном воспоминании об Алоизетте и поцелуях, которыми она буквально покрывала лицо Локи. Дама сердца брата ради него прибыла в Асгард, собираясь отбить его у Всеотца, словно ценный трофей, а что сделала Джейн ради своей любви? Отказалась от нее! Тор до сих пор не смирился с решением смертной девы. Он собирался поговорить с ней еще раз и объясниться окончательно. Теперь-то она видела всю мощь и великолепие Асгарда. Он предлагает ей войти в сонм богов и вести жизнь во много раз лучшую, чем та, которую она могла позволить себе в Мидгарде, стесняемая деньгами и ЩИТом. Несмотря на все различия, вскрывшиеся между богом и смертной, несмотря на гордыню асов, в сердце Тора все еще теплилась надежда, что если немного подождать, то Джейн полюбит золотой мир, а асы оценят ее несравненные достоинства. Тор все еще испытывал чувство искренней привязанности. Пускай теперь, когда Сиф обещана другому, жениться на Джейн он не мог, но никакие политические интриги не помешают ей остаться дамой сердца, ради которой он совершит немыслимые подвиги.
Несколько раз к мечтающему Тору подходили местные жители и в самых изысканных выражениях предлагали помощь, или выпить, или еще что-нибудь столь же приятное во дворце и опасное в поселении. Он мужественно отказывался и, в конце концов, приказал исполнять любое желание своего друга. Объяснил, что это не просто его приятель, а еще и посланник самого Одина, призванный решить какие-нибудь сложные проблемы научного мира. Его заверили, что с человеком все будет в полном порядке. Обещали извещать обо всех новостях. Поселили Брюса там, где раньше жил Локи. Тор велел скучающим рабам брата обслуживать человека так, как если бы это был сам господин. Он оставил подле кровати чемодан, наказав ни в коем случае его не трогать, и улетел обратно в Гладсхейм, раздумывая о матримониальных планах. Ему сложно было найти себе подходящую пару, потому что типично женские достоинства не вызывали в нем ничего, кроме скуки, почти все воительницы, кроме Сиф, оказывались слабыми, а целительницы… Да что целительницы — лишь прислуга, обязанная латать тела бравых воинов. Ничем не лучше посудомоек, разве что более обученные. Вот Джейн он по-настоящему уважал: ведь она одна додумалась до Моста Эйнштейна-Розена, аналога Радужного Моста. Ее очень ценили на Земле, причем даже мужчины, а сама она отличалась не только мудростью, но и храбростью: отринув страх, она бросилась к нему, когда рядом стоял Разрушитель, готовый разнести ее на кусочки. Удача, что железный монстр не стал атаковать. Тор видел множество достоинств в своей несостоявшейся невесте и вычеркивать ее из своей жизни совершенно точно не собирался. Скорее он готов был в срочном порядке найти официальную, угодную матери жену, чтобы никто не мешал ему провести со смертной великой любовью все оставшееся ей время.
БОльшему испытанию верные друзья еще никогда не подвергались. Чтобы один из них — балагур, весельчак и любитель женщин — вдруг стал сильнее, чем все они вместе взятые — это было просто немыслимо! А виноват во всем был проклятый Один, не пустивший их на верную смерть, отговорившийся какими-то ничего не значащими причинами. Наверняка заранее знал, чем дело кончится, и специально всё подстроил — по крайней мере, друзья Тора были в этом искренне уверены. Всеотец сделал всё, чтобы боевой союз, прошедший через множество боев и пиров, навсегда распался. А сколько всего они пережили вместе за несколько столетий. Сколько монстров уничтожили, сколько бочек вина испили…
Их всегда было шестеро, и пускай отношения с возрастом менялись, одно оставалось неизменным — крепкая дружба. Блистательный старший царевич, признанный лидер не в силу древнего рода, а в силу характера. Его маленький брат, таскавшийся за ним, как и положено младшим братьям. Царская невеста, нареченная с детства, обязанная изучить повадки будущего мужа. Троица воинов — трое друзей, закаливших характеры в боях местного значения. Во время войны с Етунхеймом они были малы, но принимали активное участие в подавлении восстаний последних столетий, а также в разбойных нападениях на подчиненные миры. И кому какое дело, что назывались они карательными операциями и были призваны подорвать возрождающиеся силы противника? Трое воинов были связаны общей судьбой и удачей, они выжили там, где пали другие, они поклялись друг другу в вечной дружбе и стали прозываться «троицей воинов», несмотря на разницу в возрасте и расе. Один приблизил их к себе, и вот однажды произошла роковая встреча со старшим царевичем. Ему было около восьмисот зим, он уже бредил походами, и Всеотец поручил троице воинов взять его с собой. Одного, без маленького Локи. Они провели несколько прекрасных дней и ночей вчетвером и выяснили, что служить Тору гораздо приятнее, чем Одину. Воины хотели стать всего лишь его свитой, но он с легкостью сделал их друзьями — свел с Локи и Сиф. И вот почти триста лет они вместе. Тор возмужал и должен был взойти на престол, но честолюбивые мечты не сбылись. Зато в его жизни появились люди, которые заменили ему всё, даже семью. После скоропостижной смерти брата Тор никогда о нем не заговаривал, будто всегда был единственным ребенком в семье, зато очень много говорил о людях, о своей «первой настоящей любви», как он окрестил смертную женщину, в которой троица воинов, даже встретившись лично, не разглядела ровным счетом ничего изумительного.
Когда разнеслась весть, что Локи жив и находится в Мидгарде, Тор ничем не выказал радости, лишь попросил у отца дозволения забрать брата домой. Впоследствии он проявлял к Локи крайне мало интереса, даже когда тот гостил в Гладсхейме. Троица воинов и Леди Сиф не укоряли его, но обсуждали создавшееся положение меж собой. Если Тор с такой легкостью выбросил из жизни брата, то с ними и подавно легко расстанется. Что и происходило сейчас на их глазах: сперва расстроилась свадьба Сиф, потом в пресветлом Асгарде появились живые люди — друзья наследника. Да еще и загадочное перевоплощение младшего царевича, поход в Бездну и неожиданная развязка: Локи в полумертвом состоянии, Тор проводит время со смертным, Сиф готовится к свадьбе, а Фандралл наслаждается новыми силами. Вольштаг и Хогун остались одни, но сколь просто было им общаться в компании, столь же тяжело оказалось сейчас, наедине: слишком мало у них было общего. Привычный мир, кропотливо выстраиваемый триста зим, рухнул. И не Локи был тому виной, а Один, сославший Тора в Мидгард и не позволивший троице в полном составе сопровождать Локи в Бездну. Раньше троица воинов была примерно равна по силам, теперь это было вовсе не так. Внешне Фандралл не изменился ни на йоту — был все таким же субтильным асом среднего роста и телосложения. Под его тонкой кожей не заиграли мускулы настоящего атлета, а с пальцев не срывались всполохи загадочной магии, которой так любил баловаться Локи. Никаких метаморфоз не произошло, но победить его теперь было невозможно: скорость движений стала молниеносной, он умудрялся ловить в полете не только стрелы, но и дротики и даже насекомых. Он будто породнился с бурундуком, мухой, мангустом и змеей одновременно. Пока Хогун мгновенно, как он сам считал, выхватывал булаву из-за пояса, Фандралл успевал десяток раз его опрокинуть. Теперь не только драться, но и бороться с ним стало невозможно. Друзьям казалось, что он не двинул ни единым мускулом, однако они находили себя на песке с противоположного конца площадки. Когда же двое новоиспеченных избранных бойцов выходили друг против друга, то отследить их передвижения не представлялось возможным. Они играючи обгоняли лошадь и, наверное, юсальвхеймского парусника, если бы с ним можно было соревноваться.
Однако Всеотец не был доволен случившимся, поскольку невероятная скорость никак не способствовала победе над человеческими машинами. Боги Етунхейма снабдили воинов теми умениями, которые позволили бы выиграть у асов в рукопашной битве и на ледяных мечах, а вовсе не одолеть железные машины, поэтому все внимание владыки Асгарда сосредоточилось на магах, которые, испробовав простенькие водные заклинания, чуть не осушили мировой океан. Их тренировки пока отложили, поскольку предположительно заниматься они могли только в континентальной части Асгарда — там, где сплошные ледники и горы, там, где никто не живет, где нет возможности уничтожить что-либо ценное. Туда счастливчики должны были отправиться с лучшими боевыми магами, но Один медлил, словно ожидал чего-то.
Троица воинов и Леди Сиф на магов внимания не обращали, они присматривались друг к другу.
— Что ж, закончились счастливые деньки с добрыми драками и не менее добрыми пирушками, — горестно вздохнул Вольштаг. — Тебя теперь вообще нельзя подпускать ни к какой драке: пальцем ткнешь и череп проломишь.
— Ну не скажи, не скажи, — Фандралл весь лучился самодовольством. — Проткнуть череп мне не под силу, я просто успею десять раз зевнуть, пока кулак противника соберется подпортить мое прекрасное лицо. Зато я смогу вас защитить от любого врага.
— А зачем нам отправляться с тобой на битву? Только под ногами мешаться будем, — хмыкнула Леди Сиф.
— Зная Одина, — прошелестел Хогун, — вас всех скоро будут готовить к одиночным шпионским вылазкам.
— Да ну, — фыркнул Фандралл. — Оставьте это дело Локи. Какие шпионские вылазки? Зачем? Я люблю помахать острым мечом, а потом расслабиться в компании длинноногой дамы. Может, я и получил какие-то силы, но я все тот же. Ничего не изменилось, мои любимые друзья. Правду говорю, не изменилось.
Ему никто не ответил.
Преображение Фандралла окончательно разрушило связь между друзьями, и без того подтачиваемую приближающимся замужеством Леди Сиф. Она наивно полагала, что красивая церемония никак не повлияет на ее жизнь. Фандралл столь же опрометчиво считал, что его новые силы не отразятся ни на чем. Тор был уверен, что любовь к Мидгарду и дружба с его жителями — вовсе не предательство асгардских друзей. А Локи ни о чем не думал и ни в чем не был уверен, он просто всех предал и ушел в свой личный маленький мир преступников, позоря царскую семью, которая его когда-то приютила.
Таким был конец когда-то крепкого союза, воспетого в балладах. Союза, призванного существовать до трагической кончины могучих воинов.
====== Глава 103 ======
Внезапное пробуждение Ивара омрачила подручная Хагалара, мгновенно принявшая боевую стойку. На ее руке плясала энергетическая сфера, а глаза горели непоколебимой решимостью сжечь всё, что движется.
— Лиса? — Ивар безмерно удивился странному обществу и не менее странному приветствию. — Скажи, пожалуйста, что ты делаешь?
Отал в ответ рыкнула что-то неразборчивое. На ее зов тут же примчались целители, а решившийся встать Ивар попал под действие парализующих заклятий. С трудом подавив панику, он попытался расслабиться и вспомнить, что произошло. Получалось плохо: жуткой холод, легкая боль и безумные глаза етунхеймского хищника — всё словно в тумане. Но сейчас он боли не чувствовал, и целители новой не причиняли. Они лишь сканировали и судорожно записывали показания. Зато Чернобурая держала его на прицеле и поигрывала, возможно, смертельным заклинанием. Ивар старался даже дышать пореже, чтобы ни в коем случае не спровоцировать нервную ученицу Хагалара. Похоже, он успел натворить что-то серьезное.
— Ты чувствуешь потусторонние силы?
Ученый постарался сосредоточиться на внутренних ощущениях. Получилось не сразу, потому что его внимание постоянно смещалось в сторону недружелюбно настроенной Отал, чье мертвенное спокойствие и сосредоточенность были гораздо опаснее вспышки неконтролируемой ярости.
— Нет, — пораженно произнес он несколько секунд спустя. Боги замолчали: он чувствовал только сосущую пустоту внутри, словно вместе с неуместными знаниями лишился чего-то важного, что никогда не сможет восполнить. Целители ему, правда, не поверили и провели кучу магических сканирований самого разного толка, зато Отал немного расслабилась и опустила руки.
— Скажите, пожалуйста, что я натворил? — попросил Ивар и получил такой ужасающий ответ, что схватился бы за голову, если бы не был обездвижен.
— Es ist so schrecklich{?}[Это так ужасно], — с трудом произнес он. — Надеюсь, Дагар не пострадал? Мне надо принести ему личные извинения. Моему поведению нет оправдания, но всё же я предположу, как боги заставили меня сбежать. Помните, еще в бараньем месяце мы отправили наших пострадавших в Етунхейм, а сейчас уже месяц гои. Мы должны забрать их, живыми или мертвыми. Я почти месяц думал о них, беспокоился, а потом злые силы исказили мои желания. Понимаете?
Ивар попытался непринужденно улыбнуться, но улыбка вышла косой и жалкой. Никто не ответил на его тихий лепет. Целители продолжали обследование, а Отал села на скамейку неподалеку.
Прошло не менее получаса, прежде чем медики уверились в том, что пленник опасности не представляет и даже расковали его.
— Эй! — окликнула целителей Отал, когда те уже собирались уходить. — Пока не узнаете точно, что с Иваром, никому — слышите? — никому ни слова о его пробуждении. Молчок. Рот на замок. Иначе я за себя не ручаюсь.
Ей попытались возразить, но Отал перебила:
— Ответственность — на мне. С вас — качественные результаты. Все понятно? Свободны.
Ивар воздержался от замечаний: что он мог противопоставить не то второй, не то третьей по силе боевой магичке поселения? Боевые маги, отличавшиеся предерзкими характерами, до появления царевича постоянно мерялись примерно одинаковыми силами и перетягивали мастера магии каждый на свою сторону. Отал была одной из самых ярых спорщиц и почитательниц Вождя. Его ученица и приспешница — она презирала большую часть поселения. Особенно обслуживающие сословия, а также мужчин, которые занимались «женской» работой: медициной и магиологией. А еще Отал сильно пострадала от появления в поселении Локи, потому что ее благодетель, увлекшись каскетом, совсем забыл о своих любимцах. Раньше боевые маги часто выпивали вместе, несмотря на негласные правила, но с появлением царевича Хагалар пресек все «недостойные начинания». Он собирался показать Локи своих учеников, но почему-то так этого и не сделал, зато отдалился от них и бросил. И вряд ли Чернобурая его простила.
Как только за недовольными целителями закрылась дверь, Отал накрыла дом защитными чарами.
— Давай одевайся, быстро! — скомандовала она, кинув прямо в лицо ворох одежды, дожидавшийся хозяина на лавке. — Твой осколок Тессеракта у меня — мастера хотели проверить, не он ли на тебя повлиял, но так и не проверили. Растяпы, но нам на руку. Одевайся быстро! Пошли в Етунхейм, пока мой мастер не нагрянул. Только контролируй свои божественные откровения: сделаешь глупость — пеняй на себя.
— А Хагалар здесь? — спросил Ивар, стараясь одеваться как можно быстрее: когда рядом с тобой несдержанный боевой маг, лучше его лишний раз не раздражать.
— То здесь, то там, никто не знает, когда и где он объявится, — Отал нетерпеливо схватила Ивара за руку. — Я и еще несколько таких же вменяемых давно требуем от тинга вернуть наших ученых. В ответ сплошные отговорки. Глупцы! Мы подставляем царевен. Об этом никто не думает. Кроме меня, почему-то. Пойдем. Если нас обнаружат, говори, что я принудила тебя силой.
— Это недалеко от истины, — пробормотал Ивар. Он был слаб, плохо стоял на ногах, но ему пришлось взять осколок и переместиться туда, где их могли найти царевны, но не могли другие етуны.
— А дворец Лафея и вправду сделан изо льда, — присвистнула Отал, осматривая мерцающую комнату. — Где царевны?
Ивар склонил голову в почтительном поклоне, жалея фелаги, вынужденные терпеть Чернобурую. Он безошибочно направился в комнату, где много времени проводили его любимые подруги. Приоткрыл дверь и — о чудо — застал Младшую Царевну.
— Солнце ясного неба! — воскликнула она, едва узрев друга. — Ты был рядом незримо, а теперь зримо. Я одна, без сестры, и я брошу тебя как трофей, наше сокровище!
Не ожидавший такого напора, едва живой после всего пережитого Ивар был готов подчиниться любому капризу, но в этот раз царевна не стала его никуда тащить.
— Моя звезда, мое солнце, как же я скучала по себе, — дочь Лафея прижала ученого к своей мощной груди, оторвав от пола и обратившись в асинью. — Ответь, твое сердце больше не свободно? — она кивнула на обескураженную Отал.
— Нет, нет, — поспешила та заверить царевну, опасно сверкнувшую пугающими фосфорицирующими глазами. — Я просто сопровождение. Мы бы хотели забрать наших друзей. Или их тела.
— Они — те герои, что спасли нас. Дали знамение, — кивнула Младшая Царевна.
— Значит, они живы?
— Они исполнили свое бремя, — кивнула етунша, отпуская Ивара и выходя из комнаты. Асы недоуменно переглянулись. Оставаться без сопровождения во вражеском замке было опасно. Ивар собрался было последовать за царевной, но она, уже закутанная в шкуру бережно вынесла из соседней комнаты… коробочку, напоминающую каскет. У Ивара пропал дар речи, а Отал рот раскрыла от изумления. Шкатулка вечных зим не была точной копией своей поломанной подруги, но это точно была она.
— Как? — только и выговорила обескураженная Отал.
— Младшая Царевна, это счастье, что у вас появился новый каскет, — Ивар с трудом подбирал слова. — Значит, все слухи о том, что он — не сердце вашего мира, а лишь величайшее оружие — правда? И вы смогли за тысячу лет создать замену? Я вас сердечно поздравляю.
Растроганная его искренностью царевна поведала о том, о чем не знал не только ни один ас, но и ни один представитель восьми оставшихся миров.
Ларец Вечных Зим — каскет — действительно являлся подобием сердца ледяного мира, но подобием временным. Когда потомки ледяных и огненных великанов заселили мир, подаренный им родителями, то создали первый каскет — артефакт невероятной мощи, личное оружие царя етунов, который часто бывал не етуном, а огненным или инеистым этином, призванным на царство. В его обязанности входило не столько править разрозненными племенами, сколько решать споры между ними, вести на войну и вести переговоры с соседями от имени целого мира. А для того, чтобы чужак отстаивал интересы исключительно Етунхейма, создали Каскет — артефакт, соединяющий сердце правителя с так называемым сердцем мира. После смерти очередного царя каскет в течение нескольких зим терял силу, и етуны создавали новую шкатулку. Постепенно династия утвердилась. Рецепт шкатулки и язык иномирских богов переходили по женской линии правящего дома, а престол — по мужской. Никто, кроме Одина, никогда не забирал шкатулку в другой мир, и уж тем более никто не видел потухшие каскеты почивших царей, поэтому за пределами Етунхейма не знали, что шкатулка не одна. Зато появились легенды, мол, ларец вечных зим — сердце ледяного мира, и его уничтожение приблизит Рагнарек. Как только погиб Лафей, последний каскет начал терять силу, но для создания нового требовалось не менее двух зим, а также ингредиенты из всех Девяти миров. Многие хранились в Етунхейме, но часть требовалась свежая, так что не были случайностью подарки, которые царевны просили у ничего не подозревающего Ивара весь последний год. Но кроме кореньев и камней для создания расписной оболочки требовались кусочки тел асов, и тут пригодились отправленные на лечении израненные ученые. Если бы не они, то источником стал бы сам Ивар, причем царевна заверила, что ничего смертельного или опасного с ним бы не сделали.
— Ты ведь не отказал бы нам, возлюбленное солнышко? — спросила она.
Ивар не нашелся с ответом, зато хмурая Отал за словом в карман не лезла:
— Спасибо, конечно, это очень интересно, но зачем ты нам обо всем рассказала? Намекаешь, что живыми мы отсюда не выйдем? Что мы пленники?
Магичка была готова ринуться в бой, пускай и против всего дворца Лафея.
— Нет. Мне не нравятся кровь и грязь, — царевна даже не заметила неприкрытой угрозы. — Сбросьте страх, асы. Мой драгоценный брат станет истинным последователем своего отца. Надежда ведет в Асгард. Сквозь белые одежды облаков сияют звезды Етунхейма и Асгарда. Звезды великой славы. Я слышала добрую весть!
— Брат? Звезды? — на лице Отал отразился тяжелый мыслительный процесс.
— Локи — сын Лафея и пленной асиньи, — выпалил Ивар, коря себя за опрометчивость, но опасаясь последствий своего молчания. — Он брат царевен Етунхейма, единственный выживший сын Лафея, усыновленный раб, ставший царевичем Асгарда.
— Оооо, а вот с этого надо было начинать, — обескураженная Отал посмотрела на двуликую царевну совершенно другими глазами. — Вы и правда похожи, ваше высочество, — Чернобурая склонилась, будто только сейчас вспомнила, что общается с особой царской крови. — Так, государственная тайна, я поняла. Запомню. Только одно уточнение: а Локи надо, получается, новый каскет делать, он когда станет царем Етунхейма?
— Если это случится скоро, то новая шкатулка не успеет сродниться с хозяином, — тут же пояснила царевна.
Ивар только диву давался, насколько легко Отал приняла немыслимые сведения о Локи, как быстро возвела его на престол Лафея. Да царевич их обоих убьет, если узнает правду. Он же клятвенно обещал убить за такой серьезный промах. Очень нехорошо вышло, но выбора не было.
— Младшая царевна, прошу, отпусти с нами наших друзей, — попробовал он сменить тему. — Надеюсь, они не знают о Локи? Это ведь тайна.
Царевна покачала головой и мечтательно улыбнулась:
— Мой добрый брат и его опекун встретили меня неласково, но для дипломатии священного нет. Я явилась к нему с посланием непосредственно от богов, и мой брат сам стал звездой великой славы, он — сын богов, он — их творение, солнце, побеждающее ночь. Мне пора встретиться с ним вновь. Голос богов больше не звучит, но его жизнь не сломана. Как и твоя, мое счастье.
— Я больше не чувствую в себе древних божеств.
— То были не боги. Ты принял свой венец — избыток сил моего брата. Ты был его нитью. Идущим в свет и его дорогой. Его путеводной звездой. Мой брат был жив твоими трудами, в тебе было его спасение.
— И Ивар ни о чем не знал, судя по тому, как обескуражено смотрит сейчас на тебя? — вступила в разговор Отал, которая тем более ничего не знала, но умела ориентироваться по ситуации. — Младшая Царевна, открою тебе простую истину, асы в основной своей массе тупы. Им надо давать инструкции подробно. Или писать. А то столько всего разного случилось. Чуть не пострадала даже ваша местная зверушка.
— Те, за кем мы все шли, древнее наших народов. Они знали, как подарить наследника нашим царствам, — мечтательно ответила царевна, и Отал прекратила бессмысленные пререкания, переведя разговор на ученых. Дочь Лафея провела их в дальние, закрытые покои, где и жили асы, скрываясь от прислуги. Выжившие выглядели прекрасно: царевны залечили не только жуткие ожоги, но и старые шрамы. Асы крепко спали в натопленных покоях, и Ивар не решился спросить, каким образом их кормили и скрывали чуть ли не два месяца. Он заверил царевну, что скоро пригласит ее в поселение, а она протянула в ответ парочку книг, посвященных проблеме деторождения, и обещала привезти еще.
— Твои друзья возвестили, что пепел надежды остыл, что ваши женщины прокляты. Женщинам следует петь у колыбели, а не унижать мужчин, не забывайте об этом, — сказала царевна многозначительно, и Ивару пришлось с ней согласиться, оттесняя Отал, которая имела свое мнение насчет места женщины под солнцем. Они перенеслись в Асгард вместе со спящими учеными без каких бы то ни было проблем: никто не заметил их отлучки.
— Так, прошло чуть меньше получаса, капуши-медики ничего не сделали, нашего отсутствия никто не заметил, иначе мой купол уже разорвали бы в клочья, — скороговоркой произнесла Отал. Ивар едва поспевал за ходом ее мысли. — Ложись давай, книги спрячь. Я позову целителей и отправлюсь к мастерам. Огонь беру на себя. Я тебя заставила пойти, ты сопротивлялся, но я настояла, ты согласился. Услышишь крики — не удивляйся, это мы с моим мастером так разговариваем. Проснутся эти до прихода медиков, — кивок в сторону тел, — объясни, что их вернули в Асгард и они единственные, кто выжил после катастрофы. Можешь подарить им по фигурке из костей Наутиз — вот обрадуются. Все, я пошла. Вопросы есть?
— Только один, — попытался вставить слово Ивар. — Ты хорошо понимаешь, на что нарываешься? Тинг будет в ярости, тебя приговорят.
— Да будто я на помосте не была, — презрительно фыркнула Отал. — Пусть побьют и успокоятся. Готова стать козлом отпущения, чтобы мастера начали хоть что-то полезное делать. У нас живет царевич двух миров, а они…
-Das ist ein Geheimnis{?}[Это тайна]! — испуганно напомнил Ивар. — Локи тебя убьет, если узнает.
— Кто еще осведомлен? — быстро спросила Отал, остановившись у самой двери.
— Весь наш фелаг по каскету.
— А, отлично, значит, и мой мастер тоже. Не трепещи, ничего я никому не скажу. Но хотя бы попытаюсь принудить к активным действиям. Война с Одином приобретает особый смысл, раз у нас претендент на два трона одновременно. Имя его матери знаешь?
— Нет, — Ивар ответил бы так, даже если бы знал наизусть всю родословную Локи: о какой еще войне со столицей Отал ведет речь? Что он успел проспать?
— Schade{?}[Жаль]. А то, может, он и с ваннами в родстве. Кстати, Лафей — чей сын? Не из Нифльхейма ли он вышел? Если да, то Локи может претендовать не на два трона, а на три.
Ивар не нашелся с ответом, а Отал вышла, бормоча что-то про славное будущее Локи, к которому обязательно приложит руку.
Джейн Фостер покинула родную Землю 17 января и чуть больше месяца прохлаждалась в негостеприимном Асгарде. По крайней мере, она надеялась, что на Земле прошел всего лишь месяц, а не два, не три и не десять лет. Тор утверждал, что время в Асгарде течет так же, как и в Мидгарде, в отличие от Свартальвхейма или Юсальвхейма, где сутки длились в два или даже в три раза дольше. О том, что время в разных мирах течет по-разному, Джейн не задумывалась, когда соглашалась на поездку, но ей повезло: в асгардском году недель было пятьдесят две, а каждое седьмое лето добавляли по одной, чтобы времена года постепенно не перемешались.
Друзья и родственники считали, что Джейн отдыхала на Мальдивах, периодически связываясь с Дарси, Селвигом и еще парочкой знакомых. Как именно асы организовали такую паутину лжи, Джейн так и не разобралась, поэтому беспокоилась о последствиях. По просьбе Тора она никому не сказала об истинной цели поездки. Завистливая Дарси попыталась бы напроситься в гости, а Селвиг не отпустил бы в опасный мир богов и был бы прав: Джейн некомфортно ощущала себя среди бессмертных. Она мечтала вернуться домой и принять хотя бы нормальный душ. Поесть фруктов. Посидеть в смартфоне. Да хоть телевизор посмотреть или почитать обычную книгу. Проведя месяц вдали от цивилизации, она ностальгировала даже по зомбоящику и книгам в мягкой обложке. А уж похудела она на асгардских несъедобных «деликатесах» минимум килограммов на пять — дурно пахнущие водоросли работали лучше любой новомодной диеты.
Мир науки, обещанный Тором в числе прочих достопримечательностей, Джейн не жаждала осматривать. Хватит с нее роскошного дворца, столицы и окрестных деревенек. Насмотрелась, намерзлась — пора и честь знать. Свадьба Сиф стала хорошим завершением неприятного путешествия. Когда королевская семья появилась в общих залах, Джейн без обиняков спросила, можно ли уехать после церемонии? Никто не возражал, только королева предложила помочь в устроении свадьбы. Джейн совсем не разбиралась в асгардских обычаях, но не отказалась, поэтому большую часть времени просидела в Фенсалире, помогая готовить праздничный стол, рассчитанный на недельный пир. Целую неделю есть, пить, слагать песни и придумывать кенинги молодым — какая скука. Королева объяснила, что взяла на себя обязанности свахи, что слово «свадьба» неспроста родственно слову «покупка», что речь идет не о любви, а об имуществе, по поводу которого родители Сиф вели долгие переговоры с Гринольвом. Приданное Сиф оставалось за ней даже в случае развода — ничего нового по сравнению с древними земными обычаями. По законам Асгарда в результате свадьбы объединялись не просто две семьи, не просто два имущества, а две родословные, две удачи. Два прошлых сливались в единое будущее. Обычно свадьба справлялась в доме жениха, но из-за близких отношений Сиф с Тором обряд провели во дворце. Джейн молча возмущалась такой несправедливости: если уж Сиф в последний момент выгнали из принцесс, то какого черта сыплют соль на рану и выдают замуж во дворце? Правда, сама невеста не выглядела обиженной. Наоборот, она с упоением подбирала свидетелей.
Про свадебный обряд Джейн решила заранее не спрашивать, чтобы не испортить последние впечатления от Асгарда. Только уточнила, не планируются ли жертвоприношения или какие-нибудь другие калечащие процедуры с кровью и мясом. Ее заверили, что ничего подобного свадебная церемония не предполагает, и Джейн успокоилась. Она рассчитывала на три вещи: на то, что они с Локи окажутся в разных концах залы; что свадебная церемония будет красивой; и что ее отпустят домой после первого же дня застолья. Выдержать семь дней типичного асгардского пира — выше человеческих возможностей. К тому же Доктор Беннер — единственный оплот разума в божественное хаосе — уехал в местный исследовательский центр. Не то, чтобы Джейн собиралась отправиться с ним, но расставание вышло неожиданным и неприятным.
Надежды насчет свадьбы оправдались далеко не полностью, пожалуй, всего процентов на пятьдесят. Локи в парадных доспехах оказалсяне в другом конце залы, а напротив Тора на ступенях, ведущих к королевскому трону. На том же возвышении стояла и правящая чета. Королева всегда ходила либо в белоснежных платьях, либо в темных, символизирующих погоду, и сейчас не изменила себе, от чего выглядела самой настоящей невестой, разве что вместо фаты на голове было понакручено нечто экстраординарное из перьев цапли. Символа молчания — вспомнила Джейн рассказы Тора. Кроме правящей семьи в огромной зале собралось не так и много народу — всего-то асов четыреста, не более — сущий пустяк, гостей едва хватило, чтобы расставить вдоль стен и то с просветами.
Одежды молодоженов нисколько не походили на привычное Джейн свадебное облачение. Сиф облачилась в платье светлых тонов с поясом такого же светлого оттенка, с большим количеством брошей и кучей защитного орнамента по краям, среди которого угадывались изображения Мьельнира. Ее голову обхватывала немыслимая конструкция, более всего напоминавшая рог из ткани, направленный вперед — Джейн едва сдержала смешок. Одеяние Гринольва мало отличалось от повседневного, разве что он отдал предпочтение зеленому цвету и нацепил на себя украшения, которые ему вовсе не шли, как и капюшон расшитого кафтана.
Джейн ожидала, что Сиф подведет к несуществующему алтарю отец или что молодожены появятся через золотые двери-ворота, под дождем из аналога конфетти, под звуки чарующей музыки, но вышло иначе. Молодожены никуда не уходили. Сиф стояла среди своих родственников, Гринольв — среди своих.
Когда Всеотец, разодетый наряднее будущих супругов, стукнул копьем об пол, молодожены подошли к высокой лестнице. Разговоры стихли. Джейн впервые услышала громкую и внятную асгардскую речь. Раньше асы говорили на английском, причем не только с ней, но и меж собой, когда она оказывалась рядом, однако священный обряд проводился на местном наречии. Оно было мелодичным и приятным, Джейн бы купила диск с записями асгардских песен, если бы дело происходило на Земле и асы умели бы записывать песни хоть на какой-нибудь цифровой или на худой конец аналоговой носитель. Любой, только не магический. Джейн мимолетом пожалела, что так и не выучила ни одного слова на асгардском и не взяла с собой диктофон.
Один произнес не более четырех или пяти длинный реплик, на которые молодожены хором ответили что-то, похожее на «я» или «йа». Король снова оглушительно стукнул копьем об пол. Открылись позолоченные двери, пропуская сияющих, словно летний день, участников торжества. Мужчина и две женщины, столь ослепительно красивые, что очарованная Джейн не сразу узнала Фрейю и Вар. Незнакомый мужчина был удивительно похож на Фрейю и, скорее всего, являлся ее братом — Фрейром. Заложники из племени ванов. Фрейр — бог плодородия, Фрейя — богиня любви и войны. А между одна из фрейлин королевы — богиня истины. Перед ними, а вовсе не перед Всеотцом, склонились Сиф и Гринольв. Церемония развернулась на сто восемьдесят градусов, поскольку новые участники событий не пошли к золотой лестнице, а остановились в центре напольного орнамента, с высоты напоминающего цветок. Начался церемониальный разговор на языке асов. Джейн не понимала ни слова. Молодоженов окружили родственники, выстроившись по обе стороны с горящими факелами в руках, несмотря на ясный день. Фрейя задавала вопросы Гринольву, а Фрейр — Сиф. Вар стояла между ними и молчала. Это было скучно. Джейн пожалела, что Тор застыл на ступенях в вышине и не объясняет, о чем беседуют боги. Она только сейчас заметила, что королевская семья стоит недвижимо, словно декорации в спектакле. У нее бы давно спина заболела или шея затекла, а им хоть бы что.
Наконец, Вар прервала милую беседу одним-единственным вопросом, на который Сиф и Гринольв ответили вновь что-то, напоминающее «йа». В этот момент «ожила» королева. Она торжественно и легко, несмотря на долгое изображение статуи, спустилась вниз и передала Вар связку ключей, которую та столь же торжественно вручила Сиф. Невеста закрепила подарок на поясе. Фрейр и Фрейя расступились. Молодые супруги чинно направились к златой двери в сопровождении факельного шествия. Часть родственников осталась в зале, и Джейн вместе с ними. Она не знала, куда себя деть. Лишь когда за процессией закрылась дверь, Тор спустился к ней, а Один по-английски предложил пройти в соседний зал к накрытым столам.
— Понравилась ли тебе свадебная церемония? — спросил Тор, излучающий такое счастье, будто это он только что женился, а не его бывшая невеста.
— Эм, ну да, конечно, великолепно, да, красиво, — выпалила Джейн и добавила, чтобы избежать дальнейших расспросов: — А зачем факелы днем?
— Это древний символ того, что связь законна: она освещена, в отличие от интрижек на стороне.
— А, даже странно, что я сама не догадалась, — Джейн улыбнулась, но ей показалось, что улыбка выглядит жалкой. — Пойдем за стол? Лично поздравим Сиф.
— Она с Гринольвом отправилась в опочивальню и не выйдет к столу, — огорошил Тор. — Родичи доведут Сиф до дома Гринольва. Там ее торжественно разоблачат и оставят с мужем один на один. Она получит от Гринольва подарок — свадебный меч.
— Видимо, чтобы заколоться, если вдруг муж совсем достанет, — невнятно пробормотала Джейн. — Так пойдем на праздник?
— Джейн, — Тор не сдвинулся с места, и это ох как не понравилось молодой ученой, — мама сказала, что ты хочешь покинуть пресветлый чертог.
— Ну, Тор, я как бы у вас немного загостилась, — Джейн смутилась. — Уже середина февраля. Я, конечно, вроде как на Мальдивах, а туда многие ездят надолго, но все же не на два месяца же. Я… с удовольствием приеду сюда еще, когда станет потеплее, — соврала Джейн, чтобы хоть как-то скрасить неприятную заминку. — Если пригласишь. И тогда же осмотрю ваш исследовательский центр. Правда, так будет лучше.
— Мое решение непоколебимо, — произнес Тор не менее торжественно, чем Один непонятную свадебную речь. — Я хочу видеть тебя если не женой, то подругой и дамой моего сердца. Навсегда. Асгард станет тебе новым домом.
«Только этого не хватало!» — мысленно возопила Джейн, мечтая о джакузи и барбекю.
— Тор, ну, правда, мы можем просто дружить. У нас было незабываемое приключение на Земле, и я всегда рада тебя видеть, но Асгард… Я же смертная.
— Я уговорю отца.
— Дело не в этом, — Джейн даже не заметила, как сделала пару шагов назад. — Я не готова расстаться со своим миром и жить здесь. Здесь всё замечательно, правда, но… я просто не могу. Вот так все бросить, переехать. Вот погостить — конечно. И ты ко мне тоже приезжай обязательно. И можешь не один… Я имею в виду, что всегда рада увидеть твоих родителей или друзей, — быстро поправилась она, чтобы Тор не дай бог не решил, что она простила Локи. — Но, правда, сейчас мне надо возвращаться домой. Твоя мама говорила, что пир длится чуть не неделю, пока все родственники друг с другом не перезнакомятся, но вот давай я сегодня на нем поприсутствую, а завтра ты меня проводишь домой? Я, правда, засиделась у вас.
— Я не смею тебя неволить, — мрачно произнес Тор, а за окном облака превратились в тучи. — Что ж, пусть будет по-твоему. Завтра утром ты отправишься домой. Но сегодняшний день мы проведем вместе?
— Да, конечно, конечно, проведем, — улыбнулась Джейн. У нее гора с плеч свалилась. Она начала боялась, что ее силой запрут в Асгарде на правах не то рабыни, не то жены бога, причем эти два статуса в ее случае мало бы различались.
Они с Тором присоединились к пиру, ничем не отличавшемуся от прочих застолий, в которых недолюбливающая большие компании Джейн имела сомнительное удовольствие участвовать. Она не понимала, почему ее вообще пускают за стол к царственным асам, учитывая, что совместный прием пищи имел чуть ли не сакральное значение и часто предшествовал обряду побратимства. Видимо, король не мог отказать принцу, а Тора обычаи родины не заботили.
На свадебном пире, как и на любом другом, первой едой угостили огонь, пылавший в центре залы. Стол ломился от мяса, в основном, от баранины, которую всем Фенсалиром сперва варили, а потом жарили. Джейн, участвовавшая в готовке, не могла без содрогания смотреть на мясо. Тор предложил угадать, какие животные являются священными в кланах Сиф и Гринольва — их мяса нет на столе, но Джейн не разбиралась в местной кухне. За свои многочисленные пиры она поняла только, что лосось — основная асгардская рыба — ничьим священным животным не является. К несчастью для самого лосося. Вторыми претендентами на титул «самое несчастное животное» были лошади. Их не ели, но устраивали праздничные бои во внутренних двориках: кони кусались, вставали на дыбы, а их подгоняли батогами. А зрители часто и не смотрели на несчастных животных, а хвастались и личной ловкостью и устраивали поединки на скользких шкурах, где противника надо было не убить, а лишь повалить.
Джейн постаралась как можно быстрее улизнуть с празднества, но получилось только в сопровождении Тора. Весь день он не отходил от нее ни на шаг: помогал собирать вещи, дарил все, на что она бросала хоть мимолетный взгляд. Многие подарки были сделаны из грив лошадей: ковры, гобелены, одежда. Джейн понятия не имела, куда девать гобелены, но отказываться не смела.
— Я хочу, чтобы ты была самой удачливой женщиной в Мидгарде. Моя удача перейдет к тебе вместе с подарками, — так объяснил Тор своё великодушие. Знал бы он, как Джейн достала эта пресловутая «удача», которая будто нарочно гонялась за ней по всему дворцу!
Астрофизик собиралась лично попрощаться с Берканой и пообещать, что как только немного придет в себя после путешествия, так сразу будет готова принять ее, но сборы заняли слишком много времени, а на свадьбе отверженной не было. Искать подругу по всему дворцу в сопровождении действующего на нервы Тора не хотелось, особенно учитывая, что его настроение прекрасно отражал снегодождь за окном.
Джейн рано легла спать, с трудом собрав чемодан с вещами и несколько заплечных мешков с подарками. Тор клятвенно обещал довезти и ее саму, и багаж до кромки Радужного Моста. Завтра, наконец, закончится это безумное путешествие, и Тессеракт доставит простую американскую девушку на райский остров с теплым морем, свежими фруктами и пятизвездочным отелем! Дожить бы до этого счастья…
Локи не мог дождаться возвращения в поселение. Не успел он прийти в себя, его заперли на все замки по приказу Эйр, так как попытка встать с кровати закончилась фееричным провалом. Нет, он не упал от слабости — это было бы слишком, но голова кружилась, а ноги мелко дрожали от напряжения. Как сообщили любимые родители, он не ел и не пил чуть ли не неделю, хотя ни голода, ни жажды он сейчас не чувствовал. Пришлось насильно глотать мягкую пищу и пить компоты, восстанавливая баланс организма. Когда целительницы покидали царственные покои, Локи царапал руки и выпускал магическую энергию, наблюдая за тем, как красная кровь окрашивается в серебряный цвет, напоминающий ртуть — по словам поселенцев, одно из самых вредных веществ в Асгарде. Собственное тело не столько пугало, сколько вызывало омерзение, даже большее, чем родство с Лефеем. Мало ему было десятка аномалий развития, которые обнаружили софелаговцы при исследовании его истинной сущности; мало ему было собственной несхожести с обычными асами; мало ему, в конце концов, было бесконечных воспалений легких, виноватыми в которых оказались не настоящие родители, а сам Всеотец! Даже от последнего внезапного открытия легче не стало. Из-за богов Етунхейма Локи вспомнил младенческий период своей жизни, а особенно отчетливо — несостоявшееся жертвоприношение. Пока он жил в теплой половине дворца вместе с матерью-асиньей, он был асом, когда же етуны вынесли его на холод и понесли в храм, он обратился в етуна от прикосновения к гиганту. В образе етуна холод он, конечно, чувствовал, но не очень сильный. Орал он больше от страха и тревоги, исходящих от взрослых. Во время ритуала его большую часть времени держали на руках, потом тепло рук исчезло, сменившись холодом постамента. Дальше крики и тишина — воины Всеотца уничтожили етунов. Но младенцу было не столько холодно, сколько страшно. А вот когда подошел Один, когда взял его на руки, обратив в аса, — вот тогда стало по-настоящему холодно и больно. Всеотец сперва стоял и смотрел на него, потом отвлекся, неразборчиво заговорив с кем-то, потом покинул храм и отъехал от своих воинов подальше, чтобы в тайне призвать Радужный Мост. К тому моменту он, конечно, обернул едва живую находку в плащ — холодный промерзший плащ, пропитанный снегом и кровью етунов. Локи не мог подсчитать, сколько времени прошло между тем, как Один дотронулся до него, обратив в аса, и попаданием в теплые женские покои Асгарда, но этого времени хватило, чтобы кошмарно поморозить младенца и обеспечить проблемами со здоровьем на всю оставшуюся жизнь. Не етуны виноваты в его хрупком здоровье, а один конкретный ас.
Еще Локи, наконец, понял, почему отец всегда вызывал у него леденящий душу ужас. Раньше царевич не мог разобраться, почему Всеотец столь сильно пугал его, учитывая, что никогда не бил, не орал и даже убивал животных и рабов очень тихо, без мучений и лишней крови. Сейчас пришло осознание: Один напугал его в первую встречу: огромный старец с кошмарно обезображенным лицом, залитый етунской кровью, а, главное, искренне желающий убить священную жертву. Именно этот образ отпечатался в детском сознании. Локи забыл о давних событиях, но подсознание помнило, и сколько бы хорошего отец ни сделал за десять столетий, Локи всегда ждал от него подвоха.
Царевичу было интересно, что скажет отец, если обвинить его в причинение вреда здоровью, но чего он добьется своими обвинениями? Извинений? Собственного морального удовлетворения, доказав что хоть в чем-то Всеотец ошибся? Да ведь самая большая ошибка, по большому счету, — это спасение чужого наследника.
О детстве Локи так никому и не рассказал, даже матери, хотя она подробно расспрашивала и пыталась восстановить некоторые перепутавшиеся воспоминания. Локи не очень нуждался в ее помощи. Он не настолько сошел с ума, чтобы не помнить, какой антураж и какие лица соотносились друг с другом, вопрос был только в последовательности событий, но тут не мать, а Тор сильно помог ему, расставив по местам их совместную жизнь. Почти тысячу лет они были неразлучны, и кто, как ни Тор, знал, куда и зачем они ходили и какие подвиги совершали. Если же в каком-либо вопросе возникала заминка, то братья обращались к друзьям или бывшим наставникам. Восстановить память Локи не мог, но легко запомнил правильную последовательность событий. Трехдневная вакханалия сильно сплотила его с дворцовыми асами, которых он добровольно променял на поселение. Он встретился и поговорил с теми, кого давно вычеркнул из своей жизни, кто когда-то был ему дорог, а потом тихо исчез. Отец не препятствовал паломничеству, наоборот, бросил клич и собрал всех причастных. Локи встречался с очередным асом и старался вырвать из памяти сцены, связанные именно с ним.
Когда цепь жизненных событий упрочнилась, отец предложил заняться физическими тренировками во дворце, где много достойных воинов, но Локи настоял на своем и получил разрешение вернуться в поселение. Он боялся себе представить, что ученые натворили без него. А больше всего он боялся, что они ничего не натворили, что все его идеи похоронены, что на деле никому не нужно могущество Асгарда, что поселенцы на словах поддерживали его, потому что он сын Одина, а не потому, что прониклись необходимостью реформ. Это был бы самый большой провал Локи. Хотя, если поразмыслить, провалов в его жизни было предостаточно.
Единственным асом, из-за кого он откладывал немедленный отъезд, была мать, с которой у него установились такие же нежные отношения, как в детстве. Одно ее присутствие вселяло надежду на лучшее, а разговоры тянулись до полуночи. Она понимала его и искренне любила, в отличие от отца, который не был способен на чувства. Какие чувства могут быть у существа, живущего пятнадцать тысяч зим, похоронившего множество жен и детей? Только наследники ему нужны да исполнители. Вынужденный вспоминать и проникаться собственным прошлым Локи все больше думал о родителях, которые раньше казались ему просто данностью. Ему было жаль царицу, лишенную супружеской любви. Отношения родителей всегда были несколько отстраненными, но маленьким детям казалось, что дело в придворном этикете, зато уж в спальне, без слуг и рабов… Но потом дети побывали в родительской спальне, в прекрасных садах и на вершинах гор, куда царская семья ездила без слуг, вчетвером. Там не было никого постороннего, но любви тоже не было. Отец и мать всегда были подчеркнуто вежливы друг с другом, но не проявляли ни малейшей нежности.
— Тебя это не должно тяготить, — сказал как-то Учитель маленькому Локи. — Они воевали за то, чтобы ты и твое поколение познали любовь. Не обесценивай их жертву.
Наверное, именно потому, что многие в последнее время женились по любви, Локи казалось диким то, что он наблюдал у родителей.
В день запланированного отъезда царевич узнал, что Хагалар не просто так не появлялся в его покоях все это время. Оказывается, он давно вернулся в поселение. Локи пришел в ярость — мастер магии на корню уничтожит все прогрессивные идеи, ему только дай волю! Видя его недовольство, но не понимая сути, мать предложила проводить его до поселения, и Локи не отказался — они давно не выезжали верхом, особенно зимой.
Но незадолго до запланированного отъезда пришел отец, что стало для царевича полной неожиданностью.
— Локи, — произнес он торжественно, и эта торжественность могла быть предвестником любой бури, — духи тебе больше не угрожают, но последствия их пребывания ты можешь ощущать даже сейчас. Твоя кровомагия немыслима. Тебе надо учиться ее контролировать, пока ты не натворил бед.
— Хорошо, отец, — кивнул Локи насторожено — Я уже думал об этом.
Он лгал. Он не только не думал, но даже и не собирался думать. Ему хотелось только одного: выжечь из себя чужеродность, роднившую его непонятно с кем, ведь не было известно в девяти мирах существа, у которого магия течет по кровеносным сосудам.
— Ты должен заново овладеть магией и достичь в ней высот. Хагалар поможет тебе.
Локи на мгновение забыл, как дышать. Овладеть новой магией? Таки с Хагаларом? Почитать его как наставника? Да проще перерезать горло маминой фибулой.
— Это приказ, отец? — враз севшим голосом спросил царевич, даже не пытаясь скрыть своего недовольства.
— Что именно? — вскинул брови Один. — Подчинить магию — необходимость в сложившихся обстоятельствах. Что же до кандидатуры Хагалара, то ты прекрасно знаешь, что с тех пор, как ваше с Тором сознание прояснилось, я никогда не выбирал вам наставников. Это делали вы сами.
— Ну да, конечно, — тихо пробормотал Локи, вспоминая. Из шестисот зим, потраченных на учебу, только первые триста наставники были божественными посланниками, избранными Отцом. Когда Локи стукнуло семьсот, то почти по всем предметам они стали с Тором учиться вместе, и наставников действительно подбирали сами. Точнее, выбирали из кандидатур, предложенных Всеотцом, коих оказывалось три или четыре.
— Я вас ни к чему не принуждаю, но ответственность за свой выбор будете нести сами, — так говорил отец не в меру серьезным сыновьям, озабоченным нежданным выбором.
Очередная иллюзия свободы: отцу было все равно, кто из равновеликих мужей будет обучать наследников, но наследникам очень льстило доверие отца. Правда, ошибались они порой кошмарно, но и учились видеть суть аса, а не только оболочку. Сейчас Локи не удивился бы, узнав, что каждое действие любого из наставников было продиктовано Всеотцом, чтобы глупые дети нашли выход из смоделированной ситуации. Хотя если отец действительно правил Девятью Мирами, то ему некогда было заниматься подобными глупостями.
— И каковы же альтернативы? — быстро спросил Локи. — Кто, если не Хагалар?
— Кто, если не Хагалар? — Один задумался. — Я сам могу заняться тобой. Если не побоишься, конечно.
Локи стал лихорадочно соображать. Отец предлагает личное обучение: от таких подарков или подачек — не суть — не отказываются, такой шанс выпадает раз в жизни. Но принять его — означает навсегда распрощаться с мыслями об усовершенствовании Асгарда, ведь придется остаться во дворце, забыть о поселении, забыть обо всем, что стало ему дорого, что составляло часть его самого. Презреть общественное ради личного. Отказаться от тех, кто верил в него, ради того, чтобы обрадовать отца и оказаться достойным сыном, а разве не ради этого, в конечном счете, он затеял промышленную формацию? Не ради доказательства, что его не зря забрали из етунхеймского храма? Вот она — возможность, и делать ничего не надо, только согласиться. Он привык учиться, он дотянется до звезд с помощью отца… и похоронит чаяния всех, кто в него верит. Об этом стоило поразмыслить, прежде чем давать окончательный ответ.
— Если Хагалар внушает тебе отвращение, а я — страх, — по-своему истолковал его внутреннюю борьбу Один, — то можешь выбрать, кого посчитаешь нужным. В поселении много прекрасных магов. Можешь любого из них подвергнуть огромному риску, призвав в наставники, ведь никто, даже я, не представляет, какие возможности скрыты в твоей иномирской силе и насколько она опасна для окружающих. Высокие уровни магии, которые можем дать тебе только мы с Хагаларом, будут тебе недоступны еще лет триста. Основам тебя обучит любая посредственность. Но помни, сын мой: любая посредственность, даже бездарность, мгновенно определит в тебе етуна-полукровку. Пока о твоем происхождении знает только Хагалар, но что будет, когда узнают другие асы?
Локи закусил губу — вот ведь щедрое предложение.
— То есть ты готов оплатить любого, кого я изберу? — уточнил он. Заговаривать о серебре не хотелось, но пришлось, ведь с того злосчастного похода в Ванахейм ничего не изменилось, собственного серебра как не было, так и нет.
— Разумеется, готов, — кивнул Один. — Думай, сын мой. Это важное решение.
Один незаметно усмехнулся, глядя на взъерошенного Локи, напоминающего воробышка. Изберет Хагалара — докажет, что их вражда фальшива. Изберет отца — вернется во дворец, а с ним и Хагалар, которому самое место в Гладсхейме. Никакого другого наставника он не возьмет — слишком боится своей етунской сущности, слишком боится, что о ней узнают посторонние и заклюют. А кто станет наставником — Хагалар или сам Один — неважно. В любом случае старый друг окажется на государственной службе, и жизнь вернется на круги своя, будто не было Бездны-разлучницы. Мальчишка проиграет, да и игра ведется не с ним и не за его жизнь или душу. Прав был Хагалар, когда говорил, что ребенок — лишь средство, а не цель.
Локи испросил дозволения подумать в одиночестве и медленно осел на пол, прогоняя наваждение. Кто угодно, значит, и отец возьмет на себя все расходы. Это мысль. Прав великий царь — до вершин магии ему как до Ванахейма пешком, бесполезно прыгать выше головы, пока бы разобраться, как работать с кровомагией, а в этом вопросе никто не сведущ — ни Хагалар, ни отец никогда не сталкивались с подобным. Да и не нужны ему сейчас высшие уровни магии, для модернизации Асгарда достаточно просто научиться контролировать свои новые силы. О том, что он етун, знает весь фелаг. И молчит. Так почему же не будет молчать новый наставник? Точнее, наставница. Да, это должна быть женщина — потому что женщину легко оплести любовью, дать надежду на счастливое будущее — и женщина будет нема как рыба. К тому же женщина тоньше и лучше чувствует магию — в этом он убедился, когда царица обучала его азам целительной магии. Что там говорил Хагалар? Основные его ветви магии — это огонь, исцеление и иллюзии. После встречи с высшими силами, наверняка, что-нибудь еще прибавилось, но чтобы достичь высот хоть в чем-то, потребуется довольно много зим — за это время он усовершенствует Асгард, мир отверженных перестанет быть отверженным, и он запросто перевезет все разработки вместе с учеными поближе к столице. Вот тогда и придет к отцу — пусть обучит высшим ступеням магии. Так удастся избежать наставничества Хагалара. Отец даже не понял, какую огромную услугу оказал своему воспитаннику. Осталось лишь найти достойных магов в поселении, но это должно быть несложно.
====== Глава 104 ======
Фригг потратила много сил и времени, пытаясь поставить Локи на ноги. Он был слаб, измучен и даже прекратил изысканно хамить, чем выгодно отличался от того Локи, к которому она привыкла за последний год. Вот уже несколько ночей она разрывалась между подготовкой к свадьбе и неродным сыном, который наконец-то радовался ее приходу, а не закатывал глаза от чрезмерной заботы. Такой Локи не мог не нравиться. Такой Локи напоминал себя прежнего.
Дар предвидения, мало чем отличавшийся от проклятья, не раз подводил царицу: много столетий назад она видела, словно в тумане, как Тор и Локи, повзрослевшие, возмужавшие, вместе держатся за Тессеракт, который к тому времени давно был укрыт в Мидгарде. Она посчитала видение знаком свыше и обучила Локи управляться с гиперкубом настолько, насколько это было в ее силах. Но чем всё закончилось? Пророческий туман предусмотрительно скрыл от ее взора цепи и кляп. Туман умолчал, что не братья, но злейшие враги взялись с двух сторон за куб. И вот опять! Будущее Локи — неясное и зыбкое, приходило к ней в видениях. Связанный напрямую с неизвестными богами, он был больше открыт для нее, чем прочие асгардцы. Царица изначально знала, что он не умрет, но решила, что на этот раз смерть спасет жизнь. И она спасла. Рука Одина дрогнула, а Хагалар совершил очередное безрассудство, еще больше отдалившись от царской четы. Когда-то она стояла с ним спина к спине, когда-то они вдвоем играли против Одина. У них до сих пор остались от него страшные тайны. Но былое величие затерялось в прошлом. И поверить в то, что память не подводит, что триумвират действительно существовал, а не был плодом воображения или видением, было почти невозможно. К тому же у Хагалара появилась новая зазноба, новая девочка, которую он неумело защищал — Беркана. Он обещал ей Фенсалир, и Фригг недоумевала, каким образом он собирается договориться с Одином, учитывая ее происхождение и травму лица. Уж не фиктивной ли женой Локи он видит свою воспитанницу? Но ведь воскресить ту, которую сам убил, невозможно. Фригг не понимала ни тогда, ни сейчас, зачем он забрал девушку в мир отверженных? Почему не отдал ей на попечение? Зачем перечеркнул всю ее жизнь, лишив надежды на будущее? Ей не было полутора тысяч зим, она была несовершеннолетней по женским меркам. Он решил за нее и обрек на вечное страдание. Как и себя когда-то.
Мысли о Беркане постепенно уходили на второй план, сменяясь насущными проблемами, когда отверженная вернулась в поселение вместе с Хагаларом и Алгиром. Правда, официальное прощание не мешало Хагалару наведываться во дворец. Сперва он пристал к Тору с предложением, о котором давно было оговорено — об обучении политическим премудростям. Но старший сын, не то и в самом деле принявший столь близко к сердцу мысль о давнишнем клятвопреступлении, не то страдавший из-за отъезда смертной, попросил подождать до летней половины года, когда он немного придет в себя. И вряд ли беда Локи столь сильно расстроила его. Дело точно в женщине. Хагалар не скрыл свое неудовольствие, обозвал Тора «истинным братом несносного детеныша» и отправился к Одину, поскольку Хугин чуть не порвал ему рукав, настойчиво указывая на покои Всеотца. Там разговор вышел еще более неприятным. Фригг не присутствовала, но слышала: Хагалар отказался тренировать новых магов, грубо заявив, что ему не до показательного набивания морд ради рукоплесканий малолетних царевен. Дворец и армия как-то без него все эти столетия обходились, пусть и дальше обходятся. Выдать артефакты, спровоцировавшие Етунхеймских богов, он согласился, а вот привезти каскет отказался, мотивируя тем, что по дороге он его прольет или разобьет окончательно. Давние друзья расстались очень недовольные друг другом. Один несколько дней ходил мрачнее тучи и в конце концов велел новоиспеченным сверхсильным магам переехать в дальние горы вместе с наставниками и постараться не уничтожить планетоид своими магическими пассами.
Жизнь во дворце постепенно входила в привычную колею. Торжества по поводу свадьбы Гринольва и Сиф длились восемь ночей, но царица не была обязана на них присутствовать. Она все время была с Локи и даже проводила его, когда он, наконец, решился покинуть отчий дом. Они ехали рядом по узким тропинкам, припорошенным снегом. Лицо царицы скрывал капюшон, чтобы простые асы ее не узнали. Она могла стать невидимой для всех или же только для посторонних, но не стала применять излюбленное умение при сыне. Ей хотелось без всякой магии проехаться по зимнему Асгарду, отдохнуть и подышать свежим воздухом. Место пышной свиты, присущей царице, заняло всего несколько лично ей преданных асов. Они ехали на небольшом расстоянии, весело болтая с подчиненными Локи. Обрывки фраз доносились до царицы, но не складывались в единую историю.
Фригг ожидала, что Локи заведет разговор, но он ехал молча, погруженный в глубокие раздумья. Никакие кошмары, ни во сне, ни наяву, больше не терзали его измученный разум. Купленная в Ванахейме лошадь, выбранная Рататоском, оказалась послушной и выносливой, несмотря на сомнения Одина. Царица невольно сравнивала лошадь сына со своей любимицей — серой в яблоках кобылой. Такая масть считалась в Асгарде признаком нечистой силы, и молодой Фригг нравилось слышать за спиной подозрительные шепотки. Впоследствии такие лошади стали чуть ли не символом царицы. Нечисть боится дня и огня — так считала молва, но Фригг по себе знала, что это лишь предрассудки.
Позади осталось больше половины пути, когда Локи, наконец, нарушил тягостное молчание:
— Уже темнеет, мама. Если ты доедешь со мной до поселения, тебе придется там ночевать.
— Я думаю, ты сам доберешься, — ответила царица, едва заметно дотронувшись до варежки, скрывавшей руку сына. — Помни, что мы с отцом всегда ждем тебя дома.
— Я не забуду, мама, — серьезно кивнул Локи, перехватив ее руку. — Теперь точно не забуду.
Он поскакал вперед, а она осталась посреди заснеженной равнины, глядя ему вслед и напевая под нос грустный мотив. Локи больше не был связан ни с какими богами — его будущее снова покрылось для нее завесой мрака.
Первая неделя, проведенная в поселении, оставила в душе Беннера смешанные чувства. Лишь одно он мог заявить со всей смелостью — в мире простолюдинов гостить гораздо приятнее, чем в мире знати. Во дворце к нему относились презрительно-снисходительно, хотя и пытались скрыть презрение за показной вежливостью, а в деревне все было иначе — им, простым человеком, восхищались, именовали высокими эпитетами, перед ним склонялись, ожидая великих свершений. За несколько дней он не успел толком разобраться в происходящем, хватаясь то за одно, то за другое, и ни к чему особенно не имея склонности. Красавица Эльма не отходила от него ни на шаг, став гидом и переводчиком. И только одна мелочь не давала расслабиться — негласное сожительство с Локи.
Когда Брюс узнал, что его разместили в одном доме с опальным царевичем, то возмутился до глубины души. Заявил, настойчиво, пускай и в самых изысканных выражениях, что не готов сожительствовать с такой высокой особой. Однако ему возразили, что пустых домов нет, но, если такова воля гостя, его разместят вместе с учеными. Посмотрев на тесные помещения, заставленные жесткими лавками, и сравнив их с роскошной кроватью Локи в огромном полупустом зале, Брюс выбрал роскошь и простор, тем более, что никто не знал, когда вернется царевич и вернется ли вообще. Кровать, правда, была одна, а на просьбу о дополнительной поселенцы заявили, что других нет, но можно привезти из дворца. Беннер прекрасно знал, куда его пошлют с такой просьбой, поэтому предложил сделать какое-нибудь ложе местными средствами. Разумеется, не такое роскошное, как у царевича. Поселенцы долго не решались дать точного ответа, несколько раз советовались с личными прислужниками Локи, но в конце концов все же обещали что-нибудь придумать.
Две ночи он спал на шкурах Локи, поскольку больше спать было негде. Рабы царевича, бесстрастные и молчаливые, предугадывали его желания и прекрасно обслуживали. Беннер и рад был бы отказаться от их услуг, но отсутствие даже элементарного водопровода делало самообслуживание практически невозможным. Пришлось примириться с сомнительной ролью рабовладельца.
На третью ночь он получил нечто среднее между кроватью и лавкой, выложенное мягкими шкурами невиданных тварей. Он поставил невиданную конструкцию подальше от кровати Локи и решил отгородить ширмами, но поселенцы отказались менять что-либо еще в покоях царевича. Самому Беннеру не улыбалась идея своими руками глобально переставлять мебель без согласия хозяина, как и сидеть в доме бывшего врага, поэтому он почти все время проводил на свежем воздухе, за книгами, которые без труда переводила Эльма, а также в импровизированных музеях-коллекциях и лабораториях.
Прошла почти неделя, прежде чем царевич объявился, причем ночью. Брюса не разбудили, и он только утром с удивлением обнаружил спящее божество. Локи никак не среагировал на его пробуждение, а Беннер поспешил привести себя в порядок и уйти из дома, отложив объяснение на вечер. Он наделся, что вернется, когда Локи заснет. Говорить с ним не было желания, а дом играл только роль спальни. Мозолить глаза нью-йоркскому неудачнику Беннер не собирался. Он вернулся около полуночи, когда вся знать в замке обычно крепко спала, но Локи дома не оказалось. Беннер обрадовался и только собрался раздеться, как божество объявилось. Брюс досчитал до пяти и сдержанно кивнул. Локи ответил таким же кивком.
— Как там Джейн? — спросил Беннер, когда пауза стала неприлично затягиваться. — Как прошла свадьба?
— Свадьба скучна, а Джейн уже должна быть в Мидгарде, — произнес Локи дружелюбно, но улыбка смотрелась неестественно на его лице. — Я знаю, насколько сильно ты меня ненавидишь, — добавил он несколько мгновений спустя. — Я прикажу возвести стену, разделить дом на две части, чтобы тебе не пришлось делить со мной одну комнату.
— Спасибо, но ради меня не стоит напрягаться, — процедил Беннер сквозь зубы. — Я уже смирился с тем, что в Асгарде тебя встретили как героя, что всем плевать на твои «подвиги» на Земле.
— Я делаю это не ради тебя, а ради себя, — благодушно заметил Локи, садясь на кровать и разоблачаясь. — Монстр может вырваться на свободу в любую минуту. Это, — он указал на верхнюю часть костюма, которую успел снять, — спасло меня в доме Железного Человека, но если рассердить зверя, особенно, когда я сплю, то последствия будут плачевными. Для меня. А потом и для тебя, учитывая силу магов поселения и любовь ко мне народа.
— Я контролирую Халка, можешь не беспокоиться, — вздохнул Брюс. — Твое нападение было давно, я на тебя зла не держу.
— Зато он держит, — заметил проницательный Локи. — Я не хочу рисковать, живя под одной крышей со зверем, который меня ненавидит. Ночью ты его не контролируешь, и, хотя спать мы будем в разное время, отдельные часы могут совпасть. Мне моя жизнь дорога.
— Делай, что хочешь, — отмахнулся Беннер, глубоко оскорбленный подозрениями Локи в том, что он не контролирует Халка ночью. — Но все же, скажи, Тор просто обманул нас? Никакого суда не было, а Один принял тебя с распростертыми объятиями?
— А чего бы ты хотел? — заинтересованно спросил Локи. — Если бы ты был асгардским судом, то какой приговор ты бы мне вынес?
— Я не судья и личного мнения не имею. Учитывая ваши средневековые законы, я бы дал нам, Мстителям, казнить тебя, отобрать имущество, ну и твои родственники должны были бы тоже перед нами ответить, раз у вас клановое общество. По крайней мере, у наших древних народов ответственность была коллективная.
— Ты читал наши законы, но плохо, — усмехнулся Локи, не впечатленный своим гипотетическим будущим. — Помни, я принадлежу дому самого Одина, раз официально усыновлен, — он понизил голос до шепота. — А еще ты плохо считаешь. Хотя, признаю, делить на шестьдесят девять человеку трудно. Но даже если представить себе, что делать этого не нужно, то ты не заметил, что в «Сером Гусе» нет смертной казни. Потому что родовую месть, которую ты бы мне присудил, можно свершить, не обращаясь к тингу, альтингу или Одину. Редкие асгардские казни связаны с международными отношениями, шпионажем, например. Худшее, что можно сделать у нас по закону — это отобрать имущество и объявить аса вне закона. Тогда его все стремятся убить, и у него есть три пути — сбежать из Асгарда, например, на какую-нибудь войну, уйти в континентальную часть и скорее всего погибнуть, или попасть сюда, в мир отверженных, куда меня и поселили.
— То есть, ты хочешь сказать, что тебя лишили имущества и наследства? — хмыкнул Беннер.
— Арифметика, — чарующе повторил Локи. — Я понимаю, что это сложно, и, кажется, не нужно, но попробуй. Кстати, я интересовался, что происходило в вашем мире в 965-м году, кроме войны с Етунхеймом, которую вели не вы, а асы. Византия вернула себе Сицилию, основали Сицилийский эмират — одним словом, всякие мелочи, которые вы уже не помните, а для меня они ничего не значат. Неинтересный год вашей истории.
Беннер только отмахнулся от нелепых суждений. Чтобы делить на шестьдесят десять, надо знать, что именно делить, а Локи делиться ценными сведениями явно не собирался, предоставляя гостю додумывать и пытаться уследить за, воистину, божественной логикой.
— Судя по тому, что ты встретил меня во дворце, и по тому, что я вижу здесь, с тобой ничего плохого не сделали. Эта крепость, даже если и ссыльная, ничем не хуже дворца.
— А ты бы предпочел, чтобы меня пытали, применили кровавого орла и прочие изощрения? Или принесли в жертву? Повесили, разбили голову о камень? Или ты предпочел бы каторгу в человеческом понимании — то есть тюрьму с тяжелой работой, недоеданием и свистом бича?
Брюс промолчал. Смотреть, как Локи переодевается, было неэтично, а слушать его насмешки и ощущать себя большим чудовищем, чем он и так был — неприятно.
— Я бы не хотел тебя разочаровывать, дорогой друг моего дорогого брата, — Локи уже откровенно смеялся, провоцируя Халка — ох и зря он искушал судьбу, — но твою изощренную месть не свершить в нашем мире. Из-за арифметики. Хотя и не только из-за нее. Каторги в вашем понимании у нас нет, пытки приняты только как метод допроса и то применяются нечасто, казни, я уже сказал, большая редкость, для жертвоприношения давно не используются даже люди, что уж говорить об асгардцах. Правда, все свои фантазии вы могли воплотить, когда пленили меня в высокой башне, — Локи, полностью одетый в черные одежды без опознавательных знаков, тяжело встал. — Когда лучник держал меня на прицеле, когда твой монстр поигрывал мускулами, когда ваш капитан грозил мне щитом. Вы могли избить меня. Вы могли убить меня. Вы могли подвергнуть меня пыткам, выместить свою боль, отомстить за всех тех, кто погиб по моей вине. Тор был один, против всех вас он бы не выстоял. Вы могли свершить месть, Мстители. Но вы этого не сделали. Почему же? Ответь. Мне интересно, почему вы даровали мне жизнь и даже милостиво вернули домой… Неужто думали, что фантазия моего приемного отца изощреннее вашей? Здесь мы одни, никто не услышит твоих откровений, поэтому можешь не скрывать правду.
— Избить тебя, — задумчиво произнес Беннер, воскрешая в памяти старые обиды. — Ты даже не представляешь, как это было заманчиво. Думаю, каждый отдельно взятый Мститель не отказал бы себе в таком удовольствии, мы всё же были на взводе. Вот только все вместе мы, боюсь, убили бы тебя на месте. Пытки тоже планировали. Фьюри планировал. Он даже спросил разрешения у Тора, и тот был не против, хотя и считал, что это бессмысленно. У нас на Земле за всю историю не было ни одного судебного процесса над пришельцем и не предусмотрена система наказаний для представителей других миров. Боюсь, что это очень сильно затормозило бы процесс. К тому же мы защитники Земли, но не убийцы. Наша цель была нейтрализовать угрозу, от тебя исходящую. И то, что ты исчез с нашей планеты, для всех было наилучшим вариантом. Что касается лично меня, я не убийца и против убийств. Мне было бы жаль, если бы ради защиты Земли тебя пришлось бы пустить в расход. Зато с удовольствием изучал бы тебя в своей лаборатории. Не каждый день попадается такой интересный экземпляр.
— Какой честный ответ, — протянул Локи. — А братец молодец — сам пытать не решился, зато отдал вам на растерзание… Ну, а что ты скажешь, если я соглашусь?
— Позволишь изучать себя? — недоверчиво переспросил Брюс, не веря в свою удачу.
— Почему бы и нет? — голос Локи звучал слишком дружелюбно, чтобы ему верить. — Правда, лабораторию твою сюда не переместить. К сожалению. Но здесь так много местных лабораториумов… Скажи, ты знаешь, кто я?
— Знаю, что ты ас лишь наполовину, — уклончиво ответил Беннер, стараясь не смотреть Локи в глаза.
— Да. А если точнее, то я карликовый ледяной великан. И если кто-то из местных жителей узнает об этой великой тайне, то его казнят. Готов ли ты взять на себя такую ответственность? Уверен ли ты, что никто ни о чем не узнает? Подумай, Беннер, подумай.
Медоточивый голос все больше походил на шипение, и мгновение спустя Локи сполз с кровати, перебирая четырьмя вараньими лапками и усиленно помогая себе хвостом. Брюс шутку с превращением не оценил, но входную дверь все же открыл,выпуская рептилию на холод. Варан должен был быть холоднокровным, однако, наблюдая за быстрым перемещением по снегу, Брюс сделал вывод, что конкретно этот варан теплокровный.
Одиночество Раиду никогда не смущало. Порой ему казалось, что он всегда был один: мы рождаемся поодиночке и умираем порознь — такие слова он повторял себе все чаще и чаще, особенно после участившихся провалов в памяти. Он что-то делал, что-то исследовал, но как бы в тумане. Механические действия, механические слова, механические мысли. Он пропадал в механическом тумане на несколько часов, и только изменившееся положение солнца наглядно демонстрировало, что прошло время. Сперва его круг общения сузился до одной-единственной Черной Вдовы, но потом исчезла и она, а меланхолия превратилась в отчаяние. Он приходил в лабораториум, смотрел на очередную жертву, но что-либо делать с ней было лень. Как и жить. И есть. И пить. Хотя от последнего он отказаться не смог. А вот не есть несколько суток — легко. Такое и раньше с ним случалось, когда он был воодушевлен какой-нибудь идеей. Теперь же только одна мысль прочно засела в его голове — умереть. Умереть просто потому, что он не представлял, зачем жить дальше. Он даже не ощущал эту самую жизнь, она проходила мимо, уходила с каждый вдохом, с каждым выдохом, скатывалась по щеке капелькой пота. Он гений. Так ему говорили, и он в это верил, но он не оправдал свое громкое прозвище. Кому помог его гений? Кого спас? Что разрушил? Многие не-гении сделали в жизни много больше, чем он. Пускай у них и не было бога.
Когда дверь отворилась, пропуская кого-то, дерзнувшего нарушить покой импровизированной пыточной, Раиду даже не обернулся. Он сидел на скамье и предавался самобичеванию и отчаянию.
— Брат.
Голос Ивара чуть дрожал не то от удивления, не то от омерзения. Живой, значит, а говорили, что в коме. Обманули.
— Раиду.
Другой голос. Далекий и желанный, словно тысяча солнц. Раиду медленно поднял голову: ослепительный Локи опустился подле него. Не на скамейку, а напротив. Присел на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с тем, кто его разочаровал.
— Неужели ты к этому стремился? — тихо спросил бог, обводя рукой то, что нельзя было считать лабораториумом. Громкое название стало прикрытием, ширмой для истинных устремлений ученого, потерявшего нить жизни.
— Неужели я этого заслуживаю? — вкрадчиво спросил Локи несколько секунд спустя.
Он не держал зрительного контакта, но Раиду не отводил взгляда от зелено-болотных глаз, подстраивающихся под одежду, меняющих оттенок. Глаза, которые нельзя получить от голубоглазых родителей — почему-то именно такая чушь лезла в голову. Раиду с трудом отвел взгляд и обнаружил, что бог пришел не один. Они стояли рядом. Ивар. Лагур. Беркана. Все, кроме поганого мага, но его незримое присутствие ощущалось. И снова лабораториум, залитый кровью. Как много месяцев назад, когда они с братом бросились наперерез Локи и получили кислотные ожоги. Только роли сменились. И нет мага, который все испортил и разрушил. А остальные здесь. Брат беспокоится, не обращает ни на что внимания, даже на распятого, но не разделанного человека. Беркана едва сдерживает крик ужаса. Вечно отстраненный Лагур обнимает ее, а вовсе не книжку.
— Ты подарил мне квадрокоптер, но мы так его ни разу и не запустили. Попробуй. Пусть Лагур запускает вертолет, а ты — квадрокоптер. Научи Беркану пользоваться пультом. Мы с Иваром догоним вас, когда уберем здесь.
Не все из сказанного царевичем было понятно. Зачем запускать вертолет вместе с Лагуром, который не умеет? Зачем брать Беркану? И как бог может лично убирать? Но Раиду не стал спрашивать, не стал возражать. Он, словно зачарованный, поднялся, опершись на руку божества, и вышел, поддерживаемый Лагуром, за которого уцепилась Беркана. Словно впервые в жизни он увидел солнце. Настоящее. Не ограниченное малюсеньким окном.
— Вряд ли что-то получится, — тихо сказал Локи, когда софелаговцы удалились на достаточное расстояние. — Твой брат безумен, судя по тому, что я вижу.
— Я верю, что его можно спасти, — мягко возразил Ивар. — Поэтому и умоляю тебя о помощи.
— Я сделал, что мог. Могу еще сжечь здесь всё, чтобы негде было ставить опыты, — на руке Локи возник маленький огонек, так и норовивший лизнуть какую-нибудь бумажку.
— Ваше высочество, к чему портить имущество? — удивился Ивар. — Давай лучше поможем человеку. Он родился под счастливой звездой.
— На Фьюри похож, — пробормотал Локи, и Ивар с ним согласился. Вдвоем они вернули человека в дом, где доживали свой век жертвы асгардской науки, а с помощью магии Локи привели лабораториум в порядок.
— Стоит закрыть его от брата. Пусть работает в другом месте, чтобы не было лишних соблазнов, — предложил Ивар. Он выглянул в окошко и отметил, что вертолет летит гораздо прямее квадракоптера — и когда только Поэтический друг успел освоить земные игрушки? Он ведь никогда прежде не участвовал в запуске модельки. Многие пробовали, даже Наутиз однажды поинтересовалась, но только не Лагур. Воспоминания о покойнице не были приятными, особенно учитывая, какую загадку она оставила после смерти. Зашифрованные листы и собственный перевод Ивар специально захватил с собой, чтобы предупредить царевича о возможной опасности.
— Локи, послушай, пожалуйста: Наутиз Светлоокая перед смертью рассказала мне о своих исследованиях. Рассказала путано, а я был занят и не нашел времени. Но недавно мне попались ее записи.
Ивар достал из-за пазухи пергамент и протянул богу, лицо которого мрачнело с каждой прочитанной строчкой.
— Она не поняла, что ты сын Лафея, ее выводы безумны и в корне не верны, но у нее должны были сначала возникнуть подозрения насчет тебя. Все всегда твердили, что ты не похож на царскую семью из-за магии Одина. Но могут найтись те, кто захочет проверить. Тебе следует проявлять бдительность.
— Ивар, — глухо пробормотал Локи, заставив друга затаить дыхание. — Не ты. Мой маг. Только у него есть материал моих приемных родителей. Только с его помощью Наутиз могла провести сравнение. Значит, и он знает.
— Я так не думаю, — покачал головой естественник. — Наутиз работала одна, испугалась результатов, определила тебя как гомункула и никому ничего не сказала. Более того, она решила, что это ты убил ее.
Ивар не знал, говорит ли правду или заблуждается, но больше всего на свете он не желал стать косвенным убийцей своего тезки или любого другого аса, на которого падет гнев Локи. И так уже Лиса знает то, что ей не положено.
— Ладно, предположим. — Листы исчезли из рук Локи. — Пусть лежат у меня. Надо бы найти Хагалара и потребовать портрет моих дражайших родственников. И еще одна мелочь.
Локи подозвал Ивара поближе.
— Ты хорошо знаешь магов поселения?
— Конечно. Среди них много приятных асов.
— В таком случае мне нужен совет. Точнее, список. Отец приказал учиться магии, но я не желаю принимать помощь из рук Хагалара. Мне нужен кто-то другой. Женщина. Которая хорошо объясняет.
— Спасибо, что доверил мне такое важное дело, — склонился Ивар. — Но ведь она обязательно узнает…
— Узнает, — устало вздохнул Локи. — Придется поступиться еще одной душой. Я никогда не склонюсь перед Хагаларом.
— Не склонишься? — недоуменно переспросил Ивар.
Локи закатил глаза и изобразил церемониальный поклон. Пришла очередь Ивара вскидывать брови — он не понял, что Локи хотел сказать, но спросить не решился.
— Я сегодня же напишу имена магичек, их способности и что о них думаю. Надеюсь, ты будешь доволен, — пробормотал Ивар, еще раз склоняясь. Удача сегодня на его стороне. Только бы Локи выбрал Отал! Ведь тогда ошибка будет исправлена! Точнее, ее даже не заметят.
— Я тоже на это надеюсь, — усмехнулся Локи. — Пока я доволен хотя бы тем, что в поселении только один человек, а не два.
Он и правда обрадовался, когда узнал, что возлюбленная братца не поедет осматривать его владения. Еще занозит пальчик, и объясняйся потом с Тором. Правда, брат уверил его, что в летнюю половину года Джейн вернется: осмотрит Асгард и в поселение тоже заглянет. Локи это известие не обрадовало, но он решил заранее не тратить нервы на назойливую смертную. Пока она еще не приехала. Столько всего может случиться за несколько месяцев…
Локи не был провидцем и не знал, что его опасениям не суждено сбыться. Он покинул дворец в тот же день, что и Джейн, всего лишь на пару часов позже, поэтому провожать ее не вышел…
В то снежное утро Джейн подняли, по ее ощущениям, между четырьмя и пятью часами утра. Не накормили, но напоили медвяным молоком от личной козы Одина — Хейдрун, что могло означать как то, что Один очень благосклонен к подруге своего сына, так и то, что он безмерно рад, что она, наконец убирается из Асгарда. Тор пришел не один, а в сопровождении Хагалара, который нравился Джейн более прочих. Она попросила его передать Беркане приглашение в гости. Маг обещал исполнить просьбу и сунул в руку маленький подарок — заколку не то с изумрудами, не то с какими-то другими местными драгоценными камнями. Она вся была увита рунами, по словам мага, защитными. Он предложил вплести заколку в прическу, мол, тогда все опасности обойдут стороной, и Джейн после долгих уговоров кое-как закрепила ее в волосах, хотя в четыре часа не то утра, не то ночи ей было не до марафета.
— Счастливого пути в твою жаркую страну, детеныш Мидгарда, — Хагалар похлопал ее по плечу, а потом пожал руку. — Я уверен, мы еще встретимся.
— Я буду очень рада, — Джейн едва подавила зевок и предпочла уткнуться в кубок, чтобы ненароком не оскорбить доброго старика. Пока она пила свое последнее асгардское молоко, Тор принялся расписывать все сомнительные прелести своей холодной родины. Особенно напирал на простую и понятную систему власти не в пример всяким президентам и сенатам, но Джейн за месяц успела почитать асгардский свод законов и ужаснуться его «простоте»: уж лучше выбирать кучу губернаторов, чем зависимость от альтинга и его маразматичных решений. Вроде того, что если преступление совершил покойник, то можно выкатить иск против трупа. А если преступление совершил раб, то его можно убить сразу на месте преступления, доставить тело хозяину, и всё окей! А свободному асу перед любым преступлением главное — объявить себя, назваться — и всё тоже станет окей. Если преступник заплатит обиженным виру, а проще говоря, даст взятку в двенадцать каких-то непонятных эйринов, то тяжбы не будет. Свидетельства в суде устные, никаких доказательств не нужно, а если рассматриваются какие-то старинные дела, то свидетелям сдают права их отцы. И суд верит каким-то там словам не просто полубезумных стариков, а еще и их деток, которые давнишнего преступления своими глазами не видели. Главное в любой тяжбе — оправдать родича посмертно, ведь тогда его слава воссияет в веках, а слава — это самое главное в жизни, единственное, что остается от аса после смерти. Джейн, не знавшая, как зовут прадедушку, сперва не поверила, но потом опытным путем выяснила, что все асы наизусть знают не только генеалогическое древо, но и славные деяния каждого предка. Это была единственная традиция, показавшаяся Джейн здравой. Хотя сведения передавались устно, а не письменно, значит, правды в славных деяниях предков нет ни на грош.
Еще в своде законов прописывались стандартные ритуалы. Например, раз в девять лет — глобальное жертвоприношение, когда трупы развешивают в священной роще вокруг храма — собак, лошадей, а в прошлом и людей. Кому именно могут приносить жертву те, кто назвали себя богами? Вроде как силам природы, мол, жертвоприношение — это традиция, а традиции нарушать нельзя, можно только немного видоизменять, поэтому людей на деревьях в последнее время не вешают. Но и то многие асы считают, что именно из-за этого начались проблемы с деторождением, и требуют проводить старинный ритуал по всем правилам.
Не меньше покоробила Джейн процедура принесения клятвы: асы гордились странной клятвой на крови, суть которой не удалось разобрать даже с помощью законоговорителей, и клятвой на Гунгрире, к которой прилагалась подробная инструкция — ее никто не мог оспорить. Джейн совсем не улыбалось, если ее вдруг под страхом смерти заставят заключить какую-нибудь такую клятву, учитывая, что Гунгрир постоянно мелькал у ее носа — Один с ним не расставался.
Не надеясь, что Тор замолчит, Джейн молча пошла к выходу из замка, захватив только тот чемодан, с которым приехала. Бывший бойфренд пристроился чуть позади, даже не замечая веса оставшихся баулов. К Радужному Мосту Джейн должны были доставить сани, запряженные парочкой лошадей. Не повезло лошадкам — тащить столько асгардской роскоши. Джейн старалась не думать, как вывозить с Мальдив королевские подарки. Возможно, в несколько заходов — сперва спрячет их где-нибудь в лесу, если на Мальдивах есть лес, а через пару месяцев приедет с Дарси и Селвигом. Или Тора попросит перевезти. Или бросит в море, поскольку, по большому счету, не нужны ей все эти бесценные дары.
Попрощаться с подружкой принца вышло несколько десятков бодрствующих асов, которых Джейн с трудом различала по именам и лицам, но она чувствовала такое облегчение при одной мысли об отъезде, что готова была попрощаться хоть со всем дворцом.
Уже сидя в повозке, она обернулась и долго махала провожающим, хотя почти не видела их в абсолютной темноте. Тор сидел рядом и держал ее за руку. Прикосновение варежки к варежке было не романтичным и не трепетным, а смешным.
— Джейн, может быть, все-таки…
— Тор, я не могу, — тихо, но решительно ответила она. — Правда. Все было очень мило, но… все же не могу.
— Но ты могла бы стать царицей!
Джейн хотела объяснить Тору свои соображения, но понимала всю бессмысленность отчаянной попытки. А он, приняв недовольное молчание за колебание, принялся расписывать образ жизни царицы и незаметно перешел к собственным подвигам.
— Мои заслуги перед Асгардом столь велики, что в год нашего знакомства должна была состояться моя коронация…
— Кстати о ней! — Джейн была готова поддержать разговор о чем угодно, только бы Тор пустился в длительные объяснения. Пусть хоть о том, как в их мире дети становятся королями не на костях родителей — только бы не ныл. — Твой отец ведь не собирается умирать. Какая коронация при живом отце?
— Мой отец не только царь Асгарда, но и Всеотец, — проглотил наживку Тор. — Это разные вещи. Титул Всеотца перейдет достойному после его смерти, но титул царя Асгарда он вправе передать когда угодно. Всеотцом может стать любой, а царем Асгарда — только ас.
— Или полуас, — возразила Джейн, вспоминая происхождение Локи. Тор не стал развивать тему. Они замолчали и за всю дорогу больше не произнесли ни слова. Когда сани выехали на остатки Радужного Моста, Джейн старалась не смотреть вниз — у нее начинала кружиться голова от одного вида океана. На мосту стоял страж с Тессерактом в руке и незнакомый маг, который должен был перенестись с ней на Мальдивы. Джейн думала, что ее фальшивая биография будет сделана магией, но нет — оказалось, что на острове все это время жил двойник! Маг, принявший ее обличие, скопировавший по возможности поведение, звонящий время от времени Дарси и прочим знакомым.
— Тебе надо поговорить с двойником, разузнать, что ты делала все это время, — пояснил маг. — А я нужен, чтобы незаметно исправить ошибки, если они произошли. Поэтому мы и едем так рано: в пять часов утра по вашему времени в избранной нами части Мальдив пустынно.
— А, хорошо, я поняла, — улыбнулась Джейн. — Ну что, Тор, давай прощаться? Передай, пожалуйста, родителям мою огромную благодарность, а Сиф — пожелания счастья в супружеской жизни.
Она была готова поцеловать бога в щеку, но воздержалась от проявления нежностей. Зато позволила ему поцеловать руку. Если бы она родилась на пару столетий раньше, то по достоинству оценила бы такой галантный жест.
— До встречи, Джейн! — громыхнул Тор.
Хеймдаль, сверкая двумя рядами золотых зубов, которые делали его похожим на пирата, активировал Тессеракт и открыл проход на берег прекрасного моря, прекрасной погоды и прекрасных пальм. О, как там было тепло, как туда манило после холода Асгарда.
— Ну всё, всем пока! — в последний раз помахала рукой Джейн и шагнула в свой мир вместе с летящими по воздуху баулами и магом, управляющим багажом. Тор не пошел следом. Он стоял и смотрел, как к Джейн приближается… вторая Джейн — ее точная копия. Ничего подобного астрофизик никогда прежде не видела — она словно смотрелась в зеркало. Разве что псевдо-Джейн ходила в обтягивающих шортах, маечке и шлепанцах, а вовсе не в дубленке.
— Все в порядке? — спросил маг у фальшивой Джейн и, получив утвердительный ответ, сказал:
— Раз моя помощь по зачаровыванию людей не требуется, я вас оставлю. Как закончите, призови Хеймдаля, он откроет портал.
— А как же багаж? — Джейн обвела руками огромные сумки.
— Я помогу, — вмешалась вторая Джейн.
— А, хорошо, — Джейн наблюдала, как маги отошли в сторону и принялись что-то выяснять на асгардском, а она, сорвав с себя пару слоев самой теплой одежды, послала воздушный поцелуй Тору, на чьем лице отражались все печали мира.
— Приезжай ко мне, — ободряюще крикнула Джейн, хотя вовсе не жаждала видеть опостылевшего кавалера в ближайшее время.
Наконец, маги обо всем договорились, сопровождающий ушел в портал, который мгновенно закрылся, а фальшивая Джейн приблизилась к настоящей.
— Ну как тут на Мальдивах? — спросила Джейн, стягивая с себя последнее асгардское облачение. Все же при Торе и постороннем мужчине раздеваться до такой степени ей казалось неприличным.
— Всё хорошо, — ответила псевдо-Джейн ее голосом и протянула руку, в которой было что-то зажато. Джейн слишком поздно сообразила, что это пистолет.
Глушитель сработал отменно — тишину пустынного утреннего пляжа нарушили лишь тихие хлопки, которые даже птиц не спугнули. Асгардийка стреляла плохо, но из пяти пуль одна нашла свою цель. Падая на песок, Джейн с ужасом вспомнила, что читала во всех мифах — смертные, спутавшиеся с богами, всегда кончали плохо…
Псевдоджейн подошла к распростертому на песке телу и для верности сделала последний выстрел, а потом еще несколько раз вонзила кухонный нож прямо в сердце. Посидела рядом, подождала, пока тело начнет остывать. Не было сомнений — смертная мертва. Пистолет и нож исчезли столь же незаметно, сколь и появились — отправились к той, которую местные власти обвинят в убийстве несколько часов спустя. Фальшивая Джейн скинула морок, обретая свой истинный облик — мага средних лет, никоим образом не похожего не девицу.
— Хеймдаль, ты всё видел. Откроешь ли ты мне проход в Асгард или уничтожишь на месте за убийство той, которую так любил сын Одина? — воззвал он, раскинув руки в стороны.
Страж Моста действительно видел всё. И как первый маг уехал вместе с опечаленным Тором, и как случилось убийство. Не спланированное Одином. Не запланированное. Всеотец отпустил смертную, не причинив никакого вреда, чем вызвал недовольство придворных, но все смирились, потому что никто не желал испытывать на себе гнев владыки. Не он предрек убийство, но Хеймдаль был согласен с его устроителями: единственный сын Одина слишком увлекся смертной: дай волю, объявит ее царицей. Смертная могла быть любовницей бога, но не дамой сердца, не возвышенной возлюбленной: где это видано, чтобы наследник высокого престола ставил интересы подчиненной расы выше собственной? Где это видано, чтобы для ублажения капризов смертной нарушались вековые традиции? Асы вынуждены были делить с живым человеком кров и пищу, говорить на языке людей и подстраиваться под человека. Какому жестокому унижению подверг старший сын Одина свой народ.
Смертная познакомилась с Тором почти два года назад — для людей это огромный срок. Она больше месяца провела в Асгарде, но не только не понесла, а даже ни разу не ночевала в спальне старшего царевича, что доказывало сильнейшую духовную привязанность бога к жалкому муравью. Хеймдаль и сам подумывал об убийстве, что уж говорить о придворных магах и приближенных Одина, которые, в отличие от старого интригана, не испытывали к земной девочке ни снисходительности, ни жалости. Поэтому Хеймдаль открыл проход и пропустил в Асгард Эйвинда, который захватил с собой мешки Джейн, заколку и одежду. Небольшая вылазка в Муспельхейм — и вот уже горит все, что может гореть, уничтожая любые напоминания о великой ошибке Тора Одинсона.
Хеймдаль был доволен — первый человек, ступивший на Радужный Мост, мертв и отправился в Хельхейм. Осталось изничтожить второго. И если против женщины выступили маги дворца, то мужчину уничтожат поселенцы. Хеймдаль слышал, как старый интриган беседовал с одним из бывших наставников Локи, и мысленно одобрял их план. Смертным не место в Асгарде!
Несколькими часами позже Беркана, доживавшая последние дни во дворце, пробудилась от кошмара. Она не могла вспомнить, что именно ей снилось: не то предательство, не то смерть, не то все вместе, но точно что-то ужасное, неприятное, тягучее, страшное.
Морок исчез, словно его и не было, зато Хагалар остался. Он сидел на краю кровати и мягко гладил по руке, едва касаясь. Это было странно и непривычно, ведь в последнее время он избегал ее общества и даже вернулся в поселение, бросив в недружелюбном Гладсхейме.
— Доброе утро, девочка моя, — нежно проворковал Вождь, но Дочь Одина была напугана сном и не обратила внимания на его интонации. — Сегодня утром леди Джейн покинула нас.
— Как покинула? — Беркана неловким движением сбросила на пол шкуру. — Без меня? И даже не попрощалась? Она же обещала взять меня с собой.
— Она очень веселилась на свадьбе нашего злого Гринольва, а потом поспешила уехать. Но она обещала послать за тобой. Не волнуйся. Она еще передаст весточку через детеныша Одина. Я не думаю, что ее обещания пусты, — мягко произнес Хагалар, привлекая к себе не сопротивляющуюся воспитанницу.
Беркана судорожно провела рукой по изуродованной половине лица. Кому она нужна с такой травмой? Наверняка, леди Джейн просто жалела ее, воспитание не позволяло ей выражать всю ту брезгливость, которую она испытывала. Зачем ей в Мидгарде ничего не умеющая калека? Приглашение было пустой вежливостью, а на деле она даже не зашла попрощаться. Уехала, бросила. Как и все они. Неужели люди ничем не отличаются от богов? Беркана бездумно прижалась к Хагалару, ища поддержки, борясь с обидой. И Хагалар обнял ее, как обнимал раньше, до того, как показал свою истинную сущность монстра.
— Я ведь говорил тебе, девочка моя, — доверительно произнес он в самое ухо. — Большинство асов и людей приходят и уходят, и только немногие остаются навсегда рядом.
Он себя имел в виду — Беркана это прекрасно поняла. Вождь не идеален, но никого другого у нее все равно нет. Только он оказался сейчас рядом. Как и всегда.
— Я бы на твоем месте подумал о Фенсалире, — продолжил он доверительным тоном. — Тебе необязательно становиться женой Тора, чтобы перенять управление чертогом. Одно мое слово, и Один признает тебя. Прекраснейшей из асинь нужно на кого-нибудь оставить свою обитель, но ее родные и приемные дети, похоже, в ближайшее время не женятся, а учиться будущей хозяйке придется долго. Зато ты, наконец-то, окажешься вне ненавистного поселения преступников.
— Но я же отверженная, — тихо прошептала Беркана. — И я уродлива.
— Это все неважно, милая, — Хагалар чмокнул ее в нос, от чего девушка зарделась. — Я клялся, что буду защищать вас, дети Одина, а грядет немыслимое. Я хочу быть уверен, что хотя бы ты в полной безопасности.
— Я не…
— Я не прошу давать немедленного ответа, — объятия мага успокаивали, обида стиралась из памяти. — Время еще есть, но его немного. Тебе надо вернуться в мир бессмертных, Альфх…
— Не надо! — воскликнула Беркана и устыдилась чересчур громкого крика. — Не произноси. Пока рано. Я не знаю.
— Думай, девочка моя, думай, — проворковал маг, нежно поглаживая ее по голове. — У тебя пока еще есть время…
====== Разборы и комментарии к шестой части ======
Разбор шестьдесят пятой главы
Вот мы с вами и оказались в последней — шестой части — нашей громадной повести. Примерный план у меня есть, так что, теоретически, к чему вести, я знаю. Данная сцена имеет только один смысл: подружить Раиду и Хагалара. Все остальное — мишура. Изначально сценка должна была занимать пару десяток строчек. Хагалар должен был просто прийти к Раиду и сказать ровно то, что он сказал в этой главе, но потом я решила, что так неинтересно, тем более, я заявила в начале повести заклинания-паразиты, а так и не воспользовалась ими (хотя некоторые, может быть, помнят, что Беркана пострадала как раз из-за такого заклинания. Сперва она, теперь Раиду).
Ну, и, конечно, надо было придумать, чем именно поселенцы занимались в те два месяца, на которые мы их оставили. Честно скажу, изначально предполагалось, что повесть займет ровно год по нашим меркам: мы начнем в октябре 2012 года и закончим октябрем 2013 года, но потом я посчитала и поняла, что только влезает только пять частей, а не шесть — пришлось срочно вставлять празднество по поводу Локи.
Что касается науки… Мы часа три обсуждали с инженером, как можно посадить что-нибудь в Исландии поздней осенью… В результате огород получился подземным, залитый бетоном и прочее. Когда обсуждали, было очень смешно, так что впоследствии трудно было описывать установку теплиц над ямой, размером с футбольное поле с серьезным видом.
С водопроводами все понятно. Естественно, они ломаются — что им еще делать-то? Трубы-то частично асгардские, частично мидгардские.
Деторождение — еще один больной вопрос, о котором я думаю уже несколько лет. В фанфике нет никаких четких указаний во многом потому, что никак не удается придумать что-то, похожее на реальную анатомию, а альтернативную вводить не хочу.
Квадрокоптер. На случай, если кто-то не знает, как сия штука выглядит, внизу есть фотография. Его мне приходилось запускать и дома, и на улице, он у меня даже застревал на дереве, так что я достаточно хорошо его себе представляю. К тому же есть друг, который рассказывает обо всех новинках в мире летающих игрушек. Именно он показал мне видео, на котором квадрокоптер сам находит место старта без точного указания от хозяина.
В данной главе Локи в кои-то веке ведет себя крайне умно и благородно. Сначала спасает Раиду от взбесившихся вещей и доставляет в дом исцеления, потом спасает от публичной расправы, потом умело противостоит Хагалару: с одной стороны — подставляет его, вызывая в поручители, с другой — он не дает договорить мастеру медицины. «Ты гость, и наши законы…». Очевидно, он хотел сказать «тебя не касаются» — и, как мы, возможно, помним, это противоречит позиции Хагалара: когда он настаивал на наказании, то мотивировал свою позицию именно тем, что законы касаются всех. Локи не дает мастеру медицины договорить, таким образом, Раиду сокровенных слов не слышит — а он бы смог сложить два и два. Заодно Локи дает понять Хагалару, что сам прекрасно понимает с полуслова и умеет быстро реагировать. На самом деле, отношения этих двух персонажей для меня на данном этапе не очень понятны. Это игра на кончиках пальцев, и маятник может качнуться в любую сторону. Хагалар утверждает, что вынужден занять сторону Локи, хотя, на самом деле, с самого начала желал заполучить его любой ценой, пускай и не ценой жизни Тора, которая сейчас вроде как поставлена на карту. Сам же Локи после всего случившегося с настороженностью и любопытством относится к Хагалару. Оба играют, и никто не знает, до чего их эта игра доведет.
Разбор шестьдесят шестой главы
Итак, вашему вниманию представлена третья кульминация. Первой было поражение от Одина в Ванахейме, второй — победа над Хагаларом, и вот теперь третья: наконец-то фелаг узнал, кто такой Локи. По изначальной задумке эта сцена плавно перетекала из разборок с людьми
насчет битвы в Нью-Йорке (которая в последней версии отделена на несколько глав). Во время спора Локи дотрагивается до каскета с воплями: «Смотрите, каков я!!!». Там сцена выглядела логично, однако подвести обоснуй к этой главе было почти невозможно: я дважды
полностью переписывала эту сцену, у меня постоянно съезжали характеры, а Локи вообще становился то истеричной девкой, то безумной сволочью с амнезией. Изначально эта сценка планировалась как пародия на ВСЕ без исключения фанфики про приключения Локи в Мидгарде,
где в какой-то момент он обращается ётуном и вопит: «Я монстр! Режьте меня, жуйте меня!», а герои делятся на тех, кто вопит в ответ, что да, он монстр, и на тех, кто его успокаивает и говорит, что он хороший. Мне хотелось придумать пять нетипичных реакций на
Локи, и их-то я легко придумала, а вот Локи отказывался вести себя так, как он ведет в доброй половине фанфиков. Мы вдвоем с одним из членов фелага едва-едва смогли довести сцену до чего-то пристойного.
Позиция каждого из членов фелага понятна и объяснять ее не стоит. Обратимся к самому концу — разговору с Хагаларом. Изначально его не было, но я поняла, что им придется говорить, а тратить целую главу не хотелось, тем более что Локи не должен принять
предложение об ученичестве. Он задал вопрос, поставил ультиматум, и Хагалар фактически рассказал о себе все, просто не словами. Вот понял Локи, что ему хотели сказать, или нет — это другой вопрос. Кстати, заодно стало известно, что Хагалар лично знал мать Локи… Я еще не знаю, будет ли иметь эта мелочь какое-то значение в повести.
Мне сложно держать в голове, что у Локи к ученым отношение совершенно не такое, как описывают в обычных фанфиках «Друг стандартный, одна штука». В первую очередь он царевич, и дружить с ними не может по определению, не может относиться к ним так, как
мы относимся к одноклассникам или коллегам по работе. А я постоянно об этом забываю…
Огромное спасибо моим читателям-комментаторам, которые высказали свои предположения насчет того, как бессмертные отнесутся к известию о том, что Локи — не сын Одина и вообще не ас. Как же хорошо, что среди вас, мои дорогие читатели, нет знатоков исландской культуры. Все, что говорит Ивар Старку о детях — правда. Важно, в каком роде ребенок воспитывался. И всё. Поэтому происхождение Локи просто не касается асов. Кстати, еще одна интересная формальность: рабы воспринимались в семье наравне с младшими детьми. Система рабства Исландии — далеко не та, которую мы себе представляем по Риму и Греции. У раба не было чести и удачи — вот по этому поводу рабы сильно переживали. Если вдруг свободного убил раб — это катастрофа, потому что некому мстить.
Еще одна насмешка над фикбуковскими фанфиками: мифология Асгарда. Обычно все герои помнят про рождение Слейпнира, а моя Беркана думает только о Рагнареке — о событии, гораздо более важном, чем какое-то восьминогое животное.
В главе присутствует забавный парадокс: пока Локи занимается вполне реальной наукой в Асгарде, Беркана пытается распространить алхимию среди ученых ЩИТа. Что менее продуктивно — неизвестно. В тексте встретились такие страшные слова как ирибация,
кохобация и цинерация. Я могла бы продолжить ряд из чуть ли не пятидесяти других столь же страшных слов — в алхимии было очень много процессов. Ирибация — вещество размельчалось в порошок через сито. Кохобация — частое удаление влажного компонента постоянным нагреванием. Цинерация — обращение в золу.
Все фильмы, которые смотрят асы, реально существуют, а некоторые даже выпущены в 2013 году (у нас как раз по повести ноябрь 2013-го). Мне было очень интересно представить, как люди родоплеменного, фактически, строя оценят современную мораль. Получилось
забавно. Главы от имени Берканы вообще обычно получаются забавными и милыми, потому что она ужасно наивна и глупа, но, откровенно говоря, писать за нее мне надоело. Надеюсь, в ближайшее время удастся переключиться на других персонажей.
В этой главе достаточно много отсылок к начальным главам: это и алхимия, и проверка магических каналов, и первая встреча с фелагом, и линия Маннара-заклинаний-паразитов, и линия волшебных луков со стрелами (в общем, все то, что читатели давно забыли).
Кстати, не сбылись предположения читателей о том, что именно Наутиз и ее исследования раскроют тайну Локи. Однако могу вас заверить, ее исследование еще сыграет в повести некоторую роль.
Разбор шестьдесят седьмой главы
Многие из тех, кто читает этот разбор, следующим за ним прочтет главу 72. Чисто случайно получилось, что они немного взаимосвязаны, и хорошо, что вы, дорогие читатели, смогли освежить в памяти недавние события повести.
Эта глава — одна из немногих, куда я за последнее время вставила много асгардских и исландских реалий. Я совсем обленилась и, даже имея на руках кучу листов с интересными фактами, не вставляю их. Клятвенно обещаю исправиться в 72-й главе и основательно поработать над ней после того, как вставлю все правки фелага.
Обратите внимание на Одина — он себя видит всесильным богом, который с лекгсотью может сделать все что угодно, но не видит в этом смысла, мол, пусть дела идут так, как идут. В более ранних главах этот мотив просматривается еще сильнее, особенно во время битв с Локи. Один считает себя всесильным. Однако вспомним, как Локи и Ивар-2 беседовали о божественной сущности асов. Ивар прямо сказал, что асы божественны, потому что могут со всеми скрещиваться. (Ну и потому, что победили в войне и фактически правят девяти мирами, тоже, но это формальность.) Один — особенный ас, ему подвластны некоторые силы, которые неподвластны остальным, но ведь фактически мы знаем о его силах очень мало. Точно известен только возраст, превышающий возраст обычного аса примерно в три раза, известно о сне Одина и о всемогущем копье не из Девятимирья… Так является ли Один столь мощной фигурой, каковой сам себя считает? Или же это не более чем старческие заскоки? Один считает себя величайшим. Локи жаждет стать таким же и до разговора в Ванахейме едва не ровнял себя Одину. Хагалар считает себя величайшим боевым магом девяти миров… Фригг весьма высокого мнения о своей красоте и способности к интригам. Тор считает себя самым сильным воином… Просто-таки все главные персонажи страдают, точнее, наслаждаются манией величия, но это не очень заметно, потому что их самовосхваление разбросано по разным главам и проявляется достаточно редко и в разных ситуациях. Самолюбование Одина при этом даст фору любому другому: Всеотец считает, что понимает всех и каждого, что может предугадать любой поступок, более того, он даже считает для себя возможным оставить аса спать несколько тысяч лет, фактически себе на забаву. Чудовищный поступок, если вдуматься.
Однако вернемся к главе. Сцена в комнате хорошо сочетается с другой сценой, тоже в комнате, которую читатели еще не видели. Причем я не замечала схожести и уж точно не делала ее специально. Видимо, не так и много есть мест и действий, которыми можно сопровождать задушевные разговоры. Хагалар, Фригг и Один наконец-то беседуют втроем и даже не враждебно, но все равно друг другу многое недоговаривают. По большому счету, повести не было бы, если бы персонажи с самого начала сели бы за круглый стол и каждый высказал бы свою точку зрения.
Что касается Рагнарека. Как знают, думаю, все, кто читает повесть, в реальность Рагнарек напрямую связан со скованным Локи. В фанфике я сделала царевича косвенным виновником конца света (кстати, не забываем, что в скандинавской мифологии Рагнарек — это не совсем конец света, это смена формации: старые боги погибнут, юный Бальдр возвратится из Хельхейма и поможет выжить новым первым людям). Локи разломал артефакт, без него Етунхейм погибнет, правда, спустя такое количество миллионов лет, что это не имеет значения.
Мы немного узнали о прошлом Фену и Раиду. В повести прошлое всех персонажей раскрывается только косвенно, но в конце концов я его продумаю полностью и распишу подробно. Благо, есть с кем. Вообще не могу не посоветовать всем авторам больших романов такой способ: найти одного человека (здесь принципиально, что одного), вместе с которым вы можете фантазировать по поводу героев. Лучше будет, если человек сильно от вас отличается (особенно мышлением). Тогда герои получаются более полными и обрастают живой, разносторонней биографией.
Ученые хотят уничтожить людей. Эта идея у меня была с самого начала, но в совершенно другом виде. Изначально, когда я еще думала посылать в Мидгард фелаг в полном составе и вместе с Локи, я собиралась перессорить ЩИТовцев с асами. Конечно, ни до какого кровопролития не дошло бы, но ученые решили бы, что пора уничтожить это человечество и создать гомункулов — новое человечество. Да, это еще был тот период, когда я собиралась наделять ученых невероятными возможностями: они действительно могли создать своими руками новое человечество… Мда, сильно их возможности снизились по сравнению с первоначальными задумками.
Фену в Мидгарде — эта затея кажется безумной любому здравомыслящему человеку. Послать маньяка в мир людей, где асы должны скрываться — худшее и придумать сложно, однако сами асы своей идеей полностью довольны и готовы идти к Локи за формальным разрешением. Они весьма смутно представляют себе все сложности и опасности, связанные с воровством людей, даже несмотря на то, что логисты много лет живут в Мидгарде, что говорит о безрассудстве и увлеченности новыми веяниями. Все хотят выслужиться перед царевичем, пока его собственный фелаг изучает бога. Чего только не делали с Локи в разных фанфиках, когда узнавали о его полукровной сущности, но, кажется, его нигде еще не изучали (разве сто Старк, но обычно он изучает его как представителя инопланетной расы, а не как полуетуна). Лагур, который совсем недавно почти разобрал каскет (по крайней мере, ученые уверены, что его выкладки верны), оказывается еще и смыслит что-то в медицине и анатомии. Причем, настолько, что может даже определить, каким магом Локи быть, а каким — нет. Лагур завоевал себе в поселении такую славу, что Раиду даже не приходит в голову усомниться в его выкладках. Он готов лгать божеству и выкручиваться, но не перепроверять мнение Лагура.
Разбор шестьдесят восьмой главы
Итак, с этого момента читатели разделятся на тех, кто активно проходил «Судьбу Локи» и знает о Гринольве всё и на тех, кто не читал или читал поверхностно — те ничего не знают, и тем интереснее им будет читать про него.
Гринольв из тех персонажей, которых не должно было быть не только в романе, но и вообще на свете, потому что изначально я собиралась принципиально не продумывать детство Хагалара. Ну да изначально было три с половиной года назад, за это время многое изменилось. Герои обросли таким количеством подробностей биографии, что их приходится записывать, чтобы не забыть и не перепутать.
В «Судьбу Локи» Гринольв вписался хорошо, но места в повести ему все же не было предусмотрено до тех пор, пока я не поняла, что у меня закончились основные конфликты. Да, предполагается еще несколько сильных сцен, но я не могу вставить их друг за другом — читатели не воспримут столько конфликтов подряд. Недавно у меня уже был один шок — признание Локи. В следующей главе будет второй, который поведет за собой целую череду взаимосвязанных между собой глав, но касающихся только части персонажей. Но не могу же я надолго бросить всех остальных? Вот и приходится выкручиваться.
Зеркальный лабиринт тоже плавно переехал из «Судьбы Локи». В отличие от Гринольва, он нигде, кроме книги-игры не существует более.
В первой части главы щедро разбросаны намеки на прошлое Хагалара, Фригг и Одина. Если их сопоставить с тем, что известно по книге-игре… Ладно, молчу.
Часть с Тором далась мне сложнее всего. Почему-то априори считается, что Тор — великий полководец. Вот мозгами не вышел, зато молотом махать горазд. И все как-то забывают, что махание молотом и ведение армии — разные вещи. Заметьте, ни в одном фильме Тор не командует армией. В «Торе-1» он ведет группу друзей в Етунхейм, во «Мстителях-1» он не против того, что командует Капитан, в «Торе-2» мы опять видим маленький отряд и личную доблесть. Тор воин, но не полководец.
Приближается свадьба… Вот обычно в романах свадьба — это что-то невероятно важное, ответственное и сюжетообразующее. У меня же получается парадоксальная ситуация: мне вообще все равно, женить героев или нет, потому что на сюжет это никак не повлияет и соотношение сил не изменит (разве что появится возможность описать исландский свадебный обряд (точнее, почти что его полное отсутствие).
Идея изучения Беннером Локи не моя, а подкинута верным читателем. Что ж, она вполне хорошо вписалась в контекст.
Фену… Эх, вообще-то изначально я задумывала сцену с Локи как невероятно красивую и пафосную. Локи должен был пронзить Фену ножом, укротить ее, дать ей попробовать свою кровь… Одним словом, совершить много красивых и бессмысленных действий, из-за которых она бы решила, что будет служить ему вечно. Но проблема в том, что, испив крови, Фену узнала бы, что Локи не совсем ас — кровь асов она на вкус точно знает. Но, увы, ее роль взяла на себя Наутиз, когда обнаружилаполукровность Локи. Слишком много персонажей знают его тайну. Вводить кого-то еще было бы просто неинтересно для сюжета.
Приближается глобальная ссора поселенцев, мне нужно, чтобы у многих был зуб на Локи, причем по совершенно разным причинам. Последние несколько глав посвящены выстраиванию кучи противоречий вокруг Локи. Мне и самой сложно поверить, что вот-вот я буду описывать события, произошедшие в реальности почти три года назад.
И вот уже вторично я вношу в уже опубликованную главу дополнительные изменения, причем не маленькие, а целые огромные части, по желаниям читателей, ибо мне говорят, что главы маленькие.
Во-первых, оказалось. что я неправильно поняла просьбу одного из читателей про Беннера. Оказывается, надо было обратить внимание на чувства Тора — исправлено.
Во-вторых, мне читатель один еще в первой главе говорил, что нелогично: Тор едет по радужному Мосту в сотых раз в жизни, а описывает его так, будто видит впервые. Я обещала, что объясню позже. Читателя со мной давно нет, но обещание я выполнила, пускай и спустя три года.
Мнение Ивара по поводу людей, как мне кажется, должны разделять все асы. И не столько потому, что боги, а сколько потому, что это жестокое неразвитое общество, привыкшее решать все споры войной.
Насчет Тора и Мьёльнира. Исходя из изначального сценария, который я переводила, Тор во время коронации молот только получает, то есть все время до этого он сражался другим оружием. Каким — неизвестно и впоследствии мы видим только молот. Я решила на этом поиграть.
Ну и напоследок: Тор рассуждает, что не хочет быть полководцем. Локи же считает ровно противоположное.
Разбор шестьдесят девятой главы
Фух, наконец-то я написала эту главу. Это было очень трудно, я потратила на ее создание полтора месяца, но вот она, наконец, готова. Я очень долго не могла заставить себя писать.
Три года назад — в марте 2012 года — на повесть напали тролли, разочарованные читатели и им сочувствующие. Произошла, можно сказать, битва между моим фелагом и ними (я сама участия не принимала). К сожалению, битва не сохранилась на фикбуке, но она осталась у меня на компьютере. Случилась тогда история во многом мистическая, определившая развитие повести на много лет вперед и внедрившая новых персонажей.
А началось все с того, что у повести появился почитатель — Тася, восхвалявшая мое творение на все лады, просившая присылать ей новые главы, делавшая странные разборы персонажей с точки зрения рун. Одним словом, человек странный, но почитающий повесть.
Вдруг после одной из глав Тася стала высказывать о повести резко отрицательные суждения. Причем не о конкретной главе, а о повести в общем, при этом в ее словах скользила неподдельная ненависть ко всему происходящему. Меня крайне удивила произошедшая перемена, однако я не успела выяснить, что же происходит — мне надо было уйти от компьютера. За то время, что меня не было, в спор вступили Ice butterflay и Loki Lafejson. Первая — самый активный член фелага, с которым мы начинали писать роман, вторая — на тот момент просто читательница. Батерфлай спорила с Тасей насчет того, кто что кому должен (автор читателю или читатель автору), а также имеет ли право в романе быть представлена наука. Локи Лафейсон больше защищала именно меня как автора. Спор разразился на много постов. В какой-то момент появилась Bercut — еще одна из членов фелага, заведующая медицинской частью. Она проявилась всего несколько раз, поэтому особенного влияния на спор не оказала, но выступала на моей стороне. Ненадолго появилась и Dormouse (ныне Спящая в чайнике мышь) — главный эмоционал романа, прописывающий эмоции персонажам. И ее, и Беркут интересовал один вопрос: что, собственно, происходит? Ведь Тася так долго восхищалась повестью.
И Тася ответила ровно то, что в романе отвечает Ивар. Что она с самого начала невзлюбила повесть, но своими странными разборами пыталась показать мне, что я пишу несусветную чушь, которая никому не нужна. Она мило развлекалась, но в какой-то момент чаша терпения переполнилась, и она себя выдала. При этом она очень сильно помогла мне, потому что дала ссылку на сайт Анны Блейз, где подробно расписаны все Девять Миров Иггдрасиля — я именно оттуда брала описания Асгарда, Етунхейма, Муспельхельма и Хельхейма.
Казалось бы, конфликт исчерпан, но нет. Под следующей главой собралась новая толпа. Rays, или Якен Хгар (кажется, это ее основной профиль на данный момент) окончательно разочаровалась в повести. Ей вполне искренне нравилось начало, но к середине она поняла, что это вовсе не ее и что ей всё не нравится. В это же время на огонек подтянулась и самый знаменитый тролль фэндома «Мстители» — Некто смутно знакомый (возможно, большинство уже и не знает, кто это, поскольку с тех пор, как стало возможно удалять нежелательные отзывы, она свернула свою деятельность). Они с Рейс принялись издеваться над главами, героями и всем происходящим. Вскоре к ним присоединилась и Магда (Райя) — более известная на фикбуке как Hoshi Murasaki. Мне же она известна как Kira Kuroi — моя лучшая интернетная подруга, с которой мы познакомились больше десяти лет назад, постоянно общались в реальности и в интернете. Она не хотела быть узнанной, но ее стиль был столь узнаваем, что я распознала ее сразу, хотя и не стала ничего говорить. Эти трое, частично вместе с Тасей, частично вместе с Локи Лафейсоном стали обсуждать возможную асгардскую газету. Из этого обсуждения родился чудесный фанфик «Редакция Асгарда — великая вещь», ссылку на который можно найти в шапке повести. Народ развлекался долго, пока по моей просьбе не пришла Mogerone — человек, ответственный за логику в повести, и не высказала примерно то, что говорил в главе Ивар-1.
Нет, народ не успокоился сразу: обсуждали еще две или три главы, потом надоело.
То, что происходит во втором воспоминании: Наутиз-Урур-Фену, в конце Ивар — можно найти под главами 16 и 17 — я даже не переписывала речь героев, а брала прямо из сообщений.
Спор Ивара-2-Хагалара-Берканы-2-Раиду-Лагура не сохранился в интернете, но сохранился у меня: в конце разбора я его приведу. Диалог Локи-.Ивара2 в реальности основан частично на сохранившихся на сайте комментариях к 14-й главе, а частично на том диалоге, который я приведу в конце разбора.
Я с самого начала обещала, что опишу этот фееричный спор в повести. Жаль, что большинство его участников не увидит результата.
В моей жизни с того дня изменилось очень многое. Еще большее — в повести. Чтобы ввести этот диалог, надо было сперва ввести соответствующих персонажей. С фелагом проблем не возникло, мне всегда казалось, что они неплохо сочетаются с романными героями: Батерфлай — Хагалар, Беркут — Лагур, Дормоуз — Раиду, Моргеон — Ивар-1. Локи Лафейсон сама по себе хорошо подошла под Беркану-2. Тася стала идеальным Иваром-2: я как раз планировала сделать его волком в овечьей шкуре, тем более, что его прототип в реальности был именно таким. Но что делать с Рейс, Некто и Магдой? Для них персонажей не было.
Самой интересной из всех троих была Некто: у нее очень интересная яркая речь, которую так и хотелось вставить в повесть. Мы с Дормоуз быстро придумали ей амплуа Фену: прекрасной маньячки-убийцы. С Магдой было еще проще: я сдружилась с ней (причем параллельно дружа с ее обычным воплощением — с Кирой) и предложила ей создать персонажа из себя. Она согласилась — так появилась Наутиз: ее образ полностью согласован с хозяйкой. Самые большие проблемы возникли с Рейс: я знала ее очень плохо, а ее речь не была столь цветаста и выразительна, как у Некто. Ее персонаж появляется буквально в нескольких эпизодах (в отличие от Фену и Наутиз, которые стали основными персонажами).
Я много глав готовила персонажей к этому спору, но когда подготовила, то поняла, что в реальности его провести невозможно. Одно дело говорить гадости незнакомому автору на фикбуке, другое — возмущаться деятельностью бога. Так что пришлось увести разговор в Умвельт.
Что же касается первой части главы, то с ней все достаточно просто: те, кто читали «Судьбу Локи», понимают, что происходит. Те, кто не читали, поймут через пару глав.
РАЗБОРКИ ПО ПОВОДУ ПОВЕСТИ
Ершел 9 марта 2013, 19:05
Вот что делать с главой, которая будет через одну, вот это по-настоящему серьезный вопрос. Там не будет немецкого, но там будет море морское химии с множеством пояснений. Глава не очнеь большая, но на экран её полностью не выведешь, а, значит, сноски будут внизу, а без них текст не сложится, ибо, как показал опыт, народ не знает, даже что такое «экстрагирование с эфиром», а это самое легкое, что есть в тексте. Объяснить происходящее без химических терминов тоже нельзя. Вот я и думаю, не извратиться ли совсем по-крупному, не разделить ли текст на кусочки по
размеру экрана? И после каждого кусочка отступать и давать сноски так, чтобы они были сразу видны (как обычно внизу страницы книги?). Правда, полагаю, размер экрана имеет значения, а уж как будут мучиться те, кто читает с телефона… В общем, я в трансе насчет 17-й главы.
Тася 9 марта 2013, 20:46
ну положим про «экстрагирование с эфиром» народ вовсе знать и не обязан, потому что мало кто занимается приготовлением вытяжек, настоек, мацератов, инфузов, дигестов, отваров и иже с ними. Это абсолютная норма. Возникает другой вопрос, а надо ли вообще народу знать про химию в таких масштабах, о которых пишите вы? Народ идет не за медицинской статьей, не за поисками «философского камня», народ идет читать про
развитие героев. После просмотра обоих фильмов народ не задался вопросом о составе Тессеракта и исследованиях профессора. А что до реплик Старка и Бэннэра, нам так и не пояснили, о чем шла речь, и зритель от этого тоже не страдает. Потому что это лишнее. А если ненужным деталям
уделять много времени, они злят и читатель уходит или пропускает главу.
Loki Lafejson 9 марта 2013, 20:49
Тася, я ее читала — глава сложная, но обязательная. Она несет смысл, который без хим. терминов вряд ли будет так же обширен и интересен.
Тася 9 марта 2013, 20:50
Loki Lafejson, какой смысл она несет, объясните в общих чертах. Там описывается состав Каскета или Тессеракта?
Ершел 9 марта 2013, 20:51
И это не говоря о том, что потом я еще буду несколько раз все объяснять в разных других главах. Я не против того, что читатель пропустит нудные абзацы… В этом случае можно выделить их курсивом, пусть народ знает, что пропускать.
Loki Lafejson 9 марта 2013, 20:59
кому интересно — будет читать все))
Ершел 9 марта 2013, 21:08
Я могу хоть здесь опубликовать отрывки, потому что я никак не могу решить, Мкакие же слова надо объяснять, а какие нет. Конечнто, мои 4 корректора будут эитм заниматься, но в данном случае чем больше мнений, тем лучше, так как вопрос слишком сложный.
Или могу вам в личном сообщении послать.
Тася 10 марта 2013, 09:45
>И это не говоря о том, что потом я еще буду несколько раз все объяснять в разных других главах. Я не против того, что читатель пропустит нудные абзацы… В этом случае можно выделить их курсивом, пусть народ знает, что пропускать.
А зачем вообще их тогда выкладывать, если читателю можно все благополучно пролистать? Вы ж сами говорите, без этих химических замут не будет понятна цель процесса «чего-то там возникновения». Получается неразрешимое противоречие: без выноса мозга обойтись нельзя, но пропустить его можно.
>Или могу вам в личном сообщении послать.
давайте уж в личное, пожалеем неокрепший читательский мозг.
Ершел 10 марта 2013, 10:31
Скажем так, самый жуткий абзац во всей химии нужен не для знания, а для психологии, точнее, для объяснения поведения персонажей, поэтому читатель, прочитав первую строчку и поняв, что ничего не пнимает, может спокойно пропустить дальнейшее.
Что касается остальных двух чстей: первая — юмор, особой смысловой нагрузки не несет (разве что является прелюдией ко второму монологу); вторая — фокусы, без которых читатели вполне могут обойтись, но которые мне кажутся достаточно интересными.
В любом случае, я же пишу не фанфик, а статью и, как мне казалось, все, кто не переносит науку, должны были умереть на первом монологе Берканы об алхимии. Если читатели это пережили — значит, стойкие:))
Loki Lafejson 10 марта 2013, 10:38
Ершел, мне в главе особенно понравилось про соседство ядов и еды: 3
Тася 10 марта 2013, 12:00
Ершел, Опять тавтология. Обо всем по-порядку:
Если есть юмор, то его объяснять не надо. Он должен быть понятен читателю без ссылок и пояснений. Иначе он уже юмором быть перестанет.
Если есть фокусы, их пояснять не надо, потому что тогда сама их суть пропадает. Они тем и ценны, что зритель не стремится к разгадке, он принимает волшебство действия.
Если химия нужна для «объяснения поведения персонажей», то почему именно этот пункт читатель может перелистнуть? т.е. вы не против, чтобы он эту самую «психологичность» не понял. Тогда для чего вообще о ней писать, если можно прекрасно обойтись.
Ваш фанфик-статья к науке отношения никакого не имеет, потому что на практике ничего из вышеописанного применить в повседневной жизни читателю невозможно. А ученые мужи на ФБ не ходят.
Монолог Берканы об алхимии читатели благополучно пролистали.
И вот какой смысл делать мартышкин труд, когда можно постараться и сделать читабельным все.
Ершел 10 марта 2013, 12:39
Боюсь, наш спор бессмысленен, потому что вы не видели текста.
ТАСЯ ПОЛУЧИЛА И ПРОЧИТАЛА НОВУЮ ГЛАВУ
Тася 10 марта 2013, 13:27
Ершел, дорогая моя, пропускайте 17 главу, это не просто вынос мозга, это пиздец с хвостиком.
Ice_butterfly 10 марта 2013, 14:06
КХЕМ.
Прошу прощения, что вклиниваюсь в спор, и отдельно у автора, что делаю это вместо того, чтобы закончить уже правку и не задерживать выход следующей главы.
Вы все спорщики зачем-то уперлись в стены своего мирка-фандома. Ваша проблема не просто высосана из пальца, она как-то уж совсем из серии «докопаться до одного слова из нескольких сотен тысяч», как недавно было с названием «царевичей». Я ни в одной другом фандоме подобных претензий не видела, ни в Шерлоке, где та же самая химия — практически канон, ни в любом околокосмическом. В силу готовности автора выслушать каждого, вы решаете диктовать ей свой уровень, а ведь она ничего сверхординарного не пишет, более того, делает разборы своих частей, буквально разжевывая каждую свою идею. Автору — вставить ссылки на то же видео с реакциями, которых море неисчислимое, в иллюстрации к соответствующим главам не слишком сложно, но, имею смелость надеяться, будет весьма доходчиво. Читателям — проявите пару капель уважения к автору, так долго изучавшему все это для лучшего обставления своего мира, хотя бы попытайтесь понять, что она говорит, а если не получается — спросите, никто лучше нее вам не объяснит. И вообще, уважаемые гуманитарии, химия ничуть не больше наука, чем психология.И, (не сочтите за грубость по причине отсутствия расшаркиваний)
>Тася
>Если есть юмор, то его объяснять не надо.
— слыхали про специфический профессиональный юмор, для понимания которого неизбежно необходимо некоторое знание?
>Если химия нужна для «объяснения поведения персонажей», то почему именно этот пункт читатель может перелистнуть? т.е. вы не против, чтобы он эту самую «психологичность» не понял. Тогда для чего вообще о ней писать, если можно прекрасно обойтись.
100% смысла работы знает только автор, все остальные борются за собственное виденье, вот здесь точно каждый может найти что-то свое, произвольно комбинируя все выделенные идеи.
> А ученые мужи на ФБ не ходят.
с воплем а-ля Эовин «А я не муж»
без комментариев
>Монолог Берканы об алхимии читатели благополучно пролистали.
— как говорится, пруф в студию А на самом деле я добр и терпим. Ко всему, кроме чужих твердых убеждений ;)
Тася 10 марта 2013, 14:19
обо всем по- порядку:
>Ice_butterfly
>Если есть юмор, то его объяснять не надо. — слыхали про специфический профессиональный юмор, для понимания которого неизбежно необходимо некоторое знание?
Вот потому такой юмор допускается только в кругу этих самых узких специалистов. Коих тут нет и в помине.
>, а ведь она ничего сверхординарного не пишет, более того, делает разборы своих частей, буквально разжевывая каждую свою идею.
знаете как это называется? Разбор для умственно отсталых читателей. Вы у Писателей хоть раз видели детального разбора каждой главы? Если бы Толстой позволил себе подобное, его труд был бы раза в три толще «Войны и мира». Может, раз читатель не понимает высокодуховных
идей, заложенных в тексте, их там попросту нет и у автора нет способности это написать доступно?
>Читателям — проявите пару капель уважения к автору, так долго изучавшему все это для лучшего обставления своего мира
не для обставления, а для загромождения ненужными и неработающими деталями. Потому что больше нечем заполнить пустоту героев, которые как инфузории туфельки пляшут между «блистательными декорациями» Асгарда. Нет у них эмоций, нет чувств, ума тоже нет. Куклы гуттаперчевые.
>И вообще, уважаемые гуманитарии, химия ничуть не больше наука, чем психология
если бы мне в школе химию преподавали так, как написала Ершел, я бы до выпускных не дожила, убив себя неправильным «экстрагированием сэфиром». Не знает она химию настолько, чтобы писать о ней, даже в литературном творчестве. И 13 корректоров не помогут в этом. Поэтому ее химия — это вынос мозга и только.
Loki Lafejson 10 марта 2013, 14:28
Тася
>знаете как это называется? Разбор для умственно отсталых читателей. Вы у Писателей хоть раз видели детального разбора каждой главы? Если бы Толстой позволил себе подобное, его труд был бы раза в три толще «Войны и мира». Может, раз читатель не понимает высокодуховных идей,
заложенных в тексте, их там попросту нет и у автора нет способности это написать доступно?
То есть, вы хотите этим сказать, что автор плохой, и вообще фф на три с минусом? Интересно. Знаете, я на фикбуке достаточно давно, чтобы составить примерное представление о нем в целом и фэндоме в частности. Эта работа — лучшая по всему фэндому, и ей уступают даже «Стороны Медали». Возможно, со мной не согласятся. Даже скорее всего, но, тем не менее, я буду стоять на своем. (и да, автор, ты шикарен) >если бы мне в школе химию преподавали так, как написала Ершел, я бы до выпускных не дожила, убив себя неправильным «экстрагированием с эфиром». Не знает она химию настолько, чтобы писать о ней, даже в литературном творчестве. И 13 корректоров не помогут в этом. Поэтому ее
химия — это вынос мозга и только.
А может проблема в вас? Мне тринадцать, и тем не менее, я почему-то понимаю почти все, что написано. ЭТО ПРИ ТОМ, ЧТО У МЕНЯ ХИМИЯ ЕЩЕ НЕ НАЧАЛАСЬ!!! Задумайтесь.
Тася 10 марта 2013, 14:36
>То есть, вы хотите этим сказать, что автор плохой, и вообще фф на три с минусом? Интересно. Знаете, я на фикбуке достаточно давно, чтобы составить примерное представление о нем в целом и фэндоме в частности. Эта работа — лучшая по всему фэндому, и ей уступают даже «Стороны Медали». Возможно, со мной не согласятся. Даже скорее всего, но, тем не менее, я буду стоять на своем. (и да, автор, ты шикарен)
«Стороны медали» написаны живым языком, их читать легко, а у Ершел на каждом предложении спотыкаешься. Написав огромный труд про ошибки других, она допускает ошибки сама, правда иного толка, при этом стремясь сделать что-то по-настоящему интересное. Но не получается, потому что не дорос автор еще до макси такого масштаба.
>А может проблема в вас? Мне тринадцать, и тем не менее, я почему-то понимаю почти все, что написано. ЭТО ПРИ ТОМ, ЧТО У МЕНЯ ХИМИЯ ЕЩЕ НЕ НАЧАЛАСЬ!!! Задумайтесь…
Милая моя, точку нужно было ставить после вашего «мне 13». Все что дальше — лирика))
Loki Lafejson 10 марта 2013, 14:46
Тася
>“Стороны медали» написаны живым языком, их читать легко, а у Ершел на каждом предложении спотыкаешься. Написав огромный труд про ошибки других, она допускает ошибки сама, правда иного толка, при этом стремясь сделать что-то по-настоящему интересное. Но не получается, потому что не дорос автор еще до макси такого масштаба.
Автор перерос уже. Вот именно, что стороны медали написаны живым языком и являются рассказом, а этот фф — статья-доклад-научная работа, здесь целью не является написать за душу рассказ берущий, а показать персонажей, их личности, взаимоотношения — это дает другим авторам почву для размышлений, помогает строить личности своих перс., опираясь на эти схемы диалогов и поведения. ам не интересно читать? А кто вас держит, идите на другой фанфик/фэндом/сайт, и читайте то, что вам по душе. Все просто.
>Милая моя, точку нужно было ставить после вашего «мне 13». Все что дальше — лирика))
Да, приношу глубочайшие извинения за то, что не поставила запятую, я обязательно помолюсь сегодня вечером, и надеюсь, мне не пошлют с небес кару за такой ужасный грех. Насмехаетесь? Что ж, хоть в чем-то мы схожи)
>Не хочется становится Хагаларом, поэтому сказу проще: у вас период такой, вы его перерастете когда-нибудь., а до этого момента нам говорить не о чем))))
Я просто прошу вас не катить бочку на автора. Мой автор — значит я защищаю, а какими способами — решать моему характеру.
Тася 10 марта 2013, 15:06
Loki Lafejson
>Автор перерос уже. Вот именно, что стороны медали написаны живым языком и являются рассказом, а этот фф — статья-доклад-научная работа, здесь целью не является написать за душу рассказ берущий, а показать персонажей, их личности, взаимоотношения — это дает другим авторам почву для размышлений, помогает строить личности своих перс., опираясь на эти схемы диалогов и поведения. ам не интересно читать? А кто вас держит, идите на другой фанфик/фэндом/сайт, и читайте то, что вам по душе. Все просто.
Нету тут ничего этого и не будет. Потому что герои фильма картонные, они не для глубокого анализа писались, а для красивой картинки со спецэффектами. Вот эту сторону можно описать в статье сколь угодно. Если выбирать между этим и «Наушником судьбы», то конечно лучше тут читайте)) Но только не вздумайте ничему учиться отсюда, для этого есть хорошая мировая и отечественная литература.
>Я просто прошу вас не катить бочку на автора. Мой автор — значит я защищаю…
Ершел барышня взрослая, придет и сама ответит, поверьте мне. А бочку я катить буду, ибо она есть суть шар, у которого восемь спиц бесконечности и очень важно решить судьбу девятой, направляющей))
Loki Lafejson 10 марта 2013, 15:12
Тася
>Нету тут ничего этого и не будет. Потому что герои фильма картонные, они не для глубокого анализа писались, а для красивой картинки со спецэффектами. Вот эту сторону можно описать в статье сколь угодно. Если выбирать между этим и «Наушником судьбы», то конечно лучше тут читайте)) Но только не вздумайте ничему учиться отсюда, для этого есть хорошая мировая и отечественная литература.
я здесь при всем желании не научусь чему-то — я пишу гет, а здесь — натуральнейший джен. И все с той же просьбой — не надо обижать моего автора — пишите дельные замечания, не говорите за других, потому что я читала все главы полностью, ничего не пропуская, а если я не понимала чего-то, то искала в интернете или спрашивала у автора.
>Ершел барышня взрослая, придет и сама ответит, поверьте мне. А бочку я катить буду, ибо она есть суть шар, у которого восемь спиц бесконечности и очень важно решить судьбу девятой, направляющей))
все ваши комменты выглядят как накаты на автора. Да, Ершел сама решит, что и как говорить, и тем не менее, я буду защищать моего любимого автора.
Тася 10 марта 2013, 15:19
Loki Lafejson
>я здесь при всем желании не научусь чему-то — я пишу гет, а здесь — натуральнейший джен. И все с той же просьбой — не надо обижать моего автора — пишите дельные замечания, не говорите за других, потому что я читала все главы полностью, ничего не пропуская, а если я не понимала чего-то, то искала в интернете или спрашивала у автора.
, а что такое видения, новелла, ода, опус, очерк, повесть, пьеса, рассказ, роман, скетч, эпопея, эпос, эссе вы знаете? А в чем их отличие друг от друга? Вот и Ершел не знает, потому и пишет «статью-доклад-научную работу» о мучениях «хреногубки».
>все ваши комменты выглядят как накаты на автора. Да, Ершел сама решит, что и как говорить, и тем не менее, я буду защищать моего любимого автора.
о да, я — бочка, чей «накат» бессмысленный и беспощадный)))
Loki Lafejson 10 марта 2013, 15:29
Тася
>а что такое видения, новелла, ода, опус, очерк, повесть, пьеса, рассказ, роман, скетч, эпопея, эпос, эссе вы знаете? А в чем их отличие друг от друга? Вот и Ершел не знает, потому и пишет «статью-доклад-научную работу» о мучениях «хреногубки».
Вы думаете, что я в деревне живу, что ли? Знаю, вообще-то… Вы уверены, что Ершел не знает? Ваше мнение лишь одно из многих, которые являются противоположными вашему. Статья — доклад — науч. работа — моя формулировка. В ваших словах скрывается именно такой смысл: «Автор-говно, писать не умеет, фф вообще лес дремучий». И вот именно это мне и не нравиться. >о да, я — бочка, чей «накат» бессмысленный и беспощадный))) The man sure of his coolness and judgment nevebennoy hardly deserves the recognition of society.
Тася 10 марта 2013, 15:33
>Выдумаете, что я в деревне живу, что ли? Знаю, вообще-то… Вы уверены, что Ершел не знает? Ваше мнение лишь одно из многих, которые являются противоположными вашему. Статья — доклад — науч. работа — моя формулировка. Если б знали, про джен и гет не стали рассуждать.
>В ваших словах скрывается именно такой смысл:“Автор-говно, писать не умеет, фф вообще лес дремучий».
А родоначальник этого явления Белинский между прочим. Что вы тоже не знали конечно же.
Ice_butterfly 10 марта 2013, 15:36
Тася
>обо всем по- порядку: Вот потому такой юмор допускается только в кругу этих самых узких специалистов. Коих тут нет и в помине.
— и видимо их нужно поэтому запереть в башне из белой кости, на выходе из которой давать памятку о том, что ни в коем случае нельзя упоминать среди простых смертных. Моя профессия, ваша или автора — неотъемлемая часть личности, ее нельзя отключить путем извлечения из сознания отдельного модуля. И мотивом для непонятно шутки вполне может быть искреннее желание поделиться испытываемой радостью.
>знаете как это называется? Разбор для умственно отсталых читателей. Вы у Писателей хоть раз видели детального разбора каждой главы? Если бы Толстой позволил себе подобное, его труд был бы раза в три толще «Войны и мира».
— ну на счет «войны и мира», допустим вы мало берете, а вот в том, что они, в отличие от автора, не испытывали тяги к обсуждению своей работы, заблуждаетесь, особенно если обращаться к тем из них, кто до сих пор жив. Никто не совершенен и здесь мы имеем дело с гипертрофированной этой тягой, но она облечена в гораздо более продуктивную форму, нежели стандартные ЙУАшные просьбы об отзывах.
>Может, раз читатель не понимает высокодуховных идей, заложенных в тексте, их там попросту нет и у автора нет способности это написать доступно?
— Вот мне первая часть очень нравится. Кроме шуток. Текст может не содержать высокодуховных идей и это никаким образом не снижает его культурной ценности. Более того, автор может ничего не вложить, а читатель все же найти, а потом вместе с единомышленниками доказать всем, что бедный, ничего не подозревающий автор именно это и хотел сказать. Восприятие субъективно. поэтому ко второй фразе всегда нужно добавлять «для меня». И все, смысл выворачивается — автор чего-то там вам должен просто потому, что вы взялись его читать. Факт, что вы никогда не будете думать абсолютно точно так же как автор — очевиден, поэтому попытки понять его идеи в той же форме — бесплодны. Вы же не назовете бездарью автора учебника по высшей математике/философии только потому, что вам его текст кажется недоступным.
>не для обставления, а для загромождения ненужными и неработающими деталями. Потому что больше нечем заполнить пустоту героев, которые как инфузории туфельки пляшут между «блистательными декорациями» Асгарда. Нет у них эмоций, нет чувств, ума тоже нет. Куклы гуттаперчевые.
— Мир это же не только люди, в смысле герои. Все их эмоции, чувства и ум для проявлени требуют неких внешних факторов. Заприте их в пустом белом вакууме и это уже будет внешним воздействием, провоцирующим на проявление тех или иних характерных черт, и чем более причудливы
условия, тем неожиданнее может быть реакция. А еще с онтологический точки зрения мир со своими законами развития и существования ценен и бесконечно любопытен и без людей. Искренне ваш, технарь-“некромант». И факт моего существования уже запрещает вам говорить, что 100% читателей интересуют только душевные терзания героев.
>если бы мне в школе химию преподавали так, как написала Ершел, я бы до выпускных не дожила, убив себя неправильным «экстрагированием с эфиром». Не знает она химию настолько, чтобы писать о ней, даже в литературном творчестве. И 13 корректоров не помогут в этом. Поэтому ее
химия — это вынос мозга и только.
— предположу, что претензия скорее к форме, потому что все претензии к содержанию принимаются и бережно усваиваются. Что делать с претензиями по форме — см. пункт обсуждения №2.
И б-га (любого) ради, не спорьте о возрасте, то что я младше некоторых своих студентов не говорит об их умственном надо мной превосходстве. И кстати, переосмысление художественных произведений по достижении определенного возраста совершенно не предполагает, что смысл найденный в
более ранние годы был ошибочным, он просто был другим.
Loki Lafejson 10 марта 2013, 15:39
Тася
>Если б знали, про джен и гет не стали рассуждать.А родоначальник этого явления Белинский между прочим. Что вы тоже не знали.
то есть я, посмотрев на отношения одина и Локи должна так же писать в гете? Ха, круто, Локи, боящийся девушку, чаще смертную…
Придерживайтесь мнения Белинского и дальше, и вот увидите, пересретесь и с остальными в короткие сроки…
Ice_butterfly, Ты чудо*_*
Ice_butterfly 10 марта 2013, 15:50
Холиварщики, я за вами не успеваю :)
Зато читаю подряд и замечаю, что вы шаг за шагом утрируете слова друг друга. Из начальной формулировки: «автор признает, что некоторые специфические фрагменты его текста могут быть не понятны массовому читателю в силу отсутствия у него соответствующей теоретической базы, что практически не влияет на восприятие насыщенной многогранной работы» спор превратился в мерянье культурным уровнем читателей и их степенью восприятия.
Самое смешное, что именно в контексте данной работы можно не называть случившееся флудом, потому что оно бесконечно похоже на взаимодействие персонажей в тексте выше. Каждый вступает во взаимодействие с окружающими, уверенно опираясь на свой личностный багаж, но при этом все одинаково далеки от истины, которой не существует.
Loki Lafejson 10 марта 2013, 15:58
Ice_butterfly
И все-таки согласитесь. что вы бы тоже не стояли в сторонке, если бы вашего любимого автора винили в том, что она не пишет так, как хочется одному человеку… (Я бы не возникала, если бы все не дошло до этого.
bercut 10 марта 2013, 16:39
Совершенно грубо вмешаюсь в разговор, но надеюсь мне это простится.
уважаемая Тася, не знаю сколько вам лет, но вот это вот замечание:
>Милая моя, точку нужно было ставить после вашего «мне 13». Все что дальше — лирика))
ужасно грубое и некорректное… человек может высказать в свое мнение вне зависимости от возраста, а вы можете его принять к сведению или нет. Насколько я знаю, на данном ресурсе возрастных ограничений нет.
Кстати, Лев Толстой, которого вы тут поминает в своей «Войне и мире», в одной из военных сцен описал расположение войск зеркально тому, как было на самом деле, что есть недочет и неточность, но в него помидорами никто не кидается.
Ice_butterfly, а вам нижайший поклон, вот за это
>Самое смешное, что именно в контексте данной работы можно не называть случившееся флудом, потому что оно бесконечно похоже на взаимодействие персонажей в тексте выше. Каждый вступает во взаимодействие с окружающими, уверенно опираясь на свой личностный багаж, но при этом все
одинаково далеки от истины, которой не существует.
с уважением
Ice_butterfly 10 марта 2013, 16:57
Loki Lafejson
>И все-таки согласитесь. что вы бы тоже не стояли в сторонке, если бы вашего любимого автора винили в том, что она не пишет так, как хочется одному человеку… (Я бы не возникала, если бы все не дошло до этого…
Содержательно-то я вас поддерживаю, мне тоже неприятно наблюдать, как в неучете интересов читателя обвиняют человека, который невероятный объем работы именно для этого выполняет. Только вы руководствуетесь эмоциями, а это не очень удачные аргументы в споре. Именно
поэтому я вклиниваюсь в ряды защитников нашего идейного руководителя — я полагаю, что мои доводы на ту же тему будут звучать убедительнее на заданном снобистском уровне.
Loki Lafejson 10 марта 2013, 17:03
Ice_butterfly
не могу с вами не согласиться.) Ладно, я спокойна, мир, дружба, любимый автор^-^
Тася 10 марта 2013, 18:31
Ice_butterfly
>- и видимо их нужно поэтому запереть в башне из белой кости, на выходе из которой давать памятку о том, что ни в коем случае нельзя упоминать среди простых смертных. Моя профессия, ваша или автора — неотъемлемая часть личности, ее нельзя отключить путем извлечения из сознания отдельного модуля. И мотивом для непонятно шутки вполне может быть искреннее желание поделиться испытываемой радостью.
Если у человека есть чувство юмора, неважно в какой области он специализируется, он умеет преподнести его так, что окружающим будет понятно. А если автор остроты пускается в пространные объяснения сказанному, он уже вовсе не шутник, он — дурак.
>- ну на счет «войны и мира», допустим вы мало берете, а вот в том, что они, в отличие от автора, не испытывали тяги к обсуждению своей работы, заблуждаетесь, особенно если обращаться к тем из них, кто до сих пор жив. Никто не совершенен и здесь мы имеем дело с гипертрофированной этой тягой, но она облечена в гораздо более продуктивную форму, нежели стандартные ЙУАшные просьбы об отзывах.
Испытывали и иногда даже делились этим с читателем. Но не в такой примитивной форме, простите меня. А автор так разжевывает свое творение, что невольно задаешься вопросом: Я дурак? Почему бы не дать читателю для начала самому подумать. А потому, что автор чувствует, что пишет так, что не поймут. И это очень автору не нравится. Поэтому читателя обзывают «идиотом». А причину всегда нужно искать в себе. А найдя, попытаться ее исправить, возможно, не без посторонней помощи. Но и не 13 корректорами.
>- Вот мне первая часть очень нравится. Кроме шуток. Текст может не содержать высокодуховных идей и это никаким образом не снижает его культурной ценности. Более того, автор может ничего не вложить, а читатель все же найти, а потом вместе с единомышленниками доказать всем, что бедный, ничего не подозревающий автор именно это и хотел сказать.
Бывает такое, не спорю. Но искать смысл там, где его нет, дело не только не благодарное, но мягко говоря, не вполне адекватное.
>Восприятие субъективно. поэтому ко второй фразе всегда нужно добавлять «для меня». И все, смысл выворачивается — автор чего-то там вам должен просто потому, что вы взялись его читать. Факт, что вы никогда не будете думать абсолютно точно так же как автор — очевиден, поэтому попытки понять его идеи в той же форме — бесплодны. Вы же не назовете бездарью автора учебника по высшей математике/философии только потому, что вам его текст кажется недоступным.
Мне лично автор не должен ничего. Он должен читателю в целом. Как минимум, это уважение к затрачиваемому им времени. А также качество текста. Чтобы читатели не давились им, не проглатывали написанное из уважения к автору как человеку, а делали это потому, что
ддействительно интересно и цепляет. У Ершел есть две вещи, которые этому мешают. Первое: она теоретик, во всем. Нет у нее практических навыков.
У 13 корректоров видимо тоже, а если кто из них и практикует, то мало или начал недавно. Если ты предмет не знаешь, не болеешь им, ты никогда не сможешь описать его так, чтобы человек впечатлился и стал самостоятельно интересоваться описанным в произведении явлением. В идеале писательский талант компенсирует недостаток знании, но его у Ершел нет. Она умеет оперировать канцелярским языком и только. Второе: высокомерие к читателям. Себя автор позиционирует выше всех и вся, подтверждением этому служит и ее реакция на комментарии к «Вектору для Хаоса», и ее откровения в личной беседе. Она не любит читателя, она любит себя и свое творение. А вы или соглашаетесь с ней или идиоты. Есть еще третий вариант с поиском смысла там, где его нет, что уже является самоидиотизмом. Тупик.
Учебники по высшей математике/философии нельзя сравнивать с трудом Ершел. Весовые категории разные. В — первом случае я конкретно иду за получением определенных знаний, во-втором — ими пытается оперировать профан и пользы от них как собаке от пятой ноги
>- Мир это же не только люди, в смысле герои. Все их эмоции, чувства и ум для проявлени требуют неких внешних факторов. Заприте их в пустом белом вакууме и это уже будет внешним воздействием, провоцирующим на проявление тех или иних характерных черт, и чем более причудливы условия, тем неожиданнее может быть реакция. А еще с онтологический точки зрения мир со своими законами развития и существования ценен и бесконечно любопытен и без людей. Искренне ваш, технарь-“некромант». И факт моего существования уже запрещает вам говорить, что 100% читателей интересуют только душевные терзания героев.
Сначала был написан огромный труд с разбором типичных ошибок юных фикрайтеров, о нем говорить не буду. Потом для пущей убедительности автор решила написать практическую часть к статье. Но перенесла в нее столько ошибок, что с каждой новой главой их становится больше и она увязает в этом еще сильнее. Закончит она свой труд, и напишет потом статью «об ошибках в практической части к статье об ошибках фикрайтеров». Масло масленое. Только ошибок от этого не убавилось ни на грамм. Хочешь ты писать- пиши. Но зачем тогда весь этот пафос и налетом псевдоинтеллегентности. Не получилась у нее практичка. Признаться себе в этом стыдно. Куда проще и дальше перемалывать кучи книг и плодить их содержание, но в совершенно абсурдной форме и не к месту, теша свое самолюбие фундаментальностью труда.
Литература, к коей фанфики тоже имеют отношение, именно человека и ставит во главу угла. И потом уже человек, подвергаясь внешним и внутренним факторам, решает нравственные вопросы, рушит или выстраивает систему ценностей, познает добро и зло, растет или деградирует. В случае же Ершел, заменить Локи на говорящую тумбочку действительно не составит труда, потому что он изначально ею и является. Просто тумбой, вокруг которой летающие блоки, два колодца, химические эксперименты, политические баталии и иже с ними. А тумбочка стоит и не может решить, остаться ли ей таковой или уже превратиться в гардероб.
>И б-га (любого) ради, не спорьте о возрасте, то что я младше некоторых своих студентов не говорит об их умственном надо мной превосходстве. И кстати, переосмысление художественных произведений по достижении определенного возраста совершенно не предполагает, что смысл найденный в
более ранние годы был ошибочным, он просто был другим.
Если юные сердца будут читать вместо хорошей качественной литературы ту кашу, которой щедро делится Ершел, боюсь, они к вам в студенты не попадут, это раз. И второе, у барышни гетный возраст, гормоны и иже с ними. В Локах она видит предмет девичьего вожделения в первую очередь, и это нормально в 13 лет. Поэтому и химию она понять может, и физику, и «Наушники судьбы» прочитать на ура. Еще идет становление личности. И в это время очень важно читать правильные вещи, иметь хорошего наставника в лице взрослого. Если таким наставником станет Ершел, я искренне расстроюсь.
bercut
>уважаемая Тася, не знаю сколько вам лет, но вот это вот замечание: ужасно грубое и некорректное… человек может высказать в свое мнение вне зависимости от возраста, а вы можете его принять к сведению или нет. Насколько я знаю, на данном ресурсе возрастных ограничений нет.
, а зря, потому что тут столько дряни выложено, что надо бы подрастающее поколение от нее поберечь. Но демократия, ёптить…
Человек не мнение высказал, человек автора защитил, проникшись к нему дружбой, к тому же он с этим второмсотрудничает, автор за это публичные благодарности пишет. Поэтому я не принимаю написанное в качестве мнения и продолжать беседу в заданном ключе отказываюсь. А вот неумение это самое мнение сформулировать я списываю на юный возраст, соответствующие интересы и некоторые «таланты» Ершел.
>Кстати, Лев Толстой, которого вы тут поминает в своей «Войне и мире», в одной из военных сцен описал расположение войск зеркально тому, как было на самом деле, что есть недочет и неточность, но в него помидорами никто не кидается.
Лев Толстой написал столько и так, что мелкие огрехи не повод бросаться помидорами. Ершел же не написала ничего путного, а если все-таки хочет, надо научиться слышать конструктивную критику и развиваться.
Loki Lafejson 10 марта 2013, 19:25
Тася
>Если юные сердца будут читать вместо хорошей качественной литературы ту кашу, которой щедро делится Ершел, боюсь, они к вам в студенты не попадут, это раз. И второе, у барышни гетный возраст, гормоны и иже с ними. В Локах она видит предмет девичьего вожделения в первую очередь, и это нормально в 13 лет. Поэтому и химию она понять может, и физику, и «Наушники судьбы» прочитать на ура. Еще идет становление личности. И в это время очень важно читать правильные вещи, иметь хорошего наставника в лице взрослого. Если таким наставником станет Ершел, я искренне расстроюсь.
XD честно, я очень долго смеялась. Я пишу гет, да, но я обожаю джен и фф, посвященные ему. Я прочиталанаушники судьбы, и, скажу честно, не увидела ничего, что могло бы зацепить, и читала лишь из-за того, что хотелось посмотреть на общую картину фф и проанализировать ее, вычленив для себя, как делать не надо в первую очередь. В Локах? Я не знаю никаких Локов, честно, может, познакомите?) Вы писали раньше, что читатели не вдохновляются, и читать вообще скучно, а так же ляпов дофига и больше. 1) Если не вдохновляет вас, не значит, что и меня. Мне чисто от души хочется сделать коллаж или рисунок, в не зависимости от того, похвалят меня, или нет, выложат мою работу, или оставят лежать в почтовом ящике. 2)Великих русских писателей не зря прозвали великими, все мы не стоим с ними на одном уровне. Поэтому тот факт, что вы сравниваете даже не писателя, а просто человека, который решил написать какую-либо работу вне зависимости от ее успеха и интересности с Толстым — это ваша ошибка, других не касающаяся. Разный уровень подготовки, разное отношение к самой работе и подход — ничего общего. Конечно, вы опять скажите, что все из-за становления личности и вообще я тут не понять кто и говорю ересь в силу своего возраста, но, тем не менее, япровожу анализ с точки зрения взрослого человека, а не ребенка. В ничего обо мне не знаете, поэтому для меня является странным то, как вы общаетесь со мной лично. Я понимаю, что вы старше, но это не значит, что я непроходимая идиотка. Я не просто считаю, а знаю наверняка, что умнее моих сверстников и многих старшеклассников, я знаю многие вещи, которые в моем возрасте знать не обязательно. Я гумманитарий, причем
сильный (не зря я по области первое занимала со своей работой, причем по Тюменской, а она большая), у меня есть ряд работ, которые оценены городом по достоинству. И я уже не говорю, что я докопалась до своей родословной, и узнала, например, что двоюродный брат моей бабушки — Сергей Довлатов, которого в некоторых источниках зовут Великим. А так же, семья моей бабушки дружила с семьей Васильевых; одним из сыновей является поэт Павел Васильев. Я к чему это говорю — я не просто знаю эти элементарные факты, я смогла самостоятельно добраться в глубины истории семей, изучить, провести анализ. И вы думаете, что я такая непроходимая, и не знаю что такое Эссе, например? Печально…
Тася 10 марта 2013, 19:29
теперь я поняла что роднит вас с Ершел. Вы пока еще Ершеленок, но с задатками более величественной Ерширлы. И прошу, боле мне не писать, мне одной Ершел пока хватает))))
Loki Lafejson 10 марта 2013, 19:36
Я бы тоже вас попросила не писать сюда, раз фф вам не по вкусу, а просто тихо и мирно разойтись туда, где каждому нравиться и остаться каждый при своем мнении.)
Тася 10 марта 2013, 19:38
писать буду, но уже не сегодня. * бочка укатывается вслед за девятой спицей)))
Ice_butterfly 10 марта 2013, 22:11
Тася
>Если у человека есть чувство юмора, неважно в какой области он специализируется, он умеет преподнести его так, что окружающим будет понятно. А если автор остроты пускается в пространные объяснения сказанному, он уже вовсе не шутник, он — дурак.
Как я люблю обобщателей, больше них только усреднителей, которые при всех своих претензиях на уникальность считают себя тем самым среднестатистическим объектом, в данном случае читателем, на который все должны ориентироваться. Ну вот кто такие окружающие, которым
должен быть понятен юмор человека, обладающего его чувством? Хотя все фигня, тут можно приплести какую-нибудь атмосферу коллектива. Вот кто такие окружающие в интернете — вопрос открытый. Здесь и юный ридер, который первой страницы не осилит, потому что многобукав, и более опытный,
жертва фандома и случайный читатель, купившийся на редкий джен, про кровных врагов, сторонников разных мировоззрений я вовсе молчу. И для
каждого из них автор должен быть смешным? Особенно, учитывая, что никого практически из них не знает.
>Испытывали и иногда даже делились этим с читателем. Но не в такой примитивной форме, простите меня. А автор так разжевывает свое творение, что невольно задаешься вопросом: Я дурак? Почему бы не дать читателю для начала самому подумать.
Предлагаете третий раздел к каждой части с пустой страницей и заголовком «для подумать», или поставить загрузку разбора исключительно по таймеру, чтобы время на подумать было? Формат публикации физически не позволяет манипулировать текстом, это беда не автора, а ресурса. Читать или не читать разборы — выбор читателя, как и в принципе «читать или не читать». Автор болеет и живет своей работой и нуждается в ее обсуждении, но раз вы с ним ничем друг другу не обязаны, просто не поддавайтесь на провокации, покажите силу личности, что выше этого.
>А потому, что автор чувствует, что пишет так, что не поймут. И это очень автору не нравится. Поэтому читателя обзывают «идиотом». А причину всегда нужно искать в себе. А найдя, попытаться ее исправить, возможно, не без посторонней помощи. Но и не 13 корректорами.
— А позвольте полюбопытствовать, вы собственными лозунгами пользуетесь? Причину, говорите, искать в себе. И как успехи? В себе были найдены не остроумные шутники, непонятные авторы, бестолковые в силу юности оппоненты и злобные критики? При всей ценности личности и субъективности мир таков, каким вы его видите. У нас у всех очки разного цвета, они что-то подчеркивают, что-то скрывают, но никому не идут на пользу шоры. И с постмодернистским пафосом предположу, что читатель хочет, чтобы его называли идиотом, чтобы хотя бы таким образом получить долю внимания.
>Бывает такое, не спорю. Но искать смысл там, где его нет, дело не только не благодарное, но мягко говоря, не вполне адекватное.
— Не имею возможности с вами согласиться в силу выше заявленных убеждений в субъективизме мира. Весь смысл, который мы находим, мы находим… Правильно вы выше сказали — в себе. Только проекция объекта на вашу картину мира дает возможность появится суждению. Это
произведение не делает лично вашу лучше, поэтому вызывает отторжение.
>Мне лично автор не должен ничего. Он должен читателю в целом. Как минимум, это уважение к затрачиваемому им времени.
— А читатель автору не должен? А если не должен, то почему? Давайте опровергать третий закон Ньютона. У читателя по умолчанию больше прав, он выбирает читать или не читать, может бросить в любой момент. Автор читателя не выбирает, он отдает частичку своей души/сознания толпе в надежде (если не обращаться к сколько-нибудь пафосным целям) получить внимание, и получает его той или иной ценой. И то, что вы не рассматриваете данную работу как издевательство над собственными чувствами, уже характеризует вас как невероятно доброжелательного человека.
>А также качество текста. Чтобы читатели не давились им, не проглатывали написанное из уважения к автору как человеку, а делали это потому, что действительно интересно и цепляет.
— Первый раз слышу, чтобы фанфики читали из-под палки, это ж не школьная программа. Кто будет читать текст, который безразличен (потому что отрицательное «цепляние» тоже цепляние)? А если читатель, несмотря на любые недостатки остается верен тексту, значит что-то (пусть даже принцип «мышки плакали, кололись, но продолжали жрать кактус») его удерживает.
>У Ершел есть две вещи, которые этому мешают. Первое: она теоретик, во всем. Нет у нее практических навыков. У 13 корректоров видимо тоже, а если кто из них и практикует, то мало или начал недавно. Если ты предмет не знаешь, не болеешь им, ты никогда не сможешь описать его так, чтобы человек впечатлился и стал самостоятельно интересоваться описанным в произведении явлением. В идеале писательский талант компенсирует недостаток знании, но его у Ершел нет. Она умеет оперировать канцелярским языком и только.
Ииии, назовите границу между давно и недавно. Хотя я думаю, вы прекрасно понимаете, что любая цифра будет ошибочной. Знать и болеть предметом совершенно не одно и то же. А полученные читателем впечатления зависят… ладно, третий раз повторю, от субъективности воспринимающего. Человек может быть не готов по бесконечному множеству различных причин к восприятию, не говоря уже о понимании, идей творящего. Статья википедии или упоминание на лекции могут быть достаточным стимулом на благодатной почве. А уровень подготовленности читателя — отнюдь не проблема автора. К тому же какие практические навыки пригодились бы к освоению вымышленного мира?
>Второе: высокомерие к читателям. Себя автор позиционирует выше всех и вся, подтверждением этому служит и ее реакция на комментарии к «Вектору для Хаоса», и ее откровения в личной беседе. Она не любит читателя, она любит себя и свое творение. А вы или соглашаетесь с ней или идиоты. Есть еще третий вариант с поиском смысла там, где его нет, что уже является самоидиотизмом. Тупик.
Тут не соглашусь, нашу переписку с согласия автора можно было бы многотомником публиковать и крайне редко я замечала за ней ту самую забавлющую меня во многих железобетонную убежденность в своих идеях. Чувствительное отождествление себя с проделанной работой — возможно, но эта самая работа впитала в себя множество мыслей и оценок читателей, по крайней мере, я точно вижу отражение своих замечаний. А в соглашательстве вы обвиняете и меня лично в том числе, совершенно не подозревая о наших с автором бесчисленных спорах. Кстати, есть еще как минимум четвертый вариант, вытекающий из вашей теории любви: мы, коллектив корректоров, любим ее и ее работу и именно на уровне этой эмоциональной зависимости находим точки сопряжения. Как вам такой вариант? Про поиск смысла повторяться не буду.
>Учебники по высшей математике/философии нельзя сравнивать с трудом Ершел. Весовые категории разные. В — первом случае я конкретно иду за получением определенных знаний, во-втором — ими пытается оперировать профан и пользы от них как собаке от пятой ноги.
я не зря взяла такие разные области, слишком мало знаю людей, увлеченных обоими предметами одинаково, но вы отобрали у меня возможность пофлудить на эту тему. Все оказалось гораздо проще: двойные стандарты: что дозволено Толстому и профессионалам ученым, становится недоступным менее признанным авторам. А уж насколько не равнозначны ваши случаи 1 и 2. В первом вы говорите о собственных целях, во втором — лишь о недостатках автора, я приму это сопоставление только если вы назовете возможные недостатки автора некоторой теории/концепции, и главное, собственные мотивы обращения к обсуждаемому произведению.
>Сначала был написан огромный труд с разбором типичных ошибок юных фикрайтеров, о нем говорить не буду. Потом для пущей убедительности автор решила написать практическую часть к статье. Но перенесла в нее столько ошибок, что с каждой новой главой их становится больше и она увязает в
этом еще сильнее.
— пруфы и перечни? Здесь верят только этому.
>Закончит она свой труд, и напишет потом статью «об ошибках в практической части к статье об ошибках фикрайтеров». Масло масленое. Только ошибок от этого не убавилось ни на грамм. Хочешь ты писать- пиши. Но зачем тогда весь этот пафос и налетом псевдоинтеллегентности. Не
получилась у нее практичка. Признаться себе в этом стыдно. Куда проще и дальше перемалывать кучи книг и плодить их содержание, но в совершенно абсурдной форме и не к месту, теша свое самолюбие фундаментальностью труда.
— Вы убеждены, что человек может написать без ошибок? Есть свод традиций, можно назвать его каноном, можно штампами, можно соблюдать и беречь, можно искоренять и презирать, все дело в определении. Можно избавиться от порядка слов в предложении, можно создать модель и не отступать от нее ни на шаг. Можно говорить об ошибках, можно о новаторствах. Знак «плюс\минус» мы всегда ставим сами. Как и в отношении пафоса/чувства собственного достоинства. А на тему «получилось/не получилось» — так расскажите об этом автору, только так, чтобы она поняла, согласно всем вашим требованиям о понятности.
>Литература, к коей фанфики тоже имеют отношение, именно человека и ставит во главу угла. И потом уже человек, подвергаясь внешним и внутренним факторам, решает нравственные вопросы, рушит или выстраивает систему ценностей, познает добро и зло, растет или деградирует. В случае же Ершел, заменить Локи на говорящую тумбочку действительно не составит труда, потому что он изначально ею и является. Просто тумбой, вокруг которой летающие блоки, два колодца, химические эксперименты, политические баталии и иже с ними. А тумбочка стоит и не может решить, остаться ли ей таковой или уже превратиться в гардероб.
— Забегая чуть-чуть вперед предположу, что уж вы-то точно только правильные вещи читали в процессе становления личности, или в вас говорит профессионализм, не позволяющий даже допустить, что бывает другой подход к восприятию литературы, когда человек, как и в реальности — песчинка, безотносительно мира, в котором он хочет жить. И здесь вы тоже теоретик, широким жестом открываете для нас ценность абстрактного человека, совершенно забывая о вполне живом, реальном, познающем и развивающемся человеке — авторе, характеризуя его исключительно как инструмент служения Великим Идеалам.
>Если юные сердца будут читать вместо хорошей качественной литературы ту кашу, которой щедро делится Ершел, боюсь, они к вам в студенты не попадут, это раз.
Ко мне — легко, некоторый налет наплевательского отношения к глубоким душевным терзаниям человека с большой буквы даже преимущество для избравшего неживую, но неумолимо закономерную технику.
>И второе, у барышни гетный возраст, гормоны и иже с ними. В Локах она видит предмет девичьего вожделения в первую очередь, и это нормально в 13 лет. Поэтому и химию она понять может, и физику, и «Наушники судьбы» прочитать на ура. Еще идет становление личности. И в это время очень
важно читать правильные вещи, иметь хорошего наставника в лице взрослого. Если таким наставником станет Ершел, я искренне расстроюсь.
Вот черт, я была неправильным подростком… И меня пугает предположение увязывающее возможность понимать «физику\химию» с предметным воплощением объекта вожделения и ограничивающее ее возрастным потолком. И пугает гораздо больше, чем отчаянное признание, что хороших наставников на всех не хватает, больше, чем утверждение о том, что бывают правильные художественные произведения, и даже пожалуй больше, чем отчетливо обозначенная остановка в становлении личности. И очень интересно, какое из двух зол вы бы предпочли — Ершел в лице наставника или полное его отсутствие. Заведомо проигрышный вариант со мной, но без устойчивой системы убежданий даже не предлагаю.
В свою очередь в череде просьб обращусь к вам с надеждой, даже с двумя: избегать нецензурных формулировок в борьбе за нравственность подрастающего поколения и воздержаться от указаний когда и в чьем присутствии говорить тем, кто расходится с вами не только в мнении, но и методе его обоснования.
Loki Lafejson 10 марта 2013, 22:28
Ice_butterfly позвольте поинтересоваться, где вы живете? Я к вам приедуууу*-*
bercut 10 марта 2013, 23:03
Тася
>а зря, потому что тут столько дряни выложено, что надо бы подрастающее поколение от нее поберечь. Но демократия, ёптить…
ну так не читайте… я, например, 96% того что выложено не читаю. Не думаю, что здесь таится «корень зла», сейчас достаточно чепухи и на телевидении и в современной литературе, да и в преподавании в школах.
>Человек не мнение высказал, человек автора защитил, проникшись к нему дружбой, к тому же он с этим втором сотрудничает, автор за это публичные благодарности пишет. Поэтому я не принимаю написанное в качестве мнения и продолжать беседу в заданном ключе отказываюсь. А вот неумение это самое мнение сформулировать я списываю на юный возраст, соответствующие интересы и некоторые «таланты» Ершел.
возможно «защититить автора» это тоже мнение у данного человека, на данный момент и оно заставляет его рассуждать на определенные смежные и несмежные темы, что само по себе уже хорошо хотябы в качестве тренировки для мозга. Вы конечно, можете быть не согласны ни с автором данной работы, ни с аппонентом в споре, но можно в конце-концов свое несогласие выразить несколько вежливее.
>Лев Толстой написал столько и так, что мелкие огрехи не повод бросаться помидорами. Ершел же не написала ничего путного, а если все-таки хочет, надо научиться слышать конструктивную критику и развиваться.
Лев Толстой — классик и, конечно, заслуживает уважения, я его здесь помянула, только потому что выше о нем говорили вы. Однако, даже не смотря на то, что речь идет о классике разниц восприятия для каждого читаля это не отменяет. К примеру, допустим, я Толстого не люблю (уместнее наверно сказать «не понимаю») и если читаю вижу в его тексте даже самые мелкие погрешности (погрешности именно на мой взгляд и вкус), а вот обожаю я Достоевского читаю взахлеб и вообще поклоняюсь, никаких огрехов не замечаю. Все просто даже на примере двух классиков. А если я вдруг люблю Стругацких или Пелевина, а литературу
XIX
века вообще не признаю??? Или нравится мне Дарья Донцова и считаю ее книги гениальными… всякое может быть.
Тася 11 марта 2013, 07:23
bercut
>ну так не читайте… я, например, 96% того что выложено не читаю. Не думаю, что здесь таится «корень зла», сейчас достаточно чепухи и на телевидении и в современной литературе, да и в преподавании в школах.
Я и не читаю, потому что имею четкие представления о качестве материала. Но неокрепшие умы жаждут прикоснуться к прекрасному, не спрося совета у более искушенного читателя. И в итоге «корень зла» множится. А что чепухи вокруг много, этого всегда было предостаточно, но
раньше с альтернативой не так туго было. И если уж конкретный автор замахнулся на нечто выше среднестатистического фанфика, зачем продолжать выкапывать «корень зла» прикрываясь фундаментальностью труда?
>возможно «защититить автора» это тоже мнение у данного человека, на данный момент и оно заставляет его рассуждать на определенные смежные и несмежные темы, что само по себе уже хорошо хотябы в качестве тренировки для мозга. Вы конечно, можете быть не согласны ни с автором данной работы, ни с аппонентом в споре, но можно в конце-концов свое несогласие выразить несколько вежливее.
Вы сами прочтите, что она пишет. В особенности ту часть, где она рассуждает о том, что в свой гет взять идеи из джен совершенно невозможно. Не умеет она рассуждать. Иначе не стала бы читать гадкий фанфик, чтобы для себя понять как писать не надо. Потому что, чтобы это понять, читать надо исключительно хорошую литературу. Если бы дегустатор ел невкусную пищу, в надежде понять, как готовить не надо, он испортил бы вкусовые рецепторы и не смог работать. И в литературе тоже самое. Не хочешь сам плохо писать, не читай то, что плохо написано.
И ее часть о том, что нельзя писателя и обычного фикрайтера сравнивать, тоже неверна. Стремится надо к лучшему. Классики задают планку того, как писать надо. И если ты не дотягиваешь хотя бы до уровня хорошего школьного сочинения, значит найди силы прекратить писать и стань читателем. А если не можешь этого сделать, учись писать и не спеши выкладывать творение рук своих в открытый доступ.
>Лев Толстой — классик и, конечно, заслуживает уважения, я его здесь помянула, только потому что выше о нем говорили вы. Однако, даже не смотря на то, что речь идет о классике разниц восприятия для каждого читаля это не отменяет. К примеру, допустим, я Толстого не люблю (уместнее наверно сказать «не понимаю») и если читаю вижу в его тексте даже самые мелкие погрешности (погрешности именно на мой взгляд и вкус), а вот обожаю я Достоевского читаю взахлеб и вообще поклоняюсь, никаких огрехов не замечаю.
Я тоже не фанат Толстого, но когда талант есть, против этого не попрешь. Можно читать и видеть огрехи, но нельзя и не признавать гениальность писателя при этом. Достоевский писатель трудный для меня, в первую очередь своим психическим состоянием. Но написал он гениальные работы. И я это признаю, и конечно их читала. Да, литературные предпочтения у каждого свои, но у Донцовой хорошая команда 13 корректоров, которые текст легкочитабельным делают по-крайней мере. Что делают корректоры Ершел, для меня тайна. Если просветите, буду
благодарна.
Ice_butterfly
>Как я люблю обобщателей, больше них только усреднителей, которые при всех своих претензиях на уникальность считают себя тем самым среднестатистическим объектом, в данном случае читателем, на который все должны ориентироваться. Ну вот кто такие окружающие, которым должен быть понятен юмор человека, обладающего его чувством?
Юмор — интеллектуальная способность подмечать в явлениях их комические стороны. (сперто с википедии). Вот скажите мне, если вы пошутили и видите, что не зашла у вас шутка, вы станете ее объяснять? Думаю нет, просто продолжите разговор. И все благополучно забудут о вашей неловкости. А если пошутив, вы потом еще будете очень подробно это объяснять, неловко будет окружающим, как минимум. Вот и Ершел собирается пошутить и тут же препарировать свой юмор в разборе. Вот что ужасает. Ты просто пошути, а там уж пусть читатель понимает/непонимает
и т.д. Но видимо цель автора среднестатистического читателя превратить в высокоинтеллектуальное трюмо.
>Вот кто такие окружающие в интернете — вопрос открытый. Здесь и юный ридер, который первой страницы не осилит, потому что многобукав, и более опытный, жертва фандома и случайный читатель, купившийся на редкий джен, про кровных врагов, сторонников разных мировоззрений я вовсе молчу. И для каждого из них автор должен быть смешным? Особенно, учитывая, что никого практически из них не знает.
Велик и могуч народ интернетный. Именно поэтому автор должен просто пошутить и все. Без опасений быть непонятым и без выноса мозга этими опасениями.
>Предлагаете третий раздел к каждой части с пустой страницей и заголовком «для подумать», или поставить загрузку разбора исключительно по таймеру, чтобы время на подумать было? Формат публикации физически не позволяет манипулировать текстом, это беда не автора, а ресурса. Читать
или не читать разборы — выбор читателя, как и в принципе «читать или не читать». Автор болеет и живет своей работой и нуждается в ее обсуждении, но раз вы с ним ничем друг другу не обязаны, просто не поддавайтесь на провокации, покажите силу личности, что выше этого.
Как это «формат публикации физически не позволяет манипулировать текстом»? А что тогда позволяет им манипулировать? Сами-то поняли, что написали? В меня закрались подозрения, что это с вашей подачи госпожа автор выкладывает главы в том виде, который сейчас, и успокаивает себя вашим сакральным «физически не позволяет манипулировать.»
Нуждается автор в обсуждении работы своей, пусть так прямо и пишет и в раздел «ждут критики» ее помещает. Но Ершел искать легких путей не привыкла.
>А позвольте полюбопытствовать, вы собственными лозунгами пользуетесь? Причину, говорите, искать в себе. И как успехи? В себе были найдены не остроумные шутники, непонятные авторы, бестолковые в силу юности оппоненты и злобные критики? При всей ценности личности и субъективности мир
таков, каким вы его видите. У нас у всех очки разного цвета, они что-то подчеркивают, что-то скрывают, но никому не идут на пользу шоры. И с постмодернистским пафосом предположу, что читатель хочет, чтобы его называли идиотом, чтобы хотя бы таким образом получить долю внимания.
Читатель ФБ в большинстве своем хочет трахающегося, насилуемого, страдающего, рожающего и унижающегося Локи. Вот такая, блин, романтика.
«Идиот» ли он от этого, ответьте себе сами.
Да, у каждого свои очки и замуты. Но Ершел страшна своим вывернутым наизнанку плагиатом знаний в первую очередь. Хотя не могу не заметить, что ее работы поднимают мне настроение и за это я ее даже люблю. А самое интересное, что есть у нее хорошие идеи в тексте, но она им внимание не уделяет, предпочтя с головой уйти в описание околотумбочной атмосферы и интриг.
>Не имею возможности с вами согласиться в силу выше заявленных убеждений в субъективизме мира. Весь смысл, который мы находим, мы находим…
Правильно вы выше сказали — в себе. Только проекция объекта на вашу картину мира дает возможность появится суждению. Это произведение не делает лично вашу лучше, поэтому вызывает отторжение.
Вот на этом вы с Ершел и сошлись. Она удовлетворяет вашу тягу к поиску смысла, объект проецирует на картину Ершеловского мира, объект доволен.
>А читатель автору не должен? А если не должен, то почему? Давайте опровергать третий закон Ньютона. У читателя по умолчанию больше прав, он выбирает читать или не читать, может бросить в любой момент. Автор читателя не выбирает, он отдает частичку своей души/сознания толпе в надежде (если не обращаться к сколько-нибудь пафосным целям) получить внимание, и получает его той или иной ценой. И то, что вы не рассматриваете данную работу как издевательство над собственными чувствами, уже характеризует вас как невероятно доброжелательного человека.
А читатель автору не должен. Точка. Получить внимание окружающих можно и другими способами. Ершел же выбирает самый
«креативный». Выше я уже ответила, в чем ценность работы Ершел для меня.
>Первый раз слышу, чтобы фанфики читали из-под палки, это ж не школьная программа. Кто будет читать текст, который безразличен (потому что отрицательное «цепляние» тоже цепляние)? А если читатель, несмотря на любые недостатки остается верен тексту, значит что-то (пусть даже принцип «мышки плакали, кололись, но продолжали жрать кактус») его удерживает.
Читатель Ершел и химию понимает с полуслова, и смысл ищет там, где его нет, и в полной мере ощущает отсутствие физической манипуляции над текстом. И просто любит мозг свой… тренировать))
> Ииии, назовите границу между давно и недавно. Хотя я думаю, вы прекрасно понимаете, что любая цифра будет ошибочной. Знать и болеть предметом совершенно не одно и то же. А полученные читателем впечатления зависят… ладно, третий раз повторю, от субъективности воспринимающего. Человек может быть не готов по бесконечному множеству различных причин к восприятию, не говоря уже о понимании, идей творящего. Статья википедии или упоминание на лекции могут быть достаточным стимулом на благодатной почве. А уровень подготовленности читателя
отнюдь не проблема автора. К тому же какие практические навыки пригодились бы к освоению вымышленного мира?
Во-первых, писатель учит читателя доброму, вечному и т.д. И если какие-то знания в текст позволяет себе вставить, то и они должны функционировать. Хочет автор химии нас подучить, или про основы алхимии поведать, или хитростями политическими поделится, так сумей сначала их так преподнести, чтобы и тумбочке понятно было, и не создавалось впечатление унылой лекции, как минимум. И докажи уместность этих самых знаний в самом тексте. Ничего этого Ершел сделать не может. А бездумное перенесение текста из книг выглядит жалко.
>Тут не соглашусь, нашу переписку с согласия автора можно было бы многотомником публиковать и крайне редко я замечала за ней ту самую забавлющую меня во многих железобетонную убежденность в своих идеях. Чувствительное отождествление себя с проделанной работой — возможно, но
эта самая работа впитала в себя множество мыслей и оценок читателей, по крайней мере, я точно вижу отражение своих замечаний. А в соглашательстве вы обвиняете и меня лично в том числе, совершенно не подозревая о наших с автором бесчисленных спорах. Кстати, есть еще как минимум четвертый вариант, вытекающий из вашей теории любви: мы, коллектив корректоров, любим ее и ее работу и именно на уровне этой эмоциональной зависимости находим точки сопряжения. Как вам такой вариант? Про поиск смысла повторяться не буду.
Пожалейте меня, оставьте переписку при себе, мне сегодня еще ведь и работать надо. Ершел как раз есть суть железобетон, со всех трех сторон. И отождествляет она себя с проделанной работой полностью. А что до замечаний в ее адрес, она их, во-первых, исполняет с точностью до наоборот, во-вторых, вообще сама не понимает что делает, в-третьих — железобетон. Видя выложенные после 13 корректоров главы, я делаю вывод, что они тоже- железобетон.
>я не зря взяла такие разные области, слишком мало знаю людей, увлеченных обоими предметами одинаково, но вы отобрали у меня возможность пофлудить на эту тему. Все оказалось гораздо проще: двойные стандарты: что дозволено Толстому и профессионалам ученым, становится недоступным
менее признанным авторам. А уж насколько не равнозначны ваши случаи 1 и 2. В первом вы говорите о собственных целях, во втором — лишь о недостатках автора, я приму это сопоставление только если вы назовете возможные недостатки автора некоторой теории/концепции, и главное, собственные мотивы обращения к обсуждаемому произведению.
Зря взяли, да. И какие еще двойные стандарты? Какой еще Ершел менее «признанный автор»? Вы что там всем фелагом курите, господа? Гению и таланту дозволено многое. Бездари и псевдоученой даме нельзя ничего. Точка.
>пруфы и перечни? Здесь верят только этому.
Здесь верят голой жопе Локи и божественному стержню Тора. Ершел просто вышла на более высокую ступень развития.
>Вы убеждены, что человек может написать без ошибок? Есть свод традиций, можно назвать его каноном, можно штампами, можно соблюдать и беречь, можно искоренять и презирать, все дело в определении. Можно избавиться от порядка слов в предложении, можно создать модель и не отступать от нее ни на шаг. Можно говорить об ошибках, можно о новаторствах. Знак «плюс\минус» мы всегда ставим сами. Как и в отношении пафоса/чувства собственного достоинства. А на тему «получилось/не получилось» — так расскажите об этом автору, только так, чтобы она поняла, согласно всем вашим требованиям о понятности.
У талантливых писателей ошибки становятся частью произведения, и, бывает, даже одной из самых лучших. У бездари ошибки становятся почвой для юмора, как минимум. Я говорила автору многое, она она -железобетон, а наречие тумбочек я пока еще не освоила.
> Забегая чуть-чуть вперед предположу, что уж вы-то точно только правильные вещи читали в процессе становления личности, или в вас говорит профессионализм, не позволяющий даже допустить, что бывает другой подход к восприятию литературы, когда человек, как и в реальности —
песчинка, безотносительно мира, в котором он хочет жить. И здесь вы тоже теоретик, широким жестом открываете для нас ценность абстрактного человека, совершенно забывая о вполне живом, реальном, познающем и развивающемся человеке — авторе, характеризуя его исключительно как
инструмент служения Великим Идеалам.
В пору моего отрочества, слава Ауле, интернета не было, и ко многим гадостям доступ был безвозвратно утерян. С наставниками мне тоже повезло, за что судьбу благодарю. Подход к восприятию литературы бывает разный, только ведет он, либо к хорошему вкусу, либо к дурному. Второе в последнее время участилось. Ершел сама себя позиционирует как «инструмент служения Великим Идеям», это не мой каприз. А пока я вижу только пространные «познания» в областях науки и такое же развитие в области тумбочкострадания. Автор нагло подменила понятия, я чувствую себя обманутым. Мне срочно надо избавляться от накопившихся какашет, поэтому я «накатываюсь бочкой».
> Ко мне — легко, некоторый налет наплевательского отношения к глубоким душевным терзаниям человека с большой буквы даже преимущество для избравшего неживую, но неумолимо закономерную технику.
Я знаю много технарей-романтиков, которым служение «неживой закономерной технике» не мешает быть гуманитариями более, чем избравшим путь второго, творческим натурам.
>Вот черт, я была неправильным подростком… И меня пугает предположение увязывающее возможность понимать «физику\химию» с предметным воплощением объекта вожделения и ограничивающее ее возрастным потолком. И пугает гораздо больше, чем отчаянное признание, что хороших
наставников на всех не хватает, больше, чем утверждение о том, что бывают правильные художественные произведения, и даже пожалуй больше, чем отчетливо обозначенная остановка в становлении личности. И очень интересно, какое из двух зол вы бы предпочли — Ершел в лице наставника или полное его отсутствие. Заведомо проигрышный вариант со мной, но без устойчивой системы убежданий даже не предлагаю.
Вы посмотрите, что она пишет, и перестаньте уже пугаться, крепче быть надо, чесс слово. Полное его отсутствие. Потому что пустоту заполнить можно, а вот Ершел вытеснить сложно, она ж железобетон.
> В свою очередь в череде просьб обращусь к вам с надеждой, даже с двумя: избегать нецензурных формулировок в борьбе за нравственность подрастающего поколения и воздержаться от указаний когда и в чьем присутствии говорить тем, кто расходится с вами не только в мнении, но и методе его обоснования.
Позволю себе проигнорировать обе ваши просьбы.
И напоследок:
Засыпь сухарь хоть тонною изюма,
Не выйдет булочка с начинкою для Трюма.
Ice_butterfly 11 марта 2013, 14:13
Тася
Что ж, теперь, по крайней мере, мне понятно, что сколько-нибудь аргументированный спор в сложившейся ситуации невозможен, вы пришли поделиться разочарованием по поводу несоответствия ваших ожиданий от работы автора, фактически полученному результату, вы поделились. На вопросы вы не отвечаете, разговор уводите в сторону самым причудливым образом, на уровне концепций разговаривать отказываетесь. Вам прекрасно живется в уютном домике добра и морали, а я полностью признаю ошибочность отождествления выглядывания в форточку с готовностью открыть дверь. В знак
искупления сажу под ваши окна очередной кактус.
>Велик и могуч народ интернетный. Именно поэтому автор должен просто пошутить и все. Без опасений быть непонятым и без выноса мозга этими опасениями.
вот вы и противоречите себе. То просто пошутить, то с оглядкой на уровень подготовленности окружающих. Определитесь, чего же вам автор должен. И если все-таки — просто пошутить, значит, все проблемы по пониманию его шутки вы берете на себя.
> Как это «формат публикации физически не позволяет манипулировать текстом»?
элементарно: нельзя одновременно угодить тем, кто хочет читать разборы и тем, кто не хочет. Вынесение их в конец публикации ущемляет права первых, чередование с главами — вторых. Золотой середины с кнопочкой «скрыть» aka «спойлер» не предусмотрено.
>Нуждается автор в обсуждении работы своей, пусть так прямо и пишет и в раздел «ждут критики» ее помещает. Но Ершел искать легких путей не привыкла.
Обсуждение предполагает диалог, и авторское стремление управлять им, конечно, должно ранить самолюбие тех, кто сам претендует на эту роль.
> Читатель ФБ в большинстве своем хочет трахающегося, насилуемого, страдающего, рожающего и унижающегося Локи. Вот такая, блин, романтика.
«Идиот» ли он от этого, ответьте себе сами.
Так приятно чувствовать свою избранность и превосходство над серой массой, не так ли? Вот только это не делает остальных неизбранных идиотами. А если в хозяйстве присутствует переизбыток ярлыков, ими очень хорошо оклеивать ступени пьедестала, чтобы не очень скользко было каждый раз забираться.
> Вот на этом вы с Ершел и сошлись. Она удовлетворяет вашу тягу к поиску смысла, объект проецирует на картину Ершеловского мира, объект доволен.
что, простите, объект делает? Объект — то, над чем совершается действие, если он что-то делает, он — субъект. Тривиальная терминология, которую вы считаете недостойной собственного внимания, но, к сожалению, без знания которой вам моих слов не понять. В рядах ужасных людей, которые пишут непонятные для вас вещи, прибыло.
>А читатель автору не должен. Точка.
Общество потребления интеллектуальных ресурсов процветает. А из ваших точек я скоро соберу для младшего поколения картинку «обведи светлый образ убежденного человека».
>И просто любит мозг свой… тренировать))
Любите … тренировать, значит, надеюсь, знаете, что тренировки предполагают преодоление. Если в процессе тренировки ничего не преодолевается, развития не происходит. Это чистой воды (дети заткните ушки) онанизм, зато действительно одни положительные эмоции с минимумом
усилий.
>Во-первых, писатель учит читателя доброму, вечному и т.д.
Открою вам хорошо спрятанную методом выкладывания на самое видное место преподавательскую тайну — нельзя человека чему-то насильно научить, можно только создать условия, в которых он сам при желании сможет научиться. Наличие у читателя такого желания — опять не
относится к кругу проблем автора. А уж про множество методик обучения, лежащих за пределами постулирования и пропаганды, я даже говорить не буду. А все по той же причине — субъективность восприятия, которая по вашей теории характерна в том числе для тумбочки.
>Ершел как раз есть суть железобетон, со всех трех сторон.
Какое у вас интересное пространственное восприятие. Вот только по эту сторону баррикад существуют другие стороны автора, которых вам не видно, из чего вы делаете вполне обоснованный вывод, что их нет. И их действительно нет, только, к сожалению, исключительно в
вашей ракушке мировоззрения.
>И какие еще двойные стандарты? Какой еще Ершел менее «признанный автор»? Вы что там всем фелагом курите, господа? Гению и таланту дозволено многое. Бездари и псевдоученой даме нельзя ничего. Точка.
Вот эти самые двойные стандарты. Смиритесь уже, что ваша шкала «гений-бездарь» палатой мер и весов не зарегистрирована, а значит, никто кроме времени не рассудит, что действительно ценно для цивилизации.
> Здесь верят голой жопе Локи и божественному стержню Тора. Ершел просто вышла на более высокую ступень развития.
милое признание в религиозных убеждениях, не смею оспаривать согласно статье номер какой-то Конституции о свободе вероисповедания. Но без пруфов и перечней здесь ваши слова не имеют большего веса, чем вы приписываете эмоциональным выступлениям подростков.
>, а наречие тумбочек я пока еще не освоила.
, но смело беретесь читать на нем и нести в массы то, что, как вам кажется, смогли истолковать.
> я чувствую себя обманутым.
вот кроме это фразы можно было не писать ничего из надцати страниц комментариев, так бы сразу и сказали, вам бы даже кто-нибудь посочувствовал. Наверное.
> Я знаю много технарей-романтиков, которым служение «неживой закономерной технике» не мешает быть гуманитариями более, чем избравшим путь второго, творческим натурам.
И каким образом этот факт связан с возможностью поступления на технические специальности лиц с плохим литературным вкусом? Наличие МНЕНИЯ и ВЗГЛЯДОВ еще не гарантирует умения ими пользоваться.
>Полное его отсутствие. Потому что пустоту заполнить можно, а вот Ершел вытеснить сложно, она ж железобетон.
купились — отсутствие обозначенного наставника не приводит к образованию пустоты, а только к бессистемному наполнению разрастающейся личности. И вместо железобетона в качестве начинки получаем кашу.
>Позволю себе проигнорировать обе ваши просьбы.
да вы и остальные слова можете проигнорировать, я не обижусь.
bercut 11 марта 2013, 19:44
Тася
>Я и не читаю, потому что имею четкие представления окачестве материала. Но неокрепшие умы жаждут прикоснуться к прекрасному, не спрося совета у более искушенного читателя. И в итоге «корень зла» множится. А что чепухи вокруг много, этого всегда было предостаточно, но раньше с
альтернативой не так туго было. И если уж конкретный автор замахнулся на нечто выше среднестатистического фанфика, зачем продолжать выкапывать «корень зла» прикрываясь фундаментальностью труда?
вы несомненно считаете себя искушенным и… и видимо «правильно развившимся» читателем, я правильно понимаю? Неужели вы всегда читали только правильные книги? Впрочем, даже если только «правильные», это еще ни о чем не говорит. Можно прочесть массу трактатов и литературных сочинений, а также тонну критике по этой массе, но абслютно ничего из прочитанного не понять и просто повторять мнения ученых мужей.
>Вы сами прочтите, что она пишет. В особенности ту часть, где она рассуждает о том, что в свой гет взять идеи из джен совершенно невозможно. Не умеет она рассуждать. Иначе не стала бы читать гадкий фанфик, чтобы для себя понять как писать не надо.
Спасибо, я читала, что она пишет, но это, честно говоря, не имеет для меня никакого значения. Меня коробит только хамская форма ваших обращений хоть, к счастью, ко мне пока не адресованных, за что вас благодарю. Вот вы ставите «клеймо», что человек не умеет рассуждать всего
лишь на основании одной переписки, потому что ваши с оппонентом мнения не совпали, при этом лично вы с человеком, как я понимаю, не знакомы (или знакомы?). Называете данный фанфик гадким, но все-таки его читаете и снисходите до того, чтобы тратить свое время на его обсуждение, вместо того чтобы прочесть или обсудить что-то более достойное на ваш взгляд. Кроме того, обладая изысканным литературным вкусом вы все-таки посещаете вот этот самый ресурс, о котором весьма нелестно отзываетесь. Зачем же все это?
>Потому что, чтобы это понять, читать надо исключительно хорошую литературу. Если бы дегустатор ел невкусную пищу, в надежде понять, как готовить не надо, он испортил бы вкусовые рецепторы и не смог работать. И в литературе тоже самое. Не хочешь сам плохо писать, не читай то, что плохо написано.
Позвольте тут с вами не согласиться. Можно прочесть совершеннейшую дребедень и вынести из нее что ценное для себя лично, а можно бездумно читать признанную классическую литературу. Не говоря уже о том, что среди моих знакомцев, есть доктора и кандидаты математических наук, предпочитающие читать исключительно бульварные детективы и желтую прессу. Прочесть, то что плохо написано стоит хотябы для того, чтобы не повторять подобных ошибок и выяснить для себя, что этого автора больше никогда читать не станешь.
>Я тоже не фанат Толстого, но когда талант есть, против этого не попрешь. Можно читать и видеть огрехи, но нельзя и не признавать гениальность писателя при этом. Достоевский писатель трудный для меня, в первую очередь своим психическим состоянием. Но написал он гениальные работы. И я это признаю, и конечно их читала. Да, литературные предпочтения у каждого свои, но у Донцовой хорошая команда 13 корректоров, которые текст легкочитабельным делают по-крайней мере. Что делают корректоры Ершел, для меня тайна. Если просветите, буду благодарна.
О классиках и мнения о классиках, опять же все слишком неодназначно. Тот же Достоевский в одном из писем своей второй жене писал о каком-то из призведений (простите, запамятовала каком именно) того же Толстого, что ничего более скучного и бессмысленного он еще не читал, не дословно конечно, но смысл именно такой. К слову же о Донцовой и ее коррректорах, легкая читабельность ее текста как раз окончательно меня и отвращает от прочтения ее книг, ибо слишком просто и возникает чувство, что написал это пятиклассник со средним уровнем успеваемости. Однако, такие замечания по отношению к г-же Донцовой делают хамскими уже мои высказывания, потому дальше я продолжать не стану.
Можно дурным голосом кричать ото всех углов, что мне не нравится «то» и «это», и что это полная дрянь, потому что я избирательный читатель со стажем, а можно просто высказать свое мнение и ряд замечаний в коррректной форме.
Dormouse 11 марта 2013, 20:11
С некоторым запозданием до этой великолепной пикировки добрался еще один корректор.
Хочется отметить, что флуд уже откровенный, и кто-нибудь помнит, с чего все началось? Вообще-то с химии, которой, собственно еще не было, как и главы, не прошедшей через все возможные руки помощников. Ершел, простите, но Вы устраиваете легкий хаос в рядах своих корректоров, собрав их
слишком много — Вы не справляетесь с мнением стольких, что и вызывает подобные ситуации. С уважением кланяется
Сударыня Тася, Вы восхищались Автором текста, не далее, как в прошлых главах. Это было лицемерие? Или именно вот в этой главе оказалось что-то столь непоправимое, что Вы так взъелись на весь мир? Вас столь задела глава, которую Автор собирается выложить, которая Вам не нравится, и которую Автор не хочет править в угоду одному человеку? Вы красиво говорите, говорите умные — местами — мысли, но чуть больше той самой демократии, к сожалению, у нас не защита диссертации, а всего лишь текст, несущий для кого-то поучительный или же развлекательный характер.
Касательно статьи: Автор указывал в ней классические ошибки, которые делают не очень опытные и начитанные Авторы, дабы они задумались (хотя, если им хватило рассудка задуматься о собственном качестве текста — то они уже не безнадежны). И эта практика не несет в себе указанных в той
статье ошибок, заметьте. Да, она не совершенна. Ничто не совершенно, к сожалению. Но она — это что-то новое в умершем фандоме и выезжает Автор не на кинках и сквиках, а на том, чего в фандоме как раз не хватало.
Ice_butterfly, приятно познакомиться снимает шляпу, но Вы и сударыня Loki Lafejson, сейчас защищаете Автора, которого нет. Куда вы все загнали нашего Главного и Достопочтенного? Вы не находите, что устраивать сцены без участия того, кого все это касается больше всего — немного странно? Может быть, стоит подождать того, что скажет она? Ибо без слов Автора все это выглядит так, будто она столь слаба, что не может внятно разъяснить все недоразумения.
С уважением, Мышь.
Loki Lafejson 11 марта 2013, 20:21
Dormouse
Ммм, автор все знает, скажу вам честно, и я думаю, что наша уважаемая Ершел напишет свое веское слово уже скоро) С уважением, Lafejson.
Ice_butterfly 11 марта 2013, 20:42
Dormouse
>Ice_butterfly, приятно познакомиться снимает шляпу, но Вы и сударыня Loki Lafejson, сейчас защищаете Автора, которого нет. Куда вы все загнали нашего Главного и Достопочтенного? .
Мне тоже, правда, мы уже сталкивались в фандоме, вы меня когда-то комментировали. Автор по моим сведеньям сейчас несколько занят реалом и собственно текстом, но наши действия не осуждает. Поэтому развлекаемся без работы, как можем :)
Dormouse 11 марта 2013, 21:48
Ice_butterfly
>- Мне тоже, правда, мы уже сталкивались в фандоме, вы меня когда-то комментировали.
О, но я еще не знакомилась с Вами в роли корректоров. И да, Мышь — склеротичка. (но теперь я понял, откуда мне знаком Ваш слог!).
>Loki Lafejson
>Ммм, автор все знает, скажу вам честно, и я думаю, что наша уважаемая Ершел напишет свое веское слово уже скоро) С уважением, Lafejson.
Нет, я не говорила, что Автор бездельничает! Более того, я подозреваю, что он что-то замышляет, раз лишил работы свой фелаг. Но негоже бросать на произвол судьбы собственный текст, просто читая то, как рыцари бьются за свои идеи, частично защищая честь произведения.
ПУНКТЫ, КОТОРЫЕ ПЕРЕЧИСЛЯЕТ ТАСЯ — ЭТО ТЕКСТЫ, КОТОРЫЕ ОНА ПЕРЕСЫЛАЛА МНЕ ПО ЭЛЕКТРОННОЙ ПОЧТЕ, ПОКА ИЗОБРАЖАЛА ЛЮБОВЬ К ПОВЕСТИ, ИЛИ ТЕМЫ НАШИХ С НЕЙ БЕСЕД, ВО ВРЕМЯ КОТОРЫХ ОНА ВЫСКАЗЫВАЛА ВЕСЬМА СТРАННЫЕ СУЖДЕНИЯ. В 9 ПУНКТЕ УПОМИНАЕТСЯ ФАНФИК, ССЫЛКУ НА КОТОРЫЙ ТАСЯ СКИДЫВАЛА МНЕ, НО КОТОРЫЙ Я ПРОЧИТАТЬ НЕ УСПЕЛА — ЕГО РАНЬЬШЕ УДАЛИЛИ.
Тася 13 марта 2013, 10:44
Ice_butterfly Loki Lafejson Dormouse
Дерзну не отвечать на ваши последние сообщения, ибо читать их, как и искать смысл там, где его нет, совершенно пустое занятие. Уверенна, в обиде вы не останетесь, ибо железобетон)))
>bercut
из собравшейся дружной компании, вы мне симпатичнее всех, поэтому отвечу на ваш вопрос о моих «разборах, восторгах и иже с ними», ибо чую, пока точки над «I» не будут расставлены, автор от меня не отстанет.
1.Материал от «гуру» Астарту, имел целью показать автору, так любящему обоснования и достоверность, что боги Асгарда не сборище придурковатых тумбочек, а вполне себе достойные уважения существа, как минимум.
2.Разбор «сна Локи» был призван показать, что искать смысл там, где его нет, занятие пустое. А раз никаких глубоких идей текст не несет, нужен ли он вообще.
3.Разбор фелага, сделанный за 40 минут, был призван показать весь абсурд каждого перса в отдельности, потому что кроме рунного имени, никакой смысловой нагрузки они не несут.
4. «Сказка» от практиков Северной Традиции была призвана показать, что, во-первых, любой бред можно красиво описать, не прибегая к помощи науки, во-вторых, подстроить его под Эдды (в случае Ершел фильм), в-третьих, заставить задуматься о собственном творении.
5. Краткая история Тора, взятая из самых легкодоступных источников, была призвана показать, что ставя целью написание фундаментального труда, нужно хотя бы ознакомиться с предметом этого самого описания.
6. Разговор об инценденте с «Вектором для Хаоса» был призван показать, что виноват автор, не сумевший донести свои идеи до масс, а не читатель, эти самые идеи не понявший.
7. Разговор о необходимости проделывать колоссальную в своей ненужности работу, которая до выхода Тор2 зкончена не будет, а после премьеры писаться не сможет, был призван показать мне, что Ершел-железобетон.
8. Прочитанный диалог «Отца и Сына», так хорошо передавший истеричность Брановского Локи, а также химическая глава, окончательно утвердили меня в непоколебимом приближении того самого пи-с хвостиком.
9. Это для Ершел лично: «Восемь спиц бесконечности» писались как сатира на ваш теоретический и практический труды, обнаружить истинные цели он должен был лишь к концу статьи. Но люди рассекретили меня раньше, поэтому стеб не удался, работа удалена.
За сим позвольте откланяться.
Ершел 13 марта 2013, 13:16
Тася, вы просто поразительны! Сложно описать, в каком невероятном восторге от ваших слов и вашей умелой игры я нахожусь! Я даже не могу описать, какое глубокое море положительных эмоций вы излили на меня вашим признанием: в таком диком восторге я не была, наверное, сотню лет! Я
преклоняюсь перед вами и, если бы была рядом, кинулась бы с объятьями и поцелуями, правда. Какая игра! Сколько же времени вы потратили ради этого стеба, как долго и кропотливо готовили почву для этого умопомрачительного завершающего хода! Давно я не встречала такой искренней
ненависти, ненависти, которая неожиданно дала столь великолепные плоды. Я почерпнула из наших бесед столько полезной информации: ваш текст с Северными практиками будет почти полностью вписан в статью, а разговор о Торе помог мне понять суть персонажа. Если бы не вы, я бы допустила в будущем ошибки, прописывая его, а теперь я понимаю, что и как надо делать. Конечно, жаль, что мы не обсудили Тора полностью. И я была бы очень рада сделать его с вами, особенно после того, что узнала. Настолько искусные интриги выше моего уровня и всего того, на что я вообще способна.
Я считала, что таких гениальных стратегов, таких гениальных подделывателей уже не существует: ведь письма, которые вы писали мне и то, как отвечали сейчас фелагу — их словно два разных человека писали. Стыдно сказать, но я уж думала, что за вас и правда пишет кто-то посторонний или что у вас раздвоение личности, но все эти догадки оказались просто глупым детским лепетом по сравнению с правдой! Вы гениальный актер, я вам дико завидую и теперь знаю, о чём мечтать и куда стремиться. Я бы никогда не смогла прочитать столько глав того, что мне не нравится, списаться с автором, заманить его в свои сети (а вам это удалось, я же поверила вам, будучи уверенной в вашем дружеском расположении, и это при том, что обычно я людям не доверяю). Вы сумели обмануть меня, не имея никакой информации обо мне извне, не будучи знакомой с моими друзьями. Вы разыграли все как по нотам. Нет, я просто не могу выразить словами свой восторг. Вы шикарны, гениальны! Я счастлива, что именно я стала вашей жертвой. Огромное спасибо, что выбрали меня для вашей жестокой и поучительной шутки. Это очень мило, очень красиво. Теперь я вас просто обожаю, восхищаюсь, снова и снова преклоняюсь. Спасибо!
Тася 13 марта 2013, 13:36
Милая Ершел, никакой ненависти я к вам не испытывала и не испытываю, я вас даже в чем-то люблю за то, что вы делаете, а главное — как)))
И вы совершенно напрасно пишете такие хвалебные слова в мой адрес — ибо гадкую сущность трикстера оправдывать нельзя ни в коем случае, а тем более восхищаться ею.
Я жалею лишь о том, что, поддавшись эмоциям, раскрыла себя, ибо после удаления неудавшейся статьи, я планировала тихо-мирно от вас свиньтить.
В остальном — на ваше усмотрение)
Ершел 13 марта 2013, 13:43
Поймите, я никогда с таким не сталкивалась и поэтому настолько восхищена. А, главное, сколько времени и сил вы на все это потратили. Вы заслуживаете, без сомнения, всех тех слов, которые я вам уже нписала. И если бы вы ушли, не раскрыв себя, это было бы очень обидно. Такой ход!
Такое мастерство! Я продолжаю таять от счастья. Я была рада встретить каждого человека из своих помощников, но вы — просто бриллиант среди них.
Тася 13 марта 2013, 13:46
Ершел
пойду впитаюсь в простыни, чё))
Разбор семидесятой главы
Ну, перво-наперво стоит сказать, что эта глава должна была состоять из двух частей и быть в два раза больше, и в набросках уже есть обе части, но, когда я полностью прописала первую, то поняла, что она уже получается размером с главу, к тому же в этот раз нет проходных сцен: эта, которая перед вами, сильна психологически, та, которую вы пока не видели, сильна действиями, смешивать их было бы нехорошо.
Ну да не будем о виртуальном, разберем то, что таки написали. Эта встреча должна была быть столь же колоритной и сильной, сколь диалоги Одина-Локи, с той только разницей, что тут действительно два сильных противника, и никто не намерен уступать, а главное, никто и не будет. Конечно, проще всего было бы сделать из сцены разборки на тему прошлого, представить Хагалара в виде Локи, а Гринольва в виде Одина и превратить разговор в типичное выяснение отношений на тему, кто кому что плохого сделал. Не отрицаю, такой соблазн был, более того, у меня даже есть полный комплект наработок именно на эту тему с кучей вставок из прошлого, но… этого никогда не будет в повести. Потому что Гринольв в последнюю очередь отличается сентиментальностью, а Хагалару просто неинтересно узнавать, что же там было лет сорок-пятьдесят (по человеческому счету) назад. Так что да, признаю, я сама страстный любитель разборок на тему: «Да ты меня мучил и бил, ах какой ты нехороший!!!» — «Это я-то нехороший??? Да это ты все помнишь неправильно! Вот, смотри, что было на самом деле!!!» и дальше еще полчаса раздумий с последующими страстными объятиями, признаниями: «Ах, я был не прав! Ты такой замечательный, оказывается!», и все в этом духе. К сожалению, то, что люблю я, может вовсе не подходить героям, и в данном случае так и есть. И встает сложный вопрос: а что делать автору? Ведь очень часто красивые выяснения отношений нравятся не только ему, но и читателям, то есть введи он их, все довольны будут. И вот тут каждый решает для себя, что делать. Лично я остаюсь до последнего на стороне героев. Серьезные мужчины-воины не могут вдруг начать вести себя как истеричные подростки, однако это не мешает мне лично для себя прописать бред любой степени тяжести и наслаждаться им в укромном уголке. Более того, так даже легче: бред, раз прописанный, дальше уже не лезет в повесть (потому что он уже написан) и можно писать с ясной головой, позабыв о любимом хадкомфорде (как сейчас называются подобные отношения).
Возможно, некоторые помнят, что в свое время Локи подозревал, что Хагалар — один из советников Одина. Он перечислил троих: Орма, Гринольва и Бьерна. Вот двое из них уже появились в повести. Орма физически не будет, но о его судьбе знают те, кто активно проходил «Судьбу Локи» и доходил до него.
Асы приходят к выводу, что пора уничтожить человечество. В оригинальной версии, когда я еще думала, что пошлю весь фелаг во главе с Локи чинить каскет в ЩИТ, я считала, что к концу пребывания поселенцы решат, что людей надо уничтожить и создать гомункулов, но, скорее, по моральным соображениям, а теперь выходит, что люди настолько сильны, что им действительно нет места в системе Девятимирья. И обратите внимание: Хагалар уверен, что ни асу, ни етуну не пришла бы в голову мысль уничтожить чужой мир или народ. Однако же мы знаем, что полукровке Локи не просто пришла, он еще и почти осуществил ее.
Прошлое Хагалара и Локи постепенно проясняется, как и прошлое всего Асгарда. Теоретически к концу повести о войне и всех ее сложностях должно стать известно все, но собирать информацию придется из большого количества глав.
Ну и напоследок: в прошлом Хагалара и Локи прослеживается достаточно много параллелей. В конце концов, когда-то я создавала Хагалара как гремучую смесь из Локи и Одина.
Разбор семьдесят первой главы
Наконец-то я добралась до обещанных трупов. Правда, пока они не трупы, но скоро будут. Прорывать систему отопления я собиралась чуть ли не раньше, чем установила ее. Мне нужна была катастрофа, в которой будут повинны женщины. Ну, то есть не совсем женщины, но на них можно будет спустить всех собак. Эта глава продумывалась три года, но при написании все равно все пришлось переделывать. Повезло, что среди читателей оказался физик, который провел первичную правку половины главы и указал, как сделать взрыв наиболее правдоподобным. Оказалось, что самый правдоподобный взрыв — это отсутствующий взрыв, прорыв трубы взрывом не является вовсе. Изначально я считала, что у меня взорвется труба, обварит четырнадцать асов и все, но оказалось, что обварить такое количество не получится. Тогда решили душить газом. Потом встретились с инженером и решили, что мы еще и электрические ожоги устроим, а еще и отравим службу спасения… Одним словом, трупов будет даже больше, чем я планировала — бедные ученые.
Каскет — изначальная головная боль повести. Может, кто-то еще помнит, что все началось именно с него. Идея превратить его в живое существо пришла мне спонтанно прямо при написании монолога Локи. Не знаю, окажутся ли его предположения правдивыми. Возможно, что и нет. Поговорим об этом с фелагом. Ну или с вами, дорогие читатели: по большому счету, мне все равно, какую точку зрения делать истиной.
Фелаг Локи постепенно разваливается. Рядом с ним остался самый преданный ему ас и самый послушный — по разным причинам оба не могут бросить разработки, хотя уже отчаялись и не столько изучают каскет, сколько подгоняют результаты. Увы, но примерно также работает и наша наука, по крайней мере, гуманитарная.
Общий посыл Наутиз: «Локи творит бред, пойду и сама сделаю что-нибудь великое, заодно утру нос коллегам» совпадает во многом с реальным поведением ее прототипа, хотя во время написания главы я об этом даже не задумывалась.
В фильтруемый воздух не просто так добавляется именно запах люпинов. Исландия — страна люпинов, в июне почва покрывается ковром этих милых фиолетовых цветов. К сожалению, я не знаю, существовали ли люпины в древней Исландии, и проверить никак не могу.
Обратите особое внимание на противопоставление взглядов Локи и местных жителей: все они считают, что не произошло ничего экстраординарного. Даже эмоциональный Раиду и всего боящаяся Беркана. Локи возмущает гибель ученых, пугает произошедшее, но остальные относятся к случившемуся как к неприятной мелочи, в общем-то ничего не значащей. К тому же Локи узнает, что от него многое скрывали. Вспомните, в прошлой главе Хагалар отмечает, что с отоплением что-то не в порядке, но не считает себя обязанным разбираться, здесь о том же вспоминает Локи. Небольшая параллель между ними: оба пустили отопление на самотек, пускай и по разным причинам. Результат печален. Складывается парадоксальная ситуация: Локи беспокоится по поводу местных жителей гораздо больше, чем сами местные жители. Он даже готов казнить своего друга ради справедливости. С человеческой точки зрения он прав, но сможет ли он доказать свою правоту?..
Разбор семьдесят второй главы
Сколько изменений претерпела эта глава за время даже первичного написания, сложно перечислить. Изначально она должна была состоять из расширенной второй части, причем я очень долго не могла придумать, как же именно Локи будет себя вести, когда узнает подробности катастрофы. Более того, я и сама до последнего времени не знала, что же за катастрофа случилась: инженеры и физики никак не могли договориться между собой. Сначала я собиралась просто взорвать водопровод, и обойтись взрывной волной с ожогами, потом оказалось, что это невозможно и неинтересно. Появились ток и ядовитый газ. Потом решили, что, пожалуй, потравим еще и службу спасения… В общем, я обещала 13 трупов, а получилось их чуть ли не 30, так что я даже перевыполнила задачу по трупам. Странно, на самом деле, что первые трупы появились только на девятисотой странице, я думала, что кого-нибудь убью раньше, но не получилось.
Что касается страшных слов, которыми сыпет Локи: «линейная алгебра», «генотип» и прочее. Как мы помним, асы приволокли кучу книг из Мидгарда и бросились их читать. Локи не был исключением, он тоже читал и тоже очень отрывочно и без всякой системы.
Конечно, для Локи взрыв трубы — это настоящее потрясение, гораздо большее, чем для поселенцев, у которых постоянно что-то взрывается (правда, обычно трупов не так и много). Для них это лишь неудача в конкретном эксперименте, для Локи — крах системы. Вспомним, что Раиду в Мидгарде беседовал с женой Алгира, и та рассказала ему о системе ответственности, которая Раиду очень понравилась, однако почему-то он эту систему не ввел. Почему — скоро узнаете. Локи одержим теперь идеей переделать поселение под себя, свой вкус и свое понимание того, как правильно работать. И он уверен, что правда на его стороне. Ближайшие две главы будут посвящены его дальнейшей деятельности в поселении.
Первой части главы, которая занимает почти все место, вообще не должно было быть. Гринольва я ввела просто для разбавления крови персонажам, однако он настолько полюбился публике, что я получила несколько просьб сделать его чуть ли не центральным персонажем. Читатели, к моему огромного удивлению, ждут, что он решит проблемы чуть ли не всех персонажей, станет кем-то вроде «доброй волшебницы», которая распутает все многочисленные сложные взаимоотношения персонажей, а заодно и быстренько победит в войне и сделает Асгард непобедимым… Гринольв невероятно польщен таким безмерным доверием читателей к своей скромной персоне и постарается оправдать его хотя бы частично. Для меня это простой герой: его образ формировался несколько лет, причем не только у меня, но и у еще одного члена фелага, с которым мы чаще всего обсуждаем героев и прорабатываем их характеры. Гринольв гораздо проще тех же Локи или Одина, к примеру, и да, мне нужна была сцена между ним и Одином — мне надо было снова послать его в поселение, но изначально спрашивать о Тени он вовсе не должен был. И не спросил бы, если бы мне не указали на мюзикл «Элизабет», а конкретно на песню «Die Schatten werden länger» — кто смотрел, тот поймет. Образ Смерти в мюзикле очень колоритен и для меня стал в одну линию со знаменитым Фантомасом или Тенью Шварца. Все эти герои планомерно формировала у меня образ Тени, которому уже четыре, если не ошибаюсь, года. Да, в моей голове этот образ есть, как и полная его биография, хотя в повести Тени до этой главы не было, появиться как персонаж она никак не могла, ее только упоминают те или иные герои. Честно говоря, работать с ней очень сложно, потому что тот шикарный образ никак не передать на бумагу. Тень умнее меня во сто крат, да еще и гениальнее, работать с ней практически невозможно, и воспоминания, которые вы прочитали в этой главе, переписывались, некоторые даже дважды. К тому же уже после написания текстов возникла одна проблема: «тень» — «skuggi» в исландском языке мужского рода (в словаре древнеисландского я слова «Тень» не нашла). Это сбило мне всю изначальную концепцию, по которой Тень вроде бы обладает мужским телом, но женским именем, отчего у нее и пошла идея стать андрогинном, метаморфом, способным переодеваться в любое существо и чуть ли не менять пол по своему желанию. Пришлось менять концепцию, причем буквально за пару дней до сдачи фелагу главы (а ведь образ Тени и ее биография существовала уже чуть ли не четыре года), теперь Тень подделывается под прислужницу Хель, этим и оправдывается ее женоподобие. И тут же я вспомнила о еще одной малости, которая полностью изменила настроение главы: в Скандинавии в среде викингов не было большего оскорбления, чем «муж женовидный» (что следует даже из мифов, вспомним «Перебранку Локи»). Викинги вообще не были большими любителями переговоров и тонкой дипломатии, они были воинами, а Гринольв — типичный воин, значит, вся деятельность Тени и ее женоподобность должна вызывать в нем омерзение, а вовсе не благоговение. Пришлось добавить четвертое воспоминание (которое по ходу действия идет третьим), посвященное битве — то единственное, что может оценить Гринольв с позиции воина.
Воспоминания приоткрывают завесу сразу многих тайн и ставят кучу новых вопросов, которых изначально не должно было быть, потому что прошлое не должно было быть раскрыто. Что ж, подробно останавливаться на них не буду, но в свое время расскажу историю полностью… Правда, я почти уверена, что, когда я решу это делать, мой специалист по международным отношениям заявит, что всего, что я напридумала, не могло быть по тем или иным причинам, и концепция изменится, как сейчас с полом Тени.
Разбор семьдесят третьей главы
Это та глава, разбирать которую очень трудно, чтобы не раскрыть случайно все карты и тайны прошлого. Собственно, я считаю, что у меня достаточно намеков и прямых указаний, чтобы можно было понять биографию Хагалара (в следующей главе будет продолжение этой встречи, то есть станут известны еще некоторые подробности). За дополнительными сведениями можно обратиться к «Судьбе Локи» (к примеру, там становится известно, что произошло с Ормом).
Так что не будем о глобальном, обратимся к мелочам. У нас ни с того, ни с сего наступил Йоль. Причем узнала я об этом при написании 77-й главы, так что пришлось вставлять в предыдущие дополнительные упоминания о празднике. Это Дикая Охота, во время которой Один со свитой спускается в Мидгард, поэтому особенно праздновать без Радужного Моста не получается, но как-то праздник точно отмечают. У Локи неадекватная реакция на прошлое Хагалара, и связно это с обычаями и бытом исландцев, помешанных на своей родословной. В древности они знали своих предков на много поколений назад. Сейчас в интернете можно найти огромное генеалогическое древо, охватывающее — внимание! — ВСЮ Исландию! Все исландцы друг другу родственники (что немудрено, ведь их всего триста тысяч (асов ровно в два раза больше)), у них жуткие генетические болезни. Но это сейчас. В древности предки значили очень много, более того, на предках лежала забота о потомках, причем не в смысле воспитания нового поколения, а в смысле удачи, которая передавалась по наследству. Творить зло нельзя было потому, что понизишь удачу и усложнишь жизнь потомкам. Однако, что интересно, подобная любовь к предкам, прекрасно сочеталась с родственниками, которыми не рождались, а становились. И как это возможно, я не очень понимаю.
Так вот, человек не может не знать своих предков — это аксиома, а Хагалар не просто не знает, он еще и гордится своим незнанием, заявляет, что сделал себя сам — это вдвойне отвратительно и полностью обесценивает его в глазах Локи.
Что же касается взаимоотношений с поселенцами, то мне давно хотелось хоть в каком-нибудь произведении показать такую ситуацию: человек прав во всем, но общество его не принимает, потому что он не понимает нужд этого самого общества. Вот с поселенцами сейчас просто идеально получилось. И да, теоретически — Хагалар не единственное связующее звено между дворцом и поселением, есть и другие асы, попавшие в поселение из дворца, но они не станут связываться с Локи.
Что будет юный бог делать сейчас, когда на него наседают и Хагалар, и Гринольв, я пока не знаю хотя бы потому, что до сих пор точно не знаю последствий отравления газом — надо будет еще проконсультироваться с медиками на эту тему. Но в любом случае, трупов много, лед тронулся, только не очень понятно, в какую сторону.
Разбор семьдесят четвертой главы
Это последняя глава из написанных в августе. С августа до ноября у меня был перерыв: я не писала новые главы, а дорабатывала старые. Возможно, за три месяца стиль немного изменился и следующая глава будет непохожа на предыдущие.
Летом мне «повезло» побывать в нескольких пьяных компаниях, где я была единственным трезвым человеком. Это позволило понаблюдать за поведением пьяных, за их действиями и речью. Надеюсь, мне удалось передать реальность хотя бы в некоторой степени.
Вкрапливать в текст прошлое персонажей достаточно сложно. Сложно в том плане, что, в отличие от реального повествования (в настоящем времени) прошлое появляется только маленькими кусочками и не должно противоречить самому себе. Настоящее персонажа можно писать, не продумывая его с самого начала, просто как пойдет, а вот если не продумать прошлое, то получится огромное море несостыковок, поэтому именно на нем я с самого начала и сосредотачивалась. По большому счету, в повести нет ни одного героя без собственных тайн прошлого: все поселенцы — в той или иной мере либо преступники, либо отщепенцы (другие не пошли бы в поселение), все они отказались от своих имен, своего прошлого и явно не просто так. Вообще про отказ от прошлого говорилось с самой первой главы, и читатели к этому уже успели привыкнуть, но только сейчас, в последних главах, становится понятно, насколько от многого поселенцы отказались. Современные леди помнят хорошо если своих прабабушек и прадедушек и гордятся этим знанием, исландцы же помнят своих предков на много веков назад. Отказаться от прошлого — это предательство, а фактически все поселенцы, принимая позорные клички, отказываясь от нормальной семьи, отказываются и от себя самих. Для исландцев это бОльшее преступление, чем убийство или грабеж. И именно из-за этого, в первую очередь, обычные асы презирают поселение, именно поэтому из него нет обратной дороги.
Упоминающаяся в главе традиция строить мост в честь погибших мужей задокументирована, но вызывает несколько вопросов: во-первых, обычно мужья погибали очень далеко, и жены могли годами не знать об их гибели (а могли и всю жизнь не знать, ведь корабли не обязательно возвращались домой), во-вторых, мужчин погибало достаточно много… Зачем через речки (а в Исландии большинство речек очень мелкие, через них можно либо перейти по камушкам, либо вообще перепрыгнуть, либо речки расположены в ущельях, куда человеку не надо идти) строить так много мостов? И что это были за мосты? Учитывая специфику местных рек, явно не такие, как мы себе представляем.
Что до режущего слух слова «объедки», то не стоит его понимать буквально. «Объедки» — это не полуобглоданные косточки, на которых почти не осталось мяса. В данном контексте имеется в виду, что сперва ел Гринольв, а потом уже то, что осталось, доедали другие. А оставалось обычно полстола. Подобная традиция существовала не только на западе, но и на востоке и часто распространялась на женщин (жена ела не с мужем, а после мужа).
Две кровеносные системы у магов — моя давняя идея, которая, правда, не может соответствовать истине: знакомые врачи хором заявляют, что невозможно в тело человека (а асы по размерам равны людям) запихнуть вторую кровеносную (магионосную) систему, пускай и не такую разветвленную. По мне так система, при которой организм сам вырабатывает магию, очень удобна, а, главное, объясняет, почему у одних магия есть, а у других — нет.
Рассуждения Локи насчет Хагалара вроде как логичны, но если внимательно прочитать, то видно несколько несостыковок. У него сейчас слишком много информации, которая не может сложиться в истинную картину ввиду отсутствия нескольких важных звеньев цепочки, однако у читателей, которые знают больше Локи, есть возможность собрать прошлое Хагалара более подробно.
Не за горами вторая встреча Локи с собственными сестрами. Правда, прежде чем ее устроить, мне надо разобраться, в каком состоянии у меня обожжено-отравленные. А то мы закрутили такие сложные проблемы со здоровьем, что я даже примерно не представляю, как выглядят асы злополучного электрического фелага и от чего именно они страдают.
Разбор семьдесят пятой главы
Сюда переехал первый кусочек главы, которая была призвана напомнить обо всех поселенцах, которых мы узнали за прошедшие 900 страниц. К сожалению, теперь глава из шести кусочков распалась аж на четыре главы, так что показать сборную солянку мерзости человеческой не получилось. Миссия первого варианта главы была — наглядно продемонстрировать мои представления о мире в общем и о людях в частности. Примерно такой реакции я ожидаю от них, если появляются какие-либо проблемы. Разве что обычно они не говорят прямо, но думают примерно следующее (сколько получается понять по косвенным вопросам или их поступкам). Моя цель была сделать всех персонажей настолько мерзкими, насколько это вообще возможно, и при этом сохранить их в характере. Мерзостность большинства из них очевидна, напомню только о Наутиз. Несколько глав назад она провела исследования Локи и его родни и выяснила, что Локи вовсе не сын Одина и даже не ас. Она испугалась результатов своих исследований, ни о чем не сказала Ингвару, зашифровала их и постаралась забыть. И вот теперь катастрофа. Как можно понять по отдельным ее репликам, Натуиз считает, что ее убили из-за исследований, винит во всем Локи и… Отдает исследования Ивару, подставляя его, как она сама считает, под смерть и месть бога. Гордыня не дает ей упокоиться с миром и потерять всё, чего она достигла.
Перед тем, как писать эту главу, я перечитала некоторые первые главы, поняла, что забыла многие мелочи и решила вставить сюда. Кроме того, я посмотрела все свои записи по Исландии и выяснила страшную вещь, которая каким-то образом ускользала от меня все это время: исландцы считают время «ночами» и «зимами», а не «днями» и «летами» как мы. Пришлось просматривать все главы и переделывать. Сейчас работа уже закончена, заодно перечитала еще несколько хороших пассажей, которые забылись за четыре года написания.
Кусочек про Ивара я не могла написать очень долго, потому что никак не могла понять, в каком у меня состоянии пострадавшие, от чего именно они пострадали и как выглядят. В конце концов, я поняла, что определить точно не получится, кто обварился, кто надышался, кого дернуло током… Тогда я отказалась от идеи делать эту часть от имени Наутиз. Вообще я давно хочу попробовать написать текст от имени умирающей, но в данном случае я поняла, что не представляю, ни как она выглядит, ни что чувствует, ни вообще ничего. Пришлось перекидывать функции фокального персонажа на Ивара, и он с ними блестяще справился. Впрочем, Ивар блестяще справляется почти с любыми отрывками: он очень простой и удобный персонаж. Зато свою вторую мечту о полной утилизации трупов мне удалось осуществить. Мне ужасно нравится эта идея, но ни в одном моем предыдущем рассказе она была неуместна, а здесь пришлась как раз.
Ивар во время разговора с Локи замечает каскет, о котором все давно забыли. Если читатели помнят, то именно каскетом Локи с остатками фелага и занимались, когда грянул взрыв. Осталось только два варианта: либо снова идти в Мидгард и изучать артефакт, либо вызывать етунов и спрашивать совета у них.
С Ингваром были свои трудности. Он, как и Наутиз, имеет своего «хозяина» — человека, чью речь я вставляю в уста персонажа. Но в данном случае к хозяйке Наутиз не было смысла обращаться — отдельные слова кто угодно произносит одинаково. А вот у Ингвара реплик много, но он должен говорить столь страшные и аморальные вещи, что я не решилась обращаться к его прототипу, просто посмотрела по своим записям, какие фразы он обычно использует, и их вставила в текст. Прототип точно не оценил бы такого наплевательского отношения к смерти и потребительского — к Хельхейму.
В этой главе снова появляется учитель, о котором все, наверное, успели забыть. Мне нужен был кто-то со стороны, кто-то, кому Локи доверится, но не Один. Ответ нашелся сам собой — учитель прекрасно подошел на эту роль. Содержание главы было мне неясно до последнего, была только общая идея, а потом, словно бисеринки на леску, стали нанизываться старые задумки, которые никак не удавалось реализовать: подарки царевнам, которые нельзя подарить, подробные описания катакомб, сомнения Локи насчет прошлого Хагалара, откровенный разговор с магом и мгновенная телепортация в Ётунхейм: все эти мелочи существовали по отдельности, а тут их удалось объединить и заправить кучей отсылок к первым главам: тут и идол, и беседа с Одином в Ванахейме, и тайный лаз, и конь из всё того же Ванахейма.
В рассуждениях перед сном Локи констатирует неприятную для себя правду. По большому счету, если бы он охранял установку с Тессерактом, исход битвы в Нью-Йорке действительно мог быть другим. Сами рассуждения Локи претерпели серьезные изменения: в первой версии он очень переживал по поводу своей полукровности, но потом я поняла, что это выглядит уж слишком натянуто, и убрала все рассуждения около каскета.
Постепенно Локи меняет своё отношение к Одину. Былого восторга уже нет, но, как видно по главе, особых переживаний по поводу того, что Один, возможно, намеренно скинул его с моста, тоже. На месте отца он мог поступить также.
Друзья Локи во дворце — отдельная тема, которую, к сожалению, невозможно развить в рамках этого фанфика. Локи ведь в Асгарде жил больше тысячелетия, но по большинству фанфиков получается так, что жил он один, максимум был подпевалой брату и его друзьям. Иногда Локи позволяют иметь единственного друга: это обязательно девушка, отношения с которой с течением времени перерастают в любовь. Но вряд ли Локи был настолько нелюдимым (особенно учитывая, как он умел со всеми договариваться, судя по фильмам), что у него не было ни друзей, ни знакомцев, вообще никого. Создаётся впечатление, что Локи жил в вакууме или в прямом смысле слова не вылезал из библиотеки (но тогда у него были бы друзья-библиотекари). Ту ремарку насчет друзей, которую я позволила себе в этой главе, стоило вставить, конечно, гораздо раньше, но то я про нее забывала, то был неподходящий момент. А вывод из этого один: все мелочи надо записывать и просматривать при написании новой главы — вдруг удастся вставить? У меня такого банка не было изначально, вот теперь страдаю. Я писала только основные идеи и некоторые мнения и характеристики конкретных персонажей. Что интересно: многие очень сильно отличаются теперь от изначальной задумки, правда, стали только интереснее.
Поездка домой сильно изменилась: изначально в ней встречались пояснения очевидных вещей, к примеру, почему Локи оставляет коня на болоте, а сам идет пешком по лавовому полю, где привязать животное просто негде.
Что касается праздника, о котором говорится в нескольких последних главах, то Дикая Охота — это день, когда асы во главе с Одином спускаются в Мидгард, пугают мирных жителей, карают неугодных и забирают в Вальгаллу бравых воинов, которым не удалось умереть на поле битвы, а сейчас они уже стары. Таким образом получается, что без Радужного Моста праздновать Йоль невозможно, а, учитывая ЩИТ, то и вообще опасно.
Сценка с Тором писалась спонтанно и сильно позже предыдущего кусочка. Изначально между ними вообще должно было проходить несколько глав, но тогда получалась жуткая сбивка по времени. Меня просили отправить Гринольва в Етунхейм, и это была неплохая возможность исполнить пожелание читателя, кроме того, удалось посмотреть на прибытие немного под другим углом. Ничто не ускользнет от всевидящего взгляда Одина.
Беннер собирается в Асгард — это отсылка к 68-й главе, когда Тор гостил у доктора и пообещал показать город. Беннер хотел исследовать Локи, Тор был категорически против, но теперь изменил свое мнение.
Всё чаще мелькает имя Орма, но не беспокойтесь, он точно не появится в повести — я точно не в состоянии прописать древнего старика. Он мелькает в «Судьбе Локи», так что читавшие книгу-игру знают, что он жив и относительно здоров. Что же касается всей запутанной истории прошлого со всякими лабиринтами и Арнульвами, то в своё время всё тайное станет явным.
Разбор семьдесят шестой главы
Беседа логистов снова затрагивает тему судопроизводства Асгарда-Исландии. Я изучила ее достаточно подробно и постаралась по кусочкам разложить в разные части этой главы. Сейчас у нас конец 2013 года: пришлось проверять, какой именно сезон «Шерлока» в это время вышел.Оказалось, всего лишь второй. А вот «Доктора Хауса» уже закончили снимать.
Следующая часть перенесла нас в Австралию. Представляю вашему вниманию столицу Австралии, о которой никто ничего не знает. Все знают только Сидней с его олимпиадой, а столица как-то умудрилась затеряться. Странные названия, которые встречаются в описании — это цветы чудной красоты — самые знаменитые австралийские цветы. Порядки Австралии несколько нарушили мои планы. Изначально Ансур должна была курить, но потом оказалось, что курить в Австралии нельзя нигде, что сигареты дико дороги, проводится жуткая антитабачная кампания, причем очень успешная. Пришлось переделывать целый пассаж. Ансур тоже имеет своего покровителя, но опять же тема смерти столь интимна, что я не решилась обращаться к человеку, тем более, что я помню, как мы однажды обсуждали смерть ее подруги. А я очень хорошо запомнила ее реакцию, потому что она была именно такой: холодной, ничего не выражающей и скупой. Ну и да, все эти «Царствия ей небесное» — реальные цитаты. Ансур не очень-то есть дело до своей подруги, но Дагар поступает просто ужасно с точки зрения варварской морали. Он собирается подменить кость! Ансур ведь хочет, чтобы именно ее подруга, пускай и в виде косточки, вечно была с ней. Возможно, она собирается делать оберег или еще что-нибудь в этом духе. Для любого ритуала необходима правильная кость, а Дагар (логист, привыкший к порядкам современного Мидгарда) относится к ее желанию философски.
Еще стоит добавить, что Ансур — единственный персонаж, который, по крайней мере, сейчас, не только речью, но и внешностью и повадками похожа на своего прототипа. Даже интересно было бы проверить, узнала бы ее хозяйка себя в этом отрывке или нет… Но именно потому, что я боюсь, что узнает, я ей его никогда не дам.
Локи просыпается и идет домой через катакомбы. В свое время они подверглись строгой цензуре, потому что там было много примерно одинаковых отсылок к прошлому.
По возвращении Локи узнает, что его искали логисты — этой детали раньше не было, но без не оказалось никак не объяснить, почему логисты еще не в Мидгарде. Вообще действие глав 73-77 занимает всего три дня, и было очень сложно разрулить, как так получилось, что никто ни с кем не столкнулся из тех, кто не должен был по сюжету.
Знаю, что многие жаждут того, чтобы Локи согласился учиться у Хагалара. Наверное, они обрадовались, когда Локи согласился, и огорчились, когда выяснилось, что согласие фиктивное. С одной стороны я и рада угодить читателям, но с другой: подвести Локи под обучение у Хагалара достаточно сложно, учитывая события последнего года. Зато Локи узнаёт о прошлом Хагалара. Знаю, что многие неправильно понимают, кто такие были дети Гринольва. Они не были сиротами, их просто оставляли на попечение советников, пока все взрослые члены клана уходили на войну. Гринольв и прочие советники должны были сохранить детей и вернуть их потом родственникам, если таковые возвращались, или же решать собственноручно их судьбу, если родственников не было.
Разбор семьдесят седьмой главы
Эта глава далась мне потом и кровью. Я несколько месяцев не могла приступить к ее написанию. Вообще же, чем ближе конец, тем меньше мне хочется писать, и это несмотря на то, что впереди еще много интересного.
Наконец-то я убила Наутиз. Я больше двух лет к этому шла. За это время у девушки, которая ее придумала, умерли все близкие родственники, а ее жизнь кардинально изменилась. Причем о том, что убью ее в этой главе, я не знала заранее. Почти все события этой главы получилась такими, какими получились, случайно. Я задумывала нечто иное, но оно не пошло. Изначально я думала, что Ивар приведет царевен Етунхейма. Потом я решила, что это слишком просто: вот так вот взять и привести. Так всегда получается в книгах, но ведь в реальности у тех, кого вы просите о помощи, вполне могут быть дела. Правда, тогда я думала, что царевны просто откажутся лечить асов. Что касается первой части, то и смерть Наутиз, и упоминание, и некоторое оправдание Дагара были придуманы спонтанно по ходу написания. Мне бы очень хотелось вставить в текст подробное описание расчленения, которое я наблюдала и подробно описывала несколько лет назад, но то было обычное вскрытие, а у нас тут хозяйственная расчлененка.
Я до последнего думала дать всё же Наутиз ведущую роль и показать предсмертную агонию, но всё же поняла, что я неспособна описать то, что не чувствовала, а, главное, никогда не почувствую (а если почувствую, то записать точно не смогу). Так и умерла она: тихо и без особого шума. Впервые в этой повести убиваю реально значимого персонажа, даже немного жалко. Хотя вместе с ней погибают и почти все женские персонажи, которые хотя бы мелькали: Беркана-2, а также Хозяйка Змеи. Остались Фену, Беркана и Кауна.
Мелькает в главе алхимия (рецепт, который я упоминаю для создания камня мира, на самом деле был рецептом жидкости, исцеляющей все болезни (а теперь прочитайте еще раз внимательно состав и посчитайте, сколько во всеисцеляющей жидкости ядовитых веществ)), а также описание Етунхейма. Более подробно мы с ним ознакомимся, когда приедем туда вместе с Гринольвом.
Обратите внимание на очередную трактовку пары Каскет-Рагнарек. Кажется, это уже третье мнение насчет их взаимосвязи. Конечно, сразу возникает вопрос, а какое же верное. Как и в жизни: все и никакое. Прямо сейчас Рагнарек точно не настанет, а природу изначального артефакта постичь на самом деле никто не может, так что тайна так и останется тайной, но спекулировать по ее поводу можно долго, и каждый персонаж может иметь своё мнение, подкрепленное личным опытом и убеждениями.
Часть, посвященная Уруру, интересна не самим Уруром, а тем, что происходит вокруг него. В отчаянии он обращается к мастерам, но Хагалар просто смеется над ним, а Ивар дает самый банальный совет, какой только можно дать. И вот это, кстати, самая стандартная реакция людей на чужие проблемы: либо они смеются (часто не вслух, а про себя) и думают, что проблемы выеденного яйца не стоят; либо они начинают говорить банальности, которые и без них понятны и очевидны.
Хозяйка Змеи — единственная асинья, которая не имеет имени, поскольку человек, который ее озвучивал, отказался выбирать руну. Раньше я обходилась, не называя ее имени, сейчас придумала прозвище. Заодно вспомнила о змее, которую Локи привез из Фенсалира. Осталось только не забыть, что змея теперь у Урура.
Мастера ссорятся друг с другом вместо того, чтобы решать хоть какие-то проблемы. И, главное, большая часть поселения настроена против Локи, а если не против него, то против его начинаний. А ведь Локи — единственный, кто пытается разрулить ситуацию. Пускай делает он это ради своей выгоды, но, по крайней мере, делает. Стандартный конфликт человека и общества, разве что я решила придумать много поводов, из-за которых народ будет недоволен Локи.
Последний отрывок посвящен пожилым асам, достигшим уже, как минимум, трех тысячелетий. И что же мы видим? Алгир скрывает от царевича решение проблемы деторождения, которая самая важная во всем Асгарде. Кроме того, пока все должны думать и решать проблему катастрофы (он, между прочим, врач и должен был бы днями и ночами думать, как лечить пострадавших), он думает, кого бы посадить на трон и как бы утихомирить Локи. Ну и, правда, его беспокоит Хагалар. Действительно сильно беспокоит, просто здесь и сейчас у меня не было возможности это показать, но в будущем постараюсь. Он очень хорошо помнит, что представлял собой Хагалар раньше и помнит, сколько лекарств тому пришлось пить, чтобы стать нормальным асом. Повторения былого кошмара точно не желает.
Маннар скрывает постройку радужного моста, точнее, заклинания для него, которого тоже все ждут с первой главы повести. Кроме того, он пытается заставить Алгира вразумить Локи, но сам благоразумно не собирается следовать собственному совету.
Если же говорить в общем, то могу сказать вот что: очень удобно писать главы, когда ты знаешь свой мир и биографию персонажей досконально. За несколько лет я сроднилась с ними, пропустила их сквозь себя, и теперь мне не так сложно, как в первых главах, выстраивать их характер и поведение. Можно сказать, что главы пишутся сами, самое сложное: это заставить себя сесть и написать очередную главу, но, благо, у меня есть целый фелаг для пинания.
Разбор семьдесят восьмой главы
В эту главу переехал последний кусочек, который остался от 75 главы.
Долина гейзеров, по которой гуляет Раиду, — та самая, которая находится между поселением и кладбищем, куда ездили Локи с Одином. Там находится могила и Локи, и его настоящей биологической матери. В реальности эта долина тоже существует, на нее обязательно возят туристов. Разве что в реальности к гейзерам подойти нельзя — они все опоясаны ленточками, а рядом стоят таблички, на которых написаны имя гейзера, температура воды и прочее. Профессии, которые перечисляет Раиду, действительно единственные, которые могли позволить себе исландцы в своем, кажется, бронзовом веке (если не ошибаюсь, то их жизнь застыла примерно на таком уровне развития). Собственно, одна из основных проблем моего Асгарда — это столица, которой на самом деле в Исландии нет. Ну, то есть города были, но это были просто разросшиеся поселения, а так семьи жили своим укладом, своими фермами, которые отстояли друг от друга на несколько километров. А тинги собирались не так и часто для решения общих проблем.
Что касается названой жены Ивара, которую упоминает Фену, то она мелькала в одной главе, когда в поселении только начиналась промышленная революция. Это женщина из соседней деревни, грубо говоря, любовница Ивара. Раз в поселении запрещены любовные утехи, то каждый решает по-своему, как получить желаемое, не нарушая закон.
В конце Фену надевает на шею Раиду гривну и ждет реакции. Гривна — женское украшение, и любые шутки подобного рода просто обязаны приводить в ярость любого настоящего мужчину. Поэтому Черная Вдова так сильно удивляется, когда даже такое верное средство не помогает.
Пока Раиду страдает, логисты радуются свободе, а мы снова переносимся в Осло, в котором я успела побывать за то время, что писала главу. Я очень благодарна фелагу за то, что эту главу проверяли так долго, и я успела вернуться из путешествия. Изначально я делала описание, опираясь на статьи про быт и характер норвежцев, потому что я лично знаю только одного шведа. Он, конечно, тоже скандинав, но всё же Швеция не настолько эмансипированная страна, как Норвегия. Описания Норвегии, ее быта и нравов, честно говоря, не внушают оптимизма. Отношения между людьми, семейная жизнь там очень своеобразная, что я и пыталась показать в отрывке, хотя самые шокирующие подробности вроде того, что женщины, которые в течение рабочей недели ведут себя как примерные представительницы социума, в выходные напиваются в барах и подцепляют буквально любого мужчины — осталось за кадром. Живут норвежцы, в основном, по личным домам, а большие города отданы на растерзание мусульманам — незавидная картинка. А, ну и питаются они, в основном, фастфудом, так что поход в тайский ресторан — и в самом деле событие. Примерно это я вынесла из статей, но реальность оказалась еще ужаснее. Фактически Осло состоит из мусульман, бомжей, нищих, негров и испанских туристов. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Одинокие красивые старые дома тонут в новостройках, а плакаты, призывающие голосовать на выборах, написаны на пяти языках, в том числе и на арабском. Так что пришлось переписывать абзацы про Осло. В изначальной версии Дагар вполне счастливо жил в столице. Сейчас же он жаждет оттуда уехать. Остров, который он себе присмотрел, я исходила вдоль и поперек и подыскала ему подходящий домик (картинка прилагается). Вообще же гораздо проще писать о тех местах, где ты был. Жаль, что нельзя побывать во всех странах, которые я так или иначе затрагиваю.
Начинается новый виток промышленной революции и новый виток в Локи-Хагалровских отношений. То была явная война, теперь холодная, но зато интересная в плане возможных сюжетных ходов и развития событий. Одно общее у героев, безусловно, есть: презрение ко всем окружающим, искренняя убежденность, что вокруг просто толпа, которая пойдет за сильным лидером и вдохновится спецэффектами.
Четыре основные проблемы, выделенные Локи — это и будут те задачи, которые герои будут решать в оставшееся для повести время, так что ждите гостей из Мидгарда.
Меня недавно спросили, откуда пошла идея, что отверженные занимаются наукой?
«А откуда идея, что отверженные должны заниматься именно наукой? Это очень оригинально. Я еще понимаю, когда наоборот: ученый, маг внушает такой ужас косному средневековому (зачеркнуто) обществу, что становится отверженным. А у вас прямо какая-то антиантиутопия. Сообщество беглых каторжников, собранных насильно в общем гетто, лишенных частной собственности и личного пространства, вместо того, чтобы устраивать игры альф и омег, создают НИИ, и я так понимаю, у них там еще и республика».
Мне казалось, что я в начале об этом упоминала, но, видимо, нет. Я перевернула классический закрытый НИИ. Сделать главными героями именно ученых мне всегда хотелось, а здесь представилась такая восхитительная возможность. Ученые, запертые в своем городе — это классика, и она мне очень пригодилась, однако ученые с тайным и неизведанным прошлым — это еще интереснее. Кроме того, создав поселение отверженных, я смогла запихнуть в него кучу бывших дворцовых асов, сумасшедших и прочее — одним словом, сделать интересный коктейль из героев и нравов. Было бы очень скучно, если бы в мире науки оказались одни настоящие ученые — повесть на этом не построишь хотя бы потому, что там не могло тогда оказаться Хагалара. Кроме того, во всяких шайках и бандах принято менять имя, и этот обычай мне тоже был жизненно необходим, чтобы герои ходили в масках, и никто не знал бы, кем они были за воротами.
Что касается формы правления, то Исландия и вообще вся Скандинавия давних веков — это фактически республика с тингами, я просто сделала мини-Исландию в Исландии. Как раз таки царское правление Одина плохо вписывается в то, что было в древности. Поэтому он не столько царь, сколько бог. Частной собственности как таковой в то время тоже не было — была только собственность клана, а здесь клан — это всё поселение.
Разбор семьдесят девятой главы
Как многие, должно быть знают, я обожаю писать фанфик по заявкам читателей. Он столь пластичен, что я могу фактически любую мысль туда вложить и любой эпизод проиграть. Однажды меня попросили подробно раскрыть Етунхейм и послать туда Гринольва. Честно говоря, сначала я думала, что это невозможно, ведь никаких связей с Етунхеймом нет, а царевен он точно знать не может, да и смысла нет его к царевнам вести — там смотреть нечего, и скорее я смогла бы вставить туда монолог про алхимию, чем про быт Етунхейма. Но при написании предыдущего эпизода с Тором я вдруг поняла, что туда легко можно вставить Гринольва и что ему есть, что делать в Етунхейме. Осталось только добавить ему парочку сопровождающих, и вуаля — всё готово! Описание Етунхейма взято с сайта Анны Блейз — не перестаю благодарить Тасю за то, что она несколько лет назад показала мне его. Изначально я собиралась подстраивать Ётунхейм под какую-нибудь реально существующую страну, вроде того, как подстраивала Ванахейм под Индонезию, но в Етунхейме такой сумасшедший климат, что подделать не удалось, и стал он просто точной копией с сайта Анны.
Почти все незнакомые имена были разобраны по ходу главы, из нераскрытых остались лишь Фьольвар, Фьёльсвинн и Гюмир. Гюмира некоторые, возможно, знают, потому что он встречается в основных мифах аж дважды, причем всегда вместе с Тором: то они вместе Ёрмургарда ловят, то Бальдра поминают. Фьольавар встречается только в одной песне — он правитель острова Альгрён и имеет семерых дочерей. Фьёльсвинн — великан из «Речей Многомудрого», стражник. Менглед вместе со своим чертогом уже не раз упоминалась в повести — пожалуй, она действительно самая известная из ётунов получилась.
Что касается странностей насчет Лафея и полукровностиётунов — тут не моя выдумка, а информация всё с того же сайта, и мне нравится то, что получается. Думаю, я не единственная, кого всегда занимал вопрос, как так получилось, что ледяных великанов два вида — етунхеймские и нифльхеймские. Сайт Анны Блейз даёт очень интересный ответ. Конечно, я читала его, но достаточно давно, поэтому успела забыть подробности, пускай и такие важные. Хорошо, что Ётунхейм появляется на страницах повести редко.
Хагалар освобождается от Сиф. С самого начала их союз был не совсем понятен, учитывая, что Хагалар — маг, а не воин, и продолжи он заниматься с Сиф, скоро бы она превзошла его, что больно ударило бы по самолюбию величайшего мага. А так он сумел выйти сухим из воды, пускай Сиф и догадалась о его планах. Заодно он подталкивает Сиф к более близкому знакомству с Гринольвом, поскольку точно знает, что тот может дать очень многое, особенно при индивидуальных занятиях, и было бы хорошо, если бы Сиф смогла с ним об этом договориться, но без прямых подсказок бывшего наставника.
Что же касается последнего рассказа Гринольва об Орме, то он еще не раз будет перекликаться с другими главами. Очень люблю, когда в книгах прошлое персонажей рассказывается постепенно, дозировано, самыми разными персонажами с самых разных сторон, поэтому и сама использую этот прием довольно часто. Правда, у него есть один побочный эффект: приходится помнить, какие именно крохи информации в какой главе проскочили, и если страниц уже почти тысяча, то путаешься в том, что уже написано, а что должно было быть написано, но почему-то потерялось. Поэтому я в ближайшее время и собираюсь перечитывать повесть и выцеплять все мелкие мелочи, которые потерялись по ходу сюжета, а также дораскрою то, что давно надо было раскрыть. Так что, возможно, ближайшие главы будут наполнены отсылками и хвостами к давним главам. В конце концов, не так и давно по главам Беннер обещался приехать в Асгард, но почти никто этого уже не помнит. Боюсь себе представить, что потерялось главах в двадцатых-тридцатых.
Разбор восьмидесятой главы
Эту главу можно было бы назвать лаконично: «Имена». Заметьте, сколько поминается персонажей, у которых фальшивые имена: сам Хагалар, учитель Локи, Беркана, Царица Листиков. Я, когда писала, даже не думала об этом, но и правда большая часть героев скрывает свои имена по самым разным причинам. И фактически эта глава вся построена на том, чтобы узнать истинное имя (всех, кроме Берканы, которую помянули случайно). И два имени появляются в тексте.
Пару глав назад мы узнали, что Локи думает о дружбе с Хагаларом (правда, в главе про Осло этому мотиву уделено всего несколько строчек, но хоть что-то), а вот позицию Хагалара мы наблюдаем в течение всей этой главы. Обычно любое противостояние рано или поздно заканчивается победой одного противника и проигрышем другого, однако в данном случае сдаваться никто не хочет, борьба выходит на новый уровень, правда, с бонусами для обоих противников. Теперь работают они якобы вместе, и это при том, что Хагалар с самого начала не разделял чаяний Локи. Как мы помним, потом он изменил своё решение, но в любом случае полностью поддерживать революцию, которая предполагает перенимание технологий, требующих таких ресурсов, которых в Асгарде нет, он не будет.
Несколько глав назад Локи пригласил учителя приехать к нему в гости. Тот, правда, хотел поехать со своим подопечным на охоту, но не сложилось, будем считать, из-за глубокого снега. Его истинное имя, как и отчество Царицы Листиков, весьма сложно выговариваемы, что типично для исландского языка. Исландцы любят нагромождение согласных и гласных вроде «ю» или «я». До этого я старалась подбирать более простые имена, думая об удобстве читателей, но эту главу захотелось сделать более скандинавской (особенно учитывая, что прошлая фактически полностью посвящена Етунхейму с сайта Анны Блейз), поэтому в ней множество отсылок к быту исландцев. Надеюсь, читателям удалось представить себе жилище и одежду исландских женщин. Если бы глава была не от имени Хагалара, удалось бы подробно показать и платье, и обувь, но, увы, Хагалар подобное отмечать бы не стал на своей давней знакомой.
Возможно, кого-то запутали рассуждения о двух вариантах убийства: с честью или нет. Для викинга было важно не столько выжить, сколько с честью сохранить свою жизнь. И достойная смерть — это не просто прихоть во имя бога или каких-то высших сил. Нет, викинги считали, что человек живет вечно, если умер героем, потому что тогда его помнят потомки и прославляют. Истинная смерть наступает только тогда, когда твое имя предали забвению. А до этого продолжается жизнь, причем, если потомки достойные и чтущие память предков, то вечная. У исландцев даже понятие красоты тесно перекликалось с воинской удачей и достойной жизнью. Красота внешняя лишь воплощает красоту внутреннюю. Если человек удачлив и достоин, то в сознании современников он будет красивым, даже если у него кривые ноги или зубы. Причем, в отличие от других народов, исландцы в сагах не заменят кривые ноги на прямые, они честно опишут героя, который нам покажется омерзительным, но с их точки зрения будет красавцем.
Возможно, многим царапнуло слух слово «фелаг», встреченное вдали от поселения отверженных. Действительно семьдесят девять глав подряд создавалось ложное ощущение, что «фелаг» — изобретение поселенское, но это неверно. «Фелаг» — это всего лишь объединение, чаще всего торговое, когда люди вскладчину организуют какое-либо дело. Вовсе необязательно взрывательного толка. Так что любой исландский купец состоял в фелаге и, скорее всего, не в одном. Кстати, что интересно: слово «приятель» на английском и других языках этой группы происходит именно от пресловутого «фелага».
Что касается произошедшего в домике Царицы Листиков, то тут я оставлю читателей строить свои догадки: кто был пьян, кто врет, кто какие цели преследует. Я просто не могла удержаться и не прописать почти постельную сцену между Локи и женщиной с именем его каноничной жены. И да, имя Сигюн существует и достаточно часто встречается в Исландии, так что нет ничего удивительного в том, что в Асгарде это имя встречается. Я читала множество фанфиков с центральной любовной линией Локи-Сигюн. Полагаю, что читатель ждет такой же развязки и здесь, поэтому я и устроила чуть ли не любовную сцену, как только решила дать героине такое имя. Можно сказать, что это очередная насмешка над тенденциями фикбука.
Разбор восемьдесят первой главы
Наверное, вы удивились, прочитав эту главу. Честно говоря, я тоже, потому что она должна была быть совершенно другой. Неизменной в ней относительно летних идей (а продумана глава была в июле) осталась сценка с Гринольвом. Вот там да, я собиралась устроить разговор Одина и Гринольва о Етунхейме, я его устроила. Правда, асы получились более мерзкими, чем я предполагал изначально, но это мелочи. В конце концов, подобное происходило множество раз за время человеческой истории. И всегда меня бесило то, что выигравшая сторона считала себя святой и праведной, а проигравшую называла агрессором, недостойным жизни, развития и проч. Мне хотелось, чтобы хоть одна держава честно признала, что именно она сделала с побежденной державой. Не люблю лицемерие. Что касается мифа о сотворении мира, то в скандинавской мифологии действительно изначально были мир холода и огня, а потом уже появились Имир и корова. А вот что касается самого племени етунов, то официальная мифология считает их потомками внука Имира, а сайт Анны Блейз — потомками гигантов Муспельхейма и Нифльхейма, и в данном случае я брала именно вторую точку зрения за основу. Так что получилось сочетание настоящего мифа и современного переложения.
Вторая часть главы должна была быть совершенно другой. Изначально там должен был быть диалог с сестрой (с коронными фразами вроде «Я не брат тебе», которые встречаются в каждом втором фанфике о постмстительных событиях), во время которого Локи договаривается с сестрой идти копать могилу матери и вызывать ее дух (надо же познакомиться). В зависимости от времени сутов длины диалога я либо в этой же главе собиралась копать, либо в следующей. Потом мне пришла в голову другая идея. Точнее, пришла она мне в голову давно — в мае, но потом как-то забылась. Можно убить Локи и продолжить повествование без него. Или ввести в кому. Понятно, что все персонажи прыгали бы вокруг в попытках оживить или вывести из комы, но интересно же посмотреть, что бы стало с сюжетом без основного героя? Мнения в фелаге на счет этой идеи разделились, и летом она так и не была доведена до конца. А потом, уже осенью, я посмотрела «Анну Каренину» — мюзикл очень хорошо лёг на моё повышенное эмоциональное состояние, и сразу после него я решилась-таки писать главу со смертью Локи. Я решила на время отбросить разговор Гринольва и Одина, а вместо него быстренько встретить Локи с царевной, договориться копать могилу, быстренько съездить к отцу, задать пару интересных вопросов, а потом пойти-таки копать и там убиться (мать Локи ненавидит и забрала бы его с собой). Я была уверена, что напишу именно это, ведомая вдохновением и мюзиклом… Но получилось то, что получилось. Первые несколько дней я даже не могла собраться с духом и перечитать эпизод (сцена с Гринольвом была добавлена много позже), даже дала его одному из читателей, чтобы мне объяснили, что же я написала. Обычно я всегда пишу текст со свежей, так сказать, головой, и контролирую происходящее. В этот же раз я отпустила бразды правления, и вот, что вышло. Я понимаю, что вы, дорогие читатели, наверняка ждете от меня объяснений, но проблема в том, что я пока сама не знаю, что напишу дальше. Читатель сынтерпретировал мне происходящее очень логично — его мысли я фактически в неизменном виде вставлю в следующую главу в качестве мыслей Хагалара, но что будет дальше и что таки произошло и что будет, я еще не знаю. Царевны Ётунхейма для меня — очень сложные персонажи, потому что их мышление отличается как от мышления современного человека, так и от мышления аса. Но, кроме этого, мне бы самой разобраться в своей системе богов, в которой вы, если внимательно читали главу (в том числе и первую часть) вполне могли запутаться. Я постараюсь вас распутать в следующей главе. Что же касается смерти, которая всегда неотлучно при Локи — эту метафору можно понять, если внимательно читать «Судьбу Локи» — там есть мотив, пересекающийся с тем, что написано в главе. Отдельные читатели «Судьбы Локи» умудрялись догадаться, даже не зная повести. Подробно о смерти я напишу, но не в ближайшее время. Одним словом, у меня случайно получилась глава-загадка, причем даже для меня самой. Возможно, придется полностью менять характер Локи (я еще не решила, как на него повлиял ритуал ётунов).
Разбор восемьдесят второй главы
Сколь бы странно это ни звучало, я до сих пор не знаю, что происходит в повести и во что всё это выльется — зато как интересно писать каждую главу: не знаешь, чем она закончится и к чему придут персонажи.
В данном случае моей основной целью было объяснить себе и читателям, что же у меня получается с «богами», так как это слово мелькает в самых разных контекстах, но, по-хорошему, какие могут быть боги в мире с магией? Пришлось вспоминать старые любимые книжки, в данном случае «Флатландию» (там подробно описывается четвертое измерение и его возможная связь с третьим). Для тех, кто не знает — «тессеракт» — действительно название четырехмерного кубика (не зря этот артефакт тетракубом называют). В двумерном пространстве у нас квадрат, в трехмерном — куб, в четырехмерном — тессеракт. Представить его наше трехмерное сознание не может, но в интернете при желании можно найти крутящуюся модель Тессеракта: https://www.youtube.com/watch?v=NcjvPLXYlV4
В результате получилось три вида богов: 1) воплощения стихий, не более, чем выдумка для обоснования законов природы; 2) Один, который богом на самом деле не является (Наутиз в свое время изучала его генетический код и с удивлением узнала, что он ничем не отличается от кода обычного аса), но который нашел старинные забытые заклинания, даровавшие ему новые возможности; 3) истинные боги, которых, правда, никто из персонажей не видел, но которые вроде как есть и живут в мире большей размерности. Одним словом — да здравствует математика, которую я незаслуженно забывала первые восемьдесят глав.
Эта глава во многом зеркалит предыдущую: снова перемещение между мирами, снова вспышка энергии, снова двое персонажей наблюдают за ней, разве что место Царевны и Ивара заняли Алгир и Хагалар. Мысли Хагалара по поводу царевны — не мои: читатель подсказал, как можно интерпретировать события предыдущей главы. Хагалар поступает единственным возможным для него путем — отправляет царевну в Етунхейм. Правда, это рушит мне всю дальнейшую канву повествования, которая была продумана много лет назад. Придется ее возвращать, но это потом, быть может, даже после того, как Асгард посетит Беннер. Вот ведь что бывает, когда имеешь четкий план: одна маленькая деталь может его полностью погубить. Не знаю, как у других, а у меня такое происходит достаточно часто, когда речь идет о больших повестях. Поэтому получается противоречие: без плана писать не могу, но выполнить план полностью обычно не выходит. Приходится выкручиваться, как сейчас. Теоретически после разговора с сестрой Локи должен был вместе с ней пойти копать могилу матери, но сейчас ему точно не до этого, да и сестра не сказала ничего, что могло бы его заинтересовать.
Настоящим героем этой главы является Алгир (чего я вовсе не ожидала, когда писала), ведь именно он смог успокоить Локи. С течением времени он получает всё больше значения в повести, хотя изначально он был фактически никем — должен был просто мелькнуть в паре глав как медик, без которого не обойтись, а в результате оброс биографией, стал основной парой к Хагалару, несмотря на свой возраст. Тут, правда, стоит упомянуть, что в древности «старость» наступала гораздо раньше, чем сейчас. Так, Хагалар говорит, что мать Локи на портрете стара. Но, если переводить на наше исчисление, ей чуть больше сорока лет. До такого возраста в то время мало кто доживал. Вспомним Беркану, которая говорила Мстителям, что она уже немолода в свои двадцать два года. То же и здесь: по-настоящему старым асом с нашей точки зрения является только мастер логистики, все остальные стары по меркам того времени. А в «то время» часто бывало так, что сыновья рождались после смерти своих отцов (то есть отцы умирали до двадцати лет), а в шестнадцать лет сыновья оставляли «старушку мать» (которой, если посчитать, было примерно тридцать два года) и шли странствовать.
Итак, Алгир, подобно бесстрашному воину, борется с Локи с помощью таблеток и выигрывает, оставляя Хагалара наблюдать за своим триумфом. С точки зрения Скандинавии это вполне себе повод для убийства, потому что Алгир мешает Хагалару совершить подвиг, а у Хагалара больше прав на Локи, чем у него. И то, что Хагалар даже не думает о мести другу, больше говорит о его слабости, чем всё происходящее в этой главе. Хагалар был задуман изначально как сочетание Локи и Одина, и здесь я постаралась показать их схожесть, провести как можно больше параллелей.
Разбор восемьдесят третьей-восемьдесят пятой глав
Последние три главы настолько тесно переплетены друг с другом, что не было смысла делать отдельные разборы.
Повесть медленно, но верно приближается к своему концу. Осталось всего лишь два важных события, которые будут обрамлены еще несколькими главами. В самом скором времени в Асгарде появится Брюс Беннер, а значит, нас ждет куча сравнений науки поселения с современной американской. Но это в будущем. Обратимся пока к последним главам.
Поскольку, прочитав летом всю повесть, я нашла множество мелких зацепок, которые так и не сыграли свою роль, то теперь стараюсь вставить их по ходу сюжету. Конечно, было бы лучше вставить их равномерно во весь текст, но уж как получилось. Лучше, чтобы ружье выстрелило позже, чем никогда. Наверняка читатели забыли о том, как в первых главах Хагалар сходил в Мидгард и встречался с Марией Хилл, а Тор гулял с матерью и придумывал, что делать с братом. Оба эти события случились еще в первой части. Там же появился и Алгир, который изначально вовсе не имел имени и должен был встретиться всего в паре глав, а в результате дорос до полноценной роли, и следующая глава будет во многом от его имени и расскажет о его прошлом, которое во многом пересекается с прошлым Хагалара. Также в последних главах куча отсылок на «Судьбу Локи» и события, которые там упоминаются, но вряд ли кто-то сейчас вспомнит, какие именно.
Возможно, у многих появился вопрос: что же являлось иллюзиями, а что реальностью в последних главах? Поскольку даже моему фелагу это было сложно понять, поясняю: все куски текста от имени Локи — иллюзии. Даже его воспоминания о кладбище и Фенсалире. Не успел он никуда приехать. Единственная правда — это последняя сценка со всей семьей.
Поведение Хагалара многих могло смутить. Он показан с непривычной стороны: растерянным, сдавшимся (я говорю о реальности, а не об иллюзиях), а в конце и вовсе переключается на Тора к неудовольствию читателей. Но с чего Хагалар должен раз за разом домогаться до Локи, если тот уже полтора года ясно дает понять, что в гробу видел возможного учителя? Тор и тут оказался на высоте, и не только потому, что помнит Хагалара (почему он его помнит, описывается в следующей главе). Вообще Тор — один из самых простых, легких и удобных при описании персонажей. Ведь он абсолютно честен. Даже в мифологии Один — хитрый и сильный правитель, а Тор — добродушный простак, пускай и впадающий чуть что в ярость. Поэтому именно он, а не Хагалар, Один и Фригг, запутавшиеся в собственных интригах, смог доказать Локи, что тот проснулся в реальности, а не в очередном кошмаре. С такой же простотой он завоевывает уставшего от интриг Хагалара… Мда, в повести, похоже, именно Тор и кажется приемным, просто потому, что по повадкам совершенно не похож на свою семью.
Многочисленные иллюзии — это либо сцены, которые не вошли в конечный вариант повести и которые точно уже не войдут, либо пасхалки на будущее. А некоторые одновременно выполняют обе роли.
Что касается магической системы сосудов, то она придумана давно, и хотя в свое время биологи заявили мне, что в организм невозможно вставить еще один круг кровообращения, я, изучив анатомию, не нашла этому препятствий. Заодно точно определила, что магом можно только родиться: магия либо есть, либо нет. Правда, так и не решила, делать ли ее доминантным или рецессивным признаком. Ведь и Один, и Фригг — маги, а Тор при этом магией не владеет.
Написание диалогов между царской семьей давалось мне с большим трудом, ведь вся повесть зиждется на том, что Хагалар и родители Локи не понимают друг друга и считают извергами, однако, стоит им поговорить, как они поймут свою ошибку. Последний диалог, где Хагалар обвиняет Одина в пытках Локи и вылился в результате в полный разбор полетов, после которого герои все поняли и объединились. Пришлось отматывать назад и грубо прерывать их, потому что мне сейчас раскрытие тайн совершенно не на руку. Вообще с этими главами творится что-то мистическое: в изначальном варианте, продумавшемся много лет назад, Локи должен был уехать к родителям, а Хагалар — остаться в поселении и приготовить настоящую революцию во имя Локи. Ради этого даже появился Гринольв, потому что без него я не представляла, что делать Локи во дворце. Однако летом я поняла, что разделять персонажей нет смысла, как и устраивать революцию. Расписала другой сценарий, в котором Локи не оказывался дома. И что же в результате? Маленькая сценка с сестрой, которая вообще не должна была иметь никаких последствий для сюжета, а просто плавно перетечь в следующую сцену, в результате дала новый поворот сюжета, с которым я до последнего не знала, что делать и как из него выпутываться и, главное, как объяснить происходящее? Пришлось раскручивать систему богов из четвертого измерения, поднимать систему магических сосудов и вставлять в творение отрывки, которые не должны были там вообще появиться. Особенно, конечно, пострадал Хагалар: оба глобальных отрывка с его участием имели вполне себе четкий конец, но только один я добавила полностью: тот, где Локи проникается иллюзией. А тот момент, где он отказывается от собственного мира, пришлось сократить. Третий эпизод с юным Хагаларом — это сонгфик — там куча цитат из песни. Мне ужасно нравится идея искренней любви между Хагаларом и Фригг, которой не дал свершиться Один, но она совершенно не вписывается ни в произведение, ни в мою концепцию персонажей, причем в большей степени в мое понимание образа Фригг, чем Хагалара, хотя, кто из них большее чудовище — еще большой вопрос.
Также не могу не отметить, что все же писать два произведения параллельно — неблагодарное дело. Один из «Истины» говорит фактически то же самое Стрэнджу, что здешний Один Хагалару, только менее завуалировано. Ну и, конечно, общий мотив, что во всем виноват всесильный Один, а все остальные герои — это так, мелкие пешки, от чьих телодвижений мало что зависит — тоже присутствует везде.
Оставлю на откуп читателям разобраться в отношениях Локи и Фригг и попытаться понять, что там все же происходит. Подсказок я дала уже, как мне кажется, достаточно. Правда, в свое время в «Судьбе Локи» мне тоже казалось, что разгадать тайну Фригг просто, однако заинтересованные читатели столкнулись с большими проблемами. Увы, но то, то автору кажется понятным, часто оказывается совершенно непонятным для читателей.
Разбор восемьдесят шестой главы
Пожалуй, это первая глава, которая далась мне настолько тяжело. Ее каркас был написан еще в январе, но довести до ума я ее смогла только в апреле.
Главный герой этой главы — Хагалар, который не действует сам, но о котором думают буквально все герои: Алгир, Ивар-2, Локи, Один, Тор, даже Раиду. Причем мнения расходятся, как это и бывает в жизни. Мало про какого человека вы услышите совершенно одинаковые мнения, скорее, получите целую мозаику. Что мы и наблюдаем: Алгир считал Хагалара в юности невыносимым, Один же думает, что Хагалар в юности был прекрасен. Вообще о прошлом Хагалара можно говорить бесконечно, потому что это единственный персонаж, чье прошлое продумано от и до во многом потому, что у него была интересная судьба. С остальными персонажами так не получится. У любого из поселенцев, даже у Фену, прошлое достаточно примитивное и банальное, как и положено у крестьян и знати. Хагалар же, поскольку изначально задумывался как симбиоз двух сильных персонажей — Одина и Локи — должен был быть личностью неординарной. В отличие от того же Алгира, который, по его собственным словам, вёл жизнь тихую и незаметную (что не мешало ему быть хранителем множества тайн). Они неразрывно связаны: осторожный пессимист Алгир и безбашенный оптимист Хагалар. Не будучи родственниками, они сопровождали друг друга по жизни на протяжении нескольких тысяч лет, и, поддерживая друг друг, оба достигли преклонных лет в то время, когда большинство едва ли доживало до двух с половиной тысяч лет (наши тридцать пять примерно). Интересная пара получилась. Интересная еще и тем, что изначально ничего подобного не должно было быть. Алгир был введен просто как некий целитель, который должен был осмотреть раненого Локи в первых главах. Те, кто читал самый первый вариант фанфика, выложенного в 2012 году, могут помнить, что у него тогда и имени не было. Ну, а потом появилось не только имя, но и биография.
В Иварах, надеюсь, никто не запутался. Сразу скажу, что-то, что говорит Ивар-2, — правда, то есть все кусочки 83-85 глав, написанные от имени Локи, — ложь. Не был Локи на кладбище, не приезжал своим ходом в Фенсалир. Как только пошли странности — так тут же реальность исчезла и мы погрузились в кошмары царевича. Так что, наконец-то картинка сложилась полностью: Фригга почувствовала, что с Локи что-то неладно. Один послал к нему волков с приказом явиться и Локи, и Хагалару. Локи, еще не зная этого, выехал из поселения, потерял сознание. Волки подобрали его, вручили приглашение Хагалару — тот кинулся во дворец, а Локи доставили в Фенсалир, где он не приходил в себя, пока Один, Фригг и куча целителей пытались что-то сделать. Вот такое вот чудовищное ответвление от изначальной задумки произошло. Я ведь собиралась сперва довести до конца линию дочерей Лафея, а потом уже переходить к Беннеру, но придется менять планы. Он появится уже в следующей главе, а сестер Локи пока отложим в сторону.
Эксперименты на людях и выведение вируса — сильно измененная изначальная идея. Я думала, что весь фелаг вместе с Локи окажется у ЩИТа, посмотрит, каковы люди на самом деле, и решит, что надо создать новое человечество — гомункулов (да, по изначальной версии поселение вполне могло создать новую расу и заменить на нее нынешнее человечество, это потом его функции сильно упростились). Но для подобного решения необходимо было, как минимум, присутствие на Земле Раиду и Хагалара (эх, пропал замечательный спор между Раиду и людьми на тему человеческой истории — я его видела как наяву в 2012 году, но он так никуда и не влез), а им на Земле места не нашлось. Зато теперь Раиду и Алгир работают вместе (и именно Раиду совершает то, чего Алгир опасается, — убивает подопытного человека). Про Раиду мне говорили, что он должен разочароваться в своем кумире, то есть в Локи. Но чтобы это случилось, должен появиться более сильный кумир, а такого на горизонте нет. Зато вот в людях разочароваться и отомстить им за все свои неудачи Раиду вполне может. Чем и занимается. Из апатии он в некотором роде вышел, но вина всё ещё висит на нём, и ему проще переложить ее на человечество в целом, чем продолжать самобичевание. Заодно ясмогла показать, сколь опасны такие люди как Раиду: сперва они что-то обожают, а потом столь же сильно ненавидят. И неважно, касается ли это Локи, людей или великих идей. Конец один.
А тем временем о Локи во дворце вспомнили друзья. Меня всегда удивляло, как в фанфиках авторы обходят такую скользкую тему, как друзья и знакомые младшего сына Одина. Чаще всего создается ощущение, что Локи всю свою тысячу лет жил в вакууме и не виделся ни с кем, кроме семьи и друзей Тора. Но это как-то уж слишком неправдоподобно. Раз я описываю, в основном, поселение, мне, как и большинству авторов, было неудобно и ненужно описывать окружение Локи во дворце, но обосновать как-то его отсутствие пришлось, пускай и в восьмидесятых главах. Всё лучше, чем совсем об этом забыть.
Очередной разговор с отцом — это вывернутые наизнанку поединки начала повести. Один убеждается в лояльности Локи, а Локи так до конца и не понимает, зачем с ним опять завели разговор о прошлом. И это при том, что объективно Один именно сейчас говорит о самом важном преступлении Локи и раскрывает ему глаза на самые жуткие ужасы. Но эффекта это уже никакого не производит. Локи знает, что возражать и спорить бесполезно, поэтому спокойно принимает точку зрения отца, даже особенно не вдумываясь в то, что ему говорят. То, что Одину кажется покорностью, на деле — банальное безразличие, которое еще может аукнуться героям позже. Сама же идея того, что Один намеренно сталкивал Локи в Бездну, родилась достаточно давно — при обсуждении постороннего фанфика с одним из членов фелага года четыре назад. Мы рассуждали, почему Один не поднял сыновей на мост, а уже потом начал бы разборки. Самой разумной показалась версия, что разрушение Радужного Моста столь существенно, что кто-то должен был за нее ответить, и проще всего было заставить прыгнуть Локи. Я лишь немного изменила эту идею. А этот диалог между Одином и Локи во многом вдохновил меня на образ Одина в «Когда истина страшнее правды» (весь фанфик был написан после написания каркаса этой главы, и диалог уже существовал). Разве что там образ величайшего бога всех миров доведен до абсолюта, а здесь Один не выказывает своего истинного могущества прямо.
Шпионы Одина у большей части фелага вызвали недоумение, поэтому поясню. Они упоминались дважды в начальных главах. В первый раз Один беседует со шпионом во дворце Тора, после чего туда приходит Хагалар. Во второй раз Один отмечает, что шпионы погибли. Это было очень давно, но лучше вспомнить о них позже, чем никогда.
Разбор восемьдесят седьмой главы
В этой главе скрыто так много отсылок на прошлые главы и на скандинавскую мораль и мировоззрение, что даже не знаю, с чего стоит начать. Ну да по традиции начнем с начала.
Думаю, все читатели знают легенду о Рагнареке. Примечательно то, что Рагнарек предсказала Вёльва в самом начале времен, и все действующие лица знают не только, что он состоится, но и кто с кем будет биться, кто умрет, а кто воскреснет. При этом никто из богов и прочих обитателей Девяти Миров даже не пытается ему противостоять. Викинги очень сильно верили в судьбу и удачливость (недаром, Беркана именно удачливость отмечает у Капитана Америки). Причем удачливость можно было потерять, приобрести, передать по наследству. Она была словно разменная монета. И главное, что она заменяла собой красоту. Если человек удачлив, то он по определению красив. Даже если по описанию о нем, о его внешности складывается самое гадкое впечатление. Удача искупает любой физический недостаток, даже хромоту или горб. Итак, все подчиняются Судьбе и считают ее хозяйкой своей жизни, а Один смеется над ней и принципиально дает имя Локи не тому, кому должен был. По мифам Локи и Один, во-первых, побратимы, во-вторых, антиподы друг другу. У Одина тоже есть своя трикстерская натура, это не просто многомудрый правитель. Шутить он тоже любит, причем обычно очень жестоко. Именно это я и пытаюсь показать в повести. Он играет с судьбой, но при этом даже не уверен, что пророчество перевели верно.
Что же касается идеи, чтобы называть всех, кто становится правительницами мертвых — Хелями, это дань моему увлечению востоком. В Японии у знати не было имен, были только прозвища, а именем служило положение, которое менялось из года в год. К примеру, родившись Четвертой принцессой (это было имя), девочка потом выходила замуж за правого министра и становилась Женой Правого министра. Потом его отсылали в провинцию. Тогда она становилась Женой Управляющего такой-то провинцией. Друзья могли называть ее постоянно прозвищем вроде «Белый цветок», но имени у нее не было. То же касалось и мужчин. Вот при описании обрядов венчания на царство того или иного мира я описываю ту же основную идею. Как и в Етунхейме, где у меня тоже ни у кого нет имен, кроме Лафея — правителя.
«Любой поступок твоего отца несет свой смысл» — Фригг несколько раз повторяет подобные фразы за все фильмы, и мне всегда было интересно, действительно ли она так считает или говорит то, что ей внушили? К сожалению, узнать правду нельзя, но я решила, что пусть Один считает, что внушил ей эту мысль. Конечно, Фригг не так проста, как кажется, но развернуть здесь и сейчас е историю, которую мне удалось приоткрыть в воспоминаниях с Тенью, пока не получается. Однако достаточно очевидно, что она считает Одина если не Всесильным, то очень и очень могущественным, возможно, более могущественным, чем он сам себя считает.
Предыдущая глава со странным очередным нападением Одина на Локи, которое выглядело странно и бессмысленно, здесь объясняется достаточно четко и, надеюсь, вопросов не вызовет. Один играет не только в пророчество Вельвы, но и в своих сыновей, уверенный в своем могуществе и в своей силе. Вопрос только в том, действительно ли он столь могущественен, как сам себя считает? О том же Халке он почти ничего не знает.
Беркана вернулась туда, откуда начала. Впервые мы видели ее в алхимическом лабораториуме, и вот она снова там. Совсем недавно мы смотрели на воспоминания Раиду, который сожалел о прошедших днях. Беркана тоже сожалеет, правда, в свойственной только ей манере. И она, и Раиду многое потеряли из-за работы с Локи. Но Локи они не винят. Беркана его боится, но не винит. Даже странно, что раньше ей была свойственна зависть, это было наиглавнейшее чувство, руководившее ею, но сейчас получается скорее мазохизм и подавленность. Весь ее мир перевернулся. Однажды это уже случилось, но тогда рядом оказался Хагалара, который помог, подбодрил и стал для нее всем. Сейчас же она осталась в полном одиночестве. К Лагуру боится подойти, а Ивару не верит. Она не замечает этого, но Хагалар даже не соизволяет лично приехать за ней и наложить хотя бы иллюзию на лицо. Я уж не говорю о сопровождении, о защите, которую он ей когда-то обещал. Хагалар увлечен другим, а Беркана несколько выпала из поля его зрения. Пока у него не было царевичей, он был готов уделять время ей, как той, кого знал с детства и кого обещал защищать. Но теперь у него целых две сына Одина, блестяще образованных и воспитанных во дворце- и вот он уже забыл о своей протеже, которая без него шагу ступить не может. И, кстати, Ивар находится в шаге от того, чтобы лишить Беннера работы и разгадать судьбу Каскета. Разве что теперь непонятно, надо ли вообще его останавливать, является ли он и в самом деле артефактом, который уничтожит мир?
Отношения Берканы к Капитану Америке я постаралась сделать божественным. Да, он ей нравится, она ему симпатизирует, но она хочет просто удовлетворить свою страсть, которой она была всю жизнь лишена. Его мнение ей не очень интересно, ведь она богиня, а он всего лишь смертный.
Наконец-то мы добрались до давно обещанного Брюса Беннера. Еще немного, и он появится в Асгарде. Историю про исцеление мужчины целительными камнями, думаю, все давно забыли, так что просто поверьте мне на слова, что она имела место быть: Тор вылечил глубокий порез пациента Беннера.
Ученый в свойственной ему манере никому не верит и раздумывает до последнего, ехать ему или нет. Для создания мотивации, достаточной для того, чтобы расшевелить такое бревно, как Беннер, нам с фелагом потребовалось много времени. Всё же Беннер слишком инертный персонаж.
Понятно, что в фанфиках множество смертных спокойно переправлялось в Асгард и даже не задумывалось о том, как оно это делает (хотя мне встречался один фанфик, где были показаны последствия Радужного Моста для смертных). Никто из мстителей или возлюбленных Локи не задумывается о том, что для поездки в Асгард, возможно, лучше взять с собой скафандр или даже ракету. Для надежности.
Ведь фраза Беннера про огромных стрекоз соотносится с выводами современной науки: только при большой насыщенности кислородом воздуха могут существовать большие насекомые, в противном случае им нечем дышать, и они уменьшаются до привычных нам размеров.
Ну, а что касается птиц, которые перелетают из мира в мир, — это очередная отсылка на прошлые главы. Кто-то из персонажей, причем асов, уже удивлялся тому, что птицы на зиму улетают. Но что тут поделаешь: в Исландии летом гнездится почти 350 видов птиц, и большинство из них не пережило бы суровую зиму. Так что пришлось делать тайные тропы для птиц. Может, именно ими и пользуется Локи, когда тайно сбегает из Асгарда в соседние миры? Кто знает. В нашем мире птицы безошибочно ориентируются по сторонам света благодаря нерву, расположенному в клюве. Быть может, асгардские птицы клювом чуют тайные тропы?
Маленькое дополнение в конце про Джейн появилось в повести случайно — один из членов фелага предложил отправить Джейн в Асгард, и мне эта идея понравилась — таким образом удастся лучше развить линию Берканы. Люблю угождать софелаговцам и читателям и вставлять их идеи в повесть. Благо, формат позволяет.
Разбор восемьдесят восьмой главы
Я очень надеялась, что ветки с царевнами Етунхейма и Беннера разойдутся, но пока всё идет к тому, что они будут параллельными. Учитывая, что они должны быть последними в повести и завершить повествование, то в некотором смысле это даже хорошо.
Итак, на Ивара действует сила царевен Етунхейма. Царевна говорила, что лишь перенесла в него избыток энергии самого Локи, но Беркана этого не знает, как не знает и того, что Раиду вернулся с источников и теперь расчленяет людей (поэтому и предполагает, что Ивар тоскует по брату). Ивара тянет в Етунхейм, причем фактически с каскетом, вопрос только в том, пойдет ли он туда с реликвией или нет?
Я наконец-то подробно изучила комплексы, о которых столько времени пишу. Весьма интересные соединения, и жаль, что всю информацию о них сюда не впихнешь.
Ивар упоминает, как он оказался в поселении. Раньше он всегда говорил только о том, что не знает, совершал ли он преступление, за которое был осужден, а теперь признался, какое именно. Фактически теперь читатели знают почти про весь фелаг: Раиду говорил царской семье о том, как попал в поселение, Беркана говорила о себе в Мидгарде, а Хагалар никогда не скрывал этого от Локи. Остался только Лагур.
Кусок главы, посвященный очередному логисту, не будет иметь логического продолжения, он — лишь второй из нескольких задуманных кусочков, в которых я показываю отношения отверженных к людям через призму промышленной революции. В прошлых главах упоминалось, что асы воруют людей из Африки для опытов и чтобы создать вирус для погибели человечества. В этой главе развивается линия образования. Поскольку я не уверена, что смогла точно передать свои мысли в главе, то поясняю: асы собираются учиться в университетах, для этого надо освоить школьную программу и подготовиться к экзаменам. Для этого они собираются брать репетиторов из соответствующих вузов и готовиться, но, прежде чем готовиться к выпускным экзаменам, надо выучить программу за первые классы школы, и вот это уже сложнее. Любому человеку покажется подозрительной толпа взрослых, которые не знают элементарного, поэтому сперва нужно это самое элементарное освоить с кем-то своим. Почти все логисты женаты, и у большинства есть дети от первых браков их жен — вот и решили ими воспользоваться. Причем асы вполне искренне считают их членами своей семьи — не зря же Перту говорит, что не убьет пасынка (родственников убить нельзя). Однако даже родственные связи с людьми не мешают из презирать и выказывать свое превосходство, что особенно хорошо видно в сценке, где Перту предлагает пасынку баснословные деньги за непонятно какую работу.
В последнем куске во дворце собираются постепенно все, кто когда-то имел к нему отношение. Совершенно случайно (заранее я это не продумывала) здесь оказались Хагалар, Беркана и Алгир, которые до своей трагической судьбы имели ко дворцу некоторое отношение. Из остальных персонажей, чье прошлое мы хоть немного знаем, остался только Ингвар — он тоже имел отношение ко дворцу, но пока до него не добрался.
В третьей части достаточно много мелких отсылок на прошлые главы и намеков, но расскажу только об одном, который мне пришел в голову благодаря одному из реальных моих софелаговцев. Мне напомнили, что Беннеру очень не нравится, что все вокруг любят Халка и хотят иметь дело с ним, а его, профессора со степенями, считают просто приложением к машине для убийств. И хотя изначально я такого поворота не планировала, но теперь получилось, что Тор, не зная о болезненной неприязни Беннера к пользованию Халком, сам хочет воспользоваться монстром для того, чтобы поставить Гринольва на место. И, кстати, вспомните о недавних рассуждениях Одина касательно своих детей? Сколь сильно не соответствует Тор представлениям отца о своей персоне.
И пара мелочей напоследок, которые бросились в глаза в фелагу. Во-первых, книги, которые читает Тор у Беннера. По фанону получается, что Локи невероятно умный, а Тор тупой. Но по канону это не так. Устройство Девяти Миров в первом «Торе» Джейн рассказывает Тор, во втором «Торе» Тор с Джейн смотрят книги и вспоминают легенды. В третьем «Торе» Тор уже на уровне Беннера оперирует научными понятиями. Локи за все фильмы не высказал ни одной умной научной или околонаучной мысли. Так что кто тут еще способнее к учебе — неизвестно. Во-вторых, фелаг смутили мысли Тора в конце о том, что если сбросить Халка с большой высоты, то он превратится в Беннера. Действительно, превратится, по крайней мере, так показано в первых «Мстителях», когда Халк падает с базы ЩИТа, а в себя приходит уже Беннер.
Разбор восемьдесят девятой главы
Как верно заметили заинтересованные товарищи, в последнее время сюжет крутится вокруг нескольких свадеб. Причем о любви речь не идет нигде (по крайней мере, о взаимной уж точно). Кажется, у меня нет ни одного произведения с браками по любви: я постоянно обращаюсь к тем историческим эпохам, где любви фактически не существовало. Возможно, скоро у нас таки случится свадьба. Правда, это будет зависеть не от меня…
Что же мы имеем пока: странный сон Локи. Каждый волен выдумать, что же такое увидел Хагалар, учитывая реалии древней Скандинавии. Что именно могло быть совершенно недопустимо для мужчины в то время? Полагаю, многое. Эта сценка — реверанс главному члену фелага. Надеюсь, он его оценит.
Хагалар и Беркана — одна из линий, потерявшихся среди общей суеты. После наказания Локи, которое было очень давно, они так и не поговорили. Впрочем, это не единственная моя потерянная линия, поэтому, пользуясь случаем, обращаюсь ко всем, кто хочет писать большие творения: пишите о больших промежутках времени. У меня отрезки маленькие, поэтому персонажи вынуждены вариться в одних и тех же мыслях и эмоциях, спустить их на тормозах не получится. Если следующая глава выйдет такой, как я хочу, то она будет состоять аж из девяти маленьких кусочков — иначе я точно потеряю все мелкие линии, которые только недавно нашла при последнем перечитывании повести.
С одной стороны у нас наклевываются свадьбы, с другой — терроризм. Я не собиралась обращаться к этой теме, но другой член фелага попросил об этом, и мне не жалко вставить несколько дополнительных сценок. Разве что придется эту линию развивать не очень подробно, потому что в террористических организациях и работорговле я совсем не разбираюсь.
Мы наконец-то довели Беннера до Асгарда, причем вместе с Джейн — неожиданная спутница, тем более что по моему сценарию ее тут быть не должно. Но мой сценарий не так интересен, как совместный читательско-фелажный. Я стараюсь выводить Джейн похожей на то, что мы видели в «Торе-2», но не уверена, что получается.
Что же касается учителя Локи, то он не просто так появился: ведь он единственный, кто знает об избиении Локи в Мидгарде (сам Локи говорил об этом). Другой вопрос, помнит ли избиение Халк, точнее, Беннер? Если нет, то он даже не знает, чем так сильно Локи обидел. Напоминаю, что ни Один, ни Тор, никто другой больше об избиении не знает — впоследствии это будет очень принципиально.
Прошлое Фригг и Хагалара мне очень нравится прорисовывать маленькими штрихами. Если не ошибаюсь, то после этой главы заинтересованный читатель может открыть «версию для печати» и с помощью поиска по ключевым словам полностью вывести совместное прошлое этих персонажей — оно уже полностью раскрыто, просто без подробностей. Женский вопрос всегда меня волновал. В классических произведениях женщина чаще всего представляет собой любовный интерес и только и может, что вдохновлять мужчину на подвиги и преданно его любить. Мне было интересно создать женщин-личностей, и молодая Фригг — венец моего творения. Правда, развернуть ее деятельность в повести пока не получается. Молодой Один тоже интересен и не только своим умением ходить по снам (кстати, концепция снов не моя — мы с одним из членов фелага разрабатывали ее совместно и проигрывали кучу сценок, когда один персонаж попадал в сон другого и пытался убедить того, что это лишь сон и им можно управлять. Я не знаю, удастся ли подобный диалог вставить в повесть).
Ингвар, как мы знаем, существо достаточно неприятное. Он смеется над муками людей, хотя вроде как и жалеет их, и при этом именно он рассказал мастерам об опасности, исходящей от смертных. Его взгляд относительно объективен, потому что он часто бывал в Мидгарде, представляет себе местную науку, а еще он искренне симпатизирует Хагалару, что отмечалось глав тридцать назад, и о чем все забыли, в том числе и я (спасибо записям, которые мне напомнили об этом мелком моменте).
Смертные в Асгарде — их появление в стране богов во многом карикатура и противопоставление Беннеру, который очень долго собирался и проверял, сможет ли местным воздухом дышать и перенесет ли асгардское давление. Поселенцы такими мелочами не занимаются — они сразу человека к себе забирают без лишних разговоров. Все больше и больше раскрывается перманентная жестокость поселенцев, их мстительность и беспринципность. Не знаю, удалось ли мне показать их отрицательные стороны и заставить читателей изменить о них мнение: раньше мы рассматривали их как вполне милых и безобидных ученых, преданных Локи, а теперь это злобные палачи для человеческой расы, которые не могут обуздать свою уязвленную гордость, и которые мстят самым варварским способом, какой только можно себе представить.
Возможно, кого-то удивила судебная система Асгарда и отсылки к мидгардской судебной системе в кусочке Ингвара. Поясню подробнее: действительно, в древней Скандинавии запрет женщинам выступать в роле обвинительниц был положительной чертой, защищающей их права, потому что, как показывала практика, если обвиняла женщина, то тинг выносил решение в пользу мужчины (ответчика), даже если женщина была права. То же самое касалось и несовершеннолетних. В нашей действительности женщина получила все права, а вот несовершеннолетние вести судебные дела не могут — за них отвечают взрослые — в этом с есть схожесть.
Разбор девяностой главы
Пожалуй, это единственная глава, которая части фелага отправлялась дважды. В первый раз для того, чтобы проверить, что в ней хоть что-то можно понять, а во второй раз уже для тотальной проверки. Сложно подводить историю к общему знаменателю, особенно, когда история настолько объемна и содержит на данный момент восемнадцать активных персонажей. Так что возвращаемся к опыту первых глав, которые были огромными, и пробуем разобраться в том, что у нас получается.
События всех кусочков этой главы занимают семь-восемь дней, но выстроены не по хронологии. Всем понятно, что первый кусок идет по времени после последнего, но это нужно было для эффекта неожиданности: наверняка, все посчитали, что Сиф говорит Ивару-2 о свадьбе с Тором. Ан нет. В этой и последующих главах будет исполнено много пожеланий читателей, а именно: свадьба, Тони Старк в Асгарде, заступничество Тора за Локи, главка о появлении Джейн в Асгарде и главка, ей посвященная. Приятно выполнять желания читателей: сразу видно, что им интересно моё творение. Благо, формат позволяет воплотить любые мечты, если не в реальности, то в тех самых мечтах.
В этой главе ужасно много Скандинавии, скандинавского духа, по крайней мере, я надеюсь, что мне удалось его передать. Правда, есть вероятность, что я его понимаю неправильно, но, к сожалению, специалистов в этой области у меня нет.
Я попробую объяснить всё то, что могло вызвать недоумение и вопросы при чтении каждой из частей.
В первой Сиф нанимает Ивара-2. Это отсылки к 62-й главе, где она уже однажды просила его убить Локи, даже отдала серебро, но вмешался Хагалар и спутал все карты. Теперь Сиф умнее и просит Ивара лишь проследить за Локи, а не убить. Ивар — единственный из персонажей (кроме учителя), кто слышал о жутких синяках Локи из Мидгарда. Подробностей он не знает, но сделал вполне определенные выводы, поэтому пытается спастись. Возникает вопрос: кто мешает ему обернуться птицей или зверем и уйти, куда он захочет? И не только ему, а любому магу. По скандинавским мифам постулируется, что боги могут обращаться в животных и птиц, но это умение путает мне все карты и снимает огромное количество проблем. Поэтому пришлось придумать, что обращение в животное — процесс сложный и надолго обратиться могут только самые сильные маги. Тому же Хагалару лететь во дворец за Локи было очень тяжело.
Часть, посвященная Брюсу в поселении, дает возможность посмотреть на Асгард с нетипичной стороны — со стороны обывателя. Здесь перемешаны как реалии быта Исландии, так и быта богов Асгарда. Получился чудовищный винегрет. Весь первый абзац про лошадей и разделение страны — это дохристианская Исландия, куда можно прибыть только на корабле, на лошади прискакать невозможно, возможно, поэтому лошади настолько ценились. В то время как раз выводили исландскую породу лошадок: низенькую с широкими ногами: нужны были лошади, которые в состоянии гулять по лавовым полям (они острые). Описание дворца — декорации «Тора-2» и «Тора-3», девушки Фригг — скандинавские мифы. Мысли о легкости женской одежды и тяжести мужской идеально вписались в реалии показанного нам Асгарда, хотя впервые они посетили меня при просмотре английский фильмов начала 19-го века. Мода того времени тоже немилосердна либо к мужчинам, либо к женщинам. В «Торе-2» нам показали лодки, которые перечеркивают пеших воинов-мечников. Пришлось выкручиваться. Как и со статуями на мосту из Тора-1 и с потолками из Тора-3 — все это совершенно не сочетается с тем уровнем искусства, которое было доступно в Исландии описываемого мною периода. Описание Фенсалира взято из книги Анны Блейз про Асгард, а вот импорт зерна и соли — историческая реалия Исландии. Количество жителей Асгарда — умноженное на два число жителей Исландии, описание хутора историческое (кроме врача, разумеется). Драки и пьянки — реалии мифологического Асгарда. Описание комнаты — исландское, золото — мифологическое, трон Одина — из книги Анны Блейз. Крыша из соломы, которая всех удивляет, тоже взята из описания Гладсхейма у Анны. Вторая часть описания Фенсалира — сборная солянка. Я считала, что это женский чертог и продвигала эту мысль по всей повести, но оказалось, что я ошиблась — мужчины там тоже вполне себе могут находиться. Пришлось выносить их как бы за пределы чертога. Обратите внимание, что вырезание рун (фактически, древнее письмо) было исключительно мужским делом в Древней Исландии. Что касается странной последней фразы Тора про зимнюю половину года: она исторически выверена. Викинги ходили в походы в летнюю половину года, а зимой скучали.
Разговор Локи с Беннером уходит корнями в первые главы повести. Помните, с чего все началось когда-то, шесть лет назад? Один отвез Локи в поселение и там обнаружил на его теле побои, о которых Локи говорить отказался, а Тор не знал, откуда они. Кто их нанес, знают учитель, Ивар-2 и теперь еще Хагалар, а Тор так и остался в неведении. В этой части главы мы видим сразу две попытки подступиться к Локи. Давно еще один из читателей попросил меня о сцене, где Тор защищал бы Локи от Беннера. Я написала диалог, который идет первым, но заказчику не совсем понравилось, да и действительно накала страстей как такового не было. Тогда была добавлена вторая сцена в главу, посвященную Тору, где от его имени рассказывается, как Один дает свое согласие на исследования Локи, и Брюс к ним приступает… Правда, тут же полезли противоречия: ведь откуда Брюс мог бы взять аппаратуру для исследований? От этой идеи пришлось отказаться. У меня идей больше не было, и тогда один из членов фелага написал сцену с пьянкой за меня, за что ему большое спасибо. Эта сцена должна входить в резонанс со сценой между Учителем и Хагаларом: они считают, что Тор от Локи отвернулся, раз не защитил от Халка и потом не потребовал виры; а на деле Тор пытается защитить брата и не только потому, что тот болен, а из любви к нему. Правда, его защита бесполезна, ведь Брюсу таки удается взять кровь. Другое дело, что, как мы знаем по более ранним главам, Локи никогда не пьет и потому не пьянеет, а значит велика вероятность, что он позволил взять у себя кровь. Пусть мы и не знаем, зачем ему это.
Что касается оборотничества, то этот термин не впервые мелькает в повести. Сестры Локи называют себя оборотнями из-за своей возможности менять ипостась и обращаться в асиней. К сожалению, русский язык беден и показать все оттенки данного явления не получится. Согласно определению оборотень — это существо, временно меняющее свой облик магическим путём, превращаясь из человека в другое существо, растение или предмет или наоборот. Но если так рассматривать, то оборотнями являются все герои повести с магическими способностями, хотя оборачиваются они совершенно по-разному. Маги-асы, как я писала выше, могут ненадолго с большим трудом превратиться в другое живое существо. Все великаны могут наложить на себя долговременные иллюзии, которые сменят им облик. А вот истинными оборотнями в моем понимании являются именно полукровки вроде Локи и его сестер, которые имеют два облика, а также Беннер, чье тело тоже подвергается полному метаморфозу. Поэтому, когда друзья Тора говорят об оборотничестве великанов — они имеют в виду не совсем то, что происходит с Брюсом, но они пока не в курсе, как именно он превращается.
В части про Беркану алхимия впервые названа алхимией и впервые хоть кто-то пытается объяснить Беркане, что она мается дурью. Через призму восприятия Берканы я хотела показать, как устроилась в Асгарде Джейн. По мне, так она должна быть лучшей приспособленкой, чем Беннер. Почему оба человека не знают имен своих родителей? — Потому что мне не удалось эти имена найти. В Асгарде отчества — вещь обязательная, поэтому, чтобы не придумывать фальшивых отчество и не вводить читателей в заблуждение, я предпочла просто от них отказаться. Я не знаю, сколько точно лет Джейн, но она точно гораздо старше, чем положено быть царской невесте. Поскольку Асгард — мир древний, то там выходили замуж и женились достаточно рано. Судя по сагам, стандартно было, что воин перед тем, как отправиться в поход, зачинал ребенка (и этому воину могло быть лет 16-17), потом он умирал в бою, а в самой саге рассказывалось про юность этого самого ребенка. Джейн явно сильно больше семнадцати, поэтому Беркана так удивляется выбору Тора. И не она одна. Что касается отношения Берканы к Сиф. Ивар в первой главе говорит, что Сиф — не асинья, Беркана утверждает обратное. Плюрализм мнений никто не отменял. Кто прав, читатели могут решить сами, ведь точных сведений нет ни у одного героя. В этой главе и в одной из следующих, которая будет от имени Джейн, дано достаточно цифр, чтобы все заинтересованные смогли бы вычислить возраст персонажей (если до этого еще не вычислили). Вообще возраст (особенно женский) и совершеннолетие — одна из самых интересных тем в Скандинавии. Забегая вперед, скажу сразу, что в кусочке о Сиф я не буду сейчас глобально объяснять, почему она ведет себя именно так, как ведет, почему Гринольв спрашивает сперва ее мнения насчет брака, потом ее родителей и только потом идет к Одину — подробнее об этом в одной из следующих глав, где будет разговор Джейн и Берканы о мужчинах. Сравнение законов Асгарда и Америки — это сравнение законов современной Америки и древней Исландии, о чьей судебной системе я урывками рассказываю вот уже несколько глав. Вопрос о женских правах не стоит воспринимать так, будто в большом Асгарде женщины бесправны, а в поселении — имеют все права. Я надеюсь, что мне и раньше удалось показать, что бесправными назвать свободных асгардок сложно, но сейчас из-за нытья Берканы могло сложиться ошибочное мнение. Скандинавская женщина обладала достаточно большими правами (особенно вдова, это был самый замечательный статус для женщины). Часто приводят пример, что муж уезжал в поход, а жена оставалась и вела все хозяйство, в том числе выполняла и мужскую работу, но это не совсем верно, потому что в Исландии в то время, в основном, люди жили кланами. В огромном доме жило сразу несколько поколений, причем братья и сестры с семьями тоже жили вместе. В Исландии с продуктами было очень плохо, погода отвратная, одним словом, выгоднее было держаться вместе. Даже рабы в Исландии ничем особенным в плане повседневной жизни угнетены не были: они работали вместе со свободными и ели с ними за одним столом. В чем было огромное неравенство, так это в суде. Я уже упоминало однажды, что женщина не могла быть обвинителем. Не потому, что она не человек или что-то в этом духе, а потому, что даже если она права, суд скорее послушает мужчину, которому проще говорить и легче привести свидетелей. И, судя по попадавшимся мне сведениям, в тинг и альтинг могли входить только мужчины, а другой власти в Исландии практически не было. Были еще бонды — хозяева больших земель, но и только. Не зря считается, что в Исландии появился первый в мире парламент за много веков до знаменитого английского. Разница в положении между мужчинами и женщинами была, в первую очередь, из-за детей и забот по дому, которые ложились на женские плечи. А в поселении нет ни детей, ни забот по дому, а значит, одно из главных противоречий полов там убрано. Кроме того, говоря о поселенцах, мы всегда говорим исключительно о «верхушке» пирога, то есть о магах, магиологах и естественниках — трех ветвях науки, которым везде почет и которые презрительно относятся ко всем остальным профессиям, которых их обслуживают и снабжают. Но поскольку в большом Асгарде наукой никто не занимается, то наука не является ни мужской, ни женской профессией, а значит, в ней не может быть гендерного неравенства (и поэтому так опасны настроения последнего времени, спровоцированные ошибкой Наутиз).
Следующая часть посвящена Хагалару, который подслушивает принципиальный для него разговор Тора с друзьями, в котором упоминается драка Халка и Тора на Хеликарьере, которая имела место быть после нападения на Соколиного Глаза. В руках у Хагалара яблоко Идунн — одна из асгардских реалий, которая не вписывается в мой Асгард по своим свойствам, ведь мои боги не вечно молоды, у них просто имена повторяются из поколения в поколение. Разговор с учителем Локи специально затянут, чтобы показать нетрезвость учителя, с одной стороны, и беспринципность Хагалара — с другой. И тут стоит пояснить, полагаю, почему давнишнее избиение Локи вызвало такой ажиотаж. Ключевое слово здесь — «избиение» и «безоружного». Если бы Локи представил учителю драку с Халком именно как драку, то тогда к Халку не было бы претензий, а вот Локи показал бы себя плохим воином, которого оставила удача. Но Локи рассказал другую версию, что монстр напал на него, не объявляя своих намерений. Это уже совсем другое дело. Это нападение, фактически покушение, которое карается по законам Исландии. Не говоря уже о том, что это оскорбление царской семьи и лично Локи. Но тут вступает сразу несколько «но». Первое: человек вряд ли себя контролировал в другом обличие, а, значит, ему мстить нельзя, это нечестно (при этом Халку можно), во-вторых, человек — друг старшего брата побитого и, по-хорошему, именно старший брат и должен разбираться во всей этой истории, но, с точки зрения учителя и Хагалара, он почему-то этого не делает, то есть предпочитает друга брату (то, что Тор не знает об избиении, они не в курсе). И раз Тор так себя ведет и раз Локи не заявляет о своем ущербе, то идти на суд к Одину нельзя из-за отсутствия состава преступления (нет обвинения, нет состава). А значит, официально принудить человека к ответу нельзя, можно только исподтишка отомстить (что тоже вне закона), но, не забываем, что человеку мстить не за что, а, значит, надо встретиться с Халком — непосредственным обидчиком. Вот такая вот запутанная система. Ну, а при чем тут любовь и почему Хагалар собирается в поселение — узнаете по ходу дела.
Часть про Ивара хронологически идет после последней части от имени Одина, где упоминается, что Всеотец просит Локи написать письмо в поселение. Раиду постепенно отходит на второй план со своей анатомией, зато Ивар закрывает собой сюжетные дыры. Сперва я хотела и в самом деле отправить его в Етунхейм, но потом поняла, что просто не справлюсь с таким количеством сюжетных линий, да и не нужен он пока там, пусть лучше побудет в Асгарде и разгадает последнюю тайну Наутиз, которую должен был разгадать десяток глав назад, о чем я благополучно забыла. Шифры, которыми пользуется Наутиз, реально существуют, разве что их сочетание никто не применяет, уж либо один, либо другой, третьей не дано. Знания, переданные Наутиз перед смертью, для Ивара большого значения не имеют, ведь он и так все знает про Локи, причем гораздо больше той самой Наутиз. Что до сна, то это что-то среднее между мечтами и возможной реальностью. Все же Ивар достаточно разумен, чтобы понимать, что, если Раиду с Хагаларом посадят Локи на трон, то фактическим правителем станет Хагалар. Ну и немного мистики, вроде Фригг, попадающей в объятия Хагалара. Что до родства Ивара с царицей, то у нем косвенно упоминается еще в «Судьбе Локи», и пусть оно вас не смущает: при населении в шестьсот тысяч человек все всем являются родственниками, вопрос только в том, насколько близкими. Ну а, кроме того, в Асгарде, как и в Исландии, нет сословий: все занимаются крестьянским трудом в той или иной степени, так что нет ничего удивительного, что Фригг в родстве с этими персонажами. Наконец-то мелькает мысль о том, что неплохо бы договориться с другими мирами о воцарении Локи: эта линия — одна из первых во всей повести, она была продумана еще до написания первой главы, но потом как-то затерялась в веках. Спасибо фелагу, что мне о ней напомнили.
Разговор про Хагалара, во время которого появляется Фригг и произносит ровно одно слово. Тут надо понимать, что с точки зрения людей древности, «клятвопреступник» — исчерпывающий ответ на вопрос «Кто он?» — других можно не задавать, потому что вся биография и все подвиги человека перечеркиваются одним этим словом (если за его спиной не стоит армия, конечно, ну да тогда ему бы в лицо не посмели бросить подобное обвинение). Так что слова Фригг очень серьезны, их последствия аукнутся в ближайших главах. Ну и, конечно, не могу не заметить, что эта глава во много перекрестна с главой, где Гринольв беседует с Хагаларом в комнате Локи.
В части, посвященной Одину, я решила для разнообразия показать царя с человеческой стороны. Он намеренно издевается над всеми ради Гринольва, он устал от Локи и думает, куда его сбагрить, он в некотором роде опасается Гринольва и радуется, словно мальчишка, что Хагалар смог уползти от расспросов про Радужный Мост, он беспокоится о Локи и применяет, как он сам считает, новые методы диагностики его состояния, он заботится о Сиф и о Гринольве, он позволяет постороннему сомневаться в своих словах и решениях — одним словом, это такой домашний нетипичный Один. По крайней мере, он таким задумывался. Гринольв упоминает могильный камень своей жены. Они бывали двух типов. Одни стояли прямо на могилах, другие — на перекрестках дорог (как камень Локи из первых глав). Это фактически единственные дошедшие до нас памятники с рунической письменностью. Кто именно вырезал на них (кто-то из родственников или приглашенный мастер), согласовывался ли с кем-то текст — сказать сейчас невозможно, к сожалению. Обратите внимание на то, с какой легкостью Гринольв рассуждает о том, что следует делать Тору (казалось бы, царскому сыну), а что нет, с какой легкостью говорит о разводе в случае необходимости. О свадебных традициях мы поговорим несколькими главами позже, сейчас же объясню дерзость Гринольва. Один с точки зрения дворцовых асов — не высший бог, а лишь первый среди равных (хотя фактическое бессмертие Одина всех удивляет). В Скандинавии больше всего ценилась военная доблесть, фактически исходя из нее рассчитывался уровень удачи (главная единица измерений счастья и удачных генов для размножения), так вот удачных кампаний у Гринольва было гораздо больше, чем у Одина, и они были более блестящими. Он — величайший полководец, поэтому ему можно очень многое. И поэтому для Сиф он настолько выгодная партия: родить от него ребенка мечтает буквально каждая асинья (а что Сиф не мечтает, Гринольв не знает). Так что, сколь бы странно это ни звучало, но стать царевной — менее почетно и более накладно, чем женой Гринольва, и Один, которого все же волнует судьба своего ближайшего окружения, не может отказать Сиф в таком браке.
Разбор девяносто первой главы
От первых двух третей главы у читателя должно появиться ощущение тлена, безысходности, прошедшей жизни и утраченных надежд. Не знаю, получилось ли у меня передать это настроение. Первые две части — гимн отмершему прошлому, третья — гимн возрождаемому будущему.
Я уже говорила, что история Асгарда и персонажей у меня продумана достаточно подробно, и вот я вновь принесла вам одно полотно этой самой истории (второй кусочек) и ворох осколков (первый кусочек). Первый кусочек — показатель того, насколько вы, дорогой читатель, понимаете, что происходит. Там имеет место быть очень тонкая игра на кончиках пальцев. Почти всё можно понять, если иметь некоторое представление о прошлом героев (которое сильно раскрывается еще и в «Судьбе Локи»), но, к сожалению, мне, как автору, у которого все истории персонажей выстроены в голове в хронологическом порядке, сложно представить себе, насколько сильно у меня в тексте всё запутано и можно ли понять, что на самом деле происходило в прошлом, так что, если хотите, можете написать мне свои догадки по поводу первого кусочка и того, что там происходит — я могу подтвердить их или опровергнуть. И, учитывая, что в первом кусочке должна быть тонкая игра на кончиках пальцев, я никак не могу его комментировать. Единственное, что могу сказать: запомните те цитаты, которые взяты в начале в кавычки — они еще аукнутся. А еще помните, что Хагалар зеркалит и Локи, и Одина, но Локи в большей мере.
Второй кусочек должен вызвать недоумение и ощущение рояля в кустах, хотя на самом деле он таковым и не является. У меня был основной план построения повести, и поездка с Локи на якобы съезд ученых, где он узнает о том, что поселение прочит его в цари, была запланирована заранее, но… Я забыла об этом. Благо, софелаговцы напомнили. Причем именно тогда, когда это было очень к месту, когда я стала собирать оставшиеся кусочки, чтобы таки прийти к некоему концу… Впрочем, это достаточно забавная история, и я вполне могу ее рассказать. Итак, изначально (шесть лет назад у меня была идея, что Локи идет в другой мир, там узнает о планах поселения), причем до этой сцены мне надо было персонажей разделить: Локи должен был уехать домой, а поселение бы активно занялось его тронопосажением, но весной 2016 года я поняла, что моя идея трещит по швам, потому что да, я могу послать Локи во дворец, но что он там будет делать? У меня кончились конфликты между дворцовыми персонажами. Тогда и появился Гринольв — я достала его из захромов родины. Это не мой персонаж, он придуман фанатом повести вместе с детством Хагалара, которое я не продумывала. Это, грубо говоря, был фанон, который я решила сделать каноном. Я ввела Гринольва, но он поехал в поселение сам… Одним словом, ничего у меня не вышло, и я переписала окончательный сценарий, выкинув идею об отделении Локи от поселения. И вот я приближаюсь к последним сценам, осталось только описать приезд сестры Локи и потом приезд Беннера — и все, повесть можно заканчивать и тут… Разговор с сестрой, который должен был длиться одну минуту и в результате которого герои должны были поехать на кладбище, случайно смешал мне все карты, раскрыл новые возможности повести, а, главное, увез Локи во дворец, чего я, откровенно говоря, даже не заметила, потому что забыла о первом варианте сценария. А тут мне про него напомнили. Большое спасибо напомнившему! Теперь я смогу сделать то, что собиралась с самого начала. К сожалению, такую сложную миссию, как договор со всеми мирами, поручить кому-то незначительному (а все основные герои в поселении незначительные) просто невозможно, нужен кто-то с полномочиями, а таким оказался только мастер логистики, который в прошлом мало мелькал в произведении. Через него удалось показать историю Асгарда. Если в первой части мы имеем дело с личным восприятием царицы, а не собъективной истиной, то во втором кусочке основная хронология жизни моего Асгарда в течение последних, кажется, четырех примерно тысяч лет верна. Говорю это тем, кто читает разборы и кому интересно размотать клубок интриг прошлого, который понакручен в повести. Как автор заявляю все события, которые вспоминает Алгир — правда. Вы можете использовать их как основу, на которую можно при желании наложить тонну намеков из разных глав повести (если кому-то интересно этим заниматься). Единственное, что он знает превратно — это историю первого «Тора», но она зато точно известна читателям. В остальном, всё правда. Даже то, что в поселении жить вредно и опасно.
Третья часть — гимн будущему — она как раз проста и незатейлива. Упоминание об обучении Огуна взято из изначального сценария фильма, где Сиф говорит «Как хорошо, что я обучила Огуна владению кинжалами». Ее прошлое выстроено на основе фразы из первого «Тора», когда Сиф говорит, что сама доказала всем, что в состоянии сражаться наравне с мужчинами. Сравнение Роджерса и Гринольва вышло случайно, но действительно они похожи. Упоминание о починке Моста — отсылка к недавнему диалогу между Хагаларом и Гринольвом. Упоминание «земель Гринольва» может вызвать некоторое недоумение, ведь, как мы знаем, он умер бездетным — кто же унаследовал его земли да еще и готов отдать обратно? Тут все дело в том, что понятие «земли Гринольва» не вовсе не значит, что это земли, которые принадлежат Гринольву, это земли, которые Один подарил клану Гринольва за заслуги Гринольва. И принадлежат земли не конкретному асу, а клану. Клан Гринольва вполне себе процветает, его никто не уничтожил, поэтому целы и земли, носящие имя того, кто их приобрел.
Разбор девяносто второй главы
Женщины — именно им фактически посвящена эта глава. В повести и фильмах подробно описывалось шесть женщин: Фригг, Сиф, Фену, Наутиз, Беркана, Джейн. Наутиз мертва, поэтому о ней говорить нечего, осталось пять женщин, и мне стало интересно сравнить их судьбы. В замечательной статье Рollynote «Как НЕ надо прописывать женских персонажек», расположенной на фикбуке, очень хорошо сказано о судьбе женщин в произведениях не только на фикбуке, но и в мировой литературе. Действуют везде мужчины, а женщина, даже если это главная героиня, нужна, по большому счету для одного — для любви. Не так и просто найти в мировой литературе монолог женщины, посвященной не любовной теме. Мужчины монологируют о чем угодно, начиная с той же самой любви к женщине и заканчивая рассуждениями о стремлении к власти, доблести и прочему, а женщина, даже если и стремится к чему-то, все равно основная и фактически обязательная составляющая — это найти своего партнера. И к собственному огромному удивлению я обнаружила, что, по большому счету, у меня всё так же. Да, я не описываю любовь как таковую: и потому, что сама в нее не верю, и потому, что в традиционном обществе, которое я описываю, между браком и любовью никакой связи не было; но у меня так или иначе все женские персонажи связаны с браком: Фригг — жена Одина, Сиф — невеста не то Тора, не то Гринольва, Фену — любовница абсолютно всех мужчин, Наутиз имела планы на Ингвара, Беркана влюблена в Стива, Джейн была влюблена в Тора. Если посмотреть шире, на менее прописанных персонажей женского пола, то там да, есть те, кто никак с браком не связан: Фула, одна из царевен Етунхейма, Хозяйка Змеи, Кауна, Беркана-2, Ансур… Но они по ходу повествования почти не появляются, в отличие от центральных героинь.
Поэтому я решила в этой главе уделить им побольше внимания и показать, что для большинства из них любовь отдельно, а брак — вынужденная мера. Основная проблема у меня возникла даже не столько с самими героинями, сколько… с русским языком, с этим ужасно неудобным словом «любовь», фактически не имеющим синонимов. Даже в немецком языке ориентироваться было бы проще, что уж говорить о французском или японском, где словами описываются такие тонкие грани чувств и отношений, которые не в состоянии описать великий и могучий.
Те же отношения Фригг и Тени, которые наверняка прежде многими воспринимались как любовные в прямом смысле слова, в реальности не имели к традиционной любви вообще никакого отношения, хотя вся внешняя атрибутика присутствовала. Сиф вообще против замужества как такового, но у нее нет выбора. Для Фену любовь и смерть — лишь развлечения, но ее бесит, что никто не воспринимает ее всерьез. Беркана не умеет любить в традиционном понимании этого слова, но она хочет себе такой жизни, которая для нее привычна, и для этого ей нужны муж и ребенок. Джейн же вообще жалеет о своей влюбленности в Тора.
Положение женщины в Древней Исландии мне до конца так и не удалось разобрать. Абсолютно точно, что народ жил, в основном, большими семьями-кланами, но могли жить и отдельными домами (правда, это было опасно). Совершенно точно в семье была иерархия и подчинение младших старшим, но часто большая часть мужчин уходила на войну, и всем заведовали женщины, то есть занимались и чисто мужской работой. Что все работали вместе: и слуги, и господа — факт, разница в их положении была скорее юридической, чем бытовой. Совершеннолетие действительно различалось, и если в случае девушек цифры в 15 и 21 год понятны, то вот что мог делать мальчик в 12, когда он становился вроде как «взрослым» — не очень понятно. Саги полны историями, когда герой достигает возраста, когда его родители поженились (то есть шестнадцати лет), при этом отец умер в бою через пару лет после рождения ребенка. Так что да, женились рано, но не факт, что выходили замуж столь же рано. Поскольку сведений именно об Исландии крайне мало, и даже в самой Исландии мне не удалось найти книг, описывающих быт предков, а музеи фактически пусты, то приходится многие вопросы оставлять без ответа. Быт викингов чаще всего описывается по Норвегии и Швеции, что вполне логично, более того, переселенцы именно оттуда заселили в свое время Исландию, и, казалось бы, должны были просто перенести быт своей родины на остров, но географическое положение острова, рельеф и климат сыграли огромную роль. На материке викинги активно занимались земледелием, и во многом для этого им нужны были земельные наделы, но лавовые поля Исландии не предназначены для посевов, а лично мною виденная черная, красная и ЗЕЛЕНАЯ! смородина в августе доказывает, что в исландском климате что-то вырастить крайне проблематично. В ту же копилку идет дичь, на которую в лесах охотились викинги на материке, но которой нет на острове, где всего пять видов млекопитающих и то три из них точно привнесены человеком, а еще два скорее всего тоже привнесены человеком, просто случайно.
Это все к вопросу об описаниях Асгарда от имени Джейн. Я не уверена, что они полностью соотносятся именно с исландскими традициями, возможно, что в большей степени с материковыми. Но в любом случае человек, попадающий в Раннее Средневековье (а на самом деле в Бронзовый Век) будет очень сильно страдать от отсутствия всего того, к чему привык в повседневной жизни. Меня всегда смешат книги о попаданцах, где герои никак не реагируют на условия жизни, к которым они вовсе не привыкли. Но верно и обратное: той же Беркане практически невозможно приспособиться к Мидгарду, и не зря я упоминала раньше, что логисты Мидгарда очень не любят свое место работы и мечтают вырваться из нашего сумасшедшего мира, несмотря на все наши блага. Одно из главных отличий между нашим миром и Асгардом — это ответственность за свои поступки. По нашей морали человек несет ответственность за свои поступки только перед собой и может делать все, что угодно, если это соотносится с его понятиями совести и чести и если он готов, в случае поимки, отвечать за свои поступки перед судом. В Скандинавии все было не так. Сам человек и его поступки для него самого вообще не играли, по большому счету, никакой роли. Но он должен был не посрамить своих предков и передать свою удачу потомкам. Именно поэтому Хагалар говорит Тору, что ему все равно, что он творит, потому что своих предков он не знает, а его дети погибли. Он один в целом мире, просто его песчинка, не встроенная в систему прошлое-настоящее-будущее. Он потерян для мира, поэтому может творить что угодно — семьи-то нет.
Дважды в тексте упоминается драуг. Это мятежный дух, что-то среднее между привидением и вампиром. Появляется в том случае, если покойник со своей смертью не согласен. Может как пугать живых, так и приносить вполне себе материальный вред. Даже может проваливаться сквозь землю и неожиданно появляться, но вроде как не может сам по себе зайти в дом.
Внимательные читатели наверняка обратят внимание на странную фразу Берканы «упустила свою весну». Ведь «весны» в Асгарде нет, есть только летняя и зимняя половины года. И это еще одна странность, объяснения которой мне найти не удалось: «весны» и «осени» как времен года не существовало, но сами понятия были. Тот же «осенний» месяц — это последний месяц лета. То есть слово было, и его использовали, но как именно — сложно сказать. Почему «весны» нет фактически, я знаю, я наблюдала, как зима переходила в лето — это заняло всего лишь несколько дней, а уж никак не три месяца, — но что называли этим словом — сказать не могу.
Скандинавские законы гостеприимства были обоюдными. Да, гостя обхаживали, как только могли и исполняли чуть ли не каждую его прихоть. Но и гость должен был вести себя соответствующе, именно на основе его отношения к гостеприимству люди составляли о нем мнение. Джейн и Брюс при всем желании не могут соответствовать асгардским законам — они их просто не знают, однако Джейн нарушает даже самые элементарные правила вежливости. Так что ничего хорошего асы о людях не думают, но сделать пока ничего не могут.
Зато присутствие людей очень сильно облегчило мне задачу — наконец-то я могу воспользоваться привычными месяцами, а не исландскими, а также расписать сложную систему летоисчисления. Мне потребовалось несколько дней, чтобы расположить аж на трех шкалах времени все значимые события, а также даты рождения и смерти персонажей, зато теперь я наконец-то, не прошло и шесть лет, точно знаю возраст всех героев. Отправной точкой послужила точная дата рождения Локи, а также фраза в «Торе-2» «плюс-минус пять тысяч лет».
В тексте встречаются отсылки к прошлым главам. Помощь людям, о которой упоминает Тор — это поездка Хагалара и подручных магов в Нью-Йорк, где они разобрали завалы и повстречались с Марией Хилл. Клятвопреступление друзей Тора было в фильме, а упоминал о нем Один, когда Локи вместе с поселенцами приехал на собственный день рождения. Это связи с прошлым. А задел на будущее — отрывок про Фену — заявка на окончание повести, попытка свести концы к общему знаменателю. Для меня самой стало неожиданным открытием, что именно Фену будет играть такую большую роль в последних главах повести, и совершит несколько ключевых поступков… Если совершит…
Разбор девяносто третьей главы
Эта глава может с полным правом носить название «Семейные ценности» или «Семейные дрязги», так как только из них и состоит. Сплошные диалоги, куча отсылок к прошлому (при внимательном прочтении можно найти много мелочей про прошлое Одина, Фригг и Хагалара) и никаких реалий Исландии, божественного Асгарда или науки. Такую главу очень легко и приятно писать, с одной стороны, ведь не надо сверяться со справочниками, но, с другой, важно не упустить героев, не сделать их чересчур мягкими, ванильными и не похожими на себя. Впрочем, с такими проблемами сталкиваются все, кто пытается описывать либо детство персонажей, либо сцены наказания. Чаще всего и то, и другое получается чересчур ванильно-приторным и нереальным. В случае Локи и Тора это обязательно обожающая и бесконечно ласкающая их Фригг и безмерно суровый или наоборот до гротескного ласковый Один. Ну и, разумеется, друзья по играм, которые любят Тора и не принимают Локи. Локи с рождения записывают в библиотеку, из которой он никогда не выходит вплоть до свадьбы, а Тору выдают в руки меч и забрасывают на ристалище — тоже до свадьбы. Вот общее мое впечатление от фанфиков, которые описывают детство царевичей. И хотя мое дело было показать всего лишь одну-единственную сцену из детства, мне пришлось нарушить все стандартные сюжетные ходя. Во-первых, Локи, не желающий учиться, наверняка, для многих стал признаком ООСа, хотя скорее удивителен был бы маленький ребенок, который учиться любит. Благо, мне есть, с кого списывать поведение и даже слова — не пришлось ничего выдумывать из головы. Во-вторых, мать, которая вообще не появляется во время конфликта, которая самоустраняется и делает вид, что ее как бы и нет (вспомним «Тор-1», когда Фригг сидит у постели Одина, и идея помочь Локи с управлением государством ей даже в голову не приходит, мол, сам разбирайся). В-третьих, наличие огромной кучи слуг и наставников, которые не оставляют ребенка одного. Почему-то во всех фанфиках царевичи 90% времени проводят в одиночестве, хотя ни тогда, ни сейчас маленьких детей никто надолго в одиночестве не оставлял, да и заботился о них целый штат прислуги (если мы говорим о дворянских семьях (хотя это понятие не совсем применило к каноничному Асгарду)). У этого отрывка есть одна грубая неточность — грифели, которыми пишет Локи, изобретены были только в конце восемнадцатого века. До тех пор писать могли либо перьями, либо кистями, а в Скандинавии вообще чаще всего писали исключительно на камне: руны не просто так такие угловатые — их форма идеальна для выбивания на камне. Мотивы воспоминаний перекликаются со сценой на кладбище из начальных частей повести. Там у Локи тоже было ощущение, что он вспоминает детство не по своей воле. Впрочем, тот факт, что мы смотрим на происходящее глазами Локи, не дает в полной мере показать, что же происходило на самом деле глазами Одина, который с конкретным мотивом (не зная о фобии Локи) потребовал опуститься на колени, а получил всплеск сил, с которыми до последнего не знал, как справиться. Впрочем, своей цели он достиг: Локи отказался от идее ехать в поселение, несмотря на то, что прямого запрета не получил.
Массажем Один пытается излечить Локи. Этот момент переписывался аж дважды: как ни странно, но очень сложно было правдоподобно прописать момент, где Один фактически Локи ласкает, дотрагивается до него добровольно. Это настолько не в характере персонажа и с такой легкостью переходит в откровенный фарс и мимимишность, что потребовались силы нескольких софелаговцев, чтобы привести сцену хотя бы в относительно удобоворимый вид. Впрочем, это касается практически всех кусков главы. Она целиком занимаем девять страниц. Но по изначальному сценарию примерно столько занимала только одна сцена из детства: были гораздо более подробно прописаны попытки Локи подойти к отцу, его разговоры с учителем, описание комнаты наказания и прочее. То, что осталось в конце — фактически краткая выжимка изначального огромного замысла. Не меньшие потери понесла и последняя сценка: разговор Одина, Фригг и Хагалара занимает сейчас всего полторы страницы, а занимал изначально почти четыре. Из него тоже были безжалостно вырезаны многие подтемы и отдельные диалоги объединены в монологи.
Сама же глава делится на две части: одна от имени Локи, другая — от имени Хагалара. В некотором роде эта глава — символическое их противостояние друг другу. Наконец-то Локи прямо говорит о своей ненависти (чем безмерно удивляет Одина), наконец-то Хагалар показывает свое истинное лицо: с одной троны он готов защитить Локи от любой опасности, но с другой — он убьет его без раздумий, если понадобится. Локи пытается думать о чем-то серьезном и предпринимать важные шаги, неважно, в сторону поселения ли или в сторону собственной второй сущности. А вот Один и Хагалар больше шутят, чем занимаются делами. Словесное сражение друг с другом и старые обиды значат для них гораздо больше, чем опасность, которая нависла над Девятимирьем. И только Фригг думает о благе Асгарда в первую очередь.
Диалог Хагалара и Одина не совсем мой — он был проигран с одним из членов фелага и вошел в текст в практически неизменном виде. Насколько он серьезен и правду ли говорят персонажи друг другу — тут уж решать вам. Разумеется, этот диалог напрямую связан с воспоминанием о прошлом Локи, и мы достаточно долго обсуждали, как именно Хагалару стоит относиться к Одину и его системе воспитания. Впрочем, кто тут прав — Один или Хагалар, — каждый читатель может решить лично. По большому счету, на обоих висит много грехов, вопрос только в том, кому какие грехи симпатичнее.
Последний разговор содержит кучу отсылок к прошлому, впервые звучит имя матери Локи (Локи спрашивал о ее имени еще на кладбище зимой в начале повести, но Один ему не ответил). Герои вместе со мной судорожно думают, что же им делать. Вся эта заварушка с потусторонними частицами в теле Локи не планировалась ни по одному из сценариев повести, и у меня не было никаких идей, что именно с ней делать, но сейчас она мешает осуществлению главных событий: придется срочно избавляться от того, что не нужно по сюжету. Ну и заодно можно показать, какие методы решения проблем асы считают для себя приемлемыми.
Разбор девяносто четвертой главы
Если прошлой главой управляли семейные ценности, то эта посвящена семье и удаче, причем ответственность за нее несу не столько я, сколько один из членов фелага, который попросил меня подробнее рассказать о викингский удаче, а, получив ответ, заметил, что стоит прописать это определение подробнее в самой повести. Так появились: два диалога — Джейн с Берканой и Джейн с Хагаларом (второй появится в следующей главе). Изначально оба диалога висели в воздухе: не было ни комнаты, ни подслушивающего Локи, оба были от имени Джейн, но впоследствии Локи пробрался незаметно и заставил переписать первый диалог со своей стороны.
Чертог Фрейи — реалия с сайта Анны Блейз. А сама Фрейя действительно живет с Асгарде, исходя из мифов, причем является пленницей: после последней войны асов и ваннов цари обменялись заложниками ради воцарений мира. Так в Асгарде появились Фрейя и Фрейр. А вот кошечка-наперстница Фригг упоминалась в главе, где описывалось возвращение Одина из Ванахейма (беседа с Фригг), и про нее лично в мифах не сказано ничего, но известно, что у Фрейи колесница запряжена кошками (а у Тора — козлами).
Рассуждения Локи о мести тоже имеют свою почву, только уже в Исландии, а не в Асгарде: Локи ведь напал на Нью-Йорк, и раз Джейн так резко отреагировала на него при первой встречи, значит, с точки зрения Локи, это ее родной город, и на имеет полное право мстить за его разрушение. Но у нее нет средств. Средства есть у Беннера, но раз он не заявляет свои права на месть, значит, это не его город. (Хотя в реальности оба они к Нью-Йорку непосредственного отношения не имеет, просто Джейн больше думает о простых людях.)
В разговоре матери и Локи упоминаются драуги, про которых я писала недавно. Но писала-то я недавно, а вот когда главы на сайте появятся — это другой вопрос, так что напомню, что драуги — ожившие мертвецы, одержимые своими незаконченными делами в мире живых.
Тараканы — это самые первые создания Одина, им уже почти пятнадцать тысяч лет, и Локи действительно получил их в дар от отца во время своего последнего визита вместе с Иваром-2.
Ссылка в Бездну открывается перед нами с новой стороны, ведь Локи изначально мечтал попасть в Асгард, чтобы спастись от Таноса, который за ним охотится (вспомним обещание страшной кары еще из фильма). А теперь его поднесут Таносу на блюдечке с голубой каемочкой. Однако помним, что ни Один, ни Хагалар так и не узнали, от кого Локи скрывается в Асгарде. Сперва они его спрашивали, потом им надоело, и они об этом дружно забыли. А вот Локи помнит.
Просьба Локи вернуть тело в поселение — отсылка к главе, где он узнает, что практически все предметы в поселении сделаны из самих поселенцев. Сперва его такая участь ужаснула, но сейчас он видит в ней для себя некую выгоду. Впрочем, он прав, уверяя себя, что к его просьбам мать отнесется исключительно снисходительно.
В путешествии Один в мир сознания Локи только одна деталь требует объяснения — почему ребенок видит только оттенки красного? Это моя вольность: когда племянница была маленькая, то первый цвет, на который она начала реагировать, был именно красный, из чего мы сделали вывод, что сперва она не различала цветов вовсе, а потом увидела именно красный. Конечно, можно было бы поискать статьи в интернете и изучить историю вопроса, но, учитывая, что речь о полукровке етуна и аса, то есть о существе с любой анатомией на любой вкус и цвет, я решила сделать предположение истинным без всяких доказательств.
И снова в этом отрывке мелькает судьба — Одину ничего не остается, кроме как положиться на судьбу в поиске нужного дня. Раз уж я начала главу с описания судьбы и удачи, то решила, пусть они и станут лейтмотивом.
Последняя часть главы тоже написана под впечатлением вопроса, который мне задали в частной беседе, а именно: какие отношения связывают Фригг и Тень? Отвечала я столь подробно, что даже сама разобралась, что же именно между ними происходило. В результате родился этот диалог Фригг и Хагалара — жалкие отголоски прошлого, история «падения» женщины, которая решила прыгнуть выше головы и поплатилась за это. Меня раньше упрекали в том, что я даю только намеки на то, чем была славна Фригг, а народу хотелось увидеть ее подвиги воочию. Вот решила перечислить часть из них. И это противопоставление «- Твой… — Твой…» играет ключевую роль в их отношениях, если знать, какое слово надо подставить после первого притяжательного местоимения. Впрочем, это все сложные логические загадки самой повести, которые разгадать невозможно из-за объема текста и редкой выкладки глав.
Теоретически, если этот диалог соединить с диалогом с вкраплениями воспоминаний между Хагаларом и Одином, а еще вместе с диалогами между Фригг и Одином по поводу раскрытия клятвопреступлений Тору и впоследствии между Фригг и Хагаларом в постели, то можно, наверное, многое узнать о прошлом персонажей и почти полностью восстановить несколько сцен много тысячелетней давности, но я не уверена как в том, что это возможно (все же автор смотрит на свой текст не так, как читатели), так и то, что это кому-то интересно.
Ну и последнее замечание: к моему собственному удивлению, от задумки до полного воплощения главы прошло всего три дня — удивительная для меня скорость.
Разбор девяносто пятой главы.
Первый разговор этой главы — Джейн и Хагалар — является прямым продолжением разговора Джейн с Берканой. В один разговор нельзя было ввести все реалии, пришлось делить на два. Все, что говорит Хагалар (кроме некоторых моментов, связанных с поселением), в той или иной степени согласуется со скандинавскими реалиями (особенно все, что касается имен и родственных связей), а вот ответы Джейн истинной быть не обязаны. Как и любой человек, она имеет свою точку зрения на жизнь на Земле. По большому счету, если брать среднестатистического американца, то он понятия не имеет о том, что происходит в Европе или на Востоке, и Джейн вряд ли могла бы приводить те примеры, которые я вложила в ее уста. Все же она астрофизик, а не всесторонне образованный человек, но без примеров ввернуть все, нужные мне, реалии Скандинавии никак не получалось. Замечание Джейн про храмы — отсылка к одной из первых глав второй части, где Тор упоминает о храмах Асгарда, которые построили во многом по моде Мидгарда. Читатели еще тогда отмечали, что это не совсем правдоподобно. Но убрать это было невозможно, приходится аукивать в последующих главах.
Вопрос, который Хагалар задал Джейн, связан с ее именем «Джейн» через французский вариант «Жанна» восходит к древнееврейскому «Иоанн», то есть «Бог сжалился», «Божья жалость», если дословно. Интересно, знали ли об этом создатели комиксов, когда наделяли возлюбленную бога Тора таким именем?
Вопрос, кто кого считает богом, встает с каждой главой все острее, поскольку постепенно все персонажи высказывают свою точку зрения по данному вопросу. В данном случае Джейн ставит знак равенства между «богом» и «асом», а для Хагалара «боги» — это только четверо членов царской семьи, то есть ближайшие родственники Одина (та же Фула туда не входит).
Последние две главы особое место уделено покойникам. Как-то случайно так получилось, что раньше об этом не было сказано ни слова. Исправляюсь. Асгард по мифологии — это то место, где живут асы (похоже, целых десять штук, то есть это не народ, а семья), а также тысячи и десятки тысяч покойников. Которых делят между собой Один (Вальгалла) и Фрейя (у нее свой чертог для душ). Кроме того, есть Хельхейм, куда попадают все прочие. Так что Асгард — с одной стороны — город асов, с другой — мир мертвых. Просто мертвые отдельно, а асы отдельно.
Разговор Тора и Хагалара был необходим, чтобы показать, что Тору брат тоже не безразличен, несмотря ни на что. Впоследствии этот разговор сильно аукнется.
Наверное, многим неприятно, что в маленькой ставке от имени Хагалара старый маг все больше разочаровывается в Локи, но мне это кажется очень жизненным. Всё же отношения у них совсем не складываются, ведут они себя друг с другом отвратительно (оба хороши), а вот с Тором все сразу срослось. Вот и получается, что Тор для Хагалара гораздо желаннее, а от Локи ему нужна магия. Подробнее об этом было в маленькой зарисовке, в самом конце повести «Настоящий праздник для Хагалара».
И вот катарсис: то, ради чего герои потратили кучу времени и сил, не принесло никаких плодов. Люблю «обламывать» героев, люблю рушить классические шаблоны, когда герои преодолевают огромное количество препятствий ради цели, которая обязательно оправдает их усилия. В жизни чаще всего получается по-другому, вот и у моим героев тоже ничего не вышло. Зато вскрылись еще некоторые мелочи про появление Локи в Асгарде. При желании, если порыскать по главам, то историю Локи можно собрать полностью, но объем таков, что сделать это практически невозможно.
Разбор девяносто шестой главы
Вот уже почти двадцать глав я пытаюсь разрулить случайный поворот сюжета в сторону странностей из Етунхейма. Если повезет, то в следующей главе сюжет вернется на круги своя. Сначала я думала делать сцену, где Хагалар убеждает Локи следовать его плану, но потом я поняла, что это действительно неразумно: ведь если Локи будет знать полностью план, то и тварь, которая захватит его тело, тоже. Конечно, тогда было бы самым разумным вообще Локи не пробуждать, а сразу отправить в Бездну, но здесь уже сыграл свою роль характер Хагалара: что бы он ни говорил, а Локи он любит и не может упустить возможность попрощаться с ним хотя бы таким образом, а, главное, дать ему возможность написать завещание (хотя и не уверена, что это понятие существовало в то время). Это дань уважения по отношению к сыну Одина со стороны Хагалара, по крайней мере, он сам так считает. Но поскольку Локи даже перед лицом гибели говорит ему гадости, то Хагалар совсем сникает и уже готов пойти на смерть от руки Фригг, которую когда-то очень любил… Одним словом, печаль и все страдают.
Только в конце разговора оказывается, что беседуют Локи и Хагалар вовсе не в Асгарде, а в совершенно ином месте. Эта фишка — последнее, что я вставляла, причем не по своей воле — один из членов фелага усомнился в корректности одной из фраз Хагалара, мол, она звучит так, будто Локи уже не в Асгарде. Я подумала и решила — а почему бы и нет? Почему бы не выгнать его заранее из Асгарда? Пусть действительно снежинки и завтрак его обманут, он не поймет, что находится в чужом мире.
Наверняка для читателей было удивительно поведение Фандрала. Он ведь все время не вспоминал о своем долге перед Локи и тут вдруг решил пойти ради него на смерть. Это, опять же, вопрос чести. Тор рассказал друзьям о плане, все знают, что Локи либо не выживет, либо не вернется, а поскольку Локи больше года жил в Асгарде, то у Фандрала была возможность отдать ему долг, но он этого так и не сделал. Ну, а кроме того скандинавам свойственны безрассудные подвиги, особенно те, которыми можно будет потом покрасоваться. Поскольку все уверены во всемогуществе Одина, то немного сомневаются, что он даст умереть Локи, которого сам так и не казнил, хотя имел полное право.
Монолог Дагара — общие настроения в поселении. Тут комментировать что-то трудно, поскольку большинство идей повторяется из главы к главе, читателям просто важно о них напомнить, а то, учитывая перипетии с Локи, промышленная революция отошла на второй план. Все те же идеи, как использовать людей, все те же мысли о терроризме (террористически акты в Нигерии и Китае имели место быть весной 2014 года, сейчас у нас февраль, так что они как раз могли готовиться в это время), разве что они постепенно обретают некоторую плоть.
Что же касается последнего пассажа насчет прихода в поселение «смертников», то здесь мне приходится действовать на свой страх и риск, поскольку подобного места в реальности не существовало. Исландия — бедная страна, которую много столетий кормила Дания (за что теперь Исландия ее ненавидит), а последнее столетие США (потому что поставили там свои военные базы). До середины 20-го века, если сведения в музеях верны, Исландия пребывала фактически в бронзовом веке со своими первобытными представлении о долге и чести. Да, с одной стороны, поселение отверженных — это кошмар и хуже смерти, но разве не почетно умереть ради того, чтобы процветал твой клан? К тому же раз сам сын Одина обратил свой взор на мир отверженных, то, может, там не так и плохо? Поскольку телевизоров и газет нет, то дальние земли Асгарда даже не знали о том, что Локи «умирал» и что Радужный Мост разрушен. Зато они видят, что особа царской крови впервые обратила на них свое внимание, причем привезя еду — основу жизни, по большому счету.
Еще в этой главе много мелочей, которые мелькали в повести в самых разных главах. Когда я летом перечитывала повесть, то составила огромный персонажный список, где отмечены мелочи, связанные с каждым персонажей. К примеру, что Локи в бездне раздробил при падении ребра и правую руку или что Тор не любит Фенсалир. Если текст большой, то подобных документ с мелочами очень удобен, иначе они теряются в толще текста и никак не влияют на него. Очень часто я в фанфиках сталкиваюсь с тем, что какой-нибудь герой отмечает, положим, свою любовь к кофе, но дальше на протяжении трехсот страниц пьет что угодно, но только не кофе, хотя имеет все возможности. Или при описании героини сказано, что она ярко красится, но в дальнейшем ни разу мы не видим ее ни перед зеркалом, ни в магазине косметики, ни даже «хлопающей длинными накрашенными ресницами». Автор не в состоянии держать в голове мелочи, связанные со всеми героями (особенно, если их много), а вот бумага в состоянии.
Разбор девяносто восьмой главы
Пока корректировала эту главу, узнала, что почти два года назад умер прототип Лагура… Эх!
И было у меня две главы — 98 и 99, но по здравому размышлению я решила объединить их в одну и не мелочиться.
Линия Ивара приходит постепенно к своему логическому завершению. Изначально я ее не планировала. Все, что случилось с каскетом за последнее время — случайность, из которой я выпуталась с большим трудом, и если с Локи я хотя бы примерно представляла, что делать, но Ивар был настоящей загадкой. Я думала вести его к Менглед и таки чинить каскет (что противоречило моей изначальной задумке, на основе которой я строила всю повесть), но потом поняла, что если я его веду к Менглед, то либо его там убивают, получают осколок Тессеракта, и у нас война с Етунхеймом, причем вряд ли победоносная, либо, если Менглед и царевны заодно, то я получаю глобальный женский политический заговор в Етунхейме, который изначальным сценарием тоже не предусматривался. Так что пришлось пойти моим стандартным путем из серии «представим, что у нас реальная жизнь». Вот вы никогда не задумывались о том, насколько героям постоянно фантастически везет? Причем во всех книгах и фильмах Они придумывают какой-то невероятно сложный план, который может сработать только при определенных маловероятнных обстоятельствах, но, разумеется, герои столь прекрасны, что план срабатывает, даже если положительные персонажи несут некоторые потери… Терпеть не могу такие сценарии, поэтому у меня чаще всего героев ждет эпичный провал: как с Одином, который думал с легкостью посмотреть ритуал глазами Локи-младенца, как с Иваром, который надеялся легко перенестись к Менглед, а попал в ледяную пустыню.
Сюда же и рассуждения Фену о том, что все, кто соприкасается с Локи, кончает плохо. Эта мысль пришла мне в голову именно тогда, когда я писала кусочек от имени Фену. Так не должно было быть, фелаг должен был остаться единой командой, но что мы получили в результате? Хагалар и Беркана во дворце, причем Беркана уже одной ногой в Мидгарде, Раиду и Ивар, каждый по своей вине, но все равно на грани безумия. И Лагур — вечно одинаковый и вечно читающий. Это не то, что ждало героев изначально, и мне придется свести их обратно. Правда, для этого мне потребовались консультации психиатра, но они ничего не дали: человек, который не сталкивался именно с такими проявлениями расстройства, как у Раиду, не смог предположить, что может ему помочь. Так что я обратилась за помощью к другим медикам, не психиатрам, но психиатрией увлекающимся. Они подтвердили мои предположения, что болевая терапия не поможет.
Наверное, некоторым читателям было бы интересно узнать, что именно делала Фену, но я специально не описывала ее возможности, как и подробно не описывала мучения подопытного человека. Во многом потому, что ни то, ни другое я себе не представляю, а писать наобум не хочу. Поведение маньяка — не то, что можно подсмотреть только в книге или хронике, и в данный момент и Фену, и Раиду ведут себя именно как маньяки.
Что касается рассуждений Фену о тимьяне и вырезании его на теле Раиду: она хорошо помнит, как предложила Локи свою любовь, а тот в отместку сделал ей татуировку. Теперь она ждет такого же поведения в случае с влюбленным Раиду. То зло (точнее, жестокости), которое Локи причинил поселенцам на глазах у многих: вырезание тимьяна на плече Фену, доведение ее же до беспамятства, а также полупридушивание Раиду после взрыва в доме отопления — на основе этих трех моментов Фену делает выводы о его жестокости (это если не считать кучи угроз).
Но вернемся к Ивару. Раньше уже Локи доходил до идеи, что каскет не артефакт, а живое существо. Ивар думает теперь о нем также, пускай и дошел до этой мысли не логическими умозаключениями, а под влиянием Етунхеймских богов. Теперь Ивар в чем-то среднем между сном и комой. Учитывая, что на него никак особенно царевны не влияли, а только перекинули часть «содержимого» Локи, то долго мучиться от неясных видений он не может.
Локи… Когда он прибыл в Гладсхейм, было начало января, а сейчас уже середина февраля — больше месяца он, Хагалар и Беркана живут во дворце, и это очень хорошо для сюжета, ведь по изначальной задумке всю шестую часть Локи должен был сидеть во дворце, а поселенцы в поселении, и я таки пришла к тому, с чего начинала.
Перепутанные воспоминания Локи — лишь малая часть возможных последствий вмешательства Одина и инородных сущностей в его сознание. Чем все это кончится — другой вопрос, над которым я пока не очень думала. Но факт, что не просто так Один отказался от своего могущества: не только этические соображения должны были руководить им, но и осторожность.
Идея о четырехдушии Локи могла удивить читателей, но это — реалии Исландии, разве что на деле душ было пять. Пятая — христианская душа, появившаяся, что логично, с принятием христианства. Насколько те метафизические души связаны с памятью и прочими психофизиологическими процессами, я сказать не могу — древних людей подобное не интересовало. Но зато возникает интересный момент: христианская душа попадает, как ей и положено, в рай, ад или чистилище, а вот фюльгья — душа, которую можно вызвать в мир живых, получается, живет в Хельхейме. И, возможно, именно на ее основе появляются драуги — так что, по сути, она самая опасная из всех.
Беннер и Асгард — это очередные мои выкладки насчет мира асов в контексте Исландии со всеми ее видами серебра и тканями. Правда, животные — не моя идея, а софелаговца, которую я с удовольствием воплотила в жизнь и таки объяснила хотя бы себе, что происходит с давлением и водой в Асгарде. До последнего времени я старалась не задумываться о физических основаниях существования Асгарда: нам в фильме четко показали плоский остров, висящий в космосе, но, к сожалению, пришлось таки делать из плоскости шарик и как-то объяснять воду, падающую в космос и непонятно как оттуда возвращающуюся в виде дождя. Также в мою концепцию не вписывались летающие лодки из второй части Тора. Воины с мечами и летающие лодки с лазерами — замечательное сочетание нам продемонстрировали во втором фильме трилогии. Пришлось как-то выкручиваться. Хотя валить все на Свартальвхейм — не лучшая идея, ведь если там такие замечательные мастера и оружие, то почему этот мир не стал до сих пор галактическим лидером?
Разбор девяносто девятой главы
Символично, что глава, в которой исповедуются сильнейшие существа повести, от чьего решения зависит судьба главного героя, носит номер девяносто девять. Это случайность, но красивая случайность.
Когда я поняла, что собираюсь писать главу, пронизанную, во-первых, рок-оперой «Темный Ангел», а, во-вторых, главу, в которой вообще ничего не происходит и где мы обращаемся только ко внутренней сути основных персонажей, то подумала сначала разбавить ее хоть какими-то действиями, но фелаг убедил меня, что этого делать и не стоит и что узнать истинные мысли основных персонажей в книге с большим количеством загадок и недомолвок полезно.
Итак, у нас три исповеди, три противостояния, три внутренних конфликта: царь и отец; восприятие Локи — Асгардским и Мидгардским; наставник и мститель.
Каждый герой должен сделать выбор, но никто этого самого выбора в конечном счете не делает: два персонажа отправляются в сознание Локи, чтобы там найти ответы (причем Один ищет ответы в памяти Локи, а Фригг — у Одина), а Хагалар не может разобраться с собой.
По прошлым главам ничто не предвещало беды, но вот уже все думают о том, что убить Локи было бы неплохо. И Хагалар, который сейчас рассуждает о том, чтобы сбежать, несколько глав назад рассуждал об убийстве столь же спокойно. По большому счету у меня есть только два основных персонажа, которые не с состоянии убить невинного из-за своих принципов: Тор и Раиду. Все остальные думают в первую очередь о себе или о каком-то абстрактном благе.
Что касается прошлого, которое вырисовывается в каждом из трех монологов: каждый монолог правдив, но только с точки зрения того, кто монологирует. Обратите внимание, что Один и Фригг каждый себе приписывает честь усыновления Локи, к примеру. А Хагалар совершенно уверен в том, что Фригг Локи презирает. Факты все верные, а вот их интерпретация у каждого персонажа своя.
В монологе Одина я старалась показать человечность, которая проступает из-под маски царя: он всегда рассуждал как царь, даже когда Локи висел над Бездной. А здесь и сейчас он не может просто взять и убить. Он не может решиться, хотя, казалось бы, перерезал глотки сотням и тысячам врагов, потерял множество жен, детей и друзей.
Для монолога Фригг было сложно подобрать слова и, боюсь, даже мой конечный вариант описывает не совсем то, что мне нужно. Ей нравился Локи до Бездны и не нравится Локи после Бездны (это мотив еще из самых первых глав, из первых появлений царицы). Новый Локи ей не очень нужен, но ее гордость будет уязвлена, если окажется, что она ошиблась и зря настояла на том, чтобы сделать из Локи сына, а не раба. Новый Локи в ее понимании — это средство, которым воспользуется Хагалар, чтобы захватить трон и отомстить Одину.
Хагалар, который еще недавно сам был готов убить Локи, в этой главе выступает антагонистом родителям. Он вспоминает всё зло, пусть даже и вымышленное, которое они причинили Локи, и обеляет себя на их фоне. Это самовосхваление, гордыня в высшей степени, мол, я вас любил, я все делал для вас, но теперь назло вам приручу ребенка и завоюю трон Асгарда. Мне он, правда, не нужен, но для принципа, ведь вы сволочи. Он очень тяжело переживает размолвку с Фригг, не понимает ее причин. С его точки зрения он всех предать и пафосно уйти может, а она смертельно обидеться на его оскорбление — нет. На Локи Хагалар тоже смертельно обижен, поэтому и думает то ли просто побить, то ли сломить. Он хочет спасти Локи на зло правящей чете, он готов подобрать того, кого выкинут за ненадобностью и выковать что-то пристойное на зло Одину и Фригг. Если царь и царица видят в Локи живое существо и решают его судьбу, то для Хагалара Локи все больше становится рабом в Американском смысле этого слова или даже вещью.
Что до сновидений Локи, подосланных Хагаларом, то они — порождение рок-оперы (когда мне нужны пафосные видения, надо смотреть рок-оперы — сразу правильное настроение появляется). Что именно там происходит, будет частично объяснено в следующих главах разными персонажами. Так что до встречи в сознании Локи!
Разбор сотой главы
Не думала, что мы дойдем до таких вершин, как сотая глава, но мы дошли. Хвала нам. За свои пятнадцать лет творчества я никогда не писала таких огромных произведений.
Сны Локи — о, простор для фантазии! У меня очень подробно разработаны сны, точнее, методика ходьбы по снам и все многочисленные правила. В эту главу влезли жалкие крохи выдуманного, сборная солянка из возможностей гуляющих по мирам и спящих. Шутка ли — чтобы написать три сцены, я просмотрела пятнадцать вариантов локаций. От многих вкусных идей пришлось отказаться, но в последнее время и так процент иллюзий и фальшивых миров превысилвсе мыслимые границы, так что разгуляться мне не дали.
Как выглядит собственная невеста — Локи понятия не имеет даже во сне, поэтому ее лицо и скрыто.
Сны не требуют пояснений, потому что они — просто открытое подсознание, в котором отражается Истина. Другое дело, как на происходящее реагируют старшие боги, особенно Фригг. Та, что несколько дней назад рисковала всем, чтобы спасти Локи из лап темных богов, сегодня нисколько не прочь его убить. Почему — читатели могут додуматься сами. Знаю минимум три версии, считая свою, возможно, их скоро станет больше.
Становится понятно, что Один видел два последних видения Локи, при этом проявился только в последнем (поэтому Локи отмечает, то Один настоящий, плотный, в отличие от того, с кем царевич разговаривал).
В главе есть несколько отсылок к прошлым главам: руна, которую я как-то раньше забыла убрать, а также упоминание, что отец нескоро умрет (было в одном из разговоров Одина-Локи, когда последний пытался узнать возраст отца).
На самом деле, разбирать в главе особенно нечего: с одной стороны, в ней показана механика снов, с другой — это эмоциональная ругань, где каждый говорит то, что думает. Зато персонажи наконец-то говорят меж собой откровенно и без обиняков — сразу вылезает множество недопониманий.
А еще эта глава в большой мере похожа на главу обычного фанфика — тут нет не только никаких научных фактов или реалий скандинавских, тут даже описаний нет — сплошные диалоги с минимумом слов автора.
Разбор сто первой главы
Не ожидали главу всего через три дня, правда? А это сделано специально, чтобы получился контрастный душ из совершенно разных эмоций, из полного разочарования. Надеюсь, хоть кто-то из читателей поймался на удочку и настолько увлекся главами, что сопереживал персонажам. Те, кто хотели убить Локи — любимы им, а тот, кто защищал — отвергнут. Каждый автор в той или иной степени вкладывает свой жизненный опыт в свои творения, вот для меня ситуация, когда я пытаюсь чего-то добиться, а это «что-то» от меня ускользает — очень частая, я бы сказала, стандартная. Как и переживания о прошлом, которое нельзя вернуть. Можно сказать, что последние главы написаны фактически на моих душевных костях, хотя при этом писать их было довольно просто — не надо ни консультироваться с десятком инженеров, ни выверять кучу исландских реалий. Пиши — не хочу. Причем диалог с Хагаларом еще и был проигран вконтакте. Правда, он получился больше не то в четыре, не то в семь раз — уже точно не помню. Я покромсала его, как смогла, но почти ничего не исправила в избранных фразах — все так, как мы с софелаговцем и прописали.
Локи и Фригг — сложная тема, сложная пара, не менее сложная, чем Локи-Хагалар. Намеков на истинное положение вещей по тексту раскидана куча, но, боюсь, они так и не помогут читателям понять игру на кончиках пальцев. Однако разочарование должно закрасться в души читателей, как и желание объяснить Локи, что он очень сильно ошибается, возводя на пьедестал ту, которая его чуть не убила.
По-настоящему ценная для Локи информация — это имя родной матери. Ее дух часто незримо появляется в главах и почти всегда — во время разговоров с Фригг. Случайно так получается. Читавшие «Судьбу Локи» могут вспомнить и саму Уллу, и ее родителей, которые там фигурируют.
Вторая часть главы — якобы доверительный разговор между Одином и Хагаларом (что «якобы» становится понятно только в последнем абзаце, который теоретически должен стать громом среди ясного неба для читателей). Я уже не раз говорила, что если бы персонажи с самого начала сели за стол переговоров и честно рассказали бы обо всем, что знают и думают, то повесть писать было бы не о чем. Вся проблема именно в чудовищных подозрениях (причем стопроцентно неверных), которые мешают рассказать правду и мучают персонажей вот уже сто глав и полтора года их времени (очень жизненно, как мне кажется, получилось). Диалог Одина-Хагалара мы проигрывали. Фразы и структуру я взяла из огромной изначальной матрицы, но получилось так, что если разговор доверительный (а изначально так и должно было быть: планировался контраст между фальшивым разговором Фригг и Локи и доверительным Одина и Хагалара), то сейчас персонажи раскроют друг другу все свои карты, договорятся, обнимутся, и весь сюжет пойдет насмарку (а персонажи будут есть тортики и радоваться спокойной жизни©). Пришлось срочно додумывать, что Один не доверительно разговаривает, а допрашивает и подозревает. К тому же это сходится с тем, что персонажи думали в самом начале повести. Мне пришлось перечитать почти все начальные главы, чтобы вообще вспомнить, с чего все начиналось и какие именно подозрения кого мучили — подробнее об этом в следующей главе.
Любопытен кусочек диалога Одина-Хагалара: «- Ты же великий манипулятор — гораздо более искусный, чем он. В чем проблема ускорить ситуацию, а потом выступить спасителем? Твой любимый прием.
— Я все лелеял надежду, что он одумается.»
Это отсылка к давнишнему наказанию, когда Хагалар так и поступил — сперва форсировал события, и потом выступил спасителем. О том недовзрыве каскета еще будет много упоминаний в 105-й главе. Советую освежить в памяти, что именно произошло в той главе.
Разбор сто второй главы
Пора вспомнить об испорченном телефоне, с которого мы когда-то начинали писать повесть, и хоть немного пошатнуть уверенность персонажей в том, что они правильно понимали, что происходит все это время. Хагалар стал слишком близко общаться с царской семьей — он уже никак не может пребывать в тех же иллюзиях насчет пыток, учиненных Локи Одином. Наверное, он должен был дойти до ошибочности своих суждений гораздо раньше, но сделаем вид, что ему было не до того.
Заодно вскрылись еще некоторые подробности смерти Локи. Если помните, Хагалар с самого начала считал, что Один сам скинул Локи с Радужного Моста (первая встреча фелага, еще без Локи), и, как не странно, он оказался таки прав, хотя, когда я писала его мысли, я еще не думала об этом. Что касается его помощи Фригг на мосту, то это одна из тех сцен, которые, как я считала, в основное произведение не войдут. Кто из персонажей что именно делал после смерти Локи — загадка даже для меня. Точнее, у меня есть несколько версий, друг другу противоречащих, то есть использовать их все в повести невозможно, приходится от чего-то отказываться. До последнего времени я думала, что откажусь от идеи помощи Фригг Локи в Бездне, но сейчас карты так легли, что эта помощь ничему не противоречит, особенно, если Хагалар не будет знать, в чем именно Фригг помогала.
События множества последних глав, наверняка, произвели впечатление на читателей: столько откровений, такие красивые диалоги и разборки в правящем доме, но насколько ничтожными, по сути, кажутся персонажи, делящие одну шкуру неубитого оленя, то бишь Локи? Единственное, чем я могла оправдать такое поведение со стороны Хагалара — это возрастом, о чем он наконец-то и вспомнил. Все же он не последний ас в Асгарде и зацикливаться на мальчишке, пустив все дела побоку — не в его стиле. Так что пришлось его вернуть с небес на землю, тем более, что надо как-то двигать сюжет. Разборки — это хорошо, их приятно и легко писать, но они никак не приближают сюжет к логическому завершению и распутывании хотя бы части сюжетных ходов. И так я боюсь, что упустила некоторые линии, и они так и повиснут в воздухе — если встретите такие — сигнализируйте, попробую распутать. Кроме того, я до последнего не знала, в какой последовательности Локи, Беннер, Тор и Хагалар окажутся в поселении. Я считала, что они поедут дружно после свадьбы Сиф, но тогда получается, что Фену никак не сможет соблазнить и Тора, и Беннера, и вообще ей трудно будет подкрасться к ученому. Кроме того, Хагалар слишком поздно узнает о подготовке поселения к революции во имя Локи. Так что срочно пришлось менять планы и разделять персонажей, особенно учитывая, что Локи не может вскочить в ту же секунду, как пришел в себя после событий Бездны (частая ошибка романов: герой валяется при смерти, но его таки вылечивают, причем если вчера он едва дышал, то сегодня уже скачет на коне, возглавляя отряд воинов).
Паломничество к Хагалару Кауны, Ингвара и Алгира — увы, просто сюжетная необходимость. Распространение вируса и поднятие боеголовок связано с магами, значит, просить их придется у Хагалара (побоятся идти к его заместителю, пока не станет известно о смерти непредсказуемого мастера), ну, а Алгир обращается к нему, как к опекуну Локи.
Уже не в первый раз мелькает цифра «пятьдесят» применительно к Локи и его возможностям. На самом деле она не совсем верна и округлена, ею пользоваться просто проще, чем реальной — пятьдесят пять. Хагалар и сам не раз думал о том, чтобы посадить на трон Локи, он заставил Царицу Листиков шпионить на себя, он подговаривал Раиду и он же дал знать Фригг о том, что надвигается война.
Отал — одна из учениц Хагалара, была придумана специально для «Настоящего праздника для Хагалара» и не должна была вообще появиться в повести, но сейчас она очень пригодилась и еще пригодится. Будто по заказу была придумана, хотя у нее нет ни прототипа, ни отличительной черты, на основе которой строился бы ее характер.
Сцена с Одином, Фригг и Эйр проходная и не несет за собой ничего, кроме логической связи с последующими сценами. Скоро свадьба Сиф — не прошло и пары лет!
Наконец-то у меня появилась возможность описать поселение глазами человека и первое, на что он обращает внимание, а все остальные герои — нет, это животные. Разумеется, в летнюю половину года животных никто не поминает, потому что их нет, но зимой они ютятся в сенях вместе с асами и слышно их должно быть прекрасно.
Поселение как место сбора всесильных артефактов и их переделки — изначальная идея еще из 2012-го года, которую мне все никак не удавалось показать. Оно и задумывалось как место, где поддерживается мировая гармония таким вот своеобразным способом. Но идея забылась из-за промышленной революции (которой по изначальному сценарию вообще не существовало).
Генетика, которой заинтересовался Беннер, еще аукнется не раз, поскольку Брюсу будет интересно, каким образом асы могу скрещиваться с любыми существами Девятимирья. Он будет подробно изучать хромосомы асов и мы вместе с ним. Биотехнология и генетика мне в помощь. Что касается тех моментов, которые уже сейчас мелькнули в тексте. Транспозоны действительно существуют, и это действительно участки в геноме организма, которые могут сами по себе передвигаться и размножаться, причем по непонятным человеку законам. О них до сих пор известно очень мало, но у человека почти 45% генома из них состоит. Это некодирующая часть генома — то есть она не несет никакой информации об аминокислотных последовательностях белков. Что касается замечаний насчет бактерий, поглощающих чужие ДНК: это тоже правда. Бактерия легко может как отпустить от себя немного ДНК, так и вобрать в себя ДНК соседа, если тот поделится. Немыслимая роскошь для высших организмов, зато бактериям позволяет выживать.
Фену и Беннер. Изначально я думала дать им всего дня три на свершение мести, но потом поняла, что это невозможно — Беннер не из тех, кто потеряет голову от красотки и пойдет драться с Гринольвом. Тут нужно время. Так что первое знакомство не столь впечатляющее, как я предполагала изначально. Асам Беннер очень нужен — он сможет решить им те проблемы, которые мне подскажут инженеры. А вот что получит от них Беннер взамен — это еще неизвестно. Учитель и Хагалар жаждут отомстить ему за унижение Локи. По большому счету, необязательно именно ему: в Исландии того времени месть была не личная, а коллективная — мстили любому представителю рода, а не обидчику, но поскольку Джейн Беннеру не родственница, но вариантов нет.
Рассуждения Тора о Джейн, возможно, потребуют некоторых пояснений. Учитывая наличие нескольких жен, важно, кто станет царицей и в будущем хозяйкой Фенсалира (это может быть не одно лицо). Царица должна быть достойная, так что взять Джейн первой женой Тору не позволят. Ему сперва надо жениться на том, кого одобрят родители. Он легко может сделать Джейн наложницей, тут ему никто бы не возражал, но для Тора это слишком низкий титул, ведь он действительно уважает Джейн как личность, а не как смазливую девку. При этом таланты Джейн асы оценить не могут, потому что в их обществе женщина может прославиться только типичными женскими добродетелями (хорошо управлять домом, одним словом). Подробней об этом будет позже уже в поселении. Ну и, конечно, Тор не может представить, что Джейн Асгард по многим параметрам не нравится — Тор то считает его высшим миром.
Троица воинов — персонажи, незаслуженно забытые в фанфикшене (я не видела ни одного фанфика, где бы их личностям уделялось достаточно много места). Тут мне хвастаться нечем — я к ним тоже особенно не обращалась, потому что они мне не нужны, и в собственном реестре персонажей они значатся именно как «троица воинов», то есть они едины в трех лицах. Однако совсем не уделить им внимания на тысяче страницах было бы тоже неправильно. Меня всегда удивляло, как эти воины могли быть друзьями Тора? Ну ладно еще Фандралл — он довольно молод и ужасно общителен. Но что общего и юнца Тора и давно женатого воина средних лет Вольштага? А как в их компанию попал молчаливый Хогун, вообще не от мира сего? Обычно такой «не от мира сего» прилагается к какому-то другому герою (то есть таким характером мог бы обладать Локи, стремящийся в компанию старшего брата), но отдельный герой… Более того, кто они вообще Тору? Почему у Тора нет друзей его возраста, характера и прочее? Вопросов много, ответов в фильмах нет. То же и с Сиф. Она не одна из троицы воинов, она как бы особняком, но кто она тогда? Личная подруга Тора? Бывшая подружка Фандралла, которая случайно задержалась в компании? Простор для фантазии огромный, можно было бы столько всего понакрутить, но, к сожалению, никому не интересно. Так что я решила хотя бы на одной странице вкратце описать отношения героев и их прошлое. Компания Локи, его фелаг по каскету, практически уничтожен, но компания его брата тоже рассыпалась. Обратите особое внимание на то, как воинам не нравится, что Тор променял их на людей — это еще аукнется впоследствии.
Ну, а парусник, упоминающийся в качестве возможного соперника Фандралла — это самая быстрая рыба, развивающая скорость до 130 км/ч.
Разбор сто третьей главы
Вот вы читаете главу и не знаете, что на самом деле это только половина главы. Вторая часть будет не меньше первой. Их пришлось разделить, чтобы на читателя не обрушился сразу огромный массив информации, а то в последнее время повествование шло очень мирно и плавно, а тут столько событий. Повесть приближается к концу, и мне волей-неволей приходится развязывать большую часть узлов и конфликтов.
Ивар в Етунхейме. Мы знакомимся с ученицей Хагалара, которую вы могли встречать в «Праздниках», пришпиленных в конце повести. Она была задумана как персонаж-марионетка специально для «Праздника», но сейчас резко вышла на первый план и обрела характер. По-хорошему, она могла бы очень украсить предыдущие сто глав повести, но уж чего нет, того нет. Устрою ей монологи, чтобы показать, как жили весь год поселенцы, напрямую с Локи не связанные. А то мы все время смотрим на мир глазами только тех героев, которые «обручены» с Локи, а их не так и много.
Про ученых в Етунхейме я сама забыла. Точнее, не то, чтобы забыла, просто события разворачивались так, что к ним было не подступиться: отправиться к царевнам мог только Ивар, а он пострадал от каскета. По изначальной задумке с ним должен был отправиться Хагалар, но он и так перетягивает на себя одеяло со всех сторон, я решила хотя бы этого лоскутка его лишить, и получилось лучше, чем я думала, потому что совершенно случайно Отал мне очень поможет в последующих главах.
Решение загадки каскета… Перечеркивает то, ради чего изначально повесть создавалась. Когда-то в 2012-м году мне было интересно написать роман, в котором бы главный конфликт вообще никак не разрешился. А то во всех литературных произведениях одно и то же: что-то нужно сделать, и к концу это «что-то» либо сделано (царевна найдена, кольцо уничтожено, шкаф закрыт), либо не сделано и герои мыкаются с последствиями (темный властелин выиграл, шкаф, оказывается, и не надо было закрывать и прочее). Мне хотелось оставить загадку каскета нерешенной, но сейчас, спустя сто глав, я обнаружила, что она как-то сама собой испарилась и потеряла свое значение. Думаю, большинство читателей забыло, с чего повесть начиналась. Сейчас получается, что каскет — это совершеннейшая мелочь, не влияющая никак на сюжет, и я решила таки раскрыть его тайну хотя бы для себя (объяснение придумывалось по ходу написания, у меня были заготовки на его счет, но не было четкой линии партии).
Вопрос деторождения тоже поднимался в повести уже множество раз, и с ним основная проблема в том, что я никак не могу его научно объяснить. Только через магию, а хотелось бы все же подогнать более-менее научное обоснование.
Идея, что етуны –это сочетание муспелей и нифльхеймцев — взята с сайта Анны Блейз, как и идея о правителе, который скорее не правитель, а мировой судья.
Вторая часть про Джейн: с меня давно хотели какую-нибудь свадьбу, и я выдала свадьбу. Правда, найти свадебные обряды древних скандинавов удалось с большим трудом, и я в них вовсе не уверена. Точно были меч, факельное шествие, призыв Фрейи и Фрейра (в моем варианте их нет смысла призывать, поскольку они живут в одном дворце с молодоженами). Но сам порядок свадьбы и глобальное описание мне найти не удалось, только разрозненные кусочки, которые я и собрала воедино.
Что касается множества подарков, которые надарили Джейн, а также замечания насчет совместной трапезы, то это настоящие скандинавские обычаи. Общая идея такова: если человек удачлив в походе, то принять у него из рук любой дар или разделить пищу означает прикоснуться к его удаче и перенять часть. Относительно еды все проще: в обычной жизни ели семьей, а в походе — целым отрядом. Отряд воспринимался как вторая семья. Поэтому пустить человека за стол означало оказать ему большую честь и доверие.
Третья часть про Локи. Наконец-то я хотя бы для себя поняла, как Локи умудрился не замерзнуть вусмерть в храме. Меня всегда смущало собственное объяснение про ребенка из храма, пролежавшего долгое время на льду, который после этого пускай и остался болезным, но все же выжил. И вот теперь у меня, наконец, появилось объяснение — во всем виноват Один! Тогда получается, что ребенок провел на холоде всего несколько минут. Заодно хорошо объяснились напряженные отношения с отцом. Мысли об убийствах — отсылка к ванахеймскому походу: там Локи вспоминал, что отец никогда их с Тором не трогал, но спокойно на их глазах убивал рабов и любимых животных.
И все же есть на свете хоть какая-то справедливость: именно Тор (фактически единственный светлый персонаж повести) помогает Локи восстановить воспоминания, а не Фригг. С ней, впрочем, есть своя линия: Локи думает о том, что никогда не видел семейной любви и обвиняет в этом отца. Знал бы он, насколько ошибается…
И вот, наконец, свершается то, чего так ждала половина читателей повести. Один таки не обманывает Хагалара и действительно мягко приказывает Локи учиться магии. И вот он — триумф Локи. Впервые в жизни Локи обыгрывает Одина, хотя сам этого не понимает, поэтому даже насладиться своим триумфом не может. Только читатели могут улыбнуться, что есть в мире справедливость, и прожженные интриганы иногда сами себя обыгрывают. А дело все в том, что Хагалар так и не сказал Одину, что весь фелаг в курсе истинного облика Локи (несмотря на всю свою мерзостность, Хагалар не желает им смерти от рук Одина), как и не рассказал, что виновен во всех превращениях Локи каскет и царевна Етунхейма. Получился очередной испорченный телефон.
Разбор сто четвертой главы
А вот и вторая часть последней главы шестой части. Изначально две главы были одной и занимали 15 страниц, а убийство Джейн было в самом начале. Софелаговцы посоветовали мне разбить главу на две и отнести убийство Джейн в самый конец, чтобы эпично завершить предпоследнюю часть повести.
С самого начала частей предполагалось шесть, но месяца полтора назад я поняла, что это невозможно. Беннеру надо успеть что-то полезное сделать в поселении, Хагалару надо успеть договориться с представителя других миров — мне необходим еще один прыжок на пару месяцев вперед. Надеюсь, последний. Вроде у меня уже по главам расписан сюжет до самого конца, но я ни в чем не могу быть уверена, учитывая, что совершенно понятная мне сцена разговора с сестрой неожиданно вильнула хвостом, и этот самый хвост я разруливала на протяжении 22 глав! Сколько страниц я на это извела, боюсь посчитать. В результате получилось, что первые пять частей повести были от 10 до 18 глав, а 6-я — 40! Никакой симметрии. Зато седьмая должна стать маленькой, если не случится никакого форс-мажора.
Пробежимся по последним отрывкам. В первом у нас Фригг, куча намеков, ее истинные мысли и дар предвидения. Воспоминание о Тессеракте встречается не в первый раз — оно мелькало в начале повести, но я решила, что пора о нем напомнить, поскольку наверняка все уже забыли, а это важный момент. Как видите, новый Локи нравится матери больше старого, так что хоть кто-то доволен метаморфозами, случившимися с царевичем. Также в кусок Фригг ушли кусочки, которые изначально должны были стать полноценными сценами (беседа Тора с Хагаларом и Одина с Хагаларом), но потом я решила, что они слишком малы и незначительны — нет смысла увеличивать и без того огромную главу.
Беннер в поселении. Таинственная Эльма — она же Фену. Кто-то может вспомнить, что это ее истинное имя, которое мелькало в «Судьбе Локи» (там все персонажи повести представлены под своими настоящими именами). Она уже очаровала Беннера, но пока не пытается его стравить с Гринольвом. От Беннера можно получить много больше пользы, чем от Халка, чем ученые беззастенчиво пользуются. И это прекрасно понимает Локи, почему и ведет себя с Беннером относительно осторожно и готов даже согласиться на исследования. Не люблю повторять сама себя настолько топорно — идея исследований Локи Беннером у меня раскрыта в «Хитрости и коварстве», так что придется разрулить их сотрудничество в какую-то другую, нестандартную сторону.
Вопрос о том, почему же Мстители не расправились с Локи еще в фильме, мы решали втроем, поскольку у меня лично не было иного объяснения, кроме того, что фильм детский, поэтому все герои благородные и не добивают побежденных. Вроде бы удалось состряпать более-менее приличное объяснение.
Неспроста Локи говорит об арифметике и 965-м годе. Что тогда произошло, можно вспомнить, если пересмотреть первого «Тора». Если не лень. Если лень, то ничего страшного — для сюжета это не принципиально.
Раиду — бедный, несчастный, разочаровавшийся в себе, но не в боге. Таким людям, как он, очень трудно жить. Есть идея — энергия бурлит через край. Нет идеи — нет энергии, а с ней и жизни. Я консультировалась с медиками, они предположили, что реакция после случившегося может быть приблизительно такой: апатия и пробуждение от появления божества. Посмотрим, что с ним будет через 2-3 месяца, когда начнется следующая часть. Мне было интересно собрать вместе фелаг. Снова. В реальной жизни я терпеть не могу, когда распадаются союзы, неважно, дружеские или приятельские, поэтому то, что сейчас происходит с героями, мне категорически неприятно и вряд ли я разведу их полностью. Если уж в жизни невозможно все контролировать, и есть вещи, которые происходят без моего ведома, то хоть в собственном романе можно отыграться за всю несправедливость реальности.
Хагалара я специально не пустила к Раиду — он бы обязательно что-нибудь не то сказал или съязвил, а мне нужна была полная тишина, ничем не прерываемая, и всего пара фраз, которые бы решили все. Ну и солнце — одним словом, сплошной пафосный символизм.
А вот разговор Ивара и Локи совсем другой. Я продолжаю сводить воедино множество мелких веточек — Локи, наконец, узнал об исследованиях Наутиз. А также закольцевалось раскрытие Отал правды из прошлой главы. Кажется, будто все сделано специально, но это не так. Сперва я решила, что Локи будет учить женщина, даже продумала, как именно она узнает о том, что он полукровка, и как среагирует, а потом случайно написалась сцена в Етунхейме, где вообще изначально должен был быть Хагалар.
Фраза Локи о том, что он не склонится перед Хагалраом, аукнется в следующей главе — первой в седьмой части.
И дальше мы плавно переходим на часть про Джейн, которая изначально была куском второй сцены объединенной главы. Итак, что мы видим: Тор делится с ней удачей, Хагалар делится с ней удачей, а ее все равно убивают (и нет, Хагалар к ее смерти не имеет никакого отношения). Разумеется, тут же возникает вопрос: а как это возможно? Могу привести сразу несколько вариантов. Первый, который больше всего нравится мне: да чушь все эти ваши амулеты и подарки, не работающая чушь. Это мнение меня как автора, но если брать вселенную, то тут можно закопаться глубже: все подарки и амулеты вполне себе работают, но при одном простом условии — если в них верить. А Джейн не верит. Более того, не желает принимать, берет только из вежливости. Но и то из пяти пуль в тело попала только одна, то есть вещи пытались защитить хозяйку (Эйвинд стрелял практически в упор, промахнуться было трудно).
Итак, прекрасные Мальдивы стали местом совершенно неожиданной (полагаю, для читателей она стала неожиданной) смерти Джейн. Мальдивы — прекрасное место, знаю многих людей, кто хочет туда попасть или постоянно бывает, правда, сама я там не была и не буду (климат совсем не мой).
Изначально я не планировала пускать Джейн в Асгард, а когда пустила, то совершенно точно не планировала ее убивать, это получилось как бы само собой, но очень хорошо вписалось. Во всех фанфиках асы снисходительно относятся к смертным (неважно, возлюбленные они Тора или Локи), которые оказываются в Асгарде. Но с чего бы это, собственно? Царевич приволок в обитель богов…. Тут даже сложно подобрать приличный эквивалент, наверное, примерно можно сравнить с какой-нибудь ужасно расфуфыренной семьей американских плантаторов и негритянкой, да и то не будет точной аналогии, потому что люди для асов не рабы. Может, лучше подойдут первые колонисты и индейцы — нехристи. Одним словом, Тор привел в Асгард не свою любовницу (это бы народ еще понял) и не бравого воина, достойного Вальгаллы (это бы тоже поняли), а какую-то мужеподобную девку (вспомним, что ношение женщиной штанов в Скандинавии было вполне себе таким нормальным поводом для развода), которая непонятно кем для него является, но которую он вроде как безмерно любит, усаживает за стол с собой и оказывает прочие почести… А что будет потом? Он забудет Асгард и бросится на защиту Мидгарда? Станет тамошним царем или вообще возвеличит людей над асами? Как мы знаем по фильмам (которые к повести не имеют никакого отношения) Тору, по большому счету, плевать на свой народ (вспоминаем последний фильм). Он легко смотал со Стражами. Фактически, таким образом режиссеры убили его как Мстителя, хотя физически оставили в живых. Взгляните: Старк мертв, Кэп старик, Наташа мертва, Бартон полностью отошел от дел, а Тор… Тор — царевич Асгарда, достойный Мьельнира, сын Одина мертв. На месте пафосного юноши, рассуждающего о чести и защищающего свой народ, появился вечно пьяный толстяк-балагур, вольный пират, бьющий всех молниями по своему произволу. Да, оболочку герою оставили, но полностью переиначили изнутри. Вот с Беннером более интересные метаморфозы, про него не могу сказать, насколько его уничтожили относительно оригинала из первого фильма.
Я не могу и не хочу опираться на фильмы — в качестве развития образов персонажей они мне просто противны, но если персонаж хотя бы теоретически по такой дорожке может пойти (всех предать и смотать в компании малознакомых существ), то его окружение вполне может видеть первые проявления метаморфоз, а предатель Асгарда в лице царевича никому не нужен.
Так что асы просто не могли отпустить Джейн — само ее пребывание в Асгарде было для них унизительным, хотя она ничего об этом не знала.
Что же касается последнего разговора Джейн и Тора по поводу разницы между царем Асгарда и Всеотцом, то сия мысль совершенно случайно недавно пришла мне в голову. Семь лет меня то и дело гложила мысль, каким все же образом могло так получиться, что Тора короновали при жизни отца — неслыханное дело. Но ведь во всех фанфиках и фильмах речь всегда идет о том, кто будет править Асгардом — Тор и Локи дерутся за этот титул, а о Всеотце как бы забывают. А ведь Всеотец — не царь Асгарда, он хозяин (судья или кто угодно другой) над всеми мирами. И если разделить эти два титула, то сразу все встанет на свои места. Приятно, что эта мысль пришла в голову пусть и поздно, но до того, как я закончила повесть.
И, наконец, Беркана и Хагалар. Да, Хагалар поступает подло, но ему Джейн была нужна не для того, чтобы она Беркану соблазняла Мадгардом, ему наоборот надо было, чтобы Беркана передумала выходить замуж в Мидгард. Этого он с помощью Джейн добился. Ну, а дальше чуть-чуть недоговорить — и все, Беркана снова одна, снова растеряна и снова готова броситься ему на шею. Он не знает о смерти Джейн, но искренне считает, что Джейн о Беркане не вспомнит, ибо зачем ей мучиться с асгардийкой в своем мире? Пообещать можно все что угодно, но обещать — не значит жениться ©. Хагалар говорит о Фенсалире (он думал о нем глав 15 назад, до приезда Джейн, но тогда так и не договорился с Берканой). О нем же, но в другом ключе, в начале главы думает Фригг. Совершенно случайно глава закольцевалась, хотя я об этом не думала, когда писала изначальную большую главу.
У многих членов фелага вызвала вопросы хронология последних глав, и я их прекрасно понимаю: много героев, много событий, а упоминать наши обычные месяцы я не могу. Так что просто напишу последовательность действий:
16 февраля:
Локи пробуждается
Тор должен был отвезти Брюса в поселение, но сломалась аппаратура, поэтому поездку отложили.
В поселение отправляется Хагалар предупредить о скором появлении Тора и его друга, узнает об Иваре и об идеях поселенцев.
17 февраля
Беннер с Тором приезжают в поселение, знакомятся с Фену. В тот же день вечером Тор улетает обратно во дворец.
19 февраля
Утром пробуждается Ивар, и они с Отал идут к царевнам.
Вечером Хагалар возвращается во дворец.
20 февраля
Свадьба, на которой присутствует вся царская семья и Хагалар.
21 февраля
Отъезд Джейн в Мидгард (ее провожают Тор и Хагалар).
Поздним утром Беркана просыпается, Хагалар ей предлагает Фенсалир.
Один предлагает Локи ученичество.
Отъезд Локи в поселение вместе с матерью. Он приезжает поздно, поэтому с Беннером не общается.
22 февраля
Разговор Локи и Беннера.
23 февраля
Разговор всего фелага с Раиду — конец шестой части. А началась она, страшно представить, — 28 ноября.
====== ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ Глава 105 ======
Летняя половина года началась с дождей, будто нарочно насмехаясь над многочисленными проектами царевича, предполагающими чистое небо над головой. Первый месяц заставил поселенцев побеспокоиться за новые посадки, однако второй обрадовал сухостью и неожиданным теплом. Сам царевич не обращал особого внимания на морось и туман, тренируясь при любой погоде, зато для его наставницы тепло было жизненно необходимо. Она ненавидела холод и сырость, чью неприглядность не компенсировала даже компания венценосного ученика.
Когда Локи три месяца назад обратился со странной просьбой, Отал подумала на Ивара, решившего обезопасить себя таким хитрым способом и подставить ее под горячую царственную руку. С тех пор, как царевич появился в поселении, Чернобурая, как и прочие благоразумные отверженные, избегала его общества, справедливо полагая, что от всесильных неуравновешенных власть имущих лучше держаться подальше. Даже если воскресший из мертвых сейчас в ссылке и проклят Одином, это вовсе не значит, что через неделю, месяц или год Всеотец не одарит его своей милостью и не обрушит страшные кары на головы тех, кто бросил хоть один косой взгляд на его отпрыска. Даже сейчас Локи имел право убивать, издеваться и мучить асов любым способом, и никто не имел права защищаться от его произвола. Пока он вел себя благоразумно, но даже постоянное наблюдение мастера магии не уменьшало потенциальную опасность. Хагалар, безусловно, сильнее царевича, но если он тронет его хоть пальцем, то поселение сравняют с окрестными лавовыми полями.
Появление в мире отверженных самого сына Одина вызвало чудовищную волну безумных слухов. Одни вообразили, что прибыл и не Локи вовсе, уже год, как покойный, а некий двойник, что Один догадался об обмане и немецком языке и подослал шпиона в образе собственного сына. Другие считали появление царевича благом, мол, наконец-то Один вспомнил об истинном предназначении поселения, наконец-то удастся создать что-то ценное, по-настоящему нужное Асгарду, например, всесильное оружие.
Однако большинство — обычные отверженные, привыкшие к спокойной жизни, отсутствию контроля и простой, во многом бессмысленной работе — увидели новоприбывшем веяние непредсказуемых, опасных перемен, ведь жизнь одного-единственного Локи ценилась в разы больше всего поселения, а обеспечить его безопасность никто не мог. Особенно много скептиков было среди покалеченных, таких как Отал. Хотя она и выглядела как здоровая асинья, но старые раны полностью так и не затянулись. Боевая магия на первый порах давалась ей с трудом, одно из заклинаний Хагалара прожгло ее почти насквозь, серьезно повредив печень и легкие. Что именно ей вырезали в доме исцеления, она не спрашивала, чтобы крепче спать по ночам, только получила заверения, что ее жизни ничто не угрожает. Но полностью убрать боли медики не смогли, и от многих привычных занятий пришлось отказаться в угоду покалеченному организму.
Были в поселении и те, на кого появление Локи произвело неизгладимое впечатление. Одним из таких асов оказался сам мастер магии, который буквально лишился рассудка, стоило бесчувственному царевичу оказаться в цепких руках целителей. Хагалар странно вел себя еще перед несостоявшейся коронацией Тора, даже потребовал от Отал, чтобы она защищала его внебрачную дочь. Когда же объявили о трагической кончине Локи, Вождь сорвался на его похороны, почти двое суток отсутствовал, а вернулся усталый, едва держащийся на ногах. Он много пил вместе с боевыми магами, много говорил, но столь бессвязно, что Отал не помнила ничего, стоящего внимания. Мастер сильно сдал после смерти царевича, многие с надеждой ждали, что он покинет пост, который достался ему при не выясненных обстоятельствах. Отал наблюдала за его возвышением, поскольку пришла в поселение на несколько зим раньше. Ее вводил в курс дела предыдущий мастер магии, которого звали Хагаларом. Когда же нынешний мастер, едва попав в мир отверженных, взял себе такое же руническое имя, никто не удивился, ведь рун не так и много. Новый Хагалар подобострастно подчинялся тингу, завел дружбу со своим мастером и уговорил боевых магов показать свои способности. В ту пору «боевыми» считались все маги, которые устраняли катастрофы и тушили пожары. Посмотрев на их возможности и продемонстрировав, как позже выяснилось, лишь малую толику своих, Хагалар предложил раскрыть секреты мастерства талантливым чародеям, а заодно проверить, не имеют ли склонности к боевой магии те, кто никакие катастрофы не устраняет. Мастера посчитали его идею блажью, ведь поселение ни на кого никогда не нападало, но маги и их мастер были очарованы возможностями новичка. В ту пору Отал не предполагала, что у нее есть способности к боевой магии, но Хагалар с легкостью их обнаружил. Привыкнуть к его странной манере общения удалось не всем, но буквально все маги, даже не боевые, хоть что-то да почерпнули от нового Хагалара. Его возможности были колоссальны, хотя он их никогда в полной мере не показывал. Отал и еще четверо сильных боевых магов остались при нем, восхищались им и были готовы выполнить любое его поручение. Нарушая законы поселения, они пили мед и пиво долгими зимними вечерами и горланили песни, используя заклинания отвода глаз. Они отлично находили общий язык, несмотря на большую разницу в возрасте. Хагалару было к четырем тысячам, Отал, самой старшей из команды, около трех. И всех всё устраивало.
Чернобурая давно привыкла к тому, что поселение собирает под свое крыло лучших из женщин и худших из мужчин. Сидящей на хуторе женщине, пусть и совершившей преступление, очень тяжело решиться на побег, а если она и решалась, то не знала, ни куда идти, ни как избежать опасностей, таящихся на каждом шагу, так что до деревни отверженных добирались лучшие и самые удачливые. Другое дело мужчины — ни один настоящий мужчина никогда бы не решился запятнать свою честь миром отверженных, скорее принял бы изгнание или смерть, и только трусы стремились спастись любой ценой. И все же в свите Хагалара оказались только достойные асы.
Спустя еще несколько зим неожиданно умер мастер магии. Не проснулся ранним утром. Его долгому сну не предали значения, а, когда сосед по ложу пришел спать после напряженной работы, было уже поздно. Он скончался тихо и незаметно. Отал так и не узнала, приложил ли нынешний Хагалар руку к его смерти. На следующий день тинг выдвинул несколько кандидатур на должность нового мастера. Тинг мог только выдвинуть, решали сами маги. Хагалара среди кандидатов не было, ведь он позиционировал себя боевым магом, а вовсе не хозяйственником, хотя за последний год несколько раз обмолвился, что хотел бы занять должность мастера и попробовать себя в командовании. Просто обмолвился, но этого хватило, чтобы все кандидаты отказались от предлагаемого поста. Боялись не самого Хагалара и даже не его свиту, боялись боевых магов, которые успели заявить о себе чуть ли не как об элите мира отверженных. Хагалар не просил себе должности, маги сами его выбрали. Кокетничать, отказываясь, он не стал, разве что сразу, в тайне почти ото всех, взял себе помощников — двух магов из кандидатов в мастера. На тингах он присутствовал лично, но все решения они обсуждали втроем. Об этом знала только его личная свита, остальные посчитали бы его ни на что негодным, если бы узнали, что он не один принимает решения, касающиеся нужд магов. Укрепив позиции, Хагалар отказался от помощников, но так мягко, что они до последнего времени были уверены: если что-то случится, с ними обязательно посоветуются.
Жизнь шла своим чередом, пока не появились царевич и треклятый каскет. Личное задание Одина — исследовать ларец — Хагалар взял на себя. Как и царевича. Для боевых магов это решение стало началом конца — любимый Вождь резко порвал со всеми. Больше свита не сопровождала его, а он сам к ней не обращался, полностью увлеченный новой игрушкой. А тут еще и технологии Мидгарда, и возвышение логистов, и куча техники. Маги нуждались в Хагаларе, но его не было. Точнее, он как бы был, любой мог подойти к нему и о чем-то попросить, но если раньше Вождь говорил со всеми на равных, то теперь вел себя как недосягаемый бог, который милостиво снисходит до своих же подчиненных. Бывшие помощники снова вершили судьбами просто потому, что до мелких разбирательств у Хагалара не доходили руки. Он вышел на охоту. И только Отал знала, что охотился он на Локи. Даже особой проницательности не требовалось, чтобы заметить его многоходовую партию, но большинству магов, старавшихся держаться подальше от царевича, не было никакого дела до того, почему Хагалар от них отрекся. Маги просто обиделись, хотя и подчинялись беспрекословно, больше из страха, чем из уважения. Хагалара и раньше опасались, но после взрыва в лабораториуме с каскетом стали по-настоящему бояться. Маги, не сговариваясь, посчитали, что случившееся — его рук дело. Специально ли он это сделал или случайно, но только чародей, обладающий невероятной разрушительной силой, мог довести мертвый каскет почти до взрыва. Повезло, что никто не погиб, особенно царевич, только двое естественников долго зализывали раны.
К Хагалару стали относиться насторожено, но он ничего не замечал, носясь с Локи и громко заявляя, что детеныш опасен для поселения, особенно своими безумными идеями, нашептанными естественниками. Отал тоже считала Локи опасным даже до того, как случайно узнала тайну, не предназначавшуюся для ее ушей. Если он случайно или намеренно превратится в етуна на глазах поселенцев, то убьют всех. Никто не имел права сомневаться, что Локи — сын Одина и Фригг. Тысячу зим назад Отал жила в столице, готовилась к свадьбе сына и присутствовала на торжествах по поводу рождения младшего царевича и последовавшей вслед за тем коронации Одина. Царь Асгарда стал еще и Всеотцом — блюстителем порядка Девятимирья.
И вот Локи вырос и попал в поселение, а она стала хранителем его тайны наравне с лучшим боевым магом, — поэтому предложение царевича об обучении удивило ее донельзя. Она осмелилась спросить, почему не Хагалар.
— Я никогда не склонюсь перед ним.
Ответ ничего не прояснил, но Отал не стала уточнять, поскольку есть предложения, от которых не отказываются. Всё встало на места на первой тренировке, на которую Чернобурая немного опоздала. Стоило пунктуальному Локи завидеть ее вдалеке, как он встал с камня и склонился, объяснив, что обязан уважительно относиться к наставнице, даже если она отверженная. Пока Отал приходила в себя от удивления, царевичрассказал о своей второй сущности и о кровомагии, с которой магичка никогда прежде не сталкивалась.
— Никто не сталкивался, — успокоил ее Локи. — Я такой один. Не только карликовый полувеликан, но и полумаг.
Самокритичную шутку Отал оценила.
Потянулись бесконечные часы тренировок, в качестве платы за которые Локи несколько раз предлагал серебряные украшения, но Отал от них категорически отказывалась. Принять что-либо из рук царевича означало связать себя с ним. Локи и так намекал на возможную близость по возвращении во дворец, и такая перспектива Чернобурой не нравилась. День на третий она придумала плату, которая никого не стеснит, зато позволит вплотную приблизиться к божественному телу. Локи никому не позволял прикасаться к себе, значит, она будет первая.
— Ваше высочество наверняка знает танцы разных народов. Мне бы хотелось научиться им.
Конечно, Локи мог обучить ее только мужским танцам или мужской партии в парных, но поскольку танцевать все равно не с кем, Отал было все равно. Однако царевич удивил ее в очередной раз.
— Чего же именно ты хочешь? Целомудренные танцы Муспельхейма или развязные танцы Альвхейма? — спросил он, демонстрируя непривычные телодвижения.
Отал не предполагала, что светлые альвы танцевали, прижимая к себе женщину, но обманывать царевич не стал бы. Он показал основные шаги и фигуры, причем женской партии. Не хватало только чарующих звуков музыки, но и без них он проговаривал такт. Утопая в объятиях Локи, Отал чувствовала себя помолодевшей на полтора тысячелетия.
Помимо танцев сын двух народов рассказывал о своей жизни, которая кардинально отличалась от крестьянских представлений о быте царской семьи. Ходили слухи, что царевичи десять столетий жили взаперти и не поднимали головы от книг, чтобы постигнуть всех тех высот, которые демонстрировал Локи в поселении, но реальность оказалась занимательнее народных вымыслов.
— Из-за моих частых болезней мы с братом до половины года проводили в Юсальвхейме, Муспельхейме или Мидгарде. Там меня, например, учили плавать, — рассказывал Локи в перерывах между занятиями. — Из-за обморожения в Етунхейме я постоянно болел, особенно после купания в асгардских реках, поэтому меня возили к теплым морям. К тому же отец считал, что нам полезны пряный воздух и экзотические фрукты. Там же мы заводили полезные знакомства. У меня было много друзей, часто тайных, среди великанов и эльфов, но они выросли быстрее меня.
Отал с удовольствием слушала о чарующих мирах, про которые ничего не знала. Локи был тем ётасом, или асетуном (в подробности она не вдавалась), кого держали на руках сами Суртр и Синмара, перед кем склонялась Хель, кто играл с наследниками Нифльхеймского трона. Всё недосягаемое для отверженной было обыденностью для царевича. Он подробно рассказывал о своих приключениях и о чужеземных народах, развеивая мифы или подтверждая их. Время в Юсальвхейме и правда текло неравномерно, а времена года менялись по желанию главы Дома, как и местность: теоретически — лесистая, а практически — такая, какая угодна альвам. В таких условиях выращивать большие урожаи овощей невозможно, поэтому самыми богатыми областями Юсальвхейма были те, где главы Дома не меняли ландшафт хотя бы несколько месяцев, давая шанс плодам поспеть. Во всем Альвхейме было только одно место, лишенное иллюзорного полога — чертог Фрейра. Так распорядился сам хозяин, прежде чем отправиться в Асгард в качестве заложника. Он почти не бывал дома, но за исполнением приказов следила его жена. Отал по глупости считала, что Фрейя не только сестра Фрейра, но и супруга, но оказалось иначе.
Не менее невероятные картины вставали перед глазами, когда Локи описывал Муспельхейм — мир без смены дня и ночи. Мир огненной лавы с узкой косой черного песка, где поддерживались пригодные для жизни условия. Там стоял дворец Суртра, высеченный из цельного куска вулканического стекла, а рядом с ним — недоделанный корабль-призрак Нагльфар — посланец Рагнарека, любимое детище Суртра и Хель. Вокруг корабля высились поселения великанов, ведущих беспрестанные клановые войны. Истинный огненный облик этинов ужасен, но асгардских гостей они встречали во второй ипостаси, почти не отличимой от человеческой. Даром трансформации обладали и нифльхеймцы, и муспельхеймцы, но он не передался их общим потомкам — етунам. Етуны были великолепными иллюзионистами, ничем не уступавшими альвхеймцам, но по-настоящему изменить свое тело почти никто из них не мог, поэтому дети Лафея и Уллы стали настоящим сокровищем ледяного мира.
Локи рассказывал так интересно, что Отал диву давалась: почему даже фелаг по каскету его ни о чем не расспрашивал? Перед глазами магички проносились великолепные картинки, а царевич получал огромное удовольствие от искренней благодарности единственного слушателя. В своем физическом превосходстве над учеными он давно уверился, ему было скучно демонстрировать свою силу. При игре в Птицу он мог как играть в команде, не сходя с очерченного места, так и выступать в одиночестве против нескольких противников и защищать поле, носясь по нему, словно ветер. Его силой и ловкостью восхищались, просили показать, как он управляется копьем или стреляет из лука, но никто не ценил его мастерство рассказчика, поэтому любопытная Отал стала не только наставницей, но и приятельницей.
Если бы можно было целыми днями только слушать и ничего не делать! Но, увы, порой приходилось вспоминать об учебе, которая давалась Локи с огромным трудом во многом потому, что Отал не понимала, как его учить. Как контролировать магический поток, если он течет вместе с кровью, а не по отдельным сосудам? Любой маг умел управлять магической системой сосудов: по его желанию сосуды сужались или расширялись, магия текла в угодном направлении и даже вырабатывалась в нужном количестве. Но кровяной поток не зависел от воли аса, он циркулировал в одном-единственном неизменном направлении и контролировался гормонами, работой сердца — одним словом, всеми теми механизмами, на которые нельзя влиять осознанно. И всё же, несмотря на объективные проблемы, у Локи получалось колдовать, пусть и хуже, чем у обычного мага. Он очень долго тренировал основы боевой магии, без идеального знания которых невозможны сложные заклинания. Такиие занятия были однообразными, но царевич не подавал вида, что скучает или злиться. Он покорно соглашался на любое упражнение и не обращал внимания на резкие выражения, которые порой позволяла себе Отал, устававшая от провальных попыток повторить что-нибудь элементарное. Ей и прежде приходилось обучать молодых магов, часто по просьбе мастера, и преподавание вызывало у нее стойкое желание уничтожить тупого ученика. Локи тоже не блистал способностями, но одна его манера держаться не давала забыться, даже когда он в сотый раз ошибался в какой-нибудь мелочи. Он был настоящим царевичем, непохожим ни повадками, ни манерами на обычного аса. И единственное, чего Отал не ожидала, так это появления на одной из тренировок Хагалара. За последние несколько месяцев он почти не выходил из дома мастеров, решая дела чрезвычайной важности, а тут вдруг решил найти ее. Увидел тренировку и остолбенел. По крайней мере, так показалось Отал. Он во все глаза смотрел на огненный шар, который Локи держал двумя руками, с трудом сдерживая мощь родной стихии. Так Отал узнала, что собственный мастер не в курсе обучения Локи.
Брюс Беннер наконец-то чувствовал себя по-настоящему нужным, причем в роли самого себя, а не крушащего все вокруг монстра. Асы не просто ценили его, а обожали. В Америке он привык к тому, что вышестоящие вставляют палки в колеса, что за любое начинание приходится бороться, а для закупки дорогостоящего оборудования — писать миллион писем и убеждать безмозглых менеджеров и бухгалтеров в его необходимости. В Асгарде все было иначе. Асы не чинили никаких бюрократических препятствий, и он с удовольствием помогал в обмен на магические технологии, разобраться в которых помогала Эльма.
Эльма… чарующее видение. Она всегда была рядом: прекрасная, доступная и желанная, но Брюс не смел заговорить о своих чувствах с богиней. Она несколько раз прозрачно намекала, что даст ему все и даже больше, если он покажет себя смелым мужем, то есть сразится с кем-нибудь из бравых воинов. Брюс отказывался, но все менее и менее категорично. Если выпустить Халка где-нибудь в чистом поле, то он ничего не сломает, магический барьер убережет зрителей, а соперники… Их быстро поставят на ноги, даже если Халк выйдет из-под контроля. Во дворце часто устраивались показательные бои, кончавшиеся жуткими ранениями, которые почти мгновенно залечивали целительными камнями. Варварство, конечно, но в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Особенно, когда «чужой монастырь» переполнен новыми знаниями. Беннер с большим интересом рассматривал гравюры и даже натуральные препараты, сделанные из асов, и подробно изучил магическую систему сосудов. Если бы ее можно было пересадить человеку и научиться вырабатывать магические частицы! Возможно, тогда ему удалось бы сдержать Халка или даже уничтожить его. Но асы не умели пересаживать магические сосуды даже себе подобным, так что мечты оставались мечтами. Об их воплощении Брюс думал, разглядывая залежи захватывающих диковинок со всех миров, в том числе и с Земли. Кладовые были настолько большими, что любой необходимый для работы инструмент или его аналог находился тут же, либо спустя несколько часов. Брюс даже пошутил однажды, что, наверное, в таком продвинутом во всех смыслах поселении есть даже бомба, на что получил ответ, что есть и не одна. Языковой барьер порой давал о себе знать, и хотя он учил потихоньку язык асов, а асы владели английским, все равно иногда случались недопонимания. Как с бомбой или с кислотами. Кислоты должны были закупаться большими партиями, а не флаконами, а партии — храниться в бочках или цистернах, но цистерн Беннер не видел, зато флаконов с кислотами и щелочами ему поставляли в избытке. На прямой вопрос поселенцы ответили какую-то странную чушь, мол, цистерны были, но у них ломались моторы и спусковые механизмы, поэтому их пришлось вернуть в Мидгард, где они тоже никуда не поехали, зато начали крутить башнями во все стороны. То были мелкие недопонимания, над которыми все смеялись.
Брюс наладил поселенцам систему отопления, а также разработал проекты водоотведения, водоснабжения и орошения полей. Он много работал не по своему профилю, но его собственные исследования тоже не стояли на месте. Многие артефакты асов излучали в гамма-диапазоне, от которого спасала превосходная магическая защита. Книг по излучению было в избытке, и Эльма усердно их переводила. Удивительно, что асы, отсталые по большинству фронтов, прекрасно разбирались в строении атома. Оно было им интересно, в отличие от отопления собственных домов, которое приказал модернизировать только Локи.
Локи… противный скрежет на зубах. Беннеру пришлось смириться с тем, что в поселении все любили Локи, подчинялись Локи и поклонялись Локи. Причем он действительно многое делал для своего народа. Хорошо хоть делить одну комнату с ним не пришлось: жили они с разных сторон длинного дома. Прислужники возвели деревянную стену без дверей, так что Беннер чувствовал себя почти уютно, если не считать парочку рабов, к которым он быстро привык. Не надо самому готовить еду, мыть посуду, даже искать потерянные вещи. Одно слово — и прислужники бросаются выполнять любое поручение. Удобно, но непривычно, и, памятуя историю родного мира, постоянно ждешь удара в спину или удушения во сне. Только полная уверенность в Халке, не раз спасавшем от верной смерти, позволяла Брюсу спать спокойно.
Еще более непривычны и безумны были занятия с Локи высшей математикой. Бывший враг попросил об услуге сам, объяснив, что для модернизации Асгарда ему необходимо понимать теорию вопроса, а нет более теоретической и развивающей мозг науки, чем математика. Брюс не пришел в восторг от своей новой роли, но не решился отказать любимцу толпы. К тому же он уже столкнулся с тем, что даже лучшие из местных химиков очень плохо разбирались в математике, а инженерией не владели вовсе. Логические связи лучше всего строили магиологи, в чьи обязанности входило соединять выкладки науки и магии. Беннер пытался объяснить им некоторые человеческие изыскания прошлых веков, и они их понимали гораздо лучше химиков, но Локи не был магиологом, а его математические познания поразили Беннера до глубины души. Локи был живым калькулятором. Как, впрочем, и Тор, который часто прилетал проведать брата и друга. Оба царевича знали наизусть невероятные таблицы, умели превосходно чертить без линейки, но понять что-либо были не в состоянии. С упорством истинного гуманитария Локи пытался выучить наизусть линейную алгебру и математический анализ — основы квантовой механики, которую он тоже пытался учить наизусть… Беннер не знал, что делать. Локи умел складывать в голову огромные массивы информации, но вот с пониманием этой самой информации у него было туго. Сперва Брюс недоумевал, как вообще можно запомнить столько таблиц, но потом разузнал, что обучение длилось целых шестьсот лет. Если бы у него было столько времени, он бы тоже многое выучил. Учили же мусульмане наизусть Коран, причем за меньшее время.
Локи неплохо разбирался в биологии, химии, географии и астрономии — одним словом, в науках естественного цикла. Он умел рассуждать и строить логические связи. Но почему-то это умение отказывало ему при столкновении с первообразной, производной и прочими простейшими понятиями.
— Алгебру нельзя выучить, ее можно только понять, — в сотый раз повторял Брюс, придумывая новую задачу.
— Мы всегда ее учили, — парировал Локи.
Беннер закатывал глаза и пытался зайти с другого бока. Получалось плохо, хотя он не отрицал ни старательности Локи, ни выносливости. Он все время работал или учился — Брюс редко видел его на главной площади, где ученые развлекались за столами и каруселями. Свои мечты насчет завоевания Америки царевич плавно перенес на собственный мир. Два года назад на Земле от него несло безумием, теперь же он вел себя более чем нормально и даже умудрялся держать в голове все проекты, которыми занимались поселенцы.
— Ты не сможешь управлять всеми лично, — как-то сказал Брюс. — Ты не доверяешь никому из своего окружения и пытаешься всё контролировать. В конце концов, умрешь от истощения.
— Пока мне не на кого опереться, — туманно ответил Локи. — Но скоро будет.
Беннер только плечами пожал. Закрытый мир науки казался ему чем-то фантастическим. До появления Локи асы жили совершенно свободно, не стесненные ничем, кроме высокого забора, за пределы которого не могли выйти. Хотя на самом деле могли: вокруг безжизненное лавовое поле, ближайшие фермы в нескольких милях, а в поселении живут суперкрутые боевые маги, способные убить мановением руки. Почему же воры и убийцы, давно научившиеся обеспечивать себя едой и теплой одеждой, занимались полезными вещами, а не проводили дни в празднестве? В выпивке, разврате и драках, как бывало у древних народов Земли. Местный совет старейшин выбирался из своих же, а никакого контроля со стороны Одина не наблюдалось. Откуда в преступниках и им сочувствующих столько социальной и гражданской ответственности, особенно учитывая полное отсутствие пропаганды и газет? Простейший печатный станок собрали только что, при Локи, и царевич уже думал о том, чтобы показать его отцу и наладить выпуск газеты — то есть заняться-таки пропагандой и поднять образовательный уровень населения, которое в основной своей массе не умело читать. Напрашивался только один ответ, что контроль на самом деле был.
Несмотря на заявленную божественность, Асгард походил на Землю во всем, даже в ярких контрастах: блестящая золотая столица — венец инженерии, и ни одного инженера даже в закрытом мире преступной науки; великолепное всестороннее образование царевичей и абсолютная безграмотность девяноста процентов населения. Такие выводы Беннер сделал из рассказов поселенцев, которые охотно делились подробностями своей свободной жизни. Один, словно признавая себя никудышным правителем, подготовил сыновей к великим реформам, но не дал никаких четких указаний. Всё это было странно, но ни с Тором, ни уж тем более с Локи Беннер свои догадки не обсуждал. Кто знает, что на уме у царевичей? Да и не его дело, как там развивается мир богов. Он еще от силы два месяца посидит в Асгарде, а потом вернется домой, а то опасно исчезать надолго с радаров ЩИТа. Местные маги, конечно, позаботятся о непробиваемом «алиби», но предосторожность лишней не бывает.
Изображение огромного плазменного телевизора сперва было черным, потом серым, и, наконец, из глубины экрана выплыла фотография молодой женщины, перечеркнутая черной полосой.
«Джейн Фостер: астрофизик, дотянувшаяся до звезд»
На записи миловидная ведущая наградила зрителей грустной улыбкой и принялась рассказывать о потере, постигшей научный мир почти три месяца назад. Блестящая ученая и великолепная девушка, сумевшая поразить сердце самого бога, зверски убита ревнивой психопаткой на райском острове.
На экране возникает прекрасный маленький домик — там Джейн выросла и провела детство. Пожилая пара — мать Джейн и отчим — оба потрясены потерей единственной дочери.
— Она была очень умной девочкой, — со вздохом говорит безутешная мать. — Как ей давались естественные науки!
Кадры сменяются на здания нескольких университетов, где Джейн получала свои неисчислимые сертификаты и степени. Профессора и бывшие одногруппники расхваливают ее на все лады, многие женщины не могут сдержать слез, вспоминая, с каким рвением Джейн вгрызалась в гранит науки. Осталось множество фотографий улыбающейся молодой ученой, гордящейся очередным удавшимся экспериментом.
На смену университетам приходит работа. Коллеги, научный руководитель — доктор Эрик Селвиг — близкий друг ее отца.
— Перед смертью он попросил меня защищать Джейн, а я не смог, — говорит враз постаревший доктор замогильным голосом.
Наконец, программа освещает самую пикантную часть жизни Джейн — знакомство с богом. Жители разрушенного городка, где ученая изучала природные аномалии, вспоминают, как они вместе сидели в кафе, как светловолосый мужчина, впоследствии оказавшийся самим богом грома, заходил в магазин, желая приобрести ездовую кошку.
— Так и сказал, клянусь, — подчеркивает взъерошенный мужчина — бывший работник зоомагазина, — так и сказал, чтобы ему подали щенка или котенка покрупнее, чтобы оседлать.
Музыка, прежде плавная, спокойная, набирает силу, волнуя сердца телезрителей, словно штормовой ветер.
— Джейн Фостер ждало блестящее будущее, но трагическая случайность перечеркнула все ее мечты и надежды, — тихо произносит ведущая.
17 января 2014 года. Мале — столица Мальдивской Республики. Именно туда приземляется самолет, в числе пассажиров которого значится Джейн Фостер.
— Она не была в отпуске целую вечность, — говорит Дарси — странноватая ассистентка Джейн, не снявшая с головы причудливую шапочку даже ради интервью, — а тут еще красавчик Тор, который обещал вернуться, но даже не позвонил, когда Нью-Йорк спасал. Ну, ей все надоело, и она решила взять месяц отдыха. А что, я тоже была бы не прочь.
— В злополучном отеле Джейн по достоинству оценила ресторан, — вещает диктор, — где и познакомилась со знаменитым польским математиком и его супругой.
— Они вместе ныряли с аквалангом, — рассказывает инструктор в водолазном костюме. — К нам и приезжают для ныряний, для чего же еще?
— Они всегда ужинали втроем, — подтверждает официантка, — и говорили о чем-то непонятном. У них совпадали научные интересы.
— Но приятное знакомство обернулось катастрофой!
На экране появляется женщина с полубезумным лицом.
— Барбара — супруга математика, с которым познакомилась Джейн. Наблюдалась у психиатра в течение трех лет. Признана социально не опасной.
Камера переносит зрителей в какой-то коридор, где Барбара, окруженная камерами и диктофонами, размахивает руками и активно жестикулирует.
— Моё дело — заявить всем женщинам мира, всем этим ученым, получившим нобелей-шнобелей: то, что ты гениальна, ни черта тебе не дает по жизни! Думаешь, раз ты физик, то можешь чужих мужей тр… (цензура)? Так не думай! Тебя саму по голове трахнуть могут! Нашлись тут: считают, что им все дозволено, а мы, простые смертные, должны, значит, терпеть, как наших мужей уводят!
— Ужасное недоразумение сгубило светило нашей науки, — убивается диктор. — Было проведено расследование и доказано, что подозрения Барбары беспочвенны, Джейн Фостер и ее мужа связывали исключительно научные интересы. Но в пять часов утра 21 февраля Джейн погибла от множественных ножевых…
Картинка замерла, а Старк отбросил пульт на диван, будучи не в силах выносить эту слезовыжимательную тягомотину. О смерти возлюбленной Тора ЩИТу стало известно в тот же день, но его лично известие никак не касалось, разве что он порадовался, что Селвига выпустили на свободу, объявив вменяемым. Он даже встретился с ним лично и выпил пива в какой-то мало приличной забегаловке. Но это было давно. Почему вдруг именно сегодня Фьюри с Наташей прервали очередную деловую встречу фильмом, посвященном злополучной Фостер?
— Что вы от меня хотите? — спросил Старк, развалившись на диване и откровенно зевая. — Психи везде встречаются. Я что могу сделать? Давайте лучше вернемся к подробностям исчезновения острова.
Вот уже месяц всем посвященным не давала покоя странная история со взбесившимся островом. В океане разыгрался невиданный шторм, равных которому не отмечали за всю историю метеонаблюдений. Он длился чуть ли не две недели, а когда стих, то маленький новозеландский островок с несколькими сотнями жителей скрылся под водой, будто его и не было. Вместе с людьми, техникой и черт знает, с чем еще. А ведь это был крупнейший в мире поднятый аттол! Буря длилась так долго, что тел в океане не нашли — ими успели полакомиться обитатели глубин.
— Мы думаем, что исчезновение острова связано с убийством, — подала голос Наташа. — Инопланетные гости могли приложить руку к исчезновению острова, а Джейн Фостер была астрофизиком. Возможно, она что-то обнаружила.
— Несчастная жертва обстоятельств, — фыркнул Старк. — Сперва обнаружила нашего здоровяка, а теперь еще и что-то инопланетно-опасное.
— Это все очень подозрительно, — добавил Фьюри. — Джейн Фостер никогда не уходила в отпуск больше, чем на неделю, и никогда не занималась подводными погружениями.
— Вот и решила хоть раз в жизни отдохнуть, пожить на полную катушку, а тут такой упс, — Старк отказывался признавать связь случайного убийства с инопланетными тварями и пропажей острова. В Микронезии и раньше пропадали острова, да и в Японии тоже.
— Возможно, она что-то искала на Мальдивах, но записей не оставила. Или их уничтожили, — Фьюри был предельно серьезен. — Вторжение читаури доказало, что не только воины Асгарда способны попасть на Землю. Есть сотни миров, о которых мы ничего не знаем. О них надо расспросить Тора.
— Но у него нет мобильника, и в Асгарде связь не ловит, — добавила Наташа.
— Напомните-ка, почему мы не допрашивали прихвостней Оленя, пока они у нас под боком ошивались вместе с голубым желе неопределенной природы? — хмыкнул Старк, отходя к огромному окну. — А, да, наверное, потому что они прихвостни злобного недозавоевателя. Предубеждение, да? Которое чуть не стоило нам…
— Старк, — интонации Фьюри не предвещали ничего хорошего, — есть еще одна новость. Беннер.
— Что Беннер?
— Пропал, — Наташа подошла к окну и отвлекла внимание на себя. — Его нигде не удается засечь. Может, он погиб, а, может, захвачен теми же силами, что утопили остров и убили Джейн Фостер.
— Чертовщина какая-то, — ругнулся Старк. — И что: собираем остатки «Мстителей», поднимаем все возможности ЩИТа и пытаемся что-то сделать? Есть хоть что-то новое о шторме, чего я еще не знаю?
— Очень много интересного, — Фьюри протянул папку, появившуюся будто из воздуха. — Тебе понравится, потому что твои предположения полностью подтвердились. Шторм не отвечал никаким законам физики. Он действительно магической природы.
— Что ж, пора вспомнить о «Фазе-2» и готовиться к обороне, — папку Старк даже не открыл, но серьезностью положения проникся. — Нам нужно создать поле вокруг Земли, которое не пропустит сюда никаких долбанных пришельцев. Я лично займусь его проектированием.
— Располагай возможностями ЩИТа, — кивнул Фьюри.
— И мною, — добавила Наташа, обворожительно улыбаясь и явно лелея какие-то собственные планы.
На семидесятом этаже высотки «Старк-Индастрис» собралось трое очень разных людей, но в одном они были едины: Земля — не место для войн или чудовищных экспериментов непонятных инопланетных рас.
====== Глава 106 ======
Наконец настал день, которого все так долго ждали. Два блестящих боевых мага, примерно равные по силам, замерли друг напротив друга, готовые по первому сигналу ринуться в бой. Вокруг столпились зрители, отгороженные от побоища мощными защитными чарами. Нервы противников были напряжены до предела, чувства обострены, а взгляды метали молнии.
И вот раздался сигнал!
Хагалар начал первым. Магическая энергия привычно протекла по жилам, срываясь с пальцев огненными шарами и электрическими всполохами. Противница ответила водой и льдом. Заклинания сплелись, обращая валуны в камни, а не слишком хорошо знакомые с наукой естества чародеи ощутили на себе всю прелесть мощнейшего удара током. Если бы не защитные заклинания, битва могла бы закончиться, не успев начаться. Хагалар пришел в себя первым, но доли секунд не сыграли никакой роли: огонь и вода породили завесу из пара, закрывшую побоище не только от зрителей, но и от дуэлянтов. Перейти на магическое зрение он успел, а вот атаку соперницы пропустил и со всей силы врезался в защитный купол. Перед глазами взорвались мириады звезд, но он поднялся прежде, чем туман рассеялся, повинуясь приказу мага льда: зрители пришли за зрелищем, нельзя его скрывать парами воды. Словно разъяренные пчелы, мелкие камушки бросились наперерез сопернице и разлетелись в пыль, дав Хагалару время на сотворение силового поля. Магичка задержала дыхание, творя вокруг себя вакуумное поле — самую сложную защиту от силового. Битва закипела. Температура то доходила до шестисот градусов, то снижалась до двухсот. Маги почти не двигались с места, но вокруг всё пылало, взрывалось и растекалось мгновенно застывающей лавой. Силы были примерно равны. Если бы не купол, надежно защищающий зрителей, они бы уже обратились в пепел.
Постепенно вокруг не осталось ничего: ни камня, ни травинки — только выжженное лавовое поле на месте мохово-лишайниковой полянки. Противники сцепились врукопашную для пущей зрелищности. Растрепались волосы, стянутые в тугие косы, покрылась сажей льняная одежда, скрыв защитные орнаменты.
Хагалар обратился крылатым ящером, соперница — гигантской птицей с огненным оперением. Она приняла правила игры и попыталась атаковать противника родной стихией. Ее огненные силы велики, но их недостаточно. Можно ли опалить огненную птицу? Можно, если целиться в глаза. И вот магичка камнем падает вниз! У самой земли обращается в змею и вновь устремляется вверх, забыв трансформировать хотя бы маленькие крылышки. Юркая, но длинная змея уворачивается от молний и плазмы и бросается на шею ящеру. Душит его изо всех сил. Ей почти удается. Она покрыта острыми льдинками, пронзающими даже толстую, лишенную желез кожу. Но ящер не так-то прост — он трансформирует огонь в кислоту, разъедающую лед и все немыслимые защиты, наложенные на тонкую змеиную кожу. Еще немного, и змея будет вынуждена разжать смертоносные объятия. Сейчас соперница сорвется вниз в заранее заготовленную огненную ловушку!
И тут раздается резкий оклик:
— Довольно!
Маги с неудовольствием опускаются на землю и приоткрывают купол сверху — чудовищные потоки энергии рвутся наружу, мешаясь с воздухом и не причиняя никому вреда. Площадка еще дымится от огня, кое-где искрят молнии и тает запоздалый лед. Вокруг не осталось ничего живого: ни букашки в воздухе, ни дождевого червяка под землей. Вот она — настоящая сила боевых магов.
Лишь убедившись, что взбесившаяся энергия растаяла, дуэлянты сняли купол. Они даже не запыхались, хотя издалека казалось, что дерутся из последних сил.
Локи гордо прошествовал по выжженной пустыне, словно не замечая хруста расплавленного песка под ногами. Никто из поселенцев не посмел двинуться за ним.
— Я никогда не думал, что настоящие боевые маги способны на нечто подобное, — почтительно произнес он. Впервые Хагалар слышал в его голосе подлинное уважение и восхищение.
— Ты окажешь мне огромную честь, если обучишь хотя бы толике своего мастерства, — продолжил царевич, преклоняя колено перед Царицей Листиков.
Не ожидавшая такого поворота событий магичка глупо хлопала глазами и переводила взгляд с Локи на Хагалара, который, недолго думая, запустил в царевича самый настоящий огненный шар, не оставивший от наглеца даже скелета…
Это было лишь видение. Не то кошмарный сон, не то выдумка — Вождь уже точно не помнил, но отчего-то не сомневался, что любой соперник, пусть и злополучная Царица, окажется достойнее него. Локи в любом случае откажется учиться. Извернется, выдумает какой-нибудь невероятный по сложности финт и выберет не его, а кого-то другого, даже если этот «другой» будет посредственным чародеем или женщиной! Хотя женщину он уже выбрал, запятнав себя позором в очередной раз.
Когда Хагалар увидел пародию на тренировку, да не с кем-то, а с собственной ученицей, то долго не верил своим глазам. Это могла быть шалость, глупая выходка, иллюзия, в конце концов. Но Отал беспощадно подтвердила худшие подозрения: Локи, повинуясь приказу отца, выбрал себе учителя. Только вот о таком учителе уговора не было!
В тот же день Вождь прискакал к Одину и допросил с пристрастием. В красках обрисовал случившееся, не пожалел метафор и эпитетов, чтобы бывший друг точно уяснил себе, какую чудовищную ошибку совершил. Отец всех миров сначала долго смеялся, а потом нахально заявил, что Локи далеко пойдет, что он не совсем пропащий, что в нем есть что-то от Тени.
— Я прикончил одну Тень, прикончу и вторую, — крикнул Хагалар, не сдержавшись. — Ты хоть понимаешь, что моя подчиненная точно знает тайну твоего поганого полукровки?
— Ну так прикончи ее, если она не умеет держать язык за зубами, — посоветовал Один. — В поселении Локи твой, вот и решай его судьбу.
И он снова разразился непристойным хохотом, за который его хотелось расчленить ничуть не меньше, чем чужую плоть и кровь. Хагалар ничего не ответил, но обиделся. Обиделся всерьез, как не обижался никогда прежде. Пусть приемыш делает, что хочет. В конце концов, есть еще Тор, который постоянно приезжал, точнее, прилетал в поселение, и которого Хагалар давно бы начал тренировать, если бы не межмировые проблемы, скрываемые от Одина уже просто из принципа. В разговорах с Всеотцом Вождь намеренно акцентировал внимание на своих трудностях с детенышем. Выходило так, будто он не занимается ничем более серьезным, чем охота на полукровку. Очередная ложь. Не лучшая и не худшая, чем множество предыдущих. Пусть великие дела вершатся тайно, совместно с великими асами.
Царица Листиков к неудовольствию отверженных практически переехала в поселение, но не сменила имя и в круг ученых не вошла. Пускай на «переезд» бесконечные прыжки меж пространством мало походили, тинг все равно твердил, что та, которая хотя бы иногда появляется в мире отверженных, должна сменить имя. Хагалар на это предложил поговорить с зачастившим в поселение старшим сыном Одина — пусть он сменит имя и побратается с преступниками. Его не послушали. Тогда Хагалар пригрозил демонстрацией силы — все прикусили языки, но ненадолго. Да и шантажировать союзников собственным могуществом было недальновидно. Действовать надо тонко, иначе бывшие убийцы прирежут его в собственной постели. Осознав свою ошибку, Хагалар шепнул пару слов Царице Листиков, и ей удалось в кратчайшие сроки очаровать несогласных и уверить, что через несколько месяцев она покинет деревню столь же незаметно, сколь и появилась. То ли ее красота так подействовала, то ли дорогие подарки, в том числе и магического толка — точно осталось неизвестным, но от нее отстали.
Сначала Хагалар пристально следил за каждым шагом союзницы, потом уверился в ее лояльности и умении за себя постоять. И без нее забот хватало: в Девятимирье было неспокойно.
Мидгард и Хельхейм никакой опасности не представляли ни раньше, ни сейчас, находясь вне межмировой политики. На них Хагалар даже внимания не обращал, предоставив логистам делать всё, что заблагорассудится и что позволит Хель.
Зато из-за поломки Радужного Моста пострадал тихий Ванахейм, поскольку его продукцию некому стало покупать. Мелкие внутренние проблемы тут же превратились в нерешаемые: перепроизводство, снижение цен на товары и вышедшие из тени преступники и разбойники, с которыми не справлялись местные власти, давно упразднившие собственную стражу и последнее тысячелетие надеявшиеся на мгновенную помощь асгардских молокососов, жаждущих славы и наживы. Дело шло к гражданской войне и из-за увеличивающегося числа мародеров, и из-за споров торговых гильдий, которые раньше разрешало асгардское право. Многие ванны считали, что Радужный Мост разрушен навсегда и стоит вернуться к прошлому, ванахеймскому праву, но не все были с этим согласны.
В Юсальвхейме ситуация была ничуть не лучше — без жесткого контроля извне единый мир распался на отдельные иллюзорные земли, почти не контактирующие друг с другом. Фрейр и Фрейя, даже будучи заложниками в Асгарде, играли существенную роль в политике своей родины, а без их вмешательства начался передел власти. Кроме того, светлые эльфы с молчаливого согласия Асгарда все последние столетия проверяли предел своих ментальных способностей на огненных этинах и етунах. Возможности оказались колоссальными, поселение еще двести лет назад с трудом изобрело артефакты, блокирующие хотя бы ненадолго ментальную магию фей, и вот теперь эльфы, незаметно практиковавшиеся на великанах, оказались запертыми в чужих мирах. Экспериментаторов было много, почти все кланы потеряли своих если не самых сильных собратьев, то уж точно самых умных и любопытных. Кто виноват — разобраться было нельзя, но эльфы, обладающие незаурядной фантазией и самолюбием, решили, что Радужный Мост разрушился из-за глупой шутки кого-нибудь из них. Вины своей ни один клан не признал, а ссоры уже кое-где превратились в ментальные конфликты с непредсказуемыми последствиями. Юсальвхейм был единственным миром, для работы в котором всегда требовалась специальная подготовка. Туда Хагалар не пускал даже Царицу Листиков, только обученных немногочисленных логистов Юсальвхейма, контролировавших свои мысли и буквально сроднившихся с защитными артефактами.
Ётунхейм так и не оправился после разрушений, нанесенных взбесившимся Радужным Мостом. И без того разоренный мир верно шел к гибели, но мужчины, способные носить оружие, думали вовсе не о стабилизации обстановки, а о скорейшей мести Асгарду. Будто асы виноваты в том, что силы моста вышли из-под контроля. Будто асы, а вовсе не етуны, заморозили Хеймдаля — единственного стража, безупречно управлявшегося со сложнейшей техникой.
Проблемы этих трех миров можно было решить, возродив Радужный Мост. В Ванахейм послать единственную плоть Одина, пусть учится справляться хоть с чем-то действительно важным, в Юсальвхейм направить уполномоченных послов Асгарда вместе с заложниками, а с Етунхеймом провести переговоры через сына Лафея — наследника двух народов.
Оставались два проблемных мира и три группы интересов, если принять во внимание разделение Свартальвхейма на владения темных альвов и цвергов. Эти миры, и без того недружественно настроенные, создали нечто наподобие мидгардского телефона, через который плели общий заговор и готовились воевать с Асгардом за свободу и независимость, по возможности увлекая за собой прочие миры. Хорошо, что никто из них не воспринимал всерьез Мидгард со всеми его технологиями, которые великаны и карлики просто не замечали. Пока им не удалось построить аналог Радужного Моста для переброски военных частей — договоренности были устные, но они пугали своей точностью, продуманностью и неотвратимостью. Хагалар приложил много сил, чтобы разузнать, какие именно у союзников претензии к Высокому миру. Ученых Асгарда все знали как идеологических противников Одина, поэтому доверяли им хотя бы в небольшой мере, надеясь увидеть в их лице предателей и шпионов. Не имея осведомителей в Асгарде, заговорщики не могли договориться меж собой. Им нужны были планы местности и столицы, примерная численность войск и прочие важные сведения, которые могли достать только предатели. Именно на этом сыграл мастер логистики, когда начал свою безумную деятельность — он передавал сведения об Асгарде и всячески втирался в доверие к иномирцам. Список претензий и желаний, разумеется, выходил за грани разумного, но многие из них действительно требовали скорейшего рассмотрения. Их стоило не просто удовлетворить, стоило провести несколько значимых реформ, от аграрной до военной, с учетом особенностей каждого конкретного народа, но ни Один, ни его наследник никогда не пойдут на уступки — в этом даже убеждать никого не надо было, все и так догадывались, раз за тысячу лет правления Один не провел ни одной значимой реформы. Он установил мир, победив Етунхейм, он сгреб под одну гребенку всех, чтобы миры восстановились после эпохи разрушительных войн. И он до сих пор отказывался признавать, что восстановление по большей части завершено и пришло время перемен.
Нифльхейм был на особом положении. Издревле великаны радели за сохранение Семени жизни — артефакта, согласно легендам, сохранявшего стабильность Девяти Миров. Больше всего на свете они боялись, что сокровище украдут, подобно каскету, увезенному из Етунхейма. Мистически настроенные великаны тысячу лет назад восприняли чудо рождения Локи как доказательство избранности асгардского народа в общем и Одина в частности. Даже история ледяного мира была полна загадок. С одной стороны — вражда с Муспельхеймом из-за пророчества, гласившего, что именно огненные великаны уничтожат ледяных; с другой — огромный генетический проект двух научных сообществ, в результате которого появилась целая новая раса — етуны. Новые великаны оказались гораздо ближе к своим ледяным родичам, чем к огненным, что послужило еще одним яблоком раздора. После последней войны Асгарду удалось поставить в Нифльхейме удобных правителей, но подросший сын нынешнего царя был лишен свойственной ледяным этинам религиозности, в чудеса не верил и был готов пойти на сделку с Муспельхеймом против Асгарда, но дальше разговоров дело пока не шло — нифльхеймцы выжидали.
Царица Листиков вместе с прочими, гораздо хуже подготовленными шпионами, с трудом добилась того, что предлагал еще мастер логистики — заговорщики обратили внимание на Локи. Его репутация мелкого пакостника и идеологического противника Одина по неведомым Хагалару причинам распространилась по всем мирам задолго до сорванной коронации Тора. Никто не знал, что вместе с поломкой Радужного Моста царевич пал в Бездну и лишь недавно счастливо вернулся, но поселенцы поведали обо всем и даже упомянули, что Локи живет с ними, что он изгнан из золотого дворца, отправлен в ссылку и скоро будет казнен, если ничего не предпринять. Поселенцы не лгали ни в едином слове — Хагалар подбирал тех, кто искренне верил в байки про царевича, чтобы никакие магические детекторы лжи не сработали. К тому же он лично уже несколько раз спас несносного детеныша от неминуемой смерти от рук Одина. Он может принести клятву на крови, что Всеотец жаждет смерти младшего сына, и она будет верна. За последние три месяца Хагалар по уши погряз в заговоре и утащил за собой поселение, готовое идти отвоевывать для Локи трон ради лучшей жизни — своей собственной и, возможно, всего Асгарда. Но была еще одна проблема, возможно, самая большая из всех: виновник торжества ни о чем не догадывался. Ни о межмировых переговорах, ни о том, что друзья собираются возвести его на трон Асгарда ценой если уж не убийства, то отречения Одина. А еще и Тор… Старый маг не сомневался в разумности старшего сына Одина. Вступить в открытое столкновение одновременно с тремя или пятью противниками невозможно — не те у Асгарда силы. Даже военные таланты Гринольва не помогут. Пусть Локи станет царем номинально: надо выиграть время, приструнить зарвавшиеся подчиненные миры и вернуть всё на круги своя. Но пока рано посвящать Тора в детали плана — он слишком плохо продуман, не хватало многих частей. Заговорщики должны увидеть Локи, готового сотрудничать, и лучше бы они заодно увидели его полукровную сущность, доказывающую права на престол Етунхейма. А для этого надо наладить хоть какой-то контакт с царевичем, чтобы он не испоганил переговоры и не погубил многомесячные труды. Ведь речь шла не о мелком соперничестве между двумя магами, а о настоящей политике. Но в состоянии ли Локи понять, что есть вещи, более важные, чем детские обиды и ущемленное достоинство? Вряд ли. Не будь вокруг сильныхмагов, Хагалар бы наложил иллюзию Локи на Тора и повел бы на переговоры его. Но это было невозможно.
Стоило только Вождю подумать о проблемах, как они не замедлили появиться. Ворвались в его поле зрения, прошествовали к нему легкой походкой и сели рядом, будто ничего не случилось, будто с полчаса назад не признались, что нашли себе наставницу.
— Скажи мне, Хагалар, много ли в поселении тех, кто когда-то служил моему отцу на высоких должностях? Сравнимых с твоей, к примеру, — начал Локи с места в карьер, даже не поздоровавшись. И этот внезапный вопрос поставил старого мага в тупик и вызвал нешуточный интерес: Локи хочет собрать вокруг себя бывших дворцовых асов. Уж не о собственном ли заговоре подумывает?
— От твоего дорогого отца живыми редко уходят, — ответил он осторожно. — Доверенные лица Одина знают слишком много. Они служат либо во дворце, либо в Вальгалле. Если ты понимаешь, о чем я.
— Понимаю, — Локи замолчал, а Хагалар не стремился продолжить беседу. Он наблюдал. — То есть никто здесь, кроме тебя, не осведомлен о том, что происходило во дворце пару тысяч лет назад?
— Получается, что так.
— А ты, как всегда, не скажешь мне правды.
— Может, и скажу. Попробуй.
— Что ж, скажи, действительно ли отец менял свое окружение каждые несколько столетий?
Это был очень странный вопрос. По мнению Хагалара, у Локи не должно было быть сомнений насчет феноменальной жестокости приемного отца.
— Действительно. Но не всегда столетий, иногда тысячелетий.
— Почему?
Хагалар вздохнул и погрузился в собственные воспоминания, которые не считал чем-то секретным. Ребенок хочет знать больше об отце, причем неприглядной истины. Бывший друг покажет ему истину и не солжет ни в одном слове.
— Ответ простой. Единоличная власть. Бессмертный наш Один всегда к ней стремился, но законы Серого Гуся препятствовали. Я не знаю, что тебе рассказывали из древней истории Асгарда, но послушай, что происходило на самом деле. Когда-то в Асгарде были только тинги в каждой области и альтинг, собиравшийся раз в несколько лет для решения серьезных вопросов. Это было задолго до рождения Одина. Потом началась централизация власти и общение между мирами. Построили столицу, выбрали царя, но он не обладал единоличной властью, а был связан советом — промежуточным звеном между альтингом, который решал местные вопросы, и царем, который решал проблемы государственного масштаба. Вот рассказываю тебе эти простейшие вещи и не могу понять: ты их знаешь или тебя всю жизнь пичкали лишь байками про великого Одина, а всё, что было до него, как бы и не существовало? Можешь не отвечать. Так вот, постепенно совет все больше переходил на внешнюю политику. А потом на трон взошел Один и возжелал не просто низвести совет до слуг, а уничтожить. И уничтожил. Последовательно. Несколько раз он убивал советников, заменяя одних другими: более лояльными, более удобными, и только иногда — более талантливыми. А потом был печально известный последний совет, в который входил мой обожаемый мучитель. Всех членов последнего совета Один лично повесил, обвинив в предательстве короны. Кроме тех, кто вовремя унес ноги…
— … Дальше я знаю, — нетерпеливо перебил Локи. — Он создал себе помощника взамен совета. Но вдвоем не управиться с тем, что делали тринадцать асов. Должен быть еще кто-то. Какие-то «тайные советники». О которых нам с братом никогда не говорили.
— Были и тайные, — согласился Хагалар с тяжелым сердцем. — Их головы полетели последними после установления мира во всех мирах. Один решил, что с мирными царствами он управится в одиночку, что сильные личности больше не нужны, нужны только исполнители, которых ты наблюдал в течение всей своей жизни, мой юный бог. Безынициативные исполнители вроде Хеймдаля, ни во что не вмешивающиеся. Он безрассудно предан Одину, также как я безрассудно предан монархии. И в этом наше колоссальное отличие. Один оставил подле себя тех, кто предан лично ему, и у кого не хватит мозгов и смелости не то, что на полноценный заговор, а даже на сомнение в правильности поступков своего царя.
— А ты, значит, из умных, инициативных и опасных, так получается? И отец не знает о том, что ты предан не лично ему, а монархии? — глаза Локи пронзали насквозь. По крайней мере, пытались.
— Неисповедимы знания Одина, — Хагалар взъерошил волосы ребенка. Тот словно и не заметил вольности. Прогресс налицо.
— А твои знания исповедимы? Мне нужны ответы на скользкие вопросы.
— Да неужели? — Вождь наклонил голову. Похоже, высшие силы все же существуют, и они услышали его воззвания. Детеныш хотя бы пытается пошатнуть пьедестал, на который поставил родителей.
— Ужели, — Локи явно получал удовольствие от коверкания родного языка. — Последняя война, о которой я вроде как знаю всё. Отец никогда не объяснял, как наша маленькая армия сражалась одновременно с полчищами темных эльфов и разномастных гигантов?
— Военная хитрость и тактика, не более того, — Хагалар прекрасно помнил, как именно выигрывались сражения с численно превосходящим противником. Неужели Один не показывал детям подробности тех блестящих операций? — Милый мой, поверь, войны выигрываются не силой, не числом, а умением.
— Предположим. Но почему после битвы за Мидгард все миры признали Одина Всеотцом?
Хагалар скривился, но все же решил, что крутые времена требуют крутых решений.
— Благодаря тебе, в первую очередь. Ты ведь якобы родился сразу после Тора, чего не бывает у асов, и это восприняли как проявление божественное силы Одина, особенно учитывая, что ты родился магом, а считалось, что магия Одина не передается по наследству. Ни один из сотен его детей не был магом вне зависимости от сил и умений матери.
— Так вот зачем меня взяли в Асгард, — прошептал Локи. Лицо его выражало большую сосредоточенность. — Я считал себя артефактом, который должны применить в будущем, а меня, оказывается, уже применили. С самого начала!
Хагалар не позволил ему уйти на очередной круг самобичевания и саможаления.
— Дело было не только в тебе. Что ты знаешь о Вальгалле?
Недосын Одина повернул голову, нахмурился. Хагалар сбил его с мысли своим нелепым вопросом. По крайней мере, со стороны вопрос казался нелепым.
— Что это второй загробный мир наравне с Хельхеймом, — медленно ответил Локи, продумывая каждое слово, словно щупал болотную почву. — Туда попадают воины, погибшие с оружием в руках. Асы только после смерти оказываются там, а живых туда не пускают. Кроме отца.
— В общем, верно. Когда Один покусился на работу Хель, на мертвецов, то она поставила жесткие условия, мол, Один будет забирать только тех воинов, которые призвали его в бою. Но постепенно правила смягчились, и валькирии стали отбирать павших воинов собственноручно. Сотни, тысячи, миллионы духов пребывают в Вальгалле, пируют, борются друг с другом и ждут Рагнарек. Об этом ты знаешь. Именно из-за предсказания Вельвы у Одина обязательно есть сын Тор и страж моста Хеймдаль, повелительница мертвых — всегда Хель, как и царь Муспельхейма — всегда Суртр. Но ведь необязательно ждать страшного конца нашего мира. Понимаешь меня?
— Прекрасно понимаю, — глаза Локи опасно сверкнули. — То есть Вальгалла — это не чертог для Рагнарека, а огромная дополнительная армия Асгарда, превышающая численностью население всего Девятимирья!
— Официально — да, — Хагалар поспешил спустить Локи с небес на землю. — Так все считают, но это блеф.
— Блеф?
— Увы, да, — Вождь понизил голос до шепота. — Все дело в том, что наши многомиллионные войска действительно мертвые. А дух не может причинить живому никакого физического вреда, только напугать или проклясть. Можно, конечно, запустить дух в чье-нибудь тело, но тело должно быть подходящее, сильное, а где ты наберешь миллионы подходящих тел? Так что войско эфемерно. В Рагнарек мертвые пойдут сражаться с мертвыми, и это будет настоящая битва, а сейчас всё иначе. Но отдельно ни Муспельхейм, ни Свартальвхейм не выступят против нас открыто — боятся, скорее будут подтачивать нас изнутри.
— Подожди, — Локи нахмурился, обдумывая какой-то план. Хагалар милостиво не мешал.
— Говоришь, что духа можно вселить в сильное тело? Много поколений асов и прочих существ будут защищать Асгард, если дать им тела. Много сильных тел.
— И? — Хагалар легонько дотронулся до плеча Локи. Царевич закрыл глаза и медленно заговорил:
— Семь миллиардов людей. Вторая по численности раса Девятимирья — альвы — их два или три миллиона, из них едва ли пятая часть — взрослые мужчины, способные держать в руках оружие. Семь миллиардов людей. Анабиоз. Армия мертвых в телах сильных людей — Асгард станет непобедимым.
То, что вначале показалось Хагалару преступной глупостью, через пару минут обрело смысл. Конечно, ни о каких семи миллиардах речь не шла, но увеличить численность живой армии Асгарда за счет людей-химер теоретически возможно. Нужны длительные исследования, ведь никто прежде не пробовал так использовать одержимость. Впервые за два года Хагалар слышал от ребенка разумную мысль, но для ее воплощения нужно время, а его катастрофически не хватало. Ближайшие конфликты точно придется разрешать по старинке, а вот в будущем возможно всё.
Последние недели Тор пребывал в благодушном расположении духа. Началась летняя половина года — прекрасное время для покорения новых вершин в компании верных друзей. Сиф во время похода поймала парочку самых обычных птиц, на которых раньше и внимания не обращала — кулика-сороку с бекасом — и радовалась своему везению как ребенок. Для нее восхождение стало отличной возможностью ненадолго сбежать от консервативного мужа, с которым она не сошлась характерами. Разногласия обнаружились в первую же ночь: Гринольв женился ради наследников, а Сиф не собиралась рожать в ближайшее время.
— Как только починят Радужный Мост, грянет война, — объяснила она свою позицию сразу после свадьбы. — Я должна сражаться, а не заботиться о младенце.
В медицинские или магические средства Сиф не верила, поэтому огородилась от детей древним, как мир, способом — воздержанием.
— У Гринольва куча недостатков, — рассказала она друзьям по секрету, — но он не насильник.
Величайший полководец прошлого действительно не был насильником и уважительно относился к женщинам даже побежденных народов, во многом поэтому о нем время от времени ползти гадкие слухи, которые он пресекал на корню. Но он компенсировал следование своим моральным принципам такими громкими скандалами, что слышал весь Асгард, и только Сиф оставалась глуха к его ярости.
— Я его не слушаю, — хвасталась она. — Думаю о своем. Если ему что-то не нравится, пусть разводится. В Фенсалир я уже всё равно не попаду.
— Он может поступить как все мужчины, — забеспокоился Вольштаг.
— Если он посмеет меня ударить, я отрублю ему кисти обеих рук или вспорю брюхо, — на полном серьезе ответила Сиф. — Он брал в жены воина, а не служанку. Я подарю ему наследников, когда в Асгарде настанет мир.
— Я узнаю в тебе себя прошлую, — походя заметила Фригг, ставшая невольным свидетелем дружеского разговора. — Надеюсь, ты справишься с усмирением Гринольва.
Но усмирить Гринольва было невозможно, поэтому Сиф старалась не бывать дома, когда он возвращался со службы. Они жили вместе, но почти не встречались. Это был странный брак, обсуждать который никто не смел — боялись тяжелой руки Гринольва и острого копья Сиф.
Тор радовался, что боевая подруга не покинула команду, а наоборот стала чаще тренироваться. Да еще и Фандрал вернулся, как только научился немного контролировать свои силы. В дружеских поединках он больше не участвовал, но в остальном остался таким как раньше, а женщин вокруг него увивалось даже больше, чем прежде. Он так уставал от их навязчивого щебета, что первым поддержал идею Тора о походе, только бы не рассказывать в очередной раз красочную байку о том, как он стал одним из самых могущественных воинов Асгарда.
Друзья провели несколько незабываемых дней и ночей вдали от столицы, от Одина, от своих прямых обязанностей и веселых пирушек. В начале летней половины года Асгард был особенно красив: из-под снега пробилась ярко-желтая прошлогодняя трава, на фоне которой елки приобретали особую ярко-зеленую окраску, а вода — не менее ярко-голубую. Пожухлая трава у подножья горы собиралась в кочки, скрывавшие под собой мелкие ручейки. Промокнуть в них было невозможно, а вот подвернуть ногу запросто. На самой горе желтая трава сменялись молодыми побегами, которые постепенно переходили в мох, лишайники, а потом в голые валуны, щебень и гальку: скользкую, хранившую на себе остатки льда и снега. Отдельные овцы бродили у подножья горы, поедая первую травку, стаи дроздов-белобровиков сидели на лиственницах и кипарисах, поднимая крик и слетая с места при приближении чужаков. Из-под ног разбегались не то паучки, не то мошки, очнувшиеся после затяжной зимы. А, главное — безоблачное небо, которое обеспечила царица по просьбе сына, сопровождало воинов всё время. Ни одного дождя, ни одной тучки, разве что промозглый ветер, иногда дующий прямо в лицо. Толстые плащи спасали от холода, а запасы трески — от голода. Что может быть лучше, чем обжаренная на костре вяленая рыба? Только пожаренный на костре вепрь, но они не водились в Асгарде. И рыбу, и уголь для костра взяли из дворца, чтобы не зависеть от редких деревьев, и правильно сделали: елки остались далеко внизу, а на вершину не залезли даже стелющиеся березки.
Поход доставил молодым асам огромное удовольствие и прошел без всяких происшествий. Жизнь текла спокойно, ровно и никто не ждал беды в ближайшее время. Поломка Радужного Моста, с одной стороны, остановила торговлю, но с другой — принесла уверенность в завтрашнем дне. Ледяные гиганты точно не окажутся в хранилище оружия в самое неподходящее время. Нападения ждать неоткуда.
По возвращении в Гладсхейм Тор большую часть времени проводил с армией под командованием приснопамятного Гринольва. Тот был превосходным воином, шпионом, стратегом и тактиком — сочетал в себе несочетаемое и был готов помогать любому, кто стремился, как и он в свое время, дотянуться до вершин военного дела — единственного, достойного настоящего мужчины.
Другим увеселением стали полеты в поселение, где жил не только злобный брат, продумывающий очередные козни, но и мидгардский друг. Тор чувствовал ответственность за Брюса и старался развлекать каждые два-три дня. Они рассаживались у очага в тесном темном помещении, выпивали, обсуждали асгардский быт и его отличия от мидгардского. Иногда к ним присоединялся Локи, если не был занят очередными фокусами. Тор немного опасался, что Халк не сдержится и потеряет контроль, но все вышло лучше, чем он предполагал: Локи восхищался работой Беннера, а Беннер восхищался фокусами Локи.
Неудача с Джейн постепенно стиралась из памяти, хотя никто прежде не смел отвергать Тора, сына Одина. Это было немыслимо, и поначалу обида засела глубоко в сердце. Но друзья, любимое дело, семья — лучшие лекари от сердечной боли. Тор искренне желал своей бывшей девушке счастья и надеялся когда-нибудь увидеть ее избранника. Как выглядит человек, которого предпочли богу?
Джейн давно оставила Асгард, а Брюс покидать его не собирался. Он перевез свои вещи из дворца и не планировал не только отъезд в Мидгард, но и возвращение в Гладсхейм. И дело было не в порядках дворца, а в прекрасной деве, всюду сопровождавшей иномирского гостя. Она обладала на редкость аппетитными формами и природной притягательностью. Неудивительно, что смертный влюбился и не желал покидать мир отверженных.
— Я тебе вот что скажу, — заявил Тор, выпивая залпом огромную чашу меда, которую ему подала та самая прелестница, — в моей власти отпустить любого преступника. Живите в Мидгарде до самой твоей смерти!
— Какое заманчивое предложение! — ответила женщина, усаживаясь рядом с Брюсом и робко обнимая его одной рукой. В другой она держала блюдо с блинами — маленькую слабость бога грома, о которой он никому никогда не рассказывал. Неужели братец просветил местных жителей? — Но, ваше высочество, мне бы сперва хоть одним глазком узреть доблесть его светлости.
— Да, Тор, раз уж заговорили, — Брюс усиленно делал вид, что не замечает ласковых объятий, словно от друга стоило скрывать свои чувства. — Я же кому-то из твоих друзей обещал. Я не против сразиться с вашим воином. Но ты же понимаешь, что большой парень опасен. Так что как-нибудь, чтобы без жертв и крови.
— Друг мой, какая радостная весть! — Тор от души похлопал Беннера по плечу, чуть не столкнув на пол девицу. — О вашем поединке скальды сложат легенды. Хорошая драка — вот, чего не хватало Асгарду. И мой отец, и мои друзья поверят, наконец, что в Мидгарде живут по-настоящему сильные воины. Когда ты желаешь устроить поединок?
— Не прямо сейчас, — доктор принял из рук девы бокал с соком, разбавленный вином — только в поселении пили такую странную дрянь. — Драка подождет. Я изучил книги, которые Эльма перевела, — он обменялся с девой нежными взглядами, — и, кажется, я понял, что у вас творится с женщинами и почему так мало детей. Мне бы сперва проверить гипотезу.
— Это дело, — кивнул Тор. — Я готов помочь.
— Мне бы обследовать женщин на фермах. Это возможно?
— Вполне, — царевич встал и чуть не ударился о низкую потолочную балку. — Будь готов завтра выезжать. Я поеду с тобой. Еще меда!
И он грохнул об пол рог, который отлетел в дальний угол. Красотка услужливо подала другой, пригубила сама и изъявила желание поехать с ними. Тор только обрадовался такому сопровождению. Дева была очень хороша, уж точно гораздо красивее Джейн. И многих подружек Фандралла. Стоило посмотреть ей в глаза, как перехватывало дыхание. Или в этом повинно вино? Тор не стал разбираться. Хочет ехать — пускай, главное, чтобы в седле держалась.
Беннер был очень рад, что Тор согласился на небольшой поход. За три месяца он устал сидеть в четырех стенах, да и желание посмотреть поближе на жизнь простых асов никуда не делось. Хорошо, что удалось договориться с Тором и не привлекать к поездке Локи. Очень хорошо. С бывшим врагом Брюс старался сталкиваться поменьше. Ему хватало мало эффективных занятий математикой, во время которых Локи делился своими планами и наработками. Беннер запоминал, что именно интересовало Локи, и впоследствии наблюдал, как поселенцы стараются притворить его идеи в жизнь. В дискуссию он старался не вступать и не высказывать своего мнения, полностью сосредотачиваясь на задачах и формулах, но получалось не всегда. Примерно месяц назад он ради интереса попробовал объяснить Тору интегралы, и ему показалось, что это было гораздо проще, чем Локи, но по одному короткому занятию судить невозможно.
Его помощь и совет требовались буквально везде, но больше всего Брюса заинтересовала проблема рождаемости, во многом потому, что асы уже обращались к людям за помощью и не получили никакого точного ответа. Поражение человеческой мысли стало для Беннера ударом по самолюбию, поэтому он решил хотя бы попробовать разобраться, тем более, что из мира науки — Етунхейма или как-то так — недавно доставили книги, посвященные физиологии асов и ее нарушениям. А поскольку Беннера очень интересовало зарождение магических способностей и закладка второй системы сосудов, то он много времени потратил на изучение переводов, любезно предоставленных Эльмой. Порой с утра и до ранних сумерек они постигали науку другого мира. Эльма оказывалась совсем близко: такая желанная, но такая недоступная. Аромат ее волос (смесь цветочных духов и дыма) пьянил, от него начинала кружиться голова, так что смысл переведенного порой ускользал от Брюса, и он вынужден был просить чаровницу перевести еще раз какой-нибудь особенно трудный фрагмент. С ней любые занятия казались интересными и значимыми, а время пролетело незаметно. Она задавала такие неожиданные вопросы и с таким интересом слушала ответы, смеялась, ненавязчиво касаясь руки, что Беннер забывал обо всем, особенно о Земле.
Он быстро разобрался, что магическая система сосудов образовывалась из энтодермы, а не мезодермы и состояла в родстве с основными железами и легкими, а не с кровеносными сосудами. Гены, ответственные за магию, развивались в яйцеклетке, а в сперматозоидах полностью отсутствовали. Магические яйцеклетки формировались у любой асиньи, вне зависимости от ее личных магических дарований. У одной магических яйцеклеток была чуть ли не половина, у другой — одна десятая, поэтому даже у самой сильной чародейки могли появиться обычные дети, а у заурядной асиньи — дети с огромным магическим потенциалом. От женщины полностью зависела возможность обладания магическими силами, а вот степень развития дара полностью определял отец. Если он принадлежал к асам, эльфам или гигантам, то у зародыша развивалась магия и формировалась вторая система сосудов, причем магический потенциал был не только у асиней, но и у человеческих женщин. Авторы книг приводили кучу примеров появления ведьм и колдунов — потомков аса и человеческой женщины. Вероятность рождения магического существа ровнялась в этом случае примерно двадцати процентам.
Тут вставал вопрос, каким образом Локи мог быть хотя бы теоретически наследником магии своего «отца», если мужчина не передавал магию, но выяснилось, что от Одина ожидали всего, в том числе и передачи магической генетической информации. К тому же чем сильнее отец, тем активнее магическая природа эмбриона. Брюс внимательно рассмотрел асов на стадии бластулы и гаструлы, но никаких отличий от людей не заметил.
Увлекшись яйцеклетками и их разновидностями, Беннер обнаружил то, обо что сломали зубы земные ученые. У человеческой женщины только четыре основных гормона отвечали за половую функцию. На четырнадцатый день трое из них достигали своего пика и происходила овуляция: зрелая яйцеклетка выходила из фолликула, готовая в течение нескольких дней встретиться со сперматозоидом и дать начало новой жизни. Образовывалось желтое тело, вырабатывавшее последний, четвертый гормон, который готовил организм к беременности. Если беременность не наступала, то уровень всех гормонов падал, а организм через четырнадцать дней выпускал новую яйцеклетку. Понять эту простую систему мог даже школьник старших классов, что уж говорить о настоящих ученых, но у асов гормональная система отличалась невообразимой сложностью. Только за подготовку к беременности отвечало более двадцати гормонов. Причем пять или шесть из них — источники расходились во мнениях — способствовали поглощению организмом крови и слизистой оболочки матки, благодаря чему асгардийки были лишены одной из самых неприятных особенностей женского организма. Всего же в теле обычных асов было около трехсот гормонов против сотни у человека, а в теле мага — до пятисот. Такое различие объяснялось тем, что магия была не непосредственной частью организма, а благоприобретенной, подобно митохондрии у всех известных клеток, и иммунитетом до сих пор воспринималась как чужеродная сущность, которую следовало отторгнуть. Это противостояние напоминало конфликт резус фактора у плода и матери, с которыми Беннер сталкивался, когда работал врачом в Калькутте.
Стоило нарушить синтез хотя бы одного гормона, который включался в работу после родов, и яйцеклетка не могла разорвать фолликул и запустить следующий цикл. Книги из Ётунхейма давали вполне конкретные описания нескольких гормонов, выработку которых можно сбить действием магических артефактов. Если предположить, что где-то в Асгарде спрятан артефакт, достаточно сильный, чтобы покрыть весь остров, но испускающий почти незаметные импульсы, то головоломка сходилась. Если бы можно было получить данные про асинь, живущих в других мирах, было бы легче, но асиньи никогда не переезжали. Путешествовали только мужчины. И даже в поселении с его свободными нравами до логистики женщин не допускали.
При переводе на человеческие года получалось, что проблема с рождаемостью длится всего лишь сорок лет — рассмотреть ее со всех сторон медлительные асы просто не успели, а отослать женщин в другие миры и проверить, не родят ли они там больше детей, никому не пришло в голову.
Еще Беннеру хотелось разузнать побольше о кривой выживаемости асов, сравнить ее с древним и современным человеческим обществом, но для этого категорически не хватало ни данных, ни времени проанализировать уже имеющееся. К его несказанному удивлению, асы научного мира много занимались экологией рыб и птиц, но вовсе не своей собственной. Все разумные расы Девятимирья подробно исследовал Етунхейм. Раньше туда поставляли материал в виде приговоренных к смерти, на которых и проводили любые эксперименты. Но деловые отношения с миром льда прервались, а вырастить собственных специалистов асы не успели. В самом деле — прошла всего-то пара тысяч лет — что можно успеть за такой ничтожный срок? Беннер собирался доказать богам, что три дня могут стоить трех тысячелетий. В успехе он не сомневался. Во всех мифах и легендах великие боги приходили к несмышленым смертным и осыпали всевозможными благами. Брюс собирался нарушить эту традицию и облагодетельствовать сильных мира сего. Богам придется склониться перед гением смертных.
Беркана не хотела в Фенсалир. И оставаться в поселении. И переезжать в столицу. И замуж она тоже не хотела ни за аса, ни за человека. Как и возвращаться к заворотной жизни, которую вела до знакомства с Хагаларом.
Дочь Одина понятия не имела, чего желает, и была уверена только в том, что хочет решительных перемен к лучшему. Ночи проходили, сменяясь солнечными или дождливыми днями с редкими вкраплениями запоздалого снега. Она слонялась по поселению в безделии и довела нытьем даже Лагура, который несколько раз давал ей советы в своей излюбленной непонятной манере, а потом вдруг заявил:
— Скажи же мне скорее, дочь Вотана, какой ответ желаешь ты услышать? Его я дам тебе, но, может, Логе тебе помочь способен? Или Фрикка? А, может, сам Вотан? Я не всесилен. Всесильны боги, так узнай у них. Ведь Логе здесь, и Доннер скоро будет.
Этому совету Беркана не последовала, как и всем предыдущим. Ни к какому Тору она за помощью не обратилась, к Локи — тем более. Она отчаянно скучала, даже думала сделать себе на руке татуировку в виде эргона в огне, чтобы сперва сосредоточиться на высоких уровнях духовной вибрации, а потом очистить, преобразовать все низменное, что ее окружает, оставив только духовную, вечную составляющую. Она бы наверняка воспользовалась тайными силами человеческой науки естества, если бы не страх перед болью.
Ужасную скуку развеяло только небольшое собрание, которое для бывшего фелага провел Ивар. Он почти ничем не отличался от себя прежнего, но Беркана слишком хорошо помнила, как он грозился убить ее. И как Раиду пытал человека, она тоже не забыла. Из всех членов команды только Поэтический Лагур ничего ужасного в последний год не делал, поэтому предусмотрительная Беркана пристроилась на скамеечке рядом с ним. Раиду садиться не стал. Ивар тоже. Они стояли друг напротив друга почти в идентичных позах, что усиливало внешнее сходство, хотя они не были родными братьями.
— Я должен извиниться перед всеми вами, — начал Ивар своим привычным мелодичным голосом, который Беркана прежде готова была слушать бесконечно. — Под действием чар я вел себя ужасно. Особенно сильно я виноват перед тобой, милая Дочь Одина, и прошу у тебя прощения, — он выдержал паузу, наблюдая, как Беркана стремительно краснеет: почти никогда у нее не просили прощения, даже если бывали виноваты! Она хотела поблагодарить, открыла рот, но ничего из себя не выдавила.
— Друзья мои, не только за этим я попросил вас прийти сюда. Каскет. Больше он не великая задача, достойная лучших умов поселения.
— Что ты такое говоришь? — встрепенулся Раиду, но не было в его возгласе прежнего огня, прежней кипучей энергии. Он словно старался играть себя прежнего, но у него отчаянно не получалось.
— Я повидался с царевной Етунхейма и выяснил, — Ивар провел рукой по безжизненному артефакту, — что чинить каскет нам вовсе не нужно, поскольку етуны создали новый, лучше прежнего, с привязкой к новому царю.
— Пламя возмездия, какой еще новый? — не отставал Раиду, и Ивар рассказал чарующую историю о своем путешествии в Етунхейм вместе с подручной Хагалара, которая случайно узнала тайну Локи. Так вот почему именно она обучает царевича. Дело вовсе не в любви!
— Самое печальное во всей этой истории, что ни наш дорогой Локи, ни его опекун ни о чем не знают, — Ивар развел руками. — Я так и не подобрал нужных слов, чтобы поведать им о случившемся, не разгневав. Они не знают ни о возрождении каскета, ни о желании царевны видеть своего единственного брата.
— Не стоит раскрывать глаза тому, кто смотрит в даль, неведомую нам, — скороговоркой проговорил Лагур, хотя его не спрашивали.
— Ты будто прочитал мои мысли, — Ивар чуть склонил голову. — Хагалар действительно все время занят чем-то странным и непонятным, каскет он давно забросил. Соглашусь с Лагуром: нам не стоит говорить ни о чем Хагалару. Но Локи стоит повидаться с сестрой, особенно после всего случившегося.
Беркана нахмурилась. То, о чем говорил Ивар, было безумием, которое почему-то не всполошило обычно стоявшего на страже покоя царевича Раиду. Придется ей подать голос. Ивар сейчас не такой и страшный. Даже извинился за то, что угрожал ей смертью.
— Прости, — ее голос звучал тихо, но вскоре окреп, — Ивар, ты безрассуден. После всего, что случилось… с тобой и с Локи… царевну нельзя приглашать к нам! Безопасность Локи и всего поселения…
Беркана с трудом подбирала слова, которые совершенно не тронули Ивара. Она его насквозь видела: он хотел привести царевен. Неужто не полностью оправился от произошедшего и все еще желает Локи зла? Нельзя позволить ему совершить очередное безрассудство.
— Милая Беркана, — Ивар говорил нежно, как раньше, но все же по-другому. — Быть может, ты и права. Но пусть решает Локи. Если он будет против…
— Он будет против! — горячо заверила Дочь Одина. — Я уверена. Да он… чуть не умер в прошлый раз!
На самом деле она не знала, что именно случилось несколько месяцев назад, но точно что-то нехорошее, из-за чего переполошилась вся царская семья, даже всесильный Один.
— Пусть так. Но я обязан передать ему волю царевны. Иначе я вечно буду чувствовать вину перед ними обоими. Я и так чудовищно медлю. Царевны могли уже обидеться на меня. Я долго думал, как подстроить так, чтобы человека не было рядом, и вот сегодня Черная Вдова доверила мне тайну: он вот-вот уедет вместе с наследником. Но Локи тоже собирается поехать с ними.
— Попросим задержаться, — буркнул Раиду. — Бог окажет нам милость.
— Поговори быстрее с Логе, объясни, что, где и как — и пусть он сам решает, — подтвердил Лагур. Он вел себя странно — сидел на скамейке без книги и разговаривал с Иваром, не уткнувшись в давно знакомый текст. На него это было совсем не похоже.
— Вы все правы, друзья мои, но есть одна загвоздка — я боюсь заговорить в нашим добрым другом, — потупил глаза естественник. — После всего, что случилось из-за царевны в прошлый раз, я не осмелюсь передать ему просьбу.
— Трус! — фыркнул Раиду, а спустя секунду добавил: — Но я трус не меньший.
И тут Беркана заметила, что три пары глаз смотрят прямо на нее.
====== Глава 107 ======
Это была полная и безоговорочная победа, горчившая кровью невинных людей, принесенных в жертву во имя асгардской паранойи. Ингвар добился всех целей и теперь пожинал плоды многомесячных трудов, обернувшихся катастрофой.
Началось все с подводных лодок, будь они неладны. Ингвар поначалу загорелся ими, но быстро обнаружил, что идея провальна по всем фронтам: асы, пусть и зная координаты гибели, не смогли обнаружить точное место затопления, даже обратившись в глубоководных рыб и исследовав темное дно, пробные же погружения показали, что не было и возможностей создать такой мощный щит, который бы выдержал давление многих тонн воды, а в образе удильщика или морского нетопыря многого не сделаешь, к тому же велика вероятность нарваться на агрессивных соседей. Да и для телепортации подводной лодки требовалось слишком много логистов с осколками Тессеракта. И лучше не логистов, а магов — у них лучше получалось управлять осколками. Ингвар был из тех, кто быстро переключался на новые проекты, навеки хороня старые, поэтому не очень расстроился неудаче, как вдруг, буквально за день до сворачивания поиска подлодок, в дело ввязался один из самых сильных магов поселения, специализирующийся на водной стихии. Стихийная магия считалась довольно простой, однако высокие уровни позволяли творить настоящие чудеса, например, призывать элементалей. Это было сложно, энергозатратно и требовало помощи других водных магов, но все же возможно. Обычно призванных элементалей использовали в битве, но сейчас они пригодились для поисков. Призванные марионетки разыскали в Северной и Центральной Атлантике лодки, потонувшие еще в шестидесятых. Лучше бы они нашли советские подлодки, затонувшие гораздо дальше от вездесущего ЩИТа… С другой стороны, советские были тяжелее и длиннее американских, а маги не гарантировали, что и эти-то удастся перенести Тессерактом, ведь пока самой большой успешной добычей оставался всего лишь танк. Логисты настояли только на том, чтобы ни в коем случае не поднимать подлодки на поверхность, иначе спутники сразу же засекут подозрительную активность. Ни у кого не было уверенности, что не засекут и под водой, но так были хоть какие-то шансы.
На опасное дело маги отправились без логистов, поскольку в случае непредвиденных обстоятельств они были бы только обузой. В назначенный час асы в образе дельфинов, акул и прочих больших водных существ появились в условленной точкой океана, недалеко от поверхности. Они создали вокруг себя защитные сухие барьеры с кислородом, позволившие уйти на несколько десятков метров под воду. Отдельный магический купол предназначался для мага призыва и его помощников, которые контролировали работу элементалей, остальные маги устремились навстречу стремительно поднимающимся подлодкам, которые оказались несколько больше, чем асы предполагали. Элементали даже не касались лодок, они парили вокруг, а едва различимые в темноте гиганты поднимались сами. Довольно много времени ушло на то, чтобы маги оказались на нужных позициях — с разных сторон лодок. Наконец, всё было отлажено. Сработала объединенная сила осколков, и маги перенеслись к воротам Хельхейма. Везти почти девяностометровые лодки в Асгард было безумием — их не спасла бы никакая защита от Хеймдаля. Зато в царство Хель он не заглядывал, а хозяйка согласилась подержать ценный груз на границе своего мира: ей было интересно, каким таким страшным оружием продвинутые смертные ныне убивают друг друга. Так две американские подлодки оказались в Хельхейме, а логисты вернулись в Мидгард для отслеживания новостей. Ни слова, ни звука про проведенную операцию не удалось найти ни в интернете, ни в телевизоре, ни уж тем более в газетах. Возможно, им повезло. А возможно, военные ничего не сказали общественности.
Когда Ингвар предлагал поднять атомные подлодки и перенести боеприпасы в Асгард, то думал о защите, а вовсе не о нападении, но его мнения не спросили. Из подлодок вынули начинку, вернули покореженный металл, откуда взяли, и при помощи рабов-людей, описаний из интернета и бог весть чего еще стали приводить снаряды в боеспособное состояние, чтобы испытать в каком-нибудь укромном мидгардском уголке. То, что такими темпами они взорвут Асгард, а вовсе не Мидгард, естественники отказывались признавать, и мастера их поддерживали в этом досадном заблуждении. Хотя правильнее было бы сказать, что мастера пустили дело на самотек, а себя посвятили обострившимся международным отношениям. У Ингвара голова шла кругом от стремительно развивающихся событий. У него была куча знакомых, он получал новости буквально отовсюду, и они ему не нравились. В отдаленной перспективе поселенцы собирались убить Тора, а Локи посадить на трон с помощью не то дворцового переворота, не то иномирских войск.
С недавних пор поселение разделилось на две части. На меньшей жил человек: там все было чистенько, цивильненько, эксперименты и исследования не выходили за рамки конституции и уголовного кодекса развитых мидгардских стран. Пространство занимали лабораториумы, в которых проводились исключительно химические опыты и переделка артефактов, а также работы по электричеству, почвам и прочим безобидным направлениям науки. В этой же части поселения располагались длинные дома-ночлежки, столовые, сараи и качели-карусели на главной площади, где собирался тинг и отдыхали у костров ученые. Идиллия! Особенно прекрасная в летнюю половину года, когда сошел снег и солнце заходило за горизонт всего на пару-тройку часов в сутки.
Но была и другая сторона, огороженная высоким забором, на деле — иллюзией, непроницаемой для человека, представлявшейся ему естественной границей поселения. И вот там располагался филиал христианского «ада». Ингвар был категорическим противником опытов над людьми: за почти пятьдесят лет жизни в Мидгарде он проникся уважением к тем, кого сородичи воспринимали муравьями, создавшими страшное оружие. Раньше в «аду» томились только пленники, на которых исследовали вирус уничтожения человечества, но ситуация коренным образом изменилась с тех пор, как маги утопили целый остров! Тот самый, на котором проверяли вирус. Причем прежде, чем утопить, асы основательно похозяйничали на нем. Испепелили большую часть трупов людей, захватили скот, отловили некоторое количество диких животных для возможного разведения, собрали плоды, гербарные образцы и семена, а после погрузили остров магией на несколько футов под воду. Стихийники гордились блестяще проведенной операцией, подробностей которой Ингвар не хотел знать, хотя с точки зрения законов Асгарда ничего дурного не произошло. Ингвар слишком долго жил во Франции, успел впитать в себя современный европейский дух и чувствовал вину за все те безумства, что соотечественники творили в Мидгарде. Они убили кучи невинных людей, разграбили остров и уничтожили, чтобы скрыть следы чудовищных преступлений. Так в закрытой части поселения появилась пара сотен трупов с утопленного острова. Логист искренне надеялся, что как только сыворотку испытают, эксперименты на африканцах прекратятся. И они прекратились, но отпустить живыми людей, видевших Асгард, нельзя… Хотя на самом деле можно. И это Ингвара еще больше бесило. Простой гипноз решил бы все проблемы. Гипнотические маги в поселении есть. Всего несколько часов работы, и люди забудут последние месяцы жизни, их можно будет вернуть в родную Африку! Такое баснословное количество костей, сухожилий и волос все равно девать некуда. Человеческое мясо, как и любое другое, годами не хранится, а делиться им с соседями или отвозить на дальние хутора слишком опасно. Если бы тела людей содержали микросхемы или готовые детали каких-нибудь станков, Ингвар бы понял жестокость сородичей, но ученые просто боялись огласки, боялись, что гипноз не на всех подействует, боялись столкнуться с разрозненными магами Земли, о существовании которых были наслышаны. Мидгардские маги — прямые потомки волшебных существ Девятимирья — понятия не имели о своих предках. Сотрудничать с ними асы не пытались, но и уничтожать дальних родственников не хотели.
Правда, на время об утилизации живых людей забыли. Разбирались с мертвыми. От вируса погибли почти все жители маленького острова с непроизносимым названием. Переболели и вылечились только двое, и сейчас их изучали со всех сторон сразу несколько лабораториумов. Прочие вскрывали трупы, подробно описывали увиденное, выводили статистику. Не только врачи, но и естественники и даже многие рабочие резали тела, заодно изучая анатомию, иначе с таким количеством покойников не справились бы никогда. Ученые здорово рисковали, оставаясь с погибшими без надлежащих средств защиты. Даже если свеже выведенный вирус не опасен для асов, кто знает, во что он мутирует через минуту? Не хватало только эпидемии в поселении, а потом и во всем Асгарде! Поэтому все, кто работал с покойниками, были заперты в строго определенных домах под мощными защитными фильтрами, из-под которых выпускали только после длительного карантина. Филиал «ада» работал круглосуточно и был отгорожен не только от друга царевичей, но и от мидгардских «умных» рабов: от Йохана, который приезжал в поселение ради уроков, и от нескольких пленных инженеров, которых заставляли дорабатывать идеи Локи. Рядом с ними всегда находился кто-то на случай, если люди попробуют совершить такую глупость, как побег. Побег есть смысл устраивать, когда где-нибудь спрятан выход. Но максимум, на что могли рассчитывать ученые люди — это сбежать из поселения и умереть от голода и холода на лавовых полях вдали от родной Земли. Даже если бы они добрались до какого-нибудь хутора, то столкнулись бы с языковым барьером: заворотные асы если и знали когда-то мидгардские языки, то давно их забыли. Другое дело, что беглецов мог вполне засечь Хеймдаль… Так что охрана у рабов была хорошей, но Ингвара она не устраивала. Кто знает, что взбредет в голову инженерам? Рабам нельзя доверять, они могут принципиально все испортить, потому что терять им нечего. Ониже не представляют себе весь арсенал магических пыток, которые к ним применят в случае намеренной порчи имущества, а уж определить, что намеренно, а что нет, сможет специалист по ментальной магии.
И все же не все люди ненавидели асов и жили на правах рабов. Некоторые приехали добровольно, вроде как в командировку. Закрытый объект, где они проработают несколько месяцев, а потом вернутся домой с кучей денег. Не вернутся — это знали асы, но не люди.
До мастеров недавно дошло, что «инженеров» на Земле как грязи, и похищать их можно прямо из квартир. Камеры в спальне люди обычно не ставят, а если возникали хоть малейшие подозрения, то все вещи в квартире либо уничтожали пожаром, либо ломали до состояния щепок.
Асы играли в людей — Ингвар отчетливо это видел и, хотя не признавал вслух, все же не мог себе простить, что поспособствовал творящемуся кошмару. А ведь как хорошо все начиналось — с идеи провести канализацию, наладить интернет. Да он сам позаботился о том, чтобы электричество из его квартиры поступило в Асгард…
Все изменилось в худшую сторону после взрыва первого дома отопления. Вот ведь Наутиз! Знала бы, к каким последствиям приведет ее смерть, сто раз подумала бы, прежде чем спускаться в Хельхейм. Где ее еще и не дозовешься. Ингвар несколько раз приходил, но она не желала общаться. Ни с ним, ни с кем прочим из живых. И Хель ничего не могла сделать. В сознании начитанного Ингвара Наутиз была схожа с наследником Австрийского престола, из-за которого началась Первая мировая война, унесшая жизни миллионов. Ученые Асгарда убили гораздо меньше — всего лишь сотни, но Ингвару казалось, что все эти смерти на его совести, а смотреть на людей, как на муравьев, он просто не мог. Как и высказывать свои настоящие мысли. В компании асов он неизменно был весел и строил кучу решительных планов, а про себя раздумывал, можно ли остановить надвигающуюся катастрофу? Кончится ведь дело тем, что асы таки развяжут войну с Мидгардом. Или Мидгард объявит войну, если до него дойдет, кто стоит за таинственными исчезновениями. Правда, пока нет моста, объявить войну трудно, но что стоит этот самый мост построить? Да ничего, по большому счету, наверняка у секретных служб людей есть подобные технологии.
Раздираемый противоречиями, Ингвар подружился с инженерами и даже свел дружбу с умными рабами. Он развлекал их, узнавал об их родных странах и семьях.
Главное, чего он не понимал до сих пор: в курсе ли Локи хотя бы о десятой доли того, что творится во имя него? И если в курсе, то одобряет ли геноцид? Ингвар хорошо помнил новости Нью-Йорка двухлетней давности. Помнил, как Тор и Локи сражались с полчищами читаури. Только вот на чьей стороне? Может, они и вели полчища крыс-переростков? А потом в Асгарде их чествовали как героев, а на деле… Два года назад разобраться было невозможно. Газеты и прочие СМИ выдумывали самые жуткие, нелепые и фантастические версии, не имевшие к правде никакого отношения. Особенно отличились французские журналисты, которым всегда хватало фантазии на первоклассные желтые сплетни. Добраться до американских газет не представлялось возможным, никто из логистов в США не работал, а в интернете несли какую-то немыслимую пургу. Как минимум, большинство пользователей не верило в существование богов.
В Асгарде дела обстояли примерно также, хотя средств массовой информации тут не было вовсе. Почему все уверовали, что Локи — смертник, приговоренный Одином к повешению и необходимый только для починки каскета? Ингвар долгое время был заперт в Мидгарде и узнал о Локи только во время визита Фену и Раиду. Ему рассказали некую версию, в которую верили, но теперь Ингвар не знал, что думать.
Когда-то давно он бежал из Гладсхейма, потому что был замешан в грязном «серебряном» деле. Всего лишь оказал небольшую услугу родичу, а вылилось всё чуть не в государственную измену. Едва успел ноги унести. Раньше жизнь была понятна и проста, особенно в Мидгарде: только и делай, что на вулканы лазай, на войны ходи да снимай клевые фоточки. А теперь поселение превратилось во второй дворец. Непонятно, ни что происходит, ни кому верить, ни за что в конечном счете бороться. А главное — кто руководит процессом? От чьего имени на самом деле отдаются многочисленные, порой безумные приказы?
Беркана могла поступить как обычно, то есть категорически отказаться от сомнительной чести, которую ей пытались навязать бывшие софелаговцы, но не то внутренний голос, не то проснувшееся чувство собственного достоинства, не то банальное ощущение превосходства не позволило заявить, что она никуда не пойдет. Она только что была во дворце, она видела то, что не видели обычные поселенцы, да и вообще ей обещали чертог царицы — Фенсалир! Правда, она совсем не представляла себя ни в образе царевны, ни уж тем более царицы, но само предложение настолько льстило ее самолюбию, что она собралась с силами и отправилась на поиски Локи. Естественники потянулись за ней, как за вождем, даже Лагур не отставал.
Найти Локи оказалось не так-то просто: ни в доме, ни в лабораториуме, ни в доме мастеров, ни с господином Брюсом его не было. И только случайно встреченные магиологи указали на небольшую полянку у Речки, где царевич работал с Отал Чернобурой. «Странная компания для сына Одина», — подумала Беркана, недолюбливавшая прислужников Хагалара. И ее удивление возросло многократно, когда она увидела, чем маги занимались. «Такой брак царская чета не одобрит, Отал же Локи в матери годится!» — едва не воскликнула Беркана. Она не понимала, как хоть кому-то могла нравиться грубая Отал? Незадолго до коронации Тора Дочери Одина пришлось терпеть ее общество: надменная магичка вроде как защищала ее непонятно от чего. У Берканы было достаточно времени, чтобы оценить всю ее спесивость и вульгарность. Вождь прекрасно знал, что его протеже не переносит развязность и наглость его личных боевых магов, поэтому всегда общался с ней один на один, без свиты, и вот теперь Беркане предстояло отвлечь Локи от сомнительного действа, отдаленно напоминающего танец и непристойное лапание. Учитывая жару и полуобнаженного Локи, учитывая валяющиеся вокруг детали защитного костюма… Одним словом, Беркана замедлила шаг, а вперед выступил подслеповатый Лагур, который, должно быть, не заметил, чем занимается царевич с немолодой магичкой.
— Скажи мне, о любезных сын Вотана, осмелюсь ли отвлечь тебя сейчас?
Локи, не отрываясь от Отал, повернулся, сверкая белозубой улыбкой. И было в одном этом жесте столько царского величия, что Беркана склонила голову в приветственном поклоне.
— Для вас у меня всегда есть время, мои дорогие, любимые друзья, — нежно проворковал он, словно пародируя себя прошлогоднего: таким же медоточивым голосом он приглашал их войти в дом, где должно было свершиться наказание. Тогда они тоже видели его раздетым. Беркана почувствовала, что краснеет при одной мысли о событиях прошлого года.
— У нас есть дело до тебя, о Логе. Тебя оно касается, каскета, а также будущего и твоих сестер.
— О, так это по поводу Етунхейма, — Отал отцепилась от Локи и села на ближайший валун. — Ну что ж, я вся внимание. Локи тоже. Вы успели побывать в Етунхейме?
— Не совсем, — вступила Беркана, немного оттеснив Лагура. Все же это ей доверили переговоры с царевичем, а вовсе не Лагуру с Отал. — Локи, твоя сестра хотела посетить тебя.
— Сестра, — повторил Локи, растягивая гласные. — Да, я так и думал, что она захочет посетить Асгард и проверить, что получилось.
Он обвел взглядом софелаговцев, задержавшись на каждом. Он знал, что Ивар несколько месяцев назад ходил в Етунхейм с Отал и вернул выздоровевших ученых, но подробностями не интересовался, будто пытался забыть о существовании родного мира.
— Мой отец намеревался поженить меня и царевну Етунхейма, чтобы таким образом укрепить мир между нашими царствами и вести проасгардскую политику в Етунхейме. Правда, вот незадача: я ненавижу етунов, а сестры-жрицы не имеют права выйти замуж. Но отца не остановит ни то, ни другое…
Локи опустился на камень рядом с Отал. Они снова оказались преступно близко друг к другу. Какая же Отал некрасивая! Совсем не то, что сияющая красавица-Алоизетта! У Берканы до сих пор щемило сердце, когда она вспоминала прекрасную богиню другого мира.
— Раз сестра изъявила желание, я ее приму, но на этот раз буду во всеоружии, — Локи повернулся к Отал. — Ты будешь рядом. Почувствуешь малейшую агрессию с ее стороны — стреляй на поражение. Беркана, дочь Одина, ты мне тоже пригодишься. Пусть сестры познакомятся друг с другом.
— Но я же вовсе не маг, — Беркана сглотнула, а чудный образ Алоизетты сменился громадной етуншей: такого предложения она совершенно не ожидала. Она была уверена, что Локи откажется от встречи с невероятно опасной противницей. Кажется, она переоценила его благоразумие. — Я никак не помогу тебе. И мне не кажется, что это хорошая…
— В прошлый раз рядом был Ивар и помог не мне, а ей, потому что был с ней хорошо знаком и не сопротивлялся, — перебил Локи, кивнув сконфуженному естественнику. — А что сделаешь ты, если к тебе попробуют применить магию? Замрешь на месте? Или завизжишь и убежишь?
Беркана несмело кивнула.
— Именно это мне и нужно. Сестра привыкла общаться с женщинами, женщин она и получит. Ни Ивар, ни Хагалар не помогли мне, когда речь зашла о духах Етунхейма. Так что доверюсь женщинам.
— Женщина взорвала твой ненаглядный водопровод, о сын Одина! — воскликнул Раиду, которого тоже смущала опасность, нависшая над любимым богом.
— Я пощадил тебя не для того, чтобы ты сейчас оспаривал мои решения! — снисходительная улыбка Локи мигом превратилась в оскал, а голос похолодел. — Ты виноват не меньше Наутиз. Но ты жив, а она мертва. Радуйся своей удачи и моей милости.
Гневливый естественник прикусил язык. Никто не посмел возразить богу. Беркана очень надеялась на Ивара, на его дар красноречия, и он действительно заговорил, но совсем не о том:
— Я немедленно отправлюсь к царевнам.
— Нет, я сам к ним пойду, — твердо заявил Локи. Это стало еще одним неприятным сюрпризом.
— Не стоит рисковать, — Ивар попытался быть убедительным. — Всё же это Етунхейм.
— Ладно, — кивнул Локи, неожиданно легко соглашаясь. — Пусть через четыре ночи прибудут в поселение. Окажу им огромную честь: вместо того, чтобы поехать с любимым братом, я приму сестру.
— Не в последнюю очередь потому, что мой мастер скоро отбывает на неопределенный срок, — пробурчала себе под нос Отал, но Беркана услышала. — Его не будет несколько ночей.
— А вот чем занимается твой мастер в частности и большая часть ученых поселения в общем, я бы очень хотел знать, — Локи взял Отал за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. — Я не слепой, и вам лучше рассказать мне добровольно. Мое терпение не бесконечно. Но сперва разберусь с етунами. Раз и навсегда.
Решимость Локи не нравилась Беркане. Уж не собирается ли он отомстить сестре? Убить, взять в плен или еще что-нибудь столь же дурное? Всего три зимы прошло с тех пор, как Локи, защищая Асгард, погиб вместе с Лафеем. Он сражался и победил своего родного отца. Об этом нельзя забывать: у Локи нет ни чести, ни совести.
Царевич одним легким, едва заметным движением поднял на ноги Отал и велел не беспокоить его больше. Бывшие софелаговцы отошли в сторонку, стараясь не замечать, как маги продолжили нелепые, пошлые, неприличные телодвижения.
— Ты прекрасно справилась, — улыбнулся Ивар Беркане. — Лагур, danke für deine Hilfe{?}[спасибо за помощь].
— Не хочу я встречаться с царевной, не хочу оставаться наедине с тремя магами! — тихо заныла Беркана.
— Wer fragt dich, was du willst{?}[Да кто тебя спрашивает, чего ты хочешь]? — буркнул Раиду, недовольный тем, что его не позвали встречать иноземную гостью. Вот он бы защитил божество от любого посягательства.
— Никто, — Беркана опустила голову. — Меня никто никогда ни о чем не спрашивал, поэтому я здесь и поэтому я никогда не делала того, что на самом деле хочу!
— Чего же ты хочешь? — мягко спросил Ивар, и Дочь Одина не нашлась с ответом. Она не знала, чего хочет. Хотела во дворец, но боялась Одина и пыток. Мечтала о замужестве, но боялась ответственности за целый хутор и множество слуг. Страстно желала овладеть магией, но судьба наградила ее только одной кровеносной системой. Собиралась стать естественником, но первая же травма сломила ее и отвратила от опасной затеи. Как же хорошо быть мужчиной! Они всегда знают, чего хотят, идут к цели, не считаясь со средствами, предают, убивают, травят и подставляют ради мечты, которая не меняется десятилетиями. Взять Хагалара — он половину жизнь мечтал о Локи. Взять Раиду — он живет служением своему богу. Взять Ивара… А вот чего он хотел от жизни, Беркана не знала, но считала, что одно исключение не отменяет правила. Поэтому все великие свершения принадлежат мужчинам, готовым жертвовать всем ради цели, а не приспосабливаться к меняющимся обстоятельствам женщинам. Беркана только и могла, что жаловаться да плакать, а Локи или Хагалар меняли обстоятельства вокруг себя. Дочь Одина ужасно завидовала мужчинам, но не стремилась стать такой же, как они.
О чем Тони Старк точно никогда не мечтал, так это о карьере сыщика. У него было много увлечений, много желаний и возможностей их реализовать, но сыщик, коп, полицейский — нет, никогда. Даже в юности он не зачитывался Шерлоком Холмсом или Пуаро, а под телевизионные детективы клевал носом. Для его талантов можно было найти более достойное применение, но судьба сыграла с ним очередную злую шутку в лице Стива Роджерса, отказать которому было сложнее, чем согласиться.
На скандальное убийство Джейн Старку было, откровенно говоря, наплевать, но ЩИТ всерьез был им озадачен, и направил Наташу расследовать это дело. Однако неуловимая шпионка была настолько занята тайными заданиями, что с трудом находила время на бывшую девушку Тора. Бартон тоже пропадал черт знает где, поэтому Кэп решил разобраться в убийстве подружки Тора. Старк с неудовольствием согласился на сотрудничество, хотя таковым его назвать было сложно, поскольку Наташа передала ему, а вовсе не Стиву, всю информацию, и Старк пока не планировал пока ею делиться. Чтобы выиграть немного времени, он отправил Роджерса в морг, где лежало тело несчастной Джейн, несмотря на мольбы родственников выдать дочь для захоронения. После нескольких особенно настойчивых прошений агенты ЩИТа мягко намекнули безутешным родителям, что они могут похоронить закрытый гроб, если им так не терпится, и не мешать следствию. Иначе им выдадут какой-нибудь чужой труп, как две капли воды похожий на Джейн.
Умеют ли шутить организации уровня ЩИТа, миссис Фостер не знала, но решила не испытывать судьбу. Таким образом, тело на неопределенное время оказалось в полном распоряжении организации.
К трупу Старк не подходил. Он видел достаточно трупов в своей жизни и не горел желанием любоваться на очередной. С результатами он предпочитал знакомиться виртуально. Голограмму обнаженной девушки Тони крутил и рассматривал со всех сторон, приближая и увеличивая отдельные места, вроде следов от пулевых и ножевых ранений, в поисках хоть какой-нибудь зацепки.
Камер наблюдения в отеле было мало, но все же на входе одна висела. И она запечатлела, как Джейн Фостер в половину пятого утра вышла из отеля, предположительно, прогуляться, что само по себе уже странно: кто, будучи на отдыхе, гуляет так рано? Разве что тот, кто пил и отрывался всю ночь. Но это не про Джейн, к тому же алкоголя в её крови не было обнаружено.
Для прогулки Джейн вырядилась в топик, шортики и шлепки. Спустя почти двадцать минут за ней последовала предполагаемая убийца — Барбара, одетая примерно также, но с пляжной сумкой на плече. С сумкой, в которую могли поместиться не только пистолет и нож, но и целый арсенал аккуратного «женского» оружия. Старк представил маленький розовый автоматик и кастет со стразами, но потом приказал себе не отвлекаться и стал смотреть дальше. Еще через полчаса Барбара вернулась с той же самой сумочкой. Ни на одну другую камеру она не попала, поскольку не заходила ни в бассейн, ни в столовую, а в лифтах и коридорах слежка не велась. Вот и всё, больше ничего.
Пару часов спустя первые любители поваляться на пляже обнаружили обнаженную девушку с тремя пулевыми ранениями и десятком ножевых. Подоспевшая полиция выкопала из песка четыре пули, из которой одна задела руку по касательной. Еще две застряли в теле: одна угодила в живот, другая — в сердце. Спустя еще полчаса в номере незадачливых супругов с неприметной фамилией обнаружили искомую сумку с пистолетом, из которого совершенно точно были совершены все шесть выстрелов, а также нож, кровь на котором стопроцентно принадлежала Джейн. Барбара и не думала отпираться. Она вовсю наслаждалась своей минутой славы: давала показания, а в интервью рассказывала о несправедливости мира, превратностях судьбы и о том, что знаменитые женщины бессовестно отбивают мужей у простых домохозяек.
Это громкое убийство вызвало глубокий общественный резонанс: в сети чуть ли не месяц ругались сторонники и противники Барбары. Одни жалели ее и заявляли, что она пошла на преступление из-за отчаяния и любви к мужу, на которого положила глаз коварная Джейн, другие ненавидели убийцу восходящей звезды астрофизики.
— Я рассмотрел все доступные документы. Похоже, на этот раз полиция действительно сработала на высшем уровне. Преступник сознался, доказательства налицо. Мы зря теряем время… Или тебя что-то смущает? — спросил Роджерс, когда Старк показал записи с камер наблюдений и интервью.
— Меня? Да мне, по большому счету, пофиг, — честно ответил Тони. — Мало ли психов гуляет по улицам, любому может не повезти. А может и кирпич на голову свалиться. Но вот Наташа кое-что раскопала, перед тем как упорхнуть на очередное задание. Она и до убийства копала: ЩИТ хотел знать все о подружке Тора, — а после смерти утроила энтузиазм.
Он взял планшет, открыл на нем файл и протянул Стиву. На экране был виден отсканированный сиреневатый документ, весь в разводах и подтеках, словно записи делались на море во время шторма.
— Есть несколько несоответствий. Нашу Наташу несколько удивило, что Джейн, уж прости за подробности, полностью раздета. Зачем замужней даме в возрасте снимать с нее всё, включая белье? Разве что она фетишиска, коллекционирующая окровавленные предметы гардероба с дырками от пуль и ножа. И так любит свою коллекцию, что спрятала её где-нибудь в банковской ячейке, потому что одежду так и не нашли. Барбара утверждает, что бросила ее в море. Маловероятно, на мой взгляд, хотя я, конечно, не Шерлок Холмс. Еще ни на руках, ни на одежде этой самой Барбары нет следов пороха или крови, а ведь ей пришлось бы снимать одежду с окровавленного трупа. Она говорит, что успела искупаться, видимо, прямо в одежде. Но почему-то не искупала окровавленный нож, а положила в сумку, перепачкала ее кровью. Зачем она вообще оставила у себя орудия убийства, а не попыталась спрятать их вместе с одеждой Джейн? И откуда взяла пистолет? По ее словам, купила у какого-то подозрительного типа неподалеку от зоны отдыха. Вот я так и представляю себе, как местные жители предлагают туристам не сувениры и хот-доги, а яды и пистолеты для незабываемого отдыха.
— Старк, — Роджерс поднял руки, пытаясь вставить хоть слово, — я уважаю мнение Наташи, но ведь экспертиза признала Барбару невменяемой. Такие люди часто творят ерунду и несут околесицу.
— Дело не только в Барбаре, — отмахнулся Тони, про себя удивляясь беззаботности Роджерса: сперва сам настоял на дополнительном расследовании, а теперь пытается спустить дело на тормозах. — Наташа покопалась в биографии Фостер. У нее в послужном списке пара-тройка ничего не значащих романов времен университета и старшей школы, потом довольно продолжительные отношения с неким Блейком — врачом, кажется, потом подвернулся наш любимый бог грома, которого она, если верить подружке, эпично бросила и отправила во френдзону. Подружку зовут… Дарси, кажется? И она уверяла, что Тор, ни много ни мало, предлагал Джейн руку и сердце.
— Вот как? — удивился Роджерс. — Он ничего такого мне не говорил. И что же она?
— Отказалась. Категорически. Если бы мне Бог предлагал руку и сердце, я бы не устоял, — Старк с торжествующим видом приложил руку к груди в районе сердца и продолжил, как ни в чем не бывало:
— Вскоре после разрыва она решила поехать отдохнуть, чтобы подлечить нервишки, видимо, и на Мальдивах вдруг начала флиртовать с женатым мужчиной. И это совсем не в ее характере, опять же, по словам Наташи.
— Я не знал Джейн лично, — честно ответил Роджерс. — И не знаю, что в ее характере, а что нет, но на что намекает Наташа?
— Не только она, еще и Фьюри, — Старк поморщился от одного упоминания главы вездесущего ЩИТа. — Они уверены, что убийство Джейн, уход острова под воду и внезапное исчезновение доктора Беннера связаны. По мне, это полная чушь и натягивание совы на глобус, но раз уж речь зашла…
— Брюса так и не нашли?
— Никаких следов. Я проверил по своим каналам — глухо. Квартиру вскрыли, там обнаружили документы, деньги, мобильник. Ничего не тронуто. Дом, а Африке тоже обыскали — пусто.
— Он мог снова залечь на дно, — предположил Роджерс, хотя сам себе не верил. — Ты же помнишь, он не любит, когда в дело вмешивается Халк, а Фьюри обманул его во время битвы с Локи. Обещал, что понадобится только ученый, а сам рассчитывал на…
— Я говорил с Беннером, он понимал, что у Фьюри не было выбора, — возразил Старк.
— Может, он только тебе так сказал.
— Не исключено. Но в прошлый раз его не «теряли» на самом деле. С него не сводили глаз, а вот теперь, вроде бы, его и правда найти не могут. Если только от меня в очередной раз не утаивают факты, которые мне знать необязательно. Разберись с этим, Стив. Если нашего доктора и правда нет на радарах, то точно пора бить тревогу. Халк-то бессмертен.
Помолчали. Старк в очередной раз просмотрел результаты вскрытия, которые уже давно выучил наизусть. Роджерс подошел ближе и принялся читать через плечо.
— Молоко? — удивленно пробормотал он. — Джейн перед смертью пила молоко?
— Да. И это тоже не вписывается в общую картину официальной версии. В ее желудке обнаружено свежее, чуть ли не парное молоко, но в ее номере нет пакета молока, столовая в четыре часа утра не работает, а молоко она пила максимум за час до смерти. Не могла же она подоить корову или козу по пути на пляж…
— Мистика какая-то, — нахмурился Роджерс. — Я еще могу поверить, что какие-нибудь инопланетяне вроде Локи зверски убили ее и свалили вину на безумную Барбару, но зачем они сперва поили ее молоком? Оно безвредно?
— Совершенно безвредно. Даже если предположить, что у неё была аллергия на лактозу, она не могла вызвать вот это… — Старк сделал красноречивый жест в сторону голограммы изуродованного тела, которая всё это время была спроецирована справа от Тони, и на которую бравый капитан Америка старался не смотреть. — Как видишь, Наташа многое раскопала и теперь надеется на мой гений, но я понятия не имею, с чего начать. Я успел слетать на Мальдивы, но там глухо: все давно забыли об убийстве, отель постарался отмыться от мокрого дела, чтобы туристов не перепугать, пляж каждый день переполнен. Шмоток Джейн я не нашел. Только время зря потратил. Свидетелей нет. С утонувшим островом тоже какая-то чертовщина, а, главное, непонятно, что делать. Я уповаю на то, что Тор вспомнит о нас или хотя бы о Джейн. Вдруг он захочет посмотреть, счастлива ли его бывшая без него, и почтит нас визитом. Очень хотелось бы с ним поболтать, потому что у меня нет идей. Надеюсь, Джейн он к тому времени выбросит из головы, потому что я совершенно не умею утешать расстроенных богов.
Стив рассеянно кивнул и бросил беглый взгляд на голограмму окровавленной Джейн. Даже если это мистическое убийство со сложной подставой, что они, Мстители, могут сделать? Их сил не хватило ведь даже на то, чтобы спасти людей с тонущего острова. Он лично находился на корабле в относительной близости от бушующего урагана. Новости передавали самые скверные, никто не понимал, что происходит, не осознавал масштаб трагедии. Ураган, торнадо — как ни назови, должно было двигаться, но этот вихрь, словно стена замка, плотно окружил остров и не собирался никуда сдвигаться. Капитан Америка не собирался сдаваться полоумной стихии. Он требовал вертолет, он был готов лично его пилотировать, только бы добраться до странной воронки, но его не пустили. И даже Старк, наплевавший на приказы, ринувшийся было наперерез стихии, чуть не умер от мощнейшего удара молнии, рухнул в воду и едва выплыл: ошалевший, в ломающемся на глазах костюме, с Джарвисом, твердящем о смертельной опасности и летальном исходе в случае повторной попытки штурмовать ураган. Силы ли природы были повинны в катастрофе или некие инопланетные существа — все равно те, кто гордо именовали себя «Мстителями», не смогли ничего им противопоставить. Ураган сам исчез через некоторое время, словно его и не было. Над океаном засияло солнце, освещая спокойную гладь воды, унесшую множество жизней.
Вспоминалась давнишняя битва с Локи. Тогда Мстители не победили читтаури, они лишь взорвали космическую станцию, управлявшую роботами. Человеческие силы вряд ли одолели бы инопланетную армию, которая могла насчитывать миллиарды и триллионы роботов. Помог только взрыв главного модуля.
Тогда им повезло: из ниоткуда появился Тор и рассказал о Тессеракте и читтаури, но теперь Тора нет, а над Землей, возможно, нависла новая неведомая угроза, которая не то убила, не то захватила в плен Беннера. Единственным магическим оружием защитников Земли должен был стать скипетр Локи, но он потух, стоило его владельцу переместиться в другую вселенную. Жезл исследовали множеством способов, но разузнать, что за камень вставлен в навершие, не удалось: минерал покрылся непроницаемой пленкой. Во время последнего официального визита Тору дали жезл в руки, но ничего не произошло, а позвать Локи, чтобы он расколдовал собственную игрушку, Фьюри не позволил. После нескольких месяцев мытарств жезл заперли вместе с многочисленным вооружением, оставшимся от читаури. Некоторые образцы осели у Старка, и он занялся ими наравне с огромным металлическим роботом, оставшимся на Земле после первого появления Тора. Капитан Америка бывал в огромном ангаре, где лежал мертвый исполин. Старк уверял, что голем — это технология, что в конце концов он оживит монстра и подчинит себе, но сроков не уточнял. Роджерс не одобрил рискованный план, но Фьюри ни о чем говорить не стал — хватило с него тайн «Фазы-2». После битвы с Локи Старк с радостью объявил, что голем родственен читаури и хотя не является одним из них, все же родом из их мира. Окрыленный первым успехом, Тони еще плотнее занялся оживлением голема, но потерпел феерическую неудачу и переключился на прочее инопланетное наследие. Роджерса очень взволновало то, что робот, прибывший из Асгарда по приказу Локи, имел читтаурийское происхождение. Уж не значит ли это, что у Асгарда с читаури давний союз, и вторжение на Землю Локи было спланировано Асгардом для каких-нибудь неведомых целей?
Стиву очень импонировал Тор. В искренности, преданности и дружбе громовержца он был абсолютно уверен, но Тор может не знать всего, что творится в Асгарде, подобно тому, как рядовые сотрудники почти ничего не знают об истинной деятельности ЩИТа. Тор так и не смог внятно объяснить, почему его сводный брат решил напасть на Землю и каким образом собрал армию? Вопросы. Одни вопросы и никаких ответов. А теперь еще и исчезновение друга, и смерть девушки Тора. Иименно сейчас, когда, казалось бы, жизнь наладилась.
====== Глава 108 ======
Почти все асы пресветлого Асгарда считали, что таинственный страж границ Хеймдаль не спит, не ест и не пьет, а лишь столетиями стоит на мосту и следит за порядком в Царстве Одина. Он смотрит вдаль и охватывает своим чудным взором все миры разом. Его глаза переливаются золотом мудрости и вечности. Он был, есть и будет всегда, пока не исчезнет вместе со старым миром. Однажды чудесный рог Гьяллархорн, лежащий подле его чертога, протрубит по всем Девяти Мирам, оповещая о начале Рагнарека. Старый мир погибнет, появится новый, а с ним новое предсказание и новые миры, которые заживут не хуже прежних. Исчезнет Один, исчезнут старые порядки, но взамен создастся нечто новое, удивительное и прекрасное.
Так считали почти все асы. Так считали обитатели других миров, верившие древним песням и сагам, искусно выдуманным Одином. Но если бы у Хеймдаля спросили, верит ли он в предначертанную ему вельвой судьбу, он бы замешкался с ответом. Возможно, вовсе не он оповестит о начале Рагнарека. Если он случайно погибнет до славной битвы, то его место займет другой страж с тем же именем. Один много путешествовал по иным мирам инкогнито, в разных обличиях, передавая из уст в уста легенду о конце света, который должен состояться в его царствование. Но даже он не был уверен в своих речах. Конец света, безусловно, случится во время правления Одина, раз так сказала вёльва, но кто будет Одином на тот момент – никому не ведомо.
Имя – самая важная мелочь в жизни любого существа. Кто узнал чужое имя, тот получил власть – так гласят старинные заклинания. Но имя очень просто изменить, и легенды тут же станут былью. Кто бы ни взошел на трон Асгарда, он примет имя Одина. Кто бы ни взял в руки Мьельнир, он примет имя Тора. Нынешний наследник Одина до последнего был уверен, что никто, кроме него самого, не в состоянии поднять молот, и значит, он самый достойный ас в Асгарде. Но Хеймдаль наблюдал за одним из последних пиршеств, где Тор выпивал кубок за кубком, положив молот на пол рядом с собой. Проходящий мимо подвыпивший Гринольв чуть не споткнулся об него. Изрыгая тихие проклятия, слышимые только Хеймдалем, он переложил молот на лавку рядом с Тором. Наследник Одина не зразу понял, что произошло, а прочие гости даже не заметили. Лишь спустя несколько минут Тор бросился к Гринольву, с удивлением и чуть ли не испугом вопрошая, как ему удалось поднять молот. Гринольв не видел ничего сложного в упражнении с обычным, как он считал, оружием, и поднял молот вновь. Но стоило Тору произнести, что только достойный, обладающий силами Тора, способен взять Мьельнир в руки, как Гринольв больше не смог сдвинуть его с места.
Такова она – магия убеждения. Если знаешь, что нечто сделать невозможно, то у тебя не получится. Но всегда найдутся безграмотные умники, которые, понятия не имея о бессмысленности своей затеи, достигнут успехов.
Так поступили люди в Мидгарде, которые во многом обошли великих асов, и своим превосходством действовали Хеймдалю на нервы. Ведь он был не просто стражем моста, как считали многие. Он был одним из старших сыновей Одина, отрекшимся от собственного отца по приказу последнего. Он был Всевидящем, и поэтому жил дольше обычного аса.
Детство и последующую за ним человеческую жизнь он провел среди смертных. Он достиг больших высот, у него было очень много жен и детей. Он стал правителем человеческого племени, а, когда пришла пора умирать, велел положить себя в лодку и пустить навстречу волнам. Так он вернулся в Асгард через Ванахейм, очарованный людьми. В то время Один очень многое делал для смертных, всячески привлекая их к себе. Он даже лично спускался в Мидгард, чтобы осчастливить нескольких женщин. Его сыновья стали предводителями самых сильных человеческих племен. Они почитали Одина как отца и слушались его беспрекословно. Много столетий спустя законная жена Одина, Фригга, благосклонно относилась к любым способам укрепления власти в других мирах. Потом родились законные дети и случилась война с етунами, после которой люди признали Одина богом и защитником. Мидгард в лице самых мощных человеческих государств того времени подчинился новоявленному Всеотцу.
Хеймдалю нравилось наблюдать за миром, в котором он прожил немногим более полувека. Он любил смертных… Пока те не придумали себе нового бога, из-за которого развязали множество войн и разделили себе подобных на неравные классы. Люди осквернили и разрушили старые капища и идолов. Они приняли крещение, забыв об истинных богах. Кровь Одина все сильнее разбавлялась человеческой, и вот не осталось тех народов, которые когда-то славили асов. Прервался и род Хеймдаля, не выдержав болезней и войн. А ведь страж столетиями следил за своими потомками, радуясь их успехам и победам. Но он никогда ни во что не вмешивался с тех самых пор, как вернулся в Асгард, Он не ходил никуда, кроме собственного чертога Химинбьорга, где отдыхал от бесконечного наблюдения, да пиршественной залы Одина. Ошибались те, кто считали, что ему не нужны ни пища, ни отдых. Ошибались и те, кто считали, что он видит сразу все. Он мог направить взор почти куда угодно, но в конкретную точку. Следить одновременно за несколькими местами не мог никто, поэтому вороны Одина трудились, не покладая крыльев, принося вести из разных миров. И не только они. Шпионские сети были раскинуты по всем мирам, но сейчас, с потерей Радужного Моста, наступило затишье.
В последние столетия Хеймдаль мало следил за Мидгардом. Все, кого он любил, были убиты; места, которые он когда-то знал – застроены или уничтожены; исчез даже язык, на котором он когда-то говорил. Люди стали другими, и этих новых людей он презирал. Он считал дикостью и нелепостью, что молодой наследник полюбил земную недалекую женщину, не обладающую никакими благодетелями. И как мог он водить дружбу с мужчинами, не умеющими обращаться ни с мечом, ни с копьем? Не имеющими никаких понятий о настоящих чести и достоинстве? Тор разочаровал Хеймдаля, но все же не до такой степени, как Локи. Подобно прочим сам, Хеймдаль считал Локи законнорожденным сыном Одина, и открывшаяся правда потрясла его до глубины души. Усыновленный раб позволил себе предать народ, который его принял. Локи и до последних событий не отличался общепризнанными добродетелями, зато очень походил на молодого Одина, которого Хеймдаль застал и чью деятельность не одобрял, а теперь еще и вскрылась тайна происхождения. И Один, тот самый Один, который никогда не интересовался собственными детьми и только использовал их для достижения собственных целей, оказывал огромное внимание тому, кто того не заслуживал. Это обстоятельство раздражало Хеймдаля все больше.
Последние три месяца он вынужден был почти без перерыва следить за Мидгардом, а именно – за Америкой – родиной ныне мертвой женщины Тора. Эйвинд каждые несколько ночей интересовался, как продвигается расследование учиненного им убийства. Про Эйвинда Хеймдаль знал всё, даже больше, чем Один. Он знал имя его отца и прекрасно помнил, при каких обстоятельствах тот трагически погиб. Эйвинд был опасен, потому что так и не простил Одину убийства, пускай прошло уже несколько тысяч лет. В то время он был ребенком и понятия не имел, что казни поспособствовала Фригга, а вовсе не Один. Он вырос, ненавидя Одина за несправедливое убийство, он занял очень высокий пост, вынашивая планы по захвату власти. Он дослужился до помощника казначея, а на деле распоряжался всеми финансами Асгарда и налогообложением. Свою работу он выполнял хорошо и за несколько столетий службы ни разу не дал повода усомниться в своей преданности, поэтому Хеймдаля следил за ним, но не предпринимал никаких попыток к его устранению.
Была у Эйвинда и еще одна черта, отличавшая его от асов – он очень хорошо знал Мидгард. Едва преступив порог совершеннолетия, он полюбил те же развлечения, что и отец, которые нельзя было позволить себе в Асгарде. Но что нельзя в Асгарде, то можно в Мидгарде. Множество местных женщин пали от его жестокости, и множество невиновных мужчин отправились на плаху за его преступления. Время шло. Эйвинд продолжал спускаться в Мидгард, приспосабливаясь к меняющемуся миру. Поэтому, когда встал вопрос о том, кому играть роль Джейн Фостер на сказочном острове, Эйвинд вызвался первым. Он прекрасно знал современные реалии и не допустил ни единой ошибки. Он появился в Америке в квартирке Джейн, собрал тюки на колесиках и не забыл ни о чем, даже о верительных грамотах. Он предупредил мать Джейн, наставника и подруг о своем внезапном отъезде. Он купил пересадочный билет до Мальдив и провел почти сутки в летающей повозке.
Пребывать в чужом облике любому магу тяжело, а Эйвинд еще и не был магом высокого уровня. Ему пришлось копировать Джейн полностью, даже отпечатки пальцев, а такая высокоуровневая подделка требовала огромных усилий. С раннего вечера до позднего утра Эйвинд не выходил из покоев. Опустив занавески и подперев дверь сундуком, он приходил в себя, сбросив чужую внешность. В женском облике он пребывал всего несколько часов, в течение которых ни единым жестов не выдавал в себе мужчину. В этом деле ему помогал недюжий опыт общения с женщинами в течение пары тысячелетий. Хеймдаль только диву давался актерскому таланту Эйвинда. По повадкам его ничем нельзя было отличить от человека, и даже флиртовать с мужчиной он умудрялся как самая искусная асгардская кокетка. Он сделал все, что от него требовалось, и даже больше – он убил женщину Тора. Убил искусно, так что мидгардская стража ничего не обнаружила.
Тело попало в руки тех самых людей, с которыми дружил наследник, так что Хеймдаль слышал их мнение об асгардских богах. Непочтительность и плоские шуточки привели его в бешенство, а уж когда он узнал о Разрушителе, похороненном в чертогах человека из металла, его возмущению не было предела. Даже Один давно забыл о том, что много столетий назад Разрушитель был военной добычей Хеймдаля. Во время битвы с читтаури ему лично удалось остановить нашествие нескольких исполинов и перевести управление одного из них на Гунгрир. С тех пор голем подчинялся только тому, в чьих руках сияло копье. Хеймдаль преподнес ручного монстра Всеотцу, когда тот оправился от ранений. О, как был рад Один новому защитнику Асгарда. С тех пор Разрушитель бессменно охранял хранилище оружия и магических артефактов, до тех самых пор, пока там не появился забывший обо всякой осторожности Локи. Он понятия не имел ни о чем, и натравил исполина на брата да еще и в Мидгарде. Хеймдаль был заморожен, он ничего не мог сделать, только беспомощно наблюдать, как Тор уничтожает того, кого он когда-то с таким трудом добыл для Асгарда. Это стало последней каплей ненависти к Локи. И вот теперь он узнал, что голем не был разрушен Тором, что его забрал человек и собирается подчинить своей воле. Этого Хеймдаль стерпеть не мог. Тессеракт сиял в его руках, он мог в любой момент перенестись в Мидгард и забрать свое творение. Но отчего-то медлил, отчего-то спросил мнение Эйвинда, а тот стал настойчиво отговаривать.
- Смертные увидят тебя, страж, и отследят перемещение Тессеракта. У Энтони Старка везде стоят камеры и прочие разумные машины. Мы выдадим свое присутствие.
Хеймдаль вынужден был прислушаться к словам того, кто очень много времени провел в Мидгарде. Он остался на мосту, но любовался големом, а также следил за Энтони Старком, ведущим расследование. Кроме него, паранормальные явления и «магию» поручили отслеживать небольшому фелагу. Пока безрезультатно. Группа не обнаружила даже магов, населяющих Мидгард, что уж говорить об угрозе извне, но главное, что люди магией заинтересовались. Расследование смерти Джейн ходило по кругу. Людей больше интересовало не оно, а погружение в воду какого-то незначительного острова и странные явления, с ним связанные. О каком острове шла речь, Хеймлдаль не знал, поскольку не следил в то время за Мидгардом. Зато он знал, что острова часто исчезают и появляются, и был уверен, что магическую природу исчезновения люди додумали сами, не разобравшись, где виноваты силы природы, а где – волшебство. Зато люди построили три летающих замка из железа и стекла, которые, подобно самому Хеймдалю, должны были следить за людьми и выявлять среди них магов.
- Второго человека мы не отпустим в Мидгард? – спросил как-то Эйвинд, услышав очередной пересказ бессмысленного расследования. – Он узнал слишком многое.
- Рабы Локи позаботятся о нем, – ответил Хеймдаль. – А если у них не получится, то ты завершишь начатое.
- Женщин убивать интереснее, чем мужчин, – мечтательно произнес Эйвинд. – Мужчины Мидгарда столь слабы телом и духом, что недостойны называться мужчинами. А вот человеческие женщины в чем-то превзошли своих предшественниц.
Хеймдаль не разбирался в мужчинах и женщинах Мидгарда – они все были для него если не муравьями, то козами. Единственное, что волновало его по-настоящему – это благополучие Асгарда, которое напрямую зависело от смерти последнего асгардского человека.
Подготовка заняла больше времени, чем Тор предполагал, поэтому он решил отложить поездку. Зато Брюс сложил вещи еще утром и ждал друга целый день, а тот так и не дал о себе знать. Беннер в очередной раз посетовал, что в Асгарде нет ни интернета, ни телефона, ни даже телеграфа. За несколько месяцев пребывания в поселении он успел проклясть как невозможность связаться с нужным асом, как и непунктуальность и наплевательское отношение к работе со стороны ученых. Постоянно кого-то надо было искать. Положение осложняли двадцать четыре имени, в которых Брюс жутко путался. Они были распределены неравномерно, поэтому получилось, что он общался с шестью Иварами и не менее, чем с четырьмя Наутиз, причем каждое имя могло принадлежать в равной мере мужчине или женщине. К этому неудобству прибавлялись внешняя схожесть асов и отсутствие фамилий. Если надо было кого-то найти, то приходилось вспоминать имя, прозвище (которое тоже моглоповторяться), род деятельности и какую-нибудь характерную внешнюю черту, потом хватать каждого встречного и спрашивать, не видел ли он нужного ученого. Непродуктивная суета ужасно раздражала. В Африке тоже почти не было сотовых телефонов, но там, в основном, пациенты искали доктора, а не наоборот. Беннер мучился довольно долго, пока не пожаловался Локи, а тот предложил воспользоваться парными артефактами вызова. Если владелец сжимал свой артефакт, то второй загорался красным, оповещая о зове. Ужасно неудобная система, выдуманная для связи хозяина с рабом, но все же лучше, чем ничего.
Эльма была единственной неотлучной спутницей, но Беннеру было неловко отправлять ее на поиски других ученых, особенно в холода. Он и так чувствовал себя ей обязанным. Она оказывалась рядом в нужный момент и давала подходящий совет. Вот и сейчас, заметив, как он нервничает из-за опаздывающего Тора, Эльма предложила скрасить ожидание за Умвельтом: забавной игрушкой, которая не то проецировала мысли игрока, не то действительно была способна найти правдоподобное решение для совершенно любых исходных условий.
Эльма показала, как обращаться со странным аппаратом, и ушла, призывно виляя бедрами. Беннер проводил ее задумчивым взглядом. В голову ничего не лезло. Какое вероятностное прошлое посмотреть? Что было бы, не стань он Халком? Ответ довольно очевиден. Что было бы, не попади он в Калькутту? Тоже ничего интересного. Что было бы, не отправься он в гости к Старку после разгрома читтаури? Не обратись в Халка на Хелькарьере?.. Не было в жизни Брюса ничего, что бы ему хотелось переиграть или посмотреть другие сценарии свершившегося события. Он довольно долго раздумывал, дошел даже до совсем детских воспоминаний, а потом все же решил попробовать на недавнем. Что если бы он прибыл в Асгард не с Джейн, а с кем-нибудь из Мстителей? Например, со Старком или с Наташей?
Прокручивая в голове возможный сюжет, Брюс сел подле загадочного аппарата и погрузился в него…
Тронный зал поражает своим великолепием. Брюс появляется из потока света и не может сдержать вздоха изумления – столь изумительны вокруг стены, потолок и даже пол. Настоящее, чистое золото. Стоящий рядом Старк присвистывает.
- О, вот это дизайн. Надо будет тоже прикупить пару тонн золотишка и в башне такую комнату замутить.
- Позвольте представить вам моих друзей: Брюса Беннера и Энтони Старка. Брюс, Тони, это мои родители: Один Всеотец и царица Фригг, – торжественно произносит Тор, указывая на старца и женщину, годящуюся ему в дочери. Рядом с ними скромно стоит Локи.
- Ты не говорил, что твой братец тоже выйдет нас встречать, – Старк, удивлённо подняв брови, смотрит на Тора, а потом снова на Локи. – Привет, чёрт рогатый. А ты разве не должен прозябать в научных рудниках, если я ничего не путаю? Уже вышел по УДО за хорошее поведение и сотрудничество со следствием?
Тишина была ему ответом. Последние слова потонули под высоченным потолком. Седовласый старец покрепче перехватил копье.
- Отец, нет, он не это хотел сказать! – вступается Тор, но не успевает: копье бьет лучом света, и бедный Старк падает на пол с огромной дымящейся дырой в груди.
Брюс от неожиданности даже отскочить не успевает. Там, где секунду назад стоял его друг, соратник, мститель, лежит недвижимое мертвое тело со стеклянными глазами. Словно шутка или насмешка судьбы.
Домик принял первичные очертания, Беннер выплыл из видения. Его сердце бешено колотилось, он словно и в самом деле пережил смерть друга. Оглянулся в поисках трупа, но ничего не нашел. Он мог поклясться, что секунду назад Старк умер у него на глазах. Неужели Один действительно сотворил бы такое? Без суда и следствия? Брюс вздохнул, силясь восстановить дыхание. Да, именно так скорее всего и получилось бы. Средневековые, даже Раннесредневековые нравы, оскорбление родича, сына, да еще и царских кровей, да еще и в присутствии посторонних, да еще и из уст не аса. Просто повезло, что в реальности Тор не пригласил Тони. Может, предполагал нечто подобное. С другой стороны, Джейн тоже сразу набросилась на Локи. Не с кулаками, но с вопросами, которые могли стоить ей жизни, но Один ничего не сделал и даже что-то ответил на ее обвинения…
Брюс задумался на пару секунд, а потом сообразил. Ну, конечно. Женщина. Женщина – не человек, не ас. Сидя месяцами в поселении с вроде как равноправием, он успел забыть, что эмансипацией во дворце и не пахло. Даже заяви женщина ровно то же самое, что и Старк, ее скорее всего отходили бы розгами, или кнутом, или чем тут принято наказывать. Правда, Беннер за все время пребывания в Асгарде ни разу не видел типичных жестокостей средневекового человеческого мира вроде позорных столбов, показательных казней или прилюдных телесных наказаний. По словам Тора, казни были редкостью, а пытки применялись только при допросах пленных. Что же до наказаний, то размеры дворца позволяли избегать неприятных зрелищ, а в поселении ничего подобного не позволял Локи. Как людей обзывать муравьями и топтать сапогами – так он первый, а как дело доходит до асов… Брюс заставил себя отвлечься. Нет смысла попусту раздражаться из-за Локи. За последнее время он немного попривык к его постоянному присутствию. В конце концов, именно Локи научил его держаться в седле, именно Локи возил его на степную и морскую охоты. И хотя Беннер не был заядлым охотником, но все же отдал должное силе и ловкости бывшего противника. Все эти умения: держаться на лошади, ночевать в поле и стрелять по птицам – ему пригодятся в завтрашнем походе с Тором. Не стоит об этом забывать.
Похоже Умвельт таки проецирует мысли вопрошающего и интереса не представляет, но все же стоит удостовериться. Кого еще он мог взять с собой? Наташу? Эффект был бы тот же, что и с Джейн. К тому же, учитывая красоту Наташи и профессиональные способности… на мгновение образ Эльмы померк перед глазами, сменившись Наташей. Она смогла бы очаровать самого Одина. Соколиный Глаз? Его Беннер знал очень плохо. Большую часть времени тот сражался за Локи, а после победы они больше не виделись. Никакого четкого мнения Беннер о Бартоне не имел, так что и представить себе его появление в Асгарде не мог. Остается только Капитан Америка. Настоящий герой. Он бы Одину понравился. И на Локи бы не набросился.
Беннер приблизил лицо к Умвельту, позволяя магической технологии поглотить себя. И снова зал. Правда, другой. Здесь потолки пониже, зато асов побольше.
- Невероятно!!! – шепчет Кэп, осматривая величественную залу и разодетых асов.
- Ты прав, – добавляет Беннер. На большее у него не хватает слов.
- Доблестные асы, я представляю вам моих друзей, великих воинов Мидгарда. Брюс Беннер и Стивен Роджерс, – разносится по залу громогласный голос Тора. – Друзья мои, познакомьтесь с моими родителями. С Одином, царем Девяти Миров, и с его супругой – Фригг.
Беннер не знает, как вести себя: не то кланяться, не то падать на колени, не то протягивать руку, не то ограничиваться кивком, а вот Роджерс не теряется. Он делает шаг вперед, коротко, по-военному кивает и приветливо улыбается. Его фигуре и выправке можно только позавидовать.
- Рад знакомству с вами, – говорит он, прижимая руку к сердцу. – Для меня честь попасть в Асгард. Здравствуй, Локи, – кивает он бывшему недругу, стоящему по левую руку от царицы.
Один внимательно смотрит на Стива, полностью игнорируя второго гостя.
- В тебе течет кровь асов, – медленно произносит он, и толпа вокруг охает от изумления. – Я чувствую дух великого воина, достойный компании моего сына. Пусть ты и твой друг станут нашими гостями в Асгарде.
Стук копья об пол торжественно разносится по залу.
- Я не знаю, есть ли у меня в роду асы, – честно отвечает Роджерс, не опуская головы, – но я очень рад быть боевым товарищем Тора. Он показал себя самым достойным воином.
- Золотые слова, Стив, – Тор подходит ближе и хлопает его по плечу. – Пойдемте же отпразднуем нашу встречу, друзья.
Расплылись силуэты богов, показалась деревянная стена каморки. Умвельт посчитал, что свою работу выполнил. Первую встречу показал, что случится дальше – не его забота. Брюс барабанил пальцами по столешнице. Его собственные мысли или магически реконструированное прошлое? Кто знает, что за кино ему показали, но вроде бы ничего сверхъестественного, чего он сам не мог представить, не было. Он обернулся еще раз, непроизвольно ища тело Старка. Ничего. Никого. Старк в Америке поглощен очередным изобретением. После битвы с Локи Беннер успел повидать в башне много чудес и невероятных разработок. Вот, кто помог бы асам во всех их начинаниях. Только Старк, если бы вдруг и согласился сотрудничать с Локи, то дело быстро бы кончилось дракой.
Беннер вышел на улицу. Наручные часы показывали вечер, но солнце и не думало садиться. В Асгарде установился длинный, почти полярный день – антагонист не менее длинной ночи, которую Брюс успел застать. Он думал о Локи, с которым сражался в Нью-Йорке. Локи убивал людей. Если и не от его рук, то по его приказу многие погибли. Мстители пленили его и отправили в Асгард. И вот сейчас Брюс сотрудничает с безумным монстром? Обучает высшей математике? Учится у него охоте и верховой езде? Всё это просто немыслимо. Старк назвал бы такое поведение предательством, и был бы прав. Кэп его бы поддержал. И Наташа, наверняка. Да все. Ведь Локи безумец, Беннер сам его так назвал… Правда, к тому моменту он видел Локи всего несколько секунд, когда тот проходил в наручниках мимо лаборатории. Сказать по правде, в приснопамятную войну Брюс Локи почти не видел. Несколько секунд у лаборатории, потом еще немного наблюдения в камере – не больше десяти минут суммарно. А потом в образе Халка он проломил им пол. И всё. Пленение. Обращение в человека. Не более пяти минут. Улаживание формальностей в ЩИТе, отъезд асов в Асгард. И получаса суммарно не наберется, при этом он не сказал Локи ни единого слова, только Халк бросил уничижительное «мелковат», а сам Локи Халку заявлял о своем божественном предназначении. Больше Беннер с Локи не пересекался, только слышал рассказы Тора, по которым и составил собственное мнение. Зато теперь они живут бок о бок, в одном доме. Личностью Локи был неприятной, но все, что он делал, он делал не для себя, а для своего народа. На Земле последние идейные политики вымерли к середине пятидесятых годов прошлого века, а в Асгарде до сиз пор живут. Беннер успел побывать во многих странах, видел разные режимы, но везде власть имущие в первую очередь думали о себе и своей выгоде, а уже во вторую о народе, которым вынуждены были управлять и за чей счет обогащаться. Правда, Беннер никогда не жил ни с одним власть имущим. Он никогда не встречался ни с президентом Америки, ни уж тем более с премьер-министром или президентом Индии. Зато сейчас разве что в одной постели не спал с власть имущим Асгарда. Во дворце он не заметил, чтобы Один занимался какими-либо делами. Всем заведовала его жена, и Фенслаир производил прекрасное впечатление. Тор был весельчаком, смелым воином и прочее, но в нем не было никакой склонности к политике или экономике. Когда Тор прилетал в поселение, то рассказывал о чем угодно, но только не о государственных делах. Он вел себя так, словно из него готовили главнокомандующего, а не царя, но недавно сорванная коронация говорила сама за себя. С Локи дела обстояли иначе. Что он делал во дворце, Беннер не разобрался, но в поселении Локи работал над проектами, призванными улучшить быт асов. И он не пускал пыль в глаза: слишком сложные задачи уже были осуществлены, слишком многое сделано задолго до появления в Асгарде людей. Взять те же велосипеды. Сейчас, когда сошли снега, асы на них ездили из одного конца поселения в другой. Выглядели нелепо, но получали море удовольствия. Локи стремился к единоличной власти, но не путем дворцового переворота. Если он продолжит в том же духе, то народ сам пойдет за ним, просто потому что он делает хоть что-то для этого самого народа, а Тор – нет.
Все эти рассуждения вряд ли имели хоть какую-то связь с реальностью. Беннер не хотел ни во что вмешиваться, не хотел поддерживать Локи и вникать в происходящее. Он помогал ученым по мере сил, он не выдавал их тайны и не говорил с Тором ни о каких разработках. Но все же сотрудничать с Локи он не желал, хотя и ощущал его тлетворное влияние. Хорошо, что в поход он отправится с Тором и немного отдохнет от его сладкоголосого братца.
Брюс слонялся по поселению, пока не зашло солнце и не выглянула луна. Тор так и не прилетел. Зато не успел Беннер сомкнуть глаз, как его принялись теребить, причем не рабы, а сам громовержец.
- Прости, друг, что немного задержался, но теперь я готов.
- А? Что? – Беннер глянул на наручные часы. Пять часов утра. Тор совсем с ума сошел, но не ругаться же с ним. Тем более, что рядом стояла полностью экипированная Эльма. На охоту Локи ее с собой не брал, ограничивался собственными друзьями – двумя Иварами, которых Беннер так и не научился различать, и своими прислужниками. В одиночку по Асгарду никто не ездил. Асы передвигались группами, даже принцы, вроде как обученные воинскому искусству лучше прочих. Вот и сейчас за спиной Тора стояли четверо рослых воинов в простых некрашеных одеждах – телохранители.
- Ваша милость, я могу помочь? – медоточивый голос мгновенно пробудил ученого. Он помотал головой и велел подождать себя на улице. Не умываясь и не причесываясь, чтобы не будить зазря рабов, он оделся в полумраке и захватил вещевые мешки, легко пристегивающиеся к седлу.
- Мы поедем на восьми лошадях, – распорядился Тор. – Последняя повезет вещи. Погодка сегодня просто замечательная!
Он был совершенно прав. Из-за гор вставало солнце, обещая чудесное, почти летнее утро. Если календарь Беннера не врал, то было двадцать восьмое мая – конец весны, лучшая пора для путешествий.
Отчаянно зевая, Брюс покинул поселение, по которому сновало довольно много жителей, предпочитавших работать ночью и ранним утром. Беннер их привычки не разделял и глаза свечками не ломал. И так приходилось носить очки.
- Едем! – скомандовал Тор.
Он помог Эльме залезть в седло и повел небольшой отряд вдоль горы, у которой располагалось поселение. В эту сторону Бенннер с Локи никогда не ездил, поэтому с любопытством рассматривал черные пески, которыми быстро сменили зеленые мохово-лишайниковые равнины. Птицы черных песков не приветствовали чужаков и пытались напасть: кружили у самой головы, порой пикировали, издавая протяжные крики, заставившие Беннера окончательно проснуться и втянуть голову в плечи.
- Если бы с нами поехала Сиф, она бы рассказала об этих птицах, – заметил Тор, которого вовсе не волновало неожиданное нападение.
- Хищные какие-то. Ястребы или коршуны, – пробормотал Беннер, которому совсем не нравились когти, нацеленные в глаза. Однако подлетать совсем близко птицы не решались и никого ни разу не клюнули. Скоро их территория кончилась, и они оставили путников, вернувшись к поиску пищи, или строительству гнезда, или чем еще занимаются птицы в конце мая.
Черную зыбучую пустыню пересекало несколько широких, но неглубоких ручейков с водой разного цвета – от прозрачно-голубого до черно-желтого. Кое-где вода образовывала водовороты, а острова посередине речушек меняли поток реки, так что она кое-где текла почти вверх ногами. Берега пестрели следами каких-то длинных червей, но ни одного из них путники не встретили, зато попали на территорию следующей пары хищных птиц. Крики и попытки нападения повторились.
Красотами Асгарда Беннер любовался еще с Локи и ничего принципиально нового для себя не открыл. Ему не терпелось доехать до первого хутора. Предупреждены ли хозяева о появлении самого царевича, он предпочел не спрашивать. Брюс не оставил надежду поговорить с женщинами-врачами и разузнать про образование асов: хотя бы элементарный счет и пропорции должны знать те, кто занимаются торговлей.
Через пару часов Тор предложил сделать привал, но Беннер отказался.
- Ты очень хорошо держишься в седле для человека из машины.
- Я много ездил верхом, – честно ответил Брюс. – Поселенцы научили меня.
— Это славно.
Беннер не стал упоминать Локи, а Эльма ничем его не выдала. Так и разошлись. Правда, еще через три часа отдых все же потребовался. Брюс сильно переоценил свои силы и выносливость. Все же лошадь, пускай и послушная, и широкая, и невысокая – нисколько не походила на автомобиль. Путники остановились около небольшого холма, на котором паслись две или три овцы пятнистого окраса. Брюс хотел было подойти к ним, но животные не подпустили к себе. С громкими блеянием они убежали на противоположную сторону холма, и уставший ученый не стал их догонять. Зато с высоты он увидел цель поездки: большой зажиточный хутор, представлявший собой рассеянные, маленькие, утонувшие в траве и земле домики, огороженные невысокой оградой. Неподалеку высилось несколько курганов. Похоже, жители предпочитали хоронить своих родичей поблизости. По двору ходили птицы и вроде бы козы. Осталось совсем немного. Даже пешком они доберутся за час. Брюс ободрился и начал осторожно спускаться к своим. Эльма расположилась на солнышке. Она легла на походный плащ и положила руки под голову. Сверху различить все ее прелести было невозможно, но Брюс все равно невольно залюбовался ею. Она казалась ему совершенной, хотя он не мог объяснить, в чем именно заключалось ее совершенство. С трудом он заставил себя отвести взгляд и продолжить спуск. Осторожно, боясь поскользнуться на прошлогодней пожухлой траве, он переставлял одну ногу за другой.
- Осталось немного. Я видел поместье.
- Так кажется, – откликнулся Тор и протянул кусок вяленого мяса. – Асгардские долины обманчивы. Отдохнем пока. Тебе с непривычки должно быть тяжело.
Беннер возражать не стал и угощение принял. Отдых затянулся, поскольку Эльма заснула, и Брюс не позволил ее разбудить. Они сидели с Тором у подножья холма и от нечего делать считали мелких насекомышей: не то паучков, не то жучков – снующих меж травинками. Разнообразие насекомых в Асгарде было крайне скудным.
- Как так получилось, что преступники занимаются наукой? – задал Беннер тот вопрос, который давно не решался задать. – В голове не укладывается.
- Так сложилось еще до воцарения отца, – пожал плечами Тор. – И стало традицией. А в Асгарде не принято нарушать традиции.
- Даже если они вредят развитию государства?
- Ты хочешь сказать, что в твоем мире людям живется лучше? – добродушно спросил Тор. – Людям в больших городах, как тот, который мы защищали, возможно, но ведь у вас есть и совсем дикие люди, как те, которые чуть не порвали мой плащ.
- Неблагополучные районы и страны, – отмахнулся Беннер. – Всегда есть неблагополучные и благополучные, но мы все же стараемся сделать счастливыми всех, помогать бедным народам, привносить в их жизнь медицину, образование, гаджеты. Я сам поехал в Африку, чтобы лечить простых людей.
- У вас очень много несчастливых людей, – отозвался Тор. – Джейн показывала мне по телевизору. Все люди несчастны, даже если у них всё есть. В Асгарде не так. Ты увидишь.
И Беннер увидел. И пожалел, что выбрался из уютного поселения. Первое впечатление от хутора было столь омерзительным, что только боль во всем теле помешала ломануться обратно в мир отверженных. Все то, что он себе представлял себе из учебника истории по Раннему Средневековью, воплотилось в простом асгардском хуторе: грязь, вонь, жестокие нравы, отсутствие элементарной гигиены. Разве что клопов и вшей не было и то только потому, что они не водились в Асгарде. Брюсу было противно прикасаться как к утвари, так и к обитателям хутора. Он не мог поверить, что сиятельный царевич Тор сошел чуть ли не за панибрата, и Эльма чувствует себя в своей тарелке.
Мало было бытовых бед, так еще и выяснилось, что простые асы английского не знают. Беннер успел выучить довольно много фраз на асгардском, который отдаленно напоминал английский, но даже если деревенские жители его понимали, то говорили с такой кашей во рту и с такими сокращениями, что он не мог вычленить ни единого слова.
Ела семья из одного котла, причем вид похлебки вызывал тошноту. Правда, на вкус она оказалась ничего: густой рыбный суп испортить трудно. Разумеется, никаких средств освещения, кроме костра, разведенного прямо в центре «спальни», не предусматривалось. В доме царил полумрак, несмотря на то, что солнце в это время года садилось чуть ли не в полночь. Хозяева улеглись спать сразу после ужина в восемь вечера, чего и гостям пожелали. Им отгородили закуток, за что Беннер был очень благодарен, но заснуть на твердых досках не смог. Тело и так болело после нескольких часов верховой езды. И хотя он подложил под себя все плащи, имевшиеся в наличии, все равно не сомкнул глаз. Еще и постоянно орали маленькие дети, из-за которых просыпались и ругались матери. Картину дополняла страшная вонь.
Хутор Асгарда мало чем отличался от африканской лачуги, разве что в лачугах Беннер никогда не жил, оборудовав собственный дом по своему вкусу и с максимальными возможными удобствами, а здесь выбирать не приходилось. Стоило ему забыться тревожной дремотой, как проснулись женщины-доярки между четырьмя и пятью часами по земному исчислению. С ними проснулись маленькие дети, опять заорал младенец, и Беннер понял, что скоро сойдет с ума, или того хуже – обратится в Халка. Зато Эльма и Тор, спавшие рядом, ничего не замечали! Беннер завидовал их сну черной завистью. Он встал с импровизированной постели и вышел из дома, накинув все плащи, на которых пытался заснуть. На улице было зябко и туманно, собирался дождь.
Беннер обошел хозяйство, ловя на себе подозрительные взгляды женщин. Хутор и правда был довольно большой со множеством утопающих в зелени одноэтажных построек, из которых доносилось ржание и блеяние. Чуть ли не под ногами копошились куры и гуси. Беннер дошел до пышных зарослей красной и черной смородины. По словам Локи, она была мелкой и кислой, но все же ягоды хотя бы к августу вызревали. Пока же вместо ягод распускались свежие листики и кисти цветков. В отдельном загоне лежали новорожденные козлята, которым не было и месяца от роду. Брюс вспомнил, как мальчишкой ездил с родителями на ферму. Ему нравилось наблюдать за скотиной и техникой, работающей в поле. Но асгардская ферма не представляла собой ничего божественно интересного.
Никто не препятствовал его прогулке между домиками-сараями и загонами, но он чувствовал себя не в своей тарелке. Настоящим спасением стала женщина средних лет, обратившаяся к нему на английском. Целительница, получившая образование в столице. У Беннера было очень много вопросов, но асинья отвечала не очень охотно и многое скрывала. Да, она единственная обучена грамоте, счету и письму. Да, когда возникает необходимость, и ее привлекают. Да, если что-то надо купить или продать, то она в деле. Да, она пытается обучить хоть чему-то детей, но асы не склонны к сложным наукам, ремесло дается им гораздо лучше.
Еще через пару часов проснулась Эльма, и Брюс почувствовал себя гораздо лучше. Появилась возможность заняться делом – деторождением. Тор утверждал, что в окрестностях расположено несколько хуторов, поэтому на три дня они останутся в этой местности для расспросов и сборов статистических данных. Беннера бросало в дрожь при одной мысли о трех днях в этом свинарнике, поэтому он со всем усердием погрузился в работу. Начал с расспросов. Эльма показала себя великолепным переводчиком. Она переводила только суть, опуская все те ругательства, которыми пестрела речь местных женщин, увлеченных домашними делами. Готовка, стирка, пошив одежды, уход за скотом – все то, от чего американка была избавлена, составляло большую часть жизни асиньи. При этом асы – боги, а люди – муравьи. Брюс кожей чувствовал, с каким презрением крестьяне относятся к нему – к человеку. И только глубокое уважение к Тору мешало им выказывать неприязнь открыто.
Первые же опросы показали совершено неожиданную картину. Причем настолько неожиданную, что Брюс потребовал от Тора незамедлительно съездить на соседние хутора. Тело болело после вчерашнего переезда, поэтому Тор перенес друга на молоте. Он же стал и переводил на месте. Собранный материал Беннер скрупулезно записал и принялся анализировать, расположившись подальше от смердящих домов. Чистый воздух, тишина не слышны ни детские крики, ни блеяние овец – что еще нужно для счастья?
Результаты опроса поражали. Получалось, что в Асгарде нет проблемы с рождаемостью. Первые выводы требовали доработки и подтверждения, но асиньи были рады большим перерывам между беременностями. Организм успевал полностью восстановиться, и дети рождались крепкими, здоровыми, сильными. Почти все асиньи выходили замуж между пятнадцатью и двадцатью двумя годами и сразу же рожали первого ребенка. Через шесть-семь лет, по человеческому счету, второго, еще через шесть лет – третьего. Таким образом к сорока годам женщина получала трех-четырех здоровых детей. Детской смертности практически не было, болезней, наподобие скарлатины, свинки или кори, тоже. Все хвори, разгуливавшие во времена детского изобилия, исчезли сами собой. Беннер без специального оборудования не мог точно определить, насколько здоровы младенцы, но среди взрослых, деливших с ним ужин и завтрак, он не увидел ни слабых, ни больных, ни калек. О том, что их могли без зазрения совести умерщвлять, Брюс предпочитал не думать. По словам пожилых женщин, когда дети рождались непрерывно, вырастало в среднем все равно не больше трех, а то и меньше, теперь же выживаемость стала почти стопроцентной. Разумеется, этому способствовали и девушки-медички, получившие образование в столице. Беннер недоумевал, почему эти самые девушки не пытаются готовить себе помощников среди прочих обитателей хуторов? Впрочем, пока он говорил только с одной из них. У него еще будет время побеседовать с остальными и хоть что-то понять в этой запутанной истории.
Комментарий к Глава 108 Асгардские реалии:
Дома, утопающие в траве: https://vk.com/photo-57908144_330048454
И еще домик: https://vk.com/photo-57908144_330048656
Черные земли: https://vk.com/photo-57908144_330048541
Разноцветные реки: https://vk.com/photo-57908144_330048648
Два берега одной мелкой реки https://vk.com/photo-57908144_457239036
Нападающая птица https://vk.com/photo-57908144_457239037
====== Глава 109 ======
За несколько месяцев Отал неплохо изучила царевича и его повадки. Он был мечтательным, заносчивым, импульсивным, но точно не глупым, поэтому её возмутила та легкость, с которой Локи согласился встретиться со смертельно опасными царевнами Етунхейма. Отал собиралась высказать свое недовольство, как только недобрые вестники скроются за поворотом, но царевич опередил ее, обернувшись, как ни в чем не бывало. На его лице играла неуместная улыбка.
— Продолжим? — спросил он, имея ввиду танец. Нашел время для увеселений! — Мои дорогие друзья прервали нас на самом интересном месте, не находишь?
— Весьма интересном, — сдержанно откликнулась Отал, не подавая руки. — Ты, правда, хочешь встретиться с етуншами?
— С моими дорогими сестрами? — издевательская улыбка стала еще шире. Кто бы знал, как хотелось Отал стереть ее пощечиной. Ведь Локи годился ей в сыновья. Как и его друзья. За последние столетия она слишком привыкла к своему превосходству практически над всеми, даже над мужчинами.
— С единственными кровными родственниками? — царевич паясничал, не подозревая, какую бурю негодования вызывает у наставницы. — Разумеется. Я всегда хотел познакомиться с ними… поближе, — слова звучали более, чем двусмысленно, но предыстории Отал все равно не знала. — Такие же проклятые оборотни, как и я.
Чурнобурая чуть зубами не заскрипела от досады. Да он издевается! Или у него серьезные проблемы с памятью. Мало того, что себя подвергает опасности, так еще и других. Чуть ли не все поселение. Это безрассудство высшей степени. Будущий царь не имеет права так себя вести.
— Напоминаю, если ты забыл, что прошлая ваша встреча едва не закончилось твоей смертью. Хочешь рискнуть ещё раз? Ради чего? Они наверняка замышляют что-то против Асгарда и тебя лично, — Отал очень старалась контролировать голос и не давать волю менторскому тону. Она — лишь одна из отверженных, а он — сын Одина. Но царевич же словно не замечал ни злобных взглядов, ни раздраженного тона. Он подошел вплотную, протянул руку. Отал едва справилась с собой, чтобы не уклониться или не оттолкнуть Локи. Царевич взял ее за подбородок и посмотрел сверху вниз. Отал ожидала гипнотического взгляда, но его не последовало.
— Рядом со мной будешь ты, — произнес он тошнотворно нежно, словно предлагал не встречу с етунами, а кое-что более приятное. — Ты сможешь защитить меня, не правда ли? Не зря ведь именно ты — моя наставница.
Грубая лесть! Как это низко. И почему мужчины считают, что раз сами таят от лести, то и женщина растает? Может, молоденькая девчонка и растаяла бы, но Отал до побега в поселение успела не только вырастить сына, но и женить. На нее уловки не действовали.
— Лучшее, что я смогу сделать, ваше высочество, — с трудом произнесла она, едва двигая челюстью, — это оглушить тебя и отправить безумных великанш восвояси. Но я не уверена в успехе. Лучше не рисковать.
— Верно, — кивнул Локи и отошел на пару шагов. Магичка вздохнула с облегчением: неужели удалось посеять крупицу сомнения или…? Додумать мысль она не успела. Мгновение — и пальцы Локи сомкнулись на ее шее. Мгновение — и Локи снова стоял в паре шагов, пока она, кашляя, судорожно гасила готовые сорваться с рук всполохи заклинаний.
— Не забывай, что я воин, — ухмыляясь, заявил Локи, явно не понимая, что едва не превратился в хорошо прожаренное жаркое. — Моя реакция гораздо лучше твоей, и оглушить меня ты просто не успеешь. К тому же нам надо быть осторожными. Если сестры обидятся, то могут рассказать сородичам обо мне, о поселении. Нам это не нужно. Зато мне нужно разобраться, что произошло в нашу прошлую встречу.
— Когда царевна Етунхейма сделала с тобой непонятно что? — теперь уже Отал не скрывала собственную ярость. — Думаешь она будет объяснять? Тогда Хагалар отправил её вон из Асгарда. Скорей всего она захочет продолжить начатое и дальше использовать тебя в своих целях.
— Не думаю, что она хотела серьезно навредить мне. К тому же меня исцелили во дворце.
— Исцелили?! Тебе не дали умереть. И если ты успел обо всем забыть, то вспомни, почему мы вообще начали заниматься! А Ивар жив только потому, что нужен царевнам. Я против вашей встречи. Думаю, стоит сообщить моему мастеру о твоих планах, пока не поздно.
— Нет! — взревел Локи, и Отал поняла, что зашла слишком далеко. Она была в ярости, но нельзя доводить до ярости царевича. Он все еще способен испортить ей остаток жизни. — Хагалар ни о чем знать не должен. Это не его дело. В прошлый раз он только все испортил.
В словах Локи не было угрозы, но на лице отчетливо читалось: «Если расскажешь Хагалару, я тебя убью». И Отал прикусила язык. Он царевич. Сын Одина. Бог. Она не имеет права так с ним разговаривать. Хоть он и в три раза моложе нее.
— Поэтому я и прошу о помощи тебя. Тебе я доверяю гораздо больше, чем Хагалару, — и снова голос стал медоточивым. Чернобурая восхищалась той легкостью, с которой Локи при желании менял интонации. Голосом он владел отменно. Поэтому его слушали. Поэтому за него сражались. Поэтому были готовы возвести на трон.
— Я сам выясню, что от меня хотят сестры. Я уже говорил тебе и повторю: появятся подозрения — убей. Но я не думаю, что царевны посмеют напасть. И не забывай, у кого долгое время лечились наши друзья. Мы в долгу перед царевнами. И они слишком многое могут рассказать нашим… недоброжелателям. Так что нельзя портить отношения. Представь, что случится, если о наших встречах узнают… Сперва етуны, а потом… сам Всеотец.
Тут уже Отал нечего было возразить. Общение с етунами и правда зашло слишком далеко и грозило кончиться катастрофой.
— Хорошо. Убедил. В конце концов, в поселении не я несу за тебя ответственность, а Хагалар. Я должна лишь обучить тебя азам магии.
— Именно. И ты прекрасный учитель. Я ценю тебя и полностью доверяю.
Очередные льстивые речи, которым очень хотелось поверить, и, если бы Отал была на пару тысячелетий моложе, она бы поверила. Локи еще что-то говорил, но она не слушала, увлеченная продумыванием страшного плана, на словах соглашаясь со всеми доводами сына Лафея. Убить царевен, развеять их тела по ветру над мировым океаном — и етуны никогда не докажут причастности асов, даже если им известно о безрассудной дружбе. Чем думал Ивар, когда ходил развлекать царственных особ враждебного народа? Явно не головой.
Несколько ночей пролетели незаметно, словно время ускорило свой ход. Локи продолжал заниматься магией, не поминая близившуюся встречу, а в фелагах кипела работа. На бывшие лавовые поля высыпали почву из Етунхейма и посадили быстро растущие съедобные травы. На обычные луга высадили тепличные подросшие дубы и ели. Из Мидгарда чуть ли не каждый день привозили что-нибудь новенькое, а Хеймдаль то ли и правда ничего не замечал, то ли не возражал.
Мастер магии, как и обещал, отправился в очередное путешествие по мирам, оставив Локи на произвол судьбы. Все было готово к приезду знатных особ. В назначенный день за Отал пришел раб царевича и проводил в местный «дворец», разделенный перегородкой на две половины с отдельными входами из уважения к гостю из Мидгарда. Его присутствие сейчас было бы крайне нежелательно. Повезло, что он уехал с Тором осматривать Асгард. Рабов Локи отослал, как только Отал с Берканой пересекли порог полутемной спальни. Дочь Одина проявила чудеса сообразительности, явившись в защитной одежде и с защитными артефактами на шее. Сразу видно, что с Локи знакома давно. А ведь он ей вроде как оказывает покровительство, даже какую-то дорогую цацку из Ванахейма в свое время привез, а вот по-настоящему помочь даже не пытается. Мог бы отвести ее к Эйр — лучшей целительнице Асгарда. Если уж она и не сделает искусственный глаз, то хотя бы уберет жуткие ожоги. Но блистательному царевичу в голову не приходит позаботиться о своей так называемой «подруге». Хотя в гости он ее явно раньше приглашал. Она по-свойски уселась за круглым столом, покрытым магическими рунами, не спрашивая разрешения, взяла один из трех кубков и пригубила белую жидкость, напоминающую молоко. Рядом стояло роскошное золотое блюдо с мочеными фруктами и баночка с медом.
— Мои дорогие гостьи, — Локи жестом пригласил за стол медлившую Отал. — Царевны с Иваром задерживаются. Предлагаю скрасить ожидание игрой.
В его руке словно из ниоткуда появились карты. Простейший фокус. Наверняка, Ивар научил.
— Откажусь, — пробормотала Отал, едва прожевав яблоко. Она никогда прежде карт в руках не держала и не желала проигрывать ученику.
— Беркана?
Девушка несмело кивнула, хотя большой охоты играть на видимой части ее лица не отразилось. Отал добавила меда в напиток, оказавшийся чем-то средним между коровьим и козьим молоком. Она краем глаза следила за летающими по столу карточками. Счет был примерно равный. Не то Локи поддавался, не то витал в облаках, не то Беркана играла ничуть не хуже царевича. На картах были нарисованы растения, птицы и рыбы, подписанные по-английски. Невероятные красоты «Канарских островов», как гласила надпись на упаковке. Беркана с восторгом разглядывала чарующие картинки, всем своим видом демонстрируя любовь к Мидгарду. Да что уж такого хорошего в этом самом Мидгарде? Технологии — да, но за технологии люди заплатили очень дорого. Их мир на грани гибели из-за мусора и отходов этих самых «технологий». И так ли уж нужны цветные телевизоры, если из-за них приходится дышать отравленным воздухом и терпеть жестокое излучение? Отал была вовсе не прочь перенять мидгардские удобства, но выступала категорически против постройки на маленьком острове громадных предприятий по сборке машин и станков. И не только она. Все больше асов склонялось к идее, что Мидгард надо захватить и обложить данью. Или наладить торговые отношения — неважно, главное, чтобы все вредные производства остались внизу, а все блага поставлялись наверх. По расчетам логистов, семь миллиардов людей даже не заметят потребностей шестисот тысяч асов. Осталось только разработать глобальный план, а, учитывая успехи с вирусом и внедрение асов в человеческие организации, подрывающие правящий строй верховных держав, ждать осталось недолго. Через сотню-другую зим Асгард достигнет заслуженного процветания.
Рассуждать о будущем величии родного мира было скучно, поэтому Отал, уловив суть игры, таки присоединилась и даже успела несколько раз выиграть, как вдруг комнату озарило голубое свечение. Магичка среагировала молниеносно и накрыла дом защитным куполом, гораздо более мощным, чем мог себе позволить Хагалар. Кое в чем она обошла своего мастера. Например, в защитном куполе. Возможности асов были велики, но не безграничны. Никто не мог одновременно развивать и защитную магию, и атакующую. Хагалар больший упор делал на нападение, а Отал предпочитала оборону.
Голубой свет рассеялся, оставив после себя две фигуры: Ивара и асоподобной царевны, закутанной в шкуры. Чернобурая едва сдержала готовые вырваться ругательства — царевна приехала без сестры! И та ли это, с которой Отал успела познакомиться в прошлый раз? Не разобрать. Если и не та, то ужасно похожая.
— Ваше высочество, — Беркана медленно опустилась на колени, и Отал пришлось последовать ее унизительному примеру. Локи двинулся к царевне, и Чернобурая тут же переместилась ему за спину. Беркана здесь случайно, а вот она — официальный телохранитель и обязана неотступно следовать за господином.
Локи грациозно поклонился сестре и поцеловал ее руку. К неудовольствию Отал он нисколько не посинел, а ей было бы интересно посмотреть на ледяного великана размером с аса.
— Моя прекрасная сестра, — проворковал Локи так нежно, что у Отал зубы свело. — Твой прошлый визит чуть не стоил мне жизни. Чего же ждать от этого?
— Благословения высших сил, — последовал ответ из-под самого потолка. Как же неудобно, когда противник больше почти в два раза. Словно с высшими силами разговариваешь. — Что это за женщины с тобой?
— Позволь представить. Моя дорогая сестра, дочь Одина, царевна Асгарда, — пропел Локи, чем привел в смущение коленопреклоненную Беркану. Мало того, что он подвергает ее смертельной опасности, так еще и смущает при царской особе — как это низко. — А также моя наставница в мире магического искусства. Она позаботится о моей безопасности.
Отал многозначительно кивнула, придав лицу самое суровое выражение. С одной стороны, плохо, что царевна одна, но, с другой, справиться с одним великаном проще, чем с двумя. И все же какая из двух царевен пожаловала? Те же длинные волосы, те же черты лица, фосфоресцирующие ярко-зеленые глаза, тонкий нос. Родинка на щеке. Была ли у прошлой царевны родинка или нет?
— Твой страх должен уйти, горячо любимый брат, — вещал тем временем потолок. — Ты стал самим собой. Доверься мне, я спасла тебя. Нам пора. Пора восстановить связь разрушенных времен. Увидеть большее, чем холм над женщиной, которая почти остановила колесницу смуты.
— А разве могила твоей матери не в Етунхейме? — подал голос всеми забытый Ивар. Он единственный понял смысл невероятно запутанной речи. Не верится, что етунша не умеет говорить нормально, скорее специально насилует слух и мозг асов — забавляется и мстит.
— То была ее мечта. Но Всеотец решил, что звезда асиньи должна померкнуть в Асгарде.
— Как она погибла? — заинтересованно спросил Локи. Отал старалась следовать заветам Хагалара и контролировать все передвижения в доме. Беркана переместилась за стол и успела засунуть в рот сливу, Ивар двинулся в ее сторону. Очень хорошо. Да еще и великанша осознала, как неудобно с ней разговаривать, и опустилась на колени. Теперь пронзить ее горло ничего не стоит… Но как же несуразно выглядит громадная асинья! В обличии етунши царевна смотрелась гораздо гармоничнее.
— Женщина в Етунхейме сидит дома, растит детей. Как она могла оказаться в храме? — допытывался Локи.
— Она была самым прелестным полководцем Етунхейма, — ответила царевна с придыханием. — Война — путь к небесам и славе даже для женщины. Но для нее она стала дорогой во тьму. Смертельная рана. Она покинула алые снега и заснула вечным сном, обнимая тебя.
Локи дернулся, желая подойти ближе. Отал стиснула его предплечье. Нельзя терять бдительность и подходить к врагу вплотную. Ее вольности Локи даже не заметил, поглощенный рассказом. Скорее всего, лживым!
— Обнимая меня? Она защищала меня от Одина?
— Мне многое неведомо. Сестра рассказывала, как Тень склонилась над тобой.
— Так меня спасла Тень, а вовсе не Один? — хрипло переспросил Локи. Бездна, он явно верил коварной етунше и собирался пойти за ней на край света, несмотря на запутанные, слабо разбираемые речи. Этого не хватало.
— Тень не дала тебе искупаться в божьей благодати. Тень была зримо с тобой, а сестра незримо. Кинжал Тени должен был спасти тебя от медленной смерти, но кинжал сестры умыл кровью саму Тень.
Отал поймала себя на том, что с интересом слушает откровения царевны, хотя картинка произошедшего в храме у нее не складывалась.
— Я не верю ни единому слову, — заявил Локи, и Чернобурая тут же ослабила хватку. Все же царевич не так глуп ибезрассуден, как ей начало казаться. Правильно говорят, что первое впечатление верное. Он просто ведет свою хитрую игру.
— Твое право, — пожала плечами царевна, не обидевшись на столь резкий ответ. — Ты почти ас, ты дыханье весны. Нам сложно поверить друг другу.
— Все вы мне лжете, — Локи развернулся, и плащ за его спиной всколыхнулся зеленой волной. Он отходил от етунши, открывая простор для убийства. Отал не двинулась с места. В ее идеальном плане была только одна досадная мелочь: раньше ей никогда не приходилось убивать разумных существ. Только бы не дрогнула рука. — Никто не скажет мне правды о матери, а ее спросить нельзя.
— Можно, — возразила царевна. — Ее дух поднимется над могилой, будет всё ближе и ближе, и нас пронзит огромный иной мир.
— Так, стоп, стоп, стоп! — Отал подняла руки и загородила Локи собой. Осталось сосредоточиться, мысленно прочитать заклинание, и царевна обратится в прах. — Никаких курганов никто копать не будет. Это не обсуждается. Никаких мстительных духов никто вызывать тоже не будет. Они могут утащить за собой на тот свет. Это знает каждый мальчишка.
— Не тебе решать, что мне делать! — Локи схватил ее за руку именно в тот момент, когда магическая энергия достигла пика. Почти завершенное заклинание взорвалось, не сорвавшись с пальцев. Правая рука онемела. Бездна, и почему она медлила до последнего? Так долго собиралась с силами? Надо было бить быстрее.
— Твое дело — только защитить меня!
— Она пытается убить тебя, — воскликнула Отал, стараясь не стонать от боли. — Убери руки!
Она с трудом вырвалась из жесткой хватки. Правую руку она почти не чувствовала. Нельзя прерывать заклинание, когда оно почти готово. Дрянной Локи — будто знал, что она собирается убить великаншу.
— Никаких раскапываний могил я не допущу! — простонала она, с трудом отвлекаясь от боли и концентрируя энергию в левой руке. Сперва оглушить царевича, а потом… Додумать она не успела: еще одна резкая вспышка боли оказалась чрезмерной для хрупкого сознания.
Никто не любит людей, козыряющих такой раздражающей фразой: «Ну я же говорил!». Мария Хилл не была исключением. И произносить ее не собиралась. Тем более, в лицо Нику Фьюри. Даже несмотря на то, что его поручение о поиске магии на Земле было вполне ожидаемо провалено.
ЩИТ просто не знал, что именно должен искать. Что вообще можно считать магией? Детекторы агентства благодаря давнишнему сканированию молота Тора могли отследить только перемещение меж мирами да и то лишь на территории Штатов, в других регионах не было никакой сети поиска.
Мария до сих пор не могла себе простить легкомысленного поведения в первую встречу с магами из Асгарда, пришедшими на помощь после уничтожения читтаури. Нужно было не считать ворон, не восхищаться неведомыми силами и уж тем более не рассуждать о богах, а замерить их работу всем техническим арсеналом человечества! Времени было более, чем достаточно: боги чуть ли не сутки разбирали завалы, несмотря на все свои, казалось бы, бесконечные возможности. Фьюри был убежден, что магические манипуляции должны хоть как-то отражаться на организме чародеев: повышенной температурой, изменением гормонального фона, влияющего на запах, сильным магнитным полем — хоть чем-нибудь! Сама Мария мысли директора не разделяла. В конце концов, дружки Локи, которых держали под неусыпным контролем много недель и проверяли всеми возможными способами, ничем особенным от людей не отличались и были самыми обычными гоминидами — почему с другими асами должно быть иначе? Даже состав крови и плазмы не оказался сенсационным. Вроде как что-то было интересное в гормонах, но Мария в такие подробности не вдавалась. Над расшифровкой генома бились лучшие ученые. Он еще не был закончен, но никаких магических азотистых оснований до сих пор не обнаружили, а принцип комплиментарности безукоризненно соблюдался. Обычные асы буквально во всем походили на людей, будто древние предки человека смастерили летающую тарелку и улетели на поиски счастья в открытый космос, как любят показывать в фантастических фильмах. Там нашли небольшую планетку, обжились, адаптировались к новым условиям, и получились асы. Рассуждать о панспермии в Асгарде можно было долго, тем более что замеров в любом случае не было. Как и результата.
Нет, для инвесторов все выглядело превосходно: во время настоящей вакханалии террора, захлестнувшей планету, именно действия ЩИТа позволили цивилизованным странам остаться в стороне от этого безумия. Камеры на каждом столбе, объединенные с помощью Старка и его искусственного интеллекта в единую сеть и прогоняющие каждого, попавшего в их поле зрения, через свои базы данных; тепловизоры, металлодетекторы и газоанализаторы на каждом терминале, серьезно подкосившие как наркотрафик, так и мелкую уличную преступность; спутники, способные с орбиты отследить перемещение любого объекта — все это было и раньше, но теперь, благодаря технологиям Старка и влиянию ЩИТа, заработало как часы. И привело к дополнительному финансированию.
Так же радужно все было и для Внутреннего Совета. В их глазах Фьюри проделал отличную работу, окутывая мир сетью контроля и в кои-то веки вылезая из финансовой дыры. Но вряд ли Совет обрадовался бы, узнай первоначальную цель этой «охоты на ведьм». Ведь никаких следов магии ЩИТ так и не обнаружил. Все, что было найдено, — жалкие обломки артефактов, оставшихся от недавнего вторжения читтаури — и это был к тому же единственный источник сличения. Для обывателей иноземные технологии выглядели магией, но Старк клялся, что лет через десять его компания сможет творить «магию» ничуть не хуже.
Да, США были в безопасности, как и Европа, но за первые пять месяцев 2014 года произошло несколько крупных терактов в Нигерии и Китае. По самым скромным подсчетам погибло около трехсот человек. В прошлом году в период с января по май жертв было на 17% меньше. Случайная погрешность или вмешательство магов? В расследовании каждого из последних терактов были белые пятна: не то от ЩИТа скрывали нелицеприятную информацию, не то действительно имело место что-то необъяснимое.
Основная причина террактов последних лет — религиозные разногласия на Востоке, даже если обыватели считают, что они спровоцированы политикой США. Фанатики, готовые отдать жизнь за бога или политические заговоры, — действовали на протяжении всей истории человечества. А вот сведения о волшебных зельях, джиннах и мечах короля Артура так и остались неподтвержденными, как и нелепые предположения некоторых сотрудников ЩИТа о вмешательстве магов в события последних месяцев. Пока это была всего лишь шутка, но очень опасная шутка. Если допустить мысль, что в последних терактах замешаны неуловимые чародеи в черных мантиях и с метками в виде черепа, то слишком просто очутиться в Средневековье с религиозным бредом и бессмысленными убийствами тысяч невинных граждан, особенно женщин. Учитывая общий уровень образования не только в стране, но и в мире, скатиться в тотальный террор и инквизицию до смешного просто, и ЩИТ делал все, чтобы этого не произошло. Главным образом, скрывал от обывателей любую, даже косвенную, информацию о магии, чтобы не началась массовая истерия, погромы и бойня. Простые люди ни о чем не знали, а вот специалисты пытались готовиться к возможной битве с волшебниками.
Справедливости ради стоило отметить, что даже сейчас надежностью «Инквизитор» (как назвали сеть датчиков всех мыслимых величин, связанных с проявлениями магии) не отличался. Несколько дней назад сигнальные буи, размещенные вокруг одной из затонувших подлодок с атомным оружием на борту, передали данные о резком изменении электромагнитного поля. Будто подводная лодка просто исчезла с морского дна. Спутники, контролировавшие эту часть Атлантики, не заметили ничего подозрительного. Спущенные по тревоги на глубину боты также ничего странного не обнаружили. Очередное необъяснимое происшествие, которое проще всего списать на вездесущую «магию» и не искать преступников среди обычных людей. Во всем виновата магия, мы с ней ничего сделать не можем, извините и до свидания — как же хотелось успокоить совесть подобными заявлениями.
Опустившийся под воду остров, сходящие с ума датчики и исчезновение лучшего специалиста по гамма-излучению — если к этому и приложили руку существа иной природы: асы, читтаури, феи, ктулху, русалки или сами демоны ада — человечество не способно засечь их чародейство. Предположения Фьюри о наличии на Земле сети магов, так пока и остались предположениями. Если чародеи и водились на Земле, то либо очень хорошо прятались, либо никак себя не проявляли, либо водили за нос разведки всех стран мира. Будь у ЩИТа хоть один маг из асов, который согласился бы показать свои возможности… Но его не было, а постройка аналога Радужного Моста в Асгард пока оказалась задачей нерешаемой. Даже Старк не знал, с какой стороны за него взяться. Вот построить щит вокруг Земли, чтобы обезопасить ее от вторжения извне — это он мог. Только вот спасет ли щит от внутренних демонов? Если существует Асгард, то почему бы не существовать Аду, Тартару и прочим подземным мирам, воспетым в легендах? Ведь человечество не просто придумало мифы, оно в них верило, проливало кровь неверных, приносило множество жертв. Раньше Мария могла бы лично прочесть лекцию про верования первобытных людей, построенных на обожествлении непокорной природы, но теперь-то лично познакомилась с «непокорной природой». Скоро из недр озер всплывет Амимитль или спустится с неба Тлалок. Или настанет Рагнарек, предсказанный скандинавами, которые похоже лично общались с Тором и Одином. И что тогда? Земля опустеет, на ней останутся только два человека, которые создадут новое человечество? Перспектива не устраивала никого из ЩИТовцев, но подобное развитие событий признали возможным слишком поздно. Именно тогда, когда Тор прекратил появляться на Земле, именно тогда, когда асгардские гости покинули Америку. Именно тогда, когда спросить стало не у кого.
====== Глава 110 ======
Локи легко поддержал падающую Отал и аккуратно, даже нежно, уложил на пол.
— Будьте вы хоть трижды лучшими боевыми магами, до реакции опытного война вам все равно будет, как до Муспельхейма пешком, — объяснил он свой поступок оторопевшим софелаговцам. — Больше мне никто не помешает. Отправляемся на кладбище. Иллюзию я на тебя наложу, — бросил он сестре.
— Ваше высочество, мы сопровождаем вас? — спросил Ивар, словно не заметив печальной участи, постигшей Чернобурую. Беркана постаралась слиться со стеной — она точно не собиралась ехать на кладбище в компании ледяной великанши, будь та хоть трижды родственницей царевича и подругой Ивара в одном лице. Однако сливаться не пришлось: Локи зубодробительно вежливо отклонил щедрое предложение. Глаза его горели решимостью, а движения стали истерично резкими.
— Если попробуете последовать за мной или приведете в чувство магичку, я вас убью.
Беркана сразу же поверила очередной нежной улыбке. Точно убьет. И глазом не моргнет. Чудовище полукровное!
— Усыпите ее, — Локи подошел к сундуку и извлек из него склянку с зеленоватой жидкостью. — Никому ни слова. Я скоро вернусь. Идем, царевна.
И он поспешно вышел, сунув безвольному Ивару бутылочку и скрыв сестру иллюзорным пологом.
— Надо срочно предупредить Вождя! — воскликнула Беркана, как только уверилась, что Локи не услышит. — Он его остановит!
— Но мы не знаем, где он, — Ивар, несмотря на ужас, царящий вокруг, спокойно влил в горло Отал разведенное сонное зелье. И как она не проснулась и не закашлялась от столь грубого обращения? А ведь если бы не попыталась запретить поездку, Локи бы десять раз подумал, прежде чем согласиться, а так действовал из чистого упрямства.
— Дорогая Дочь Одина, мне кажется, что нам не стоит сильно переживать из-за Локи. Я бы больше переживал из-за нее, — Ивар кивнул на спящую магичку. Уж кто-кто, а она в гневе была способна на то, что не снилось даже опальному царевичу. Не сговариваясь, бывшие софелаговцы поспешно покинули царские покои.
— Wir dürfen Loki im Stich nicht lassen{?}[Мы не можем оставить Локи в беде Надо сказать не Хагалару, так магам и тингу, — упорствовала Дочь Одина, отойдя на достаточное расстояние от страшного дома.
— Мне кажется, что нам надо немного подождать. Локи скоро вернется, — покачал головой Ивар и достал карты.
Беркана немного отвлеклась на фокусы и, слегка успокоившись, решила не отходить далеко от бывшего друга. На главной площади стояли водяные часы. Как только пройдет два часа, она попытается повлиять на Ивара. Или сама пойдет к тингу. Если не испугается.
Наконец-то настал момент истины, которого Локи с упоением ждал с того дня, как ледяной великан схватил его за руку, обнажив страшную правду, а чуть позже каскет засиял в его руках, несмотря на опасность, исходящую от Разрушителя. Была ли это изощренная попытка самоубийства? Возможно. В тот день он был готов пожертвовать жизнью ради развенчания многосотлетней лжи. Как и сейчас. Передвигаться по Асгарду без достойного сопровождения очень опасно. Встречаться с не упокоенной душой или отвлекать ее от пира в Вальгалле — чистое самоубийство. Но Хагалар вроде бы утверждал, что слухи о силе духов преувеличены? На что способен обычный драуг из Хельхейма? Он не материален, это субстанция, душа без тела. Духи бессильны, а слухи об их могуществе — не более, чем сказки, навеянные материальными болезнями, которые легко подцепить при раскапывании несвежих покойников. Одно неловкое движение — и вполне живой ас уже страдает от заражения крови и горячечного бреда, ведущего к смерти. Микробы, грибы и водоросли повинны в страхе перед духами, а вовсе не духи, бестелесные и беспомощные.
Так рассуждал Локи, поспешно покидая поселение. Они с сестрой шли пешком, поскольку ни одна лошадь не выдержала бы вес ледяной великанши. По-настоящему превращаться царевна не умела, а Локи мог обратить только себя. Да и рисковать здоровьем ванахеймской лошади Локи не желал: животные ненавидели сильное колдовство и старались держаться от него подальше — вызов духа мог смертельно напугать коня. А еще лошадь была типичным жертвенным животным, и кто знает, что придет в голову взбалмошной царевне.
Ласковое солнышко то скрывалось за тучами, то светило во всю мощь, прогревая холодный воздух. Иногда набегали свинцовые тучи, но не извергали ни единой капли дождя. На лошади хватило бы часа, чтобы добраться до кладбища, пешком потребуется не меньше двух. Молчать всю дорогу не годилось, но разговаривать с сестрой у Локи не было желания хотя бы потому, что он не желал признавать ее сестрой. Великанша шла немного впереди, и ему приходилось чуть ли не бежать, чтобы поспеть за ее размашистыми шагами. Час спустя путники достигли опасного места — долины гейзеров. Царские лошади интуитивно чувствовали, силу и настроение гейзеров и спокойно маневрировали, но ни асы, ни етуны такими способностями не обладали. Хорошо протоптанная тропа вела вокруг долины, закладывая крюк, и сколь бы Локи не хотелось попасть на кладбище побыстрее, пришлось обходить.
— В конце пути нас ждет звезда, — пробормотала царевна, ни к кому конкретно не обращаясь. Локи скривился.
— Ты не умеешь или не хочешь говорить нормальным языком? — зло спросил он.
— Я могу говорить просто, — откликнулась царевна, и вдруг резко свернула в сторону гейзеров, обнаружив незаметную тропку, пересекающую долину насквозь. Ею пользовались местные жители, навещавшие предков, но ни на одной карте она не значилась. Дорожка была рассчитана на аса, и громадной етунше приходилось ступать очень осторожно. Она снизила темп ходьбы, что позволило Локи немного выровнять дыхание.
— Моя речь тебе будет понятна на нашем родном наречии. Локи проглотил готовые сорваться с языка колкости. Родное наречие — только его не хватало! Не то, чтобы Локи не знал язык Етунхейма. Знал, конечно. Он знал наречия каждого клана Железного Леса, даже тех, которые Один вырезал несколько столетий назад. Изучение языков враждебного народа всегда было бессмысленной пыткой, лишь теперь обретшей смысл. При изучении прочих языков ему прощали грубые ошибки, но отец выходил из себя при малейшей неточности в языке етунов. Множество раз он холодно объяснял, что язык заклятых врагов — суровая необходимость для будущих правителей, причем не один язык, а сразу все его многочисленные разновидности. Существовал некий общий язык етунов, на котором разрозненные кланы объяснялись меж собой, но даже он распадался на десяток вежливых форм. Язык старшего к младшему сильно отличался от языка младшего к старшему, язык женщины к мужчине имел мало общего с языком мужчины к женщине, а обращение к старшей женщине было иным, чем к младшей. Формы глаголов, вежливые приставки и суффиксы, междометия, окрашивающие предложение в разные оттенки — в детстве Локи казалось, что гнев отца по поводу языков Етунхейма обрушивается на него гораздо чаще, чем на Тора, и только две зимы назад стала понятна причина той давнишней несправедливости. Ко всем прочим неудачам относились если не благосклонно, то с пониманием. Физически Локи был слабее Тора, поэтому ему нанимали особых учителей, которые тренировали его по своей программе, используя немногочисленные преимущества и ретушируя недостатки. При изучении политических и экономических премудростей, стратегии и тактики ведения боя к царевичам относились с большим вниманием и старались доходчиво объяснить сложный материал. Но только не в языке Етунхейма, будь он неладен! Причем Локи точно знал, что сам отец не идеально на нем говорит. В старшем возрасте он ловил отца на ошибках и даже смел негодовать, но Один спокойно объяснял, что скоро отношения с Етунхеймом наладятся, поэтому молодому поколению язык нужно знать лучше, чем старикам. Ох, если бы Локи представлял себе тогда все планы отца! Язык он в конце концов выучил, но идеально знал только мужские формы речи, которые ему было, с кем тренировать, с женскими дела обстояли гораздо хуже. Но сейчас перед ним женщина. Ивар спокойно и изящно щебетал на языке, подходящем для старшей женщины, но в свое время Локи у него учиться не стал.
— Я попробую, но не уверен, что не оскорблю тебя каким-нибудь префиксом, — нарочито медленно произнес он, с большим трудом вспоминая слова и правильные окончания, уместные для старшего родича женского пола. Он мог бы говорить и дальше на языке асов, милостиво разрешив сестре перейти на родное наречие, но вбитые с детства правила приличия не позволили.
— У тебя прекрасно получается, младший брат, — речь царевны тут же потеряла всю свою вычурность. — Я рада, что ты так хорошо владеешь родным языком.
— Мой родной язык — асгардский, — огрызнулся Локи, точно забыв вежливую частицу в конце. — Я был младенцем, когда меня украли, и говорить не умел. Кстати, ты знаешь мою настоящую дату рождения?
— Знаю. 4582 год общего исчисления, четвертый день кукушачьего месяца.
— Невероятно точное совпадение по дням, — присвистнул Локи. — Отец объявил о моем рождении в восьмой день того же месяца, но другого года. Я старше самого себя лишь на четырнадцать лет. Небольшая разница.
— Ты счастлив в Асгарде? — начала етунша с обмена любезностями: еще одна неотъемлемая часть светского ритуала.
— Я рос в доме самого Одина как его родной сын.
— Я очень рада слышать, что тебя не притесняли. Асы — жестокий народ, они плохо относятся к чужакам.
— О том, что я чужак, знали только царь и царица, — объяснил Локи, замедляя темп ходьбы. — Я был и остаюсь своим. Немногие посвящены в мою тайну.
— И эти немногие скоро погибнут. Я знаю, что так будет.
Локи пожал плечами. Он не заплачет по так называемым «друзьям», а уж Хагалара придушит собственными руками. Сладкие мысли о мести придали крупицы сил, но ненадолго: угнаться за етуншей было почти невозможно. Оставив бесплодные попытки, Локи обратился в белобровика и таким образом избежал продолжения разговора, который всё равно ничего не давал. Локи помнил слишком мало слов и с трудом формулировал что вопросы, что ответы.
Наконец, долина гейзеров осталась позади, а впереди показалось кладбище, по которому разгуливали асы! Встречаться с ними не входило в планы уставших путников. В прошлый раз Локи посещал кладбище в зимнюю половину года, когда крестьяне сидят в теплых домах, но сегодня погода стояла отменная.
— Подождем сумерек, чтобы не привлекать ненужного внимания.
Царевна кивнула и уселась на землю. Она ужасно устала: ее грудь высоко вздымалась, а глаза сами собой закрывались. Всю жизнь она почти не выходила из дворца, и полуторачасовой поход по лавовым полям и каменным тропкам мало чем отличался для нее от подвига. Возможно, она хотела есть или пить, но у Локи ничего с собой не было. Он снова обернулся птицей и полетел на кладбище искать могилу матери. Он видел ее только однажды, причем зимой, а зимний пейзаж сильно отличался от летнего. Свою могилу — разукрашенную свежими цветами и сушеными ягодами, будто кто-то из окрестных крестьян еще не знал о чудесном воскрешении, — он нашел сразу. Но как найти курган матери? Он помнил, что отец вел его довольно долго, но виноваты могли быть снег и неутоптанная дорожка, внешне же искомый курган ничем не выделялся на фоне прочих. Локи наложил на себя иллюзию типичного светловолосого асгардца и попытался вспомнить направление. Он вышел к какому-то невзрачному кургану, но вовсе не был уверен, что к нужному. Не будут же они с царевной раскапывать все курганы, пока по роскошным дарам не поймут, где именно лежит царица.
Локи расспросил всех гостей мира мертвых о могиле царицы Етунхейма, но большинство не знало даже о ее существовании. Только двое показали на курганы, причем на разные, в равной степени не похожие на припорошенный снегом холмик, подле которого Локи долго стоял на коленях прошлой зимой. А ведь отец тоже мог ошибаться и подвести не к тому кургану.
Прошло два часа. Беркана и Ивар все также сидели на качелях на главной площади и на что-то надеялись. Прошло еще полчаса. И еще час. Несколько раз к ним подходили любопытные приятели, но они неизменно отвечали, что сидят на качелях по приказу Локи и уходить отсюда никуда не собираются. Отал так и не появилась. То ли решила не связываться с друзьями царевича, то ли сладко спала. Лишь когда начало темнеть, Ивар с трудом встал.
— Я пойду найду Раиду, а ты отыщи Лагура. Встретимся у Речки.
— У Речки? — Беркана растерянно посмотрела на невольного заговорщика снизу вверх. — А что мы будем делать?
— Просто найди Лагура. Ich bitte dich{?}[Прошу тебя].
И Ивар быстрым шагом направился в глубь поселения. Беркана сладко потянулась, размяла затекшие ноги и поплелась следом. Найти Лагура? Что ж, с этим она справится. Вместе они наверняка что-нибудь придумают.
Естественник обнаружился в одном из лабораториумов, где шла оживленная работа и не менее оживленный спор про свойства подходящих почв для молодых дубов и елок. Лагур сидел в сторонке с книгой и не участвовал в обсуждении, которое норовило перерасти в драку. Беркана не стала ничего объяснять, просто клещом вцепилась в его руку и потащила наружу.
— Случилось что-нибудь с тобою, дочь Вотана? — рассеянно спросил Лагур, не отрываясь от книги.
— Локи. Срочно. Пошли, по пути расскажу.
И они двинулись в сторону единственного моста, пересекающего Речку. Ивар с братом были уже на месте. Раиду, бледный и осунувшийся, что-то кричал и размахивал руками. После жути, что он творил с пленными людьми, он так в себя полностью и не пришел, и Беркана его опасалась.
— Наконец-то! — обернулся он в сторону пришедших. Под его мечущим молнии взглядом Дочь Одина села на ближайший камень и решила помолчать. Лагур привычным жестом перелистнул страницу и тоже приготовился слушать, спиной опираясь о перила моста.
— Мы не будем прятаться в соломе как последние трусы! Я немедленно отправляюсь на кладбище, mit oder ohne euch{?}[с вами или без вас]!
Раиду жестикулировал так отчаянно, что чуть не выбил глаз брату, а у Берканы не на шутку разыгралось воображение. Она представила мертвого Локи, лежащего на могильном холме. Етунше даже не нужно оружие, чтобы убить его, она свернет хрупкую шею голыми руками. От таких страшных мыслей всё тело словно окоченело. Стало по-настоящему страшно. Смерть Локи — это конец всему. К счастью, Ивар трезво оценивал ситуацию: он перехватил Раиду и даже ненадолго удержал.
— Брат, послушай, а если мы придем всей толпой, а с ним всё в порядке? Мы ослушаемся приказа.
Но Раиду едва ли был готов действовать разумно, он только больше распалялся:
— Я готов принять смерть от его рук.
— Боюсь, он будет зол не на тебя, а на нас с Дочерью Одина. Но дело ведь в другом. Мы ничем не поможем Локи, потому что не доедем до кладбища, нас убьют по дороге. Это безрассудство — выходить за стены поселения без Локи да еще и ехать так далеко, где точно нет крестьян, работающих на нас. Das ist ein reiner Selbstmord{?}[Это самоубийство.].
— Вот и трясись в углу от страха, если тебе так дорога жизнь! Отдавай осколок Тессеракта! Я еду за богом!
— Брат, прости, но это невозможно, — даже вечно спокойный голос Ивара дрогнул, смущенный дикой яростью, обрушившейся на него. — Ты разве умеешь им пользоваться? Да и выносить кусочки Тессеракта в большой Асгард запрещено всем. Даже Локи не взял с собой медальон, хотя ему точно было бы удобнее отправить царевну домой прямо с кладбища. Хеймдаль увидит перемещение. Рисковать нельзя. Пожалуйста, одумайся.
— А, может, — робко начала Беркана, так что ее шепот едва расслышали. — Может, мы скажем магам, тингу, и они решат, что делать? Логисты могут помочь или…
— Дура! Может, мы еще всему поселению расскажем, что царевич уехал с етуншей? — заорал Раиду так, что все поселение чуть не узнало страшную тайну без всяких докладов. — Пока мы точим лясы, время уходит. Я отправляюсь немедленно.
— Это самоубийство, брат, — Ивар мягко положил руку на плечо, но привычный жест не возымел никакого эффекта. — Пожалуйста, одумайся.
В ответ Раиду оттолкнул его, да так, что Ивар чуть не свалился в воду. Беркана слова сказать не успела, как неистовый ученый унесся прочь, расталкивая ни в чем не повинных асов, попадавшихся на его пути. Ошеломленная, она смотрела ему вслед, не решаясь догнать.
— Мы… не пойдем с ним? — нерешительно спросила она, переводя взгляд с Лагура и Ивара и обратно.
— Кто смерти ищет, тот ее найдет, — глубокомысленно изрек Лагур и поплелся вдоль Речки, вовсе не в ту сторону, где исчез Раиду.
— Милая Беркана, — голос Ивара сочился нежностью: точно таким же голосом Локи грозился им смертью несколько часов назад, — мы не можем ослушаться царевича, ты же понимаешь. Es ist zu gefährlich{?}[Это слишком опасно].
— Мы? — неверяще переспросила Беркана. — Так ты специально это сделал? Чтобы Раиду…
— Нет, что ты, конечно, нет, — отмахнулся Ивар. — Я думал, что мы обсудим проблему и найдем какое-нибудь простое решение.
— И ты это считаешь простым решением? Раиду не владеет ни мечом, ни копьем, он не целитель и не поможет Локи. Ты просто послал его на смерть.
— Я сделал всё, что мог.
— Нет! Это неправильно, — Беркана сжала кулаки и бросилась вслед за Раиду. Его надо остановить любой ценой! Но она опоздала. Ворота медленно закрывались, а на горизонте терялись очертания… трех всадников?
— Кто только что уехал? — накинулась Беркана на зевак, столпившихся у ворот.
— Естественник, Раиду. Он с рабами царевича поехал за Локи. Что-то ему понадобилось.
Беркана остановилась как вкопанная. Рабы царевича — ну конечно же, как она сразу не догадалась! И не только она — никто в поселении не обращал на них внимания, но они ведь свита Локи, их одежды украшены соответствующими регалиями, наверняка они умеют драться и постоять за себя. Всю жизнь Беркана не считалась с рабами и почти никогда не сталкивалась с ними, даже живя в заворотном мире. И вот теперь судьба и Раиду, и Локи в руках парочки рабов. Какой позор!
Вечерело. Последние асы покинули кладбище, а Локи всё гулял меж двумя могилами, судорожно вспоминая, какая настоящая. Голова кружилась от волнения, его лихорадило. Столько вопросов надо задать матери, расспросить о жизни и смерти, о рабстве и воцарении в Етунхейме,
Наконец-то он узнает настоящую правду. В прошлом году Локи рассказали много нового о малой родине, а последние нелепости про Етунхейм поведал Хагалар, застукав во время занятий с монстром в человеческой шкуре. Лицо мага так перекосило, будто он за раз съел дюжину лимонов. Дождавшись ухода человека, Вождь набросился на царевича с очередными упреками:
— Милый мой ребенок, мало мне было твоего ученичества у женщины, позорного для мужчины и воина, так теперь ты еще и позволяешь человеку обучать себя бессмысленным разделам псевдоматематики. Я, конечно, понимаю, что тебе о детях и будущих поколениях заботиться нет смысла, но о себе и своей судьбе бы подумал.
— Я думаю о судьбе Асгарда, — огрызнулся в ответ Локи. — Ты — клятвопреступник — тоже хочешь осквернить меня собой. Чем ты лучше? Если кто-то знает то, чего не знаю я, но что может мне пригодиться — я овладею его знаниями. Будь то человек, женщина, тролль или чайка — мне безразлично.
— Хм, а в чем-то твой приемный папаша все же был прав, — Хагалар понизил голос до шепота. — Из тебя ведь когда-то «тень» хотели вырастить. Ты, конечно, не знаешь, да и откуда тебе, но хотели. И я долго, со вкусом доказывал, что демон ночи из тебя получится с большей вероятностью, чем Тень. Ведь Тень живет в тени, а ты жаждешь сгореть на солнце. И все же кое-что у тебя от нее есть — она тоже не считалась с методами и шла к цели, не обращая внимания ни на удачу, ни на статус, ни на опасности — ни на что. Кстати, ее не уважали за это. Хотя и боялись смертельно: она в любой момент появлялась где угодно прямо из стены и убивала аса на месте, просто потому что ей пригрезилась измена. И ничего ей за это не было, хотя Один приносил соболезнования родным и близким случайного потерпевшего. Тень — собранные воедино пороки Всеотца. Сам он весь такой воздушный, сияющий, глуповатый и добрый сидит на троне, пока его коварный двойник летает по всему царству и вершит неправедный суд. По крайней мере задумывался тот многосотлетний спектакль с этой целью, и в Асгарде долгое время в него верили, да и в других мирах тоже.
— Из меня не собирались готовить Тень, — перебил Локи, устав слушать очередную ностальгическую ложь. — Отец готовил меня на трон Етунхейма, а вовсе не в помощники брату.
— Это когда даже слепому стало понятно, что ты станешь не помощником, а убийцей брату, — заверил Хагалар с такой уверенностью, будто сам приложил руку ко всей этой истории, хотя к тому моменту он точно сбежал из Асграда и не мог повлиять ни на что. Локи хорошо считал и биографию недруга почти полностью вычислил. — Кстати, о Етунхейме и о твоем будущем, мой милый. Я не просто так сказал, что тебе нет смысла думать о потомках и будущем. А ты даже не заметил моего намека и не стал спорить.
— Заметил, — откликнулся Локи. — Но не хочу слушать очередную ложь.
— Я никогда тебе не лгу, — покачал головой Хагалар. — И учитывая твой возраст и ближайшие перспективы, думаю, есть вещи, которые тебе пора знать. Вряд ли дорогой псевдопапаша упоминал о том, что Асгард несколько столетий лелеял мысль выкрасть младенца-царевича из Етунхейма.
Локи нахмурился. Ни о чем подобном он не слышал. Или не помнил всех мудрый речей отца.
— Позволю себе напомнить, что Асгард и Етунхейм — два равных мира, столетиями боровшиеся за мировое господство, а вовсе не мир богов и мир страшных монстров, как тебе с детства внушали. Боролись они с переменным успехом, пока не появились, точнее, пока не выросли сыновья Лафея. Вот тогда всем стало ясно, что Асгард проиграет битву за власть. Не удивляйся, тебе многое не говорили, особенно то, что доказывает величие ледяных гигантов. У етунов очень странное понятие семьи — они до безумия верны той семье, которую сами создали, то есть жене и детям, либо родителям и братьям. Стоит ребенку жениться, как прошлая семья перестает для него существовать, и он полностью погружается в собственную. Твоим братьям — всем троим — было больше тысячи трехсот зим. Для етунов это самый расцвет жизни, когда мужчины не заводят, а уже давно завели свою семью. Но ни один из них не был женат, зато они были бесконечно преданы отцу и вместе с ним творили такое, что прочие миры, и Асград в том числе, только руками разводили. Какие политические комбинации! Какие экономические соглашения! Сплошные шедевры, сплошные победы на дипломатическом уровне. И отец твой, уже решившийся на тройное убийство, всё ждал, когда же хоть кто-нибудь из них женится, чтобы по-тихому выкрасть внука Лафея, воспитать в Асгарде и посадить на трон Етунхейма, когда не останется других претендентов. Ничего не напоминает, а? Один столетия ждал, но ничего — мальчики давно переступили черту совершеннолетия, но не завели не то, что жен, а даже официальных любовниц и, кстати, ни одного внебрачного ребенка — а у етунов строгий учет. Догадываешься, что это значит?
— Намекаешь, что полукровки стерильны, — зло бросил Локи. — Только вот ты плохо читал учебники, Хагалар. Полукровки с асами не бывают стерильными. Асы скрещиваются с любой расой, и их потомство плодовито. Этим вы и отличаетесь от всех прочих жителей Девятимирья.
— В лабораториумах и пробирках — конечно, — самодовольно кивнул Вождь, — но ты никогда не обращал внимания, что настоящих полукровок с великанами никто своими глазами не видел, и как Лафею удалось шестерых получить — тайна, так что имей в виду, мой милый, что возможно всё. Сестры то твои тоже детей не имеют и не замужем. Замуж им нельзя, а вот, что у них за их длинную жизнь ни одного любовника не было — не верю. Етуны детей берегут. После кошмарного поражения и разрушения страны о внуке или внучке Лафея точно объявили бы, даже будь он или она внебрачной. Так что я тебя предупредил. Лучше бы тебе провериться, пока не поздно. Есть вещи, которые важно о себе знать.
Локи внимать предупреждению не желал, он вообще старался не обращать внимания на бесконечные выпады Хагалара, которыми старик пытался побольнее уколоть, но все же полностью отрешиться от зловещих предупреждений не получилось. Стал бы Лафей штамповать заведомо бесплодных наследников ради сиюминутной победы над Асгардом и воцарении в Девятимирье? Етуны — народ странный, Локи их не понимал и стремился понять только в детстве, до того как ему вбили в голову мысль про расу монстров. В детстве они с братом зачитывались сказками Етунхейма, не походящими ни на какие другие. В то время, как у прочих народов отважные мужчины сражались за нежных красавиц, у етунов, в обществе, где женщине отводилась роль глубоко уважаемого предмета мебели, практически не разговаривающего с мужчинами и ни на что не влияющего, в древних сказках именно девушка становилась героиней, спасающей невинные души и сражающейся за любовь. Часто сказки начинались с того, что некая етунша влюблялась в юношу, против которого выступали ее родители — это было обязательное условие, — потом с ним что-нибудь случалось, он покидал Железный Лес не по своей воле, а она, презрев опасности, бросалась в погоню и, превращая собственное тело в ледяные кинжалы, вырывала любимого из лап злодеев. Етунша один раз совершала подвиг, доказывая судьбе, что достойна лучшей доли, и всю оставшуюся жизнь наслаждалась покоем под покровительством и полной защитой мужа. Впоследствии правители Етунхейма оправдывались: мол, в прежние времена из-за несовершенства общества женщины вынуждены были идти на подвиги, зато теперь они сидят дома, занимаются детьми и уютом и ни о чем не беспокоятся, ведь все проблемы решают мужчины… Которых они видят только ночью, если луна ярко светит. В светлое время суток общаться с женщиной в современном Етунхейме считалось неприличным даже для мужей и выросших сыновей. Женщин безмерно ценили только как хранительниц домашнего очага и целительниц физических или душевных ран. В этом Асгард с Етунхеймом сходился — в обоих мирах врачами были, в основном, женщины, причем в Етунхейме обучение было настолько прекрасно, что большинство целительниц Асгарда получали образование именно там. Разумеется, до последней войны.
Не меньше, чем сказки, поражал Локи и героический эпос Етунхейма, но с совершенно другой стороны. В героическом эпосе речь велась о славных битвах между героями Етунхейма и Асгарда. Разумеется, герои Етунхейма в конце концов побеждали. В Асгарде пелись точно такие же баллады, но с победой асов, соответственно. Оба варианта баллад царевичи подробно разбирали на занятиях. Одни учителя предполагали, что битв было несколько, сражались не всегда до смерти, и каждая сторона увековечивала выгодное ей сражение. Другие утверждали, что битва все же была одна и со смертельным исходом, но каждая сторона впоследствии написала балладу о своем герое, как если бы он победил.
О подобных мелочах Локи тоже хотел расспросить мать. Спрашивать сестер не имело смысла, учитывая их чужое етунское мировоззрение. Только у покойной царицы было мировоззрение аса и знания етуна. Еще больше, чем о сказках, Локи хотелось узнать о собственной семье и биографии ближайших родственников, но то были слишком личные вопросы, с которых не следовало начинать, а вот вопросы о культуре, эпосе и истории нейтральны и должны настроить мать на дружественный лад… Если ее вообще удастся вызвать, если она захочет говорить.
Наконец, когда солнце зашло за горизонт, погост опустел. Локи вернулся к царевне, которая даже позы не сменила. Ее взгляд был устремлен вверх, в бескрайнее синее небо, такое непохожее на небо ее холодной родины.
— Ты уверена, что в Етунхейме твое отсутствие не заметят? — спросил Локи сперва на асгардском, но быстро исправился и перешел на етунхеймский. Правда, мужской, но сестра прекрасно поняла его.
— Уверена, — она поднялась на ноги и немного размялась. — Идем.
Она шла так целеустремленно, будто знала, какой курган принадлежит матери. Нечаянная догадка поразила Локи:
— Ты присутствовала на похоронах?
— Нет. Но я ее чувствую. Всегда чувствовала. Она же моя мама, — царевна перешагнула через каменную ограду кладбища. Локи предпочел воспользоваться обычным входом, а не карабкаться по камням. К асгардским курганам царевна не испытывала никакого уважения: она шла прямо по ним, а через мелкие перешагивала, словно через лужи или камни. Она нисколько не уважала асов, хотя являлась на половину асиньей. Локи же ненавидел етунов, хотя являлся на половину етуном.
Царевна остановилась подле кургана, чьи очертания терялись в сумерках. На него ни один ас не указывал, но это вполне мог быть тот самый курган, который показывал Один.
— Она здесь, — прошептала царевна, опускаясь на одно колено. — Я чувствую. Она ждала меня.
— Ты хочешь сказать, что ее дух не отделился от тела? Или остался в какой-нибудь захороненной вещичке? — переспросил Локи. Наука это мракобесие отрицала, но богов, взрывающих магическую систему сосудов, она тоже отрицала. Царевич одним четко отработанным движением зажег на руке пламя. Перед ним высился самый обычный небольшой холм, поросший травой и мхом. Его и предстояло осквернить. Даже собственную могилу, куда заботливые приемные родители сложили все любимые и коллекционные вещи, Локи не посмел раскопать, хотя собственная да еще и фальшивая могила никакого вреда не причинила бы: ни одной части его души там не томилось, а у животных нет душ. И вот сейчас он своими руками разроет могилу более чем тысячелетней давности. Середина 4595 года — значимая дата для всех миров — дата победы над етунами и образования Девятимирья. Один стал Всеотцом и железной рукой установил мир во всех мирах. В тот же год и состоялась торжественная погребальная церемония царицы етунов. Ее похоронили в том мире, где она родилась, но не правила. Желала ли она оказаться именно здесь? Локи еще только предстояло это выяснить.
Инструменты для раскопок он захватил еще из поселения. Осталось только достать их из подпространственного кармана, но царевич медлил. Все его естество противилось встрече с покойницей. Он никогда не общался с мертвыми и знания черпал только из лживых легенд.
— Я закончила, — царевна поднялась на ноги, но Локи даже не заметил, что она что-то начинала. — Мама ждет нас. Она почувствовала меня. Но я не могу разобрать ответа. Мы должны добраться до нее.
— Предоставь это мне, — Локи с тяжелым сердцем проявил инструменты, которые етунша тут же перехватила.
— Позволь мне, брат, я ведь сильнее, — царевна была настроена решительно, а Локи копать вовсе не хотелось, поэтому он протянул ей кирку и лопату, а сам лишь поддерживал огонь на руке. Асы предпочитали устраивать покойников на горящих кораблях и отпускать в океан, но некоторые хоронили родственников в земле. Либо жадные до дерева, либо чересчур сильно любившие покойных, либо получившие не тело погибшего, а лишь небольшую его часть. Но царицу Етунхейма хоронили в Асгарде по иной причине: чтобы показать, что она принадлежит асам, а не етунам или безбрежному океану.
Курган, на половину просевший и примявшийся за тысячу зим, поддавался легко — туф, перемешанный с землей и мелкими камушками, разлетался во все стороны, приминая мхи, злаки и отдельные куртины черники.Вряд ли прежде царевне приходилось держать в руках лопату, но орудовала она ею умело и ловко. В сражения етуны шли обычно безоружными, обращая собственное тело в острые ледышки. Асы отвечали копьями, топорами и мечами, но сойдись они с великанами врукопашную, и никакая удача не обеспечила бы победу над таким сильным противником.
Не прошло и получаса, как лопата етунши уперлась в настоящий камень.
— Погребальная камера. Значит, ее не сжигали, — удивился Локи. Он то был уверен, что мать сперва предали огню, а потом уже закопали останки, но пламя на его руке горело ярко, освещая самый настоящий базальт — из него же были сложены все окрестные крестьянские дома. Етунша удвоила усилия, и вскоре оказалось, что огромная погребальная камера не имеет никакого намека на дверь и придется осторожно выламывать камни. Царевна помощи Локи не просила и всё делала сама. Стену она разбирать не стала, а вместо этого разобрала часть крыши. Молодой маг прекрасно понимал, что сейчас увидит женский скелет, в лучшем случае покрытый обрывками платья. Или ничего не увидит, если мать таки сожгли перед погребением. Огненные шары стали ярче. Он жаждал увидеть настоящую мать, он помнил видение, подосланное отцом, но сейчас, когда цель была так близко, он просто не мог заставить себя подойти ближе и заглянуть в проем, зияющий чернотой. Царевна же вовсе не смущалась. Одним точным ударом руки она расширила отверстие. Громкий звук падающих камней разнесся по округе и затих, уносимый легким ветерком. Ничего не произошло, из оскверненной могилы никто не выполз. В проеме не показалось привидение с щупальцами, полупрозрачное, гадкое или жаждущее крови. Царевна заглянула внутрь: фосфорицирующим глазам хватало неясного света огненных шаров Локи, стоящего у подножья кургана.
— Мы не ошиблись, — произнесла она торжественно. — Я узнала мамины вещи.
Локи сглотнул, но подойти ближе не осмелился: кости, череп, погребальные украшения и платья, золотые кубки и сгнившее мясо коней и кур — ничто из этого интереса не представляло. Сестра же бесстрашно засунула внутрь огромную лапищу и с трудом достала какой-то мелкий предмет. Это оказалась женская фибула с блестящими голубыми камнями свартальвхеймского происхождения.
— Часть церемониальной царской одежды, — пояснила она, чем немало удивила Локи, который считал, что етуны одеждой не пользуются. — Теперь я призову ее дух.
Локи до конца не верил в происходящее. Он ожидал, что сестра падет на колени и начнет молиться на каком-нибудь неизвестном наречии, но вместо этого она взяла фибулу, положила на камень и молча уставилась на нее. Локи последовал ее примеру, но ничего не заметил, даже увеличив количество огненных шаров. Сестра заходила то с одного бока, то с другого, но фибула не подавала признаков жизни. Ночь окончательно вступила в свои права, а тучи заволокли звезды — ничто, кроме огненных шаров, которые вымотанный Локи с трудном поддерживал, не освещало раскуроченный курган. Царевич мысленно прикидывал, как до рассвета вернуть кургану приличный вид, как вдруг над фибулой возникла женщина.
Локи инстинктивно отпрянул назад и схватился за оружие — один из огненных шаров тут же потух. Женщины не было секунду назад, но сейчас она стояла перед ним. Без всяких щупалец или клыков. Самая обычная асинья. Живая…
— Мама! — царевна бросилась в объятия покойницы и обняла ее, хотя для этого ей и пришлось согнуться в три погибели. Это не могла быть иллюзия, иллюзию не обнимешь.
Локи смотрел на незнакомку во все глаза. Она стояла в роскошной шубе и теплых сапогах. Черты лица были грубые, заветренные: жизнь асиньи явно клонилась к закату. Локи знал даты рождения безвременно почивших царевичей, но никогда не пытался посчитать возраст матери хотя бы примерно. Она оказалась не молода, если не сказать стара. Она была некрасива и совсем не походила на ту молоденькую асинью с копной пшеничных волос и россыпью мелких веснушек, которую показывал отец. А еще она была совершенно чужой, нисколько не похожей на свою дочь, с которой тихо разговаривала на древнеетунхеймском — чужом для Локи языке. На него она не обращала ни малейшего внимания, пока царевна на произнесла на современном наречии, сдобрив фразу целым потоком вежливых суффиксов:
— Мама, я пришла не одна. Здесь мой младший брат — Младший Царевич Етунхейма.
— Что? — царица так резко повернулась, что у любой живой асиньи хрустнули бы разом все шейные позвонки. — Это действительно ты?
Ее асгардский был грубым и походил на карканье, она словно выплевывала каждое слово на ненавистном языке. Лицо, изборожденное морщинами, стало по-настоящему уродливым, из-под шапки выбились седые пряди волос.
— Как же ты похож на моих сыновей! Лизоблюд Одина, погубивший Етунхейм. Ты должен был сдохнуть в храме, но ты выжил!
Искаженное яростью лицо теряло черты, роднившие его с живыми асами.
— Я же прокляла тебя. Ты должен был сдохнуть в младенчестве!
Локи оторопело смотрел на мать. Горло сжалось в болезненном спазме, не позволяя выговорить ни слова.
— Раз ты выжил, — женщина протянула дрожащую морщинистую руку, — то я прокляну…
Договорить она не успела — два кинжала вонзились в фибулу, расколов ее. Дух исчез мгновенно, будто его и не было. Потух огонь, оставленный без присмотра. Остался только один маленький огненный шарик, на поддержание которого у Локи уходили последние силы. Он озарял их лица — Младшего Царевича и Старшей Царевны. Они смотрели друг на друга, а кинжалы, брошенные одновременно, так и остались лежать на камне. Осколки фибулы разлетелись в стороны, драгоценные вставки выпали и затерялись в земле и туфе. Только сейчас Локи заметил, что они с сестрой похожи не только внешне. Разделенные почти тысячью зим, разделенные мирами и воспитанием, они сохранили некую общность мышления.
— Ты спасла меня, — с трудом произнес царевич на асгардском, забывая об этикете. — Зачем?
— Ты мой брат и мой будущий муж — так сказал Один много веков назад, — медленно произнесла царевна на етунхеймском. Глаза Локи расширились, он вспомнил давнишний сон — больше года прошло, и вот он частично сбылся. — Ты моя семья — это самое главное. Мама мертва, никто не оживит ее, ей еще долго пировать в Вальгалле. Она ненавидит асов и тебя. Твоя смерть должна была даровать Етунхейму могущество, но ты выжил, а Етунхейм разрушен.
— Из-за меня твоя жизнь не сложилась, — Локи поднял оружие сестры. Она бросала кинжалы не хуже него и прекрасно знала, что единственная могла остановить духа. Если бы Локи против ее воли сломал фибулу, она бы перенесла дух матери в другую погребальную безделушку.
— Твоя смерть — это смерть моего брата, — пояснила царевна, сжимая в руке роскошный кинжал Локи. — А я верю, что когда-нибудь ты починишь хотя бы часть того, что разрушили наши предки. Возродишь величие Етунхейма. Ведь ты сейчас с теми, кто видит гораздо дальше дворца Асгарда. Я верю, — она убрала кинжал к себе, Локи последовал ее примеру, — в те воспоминания, которые остались в твоем сердце, но которые ты никогда не вспомнишь. О зимах, проведенных с нами — с твоей настоящей семьей.
Царевна и не догадывалась, но Локи с недавнего времени всё помнил. Лучше всего — события в храме, но в памяти всплыли также отрывки из далекого младенческого прошлого. Четырнадцать первых зим он прожил в Етунхейме — хватит ли этого, чтобы погасить ненависть к народу ледяных гигантов?
— Кто убил ее? — с трудом произнес он. — Кто убил наших мать и братьев?
— Я не видела, — покачала головой царевна. — Говорят, что братьев — Один со своей ожившей половиной, а мама была смертельно ранена, когда вернулась в храм, к тебе. Наверное, кто-то из простых асов задел ее. Она ведь вела армию и сошлась в битве с первыми рядами асгардцев.
— Правды мне никто не расскажет, — устало пробормотал Локи. Огонь на руке окончательно потух, на плечи навалилась ужасная усталость вкупе с разочарованием. Он вместе с сестрой кое-как вернул камни на крышу погребальной камеры, следя, чтобы сестра не забрала с собой никакой вещицы для вызова духа в Етунхейме, хотя и считалось, что говорить с привидением можно только у кургана. Царица Етунхейма, ненавидящая Одина, попала в Вальгаллу и выступит за асов в последней битве — порой норны бывают неоправданно жестоки.
Они с сестрой не успели привести курган в порядок, как вдруг на кладбище появились совсем уж незваные гости. Раиду в сопровождении его собственных рабов — настоящий сюрприз! Локи полагал, что за ним, несмотря на угрозы, отправится Ивар или некстати вернувшийся Хагалар, но уж никак не Раиду, не имевший к случившемуся никакого отношения.
Рабам Локи приказал привести холм в порядок и восстановить камеру. После получасовой работы курган получился неаккуратным — и слепой догадается, что он осквернен. Травы и мох, уложенные сверху, скоро засохнут, лишенные корней и ризоидов. Но Локи не волновался. Никто не знает, чей это курган, отец просто так на кладбище не поедет, а вероятность того, что курган проведает кто-то из клана матери, мала. По крайней мере, Локи хотелось так думать. Он вместе с Раиду и царевной отправился в поселение. Всю дорогу ученый кидал подозрительные взгляды на етуншу и обеспокоенные — на царевича, но спрашивать ни о чем не смел, а Локи рассказывать ни о чем не желал. Сестра выглядела усталой, но все же с легкостью нашла проход между гейзеров. Раиду с опаской следовал за ней. Он о проходе не знал и на кладбище ехал в обход, поэтому так задержался. Локи порадовался его слепоте: ученому не стоило встречаться с духом.
Когда до поселения осталось не более мили, царевич остановил коня.
— Полог невидимости еще действует. Возвращайся с царевной в поселение. Пусть Ивар отправит ее домой.
Локи на мгновение задержался, собрался с мыслями и произнес на етунхеймском:
— Мы еще увидимся, сестра.
— Скорее, чем ты думаешь, брат, — откликнулась она. Выяснять подробности у Локи не было ни сил, ни желания. Раиду ускакал вперед, оставляя за собой только облако пыли. Скоро всё закончится. Но на душе спокойнее не станет. Мать, о которой Локи грезил, пыталась его проклясть; сестра, которую он ненавидел и не признавал, защитила его. А еще они поменялись оружием — первый шаг к взаимному доверию пройден. Только вот после страшного открытия в хранилище оружия Локи никому больше не доверял.
====== Глава 111 ======
Погруженный в невеселые мысли, Локи обнаружил себя в седле, в одиночестве скачущего по следам брата, благо, тот заранее продумал маршрут и известил окрестных бондов о своем прибытии. Образ матери не покидал сознание, а ужасная встреча, не занявшая и минуты, прокручивалась в голове на разные лады и с различными окончаниями. Дабы хоть как-то отвлечься, Локи насильно заменил образ матери на образ карманного монстра. Беннер — забавный человек: невзлюбил лоск дворцовых стен, но благоволит нищенскому поселению. Глупый человек. Дворцовые асы неспроста превратились в богов сразу для нескольких народов. Они, может, и презирали людей, но тысячелетиями защищали от ледяных и огненных великанов, давно положивших глаз на Мидгард. Локи не помнил ни одного прецедента, когда бы столичные асы или войска Одина наносили людям хоть какой-то ущерб: даже человеческие жертвоприношения были скорее красивой легендой, чем истиной. Зато поселенцы, искренне восхищавшиеся достижениями людей, резали их, пытали и разрабатывали вирус, призванный убить большую часть населения Земли. А доктор, уверенный что всего лишь помогает развиться отсталому божественному народу, на деле копал могилу себе подобным. И если бы не Локи, кормивший гостя со своего стола, Брюс давно бы уже питался человечиной, будучи уверенным, что на общий стол подали медвежатину, которая отродясь не водилась в Асгарде. Брюс Беннер, он же Халк, был двуликим и в прямом, и в переносном смысле, но в упор не замечал двуличия в других и попадался на простейшие уловки.
Поселенцы осыпали его комплиментами, общались чуть ли не как с ожившим богом, с избранным, направляющим слепых на путь истинный, но Локи прекрасно знал, что таится за всеми этими возвеличиваниями человека. Другое дело, что Беннер был нужен и лично ему, и всему Асгарду, поэтому он собирался защищать ученого до конца и держать поближе к себе, чтобы его точно не расчленили из очередного научного любопытства. Однако вынужденная работа телохранителем не мешала отмечать глупость и тщеславие мстителя. Как и собственные. Локи восхищался тем, как искусно поселенцы используют Беннера, но все больше подозревал, что его самого используют примерно также. В последнее время что-то затевалось, о чем ему не докладывали, а он делал вид, что слеп, хотя и пытался выяснить по своим источникам. Времени катастрофически не хватало, организовать полноценную слежку и разузнать, не задавая прямых вопросов, не получилось, но он не терял надежды. Поселенцы гораздо опаснее, чем он представлял себе изначально, а еще они лгали как дышали, поэтому выяснять их тайны приходилось обходными путями. Неприятно пользоваться услугами бесчестных временных союзников, но он и сам предпочитал жульничество благородству.
Нет лучшего способа успокоиться и оставить в прошлом страшные приключения, чем заняться самолюбованием, что Локи и сделал, предаваясь счастливым воспоминаниям последних месяцев. Он незаметно оберегал Беннера и спасал от слишком сильных потрясений, он мягко выводил поселенцев на чистую воду, он постепенно осваивал магию и заклинание огненного шара прекрасно показало себя на кладбище. У него всё хорошо, а сёстры… Требуют пристального внимания, но не прямо сейчас. Пока необходимо использовать все способности и внутренние резервы доктора Беннера.
Из-за похода на кладбище царевич не спал всю ночь, но нервное напряжение давало о себе знать — его вовсе не клонило в сон. Рассказывать о случившемся он никому не собирался, а обдумывать дальнейшие шаги относительно сестер лучше подальше от поселения. Рядом с Тором Локи чувствовал себя спокойнее, чем рядом с преступниками. Брат изучен до тонкостей и ничем не ошарашит, а, главное, — точно не подставит и не ударит в спину.
На первом же попавшемся хуторе Локи остановился, назвал себя и попросил хозяина одолжить ему нескольких домочадцев до вечера. Разумеется, с ним поехали лучшие. Проскакав большую часть светового дня, Локи к вечеру достиг хутора, где остановились на ночлег старые знакомые. Подъехав к изгороди, Локи распрощался с сопровождающими, щедро наградил их и отпустил. Лишние уши ни к чему.
Брюс Беннер собирался провести опыты и собрать статистику у сотен женщин, так что поездочка должна затянуться. Недружелюбного коня брата Локи узнал еще на подъезде к длинному дому. Тот увлеченно щипал траву и даже не поднял головы, когда мимо него проехал младший царевич. Гордыне конь явно научился у своего хозяина. Локи без колебаний направился к ограде, за которой паслись овцы, не выгнанные на лето в горы. Вечерело: двор пустовал, зато в доме горел очаг, выпуская клубы дыма.
— Брат, ты все же нашел нас! — счастливый Тор поднялся с места и поспешил навстречу, стоило Локи переступить порог полутемного дома.
— Это было нетрудно, — пробормотал Локи, по-новому взглянув на жилище обычных асов. Длинный темный дом, топящийся по-черному, с маленькими окнами, с длинными лавками, складными столами и несколькими дверьми, ведущими в комнатушки, где зимой ютилась скотина — неужели в таких условиях должны жить божественные асы? Раса богов, установившая мир во всем мире! Почему ничтожным людям, которые ничего не сделали для всеобщего процветания, достались холодильники и батареи, а богам, по праву считавшимся самым развитым народом Девятимирья, — погреба и костры посреди жилища?
Из-за встречи ли с матерью или вопреки ей, но Локи окончательно уверовал, что идет по правильному пути. Промышленная революция необходима, и не отцу, а обычным асам. Начать стоит не с золотой столицы, где магия и близость к правящему дому творят чудеса, а с хуторов, где рождается, живет и умирает большая часть населения Асгарда. Раньше Локи скорее с презрением, чем с состраданием смотрел на фермеров, мол, они сами виноваты в своем положении: слишком инертны для переезда, слишком ленивы для работы в Фенсалире. Столетиями на уроках истории Локи прилежно изучал житье и быт любых народов, но только не собственного. В отличие от Тора. Осознание пришло неожиданно: их подготовка с братом действительно сильно отличалась и не только во владении оружием. Его натаскивали на международные отношения, а Тора — на внутренние дела. И совсем в другом свете открылась давнишняя ссылка Тора в Мидгард. Только вот он, даже побывав там, среди великолепного быта людей, ничего менять в Асгарде не спешил, словно в случае нападения вовсе не его армия пойдет с мечами против пулеметов.
— Где твой лучший друг и его очаровательная переводчица? — спросил Локи, не найдя ни Беннера, ни Фену среди веселых асов, сидевших у костра и попивающих пиво.
— В сарае, — Тор неопределенно махнул рукой. — Уже давно заперлись.
— Видимо, занимаются чем-то глубоко научным, — съязвил Локи. — Пойду поздороваюсь.
Он поспешил выйти в светлые сумерки и вдохнул полной грудью свежий воздух, без привкуса дыма. Стоило прикрыть глаза, как мать и сестра на пару принялись терзать уставшее сознание. Локи мгновенно открыл глаза и сосредоточил внимание на ближайшей овце. Проще всего отвлечься на насущные проблемы. Он нерешительно подошел к небольшим дверцам в холмиках, поросших травой. Выглядели они игрушечными, но за ними скрывались небольшие помещения, лишенные окон. Заниматься там наукой неудобно, а вот более интересными делами — весьма. Локи обошел четыре или пять холмов, прежде чем услышал тихие разговоры на английском. Врываться царевич посчитал ниже своего достоинства. На стук дверь немедленно растворились, явив Фену: одетую, но растрепанную.
— Ваше высочество, — она облизнулась настолько плотоядно, что Локи передернуло. В свете магического огня, не коптящего, но едва освещающего небольшое пространство сарая, Черная Вдова выглядела безумно. Локи только сейчас оценил иронию судьбы — Брюс Беннер почти три месяца провел в компании Черной Вдовы, но не той, к которой привык.
— Здравствуй. Ты таки догнал нас, — пробормотал Беннер, не поднимая глаз от расчетов.
— Да, зашел поздороваться, — Локи с трудом протиснулся внутрь и отчетливо разглядел, что раскрытые книги, разбросанные вокруг Беннера, были на етунхеймском. Еще одно напоминание о вчерашнем ужасе!
— Рад тебя видеть, — пробормотал Брюс, не обращая внимания на незваного гостя. — Кажется, я разобрался, что у вас происходит с рождаемостью.
— Поделись, — Локи остался стоять у двери к явному неудовольствию Фену, у которой были свои планы на любимого царевича.
— Все же дело в гормонах, точнее, в одном конкретном гормоне — кортизоле, — Беннер сделал паузу.
— Я его не знаю. Что это?
— Он встречается у животных да и у растений, но называется по-разному. У него множество свойств, в основном, это гормон стресса, и среди прочего он подавляет половую функцию. Половые клетки не созревают, животные не размножаются. В нашем мире проводились опыты на мышах, которые доказали, что если их в клетке становится слишком много, то размножение останавливается само собой. Уже известно, что реакция завязана на запах — если запах своего вида слишком резок, то размножение не происходит. Считается, что это одна из причин того, что в городах меньше рождается людей, чем в деревнях или на отдельно стоящих ранчо. Но точных результатов пока нет.
— Я тебя понял, — кивнул Локи, пропуская мимо ушей аналогию с мышами. — Ты уверен?
— Я работал с женщинами твоей деревни, а сейчас и с местными. Завтра мы отправимся на следующую ферму, и если результаты подтвердятся, то предположим, что причину я установил, — Беннер тяжело вздохнул и потер уставшие глаза. — Вот откуда у вас при отсутствии городов в воздухе разлиты флюиды гормона — не знаю и не знаю, как определить источник. То ли магический артефакт, оставленный вашими врагами, то ли специфические бактерии или одноклеточные водоросли выделяют запах побочным продуктом. В вашем мире я ничему не удивлюсь. Даже тому, что твои ученые что-нибудь модифицировали так неудачно.
— Однако на первого ребенка запах не распространяется, — заметил Локи
— Наверное, организм менее чувствителен, — пожал плечами Брюс. — Но точно не скажу. Нужно оборудование и методы исследования, которых у меня нет.
— Оставь нас, — бросил Локи Фену, которая незаметно расстегнула пару застежек на его верхней одежде.
— Да, ваше высочество, — прошептала она прямо на ухо Локи, так что тот невольно вздрогнул. — Ваша милость, — кивнула она Беннеру и вышла, подметая длинной юбкой пол.
Локи подождал, пока она отойдет на достаточное расстояние. Осталось выяснить последнюю мелочь и заодно проверить, насколько большое влияние он оказывает на гостя спустя три месяца постоянного общения.
— Скажи мне, доктор Беннер, — начал Локи проникновенно, проявляя на руке огоньки, так как огненные шары покинули помещение вместе с хозяйкой. — Исследования, бесконечные пробы — зачем ты все это делаешь? Зачем помогаешь Асгарду?
— Потому что Тор попросил меня, — ответил человек, чересчур резко захлопывая книги.
— Вот, значит, как? Просьба друга, — усмехнулся Локи. — И дело вовсе не в том, что тебя здесь превозносят? Что ты живешь, как король, окруженный рабами? Что асы склоняются перед тобой и готовы лобызать твои ноги? Приятно, не правда ли? Я ведь и сам просил тебя о помощи после всего, что ты сделал со мной. Приятно, должно быть?
— От тебя опять несет безумием, — флегматично произнес Беннер, не проникшись красотой момента. — Но если тебе плевать на себя, то подумай о людях, точнее, асах, которые сидят в соседнем доме. Они и их постройки пострадают, если пробудишь зверя.
— Я не зверя бужу, — покачал головой Локи. — Мне смешно наблюдать, как ты лжешь сам себе. Джейн Фостер, несостоявшаяся невеста моего брата, покинула нас три месяца назад, а ты не стремишься вернуться на свою любимую Землю. Будто хочешь остаться среди нас.
— Знаешь, — Брюс ненадолго задумался, — я много работал еще давно, до появления большого парня. И мне нравилась моя жизнь: без ЩИТа, спасения мира и постоянного страха, что появится Халк и всё разрушит. Но теперь Земле нужен только Халк. Ты видел, насколько он… эффективен. За мной охотились много лет. И много невинных людей пострадало. Я скрывался в Индии, в Африке. Ты когда-нибудь там бывал?
Локи отрицательно покачал головой.
— А зря. Ты думаешь, что все люди живут так, как в Германии и Америке? Вовсе нет. В мире огромное количество, миллиарды людей, работающих на плантациях, умирающих в тридцать от СПИДа и недоедающих с детства. Я наблюдал простую жизнь и даже помогал, чем мог. Как врач. Тор как-то принес мне несколько целительных камней — они до сих пор у меня остались и помогли многим людям. Но помогать тоже надо уметь. Как-то меня чуть не растерзали местные жители. Украли все вещи, мне даже пришлось обращаться в посольство. Порой самые лучшие намерения кончаются крахом. Тем несчастным просто повезло, что я не обратился в Халка. И в Африке я понял, что даже как врач могу сделать ничтожно мало, поскольку не располагаю всеми возможностями, доступными в Америке. На моих руках умерли многие, которые выжили бы, живя в Америке и имея американскую страховку.
— Я тебя понял, — задумчиво кивнул Локи. — В Асгарде ты можешь делать всё, что хочешь, все двери перед тобой открыты, ведь ты — друг наследника Одина и никто не чинит тебе препятствий. Ты можешь стать настоящим героем, которым всегда хотел быть.
— И здесь, если я обращусь в Халка, меня остановят магией, — подтвердил Брюс. — Но, Локи, в том, что я тебе рассказал, есть и обратная сторона. В прошлом году провели любопытное исследование и выяснили, что во всем развитом мире каждая женщина в среднем рожает одного-двух детей, а вот в Африке с этим гораздо лучше — доходит до пяти.
— Но они все умирают в младенчестве и по сути остается тот же один? — уточнил Локи.
— Это я тебе точно не скажу, — Беннер собрал в стопку книги, которые, казалось, сверкали особым светом в присутствии царевича Етунхейма. — В нашем мире очень много социальной и прочей несправедливости, но никакой тиран извне не смог бы с ней совладать. Даже если бы твоя армия заняла Нью-Йорк, правительство быстро подтянуло бы новые силы. Несколько бомб — города нет, как и тебя, и твоей армии. Ты не поднял бы силы противовоздушной обороны, а магией читтаури не владели. Чтобы подчинить мир, тебе бы пришлось буквально вырезать Америку, Европу, Китай — все развитые страны, но что бы ты делал с дикарями, с которыми договориться даже человеку сложно, что уж говорить об иноземном захватчике? — Брюс улыбнулся. — Так что мы оказали услугу не только себе, но и тебе, разгромив твою армию. Иначе в лучшем случае ты бы остался один на один с африканцами, которые даже меня чуть не растерзали.
Локи невнятно кивнул, признавая правоту человека, что далось ему с трудом. Все же обхаживания доктора в течение трех месяцев принесли свои плоды: Беннер возомнил о себе бог весть что, ведь сам сын Одина просил его позаниматься математикой. Локи нравилось слушать чужие нравоучения. Доктор смеет поучать его, потому что понятия не имеет, что атака читтаури была лишь своеобразным способом вернуться домой, а заодно проверкой собственных способностей. Ну и, конечно, поводом досадить братцу, обожающему Мидгард. Беннер даже не догадывался о том, что именно дикарей Локи в людях и видел, ведь с дикарями, пускай и северными, были заключены пакты Одина много веков назад. Локи видел презрение в глазах Беннера, причем презрение буквально ко всему: к отсталой части человечества, не закончившей даже школы, к военным, ценящим только Халка, и даже к асам, оказавшимся вовсе не такими божественными, как он представлял. Что ж, пусть так. Пусть купается в осознании собственного величия, главное, чтобы работал. Благодаря ему за три месяца проекты продвинулись дальше, чем за весь прошлый год. Пленные люди работали неохотно и слабо понимали, что происходит, что от них требуется и какова обстановка. А Брюс, к которому все относились, как к королю, был готов в лепешку расшибиться, лишь бы обрадовать асов. Ему давно надоело лечить единичных людей третьего сорта, ему хотелось осчастливить целую нацию, чтобы асы были обязаны ему, человеку! То была игра на тщеславии, и Локи радостно ее поддерживал.
Разумеется, все эти мысли он Тору не озвучил, даже не рассказал об открытии гормона, предоставив Беннеру возможность похвастаться лично.
Вороны Одина кружили по всему Девятимирью, но в последние дни один из них постоянно и неотступно следовал за Тором. Всеотец не спускал глаз с наследника, которому в обозримом будущем собирался передать престол. Война с прочими мирами или мирный договор — неважно, что именно ждет Асгард, но Тор должен сам вершить судьбы народов, пускай и под контролем нынешнего царя. Армия во главе с Гринольвом готова пойти за ним и растерзать врага, Тессеракт поможет появиться в неожиданном месте в нежданный час и таким образом получить тактическое преимущество. Строительство Радужного Моста — только вопрос времени — Один был уверен, что запустить его можно в любой момент, только вот неизвестно, стоит ли.
Война — это хорошо: это слава, это воинская доблесть и проверка боеспособности нового поколения асгардских воинов перед появлением из Бездны того, кого Локи обманул, устроив бессмысленный погром мидгардского города.
Но можно поступить и по-другому: пойти по пути переговоров, успокоить подчиненные миры и договориться на каких-нибудь новых условиях. Или показать, кто главный, при помощи диверсий или посольского рейда. Вариантов много, и Один был готов рассмотреть каждый, но наследник неизменно ускользал от него. Еще недавно он согласился отправиться в поселение, чтобы поучиться у Хагалара искусству интриг, как вдруг нежданные слова супруги или какая другая столь же несущественная мелочь смешала все карты. Теперь Тор и слышать не хотел об учебе, а желал развлекаться то с новоявленными всесильными воинами, которых надеялся победить в нечестном бою, то с любимым другом — человеком. Все чаще в затрапезных разговорах мелькал Мидгард, все чаще наследник асгардского престола вздыхал по своей несостоявшейся невесте и расписывал все прелести подчиненного Асгарду мира. Что прежде казалось Всеотцу лишь глупостью молодого наследника, теперь раздражало; пустые идеи постепенно перерастали в убеждения, а нет ничего хуже закоренелых лживых убеждений.
Нападение Разрушителя на чахлый человеческий городишко произвело на Тора огромное впечатление. Он вел себя так, словно то была первая битва, словно он впервые одержал победу, словно асы не были ему друзьями и товарищами в течение десяти столетий.
С того приснопамятного дня он устремил свои помыслы в Мидгард. И не только к даме сердца, которую все еще надеялся вернуть, но и к новым друзьям — людям — и вот это вовсе никуда не годилось. В Асгарде Тору скучно, свои непосредственные обязанности он забросил и уже три месяца беспрестанно мотался к человеку в поселение. Локи там хотя бы чем-то занимался, пускай и скорее всего чем-то незаконным, а Тор не скрывал, что к Хагалару даже не подходит, что проводит время с человеком в окружении женщин и выпивки.
Разумеется, Всеотец мог приказать и насильно пресечь дурь сына многими доступными способами, но предпочитал действовать изящнее. Для разработки плана он и послал воронов следить за поездкой. Человек затеял ее, чтобы решить проблему деторождения. Похвальное начинание, пускай и бесполезное. Но зачем Тор за ним увязался? В сопровождение Один не верил — Тор ценил себя много выше провожатого. Значит, дело в другом.
Тем вечером они с супругой сидели на кровати, внешне напоминающей ладью, и выслушивали мнение Мунина о происходящем. Ничего хорошего ворон не думал, потому что тайно симпатизировал Локи с тех пор, как младенца принесли во дворец. Он был рад доложить о праздности и безделье, в которых пребывает наследник престола.
— Я говорила, что ссылка в Мидгард — безумие, — заметила Фригг. — Но ты не слушал меня.
— Он многое понял.
— Тогда — да, но сейчас…
— Время еще не упущено.
— Боюсь, мы упустили его очень давно, — Фригг откинулась на подушки. Ее длинные волосы., не собранные в сложную прическу, разметались по кровати. — Год назад ты говорил, что с Тором всё хорошо, что он готов править и что беспокойство доставляет только Локи. Но вот опять.
— Опять, — Один вздохнул. — Я старею, Фригг. Сколько бы ты и весь народ Асгарда ни гнали от себя эту мысль. Я бы не стал растить детей, если бы был уверен, что мне осталось еще много столетий жизни. Даже боги смертны. И сон Одина не продлит мою жизнь еще на пару тысячелетий.
— Нашим детям пора это осознать, — Фригг протянула руку, дотронулась до родного запястья, испещренного морщинами. — Они уверены, что ты будешь править вечно, что им никогда не стать царями, что они могут кутить столько, сколько длится их жизнь, ведь ты всегда будешь рядом, всегда поддержишь и всё исправишь.
Один не ответил. Супруга была в чем-то права, хотя признавать чужую правоту он не любил. Все считали его богом. Бессмертным богом. Но он старел, единственный глаз видел всё хуже, а утром бывало трудно встать с постели. Об этих тайных слабостях никто не знал, ведь бог должен быть безупречным. С богом ничего не может случиться.
Тор уже однажды ужасно разочаровал его, причем именно в тот день, когда Один решился отдать ему всё и уйти на заслуженный покой. Не вышло. Да еще и Локи выдернул его своими необдуманными действиями из Сна Одина, что плохо сказалось на здоровье. Из Сна нельзя выходить досрочно, но у Всеотца не было выбора — если бы он не пробудился, сыновья бы вместе пали в Бездну, и всё, к чему он стремился больше тысячи лет, обратилось бы прахом. Конечно, есть еще Хагалар, всегда был, но он тоже старик, стоящий одной ногой в могиле. Женить срочно Тора и попытаться воспитать достойного внука? Нет, уже не хватит ни сил, ни времени. Придется работать с тем, что есть. Оставить на время вусмерть надоевшего Локи и вернуться к Тору. Проблемы Асгарда и безопасность девяти миров скоро перелягут на плечи наследника, причем стараниями Локи — сильно раньше намеченного срока.
====== Глава 112 ======
Ивар предпочитал дружить со всеми, особенно с власть имущими, однако подружиться с собственным мастером у него так и не получилось; в отличие от его свиты, которую было, чем подкупить. В личном лабораториуме хранились не только березовый сок и шипучие напитки, но и кое-что интересное из всех уголков Девятимирья: например, целая коллекция увеселительных веществ, разрушительно действовавших на людей и ванов, но не на асов. В свое время Ивар написал небольшую работу, посвященную этой странной особенности: асов, людей и ванов считали ближайшими родственниками, во многом из-за насыщенной железом красной крови, не свойственной альвам, великанам и цвергам. На общий состав крови столетиями списывали единообразный эффект, который оказывали лекарства, яды и алкоголь, но наркотические вещества портили всю картину: асы почти не привыкали к ним и увеселительный эффект чувствовали слабо. То давнишнее исследование было последним значимым успехом Ивара, единогласно принятым не только поселением, но и межмировым научным сообществом. Писал он его вместе с кем-то из естественников, но тому не повезло трагически погибнуть незадолго до публикации, так что все лавры достались магу. С тех пор он мечтал о новых рукоплесканиях и поздравлениях, а сейчас проще всего было достичь желаемого, помогая человеку с рождаемостью. Етунхеймские книжки лежали на виду. Ночью человек спал, и у Ивара было достаточно времени разобрать их, но неожиданный отъезд ученого спутал все карты! Да еще и Локи уехал, оставив поселение на произвол судьбы в лице мастеров.
Так Ивар и считал, пока его бесцеремонно не отвлекли от модификации вируса, разработанного против человечества. Испытания, проведенные на маленьком острове, дали прекрасные результаты, но асы хотели полностью контролировать оружие массового поражения, а для этого к вирусу в одно из полумиллиона оснований РНК надо подсоединить магический «поводок», который при делении передастся по наследству, а также защитить его от мутаций, рекомбинаций и реассортимента. Однако, учитывая синтетическую природу выведенного вируса и его неустойчивость, хоть как-то повлиять на него было невероятно трудно. Если из-за случайной мутации или рекомбинации вирус станет столь же смертельно опасен для асов, сколь для людей, то население Асгарда с большой долей вероятности вымрет. Естественники, маги, врачи и магиологи работали, не покладая рук и рискуя собственными жизнями. Разбираться в кодировании белков и достраивать магические мостики было невероятно сложно, поэтому Ивар не бросил софелаговцев, когда узнал, что в его лабораториум ворвалась разъяренная Отал. Он понадеялся, что незваная гостья уйдет к его возвращению, но счастья не случилось. Некоторое время спустя он нашел ее, развалившуюся на нескольких шкурах с бутылками и увеселительной смесью. Спрашивать, какого етуна Чернобурая лазала по его сундукам, не приходилось: боевые маги Хагалара спокойно брали всё, что хотели, ведь официально в поселении не было частной собственности, а негласные правила вежливости сильные мира сего спокойно нарушали. Отал была не просто одной из сильных, по меркам асов она обрела могущество совсем недавно и не успела им насытиться.
— Явился, — пробормотала она заплетающимся языком. — Я прибью Локи. Размажу по стенке. Пусть только попробует показаться на глаза! — с этими словами она приложилась к бутылке с черничной настойкой, которую Ивар варил с магиологами еще прошлым летом. Последние запасы расхитила!
— Может, не будешь взрываться, словно шифер в огне? — миролюбиво спросил он, на всякий случай отходя подальше от пьяной магички. — Тебя могут услышать.
— Убью! — сквозь зубы прорычала Отал и бросила в стену бутылку в доказательство своих слов. Ивару всё меньше нравилось происходящее, особенно потому, что его вмешивали в какие-то очередные разборки, не спросив согласия. Обиняками и неявными вопросами он с трудом разобрался в случившемся. Оказывается, царственный ученик умудрился одолеть свою тайную наставницу и отправился на кладбище вызывать драуга. Отал, едва придя в себя, бросилась за ним, но от друзей узнала, что Локи в безопасности, никакого драуга не вызывал и отправился по следам брата в далекие селения, а случившееся — просто милая шуточка, чтобы позлить наставницу — очень в духе царевича, если верить Хагалару.
— Пока мастера нет, я отвечаю за Локи! — Отал попыталась разбить вторую бутылку, но ей не хватило сил. — Поганая дрянь. Да у меня внуки чуть младше него! Скотина.
Ивар не вмешивался в бурный словесный поток. Локи мог как угодно издеваться над отверженными, и глупая шутка — не худший вариант. Хотя Отал больше задела не сама шуточка, а подлый удар в спину, но надо быть слепым дураком, чтобы видеть в Локи хоть какие-то следы благородства. Ивар себя дураком не считал, слепцом — тем более, в отличие, похоже, от Чернобурой. Он удивился бы гораздо больше, если бы царевич играл по правилам, ведь общепризнанными добродетелями царя были мужество, сила, ловкость, щедрость, соблюдение жертвоприношений и череды пиров. Честность в списке добродетелей не фигурировала, Один честностью не отличался, с чего ожидать ее от царевичей? Особенно если речь идет о боевых магах, которые в честном бою легко уложат Локи.
И все же Ивар порадовался, что по счастливой случайности стал свидетелем позора Отал. Поступок Локи в очередной раз доказал, что он не ценит никого из отверженных, даже тех, кто оказывает ему услуги. Ивар дал себе зарок сжечь письма Сиф, чтобы их точно никто не нашел. Ничего особенно важного он ей пока не передавал, как и она ему, но сама переписка могла выйти боком. Пока он писал ей о том, что должно заинтересовать женщину — о чувствах поселенцев к Локи, об их готовности служить ему и во всем помогать.
— Пусть эта поганая морда катится на все четыре стороны! — причитала Отал, даже не замечая, что ее почти не слушают. — Я не намеренна больше тратить на него свое время. Я ничем ему не обязана! Я не принимала от него ни даров, ни серебра, нас ничто не связывает!
— Я бы на твоем месте так громко не орал, — Ивар аккуратно прощупывал почву. Насколько пьяна Отал? Станет ли помогать, если узнает правду о царевиче? — Возможно, Локи здесь вообще с какими-то тайными поручениями от Одина.
— У него точно двойная или тройная игра, — заявила магичка столь уверенно, будто получила подтверждение лично от Локи. — Этот паршивец просто не в состоянии ни с кем быть искренним и честным. В политике он далеко пойдет, там именно такие и нужны. Бесчестные лгуны!
— Это меня беспокоит уже давно, — Ивар попытался изложить свои соображения — Не полетят ли первыми головы тех, кто ему доверяет?
— А что, у кого-то есть сомнения, что полетят? — огорошила его Отал новым откровением. — Когда-нибудь все сдохнем из-за него, вопрос только, когда.
— Я сдыхать не собираюсь.
— Ты? — Отал разразилась пьяным хохотом. — Да что ты сможешь сделать? Ты никчемный маг, ты даже себя защитить не можешь. В борьбе с Локи выживут сильнейшие. Те, кто встанут рядом с мастером и дадут настоящий отпор! Пусть глупцы верят в промышленную дурь. Это война! Побоище! Дележка власти!
Голос Отал, такой воинственный и шумный вначале, утих к концу тирады. Язык окончательно отказал ей, и, как Ивар не прислушивался, ничего внятного, кроме как имен Хагалара, Локи и Одина, так и не услышал. В неясное бормотание про чьи-то амбиции (кажется, Хагалара) и плененных детей Одина он даже не вслушивался. Ему и на трезвую голову хватало ставшего притчей во языцех высокомерия боевых магов. Он только надеялся, что купол, глушащий звуки, сработал отменно. Если кто-то подслушает, то не миновать беды. Ну Отал, вот что она обо всех тут думает. Поливает грязью царевича, а сама не менее двуличная тварь! Ивар привык скрывать свои подозрения. Ему казалось, что все окружающие, словно священные животные на заклание, следуют за Локи и видят в нем свет надежды, но, возможно, не все обезумели от сожительства с высокородной особой. Угораздило же Локи выбрать себе в наставницы именно Отал — змею похлеще Хагалара. И мало того, что ей своя жизнь не дорога, так еще и подставляет других своими воплями! Других, которые вообще ни при чем и не собираются участвовать ни в какой революции — ни в промышленной, ни в обычной. Некстати вспомнились етунхеймские книжки, которые Ивар разбирал в последнее время. Там была подробно расписана физиология аса: все процессы от кроветворения до сигналов, поступающих в мозг по афферентным волокнам от внутренних органов. Не случайно именно в Ётунхейме появились эти книги. Столетиями вместо смертной казни и пыток все приговоренные отправлялись прямиком на исследовательские столы. Столетиями прочие миры отдавали Етунхейму преступников, а взамен получали талмуды исследований, посвященных собственным расам. Это было еще до последней войны, но сейчас, когда царевны Етунхейма появились в поселении, когда Локи знаком с ними лично и даже просил их вылечить нескольких ученых, невспомнит ли он, увлеченный наукой, о давнем соглашении? Умереть в ходе дворцовых интриг Ивару не хотелось, но попасть под нож етунам не хотелось еще больше, а особенно по милости боевой магички, которая окончательно запуталась в собственной околесице и улеглась спать прямо в лабораториуме, не спросив разрешения. Ладно, это еще не худшее, что она могла натворить.
Утром следующего дня крестьяне решили приятно удивить Беннера, недовольного их жизненными условиями. Они испекли хлеб прямо в земле: на глазах гостя закопали форму в горячий песок, а по прошествии часа откопали и приказали попробовать. Отказаться он не посмел и по достоинству оценил столь странный метод приготовления.
— Почему вы не используете близость горячих источников? — удивился он, делясь хлебом с Эльмой. — Поразительно, что вы не пытаетесь хоть как-то отапливать ими дома.
Эльма перевела, но его слов не поняли, хотя и улыбались, и кивали. Беннер за последнее время успел убедиться, что в Асгарде очень трепетно относятся к гостям, и пускай во дворце он чувствовал себя ущемленным, но в поселении и на хуторах в полной мере оценил гостеприимство асов. Другое дело, что даже бонды при всем желании не могли предоставить хоть немного приемлемые условия, но они старались удовлетворить любую просьбу, так что Брюс стеснялся о чем-то просить.
Перед отъездом он сердечно поблагодарил местную медичку за помощь и приятное общение. Именно она натолкнула его на мысль о кортизоле, который пока казался ответом на все вопросы. Беннер хотел материально отблагодарить Гуду, но боялся совершить промах, поэтому обратился к Тору.
— Если хочешь оставить ей что-то на память, дари сам, — посоветовал бог грома. — Если я или Локи подарим, пусть даже пластинку серебра, она не потратит ее никогда, а будет носить как украшение и оберег.
— Я не имел ввиду, чтобы ты что-то дарил вместо меня, — объяснил Беннер. — Я хотел спросить, насколько это уместно? Черт поймет ваши правила: не забьют ли ее камнями за то, что она приняла подарок от незнакомого мужчины?
Тор в ответ рассмеялся и шепнул пару слов Эльме. Та кивнула и ушла, а Беннер терялся в догадках, что задумали асы, пока при прощании не увидел на пальце Гуды одно из колец Эльмы. Такого поворота он вовсе не ожидал, но не устраивать же прилюдное разбирательство.
— Я вернусь на Землю и куплю тебе кольцо в несколько раз дороже, — пообещал он Эльме, когда пять лошадей зашагали по пыльной дороге, огибая очередную гору. Магичка не ответила, только таинственно улыбнулась, а в ее глазах блеснул луч восходящего солнца. «Ей пойдут сапфиры, — решил Брюс. — Или азурит, циркон… Нет, танзанит — камень северного сияния — он будет идеален».
Рассветное солнце, вновь выглянувшее из-за облаков, засияло в распущенных волосах Эльмы. Почему она не заплела их? Ветер играл отдельными прядями, разбрасывал их по темной ткани плаща. И Брюс, любуясь ею, забывал обо всем: и о Земле, и о долгом мучительном переезде до следующего хутора, где нужно получить доказательства виновности кортизола во всех бедах асов, и о Локи с Тором, ехавших впереди и не обращавших внимания на своих спутников. Если бы Локи лично не подобрал Беннеру самую спокойную лошадь из имеющихся в поселении, если бы не возил его в течение месяца на соколиную и морскую охоты, обучая верховой езде, он бы точно упал наземь, потеряв управление. Но лошадь была послушной, а дорога ровной, поэтому Брюс спокойно погрузился в мечты, вдыхая аромат тимьяна и пряных роз, исходящий от волос уже давно не юной прелестницы. О том, что в благовония могут быть подмешаны далеко не только невинные цветочные запахи, он предпочитал не думать.
Путь до следующего хутора был неблизким. Он занял несколько ночей и почти всё время Локи провел подле Тора. Они ехали впереди, чтобы не мешать Беннеру, плохо державшемуся в седле, ворковать с Фену. Точнее, ворковала она, Беннер все больше слушал и бросал на нее многозначительные взгляды. Локи только диву давался, как легко человек купился на простейшие уловки, пускай Фену и соблазнила едва не половину Асгарда.
Дорога вела через невысокие горы, скрывавшие узкие водопады, остатки елового леса и овец, выгнанных на всё лето. Было скучно. Только однажды, проезжая вдоль отвесных скал, братья встретили огромную колонию тупиков.
— Надо же, вернулись! — удивился Тор, хотя тупики всегда возвращались мидгардской весной, а уже царило лето. Неуклюжие черно-белые птицы с большими яркими клювами и валиковатыми телами сидели на скалах, ныряли в океанские воды и даже летали, несмотря на пухлую тушку и маленькие крылышки.
— Ученые говорят, что тупиков у нас примерно столько же, сколько асов, — меланхолично заметил Локи, резко вытягивая руку вперед: несколько птиц сорвалось со скалы и бросилось в морскую пену.
— И как твои ученые, сидя за забором, посчитали тупиков, гнездящихся по всему Асгарду?
Вопрос Тора заставил Локи задуматься. У него не было подходящего ответа. Тупики и правда встречались по всему Асгарду, для их подсчета необходимо оказаться за забором, а вроде как естественники не покидают границ тюрьмы. Пока он размышлял, подъехали попутчики. Человек принялся фотографировать птиц, которых знал еще по Мидгарду. Отверженная позировала и даже умудрилась поймать тупика ради красивого кадра. Колония тут же в полном составе нырнула в воду, но вскоре вылезла на скалы, несмотря на отчаянные вопли сородича. Тор предложил закусить пойманной птицей, но Беннер, разумеется, не позволил.
Кроме тупиков, по дороге не встретилось ничего интересного, знаменательного или красивого. Но человеку пейзажи Асгарда были в диковинку. Он смотрел на заснеженные вершины гор и прикидывал, можно ли до них добраться за день, он подходил к языку ледника, скрывавшемуся между горами, и пытался залезть хотя бы немного вверх. Разумеется, у него ничего не выходило: плотный снег ничем не отличался от льда и без специальной обуви был неприступен, но у подножья Беннер сделал несколько кадров. Особенно долго возилась Фену, которой, по совету Брюса, непременно хотелось запечатлеть сверху, как она якобы лежит на леднике на красном плаще Тора, и чтобы в кадр обязательно попал черно-белый, испачканный пеплом, ледник и окрестные смуглые горы. Тор одолжил плащ, поднялся на молоте и сделал несколько снимков с высоты птичьего полета. Он очень хорошо освоил человеческую технику — недаром прошла ссылка в Мидгард.
Локи все эти восхищения красотами родного мира и позирования у скал стояли поперек горла. Он злился, что переезд затягивается, а воспоминания, от которых он пытался скрыться, всё чаще прорывались наружу. Он снова видел мать. Ее лицо, искаженное яростью, и кинжал сестры, воткнувшийся в фибулу на пару с его собственным. Видел отца, указывающего зимой на нужную могилу, а также девушку с яблоком из воспоминаний. И асы, и етуны старели, хотя и медленно. Но всё же та девушка с яблоком не могла стать матерью шестерых детей, не могла превратиться в уродливую старуху, которая якобы вела в бой армию етунов. Она была отвратительна, даже несмотря на плотную одежду, не дававшую оценить ничего, кроме лица. Она вовсе не походила на своего сына. Как говорил Всеотец? «Сыновья обычно похожи на отцов, а не на матерей», но ведь тогда дочери должны походить на матерей, а царевна Етунхейма не унаследовала от матери ни единой черты, как и он сам.
— Ты невероятно мрачен в последнее время, — ясный голос Тора выдернул Локи из затянувшейся меланхолии. — Если тебе с нами скучно, то возвращайся к своим фокусам. Мы же тебя не держим.
— Мне спокойнее здесь, чем с фокусами, — Локи вздрогнул, выплывая из невеселых дум. Брат рядом, как и всегда. На коне. Они все еще едут на хутор. Сколько ночей они уже в пути? И сколько еще предстоит? Карта у Тора, ориентироваться он вроде как умеет.
— Я ездил на кладбище.
Локи услышал собственные слова словно издалека, словно не он их произнес, а кто-то другой, кто-то, кто нуждался в поддержке.
— На кладбище? Зачем? — ожидаемо удивился Тор. — Проведывал свой курган?
— Нет, — Локи отвернулся, чтобы смотреть вдаль, на зеленеющие горы и сбегающие вниз струйки водопадов — куда угодно, только не на брата. — Я разграбил курган Уллы Гисладоттир.
— Это кто такая? — Тор нахмурился. — Зачем ты осквернил чужой курган? Что за странные мысли у тебя в голове?
— Значит, тебе так ничего и не рассказали, — едва слышно вздохнул Локи. — Улла Гисладоттир — моя родная мать, жена Лафея, царица Етунхейма.
— Ты так ненавидишь ее…
— Это она меня ненавидит! Я всего лишь хотел вызвать ее дух.
— Всего лишь? — Тор натянул поводья так резко, что и без того непослушная лошадь с радостью встала на дыбы в отчаянной попытке скинуть седока, но не на того напала.
— Всего лишь? Ты вызвал драуга? Он теперь охотится за тобой?
— Никто за мной не охотится, — огрызнулся Локи, невольно восхищаясь ловкостью брата. — Она вернулась обратно. Скорее всего, в Вальгаллу. Она попыталась…
— …убить тебя? Забрать с собой?
— Нет, она пыталась проклясть меня, — Локи повысил голос и пустил коня рысью, чтобы оторваться от стремительно приближающихся Беннера и Фену. На ходу, привставая на стременах для уменьшения тряски, выворачивать свою суть было легче. — Она ненавидит меня за то, что я жив, что не спас своей жизнью Етунхейм.
— А должен был?
Локи снизил скорость, поравнялся с братом и кратко пересказал всё, что узнал о своей младенческой жизни.
— Твой отец ничего не говорил тебе?
— Наш отец, — машинально поправил Тор. — Локи, зачем ты во всём этом копаешься?
— Тебе легко спрашивать, наследник Одина.
— Даже если бы не был, — Тор затормозил столь резко, что Локи не рассчитал и проехал вперед. Пришлось возвращаться, поэтому первые слова тирады он не расслышал:
— … моя жизнь не зависит от тех, кто породил меня, даже если это не наши с тобой родители. Здесь и сейчас у меня есть всё, что мне нужно. Мой дом, мой мир, мои друзья, мой молот. Есть цель, есть те, кого я хочу защитить, и те, с кем я должен сражаться. Скоро Гринольв поведет нас в славную битву, и мы восстановим мировой престиж Асграда. Опомнись, Локи, у тебя тоже всё это есть!
— О да, у меня есть цель, — усмехнулся Локи, с удовольствием вспоминая, какие дела творит на самом деле и какую пользу его цели должны принести Асгарду. — Но еще у меня есть знание. Я не просто не сын Одина, это я бы еще мог пережить, но я не ас. Я сын вражеского народа. Сын Лафея. И стоило ведь догадаться! Неужели никого никогда не смущало, что мое имя — не родовое имя дома Одина? Меня могли назвать в честь почивших братьев отца, в честь дедушек — в честь кого угодно! А что вместо этого? Моего имени просто не существует в Асгарде, и никто, никто не обратил на это внимания? Никого не удивило, что оно созвучно с етунскими именами? Как же асы слепы! Но я не таков. Я отомстил Лафею за то, что он породил меня на свет. Я убил его. Я почти уничтожил расу монстров, которые пытались уничтожить весь мир.
— И что, тебе стало от этого легче? — перебил Тор. — Ты убил Лафея, ты почти уничтожил Етунхейм, а вырвал ли ты из себя таким образом полукровную сущность? Нет. Ты только приблизился к образам тех страшных монстров, которыми нас в детстве пугали.
— Кто знает, быть может, я хочу стать великим героем? — Локи слез с лошади, не оставив Тору иного выбора. — А герои — это разве не те, кто уничтожают врагов, не щадя никого вокруг, ради процветания семьи или города?
— Нет, — покачал головой Тор и неожиданно добавил: — Слава героя точно не для тебя.
— С чего вдруг?
— Ты никогда не охотился за славой. У тебя всегда были другие цели и намерения.
— Мне просто претят ваши методы добывания славы.
— Ну вот ты и сам назвал себя «не-асом», — усмехнулся Тор и похлопал Локи по плечу: как в детстве, когда между ними не стояла стена непонимания и несколько отчаянных попыток убить друг друга.
— Если «настоящие асы» не видят дальше собственного носа, готовы уничтожать врагов, но не способны ничего сделать для собственного народа, то да, таким асом я быть не хочу, — буквально выплюнул Локи в лицо брату, отстраняясь.
— Асом ты быть не можешь при всем желании, — Тор не замечал волн раздражения и ярости, направленных в его сторону. — Но что такого ты хочешь сделать для нашего народа? Уничтожить внешнюю же угрозу в виде ледяных гигантов? Но они давно не устраивают набегов, а в хранилище оружия проникли по твоей же милости, кажется? Сейчас мы должны быть готовыми защищать наш народ от объединенной армии восьми миров Иггдрасиля. Поэтому все воины Асграда тренируются днями и ночами. Надеюсь, ты тоже.
— Почему восьми? — встрепенулся Локи. — Почему восьми, Тор? Армии Хельхейма пойдут войной на нас только в Рагнарек. Мидгард ни в чем не участвует. Ванахейм всегда был к нам лоялен. Вряд ли Юсальвхейм станет воевать: Фрейр и Фрейя остудят пыл своих подданных. Четыре мира могут пойти на нас войной, и то я сомневаюсь в Етунхейме, недавно пострадавшем от Радужного Моста.
— Не будь занудой, — отмахнулся Тор. — Я имел ввиду, что угроза сейчас внешняя, и мы должны подготовиться дать отпор и разгромить врага, чтобы снова настал мир.
— Мир, в котором божественные асы сидят вечерами с масляными лампами и свечками, тогда как ничтожные смертные наслаждаются цветомузыкой? — приподнял брови Локи. — Таким миром ты хочешь править?
— Брат, — Тор приблизился, — я хочу править существующим миром. А сейчас под угрозой именно существование Асгарда. Цветомузыка подождет, у нас другие задачи.
— Почему-то ждет она уже много столетий, — буркнул Локи себе под нос, подходя к лошади.
— Постой! Мы сильно оторвались вперед, подождем наших друзей.
— Ты уже отверженную магичку другом называешь? — удивился Локи, но от коня все же отошел.
— Раз она девушка доктора Беннера, то достойна уважения.
— Девушка? — Локи прыснул со смеху. — Где ты таких выражений понабрался, братец? Слышала бы тебя мама. Девушка. Не невеста, не жена, не нареченная, нет, «девушка».
— Знакомство с Джейн многому меня научило. Как и путешествия в Мидгард.
— Это ты так поэтично свои ссылки называешь? Впрочем, я тебя понимаю. Признать, что тебя, сына Одина, изгнали из Асгарда да еще и после коронации, которая должна была поставить тебя выше всех живых существ Девятимирья…
— Зависть мешает тебе видеть, — покачал головой Тор. На мгновение Локи показалось, что глаза брата словно подернуты дымкой, но наваждение быстро исчезло. — Я понимаю, ты чувствуешь себя ущербным, потому что не похож ни на меня, ни на отца, ни на маму. Но твое происхождение волнует только тебя самого и никого больше.
— Вот как? Только меня? — Локи склонил голову набок. — А давай проверим? Расскажем простым асгардийкам, что в палатах Одина скрывается монстр, меняющий обличья. И посмотрим, какая из них выцарапает мне глаза: первая или вторая?
— Асгардцы никогда не оспаривают решений своего царя, — жестко ответил Тор. — А ты мой брат по закону. Ты признан семьей Одина и всеми девятью мирами, и никто не может лишить тебя титула. Ты только сам можешь от всего отказаться. Но зачем? Не хочешь же ты пойти по пути Хагалара.
— С ним у меня нет и не будет ничего общего, — огрызнулся Локи. — Когда-нибудь я его убью.
— О твоей мстительности пора сочинять балладу. Даже я отошел от мысли, что он клятвопреступник, а ты до сих пор нет.
Локи закатил глаза и ничего не ответил. Плевать ему было на нарушение каких-то неведомых клятв, про которые царица так ничего толком и не рассказала. Это была несущественная мелочь по сравнению с громадным списком претензий к магу, насчитывающему пару десятков пунктов.
— Тебе не убивать его надо, а брать пример, — продолжил Тор, уверившись, что брат слушает. — Он не знает, кто его родители, но своими силами оказался во дворце и вершил великие дела.
— Вот уж на кого я точно равняться не буду, — отрезал Локи. — Если уж с кого брать пример, то с тебя, великий Тор.
— Твои шутки…
— Я не шучу, — Локи резко посерьезнел и быстро заговорил: времени оставалось слишком мало, мелкие точки на горизонте стремительно приближались, превращаясь в Беннера и Фену. — Ты сильнее любого аса или гиганта, и я не о физической силе говорю. В изгнании ты прижился, нашел подходящую женщину. И даже весть о гибели отца не поколебала твой дух. Это дорогого стоит.
Последние слова унес вдаль поднявшийся ветер. Стремительно приближались Фену и Брюс, а за их спинами в тучи опускалось солнце. Скоро разразится дождь, если Тор не постарается ради любимого человека.
— Ты неспособен на искренность, но мне хочется тебе верить, — Тор подошел к брату и встал рядом с ним, наслаждаясь закатом, раскрасившим небо чуть ли не во все цвета радуги. Желтое солнце, розовые облака, и море, колыхающееся на горизонте, отражающее последние светлые лучи. Словно волшебная дорожка в неведомую сказочную страну раскинулась перед братьями. Она манила к себе, обещая волшебство, но наступи на нее — провалишься в воду.
— Всем хочется верить, когда им льстят, — едва слышно произнес Локи, очарованный красотой родного мира. Он и сам не заметил, как положил руку на плечо брата. Кажется, впервые. И Мунин, парящий высоко в небесах, заметил это и поспешил в Гладсхейм. Ему претила слежка за царевичами, а сейчас он услышал всё, что требовалось. Мудрый ворон видел не только внешнюю оболочку, но и саму суть. Он убедился, что брат больше не пойдет войной на брата. В Асгарде наконец-то настал мир.
Комментарий к Глава 112 https://vk.com/video674008_456239046 – полет тупиков
фото тупиков https://vk.com/photo-57908144_457239038 https://vk.com/photo-57908144_457239039
====== Глава 113 ======
Крутые времена требуют крутых решений, и Хагалар знал это не понаслышке. Окунувшись в родную стихию интриг, он отдался ей с головой. Еще немного, еще чуть-чуть, и соглашение будет достигнуто. Скоро можно будет повести Локи по мирам, демонстрируя лучшего претендента на престол Одина: младший царевич, смертник, обуза правящего дома. С каким удовольствием Хагалар развешивал на уши иномирцам ливры отборных водорослей, с какой тщательностью записывал все хитросплетения пока еще слабо контактирующих друг с другом представителей Девятимирья. Он был для них всего лишь одним из мастеров поселения: ничтожным, наивным, смыслящим только в обеспечении сносной жизни пары десятков магов. Как же приятно, когда на твой счет столь сильно заблуждаются! И как дальновидно со стороны поселения столетиями налаживать теплые отношения с научными сообществами прочих миров. Все знают, что отверженные — оппозиция Одину, что они никогда не занимались политикой, а государственные заказы им не поступали почти тысячу лет. Требовалась лишь ничтожная травинка, чтобы спина лошади переломилась и отверженные ринулись в бой за свободу и честь, и вот травинка появилась, Один сам подбросил опального царевича, который в умелых руках засиял лучше брильянта.
Хагалар упивался победами за столом переговоров, но при этом и безумно уставал. Возраст давал о себе знать, память подводила, да и похвастаться внешней привлекательностью, что помогала располагать к себе даже самых недружелюбно настроенных собеседников, он уже не мог — за последнюю тысячу зим он изменился слишком сильно. А главное: со дна памяти, со дна сознания поднималось чудовище, которому ни в коем случае нельзя было давать волю, но которое подошло бы сейчас как нельзя лучше. Чем более сложные махинации проводил Хагалар, тем сильнее ощущал проявление тех черт характера, от которых он давно отказался во имя мира.
И вот, покончив со сложными интригами, он вернулся в поселение, чтобы немного отдохнуть. При мысли об отдыхе в голове завертелись вовсе не привычные образы постели, выпивки или баллад, а совершенно другие, отвратительные по своей сути. И казались они настолько привлекательными, что Хагалар решительно направился к Алгиру, которого, как назло, на месте не оказалось. Пришлось ждать, и за прошедший час Вождь едва не заснул и чуть не наорал на Кауну, которая сунулась помочь.
— Вижу, ты вернулся, — наконец послышался холодный голос Алгира. — Ты ранен?
— Не физически, — пробормотал Вождь, ловя взгляд бывшего друга. Тот скривился.
— Значит, предчувствия меня не обманывают. Глаза покраснели, не так ли, мой дорогой полудруг?
— Надеюсь, что у тебя про сто лопнули сосуды, — бросил Алгир бесстрастно, но направился к сундуку с медикаментами. — Но всё же дам тебе успокоительные.
— Лучше бы сварил ту дрянь, которой поил меня тысячу лет назад. Надеюсь, что до нее не дойдет, но кто знает, — он залпом проглотил несколько таблеток и микстур, которые должны были принести успокоение, а лучше — усыпить. — Пойду посплю. Я почти не спал трое суток.
— Береги себя. Ты не молод.
Менторский тон Алгира никакого впечатления на спину Хагалара не произвел. Вождь направился к своему дому самой короткой дорогой, стараясь не обращать внимания ни на кого из проходящих мимо, но всё же Чернобурую окликнул:
— Лиса очей моих, как там наше прелестное дитя продвигается в магии?
Хагалар не успел фразу закончить, как понял, что что-то не так: лицо Отал искривила гримаса брезгливости и отвращения при одном упоминании царевича. Неужто несносное дитя и ее довело? Оно могло.
— Это вместо «приветствую тебя» «как дела?» и «что произошло, пока меня не было?»? — язвительно поинтересовалась Отал, и не нужно было умение смотреть ауры, чтобы распознать степень ее раздражения: язвить она начинала только в бешенстве.
— «Произошло»? — переспросил Вождь, нахмурившись. — И что произошло? Где царское недоразумение?
Отал наклонилась и злобно прошипела то, чего он никак не ожидал услышать:
— Царское недоразумение я лично прикончу, когда вернется… С братом оно, — добавила Отал громче, отодвигаясь.
— Да можешь ты объяснить толком?! — потребовал Вождь. — Меня не было всего несколько ночей. Что он успел натворить? И где была ты?
Хагалар грубо, чересчур грубо схватил Отал за руку и отвел к ближайшему покосившемуся забору, где проходило меньше любопытных. Звуконепроницаемый купол и заклинание отвода глаз — вещи хорошие, но недостаточные.
— Убери руки! — Отал вырвалась, и только глухой не услышал бы в ее голосе обиды на самого мастера, а не только на Локи. — Я была без сознания! Царственное отродье подло напало на меня со спины.
— Что? Здесь? Произошло? — Хагалар чувствовал, что теряет и терпение, и контроль над собой, что, наверняка, отразится в глазах. — Ты должна была проследить, чтобы с Локи ничего не случилось!
— Я пыталась! — Отал дернулась, но столкнулась с таким взглядом, что желание дерзить в момент улетучилось, и она принялась рассказывать. Быстро, сбиваясь, только бы не ощущать плотного кокона тьмы, сгущающегося над ней. Таким своего мастера она никогда прежде не видела. — Я понятия не имела, насколько Локи подл и безнравственен. Как только он вернется, я откажусь его учить. Без приказа Одина я не обязана. Он вызвал сюда етунхеймскую сестрицу и отправился с ней копать могилу родной матери. Вызывать драуга. Меня он ударил по голове, а дружков запугал. Хорошо хоть живым вернулся — дружки за ним поехали, говорят, привезли обратно царевну и домой отправили, а он поехал братца догонять. Тварь!
— Царевна Ётунхейма? В Асгарде? В поселении? Ивар!
Прежде, чем Отал успела вставить хоть слово, Хагалар прикрыл глаза, по аурам определяя, где находится бывший софелаговец. Тот спал. Спал в собственном доме, и его аура была спокойной, как у младенца.
— Ты! — Хагалар открыл глаза и ткнул Отал в грудь, так что та отскочила от неожиданности. — Ты была так беспечна, что допустила все это да ещё и позволила напасть на себя? Больше не подходи к Локи. Не вздумай устроить какие-нибудь разборки. Делай вид, что ты вообще с ним не знакома. Слишком многое на кону. Тебе понятно?
Чернобурая не успела возразить или кивнуть, как Хагалар обратился в крапивника и полетел к одному из жилых домов. Стоило пасть защитным куполам, как Отал рухнула на колени. Ее трясло, она была опустошена, словно из нее выпили всю энергию. Никогда прежде она не видела Вождя таким. Он казался совершенно чужим, а в его голосе, все ещё звучавшем в голове, слышалась едва сдерживаемая ярость. Обычно Отал безоговорочно доверяла своему мастеру, но теперь чувствовала, что боится его. Отмахнувшись от помощи подоспевших асов, она с трудом поднялась и направилась туда, куда улетел незаметный крапивник.
Хагалар ворвался в жилой дом, в полете обращаясь в себя и творя заклинание маскировки. В спальне всегда кто-то есть, и сделать отвод глаз такой силы, чтобы его не заметили окружающие маги, трудно, но не зря же он величайший боевой маг девяти миров.
В два шага добравшись до Ивара, он одной рукой скинул его на пол. Естественник непроизвольно вскрикнул и открыл глаза.
— Хагалар? — пробормотал он спросонья.
— Тварь! Ах ты поганая тварь! — Хагалар схватил его за грудки и поднял с пыльного пола, который не подметали, должно быть, никогда. — Я хочу убить тебя прямо здесь и сейчас. Ты что устроил? После того, как и ты, и Локи чуть с жизнью не расстались, а?
— Хагалар, — после нежданного пробуждения Ивару было трудно собраться с мыслями и сказать хоть что-то внятное. — С…спокойно. Пожалуйста. Я могу объяснить.
— А мне не нужны объяснения! — сильный разряд иллюзорной боли сотряс тело естественника, и Хагалару пришлось заткнуть ему рот. Как же сложно. И отвод глаз, и шумоизоляция одновременно. И рядом маги, один из них — боевой, из бывшей свиты. Может подойти в любой момент и нарушить идиллическую картинку Хагалара, сидящего рядом со спящий Иваром. Времени в обрез.
— На кону не твоя жизнь, не моя и не Локи. На кону существование Девятимирья, безмозглая тварь. Уясни себе это! — слова Хагалар перемежал энергетическими ударами и заклятьем обездвиживания. Единственное, что мог хоть бы попытаться сделать Ивар, это укусить, но Вождь держал крепко. — Следующий поход в Етунхейм лишит тебя головы! — прошипел маг, напоследок ударяя с такой силой, что Ивар обмяк в его руках. Не церемонясь, Хагалар бросил его обратно на ложе, снимая барьеры. Ничего не изменилось: Ивар как лежал, так и лежит. Никто ничего не заметил. И лишь ярость, холодная ярость застилала разум. И рука. Кровила. Ивар таки прокусил. Хагалар поднес ее к лицу. Текла кровь. Немного. Но достаточно. Она пахла железом. Конечно, кровь всегда пахнет железом. Хоть аса, хоть человека. Лицо расплылось в улыбке. Пытка была слишком быстрой. А можно ведь растянуть…
Хагалар с трудом отвлек себя от окровавленной руки. Пошатываясь, направился к выходу, и буквально вытолкнул из дверей стоящую там Отал на глазах у нескольких поселенцев.
— Ты чего, Хагалар? — спросил кто-то.
Вождь резко развернулся к говорившему. Заклинания чуть не слетели с его губ. Еще немного, и голова вопрошающего покатилась бы по мощеной дорожке… Где-то вдалеке загоготали гуси. Хагалар отвлекся на них, пытаясь привести себя в чувства.
— Прости, — с трудом бросил он не то Отал, не то остановившимся в недоумении асам, и снова обратился в птицу. Нельзя терять времени. Хвала Бездне, что спасительный Алгир не успел никуда уйти.
— Оставьте нас, — бросил Хагалар прочим медикам, и те не посмели ослушаться.
— Пей! — Алгир без всяких вопросов и просьб протянул еще теплую, явно только что сваренную жидкость знакомого горьковатого вкуса. Хагалар залпом осушил рог.
— Еще.
— Нельзя. Жди. Должно помочь.
Маг тяжело опустился на пол. Он размеренно дышал, стараясь привести мысли в порядок. Гоготание гусей слышалось всё отчетливее. На него можно отвлечься. На белых и коричневых гусей. Гусей, идущий к луже. К глубокой луже, где так хорошо плавать.
А еще можно отвлечься на боль, пока Алгир промывает рану на руке чем-то щиплющим.
— Глубокий.
Он сказал «глубокий», а не «глубокая», значит, знает про укус. О, как же сложно связно мыслить!
— Я чуть не убил Ивара, — произнес Хагалар долгую минуту спустя, когда почувствовал, что безумие отпустило и сознание полностью вернулось к нему. — А прежде чуть не покалечил Отал.
— От своей сущности не убежать, — философски заметил Алгир. — То, что тебе удавалось сдерживать себя почти тысячу лет — удивительно. Но больше ты не сможешь.
— Я не сомневаюсь в твоих лекарствах, — хмыкнул Хагалар. — Не сомневался тогда, не сомневаюсь и сейчас.
— Лекарства бесполезны, — покачал головой Алгир, перевязывая ладонь. — Главное — это спокойная жизнь. Без сильных стрессов, без потрясений. Жизнь, не требующая твоего гения. Но сейчас ты разве не стремишься вернуться к тому, что было когда-то? Неужели заключать договора с иными мирами сейчас проще, чем раньше?
Хагалар не ответил. Память услужливо стирала и стычку с Отал, и истязание Ивара. В голове засело только одно слово — «тварь». Не его слово. Первой его произнесла Отал, но он не ее копировал. Он слышал его очень давно. От Гринольва. Конечно же. Гринольв любил так называть его, когда бывал особо недоволен и пытался наказать. Порой игра в догонялки и прятки по комнате кончалась плохо для мебели и прочих предметов быта. Но Гринольв никогда не приковывал, хотя мог. Словно ему нравилась охота за жертвой в замкнутом пространстве, словно он получал от догонялок и ругани гораздо больше удовольствия, чем от самого процесса нанесения ударов. Можно спросить. Но вряд ли Гринольв теперь признается.
События получасовой давности превращались в осколки, но, перебирая их, Хагалар мог с уверенностью сказать: так он себя раньше не вел. Он не срывался. Никогда. Не терял рассудок столь опрометчиво. Не давал волю эмоциям. Некстати вспомнилось треклятое избиение детеныша. Локи разбудил зверя, хотя сам того не понял. И чуть было не поплатился жизнью. Когда Хагалар пришел в себя и посмотрел на спину якобы плоти Одина, то не увидел ни единого кусочка кожи, зато хорошо просматривались обнажившиеся мышцы. И кровь. Много крови. Прикованные софелаговцы со своего ракурса не видели всей тяжести повреждений. И только вызвавшийся лечить Лагур знал всё. И ничего никому не сказал, а на лице его не дрогнул ни один мускул. Будто до поселения он работал палачом и привык к подобным картинам. Но ребенок. Если бы он не отключил сознание, то умер бы в муках. Хагалар это сразу понял, но запретил себе вспоминать. А сейчас прошлое нахлынуло, сметая лавиной события сегодняшнего дня. В тот раз ему удалось подчинить собственное безумие и срывов больше не было. Удастся и на этот раз. Больше никто не пострадает. Никогда.
Фену не могла вспомнить, сколько лет или даже столетий не покидала поселения, а до этого — родной хутор. Уходила ли хоть когда-то дальше ближайших соседей, океана и небольшой рощицы скрюченных березок, окружавших топкое болото? Столетиями родной мир оставался для нее загадкой, зато теперь она имела сомнительное удовольствие осматривать южные земли. В седле она держалась немногим лучше ученого человека, поэтому блистательным царевичам частенько приходилось их ждать и делать незапланированные привалы. Они часто уезжали далеко вперед, оставляя ее с человеком на попечении прислужников Тора. Те английский не понимали и не вмешивались в неспешные беседы, дурманящие человека.
Ванахеймские длинноногие лошади, непривычные к лавовым полям, пересекали равнины и холмы по узким тропкам, чтобы попасть на очередной хутор для подтверждения безумной гормональной теории, по сути никому не нужной. Зачем вся эта кутерьма человеку и царевичам, Фену не вдавалась, ей поездка была необходима, чтобы завершить начатое. Человек давно пал под напором чарующей прелести, но не интересовал Черную Вдову ни как мужчина, ни как жертва. Обычно своих случайных любовников она представляла растерзанными, выпотрошенными, украшенными венками из собственных ребер. Какие только фантазии не клубились в ее голове при взгляде на восхитительных венценосных царевичей, а человек… Всего лишь букашка под ногами. Букашка, которую почему-то ценит младший царевич, но от этого не потерявшая своего ничтожества. Фену любила настоящих мужчин и настоящих женщин и терпеть не могла неоформившееся, неопределившееся желе, в котором только по первичным признакам можно распознать мужчину или женщину. Таким желе ей представлялся ученый из Мидгарда. Быть может, его вторая половина и несла на себе отпечаток альфа-самца, но первая была такой ничтожной, незаметной, мечтавшей забиться в дальний угол и прикрыться соломой, только бы ее не трогали. То ли дело блистательный Тор. При одном робком взгляде на него у Фену перехватывало дыхание. Это был тот идеал, к которому она всю жизнь стремилась. Тот, от кого она жаждала иметь детей. Тот, чью кровь хотела не просто испить, а выпить без остатка, из чьего черепа сделать кубок, украшенный серебром и рубинами. Чем дольше она ехала подле него, чем больше ночей проводила рядом, тем сложнее ей было сдерживать свою истинную сущность и звериное желание. Она позабыла о задании мастеров и жаждала придушить человека, чтобы не путался под ногами. Тор был настоящим богом среди небожителей. Ни на одном хуторе ей не встретился мужчина, даже отдаленно на него похожий. Не зря норны предсказали, что сын Фригг Натсдоттир станет самым сильным асом во вселенной и возьмет в руки Мьельнир. Тор во всех смыслах был лучшим. И должен принадлежать ей без остатка!
Фену с трудом сдерживалась, стараясь ничем не выдать себя. Каждая ночь на новом месте, среди новых асов, восхищающихся царевичами и с любопытством наблюдающих за человеком, могла стать последней. Остатками здравого смысла Черная Вдова убеждала себя, что убивать царевича нельзя, можно только зачать ребенка. О, если бы она могла соблазнить кого-то достойного на очередном хуторе. Столько мужчин, столько новых лиц, и никого подходящего, по-настоящему привлекательного. Измельчали асы за последние столетия. Это обстоятельство ужасно угнетало, как и наблюдательность Беннера. Она — спутница человека, так ее воспринимали на хуторах, не признавая в ней отверженную, считая лишь переводчиком и прислугой царевичей, но ее настоящая цель — влюбить человека в себя. У нее получилось, остался маленький шаг, последнее условие, но если ученый ревнив, то сорвется с крючка в последний момент. Нельзя забывать о главной задаче — о битве с Гринольвом, но как порой хотелось воткнуть нож промеж ребер спящего человека, избавив себя от кандалов! Ведь рядом Тор. Идеальный Тор, затмевающий солнце и луну. Фену постепенно подкрадывалась к нему, каждую ночь оказываясь всё ближе. Боевых магов поблизости нет, мастер ни о чем не узнает, а назойливого человека она в худшем случае отошлет на всю ночь с какой-нибудь медичкой обсуждать правила деления дробей.
И вот очередной хутор! Наконец-то! Как долго они добирались до него. Как она устала держаться в седле. И не только она. Даже лошади казались изможденными. Неказистый дом, затерявшийся среди гор, окруженный десятком водопадов, утопал в черничниках и детях всех возрастов. Они обступили Тора, стоило им признать в нем обладателя волшебного молота. О, он был бы идеальным отцом: с такой неподдельной радостью возился с детьми и даже катал на Мьельнере. Локи его восторга не разделил и удалился к реке, которая, по слухам, текла одновременно в двух направлениях и обладала целительными свойствами: не зря же пившие ее воду женщины беременели чуть ли не в три раза чаще прочих асгардиек. Если считать истиной легенду о том, что на Иггдрасиле пасутся священные олени — Дайн, Двалин и Дуратрор — с чьих рогов капает медвяная роса, снабжавшая водой все реки, то предположение выглядело абсурдным. Если считать, что прав круговорот природы и размывание водой кучи химических элементов, то реку и правда стоило изучить. Священные животные Одина точно существуют: воронов и волков Фену видела лично, а о Рататоске рассказывал Локи. Если есть белка-сплетница, почему не быть и оленям? Пускай назойливый младший царевич их и не встречал… Зачем вообще присоединился к походу? Только настроение портит и мешает осуществлению сразу двух коварных замыслов. Фену собиралась проследить за ним, но заметила, что к Тору полезли подростки, страстно желающие прокатиться на волшебном артефакте. Близилась ночь, холодало, но на фоне заходящего солнца полет выглядел особенно эффектно. Усердный человек, впечатленный количеством детей, собирался чуть ли не всю ночь провозиться с женщинами и медичкой, прекрасно владевшей английским и вызвавшейся переводить. Фену оказалась предоставлена сама себе. Она подошла к спустившемуся с небес Тору. Подошла ближе, чем того дозволяли приличия. Дети расступились перед ней, пораженные не то ее красотой, не то уверенностью настоящего хищника, наконец-то отыскавшего достойную жертву.
— Ваше высочество, могу я присоединиться? — нежно проворковала она и провела рукой по небритой щеке.
— Конечно. Хватайся, — промямлил Тор. Он был уверен, что она — «девушка» человека. Недавно он сам ее так называл и долго объяснял, кто же такая «девушка» и чем отличается от невесты или жены. Фену внимала, кивала царственным глупостям и не собиралась спорить. Вот и сейчас одной рукой она обвила шею, другой схватилась за пояс, прижавшись вплотную. Тор, разумеется, был одет, но не в защитную многослойную одежду, ведь никто не посмеет напасть на блистательного царевича в Асгарде ни с молотом, ни с мечом, ни с копьем, а от женского оружия броня не спасет. Тор раскрутил Мьельнир и аккуратно поднялся в воздух, крепко держа Фену за талию свободной рукой. Вечерняя прохлада обратилась в холод, волосы, предусмотрительно освобожденные из прически, развевались по ветру. Тор поднимался всё выше и выше, скрываясь от глаз подростков, чьи родители безуспешно пытались загнать своих чад в дом.
— Ваше высочество, как здесь чудесно! — зачаровано прошептала Фену и накрыла губы Тора своими, вложив в поцелуй всю свою страсть и похоть.
Когда-то давно она целовала Локи. Они играли в птицу, и она одним изящным движением повалила его в грязь и впилась в губы. Локи не умел целоваться, был холоден как лед. Реакции его тела во многом не походили на реакции аса, словно он был ледышкой, заключенной в тело аса. Он был наглядным примером того, почему стоит чтить традиции и, несмотря ни на что, давать детям родовые имена, особенно родственников, почивших недавно. В год рождения Локи погиб отец царицы, но Один, вместо того чтобы передать имя по наследству или использовать одно из предсказанных имен Рагнарека, выбрал что-то несуразное, не асгардское, вот ребенок и вырос непохожим ни на родителей, ни на асов. Зато Тор был совсем другим: податливым и нежным, — и если удивился нежданному маневру, то только самую малость.
Несмотря на сотни перепробованных мужчин, целоваться в воздухе Фену еще не приходилось. Это было новое, чарующее ощущение, но ведь на то он и Тор — царевич, сын Одина. Он обязан отличаться в лучшую сторону от прочих асов. Жар разнесся по телу, возбуждая и передаваясь царевичу. Если бы она могла раздеться в воздухе, то была бы уже нага. Тор, будучи не в силах отказать, да и не желая отказывать, принял единственно верное решение — направил молот к одному из одиноко стоящих сараев, где хранилось сено с прошлой зимы. Они опустились на землю и едва открыли дверь совместными усилиями. Неистовость и страсть овладели обоими. Оказавшись на жестком полу, едва прикрытым тонким слоем сена, Фену начала разоблачать своего царевича. Сложная система застежек не поддавалась четырем дрожащим рукам. Неподатливая ткань рвалась, открывая легкую кольчугу, неизвестно зачем напяленную даже в Асгарде. Со своей одеждой Фену обращалась аккуратнее. Резные фибулы полетели в дальний угол, а рубаха, покрытая защитным орнаментом, не чинила препятствий. В этот миг не существовало ничего: ни сарая, ни Асгарда, ни даже вселенной, а только два тела, объятых неистовой страстью. Они составляли единое целое и никого не желали видеть.
— Брат, ты мне срочно нужен. Прямо сейчас.
Мир рассыпался. Безумие спало. Наваждение исчезло. Фену обернулась, чтобы увидеть в дверном проеме злого, слишком тепло одетого Локи. Сумерки сгустились, а сарай не пропускал звездный свет, но ошибки быть не могло.
— Если ты сейчас же не уберешься, я брошу в тебя молотом, — отозвался не менее злой полураздетый Тор. Он поднялся на ноги с такой легкостью, будто Фену на нем не лежала.
— Браво! — Локи захлопал в ладоши. — Отлично! Продолжай в том же духе, мой дорогой брат. Кувыркайся с будущей женой своего лучшего друга.
— Что??? — хором воскликнули Фену и Тор, и неизвестно, кто более удивленно.
— Что слышали, — Локи отделился от дверного косяка, и луч восходящей Луны осветил небольшой клочок пространства с грудой одежды, валявшейся в пыли. Локи кинул в Фену фибулой, метя в лицо, но у магички была слишком хорошая реакция.
— Я много говорил с доктором Беннером и довожу до вашего сведения, что он хочет стать достойным этой прекрасной женщины, остаться в Асгарде, жениться на ней и посвятить свою короткую жизнь помощи нашему миру, где его так любят и уважают. Фену — отверженная, но любой член царской семьи может освободить ее, и я уже дал обещание дорогому доктору, что освобожу, как только онпокажет себя достойным, — Локи говорил медленно, собирая с пола одежду с запутавшимися в ней стеблями прошлогодней травы. Лишь удостоверившись, что не пропустил ничего, он швырнул мягкий ком в несостоявшихся любовников.
— Теперь я понял, дорогой брат, кто же такая «девушка», о которой ты так любишь рассуждать. От невесты она, значит, отличается тем, что любой может воспользоваться ею и ничего ему за это не будет? Если так, то простите, что отвлек.
Тор сжимал и разжимал кулаки, сминая дорогую ткань.
— Ты врешь как дышишь, — начал он громогласно.
— Пойди и спроси у своего друга, если не веришь мне. А я буду ждать тебя за загоном для свиней. Ты, наверняка, даже внимания не обратил, какое здесь великолепное хозяйство! Сколько скота, которого в Асгарде не разводят. Свиньи, утки, индюки… Это один из самых богатых хуторов нашей страны, а ты позоришь его отверженной преступницей, — голос Локи приобрел сладенькие нотки. — А тебе, Фену, я бы посоветовал пройти в главный дом. Тебя дожидаются остатки ужина. Вяленая треска сегодня великолепна как никогда.
С этими словами Локи вышел. Невысказанный вопрос так и не слетел с губ Фену: почему царевич решил встречаться с братом около свиней? Странное место. Ну да какое ей дело. Она потянулась к Тору, но тот вышел, не сказав ни слова, оставив ее одну на жестком полу среди сена и запаха скотины. Етун бы подрал Локи! Он знал, кто она такая на самом деле! Знал, что она охотилась за ним, и решил уберечь братца таким нехитрым способом. А ведь мог сказать правду о кровавом следе, подарившем ей прозвище Черное Вдова. Не стал и на том спасибо.
Никакую рыбу она есть не пошла, даже с пола не встала. Ей было жарко, а в груди разливалась черная ярость. Как упивалась она недавней работой с Раиду! Как нравилось ей разделывать людей и выкладывать костями их имена! Но теперь всё, вирус создан, нынче людей если и разделывают, то только на убой — не пропадать же такому количеству вкусного мяса. О, знал бы ученый человек, чем его кормят в поселении! Для асов — просто редкая добыча, но для него — каннибализм, запрещенный этическими нормами и моралью.
Фену злобно рассмеялась. Кровавые фантазии с участием ученого человека в голову не лезли — он не подходил для них. А с Тором можно было не мечтать, а сделать, но!.. В отчаянии Фену подергала за ручку бесхозный Мьельнир, не то позабытый, не то специально оставленный. Никто не поднимет его, кроме достойного. Под руку попался черный уголек. Он будто сам прыгнул в ладонь, и Фену провела черту, пересекая орнамент на серебристом металле. Шутка судьбы, не иначе: поднять Мьельнир нельзя, а разрисовать можно!
Локи сразу понял, что Тор зол, даже создавать огненные шары не пришлось: хватило света далеких звезд и собственной интуиции. Любой был бы недоволен, если бы его столь грубо оторвали от такой женщины как Фену. Локи тошнило от одного взгляда на нее, но одно дело — полувеликан, а другое — настоящий ас, да еще и не привыкший к подобным методам нападения и не ожидавший их от той, которая все время крутилась вокруг иноземного гостя. Кстати, об иноземном госте: узнавать, действительно ли он тайно сделал предложение отверженной преступнице, Тор не стал, а заявился сразу к свиньям. Локи успел трижды пожалеть, что назначил встречу именно здесь — редкие животные оказались грязными и вонючими.
— Локи! — грозный рык Тора отразился от окрестный гор, норовя перебудить весь хутор.
— Да, мой дорогой не брат, — тихо откликнулся Локи с наглой ухмылкой. Он стоял в обманчиво расслабленной позе, всем своим видом провоцируя на драку.
— Должен ли я рассказать Одину Всеотцу о том, что ты проводишь время не с хозяйкой дома, не со старшей дочерью хозяина и даже не с целительницей, а соблазняешь исподтишка, в старом сарае отверженную преступницу? Вот папа обрадован-то будет! А уж как бы обрадовался бонд, если бы вас застукал. Тебе с порога предложили приличных женщин, а ты, наплевав на закон гостеприимства, тайком тискаешь отверженную. Если уж тебе так хочется провести ночь с кем-то необычным, ложись со мной, я точно единственный полуетун во всем Асгарде!
Заболтавшись, Локи едва успел уйти в сторону от прямого удара в лицо и отметил, что Тор явился без любимого молота. Тем лучше. Уворачиваясь, маг отпрыгнул за спину брата, на ходу выхватывая кинжал, чтобы приставить его к горлу взбешенного Тора. Как же приятно играть на чужих чувствах!
— Ты совсем размяк. Сразу видно, что армией занимаешься не ты, а Гринольв! — прошипел Локи, наклонившись к самому уху брата, и сжимая его плечо свободной рукой. От лёгкого нажатия на шее Тора появилась тонкая полоска крови, подобная той, что оставил Хагалар после разгрома лабораториума. Детские шалости, просто игра. Тор легко вывернулся из захвата, ударив локтем в бок и одновременно перехватывая руку Локи с зажатым в ней кинжалом. Оружие упало в грязь от сильного удара по запястью. Сам Локи, сбитый с ног подсечкой, повалился следом, на него всем весом навалился Тор и, схватив за шею, несколько раз приложил головой об землю. Впрочем, это не возымело никакого эффекта: земля была мягкой. От поднятого царевичами шума заволновались свиньи, проснулись овцы в соседнем загоне, какого-то етуна не выпущенные пастись в горы. Своим отчаянным блеянием они привлекали ненужное внимание. Особенно тихой ночью, когда слышен даже полет птицы. Не переставая держать одной рукой Локи, другой Тор призвал молот, и вскоре они уже летели на ближайший холм, усеянный мелкими камнями. Локи порадовался, что, в отличие от братца, всегда ходит в полной экипировке — чувствительный бросок о камни спиной напомнил первую встречу в Мидгарде, только вот причиной раздора стала девка-маньячка, а вовсе не Тессеракт.
— Наконец-то сообразил! — сплюнул Локи. Не поднимаясь с земли, он подпустил Тора ближе и воспользовался своим любимым приемом… Увы, кинжал прошелся по легкой кольчуге. Пусть и не в полном облачении, но брат был защищен. Только вот слабых мест на теле аса много больше, чем прикрывает кольчуга. Особенно на лице. Тор инстинктивно отпрянул, когда Локи попытался ударить его головой по носу. Удар получился слабый, но позволил стряхнуть Тора. Оба вскочили на ноги, с ненавистью глядя друг на друга. Первым кинулся Тор, повалив брата на землю. Сел верхом, придавив руки Локи коленями, отобрал кинжал и приставил к горлу противника. Перекинуть брата через себя Локи даже не пытался — Тор был слишком тяжел. Но и признавать поражение не спешил. Только не в этот раз. Тор ведь понятия не имеет, какими навыками овладел сводный братец в мире отверженных.
Огонь неожиданно вспыхнул между ними, опалив одежду. Пришлось расцепиться и заняться пожаротушением.
— Совсем рехнулся! — рявкнул Тор, судорожно сжимая любимый красный плащ, который и так после потасовки возле свиней превратился в вонючую тряпку.
— Тебе меня не победить! — на руках Локи играли огненные шары не слишком большой мощности, чтобы не привлекать внимание местных жителей, но достаточные, чтобы нанести серьезные ожоги рукам и лицу брата. — Давай, сын Одина, попробуй повалить меня.
— Локи, это безумие! — ошарашенный Тор обходил его по кругу, но Локи не позволял ему оказаться у себя за спиной.
— Безумие? О нет! Это магия! Фокусы, если по-твоему. Ты ведь любишь фокусы, не правда ли? — прошипел Локи и бросил огненный шар. Тор подхватил с земли молот, который мгновенно поглотил огонь, но Локи успел заметить неряшливые рисунки углем поверх священной вязи.
— Брат, одумайся, не заставляй меня применять настоящую силу, — Тор раскрутил молот, демонстрируя серьезность своих намерений.
— Это ты не заставляй меня применять настоящую силу! — глаза Локи сверкнули, а шары в руках увеличились. — Я многократно вырос магически и больше куклой для битья не буду.
— Ты никогда и не был! — договорить Тор не успел: сзади ему поставили подножку и толкнули на камни, едва прикрытые мхом. Ехидно улыбающийся двойник растаял бесследно.
— Ты все-таки вечно будешь на это покупаться! — Локи предусмотрительно отступил, чтобы Тор не увлек его вниз, но того, что произошло дальше, он совсем не ожидал: брат со всей силы швырнул в него молот. Локи стоял так близко, что даже подумать о защите не успел, он просто нашел себя на земле, едва дышащим после чувствительного удара. Он судорожно хватал ртом воздух, хотя не должен был: слишком малым было расстояние и слишком сильно Тор размахнулся: удар должен был проломить защитную одежду, разбить ребра и смять сердце с легкими в единую кровавую кашу. Но все эти мысли пронеслись в голове Локи уже после того, как он оказался на земле. Тор с легкостью встал, отряхнулся и теперь возвышался над ним с видом победителя.
— Это… было…нечестно, — с трудом выговорил Локи, не предпринимая бесплодных попыток поднять молот. — Ты… научился… контролировать силу?
— Думаешь, пока ты практикуешься в магии, я не практикуюсь в молоте? — Тор опустился на мох, предусмотрительно не рядом с братом, опасаясь огненной мести. — Мьельнир — продолжение моей руки. Мы едины. А нечестно играешь ты. Всегда играл и до сих пор. Думаешь, я забыл, как ты чуть не сбросил меня с Радужного Моста трюком с иллюзиями? Или как заманил в ловушку на летающем корабле?
Локи с трудом скосил глаза: черные угольные полосы смылись, будто их и не было. Может, показалось, все же на дворе ночь.
— Если бы я хотел тебя убить, — Локи с трудом перевел дыхание, — я бы это сделал. Тысячу раз. Я никогда не желал тебе смерти.
— Знаю, — Тор отложил молот в сторону. Играючи, будто палку или игрушку. Дышать стало легче, зато ребра отозвались болью — все же силу братец не рассчитал, а одежда полностью не защитила. Словно повторение стычки с Халком. Противно заныла спина, особенно при воспоминании о том, что этот самый Халк спит сейчас там, внизу, а все последние месяцы — за стенкой в каменном доме, который чудовище, если что, разнесет и не заметит.
— Давно мы с тобой так не сидели, — сказал Тор, глядя на звездное небо с таким умным видом, будто нашел новое созвездие.
— Как «так»? — спросил Локи, переходя в сидячее положение и дыша по возможности аккуратно. — Перепачканные, вонючие и обожженные?
— Нет, вдвоем. Когда вокруг тишина, — Тор обвел рукой темные горы, теряющиеся в ночном мраке.
— То есть ты таки решил принять мое предложение и лечь с карликовым великаном? — Локи снял с себя верхнюю одежду — привести ее в порядок не представлялось возможным, поэтому он без сожаления сжег ее и осмотрел себя: кошмарных синяков не нашел, но это ничего не значило: всё покажет завтрашнее утро. — Разгони облака. Под дождем я на свежем воздухе спать не буду. И кинжал мой забери от свиней. И скажи своим людям, чтобы нас не беспокоили. И принеси что-нибудь теплое и съестное. И горючее. Разведем костер. А то твоя мать далеко, лечить меня некому.
— Локи! — Тор с досады хлопнул рукой по ближайшему камню, но даже не поморщился. — Хватит. Все эти «не мать» и «не брат» ужасно раздражают.
— Знаю. Поэтому и продолжаю вас так называть.
— Ты невыносим! — Тор поднялся на ноги. — Я сейчас всё принесу. Костер разводишь ты. Должна же быть польза от твоих шаров… И к чему сейчас твое боевое облачение?
— Если ты не заметил, я сжег свою одежду, поскольку отмыть ее невозможно, — пояснил Локи, заканчивая преображение. — Ничего теплее боевого облика у меня с собой нет. А шлем и железо могу снять, чтобы не мешали.
— Чтобы мы их тут потеряли или чтобы утром с трудом вспоминали, какая железка куда крепилась? — улыбнулся Тор.
— С нами отверженная, пусть она разбирается, — махнул рукой Локи. — Давай, приноси всё, что обещал. Иначе я замерзну.
— В шести слоях боевого облика?
— Ты предлагаешь мне в нем спать?
Тор только головой покачал и унесся в сторону хутора. Лишь бы не перебудил полдома. При желании братец умел ходить бесшумно, но станет ли напрягаться?
На небе собирались облака. Вряд ли дождевые, но даже мелкая морось будет некстати. Локи попробовал еще раз ощупать ребра. Сквозь многослойную одежду сделать это было не просто, но вроде переломы не прощупывались. Давно они с братом не сидели вдвоем у костра. А сидели ли вообще? Или вокруг всегда находились не друзья, так воспитатели (соглядатаи отца не в счет)? Локи не помнил. Ждать пришлось довольно долго: младший царевич успел задремать, как вдруг земля вздрогнула, принимая груженого Тора, который не нашел ничего лучшего, чем неумело бросить грязный кинжал, который Локи едва успел перехватить. Где братец нашел палки, он предпочел не спрашивать. Их было немного, но несколько часов они у костра и не просидят. В детстве им нравилось жарить вяленое мясо, пускай получалось и не очень вкусно. Не сговариваясь, они решили повторить.
— Эльма — славная девушка, она станет отличной женой, — нарушил молчание Тор. — Как она попала в мир отверженных преступников, ума не приложу. Ты знаешь?
Локи прекрасно знал. Ему рассказывали, что прозвище «Черное Вдова» она получила не случайно, что в поселении ей запретили убивать, от чего она очень страдала, зато по очереди соблазняла всех мужчин.
— Нет, не знаю. В поселении не принято говорить о прошлом. Ты выбираешь себе новое руническое имя и вычеркиваешь себя из мира большого Асгарда. Твоя жизнь как бы начинается заново.
— Подходящее, говоришь, — Тор заинтересовался. — Я думал, что имена дают насильно. Но раз ас выбирает сам, то это многое о нем говорит. Эльма выбрала первую руну алфавита, ее символ — серебро, скот, материальный достаток. Значит, она принесет богатство в дом мужчины.
— Особенно в поселении, где нельзя выйти замуж, — хмыкнул Локи. — А Хагалар, видимо, думал о граде, когда себе имя придумывал, и ассоциировал себя с ним. А Раиду — мой приятель, я как-то привозил его во дворец, — думает о путешествиях, столетиями сидя в тюрьме и став естественником, а не логистом!
— Не все так прямолинейно, мне кажется, — Тор задумался. — Ведь Хагалар — не только град, это руна разрушения, стихийного бедствия, связанного с прогрессом. Сколько я понял, он этим и занимался при отце. А твой друг… Я его плохо знаю. Но ведь у него руна объединения, гармонии, пути, в котором ас твердо знает, куда придет и держится курса — похоже на его характер?
Локи неопределенно пожал плечами.
— Так можно про кого угодно что угодно сказать, тебе не кажется, что руны слишком многозначны? По-твоему, каждый с именем Беркана думает о березе и считает, что главное в жизни — духовный и физический рост? А Ивары ассоциируют себя с тисами и пытаются защититься от кого-то или преодолеть препятствия? Это глупости. Хочешь знать, почему в поселении всего двадцать четыре имени? Вовсе не потому, что руны обладают магией и скрытой символикой, а потому, что поселение — одна большая семья, а асы, отверженные или обыкновенные, считали и считают, что между тезками-сородичами устанавливается магическая связь. Так что повторяющиеся имена — просто попытка укрепить эту фальшивую «семью», не более того. Игра на мистическом сознании тех, кто только попал в поселение и ничего не смыслит в науке. Я не верю в интерпретацию рун, что бы нам ни говорили наставники. Хватит с них того, что они алфавит и идеограммы одновременно.
— А когда-то тебе нравилось интерпретировать их, — хмыкнул Тор. — Я помню, как ты занимался рунами.
— В детстве, — протянул Локи, удивляясь, что брат помнит такие мелочи. — Тогда они казались мне закрытым непостижимым миром, но потом я понял, что это не более, чем глупость.
Локи не стал уточнять, что освоить руническую магию ему самостоятельно не удалось, причем оказалось, что ее не практиковал почти никто из ныне живущих, поскольку она проигрывала по всем параметрам обычной магии, текущей по сосудам. Вроде как она должна затрачивать меньше энергии и давать преимущества, но на деле только вытягивала силы.
— А как же руническая магия? — спросил Тор, будто прочитав мысли.
Локи ответил. Сперва кратко, но потом увлекся и подробно рассказал о ней, хотя изначально думал ограничиться парой предложений. Брат слушал, задавал вопросы и по крайней мере делал вид, что ему интересно. Костер догорел, только звезды освещали холм, а сыновья Одина никак не могли уснуть. Они часто виделись друг с другом, перебрасывались сотнями и тысячами слов, но по-настоящему не говорили уже очень давно. Возможно, даже никогда.
Фену с тревогой следила то за небом, стремительно затягивающимся тучами, то за холмом, куда улетел Тор буквально верхом на Локи. Она из сарая наблюдала за дракой и была настолько осторожна, что ее не заметили. Царевичи, катающиеся в грязи, словно малые дети, среди свиней под блеяние овец — до такого безрассудства может довести только женщина. Ради ее благосклонности асы готовы биться насмерть — да что асы, сами царевичи: светозарные, светоносные, надежда и будущее Асгарда. Вспышки на холме вселяли надежду на лучшее: вдруг Локи своими руками убьет Тора, и не придется доводить до конца задание тинга? Фену убивала множество раз, но исключительно мужчин, засыпавших на ее плече после бурной ночи. Она была уверена, что такой выносливый ас, как Тор, не расслабится настолько, чтобы не почувствовать иголку в вене. От введения яда она давно отказалась, зато каждый раз, когда Тор появлялся в поселении (а появлялся он в последнее время с завидной регулярностью), она прислуживала ему за столом, подавала кубки, в которых плескалось не только вино или эль. В каждом мире выдумано и синтезировано столько ядов, не убивающих мгновенно, а имеющих свойство накапливаться. Когда-нибудь яд свалит Тора, и поездка пришлась как нельзя кстати. Главное, проявлять осторожность, чтобы Локи ничего не заподозрил. Хотя иногда на привалах фляги путались: небольшие дозы яда доставались человеку, младшему царевичу, даже нечаянным попутчикам и хозяевам хуторов, но последствия Фену не слишком волновали.
Однажды старший царевич заснет и не проснется: сердце тихо остановится, так что никто не заметит, а наутро реанимировать будет поздно. Спокойная смерть во сне: люди мечтают о ней, молятся своим богам, чтобы умереть вот так: безболезненно, без страданий, без осознания. Асы такой смерти боятся как огня. И в ее руках, в руках отверженной преступницы, теплится жизнь лучшего из асов, сияющего хозяина Мьельнира — какая честь. Именно она обеспечит ему скорую встречу с предками, в которую люди не верят. Они даже не догадывались, что ждет их за пределами, поэтому и боялись. Асы знали точно: погибнешь достойно — встретишься с друзьями и бравыми предками в Вальгалле. Погибнешь недостойно — встретишься с другой половиной родственников в сером Хельхейме, где нет желаний и правит скука. В любом случае один не останешься.
Когда всполохи на холме погасли, а тучи развеялись, Фену пошла искать человека, которого обнаружила бодрствующим. Он ломал глаза при свете лучины.
— Поразительно! — воскликнул он, стоило ей приблизиться. — Здесь есть книга на английском! Девятнадцатый век. Удивительно.
— Вашей милости сопутствует удача, — Фену даже не попыталась вникнуть в смысл написанного. — Его высочество поведал мне, что ты желаешь доказать свою силу. Я преподаю к твоим стопам.
Она опустилась на пол и положила голову человеку на колени — идеальная поза: никто не откажет преклоненной красавице. Либо Локи лгал, либо человек не ожидал ее появления, но его очень смутил хитрый маневр.
— Наконец-то мы будем вместе, — прошептала она, заглядывая в лицо: смуглое из-за неверного света лучины. — Я буду ждать победы, ваша милость.
Человек нервно сглотнул и несмело провел рукой по шелковистым волосам. Возбужденная Тором Фену едва сдержалась. Даже неумелая ласка взбудоражила ее донельзя, даже ничтожный человек, не достойный звания мужчины, привлекал ее сейчас. Ей нужен хоть кто-то, но нельзя допустить ошибку и провалить дело — ее убьют, ведь законы поселения убийство не запрещают. Человек получит ее только после победы и никак иначе. После победы, правда, тоже не получит, так как проиграет, но это детали.
— Пойдем спать. Уже поздно, — промямлил Беннер, рукой гася лучину и с трудом поднимаясь на ноги. Он жаждал иного, страстно жаждал, но время и место не подходили. Фену смотрела человеческие ожившие картинки: люди предпочитали огромные мягкие кровати с надушенным постельным бельем, которого в Асгарде не сыскать даже во дворце.
— Пойдем, — Черная Вдова нарочито нежно взяла несостоявшуюся жертву за руку и вышла на свежий воздух. Мириады звезд освещали каменные постройки. По небу промчался Тор и устремился на тот самый холм, куда ранее перенес брата и откуда теперь поднимался дым костра. Царевичи оскорбляют хозяев, отказываясь ночевать в доме. Как глупо. Мысли о детях Одина, далеких и желанных, стали последней каплей. Фену с трудом уложила человека на отдельную лавку в закутке, предназначенном для высоких гостей. Он и рад был бы ее компании, но глаза сами собой закрылись, повинуясь легкой магии. Убедившись, что человек крепко спит, Фену впилась в его губы. Ничего не произошло. Нет никакого удовольствия в том, чтобы целовать того, кто не отвечает, того, с кем не позволишь себе большего. Жар в теле только нарастал, укутывая пеленой, лишая остатков разума. Она так долго не была с мужчиной, что готова была голыми руками разорвать даже недостойного. Она вышла в ночь, призывно вихляя бедрами, хотя соблазнять и выманивать в спящем доме было некого. По крайней мере, так показалось бы непосвященному…
…На следующее утро, когда царевичи, не выспавшиеся, но довольные вернулись с холма, их ждало страшное потрясение: в загоне для свиней, около которого они вчера устроили непотребную драку, лежал молодой ас. Точнее, то, что от него осталось.
Комментарий к Глава 113 https://vk.com/photo-57908144_330048662 – примерно так выглядит дом в холме (хотя это и не совсем холм)
https://vk.com/club57908144?z=video674008_456239045%2F0e45b9ac60e2048a70%2Fpl_wall_-57908144 – а вот река, текущая в две стороны одновременно.
====== Глава 114 ======
— Назови мне хоть одну причину, по которой я не должен убить тебя прямо сейчас с особой жестокостью? — спросил Локи, недвусмысленно оставляя едва заметные порезы на шее пленницы.
Они вернулись в поселение гораздо раньше, чем планировали. Братец поклялся разобраться с кошмарным преступлением, доктор Беннер обещал оказать всестороннюю поддержку, и только Локи хотел побыстрее убраться с хутора на пару с убийцей. В том, что никто иной, как Фену, виновна в произошедшем, у него не было сомнений, и если бы местные жители знали, что она отверженная, у них бы сомнений тоже не было, но они считали ее чуть ли не дворцовой асиньей, служанкой царевичей. Крестьяне и помыслить не могли, что очаровательная женщина не просто убила, а еще и скормила труп свиньям, предварительно расчленив. Благородный братец, даже зная о происхождении Фену, нисколько не подозревал ее и скорее готов был спустить всех собак на «мелкого пакостника», но они провели бессонную ночь вместе. Слуги Тора всю ночь куролесили со слугами хозяина, упились вусмерть и не были в состоянии не то, что расчленить труп, а даже разрубить противника секирой. Доктор Беннер и мухи не обидит, а Халк не стал бы утилизировать труп. Таким образом гости оказались вне подозрений, как для местных, так и для вершителя справедливости, поэтому Тор согласился отпустить брата домой вместе с отверженной. Добираться до поселения на лошадях, ночуя несколько раз рядом с маньячкой, Локи вовсе не улыбалось, поэтому он упросил брата воспользоваться молотом. По прямой, да через горы всего пара часов, тем более что оба мага обратились в мелких животных и никакого дополнительного веса на молот не оказывали. Возможно, именно из-за ненавистных полетов доктор Беннер отказался возвращаться и предложил свою помощь в деле прочесывания окрестных гор и выслеживания безумца. Но безумца предусмотрительный Локи собирался запытать лично, несмотря на то что пытки не любил, а Фену получала от них удовольствие.
— Может, мне прямо сейчас отрезать тебе пальцы? Или выбить зубы? Или ошпарить кислотой, будешь второй Берканой? — царевич надавил на кинжал сильнее, оставляя кровавую полосу прямо у правого глаза, но Фену только больше впала в пьяное безумие. Сюда бы настоящие орудия пыток, да где их взять в поселении? Впрочем, для дробления костей много не нужно.
— Локи! — прошептала маньячка, призывно облизывая пухлые губы, подобные спелой вишне… Царевич поймал себя на несуразном сравнении и поскорее отвел взгляд. — Ваше высочество…
— Ладно, — молодой маг с трудом отошел от полуобнаженной сладострастницы и нашел в сундуке самый обычный молоток. Фену лишь мечтательно полуприкрыла глаза и попыталась слизнуть каплю крови, стекавшую по подбородку. Это было омерзительно.
— Не думай, что я остановлюсь, — он в два шага пересек комнату, грубо схватил хрупкую руку и с силой придавил к столу.
— Ну! — он замахнулся, всерьез готовясь одним отточенным движением размозжить либо кисть, либо пальцы.
— Подожди! — неожиданно воскликнула Фену, таки уяснив, что царевич не шутит и покалечит по-настоящему, но поздно: тяжелое орудие опустилось на мизинец, пока не ломая, но причиняя сильную боль, заставившую маньячку вскрикнуть. Стоило пригрозить чем-то посерьезнее обычных царапин, как она сразу сдалась.
— Меня подослали к человеку, — Фену прекратила паясничать, а ее слова перемежались стонами боли. — Он нам нужен. А я нужна ему. Мужчины идут на всё ради женщины и мстят за мертвую женщину.
Она говорила столь убедительно, что Локи опустил молоток. Не хотелось признавать ее правоту, но пришлось. Тор ради земной девчонки готов Асгард предать, а Беннер при всей своей внешней холодности увлечен маньячкой. Нельзя ее трогать. Нельзя поссориться с доктором из-за женщины, он еще далеко не всё наладил в поселении. За ним будущее Асгарда.
— Не думай, что убийство свободного аса сойдет тебе с рук, — процедил Локи сквозь зубы, но молоток отложил в сторону.
— Ты желаешь лично наказать меня? — проворковала Фену, вновь обращаясь в соблазнительницу. — Ты ведь не можешь сделать это прилюдно. Возникнут вопросы.
— Да, я накажу тебя лично. И вопросы не возникнут, — зло усмехнулся Локи.
Фену застонала от предвкушения. Сейчас сын Одина окажется в ее руках. Ради наказания он разденет ее, а дальше… Ооо, мальчишка и не заметит, как, едва нанеся десяток ударов, попадет под ее обаяние. Она только что испила крови и была настоящей царицей положения. Без убийств она скучала, блёкла, не могла выложиться по полной даже ради достойного мужчины. Зато сейчас она свернет горы и получит сына Одина! Пускай лишь младшего, не суть.
Когда Локи принес кляп, она нисколько не мешала: крик боли услышат поселенцы, вдруг кто-то посмеет ворваться в покои царевича в самый ответственный момент. Когда появились веревки, она только мечтательно улыбнулась. Она начала раздеваться, но Локи остановил ее.
— Не требуется.
О, неразумный мальчик считает, что извивающееся в одежде тело менее привлекательно, чем обнаженное. Он ошибается, а противостоять своей мужской натуре всё равно не сможет. К тому же она точно знает, что от телесных страданий жертвы Локи никакого удовольствия не получает. С его рабами она имела весьма длительные отношения и не менее длительные разговоры — Локи о прислужников руки не марал, и чужая боль ему безразлична. Это прекрасно!
Фену закрыла глаза и подала руки, дабы облегчить процесс связывания. Что-то не то она заподозрила только тогда, когда Локи начал связывать ее каким-то крайне странным способом, неудобным для сечения: руки с ногами через спину, сдавливая каждую конечность в нескольких местах. Поза получилась неудобная для любой пытки, необязательно для бичевания. И именно в таком виде Локи бросил ее в угол собственного дома, привязав к огромному сундуку так, чтобы она не могла перевернуться на другой бок.
— Тебе уже сейчас неудобно, — проворковал он нежно. — Вижу, что неудобно. Еще через час тебе станет невыносимо неудобно. А вернусь я только следующим утром. Надеюсь, что у тебя за это время ничего не омертвеет.
Он опустился на корточки перед пленницей, которая из-за кляпа даже ответить ему не могла, только смотрела со смесью непонимания, разочарования и обиды.
— Ты не представляешь, каким наукам я обучался. И я точно знаю, как причинить страдания, нисколько не калеча. Учись, пока жива.
С этими словами он вышел из дома. Фену проводила его самым возмущенным взглядом из возможных. Он просто связал ее и бросил в кошмарно неудобной позе на несколько часов. И это всё? Страдать в одиночестве?! Возмущению Черной Вдовы не было предела. Веревки она, конечно, развяжет… Однако первая же попытка оказалась провальной — царевич не забыл о ее магических способностях: по веревке шла тонкая руническая вязь. Волшебство бессильно… Придется стрелять глазками и договариваться с рабами царевича, причем с кляпом во рту. Должны же они когда-нибудь прийти в эту часть дома. Но как же неудобно лежать на жестком полу! Душу Фену заполняли обида и ненависть. О, она еще отомстит Локи. И месть ее будет сладка!
Локи вышел из дома и неспеша направился к Речке. Стоило поразмыслить о случившемся. Фену не отрицала своей вины, не раскаивалась в содеянном и жаждала новых убийств. Сын Одина впервые лично столкнулся с истинной сущностью отверженных негодяев. Почти две зимы он наивно полагал, что добравшиеся сюда асы — всего лишь ложно обвиненные жертвы или ушлые крестьяне, первыми осознавшие преимущества сытой жизни мира отверженных. Но истинное лицо Черной Вдовы расставило точки над и. Что за жуткую сущность скрывают остальные? Трусиха Беркана или тихая медичка Кауна — кто они на самом деле и на что способны? Действительно ли он здесь в безопасности или местные свернут ему шею в любой момент?
Гуляя вдоль Речки, Локи не заметил, как уперся в барьер, за котором живут люди. Он не вникал в работу ученых и пустил дело на самотек, полностью отдаваясь модернизации и учебе. На людях ставили жуткие опыты, но на то они и люди — лишь пыль под ногами. Или на деле пленные нужны не только для прогресса науки, но и для удовлетворения садистских наклонностей местных жителей, и им все равно, кого пытать: аса или человека?
Поселенцы — единственные ученые Асгарда, но их услугами отец давно не пользовался. Быть может, вовсе не из-за косности и недальновидности, а по объективным причинам? После поражения Етунхейма связь дворца с поселением окончательно прервалась, и отверженные тысячу зим жили своим миром. Быть может, всё это не просто так? И его ссылка тоже имеет какие-то глобальные причины, о которых Один Всеотец просто не рассказывает, надеясь, что несмышленый приемыш сам додумается?
Локи не нравилась сложившаяся ситуация. Раньше он чувствовал себя в поселении царем, забывая о сомнительном прошлом местных жителей. Однажды он расспрашивал женщин о заворотной жизни и услышал приемлемые истории, но правдивые ли?
Да еще и таинственный Хагалар. Всё начиналось и кончалось на нем. Клятвопреступник, ненавидимый матерью. Бывший придворный, заслуживший абсолютное доверие отца. По пальцам одной руки можно перечитать асов, в оценке которых родители столь кардинально расходились. Сильный маг, маниакально жаждущий передать сыну Лафея свое искусство… Узнать бы его истинное имя. Ведь Фену несмотря на запреты, назвалась для Беннера заворотным именем. Или придумала подходящее.
Локи шел вдоль барьера, непроизвольно проводя по нему рукой. Земля все больше уходила из-под ног, а вопрос доверия вставал в полный рост. Зачем Фену приказали присматривать за Брюсом Беннером? Когда она втерлась к нему в доверие, он никакой помощи поселению еще не оказывал. В чем же дело? Можно спросить у самой Фену, но не возвращаться же домой раньше времени.
Локи себе никогда не признался бы, что боится идти к себе. Боится увидеть веревки, небрежно брошенные на пол. Он вязал крепко и свое дело знал, но на что способна маньячка… Проще было убить. Да, так и стоило поступить. И еще не поздно закончить начатое. Но Беннер. Он ведь и в самом деле рассуждал о совместной жизни с ней. А он нужен Асгарду. К тому же братец наверняка удивится внезапной смерти возлюбленной человека, а нарушать хрупкий мир не хотелось. Ясно одно — боевая магия вскоре понадобится. С этой мыслью Локи отправился на поиски Отал. Искал он ее так долго, что успел усомниться, не убил ли ее нечаянно в день приезда сестры? Но нет, всё же нашлась в стороне от основных домов.
— Здравствуй, — он позволил себе легкую улыбку превосходства, хотя вовсе его не чувствовал. — Как ты себя чувствуешь?
От Локи не укралось, что асы, с которыми беспечно беседовала магичка, поздоровались с ним и быстро откланялись. Вдвойне подозрительно. Отал все это время сохраняла на лице угрюмую решительность, и только, когда осталась наедине с царевичем, процедила сквозь зубы:
— Я не хочу тебя больше знать. Уходи.
Локи никак не отреагировал, только впился взглядом в изможденное, усталое лицо. Что-то Отал беспокоило и вряд ли это была его скромная персона.
— Ты ударил в спину, предал моё доверие, — продолжила она, когда поняла, что ответа не получит. Локи очень любил этот трюк: гипнотизировать он не умел, но молчание в сочетании с искренним недоумением на лице нервировало собеседника и заставляло выдавать самые сокровенные тайны.
— Я отказываюсь обучать тебя. Ищи себе другого учителя. Официальных бумаг нет. Я ничего тебе не должна! — Отал распалялась, нервно кусала губы. Она не могла отделаться от пронизывающего взгляда, а сбежать не позволяла гордость.
— Ты был таким милым и обходительным, но теперь я вижу, что ты просто подлец.
Последняя реплика вызвала невольную улыбку на лице царевича. Подлец! Всего лишь подлец! А она сама кто? Воровка или того хуже? Наверняка ее биография скрывает много пикантных подробностей, иначе Хагалар не стал бы ее учить.
— Просто подлец не предложит тебе честный поединок, — произнес Локи, когда понял, что больше ничего не добьется. — А я предлагаю. Я дам тебе шанс победить в честной битве воспитанника Одина.
Он достал из небытия кинжалы и встал в боевую стойку. От такого предложения она точно не откажется, слишком жаждет, несмотря на почтенный возраст, доказать свои возможности. Тщеславие — лучшее качество живых существ: хоть великанов, хоть асов.
— Смелее, — раззадоривал Локи, поигрывая кинжалами. — Или мне напасть первым?
Отал колебалась. Она жаждала поединка, но что-то ей мешало. Что-то несущественное, потому что мгновение спустя в ее руках появился магический кнут — чего еще ждать от мага. Она начала обходить противника по кругу, творя заклинание отвода глаз от всех любопытных. Царевич выждал несколько секунд, предоставил фору, но, не дождавшись атаки, ринулся вперед и… на полной скорости влетел в прозрачную преграду. Из глаз посыпались искры, и он едва успел увернуться от молниеносного орудия. Отал не так проста, как казалась. Он бросил кинжал — магичке пришлось сосредоточиться на защите и отвлечься. Этой задержки вполне хватило бы для полноценной атаки, если бы не…
— Закончили!
Из пустоты неожиданно материализовался Хагалар в облаке черного дыма. Локи намеренно не остановился и напал на ближайшего противника. Старый маг настолько опешил от такой наглости, что пропустил удар и только чудом избежал глубокого пореза. Рукав окрасился отдельными пятнами крови.
— Уймись! — гаркнул он так грозно, что Локи замер от неожиданности. Он застыл в боевой позе. Вождь смотрел на него во все глаза, будто впервые увидел.
— Поразительное сходство, — пробормотал он невнятно. — Лиса моя, я тебя вторично прошу: не приближайся к нашему царевичу. По крайней мере, в ближайшее время, — произнес он чуть ли не по слогам, и Локи уяснил себе, кто стоит за стеснительностью магички. Вовсе не обиды, а всего лишь собственный мастер.
— Я и не приближалась, — воскликнула женщина рассерженно и с… опаской? Чего ей бояться своего повелителя?
— Надеюсь, — сухо ответил Хагалар, все еще не спуская глаз с царевича. — Ты свободна.
Локи вовсе не улыбалась перспектива оставаться один на один с Хагаларом, особенно, если он каким-то образом пронюхал про Фену.
— Убери оружие, оно тебе не поможет, — резко бросил старый маг, как только Отал удалилась на почтительное расстояние.
Локи испарил клинок. Второй валялся в нескольких шагах. Хагалар не сдвинулся с места, будто был уверен, что царевич обязательно вернется, как только поднимет оружие. Соблазн поднять кинжал и уйти был слишком велик, и Локи ему последовал… Чтобы врезаться в дерзкого мага несколько шагов спустя.
— Поганый мальчишка, — голос Хагалара звучал низко и угрожающе. — Мне очень хочется выдрать тебя прямо сейчас, хотя я всю жизнь был противником насилия над детьми.
— Ну попробуй, — усмехнулся Локи, пропустив все ехидные замечания. — Хочешь повторения прошлогоднего спектакля? Мне не жалко. Заодно потренирую выносливость, — его глаза опасно сверкнули. — Только не думай, что тебе это сойдет с рук.
— Не думаешь о своей жизни, подумай хотя бы об Асгарде, — Хагалар буквально выплюнул последнее слово. — Ты не имеешь права распоряжаться своей жизнью так беспечно. За тобой Асгард.
— За мной? — Локи позволил себе еще одну ухмылку. — Отец и брат — вот, за кем Асгард, а я могу развлекаться, как хочу. Я усыновленный раб, полукровка, полуетун и ни на что не претендую.
Он специально раззадоривал Хагалара, напрашивался на удар, чтобы с чувством ответить. Но маг сдержался, хотя самоконтроль давался ему очень тяжело.
— На жизнь ты, значит, тоже не претендуешь, раз готов отдать ее драугу, а? — прошипел Вождь едва слышно. — И правы были родители, приговорившие тебя к смерти?
— Очередная ложь, — поспешно констатировал Локи.
— Ложь? Вовсе нет, — Хагалар наклонил голову. — Пока ты лежал без сознания во дворце, Один Всеотец решил убить тебя. И прекрасная Фригга поддержала своего мужа. Но я не позволил им. Не веришь мне, так поверь своим глазам!
И Хагалар активировал силовые поля заклинаний.
— Перейди на магическое зрение, и ты увидишь нить, которая тянется от меня к тебе. Погибнешь ты, умру и я. Твой отец слишком ценит меня, поэтому сохранил тебе жизнь, которую ты, оказывается, не ценишь вовсе! Твоя жизнь куплена моей!
Хагалар, не сдержавшись, перешел на крик, а Локи сохранял мертвенное спокойствие.
— Я не стану переходить на магическое зрение, — медленно ответил он. — Я не хочу узреть очередную ложь от неизвестного, чье имя от меня скрывают. Открой мне свое лицо, если хочешь доверия.
Локи поймал взгляд Хагалара и впился в его глаза, как давеча в глаза Отал. О, как он жалел, что гипноз не входил в число изучаемых им наук.
— Моё имя тебе ничего не скажет, потому что у меня нет и никогда не было отчества, — вздохнул Хагалар. — В детстве меня звали Арнульвом. Тебе зачем-то это нужно было знать? Знай. Не веришь мне — спроси у Гринольва.
И вдруг Хагалар исчез, а Локи почувствовал легкое прикосновение к своей шее.
— Побереги свою жизнь, она гораздо важнее, чем тебе кажется.
Хагалар окончательно исчез. Его место заняли поселенцы, спешащие по своим делам, не обращающие внимания на царевича. Локи поймал себя на том, что всё еще сжимает что-то в руке. Он разжал кулак — на землю выпала самая обычная морковка.
Горьковатый напиток почти не обжигал рот, зато стекал по подбородку, пачкая одежду.
— Стоит мне увидеть беспутного детеныша, как я представляю его в крови, скорчившимся у моих ног, — невнятно бормотал Хагалар, давясь настойкой. — Придется подождать несколько ночей. Нельзя сейчас вести его к иноземцам. Я должен быть уверен хотя бы в себе, потому что в нем я никогда не буду уверен. Поганое дитя не слушается.
— Может, стоит сказать правду? — меланхолично откликнулся Алгир, вовсе не горевший желанием слушать откровения Хагалара. — Ты пытаешься заботиться о нем, как о сыне, хотя он тебе лишь…
Последнее слово потонуло в кашле — горький напиток таки попал Вождю не в то горло, и Алгиру пришлось похлопать его по спине.
— Чуть не погиб бесславно, — кисло пошутил маг. — Я попытался рассказать часть правды, он не слушает.
— Ты можешь показать — воспоминания подделать нельзя.
— Он знает, что показывать воспоминания может только Один Всеотец, это его личное умение как верховного бога, Он точно спросит, как я научился тому, что недоступно обычному асу.
— Ты устраиваешь проблему из ничего, — безразлично пожал плечами Алгир.
Хагалар не ответил. Напиток теплом отдавался в груди, усыпляя зверя. Нет, не усыпляя, а рассасывая, уничтожая. Оставался лишь неясный образ юноши в боевой стойке. Как же Локи походил на мать! Не внешне, но по манерам и умению держаться. У него в руках сверкали кинжалы, у нее в свое время меч. Он превосходно обращался с оружием, она держала тяжелый двуручник впервые в жизни. И всё же Хагалар узнавал в Локи Уллу, хотя и сложно было представить кого-то внешне менее не нее похожего. Женщина, вставшая против него с мечом, долго еще после битвы снилась ему, а спустя тысячу лет призрак возродился в Локи, хотя детеныш никогда в свою схожесть не поверит. Да оно и клучшему.
Когда-то давно на плечах Хагалара лежала слишком большая ответственность, а малейшая оплошность стоила бы Асгарду независимости и даже существования. Если требовалось обдумать какую-нибудь особо сложную задачку или принять судьбоносное решение, он шел в застенки и забывался на пару часов. Он почти никогда не получал удовольствия от происходящего, но прекрасно расслаблялся. Руки были заняты, зато мозг работал, и к концу маг оказывался наедине с останками несчастной жертвы и принятым решением, которое оставалось только воплотить в жизнь и получить превосходные результаты. Он чувствовал себя отдохнувшим и полным сил, когда смывал с себя кровь очередной жертвы. Но он никогда в своих мечтаниях не видел распятыми Одина, Фриггу или членов их семьи. А нынешнее страстное желание запытать Локи могло быть связано только с бесконечным раздражением, что он испытывал из-за мерзкого дитя вот уже два года. Локи был всего лишь мелкой занозой, несущественной по сути, но очень дорогой его сердцу. И Хагалар никогда не простил бы себе, если бы принес ребенку по-настоящему сильный вред. Только вот уже свершилось убийственное наказание, а Локи жив, и не просто жив, а смеется над своим палачом, не верит в его силу и могущество. Он нарвется. И поймет, какую кошмарную ошибку совершил, когда будет слишком поздно.
====== Глава 115 ======
Ужасающее по своей жестокости убийство на хуторе выбило Брюса Беннера из колеи. Ничего подобного встретить в мире богов он не ожидал: таинственный преступник расчленил тело мужчины и бросил на растерзание всеядным свиньям. Сенсационный материал, достойный американских трущоб, а никак не благочестивых асов. Совершенно немыслимое преступление на хуторе, где живет одна семья, а до ближайших соседей много миль. По словам местных жителей, ничего такого не происходило никогда, поэтому Беннер согласился помочь найти убийцу.
Первым подозреваемым, без сомнения, был безумец Локи, но Тор ручался за брата головой, подтверждая его алиби, а крестьяне считали, что сын Одина ни в коем случае не совершил бы злодеяние тайно. Если бы Локи решил убить, то убил бы при свете дня, не таясь и объявив об убийстве. Беннера коробила сама мысль о том, что царевич имеет право зарезать любого подданного по собственной прихоти без суда и следствия. Именно такие законы порождают садистов и убийц, не ставящих ни во что чужие жизни. Вместе с крестьянами Брюс осмотрел каждый уголок, каждый выступ, каждую пещерку. Тор несколько раз облетел горы, но ничего не нашел — убийца словно испарился. Его телохранители вместе с домочадцами хозяина обыскивали окрестности.
— А это не мог быть маг с заклятьем невидимости? — спросил Брюс вечером.
— Местные маги не почувствовали никакого волшебства. Локи, правда, говорит, что слабые маги не слишком чувствительны, но…
— Даже если чувствительны, ведь все вчера спали или пили.
Тор неопределенно махнул рукой, не пожелав продолжать разговор. Он принял случившееся очень близко к сердцу. Беннер видел, что на царевича асы смотрят как на воплощение высшей справедливости, который обязательно найдет преступника и отомстит. Брюс после первого же дня поисков уверился, что искать чужака нет смысла, но Тор не терял надежды, а обитатели хутора со всё большей уверенностью говорили о Ниде — смертельном обряде, для проведения которого убивали лошадь, насаживали ее голову на кол и поворачивали в ту сторону, где жил враг, после чего произносили магическую формулу. Жертва в лучшем случае теряла жизнь, в худшем — честь. Беннер не верил в бабьи сказки: все маги поселения твердили ему, что обряды, проводимые на расстоянии в несколько миль, не имеют никакого эффекта, кроме психологического — не распространяется магия так далеко, особенно магия проклятья, требующая непосредственного контакта с жертвой.
— Послушай, — обратился к другу Беннер на третьи сутки. — Ты же сам понимаешь, что никто посторонний тут не замешан — он бы не успел далеко уйти. Это кто-то из своих сводил счеты.
Тор молчал, будто не расслышал обращенных к нему слов.
— Эй! — Брюс дотронулся до его плеча. — Ты меня слышишь? Посторонний тут ни при чем.
— Ты не понимаешь, — нарочито медленно произнес Тор. — В нашем мире есть несколько вещей за гранью нравственности. Первая — это уничтожение еды во время войны, а вторая — убийство родственника. Если мы объявим, что убил кто-то из клана, то это будет внутрисемейное дело.
— И? — спросил Беннер, не уловив сути трагедии. — Что в этом такого?
— Внутрисемейное дело не выносится за пределы семьи. Ни я, ни отец ничего не можем сделать. А я бы предпочел лично разобраться с безумцем. Ас, совершивший такое преступление, опасен.
— Подожди, как это? — Брюс пожалел, что за последние месяцы так и не удосужился разобраться в законах Асгарда, увлекшись проблемами поселения. — Какая разница, кого убил этот псих? Его все равно надо изолировать от общества.
— В дела семьи никто не имеет права вмешиваться. Семья сама решает, никакие законы нашего общества не превышают право главы клана. И убийство — не повод для убийства. Смертью у нас карается изнасилование, кража, мужеложество.
— Как так?
— А вот так.
— Тор, эм, — Беннер постарался сформулировать мысль так, чтобы не обидеть друга. — Тебе не кажется, что это неправильно? Что в вашем мире не хватает основ правового государства, например? Верховенства закона над традициями? Глава клана может сойти с ума или выжить из ума. Что тогда?
Тор только отмахнулся от навязчивого друга, опять сделав вид, что не расслышал. Брюс настаивать не стал, памятуя старую истину, что со своим уставом в чужой монастырь не лезут, но неприятный осадок остался.
Поиски не дали никакого результата, и утром следующего дня друзья двинулись в обратный путь, ведя за собой лошадей Эльмы и Локи. Их провожали всем хутором, но, как показалось Беннеру, немного насторожено. Только местная медичка попрощалась очень тепло во многом потому, что Брюс, несмотря на поиски убийцы, уделил ей время и расспросил о жизни. Выяснил, что карьера целительницы — почти единственный путь для женщины с возможностью получения образования. В столице готовили медичек в течение нескольких столетий, запрещая выходить замуж и видеться с родными. Кроме медицины, девушки изучали прочие науки, ремесла и языки, поэтому Брюс нашел на хуторе книгу на английском — это была одна из нескольких любимых мидгардских книг целительницы. По окончании обучения, которое могло наступить в любой момент, девушек, точнее, к тому времени уже зрелых женщин, распределяли на хутора по всему Асгарду, где они выполняли как роль фельдшера, так часто и единственного образованного аса, умеющего писать и считать. На больших хуторах трудились две или даже три целительницы, и местная ждала, когда кого-нибудь пришлют ей в помощь.
Беннер слушал, наблюдал за жизнью крестьян, и она казалась ему тяжелой и несправедливой, особенно по сравнению с яркой, красочной столицей. Невольно вспоминались многочисленные реформационные идеи Локи, по поводу которых Брюс предпочитал не высказываться. Локи, живя в мире отверженных, только и думал, что о реформах, Тор же, будучи лишь гостем в деревне преступников, ничего менять в устройстве родного мира не собирался.
Дорога обратно заняла много времени, и Беннер таки решился расспросить друга о планах.
— Тор, дело, конечно, не мое, но я посмотрел, как живут обычные асы, и мне кажется, что ты мог бы, взойдя на трон, сделать их жизнь лучше.
— Друг, не об этом нам надо сейчас думать, — откликнулся Тор. — Ты не знаешь, но Асгард на пороге войны. Каждый воин на счету. Возможно, придется объявить всеобщий призыв.
— Какой войны? — Беннер нахмурился. — С кем? Разве в Асгарде живет кто-то, кроме асов?
— Как только восстановят Радужный Мост, на Асгард бросятся полчища иномирцев. Миры, подчиненные нам, готовят армии, и их ничто не остановит…
Беннер с огромным удивлением услышал о том, что война неизбежна, что пять миров нападут, как только починят Радужный Мост, а с ним и тайные тропы. Локи ни о чем таком даже не упоминал. Его приближающаяся война нисколько не волновала, он занимался исключительно благоустройством быта асов. И теперь Брюс не понимал, как младший принц мог быть столь беспечен.
— Можешь рассчитывать на меня и на большого парня, — сказал он, как только Тор умолк. — Мы поможем вам.
— Спасибо тебе, но асы не примут твою помощь, пока не убедятся в твоей силе.
— Ладно, — процедил Беннер сквозь зубы. — Когда приедем домой, я поборюсь с кем-нибудь из ваших воинов, если это так необходимо. Я не хочу оставаться в стороне, когда народ, который так хорошо принял меня, вынужден сражаться.
— Спасибо, друг, — Тор остановил лошадь и склонил голову в знак признательности. — Я думал, ты захочешь вернуться в свой мир, чтобы не участвовать в чужой войне.
— Чужой войны не бывает, — твердо заявил Беннер. Он не желал разорения миру асов, а еще больше не желал расставаться с Эльмой. Она уехала вместе с Локи всего несколько дней назад, а он уже скучал, вспоминал ее горячие прикосновения. Что это, если не любовь?
На третий день пути друзья, спешившись, преодолевали ущелье. Конь Брюса поскользнулся на камнях и чуть не упал. Конь Тора, не отличавшийся крепкой нервной системой, тут же заржал и встал на дыбы, едва не опрокинув поклажу. Тору потребовалось время, чтобы успокоить животных.
— В Асгарде считается, что конь — вещее животное, предсказывающее несчастную судьбу хозяина, — заметил он, проходя мимо Брюса.
— Судя по тому, что мой оступился, но не упал, несчастливая судьба все же обойдет меня стороной и я не убью вашего самого сильного воина, — откликнулся Брюс, отрываясь от ноги коня: вроде бы все обошлось, травмы нет.
Путь обратно занял гораздо меньше времени, чем путь туда, несмотря на то что друзья стали свидетелями нескольких оползней — частых спутников горной местности. То ли Беннер привык держаться в седле, то ли Тор выбрал самую прямую дорогу, но уже пятнадцатого июня Брюс въехал в ворота поселения, чтобы тут же заключить в объятия Эльму. Меньше, чем за дюжину дней, она похорошела. Ее взгляд манил к себе, и Беннер впервые осмелился поцеловать невесту. Эльма ответила без промедления, несмотря на толпу, вышедшую навстречу гостям. Горячий поцелуй требовал продолжения, но Брюс с сожалением прервал его.
— Скоро я буду достоин тебя, — шепнул он на ухо прелестнице. — Я согласился на поединок.
— Ihre Hochheit{?}[Ваша милость], — промурлыкала Эльма в ответ и снова накрыла его губы своими: земля и небо перестали существовать. В себя Брюс пришел в покоях Локи, когда обнаружил, что сидит на полу у очага в компании венценосных братьев и незабвенной Эльмы. Тор тихо пересказывает брату события последней недели и безрезультатные поиски убийцы, а тот только кивает и выглядит мрачнее тучи.
— Ваши высочества, — подала голос Эльма, — давайте выпьем за ожидающий нас изумительный поединок!
Она по очереди подала каждому по огромному кубку, а сама ограничилась рогом.
— Верно! — кивнул Локи, принимая чашу. — За победу доктора Беннера и его карманного монстра!
Шпилька прозвучала двусмысленно — Локи был явно не в духе. Брюс не стал комментировать, только чуть пригубил разбавленный мед.
— Отличное вино! — заметил Тор. — С таким привкусом никогда не пробовал.
— Просто за две недели путешествия ты отвык от царского пойла, — бросил Локи, осушая свой бокал. — Моим питанием занимается мать, продукты поставляют из того же Фенсалира, где кормят тебя.
Беннер заметил, что Эльма дрожит от холода. Он взял ее руки в свои — они были ледяные.
— Всё в порядке? — спросил он тихо, так что спорящие о вкусе вина братья его не услышали. Она только кивнула, не сводя глаз с кубка Тора. Когда бог грома осушил его до дна и бросил об пол с криком: «Подай еще, Эльма», она вздохнула с облегчением и немедленно исполнила приказ. Беннер претило обращение с ней, как с прислугой, но ссориться с другом из-за такой мелочи он не желал, особенно накануне поединка, который, по словам Тора, состоится максимум через два дня.
Фену подала Тору еще один кубок, на этот раз не подсыпая туда львиную дозу яда, чтобы Локи, если таки решит попробовать вино братца, не отравился вслед за ним. Всё идет по плану и как нельзя лучше.
Тем же вечером она с трудом перехватила Хагалара, который, вооружившись осколком Тессеракта, шлялся по всем мирам Иггдрасиля, фактически передав обязанности мастера преемнику. Его часто сопровождала жена. По крайней мере, Фену была уверена, что мастер магии и Царица не то Листиков, не то Червячков были либо женаты, либо разведены. В таких вещах Черная Вдова не ошибалась.
— Мой мастер, — склонилась Фену, подчеркнуто игнорируя не в меру красивую соперницу. — Alles ist bereit{?}[Всё готово]!
— Чудно! — Хагалар довольно цокнул языком. — У нас тоже. Еще две-три встречи, и можно вести ребенка.
— Миры согласились на твои условия? — эта новость стала для Фену приятной неожиданностью.
— Почти, — подтвердила Царица Листиков. — Как всегда проблемы с Муспельхеймом. Синмара.
— Я с Синмарой еще в юности имел столько дел, что она мне не страшна, — отмахнулся Хагалар. — Главное — убедить Локи не открывать рот и мило улыбаться, желательно без магического кляпа во рту. Любовь моя ненаглядная, закончишь со всеми, кроме Муспельхейма, его оставь мне на сладкое. А я поскачу во дворец. Приближается то, ради чего моя дорогая любовь номер два старалась вовсю.
— Очень интересно, — царица Листиков склонила голову. — И что же приближается?
— Rache{?}[Месть], — улыбнулась Фену, призывно облизывая губы. О, как же ей хотелось, чтобы человека потом отдали ей на растерзание.
— Да, месть, — кинул Хагалар. — Этот, прости етуны, смертный посмел оскорбить и унизить нашего юного бога.
— И он еще жив? — притворно удивилась Царица Листиков. — Какое упущение с твоей стороны!
— Я его немедленно исправлю! — заверил ее Хагалар, обращаясь в летучую мышь.
Когда Брюс Беннер говорил про себя, что зол постоянно, он просто не представлял себе, что такое быть всегда по-настоящему злым. Причем не злиться на конкретного кретина, а ненавидеть всё живое. Большинство асов видели жизнь либо в нейтральных тонах, либо в светлых с примесью темных. Но не таков был Гринольв. Он видел мир во тьме. Не было никого, кого бы он любил, не было ничего, чему он бы поклонялся, зато было многое, что он ненавидел. Он был очень честолюбив, поэтому достиг невероятных высот, он был невероятно трудоспособен и верен, а еще обожал всякие правила, которые привносили порядок в его серую тусклую жизнь. Поэтому, несмотря на то что поганый Арнульв пленил его и оставил умирать, вернувшись к жизни, Гринольв не расчленил Хагалара. Он бы не расчленил его, даже если бы ему удалось выбраться из хитроумной ловушки много столетий назад, скорее отстегал бы плетью и научил бы правильно пленять сильных противников. Сейчас же, тысячелетия спустя, мстить былому врагу не было смысла, да и не воспринимал он никогда своего воспитанника врагом. По законам Асгарда ответственность за проступки и преступления несовершеннолетних лежала на плечах их старших родичей, поэтому ребенок был неподсуден, его нельзя было ни пытать, ни убивать, ни даже судить на тинге. Гринольв до сих пор воспринимал Хагалара ребенком, а вовсе не взрослым. Как и прочих воспитанников, которых обнаружил во дворце. Большинство, конечно, уже умерли, но их семьи до сих пор были благодарны Гринольву за устройство хуторов. Во дворце его боготворили. Казалось бы, всеобщая искренняя любовь и большое количество союзников должны были привнести хоть немного света в его черную, мрачную душу, но нет. Он помогал бывшим воспитанникам, если его просили, он очень многое делал для других, очень малое — для себя, но не получал от проявления доброты никакого удовлетворения. За глаза его звали дренгом — совершенным асом, но Гринольв не считал себя достойным столь высокого титула.
А еще его ужасно раздражала молодая жена, которая не желала становиться женой в полном смысле слова. Сиф считала себя сильным воином, и никому не признавалась, что вторая ночь с супругом закончилась дракой. Она заявила, что не возляжет с ним, пока не случится великая битва и Асгард не будет снова верховодить Девятью Мирами. Гринольв высказал свое мнение. Девчонка воскликнула, что он ее не заставит. Гринольв предложил проверить. В ее руке сверкало настоящее копье, с которым она прекрасно управлялась, он же взял первую попавшуюся палку и победил буквально за минуту-другую. Девчонка такого провала не ожидала. Скованная, беззащитная, она ничего не могла сделать, только выкрикивать проклятья, но до такого позора все же не опустилась. Лишь с ненавистью взирала на мужа.
— Я никогда не насиловал женщин, — бросил он прежде, чем уйти. Больше он к жене не приближался, а она избегала его. Так они и жили: на людях — душа в душу, дома — по разные стороны баррикад.
Когда Хагалар незаметно отделился от тени колонны, то получил по зубам. Не со зла, а просто потому, что не надо неожиданно появляться.
— Мой дорогой хозяин жизни моей, как ты прыток! Я едва успел увернуться! — воскликнул он. Гринольв знал, что он не успел увернуться, но позволил сохранить лицо и достоинство. Хагалар должен оценить его доброту.
— Я к тебе по одному малюсенькому делу, которое не займет у тебя много времени, — скороговоркой проговорил тот, вытирая украдкой кровь с губы. — Приятель Тора — маленький такой человечек. Он оборотень и согласился сразиться с нашим сильным воином в своей боевой ипостаси огромного безумного монстра. Все как ты любишь. Твоя задача …
Хагалар умел говорить кратко и по делу, когда на него смотрели глаза, полные ненависти. Гринольв кивнул, подтверждая, что понял поставленную задачу. Человечишка посмел оскорбить царевича. Наказание, выдуманное Хагаларом, еще очень гуманное для Асгарда. Если бы он был на месте поселенцев, то не церемонился бы с человеком и бросил бы его на растерзание морским хищникам.
Слухи разлетаются быстро, особенно во дворце. Так же быстро разнеслась весть и о скором поединке между непобедимым Гринольвом и другом старшего царевича, который вроде как умел превращаться в бессмертное зеленое чудовище. Если бы человек был женщиной, Фригг решила бы, что Тор завел дружбу с ведьмой. У каждой ведьмы был зооморфный двойник, которого мог заметить только обладатель двойного зрения. Появление зооморфного двойника сулило добро и удачу, но распространялось ли давнее поверье на мужчину да еще и из человеческого рода — этого Фригг не знала. Любые поверья оказывались палкой о двух концах. С тех пор, как Всеотцу поднесли великий дар — кольцо Драупнир — символ плодородия, страшного голода больше в Асгарде не было, но вовсе не потому, что бесплодные лавовые поля разом покрылись плодородной почвой, а потому, что расплодились морские животные и речная рыба. То же и здесь — если появление зооморфной сущности — благо, то нужно еще догадаться, на какую сторону жизни оно повлияет.
Весь дворец был взбудоражен состязанием, устроением которого занялась сама царица. Всё должно быть устроено в лучшем виде. На скалистом берегу установили магическую защиту, способную сдержать огромную физическую мощь. Тор утверждал, то его друг никакой магией не владеет, он просто одержимый, так что стена призвана была отражать не магические атаки, а удары огромных кулаков. На лавовые поля навезли кучу булыжников. Из них соорудили укрытия разных размеров и форм. Естественные ямы — провалы в грунте, — и так покрывали лавовое поле. Для зрителей установили полукругом высокие переносные лестницы. Всем жителям столицы не терпелось понаблюдать за поражением страшного монстра, ведь Гринольв — самый удачливый воин всех времен и народов. Ходили слухи, что он отказался от оружия, не возьмет ни топора, ни рогатины, и облачится в легкую одежду, потому что, по словам Тора, ни меч, ни копье не причинят великану никакого вреда.
Фригг не входила во все эти подробности. Вот уже несколько месяцев она не получала вестей от Локи, да и Тор почти переехал в поселение. Хорошо, что он не навещал смертную и не стремился в Мидгард; плохо, что оба царевича не покидают мир отверженных.
— Стоит ли нам перенести магическую деревню ближе к столице и объявить ее свободной? — как-то спросила она у Одина. — Наши дети в ней живут. Это неправильно. Локи ты сам туда отправил, но Тор.
— Подождем, — размеренно ответил Один. — Возможно, ты права, а, возможно, нет. Подождем.
Царице не нравились такие пространные, ничего не значащие ответы. Обычно они предвещали скорый сон Всеотца, но последний был всего два года назад. Пусть дети и прервали его, но повториться так быстро он не мог. На всякий случай царица спросила прямо, но не получила сколь-нибудь вразумительного ответа. Перед сном Один отдавал приказания многочисленной свите, расписывал, как жить ближайшие полторы-две недели, но сейчас ни с кем не обсуждал грядущее. О повторной коронации Тора речь не шла. Один почти не общался с наследником, зато Фригг старалась как можно больше времени проводить с ним, хотя он в последнее время вел себя странно: избегал не только ее общества, но и общества друзей. Он очень уставал после перелетов в поселение, но отказывался ехать на лошади, мол, на молоте гораздо быстрее.
— Мама, я очень жду поединка, — сказал он ей за день до назначенного часа. — Наконец-то вы убедитесь, что мой друг — прославленный воин. И тогда он вернется во дворец как победитель. Наконец-то он покинет деревню Локи, и наш народ его примет.
Тор мечтал о возвращении человека во дворец, но в последнее время говорил об этом без особого энтузиазма: его душой всё больше овладевала апатия — любимая наперсница скуки.
Восемнадцатое июня — эту дату по земному календарю асы выбрали для поединка. В поселении знали о нем, но наблюдать не желали. Как казалось Беннеру, местные жители не одобряли его выбор. Но что он мог сделать? С тех пор, как он переступил порог дворца, ему постоянно твердили о поединке: просили, уговаривали, даже приказывали. Эльма прямо заявила, что отдастся ему, когда он покажет себя бравым воином, а теперь еще и Тор подтвердил, что только поединок позволит Беннеру принять участие в предстоящей войне. Да, в мире богов были свои многочисленные недостатки, оставаться здесь навсегда он не собирался, но все же это была родина его друга и невесты — с недавний пор Брюс мысленно называл Эльму именно так. Ему есть, что защищать, ему есть, за кого сражаться.
За день до поединка он имел длительную беседу с Локи по поводу многочисленных реформ. Идей у принца хоть отбавляй, но воплотить их невозможно. Спорить с Локи он не стал, решил, что уже после поединка обсудит с ним все детали.
Вечером, когда начало темнеть, его неожиданно позвали в дом исцеления. Брюс напрягся: вдруг что-то случилось с Эльмой, — но, войдя внутрь, обнаружил незнакомого аса, лежащего на каменном столе. Мертвого аса.
— Ты хотел узнать, чем отличается маг от человека, — сказал целитель, даже не представившись. Угадать из двадцати четырех имен было сложно, и Беннер не стал пытаться. — Вот умер один из наших магов. Тело в идеальном состоянии. Мы решили показать тебе.
— Именно сегодня? — нахмурился Брюс. — Завтра у меня важный поединок. Не хотелось бы сегодня.
— Завтра тело переработают, — пожал плечами медик.
— Переработают? В каком смысле «переработают»? — Брюс подумал, что ослышался.
— Похоронят. Закопают. Запечатают воском все отверстия, чтобы дух не вышел из тела, проломят стену и вынесут, — тут же поправился целитель, и Брюс облегченно вздохнул. В мире асов он ожидал чего угодно и рад был ошибиться в закравшихся было подозрениях.
— Ладно, давай сейчас, — кивнул он. — Не лучшее, конечно, время, да и залить труп воском после вскрытия будет сложнее, но раз ты столь любезен…
Брюс переоделся в закрытую одежду и надел резиновые перчатки, привезенные с Земли. Подобно человеческому, труп аса походил на восковую куклу, а не на спящее тело. Представить себе, что существо когда-то двигалось и говорило, было невозможно, и Брюс радовался, что с этим поселенцем никогда дел не имел. Целитель предложил осмотреть тело. Беннер нашел на спине только зеленые трупные пятна — никаких отличий от человека.
— У асов показатели острой смерти — это жидкая кровь в сосудах и полнокровие внутренних органов, — сказал целитель.
— У людей тоже, — откликнулся Беннер. — Примерное время смерти вы определяете надавливанием на кожу?
— Нам не нужно определять время смерти. Смотри, такое у вас есть? — целитель надавил на кожу вокруг глаз, потом отпустил — роговица пришла в движение.
— Есть.
— Что ж, посмотрим, что ты скажешь про мозг.
Целитель несколькими профессиональными разрезами оголил череп, спустив верхнюю часть кожи головы к носу и рту. Беннер внимательно рассматривал гладкие черепные кости, но много времени ему не дали: несколько взмахов пилой — во все стороны полетели осколки. В образовавшееся отверстие целитель вставил железную палку и ударил по ней несколько раз — крышка черепа слетела.
— Доставай.
Беннер с величайшей осторожностью вынул то, что еще недавно составляло личность аса. Форма, размер, примерный вес — всё совпадало с человеческими показателями. Мозг был обычного красно-серого цвета, покрытый тонкой оболочкой. Продолговатый мозг переходил в спинной там же, где и человеческий.
— Хочешь что-то изучить в голове или перейдем к грудной клетке? — спросил целитель.
— К грудной клетке, — Беннер приготовился к тому, что тошнотворный трупный запах усилится многократно. Целитель сделал на груди пять надрезов и снял кожу, словно распахнул куртку. Обнажились ребра с мясом и жиром.
— Где двойная система сосудов?
— Вот, смотри, — врач указал на самый большой пласт кожи. — Видишь, красные капилляры, а рядом с ними тонкие сосуды с белой жидкостью?
— Не вижу, — ответил Брюс, всматриваясь в идеально красную поверхность.
— Вот. Здесь и здесь. Магические сосуды очень тонкие, гораздо тоньше сосудов кровеносной системы. Присмотрись.
Беннер сощурился и, преодолев брезгливость к кошмарному запаху, сунулся в труп чуть ли не носом. Едва заметно сверкали серебристые тонкие нити магических сосудов. Поверить невозможно, что по ним текла разрушительная сила. Целитель достал шприц и с трудом набрал в него серебристую жидкость.
— Магическая энергия. У нее постоянный химический состав, а для того, чтобы магия в сосудах проецировала магию во внешнем мире, нужно живое тело. Иначе никак.
Беннер рассматривал серебристый шприц и упустил момент, когда целитель выломал грудину и выковырял на поднос внутренние органы. Кишечник напоминал сосиски разных видов, почки походили на бобы-переростки, а красно-синие легкие — на огромные мешки. Всё как у людей. Беннер очень надеялся на сердце, и оно не подвело. К нему подходил дополнительный сосуд — тот самый с магической энергией. Он входил в левое предсердие, в полость, отделенную перегородкой от потока очищенной крови из легких, по клапану поступал в левый желудочек, а оттуда магия выбрасывалась в сосуд, расположенный прямо под аортой. Ни в одном месте кровь с магической энергией не смешивались. Вот оно — главное отличие мага от не-мага, и неважно, аса или человека.
Ничего более интересного обнаружить не удалось: селезенка, желудок, поджелудочная железа ничем не отличались от человеческих. Беннер почувствовал разочарование. Он был уверен, что маги изнутри совсем другие, что, по крайней мере, вторая система сосудов легко различима, но нет: он специально попросил расчленить руку, поскольку к кистям магические сосуды подходят очень близко и магия просачивается на поверхность через железы, напоминающие потовые и сальные. Но и тут ничего сенсационного не нашел. Быть может, потому что был физиком, а врачом работал только в Калькутте и Африке.
Настроение перед поединком было испорчено, одежда провоняла трупным запахом, так что даже обычно молчаливые рабы посоветовали принять ванну и выстирать одежду. Беннер вспоминал давнишние слова Локи про муравьев и сапоги. На деле оказалось, что между сапогами и муравьями никакой разницы нет, а по уровню развития люди давно превзошли не только асов, но и, похоже, все народы Девятимирья.
====== Глава 116 ======
В день поединка с самого утра полил страшный дождь, и даже Фригг не смогла разогнать тучи. Погода разгулялась только ближе к вечеру, но зато подул сильный ветер. Один хотел отложить поединок, но молодые асы настояли на его проведении. Всем не терпелось оценить силу и ловкость оборотня из Мидгарда – мира, где почти не встречаются магические существа.
Небольшая делегация поселения во главе с человеком прибыла к началу состязания, когда самые нетерпеливые уже шумели, разгоряченные долгим ожиданием. Фригг тепло обняла сына, кивнула Хагалару и сдержано поприветствовала переводчицу человека. Вместе с Локи, не успевавшем отвечать на многочисленные приветствия заинтересованных, она заняла самые высокие ступени подле Одина и Тора. Царская семья снова вместе, а Хагалар с отверженной поселенкой дают последние наставления человеку. Тор порывался спуститься, чтобы пожелать другу удачи, но Один не позволил. Где это видано, чтобы асгардский наследник прилюдно желал удачи человеку в состязании с асом?
Зрители перешептывались, делали ставки, кто выйдет на поле боя: Гринольв или его фюльгья – раз уж сам Тор считает человека непобедимым. С кем не справится обычный ас, того одолеет дух-хранитель, особенно если примет облик животного. Да и в женском воплощении фюльгьи не занимать силы.
Обычно асы безоговорочно верили сыну Одина, но сейчас сомневались в хвалебных одах, которые он пел своему другу. Мидгардец лишен даже крупицы магического дара и не может быть оборотнем, а в человеческом обличье ничтожен.
Наконец, на поле, огороженное непробиваемым магическим куполом, вышел Гринольв собственной персоной, но в таком виде, что женщины потупили взоры от смущения, а мужчины неодобрительно загундели: одежды именитого полководца не только не соответствовали канонам поединка, но и нарушали всякие приличия. Голову он не защитил ни рогатым шлемом, ни шляпой, пренебрег доспехами, копьем и саксом и снял все отличительные знаки главы армии Асгарда – даже синий плащ. Место крепких сапог заняли совсем ни на что негодные сандалии, не защищающие ступни даже от острых выступов лавовых полей. Зрители осматривали лучшего воина мира богов с большим удивлением, неодобрительно качая головами. Уж не лишился ли рассудка тот, кто спал несколько тысяч зим? Не менее дико на него уставился человек, едва оторвавшийся от губ поселенки: неслыханная дерзость – целовать дочь высшего народа! Только появление Гринольва спасло его от неодобрительных криков толпы. Растерянный человек вышел на импровизированную арену и не нашел ничего лучшего, чем обратиться к Гринольву с речью:
- Извини, но ты понимаешь, что сейчас случится? Я превращусь в огромного монстра, который будет крушить всё вокруг, а ты совсем не защищен. Я могу случайно убить тебя.
- Яви свою истинную суть, пока я не убил тебя первым, – раздался такой злобный рык, что зрители, к которым он не относился, отпрянули назад, спотыкаясь о ступени.
- Нет, подожди, мы так не договаривались! – человек повернулся спиной к Гринольву и обратился к Одину, стоящему на самом верху. Он сложил руки рупором, отчего стал выглядеть забавнее прежнего:
- Ваше величество, я думал, у нас дружеский поединок, а не убийство.
- Дружеский-дружеский, – послышался голос снизу, и все взоры обратились на Хагалара. – Никто никого не убьет. Могу поклясться. Правда, мой царь?
Один ограничился мрачным кивком. Фригг переводила раздраженный взгляд с одного старца на другого. Нашли, где отношения выяснять – будто специально делают всё, чтобы в народе поползли нелицеприятные слухи. Как дети малые!
- Ну ладно, хорошо, как скажете, – человек вздохнул. – Но, правда, парень, тебе бы все же одеться. Я, конечно, понимаю…
Он поперхнулся словами, столкнувшись с искаженным яростью лицом Гринольва. Ярость была обычным состоянием великого полководца, но человек этого не знал, поэтому выпустил наружу зверя из чувства самосохранения.
Асы ахнули при виде преображения в огромного зеленого монстра. Такого урода не рождал ни один мир Иггдрасиля, и даже тролли не шли с ним ни в какое сравнение. Ростом он был с етуна или этина, но шире в плечах, с горой мускулов на жилистых зеленых руках. Интеллектом не блистал, о чем свидетельствовала непропорционально маленькая голова, сохранившая искаженные черты человека.
- Какое интересное преображение, – прокомментировал Один себе под нос, но Фригг услышала, а также почувствовала, что супруг опирается на ее руку. Ему тяжело стоять, но он не мог себя позволить сесть на ступени. Царица не придала большого значения его слабости, она вместе со всеми наблюдала, как гигантская зеленая махина носится по арене, совершает громадные прыжки и всеми силами пытается раздавить Гринольва, а тот уворачивается, прячется за камнями и ныряет в ямы в самый последний момент. Не было ни борьбы, ни драки, лишь игра в кошки-мышки, недостойная воина, но ни у кого не поворачивался язык обвинить Гринольва в трусости. Зеленый монстр выглядел непобедимым, что подтвердили маги после сканирования обезображенного тела: одолеть его силой не было никакой возможности, – но у Гринольва на любой случай припасена какая-нибудь изощренная хитрость.
Царевичи не скрывали интереса к битве, жадно ловя каждое движение бойцов. Монстр успел раздробить большие камни, но так ни разу и не достал прыткого соперника, который, несмотря на возраст, выделывал такие кульбиты, которым завидовала его молодая жена, стоящая на первых ступенях.
Чудовище разозлилось, ему надоело гоняться за одинокой мышью, и оно бросилось на барьер, намереваясь расшибить зрителей. Стена выдержала, асы даже не шелохнулись – в своих магах они были уверены.
- Что же он собирается делать? – пробормотал Тор, покрепче перехватив Мьельнир, и, словно в ответ, Гринольв кинул горсть камней в разбушевавшегося монстра, привлекая его внимание. Тот отвлекся от барьера и с диким ревом бросился на противника. Гринольв отпрыгнул в сторону, но не удержал равновесия и сорвался с обрыва. Толпа возопила. Бывший человек без раздумий ринулся за врагом. Маги осторожно подвинули барьер, зрители, позабыв про ранги и трибуны, бросились к берегу. Там, внизу, в море-океане, распугивая чаек и глупышей, барахтался монстр, пытаясь ухватить проворного Гринольва.
- Он ранен? Его покалечили? – спрашивали асы друг у друга, и только самые глазастые видели, что лихой полководец лавирует между выступающими из воды камнями и лапищами чудовища, собираясь дорого продать свою жизнь.
- Гринольв! – возопили сотни глоток, и это была большая ошибка: монстр в мгновение ока переключил гнев на зрителей, неведомым образом оттолкнулся от воды и прыгнул в самую гущу асов. Один среагировал первым – сияющий Гунгрир ослепил всех и отправил монстра обратно в воду, а маги поставили новый щит, крепче прежнего. Асы на берегу оказались недоступны, и разъяренное чудище с утроенной яростью бросилось вдогонку за стремительно уплывающим Гринольвом. Тот плыл вдоль Радужного Моста, то ныряя, то выныривая, но монстр двигался быстрее.
- Отец, они приближаются к водопаду Бездны! – воскликнул Тор, различая только точки на горизонте. – Они же свалятся! Их надо немедленно вытащить. Останови поединок!
Он хотел поднять Мьельнир, но столкнулся с тем, чего никак не ожидал: не только его рука лежала на молоте, но и рука отца.
- Это честный бой, – сказал Один так громко, чтобы слышали все вокруг. – Воины сами уплыли с площадки. Если Гринольв настолько недальновиден, что сорвется с обрыва, то он недостоин своего титула. Если монстр настолько безумен, что попадет в водоворот, так тому и быть.
- Отец, ты обещал, что никто не погибнет! – воскликнул Тор, забывая о приличиях.
- Я обещал, что они не убьют друг друга, – ответил Один все тем же мертвенно спокойным тоном. – Ты видел своими глазами, что произошло: ни один из них не дотронулся до другого даже пальцем.
- Их подхватило течение! – послышалось со всех сторон. – Они сейчас свалятся! Ох, что будет!
- Отец, пусти! – Тор в ярости дернул молот, но Один держал крепко. – Локи, помоги!
Но Локи, секунду назад стоявший рядом с братом, куда-то запропастился.
- Ты хочешь вмешаться в честный поединок и лишить Гринольва чести и удачи? – тихо спросил Один, глядя в глаза взбешенному наследнику.
- Там. Мой. Друг! – крикнул Тор, окончательно забывая, что вокруг беснуется толпа. – Он не должен пострадать.
- Твой смертный друг тебе дороже лучшего воина Ас….
- Они упали! Они исчезли! Их не видно! – голоса со всех сторон сливались воедино, перекрывая друг друга. Тор бросил бессмысленный спор с отцом и всмотрелся вдаль, но ничего не разобрал: ветер стих, над морем поднялся туман, скрывая опаснейшее течение, проходящее строго под Радужным Мостом. Только помощь сверху могла спасти несчастного, иначе неминуемо падение в Бездну.
- Тихо! – разнесся над толпой властный голос Одина. – Подождем.
Зрители замолкли, крики превратились в шепотки. Тор хотел высказать отцу всё, что думает о нем, и плевать на толпу, но почувствовал присутствие брата. Обернулся – Локи стоял за его спиной, как ни в чем не бывало.
- Ты где был? – шепотом спросил он. – Брюс…
- Я проверял, на месте ли Хагалар, – не менее тихо ответил Локи. – На месте. Как ни странно.
- Отец…
- Я слышал. Тор, мы ничего сейчас сделать не можем, – Локи обвел рукой асов, вглядывающихся за горизонт. – Ты же не станешь позорить царскую семью перед народом.
Старший царевич недовольно сверкнул глазами. Этикет, субординация – бессмысленные лживые маски, которые царская семья носит все время. Тор вынужденно подчинился и молча завидовал Сиф, которая, даже не раздеваясь, прыгнула в воду, вновь испугав вернувшихся птиц, и поплыла к мосту. Никто ее не остановил, никто не предупредил об опасности. Ей можно – она жена Гринольва. Ей можно погибнуть рядом с мужем. Вскоре хрупкий силуэт поглотил туман, но, слава Бездне, не рядом с опасным течением.
- Плывет! – послышался одинокий голос.
- Плывут! – подхватила толпа.
- Кто плывет??? – Тор бросился вниз. Локи и троица воинов последовали за ним. Один даже не попытался удержать сыновей. Они спрыгнули на острые пики скал, возвышавшиеся над водой, словно маяки. Друзья наблюдали за асами, стремительно плывущими к берегу. Тор хотел раскрутить Мьельнир и вытащить их из воды, но в последний момент передумал – пусть толпа полюбуется на победителя. Но где же Халк? Неужели в…
Гринольв и Сиф подплыли к скалам и вскарабкалась на одну из них.
- Тор, я прошу тебя перенести ее наверх, – просьба Гринольва, как обычно, звучала приказом.
- Я сама… – начала было Сиф, но осеклась. На людях они вели себя прилично. Всегда. Тор быстро исполнил просьбу и вернулся за героем дня.
- Позволь мне помочь тебе, – произнес он почтительно. Он был уверен, что Гринольв и сам в состоянии вскарабкаться на скалы, но сколько это займет времени.
- Окажи любезность, – процедил полководец сквозь зубы. Он тяжело дышал, но на нем не было ни единой царапины. Мгновение спустя он уже стоял наверху. Маги убрали щит. Толпа расступилась, безмолвно ожидая речи победителя.
- Я не ранен. Великан рухнул в Бездну, – всё, что успел сказать Гринольв, прежде чем его слова потонули в ликовании.
- Отец! – Тор с трудом протиснулся к родителям – они уходили в сторону столицы в окружении стражи и слуг, ведущих под уздцы царственных лошадей. Поединок закончился, у царской четы больше не было причин развлекать народ своим присутствием.
- Отец, мой друг пал в бездну.
- Я знаю, – Один замедлил шаг, но не выказал никакого участия.
- Я должен его спасти. Я немедленно отправляюсь на поиски.
- С ним все в порядке, – меланхолично возразил Один. – Локи выжил в Бездне. Хагалар выжил в Бездне, а твой друг и вовсе бессмертен.
- Я должен вернуть его на Землю, в Мидгард! – заявил Тор, не заметив, как тяжело отцу стоять. – Я обещал ему безопасность. Что я скажу нашим общим друзьям?
- Ничего не скажешь, – Один мановением руки отпустил сопровождающих. Теперь он стоял напротив Тора, опираясь на руку жены и всем видом выражая недовольство. – Ты ничего не скажешь, потому что друзей в Мидгарде у тебя больше нет. На твоих руках кровь или жизнь одного из них, ты больше не посмеешь спуститься в мир людей. Асгард на пороге войны, а мой наследник, будущий царь, вместо того чтобы заботиться о благополучии собственного мира, играет в игрушки. Ты – асгардец, а не человек. Но ты давно забыл об этом. Люди подобны козам, гуляющим по пастбищу, лишь пока того желаем мы. Ты забыл о своем истинном предназначении, Тор. Счастье, что подвиг Гринольва вернул тебя всемью.
Не дожидаясь дальнейших возражений или бунта, Один направился к столице, увлекая за собой супругу, которая ни словом, ни жестом не дала понять, что думает о столь суровой отповеди. Тор так и остался стоять, хватая ртом воздух, не замечая парящих над ним воронов. С его глаз спала пелена – всё, о чем он мечтал столько месяцев, рассыпалось в прах. Брат и друзья были молчаливыми свидетелями уничтожения внутреннего мира наследника. Как неприятно расставаться с иллюзиями!
- Гринольв не мог выплыть из течения самостоятельно. Ему помогли наши маги. Бой был нечестным, – начал было Тор, но никто не ответил. Он обернулся. Они стояли за ним. Друзья и брат всегда стояли за ним, признавая его лидерство, но сейчас они молча укоряли его. И это тихое предательство стало последней каплей.
- Вы что, на стороне Всеотца? – удивленно переспросил Тор.
Никто не ответил. Свита хранила гробовое молчание, а толпа асов поздравляла Гринольва и готовилась праздновать. Праздновать нечестную победу, фактически убийство. Никогда бы Тор не подумал, что сородичи способны на подобную низость. Он силился найти в друзьях поддержку и понимание, но каждый отводил взгляд. Тогда Тор раскрутил молот и полетел в сторону остатков Радужного Моста. Он надеялся получить там ответы. Всевидящий Хеймдаль видел все, он и расскажет правду.
Всевидящий Хеймдаль действительно видел всё, да в этот раз никакие особые навыки не требовались. Он еще утром лично приладил к мосту волшебную веревку, которая мгновенно обхватывала аса, а для прочих существ оставалась скользкой, словно смазанная жиром. К ней и устремился Гринольв, как только туман скрыл его от посторонних глаз. Великан же в одиночку боролся с течением и упустил момент, когда еще можно было нырнуть поглубже, попасть в обычную воду и выплыть. Теперь он падал, падал далеко в Бездну, в бесконечность, куда Хеймдаль не мог заглянуть. Там жили читаури или сам Танос, а, может, прекрасные девы, вроде той, что наведывалась к младшему царевичу.
Пути богов неисповедимы, но кое-что в книгах написано прямо: ни один живой смертный не коснется Радужного Моста. Старший царевич нарушил правило, установленное далекими предками, и судьба отплатила ему сполна. Его возлюбленную не стерпели придворные, а его друг оскорбил Локи. Хеймдаль и сам был бы рад оскорбить Локи и лучше как-нибудь побольнее, но он был асом и почти членом царской семьи – ему можно, людям – нет. А еще ему можно самому отвязать веревку – пусть падает всё в ту же Бездну. Авось кому-нибудь пригодится.
Пока Тор тщетно пытался разговорить Хеймдаля, Гринольв столь же безуспешно прорывался сквозь славящую его толпу, желающую отпраздновать великую победу. Свою миссию он выполнил – монстр, оскорбивший царевича, изгнан, но поединок, больше похожий на догонялки – это не подвиг, достойный прославления и славословий, это позор, на который он согласился только ради сохранения чести дома Одина. Он протискивался к лошади, чтобы навсегда покинуть поле неравного боя, как вдруг среди толпы мелькнуло смутно знакомое лицо. Гринольв замер. Прошло несколько тысячелетий, девчонка давно погибла, но у нее были слишком запоминающиеся черты лица, сомнений быть не может. Что это? Драуг, видение, привидение? Гринольв так резко развернулся, что сбил нескольких асов. Едва ли ему показалось, он должен убедиться. Быть может, родственница? Вряд ли.
Длинные черные волосы горели маяком среди светловолосых асов. Женщина продиралась сквозь толпу в отчаянной попытке скрыться, но ей так просто не уйти.
- Ты? – грозно спросил Гринольв, хватая незнакомку за руку.
Но она исчезла, словно ее не было. Настоящее привидение. И Гринольв поверил бы в галлюцинацию, если бы в руке вместо грубой ткани рубахи не сжимал что-то шуршащее. Записка. Он развернул ее, не обращая внимания на зрителей, пытавшихся у него что-то узнать. «Рейкхольт» – единственное едва различимое слово, нацарапанное впопыхах. Он не знал, где находится этот хутор, но собирался выяснить в ближайшее время.
Локи был готов рвать, метать, убивать, и снова рвать. Беннер! Ему нужен Беннер! Да, он успел определить причину падения рождаемости. Но мог сделать гораздо больше! Царевич столько времени потратил на то, чтобы заинтересовать гениального ученого Асгардом! Он даже пощадил убийцу, только бы доставить Беннеру удовольствие, а теперь всё пошло прахом! Физик валяется где-то в Бездне, обессиленный, в своем истинном ничтожном обличье, а все идеи по модернизации Асгарда так и останутся лишь жалкими бумажными проектами.
Снедаемый яростью Локи призвал к себе инженерных людей – пленников из Мидгарда. Они говорили на разных языках и далеко не все царевич хорошо знал, но поселенцы наловчились переводить даже с китайского.
- Назовите имена конструкторов, инженеров, проектировщиков, которые могут нам пригодиться, – потребовал Локи.
Люди назвали. Локи записал и приказал оставить себя в одиночестве. Что это даст? Появятся новые пленники, в той или иной степени бездарные, не гении, еще и настроенные против Асгарда. Ничего хорошего не выйдет!
- Локи, здравствуй!
Появление Ивара пришлось как нельзя кстати. К нему молодой маг иыпытывал некоторую симпатию, а после колдовства сестры между ними установилась незримая едва заметная связь. Правда, с тех пор как Локи напугал Ивара и Беркану обещаниями смерти, бывшие софелаговцы старались не попадаться ему на глаза.
- Что тебе? – бросил Локи немного нервно, вперяя взгляд в орнаменты, украшавшие все деревянные поверхности в доме. Нечего пугать друга яростью, к нему отношения не имеющей.
– Потеря господина человека для нас огромна.
- Знаю, – буркнул царевич. – Я это знаю, как никто другой.
- У меня есть для тебя радостные вести, – продолжил Ивар, без разрешения садясь рядом – на него это было непохоже, и привычные карты не летали по столу, хотя он волновался. – Позволю себе напомнить, что у нас есть вирус уничтожения большей части человечества.
- И как он нам поможет, если люди построят аналог Радужного Моста и применят против нас ракеты и танки? – недоверчиво спросил Локи. – Или ты хочешь сказать, что вы разработали мгновенный вирус, вроде того яда, зарина, кажется, отравившего наших ученых?
- Нет, – Ивар покачал головой. – Логисты говорят…
- А что говорят логисты, меня вовсе не волнует, – Локи не сдержался и со злости ударил кулаком по столу. – Они вообще ни в чем не разбираются.
- Локи, послушай.
- Слушаю, – царевич посмотрел на свои ладони: иногда ему казалось, что от злости они синеют – переобщался с Беннером, не иначе. Что он может сделать один? Да ничего. Беннер несколько раз успел доказать, что его представления о модернизации смешны, а в Асгарде нет ресурсов для стремительного скачка вперед.
- Мы решили объединить все наши планы касательно людей. Ты знаешь, что у смертных данные хранятся в огромных компьютерах. По ним мы узнаем, какие люди нам нужны, и их оставим в живых. Это жители по большей части двух континентов – Евразии и Америки. Все остальные континенты мы уничтожим вирусом, а из оставшихся людей выберем нужных.
- Поясни, – Локи откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Слушать красивые сказки он любил, только уже давно в них не верил.
- Мы отгородим мощными щитами два континента, а на остальные запустим вирус и таким образом убьем полтора миллиарда бесполезных людей. Потом разделим два континента, прервем связь, отключим электричество, внедримся в компьютеры. У смертных всё сейчас делается не руками, а машинами. Из оставшихся пяти миллиардов отберем нужных людей, оставим им немного прислуги: парикмахеров, музыкантов, тренеров, – чтобы они чувствовали себя как дома. Ограничим рождаемость и будем ее контролировать. По нашим подсчетам, одного миллиарда людей хватит на поддержание экономики и работы на полях и заводах. Асов мало, нам нужно не так и много человеческих благ. С помощью средств массовой информации мы станем новой Мессией, новыми богами вместо единого бога, и люди с радостью принесут нам в жертву машины. А тем временем асы инкогнито пойдут учиться в университеты и за несколько зим мы вырастим собственных специалистов.
Ивар замолчал, ожидая ответа, но дождался только смеха: злого, угрожающего.
- Я никогда не слышал более фееричной чуши, глупости – называй, как хочешь. Это просто фантастическая дурь! – припечатал Локи, отсмеявшись. – Тысяча асов убьет шесть миллиардов людей и оставит в живых немногих избранных. Знаешь, гораздо меньшей дурью мне видится перетащить миллиард людей в Асгард, а от остальных очистить планету… Только вот, боюсь, мою шутку ты воспримешь всерьез и пойдешь убеждать мастеров действовать по моему плану, ведь так сказал сам сын бога. Это глупости, Ивар, одни сплошные глупости! Готовьтесь в вузы, поступите, получите образование и, может быть, тогда поймете, как наивны все ваши идеи. Кто бы ни был их автором, ему лучше не попадаться мне на глаза.
Ивар возражать не стал и поспешил откланяться. Он впервые дал понять, что обиделся. Быть может, то были его личные «гениальные» идеи. Плевать, пусть катится к етунам!
Локи открыл бутылку меда – впервые за полтора года он пил настоящий неразбавленный алкоголь, нарушая правила поселения, и заедал оставшимися после Беннера помидорами. Асы не ели овощи, предпочитая ягель и водоросли, но человек жизнь без них не представлял – пришлось завезти несколько ящиков и распробовать. Гениальный Беннер стоил красочных овощных поминок. Локи хорошо помнил свою жизнь в Бездне. Вряд ли человек освоится там. Скорее всего умрет или будет влачить жалкое существование. Перед глазами проносились соблазненные девицы, которые плавно сменились мордами читтаури. И вот в его руках сияет жезл судьбы: блестит навершие, напоминающее по форме секиру. Предводитель читтаури удивлен, что его игрушка кого-то послушалась.
- Значит, ты воспитанник Одина. А мы ждали Тора.
- Господин, Тор ожидает тебя.
Из пьяных грез Локи с трудом растолкал один из рабов. Царевич чуть не упал с кресла. Уже пить разучился – не уговорил даже бутылки, а почти заснул. Скоро слава неверного собутыльника, которую он себе выдумал, станет истиной.
Он с трудом отделил себя от кресла и пошел к воротам, проклиная братца, которого нелегкая принесла в поселение. Только его не хватало. Тор стоял у ворот, как не родной, а на его руке висела рыдающая Фену. Разыгрывает скорбь по жениху. Маньячка.
Глаза Локи опасно сузились, но Тор не дал ему и слова вставить.
- Локи, мы втроем должны помянуть нашего друга Брюса Беннера.
Молодой маг возвел очи к небу – этого не хватало. Но правила гостеприимства, етун бы их подрал!
Он проводил гостей в дом, велел зажечь свечи и подать на стол все самое лучшее. Полночи они беседовали, смеялись и вспоминали последние начинания, а также мидгардские достижения Брюса, о которых знали только по рассказам. Фену подливала вино, взяв на себя роль заботливой хозяйки. Локи раздражало ее присутствие. Братец пил бокал за бокалом и скоро почти перестал контролировать себя.
- Ты слышал, что отец сказал? Да как он мог! – причитал Тор, едва сдерживая пьяные слезы.
- Зато мы впервые услышали, что он думает на самом деле, – возразил Локи. Спиртное ударило и ему в голову, он разговорился.
- Как я теперь в Мидгард? Сперва Джейн меня бросила, теперь еще и друг в Бездне. Хорошо хоть никто на Земле не знает…
- А ты уверен, что не знает? – Локи попытался собрать воедино остатки разума. – Ты уверен, что ЩИТ не знает о том, куда подевались Джейн и Брюс? Если кто-то из них не вернется из Асгарда…
- Еще хуже! – Тор ударил кулаком по столу и отбил запястье о неровный край. – Мои друзья! Мой Мидград! Я должен защищать тебя, но не сберег твоих детей.
Локи вспомнились безумные планы Ивара и собственные соображения по этому поводу, а еще давнишние слова отца о том, то Мидгард надо прижать к ногтю. «Бедный братец! – подумал Локи. – Не только мои мечты разбиты, но и его. Я хотел править миром, но потерпел поражение и был сослан сюда. Тор хотел покровительствовать Мидгарду, а стал изгоем, не смеющем взглянуть в глаза его обитателям. Хоть в чем-то мы равны. Наконец-то!».
Тор продолжал причитать, вино лилось рекой. Маленькие Халки бегали по столу и пытались скинуть ложки на пол. Локи щелчком пальца отправил одного из них в окно. Тот не долетел и шлепнулся на пол. Локи было хорошо, сыто и пьяно. А еще рядом сидела красивая женщина, которая недвусмысленно улыбалась, глядя на Тора.
====== Глава 117 ======
Тор, одно время зачастивший в поселение, больше не приезжал. Поначалу Хагалар надеялся, что старший ребенок одумается и вспомнит о желании познать суть правления, но быстро убедился, что наследник пресветлого престола жаждал только одного — развлечений с братом и человеком, и как только последнего не стало, всякий интерес к поселению угас. Впрочем, обучать его сейчас было некогда. Хагалар и так окончательно забросил обязанности мастера. Вместе с логистами и давнишними приятелями, занимавшими когда-то ответственные посты, он вел бесконечные переговоры от имени поселения и опального царевича. Это было опасно, но еще опаснее ничего не делать и покорно ждать, когда маги противника изобретут аналог Радужного Моста или найдут другой способ телепортации, и объединенная армия хлынет в Асгард. Логисты подозревали, что либо Муспельхейм, либо Свартальвхейм, либо оба мира одновременно уже нашли лазейку и действуют сообща.
Вождь скрупулезно составлял список претензий Девятимирья к Асгарду. Почти все миры были против новой кровопролитной не то междоусобной, не то освободительной войны, но также выступали против морально устаревшего протектората Асгарда. Решение многих проблем требовало большого количества серебра, которого у асов не было. Зато было у людей. И пускай среди логистов не обнаружилось удачливых купцов и дельцов, но в Мидгарде золото ценилось гораздо выше серебра, а для обмена больших мозгов не требуется. В свое время Бьерн — один из членов совета Одина — проводил блестящие махинации с деньгами и умел делать их буквально из воздуха, но его повесили вместе с прочими советниками, а пришедшие на смену заместители, в лучшем случае бывшие софелаговцы, не обладали ни его опытом, ни знаниями, ни умениями. Был жив его приемный сын, получивший блестящее экономическое образование, но он на высшие должности не претендовал, памятуя о страшной казни, которую наблюдал в детстве. Договориться с ним точно не получится — он слишком сильно бережет свою жизнь, так что придется справляться своими силами. Столице Асгарда денег хватало, дворец не знал ни в чем недостатка, но сложнейшие международные комбинации требовали огромных затрат, и такого количества серебра скорее всего не нашлось бы во всем Асгарде, даже если вытянуть из жителей всё до последней крупицы. Зато запаса золота в рудниках хватит не на одну войну, а черных рынков и честных ломбардов в Мидгарде хватает.
Несколько месяцев работы вылились в назначенную встречу с царственными особами Девятимирья. Всё было готово, день был назначен, осталась самая малость — ввести в курс дела детеныша, который после гибели обидчика замкнулся в себе и перессорился с друзьями. Хагалар представить не мог, что ребенок столь честолюбив и так обидится, что месть свершилась не его руками. Он так долго задабривал человека, так искусно заговаривал ему зубы, будто испытывал искреннюю симпатию, а вовсе не усыплял бдительность, чтобы нанести решающий удар, который в результате нанесли без его участия. Столько трудов насмарку! Это была большая промашка Вождя: он считал, что обрадует Локи показательной казнью, но вышло иначе. Договариваться придется с хмурым, злым и обиженным детенышем. Но ничего не поделаешь. Прихватив самые важные документы, Хагалар поспешил на поиски своей персональной головной боли. Если строптивец заупрямится, придется искать помощи у ментальных магов, но лучше бы до крайних мер не доводить.
Последние дни принесли Локи мало радости. Любая мелочь раздражала, руки опускались, а поселенцы выводили из себя нелепыми речами. Бесконечные вопросы на подобие «куда идти?» «что делать?» и «чьи проекты поддерживать?» вставали один за другим и не получали ответов. Локи чувствовал себя без Беннера как без рук. Гениальный ученый пробыл в поселении всего несколько месяцев, но царевич так привык доверять его мнению и видеть именно в нем путь к осуществлению всех своих честолюбивых планов, что сейчас у него словно выбили почву из-под ног. Если бы мог, он бы отправился в Бездну и вернул Брюса, но не было никакой возможности определить, в какой из бесконечных миров тот попал. И посоветоваться не с кем. Пленники из Мидгарда либо ненавидели своих мучителей, либо понятия не имели, где находятся, да и у Локи были большие сомнения в их гениальности. По-настоящему гениальным был Старк, только вот в технике, а не в преобразовании государства. Исторические учебники сохранили имена великих деятелей прошлого. Можно было встретиться с ними в Хельхейме, но они не разбирались в проблемах Асгарда.
Будущее представлялось царевичу в исключительно черном свете. После безумных планов Ивара, которые наверняка поддерживало, если не всё поселение, то большая часть, делиться тревогами с кем-то из местных он опасался. Взять и уничтожить одним махом шесть миллиардов людей — в самом деле, чего ж проще-то!
Чтобы хоть как-то заглушить тоску и бессилие, Локи весь день читал отчеты, прерываясь только на еду. И хотя он сам распорядился докладывать абсолютно обо всем, поселенцы завалили его таким количеством писанины, что возникали неприятные подозрения: уж не хотят ли его отвлечь от чего-то более важного?
Летняя половина года радовала теплой погодой и поздними закатами, поэтому царевич расположился на скамейке возле своего дома. Он настолько углубился в чтение, что упустил, когда возле него возник некто смутно знакомый. Не стоило даже голову поднимать, чтобы определить посетителя.
— Здравствуй… Локи, — раздался над самым ухом неестественно напряжённый голос.
— Здравствуй, — выдавил из себя царевич, не скрывая неприязненную гримасу.
— Отчеты смотришь. Надеюсь, они тебя радуют. — Ты тоже, надеюсь, пришел меня порадовать. — произнес тот безо всякой надежды. — Нет, Локи, я пришел совершенно для другого.
Царевич наконец-то оторвался от бумаг и вопросительно поднял бровь, разглядывая чересчур серьезного и явно нервничавшего Хагалара.
— Только не говори, что опять что-то произошло. — Не произошло. Пока. Но скоро произойдет. И всё будет зависеть только от тебя. — Я тебя слушаю, — Локи заинтересованно рассматривал нежданного гостя, гадая о причине столь странного поведения. Ведь всё худшее уже успело произойти. — Пойдем в дом. Здесь слишком много лишних ушей. И отошли своих прислужников… Пожалуйста.
Царевич подивился внезапно прорезавшейся вежливости. Хагалар сам на себя не походил и больше всего напоминал нашкодившего пса, не знающего, как оправдаться перед хозяином. Сравнение показалось излишне диким и даже пугающим. Неужто что-то случилось с родителями? Снедаемый нехорошими предчувствиями, Локи пригласил недруга в дом и даже отослал прислужников, хотя и с большой неохотой. Оставаться с мастером магии один на один было опасно, пусть не для жизни, но для здоровья. Хагалар, не дожидаясь приглашения, сел за стол и, отстучав пальцами сложный ритм, попросил, а не потребовал выпивку. Царевич окончательно запутался, но постарался не выказывать растерянности и удивления.
— Ты выгнал рабов, чтобы я лично тебе прислуживал?
Но все же он достал из сундука бутылку эля и налил Хагалару полную кружку, которую тот залпом опустошил, словно ключевую воду.
— Что ж, сядь… Локи.
От внимания царевича не укрылось, что старик уже в третий раз назвал его по имени и сменил привычный насмешливый тон на чересчур серьезный. Тревога нарастала.
— Давай сразу к делу, а то я занят, — молодой маг вальяжно сел напротив.
— Хорошо. Знаешь ли ты… Локи… что поселенцы очень любят тебя? — завел Хагалар старую надоевшую до зубного скрежета шарманку. — Понимаешь ли ты, на что способен твой народ ради тебя… и ради благ, которые ты привнес и привнесешь? Мы изгнанные смертники: терять нам нечего.
— Меня любит жалкая горстка изгнанников, — отозвался Локи пренебрежительно. — Я мечтал не об этом. — А о чем же? — спросил Хагалар так заинтересованно, будто не знал ответ. — Быть царём, разумеется, — без всякой охоты пояснил Локи очевидное. — И ты будешь, — в тон ему ответил мастер магии. Сердце в груди царевича забилось быстрее. Не смея тешить себя глупыми надеждами, он осклабился и с насмешкой произнес: — Неужто Один захворал?
К его удивлению, на лице вечно язвительного мастера не было и тени усмешки.
— Вполне возможно. Твой не-отец выглядел не лучшим образом на поединке дражайшего Гринольва. Но я не об этом. Противный старик замолчал и некоторое время внимательно смотрел на царевича, прежде чем продолжить. — Ты знаешь, что подчиненные Асгарду миры готовы пойти на нас войной? Как я и думал, не знаешь. Так посмотри. Это документы, расшифровки записей и прочие свидетельства серьезности намерений основных противников Асгарда.
Хагалар достал из-за пазухи стопку пергаментов и протянул их через стол. Царевич выхватил листы одним резким движением. Он пробежал глазами тексты, цепляясь за ключевые фразы. Это были многочисленные доклады шпионов о мобилизации войск и стягивании их к возможным местам телепортации; копии разработок аналогов Радужного Моста, которые позволили бы перенести значимую часть армии прямо к столице; аудио расшифровки колебаний Ванхейма в предоставлении провианта альянсу и прочее. Из бумаг следовало, что подчиненные миры уже изобрели некий аналог земного телефона, который пока что работал плохо, с перебоями и требовал огромного количества энергии, но на его модернизацию были брошены буквально все силы, не занятые созданием независимого от Асгарда телепорта; что муспели и свартальвы уже практически договорились о нападении на Асгард огромной вооруженной армией, которую будут снабжать оружием цверги. Етуны во всем их поддерживают, но со сбором армии у них не очень, потому что они так и не восстановились после последней атаки Радужного Моста. Нифльхеймцы готовятся всячески помогать союзникам. Юсальвхейм колеблется, на чью сторону встать. Только Ванахейм, живущий торговлей, не желает войны. Четверть часа Локи изучал документы, откладывая некоторые в сторону. Происходящее было настолько неправдоподобно, что привело его в полнейшее смятение.
— Где ты всё это взял? — спросил он враз севшим голосом.
— Часть у логистов. А на многих переговорах я присутствовал лично.
— А Один об этом знает? — царевич не понимал, чего от него хотят. Если Всеотец в курсе, от он уже принял меры. А если не в курсе, то нужно срочно ему доложить.
— Частично, Локи. И ему лучше пока всего не знать. Сейчас всё зависит только от тебя.
— Но чем я могу быть полезен? Никто не станет слушать моё мнение.
— Отнюдь, младший сын Одина. Именно тебя и будут слушать. Если сейчас ты послушаешь меня и постараешься понять.
— Вот как… Я слушаю, но тебе лучше выбирать слова. Похоже, здесь пахнет предательством. — Локи старался говорить ровно. Конечно, для него не было секретом, что Хагалар считает его неразумным ребенком, которым можно манипулировать, как захочется. Но чтобы так открыто.
— Предательством? Отнюдь. Поселение свободно и не подчиняется приказам Одина. И поселение выбрало тебя вождем.
— И куда я должен его вести? — спросил Локи язвительно. — Ты хочешь использовать меня в своих целях.
— Нет, всё ровно наоборот. Я хочу использовать себя в твоих целях, Локи.
Лицемерие мага начинало порядком бесить, как и весь разговор. Однако царевич не мог себе позволить просто отмахнуться, не разобравшись в сложившейся ситуации. Он произнес как можно спокойнее:
— Что именно от меня требуется?
— Спасти Асгард. Всего лишь. Ты видишь по документам, что представители иных миров жаждут войны. Но на деле это не совсем так. Они просто не желают жить под протекторатом Асгарда. За тысячу лет не изменилось ничего, Один никак не поменял жизнь подчиненных народов к лучшему, и народам это не нравится. Вот, смотри — Хагалар протянул ещё один документ, в котором были перечислены требования разных миров к Асгарду. Лично, что ли, составил?
— Они не пойдут с этим к Одину. Они не пойдут с этим к Тору, потому что считают его лишь охвостьем отца… Но о тебе идет совершенно иная молва.
Тайный заговор. Как мило. Вот только участвовать в нем Локи точно не собирался.
— Ты безумец! Нас обоих убьют. Если не правители других миров, то Один точно.
— А иначе войска прочих миров захватят Асгард и уничтожат всех. И всё бы действительно было очень плохо и пахло предательством, если бы не одна маленькая деталь, которая нас спасет.
Лицо Хагалара сделалось таким довольным, как будто он только что выпил сладчайшего мёда.
— Какая? — устало спросил Локи безо всякой надежды на что-либо хорошее.
— Твой возраст. По законам Асгарда, которые известны тебе не хуже, чем мне, несовершеннолетний не может править самостоятельно. Тебе до совершеннолетия еще пять десятков зим, поэтому занять трон ты не сможешь в ближайшее время. Срок ничтожный, но нам хватит.
С каким удовольствием Хагалар произносил эту прописную истину, которая бесила Локи с тех пор, как он вернулся домой. В Бездне и Мидгарде никто понятия не имел о его истинном возрасте. Смотрели только на внешность или верили сладким речам. Никто не пытался его контролировать или назначать опекунов. Он мог спокойно идти к своей цели по трупам, вести армии и сражаться на равных с самыми сильными воинами. Но стоило вернуться в Асгард, как он сполна ощутил всё то бесправие, которое сопровождало жизнь несовершеннолетнего аса. И вот мерзкий старик не нашел лучшего времени, чтобы ткнуть носом в его ничтожество. И, судя по довольной физиономии, еще надеется, что глупый ребеночек с радостью примет его хитрый план и побежит с ногами залезать на заветный трон. Только вот Локи себя глупцом не считал и был категорически не согласен с очередной безумной затеей. Мало ему Ивара с планом уничтожения человечества, так тут еще и Хагалар с предательством правящего дома. Совпадение или заранее сговорились? Появилось жгучее желание выставить поганого мага за дверь и немедленно доложить отцу, а сперва всё хорошо обдумать.
— Замолчи и уходи, пока я позволяю. — произнес он сквозь зубы. Но мастер магии, разумеется, уходить и не думал.
— Я уже никуда не могу уйти. Всё зашло слишком далеко. Завтра на заре состоится собрание с представителями миров Иггдрасиля. Там хотят видеть тебя.
Локи чуть рот не раскрыл от изумления и вопиющей наглости. До сих пор он тешил себя надеждой, что происходящее — лишь глупая шутка Хагалара, но не слишком ли далеко зашла дерзкая шуточка?
— Позволь уточнить: я должен сказать им, что готов идти против политики Всеотца? Или сразу поклясться убить его, занять трон и плясать под дудку… Муспельхейма? Или Нифльхейма? Или сразу всех миров, чтобы никому обидно не было?
— Что ты должен сказать, мы обсудим отдельно. Твое дело — провести переговоры так, чтобы в тебе увидели свет надежды. Нам надо остудить вражеский пыл и выиграть полсотни зим, за которые мы успеем немало.
Локи нахмурился, всё еще не до конца веря в серьезность происходящего, а потом произнес ровным, как он сам надеялся, голосом:
— По-моему, проще всего убить тебя как предателя и подстрекателя.
Он чувствовал злость и непонятный страх, причину которого не мог точно сформулировать. Сердце бешено колотилось, его бросало то в жар, то в холод.
— И что это тебе даст? — удивлённо спросил мастер магии, как будто у Локи был хоть один шанс исполнить угрозу. — Ты считаешь, что я это затеял? Отнюдь. Твои любимые логисты, просто не Мидгарда, а другие. Поселенцы очень беспокоятся о тебе, Локи. Все знают, что ты смертник, приговоренный Одином, и все заботятся о тебе в меру своих сил. Не будет меня, будет множество других… К тому же именно моя жизнь — гарант твоей, пускай ты мне и не веришь. Я связал нас с тобой единой нитью, чтобы Один не уничтожил тебя.
Больше всего на свете Локи хотелось уйти, оказаться где-нибудь подальше: во дворце или рядом с братом — лишь бы не слушать лживые речи Хагалара, которые все больше походили на правду. Он не знал, что делать. И, чтобы потянуть время, принес ещё один кубок, взял бутылку, налил мастеру, а потом себе.
— Да, я тебе не верю. — с трудом произнес он, наконец. — Логисты не могут решать судьбу Девятимирья. Это абсурд.
— Когда мастер логистики, мой давнишний приятель, показал, что они уже наделали в Девяти Мирах, я тоже сперва не поверил. Но потом пришлось. Твое здоровье.
Хагалар отсалютовал кружкой и выпил, Локи последовал его примеру. Приятное тепло разлилось внутри, он почувствовал себя немного лучше.
— Хочешь сказать, что поселенцы готовят государственный переворот, и я должен в нем участвовать? — уточнил царевич, борясь с желанием осушить еще пару кубков, забыться в пьяных грезах, а следующим утром проснуться и убедиться, что ему привиделся бредовый сон, вызванный усталостью, безысходностью и алкогольными парами.
— Как бы тебе сказать, — Хагалар цокнул пару раз языком, явно с трудом подбирая слова. — Они бы и рады его приготовить, но в мои планы не входит переворот с убийством Тора и Одина. Я слишком люблю вас обоих, мои милые дети. Пока тебе надо просто поговорить с прочими мирами и убедить их в своей лояльности.
Локи чуть не поперхнулся: действительно, чего уж проще? И как мило Хагалар рассуждает о жизни Тора и Одина. Будто он — вездесущая норна, точно знающая, сколько кому жить отмерено. Невыносимое себялюбие и ощущение собственной неотразимости сквозило в каждом жесте старика и безмерно раздражало Локи.
— Ты хоть понимаешь, что, если случайно или через Хеймдаля станет известно о моем участии в этом собрании, меня без промедления казнят? И тебя тоже. Или ты сам помрёшь, если не соврал, — задал Локи тот вопрос, с которого, по-хорошему, стоило начинать. Он надеялся смутить собеседника, но Хагалар наоборот выпрямил спину и сказал, так и сочась самодовольством:
— Один ни в коем случае не казнит меня. Никогда. Тебе придется с этим смириться.
Локи громко засмеялся, не в силах более выносить этого омерзительного бахвальства, отвратительной самонадеянности, более присущей безусым юнцам, чем умудренным сединами старцам. Годы брали своё и Хагалар впадал в детство. Может, и правда бредит? А Локи уже почти поверил в безумную чушь про межмировые переговоры и предательство короны.
— Ты слишком самоуверен. Возможно, ты был ценен для отца в прошлом, но сейчас ты никто. И склоняешь сына Одина к предательству, — добавил он со злостью в голосе.
Хагалар ехидно усмехнулся. Он всё больше походил на себя самого. От пафоса, сопровождавшего начало разговора, не осталось ни следа.
— Если я «никто», то скажи, почему именно я владею твоей жизнью в поселении и присматриваю за тобой?
Поганый старик с ядовитым языком! Локи запнулся, так как крыть было нечем. Вождь специально старался вывести его из равновесия, и царевич, прекрасно всё понимая, таки повелся на провокацию.
— Я не обязан выполнять твои приказы, противоречащие воле моего отца!
— Не обязан, — неожиданно легко согласился Хагалар. — Так что можешь на собрание не ходить. Пойми, я не склоняю тебя к предательству. Я склоняю тебя к спасению Асгарда. А твой отказ сотрудничать будет расценен прочими мирами однозначно.
— А ты уже всем пообещал младшего сына Одина? — зашипел Локи, сузив глаза. Схватил со стола пустую кружку с намерением запустить в голову Хагалара, но в последний момент изменил траекторию и кинул ее в злосчастный гобелен с оленями. Раздался грохот, осколки разлетелись во все стороны. Зато маг не пошевелился и даже не вздрогнул.
— Я пообещал, что приведу тебя и что правители других миров смогут лично поговорить с тобой. Но ты можешь отказаться, — он всё-таки оглянулся и посмотрел на осколки, улыбнулся знакомым оленям, а потом также спокойно продолжил:
— Мы, кажется, начали с того, что ты хочешь царствовать. Все вокруг хотят того же — удивительное единство мнений, тебе не кажется?
Локи сжал кулаки, нависая над Хагаларом.
— Это ловушка. Асгард так не спасти. И мне точно не быть царём, пока Один и Тор живы. Убеди меня.
Мастер магии рассеянно оглянулся, будто доказательства были раскиданы вокруг, но Локи почему-то их не видел, и произнес ласковым голосом:
— В чем убедить? Я тебе показал документы. Я тебе описал сложившееся положение. Выбор за тобой.
— Выбор за мной? — Локи больше не сдерживался и почти кричал. — Ты просто обезумел, спятил! Ты готовишь межмировой заговор за моей спиной. Ведёшь переговоры, используя моё имя. Имя сына Одина! Скрываешь это от меня до последнего момента. Ты не оставил мне выбора!
Локи с ненавистью смотрел на невозмутимого Хагалара, мечтая если не убить его, то хотя бы ударить, и лихорадочно соображал, что делать. Приняв решение, продолжил уже спокойнее:
— Переговоров не будет. Я заберу все осколки Тессеракта и оставлю у себя, пока не решу, что делать дальше.
И он решительно направился к двери.
— Ты уверен? Хагалар взмахнул рукой. Локи ощутил движение воздуха. Он подозревал, что маг не позволит ему уйти. А тот продолжил:
— Как ты заберешь осколки у логистов, которых нет в поселении? Как ты объяснишь своему народу, что хочешь прекратить промышленную революцию, которую не провести без осколков Тессеракта? Ты порушишь все, что у тебя есть. И, конечно, разочаруешь асов, которые тебя пока что обожают.
Локи взялся за ручку двери. Его загнали в ловушку. Попытки открыть ее силой или магией ничего не дали.
— Прости, но я не дам тебе совершить глупости, которые настроят против тебя поселенцев. Они считают тебя своим царем и путем к свету, если ты этого еще не понял. Они готовы защищать тебя своей жизнью, — монотонно вещал старик за его спиной.
Локи захлестнула такая волна ярости и безысходности, что справиться с собой он уже не мог. Убедившись, что выйти не удастся, он резко развернулся и кинул в Хагалара кинжалы. Но тот, разумеется, легко поймал оба налету и подбросил в воздух. Они синхронно сделали по два оборота, прежде чем опустились лезвиями в испещренные морщинами руки, не оставив ни единого пореза.
— Прекрасная работа, — улыбнулся Вождь, рассматривая резную рукоять. — Из Ванахейма.
Внезапно он метнул один кинжал в стоящего у двери Локи.
— Поймаешь?
Следом за первым полетел и второй. Локи без труда поймал их и спрятал. Он прекрасно понимал, что как бы ему ни хотелось, причинить магу вред он не сможет, по крайней мере, пока. Однако механические действия возымели эффект, и спустя несколько секунд ему удалось взять себя в руки. Он улыбнулся и спокойно произнес:
— Похоже, у меня нет выбора. Но когда Один узнает…
— То это будут мои проблемы, — тон Хагалара из насмешливого стал суровым. — Если Один узнает, это будет мой с ним разговор. Ты — несовершеннолетний ребенок, я — твой опекун. Все твои действия контролируются мной и отвечаю за них я, а не ты. Это касается не только реактивов, но и политики, так что можешь не бояться отца.
Очередная ментальная пощечина чуть не вызвала новый приступ бешенства. Локи едва сдержался. Желание убить Хагалара было сильно как никогда.
— Я приду на ваше собрание и буду улыбаться. Доволен? — произнес он ровным тоном.
— Тебе вряд ли придется просто улыбаться. С тобой попытаются договориться и решить, насколько ты подходишь на роль всем удобного царя. Можно пообещать разумные уступки. Главное — получить полувековую отсрочку и за это время восстановить когда-то разветвленную сеть шпионов-информаторов.
— Восстанавливай. — процедил Локи сквозь зубы с неприкрытой неприязнью. — А я пообещаю уступки, точнее намекну. Я ничего не собираюсь обещать.
— Верный подход. — Хагалар прямо светился от счастья. — Но ты уж определись, хочешь ли ты меня зарезать или подарить шпионскую сеть Асгарда?
— Сначала восстановишь сеть, а потом зарежу, — клятвенно пообещал Локи.
— Мне нравится твой подход, — рассмеялся мастер магии. Он вынул из-за пазухи ещё один пергамент и положил на стол. — Времени готовить речь у тебя почти нет, поэтому я позволил себе составить план. Просто прочти тезисы и будешь готов. В твоём красноречии и обаянии я не сомневаюсь.
Хагалар подошёл ближе и похлопал Локи по плечу. Тот с трудом сдержался, чтобы не оттолкнуть старика. Не было ни времени, ни сил на ссоры. Завтра станет точно известно, что же это такое: лишь дурная шутка и бредни воспаленного сознания Хагалара или поселенцы действительно посмели покуситься на святое. Верить в последнее Локи не желал, но всё же подготовиться к встрече решил основательно. На всякий случай. Хотя бы ради тренировки. Когда-нибудь ему придется не просто стоять за спиной отца, а вести переговоры и нести ответственность за принятые решения. Почему бы не начать подготовку прямо сейчас?
У главнокомандующего армией Асгарда всегда полно дел. Ему некогда заниматься глупостями, особенно когда наследник правящего дома, лучший боец, избранный Мьёльниром защитник Девяти Миров, не оправдывает надежд семьи, двора и армии. С тех пор, как мидгардская химера пала в Бездну, старшего царевича словно подменили. Соратники утверждали, что он так не страдал, даже когда родной брат погиб, а мост меж мирами разрушился, разлучив его с человеческой избранницей. Сейчас же он заперся у себя, не допускал ни друзей, ни женщин и даже грубил матери. О тренировках речь не шла, об исполнении прямых обязанностей — тоже.
Когда Гринольв, презрев все правила, вломился в царственные покои, требуя объяснений, его глазам предстала тень царевича: он был так бледен и немощен, словно недавно повстречался с собственной фюльгьей и готовился расстаться с жизнью. Если бы Гринольв не был уверен, что подобное состояние вызвано потерей жалкого смертного, он бы вызвал целителей, а так обошелся лишь формальными вопросами и общими замечаниями, не выходящими за рамки субординации. Тор плел в ответ что-то несуразное, будто выпил по меньшей мере бочонок эля, хотя в комнате стоял лишь почти нетронутый поднос с блинами, водорослями, тремя видами рыбы и пивной кружкой.
Не добившись ничего внятного и не смея поступить с наследником так, как привык с обычными асами, Гринольв удалился и больше о Торе не вспоминал. Сколько длилась дружба со смертным мужем? Несколько месяцев, не более — непростительно убиваться, словно верная жена, по тому, кого даже толком не знал. Сам Гринольв никогда не позволил бы себе подобного, даже если бы потерял… Впрочем, он уже потерял.
Некстати вспомнилась записка с одним-единственным словом. Он давно разузнал, где находится Рейкхольт: на западе от столицы. Там жила богатая не то вдова, не то старая дева — Сигюн Сигхтрюгдоттир. Отчество ничего не сказало пришельцу из далекого прошлого, а придворные описывали Сигюн как зрелую женщину с типичной для асиньи внешностью, белокурую и голубоглазую. Значит, черноволосая незнакомка, нацарапавшая на записке название хутора, служит ей и, возможно, сопровождает. Гринольв поспрашивал о наперснице, но все утверждали, что Сигюн если и приезжает во дворец на торжественные приемы, то всегда одна: свиту она размещает на постоялых дворах. По крайней мере, ее сопровождения никто не видел: ни одной служанки или рабыни.
В столь глупые слухи Гринольв не верил, но допускал, что таинственное видение написало первое попавшееся слово и что он зря потревожит благородную асинью. Однако положение при дворе спасет его от любых случайностей и беспочвенных обвинений.
Рано утром одиннадцатого дня солнечного месяца он в одиночестве оседлал коня направился к таинственному хутору, оставив вместо себя одного из выращенных когда-то детей. Погода стояла прекрасная: светило солнце, дул теплый ветер, вызывая на море легкие барашки. Гринольв наслаждался конной прогулкой и чуть не проехал нужный поворот — камень с соответствующей надписью почти полностью зарос лишайником. Дорога сузилась и увела Гринольва от моря. Вскоре перед ним раскинулась небольшая долина, а в ней хутор с огромным загоном для скота, пустующий летом, обновленными пристройками, поросшими травой, и длинным одноэтажным домом, сложенным из камня. Хозяйство окружал низкий, но крепкий забор. Везде чувствовалась мужская рука, хотя во дворе не было ни домочадцев, ни работников, а из крыши не шел дым. Все были либо на полях, либо на вырубке.
Гринольв спешился, привязал коня к ограде и в мгновение ока преодолел расстояние, отделявшее его от входа. Громкий стук — копошение за дверью — и вот она приоткрывается, являя миру… Обычную асинью! Ни один мускул не дрогнул на лице Гринольва, когда он увидел женщину средних лет в традиционном черном суконном платье, отделанномбархатом, с головным убором в форме закрученного чепца, из-под которого выбивались белокурые пряди. Округлое личико, не до конца утратившее детскую непосредственность, лучистые глаза, нос с едва заметной горбинкой — ни внешностью, ни возрастом, ни предпочтениями в одежде незнакомка ничуть не походила на ту, которую Гринольв помнил. И все же на лице женщины не было написано удивления или настороженности, которые всегда появляются, если открываешь дверь нежданному гостю.
— Здравствуй! — произнесла Сигюн, улыбнувшись неестественно белозубой улыбкой. — Ты приехал один? Проходи, присаживайся.
Гринольва дважды просить не пришлось. Он пересек порог, отметив царящую в доме тишину. Здесь точно никого не было, если только обитатели намеренно не затаились.
Просторное помещение, казавшееся единственным во всем доме за неимением видимых дверей и перегородок, явно не являлось таковым — уж слишком длинным был дом снаружи. Несмотря на большие размеры и маленькие окна, приемная зала оказалась очень светлой: вдоль стен стояли дорогие свечи, а открытые настежь окна с вынутыми летом рамами пропускали полуденные солнечные лучи — они оставляли яркие пятна на каменных стенах, испещренных защитным орнаментом. В центре стоял массивный не разбираемый стол, рассчитанный не более, чем на шесть-восемь асов — слишком мало для поддержания столь большого хутора.
Осматривая комнату, Гринольв старался не упускать из поля зрения Сигюн, которая успела закрыть дверь и поставить на стол бутылку иномирского пойла. Пить в незнакомой компании Гринольв не собирался. Даже если Сигюн была магом и специально ради него изменила внешность на поединке, у нее должна быть какая-то цель, наверняка далекая от детских забав.
— Ты исчезла очень быстро, оставив мне это, — Гринольв достал из-за пазухи смятую записку с полустершимися рунами. — Это предназначалось мне?
— Я дала это тебе, — кивнула Сигюн, присаживаясь напротив. Не рядом, а именно напротив: как равная, готовая к борьбе, только вот Гринольв никогда не сражался с женщинами.
— Ты не ответила на мой вопрос, — заметил он, буквально прожигая Сигюн взглядом. Он уверился, что дома никого нет, опасаться стоит только хозяйку. Кем бы она ни была, пусть даже настоящей ведьмой, на нем множество защитных амулетов, он сможет защитить себя, в худшем случае — размозжить кулаком череп, только вот ехал он сюда не ради еще одного поединка.
— Разве нам стоило беседовать в толпе? — Сигюн наклонила голову, и было в этом жесте что-то неуловимо знакомое.
— Славославящая меня толпа абсолютно безопасна, — откликнулся Гринольв, перебирая в памяти давно почивших знакомых. — Я слушаю тебя.
— Это у тебя скорее есть вопросы ко мне, — снова улыбнулась Сигюн, обнажая зубы, сияющие, словно жемчужины на дне моря: таких белых зубов в Асгарде отродясь не водилось. — У меня к тебе вопросов особо нет. Я примерно знаю историю твоего пробуждения.
Пробуждения… Таки привет из прошлого… Родственница? Быть может, дочь? Или все же драуг, принявший обличье асиньи? Гринольв не любил загадки, особенно когда их задавали ему.
— Какую роль в нем играла ты?
— Никакую. Я не знала, где ты, — Сигюн, забывшись, намотала белокурый локон на указательный палец. Слишком характерный жест. И наклон головы. И эти неестественно белые зубы. Голос. Манера речи. Четкий образ. Гадкий утенок среди лебедей или…
— Значит, ты… Исгерд? — имя само сорвалось с губ. Что было иллюзией: видение на боях или нынешний облик — неважно. Можно изменить внешность и одежду, но не манеру речи. Тысячелетия назад девчонка исчезла и, по мнению Орма, погибла всего за несколько столетий до вынужденного сна Гринольва. Он слишком хорошо ее помнил и узнавал в небрежных движениях пускай и совершенно иного тела.
— Ты сразу узнал меня, — Сигюн легко улыбнулась и прикрыла глаза, меняя сущность. Теперь перед Гринольвом сидела очень странная женщина, насквозь фальшивая. Это должна было быть старуха, разменявшая больше трех тысячелетий, но язык не поворачивался так ее назвать. Она сняла чепец, и ее волнистые волосы неестественного иссиня-черного оттенка рассыпались по плечам, обрамляя лицо с чистой светящейся кожей. Оно было почти лишено морщин, неизменных спутниц женщин, проживших три с половиной тысячелетия, но все же заострившиеся черты лица и тонкие губы указывали на зрелый возраст — когда-то очаровательной детской пухлости не было и в помине, а изящно изогнутые смоляные брови придавали выражение некоторой надменности, или, по крайней мере, превосходства. Стройный прежде стан не походил ни на девичий, ни на старческий. Одежда сильно искажала восприятие фигуры, но осанка, плоский живот и широкие плечи выдавали бывалого воина. А руки! — место натруженных мозолистых ладоней и узловатых пальцев с короткими серыми ногтями занимали розовые, ухоженные, с мягкой кожей — как у царицы или маленьких девочек, не привыкших работать руками. Время исказило, но почти не состарило черты той, которую Гринольв помнил ребенком, и не стерло с лица гетерохромию: правый голубой глаз сверкал столь же ярко, сколь и левый зеленый. Они были тусклыми до эксперимента, стали неестественно яркими после да такими и остались. Гринольв почти привык к тому, что все, кого он помнил детьми, превратились в ходячие развалины за две с половиной тысячи зим, но метаморфозам воспитанницы Орма не мог найти объяснения.
— Это… очередная иллюзия? — сухо поинтересовался он.
— Отнюдь. Иллюзия — только та внешность, которую знает весь Асгард. То, что ты видишь сейчас — настоящее, — женщина ненадолго замолчала, задумавшись. — Я удивлена, что ты узнал меня, если честно, — в голосе не было ни намека на старческую слабость. — Хагалар так и не смог, хотя мы с ним знакомы уже несколько столетий.
— Меня это не удивляет, — Гринольв старался сохранять хладнокровие. Еще один привет из прошлого: неожиданный, но приятный. Иса, или Птичка, как ее называл Орм, была всеобщей любимицей и единственной выжившей жертвой чудовищного эксперимента, что учинил друг задолго до побега Арнульва.
— Меня уже тоже, — ведьма вернула себе прежний облик — чужой, но привычный, а потому приятный глазу. Как неестественно и дико смотрелись знакомые движения чужого тела. Сигюн ловко налила в кубок мед, держа тяжелую бутыль одной рукой. Гринольв пить не стал.
— И как твоя жизнь?
— Прекрасно, как видишь.
— Ты сменила внешность. Ты не вышла замуж.
— Я была замужем.
— Трагическая судьба, значит.
— Ну, по крайней мере, не самая веселая, но сейчас у меня все хорошо.
— Я рад это слышать.
Разговор оборвался сам собой. Асы чувствовали себя не в своей тарелке. Когда-то давно их связывало очень многое. Гринольв даже учил девчонку драться, во многом на потеху Орму, который считал, что из воспитанницы выйдет толк. У нее неплохо получалось управляться с оружием, но не женское это дело — убивать врагов. Гринольв мог подобрать курс эффективных тренировок кому угодно, главное, чтобы ученик был готов впитывать знания, а Птичка была готова. Она отчаянно завидовала Арнульву, на которого Гринольв тратил бесконечное количество серебра, сил и времени, которого привечал Орм за сообразительность, а, главное, внешнюю схожесть с давно почившим родственником. Они часто проводили время вчетвером, и дети развлекали своих благодетелей, пускай и не всегда приятными для них способами. А потом случился эксперимент — чудовищный по своей жестокости. Кто заставил Орма отправить первой под нож свою любимицу? Он кивал на предсказание чуть ли не самой Вёльвы, поручившейся за успех. И Птичка выжила. Чтобы погибнуть по глупости несколько столетий спустя. Только вот, судя по всему, она снова чудом выжила. В свое время Гринольв мысленно костерил друга, обвиняя в смерти воспитанницы, и вот спустя три тысячи зим она вновь сидит перед ним, пережив большинство своих сверстников, пережив и своего мучителя…
— Как ты обжился в новой жизни? Для тебя ведь всё сейчас новое.
Вопрос вырвал Гринольва из пучины воспоминаний.
— Я не думаю, что эта жизнь долго будет для меня новой.
— Естественно, ты ведь скоро привыкнешь, но как…
— Нет, я имею в виду вовсе не это, — покачал он головой, собираясь с силами, чтобы ответить честно, в первую очередь, самому себе. — Я имею в виду только то, что вряд ли после того, как Асгард вновь воцарится над всеми мирами, я останусь здесь.
— Зная Одина, всякое можно предположить, — Сигюн аккуратно подбирала слова. Помнит, как легко вывести из себя того, для кого клятва верности Асгарду не пустой звук.
— Я предполагаю одно: это слишком удобно, чтобы этим не пользоваться. Так что обустройство в замке — последнее, что беспокоит меня, — Гринольв таки заставил себя сказать правду. Даже если потом пожалеет. Он поднял кубок, словно желая провозгласить тост. Сигюн последовала его примеру. Они чокнулись, напитки смешались, хотя в этом не было необходимости, ведь кубки наполняли из одной бутылки в открытую. Всеотец был плохой темой для разговора: слишком болезненной и бессмысленной. Говорить о нем — все равно что обсуждать горы, которые невозможно свернуть, или солнце, которое всегда просыпается на востоке.
— Я рад видеть успехи детей, которым, пусть и не совсем по своей воле, но помог обустроиться в жизни, — решил зайти с другого бока Гринольв. — Хотя Арнульв разочаровал меня.
— Ты видел его не в лучшее время, скажем так, — пожала плечами Сигюн. — Если бы это было на полторы тысячи зим раньше…
— Не напоминай! — злобный рык разнесся по пустынному дому прежде, чем Гринольв вспомнил о правилах приличия в женском обществе. — Я видел, — чуть тише добавил он. — И за это имею право ненавидеть Одина. То, что он сделал, хуже экспериментов Орма. Хотя похоже эксперимент подарил тебе вечно молодой облик.
— По крайней мере определенные преимущества он мне точно дал, — чересчур уклончиво ответила Сигюн, нервно теребя в руках кубок. От прямых ответов она ускользала всеми силами. — Ты же понимаешь, что я не могу ходить по Асгарду с моей внешностью — она слишком… оригинальна. Мне не нужно привлекать лишнее внимание, в частности — Одина.
— Думаешь, Одину есть до тебя дело? — усмехнулся Гринольв. — Он считает, что все эксперименты Орма были неудачными.
— Естественно, но такую яркую внешность наверняка быстро запомнят и будут задавать неподобающие вопросы. А мне этого не надо.
Гринольв кивнул. Птичка давно выросла и в его советах не нуждалась. Снова повисла тишина, а с ней сотни невысказанных вопросов с обеих сторон. Старые знакомцы сидели друг напротив друга и не решались задать их, опасаясь получить неудобные ответы.
— Ты взяла имя другой женщины, — первым решился Гринольв. — Ты убила ее.
— Нет, — покачала головой Сигюн, и самый искусный дознаватель не определил бы, ложь или правда слетела с ее уст. — Она трагически погибла. Не по моей вине, но я воспользовалась ситуацией.
— Узнаю методы Орма, — усмехнулся Гринольв. На мгновение ему показалось, что друг сидит рядом и одобрительно хлопает Птичку по плечу.
— Кстати об Орме, — Сигюн нервно сглотнула. — Хотел бы ты увидеть…
Последнее слово Гринольв не расслышал, несмотря на абсолютный слух. Иллюзия друга рассеялась, они снова сидели вдвоем за столом в чересчур светлом доме. Просто воспоминание? Или иллюзия, сотканная на кончиках пальцев любимицы Орма?
— Увидеть? — переспросил Гринольв холодно. — Снедаемая местью, ты отрубила ему голову и оставила себе в качестве трофея?
— Трофея? — опешила Сигюн. Она совсем не ожидала столь дикого предположения, которое казалось Гринольву единственно верным. — Что ты, я не мстительна, — она запнулась, сглотнула и продолжила более уверенно. — К тому же сейчас я осознаю, что он сделал для меня очень многое. Если бы не эксперимент, за который я его в детстве проклинала, я бы уже несколько раз погибла. И я противник мести. Даже кровной. Мое предложение — знак дружбы, — она протянула руку, но Гринольв не понял жеста. Повисла еще одна неприятная пауза.
— Если бы Орм был жив, ему было бы к пяти тысячам. Или к шести даже, — пробормотал Гринольв, и в голосе чувствовалась неподдельная боль, надлом, совсем не сочетавшийся с массивной фигурой и стальной волей.
— Так хочешь? — в руке Сигюн на мгновение материализовался куб, который Гринольв узнал бы из тысячи.
— Откуда он у тебя? — вырвался непроизвольный вопрос. Впрочем, ответ нашелся сам собой. — То есть ты снова ввязалась в игры Арнульва.
Не вопрос, утверждение. Только у бывшего воспитанника был в руках Тессеракт, и только он мог быть настолько недальновидным, чтобы отдавать артефакт кому попало.
— Он не знает, кто я, — напомнила Сигюн, чем только больше запутала дело. — Но да, естественно, я снова с ним.
— То есть дури за три тысячи зим меньше не стало, — злобно отозвался Гринольв.
— Я не буду тебе сейчас объяснять, почему я решила возобновить наши отношения в том или ином виде. У меня были на то свои причины. Но так или иначе все мы сейчас работаем на благо Асгарда. Так ты хочешь или нет? Я не могу Тессеракт держать у себя долго. Все же он не мой.
Она не была готова к отказу, не была готова услышать холодное рассудочное «нет», ей слишком хотелось похвастаться своей находкой и своими возможностями. Не услышав ничего вразумительного, она на свой страх и риск дотронулась до рукава гостя, перенося его и себя в иной мир.
— Ванахейм, — не без удивления констатировал Гринольв, расстегивая верхнюю одежду: неважно, царит ли на дворе летняя или зимняя половина года — Ванахейм всегда отличается жарой, духотой и влажностью. Гринольв не любил жару, а радушные двуличные ваны, предпочитавшие худой мир доброй ссоре, его раздражали.
Сигюн даже не попыталась оправдать свою дерзость. Она направилась к ближайшему холму, не оборачиваясь, потому что знала: восставший из мертвых пойдет за ней, ему больше некуда идти. Холм — не гора и не скала, — но взобраться на него в ванахеймскую жару не так-то просто. Иллюзией молодости можно обмануть собеседника, но не собственное тело, давно утратившее былую легкость. Когда-то «Птичка» взлетала на горы и уступы, словно горная козочка, но прошли тысячелетия. Гринольв поднимался следом за своей провожатой, тяжело отдуваясь и проклиная многослойную асгардскую одежду и тяжелый невыносимый воздух. Если бы его армии пришлось сражаться с ванами на их территории, никакое численное преимущество или лучшее вооружение не помогло.
— Вот, смотри, — Сигюн указала на подножье холма. Там стоял дом: типичный для Ванахейма легкий домишко из бревен и глины. Вокруг него копошились дети… Или подростки — с большой высоты даже орлиный глаз Гринольва мог ошибаться. Привалившись к стене, прямо на траве сидело несколько стариков.
— Идем, — Сигюн аккуратно спускалась и махала рукой, привлекая внимание местных жителей.
— Стой! — резкий выкрик был столь грозен, что даже ветер стих, подчинившись нежданному приказу. Сигюн непроизвольно остановилась и чуть не упала, запутавшись в высокой траве.
— Почему?
Одно-единственное слово. Разворот. Взгляд глаза в глаза. Впервые в жизни Гринольв опустил голову первым.
— Верни меня в Асгард, — не приказ, просьба, чуть не мольба, пусть и высказанная отрывисто, хрипло. — И поклянись, что никогда не скажешь Орму, что я жив.
Последние едва слышные слова унес стихший было ветер. Сигюн, отчаянно пытавшаяся выпутаться из ползучих растений, не узнавала Гринольва.
— Он всю жизнь корил себя за твою смерть, — начала она, но закончить не успела.
— Поклянись! — еще один рык, напоминавший крик раненого зверя. — Ты никогда не скажешь ему обо мне. Никогда.
И он отвернулся. Отвернулся от дома, куда его тянуло, словно магнитом. Первые шаги на противоположную сторону холма были тяжелы. Он мог обернуться. Мог броситься к дому, вырывая с корнем ползучие растения и наступая кожаными сапогами на ядовитых гадов, коварно прячущихся в траве. Он мог увидеть… выжившего из ума старика, у которого разорвется сердце, если он встретит своего друга не просто живым, а еще и молодым. Гринольв слишком отчетливо помнил Орма. Сперва мальчишкой, потом юношей, и, наконец, зрелым мужчиной. Женитьба, нескончаемые должности, признание его гения, положение при дворе, членство в совете Одина. Орм рос на его глазах, как и он сам рос на глазах Орма. Орм не был приятелем, не был лучшим другом, он был неотрывной обязательной частью жизни Гринольва, хотя обряд побратимства они так и не провели. Орм был единственным, кому Гринольв бесконечно доверял, и единственным, кого Гринольв ждал, когда Арнульв запер его подле лабиринта. Все могли бросить его, но только не Орм. Орм бы нашел. В лепешку бы расшибся, пожертвовал жизнью, но нашел. И, погружая себя в сон, Гринольв знал, что очнется через пару зим благодаря Орму. И ничто в жизни не успеет перемениться.
Он не желал пробуждаться две с половиной тысячи лет спустя, он не собирался переживать свой век. Вчерашняя девчонка стала умудренной годами царицей, вся свита Одина казнена, а из знакомых остался только молчаливый Хеймдаль, который вовсе не живет, а только наблюдает за жизнью. Гринольв не желал себе жизни в чужом мире, но еще больше не желал видеть Орма: сморщенного, сгорбленного, беззубого — предателя Асгарда. Ведь все, кто не предал Асгард, погибли на виселице. Только трусы спаслись, и Гринольв не хотел признавать и узнавать, что его лучший друг оказался тем самым трусом и заклейменным предателем.
— Поклянись, — повторил он в очередной раз, когда Сигюн с трудом догнала его и перенесла в Асгард.
— Клянусь, — отозвалась она с явным упреком в голосе. — Я не сказала Орму раньше, хотела сделать сюрприз. И не скажу, но… Ты, правда, очень дорог ему. До сих пор. Он вспоминает тебя, он корит себя за твою смерть. Как ты не понимаешь, как тяжело ему жить с этим бременем!
— Асы так долго не живут, — жестокие слова сами слетели с губ. — Он прожил дольше, чем все его ровесники, так что душевные терзания не слишком-то… — Гринольв оборвал сам себя: он и так сказал слишком многое. — Я рад был встретить тебя. Зови на помощь, если придет нужда.
— Не мне нужна помощь, а тебе! — дерзко воскликнула Сигюн, но Гринольв уже вышел из дома и отвязал лошадь от жерди. Он бежал. Полководец, ни разу не повернувшийся спиной к врагу, бежал от собственного прошлого, которое смотрело ему вслед расширившимися фальшивыми голубыми глазами. Гринольв клялся себе, что никогда больше не приедет на хутор, но понимал, что разорвет клятву прежде, чем отпразднует очередной день рождения.
Лишь отъехав на достаточное расстояние, лишь оставшись в полном одиночестве, он слез с коня и подошел к берегу моря. Черный песок скрипел под крепкими сапогами. Никогда прежде он не испытывал такого страстного желания искупаться в вечно холодном море, смыть с себя пот Ванахейма, смыть воспоминания, которые теперь, казалось, навеки поселятся в его душе. Смыть образ Орма — весельчака и балагура, любителя женщин и хорошей выпивки, советника Одина, ученого и целителя. Мужчина, задорно смеявшийся очередной шутке из страны грез, давно мертв, остался лишь дряхлый, выживший из ума старик. И хотя Гринольв был уверен, что его внезапное появление вызовет разрыв сердца у друга, всё же в гораздо большей степени он беспокоился о собственном сердце. Даже мальчишка, случайно пленивший его, успел состариться, что уж говорить о том, кто был гораздо старше Арнульва…
Гринольв плавал в холодном море, прокручивая в голове воспоминания давно минувших дней, на которые повесил замок в день пробуждения. Нет смысла жить прошлым, надо приспосабливаться к настоящему, к нынешнему миру, пока Один снова не усыпит его, пускай и не своими руками.
Но он не мог. Прошлое сметало все границы. Он был счастлив там — две с половиной тысячи зим назад — и он отдал бы всё за то, чтобы вернуться в свое время.
====== Глава 118 ======
Подготовка к переговорам заняла больше времени, чем Локи рассчитывал. И хотя он привык работать ночью, а спать утром, в этот раз пришлось поступиться удобством, чтобы не клевать носом при встрече с высокими гостями, пускай царевич до последнего надеялся, что переговоры и тайные заговоры существуют только в воображении окончательно свихнувшегося жадного до власти Хагалара.
Бумаги проясняли многое. Подчиненные миры не уничтожили застрявших на их территориях асов и даже не арестовали. Напротив, из-за Хеймдаля им оказывали всевозможные почести и обещали неприкосновенность. Всевидящий страж не сводил глаз с делегаций и боевых подразделений, и пускай Асгард мгновенно не придет на помощь, впоследствии незадачливые убийцы жестоко поплатятся. Посольства не трогали, но мягко убрали с политической арены. Высокопоставленные асы не замечали, что творилось прямо у них под носом. Зато поселенцы легко втерлись в доверие и разузнали достаточно.
Ванахейм вроде как с нетерпением ждал починки Радужного Моста. Пока армия Асгарда хранила покой оседлых жителей, торгующих снедью почти со всеми мирами Иггдрасиля, кочевые племена не смели устраивать налеты, но теперь не знали ни меры, ни жалости. Местных войск не хватало для поддержания порядка. Ванахейм был готов на всё, только бы кочевники прекратили набеги и на его территории не развернулись боевые лагеря великанов или альвов. По крайней мере, так ваны декламировали, и им сложно было декламировать что-то иное после приснопамятного обмена заложниками. Однако полностью Хагалар не доверял даже им.
Етунхейм был ослаблен атакой Радужного Моста и пребывал в плачевном состоянии. Нифльхейм и Муспельхейм всегда поддерживали своё совместное детище, но тут уж посольство Одина постаралось на славу и за тысячу зим не позволило Етунхейму выйти из жалкого полуразрушенного положения: многоходовые интриги, подставные убийства и компрометирование послов потенциально дружественных Ётунхейму миров — с детства Локи изучал сложные контретунхеймские многоходовки, на которые были брошены лучшие умы Асгарда. Только вот теперь интриговать некому: атака Радужного Моста погубила не только множество етунов, но и почти всех членов посольства, и не разобраться сейчас, действительно ли асы оказались не в то время не в том месте, или етуны воспользовались неразберихой, чтобы под шумок убить неприкосновенных врагов? До правды не докопались даже поселенцы. После исчезновения Лафея новым царем стал один из его младших братьев, получивший то же имя, что и предшественник. Он был не слишком силен в политике и экономике и с готовностью последовал бы за Нифльхеймом, если бы тот обеспечил возрождение угасающей нации. Хагалар утверждал, что обещаниями помощи Етунхейму можно купить дружбу сразу всех великанов. При нескольких правильных шагах Асгард сблизится с Етунхеймом и получит те немногие технологии, что етуны еще не утратили.
Нифльхейм с начала времен выступал против Муспельхейма, и их нынешнее шаткое перемирие держалось на ненависти к Асгарду и поддержке Етунхейма. Хагалар напирал на то, что именно инеистых и огненных великанов в первую очередь стоит рассорить. По-настоящему они объединялись только однажды ради заселения Ётунхейма. С тех пор ни одно их совместное начинание не имело успеха, поскольку Нифльхейм хранил Семя Жизни, а пророчество гласило, что именно муспели его уничтожат. Также мистически настроенные инеистые великаны, в отличие от огненных, видели в неожиданном рождении Локи «чудо», знамение, которому уготованы великие дела, и это заблуждение играло на руку и поселению, и царской семье.
Муспельхейм тревожили две проблемы: перенаселение и недостаток ресурсов. Отсутствие поставок из Ванахейма отразилось на всех гигантах, но если население Етунхейма или Нифльхейма было стабильным, то муспели множились быстро, и за четыре зимы проблема продовольствия в огненном мире встала очень жестко. Великаны обвиняли Асгард в намеренном разрушении Радужного Моста для подготовки армии и ослабления противников. Суртра и Синмару устраивала либо бойня, в которой поляжет избыточное население, либо поставки продовольствия, а лучше и то, и другое сразу. Они всегда выступали против протектората Асгарда и не видели в нем для себя никакой выгоды; жаждали свободы, чтобы вновь сеять хаос в Девятимирье. Тысячу зим назад они не нашли союзников, но сейчас все великаны решили объединиться.
Заключение договоров с Юсальвхеймом всегда было чудовищной пыткой для послов, поскольку количество мнений на проблему обычно равнялось количеству сильных кланов, число которых варьировалось. Многим светлым альвам не нравился Один, они жаждали чего-то большего, чем защита, но не могли договориться даже меж собой. Подобно инеистым великанам, они верили в великую миссию, возложенную провидением на плечи Локи. Объявление Тора царем Асагрда несколько зим назад привело альвов в бешенство. Хотя Тор был первенцем и законным наследником, они ждали на троне Локи, а вместе с ним некоего знамения и перемен к лучшему. Младший царевич знал, что его неожиданное рождение после окончательной победы над етунами было воспринято многими народами знаком свыше и серьезно повлияло на политику Девятимирья, но он не думал, что настолько сильно. Со светлыми альвами он и рад был бы поговорить по душам, но Хагалар предупредил, что среди зажиточных семей не нашлось кандидатуры, которая устроила бы всех, поэтому посол Юсальвхейма будет слушать, но не высказывать волю народа.
С Нидавелиром все было понятно и без ценных наставлений Хагалара — цверги опасались промышленного шпионажа и подозревали любого представителя иного народа в самых неблагочестивых намерениях и поступках. Со своей стороны они настолько откровенно не выполняли договор по поставкам оружия и искусных изделий, что послы не раз предлагали Всеотцу принять решительные меры, но он медлил, а цверги убеждались во вседозволенности и безнаказанности. За последние две зимы они по слухам сконструировали оружие колоссальной мощи и выступали за передачу титула Всеотца Суртру, который обязался скупать их военную технику для бесконечной войны на чужой территории.
Свартальвы неприятно удивили Локи: в Асгарде считалось, что их слишком мало для армии, однако за тысячу мирных зим население сильно выросло и с утроенной силой возжелало мести своим светлым собратьям. Магия иллюзий давно ослабла, сила подчинения сознания затерялась в веках, а свои истинные магические способности они тщательно скрывали, зато вовсю пользовались технологиями Нидавелира. Один Всеотец, радеющий за мир и не позволяющий свершить многовековую месть, свартальвов не устраивал. Хагалар очень подробно рассказал Локи всю длительную историю взаимоотношений и взаимных претензий двух «подвидов» альвов, чтобы тот ни в коем случае не рассорился ни с одними.
— Главное, ничего не бойся, я буду рядом, — давал Вождь последние наставления.
— Я не боюсь, — презрительно откликнулся Локи. — Я бывал на переговорах с детства и в состоянии провести их сам. Особенно, пока нет Радужного Моста. Ничего сложного.
На деле сложность была, причем та, о которой Хагалар понятия не имел. После срыва коронации Тора Локи вёл переговоры с Лафеем от своего имени, предлагал убить Одина и даже провел етунов в Асгард на верную смерть. И если погибли не все, кто присутствовал на тайных переговорах, то наследник Лафея задаст крайне неприятные вопросы, учитывая, что после вылазки царь не просто не вернулся живым, но еще и вместо него на Етунхейм обрушился Радужный Мост.
— Что ж, раз ничего сложного, тогда предлагаю ложиться спать. Я разбужу тебя утром.
И Хагалар демонстративно вышел за дверь, но остался неподалеку — Локи нутром чуял его присутствие. Выглядывать на улицу и прогонять зарвавшегося мага не было ни сил, ни желания. Царевич убрал бумаги, лег в постель, но сон не шел. Он привык работать ночью, и ему вовсе не хотелось спать. Он так и эдак перекладывал в голове кучу информации, постепенно систематизируя ее. Даже если переговоры — дурная шутка Хагалара, он подготовится к ней наилучшим образом. Хорошо, что связь между мирами нарушена и ни один мир, ни один шпион или предатель не доложит Одину о тайных делишках… Если поселенцы не врут. Краем уха Локи слышал неясное шебуршание. Рабы вернулись или противный старик что-то забыл. Попытка открыть глаза успехом не увенчалась…
…Рассвет наступил внезапно, когда Локи его совершенно не ждал. Похоже, его таки усыпили и ночным визитером был Хагалар.
— Пора собираться, — послышался скрипучий голос над самым ухом.
Локи нахмурился, с трудом открыл глаза. Хагалар щеголял в одежде, вовсе не походящей на обычные костюмы поселенцев. Царевич с трудом вспомнил, что так ходили несколько столетий назад в Нифльхейме… Или Юсальвхейме — за модой он мало следил.
— Ты предлагаешь мне надеть что-нибудь столь же цветастое? — кисло спросил он.
— Разумеется, нет, защитная одежда как нельзя лучше тебя красит. К тому же к ней все привыкли. И в ней ты можешь выглядеть величественно, если захочешь.
Наверное, это была насмешка, но сказанная таким серьезным тоном, что Локи не обиделся.
— Захочу, — царевич молниеносно привел себя в порядок. — Я не голоден и завтракать не намерен. Веди.
— Мне нравится твой настрой, — Хагалар похлопал его по плечу. Локи показалось, или пальцы старика немного дрожали? — Еще немного… А вот и они.
Локи хотел спросить, кто именно, но дверь резко распахнулась, пропуская троих поселенцев, с которыми царевич раньше почти не сталкивался и чьи имена на вскидку не вспомнил. Как они посмели без приглашения появиться в его доме, уточнять не стоило.
— Познакомься почти с половиной моих учеников, — Хагалар представил мужчин среднего возраста. — Удивлен? Неужели ты думал, что я буду бесконечно ждать, когда Один отдаст мне тебя? Или даже вовсе не отдаст. Мне нужны наследники, и я их себе воспитал. Для нашего дела идеально подойдут мужчины, поэтому ты и видишь только троих. Они будут твоей свитой и телохранителями.
— Согласен, — кивнул Локи. — Приветствую вас всех.
Он едва заметно склонил голову, асы ответили бурными приветствиями. Они были возбуждены и взволнованы не меньше его самого. Лучше бы Хагалар не привлекал посторонних, но только вот царевич, прибывший без телохранителей на тайные переговоры — это слишком большой соблазн, если только переговоры настоящие, а не воображаемые.
— Держитесь за мной, — скомандовал он магам и повернулся к Хагалару. — Еще сюрпризы с утра пораньше?
Тот только головой покачал и велел всем подойти ближе.
Когда синева померкла, Локи огляделся, готовясь как к удару в спину, так и к веселым возгласам поселенцев, радующимся удачной шутке. Но некому было смеяться или нападать. Асы оказались одни в незнакомом месте. Темное помещение без окон и с единственной едва различимой запертой дверью, освещаемое несколькими факелами. Небольшой стол, длинные лавки, некое подобие трона во главе стола — мебель отбрасывала огромные танцующие тени. Не самое дружелюбное место для мирных переговоров. Комната гораздо лучше подходила для запугивания и ультиматумов.
— Располагайся, — Хагалар кивнул на трон во главе стола, — дети мои, будьте рядом с царевичем, но не вплотную. Ожидайте опасности, но не провоцируйте. Тейвар, займись ментальными щитами: светлый альв может попробовать покопаться в чужих мыслях. Локи, подумай над рассадкой гостей.
— Ты собираешься привести гостей с помощью осколка Тессеракта, спрятанного всего лишь под одеждой? — недоверчиво переспросил царевич. — И ты уверен, что никто не сорвет с твоей шеи камешек?
— Всё предусмотрено, — улыбнулся Хагалар. Он весь светился от самодовольства, словно начищенный медный таз. — Во-первых, на шее фальшивка, во-вторых, без инструкций и должной тренировки никто не управится с артефактом. В-третьих, все наши недруги уверены, что мы перемещаемся меж мирами с помощью внутренней, а не внешней силы, не зря же асы — высшая раса. Логисты давно ведут переговоры у тебя за спиной и до сих пор не лишились ни единого осколка, так что не беспокойся.
И Хагалар растворился во тьме. Локи тяжело опустился на трон и откинулся на спинку, полуприкрыв глаза. Безмолвные стражи расположились полукругом чуть позади и не смели нарушить тишину. Темнота нервировала, а вероятность глупой шутки всё возрастала… Пока во тьме не блеснуло голубое марево, являя Хагалара вместе с человекоподобным существом с очень темным оттенком кожи. Мастер магии мгновенно исчез, телохранители подобрались, а Локи едва скрыл изумление. Перед ним стоял Суртр в иллюзорном человеческом обличие. Оно было слишком характерным для подделки. Никакие иллюзии магов не дали бы такого феноменального сходства. Неужели Хагалар не бредил и переговоры состоятся? Суртр был очень опасным противником — вечный и изначальный правитель Муспельхейма… Или череда демонов, сменяющих друг друга и похожих как две капли воды. Даже в человеческом обличие от Суртра веяло жаром, а в истинном облике подходить к нему было смертельно опасно. Локи едва успел обменяться с ним положенными формулами вежливости, как вновь появился Хагалар, на этот раз вместе с альвом, которого Локи никогда прежде не видел — очередной глава какого-нибудь ныне правящего дома — сменялись они часто, выучить всех власть имущих Альвхейма не мог даже отец. Альв с любопытством осматривал Локи, будто впервые видел, и, возможно, так и было. Словно издеваясь над светлым посланником, Хагалар следующей привез переговорщицу недружелюбно настроенного Свартальвхейма. Она прибыла вместе с представителем старшей гильдии Нидавеллира — Нарви, который много столетий сотрудничал с Асгардом, а юность провел в Мидгарде, где создал огромное количество легендарного оружия. Несмотря на вечную вражду и нескончаемые обиды между светлыми альвами и их изгнанными сородичами, послы вели себя дружелюбно и начали с обмена любезностями, а не со взаимных оскорблений.
Правителя Нифльхейма, Трюма, появившегося следом, Локи знал очень хорошо и не боялся, в отличие от большинства асов, настороженно относящихся к любым великанам. В детстве он дружил с угрюмым турсом: открыв рот, слушал его истории и с восторгом наблюдал, как тот обращается в свою ветряную ипостась.
Главу Ванахейма, Нертус, Локи считал чуть ли не членом семьи, учитывая, что ее муж и дети жили в Асгарде в качестве церемониальных заложников и влияли на решения Одина. На деле же все было гораздо сложнее, поскольку Фрейр выступал не только за Ванахейм, но и за Альвхейм, считаясь его высоким покровителем, — и это была большая удача для Одина.
Последним прибыл етун, причем без иллюзорной личины, нарушая правила хорошего тона. Локи даже не шелохнулся. Одно прикосновение, и он обратится в чудовище, которое будут обсуждать за столом переговоров вместо насущных проблем. Он разглядывал собственного дядю, страстно желая одного — перерезать ему глотку — слишком сильно тот походил на покойного Лафея и слишком сильно Локи ненавидел етунов. Однако мысли о мести и убийствах пришлось подавить: рядом светлый альв, который в состоянии залезть в голову… Локи предложил гостям занять места за столом и усадил по обе стороны от себя Нарви и Суртра, выражая им наибольшее расположение. Рядом с муспелем расположились остальные великаны, рядом с цвергом — свартальва и вана, а на другой стороне стола оказался альв. Хагалар занял место за спиной царевича, выставляя ментальные щиты.
— Приветствую всех, — начал Локи, поднявшись, — и благодарю, что вы явились на мой зов.
На деле это был зов Хагалара, и речь они согласовали заранее, но Локи собирался отступить от задуманного плана. Мастер магии, притаившийся, словно тень, слишком многого не знает.
— Я, младший царевич Асгарда, готов выслушать каждого из вас.
— А мы готовы говорить, — взял слово Суртр. — Нас всех волнует Радужный Мост. Асы клялись, что нет силы, способной разбить мост между мирами. Но некая сила нашлась. Почти три года мы не можем связаться друг с другом. Нарушены древние связи и договора. В других мирах, словно в тюрьмах, заперты достойнейшие. Как асы будут оправдываться?
Вопроса про Радужный Мост Локи ждал. До создания Девятимирья в каждом мире существовала своя, автономная связь с прочими мирами, а также множество тайных троп, которыми не совсем законно пользовались немногие посвященные. Границы были открыты и миры делали, что хотели, без всякого контроля. Но одним из первых пунктов договора о создании Девятимирья был пункт о Радужном Мосте Асгарда — о подчинении ему всех точек перехода из мира в мир. Точки оставались на своих местах и работали, как раньше, но асы узнавали о каждом переходе, могли отследить, а также закрыть, хотя никогда не пользовались своими возможностями. Система не давала сбоев… Пока не рухнул Радужный Мост, похоронив с собой все связи миров друг с другом.
— После восстановления Радужного Моста асы готовы вернуть всё, как было до последней войны, чтобы избежать повторения трагедии, — осторожно ответил Локи. — Асгард тоже пострадал из-за своего недальновидного решения. На данный момент постройка Радужного Моста почти завершена и находится в моих руках. Я могу как ускориться процесс, — Локи сделал паузу, — так и приостановить его.
— Ты складно говоришь, но мой народ уже однажды поддержал тебя, — заявил новоявленный Лафей, сразу же дав понять, что тайна не умерла вместе с его предшественником. — Ты провел наших воинов в хранилище оружия, но они не выстояли против Разрушителя.
— Его больше нет, он уничтожен, — счел нужным пояснить Локи.
— Потом ты провел Лафея и его приближенных в Асгард, откуда они не вернулись, — продолжил етун, проигнорировав уточнение. — Твои ученые рассказали, что наши собратья погибли. А потом приснопамятный Радужный Мост обрушился на наш мир. Об этом ученые Асгарда ничего не знают. Именно в тот день связь между мирами исчезла. Мы все хотим знать, что произошло и как так получилось, что Радужный Мост, заявленный асами лишь как тропа между мирами, оказался оружием?
Восемь пар глаз уставились на царевича. Локи почувствовал на своем плече железную хватку Хагалара, недвусмысленно приближающуюся к шее. Старик был в бешенстве из-за того, что Локи заранее не рассказал ему подробности договора с Лафеем. Что ж, узнает сейчас очередную ложь — хуже не будет. Придется выкручиваться. Постройка Радужного Моста в свое время оказалась чудовищной ошибкой. Он должен был стать дорогой меж мирами, но ученые с самого начала предупреждали, что если портал держать открытым больше пары минут, необходимых для перехода, его сила начнет пожирать все на своем пути, будь то деревья, почва или даже мантия и ядро. Мост мог в буквальном смысле слова «прогрызть» планету насквозь. Царевичи об этом не знали по понятным причинам, но Хеймдаль обмолвился перед отправкой Тора с прихвостнями в Етунхейм, и для Локи было лишь делом техники докопаться до правды. Узнав о реальных возможностях моста, он замкнул спусковой механизм в виде меча Хеймдаля и таким образом обрек Етунхейм на погибель. Знал ли он, что гибель одного мира означает конец всех прочих? — Знал, но предпочел забыть под гнетом ярости и внезапно открывшейся правды. Иные миры до сих пор понятия не имели об истинных свойствах моста. Пусть и дальше остаются в спасительном неведении.
— Вовсе не Радужный Мост оказался мощным оружием. Я расскажу, как всё было на самом деле. Помните ли вы, что три зимы назад мой старший брат должен был взойти на трон Асгарда? — Локи недвусмысленно смотрел прямо в глаза Лафею, будто обращался только к нему. — Почти все, кроме ётунов, добровольно, напомню, отказавшихся от приглашения, присутствовали на празднестве и видели, что коронация не состоялась. Я признаю, что приложил к этому руку, — Локи обвел взглядом собравшихся: его слушали молча, напряженно. Сразу после срыва коронации Один велел высоким гостям разъезжаться по домам и таким образом спас их от заточения в Асгарде после обрушения Радужного Моста. — Отсутствие представителей Етунхейма было частью продуманного мной и Лафеем плана. Воины Етунхейма заверили меня, что легко проберутся в хранилище оружия, заберут каскет и с его помощью уничтожат Разрушителя — охранника всех реликвий Одина. Я им поверил, я рисковал своей жизнью и репутацией. Но им не удалось. Дальше случилось то, что должно было случиться: отец впал в сон Одина, таким образом развязав мне руки. Когда же я подготовил всё для новой вылазки, — ни один мускул не дрогнул на лице Локи, а Хагалар предусмотрительно снял руку с его плеча, — то нам снова помешали. На Радужном Мосту разгорелась нешуточная битва, в результате которой Лафей пал от руки Тора, а Хеймдаля серьезно ранили. Спусковой механизм Радужного Моста оказался в самой гуще сражения и неожиданно сработал. Поскольку последней точкой телепортацией был Етунхейм, взбесившийся мост направил свою силу именно в вашу сторону. Он поглотил и многократно увеличил также силу молота и копья, направив её на Етунхейм.
По столу прошлись шепотки, но Локи не обратил на них внимания.
— Я попытался спасти вас и разрушил Радужный Мост мощью Гунгрира. Ударная волна отбросила меня, я пал в Бездну, где провел почти год, скитаясь по разным планетам, — Локи выдержал драматическую паузу. — С трудом вернувшись в Асгард, я стал изгоем в собственнойсемье. Доказательств моего сговора с ётунами ни у кого не было, но братец что-то подозревал, а Один всегда благоволил Тору. Так я оказался в мире отверженных. Не лишенный регалий, но изгнанный. От меня не избавляются только потому, что я приношу пользу.
— Попытка уничтожения другого мира — это попытка разрушить Иггдрасиль, — рявкнул Суртр, которого чрезвычайно возбудил красочный рассказ. — Виновный должен быть осужден и казнен. Асам известно, из-за кого именно взбесился Радужный Мост?
— Известно, — притворно вздохнул Локи. — Виновны все участники драки. Все проявили преступную халатность и недальновидность. Но когда Радужный Мост будет отстроен, я не удивлюсь, если Один объявит меня виновником разрушения того мира, которому я всеми силами пытался помочь. И которому готов вернуть каскет.
— Уже не нужно, — возразил етун. — Новый правитель — новый каскет.
— Рад слышать, — склонил голову Локи, удивившись такому простому ответу: если все проблемы каскета решались со сменой царя, то почему же Лафея, еще и проигравшего войну, не свергли сразу свои же? Об этом стоило разузнать подробнее, но не сейчас. — Бедственное положение, в котором оказался Етунхейм из-за моста, меня удручает. Если мои ученые могут чем-то помочь, я пошлю их к вам.
— Твои ученые, — повторил Трюм. — Ты уверен, что поселение отверженных пойдет за тобой?
— Абсолютно уверен, — широко улыбнулся Локи. — Они — преступники, запертые на небольшом клочке земли, лишенные не только жен и детей, но также имен и предков. Они умерли для родных и запятнали свой род позором. Они пойдут на всё, чтобы вернуть права свободных. Их положение хуже рабского — рабы по крайней мере остаются детьми своего рода.
— Тор, сын Одина, ведет себя совсем не дружелюбно по отношению к прочим народам Девятимирья, — присоединился к обсуждению Нарви. — Нам рассказывали, что он посчитал Лафея виноватым в отмене коронации. Нарушив перемирие, он явился к нему и перебил множество етунов. — Новый Лафей энергично закивал. — По твоим же словам, Локи, он впоследствии убил Лафея без суда. И так поступает сын народа асов, который выступает за мирную дипломатию!
Тут подключились остальные и вскоре за общим гомоном Локи окончательно потерял нить разговора, но суть его неизменно крутилась вокруг того, что если наследник Одина настолько сумасброден, то не ему сидеть на троне; что Девятьмирью нужен новый основной закон вместо старого, принятого больше тысячи зим назад.
Локи выждал несколько минут и снова взял слово.
— Мне кажется, мы можем прийти к соглашению, — он замолчал, ожидая тишины. — Радужный Мост, точнее, его починка, в моих руках. Я могу откладывать ее довольно долго. Хоть полсотни зим, по истечении которых я с полным правом займу трон, но есть проблемы, которые требуют безотлагательного решения, и в первую очередь это установление порядка в Ванахейме и восстановление торговых путей. Поселенцы передали мне безрадостные вести о беснующихся кочевниках. Они пошли в бой, как только угроза асгардской армии перестала довлеть над ними. Я знаю и о проблемах с продовольствием, которые испытывают многие из вас, и о перепроизводстве в Ванахейме. Немногие асы могут ходить в другие миры и то по одиночке, армию так не перебросишь, поставки не наладишь, поэтому я бы предпочел вернуть канал связи как можно скорее. Это даст возможность всем нам подготовиться и подумать над установлением нового мирового порядка. В Асгарде живут и здравствуют дети всеми уважаемой Нертус, и благодаря им Один лучше слышит голоса Ванахейма и Юсальвхейма. Я считаю, что обмен заложниками должен состояться между всеми мирами и Асгардом. Но пока я ничего не могу изменить. Один не так прост, как кажется, и не настолько стар, чтобы уходить на покой. И доказательство тому, например, главнокомандующий асгардской армии, который тренирует ее сейчас и, если придется, поведет в бой, — Гринольв Бёдмодсон!
Локи ожидал мгновенной реакции, но собеседникам пришлось приложить некоторые усилия, чтобы вспомнить, о ком речь, а некоторые, особенно молодые, понятия не имели о Гринольве.
— Глубокий старик тренирует асгардскую армию? — презрительно переспросил Суртр. — За несколько тысяч зим в Асгарде не родилось достойной замены?
— Он вовсе не глубокий старик, — Локи проявил на руке голограмму Гринольва. — Я не знаю, договорился ли отец с Хель, или с норнами, или еще с кем-то, но герой прошлых войн молод и полон сил. О его былых подвигах вы все наслышаны.
Эта новость привела стол даже в большее воодушевление, чем недавние слова о Радужном Мосте и преступлениях Тора. Крики, гомон и споры продолжались минут десять и чуть не перешли в драку. Мистически настроенные Трюм и представитель светлых альвов хором заявили, что воскрешение из мертвых или побег из Вальгаллы невозможны. Любой ас мог войти в Вальгаллу при жизни, но никто из мертвых не мог оттуда выйти и взаимодействовать с живыми.
— Ты заблуждаешься, сын Одина, считая, что глас Юсальвхейма лучше прочих слышен в Асгарде благодаря Фрейру, — с трудом перекричал всех светлый альв. — На протяжении сотен зим различные кланы моего народа пробовали договариваться с посольством Одина. Безрезультатно. Один будто не слышит нас. Все наши просьбы или предложения разбиваются о стену безразличия. Один ничего не желает менять.
— Да, — подтвердил полуохрипший Нарви, — его двойник, хоть и безумец, чье исчезновение никто не оплакивал, но все же слушал, что ему говорят, и хоть решал несправедливо и по-своему, но решал и установил в конце концов хрупкую систему равновесия.
— И исчез навечно, — продолжил Трюм. — А Один не терпит перемен. Сам не меняется вот уже сорок столетий и ничего не меняет вокруг.
— В Асгарде то же самое, — кивнул Локи. — Общаясь с учеными, вы должны были слышать о модернизации, которую я провожу. Я готов начать модернизацию и в ваших мирах, если вы желаете перемен в лучшую сторону.
— Мы наслышаны о ваших успехах в земледелии, — откликнулась Нертус. — И восхищены ими.
— Именно. Земледелие — далеко на единственный наш успех, — заметил Локи и поспешил сменить тему. — Отец видел во мне правую руку брата и главу всех посольств Асгарда. Его планы не сбылись, но мои способности никуда не делись. Мне лишь нужны возможности, которых пока у меня нет и не будет еще полвека.
Гости прекрасно поняли незамысловатый намек. Дальнейший разговор то превращался в выяснение отношений нескольких сторон, то в высказывание относительно нейтральных пожеланий, которые касались какого-нибудь конкретного мира. Локи, не полностью доверяя памяти, старался записывать самые важные моменты, хотя и не сомневался, что у кого-нибудь из телохранителей наверняка включен спасительный диктофон. Официальные договора заключать пока никто не собирался. Хагалар предупреждал, что главное — разоблачить Тора, успокоить миры и дать им надежду на лучшее, но поверили ли правители в предательство, Локи не знал. Зато Хагалар, вечно язвительный неугомонный старик, считавший свое мнение единственно правильным и верным, не проронил ни слова за несколько часов, сосредоточившись на защите своего подопечного. Локи даже забыл о его существовании и вспомнил, только когда настало время развозить гостей по домам, что маг и сделал молча, даже не прощаясь. Локи ожидал, что стоит им остаться наедине, как Вождь накинется на него с вопросами и упреками, но он лишь перенес асов в поселение, причем не в покои царевича, а в какой-то дом, заваленный тряпками и сломанным оборудованием.
— Наконец-то мы увидели настоящего сына Одина, — Хагалар просто лучился от самодовольства. — Тебя ждет великое будущее, надо только дождаться твоего совершеннолетия.
Вождь хотел еще что-то сказать, но его отвлек Тейвар. Он ту же переключился на учеников, что-то объясняя, о чем-то договариваясь. Локи не слушал. Только сейчас, оказавшись в поселении, он понял, что же именно натворил. Он вел переговоры с царями прочих миров! Что-то обещал и очень много лгал.
Не обращая внимания на активно споривших и ругающихся меж собой магов, царевич вышел на улицу. Прекрасный день, солнце и не думает клониться к закату. На улицах снуют толпы. Идиллия!
Поселенцы готовы ради него вырезать царскую семью. Ивар предлагает план уничтожения человечества. Создан вирус, который погубит большинство смертных. Поселение переполнено людьми, которых готовят на убой, а теперь еще и это! Дворцовый переворот. Свергнуть отца через несколько десятилетий. Убить, потому что никак иначе он трон не уступит. Сослать подальше братца, хоть в Хельхейм. И с ним мать, потому что она никогда не простит дворцовый переворот. Собрать союзников, уничтожить всех приближенных Одина, например, Хеймдаля. Установить диктатуру, поставить за плечо Хагалара и править Асгардом как единственно возможный царь. И все миры склонятся перед ним. И атомная бомба стараниями поселенцев воссияет в его руках, и он будет решать, на кого напасть, кого уничтожить, а кого помиловать. И все это стало возможным за один день!
Локи едва не трясло. Как же всё просто. Одной рукой уничтожить отца, мать, брата, всех. Занять заветный трон. О, он бы занял… Если бы был уверен, что трон будет действительно его. Если бы не маячила позади фигура Хагалара. Етун дери — кто же он такой? Не из царской семьи, поэтому сам править не может, вот и пытается хоть на старости лет подобраться к трону обходными путями. Какие кошмарные игры он ведет, неужели надеется на поддержку народа?
Локи решил разобраться хоть в чем-то и твердым шагом направился в дом мастеров, где в последнее время они собирались для бесконечного и обычно бессмысленного обсуждения дальнейших проектов. Ближе всех ко входу расположился мастер логистики, с которого, если верить Хагалару, всё и началось — дряхлый, но шустрый ас.
— Скажи, — начал Локи тихо, чтобы остальные не слышали, — если я захочу завоевать себе трон, твои логисты пойдут за мной?
— Вестимо, — мгновенно отозвался мастер, не раздумывая ни секунды.
Локи опешил. «Вестимо». Вот так вот просто, сразу. И никакого удивления вопрос не вызвал. Он ждал его. Это видно. Локи повторил для всех. Ни один отверженный не колебался с ответом.
— То есть вы готовы свергнуть Одина и помочь мне стать царем Асгарда?
— Мы ждали, когда ты призовешь нас.
— Но армия верна моему брату.
— Мы сильны не мечами, а ядами.
— Зачем вам всё это?
— Нам нечего терять.
Локи не знал, что еще спросить. Голова шла кругом. Они готовы пойти за ним. Хитростью извести весь дворец — яды подействуют и на старух, и на детей, столицу можно подчистую вырезать и заселить отверженными!
Локи в деталях представлял себе дальнейшие действия. Как когда-то давно представлял битву за Нью-Йорк: в своих фантазиях он вел прекрасно обученную армию, а на деле получил беспорядочных солдат-мародеров, которыми даже командовать толком не мог.
Да и так ли он хочет заветный трон?
Локи задумался.
Хочет. Очень хочет. И получит его. Но не такой ценой.
Надо рассказать обо всем отцу. Иначе это измена, а Локи никогда не желал быть государственным преступником.
Рассказать отцу. И подвести под нож поселенцев.
Пришло время выбрать. Либо семья, устоявшийся строй, всё, к чему он привык с детства. Либо поселенцы и правители других миров, риск и слава, нововведения и модернизация. Только вот ничтожно мала вероятность, что его не убьют и не разыграют в темную. Он ничего не знает об играх Хагалара. Вряд ли старик действует во имя младшего сына Одина. С какой стати? Локи никогда не скрывал своей ненависти к Вождю. Хотя тот всегда постулировал, что действует в интересах своего подопечного, но по сути делал-то всё только для себя.
Предать отца, который вырастил и установил на тысячу лет мир в девяти мирах.
Предать друзей. Подвести под эшафот — их точно повесят.
— Локи!
И снова Хагалар! Снова он. Хоть бы на минуту отвязался.
— Ну что ещё? — Локи уже не скрывал раздражения. — Оставь меня в покое, Я хочу подумать.
— Я тебе не помешаю, — Хагалар увлек его подальше от дома мастеров. К площадке, на которой он раньше занимались с Отал. Счастливое время. — Пути назад нет.
— Ты не сможешь долго скрывать свое предательство от Одина. Что теперь делать?
— Продолжать переговоры с иными мирами, — сказал Хагалар столь спокойно, будто случившееся не стоило выеденного яйца. — Наш милый Гринольв, конечно, великий полководец, но армия слишком мала, чтобы сражаться в открытую со всеми прочими мирами. Надо действовать хитростью, но пока главное тебе получше познакомиться с будущими союзниками.
— Всё это неправильно, — покачал головой Локи. — Я до последнего надеяться, что переговоры — просто твоя глупая шутка. Я не хочу в этом участвовать. Последствия для Асгарда могут быть самые ужасные.
— Хорошо, давай вместе подумаем об ужасных последствиях для Асгарда, — кивнул Вождь, садясь на траву и увлекая за собой Локи. Его ледяному спокойствию можно было только позавидовать.
— Начнем с того, что придется свергнуть Одина. Ты собираешься его убить руками поселенцев или шпионов других миров? Или лично? Или надеешься его уговорить как меня сейчас? — Зачем убивать твоего псевдоотца, если он уже пытался короновать Тора? Он и сам готов уступить место одному из вас. Просто уступать надо тебе. Локи не сдержал истерического смешка. — Так и представляю, как Один и Тор уступят мне трон и будут с доброй улыбкой наблюдать, как я меняю жизнь всего Девятимирья. Ты совсем рехнулся. — Менять жизнь будете вместе. Здесь и сейчас решается только вопрос формального твоего восхождения на трон. — Если бы Один хотел что-то менять, то давно бы уже начал, — воскликнул Локи. — А будет все так: нас всех казнят. Тебя, меня, логистов и всех остальных поселенцев на всякий случай. А потом начнется война, избежать которой будет уже невозможно. И ты не думал, что другие миры могут воспользоваться ситуацией крайне невыгодным Асгарду способом? Например, нас могут взять в плен и выдвинуть Асгарду какие-то требования. Это будет немыслимый позор.
Локи хотел продолжить, но обидный смех Хагалара сбил его с мысли.
— Меня? Взять в плен? Это невозможно. А без меня ты точно никуда ходить не будешь. — Твоё бахвальство невыносимо! — Локи вскочил. — Весь твой план держится на том, что ты неуязвимый, непоколебимый без страха и упрёка. Вот только я не доверяю тебе ни на одно мгновение!
Локи ожидал оправданий или уверений в преданности, но Хагалар молчал и только смотрел чересчур по-доброму, словно на маленького ребенка, пытающегося в первый раз высказать собственное мнение.
— Пожалуй, рассказать обо всем отцу будет сейчас самым разумным решением, — припечатал Локи и направился прочь, будучи уверенным, что через пять или десять шагов врежется в магический барьер, установленный Хагаларом. Но он сделал двадцать шагов, потом пятьдесят, а барьер так и не появился. Царевич подавил желание обернуться. Надо всё обдумать. И уж точно не в поселении, где вездесущий старик пинком ноги открывает его личные покои. Решено — он едет во дворец. Отцу пока ничего не скажет, но хоть обдумает сложившееся положение дел в тишине.
Локи подошел к конюшне, приказал вывести Марципана и оседлать, спиной ощущая взгляд Хагалара, хотя мага рядом точно не было, по крайней мере, в истинном обличье. Царевич собрался так быстро, как только мог, и, не взяв с собой ничего и предупредив о своем отъезде только парочку слонявшихся без дела поселенцев, отправился домой.
Около двух часов он в одиночестве ехал по до боли знакомой дороге, не встретив ни одной живой души, и остановился около ручейка, весело несущего воду в мировой океан. Отец всё поймет. Если и не разберется, что именно произошло, то по крайней мере поймет, что что-то случилось, а дальше пара мастерских допросов, и на основании нескольких обмолвок он составит такую жуткую картину, что все причастные и непричастные отправятся на эшафот. Локи спешился, опустил руку в ручей — холодная вода не принесла успокоения, зато от напряжения, в котором он находился со вчерашнего вечера, безумно захотелось спать. День перевалил за вторую половину, а прошлую ночь он почти не спал. Солнце греет, на нем защитная одежда… Локи и не заметил, как соскользнул в мир грез, хотя и сложно представить более уязвимое и опасное положение, чем глубокий сон неподалеку он оживленной дороги.
Ночи в Асгарде в летнюю половину года короткие, светлые и больше напоминают сумерки, поэтому, когда Локи открыл глаза и с трудом поднял голову, разминая затекшую шею, то увидел и ручеек, и дорогу, с которой свернул, и примостившегося неподалеку Хагалара, будь он неладен!
— Ты меня преследуешь.
— Я слежу за тобой. Но вмешиваться не буду. Поступай, как считаешь нужным, — непробиваемое спокойствие не изменило старику ни на миг.
Локи тяжело опустился рядом со своим недругом. Злость куда-то пропала, осталась только боль из-за неудобной позы, в которой пришлось спать.
— Мне кажется, что в данной ситуации вообще нет ни одного верного решения. Что бы я ни сделал, ничего хорошего не получится, — он сглотнул и с трудом добавил: — Я не поеду во дворец.
Хагалар кивнул. Ни слова поддержки, ни слова укора. Просто кивок. Теперь они действительно повязаны и ничем хорошим их насильственный союз кончиться не мог.
====== Глава 119 ======
Когда ворон влетел в покои Локи, тот завтракал, несмотря на достаточно позднее время. В когтях Мунин сжимал письмо, при одном взгляде на которое Локи побледнел. Вот она — расплата! И нечего было даже думать о том, что истинный бог чего-то не знает, особенно «чего-то» уровня межмировых сепаратных переговоров. Больших трудов стоило Локи не запаниковать и не выдать себя прозорливой птице. Хорошо, что пути отступления заранее подготовлены. Хотя Локи не собирался пока выдавать отцу правду, он все же заблаговременно написал шифрованное послание, в котором признавался в заговоре и кивал на Хагалара как на единственного предателя, заставившего всё поселение и самого сына Одина выступить против короны.
Немного успокоившись, Локи таки открыл письмо, по которому ворон в нетерпении долбил клювом, и прочел ровные строки. Письмо было написано самым дружелюбным тоном. Отец вызывал его в Гладсхейм по просьбе матери. Локи поморщился: неожиданная поездочка к любимым родителям точно не входила в планы на ближайшие дни, но отец ждать не любит и слово “сегодня” в письме стояло чуть ли не на первом месте. Он нервно смял пергамент. Хотел сжечь, но в последний момент передумал и закинул в подпространственный карман. Задумчиво налил ворону молока. Тот ответил благодарственным карканьем и даже позволил погладить себя по голове, чего с ним отродясь не случалось — добрый знак.
— Подожди немного, полетим вместе, — принял Локи тяжелое решение.
Надолго ли его приглашают, неизвестно, устроит ли Хагалар какие-то новые переговоры в ближайшее время — непонятно. За последнюю неделю они с мастером магии не обменялись и десятком слов. Вождь не заговаривал о предательстве, что Локи вполне устраивало и позволяло не прикасаться к документам. Поселенцы делали вид, что ничего не знают. Локи делал вид, что забота о посадках плодово-ягодных культур занимает его больше всего на свете. Единственное, о чем он полюбопытствовал – каким образом Лафей остался жив после проигранной войны и потери каскета? Хагалар пустился в пространные рассуждения о преданности семьи, о шансе вернуть каскет и таким образом смыть позор с себя и потомков, об отсутствии достойного преемника – Локи мог выбрать любую версию, но вряд ли среди них была правдивая.
В подпространственный карман немедленно отправились хагаларовские бумаги по заговору — на всякий случай. Оставлять их без присмотра слишком рискованно. Насколько его жизнь была бы проще без вездесущего старика! Хоть бы лично вздернуть его на виселице! Это будет единственная милость, о которой он попросит отца, если заговор таки раскроется.
Не найдя больше ничего ценного, Локи предупредил рабов, что уезжает, обещал написать им в течение трех ночей и обратился в птицу, однако встретил такое негодование со стороны Мунина, что вновь принял человеческий облик.
— Что такое? — спросил он, и ворон недвусмысленно указал на дверь. — Ладно, что дальше? — Локи вышел на улицу. Мунин полетел вперед, довел молодого мага до конюшни и сел прямо на голову ванахеймской лошади.
— Ты устал и хочешь, чтобы обратно я тебя вез? — усмехнулся Локи.
— Кар! — возмущенно подал голос Мунин, демонстрируя, что везти его будет Марципан, а вовсе не лично Локи.
— Ладно, уговорил.
Дождей давно не было, а солнце скрылось за тучами — идеальная погода для конной прогулки. Ворон переместился на плечо царевича и задремал, полуприкрыв глаза. Таки заставил сына Одина везти свою пернатую тушку лично.
Локи взял с собой только двух человек и выехал за ворота. Он никак не мог решиться на отчаянный шаг. Сказать отцу правду — единственно возможный вариант. Он не пойдет против короны, он не пойдет против брата. Но как не подвести поселенцев под эшафот? Как объяснить их идеи и чаяния народов других миров? Локи пытался вспомнить, удавалось ли ему хоть раз в жизни в чем-то убедить отца? Обычно отец с легкостью убеждал его в глупости и недальновидности. Но промышленную формацию без поселенцев не свершить, они хранят сокровенные знания, которые некому унаследовать, их гибель поставит крест на будущем Асгарда!
Марципан скакал по лавовым полям. Вдали, почти за горизонтом, шипели и взрывались гейзеры, а впереди показался памятник — тот самый, мимо которого Локи проезжал, впервые следуя за отцом в мир отверженных. Мертвец воскрес, а истукан как стоял, так и стоит. Никто его не убрал, словно младшего царевича всё еще считали покойником. И в некотором смысле так и было, ведь в глазах простых асов отверженные не отличались от мертвецов. Только вот вряд ли простые асы знали о переезде сына Одина в «загробный» мир.
Ворон несколько раз срывался с плеча и разминался в полете, но неизменно возвращался на свое место. Осторожно садился, стараясь не поцарапать шею острыми когтями, и снова засыпал. Но ни его полеты, ни красоты окрестных пейзажей не помогали Локи отвлечься от мрачных дум. Сложное решение тяготило — слишком много надежд связано с миром отверженных и слишком мал шанс, что надежды обратятся былью.
Царевич въехал в столицу, но даже необходимость здороваться буквально с каждым встречным не мешала думать и подбирать правильные слова. Время утекало сквозь пальцы. Вот уже и величественный Гладсхейм. Золотой чертог. Родной дом. Который он не желает заливать кровью родных. Локи велел свите возвращаться в поселение. Если ему суждено вернуться живым, он найдет, с кем поехать, если нет, то его прислужники будут хотя бы в относительной безопасности в поселении.
Локи успел несколько раз мысленно проиграть разговор с отцом, но ничего хорошего ни разу не получилось — Всеотец слишком непредсказуем и порой скор на расправу. Царевич спешился перед золотыми воротами, отдал лошадь подоспевшему слуге и взбежал по блестящим ступеням, привычно игнорируя стражей. Он не собирался сразу идти к отцу с донесением. Сперва переодеться, отдохнуть, возможно, посоветоваться с матерью или Учителем. Да хоть с братом. Он же играет в благородство, а то, что мотив сохранить жизнь преступникам исключительно корыстен, можно не пояснять. Локи спокойно дошел до своих покоев, кивнул стражникам, зачем-то охранявшим жилище царевича, даже когда его самого не было дома, и вошел внутрь. Какого же было его удивление, когда в комнате обнаружился Фандрал! Он стоял у окна и, заслышав шаги, обернулся. Локи недоуменно вскинул бровь, взглядом требуя объяснений. Просто так в его покои пробраться невозможно.
— Прости за вторжение, — Фандрал попытался улыбнуться, но улыбка вышла безрадостной. — По приказу Всеотца ты задержан. При попытке сопротивления мы вынуждены будем применить силу, а в худшем случае…
Фандрал не договорил, но Локи и сам понял. Хотел уточнить, кто такие «мы», но не стал. Стража за дверьми никуда его не выпустит.
— Дурацкая шутка, — бросил он раздраженно, стараясь сохранить лицо. Неужели отец таки узнал о заговоре, и утренние подозрения подтвердились?
— К сожалению, не шутка, — Фандрал подошел ближе, а Локи едва не отступил, но быстро взял себя в руки. Он может попробовать сжечь приятеля заживо… Если успеет, учитывая его божественные силы. — Ты задержан. Дворец пока ни о чем не знает и лучше будет, если не узнает.
— Это какая-то ошибка. У меня письмо от отца, — Локи материализовал пергамент. — И ворон может подтвердить, — он кивнул на птицу, невозмутимо сидящую на плече.
— Именно Один и приказал арестовать тебя, — Фандрал опустил глаза, как будто ему было неловко говорить.
— Да в чем меня обвиняют? — спросил Локи, теряя самообладание, хотя ответ знал заранее. Ладно, заговор — не самое страшное. Заветное письмо, изобличающее Хагалара, должно сработать. Придется, конечно, выдать тайну осколков Тессеракта, но всё лучше, чем попасть на виселицу. Только сперва стоит разобраться, что знает Фандрал, какую версию отец выдал своим марионеткам.
— Тор, — начал было Фандрал, но вдруг осекся, будто сказал что-то не то.
— В чем меня обвиняет Тор? — тут же ухватился Локи за спасительную ниточку. Есть еще шанс, что дело не в заговоре, что братец решил обвинить его в падении Беннера. Да все лучше, чем кажется!
— Ни в чем, — Фандрал отвернулся. — Ты либо очень искусный лжец, либо и в самом деле ни при чем.
Локи воздержался от комментариев и весь обратился в слух.
— Тор умер, — сказал Фандрал тихим надтреснутым голосом. — Убит. И всё указывает на тебя.
— Тор убит? Что ты несешь?! — Локи одним рывком преодолел расстояние меж собой и Фандралом. — Гнусная ложь и клевета.
На большее на хватило воздуха. Такого возмущения Локи не испытывал уже давно. Еще одна дурная шутка, на этот раз от отца! Царевич гораздо больше привык к подобным мерзостям от Хагалара. Сговорились они с отцом, что ли? Да еще и Фандрала в свои игры взяли. И он верит их лжи, явно скорбит по другу. Истинные трикстеры! Один притащил младшего царевича на подставные переговоры, другой обвиняет в убийстве да еще и не лично, а через третьих лиц! Локи видел брата живым и здоровым меньше трех недель назад, сразу после злосчастного поединка Гринольва с Беннером. Брат жаловался на легкое недомогание, но не более. И теперь вроде как мертв. Нашли дурака!
— Объясни толком, что произошло, — потребовал Локи. — И где отец? Где мать? Я хочу поговорить с ними. Уж точно не ты должен меня арестовывать, — он не хотел срываться на Фандрале, но не получалось сдержаться.
— Тор убит зельем, изготовленным на проклятой земле деревни магов, — пустился в объяснения Фандрал. На Локи он не смотрел и явно боролся с собой, принимая какое-то тяжелое решение. — Родители в трауре и не хотят тебя видеть. У меня приказ сопроводить тебя в камеру без лишнего шума. Ты можешь просто не сопротивляться и пойти со мной? О допросах речь не идет, а дворец… не знает ни о чем. Даже Сиф, — Фандрал смотрел на него чуть ли не умоляюще. Локи прислонился к стене, за которой скрывался проход в катакомбы. Мунин ободряюще каркнул. Птица всё еще здесь, значит, отец все видит, это же его глаза. Что за фарс? Очередная проверка? Можно вырубить Фандрала, а потом стражников у входа и потребовать у отца объяснений, только вот если он и правда не хочет говорить, то от него слова не добьешься. Ладно, раз Всеотец заварил эту глупую кашу, пусть сам и расхлебывает. А приемный сын ему подыграет.
— Хорошо, пойдем в темницу, я не буду сопротивляться — Локи отделился от стены, прощаясь с самым простым вариантом побега. — Передай отцу, что я хочу его видеть и объясниться. Я брата не убивал. Могу поклясться.
— Передам, конечно, — Фандрал внезапно положил руку на плечо и крепко сжал. — Я не верю, что ты убийца. Ты тот еще проказник, и я ждал от тебя любой подлости, но, кажется, сейчас я тебе верю. О гибели Тора пока никто не знает, а я уже поклялся, что найду убийцу. Когда тебя оправдают, мы сделаем это вместе.
И столько искренности было в его словах, что Локи поверил: в самом деле найдет. Вот они — верные друзья, которых у него никогда не было. Фандрал напьется от радости, когда живой и здоровый Тор выйдет из башни отца, улыбаясь и подкидывая молот.
А если предположить, что брат и правда мертв, то вопрос наследника Одина решится однозначно в пользу етунской полукровки, ведь других претендентов нет… Наверняка, в этом и состоит проверка отца: хочет посмотреть, как воспитанник поведет себя в тюрьме, уверенный, что вот он, заветный трон, уже в кармане. Не дождется. Приемный сын не так глуп.
— Ты видел тело Тора? — тихо спросил Локи по дороге в казематы. Он спускался по золотой витой лестнице как ни в чем не бывало. Будто они с Фандралом решили посетить нижние этажи Гладсхейма, чтобы допросить какое-нибудь чудовище из подземелий, пускай на данный момент чудовищем пытаются выставить его самого.
— Я его обнаружил. Позавчера. Зашел утром проведать друга.
— Позавчера? — удивился Локи. Как странно, почему отец так долго медлил? Похоже, готовил декорации для нового спектакля. — И что же ты видел?
— Он лежал в смятой постели, — Фандрал нервно облизнул потрескавшиеся губы. — Все шторы были задернуты. Темень. Я впустил солнце, позвал его по имени — ничего. Тогда я решил облить водой из кувшина. Я думал, он пьян…
— Так от чего брат умер? — задал Локи самый важный вопрос.
— От неизвестного яда. Не спрашивай подробности.
— Спрошу их у отца. И не поверю ни единому твоему слову, пока не увижу тело! — гнул свое Локи. До чего дошел Всеотец: подговаривает друга Тора, показывает «труп» царевича. Сколько усилий и ради чего? Ведь воспитанник уже не раз доказывал свою преданность короне. Что от него еще хотят? Неужели к отцу попала какая-то новая информация о таинственных силах, которые Локи получил в ином мире, но так и не освоил?
Тюремная камера, к которой направился Фандрал, была отделена от прочих магическим барьером. Локи видел всё вокруг, но его не видел никто. Пол устилала трава и мягкий мох, образуя подобие лужайки. Снизу бил ключ с прозрачной водой. Она собиралась в желоб, проложенный вдоль камер, и убегала под дворец. На стенах висели антимагические цепи: твори любую магию внутри, но наружу не пробьется ни крупицы. Вокруг пестрели надписи на древних языках — некоторые Локи сходу прочитал. Не то заклинания, не то послания тех, кто сидел здесь до него. Ворон слетел с плеча и устремился к потолку.
— Похоже, он хочет остаться со мной, — Локи указал на птицу. — Он — живые глаза Одина, вот и наблюдает.
— Надеюсь, Всеотец скоро придет к тебе. Не хочу верить в твою причастность, — откликнулся Фандрал. — Помнишь нашу безумную вылазку в Етунхейм? Ты спас меня тогда от ледяного гиганта. Ты прикрывал наши спины столько раз. Я не могу и не хочу верить, что ваши с Тором дружеские поединки закончились вот так! И то, что ты убил его не в честном бою, а ядом! Ты бы не поверг Тора в царство Хель и не лишил бы Асгард защитника в преддверье Рагнарека! — Фандрал как будто убеждал сам себя.
— Я не причастен ни к чему. И я это докажу. Верь мне, — заверил Локи. Что бы ни думал о нем Фандрал, это был товарищ, воин, к которому Локи мог повернуться спиной. И даже сейчас, когда Всеотец разыграл его втемную, он не верил в убийство родича. Зря. Об убийстве Локи думал не раз. Другое дело, смог бы он по-настоящему убить, если бы представилась возможность, или ограничился бы очередным ножичком в бок и сбрасыванием вниз с высоты нескольких футов?
Фандрал вышел за дверь, но закрыл ее неплотно, что не укрылось от Локи.
— Там мощные чары? — спросил он недоуменно.
— Нет, — Фандрал развел руки в стороны в извиняющемся жесте. — Я не хочу унижать тебя клеткой. Надеюсь, ты не станешь подставлять меня и никуда не уйдешь.
— Конечно, — вздохнул Локи. Куда ему идти? Он потеряет честь, если сбежит. Оставшись наедине с вороном, он снял тяжелую одежду и растянулся на теплом мху. Приятно журчала вода. Если закрыть глаза, то легко представить себе полянку где-нибудь на бескрайних просторах Асгарда. Только солнца не хватает. На грудь тяжело опустился ворон, заглядывая глазами-бусинками прямо в душу.
— Мунин, — Локи попытался дотронуться до черной головы, но получил невесомый удар клювом по пальцам. — Ладно, не буду.
Он положил руки за голову. Творился какой-то абсурд. Брат не мог умереть — эта мысль твердо засела в голове. Кто угодно, только не брат. Да и от какого яда? Кто мог его отравить? Никто! Очередные игры отца, очередное наказание за то, что о семье забыл и давно не приезжал. Или еще что-то в этом духе. Может, отец в курсе предательства? И все переговоры — совместная шуточка отца с Хагаларом? Гадать можно долго, но бессмысленно. Локи заставил себя выкинуть из головы все тревожные мысли и заснуть, несмотря на то, что встал всего несколько часов назад. Бесполезно лежать на полу тюрьмы и накручивать себя. Во сне он быстрее скоротает невыносимые часы ожидания. Отец обязательно придет, иначе его шуточка не имеет смысла.
Фандрал и в самом деле первым обнаружил еще теплое, но уже не дышащее тело. Немедленно осознав чудовищность ситуации, он принял единственно верное решение — перенес Эйр в покои Тора со всей своей божественной прытью, а потом спокойным шагом направился за царем и царицей. Царская чета не позволила себе расторопность, поскольку вид спешащих царя или царицы вызвал бы кривотолки и жуткие слухи. Фригг, которую печальная новость застала в Фенсалире, собрав в кулак всю свою волю, медленно вышла из покоев, будто ничего не случилось, прошла быстрым шагом по саду, где ее никто не видел, и снова замедлилась в Гладсхейме.
Она вошла в комнату последней и застала печальную картину: Эйр колдовала над телом Тора, Фандрал мерил шагами пространство между кованым сундуком и дверью, а Один склонился над сыном, держа за руку и невнятно бормоча. Стражники, попеременно охранявшие покои царских сыновей и ставшие невольными свидетелями происшествия, мялись у стены, стараясь с ней слиться. Фригг владела целительными силами и почти ни в чем не уступала Эйр, однако помощь уже не потребовалась: сердце Тора, судя по всему, остановилось во сне, а тело оставалось теплым лишь потому, что было укрыто толстыми шкурами. Эйр колдовала по инерции, не пытаясь спасти того, кого уже нельзя было спасти.
— На первый взгляд, это смерть от острой сердечной недостаточности, — сказала она, закончив внимательный осмотр, — но у Тора никогда не было никаких проблем с сердцем.
— Никогда, — кивнув, подтвердила Фригг. — Должна быть какая-то другая причина.
Эйр потянулась за сундучком, который принесла с собой, и достала оттуда четыре маленьких одинаковых флакончика с прозрачной розовой жидкостью внутри. Затем с помощью шприца взяла немного крови Тора и добавила по капле в каждый. В трёх жидкость стала бурой и мутной, а в одном — прозрачной. Эйр потрясла его и посмотрела на свет — содержимое переливалось голубоватым свечением.
— Яд, — произнесли целительницы одновременно. Странный яд, едва различимый, не похожий ни на что. Таинственный отравитель пытался выставить всё так, будто сам сын Одина скончался от хандры и тоски, не выдержав потрясений последних месяцев.
— Похоже, его долго травили каким-то ядом, имитирующим естественные причины смерти, — тихо произнесла Эйр, вглядываясь в клубящиеся магические переливы. — При вскрытии определю точнее.
— Нет!
Все вздрогнули от резкого окрика, и даже стражники прекратили едва слышно шушукаться.
— Оставьте его во льду, — продолжил Один, не поднимая головы. — Не хороните. Асгард не должен потерять защитника мира.
Царица мысленно согласилась с мужем. Асам ни в коем случае нельзя узнать о смерти наследника, особенно о бесславной кончине. Его душа отошла в Хельхейм, а вовсе не в Вальгаллу. Когда случится Рагнарек, он встанет на сторону Хель, а не Асгарда. Это позор.
Фригг провела рукой по мертвому лицу. Все считали, что царевич переживает из-за смерти человека. Даже она не разглядела за напускной дерзостью и злостью медленное угасание из-за неизвестной отравы.
— Яд мне неведом, — подала голос Эйр, оторвавшись от магического сканирования взятых проб крови. — Он такой изощренный. Даже не знаю, где его могли создать, кроме деревни бесконечной магии. А царевич Тор в последнее время часто туда наведывался.
Фригг задумчиво кивнула. Целительница, не посвященная в дела царской семьи, рассуждает верно. Локи расчистил себе путь к трону удивительно бездарно. Она думала о нем лучше.
— Тор упокоится в льду, — повторил Один и хотел было поднять тело, но Фандрал опередил его.
— Позволь мне!
Один не выказал раздражения ни единым жестом.
— Оставайтесь здесь, — бросил он остальным и вместе с Фандралом прошел через тайный проход в стене, демонстрируя его потрясенным охранникам. Только Эйр не подала виду, что удивлена. Она тяжело опустилась в одно кресло, Фригг — в другое. Повисла напряженная тишина, которую никто не смел нарушить. Царевич умер. Наследник Одина. Хозяин Мьельнира. Защитник мира. Его рождение предсказали норны, он должен был свершить великие дела, но что он успел сделать, едва преступив порог совершеннолетия? Поигрался с инопланетянами в Мидгарде? Устроил заварушку в Етунхейме? Спалил пару деревень в Норнхайме? Неужели ради такой малости норны спустились в Асгард и изменили жизнь правящего дома?
Фригг старалась забыться в размышлениях. Они с мужем так долго решали, стоит ли спасать Локи, что совсем забыли о Торе. Он в последнее время не причинял беспокойств, во всем шел за отцом, был готов на любые подвиги и жертвы. И вдруг его находят мертвым! В постели, будто дряхлого старика, разменявшего пятое тысячелетие.
Незаметно открылась дверь в стене, пропуская Одина и Фандрала. Царь присел на кровать, еще хранившую тепло наследника, Фандрал встал рядом с ним. Один выглядел ужасно, будто собирался отдать Хель свою душу заместо души сына.
— Всеотец, — начала было Эйр, но не закончила.
— Никому не говорить о том, что произошло. Поклянитесь хранить молчание. Я позже решу, что делать.
Стража, Эйр и даже Фандрал, сбиваясь, дали клятвы и удалились: возбужденные, расстроенные, но вынужденные молчать. Фандрал несколько раз оборачивался. Была бы его воля, он остался бы подле тела друга. Он очень любил Тора, но не сберег. Ни родственники, ни друзья ничего не заметили. В конечном счете Тор остался один.
— Идем, Фригг.
Один отвел супругу в их общие покои на самой вершине дворца. Оттуда открывался чудесный вид на столицу. Когда-то в молодости, сразу после замужества, царица любила смотреть на Асгард с высоты птичьего полета. Не говоря ни слова, Один сел за стол и принялся за письмо. Фригг не задавала вопросов. Всё было ясно и без слов.
— Я заигрался, — грузно произнес Всеотец, скрепляя письмо печатью. — Я думал, что нет того, кто превосходит меня мудростью. Я совсем забыл о смерти.
Фригг села рядом и взяла супруга за руку. Только так она могла его поддержать. Никакие слова не залечат ужасную рану.
— Что бы ни случилось, — глухо произнес Один, — не сжигайте тело. Пусть будет так, во льду. Пусть покроется инеем.
Фригг кивнула. Сейчас она видела перед собой не царя Девятимирья, а безутешного отца, которому невероятно, до боли тяжело расстаться с сыном. С сыном, которого растил много столетий, которого любил и в котором видел будущее Асгарда. Если он хочет, чтобы пустая, бездушная оболочка осталась в замке, замороженная, не подвластная разложению, пусть будет так. Она не против.
Письмо, законченное, запечатанное, сиротливо лежало на столе. Один долго крутил его в руках, а потом разорвал на множество клочков и пустил по ветру. Написал новое. Снова запечатал и снова не отправил. Весь остаток дня супруги провели словно в забытье. Вместе, но как бы порознь. Государственные дела отошли на второй план, а царская чета посвятила несколько часов друг другу и своему горю. Оно объединило их крепче любого торжества или победы, только никому не пожелаешь Такого объединения.
Супруги легли вместе, хотя в последнее время редко делили одну постель. Фригг заснула почти сразу, ощущая радом тепло мужа, которому когда-то отдала невинность и жизнь.
Следующим утром Один не проснулся.
Иногда Хагалару казалось, что всю жизнь он делал неправильные выборы. Один за другим. Прожив несколько тысячелетий — гораздо больше, чем среднестатистический ас, — пережив войну, плен, пытки, — он все же раз за разом делал неправильный выбор. То из-за собственной гордыни, то ради спасения других.
Первым неправильным выбором был побег с хутора Гринольва. Как признался недавно по пьяной лавочке тот самый злополучный Гринольв, Орм был настолько увлечен любимым воспитанником друга, что собирался усыновить его и ввести в семью. Ключевое слово: «собирался», но так и не усыновил. То ли опоздал, и Хагалар сбежал раньше, то ли на самом делето был лишь пьяный бред, как недавно у Гринольва. Подробностей не узнать, оставалось только верить или не верить бывшему “хозяину”. Который о многом не догадывался. Например, что Орм жив.
С тех пор, как Гринольв напомнил об искренней любви своего друга к воспитаннику, Хагалар потерял покой. Он и в самом деле не знал, где похоронен тот, кого он обожал в пору своего полного ничтожества. Он решил проверить Нифльхейм, потому что вроде бы Орм говорил, что именно там его идеи полукровок приобрели огромную популярность. И Хагалар нашел. Только не могилу, а информацию, которая позволила перенестись в Ванахейм, где Вождь обнаружил вполне себе живого Орма. Старого, но сохранившего удивительно ясный разум, все еще работающего над полукровками для армии инеистых великанов, но не в холодном и промозглом Нифльхейме, а в благословенном мире ванов. Полукровки турсов получались либо с асами, либо с огненными великанами и назывались в таком случае ётунами, но Орм искусственно вывел кучу гибридов, ранее науке неведомых. Своего прежде любимого воспитанника он не узнал, и Хагалар не стал ворошить прошлое. Он помнил Орма мужчиной в самом расцвете сил, а вовсе не стариком. Когда-то он искренне обнимал его, благодаря за очередной подарок, а сейчас предпочитал даже не дотрагиваться. И всё же он не удержался и сыграл злую шутку — рассказал, что Гринольв жив, причем в добром здравии и даже в молодости.
— Это лучшая весть за многие столетия, — тяжело проговорил Орм, и на глазах у него выступили слезы. — Мой друг, которого я предал и бросил, которого не нашел и оставил на произвол судьбы. Судьба милосердна к нему. И я буду спокоен.
Хагалару не казалось, что Орм как-то особенно переживал прежде из-за отсутствия известий о любимом друге, но язвить не стал.
— Мне передать ему что-нибудь? — спросил он доброжелательно.
— Нет, не нужно, — покачал головой Орм. — Пусть считает, что я мертвый. Ведь скоро и так помирать. Асы вечно не живут. Пусть будет счастлив с молодой женой и любимой армией. Эх, где мои три тысячи лет!
И Хагалар снова оказался перед выбором. Орму он представился заговорщиком, собирающим иномирские силы вокруг Локи. Про проект полукровок он знал и уже прикидывал, как использовать его не против Асгарда, а на благо. Он мог сделать большую гадость Гринольву и рассказать о том, что его лучший друг не просто жив, а еще и находится по другую сторону баррикад: готовит иномирскую армию. Хагалар прекрасно знал, как сильно Гринольв переживает из-за потери единственного друга, а также понимал, что этот Орм — старый и больной — окончательно добьет и без того ослабленного Гринольва, который с трудом осознал даже то, что дети, которых он выращивал, давно завели собственных детей и внуков. Никто в целом Асгарде не догадывался, насколько сложно бравому полководцу найти себя в новом веке. Он никого к себе не подпускал, друзей так и не завел… и Хагалар сделал очередной выбор — смолчал, ни о чем не сказал Гринольву, хотя сам несколько раз инкогнито посещал Орма. Так и хотелось задать вопрос об усыновлении, но зазвучал бы он сейчас глупо, а, главное, бессмысленно, да и вряд ли Орм вообще помнит о былом увлечении, даже если оно и имело место быть.
Итак, больше двух тысяч зим назад Хагалар сбежал. Правильнее было бы остаться на хуторе, но он слишком бредил войной. Настолько, что даже бросил не то подругу, не то возлюбленную — они так и не определились с отношениями, а потом Орм еще и сделал ее полукровкой, что окончательно всё запутало. Больше он ее никогда не видел, только слышал краем уха, что она впоследствии тоже пыталась сбежать, но неудачно — за ней и еще несколькими беглецами погнались, и они не нашли ничего лучшего, чем прыгнуть в водопад. Те, кто прыгнул, погибли. Те, кто испугались, счастливо дожили до совершеннолетия, а кто-то жив и до сих пор. О неудачном побеге он узнал давно, когда только пристроился во дворец, но душевной боли не испытал. Он успел забыть о первой любви, как и об Орме. Он вообще удивительно быстро забывал тех, кто хорошо к нему относился, зато прекрасно помнил тех, кто причинил хоть малейшее зло.
В армии ему не давали выбора, и отказаться от самоубийственного похода в Муспельхейм он тоже не мог, как и спасти хоть кого-то из ловушки, куда они угодили всем отрядом. Он был слишком юн, неопытен и ничего не умел. Не мог он и утаить сведения, которые добыл ценой жизни боевых товарищей. И вот дворец, вот Один, вот новый выбор — какую награду потребовать за чужой подвиг? Он мог попросить место во дворце, но нет, етун его дернул озвучить самое сокровенное желание — и он оказался подле Всеотца. Не то ученик, не то шут, не то всё сразу.
И снова он мог сидеть тихо и покорно исполнять предписанную роль, но гордыня подвела — он вмешался в дела взрослых, и взрослые ему жестоко отомстили. Точнее, тогда казалось, что жестоко отомстили, сейчас Хагалар понимал, что все было ровно наоборот – от него избавились самым мягким из возможных способов: ведь тюрьма лучше пыток и казни.
И снова он мог сидеть тихо и ждать, когда тюремщикам наскучит его держать в камере. Всем, даже засадившему его Одину, было ясно, что он ни в чем не виноват, но в те годы Хагалару казалось, что его действительно считают главным преступником Асгарда.
Он мог ни во что не вмешивать невинную девочку, но вмешал из-за жажды приключений. И сколько трупов на его совести? Он всю жизнь отговаривался тем, что трупы, в общем-то, не его, что он ничего такого не хотел и не просил, но он действительно мог не втягивать юную деву в свои дела. Долгожданная свобода и снова выбор. Один делает предложение, от которого невозможно отказаться. Так казалось в те годы, но на деле отказаться можно было. Если бы он подумал хотя бы немного, то остался бы самым обычным асом… Но ему захотелось большего, захотелось проявить себя и хорохориться перед всеми. И вот — несколько столетий триумфа, славы и могущества. Но Фригга… Его прекраснейшая Фригга. Он сам отказался от нее, хотя мог поступить иначе. Один не приказывал, норны — тем более. Ему просто дали выбор, а он…
— Тор должен стать сыном Одина.
— Мне все равно, за кого из вас выходить замуж.
Две фразы, брошенные одновременно. Они вместе отреклись друг от друга, но он мог не отрекаться, мог оставить ее при себе, и Тор был бы его сыном, а вовсе не Всеотца. Он мог не отдавать свою жизнь и всё, что любил, Асгарду и Одину. Но он отдал. По своей воле. Еще один неправильный выбор.
Считать недобитого ребенка неправильным выбором у Хагалара не поворачивался язык. Но зато он точно помнил, где выбрал неправильно — в тот день, когда оставил Локи во дворце, а не забрал в Бездну. Когда решил, что ребенку нужны родители, а он уж как-нибудь сам разберется. В этот день он потерял свое будущее. И потом, когда вернулся в Асгард, у него был шанс снова оказаться подле трона и стать опорой детям, но он не оказался, предпочел лелеять обиды и уйти в поселение, где не сумел найти подход к Локи и отказался возвращаться во дворец… Десятки, если не сотни неправильных выборов привели к теперешней жизни, которая не соответствовала никаким его чаяниям. Всё, к чему он стремился, было уничтожено, почти все, кого он любил, были мертвы. И вот снова распутье — гибель Тора. Он знал, кто отравил его, но убивать Фену сейчас… Бессмысленно. Он сам виноват, он недоглядел. Ведь знал, как поселение относится к Локи и как жаждет посадить его на трон, но слишком увлекся мировой политикой и человечком. Это его просчет. Фену — просто исполнитель, смерть Тора — желание поселения. И это было больно. Безумно больно, ведь Хагалар помнил Тора младенцем и воспринимал почти как родного сына. Он видел в нем будущее, причем будущее, которое почти не шугалось его, в отличие от Локи. Он придумал сотни способов, как оставить Тора в живых и посадить на трон Локи. Да и, в конце концов, Тор был тем самым легендарным защитником, обещанным много столетий назад. Тот, ради кого он потерял Фриггу, тот, ради кого она нарушила все свои обеты, предала себя и в конечном счете погибла под пятой Одина, изменившись до неузнаваемости. Из-за Тора. Он одним своим появлением на свет разрушил жизни всех членов правящего дома, а теперь умер, поставив жирную точку в своих подвигах. Хагалар понимал, что его единственное предназначение сейчас — спасти Локи. Это самый простой выбор, его легко сделать. Но вдруг этот выбор такой же неправильный, как и все предыдущие? Быть может, стоит подождать и посмотреть, что предпримет Один, который подозрительно легко дал пронюхать о смерти наследника, тщательно ото всех скрываемой?
Вынуть мальчишку из петли он всегда успеет. Но стоит ли вынимать? Или все же Один — великий бог, вечный правитель Асгарда, и дети ему не нужны? Или проще убить всю царскую семью и заявить свои права на престол? Выбор огромен, требовалось сделать последний шаг. Спасти Локи — косвенного убийцу Тора… Пустить дела на самотек… Захватить власть… Трудный выбор, от которого зависит слишком многое и который не хотелось делать. Если бы мог, Хагалар скинул бы ответственность на кого угодно, хоть на пресловутую Царицу Листиков, но кто она и кто он? Никто, кроме него самого, не проживет его жизнь до конца.
====== Глава 120 ======
Для верховной богини Асгарда темные одежды — столь большая редкость, что пришлось приложить усилия при поиске подходящего платья. Пальцев одной руки с лихвой хватит, чтобы сосчитать все случаи, когда прекраснейшая из бессмертных меняла светлые, подчеркивающие высокий статус одеяния на траурные, смотревшиеся на ней чужеродно. Однако настал день, когда лишь темные тона хоть немного отражали всю трагичность сложившейся ситуации.
Она сидела во главе стола, на почетном месте, где раньше председательствовал Всеотец. Вокруг нее доверенные лица Одина, все как один — марионетки, покорно исполняющие волю царя. Хорошие, но безынициативные, отобранные по одному-единственному признаку — личной безоговорочной верности.
— Моя царица, позволь выразить величайшие соболезнования по поводу случившегося, — произнес один из них, прежде чем занять свое место. Его имя и должность не имели никакого значения. Точно такие же слова мог произнести любой из них.
— Благодарю, — милостиво кивнула Фригг. Как никогда она рада своему извечному равнодушию, позволяющему принимать только обдуманные решения. — Мы собрались, чтобы согласовать наши действия на ближайшее время. В стране должна быть власть. Народ должен видеть своего правителя.
Повисло неловкое молчание.
— Положение и правда не из приятных, — заметил кто-то с дальнего конца стола. — Всеотец вторые сутки пребывает во сне Одина и вряд ли пробудится в ближайшее время. Старший царевич упокоился с миром, а младший схвачен по обвинению в убийстве брата. Других наследников мужского пола у Всеотца нет, и он не оставил никаких указаний насчет преемника на ближайшие недели и месяцы.
Фригг обвела взглядом присутствующих, но каждый опустил голову. Ситуация действительно крайне сложна. Один всегда заблаговременно готовился ко сну и раздавал указания — каждый знал, что делать, и государственный механизм работал как часы. В последний раз он собирался передать власть Тору, но ничего не вышло. Царица на свой страх и риск вручила Гунгнир Локи, но краткое царствование приемного сына закончилось катастрофой, хотя инструкции советники получили заблаговременно. Не зря законы запрещают несовершеннолетним участвовать в управлении государством. Сейчас же инструкции с назначением преемника были тайно сожжены лично царицей, а в ближайшем будущем ожидались, как минимум, война с половиной миров Иггдрасиля и починка Радужного Моста. Прежде сон Одина длился не более месяца, но никогда прежде его не вырывали из сна насильно, как случилось несколько зим назад. Никто не предполагал даже, когда он проснется. Неловким, невысказанным в воздухе висел вопрос: «проснется ли он вообще?» — ведь столь сильные потрясения в столь почтенном возрасте крайне негативно сказываются на здоровье, даже если ты трижды Всеотец.
— Коли так, я стану официальным преемником своего мужа, — объявила Фригг, так и не дождавшись ответа. — Я выступлю перед народом.
Тишина стала крайне напряженной.
— Ваше величество, — начал один из славных мужей Асгарда, — прости, что смею говорить такое, но наш народ слишком консервативен. Невиданное дело, чтобы женщина восседала на троне. Возникнут вопросы, начнется смута, и сам Имир знает, к каким ужасным последствиям это может привести.
— На пороге войны нам нельзя допустить разлада, — поддакнул другой. — Народ должен сплотиться. Он должен видеть мужчину, сильного лидера, того, кто сможет повести их за собой к победам, славе и богатству; только при таком правителе народ будет спокоен, а спокойный народ — залог успеха любого предприятия и решения.
Взгляд придворного впервые пересекся со взглядом царицы — и не уступил. Асгардец смотрел спокойно и твердо — зная свою правоту и чувствуя поддержку всех мужей, присутствующих в зале.
— Уж не предлагаете ли вы объявить Гринольва внебрачным сыном Одина Всеотца? — хмыкнула Фригг. — По вашим словам, он идеально подходит. Никто из вас не готов взять ответственность, никто из вас не согласится выпустить из тюрьмы братоубийцу, и, похоже, никто из вас не готов признать меня единственной правительницей Асгарда. Какой же выход вы видите? Говорите, я слушаю.
И вновь молчание было ей ответом. Достойнейшие из достойнейших переглядывались или сидели, опустив голову и делая вид, будто их нет. Каждый надеялся, что другой найдет идеальный выход, что случится чудо. Но время шло, а чудо откладывалось.
— Что ж, я вижу, что пока никто не может предложить ничего дельного, — Фригг встала. — У нас еще есть время, но скоро придется объявить народу о сне Одина. Думайте. Иначе вам придется-таки признать меня — первую женщину на троне Асгарда.
Никто не возразил царице, но еще до того, как двери за ней закрылись, возмущенные голоса наполнили комнату. Звучали речи о традициях и силе, порядке и устоях. Несколько голосов упомянули Одина — и шум пошел на спад. Женщина в Асгарде зависела от мужчин и выбирала свою судьбу, только когда ей позволяли либо родственники, либо вооруженные до зубов подчиненные, присягнувшие лично ей в верности. Когда будущей царице было меньше тысячи зим, она мечтала изменить асгардские порядки, но время шло, она взрослела, пора было задуматься о замужестве. Ей выпала честь стать женой самого Одина, тогда еще только царя Асгарда. Более удачно выйти замуж было невозможно, поэтому вместо того, чтобы изменить порядки, в котором жила, Фригг возглавила то, что всей душой презирала и ненавидела в детстве. Но задумываться об этом ей не приходилось, ведь она стала всесильной — Один прекрасно к ней относился: не презирал, не бил, не подминал под себя, наоборот во всем советовался и дал полную свободу действий. Все вокруг уважали ее и откликались по первому зову. Как же все изменилось, стоило остаться без мужского плеча! Ни супруга, ни сыновей, ни личного войска — и она тут же столкнулась с консервативной асгардской системой, о суровых реалиях которой успела забыть за тысячи лет царствования. Нет, так больше продолжаться не может. Она не пленница Фенсалира, не красивая кукла на троне и не утеха для мужчин. Никогда прежде она не чувствовала себя настолько незащищенной. И никогда больше не почувствует.
Тяжелые двери отворились, пропуская внутрь некогда прекрасную в своей молодости и красоте девушку, которая сутками просиживала в алхимической лаборатории. В столе обнаружился старый рецепт, написанный рукой того, кто сейчас называл себя Алгиром. Успокаивающее лекарство, угнетающее психику. Фригг нужно было создать антидот — то, что разрушит действие седативного препарата. Она не боялась бури, которая неминуемо последует. Она была ко всему готова. Антидот, конечно, не решит проблему сразу, но запустит механизм, который будет сложно обратить вспять. Немного травы, немного магии, немного редчайших ингредиентов — и готова специфическая отрава. Отрава, которая подарит новую жизнь не только ей, но и всему Асгарду.
Локи сидел на полу камеры и терпеливо ждал. Ждал, что отец придет и объявит, что все это очередная проверка, очередное испытание, а по сути — издевательство. Или же придет сам Тор, хохоча до упаду, мол, глупый братец поверил шутке, выдуманной Фандраллом в пьяном угаре. Но ни один из них не появился. В тюрьме не было окон, поэтому пропадало ощущение дня и ночи. Локи не знал, сколько времени провел в заточении. Скорее всего, не очень много, поскольку легкий голод не перешел в безумное желание съесть ворона, который то взлетал размять крылья, то вышагивал по траве, то пил из ручья. Если Всеотец приставил птичьего стража, чтобы понаблюдать за побегом, то он просчитался: никуда сбегать Локи не собирался, как и говорить вслух, выдавая свои и чужие тайны. Недолгий сон не принес упокоения. Локи снова входил в свои покои, но в них никого не было. Царевич подходил к кровати, и вдруг его хватали за ногу и увлекали вниз, а из-под кровати горели бешеным огнем глаза голодного Фандрала. Изо рта у бывшего друга капала слюна и спастись от него было невозможно… Локи проснулся от предсмертной агонии и больше не решился засыпать. Видение было более чем отвратительный и, возможно, вещим.
Когда по ту сторону камеры появилось лицо Хагалара, который не мог его видеть, а нашел, видимо, по ауре, Локи только глаза закатил. Как же его достал противный старик! Без него нельзя шагу ступить. Он точно в сговоре с отцом. Сперва переговоры, наверняка подстроенные, теперь пленение. Локи что — просто забавный зверек для почтенных старцев, над которым раз за разом ставят всё более кошмарные эксперименты?
— Здравствуй, мое несчастное дитя, — голос Хагалара был непривычно грустен и холоден. Долго репетировал, наверное.
— Здравствуй. И как долго вы с отцом готовили этот дешевый фарс? — огрызнулся Локи в ответ. Он не видел смысла играть и подыгрывать. — Смерть Тора — очень смешно!
— Приди в себя! — Хагалар беспрепятственно вошел в камеру и схватил Локи за грудки, приподнимая над полом и несильно встряхивая. — Не веришь никому, только собственным глазам?
Крепко сжав запястье царевича, Хагалар бесцеремонно потащил его на верхние этажи. На слабые попытки вырваться и пойти рядом мастер магии ответил парочкой заклинаний, не болезненных, но весьма неприятных, и Локи предпочел покориться. Вождь сам на себя не походил, и судя по тому, что их странную парочку никто не замечал, отвод глаз работал отменно. Они вышли за пределы темниц, прошли по длинному коридору и спустились вниз по другой лестнице в сторону погребов и морозильных камер. Ворон догнал их и бесцеремонно устроился на плече Локи. Однажды в поселении Хагалар вот так же тащил его из разгромленного лабораториума. Неприятное воспоминание заставило царевича предпринять еще одну отчаянную попытку освободиться, но Хагалар ее даже не заметил. Одной рукой он открыл тяжеленую дверь в камеру, другой втолкнул туда Локи, с трудом устоявшего на ногах. Ощущение дежавю усиливалось.
В темной комнате с высоченным потолком и маленькими окнами, через которые едва пробивался солнечный свет, было очень холодно. В воздухе заплясали магические огонечки, освещая, но не давая тепла. На полу в беспорядке валялись огромные глыбы льда, на которых в обычное время замораживались мясо и рыба. А в центре комнаты на свежесколоченном постаменте, обложенном льдом со всех сторон, лежало тело, в котором Локи без труда узнал не родного брата. Он подошел ближе, сканируя комнату на предмет маскировочных заклятий. Он до последнего не верил. Не хотел верить. Но на постаменте точно лежал Тор. Не иллюзия, не кто-то похожий, не манекен. Локи распознал бы самую совершенную иллюзию. Это точно был Тор, и он точно был мертв да еще и заморожен. Судя по сероватому цвету кожи и отсутствию повреждений на теле, речь действительно шла о яде.
Локи дотронулся до ледяной руки. Словно камень. Но это невозможно! Отец не допустил бы гибели наследника. Он же всегда всё просчитывал на сто ходов вперед. Немыслимо!
— Брат! — бессмысленное слово сорвалось с губ. Да, брат. Был. Еще недавно они пили вместе. Из одного кубка. И не раз. Возможно, он тоже пил яд. Но на него не подействовало. Или подействует позже. Только сейчас Локи обратил внимание на Мунина, перелетевшего на грудь Тора. Ворон плакал, из его глаз катились едва заметные слезы. А ведь птицы не умеют плакать.
Локи непроизвольно сжал руку Тора — мертвую, холодную, как и все в этой морозильной камере.
— Бедный, бедный детеныш, — едва слышно произнес стоящий по другую сторону помоста Хагалар. Он перебирал отросшие волосы Тора, покрытые изморозью. — У него была вся жизнь впереди. Ему была уготована счастливая судьба. Он должен был стать защитником всех миров. Войти в зенит славы и возвысить Асгард. Сын Одина.
Сколько горькой нежности звучало в голосе старца. Локи хорошо различал интонации и отчетливо слышал безудержное горе и сожаление. Хагалар любил Тора. Он никогда не выказывал свою любовь прямо, а сейчас склонился над ним в скорби. Но Локи ничего не ощущал, ему казалось, что его собственные внутренности превратились в лёд и он с неестественным равнодушием следил за морщинистой рукой, очерчивающей лицо брата.
— Я должен был защитить вас, дети Одина, — голос раздался совсем рядом. — Но вы убили друг друга. Тор мертв, а тебя скоро казнят за убийство.
Локи с удивлением смотрел на мага, стоящего почти вплотную, и пытался понять смысл его слов, дошедший до сознания спустя несколько долгих секунд.
— Отец не…
Локи оборвал сам себя. Тор — первенец, любимец отца и матери. Даже если не казнь, как он посмотрит в глаза приемным родителям? Особенно матери — любимой и единственной. Не он убил, но по его вине, ведь нигде, кроме как в поселении, такого яда не достать и поселенцы не раз бахвалились своими чудесными отравами, среди которых, наверняка, были медленно действующие яды. Зря он пропускал их хвастовство мимо ушей. Локи прекрасно помнил все свои игры с поселенцами, намеки и двусмысленные фразы. Он сам выставил себя жертвой безжалостного Всеотца. Вот и доигрался: его решили спасти таким вот экстравагантным способом. Его игра удалась, в нее безоговорочно поверили, ему освободили путь к трону. И теперь Тор мертв, хладен и недвижим, а из его приоткрытого рта не поднимается пар от дыхания.
— Нам надо уходить, — послышался тяжелый вздох Хагалара. — Я заберу тебя в Бездну. Я не дам Одину убить тебя.
— Отец не… — снова начал Локи, оторвавшись от созерцания лица брата.
— Отец — да! — резко возразил Хагалар и положил руки царевичу на плечи, притягивая ещё ближе к себе.
— А если и нет, то ты хочешь остаться братоубийцей? — льдисто-голубые глаза Хагалара словно гипнотизировали, а голос стал тихим и вкрадчивым. — Тор погиб в той или иной мере из-за тебя, ты должен стать достойным царем Асгарда. Ты должен совершить подвиги, прежде чем претендовать на трон и власть. Какое бы преступление ты не совершил — в конце концов ты окажешься на троне, ведь теперь ты — единственный наследник.
— Но поселенцы…
— Переживут.
— Я лишусь всего, к чему стремился. Это путь труса.
— Это путь Орма, — добавил Хагалар тихо. — Помнишь историю Гринольва? Я сковал его и заточил. Его друг, еще один из советников Одина, Орм, понял, что в Асгарде опасно, и сбежал, покрыв себя и семью позором. Скажешь, ужасный поступок. Его предки недовольны им, а его потомки заклеймены. Но он жив. До сих пор. Он стар, но его разум ясен. Он укрылся в Нифльхейме и разменял почти пять тысяч зим. А что случилось с теми, кто смеялся над Ормом, кто презирал его за побег? Прочие советники казнены, их семьи сосланы или лишены имущества. А у Орма новая семья и новый род, который им гордится. Локи, иногда побег, отступление — лучшее, что ты можешь себе позволить… Или ты сможешь пойти к матери? Ты сможешь смотреть в глаза той, которая воспитала тебя, вскормила змею на своей груди?
Было так странно и страшно вести подобные разговоры, стоя над телом Тора. Локи снова глянул на его лицо, пытаясь представить какого цвета сейчас глаза под закрытыми веками. Но старик мягко развернул его, заставив смотреть на себя. От него ждали какого-то ответа, но Локи не помнил вопрос.
— У тебя есть план? — произнес он наконец.
— Мы уйдем в Бездну. Туда, где Один нас не найдет, — успокоил его Хагалар. — Я знаю безопасные места, где смогу защитить тебя даже от того, от кого ты укрылся в Асгарде.
— Но не от самого себя? — меланхолично заметил Локи, не пытаясь высвободиться из цепких рук мастера магии.
— Как мне это надоело, — Хагалар прикрыл глаза. — Сколько бессмысленных слов. Локи, ребенок ты мой ненаглядный, я не спрашиваю тебя, хочешь ли ты спасения. Я тебя в любом случае спасу.
— Нет, Хагалар, ты не посмеешь так поступить, — раздался тихий, но решительный голос со стороны двери.
Маги обернулись одновременно и замерли в изумлении. В дверях стояла царица Асгарда. В черной одежде, ни в коей мере не походящей на женскую, с собранными в сложную прическу волосами и, главное, с мечом наизготовку. Локи никогда не видел мать с оружием в руках. Он был уверен, что она не умеет управляться ничем, существеннее ножа, но сейчас от нее несло настоящей решимостью. На ее бледном лице отчетливо выделялись ярко-алые губы, словно она их специально подвела для решительного боя.
— Не вставай у меня на пути, прекраснейшая из бессмертных, — глаза Хагалара опасно сверкнули. Он встал, прикрывая собой Локи и перелетевшего ему на плечо ворона. От такой наглости царевич потерял дар речи: Хагалар что, защищает его от матери? Совсем свихнулся.
— Убьешь меня? — Фригг неумолимо приближалась, поигрывая оружием. — Убьешь женщину с мечом?
И Хагалар в нерешительности сделал шаг в сторону. Его руки, наэлектризованные готовыми сорваться заклинаниями, мелко дрожали, а губы беззвучно шептали не то «фула», не то «ула» — Локи не мог разобрать. Он смотрел во все глаза на мать и не узнавал ее. Никогда прежде она не была такой решительной, такой воинственной и такой убийственно прекрасной. Хагалар опустил руки, готовый признать поражение. Локи ничего не понимал, но и вмешиваться не собирался. Боль из-за смерти брата, стыд перед матерью и страх, витающий в воздухе, — всё смешалось воедино, переплелось в единый клубок ядовитых змей, отравляющих сердце. Всё происходящее было настолько абсурдно и не походило на реальность, что Локи просто наблюдал за действом, как за спектаклем.
— Ты пришла, чтобы заколоть меня? — с губ Вождя буквально тек яд сарказма. Конечно, царица ведь никогда не причиняла никому вреда, ее облик в глазах настоящего воина смешон.
— Нет, — покачала она головой. — Я пришла не для того, чтобы заколоть тебя. А для того, чтобы убить.
Прежде, чем Локи успел встать между ними, мать… не взмахнула мечом, и не отрубила голову обессилевшему магу, и даже не проткнула его сердце кинжалом. Она прильнула к губам Хагалара, накрыв их своими. Локи отчаянно выдохнул. Стоя над трупом собственного сына, царица Асгарда самозабвенно целовала мастера магии из мира отверженных!
«Я клянусь тебе, Локи, что мы с твоей мамой никогда не были любовниками», — пронесся в голове давнишний ответ Хагалара на прямой вопрос. Соврал, значит. И сейчас, над телом брата… У Локи голова шла кругом. Но даже больше, чем поцелуй, его изумило поведение Мунина. Взъерошенный ворон дрожал всем телом и изображал звуки, больше всего напоминающие шипение. Царица отбросила в сторону меч и с трудом отстранилась от губ мага. Взглянув на него, Локи непроизвольно отшатнулся: глаза приобрели красный оттенок, а лицо исказилось страданием, будто он только что испил яд. Схватившись за грудь, Вождь пал на колени, бормоча что-то нечленораздельное. Никакой магией в воздухе не пахло, а мать стояла и спокойно смотрела на скорчившееся у ее ног тело.
— Что… ты… наделала… — неожиданно разборчиво прохрипел Хагалар, не поднимая головы. — Локи, беги! Беги, пока не поздно! Мунин, защити его, умоляю тебя.
И Локи почувствовал волну магии, направленную на него. В следующий момент мир перевернулся, а руки обратились в крылья. Он стал воробьем — птицей, достаточно мелкой, чтобы просочиться сквозь решетку на окнах у самого потолка.
— Улетай отсюда! Я его не удержу! — хрипел Хагалар, а глаза все больше наливались кровью. Но больше, чем метаморфозы с Хагаларом, Локи пугала мать: она так и стояла над магом, не глядя на приемного сына, будто не заметила превращения в птицу. Она возвышалась над магами, словно памятник. Локи очнулся, когда ворон больно клюнул его в голову. Улететь? Но как Мунин выберется через решетку при его-то размерах! Локи устремился вслед за ним, отчаянно перебирая маленькими крылышками. Ворон, не мудрствуя лукаво, просто прошел сквозь решетку, наглядно доказав свою магическую природу и неестественную сущность.
Пролетев за решетку, Локи остановился и сел, прижавшись к стене. Он не обращал внимания на карканье кружащего вокруг Мунина. Он наблюдал, как Хагалар неестественно резко вскочил на ноги и, словно демон ночи, бросился к царице, вновь впиваясь в губы. Мелькнула отчаянная мысль защитить мать от монстра, и Локи дернулся было назад, но Мунин преградил путь. Царевич попытался обратиться в себя, но ни одно заклинание не действовало. Попытки заговорить тоже не увенчались успехом — кроме неясных чириков из горла ничего не вылетало. Локи притих, прислушиваясь к странному разговору, доносящему из камеры. Он не мог осознать происходящее, но старался запомнить каждое слово, чтобы проанализировать потом, в безопасном месте. Лица стоящего к нему спиной Хагалара он не видел, но слышал, как изменился его голос. Когда мать произнесла престранную фразу «ты нужна Асгарду», Локи решил подсмотреть, что за женщина появилась в камере, но Мунин сильным ударом клюва скинул его с окна. Царевич отчаянно замахал крылышками и, поймав воздушный поток, припустил вслед за вороном, который стремительно улетал прочь от столицы куда-то в неизвестность.
Если бы могла, Фригг наслаждалась бы ответным поцелуем. Мастер магии целовал жестко, слизывая с губ оставшийся антидот, купировавший действие сдерживающего лекарства. Наконец, спустя долгую минуту, он отступил на шаг и опустился на пол, тяжело дыша. Его глаза из ярко-алых постепенно приобретали обычный голубой цвет, зато лицо немного изменилось: с него исчезла былая беззаботность, проявились прежде тщательно скрываемые жесткость и надменность, а со дна души волнами поднималась черная, опутывающая и подавляющая всех аура. Та самая, которая котенком сворачивалась у ног Фригг много столетий подряд. Царица не ожидала, что лекарство подействует настолько быстро. Похоже, и без ее вмешательства преображение бы свершилось, только немного позже.
— Прекраснейшая из бессмертных, — протянул маг, смакуя каждое слово. Царица с удовлетворением отметила до боли знакомые интонации, внушавшие непосвященным священный трепет. — Чем обязан?
— Ты нужна Асгарду, — Фригг достала из-за двери небольшой ящичек, прежде сокрытый за створкой. — Я принесла подарок. Огненные клинки. Один хотел подарить их Локи, когда воспитает из него достойную замену тебе, но у него ничего не вышло. Поэтому я дарю их тебе.
Она открыла ящик, на дне которого лежали изогнутые, зазубренные кинжалы, призванные не просто вспарывать, а наносить страшные рваные раны противнику.
— Нравится?
— Достойная плата за предательство, — произнес маг, сжимая ручки клинков со всей силы: их лезвия тут же почернели, пропитываясь магией нового владельца.
— Я рада это слышать, — Фригг с нескрываемым злорадством любовалась на своё создание. — Я буду ждать тебя. У себя. Нам многое надо обсудить, — она направилась к двери, но все же задержалась на мгновение. Обернулась, встретилась взглядом с тем, кому в глаза боялись смотреть почти все сильные мира сего.
— Мой муж впал в сон. Мой старший сын мертв. Мой младший сын в бегах. Народ нуждается в тебе — до пробуждения Одина Асгард теперь твой.
С этими словами она вышла, плотно прикрыв за собой дверь.
Комментарий к Глава 120 А что случилось с возродившейся Тенью и сбежавшим Локи, можно узнать здесь:
https://ficbook.net/readfic/11267170
====== Разборы и комментарии к седьмой части ======
Разбор сто пятой главы
Первая глава маленькой, я очень надеюсь, седьмой части повести, переносит нас на начало мая, при том что шестая часть закончилась в конце февраля. Три месяца — малый, но хоть какой-то срок, за который Хагалар сможет разобраться с иноземными проблемами, а Беннер — сделать что-то полезное для Асгарда.
Первая часть написана от имени магички, которая появилась в моем мире только благодаря новогодней части, пришпиленной в конце повести. Однако ее появление вышло очень удачным — мне удалось показать прошедшие полтора года в поселении глазами незаинтересованного аса, который не вился вокруг Локи все это время. Поселенцы вовсе не обязаны в основной своей массе доверять Локи и совершенно не обязаны быть здоровыми, живя в мире, где оживают пробирки и плюются кислотой. Заодно удалось добавить несколько штрихов в биографию Хагалара. Смешно, должно быть, читать рассуждения о том, что Хагалар Локи не может тронуть и пальцем, учитывая давнишнее наказание. Также удивительным должно быть наличие у Хагалара свиты до появления Локи, а также догадки магов про участие Хагалара в истории с почти взорвавшимся каскетом. Это проблема не только лично моя, но и большинства фанфиков: автор вырывает героя из привычной среды, бросает его на некую задачу и получается, что герой как бы живет в вакууме, а вокруг него никого и нет и никогда не было до появления этой само задачи. Но в случае с мастером магии подобный расклад невозможен, так что пришлось придумывать ему окружение. Как и Локи, который упоминает приятелей из других миров. Да, Марвел не дали Локи друзей (они были просто не нужны на экране), но кто сказал, что они не существовали хотя бы в детстве?
Локи полностью доверяется Отал и рассказывает о себе сходу, поскольку у него нет выхода: как только начнутся магические тренировки, она узнает, что он полуетун, и лучше рассказать самому, чем потом оправдываться. Что же до информации о своем прошлом, то кто сказал, что Локи рассказывает правду, а не вымысел? Ему надо подружиться с Отал, но, поскольку проверить его истории ей негде, то он может беспрепятственно рассказывать все, что посчитает нужным. Так что Отал считает, что Локи ей бесконечно доверяет, у Локи же свои планы и идеи.
Обман и немецкий язык в начале главы — отсылка к первым главам, где упоминается, что Хеймдаль не видит, что происходит в поселении (видит фальшивку) из-за волшебного полога, завязанного на немецкий язык (делал его Лагур, разумеется). В остальном же Отал вспоминает либо события самых первых глав, либо то, что происходило задолго до начала повествования.
Описания Муспельхейма и Альвхейма взяты все с того же сайта Анны Блейз — кажется, хотя бы вскользь я упомянула обо всех мирах, кроме Нифльхейма, который совсем не к месту. Идея, что етуны — потомки огненных и ледяных великанов — взята с того же сайта.
Мучения с первообразной и производной знакомы мне не понаслышке, правда, из курса термодинамики. Полагаю, что они столь же часто встречаются и в тех разделах математики, которые близки к квантовой механике.
Тем временем Беннер полностью попал во власть Фену и готов согласиться на поединок, к которому его толкают окружающие. Он отмечает также, что необходимые ему вещи как-то чересчур быстро в поселении «находятся», но не предполагает, что их специально для него привозят из Мидгарда с помощью кусочков Тессеракта. Также он считает упоминание бомбы просто неудачным каламбуром, возникшим на почве языкового барьера, а вовсе не реальной угрозой. Также он не понял, что ему сказали про цистерны. На деле случилось недопонимание из-за многозначности английского слова «tank» — это и цистерна, и танк. Несмотря на достижения асов в генетике, Беннер все же относится к ним презрительно и недооценивает. К тому же теперь у него есть рабы. Да еще и царевич учится у него. И прекраснейшая из богинь увивается вокруг — есть причины возгордиться и потерять бдительность.
Идея обучения Локи у Беннера многих могла покоробить, ведь обычно в фанфиках, если подобное и случается, то наоборот: Локи учит Беннера (например, контролировать Халка). Мне же было интересно поступить наоборот, тем более, что Локи подобное сотрудничество ужасно выгодно, с какой стороны ни посмотри, а Беннеру приятно, что его ценят все, и даже личный враг преклоняется перед его умом и просит о помощи. В остальном же рассуждения Беннера, как и чуть раньше Отал, — попытка посмотреть на происходящее под интересным нестандартным углом.
Третий кусок переносит нас в Мидгард, где люди столкнулись с последствиями деятельности асов. Джейн мертва, а остров, о котором Кауна говорила Хагалару пару глав назад, опустошен. На асов люди не думают, считая их союзниками, но события таки связывают воедино. «Фаза-2» — разработка из первых «Мстителей», а про купол, укрывающий Землю, Старк говорит в «Финале». Еще людей терзает мысль, как сообщить Тору о смерти возлюбленной, но пока его нет рядом, и даже связаться они с ним не могут, зато вспоминают, как друзья Локи вместе с каскетом снисходили на Землю.
Так что, как видите, эта глава просто переполнена отсылкам к прошлым главам повести и ключевым событиям, в них происходившим.
Разбор сто шестой главы
Эта глава начинается с битвы, задуманной чуть ли не год назад. Мы с одним из членов фелага обсуждали, что будет, если Хагалар действительно найдет сильного соперника? Пришли к выводу, что Локи выберет в качестве учителя соперника, даже если победит Хагалар. Сама битва делалась на основе магических заклинаний из «Героев Три меча и магии», а также на основе старых заготовок по битве магов. Градусы в тексте указаны по Кельвину, а не Цельсию, поэтому камни плавятся.
Вторая часть этого кусочка — беседа с Локи о Вальгалле — тоже очень давняя заготовка. Диалог был написан почти два года назад и претерпел немного изменений. Началось с того, что мне надо было как-то объяснить эту самую Вальгаллу на основе мифологии и сайта Анны Блейз. Идея, что мертвые не могут причинить физический вред живым, стара как мир, но пришлось выкручиваться, учитывая постоянно мелькающую в повести идею, что мертвые опасны. Они действительно опасны: могут увести за собой, могут проклясть, и что будет после этого проклятья — никто не знает, но точно ничего хорошего.
В этой же подглаве мы встречаем подробное описание политики Девяти Миров. И вот за него огромное спасибо моей давнишней читательнице, Emris, которой, полагаю, уже давно нет среди нас, поэтому мою благодарность она не услышит, но вдруг когда-нибудь до нее докопается. Этот человек еще в далеком 2015-м году расписал мне политику всех миров. Точнее, расписала ее я, но она исправила все косяки и добавила от себя очень многое. Только благодаря ей политика у меня хоть немного жизнеспособна. Прошло столько времени, а я все еще ей очень благодарна. Если кого-то удивили мысли Хагалара насчет Етунхейма, напоминаю, что он не в курсе, что произошло на Радужном Мосту на самом деле. Он предполагает, что Один поспособствовал падению Локи с моста, но официально слышал версию, по которой Лафей напал на Локи, на мосту произошла битва между ними и они оба пали в Бездну. Кто заморозил Хеймдаля на самом деле, он тоже не в курсе.
Также мы узнаем о возвеличивании Одина и о его пути к власти. Сразу скажу, что всё описанное правда — Хагалар знает истинную историю Асгарда и честно рассказывает ее. Также он не врет, говоря, что появление Локи было на руку будущему Всеотцу. Восклицание Локи насчет того, что его использовали во младенчестве, верно — именно тогда он Одину и был нужен, по большому счету. А управление Етунхеймом — вторичная цель. Главное — стать царем Девятимирья, и этого Один добился благодаря Локи.
Второй кусок от имени Тора. Хоть у кого-то все хорошо. Друзья снова вместе, снова идут в горы, как и в начале повести. Здесь повторяются все лейтмотивы первых глав.
Сиф и Гринольв — противостояние неизбежно, и Сиф просто повезло, что Гринольв хорошо относится к женщинам. Точнее, уважительно. Хорошо он ни к кому, кроме Орма, не относится. Подозрения и слухи, которые крутятся вокруг него, — это подозрения в гомосексуализме, о чем упоминалось ранее. Обычным воякам сложно понять, почему командир запрещает насиловать женщин побежденных народов. Гринольв же рассуждает так: во-первых, за неиспорченную женщину можно получить больший выкуп; во-вторых, другим народам надо показать, что асы — не варвары; в-третьих, он считает (и это не его идея, я взяла ее у древнего народа, но не помню, у какого), что если насиловать женщин, то через двадцать лет воины Асгарда будут сражаться со своими сыновьями и братьями, а это идеологически неверно. И только четвертой причиной можно назвать уважение к женщине, точнее, признание, что она не говорящая вещь, а разумное существо.
Описание похода на гору — это точное описание Исландии, какой я ее застала в начале мая (в этой главе тоже май, только чуть более поздний).
Тор, как и все мужчины, без ума от Фену, даже когда она не прилагает усилий к тому, чтобы его соблазнить. А Беннер просто влюблен в нее. Добром это не кончится…
Монолога Беннера не было в планах. Более того, его даже не было в первой версии 106-й главы, когда ееполучили члены фелага. Много позже мне удалось на экологии и физиологии животных узнать много очень нужных для повести сведений. Просто повезло, что мне попались материалы по нужной теме. В этом отрывке я постаралась как можно проще объяснить основные выкладки из гистологии и физиологии животных. В разборе же расскажу чуть более подробно. Эктодерма, энтодерма и мезодерма — это три зародышевых листка, из которых у эмбриона формируются все внутренние органы. Из эктодермы образуются покровы и нервная система. Из мезодермы — мышцы, органы кровеносной, половой и выделительной систем. Из энтодермы — пищевой тракт (почти весь) и пищеварительные железы (поджелудочная железа, печень), а также легкие.
Бластула и гаструла, которые упоминает Беннер — это зародыши. Бластула — однослойный, гаструла — трехслойный (у него уже появляются эктодерма, мезодерма и энтодерма). Гаструла образуется примерно на 8-9 сутки после оплодотворения.
Что касается гормонов, то я специально не стала использовать сложные названия в тексте. На самом деле три гормона, способствующие овуляции, это ЛГ, эстроген и ФСГ, а четвертый — прогестерон. Сведения о гормонах и их функциях помогли мне наконец-то разобраться в проблеме рождаемости асов. Сколь бы странно это ни звучало, но я до последнего сама не знала, какова причина и как решать проблему. Конечно, всегда можно списать на магию, но это же неинтересно.
Кривая выживаемости, о которой вскользь упоминает Беннер, это термин экологический (а «экология» на самом деле вовсе не защита окружающей среды, как сейчас считается, экология — это наука о взаимодействии существ с окружающей средой), про который я подробно расскажу через главу. Пока же упомяну только, что таких кривых всего насчитывается три, и каждый биологический вид принадлежит к одной из них.
Обратите внимание на то, как Беннер описывает уроки математики с Локи. Впоследствии это аукнется. Как и аукнутся рассуждения Тора о выпивке, которую ему подает Фену.
Последний кусок главы возвращает нас к как бы распавшемуся фелагу Локи, который все еще действует сообща, несмотря на всё, что случилось между ними. Былой дружбы нет, как и былого доверия, но все же Локи их еще объединяет.
Символы, которые Беркана хочет вырезать на себе, алхимические. Эргон — символ духовной вибрации, всего того, что не связано с нашим миром, а огонь — кроме того, что первоэлемент, еще и очищающая субстанция, способная уничтожить всё низменное и лишнее.
То, как Лагур именует царскую семью, встречалось в повести, но довольно давно. Вотан, Фрикка, Доннер, Логе — немецкие наименования божественной семьи (поэтому по-немецки четверг будет Donnerstag, а по-английски — Thursday: и то, и другое произошло от «Тора», но звучат они по-разному).
Линию каскета мне все же пришлось закончить, хотя это противоречит моей изначальной задумке и той основе, на которой я собиралась строить повесть. Каскет так и должен был остаться неразрешимой тайной, но, увы, не получилось. Также приходится исправлять свою давнюю ошибку и вторично приводить в Асгард сестру Локи. В первый раз вместо того, чтобы совместно поехать на кладбище, герои устроили заварушку со священной жертвой, так что было уже не до кладбища. Так что идем на второй заход. Благо, я уже дописала повесть и точно знаю, что персонажи в этот раз пойдут, куда надо мне, а не им.
Фелаг в раздумьях: кто должен сказать Локи о сестре, — и все взгляды устремляются на Беркану. Такое уже было однажды, когда Локи грозился всех казнить после самого первого прибытия царевны Етунхейма. Тогда Беркана сказала, что к нему не пойдет и уговаривать не будет. Теперь же она поступит по-другому в аналогичной ситуации. А к чему приведет этот разговор, мы узнаем в следующей главе.
Разбор сто седьмой главы
Наверное, немногие помнят, что именно Ингвар и Дагар среди логистов больше всего загорелись идеями Раиду, который вещал от имени Локи. Именно они после штутгартского собрания рассуждали, как провести в родной Асгард интернет, телефон, телеграф и прочее. Более того, они же показали своим мощь людей, пушки и танки, они доказали, что люди очень опасны. И вот во что вылились все их светлые мечты улучшить родной мир. Психология человека современного и аса древнего сильно друг от друга отличается. Кроме того, для логистов люди равные, для обычных асов люди — ровно то, что постулировал Локи во «Мстителях-1», поэтому и поедание людей для асов примерно то же, что для нас — обезьян.
Разделение поселения на две части сделано таким образом, что Беннер считает, что упирается в стену, огораживающую поселение от внешнего мира. Он просто не знает, что поселение гораздо больше. Локи знает, что есть другая часть и что там экспериментируют на людях, другое дело, что в подробности он не вдается, ему банально не до этого, ведь он курирует все проекты поселенцев на всех фронтах. Беннер уже как-то говорил ему, что, не имея доверенных помощников, справиться с такой большой системой невозможно. Локи считает, что справляется, но именно поэтому от него легко можно скрыть фактически что угодно.
Маги, которых упоминает Ингвар на Земле, это те самые, которые появились во вселенной Марвел (см. «Доктор Стрэндж»). На момент задумки повести о них не было ничего известно (вообще на момент написания повести очень многое не было известно точно, и можно было как угодно что угодно комбинировать и высказывать свои предположения, теперь же авторы поставлены в довольно жесткие рамки почти полностью объясненного канона). Мне земные маги в повести точно не нужны, но недавний монолог по физиологии животных хорошо объясняет их существование, так что пусть живут.
Инженеры, в разных ипостасях работающие на Асгард, — не моя идея, а Kira Kuroi, которую мы уже однажды использовали для совместного проекта (фанфик «Благими намерениями…». В моем исполнении она стала только более жестокой, потому что асы в любом случае убьют всех своих работников, а в нашем проекте люди возвращались домой после работы на другое измерение, которое они воспринимали закрытым объектом. Также Ингвар вспоминает Наутиз. Это удивительно, что именно сегодня я выкладываю главу, в которой встречаются и идея про инженеров, работающих на волшебный мир, и Наутиз. Сама глава была написана много месяцев назад, просто правилась долго, и сегодня у меня просто есть время, чтобы ее выложить (я даже не помнила, о чем она, пока не взялась за финальную правку). Поминаемая чуть выше Kira Kuroi и была прототипом Наутиз, причем я не просто срисовывала персонажа с нее, она правила реплики своей героини, чтобы получилось как можно более правдоподобно. Когда ей надоело играть в персонажа, и она отказалась от проекта, я спокойно убила Наутиз… И вот прошли годы, и ныне Киры нет с нами, а сегодня был бы ее 38-й день рождения, до которого она не дожила всего-то недели три. Это не первая смерть внутри повести. У меня есть большие подозрения, что уже несколько лет назад умер прототип Лагура, но у меня нет никакой связи с этим пожилым человеком, да и он никогда не знал, что с него вообще делался персонаж. А Кира знала…
Разумеется, асы не могут проверить квалификацию инженеров, а значит, велика вероятность, что они притащили к себе не лучших специалистов.
Ингвар поминает наследника Австрийского престола, из-за которого началась Первая Мировая. Это исторический факт. Официальным поводом к началу войны считается убийство эрцгерцога Франца Фердинанта в Сараево. Он был объявлен наследником огромной Австрийской империи после того, как кронпринц Рудольф погиб при до конца невыясненных обстоятельствах (скорее всего совершил самоубийство).
Про битву в Нью-Йорке асы практически ничего не знают (как и не знают, что произошло на мосту во время событий «Тора-1»), так что предположения могут быть самыми разными, и кто именно на чьей стороне сражался в Мидгардской кампании, асы не знают. Равно как и люди — последний фрагмент перекликается с первым, поскольку у Капитана Америки тоже много подозрений касательно асов. Он прав, что асы очень сильно влияют на Землю, только думает совершенно не в ту сторону.
Часть Берканы призвана показать, как асы воспринимают развратные танцы наподобие танго. Естественно, плохо. Беркана вспоминает личное знакомство с Отал — это «Настоящий праздник для Хагалара», который расположен в конце повести. Встреча с царевнами состоится именно тогда, когда Хагалара в поселении не будет. Для Локи это, в первую очередь, вызов ненавистному старику. Что же до его рассуждений о женщинах, то это чистой воды издевка. Что бы ни говорилось о равенстве женщин и мужчин в поселении, для обычных асов это утопия, и женщина воспринимается низшей (и сами женщины себя так ощущают, что немаловажно, и это очень хорошо видно на Беркане — типичной девушке). Так что Локи просто издевается, выбирая себе в спутники Беркану и Отал, ну и, конечно, надеется, что в случае чего Отал етуншу убьет, что Локи вполне устроит.
Расследование на Земле — та линия, которую я вводить не собиралась, и которая вряд ли куда-нибудь сильно продвинется. Ради последней сцены мне пришлось чуть-чуть подправить предыдущую, с убийством Джейн. Например, указать, что ее таки полностью раздели. А то на камерах слежения запечатлеется одна одежда, а Джейн найдут в другой — непорядок. Кроме того, оказалось, что поить ее утром молоком — плохая идея, потому что на вскрытии его обязательно обнаружат. Это мой косяк, а не сюжетный ход, но убирать я его не встала.
Появляется давно и прочно всеми забытый (я ни в одном фанфике не встречала упоминаний о нем) Разрушитель. Его ведь не забирали с Земли во время первого появления Тора. Спрашивается — куда дели? Вот читаурийское оружие, брошенное в Нью-Йорке, проявляется в «Человеке-Пауке», а про Разрушителя сценаристы забыли. То, что голем родом из мира читаури, с которыми Асгард сражался много столетий назад, мое допущение. О той битве вскользь упоминалось в повести несколько раз, но не рассказывалось подробно, хотя в биографии многих героев она играла довольно существенную роль. Мытарства со скипетром Локи тоже имеют непосредственное отношение к той давней истории. Когда я ее продумывала, точных сведений о том, что находится в скипетре и откуда он вообще взялся, не было. И до сих пор мне кажется глупостью со стороны Таноса давать подозрительной личности один из камней бесконечности, чтобы та принесла другой. Логичнее найти гипнотического мага, которых наверняка в Бездне полно, чем доверяться первому встречному. Да и почему камень разума, а мы точно знаем, что это он, обладает боевой магией (Локи им взрывал машины)?. Одни вопросы и нет ответов. Так что в моей вселенной у скипетра другое происхождение, и без непосредственного присутствия Локи его невозможно изучить.
Разбор сто восьмой главы
Эта глава писалась под девизом «Вот, что бывает, когда решаешь перечитать биографии богов через семь лет после начала фанфика». Стоило мне обратиться к образу Хеймаля, как выяснилось, что он — сын Одина. Причем не по сайту Анны Блейз, а по самой настоящей скандинавской мифологии. Пришлось выпутываться. Благо, у древних народов с родством вопрос решался просто: легко усыновляли, легко изгоняли из рода, а в моем случае это еще и хорошо ложится на сюжет повести.
Хеймдаль — это сборная солянка из Марвела, скандинавской Мифологии и переводов Анны Блейз. Все сведения о его детстве взяты у Анны (причем действие там происходит задолго до эпохи викингов), в мифах о нем ни слова (кроме того, что рожден он девятью женщинами одновременно). На деле у него вовсе не глаза золотые (как в фильме), а зубы. А по сайту Анны Блейз, у него нет одного уха — обменял на совершенный слух. Насчет рога тоже есть расхождения: то ли он рог с собой носит, то ли тот лежит подле чертогов. Петух Гуликамби и рог Гьяллархон должны в будущем объявить о пришествии Рагнарека, если брать мифологию. И этот самый Рагнарек сильно портит мне всю малину. С точки зрения скандинавов, судьба предопределена, но это не мешает жить. То есть боги знают и о том, что свершится Рагнарек, и даже о том, кто с кем будет сражаться и кто кого убьет, но это знание никак не мешает им пировать в Асгарде и драться с етунами.
Но в повести так не получается. Если брать за аксиому, что при правлении Одина случится Рагнарек, то все телодвижения Тора и Локи, направленные на получение асгардского трона, бессмысленны. Они не могут стать царями, потому что Рагнарек обязан случиться во время правления Одина. Зачем сражаться за власть, если все равно ее не получишь? Совсем другое дело, если имя перейдет по наследству (а такие случаи в истории бывали, правда, мне встречались больше на Востоке). В той же Японии у аристократии не было как таковых имен. Людей называли по должностям. Первый Советник или Начальник Стражи. Когда человек занимал новый пост, его имя изменялось. То же касалось и женщин. При этом буквально у всех были прозвища, по которым они обращались друг к другу (например, Снежный Рассвет), а вот имен в нашем понимании не было. Даже у принцесс вместо имен были порядковые номера (Принцесса Первая, Принцесса Вторая, Принцесса Третья). Я эту идею эксплуатирую в Етунхейме, где тоже нет имен, но частично они и для Асгарда пригодится.
Что касается Эйвинда, то он мне в этой повести вообще не был нужен, но когда встал вопрос о том, кто должен изображать Джейн на Земле, то пришлось достать его из «сундука». Я не верю, что напыщенный ас, бывавший в Мидгарде в последний раз 1000 лет назад, в состоянии сыграть мидгардскую женщину. Он даже поесть не сможет, не привлекая к себе лишнего внимания, что нам прекрасно показали в первом «Торе». Значит, мне нужен тот, кто на Земле бывал. Случайно пригодился уже разработанный образ. Ошметки его биографии, разбросанные по главе, не имеют на данный момент большого значения, и вряд ли Эйвинд мне здесь еще понадобится.
Гринольв, поднимающий молот Тора — идея не моя, а одного из членов фелага. Люблю исполнять чужие желания. Забегая вперед, скажу, что со Старком та же история: меня просили вставить приезд Старка в Асгард. Одному из читателей хотелось посмотреть, как бы Старк освоился в Асгарде. Много времени прошло, но просьбу я выполнила. Ответ банальный — никак, его бы казнили еще на подступах к высокому чертогу.
Почему Гринольв не смог сдвинуть молот, как только узнал, что он зачарован? Этот вопрос оставляю на откуп читателям. Может, прав Хеймдаль, верящий в магию слова, а, может, Гринольв просто вежливый и не стал разочаровывать Тора окончательно.
Отношения Хеймдаля и Разрушителя написались сами собой, я не продумывала их заранее. Спонтанно решила, что почему бы ему не быть тем самым асом, который отвоевал Разрушителя? То, что исполин происходит из мира читтаури — идея давняя, а вот как именно он попал к Одину, решалось буквально в последние минуты.
Кусок текста от имени Брюса нет особого смысла разбирать, его скорее стоит показать. В главе есть ссылка на альбом с фотографиями Исландии, где наглядно продемонстрированы и черные пески, и птицы, пытающиеся атаковать редких прохожих. Идти рядом с ними неприятно. Видео реки, текущей вверх ногами, тоже представлено в альбоме вконтакте. Вот с козами дело обстоит сложнее. В Исландии сплошные овцы. В сагах про коз пишут (та же коза асов), но лично я их не видела. А вот смородина есть. Мелкая и кислая, как и сказано в тексте.
Что касается рассуждений Брюса о Локи, то мне пришлось досконально вспомнить фильм, чтобы понять, что фанон, в котором Мстители прекрасно знают Локи, в корне неверен, поскольку Мстители его почти не видят. Они и друг с другом-то общались крайне мало, так как действие фильма заняло два-три дня. Но все же на Хеликарьере сколько-то времени Мстители вместе летели и какое-то представление друг о друге составить могли, но вот о Локи хоть какую-то значимую информацию имеет только Бартон. Все остальные с ним едва знакомы. Вторая часть рассуждений посвящена вопросу, кто же станет царем Асгарда. Это странно: фильмов с участием Тора выпустили кучу, но мы ни разу не видели ни его попыток кем-нибудь править, ни хотя мы рассуждений на эту тему. Про царствование он бросается только абстрактными фразами, кто там суть правления понимает, а кто нет. Оценить его воинский талант мы можем, а вот какой-либо еще — нет.
Что касается вопроса деторождения, то мне пришлось заняться подсчетами, но в конце конов (спасибо экологии, на которой мы очень подробно все разбирали) получилось, что при наличии трех-четырех детей у почти каждой здоровой женщины и стремящейся к нулю детской смертности проблем с приростом населения нет. Другое дело, что если все привыкли, что детей должно быть семь-двенадцать, а их резко стало меньше, то кажется, что проблема есть. На деле же ее нет. По крайней мере, пока по народу не прошлась очередная война.
Разбор сто девятой главы
Две трети этой главы вставные. Когда я расписывала план, главы как таковой не было в проекте, только сценка встречи с етуншей, вставленная в другую главу, но у софелаговцев много хороших идей, которые я с удовольствием воплощаю. Одному захотелось проиграть со мной и вставить в текст диалог Локи и Отал сразу после ухода друзей Локи, другому нравится рассматривать, как земляне реагируют на деятельность асов. Приятно, когда люди, с которыми ты работаешь, так увлечены повестью.
В первой половине главы особенно не на что обращать внимания. Локи демонстрирует Отал свою силу и скорость реакции, и в последствии именно благодаря им ее оглушает. Отал, как и большинство поселенцев, хочет обратить Мидгард в рабский мир, дойную корову для Асгарда — идея выгодная, но очень опасная, учитывая технологии людей. Отал хочет убить царевну, но на деле не готова к этому, поскольку никогда не убивала, и в этом плане Хагалар совершил ошибку: он передал свои знания магам поселения, но не научил их убивать, применять полученные знания на практике. В данном случае промедление оказалось решающим. Также всплыли карты с видами Канар: много глав назад, когда Раиду впервые попал на Землю, один из логистов Мидгарда попросил его передать Ивару карты с Канар. Они, наконец-то доехали до Асгарда и даже попали в руки к Локи.
ЩИТ не может найти магов. Я долго раздумывала, каким образом можно было бы отличать магов от людей. Пришлось смотреть различия между неандертальцем и кроманьонцем, а также различия в физиологии людей и человекоподобных обезьян. Получилось, что обычных асов отловить почти невозможно (единственный беспроигрышный вариант — геномный анализ), а магов — только если каким-то образом просветить их насквозь и обнаружить вторую кровеносную систему (магическую). Правда, обнаружить ее можно случайно в ходе какого-нибудь исследования, поэтому лучше асам-магам ко врачам не ходить (впрочем, логисты, в основном, не маги).
Обычных же земных магов (среди которых Доктор Стрэндж) ЩИТ не может найти, потому что в повести они не нужны… А если серьёзно, то их так мало, что вероятность случайного нахождения довольно мала. Или надо наткнуться на храмы, а они хорошо защищены. Ведь, как нам показали в фильмах, маги защищали город от читтаури, но даже такого явного вмешательства ЩИТ не заметил.
Данные о терроризме и количестве жертв взяты с официального сайта. Просто повезло, что в начале 2014-го года жертв действительно было больше, чем в начале 2013-го.
Панспермия, которую поминает Мария — это занесение жизни на Землю из космоса. Теория, изначально выдвинутая Анаксагором в пятом веке до нашей эры и введенная в обиход в конце девятнадцатого века Рихтером.
Также Мария поминает много разных существ из мифов и литературы: «маги в черном и с меткой-черепом» — отсылка к Пожирателям Смерти из «Гарри Поттера», ктулху — исполинское морское чудовище из романа «Зов Ктулху», Амимитль — ацтекский бог озер и рыбаков, Тлалок — бог дождя и грома.
Разбор сто десятой главы
Вот мы и добрались до последней сцены, которая была продумана в 2012 году. Еще летом 2012 года, когда я только размечала повесть (и думала, что в ней будет в два раза меньше глав и писаться она будет в два раза быстрее), у меня был макет сцены раскопок могилы матери. Наконец, мы до него добрались. Причем должны были еще в 81-й или 82-й главе, но сюжет вильнул хвостом, и сцена отодвинулась на 30 глав и 3 года… Страшно звучит. Разумеется, изначальные наброски сильно отличались от конечного результата. Неизменной осталась идея ненависти матери и ее нападения, а вот кто спасает Локи — было неизвестно до последних дней. Это мог быть сам Локи, Хагалар, Один, более того, был у меня вариант и смерти Локи и обращения его в драуга, но в конце концов победил вариант с сестрой.
Локи рассуждает о смерти от духов и считает, что в слухах повинны «микробы, грибы и водоросли» — далеко не все из естественной науки он выучил, раз приплетает к микробам водорослей.
Лошадь — действительно одно из стандартных жертвенных животных наравне с собаками, петухами, а раньше и людьми.
Язык Етунхейма со всеми вариациями списан с японского языка, хотя и не во всем. Из самых ярких особенностей японского: старшие братья и сестры обращаются к младшим по именам (как и у нас), зато младшие к старшим имен не употребляют, а говорят «анэ-сан» и «ани-сан» (сокращается до «нэсан» и «нисан») — «госпожа старшая сестра» и «господин старший брат». Разделение общества и затворничество женщин тоже чисто японское, а вот сказки — уже дань древнему матриархату, который, к сожалению, письменных источников не оставил. То же и с именами (точнее, с их отсутствием) — это типичная японская традиция, распространенная особенно сильно у аристократии. Кстати, обратите внимание, что Локи ни разу не определяет для себя царевну как Старшую или Младшую. Все дело в том, что он понятия не имеет, какая именно сестра перед ним.
Ивар свободно говорит на кучи языков Етунхейма, потому что много лет был там логистом, а он достаточно дотошен, чтобы выучить хоть какой-то женский язык на всякий случай — с той же Менглед общаться, например.
Летоисчислением и памятными датами я занялась около двух лет назад. Теперь у меня есть примерный календарь событий последних трехсот лет по нашему исчислению. С месяцами и числами все понятно, вопрос в страшном годе. С летоисчислением все было не так-то просто, поскольку в разных мирах старение происходит по-разному, но я решила все же дать Девятимирью хоть какой-то стабильный общий календарь. Каждые 150 асгардских лет начинается новая эпоха с нуля (идея взята из Японии: там новая эпоха начинается с воцарения каждого нового императора, а многие из них получали трон в младенчестве и отрекались года через три).
Обратимся к спору фелага, где Ивар показывает себя не с лучшей стороны. Ивар писался с человека, который прекраснодушен, любит друзей, но самый настоящий трус, поэтому он бы никогда не пошел на смертельный подвиг. Также и Ивар, хотя оправдывает он себя тем, что спасает Беркану. Обратите внимание, что Лагур вовсе не против самоубийственной выходки Раиду.
Рабы Локи — тема интересная, и она будет раскрыта через пару глав, пока скажу только главное — то рабство, которое известно всем нам по фильмам, мало общего имеет с огромным количествам государств рабовладельческого строя. В реальности отношения «раб-хозяин» сильно отходили от стандартного садо-мазо с погаными зажравшимися господами, которые без конца лупят бедных, несчастных, голодных рабов, мечтающих только о свободе. Для тех, кому интересно, посмотрите, что такое рабство хотя бы в Риме: как люди сами себя могли продать в рабство, к примеру, причем с и без права телесного наказания.
Разговор Локи и Хагалара… На деле мне в эту главу захотелось вставить дворец и что-нибудь про Хагалара, но дворец не попал, а Хагалар стал воспоминанием. В воспоминаниях о Тени можно выявить черты вполне реальной исторической личности. Что же касается сокровенного вопроса: прав ли Хагалар и действительно ли Локи не может иметь детей — то тут могу посоветовать внимательно перечитать главу. В ней почти прямым текстов сказано, почему старшие братья Локи не были женаты, несмотря на возраст. А сам разговор Хагалара и Локи придуман в июле прошлого года во время сбора вишен — давно мне в голову не приходили такие красивые диалоги во время физической работы.
Описание могилы взято из оставшихся описаний разрытых курганов и данных современников. Обычно викинги сжигали покойных, причем при сожжении курган с вещевой комнатой все равно строили.
По поводу материальности ожившей души. В сказках говорится, что неуспокоенные души возвращаются к страдальцам и уводят их с собой. Причем, судя по описанию — физически, за руку, значит, они вполне осязаемы.
Идея, что Локи надо бы починить то, что он порушил в Етунхейме — не моя, а софелаговца, который ее у себя использовал еще в 2013-м году… Имеет ли плагиат срок давности:)?
Обмен оружием — существующая практика, хотя в Скандинавии я ее не встречала, но идея, что, отдавая свою вещь, ты отдаешь часть себя — проходит краеугольным камнем по многим мифам.
Разбор сто двенадцатой главы
Первая же сцена в этой главе не моя: я не собиралась продолжать линию Отал, но, когда бываешь в гостях у софелаговца, то идеи начинают просто бить ключом, так и родилась первая половина главы. Получилось лучше, чем я думала, поскольку удалось приплести заодно немного забытого в последнее время Ивара-2.
Вирус, успешно созданный естественниками поселения, в связи с событиями последнего года становится политическим, хотя он был создан задолго до пандемии да и эффект от него гораздо сильнее (почти стопроцентная летальность), но всё же.
Об исследованиях Ивара, признанных всеми народами Девятимирья, будет говориться впоследствии, когда Локи и Брюс вернутся в поселение. Пока же важно помнить, что наука, идущая от фактов и доказательств, далеко не у всех народов была в чести. Что считать истинным и как именно доказывать свою точку зрения — вопрос, дискуссионный на ранних этапах развития человечества.
«Добродетели царя» на самом деле являются скорее добродетелями полководца, либо же просто любого вышестоящего (в виду того, что царей в Исландии не было), но они действительно существовали и звучали именно так: так что сила и ловкость действительно идут через запятую вместе с жертвоприношениями и пирами. Отдельно стоит подчеркнуть, что ни ум, ни житейская мудрость в добродетели не входили, так что речь, безусловно, шла скорее о лидере военного похода, чем некоего мирного социума.
Ивар говорит о «позоре Отал». Он имеет в виду, что ученик превзошел учителя, не будучи искусным магом. На деле обучение у Отал — позор, в первую очередь, для самого Локи с точки зрения обычных асов (которым просто повезло ничего не знать), ведь Отал и отверженная, и женщина.
Проблема подарка, с которой сталкивается Беннер, существовала в Скандинавии. Подарки от вышестоящих (даже деньги) не тратились, не передаривались, а хранились как зеница ока, потому что вместе с подарком переходила и часть удачи (и прочих хороших качеств дарителя). Любой вышестоящий удачлив по определению, иначе он не был бы вышестоящим.
Фотографии тупиков вы можете найти в группе, посвященной повести. Это действительно нелепые птицы, по-немецки именующиеся «ныряющие попугаи», но при этом умудряющиеся перелетать. Тор постоянно общается с Сиф, увлеченной птицами настолько сильно, что даже Локи (общающийся с ней гораздо меньше) в курсе, когда именно они перелетают. А вот Тор всю ненужную информацию пропускает мимо ушей. Зато Тор неплохо замечает простые несостыковки, на которые многие не обращают внимания, вроде того что ученые, сидящие взаперти, знают количество тупиков в Асгарде.
Ледники в Исландии доступны: отдельные языки спускаются на уровень моря и занимают все пространство между, положим, двумя горами. Плотный снег (не лед) там действительно черноватого цвета из-за пепла. Пройти по ледникам без специальной обуви практически невозможно: переуплотненный снег почти равен льду. А еще в леднике есть узкие расщелины, заполненные водой, и если упасть туда, то с концами.
Тор и Локи наконец-то хоть немного находят общий язык. Что касается имен, то в Исландии существовала интересная традиция: называть всех членов одного рода именами, содержащими общий корень. Также было принято давать ребенку имя недавно почившего родственника (таким образом новорожденный оказывался связанным с умершим, что напоминает христианскую идею ангела-хранителя). Локи не совсем верно оценивает собственное имя: в Етунхейме имен нет, поэтому его собственное не может быть похожим ни на что. У Одина было несколько причин назвать его именно так, но подробнее об этом позже.
Локи увлечен идеей модернизации Асгарда, Тор считает, что главное — спасти мир от агрессора. В некотором смысле правы оба, и если бы им пришло в голову объединиться, а не отчаянно спорить, то у них даже что-нибудь бы вышло.
«Девушка» в том смысле, в каком мы сейчас порой используем это слово, — порождение исключительно двадцатого века. В ранние времена (даже 19-й век) найти слово «девушка» в художественной литературе довольно сложно (поэма Жуковского «Светлана» — редкое исключение). Скорее были в ходу «барышня» и «девка», в зависимости от сословия.
По факту, весь разговор Локи и Тора — один большой испорченный телефон: братья в упор не слышат и не понимают друг друга, каждый говорит о своем и готов до хрипоты убеждать другого в своей точке зрения, а договориться они даже не пытаются.
Разбор сто тринадцатой главы
Мда, когда я писала повесть до конца, то глава 113 была последней. Кто же знал, что столько всего добавится по ходу дела.
Первая часть 113-й главы написана чуть ли не спустя пару месяцев после всех остальных. Я думала, что пишу первый кусок 114-й, но по времени это оказалась 113-я. И этого эпизода не должно было быть в принципе, но определенные события в жизни, а именно: кардинальная смена (на данный момент, может, потом вернемся к изначальному сценарию) финала и жизненные неурядицы буквально вынудили написать первые две с половиной страницы. Причем и по настроению, и по фразам это вообще не про Хагалара, а про Гринольва, но в данном случае именно такое его поведение пришлось кстати. Да и логически легко провести связи: изначально у меня получалось, что Хагалар узнаёт о визите царевны и… ничего не делает, никак не реагирует, но, учитывая, что случилось с Локи после ее первого приезда, он не может позволить себе такую беспечность. Разговор с Отал был проигран вконтакте, был в два раза больше и проигрывался под совершенно иное настроение: со стороны Хагалара лишь взволнованное, а не злобное. Прямым продолжением этого куска станет 114-я глава, когда Локи вернется в поселение и столкнется с Отал и Хагаларом.
Пока что мы путешествуем с Тором и его спутниками по Исландии и забредаем в гористую местность. Как и в большинстве древних обществ, женщины Асгарда не выходят за пределы родных мест. И не потому, что им запрещено, а потому что просто некуда.
Мечты Фену на половину типично женские (родить сына от сильного мужчины), на половину типично мужские (испить кровь противника и сделать кубок из его черепа: у многих древних народов было принято делать украшения из костей побежденных сильных противников, чтобы получить их удачу и доблесть (или съесть некоторые органы, к примеру, печень)).
Река, текущая в двух направлениях, существует, я видела ее лично. Скорее всего, это явление связано либо с близостью моря: река течет к морю, но море выталкивает воду обратно, особенно в прилив; либо с маленьким островом в середине реки, вокруг которого получается круговорот. В любом случае река, текущая одновременно в две стороны, в свое время поразила меня, и не вставить ее в повесть было бы кощунством.
Медичка, владеющая английским — редкое явление на хуторах Асгарда. Локи и Беннер могли бы сообразить, что просто так женщина не стала бы учить современный язык Мидгарда…
Про имена говорилось в разборе прошлой главы. Добавлю только ремарку к реплике «или использовать одно из предсказанных имен Рагнарека». Особенность скандинавской мифологии — это полная, безоговорочная покорность судьбе. Боги с самого начала знают, как случится Рагнарек, кто на кого пойдет войной, кто от чьей руки погибнет и что случится после. Но не делают ничего, чтобы предотвратить свою судьбу. Учитывая, что в моем Асгарде не одно поколение, а есть сменяемость, то, как только стало известно о пророчестве, надо было к нему подготовиться и получить асов и прочих существ с «правильными» именами. «Локи» — имя не аса, а ледяного гиганта, к Асгарду не имеет никакого отношения, если брать реалии скандинавской мифологии; если брать реалии повести, то «Локи» — искаженное древнеетунхеймское слово «лаугиэ», которое Один как услышал, так и записал, так что, с точки зрения етунов, «Локи» — такое же «черт знает что», как и с точки зрения асов.
Сарай, в который направились Тор и Фену — это не каменная и не деревянная постройка, это вырытая землянка в холме, поэтому света в ней почти нет.
Свиньи в Исландии почти не водятся, потому что их очень сложно кормить. Лично я видела только огромное количество овец и лошадей, а также несколько птичьих дворов (причем в черте современной столицы). Но считается, что при заселении Исландии и в первые несколько столетий разнообразия домашних животных было гораздо больше (как и лесных массивов), так что будем считать, что у нас в Асгарде период с кормом для свиней.
Фену считает, что Брюс кормился в поселении человечиной, но она ошибается: Беннер не ест в общей столовой, ему сервируют стол рабы Локи, а царевича едой снабжает дворец.
«Поднять молот нельзя, а разрисовать можно» — шутка из той же оперы, что и «если лифт поднимает молот, то является ли он достойным»?
Во время драки с Тором Локи вспоминает, как Хагалар пугал его после нападения в лабораториуме. Тогда он тоже воспользовался кинжалом, которым оставил тонкую полосу на шее. Локи мечтает отомстить Хагалару, но пока отыгрывается на Торе.
Что касается управления Мьельниром: если верить фильмам, то молот разбивает черепа направо и налево, соответственно, драться им с кем-то, кого не хочешь убить, невозможно. Но это крайне неудобно: не всегда ведь нужно уничтожить противника, часто достаточно только взять в плен или оглушить, так что логично предположить, что Тор может контролировать силу молота.
Вопрос о том, кто кого пытался убить, поднимался в повести неоднократно, и ответы на него давались разные. Какой верный — каждый читатель может решить по-своему.
Разговор о рунах несколько раз возникал в моем фелаге: у меня спрашивали, почему я дала персонажам те или иные руны, пытались интерпретировать, учитывая современные значения. Но ответ прост: по звучанию. Я не смотрела значения рун, когда придумывала имена основной пятерке отверженных. В этой главе читатели, наконец, могут познакомиться со значениями рун. У них есть прямые значения: из самое простого и понятного «иса» — «лед» (современный английский «айс») и «дагар» — «день» («дэй»). «Хагалар» постепенно превратится в немецкое «эс хагельт» («идет град»), «раиду» близок к немецкому «райзе» (путешествие). Это все были прямые значения рун, их перевод (поэтому Локи и называет их «идеограммами»), но у рун есть также и значения, которыми занимается рунология (разнообразные гадания на рунах). Оттуда взяты сведения, что «хагалар» — «разрушение», а «беркана» — «духовный и физический рост». Магия рун тоже существует, причем вроде как ее практикуют до сих пор, но о ней я ничего не знаю.
Смерти скандинавы уделяли очень большое внимание. Погибнуть в постели от болезни для настоящего воина ужасно. Достойная смерть — только в бою, когда твою душу забирают валькирии в чертоги Одина. Страшна не сама смерть, а недостойная смерть: подобные мотивы можно найти и у западных, и у восточных народов. Говорят, что викинги доходили до того, что закалывались мечом, если понимали, что смерть от болезни неизбежна.
Продолжая тему смерти: Фену оставила свою жертву в загоне для свиней, надеясь, что свиньи ее съедят (свиньям все равно, что есть), но немного просчиталась: полностью аса они съесть не успели (или не захотели, все же ночью все спят).
Разбор сто четырнадцатой главы
Для описания «пыток» Фену пришлось потрудиться: мы с одним из софелаговцев потратили пару часов еще в августе 2020, чтобы разобраться, как именно надо связывать и как лучше преподнести пытки. Нашли много интересных поз и способов связывания.
Фену повезло: обычные асы не признают в ней отверженную, во-первых, из-за одежды, во-вторых, из-за того, что она сопровождает царевичей (которые не подпустили бы отверженную к себе). Идея скармливать аса свиньям взята из серии «Следа». Для ее воплощения пришлось свиней завозить на хутор, хотя на самом деле в Исландии их не разводят.
Рассуждения Локи скоро ему аукнутся. Он действительно не очень представляет себе, что происходит в поселении на самом деле, хотя и пытается его контролировать.
Разговор с Отал мы проигрывали вконтакте, и он был раза в два или в три больше, но целиком не влез. Появление Хагалара тоже проигрывалось, но было сильно изменено при формировании главы. «Поразительное сходство», — эта фраза Хагалара аукнется еще не раз (особенно в 120-й главе, очень советую запомнить). В этой же главе объясняется, что Хагалар сравнивает Локи с матерью, но впоследствии (глава 120) будет другое сравнение, которое создаст, в некотором роде, равнобедренный треугольник. А много глав назад в сцене на кладбище (Один и Локи) один думал, что Локи похож на мать.
Странное поведение Хагалара скоро разъяснится, как и некоторые его тайны (удобно иметь написанный финал — к нему подводить проще, чем к некой абстракции). Как и прояснятся его отношения с Алгиром.
Часть фраз Локи, обращенных к Хагалару, в поперсонажной игре вообще принадлежала Гринольву и произносилась в совершенно иной ситуации. Удивительно, как порой фразы из ролевой игры находят свое место в повести.
Разбор сто пятнадцатой главы
Убийства в древней Скандинавии и в двадцать первом веке — вещи очень разные, что очень сильно коробит Беннера. Во многих странах (в том числе в Исландии) неприлично убивать исподтишка или руками рабов, ночью и прочее. Также неприлично грабить… А вот сперва убить, а потом ограбить — уже вполне прилично. Разумеется, вышестоящие имеют власть над нижестоящими вплоть до убийства (но если нижестоящих много, то вышестоящему стоит побеспокоиться за свою жизнь).
Рассуждения Тора о том, какие убийства выносятся на тинг, а какие — нет, правдивы. Тинг (он же суд) решал межклановые проблемы, проблемы семьи решала сама семья (по крайней мере, мне не удалось найти подтверждений обратному). И в этом есть логика. Обычное наказание по суду — штраф, но какой штраф можно наложить на члена своей же семьи, когда у тебя все общее? Прочие объяснения Тора (вроде преступлений, караемых смертью) тоже взяты из исландской жизни.
Вот медицинская система взята скорее из начала 20-го века (первые годы СССР, когда врачей рассылали по деревням). Разумеется, в древние века ничего подобного быть не могло. Умели ли исландцы считать, а если умели, то кто их учил (купцы то точно должны были уметь) — загадка.
Тор впервые чувствует в вине яд — Фену перестаралась, налила слишком большую дозу. Беннер замечает ее нервозность (у нее дрожат руки), но не предает этому значения.
Сама же Фену подозревает Хагалара и Царицу Листиков в длительной и глубокой связи. Она права, хотя и интерпретирует неверно.
В отрывке, посвященном Гринольву, достойно упоминания только его отношение к женщинам: он относится к ним уважительно что в собственном доме, что на поле боя, и это отличает его от обычного аса. Уже из-за одного этого уважения он не мог бы носить титул дренга: он не обладает всеми добродетелями асов (уважение к женщинам, особенно к побежденным, туда не входит). Описание удачливого, достойного воина с точки зрения скандинавов, сильно расходится с современным уголовным кодексом и понятиями о морали.
Фригг беспокоится о здоровье Одина и боится нового сна. Это коррелирует с опасениями самого Одина несколько глав назад.
А Тор, тем временем, чувствует себя всё хуже и страшно устает — яд начинает действовать, о чем никто не догадывается.
И, наконец, разделка покойника перед поединком. Списана с настоящего вскрытия, которое я в свое время наблюдала и записала. Наконец-то удалось показать досконально, чем же отличаются маги от не магов (и читателям, и себе). Врач описывает похоронный обряд, принятый в Исландии (да, стену действительно ломали, а потом восстанавливали), хотя на деле, разумеется, с телами происходит то, что описывал Ивар Локи в одной из глав — их перерабатывают. По описанию трупа можно понять, что он не первой свежести, так что Брюса обманывают, когда говорят, что маг умер будто специально прямо сейчас. На деле это попытка деморализовать противника.
Разбор сто шестнадцатой главы
Наконец-то состоялся поединок, которого все так ждали. В подготовке к нему обращают на себя внимание к нему несколько мелочей.
Во-первых, умение Фригг развеивать тучи. Тор, когда сердится, тучи призывает, Фригг наоборот — чем не признак прямого родства? (Хотя по мифологии Фригг матерью Тора не является, а разгонять облака может).
Во-вторых, впервые упоминается такое понятие как «фюльгья», которое впоследствии очень пригодится. Мы уже не раз говорили, что с точки зрения скандинавов душа не едина, а состоит из нескольких частей, так вот фюльгия — это дух-хранитель общей души и по совместительству часть души. Она встречается вомногих сагах. Считалось, что встретить свою фюльгью — к смерти. Также она могла сражаться вместо человека на поле боя, пока тот лежал в палатке в трансе. А еще фюльгий врагов можно видеть во сне в образе троллей или животных — это что-то вроде знамений.
В-третьих, одежда Гринольва. Сохранилось очень мало свидетельств того, что носили в языческую эпоху, поэтому одежда скорее всего соответствует более поздней моде («скорее всего» потому что Исландия практически не менялась до двадцатого столетия, и вряд ли модные веяния континента доходили до острова). Головные уборы вызывают отдельный интерес, особенно женские. Мужские относительно похожи на классические европейские.
В-четвертых, поведение Беннера, пронизанное современными представлениями о дозволенном, вызывает у асов исключительно негативную реакцию: он на людях целует отверженную поселенку, он без всякого пиетета обращается к Гринольву да еще и открыто подозревает его чуть ли не в трусости. Не менее непристойно ведет себя Хагалар, смея отвечать вместо Одина, хотя в некотором смысле он спасает ситуацию, потому что поведение Беннера таково, что Один просто не может ему ответить, чтобы не потерять лицо. В-пятых, ставки — азартные игры вроде лошадиных или петушиных боев имели место и пользовались определенной популярностью, так что в данном случае выражение «делать ставки» употребляется в прямом значении.
И во время поединка, и после него обращает на себя внимание слабость Одина — как было сказано раньше, Локи с Тором прервали его сон два года назад, что плохо сказалось на здоровье отца.
В море, где барахтаются Гринольв и Беннер, плавают всем известные чайки и мало кому известные глупыши — птицы из семейства буревестниковых, — которых непосвященный примет за обычную чайку.
Молот Тора — один из самых загадочных феноменов франшизы. В первом «Торе» Один говорит, что молот выкован в сердце умирающей звезды, в третьем «Торе» нам показывают саму звезду. В «Эре Альтрона» герои спорят, кто сможет поднять молот и считать ли достойным лифт, если он поднимает Тора вместе с молотом. В последних «Мстителях» Капитан Америка таки молот поднимает… И все как-то упускают из виду тот факт, что в первом же «Торе» Один легко призывает молот к себе прямо из руки Тора, зачаровывает его и бросает в Мидгард. То есть получается, что молот всё же игрушка Одина, и это он решает, что и как с ним делать. Он может его отобрать в любой момент, то есть он достоин по определению и сильнее молота, раз может его зачаровать: «Кто будет достоин, овладеет силой Тора». Поэтому в моей версии Один спокойно кладет руку на молот и таким образом лишает Тора возможности спасти друга.
Наконец-то Один и всё окружение Тора сбрасывает маски. Фактически Тор остается один. Он чувствует себя так, как обычно описывают состояние Локи: предательство со всех сторон. Учитывая легкий характер Тора, он не замечал того, что творится вокруг, и, что самое ужасное, сам подвел друга под падение в Бездну — ведь это он, пусть и науськанный собственным окружением, настойчиво предлагал Беннеру поединок в течении многих месяцев. Обычно дворцовые асы противопоставляются поселенцам, но в данном случае они сработали вместе, пусть и исходили из разных предпосылок: дворцовым дико, что наследник не просто якшается с людьми, а явно отдает им предпочтение; а поселенцы защищают честь Локи.
Таинственная незнакомка Гринольва сыграет огромную роль в последующих главах и приоткроет завесу над прошлым огромного количества персонажей. Её роль формировалась годами и теперь, наконец, мне предельно ясно, что с ней делать. Потребовалось несколько лет, чтобы развить ее образ. Удобно писать роман годами — есть время оформить в действующего персонажа даже самый смазанный образ.
Идеи, которые высказывает Ивар, кажутся Локи безумными, но, на мой взгляд, они теоретически осуществимы. Пока никакая более здравая идея насчет порабощения Мидгарда мне так в голову и не пришла, но поскольку порабощать по повести точно не придется — для этого нужно слушком много времени, за год-два Мидгард не перестроишь — то я и решила вставить имеющиеся наработки через призму добродушного Ивара. Поселенцы пока во всем следуют за Локи и думают только о его благе и о благе Асгарда — именно это желание творить добро станет катализатором последующих событий. А вот сам Локи уже ни во что не верит, в первую очередь, — в свои же собственные идеи. Только вот отменить их мановением руки не может.
В пьяном бреду Локи вспоминает свои приключения в Бездне, которые придумывались мною задолго до того, как появилась информация о камнях бесконечности, поэтому канону его приключения не соответствуют вовсе. Впрочем, для повести это неважно.
Поминки Беннера проходят в не асгардском стиле. Плакать и убиваться по покойникам было непринято. С другой стороны, Беннер не умер, он просто исчез, и своим исчезновениям разрушил жизнь Тору. Фактически Тор пришел к тому, с чего когда-то начинал Локи: не просто все его мечты разбиты, но и вера в друзей и родителей пошатнулась, как и вера в асов. Один надеется, что таким образом Тор забудет о людях и будет отстаивать интересы асов, но не добьется ли он ровно противоположного эффекта?..
Разбор сто семнадцатой главы
Хагалар вспоминает об обучении Тора. Речь идеи о договоре, заключенном в те дни, когда Локи валялся без сознания во дворце. Тогда Тор проникся к Хагалару большим уважением и изъявил желание познать суть правления с его помощью. Правда, потом узнал, что Хагалар клятвопреступник, и его пыл несколько поугас.
Хагалар поминает Бьерна — его имя уже несколько раз мелькало. И именно его сын, напоминаю, притворился Джейн в Мидгарде и впоследствии застрелил ее. Так что на самом деле он то как раз мог бы помочь с обменом золота на серебро, но Хагалар об этом не знает.
Как обычно, герои друг друга не понимают. Хагалар неверно интерпретирует мрачность Локи из-за смерти Беннера, и для себя решает, что если не удастся склонить Локи добровольно к переговорам, то превратит в послушную марионетку. Благими намерениями выстлана дорога в ад.
Вторая часть главы — разговор Локи и Хагалара — была проиграна, правда, не в реальности, а по контакту, весной 2021-го года — и вошла в окончательный вариант почти полностью. Причем основным оформлением диалога занималась не я. Получилось очень здорово. Я долго не могла себе представить, как могут договориться Локи и Хагалар, но при проигрыше по контакту все получилось само собой.
Несовершеннолетие Локи, возможно, многих удивило. Еще в 2012-м году фраза «Ты добьешься всего в будущем, а пока дождемся твоего совершеннолетия» из уст Хагалара должна была стать финальной точкой, которая разрубала бы все противоречия и странности повести, но развитие сюжета решило иначе, и возраст Локи пришлось вскрыть за несколько глав до конца. Именно из-за возраста Хагалар опекает Локи и никого к нему не подпускает, именно из-за возраста Локи не трогал девиц в Бездне и прочее. На самом деле вычислить его точный возраст не составляло труда, и некоторые читатели сделали это еще в первых главах: его точная дата рождения известна, а в повести много раз говорилось, что возраст человека и аса соотносится как 69 к 1. Почему я считаю Локи столь юным? Потому что только переходным возрастом можно объяснить ту фигню, что творили и Локи, и Тор в первом «Торе» — их поведение точно не было похоже на поведение взрослых особей. Ну а внешность… Если посмотреть на фотографии юных особ столетней давности, то вы не увидите тех детей, к которым привыкли сейчас. Тяжелые условия жизни, непосильная работа, болезни, из которых выходили с ужасными последствиям, а, главное, пьянство — всё это вовсе не способствовало длительной молодости в нашем понимании.
Хагалар поминает связь, которой связал себя с Локи, когда Один и Фригг собирались убить его во дворце. Локи в эту связь не верит и смотреть магические линии не желает, но и отрицать заботы Хагалара не может. То есть получается, что он Хагалару должен, а в Скандинавии это очень многое значит.
Гобелен с оленями, изначально появившийся в повести как шутка во время сцены устрашения Локи после калечения Раиду и Ивара, постепенно стал символом дома Локи — теперь почти в каждой сцене что-то случается с гобеленом с оленями. Причем в Исландии олени не водятся.
Третья часть главы, посвященная Гринольву, должна была стать полноценной главой и быть в два раза больше, но не срослось. Еще в марте 2020-го года мы с одним из софелаговцев, который приезжал ко мне в гости, решили, что будет интересно устроить встречу Орма и Гринольва (хотя когда-то я обещала читателям, что в повести Орм не появится). Мы играли весь вечер, записывая игру на диктофон. Сцена начиналась с появления Гринольва в доме Царицы Листиков. Дальше шел небольшой разговор между ними (он вошел в повесть почти полностью с небольшими купюрами), а дальше герои переносились в Ванахейм, где Царица Листиков оставляла Гринольва и Орма наедине. Их разговор шел еще не меньше часа реального времени. Это была очень сильная сцена, к концу которой мы с подругой рыдали на пару. Это был огромный выброс эмоций, и я с ужасом думала, как же всё это переносить на бумагу.
И вот настало лето 2020-го. Мы снова встретились, я прослушала весь записанный разговор и перенесла его на бумагу. Мы давно так не смеялись. Разговор, который в марте казался нам невероятно сильным, походил на бред сумасшедшего. Большего количества глупостей, несоответствия характерам, пафосных речей представить себе было трудно. Мы смеялись до упаду, когда читали получившийся текст. Вот пара особенно забавных моментов:
Орм: Как ты здесь оказался?
Гринольв: Это очень длинная и печальная история. Я долго ждал тебя, а ты так и не пришел!
(Больше чисто женских истерик и обвинялок в уста непобедимому полководцу Асгарда!)
Гринольв рассказывает о своем пленении. Орм на это: Ты был так близко. Я искал тебя четыре года, а ты был так близко!
(Больше пафоса в уста древнего старика!)
Гринольв: Я давал Одину клятву верности, а я свои клятвы не предаю. Мои татуировки играют для меня огромную роль.
(Без комментариев)
Орм: Единственный, кто был сильнее тебя в Асгарде — это Один (Ага, а еще все маги, поскольку Гринольв не обладает магией вообще). Все советники, да, мы обладали властью, были даже магами, (Да неужели советники обладали властью, кто бы подумать мог? Да еще и магичить могли — ну просто вау!) кто-то был хорошим магом, у нас у всех были связи, и неважно, в любом случае сильнее тебя в Асгарде был только Один. Только Один мог это сделать.
И прочее. В общем, стало понятно, что разговор надо переписывать с нуля, а занимал он 9 страниц (то есть был равен той главе, что вы только что прочитали). Мы думали-таки разговор переписать, мой софелаговец вроде как даже обещал это сделать, но у нее руки так и не дошли, у меня тоже, и я решила, что можно оставить только первую половину разговора и сделать ее по-настоящему сильной. По большому счету встреча Гринольва и Орма ничего не даст и никакой радости никому не принесет. Вот так и получилось, что малюсенькое вступление, которое должно было лишь открывать действительно сильный диалог, само стало сильным диалогом.
Но вернемся к главе:
«словно недавно повстречался с собственной фюльгьей» — встреча со своей фюльгией, о которой много говорится в последних главах, ведет к скорой гибели. Причем она может принимать самые разные обличья, так что как скандинавы определяли, что это именно их фюльгия, — непонятно. На деле Тору плохо, разумеется, не от падения Беннера, а совершенно по иной причине, но о ней никто не знает, особенно Гринольв.
Слухи, которые ходят о Сигюн, очень странны для асгардских реалий. Женщина в те времена не жила одна просто потому, что была не в состоянии ни защитить себя, ни прокормить. Поэтому Гринольва так удивляет, что она живет где-то вдали от своего рода, без мужа, сожителя или хотя бы взрослого сына. Не менее странно и то, что одиноко живущая женщина так легко открывает дверь и пускает незнакомца, даже если по одежде и может определить, что он из знатных. Несколько раз в тексте мелькает «белозубая улыбка» — ее тоже быть не может, потому что зубы в то время не чистили. Если люди были хоть немного зажиточными, то имели доступ к сахару и прочим излишествам, которые зубы разрушают. Впоследствии тайна белых зубов будет разгадана.
Гринольв и Сигюн садятся с противоположных концов стола. Обычно место во главе занимал почетный гость, а с другой садился хозяин — естественно, мужчина. Поэтому Сигюн, занимая типично мужское место, ведет себя дерзко и сразу обозначает свою позицию.
Исгерд — имя для меня новое. Сигюн обладательница нескольких имен, как и Хагалар. И человек, придумавший ее, больше всего любил имя Алиса (именно оно и являлось детским, изначальным), но меня очень смущало столь чужеродное имя в Скандинавии. И вот в 2020-м году, наконец, появилось еще одно имя — Исгерд, и именно его я решила использовать в повести. На деле история этого персонажа длится в игровой вселенной, посвященной повести, уже очень много лет (с 2013-го года). Имя, данное при рождении — Исгерд, имя, полученное у Орма, — Алиса, но чаще он называл ее Птичкой, а имя, которое она выбрала, сбежав от Орма — Сигюн. Так что вариантов много, я лишь решила соединить Исгерд и Алису в одно, избавив повесть от чересчур чужеродного имени.
С точки зрения Гринольва Сигюн стара, хотя с нашей точки зрения это и не так. Ему самому по-нашему 47, а ей всего лишь 50, но для Гринольва, учитывая, что он помнит ее четырнадцатилетней, это очень много.
Гринольв расспрашивает Сигюн о жизни и замечает, что у нее «трагическая судьба». Он имеет в виду, что раз она «была замужем», значит, муж погиб. Раз он не видит родственников в доме, значит, детей либо не было, либо тоже погибли.
Разбор сто восемнадцатой главы
Одна из самых сложных глав, которая дважды полностью переписывалась. Политика — дело тонкое и сложное и не могу сказать, что я в ней хорошо разбираюсь. Много лет назад, еще в 2013-м году, я знала, что кончится дело именно межмировыми переговорами (и это последняя сцена, предполагаемая изначально. В 2012-м году я считала, что Хагалар отведет Локи на переговоры, Локи после них решит сдать поселенцев отцу, о чем, разумеется, никому не скажет, а Хагалар будет прогнозировать ему прекрасное будущее после совершеннолетия). На этом должна была быть поставлена жирная точка: из друзей и семьи Локи выбирает семью, в заговоре не участвует, все рассказывает родителям. Мне повезло, что в 2013-м году повесть читала барышня-политолог. Она была столь любезна, что придумала (точнее, подкорректировала мои наработки) политику Девятимирья. Однако, когда я села сейчас писать, выяснилось, что многое не было учтено. Например, Радужный Мост. Я упустила из виду, что он оказался мощным оружием и что прочие миры не знают, что именно произошло и что сила Радужного Моста способна уничтожить любой мир. Если бы миры знали, то никогда бы не согласились на его строительство (по сути это атомная бомба в руках Асгарда, ведь можно напустить на любой мир Радужный Мост, основательно его порушить, а потом отключить обратно). Пришлось выкручиваться и сложными обходными путями раскручивать историю гибели Лафея. Аналогично с подробностями истории Лафея. Рассказывать правду Локи не выгодно, но и промолчать он не может. Пришлось вспоминать, как именно в древности контролировали вассалов — вдруг нежданно-негаданно всплыли посольства. Которые обязаны быть, но о которых не вспоминали на протяжении повести, потому что они были не нужны.
Описание миров частично взято из мифологии, частично — с сайта Анны Блейз. Обмен заложниками с Ванахеймом — это из мифологии. После последней войны (в которой камнем раздора стал приснопамятный Мидгард) в Асгард прибыли Фрейр, Фрейя и Ньёрд, а в Ванахейм отправились Мимир и Хёнир. Кочевники, осаждающие Ванахейм, — отсылка к «Тору-2». Идея, что етуны — полукровки инеистых и огненных великанов, взята с сайта Анны Блейз. Идея передачи имени по наследству — восточная. В той же Японии в аристократической среде имён как таковых не было, были должности — кто занимал ее, тот и получал соответствующее имя. Вот и у меня «лафей» — не имя, а должность.
Семя Жизни Нифльхейма взято с сайта Анны Блейз. По скандинавским мифам Нифльхейм и Муспельхейм — это два первомира, которые существовали до возникновения других миров и первых живых существ. На границе двух миров из льда и пламени появился великан Имир — первое существо, из тела которого позже были созданы другие миры.
Противоречия альвов и свартальвов немного упоминаются в мифах, но лучше раскрыты у Анны Блейз. Темные альвы когда-то были изгнаны из благословенного Юсальвхейма, приткнулись к цвергам, которым поверхность планеты не была нужна, и с тех пор вынашивали планы мести бывшим сородичам.
Сцена в доме претерпела колоссальные изменения. По изначальному сценарию объединившиеся Локи и Хагалар ночевали вместе, но оказалось, что это совершенно бессмысленный финт ушами, учитывая, что Локи засыпает и контролировать Хагалара не может.
Утром события развивались тоже иначе, поскольку в первой версии Хагалар с Локи отправлялись на переговоры вдвоем. Что было особенно смешно в контексте того, что Хагалар оставлял Локи один на один с недругами, телепортируясь то с одним заговорщиком, то с другим. Хочешь — убивай царевича, хочешь — бери в плен. Так на сцене и появились ученики Хагалара. Теоретически их пять, но Отал вызвала бы у Локи слишком неоднозначную реакцию, да и вообще с точки зрения большинства миров — женщина — это второй сорт, а женщины — боевые маги — дикость.
Представители иных миров всё сплошь заметные существа. Суртр и Синмара — вечные правители Муспельхейма по мифам. Среди светлых альвов нет ни одного известного имени, вот и мой посол оказался безымянным. По сайту Анны Блейз получается, что у темных альвов матриархат, поэтому прибывает женщина, но имени у нее нет ровно по тем же причинам, почему и у альва. Нарви — самый известный из карликов Нидавелира, он или его изделия встречаются в куче мифов. Трюм — самый знаменитый инеистый великан, герой мифов. История Нертус взята из мифов, а политическая власть Фрейра — с сайта Анны Блейз.
В первой версии главы терзания Локи по поводу «предавать/не предавать» проигрывались как бы на следующий день, а последней сцены с Хагаларом не было вовсе. Вместо нее Локи шел гулять по поселению, мило общался со всеми, играл в Птицу с фелагом и в конце концов принимал тяжелое решение рассказать о заговоре отцу. Но в результате бесед с фелагом был проигран довольно большой диалог между Локи и Хагаларом. Отдельные фразы из него и составили последнюю часть главы, которая в результате всех правок получила диаметрально противоположный конец (Локи решил остаться с заговорщиками).
Разбор сто двадцатой главы
Последняя глава, последние комментарии, все последнее. Консерватизм асгардской системы заметил еще Беннер, сейчас же мы видим его глазами асгардийки, а заодно узнаем прошлое Фригг. В Асгарде большие проблемы: нет достойного наследника и нет официальных распоряжений, а без них сделать заявление невозможно. Нужны родственники по крови мужского пола, а с ними большая проблема.
Сцена между Локи и Хагаларом заслуживает отдельного внимания. Много лет назад, в 2012-м году последней сценой в повести должен был быть разговор с Хагаларом в поселении, когда он пророчит Локи великое будущее, произносит сокровенную фразу «Дождемся твоего совершеннолетия», а Локи тем временем мечтает о его убийстве. Потом, с появлением фелага, то есть все еще в 2012-м году, концепция сменилась. Каждый член фелага предлагал свой конец, и я думала сделать целый веер концов. Четыре конца, и все они были написаны и дальше я планировала писать предысторию, где прямо расскажу историю каждого героя. Но все изменилось осенью 2020-го года. Уже были написаны все концы и повесть приближалась к своему завершению, когда я поняла, что даже четыре конца не решат проблему. Нельзя закончить повесть вот так вот резко, как нельзя закончить жизнь. Есть куча нераскрытых героев и куча возможностей их раскрыть. Было на одном дыхании, под песни Джем, расписано пробуждение Тени, и я поняла, что буду писать вторую часть. Да, ее можно не читать. В этой повести есть конец. Тор мертв, Локи на троне. Рано или поздно, но трон будет его, потому что он — единственный наследник.
Сцена перехода из темницы в подвал повторяет сцену после драки в лабораториуме. Немногим позже, во время наказания, впервые проявилась Тень (красные глаза, безумие Хагалара, буквально заставившее его снять кожу с любимого детеныша). Теперь же она окончательно вступила в свои права.
Смерть Тора — катастрофа для всех, в первую очередь — для бывшего триумвирата. Они свои жизни и судьбы положили ради появления хранителя Мьельнира, а он вдруг умер в молодом возрасте. Пророчество не сбылось. Неужто ошиблись норны?
Отдельный вопрос: кто виноват в смерти Тора? Локи, Хагалар, Фену, все поселение? Каждый герой будет отвечать по-своему.
Предложение Хагалар спустить в Бездну — отсылка к одному из концов повести, который читатели так и не увидят.
Хагалар предлагает Локи по сути искупление. Ты убил брата, но тебя простят, если ты совершишь геройские подвиги (и привезешь много ценной добычи заодно).
То, что предлагает Хагалар — сбежать, отринув честь; и тот путь, который избрал Орм — совершенно невозможны для древних людей с точки зрения морали, но наверняка именно так большинство и поступало. Героически погибнуть — почетно, но сбежать, чтобы сохранить свою жизнь — тоже можно. Другое дело, что Локи на такое ни в коем случае не пошел бы из-за гордости. В отличие от Хагалраа, у которого нет никаких моральных принципов.
Сцена с Фригг вызывает множество вопросов, но подводка к ней была сразу в нескольких главах. Хагалар уже вспоминал про женщину с мечом, вспоминал про последнюю войну и про собственные обещания. Фригг знает его очень хорошо и играет на его слабостях. Она ошеломляет его своим внешним видом. И Хагалар видит не ее, а совершенно другую женщину.
Локи и ворон — отдельная тема. Никто из героев не знает, является ли ворон живым существом с собственной душой или это лишь проекция Всеотца, которой он полностью управляет. С точки зрения Фригг, пока ворон с Локи, Один присматривает за сыном, но точной информации у нее нет.
Хагалар боится того, что с ним происходит. Последним усилием он спасает Локи. Но у Фригг свое мнение насчет происходящего. Она уверена, что сможет контролировать Хагалара.
Идея Локи-воробушка меня очень радует. Я использовала ее в книге-игре и вот теперь здесь. Почему-то из всех птиц больше всего меня радуют именно воробьи и именно в контексте Локи.
«Достойная плата за предательство» — вопрос, кто кого предал, стоит в первой части и будет не мене остро стоять и во второй. Вариантов довольно много и каждый герой считает по-своему.
Фригг в начале главы вспоминала, как вручила Гунгрир Локи и какой катастрофой обернулось это опрометчивок решение. Однако она упорно наступает на те же грабли, причем еще и практически цитирует себя (сцена у постели Одина в первом «Торе», вырезанная сцена). Посмотрим, насколько оправдается ее расчет.
====== САМЫЙ-САМЫЙ ПОСЛЕДНИЙ ПРАЗДНИК!!! ======
Сегодня у нас последняя годовщина этой повести и начало новой. Большой день! И сегодня мы посмотрим на последние забавные комментарии глав (для глав 111-120 их нет), а также поговорим о том, о чем не говорили раньше.
Долгие годы я считала, что концов у повести будет несколько: так сказать, на любой вкус и цвет. Софелаговцы поддержали мою идею, придумали свои концы. Моей концовкой было предательство Локи: он после переговоров таки выдает отцу тайный заговор и отец посылает его в поселение в качестве шпиона. Другими вариантами конца были: взрыв атомной бомбы с уничтожением всего Асгарда (для этого в повести и притащили атомную бомбу), уход Хагалара и Локи в Бездну вдвоем учиться магии, выставление всей повести лишь книгой, которую читает Лагур (для этого и была придумана таинственная книга из Ванахейма, в которой никто не видит содержания, кроме самого Лагура). До октября 2020 года я была уверена в размножении концовок и даже прописала почти все. Но потом поняла, что они ничего не решат и не ответят ни на какие вопросы. Мне нравятся герои, мне нравится получившийся мир, есть люди, которые разделили его со мной. Поставить точку означало бы вычеркнуть Асгард из моей жизни и жизни целого круга людей, и это при том, что идеи, что делать дальше, были. Поэтому концовка таки одна. И она дает ответ на главный вопрос: кто правит Асгардом? Локи победил. Так или иначе, но трон в его руках. Тор мертв, остальные не могут претендовать на власть. Так что для Локи всё кончилось хорошо и можно поставить точку. Новая повесть, первая глава которой появилась вместе с окончанием этой, — будет посвящена немного другим проблемам и героям (сон Одина и гибель Тора нельзя сбрасывать со счетов). Желающие могут продолжить читать ее, нежелающие — остановиться здесь на полной победе Локи.
Повесть писалась с 10 октября 2012 года по 10 октября 2021 — красивые даты, ничего не скажешь. И за это время умерли три человека, по которым я создавала героев. Около трех лет назад не стало моей преподавательницы по фонетике, на основе которой был создан Лагур. Она не говорила стихами, но обладала потрясающей особенностью слышать только то, что ей нужно было и не обращать внимания на посторонний шум. В октябре 2020-го не стало человека, создавшего Наутиз. Кира некоторое время полностью Наутиз отыгрывала, потом перестала, и я быстренько убила персонажа. Хозяйка пережила персонажа всего на несколько лет. В марте 2021 года умер мой сосед по даче, на основе которого был создан Алгир (Землянин). Более своеобразную речь и представить себе трудно. Удивительно, что до повести по Асгарду я писала шесть лет повесть по Сейлор Мун, вставляла в нее живых людей, но до сих пор все живы.
Ну и, наконец, немного об Исландии. Я очень старалась показать в повести древнюю Исландию. Не скажу, что у меня во всем вышло (все же родовой строй — это сложно), но есть несколько моментов, которые противоречат истинному положению дел (судя по сагам). Во-первых, это кладбища. Их не существовало. Людей хоронили либо неподалеку от места убийства (насыпали курган), либо неподалеку от дома, либо там, куда вынесло тела, если вдруг люди тонули.
Во-вторых, пресловутое совершеннолетие. Я встречала много разных вариантов, в конце концов вроде бы уверилась в том, что мужское — в 16, женское в 21, но замуж выходили, начиная с 15. Теперь же точно удалось узнать, что мальчик мог ходить в военные походы и принимать участие в судилищах с 12. А девицы могли выйти замуж в 14. А как такового понятия «совершеннолетия» и связанных с ним обрядов не существовало. В-третьих, несмотря на бесплодность земли, земледелие было очень распространено. В-четвертых, (но это, правда, по всей повести исправлено) не ездили люди (асы) в одиночку. У них всегда было сопровождение, и это не зависело от силы конкретного воина. Так просто было не принято и опасно. В-пятых, письменность. Ее не было, рунами не писали, все договора скрепляли на словах при свидетелях, также назначались свадьбы, торговые сделки и судебные решения. Главное: рукопожатия, клятвы и свидетели, а вот упоминания письменных источников мне не попались ни в одной саге.
И последнее: за последний год в повесть внесено довольно много мелких изменений, чтобы привести всё к общему знаменателю. Так что, если вы долго читали ее, но ничего не поняли, у вас есть все шансы перечитать и во всем разобраться. Если не жаль времени.
А вот и последние смешные правки:
Глава 91
Я помню себя тенью, отброшенной лучами (физика бьется в конвульсиях)…
Это было начало третьей бесконечной дуэли (ну предыдущие две вроде вполне оперативно завершились, так что скорее «к которой они возвращались не раз»), результат которой известен заранее: словесные клинки столкнутся в воздухе и останутся скрещенными навсегда.
Дар предвидения еще никогда не обманывал царицу богов (однажды я пойму кто там насколько богичен, честно-честно).
Он не встретил почти ни одного знакомого лица: асы либо проливали слезы над повешенными, либо костерили их последними словами за предательство и благодарили провидение, что Один в последний момент раскрыл страшный заговор против короны (т.е. Один когда-то корону носил, а потом возомнил себя богом и перестал, логично).
. Впоследствии его сыновья удачно женились, его род процветал, и даже на похороны жен он смог выбраться (такое впечатление складывается, что их там оптом хоронили).
Потом часть холмов стоптали, подравняли, несмотря на то, что вместе с ними почти полностью исчезли серебристые травы, когда-то давшие название равнине (росли значит на холмах, а название дали уже равнине).
. Только подойдя ближе, Тор понял, что она крошила хлеб (я конечно плохо помню, но не было ли у них с хлебом проблем, плохо сочетающихся с вот таким вот разбазариванием?).
Живой талисман Гладсхейма на время перейдет к нам обоим — это будет объявлено во всеуслышание. Надеюсь, Гринольв поймет намек и никогда не забудет, что я жена ему, но не служанка. Вот будет позор, если конь (т.е. прибираться-готовить у них будет конь — великолепно) покорится моей руке, а не его.
Выбросить, словно ненужный храм (здесь «хлам» или Тор зданиями кидается?), всё старое, отжившее, и насадить то новое, которое он сам посчитает (отличная у него справедливость, непротиворечивая) достойным нового Девятимирья.
Глава 92
Ответа не последовало. Фригг, привыкшая к глупым шуткам старого знакомца, хотела было запереть дверь, как вдруг ночной гость повернул голову. Царица непроизвольно отпрянула в сторону: это был вовсе не Хагалар.
— Ты вернулся, — потрясенно произнесла она, во все глаза глядя на бледное лицо и ярко-черную (facepalm, на фоне этой чорной-чорной ламочки меркнут все остальные проблемы, вычитанные в этой главе, хуже всего мне стало после того, как гугл признал существование такого оттенка, а я так на него рассчитывала, если нужно подчеркнуть исключительность глубины цвета, то можно сослаться на технологические или логистические сложности, мол в Асгарде такой черноты никто не мог добиться) одежду, сливавшуюся с ночной мглой. — Зачем? Тебя давно нет в живых.
И почему Тор не предупредил, что на его родине всё меряют на серебро? Хотя даже если бы предупредил, серебряных украшений у Джейн почти не было (забавно бы она выглядела пытаясь выменять у местных что-нибудь на цепочку/сережки, разве что бежать в банк слитки закупать по такому случаю), да и обслуживали ее в Асгарде как принцессу.
В ее интересах, чтобы асинье не понравилось в мире людей. Еще не хватало, чтобы боги взяли за привычку спускаться в мир смертных. Локи уже однажды разгромил Нью-Мексико, но он бы не послал железного монстра, если бы на Земле до этого не объявился Тор. (а там и трудовые мигранты из других –хеймов подключатся)
В последнее время он со всеми обменивался письмами, безвылазно сидя во дворце и обещая, что не сегодня, так завтра вернется вместе с Алгиром и Берканой. Эти двое неплохо развлекались в чертогах Одина — от них писем так никто и не дождался (ну можно подумать, кто-то по ним скучает, ладно еще Алгир сколько-то полезный, но уж Беркана с ее закидонами).
Глава 93
При этом бог никогда не дотрагивался до провинившегося. Он стоял рядом или сидел, возвышаясь, словно восковой кумир (как человек, успевший заскучать по вашей википедии, уточню, был ли у них в Скандинавии вообще воск и делали ли из него религиозную фигню, особенно крупногабаритную религиозную фигню?).
Раньше отец игнорировал только Тора, но в тот день старший царевич болел (это звучит так, будто иначе Один игнорировал бы его за компанию)…
Особенно учитывая болезнь брата, которой вплотную занялась мама: теперь рядом не было никого родного. Дождавшись следующего совместного завтрака, Локи без спроса забрался к отцу на колени и умолял простить, но ответа не получил: царь не дыша (хорошо быть богом, хочешь не дышать, можешь не дышать, но в целом это прям уже перебор, не моргать мне кажется и то проще) сидел на лавке и ждал.
— Думай о чем-нибудь хорошем и дыши ровно, — говорил отец, и Локи рад был бы думать о приятном, если бы не лежал на холодном металле (Один на момент начала сидел рядом с камином, у них там отопление-то не работает совсем?).
— Прошло больше года, — возразил Один, вальяжно устраиваясь у самого огня. Ему не хватало пикировок с Хагаларом. Спорить с Локи было скучно: мальчишка слишком предсказуем (тут прям можно развить про интеллектуальное одиночество Одина, все-таки он большую часть времени совсем не с Локи проводит с момента выдворения Хагалара, он даже с женой больше спорит, кажется).
— Его жена могла отдать, — тихо ответил Хагалар. — Вряд ли она понимала, что делает, а ослушаться ее не посмели. Да и жрецы могли не понимать последствий обряда (ага, инструкцию дочитать не успели. Здесь уж скорее «неверно толковать\интерпретировать» за давностью неиспользования).
— Что ж, этой ночью я преступлю обещание, что давал себе больше трех тысячелетий назад, — кивнул Один. — И пусть удача пребудет на нашей стороне. Вы свидетели: я не желаю навечно оставлять Локи в Бездне, но мне придется изгнать его навсегда (можно подумать, что гипотетический результат превращения будет так же по струночке ходить, как оригинал, или оставшиеся смогут как-то ему препятствовать вернуться), если окажется, что в молитве содержалась угроза Девятимирью.
Глава 94
Тот, кто никогда не копался в чужой душе, не поймет восторга, который испытывает бог, разбирая смертного на части. Все живые состоят из одинаковых физических частей — рук, ног и головы (я так понимаю всякие бактерии, грибы, растения и прочие без рук и ног по меркам Асгарда не очень-то живые?)
Глава 95
Тот, кто никогда не копался в чужой душе, не поймет восторга, который испытывает бог, разбирая смертного на части. Все живые состоят из одинаковых физических частей — рук, ног и головы (я так понимаю всякие бактерии, грибы, растения и прочие без рук и ног по меркам Асгарда не очень-то живые?)
А Локи потом придется усиленно кормить: шутка ли, пять дней без кусочка мяса, даже без глотка воды (а Один типа все-таки бог и от таких мелочей как жажда не страдает).
— Будем надеяться на лучшее, но может оказаться, что мы все не спали пять ночей просто так (ну что ж вы так сразу на корню всю интригу, плюс, пять ночей не спали не все, скорее даже никто пять ночей не не спал, Один спал пятую, Фригг — где-то в начале, насчет Хагалара не ясно, но он же старпер и не бог и столько бы протянул вряд ли. Может быть лучше здесь понадеяться, что смена обстановки и шум его разбудят, а еще сразу после ритуала Один вживую в реальном времени видел его бодрствующим).
— Будем надеяться на лучшее, но может оказаться, что мы все не спали пять ночей просто так (ну что ж вы так сразу на корню всю интригу, плюс, пять ночей не спали не все, скорее даже никто пять ночей не не спал, Один спал пятую, Фригг — где-то в начале, насчет Хагалара не ясно, но он же старпер и не бог и столько бы протянул вряд ли. Может быть лучше здесь понадеяться, что смена обстановки и шум его разбудят, а еще сразу после ритуала Один вживую в реальном времени видел его бодрствующим).
Глава 96
Он не ошибся в своих догадках — рядом и правда сидел Хагалар, а за окном сгущались сумерки, не мешавшие разглядеть мелкие снежинки — символы (ага, масса символизма прям, уж скорее «неизменный признак») зимней половины неизвестно какого года.
Теперь куча человеческого хлама валялась в поселении, и либо гнила (вы прям новую мусорную реформу изобрели, если в Асгардском климате гниет весь этот пластик, с которым так усердно борются на Земле), либо потихоньку использовалась.
Глава 97
Он находился в некой пещере. С искусственным светом (специальная электрифицированная пещера, все-таки «искусственный» больше ассоциируется именно с этим, чтобы не разглядывать факелы, возможно, достаточно будет назвать его слишком ярким).
Все три очага магии активировались (ну он все еще может считать до трех, не так уж его положение и безнадежно ), образовав причудливый треугольник, а на вершине его — провал, черную дыру, неведомую бездну, ведущую в другие измерения.
Там распушил шикарное оперение и устроился поудобнее, чтобы подслушать приглушенные разговоры десятка молодых и пожилых асов, каждый из которых хранил множество тайн (о которых, конечно же, больше ничего сказано не будет. Так может и начинать не стоит, или хотя бы в привязке к событиями «…собирался обзавестись еще одной тайной»).
Не ту, из-за которой Вольшгаг, Огун и Сиф явились к Всеотцу в полном боевом облачении с оружием наизготовку, готовые первыми защищать Асгард в случае появления иномирских («иномирские» — это, я так понимаю, из других счетных миров, которые либо –гард, либо –хейм, для дополнительного измерения можно и более пафосную характеристику вставить) захватчиков и мстить за смерть друга, если его убьют в пещере.
В этом мире тоже были высокие горы, уходящие вершинами в туманы, пускай и сложенные из неизвестных горных пород. В этом мире долго лежал снег, а талая вода превращалась в беснующиеся реки, пересыхающие ближе к лету (осталось подержать там Локи до лета, чтобы он достаточно оценил все схожие черты).
. Выдержке и храбрости асгардских воинов стоило позавидовать: они не побоялись спуститься в Бездну (так это же в общем-то только малая часть того, что они в ходе этой операции не побоялись, здесь возможно стоит расширить, что мол для исполнения воли Одина они даже на этот самый спуск согласились, не рассчитывая возвращаться), откуда никто никогда не возвращался живым, и куда якобы нельзя попасть иначе, чем упав с Радужного Моста.
— Фандралла надо спасать! — добавил Вольштагг. — И других воинов! (И тут Один подумал, что во вводный инструктаж надо было включить подробное разъяснение слова «смертники»)
Рука нащупала панель, за которой скрывалась дверь в искомую комнату. Один распахнул ее пинком ноги (а можно ли устроить пинок другой частью тела?), так что она чуть не слетела с петель.
Глава 98
Ивар почувствовал, что заклинание усыпления летит не только в хищника, но и в него (если бы все подряд чувствовали заклинания еще на подлете, то пользы бы от местных магов было бы не особо много, так что возможно про вмешательство богов надо начинать уже здесь).
— Можно не уничтожать человечество! — заявлял безмерно довольный собой Ингвар. — У нас будет, чем ответить (чтобы вспомнить после большого перерыва, на что он там собирается отвечать, очень не помешает хотя бы минимальное уточнение. Например, «пока не уничтожать человечество полностью» и «чем их встретить, если понадобится»).
Фену пришлось использовать целительные камни, хотя Раиду не просил о помощи. Ни удовольствие, ни слабая боль, ни сильная не пробудили его полуспящий разум (рискну предположить, что с разумом у него не так уж все и плохо, отчеты все-таки не сами себя генерируют, так что какой-то мыслительный процесс в нем все-таки идет, а речь, очевидно, больше об эмоциях и некоем чувстве реальности).
Черная Вдова чувствовала аж на другом конце поселения. Раньше она была уверена, что испытывать такие сильные платонические (какая грамотная тетенька, читала мидгардского Платона, а если серьезно, то словарь синонимов кроме более-менее нейтрального «невинный» предлагает только всякие околорелигиозные варианты вроде «целомудренный», я даже в ратерянности) чувства просто невозможно, и прекрасно определяла по запаху, что, даже когда асы говорили о любви утонченной, восторженно-книжной, все равно за ней скрывалось пускай и потаенное, но все же желание обладать объектом страсти.
Что разрозненные действия логистов: попытки посадить дубы и елки (и это тоже логисты?), воровство земли, обучение новеньких группами (и уж тем более это) — все это не то, все это ни к чему не приведет. Нельзя ломать вековые традиции. Нельзя перейти от мотыги к трактору, минув плуг. (ей не хватает только начать жаловаться, что он какую-то скучную «технику» ставить выше магии Асгарда, к которой и сам причастен)
С боевыми магичками Фену предпочитала не сталкиваться. Охрана у полубезумного (он сейчас полностью бессознательный и менять это никто не планирует, наверное, рано делать выводы о состоянии его рассудка, может из него вся дурь вымерзла\вытекла) естественника действительно хороша — к нему не подойдешь.
Все той же женщины, которую Локи не мог сходу опознать. Глаза не открывались, да ему и не хотелось их открывать (ну раз он выяснил, что они не открываются, значит, пытался, значит, не то, чтобы прям «не хотел», скорее «выдавать свое пробуждение было бы не разумно»).
— Время покажет, — обтекаемо ответил Всеотец. — Но скорее не безумца. Просто Локи не сможет восстановить хронологию своей жизни. Его воспоминания переплелись в плотный клубок, и распутать их нет никакой возможности. (Что конечно же никоим образом не может свести его с ума, учитывая что память это не только события, но и все знания, так что скорее «без должно поддержки он в любой момент рискует им стать»)
— Восстановить события каждого дня десяти столетий, милая моя? — невесело перебилХагалара. — Или каждого второго всего лишь? (кажется, он из всей этой компании должен еще и понимать, что в столь растерянном состоянии его будет еще и очень тяжело заставить слушать эту правильную хронологию, помимо всего прочего еще и через недоверие к любому говорящему)
Войска мира богов и мертвых поразили Беннера нелепостью. Они состояли по большей части из пехотинцев, не умеющих сражаться верхом на лошади, а прикрывали их лучники на… летающих боевых лодках! (это ж каких размеров болт на него забили, что он запросто ошивается на военных объектах. Это проблему и первую в блоке заодно решил бы хоть какой-то символический сопровождающий, который бы и извинения за невнимание, хотя бы и надуманные, передал и на безопасном расстоянии от армии держал)
Брюс и раньше замечал, что в Асгарде обитали те же рыбы, что и в Мидгарде — треска, пикша, лосось, форель и прочие, которых он не знал в лицо (но смутно помнил, что когда-то видел Такая себе почва для якобы научных заключений, зато можно сказать, что они в целом ничем не отличаются по строению).
— Да, шар, просто очень маленький, и суши у нас лишь сам Асгард и несколько островов вокруг, а дальше на много миль — сплошной океан, — пояснил капитан. — Мы пробовали плыть за горизонт и возвращались на другую сторону нашего острова (говорящий это все еще тот же ас, который летающей лодкой управляет, он там у них министр плавания в различных средах или чего он забыл в/под водой? Может быть поменьше личных форм, вроде кто-то плавал, но кто — не уточнять).
Однако одной системы исчислений мало, чтобы построить красивые здания или вести торговлю: дроби, корни логарифмы — вряд ли о них имеют понятие крестьяне, но вдруг о них осведомлены те самые целительницы (ведь именно они занимаются строительством и торговлей. Чтобы под его размышлениями была почва, возможно, стоит поставить под сомнение то, как они называются, по аналогии с многофункциональной цифрой «сто»)?
Стоило своими глазами увидеть все, что возможно, по возможности (агрх, вы так меня до состояния халка доведете, уж «если представится случай» какое-нибудь воткните) добраться до прославленной местной криотерапии и понаблюдать за операциями — медицина Асгарда была лишена какого-либо мистического налета и представляла собой четко структурированные теоретические и практические знания, которыми асы владели отменно (но к целительницам у него все равно вопросы из области математики).
Глава 99
— Прощай. Ты больше не вернешься, — едва слышно прошептала царица, — и я больше не отвернусь от тебя и не спрячу лица (ну еще бы, отворачиваться-то станет не от кого).
Что делать с тем, кому сам даровал жизнь, за кем всегда следил, за кого нес ответственность перед народом (что за внезапные популистские мотивы, ведь уровень должности Одина — нести ответственность, ну как минимум, перед мирозданием, т.е. хотя бы всеми народами)?
Локи не выказывал особой лояльности правящему дому, зато в поселении легко мог найти себе союзников для очередной самоубийственной глупости, например, гражданской войны, и у Всеотца могло не остаться сил, чтобы полностью реформировать сознание Локи, не прибегая к всесильным (смерть от скромности ему определенно не светит, кажется, любая другая характеристика, хотя бы вроде «от которых он давно отказался», будет уместнее) методам манипуляции с памятью и мозгом.
Один морально был готов признать Локи своей ошибкой, недостойной дальнейшего существования. Все совершают ошибки, и в договоре, мысленно заключенном с младенцем (да ладно выкручиваться, сам с собой же заключал, это даже обещанием можно назвать с натяжкой), говорилось только о том, что он воспитает его как родного сына, не более того.
— Но ты больше не вернешься, — подхватила Фригг. — А я от тебя отвернусь (какие у него глюки непостоянные, то отвернется, то нет, или там первоисточник такой неопределившийся?).
Один хотел сделать сына Лафея рабом во всех смыслах этого слова. Фригг настояла на ином решении, предложила сделку. Не сказать, что жизнь Локи сильно изменилась из-за этого (а как же навязанное образование, завышенные ожидания и все вот это вот? Может даже ухудшилась ): да, в правах дети нисколько не были ущемлены и росли как полноправные сыновья Одина, но оба были рабами его воли, и кто больше — Тор или Локи — Фригг не знала.
Зачем ты создал Локи? Его ты также наградишь, как и меня: запрячешь в Бездну (не бездна, а проходной двор)?
Происходящее его смешило (но совершенно не трясло эту хлипкую конструкцию из ног и рук). Закинув ногу на ногу, он сложил руку в локте и опустил на нее голову.
Если взять ребеночка в Бездну, то там (если он сам не организует горе-наставнику экскурсию по местным достопримечательностям), пускай и ненавистным лично ему методом кнута и пряника, его вполне можно воспитать и сделать таким, каким пожелает величайший боевой маг.
Забить Локи до такой степени, чтобы он, размазывая по лицу слезы настоящей боли, взмолился о пощаде, обещая все блага мира за прекращение наказания. Хагалар жаждал (дайте ему водички, а то жажда через предложение, да, повторы, может быть здесь оставить, а раньше сгладить вроде «нацелен» или «стремится») лицезреть именно это, а не очередную ухмыляющуюся гримасу ничего не чувствующего существа, которое скорее подохнет, чем запятнает свою честь мольбами.
Глава 100
— Почему? — удивилась Фригг, заставив Всеотца пояснить несколько простых истин (специально для читателей, ага, может быть стоит завуалировать посильнее? Хотя бы в стиле «не отвлекаться больше на объяснение элементарных вещей, когда ситуация может оказаться намного менее подходящей для обстоятельных рассказов»):
На хрустальном троне, увитом причудливым орнаментом, усыпанном бесчисленным множеством драгоценных камней, восседал Локи, венчаный несуществующей в реальности короной Девятимирья. Рядом с ним стояла молодая жена, все еще не открывшая своего прелестного личика (на чем тогда основываются предположения о прелестности? Кто их разберет эти династические браки).
— Твои планы выше всяких похвал. Машины украсят Асгард. Заводы (нормальные заводы низкие и плоские, я бы здесь или в предыдущем педалировала на электрическое освещение, с их климатом самое оно что-нибудь затмить) затмят Фенсалир.
— Локи! — забыв обо всем, милосердные (это был сарказм? :) Это ж какой должен быть силы рефлекс, если они прекрасно знают, что во сне, а Один так лично еще пару раз уже умертвил?) боги бросились к сыну. — Локи, это лишь сон!
— Я не позволю вам убить его! (Вот мне прям интересно, как, исключая вариант заболтать до смерти, он планирует им помешать? Эффект неожиданности-то он фактически утратил и придется восстанавливать его еще раз)
Царь и царица одновременно повернули головы и, наконец, заметили сидящего в кресле Хагалара, от которого несло такой черной энергией, которая неведома была даже Гринольву (который вроде как обычный рубака только древний).
Глава 101
. Если земная женщина не проявляла никакого беспокойства по поводу исчезновения царской семьи, увлеченная Берканой и Сиф (если у вас здесь не продвижение фем-направленности, то, пожалуй, для имеющихся интервалов между главами не помешает уточнить, чем конкретно они ее увлекали, «расспросами» хотя бы), то мужчина бесцельно шатался по Гладсхейму, в котором уже неплохо ориентировался, и вынюхивал правду.
Там живет лишь полторы тысячи жителей, которые успели уничтожить леса и нанести много вреда природе (утю-тю, деревья они повырубали и их теперь не жалко, гнать на разрушенную экосистему так по полной, мол ничего ценного не производят, никто от них не зависит).
— Пустынный почти необитаемый (полторы тысячи жителей не очень, на мой взгляд, коррелирует с асгардским масштабом необитаемости, скорее даже наоборот, неплохая выборка, не те полтора землекопа, которые у них в разделке сейчас находятся) остров, говоришь, — задумчиво протянул Хагалар, оторвавшись от своих мечтаний.
— Да вот не успел приехать, как меня огорошили сперва фонари, а потом не в меру предприимчивые асы (которые причина и фонарей тоже), — бросил Вождь, мягко пытаясь высвободиться. — Мне срочно надо к нашему больному Ивару.
То ли явиться к Одину, рассказать обо всем, снять с себя ответственность и пусть горит всё синим пламенем, и поселение в первую очередь со всеми своими политическими играми и мечтами о мировом господстве (а также боеголовками, вирусами и газовыми фонарями, которые отлично сочетаются с цветом пламени).
Верная супруга мягко, но подробно допросила Локи о его снах и выяснила, что помнит он их урывками и не воспринимает всерьез, как и многие моменты собственной жизни: потребовалось несколько часов, чтобы расставить по местам многочисленные воспоминания об Асгарде и заграничных (за границы здравого смысла? Миры вроде не заборчиком разделены, хотя было бы забавно) походах.
Разумеется, он не ожидал увидеть огромной стерильный, оснащенный по последнему слову техники, научный центр с белыми стенами, кондиционерами и прочими электроприборами (ага, вот именно так неопределенно-обобщенно, конечно, от хим-фарм лаборатории, наверное, можно ожидать чего-то конкретного, электронного микроскопа или вроде того).
Навоз — главная проблема человечества вплоть до начала двадцатого века, в Асгарде не попадался под ноги, и если в золотой столице Беннер даже не вспоминал о таких типичных заботах недавнего прошлого, то крепость отверженных слишком сильно была стилизована (угу, специально для него строили, сверяясь с учебником? Уж скорее «напоминала\ассоциировалась\была точь-в-точь») под картинки из учебников по истории.
— Сверхсильные артефакты образуются сами раз в пару сотен лет (то есть раньше миров было не девять, а штук девятьсот, пока они не научились справляться с настолько частым явлением? И почему они в поселении не самозарождаются при такой плотности накопленной энергии? Может хотя бы интервал уменьшить, а то совсем не правдоподобно выглядит), — поясняли ученые. — Каждый из них питается энергией своего мира, истощает его и приводит к гибели.
Боги Етунхейма снабдили воинов теми умениями, которые позволили бы выиграть у асов в рукопашной битве и на ледяных мечах, а вовсе не на железных машинах (в общем-то, если речь о машинах, то уже не так важно, асы ими управляют или хомяки, тем более, что у противников машин точно нет и навыки управления ими не требуются, так что скорее не «выиграть у…» а «одолеть\остановить» и соответственно машины на одном уровне с асами, а не мечами), поэтому все внимание владыки сосредоточилось на магах, которые, испробовав простенькие водные заклинания, чуть не осушили мировой океан.
Их тренировки пока отложили, поскольку («предположительно», а то вдруг начнут кидаться горами и расколют собственно космический островок Асграда, скорее уж без вреда для жителей столицы\Асгарда) заниматься они могли только в континентальной части Асгарда — там, где сплошные ледники и горы, там, где никто не живет, где нет возможности что-либо разнести (не совсем сочетается с местным пафосом, уж хотя бы «разрушить\уничтожить что-либо ценное»).
Глава 103
— Я и еще несколько таких же умных (может она не будет не умирать от скромности настолько очевидно? Можно их «вменяемыми» назвать, отнеся таким образом остальных к невменяемыми) давно требуем от тинга вернуть наших ученых.
Никто, кроме Одина, никогда не забирал шкатулку в другой мир (так ее даже по вашей логике не нужно забирать, нужно просто хорошо охранять свалку отработанных каскетов, плюс надо быть отбитым как Один, чтобы так очевидно идти против легенд из массового мышления), поэтому никто за пределами Етунхейма не знал, что она не одна.
— Младшая Царевна, открою тебе простую истину, асы в основной своей массе тупы. Пожалуйста, в следующий раз давай инструкции подробно (Какой, нафиг, следующий раз, и вообще, нашла идеальную ситуацию советы давать). Или пиши.
Когда королевская семья появилась в общих залах, Джейн без обиняков спросила, можно ли уехать после церемонии? Никто не возражал, только королева попросила помочь (дааа, конечно, они ж без нее бы не справились; может заменить чем-нибудь от банального «предложила» как еще один вариант развлечения) в устроении свадьбы.
Обычно свадьба справляется в доме жениха, но в честь того, что Сиф почти вошла в дом Одина, обряд проведут во дворце (у Гринольва недвижимость отобрали за не востребованностью пока он дрых?).
В огромной зале собралось не так и много народу: родственники и друзья Сиф и родственники и бывшие воспитанники Гринольва (главное не пытаться представить эту орду дедушек) — всего-то асов четыреста, не более — сущий пустяк, недостойный роскошных чертогов (может быть перевести сарказм в более «пространственную» плоскость, мол едва хватило гостей, чтобы вдоль стен расставить и то с просветами.).
Вторыми претендентами на титул «самое несчастное животное» были лошади. Их не ели, но устраивали праздничные бои: кони кусались, вставали на дыбы, а их подгоняли батогами (Вот Один говорил, что они пойдут в соседний зал, я, конечно, понимаю, что во дворце залы большие, но, чтобы в них конные бои устраивать?).
Когда цепь жизненных событий упрочнилась, отец стал настаивать на тренировках во дворце, где много достойных воинов, но Локи настоял (настаивали, настаивали пока один другого не перенастаивал Тем более, о каких тренировках речь, если это все подводка к эпическому навязыванию Хагалара в наставники, а в физ.подготовке он давно не замечен?) на своем и получил разрешение вернуться в поселение.
Локи на мгновение забыл, как дышать. Учиться магии? (Ну вот как всегда, Один сформулировал как попало, а паникую все вокруг. Ну вот как он может магии «учиться», она у него буквально по венам течет. Вам срочно нужно как разграничить магию-субстанцию и магию-ремесло) Таки у Хагалара? Почитать его как наставника? Да проще перерезать себе горло маминой фибулой.
— Это приказ, отец? — враз севшим голосом спросил царевич, даже не пытаясь скрыть своего недовольства.
— Что именно? — вскинул брови Один. — Обучаться магии (ну и это туда же, не будет ли правильнее эту его новую магию «подчинить») — это необходимость в сложившихся обстоятельствах.
— И каковы же альтернативы? — быстро спросил Локи. — Кто, если не Хагалар?
— Кто, если не Хагалар? — Один задумался. — Я сам могу обучить тебя. (Локи, беги от них, теряя тапки, они все еще считают, что тебе где-то в районе семисот, и никакой ты не взрослый даже номинально. Это я к чему, позицию Хагалара можно рассматривать скорее как «раскрыть способности», т.е. повышение уровня; нынешняя задача — переделать его из просто бомбы в бомбу с кнопкой выключения, что тоже в некотором роде «повышение» и не очень вяжется с тем, как оно звучит у Одина, мол ничего-то ты сам не можешь, только под надзором. Ведь можно же избежать, тыкать в Локи обучением, если его так с этого триггерит, достаточно будет, например, сказать что-то вроде «Я сам могу заняться этим», понятно же о какой задаче идет речь) Если не побоишься, конечно.
— Если Хагалар внушает тебе отвращение, а я — страх, — по-своему истолковал его внутреннюю борьбу Один, — то можешь выбрать, кого посчитаешь нужным. В поселении много прекрасных магов. Высокие уровни магии, которые можем дать тебе только мы с Хагаларом, будут тебе недоступны еще лет триста (а потом мы дружно склеим ласты, и вот будет облом, я бы педалировала, что кого-нибудь менее прокачанного Локи со своими новыми неуправляемыми талантами и угробить может ненароком, а этих двоих по крайней мере не жалко.)
Глава 104
Туман умолчал, что не братья, но злейшие враги взялись с двух сторон за куб. (а перед этим его вообще предусмотрительно потеряли, он же сколько на Земле провалялся перед тем как попасть в сюжет) И вот опять!
Впоследствии такие лошади стали чуть ли не символом царицы. (…) Они с сыном ехали по узким тропинкам, припорошенным снегом. Ее лицо скрывал капюшон, чтобы никто не узнал царицу (сидящую верхом на почти символе царицы, умно, не поспоришь, вообще никто не догадается).
Беннер попросил поставить сию конструкцию подальше от кровати Локи и отгородить ширмами, но поселенцы отказались менять что-либо в покоях царевича (ну да, ну да, кроме всего-то одной лишней кровати).
— Учитывая ваши средневековые законы, я бы дал нам, Мстителям, казнить тебя, отобрать имущество, ну и твои родственники должны были бы тоже перед нами ответить, раз у вас клановое общество. По крайней мере, у наших древних народов ответственность была коллективная. (Тебя, чувак, не просили спрогнозировать приговор на основе слабо изученных законов, у тебя личное мнение спросили)
— Ты читал наши законы, но плохо, — усмехнулся Локи, не впечатленный своим гипотетическим будущим. — Помни, я принадлежу дому самого Одина, раз официально усыновлен, — он понизил голос до шепота. — А еще ты плохо считаешь (в реплике, на которую он отвечает, ровным счетом ноль цифр, особенно связанных с датами, чтобы про деление на 69 задвигать).
Брюс промолчал (А что подумал кролик мы так и не узнаем, потому что это был очень вежливый кролик). Смотреть, как Локи переодевается и готовится выйти в ночь (куда, зачем, почему, чего вообще приходил, слишком много вопросов, слишком мало ответов), было неэтично, а слушать его насмешки и ощущать себя большим чудовищем, чем он и так был — неприятно.
Медоточивый голос все больше походил на шипение, и мгновение спустя Локи выполз (сквозь еще не открытую дверь) из натопленного дома, перебирая четырьмя вараньими лапками и усиленно помогая себе хвостом.
— На Фьюри похож, — пробормотал Локи, и Ивар с ним согласился (мучительно вспоминает был ли Ивар в той вылазке на Землю и пересекался ли там с Фьюри).
Маг обещал исполнить просьбу и сунул ей в руку маленький подарок — заколку не то с изумрудами, не то с какими-то другими местными драгоценными камнями. Она вся была увита рунами, по словам мага, защитными. Он настаивал на том, чтобы немедленно вплести заколку в сложную прическу (и пошаговой схемкой прически размахивал перед самым носом, угу, так и вижу, может убрать «сложность», тем более, с учетом того, что у нее там получилось), мол, тогда все опасности обойдут стороной, и Джейн после долгих уговоров кое-как закрепила ее в волосах, хотя в четыре часа не то утра, не то ночи ей было не до марафета.
— Кстати о ней! — Джейн была готова поддержать разговор о чем угодно, пусть только Тор пустится в длительные объяснения хоть о том, как в их мире дети становятся королями не на костях родителей — что угодно, лишь бы не ныл. — Твой отец ведь не собирался (она за время пребывания успела поинтересоваться, мол, уважаемый Один, как там ваше здоровье года три назад? Мне кажется, максимум она могла увидеть, что он относительно жив-здоров сейчас, ну и соответственно скорее «собирается») умирать. Какая коронация при живом отце?
— Или полуас, — возразила Джейн, вспоминая происхождение Локи. Тор не стал развивать тему. (Так ей просто надо было с упоминания Локи начинать, и тишина на все время поездки обеспечена :))
— Ну всё, всем пока! — в последний раз помахала рукой Джейн и шагнула в свой мир вместе с баулами (то значит две лошадки бедные еле поднимают эту тяжесть, то она одна и без напряга, может мага этой работой загрузить, уж тяжести то они перемещать в состоянии, про это же, кстати, где-то в самом-самом начале было, когда они отрядились завалы разбирать) и магом.
Не запланированное. Всеотец отпустил смертную, не причинив никакого вреда, чем вызвал недовольство придворных, но все смирились, потому что никто не желал испытывать на себе гнев Всеотца (ему даже говорить о том, что он тут дважды в одно предложение затесался, опасно).
Глава 105
Летняя половина года началась с дождей, будто нарочно насмехаясь над царевичем, который, обучаясь магии, вынужден был проводить много времени под противной моросью и туманом (ну, то есть он пару месяцев провтыкал просто так перед тем как начать учиться, понимаем, понимаем. Либо все-таки жаловаться на то, что дожди и прочие погодные непогоды все никак не заканчивались, хотя все очень на это рассчитывали. Плюс, через предложение обнаруживается, что он как бы вообще не жалуется и насмешка природы над ним не удалась).
. Царевич на погоду не обращал особого внимания, зато для Отал тепло было важнее воздуха (ну не ради воздуха же они вынуждены на улице практиковаться, а скорее потому что у них нет достаточного количества домов, которые можно ненароком разнести в процессе).
Даже если воскресший из мертвых сейчас в ссылке и проклят Одином, это вовсе не значит, что через неделю, месяц или год Всеотец не вспомнит о нем и не вернет во дворец (даа, безусловно опасность уровня аннигиляции материи для всех в радиусе километра, возможно, стоит подобрать другую характеристику для условной «бомбы отложенного действия», например, что его «жизнь» все еще дороже всего поселения вместе взятого).
Другие считали появление царевича благом, мол, наконец-то Один вспомнил об истинном предназначении поселения, наконец-то удастся создать что-то ценное, по-настоящему нужное Асгарду, например, всесильное оружие. (Вот этим «другим» всем как одному, видимо, запретили общаться с Беннером из следующего раздела, раз он у них никакой идеологической подоплеки не считывает)
Потянулись бесконечные часы тренировок, в качестве платы за которые Локи настойчиво (с интервалом раз в час что ли он это делал? Если «настойчиво», но при этом проблема разрешилась меньше, чем за три дня) предлагал серебряные украшения, а Отал столь же настойчиво отказывалась.
Не менее невероятные картины вставали перед глазами, когда Локи описывал Муспельхейм — мир без смены дня и ночи. Мир огненной лавы с узкой прослойкой (между одним слоем лавы и следующим, если уж подразумевать мини-континент, то, наверное, можно описать его через не очень обоснованную «насыпь» или излишне многозначную «косу», например) черного песка. (…) Вокруг него раскинулись многочисленные поселения великанов (многочисленные поселения великанов на узенькой полоске песка, любопытно, а воюют они за возможность выхода к лаве или наоборот, чтобы подальше от нее жить? В общем предлагаю количество великанов все-таки подсократить), ведущих беспрестанные клановые войны.
Локи рассказывал так интересно (да, мы поняли, что и после начала «обучения» он особо не напрягался, потому что многочасовые тренировки + танцы и байки + зубрежка матана + какая-никакая модернизация = больше часов, чем есть в сутках), что Отал диву давалась: почему никто раньше его ни о чем не спрашивал?
Он покорно соглашался на любое упражнение и не обращал внимание на резкие выражения, которые порой позволяла себе Отал, устававшая от провальных попыток повторить что-нибудь элементарное. Ей и прежде приходилось обучать молодых магов, часто по просьбе мастера, и преподавание вызывало у нее стойкое желание уничтожить тупого ученика. (А я вот считаю, что ей нужно радоваться, что ее рутина не состоит из беготни с огнетушителем по всему периметру для устранения результатов плохого контроля магии принципиально нового вида)
Он подробно изучал магическую систему сосудов. Если бы ее можно было пересадить человеку! (если бы ее хотя бы асу пересадить можно было бы? Или меня спустя столько лет ждет внезапное открытие, что система-то есть у каждого, только не всей ей пользуются?)
Но пока это только мечты, о воплощении которых он не переставал думать, разглядывая захватывающие диковинки со всех миров, в том числе и с Земли (безусловно стоило скататься в Асгард, чтобы рассматривать «захватывающие диковинки с Земли»).
Брюс наладил поселенцам систему отопления, а также разработал проекты канализации (водоотведение без водоснабжения — гениальные усилия на ветер, или он предложил им без сомнения блестящую идею канавы вдоль дорог прокопать?) и орошения полей.
Локи… противный скрежет на зубах (а вот не надо было его жевать :)). Беннеру пришлось смириться с тем, что в поселении все любили Локи, подчинялись Локи и поклонялись Локи.
Локи неплохо разбирался в биологии, химии, географии и астрономии — одним словом, в науках естественного цикла. Он умел рассуждать и строить логические связи. Но почему-то это умение отказывало ему при столкновении с первообразной, производной и прочими простейшими понятиями (а потому что не надо отрывать мат. аппарат от реальности, для описания которой он был придуман. И вообще, что за прекрасную «теорию всего» он пытается изучить и как ему квантовая механика должна в управлении инновациями помочь?).
— Алгебру (одно могу сказать, хорошо, что не геометрию :)) нельзя выучить, ее можно только понять, — в сотый раз повторял Брюс, придумывая новую задачу.
Беннер закатывал глаза и пытался зайти с другого бока. Получалось плохо, хотя он не отрицал ни старательности Локи, ни выносливости. Он все время работал или учился (остается вариант, что Локи клонировали и теперь один ходит на магические тренировки, а второй учит вот это вот все) — Брюс редко видел его на главной площади, где ученые развлекались за столами и каруселями.
Почему же воры и убийцы, давно научившиеся обеспечивать себя едой и теплой одеждой, занимались наукой (похоже нам с Беннером срочно нужна схема с кружочками подмножеств ученых/преступников среди поселенцев, потому что далеко не каждый поселенец — ученый, учитывая, массу обслуживающих «каст», и, вроде как, не каждый и преступник «уголовного» происхождения), а не проводили дни в празднестве?
Блестящая золотая столица — венец инженерии, и ни одного инженера даже в закрытом мире преступной науки. Великолепное всестороннее образование царевичей, но голод, нищета и невежество девяноста процентов населения (с которыми ему предстоит ознакомиться подробно только через три главы, возможно, пока рано давать настолько радикальные суждения, тем более, было бы чему удивляться, в концепцию «ну его этот ваш Асгард» можно и без описания тягот простого населения, достаточно уточнить, что сколько-нибудь приемлемое образование было «только» у них).
— И что вы от меня хотите? — спросил Старк, развалившись на диване. — Психи везде встречаются. Я что могу сделать? Лучше бы рассказали подробности про исчезновение острова. (Им удалось заставить Старка целую страницу смотреть непонятно что непонятно зачем, еще и пульт не отобрав, аплодирую. Для уменьшения несуразицы предлагаю с самого начала педалировать ту связь, которую они между этими событиями видят, а условные «тупые окружающие/журналисты» все еще не видят, может быть даже, отчасти из-за их усилий, при этом вроде даже возможность разжевать их взгляд на события особо не теряется, если отнести условную «первую встречу по теме» к моменту появления информации про остров, а вот сейчас собираться по поводу того, что еще и пропавший Беннер — это совсем перебор по совпадениям)
Вместе с людьми, техникой и черт знает, что еще там было. А ведь это был крупнейший в мире поднятый аттол — по крайней мере, так гласила Википедия (фига себе у них источники, заслуживающие безоговорочного доверия секретной организации).
Глава 106
За последние три месяца Хагалар по уши погряз в заговоре и утащил за собой поселение, готовое идти отвоевывать для Локи трон ради лучшей жизни — своей собственной и всего Асгарда (и всего-всего, чего уж, и вообще не факт, что Асгард на таких условиях жить лучше начнет). И только одна мелочь немного тяготила (а всю остальную обстановку он значит стоически сносил и именно поэтому срывался аж на Одина лично) старого мага: сам виновник торжества ни о чем не догадывался.
Даже военные таланты Гринольва не помогут. Пусть Локи станет царем номинально (это байка, которую он собирается скормить Тору, когда к нему на порог припрется три-пять армий, или часть нормального плана, в котором предъявление Локи собранию все-таки, наверное, должно предшествовать провозглашению его царем?): надо выиграть время, приструнить зарвавшиеся подчиненные миры и вернуть всё на круги своя.
Похоже, высшие силы все же существуют, и они услышали его воззвания. Локи сам думает о захвате власти. Не может же он быть таким слепым и не замечать, насколько на деле безразличен родителям, которые только и думают, как бы его убить и причем вовсе не на благо Асгарда. (Что-то мне кажется, он здесь километры с килограммами складывает и получает «ты зачем Галактику завоевал? — меня родители не любили», может ему на столь раннем этапе приписывать мысли не о «захвате власти», а хотя бы о развенчании божественной мудрости и непогрешимости родителей, нужно же ему твердое основание, чтобы против них выступить)
— Ужели, — Локи получал удовольствие от коверкания родного языка. — Последняя война, о которой я вроде как знаю все. Отец никогда не объяснял, как наша маленькая армия сражалась одновременно с полчищами темных эльфов и разномастных гигантов? (его преподавателя по военному делу нужно срочно расстрелять за профнепригодность, а то он все-таки в каких-никаких боевых столкновениях участвовал, а вопросами подобными начал задаваться только сейчас)
— Кажется, да, — глаза Локи опасно блеснули. — То есть Вальгалла — это не чертог для Рагнарека, а огромная дополнительная армия Асгарда, превышающая численностью население всего Девятимирья! (Во-первых, он как-то не посчитал сколько-то там миллиардов мидгардцев, во-вторых, ему буквально только что сказано, что численность армии не решает, решает умение)
Поход доставил всем огромное удовольствие и прошел без всяких происшествий (и ровным счетом никак не повлиял на развитие событий, так что не ясно, зачем, помимо представления милоты, это «как я провел летние выходные» существует. Уж тогда хотя бы в противовес Хагаларовскому «аааа, все очень плохо и в обозримой перспективе может стать только хуже» сделать отметку о том, как в официальном Асгарде все спокойно, хочешь в походы ходи, хочешь в поселение мотайся регулярно, никому ничего от Тора и компании не нужно).
С бывшим врагом Брюс старался сталкиваться поменьше. Ему хватало мало эффективных занятий математикой, во время которых Локи делился своими планами и наработками (чем бы ни заниматься, лишь бы не делом).
Дочь Одина понятия не имела, чего хочет, и была уверена только в том, что хочет решительных перемен (а как же список перемен любого толка, которых она как раз не хочет, может быть представить это «от противного» — что текущий режим она выносить тоже не в состоянии?) к лучшему.
Ужасную скуку развеяло только небольшое собрание, которое для фелага (во-первых, вроде как их только 2/3, а во-вторых, насколько их вообще корректно так называть, учитывая, сколько они уже вместе не работают?) провел Ивар.
— Друзья мои, не только за этим я попросил вас прийти сюда. Каскет. Больше он не великая задача, достойная лучших умов поселения (а они там все, я вижу, от скромности не умрут, аж захотелось обратиться к начальным главам, чтобы уточнить, по какому принципу их в этот проект подбирали).
Глава 107
К тому же для телепортации подводной лодки требовалось слишком много логистов с осколками Тессеракта. И лучше не логистов, а магов (ну так в облике глубоководных рыб там тоже явно не логисты рассекали) — у них лучше получалось управлять осколками. Ингвар был из тех, кто быстро переключался на новые проекты, навеки хороня старые, поэтому не очень расстроился неудаче, как вдруг, буквально за день до сворачивания программы поиска (пафоса-то в названиях, небось еще заверяли программу как документ с подписями и печатями, может все-таки просто поиски и поиски) подлодок, в дело ввязался один из самых сильных магов поселения, специализирующийся конкретно на водной стихии.
Вести (за ручку? :)) почти девяностометровые лодки в Асгард было безумием — их не спасла бы никакая защита от Хеймдаля.
Зато в царство Хель он не заглядывал, а хозяйка согласилась подержать ценный груз на границе своего мира: ей самой было интересно, каким образом продвинутые смертные убивают друг друга (ну спросила бы, все равно бы через какое-то время смирились и перестали разбегаться при виде нее).
Ингвар был категорическим противником опытов над людьми: за почти пятьдесят лет жизни в Мидгарде он проникся уважением к тем, кого сородичи воспринимали муравьями, овладевшими (секундочку, эти муравьи его вообще-то сами придумали) страшным оружием.
Испепелили большую часть трупов людей, захватили скот, отловили некоторое количество диких животных (уже интересно в какую категорию попали котики) на случай, если они окажутся редкими (ути-пути экологи, им скорее нужно максимальное разнообразие образцов, чтобы как можно больше реакций изучить), собрали плоды, гербарные образцы и семена, а после этого погрузили остров магией на несколько футов под воду.
Не хватало только эпидемии в поселении, а потом и во всем Асгарде, поэтому все, кто работал с покойниками, были заперты в строго определенных домах под мощными защитными фильтрами, из-под которых их выпускали только после длительного карантина (эх, хорошо все-таки иметь магическую дезинфекцию: ().
Филиал «Ада» работал круглосуточно и был отгорожен не только от друга царевичей, но и от мидгардских «умных» рабов: от Йохана, который приезжал в поселение только ради уроков, и от нескольких пленных инженеров, которых заставляли улучшать и дорабатывать (да как они посмели так обойтись с идеями самого Локи, что за неуважение, опять же какая обтекаемая форма для «сделать все заново») идеи Локи.
До мастеров недавно дошло, что «инженеров» на Земле как грязи, и похищать их можно пачками прямо из квартир (ну из каждой отдельной квартиры довольно сложно сразу добыть прям «пачку»).
Кончится ведь дело тем, что асы таки развяжут войну с Мидгардом. Или Мидгард объявит войну, если до него дойдет, кто стоит за таинственными исчезновениями. Правда, пока нет моста, объявить войну трудно, но что стоит этот самый мост построить? Да ничего, по большому счету (конечно-конечно, особенно Мидгарду это ничего не стоит).
-У нас есть дело до тебя, о Логе. Тебя оно касается, каскета, а также будущего и твоих сестер (всего понемногу).
— Раз сестра изъявила желание, я ее приму, но на этот раз буду во всеоружии, — Локи повернулся к Отал. — Ты будешь рядом. Почувствуешь малейшую агрессию с ее стороны — стреляй на поражение. Беркана, дочь Одина, ты мне тоже пригодишься. Пусть сестры познакомятся друг с другом (офигенная польза, определенно все оправдывает).
— А вот чем занимается твой мастер в частности и большая (большая часть поселенцев таскает ламинарию и чинит телеги, и вообще его это раньше особо не волновало) часть поселения в общем, я бы очень хотел знать.
Царевич одним легким, едва заметным движением поднял на ноги Отал и велел не беспокоить его больше. Бывшие софелаговыцы (овцы они, овцы, увы :)) отошли в сторонку, стараясь не замечать, как маги продолжили нелепые, пошлые, неприличные телодвижения.
Она не знала, чего хочет. Хотела во дворец, но боялась Одина и пыток. Мечтала о замужестве, но боялась ответственности за целый хутор и множество слуг. Страстно желала овладеть магией, но судьба наградила ее только одной кровеносной системой. Собиралась стать естественником, но первая же травма сломила ее и отвратила от опасной затеи. Как же хорошо быть мужчиной (выходи замуж сколько влезет)!
Беркана только и могла, что жаловаться да плакать, а Локи или Хагалар брали в руки меч (хоть одного из них она хоть раз видела с настоящим-то мечом?) и меняли обстоятельства вокруг себя.
О чем Тони Старк точно никогда не мечтал, так это о карьере сыщика. У него было много увлечений, много желаний и возможностей их реализовать, но сыщик, коп, полицейский — нет, никогда. Даже в юности он не зачитывался Шерлоком Холмсом или Пуаро, а под телевизионные детективы клевал носом. Для его талантов можно было найти более достойное применение, но судьба сыграла с ним очередную злую шутку. (Вы пытаетесь убедить нас в том, что он среди всех перечисленных хуже всех смог откосить?)
К трупу Старк не подходил. Он видел много трупов (и когда только успел в своей мажорской жизни) в своей жизни и не горел желанием любоваться на очередной.
— Молоко? — удивленно пробормотал он. — Джейн перед смертью пила молоко?
— Да (но тебе, напарник, я об этом конечно же ни за что не скажу, пока сам случайно не увидишь). И это тоже не вписывается в общую картину официальной версии.’
Шмоток Джейн я не нашел. Только время зря потратил. Свидетелей нет. Вообще никого нет (только те самые толпы людей на пляже). С утонувшим островом тоже какая-то чертовщина, а, главное, непонятно, что делать.
Тогда им повезло: из ниоткуда появился Тор и рассказал о Тессеракте и читтаури, но теперь Тора нет, а над Землей, возможно, нависла новая неведомая угроза, которая не то убила, не то захватила в плен Беннера. Всемогущим (фиг бы вы его победили, будь он хоть сколько-нибудь всемогущ) магическим оружием защитников Земли должен был стать скипетр Локи, но он потух, стоило его владельцу переместиться в другую вселенную.
Стиву очень импонировал Тор. В искренности, преданности и дружбе громовержца он был абсолютно уверен, но Тор может не знать всего, что творится в Асгарде, подобно тому, как рядовые сотрудники (так, наверное, еще никто Тора не опускал в иерархии) почти ничего не знают об истинной деятельности ЩИТа.
Глава 108
Но если бы у Хеймдаля спросили, верит ли он в предначертанную ему вельвой судьбу, он бы замешкался с ответом. Возможно, вовсе не он оповестит о начале Рагнарека. Умрет он, его место займет другой страж с тем же именем (А прецеденты были, ну там некий предыдущий Хеймдаль, что за немотивированные высказывания на ровном месте).
Так поступили люди в Мидгарде, которые во многом обошли великих асов, и своим превосходством действовали Хеймдалю на нервы. Ведь он был не просто стражем моста, как считали многие. Он был одним из самых старших сыновей Одина (теперь в повести дело за малым — выяснить, есть ли хоть кто-то, кто не является сыном Одина), отрекшимся от собственного отца по приказу последнего.
Все детство и последующую за ним человеческую жизнь (которая по длине, очевидно в разы короче типичного детства аса, так что такое себе впечатление) он провел среди смертных.
Он достиг больших высот, у него было очень много жен и детей. Он стал правителем человеческого племени, а, когда пришла пора умирать (а как у него вышло так достоверно состариться в его-то возрасте, что его даже согласились хоронить), он велел положить себя в лодку и пустить навстречу волнам.
Чуть позже родились законные дети, а потом случилась война с етунами, после которой люди признали Одина богом и защитником. Мидгард в лице самых мощных человеческих государств (Китай и прочая Азия смотрят на происходящее с недоверием) того времени подчинился новоявленному Всеотцу.
Подобно всем сам, Хеймдаль считал Локи сыном Одина, но открывшаяся правда потрясла его до глубины души. Усыновленный раб (и когда-то это его успели поработить толком еще не завоевав) позволил себе предать народ, который его принял. Локи и до последних событий не отличался общепризнанными добродетелями, зато очень походил на молодого (такого ли уж молодого, если он на Земле жил плюс-минус около эпохи викингов, а Одину бешенные тысячи лет) Одина, которого Хеймдаль застал и чью деятельность не одобрял, а теперь еще и вскрылась тайна происхождения.
. Беннер в очередной раз посетовал, что в Асгарде нет ни интернета, ни телефона, ни даже телеграфа. За несколько месяцев пребывания в поселении он успел проклясть невозможность связаться с нужным асом (а учитывая, что «нужных» ему асов не так много, то и еще и непунктуальность, и наплевательское отношение к окружающим этих самых избранных).
Все эти рассуждения казались простыми (особый феерически простой абзац на полстраницы). Слишком простыми для того, чтобы претендовать на истину.
Брюс не оставил надежду поговорить с женщинами-врачами и разузнать про образование асов, которые ведут торговлю и обязаны уметь считать (странные вещи привлекают его в женщинах?).
Глава 109
Отал чуть зубами не заскрипела от досады. (…) Царь (она тоже участвует в этом заговоре «Локи на трон, а то иш расслабился»?) не может, не имеет права так себя вести.
— Я сам выясню, что от меня хотят сестры. (…) И не забывай, у них долгое время лечились наши друзья. Мы в долгу перед ними. К тому же, если сестры обидятся (обидятся на то, что их убили, резонно. Раз уже предлагаются такие радикальные меры, то надо не на совесть давить, а оправдывать дальше и из лечения делать вывод не о «долге», а об их расположении и условно добрых намерениях), они могут выдать нас остальным етунам.
Убить царевен, развеять их тела по ветру (по суровому космическому ветру пространства между мирами, чтоб наверняка) — и етуны никогда не докажут причастности асов, даже если им известно о безрассудной дружбе между поселенцами и царевнами.
Отал была вовсе не прочь перенять мидгардские удобства, но выступала категорически против постройки на маленьком острове громадных предприятий по сборке машин и станков (как хорошо, что она еще не в курсе, что сборка в производстве всякого такого отнюдь не самое объемное,грязное и вредное занятие).
— А также моя наставница в мире магического искусства. Она позаботится о моей безопасности. Если таковой будет что-то угрожать (и это он задвигал про «только не вздумай обидеть», ну-ну. И вообще, к чему эти уточнения, его спросили кто, а не зачем).
Она с трудом вырвалась из жесткой хватки. Правую руку она почти не чувствовала. Нельзя прерывать заклинание, когда оно почти готово. Дрянной Локи — будто знал, что она собирается убить великаншу (которая мирно стоит и смотрит на происходящее, у них с жующей на заднем плане Берканой явно своя атмосфера и конкурс на самого адекватного в помещении).
Если существует Асгард, то почему бы не существовать Аду, Тартару и прочим подземным (определенно так глубоко еще никто Асгард не опускал) мирам, воспетым в легендах?
Встречаться с не упокоенной душой или отвлекать ее от пира в Вальгалле — чистое самоубийство. Но разве не Хагалар (ничего себе, какие авторитеты в ход пошли) утверждал, что слухи о силе духов преувеличены?
Глава 110
Встречаться с не упокоенной душой или отвлекать ее от пира в Вальгалле — чистое самоубийство. Но разве не Хагалар (ничего себе, какие авторитеты в ход пошли) утверждал, что слухи о силе духов преувеличены?
Они с сестрой шли пешком, поскольку ни одна лошадь не выдержала бы вес ледяной великанши. По-настоящему превращаться царевна не умела, а Локи мог обратить только себя (а он когда-то прям в великана с соответствующим весом и ростом превращался?). Да и рисковать здоровьем ванахеймской лошади Локи не желал: животные ненавидели сильное колдовство и старались держаться от него подальше — вызов духа мог смертельно напугать коня. А еще лошадь была типичным жертвенным животным, и кто знает, что придет в голову взбалмошной царевне. (Полный комплект отмазок, в общем)
Локи пожал плечами. Он не заплачет по так называемым «друзьям», а уж Хагалара придушит собственными руками. (И это герой, которому приписывается самоубийственное любопытство, уже похоже даже мне интереснее, что там в конце пути обещано, чем ему. Может, перед прерыванием общения хотя бы посетовать, что у него затруднения с формулированием нужных вопросов на давно не практикуемом языке?)
Царевна кивнула и уселась на землю. Она ужасно устала: ее грудь высоко вздымалась, а глаза сами собой закрывались. Всю жизнь она почти не выходила из дворца, и полуторачасовой поход по лавовым полям и каменным тропкам мало чем отличался от подвига (а нефиг было так бежать).
А ведь отец тоже мог ошибаться и подвести не к тому кургану. Быть может, царица вообще не здесь похоронена (что за упаднические настроения, тетенька из Ётунхейма сказала здесь, значит, здесь, ей вроде свои связи с потусторонним можно особо не подтверждать).
Он полностью в себя так и не пришел (складывается впечатление, что эту фразу за вас начал писать Лагур, но так и не закончил) после той жути, что творил с пленными людьми, и Беркана его опасалась.
— Мы не будем прятаться в соломе как последние женовидные (я, в целом, понимаю ваше желание воткнуть что-нибудь этакое эддическое, но какое тогда, пардон, «мы», вон у них 25% собравшихся женского пола на камне сидит, возможно, ему не помешает говорить исключительно за себя) трусы! Я немедленно отправляюсь на кладбище.
Раиду жестикулировал так отчаянно, что чуть не выбил глаз брату, а у Берканы не на шутку разыгралось воображение (А я где-то пропустила хоть малейшие основания рассчитывать, что его там прям убивают?). Она представила мертвого Локи, лежащего на могильном холме.
Раиду едва ли был готов действовать разумно, он только больше распалялся:
— Всех сразу не убьет! И я готов принять смерть от его рук. (Ну, во-первых, взаимоисключающие параграфы про придется помирать или все-таки нет, но это еще можно как-то списать на его неадекват, но, во-вторых-то, что за недооценивание, что значит «не убьет», уже скорее за возможность убедиться, что он в порядке и умирать спокойным :))
— Боюсь, он будет зол не на тебя, а на нас с Дочерью Одина. Но дело ведь в другом (А вот это уже отмазки пошли, было прямо сказано про «ослушались», а не про контекст ситуации в целом. Аргументнее, кажется, будет, что никакому Локи он/они помочь уже не смогут, если их перехватят и убьют на полпути) — мы не доедем до кладбища, нас убьют по дороге. Это безрассудство — выходить за стены поселения без Локи да еще и ехать так далеко, где точно нет крестьян, работающих на нас.
— Вот и трясись в углу от страха, если тебе так дорога жизнь! Отдавай осколок Тессеракта! (час от часу не легче, он им пользоваться-то вообще умеет-практикует?) Я еду за богом!
Всю жизнь Беркана не считалась с рабами и почти никогда не сталкивалась с ними, даже живя в заворотном мире. И вот теперь судьба и Раиду, и Локи в руках парочки рабов (ну ладно на Раиду надежда действительно не большая, но сколько можно даже после всех событий текущего дня считать Локи безруким идиотом?). Какой позор!
Последние асы покинули кладбище, а Локи всё кружил меж двумя могилами, судорожно вспоминая, какая настоящая. Голова кружилась (ну а куда ей деваться, раз уж она все еще надежно закреплена на его тушке, это к вопросу как обычно о повторах) от волнения, его лихорадило. Столько вопросов надо задать матери, расспросить о жизни и смерти, о рабстве и воцарении в Етунхейме, (Где-то примерно здесь должен быть абзац, чтобы никакие призраки еще живых Хагаларов за ним не увязывались, и, возможно, более внятная пристыковка воспоминаний, например, через что-то вроде больших надежд на ее якобы «желание» якобы «помочь», а то все доступные ему с самого детства источники не вызывают большого доверия)
Ты, конечно, не знаешь, да и откуда тебе, но хотели. И я долго, со вкусом доказывал, что овца из тебя получится с большей вероятностью, чем Тень. Ведь Тень живет в тени, а ты жаждешь сгореть на солнце (и много он чисто статистически встречал овец, сгоревших на солнце, причем на строго добровольной основе?). И все же кое-что у тебя от нее есть — она тоже не считалась с методами и шла к цели, не обращая внимания ни на удачу, ни на статус, ни на опасности — ни на что.
— Я никогда тебе не лгу, — покачал головой Хагалар. — И учитывая твой возраст и ближайшие перспективы, думаю, есть вещи, которые тебе пора знать. Вряд ли дорогой псевдопапаша упоминал о том, что Асгард несколько столетий лелеял мысль выкрасть младенца-царевича из Етунхейма (а еще более издалека он зайти не мог?).
— Позволю себе напомнить, что Асгард и Етунхейм — два величайших мира, боровшихся много столетий (любой интервал до тысячи — не так уж и долго по местным меркам) за господство над прочими, а вовсе не мир богов и мир страшных монстров, как тебе с детства внушали.
Один столетия ждал, но ничего — мальчики давно переступили черту совершеннолетия, но не завели не то, что жен, а даже официальных любовниц и, кстати, ни одного внебрачного ребенка — а у етунов с этим строго (это про учет или все-таки про запрет? А то странно как-то обвинять их в отсутствии запрещенных ребенков). Догадываешься, что это значит?
Только у покойной царицы было мировоззрение аса и знания етуна. Еще больше, чем о сказках, Локи хотелось узнать о собственной семье и биографии ближайших родственников, но то были слишком личные вопросы, с которых не следовало начинать, а вот вопросы о культуре, эпосе и истории нейтральны и должны настроить мать на дружественный лад… (ему совсем не кажется, что вызывать духа для светских бесед о культуре как-то не слишком продумано, особенно учитывая, что в одной его голове это как-то прекрасно уживается со всеми опасениями на ее счет. Здесь как нельзя кстати пригодилось бы упоминание про обещанную в предыдущей главе «помощь»)
Она шла столь целеустремленно, будто знала, какой курган принадлежит матери (вот мне тоже кажется, что с этого и стоило начинать, перед тем как нарезать круги весь день).
К асгардским курганам царевна не испытывала никакого уважения: она шла прямо по ним, а через мелкие перешагивала, словно через лужи или камни. Она нисколько не уважала асов, хотя и являлась на половину асиньей. Локи же ненавидел етунов, хотя и являлся на половину етуном (А не лучше вместо этого уточнения сохранить тренд на культурные различия — что он, мол, точно такой же «половинчатый», но воспитан здесь и подобное обращение не одобряет?).
Середина 4595 года — значимая дата для всех миров — дата образовалось Девятимирья. Один стал Всеотцом и железной рукой установил мир во всех мирах. Будто это было вчера! (Это их «вчера» там где-то на табличке написано или он по слою мха определил возраст кургана с точностью до полугода? Да и просто не очевидно, с какой целью здесь это уточнение)
Асы предпочитали устраивать покойников на горящих кораблях и отпускать в океан. Немногие хоронили родственников в земле. Либо жадные до дерева, либо чересчур сильно любившие покойных, либо получившие не тело погибшего, а лишь небольшую его часть (сам он, очевидно, «попадает» под вторую категорию захоронений, но вопроса насчет всех остальных вот прям здесь в округе это не снимает — что за регион прижимистых, но сентиментальных крестьян, которые еще и вот так запросто посреди рабочего дня тратят время на уход за курганами? Как это укладывается в категорию «немногие»?).
Локи оторопело смотрел на мать. Горло сжалось в болезненном спазме, не позволяя выговорить ни слова. (Про культуру он поговорить планировал, столько вопросов, столько вопросов, ну-ну)
— Раз ты выжил, — женщина протянула дрожащую морщинистую руку, — то я прокляну… (а чего это оно со второго раза должно сработать?)
— Ты мой брат и мой будущий муж — так сказал Один много веков назад, — медленно произнесла царевна на етунхеймском (воот, тут же они прекрасно разговаривают каждый на своем языке и никто не жалуется, к чему только был весь этот выпендреж с многовариантным наречием).
— Твоя смерть (ну формально, его в общем-то никто и не убивал, а проклятия на нем, как выяснилось, работают нестабильно) — это смерть моего брата, — пояснила царевна, сжимая в руке роскошный кинжал Локи.
— Полог невидимости еще действует. Возвращайся с царевной (прям видно как проявляется его ётунская сущность :) — не пытаться спросить ее мнения насчет будущих планов хотя бы на завершение этой поездки и т.д., как будто чемодан на отправку передал, даже не попрощался ведь) в поселение.
====== Настоящий праздник для Локи ======
Комментарий к Настоящий праздник для Локи Поздравляю всех с новым годом!
Эта история произошла незадолго до событий первого фильма – небольшой подарок читателям к празднику за несколько минут до боя курантов.
Йоль — один из самых масштабных и красивых праздников Асгарда. На него съезжаются правители и знать всех миров, за исключением побежденного Ётунхейма. Большая охота, пир, жертвоприношения, гости — как прекрасен и интересен этот праздник… Первые несколько столетий жизни. Однако когда тебе перевалило за тысячу, и ты каждый год справляешь его в кругу семьи и послов, то он начинает надоедать. Хочется чего-нибудь нового и занимательного. Чего-то, чего не бывало за все твои десять столетий жизни.
Примерно это Тор и изложил несколько сумбурно своему брату, которого с трудом нашел в одной из множества комнат его покоев. Собственные покои тоже состояли из десятков комнат, но наследник проводил время всего в трех-четырех ближайших, зато Локи умудрялся пользоваться чуть ли не всеми своими помещениями. Как казалось Тору, исключительно для игры в прятки.
— Я понял тебя, брат, — чинно ответил Локи, дожёвывая яблоко. — Я на твоей стороне. Мне тоже опостылел Йоль. Но что мы можем сделать?
— Отправимся в другой мир, — тут же предложил Тор. — Подальше от бесконечных снегов, из-за которых ты постоянно болеешь. Поедем в Мидгард!
— В Мидгард? — прыснул Локи. — Я уже не говорю об отце, который нас пошлет к Хель, если мы не будем изображать статуи подле его трона…
— Посылать-то недалеко, — вставил слово Тор. — Она же приедет к нам завтра. Вместе с яблочками. Не чета твоей любимой ванахеймской кислятине.
— Яблоки всё равно будут уничтожены Вольшагом и тебе не достанутся, так что не перебивай, — огрызнулся Локи. — Так вот, я даже не говорю о гневе отца. Подумай о Хеймдале — он никуда нас не пустит. А иного пути в Мидгард… Нет.
Локи лукавил, разумеется. Кому, как ни ему, были известны тайные тропы между мирами, которыми он пользовался из чертогов матери, но брату о них знать вовсе не полагалось. Если Локи захочет в тот же Мидгард, то отправится туда сам. Без попутчиков и свидетелей.
— Хеймдаля можно подкупить!
Локи подавился яблоком: чтобы Тор подумал о подкупе? Переобщался с Сиф, не иначе.
— Видимо, я чего-то о тебе не знаю, брат мой, — пробормотал он, прокашлявшись. — Чем ты собираешься подкупать стража моста?
— Придумаю.
— Ох, брат мой, — Локи встал. — Честно, у меня нет желания уезжать завтра, чтобы послезавтра отец сто раз повторил, что мы недостойные его потомки.
С этими словами он вышел из комнаты и пошел, куда глаза глядят, просто потому что на ходу лучше думалось. В теплое время года он предпочитал гулять по саду, но в холодное вынужден был слоняться по помещениям. Собственные покои были достаточно большими и соединенными в круг, так что по ним можно было бродить часами, размышляя о какой-нибудь особо сложной задаче. Столь же хорошо думалось и лежа на бревенчатом полу, но в Гладсхейме дощатых полов отродясь не было. И это было печально. Но раз бревенчатого пола нет, а в покоях засел братец, придется выйти в общие коридоры. Предложение Тора было очень соблазнительным. Может, и правда чем-нибудь подкупить стража…
— Локи!
Царевич вздрогнул и едва успел остановиться: перед ним словно из ниоткуда выросла мать, выставив руки в защитном жесте. Это была главная причина, почему царевич не любил гулять где-то, кроме своих покоев: задумавшись, он мог врезаться во что угодно или в кого угодно.
— Мама. Прости, я не заметил тебя, — промямлил Локи, выплывая из грез. — Я думал, что ты в Фенсалире занимаешься подготовкой к празднику.
— Мы уже подготовились, — мать взяла его под локоток и увлекла на крытую галерею. — Запомни: никогда нельзя ни к чему готовиться в последнюю минуту. Особенно, когда должны прибыть столь важные гости.
— Рабы отца навещают его каждый год, — хмыкнул царевич.
— Рабы? — удивилась Фригг. — Локи, откуда такое уничижительное отношение к нашим подданным и союзникам? Особенно к богине смерти.
— Номинальное назначение. Она всё равно во всем слушается Одина.
Царица только головой покачала.
— Как же вы с Тором еще юны. Если бы я сама не предсказала Всеотцу сон Одина через полгода, то ни в коем случае не согласилась бы на коронацию Тора.
— Коронация сделает его мудрее, научит ответственности, — спокойно процитировал Локи недавние слова отца. Он меньше всего желал, чтобы брат, и без того тщеславный и себялюбивый, взошел на трон. Но помешать никак не мог: никто не смел перечить воле царя Асгарда.
— Ты слишком сильно привязан к отцу, — заметила Фригг. — Как и Тор, впрочем. Локи, послушай. Один — правитель Девяти Миров, он мудр, но не всеведущ.
— Всеотец получает всё, что хочет, ведает всё и прочее, — ответил Локи еще одной цитатой. Разговор с матерью и прогулка под ручку по галерее вовсе не входили в его планы, но и отказаться он не мог — этикет не позволял, будь он неладен.
Мать улыбнулась, чуть слышно засмеялась.
— Локи, наверное, ты очень удивишься, но не Один выбрал меня в жены, а я его выбрала в мужья.
— Ты никогда об этом не рассказывала, — Локи весь обратился в слух: узнать что-то о прошлой жизни матери ему всегда хотелось, но почти никогда не удавалось. — Поделись.
— Я была моложе тебя, мне едва ли исполнилось тысячелетие, когда я начала прокладывать себе дорогу к трону.
— Ты? Прокладывать дорогу к трону? — перед глазами Локи проплыли абсурдные картины: мать, держащая в руках меч и прорубающая путь к трону. Конечно, он знал, что она великолепно владеет кинжалами, но на его памяти она участвовала только в дружеских, шуточных боях.
— Да. Не сражаясь на мечах, конечно, — Фригг словно прочитала мысли сына. — Мне ли напоминать тебе, как важно уметь договариваться? Я смогла договориться с близкими к трону асами, я смогла где-то подсобить, где-то помочь, где-то наоборот подставить. И это при том, что я была не просто незамужней бесправной девушкой, я была еще и дочерью своего отца. Ты не застал дедушку, но он был очень суровым асом, и мне едва удавалось скрывать от него свои деяния. Я не была еще совершеннолетней, а уже погрязла в пучине интриг. Я стояла подле трона, еще не будучи невестой твоего отца. И мне это нравилось.
— Интриги? Мама? — Локи не знал, что и сказать. Он настолько привык, что царица либо красуется перед народом, либо управляет Фенсалиром, что просто не мог представить себе ничего другого.
— Локи, ты вырос в очень мирное время, когда нет войн, когда никто не посягает на власть в Асгарде. Еще тысячу лет назад все было не так. Моя молодость была не менее захватывающей, чем молодость той же Сиф. Быть может, когда-нибудь я тебе расскажу.
— Я… буду ждать, — Локи сглотнул. Рассказывать мать явно больше не собиралась, а он не знал, как ее разговорить.
— Я просто хотела сказать тебе, что Всеотец, конечно, направляет всех нас, но свою судьбу определяем только мы, и ответственность несем только мы. Помни об этом завтра.
— Почему именно завтра? — Локи напрягся: неужто мать подслушала их с Тором разговор?
— Я надеюсь, что завтра вы с Тором присмотрите себе невест.
— Невест? — Локи уже устал удивляться. — Вы уже собираетесь женить нас? И разве мы будем выбирать? И разве это не должны быть асиньи?
— Сколько вопросов сразу, — мать остановилась и взяла его руки в свои. — Конечно, главных жен мы вам выберем, и они будут асиньями. И, разумеется, свадеб не будет в ближайшее время. Но вторых и третьих жен вы вольны выбрать себе сами. Надеюсь, что завтра вы присмотрите подходящих девушек.
С этими словами царица оставила ошарашенного Локи одного и нырнула в ближайшую незаметную дверь. Царевич простоял с минуту в пустой галерее, кусая губы. Сбежать хотелось всё больше, особенно учитывая, что мать прозрачно намекнула, что отец не всевидящ. Можно обойтись и без взятки Хеймдалю — отправиться в путешествие по Асгарду. Куда-нибудь подальше от Мирового океана.
Локи поспешил к себе, надеясь застать Тора. Тот возлежал на некоем подобии кушетки и дожевывал очередное яблоко из тех, которые еще недавно обозвал кислыми.
— Брат, я подумал и понял, что твоя идея прекрасна, — начал Локи с порога. — Отправляемся!
— О, Локи, не ожидал тебя, — Тор встал. — А я тут подумал, что все же придется в этот раз присутствовать. Через полгода моя коронация. Надо познакомиться с подданными. Ведь еще немного, и я стану властителем девяти миров, и все склонятся предо мной. Даже етуны!
С этими словами Тор похлопал Локи по плечу и удалился, делая вид, будто подкидывает молот. Мьельнир отец обещал подарить первенцу в день коронации. Копьё он Локи когда-то тоже обещал, только так и не сказал, когда именно подарит.
Младший царевич снова остался один, но на этот раз в комнате среди огрызков яблок. Он не мог выкинуть из головы самодовольное лицо Тора, рассуждающее о подданных и бредящее троном Асгарда. О нет, не бывать этому. «Мы сами вершим свою судьбу», — так ведь сказала царица?
Локи быстрым шагом вышел из Гладсхейма, по дороге одеваясь во все теплое. Он направился в Фенсалир, где и в самом деле не царило праздничное оживление. Всё было готово, и работницы лениво пряли и шили. Локи не знал точно, но ему казалось, что именно из Фенсалира он может ходить по другим мирам незамеченным. И вот сегодня он впервые воспользуется своим умением не для забавы.
Ётунхейм встретил царевича холодом, снегом и льдом — всем тем, чего и так хватало в конце года в Асгарде. Локи поплотнее закутался в темный плащ, который полностью скрывал его фигуру и лицо, и направился к ледяной хижине у полуразрушенной столицы. Там жили етуны, за которыми царевич давно исподтишка наблюдал. Правда, до последнего не мог придумать, зачем ему могут понадобиться ледяные твари.
— Приветствую воинов славного народа, — произнес он, входя в пещеру. Етуны сидели прямо на снегу и занимались каждый своим делом. Каким именно — Локи вовсе не интересовало.
— У меня есть для вас важные вести: через полгода Один уступит свой трон наследнику. В этот день все асы соберутся в тронном зале, а оружейную будут охранять только двое слабо вооруженных охранников. Я проведу вас туда, и вы выкрадете Каскет, который принадлежал вам много веков назад.
Локи хотел ошеломить етунов, поэтому начал без предисловия, не представившись и даже не выйдя из тени. Он ожидал вопросов, недоверия, подозрений, и у него в запасе было достаточно времени, чтобы ответить, а также имелись пути отступления на случай, если что-то пойдет не так. Но всё прошло благополучно. Етуны недолго упрямились: слишком большую награду обещал Лафей за возвращение Каскета. А уж слава, которая разнесется не только о добытчике, но и обо всем его роде, была столь притягательна, что етуны поверили странному незнакомому предателю-асу, явно приближенному самого Одина. Локи ликовал: он убьет нескольких тварей ненавистной расы монстров, а брат не получит заветный трон. О да, царевич усвоил урок дорогой матери и отныне будет творить свою судьбу самостоятельно. Ведь недаром он — сын самого Одина!
====== Настоящий праздник для Хагалара ======
Комментарий к Настоящий праздник для Хагалара Всех с новым годом! В прошлом году вы имели сомнительное счастье в этот же день прочитать маленькую историю о Йоле, предшествующем событиям фильма “Тор-1”. В этот раз тот же временной промежуток мы осветим глазами Хагалара.
Йоль — праздник, с размахом отмечающийся в высокой столице Асгарда. Праздник, переполненный потешными огнями и всяческой иллюминацией, слепящей глаза. Праздник, на который собираются послы и государственные мужи восьми миров Иггдрасиля, когда столы ломятся от яств и эль течет рукой. Праздник, широко отмечаемый только в золотой столице.
На хуторах Йоль праздновали мало, редко, что называется, без души, а в поселении отверженных на него и вовсе не обращали внимания. Что за праздник самого темного дня, когда порой вообще не рассветает? То ли дело праздники летней половины года, когда ночь, побежденная днем, кутает Асгард тьмой всего на какие-то два-три часа!
В зимнюю половину года у всех было смурное настроение. Ученые над чем-то работали, не очень понимая, над чем именно: сказывались усталость, авитаминоз и отсутствие солнца. Зато у мастеров дел было столько, что об отдыхе не могло быть и речи: именно в зимнюю половину года проводились глобальные закупки, согласовывались планы на следующий год, а также проводился мелкий ремонт всего, что можно починить, не выходя на улицу.
Семь почтенных старцев большую часть времени проводили, решая важные вопросы, беседуя с логистами, старавшимися набрать побольше заграничных дел и не появляться в Асгарде, а также разбирая мелкие дела, проблемы и тяжбы, которые накопились за летнюю половину года.
И тем большим удивлением стало для Хагалара появление старого приятеля — Алгира, в конце года занятого простудными заболеваниями и обморожениями. Уж кто-кто, а целители работали в полную силу вне зависимости от времени года.
— Ты просил напомнить, что тебе нужно пробраться сегодня во дворец, — отчеканил он, возвышаясь и над Хагаларом, и над сотней свитков, лежащей на столе.
— Я просил? — Вождь на мгновение задумался. — Мой дорогой полунедруг, кажется, мне пора на покой. К своему стыду, я не помню, чтобы мы с тобой разговаривали последние… Два? Три месяца? Неужели я начинаю терять память и рассудок? — он обвел глазами прочих мастеров. — Вы все мне свидетели.
— Ты просил об этом не месяц назад, — недовольный Алгир не любил пояснять очевидное, — а больше ста лет назад. Я записал твою просьбу, и книга мне сегодня напомнила.
— Вот тебе и раз, — протянул Хагалар, уходя в маленькое помещение-кладовку и увлекая за собой бывшего друга. — А я не был столь любезен, чтобы объяснить, зачем мне это было нужно?
— Как же, был, конечно, — Алгир чихнул от пыли, которую в кладовке не убирали никогда. — Ты всегда любезно объясняешь все свои просьбы. Даже если собеседник не дурак и сам всё понимает. В следующем году коронация Тора.
— Коронация? — Хагалар почесал в затылке. — Но они еще совсем дети.
— Тор давно совершеннолетний. Ты просто утратил счет времени.
— И правда, — Хагалар потер виски. — Моя работа меня отупляет. Когда объявили о коронации?
— Недавно. Но всё поселение, развлекающееся в окрестностях, о ней знает. А вот чтобы о чем-то не знал ты… — Алгир усмехнулся. — Я уже говорил тебе как профессионал: сперва ты окончательно посадишь зрение, а потом мозги.
— Да, да, конечно, — Вождь не слушал. — Время идет слишком быстро, я думал, у меня еще есть в запасе сотня-другая лет. Будь другом, которым ты никогда не был: найди Дочь Одина, приведи Отал Чернобурую. И быстро.
Алгир с явным неудовольствием, до которого Хагалару не было никакого дела, покинул дом мастеров и отправился под снегодождь, щедро осыпающий отравленную землю. Хагалар покинул кладовку, пару раз чихнув и дав себе зарок прислать сюда крестьянок — должен же кто-то убирать хотя бы в доме мастеров, вершащих судьбы поселения. Впрочем, Хагалар давно хотел прыгнуть выше головы и решать судьбы тех, кого в свои сети заплели предсказательницы. И расплата за одно неверное движение могла быть очень высока.
Скрипнула дверь, пропуская женщин. Вождь, не обращая внимания на мастеров и логистов, увлек гостей в глубь длинного дома — в кладовке вчетвером не поместиться.
Беркана… Дочь Одина… Одинсдоттир… Как только ее не называли. Некрасивая, но ладно слаженная девушка, которая могла бы стать прекрасной воительницей, если бы сфера ее интересов лежала в нужной области. Ее можно было сделать очень сильной физически, у нее были все задатки к тому, чтобы управляться топором или копьем, но никто никогда даже не думал о такой судьбе.
Отал — немолодая женщина, питающая страсть к шубам иноземных чернобурных лис и из-за этого получившая свое прозвище. Второй по значимости и силе боевой маг поселения. Попавшая сюда в зрелом возрасте, но не умевшая толком управляться своим даром, она в поселении освоила боевую магию. Она была одной из немногих носителей тайных знаний Хагалара, но даже ее сил не хватало на то, чтобы применить их все на практике. Она была лишь сосудом для знаний, моложе своего учителя примерно на половину тысячелетия. Если со старым магом что-то случится, она передаст знания дальше. Только вот пока и Хагалар чувствовал себя прекрасно, и кандидатов на роль учеников не было — слишком много магической энергии требовалось для освоения высоких уровней боевой магии. Вот юный Локи освоил бы их, пускай и за долгие столетия, и Хагалар всё больше склонялся к идее таки выкрасть мальчишку из дворца. Только вот мальчишка, судя по словам Алгира, вырос. Впрочем, если с коронацией всё пройдет благополучно, то придется попробовать. Если ему так и не отдали предмет мечтаний добровольно, то в конце концов он возьмет его силой.
— Мой мастер, твой вызов стал для меня полной неожиданностью, — Отал величаво склонилась просто потому, что ей нравилось величаво склоняться, подчеркивая собственную грацию: Беркана повторить ее жест не могла бы при всем желании.
— Милый Хагалар, зачем я здесь? — Дочь Одина с подозрением оглядывалась вокруг: никогда еще в дом мастеров ее не вызывали просто так.
— Ну, ты-то мне, прелесть моя, не очень тут нужна, — усмехнулся Хагалар, потрепав протеже по голове. — Отал, лиса очей моих, мне тут птичка в образе недоброго друга донесла, что коронация скоро.
— Да, мои заворотные любовники прожужжали мне ею все уши, — кивнула Отал. Ее любовники для Хагалара были больной темой — он сам свел ее с магами заворотного мира, но родившиеся мальчики-близнецы вообще не унаследовали дара магии!
— А это значит, что приближается, — Хагалар понизил голос. — Одним словом, Отал, отвечаешь до коронации за мою дочь головой. Я не шучу. Беркана, не подходи к лабораториумам, не выходи лишний раз из дома, лучше даже ножом при еде не пользуйся. Ты ведь в книжках сидишь? Вот и сиди, без всяких фелагов. Читай, спи, ешь, одним словом — не подвергай себя опасности, твоего лица мне хватило сполна.
— Но я, — Беркана сглотнула. — Разве… мои преследователи добрались до сюда???
— Земные нет, а вот судьба добраться может, — Хагалар сделал паузу, переглянувшись с Отал и Алгиром — они знали правду, пускай и не всю. — Судьба дважды отняла у меня семью. Я не позволю ей лишить жизни моих дорогих детей. Я клялся себе, что ни ты, ни Локи не пострадаете, пока Тор не возьмет в руки Мьельнир и не станет защитником Девяти Миров. Это случится в следующем году. Если с тобой, моя девочка, всё будет в порядке, то и за Локи я буду спокоен.
— Я не понимаю, — Беркана вся сжалась. — Я, правда, не понимаю.
— Я обещаю, — Хагалар обнял ее, успокаивая и поддерживая, — что сразу после коронации объясню тебе всё, а Отал и Алгир подтвердят мои слова. Но пока просто попробуй никуда не лезть.
— Я и не лезу!
— Отал, пожалуйста, не спускай с нее глаз. Спите вместе, ешьте вместе. Если с ней что-то случится…
— То ты меня убьешь, я поняла, — Отал усмехнулась. — Или я убью тебя, мой мастер.
— Это было бы лучшим исходом, — серьезно кивнул Хагалар. — Это значило бы, что ты превзошла меня в искусстве убивать. Когда я был в Бездне, то видел народ, у которого был очень интересный обычай. У учителя было много учеников, и учились они много лет, а когда учитель старел, то каждый ученик стремился его убить. Кому удавалось, тот и становился следующим хозяином школы, а остальные расходились на все четыре стороны.
— Учеников у него было много, — заметила Отал.
Хагалар пропустил ее замечание. Отстранив от себя Беркану, он судорожно размышлял, что он еще может сделать. Лет сто назад ему казалось, что поехать во дворец — это здравая мысль, но сейчас он в ней сомневался. На Йоль соберутся послы других миров, старого мага обязательно узнают. Дворец будет переполнен стражей, скрыться не выйдет, а если его обнаружат, то придется объясняться с Одином, а этого он не желал. «Я не вернусь во дворец, пока ты не отдашь мне Локи!» — глупое обещание, данное по воле чувств, а не разума, но гордость вот уже много столетий не давала преступить его. Если бы он вернулся во дворец после бездны, то уже давно очаровал бы ребенка и передал бы ему знания, даже не ставя в известность почтенных родителей. Да и Тору он мог бы во многом помочь. Но дерзкие слова были произнесены, судьба сплела свои нити, а Хагалар не готов был пойти против гордости и гордыни.
Остается только ждать коронации, на которой он тоже не будет присутствовать, но слухи о которой дойдут до поселения быстрее ветра. Коронация должна. Обязана пройти удачно.
Хагалар повернулся было к Алгиру. Можно поехать не сегодня, завтра, посмотреть на шествие, посмотреть на выросших деток. Но он был не в силах. Сколько им было, когда он видел их в последний раз?
— Мой мастер, — окликнула его Отал, — есть ли что-то еще, что мне нужно знать?
— Нет, просто береги Дочь Одина.
Вождь наблюдал, как девушки вышли на улицу. Снегодождь прекратился, из-за туч попыталось выглянуть солнце, но у него ничего не вышло: особенно большая туча налетела на него, вновь скрывая от истомившихся по теплу асов.
— Неспокойно мне, — пробормотал Хагалар, обращаясь к Алгиру, как к единственному оставшемуся собеседнику. — Душа болит, предчувствия не оставляют меня.
— Так поезжай во дворец и следи за сыновьями Одина так, как приставил сейчас Чернобурую следить за Берканой, — пожал плечами Алгир.
— Нет, — покачал головой Хагалар. — Нет. Во дворец я не вернусь. Я не могу исправить ошибку, даже если она и была допущена.
Хагалар ожидал вопросов, но Алгир не задал их: до царской семьи ему не было дела, он рад был бы даже не вспоминать о ней, ведь именно из-за своей связи с дворцом он оказался в мире отверженных.
— Перед тем, как покинуть дворец навсегда, — тихо произнес Хагалар, впервые рассказывая хоть кому-то о своей давней глупости, которая в те времена казалась ему самым правильным из возможных поступков, — после того, как Один не дал мне учить Локи… Одним словом, перед тем, как расстаться с милыми детьми, я дал Локи прощальный подарок.
— Который теперь его погубит? — хмыкнул Алгир. — Я даже не удивлен.
— Надеюсь, что нет, — пробормотал Хагалар. — Но если, несмотря на все мои предосторожности с Берканой, с ним что-то случится, то это будет моя вина.
— И что же ты ему подарил? — произнес Алгир, поняв, что, если он не задаст этого сокровенного вопроса, его так и не выпустят из дома мастеров и будут ходить вокруг да около до следующего ужина.
— Я показал ему тайные тропы во все миры Иггдрасиля.
====== Настоящий праздник для Наутиз ======
Комментарий к Настоящий праздник для Наутиз По традиции поздравляю читателей с новым годом очередной историей на этот раз из жизни Наутиз.
Я решила создать целый небольшой сборник историй, случившихся в один день – на Йоль, то есть 21 декабря. Это последний Йоль перед событиями “Тора”: несколько месяцев спустя случится неудачная коронация, которая закончится падением Локи в Бездну.
Для сборника я отобрала 13 персонажей повести – 6 дворцовых и 7 поселенцев, из них 6 женщин и 7 мужчин. Генератором случайных чисел в этом году выпала история Наутиз. Итак, кто хорошо помнит повесть? Кто сколько отсылок на разные главы найдет в этом небольшом фрагменте?:))
Йоль никогда не был для Наутиз хоть немного значимым праздником, но в этом году она ждала его с нетерпением, потому что Ингвар обещал вернуться из Мидгарда и отметить его в шумной компании, в которую Наутиз входила. Из всех поселенцев Ингвар вызывал у Светлоокой наименьшее отвращение, поэтому именно на него она положила глаз и с его помощью собиралась вернуться к нормальной жизни. Разумеется, не в Асгарде, где родители и муж довели ее до побега в деревню отверженных. Мечты Наутиз касались другого мира. Того самого, где Ингвар проводил большую часть времени. Мидгард. Если правильно себя вести, то через пару зим логист сам отвезет ее в мир людей, наплевав на запреты поселения. На них многим плевать, но немногие умеют их обходить, а Ингвар умел, и это была еще одна причина, почему Наутиз делала ставки именно на него. Она будет первой женщиной-логистом, официально или нет — неважно. Не добровольно, так силой добьется своего. Мастер логистики — старик, выживший из ума. В худшем случае его можно заменить на кого-нибудь другого. Об этих расплывчатых планах Наутиз не говорила никому, даже Ингвару. Вместо этого она на досуге писала. Вовсе не сагу и не восхваления деяний собственных предков, от которых отказалась, попав в поселение. Нет, она писала историю о загадочном убийстве и возможных путях его расследования. Таких «книг» она написала довольно много, и целью было вовсе не порадовать софелаговцев развлекательным чтивом — никто, даже лучшая подруга — Ансур, не знала об этом увлечении. Наутиз разрабатывала идеальное преступление, которое не распутают даже маги, даже боевые. На роль сообщницы рассматривалась тихая, незаметная Ансур: ее легко увлечь, с ней приятно иметь дело, и если она чего-то хотела, то добивалась любой ценой.
— Здравствуй, моя хорошая!
Легка на помине. Наутиз одним движением руки свернула свиток с «Йольским убийством» и положила ко множеству других, скрывавших только формулы и прочие сугубо необходимые естественнику записи.
— Какая же ты молодец! Работаешь даже в праздник! — проворковала Ансур, не обратив никакого внимания на множество свитков.
— Ну вот мы такие, — многозначительно хмыкнула Наутиз, кивнув на парочку кошек, дремавших по теплым углам дома.
— Ох, что я тебе расскажу! — Ансур придвинулась ближе. Ее глаза маниакально вспыхнули, как всегда, когда она была в возбуждении. — Логисты вернулись. Фену, из магов, полетел их встречать. Скоро приедут.
— Оу, так Ингвар прибудет не один? — Наутиз немного сконфузилась. — И кто же это? Ну же.
— Увидишь, — шепнула Ансур и резко встала, сшибив на пол свитки. — Ох!
— Ты сама грация.
— И не говори, — Ансур побросала свитки на стол, не удосужившись открыть ни один из них. Она никогда не лезла в чужие дела, что устраивало скрытную Наутиз. Ансур она искренне любила и во многом из-за нее до сих пор не привела в исполнение ни один из своих планов по Мидгарду.
— Прогуляемся?
— Давай.
Они вышли из дома, закутавшись по уши в шубы, хотя зима в этом году была не слишком лютая. Никакой радости от прогулки по давно знакомым улочкам, вокруг давно знакомых домов никто не испытывал, но Наутиз кожей чувствовала нервное напряжение Ансур, поэтому продолжала выписывать круги вокруг ворот, рассказывая что-то в меру веселое, что подруга пропускала мимо ушей, погруженная в собственные думы. Вряд ли логисты так сильно выбили ее из колеи. Все логисты — мужчины, а Ансур мужчин боится. Значит, грядет что-то еще, какой-то сюрприз или подарок, можно надеяться, что приятный. Наконец, вдалеке послышался топот копыт. Он был отчетливо слышан даже по снегу, даже относительно далеко от ворот.
— Подъезжают.
— Что-то не так, — нахмурилась Ансур и бросилась к воротам, которые покорно растворились, пропуская всадников. Встречать их почти никто не вышел — ничего особенного в возвращении логистов не было.
Если бы кони этих самых логистов не пали на землю, как подкошенные, стоило им переступить ворота поселения. Всадники едва успели соскочить. Наутиз узнала Ингвара и Эвара.
— Быстро закройте ворота! — заорал Ингвар, и вовремя — в приоткрытые створки влетела стрела, попала в опознавательный столб и застряла. Ближайший маг тут же сотворил защиту, а по поселению прокатилась сирена, оповещающая об опасности.
— Что случилось? Где Фену? — набросились на Эвара с расспросами, но он стоял, белее мела, и выговорил только оно слово:
— Подстрелили…
Ансур всплеснула руками, готовая упасти в обморок, хотя стрела пролетела вовсе не рядом с ней. Наутиз пришлось поддержать подругу. Она рассудила, что лучше не вмешиваться в непонятные кровавые истории и вернуться в дом. Отверженным нельзя выходить за стены поселения. Это знали все жители Асгарда, поэтому профессия логиста считалась самой опасной и поэтому в нее не брали женщин. Облавы на логистов раньше случались с завидной регулярностью, поэтому кто-нибудь из магов в образе зверя или птицы обычно сопровождал их до и от Радужного Моста. Видимо, сегодня окрестные крестьяне вспомнили, что на Йоль полагается устраивать охоту, вот и решили поохотиться. А ведь вроде как отношения с ними наладились.
— Пойдем, пойдем, пойдем, — твердила Наутиз, уводя едва держащуюся на ногах Ансур в ближайший дом, который оказался лабораториумом, провонявшим каким-то едким дымом. Наутиз включила вентиляцию и усадила подругу на скамью.- Не надо слез и истерик. Всё хорошо. В поселение охотники не проберутся, — повторяла она как мантру.
— Я трусиха и тряпка, — едва слышно прошептала Ансур.
— Ну зато ты знаешь свои недостатки, — Наутиз надеялась найти хоть какое-то успокоительное, но из невредного была только дистиллированная вода. — Давай пей и приходи в себя.
— Наутиз, — в дверях словно из-под земли возник мастер естественных наук. — Я тебя повсюду разыскиваю, а ты тут, оказывается!
— А попросить мага найти меня по ауре, не? — злобно бросила Наутиз. Только Ивара не хватало для полного счастья. — Тут такое дело… Помоги или не мешай.
— Не могу сделать ни того, ни другого, — мастер остался в дверях. — Идем со мной. Немедленно.
— Да что ты за ас такой…
— Немедленно! — обычно спокойный Ивар нервничал, и это было не к добру.
Наутиз вынужденно оставила подругу. А ведь даже попросить присмотреть за ней некого. Только бы она не наделала глупостей. На ходу застегивая шубу, Светлоокая покинула лабораториум.
— Ну?
— Тот, кто подстрелил Фену, стоит у ворот и требует тебя.
— Меня? Смеешься? — Наутиз фыркнула. — Сколько у нас «наутиз», дай-ка посчитать. Сотни две, наверное?
— Он знает о роге Урахорн, который ты носишь на шее, он назвал все немногочисленные факты твоей биографии, которые знаем мы, а также точный год твоего прихода сюда.
— Так, мне чего-то не нравится то, к чему ты клонишь, — Наутиз решительно остановилась.
— Нам всем не нравится, — вздохнул Ивар. — Идем же.
— Никуда не пойду, пока не объяснишь, — Наутизсложила руки на груди и приготовилась стоять насмерть.
— Мы полагаем, что это…
— Мой муж, я уже поняла.
— Он не один. Он требует выдать тебя, он хочет вернуть тебя в семью.
— Или утопить в океане? — Наутиз криво усмехнулась. — Тот, кто пришел в поселение, умер для обычного мира — так?
— Так. Еще никто никогда из родственников не требовал выдать ему кого-либо из наших. Но Бьергвин требует, и у него в заложниках Фену. Возможно, еще живой, по крайней мере, он утверждает.
— И вы хотите обменять меня на мага? — Натиуз сделал пару шагов назад. — Не, не, не, я буду сопротивляться до конца. Да тот… ас прикопает меня на лавовом поле или сбросит в океан. Не. Гоните его прочь.
— Мы бы и рады, но с ним Хогун Мрачный.
— Да хоть разноцветный, нам то что?
— А то, — Ивар приблизился вплотную, — что он — один из легендарной троицы воинов, свиты Тора Одинсона, наследника Одина.
— Этого не хватало. У моего мужа не было таких связей… И поселение Одину не подчиняется!
— Никто и не говорил, что подчинится, — Ивар попробовал схватить Наутиз за руку, но она легко вывернулась. — Но портить просто так отношения со столицей мы не хотим. Поговори со своим мужем из-за ворот. Я обещаю, что никто тебя из поселения не выпустит, это противоречит нашим законам.
— Видала я твои обещания, — прошептала Наутиз так тихо, чтобы мастер не расслышал. У нее тряслись колени, но в плотных штанах этого не было видно. Муж. Явился. Спустя столько времени. Да еще и с дворцовыми прихвостнями. Йоль и правду чудесный праздник, какие только чудеса не случаются. Но деваться некуда. Естественница собралась с силами и двинулась за своим мастером. Учитывая количество магов поселения, можно долго орать и качать права, но в конечном счете с ней сделают все, что пожелают. Хоть в грибочек превратят… Кстати, неплохая альтернатива.
Около ворот стояли мастера, боевые маги, целители и несколько крепких рабочих. Ее молча пропустили к створкам, пока что плотно закрытым. Однако стрела, торчащая из столба, оптимизма не внушала. Наутиз сомневалась, что через толстые бревна что-то услышит, но маги расстарались вовсю.
— Слушаю, — произнесла она нарочито громко, чтобы скрыть дрожь в голосе.
— Ингер, это ты?
Наутиз вздрогнула. Как давно она не слышала своего истинного имени. Знать которое всем здесь присутствующим не положено. И это больше не ее имя, так что она может честно ответить «Нет», развернуться и уйти. Пока она собиралась с мыслями и силами, из-за ворот донеслось:
— Я пришел за тобой и без тебя не уйду.
— А я с тобой никуда не собираюсь. Всего доброго.
Наутиз попробовала уйти. Только вот ее никуда не пустили свои же, встав вокруг плотным полукругом. Ловушка!
— Если не выйдешь добровольно, я заберу тебя силой, — донеслись явственные угрозы.
Наутиз очень хотелось спросить, чего это муженек прибыл именно за ней, а не за своим братцем, которого сам же обвинил в свое время в убийстве, но она решила не подставлять Урура.
— Я с тобой никуда не пойду, — ответила она жестко. — А ворота ты не сломаешь.
— Зато сломаю шею вашему бесчувственному магу, — послышались очередные угрозы. — Он пока жив. А еще со мной сам Хогун Мрачный из Гладсхейма, и за ваше непочтительное с ним обращение он может обрушить на вас гнев Одина.
— Эм… — Наутиз не сразу нашлась с ответом. — Ну прости… Хогун… что я с тобой не поздоровалась, но ты со мной тоже не поздоровался.
Они прикусила язык. Ситуация напоминала глупый фарс. Наутиз подождала немного, но никакого ответа от предполагаемого «Хогуна» не последовало.
— А он там точно есть? — одними губами спросила она у сзади стоящих. Ей активно закивали.
— Ну, я прошу прощения, — повторила Светлоокая. — Так зачем я тебе? Столько зим прошло.
— Я желаю жить с тобой как муж и жена, — послышался немного более спокойный ответ.
— На соседних хуторах перевелись женщины? — Наутиз не удержалась от едкой шпильки. — Ты проделал такой длинный путь, чтобы выследить меня.
— Я считал тебя мертвой.
— Вот давай ты и дальше будешь так считать, а? И всем будет хорошо, — выпалила Наутиз, судорожно соображая, кто мог рассказать о ней. Только если Урур. Он наведывается в соседние деревни. Он знает ее истинное имя. Значит, его слова стали притчей во языцех и дошли почти до противоположного конца острова, до безутешного мужа? Попахивало бредом, но как-то же он ее нашел.
— Я от своего не отступаюсь. Ты идешь со мной. Добровольно или насильно.
Похоже, он успел занять какую-нибудь существенную должность в столице, раз так уверенно рассуждает о силовых методах. Наутиз сглотнула. Она прекрасно понимала, что поселенцам гораздо проще вытолкнуть ее за ограду, чем плодить глобальный конфликт с власть имущими. У них всегда был нейтралитет. И если кому-то из советников, или генералов, или кем там успел стать ее муженек, вдруг понадобилась девка из отверженных, то проще ее отдать, чем развязывать холодную войну. Наутиз беспомощно обернулась на скопище бесполезных мастеров.
— Может, хватит глупого фарса? — подал голос один из скучающих боевых магов, которых Наутиз по именам не различала. — Видно же, что мирного договора не будет. Эй, Лагур! — позвал он ошивавшуюся неподалеку магичку из каких-то высших сфер. — Иди сюда и помоги мне.
Боевой маг вышел вперед и бесцеремонно схватил естественницу за руку — она даже пискнуть не успела.
— Господин хороший, вот тебе твоя жена, получи.
— Что? Что за? — Наутиз не успела даже толком возмутиться, как ворота приоткрылись, и ее грубо вытолкнули. Не удержавшись, она упала в снег и вынуждена была чуть ли не с колен рассматривать сильно постаревшего мужа и какого-то незнакомого полувана. Незваные гости успели сделать всего два шага в ее направлении, как вдруг застыли, удерживаемые мощным силовым полем. Наутиз обернулась: боевой маг, тот самый, подставивший ее, парил в воздухе, создавая поле, а Лагур встала точно напротив отчаянно сопротивляющегося Хогуна и принялась что-то читать нараспев, совершая немыслимые пассы руками. Хогун тут же прекратил попытки сопротивления и обмяк.
Одновременно с этим другой боевой маг схватился с Бьергвином. Он отобрал сумку, из которой торчали лапы пострадавшей птицы, и бросил ее подоспевшим целителям.
— Стрела попала в сердце. Он умер мгновенно еще в воздухе.
Голова коршуна бессильно свисала с ее рук.
— Что происходит? — воскликнул Бьёргвин, которому враз отказали и руки, и ноги. — Как вы все… — он пытался хотя бы пальцем тронуть боевого мага, вырвавшего у него сумку, зато тот с милой улыбкой на лице вытащил из-за пояса нож и, приговаривая неизвестны слова, вырезал замысловатый узор Бьергвину чуть ниже ключицы.
— Если ты попробуешь действиями или словами навредить поселению или любому его члену — сгоришь заживо, — не переставая мило улыбаться, пообещал он. — Я боевой маг и мое слово верное.
Наутиз предпочла наблюдать за происходящим, лежа в снегу — так безопаснее. Она никогда не видела истинной силы боевых магов, а сейчас просто рот раскрыла от изумления. Один наводил искусное проклятье, другой удерживал силовым полем сразу двух воинов, а третья гипнотизировала одного из подручных Тора.
— Сейчас мы все разойдемся, — нежно продолжил маг-с-ножом. — Наутиз останется здесь, скажет тебе, что не может с тобой пойти, ты развернешься и уедешь вместе с приятелем сына Одина. Он, кстати, ничего не видит и не слышит, и если ты ему расскажешь, то погибнешь в тот же миг.
Бьергвину ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Один из боевых магов снял купол и рывком поднял Наутиз с земли. Она проглотила чуть не сорвавшиеся с языка проклятья. Боевые маги помогли ей, только вот помогали они всегда в такой манере, что лучше бы не помогали вовсе. Краем глаза она заметила Урура, выглядывавшего из-за ворот. Пришел посмотреть на брата. Но что-то не горит желанием пасть в его объятия.
Боевые маги и целители отошли за ворота. Последней, шагая спиной вперед, удалилась гипнотическая чародейка, которая до последнего держала Хогуна в своей власти. Заклинание спало, Наутиз осталась один на один с двумя противниками.
— Здравствуй, муженек, — пробормотала она невнятно. — Спасибо, конечно, что приехал, но мне тут очень, просто очень хорошо, возвращаться домой не хочу. И тебе здравствуй, Хогун Мрачный, — она перевела взгляд на полувана. Или это был самый настоящий ван? Она не разбиралась в расах Девятимирья.
— Я тебя понял, — произнес Бьергвин немного хрипло. Царапины затянулись, остались только едва заметные шрамы. — Прощай.
И он быстрым шагом направился к лошадям, гуляющим неподалеку. Хогун, так и не произнеся ни слова, последовал за ним. Его самоконтролю любой мог бы позавидовать. Наутиз осталась стоять за воротами. Она мечтала выйти за пределы поселения. И вот вышла. Аромат свободы. Ингвар поможет ей. Обязательно. И поедет она в Мидгард с Ансур. И к етунам все глупые планы, которые она так долго разрабатывала. Боевые маги слишком сильны и непредсказуемы, ее обязательно поймают. Только зря кучу свитков извела. Надо будет просто договориться. Конечно, за хороший подарок.
Наутиз почувствовала на своем плече чужое прикосновение. Если бы не плотная шуба, она бы сбросила непрошенную руку. Мастер.
— Я и не догадывалась о силе наших боевых магов, — восхищенно произнесла она.- Это удивительно.
— Не зря они — свита Вождя, — тихо ответил Ивар. — Хорошо, что твой муж прибыл без магов.
— Я уж думала, вы меня отдадите.
— Мы не можем. Если бы мы отдали тебя, к нам зачастили бы дворцовые асы. Мы не можем себе позволить слабину. Иначе смерть Фену напрасна.
— Фену, — едва слышно прошептала Наутиз. Она понятия не имела, как он выглядит вне облика коршуна, но все равно ей было жалко до безумия. Поехать встречать логистов и пасть жертвой охоты. А ведь в него стреляли только для того, чтобы ее выманить.
— Ты не знаешь, что это за проклятье, завязанное на руну?
— Которое Тейвар наложил? Да он просто вырезал руну тейваз на теле твоего мужа. Нет там магии, иначе ее почувствуют маги дворца и снимут проклятье. Нет, Наутиз. Как говорит Вождь: самое лучшее проклятье — это то, которого на деле нет, потому что оно не причиняет никакого магического вреда, его нельзя распознать и нельзя снять, но жертва всю жизнь опасается, что это загадочное проклятье ее в конечном счете убьет.
Наутиз несмело кивнула. Небо потемнело. Пришла туча. Пошел мокрый снег. Странный день выдался. Не даром говорят, что Йоль — время чудес.
====== Настоящий праздник для Фригг ======
Йоль не был значимым праздником для царицы Асгарда. Это был день треволнений, суеты и беготни, но в этом году ей повезло больше обычного: все приготовились заранее, и она вместе с девушками могла отдохнуть перед прибытием высоких гостей.
Разговор с Локи, получившийся чуть более доверительным, чем того желал Один, никак не шел из головы. Супругу не следовало спешить с коронацией. Лучше бы он, как обычно, распределил обязанности между своими помощниками. Тор не готов к такой громадной ответственности, а Локи отчаянно завидует брату и способен на опасные глупости. Хорошо, что по крайней мере пока ей с супругом удалось отговорить детей от сомнительной вылазки в другие миры. Завтра наследникам придется не просто стоять у трона и изображать молчаливых теней Всеотца. Часть важных разговоров будет возложена именно на них, правда, объявят им об этом лишь утром, лишая возможности подготовиться.
— Я вижу, ты обеспокоена. Разговор с Локи расстроил тебя?
Один неожиданно появился из ниоткуда, но Фригг давно привыкла к таким сюрпризам. На его плечах сидели вороны, значит, слежку с наследников он пока снял.
— Я боюсь, что коронация преждевременна, — откликнулась царица. — С каждым днем мои предчувствия…
— Ты видишь вещие сны?
— Нет.
— Тогда нам не о чем волноваться, — Один подошел ближе. — У Тора нет никого ближе тебя. Ты поддержишь его во всем и направишь. И рядом с ним будет Локи.
— Локи, — эхом откликнулась Фригг, и ноги сами понесли ее к хранилищу оружия. Там ждали своего часа все похищенные Одином артефакты Девятимирья и Бездны, представляющие опасность для покоя Асгарда. Лежал там и зачарованный молот. Говорили, что только достойный способен поднять его. Один достойным не был, но на него запрет не распространялся. Не успела Фригг переступить массивный порог, как молчаливые стражи склонились перед ней и поспешили удалиться по мановению руки Всеотца.
Царица спокойно прошла к постаменту с ларцом вечных зим. Протянула руку, но не дотронулась до древней вязи. Разрушитель испепелит любого, кто прикоснется к Каскету без Гунгрира, и только Всеотец управляет исполином.
— Время утекает, — тихо произнесла она, спиной чувствуя напряженный взгляд Одина. — Локи ревнует тебя к Тору. Если бы ты рассказал ему правду, нам всем было бы легче. И будущее прояснилось бы.
— У него нет причин для ревности. А у меня нет причин разрушать его жизнь. Ты ошибаешься: время уже упущено, правду он не примет и ему не надо ее принимать, — возразил Один. — Это ни к чему.
— Если он дотронется до каскета, то обратится в свою вторую ипостась, — вздохнула Фригг. — Совсем скоро Тор займет трон, и они с Локи могут без твоего ведома как новые цари провести ревизию артефактов, ведь Гунгрир будет в руках Тора.
— Мои артефакты никогда не тревожили покой наших детей, — пожал плечами Один. — И я позабочусь о том, чтобы у них не нашлось времени на самостоятельные действия. Все дела, что я оставлю, переделать до моего пробуждения невозможно. Им придется выбрать. И я оценю их выбор. Мой сон не продлится дольше недели.
Фригга только головой покачала. Спорить с Всеотцом было бесполезно. На его решение можно влиять, применяя различные женские хитрости, но в последнее время и они не срабатывали. Один стал нервным, раздражительным, вспыльчивым — скорый сон и правда был ему жизненно необходим.
— Во время сна я буду рядом с тобой, — уверила она супруга и ушла к себе. Тревога не оставляла ее, а когда Фула предупредила, что в Фенсалире Локи, Фригг несказанно удивилась: они недавно расстались, что сыну понадобилось в ее покоях? Однако, обыскав их, никаких следов Локи она не обнаружила. Он мог обратиться паучком, а, возможно, что и березой, но его магию царица не чувствовала. Вряд ли сестра ошиблась. Неужто они с братом таки сбежали в другой мир, несмотря на все увещевания? Но тогда сестра сказала бы, что они вдвоем пришли в Фенсалир.
Дурные мысли не покидали царицу, но расспрашивать девушек она не решилась. Локи и так нарушал правила, запрещающие мужчинам появляться в женском чертоге. Лишать работниц заслуженного отдыха и отправлять на поиски было чревато сплетнями и неудовольствием. Фригг сама обошла любимые места Локи, не нашла его и вернулась в ту комнату, откуда открывались тайные тропы между мирами. Сама она их не чувствовала, девушки-маги не знали об их существовании, а как Локи научился ими управлять, Фригг вовсе не понимала: когда он впервые показал ей свои возможности, она спросила, но внятного ответа не получила. Локи утверждал, что чувствовал их всегда, но до определенного возраста не умел по ним ходить. Возможно, такова сила полукровки, только вот, если живы его настоящие сестры, неужто они тоже могут в любой момент оказаться где угодно? Вряд ли, иначе етуны давно проникли бы в хранилище оружия и попытались выкрасть каскет.
Короткий день клонился к вечеру, когда Локи неожиданно появился посреди комнаты, принесся с собой холод и ветер. Подозрения царицы усилились.
— Мама, — царевич явно удивился, что не один в комнате. — Добрый вечер.
— Зачем ты ходил в другой мир? — спросила царица. — Особенно сегодня.
— Давнее дело, — откликнулся Локи. — Я за последнее время был в Нифльхейме уже несколько раз, но никак не могу довести дело до конца. Я расскажу, когда справлюсь.
У царицы отлегло от сердца: Нифльхейм. Не Етунхейм. Зря она волновалась. Да и с чего вдруг Локи бывать там? Она с детства делала всё, чтобы дети выросли в твердой убежденности, что етуны — лишь монстры, поедающие младенцев по ночам. Это был ее молчаливый протест против идеи Одина посадить Локи на трон Етунхейма. Всеотец принял вызов: обучение приемного сына столетиями строилось вокруг Етунхейма, но чем больше он узнавал об этом мире, тем сильнее его ненавидел, а обитателей презирал. В конце концов Один вынужден был признать, что Локи лучше остаться подле Тора и занять место за троном, чем править враждебной нацией. Царица была довольна: какое бы воспитание Локи ни получил, он полукровка с расшатанной нервной системой. Под чьим влиянием он окажется на троне Етунхейма, если весь дворец Лафея — его ближайшие родственники: сестры, племянники, дяди? В Асгарде упала рождаемость, но в Етунхейме приняты большие семьи, и лояльность Локи Асгарду и Тору легко может смениться стремлением свергнуть брата ради единоличной власти. Этого допустить нельзя. И Фригг не допустила.
— Помни, что я всегда рада выслушать тебя, — сказала она сыну, улыбаясь.
От ее улыбки Локи таял, и этот раз не стал исключением. Ужинали они втроем с Фулой, обсуждая завтрашнее празднество. Локи был весел, полон сил и энергии. Фригг таки рассказала ему заранее о поручениях, что подготовил им с Тором Один. Локи воспринял их как вызов и обещал показать себя с лучшей стороны. Всё было так хорошо и мирно. Вещие сны не приходили к царице. И если бы не дурные предчувствия, она могла бы быть совершенно счастлива.
====== Настоящий праздник для Одина ======
Комментарий к Настоящий праздник для Одина Несмотря на то, что повесть закончена, “настоящие праздники” и дальше будут появляться каждый год. Правда, возможно, вскоре у меня окончательно кончится фантазия, и они распространятся на несколько дней вперед и назад.
Йоль – праздник для Асгарда и всего Девятимирья. Это вечер, плавно переходящий в ночь, когда обычные асы отвлекаются от забот, развлекаются и напиваются в приятной компании. И лишь для Одина Всеотца Йоль – не праздник, а один из самых неприятных дней в году. На празднество съезжаются правители и представители почти всех миров Иггдрасиля. За всеми надо уследить, со всеми переговорить, всех облагодетельствовать и вручить великолепные подарки. Некому перепоручить хотя бы часть обязанностей – не было во всем дворце ни единого существа, которому бы Один полностью доверял, не считая супруги, но она занималась Фенсалиром и отлвекать ее от подготовки праздника было бы сущим безумием.
Один устал, Один старел и с нетерпением ждал погружения в новый сон, который, правда, в последние столетия не приносил большого облегчения. С каждым разом сон становился все длиннее и все хуже восполнял силы. Когда-то очень давно его об этом предупреждали: сон продлит жизнь, но не подарит настоящее бессмертие. И вот дни Всеотца клонились к закату. Он никому не открывал своих опасений, но на деле вовсе не был уверен, что следующий сон не окажется последним. Те, кто когда-то даровали ему полубессмертие, предсказали, что умрет он во сне: сердце, состарившеся и дряблое, откажет, и он не проснется. Один осознавал риски, но мысленно молил высшие силы продлить его жизнь еще хотя бы на пару столетий. Еще слишком рано. Наследники не готовы принять бразды правления.
Тор вроде бы подавал надежды, и Один надеялся, что успеет оценить его потуги до очередного сна. Локи… Что делать с Локи, он так и не придумал. А стоило бы. Деятельный полукровка натворит бед, если его силы и энергию не направить в нужное русло. Да еще и етунская магия! Если Один умрет в ближайшее время, останется только один ас во всем дворце, знающий о тайне младшего царевича. Стоило рассказать правду до собственной кончины, подобрать правильные слова, но повод всё не находился, а Локи жил столь бззаботно, что язык не поворачивался разрушить его радужные представления о мире и семье.
В последнее вемя Один все чаще ловил себя на мысли, что ему ничего не хочется делать, порой даже жить. И эти мысли пугали его. Он обладал невероятным могуществом, которым не пользовался и которое не мог никому передать – еще одна диллема последних столетий. Силы наследников не идут ни в какое сравнение с силами Всеотца. Да что магия! А опыт? А знания? Их невозможно передать юнцам, едва разменявшим тысячелетие. Один полностью разделял опасения супруги, которая считала Тора не готовым к коронации. Она была права, но отменять церемонию Всеотец не собирался. И дело было даже не в ответственности, которую Тор должен был прочувствовать и угомониться. Коронация на самом деле преследовала иную цель, о которой Один не говорил даже жене.
Церемония будет сугубо показательной, пышной и пафосной. Она наглядно продемонстрирует прочим мирам, что Один не вечен на троне, что он смертен, но что его кончина никак не скажется на верховенстве Асгарда. А еще Всеотец проследит за поведением каждого приглашенного из подчиненных народов, не сам, так через Хеймдаля и воронов. Многое ли изменится от того, что Гунгрир перейдет в чужие руки?
Была и еще одна немаловажная деталь. И ради нее Один поднялся на самый верх своей башни. Ее порог скоро переступила молодая девушка-воительница, котороая могла бы стать валькирией, если бы хоть одна из основного состава пала в бою.
- Всеотец, ты звал меня? – не вопрос, утверждение. Сиф никогда ни в чем не сомневалась и говорила прямо со всеми, даже с теми, кто стоял сильно выше нее.
- Да, звал, – Один разрешил ей сесть, а сам остался стоять, но Сиф словно и не заметила приглашения. – Твоя свадьба с Тором – дело давно решенное мною и твоим отцом.
- Но не Тором, – тут же перебила Сиф. – Он может отказаться.
В ее голосе слышалась робкая надежда, Один ее отлично чувствовал и сам поселил несколько лет назад.
- Не Тор будет выбирать себе первую жену, – возразил Один. – Но первой ты и не станешь. Завтра на празднике присмотрись к иноземным царственным дочерям. Как тебе покажется, кто из них достоин высокого титула?
- Ты даешь мне такое поручение? – Сиф обомлела. – Но я не…
- Ты вхожа в высшие круги, – пояснил Один. – Кому, как не тебе, экзаменовать девушек и выбирать? Составь список, определи достойных, на твой взгляд, кандидаток. Ты ведь знакома с моими гостями, ты выросла среди них, ты знаешь о молодых девушках всё. Я воспользуюсь твоим опытом и интуицией.
Один очень любил удивлять своих подчиненных. И сейчас ему нравилось недоумение, застывшее на лице Сиф. Отказать она не посмела. Как не посмели и все остальные девушки. Один не пожалел времени и лично дал задание каждой благородной асгардской деве. Завтрашнее торжество будет переполнено юными шпионками. Они заметят интересные детали, которые впоследствии сыграют немаловажную роль в том числе в политике Девятимирья.
На самом деле Один желал Тору невесту из конкретного мира и ради очередной попытки добиться своего он отправился на Радужный Мост, никого не предупредив, и перенесся во дворец Лафея, оставив прямо в зале отпечаток Радужного Моста. Етуны шарахнулись в сторону, испугавшись вспышки, но, проморгавшись, узнали асгардского гостя, приблизились и даже посмели выставить оружие. Однако сияние Гунгрира быстро остудило пыл потенциальных нападающих. Один давно приучил придворных Лафея к своим неожиданным появлениям в любой части дворца. Всеотец вездесущ, на его плечах лежит огромная ответственность, поэтому ему доступно то, что запрещено всем прочим.
- Довольно! – Лафей возник словно из стены, когда дело почти дошло до кровопролития. – Всеотец…
Он не склонился в поклоне и не принял человеческий облик – при етунах он вел себя подчеркнуто пренебрежительно по отношению к царю Асгарда. Старался сохранить последние осколки чести, последние капли самоуважения, только вот откуда их взять, если собственный мир в разрухе вот уже тысячу зим и правитель не делает ничего для его восстановления? Один удивился, когда после сокрушительного поражения Етунхейм не стал восстанавливаться. Асы разрушали его с надеждой на отсрочку возрождения сильного противника, но противник возрождаться не пожелал. Народ дичал, искусства забывались, наука стояла на месте. Из самого развитого народа Девятимирья етуны постепенно превращались в дикарей, и сказки, обзывающие их ночными монстрами, грозили обратиться реальностью.
Лафей грубо выгнал зазевавшихся слуг и остался наедине с высоким гостем.
- Я ждал тебя раньше, – хрипло пробормотал он. – Ты задержался.
- Признаю, – не стал спорить Один. – Но я здесь, чтобы …
- Я помню, – перебил Лафей, подходя ближе. – Идем.
- Идем, – кивнул Один. – Хеймдаль, Мост!
На Радужном мосту царь Асгарда появился будто бы в одиночестве, будто бы рядом с ним всего лишь жужжала муха, которую Хеймдаль вроде как не заметил, хотя слышал весь разговор и знал о многосотлетней традиции, которую Один почти никогда не нарушал. Слейпнир мчался быстрее ветра и вскоре Один с прикорнувшей в его рукаве мошкой оказались на кладбище, пустынном в вечерний час. Лафей обратился в аса, безумно похожего внешне на младшего царевича, практически не задействовав магию. Даже сильный колдун посчитал бы, что рядом с Одином идет черноволосый ас, а не умелая иллюзия. Впрочем, иллюзия ли? Лафей год за годом предпочитал один и тот же облик, похожий на всех своих сыновей-полукровок.
Разыскать нужную могилу не составило труда – они ходили на нее каждый год. Лафей множество раз просил перенести прах любимой жены в Етунхейм и каждый раз Один отвечал категорическим отказом. Улла должна покоиться на земле ее предков, даже если она сама желала оказаться рядом с погибшими сыновьями. Каждый год Лафей стоял у холма и говорил с супругой на древнеётунхеймском, который Один знал когда-то, но давно забыл. Лафей утвердал, что жена отвечает ему, но Один ничего не слышал и не чувствовал магии. Главное, чтобы Лафей не вызвал драуга, а уж что там происходит в его голове – неважно.
Разговор всегда длился лишь несколько минут, в течение которых Один бродил вокруг, чтобы не замерзнуть и не нарушать идиллию. Царь етунов сам подошел к нему, когда закончил. Он был мрачен, как обычно, и готов обратиться в муху для обратной поездки, но Один жестом остановил его.
- Ты должен знать, что в следующем году ты придешь сюда моим сватом. Или не придешь вовсе.
Это был серьезный ультиматум, но Лафей даже бровью не повел.
- Локи? – спросил он сухо.
- Нет, – Один ждал этого вопроса. – Тор.
Лафей ничем не выдал своего удивления. Один прекрасно знал, что царевны Етунхейма – жрицы – и выйти замуж не могут, но политика стоит выше традиций, женщин в Етунхейме много, а получить полукровок, столь же гениальных, какими были покойные дети Лафея, Один очень хотел. Быть может, он и не доживет до их совершененолетия, но по крайней мере умрет, зная, что будущее Асарда в надежных руках. Прежде он надеялся на Локи, но тот вовсе не походил на братьев – сказывалось асгардское воспитание.
- Дети Тора и Старшей Царевны, – пояснил нехотя Один, – будут воспитываться в Етунхейме. Их старший сын займет трон после тебя.
- В Етунхейме? – вскинул брови Лафей. – А для обеспечения “правильного” воспитания ты снова собираешься вводить войска ради в мой мир? По какому праву?
- Вовсе нет, – покачал головой Один. – Я хочу, чтобы дети росли в Етунхейме по вашей системе, потому что твои сыновья превосходят моих. Превосходили.
- И поплатились жизнью, – напомнил Лафей, но Один предпочел его не услышать.
- Полукровки аса и етуна – невозможны, но у тебя были дети. Шестеро. Ты знаешь секрет скрещивания.
- Предпочту унести его с собой в могилу, – отрезал Лафей. – Мои дочери – жрицы.
- А твои племянницы? – перебил Один. – Двоюродные и троюродные сестры? При дворе много благородных женщин, многие из них не связаны религиозными обетами. Подумай, Лафей. Коронация моего сына скоро, а после нее вопрос о женитьбе будет решаться на высшем уровне. Пока ты можешь договориться со мной частно, потом вступят в силу бумаги. Я не желаю воевать с тобой. Окончательное падение твоего мира мне ни к чему. Я готов помочь тебе, если ты пойдешь мне навстречу.
Лафей молчал, а на лице его играла мерзкая улыбка храбрившегося червяка, не замечавшего занесенную над ним острую лопату.
- Всеотец, я обдумаю твое предложение, – сказал он настолько дерзко, что у Одина закрались подозрения, уж не прячет ли он в рукаве какой-нибудь неожиданный козырь. – Ты прав, что мой мир умирает. Но то цивилизация. Зато етунов много. За тысячу лет у каждой женщиы родилось множество детей, а что у тебя? Вы вымираете, вас мало, вашу гибель как расы уже ничто не остановит. Ты удержишь Девятимирье, но пока смертность превышает рождаемость, не бывать твоим сыновьям счастливыми правителями вселенной. Помяни мое слово.
И он обратился в муху, давая понять, что более говорить не желает. И Один не стал продолжать бессмысленные речи. Обычно накануне Йоля Лафей бывал мрачен, вспоминал погибшую жену и сыновей и настрой имел сентиментальный. Доходило до того, что они с Одином пили из одного горла и даже напевали старинные грустные баллады. Но сейчас етун чувствовал себя на коне, хотя и ехал мухой в теплом рукаве своего злейшего врага. Одину стоило чуть сильнее сжать руку, и от мошки не осталось бы даже мокрого места. Но он не сжал. И Лафей знал, что не сожмет. Одину было важно, чтобы Лафей верил в его принципы, чтобы все Девятимирье было уверено, что Всеотец не нарушает данного слова. Беспринципным, идущим по головам был его двойник, которого Один вовремя уничтожил, свалив на него все свои пороки. Ныне он являл собой образец чести и справедливости и вот уже много столетий не преступал установленные собою же правила. Только вот никто не мешал ему преступить правило прямо сейчас. Рука непроизвольно сжалась в кулак, но мошка сидела на запятстье и будто бы ничего не заметила. Или не подала виду. Лафей… Что бы он ни замышлял, всё впустую. Пройти в Асгард иначе, чем через мост, из Етунхейма невозможно, на завтрашнее празднество етуны не приглашены, и Один не собирался звать их на коронацию. Как бы ни случилось чего дурного.
Уже сидя в собственных покоях глубокой ночью, Один все никак не мог выбросить из головы мерзкую улыбочку Лафея. Так улыбались его сыновья, когда считали, что сила на их стороне, и обычно оказывались правы. Вот уже тысячу зим Один не видел этой самой улыбки победителя. И вдруг она появилась на лице давно побежденного раздавленного царя. Не к добру это. Надо усились охрану дворца.
====== Настоящий праздник для Сигюн ======
Комментарий к Настоящий праздник для Сигюн С новым годом! Да, вы не ошиблись, “Суд” все еще обновляется, хотя и активно пишется его продолжение. Как я говорила прежде, у меня есть 6 женских и 7 мужских персонажей, достойных личных главок. В новой повести Сигюн из второстепенного персонажа превращается в центрального, поэтому я решила, что пора и ей получить подарок на Йоль.
Йоль — праздник большой охоты. Весь Асгард пьет, дерется, меряется силами и подстреливает добычу. Если повезет, то кита, если не повезет, то зазевавшегося соседа. Дебоширные пьянки Сигюн давно уже не привлекали, поэтому она старательно изучала прихваченные из Мидгарда брошюрки. По-старинке, без сети, знакомилась с рождественскими предложениями, сидя подле костра и подсвечивая журнал свечой.
«Эльзас — настоящая столица Рождества! Именно эльзасцы создали историю современного празднования Рождества. Здесь проходят по праву самые масштабные и красивые ярмарки в Европе».
Нет, от ярмарок она за последние годы устала. Обойдется без шума и толкотни.
«Тайны Рождества в горах Эрцгебирге. Германия + Чехия». За девять дней объездить тринадцать городов — это не отдых, а тяжелая работа. Экскурсионные туры ей даром не нужны. Нужно что-нибудь поспокойнее.
«Аренда домов в Швейцарских Альпах» — это уже интереснее. Настоящая зимняя сказка: горы, снег, мягкая зима. Кататься на лыжах и сноуборде с живописнейших склонов, проводить вечера у камина, вдыхать аромат ели или часами лежать в термальном бассейне. Ароматические масла, массажи, лосьоны — настоящая романтика… Пожалуй, подойдет. В журнале полно предложений аренды, но все на большую компанию: пять спален, четыре спальни, три. Нет, никакой оравы мидгардских друзей… Да что ж такое, меньше трех спален не бывает! Все коттеджи рассчитаны на компанию, а как же одинокие вечера рядом с камином? Или отпуск с мужем? Почему семейная пара не может снять коттедж на двоих?
Сигюн отбросила журнал в сторону. Придется завтра порыться в интернете — уж там-то точно найдутся коттеджи на одну спальню. Хотя зачем откладывать до завтра? Лучше смотать сегодня, в канун Йоля. Сигюн сладко потянулась: лежать у огня в полном одиночестве так хорошо, а вставать так лень…
Она резко выпрямилась — журналы исчезли. К дому кто-то приближался. Да не «кто-то», а тот единственный, кого она ждала с нетерпением. Предупреждать о своих приездах он так и не научился, хренов любитель неожиданностей!
Немного примитивной магии, и она готова встречать дорогого гостя. Никогда прежде он не посещал ее в канун Йоля. Решил остаться на ночь и провести праздник с ней? Попойка длится больше недели, поселенцы, наверняка бездельничают, и они могли бы… Вместе покататься на сноуборде в Альпах, а потом полежать на мягких шкурах из якобы натуральной шерсти. Приветливо потрескивают дрова, играет тихая музыка. Лучше АВВА, но не новогодняя, не приевшийся «Happy New Year», а что-то более лиричное, тягучее. Хагалар ассоциировался с грустью, возможно, потому, что их отношения строились на обмане, и больше всего она боялась, что он узнает ее истинное лицо и отвернется навсегда. Когда-нибудь… Но точно не сегодня!
Нетерпеливый стук отвлек от сладостных мечтаний. Она отворила дверь. Он явился в чересчур пестром одеянии, с золотыми запястьями на руках и так не идущими украшениями. Если бы она стала его женой, он бы не одевался так небрежно. Изо рта вырвалось облачко пара — морозно на улице, в дом потянуло холодом.
— Моя Царица!
Целует ее, крепко, страстно. Он не просто преступает порог, он врывается в дом, сметая ее и чуть не впечатывая в стену. Обеспокоен чем-то, весь на нервах, но черт, как же приятны внезапные ласки! Она отвечает, срывает с него шапку, зарывается руками в длинные промёрзшие волосы… И дрова похрустывают в камине, и вокруг не темный каменный дом, покрытый дерном, а добротная деревянная избушка, и запах вовсе не кислой капусты, а ели.
Он отпускает ее, смотрит в глаза. Неужели узнал? Нет, показалось.
— В новом году нас ожидает великое бедствие — коронация Тора! — выпаливает, словно ей есть какое-то дело до наследников Асгарда и Ётунхейма. Один тот еще прохвост — уже тысячу лет водит за нос Локи. Если так пойдет дальше, царевич до самой смерти будет считать себя асом.
— Ума не приложу, куда у нашего наивысочайшего Всеотца делись мозги, но он собирается короновать вчерашнего младенца!
Сигюн не отвечает, да Хагалару и не нужны ответы. Он пришел, чтобы выговориться, хотя повода для волнения нет. Тора Сигюн встречала несколько раз: блистательный юноша, подающий большие надежды. Красив, как белокурый ангел, силен, как бык, благороден как… просто благороден. Правда, драчлив не в меру, часто машет кулаками без повода, но для царя отсталого Асгарда, прославившегося военной мощью, такой царь самый подходящий.
Хагалар прошел в глубь дома, разложил стол, придвинул скамью, достал из клети соленую рыбу, водоросли и прочую мало съедобную асгардскую пищу. Никаких Е и ароматизаторов, идентичных натуральным, но и вкуса никакого. Сигюн терпеть не могла асгардскую пищу, а вот пиво асы варили добротное, как и эль, и брагу. Она с удовольствием выпила целый рог, чокнувшись так, что пиво залило водоросли — может, так повкуснеют.
Хагалар продолжал говорить, а она — мечтать о совместном отпуске в Альпах. Стол бы ломился от настоящих вкусностей: вина, шампанского, винограда, запеченой индейки, сдобных булочек. Их доставит курьер, несмотря на снег и лед. И никаких холодильников — только свежая еда из ресторанов, расположенных на склоне или внизу горы.
— Одна радость — Дочь Одина со мной, хоть ее могу отдать на попечение доверенным асам, которых лично растил. А вот Локи — беда-бедой.
— Беда? — Сигюн с трудом вынырнула из милых сердцу грез. — А почему беда?
— А вот этого я тебе объяснить не могу, — Хагалар ковырял ножом рыбу, но не ел, а лишь фигурно разрезал и раскладывал по разным сторонам тарелки. — Поверь на слово: Локи в ближайшие полгода будет в большой опасности. Я почти уверен, что если ничего не случится с девочкой, то и с ним тоже, но на душе у меня неспокойно. Если бы я мог быть при нем неотлучно до дня коронации. Тогда то уж всё успокоится. Если бы я мог…
Это был намек, явный и недвусмысленный. Сигюн понимала это, как никто, но не могла отказать, не хотела отказывать, была готова пойти почти на все, чтобы приблизиться к Хагалару.
— Я могу провести полгода во дворце. В зимнюю половину года многие знатные асы съезжаются в Гладсхейм, в том числе и на Йоль. Я проведу там зиму. На праздник приглашены норны, они будут предсказывать судьбу всем, кто попросит и заплатит, другое дело, чем им придется заплатить. Но я спрошу у них про Локи. Если судьба этого мальчика тебе так интересна, я узнаю ее до конца!
— Нет! — грубый вскрик прервал ее речь. — Я боюсь за него именно потому, что знаю судьбу. Я был у норн. Давно. Спускался к ним. Узнавал.
— Узнавал о судьбе отпрысков Одина? Но это же не твои дети! — всплеснула руками Сигюн. Какой безграничной любовью пользуется семья Одина! Как Хагалар предан царю, и как подло тот с ним поступил. А он беспокоится, до сих пор беспокоится за чужих детей, не спит ночами, приходит к ней, боится за них, за недостойных. О если бы у нее с ним были общие дети! Такой отец встречается раз в жизни! Но не будет у нее детей. Даже если она скажет правду. Бесполезно, она пробовала, она хотела детей от Хагалара, но ничего не получилось. Почему, почему в юности она осталась чиста, почему не забеременела от него? Чего ждала? Милостивого разрешения «хозяев»? Они не были бы против, особенно похотливый Орм. Не были бы! А она ждала свадебного пира. Она ждала всю жизнь… И вот сидит сейчас в темной халупе, ведет фальшивую жизнь, да не одну, а сразу несколько, а тот, кому она хранила верность, просит защитить чужих детей! Защитить Локи! Какая насмешка судьбы. Но она исполнит просьбу. Если так надо, то она полюбит Локи. Быть может, она ошибается на его счет. Он кажется ей злым и подлым, не заслуживающим ни доверия, ни защиты. К Тору она бы повернулась спиной, к Локи — никогда. Но если Локи так важен Хагалару, ее Хагалару, она защитит его. На полгода окружит царевича непроницаемой защитой, ни один волос не упадет с его головы. Это ведь совсем недолго — всего лишь до коронации. Всего полгода. Она переедет во дворец. Глаз не спустит с Локи. Она готова на жертвы. На огромные жертвы ради Хагалара. Она готова ради него на всё, даже если он не заслуживает такого отношения.
— Побудь рядом с ним, — попросил Хагалар. Как же редко он что-то просит. — Если тебе удастся стать его любовницей…
— Несовершеннолетнего мальчишки? — воскликнула Сигюн в изумлении. — А как же законы Асгарда?
— А законы Асгарда ничего не значат, когда речь заходит о жизни и смерти! — Хагалар так ударил рог о стол, что тот чуть не раскололся. — Соблазни его, если в этом его спасение. Стань его служанкой, другом, доверенным лицом, делай, что хочешь, моя несравненная Царица, но до коронации Тора Локи должен дожить!
— Значит, мы сражаемся с самой судьбой, преследующей его до коронации? — тихо уточнила Сигюн. — Я никогда не спорила с судьбой, но я попробую. Я обещаю тебе: до полуночи дня коронации я буду с ним, стану его незримым спутником, глаз не спущу.
Сигюн уже обдумывала перспективы. Ни другом, ни советником, ни, не дай бог, любовницей царевича она становиться не собиралась, но ведь следовать можно птицей или мошкой. Во дворце царевичу ничего не угрожает, она должна сопровождать его только во время отлучек. Что ж, она потратит полгода на приемыша Одина, и даже не потребует ничего взамен, окажет эту услугу Хагалару по собственному желанию. Ради своей любви. А вовсе не ради его, да и любит ли он вообще или просто пользуется? Лучше не думать.
— Спасибо тебе, моя Царица, — Хагалар улыбнулся, впервые за вечер. — Я до последнего сомневался в твоем согласии. Я у тебя в долгу.
— Нет, — Сигюн встала. — Никакого долга. Ты мне ничего не должен. Я делаю это ради тебя, не ради подарков. Но если ты проведешь здесь хотя бы пару дней Йоля, прежде чем я отправлюсь во дворец, то очень обрадуешь меня.
— Проведу. Я и сам думал предложить тебе то же самое. Подняться на какую-нибудь гору, посмотреть на заснеженный Асгард сверху, развести костер на вершине, продуваемой всеми ветрами!
Сигюн передернуло от такой перспективы, но она не выказала никакого неудовольствия. Пусть так, главное — вместе.
Неожиданный стук клюва в слюдяное окнозаставил обоих вздрогнуть.
— Что-то случилось, — Хагалар быстрым шагом направился к двери. — Ученички не стали бы посылать зачарованную птицу вхолостую.
Дверь открылась, пахнуло холодом. Сигюн поежилась, поплотнее закуталась в козью шаль, а Хагалар уже читал пергамент. Смял его, бросил в огнь. И лицо его, враз изменившееся, не предвещало ничего хорошего.
— Что такое? — тихо спросила Сигюн.
— На поселение напали. Муж одной из наших вовсе не прекрасных леди прискакал вместе с прихвостнем старшего царского отпрыска. Один из моих магов мертв. Я должен вернуться. Как все не вовремя, — он уже надевал шубу. — Как же не вовремя.
— Я с тобой!
— Нет, только не в поселение. Я вернусь завтра, как и обещал, и пару ночей мы проведем вместе. Да, на горе… Как же его угораздило попасться, — бурчал Хагалар себе под нос.
Дверь шумно закрылась, с улицы послышался скрип снега и быстро удаляющиеся шаги. Сигюн снова осталась одна. Все в том же доме, рядом с тем же костром, но связанная обещанием. Она скорее умрет, чем нарушит его. Полгода следить за младшем сыном Одина, всего лишь до коронации. Она выполнит обещание. Выполнит. Через два дня. Никакие царевичи, никакие норны не помешают ей провести Йоль с Хагаларом, пусть и на вершине горы, под бушующими ветрами — что ей холода Асгарда, она жила в гораздо более суровых условиях! Никто больше не отнимет у нее Хагалара, даже царица Асгарда, будь она трижды проклята!
Зимняя сказка — швейцарские Альпы — блеснули на горизонте сознания, но сразу же растворились, погребённые новыми мрачными мыслями.
Последние комментарии
7 часов 20 секунд назад
7 часов 1 минута назад
9 часов 2 минут назад
9 часов 4 минут назад
2 дней 7 часов назад
2 дней 7 часов назад