Ведьмы Алистера (СИ) [Дарья Шатил] (fb2) читать онлайн

- Ведьмы Алистера (СИ) 3.54 Мб, 893с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Дарья Шатил

Комментарий к Глава 1. Тайна за дубовой дверью

История разворачивается в мире, который близок нашему, но нашим не является. Совпадения намеренные, и имена — хоть и реальные, — но все равно вымышленные. По ходу сюжета вы поймете, о чём речь.

Ну а теперь — добро пожаловать в мир ведьм!

Огни полицейских мигалок слепили и заставляли щуриться. Напряженная, она стояла на бордюре, взглядом скользя по покорёженным машинам и людям, что столпились вокруг них. Порывы холодного осеннего ветра бросали её короткие светлые волосы из стороны в сторону, мешая следить за происходящим. В который раз она уже заправила их за уши, но тщетно — ветер вновь подхватывал пряди и швырял в лицо. Девушка собрала их рукой, да так и стояла, держа волосы и злым взглядом сверля тёмную трассу.

Ожидание было долгим, и она уже не просто начинала злиться, а приходила в бешенство, ведь полицейские ходили кругами вокруг участников аварии, мельтеша от одной кучи металла к другой, словно мухи. Создавая, как ей казалось, лишь видимость работы.

Девушка глубоко вдохнула и выдохнула, мысленно пытаясь успокоить себя, хотя всё внутри неё клокотало: хотелось подойти к полицейским и отвесить каждому по смачному подзатыльнику для скорости.

Где-то вдалеке раздался вой сирен, а затем показались огни скорой помощи. Она проследила взглядом за приближающимися мигалками, не зная, радоваться их появлению или нет, потому что в голове настойчиво билась одна-единственная мысль:

«Надеюсь, он не выживет».

Навязчивая мысль. Неправильная мысль. Воспитанные девушки не должны так думать. И она это понимала, но отделаться от этой мысли не могла, ведь его смерть была тем, чего ей хотелось больше всего. Точнее, она думала, что ей этого хотелось.

Ей явно стало бы легче, если бы человек из той машины просто не выжил. Возможно, тогда пропало бы чувство давящей пустоты где-то внутри. По крайней мере, девушке хотелось в это верить, ведь если мужчина выживет, то ничего точно не изменится.

Врачи, доктора, медработники — или как их там ещё называют, — высыпались из машин скорой помощи и присоединились к танцу, который уже отплясывали полицейские и зеваки на холодном ветру. Единственное, чего девушка никак не могла понять, так это откуда взялись сторонние наблюдатели на объездной трассе в столь позднее время суток. Но, немного поразмыслив, она пришла к выводу, что в их маленьком городке любое малозначимое событие становится целой сенсацией за считанные минуты. А авария на объездной трассе, в которой пострадали целых две машины — это, соответственно, огромная сенсация.

— Марта Рудбриг? — обратился к ней подошедший полицейский, и она лишь кивнула ему в ответ, не видя особого смысла спрашивать имя мужчины. — Мне сообщили, что вы приходитесь родственницей пострадавшему, можете уточнить, кем именно?

— Дочь, — сухо ответила та, немного удивившись, что полицейский не знает, кто она. Возможно, он спрашивал чисто «для справки», чтобы хоть как-то завязать разговор, а возможно, Марта чересчур накручивала себя и искала скрытые смыслы там, где их не было. Сегодняшний день выдался тяжёлым, и нервы уже были ни к чёрту.

«Пострадавший» — слово-то какое красивое, девушка так и видела его в заголовке завтрашней местной газеты, выведенное большими красными буквами.

Полицейский сделал несколько пометок в планшете, который держал в руках, а затем поднял взгляд и посмотрел на Марту с сочувствием.

— Вашего отца достали из машины и сейчас начнут грузить в скорую. Вы поедете с ним?

— Он жив? — холодно спросила Марта.

— Да, но в критическом состоянии… — полицейский сделал паузу, помявшись, натолкнув Марту на мысль, что он, скорее всего, ещё новичок, — а затем коряво продолжил, словно тщательно подбирая слова: — Но вы не переживайте раньше времени — ребята говорят, что у него есть шанс выкарабкаться… может, всё и обойдётся…

— Ребята? — непонимающе переспросила девушка. Картинка в её голове не складывалась. Ей представились маленькие дети в сланцах и летних шортах, которые бегали вокруг машины и обсуждали, все ли хорошо с её отцом: жив — не жив? Кто-то плачет, кто-то смеётся, а кто-то ковыряется в носу. И всё это на фоне царившей на объездной дороге неразберихи.

— Ну… да… ребята из неотложки… Так вы поедете с ним?

— Ясно, — недовольно хмыкнула Марта. Картинка сложилась. — Да, я поеду с ним.

Больше ничего не сказав, она аккуратно спустилась с высокого бордюра, на котором стояла всё это время, на проезжую часть и направилась к машине скорой помощи. Её походка была быстрой, но тяжёлой, казалось, будто всё своё раздражение она выплёскивала ударами каблуков об асфальт. Хотя почему казалось? Так оно и было. Сегодняшний день от начала и до конца был испытанием для её способности держать себя в руках и рационально мыслить. И стоило отдать ей должное — Марта пока держалась.

Она обходила обломки машин, стараясь не наступать на разлетевшиеся повсюду осколки стекла и лужи бензина и моторного масла. Девушку совершенно не прельщала мысль отмывать потом свои любимые осенние ботильоны неизвестно от чего.

В голове появилась шальная мысль кинуть в одну из луж подожжённую спичку, чтобы рядом со скорой, в которую грузили её отца, вспыхнул пожар. Но было слишком много свидетелей, и шанс того, что кто-то из зевак непременно снимет инцидент на видео, заставил Марту отказаться от этой прекрасной идеи. В основном потому, что у неё не было с собой спичек.

Марта одёрнула себя — так и хотелось, чтобы кто-то подошёл, взял за руку и строго приказал: «Хватит! Прекрати уже срывать струпья с зарубцевавшейся раны!». К сожалению, у неё такого человека не было, и нравоучать себя приходилось самой.

Марта подошла к машине скорой помощи как раз в тот момент, когда каталку с её отцом закончили грузить.

— Кто вы? — с улыбкой спросил санитар, заметивший её. Он начал закрывать одну из задних дверей и замер, держась за ручку.

Марта перевела взгляд с распахнутых дверей машины на мужчину, окликнувшего её. Высокий, хотя по сравнению с Мартой все люди были высокими, и широкоплечий. Тёмные, то ли каштановые, то ли и вовсе чёрные волосы — ночью и не разглядишь — торчат из-под шапки. Глаза тоже тёмные, а нос кривит, явно не единожды сломанный. Обычный такой мужчина, с самой что ни на есть типичной внешностью. Такими, как он, можно иллюстрировать художественные журналы с пометкой «стандартная мужская особь». И всё бы ничего, вот только его улыбка была уж слишком широкой для медика на месте ДТП.

— Дочь пострадавшего, — повторила Марта, стараясь не скривиться, когда слова сорвались с её губ. — В какую больницу его повезут?

— Святого Моисея. Она ближе всего.

Ближе всего… нет бы так и сказал, что это единственная больница на весь город, какой она, собственно, и была.

— Понятно, — Марта недовольно поджала губы. Если бы они выбрали больницу подальше, к примеру, в соседнем городе, её отец, скорее всего, просто не дожил бы. — Какая жалость… Я же могу поехать с ним?

— Да, конечно. Запрыгивайте.

Санитар отошёл в сторону, пропуская Марту в салон. Она схватилась за ручку и забралась в фургон, где находились ещё два врача неотложки и отец. Он лежал на носилках, перетянутый ремнями. В фургоне скорой помощи он, обычно грузный и высокий человек, выглядел слабым и ничтожным. Порванный чёрный костюм ещё больше подчёркивал бледность перепачканного кровью лица, прикрытого кислородной маской. Тёмные волосы грязными паклями прилипли ко лбу. Дышал он слабо — маска едва покрывалась паром, который тут же пропадал.

Марте никогда раньше не приходилось ездить в машине скорой помощи, так что она заинтересованно разглядывала огонёчки и трубочки, назначения которых не знала.

Девушка села на свободное откидное сиденье рядом с доктором — или же докторессой? — потому что та определённо была женщиной, хотя в мешковатой спецформе все врачи на одно лицо.

Санитар, оставшийся на улице, закрыл вторую дверь, обошёл машину и сел к водителю — по крайней мере, так решила Марта, после того как услышала хлопок ещё одной двери.

Всю дорогу до больницы девушка безотрывно следила за мониторами датчиков, к которым был подключён её отец. Она понимала, что должна была расстраиваться, когда его пульс на мониторах то ускорялся, то замедлялся. Умом понимала, а сердце не откликалось. Её чувства были смешанными. Девушка буквально ощущала, как её мотает от злости до усталости и обратно, а где-то между ними ещё умудрялись проскользнуть ненависть и непонимание.

Вся эта гремучая смесь выливалась в нечто, что было скорее действием, чем чувством. Злорадство — вот что она испытывала. После всего того, что он учинил, ему должно было быть плохо. Марте вспомнилось сегодняшнее утро, но она отогнала от себя эти мысли. Сейчас не время. С тем, что ждало её дома, она разберётся, когда вернётся — незачем нагружать голову ещё и этим.

Марта не знала, какие эмоции отражались на её лице, но почему-то докторесса, сидевшая к ней ближе всего, похлопала её по руке и обнадёживающе произнесла:

— Не переживайте так сильно, ваш отец выкарабкается… верьте в это — и всё будет хорошо…

Марта еле сдержала смешок, который был готов сорваться с её губ.

— Конечно… всё непременно будет хорошо…

Стеклянная створка, ведущая в кабину водителя, открылась, и в проёме появилась голова того самого всё ещё улыбающегося санитара.

— Мы подъезжаем. Будьте готовы.

Марта посмотрела на наручные часы — они ехали уже минут десять, и за всё это время её отцу ни разу не стало критически плохо.

Машина скорой помощи вскоре остановилась. Двери распахнулись, и Марта первой вышла, вновь становясь сторонним наблюдателем происходящего. Откуда-то налетела туча медицинского персонала — они буквально окружили машину. Каталку с её отцом быстро спустили по пандусу. Марту не особо интересовали манипуляции, которые проводили над отцом, прежде чем повезти его к дверям, над которыми висела огромная светящаяся вывеска «Отделение неотложной медицинской помощи».

Немного постояв и подумав над необходимостью своего присутствия в больнице, Марта всё же последовала за персоналом, мысленно прикидывая, сколько нулей будет в счёте на медицинские услуги, и пытаясь вспомнить номер страхового полиса отца.

«Почему от него всегда столько проблем? Даже вот умереть спокойно — и то не может».

— Вам дальше нельзя, — остановил её санитар, протянув руку перед девушкой и преграждая тем самым путь.

— Почему? — непонимающе спросила Марта. Она была настолько погружена в свои мысли, что его появление стало для неё неожиданностью.

На губах санитара появилась очередная лёгкая улыбка, и Марта сразу же решила, что он насмехается над ней, и его следующие слова — или, скорее, тон — ещё больше убедили её в этом.

— В операционную родственникам путь закрыт, — рукой он показал на горящую табличку «Вход воспрещён» над стеклянными дверьми впереди.

— Ясно, — протянула Марта, недовольная тем, что санитар продолжал улыбаться. Эта улыбка её бесила.

Конечно, её отношения с отцом не были такими уж тёплыми, да и не сказать, что она так уж сильно была расстроена тем, что он попал в аварию, но одно она знала точно — насмехаться над человеком, член семьи которого находится в операционной, недозволительно и отвратительно. Так что Марта не смогла сдержаться. Хотя, возможно, она всего-то нашла человека, на котором можно было сорвать злость.

— Вы понимаете, что ведёте себя неправильно? — спросила она, направив в него суровый взгляд и уперев руки в боки для внушительности. Она всегда так делала, потому что внушительности ей как раз и не хватало.

— Что вы имеете в виду? — раздражающая улыбка не сползала с его лица, но явно дрогнула.

— Вы улыбаетесь! Вы хоть понимаете, что вести себя так перед человеком, у которого в семье случилось такое… это мерзко… Вам что, не преподавали уроки этики в детстве? — и только произнеся свои слова, Марта поняла, насколько они нелепы, но отступать было поздно.

— Что?.. Нет… простите… Я ни в коем случае не насмехаюсь над вами! — принялся оправдываться тот, наконец-то перестав улыбаться.

— Тогда что? — продолжила давить на него Марта, чувствуя себя сукой, докапывающейся до ни в чём не повинного человека.

— Просто… — начал было санитар, но запнулся.

— Просто — что?

— Просто вы безумно милая, — словно сдаваясь, произнёс он, всплеснув руками.

— Милая? — недоверчиво повторила Марта. Его ответ обескуражил её.

— Ну да… я всегда улыбаюсь, когда вижу милых людей. Это как условный рефлекс… Вы же улыбаетесь, когда видите милых котят или щенят?

Разговор стал нелепым. Марта скривилась, не зная, как отреагировать. Её отчего-то не оставляла мысль, что он говорил неправду, просто пытаясь выкрутиться, сказав что-то, что шокирует её. И если таким был его план, то он удался.

— Никогда, — холодно ответила Марта, ощущая дискомфорт и испытывая желание развернуться и уйти. Санитар казался ей по-настоящему странным.

— Правда? — неуверенно спросил он, вскинув брови.

— Абсолютная, — равнодушно пожала плечами Марта. Она потеряла интерес к разговору.

— Странно, — вновь улыбнулся он, — вы выглядите, как человек, которому должны нравиться животные.

— Не делайте преждевременных выводов. Обычно это ни к чему хорошему не приводит.

— Обычно я не ошибаюсь в людях, — его улыбка стала ещё шире.

Марта так никак и не могла понять, чему он улыбался. Да и вообще, к чему этот разговор? Она даже подумала, не пытается ли он её закадрить, но тут же одёрнула себя — настолько абсурдной была эта мысль.

— Меня, кстати, Джон зовут, — внезапно представился санитар.

Марта сделала глубокий вдох, чтобы не послать к чёрту навязчивого собеседника.

— Знаете, Джек, в жизни всё бывает впервые, и на мой счёт вы ошиблись. Где я могу оплатить больничные счета?

Санитар на мгновение оторопел от резкого тона девушки и не менее резкой смены темы, но в следующий момент с его лица наконец пропала раздражающая улыбка, и он сухо ответил на заданный вопрос:

— Операция только началась, и неизвестно, сколько она ещё продлится, — пожал плечами мужчина.

— И?

— Счетов пока нет.

— Понятно, — её губы сжались в тонкую линию, а на лбу проступили мимические морщинки. — Тогда где я могу оставить свои данные, чтобы со мной связались после операции?

— Вы не хотите подождать? — неверяще произнёс мужчина.

— Я оставлю свой номер, чтобы мне всё сообщили после того, как это… — Марта указательным пальцем обвела двери, ведущие в операционную; в свете люминесцентных ламп её старинный рубиновый перстень пускал блики на стены, — … закончится… Не вижу смысла ждать здесь, раз неизвестно, на сколько операция растянется.

— Вы можете оставить свои данные в регистратуре.

Отчего-то его ответ был совсем уж не радушным, но Марта, похоже, знала причину. Он либо был разочарован, что ошибся в своих суждениях касаемо её характера, либо же понял, что с ней ему ничего не светит. Вот только на оба варианта Марте было плевать. Его проблемы — пусть сам их и решает.

— И где же я могу найти регистратуру? — она широко улыбнулась, чтобы немножко поиздеваться над ним. Было приятно наблюдать за тем, с каким разочарованием он на неё смотрел.

Мужчина, казалось, пытался найти что-то в её лице, а Марта лишь натянула улыбку пошире и вскинула брови, ожидая ответа.

— Вернитесь по коридору к выходу и поверните направо, там будет основное отделение неотложки и регистратура, — наконец произнёс он и выдохнул.

— Благодарю, — коротко ответила Марта с некоторой издёвкой в голосе и, развернувшись на каблуках, поспешила прямиком в направлении регистратуры.

Ей не хотелось оставаться здесь ни минутой дольше. Не то чтобы ей было некомфортно в больнице, но она не любила тратить время впустую. Сегодня у неё было ещё много дел.

Санитар Джон не обманул: справа действительно оказалась регистратура.

Разговор с медсёстрами был коротким. Пара фраз — и в её руках оказались бланки, которые необходимо было заполнить, чем Марта и занялась. Она быстро по памяти записала персональные данные её отца и себя самой, выступающей в роли его опекуна. Она впервые находилась в этой роли, и оттого чувствовала себя немного неуверенно и некомфортно, благо медсёстры попались доброжелательные, терпеливо отвечая на каждый её вопрос, что значительно облегчило задачу. И вскоре, с чувством выполненного долга, девушка отдала заполненные бумаги и покинула больницу.

На улице Марта поймала такси и направилась прямиком в особняк Рудбригов. Забавная, конечно, штука, но в подростковые годы у неё язык не поворачивался назвать это место «домом», так что она скептически окрестила его «особняком Рудбригов» и, каждый раз возвращаясь туда, чувствовала себя пловцом, набирающим полную грудь воздуха перед погружением. Годы шли, и подростковый максимализм поутих, а привычка называть «дом» подобным образом — осталась.

Для Марты такое понятие как «дом» всегда привязывалось к людям, а не к месту. Её «домом» были мать и сестра, но никак не особняк Рудбригов, в котором после смерти матери она и дышать-то не могла, хотя и до этого ей всё равно было там некомфортно. Её мама, тёплая и светлая Терра Рудбриг, всегда была буфером между Мартой и отцом, тщетно пытаясь сглаживать холод их отношений. И временами у неё это даже получалось, вот только то время закончилось.

Марта тяжело вздохнула, когда такси остановилось возле высоких кованых ворот, и, рассчитавшись с водителем, вышла из машины. Впереди её ждал тот самый «особняк Рудбригов». Она толкнула тяжёлую металлическую калитку, и та с протяжным скрипом подалась вперёд. Сколько девушка себя помнила, калитка всегда скрипела, и ничто из того, что пробовали, не помогало справиться с этой проблемой.

Марта прикрыла за собой калитку, которая не несла никакой защитной функции: на ней никогда не было даже шпингалета, чтобы её можно было закрыть.

Девушка прошла по узкой дорожке, вымощенной природным камнем, по обе стороны от неё всё ещё цвели розы, несмотря на позднюю осень, которая до недавнего времени стояла тёплой, но морозы уже начинали брать своё, и некоторые бутоны почернели.

Старое поместье в глазах Марты всегда выглядело идеальным жилищем ведьмы. Двухэтажный дом, строители которого не имели ни малейшего понятия о симметрии, производил нужное впечатление с его тёмными фасадами, высокими фронтонами, огромными распашными окнами в мелком переплёте и большим чудным дымоходом. Это место будто кричало: «Здесь живёт могущественная ведьма! Гадание на картах и любовное зелье по акции!»

Марта усмехнулась своим мыслям, доставая ключи из сумки. К счастью, в этом доме никогда не жила могущественная ведьма, и Марте хотелось верить, что её тут и не появится, ведь она знала, что ведьмы существуют, и не испытывала ни малейшего желания с ними связываться.

Она вставила ключ в замок и повернула его три раза, после чего дверь распахнулась внутрь. Первое, что насторожило Марту, — горящий в холле свет, который она точно выключала, уходя.

Она вошла внутрь и прикрыла за собой дверь, на всякий случай не став закрывать ту на замок.

— Мегги? — позвала она, отдалённо заметив, каким взволнованным стал её голос.

Из смежной с холлом гостиной вышла худощавая светловолосая девочка. Довольно высокая для своего юного возраста — Мегги почти доставала Марте до плеча. Нервно теребя край ночной сорочки, сестра взволнованно и укоризненно смотрела на Марту. Одним своим взглядом она умудрялась передать такую степень недовольства, для которой остальным нужна целая часовая тирада.

— Где ты была? — её голос дрожал.

— Дай угадаю: ты опять включила везде свет? — спросила Марта, закрывая дверь на щеколду и не то чтобы игнорируя заданный вопрос, но стараясь отвести внимание сестры в другую сторону.

Не тут-то было.

— Где ты была? И где папа? — вновь спросила девочка, и Марта поняла, что ей не отвертеться.

— Отец в больнице, я ездила к нему, — холодно ответила Марта, сев на банкетку у входа, и принялась снимать свои короткие сапожки с вычурным названием. Она брезгливо поморщилась, всё же заметив пятно машинного масла.

— Что? — взвизгнула Мегги, подлетев к ней. Она уставилась на сестру своими большими зелёными глазами. — Что с папой?

— Он попал в аварию, — пожала плечами Марта.

— Что? О боже! Как так получилось? С ним всё в порядке? — тараторила девочка.

Несмотря на тревогу и панику, что читались в глазах сестры, Марта не считала нужным скрывать от неё правду. Ведь ей и без того было хорошо знакомо чувство, когда намеренно скрывают что-то важное. Да и Мегги потом сама бы всё выяснила и дулась бы на сестру, которая не рассказала всю правду сразу.

— Я не знаю всех подробностей, — ответила Марта, снимая плащ и вешая его в шкаф для верхней одежды.

— Почему ты не взяла меня с собой? — с обидой в голосе буркнула Мегги. — Ты же знаешь, я боюсь оставаться одна… тем более ночью… Да ещё и папа! Я должна была быть там. Ты отвратительная старшая сестра!

— Уж какая есть, — не стала спорить Марта и щёлкнула выключателем.

Свет в холле мгновенно погас, и от неожиданности Мегги взвизгнула.

— Ты что творишь? — её дыхание сбилось.

В холле не стало темно, потому что из гостиной в него продолжал литься свет, и Марта отчётливо видела, как подрагивали плечи сестры. Ей совсем не хотелось пугать её подробностями на сон грядущий, а то будет ещё всю ночь ворочаться и толком не выспится.

— Пошли в постель. Утром что-нибудь решим.

Она взяла сестру за руку и повела по витиеватым коридорам в сторону хозяйских спален, попутно выключая весь свет, который Мегги успела включить. Она завела сестру в принадлежащую той спальню и уложила её в кровать. Их с Мегги комнаты сильно отличались. Марта всё ещё помнила, с каким воодушевлением её обычно холодный отец делал ремонт, когда пришла пора отселять Мегги из родительской спальни. Комната Мегги, вопреки представлениям о милой розовой девчоночьей спальне, была тёмно-зелёной с большой мягкой кроватью и коврами с длинным ворсом, которые покрывали деревянные полы. Игрушек здесь было достаточно, но все они стояли в идеальном порядке на полках вперемешку с книгами, которые отчего-то прельщали сестру куда больше, чем плюшевые зверята, с которыми подобает играть девочке её возраста.

Марта очень любила свою маленькую взрослую сестрёнку. Пожалуй, Мегги была единственной в семье — включая саму Марту — кто относился к ней, как к обычному человеку, а не бомбе замедленного действия, за которой нужен глаз да глаз. И только рядом с сестрой Марта тоже чувствовала себя обычной.

Она укрыла сестру одеялом и села на край кровати.

— Я посижу с тобой, пока ты не уснёшь, — впервые за день она искренне улыбнулась. Ей не хотелось, чтобы Мегги переживала.

— Только свет не выключай, — настойчиво потребовала девочка.

— Как скажешь, — усмехнулась Марта и взяла с прикроватной тумбы книгу, которую сестрёнка начала читать сегодня вечером. Она открыла её на заложенной странице. — Тебе почитать на ночь?

— Нет. Я спать, — покачала головой девочка и зевнула. — Читай про себя, потом обсудим, о чём там рассказывается.

Марта вновь усмехнулась. Факт был неоспорим: Мегги была милым, но до безобразия избалованным ребёнком. Хотя, возможно, она просто точно знала, чего хочет.

Чтобы скоротать время, пока сестра заснёт, Марта начала читать про себя, не особо вникая в смысл прочитанного. Её мысли были далеко. В «особняке Рудбригов» всегда существовало негласное правило: чердак принадлежал маме, а подвал — отцу. Глупое, конечно, правило, Марта даже не знала, когда оно появилось. Просто когда родители ссорились, отец тихо, лишь недовольно сопя, уходил в подвал и громыхал там. Девушку туда нисколько не тянуло, хотя спускаться в подвал ей никто не запрещал, с чердаком же у Марты отношения были ещё сложнее. Там находилось что-то наподобие маминого кабинета, в который Марта не заглядывала уже много лет.

Собственно, как и в подвал.

Последнее время отец вёл себя странно, пропадал в подвале чуть ли не часами, ещё и еду с собой таскал. Поэтому Марта и решила туда спуститься.

И то, с чем она столкнулась сегодня утром, напугало её. Она на своей шкуре знала, что её отец был не самым добрым человеком — нет, не жестоким, жестоким Алистера Рудбрига назвать было нельзя. Холодным и отстранённым — да, но и то только в определённые моменты.

Вот только Марта никогда не могла даже предположить, что он способен на нечто подобное. С утра у неё не получилось найти ответов — времени было слишком мало, ведь отец был дома, — но теперь ей никто не мешал. Конечно, жестоко было радоваться тому, что отец попал в аварию, но в то же время именно это принесло ей немного свободы действий.

Марта дождалась, пока Мегги заснёт, и погасила в комнате свет, оставив только ночник. После чего вышла в коридор, тихо прикрыв за собой дверь. Марта знала, куда идёт. В подвал — и только туда. Больше оттягивать было нельзя.

***

Марта достала ключ, что хранился в шкатулке со всякой мелочёвкой на тумбочке у входа, и, нацепив домашнюю куртку с резиновыми ботинками, вышла из дома. Прошла по узкой тропинке, обогнув дом. Хоть подвал и находился под домом, попасть в него можно было только снаружи. Марта отперла увесистый старый замок, что висел на такой же старой двери. Дубовая дверь была невероятно тяжёлой: ребёнок ни за что бы не открыл её, даже не будь на ней замка. Неудивительно, что в детстве Марта никогда не думала о том, чтобы спуститься в подвал. Она просто не смогла бы туда попасть.

В полумраке Марта нащупала выключатель и зажгла свет. Её ладони вспотели и начали подрагивать. Она ощущала, как сердце колотится в груди, но старательно игнорировала сей факт. Страх — не то чувство, которому она могла поддаться в данный момент. Вот только услужливая память так и подкидывала ей картинки из фильмов ужасов. Ей казалось, что в какой-то момент из-за спины появится отец и остановит её, схватив за руку. Но в реальности остановить её было некому, и девушка не знала, радоваться или огорчаться, потому что в душе самую малость хотела, чтобы кто-то пришёл и решил эту проблему за неё.

Марта спустилась по лестнице. Прямо туда — вниз. В окутанный тайной подвал, где на старом деревянном табурете сидел связанный человек.

Марта старалась шагать уверенно и не подавать виду, что мужчина, сидящий на стуле перед ней, её хоть как-то беспокоит. Хорошо хоть, что годы жизни в «особняке Рудбригов» научили её неплохо скрывать свои эмоции и чувства.

Она подошла к мужчине и резким движением сорвала с его рта липкую ленту, услышав, как он протяжно простонал. Похоже, это было больно. Она посмотрела на ленту, что осталась в её руках, и заметила несколько волосков, по-видимому, из усов мужчины. Марта мысленно скривилась, прекрасно зная, насколько больно бывает даже просто выщипывать брови, что уж говорить о том, когда тебе вырывают усы скотчем.

Краем глаза она заметила складной пластиковый стул, стоявший у стены, и, подтащив его к пленнику, села напротив него. Всё это время она ощущала на себе пристальный настороженный взгляд, от которого мурашки по спине бежали. Мужчина смотрел на неё не как пленник — как пленитель. Марта старалась сидеть максимально непринуждённо, при этом ощущая, что её позвоночник, натянутый, будто струна, просто не даёт ей расслабиться.

— Кто вы? — холодно и без тени сомнения спросила Марта. Уж чего у неё было не отнять, так это умения говорить величественно и наполнять каждое своё слово силой. В её жизни было слишком много женщин, с которых можно было взять пример.

Глаза пленника сузились, а на его высоком лбу проступили морщинки. Тусклый свет одинокой лампы бросал жутковатые блики, делая его исхудавшее лицо с ярко очерченными скулами и выступающим вперёд подбородком подобием гипсовой маски. Мужчина усмехнулся.

— Оливер Кромвель{?}[Оливер Кромвель (25 апреля 1599 — 3 сентября 1658) — английский генерал и государственный деятель. Возглавлял армии парламента Англии против короля Карла I во время гражданской войны в Англии. Когда к власти пришёл Карл II, он потребовал посмертной казни Оливера Кромвеля. Его тело было выкопано из Вестминстерского аббатства, а отрубленная голова затем помещена на 6-метровый шип над Вестминстерским залом, где был ранее проведён суд над Карлом I.],— ответил он, а в его тёмных глазах заиграли чёртики.

То ли глупая ложь, то ли ирония, то ли насмешка — Марта так и не определилась, чего больше было в его словах.

— Неплохо сохранились, — подыграла пленнику девушка, подавшись вперёд. — Я не сильна в истории — сколько вам сейчас? Где-то 400 лет или уже больше? А шрам где?

Марта провела пальцем по шее, намекая на отсечённую голову.

— С каждым годом становлюсь лучше, как хорошее вино, — продолжил ухмыляться мужчина. Для пленника он был уж слишком спокойным и ироничным. — Для своих-то лет я и правда неплох. А что до шрама, то я с радостью бы показал — да вот только руки связаны.

— Неплохо было бы, если бы вы ещё и правду говорили, — Марта откинулась на спинку стула, ощущая, как спина предательски сопротивляется. Это была давняя проблема — каждый раз, когда Марта подходила к критической точке нервоза, её спина будто начинала жить своей жизнью, не давая ей свободно двигаться.

— А что такое «правда»? — он пожал плечами, а улыбка на его губах стала ещё шире.

— Вы не боитесь, — осенило Марту.

— Нисколечко.

— Ни меня, ни моего отца? — спросила Марта и только после поняла, насколько опрометчиво с её стороны было давать пленнику возможность понять, кто она такая.

— Надо же… дочь Алистера Рудбрига. Ты определённо могла бы быть опаснее своего отца, но есть одно «но» … — улыбка сползла с его лица бесследно, а глаза сжались в настолько тонкие щёлочки, что Марта засомневалась, мог ли пленник так хоть что-то видеть. — Вы с отцом совсем не похожи.

Общеизвестный факт. Они с Мегги были больше похожи на мать, чем на отца. Единственная их схожесть проявлялась в тонких губах с едва заметно опущенными уголками, что придавало их лицам вечный налёт печали. Хотя, возможно, мужчина имел в виду нечто другое. Марте, к примеру, и в голову бы не пришло держать человека в подвале.

— Если вы знаете, кто я, было бы неплохо, если бы я знала — кто вы, — Марта скрестила руки на груди. Её начинало раздражать его поведение. Она просто не понимала, зачем он отшучивается и пытается ломать комедию там, где это было неуместно. Девушка не могла представить себя в подобной ситуации, что уж говорить о вызывающем поведении.

Хотя уже то, что её отец мог держать в подвале человека, наталкивало на нехорошие мысли. Что, чёрт возьми, творил Алистер Рудбриг? Чем он вообще думал, связывая человека в подвале дома, где живут его дети? Ладно Марта, о ней он никогда особо не заботился, но Мегги…

Неужели он ни на секунду не задумался, что это может навредить ей?

Эти вопросы так же не давали Марте покоя, как и то, кем был человек, сидевший перед ней и внимательно изучавший её лицо.

— Зачем ты пришла сюда? — его тон был всё таким же игривым. — О… Неужели ты пришла освободить меня? Тогда почему не сделала этого ещё тогда, когда заходила сюда ранее? Утром, кажется?

Марта сжала руки в кулаки, её нервы были на пределе.

— Ваше освобождение зависит от ваших ответов на мои вопросы, — буркнула она. — Пока что у меня нет ни малейшего желания отпускать вас.

— Знаешь, твоё поведение наводит на мысль, что мистер Рудбриг даже не в курсе, что задумала его дочь. Сама-то не боишься, что папа по головке не погладит, если ты отпустишь меня?

«Как будто он хоть когда-то гладил меня по головке».

— Вы не хотите отвечать на мои вопросы? — спросила она, осознавая всю бессмысленность происходящего. Он не хотел сотрудничать, но и отпустить его она тоже не могла. Ведь первым местом, куда он пойдёт, непременно окажется полиция. А этого Марта не могла допустить никоим образом. Каким бы человеком ни был её отец, она не могла позволить Мегги стать дочерью психопата, похищающего людей.

— Мисс Рудбриг, знаешь, в чём между нами разница? — он сделал паузу, наверное, ожидая какой-то реакции от Марты, но та не пошла на провокацию. Она лишь молча смотрела на него. — Я знаю о тебе всё… абсолютно всё…

Марта ощутила, как где-то в глубине её души начинает зарождаться тревога. Нет, боялась она и раньше. Но слышать неприкрытую угрозу из уст пленника…

— Старшая дочь Алистера Рудбрига, преподавательница художественной академии «Мария-Роза». Что же ты там преподаёшь… — от его взгляда Марте стало жутко. Он следил за ней? — Ах, точно! Учишь малышей рисовать… И чем они думали, нанимая тебя на работу? Они хоть знают, кто ты? Нет, ну правда, кто тот человек, который додумался допустить теб—

— Надо же… — губы Марты искривились в лёгкой ухмылке. — Думаю, достаточно. Очень подробный рассказ, браво. Я даже в какой-то степени восхищена, хотя признаюсь, что довольно жутко слышать такие вещи от незнакомого человека.

В подвале повисла зловещая тишина. Было слышно, как едва покачивалась одинокая лампочка. И в этом молчаливом полумраке лишь они двое продолжали буравить друг друга взглядами. Незримое противостояние, в котором Марта не желала проигрывать.

— Это ведь не меня стоит запереть здесь, а тебя… Чокнутая ведьма!

В этот момент Марта заметила перепачканные кровью кабельные стяжки, что валялись на полу у задних ножек стула. Но было уже поздно…

Мужчина подскочил и в один шаг преодолел расстояние, разделявшее их. Марта не успела даже заметить, как его жилистые грубые руки сомкнулись на её шее, а ножки шаткого складного стула подкосились, и они вместе с мужчиной повалились на пол. Тупая боль разлилась по затылку Марты, отдаваясь гулом в ушах.

Всё произошло за долю секунды — и вот она уже лежит на полу, тщетно пытаясь вдохнуть хоть глоток воздуха, а кольцо из рук на её шее продолжает сжиматься. Узкие, как щёлки, глаза с безумием смотрели на неё, и Марте начало казаться, что кровь в её венах леденеет, хотя вполне возможно, что так сказывалась нехватка кислорода.

Не желая проигрывать, она попыталась поднять руки, чтобы ослабить хватку. Бесполезно. Мужчина всем телом навалился на неё, не давая пошевелиться, а взгляд его становился всё безумнее. Бороться было бессмысленно — в физическом плане он в три, а то и в четыре раза был сильнее её.

Как же она могла так просчитаться?

Сознание ускользало от неё, но она понимала, что нужно сделать хоть что-то… Всё не могло закончиться вот так.

— Ты уж прости, — прохрипел мужчина, — но таким, как ты, не место в этом мире.

Не место в этом мире? Да кем он себя возомнил? Вершителем судеб?

Его слова так сильно задели Марту, что она собрала остатки своего сознания и попыталась сосредоточиться. Ну уж нет! Она не умрёт от удушения в собственном подвале. Что за жалкая была бы смерть!

Несмотря на то, что её руки были придавлены к полу, она всё же смогла сжать их в кулаки, представляя, как точно такие же грубые жилистые руки сжимаются на шее бывшего пленника, перекрывая малейший доступ кислорода. Она видела это так чётко…

Марта ощутила, как хватка мужчины ослабла, и первый глоток воздуха ворвался в её лёгкие, проясняя разум.

Теперь уже задыхался пленник: он жадно глотал губами воздух, а его безумный взгляд всё так же был направлен на Марту, но теперь она видела в нём кое-что ещё: неподдельный страх.

— Ты… — прохрипел он.

— Я… — сипло вторила ему Марта, ощущая, как мужчина над ней продолжает терять силы, однако своей «хватки» не ослабила. Плевать на последствия, она не даст подобному ничтожеству убить себя.

Только когда глаза пленника закатились, и он рухнул на неё, Марта позволила себе расслабиться. Она разжала кулаки, ощущая энергию, которая тянущей болью отдавалась в руках. Она уже отвыкла от этого чувства.

Мужчина всё ещё дышал. Слабо, конечно, но дышал. Убить его для Марты было непозволительной роскошью. С немалым трудом она всё же смогла скинуть бессознательное тело с себя. Перекатившись на бок, попыталась встать хотя бы на четвереньки, но даже это было не так уж и легко: голова кружилась, а руки и ноги просто отказывались сотрудничать друг с другом.

Была бы её воля, она бы продолжила лежать и понемногу приходить в себя. Вот только это её желание тоже было непозволительной роскошью. Неизвестно, сколько времени этот мужчина пробудет без сознания — десять минут или десять часов, — но гадать она была не намерена.

Плывущим взглядом, Марта окинула подвал, ища хоть что-то, чем можно было бы его связать. Верёвку, кабель — даже машинный трос подошёл бы. Но единственным, что попалось ей на глаза, оказались пресловутые кабельные стяжки. Было ли разумно вновь связывать его ими, если один раз он уже смог из них выбраться? Только вот альтернатив у Марты всё равно не было.

Она поднялась и на дрожащих ногах поплелась к стеллажу, на котором лежала начатая пачка стяжек.

Да уж… Ну папочка и удружил. Запер в подвале чокнутого психопата, который, к тому же, знал их секрет. И что теперь делать?

Возможность быть раскрытой вселяла в Марту ужас. Как много в мире таких повёрнутых фанатиков, которые из страха захотят её убить? Да и как вообще этот человек узнал её секрет? В обычной жизни она ведь не использует свои силы. Хотя, вернее будет сказать, что она их вообще не использует.

Марта скептически посмотрела на валяющегося на полу пленника. Каков был шанс, что он специально вынудил её использовать способности, чтобы получить доказательства?

Ну нет, Марта махнула головой, отбрасывая эти мысли. Этот мужчина не производил впечатления настолько продуманного и гениального человека.

Вернувшись к нему, она опустилась перед ним на колени и, заведя его руки за спину, стянула их кабельными стяжками. На всякий случай стянула ещё и ноги. Поднять мужчину и усадить на стул она физически не смогла бы, поэтому просто оставила валяться на полу.

Поднимаясь по лестнице, Марта ощущала, как с каждым шагом сердце начинало биться сильнее. На последних ступенях оно уже было готово буквально выпрыгнуть из её груди. Марта не знала, был ли это страх или последствия проявления способностей.

Она с трудом закрыла за собой тяжёлую дверь подвала. Руки тряслись, и она минут пять стояла, просто пытаясь попасть в замок. Наконец справившись с непосильной задачей, девушка, едва передвигая ноги, поплелась к дому, мысленно коря себя за глупость. Почему она не предусмотрела этого? Почему не заметила те кабельные стяжки, что валялись на полу? Он играл с ней — и это бесило сильнее всего.

Поднимаясь по порожкам к входной двери, Марта держалась за перила. Своим ногам она уже не доверяла: они буквально дрожали под ней. Радуясь тому, что додумалась не запирать дом, Марта распахнула дверь и ввалилась в холл. Та захлопнулась за ней, а Марта, растянувшись на полу, с облегчением выдохнула. Каким же счастьем было просто лежать. Её сердце продолжало бешено колотиться о рёбра, но это волновало её меньше всего.

Главное, что сейчас она была в относительной безопасности, ведь маловероятно, что тот мужчина из подвала в данный момент сможет хоть что-то сделать.

Наверное, на сегодня её лимит стрессовых ситуаций был превышен — Марта и сама не заметила, как провалилась в сон прямо на полу.

========== Глава 2. Плата ==========

В тот момент, когда четырёхлетняя Терра Грабс прошла через двери их родового поместья, юный Алистер Рудбриг понял одну негласную истину: его жизнь уже никогда не будет прежней. Она была, как яркое полуденное солнце, пробивающееся сквозь серые облака его жизни; как свет, заполнивший собой всё вокруг. Позднее Алистер Рудбриг, которому сейчас едва исполнилось семь лет, неоднократно назовёт эту встречу судьбоносной. Решающей. Поделившей его жизнь на «до» и «после».

Всё, что для него теперь было важно: с того дня Терра Грабс жила в их поместье, в третьей комнате справа на втором этаже, — и, чтобы оказаться рядом, ему всего-то и нужно было спуститься с третьего этажа и пройти пять метров до её двери.

Терра была яркой и живой, с её лица никогда не сходила улыбка, что было так непохоже на всех остальных членов семьи Рудбриг. Даже во взгляде своей собственной матери Алистер никогда не ощущал того тепла, с которым на него смотрела юная Терра Грабс. До появления девочки в их доме практически никогда не был слышен смех — а теперь он буквально повсюду следовал за Алистером, где бы он ни находился.

Вот только, к его большому сожалению, первые несколько недель они не разговаривали. Терра улыбалась, смеялась, но молчала.Алистеру это казалось странным, потому что Терра тянулась к людям: она обнималась с горничными и нянями, словно искала их тепла, — но при этом продолжала молчать. Алистеру, тем не менее, очень хотелось услышать её голос; казалось, он должен быть таким же тёплым и светлым, как сама девочка.

Он часто видел, как Терра играет в саду с тремя куклами, привезёнными с собой. У большой — чуть ли не в половину самой Терры — тряпичной куклы были короткие белые волосы из ниток и цветастое платье; маленькая пластиковая кукла в утончённом королевском платье выделялась своей пышной рыжей шевелюрой, увенчанной красивой короной; а небольшой пупс с тряпичным телом, но резиновыми ручками и ножками и пластиковой головой был одет в какое-то старое потрёпанное платьице, похожее на аляпистую и даже немного цыганскую ночную сорочку. А ещё у пупса был хитрый взгляд, который однажды напугал Алистера, когда он вышел в сад, чтобы собрать оставленные там игрушки. Терра не то чтобы забывала игрушки — она просто оставляла их там до своего возвращения.

Тогда Алистер впервые стал следить за временем, потому что его бывшая няня выводила Терру в сад строго по часам: с десяти до двенадцати и с четырёх до шести.

То было их первое лето. Лето, за которое они не перебросились ни словом. Лето, которое, несмотря на это, навсегда осталось в его памяти тёплым воспоминанием.

К великому огорчению мальчика, с приходом осени он больше не мог наблюдать за утренними играми Терры, и ему оставалось только ждать вечера. Тогда-то он начал осознавать, что смотреть из окна поместья, как девочка играет в одиночку, ему стало неинтересно. Он хотел быть частью её жизни, хотел играть с ней, быть её другом, а не спутником, кружащимся по орбите, прямо как на иллюстрациях в недавно прочитанной книжке про космос. Вот только как именно преодолеть разделяющее их пространство — Алистер не знал. Он всегда был слишком вдумчивым, слишком правильным мальчиком, который сначала несколько раз всё взвешивал, а лишь потом делал.

Взрослые говорили, что он перенял эту черту от матери, и считали, что в нём нет и капли авантюризма, свойственного его отцу. Алистер не знал, хорошо это или плохо. Он в целом не понимал, почему посторонние люди считают, что имеют право делать выводы о его характере.

Хотя они, в общем-то, были правы: в том возрасте авантюризм ему был не свойственен. Алистер всю ночь не спал и думал, как подступиться к Терре. Девочка, конечно, его не избегала, но и особого интереса не проявляла. Вариант просто подойти и заговорить о чём-то обычном он отбросил практически сразу же. Ему не хотелось поздороваться с ней, а в награду за храбрость получить пустой взгляд. Отчего-то он был уверен, что Терра посмотрит на него именно так, а потом уйдёт, не сказав ни слова.

Впервые Терра заговорила с ним в ноябре, и в тот момент Алистер был счастлив, как никогда. Он столкнулся с ней на лестнице рано утром, когда они оба спускались к завтраку. Сонная Терра без сопровождения няни аккуратно шла по ступеням, держась за нижнюю часть витиеватых перил.

Увидев эту картину, Алистер замедлил шаг и постарался идти так же неспеша, но в тот момент, когда Терра была уже на последних ступенях, её правая нога зацепилась за ковёр, и она чуть не упала. Вовремя подоспев, Алистер подхватил девочку и поднял её на руки. Для него, мальчика семи лет, Терра, которую все называли «пушинкой», оказалась невероятно тяжёлой. Но в тот момент их глаза встретились, и Алистеру было уже всё равно, что его руки были настолько напряжены, что, казалось, не выдержат и просто оторвутся. Сейчас это всё было абсолютно не важно.

Куда важнее оказались огромные лучистые зелёные глаза, которыми девочка смотрела на него. И в этом взгляде не было ни капли пустоты, которой он так боялся. Лишь тепло, от которого сердце Алистера пропустило удар.

Он уже был готов заговорить с ней, но Терра опередила его.

— Спасибо, — тихо, едва шевеля губами, произнесла она. Её голос был подобен сказочной мелодии, которую мальчик слышал впервые. В тот момент он понял одно: Алистер Рудбриг окончательно и бесповоротно пропал.

***

Первым, что увидела Марта, открыв глаза, были босые ноги Мегги. Сестра стояла над ней, сверля укоризненным взором.

— И почему ты спишь на полу в холле? — спросила она, слегка выгнув брови. — Опять куда-то ходила, пока я спала?

Марта села, разминая затёкшие плечи. Возможно, остаться спать на холодном полу в конце осени было не самым разумным решением. Спина продолжала нещадно ныть от неудобной позы и пережитого страха.

— Я выходила в сад. Подышать свежим воздухом, — ни секунды не задумываясь, ответила Марта. Сейчас ложь была только во благо — незачем Мегги знать о чокнутом фанатике, запертом в подвале. — Не могла уснуть и решила немного проветрить голову.

Лгать Марта не любила. И ещё больше не любила, когда лгали ей. Но периодически врать приходилось — исключительно в альтруистических целях.

— И проветрила её настолько, что уснула прямо у входной двери? — в глазах сестры читалось явное недоверие.

Мегги всегда была тем человеком, которому очень сложно врать. Она была слишком умной для своего возраста. Когда её ровесницы играли в кукол и лепили куличики в песочке, Мегги читала книги. Далеко не детские книги.

Под суровым и недоверчивым взглядом сестры Марта чувствовала себя так, словно находилась на исповеди. На исповеди у малолетки. Марта усмехнулась абсурдности своих мыслей и коротко ответила:

— Что-то вроде того…

За что получила очередной недоверчивый взгляд, мол, да кого ты обманываешь.

— Не ври! — воскликнула Мегги, и её по-детски звонкий голос эхом разнёсся по пустому холлу.

Марта знала наверняка: Мегги была громкой — такой она была с самого рождения. Ещё будучи младенцем, она одним своим воплем умудрялась поставить весь дом на ноги. И, даже повзрослев, активно продолжала пользоваться этим своим умением.

— Я не вру, — пожала плечами Марта, не желая сдаваться, и тут взгляд девушки упал на свои руки.

Они были чёрные. Словно их опустили в чёрную краску или мазуту. Черны, как глубокая безлунная ночь. Ночь, которая всегда пугала Марту. Тьма начиналась на кончиках пальцев и заканчивалась где-то под рукавами домашней куртки. Надеясь, что сестра ничего не заметила, она в спешке спрятала руки в карманах.

«Чёртов пленник, — в сердцах подумала девушка. — Чёртов отец!»

Всё из-за них. Она ведь так долго держалась, копила эту тёмную силу в себе, не давая той выбраться в мир. И сорвалась из-за идиотов, которым вздумалось поиграть с чужими жизнями. Марта сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, погасить раскалённую добела ярость. Нужно отправить сестру в спальню под каким-нибудь благовидным предлогом, а самой отправиться на чердак и убрать следы.

Марта уже раскрыла рот, чтобы предложить Мегги пойти собираться в больницу к отцу, когда услышала, как кто-то вставил ключ в замок. Повертев тем в незапертом замке, человек, наверное, понял, что дверь и так была открыта, потому что в следующую секунду та распахнулась настежь и Марта увидела её. Самую опасную, по её скромному мнению, женщину.

Мадам Маргарет Рудбриг.

— Бабушка! — радостно воскликнула Мегги.

Марта воодушевления сестры не разделяла. Мадам Рудбриг была последним человеком, которого Марта хотела бы видеть сейчас. Возможно, причиной тому был суровый холодный взгляд глаз, покрытых старческой поволокой. Годы оставили на лице женщины беспощадные следы, пролегая глубокими морщинами вокруг глаз и губ, пятнами и родинками покрывая щёки и лоб. Но Марта точно знала, что, даже когда десятилетия её жизни сменит столетие, этот взгляд не дрогнет ни на секунду. От него не просто бежали мурашки по коже и волосы вставали дыбом где-то на затылке. Нет, этим взглядом Мадам Маргарет Рудбриг играючи могла забивать гвозди в крышку гроба своего противника.

Марта никогда не могла понять, как в обычном человеке может быть столько силы воли, столько стати, столько властности. Мадам Рудбриг была единственным человеком, которого Марта слушалась беспрекословно.

Отношения с семьёй у девушки, на самом деле, всегда были немного странными, не типичными.

Она до безумия любила сестру, относясь к ней скорее как к собственному ребёнку, чем как к младшей сестре. Большая разница в возрасте сделала своё дело. Будь Марта чуть больше заинтересована в противоположном поле, у неё уже могла бы быть собственная дочь — младше Мегги, конечно, но ненамного.

С отцом отношения всегда были натянутыми. Они словно стояли по разные стороны глубокого оврага. Между ними пролегла бездна, пустота, через которую невозможно протянуть руку. Тяжёлая и давящая. Когда Марта видела отца, ей казалось, что она смотрит на постороннего человека. И это было странно, потому что Алистер Рудбриг никогда не был жесток, да и не сказать чтобы они ненавидели друг друга.

Вот только эта пустота… Марта почему-то была уверена, что отец чувствует то же самое: последние несколько лет они старались избегать друг друга.

Бабушку же Марта любила, хоть и опасалась. Было в Мадам Рудбриг нечто такое, что не давало расслабиться в её присутствии. Та будто бы заряжала окружающих разумностью и холодностью. Рядом с ней Марта чувствовала себя не как рядом с бабушкой, которая горячо любит своих внуков и хочет закормить их пирожками, а как на приёме у школьного директора, который может исключить тебя за малейшую провинность.

Вот и сейчас, глядя на бабушку, Марта чувствовала, как против воли начинает ровно держать спину.

Мадам Рудбриг переступила порог, и сморщенных, похожих на высохший изюм, губ коснулась едва уловимая улыбка.

— Доброе утро, девочки, — её голос был слаб и уже сильно осип, как и всегда в это время года. Мадам Рудбриг уже много лет страдала от бронхита, нападающего на неё к концу осени.

Она стянула со своей худощавой шеи огромный шерстяной шарф и положила его на банкетку, а затем и сама неуклюже приземлилась на неё же.

— Доброе, — ощущая, как вспотели ладони в карманах, процедила Марта. Она толком не могла понять, с чего вдруг бабушка решила почтить их своим присутствием в это утро. Ей же не могли позвонить из больницы? И не может же она знать, что отец решил поиграть в похитителя?

Хотя Марта теперь сомневалась, был ли пленник таким уж невинным. Он следил за ней. Он знал её тайну. Может, он пришёл к её отцу, требуя плату за молчание, а Алистер не придумал ничего лучше, чем связать того в подвале?

Мегги подлетела к бабушке, расплываясь в радостной улыбке, и принялась помогать той снимать вычурные, сделанные на старинный манер сапожки. Сама же Марта не сдвинулась с места ни на сантиметр. Она не знала, что ей делать. Если бабушка ничего не знает, стоит ли ей говорить о раскрывшем её секрет мужчине в подвале? Или же об отце, попавшем в больницу? И, самое главное, говорить ли о колдовстве, к которому Марте пришлось прибегнуть прошлой ночью? Может быть, всё это лучше оставить тайной? Но если Мадам Рудбриг уже в курсе всего произошедшего… Какую тогда позицию стоит занять Марте?

Так много вопросов, ответов на которые у девушки просто не было.

Мадам Рудбриг сняла пальто, оставшись в длинном тёплом платье на пуговицах, сшитом на тот же старинный манер, что и обувка. Сестрёнка отставила бабушкины сапоги в сторону и протянула той пару домашних тапочек. Единственную пару на весь дом. Ведь тем самым человеком, который носил бы здесь тапочки, была не кто иная, как редко захаживающая Мадам Маргарет Рудбриг.

Почему редко? Потому что с её последнего посещения прошло ни много ни мало, а полтора месяца. Чаще всего они сами ездили к бабушке — в её старое, огромное и полупустое поместье, которое куда больше заслуживало называться «особняком» со своими огромными садами, богато украшенными залами и витиеватыми лестницами. Несмотря на то, что их семья разорилась ещё до рождения Марты, даже то немногое убранство, оставшееся в доме бабушки, было дорогим и невероятно красивым. Старое поместье принадлежало их семье столетиями и было таким же древним, как и городок, в котором они жили.

— Мегги, милая, принеси, пожалуйста, бабушке водички. В горле совсем пересохло, — произнесла Мадам Рудбриг, опуская ноги в тапочки.

Марта поднялась с пола, намереваясь выполнить просьбу вместо сестры, что было сложно, так как почерневшие ладони она продолжала прятать в карманах. Однако девушка была упорной. Кроме того, ей нужно было как можно скорее скрыться от глаз бабушки и сделать хоть что-то со своими руками.

Марта приняла решение скрыть всё, что могла.

— Не ты, — сказала как отрезала. — Воду принесёт Мегги, а ты следуй за мной на чердак.

Марта застыла, словно громом поражённая. Ей перекрыли все пути к отступлению. Раз бабушка зовёт её на чердак, то про магию она уже в курсе.

— Хорошо, — покорилась судьбе девушка.

Мегги подскочила и понеслась в сторону кухни. Марта же подошла к бабушке и подставила локоть, продолжая держать ладони в карманах, чтобы та ничего не заметила. Щуплая рука Мадам Рудбриг была невесомой и практически неощутимой. Слабой, в отличие от взгляда, который прожигал насквозь.

Марта старалась идти медленно, чтобы попадать в шаркающий шаг старушки. Они поднялись по лестнице на второй этаж и, минуя узкий коридор с деревянными дверьми, за которыми скрывались никогда не заселяемые гостевые спальни, направились прямиком к шаткой старой лестнице, ведущей на чердак.

Мамин чердак. За семь лет, прошедших со дня смерти матери, Марта ни разу туда не поднялась. Было тяжело. Слишком тяжело. Где-то в глубине души что-то болезненно сжалось: это было её сердце, вокруг которого сужалось кольцо из воспоминаний. Радостных воспоминаний, которые теперь вызывали лишь тяжесть.

Девушка знала, что, когда они ступят на первую ступеньку, та протяжно скрипнет. Эта ступенька была неотъемлемой частью её детства. Марта помнила, как её дико злила эта предательница, которая не давала тайно проникать на чердак, чтобы почитать книги, хранящиеся на многочисленных полках. Хотя родители никогда не запрещали подниматься в мамину обитель, девочке хотелось, чтобы момент был тайным и волшебным — таким, что принадлежал бы только ей.

Тогда Марта, надо признаться, ещё любила магию, на подсознательном уровне тянулась к ней. Но шли годы, и пришло осознание: магия не вписывалась в этот мир так же, как Марта не вписывалась в свою семью. Чужеродная — вот какой считала себя Марта.

Хотя отец в разговоре с мамой использовал другое слово — «уникальная». Марта не помнила точно, когда именно он так сказал. Но тон, с которым это было произнесено, и взгляд отца в тот момент намертво врезались в память девушки, потому что он никогда не говорил так с ней самой — с теплотой, наполнявшей и голос, и взгляд.

Марта отмахнулась от воспоминаний, которые бередили душу и от которых было тяжело дышать.

Мадам Рудбриг взяла ключ, хранившийся на покрытой пылью полке между резной деревянной музыкальной шкатулкой и старым потрёпанным томиком с причудливым названием «Охота на Ведьм. Методы выявления потустороннего» — книгой, не вызывавшей у Марты ничего, кроме смеха. Мама говорила, что эту книгу ей подарил какой-то друг со специфическим чувством юмора.

Они ступили на скрипучую ступеньку и начали подниматься. С каждым шагом Марта ощущала, как бешено начинает колотиться её сердце. Мадам Рудбриг вставила ключ в замок двери, что ждала их на вершине лестницы, и сердце Марты пропустило один удар, прежде чем бабушка распахнула дверь, впуская свежий воздух в затхлую тёмную комнату.

Магия не только чужеродна. Магия болезненна.

Марта не стала включать свет, хотя прекрасно знала, где именно находился рубильник. Мадам Рудбриг отпустила руку внучки и прошла вперёд — к круглым окнам, спрятанным за тяжёлыми плотными шторами, которые пропускали в комнату лишь небольшое количество света, который Марте был не особо-то и нужен, ведь чердак матери она знала наизусть.

Стеллажи вдоль стены были заставлены книгами так, что на полках не было ни одного свободного места. Квадратный, расположенный рядом с окном, дубовый стол, который отец с каким-то своим знакомым с трудом сюда затащили, всегда был заставлен свечами и причудливой формы деревянными и каменными мисками. Даже в тусклом свете Марта с лёгкостью могла различить их очертания. От одного круглого окна до другого тянулась низкая консоль, на которой громоздились склянки и баночки странного наполнения, некоторые из которых отвратительно воняли на весь дом, если их открыть. И небольшая деревянная лавочка, заваленная разными аляповатыми подушками, на которой Терра Рудбриг читала по вечерам детские книжки до тех пор, пока Марта не научилась читать сама. Это место было буквально пропитано важными для сердца воспоминаниями.

Но было здесь и то, чего Марта никогда не хотела бы ни вспоминать, ни переживать снова. Эпицентр её боли был в самом центре комнаты.

Ванна. Старая чугунная ванна на чёрных ножках, напоминающих львиные лапы. Сколько девушка себя помнила, концентрация её страданий всегда была здесь.

Что ж… Именно этого и следовало ожидать, раз Мадам Рудбриг решила вдруг приехать.

— Вы знаете… — едва шевеля губами, выдала Марта, ощущая, как подкашиваются ноги. Она тяжёлым грузом рухнула на пол, больно ударившись коленями. Вот только эта боль была лишь прелюдией к тому, что ждало её впереди.

— Да, — коротко ответила Мадам Рудбриг, раздвинув шторы, впуская в комнату больше света. Лучи косого осеннего солнца проникали через окна и ложились причудливыми тенями на чугунные бортики ванны и пол вокруг.

— Но как? — Марте было сложно осознать происходящее, ведь её бабушка была обычным человеком.

— Помнишь тот раз, когда ты прибегла к своим способностям в средней школе? — спросила бабушка, изучая что-то за окном.

Марта рассеянно кивнула, прекрасно понимая, что Мадам Рудбриг этого не увидит. На большее она была не способна — в пересохшем от страха рту язык просто не шевелился.

— Так вот, — не дожидаясь её ответа, продолжила пожилая женщина. — Из-за того случая Терра — не спрашивай меня как — я всё равно не знаю, — изготовила несколько маячков для меня и Алистера, чтобы мы могли узнать, если… что-то произойдёт. И помочь тебе. Прошлой ночью мой маячок загорелся.

Мадам Рудбриг обернулась к Марте, пронзая своим леденящим душу взглядом.

— Что это было, девочка моя?

— Магия… Что же ещё? — выдохнула Марта, доставая руки из карманов и выставляя напоказ свою чёрную, как смоль, кожу. Кого-то другого тьма на светлых руках девушки испугала бы, но только не её бабушку. Мадам Рудбриг вообще было сложно вывести из равновесия.

— О, милая, я знаю, что это была магия, — губ Мадам Рудбриг коснулась лёгкая улыбка. — Но зачем ты её использовала? Ты ведь почти десять лет к ней не прибегала… Что произошло?

— Я… — начала было Марта, но, услышав скрип ступени, закрыла рот и снова спрятала руки в карманах.

Держа двумя руками бокал с водой, Мегги вошла в комнату и медленно направилась к бабушке, осторожничая, чтобы не расплескать воду по полу. Её удивлённый взгляд, в котором читался немой вопрос, скользнул по Марте.

— Спасибо, милая, — произнесла Мадам Рудбриг, принимая бокал из рук внучки.

— А зачем вы сюда пришли? — спросила Мегги, плюхнувшись на лавку и всё ещё подозрительно поглядывая на сестру, сидящую на коленях так, словно та каялась в совершённых грехах или просила милостыню.

— Нужно найти кое-какие книги для моей диссертации, — и глазом не моргнув ответила бабушка, сделав несколько глотков воды.

По нахмуренным бровям Мегги, Марта поняла, что сестра бабушке не поверила. Ещё бы, какая диссертация — в её-то возрасте? Бабушка даже книг не читала с недавнего времени: слишком сильно начинала болеть голова, если перенапрячь зрение.

Однако девочка смолчала, за что Марта была ей благодарна. Сейчас она не смогла бы придумать более правдоподобной лжи.

Бабушка поставила полупустой бокал на консоль и направилась к книжным полкам. При этом она не делала вид, что что-то ищет, а действительно искала — и Марта прекрасно знала, что.

— Третья полка, ближе к столу, — указала она бабушке, поднимаясь с пола, всё так же пряча руки в карманах.

Мадам Рудбриг достала старый потрёпанный блокнот, обложка которого была покрыта маслянистыми пятнами, и положила его на стол.

— Когда мы поедем в больницу? — спросила Мегги, склонив голову к плечу и рассеянно болтая ногами в воздухе.

— В больницу? — удивилась Мадам Рудбриг и обернулась к девочке. — Зачем? Ты заболела?

— Не совсем… — сестра покосилась на Марту, задавая немой вопрос. А Марта лишь рассеянно пожала плечами. Смысл скрывать правду, если она и так скоро вылезет наружу? — Папа…

— Алистер? — лицо Мадам Рудбриг исказилось ещё больше. — Что с ним случилось?

— Авария, — опустошённо выдохнула Марта, уже готовясь к тому, что грянет гром.

Глаза бабушки округлились от шока.

— И ты говоришь мне об этом только сейчас? — её сиплый голос казался на удивление громким в тихом доме. — Марта, ты должна была позвонить мне сразу же, как это случилось! Ты поэтому…

Начала было она, но, покосившись на Мегги, вовремя остановилась.

— Нет, — ответила на незаданный вопрос Марта.

— Ясно… Мегги, — обратилась Мадам Рудбриг к внучке, — иди собирайся, мы тут закончим и спустимся вниз, а затем все вместе поедем к папе.

Сухой приказ. Ни в голосе, ни на лице пожилой женщины не отразилось ни одной эмоции. Так что Марте было сложно понять, что в тот момент было на уме у бабушки и насколько сильно она злилась. Похоже, Мегги тоже почувствовала, как накалилась обстановка, потому что девочка, больше не сказав ни слова, встала с кушетки и вышла из комнаты.

Марта смотрела, как сестра спускается по лестнице, и лишь когда та скрылась за поворотом, позволила себе немного расслабиться. Было сложно всё время скрывать от Мегги семейную тайну.

— Закрой дверь, — очередной суровый приказ. — И немедленно рассказывай мне всё, что происходит в этом чёртовом доме.

Мадам Рудбриг выругалась. Что ж, похоже, она была по-настоящему зла. Марта нервно сглотнула и пошла к двери, мысленно подбирая подходящие слова для того, чтобы рассказать всё достаточно мягко и не нарваться на дикий смерч ярости.

Она прикрыла дверь и на всякий случай задёрнула щеколду. Мало ли — вдруг Мегги взбредёт что-то в голову, и она решит вернуться.

Марта села на лавочку, которую ранее занимала сестра, и, сделав несколько глубоких вдохов, принялась рассказывать:

— В последнее время отец вёл себя предельно странно: пропадал в подвале по несколько часов, таскал туда еду, хотя раньше всегда ел за столом, ходил весь какой-то напряжённый. Так что я решила проверить, чем он там занимался, и поэтому спустилась в подвал вчера утром, пока он спал, — Марта сделала паузу, собираясь с мыслями, прежде чем огорошить бабушку ещё одной новостью. — Там я нашла связанного мужчину.

— Что? — губы Мадам Рудбриг округлились, как и глаза. Это убедило Марту в неведении бабушки. Та явно не участвовала в отцовских махинациях, и от осознания этого на душе стало чуточку легче.

— Я и сама не знаю, откуда он там взялся, точнее… в тот момент не знала. Я была шокирована, и мне было как-то совсем не до расспросов… Я ушла оттуда сразу же, надеясь вернуться позже и узнать всё подробнее, пока отец на работе, но у меня не получилось. Я отвела Мегги в школу, а затем мне позвонили из студии — нужно было срочно приехать: одна из учительниц заболела, и меня попросили её заменить, — под полным недоумения взглядом бабушки Марта продолжала кратко пересказывать события дня. — В итоге, когда я наконец освободилась и вернулась домой, было уже около восьми, но отца дома не было. Мы с Мегги поужинали, и я уложила её спать, а потом мне позвонили из полицейского участка и попросили приехать на место ДТП…

— Авария? — переспросила Мадам Рудбриг, слегка выгнув бровь.

— Я не знаю всех подробностей… Насколько мне известно, пьяный водитель нёсся по встречке и, не справившись с управлением, зацепил машину отца и ещё несколько транспортных средств.

— Боже мой, — протянула бабушка. — Он в порядке?

— Не знаю. Когда я уходила из больницы, он был на операции.

Казалось, Мадам Рудбриг была шокирована. Она обеими руками схватилась за стол позади неё, чтобы удержаться на ногах. Но в то же время было видно, что она не давала себе поддаться панике и сохраняла холодный рассудок.

— Так вот… А потом я…

— И ты ушла? Ушла, пока ему проводили операцию? — перебила Марту Мадам Рудбриг, не веря своим ушам.

— Да, но…

— Марта! — с упрёком произнесла Мадам Рудбриг. — Ты должна была остаться там и узнать результаты операции!

— Я оставила свой номер телефона. Они связались бы со мной, если бы что-то произошло, — пожала плечами Марта.

— Ты должна была остаться там. Со своим отцом, — сухо и с подавляемым гневом в голосе ответила бабушка.

— Я должна была узнать, что за мужчина сидит у нас в подвале! — крикнула Марта, а потом осеклась, понимая, что кричать было неправильно. — Извини.

— Ты могла бы узнать у Алистера, не играя в шпиона, — холодно бросила Мадам Рудбриг, всем свои видом показывая, как сильно она недовольна своей внучкой.

— Не могла! Он мне никогда ничего не рассказывает.

— Марта! Прекрати немедленно! Ты ведёшь себя непозволительным образом! Как ребёнок. Даже Мегги себе такого не позволяет.

В тоне бабушки было столько осуждения, словно Марта действительно поступила неправильно. Однако вины за собой девушка не чувствовала и предпочла переключить тему разговора, дабы не вступать в конфликт.

— Ладно, — буркнула Марта. — Проехали. Я вернулась домой, спустилась в подвал. А этот мужчина каким-то образом сумел освободиться и набросился на меня, пытаясь убить. Я использовала магию для защиты. Всё!

На одном дыхании она выдала все оставшиеся события вчерашнего дня, ощущая, как внутри закипает нечто похожее на злость. Она не любила, когда кто-то пытался нравоучать её в отношении отца.

— Марта… — протянула Мадам Рудбриг, и в этот момент на её лице отчётливо читалось разочарование.

Но Марта даже не хотела гадать, что конкретно так сильно разочаровало её бабушку. Хотя где-то в глубине души прекрасно всё понимала — точно таким же взглядом на неё смотрел вчерашний санитар. Что ж… она давно уже привыкла к тому, что её взгляды на жизнь могли не совпадать со взглядами других, и поэтому она постоянно разочаровывала окружающих.

— Давай на этом закончим, — выдохнув, попросила Марта. Она не хотела злиться на бабушку и чувствовать всей кожей её недовольство, а избежать этого можно было, только прекратив разговор.

— Хорошо, — согласилась Мадам Рудбриг, но от неё буквально несло желанием высказаться. В этом они с Мартой были похожи — всегда знали, когда стоит остановиться и за какую черту переступать нельзя.

Марта стянула с себя куртку и, оставив ту на лавке, подошла к бабушке. Девушка взяла старый блокнот со стола и принялась листать страницы в поисках нужного рецепта. Ощущая, как с каждой перевёрнутой страницей всё её нутро содрогается, прекрасно помня, что ждёт впереди. Помня, как избавляются от следов магии.

И вот нужная страница, где по-детски корявым почерком её матери выведены пропорции. Пропорции личного маленького ада, ведь следы от магии нельзя просто смыть — их в буквальном смысле нужно выжигать с кожи. Только так можно убрать внешние последствия применения магии, в то время как от следов в душé избавиться было вовсе невозможно.

Но Марте не хотелось даже думать о том, что станет с ней, когда в её душе не останется чистого места. Вернее, она попросту не знала, что с ней будет. Как не знала этого и Терра Рудбриг. Мать всегда говорила, что эта правда сгорела вместе с домом её родителей, и она сама не ведает, что ждёт Марту за этой чертой. Хотя вполне возможно, что так она просто отмахивалась от нежелательных вопросов.

Марта опустилась на колени перед консолью и принялась искать порошок из корня мандрагоры, стараясь не замечать, как подрагивают её чёрные руки: тело помнило боль.

Высшая степень морального наказания — самому варить яд, которым тебя отравят.

Вдруг на прикрытом рукавом запястье Марты сжалась щуплая морщинистая рука Мадам Рудбриг. Марта подняла голову и посмотрела в мутные полные сожаления глаза бабушки. Марта не любила, когда на лице столь сильной женщины проскакивало нечто похожее на жалость, ведь в такие моменты бесследно пропадал тот волевой образ, которым Марта так восхищалась, и бабушка становилась всего лишь бабушкой, а не ледяной королевой, которая может удержать на плечах весь мир, даже не вздрогнув.

— Девочка моя, сядь. Я сама всё подготовлю, — казалось, будто сиплый голос Мадам Рудбриг в тот момент буквально сочился теплом, и Марта не нашла в себе сил, чтобы отказать.

Она отдала блокнот и села на кушетку. Марта рассеянно наблюдала за тем, как бабушка берёт в руки маленькую корзинку с консоли и начинает складывать туда склянки по списку. Девушка всеми силами гнала от себя образы того, как мать точно так же набирала компоненты для зелий, ведь в воспоминаниях не было никакого смысла, но образы всё равно навязчиво продолжали возвращаться. И вот затуманенному взору уже было не понять, кто именно подошёл к ванной и крутанул вентиль. Горячая вода с диким гулом и паром вырывалась из крана, создавая ещё больше шума, ударяясь о чугунное дно.

Мадам Рудбриг заткнула слив и принялась поочерёдно высыпать и выливать содержимое флаконов. Казалось, этот процесс занял целую вечность, хотя на самом деле не прошло и десяти минут. Но это время было невыносимым. От пара на чердаке стало душно, Марта ощущала, как по её спине и лицу побежали ручейки пота. Ей стало практически нечем дышать. Пар смешивался с ароматами трав, делая воздух тяжёлым и вязким. Каждый вдох обжигал горло.

В то время как для Мадам Рудбриг не изменилось ровным счётом ничего, лёгкие Марты буквально горели изнутри.

Когда ванна набралась, бабушка закрыла кран и, обернувшись к Марте, тихо произнесла:

— Другого выхода нет…

Марта поджала губы и принялась раздеваться. Она скинула рубашку и брюки, оставшись в одном нижнем белье. Её руки были черными практически до локтей; чернота заканчивалась размытыми рваными краями. Жуткое зрелище.

Ей потребовалась собрать всю свою силу воли в кулак, чтобы просто подойти к воде. Она не знала, стоило ли вчерашнее использование магии того, что ждало её теперь. Сейчас ей было страшно. По-настоящему страшно. Но в то же время, случись такое ещё раз, она поступила бы так же: умирать просто так Марта не собиралась. И, если за жизнь придётся платить своей или чьей-либо ещё болью, она непременно заплатит. Таковы были её взгляды. Взгляды, от которых она не собиралась отступаться.

Сделав глубокий вдох, пронёсшийся раскалённым металлом по лёгким, девушка задержала дыхание и шагнула в воду.

Воспоминания были бессмысленны. Они и отдалённо не передавали того ощущения пожара, разливающегося от кончиков пальцев вверх по икрам и выше. Стараясь не тянуть время и не мучать себя ещё больше, Марта плюхнулась в воду, расплескав зеленоватое варево по полу. Пожар начал растекаться быстрее. Та часть её тела, что была погружена в воду, будто горела заживо. Это было нестерпимо. Марта стиснула зубы, стараясь сдержать крик, готовый вырваться из горла.

Но то был ещё не конец. Девушка разжала руки, которыми держалась за бортики, и опустила их тоже. Зеленоватая вода начала чернеть, забирая тёмные следы её колдовства.

Ещё немного…

Совсем немного… Осталось только опуститься под воду полностью — и всё, мучения будут кончены. Пожар прекратится. На глазах проступили слёзы. Ещё немного… Нужно только опуститься…

Но Марта не знала, как заставить себя это сделать.

Она ощутила на своих плечах руки Мадам Рудбриг.

— Девочка моя, давай я помогу…

Марта зажмурилась и неуверенно кивнула.

А затем казалось бы слабые руки бабушки с невероятной силой надавили ей на плечи, заставляя погрузиться под воду полностью. Обожгло слизистую. Теперь она горела полностью, до самых кончиков волос.

Отвратительно. Пламя бушевало и внутри, и снаружи. Марта начала считать, чтобы хоть как-то отвлечься, что совсем не помогало. Шум воды в ушах заглушал все посторонние звуки. Она не знала, так ли себя чувствовали ведьмы, которых сжигали на кострах: не могла представить запаха горелой человеческой плоти. Ведь тот пожар, который обуревал её сейчас, не оставлял после себя следов.

В следующее мгновение всё прекратилось.

Мадам Рудбриг подняла голову Марты над водой, и первый глоток воздуха обжёг лёгкие. Но ощущения были уже не те: всё, что можно было выжечь — сгорело. Жадно глотая воздух губами, Марта распахнула глаза и взялась ослабшими руками за скользкие бортики ванной. Боль отступила, но это не значило, что она останется там ещё хоть на долю секунды. От зеленоватой воды не осталось и следа: теперь Марта сидела в отвратительной чёрной липкой жиже.

Именно такой была её магия. Мерзкой и грязной. Оставляющей отвратительные шрамы в душе. Возможно, тот псих из подвала был прав: такой, как она, действительно не было места в этом мире.

Стараясь не свалиться на пол, Марта выбралась из ванной и, оттолкнув бабушкину руку, поплелась к выходу. Ноги не слушались совсем, постоянно заплетаясь. Но Марта продолжала идти. Всё, чего ей сейчас хотелось, это принять обычный душ. Смыть с себя остатки мерзкой слизи. А ближайшая душевая была в гостевой на втором этаже.

Трясущейся рукой Марта дёрнула щеколду и распахнула дверь. Хорошо, что Мегги не было поблизости. Девушка не хотела сейчас видеть сестру и хоть как-то комментировать ситуацию, потому что разумного объяснения происходящему просто не существовало. Держась за перила, Марта медленно спускалась по лестнице, ощущая, как с каждым шагом начинают крепнуть её ноги. Она потихоньку приходила в себя, вновь собираясь в единое целое.

========== Глава 3. Членский взнос ==========

Марта выключила воду и вышла из душа, наскоро вытеревшись полотенцем и натянув халат. Благо в гостевых спальнях, которыми уже много лет не пользовались, было всё необходимое. Запоздало девушка вдруг поняла, что могла помыться шампунями с истёкшим сроком годности, но решила не проверять этого для собственного же спокойствия.

Чувствовала Марта себя, мягко говоря, паршиво. Кожу саднило и стягивало, но с этим ничего нельзя было поделать. Если она правильно помнила, пройдёт ещё минимум несколько дней, прежде чем ей станет лучше и она сможет назвать своё состояние «сносным».

Марта вытерла влагу с запотевшего зеркала и посмотрела на своё мутное отражение. Что ж, выглядела она так же паршиво, как и чувствовала себя. Из-за огромных тёмных кругов глаза, казалось, впали в череп и практически исчезли с лица. Кожа на носу натянулась, и тот стал невероятно острым и немного крючкообразным. А и без того тонкие губы стянуло ещё сильнее, из-за чего они стали похожи на сплошную ровную линию. Ровную и потрескавшуюся линию. Марта провела по губам языком, чтобы хоть немного их смочить. Безрезультатно. Сейчас она определённо выглядела, как ведьма из детских сказок. Синюшные отпечатки пальцев на шее ситуацию не улучшали.

Как их, интересно, Мегги не заметила — с её-то чрезмерной любознательностью? Или всё же заметила, но промолчала, решив оставить вопросы на потом?

— Да уж… Тут никакая маска не поможет, — выдохнула Марта, взъерошив свои короткие светлые волосы. — Ни дать ни взять проклятая ведьма.

Девушка нацепила капюшон халата на голову и вышла из ванной. Времени на то, чтобы окончательно прийти в себя, не было — нужно было собираться в больницу к отцу. Марта не могла позволить бабушке и Мегги поехать туда одним. Конечно, ничего страшного бы не случилось и без неё, но в то же время никак нельзя было предсказать, как поведёт себя Мегги, увидев отца в таком состоянии. Оставить сестру в такой момент Марта не могла.

Она спустилась на первый этаж и поплелась в свою комнату, петляя по широким отделанным деревянными панелями коридорам. Их с Мегги спальни располагались довольно близко — чудо, что они с сестрой не столкнулись по пути. Марта меньше всего хотела, чтобы её видели такой… никчёмной и слабой.

Иронично, конечно, но самой себе Марта сейчас казалась побитой собакой или жертвой кораблекрушения. Но быть никем из них девушке не хотелось. Ни в своих глазах, ни в глазах окружающих. А, значит, нужно собрать свои разрозненные мысли, смятённые чувства и вышедшее из строя тело в кучку и сделать вид, что всё хорошо. Благо, притворяться Марта умела.

У Мегги не было никаких магических сил, чему родители бесконечно радовались, а потому запретили Марте каким-либо образом проявлять свои способности при сестре. Что, на самом деле, было довольно глупо, ведь, если у девочки сил нет, они не появятся, даже знай она секрет Марты.

Но в то же время Марта была частично согласна с родителями: если у Мегги нет сил — ей незачем даже знать о магии, ведь тогда после смерти Марты это всё окончательно закончится и о её секрете не будет знать никто.

Магия и всё, что с ней связано, должно остаться похороненной в веках тайной.

Магия не была доброй, магия не была красивой. Магия, которой обладала Марта, не имела ничего общего с тем, что рисовалось в любимых мультиках Мегги, где волшебство помогало найти путь домой, где добрые силы боролись со злом. Нет, магия Марты была этим самым злом. Жестокая. Неприглядная. Болезненная.

Поэтому-то девушка и хотела, чтобы всё закончилось. И всеми фибрами души отторгала ту мерзость, что жила в ней.

Марта не могла даже представить, как можно обречь своего ребёнка на подобную судьбу, на боль и страх, прилагавшиеся к ней, а потому она уже давно решила, что детей у неё никогда не будет. Магия не благословение, она — проклятье. Тяжёлая ноша, которую приходится нести всю жизнь.

Поэтому у Марты был другой план. Скорее даже не план, а своеобразная утопическая мечта о счастливом будущем, в котором Марта будет всего лишь доброй тётушкой для обычных, никак не связанных с магией, детей Мегги. Ведь на самом деле Марта очень любила детей. С ними ей всегда было проще, чем с ровесниками — и уж тем более со взрослыми.

Марта открыла дверь своей спальни и вошла внутрь. Здесь всё было абсолютно таким же, каким она вчера всё и оставила. Незаправленная двуспальная кровать, пижама, валяющаяся комком у изножья, недочитанная книга на тумбочке, лежащая там с незапамятных времён. Марта вообще редко читала — в этом они с Мегги отличались: сестрёнка падала в книги, как в другие миры, и выплывала на поверхность будто бы новым человеком. Для своего возраста Мегги очень много и хорошо читала. Марта же всегда была и оставалась визуалом. Ей было легче воспринимать картины и фильмы. А ещё она любила комиксы.

Марта перевела взгляд на пустой стакан и перевёрнутый будильник, затем на старое зелёное кресло у окна и полотенце, которое вчера в спешке кинула туда после душа; на бардак в открытом шкафу.

Да, всё было в точности как и вчера утром. Вот только теперь весь вчерашний день казался таким далёким, словно всё случившееся произошло когда-то очень-очень давно.

Ещё бы — попытка убийства и огненная ванна способны чью угодно жизнь поделить на «до» и «после».

Марта направилась прямиком к туалетному столику. Наводить порядок в комнате было бессмысленно, а вот навести порядок на лице, наверное, стоило бы попытаться — чего зря людей пугать. Конечно, Марта приложила все свои силы, чтобы накраситься и хоть как-то исправить ситуацию.

Вот только было одно жирное «но» — лучше не стало.

Так что, в итоге психанув, она смыла всю косметику с лица и, вернувшись в спальню, выудила из шкафа пару немятых брюк и водолазку с высоким воротом. Даже если семья и заметила следы на её шее, никто об этом и словом не обмолвился. Но вот выходить на улицу и показывать всему миру, что её пытались задушить, Марта точно не хотела.

Она бросила вещи на кровать и направилась к небольшому комоду. Единственному месту, которое она держала в идеальном порядке. Девушка выдвинула один из ящиков, любуясь ровными рядами бюстье и трусиков. Марта любила красивое нижнее белье. Это было для неё чем-то вроде хобби. Своего рода коллекция, бόльшую часть которой она никогда даже не надевала — на некоторых комплектах до сих пор были этикетки с ценниками.

Однако ничто так не поднимало Марте настроение и не придавало уверенности в себе, как красивое белье. Поэтому она выбрала комбинацию из кружевного бежевого бюстье с широкими лямками и высоких трусиков и аккуратно, почти бережно, положила их на кровать.

Отыскав пару чистых носков в нижнем ящике комода, Марта быстро оделась и вышла из комнаты, стараясь идти так,словно ничего не произошло, будто ноги её полностью слушаются, и голова отнюдь не кружится. В целом, у неё это получалось.

Услышав голоса, Марта направилась туда, откуда они доносились. По мере того, как она приближалась к кухне, голоса становились всё чётче. В какой-то момент стало возможно разобрать, о чём бабушка с Мегги говорили.

— В больнице ты должна вести себя спокойно, — в своей обычной манере читала нотацию Мадам Рудбриг. — Бегать и повышать голос нельзя. Ты меня поняла?

— Да, бабуль, — безрадостно ответила Мегги, и это заставило сердце Марты сжаться.

Сестра переживала о случившемся гораздо сильнее самой Марты. Хотя, если быть честной, Марта не переживала от слова «совсем». Она испытывала пренебрежение, недовольство… Но на этом — всё. Она не боялась за жизнь отца. Да, между ними никогда не было тёплых семейных отношений. Но столь холодное безразличие, которое она испытывала, было странным даже для Марты.

Случись нечто подобное с бабушкой или с Мегги, Марта не смогла бы остаться такой же бесчувственной. Где-то внутри она знала, что это разрушило бы её точно так же, как и смерть мамы.

Тогда почему?..

Эта мысль не давала Марте покоя, но, войдя на кухню, она решила отложить свои раздумья на некоторое время и заняться куда более насущными вопросами.

Мегги с Мадам Рудбриг сидели за столом, и младшая сестра без аппетита поглощала яичницу. Марта окинула взглядом до безобразия захламленную кухню и увидела на разделочном столе ещё две тарелки с поджаренными яйцами.

— Отвратно выглядишь, — протянула Мегги, привлекая к себе внимание девушки. — Не будешь спать, где попало.

Марта, наградив сестру недовольным взглядом, оставила её замечание без комментариев. Какой смысл уподобляться двенадцатилетнему ребёнку? Девушка взяла свою порцию яиц и села на соседний от Мегги стул. Марта не особо хотела есть — она вообще мало ела, — но не могла отказаться от еды, раз уж бабушка сама приготовила для них завтрак.

— Бабуль, а ты есть не будешь? — спросила Мегги, отломив кусочек хлеба и собирая им остатки желтка с тарелки.

Марта сначала не заметила, но слова Мегги заставили её обратить внимание: перед бабушкой стояла только дымящаяся чашка с чаем, хотя ещё одна порция яичницы оставалась на столе.

— Я не голодна, милая, — ответила Мадам Рудбриг, подув на чай.

— Тогда зачем?.. — спросила Марта, ткнув вилкой в полную тарелку.

Мадам Рудбриг обернулась и тоже посмотрела на остывавшую глазунью.

— Ах, это… Я сначала думала, что захочу поесть вместе со всеми, но потом поняла, что мне кусок в горло не лезет, — пожала плечами женщина. — Может, отнесёшь бродячим собакам? Они, наверное, очень голодны…

Марта сначала нахмурилась, а затем усмехнулась, вдруг поняв, кого именно имела в виду Мадам Рудбриг. Сравнение было забавным.

— Бродячим собакам? С чего вдруг мне кормить псину, которая меня покусала?

— Тебя укусила собака? — ужаснулась Мегги, и её глаза округлились. — Нужно же сделать прививку от бешенства! Вдруг ты заразилась… может, поэтому так плохо выглядишь сегодня…

Марта сделала глубокий вдох, чтобы не вспылить, и потрепала сестру по волосам.

— Непременно сегодня сделаем. Вместе с тобой.

— А мне зачем?

— На всякий случай. Вдруг бешенство заразно. Мы же не хотим, чтобы ты тоже…

— Да ладно тебе, у меня иммунитет на всяких там бешеных мартовских кошек, — хмыкнула Мегги.

— Речь шла о собаках…

— Всего лишь вариация на тему, — пожала плечами Мегги, а Марта, как всегда, невольно прониклась уважением. Она сомневалась, что сама в возрасте сестры знала такое слово как «вариация».

— Немедленно прекратили! — сухо осекла их Мадам Рудбриг. — Сейчас не время для перепалок. Марта покормит собак, и мы поедем.

— Не хочу я никого кормить, — буркнула Марта, вилкой оторвав кусок от идеально ровного яйца и отправив его в рот.

— Голодная собака тебе и руку откусить может, так что будь разумной, — в голосе бабушки слышалась сталь. — Или ты хочешь, чтобы это сделала я?

Против этого аргумента у Марты не было ничего. Она не могла отправить туда бабушку. Это даже не обсуждалось.

— Хорошо, — выдохнула девушка и встала из-за стола, оставив на тарелке недоеденный завтрак.

Ей придётся кормить человека, который пытался её убить. Марта даже не могла представить, что ей когда-нибудь придётся делать нечто подобное. Со вчерашнего дня её жизнь превратилась в череду событий, которых, как она думала, никогда с ней не произойдёт.

В горле встал ком, но она сглотнула его, пытаясь взять себя в руки.

— В холодильнике есть ещё копчёные колбаски, возьми парочку. Кроме Алистера их всё равно никто не ест, — они с Мадам Рудбриг встретились взглядом. Марта знала, что противостояние бессмысленно, но постаралась вложить в свой взгляд всё недовольство, которое испытывала; а ответом ей была лишь лёгкая улыбка. Мадам Рудбриг прекрасно знала, что Марта послушается её, и не стеснялась использовать давление. — Почём зря пропадут.

— Действительно, — Марта выдавила из себя улыбку, надеясь, что та будет такой же высокомерной, как у бабушки.

Под внимательным взглядом Мадам Рудбриг Марта достала из холодильника несколько небольших колбасок и положила их на тарелку. Ей стоило огромных усилий не хлопнуть дверью холодильника. Схватив тарелку, она вылетела из кухни. В коридоре быстро обулась и отыскала ключи от подвала, которые валялись на полу под лавкой, — наверное, вывалились вчера из кармана.

Спускаясь по порожкам крыльца, Марта старалась глубоко дышать, пытаясь хоть немного умерить бушевавшую в ней ярость. Бабушка буквально вывела её из себя. И почему отец всё-таки поставил их в такое положение? Пленник в подвале явно был психом или маньяком. А Марта теперь, спасибо папуле, должна была его содержать и обихаживать.

Не о таком питомце она просила, когда умоляла родителей в детстве купить ей собаку. Мама тогда встала в позу, сказав, что никаких собак в её доме не будет.

Больше всего Марта ненавидела это чувство полной безысходности и поражения, когда тебе просто нечего противопоставить своему противнику. Как тогда, в детстве, с настроенной против собаки мамой, так и сейчас — с бабушкой. Да и вчера с этим загадочным пленником и магией. «Безысходность и поражение» — эти слова она могла бы написать в качестве эпитафии на своей могильной плите.

Обойдя дом и подойдя к двери подвала, Марта поставила тарелку на землю и отперла замок. Дверь за собой она поплотнее закрыла, надеясь, что, даже если Мегги отправится на её поиски, в подвале сестра уж точно искать не будет. Хотя вряд ли Мадам Рудбриг допустит нечто подобное.

Искать выключатель не пришлось — свет всё ещё горел. Вчера ей определённо было не до переживаний о чрезмерном потреблении электроэнергии. Усмехнувшись самой себе, Марта спустилась по ступеням вглубь подвала.

Мужчина всё так же лежал на холодном бетонном полу, где Марта его и оставила, в той же неудобной позе: лицом в пол, со связанными за спиной руками и перетянутыми кабельными стяжками щиколотками.

— Ну здравствуй, — услышала Марта хриплый голос мужчины, когда её ноги показались в его поле зрения.

— И тебе не хворать, — холодно ответила она, поставив тарелку на столик у стены. Девушка присела на край стола, гадая над тем, как поднять этого придурка. Предыдущий опыт подсказывал, что это будет непосильной для неё задачей.

Марта закусила ноготь большого пальца, ожидая, что ещё скажет пленник. Но он, похоже, сегодня был не самым общительным человеком.

— Как спалось? — мило спросила девушка с одной единственной целью — поиздеваться. Этот мужчина не вызывал у неё ничего кроме ненависти и страха. Она даже немного пожалела, что остановилась до того, как его дыхание оборвалось навечно.

— Угадай, — последовал хриплый ответ.

— Неужели плохо? Что, кошмар приснился? Бедный! Наверное, испугался….

— Сука, — яростно выплюнул пленник, перебив девушку.

— Сука! — театрально возмутилась Марта, пряча за бравадой нервозность. — Боже мой, да как же так можно! Я даже свет включенным оставила, чтобы тебе не страшно было спать одному. А ты так жестоко со мной! Совсем не ценишь, когда о тебе заботятся!

— Конченная тварь!

— Теперь ещё и тварь? — всё так же наигранно взвизгнула девушка. Пожалуй, издеваться над мужчиной было довольно весело. — Знаешь что, милый? Ещё никто из тех, кто меня так унижал, не выжил, — протянула Марта.

Откровенный блеф. В её окружении просто не было людей, которые позволяли бы себе подобные высказывания. Скорее уж она сама была тем не самым приятным человеком, который мог бы сказать другим отвратительные вещи.

— Нравится тебе издеваться над людьми? — прохрипел мужчина, пытаясь хоть немного сменить позу, но у него ничего не получилось.

— Не особо, — усмехнулась Марта, пожимая плечами.

— Чокнутая ведьма! За твои деяния тебе воздастся!

— Воздастся? Ага, как же… И что же я такого сделала, за что мне должно воздаться?

— Ты пыталась убить меня! — выкрикнул мужчина.

Глаза Марты округлились от шока.

— А ты — нет? Напомню, что это ты первым попытался меня убить!

— Это было бы правосудие, а не убийство! — взвыл мужчина, извиваясь по полу, словно червяк.

Марта смотрела на пленника неверящим взглядом. Этот фанатик на полном серьёзе считал, что его попытка убить её была… «правосудием». Это какая же каша должна быть в голове, чтобы нести подобное?

Сделав несколько глубоких вдохов, чтобы немного успокоиться, девушка подошла к мужчине и села на корточки. Нужно было как можно быстрее накормить его и свалить оттуда. Если он выдаст ещё хоть одну свою «гениальную» идею о правосудии, возмездии и всякой подобной ахинее, она непременно оторвёт ему голову — и не испытает по этому поводу ни малейших сожалений.

Марта толкнула пленника в плечо и, к её большому удивлению, у неё получилось перевернуть его. Мужчина взвыл то ли от боли, то ли от неудобства, когда приземлился на свои заведённые назад руки.

Но не только это удивило Марту. Огромное тёмное пятно на его брюках привлекло её внимание и заставило опешить от собственной глупости. Она сидела напротив мужчины и просто пялилась на его мокрую промежность.

Ну и что сказать в данной ситуации? И что делать? Сделать вид, что ничего не заметила, или проигнорировать?

Она ведь даже не подумала, что её пленнику нужно будет сходить в туалет.

— Чёрт… — выдохнула Марта. Как бы она к нему ни относилась, но оставить мужчину в таком состоянии просто не могла. Марта выпрямилась и пошла к лестнице, но, остановившись в последний момент, бросила ему короткое: — Сейчас вернусь.

Она вышла из подвала, но закрывать дверь на ключ не стала. Вернувшись домой, Марта в прихожей столкнулась с Мадам Рудбриг.

— Уже всё? — спросила женщина, сидя на банкетке, полностью готовая к выходу.

— Не совсем, — буркнула Марта. — Поезжайте в больницу без меня, нужно позаботиться о дворовых собаках.

Марта, на случай если Мегги шныряла где-то поблизости, говорила завуалированно. Она взяла небольшой блокнот для записей, что всегда лежал на полке рядом со входом вместе с карандашом.

— Что случилось? Собака умерла? — немного обеспокоено осведомилась Мадам Рудбриг, и по её лицу было понятно, что она уже продумывает план на случай подобного исхода.

Марта отрицательно покачала головой, своим не самым разборчивым почерком выводя адрес больницы на чистом листке.

— Нет, но от этого проблем не меньше… — она сделала паузу подбирая слова. — Она… нагадила…

Губы Мадам Рудбриг округлились, но она не проронила ни слова. Похоже, не одна Марта не ожидала подобного исхода.

Девушка вырвала листок с адресом из блокнота и протянула его бабушке.

— Бери Мегги и поезжайте, а я пока разберусь здесь со всем. Я наберу тебе, когда можно будет спокойно вернуться.

— И что ты собралась делать? — спросила всё ещё немного шокированная Мадам Рудбриг.

— Ну… — протянула Марта. — Собаку, наверное, стоит помыть, а потом вернуть обратно. Нельзя же её в таком состоянии оставлять.

— Ясно. Будь осторожна.

Марта кивнула в ответ, прекрасно понимая, что имела в виду бабушка.

«Не используй магию» — красноречиво говорили её глаза. Но это было и не нужно — Марта не собиралась прибегать к своим способностям.

— И ещё… Не спускай с Мегги глаз. Я боюсь, она может закатить истерику.

— И кому ты это говоришь? — усмехнулась Мадам Рудбриг. — Не переживай из-за неё так сильно. Мегги хоть и ребёнок, но она куда смышлёней своих сверстников.

— Дело не в смышлёности, а в том, что вся эта ситуация может стать для неё тяжёлым ударом! — возмутилась Марта. Если бы у неё был выбор, она непременно поехала бы с сестрой, вот только выбора не было. И это коробило её.

— Я это прекрасно знаю. Но, Марта, тебе не стоит чересчур драматизировать. Ты не её мать — ты её сестра. Относись к ней немного проще…

— А это-то тут причём? — удивилась Марта, сама не понимая, как их разговор зашёл в такое русло.

Мадам Рудбриг посмотрела на девушку с сожалением и чем-то отдалённо напоминающим понимание.

— Не взваливай на себя слишком много. В моих глазах ты такой же ребёнок, и я не хочу, чтобы ты брала на себя обязанности взрослого, — бабушка наградила Марту очередным странным взглядом, а затем сипло крикнула: — Мегги, милая, поторопись, такси скоро подъедет.

Мадам Рудбриг ясно дала понять, что на этом их разговор окончен. Но Марта была даже рада, ведь сама не особо жаждала говорить на эту тему.

Она дождалась, пока бабушка с Мегги покинут дом — проводив их с самой доброжелательной улыбкой и помахав ручкой, — а затем направилась в отцовскую спальню. Нужно было найти сменную одежду для пленника, а единственным спонсором мужской одежды в их доме был не кто иной, как Алистер Рудбриг. Марта решила, что раз уж он запер человека в подвале, то ему и делиться одеждой.

Вот только в гардеробе отца сложно было найти хоть что-то, что не являлось классической рубашкой или дорогим брючным костюмом. Ни дать ни взять офисный работник. Хотя скорее всего это был вопрос воспитания, потому что Марта тоже носила по большей части околоофисные вещи.

Пришлось приложить немало усилий, чтобы откопать в гардеробе обычный серый свитер и пару спортивных штанов, которые отец надевал лишь раз на осеннем фестивале пару лет назад.

Однако пленник нуждался ещё и в нижнем белье. Марте пришлось изрядно помучиться, прежде чем она нашла ящик с таковым: в родительской спальне всегда царил порядок, а вещи лежали согласно какой-то своей, не очень логичной, системе. Так, например, Марта упорно не хотела понимать, почему Алистер Рудбриг хранит трусы в ящичках под раковиной. Честно говоря, ей не то чтобы так уж и хотелось понять — гораздо больше было желания вообще стереть из памяти то, как она обшаривала родительскую комнату.

Надеясь, что все выбранные вещи подойдут пленнику, Марта покинула спальню отца, прихватив с его рабочего стола нож для бумаги, и, оставив «щедрые дары» на банкетке в холле, направилась обратно в подвал. На то, чтобы разобраться с проблемой, времени у неё было предостаточно, но всё же ей хотелось покончить со всем этим как можно скорее. Складывающаяся ситуация напрягала.

Спустившись в подвал и подойдя к пленнику, она посмотрела на него сверху вниз. Марта не совсем понимала, как правильно повести диалог, чтобы он её слушался. Мужчина, как и прежде, крайне недовольно — скорее даже с ненавистью — смотрел на неё, однако больше не пытался осыпать гневными комментариями.

Марта не знала, молчал он из-за уязвлённой гордости или же страха, но её это и не особо волновало. Последнее, чего ей хотелось, так это заботиться о чувствах того, кто её чуть не убил.

— Послушай, — после недолгого молчания наконец начала она. — Давай договоримся: я предоставляю тебе душ, чистую одежду и еду, а ты слушаешься меня и не выкидываешь никаких фокусов.

Девушка довольно чётко высказала свои требования, но пленник продолжал смотреть на неё так, словно она самолично растерзала всех его родственников и развесила их головы на стенах, как портреты в картинной галерее.

«Эй, парень, снова напомню — ты первым пытался меня убить!» — хотелось крикнуть Марте, но она промолчала.

— С чего я должен тебя слушаться? — прохрипел мужчина, морщась при каждом слове.

Похоже, его уязвлённая гордость вполне неплохо соседствовала с ненавистью.

Марта опустилась на корточки рядом с пленником, немного удивлённая тем, что абсолютно не ощущала никакого запаха, хотя он определённо должен был вонять так, что хотелось бы, заткнув нос, выбежать из комнаты. Причиной этому, по мнению Марты, скорее всего, были огненные купания.

— Может быть, потому что мне достаточно всего лишь щёлкнуть пальцами, чтобы убить тебя? — она нацепила свою злорадную ухмылку и демонстративно щёлкнула пальцами перед носом пленника, наблюдая, как его карие глаза темнеют, наполняясь страхом.

Она блефовала, но тот ужас, который сменил озлобленность мужчины, стоил того.

— Надеюсь, мы друг друга поняли? — спросила Марта для закрепления результата.

Если бы пленник обладал магией, то непременно в этот момент сжёг бы Марту на месте. В его взгляде отчётливо виделась борьба: удобство или принципы — вот вопрос, который терзал его. Девушка даже подумала, что сейчас мужчина пошлёт её куда подальше — настолько затянулась пауза, — но в итоге пленник сглотнул и медленно, через силу, кивнул.

— Отлично, — протянула Марта, улыбнувшись ещё шире.

Она не была уверена, что страха достаточно, чтобы не позволить ему напасть снова, но, несмотря на свои опасения, всё же разрезала стяжку на щиколотках. Руки она благоразумно оставила связанными, так что ей пришлось помочь мужчине подняться, жестом приказывая ему идти вперёд. Это показалось Марте разумнее, чем позволить ему идти позади себя. Мало ли что ему в голову взбредёт? Доверять этому человеку она не могла.

Так они и дошли до крыльца. Хорошо, что из-за высокого забора и розовых кустов соседи не смогли бы разглядеть пленника даже при наличии огромного желания. Марта не смогла бы правдоподобно объяснить людям, почему ведёт в дом мужчину со связанными руками.

Только когда за ними закрылась входная дверь, девушка смогла облегчённо выдохнуть. Почему нельзя было сделать вход в подвал из дома? Проблем тогда было бы значительно меньше.

Марта забрала вещи, которые оставила в холле, и кратко дала мужчине понять, куда идти дальше. Вести его в свою ванную или ванную отца было глупо, так что единственным вариантом оказалась гостевая, где сама хозяйка дома купалась утром.

Туда они и направились. Марта действительно была благодарна, что пленник по пути не натворил чего-то из ряда вон выходящего. Хотя, судя по внешнему виду, он был настолько ослаблен, что даже ноги у него заплетались так же, как и у Марты.

Разница была лишь в том, что даже ослабленный мужчина был сильнее неё, среднестатистической и абсолютно не спортивной женщины. Так что Марта не сомневалась — если он нападёт, единственным шансом на спасение будет магия. А она после прошлого раза ещё не до конца оклемалась и мало на что сейчас была способна. Вот только пленнику этого знать было совсем не обязательно.

Марта открыла перед мужчиной сначала дверь гостевой спальни, а затем и дверь в ванную, чувствуя себя при этом лакеем в отеле, а не пленительницей — и уж тем более не сильной ведьмой. Мужчина вошёл в помещение, и девушка последовала за ним. Она определённо не собиралась оставлять его одного в своём доме без присмотра.

Пленник застыл посреди маленькой комнаты и вопросительно посмотрел на Марту.

— Что? — спросила она, ответив ему точно таким же взглядом. Поправка — почти таким же: мужчина был намного выше неё, что дополнительно придавало его взгляду толику высокомерия.

Он повернулся к ней спиной и буркнул:

— Руки.

Да уж… Марте оставалось лишь гадать о причинах своей сегодняшней заторможенности. Она положила заготовленные вещи на край раковины и всё тем же ножом разрезала кабельные стяжки. Возможно, ей показалось, но мужчина с облегчением выдохнул.

— Уходить не собираешься? — услышала она его хриплый голос.

— С чего бы? — довольно высокомерно спросила Марта. — Чтобы ты сбежал и помчался прямиком в полицию?

— Сбежал из закрытой ванной? — в его голосе послышалась усмешка.

— Здесь есть окно, — пожала плечами Марта.

Мужчина обернулся и посмотрел на неё с недоумением.

— Ты действительно думаешь, что я протиснусь в эту форточку?

Марта лишь вновь пожала плечами и, подойдя к унитазу, опустила крышку и уселась на него.

— Ну… — протянул мужчина. — Как хочешь…

Он стянул через голову кофту, представая перед Мартой не в самом лучшем виде. При других обстоятельствах она непременно бы залипла на его худощавом подкаченном торсе со слегка выделяющимися кубиками пресса. Вот только сейчас ей мешали омерзительные синяки, перетягивающие на себя всё внимание. Несколько старых синяков были россыпью раскиданы по всему его телу, но не они привлекли внимание Марты. Куда страшнее было кровавое месиво вместо его запястий: они были синюшно-фиолетовые, перепачканные запёкшейся кровью, под которой проглядывались только зарубцевавшиеся шрамы. Марта даже не могла представить, насколько это больно, когда тебе самому приходится разрывать свою плоть, чтобы освободиться от пут. А он… Да как этот монстр мог душить её с такими-то руками, да ещё и с такой силой?

С ним действительно нужно быть всё время настороже. Как отец вообще умудрился посадить такого, как он, в подвал?

Марту передёрнуло — то ли от страха, то ли от брезгливости, — и пленник, заметив это, лишь усмехнулся. Криво и как-то злорадно.

Было кое-что ещё, за что зацепился взгляд девушки: свежие фиолетово-синеватые отпечатки пальцев и ладоней на шее. Их она узнала. Мало того, что они были яркими и буквально бросались в глаза, так ещё и были окружены едва уловимым зеленоватым свечением. Марта впервые видела что-либо подобное. Казалось, шея пленника всё ещё находится в кольце из магии. Оно было чем-то отдалённо похоже на те чёрные следы, что остались на руках самой Марты, и что с этим делать, она не знала.

Девушка вообще мало что знала о магии. И узнавать не стремилась.

По крайней мере, раньше…

А теперь билась над вопросом: пропадёт ли кольцо само или же нужно было что-то предпринять, чтобы избавиться от него? Марта продолжала изучать шею мужчины, пока тот разувался и стягивал носки. Его синяки, за исключением магического следа, были полностью идентичны тем, что прятались под водолазкой у самой Марты.

Повернувшись к ней спиной, пленник стянул брюки, оставаясь в одних чёрных трусах. Мокрых и прилипших к телу.

— Послушай, — начала было Марта, отвернувшись к стене. Уж что-что, а лицезреть чужую голую задницу ей не хотелось. — Может всё-таки скажешь своё настоящее имя? И дураку ясно, что «Оливер Кромвель» — твоя весьма неудачная шутка.

— Предположим. Но зачем тебе знать моё имя? От этого ничего не изменится. Будь я хоть Оливер, хоть Дэниэль… Да даже если бы Арнольд… Это малозначительный фактор. Хотя нет, если бы меня звали Арнольд, ты могла бы кричать мне вслед: «Эй, Арнольд!», — его голос был всё ещё хриплым, но нотки скептицизма делали его более живым.

— Ну ты же знаешь моё имя, — рассеянно ответила Марта, изучая состав освежителя воздуха, стоявшего на маленькой полочке вместе с туалетной бумагой.

— Ах да… Марта Рудбриг… И что? Это что-то меняет? Меняет тот факт, что ты ведьма, продавшая душу дьяволу?

Краем глаза Марта заметила, как мужчина залез в ванну и задёрнул шторку.

— Я никому свою душу не продавала, — выпалила Марта, не особо веря своим же словам. — Скорее меня прокляли задолго до моего рождения.

Марта и сама не знала всех тонкостей своих способностей. Конечно, была семейная байка о передаче сил, в которую ей не особо верилось — уж слишком много в ней было сказочных деталей. Но в одном Марта была уверена точно — она действительно платила своей душой за использование магии. Чувствовала, что с каждым разом теряет что-то важное. Вот только что именно — понять не могла. Так что, возможно, чудик, который уже открыл кран с горячей водой, был прав, и она действительно постепенно продавала свою душу: просто скорее это были выплаты по кредиту, а не единоразовая сделка.

Но эти свои размышления Марта решила оставить при себе.

— Ну так что, если уж от этого ничего не изменится, может всё-таки скажешь мне своё имя? Или мне лучше называть тебя просто «неудачник»? О, могу звать тебя просто Нед — от Недотёпы. Или, раз ты любишь историю, буду звать тебя Повелитель Придурков I.

— Можешь звать меня Коул, — донеслось сквозь шум воды после минутного молчания.

— Хорошо, — протянула Марта, откинувшись на бачок. — Пусть будет Коул.

По какой-то неведомой причине у Марты было чувство, что он не соврал и имя правда настоящее.

Девушка смотрела на пар, поднимавшийся над ванной, и слушала шум воды, думая о том, получит ли честные ответы, если задаст ещё несколько вопросов. Или же бабушка была права, и не стоило ввязываться в эту шпионскую игру? Даже несмотря на то, что отношения с отцом у неё были не самые радужные, возможно, тот смог бы стать чуточку откровеннее, раз уж их семейная тайна стояла на кону.

— Как ты узнал обо мне? — всё же решила спросить Марта спустя пару минут раздумий. Она уже давно не прибегала к магии, так что тот факт, что Коул знал о ней, был довольно-таки странным.

— Грабс, — донеслось до неё сквозь шум воды. — Среди охотников на ведьм с недавних пор ходят слухи о вашей семье.

Марта буквально ощутила, как округляются её глаза. Только вот не знала, от чего больше: от того факта, что в мире всё ещё существовали охотники на ведьм, или же от того, что им была известна девичья фамилия матери.

— Так ты охотник на ведьм? — Марта решила, что будет благоразумнее не акцентировать внимание на своей семье.

— Не совсем. Я ещё не внёс членский взнос, — прохрипел Коул. За шторкой было видно, как его силуэт шагнул ближе к потоку воды.

— Членский взнос? — переспросила Марта, немного шокированная его словами. Неужели теперь, чтобы стать охотником на ведьм, нужно платить членские взносы? Вот они — прелести бюрократического общества!

— Да, взнос. Точнее, необходимо «внести» голову ведьмы.

Марта подавилась воздухом и закашлялась. Это с какой-то стороны было ожидаемо, но в то же время всё равно шокировало.

— И ты хотел «внести» в качестве членского взноса… мою голову?

Тишина, наполнившая комнату, послужила тревожным подтверждением этой догадки.

— И после этого ты ещё смеешь рассуждать о правосудии?! — воскликнула Марта, ощущая, как её буквально начинает подташнивать от отвращения.

Она встала с унитаза и, подойдя к раковине, открыла кран с холодной водой и брызнула ею себе на лицо, чтобы хоть немного прийти в чувство. Но это было бесполезно: в мыслях отчётливо предстал образ Коула, достающего её окровавленную голову из мешка и кидающего её прямо под ноги группе усмехающихся мужчин. Её волосы, покрытые кровью, ярко выделялись на фоне тёмной земли.

Марту затошнило, и недоеденная яичница стала комом в горле.

Мерзко. Это было мерзко.

Комментарий к Глава 3. Членский взнос

Не забывайте, что у нас появилась группа ВК! https://vk.com/dariashatil

Там уже есть и мемы, и подборки, и арты с персонажами, и цитаты, и пересказы глав, и локальные переписочки, и куча других клевых штук!

Подписывайтесь на рассылки об обновлениях, чтобы ничего-ничего не пропускать и самыми первыми читать новые главы!

========== Глава 4. Грабс ==========

Алистер надеялся, что спрятался достаточно хорошо. Ему хотелось, чтобы Терра поискала его подольше. С одной стороны его закрывал высокий книжный шкаф, а с другой — тяжёлые бордовые портьеры, висевшие на каждом окне в доме.

Он никогда не понимал материнской любви к этим вычурным шторам, от которых буквально становилось тяжело дышать. С годами поместье начало казаться ему душным и давящим, несмотря на огромные полупустые пространства. Их дом был создан для большой и дружной семьи, но на деле был таким огромным, что его обитатели, если желали, могли не встречаться неделями.

Чем, собственно, отец и пользовался. Иногда Алистеру казалось, что мама с папой когда-то начали играть в прятки и вовремя не остановились. Он мог по пальцам пересчитать дни, когда видел их вместе.

Так что единственной отрадой мальчика в родительском доме была лёгкая и воздушная Терра. Находясь в комнате, она наполняла её светом и теплом. Рядом с ней Алистер мог дышать.

Когда мальчик услышал, как в коридоре раздался скрип половиц, он затаил дыхание. В его укрытии в библиотеке был лишь один недостаток: прячась за шкафом, он не мог видеть дверь — и потому переживал каждый раз, когда кто-то проходил мимо. А слуг, шныряющих туда-сюда, было много; и каждый раз Алистер вздрагивал.

Половицы скрипнули, вот только в этот раз дверь распахнулась, с глухим стуком впечатавшись в стену. У Терры не хватило бы сил для подобной выходки: она всегда лишь приоткрывала дверь, аккуратно проскальзывая внутрь. Однако, даже прекрасно зная, что в библиотеку вошла не она, Алистер всё равно продолжил молча скрываться в своём убежище. Ему хотелось, чтобы если его кто и нашёл — то это непременно была бы Терра, поэтому он ещё сильнее вжался в угол, чтобы его уж точно не заметили.

Шаги вошедшего были лёгкими, почти что невесомыми, но за каждым следовал цокающий удар. В их доме только мать Алистера всегда ходила в тапочках. В тапочках с небольшим квадратным каблуком, который и издавал этот цокающий звук.

И если одну из вошедших Алистер смог распознать, то вторая пара глухих шагов была ему незнакома. Шаги тоже были лёгкими, но при этом шаркающими, что совершенно не походило на поступь отца — громкую, как стадо слонов.

Похоже, у Мадам Рудбриг были гости. Осознав это, Алистер начал теряться в сомнениях. С одной стороны, ему следовало бы немедленно выйти из-за штор и, извинившись, покинуть комнату, а с другой — сама мысль о том, что он будет тайным слушателем приватной беседы, будоражила неизведанные до этого струны его детской души.

И он пошёл на сделку со своей совестью, оставшись в углу.

Старое викторианское кресло протестующе скрипнуло, принимая на себя вес то ли матери Алистера, то ли её гостя.

— О чём ты хотела поговорить? — услышал Алистер недовольный и немного отстранённый голос матери. Он давно научился определять её настроение по интонациям, и обычно, когда она говорила в такой манере, это значило лишь одно: его мать не настроена вести светскую беседу; и скорее всего она даже предпочла бы не говорить с человеком, но по какой-то причине была вынуждена это делать. Так что недовольство, словно сквозняк, просачивалось в каждое её слово.

— О той девочке, которую вы приютили, — ответила женщина давяще-душным, каким-то даже притворно-сладким голосом.

Что ж, теперь Алистер прекрасно понимал, почему его мать говорила в столь неприветливой манере. Он бы тоже не хотел разговаривать с обладательницей такого голоса. Его воображение тут же начало рисовать невысокую худощавую женщину, одетую в до смешного вычурное платье, обязательно с маленькой сумочкой, в которую мог поместиться только носовой платок, и, конечно же, с маленькой шляпкой-котелком на голове. Он считал, что у этой женщины непременно должны быть светлые волосы, уложенные в идеальные волны. На секунду Алистеру даже захотелось отодвинуть штору в сторону, чтобы проверить, насколько его фантазия и реальность были похожи, но шанс быть раскрытым заставил его отказаться от этой идеи, довольствуясь лишь тошнотворным голосом гостьи.

— О Терре? — голос матери словно заледенел, а у мальчика по спине побежали мурашки.

— Разве не очевидно? Или вы приютили у себя кого-то ещё?

— И что же ты хочешь о ней узнать? — из голоса матери пропали нотки недовольства, но вот чего в нём стало больше, так это подчёркнутого холода.

Алистер мог даже поспорить на то, что в этот момент Мадам Рудбриг слегка вскинула свои тонкие брови и направила леденящий взор на гостью.

— Нечего так на меня смотреть. Думала, я не узнаю? Все полагали, что девочка погибла год назад вместе с родителями в том пожаре… и — вот уж совпадение — примерно в это же время у тебя неожиданно появляется маленькая иждивенка, — из-за этих слов Алистер ощутил, как начинает закипать от злости. Эта женщина не имела права называть Терру иждивенкой. Терра была частью их семьи. Её лучшей частью. — Мило, конечно, что вы взяли девочку на попечение, вот только непонятно, зачем это скрывать?

— Потому что она обычный ребёнок, который заслуживает нормального детства, — выдохнула Мадам Рудбриг. За время тирады гостьи она успела взять себя в руки и холодности в голосе явно поубавилось. Прозвучавшие ранее слова на его мать, в отличие от самого Алистера, никак не повлияли, и она говорила так безразлично, что создавалось впечатление, будто беседа её утомила.

— Обычный ребёнок? — чуть ли не взвизгнула гостья.

— Джослин, не смей повышать голос в моём доме! — мать будто с силой нажимала на каждое слово, произнося его.

— Она — последняя Грабс!

— И что с того? Повторю ещё раз: она. обычный. ребёнок.

Алистер не мог понять, о чём говорили женщины. Для него их диалог был похож на бред сумасшедшего. Взрослые люди серьёзно спорили, была ли пятилетняя девочка обычным ребёнком. Алистеру даже начало казаться, что таким образом мать с гостьей пытались зашифровать истинный смысл диалога, как в тех шпионских детективах, которые он любил читать по вечерам.

— Маргарет, не неси чепухи. Последняя Грабс априори не может быть обычным ребёнком, — голос гостьи слегка дрожал.

— А вот получается, что может… — Мадам Рудбриг сделала глубокий вдох, прежде чем продолжить: — Ей уже пять, и у неё совершенно точно нет никаких способностей. Весь этот год я наблюдала за ней, думая, что проявится хоть что-то, но нет — девочка абсолютно пуста.

— Не может такого быть… — шокировано протянула женщина. — Грабс — сильнейшие ведьмы, которым не нужны артефакты, чтобы творить… Её отец… И ты хочешь сказать, что последняя живая наследница этой поистине великой силы вот так просто рождена без каких-либо способностей? Совсем ничего?

— Послушай меня внимательно, Джослин. Если бы у девочки были способности, я бы позаботилась об этом. Нашла бы тех, кто смог бы её обучить. Но никаких сил у неё нет! Или ты думаешь, что смерть родителей — недостаточно фатальное событие, чтобы способности пробудились? Может, это даже хорошо, что их нет. Проживёт дольше. Обычной нормальной жизнью. Грабс были проклятыми ведьмами — их сила никакой не дар, которым ты так восхищаешься. Это тяжкое бремя. Их сила убивает изнутри, так что это даже хорошо, что девочка родилась без способностей… Вероятнее всего, так она сможет прожить хотя бы чуть дольше своих предшественниц.

Алистер не мог поверить собственным ушам. Ведьмы, магия, артефакты. Смерть. И в эпицентре всей этой неразберихи стояла маленькая хрупкая Терра Грабс. Насколько абсурдным казался Алистеру этот разговор, настолько же он был уверен в том, что всё, о чём говорили его мать со своей гостьей, было правдой. Ведь Мадам Маргарет Рудбриг не бросала слов на ветер и никогда не сотрясала воздух бессмысленными небылицами. Кто угодно, но не она.

— Я просто не могу в это поверить! Позволь мне увидеть девочку и удостовериться самой…

— И как ты собралась это сделать? — перебила её Мадам Рудбриг. — Напугаешь до чёртиков пятилетнего ребёнка? Чтоб она заикой на всю жизнь осталась? На её долю и так уже достаточно выпало, прекрати нести чушь!

— Маргарет, ты преувеличиваешь. Не делай из меня такого уж монстра, я всего лишь хочу взглянуть на неё, — женщина стала ещё более приторной, пытаясь умаслить его мать, в то время как сам Алистер надеялся, что из уст матери прозвучит отказ.

— Мой ответ — нет, Джослин, — Алистер выдохнул от облегчения. — Если на этом всё, я думаю, тебе стоит уйти. Дворецкий за дверью, он проводит тебя к выходу.

— Маргарет, — возмущённо протянула женщина.

— Не заставляй меня повторять и не унижайся — лучше уйти самой, чем быть выставленной за дверь, — сухо ответила Мадам Рудбриг.

— Будь по-твоему, — с какой-то затаённой обидой ответила Джослин.

Алистер в очередной раз услышал шаркающие шаги гостьи, после чего комната сотряслась от удара двери. Мальчик чуть не подпрыгнул на месте от неожиданности. В их доме такое было не принято.

А затем произошло то, что повергло его в ужас.

— Алистер Рудбриг, немедленно выйди из-за шкафа, — голос матери пронёсся по комнате, заставив волосы на затылке встать дыбом.

Трепеща от ужаса, он отодвинул портьеру в сторону и встретился взглядом с матерью. К его огромному удивлению и облегчению, она смотрела на него равнодушно. Но, когда секундой позже на её лице проступила лёгкая полуулыбка, которая обычно не предвещала ничего хорошего, мальчик насторожился и неуверенно вышел из своего укрытия.

Он никак не мог понять, каким образом мать узнала, что он спрятался за шкафом, ведь он старался не подавать ни малейших признаков своего присутствия.

— Я не хотел подслушивать…

— Не ври, — холодно осадила его мать.

— Мы с Террой играем в прятки, — попробовал ещё раз Алистер, переминаясь с ноги на ногу. — Я спрятался там до того, как вы пришли…

— Это и так понятно. Садись, — Мадам Рудбриг взглядом указала на кресло рядом с ней, и Алистер, подойдя ближе, сел в него.

— Мам…

— То, что ты слышал, — правда, — сухо ответила Мадам Рудбриг на ещё не заданный вопрос. — Алистер, раз уж ты стал невольным слушателем этого не самого приятного диалога, то у меня, похоже, нет выбора: придётся тебе рассказать небольшую историю. Она касается не только Терры, но и нас с тобой.

Мадам Рудбриг откинулась на спинку кресла, поудобнее устроившись в нём, в то время как нервничающий Алистер сжимал худыми дрожащими руками свои по-детски уродливые коленки. Он прекрасно понимал, что мать не станет его ругать, но ничего не мог поделать с обуревающим его трепетом.

— Эх… — вздохнула мать. — С чего бы начать? Алистер, ты же понимаешь, что всё, о чём я сейчас поведаю, ты ни в коем случае не должен никому рассказывать? Это что-то вроде нашей семейной тайны.

Мальчик неуверенно кивнул, ощущая, как на его плечи начинает давить груз ответственности.

Приняв его кивок за достойный ответ, Мадам Рудбриг начала рассказ:

— Эта история началась очень давно. Никто не знает точного года — в то время ещё не принято было датировать жизни простолюдинов — и было ли это на самом деле, но последствия тех событий до сих пор волнуют нас и даже мешают спокойно жить. Виновниками тех событий были два ребёнка: девочка Грабс и её младший брат Рудбриг, — услышав свою фамилию, Алистер занервничал ещё сильнее, прямо как в школе, когда на классных чтениях читают рассказы, и вдруг в тексте всплывает твоё имя — тогда весь класс непременно оборачивается и смотрит на тебя, хихикая. Да, Алистер чувствовал что-то подобное, хотя и не мог дать точного описания чувствам, ведь в школу он тогда ещё не ходил. — Время тогда было не самое мирное, большим чудом было, если люди доживали хотя бы лет до тридцати. Хотя это уже мои суждения. Так вот. Вместе со своим отцом дети жили в небольшом ветхом домике рядом с морем. Мать их умерла в родах, оттого девочка и взяла на себя всю заботу о новорождённом мальчике, ведь их отец, занимавшийся рыбалкой, мог по несколько дней не появляться дома. Юной Грабс пришлось повзрослеть слишком быстро: на плечи семилетней девочки свалилось так много обязанностей, что у неё не было и минуты свободной. Она содержала дом, присматривала за братом, помогала отцу чистить и солить рыбу, а по выходным, когда в соседней деревушке открывалась ярмарка, отправлялась туда вместе с отцом и младшим братом. Ты спросишь, откуда я всё это знаю? Всё просто. Когда Рудбриг вырос, он стал делать записи. Правда, его дневник настолько ветхий, что мы его давно уже руками не трогаем. И нет, Алистер, можешь не смотреть на меня так жалобно, я его тебе не дам. Ты всё равно ничего не разберёшь — мне кажется, чернила на листах выцвели ещё задолго до моего рождения.

— Тогда откуда?..

— Отец рассказывал. Он, знаешь ли, был тот ещё сказочник. Лётчик и сказочник… Как говорится, улетел, нообещал вернуться, — с болезненной иронией произнесла мать, а затем, пожав плечами, продолжила: — Ладно, мы отклонились от темы. Так мальчик с девочкой и жили, пока однажды перед началом суровой зимы их отец не ушёл в море и больше не вернулся. То была по-настоящему суровая зима. Их терзала не только чудовищно безжалостная погода, но и голод. Средств к существованию не было, как и способов заработать — они жили рядом с довольно бедной деревушкой, слуги в которой никому не были нужны.

Алистер внимательно слушал мать, при этом правда не понимая, как то, что она описывала, было связано с ведьмами и магией, которые она обсуждала со своей гостьей.

— Февраль выдался самым тяжёлым. Они изнывали от холода и голода. Грабс понимала, что скорее всего они не доживут до весны, но озвучить своих опасений не осмеливалась, хотя младший брат тоже всё понимал. И вот, когда уже, казалось бы, их жизнь была обречена закончиться, одной тёмной беззвёздной ночью дверь их жалкого домика распахнулась и вместе с ветром и снегом внутрь вошла скрюченная фигура, закутанная с головы до ног в чёрную мантию, — Мадам Рудбриг старалась повторять слова, которые однажды сказал ей её собственный отец, не приплетая ничего своего. — Когда фигура скинула капюшон своей мантии, Грабс увидела женщину. Старую скрюченную женщину, морщинистое лицо которой было покрыто странными чёрными пятнами. Пятнами, которые вселяли ужас. Старуха принесла с собой бутылку почти заледеневшего молока и буханку чёрствого, почти засохшего, хлеба и отдала её детям, тем самым расположив их к себе. Старуха осталась жить с ними, и, благодаря ей, они смогли дожить до весны. Последней весны, которую брат и сестра провели вместе. В последний день мая старуха попросила плату за свою помощь — и благодарная Грабс не смогла отказать. Тринадцатое лето своей жизни Рудбриг встретил один в пустом доме. Ночью его сестра и старуха, имя которой они так и не смогли узнать, будто исчезли в воздухе. С того дня жизнь Рудбрига пошла на удивление гладко. Проходящая мимо военная процессия подобрала мальчика — по какой-то неведомой причине он приглянулся местному генералу. То был потрёпанный старик, у которого нещадная война отобрала всех детей. Он поселил мальчика в своём поместье и обучил всему, что знал сам: письму и мечу. Манерам и этикету Рудбригу пришлось учиться по книгам, ведь того генерала не волновало ничто из того, чего так или иначе не коснулась война.

Мадам Рудбриг замолкла и устремила свой взор куда-то вдаль. Её взгляд почему-то показался Алистеру пустым, словно его мать в этот момент ни о чём не думала, а потому ему стало как-то не по себе и по спине побежали мурашки. В комнате повисла гробовая тишина, но мальчик не решался её нарушить. Он просто продолжал сидеть и смотреть на мать, которая в этот момент словно была где-то далеко.

В этой тишине Алистеру было очень неуютно: нервничая, он начал ёрзать в кресле и, чтобы хоть немного успокоиться, откинулся на спинку, но это не особо помогло — скорее даже совсем не помогло. Он хотел знать, что произошло дальше и как это отразится на Терре. И что стало с той Грабс, имя которой теперь являлось фамилией Терры.

— Извини, я немного задумалась, — вздохнула Мадам Рудбриг и посмотрела на Алистера прояснившимся, но до странного печальным взглядом. — Вскоре генерал умер, оставив всё то ненавистное, принесённое ему войной, богатство Рудбригу. Так он и жил теперь уже в своём большом доме много-много лет, пока однажды на пороге его дома не появилась странная фигура, с ног до головы завёрнутая в чёрное. Воспоминания из детства нахлынули на него — он надеялся узнать хоть что-то о своей сестре, бесследно исчезнувшей в ту ночь. Но каково было его удивление, когда под капюшоном мантии он разглядел не ту чахлую старуху из своих воспоминаний, а женщину — не молодую и не старую — но отчего-то такую родную. То была его сестра, которая наконец объявилась спустя много лет. Но счастью, обуревавшему тогда Рудбрига, было суждено длиться недолго. В тот момент, когда он заметил чёрные, как ночь, пятна на её лице, что-то глубоко внутри него оборвалось и его накрыл ужас. Не задавая лишних вопросов, он впустил сестру в дом. Та откинула мантию, и Рудбриг увидел крохотного ребёнка, всего пару недель отроду, в её жутких чёрных руках. Малышка крепко спала. «Мой конец близок, Рудбриг, — сиплым, казалось бы мёртвым голосом произнесла она. — Это моя дочь. Позаботься о ней, как я когда-то позаботилась о тебе, ведь я сама уже не смогу этого сделать». Сестра прожила с ним недолго. И каждый раз, когда Рудбриг спрашивал у неё, как она жила всё это время или кем был отец её дочери, ответ всегда был один: «Я уже и не помню».

Алистер буквально ощутил, как в комнате стало холодно. За окном пошёл дождь, но размеренный стук капель о стёкла не успокаивал его, а лишь нагонял ещё больше ужаса. В голове роилось столько вопросов, но язык, будто отказав ему, не давал задать ни одного.

— Жизнь Грабс подошла к концу, — продолжала мать. — И на смертном одре она сказала Рудбригу то, что навечно омрачило его жизнь и связало крепкими нерушимыми узами наши семьи. «Она попросила плату за твоё благополучие — и этой платой была моя душа. Старуха дала мне силу и сказала, что если я буду её использовать и оберегать, то твоя жизнь станет чудесной. Разве это не счастье?»

Голос матери затих. А на Алистера обрушилось жуткое осознание.

— Алистер, ты понимаешь, о чём я тебе сейчас рассказала? — Мадам Рудбриг пронзила его холодным взглядом — тем, которым не раз смотрела на него до этого.

— Она отдала свою жизнь за благополучие брата, — неуверенно ответил Алистер, слыша, как дрожит его голос.

— Она отдала не только свою жизнь, но и жизнь всех своих потомков за жизнь и процветание нашей семьи. Каждый раз, когда девушка из рода Грабс применяет силу, наша семья крепнет, становится богаче, смертельные болезни отступают, беды проходят. Вот только платой за наше благополучие становятся жизни невинных людей. Поэтому мы должны защищать их во что бы то ни стало. Родители Терры умерли. Умерли из-за магии.

Несколько секунд Алистер поражённо молчал, пытаясь осмыслить сказанное.

— Мама, но ведь Терра… ты сама сказала, что у неё нет способностей к магии… значит ли это, что с ней всё будет хорошо? Что ей не придётся платить собой за наше счастье?

— Я надеюсь на это, милый. Надеюсь на то, что её сила не пробудится никогда — ни у неё, ни у её детей. А если всё-таки пробудится, мы поможем ей овладеть этой магией. Всяко лучше, чем жить в неведении? Не так ли?

Тот разговор навечно отпечатался в памяти Алистера. С того самого дня что-то в нём щёлкнуло и внутри него начал образовываться неведомый доселе страх. Каждый раз, глядя на Терру, он ощущал, что это неприятное чувство охватывает его. Он следил за ней, следил за каждым её движением или словом, боясь, что вот-вот взорвётся бомба над его головой, когда Терра воспользуется магией. Хотя сам он толком даже не понимал значения этого слова.

Что конкретно должна была сделать Терра, чтобы он понял, что в ней пробудилась сила? Воспарить в воздухе? Или, быть может, проклясть кого-то, как это делали ведьмы из сказок? А может, она должна была взглядом разжечь огонь под его ногами?

Он ведь даже не знал, действительно ли ведьмы были способны на подобное или же это были его фантазии. У Алистера не было ответов, а мать не особо жаждала помогать ему в их поиске. Каждый раз, когда он заводил разговор о Терре и её способностях, Мадам Рудбриг обрывала всё короткой фразой: «Алистер, не доставляй неприятностей Терре».

Мать считала его ребёнком и не желала впутывать в ещё бόльшие неприятности. Похоже, она была уверена, что ему было достаточно той информации, что она уже дала. Но Мадам Рудбриг не брала в расчёт пытливый ум влюблённого мальчишки, который жаждал лишь одного — узнать как можно больше, чтобы быть способным помочь Терре в нужный момент.

И, так как мать наотрез отказывалась становиться помощницей в его нелёгком деле, а отец, как однажды выяснил Алистер, и вовсе ни о чём не знал, мальчик пришёл к выводу, что единственным человеком, способным дать ответы на терзающие его вопросы, была обладательница того самого отвратительно сладкого голоса, посетившая мать в тот день.

Джослин. Кто она такая? Алистер мало что знал об этой женщине. В кругу знакомых своей матери он никогда не встречал никого, кто обладал бы таким именем и столь незабываемым голосом. Ровным счётом, мальчик не знал о ней ничего.

Но всё равно поставил перед собой задачу во что бы то ни стало найти таинственную гостью. Вот только для мальчика десяти лет, который покидал дом только с родителями — и то по особым случаям, — задача была непосильной.

А потому всё, что ему оставалось, это ждать, когда мадам Джослин соблаговолит вновь посетить их дом, попутно ища крупицы информации в книгах, хранящихся в семейной библиотеке. И в дневнике, который он всё-таки нашёл. Вот только мать была права — страницы в нём были настолько старыми и выцветшими, что Алистеру с трудом удалось пару раз разобрать чьи-то имена. Да и почерк у первого Рудбрига был весьма кривым и непонятным. Так что всё, что было у Алистера, — это детская сказка, которую он без конца прокручивал в голове, пытаясь понять, так ли плоха магия и чем это может грозить Терре, если она в ней пробудится.

========== Глава 5. Хозяйка «Ведьминой Обители» ==========

Плеснув водой на лицо ещё раз, Марта подняла голову и встретилась взглядом со своим отражением. С измождённого лица на неё взирали яркие горящие огнём зелёные глаза. Почему-то от этого взгляда у Марты мурашки побежали по телу. Она выглядела такой же безумной, как обитатели лечебниц для душевнобольных. Да и кто бы выглядел нормально, если бы ему сказали, что его голова должна была послужить членским взносом? Так сказать, билетиком на закрытую вечеринку.

Марта глубоко дышала, стараясь не поддаваться панике. Она пыталась внушить самой себе, что Коул боится её гораздо больше, чем она — его. Тщетно… Ужас нарастал с новой силой, стоило только взглянуть на силуэт мужчины за шторкой. Девушке даже начало казаться, что события последних дней пошатнули её здравый рассудок.

Ещё несколько глубоких вдохов, несколько встреч лица с ледяной водой, и кровь наконец-то отхлынула от лица, перестав стучать где-то в ушах. Марта откинула прилипшие мокрые пряди со лба и вытерлась. Ворот водолазки намок и слегка сполз вниз, но не то чтобы это сейчас волновало девушку.

Куда важнее было понять, что дальше делать с Коулом.

Воспоминания об окровавленных запястьях отметали вариант вновь связать его в подвале — Марта не была садисткой, намеренно причинявшей людям боль. А потому, смотря в свои испуганные глаза, она искала другое решение. Просто оставить его в подвале, закрыв дверь на замок, было глупо. Дверь была бы серьёзной преградой для неё самой, но уж точно не для мужчины вроде Коула: стоит ему хоть немного окрепнуть — и он с лёгкостью сможет выбить дверь и выбраться наружу.

Было два исхода его побега: либо он приведёт своих дружков, и они вместе убьют Марту, либо он приведёт полицию — и тогда Марта загремит в тюрьму. Длительное участие в оранжевых пижамных вечеринках не нравилось девушке в равной степени со смертью. А потому позволить пленнику выбраться на свободу было нельзя.

Единственным относительно хорошим вариантом, приходившим Марте в голову, были тувроты её матери — своеобразная магическая клетка.

Пока Марта билась над решением проблемы, Коул успел помыться и выключил воду. В отражении Марта увидела, как шторка немного отодвинулась в сторону и в появившейся щели показалась мокрая голова пленника.

— Можно полотенце?

Марта рассеянно кивнула и, сняв полотенце с крючка, кинула мужчине. Слегка поморщившись, Коул поймал его израненной рукой. Затем обмотал полотенце вокруг бёдер и вылез из ванной, слегка пошатываясь.

Девушка брезгливо отдала ему вещи отца и отвернулась в сторону, не имея желания наблюдать за тем, как мужчина будет одеваться.

Чтобы хоть чем-то занять себя, она залезла в ящики под раковиной и достала оттуда запылившуюся гостевую аптечку. Терра Рудбриг была настолько правильным и немного дотошным человеком, что во всех гостевых комнатах держала абсолютно всё, что могло понадобиться гостям. Даже после её смерти в особняке Рудбригов сохранилась традиция держать под рукой всё необходимое. Марта проверила срок годности на заживляющей мази и, убедившись в том, что в запасе было ещё несколько месяцев, достала запакованный бинт, годность которого, к счастью, проверять необходимости не было.

Когда шуршание одежды прекратилось, Марта повернулась к Коулу, удивляясь тому, что одежда отца на мужчине смотрелась не просто свободной, а буквально свисала с него. Если ей не изменяла память, на отце эти вещи сидели практически в облипку. Было в некоторой степени странно это осознавать, потому что отец никогда не казался Марте таким громилой, как Коул, и никогда не внушал ей этого чувства превосходства, когда человеку достаточно просто схватить тебя за руку — и ты уже понимаешь, что он намного сильнее тебя. Отец никогда не проявлял этой силы по отношению к Марте, оттого она и не воспринимала его подобным образом.

Справившись со своим секундным шоком, Марта взглядом указала на унитаз и односложно приказала:

— Сядь.

Мужчина без лишних вопросов исполнил приказ. Марта, опустившись перед ним на колени, вскрыла тюбик и принялась толстым слоем наносить мазь на его запястья.

— Вот ты мне скажи, — начала она, нарушая тишину, — ты действительно думал, что у тебя получится задушить ведьму голыми руками?

— У меня было оружие… изначально… — донёсся до Марты сконфуженный голос мужчины: он никак не ожидал, что ведьма будет разговаривать с ним в таком снисходительном тоне. Похоже, его гордость сегодня проходила невиданные маршруты падения. — Арбалет и защитный оберег… от магии…

— Только не говори, что крест.

— Конечно нет, я же не идиот!

— Тогда что? — рассеянно спросила Марта, продолжая наносить мазь.

— Мешочек с белой кошачьей шерстью.

Марта подняла на пленника изумлённый взгляд и, не веря собственным ушам, спросила:

— Серьёзно, что ли?

Коул неуверенно кивнул, а Марта разразилась громким смехом. Он пришёл убить её, вооружившись арбалетом и мешочком с кошачьей шерстью? Это было выше её сил. От смеха на глазах проступили слёзы.

— Почему именно белая-то? — чуть ли не задыхаясь, выдавила из себя Марта.

— Ну… белая… чистая… — неуверенно попытался что-то объяснить мужчина, заливаясь краской.

— А чёрная — грязная, так получается? — не в силах остановится, продолжала смеяться Марта. Это было так нелепо, так абсурдно, что все переживания просто по щелчку пальцев исчезли из её головы. — Кто этот невероятный человек, который всучил тебе белую кошачью шерсть для защиты от ведьм?

— Кеторин Чубоски, — с ненавистью, смешанной со смущением, выплюнул мужчина.

— А… Шарлатанка из «Ведьминой обители», — протянула Марта, буквально смакуя каждое слово. — То есть… Нет, погоди. Ты взял оберег у мнимой ведьмы, чтобы защититься от магии настоящей ведьмы? Мне одной кажется, что план немного… Нелогичный?

Марта всплеснула руками, описывая круг.

— Она не мнимая ведьма, — прохрипел Коул.

— А кто тогда? Поставщик оберегов от магии? — уже не смеясь, но продолжая улыбаться, спросила Марта.

— Знахарка, — со знанием дела ответил Коул.

— Она-то, может быть, и знахарка, вот только ты — идиот! — усмехнулась Марта и, схватив бинт, начала перевязывать его запястья.

Кеторин Чубоски? Уж кого-кого, а её в этой истории Марта встретить не ожидала.

— Просто для справки: кошачья шерсть защитит тебя только от той ведьмы, у которой аллергия на неё, — пояснила девушка, закончив с перевязкой, и поднялась на ноги. — Пойдём, горе-охотник.

— Куда?

— Обратно в подвал, — пожала плечами девушка. Удивительно: пять минут назад она в ужасе прокручивала в голове изображения собственного обезглавленного тела, а теперь у неё было отличнейшее настроение.

Марта отвела Коула обратно в подвал и, заперев замок, просто надеялась, что он не попытается сбежать хотя бы до тех пор, пока она не найдёт материнские тувроты. Девушка вернулась на чердак, где хранились все магические артефакты в доме, и принялась искать небольшую бархатную зелёную шкатулку. Спустя несколько минут она нашла её в одном из шкафчиков, покрытую толстым слоем пыли. Марта аккуратно достала шкатулку с полки и, смахнув пыль, отвязала небольшой бархатный мешочек, привязанный к замку.

Поставив шкатулку на стол, Марта вытряхнула содержимое мешочка на ладонь, заранее зная, что там окажется. Странная медная серьга, всем своим видом больше походившая на гвоздь, чем на утончённый атрибут женского образа. На самом деле это был ключ. Ключ к тувротам.

Девушка сняла одну из своих серёжек и заменила её той, что держала в руке. Свою же серьгу Марта убрала в карман брюк.

Затем, открыв шкатулку, проверила, все ли тувроты — четыре розовых кристалла кварца — на месте. Убедившись, что всё в порядке, Марта захлопнула шкатулку и поспешила в подвал. Нельзя было терять ни минуты — мало ли что могло взбрести в голову человеку, который охотится за ведьмами с кошачьей шерстью наперевес.

Марта сознательно игнорировала упомянутый мужчиной арбалет. Ведь, в отличие от шерсти, оружие не делало охотника хоть немного безопаснее в её глазах.

Вернувшись в подвал, она застала своего пленника сидящим за столом и поедающим яичницу с сосисками, которую она принесла до этого. Он ел с такой невероятной жадностью, запихивая в себя еду, даже не удосуживаясь жевать, что сразу становилось понятно, насколько он был голоден.

Воспользовавшись его отвлечённостью, Марта принялась расставлять кристаллы. Она разгребла завалы мусора в одном из углов подвала и поставила там южный — самый маленький — туврот. Затем пошла строго по диагонали к противоположному углу, к счастью, свободному, и поставила северный туврот. Первые две точки заняли свои места. Теперь можно замыкать клетку.

Марта поспешила к западному углу, пока Коул ещё не заметил её странных манипуляций. Как только западный кристалл встал на своё место, появились две бледно-розовые едва различимые стены. Коул, конечно же, не мог увидеть этого почти неуловимого свечения его новой тюрьмы. В этом и была вся прелесть магии Артефактов: легка в применении и не требует платы, ведь за неё уже кто-то однажды заплатил.

Хотя «прелесть» тут сомнительная. Принцип действия тувротов Марта усвоила один раз и навсегда, интуитивно считав его с маминых действий, когда та заперла с помощью них саму девушку. Это случилось ещё в школьные годы, когда Марта случайно воспользовалась магией, разозлившись на учителя и опрокинув ему на голову ведро воды. Мама тогда использовала тувроты для своеобразного наказания, чтобы показать, насколько опасной может быть магия и почему к ней лучше не прибегать, после того как искупала дочку в ванной. Марта тогда сильно испугалась и разозлилась на собственные способности: если бы их не было — ничего бы не произошло.

— Что ты делаешь? — спросил Коул, когда Марта подошла к последнему углу рядом с ним и поставила восточный туврот, возводя ещё две стены. Клетка была готова. Идеальная темница, в которую без ключа не войти и из которой тем более не выйти.

— А ты как думаешь? — не без толики самодовольства вопросом на вопрос ответила Марта. — Запираю тебя здесь самым надёжным способом.

Она подошла к лестнице и села на холодные каменные ступени. Теперь они были самым безопасным местом, находясь за границей стен, которые не являлись препятствием для Марты. Девушка вытянула ноги и скрестила их, наблюдая за тем, как в месте, где её ноги проходили сквозь прозрачную светящуюся стену, образовывалась маленькая прореха.

— Артефакты, — понимание отразилось на лице Коула. Он отложил вилку и посмотрел Марте прямо в глаза. Как ни странно, но этот взгляд не особо пугал её. Теперь он был зверем в клетке, которого бояться было бессмысленно — он всё равно ничего не смог бы сделать.

— Бинго, — протянула Марта, ощущая, как самодовольная усмешка появляется на её губах.

Она разрешила себе ощутить маленькую радость, чувство триумфа, хотя и осознавала, что он сам позволил ей себя запереть. Коул не выглядел глупцом — за исключением кошачьей шерсти — и, задайся целью, смог бы её остановить, не дав возвести тувроты. Но он не сделал ничего. И, к немалому удивлению, он не разозлился на её слова или действия. В его глазах была спокойная отрешённость; он выглядел уставшим и по-настоящему изнурённым. Возможно, у него просто не было сил сопротивляться происходящему, и он решил плыть по течению. Во всяком случае, Марта думала именно так.

— Где твой отец? — спросил Коул, не отрывая от неё взгляда. — Ты его убила?

Самодовольная улыбка сползла с лица Марты, а глаза округлились от шока. Она была настолько поражена этим предположением, что даже на секунду потеряла дар речи.

— Чего? — возмущённо воскликнула она. — С чего бы мне заниматься подобным?

— Ведьмы — порождения дьявола, — серьёзно произнёс Коул, слегка кивая в такт своим словам. — Бедный мужчина… Его жизнь была так тяжела: он провёл её во лжи, околдованный ведьмой…

— Это он тебе сказал? — Марта ощутила, как внутри зарождается нехорошее чувство.

— Не нужно быть гением, чтобы понять муки человека, вынужденного жить с ведьмами, — начал было пленник, но Марта перебила его:

— Моя мать даже не была ведьмой! Всё, что она могла, так это изготавливать кристаллы, способные определять магическое присутствие. Во всём остальном она была обычным человеком, — Марта испытывала крайне сильную потребность сказать это, очистить имя матери. И удивление, отразившееся в глазах Коула, стало достойной наградой. — Можешь и дальше строить теории о жизни других людей, вот только пока в них нет и доли истины. Странный из тебя охотник на ведьм! Начинает казаться, что вся ваша организация — лишь кучка ни на что не годных фанатиков, которые дальше собственного носа ничего не видят.

Его глаза заблестели от гнева.

— Не смей так говорить.

— А что, ты единственная паршивая овца в семье? — усмехнулась Марта, вставая на ноги.

— Можешь оскорблять меня, сколько хочешь, но не смей так отзываться о моих братьях, — сурово процедил Коул.

— Ведро там, — проигнорировав слова пленника, Марта пальцем показала на старое железное ведро в углу подвала. — А я ухожу.

Коул ничего не сказал. И даже не попытался её остановить. Марта поднялась по лестнице и на всякий случай закрыла подвал на ключ. Конечно, тувроты были вещью отличной, вот только не хотелось бы, чтобы Мегги случайно забрела в подвал, поэтому Марта решила на всякий случай спрятать ключ в своей комнате.

Куда разумнее было бы вообще отправить сестру к бабушке до того времени, пока не решится вопрос с Коулом. Нужно было каким-то образом избавиться от него, но убийство в планы Марты не входило. А других вариантов у неё на данный момент не было.

Марта написала бабушке, что вновь заперла пленника в подвале. Получив ответное сообщение о том, что бабушка с сестрой всё ещё в больнице и что с Мегги всё в порядке, Марта решила посетить одно не самое приятное заведение.

Нацепив осенние сапоги и закутавшись в пальто, она обмотала вокруг шеи мягкий вязаный шарф и вышла из дома.

Расположенная практически в центре города на небольшой площади «Ведьмина обитель» не всегда являлась таковой. Несколько лет назад это была старая деревянная католическая церковь с небольшим приходом. Но затем церковь неожиданно получила огромную материальную помощь от неизвестного спонсора. Настолько огромную, что смогла позволить себе возвести новое здание где-то на окраине. Марта хорошо помнила, какие слухи тогда ходили: она как раз вела уроки в выпускном классе, и все школьники только и делали, что перешёптывались о переезде церкви и о том, сколько денег пастор успел прикарманить из бюджета. Слухи ходили несколько месяцев, пока в один день просто не оборвались, сменившись другими.

Причиной новых слухов стало появление в городе Кеторин Чубоски. Чужачка выкупила пустующее здание старой церкви и заменила крест на неоновую вывеску «Ведьмина обитель». Возмущению прихода не было предела: они даже писали петицию в городскую ратушу и выходили с протестными плакатами, часами восседая на площади вокруг церкви.

Но всё было без толку. Старая церковь стала чем-то вроде бара-ночлежки, где мнимая ведьма Кеторин Чубоски принимала своих гостей.

Вот только на самом деле не такая уж и мнимая. Кеторин Чубоски была очень даже настоящей ведьмой, умело прячущейся под личиной шарлатанки, с каждым днём обрастая всё бόльшим количеством слухов. Кто-то говорил, что она была послана самим дьяволом, чтобы свести город в пучины ада; кто-то отмахивался от неё, не принимая всерьёз; были и последователи и завсегдатаи «Ведьминой обители», которые любили Кеторин и поклонялись ей; кто-то называл её знахаркой и лекаркой, а кто-то даже пытался поджечь старую церковь, обозлённый не сработавшим приворотным зельем.

Вот так всего за пару лет чужачка Кеторин Чубоски, «появившаяся из ниоткуда ранним июньским утром», стала городской легендой.

Марта медленно доплелась до церкви. Здание было старым и обветшалым, а высохшие и пожухлые лужайки придавали ему мрачной таинственности в сочетании с серым нависшим небом и голыми деревьями. Эта гнетущая и тягостная атмосфера, окружавшая «Ведьмину обитель», давала ещё больше почвы для слухов.

Девушка преодолела лужайку и направилась прямиком к двери, ведущей в главный зал бывшей церкви, где раньше читали проповеди. Потянув за тяжёлую ручку в виде львиной морды, Марта распахнула дверь. Вместе с перезвоном колокольчиков на неё обрушилась дикая смесь благовоний: вербена, сандал и мускус — неизменно тяжёлый аромат словно плыл в воздухе, окутывая и дурманя. Именно этого и пыталась добиться Кеторин — она не просто дурила людей, а каким-то неведомым образом умудрялась дурить весь город.

«Ведьмина обитель» была насмешкой над традиционными ценностями городка. В ней сочеталось несочетаемое.

Рядом с фресками и обветшавшими иконами висели веточки сушёных трав и глиняных бутафорских летучих мышей, которые издалека казались довольно реалистичными. Здесь всё ещё оставалось несколько резных церковных лавок, по которым были разбросаны яркие и абсолютно не сочетающиеся между собой подушки: бархатные, шёлковые, льняные, с нелепыми этническими рисунками — описывать цвета которых не имело смысла: казалось, здесь были собраны все краски мира.

Всё это обилие цветов невообразимым образом сочеталось с деревянными стенами, выкрашенными тёмно-коричневой краской. На редких витражных окнах, стёкла которых от времени потускнели уже настолько, что практически не пропускали света, висели старинные местами поеденные молью и выцветшие гобелены, которые перекрывали доступ и без того редким лучам солнца. В общем, свет в «Ведьмину обитель» проникал только благодаря моли и дыркам, которые она оставила.

Но не стоит думать, что там было совсем уж темно. На каждом столике стояли настоящие ароматические свечи, каждая из которых обладала своим уникальным запахом, примешиваясь к общему аромату здания и придавая ему лёгкие, едва уловимые нотки, делая его многогранным и неповторимым. Ещё одним источником света была люстра. Такая же бутафорская, как летучие мыши. Издалека казалось, что в ней есть много отверстий, в которых стоят настоящие свечи, освещая комнату — но при детальном рассмотрении становилось понятно, что это лишь лампочки, имитирующие огонь.

«Ведьмина обитель» была по-настоящему уникальным местом. Местом, которое буквально дышало магией. И лёгкая, едва уловимая музыка лишь подыгрывала, заставляя поверить в волшебство.

Марта сразу же заметила её. Кеторин Чубоски вообще было сложно не заметить. Молодая женщина была лишь немного старше Марты, лет на пять или шесть, хотя её точного возраста никто не знал — лишь говорили, что ей было около тридцати. Кроме того, Кеторин была красива. По каким-то неведомым причинам её чёрные волосы всегда, независимо от ситуации, лежали идеальными локонами. В карих, почти чёрных, глазах играл дьявольский огонёк, а кожа была чистой, без единого шрама, и такой же светлой, как у фарфоровой куклы. И, конечно, дополняла её красоту неизменная красная помада на губах.

Вот и сейчас, слишком идеальная, чтобы казаться настоящей, Кеторин Чубоски стояла за небольшим баром, который своим видом напоминал большую и вытянутую кафедру, с которой читали проповеди — своеобразная насмешка над приходом, что всё ещё вёл с Кеторин подпольную войну.

И как Коул, этот горе-охотник, не понял, что она ведьма?

Близилось предобеденное время, но людей практически не было: от силы пару человек. Марта направилась прямо к бару, минуя старые деревянные столики, на которых красовались засохшие букеты цветов и гипсовые черепки. Заметив её, Кеторин натянуто улыбнулась.

— Паршиво выглядишь, — пророкотала она вместо приветствия своим низким прокуренным голосом, который придавал ей ещё больше шарма. — Слышала про отца. Соболезную.

— Откуда узнала? — так же не поздоровавшись, осведомилась Марта. Она сняла шарф и пальто и, положив их на один из табуретов, взобралась на тот, что стоял напротив хозяйки «Ведьминой обители».

— Марта, — протянула женщина с улыбкой. — Рупи — городок маленький, новости тут разносятся быстро. Вчера тут только и обсуждали что аварию на выезде из города. Говорят, пьяница не местный… Я только вот не пойму, что твой отец там забыл в такой час. Навещал вашу бабушку? Она вроде за городом живёт, если я правильно помню.

— Без понятия… Но к бабушке он вряд ли ездил, она бы сказала.

— Да уж… ну и городок… В последнее время в Рупи вообще заявляется много чужаков… Приключений, что ли, они здесь ищут? Недавно объявился тут один странный паренёк, всё расспрашивал про Грабсов: что они да как. А потом такой говорит: «А у вас есть оберег от колдовства?»

Кеторин говорила как-то наигранно, словно подзуживая собеседницу всё рассказать.

— И ты продала ему белую кошачью шерсть, — закончила за неё Марта.

Алые, как кровь, губы Кеторин расплылись в широкой улыбке.

— За большие деньги, прошу заметить. И где же этот паренёк сейчас?

Марта наклонилась вперёд и прошептала ответ так, чтобы не услышали зеваки за столиками:

— Сидит в подвале. Заперла его там тувротами, после того как он попытался сбежать и чуть не придушил меня при этом.

Девушка отдёрнула край водолазки, показывая синяки.

— Тувроты? Откуда они у тебя? — в глазах женщины зажёгся нешуточный интерес.

— Это всё, что тебя волнует?

— А что ты хочешь услышать? Тебе повезло, что я продала ему кошачью шерсть вместо настоящей защиты, — пожала плечами хозяйка «Ведьминой обители». — Так что там с тувротами? Их сейчас днём с огнём не сыщешь! Вещица безумно дорогая. Говорят, они способны даже дьявола удержать в своих оковах.

Кеторин оперлась о полки позади бара и выжидающе посмотрела на Марту.

— В материнской коллекции были. Откуда они у неё — без понятия, — сдавшись, пояснила Марта.

— А что ещё есть в её коллекции? — спросила Кеторин, сделав музыку погромче, чтобы другие посетители их не услышали.

— Много чего, — безэмоционально и сухо ответила Марта. — Но сейчас не до этого, понимаешь?! Хоть тувроты, хоть камни воспоминаний, да хоть бы даже любовные зелья — всё это сейчас неважно! Я пришла не за тем, чтобы хвастаться материнской коллекцией магических штучек.

Марта демонстративно всплеснула руками.

— Это мне понятно, — недовольно выгнула бровь Кеторин. — Ты никогда не приходишь ко мне поболтать о насущном.

— Кеторин, он охотник на ведьм! — в сердцах выпалила Марта. — Ну или собирается им стать.

Лицо Кеторин вытянулось от изумления, становясь похожим на деревянную маску, что стояла на полке сбоку от неё.

— Охотник, — медленно протянула она, словно пытаясь распробовать слово на вкус. — А по нему и не скажешь… Нет, ну честно, мужчина как мужчина. Я думала, охотники на ведьм должны выглядеть… ну… скажем так, чарующе… нет, неподходящее слово… Мощно! Да, точно! Я думала, охотники на ведьм должны выглядеть мощно!

— Ты совсем не боишься? — опешила Марта.

— А чего мне бояться? Думаешь, какому-нибудь охотнику придёт в голову, что настоящая ведьма может жить так открыто? Они подобному не верят, — снисходительная улыбка мелькнула на лице Кеторин, а потом тут же пропала. — А вот тебе опасаться стоит, если он уже растрепал о тебе кому-то из своих.

— Он сказал, что ведьмы рода Грабс известны среди охотников на ведьм, — обречённо вздохнула Марта и положила голову на лакированную столешницу всю в следах от бокалов. — Может есть способ стереть ему память и отправить восвояси? Или внушить, что я оказалась обычным человеком?

— А может лучше приворожим? Пусть защищает тебя! — усмехнулась Кеторин.

Марта резко выпрямилась и буркнула:

— Не смешно!

— А кто смеялся? Я абсолютно серьёзна! — пожала плечами хозяйка «Ведьминой обители».

Она взяла бокал и, наполнив его чем-то горячительным, поставила перед Мартой, но та лишь отрицательно мотнула головой.

— Марта, милая, объясняю на пальцах. Если ты заберёшь у него воспоминания и отправишь, как ты сказала, восвояси, остаётся шанс того, что он уже рассказал обо всём кому-то. А если потревожить память, то воспоминания о событиях постепенно восстановятся. И тут уже неважно, забрала ты у него воспоминания о себе полностью или изменила их частично — стоит лишь потыкать в них палкой, и всё вернётся на круги своя, а он снова придёт вместе со своими дружками, чтобы убить тебя. Так что вариантов у тебя немного, — Кеторин принялась загибать пальцы. — Первый — убить его до того, как он убьёт тебя. Второй — держать его в подвале до конца его дней. Или третий — приворожить и использовать во благо.

— Могу сказать, что точно не горю желанием гореть на костре, — буркнула Марта.

— Сомневаюсь, что сейчас хоть кого-то сжигают на кострах. Но тавтология огненная, — она игриво вздёрнула брови. — Ты подумай над последним вариантом, он не так уж плох. Если решишься, могу сварганить приворотное зелье.

— Конечно же с кошачьей шерстью? — подколола её Марта, не воспринимая всерьёз предложение женщины.

— А вот сейчас без шуток: есть парочка приворотных зелий, в основе которых кошачья шерсть. Но там нужна шерсть кошки в разгаре течки.

— Так и вижу: сидела себе давным-давно старая ведьма, уставшая от воплей своей кошки — и решила сделать из неё приворот, — хихикнула девушка. — Спасибо, конечно, за предложение, но, если мне когда-нибудь понадобится такое зелье, я сама его и сварю.

— Ты? — изумлённо воскликнула Кеторин. — Сомневаюсь. Зельеварение не та наука, где достаточно знать теорию. Прак-ти-ка. Важна только практика. А ты за всю свою жизнь ни одного зелья не сварила. Так что не глупи и обращайся за помощью, когда она тебе понадобится. Раз уж решила избегать своих сил, положись на наши. И я, и Джослин поможем тебе, когда придёт время.

Марта немного опешила от её слов. Кеторин была, пожалуй, чересчур радушным человеком. Она всегда помогала нуждающимся — в отличие от Джослин, которая не делала ничего, если это не приносило ей пользы. Но Джослин легко было понять: с годами теряется какое бы то ни было желание помогать людям, — а эта старушка была немногим моложе бабушки Марты, если вообще не ровесницей. Так что Кеторин поступала немного опрометчиво, приплетая эту женщину — по совместительству начальницу Марты.

— Сразу же сообщи мне, если в городе появится кто-то подозрительный, — прочистив горло, попросила Марта. — Не хочу быть загнанной в угол. К тому же мне нужно защищать Мегги в случае чего.

— А что, её сила так и не пробудилась? — Кеторин спросила об этом намеренно, прекрасно зная, как этот вопрос взбесит Марту.

Сегодняшний день не стал исключением.

— Мегги — обычная, — упрямо возразила Марта. Она уже устала твердить это раз за разом.

— Можешь пытаться убедить себя в этом сколько угодно, — пожала плечами Кеторин и принялась протирать бокалы, — но будь готова к тому, что однажды её сила пробудится.

— Она Рудбриг. У неё нет магии.

— И ты тоже, но у тебя она есть. Возможно, в тот день, когда родилась ваша мать, условия изменились. Или же на что-то повлияло ваше рождение. Но мы не узнаем, так ли это, пока ты не начнёшь пользоваться своими способностями.

Марта уже не первый раз жалела о том, что рассказала Кеторин их семейную сказочку. Это случилось давно, после смерти мамы. Тогда Марте нужно было с кем-то поговорить и этим кем-то оказалась Кеторин, когда девушка случайно забрела в «Ведьмину обитель». С тех пор её хозяйка не давала Марте покоя, подбивая на использование магии.

— Я не стану рисковать.

— Мы ходим по кругу, Марта, и не выйдем из него, пока ты не примешь решение. Либо всё выяснишь ты, либо твоя сестра…

— Хватит, — прервала её Марта. — Я не хочу об этом говорить.

— Как хочешь, — равнодушно ответила Кеторин. — Но твоя сила странная, не похожая ни на одну из наших. Ты видела меня и Джослин и видела, как мы используем магию. Мы черпаем магию природы. Ну, я так точно, а она — частично… Мы связаны с землёй, приливами и отливами, сезонами года; нам нужны артефакты и предметы силы. Но сила вашего рода лежит за гранью. Откуда вы черпаете её? Джослин уже много лет пытается найти разгадку, но всё тщетно…

— Если ты не прекратишь, я уйду…

— Марта, что вы скрываете? Знай мы источник твоей силы, это стало бы великим благословением для всех нас.

— Благословение? Ага, как же, — не выдержала Марта. — Это проклятие, Кеторин. Я проклята, понимаешь? Каждый раз, когда использую способности, что-то во мне ломается. Я это чувствую. Чувствую, что теряю нечто важное. Мама говорила, что источником моей силы является душа, но и она толком не понимала, что это значит.

— Душа? — Кеторин закусила нижнюю губу, задумавшись. — Джослин рассказывала, что при использовании магии твоё тело покрывается чёрными пятнами. Это правда?

— Только руки, — подтвердила Марта.

— Даже не представляю, что это может значить. Я не слышала ни об одной ведьме с такими же способностями, как у тебя, пока не приехала в этот город. Хотя… есть парочка проклятий…

Марта устало выдохнула. Кеторин из раза в раз заводила этот разговор, и из раза в раз он ни к чему не приводил.

— Давай сойдёмся на том, что я единственная в мире ведьма со странными способностями, и больше не будем заводить этот разговор, — с надеждой в голосе предложила Марта. — Поверь, исследовать и развивать эти силы я не намерена. Проживу свою жизнь спокойно без них, а потом так же спокойно и умру.

— Боюсь, мужчина в подвале не даст тебе выполнить твой «спокойный» план, — на идеальных алых губах Кеторин расцвела немного зловещая ухмылка, и она как-то странно посмотрела на Марту. — Но насчёт приворотного зелья ты подумай всё-таки. Идея — огонь! Мало кому в голову вообще приходило привораживать охотников на ведьм.

Марта лишь скептически посмотрела на хозяйку «Ведьминой обители».

— Вот сама и привораживай. Если хочешь, к вечеру он уже будет у тебя.

— А мне-то зачем? — искренне удивилась женщина. — Поверь, мне вполне хватает проблем с бывшим мужем.

— Не знала, что у тебя был муж, — теперь была уже очередь Марты удивляться. В её представлении образ Кеторин никак не вязался с типичной замужней женщиной из маленького городка.

— Да… была одна ошибка молодости… но давай не будем о плохом. Моё замужество не та вещь, о которой вспоминаешь с улыбкой — скорее уж с парочкой отборных ругательств и бутылкой дорогого коньяка.

Огромные старинные часы над головой Кеторин, чем-то отдалённо напоминавшие крест, пробили двенадцать. Обед неумолимо приближался, а, значит, и количество гостей в «Ведьминой обители» непременно бы увеличилось. Марта не особо хотела столкнуться здесь с кем-нибудь из своих знакомых, хотя и сомневалась, что кто-то из них, за исключением Джослин, мог по доброй воле заглянуть в подобное злачное заведение.

— Я, пожалуй, пойду, — Марта спрыгнула с барного стула и, вновь закутавшись в пальто с шарфом, поплелась к выходу.

— Удачи с Охотником, — бросила ей в спину Кеторин.

Марта скривилась. Конечно, маловероятно, что в «Ведьминой обители» в тот момент могли быть другие охотники, и так же маловероятно, что хоть кто-то из услышавших слова Кеторин понял бы их смысл, но Марта всё равно напряглась. Иногда Кеторин была до безумия простодушной, и Марта не могла понять, было ли это частью детально продуманного образа или же крупицами настоящей Кеторин, просачивающимися сквозь её же броню.

Сколько правды было в Кеторин Чубоски?И права ли была Марта, доверяя ей?

========== Глава 6. Говорить, не думая. Стрелять, не целясь. ==========

Когда Марта вернулась домой, Мегги с бабушкой были дома и уже сидели на кухне. Мадам Рудбриг пила свой любимый цейлонский чай, а Мегги уплетала купленный бабушкой торт за обе щеки. Делала она это со свойственной только детям наивной жадностью, словно кусочек торта на её тарелке был последним в мире или в любой момент из-за угла мог выпрыгнуть монстр, который непременно утащил бы сладость.

И Марта, всё ещё взбудораженная словами Кеторин, в который раз убедилась, что Мегги — обычный ребёнок. Точно такой же, как и сотня других детей её возраста, что радуются обычному куску запечёного теста, обильно смазанному взбитыми сливками или же до скрежета на зубах сладким кремом.

«Она должна быть обычной!» — мысленно твердила себе Марта, заваривая чай. Бабушка косо поглядывала на неё поверх кружки, но молчала. Марта первой не выдержала напряжённой тишины.

— Как отец? — немного отрешённо спросила она, поставив чашку с дымящимся чаем на стол рядом с сестрой. Это не было для Марты главным вопросом на повестке дня, однако она решила осведомиться о состоянии отца хотя бы ради приличия. Или же просто не желая вновь встречаться с недовольным взглядом Мадам Рудбриг и её ещё более недовольным тоном.

— Папа спит, — выпалила Мегги, отправив в рот очередную полную ложку взбитых сливок вперемешку с бисквитом.

— Он в реанимации, — пояснила Мадам Рудбриг, так же, как и Марта, наблюдая за девочкой. Обе женщины искали на лице Мегги признаки страха или паники, но та была настолько увлечена своим лакомством, что не особо поддавалась тревожным чувствам. Или делала вид? — Он слаб. Но врачи говорят, что через пару дней должен прийти в себя. Если всё пойдёт хорошо, то скоро его переведут в общую палату, и тогда его можно будет спокойно навещать.

— Понятно, — коротко ответила Марта. — Как торт?

— Вкусно, — кивнула Мегги. — Мы купили его в пекарне Бобби! Там был этот чернично-ванильный, а ещё шоколадно-вишнёвый. Я сначала хотела взять шоколадный, но Бобби сказал, что в этот раз ему привезли кислую вишню, и торт получился на любителя. А я кислое не люблю!

Отправив в рот ещё кусочек, Мегги брезгливо поморщилась, отчего Марта коротко усмехнулась. Мегги иногда была так по-детски наивной…

— Поделишься? — спросила Марта, нагнувшись к сестре и открыв рот. Есть ей совершенно не хотелось, но подразнить сестру было весело. Успокаивающе весело.

— Это моё! В холодильнике возьми, если тоже хочешь! — почти с ужасом выпалила девочка, отодвигая тарелку подальше от Марты.

— Не больно-то и хотелось, — буркнула та в ответ и плюхнулась на стул рядом. — Что отец мог делать на объездной трассе?

Мадам Рудбриг лишь пожала плечами.

— Ехал с работы?

— Ночью? — Марта вздёрнула брови. — Сомневаюсь. Он заканчивает около шести, да и возвращается примерно в это же время: от его офиса до дома не больше пятнадцати минут, если ехать через центр, а по окружной только лишние километры мотать…

Мадам Рудбриг бросила едва уловимый косой взгляд на Мегги, намекая, что не стоит продолжать данный разговор при ней.

— Наверное, решил покататься, — предположила Мегги.

— Безусловно, — поддержала её Мадам Рудбриг. — В молодости Алистер очень любил ездить на машине. Одно время даже увлекался мотоциклами, но, когда ваша мать об этом прознала, ему пришлось отказаться от них. Как сейчас помню, какую она тогда истерику закатила. Терра как раз была беременна Мартой, и у Алистера не было выбора, кроме как согласиться продать тот… как же он его называл? Ох, совсем из головы вылетело… такое чудное название было…

Марта откинулась на спинку стула, никак не комментируя воспоминания. Бабушка наглядно дала понять, что даже если она что-то и знает, то точно ничего не скажет при сестре. А значит, продолжать разговор было бессмысленно.

Марта посмотрела в окно; тяжёлое осеннее небо нависало над опустевшим маминым садом. Когда-то вид из кухонного окна был поистине чарующим: обилие зелени и яркие пятна цветов. Летом створки окон всегда были распахнуты настежь, и кухня наполнялась сочным ароматом солнца и цветущей зелени. Раньше их дом жил. А что теперь? Сейчас это лишь жалкий отголосок прежнего места, где временами стало невозможно дышать.

Может быть, стоило продать особняк и перебраться куда подальше?

Марта заметила небольшое семейное фото на кухонной полке. Отстранённый отец, чудаковатая, улыбающаяся во все зубы, Мегги, отчего-то хмурая Марта и такая живая и светлая Терра. Они все вместе стояли на фоне особняка Рудбригов. Только вот фото не передавало терзаний, разрывающих семью. Оно было сделано за пару месяцев до смерти матери.

Одного взгляда на фотографию было достаточно, чтобы понять — Марта никогда не сможет покинуть этот мёртвый дом. «Особняк Рудбригов» не был её темницей, но всё же ей казалось, что она заперта в нём точно так же, как и мужчина в подвале.

— Кстати, Марта, а тебе сегодня не нужно на работу? — прерывая её раздумья, спросила Мадам Рудбриг.

Марта рассеянно посмотрела на бабушку и мотнула головой, стряхивая с себя непрошеные мысли.

— Нет, сегодня и завтра у меня выходные. Джослин решила закрыть студию и уехать на пару дней.

— Ох уж эта старуха, — недовольно процедила бабушка. — Ей никогда не сиделось на месте: даже в молодости всегда куда-то неслась. И куда она поехала в её-то состоянии? Да ещё и одна?

Марта усмехнулась. Ей никогда не понять странных отношений её бабушки и Джослин. Она бы назвала их «ненавистно-тёплыми». Ведь, несмотря на обоюдное недовольство, эти две женщины всё равно заботились друг о друге, пряча свою заботу за постоянным внешним неодобрением.

— Я без понятия, куда она уехала. Но она взяла с собой Джули, так что можешь не переживать о ней.

— Переживать? — переспросила Мадам Рудбриг. — Уж поверь мне, милая, Джослин Пинч — последний человек на всём белом свете, о котором я стала бы переживать.

Марта с Мегги понимающе переглянулись, но не стали ничего говорить бабушке. А зачем? Она ведь никогда не признается даже самой себе в том, что способна беспокоиться о ком-то, кроме членов своей семьи.

Марта немного отпила из своей чашки, продолжая думать об отце. И чем больше она о нём думала, тем более странным и бессмысленным начало казаться его присутствие поздней ночью на объездной дороге. Кеторин была права: он мог оказаться там, только если ехал к бабушке или же от неё. Девушка ещё раз посмотрела на Мадам Рудбриг.

Да уж… Марта опустошённо выдохнула и положила подбородок на ладони. Она прекрасно понимала, что это события минувших дней заставляют её искать скрытый смысл там, где его и в помине нет. Да ещё и Кеторин масло в огонь подливает.

— Нужно меньше думать, а то мозг начинает кипеть, — вслух пробормотала девушка, улёгшись на стол.

Мегги хихикнула.

— Как будто ты умеешь.

Марта пропустила слова сестры мимо ушей и вновь посмотрела в окно, где и без того свинцовое небо, казалось, становилось всё чернее.

— Девочки, не лучше ли вам будет перебраться ко мне, пока отец не выйдет из больницы? — предложила бабушка.

— Нет! — тут же принялась протестовать Мегги. — От тебя до школы почти час езды. Я не хочу рано вставать.

— Ба, всё нормально, — поддержала сестру Марта и многозначительно добавила: — К тому же, за домом нужно следить. И у нас теперь нет машины. А на такси мы разоримся.

— Если считать каждую потраченную монету, можно и с ума сойти. Но о доме-то я действительно забыла, но, если надумаете — приезжайте в любое время. Всё же вдвоём в огромном доме вам будет одиноко, — на морщинистых губах Мадам Рудбриг появилась лёгкая полуулыбка.

***

После обеда бабушка уехала, сославшись на то, что день выдался тяжёлым и она хотела бы отдохнуть в тишине. Марта, конечно, думала о том, чтобы остановить родственницу и расспросить об отце, но в итоге решила отложить этот вопрос и просто заехать к бабушке посреди недели, когда Мегги будет в школе. Уж слишком усталой выглядела женщина.

Пока сестра смотрела мультики в гостиной, Марта быстро приготовила обед из макарон и баварских колбас для пленника — единственное, что она могла приготовить, не спалив кухню, — и, стараясь остаться незамеченной, отнесла еду в подвал. С их недавней встречи Коул нисколько не изменился. Он сидел на полу в углу, прислонившись спиной к стене, и на появление Марты лишь злобно зыркнул. Такому равнодушию с его стороны Марта была несказанно рада — ещё одной попытки убийства она бы не пережила. Не сказав ни слова, девушка поставила тарелку с едой на стол и, забрав ту, что осталась от завтрака, покинула подвал.

Она не имела ни малейшего желания общаться с пленником, прекрасно понимая, что если ввяжется в очередной спор с ним, то разговор затянется, а ей не хотелось вызывать подозрений у сестры. Возможно, стоило отправить её на время к бабушке, но, помня о том, как Мегги восприняла это предложение, Марта даже не стала всерьёз рассматривать эту идею.

Незамеченная, она успешно вернулась в дом и, поднявшись на чердак, принялась копаться в материнских записях, силясь найти хоть что-то, что помогло бы избавиться ей от пленника, не прибегая к собственным способностям. Хотя даже так она не знала наверняка, сможет ли стереть ему память, если того пожелает.

Она боялась магии, но надо же — благодаря охотнику на ведьм ей пришлось связаться с этой грязью. Если бы Марта была экзаменатором, Коул явно получил бы оценку минус бесконечность по экзамену на охотника.

До его появления Марта не собиралась колдовать, честно говоря, слишком уж велики были риски. На самом-то деле она толком не знала всех тонкостей обращения с собственной магией. Умом… нет, скорее нутром, понимала, как и что должно работать, но этого было недостаточно, чтобы свободно использовать свои силы.

Фраза «плати душой» слишком уж мрачно и зловеще звучала, да и чёрные отметины по телу, будто неоновые вывески «Ведьма здесь!», проступающие сразу же после использования магии, не дали бы ей свободно колдовать, даже если бы она того хотела.

А Марта не хотела!

Увы, но в записях матери не оказалось ничего, что помогло бы решить проблему. Там было полно описаний лечебных трав и отваров от бессонницы, от простуды; даже несколько снадобий от боли в суставах и преждевременной слепоты, но ровным счётом ничего о том, чем можно было стереть память или хотя бы затуманить сознание человеку. Ни артефакта, ни зелья.

Если Терра Рудбриг и знала о таких, она не посчитала нужным это записать и оставить для потомков. Так что в поиске решения текущей проблемы мать была не помощницей, собственно, как и отец — тот лежал в реанимации, и ждать, пока он проснётся, было бессмысленно. Алистер мог встать с постели уже завтра, а мог проваляться ещё несколько недель или и вовсе не очнуться — Марта была готова к любому из возможных исходов.

С уже знакомым скрипом дверь приоткрылась, и из-за неё показалась Мегги. Она стояла в дверном проёме, с интересом смотря на Марту.

— Что делаешь?

— Читала, — коротко ответила Марта, захлопнув материнские записи, и, встав с пола, быстро убрала их на полки подальше от глаз сестры.

— Ты? Читала? Комиксы, что ли?

Марта покачала головой, мол, не забивай себе голову, и, к её удивлению, Мегги действительно не стала этого делать.

— Не хочешь погулять? — спросила сестра, переминаясь с ноги на ногу. Почему-то в этот момент она казалась маленькой и хрупкой, словно потеряшка.

Марта не смогла отказать. Она кивнула и, взяв сестру за руку, повела её вниз по лестнице.

— Куда пойдём?

— Может, на детскую площадку? — предложила Мегги, крепко держа руку сестры. — На горки. Или нет! Пойдём в парк смотреть на огоньки! Вчера в школе Тиффани хвасталась, что они с родителями ходили любоваться рождественской ёлкой в парке!

— Не рановато ли ещё для ёлки? Ноябрь даже не кончился…

— И что? Для Рождества никогда не рано!

Марта не стала спорить. Иногда ей казалось, что с женщинами в её семье спорить было бесполезно. Мегги была ещё маленькой, но упрямства ей было не занимать. Хотя, возможно, для Марты она всегда будет маленькой.

Сёстры спустились на первый этаж и разбрелись по своим комнатам, чтобы собраться на прогулку. Когда они покинули дом, на улице было ещё достаточно светло, но едва уловимый за облаками круг закатного солнца уже клонился к горизонту.

Городской парк «Тихая роща» обычно никогда не соответствовал своему названию. В нём всегда кипела жизнь, особенно в летнюю пору. Марта прекрасно помнила последний летний фестиваль, на котором присутствовала лично. Городок у них маленький, едва ли наберётся с десяток тысяч жителей. Но в тот день казалось, что все они собрались в «Тихой роще», наполняя её шумом. И Марта стояла в гуще этой вакханалии, рисуя аквагримом различные мультяшные маски на лицах довольных детишек.

Сам по себе парк был небольшим, возможно оттого на праздниках в нём было просто не протолкнуться. С одной стороны парк зажимал старый спортивный клуб — обветшавшее здание, на реконструкцию которого уже много лет не могли выкроить денег из бюджета городка. С другой же стороны красовалось яркое и красочное здание мэрии, которое каждую весну выкрашивали по новой. А, пройдя весь парк насквозь, можно было попасть в художественную академию «Мария-Роза». Это было старое сложенное из красного кирпича двухэтажное здание, острую крышу которого можно было с лёгкостью разглядеть, едва подойдя к парку.

Однако Марта редко ходила на работу через парк — куда ближе было пройтись по параллельной улице и зайти через задний вход.

Именно так они и сделали: минуя «Марию-Розу», они вошли в парк со стороны академии. Зрелище было поистине завораживающее. Организаторы праздника в этом году постарались на славу. На каждом дереве в парке горели яркие жёлтые огоньки. Горели так сильно, что освещали весь парк вместо фонарей.

Бродя по аллеям «Тихой рощи» Мегги заворожённо озиралась по сторонам, а Марта наблюдала за сестрой. С годами она стала куда холоднее относиться к огонькам тёплого света. В детстве они будоражили её, наполняя теплом. А сейчас теплом наполнял её, увы, не свет, а яркая и живая улыбка девочки, крепко держащей её за руку. Возможно, бабушка была права, и Марта слишком сильно привязана к сестре.

Смеркалось, и от этого казалось, что огни горели ещё ярче, становясь ещё теплее, укутывая парк своим светом. Не хватало только мягкого пушистого снега — вместо него на дорожках лежали лишь опавшие шуршащие листья.

— Скоро зима, — совсем тихо произнесла Мегги. На удивление, в парке было мало людей, а потому и посторонний шум не мешал Марте слышать сестру.

— И правда, — так же тихо ответила она, прекрасно понимая, что Мегги её услышит. — Осталось всего пару дней. А снега всё ещё нет…

— Зимой умерла мама, — неожиданно надломлено, разрушая всю красоту парка, выпалила Мегги. — Папа тоже умрёт зимой?

Марта остолбенела словно громом поражённая. Она застыла на месте и неосознанно дёрнула сестру за руку, вынуждая ту остановиться.

— Почему ты так думаешь? — девушка не узнала своего голоса. Он, казалось, звучал из-под толщи воды.

Мегги подняла голову и посмотрела на сестру. В глазах ребёнка не было ни грусти, ни печали. В них раскинулась гладь холодного смирения. Смирения, от которого по спине у Марты пробежал холодок. Этим взглядом маленькая девочка будто дала ей пощёчину, заставляя стыдиться мыслей, которым сама Марта время от времени предавалась.

— Не знаю, — пожала плечами Мегги. — Папа уже не молод.

— И что? — возразила Марта. — Нашей бабушке уже за семьдесят, но она способна дать фору и мне, и тебе, вместе взятым.

— Наша бабушка — это отдельный случай. Она проживёт долго.

Марта могла быть равнодушна к отцу, но смотреть на то, как маленький ребёнок, в котором тот души не чает, вдруг ни с того ни с сего начинает говорить о его смерти, как о свершившемся факте, было выше её сил.

— Мегги, — одёрнула она сестру. — Папа будет жить. Ты должна в это верить, и тогда он точно проснётся и вернётся к тебе. Он ведь так тебя любит!

Редкие прохожие не удосужились обратить на сестёр своего внимания, спеша каждый кто куда. А Марта судорожно искала слова, чтобы возродить в сестре надежду на положительный исход. Но в глазах сестры было лишь неверие — она уже всё для себя решила.

Марта вскинула голову и глубоко вздохнула. Правильные слова никак не приходили на ум: казалось, их просто не было. Она окинула взглядом парк, ища поддержки и помощи хоть у кого-то.

Но то, что она нашла, поразило её до глубины души. В тени деревьев, где-то в десяти метрах от них, стояла фигура в тёмной мантии. Высокая и плечистая, она могла принадлежать только мужчине. Он почти полностью скрывался в тени, утопая в ней. Но даже в этом полумраке Марта разглядела то, что заставило всё её нутро содрогнуться. Правая рука мужчины сжимала арбалет. Лёгкий жёлтый свет, что проникал в его укрытие, отбрасывал блики на металлических вставках деревянного основания.

У Марты перехватило дыхание. Она бегло окинула парк взглядом, ища хоть кого-нибудь, кто мог бы им помочь. Но нет… Сейчас в этой зоне парка они были одни. Последние прохожие минули их пару минут назад, а новых на горизонте не наблюдалось. Марта могла рассчитывать только на себя.

Мужчина вскинул арбалет. Проследив за его направлением, Марта обезумела от шока и ужаса, смешанного с необузданной яростью. Он целился в Мегги. Маленькую девочку, которая продолжала смотреть на лицо сестры, не понимая, отчего черты того так исказились, становясь похожими на жуткую свирепую маску.

— Марта… — начала было девочка, но не успела договорить.

Марта дёрнула сестру за руку, которую всё ещё сжимала в ладони, пряча за своей спиной, вынуждая мужчину перевести стрелу арбалета. Она стояла и буравила того взглядом, буквально кожей ощущая недовольство убийцы.

Лица было не видно. Но Марта чувствовала на себе его взгляд. Холодный. Пугающий.

Она вскинула руку. Воздух словно замер. Девушка не думала о том, кем он мог быть — всё и так было предельно ясно. Но что делать? Опять задушить? Конечно, Марта немного оклемалась, но хватит ли у неё сейчас сил на такую магию — точно не знала.

Вполне возможно, что всё произошло за считанные секунды, но для Марты время растянулось до бесконечности. Она судорожно соображала, пытаясь не потерять остатки самообладания, наблюдая, как охотник готовится выстрелить.

Выстрелить! Арбалет! Нужно избавиться от него. Лишь бы хватило сил.

Времени на раздумья не осталось — охотник уже был готов спустить курок. Марта уставилась на арбалет и принялась медленно сжимать выставленную вперёд ладонь, представляя, как арбалет разлетается в щепки.

Казалось бы замерший между ними воздух ожил, срывая жалкие остатки листьев с деревьев, и обрушился на мужчину. Марта видела, как пространство колеблется и словно сжимается вокруг арбалета. И чувствовала, как от кончиков пальцев начинает вновь расползаться чернота.

Стрела сорвалась. Но в то же самое мгновенье арбалет в руках мужчины взорвался, изменяя траекторию снаряда. Марта пригнулась, потащив сестру к земле вместе с собой. Стрела, нацеленная охотником прямо в сердце, просвистела где-то над их головами.

Нужно было бежать. Уносить ноги как можно дальше. Марта быстро вскочила, краем глаза заметив, что мужчина тоже лежит на земле, обсыпанный кусочками дерева и металла. Она не знала, какие последствия будут, если в руках человека взорвётся арбалет, но надеялась, что такими же, как и у любого другого взрыва. Мужчина не двигался, будто подтверждая её догадки.

Марта обхватила сестру за плечи и понеслась к выходу из парка, надеясь, что даже если охотник и встанет, то не погонится за ними.

— Ч-что… про-ис-ходит? — задыхаясь, выдавила Мегги, пытаясь поспеть за сестрой.

— Всё… дома, — коротко ответила Марта, на самом деле даже не зная, как можно объяснить сестре произошедшее.

Девушка тяжело дышала. Марта никогда не отличалась любовью к спорту. Когда они добрались до «Марии-Розы», её лёгкие уже горели, в боку кололо, а не привыкшие к тренировкам мышцы ног неприятно тянуло, так ещё и ветер пробирался под взмокшую от пота одежду и холодил тело. Но останавливаться было нельзя, даже несмотря на то, что в опустевшем парке не было слышно ничьих шагов — только их с сестрой надрывное дыхание и перестук каблуков пробивались сквозь тишину. Они обежали художественную академию и, лишь свернув на параллельную улицу, замедлились. До дома оставалось совсем немного.

Марта не знала, правильно ли они поступают, направляясь сейчас домой. Возможно, там их могла ждать засада, если тот мужчина в мантии был не один. Но куда ещё им можно было пойти?

Мегги выдохлась. Марта слышала тихие всхлипы сестры — на пустынной тёмной улице они были громче воя сирен. Ещё было не поздно, но город, казалось, вымер — в этот момент все десять тысяч человек были где угодно, но не на улице, по которой шли сёстры Рудбриг.

Марта буквально доволокла сестру до дома. И только когда вставила ключ в замок, осознавая, что дверь всё ещё закрыта, как и было, когда они покидали дом, позволила себе выдохнуть от облегчения.

Они вошли и плюхнулись на пол прямо рядом с дверью, стараясь отдышаться. Кровь стучала в висках. В ушах стоял гул. Сердце готово было вырваться из груди.

— Что с твоей рукой? — жадно хватая губами воздух, прохрипела Мегги.

Марта опустила глаза вниз, уже зная, что увидит. Её правая рука вновь была чёрной. Ну и как объяснить ребёнку, почему её кожа словно покрыта мазутом? Никак. Не было ни одного разумного объяснения этому феномену.

— Мегги… — неуверенно произнесла Марта. — Если я попрошу пока не задавать мне никаких вопросов, ты послушаешься?

— Нет, — не задумываясь ни на секунду, выпалила сестра. — В нас стреляли из лука…

— Это был арбалет, — машинально поправила Марта.

— Что? Ну, значит, из арбалета! Какая разница? Почему в нас стреляли, что мы сделали?! — лицо девочки представляло собой маску полного ужаса.

Марта схватила сестру в охапку, прижимая к себе. Ощущая, как вновь начинает трястись от злости, а в голове один за одним мелькают вопросы. Почему они так жаждут её смерти? И почему целились в Мегги? В обычного ребёнка! Неужели охотникам нужна голова не только Марты? И сколько ещё убийц притаилось в тени?

Ещё утром Марта думала, что её единственной проблемой был Коул. А теперь? Отныне вокруг неё было столько врагов, сколько она и представить себе не могла. Кому ещё Коул успел рассказать о ней?

Осознание ударило в голову, заставляя и без того бушевавшую в ней злость разгореться, обуревая Марту жгучей яростью. Убийственной и бессильной. Ей хотелось уничтожить их, развеять, стереть с лица земли за то, что они посмели приблизиться к её семье.

Охотники на ведьм? Охотники за монстрами?

Чушь! Лишь сборище безжалостных фанатиков, жаждущих убивать невинных!

И один из них был сейчас в её подвале. С него-то она и начнёт…

— Марта, мне больно! — вскрикнула Мегги в грудь Марты, и та сразу же отстранила сестру от себя.

— Иди в комнату и отдохни. Я отлучусь на пару минут…

— Нет! — с нарастающей паникой взвизгнула Мегги и вскочила на ноги. — Я не останусь одна!

— Мегги, — попыталась успокоить её Марта. Но голос был холодным, как сталь, от клокочущих в ней чувств. — Я всего лишь выйду проверить окрестности дома.

— Я пойду с тобой!

— Мегги, пожалуйста. Просто ляг и отдохни. Не хочешь идти в комнату — подожди меня в гостиной….

— Нет! — протяжный возглас пронёсся по дому. — Нет. Я не хочу оставаться одна!

— Мегги, не нужно…

— Я с тобой, — продолжала упорствовать девочка. Лицо её раскраснелось то ли от мороза, то ли от страха, а глаза заблестели от слёз.

— Мегги, — настойчиво повторила Марта. — Отдохни. Ты устала. Тебе нужно отдохнуть.

Взгляд девочки остекленел. Казалось, она смотрела на Марту, но не видела её.

— Я устала, — без малейших эмоций вторила ей сестра. — Мне нужно отдохнуть.

Марта оцепенела, только теперь заметив, что сжимает руки в кулаки, а её вторая ладонь тоже начинает чернеть. В ужасе девушка разжала их.

— Мегги, — с опаской произнесла она, но девочка не слышала.

Её глаза закрылись. Мешком из-под картошки она рухнула на пол, и Марта едва успела её поймать. Она встряхнула сестру, пытаясь привести ту в чувства. Бесполезно.

Мегги крепко спала.

========== Глава 7. Приказ ==========

Марта положила сестру на диван в гостиной. Перенести её было тяжело, и как-то сразу накрыло осознанием, что её маленькая сестра не такая уж и маленькая.

Грудь Мегги медленно вздымалась и опускалась; девочка, забывшись глубоким сном, дышала ровно. И если младшая сестра спала и не особо переживала о случившемся в этот момент, то Марта не находила себе места.

Она совершила нечто ужасное. Да, неосознанно. Да, не со зла. Но ужасное. Настолько отвратительное, что у Марты вспотели ладони и по спине побежал холодок. Она надеялась, что подобного никогда не случится, но сегодня…

Сегодня Марта была сама не своя. Не контролировала ни себя, ни свои способности. Если честно, она даже не думала, что всё ещё может колдовать после вчерашнего. Похоже, всё-таки может. И может очень много. Пугающе много.

Тело Мегги слегка светилось. Это свечение было куда мягче, чем то, что окутывало шею Коула. Магический след не оставлял сомнений в том, что именно Марта заставила свою младшую сестру уснуть.

И что теперь? Проснётся ли Мегги, когда отдохнёт? Или она не проснётся уже никогда?

Марта ощутила, как на неё начинает накатывать ужас. Беспощадный, парализующий ужас. Как она могла? Ей нет оправдания.

Марта склонилась над сестрой, расстегнула её куртку и убрала взмокшие пряди со лба. Мегги никак не отреагировала. Похоже, никто и ничто не могли потревожить её сон.

Девушка села на пол возле дивана, продолжая наблюдать за сестрой. В тусклом свете, проникающем сквозь окна, её лицо было бледным. Даже бледнее, чем обычно.

Марте оставалось только ждать. Ждать, когда сестрёнка откроет глаза и посмотрит на неё своим живым лучистым взглядом. К горлу подкатил ком.

Почему всё так вышло?

Почему этому чёртову охотнику на ведьм нужно было ворваться в их жизни и превратить всё в такой беспорядок?

Коул и его товарищи разрушали жизнь Марты. Нужно было сделать хоть что-то — лишь бы не дать им натворить ещё больше дел. И начать следовало с мужчины в подвале. Он-то наверняка знал, кем был стрелявший в парке… И кто ещё мог бы прийти за сёстрами.

Марта поднялась с пола. Её ноги дрожали и то и дело были готовы отказать ей в службе, но она упорно продолжала идти в сторону подвала. Нужно было сделать всё сейчас, пока она пылала от гнева. Марта сомневалась, что, если даст себе время на передышку, поступит так же, как рассчитывала поступить сейчас.

Выходя из гостиной, она остановилась в проходе и ещё раз посмотрела на сестру, не до конца понимая, как могла совершить подобное. Неужели Марта теперь опасна для собственной семьи?

Нет. Девушка старательно гнала от себя эти мысли.

«Коул. Коул. Коул. Коул. Коул» — мысленно твердила она, пытаясь сосредоточить мысли только на охотнике. Получалось скверно. Переживания из-за состояния сестры всё равно лезли в голову, как бы старательно Марта ни гнала их прочь.

Подойдя к двери подвала, девушка остановилась и набрала полную грудь воздуха, стараясь немного успокоиться и собраться с мыслями. Она знала, что теперь допрос не закончится полным провалом, как вышло в прошлый раз. И для этого в глазах Коула она должна быть властной и могущественной ведьмой, а не напуганной девчонкой.

Она должна быть ведьмой, для которой он — лишь жалкая грязь под ногтями или листва, прилипшая на ботики. Марта надеялась, что у неё получится сблефовать. А если нет — использует магию.

Наведя стрелу арбалета на её младшую сестру, охотники перешли черту невозврата.

Сделав ещё несколько глубоких вдохов, Марта схватилась за ручку двери и расправила плечи.

«Я сильная и могущественная. А он — ничто, просто пыль под ногами!» — мысленно повторяла девушка, медленно спускаясь по подвальным ступенями и стараясь не думать о том, как грубые пальцы сжимались на её шее, перекрывая доступ к кислороду.

Одной рукой Марта опиралась на стену, чтобы кубарем не свалиться по ступеням. Она надеялась, что в глазах Коула это не будет выглядеть проявлением слабости и знаком того, что ей нужна помощь.

Как оказалось, зря переживала. Пленник спал. И потому даже не заметил, как она пересекла границу тувротов. Спал он, полусидя, привалившись к мешку, набитому, предположительно, старыми вещами, от которых было жалко избавиться.

Коул был истощён, а потому спал настолько крепко, что Марта подошла и опустилась на корточки рядом с ним абсолютно незамеченной. Спящим охотник выглядел не настолько суровым и внушающим ужас. Морщинка меж бровей разгладилась, да и всё лицо словно бы стало чуть мягче. Хотя щетина, успевшая отрасти уже достаточно сильно, придавала ему некоторого шарма. Шарма, понятного лишь тем женщинам, что любили мужчин с бородой.

Марта любила.

Но сейчас, смотря на мужчину, она не могла понять его возраст. Сначала он казался ей невероятно грозным и внушительным воякой, затем — сконфуженным мальчишкой, которого с лёгкостью обвели вокруг пальца. А теперь?

Теперь Марта была уверена в том, что пленник был не намного старше её самой. Ему определённо ещё не было тридцати, но при этом он не был младше самой Марты: с годами у девушки развилась странная способность безошибочно определять людей моложе неё.

Марта потрепала пленника за плечо. Коул резко распахнул глаза и так же резко вскочил на ноги, отчего Марта пошатнулась и плюхнулась на бетонный пол. Удивлённый, мужчина смотрел на неё сверху вниз, а недовольная Марта взирала на него с пола, думая о том, что с такого ракурса он кажется ещё больше, чем есть на самом деле.

Девушка поднялась с пола и неуверенной походкой подошла к столу, на ходу отряхивая штаны.

— Не думала, что у тебя хватит духу мирно спать в логове ведьмы, — едко бросила она, взгромоздившись на стол: ноги совсем отказывали, так что ей нужна была хоть какая-то опора.

Марта скрестила руки на груди и посмотрела на всё ещё сонного мужчину, который озирался по сторонам, похоже воспроизводя в голове картину произошедшего. Удивительно было то, что он растерялся настолько, что даже никак не отреагировал на колкие слова.

— Я полагала, ты куда более осмотрительный. Не боишься, что я могла просто убить тебя во сне?

Коул смерил девушку ледяным взглядом.

— Если бы хотела меня убить, уже давно бы это сделала. Возможностей у тебя было более чем предостаточно, — резко ответил он, и его всё ещё хриплый голос эхом отскочил от бетонных стен. — Тебе от меня что-то нужно.

Марта вскинула голову и непринуждённо пожала плечами. Точнее, она надеялась, что сделала это непринуждённо.

— Пожалуй, ты прав, я не стала тебя убивать, потому что мне действительно от тебя кое-что нужно.

— Моя душа?

— Сдалась она мне. Оставь себе, — буркнула Марта.

— Плоть?

— Ещё лучше, — усмехнулась она. — Нравится играть в шарады? Или ты просто глупый?

— Тогда что тебе нужно? — недоумевая, спросил Коул.

— Всего лишь информация. Скажи, кому ты обо мне рассказал? И что конкретно они знают? — в лоб выдала Марта. Играть в игры у неё не было ни сил, ни желания. Она была измотана. Измотана, как никогда прежде.

Коул удивлённо посмотрел на девушку. По его взгляду было видно, что он явно не ожидал такого вопроса. А чего он вообще мог ожидать? Что Марте действительно потребуется его душа? Смешно же!

— Ты действительно думаешь, что я тебе расскажу хоть что-то? Тебе? Ведьме?! Расскажу о своих товарищах? Что за чушь! Лучше убей меня сразу — я ни за что не стану предателем!

Так вот, что его удивило… Не сам интерес Марты к охотникам, а её мысль о том, что пленник может ей ответить. Да только вот она и сама не рассчитывала получить ответы по доброй воле.

— Предателем? — воскликнула Марта, не в силах сдерживать клокочущую в ней злобу. — Предателем кого? Убийц, которые, даже не задумываясь, направляют оружие на ребёнка?

Коул поменялся в лице. В его глазах застыло недоверие, смешанное с шоком.

— Мы не убийцы, — прошептал он так тихо, что Марта едва разобрала.

— Скажи это тому ублюдку, который нацелил стрелу в мою сестру, — холодно ответила она.

— Она ведьма!

— Она обычная девочка! — взревела Марта. Она тяжело дышала, буквально ощущая, как комната наполняется её собственной злобой.

Атмосфера была такая тягучая, такая давящая. Выжигающая всё на своём пути. И Коул тоже ощутил это — казалось, ему даже стало тяжелее дышать.

— У ведьмы не может быть обычной сестры. Сестрой ведьмы может быть только ведьма, — сквозь зубы ответил Коул. Даже если его и пугала Марта, он старался не подавать виду.

Неизвестно откуда в закрытом подвале поднялся ветер. Он бушевал, поднимая в воздух старую корреспонденцию и всякий ненужный хлам. Коул отступил к стене, подальше от разыгравшегося вихря, но, уперевшись в границу тувротов, замер, не в силах сделать ни шагу больше.

— Не смей больше говорить о моей сестре! — прохрипела Марта, и голос её казался каким-то далёким, словно доносился откуда-то сверху, одновременно разносясь по всей комнате гулким жутковатым эхом. — Повторю ещё раз. Кому. Ты. Обо мне. Рассказал?

— Я не скажу тебе ни слова, ведьма! — выпалил Коул.

На губах Марты расцвела зловещая улыбка.

— Скажешь…

Она оттолкнулась от стола и направилась к пленнику. Ярость придавала сил. Сил, чтобы идти. Сил, чтобы колдовать.

Что-то проснулось в ней. Что-то, что дремало годами. Что-то, что вселяло в неё ужас. Ужас, которому она не смела поддаться.

Марта приблизилась к Коулу почти вплотную; безумный ветер затих. Их разделяли жалкие сантиметры. Девушка подняла голову и посмотрела мужчине в глаза, а он встретил её взгляд своим — не менее озлобленным.

— Нет, — произнёс он. — Ты от меня ничего не получишь.

— Уверен? — спросила Марта, не отрывая от него взгляда.

Она подняла свою чёрную как смоль руку и положила на его щёку. Щетина слегка колола ладонь. Охотник вздрогнул. Улыбка Марты стала ещё шире.

— Смотри мне в глаза, Коул, и не смей отводить взгляда, — вкрадчиво произнесла она.

— Нет, — в ужасе прохрипел мужчина и попытался отвернуться, но каким-то образом Марта удержала его. Он не мог разорвать зрительный контакт.

Марта подняла вторую руку и так же положила её пленнику на щёку. Теперь его лицо было в её ладонях.

— Смотри мне в глаза, Коул, — повторила она, — и слушай внимательно. С сегодняшнего дня и впредь ты никогда не причинишь вреда ни мне, ни моей семье. Не сможешь, даже если захочешь. Ни физического вреда, ни словесного. Ты не сможешь навредить нам даже чужими руками.

Марта смотрела, как медленно стекленеют глаза мужчины. Она не сжимала руки в кулаки, сейчас ей это было не нужно. Девушка ощущала, как через кончики её пальцев слова сочатся в охотника. Чернота пробиралась всё глубже, расцветая где-то глубоко под его кожей. Марта чувствовала и то, как эта тьма бежит по её рукам: вверх, вверх, всё выше и выше. Словно обезумевшие маленькие войны в пылу сражения, это чувство захватывало всё новые и новые территории. Территории её кожи, территории её души.

Но Марта старалась об этом не думать. Не думать о том, какой ужас вселяет в неё осознание происходящего.

То, что она творила, было чем-то невероятным, чем-то чудовищным. Во много раз хуже того, что она сотворила с сестрой. Ведь сейчас она поступала обдумано. Нет, она не привораживала охотника, как предложила Кеторин. Она проклинала его. Его и всё его естество. Проклинала, чтобы защитить себя и свою сестру. А потому просто не могла остановиться.

— Ты никогда не соврёшь мне и не ослушаешься меня, — продолжала Марта. — Что бы я ни сказала — ты выполнишь мой приказ.

Она опустила руки, и обессиленный Коул рухнул к её ногам. Сама же девушка смотрела на него сверху вниз, ощущая, как безудержная злоба начинает понемногу отступать.

Правильно ли она поступила? Хватило ли ей сил, чтобы свершить задуманное? Будет ли охотник безропотно слушаться её, когда проснётся?

Ответов на эти вопросы у Марты не было. Пока не было.

Вместе со злобой уходила и сила, держащая девушку на ногах. Марта пошатнулась и отступила в сторону. Едва волоча за собой ноги, она добрела до лестницы и села на ступени, чтобы хоть немного передохнуть.

Она была вымотана, выжата как лимон. Веки налились свинцом. Ей безумно хотелось спать: уснуть прямо здесь, на этих холодных ступенях.

«Интересно, когда Коул проснётся?»

Эта мысль ударила в голову неожиданно, разгоняя налетевшую дремоту. Ей нельзя оставаться здесь. Она должна предстать перед ним сильной и властной, а не вымотанной и опухшей.

Собрав остатки своей воли в кулак, Марта с трудом поднялась на ноги и начала своё восхождение к дубовой двери. Именно восхождение, ведь она то и дело останавливалась, хватаясь руками за стены — а иногда даже за ступени, — лишь бы не оступиться и кубарем не скатиться вниз, переломав себе все конечности.

Дубовая дверь, утопающая в тени, была её личной горой, на которую нужно было взобраться. Ни больше, ни меньше. И Марта преодолела её. Задыхаясь, едва переставляя ноги — но преодолела.

Когда девушка буквально ввалилась в дом, её накрыло чувство дежавю. Вчера было то же самое! Неужели прошёл всего один день? Один чёртов день! Для Марты он растянулся в целую вечность. Случилось слишком много всего за столь короткий промежуток времени: ещё утром Марта и не думала, что вечером ей вновь понадобится эта проклятая выжигающая ванна.

Ей оставалось только надеяться, что у бабушки не было ещё одного магического маяка, и она пока что не знает о том, что успела натворить Марта. Девушке не хотелось беспокоить Мадам Рудбриг. Да и сейчас она была не готова выслушивать чьи-то нотации.

Проходя мимо распахнутых дверей гостиной, Марта посмотрела на сестру. Мегги всё ещё спала. Мирно, как маленький ребёнок, коим она и являлась. Марте лишь оставалось надеяться, что этот сон пойдёт ей на благо.

Девушка прошла в свою спальню, сняла с себя перепачканную, пропитанную потом одежду и предстала перед старым резным зеркалом в одном лишь нижнем белье. Тьма покрывала все её руки и рваными концами заканчивалась на ключицах, местами поднимаясь по шее и опускаясь к груди. Марта повернулась спиной, чтобы изучить и её. Ситуация там была не лучше. С левой стороны тьма покрыла лопатку и начала спускаться по позвоночнику.

Ещё ни разу за всю свою жизнь Марта не видела таких обширных пятен. Кисти рук, иногда — до локтей. Но никогда раньше чернота не поглощала её так сильно, не забирала так много.

Марта раздосадовано вздохнула, и воздух с шипением сорвался с её губ.

— Да уж, — буркнула она, накидывая на себя длинный бежевый халат.

Девушка принялась собирать вещи для ванны. Нижнее белье, пижама, полотенце. Двигалась Марта медленно и коряво; каждый шаг давался с большим трудом. Но она всё равно продолжала. Нужно было немедленно разобраться с чернотой. Мало ли, вдруг она попытается отнять у неё что-то ещё или продолжит расползаться.

Возможно ли это, Марта не знала, да и знать особо не хотела.

Наконец собрав всё необходимое, она вышла из комнаты.

«Почему обязательно ванна на чердаке?»

Этот вопрос мучал Марту, пока она преодолевала ступень за ступенью, сначала поднимаясь на второй этаж, а затем и на чердак.

С тем же успехом она могла бы взять все травы и сжечь магические следы в своей ванне. Зачем для этого нужно было отводить специальную ванну? Возможно, никакого смысла в этом и не было, а, может быть, волшебные травы работали только в этой чугунной ванне — чугун дольше сохраняет тепло, как помнила Марта.

«Как будто собираюсь сварить из себя суп в чугунном котле» — усмехнулась про себя девушка. — «А что, если ванна и есть чугунный котёл?»

Марта открыла дверь чердака и посмотрела на ванну, залитую тусклым лунным светом, проникающим через мутное окно. Что ж… если бы это и был котёл, то самый нестандартный.

Девушка положила вещи на банкетку у стены и, подойдя к ванне, заткнула её деревянной пробкой, после чего, не даваясебе времени на раздумья, открыла кран и пустила струю огненной воды.

Ни она, ни бабушка не удосужились убрать мамины травы по своим местам, а потому они всё ещё стояли на полу возле одной из лап. Марта открыла блокнот матери и принялась ссыпать содержимое склянок в ванну в нужных пропорциях. Постепенно воздух становился горячим, жгучим, в носу начало гореть, а кожа покрылась липким горячим потом.

Не давая себе возможности передумать или отложить задуманное, Марта скинула халат. Тот бесшумно приземлился на пол, а на него сверху упало нижнее бельё.

Сделав глубокий вдох, что обжёг её лёгкие и прокатился волной по всему телу, Марта схватилась за тёплые бортики ванны и ступила в воду. Ноги начало жечь. Жар вперемешку с жжением поднимался от самых кончиков пальцев ног и бежал вверх по телу. Задержав дыхание, Марта плюхнулась в воду, а затем опустилась в неё с головой. По какой-то неведомой причине одной делать это ей было легче. Переживать свою личную боль без посторонних глаз, смотрящих с состраданием и жалостью, было проще.

Да, она горела заживо. Да, ей казалось, что ещё мгновение — и она почувствует запах горелой плоти. Но, оттого что рядом не было зрителей, пропадало это омерзительное чувство жалости к самой себе, а потому Марте было проще. А возможно она просто привыкла к боли или же этой болью наказывала себя за содеянное.

Марта не знала, что именно чувствовала в этот момент. Она представляла из себя клубок спутанных нитей эмоций. Чёрная — жгучая ярость. Её было много. Синяя — дикий страх — переплетаясь с чёрной, делая ту прочнее, подпитывала её. Были и бледно-розовые нити раскаянья, смешанные с красными — тревожными. Но где-то там, в глубине клубка, очень-очень глубоко, прятались и зелёные нити триумфа.

Она впервые превзошла себя, превзошла свои возможности. А потому просто не могла не гордиться собой.

Марта вынырнула из воды, отчаянно хватая губами столь необходимый воздух. В лунном свете, казавшаяся с утра грязным болотом вода сейчас была не столь омерзительна. Скорее, наоборот, она была даже завораживающей.

Девушка вылезла из воды и побрела к банкетке, оставляя после себя мокрые следы, поблёскивающие в лунном свете. Она наскоро вытерлась и оделась. Чувствовала Марта себя немного лучше, чем когда залезала в ванну. Что было довольно странно, ведь ещё с утра ей казалось, что всё её тело вывернули наизнанку, а вернуть в прежнее состояние забыли.

Марта спустилась на первый этаж и направилась прямиком к сестре, которая всё так же спала на диване. Она сняла с неё куртку и шапку, избавилась от обуви, но переносить девочку в спальню не решилась, боясь, что просто может уронить её по дороге.

С соседнего кресла Марта взяла небольшой плед и укрыла им Мегги. А сама устроилась на полу возле ног сестры, положив голову на мягкое сиденье дивана. Марта не хотела больше оставлять свою маленькую сестрёнку без крайней на то необходимости.

Наблюдая за тем, как мирно спит Мегги, Марта и сама провалилась в сон. В холодный сон без сновидений, который больше напоминал игру, поставленную на паузу, чем настоящий отдых.

***

Проснулась Марта резко, как по щелчку, от молчащей долгие годы трели домашнего телефона. Она сразу же посмотрела на сестру. Мегги всё ещё спала. Посмотрела на часы. Без пятнадцати девять. Если Марта правильно помнила, сегодня было воскресенье. Кому, чёрт возьми, понадобилось звонить на домашний телефон в такую рань в выходной день? Причём звонили настойчиво так, не прекращая.

Недовольная, Марта поднялась на ноги и поплелась в коридор к старенькому стационарному телефону. Аппарат разрывался и, казалось, чем ближе девушка к нему подходила, тем сильнее он трезвонил.

Устало выдохнув, Марта взяла трубку и поднесла к уху.

— Мисс Рудбриг? Мисс Марта Рудбриг? — ударил по ушам звонкий и немного визгливый голос.

— Слушаю. Кто это?

— Вас беспокоят из больницы Святого Моисея. По поводу вашего отца. Доктор готовит его к выписке. Во сколько вы сможете его сегодня забрать? — трезвонил голосок не хуже телефона.

Марта ошарашенно уставилась на картину перед собой, которую нарисовала ещё в школе. Ничего интересного — просто берег бухты с волнами, накатывающими на него. Слова медсестры казались знакомыми, но оттого не менее нелепыми. С чего бы врачу выписывать человека, который ещё вчера пережил операцию и лежал в реанимации. И даже не пришёл в себя.

А ей говорят вот так просто приехать и забрать его. Может, она что-то не так поняла своим всё ещё сонным мозгом?

— Мисс Рудбриг? Вы здесь? — прозвенел голос, вырывая её из мыслей.

— Да… да… я здесь… — оторопело ответила Марта. — Но почему его выписывают? Ещё вчера он был в реанимации, ему ведь делали операцию…

— Ох, я не знаю подробностей, — голос медсестры стал чуть тише. — Наверное, операция была несерьёзная. Но это не так важно! Он пришёл в себя! И он здоров! В общем, документы на выписку будут готовы после обеда.

— Здоров? — вторила медсестре девушка.

— Полностью, — в голосе слышалась улыбка. — Вы сможете его забрать?

— Да, — неуверенно протянула Марта, не совсем понимая, что за странности творились этим утром.

— Вот и отлично, — вновь зазвенел голос в трубке. — Когда приедете, сначала подойдите на стойку регистрации….

Девушка на том конце провода ещё что-то объясняла, но Марта её уже не слушала. Всё её внимание было сосредоточено на недовольной после сна мордашке Мегги. Девочка стояла меж распахнутых дверей гостиной и исподлобья взирала на Марту.

Этот взгляд был пугающим. Опасно пугающим…

========== Глава 8. Барьер ==========

— Алистер, пожалуйста, слезь! — взмолилась Терра, смотря на него снизу вверх. Юноша стоял на верхней ступени стремянки чуть ли не на носочках и копался на книжных полках под самым потолком. У Терры от такого зрелища в венах стыла кровь; она панически боялась высоты. — Алистер, пожалуйста! Что ты вообще там ищешь? Ты эту библиотеку уже всю прочитал вдоль и поперёк. Пожалуйста, слезай!

— Я ещё не читал книги с этих полок, — задумчиво ответил юноша и, опустив голову, бросил Терре очередную обнадёживающую и успокаивающую улыбку.

Вот только Терру такое поведение ничуть не успокаивало, а лишь злило. Его безрассудство выводило её из себя и заставляло переживать каждый раз, когда Алистер выкидывал один из своих странных фокусов: то спрыгнет с балкона второго этажа; то пойдёт кататься на коньках по озеру, в твёрдость льда которого Терра совсем не верила; то будет плавать на такой глубине, где, если сведёт ногу, утонешь быстрее, чем кто-то попытается помочь.

А недавно отец подарил ему мотоцикл со словами: «Когда станешь совершеннолетним, сможешь на нём кататься, а пока я спрячу ключи в надёжном месте». В тот момент сердце Терры пропустило несколько ударов. Конечно, Алистер не был совершеннолетним, и ещё минимум пару лет оставалось в запасе, но это не имело значения, ведь одна только мысль о том, что однажды Алистер оседлает мотоцикл и помчится куда-то без оглядки и, вероятно, даже без шлема, заставляла Терру трястись от ужаса.

Возможно, ей не стоило так о нём переживать. Говорят же, дуракам везёт — авось беды обойдут стороной. Но проблема заключалась в том, что Алистер Рудбриг дураком не был, а Терра не могла не переживать о нём. Он был неотъемлемой частью её жизни, и переживать за него стало чем-то вроде инстинкта.

— Алистер, пожалуйста, слезь! — настойчиво повторила девушка свою просьбу, слыша, как голос дрожит от подступающей паники. — Я тебя очень прошу!

— Хорошо-хорошо… только выберу книгу. Что ты думаешь об «Основах левитации для чайников»?

— Алистер! — возмущённо крикнула Терра. — Спускайся сейчас же! Иначе я сама выбью эту стремянку из-под тебя, и тогда тебе эта книга точно понадобится!

Алистер лишь рассмеялся, громко и звонко, прекрасно понимая, что Терра никогда так не поступит. Пустые угрозы. Иногда она сыпала ими, когда он планомерно доводил её. Алистеру нравилось, как краска заливала щёки девушки в такие моменты и как горели её глаза.

— Что ты там вообще ищешь? — всё же спросила Терра, когда его смех прекратился.

— Что-нибудь о магии, — не задумываясь, ответил Алистер.

— Магии? — настороженно покосилась на него Терра.

— Ага, — кивнул юноша, и стремянка под ним немного покачнулась. — Но в семейной библиотеке нет ничего стоящего… ничего правдивого… лишь бредни старых бабок, верящих, что при помощи мёда можно приворожить человека.

— Зачем тебе это? — вскинула брови Терра, ощущая, как по спине побежал холодок. У неё зарождалось весьма неприятное предчувствие.

— Просто интересно, — тут же наигранно легко ответил он, и Терра поняла, что он врёт. А врать Алистер Рудбриг не умел: его всегда с головой выдавало дурацкое выражение лица и неоправданно высокий голос.

— Тебе не дано играть в покер, Алистер! — внутренне усмехнулась девушка. — Выкладывай, что ты задумал. Я честно не расскажу ничего Мадам Рудбриг.

Терра приложила руку к груди, чтобы показать искренность своих намерений. Но Алистер молчал, он даже вскинул голову и принялся внимательно изучать — или же притворяться, что изучает — корешки книг.

— Алистер, — настойчиво позвала его девушка, пытаясь привлечь к себе внимание.

Тщетно. Он игнорировал её и прекрасно понимал, что она это замечает. А, значит, у него были тайны не от Мадам Рудбриг, а от неё. От Терры. Эта мысль болезненно задела сердце, обескураживая. Даже дышать стало тяжелее.

Обидно. Было так чертовски обидно.

— Алистер, что ты от меня скрываешь? — стараясь не пустить в голос обиды, спросила Терра. В горле встал ком. Ей казалось, что у них не было секретов друг от друга. Кроме одного. Того, о котором ей даже думать не хотелось. Терра даже не представляла, как о такой тайне можно рассказать.

Да и не считала она её тем секретом, которым стоило бы делиться хоть с кем-то. Хотя иногда, бессонными ночами, когда она лежала подолгу в кровати, ворочаясь, не в силах заснуть, ей действительно хотелось лезть на стенку от желания поделиться своей тайной с Алистером. Не с кем-нибудь. Только с Алистером.

Она была уверена в том, что он непременно всё поймёт и не окрестит девушку чудовищем, не испугается. Примет такой, какая она есть, и не осудит. Терра знала это. Была уверена!

Но жалкая тщедушная мысль: «А если нет?» — крепко держала её в узде.

— Алистер, — уже не так рьяно пробормотала Терра. Она отошла к мягкому креслу с высокой спинкой и села в него, запрокинув голову, чтобы видеть лицо друга. Лицо, полное сомнений. — Ты же знаешь, что можешь рассказать мне всё, что у тебя на душе? Я… я бы никогда… никогда не осудила тебя…

— Я знаю, — кивнул Алистер и, схватив с полки какую-то книгу, принялся спускаться по ступеням. — Знаю… Конечно же я знаю… И не скрываю от тебя ничего… ничего такого. Просто мне действительно интересна тема магии. Это… важно для меня. Очень важно!

Терра видела, как он старательно подбирает слова, как мотает головой из стороны в сторону и как он нервничает. Временами Алистер был для неё открытой книгой. Чудесной книгой, которую так и хотелось с упоением читать! Иногда медленно и вдумчиво, а иногда — в запой, проглатывая страницу за страницей, не в силах оторваться.

— Магия? — боязливо отозвалась Терра. От одного только слова по спине побежали мурашки.

Алистер спустился с последней ступеньки и, повернувшись к девушке, одарил её хмурым взглядом. Он был ненамного старше самой Терры, но в этот момент, казалось, их разделяла непреодолимая пропасть. На секунду девушке почудилось, что Алистер был одним из тех взрослых, что приходили к Мадам Рудбриг: холодные, усталые. Это были люди, на которых словно бы давил весь мир.

Терра не хотела видеть Алистера таким! Не хотела, чтобы он стал таким взрослым!

Поэтому она оттолкнула свой страх и улыбнулась ему. Улыбнулась настолько широко, насколько только могла, в надежде, что Алистер ответит ей тем же и эта хмурость сойдёт с его лица.

— Я не хочу расстраивать тебя, — неожиданно произнёс он и, подойдя, сел в соседнее кресло. — Не хочу, правда. А если расскажу, ты непременно расстроишься.

— Что бы ты ни сказал, я не расстроюсь, — попыталась переубедить его Терра. — Ты никогда не сможешь расстроить меня, потому что… потому что… просто не сможешь — и всё тут! Нет никаких «потому что»! Ты — Алистер, и я всегда буду верить тебе и всегда буду на твоей стороне!

— Приятно это слышать, — улыбнулся он, и его хмурый взгляд немного посветлел. — Я никогда не сомневался в нашей дружбе.

Терра улыбнулась. Искренне. Он верил ей, верил точно так же, как и она ему.

— Я обо всём знаю, — робко произнёс Алистер, а затем продолжил немного увереннее. — Знаю всё о тебе, о Грабсах и об их проклятой связи с Рудбригами. Знаю и то, что ты тоже обо всём знаешь… — мальчик замолчал на пару секунд. — И знаю, как ты расстроишься от того, что я сам обо всём этом знаю.

Терра шумно втянула воздух, ощущая, как он буквально обжигает её лёгкие.

Он знал! Знал абсолютно всё! Как давно? Терра, разинув рот, зачарованно смотрела на него и только и могла что время от времени моргать. Алистер знал её главную тайну.

Лавиной на неё обрушилось чувство страха, в то же время смешанное с невероятным облегчением. Он знал. Уже знал. Больше не было нужды хранить эту тайну в одиночку.

На глазах проступили слёзы.

***

— Мегги! — с облегчением выдохнула Марта, вернув трубку телефона на стойку. — Ты проснулась. Как ты? Как себя чувствуешь?

Мегги смотрела на сестру исподлобья. Хмуро, недоверчиво, прожигая взглядом дыру во лбу Марты. Она напоминала злую ощетинившуюся кошку. Кошку, готовую накинуться на тебя и выцарапать глаза.

— Мегги, — неуверенно повторила Марта. — Ты в порядке?

— Что. Это. Было? — девочка буквально выплёвывала каждое слово.

Марта подошла к сестре и, опустившись перед ней на колени, взяла ту за плечи. Мегги отшатнулась, а зрачки расширились от накатившего ужаса, но Марта удержала её, не давая отстраниться.

— Твои руки… руки… убери их от меня… убери… — повторяла девочка. Её плечи затряслись, вся она дрожала, а глаза обожгло от слёз. Она смотрела прямо на Марту, но будто бы не видела её вовсе. Это был не просто взгляд перепуганного ребёнка, столкнувшегося с чем-то неизвестным и непонятным. Это был взгляд ребёнка, чей мир рухнул. Рухнул и разлетелся на мельчайшие осколки.

— Мегги… Мегги… пожалуйста… успокойся, и мы поговорим… Я всё тебе расскажу. Не нужно меня бояться. Это же я! Марта! Твоя старшая сестра. С чего бы тебе меня бояться? — умоляла сестру Марта, ощущая, как в её собственных глазах набухают слёзы. Мегги боялась её, боялась и не понимала. И Марта не знала, как успокоить сестру.

— Руки… — сквозь рыдания выдавила Мегги.

— Руки? — не своим голосом вторила ей Марта. Только спустя секунду до девушки дошёл смысл просьбы.

Она отстранилась от сестры и выставила перед ней свои ладони. Чистые. Абсолютно чистые ладони. Мегги смотрела на них немигающим взглядом, продолжая трястись всем телом.

— Они обычные. Такие же, как и всегда, — с надеждой пробормотала Марта, закатав рукава халата, давая сестре возможность разглядеть всё в мельчайших подробностях. Разглядеть то, что в Марте не было и малейшего намёка на тьму, надеясь хоть немного успокоить этим девочку.

И это действительно помогло. Мегги постепенно перестала рыдать. Её паника хоть и немного, но отступила. А вместе с тем Марта тоже смогла выдохнуть.

— В-воды, — сбивчиво прохрипела девочка.

Марта, подскочив на ноги, понеслась на кухню. Она набрала полный стакан и вернулась к Мегги. Сестра жадно глотала воду без чувства меры, как человек, пробежавший марафон или изнывающий от жажды даже не днями, а неделями. Она осушила бокал, и Марта принесла ещё один. Только когда опустел и тот, Мегги наконец-то перестала трястись. Она успокоилась, по-настоящему успокоилась.

Младшая сестра вновь смотрела на Марту своим привычным взглядом. Паника отступила, словно бы её никогда и не было. Разве дети способны так быстро брать свои эмоции под контроль? Разве не должна была она ещё несколько часов смотреть на сестру с затаённым страхом? Иногда Мегги казалась Марте не по годам взрослой. Девочка сделала вдох, расправила плечи и сжала ладони в кулаки, всем своим видом показывая собранность и твёрдость.

— Что это было? — повторила свой вопрос Мегги, смерив Марту настойчивым взглядом.

— Может, чаю? — предложила Марта. — С тортиком. Там в холодильнике остался.

Мегги кивнула. Неуверенно. Однако взгляд её был колким, как у человека, который ни за что не позволит себя обмануть. Она обошла Марту и направилась прямиком на кухню, заняла своё привычное место за столом и принялась выжидающе наблюдать за сестрой. Возможно, девочке хотелось, чтобы ей немедленно всё объяснили, разложили по полочкам и расставили по местам события минувшего дня.

Но Марта не торопилась. Она просто не знала ни как начать, ни как продолжить – и уж тем более не знала, как закончить всю эту историю. Проблемой было то, что девушка и сама многого не знала: хорошо было бы свалить тяжесть объяснений на отца, который и заварил эту кашу.

Подумав о нём, Марта поняла, что Алистер Рудбриг был странной, но зато самой безопасной темой. Девушка поставила чайник на плиту и, обернувшись к Мегги, устало оперлась на столешницу.

— Мне позвонили из больницы – отец очнулся! — пытаясь имитировать великую радость, воскликнула Марта, всплеснув руками.

Мегги нахмурила брови и смерила её недоверчивым взглядом.

— Доктор говорил, что он проспит ещё неделю, не меньше. Не пытайся мне врать, Марта, я тебе не поверю. И не уходи от вопросов. Что вчера произошло? Почему в нас стреляли? Почему мы убегали? И что с твоими руками? Они точно были чёрными! И… почему я заснула? Я ведь не хотела спать! — без остановки сыпала вопросами Мегги, загибая пальцы. Сделав паузу и переведя дыхание, она более тихим голосом добавила: — И, если ты не врёшь, почему отец вдруг проснулся?

Марта закусила губу, гадая, на какой из вопросов ответить первым. Честно, не хотелось ни на один, но Мегги не простит ей молчания, так что девушка неуверенно начала по порядку:

— Я не знаю, почему в нас стреляли.

Очередной недоверчивый и нахмуренный взгляд красноречиво сказал о том, что сестра ей не верит.

— Я не вру, Мегги! — возмущённо воскликнула Марта. — Я действительно не знаю ни этого человека, ни почему он в нас стрелял. Вероятно, он хотел нас убить.

«Убить»

Слово повисло в воздухе тяжёлым давящим грузом. Марта думала, что Мегги испугается, пошатнётся, вскрикнет. Но нет — ни один мускул на лице сестры не дрогнул. Она просто смотрела, вскинув брови и слегка прищурившись, ожидая продолжения. И этот взгляд заставил Марту понять, что Мегги уже была сильнее неё. Намного, намного сильнее. Не физически, конечно. Духовно.

Насколько же сильной она станет, когда вырастет?

— Продолжай, — тихо отозвалась сестра, заметив замешательство Марты.

— Убегали мы от него, потому что я не знала, чего можно ждать от человека, наставившего на нас арбалет. Что ещё мы могли сделать?

— Я видела, как его оружие взорвалось… — рассеянно пробормотала Мегги, рассматривая руки Марты, скрещённые на груди. — А потом твоя рука почернела. Это ты сделала?

Их глаза встретились, и Марта кивнула, подтверждая догадку сестры. Сдерживать в себе все тайны минувших дней оказалось сложнее, чем она думала.

— Что это было?

— Магия? — неуверенно ответила Марта, даже не зная, как ещё объяснить ребёнку произошедшее.

— А я так могу? — в лоб спросила Мегги, и её глаза зажглись интересом.

Марта растерялась. Немигающим взглядом она уставилась на сестру, не в силах поверить в услышанное. Мегги была абсолютно серьёзна в своём интересе. Она ни капельки не испугалась возможности вытворять нечто, лежащее за гранью понимания. Была ли это детская наивность или желание быть не такой, как все, Марта не знала.

Девушка облизала пересохшие губы, не сводя глаз с сестры. С девочки, которая ещё десять минут назад тряслась в истерике, а теперь сидела за столом, болтая ногами и спрашивая, может ли она колдовать.

Марта не могла подобрать слов. Не знала, какого ответа от неё ждут.

Благо, тут просвистел чайник, давая ей отсрочку, и Марта с облегчением ухватилась за эту возможность. Медленно, растягивая каждое движение, она достала чашки, а затем нашла фруктовый чай в пакетиках. Чай она заваривала как никогда аккуратно, стараясь, чтобы струя лилась медленно и степенно. Марта наполнила сначала одну кружку, потом вторую – всё так же максимально растягивая время.

Затем она открыла холодильник, внимательно изучая содержимое полок. Чрезвычайно внимательно. Вот вчерашний торт, вот пустая пачка из-под колбасок, которую она забыла выкинуть, рядом засохший сыр, который чудом ещё не покрылся плесенью. Марта действительно не знала, сколько он тут уже лежит, и точно так же не знала, как ещё потянуть время. Пересчитать яйца? О, их в холодильнике было много! Причём всегда: отец был помешан на яйцах и завтракал исключительно ими.

Всё это время Мегги молчала. Такое поведение было ей не свойственно, но как же её молчание радовало конкретно в этот момент! Марта проверила срок годности молока, понимая, что дальше тянуть нельзя. Это выглядело просто нелепо.

Наконец она достала подложку с остатками торта, нарезала его и разложила по тарелкам. Марта повернулась к Мегги, которая, подперев лицо ладонями, не сводила взгляда с девушки. Поставив тарелку с куском торта перед сестрой, Марта вернулась за чаем.

— Нет, Мегги, — неуверенно начала девушка, — насколько мне известно, ты обычная…

Марта послала сестре вымученную улыбку и села напротив. Глаза Мегги округлились; в них плескалось непонимание вперемешку с обидой.

— Но почему? — в сердцах воскликнула она. — Мы же сёстры!

— Ну да… Но это же хорошо, что ты обычная! Эта сила… она непонятная, странная… даже страшная. Быть обычной куда лучше! — Марта всплеснула руками, описывая прелести обычной жизни. — Тебе не нужно бояться и постоянно думать о том, что ты можешь причинить кому-то зло…

Марта хотела сказать что-то ещё. Хоть как-то оклеветать свою силу, убедить Мегги в том, что магия — это сущий кошмар. Но слова почему-то застревали на языке.

Марта хотела рассказать о чёрных пятнах, о том, что их можно только сжечь, но никак не смыть. Хотела сказать и о том, что при использовании магии в ней каждый раз будто что-то ломается… Но не могла. Она просто не могла рассказать это всё Мегги.

— Зло? — переспросила сестра, отчего-то расстроившись ещё больше. — Зачем мне творить зло? А вот в том, чтобы быть обычной, нет ничего хорошего…

— Ты многого не понимаешь, — перебила её Марта и, взяв рукой кусок торта, откусила его, не особо заботясь о приличиях. Её разозлили слова сестры ничуть не меньше, чем невозможность внятно объяснить, что не так с магией.

— Так объясни! — надула губы Мегги и недовольно посмотрела на сестру. — Я уже поняла, что от магии у тебя чернеют руки. Но ведь это проходит! Чего ещё я не понимаю?

— Я… — начала была Марта, но слова застряли в горле. Она физически не могла произнести «сжигаю их». Это было странно! Возмутительно странно! Будто кто-то запретил ей говорить о том, как она боится. — Я просто не хочу говорить об этом.

— И как я, по-твоему, должна что-то понять, если ты не хочешь мне ничего объяснять? — Мегги непонимающе хлопала ресницами.

— Я сама мало что знаю. А то, что делаю… Ох… Я не знаю, как именно это делаю. Просто чувствую и желаю. Действую интуитивно. Импульсивно. — Марта честно пыталась подобрать слова, но получалось что-то невнятное.

— Чувствуешь и желаешь? Это всё? — воодушевлённо воскликнула сестра. И, казалось, её глаза вновь загорелись интересом.

— Наверное… — неуверенно кивнула Марта.

— То есть объяснить конкретнее ты не можешь? — скрестив руки на груди воскликнула Мегги. В этот момент она была похожа на школьную учительницу, которая пытается добиться ответа от заядлого тугодума. — Тогда покажи.

— Мегги, — позвала сестру Марта. — Давай как-нибудь в другой раз. Пятна… они не проходят быстро, а мне нужно будет ехать в больницу.

— Ладно, — нехотя ответила девочка, а затем принялась вновь сыпать вопросами. — А папа? Он знает о магии? А бабушка?

Марта кивнула и отхлебнула немного уже остывшего чая.

— Так я одна не знала! — воскликнула Мегги с обидой и, зачерпнув полную ложку торта, отправила её в рот. — Ну вы и предатели!

Марта, вопреки всему, усмехнулась. В этих словах так и сквозила детская обида. И Мегги вновь стала в её глазах маленьким ребёнком. Ребёнком, который обиделся, потому что от него что-то скрывали.

— Мегги, послушай, по поводу отца. Медсестра сказала, что его нужно забрать из больницы. Я не хочу тащить тебя туда, но и оставаться дома одной небезопасно. Поживёшь пару дней у бабушки?

— А бабушка тоже может пользоваться магией? Она ведьма? Или волшебница?

— Нет, Мегги… Бабушка, как и папа, обычная, — скривилась Марта, недовольная тем, с каким восторгом сестра говорила о магии.

— Вот как… тогда не думаю, что у бабушки будет безопаснее, чем здесь…

— Я не могу оставить тебя дома одну, — перебила Марта.

— Мама говорила, что наш дом — самое безопасное место для нашей семьи! — неожиданно просияла Мегги. — Наверное, на нём есть магическая защита.

— Ага, как же, — отозвалась Марта. — У нас даже калитка на щеколду никогда не закрывается, потому что её просто нет!

— И что? Это ничего не значит! Может, мы защищены магическим полем! — продолжала упорствовать Мегги, у неё даже щёки от возбуждения зарделись.

Марта хотела покрутить пальцем у виска, но сдержалась.

— Мама не могла наложить защиту на дом. Она не была ведьмой.

— Тогда почему ты необычная? — всплеснула руками Мегги, и ложка, которую она держала, отлетела на другой конец кухни, звонко приземлившись на плитку. — Почему ты необычная, если все мы обычные?

— Я что ли знаю… — буркнула Марта, продолжая упорствовать в своём неверии.

— Если мама говорила, что наш дом — самое безопасное место, значит, это и правда так. Я ей верю!

— Когда она такое говорила? Когда ты писалась в кровать и отказывалась спать одна в комнате, потому что там бабайка под кроватью? — вспылила Марта. — Она могла сказать что угодно, лишь бы уложить тебя спать! Бабайки нет, понимаешь?! А чёртов псих с арбалетом реален, и от него не защитит одеяло и включённый ночник!

— Мама так сказала! — крикнула Мегги, сжав ладони в кулаки.

— Мамы нет!

Марта отшатнулась. Слова повисли в воздухе и воцарилась гробовая тишина. Мегги побледнела, к её глазам подступили слёзы. Казалось, на мгновение она даже перестала дышать.

— Мегги… я…

— Я знаю, что мамы нет! — выдохнула девочка, по лицу которой текли беззвучные слёзы. Она даже не всхлипнула, лишь утёрла их рукавами кофты. — Но она никогда бы мне не соврала.

Несколько секунд сёстры стояли в тишине. Наконец, тяжело вздохнув и проведя рукой по волосам, взъерошивая их, Марта сдалась:

— Я поищу что-нибудь в её записях, — безэмоционально произнесла она.

На губах Мегги расцвела лёгкая улыбка. О недавних слезах напоминал только влажный блеск глаз.

— Спасибо.

***

В тишине чердака Марта перебирала старые материнские записи. Блокнотов было немного. С одним из них она была уже хорошо знакома: помимо списка трав для сжигания магического следа, там были ещё рецепты сборов от бессонницы, от расстройства желудка, головной боли и несколько составов для поддержания жизненной энергии. Никаких магических заклинаний, волшебных слов или защитных артефактов. Ровным счётом ничего, что могло бы помочь! Но Марта упорно продолжала искать. Она просто не могла спуститься вниз и сказать сестре: «Я ничего не нашла. Смирись!»

Радовало уже то, что Мегги не пошла вместе с ней, а закрылась у себя в комнате. Наверняка уткнулась в какую-нибудь детскую книжку или залипла на YouTube, чтобы успокоиться. Марта знала, что пройдёт ещё немало времени, прежде чем сестра окончательно придёт в себя.

«Мамы нет!» Надо же было ей вообще додуматься сказать такое! Да, она была зла. Да, нервы последнее время были ни к чёрту. Но Мегги — ребёнок, а Марта позволила себе разбередить детскую душевную рану, глубину которой даже не представляла. От того, как холодно сестра посмотрела на неё в тот момент, было жутко.

Марта отложила блокнот и взялась за следующий, пытаясь новой информацией заглушить голос совести, — получалось из рук вон плохо. Полные слёз глаза Мегги стояли перед её внутренним взором, и отмахнуться от них было просто невозможно.

Очередной список трав. От похмелья, от токсикоза, от болезненных месячных, от жидкого стула. Марта посмотрела на неидеальный почерк матери и невольно усмехнулась. Насколько правильным человеком она была, если даже в своих личных записях вместо «поноса» использовала завуалированное и такое научное определение как «жидкий стул»?

Их мать определённо не была ведьмой. И, если уж на то пошло, ей гораздо больше подходило то описание, которым Коул наградил Кеторин Чубоски.

Терра Рудбриг была знахаркой — то количество трав в разных своих сочетаниях, которые Терра так методично описывала, делали её ни кем иным, кроме как лекаркой или травницей. Ничего общего с тем, что вытворяла Марта. Мать вряд ли могла взорвать чужой арбалет и задушить человека силой мысли. Или заставить собственную сестру заснуть беспробудным сном.

В магии нет ничего хорошего. В этом Марта была уверена. Хорошо, что материнские записи не имели ничего общего с магией; очередной блокнот отправился на стол к своим уже изученным собратьям. Ничего, что могло бы помочь защитить Мегги, зато теперь Марта знала, как заварить вкусный чай, чтобы та немного успокоилась. Он так и назывался «Кроткое успокоение».

Наверное, и себе стоит заварить такой чай.

Марта бегло перебирала блокноты и книги с материнских полок, а стопки на полу и столе росли с невероятной скоростью. Проблема была в том, что она не могла изучать записи детально и последовательно, времени просто не было. Так что она откладывала всё, что хоть немного могло ей пригодиться в будущем, в одну стопку, а бесполезный хлам вперемешку с художественной литературой — в другую. И, к её немалому разочарованию, вторая была значительно больше, а полки уже значительно поредели.

Пока план у неё был один: спуститься к Мегги, заварить успокаивающий чаёк, достать из морозилки замороженный чизкейк, разогреть его в духовке, а потом, когда сестра уплетёт половину десерта и её чувства немного притупятся, схватить ту в охапку и быстренько отправить к бабушке на такси. Был, конечно, ещё один вариант: забрать тувроты из подвала и установить их вокруг дома, но тогда нужно было что-то решать с Коулом. Этот вариант Марта пока не рассматривала. Она всё ещё побаивалась мужчину, даже несмотря на то, что смогла его зачаровать.

Проблема была в том, что, прежде чем убирать тувроты, нужно было сначала протестировать Коула. Понять, насколько сильной теперь была её власть над ним. А на это нужно было время. Время, которым на данный момент Марта не располагала.

Так что она продолжала перебирать остатки книг, прекрасно понимая тщетность своего занятия и жалея о том, что продолжает впустую тратить время, хотя уже давно могла бы отвезти сестру к бабушке. Хотя не факт, что там было безопаснее: пожилая женщина, парочка мопсов, не менее старый дворецкий, садовник и кухарка. Если в дом вломится какой-нибудь обезумевший охотник на ведьм, то они вряд ли смогут защитить девочку или хотя бы самих себя.

Марта только сейчас поняла, насколько абсурдной была её идея.

И что теперь? Тащить сестру вместе с собой в больницу, а потом везти обратно вместе с искалеченным отцом? А потом взять всю семью и убраться куда подальше?

Отличный план! Вот только это даже не план, а идея. Идея, для выполнения которой нужно продумать ой как много. Как минимум проверить отцовский счёт в банке — достаточно ли на нём денег, чтобы осесть в другом городе? Марта в этом сильно сомневалась. Да и куда им бежать, если в современном мире, чтобы отыскать человека, не нужно прилагать слишком много усилий: банковские карты и камеры на улицах и в магазинах облегчают эту задачу до максимума. Тем более Марта не знала, какие возможности были у охотников. Возможно, они найдут её за пару дней, а, может быть, у неё в запасе будет пара лет.

Жизнь, в которой приходится оборачиваться на каждом шагу и просыпаться каждую ночь от шороха за окном, ей даже представлять не хотелось.

Марта плюхнулась на пол рядом с одной из книжных стопок и раздосадовано запустила пятерню в свои спутанные волнистые на кончиках волосы. Привычный уклад жизни катился в тартарары, и всё, что ей оставалось, так это стоять в стороне и махать ему на прощание ручкой.

Она окинула придирчивым взглядом полупустые полки. Конечно же, ей хотелось, как и Мегги, верить, что их дом — самое безопасное место на свете. Что их мать придумала способ даже без магии защитить их. Но реальность была такова, что никакого способа не было.

Марта уже даже подумала попросить помощи у Кеторин, но в этот момент ей на глаза попался когда-то белый, но уже давно пожелтевший свёрнутый листок, вставленный между двумя книгами на нижней полке. Маленький такой, ничем не примечательный, но рука будто сама к нему потянулась.

Марта встала на колени и достала листок. Он был свёрнут несколько раз и был не просто пожелтевшим, а уже заметно засаленным от чьих-то потных пальцев. Девушка развернула бумагу, и перед ней предстала схематичная карта, нарисованная маркером. Ничего сверхъестественного — просто квадрат в центре и несколько маленьких квадратиков по бокам с пометками очерёдности и сторонами света. Маленькие квадратики соединялись между собой красными стрелочками и в итоге замыкались в круг.

Погодите…

От неожиданности своей идеи Марта резко подскочила на ноги и подбежала к окну. Если она была права, то круг начинался там, где стоял первый столбик калитки и, проходя вокруг всего дома, смыкался возле второго с той лишь разницей, что между квадратиками на рисунке не было ещё одной соединительной стрелки: в реальности от одного столбца к другому прямо над калиткой протягивалась выгнутая резная перемычка. Теперь Марта была уверена — это проход. А листок в её руках — нечто, что могло их защитить. И ключом к этой защите была кровь. По крайней мере, именно это было написано маминым почерком в углу листа. Два коротких слова, которые внушали надежду и чувство защищённости, утраченное за последние несколько дней:

«Ключ — кровь»

Мегги была права. Возможно, их дом действительно был защищён. Оставалось только проверить эту защиту на практике.

Марта схватила со стола небольшой ножик для вскрытия конвертов. Если он разрезал бумагу, то и кожу должен будет разрезать. Девушка поспешила на первый этаж, гадая, сколько крови ей может понадобиться. Пару капель? Тогда достаточно лишь проколоть палец. А если больше? Тогда, наверное, придётся разрезать ладонь.

Марта невольно поёжилась, запихивая ноги в высокие сапоги и натягивая куртку. Идти переодеваться времени не было, так что она просто застегнула куртку поверх пижамы.

А что, если для того, чтобы запустить эту силу, нужна была не её кровь, а чья-то другая? Например, собаки или кошки? Может, вообще крысы? Или даже кровь другого человека?

Но Марта отогнала от себя эти предположения. Если это действительно то, что должно было защитить их от врагов, то кровь должна была принадлежать кому-то внутри защитного круга.

По крайней мере, Марте хотелось в это верить.

Девушка подошла к столбикам калитки и принялась их внимательно изучать. Если кровь — ключ, то её нужно было на что-то нанести. Но на что?

Она знала эти столбики уже много лет, они были неотъемлемой частью её жизни, но впервые Марта изучала их так пристально. И впервые она отметила странный зигзагообразный рисунок, который обвивал их и сходился к центру, образуя круг. Марта посмотрела на второй столбик — он был точно таким же, с таким же небольшим кружком в середине.

Кровь — ключ. Ключ — кровь?

Марта сделала небольшой разрез на пальце, и на нём проступила алая капля. Девушка тут же приложила палец к кругу. Ничего не произошло. Не было ни всплеска силы, ни яркого магического следа, что оставляли за собой тувроты. Не было ровным счётом ничего.

Марта сделала глубокий вдох, пытаясь подавить своё разочарование, и направилась ко второму столбу, пока кровь на пальце не засохла.

Сделав всего пару шагов, она почувствовала, будто нечто старое и древнее нехотя поднимает свою тяжёлую голову, смотря ей вслед прожигающим спину яростным взглядом, а затем встаёт на массивные лапы и начинает следовать за ней. Ко второму столбу. От шагов этого существа тряслась земля. Это была древняя магия; не такая, как магия Марты. Это была чья-то сила. Сила, которую она использовала, словно запуская старый дедовский автомобиль. Автомобиль, которым не умеешь даже пользоваться, но тебе необходимо его не просто завести, а ещё и куда-то доехать на нём.

К тому моменту, когда Марта достигла второго столба, ей было тяжело дышать. Но стоило только приложить палец к кругу, как с её плеч будто упал тяжёлый груз. Ей стало легче, а громоздкое нечто опустилось на землю рядом со столбом и больше не прожигало её спину свирепым взглядом.

На смену ему пришёл лёгкий весенний ветер, что подгонял её к третьему столбу. Было немного странно ощущать тепло этого дуновения на своих щеках, щеголяя в конце ноября по улице в одной лишь куртке поверх пижамы. Зато идти с ним было просто: он словно сам вёл Марту к следующему столбу. К столбу, у которого так же внезапно оставил её, как и появился ранее, как только Марта поднесла окровавленный палец к метке.

Следующим провожатым стала женщина. Марта её не видела, но чувствовала, как та идёт за ней и звонко о чём-то рассказывает. Она всё говорила и говорила, а Марта никак не могла уловить нить разговора. Она была уверена, что провожатая говорила о лете, жарком и палящем. Но вот что конкретно, оставалось загадкой.

Женщина всё тараторила и тараторила. От её слов буквально ощущался жар на коже. Марте захотелось расстегнуть куртку, но она сдержалась.

Принцип происходящего напоминал то, как работали тувроты: кристаллы ставились по сторонам света и лучами запирали клетку. Этот же барьер — а Марта почему-то была уверена в том, что запускает барьер — замыкался по контуру и был не просто больше, а казался намного мощнее. Фундаментальнее. И вызывал трепет.

Так может трепетать человек, столкнувшийся с чем-то неизвестным, пугающим, но при этом поистине невероятным.

Подходя к четвёртому столбцу, Марта гадала, кто может стать следующим провожатым. Она поднесла палец, облегчённо выдохнув, когда жар душных слов растворился и на смену ему пришёл ребёнок. Малыш взял Марту за руку, ища поддержки, и они вместе направились к следующему столбику, минуя обветшавший материнский сад. Малыш держал ладонь девушки крепко, а шагал неуверенно, ковыляя и пошатываясь. Марте приходилось вести его, подстраиваясь под его шаг точно так же, как когда-то она делала на прогулках с Мегги.

И вот на горизонте замаячил последний столб. Но идти к нему пришлось долго, малыш уже устал, путаясь в собственных ногах, а им ещё нужно было обойти розовые кусты, чтобы дойти до калитки. Марта подхватила малыша, которого не видела, но тяжесть чьего тела ощущала так явственно, будто он был настоящим, и поспешила к концу пути.

Она перехватила малыша в руках поудобнее и измазала своей уже почти засохшей кровью метку. Ребёнок исчез. Растворился прямо на её руках, словно его никогда и не было. Как исчез тот монстр с жутким взглядом, как унёсся в никуда весенний ветер и как пропала опаляющая жаром женщина. Они ушли, оставив после себя лишь пустоту.

Марта обернулась и окинула взглядом дом и двор. Не было яркой стены, как это бывало с тувротами, не было и магического защитного купола. Не было ничего.

Но ведь этого не может быть! Она ведь чувствовала, что всё получилось!

Марта подбежала к калитке и без какого-то труда распахнула её. Калитка не сопротивлялась, привычно скрипнув на старых петлях. Неужели эта защита была настолько старой, что просто не работала? Или, быть может, кровь была не той? Марта злилась от своей неудачи! Едва зародившаяся надежда была разрушена.

От досады она захлопнула калитку, и та с оглушительным звуком врезалась в стойку.

— Марта! — испуганно воскликнула девушка за забором. —Что-то случилось?

— А, Сторми, это ты… — опешила Марта, заметив соседку, которая прогуливалась с собакой.

Сторми Фотч была её ровесницей. Они вместе учились в единственной школе во всём городе. Жили в одном районе, сколько Марта себя помнила, и даже играли пару раз вместе много-много лет назад. Однако назвать эту добродушную пампушку подругой Марта не могла. И причина была не в Сторми, а в том, что Марта никого не могла назвать подругой: Сторми была для неё скорее приятельницей. Да, определённо той самой приятельницей, с которой можно выпить кофе раз в пару месяцев, если вы случайно пересеклись в городе.

— Всё в порядке, просто калитка заклинила… — Марта выдавила из себя самую добродушную улыбку, на которую была способна в этот момент.

— Да ты что! Давай помогу!

Не дожидаясь ответа, Сторми перехватила поводок левой рукой, а правой с нажимом толкнула калитку в обратную сторону. Но та не поддалась! Калитка осталась ровно на том же месте, где и была — не сдвинулась даже на миллиметр.

Марта ощутила, как на губах расцветает яркая улыбка. Не то жалкое подобие, которым она наградила Сторми.

Сейчас Марта ликовала!

С лёгкостью, как и всегда, она распахнула калитку перед приятельницей.

— Что ж, похоже, всё не так уж плохо! Не хочешь кофейку? — из вежливости спросила девушка, прекрасно понимая, что Сторми откажется: огромная собака, которую нужно было выгулять, тянула девушку в сторону.

Сторми покачала головой, отказываясь, и, попрощавшись, поспешила к парковой зоне, а Марта ещё некоторое время стояла и смотрела ей в след, радуясь своей маленькой победе. Её накрывало чувством триумфа и робкой надежды. Если их дом будет безопасен, может быть, не придётся никуда бежать?

========== Глава 9. Возвращение Алистера ==========

За минувшие дни больница не сильно изменилась. А если быть точной, не изменилась совсем. В ней всё ещё кипела жизнь, хотя, пожалуй, это не совсем верное описание — в больнице всё ещё плясали жизнь со смертью. Или же это была игра в футбол: мячом были чужие жизни, а команды на поле — болезнями и врачами; и вот они бегают по своему полю (больнице), пытаясь выиграть или хотя бы не проиграть бой.

Марта причмокнула губами, пробуя описание на вкус. Да, пожалуй, оно ей нравилось. Нравилось описание, но не больница.

Сидя на кресле возле регистратуры и наблюдая за тем, как мимо шныряют врачи, пациенты и посетители, девушка сокрушалась, что не догадалась позвонить бабушке ещё при выходе из дома, чтобы заранее узнать номер палаты отца. Тогда бы ей сейчас не пришлось сидеть в живой очереди и ждать, пока одна единственная звонко говорящая медсестра, сидящая за стойкой, разберётся со всеми, кто был в этой очереди ещё до прихода Марты.

Почему вообще в регистратуре всего одна медсестра? Почему то и дело приходят другие сотрудники больницы и, вместо того чтобы помочь, отвлекают её ещё больше, не давая очереди продвинуться ни на йоту? Где, в конце концов, взять терпения, чтобы выдержать эту пытку и не начать кричать?

А если всё-таки закричать, медперсонал начнёт делать свою работу быстрее? Здравый смысл подсказывал, что они назло будут двигаться, как черепахи, а потом ещё и отойдут на чай, как только очередь дойдёт до Марты. Боже, ей всего-то и нужно что узнать кабинет врача и палату отца!

Может, пролезть без очереди?

Однако, смерив взглядом мамочку с ребёнком, который рыдал навзрыд, и разгневанную бабульку, у который вот-вот пар из ушей пойдёт, Марта решила подождать. Всё же у неё терпения больше, чем у этих двоих. Да и желанием как можно скорее встретиться с отцом она не горела.

Девушка задержала дыхание, медленно досчитала до десяти и вдохнула.

Когда мама ещё была жива, она несколько недель увлекалась йогой и медитацией и даже таскала Марту вместе с собой на эти занятия. Говорила, что одной ей скучно очищать сознание от посторонних мыслей. Будучи ответственным ребёнком, Марта посетила с мамой все занятия, ответственно ничего не делая и лишь слушая в уголке, как правильно дышать. Конечно же, Терры надолго не хватило, и в итоге она сказала, что ей уютно в своей голове вместе со всеми своими посторонними мыслями.

Так что о правильной технике дыхания для успокоения и концентрации Марта имела довольно посредственные знания, которые могла описать в трёх словах: «Надо дышать всегда!» — просто иногда — глубоко, иногда — медленно, а иногда — быстро.

Вот только сейчас ни одна из дыхательных техник не помогала успокоиться по-настоящему. Но хотя бы создавалось мнимое ощущение того, что Марта пытается успокоиться.

Медсестра из регистратуры кого-то позвала, и озлобленная бабулька поднялась с соседнего кресла и проковыляла к стойке, громко причитая, чтобы вся больница слышала, насколько тяжело ей живётся. Марта смерила бабушку холодным взглядом и, откинувшись на спинку неудобного жёсткого кресла, закрыла глаза.

— Мисс Рудбриг, — раздалось где-то прямо над ухом.

Марта распахнула глаза и посмотрела вверх. Что ж… эта встреча была ожидаема, но оттого не менее неприятна.

— Джек… — неуверенно протянула Марта, силясь вспомнить имя Мистера Улыбашки.

— Джон, — поправил санитар, казалось бы, нисколько не расстроившись тому факту, что Марта не запомнила его имени.

— Да, точно…

— Вы к отцу? — удивительно, но факт — Мистер Улыбашка уже не улыбался при разговоре с Мартой так, как в прошлый раз.

На его лице не было ни малейшего намёка на улыбку: ни на губах, ни в глазах. Что не могло не радовать. Такой абсолютно ничего не выражающий взгляд был, по мнению Марты, куда лучше, чем глуповатая улыбочка. Есть люди, которым просто не идёт улыбаться, и, как казалось Марте, Джон был именно из таких — улыбаясь, он становился похожим на дурачка.

Однако то, что в его взгляде не было и того разочарования, которым он наградил девушку под конец прошлой встречи, немного огорчало. Марте казалось, она произвела достаточно сильное впечатление, чтобы задержаться в памяти чуть больше, чем на пару дней, но, похоже, это было не так.

— Да. Его выписывают. Приехала забрать.

Коротко. Чётко. По факту.

— Выписывают? Уже? — глаза мужчины округлились. — Вы уверены?

Марта кивнула. Похоже, не у неё одной такая скорая выписка отца вызывает сомнения.

Нахмурив брови, Джон развернулся и направился к стойке регистрации, в очередной раз отвлекая медсестру от своих прямых обязанностей. Они перекинулись парой фраз, после чего санитар вернулся к Марте.

— И правда: его уже выписывают, — подытожил он. — Идите за мной, я провожу вас в его палату, врач сейчас там.

Марта взяла свою сумочку с соседнего кресла и поднялась на ноги. Не сказать, что она была счастлива компании Джона и предстоящей встрече с отцом, но и сидеть в ожидании неизвестно чего под аккомпанемент кричащего младенца и склочной бабушки ей не хотелось. Так что из двух зол она выбрала меньшее — поплелась за Джоном по коридорам больницы, звонко цокая каблуками по гладкой плитке.

Больница святого Моисея не была большой, собственно, как и две другие больницы в городе: один корпус, трёхэтажное здание. Одиночная палата отца Марты была расположена на втором этаже. О том, что палата одиночная, девушка узнала со слов Джона, который по какой-то неведомой причине решил, что это будет иметь для неё хоть какое-то значение. Вот только Марте было абсолютно всё равно, даже если её отцу пришлось бы делить палату с пятнадцатью смердящими пациентами, которые болтали, не переставая, и не замолкали даже ночью, продолжая храпящую симфонию. Возможно, для её отца это было бы даже полезно — спуститься на землю и побыть в компании обычных людей.

Вот только Мадам Рудбриг никогда бы подобного не позволила. Чтобы её ребёнок, потомок семьи Рудбриг, да лежал в палате с неизвестными людьми? Никогда.

Санитар распахнул перед Мартой дверь и отошёл в сторону, пропуская девушку. Но Марта не спешила входить. Она сделала несколько глубоких вдохов, будто стараясь надышаться перед погружением.

Девушка расправила плечи. Ещё один глубокий вдох и уверенный шаг.

— Ты, — единственное, чем удостоил её отец, сидящий на больничной койке.

Марта коротко кивнула. Вот тебе и семейная идиллия вкупе с долгожданным воссоединением.

— Мисс Рудбриг, — поприветствовал или скорее засвидетельствовал её присутствие врач, который сидел на стуле возле отцовской койки и делал какие-то пометки в медицинской карте.

Марта ответила ему точно таким же ничего не выражающим кивком и аккуратно опустилась на диванчик у стены. Джон в палату не вошёл.

Врач, имя которого Марта не знала, и, если быть честной, узнавать не хотела, переговаривался с отцом, объясняя, какие таблетки пить, когда приходить на перевязку, сколько воздерживаться от алкоголя. Отец отвечал ему, задавал вопросы. Ну а Марта, как истинно идеальная дочь, тихо молчала в уголочке.

Только вот причиной её молчания было далеко не поддержание образа правильной дочери, а банальное нежелание начинать разговор с отцом. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо.

Но молчать Марте было суждено недолго; вскоре врач поднялся и со словами: «Скоро принесут документы на выписку, и вы можете быть свободны» — покинул палату.

— Надеюсь, ты принесла мне сменные вещи? — холодно отчеканил отец, стоило двери только закрыться.

Марта ничего не сказала; только достала из своей сумки пакет с рубашкой и штанами и швырнула его на больничную койку.

— А куртка? — спросил Алистер, после того как проверил содержимое.

— В такси не замёрзнешь, — копируя его манеру, ответила Марта.

Мужчина с лёгкостью откинул одеяло со своих ног и, с грацией, которой не мог обладать человек, недавно покинувший операционный стол, встал с кровати.

— Я так понимаю, ты уже в курсе? — поинтересовался он, расстёгивая больничную сорочку.

— Чего конкретно? — Марта предполагала, о чём идёт речь, но решила сыграть в игру «Простите, сэр, мне далеко до вашего интеллекта».

— Парень в подвале. Надеюсь, ты нашла его и он не умер за время моего отсутствия.

— Коул, — машинально поправила Марта.

— О-о-о… так он назвал тебе своё имя. Думаешь, оно настоящее?

Отец скинул сорочку, и перед Мартой предстали его перебинтованные предплечье и грудь.

— Сомневаюсь. Но всяко лучше, чем Оливер Кромвель, — хмыкнула девушка, пока отец разворачивал рубашку. Он слегка поморщился. Похоже, движения всё же причиняли ему дискомфорт.

— Оливер Кромвель, значит? — усмехнулся Алистер, натягивая рукав на повреждённую конечность. — Похоже, мальчик не лишён фантазии. Мне он представился сначала Питером-работником-банка, затем Сэмом-любителем-пускать-кровь, потом ударился в литературу и решил, что ему подходит имя Шарлотты Бронте… Ах, чуть не забыл! Ещё был Томас-любитель-сладкой-ваты. Так что на твоём месте я бы не особо верил этому Коулу…

— Коулу-охотнику-на-ведьм, — подытожила Марта, не в силах больше слушать разглагольствования отца. — Не подскажешь, кстати, как он вообще попал к нам в подвал, а?

— Сколько я уже в больнице? — задумчиво протянул Алистер Рудбриг, сражаясь с пуговицами.

— Сегодня воскресенье. Ты попал сюда в пятницу.

— Понятно… Тогда получается, что дело было в прошлый понедельник, когда у меня как раз был выходной. В тот день этот Коул заявился к нам домой, представившись Питером-работником-банка. Мне он сразу показался каким-то странным — ну с чего работнику банка вдруг приходить к нам домой? Поэтому я впустил его и предложил выпить чайку. Ну, знаешь, тот самый, из маминых запасов от бессонницы? — Марта кивнула. — Отличная вещь! От него не засыпаешь мгновенно, но, если уснёшь, будешь спать беспробудным сном часов двадцать. Так вот, Питер-работник-банка нехотя согласился угоститься, и, пока мы сидели на кухне, он задавал мне какие-то глупые вопросы. Наверное, пытался поддержать образ работника банка. Что-то вроде: «Пользуетесь ли вы кредитными картами?», «В скольких банках у вас открыты счета?» и всякая тому подобная чепуха. А потом он вдруг начал расспрашивать меня про Терру. Кем она работала? Каким человеком была? Как хорошо я её знал?

Алистер покончил с рубашкой и принялся за штаны. Всё это время Марта внимательно слушала отца, даже удивляясь его чрезмерной откровенности. Мужчина тем временем продолжил свой рассказ:

— После вопроса о том, уверен ли я, что Терра меня ни в чём не обманывала, мне окончательно надоел этот цирк, и я выгнал этого работничка взашей. А вечером…

— А вечером в тот день мы с Мегги отправились на спектакль в Турпи, билеты на который мне подарила Джослин, сказав, что мне просто необходимо развеяться. И как раз предложила взять сестру, раз парня у меня всё равно нет, — удивлённо продолжила вместо отца Марта. — Это был ты?

Алистер кивнул.

— Этот парень и его странные вопросы выбили меня из колеи, и я решил послать вас куда подальше хотя бы на этот вечер. Чуяло моё сердце, что он что-то задумал. Собственно, так оно и вышло. Он явился спустя пару часов как вы уехали — с арбалетом наперевес. Скажу честно, не самое это приятное зрелище, когда в твой дом врывается подобный псих. Собственно, тогда-то он и представился Сэмом-любителем-пускать-кровь…

Марта напрягла память, пытаясь вспомнить, что ещё не так было в тот день. Что-то же заставило её спуститься в отцовский подвал, о посещении которого она годами даже не помышляла.

Когда они с Мегги вернулись, было уже сильно за полночь. Отец спал в своей комнате. В доме было темно, и Марту, которая была вымотана после поездки туда и обратно в соседний городок, нудное представление Щелкунчика, которое она видела уже не единожды, добило окончательно. Той ночью они буквально ввалились в дом и сразу же уснули вместе в спальне Мегги. Несколько часов за рулём сделали Марту не способной даже доползти до своей спальни.

А на утро… Не было никакого утра. Они проспали до обеда, и Мегги не пошла в школу. Когда они наконец выползли из спальни, отца уже не было, а дом был идеально чист.

— Собственно, случилась небольшая потасовка, — продолжил отец, вырывая Марту из воспоминаний. — Я так понимаю, обувь ты тоже не принесла? Предлагаешь мне ехать на такси в больничных тапочках?

— Здесь должны быть твои старые вещи. Думаю, обувь особо не пострадала, — ответила ему Марта. — И как ты завалил этого бугая с арбалетом?

Марта никак не могла поверить, что её отец был в физическом плане сильнее вооружённого и явно тренированного мужчины.

— Собственно, никак, — пожал плечами Алистер и скривился от боли. — Помнишь, я напоил его маминым чаем? Так вот, в какой-то момент он просто уснул. А я, недолго думая, оттащил его в подвал и связал, не зная, что ещё с ним делать — выкини я его на улицу, он бы вернулся по наши души вновь.

— Хорошо, это частично всё объясняет. А арбалет ты куда дел?

— Спрятал в одной из гостевых комнат, — пояснил отец. — Сходи узнай, где мои вещи, или купи мне ботинки. Я не поеду в этом домой.

Он поднял мягкий тапок, который «тапком» можно было назвать лишь условно, и помахал им в воздухе. Марта недовольно вздохнула, но, ничего не сказав, поднялась с дивана и направилась на поиски хоть какой-нибудь медсестры. Намеренно долгие поиски. Ей нужно было время, чтобы обдумать услышанное. К удаче Марты, на втором этаже больницы не оказалось ни одной медсестры.

Спускаясь по ступенькам обратно к регистратуре, девушка всё ещё переваривала информацию. Факт того, что её отец не оказался садистом, держащим людей в подвале в угоду собственному удовольствию, не мог не радовать. Но и то, что он тут же не вызвал полицию, а спрятал нападавшего в собственном подвале, чести ему не делало. Это было глупо! Теперь нельзя даже списать всё на самооборону, учитывая, сколько всего произошло.

Марта остановилась у стойки, наблюдая за тем, как женщина с кричащим младенцем переговаривается с медсестрой.

— Вчерашний из парка в какой палате?

Марта повернула голову и посмотрела на двух санитаров, стоящих в каморке за стойкой.

— В 308, — ответил второй. — Чудик какой-то. Вроде уже пенсионер, а всё с петардами играется — вот и доигрался. Повезло ещё, что его вовремя нашли.

— Он в себя не приходил?

— Кортни из ночной говорит, что приходил: бредил, нёс всякий вздор, а потом опять отключился…

— Девушка, вам что-то нужно? — звонко пропела медсестра за стойкой, вынуждая Марту переключить своё внимание.

— Да… Мой отец… Его сегодня выписывают. Он в… — в этот момент Марта поняла, что так и не узнала номер палаты. — В общем, на втором этаже лежит. Алистер Рудбриг. Я хотела бы забрать его вещи.

— А-а-а… Мистер Рудбриг. Да, конечно, сейчас принесу.

Медсестра подскочила и скрылась в той каморке, где стояли санитары, разговор которых Марта так и не дослушала до конца. Но что-то ей подсказывало, что стариком из парка был именно её вчерашний охотник. Девушка даже не знала, радоваться ей тому факту, что мужчина оказался жив, или пойти в его палату и добить? Сейчас в любом случае было не самое подходящее время для этого, но на всякий случай Марта постаралась запомнить номер палаты охотника.

Медсестра вернулась с аккуратно сложенной стопкой перепачканных кровью и машинным маслом вещей и парой не менее грязных туфель и протянула их Марте.

Марта взяла обувь, а вещи запихнула в ближайшую мусорную корзину и поплелась обратно наверх. На душе снова было неспокойно.

Девушка не знала, чего ожидать от охотника из парка: вдруг он тоже заявится к ним домой или же подкараулит Мегги возле школы? Или после неудачной попытки убийства охотники залягут на дно? Догадки, догадки, сплошные догадки. Лишь в одном Марта была уверена — ни псих из парка, ни Коул, если сможет получить свободу, не пойдут в полицию.

Девушка вернулась в палату отца как раз вместе с лечащим врачом. Ещё несколько рекомендаций, подписей и кивков — и вот они уже полностью свободны. Марту, конечно, всё ещё смущал вопрос такой скорой выписки, но она не могла отрицать того факта, что отец выглядел более чем хорошо. Он просто не выглядел больным, а цвет лица и вовсе был куда ровнее, чем у неё самой. Создавалось впечатление, что это Марта попала в аварию, а Алистер Рудбриг неплохо отдохнул на местном курорте.

Они покинули больницу, но облегчения Марта не испытала. Скорее наоборот. Когда их окружали люди, когда они разговаривали, девушке было не так тяжело, как сидя на заднем сиденье такси, слушая лёгкие джазовые мотивы. Молчать рядом с отцом было поистине невыносимо. Наедине с ним, в полной тишине, Марта ощущала, как начинает сгущаться безграничная пустота там, где должен был быть семейный покой.

И Марта ненавидела эту пустоту, объяснить которую не могла, как бы ни хотела. Всё, что было связано с отцом, не откликалось в её душе ни малейшим трепетом. Словно там зияла пустая дыра.

Марта сделала глубокий вдох и отвернулась к окну. Она знала, что отец чувствовал то же самое. Сколько девушка себя помнила, они всё время балансировали на тонкой грани, с одной стороны которой была давящая пустота, а с другой — сжигающая ярость, граничащая с ненавистью. Но какой-то особой причины для этого, по мнению Марты, не было, как не было и какого-то переломного момента, после которого их отношения стали такими.

Такси остановилось возле их дома как раз в тот момент, когда Марте уже хотелось выть от гнетущей тишины. Всучив водителю купюры, она буквально вылетела из машины и, не став дожидаться отца, понеслась к калитке.

Но, вовремя опомнившись, остановилась, не дойдя лишь пару шагов.

Что, если отец не сможет преодолеть возведённый барьер? Ведь он был возведён её кровью, и, если задуматься, кровь отца лишь отчасти была похожа на кровь Марты. Достаточно ли этого было, чтобы он, как и Мегги, попал под защиту купола?

Сейчас, стоя за пределами барьера, Марта чётко видела его границы — едва уловимое золотистое свечение. И ещё ей определённо казалось, что ветер с той стороны купола был значительно тише: ветви розовых кустов не шевелились, словно замерли, в то время как здесь, снаружи, ветер гонял упавшие листья по дорожкам, а оставшиеся срывал с веток.

Отец вышел из такси и поплёлся к дому. Сейчас он выглядел несколько хуже, чем в больнице. Похоже, дорога утомила мужчину ничуть не меньше, чем Марту.

— Что стоишь, как статуя? Пошли быстрее. Мне холодно, — недовольно пробурчал он и прошёл мимо Марты.

Отец толкнул старую калитку, и та, поскрипывая, отворилась, предоставляя Марте ответ на терзающий её вопрос.

Марта поплелась за ним, плотно прикрыв калитку за собой, не оставляя врагам ни малейшего шанса.

Последние дни были тяжёлыми. Сколько ещё таких же тяжёлых дней ждало её впереди?

По крайней мере, теперь у Марты точно были две вещи — враги и сотни вопросов без ответов.

Стоило отцу только войти в дом, как на него тут же налетела Мегги, обвивая своими худенькими ручками его талию. Марта горько улыбнулась. Мегги не заботило то, что от её действий отцу могло быть больно — девочка стремилась ощутить тепло родного человека, с возможной смертью которого она уже смирилась.

Морщась, Алистер Рудбриг опустился на колени и прижал к себе Мегги. Никто не проронил ни слова. Но Марте показалось, что в этот момент ей стало нечем дышать — настолько другим было это молчание по сравнению с тем, что было в такси. Тишина, окутавшая сестру с отцом, была идиллией. Идиллией, недоступной Марте. Им не нужны были слова, чтобы понять друг друга. На короткий миг они словно стали единым целым.

Глубоко вдохнув и стараясь не нарушить воцарившийся покой, Марта разулась и поспешила на кухню.

К тому моменту, как Алистер вошёл на кухню, держа свою младшую дочь за руку, Марта уже успела заварить крепкий чай, поставить чайник на стол и как раз ополаскивала чашки после утреннего чаепития.

В последние дни кухня стала чем-то вроде оперативного штаба. Именно эта мысль появилась в голове Марты, пока она наблюдала, как отец и Мегги занимают свои обычные места у стола.

Девушка ещё не сказала отцу о том, что раскрыла Мегги их семейную тайну, а теперь гадала, как преподнести ему эту новость… вместе со всеми остальными, не менее приятными.

Марта села за стол и налила себе чашечку крепкого чая. Хотя, пожалуй, в этот момент она была бы не прочь выпить что покрепче и разграбить отцовские коллекционные запасы.

Алистер налил и себе чаю, а затем, выразительно изогнув брови, посмотрел на Марту.

— Как у вас дела, девочки?

Что ж, пора начинать говорить. Марта отхлебнула горячего чая, и тот обжёг язык. Девушка чертыхнулась, подскочив со стула, после чего налила себе полный стакан воды, залпом осушив его. Затем наполнила ещё один стакан и, не дав себе времени на раздумья, выпалила:

— Мне пришлось рассказать Мегги о магии.

Глаза Алистера Рудбрига округлились. Неверящим взглядом он некоторое время смотрел на Марту и хлопал ресницами, а затем медленно перевёл взгляд на Мегги, которая кивнула в подтверждение слов Марты.

— О… — всё, что смог выдавить из себя Алистер Рудбриг.

— У меня не было выбора, — затараторила Марта. — Мы были в парке. На нас напали. Мегги… Мне нужно было применить силу, чтобы защитить её. И она видела, как я использую магию. Мне пришлось рассказать…

— Успокойся. Я понял, — перебивая её сбивчивую речь, Алистер поднял руки в примирительном жесте. Казалось, он ещё не до конца осознал случившееся, но старался это сделать. — Расскажите мне всё с самого начала.

И Марта рассказала. Всё, как есть, начиная со звонка с места аварии и заканчивая сегодняшним утром. Она сознательно умалчивала о своих эмоциях, лишь пересказывая факты, стараясь их систематизировать, чтобы рассказ не был похож на бредни обезумевшей женщины. В те моменты, когда Марта рассказывала о Коуле, лицо Мегги удивлённо вытягивалось. Но и здесь девушка постаралась обезличить свой рассказ, стерев ластиком страх и безысходность, которую испытывала в те моменты. Ни сестре, ни отцу не стоило знать о том, насколько сильно её обескуражило всё происходящее.

Когда Марта закончила, всё, что Алистер Рудбриг смог сделать — это с суровым лицом и нахмуренными бровями протянуть сдавленное «О-о-о». Что ж, Марта и не ожидала от него всплеска эмоций. За эту составляющую в их семье обычно отвечала Мегги, которая в этот момент, на удивление, тоже обескураженно молчала. Марте даже показалось, что она видела, как в маленькой головке её сестры вращаются шестерёнки, пока та пыталась переварить всё услышанное.

— Он, наверное, голодный, — прерывая тишину, буркнула Мегги. Не такой реакции обычно ожидаешь от ребёнка, которому только что рассказали о теоретическом убийце в подвале. — Уже обед.

— Ты права, Мегги. Скорее всего наш гость уже успел проголодаться, — вставил своё слово отец. — Да и неплохо было бы узнать, насколько он теперь благоволит нашей Марте.

Слово «гость» неприятно резануло по ушам. Коул не был их «гостем». Он был врагом и пленником, но никак не гостем.

— Налей ему чаю в термос и быстренько приготовь что-нибудь поесть. Пора навестить нашего друга.

Теперь ещё и «друг». Марта скривилась и отвернулась к шкафчикам, ища на полках старый термос. Похоже, отец старательно избегал называть вещи своими именами. Девушка перелила остатки чая в термос и быстро поджарила яичницу.

К её немалому удивлению, отец зачем-то достал с полок деревянный резной поднос, который сам же подарил матери на какую-то из годовщин, и расставил на нём тарелку с яичницей, чашку и термос. Даже закрутил столовые приборы в салфетку, положив их рядом. Марте в тот момент показалось, что, если бы в их доме были свежие цветы, он бы и их непременно поставил в вазочке на поднос. Едкий комментарий уже был готов сорваться с языка, но Марта сдержала порыв, лишь с толикой ехидства наблюдая за подносом в подрагивающих руках отца.

— Пошли уже, — буркнула она и, выхватив у отца поднос, понеслась в подвал, оставив Алистера объяснять Мегги, почему та не может пойти с ними.

***

Коул выглядел плохо. Ещё хуже, чем вчера. Щетина отросла сильнее, а под глазами пролегли тёмные круги — такие же огромные, как и у самой Марты. В свете тусклой лампы его кожа казалась землисто-жёлтой. Пленник смерил Марту безразличным взглядом и даже не удосужился встать с пола. Похоже, силы и вовсе покинули его.

Марта поставила поднос на стол и прислонилась к стене, ожидая отца. Она не решалась заговорить с Коулом. Просто не знала, что сказать ему после вчерашнего. Нет, ей не было жаль. Но она и не знала, насколько обширной теперь была её власть над ним, а потому решила промолчать.

Наверху лестницы послышались размеренные шаги. Походка Алистера Рудбрига была твёрдой и точной. Стук каблуков его туфель рикошетом отскакивал от стен. На последней ступени Алистер остановился, наткнувшись на невидимую преграду.

— Давно не виделись, добрый друг, — сердечно протянул он, и от его яркой улыбки у Марты задёргался глаз.

— Мистер Рудбриг! — Коул слегка оживился. — Я думал, вы уже мертвы.

— Как видишь, всё ещё нет, — усмехнулся он, привалившись к стене. Отец больше не пытался пересечь границу тувротов. — Надеюсь, ты не сильно расстроился?

Мужчина принюхался.

— Чем тут так воняет?

Марта показала жестом на ведро в углу, и они перекинулись с отцом понимающими взглядами.

— Коул, я слышал, ты пытался придушить мою дочь? — его по-отечески добрый тон, которым он говорил только с Мегги, контрастировал с жуткими словами. — Я же говорил тебе даже не думать об этом. Но ты всё равно попытался это сделать. Глупо, конечно, но всем свойственно иногда совершать ошибки.

Коул вперил в него холодный озлобленный взгляд.

— Вы чокнутый псих! Псих, преклоняющийся перед грязными ведьмами!

Глаза Алистера вспыхнули ненавистью. Образ наигранной доброты рухнул.

— Не смей так говорить о моей семье! — его голос обжигал льдом, но тон при этом оставался всё таким же ровным. — Я предупреждал тебя, мальчик, но, похоже, в твоей голове напрочь отсутствует здравый смысл. Не смотри на меня так. Я не твой друг и уж тем более не человек, которого нужно спасать. Преклоняюсь перед ведьмами? Пожалуй, ты прав, но я не просто преклоняюсь перед ними — я их защищаю и, поверь мне, пойду на всё, чтобы такие, как ты, не смогли и пальцем тронуть моих дочерей.

Марта ощутила, как от этих слов по спине пробежал холодок. Что ж, вот он, Алистер Рудбриг, которого она хорошо знала. Человек, которого стоило бояться. И так уж повелось, что, даже несмотря на их не самые тёплые отношения, Марта всё же принадлежала к тем людям, которых он защищал.

Девушка усмехнулась. По тому, как Коул смотрел на её отца, — с толикой страха и ненависти — стало понятно, что теперь он наконец перестал считать его жертвой обстоятельств или марионеткой в руках жестоких ведьм.

Но сейчас они пришли сюда не угрожать пленнику. Марта преследовала лишь одну цель: ей нужно было понять, работало ли то, что она сделала вчера в порыве злости. И если да, насколько силён был её контроль над пленником?

Марта вновь взяла поднос в руки и, подойдя к мужчине, поставила его ему на колени.

— Ешь.

Глаза мужчины вмиг остекленели. Его рука медленно потянулась к приборам. Секунду спустя Марта увидела, как взгляд Коула проясняется и как в нём замирает ужас. Ужас и непонимание. Левой рукой мужчина схватился за правую, пытаясь остановить самого себя.

Марта схватила его за руки.

— Не сопротивляйся и просто поешь.

Коул тяжело дышал. Его волосы взмокли и прилипли ко лбу. Он смотрел на Марту с негодованием и неприкрытой ненавистью. Его взгляд пылал на бледном измученном лице. Он изо всех сил сопротивлялся нарастающему в нём желанию исполнить приказ.

Марта внимательно следила за мужчиной, пытаясь понять, насколько силён её контроль над ним. Пока что ей казалось, что её власть слаба. Или же он настолько силён, что может сопротивляться этой силе.

Девушка предприняла ещё одну попытку:

— Коул, ешь!

И в этот раз он повиновался. Его взгляд не изменился, но рука медленно взяла ложку, и пленник уверенно начал есть. Марта выдохнула от облегчения. Даже если её власть не была безграничной, он всё же подчинялся ей.

Возможно, она сама ещё была слаба, и оттого контроль был не полным. Марта надеялась, что причина была в этом.

Пока Коул послушно ел, они молчали. Марта не осмеливалась смотреть на отца, сосредоточившись на мужчине перед собой. Мужчине, который ненавидел её всеми фибрами своей души. Это чувство ненависти по отношению к ней было для Марты в новинку. При этом пленник без устали буравил девушку гневным взглядом — но это не был взгляд сломленного человека. Скорее взгляд бойца, который при первой же возможности вцепится ей в глотку.

От этой мысли у Марты по спине пробежал холодок. Коул пугал её. Пугал до дрожи в коленях. И девушка не знала, как побороть этот страх. Поэтому старалась выдержать это давление. Не сломаться, не отвести взгляда. Наполнить взгляд той же ненавистью, той же злобой.

Если это и была игра, то только игра их сил воли. И Марта не могла позволить себе проиграть. Ни сейчас, ни когда бы то ни было ещё. И уж точно не ему.

========== Глава 10. Лихорадка ==========

— Что читаешь? — спросила Терра и тут же выхватила у Алистера книгу. — Опять «1984»? И что ты в этой книге нашёл… Какой раз уже перечитываешь?

Девушка плюхнулась на диван, зажимая пальцем страницу, на которой остановился Алистер. Корешок книги был потрёпанным, а срез не просто пожелтел, а давно уже стал коричневым, вдобавок покрытым пятнышками не то от кофе, не то от чая — кажется, это всё-таки был чай, которым как-то раз случайно капнула Терра, когда юноша читал.

— Четвёртый, — пожал плечами Алистер и, вернув себе книгу, вложил закладку на открытую страницу. — Ты, наверное, не поверишь, если я скажу, что это жизненный образчик любовного романа, где герой в итоге оказывается не способен противостоять обществу.

Терра с сомнением посмотрела на тёмную обложку, с которой на неё взирал большой глаз с экрана телевизора. А большие красные буквы, которыми было выведено слово «Антиутопия», разве что своим цветом напоминали её любимые любовные романы, где главные роли исполняли сильные и властные мужчины, рядом с которыми кротко стояли девушки в беде.

Не то чтобы Терра не доверяла Алистеру, но эту книгу вряд ли стала бы читать.

— Неужели в последний день перед своим отъездом ты хочешь сидеть в библиотеке и читать, вместо того чтобы провести время со своей семьёй? Со мной… — недоумевала Терра. — Мы же не увидимся до следующего лета! Я как-то сомневаюсь, что ты решишь приехать в нашу глушь на Рождество — Йель далеко от дома.

— Иногда мне становиться дурно от того, с какой лёгкостью ты умудряешься строить за меня планы на будущее, о которых я сам ещё даже не думал. Конечно же, я приеду на Рождество, Терра. Это всё-таки семейный праздник. Да и что мне делать в чужом городе, когда здесь меня ждут такие чудесные планы? — подмигнул девушке Алистер и, схватив её в охапку, притянул к себе.

«Ничего такого, это просто дружеский жест», — в который раз повторила себе Терра, прежде чем положить голову на плечо Алистера, из-за чего её сердце пропустило несколько ударов.

— Это ты сейчас так говоришь, но я прекрасно знаю, как ты запоёшь через месяц, — буркнула она.

— Я еду изучать психологию, а не пение. Возможно, ещё экономику, но точно не пение, — слегка улыбаясь, ответил ей юноша, вдыхая лёгкий яблочный аромат. — Шарлотка?

— Ага, Мадам Рудбриг предложила испечь на ужин, — пояснила Терра, разрывая объятия и вытягивая ноги на диване.

— Надеюсь, ты не сожжёшь её, как в прошлый раз. Совсем не хочется уезжать, объевшись угольками.

— Алистер! Дурак!

Терра схватила одну из подушек с дивана и ударила парня по голове. Она уже хотела повторить свою успешную попытку покушения, но в тот момент, когда девушка замахнулась для нового удара, Алистер обезоружил её и спрятал подушку себе за спину, довольно заразительно смеясь.

— Терра, не бей меня по голове, — погрозил он пальцем. — Я же так могу растерять остатки мозгов. И что мы тогда будем делать?

Но Терра не пошла на поводу у его мнимого весёлого настроения. Ей было грустно. Душу словно кошки драли и хотелось плакать, но она держалась. Ведь Алистер уезжал. Теперь она перестанет быть частью его жизни. Его мира. Зачем ему какая-то Терра — девочка из провинции, сиротка, — когда там впереди его ждёт нечто невероятное и даже великое?

— Почему Йель? — вдруг спросила Терра. В её глазах плескались печаль напополам с обидой. — Почему нельзя было выбрать что-нибудь поближе? Что-то, ради чего не нужно лететь на другой континент?

— Терра, — позвал Алистер. Так обычно зовут детей, когда они дуются: с толикой нежности и капелькой укора. — Это всего на пару лет. Я буду приезжать на праздники и каникулы. Поверь, ты даже не успеешь заметить, как пролетит это время.

Терра смерила его тоскливым взглядом, а потом задумчиво произнесла:

— Я сомневаюсь, что ты вернёшься в нашу глушь. Там тебя ждёт целый мир, а я навсегда останусь здесь.

— Почему ты так говоришь? — Алистер попытался улыбнуться, но вышло жалко. Так улыбаются лишь те, кому хочется плакать, но они не могут, ведь должны оставаться сильными.

— Мадам Рудбриг ясно дала понять, что после окончания школы лучшее, что меня ждёт, — это кулинарные курсы в Рупи. Сомневаюсь, что она когда-нибудь позволит мне покинуть этот город. Мадам Рудбриг боится, что я окажусь где-то, где она не сможет меня контролировать.

— Это не так! — воспротивился Алистер. — Мама заботится о тебе, оберегает! Это не контроль.

— Даже если так, от её заботы мне душно. Прошло уже много лет, а сила Грабсов так и не пробудилась. И я сомневаюсь, что пробудится когда-нибудь в будущем. Я прекрасно знаю, почему она так печётся обо мне — небось надеется, что, если вдруг эта сила проявится и я начну колдовать, её жизнь станет ещё более красочной.

Алистеру, судя по сменившемуся выражению лица, явно не понравились злые слова Терры.

— Знаешь, Терра… Мне кажется, это не мама надеется на магию, а ты.

Терра отшатнулась и скинула его руку со своего плеча. А Алистер тем временем продолжил:

— Просто ты перекладываешь на неё свою злость и обиду за то, что лишена силы.

Девушка нахмурила свои светлые брови и пронзила Алистера испепеляющим взглядом.

— Как ты можешь говорить такое?

— Потому что я знаю тебя и вижу, как ты мучишься, — серьёзно произнёс Алистер. — Возможно, мама и душит тебя своей опекой, но она не сделала ничего, чтобы вызвать твою злость.

— Алистер! Ты говоришь со мной, как с ребёнком! — верхняя губа Терры слегка подрагивала.

— Неправда. Я никогда не относился к тебе, как к ребёнку. Ты всегда была для меня равной.

В его голосе было что-то, что заставило Терру вздрогнуть. Она с тоской посмотрела на юношу.

— Алистер… Я… понимаешь, мне чего-то не хватает. Словно внутри меня огромная дыра, которую мне просто нечем заполнить. Кажется, будто у меня отняли огромный кусок меня самой. Настоящей меня, — Терра вздохнула и откинулась на подушки. — Иногда я с замиранием сердца жду, когда же эта сила проявится. Когда я наконец-таки пойму, кто же я на самом деле. Знаешь, каково это — быть рождённой в роду могущественных ведьм и не обладать… ничем?

Терра невидящим взглядом уставилась в окно, а Алистер смотрел только на девушку и видел обуревающее её смятение. После недолгой паузы Терра продолжила:

— Моя семья мертва…

— Мы — твоя семья! — перебил Алистер.

— Я не об этом, — покачала головой девушка. — Я о наследии. О том, что я уже и не помню, как выглядели мои родители: ни мама, ни папа. Их лица словно стёрли из моей памяти. У меня нет ни одной фотографии, нет даже места, куда бы я могла прийти, чтобы почтить их память. Мне просто кажется, что, если бы я могла колдовать, если бы была типичной могущественной Грабс, у меня бы была их маленькая частичка. Что-то осязаемое, что-то только моё. Как доказательство того, что я действительно Терра. Терра Грабс.

— Эта сила отнимала бы твою душу… — начал было Алистер, чьё представление о магии по большей части держалось на мифах и легендах с поверьями.

— Я не чувствую своей души, Алистер! — воскликнула Терра. — Есть она, нет её — да какая, к чёрту, разница? Когда через тридцать или сорок лет я умру, что станется с этой душой? Если моя душа — цена за твою жизнь и благополучие, я, не задумываясь, отдала бы её сотни или даже тысячи раз…

— Не говори так! Мне не нужно, чтобы ты отдавала за меня хоть что-либо. Не за меня. Не за мою семью. Так думать неправильно!

— Так я и не отдаю, — Терра выпрямилась и посмотрела на него в упор. — Джослин говорит, что магия Грабсов уникальна, не похожа ни на что. Но есть и другая магия — та, что черпает свою силу из природы, та, которой нужна поддержка и баланс, та, которой пользуется Джослин…

— Подожди-подожди… Джослин? Та самая Джослин, знакомая мамы? Я тебя правильно понял?

Терра закусила губу и неуверенно кивнула.

— Откуда ты её знаешь? Где ты вообще её встретила?

— Она хозяйка художественной академии, в которую я хожу по средам.

— Мама в курсе?

Алистер был ошарашен. Даже оглушён. Он годами искал эту женщину, пытаясь получить ответы на терзавшие его вопросы. А она оказалась хозяйкой художественной студии, в которой Терра училась рисовать! И когда он об этом узнаёт? За день до отъезда!

— Не знаю. Наверное. Она сама записала меня туда, так что, я думаю, она знает о том, кому принадлежит студия. Но это неважно… точнее, не так уж и важно… Джослин говорит, что, если мне недоступна сила Грабс, это ещё не значит, что я вообще не могу использовать магию. Есть столько разных видов: заговоры, зелья, магические камни с различными свойствами. Представляешь, у неё в кабинете есть камень, из которого всё время льётся вода!

— Это… удивительно… — неловко выдавил Алистер.

— Это завораживающе! — глаза Терры горели. — Алистер, я хочу попробовать! Попробовать научиться пользоваться этой силой! Не получится — ну и чёрт с ним, но я хотя бы попытаюсь!

Вот так, пожалуй, магия стала тем немногим, что не давало Терре чувствовать себя безнадёжно одинокой всё то время, когда Алистера не было рядом.

***

Отец предложил перевести пленника в гостевую спальню со словами: «Его можно окружить твоими… как их там… тувриками и в доме. Зато там есть ванная и туалет, так что не придётся снова выносить за ним вёдра!» Таким был его самый главный аргумент, и Марте не осталось ничего, кроме как согласиться. Откровенно говоря, ей и самой не хотелось убиратьза неудавшимся охотником вёдра.

Той ночью Марта спала отвратительно. Она постоянно ворочалась, разметав подушки по всей кровати. Конечно, тот факт, что отец вернулся домой, её немного успокаивал, как бы она это ни отрицала. Сейчас Мегги скорее всего мирно спала под надёжной защитой в его спальне и видела десятый сон. Всё-таки, какими бы ни были отношения между старшей дочерью и Алистером, тот всё же внушал ей чувство защищённости. А ещё безответственности — хоть это и не совсем, пожалуй, подходящее слово. Марта выдохнула, переложив на охотника всю ответственность за происходящее и за принятие решений.

Так было легче.

Но уснуть Марта всё равно не могла по той простой причине, что её мысли постоянно возвращались к мужчине, запертому в одной из гостевых спален.

Умом она понимала, что тувроты надёжно заперли его там и что он никак не сможет выбраться из спальни, каким бы сильным он ни был. Однако это никак не мешало цепким лапам страха сжимать её шею, лишая воздуха точно так же, как и руки Коула в их вторую встречу.

Марта откинула пропитавшееся потом и страхом одеяло и села в кровати. Волосы прилипали к лицу, так же как и взмокшая сорочка — к телу. Отвратительно. Марта ненавидела это чувство. Собственные мысли загоняли её в угол.

Можно сбежать от разговора, можно сбежать от человека, даже от убийцы можно сбежать. Но нельзя убежать от себя самой и своих страхов, находясь в тёмной комнате. Тяжело, когда человеком, который тебе не нравится, являешься ты сам.

Марта щёлкнула выключателем на ночнике и вылезла из кровати.

Душ. Ей нужен был душ. Единственное, чего она хотела в этот момент — это смыть с себя липкий пот в надежде, что вода заберёт с собой и кольца страха, сжимающие её горло.

Раздевшись, Марта встала под едва тёплые струи душа и стояла под ними, сама не зная, сколько времени. К её разочарованию, вода смыла пот, но не страх. Тот вцепился в девушку с каким-то диким остервенением и не желал никуда уходить. Осознав всю бессмысленность своего занятия, Марта выключила воду и вытерлась полотенцем. В полумраке она откопала одну из своих ночных комбинаций в комоде, оделась и села на кровать, прекрасно понимая, что этой ночью ей не уснуть.

Наверное, стоит заварить пустырник.

***

Лучше бы они оставили Коула в подвале. Его нахождение в доме делало всё происходящее чуть более осязаемым, а оттого неотвратимым и неизбежным. Он был огромным розовым слоном в её мире, которого, как ни старайся, незамеченным не оставишь.

Постучав пальцем по деревянной столешнице тумбочки, она всё же достала из ящика маленькую серёжку-пропуск и вставила ту в ухо. Марта решила ещё раз посмотреть на мужчину в гостевой комнате, надеясь, что его сломленный вид хоть немного развеет её страхи.

Проходя мимо отцовской спальни, Марта заглянула внутрь. Отец и Мегги сопели чуть ли не в унисон. Казалось, наличие в доме человека, который жаждал их убить, нисколько не мешало им спать. Марта закрыла за собой дверь и, ступая босыми ногами по холодному полу, пошла на второй этаж.

В доме было тихо. Хотя не только в доме: с улицы тоже не доносилось никаких звуков, даже привычного завывания ветра. Но, поднявшись на второй этаж, Марта поняла, что ошибалась: дом был не так уж и тих. По коридору разносились приглушенные, но оттого не менее жуткие стенания.

Марта сжала руки в кулаки и поспешила к гостевой. Чем ближе она подходила, тем громче становились звуки. Тем не менее, они словно бы доносились сквозь толщу воды.

Марта распахнула дверь и уверенным шагом вошла в комнату, пересекая защитную границу клетки. Стоило ей это сделать, как вопли стали громче. Это были судорожные стоны вперемешку со всхлипами и болезненными завываниями, доносившимися из полумрака комнаты.

Марту передёрнуло. Она нащупала выключатель и, не собираясь гадать о причинах этих стенаний, включила свет.

Свернувшись калачиком и прижав колени к груди, Коул лежал на кровати, будучи источником этой демонической сонаты. Не испытывая никакого желания приближаться, Марта всё же подошла к нему и, опустившись на колени, принялась изучать мужчину.

Коул был без сознания и выглядел ещё хуже, чем несколькими часами ранее, когда они переводили его в эту комнату. Тогда он хоть и выглядел слабым и осунувшимся, но ему всё равно хватало сил на то, что отшучиваться и даже сыпать угрозами. Сейчас же…

Марта приложила руку к его покрытому испариной лбу. Его явно лихорадило, и пленник вряд ли смог бы выдавить из себя хоть что-то кроме полного боли стона. Мужчину била мелкая дрожь, а на бледном лице тут и там проступали красные и розовые пятна. Марта оттянула ворот водолазки и посмотрела на шею. Пятна были и на ней.

Девушка не была врачом и не могла предположить причину подобных изменений. Здравый смысл подсказывал, что даже если сильное истощение и способно спровоцировать лихорадку, то в этому случае причина была точно иной. Коул был чем-то болен. И Марта надеялась, что это не заразно.

Мужчина издал очередной протяжный стон и что-то невнятно пробормотал. Марта попыталась прислушаться, но слов не разобрала.

Нужно было что-то делать. Не могла же она просто оставить его в таком состоянии. Хотя соблазн, конечно, был велик. Врача ему вызвать она не могла по логическим соображениям, а чем помочь, толком не знала. Единственное, что приходило на ум, это попытаться хотя бы сбить жар — не хватало, чтобы пленник ещё и умер в их доме. Разбираться с трупом и последствиями Марте уж точно не хотелось. Да и он ещё не дал им ответов ни на один из терзающих их вопросов.

Выпрямившись, девушка обречённо вздохнула и поплелась на мамин чердак. Если она правильно помнила, в одной из маминых книг было отличное средство от простуды, которым они лечили отца, когда он попал под дождь и слёг с температурой. Оставалось надеяться, что оно поможет.

Марта нашла нужный блокнот и принялась собирать всё необходимое. Полынь, шалфей, ромашка, олений мох и ещё несколько довольно странных названий. Залить кипятком и дать настояться пару часов. Теряясь между необходимостью спускаться на кухню и ставить чайник и просто открыть кран и набрать кипятка, Марта выбрала кран. Смешала всё в какой-то маминой черепушке и залила кипятком. Конечно, на настаивание времени не было, так что девушка решила, что и десяти минут будет достаточно.

Права была Кеторин, говоря, что зельеварение не её конёк.

Пока чудо-средство настаивалось, Марта покопалась в аптечке и захватила на всякий случай жаропонижающее, прежде чем вернуться в гостевую. Одно из двух точно должно помочь, решила она.

Марта поставила чашку и таблетки на тумбочку и принялась расталкивать Коула под его нескончаемые стоны. Скажем так, будить людей ей приходилось редко: Мегги с отцом всегда просыпались сами.

Власть лихорадочного дурмана была сильнее, чем попытки Марты. Казалось, мужчина даже не замечал ни как девушка его трясёт, хватая за плечи, ни как пытается поднять вверх и посадить. Ничего не работало — мужчина не просыпался. Марта подумала о том, чтобы пойти разбудить отца и заставить того помочь, но всё же решила пока повременить. Ещё раз встряхнула мужчину, на что он ответил ей нечленораздельным бормотанием и очередным стоном.

Выбившись из сил, Марта отпустила его и отошла в сторону, чтобы немного отдышаться. После такой нехилой тренировки ей начало казаться, что у неё тоже лихорадка. По крайней мере, ей было очень жарко.

Коул тяжело дышал, его грудь вздымалась, а рот был слегка приоткрыт. Может, попробовать влить ему отвар, пока он спит? А если он не сглотнёт и захлебнётся? Вылить на него ведро холодной воды? Наверное, лить ледяную воду на больного не лучшее решение. Как и бить его… А если попробовать заставить проснуться приказом?

— Проснись! — властно воскликнула Марта.

Но её слова будто разбились о стену. Коул вновь никак не отреагировал. Похоже, в бессознательном состоянии она была над ним не властна.

— Ада… Аделина…

Марта удивлённо вскинула бровь, разобрав-таки бормотания пленника. Похоже, лихорадка принесла с собой горячечные сны. Непонятные для неё, но мучительные для него, ведь к его стонам стали примешиваться всхлипы. Марте даже показалось, что в уголках его закрытых глаз заблестели слёзы.

— Коул, — достаточно громко, чтобы перекричать его стенания, позвала Марта.

Он откликнулся невнятным бормотанием и в дремоте повернулся к ней. Его глаза распахнулись, но в них не было и намёка на узнавание — он смотрел на девушку, но не видел самой Марты. Его взгляд был туманным и полным боли.

— Коул, — ещё раз позвала его девушка.

— Про… сти… — задыхаясь, выдавил Коул. — Ада… прости…

Плотно сжав губы, Марта неуверенно приблизилась к кровати. Она не знала, чего ожидать от мужчины, застрявшего где-то между сном и реальностью. Пускай он и выглядел в этот момент довольно безобидно, но ведь она знала, насколько опасным он был. К тому же сейчас её страховка в виде контроля разума просто не работала.

Так что Марта надеялась, что в случае чего успеет выскользнуть из комнаты, мысленно прикидывая расстояние от кровати до двери.

Коул всё так же смотрел на неё с тоской, печалью и даже раскаяньем, но в полном бреду. Марта не знала ни кто такая эта Ада, ни почему он просил у неё прощения, ни были ли Ада и Аделина одним и тем же человеком. Не знала она и причин его болезненной лихорадки. Но попытаться сделать хоть что-то было нужно.

— Если ты хочешь, чтобы я тебя простила, то должен выпить лекарства.

Она понимала всю абсурдность своих слов. Не факт, что Коул сейчас вообще её слышал, погрязнув в собственных иллюзиях. Но чем чёрт не шутит?

К тоске с раскаяньем примешалось непонимание. Брови мужчины взлетели вверх, но взгляд остался таким же затуманенным. Что ж, он хотя бы её слышал. А вот понял ли — это уже вопрос. Взяв миску в руки, Марта приблизилась ещё на пару шагов и постаралась произнести максимально уверенно:

— Ты должен это выпить, — а затем после недолгой паузы добавила: — Если, конечно, хочешь, чтобы я тебя простила.

Коул продолжал смотреть на девушку своим невидящим взглядом, и всё, что оставалось Марте, это силой напоить его и надеяться, что ему в этом сознательно-бессознательном состоянии хватит ума сглотнуть. Не без опасения, девушка забралась с ногами на кровать и подползла к пленнику. Одной рукой удерживая миску, она приподняла его голову и принялась поить. К её немалому удивлению, он послушно пил и даже не пытался ни вырваться, ни сопротивляться.

От доверия, плескавшегося в его глазах, Марту передёрнуло. Кем бы ни была эта Ада, он безоговорочно ей доверял. Марта же, напротив, всегда была приверженцем идеи того, что даже родители не заслуживают такого безоговорочного доверия.

Коул закончил пить. Марта начала слазить с кровати, но он ухватил её за руку, останавливая.

— Не уходи…

— С чего бы? — усмехнулась девушка, с невероятной лёгкостью — настолько он был слаб — выдернув руку из его хватки.

Она спрыгнула с кровати и отошла на пару метров. Коул истошно простонал.

— Не уходи… прошу… Ада… прости…

Его била мелкая дрожь, а голос ломался и хрипел. Марта нахмурила брови. Ей хотелось бросить пленника и уйти. Но что, если ему станет хуже? Она не могла просто оставить его, как бы ей этого ни хотелось.

Марта подтащила к кровати кресло от стены и, плюхнувшись в него, буркнула:

— Ладно. Останусь.

Облегчение, смягчившее черты лица Коула, не просто удивило, а буквально обескуражило Марту. Если бы она уже не сидела, то непременно бы рухнула на пол. Девушка скрестила руки на груди и откинулась на спинку кресла.

— Спи, — приказала она.

Коул смотрел на неё щенячьим доверчивым взглядом и постанывал примерно так же, как больной щенок. Отчего-то эта картина вызывала не только недоверие, но и недовольство. Марта не любила наблюдать за слабостями и страданиями других людей — они загоняли её в тупик. Не сказать, что девушка была чёрствой, но и к переизбытку чувств не тяготела.

Таблетки остались на тумбочке немым укором. Но ещё раз чем-то поить Коула Марта не решилась бы. Таблетками он вполне мог и подавиться.

Чтобы не смотреть на мужчину, она закрыла глаза. Через какое-то время его стоны, невнятные бормотания и поскуливания прекратились. Он заснул. Заснул крепким сном без сновидений. Оказывается, мамино средство, даже халтурно приготовленное, всё-таки сработало.

К своему в дальнейшем немалому удивлению, вскоре Марта тоже заснула в неудобной позе в неудобном кресле.

Проснулась она от негромкого покашливания. Открыла глаза и, часто моргая, принялась изучать комнату, в которой была. Глаза казались сухими, словно в них песка насыпали, а шею свело от долгой ночи со скрещенными руками и запрокинутой головой. Марта утёрла струйку слюны с подбородка и попыталась хоть немного размять шею.

— Никогда не мог представить человека, который будет преспокойно спать и даже похрапывать в одной комнате с тем, кто пытался его убить. А уж то, что этим человеком окажется моя собственная дочь, и подавно. Скажи-ка, милая, у тебя не закрадывалась мысль, что он может удушить тебя простыней во сне? Или у вас состоялся по-настоящему душевный разговор, и вы настолько заболтались, что не заметили, как уснули?

Марта нехотя повернула голову и встретилась взглядом с отцом. Он стоял, прислонившись к дверному косяку за границей тувротов, и его нахмуренные брови и плотно сжатые губы не предвещали ничего хорошего.

— Ни то, ни другое, — буркнула Марта.

— Тогда смею предположить, что ты решила соблазнить его и склонить на свою сторону по доброй воле, так сказать? — отец слегка вздёрнул подбородок, указывая на наряд Марты.

Марта посмотрела на себя. Что ж, вчера внешний вид её не особо интересовал, но вот при свете дня одна из её бесчисленных комбинаций, представляющая из себя смесь тонкого кружева и мягкого розового бархата, выглядела не то что неуместно, а даже вульгарно. Марта запахнула на себе халат и потуже завязала его, мысленно хваля себя за то, что на автомате надела его.

— Милая моя девочка, я, конечно, всё понимаю, но обычно с годами ум прибавляется, а никак не вытекает через уши, — с каким-то нелепым разочарованием пожал плечами отец.

Коул всё ещё спал, его грудь медленно вздымалась и опускалась в такт размеренному дыханию. На лице проступали красные и местами бледно-розовые пятна. Отец был прав, оставаться с ним в одной комнате было глупо. Он мог проснуться в любой момент, и то, что этого не произошло, было чистым везением, не иначе.

— У него была лихорадка, — не защищаясь, а скорее просто обосновывая своё присутствие здесь, произнесла девушка.

— Лихорадка? — вскинул брови отец и, уперев свой взгляд в мужчину, принялся изучать его с немалого расстояния.

— Да. Он стонал на весь дом. Удивительно, что вы не проснулись, — слегка приукрасила Марта.

— Хм… Интересно… Ты можешь впустить меня в комнату?

Марта покачала головой.

— У тувротов есть только один ключ.

— Плохо. А изготовить второй нельзя?

— Без понятия, — пожала плечами девушка. — Но, если хочешь войти, я могу их временно убрать. Думаю, пока что он безопасен.

— Нет, не нужно. Он всё равно спит, — ответил отец, равнодушно покачав головой. — Выходи оттуда и пошли позавтракаем. Я приготовлю омлет с тунцом.

Марта окинула Коула ещё одним скептическим взглядом и, убедившись в том, что тот продолжает спать, вышла из комнаты. Идти за отцом в полной тишине ей совсем не хотелось — не хотелось снова чувствовать себя посторонней в своём собственном доме, так что она решила забить пустоту хоть каким-нибудь разговором.

— Давно встал? — спросила она, считая ступени на лестнице.

— Не особо. Звонила какая-то девочка из вашей студии — я всё никак не могу запомнить её имя. Просила передать, что твоя утренняя группа на сегодня отменена, а обеденная — по расписанию.

— Понятно, — хмыкнула Марта, гадая, что ещё можно спросить, но ни одна тема для разговора не лезла в голову. А о Коуле и связанных с ним проблемах говорить совсем не хотелось.

Марта как никогда ощущала желание просто пойти на работу и раствориться в своей нормальной привычной жизни. Хотя был ещё один нерешённый вопрос.

— Что делать с Мегги?

— А что с ней? — спросил отец, остановившись у подножья лестницы и повернув к дочери голову.

— Школа, — уперев в него взгляд, как само собой разумеющееся сказала Марта.

— А, ты об этом… Я уже позвонил туда и сказал, что у неё грипп и что до конца недели она не появится, — и, развернувшись, мужчина пошёл на кухню.

Марта поспешила в спальню, чтобы переодеться и забрать свой телефон, осознав, что за все выходные она даже не взяла его в руки. Если девушка правильно помнила, то телефон должен был быть в сумке, куда она его и бросила в прошлый раз. Откопала Марта свою бесполезную разрядившуюся технику на самом дне рядом со старой почти засохшей тушью и кошельком с брелком лисички, который Мегги сама сшила и подарила ей на день рождения в прошлом году.

Марта прихватила зарядку и поплелась обратно на кухню. Проходя мимо спальни отца, она в очередной раз заглянула, чтобы проверить сестру. Мегги всё ещё спала. Удивительно — как ребёнок, переживший столько трудностей, может так мирно спать?

Когда Марта зашла на кухню, отец как раз заканчивал поджаривать последний омлет. Он обильно смазал блюдо консервированным тунцом и завернул конвертиками. Как ни странно, но в их доме действительно питались одними только яйцами. В отличие от Марты, Алистер Рудбриг мог сотворить с этим продуктом всё что угодно. Иногда девушке казалось, что её отец может даже написать книгу «1000 и 1 яичный рецепт». Со смертью мамы из их дома пропало всё, что можно было бы назвать правильным и разумным питанием.

— На него тоже приготовил? — спросила Марта, подсчитав тарелки на столе.

— А не должен был? — усмехнулся мужчина, поставив перед дочерью тарелку и протянув ей приборы. — Я не настолько жесток, чтобы морить голодом гостей.

— Может быть, хватит так его звать? — скривилась девушка. — Он не наш гость и никогда им не был!

— Марта, — с осуждением протянул отец. — Я буду звать людей так, как считаю нужным. Пока он в нашем доме, он наш гость. И тот факт, что является он таковым не по своей воле, особой роли не играет. Кстати, как он? Выглядел не лучшим образом. Это последствия твоего воздействия?

Марта пожала плечами и принялась нарезать омлет на маленькие кусочки.

— Не знаю. Сомневаюсь. С Мегги же всё в порядке.

— Больше не используй магию против сестры. Мы не знаем, как то, что ты сделала, отразилось на ней. Даже если видимых признаков нет, это ещё не значит, что всё прошло без последствий.

Марта кивала в такт словам отца, прекрасно понимая, что каждое из них верно. Ситуация, на самом деле, была куда хуже: они не просто не знали, что могло вызвать воздействие на Мегги магией, но и оба боялись, что от этого в маленькой девочке могла пробудиться сила. Таковой была правда и опасения, повисшие между строк. Но никто из них не осмеливался озвучить свои мысли.

— Я думаю поговорить с Джослин или с Кеторин. Состояние Коула мне не нравится. Не думаю, что это обычная болезнь. Ночью я дала ему один из маминых отваров, и лихорадка спала, но пятна никуда не делись. Они покрывают его лицо и шею; думаю, и остальное тело тоже.

— Думаю, не стоит говорить Джослин. Я ничего ей не сказал, просто размыто намекнул на некий сюрприз… Всё-таки она пожилой человек.

— Неплохой сюрприз получился, — усмехнулась Марта и, наколов кусочек яичницы, отправила его в рот. — Я оставлю тебе ключ от тувротов, понаблюдай за ним.

***

Марта неторопливо прохаживалась между рядами одноместных парт, за которыми сидели её ученики и корпели над натянутыми на подрамники кусками атласа. Темой сегодняшнего занятия было рисование по ткани. И Марта с искренним восхищением наблюдала за тем, как маленькие дети набирают в трубочки специальный раствор и обводят им контуры будущего рисунка. Так нужно было, чтобы в дальнейшем краска не растекалась и не смешивалась. Необходимая подготовка.

Впервые за последнее время она чувствовала себя более чем расслабленно. Работа с детьми приносила ей душевный покой. Марта любила детей, любила находиться с ними. Пожалуй, с детьми ей было куда комфортнее, чем с взрослыми. Они были искренними и живыми, и иногда ей становилось жутко от того, в каких холодных взрослых они могут превратиться. Сама же Марта уже стала той самой «холодной взрослой».

Вот только здесь, в своей студии, она не чувствовала себя таковой. Это место расслабляло. Говорят, что дома даже стены лечат, её же лечила работа. Тёмно-зелёные стены, выкрашенные в тот самый правильный цвет, который делал комнату комфортной и нисколько не давил. Деревянные столы из светло-коричневого дерева, за которыми сидели дети, и красивые мягкие серые стулья на резных деревянных ножках. Через большие решётчатые окна проникало много света, и комната всегда казалась светлой, несмотря на тёмные стены.

Марта остановилась у одного из окон и посмотрела на парк. Этот вид обычно дарил приятные ощущения — красивый и ухоженный островок природы. Но теперь у неё от отвращения побежал холодок по спине. Один только вид парка вызывал в памяти образы мужчины, наставившего арбалет на маленькую хрупкую Мегги.

Марта поспешно отошла от окна и села на высокий табурет у стены, с которого ребят было видно, как на ладони. Она пыталась сосредоточиться на них, чтобы не думать о своих проблемах, которых было не просто много, а катастрофически много.

И Марта не знала, как их решить.

Вдруг она вздрогнула. На неё кто-то смотрел. Она ощущала это. Но то был взгляд не ребёнка — в этом она была уверена — и не только потому, что все дети корпели над своими картинами. Это был пытливый взгляд, который прожигал дырки в её плече.

Марта повернула голову в сторону и увидела какого-то мужчину через стеклянную вставку в деревянной двери. Она изумлённо вскинула бровь. Хоть стекло и было матовым, но в очертаниях фигуры и тёмных тонах одежды определённо угадывался мужчина.

Первой мыслью было то, что за дверью её ждёт очередной охотник. Но Марта сразу же отбросила эту идеи, понимая, что это лишь страхи и предвзятое восприятие, вызванное минувшими днями. За дверью мог быть кто угодно, начиная от уборщика и заканчивая кем-то из отцов детей, заворожённо склонившихся над столами.

— Продолжайте обводить. Я сейчас схожу за солью, а, когда вернусь, мы начнём делать фон.

Марта спрыгнула со своего табурета и поспешила к двери, борясь с подступающей со всех сторон паникой. Неосознанно для себя, в любом незнакомом мужчине она искала врага, желающего убить её.

Не оставляя себе ни шанса на отступление, она резко распахнула дверь и удивлённо воскликнула:

— Джош!

— Вообще-то Джон, — криво усмехнулся санитар. — Скажи, ты специально коверкаешь моё имя?

— Что ты здесь забыл? — игнорируя его вопрос, спросила Марта и тут же вышла в коридор, обшитый деревянными панелями, и закрыла за собой дверь, чтобы никто из детей не видел и не слышал их разговор. — Преследуешь меня?

— Скажешь тоже! Рупи — маленький городок, и Алистера Рудбрига здесь знает почти каждый. А то, что его дочь работает в «Марии-Розе», знает каждый третий.

— В том-то и вопрос: откуда об этом знаешь ты! — Марта скрестила руки на груди и упёрла в мужчину недовольный взгляд. — Повторюсь, что ты здесь забыл, Джон?

— Хотел поговорить, — произнёс он, как нечто само собой разумеющееся, и, пожав плечами, засунул руки в передние карманы джинс.

— Сомневаюсь, что нам есть, о чём разговаривать, — протянула Марта и отошла от двери подальше, чтобы её ученики уж наверняка ничего не услышали.

— Как отец? — спросил Джон, следуя за ней.

— Нормально.

— Тебе это странным не кажется?

— А должно? — Марта вскинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Сегодня она была не на каблуках, и оттого разница в их росте стала ещё ощутимей. Джон был на целую голову выше её! А Марта отнюдь не считала себя низкой — она предпочитала слово «компактная».

— Должно, — коротко бросил он и после недолгой паузы продолжил: — Я видел его… там, после аварии, когда его доставали из машины. И это точно не тот случай, когда человека спустя два дня выписывают!

— К чему ты клонишь? — Марта нацепила глуповатую улыбочку, стремясь скрыть опасения, навеянные его вопросами.

— Ты думаешь, это нормально? Человека выписывают на второй день после операции! И никого в больнице это не тревожит!

Марта улыбнулась ещё шире, наблюдая за недоумением на лице мужчины.

— Ты же помнишь, что врач тут ты? Если ты имеешь в виду то, что в вашей больнице недостаточно квалифицированные специалисты, то тебе не со мной нужно разговаривать, а идти в департамент или… я даже не знаю, куда там пишут жалобы.

— Я не это имел в виду.

— А что? — Марта поджала губы. Нужно было как-то от него избавиться. Этот разговор ни к чему хорошему точно не приведёт.

— Просто странно как-то… Сначала мне это таким не казалось, но потом я начал думать…

— Полезное умение, — перебила его Марта, не давая довести мысль до конца. — Но своими величайшими навыками познания ты можешь делиться с кем-то другим. Мне не интересны безумные фантазии. Всё, что для меня важно — это то, что с моим отцом всё в порядке и что моя сестра не осталась круглой сиротой. Это всё, что ты хотел обсудить? Мы не друзья и даже не знакомые, чтобы ты приходил ко мне на работу и отвлекал без какой-либо веской причины.

— Но…

— Если это всё, то покинь, пожалуйста, Академию.

Джон внимательно, даже испытывающе, молча смотрел на Марту. Казалось, хотел найти что-то в её лице. Девушка продолжала удерживать свою улыбку и старалась ничем не показать, как сильно её нервируют его присутствие и вопросы. Ей хотелось развернуться и просто уйти. Но что, если он пойдёт с этим своими теориями ещё к кому-то?

У Марты уже закрадывалась мысль, что чудесное и — самое главное — быстрое выздоровление отца по любому как-то вызвано магией. Однако её мысли — это одно дело, а санитар, треплющийся о невероятном выздоровлении Алистера Рудбрига, совсем другое.

— Ты кому-нибудь говорил о своих сомнениях? — спросила Марта, понимая, что её вопрос вызовет у него ещё больше сомнений и теорий, но она не могла отказать себе в этом — ей нужно было знать!

— Я разговаривал с его хирургом, но он, как и ты, отмахнулся от моих слов. Мисс Рудбриг, как врач, я уверен, что ему лучше вернуться в больницу и продолжить лечение.

Марта с облегчением выдохнула.

— Я подумаю над вашим предложением. А теперь извините меня, мне нужно вернуться в студию.

Джон коротко кивнул.

— Надеюсь на ваше благоразумие. Был рад с вами встретиться.

— Сомневаюсь.

Джон никак не отреагировал на её слова и, развернувшись, пошёл напрямик к лестнице, ведущей на первый этаж. Марта проводила его скептическим взглядом. Оставалось только надеяться, что он больше никому ничего не скажет. А если и скажет, то его упекут в психушку, а не отправят на курсы молодого охотника на ведьм. Ей и одного было достаточно.

Когда фигура мужчины скрылась на лестничном пролёте, Марта развернулась и собралась было идти к кладовой за солью, чтобы делать красивые разводы на ткани, но тут заметила пожилую женщину, стоящую в нише между дверей.

Джослин.

========== Глава 11. Хьянга ==========

Как отреагировали бы ученики, узнай они, чем восемнадцатилетняя Терра Грабс, работающая помощницей директрисы, занимается в подвалах художественной академии «Мария-Роза»?

Разбирает коробки и травит мышей? Что ж, часть с коробками — близка к истине, а вот мышей здесь не водилось, живых уж точно. Правда, иногда Терра видела мышиную кровь, но предпочитала не думать, откуда Джослин её брала.

А если бы ученики застали Терру рисующей, они не сильно бы удивились — что ещё делать в художественной академии, кроме как рисовать? Можно лепить, чем, собственно говоря, девушка тоже время от времени занималась. Ну а зельеварение вполне можно принять за мыловарение, смотря под каким углом посмотреть.

Вот и сейчас, стоя на коленях на холодном бетонном полу, Терра занималась ничем иным, как рисованием. Правда рисовала она далеко не пейзажи и уж точно не портреты, хотя и тут всё зависело от банального восприятия. Для какого-то двинутого на голову искусствоведа это вполне мог быть и портрет.

На деле же под белым мелком вырисовывался один из самых простых магических кругов. Единственный из тех немногих, что она уже знала, который Терра могла безошибочно нарисовать. Это был защитно-бесполезный круг! Он защищал от любого магического воздействия, но был абсолютно бесполезен, ведь на то, чтобы его нарисовать, уходило не менее получаса!

— Неплохо получается, — одобрительно кивнула Джослин.

Терра подняла голову, отвлекаясь от процесса, и посмотрела на свою наставницу. Своими карими, почти чёрными глазами, в которых едва угадывался зрачок, Джослин следила за каждым её движением, каждым штрихом мелка. Джослин была довольно требовательной учительницей, но в то же время часто хвалила. И тем самым она производила на Терру куда лучшее впечатление, чем мадам Рудбриг. Если мать Алистера была ледяной глыбой, то Джослин — тёплой весной.

— Не отвлекайся.

Терра опустила голову и снова принялась рисовать круг — оставалось совсем немного, но её колени уже нещадно ныли. Ей не терпелось закончить как можно быстрее и наконец подняться с ледяного пола. Ноги уже давно окоченели, и шерстяные колготки никак не спасали ситуацию. Удивительно, как в самый разгар лета в этом подвале всё равно было холодно. На занятия Терре приходилось носить с собой тёплую сменную одежду. А тот факт, что Джослин неизменно надевала только лёгкие ситцевые платья или блузы с коротким рукавом и свободные брюки, не удивлял Терру, а скорее заставлял задуматься, не использовала ли её наставница какое-нибудь заклинание или зелье, поддерживающее её в тепле.

Штрих. Ещё один. И наконец — всё готово!

Терра отложила мелок и встала с колен, отряхивая руки.

— Недурно вышло, — подытожила Джослин. — А теперь расскажи мне о его особенностях.

— Простейший защитный круг земли. Чертится только на полу, потому что работает при контакте с землёй: чем земля ближе, тем круг сильнее, — начала Терра пересказывать то, что они изучили пару занятий назад. — Защищает от любого магического воздействия до тех пор, пока круг не нарушен.

— А против физического воздействия?

— Бесполезен, так же как и против магии крови.

— Почему? — на губах Джослин заиграла кривая ухмылка, которая нисколько не шла к её миловидным чертам лица.

— Магия крови несёт в себе жертву, а потому сильнее любой стихийной.

— Верно. Что ещё?

— Ведьму крови сложно остановить, так как кровь есть в каждом из нас, — слегка неуверенно ответила Терра. То были лишь её мысли, навеянные обучением, но наставница одобрительно кивнула.

— Когда-то так и было… по крайней мере, если верить истории…

Джослин схватила швабру из стоящего у стены ведра с водой и принялась смывать так тщательно прорисованный Террой круг. Движения женщины были нервными и резкими, казалось, она и сама была не рада тому, куда зашёл их разговор. Так что Терра даже не удивилась, когда наставница вдруг спросила:

— А Грабс?

Терра отрицательно качнула головой.

— С нами всё сложно.

— Это всё, что ты можешь сказать? — в голосе Джослин слышалась усмешка.

— Это всё, что смогли сказать мне вы, — парировала Терра.

— Ну, тут ничего не поделаешь, такова ваша суть. Сила твоего рода абсолютно не изучена. Грабс веками жили обособленно, так ни разу и не примкнув ни к одному ковену. Лично я думаю, что они — последние представители первобытной магии. И если брать в расчёт легенду, которая передаётся в вашем роду, то им её кто-то передал. Кто? Это загадка, которую я уже много лет пытаюсь разгадать. Но что самое странное, даже Рудбриги, тесно с вами связанные, ничего не знают… или же делают вид, что не знают. Маргарет и без того всегда была скрытной, а если вопрос касается её семьи — ответов на него и под пытками не добьёшься, — рассуждала Джослин, смывая остатки круга. О матери Алистера она говорила с нотками пренебрежения, странным образом замешанными с уважением.

Терра отошла к стене и села за стол, наблюдая за наставницей.

— А вы давно знакомы с миссис Рудбриг? — спросила девушка, подперев голову ладонями.

— С Маргарет? Лет двадцать… хотя уже скорее двадцать пять или около того. Мои родители покинули наш ковен и переехали в Рупи, когда я была в средней школе. Хотя не сказать чтобы «в школе» — в ковене детей обучают старшие ведьмы. Но общепринятое образование получать тоже приходилось. Так что, когда мы перебрались сюда, меня сразу же отправили в школу. Там-то мы с Маргарет и познакомились. Или это было уже в старших классах? Я не сильна в терминах обычных людей… Ну да не суть важно! Маргарет уже тогда была властной и скрытно-холодной принцессой Рудбригов, которой не дай боже упасть в грязь лицом! Ты бы её видела тогда! Ходила, как статуя. Мне иногда казалось, что у неё вместо позвоночника — металлический стержень, и она просто не может расслабиться ни на секунду. Такая вся из себя важн-а-а-а-я!

Терра хихикнула и добавила:

— Она и сейчас такая!

— О, нет… Поверь мне, не такая! С тех пор, как в её жизни появился Роджер Пимс, она стала капельку лояльнее. Даже не знаю, что он такого сделал, что смог подтопить нашу ледяную королеву, но, если честно, и знать не хочу, — на губах Джослин заиграла заговорщическая ухмылка.

— Но ведь это не отец Алистера.

— Нет, это её первая любовь. Собственно, поэтому мы с ней до сих пор и не ладим. А ты что думала? Что мы заклятые враги с рождения? Мы, знаешь ли, одно время даже дружили! Но это было до Роджера, — женщина оперлась на швабру и грустно улыбнулась. — Вот он — наш маленький камень преткновения. Не достался никому, а обид — полный воз. И если бы я ещё и пошла на уступки, то Маргарет на это просто не способна. Там гордыня заменяет и корону, и трон, и, наверное, всё королевство. Ладно, не будем о грустном. Как насчёт зельеварения? Давно мы им не занимались.

Терра раскрыла один из пыльных толстых гримуаров Джослин и принялась листать его до нужных страниц. В варении зелий Терра была не особо сильна, однако что-то у неё всё-таки получалось. Джослин считала, что девочка просто не расположена к данному виду магии, как не расположена и к кровавой магии. Но если варить зелья Терра худо-бедно могла, как и применять изготовленные кем-то другим артефакты, то кровавые дороги были для неё закрыты. И не сказать, что девушку это огорчало.

— Последний раз мы остановились на зельях эмоций. Кажется, на «Равнодушии»… — пыталась вспомнить Терра, продолжая листать страницы огромного кожаного талмуда. — А, нет… Мы остановились на «Ревущей тоске».

— Тогда с неё и продолжим, — ухмыльнулась Джослин.

***

Марта постаралась улыбнуться, смотря на пожилую женщину, опирающуюся на трость. Хотя улыбка была бессмысленной, ведь Джослин всё равно не могла её увидеть. Тем не менее, её белые глаза без малейшего намёка на зрачок и радужку отчего-то были устремлены именно на Марту. В пристальном взгляде слепых глаз было нечто пугающее, отчего девушке хотелось как можно скорее покинуть коридор. Возможно, причиной того, что взгляд Джослин внушал страх, был длинный тонкий шрам, начинающийся у одного уха, проходящий по правому веку, тянущийся вдоль переносицы и заканчивающийся на середине левого века. Словно когда-то давно женщину по глазам ударили хлыстом. Марта не знала, так ли это на самом деле, но вопросов не задавала. Незачем бередить раны старого человека.

Да и обычно эти глаза, спрятанные за огромными квадратными очками, не заставляли бегать мурашки по коже, делая Джослин обычной старухой. Разве что самую малость эпатажной — много ли вы видели старух в настолько больших очках?

Несмотря на свою слепоту, Джослин не была глуха, даже наоборот — женщина обладала феноменальным слухом, а потому проскользнуть мимо неё незамеченной было невозможно. Тем более хозяйка академии, похоже, слышала недавний разговор Марты с Джоном: об этом явно говорили слегка нахмуренные брови и плотно сжатые губы.

Пересилив своё нежелание говорить и помня просьбу отца пока что держать Коула в секрете от Джослин, Марта пошла навстречу своей начальнице. Как абсолютно слепая женщина много лет оставалась директором художественной академии, Марта так и не могла понять. Увечье ей словно бы нисколько не мешало — она держала всю «Марию-Розу» в ежовых рукавицах.

— День добрый, — откашлявшись, поприветствовала её Марта.

— Добрый, — улыбка слегка тронула губы женщины, но вскоре потонула в обилии морщин. — Похоже, у малыша Джона появилось много ненужных вопросов.

Марта обернулась и посмотрела на лестницу, на которой недавно скрылся санитар. Это было странно: сначала Марте показалось, что Джослин смотрела на неё, но оказалось, что невидящий взгляд старухи был направлен именно на лестницу.

— Вы его знаете?

— Малыша Джона-то? Да… узнала. Его голос совсем не изменился. Он учился в «Марии-Розе» много лет назад. Кажется, занимался розжигом по дереву. Любопытный паренёк. Всегда задавал много, очень много вопросов. Что с вашим отцом? — спросила женщина, переведя взгляд точно на Марту и будто смотря ей прямо в глаза.

— В аварию попал, — Марта старалась, чтобы её голос звучал максимально равнодушно. — Уже выписали.

— Вот как… Проводишь меня до кабинета?

Марта сначала кивнула, а потом, осознав всю глупость своего поступка, ответила:

— Да, конечно.

Кабинет Джослин располагался на первом этаже. Что женщина забыла на третьем, Марта спрашивать не стала, хотя это её действительно интересовало. Марта проводила начальницу до двери и собиралась уже уйти, когда старуха своим звонким, но оттого не менее старческо-хриплым голосом сказала:

— Будь осторожна с мальчишкой. Иногда ненужные вопросы заводят на ненужные дороги. Сомневаюсь, что тебе хотелось бы, чтобы он сошёл со своего пути и пересёк твой.

— Приму к сведению, — коротко ответила Марта и поспешила в кладовую за солью для фона.

***

Домой Марта возвращалась довольно поздно. Джон и Джослин отняли время у её послеобеденной группы, и ей пришлось немного задержаться, а затем ещё и чутка подвинуть вечерних учеников. Так что, когда она покинула «Марию-Розу», на настенных часах в холле было уже около семи. Марте оставалось только надеяться, что она успеет заскочить в пекарню Бобби до закрытия и купить Мегги какие-нибудь вкусняшки. Ей хотелось хоть как-то порадовать сестру и загладить вину за применение силы. Да, взятка. Она понимала, что, вероятно, Мегги на неё не так уж и сильно обиделась, ведь с утра она вела себя, как обычно, но у Марты всё равно на душе скребли кошки.

Девушка успела к Бобби как раз за пару минут до закрытия. Выбор был уже скудный, всё разобрали. На прилавках остались только пара кусочков блинного торта со сметанным кремом да булочки с кленовым сиропом, посыпанные грецким орехом. Марта взяла всё и, с трепетом представляя, как будет уплетать булочки за чашкой чёрного чая, поспешила домой.

Она думала, что в особняке Рудбригов будет тихо и спокойно. Так ей вначале и показалось, ведь защитный барьер, который она установила, поглощал все звуки. Но стоило девушке лишь пересечь его границу, как до неё донеслись отголоски чьих-то истошных криков. Марта буквально вбежала по ступеням крыльца и, распахнув дверь, влетела в дом под очередную порцию крика.

Мегги сидела на нижних ступенях лестницы, ведущей на второй этаж, зажав уши руками и негромко всхлипывая. Не разуваясь, Марта поспешила к ней. Она поставила пакет с вкусняшками на ступень и, прижав сестру к себе, громко спросила, стараясь перекричать вопль:

— Что происходит?

— Он кричит! Кричит уже целый час, не переставая… Боже, почему он не может просто замолчать? — всхлипывая, выкрикивала в ответ девочка, тоже стараясь перекричать обстановку.

— Кто кричит? Коул?

Мегги кивнула.

— Где отец?

— С ним в спальне. Он сказал мне не подниматься.

Марта отпустила сестру и вытерла слезинки с её щёк. Она откопала в сумке наушники и протянула их сестре.

— Держи. Включи себе какой-нибудь фильм и иди на кухню — попей чай с блинным тортом. А я разберусь с этим крикуном.

Картина, представшая перед Мартой в гостевой спальне, была одновременнокомичной и в то же время ужасающей. Коул был снова связан, правда теперь его руки были привязаны к изголовью, и он истошно колотил ногами по матрасу, пытаясь помешать отцу привязать их к изножью. Марта застыла в дверном проёме, не в силах без ключа пересечь границу тувротов, и некоторое время просто тупо смотрела, как отец тщетно пытается справиться с ногами пленника под аккомпанемент безумного крика, от которого в жилах стыла кровь.

Девушка попыталась представить, насколько же сильно он орал, если даже тувроты, которые немного приглушали звук, казалось, просто перестали работать. Это было странно. Коул не требовал отпустить его, не угрожал расправой. Нет, это был просто нескончаемый крик боли и ужаса.

Прежде чем отец заметил Марту, он всё же сумел справиться с одной ногой пленника. Мужчина выпрямился и посмотрел на Марту с отчаянием, которое она, наверное, никогда в своей жизни не видела в его глазах. Ему, судя по всему, было больно так много двигаться после всего произошедшего.

Марта махнула отцу рукой, подзывая. Она сомневалась, что он расслышит хоть что-то сквозь этот… шум.

Слегка пошатываясь, Алистер вышел к ней в коридор и, привалившись к стене, сполз на пол.

— Что с ним? — крикнула Марта.

— Без понятия, — скорее разобрала по губам, чем услышала девушка. — Это началось недавно. Он начал метаться по кровати и стонать. Затем кричать, как обезумевший. Тебе, наверное, было не видно, но он вдобавок красный, как рак, и весь покрыт сыпью. Даже не представляю, что это может быть.

Похоже, пока они говорили, Коул начал выдыхаться. Он всё ещё кричал, но теперь меж криков начали появляться недолгие паузы.

— Может, какая-то аллергия? — предположила Марта во время одного из таких моментов. В остальное же время она пыталась заткнуть уши руками. Как Коул ещё не охрип от такого?

Отец поднял на девушку недоверчивый взгляд и с какой-то иронией спросил:

— Ты где-нибудь видела такую аллергию? Больше похоже, что в него демон вселился.

И, словно в подтверждение его слов, Коул снова закричал.

— Что ж, тогда я без понятия, что с ним происходит. Но знаю, кто может знать. Дай ключ.

Отец достал ржавую серёжку из нагрудного кармана и протянул её Марте. Его рука слегка подрагивала.

Стоило Марте лишь пересечь границу защитного барьера, как она поняла, что до этого крики Коула были лишь жалким эхом в горах. Теперь на неё буквально обрушилась лавина боли и ужаса. Борясь с желанием заткнуть уши и просто выбежать из комнаты, Марта приблизилась к кровати.

Коул находился в сознании, но от этого было не легче. Его взгляд, казалось, был полон безумия. Да даже тот взгляд, которым он смотрел на неё, пытаясь удушить в подвале, по сравнению с этим, был взглядом щедрого возлюбленного. Его лицо и руки, привязанные к изголовью, были разной степени красноты: где-то пятна были совсем багровыми, где-то ещё бледно-розовыми. Марта понимала, что, скорее всего, он был весь покрыт этими пятнами, а одежда лишь немного скрывала весь ужас происходящего.

Девушка с тоской посмотрела на подушки. С какой лёгкостью можно было бы сейчас взять одну из них и оборвать эту не самую мелодичную мелодию. Но, отбросив эти мысли, она достала телефон из кармана брюк и принялась снимать Коула на видео. Она не решилась подходить к нему достаточно близко — лишь приближала саму камеру, радуясь тому, что всё же сменила свой старый телефон на этот, с отличной камерой. Всё же мало ли что придёт в голову Коулу? Вдруг он решит в перерывах между криками оттяпать ей ухо, если то окажется в поле его зрения. На всякий случай Марта обошла кровать и сделала ещё несколько фото с другого ракурса.

А затем с чувством выполненного долга вышла из спальни. Она блаженно вздохнула, когда тувроты немного притупили полный отчаянья и мук крик.

— И что ты задумала? — спросил отец, всё ещё продолжавший сидеть в коридоре без малейших попыток встать.

— Мне кажется, у его приступов должна быть магическая подоплёка. Думаю, Кеторин может знать, что это и как решить эту проблему, — на последнем слове Марта кивнула в сторону мужчины, скорчившегося на кровати.

Она решила больше не вдаваться в подробности — вдруг Кеторин окажется не такой гениальной ведьмой, какой она её считает, и не сможет ей помочь. Только вот в этом случае запасного плана у Марты не было. В материнских записях, которые она уже пролистывала в поисках рецепта очищающей ванны, на её памяти не было ничего, что хоть отдалённо напоминало бы происходящее с Коулом. Если Кеторин не сможет помочь, останется лишь одна надежда на Джослин — и это с учётом того, что отец не хочет втягивать её в их нынешние проблемы.

По пути из дома Марта всё же заскочила на кухню и взяла у Мегги одну из булочек. Она была чертовски голодна и сомневалась, что ей оставят хоть что-то по возвращении, а опять жарить яйца совсем не хотелось.

***

Рупи был маленьким городком, и обычно на то, чтобы дойти от дома до центра города, у Марты в худшем случае уходило полчаса, а до работы так вообще можно было добраться минут за пятнадцать. Поэтому девушка решила не вызывать такси и пошла пешком. Ей не хотелось стать поводом для сплетен, которые в маленьких городках распространялись подобно чуме.

«Марта Рудбриг, завсегдатай “Ведьминой обители”, после аварии отца пошла по накатанной и ударилась в эзотерику». Если бы в Рупи выпускали местную газету со всеми сплетнями, то заголовок был бы именно таким. Хотя вполне вероятно, что такая газета могла уже быть.

Так что девушке оставалось только надеяться, что в «Ведьминой обители» будет не так много людей или же все будут настолько пьяны, что не заметят девушку.

Однако людей было предостаточно.

Марта натянула на голову капюшон и, уткнувшись взглядом в пол, побрела к барной стойке, стараясь не налететь на другие столики. И почему она за всё время не додумалась взять у Кеторин номер телефона?

— В шпионы заделалась?

Марта подняла голову и неловко оперлась на столешницу.

— Не то чтобы… не хочу лишних разговоров.

— Поверь мне, своими недошпионскими играми ты лишь разжигаешь в людях интерес, — неизменно ярко-красные губы Кеторин растянулись в приветственной улыбке. — Что-то ты ко мне зачастила.

Кеторин положила руки на столешницу с другой стороны бара и немного подалась вперёд. Её идеальные кудри были сегодня собраны в пучок, как у балерины, и перевязаны бархатной оранжевой лентой. Одета она была не то чтобы безвкусно, но аляповато. Именно так, как должна выглядеть ведьма-гадалка-цыганка по представлению простых обывателей. Её блуза с огромными рукавами была расшита узорами, отдалённо напоминавшими скандинавские руны. Яркая и кричащая, как хвост павлина. Марта не могла даже представить себя в чём-то подобном. Но Кеторин носила свои наряды с какой-то врождённой грацией, словно они были продолжением её кожи, частью личности или же броней.

— Мы можем поговорить? Без свидетелей. Мне нужна помощь.

— Да неужели? — улыбка из приветственной превратилась в заинтересованную. — Решила обуздать свою силу?

Марта отрицательно мотнула головой.

— Не в этом дело. Так что, поговорить сможешь?

— Интригантка, — протянула Кеторин и уже громче кого-то позвала: — Джуди! Иди сюда! Последи за гостями.

Через пару минут дверь за баром, которая пряталась среди полок, открылась и оттуда вышла невысокая девушка. Невысокая настолько, что её затылок едва ли достигал столешницы бара. Марта подалась вперёд, чтобы разглядеть девушку, но у неё ничего не получалось, пока незнакомка не забралась на такой же барный стул и её голова не показалась над столом. Джуди была миловидной девушкой с россыпью веснушек на оливковой коже и копной тёмных волос, которые в искусственном свете отливали рыжиной. У неё были круглые пухленькие щёчки, и всем свои видом она напоминала ребёнка, а никак не взрослую девушку.

— Джуди — моя племянница по матери, — заметив удивлённый взгляд Марты, решила пояснить Кеторин. — У неё произошли некоторые конфликты с… семьёй, так что она задержится в Рупи на неопределённый срок.

— Ты что, держишь ребёнка в баре? — с сомнением в голосе спросила Марта, не сводя глаз с веснушчатого личика Джуди.

— Это не просто бар — это мой дом. Да и Джуди куда старше, чем кажется на первый взгляд.

— Мне девятнадцать, — подала голос девчушка, чем ещё больше шокировала Марту. Она не дала бы Джуди больше двенадцати, а то и того меньше. Даже Мегги, казалось, выглядела старше неё!

— Вот как… — протянула Марта.

— Пойдём, — Кеторин вышла из-за бара и, петляя между столиками, поспешила к лестнице, которая раньше вела на балкон, где пели дети из хора.

К большому удивлению Марты — и успокоению тоже, — в «Ведьминой обители» людей было не то чтобы мало, но они совершенно не смотрели в её сторону, поглощённые пивом и разговорами.

— По понедельникам тут всегда спокойно, — пояснила Кеторин, заметив её интерес. — Кстати, не хочешь что-нибудь выпить? Пиво, эль, ром?

— Я не пиратка, — буркнула Марта.

— А жаль! Очень жаль! — в голосе Кеторин послышались нотки смеха. — Только представь: была бы пираткой — пила бы ром целыми днями без зазрений совести. Обокрала корабль залётный — и ещё месяц кайфуешь, на палубе загораешь. А уж эти пираты со своими накаченными торсами и в свободных рубахах… не жизнь, а сказка!

— И к чему ты это?

— Ты слишком серьёзная, Марта. Живи проще, — бросила Кеторин через плечо и поднялась по лестнице.

Скривив губы, Марта последовала за ней.

— Живи проще, — передразнила девушка. — Тебе легко говорить: живёшь в баре, никто на тебя не давит, на тебя не охотятся фанатики… Только пей ром целыми днями, да мечтай о пиратах, попутно продавая любовные зелья.

Кеторин обернулась и, скрестив руки на груди, строго и даже осуждающе посмотрела на Марту. Под этим взглядом Марта чувствовала себя некомфортно.

— Давай решим это на берегу. Моя жизнь непростая. Даже очень не простая. Не пытайся мерить меня своими ложками. Моя жизнь не сахар, но я на этом не замыкаюсь и не хожу с хмурой рожей, — она выжидающе посмотрела на Марту. — Надеюсь, всё понятно?

— Да, — протянула Марта, подсознательно отведя взгляд в сторону.

— Вот и отлично! — Кеторин расплылась в яркой улыбке и, развернувшись, поспешила к одному-единственному небольшому столику на балконе. Она приземлилась на стул так, что ножки того протестующе заскрипели. — Падай и давай рассказывай. О чём ты хотела со мной поговорить?

На балкончике для хора было довольно темно: несколько свечей, расставленных по углам, да отголоски света от основного освещения, — этого было явно недостаточно, чтобы осветить всё окружение. Но даже так Марта смогла разглядеть полки со старыми пыльными книгами и различными склянками — пустыми и полными. Ей даже на глаза попалась банка, в которой в формалине плавала белая мышь. Стол был застелен тёмной бархатной тканью с ободранными и местами обожжёнными краями. А на середине стола лежала колода потёртых карт Таро.

— Ты здесь всегда людей принимаешь?

— Ага, не в спальню же мне их водить. Так о чём разговор? — она поставила локти на стол и положила голову на ладони.

Марта, предполагая, что, возможно, совершает огромную ошибку, всё же села на табурет с другой стороны стола и достала телефон из кармана.

— Ну-ка, что там? Неужто грязные секретики? Эротическое видео? Или расчленёнка? Только не говори, что ты убила малыша охотника? Или всё-таки приворожила? — игриво сыпала вопросами Кеторин, пока Марта искала видео в галерее.

Прежде чем включить его, она отключила звук. Незачем ни хозяйке «Ведьминой обители», ни её завсегдатаям слушать эти отчаянные вопли. Марта положила телефон на стол и, придвинув его поближе к Кеторин, нажала на воспроизведение.

После первых же кадров всё веселье с лица женщины слетело так же мгновенно, как и на лестнице. Марта даже задумалась, нет ли в голове Кеторин маленького рычажка, который натягивал бы на неё счастливую улыбку, как мантию, а в нужные моменты тянул обратно, срывая.

Кеторин не просто поменялась в лице. Даже в этом тусклом свете Марта заметила, как побледнела женщина. Казалось, кровь испарилась из её тела. Когда видео закончилось, хозяйка «Ведьминой обители» включила его ещё раз, а затем ещё и ещё. Она качала головой, словно не веря собственным словам. Но затем всё же подняла глаза на Марту и пронзила холодным ту озлобленным взглядом.

— Хьянга, — выплюнула она, словно даже звук этого слова был ей противен.

— Что это? — едва шевеля губами, спросила Марта. — Ему можно помочь?

— Яд, — коротко ответила Кеторин, а затем, немного подумав, всё же продолжила. — Или же лекарство, но это как посмотреть. Это растение, которым его отравили, но только оно и может ему помочь… сейчас.

Кеторин резко встала из-за столика и, подойдя к своим стеллажам, принялась копаться на них.

— Этот яд применяли очень давно. Удивительная вещь: он увеличивает физическую силу, выносливость, с ним человек может обходиться без еды несколько недель и даже не чувствовать голода. Если говорить современным языком, то хьянга временно превращает человека в сверхчеловека, — объясняла она, перебирая пыльные старые книги на полках. — А потом начинается ад. Сначала дикая слабость и апатия. Человеку даже трудно пошевелить рукой, что уж говорить о том, чтобы подняться на ноги. Затем начинается лихорадка. Представь, какого гореть заживо, когда тебя словно сжигают изнутри…

Марта знала. Её передёрнуло, и она была рада, что Кеторин настолько сосредоточилась на своих книгах, что даже не смотрела в её сторону.

— … словно ты сам и есть этот костёр — костёр, который не потушить. Сначала кожа становится розовой, затем красной, потом начинает темнеть от тёмно-красного почти к чёрному… И именно в этот момент сгоревшие изнутри куски мяса, кожи и внутренностей начинают отслаиваться… по чуть-чуть. Крови нет, она уже давно сварилась, — Кеторин достала одну из книг и положила её на стол.

Это был очень старый и, наверное, очень тяжёлый талмуд, обложка которого была сделана и толстой кожи, на которой были выбиты поделённые пополам луна и солнце. С них словно сочились капли, падающие в чашу.

— Один из самых древних семейных гримуаров, — пояснила Кеторин. — Так вот, знаешь, что самое забавное?

Марта отрицательно покачала головой. Она не думала, что в этом может быть хоть что-то забавное, но во рту всё пересохло, а язык словно прилип к небу, и она не могла выдавить из себя ни слова.

— Вылечить от воздействия хьянги невозможно, — ответила Кеторин и принялась листать плотные страницы, покрытые чем-то вроде смолы для сохранности. — Единственный способ хоть как-то помочь — это дать ещё немного хьянги и обнулить процесс. Человек снова станет здоровым и сильным, словно ничего и не было, но это временное решение. Отсрочка. Не пройдёт и пары недель, как доза понадобится снова.

Кеторин открыла нужный разворот и повернула гримуар к Марте. На странице был нарисован цветок. У него были светло-жёлтые лепестки и алеющая красным сердцевина, а листья на тонких стеблях были странного иссиня-зелёного оттенка.

Хозяйка «Ведьминой обители» постучала длинным оранжевым ногтем по листочку хьянги.

— Нужен порошок из листьев этого… растения. Я даже представить не могу, откуда они узнали об этой мерзости и как смогли добыть. Полвека назад все посевы прочёсывали и выжигали целые поля, если на них был замечен хоть один цветок, — Кеторин плотно сжала губы, с ненавистью смотря на страницу собственного гримуара.

По спине у Марты побежал холодок. Неужели Коул всё-таки умрёт в их доме? И что тогда? Что делать с телом? Шестерёнки в голове вращались на неведомой скорости. Марта судорожно пыталась придумать план. Но по-настоящему дельных идей не возникало. Тупик. Этот мужчина не просто ворвался в их жизнь и перевернул всё с ног на голову — он загнал их в тупик, из которого Марта не представляла, как выбраться.

— К твоему счастью, у меня есть немного этого треклятого порошка.

Марта подняла голову и посмотрела на Кеторин, словно та была её единственным спасением, плотом в открытом море.

— Но у меня есть условие, — на губах Кеторин расцветала немного зловещая ухмылка. — Ты дашь мне возможность изучить тебя и твою магию. Только в этом случае я помогу тебе.

Марта нахмурила брови. Кеторин больше не была спасительным плотом. Она была выбором, и ни один из них Марте не нравился. С одной стороны — странный труп в гостевой спальне, с другой — Кеторин и её непонятное «изучить тебя и твою магию». Марта долго думала и уже начала склоняться к тому, чтобы оставить всё, как есть. Она не жалела Коула. Возможно, этому миру без него было бы куда лучше.

Но потом перед глазами появилось заплаканное лицо Мегги. Мегги, которая останется одна, если правда вскроется. А этого Марта не могла допустить.

Она кивнула и нехотя ответила:

— Я согласна.

========== Глава 12. Подопытные ==========

Коул молчал. Марта не могла даже представить, что когда-нибудь будет рада тому, что человек просто молчит. Ещё никогда в жизни ей не было так комфортно слушать, как глубокая тишина разливается по комнате.

В блаженном покое Марта поудобнее устроилась в кресле, в котором провела прошлую ночь, и тупо уставилась перед собой, по сути, принявшись внимательно изучать Коула. Его грудь мерно вздымалась. Он дышал глубоко и ровно, а кровавые пятна с его лица постепенно сходили; как и с рук, всё ещё привязанных к изголовью кровати. Наверное, стоило бы его развязать, но силы уже покинули Марту, и она не могла даже пальцем пошевелить.

Последние полчаса были адом. Ей пришлось самой вливать охотнику в глотку яд-противоядие. Отца она к этому «умопомрачительному» занятию привлечь не могла, а потому сама стойко сражалась с Коулом. И это было действительно сражение: даже будучи связанным по рукам и частично ногам, он брыкался и вырывался, попутно кричал, стонал и даже пускал слюни и плевался. Марта мысленно содрогнулась при воспоминаниях о случившемся. До сегодняшнего дня она даже не могла представить, можно ли заливать воду прямо в глотку орущего человека и при этом не убить его? Теперь знала: можно. Но она строго для себя решила, что больше никогда не будет делать ничего подобного.

— Как он? — раздался хриплый голос отца из коридора.

Через силу Марта повернула голову. Отец выглядел паршиво. Его лицо посерело, а под глазами залегли тёмные круги. Мужчина разменял пятый десяток, но обычно ему сложно было дать больше сорока. Сейчас он выглядел на свой возраст.

— Лучше, — только и смогла выдавить Марта. Казалось, тяжесть минувших дней лилась на неё, словно из рога изобилия.

А сколько ещё испытаний ждёт впереди? Состояние Коула уже вынудило её сдаться и отдать себя в жаждущие руки Кеторин, от которых Марта умело уворачивалась последние лет пять. Что дальше? Девушка понимала, что в итоге её ждёт, если этот мужчина сможет их переиграть — её отрубленная голова в холщовом мешочке станет чудесным подношением другим Охотникам. К своему ужасу, с подобным исходом Марта смирилась. Но вот то, что скрывалось между нынешним мгновением и вероятной точкой исхода, заставляло девушку нервничать и жалеть о том, что она не умела предсказывать будущее.

— Спускайся. Не стоит сидеть здесь. Я думаю, мы услышим, когда он придёт в себя.

Но в себя Коул не приходил. Он спал беспробудным сном три дня. Три долгих спокойных дня. Размеренных, таких похожих на те привычные дни, которые были у Марты до встречи с ним, до того злосчастного дня, когда она спустилась в подвал собственного дома и чуть не умерла в нём. Три дня, за которые Марте даже начало казаться, что её жизнь сможет вернуться в прежнее русло.

Но эти мысли развеялись, как мираж, утром третьего дня, когда Марта уверенным шагом вошла в «Ведьмину обитель». Теперь ей не было смысла скрываться — слухи всё равно поползут. Днём раньше или днём позже — это уже не важно. Она в любом случае станет здесь постоянным гостем. И всё же Марта никак не могла отделаться от неприятного чувства, что буквально продала себя в обмен на Коула. Оставалось только надеяться, что не в рабство.

Однако гостей в «Ведьминой обители» не было. Все столики были сдвинуты к стенам, скатерти убраны, а стулья поставлены на них кверху ножками, оставляя в центре большое свободное пространство. Пространство, о предназначении которого Марта даже не догадывалась.

Девушка окинула беглым взглядом «Обитель», силясь узнать, что ещё изменилось. Но она недостаточно хорошо знала это место, и если что и поменялось, то настолько несущественно, что это с лёгкостью ускользнуло от её глаз.

Кеторин нигде видно не было, а отправляться на её поиски Марта не желала. Сознательно или нет, но она хотела оттянуть момент, когда всё начнётся, станет необратимым. Марта понимала — после сегодняшнего дня Кеторин от неё не отвяжется, вцепившись мёртвой хваткой.

Дверь за баром открылась, и в тишине пустого зала скрип петель резанул по ушам. Марта посмотрела в сторону звука, но ничего не увидела, пока из-за бара не показалась макушка Джуди.

Девочка, которая лишь выглядела таковой, улыбнулась, заметив Марту. И эта улыбка была настолько заразительна, что Марте пришлось постараться, чтобы не улыбнуться в ответ.

— Доброе утро, — голос Джуди был громким и таким подходящим маленькому ребёнку, что Марта не переставала удивляться возрасту девочки. — Кеторин сейчас придёт. Она кое-что ищет в своей библиотеке.

Марта потупила взор, пытаясь понять, насколько большой внутри была «Ведьмина обитель», что у Кеторин даже была своя собственная библиотека: это слово в голове Марты ассоциировалось с чем-то большим и значимым, а никак не с двумя книжными полками в спальне.

Осознав, что прошло время, а она так и не поприветствовала Джуди, девушка слегка неуверенно произнесла:

— Привет.

— Будешь кофе? У Кеторин есть замечательный сорт — она заказывает его откуда-то… то ли из Колумбии, то ли из Бразилии. Я в этом не сильна, зато умею его варить.

— Давай, — только и ответила Марта, направившись прямо к бару.

Под словом «варить» Джуди имела в виду «нажать пару кнопок на панели». По какой-то неведомой причине наблюдать, как огромная современная кофемашина варит кофе в «Ведьминой обители», было странно. Звук вспенивателя молока будто разрушал всю магию в комнате, делая бывшую церковь обычным баром.

Джуди посыпала немного корицы и поставила перед Мартой большую чашку с высокой молочной пеной.

— Спасибо.

— Я ещё не умею рисовать на молоке, как Кеторин, но обязательно научусь. Знаешь, Кеторин вообще очень хорошо рисует, не только на кофе — я видела её картины в библиотеке. Она, конечно, прячет их за шкафами, но я их нашла. И они потрясающие!

Марта невольно улыбнулась и отхлебнула немного из своей кружки. Похоже, Джуди была той ещё болтушкой. Опомнившись и как-то вздрогнув, Джуди настороженно прошептала:

— Только ты ей не говори, что я там шастала, а то она меня ещё выгонит. А мне сейчас идти некуда…

— Поздно, — голос Кеторин пронёсся по комнате, а затем открылась дверь за баром и оттуда показалась сама женщина.

Марта вытянула шею, чтобы разглядеть то, что пряталось за этой дверью, но не смогла разглядеть ничего, кроме слабоосвещённого коридора за спиной Кеторин. Женщина стояла посередине проёма, закрывая весь обзор. Она была нагружена какими-то книгами и свитками. Их было так много, что одно неверное движение — и вся эта фееричная стопка рассыплется по полу. Но то, как играючи хозяйка «Ведьминой обители» обошла бар со своей ношей и прошла к центру зала, удивило Марту. Хотя она и раньше замечала в Кеторин эту грациозность и умение владеть собственным телом, которым можно было только позавидовать.

Кеторин опустила книги прямо на пол. Свитки рассыпались и покатились в разные стороны, но её это совсем не волновало. Кеторин пронзила Джуди укоризненным взглядом и, вернувшись к барной стойке, встала рядом с Мартой.

— Знаешь что, Джуди, язык — враг твой. Научись контролировать то, что выходит из твоего рта. Сейчас это, может быть, и безобидные слова, но однажды ты можешь сболтнуть то, что может разрушить чью-то жизнь, и ты никогда не сможешь этого исправить. Честность, конечно, качество хорошее, но только в правильное время и в правильном месте.

Марта отпила ещё немного кофе, чувствуя себя пятым колесом в телеге. Она не любила наблюдать, когда кого-то отчитывают, просто не зная, на чью сторону встать.

Джуди потупила взгляд и ничего не сказала.

— Я не выгоню тебя из-за такого, — ободряюще сказала Кеторин. — А вот если ты будешь разорять мои запасы кофе, то вполне могу.

— Я заплачу, — подала голос Марта.

— Не нужно, за счёт заведения, — подмигнула ей Кеторин. — Бери чашку и пошли.

Марта спрыгнула с барного стула и поплелась за Кеторин к центру зала, переступая через свитки.

— Так чего ты от меня хотела? — спросила Марта и, перехватив кружку левой рукой, расстегнула пуговицы на пальто, но снимать пока не осмелилась, хотя в «Ведьминой обители» было достаточно тепло.

— Как там маленький охотник? — вопросом на вопрос ответила Кеторин, склонившись над книгами на полу.

То, как она обращалась к Коулу, было немного необычно и странно, ведь они были примерно одного возраста. Наверное.

— Спит, — сказала Марта, а затем, решив, что Кеторин такой ответ может не удовлетворить, добавила:

— После того, как я дала ему тот порошок, он перестал кричать, но спит, не просыпаясь. Совсем.

— Я думаю, это нормально, — прицокнула Кеторин и начала рассортировывать книги на разные стопки. — Сейчас ему не нужны ни еда, ни вода. Но с ним нужно что-то решать — и как можно скорее. Ты не сможешь держать его взаперти вечно, моих запасов хватит в лучшем случае на пару месяцев. И я сомневаюсь, что мы сможем найти действенный способ его вылечить.

— Мы? — недоверчиво переспросила Марта.

Кеторин подняла голову и смерила её ошеломлённым взглядом.

— А что, ты думала, я одна буду этим заниматься? Малыш охотник — твоя проблема, а не моя. То, что по доброте душевной я помогаю тебе, ещё не значит, что ты можешь умыть руки и смотреть со стороны. Твои методы по-детски наивны. Нам нужен чёткий план, как справиться с охотниками, что идут за тобой. И, уж поверь моему опыту, взрывать их оружие посреди парка — не лучшее решение.

— Ты знаешь? — искренне удивилась девушка.

— Нашла магический след и сложила два плюс два, — пожав плечами, пояснила Кеторин. — После чего расспросила полицейскую, которая гадает у меня по выходным на своего мужа-алкоголика, и ещё раз немного поразмыслила, придя вот к какому выводу: ты прогуливалась по парку, возможно шла с работы, он напал на тебя, и ты, не умея пользоваться собственной силой, сделала то, на что была способна — топорно взорвала оружие и чуть не убила его, попутно оставив магический след в парке и на мужчине. Так что это был лишь вопрос времени, когда ты ко мне придёшь. Но, признаюсь честно, я удивилась, что ты пришла не из-за этого случая, а из-за малыша охотника.

— Коула, — машинально поправила Марта. То, каким прозвищем Кеторин окрестила его, резало девушке слух.

— Я и предположить не могла, что для контроля своих рекрутов они прибегают к таким мерзким методам. Но сейчас не об этом. Начнём с тебя, — она выпрямилась и указала на Марту пальцем. — Я слишком мало знаю о Грабсах и их способностях, но хочу узнать. Ты интересна мне, как феномен, и я не хочу, чтобы мой предмет изучения пострадал. Я научу тебя контролировать силу и применять её для защиты. А взамен… Взамен мне многого не надо. Я лишь хочу наблюдать за тем, куда заведёт судьба тебя и твою сестрёнку.

Марта не уловила в словах Кеторин никакого подтекста. Она была предельно честна. Но вот от фанатичного блеска, загоревшегося в её глазах, по спине пробежал неприятный холодок. Кеторин нельзя было назвать чокнутым фанатиком, но она определённо была помешана. Помешана на магии и всём, что с ней было связано, и это сейчас отчётливо читалось на её лице.

— С чего начнём? — смирившись со своей участью, спросила Марта.

Кеторин игриво улыбнулась.

— Джуди, тащи мой котёл, сегодня мы будем варить защиту!

Марта не могла поверить своим глазам, когда маленькая — даже крохотная — Джуди откуда-то из-за бара вытащила огромный чёрный чугунный котёл. Котёл, который светился. Он не был начищен до блеска, его покрывала копоть, но он всё равно светился каким-то невероятным потусторонним светом. Никогда в жизни Марта не видела ничего даже отдалённо похожего на это сияние.

— Заприте дверь и повесьте табличку «Закрыто», — приказала Кеторин и, вновь опустившись на корточки, принялась разбирать пол. — Не хочу, чтобы кто-то из посетителей зашёл. Хотя их мало что удивляет.

Марта как в тумане наблюдала за тем, как Кеторин поднимает руками старые доски и откладывает их в сторону, постепенно являя на свет нечто вроде очага или камина в земле. Он был выложен потемневшим от жара камнем, который также излучал едва уловимое сияние.

Магический след! И какой мощный!

Марту словно обухом по голове ударили. Она вновь посмотрела на котёл, каждый сантиметр которого был покрыт магическим следом. Он был пропитан магией, как и очаг, скрытый под полом бара.

Марта присмотрелась к доскам, которые Кеторин убирала в сторону, и разглядела на их обратной стороне круги. Круги, которые и кругами-то назвать можно было лишь с натяжкой. Какие-то из них были ровными, какие-то больше походили на овалы, а какие-то и вовсе были почти квадратными. Но все эти фигуры были замысловатыми узорами и линиями, которые объединялись в общий контур.

— Что ты так смотришь? Это всего лишь защитные круги.

Джуди встала рядом с Мартой, и оттого разница в их росте стала куда заметнее. Джуди была чуть выше локтя Марты, но при этом она не выглядела карликом — скорее как обычный десятилетний ребёнок. И лишь во взгляде и некоторых чертах лица был заметен её настоящий возраст.

— Почему? — не выдержала Марта. — Почему ты выглядишь, как ребёнок?

— Перемудрила с парочкой зелий.

— Перемудрила? — фыркнула Кеторин. — Она без разрешения и без присутствия наставника пыталась сварить зелье, закупоривающее старость.

— И?

— И свалилась в котёл! — буркнула Джуди, и её лицо залилось стыдливой краской.

Марта удивлённо вскинула брови.

— Ты теперь останешься ребёнком навсегда?

Марта не могла представить такой участи. Не иметь возможности вырасти. В семьдесят лет быть всё ещё юным и не знать, что такое морщины? Возможно, кого-то такая возможность и прельщала, но Марте от одной лишь мысли стало дурно.

— Нет, — всё ещё краснея, ответила Джуди. — Я старею, но медленнее, чем остальные. Даже медленнее, чем ведьмы. Мне было семь, когда я… сделала то, что сделала. А сейчас я выгляжу лет на десять или около того. Зато в пятьдесят я буду всё ещё молода и свежа… в отличие от некоторых!

Губы девушки растянулись в улыбке, и она показала Кеторин язык, но та лишь усмехнулась и убрала последнюю доску, прикрывающую очаг.

— Так зачем нам варить защитное зелье? — спросила Марта, когда хозяйка «Ведьминой обители» принялась разводить костёр в очаге из остатков поленьев, которые уже лежали в нём.

— Последнее время ты оставляешь после себя огромный магический след. Он тянется за тобой попятам. Если ведьма долго не колдует, а потом вдруг снова начинает — магический след становится сильнее. Если посмотришь на Джуди или меня повнимательнее, то сможешь разглядеть лишь едва уловимое свечение, потому что мы находимся в постоянном контакте с магией, — женщина встала и отряхнула руки от золы. — Но ты — совсем другое дело. Сейчас ты похожа на огромный горящий факел посреди тёмного леса. Тебя видно издалека. Если на стороне охотников есть хоть одна ведьма, они найдут тебя, куда бы ты ни пошла.

Марта вытянула руку вперёд и посмотрела на свои голые пальцы. Обычные. Ни чуточку не светящиеся.

— Я ничего не вижу, — вслух произнесла она.

— Конечно, не видишь! Похоже, твоя мать научила тебя выжигать следы магии. Всё, что я смогла узнать о Грабсах, так это то, что след от вашей магии другой.

— Если я применяю свою силу, на коже появляются чёрные отметины, — честно призналась Марта.

— Интересно, — протянула Кеторин. — От нашей магии таких пятен не остаётся — она разливается равномерным свечением по всему телу. Это мне и непонятно. Сейчас я вижу в тебе магический след, но не тот, который остался после парка, хотя и его слабые остатки присутствуют. Сейчас из тебя хлещет светом. Мягким таким… Мне начинает казаться, что Грабс — это род ведьм, привязанный к какому-то другому источнику силы, нежели мы.

Кеторин рассуждала, наматывая круги вокруг костра, дым от которого наполнял комнату и тонкой струйкой поднимался к потолку.

— Я пыталась расспросить Джослин, но она нема, как рыба. Всё, что она мне сказала, так это оставить тебя в покое. Говорит, твоя сила до добра не доводит. Хотя скорее всего она просто не хотела, чтобы я втягивала тебя в свои делишки.

Слова хозяйки «Ведьминой обители» Марту нисколько не удивили. Она и сама никогда не считала свою силу добрым даром.

— Но я так не считаю! — строго парировала Кеторин. Казалось, она пыталась оспорить слова женщины, которой здесь не было. — Магия никогда не была злом или добром в чистом виде. Она всегда инструмент. Ладно, что-меня занесло. Нужно сначала защитить тебя, спрятать твой магический след от лишних глаз и разобраться с культом фанатиков — и вот тогда мы сможем спокойно заняться твоей силой и разгадать загадку Грабсов, которая не даёт мне покоя.

Кеторин пожала плечами и улыбнулась.

— Снимай пальто! Сейчас здесь будет очень жарко.

Час спустя Марта думала о том, что лучше бы она пошла в сауну — настолько здесь было душно и жарко! Пот стекал по спине, уже давно пропитав рубашку насквозь. Безумно хотелось пить, но Кеторин не отпускала её, заставляя наблюдать за процессом, подмечая малейшие детали. Что положила? В каком количестве? На какой минуте помешала? Сколько раз помешала? Какого цвета пар?

И Марта отвечала, хотя клубящийся по всей комнате зеленовато-серый туман она с натяжкой могла бы назвать «паром». В какой-то момент цвет пара изменился. Но Марта этого не заметила, и Кеторин отчитала её точно так же, как и Джуди, просыпавшую семена мака, которая теперь елозила по всему полу, пытаясь их собрать. Задачка не из простых — найти маленькие чёрные семена на тёмном полу, да ещё и в зеленоватом смраде, от которого слезились глаза.

Марте только и оставалось надеяться, что зелье, которое кашеварила Кеторин, было не просто защитным, а непробиваемым. При другом раскладе она просто не смогла бы понять, зачем участвует в этом ужасном мероприятии, которым вполне можно пытать людей.

Но Кеторин была серьёзна и собрана. Она не сделала ни одного лишнего движения, не сказала ни одного лишнего слова. Чёткая, как часы. Этим нельзя не восхищаться.

Марта облизала пересохшим языком солёные губы и спросила:

— Долго ещё?

Кеторин достала нечто из склянок, которые в процессе приносила Джуди. Этим «нечто» оказался рыбий плавник. Кеторин бросила его в котёл. Раздалось громкое «пуф», и над котлом поднялось изумрудное облачко в форме гриба. Кеторин просияла:

— Готово! Джуди, неси склянки, будем разливать.

Марта наклонилась над бурлящим котлом и вдохнула пары. Аромат был тошнотворным. Что-то среднее между тухлой рыбой и горелыми яйцами.

— Я надеюсь, мне не придётся это пить? — с надеждой в голосе спросила Марта.

— Нет, конечно. Наноси на запястья и за мочками ушей, — пояснила женщина и принялась маленьким половником разливать варево по склянкам, притащенным Джуди.

— Ещё лучше, — протянула Марта и закатила глаза. — Я буду вонять, как тухлая рыба.

— Не будешь. Запах полностью выветрится через несколько часов. Зато оно надёжно спрячет следы твоей магии. Не знаю, правда, как с теми чёрными пятнами, о которых ты говорила. Нужно будет проверить на практике.

— Мама говорила, что их можно только выжечь.

— Проверим это завтра. Думаю, я закрою бар пораньше, и тогда вечером мы сможем поэкспериментировать, — предложила женщина и, наполнив последнюю склянку, протянула несколько штук Марте. Они были ещё горячими, но не обжигающими.

***

Вместе со своими новыми трофеями чертовски уставшая Марта вернулась домой. Казалось, утро, проведённое с Кеторин, вытрепало из неё всю душу. Слишком много информации, которую нужно было переварить и обдумать. Но сейчас Марте не хотелось ничего так же сильно, как просто завалиться на свою кровать и проспать несколько часов кряду. Отчего-то вспомнились выпускные классы, когда она только и делала, что приходила домой и ложилась спать, а ближе к вечеру, когда её будили либо мама, либо Мегги, ужинала, делала уроки и снова засыпала. Сейчас чувства были схожи. Все силы словно разом покинули девушку.

Но отдохнуть ей было не суждено. В коридоре караулила Мегги.

— Почему ты не берёшь трубку? — с порога спросила девочка. И гневный взгляд на детском личике немного развеселил Марту.

Прежде чем ответить, девушка достала телефон из кармана и проверила пропущенные. Девять. Мегги звонила ей девять раз. А если бы что-то случилось? Пора завязывать с виброрежимом.

— Что-то серьёзное? — спросила Марта, попутно включая звук на максимум.

— Тот мужчина проснулся, и отец просил меня предупредить тебя. Его телефон разбился в аварии, — пояснила Мегги, продолжая сверлить сестру недовольным взглядом.

— Давно?

Осознав, что ничего страшного не произошло, Марта принялась раздеваться, никуда не торопясь.

— Пару часов назад, — хмыкнула девчонка и побрела в гостиную, откуда доносился шум телевизора.

Прежде чем подняться на второй этаж, Марта заглянула к себе, быстро приняла душ и переоделась. И со всё ещё мокрыми волосами побрела наверх. Особого желания пересекаться с человеком, который перевернул её жизнь с ног на голову, у неё не было, но она всё же должна была разобраться с этим.

— Если бы не моя дочь, ты уже был бы мёртв, а ты всё продолжаешь оскорблять её. Как ты там сказал? «Дьявольская сука»? Кто же тогда твои братья, сделавшие тебя последним наркоманом, который без дозы просто не выживет? — услышала Марта голос отца, ступая по коридору, и замерла.

После его слов наступила тишина, но девушка не сдвинулась с места, ожидая, что будет дальше. Она прекрасно знала, что делал её отец. Алистер Рудбриг пытался прощупать пленника, найти слабое место. Брешь, через которую можно пробиться к человеку, который прятался под фанатичными идеями. Вот только Марта считала, что это вряд ли получится. Единственным шансом для них был её контроль над Коулом. Хотя теперь девушка и не была уверена в том, что смогла получить над ним достаточную власть — ей даже начинало казаться, что никакой власти у неё и не было.

Молчание затягивалось, означая, что либо Коул спал, а отец лишь репетировал речь, либо Коул игнорировал острые слова и не шёл на контакт. Так что Марта решила всё-таки зайти в спальню, так как теперь проход в комнату был свободным — они установили тувроты вокруг кровати, раз уж мужчина всё равно был без сознания.

Коул не спал. Он сидел на кровати, откинувшись на подушки. Руки его свободно лежали поверх одеяла. Они развязали его пару дней назад и переодели. Вспоминать, как они с отцом перекатывали пленника по кровати и обтирали влажными полотенцами, Марте совсем не хотелось.

Охотник смерил её равнодушным взглядом и уткнулся в стену, пытаясь сделать вид, что не замечает их присутствия.

— Уже вернулась, — вместо приветствия выдал Алистер, а Марта кивнула ему в ответ.

— Что делаете? — спросила Марта и уселась на тумбочку возле кровати.

От рук Коула её отделяло менее полуметра, и при других обстоятельствах расстояние, разделявшее их, было небезопасным. Но пролегающая вдоль края кровати граница тувротов создавала впечатление безопасности нахождения рядом с животным, запертым в клетке.

— Пытаемся разговаривать. Наш гость сегодня встал не с той ноги и как-то не настроен на светские беседы: либо сыплет оскорблениями, либо совсем молчит.

Алистер пожал плечами и откинулся на спинку кресла.

— Попробуй что ли заколдовать его, глядишь у мальчика настроение поднимется, — предложил отец.

Коул резко повернул голову к Марте и посмотрел на неё убийственным взглядом.

— Только посмей, — процедил он сквозь зубы.

Марта постаралась спрятать страх под насмешливой ухмылкой и развела руки в стороны:

— Уже. Или тызабыл?

Алистер тяжело вздохнул.

— Марта, милая, не стоит издеваться над нашим гостем.

Издеваться? Она плотно сжала губы и даже не посмотрела на отца. Что толку? Он всё равно не заметит клокочущий в ней страх. Не заметит точно так же, как не замечал ни её боли, ни её грусти. В отличие от матери, отец просто не понимал её. Возможно, поэтому они раньше всё время и ругались, а теперь лишь балансировали на линии равнодушия, оба делая вид, что не замечают чувств друг друга. Было в этом что-то неправильное.

Марта подняла глаза и увидела, что Коул как-то выжидательно смотрит на неё не без доли сомнения.

Что сказать? Как именно работает принуждение? Нужно ли призывать силу, чтобы мужчина подчинялся? Тогда в подвале всё и правда сработало? Вопросов было много, а ответов не было совсем.

Марта глубоко вздохнула, набрав полную грудь воздуха, и на одном дыхании выпалила:

— Ты будешь отвечать на его вопросы. И будешь говорить только правду. А даже если попытаешься соврать — не сможешь.

Не было ни вспышек яркого света, ни молний и грома за окном, которые неожиданно пронзили бы небо погожим солнечным деньком, ни каких бы то ни было других магических проявлений, которые так красочно рисуют в фильмах. Были лишь слова, камнем повисшие в воздухе, и паника в глазах мужчины напротив.

— Как тебя зовут на самом деле? — не теряя ни секунды, начал допрос отец. Он был полон решимости выяснить всё.

Коул перевёл на него взгляд. Он выглядел, как потерянный зверёк, загнанный в угол. И дышал тяжело, словно пробежал несколько миль, а не провёл все утро в кровати.

— … Коул…

— Оу, так имя всё-таки настоящее. — Отец достал из нагрудного кармана жилета маленький блокнот и карандаш, сточенный наполовину. — Фамилия?

— … Томсон… — словно выдавливал из себя слова охотник.

Отец сделал какие-то пометки в блокноте, а затем изучающе посмотрел на Коула. Теперь в его взгляде пылал интерес, которого не было ранее.

— Коул Томсон, значит? — задумчиво протянул он. — Знаешь, я всегда думал, что представителей вашей профессии должны звать более… как бы это сказать… более мощно! А ты — всего лишь Коул Томсон!

Отец прикрыл рот рукой, чтобы подавить смешок, и продолжил:

— Даже я со своим именем куда больше сойду за охотника на ведьм. Алистер Рудбриг! Марта, ну скажи же, звучит? Есть же что-то такое… мощное! — он всплеснул руками, карандаш вылетел из пальцев и, ударившись о защитный барьер, упал на пол. — А вот «Коул Томсон» совсем не звучит.

Охотник молчал. Он презрительно щурился, будто пытаясь запомнить этот момент в мельчайших деталях. Запомнить оскорбления и отомстить, когда представится случай. А Марта лишь сжала кулаки, наблюдая за поединком, при этом не совсем понимая, чего отец хочет добиться, провоцируя Коула. Вывести его из себя? О, ну тогда с этой задачей Алистер Рудбриг блестяще справился, даже Марту его слова не оставили равнодушной.

— Скажи-ка мне, Коул Томсон, как такой обычный мальчишка оказался втянут в такой нехилый переплёт?

Коул уже собирался что-то сказать, но в последний момент поднял руку и запихнул кулак в рот, мешая разобрать слова, вырывающиеся из его рта.

— Убери руку, — приказала Марта, удивлённая его попытками сопротивляться.

Он её послушался, но в ту же секунду перевернулся на бок и, зажав подушку зубами, продолжил рассказывать свою нечленораздельную историю, зажимая уши руками.

— Прекрати сейчас же!

Никакого эффекта. Коул продолжал вгрызаться в подушку и что-то бубнить. Марта ошарашенно наблюдала за происходящим, не в силах вымолвить ни слова. А её отец громко и задорно рассмеялся, сделав ситуацию ещё более нелепой.

— Похоже, кто-то очень не хочет, чтобы его секреты были раскрыты, — вдоволь насмеявшись, подытожил Алистер. — Знаешь, Коул Томсон, ты куда более интересный человек, чем кажется на первый взгляд.

— Интересный или нет, важнее — что нам делать? — с едва прикрытым гневом в голосе процедила Марта.

— Подождать, пока он не начнёт задыхаться? — предложил отец. — Боюсь, как бы он себя слуха не лишил в попытках оградить свои секреты. Как насчёт чая?

— Сейчас? — опешила Марта. — Мы же так ничего от него и не добились! Нужно продолжить.

Отец встал с кресла и махнул рукой в сторону Коула.

— Сомневаюсь, что сейчас мы сможем от него узнать хоть что-то. Он будет сопротивляться тебе до последнего. И, как я понимаю, если он тебя не слышит, то и подчиняться не станет. Милая, ты не так сильна, как тебе того хотелось бы, — не без иронии сказал мужчина. — Пойдём попьём чайку. А я попытаю с ним удачу позже. Может, что и выйдет.

Отец ушёл, а Марта осталась стоять, как вкопанная, буравя Коула полным ненависти взглядом.

— Идиот! — тихо прошипела она и вышла, громко хлопнув дверью.

========== Глава 13. Верный пазл ==========

Алистер не приехал, хоть Терра его и ждала — ждала так, как никого и никогда не ждала. Без него её жизнь лишилась красок, а она сама словно потеряла кусочек себя. Жила от праздника до праздника, в томительном ожидании надеясь, что вот-вот дверь откроется и он вернётся.

Но Алистер не приезжал. Он не появился в поместье ни на новогодних каникулах, ни на летних. Так же как не приехал на следующее Рождество и каникулы, следовавшие за ним. Он не приехал и летом позже. Не объявился на выпускном Терры, хотя обещал. Правда, обещал он давно, задолго до своего отъезда. Но ведь обещал!

Даже Мадам Рудбриг уверяла, что Алистер не пропустит выпускной. Говорила, что он постарается закрыть свои предметы раньше и обязательно приедет.

Но он не приехал.

Сказать, что это злило Терру, было бы неправильно. Она чувствовала себя брошенной, потерянной, забытой. Словно часть её жизни осталась за бортом. Или же она сама оказалась за бортом жизни? Алистер не просто не приехал. Он оставил её. Этого Терра и боялась — и именно это и произошло.

Сидя за столиком в недавно открывшейся пекарне «У Бобби», Терра постукивала ногтями по столешнице. Нервно, хаотично. Как пианист, которому хочется играть, но под рукой нет инструмента. Этот перестук обычно успокаивал её, вот только сейчас плотная резиновая подложка, которая лежала здесь на каждом столике, глушила все звуки.

— Ну и?

— Что «ну и»? — спросила Терра и подняла взгляд на Сьюзи, свою бывшую одноклассницу, а по совместительству — единственную подругу. Терра всегда была тихим ребёнком и мало с кем общалась. Людей в кругу её близких знакомых можно было по пальцам одной руки пересчитать, а пальцами другой — сосчитать тех, с кем она иногда разговаривала. Мадам Рудбриг называла Терру замкнутой девочкой и, возможна, была права.

— Долго ещё будешь сидеть и смотреть так, будто меня здесь нет? — возмущённо воскликнула Сьюзи, вскинув брови.

Девочка была невысокой пухляшкой с задорным характером и привычкой лезть во все щели. Возможно, поэтому на её красивом круглом личике красовался дважды сломанный нос. Первый раз его сломали, когда Сьюзи подслушивала чьё-то любовное признание, закончившееся двумя трагедиями: сердце девушки, признающейся в любви, было разбито, а нос пухляшки Сьюзи также оказался разбит ровно в тот момент, когда незнакомка, в слезах убегая от отвергнувшего её парня, со всего маху налетела на Сьюзи, сподвигнув её нос на встречу с полом. Научило ли это чему-то Сьюзи? Ровным счётом ничему, ведь второй раз её нос подвергся жестокой расправе за её же язык: Сьюзи подтрунивала над одним из одноклассников из-за плохих оценок. Хотя «подтрунивала» — слишком мягко сказано… неудивительно, что её нос тогда пострадал.

Вероятно, вышеупомянутый дважды сломанный нос и не характеризовал Сьюзи как личность. Как не могли характеризовать её светлые с рыжиной волосы, собранные в пучок, или серые с зелёными крапинками глаза или тонкие губы, вечно подведённые странного цвета карандашом. Вот только поступки, приведшие её к этому носу, создавали чёткую и красочную картину личности. Сьюзи была наглой и даже властной, а Терра крутилась на её орбите, потому что однажды Сьюзи провозгласила Терру своей подругой, а у той просто не нашлось смелости отказаться.

— Так ты пойдёшь на свидание с ним? — ещё раз повторила Сьюзи свой вопрос и, скрестив руки на груди, откинулась на высокую спинку винилового диванчика.

«У Бобби», пожалуй, был единственным молодёжным местом во всём Рупи. В обеденные и вечерние часы здесь было не протолкнуться.

— С чего бы?

Терра окинула взглядом зал. Людей было пока немного, но они уже начали набиваться, как селёдки в банку. Возможно, в любом другом городе лишние слушатели не были чем-то неприемлемым, но в Рупи слухи разлетались со скоростью света, обрастая новыми подробностями, которых не было изначально. Было ли разумно вот так сидеть здесь и обсуждать это странное приглашение на свидание?

— Оливер милый, высокий, умный, симпатичный, интересный, — перечисляла Сьюзи, загибая пальцы. — Да и тебе уже давно пора начать с кем-то встречаться! Долго ты будешь ещё страдать по своему Рудбригу? Он уехал! Всё, баста! Финита ля комедия!

— Сьюзи! — возмущённо прошипела Терра и ещё раз окинула пекарню взглядом.

— Что «Сьюзи»? Это ты тут млеешь по парню, которому до тебя и дела-то нет! Бред, да и только! Что ты будешь делать, когда он вернётся с какой-нибудь красивой девчонкой под боком и скажет: «Здравствуйте, мама и папа! Это Патрисия, и теперь она будет жить здесь!»

— Почему Патрисия? — спросила Терра, ощущая, как краска приливает к лицу.

— Да не придирайся ты к словам! Патрисия, Сюзанна — боже, да хоть Марч! Вот что ты будешь делать, если он приведёт эту Марч? Пожелаешь им счастья и будешь улыбаться, в голове придумывая план, как отравить или удушить её ночью? На всякий случай: травить надо белыми поганками, они быстро выводятся из организма и следов не оставляют.

— Сьюзи! — Терра чуть не задохнулась от возмущения.

— Ну что опять «Сьюзи»? Что? Вечно ты строишь из себя святую!

— Никого я из себя не строю! И травить никого не собираюсь!

— Ну конечно!

— Конюшня! — буркнула Терра и уткнулась в свою чашку с уже давно остывшим чаем.

Возможно, Сьюзи в чём-то и была права, но от этого желание сломать её любопытный нос в третий раз было ничуть не меньше. Хотя у Терры рука бы не поднялась ударить кого-то.

— Терра, ты же уже не маленькая девочка! И если раньше то, что ты таскалась за ним по пятам, и было мило, то теперь всё не так: оглянуться не успеешь, как он начнёт видеть в тебе лишь надоедливую поклонницу. А оно тебе надо? Найди себе кого-нибудь, пока не поздно, — не унималась Сьюзи. — Если тебе так уж не нравится Оливер, выбери кого-нибудь другого. В Рупи полно парней, которые ради тебя и твоего внимания готовы в лепёшку расшибиться!

— Не хочу я другого, — только и ответила Терра, не отрывая взгляда от чашки.

— Чего? — возмущённо воскликнула Сьюзи. — Не хочешь? А чего ты тогда хочешь? Остаться старой девой и жить на отшибе с сорока девятью кошками, вздыхая по одному-единственному?

— Не неси чепухи! Ну какая старая дева? Мне ещё и двадцати нет!

— Да, но ты тратишь свои лучшие годы на мужчину, которому до тебя дела нет! Пойми же, ему на тебя плевать!

Терра усмехнулась.

— Алистеру никогда не было на меня плевать. Он мой друг. Верный друг.

— Что и требовалось доказать, — торжественно кивнула Сьюзи. — Ты и сама прекрасно понимаешь, что тебе с ним ничего не светит. Цитирую: «Он мой друг». Что тебе в таком случае мешает пойти на свидание с Оливером?

— Я просто не хочу.

— Ну и дура!

Терра звонко рассмеялась.

— Что поделать — такая уж родилась! Если тебе этот Оливер так нравится, забирай его себе.

— Ага, как же! — Сьюзи развела руки в стороны и горько вздохнула. — Он в мою сторону даже не смотрит. Я же не красотка, а типичная подружка-толстушка!

Терра лишь так же горестно вздохнула в ответ. Что бы она ни сказала, это всё равно не убедит Сьюзи в том, что она далеко не типичная, а скорее феноменальная.

Поэтому девушка промолчала. И Сьюзи тоже. После недолгой неуютной тишины они перешли на более безопасные темы. Например, городские сплетни, которые не затрагивали ни чьих чувств и обсуждение которых было лишь приятным времяпрепровождением. Благо, сплетен в Рупи всегда было хоть отбавляй: как весёлых, так и грустных.

***

После обеда Терра заскочила в академию к Джослин, чтобы вернуть несколько гримуаров, которые брала на изучение. Возможно, было неразумно целый день таскать с собой по городу магические книги, которые стоило бы держать под замком, но Рупи был маленьким и безопасным городком, здесь никогда не происходило ничего, что маломальски могло называться «опасным».

Самой Джослин в академии не было: она закрыла учебное заведение на всё лето и уехала к своим дальним родственникам — так что официально их занятия закончились. Но это нисколько не мешало Терре заниматься самостоятельно. Воспользовавшись своим ключом, который Джослин дала ей пару месяцев назад, как своей личной помощнице, чтобы та открывала студию, когда начальница не может, Терра проскользнула в пустые коридоры и поспешила прямиком к подвалу, где они обычно занимались.

В подвале было темно и холодно, что в летнюю жару даже радовало. Терра включила свет и направилась к дальней стене, где на полках стеллажей хранились гримуары. У Джослин было много гримуаров, даже слишком много.

Стеклянные двери, за которыми прятались книги, были зачарованы магией крови — их нельзя было открыть, не заплатив цену. Терра достала из портфеля длинную цыганскую иглу и, проколов свой ещё не успевший зажить с прошлого раза палец, накапала несколько капель в замок. Тот щёлкнул, и дверки распахнулись настежь, являя миру многообразие кожаных корешков, до этого скрытых за мутными стёклами. Магия крови не была подвластна Терре, но Джослин каким-то образом зачаровала свои стеллажи так, чтобы и она могла их открыть.

Достав книги из портфеля, Терра вернула их на место, скрыв прорехи на полках, и принялась выбирать, что бы такого взять с собой в качестве «домашнего чтения». Любовная магия? Защитная? Магия крови? Зельеварение?

«Пожелаешь им счастья и будешь улыбаться, в голове придумывая план, как отравить или удушить её ночью?»

Или, может, взять пару томиков по умертвляющей магии? Так, на всякий случай!

Терра покачала головой, отбрасывая от себя эти мысли — так могла бы поступить только Сьюз. Опустившись на корточки, девушка достала с нижних полок гримуар по лечебной магии. Все гримуары Джослин были, как параграфы в книге — строго посвящены одной теме. Если гримуар любовный, то вы не найдёте в нём ни одного защитного заклинания. Удивительное дело, но тем немногим, что у Терры получалось, было целительство. Она даже могла залечить небольшие порезы, дотронувшись до чего-то глубоко внутри себя. Джослин называла это «что-то» источником силы, говоря, что ведьмы тянутся к нему интуитивно.

Поместив свою добычу в портфель, Терра захлопнула дверцы стеллажа, и замок тут же сработал. Терра застегнула портфель и, повесив его на спину, поспешила покинуть академию «Марии-Розы».

Нужно было ещё успеть попасть на автобус, который трижды в день циркулировал между близлежащими деревнями и Рупи. Это был единственный способ попасть в поместье Рудбригов, кроме такси, тратить деньги на которое совсем не хотелось, так же как и идти пешком через лес. Так что, закрыв академию, Терра сломя голову понеслась к автобусной остановке через парк мимо новенького спортивного центра, куда Сьюзи таскала её на тренировки в те дни, когда загоралась идеей похудеть, а затем они шли к Бобби и заедали стресс от физических нагрузок выпечкой.

Девушка успела на автобус, но идти пешком ей всё равно пришлось: согласно маршруту, автобус останавливался недалеко от поворота, ведущего к поместью, а потом ехал дальше к деревням. Там-то Терра и вышла, а затем, попрощавшись с водителем, поплелась к дому. Летом ходить по этой дорожке в тени клёнов и дубов было одно удовольствие. Весной или осенью тоже — если не шли дожди, конечно. А вот зимой были проблемы. Зимой Терра мечтала либо о том, чтобы у Рудбригов был дом в городе, либо чтобы её перевели на домашнее обучение, как и Алистера. Но ни тому, ни другому не суждено было случиться, так что оставалось только радоваться, что школа наконец-то осталась позади. Хотя раньше, когда Терра была маленькой, её возили в школу на машине с личным водителем, а потом уже Рудбриги немного обеднели, из-за чего от лишней машины и водителя пришлось отказаться.

Тяжёлые кованые ворота для машин были распахнуты настежь, в то время как маленькая калитка, через которую сегодня утром выходила Терра, была закрыта. Девушка вошла через ворота и, свернув на прогулочную дорожку, поплелась к дому. Возможно, сегодня был один из тех редких дней, когда Мадам Рудбриг принимала гостей.

Наверное, Терре лучше пройти с заднего входа и спрятаться в своей спальне: гости Мадам Рудбриг никогда не были теми людьми, в обществе которых чувствуешь себя комфортно. Им лучше вообще не попадаться на глаза, чем провести с ними вечер мучительного сосуществования, гадая, что проще — вскрыть себе вены или повеситься — настолько нудными и чопорными они обычно были.

Так что Терра свернула с прямой дорожки, ведущей к дому, и направилась к садам, огибая поместье, чтобы проскользнуть с чёрного входа, которым обычно пользовались слуги. Точнее, которым раньше пользовались слуги — с каждым годом их становилось всё меньше и меньше. Сейчас количество обслуживающего персонала сократилось до пяти человек: кухарки миссис Фолч, уборщиц Молли и Козетты, дворецкого мистера Штрауда и садовника Джорджа, который также отвечал и за охрану поместья.

Именно с Джорджем Терра и столкнулась в садах. Он как раз обрабатывал стволы яблонь чем-то отвратительно вонючим. Этот тошнотворный аромат можно было учуять за милю — казалось, он пропитал весь сад и даже самого Джорджа. В своей огромной соломенной шляпе, синем рабочем комбинезоне и фиолетовых резиновых сапогах до колена Джордж мало походил на человека, которому можно было доверить охрану чего-то большего, чем ящика с семенами, но его вид был обманчив: Джордж был кем-то вроде бывшего военного, по крайней мере, именно такого мнения придерживалась миссис Фолч. К тому же он был кладезем информации в поместье Рудбригов — Джордж знал абсолютно всё!

Девушка подошла к нему со спины и громко спросила:

— Ну и кто к нам приехал? — мужчина подпрыгнул на месте и выронил опрыскиватель. — Надеюсь, это не Хартрайты. Они такие нудные и кислые, что от одного только взгляда на них во рту всё вяжет.

— Терра? Что ты тут делаешь? Ты разве не в доме? — отдышавшись, принялся удивлённо расспрашивать её Джордж.

— Нет. А должна?

— Конечно! — воскликнул мужчина и, опустившись на корточки, поднял свой опрыскиватель. — Алистер же вернулся!

Слова донеслись до Терры как сквозь толщу воды. Алистер вернулся! Казалось, сердце девушки пропустило удар, а затем пустилось галопом. Терре даже показалось, что от звука собственного сердца, стучащего где-то в районе ушей, она на секунду оглохла. Возможно, даже Джордж слышал этот звук.

— Вернулся? Алистер? — как дурочка переспросила Терра.

— Да, приехал пару часов назад вместе с другом, — подтвердил Джордж и принялся дальше обрабатывать ствол. — Так что поторопись!

Но его крик достиг лишь спины Терры.

Друг? Казалось, это слово выбило из Терры всю радость. Друг — это мужчина или женщина? В любой другой день девушка не придала бы этому никакого значения, но сегодня Сьюзи разбередила в ней что-то своими рассказами. Что-то, что обычно Терра держала глубоко внутри себя и отчего ей хотелось плакать.

На ватных ногах Терра поплелась к чёрному входу. Сердце всё так же стучало в ушах, но теперь совсем по другой причине. Сможет ли она принять этого друга или подругу и идти дальше? Может, уже давно пора было найти себе кого-то?

Вот только Терра не смогла бы. Стоило хотя бы представить, и её начинало тошнить. Для неё всегда существовал только Алистер: только он имел смысл, только он владел её сердцем. Всегда он.

Не помня себя, Терра вошла в дом. Она была несказанно рада тому, что Алистер вернулся, вот только на душе было паршиво. Вдруг он приехал знакомить свою девушку с родителями? Это был вполне вероятный вариант: всё-таки он не приезжал так долго… Если это так, то не стоило омрачать их счастье — нужно было просто спрятаться в своей спальне. Вот о чём думала Терра, продолжая упрямо спешить вперёд вопреки своим мыслям.

Задний вход вёл на кухню, из которой можно было незаметно проскочить на лестницу, а оттуда в спальню. И всё было бы чудесно, если бы не мужчина, сидевший за столом у окна, за которым Терра иногда завтракала, когда вставала раньше остальных членов семьи. Мужчина тихо переговаривался о чём-то с кухаркой, вымешивающей тесто.

Однако с более близкого расстояния это оказался не совсем мужчина, а скорее молодой человек: явно старше Терры, но не намного. С копной тёмных волос, уложенных гелем наверх. Высокий и сухощавый.

Терра собиралась тихо проскользнуть мимо них, но миссис Фолч заметила её и окликнула, не дав скрыться. Девушка застыла на месте — где-то по пути к спасительной двери.

— О, так вы и есть та самая Терра, — просиял незнакомец и встал из-за стола. — Чарли Томсон.

Он подошёл и протянул руку для рукопожатия.

— Терра Грабс, — неуверенно ответила девушка, пожимая протянутую руку и совершенно не понимая, почему для незнакомца она была «той самой» Террой.

Чарли Томсон был жизнерадостен. С его тонких губ не сходила улыбка всё то время, что они молча стояли и смотрели друг на друга. Это была не нервная улыбка и уж тем более не ехидная или насмешливая. Это была обычная добродушная улыбка добродушного человека. Доброта буквально читалась в его глазах. И то была не та фальшивая игра, когда человек лишь хочет казаться хорошим — Терра чувствовала, что в каждом движении Чарли была искренность.

— Ты такая миленькая, — вдруг произнёс он, нарушая тишину.

— Миленькая? — изумлённо переспросила Терра, не зная, как реагировать.

— Да, — кивнул Чарли. — Прямо как младшая сестрёнка.

— Вижу, вы уже познакомились, — такой родной голос резанул по ушам, перетянув всё внимание Терры на себя. Слышать его спустя столько времени было так непривычно.

Ещё ни разу в жизни Терре не было страшно оборачиваться. Всего-то и нужно было чуть-чуть повернуть голову, чтобы увидеть его — едва ли это можно было бы назвать движением. Но Терра не могла сделать даже этого. По спине побежал холодок, а сердце бешено забилось в груди.

Она смотрела на Чарли Томсона и словно не видела его. Перед глазами всё плыло. И девушка не могла сказать, от страха или же от счастья.

— О боги, да ты напугал её! Смотри, как её трясёт! — воскликнул Чарли и фамильярно похлопал Терру по плечу. — Да уж, есть у Алистера такая привычка — он слишком тихо ходит. Представляешь, в первую нашу встречу я чуть не обделался от страха. Мы как раз только собрались на первое собрание, и я во все глаза смотрел на кого-то из преподавателей, как вдруг из-за спины раздался его замогильный голос: «Закройте рот, а то муха залетит!»

Чарли передразнил интонации Алистера, но таким низким голосом, что они действительно звучали пугающе, и раскатисто рассмеялся.

А Терра лишь ошеломлённо продолжала смотреть на гостя. Казалось, рассудок вернулся к ней, и она снова начала соображать. Терра была благодарна этому мужчине — парню — перед ней. Вот только сил, чтобы обернуться, всё ещё не находила.

Алистер сделал это за неё. Он протиснулся в проём и, обойдя Терру, встал рядом с Чарли. Терра смотрела на друга детства во все глаза, стараясь не забывать, как дышать. Алистер изменился. Не сильно, но изменился. Теперь его волосы были подстрижены короче, чем раньше. Он стал выше и, кажется, чуть шире в плечах, но всё ещё оставался таким же худощавым. Он всё равно был мощнее Чарли, но немного ниже его. В уголках глаз появились намёки на лучики морщин. Но самое большое изменение было во взгляде — теперь там читалась уверенность. Хотя эта черта, безусловно, было в Алистере и раньше, но теперь уверенность словно лучилась из его взгляда во все стороны.

— Прости, что напугал, — сказал он, и уголки его губ поднялись в лёгкой улыбке.

Не в силах сопротивляться его притяжению, Терра просияла в ответ.

— Ничего страшного.

Алистер был здесь. Алистер вернулся. И только это и было важно. Терра наивно и, возможно, глупо улыбалась ему в ответ, ощущая, как потерянный кусочек её души становится на место, занимая ту самую пустующую нишу. Дыру, что зияла в ней с самого его отъезда. Без Алистера Терра не видела смысла в жизни, но теперь он снова был здесь, рядом с ней. Да, возможно, она в какой-то степени была зависима от него, но Терра не видела в этом ничего плохого. В конце концов, такие люди, как Алистер Рудбриг, входя в чью-то жизнь, уже никогда не покидали её.

========== Глава 14. Маленькая леди ==========

Марта в который раз окинула критичным взглядом поднос с едой, который протягивал ей отец.

— Зачем?! — Она выхватила поднос и швырнула на стол. Маленькая вазочка с одинокой искусственной розой слетела с поверхности и покатилась по столу, а чай расплескался и залил всю посуду. — Зачем все эти розочки? Эти начищенные приборы? Ты даже положил ему мамины салфетки! Чего, чёрт тебя дери, ты пытаешься этим добиться? Ты выставляешь себя идиотом!

Кровь медленно закипала в её венах. Отец смерил Марту своим равнодушным взглядом, беззвучно вздохнул, посмотрел на разрушенную композицию на подносе, тоскливо покачал головой, а затем вновь поднял глаза на дочь и разочарованно произнёс:

— Я никем себя не выставляю. Просто не веду себя, как упёртый бык, и пытаюсь расположить к себе этого заблудшего мальчика. А ты лишь провоцируешь его, ещё больше убеждая в том, что ты злобная и алчная ведьма.

— Ну спасибо, — едко бросила Марта, и каждый мускул на её лице напрягся. — Всегда знала, что именно такой ты меня и видишь.

— Марта! Не начинай вести себя, как маленький избалованный ребёнок.

— О, ну класс! Я, значит, маленький избалованный ребёнок, зато охотник на ведьм, пытавшийся меня убить — гость, мальчик! Просто потрясающе! Как ещё его назовёшь? Щеночек? Дружочек? Или, может, вообще сыночек?! — Марта ощутила, как её голос начинает дрожать и как в нём проступают истеричные нотки. Глаза обожгли непрошенные слёзы, которые девушка моментально смахнула привычным движением.

— Выпей пустырника и прекрати истерить на ровном месте, — только и сказал Алистер и принялся восстанавливать композицию из яичницы, чая и розы на подносе.

— Идиот! — крикнула Марта и, развернувшись на пятках, вылетела из кухни.

Но уйти далеко не смогла. Заметив сестру, сидящую на лестничных ступеньках, Марта застыла на месте. Похоже, всё это время Мегги их слушала. Слушала её нелепые изречения… Нелепые?

Да, её злость определённо была нелепой и неуместной, но поняла она это, только посмотрев на недоумевающую сестру, круглые глаза которой были похожи на блюдца под нахмуренными бровями.

И так, смотря в это детское личико, Марта поняла одну вещь, от которой даже стало немного жутко: ей не было обидно или больно от слов отца. Была лишь злость. Не на кого-то конкретного. Просто злость. Не всепоглощающая, перерастающая в ярость, а просто нелепая. Возможно, нервы начали сдавать. Но оттого, что Марта не могла вспомнить, когда именно в ней что-то щёлкнуло и безумство начало напирать и брать своё, было страшно. Похоже, ей хотелось выместить своё негодование от неудач хоть на ком-нибудь. Хотя… Если быть совсем уж точной, девушка не могла сказать, что в своих словах была тоже хоть в чём-то не права.

Глупо.

Не дожидаясь, пока Мегги скажет хоть слово, Марта развернулась и пошла обратно. Гордо расправив плечи, она вошла в кухню, отыскала в холодильнике настойку пустырника и накапала себе пятнадцать капель в кружку, а затем залила водой и осушила стакан за пару глотков, стараясь не скривиться от неприятного привкуса.

— Молодец, — произнёс Алистер, но по его тону было непонятно, хвалит он или издевается. — А теперь, если ты хоть немного вернула свои мозги на место, отнеси гостю поесть. И пусть он съест эту несчастную холодную яичницу. Договорились?

Марта старалась не заводиться и, лишь коротко кивнув, взяла поднос и поспешила выйти из кухни, чтобы не напороться на ещё один недоскандал. Мегги проводила сестру грустным взглядом, слегка поджав губы. В последнее время она была тихой. Несвойственно тихой. Словно молча наблюдала за всеми. А уж какие выводы рождались в её голове — вопрос со звёздочкой. Когда Марта скрылась на втором этаже, Мегги встала со ступенек и поплелась к отцу.

До сегодняшнего дня Коул был источником страха, теперь же он стал водоворотом идиотизма или же, наоборот, гениальности — смотря как правильнее назвать человека, разорвавшего наволочки на лоскуты и напихавшего их себе в уши на манер затычек. Всё бы ничего, если бы они не выглядели, как серёжки. Длинные белые тканевые серёжки.

Как реагировать на взрослого мужчину, выставляющего себя полным идиотом, лишь бы защитить свои секреты, Марта не знала. Поэтому она поставила поднос ему на колени, а сама села в кресло.

Коул к еде не притронулся, а Марта уставилась в окно, наблюдая за неподвижными ветками давно засохшей маминой яблони. План. Нужен был хоть какой-нибудь маломальский план — нельзя же так и продолжать жить с этим мужчиной в гостевой спальне и надеяться на то, что однажды он поймёт её и решит отказаться от своих целей?

Подобная перспектива была смехотворной. Коул умрёт мучительной смертью через месяц или два, если они его не отпустят. Запасы Кеторин не безграничны, и, когда они иссякнут, будет уже абсолютно всё равно, о чём там думает этот парень и кого он собирается убить.

А ещё были охотники, с которыми тоже надо что-то делать. Но здесь капельку легче, ведь вполне вероятно, что у Кеторин есть план. План, в который Марту пока не посвятили. И у отца должны быть хоть какие-то идеи — в этом Марта была уверена, как и в том, что он так просто с ней ими не поделится.

У всех были планы. Даже у Коула. Решимость читалась в его глазах.

Марта тяжело вздохнула. По части составления планов у неё было плохо. Плыть по течению? Идея, как таковая, может быть, и неплоха, вот только куда вынесет её это течение? На рифы? Или есть шанс, что на маленький счастливый островок с белым песочком, бутылочкой шампанского и сочным бургером? Хотя, честно говоря, ни то, ни другое Марту особо не привлекало. Хотелось лишь одного — вернуться в свою привычную размеренную жизнь.

Марта вновь посмотрела на Коула, который в этот момент так же сверлил её взглядом. Был ли он такой же жертвой обстоятельств? Может, отец прав и стоило попытаться хотя бы понять его?

Марта встала и вышла из комнаты. На книжных полках рядом с томиком «Молота Ведьм» лежал старый альбом Мегги. Марта взяла его, а затем отыскала шариковую ручку. Со своей добычей она вернулась к Коулу, полная решимости вывести его на разговор.

Марта вновь заняла кресло и, уложив альбом на коленях, принялась выводить буквы своим не самым каллиграфическим почерком. Точнее, своим абсолютно неразборчивым смазанным почерком, который вполне мог принадлежать напившемуся вдрызг алкашу с трясущимися руками, пальцы на которых скорее всего были сломаны, и подслеповатыми глазами, но никак не учителю рисования. Для Марты всегда была большая разница между «писать буквы» и «рисовать слова».

Убедившись в том, что её писанину всё-таки можно разобрать, она развернула альбом к Коулу. На белом листе было несколько фраз:

«Может, поговорим? Я не буду тебе приказывать. Буду молчать. Честно!»

Пока Коул читал, щёки Марты начали гореть. До неё начало доходить, что слова на листе были не свойственны ей. Они были криком о помощи. Криком, за который ей было стыдно.

Марта резко опустила альбом надписями вниз и буркнула:

— Забудь. Неудачная была идея, — она встала с кресла. — Ешь, пока совсем не остыло.

Девушка размашистым шагом вышла из гостевой, но спуститься по лестнице так и не решилась, застыв на месте с занесённой над ступенькой ногой.

Чего ради она ведёт себя так? Она самой себе начала казаться абсурдным недоразумением: психует и обижается, как маленький избалованный ребёнок, с которым ребята постарше отказываются играть на детской площадке, и уповает на то, что придёт «большой и грозный папа» и всё решит.

Вот только что-то Марте подсказывало, что с этими ребятами играть не стоит, потому как игры далеко не детские и никакой «грозный папа» не сможет ей помочь. Нужно было решать проблему, а не строить из себя кисейную барышню, застеснявшуюся из-за тона записки — вдруг принц её не так поймёт?

Вот только Коул никакой не принц, а никудышный охотник на ведьм. А Марта — та самая ведьма. Давно пора было смириться со своей участью и научиться пользоваться своими силами. Видит бог, возможностей было предостаточно. Да, мать запрещала ей колдовать, буквально вбила в голову мысль о том, насколько ворожба чужеродна и отвратительна. Хотя сама, похоже, колдовала направо и налево, нисколько этого не стыдясь — кто, если не мать, поставил защитный купол над их домом?

Марта настолько сроднилась с тем, что её мама была «обычной», что осознание своей полной неправоты едко кололо в сердце. Было в этом нечто обидное: поймать свою, казалось бы, непогрешимую мать на лжи. На долгой и выверенной лжи. Чувство было такое, будто Марту чуть ли не каждое утро кормили с ложечки сахарными хлопьями вперемешку с ложью.

Марта проглотила липкий комок недовольства и, развернувшись, вновь пошла в спальню Коула. Войти «как королева» у неё не получилось — она зацепилась рубашкой за ручку двери и чуть не проделала в одежде дыру. Что, конечно, немного подпортило и без того не самое радужное расположение духа.

Стараясь не подавать виду, Марта вновь взяла альбом и, найдя там ещё одну чистую страницу, принялась писать, не особо заботясь о красоте своего почерка. Легко поймёт Коул её каракули или нет, Марту мало интересовало. Пусть сам запаривается.

Девушка просунула руку с альбомом сквозь границу тувротов и бросила тот на кровать рядом с подносом. Затем ещё раз смерила своего пленника недовольным взглядом и, тяжело вздохнув, вышла из спальни.

Пожалуй, сегодня был один из тех дней, когда находиться дома совсем не хотелось. А тихое перешёптывание Мегги и отца на кухне, которое услышала Марта, проходя мимо, ещё больше упрочило её желание уйти… уйти хоть куда-нибудь. Вот только проблема была в том, что за все годы жизни Марта так и не обзавелась друзьями, с которыми можно было поделиться своими секретами и без утайки раскрыть душу, не боясь, что это смогут использовать против неё.

Сестра с отцом были настолько поглощены разговором о школьных планах Мегги на Рождество, что даже не заметили, как Марта тихо оделась в прихожей и, захватив пузырёк с зельем, выскочила из дома.

Идти ей было некуда — в Рупи просто не было мест, где девушка вроде неё могла бы посидеть в одиночестве и просто подумать, попытавшись сложить пазл из раздробленных маленьких кусочков. В таких маленьких городках иногда достаточно было просто перейти дорогу в неположенном месте или «не так» посмотреть на кассиршу в магазине, чтобы стать предметом слухов.

Так что Марта понимала, чем может обернуться для неё очередной поход в «Ведьмину обитель», но всё же направилась туда в надежде провести пару часов в тишине, чтобы просто подумать.

В бывшую церковь Марта проскользнула через чёрный ход. Было нечто боязное в том, чтобы вновь открывать старую скрипучую дверь, через которую пару часов назад её выпроводила Джуди. Задний вход вёл на склад, где на полу хранились кеги с пивом, а на полках бутылки рома и неначатые пачки кофе вперемешку с фруктами, овощами и старыми магическими артефактами. Их назначения Марта не знала, но ощущала слабое магическое свечение от каждого предмета. Здесь были и навязанные узлы из корабельных тросов, и, казалось бы, пустые бутылки странных форм и размеров. На одной из полок Марта углядела деревянные бусы, покрытые инеем, а рядом аккуратно примостилась обычная медная пластинка, на магический след которой без солнцезащитных очков было больно смотреть.

До этого в полумраке Марта не разглядела магических кругов, что украшали обе двери. Девушка достала телефон из кармана и, включив фонарик, направила его на ту дверь, что вела на улицу. Круг, нанесённый на древесину чем-то вроде масляной краски, был скорее квадратом с зигзагами на углах, которые расходились книзу, как кисточки на диванных подушках. А круг на двери, что вела в бар, оказался вполне себе нормальным кругом, от контура которого к центру тянулись замысловатые узоры, похожие на лианы, оплетённые листьями. Назначения этих кругов, как и всех артефактов на полках Кеторин, Марта не знала, но в этот момент в ней что-то всколыхнулось. И этим «чем-то» был интерес.

Она толкнула дверь и вышла в зал «Ведьминой обители», оказавшись под лестницей, ведущей в «кабинет» Кеторин. Единственным источником света был костёр под Ведьминым котлом, который так же светился, отбрасывая завораживающие блики на стены и лицо женщины, склонившейся над ним. Вот только Марта была уверена, что грани чарующего света котла были доступны далеко не каждому, и внутреннее чутье подсказывало, что даже сама она не видела всего его великолепия.

Кеторин склонилась над котлом, огромной деревянной ложкой помешивая его содержимое. Она мешала то по часовой стрелке, то против, то вообще словно жарила картошку. Пару раз она надевала большие варежки сварщика и хорошенько так встряхивала котёл. Марту немного завораживало то, как, казалось бы, не особо физически сильная женщина с лёгкостью — даже играючи — обращалась с тяжеленным чугунным котлом.

На секунду она и себя попыталась представить в этой роли: у котла, с лопаткой в руках, рядом столик с ингредиентами для зелья. Вот она, а не Кеторин, берёт склянку с какими-нибудь лягушачьими лапками или хвостами крыс. Издалека не разглядеть. Нет, не пойдёт! В своём воображении Марта решила, что это будет склянка с чем-нибудь блестящим и приятно пахнущим. И вот уже она уверенной рукой высыпает всё содержимое в котёл. Марта даже попыталась представить на себе то ликующее выражение лица Кеторин, когда та любовно помешала зелье в последний раз. Котёл вздрагивает, и воздух сотрясается от небольшого взрыва, а комната наполняется светом. Надо же, Кеторин даже не отшатнулась, хотя самой Марте хотелось закрыть уши руками — настолько громогласным был «вопль котла». Кеторин же была спокойна. Она знала, что делает, и, похоже, получала от этого удовольствие. Для неё это была не роль, а сама жизнь. Кеторин дышала этим. Марте показалось, что именно здесь, возле магического котла, было место этой женщины. Но вот отчего-то ей начало казаться, что, будь Марта сама на месте Кеторин, выглядела бы она нелепо и глупо — как ребёнок, который пытается вести себя, как взрослый.

В чем же была разница? В знаниях? Да, у Кеторин их было полно — этого не отнять. Марта думала, что знания получить несложно, если задаться целью, вот только даже так ей всё равно казалось, что от этого ничего ровным счётом не изменилось бы: даже имей она все необходимые знания, Марта всё равно не смогла бы так стоять у магического котла. Значит, было что-то ещё. Что-то, отчего огонь в глазах Кеторин мог стать пожаром, а в Марте скорее потух бы. Девушке было интересно, но она не знала, хотелось бы ей окунуться в ту пучину, где уже давно плавала Кеторин.

Сможет ли она потом выплыть? Останется ли собой? Или эта пучина изменит её нутро, и ей не захочется возвращаться?

От этих мыслей на душе становилось тревожно, и Марта решила их отбросить. Оставить на потом, чтобы когда-нибудь в старости, сидя в кресле у камина и попивая какао, вспомнить об этом и попытаться разобраться. Может, конечно, и не в старости, а завтра… или через пару месяцев, когда прижмёт. Но уж точно не сегодня.

Марта ещё раз окинула зал «Ведьминой обители» беглым взглядом. Кеторин была настолько поглощена своим котлом, что не замечала ничего и никого вокруг. А Джуди нигде видно не было, хотя она могла притаиться где-то во мраке так, что Марта её даже не заметила бы — настолько густыми были тени по углам.

Внезапно света, отбрасываемого котлом, стало больше, гораздо больше. Если раньше он светился, то теперь казалось, что сам котёл раскалился настолько, что его внутреннему свету было больше некуда деться, и он начал выходить из него, всплесками разлетаясь по комнате. Марта сощурилась, чтобы лучше видеть, только толку было мало. Там, где её взгляд натыкался на свечение, воздух будто покрывался рябью и начинал дребезжать, так что за ним было ничего не разобрать.

Сквозь некую пелену Марта видела, как Кеторин отложила лопатку и, вскинув руки кверху, началаскандировать какой-то стих. Слов определённо было не разобрать, но Марта чувствовала и такт, и ритм, и даже немного напевный мотив. Как бы ни хотелось ей этого признавать, но слова Кеторин задели в ней какую-то струну, какую-то нить, которая будто всё знала и помнила. Вот только сама Марта ничего не знала и ничего не помнила — и оттого внутри неё начала образовываться гнетущая пустота. Не по своей воле она сравнила её с той пустотой, что захватывала её рядом с отцом. Пустота там, где должно было быть что-то — что-то важное, что-то незыблемое… Что-то, чего не было! И она не могла вспомнить, что заполняло эту пустоту раньше.

Над котлом поднялся сгусток. Тёмная капля. Она была и не жидкой, и не густой. Странная субстанция, зависшая между двумя формами.

— Что это? — воскликнула обуреваемая эмоциями Марта.

Кеторин впервые оторвалась от своего котла и посмотрела на девушку. Даже сквозь дымку света Марта разглядела панику и ужас в глазах женщины. И это было последнее, что она осознавала точно. А всё, что было дальше, пронеслось секундной картиной.

Вот сгусток срывается со своего места и летит в сторону Марты. Вот Кеторин что-то кричит и отчаянно размахивает руками. Что именно она кричала? Впоследствии, сколько бы Марта не силилась вспомнить, она не могла — всё затмило произошедшее дальше.

Сгусток ударился о руки Марты, которыми она попыталась закрыться от него. Это был даже не совсем удар в прямом смысле этого слова — руки будто обволокло чем-то тёплым и склизким, словно желе. И как бы ни пыталась девушка отмахнуться от этого ощущения, сгусток крепко держал её, не давая пошевелиться.

Марта открыла рот, чтобы узнать, что это такое и как от этого избавиться, но всё было тщетно — с губ сорвался только едва различимый стон. Хотя она не была уверена даже в этом. Всё потонуло в странных ощущениях. Это была не боль, но и приятными назвать нахлынувшие ощущения было нельзя. От сгустка слизи по коже к костям распространялась дикая тяга. Сначала кожу, затем мышцы, а в итоге и кости тянуло в разные стороны. Во всё одновременно. В начале это казалось просто неприятным, но тяга нарастала, и в какой-то момент Марте даже начало казаться, что её просто разорвёт. Растянет в разные стороны.

Но вот всё прекратилось, и Марта даже облегчённо выдохнула, вновь задумавшись над тем, как избавиться от проклятого сгустка. Однако затишье было недолгим. Новая тяга пришла вместе с болью, и в этот момент Марта действительно закричала.

Ноги подогнулись, и она рухнула на пол пыльным мешком, не в силах ни стоять, ни лежать. Была лишь тяга. Она то отступала, то налетала новыми толчками. Иногда сильнее предыдущих, иногда слабее, но никогда не пропадая полностью. Она словно томилась где-то в глубине, набирая силу и готовясь к новому нападению.

Никогда раньше Марта не ощущала ничего подобного, и оттого в её сердце зародился ещё один страх — пройдёт ли эта боль или так и останется с ней навсегда? Насколько сильным будет следующий толчок? Неужели все её суставы просто вытянет из тела? Сколько вообще это уже длится?

Возможно, прошло всего пару секунд, прежде чем Кеторин опустилась перед ней на колени, и Марта разглядела её перекошенное лицо, только для Марты это время растянулось в часы. Кеторин что-то говорила, но даже её губы двигались слишком медленно, и Марта не могла разобрать ни слова.

Марта так испугалась, что даже не подумала о том, чтобы потянуться к собственной магии.

Всё, что она могла — анализировать ощущения своим слабым и куда-то уплывающим разумом, понимая, что каждый сустав, каждая кость всё ещё остаются на месте, хоть их и продолжает тянуть: изнутри и внутрь, вверх и вниз, в разные стороны. И всё одновременно. Марта осознавала это и мысленно содрогалась вплоть до того момента, пока разум окончательно не уплыл в кромешную темноту, где не было абсолютно ничего, даже её самой.

***

Коулу определённо начинало казаться, что он сходит с ума. Он много думал, но не мог прийти ни к какому логическому заключению, переключаясь с одной мысли на другую, чаще всего даже не додумывая предыдущую до конца. Он был растерян и никак не мог собрать себя воедино. В одно мгновение он напоминал себе капризного маленького ребёнка, которому не купили игрушку, а в следующее — вполне разумного человека. В какие-то моменты он был на грани, готовый соскользнуть и начать биться в истерике, но надеялся, что не позволит себе скатиться в эту пучину.

Последний час или около того — он давно уже потерялся во времени — Коул избегал смотреть на альбом. Тот лежал на коленях и, казалось бы, даже жёг сквозь пуховое одеяло. Стоило ли смотреть? Что эта ведьма могла там написать?

«Поговори со мной, пожалуйста! Я же хорошая!»

Да, там определённо должно быть написано нечто подобное. Эта девушка только и пыталась что одурачить его. Вот только она писала долго, а на то, чтобы черкнуть пару слов, обычно уходит гораздо меньше времени. Следовательно, там должно было быть что-то ещё.

Но вот что?

Ведьма намеренно положила альбом вниз запиской? Или это случайность?

Коулу не хотелось прикасаться к тому, чего касались руки ведьмы. Не дай бог ещё какую заразу подхватить. Наставник говорил, что кожа ведьмы — это рассадник заразы, обитель скверны. Они одним касанием могут навеки омрачить душу, обратить ту во зло.

Но ведь он уже касался кожи ведьмы, когда пытался её задушить! И вроде никакую заразу не подхватил. Хотя она уже прокляла его, запустив свои мерзкие когти в его душу — какая уж теперь разница, прикоснётся он к альбому или нет. Да и ведьма по-любому убьёт его. Оставалось только ждать, когда её алчная натура решит, что ему пора отправиться к праотцам.

Интересно, а куда отправится его душа? Куда попадают жертвы ведьм? Он, конечно, надеялся, что в рай, но что, если она уже успела настолько запятнать его душу, что ему только и останется что скатиться по крутой дорожке в ад и вариться в котле вместе с другими исчадиями зла и порока. Если так, то Коул считал это несправедливым. За свою жизнь он не сделал ничего такого, чтобы заслужить котёл в аду.

Даже ведьму убить не смог. Прискорбно. Но хуже провала было то, что эта ведьма, Марта Грабс, плясала на его гордости и ткнула лицом в неудачу. «Смотри! — кричало её надменное лицо. — Я жива и здорова! А ты, олух, весь в моей власти. Мне ничего не стоит убить тебя, но прежде я изрядно тебя использую!» Да, примерно это читалось в её глазах каждый раз, когда она на него смотрела. И ведьма непременно его использует, уж в этом Коул не сомневался.

То, что она над ним совершила, пугало. Стоило ей что-то приказать, и он немедленно выполнял её требование. Проклятие? Морок? Можно ли от этого как-то избавиться? У него же не получится вечно затыкать уши! Когда-нибудь он да осечётся — и тогда всё будет кончено. Тайны целого ордена в руках ведьмы… Даже подумать страшно, к каким последствиям это может привести.

Но как быть? Можно ли как-то обмануть ведьму? Коул рассчитывал, что от ведьмы и её магии его защитит оберег. Но Кеторин Чубоски оказалась шарлатанкой. Шарлатанкой, которая обманула не только его, но и его наставника. И ему нужно было во что бы то ни стало выбраться отсюда и предупредить того, пока не стало слишком поздно.

Кеторин, к удивлению Коула, тревожила его куда больше, чем он мог позволить себе в сложившихся обстоятельствах. Он всё гадал, могла ли она тоже оказаться настоящей ведьмой — ведьмой, которая водила за нос его наставника. Как вообще так получилось, что они связались с ней? Эта женщина — вот, кого стоило винить в его провале!

Мужчина опять посмотрел на альбом. Прочитать или нет? Терять-то ему уже всё равно нечего. Точнее не так — ему определённо было что терять, но мало что изменится оттого, что он прочтёт несчастную записку. В любом случае, он всегда может положить альбом на место и сделать вид, что ничего не читал.

Или всё же лучше оставаться в неведении?

Уши зачесались. Жизнь давно уже катилась по наклонной, но было как-то обидно, что даже его единственный способ защиты — импровизированные беруши, которые он зубами выдрал из наволочек — тоже ополчились против него. Надеясь, что никто не решит зайти к нему прямо сейчас, он раздражённо вынул их из ушей, но всё же убирать далеко не стал, оставив под рукой. Коул попытался почесать уши изнутри, но его мизинцы были слишком толстыми, чтобы у него хоть что-то получилось, а отросшие тонкие ногти больно карябали кожу, так что ему пришлось распрощаться даже с надеждой хоть немного ослабить зуд.

А если расчесать уши в кровь, можно себя оглушить? Скорее всего нет.

Вот незадача. Недовольно насупившись, Коул скрестил руки на груди и откинулся на мягкие подушки. Давно остывший чай на подносе, что стоял на его коленях, от этого движения разлился и намочил одеяло. Конечно, его было не так много, чтобы насквозь промочить тяжёлое пуховое бельё, но всё же неприятная вышла ситуация. Пара капель даже попали на альбом.

— Класс. Просто класс. Лучше и не придумаешь! — в сердцах выпалил он. — И что теперь делать?

— Можешь переложить его, пока он окончательно не промок. Марта хранит его, как память.

От неожиданности Коул чуть не подпрыгнул на месте. Нет, он не был пугливым человеком. И всё же, когда в полной тишине комнаты из ниоткуда доносится детский голос, любому становится как-то не по себе.

Мужчина медленно поднял голову и посмотрел туда, откуда донеслись слова. В дверном проёме стояла маленькая светловолосая девочка в зелёной рубашке и брюках, так не свойственных ребёнку. Её волосы были заплетены в добротную толстую косу, которая была уложена на голове по кругу. А в ушах Коул углядел маленькие жемчужные серёжки. Коул знал точный возраст девочки, но выглядела она, как уменьшенная версия взрослой женщины, которая и сама не понимает, с чего это вдруг её тело стало таким маленьким. Ни дать ни взять — крохотная леди!

Эта девочка была, пожалуй, самым ухоженным ребёнком, которого Коул когда-либо видел в своей жизни. Он даже на секунду вспомнил себя в её возрасте: с разбитыми коленками, перемазанного в песке, с размазанными по щекам соплями — и мысленно содрогнулся. Эта девочка никогда бы не стала общаться с подобным ему ребёнком.

— Ты лучше его поскорее переложи. Марта расстроится. Это мой детский альбом. Там есть рисунки, которые я рисовала с мамой, — на её губах появился слабый намёк на улыбку, которая всё же не затронула глаз. Она словно бы попыталась улыбнуться для него, хотя у самой не было ни малейшего повода для улыбки. — Я Мегги. Мегги Рудбриг.

— Я знаю, — буркнул Коул и, откинув альбом в сторону, потянулся за своими затычками.

Но остановился, заметив неодобрительный взгляд ребёнка. Не только взгляд был неодобрительным, она умудрялась даже свои крохотные плечики держать как-то укоризненно. Не особо задумываясь над своими действиями, он вновь взял альбом и аккуратно положил его на край кровати. Улыбка девочки стала шире. Мегги расправила свои плечи, а в глазах зажглась гордость. Снисходительная гордость. Так смотрят на ребёнка, который сделал свой первый шаг. На друга, признавшегося в своей неправоте. На щенка, который выполнил команду верно. Но уж точно не так смотрят на мужчину, который чуть ли не в три раза старше.

От этого взгляда Коул вспылил:

— Зачем ты пришла, ведьма?

Он понял, что кричит, только когда девочка отшатнулась и отступила на шаг в коридор. На её лице на секунду отразился страх, смешанный с удивлением, но затем он исчез за дружеской улыбкой. Девочка смело расправила плечи и не без грусти произнесла:

— К сожалению, я не ведьма… Всего лишь Мегги. И мне было скучно.

Мегги сомневалась всего мгновение, а затем уверенным шагом вошла в комнату и направилась прямо к креслу возле кровати.

— Скучно? — не поверил своим ушам Коул. Может, он как-то повредил их своими «берушами», и теперь его слух его обманывает? — Так пойди поиграй в игрушки или посмотри мультики. Или что там ещё делают маленькие дети? Чем вообще думал твой отец, пустив тебя сюда?

Мегги поудобнее устроилась в кресле и, склонив голову набок, посмотрела на него снисходительным взглядом, как на дурочка.

— Логично же, что папа не знает, что я здесь. Он уехал проведать бабушку. Она у нас, конечно, женщина самостоятельная, но и ей время от времени необходимы общение и поддержка семьи. Особенно теперь, — она поджала губы, о чём-то задумавшись, а затем продолжила: — Ты не думай, я дала ему слово, что не буду приближаться к тебе. Я просто не говорила, на какое конкретно расстояние.

Коул удивлённо взирал на девочку. Подобных умозаключений и рассудительности он от неё никак не ожидал. Хотя нет, всё же в её словах были ещё хитрость и продуманность. Это обескураживало. Коул не знал, что ей ответить, а потому, сурово нахмурив брови, лишь уставился на неё, надеясь, что девочка испугается и уйдёт.

Не испугалась. Не ушла.

Маленькая Мегги Рудбриг изучающе смотрела на него, казалось бы, пытаясь что-то в нём отыскать. Вот только что — Коул понять не мог. А потому они продолжали играть в гляделки, и никто даже не помыслил отвести взгляда.

За это время Коул успел заметить, что Мегги Рудбриг была сильно похожа на свою старшую сестру. Если бы не детская округлость лица и россыпь родинок на лице, он бы даже мог принять её за Марту.

Мегги подпёрла подбородок ладонями и подалась вперёд. Она первой нарушила молчание.

— Знаешь, я не могу понять, как к тебе относиться. Радоваться мне твоему появлению или же бояться? — спросила она, нервно улыбнувшись.

— Р-радоваться? — растерянно вторил ей Коул. У него даже язык начал заплетаться от удивления.

— Ну… понимаешь… Последние полгода или около того папа с Мартой друг друга словно не замечали. Мне кажется, они и парой фраз за это время не обмолвились. Я даже истерики закатывала, лишь бы они… хотя бы говорили. И даже это не всегда помогало. У нас в доме стояла такая… тишина. Даже сидя за одним столом, они друг на друга не смотрели. Когда мама была жива, Марта с папой хотя бы ругались, а после её смерти начали молчать. А я так не могу! Мне кричать хочется от этой… этой тишины.

Коулу показалось, что он заметил в глазах девочки приближение слёз. Но ни одна слезинка не скатилась по пухлой щеке. Девочка продолжала говорить, и лишь её нижняя губа слегка подрагивала от той бури, что бушевала внутри.

— А теперь появился ты. И они… они снова говорят. Много говорят. Обсуждают. Советуются друг с другом. Даже когда мама ещё была жива, они так много не говорили. Вот почему я не знаю — радоваться мне тебе или нет.

Коул неуверенно кивнул. Даже если бы он и хотел ответить, то не смог бы: во рту всё пересохло. Он даже успел погоревать о бездарно потраченном чае. Эта девочка и её открытость, её откровенность… пугали его. Дети себя так не ведут! Дети вообще о таком не должны думать! Радоваться человеку, который чуть не убил её сестру и тем самым сплотил их семью? Уму непостижимо!

— И всё же я склоняюсь к тому, чтобы радоваться тебе. Только надеюсь, что ты больше не будешь делать ничего такого, что может навредить моей семье. Я прошу тебя не делать ничего. Абсолютно ничего. Папа… он будет о тебе заботиться. И Марта тоже. Они у меня очень-очень добрые. И если ты не будешь ничего делать, они и к тебе будут добрыми. Уж поверь, я знаю, — и девочка подарила ему ещё одну неуверенную улыбку.

А Коул удивлялся всё больше и больше. Как такой недюжий ум может уживаться с детской наивностью? Да, Мегги Рудбриг была наивной, рассуждая о своих «добрых» родственниках, но это ни в коем разе не меняло того факта, что Коул считал её умной и преданной. Преданной своей семье — и то, какой была эта семья, было не столь важно. Мегги заслуживала уважения.

Коул сглотнул и нашёл в себе силы, чтобы ответить:

— Сейчас я не в том положении, чтобы хоть как-то навредить твоей семье.

Коул протянул руку и ударил по невидимой границе своей клетки. Он был словно зверёк в зоопарке, за которым могли наблюдать все, кому не лень, и он не мог с этим ничего поделать.

— Ты ведь не пообещаешь мне ничего не делать? Я права?

Коул вновь кивнул.

— Понятно, — Мегги горько улыбнулась и встала. — Заставить я тебя не могу. Но я надеюсь, что ты передумаешь. Мы не такие, как тебе кажется.

Больше девочка ничего не сказала и тихо удалилась, оставив после себя в комнате гнетущую тишину. И в этой тишине Коул всё-таки взял альбом. Он перелистал детские рисунки. Обычные детские каракули, как в сотне других таких же альбомах. Мама, папа, Марта. Домик у озера. Вот розовая кошка. Забавная закорючка, чем-то отдалённо напоминающая человека. Цветочек с разными лепестками. А вот и первая записка Марты. «Может, поговорим? Я не буду тебе приказывать. Буду молчать. Честно!»

На вторую записку Коул отчего-то посмотрел с замиранием сердца. Почерк был ещё более кривым и неразборчивым, но мужчина всё же смог прочитать.

«Ты умираешь. В лучшем случае — продержишься два месяца. Помоги мне, и я сделаю всё, чтобы помочь тебе. Если я умру, ты не сможешь покинуть этой клетки и тоже умрёшь. То, чем тебя опаивали, принесёт мучительную смерть. Я предлагаю честную сделку с нашими жизнями на кону».

Коул сделал вдох. Затем выдох.

Как же ему поступить?

========== Глава 15. Сделка ==========

— Зачем ты вернулась?! Я же сказала тебе, когда прийти в следующий раз! Да как ты вообще попала в бар?! — набросилась на неё Кеторин, стоило только Марте открыть глаза.

Возможно, хозяйка «Ведьминой обители» говорила что-то ещё, но у Марты настолько раскалывалась голова, что и то мало-мальское, что у неё получилось разобрать, сошло за благо. В ушах звенело, перед глазами плясали цветные пятна, а по телу разлилось онемение. Марта чувствовала себя, словно ударенная пыльным мешком. В голове каша, да и тело её тоже было кашей. Марта хотела было приподняться с пола, на котором всё ещё лежала, но сил сделать это просто не было. Радовало хотя бы то, что боль — вперемешку со странной тягой — отступила и пока вроде бы не собиралась возвращаться.

— Джуди! Иди сюда, давай Марту приподнимем и оттащим к стене. Она немного очухалась.

— Так она и раньше в себя приходила и бубнила что-то. Пускай лучше ещё полежит — а то вдруг опять отключится, — голос Джуди доносился откуда-то сверху и издалека.

— Не думаю. Выглядит уже лучше.

— Ты и в прошлый раз так говорила!

— Иди сюда и не спорь! — резко приказала Кеторин, и её громкий голос резанул по ещё не окрепшему слуху Марты.

— Воды… — прохрипела девушка и облизнула распухшим языком пересохшие губы. Язык был неимоверно чувствительным, а губы — жёсткими, как наждачка.

— И захвати воды!

— Да поняла! — раздражённо крикнула в ответ Джуди. — Не глухая!

Марта услышала, как Кеторин укоризненно вздохнула, и попыталась сдержать неуместную улыбку. Она и сама так же вздыхала на занятиях, когда кто-то из учеников вёл себя ну уж слишком по-детски.

Улыбаться было больно. Кожу лица стянуло так, что казалось, будто от лишнего движения она может порваться. Но это были лишь цветочки. Онемение начинало отступать, и к Марте пробирались отголоски пожара, бушевавшего где-то в районе рук.

— Дверь чёрного входа была открыта, — запоздало выдохнула Марта, смотря на потолок, теряющийся где-то вдали. Возможно, тот казался таким невозможно далёким, потому что она лежала на полу, а, возможно, причина была в её глазах, которые всё так же видели зеленоватые пятна, резко перемещавшиеся по комнате, стоило лишь сосредоточить на них взгляд.

— Джуди! — взревела Кеторин. — Да что же с тобой такое? Ничего нельзя доверить! Мне казалось, у тебя только тело не взрослеет, но, видимо, мозг тоже! А если бы вошёл кто-то посторонний? Ты хоть представляешь, чем это могло закончиться! Да и то, что Марта зашла, уже скверно — ты посмотри на её руки! Включи свет и посмотри повнимательнее! Это на твоей совести! Свалилась же на мою голову! Что ты, что мать твоя — ходячие недоразумения.

— Мне правда казалось, что я закрывала…

Марта не слышала шагов, но теперь пристыженный голос Джуди доносился совсем близко. А через секунду и сама девушка появилась в поле зрения, застилая собой далёкий потолок. С такого ракурса девочка-девушка казалось чуть выше и даже немного взрослее. Джуди держала в руках большой стакан с водой, по стенкам которого вниз сбегали несколько холодных капель. Одна даже упала на пересохшие губы Марты, дразня и обещая невиданное блаженство. Да, сейчас она отдала бы всё на свете за этот бокал.

— Утро доброе, — просияла Джуди, но в глазах плескалось недюжинное раскаяние.

— Привет, — прохрипела в ответ Марта.

— Паршиво выглядишь.

— Чувствую себя не лучше.

Обмен любезностями был прерван очередными властными указаниями Кеторин:

— Ставь воду и бери её за ноги. Я возьму за подмышки. Перенесём к стене и посадим. А потом уже будем думать, что делать дальше, — озвучила план действий ведьма тоном строгой учительницы.

Джуди кивнула и поставила бокал на пол. Вскоре девушка исчезла из поля зрения Марты, но её место тут же заняла Кеторин. Было немного забавно наблюдать за её перевёрнутым встревоженным лицом — настолько серьёзной Кеторин Марта ещё никогда не видела: нахмуренные брови и проступившие на лбу морщины образовывали стрелочку, забавно сужающуюся к носу.

Правда, забавляться видом девушке суждено было недолго. Женщины заняли свои позиции и, стоило им оторвать её от пола, как Марта задохнулась. То, что казалось отголосками тлеющего пожара, оказалось на деле бурей, только набирающей силу.

— О, чёрт! — выплюнула она, не в силах даже кричать.

— Потерпи, — приказала Кеторин, и они начали переносить девушку.

Они двигались медленно, стараясь несильно тревожить Марту, но лучше от этого не становилось. То, что она испытывала, было похоже на «огненные ванны» — только в большей концентрации и в одной точке — руках. С ними точно что-то не так. Но Марта никак не могла понять, что именно: руки болтались под телом и никак не попадали в её обзор.

Девушка закусила губу, силясь побороть агонию, следующую за каждым движением, заглушая её другой физической болью. Бесполезно. Закушенная губа была ничем по сравнению с пожаром, бушевавшим в руках.

Подбородок Кеторин закрывал собой потолок, а до слуха Марты доносились натяжные кряхтения Джуди, и девушка попыталась сосредоточиться на них, чтобы хоть немного отвлечься от боли. Помогало, конечно, не особо.

Кеторин и Джуди аккуратно опустили девушку, привалив её спиной к стене. И тут Марта ужаснулась. В тусклом свете Ведьминой обители она увидела, что произошло с её руками. Рукава пальто и рубашки теперь заканчивались чуть ниже локтя рваными и обугленными краями; лак с ногтей слез — это она заметила лишь так, мельком. Всё остальное внимание девушки было поглощено водянистыми волдырями, которые громоздились на её руках там, где раньше была обычная здоровая кожа. Там, где её руки соприкоснулись с тем странным сгустком, не осталось ни одного даже самого маленького клочка прежней чистой кожи — всё было покрыто этими пузырями разного размера. Они плотно прилегали друг к другу, делаясь похожими на…

— Жабье брюхо… — брезгливо простонала Марта, ощущая, как её желудок начинает бунтовать и скромный завтрак подкатывает вверх, мерзким комом становясь в горле. Она сглотнула. Глаза обожгло от слёз.

— Так. Тише… тише… Никакое это не жабье брюхо — так, парочка мозолей. На, попей водички, — принялась успокаивать её Кеторин, подставляя стакан к губам Марты.

Зубы стучали о край, пока девушка пыталась сделать хоть глоток, а струйки воды стекали по подбородку, намочив верхний край пальто. О боги, её руки! Её красивые руки художника! Да как же она теперь будет ими рисовать? Как будет объяснять детям, как рисовать? Да они разбегутся от неё с криками ужаса!

— Джуди, тащи ром! Видит бог, он ей сейчас нужен, — крикнула Кеторин. — Будем играть в пиратов и лечить солнечные ожоги. Послушай, Марта, всё не так плохо, как кажется. В худшем случае останется парочка шрамов или… несколько парочек шрамов.

Марта тяжело дышала. Кеторин убрала наполовину опустевший стакан, а Джуди скрылась за высокой барной стойкой.

— Что это такое? — в ужасе выдавила девушка, не в силах оторвать взгляда от того, во что превратились её руки.

Кеторин скривилась и, немного помолчав, всё же ответила:

— Последствия незавершённого проклятия…

— Проклятия? — переспросила задыхающаяся Марта.

— Да, — Кеторин нервно улыбнулась. — Джуди, быстрее!

— Уже несу, — ответила помощница.

Обогнув барную стойку, она на всех порах неслась к ним, сжимая в руках тёмную бутылку. Джуди отдала её Кеторин, и та, откупорив бутыль, не удосужилась даже воспользоваться бокалом, сразу подставляя горлышко к губам Марты.

Марта сделала несколько жадных глотков. Горючая жидкость обожгла горло и, прокатившись по телу, теплом и тяжестью обволокла желудок. Она не знала, был ли ром правильным решением, но тугая пружина паники и ужаса, что уже успела сжаться в ней, пусть и немного, но подотпустила. Отстранившись, девушка сделала несколько глубоких вдохов.

— Ты не проклята, — начала объяснять Кеторин, отставив бутылку. — То, что я делала, и проклятием-то в полном смысле назвать нельзя… Это скорее атакующее зелье, которое при столкновении с объектом выжигает тот до основания. А так как оно было не завершено, получился магический ожог… Очень сильный, но это всего лишь ожог, Марта. Мы всё исправим!

— Исправим? Сомневаюсь, что это можно исправить.

— Можно! Веришь мне?

— Валяй, — пожала плечами Марта, и движение отозвалось новой вспышкой боли в изуродованных руках. — Сомневаюсь, что они могут выглядеть хуже, чем сейчас. Что вообще может быть хуже?

— Отсутствие рук? — логично предположила Джуди с робкой улыбкой на губах. — Если бы проклятие было законченным, ты бы осталась без рук.

— Ох, Джуди, — простонала Кеторин. — Не маячь перед глазами, пока я тебя не прибила.

Джуди ничего не сказала и, лишь бросив на Марту ещё один полный раскаяния взгляд, словно побитый щенок, спряталась за баром.

— Может, не стоило с ней так, — прошептала Марта так, чтобы её слышала лишь Кеторин.

Ей было жалко эту девочку-девушку. Возможно, оттого, что та выглядела так по-детски ранимой, но Марта не могла заставить себя на неё злиться даже в сложившихся обстоятельствах.

Кеторин смерила девочку уничтожительным взглядом и холодно ответила:

— Если я не буду с ней «так», то никто не будет — и в итоге она так и останется глупой девчонкой, которая сама же себя и сведёт в могилу.

Марта сначала хотела вступить в спор, но прикусила язык и решила промолчать. Ей нужна была Кеторин и помощь, которую та могла оказать, а значит, спорить с ней было опрометчиво. Чего доброго, ещё пошлёт куда подальше, а потом думай, что делать.

— Так что ты там собралась делать с моими руками? — переключилась Марта.

— О-о-о… всё просто. Сначала мы уберём всю жидкость из волдырей, затем смажем специальной мазью и, наконец, хорошенько всё забинтуем. Через пару недель будешь как новенькая, — объяснила Кеторин и, похлопав Марту по плечу, поднялась на ноги.

Это, казалось бы, безобидное движение вызвало волну боли, прокатившуюся по всему телу. Марта закусила губу, чтобы не простонать. Хотя смысла в этом особо не было: все присутствующие и так знали, что ей больно. Но в глазах Марты стоны были лишь дешёвым театральным представлением: облегчить боль не помогают, а ненужное внимание привлекают.

Через некоторое время Кеторин вернулась с льняным мешочком в руках и, вновь сев перед Мартой на колени, принялась раскладывать его содержимое на полу, воспользовавшись мешком, как подстилкой. Там оказался набор больших чёрных цыганских иголок, несколько рулончиков бинтов, марля и баночка с мазью, в тусклом свете отбрасывающая фиолетовые блики.

— Джуди, да включи же ты, наконец, свет! Я что, должна в полумраке этим заниматься?

Джуди ничего не сказала. Марта даже не знала, была ли та ещё за баром или скрылась где-то в жилых помещениях. Однако свет зажёгся. Оказалось, что на потолке прятались лампочки искусственного освещения. Марта зажмурилась — яркий свет больно резанул по привыкшим к полумраку глазам.

— Приступим, — сказала Кеторин, когда Марта распахнула глаза. — Я постараюсь не сильно тревожить. А ты не дёргайся — если жидкость из волдырей попадёт на здоровую кожу, ожог распространится.

— И зачем тебе только нужна была подобная… вещь? — недовольно буркнула Марта, предвкушая новую вспышку боли.

— На самом деле, это отличная штучка для защиты: швырнула нападающим в глаза — и побежала. Мало кто сможет тебя преследовать, когда глаза превращаются в месиво, — подмигнула Кеторин и достала иголку из набора. — Может, ещё рому? Ну, так, для храбрости.

Марта покачала головой. Ром ей был не нужен. Сомнительное удовольствие — в пьяном угаре наблюдать за своим и без того покалеченным телом. Наблюдая за приближением немыслимо огромной иглы, Марта нервно сглотнула. Да такой только обувь шить, а не человеческую кожу прокалывать.

— Ты их хоть обработала? — взмолилась девушка.

— Конечно! — театрально кивнула Кеторин.

— Буду надеяться, что ты не солгала.

— Надейся, — хозяйка «Ведьминой обители» расплылась в яркой улыбке и резко проколола один из больших волдырей.

— Чёрт! — взвыла Марта, чуть не согнувшись пополам от новой огненной волны, пронёсшейся по руке.

Кеторин быстро подхватила марлю и принялась промакивать жидкость, начавшую выделяться из прокола. Марта до последнего надеялась, что там окажется то прозрачное вещество, которое выделяется из сорванной мозоли. Но нет: то, что медленно сочилось из маленького прокола, было отвратительного болотного цвета, и, что ещё хуже, от него плавилась марля. Марта с ужасом наблюдала за поднимающейся тоненькой струйкой дыма. Эта мерзость была в ней, у неё под кожей, и, что бы Кеторин ни говорила, Марта была уверена — без последствий не обойдётся.

Девушка зажмурилась и откинула голову на стену, жалея о том, что отказалась от рома. Смотреть на такое на трезвую голову не было никакого желания.

Кеторин продолжила своё нехитрое дело, прокалывая волдыри один за одним и собирая выделяющуюся жидкость. А Марта старалась не двигаться и не смотреть. Она всё думала о болевом пороге и возможности привыкнуть к боли настолько, чтобы просто перестать её ощущать. Она даже пыталась внушить себе, что ничего не чувствует — так сказать, абстрагироваться от боли. Но ничего не получалось: каждый прокол, каждая огненная волна — всё было, как в первый раз, хотя Марта и знала, чего ожидать.

Кеторин пару раз уходила за новой марлей, так как та слишком быстро приходила в негодность: от неё оставались жалкие обугленные ошмётки, пропитанные слизью. Марта даже видела, как тлел деревянный пол, когда Кеторин откидывала испорченные куски ткани. Как сама ведьма не боялась получить ожоги, для Марты так и осталось загадкой.

— Такое хорошее зелье потеряли, — причитала она, пока работала. — Знаешь, а я ведь не смогу изготовить его повторно — потратила последний порошок из кости носорога.

— Я, знаешь ли, как-то совсем не опечалена этим фактом, — сквозь зубы проскрежетала Марта, когда Кеторин проколола очередной волдырь.

— Ты просто не понимаешь. Раньше у меня был знакомый контрабандист, который поставлял мне этот порошок. Точнее, он поставлял кости, а я их уже перемалывала. Но пару лет назад его посадили. Я, конечно, в подробности не вдавалась, но он вроде пытался провернуть что-то незаконное, и его на этом поймали. Вот он и сидит теперь — а мне мучайся!

— Как интересно! — саркастично ответила Марта, изучая деревянные панели на стене.

— Ты бы так не говорила, если бы знала, насколько это полезный ингредиент и как тяжело его достать. Я свои запасы как зеницу ока берегла. И посмотрите — спустила всё в трубу. Так, ладно, этот последний — и можем бинтовать.

Марта посмотрела на свои руки. Что ж… теперь они не походили на жабье брюхо, но даже более-менее симпатичными назвать их было нельзя. Руки были покрыты пластами мёртвой кожи и замысловатыми кругляшками, расходящимися в разные стороны. Марта даже облегчения не испытала, хотя и радовалась тому, что под этими кругами не осталось отвратительной слизи. Только теперь она заметила, что те волдыри, из которых Кеторин откачала жидкость, больше не горели. Да, они болели, но как болит мозоль или открытая рана — того жжения, которое сопровождало каждое движение, больше не было.

Марта даже подняла и опустила руку, чтобы убедиться, что ей не показалось и всё действительно так.

Кеторин открыла баночку с мазью и принялась втирать ту в многострадальную кожу Марты. Там, где мазь соприкасалась с кожей, распространялись холодок и лёгкое онемение.

— Так быстрее заживёт. Думаю, ты сможешь спокойно пользоваться руками, но не перенапрягай их и постарайся пока не использовать свою силу. Не знаю, как зелье отреагирует на магический след, — пояснила Кеторин и, взяв бинт, принялась обматывать раны.

— Ты же сказала, что это мазь…

— По консистенции — мазь, по назначению — зелье. Знаешь, зелье — это обобщённое понятие, которое делится на тысячу подвидов. Хотя, возможно, с тысячей я всё-таки перегнула…

Вскоре руки Марты были перебинтованы на манер высоких перчаток. Всё бы ничего, но девушка не могла даже представить, как заявится домой в таком виде. Отец скорее всего ничего не скажет, но вот Мегги… Она придёт в ужас!

— У тебя не найдётся высоких перчаток, чтобы скрыть бинты? — спросила Марта, когда Кеторин помогла ей подняться.

Женщина призадумалась. Марте даже показалось, что она видит, как хозяйка «Ведьминой обители» мысленно перебирает свой экстравагантный гардероб.

— Если не ошибаюсь, были какие-то небесно-голубые с чёрным кружевом чуть выше локтя. Остались ещё с тех времён, когда я ходила на шабаши.

Они подошли к бару, и Кеторин помогла Марте забраться на табурет.

— Одолжишь? Не хочу слишком сильно пугать родных.

— Да на здоровье, — согласилась Кеторин, ни секунды не задумываясь. — Не хочу, чтобы твой отец прискакал ко мне с вилами, пытаясь сжечь на костре.

Марта хихикнула.

— Он бы так не поступил!

— Как знать, как знать… — протянула Кеторин, обходя барную стойку. — Ладненько, посиди пока тут. Я найду перчатки, а потом провожу тебя домой.

***

Однако проводить Марту до дома у Кеторин не получилось — только до улицы. Они остановились возле калитки, и Кеторин смерила барьер скептическим взглядом.

— Как ты наложила его? Неужто магия крови? Поверить не могу! Марта, а Марта, где ты такому научилась? Ты хоть представляешь, как это опасно?

Свет уличного фонаря отбрасывал зловещие тени на лицо Кеторин, делая все её черты слишком заострёнными. Отчего-то при этом свете женщина не выглядела красивой — скорее пугающей. Настоящей ведьмой. По спине у Марты пробежал холодок.

— Нашла в записях матери схему барьера и просто активировала его, — потупив взгляд, ответила Марта.

Опираясь на руку Кеторин и неустойчиво держась на ногах, она чувствовала себя сущим младенцем. То ли это было последствием рома, то ли результатом магического воздействия — наверняка никто не смог бы сказать.

— Марта, я просто хочу тебя предупредить. Поверь мне, магия крови не безобидна. Одна ошибка — и твоя собственная кровь может взбунтоваться против тебя! А ты с такой лёгкостью говоришь, что просто активировала кровавый барьер, да ещё и привязанный к роду!

— Ты можешь сказать это, лишь посмотрев на него?

— Ну да, — пожала плечами Кеторин. — Магический след всегда разный. Запомни, с этим злоупотреблять не стоит, — она указала пальцем на калитку, — барьер не просто не впускает, но и не выпускает никого, в ком нет крови вашего рода. Обойти защиту вполне можно — достаточно лишь выпить твоей крови. Или же подойдёт даже кровь твоей сестры. Эффект временный, но результат стопроцентный. Не знаю, правда, получится ли с кровью твоего отца… Но кровавая ведьма вполне могла бы взломать этот барьер.

Марта ощутила, как кровь отхлынула от её лица.

— Я не знала…

— Ну, теперь знаешь. Имей это ввиду, если рассчитываешь и дальше пользоваться этой защитой. Ладно, я, пожалуй, пойду. Сможешь сама дойти или позвать отца?

— Справлюсь.

Марта отпустила руку Кеторин и, толкнув калитку, вошла под защиту барьера. Ноги её слегка подрагивали, и шла она, пошатываясь. Но ведь шла! Сама и без посторонней помощи, между прочим.

Тем не менее, слова Кеторин встревожили её ни на шутку. Марта ведь считала, что теперь их дом был надёжной крепостью, что мама о них позаботилась и, даже будучи мёртвой, смогла их защитить. А что в итоге? В, казалось бы, мощном заклятье была такая брешь! Брешь, которой могли воспользоваться, чтобы причинить им зло.

Марта не знала, из-за чего её трясло больше — от страха или от холода. Возможно, и от того, и от другого в равной степени. Поэтому девушка застыла на ступенях собственного дома, пытаясь перевести дыхание и собраться с мыслями. Не существует ни одного приличного объяснения испорченной полусожжённой одежде и этим ярким перчаткам, которые так нелепо смотрелись на руках Марты.

Марта посмотрела на дорогу. Кеторин уже ушла. Оно и к лучшему.

Сделав ещё один глубокий вдох, хотя толку от него было мало, Марта схватилась за ручку двери. Дверь была не заперта, что было уж больно глупо, особенно теперь, когда она знала, что барьер, защищающий их, не был столь надёжен. И если те, кто охотится на них, об этом прознают, им достаточно будет лишь поймать одного из них, чтобы добраться до всех.

В доме было тихо. Но стойкое ощущение, словно то лишь затишье перед бурей, витало в воздухе. Если бы ладони Марты могли сейчас потеть, то непременно бы вспотели. Даже Коул на втором этаже не кричал и не бился в агонии.

Проскользнув на кухню, Марта стащила своё изуродованное пальто и, вынув немногочисленное содержимое карманов, запихнуло когда-то любимую вещь в мусорный пакет. Было обидно. В прошлом году она гонялась в поисках того самого правильного бежевого пальто. И вот теперь она втихую, под покровом ночи, прячет когда-то достойную гордости вещь в мусорный пакет. Как же изменилась её жизнь, если ещё недавно главной проблемой было пальто нужного оттенка?

А теперь? Охотники. Барьеры. Зелья. И человек, который может умереть мучительной смертью в их доме.

Понимая, что ведёт себя, как ребёнок, который пытается скрыть следы своего маленького преступления, Марта достала мусорное ведро из-под раковины и высыпала его содержимое поверх пальто, хороня его под яичными скорлупками и пустыми пакетами молока. А затем завязала мешок и отставила в сторону. Нужно будет вынести его к мусорным бакам, чтобы окончательно «похоронить», но сейчас сил на это не было.

Единственное, о чём мечтала Марта, так это о душе. Горячем расслабляющем душе. О воде, которая смоет с неё остатки сегодняшнего дня. Вот только как мыться с такими руками? Видимо, душ ей всё-таки не светит.

Недовольно скривившись, Марта открыла холодильник, ища то, чем можно было бы заесть своё паршивое настроение. Она не то чтобы часто заедала стресс — скорее наоборот, практически не могла есть, когда нервы были натянуты, как струна. Но сейчас, пожалуй, съела бы что-нибудь.

Надув губы, девушка закрыла как всегда пустой холодильник. На такой случай нужно было купить мороженное и держать его в морозилке. Вот только в доме жила Мегги. Она, как пылесос, вбирала в себя всё вкусненькое, стоило ему только появиться на кухне.

Марта заметила листок, прикреплённый к холодильнику двумя магнитами в виде маленьких фей с объёмными крылышками. Их сделала мама, когда ударилась в лепку. Чем, собственно, занималась тоже не особо долго. Если честно, Марта не знала, чем вообще её мать могла заниматься дольше двух месяцев. Иногда Марте начинало казаться, что Терра просто пыталась заполнить пустоту внутри, вызванную потерей любимого занятия. Но каким именно было это занятие, Марта не знала. Это было похоже, как если бы сама Марта в какой-то момент просто не смогла бы больше держать кисть в руке.

Марта взяла листок и включила свет над варочной плитой, чтобы прочитать написанное.

«Для той, кто не умеет пользоваться телефоном.

Папа уехал к бабушке с ночёвкой. Я пошла спать. Покорми Коула, как вернёшься.

И научись уже отвечать на звонки!»

Авторство записки не оставляло сомнений: у Мегги был тот самый идеальный почерк. Тот, с которым нужно просто родиться, потому что искусственно научиться так писать просто невозможно.

Так, отца нет дома. Мегги спит. Марта вздохнула с облегчением. Это значит, что у неё будет время спокойно разделаться со своими испорченными вещами. Что это, если неблагословение свыше?

Девушка посмотрела на будильник, который мама обычно использовала, чтобы засекать время, когда готовила. Почти час ночи. Ожидаемо. Кеторин провозилась с её руками долго, да и неизвестно, сколько точно Марта провалялась без сознания.

Коул, возможно, и хотел есть, но, судя по тому, что в доме было тихо, он, скорее всего, тоже спал. Но на всякий случай, прихватив с собой неначатую пачку сухарей для гостей, Марта решила проверить свою теорию.

Подняться по лестнице оказалось не так уж сложно, но она всё равно остановилась на верхней ступени, чтобы отдышаться.

Когда Марта вошла, Коул не спал: он сидел, откинувшись на спинку кровати, и буравил стену взглядом. Его лоб прорезали глубокие морщины. Стоило только Марте появиться в дверном проёме, как он перевёл взгляд на неё.

— Паршиво выглядишь, — протянул пленник.

— Всяко лучше, чем ты, — парировала Марта и вошла внутрь. — Решил расстаться со своими дражайшими берушами?

— Решил поговорить.

— Со мной? Да ты что! Какая честь!

Марта положила пачку сухарей ему на кровать рядом с пустой тарелкой из-под яичницы, а сама села в кресло напротив. Краем глаза она заметила альбом, лежащий у него под рукой. Так значит, он всё-таки прочитал её записку.

Марта откинулась на спинку кресла, стараясь выглядеть расслабленно и непринуждённо, хотя внутри всё клокотало. То, с каким недовольством Коул смотрел на пачку сухарей, выводило её из себя: мужчина выглядел, как человек, которому на ужин преподнесли коровью лепёху, назвав стейком.

— Скажи, а вы нормальной едой питаетесь? Или у вас особая ведьминская диета? Яйца, чай и сухари? — он взял пачку и открыл её. — Или вы только меня этим пичкаете?

— Насколько я знаю, ты можешь не есть неделю или около того. Мы могли бы и вовсе тебя не кормить. Так что прекрати строить недовольные мины и ешь, что дают.

Коул демонстративно достал сухарик из пачки и так же демонстративно положил его в рот.

— Божественно, — протянул он, дожевав. — Это что, какое-то волшебство? Почему простые сухари на вкус, как сочный стейк из говядины?

Марта смерила мужчину уничтожающим взглядом.

— Прекрати паясничать!

Коул замер с не донесённым до рта сухариком. На секунду его взгляд остекленел.

— А говорила, что не будешь мне приказывать, если я соглашусь поговорить, — укоризненно и даже немного обиженно произнёс он, когда морок приказа спал.

— Я не специально, — потупилась Марта.

День определённо был тяжёлый. Она устала и даже хотела попросить Коула попридержать свою жажду разговоров до завтра, когда её мозг будет чуть более сообразительным. Но она не могла позволить себе такой роскоши, так что решила поговорить с охотником сейчас — не факт, что к утру он всё ещё останется разговорчивым.

— Хьянга, — начала Марта. — Ты ведь знаешь, что это яд?

Коул неуверенно кивнул.

— Узнал несколько месяцев назад. Его дают некоторым новобранцам. Что-то вроде сильного стероида, чтобы мы были сильнее и выносливее.

— А о том, что если не принимать постоянно, то просто умрёшь, ваши наставники решили, судя по всему, не упоминать, — язвительно вставила Марта.

— Нет. Нам говорили и дали выбор — принимать или нет, — спокойно ответил Коул. — Учитель сказал, что средство ещё до конца не изучено и нужны добровольцы на испытания.

Марта удивлённо вскинула брови, но промолчала.

— Я согласился, чтобы послужить на всеобщее благо. В тот момент это казалось разумным. Я не думал, что…

— Вы взяли эту траву у ведьм! — выпалила Марта, не в силах слушать стенания об «общем благе». — Это зелье! И вы использовали магию для своих целей.

Коул ошарашенно уставился на девушку. Каждый мускул на его лице словно заледенел.

— Судя по тому, как ты на меня смотришь, могу сделать вывод, что ты не знал.

— Не знал, — пленник прочистил горло. — Похоже, я вообще много не знал. Я действительно думал, что Кеторин Чубоски на нашей стороне: учитель сам направил меня к ней, чтобы обзавестись защитными артефактами. Но она оказалась то ли шарлатанкой, то ли умелой ведьмой, сумевшей нас обхитрить.

Марта никак не отреагировала на его слова о Кеторин. Пусть считает и думает, что хочет, но пока ему не стоит знать о том, кто такая Кеторин на самом деле. Вот только и Марта не до конца была уверена, что ей можно верить. Хотя последние события расположили её к ней чуть больше, чем было в начале. Между страдающим и тем, кто избавляет его от страданий, определённо образуется некоторая связь — уж этого Марта отрицать не могла.

Она взглядом показала на альбом.

— Моё предложение в силе. Помоги мне — и я помогу тебе.

— Я не могу предать своих товарищей, — отрезал Коул.

— Товарищей, которые врали тебе?

— Это не имеет значения.

— А, по-моему, имеет. Ты фанатично предоставляешь свою верность людям, которые не посчитали тебя достойным. Они даже не сказали тебе, что используют одних ведьм, чтобы убивать других. Как по мне, дело пахнет лживой идеологией.

— Не пытайся навязать мне свою волю. Ты не заставишь меня усомниться в своей вере!

Марта усмехнулась, устало потянувшись в кресле.

— Даже мысли такой не было. Понимаешь, Коул, мне не нужны эти «военные баталии». Я и ведьмой-то себя не считаю. Знаешь, сколько раз за всю жизнь я использовала магию? Хватит десяти пальцев, чтобы пересчитать, да ещё и останется. Я просто хочу вернуться к своей нормальной жизни, где мне и моей семье не угрожает горстка шизофреников. Поэтому я и прошу тебя помочь мне!

— Помочь с чем?

— Затеряться. Исчезнуть с их радаров. Сделать так, чтобы они считали меня мёртвой.

— Это невозможно! Не я — так на моё место придут другие.

— Да, но если ты вернёшься и убедишь их в том, что они ошиблись… что я обычный человек…

Коул рассмеялся в голос.

— Неужели ты думаешь, что, выйдя за пределы этого дома, я сразу же не попытаюсь вернуться вместе с моими товарищами, чтобы уж точно убить тебя?

— Я не дура. Поэтому и предлагаю тебе сделку: твоя жизнь в обмен на мою. У них нет антидота, только ещё немного яда, который отсрочит твою смерть. А я могу попробовать тебя вылечить.

— Меня слишком долго не было. Даже если я вернусь, они мне не поверят.

— Мы что-нибудь придумаем. Главное — сотрудничать. Так ты… Ты согласен?

Коул коротко кивнул.

— Что ж, тогда я пойду спать. Если честно, сил совсем нет, — сказала Марта, вставая с кресла. — Завтра продолжим.

— Так и будешь держать меня взаперти? — спросил Коул, когда Марта была уже у двери.

— Пока да. Мне так спится спокойнее, — ответила Марта и вышла из комнаты.

***

Попасть в больницу ночью — задача не из лёгких. Хорошо, что полгорода было её благодарными клиентами, которые охотно шли на сотрудничество, когда то было нужно. Уже перевалило далеко за полночь, когда Кеторин открыла дверь 308 палаты, заблаговременно нацепив — хотя скорее даже приморозив — к лицу жеманную улыбочку.

Мужчина на больничной койке спал. Лицо его было обмотано бинтами, оставляя лишь маленькие прорези для рта, носа и глаз. Остальные части его тела скрывались под белой простыней. Не знай Кеторин, кто лежит в этой палате, ни за что не догадалась бы.

Женщина приблизилась к койке; её каблучки звонко цокали по белой плитке, но её это не особо заботило. Она отодвинула стул, и металлические ножки противно проскрежетали по полу.

— Не притворяйся, Малик, — сурово потребовала она, опустившись на стул. — Я знаю, что ты проснулся, как только я вошла.

Актёрскими способностями мужчина, по мнению Кеторин, не обладал. Да и как тут играть, когда ты по рукам и ногам запеленован?

— Кеторин, — прохрипел пациент, открыв глаза. — Какой приятный сюрприз.

Женщина умилительно вздёрнула брови.

— О, поверь мне, я знаю. Мои сюрпризы всегда приятные. Да и у тебя нет выбора, кроме как радоваться. Всё же я согласилась тебе помогать.

Малик лишь слегка повернул к ней голову — ни на что другое сил у него не было.

— Зачем ты пришла? — голос его был слабым, а из-за выбитых зубов звуки получались свистящими.

— Есть парочка вопросов, — по-женски трогательно ответила она, слегка подёргивая плечами. — И советую отвечать мне честно. Кому ещё, кроме этого мальчишки, ты рассказал о Марте?

— Никому, — уж больно быстро ответил мужчина, так что Кеторин ему не поверила.

— А если честно?

— Мне незачем тебе врать.

— Ну, кто ж тебя знает… Я же просила тебя не лезть на мою территорию, а ты всё равно влез. И что в итоге? Ты бедный и покалеченный лежишь здесь.

— Гнусная ведьма! — глаза мужчины пылали ненавистью, которая лишь забавляла Кеторин.

— Ты неисправим, Малик, — грустно протянула она.

Кеторин нагнулась и выдернула из розетки провода приборов, к которым был подключён старый охотник.

— Что ты делаешь? — не без паники в голосе спросил Малик.

Даже в лунном свете Кеторин видела, как в ужасе расширились его зрачки. Выпрямившись, она добродушно ему улыбнулась.

— Где вы достали хьянгу? Кто вам про неё рассказал? — несмотря на добрую улыбку, её голос так и сочился ядом. — Вы нашли другую ведьму, не так ли? Ту, которая согласилась вам помогать? Нашли мне замену и даже не подумали оповестить… Это жестоко, Малик! Ты так не думаешь?

Мужчина тяжело дышал. А Кеторин сыпала вопросами, хоть и сомневалась, что получит ответ хоть на один. В их сотрудничестве никогда не было доверия — так, взаимовыгода. Вот только теперь и выгоды больше не было — одни только проблемы.

— Кеторин… — начал было охотник.

— Я не люблю, когда меня предают. Ты пил хьянгу или нет?

— Нет, конечно. Как ты вообще могла такое подумать?!

— Вот как… — протянула Кеторин. — Значит, ты знаешь о последствиях. Но всё равно дал её своему ученику. На что ты надеялся? Что он быстренько убьёт девочку, а потом умрёт сам?

— Она… она опасна! Её нужно устранить. Жизнь одного охотника — ничто в сравнении с теми душами людей, которые она способна загубить, а также планами… — мужчина осёкся.

Кеторин громко рассмеялась.

— Планами? Неужели у тебя на неё планы?

Малик буравил женщину злым взглядом, явно не собираясь больше ничего говорить. Пытать людей Кеторин не умела, да и не хотела. Ей просто нужно было избавиться от проблемы.

— Ох, Малик, боюсь, ты плох в арифметике. Но раз ты уверен, что жизнь одного охотника — ничто, то не стану тебя разочаровывать.

Кеторин встала со стула и, достав из кармана пальто маленькую склянку, нагнулась к лицу мужчины. Она с силой сжала его челюсти, заставляя открыть рот. Малик пытался сопротивляться, но он был настолько слаб, что его потуги ровным счётом ничего не значили. Одной рукой Кеторин открыла склянку и вылила её содержимое тому в рот.

Мужчина пытался вывернуться, сплюнуть. Но большая часть всё равно попала туда, куда надо, спустившись по языку вниз в горло, выжигая всё на своём пути.

— Кх…кх…

— Прощай, Малик. К сожалению, это наша последняя встреча, — улыбнулась Кеторин и, потрепав мужчину по забинтованной щеке, вышла из палаты.

========== Глава 16. Долой прятки ==========

— Ну, знаешь что, Терра, я просто не понимаю, что творится в твоей маленькой белокурой голове! Сначала ты звонишь мне и соловьём заливаешься: «О Боже! Боже! Алистер! Алистер! Он вернулся! Боже, мне кажется, я сейчас задохнусь!» — в визгливой манере передразнивала её Сьюзи, — а потом ты в течение недели прячешься здесь! В книжном магазине! Вот почему мы сейчас торчим тут, а не пьём чай на лужайке Рудбригов в компании твоего дорогого Алистера, а?!

Терра вернула на полку книжку, которую до этого держала в руках, старательно делая вид, что ей безумно интересна аннотация.

— Я не прячусь, — ответила она, испустив тяжёлый вздох.

— О нет, милая, — протянула Сьюзи. — Именно это ты и делаешь! Скажи честно, сколько часов за эту неделю ты была дома?

— Думаешь, я считала?

— Готова поспорить, что не больше сорока: ты возвращаешься, когда уже темно, и убегаешь, как только рассветёт. Мне кажется, если бы я разрешила тебе ночевать у меня, ты там вообще не появлялась бы!

— Ты утрируешь, — усмехнулась Терра и взяла очередную книгу с полки, чтобы вновь поставить её на место, даже не обратив внимания на название.

— Ага, как же! Это же всего лишь я, глупая Сьюзи, которая ничего не понимает в окружающем её мире! Терра, признайся честно, если бы сюда сейчас вошёл этот твой принц из пробирки и сказал, что ты его избегаешь, ты восприняла бы его всерьёз, да ещё и умоляла бы простить тебя за столь грубое поведение!

— Прекрати его так называть! — вспылила Терра и с глухим стуком поставила книгу на полку.

— Как «так»? Принц из пробирки? — просияла Сьюзи и отошла на всякий случай на пару шагов дальше по проходу. — Но ведь это правда. Рудбриги его словно в теплице выращивали. Домашнее образование — в наше-то время! Неудивительно, что, выбравшись из своего купола, он не особо желал возвращаться.

Терра нахмурилась, не желая спорить с подругой. Тем более спорить из-за Алистера. Была у Сьюзи такая неприятная привычка — она всё время пыталась препарировать Алистера и чувства Терры к нему. А подобные разговоры ни к чему хорошему не приводили, ведь чаще всего Терра обижалась и могла по несколько дней после подобного излияния Сьюзи избегать общения с подругой.

Чтобы вновь не разозлиться и просто не сбежать из магазина «Книжные любимчики Джорджа», Терра развернулась и пошла в обратном направлении по ряду. Ей всё-таки стоило бы выбрать и купить какую-нибудь книгу, чтобы развеять идею Сьюзи. Хотя та была, безусловно, полностью права: Терра действительно пряталась. Но признавать сей факт вслух ей не хотелось.

Входная дверь распахнулась, сопровождаемая перезвоном колокольчиков. Кто-то вошёл, а Терра, не желая сталкиваться ни с кем из возможных знакомых, поспешила вглубь магазина, изучая яркие книжные корешки. Сьюзи последовала за подругой, закрывая своей тучной фигурой, казалось бы, весь проход между двумя книжными стеллажами.

— Ну уж нет, Терра Грабс, я не позволю тебе снова уйти от этого разговора! — Похоже, Сьюзи буквально распирало от желания излить всё, что она думала. — Ты ведь не от меня, а от самой себя бегаешь!

Терра принялась мысленно напевать мотивчик из фильма, который смотрела пару дней назад в кино. Одна. Ей стоило огромных сил делать вид, что всё хорошо и её нисколько не задевают слова подруги. Но они задевали — и всё, чего Терре хотелось, это забиться между книжными стеллажами и заткнуть уши руками.

— Иногда мне кажется, что ты любишь не его, а саму мысль о том, что ты его любишь, этого своего принца из пробирки, — не унималась Сьюзи. — Или любишь его, как своего старшего брата. Терра, вы же выросли вместе! Это всё равно, как если бы я влюбилась в своего соседа Бобби Брауна.

— Сравнила тоже, — фыркнула Терра.

— Согласна, сравнение паршивое. Куда уж Бобби Брауну до великого и неповторимого Алистера Рудбрига. Но смысл от этого не меняется, понимаешь? Возможно, ты просто путаешь чувство влюблённости с привязанностью. И дураку ясно, что твой принц не видит в тебе возлюбленную — только младшую сестрёнку или надоедливую девчонку, которая живёт по соседству. Если бы он испытывал к тебе… чувства, он давно бы уже что-нибудь предпринял. А он за все эти годы даже намёка тебе не давал.

Терра обернулась к Сьюзи и нахмурилась, скрестив руки на груди.

— Может, прекратишь? Я не хочу обсуждать Алистера.

— А что? Боишься, что если будешь о нём говорить, то он и в мыслях тебя преследовать будет? — Сьюзи тоже сложила руки, копируя позу Терры. — Даже если ты его действительно любишь, он тебя — нет! Прекрати зацикливаться на своей детской влюблённости и начни жить нормальной жизнью! Найди себе парня! Нормального парня!

Знакомый мужской голос пронёсся над их головами:

— А с чего вы взяли, что он её не любит?

От неожиданности Терра взвизгнула и вскинула голову. Над стеллажом, возле которого они стояли, возвышалась чья-то темноволосая макушка, лица видно не было.

Терра закусила нижнюю губу, ощущая, как к лицу приливает краска. Её кидало то в жар, то в холод.

«Ну, приехали» — подумала она.

— А вы вообще кто? — недовольно фыркнула Сьюзи. — Мне кажется, подслушивать чужие разговоры не совсем вежливо. И уж точно совсем не вежливо лезть в них!

— Я вовсе не подслушивал — просто вы кричали на весь магазин. Если так посудить, то вас без зазрения совести подслушивали ещё пять человек в соседних рядах, — голос начал удаляться, сопровождаемый перестуком туфель по плитке.

Мужчина обогнул стеллажи, и сердце Терры ухнуло в пятки, но почему-то даже оттуда умудрялось оглушать её своим стуком.

— Разрешите представиться: Чарли Томсон, — Чарли протянул руку Сьюзи. — Друг принца из пробирки.

— Вот как, — слегка сконфуженно ответила Сьюзи. Её щёки даже немного, самую малость, порозовели, но в остальном выражение её лица осталось неизменным, а холодный взгляд принялся изучать Чарли.

Терра глубоко вдохнула. Выдохнула. Ещё раз. Потом ещё. Так, а она всё ещё умеет говорить? Потому что девушке точно казалось, что она резко потеряла способность не то что говорить, но и думать. Терра была из тех людей, которые в критических ситуациях просто терялись.

— Чарли, — неуверенно начала она, стараясь дышать ровно. Тщетно. — Послушай… ммм… Ты же… ты… пожалуйста…

— Я ничего ему не скажу. Терра, милая Терра, успокойся. Я не любитель лезть туда, где мне не рады, в отличие от твоей подруги.

— Правда? — не без облегчения спросила Терра.

— Честное слово, это не уйдёт дальше нас. Хотя, надо заметить, теории мисс…?

— Сьюзи.

— Так вот, теории мисс Сьюзи довольно забавны в своей наивности.

Сьюзи возмущённо открыла рот, собираясь что-то сказать, но промолчала, лишь убийственным взглядом сверля Чарли.

— Спасибо, — Терра почему-то считала себя обязанной поблагодарить его.

— Меня не за что благодарить. Как я уже сказал: это не моё дело.

— С чего вы взяли, что мои теории наивны? — справившись с минутным ступором, спросила Сьюзи.

— Потому что от них тянет дешёвыми бульварными романами, — пожав плечами, пояснил Чарли и привалился к книжному стеллажу. — Начитались подобной прозы, — он указал на корешок одной из книг, — и теперь везде пытаетесь углядеть дикую страсть и непреодолимую тягу. А если этого нет, то чувства просто надуманные. Лично вы не воспринимаете ту форму любви, которая строится на привязанности и взращивается годами. Как по мне, это и есть форма истинной и настоящей любви.

— Я смотрю, вы романтик, — сквозь зубы процедила Сьюзи.

— Позвольте узнать, что конкретно в моих словах натолкнуло вас на эту мысль?

Терра отступила в сторону, стараясь не попасть под словесную бомбардировку. Между Чарли и Сьюзи буквально летали молнии.

— Это был сарказм. От романтики в вас разве что только буква «р» в имени.

— Так вы всё же запомнили моё имя. Польщён.

Сьюзи натянуто улыбнулась, отвечая на самодовольный взгляд, обращённый в её сторону. За ту неделю, что они были знакомы, Терра впервые видела Чарли таким высокомерным. Обычно, когда они пересекались, он был довольно добродушен и учтив. Он никогда не смотрел на Терру таким взглядом. Взглядом, от которого мурашки бежали по телу и хотелось просто спрятаться, лишь бы избежать его. А Сьюзи вполне уверенно стояла перед ним, гордо расправив плечи.

— Вы уверены, что любовь — это чувство, которое нужно, как вы сказали… взращивать? — с нескрываемым отвращением спросила Сьюзи. — Это что получается, влюблённые люди — садовники какие-то? Одной фразой вы умудрились оскорбить меня и заодно выдвинуть целую философскую теорию.

— Оскорбить? — Чарли насмешливо вскинул бровь.

— Вы назвали меня недалёкой и бестактной, — пояснила Сьюзи, пожимая плечами.

— Если мне не изменяет память, конкретно этих слов я не использовал.

— Вы сказали, что я наивна!

— Неверно. Я сказал, что ваши теории наивны.

— Это одно и то же! — возмущённо воскликнула Сьюзи. — Если придерживаться вашего мнения, то получается, что все девушки и женщины, верящие в любовь с первого взгляда, — наивные и непрошибаемые дуры!

— Отчего же? — усмехнулся Чарли. — Просто такого понятия как любовь с первого взгляда не существует. Это проявление плотского желания — и не более того. Вы видите человека, он нравится вам внешне, вы хотите его. Но это не любовь! Это страсть! — пылко, на одном дыхании выпалил Чарли, подавшись немного вперёд.

— Страсть? — недоверчиво переспросила Сьюзи, словно пробуя слово на вкус.

— Именно, — слегка наклонил голову в согласии Чарли.

Терра взяла очередную книгу с полки, гадая, сможет ли она незаметно сбежать. Эти двое были настолько поглощены друг другом, что, казалось бы, не замечали никого вокруг. Терра посмотрела в сторону входной двери, прикидывая свои шансы на удачный побег. Возможно, что-то и получится…

— … вы отвратительны! — услышала Терра обрывок фразы Сьюзи и поняла, что за своими подсчётами что-то упустила.

— Прискорбно, что у вас сложилось обо мне столь нелестное мнение, потому что я нахожу вас вполне сносной.

— Сносной? — взвизгнула Сьюзи. — Вполне сносной наивной дурой! Вот что вы имели в виду!

Терра ещё никогда не видела лица Сьюзи таким раскрасневшимся. Сьюзи всегда была эмоциональной, но сейчас она напоминала разъярённого быка, готового насадить тореадора на свои рога и протащить того по арене несколько десятков метров.

— Может, чаю? — предложила Терра, не особо веря, что сможет таким образом сгладить ситуацию. — В пекарне неподалёку подают отличный чай, а в обед там выставляют любимые вишнёвые пирожные Сьюзи.

— Отличная идея, — просиял Чарли, повернувшись к Терре. — Я как раз сегодня ещё ничего не ел.

— Как же так? — спросила Терра, косо поглядывая на Сьюзи, надеясь, что та не ляпнет ещё чего сгоряча.

— О, понимаешь, Алистер сегодня закрылся с родителями в библиотеке — перебирают какие-то бухгалтерские книги с самого утра. А по мне как-то невежливо есть в чужом доме в одиночестве.

— Я смотрю, вы вспоминаете о вежливости, только когда вам это нужно, — всё же буркнула Сьюзи.

— А вы разве не поступаете точно так же? — улыбка Чарли даже не дрогнула, а, когда он повернулся к Сьюзи, стала ещё ярче.

Терра, предвещая новый виток их перебранки, тяжело вздохнула и, так и не взяв ни одной книги, направилась к выходу. Она оставила Сьюзи и Чарли самих решать, последуют ли они за ней или же останутся в книжном магазине спорить на потеху публике.

Терра была уже на полпути к пекарне «У Бобби», когда эта комичная парочка настигла её. Он — высокий и худощавый, в рубашке и брюках, несмотря на жаркую погоду. Она — едва достающая ему до плеча (и то лишь благодаря каблукам), пухлая, в цветастом платье, с растрепавшимися волосами. Терра никак не прокомментировала их появление, и они дошли до пекарни в тягостном молчании.

«У Бобби» в это время дня было буквально не протолкнутся: все столики с удобными диванчиками у окон оказались заполнены, и компании пришлось гнездиться за барной стойкой на неудобных пластиковых стульях. Хотя, судя по расслабленной позе Чарли, неудобно было лишь девушкам. Терра была слишком низкой, и ей буквально пришлось карабкаться на стул, как на стремянку, используя нижнюю перекладину в качестве подпорки для ног. Ну а Сьюзи… ей было априори неудобно на всём, что не являлось мягким широким диваном, так что она ёрзала на табурете, тщетно пытаясь угнездиться на слишком маленьком сиденье.

Терра заняла табурет между Сьюзи и Чарли, надеясь таким образом немного разрядить обстановку, став живым барьером между ними. Вскоре она сильно пожалела о своём решении. Они продолжали буравить друг друга взглядами поверх головы Терры. И девушку это начинало порядком раздражать.

Компания заказала любимые пирожные Сьюзи и чай, а в довесок Терра взяла себе кусочек блинного торта с нежным сметанным кремом. Она надеялась, что любимое лакомство сможет скрасить тяготы неприятной компании. Хотя по отдельности и Чарли, и Сьюзи её вполне устраивали, вместе они умудрились создать такой тандем, который даже в полном молчании умудрялся действовать на нервы.

Бобби — коренастый светловолосый мужчина — как раз принёс им их угощение, когда на глаза Терры попалась листовка, вывешенная на доске объявлений за барной стойкой. Сыскная листовка с фотографией темноволосого мальчика с россыпью веснушек на загорелом лице и большими слезливыми глазами. На чёрно-белой фотографии их цвет был не различим, но Терра прекрасно знала, что они были карими с вкраплением зеленоватых прожилок, которые то загорались, то тухли в зависимости от настроения.

— Конор всё ещё не вернулся, — рассеянно протянула Терра, склонившись над своей чашкой.

— Кто такой Конор? — спросил Чарли и тут же отправил в рот большую порцию взбитых сливок с кусочком пропитанного вишнёвым сиропом бисквита.

— Конор Фишер — наш бывший одноклассник, — слегка надменно пояснила Сьюзи, и Терра тут же пожалела, что сказала хоть слово.

— А что с ним случилось?

Сьюзи махнула рукой в сторону полицейской листовки.

— Сбежал из дома за день до нашего выпускного. И как в воду канул. Даже из вещей ничего с собой не забрал. Хотя сомневаюсь, что он хотел бы хоть что-то забрать из того дома. Родители Конора никогда не были образцовыми: отец давно спился, а мать… что уж скрывать, это и так все знают — проститутка она, вот и всё!

— Сьюзи! — возмущённый бас Бобби пронёсся по всей пекарне, привлекая к ним внимание остальных посетителей, которых было не мало. — Не смей распускать грязные сплетни в моём заведении!

— Да какие же это сплетни! — воскликнула Сьюзи. — Все и так это знают! Знали ещё когда мы с Террой под стол пешком ходили. Неудивительно, что Конор сбежал от них. Я бы тоже сбежала!

Ноздри Бобби раздулись от гнева, а лицо налилось краской, став похожим на огромный помидор. Зелёный поварской колпак ещё больше подчёркивал это сходство.

— И что с того? Ну-ка скажи, какое это даёт тебе право обсуждать их? А, Сьюзи? Ты хоть представляешь, как тяжело сейчас Норе? Её единственный ребёнок пропал без вести, а ты сидишь здесь и рассуждаешь о том, что правильно, а что — нет. Ты не имеешь на это никакого права! Ещё хоть слово — и я лишу тебя скидки постоянного покупателя!

— Я… да я…

Терра положила руку поверх сжатого кулака Сьюзи.

— Пожалуйста, — тихо прошептала она. — Не надо.

Сьюзи нехотя кивнула и, уткнувшись в свою тарелку, принялась с диким остервенением поглощать пирожные. Терра даже аккуратно подтолкнула к ней свою порцию, чтобы та перекинулась на неё и не вступила в новый спор. Похоже, Сьюзи сегодня была чересчур ориентирована на склоки.

— Да уж, — протянул Чарли. — Ты ведёшь себя даже хуже, чем моя младшая сестра. А ей позволительно, ей ещё и пяти нет.

Сьюзи бросила на мужчину недовольный косой взгляд, но промолчала, поглощая пирожные, чему Терра была несказанно рада. Так что она взяла на себя почётную миссию поддержания диалога.

— Не знала, что у тебя есть младшая сестра. Алистер ничего об этом не говорил.

— Ну… он, может быть, и рассказал бы, если бы у него был такой шанс. Вот только одна довольно милая особа ему таких шансов не предоставляла.

Терра нервно хихикнула.

— Ладно, ладно. Ты прав. А сколько ей, твоей сестре?

— Он же сказал, что ей ещё и пяти нет, — буркнула Сьюзи.

— Точно. Но не ей, а им. У меня есть сестра и брат. Они близнецы. И да, у нас колоссальная разница в возрасте. Мне было почти восемнадцать, когда мама забеременела.

— Не поздно ли?

— Она всегда хотела иметь много детей. Много попыток и много выкидышей. Долго лечилась, из больниц не вылазила — и в итоге забеременела, а потом, когда мне было одиннадцать, моя младшая сестрёнка… ох… в общем, она умерла через пару дней после родов. Если мне не изменяет память, что-то с сердцем. После этого мама забросила идею о большой семье. А когда забеременела близнецами, никто и не надеялся на положительный исход.

Чарли грустно улыбнулся, и Терра улыбнулась ему в ответ. В какой-то степени она завидовала. У Чарли была большая семья, а у неё не было никого, кроме Рудбригов, с которыми её связывали довольно странные отношения.

На душе стало как-то тоскливо, и появилось непреодолимое желание увидеться с Алистером. Он был её семьёй и её домом, и бегать от него было неправильно. Неизвестно, сколько ещё он пробудет в Рупи, так что ей определённо не стоило терять столь драгоценное время, прячась за полками книжных магазинов.

***

«Только не сейчас. Я не готова» — эта мысль билась в её голове, когда Чарли вырулил на подъездную дорожку поместья и Терра увидела Алистера, стоящего на ступенях главного входа. Тёплые лучи летнего солнца играли с его волосами, окрашивая их в различные оттенки каштанового, на некоторых прядях даже вспыхивая рыжим. Алистер был невероятен, как и всегда в её глазах. Прежняя решимость Терры пошатнулась, стоило только увидеть его фигуру вдалеке.

Он ждал их. Хотя нет. Он ждал Чарли. Ведь на лице Алистера появилось удивление, смешанное с сомнением, стоило машине, в пассажирском кресле которой сидела Терра, остановиться возле главного входа. Его взгляд, полный непонимания, окончательно разбил её хрупкую решимость поговорить.

Чарли заглушил двигатель и вышел, лёгкой пружинистой походкой обходя машину. Он похлопал Алистера по плечу. Казалось бы, обычный дружеский жест — но отчего-то Алистер напрягся, всё ещё буравя Терру взглядом. Когда Алистер злился, он тихо кипел где-то глубоко внутри, ничем не показывая своих эмоций. На Терру же он, казалось, был вообще не способен злиться: их отношения будто бы лежали за пределами этого чувства.

Именно «лежали» — прошедшее время было как нельзя уместно. Сейчас Алистер был зол. И зол именно на неё. Терра неуверенно приоткрыла пассажирскую дверь, другой рукой поправляя лямку сумки на плече.

— Почему вы вместе? — долетели до неё слова Алистера, обращённые к улыбающемуся Чарли. — Разве ты не собирался позавтракать в городе? Не ты ли мне сказал…

— Мы столкнулись…

Конец фразы Терра не услышала, потому что, распахнув дверцу, припустила в сторону сада.

Трусливо. Как же трусливо она поступает. Убегает от Алистера, хотя ещё пару минут назад была полностью уверена в себе и в своей способности говорить с ним без стеснения. Но эти два года пропастью пролегли между ними. Не было больше той Терры Грабс и того Алистера Рудбрига, которые с лёгкостью делились всем, что было у них на душе. Разлука разрушила всё, взрастила в ней сомнения. Сомнения, с которыми Терра ничего не могла поделать.

Её не преследовали — в этом она была уверена. Уж шум гравия она бы расслышала за своим гулко бьющимся сердцем. Алистер не побежал за ней, хотя в душе, самую капельку, она на это надеялась. Как глупо. Разумный Алистер никогда бы так не поступил.

Понимая всю нелепость своего поступка, Терра всё же продолжила бежать. Бежать в своих летних туфлях, не предназначенных для бега. Тонкие ремешки натирали ноги, и Терра уже предчувствовала, как вечером, когда вернётся в дом, она снимет несчастные сандалии и обнаружит светлую, ещё не успевшую загореть, кожу, растёртую до кровавого месива чёртовыми ремешками чёртовых туфель, которые до сегодняшнего дня — точнее до этого самого момента — она считала красивыми и вполне удобными. Теперь-то, пробежавшись, она знает, что это не просто туфли, а исчадия ада, посланные в этот мир, чтобы погубить её. Но даже так она продолжала бежать. Гравий кончился, началась мшистая земля сада, в которой каблуки сандалий глубоко утопали. Точно адские отродья.

Терра скинула туфли и побежала дальше, оставив обувных предателей где-то в яблоневом саду. Она вернётся за ними когда-нибудь, если простит. А если нет, то у них будет отличная могила посреди яблонь — осенью сгниют вместе с падалицей. Поделом им.

Терра пересекла фруктовый сад и свернула к дыре в изгороди, которую ей показал Алистер, когда они были ещё детьми. Она приблизилась к убежищу и только там позволила себе передохнуть и оглядеться. За ней никто не пошёл. Ожидаемо. Скорее всего стоят на крыльце и обсуждают, какая она дурочка. Ну и как теперь возвращаться домой? Со стыда сгореть можно!

Терра вылезла через прореху в изгороди и поплелась по протоптанной дорожке к озеру. В лучшие годы в нём вполне можно было купаться, если зимой было много снега и оно достаточно наполнялось талой водой. В худшие годы озеро напоминало скорее жалкую грязную лужу, в которой хватало места лишь лягушкам. В прошлом году Терра не приходила сюда, полностью поглощённая своими занятиями с Джослин. А сейчас это было единственным местом, куда она могла пойти — до города ведь босиком не дойдёшь.

Когда Терра достигла озера, её ноги были такими грязными, что она даже обрадовалась, увидев, что уровень воды в озере достаточно высок: в водоёме вполне можно было поплавать или даже покататься на лодке. Девушка села на старый деревянный причал в тени лиственных деревьев и спустила ноги в воду, наблюдая за тем, как кусочки земли и листьев отделяются от ступней и расползаются по воде.

Ей вспомнилось, как мистер Рудбриг катал их с Алистером на лодке, когда Терра была совсем ещё маленькой. Сколько ей тогда было? Семь или восемь, кажется. Тогда она свалилась в озеро. В тот день на ней было надето пышное платье до колен с несколькими подъюбниками, которое она так хотела надеть, что совсем не думала о непрактичности такого наряда. Алистер даже смеялся над ней, когда она пыталась уложить юбки и уместиться на узкой банкетке, попутно не свалившись в воду. Тогда она и не свалилась, отложив это потрясающие занятие до того момента, когда мистер Рудбриг выведет лодку на середину озера. Алистер что-то сказал — Терра уже и не помнила, что именно, — но в тот момент её обидели его слова. Она встала, чтобы треснуть его по голове в минутном порыве, однако её платье было против: нижние юбки зацепились за доски бортов. Терра попыталась высвободить их, но в итоге перевалилась через край, оказавшись в воде в тяжёлом платье, тянувшем ко дну. Терра тогда, да и сейчас тоже, паршиво плавала. Уверенно она себя чувствовала только на мелководье, где в любое мгновение могла встать ногами на дно. Там, в середине озера, дна не было, а юбки любимого платья стали предательским балластом. В тот момент Терра перепугалась ни на шутку и успела трижды попрощаться с жизнью, прежде чем мистер Рудбриг затащил её обратно в лодку.

Наверное, тот случай должен был её хоть чему-то научить. Не научил. Терра всё ещё поступала спонтанно, а потом расхлёбывала последствия своих поступков.

— Поговорить не хочешь?

Голос Алистера, донёсшийся из-за спины, заставил девушку вздрогнуть и, не схватись она вовремя за столбик, к которому обычно привязывали лодку, непременно рухнула бы в воду.

— Что ты здесь забыл? — отдышавшись, спросила Терра, не оборачиваясь. Её слова были слишком грубыми, и ей захотелось треснуть себя. Алистер не заслуживал грубости. Солнце нещадно палило, и Терре оставалось только надеяться, что Алистер свяжет её пылающие щёки с влиянием небесного светила и не станет искать других объяснений.

Юноша подошёл и сел рядом. Он расшнуровал свои теннисные туфли и, отставив их в сторону, тоже опустил ноги в воду. Штанины его летних брюк тут же намокли, но его это мало интересовало. Терра смотрела на его ступни, выводящие круги в мутной воде, и неосознанно начала вторить его движениям.

— Чарли сказал, что вы столкнулись в книжном магазине, когда ты помогала Сьюзи выбирать книги для подарка её бабушке. Забавная ложь, но я не стал говорить ему, что бабушка Сьюзи по матери умерла, а с бабушкой по отцу она практически не общается.

— Да и мисс Сворч скорее съест себя заживо, чем примет подарок от «несносной девчонки, которая только и знает, что читать любовные романы», — Терра передразнила брюзжащую манеру мисс Сворч, которую услышала лишь однажды, когда столкнулась с бабушкой Сьюзи. Не самая приятная встреча и не самая приятная женщина. — Справедливости ради, Сьюзи вряд ли бы опять подарила бы что-нибудь кроме нечищеных куриных кишок.

— Она действительно это сделала?

— На прошлое рождество, — кивнула Терра.

— Высокие отношения, — протянул Алистер. — Если бы Чарли только знал, он, наверное, придумал бы отмазку получше.

— Он лишь интерпретировал то, что увидел, и додумал некоторые факты, — вступилась в его защиту Терра. — Наверное, в его глазах Сьюзи — та девушка, которая будет дарить своей бабушке книги, а не куриные потроха…

— Наверное, — натянуто ответил Алистер. Терра всё ещё опасалась смотреть ему в глаза, потому и не знала, какое у него было выражение лица.

— Мы действительно встретились в книжном, — начала оправдываться она. — И я действительно была там со Сьюзи. А потом туда зашёл Чарли. Они со Сьюзи повздорили…

— Почему-то я не удивлён. Со Сьюзи есть только два варианта: вы либо сразу становитесь закадычными друзьями, либо заклятыми врагами. Так что, кто они?

— Я думаю, скорее друзья, — после недолгого раздумья подвела итог Терра.

— Обидно. Меня-то она никогда не жаловала.

— Ты преувеличиваешь, — Терра усмехнулась от того, как сухо прозвучал его голос. — Ты один из тех немногих, кто завис на пограничной линии. Не друг и не враг. Что-то среднее.

— Что-то среднее? — в голосе Алистера послышался с трудом сдерживаемый смех, и Терра немного успокоилась. — Только ты могла дать мне такую характеристику.

— Точно, — Терра улыбнулась и подняла голову, встретившись с ним взглядом. Взглядом, в котором смешалось всё: тоска, боль, обида, злость и что-то ещё, от чего захватывало дух.

— Я скучал по тебе.

Терра опешила. Она хотела услышать эти слова. Хотела знать, как Алистеру её не хватало. Надеялась, что он мучился точно так же, как и она. Не спал ночами, думая о ней. Она действительно хотела, чтобы он произнёс эти слова. Но сейчас они вызвали в ней лишь злость.

— Скучал? — едко спросила она. — Так сильно скучал, что не звонил и даже не писал? Ни разу не приехал! И не ответил ни на одно письмо, которое я написала! Мне кажется, люди, которые скучают, ведут себя не так.

Алистер отшатнулся. Он непонимающе смотрел на Терру. Наверное, думал, что четыре несчастных слова могут залатать брешь двух лет. Но вот незадача — не могут!

Терра гневно взирала на него, чувствуя, как начинают щипать глаза. О нет, она не станет плакать, только не сейчас! Она не покажет ему, насколько сильна его власть над ней.

— Я лишь хотел дать тебе нормальные выпускные годы…

— Браво! — перебила его Терра. — С каких пор ты решаешь, с кем мне общаться? Мне казалось, мой Алистер не считает себя богом.

— «Твой» Алистер?

Слова повисли в воздухе, а щёки Терры запылали пуще прежнего. В порыве своей неуправляемой злости она сболтнула то, чего говорить не стоило. Съехала с проверенной дороги, чтобы срезать путь, и увязла в болоте.

— Я не это имела в виду, — попыталась она вырулить на прежний путь.

— А что ты тогда подразумевала? — Алистер вскинул бровь, выжидающе буравя Терру взглядом.

— Что-то точно имела, но не это, — буркнула девушка и отвернулась, мысленно пытаясь успокоить своё бешено колотящееся сердце. И что теперь делать? Снова убежать? Куда? Податься в леса? Паршивый план.

Некоторое время они молчали. И молчание это было далеко не комфортным. Терра разрывалась между желанием сбежать и утопиться в озере, которое было куда ближе, чем лес. Всего-то и надо что соскользнуть со старого деревянного причала — и больше не нужно мучать себя своей же тупостью. Понимая, куда катятся её мысли, и то, какими спонтанными и нелепыми были её последние поступки, Терра резко встала, намереваясь уйти домой. Тот же побег, но под гордым названием «Мадам Рудбриг, наверное, заждалась уже».

Алистер схватил Терру за руку, останавливая.

— Я не ищу в твоих словах скрытого смысла. Ты вполне можешь считать меня своим — мы же, как-никак, выросли вместе. Просто это было… неожиданно.

Точно. Его слова резанули словно ножом. Они выросли вместе. Конечно же, он никогда не станет искать в её словах скрытого смысла. Нижняя губа девушки задрожала, а в горле встал ком. Глупая маленькая Терра — девочка, которую он знает с самого детства, не более.

Онасмотрела на такое знакомое и в то же время совершенно незнакомое лицо, не замечая, как из глаз побежали слёзы. Всего лишь девочка-соседка, с которой он вырос. И что будет дальше? Алистер непременно приведёт в дом какую-нибудь невероятно красивую и разумную девушку, которая не будет чудачить, а станет откровенно говорить о том, что чувствует.

— О, Терра, — хрипло произнёс Алистер и, встав на ноги, притянул её к себе.

По сравнению с ним она действительно была крохотной и едва ли макушкой доставала Алистеру до подбородка. За то время, что они не виделись, он стал шире в плечах, из-за чего Терра с лёгкостью могла бы потеряться в его руках.

Девушка протяжно всхлипнула, а затем завыла в голос, как белуга. Её грудь словно бы разрывалась на части, да и дышать было совсем нечем. Она уткнулась носом в рубашку Алистера, судорожно всхлипывая между очередными приступами безудержного воя. Как только Алистер не оглох, прижимая её к себе всё это время и растирая её трясущиеся плечи, пока она ревела, комкая в кулаке его идеально выглаженную рубашку?

Алистер пытался что-то говорить. Наверное, хотел её успокоить, но Терра ничего не слышала, кроме бешено колотящегося сердца и собственный завываний. Отчего она ревела? Сложный вопрос, ответ на который просто не может быть однозначным. Там была обида и на себя, и на Алистера, грусть из-за впустую потраченного времени, горечь от его слов и жалость к такой глупой себе, которая не может толком выразить то, что творится на душе. Если бы у ней спросили, почему она плачет, Терра просто бы не нашлась, что ответить. Но она продолжала реветь так горько, так истошно — до боли в горле, — пока из ней не начали вырываться лишь редкие хрипы.

— Успокоилась? — спросил Алистер, продолжая прижимать её к себе, уперевшись подбородком в её макушку.

Терра не смогла выдавить из себя ответ, поэтому лишь кивнула.

— Отлично. Надеюсь, ты ревела не из-за того, что Чарли приглянулась Сьюзи, а не ты?

— Идиот, — прохрипела Терра и ударила Алистера кулаком в грудь, но не отстранилась. Сейчас ей было просто стыдно отстраниться. Не хотелось, чтобы он видел её с потёкшим макияжем и заплывшими глазами. Да и, если уж быть честной хотя бы с собой, ей просто не хотелось отстраняться.

— Может, я и идиот, но мне было бы обидно, если бы ты променяла меня на Чарли. Он ведь кому угодно может вскружить голову. Такой добродушный открытый парень — мечта любой девушки.

— Я бы не сказала, что он добродушный.

— Но ты ведь спокойно общалась с ним, а меня по широкой дуге обходила целую неделю.

— Неправда, — упёрлась Терра, не желая окончательно терять лицо.

— О, конечно же, неправда! — иронично заметил Алистер. — Терра, я знаю тебя, как облупленную, и вполне могу заметить, когда ты меня избегаешь.

Терра недовольно скривила губы. Знает, как облупленную. Ага, как же! Что же он тогда за все эти годы так и не понял, что она чувствует? Мистер Наблюдательность, который дальше собственного носа не видит.

— Кстати, если ты собираешься и дальше от меня бегать, то, наверное, тебе придётся искать новое жильё.

— Что? Это ещё почему?

— Потому что я вернулся домой. Насовсем.

Терра резко вскинула голову, ударив Алистера по подбородку. Тот тут же отпрянул и принялся растирать ушибленное место.

— Могла бы и попросить отпустить, а не бить в лицо.

— Я не специально, — принялась оправдываться Терра, отступив на пару шагов. — Но почему? Ты… ты не вернёшься в Йель? Решил бросить университет? Алистер! Ты ведь ты так хотел там учиться!

— Мы не потянем ещё один год, что уж говорить о полном обучении.

Терра непонимающе нахмурилась, уставившись на Алистера.

— Отец почти банкрот, а мама распродаёт всю нашу коллекцию искусств и библиотеку. Скорее всего, придётся продать машины и отказаться от прислуги, чтобы расплатиться по отцовским долгам. В худшем случае мы будем вынуждены продать поместье и купить что-то меньше и дешевле. Сама понимаешь, моя учёба в нынешнюю картину не вписывается.

— Я не знала, — вздохнула Терра, пытаясь переварить услышанное.

— Ничего удивительного, мама убеждена, что «не стоит забивать милую головку финансовыми вопросами. Терра чересчур мнительная».

— Мнительная? — возмутилась девушка. — С чего бы?

Алистер запустил пальцы в волосы, слегка взъерошив их, и тяжело вздохнул.

— Она переживает, что ты начнёшь корить себя в этом. Вобьёшь в голову, что во всём виновата ты и твоя неспособность колдовать, а не отцовская халатность и неумение обращаться с финансами.

А ведь действительно. Терре показалось, что из её лёгких резко выкачали весь воздух. Ей была закрыта родовая магия, и поэтому семья Алистера страдала. Она…

— Даже не смей так думать. Я уже вижу, как в твоей голове начинают закручиваться болты. Не стоило мне тебе говорить.

— Нет, стоило. Это же действительно так. Я не могу использовать магию Грабсов, что бы это ни означало, и поэтому вы теряете деньги и положение…

— Мы теряем деньги, потому что отец не способен с ними обращаться! — повысил голос Алистер. — Ты тут ни причём. Ему всегда не везёт, за что бы он ни брался.

— Ему не везёт, потому что я… — Терру всю трясло. Чем она занималась всё это время? Рисовала круги мелом да варила никому не нужные зелья, когда её семья — люди, которые приютили её — теряли всё, что было им дорого. И всё из-за неё.

— Терра, прекрати сейчас же. Ты ни в чём не виновата. Если хочешь кого-то винить, вини отца. За то, что он позволил себя облапошить. Не зря мама всегда говорила, что ему нельзя доверить ничего, кроме ложки, да и ту у него отнимут.

— О, вот вы где, — сухо произнёс Чарли. — Я, конечно, думал, что могу помешать вам выяснять ваши любовные дрязги, но, судя по тому, что вы ругаетесь из-за мистера Рудбрига, думаю, я буду здесь к месту.

Терра нервно закусила губу и обернулась к Чарли, гадая, насколько много он успел услышать. И судя по тому, как он смотрел на них, услышал он многое.

— Чарли… — неуверенно начала Терра. Она ведь и не знала, что ему сказать.

— У вас ролевые игры? «Магия в мире финансов»? — Чарли театрально всплеснул руками. — Неплохо, неплохо. А что будет потом? «Оборотни на бирже труда»?

— Нет, — твёрдо ответил Алистер и смерил друга оценивающим взглядом, словно пытался в голове представить все возможные реакции и расклады событий. — Терра действительно ведьма.

— Алистер! — возмущённо взвизгнула Терра. — Ты что?!

— Он мой друг, и я ему доверяю, — тон Алистера был таким суровым, что возразить ему было просто страшно.

Терра уставилась на друга детства, ожидая, что ещё он может сказать. Потому что для неё понятие «друг» не было настолько фундаментальным, чтобы раскрывать семейные тайны и ставить близких под удар. Она ведь ничего не рассказала Сьюзи. А тут Алистер выдаёт главную семейную тайну мужчине, которого Терра знает от силы неделю. В голове не укладывается.

Тем временем ничего не понимающий Чарли бегал глазами между Террой и Алистером и улыбался слегка сконфуженной улыбкой.

— Разыгрываете меня, да?

— Нет, — ответил Алистер, а Терра решила промолчать. Если уж он собрался топить их корабль, она останется с ним, но помогать не станет.

— Алистер, дружище, только ты можешь шутить с таким серьёзным лицом, — произнёс Чарли и коротко хохотнул. — Так, Терра, ну-ка наколдуй мне огромный чизбургер и картошку фри.

— Не могу, — ответила Терра, пожимая плечами. — Магией нельзя создавать продукты и предметы.

— Чертовски обидно, — протянул Чарли, словно подражая какой-то маленькой игре. — И для чего же она тогда нужна? Может, ею можно убрать размазанную тушь со щёк? Потому что выглядишь ты, мягко говоря, паршиво.

Терра настолько вспотела, что платье прилипло к спине, а по ногам потекли тонкие противные дорожки пота. Она даже не знала, почему так сильно потеет — от страха или от жаркого солнца. Скорее всего от страха, потому что за всё это время её сердце, наверное, уже несколько раз успело остановиться и забиться вновь. А Алистер стоял как ни в чём не бывало и лишь смотрел на своего друга, который не верил ни единому слову. Может, это и хорошо: посчитает их идиотами и навсегда забудет об этом нелепом разговоре.

Терра схватила Алистера за руку и внимательно посмотрела на него. Она пыталась вложить в свой взгляд весь спектр обуревающих её эмоций, надеясь, что Алистер поймёт её и свернёт разговор, громко рассмеявшись. Но Алистер то ли не понял, то ли не захотел понимать.

— Чарли, ничего смешного в этом нет. Я абсолютно серьёзен. И буду тебе признателен, если ты перестанешь подтрунивать над Террой.

— Дружище, ты же знаешь, я всегда верю тебе, но сейчас ты несёшь какой-то бред, — усмехнулся Чарли.

Алистер выжидающе посмотрел на друга, вскинув бровь, и они обменялись непонятными Терре взглядами, после чего Чарли резко рассмеялся каким-то нервным — даже истеричным — смехом, чем ещё больше испугал девушку. Она смотрела на него во все глаза и не могла понять, что происходит.

Отсмеявшись, Чарли глубоко вздохнул, восстанавливая дыхание, и утёр выступившие слёзы.

— Ладно, белые кролики, покажите мне свою магию, и я вам поверю. Если же нет, то сам закажу вам автобус до психлечебницы и посажу вас туда. Без обид, Терра, но я боюсь, что ты убежишь от него, если за тобой не проследить.

***

— Мне казалось, я просил показать мне магию, а не взломать закрытую художественную студию, — произнёс Чарли за её спиной, пока Терра открывала заднюю дверь «Марии-Розы».

— Мы не вламываемся. У меня есть ключи, — прошипела Терра.

— И ты их не наколдовала?

За сегодняшний вечер Чарли занял первое место в списке ненавистных ей людей. Подобного исхода она себе даже вообразить не могла. Чарли нравился ей, а вот его нескончаемые подколы, начавшиеся на озере и даже не помышляющие прекращаться — нет. Чарли как будто соревновался сам с собой, насколько идиотской будет его следующая шутка. Когда они садились в машину, он поинтересовался, почему они не воспользуются мётлами, ведь именно на них должны передвигаться ведьмы. Затем он предложил наколдовать немного бензина в баке, чтобы не пришлось заезжать на заправку. Когда Алистер вышел, чтобы заплатить за топливо, Чарли заговорщицки улыбнулся и предложил сварить любовное зелье, чтобы доказать умение колдовать. Он даже вызвался добровольцем, ведь «Алистеру доверять в этом вопросе нельзя, он и так в тебя влюблён».

Терра старательно его игнорировала, каждый раз закусывая губы и сжимая руки в кулаки, из последних сил сдерживаясь, чтобы не отпустить какой-нибудь едкий комментарий. А ей этого хотелось. Очень сильно хотелось. Мысленно она перебирала страницы гримуаров Джослин, пытаясь вспомнить какое-нибудь зелье, от которого симпатичное лицо Чарли покрывалось бы несметным количеством прыщей каждый раз, когда он заводил свою шарманку неверующего скептика из мира финансов.

Они вошли в здание академии, и Терра повела их по коридорам к магическому подвалу Джослин. Чтобы хоть как-то отстраниться от Чарли, Терра решила занять мысли выбором заклинания. Ей было необходимо что-то красочное, чтобы этот скептик непременно поверил, чтобы у него челюсть отвалилась и больше никогда не поднималась. Если раньше она и сомневалась в решении Алистера, то теперь заставить Чарли поверить в магию стало для неё вопросом чести. Ведь он буквально вытряс из неё всю душу своими подколами.

Они спустились в подвал. Терра машинально провела рукой по пластине возле двери и произнесла несколько волшебных слов, от которых по стенам побежали световые лучи, озаряя комнату тёплым солнечным светом. Это было нововведение Джослин: медные пластины, напитанные солнечным светом, зажечь которые можно было только ночью.

— Так, и где тот выключатель, которым ты щёлкнула? — спросил Чарли и склонился над пластиной, изучая её. Он даже провёл по ней рукой, но ничего не изменилось. — Хм…

— Прекращай ломать комедию, — попытался урезонить его Алистер, который до этого времени всё время молчал. — Ты сам сказал, что поверишь нам, если мы докажем…

— Но вы всё ещё ничего не доказали. А тут определённо должен быть какой-то скрытый механизм. Колись, Терра, что ты сделала.

— Волшебные слова произнесла, — ответила Терра и натянула на губы приторную улыбку.

— Тогда давай ещё раз.

Терра приложила руку к пластине и повторила слова, но наоборот, продолжая улыбаться. Свет погас. Чарли приложил руку и попытался повторить то же самое — получилась бессмысленная тарабарщина, и свет, разумеется, не зажёгся, чему Терра была несказанно рада, хоть никто и не смог увидеть её триумфальную улыбку.

Она вновь зажгла свет и выжидающе посмотрела на Чарли, который не выглядел встревоженным. Похоже, света всё-таки недостаточно, чтобы заставить его поверить в магию.

— Язык сломать можно с вашими «волшебными словами».

— Биологически язык сломать невозможно, — парировал Алистер и, пройдя внутрь подвала, сел за стол.

В волшебном подвале Джослин он был впервые, но, похоже, его это нисколько не смущало. А если он и разглядывал магические артефакты, то делал это настолько виртуозно, что Терра не заметила и намёка на интерес.

Чарли тоскливо вздохнул:

— О Алистер, твоя прямота тебя однажды погубит. Сломать язык — это фигура речи и не более. Ну что, Терра, давай расчехляй свой волшебный арсенал! Я требую настоящее шоу! Такое, чтобы душа развернулась и не свернулась, — он театрально всплеснул руками.

— Будет тебе шоу, — не без яда ответила Терра и прошла вглубь подвала.

Отношение Чарли к происходящему ей не нравилось. То, как он говорил о важных для неё вещах, превращая их в нечто несуразное, нечто глупое. Шоу — не более. Сегодняшний день разбил её представление о Чарли, и она не могла понять, как Алистер с ним дружит. Ведь они были из совершенно разных миров.

Девушка подошла к стеллажу с артефактами и, открыв его с помощью крови, принялась перебирать содержимое, ища то, чем можно произвести настоящий фурор и при этом никому не навредить. Предметы, напитанные проклятиями, она отмела сразу же и даже не смотрела в их сторону: не хватало ещё, чтобы потом её обвинили в попытке убийства и сожгли на костре. Хотя так и подмывало дать Чарли чашку с проклятьем, вызывающим непрекращающийся понос. Хотя вряд ли после такого Чарли поверит в магию, а не в то, что в Рупи торгуют пропавшей едой.

Световые сферы он тоже назовёт какой-нибудь научной обманкой. Может, сварить при нём зелье? Но какое? Последовать его совету и сварить любовное? Вот он удивится, когда без памяти влюбиться в Терру. Представив подобный исход, Терра подавила злорадный смешок и вернулась к изучению содержимого.

— Ну и? Где моё шоу? — нетерпеливо бросил Чарли.

— На всё нужно время, — рассудительно ответил Алистер. — Не торопись, Терра. Он вполне может подождать, сколько нужно.

Терра обернулась и послала Алистеру благодарную улыбку за то, что он взял на себя Чарли и его недовольство. Хотя, если бы не Алистер, то она в этой ситуации и не оказалась бы, поэтому благодарить его по факту было не за что.

Взгляд Терры зацепился за комплект свечей-прорицателей.

— Если я предскажу твою судьбу, ты поверишь?

— Нет, это дешёвые фокусы ярмарочных гадалок, — ответил Чарли, широко улыбаясь. — Давай что-нибудь посущественнее.

— Ладно.

Терра схватила шкатулку с тувротами и просияла. Уж в это он поверит.

— Становись в центр комнаты, — приказала она, доставая старую серьгу из коробки.

— Чего? Это ещё зачем?

— Становись, я сказала!

Скривив губы, Чарли всё-таки занял место в центре комнаты, и Терра начала расставлять кристаллы по местам, по одному доставая их из шкатулки. Всего кристаллов было четыре, по сторонам света. Она видела магический след клетки, который проявлялся, когда камни занимали свои места. Но Терра видела лишь лёгкое, едва уловимое свечение, в то время как Джослин говорила, что для неё кристаллы светили ярко. Для Чарли же они были не более чем бесполезными стекляшками, и он довольно скептически смотрел на них.

Алистер подался вперёд, внимательно наблюдая за ними.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Сажаю нашего тявкающего пса на привязь.

— Ты кого псом назвала? — возмутился Чарли.

— Ой, а ты это слышал? — наивно улыбаясь спросила Терра и поставила последний кристалл на законное место. Клетка замкнулась. — А теперь попробуй до меня дотронуться, пёсик.

— Я тебя не оскорблял, — сощурил глаза Чарли.

— Да, ты всего лишь сказал, что я выгляжу паршиво.

— Так это была констатация факта, а не оскорбление, — мужчина скрестил руки на груди. — В тот момент ты действительно выглядела плохо с этой потёкшей тушью и опухшими глазами. Так ещё и нос красный, как у клоуна. Знаешь, очень мало женщин выглядят хорошо, после того как всласть порыдают.

— Я не рыдала!

— Конечно, а я принцесса Диана!

— Прекращайте уже, — вмешался всегда рассудительный Алистер. — Чарли, выходи из круга.

— Окей, — протянул тот и уверенно сделал шаг.

Но так и остался стоять в магическом круге. Терра гордо улыбнулась и всплеснула рукам.

— Та-да-да-дам! — воскликнула она. — Такое шоу тебя устроит?

Чарли ошарашено уставился на Терру и вновь попытался пересечь невидимую границу, но тщетно — его нога так и осталась висеть в воздухе.

— Невероятно, — слегка приглушено прошептал он и принялся ошалело прощупывать стену в поисках выхода. — Просто невероятно. Чувствую себя мимом. Как ты это сделала?

— Магия, — протянула Терра, широко улыбаясь.

Ей нравилось видеть такого ошалелого Чарли, привычный финансово-научный мир которого рухнул навсегда. Оставалось только надеяться, что после такого он не пойдёт войной на всех ведьм этого мира, стремясь искоренить всё, что не вписывается в его представление. Хотелось бы верить, что Алистер в нём не ошибается, и Чарли действительно можно доверять.

— Дела-а-а… а ещё что-нибудь можешь показать? — в глазах Чарли заплясали огоньки. — Не думай, что я тебе всё ещё не верю, мне просто очень интересно. Это же правда невероятно!

Терра только усмехнулась. Такого восторга она точно не ожидала. Даже Алистер относился к её магии несколько равнодушно. Он воспринимал её как данность — не более: просто неотъемлемая часть Терры, с которой необходимо считаться. А Чарли… похоже, он был сражён наповал. Его мир пошатнулся, и он был более чем готов окунуться в новый. Погрузиться в него с головой и не выныривать. И это не могло не льстить Терре.

Она убрала кристаллы тувротов на место, и Чарли смог покинуть свою клетку. Теперь он воспринимал происходящее немного иначе, с восторгом реагируя на всё, что бы Терра ему ни показывала. Алистер в это время спокойно сидел, откинувшись на спинку стула и вытянув свои длинные ноги. Он выглядел расслабленным, но не совсем понимающим, зачем он здесь находится.

А Терре хотелось бы, чтобы щенячий восторг горел в глазах Алистера, а не Чарли. Чтобы Алистер ходил за ней по пятам и разглядывал магические артефакты, а некоторые даже пробовал на себе. Но нет. Тот сидел, как некий богемный принц, и даже не пытался вникнуть в происходящие. И Терру это задевало. Не могло не задевать.

Девушка постоянно искоса поглядывала на Алистера, ища в нём поддержку, и когда он ловил её взгляд, то улыбался своей доброй искренней улыбкой, от которой у Терры замирало сердце. Всё же Алистер изменился. Он стал более скованным и не таким ярким, словно его всегда пылающая звезда начала затухать под тяжестью проблем.

— Так, а это что? — спросил Чарли, отвлекая Терру от очередного созерцания Алистера.

Девушка посмотрела на сплетённые засушенные стебли ромашек, на которые указывал Чарли, и выдавила из себя улыбку.

— Всего лишь ингредиенты для зелья.

— О, и для какого?

— Хм, дай-ка подумать, — произнесла Терра, приложив палец к губам. — Для сонного зелья — выпивший его проспит четыре дня. Для обездвиживающих и умиротворяющих зелий, если я не ошибаюсь. О, а ещё для зелья морока, чтобы казаться более привлекательным, чем есть на самом деле.

— Да уж, если мне когда-нибудь понадобится охмурить какую-нибудь шибко несговорчивую девушку, я обязательно приду к тебе за помощью, — подмигнул ей Чарли, и Терра рассмеялась.

— Сомневаюсь, что тебе когда-нибудь понадобится моя помощь.

— Как знать, как знать. Мир — сложная штука. Ещё вчера я бы никогда не подумал, что ведьмы действительно существуют. А сегодня гадаю, как обратить магию себе на пользу. Эй, Алистер, а для тебя Терра что-нибудь этакое делала?

Алистер подпёр подбородок кулаком и подался вперёд.

— Нет. Но я бы не отказался от того защитного артефакта, который вы с Джослин сделали из прутьев ивы.

— Так ты читал мои письма? — вскинула бровь Терра, приятно удивлённая этим фактом.

— Да, — честно признался Алистер. — Все до единого.

— И ни на одно не ответил…

— Извини. Не знал, что писать.

— Чувствую себя пятым колесом, — недовольно произнёс Чарли, вклиниваясь в их разговор. — Давайте вы будете строить друг другу глазки, когда меня здесь не будет? Не хочу становиться свидетелем любовной драмы.

— Ох, Чарли, любишь же ты влезать не вовремя, — протянул Алистер и вновь откинулся на спинку стула. — Ладно, Терра, потом поговорим, пока нашего друга не вырвало от переизбытка откровений.

Чарли виртуозно изобразил рвотные потуги и вновь переключился на изучение магических артефактов. Они ещё некоторое время провели в подвале Джослин, прежде чем решили, что на сегодня уже достаточно. Чарли честно признался, что его мозгу нужно время, чтобы переварить полученную информацию — всё же не каждый день узнаешь, что ведьмы действительно существуют и что, возможно, твоя соседка через дорогу вполне может тебя приворожить, принеся пирог на новоселье.

Когда они вышли из академии «Марии — Розы», Чарли поймал Терру за локоть, не давая сесть в машину.

— Слушай, Терра, ты уж меня извини за сегодня. Понимаешь, когда я сильно нервничаю, то начинаю нести всякую чушь. Я не хотел тебя задеть ни на озере, ни после.

— Что ж… — протянула девушка, не желая говорить, что она его уже простила. Простила ему все его высказывания за тот восторг, с которым он отнёсся к магии. — Это хорошо, а то я уже собиралась записывать тебя в список моих врагов.

— Серьёзно? — глаза Чарли округлились. — Звучит реально пугающе. Чем я могу загладить вину?

Терра рассмеялась.

— Ничем. Я пошутила.

— Уф, — облегчённо выдохнул Чарли. — А то я уже успел испугаться.

— Чарли, я не злюсь. Злилась, но сейчас уже нет. Ты друг Алистера, а теперь и мой тоже. А я не злюсь на друзей.

— Точно?

— Абсолютно!

— Тогда можно дать тебе дружеский совет? — Чарли заговорщицки улыбнулся.

— Конечно.

— Не забудь, ты сама дала мне разрешение! Так вот: не закусывай губу!

Терра непонимающе нахмурила брови.

— Что? Это ещё почему?

— Когда ты так делаешь, складки на твоём подбородке выглядят, как недовольная мордочка младенца. Сомневаюсь, что это понравится хоть одному мужчине, кроме Алистера.

— Чарли! — возмущённо воскликнула Терра.

Она ударила его кулаком по плечу и рассмеялась — настолько нелепым был его совет. Смех Чарли вторил ей, и она поняла, что не покривила душой, назвав его другом. Странным, но всё-таки другом.

========== Глава 17. Ведьмина библиотека ==========

Героические поиски увенчались успехом. Пара новых высоких резиновых перчаток, предназначенных для мытья унитазов, и баночка арахисовой пасты — поистине королевский улов.

Вооружившись большой ложкой и прихватив с собой свои находки, Марта стала возвращаться в спальню. Она была полна решимости принять душ, несмотря на туго перебинтованные руки, надеясь, что в этом ей помогут найденные перчатки.

А если даже и нет, она всё равно помоется — и плевать ей на эти несчастные руки. Марта так больше не могла.

Прошлая ночь определённо заняла почётное место в списке худших ночей в её жизни. Всё тело неприятно чесалось, волосы стали сальными и отвратительными паклями свисали по сторонам лица. Но то были цветочки. Боже, как же от неё воняло! Марта просто не могла больше терпеть исходивший от неё флёр больного тела, приправленный необычайно кислым потом.

Возвращаясь в свою комнату, она старалась дышать только через рот, что не особо спасало. Проходя по пути мимо спальни Мегги, девушке оставалось только радоваться, что сестра ещё спит, а потому не сможет навязать ей какую-нибудь дурацкую кличку относительно её новых умопомрачительных духов. Однако мысленно Марта всё же стала перебирать возможные варианты, хоть словесно изощрённые оскорбления и не были её сильной стороной. Самым мощным из того, что она смогла придумать, была «королева навозной кучи». Детский сад какой-то, честное слово.

Дойдя до спальни, Марта определила арахисовую пасту на прикроватную тумбочку, а сама поспешила в ванную. Девушка провела языком по потрескавшимся губам, с тоской вспоминая себя двухнедельной давности, когда после бессонной ночи смотрела в зеркало и громко возмущалась, что «краше только в гроб кладут». Теперь она была уверена, что походила на частично разложившийся труп.

Марте катастрофически нужен был отдых. Отдых, который в ближайшее время ей не светил. Оставалось надеяться, что хотя бы душ девушке сегодня достанется. Как же пали её стандарты прекрасного!

Марта стянула свою потрёпанную жизнью одежду. Вчера она не нашла в себе сил на игры в переодевание и так и уснула, безжизненно повалившись на кровать.

Перчатки кислотно-жёлтого цвета не особо хотели надеваться поверх бинтов, но девушка их победила, радуясь тому, что ей удалось дотянуть резину почти до локтя, полностью спрятав бинты.

Чистое тело, чистые волосы и никакого тошнотворного запаха пота! Это ли не счастье? Да будет же благословлён человек, придумавший водопровод. Суша волосы феном прямо над раковиной, Марта всё же осмелилась вновь посмотреть на себя в зеркало. Лучше бы она этого не делала. Одно дело — знать, что выглядишь отвратительно, и совсем другое —видеть это собственными глазами.

Марта похудела. Щёки впали, а под глазами, которые стали казаться больше из-за осунувшегося лица, залегли мешки, в которые вполне можно было складывать вещи первой необходимости. Губы пересохли и потрескались. Она выглядела, как жертва месячного запоя, не иначе. И виной всему этому был лишь один человек.

Коул Томсон.

Марта бы с радостью поджарила его на вертеле, как молодого поросёнка, за всё, что он сделал с её жизнью. Но она не могла так поступить. Не после того, как он дал согласие на сотрудничество. Так что, послав своему потрёпанному отражению вымученную улыбку, девушка закуталась в полотенце и вышла в спальню.

Сегодня у неё было много дел. Очень много. И первым пунктом в списке было найти нормальные перчатки, потому что надеть ещё раз те, что одолжила у Кеторин, Марта не могла. Ярко-голубые и атласные они привлекали к себе уж слишком много внимания. Даже удивительно, что Коул вчера не отпустил никаких комментариев на этот счёт.

Единственные перчатки, которые девушка смогла найти в своём шкафу, оказались чёрными и шерстяными. Марта толком даже не знала, как те затесались в её гардероб — она не любила чёрный цвет.

Проблема была в том, что перчатки закрывали только кисти рук, так что нужно было найти ещё и верх с длинным рукавом, чтобы это не выглядело странно. Марта тщательно перебирала вешалки со своей светлой одеждой: шифоновые блузки, кашемировые водолазки, шёлковые топы — ну не было у неё такой одежды, с которой шерстяные перчатки смотрелись бы нормально и буквально бы не кричали: «Эй, смотрите, она что-то скрывает!»

Марта нагнулась и достала с нижней полки коробку со старыми школьными вещами, до которой всё никак не доходили руки, чтобы отнести в благотворительный фонд. Там действительно оказалась подходящая чёрная вещь: длинный кардиган, который Марта надевала лишь раз — на похороны мамы.

Откровенно говоря, ей не хотелось его надевать. Хотелось скорее сжечь этот пропитанный скорбью кусок ткани. В какой-то момент девушке даже показалось, что он пахнет кладбищенской сыростью и разложением. Марта прекрасно помнила этот запах сырой земли, которую кидали на мамин гроб. Но нет, ничем таким он пахнуть просто не мог — то были лишь её болезненные фантазии и воспоминания.

Стараясь отогнать от себя тяжёлые мысли, девушка поспешила к своему комоду с бельём. Ей нужно было подобрать броню, которая защитила бы её от всего вокруг, поэтому она остановила свой выбор на комплекте из атласа и кружева с таким количеством декора, что в начале даже не знаешь, на что смотреть.

Надев поверх белья приталенное платье с длинным рукавом — бежевое, как и большая часть её вещей — девушка почувствовала себя чуточку лучше.

Марта как раз застёгивала передние пуговицы на платье, когда в дверь постучали. Она быстро натянула перчатки, прежде чем разрешить отцу войти: в их доме только Алистер Рудбриг не входил в комнаты дочерей без разрешения; Мегги, в отличие от него, ворвалась бы без промедления.

Однако отец не вошёл, а лишь открыл дверь и застыл на пороге с обугленным пальто в руках. Пальто, которое Марта так и не вынесла на мусорку.

— Доброе утро, — спокойно поприветствовала девушка. Её попытка сохранить произошедшее в секрете провалилась по собственной глупости. — С каких пор ты копаешься в мусоре?

— С тех самых, как нахожу огромный чёрный пакет посреди кухни. На тебя снова напали? — мужчина бегло осмотрел Марту, но в его лице ничего не поменялось. Ни малейшего намёка на переживание.

— Нет, — коротко ответила Марта.

Алистер кивнул.

— Если нападут — скажи.

Он ещё раз кивнул будто бы сам себе и, развернувшись, скрылся где-то в доме, даже не закрыв за собой дверь.

А Марта рухнула на постель рядом с треклятым кардиганом. Дышать было тяжело. Отец, как и всегда, даже не спросил, в порядке ли она. Хотя бы из вежливости не осведомился, как она себя чувствует. «Напали? Нет? Ну и ладно — скажи, если что». Даже не спросил, что произошло! Разве таким должен быть разговор отца с дочерью? Марта закусила изнутри губу, глотая непрошенные слёзы. Она не будет плакать. Она никогда не будет из-за него плакать.

Возможно, ему действительно стоило умереть. Тогда она могла бы оплакивать мёртвого, а не страшиться глухой пустоты в присутствии живого.

Марта сделала несколько глубоких вдохов и натянула кардиган, окончательно поборов свою минутную слабость.

— В пустоте нет ничего плохого, — сказала она себе и встала с кровати. Времени на ненужные эмоции просто не было. — У кого-то даже этого нет.

***

Марта была только рада, когда на кухне не обнаружилось ни отца, ни Мегги — только развязанный мусорный мешок и пальто, валявшееся поверх него. Марта запихнула пальто обратно и завязала пухлое чёрное чудовище.

Заварив себе крепкого чёрного чая, девушка села за стол и принялась поглощать пасту , взятую из комнаты, взглядом уткнувшись в окно. Мамин сад морозным серым утром выглядел ещё хуже. Опавшие листья с дорожек никто так и не удосужился убрать. Марте стало интересно, убирал ли их кто-нибудь в прошлом году? Да и вообще был ли кто-то, кто ухаживал за этим несчастным садиком после маминой смерти? Ей было больно смотреть на загнивающий сад. Сегодня даже больнее, чем обычно. Но сама Марта к нему точно не притронется.

Вскоре на кухню вошёл Алистер в сером банном махровом халате. Он был только что из душа, о чём явно говорили мокрые волосы, с которых продолжала капать вода.

— А бинты? — удивлённо спросила Марта, выгнув бровь.

— Я их снял, — равнодушно пожал плечами отец и направился к чайнику, чтобы заварить и себе чаю. В его движениях не было и намёка на болезненную скованность.

— Уже? Не слишком ли рано?

— Всё в порядке, осталось всего пару шрамов. Ты же знаешь эту семейную сказку про процветание рода. В последнее время ты использовала магию довольно часто — вот и результат.

— Никогда не воспринимала её всерьёз, — буркнула Марта, прикончив свой чай. Она ведь тоже была частью рода, но как-то не заметила на себе чудесного воздействия. После недолгой паузы она добавила: — Я уговорила Коула помочь нам.

Отец обернулся и недоверчиво посмотрел на Марту.

— И как же?

— Заключила сделку. Мы помогаем ему излечиться от яда, а он возвращается к охотникам и убеждает их, что я никакая не ведьма.

— И ты ему поверила? Не думал, что моя дочь настолько глупа.

«О, всё-таки иногда ты вспоминаешь, что я твоя дочь!» — хотелось ответить Марте, но она промолчала. Сегодня она и впрямь была чересчур чувствительна к словам отца — обычно ей с лёгкостью удавалось, пропускать их мимо ушей.

— Ни о каком доверии речи и нет. Как я и сказала, у нас сделка.

— Бесполезная сделка, которую он может нарушить в любой момент, если быть точным, — ухмыльнулся Алистер и сел на стул напротив дочери. — Что ты знаешь об этом человеке? Я вот более чем уверен, что, как только он выйдет за порог нашего дома, он найдёт способ обойти твои приказы и непременно вернётся, чтобы убить нас.

— Я знаю.

— Тогда какой в этом смысл? В первую очередь тебе стоило выяснить, кто ещё о тебе знает. И, судя по тому, что к нашему порогу до сих пор не заявился ни один другой охотник, смею предположить, что таких людей крайне мало. Кстати, что с тем охотником, который сейчас в больнице?

Марта пожала плечами.

— Без понятия. Наверное, стоит наведаться к нему.

— Другое дело. Это хотя бы поддаётся логике, — кивнул Алистер и отпил из своей дымящейся чашки. — Я навещу его сегодня, когда поеду на обследование. А что касается Коула… Пусть пока думает, что мы ему поверили. Попытайся у него что-нибудь выяснить. Так сказать, втереться в доверие.

Марта крайне неуверенно кивнула. Уж кто-кто, а она не особо умела располагать к себе людей. Она скорее была тем человеком, который их от себя отталкивал.

***

Коул всё гадал, когда же ведьма вновь его навестит. Но ни Марта, ни её отец так и не приходили к нему. В какой-то степени неизвестность пугала, закручивая болты здравомыслия. Охотник никогда не был в полном одиночестве с самого рождения и только теперь понял, насколько сильно зависел от общения: казалось, ему физически нужно было говорить, чтобы не сойти с ума. Оттого его сознательное решение хранить полное молчание было ещё тягостнее.

Сегодня он проснулся рано утром, когда ещё даже не рассвело, от чувства лёгкого голода. Незначительного. Такого, которое появляется через пару часов после плотного обеда, но нисколько не тревожит. Только вот его голод был не совсем таким.

С того времени, как Коул начал принимать хьянгу, чувство голода стало признаком того, что действие начинает ослабевать и до следующего приёма дозы остаётся пару дней, не более. Когда голод становится нестерпимым настолько, что ты уже согласен съесть кусок тухлого мяса, лишь бы хоть немного приглушить его, пора вновь принимать яд.

«Может, пропустить приём?»

Смутно промелькнувшая мысль тут же была стёрта воспоминанием об ощущении медленно накатывающей агонии. Чувством, словно сгораешь заживо. Поэтому Коулу оставалось только надеяться, что в ближайшее время он получит лекарство и ему не придётся вновь окунуться в раскалённую реку.

Стоит ли предупредить Марту, что новая доза ему нужна уже через пару дней?

Коул вспомнил пронзительный испепеляющий взгляд девушки. Таким только лёд топить в Антарктиде. Парень и без того не горел желанием рассказывать ей о своих слабостях и нуждах, а уж особенно под этим недовольным взглядом.

Другое дело, если бы его вновь навестила маленькая леди. Вот ей он вполне мог бы обо всём поведать. Возможно, мужчина был больше расположен к девочке, потому что Мегги Рудбриг не была настолько высокомерной, как её сестра, вероятно, в силу возраста.

Хотя Коул прекрасно понимал, что не ему судить о высокомерии: отношение Марты к нему было ничем иным, как отражением его отношения к ней. Так что ничего другого ожидать и не стоило. Куда страннее было бы, воспылай она вдруг к нему добротой и любовью. Тут уж явно чувствовался бы подвох.

Где-то после обеда, если Коул правильно подсчитал, Марта всё-таки пришла.

Первое, что он заметил: Марта Рудбриг выглядела ещё хуже, чем вчера. От той яркой женщины, за которой он наблюдал несколько недель, не осталось и следа. Марта стала тенью себя прежней. Болезненной тенью. И это не могло не пугать. Казалось, с каждым днём она усыхает и даже умирает. Ему бы стоило радоваться, но почему-то не выходило. Что, если она действительно умрёт? Тогда кто выпустит его из этой темницы?

— Ты вообще хоть иногда ешь? — не выдержал и спросил Коул.

— Ем, — сухо ответила Марта и поставила на кровать поднос с едой: жареные яйца и несколько бутербродов с арахисовой пастой, а ещё чашка горячего чая, над которой поднимался пар.

— Что? Одно варёное яйцо, чашку кофе и лист салата?

Марта промолчала и села в кресло.

— Купи ты уже наконец кусок мяса и съешь хотя бы его!

Марта подпёрла голову кулаком и усмехнулась.

— Сырым?

Коул пару раз непонимающе моргнул. Осознав комментарий девушки, он продолжил:

— Да хоть бы и сырым! На тебя смотреть страшно. Гляди ветром сдует.

— Удивительно, что тебя это волнует, — протянула Марта, взъерошив свои короткие волосы.

Коул ничего не ответил, но, чтобы заполнить образовавшуюся после слов девушки пустоту, принялся поглощать обедозавтрак, который нисколько не притуплял чувство голода, камнем оседая в желудке.

— Мне… Мне нужна новая доза, — всё же сказал он, прикончив бутерброды с арахисовой пастой. Слово «доза» неприятно резало слух, словно он был каким-то отбросом, наркоманом, готовым продать почку за новую порцию галлюциногенного рая. Но, как бы неприятно ни было это признавать, в какой-то степени он им и был. С маленькой поправкой в виде стопроцентной вероятности смерти в случае отказа.

— Когда? — приглушённо спросила Марта. На лице ведьмы не отразилось ни одной эмоции. Она не жалела его, но и не злорадствовала. Что немного, самую малость, подняло её в глазах Коула.

— Через пару дней. Примерно. Может, чуть дольше, — абсолютно честно ответил мужчина.

— Ясно.

Больше она ничего не сказала. Просто продолжила сидеть в этом несчастном кресле и смотреть в окно. В присутствии этой девушки Коул чувствовал себя неуютно. Практически как свинья на вертеле.

Она могла приказать ему что угодно. Проклясть его. Задушить. Коул до сих пор помнил, как невидимые руки сжимались на его шее, выдавливая остатки воздуха. При этом у него было лишь её слово, что она не будет ничего делать. Так что парень не мог отделаться от лёгкого страха, который пропитывал каждую его эмоцию, безотрывно следуя за ним по пятам.

Марта просидела в комнате пленника ещё некоторое время, а, когда он доел и допил чай, молча встала, забрала поднос и ушла. Девушка явно была не настроена на разговор, да и Коул не нашёл в себе сил спросить, когда она наконец выпустит его из клетки.

***

Подходя к «Ведьминой обители», Марта нервничала. Тот мужчина, охотник, напавший на них в парке, оказался мёртв. После того, как отец рассказал ей об этом за обедом, девушка была сама не своя. Её действия стали причиной смерти человека. Не сказать, что она сожалела или считала себя в чём-то виноватой — то была чистой воды самооборона — но всё же не могла отделаться от горького осадка на душе.

«Хорошо, что он умер. Одной проблемой меньше» — внушала Марта себе всю дорогу, пока шла к «Ведьминой обители».

Девушка вспомнила наставленный на сестру арбалет. Болт, направленный на ребёнка.

«Он это заслужил!» — продолжала Марта убеждать себя, пытаясь подавить чувство вины.

В «Ведьминой обители» посетителей было необычайно много, что удивило Марту, когда она толкнула дверь и вошла в душное помещение. Пивной душок мешался с ароматами вербены и можжевельника, а также с примесью ладана и человеческого пота, резко контрастируя с морозной свежестью улицы.

Людей было так много, что Марте сначала показалось, что она попала не туда. За последнее время она привыкла видеть «Ведьмину обитель» полупустой или и вовсе абсолютно безжизненной.

Джуди скользила между столиками, разнося кружки с пивом. Кеторин, как обычно идеальная в своихцыганско-пиратских нарядах, занимала своё исконное место за барной стойкой. Марта заметила ещё двух официанток, которые, как и Джуди, сновали между столиками. Это были неказистые девчонки в потрёпанных ведьминских шляпах и выцветших передниках.

Стараясь ни с кем не столкнуться, Марта опустила голову и поспешила к бару. Ей не хотелось встречаться глазами с посетителями, хотя маловероятно, что здесь мог оказаться кто-либо из её знакомых — у Марты, в общем-то, таковых было не так уж и много. Но вот чему её научили последние дни: если ты не знаешь человека, это ещё не значит, что он не знает тебя. А в Рупи её, похоже, знали все, кому не лень.

Людей у бара было не то чтобы много, но в их присутствии поговорить вряд ли получилось бы. Поэтому Марта заняла свободный табурет с краю и кивнула Кеторин в знак приветствия. Та лишь слегка улыбнулась в ответ, полностью поглощённая разговорами с клиентами — мужчинами преклонного возраста, цедящими пиво из огромных кружек.

— Китти, кошечка, что же ты так безбожно поднимаешь цены даже для нас — твоих постоянных клиентов? — причитал мужчина в серой залатанной парке и в состоянии уже солидного подпития.

Кеторин брезгливо скривилась и поправила его:

— Кеторин. А что до цен: я же ведьма, оттого и цены у меня безбожные, — улыбка у неё была яркая и нахальная.

— Нет, ну какая душечка! Тебя невозможно не любить! — громко сказал другой пьянчуга и протянул свою пустую кружку. — Налей ещё, милая.

— Зовите меня Кеторин, — повторила женщина и забрала кружку, через секунду скрывшись под барной стойкой.

В это время как раз вернулась Джуди с подносом, нагруженным пустыми кружками и тарелками из-под скудных закусок. Она похлопала Марту по плечу в знак приветствия — для этого ей пришлось встать на носочки — и лучезарно улыбнулась.

— Привет, — кивнула ей Марта. — Помощь нужна?

— Нет. Я сама, — ответила Джуди и прошмыгнула за бар.

— Чего тут сегодня не протолкнуться? — спросила Марта у помощницы, но ответила ей Кеторин:

— Первая пятница месяца, — женщина поставила кружку перед клиентом и наконец подошла к Марте. — Каждую первую пятницу месяца здесь собирается местный рыболовный клуб. Раньше они собирались в Мормери, баре вниз по улице, но я их переманила, — Кеторин послала улыбку мужчине в потрёпанной парке и вновь повернулась к Марте. — Они делают мне выручку чуть ли не на весь месяц, — понизив голос, чтобы её никто не слышал, кроме Марты, призналась она.

— Впервые слышу о подобной организации, — призналась Марта, не особо заботясь о громкости своего голоса, тот всё равно утонул в окружающем гомоне.

— Организации? О нет, это просто клуб по интересам. Собираются вместе и летом рыбачат на близлежащей реке, а зимой пьют и хвастаются былыми подвигами, пытаясь внушить окружающим, что они добытчики и охотники. На деле же… — Кеторин выдержала театральную паузу, — горстка алкашей, прячущихся от жён. Только им об этом не говори. Понимаешь, рыбаки — народ тонкой душевной организации, того и гляди обидятся.

— Понятно, — протянула Марта, старательно сдерживая смешок.

— Кетти, милая, налей-ка ещё мне того… светленького!

Кеторин глубоко вздохнула, прикрыв глаза, и крикнула:

— Сейчас! — а затем уже тихо спросила. — Ты что-то хотела?

Марта кивнула.

— Если не срочно, то подожди, пока эти пьяницы не уйдут. Они обычно не засиживаются дольше, чем до десяти. Жёны!

Марта посмотрела на настенные часы над баром. Стрелки ещё не добежали и до восьми, но у неё не было особого выбора, так что она вновь кивнула.

— Подожду.

— Кетти, пива! — вновь послышалось на фоне.

Кеторин сделала ещё один глубокий вдох, окинув помещение взглядом в поисках крикуна. А затем вновь повернулась к Марте, будто что-то решив.

— Можешь подождать в моём кабинете, а то тут сойти с ума можно. Хочешь кофе?

— Было бы неплохо, — согласилась Марта.

— Я попрошу Джуди принести его тебе.

— Спасибо.

Марта соскочила с табурета и поплелась к лестнице, ведущей на балкон, а Кеторин вернулась к «постоянным клиентам Кетти» и принялась разливать пиво по кружкам.

В кабинете Кеторин, тонущем во мраке, было куда уютнее, чем в зале, под завязку забитом любителями пива и рыбалки. Марта заняла один из стульев, стоящих вокруг стола, и принялась изучать книжные полки, подсвечивая их фонариком телефона. Книг было много, и они куда больше походили на ведьминские гримуары, чем те, что лежали на чердаке дома у Марты. Старые потрёпанные корешки с витиеватыми, практически нечитаемыми буквами, они производили нужное впечатление. Так сказать, создавали правильный антураж для тех клиентов Кеторин, которые приходили не для того, чтобы пропустить по кружечке пива.

Марта взяла первый попавшийся гримуар с полки и положила на стол перед собой. Если название когда-нибудь и было, то годы сделали своё дело, затеряв его среди складок потёртой кожи. Девушка раскрыла гримуар и принялась листать замысловатые страницы. Языка, которым были написаны тексты, она не знала. Хотя, возможно, это был французский или немецкий — но за всеми этими крючками, закорючками и прочими каллиграфическими изысками было не разобрать. Так что Марта любовалась потрясающими иллюстрациями, которые сопровождали каждый текст, когда Джуди поднялась к ней с чашечкой крепкого кофе.

— Что читаешь? — спросила она, подставив кружку буквально Марте под нос. — О, а откуда это тут взялось?

Марта подняла голову и посмотрела на удивлённую Джуди, которая внимательно изучала раскрытый разворот с иллюстрациями довольно мерзкого монстра: что-то среднее между каноническим медведем и змеёй. По крайней мере, именно такая аналогия пришла на ум Марте, когда она разглядывала вытянутое змееподобное тело, покрытое бурой шерстью, и большую морду, которая если присмотреться, даже отдалённо не напоминала медвежью: вытянутая, с массивной челюстью и крупными глазами без зрачков.

— А что это? — Марта откинулась назад и взяла чашку, продолжая одной рукой придерживать гримуар.

— Бестиарий. Причём очень древний.

— Бисти… что?

— Бестиарий, — наткнувшись на ничего не понимающий взгляд Марты, Джуди пояснила: — Список монстров. Что-то вроде энциклопедии. Конкретно этот гримуар очень древний, и данные в нём устарели веков так десять назад. Странно, откуда он у Кеторин… Последний раз я его видела в библиотеке нашего ковена.

— Может, взяла почитать и не вернула, — предположила Марта, отхлебнув из чашки.

— Может быть, — неуверенно ответила Джуди. — Ладно, я пойду вниз, а то там работы полный воз.

Марта проводила девушку взглядом и продолжила изучать бестиарий. В нём была мешанина из жутких и вполне симпатичных монстров. Хотя жутких было куда больше. Марта не могла сказать, что была расстроена тем фактом, что монстры с этих страниц уже вымерли — как-то спокойнее спится по ночам, когда знаешь, что некто с волчьей пастью и паучьим телом не заглянет к тебе с утра на чай. Правда, ничего подобного в этом бестиарии не было. Там вообще не было ничего похожего на пауков.

Долистав до конца, Марта захлопнула гримуар и убрала его на место. Всё-таки это не лучшее чтиво на ночь. Критичным взглядом она вновь окинула полки Кеторин. Да уж, это определённо была не безобидная школьная литература, и что-то Марта не горела желанием продолжать знакомство с этими книгами.

Ей начало казаться, что Кеторин ведёт опасную игру, изучая ту магию, которую лучше было бы похоронить под толщей времён и никогда не раскапывать. Сама она уж точно не стала бы ни в чём таком копаться.

Стараясь хоть немного скоротать время, Марта принялась листать новостные страницы своих соцсетей. Она всегда была далека от этой части жизни, вспоминая о ней, только когда одолевала непроглядная скука. А последнее время скучать ей было просто некогда.

Как раз в этот момент и пришло сообщение от Мегги.

«Ты скоро? Папа купил карамельный попкорн. Можем устроить вечер кино, если ты всё-таки ответишь.»

«Буду к одиннадцати. Начинай без меня.» — быстро настрочила ответ Марта.

«Ух ты! Ты всё-таки вспомнила, что такое ТЕЛЕФОН. Я тебя подожду» — тут же прилетел ответ.

Марта написала короткое «окей» и принялась наблюдать за членами рыболовного клуба, которые потихоньку начали расплачиваться и расходиться по домам. Похоже, жёны были действительно влиятельной силой. Иногда Марте начинало казаться, что в таких маленьких городках, как Рупи, всем давно заправляют женщины. Чего далеко ходить за примером: Маргарет Рудбриг была тем самым властным правителем, без разрешения которого даже чихнуть нельзя было; при этом дедушка Марты всегда был лишь тенью в собственном доме. Девушка могла по пальцам одной руки пересчитать те случаи, когда дед высказывал своё мнение, к которому обычно даже не прислушивались.

Часы на экране телефона показывали девять пятнадцать, когда Кеторин поднялась к ней с аптечкой. В «Ведьминой обители» ещё оставались редкие посетители, но с ними вполне успешно справлялась Джуди.

— Я думаю, стоит перебинтовать твои руки, — сказала Кеторин и потрясла аптечкой перед носом Марты.

Ведьма зажгла несколько свечей и, усевшись на соседний табурет, принялась снимать бинты, что получалось у неё довольно ловко и наводило на мысль, что занимается она подобным не впервые.

— Коулу нужна хьянга, — объяснила причину своего прихода Марта, наблюдая за манипуляциями Кеторин.

Женщина вскинула голову.

— Уже? — и, когда Марта кивнула, недовольно поджала губы. — Это плохо. Я думала, он сможет продержаться на одной порции недели две или даже больше. В моих записях говорится, что некоторые могли выдерживать месячные промежутки.

— Что ж, он не может. Говорит, что новая порция нужна ему через пару дней.

— Да уж… таким темпами нам и на месяц не хватит, а я ещё даже не начала изучать этот вопрос. Проблем и без того много, — Кеторин выразительно посмотрела на обнажённую руку Марты и откинула грязный бинт в сторону. — Смотри-ка, некоторые уже покрылись корочками!

Кеторин нанесла мазь на кожу и быстрыми точными движениями забинтовала руку, а затем принялась за вторую.

— Я, конечно, дам тебе хьянгу, но постарайся максимально оттянуть приём. Сейчас нам ничто так не необходимо, как время, — Кеторин махнула рукой в сторону стеллажа с гримуарами. — Мне нужно перелопатить их все, а это не пятиминутное дело. Хотя, если уж быть откровенной, сомневаюсь, что в них есть то, что может ему помочь.

— И что тогда делать?

— Хороший вопрос! Скорее всего нам придётся наведаться в библиотеку моего старого ковена. Но это крайняя мера. По доброй воле я туда ни за что не пойду.

— Почему?

— А, да так, — Кеторин коротко хохотнула, — Меня там не особо любят. Скажем так, я стала персоной нон грата. И это не то же самое, что быть изгнанной из чайного клуба. Так что библиотека ковена — наша крайняя мера, если ничего другого не найдём.

— А он того стоит? — пренебрежительно спросила Марта.

— Твой мальчишка-охотник? Только из-за него я туда бы не сунулась, но там мы сможем найти ещё и что-нибудь о тебе. Ковен Шарпы — один из самых древних. Древнее только ковен Крови.

— Так и знала, что ты не благотворительностью занимаешься. И как же нам попасть в эту библиотеку? — спросила Марта, поморщившись, когда Кеторин оторвала бинт от подсохшей корочки. — Сомневаюсь, что ведьмы живут в каком-нибудь маленьком городке, где по выходным проходит книжная ярмарка.

— Сечёшь фишку! — усмехнулась Кеторин, отбросив бинт на пол. — Тут нужно всё детально продумать, включая пути отступления. Но я буду думать об этом после того, как перепроверю свои гримуары. Может, там всё же что-то да есть.

— Пустая трата времени, — отрезала Марта. — Ты сама сказала, что сомневаешься, что в них есть хоть что-то. Может, сразу отправимся в библиотеку?

— Воу, воу! Не дави на меня! — возмутилась Кеторин. — Без чёткого плана я туда не сунусь. Это тебе не за чаем с пирожными сходить, а сунуться в гнездо с гадюками. Ну, ладно, там не все гадюки — есть несколько просто змеюк. Я пока ещё не совсем умом тронулась, чтобы с радостью бежать к ним на встречу, знаешь ли.

Марта пожала плечами, усмехнувшись. Значит, и Кеторин чего-то да боится. Это делало её в глазах Марты не такой идеальной и капельку чуть более человечной. Хотя по виду и тону не казалось, что она так уж сильно боится тех, о ком говорит — скорее опасается или просто не хочет с ними видеться.

Закончив с руками Марты, ведьма сходила в свою каморку под лестницей и вернулась с какими-то мешочками. Она положила их перед девушкой и пояснила:

— В этом — хьянга. А этим — присыпать пороги и окна. Так твой мальчишка никуда из комнаты не денется. Незачем его всё время держать в тувротах, они слишком мощные, чтобы использовать их постоянно.

Марта забрала новую порцию яда для Коула и сладко пахнущую смесь из трав и соли, а затем покинула Ведьмину обитель, попрощавшись с Джуди, протиравшей столы после ухода последних посетителей.

Улица встретила Марту темнотой и холодом. Нос и уши сразу же покраснели. Не лучшая погодка для тихой пешей прогулки до дома, которую девушка собиралась совершить изначально. Остановившись возле дороги, Марта достала телефон из кармана с твёрдым намерением вызвать такси, когда её окликнули по имени.

Девушка обернулась и увидела мужской силуэт. Он стоял спиной к фонарю, и оттого оказалось невозможно разобрать, кто это был. Марту пробил озноб. Липкие щупальцы страха сковали её. Бежать. Ей нужно бежать.

Но, прежде чем она успела сделать хоть шаг, мужчина преодолел разделявшее их расстояние и шагнул в круг света от фонаря, под которым стояла Марта.

— Джош! — воскликнула девушка, узнав его.

— Джон, — поправил он, улыбаясь. — Мы так часто встречаемся, а ты всё ещё не запомнила моё имя.

— Мы не часто встречаемся — ты преследуешь меня! — возмутилась Марта. Её била мелкая дрожь. Мужчина ужасно перепугал её. — Ещё одна такая «случайная встреча», и я добьюсь судебного запрета на приближение.

— Но сегодня наша встреча действительно случайна! — Джон сложил руки на груди. — Я всего лишь ужинал с друзьями и вышел покурить, а потом увидел тебя и решил подойти поздороваться. А ты вот так берёшь и обвиняешь меня в преследовании!

Марта скептически нахмурила брови.

— Всё, поздоровался? Теперь можешь возвращаться к своим друзьям, — девушка махнула рукой в неопределённом направлении. Странно, но Джон был слишком тепло одет для человека, который всего лишь вышел покурить. Да и в руках у него не было сигарет.

— Не слишком ли грубо?

— В самый раз, — Марта махнула ещё раз и принялась забивать адрес в приложении. Заметив, что Джон всё ещё стоит и смотрит на неё, она обернулась. — Если ты не понял: можешь быть свободен!

— У тебя есть парень? — внезапно спросил Джон, потирая руки от мороза.

— С чего вдруг такие вопросы?

— Жалко мне того человека, что решит встречаться с тобой, — хмыкнул Джон.

— Мне казалось, за жалость санитарам не доплачивают. Можешь оставить её себе, — едко ответила Марта, наблюдая за меткой машины на карте. Ожидаемое время прибытия: 3 минуты. — И да, у меня есть парень.

Жалкая ложь — следствие не менее жалкой попытки защитить уязвлённую гордость. Да кто он вообще такой, чтобы обсуждать её личную жизнь?

— Надо же… Странно, — на его лице появилось задумчивое выражение.

— Отчего же? — Марту всё ещё трясло, только вот теперь не от страха, а от гнева.

— Рупи — город маленький, а я не слышал, чтобы ты с кем-нибудь встречалась. Да и не видел тебя ни разу в чьей-то компании.

Марта немного опешила. По спине побежал холодок. Последний человек, который следил за ней, теперь был заперт в гостевой комнате её дома.

— Знаешь что, Джон, это называется преследованием. Если ты не прекратишь, то увидимся мы с тобой в следующий раз уже в полиции. Рупи, может, городок и маленький, но тут всё равно все друг друга в лицо не знают. Вот я тебя долгое время не знала — и была бы просто счастлива не знать и дальше.

Марта, закончив свою гневную речь, развернулась и собиралась отойти на несколько метров от приставучего мужчины, однако далеко уйти не удалось.

— Марта, постой, — мужчина схватил девушку за руку, но Марта её резко отдёрнула. — Я не хотел тебя напугать… поверь мне.

За поворотом показались фары машины, и Марта выдохнула от облегчения.

— Понимаешь, ты просто мне интересна, поэтому я и наводил справки. Так, поспрашивал тут и там. Просто чтобы чуть больше понимать, что ты за человек. Не более! Честное слово!

Машина остановилась возле фонаря, в свете которого стояли два силуэта.

— Марта, ну пожалуйста. Вероятно, я был неправ в своих словах, но я не преследую тебя. Точно уж не сегодня, — махнул рукой Джон в сторону ресторанчика на соседней улице. — Да и в больнице я тебя не преследовал — ты сама туда пришла! Я и правда разок пришёл к тебе на работу, но не думаю, что это делает из меня маниакального преследователя. Давай поговорим нормально? Я просто хочу узнать тебя поближе!

Марта раскрыла пассажирскую дверь и молча юркнула на сиденье.

— Пока, Джош, — буркнула она через секунду и захлопнула дверь такси.

В целом, ей от слов этого санитара было ни холодно ни жарко. Хотя он всё же смог немного её удивить и потешить самолюбие Марты. Так что, когда такси тронулось и поехало к дому, девушка поймала себя на мысли, что начинает глупо улыбаться своему отражению в зеркале заднего вида. Ей ещё никогда не признавались в симпатии таким странным образом. Хотя Марта и сильно сомневалась, что это было искреннее признание.

========== Глава 18. Она любила колдовать ==========

Впервые за последнее время Марта проснулась с мыслью, что она выспалась. Не просто закрыла глаза и будто буквально на секунду вылетела из реальности. Нет! Она действительно выспалась, даже несмотря на то, что допоздна засиделась с сестрой в компании попкорна и «Рапунцель», которую они пересматривали уже сорок восьмой раз, так как это был любимый мультфильм Мегги — и это ещё неизвестно, сколько раз сестра пересматривала его в одиночку.

За окном было всё ещё серо и крупными хлопьями валил первый настоящий в этом году снег. На секунду Марта испугалась того, что снег беспрепятственно проходит через защитный барьер, но потом вздохнула с облегчением — зато не придётся объяснять соседям, почему снег идёт везде, кроме их двора. А затем девушка вновь расстроилась, потому что кому-то этот снег явно придётся чистить.

Марта перевернулась на бок и уткнулась взглядом в окно, наблюдая за медленным танцем снежинок, которые под куполом падали всё же реже, чем за его пределами.

Девушка вытянула ноги и поплотнее закуталась в одеяло. Вылезать из постели совсем не хотелось. И причина была не только в пробирающем до костей холоде, который стоял в доме. Похоже, опять отключился котёл. Зимой такое иногда случалось, особенно во время снегопадов, когда начинались перебои с электричеством. Однако Марта к этому уже давно привыкла: старый дом всегда идёт вкупе со старой проводкой, которая имеет свой собственный характер и пожелания.

Марта уже была готова погрузиться в очередной короткий сон, к которому располагали погода и выходной день на календаре, когда в комнату с громким воплем: «Холодно! Холодно! Холодно!» — влетела Мегги и буквально запрыгнула к Марте под одеяло. Не оставалось ничего другого, кроме как перекатиться на другой край кровати, чтобы освободить место сестре и спрятать свои перебинтованные руки. Вчера Марте удалось скрыть раны от Мегги, сначала объяснив наличие новых перчаток приближающимися холодами и нежеланием расставаться с покупкой, а затем весь вечер держа руки в карманах, украдкой поглощая попкорн.

Глупо, конечно. Марта прекрасно понимала, что строит из себя шпиона-неумеху и шифруется от младшей сестры, которая максимум удивится или посмеётся над неудачливостью старшей. И всё же Марте не хотелось давать Мегги даже самого маленького повода для переживаний.

— Ночью свет отключился. Папа пошёл перезапускать котлы. Вода в бойлерах тоже остыла, — стуча зубами, сказала Мегги и придвинулась к Марте, отчего та чуть не свалилась с кровати.

— Здравствуй, зима! — хмуро пробубнила Марта.

— Здравствуй, отключение электричества. — У Мегги зуб на зуб не попадал, и оттого речь её получалась невнятной. — Как думаешь, дом скоро нагреется?

— Часа четыре, не меньше.

— Вот блин.

— И не говори.

Солидарное молчание сестёр длилось всего несколько секунд, после чего Мегги подняла глаза на Марту и с детской мольбой в голове произнесла:

— А приготовишь мне чай? Пожа-а-алуйста!

— А сама? Мне вообще-то тоже холодно!

— Ну Марта! — протянула девочка.

— Что «Марта»? Руки-ноги есть? Ну и всё, можешь и сама заварить себе чай.

— Марта! — громко взвизгнула Мегги и принялась пинать сестру своими холодными ногами, пытаясь окончательно свалить с кровати.

Рассмеявшись, Марта сама встала, потянув за собой одеяло, тем самым полностью стягивая его с сестры. Мегги что-то недовольно пробурчала, а Марта подняла с пола перчатки и натянула их на руки, прикрываясь одеялом. Затем сделала пару шагов по относительно тёплому ковру и натянула новый бордовый кардиган, который купила вчера после утренних занятий.

— Будет тебе чай, — сказала она и зашвырнула одеяло на кровать.

Мегги тут же закуталась в него, окинув Марту изучающим взглядом, который чуточку дольше чем нужно задержался на бежевых, из мягкой тонкой кожи, перчатках.

— Умно.

— Ага. Могу одолжить тебе свои старые, — предложила Марта.

— Не люблю перчатки.

— Ну и мёрзни. Если твои пальцы почернеют и отпадут — не прибегай ко мне, чтобы я наколдовала тебе новые, — подтрунила Марта, ища шерстяные носки в ящике комода.

— Сама себе наколдую! — хмуро ответила Мегги, закусив щёку изнутри. — Никто же не знает, может, я тоже ведьма… И куда более могущественная, чем ты! Может быть, моя сила ещё просто не пробудилась!

Марту передёрнуло от слов сестры, но она постаралась скрыть своё недовольство и лишь коротко бросила:

— Может быть.

Девушка вышла из спальни и поспешила на кухню быстрым шагом, поплотнее закутавшись в кардиган и жалея, что не натянула штаны поверх пижамных шорт. На секунду она даже задумалась о том, чтобы вернуться и исправить данное упущение, но, вспомнив хмурое выражение лица Мегги, отделалась от этой мысли безвозвратно. У Марты в голове просто не укладывалось, как Мегги могла желать быть ведьмой, прекрасно видя, с какими проблемами приходится сталкиваться ей, Марте.

На кухне было так же холодно, как и везде, так что, поставив чайник на плиту, девушка осталась рядом с той, постоянно двигая ногами и держа руки над огнём, чтобы хоть немного согреться. Вскоре к ней присоединилась Мегги, закутавшись в одеяло и волоча его по полу, словно шлейф. Насупившись, она села за стол, поджав под себя ноги, и уставилась на Марту.

— Ты действительно считаешь, что во мне нет и толики волшебства? — продолжила она разговор, в котором Марте совершенно не хотелось участвовать.

— Не знаю, — честно ответила девушка, понимая, что данной темы ей всё же не избежать. — Я на это надеюсь. В том, чтобы быть такой, как я, нет ничего хорошего.

— Это ты так считаешь!

— Пускай. И что в этом плохого? Скажи мне, Мегги, что плохого в том, что я хочу для своей сестры обычной нормальной жизни? Жизни, где ей не придётся содержать в своём доме охотника на ведьм, чтобы тот не навредил дорогим ей людям.

— Коул и так здесь, — буркнула Мегги. — И оттого, есть у меня магия или нет, ничего не изменится.

— Изменится. Твоей головы в списке его жертв рядом с моей не будет, — сухо ответила Марта и отвернулась от сестры.

Хоть ей и удалось говорить спокойно, внутри её буквально колотило от упёртости Мегги. Почему нельзя оставить эту тему и больше к ней не возвращаться? Но нет, Мегги так просто не могла — она раз за разом ворошила этот пчелиный улей в надежде, что вот сейчас вылетит добрая пчёлка, а не та, что покусала её.

— Коул может передумать, — с детской наивностью произнесла Мегги. — Он же видит, что мы не такие уж и плохие.

Марта нервно хохотнула, вторя свисту закипевшего чайника.

— Боюсь, с его стороны мы выглядим как раз-таки «такими уж плохими», — передразнила она манеру Мегги. — Мы удерживаем его против воли. Поверь мне, никто — даже заядлый преступник — не станет хорошего мнения о своих тюремщиках по щелчку пальцев.

Марта залила чайные пакетики кипятком и аккуратно отнесла горячие кружки на стол. К её немалому удивлению, Мегги промолчала, недовольно поджав губы. Обычно сестра высказывала вслух всё, что было у неё на уме. Хотя, возможно, Марта не настолько хорошо знала сестру, как ей думалось.

Мегги обхватила свою кружку руками и принялась дуть на чай, наблюдая за поднимающимся парком. Ненадолго кухня погрузилась в тягостную тишину, которую Марте так отчаянно хотелось нарушить. Ей было невыносимо наблюдать за понурой Мегги. Но что конкретно сказать, Марта тоже не знала. Она боялась, что любое её слово вновь натолкнёт их на разговоры о ведьмах и магии. А резкая смена темы казалась бы наигранной, а ей совсем не хотелось быть той сестрой, которая прячется за вопросами вроде «какой твой любимый персонаж в мультфильме?» и избегает настоящих проблем.

— Думаешь, кто-то из ведьм причинил Коулу боль? — неожиданно спросила Мегги, пронзив Марту серьёзным взглядом исподлобья.

— Не знаю, — немного опешив, ответила Марта. Она и думать не думала о Коуле и его проблемах. И ей было абсолютно всё равно, причинил ли ему кто-либо боль, убили ли его близких или же пытали на глазах Коула котят. То были его проблемы, но не её. Оттого и вопрос Мегги поставил девушку в тупик. С чего вдруг интересоваться жизнью охотника и его причинами поступать так, а не иначе?

— Я думаю, с ним что-то случилось, — выдохнула Мегги и отхлебнула немного чая. Тот оказался слишком горячим, и она выплюнула его обратно в чашку, забрызгав весь стол.

— Мегги! Фу! — скривилась Марта и отшатнулась от сестры, откинувшись на спинку стула. — Ты что творишь?

Мегги высунула язык и принялась обмахивать его ладошкой.

— Горячо! — возмущённо простонала она, но из-за высунутого языка получилось нечто невнятное, отдалённо напоминавшее что-то вроде «голящо».

Марта фыркнула и, встав из-за стола, забрала у Мегги чашку и поставила её в раковину, сомневаясь, что девочка будет в ближайшее время пить что-либо, кроме воды.

— Воды? — спросила Марта и, схватив тряпку, принялась вытирать со стола капли чая, перемешанного со слюной.

Когда она поставила перед Мегги полный стакан, в кухню как раз вошёл отец с всклокоченными волосами и недовольно поджатыми губами, которые были похожи на корявую тонкую линию там, где у нормального человека был рот. На его лице возле носа красовалась смазанная грязь, да и руки были перепачканы чем-то маслянистым. Он недовольно швырнул на стол разводной ключ и, пройдя к раковине, принялся намыливать руки.

— Боюсь, этой зимой нам всё-таки придётся менять насосы. Сомневаюсь, что они доживут до конца декабря. Либо так, либо нам придётся встречать Рождество, греясь у камина, из-за того, что ваша мать так любила этот дом «в своей первозданной красоте», — передразнил Алистер манеру своей жены с придыханием говорить о вещах, которые ей нравились, и Марта не смогла сдержать улыбки, хотя смешок ей всё же удалось подавить.

Да, Терра Рудбриг любила этот дом. Любила, как и сказал отец, в его первозданной красоте, и никто не мог встать между ней и её любовью. Что до отца, то он часто брюзжал об этой «первозданной красоте», отчего Марте вспомнилось, как родители как-то спорили о замене старой отопительной системы, стоя на этой самой кухне. Отец возмущался и крутил пальцем у виска, а мать кричала, что будет всю зиму сидеть возле камина, но не позволит ему ничего менять в её доме и его — опять же — «первозданной красоте».

Марта ощутила, как в уголках глаз начали собираться слёзы, а в носу защипало. Она судорожно вздохнула, загоняя эмоции поглубже, и смахнула непрошенные слёзы, пока их никто не увидел.

— Ты так говоришь уже лет десять, а эти насосы всё ещё живы, — удивляясь тому, насколько сухо прозвучал её голос, сказала Марта. — Так что, может, и эту зиму проживут.

Алистер стрельнул в неё недовольным взглядом, который более чем красноречиво говорил «не начинай», и в третий раз намылил руки, чтобы избавиться от маслянистой дряни, названия которой Марта не знала. Она хмыкнула и вышла из кухни, оставив Мегги саму справиться с тяжёлой задачей— сказать отцу, что он измазал ещё и лицо.

***

Коул был рад наконец размять ноги, хотя радость эта была довольно сомнительной. Всё равно что зверю радоваться расширению клетки. Марта предоставила в его распоряжение всю спальню. К немалому удивлению мужчины, она убрала те странные камни, но вдоль окон и входной двери насыпала какую-то странную смесь — крупинки соли с какими-то травами. По крайней мере, именно так это выглядело издалека, а вот приближаться к краю и проверять догадки Коул не испытывал ни малейшего желания. Даже простая мысль коснуться смеси вызывала чувство глубинного страха.

Коул прошёл очередной круг: кровать, кресло, пустой комод, ванная и мимо окон, краем глаза посматривая на странную смесь. Может, всё-таки попытаться сбежать? Что же такого там намешано и что будет, если он прикоснётся к этому?

Нет. Он ни за что не станет прикасаться к этой дряни. Коул плотно сжал губы и плюхнулся на кресло, которое обычно занимала Марта. Последний раз к нему кто-то заходил прошлой ночью. Марта тогда принесла еду и как раз просыпала все проходы комнаты, после чего спросила, как скоро ему нужна будет хьянга и, получив ответ, коротко кивнула. Мистер Рудбриг и вовсе не объявлялся пару дней, хотя не сказать, что Коул хоть немного переживал по этому поводу.

Единственным, что его сейчас по-настоящему тревожило, был голод. Его желудок сжимался, отчаянно требуя хоть чего-то. И Коул был бы рад, если бы он требовал еды, но нет, ему нужно было совсем другое. А Марта, эта чёртова ведьма, как-то не торопилась дать ему нужное «лекарство».

Коул резко вскочил на ноги и принялся вновь наматывать круги по маленькой комнатке. Только ни малейшего успокоения ему столь бессмысленное единственное доступное занятие не приносило. Он ощущал желчь на языке, а в груди разгорался пожар.

Где она? Ночь уже давно закончилась! Неужели эта чёртова ведьма не понимает, в какой нужде он находится? Он же вчера ей прямым текстом сказал, что может потерпеть ещё немного, но не слишком долго. Не слишком долго! А сколько времени прошло с её последнего прихода? Не меньше десяти часов, а то и больше. И это уж точно не «не слишком долго» — как раз-таки, наоборот, чертовски долго.

Дыхание перехватило. Коулу даже показалось, что на несколько секунд его сердце остановилось. Он чувствовал, как собственные ноги отказываются его слушаться. Нет, он не будет это терпеть. Они заключили сделку. И она обязана исполнять условия!

Коул подлетел к двери и со всей силы, оставшейся в его ослабевших руках, ударил по ней. Звук оказался гулким, а удар настолько ничтожным, что и пятилетка ударил бы сильнее. Коул дёрнул за ручку, но дверь оказалась заперта.

Ну и дурак! Чем он думал, даже на миллисекунду поверив ведьме? Теперь он попросту умрёт в этой проклятой комнате. А ведь он знал, что ведьмам веры нет!

— Марта! — крикнул он, предприняв жалкую попытку заставить девушку вспомнить о нём и их уговоре. Мужчина удивился, насколько слабым и сиплым был его голос. Не крик, а жалкое подобие вороньего карканья. Просто потрясающе. Если бы Марта хоть на секунду и решила бы ему помочь, она даже не смогла бы откликнуться на этот слабенький крик о помощи. А что, если её вообще нет дома? — Мегги!

Но что сможет сделать эта маленькая девочка, даже если она дома? Тем не менее, голос-то у неё точно будет помощнее, чем у него.

Коул услышал, как повернулся ключ в замке. И всё в нём на секунду замерло. Неужели ведьма всё-таки пришла, чтобы помочь ему? Если это и правда, то верить в это не хотелось. Ада всегда говорила, что он уж слишком рьяно хватался за свои мысли и идеи, не желая ни слушать, ни верить окружающим. Хотя из них двоих именно она всегда была чересчур своевольной и непокорной.

Было нечто странное в том, чтобы думать об Аде в подобной ситуации, так что он затолкал воспоминания о снисходительной ухмылке девушки как можно глубже и уставился на открывшуюся дверь.

Марта несколько удивлённо смотрела на него с порога, сжимая в руках поднос, на котором — о чудо — лежал большой и такой манящий кусок мяса, а рядом картофельное пюре с подливкой и кружка чая, от которого всё ещё поднимался пар. И Коула нисколько не смущало, что вся еда лежала в фольгированных контейнерах, в которых обычно доставляют заказы из ресторанов. Боже, от одного только вида он ощущал, что насыщается.

— Может, отойдёшь и дашь мне пройти? — холодно спросила Марта, слегка выгнув бровь.

— Мне нужна хьянга! — выпалил Коул, не отрывая взгляда от подноса. Отчего-то ему казалось, что если он отведёт взгляд, то еда исчезнет, словно мираж, навеянный гнусной ведьмой.

— Я уже поняла, — ответила Марта, продолжая смотреть на охотника своим холодным ничего не выражающим взглядом. — Ну так что, может быть, отойдёшь? Или мы так и будет стоять здесь и играть в гляделки, пока ты не покроешься волдырями и не сгоришь заживо?

Коул перевёл взгляд с подноса на девушку, понимая, что они действительно стоят как истуканы в дверях, и именно это отделяет его от столь вожделенной еды. Он сделал шаг, и весь мир покачнулся. Следующим, что Коул увидел, оказались старые доски паркета, так чётко вырисовывающиеся перед глазами. В следующую секунду Марта уже была рядом с ним, опускаясь на колени, и подол её пышной юбки стал колоколом возле её ног, полностью закрывая их. Коул даже не заметил, как она так быстро избавилась от подноса.

Он попытался подняться. Тщетно. Руки и ноги каждый раз предательски разъезжались, стоило только напрячь их. Мужчина чувствовал себя то ли марионеткой с обрезанными лентами, то ли пауком на роликовых коньках. И ни то, ни другое сравнение ему не нравилось. Особенно при условии, что ещё совсем недавно он вполне мог контролировать своё вмиг оказавшееся бесполезным тело.

— Чёрт, — выругалась Марта, и в этот момент Коул был согласен с ней, как никогда прежде. — Неужели всё уже настолько плохо?

Риторический вопрос. Коул понимал, что ответа ей не требуется, но всё равно попытался кивнуть, царапнув лбом о пол. Неужели он не мог упасть хотя бы на ковёр? Тот ведь был совсем близко и мог хоть немного смягчить падение.

Марта обхватила мужчину за плечи и с трудом перевернула на спину — от натуги на её бледном лице проступили красные пятна. От девушки странно пахло. Не противно, просто странно. Возможно, то был горячечный бред, вызванный нехваткой яда в крови. На самом деле он не мог даже описать этот запах: нечто сладковато-горькое, травянистое, щекочущее в носу, отчего появляется дикое желание чихнуть. Коул шмыгнул носом, надеясь немного побороть это желание, но всё без толку — горло продолжало точить. Неужели так пахнут все ведьмы? Странно. Он помнил, что Кеторин пахла какими-то цветочными духами с примесью церковного ладана, да и Марта так раньше не пахла. Он вообще не помнил, чтобы от неё хоть как-то пахло до этого, а, значит, его восприятие — лишь следствие горячки и не более того.

— Ты что, не мог просто сидеть в кровати? Как я тебя туда дотащу, скажи на милость? — тяжело дыша, возмущалась Марта, возвращая Коула к реальности. — Чёрт.

Она отошла, и её движения вызвали новый поток этого сладковато-горького аромата. Коул всё-таки чихнул. Так сильно, словно ему под нос поставили целую банку молотого перца.

— Лежи здесь. Я сейчас приду, — сказала Марта и вышла за дверь.

Боже, она даже сейчас закрыла её на ключ. Коул нервно хохотнул. Он не в состоянии просто подняться, а Марта закрывает дверь на ключ, чтобы он не сбежал. Может, у неё паранойя?

Коул хохотнул ещё раз, и этот звук отдался резкой болью в груди. Марта с отцом вернулись через пару минут или около того — Коул был настолько погружён в себя, что не особо следил за временем. Когда они подняли его с пола, держа под руки с двух сторон, он чуть не подавился собственным вскриком. Коул не любил боль. Вспомнилось, как в детстве он ревел в голос при одном лишь упоминании слова «дантист» и как родители отпаивали его пустырником до и после посещения клиники. Хорошо, что ни Марта, ни мистер Рудбриг не знали о его страхах, а то им хватило бы лишь одной бормашины, чтобы вытащить из него всю информацию.

Отец и дочь посадили охотника на кровать, и Коул просто завалился на неё, будучи не в силах держать своё тело прямо. Если честно, ему было страшно от того, насколько быстро он терял контроль над собой и своим телом. Вот он мог ходить и полностью контролировал ситуацию — щелчок пальцев — и вот он уже безвольная кукла, полностью зависящая от других. Коул даже не представлял, что всё может быть настолько плохо.

Мистер Рудбриг подтащил мужчину к изголовью и облокотил на него, а затем закинул на кровать и ноги Коула. Охотник не мог двигать своими конечностями, но каждое прикосновение он ощущал, как давление пятитонного груза.

— Дальше сама справишься? — спросил мистер Рудбриг, поправляя манжеты рубашки. — Через полчаса мне нужно быть в страховой фирме.

Марта коротко кивнула и махнула в сторону двери, мол, «иди, куда хочешь, я тебя совсем не держу». Коул был бы очень рад, если бы она махнула так и ему, отпустив на все четыре стороны. Но куда больше он был бы рад, если бы ведьма наконец дала ему то, что облегчит его страдания и прояснит разум, потому что он чувствовал, что соображает примерно так же, как и двигается.

Мистер Рудбриг ушёл, а Марта, хвала всевышнему, начала что-то смешивать в чашке с чаем, которую принесла. Она подошла к кровати с подносом и взгромоздила его на маленькую прикроватную тумбочку. Коул с вожделением смотрел на еду и на чай с хьянгой, как чёртов наркоман, желающий новой дозы, которой крутят у него перед носом, но не дают.

— Кеторин сказала, что тебе нужно поесть перед тем, как пить эту дрянь. Так будет… хм… правильнее. Ты сможешь сам поесть? — Лоб девушки прорезали морщинки.

Коул попытался покачать головой. Не получилось. Поднять руку тоже. Так что он лишь прохрипел слабое «нет». Марта кивнула и принялась пододвигать к кровати кресло, которое противно скрипело, двигаясь по половицам. При этом каждое движение Марты пригоняло к Коулу новые порции её аромата, от которого он чихал, не переставая, каждый раз сжимаясь от боли в грудной клетке. Марта уселась в кресло и, взяв контейнер с подноса, принялась перемешивать картошку с подливкой.

— Знаешь, — начала она, зачерпнув полную ложку. — Никогда не думала, что буду кормить с ложечки человека, который пытался меня убить. Это нелепо.

Девушка поднесла ложку, и Коул, с трудом разжав зубы, взял ту в рот. Хорошо, что картошка была мягкой и ему практически не пришлось жевать, потому что это давалось ему точно так же, как и старику с вставной челюстью. Именно так он себя в этот момент и чувствовал — как старик на грани смерти. Столько планов, столько целей. И вот, к чему он пришёл: дряхлый, слабый и безвольный лежит на кровати, а его с ложечки, как высоко оплачиваемая сиделка, кормит ведьма. О Боже!

— Пары ложек, наверное, хватит? — с сомнением спросила Марта скорее у себя, чем у мужчины, потому что он вряд ли мог ей сейчас ответить. Она скормила ему ещё три полных унижения ложки, после каждой из которых Коул начинал чувствовать себя всё более и более раздавленным морально.

Когда девушка наконец поднесла к его губам чашку с ядом, он был безмерно ей благодарен за прекращение этой странной пытки. Но вместе с первым же глотком он вдохнул и её странный аромат, смачно чихнув, разбрызгивая практически всё содержимое чашки.

— Чёрт! — воскликнула Марта и отпрянула, забирая с собой чашку. — Да что с тобой такое?!

— Я не специально, — прохрипел Коул. Удивительно, но уже от первого глотка ему стало легче. Он буквально ощутил, как в его голове начало проясняться и как бешеная паника, которая преследовала его до этого, отступила. Он даже не осознавал, как сильно паниковал, но теперь всё стало предельно ясно. Коул глубоко вздохнул, испытывая невероятное облегчение. — Ты странно пахнешь.

— Чего? — Марта выпучила глаза, полностью обескураженная его заявлением. — Совсем что ли? Я ничем не воняю!

— Я не говорил, что ты воняешь! Просто от твоих духов в носу щекочет, — голос Коула окреп, и ему сталолегче говорить; хрипота бесследно исчезла.

Марта нахмурилась и, приложив руку к носу, понюхала её, затем пожав плечами.

— Я не пользуюсь духами и уж точно ничем не пахну. У тебя глюки, — она посмотрела на кружку и взболтала остатки содержимого. — На, допивай, что есть.

Коул забрал чашку из её рук без особых усилий. Он снова с завидной лёгкостью контролировал своё тело, словно ничего из того, что было всего пару минут назад, и вовсе не происходило. В два глотка он осушил кружку и отдал её Марте. Коул взял поднос с нетронутым мясом и остатками картошки и поставил его на колени.

— Спасибо за еду, — буркнул он и с жадностью накинулся на блюдо.

Марта пожала плечами и вытерла свои мокрые перчатки о мягкие подлокотники кресла.

— Я просто подумала, что ты не привык питаться так, как мы.

— Одними яйцами и полуфабрикатами?

Марта подтянула колени к груди, полностью спрятав ноги под пышной юбкой, и положила на них подбородок.

— Что поделать, я не сильна в готовке и никогда не была, собственно, как и отец. После маминой смерти я ещё пыталась что-то готовить, но чуть трижды не спалила всю кухню. Как-то жарила рис, но, как выяснилось, вода, масло и огонь — вещи несовместимые. В рецепте было написано сначала обжарить рис на растительном масле и, когда он станет светло-коричневым, влить немного воды… ну и… собственно, когда я начала вливать… всё полыхнуло, — Марта всплеснула руками, показывая объём взрыва. — Такая вот была моя последняя попытка что-то приготовить.

Коул не совсем понимал, зачем девушка ему это рассказывает, но счёл за благо промолчать. Он просто продолжал есть и ждать, когда она скажет что-то ещё. После слов Марты в комнате повисла какая-то гнетущая тишина, которая в обычном разговоре обычных людей с лёгкостью наполнилась бы смехом и ответным комментарием их разряда «ну ты и неумеха!».

Коул оторвался от еды и выжидающе посмотрел на Марту, а та, закусив нижнюю губу, смотрела на него. Коула удивила неуверенность в её взгляде. Он никак не ожидал столкнутся именно с этой эмоцией. В его глазах Марта всегда была холодной и надменной, но никак не неуверенной. В чём она сомневалась? В своём желании излечить его? Жалела, что не убила его?

— Не смотри на меня так. Я сама не знаю, почему рассказываю тебе об этом. Просто… Мегги считает, что ты так озлоблен и желаешь моей смерти только от незнания.

— Незнания чего?

— Меня. То есть, не меня лично, а моей семьи. Того, что связывает нас. Если честно, это даже смешно, — она запустила руку в волосы и взъерошила их, а Коул снова чихнул. Марта хмыкнула. — Мама говорила, что если человек чихает после того, как ты что-то сказала, то он полностью с тобой согласен.

— Так вон оно что, — протянул Коул. — Небось специально обмазалась чем-то, чтобы я чихал в твоём присутствии.

— А вот и нет, — усмехнулась Марта. — Но в следующий раз обязательно так и поступлю. Может, у тебя аллергия?

— Точно. На тебя.

Марта недовольно поджала губы.

— Можно было и не грубить, — она вскочила с кресла. — Наверное, Мегги всё-таки ошиблась, и ты просто упёртый баран, для которого любая ведьма, как красная тряпка. Перед носом помахали — и он уже бежит сломя голову. А то, что тряпка не красная, а бордовая — факт незначительный.

Девушка запустила руку в карман кардигана и, достав оттуда сложенный пополам тетрадный лист, кинула его на кровать.

— Это от Мегги. Не знаю, зачем я его тебе вообще отдаю, ведь и дураку понятно…

— Понятно что? — перебил её Коул, не в силах больше слушать эту странную тираду.

— Что ты не будешь читать.

— Неправда, — отрезал Коул и демонстративно взял листок и развернул его. Там оказались названия книг, а рядом с каждым названием нарисованы ярко-розовым маркером квадратики.

Он понимал, что поступает исключительно Марте назло и никак иначе. После её возмущённой речи ему до безумия хотелось разбить её представления о чём бы то ни было.

— Дай ручку.

Марта резко открыла прикроватную тумбочку и достала оттуда карандаш. Его она тоже швырнула на кровать, даже не удосужившись передать Коулу в руки. Вот и спала её маска терпения. Наружу вышла злобная ведьма. Коул принялся закрашивать квадратики у рандомных книг, даже не читая названий, но старательно делая самый заинтересованный вид, словно в мире не было ничего важнее маленького клочка бумаги в его руках.

Всё это время Марта стояла и ждала, а Коул искоса наблюдал за ней краем глаза. Она сжимала и разжимала кулаки, стараясь подавить свой гнев, а мужчина глупо и по-детски затягивал процесс, стремясь разозлить её ещё больше. Хотя это было чистой воды безумием — злить ведьму, но он не мог отказать себе в этом удовольствии.

Наконец, когда осталось только одно не закрашенное оконце, он решил остановиться. Всё-таки было бы странно, если бы он закрасил их все. Сразу бы стало понятно, насколько наиграны его действия, а так ведьма ещё может поверить в благие мотивы его поступков.

Он поднял голову и посмотрел Марте прямо в глаза, в которых плескалось чистое бешенство без малейшей примеси каких-либо других эмоций.

— Держи, — он протянул ей листок и выдавил из себя свою самую обворожительную улыбку. — Ехидна!

Глаза Марты округлились и стали похожи на монеты. Она опешила. Девушка открыла рот, чтобы сказать что-то, но, как рыба, выброшенная на берег, закрыла его, чтобы вновь открыть и закрыть. О, да, это того стоило! Похоже, её никто и никогда в жизни не оскорблял. Она вся побагровела и набрала полную грудь воздуха, готовая разразиться очередной тирадой.

Коул был готов, уже мысленно подбирая контраргументы. И какого было его разочарование, когда девушка просто выдохнула и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью. Похоже, не нашла, что сказать. Что ж, значит, Коул победил!

***

Всё внутри Марты клокотало. Её трясло только от одного воспоминания.

Ехидна.

О, Марте стоило огромного труда не убить охотника прямо там — всего-то и нужно было немного магии. Но нет, она ушла. Ушла, потому что была выше этого. Марта не была злобной лицемерной сукой, которой он её считал, и уже только то, что она нашла в себе силы уйти и не вступать в спор, убеждало её в том, что она не являлась ехидной. Однако, даже уверенность в том, что Коул неправ, что его слова не более, чем вздор фанатика, нисколько не охлаждали гнев Марты.

Гнев и злость преследовали её весь день, она просто не могла их отпустить. Этот человек выводил её из себя только одним своим существованием, а стоило ему открыть рот, как из него лились потоки мерзостей и грязи. Неудивительно, что после общения с ним Марта всегда испытывает чёткое желание помыться.

Ехидна. Просто уму непостижимо!

Она даже из дома ушла, чтобы не дать себе возможности вернуться и высказать всё, что о нём думает. Благо, академия работала и по выходным, так что Марта направилась прямо туда, чтобы хоть немного занять себя.

Девушка отложила очередной небольшой подрамник, сняв с него заполненный неуверенным детским пейзажем холст и, скатав тот в трубочку, отправила в тубус. Ей предстояло освободить ещё с десяток подрамников, а затем натянуть на них новенькие свежие холсты и подготовиться к завтрашним занятиям. За последнее время она совсем забыла о столь необходимой работе, забросила её. И в итоге в её распоряжении не осталось ни одного пустого подрамника. Возможно, Джослин была права, и ей давно стоило бы нанять помощницу, которая переняла бы на себя часть подготовительной работы и помогала бы убирать в классе после занятий. Ещё месяц назад Марта об этом даже не задумывалась; тогда она справлялась со свой работой играючи. Возможно, причиной тому было обилие свободного времени, которого теперь катастрофически не хватало.

Марта окинула взглядом пустой класс и недовольно скривила губы. Ей определённо нужна помощница. Но она не любила, когда кто-то трогал и перекладывал её вещи, и от одной лишь мысли, что по её кабинету будет шнырять посторонний человек, руша всю выработанную годами систему, она мысленно содрогнулась. Так что Марта продолжала сама стоически отрывать скобы от подрамников маленькой плоской отвёрткой, которая просто отлично подходила для подобного рода занятий. Вот только в голове у неё всё крутилось это мерзкое слово. Ехидна. Отчего-то её не так сильно задевало, даже когда охотник называл её «чёртовой ведьмой» — от этих слов она с завидной лёгкостью могла отмахнуться, не воспринимая их на свой счёт, ведь она не была ведьмой и никогда ею не будет. А вот с ехидной дела обстояли иначе.

Возможно, причина была в недолгом увлечении матери церковью. Совсем недолгом — её от силы хватило на пару вечеров и один воскресный поход, на который она потащила с собой и Марту. Ехидна — одно из имён Лилит. Демоницы, убивающей младенцев, и первой жены Адама. На этом познания Марты и заканчивались. Да чем он вообще думал, так её назвав?

От злости Марта с силой надавила на подрамник и тот треснул в её руках. Боковые скобы разошлись, и теперь она держала два бесполезных угла. Прекрасно, просто прекрасно.

Теперь ей придётся покупать новый подрамник. А всё этот Коул Томсон и его болтливый язык. Нужно будет приказать ему заткнуться навеки. Пусть катится со своей Ехидной в Ад и вместе с ней убивает там младенцев. Чёртов душегуб. О да, нужно было ему так и сказать, крикнуть в лицо всё, что она о нём думает, а не уходить. Отчего-то сейчас её уход казался Марте трусливым бегством, а не разумным решением.

Марта глубоко вздохнула и откинулась на спинку стула. Несколько глубоких вдохов. Ей нужно отпустить ситуацию, пока она окончательно не испортила весь инвентарь студии. Чего она вообще зацикливается на словах ничтожного человека?

Громкий женский вопль и последовавшие за ним треск и глухой удар вырвал Марту из раздумий. Не успев даже толком подумать, Марта вылетела из кабинета и понеслась к лестнице. Неужели эти охотники дошли до публичных расправ и вломились к ней на работу? Боже, ей же даже в голову не приходило, что они могли бы явиться к ней на работу. А это было разумно, и Марта поступила глупо, не попытавшись даже немного обезопасить место, где проводила достаточное количество времени. Дети. В студии были дети, очень много детей. И если охотники действительно пришли за её головой, то… перед глазами вновь, как в замедленной съёмке, появился мужчина в чёрном плаще, наводящий стрелу на Мегги.

Марта добежала до лестницы, мысленно внушая себе, что Мегги дома и что с ней всё хорошо. Никто не пройдёт сквозь барьер.

Джослин сидела на ступенях, одной рукой держась за перила, а другой растирая ногу, торчащую из-под длинной юбки. Её трость валялась на нижнем пролёте. Марта ещё раз окинула представшую её глазам картину и мгновенно успокоилась. Джослин. Всего лишь пожилая слепая женщина, которая чуть не разбилась на лестнице, перепугав Марту до полусмерти.

«Я становлюсь параноиком,» — подумала девушка, облегчённо выдохнув.

— Джослин, ты как? — спросила Марта и спустилась на пару ступеней, сев на ту же, что и начальница. — Сильно ушиблась?

Джослин резко подняла голову и посмотрела своими невидящими глазами, рассечёнными длинным безобразным шрамом, прямо на Марту. От этого взгляда у Марты по спине побежал холодок и даже тёплая улыбка, расцветшая на тонких губах, нисколько не сгладила неприятного ощущения. Джослин пугала Марту, и то был глубинный, ничем не объяснимый, страх.

— Марта, — слегка кивнула женщина. — Не знала, что ты ещё здесь. Разве у тебя сегодня не выходной?

— Да, всё верно, — подтвердила Марта. — Но мне нужно было перетянуть подрамники. Что с вами случилось? Помочь дойти до кабинета?

— Поскользнулась. Надо будет сказать уборщицам, чтобы не так сильно натирали ступени воском.

Марта критическим взглядом окинула ступени. Ей они не казались чересчур скользкими, но она решила промолчать. Не стоит тыкать Джослин в её собственную немощность.

— Да уж… Я сама вчера чуть не упала на входе, ступени немного заледенели, — соврала Марта в целях поддержания разговора и выдала милую улыбку, хотя Джослин её всё равно не увидела. — Давайте я помогу вам дойти. Вдвоём мы точно не разобьёмся.

Она встала и подобрала трость Джослин. Резную, с замысловатой рукояткой в форме ворона с распахнутыми в полёте крыльями и открытым клювом, из которого свисало нечто напоминающее то ли браслет, то ли дождевого червя.

— Там где-то должны быть и мои очки. Они слетели, когда я упала.

Марта нашла и их. Точнее, то, что от них осталось: оправа без одного стекла, которое откатилось в сторону и лежало на пару ступеней ниже.

— Они сломались.

— О… это плохо. Мне их подарила твоя мать на Солнцестояние. Давай их сюда, может быть, их ещё можно починить.

Подарок матери. Ценность разбитых очков в руках Марты резко возросла. Они действительно были старые: покоцанные стёкла и облупившееся покрытие на дужках красноречиво говорили о том, что подарок ценили и часто носили. От осознания этого у Марты сжалось сердце. Терра Рудбриг была горячо любима многими, и о ней помнили даже после смерти.

Девушка протянула очки Джослин и та, нащупав карман на юбке, опустила их туда. Марта помогла начальнице подняться и проводила ту до кабинета на первом этаже, поддерживая под руку. Джослин шла медленно, припадая на левую сторону — похоже, она всё-таки подвернула ногу.

Кабинет Джослин был небольшим, всем своим видом напоминающим домик деревенской бабушки по степени захламлённости, а никак не кабинет директора художественной студии. У стены стоял обычный деревянный стол без ящиков на квадратных ножках, который был завален документами, книгами и всякими безделушками по типу глиняных уточек. Диван в цветочек у окна так же был завален несочетающимися подушками и книгами в старых потрёпанных переплётах. На полках вдоль стен в таком же пыльном эклектическом хаосе хранились бухгалтерские книги, образцы работ учеников и несколько магических предметов. Марта отчётливо чувствовала исходящий от старой потрёпанной ступки магический след. Такой же магический след исходил и от тряпичной куклы, что валялась на диване. Даже Кеторин не выставляла магические артефакты напоказ, а Джослин откровенно подставлялась.

У Марты появилось сильное желание собрать всю эту атрибутику и спрятать хотя бы под диван, чтобы не мозолило глаза. Джослин в силу своей слепоты просто не видела того безумия, что творилось в её кабинете.

— Как отец? — спросила Джослин после того, как Марта помогла той разместиться на удобном директорском кресле — единственном предмете, соответствующем статусу обладательницы. — Завари мне чаю, пожалуйста.

Марта включила маленький электрический чайник и достала чашку и пакетики с чаем из шкафчика, в котором также хранились свечи, заляпанные магическим светом, и баночки с протёртыми травами. Магическими травами.

Так странно. Раньше Марта не чувствовала магический след так точно — теперь же находиться в кабинете Джослин, насквозь пропитанным магией, ей было попросту некомфортно.

— С ним всё хорошо, — ответила Марта, когда поняла, что слишком долго молчит, изучая содержимое шкафов. — Даже слишком хорошо. Вы же знаете, у него всегда было отменное здоровье.

— Ну да, Алистер редко болел. Но я вот что хотела спросить: ты в последнее время не колдовала? В городе очень много магии. Даже диву даюсь — последний раз я чувствовала такой всплеск очень и очень давно. Твоя мама тогда ещё под стол пешком ходила, — пустой взгляд Джослин был испытывающе направлен прямо на Марту. Не вбок, не выше, не ниже, а чётко на Марту.

— Нет… — неуверенно ответила Марта. Ей не хотелось втягивать старушку в собственные разборки. — Вы же знаете, я не колдую и колдовать не собираюсь.

— Жаль. У тебя такой потенциал. Я всегда говорила Терре, что тебя надо учить пользоваться магией. А она после того случая как рогом упёрлась, даже сама колдовать перестала и запретила мне что-либо тебе рассказывать. Такая потеря.

Марта стояла, как громом поражённая. Перестала колдовать. Слова повисли в воздухе. Почему Джослин это сказала? Неужели не могла промолчать? Марта же годами убеждала себя в том, что её мать была обычной. Что её мать не была ведьмой. И что Мегги тоже никогда ею не станет.

Марте кажется, или в комнате стало нечем дышать?

— А ведь Терра была способной девочкой. Да, ей была недоступна ваша семейная магия, та перегорела в ней, но любая другая… Её защитные круги были очень мощными, даже я ни один из них взломать не могла…

— Зачем вы мне это говорите? — перебила старую женщину Марта надтреснутым голосом. Ей действительно не хватало воздуха, а и без того маленький кабинет словно сжимался вокруг неё.

— Потому что Терра любила магию. Она выглядела такой счастливой, когда колдовала. И она была неправа, не давая тебе колдовать и идя на поводу у своих страхов…

— Я не хочу об этом говорить! — с нажимом выпалила Марта.

— Марта, девочка моя, ты должна принять себя и перестать бояться. Магия — неотъемлемая часть тебя, без неё ты не цельная.

— Я не боюсь. И уж поверьте мне, чувствую себя вполне «цельной» и без этой вашей магии. С радостью бы отдала её кому-нибудь другому, избавившись от всей этой нервотрёпки.

— Понимаю. Но сомневаюсь, что хоть кто-то из ныне живущих знает, как именно передавались магические способности…

Марта опешила.

— Их можно передавать?

— Когда-то можно было.

— Я не знала…

— Милая моя, а как, по-твоему, эта магия появилась в вашей семье? Ваш родовой дар вам передали. Передала другая более сильная ведьма. Мы с твоей матерью изучали этот вопрос, надеялись пробудить в ней силы. Но всё тщетно — магия выгорела в ней. Сначала частично, а потом и полностью…

— А ведьма, которая передала нам магию? Кем она была? Кто её потомки? Возможно, они знают, как вернуть её им, — Марта ощущала, как в ней зарождается надежда. Жалкий лучик. Шанс стать нормальной.

— О, этого мы так и не выяснили. В хрониках кровавых ведьм Грабс она упоминается, как первая ведьма, наделённая столь мощным даром, что способна колдовать, черпая силу из себя, а не из природы, как Шарпские. Мы с Террой пришли к выводу, что вы либо привязаны к магическому артефакту с неограниченными возможностями, либо впитываете в себя магию из воздуха, перерабатываете её под себя внутри тела, а затем используете. А, возможно, ваша сила и есть та самая потерянная первозданная магия, источник, который положил начало всем ведьмам, — Джослин грустно улыбнулась и провела ладонью по глазам. — Кровавые не особо любят делиться информацией, а ведьмы из Шарпы не доверяют таким полукровкам, как я, — начальница тяжело вздохнула, — А я так надеялась, что когда-нибудь раскрою вашу тайну, но судьба распорядилась иначе. Теперь я не могу прочитать ни одного гримуара — и, даже если мне под нос подсунут тайну мироздания, я её никогда не увижу.

Марта заварила чай и поставила чашку на стол рядом с Джослин, но сначала ей пришлось немного разгрести бумажные завалы, чтобы освободить хоть клочок места на столе. Она взяла Джослин за руку и положила ту на ручку чашки.

— Может быть, вызвать вам врача? — спросила она, так как Джослин больше ничего не сказала, с тоской смотря перед собой.

Начальница была сейчас где угодно, но не в кабинете художественной студии «Мария-Роза». Марта чувствовала к ней жалость. Джослин была женщиной, потерявшей всё из-за травмы. Неудивительно, что Мадам Рудбриг так о ней печётся, хоть и говорит, что ей всё равно.

— Джослин? Так вызвать врача? Мне не нравится ваша нога.

— Нет-нет, не нужно. Я чувствую себя вполне неплохо, — Джослин вымученно улыбнулась и взяла чашку в руки.

— Тогда я пойду. Мне сегодня нужно ещё закончить с подрамниками, а то завтра ребятам будет не на чём писать.

— Да, конечно, иди.

Марта вылетела из кабинета, не собираясь сегодня больше заниматься подрамниками.

Магию можно передать.

Эта мысль билась в её голове. Ей нужно найти способ передать её тому, кто будет рад такому щедрому подарку. Кеторин была бы просто счастлива стать более могущественной ведьмой. Кеторин любила магию, любила колдовать. А Марта нет!

Девушка забежала в свой класс, забрала вещи и поспешила в Ведьмину обитель.

Магию можно передать.

А если можно, то способ непременно должен найтись! И как она раньше до этого не додумалась?

========== Глава 19. Комплементалы ==========

Парадные двери «Ведьминой обители» были закрыты, как и чёрный ход. Марта проверила оба варианта — дважды — прежде чем занять выжидательную позицию напротив главного входа. То, что «Ведьмина обитель» оказалась закрыта, удивило её. При этом не было никаких табличек с объяснениями для посетителей, да и сама Кеторин ничего не сказала Марте, когда они виделись вчера.

Девушка достала телефон из сумочки только для того, чтобы осознать, что за всё время, прошедшее с их знакомства, так и не удосужилась взять у Кеторин номер. Ей и в голову не приходило, что хозяйка бара вдруг может закрыть его и скрыться в неизвестном направлении.

Марта недовольно скривила губы, ощущая себя преданной: она подстраивала свои планы под Кеторин, а та даже не удосужилась попытаться оповестить Марту о своём отсутствии. Сколько её не будет? День? Два? Неужели у ведьм нет способов передавать сообщения каким-нибудь волшебным способом? Пару капель того, пару капель этого, щепотка волшебных несуразных слов, которые никто в здравом уме не поймёт — и вот нужному человеку уже всё известно.

А лучше, если бы они могли загружать информацию прямо в голову. Только подобное, наверное, возможно скорее в мире научной фантастики, а не мире магии. Но Марта слишком плохо разбиралась в теме, чтобы говорить наверняка.

Девушка представила, как вдруг узнала бы то, чего знать не должна была или и вовсе не хотела. Хуже такого «информирования без согласия» была бы только возможность ведьм мысленно переговариваться — Марта непременно причислила бы себя к сану сумасшедших, если бы услышала чужие голоса в своей голове. Да, хорошо, что Кеторин ничего такого не умеет, а если и умеет — Марта не считала, что хочет об этом знать.

Но тот факт, что Кеторин не поставила её в известность относительно своих планов, не мог не злить. Марта дёрнула за ручку двери — та не двинулась с места, как и в прошлый раз. В сердцах, девушка пнула входную дверь ногой и собиралась уже уйти, понимая, что начинает привлекать внимание редких прохожих, но ей показалось, что она услышала какие-то звуки, доносящиеся откуда-то из глубины «Ведьминой обители».

Марта приложила ухо к двери и прислушалась. В баре действительно кто-то был, и этот кто-то цокал каблуками по деревянному полу. Марта отстранилась и с силой несколько раз ударила кулаком по двери. Послышался звук битого стекла где-то рядом с дверью вперемешку с отборной бранью, а затем дверь распахнулась наружу и перед Мартой предстала Кеторин с абсолютно остекленевшим взглядом. Взглядом не просто пьяного человека, а человека, который уже не способен отличить пол от потолка.

— У нас закрытая вечеринка, — на удивление твёрдым, лишь слегка заплетающимся языком произнесла Кеторин и потянула дверь на себя, чтобы закрыть, чего Марта не дала ей сделать, схватившись за ручку со своей стороны.

— Мне кажется, на этой вечеринке я вполне впишусь, — произнесла девушка, привлекая к себе внимание, потому что и дураку было понятно, что Кеторин её не видела, а если и видела, то не до конца понимала, кто конкретно перед ней находится.

— Нет-нет, вечеринка полностью закрытая, вход только по пре… — она всё-таки перевела свой взгляд на Марту, замолчав на полуслове. Кеторин несколько раз тупо моргнула, наверное, пытаясь сопоставить в своём захмелевшем мозгу реальность с вымыслом. — Заходи.

Женщина отпустила ручку и, пошатываясь, побрела вглубь бара. Марта последовала за ней, предварительно закрыв входную дверь на замок. Если то, что творилось в «Ведьминой обители», и можно было назвать закрытой вечеринкой, то вечеринка была тухленькой, рассчитанной на одного человека и море книг. А книг действительно было море — они занимали все горизонтальные поверхности: пол, столы, стулья и бар. Некоторые раскрыты, некоторые закрыты, где-то лежат стопки книг с закладками. И от каждой книги исходил яркий магический свет.

Марта до этого момента просто не могла представить такого обилия гримуаров в одном месте. Если коллекция Кеторин была столь обширной, то насколько огромной могла оказаться Ведьминская библиотека её ковена?

Хотя куда сложнее было представить, как Кеторин умудрилась влить в себя столько алкоголя и не двинуть ноги. Марта насчитала больше двадцати бутылок, разбросанных по полу. Похоже, хозяйка «Ведьминой обители» собиралась организовать какой-то странный алко-книжный клуб и занималась отбором материала.

Марта сняла куртку и повесила её на спинку стула, наблюдая за тем, как Кеторин пытается аккуратно опуститься на пол посреди круга из книг, а не рухнуть на него.

— Весёлая вечериночка, — протянула Марта и, откопав пустой стул, заняла его. — Повод?

— Годовщина, — ответила Кеторин, наконец-таки найдя пустое место в круге, а затем взяла одну из ещё не до конца опустевших бутылок, отхлебнула из неё и, поморщившись, сглотнула. — Невкусно. — И отставила бутылку.

— Где Джуди? — Марта начала с простых вопросов, сомневаясь, что её собеседница сейчас способна воспринимать предложения, состоящие более, чем из четырёх слов.

— На равзе… разве… разведке, — всё-таки выговорила Кеторин, полная недовольства. — О боги, нет! Я так не могу.

Кеторин принялась шарить дрожащими руками по полу в том книжном круге, где сидела, в поисках чего-то.

— Что ты делаешь? — недоумевала Марта, наблюдая за тем, как хозяйка «Ведьминой обители» раздвигает книги и опрокидывает пустые бутылки.

— Подожди, — отмахнулась от неё Кеторин, встав на колени с зажатой в руке плотно сбитой кистью для рисования. Кончик кисти был обмазан чем-то тёмным.

Кеторин закатала до локтя пышный рукав блузы, обнажив исписанное незнакомыми письменами запястье, и принялась выводить новые загогулины на чистом куске кожи.

— Так что ты делаешь? — не унималась Марта. Она гадала, стоит ли остановить Кеторин или пусть себе колдует на пьяную голову.

Кеторин глубоко вдохнула и испустила протяжный выдох, полный облегчения. Её остекленевший взгляд прояснился.

— Так-то лучше, — протянула женщина, отложив кисть и откинувшись назад на руки, а ноги вытянув перед собой.

— Что это было? — спросила Марта, не отрывая взгляда от скрывшегося под пышным ярким рукавом запястья.

— Руна для прояснения сознания, — пояснила Кеторин. — Помогает снять мороки и избавить человека от чужого воздействия.

— И ты?..

— Ага. Использую её, чтобы бороться с алкогольным опьянением, — довольно просияла Кеторин. — Она проясняет сознание. А что делает алкоголь? Затуманивает! Всё логично!

— Сомневаюсь, что другие ведьмы считают это логичным, — ответила Марта, не скрывая своего скептического настроя. — И давно ты практикуешь эти пьянки с магическим протрезвлением?

— Ой, прекрати. Не говори так, словно я законченная алкоголичка, потерянная для мира и себя самой. Пить по праздникам не грешно!

— И какой же сегодня праздник?

— Годовщина свадьбы. День, когда я пустила всю свою жизнь под откос великой любви. Чем не праздник?

Кеторин встала на ноги и поплелась к бару, изящно лавируя между книгами и столами.

— Не хочешь тоже выпить? Вместе отпразднуем, — предложила Кеторин, проверяя содержимое ещё оставшихся в баре бутылок.

— Вообще-то я пришла по делу.

— Конечно же ты пришла по делу, — прицокнула языком Кеторин. — И это дело называется… — женщина схватила какую-то бутылку. — Шардоне!

Она заговорщически улыбнулась и потрясла ещё не откупоренной бутылкой.

— Нет, оно так не называется, — ответила Марта, расплываясь в улыбке. Кеторин была человеком, настроение которого напрямую влияло на настрой окружающих людей, и не улыбаться ей в ответ было попросту невозможно.

— Да брось ты. У Шардоне есть свои чувства, и оно очень расстроится, если ты его не пригубишь. Оно, конечно, любит меня гораздо больше, но вполне может распространить свою любовь и на тебя. Ну так что? Один бокальчик никогда не повредит!

— И сколько в тебе уже таких бокальчиков?

— Вообще без понятия. Но Шардоне никогда не бывает много.

Кеторин взяла штопор и принялась вскрывать бутылку. С громким хлопком пробка выскочила, и алкогольная пена вылетела из бутылки, забрызгав Кеторин и пол вокруг бара.

— Какой несдержанный, — протянула Кеторин, недовольно глядя на полуопустевшую бутылку. — Не люблю таких.

— Никто таких не любит, — подыграла ей Марта, решив хотя бы сделать вид, что участвует в пьянке. — Наливай.

Кеторин усмехнулась и принялась искать бокалы.

— Так где Джуди? — повторила свой вопрос Марта.

— Кое-что проверяет. Прежде чем мы заявимся в деревню моего ковена, нам необходимо тщательно подготовиться.

— И ты отправила Джуди выполнять грязную работу, пока сама напиваешься в хлам? — не без сарказма спросила Марта.

— Не будь ханжой, — буркнула Кеторин и подошла к столу, за которым сидела Марта, с двумя бокалами в руке. — Изначально это не входило в мои планы, — она скептическим взглядом окинула погром, творящийся в «Ведьминой обители». — Я закрыла бар и решила провести детальную ревизию всех своих гримуаров. Я, конечно, гениальна, но держать в голове столько информации не могу.

Марта скривила губы от такого откровенно завышенного самомнения и воспевания своей исключительности, но ничего не сказала, взяв в руки бокал с белым вином.

— А потом пришла одна из моих клиенток, — продолжила Кеторин, также взяв бокал и опершись бедром о соседний столик. — Боже, чокнутая женщина! Ломилась и умоляла её принять. Представляешь, даже умудрилась угрожать мне, что покончит с собой на моём пороге, если я её не приму. Со мной подобное не работает, и я уже собиралась развернуть её и отправить восвояси, но тут она принялась рыдать, чем немало вывела меня из себя, и жаловаться на своего мужа, который вот уже третий год подряд не проводит с ней годовщину свадьбы, из-за чего она подозревает его в изменах, — Кеторин скривилась. — И тут я вспомнила, что у меня сегодня так-то тоже годовщина. Мне так прям взгрустнулось, прям вот накатило, — Кеторин всплеснула руками, расплёскивая содержимое бокала.

— И ты решила тоже накатить? — предположила Марта, пригубив вина.

— Нет. Сначала я погадала этой девчонке, выслушала её до жути банальную историю, рассказала, что муж изменяет ей… много лет. Посочувствовала её горю, объяснила, насколько она типичная дура и как из этой клоаки выбираться. А вот уже когда она ушла, вспомнила, что я такая же дура, и стало как-то грустненько. После этого я и решила накатить. Накатить так, чтобы забыть о том, какая я дура. Не помогло.

— Получается, тебе тоже изменял муж?

Кеторин покачала головой и усмехнулась.

— Неужели я похожа на ту, кому может изменять муж? Да и если бы была похожа, у ведьм измены не в почёте. Хотя, возможно, так только у комплементалов.

— У кого? — непонимающе переспросила Марта, нахмурив брови.

— Комплементалов, — как ни в чём не бывало повторила Кеторин, но, наткнувшись на абсолютно пустой взгляд Марты, ошеломлённо протянула. — Так ты не в курсе?

Марта всё ещё ничего не понимала, а Кеторин, тяжело вздохнув, принялась разъяснять:

— С твоей неосведомлённостью нужно что-то решать. Это уже не смешно. Если вкратце, то «комплементалы» — кто-то вроде истинных пар. Если смотреть с романтической стороны или же с точки зрения детских сказок, которыми пичкают ведьм с рождения, «комплементалы» — родственные души, идеально подходящие друг другу партнёры, любящие друг друга до гробовой доски, — Кеторин говорила иронично, даже надменно, словно не верила своим словам. — По крайней мере, так должно быть в теории. Или когда-то так и было. Но, если отбросить романтизированный флёр, суть остаётся следующей: в союзе комплементалов не теряются магические способности, а лишь приумножаются. Их дети магически сильнее, чем родители вместе взятые. В то время как в обычных парах, не предназначенных друг другу судьбой, — она отставила бокал и изобразила руками кавычки, — вероятность того, что родится сильная ведьма или хоть какой-нибудь маломальски способный колдун, крайне мала.

Марта слушала с раскрытым ртом, не в силах даже задать вопросов, которые крутились в её голове. А их было много, ведь слова Кеторин заставили шестерёнки вращаться с невероятной скоростью.

— Понимаешь, в чём суть, Марта? В обычном союзе ведьмы и колдуна шанс того, что ребёнок унаследует способности хотя бы одного из родителей в полной мере — процентов пятьдесят, не более. И то только в том случае, если родится девочка. С мальчиком шанс и того меньше: чаще всего он наследует лишь часть способностей отца. Не знаю, почему, но колдуны рождаются крайне редко. Лишь у комплементарных пар колдун-ведьма могут рождаться полноценные колдуны, да и то их магическая предрасположенность склоняется в сторону отца. Такая вот странная шутка судьбы: если мальчик, будучи не способным колдовать, станет комплементалом для какой-нибудь способной ведьмы, их ребёнок будет обладать магией родителей неспособного колдовать мужчины.

— А если ведьма выйдет замуж за обычного человека? — Марта едва шевелила языком, глуша в себе толику надежды, проклюнувшиеся в ней. Магия не всегда передаётся детям.

— О, тут всё ещё сложнее, — протянула Кеторин и наполнила свой уже опустевший бокал. — Если обычный человек — что раньше случалось крайне редко, а сейчас, наверное, и вовсе невозможно — окажется комплементалом колдуна или ведьмы, то ребёнок либо не просто унаследует все способности матери или отца, а ещё и приумножит их, даже если способности были почти мертвы, либо же ребёнок, унаследовав очень малую кроху магии, не сможет колдовать вообще — даже на кофейной гуще погадать не сможет.

— Почему ты говоришь, что так было раньше? Ты постоянно используешь это слово. Раньше. Раньше. Сейчас это не так?

Марта во все глаза смотрела за Кеторин, не пропуская ни единого слова. Она давно забыла о своём вине.

— Магия вымирает, — с грустью сказала Кеторин. — А комплементалы — не что иное, как детская сказка для ведьм. Последний маломальски пригодный для размножения союз был заключён более пятидесяти лет назад. Да и колдунов, способных к магии, осталось крайне мало. По всему миру их не более десяти. В нашем ковене мой муж Люциан — последний способный колдун.

— Так ты всё ещё замужем? — удивилась Марта. — Просто из-за твоих слов я думала, что ты уже давно развелась.

— Ведьмы не разводятся. Особенно те, над кем провели Приворот, — Кеторин вылила остатки вина себе в бокал и отставила опустевшую бутылку. Взгляд затуманился, будто она снова ушла в себя. — Да уж… Приворот — жалкий пережиток прошлого. Если бы я только знала о последствиях… хотя, возможно, тогда на меня это бы нисколько не повлияло. Глупая упрямая девчонка…

Марта ощутила в голосе Кеторин тоску, смешанную с разочарованием. Так обычно говорят родители о детях, которые сильно обманули их ожидания. Вся насмешливость и скептицизм растворились, осталась лишь горечь. Марта не знала, хотела ли она знать историю Кеторин, но, похоже, хозяйке «Ведьминой обители» было необходимо излить душу, и потому она продолжила, будто даже и не обращая внимания, слышит ли её кто-то.

— Ах, Люциан… Такой, как он, мог — да и скорее всего может — вскружить голову любой девушке. Он был идеален: высокий, с потрясающими янтарными глазами, которые буквально светились, когда он колдовал. А его улыбка, ух, от такой улыбки сердце пропускает удары! А эти мягкие тёмные волосы! Ты знаешь, а ведь они всё время вились во время дождя. Причём не мерзкими кудряшками, а идеальными локонами, как в рекламе шампуня…

— Говоришь, как героиня любовного романа.

Кеторин грустно хохотнула.

— Точно. Знаешь, мужчины, которые могут исправить свою внешность магией — зло вселенского масштаба. И Люциан — это лишь идеальный образ идеального колдуна. Я не стану врать, он был красив, но при этом тщеславен и любил злоупотреблять любовными мороками, которые в глазах женщин делали его просто неотразимым.

Марта мысленно содрогнулась. Использовать магию, чтобы казаться людям красивее, чем есть на самом деле? Удобно, тут и сказать то нечего. Но зачем? Марта недоверчивым взглядом окинула идеальную Кеторин. Может, и она использовала чары?

— Когда я впервые его увидела, в моей голове что-то щёлкнуло, и я поняла, что хочу его. Сейчас-то я понимаю, что это было глупое желание глупой девчонки, которая просто хотела красивую блестящую игрушку себе в коллекцию — и не более того. Но тогда? Тогда я убедила себя, что это не что иное, как великая любовь, и что Люциан — моя пара, мой комплементал, — Кеторин закусила губу.

В голосе женщины Марта слышала горечь. Это точно была не история о великой любви. О ней не говорят так, словно совершили самую большую ошибку в своей жизни.

— Сколько тебе было?

— Когда я его встретила? — Кеторин посмотрела на Марту и одним глотком осушила бокал. — Лет пятнадцать. А Люциану уже исполнилось тридцать. Взрослый, чарующий и совершенно не интересующийся мной.

— Тогда как? — растерянно спросила Марта.

— О, так иногда бывало. Один из комплементалов мог некоторое время не чувствовать своего партнёра, становясь восприимчивым к нему лишь со временем. Именно в этом я всех и убедила. Даже Люциана. Не хочешь ещё вина? Не могу говорить о нём на трезвую голову, — Кеторин посмотрела на свою руку, разрисованную рунами. — Пока действует руна, мне нужно много алкоголя, чтобы напиться.

Марта посмотрела на свой всё ещё наполовину полный бокал и осушила его в пару глотков, хоть изначально и не собиралась пить. Говорить о чьих-то неудачных любовных отношениях на трезвую голову было тяжело. Отчего-то слова Кеторин давили на Марту, вызывая неприятные ощущения в животе.

— Наливай, — согласилась Марта, но весь задорный настрой, с которым началась эта посиделка, уже давно растворился.

Кеторин скрылась за дверью бара и вернулась лишь через пару минут с двумя бутылками и автоматическим штопором.

— Шардоне кончилось. Будем пить красное, — она откупорила одну бутылку, в этот раз не пролив ни капли, и разлила тёмно-красную жидкость по пустым бокалам. — Так, на чём я закончила? Ах, да! Я, глупая упрямая девчонка, убедила всех в том, что Люциан просто эмоционально не чувствителен, и стоит нам только провести Приворот, как он всё поймёт. Поймёт, что я — его истинная пара, что мы предназначены друг другу судьбой.

— Но он оказался слишком чёрствым и так и не понял?

— Точно! Чёрствый сухарь. А ведь я три года билась, убеждая всех и каждого, что мы истинная пара и что наше потомство будет самым могущественным, что мы даже сможем возродить магию, запустив новый виток колдунов и ведьм. Мне поверили. Даже Люциан, кажется, ненадолго поверил. И я была права. Отчасти…

— А что такое этот Приворот? Уж не его ли ты предлагала провести на Коуле?

— О нет, конечно же нет. На твоём охотнике я предлагала попробовать какое-нибудь любовное зелье, подавляющие волю, но никак не Приворот. Приворот — древний обряд, которым связывались между собой комплементалы. Посредством него нити отношений, которые связывают между собой всех людей, а в нашем случае — двух конкретных комплементалов, — уплотняются тремя ведьмами, после чего такую нить уже невозможно порвать.

Кеторин взмахнула над своей грудью, произнося несколько тягучих слов, и Марта увидела пучок тоненьких светящихся нитей, идущих от груди Кеторин и исчезающих в пустоте комнаты. Одна из нитей отделялась от пучка и шла к груди Марты, теряясь где-то в глубине.

— О боже, — выдохнула она. — Это невероятно.

— Между каждым человеком, которого ты встречаешь, и тобой образуется нить. Чем лучше между вами отношения, тем толще нить. А вот и та, над которой совершён Приворот, — Кеторин перебрала нити пальцами и подцепила одну из середины. Эта нить была толще остальных и, казалось, была покрыта коконом, излучающим слабое золотистое свечение с красноватым отливом, в то время как остальные светились простым белым светом. — Она в некоторой степени влияет на отношение к человеку, с которым я связана. Для комплементалов это священный обряд, который укрепляет их чувства, а для нас — приговор. Я не люблю Люциана, а он не любит меня, но из-за этого, — Кеторин дёрнула нить. — Мы никогда не сможем полюбить никого другого.

В словах ведьмы было столько горечи и боли, а во взгляде — тоски и обиды, что Марта не поверила в то, что Кеторин большене любит своего Люциана.

— Мы застряли в состоянии привязанности с примесью ненависти. Паршивое чувство, когда ты одновременно хочешь человека, но в то же время он тебе противен. В итоге наши отношения из «милый, я так рада, что ты вернулся, пойдём я приготовлю тебе ванну» стремительно скатились до «о чёрт, ты всё-таки пришёл, а я уже тебя похоронила и успела отпраздновать, не хочешь ли вернуться обратно в свой милый и тёплый гроб?». Идеальный брак, ничего не скажешь. А всё почему? Потому что такой упёртой дамы, как я, ещё поискать надо. Я ведь привыкла всегда добиваться своего.

— А если снять его? — спросила Марта, борясь с желанием дотронуться до нити, связывающей её и Кеторин.

— Снять приворот? О нет, он необратим, — отрезала Кеторин и взмахнула рукой, отчего нити бесследно пропали, не оставив после себя ни малейшего свечения. — Хотя никто, вероятно, и не пытался его обратить — надобности не было. Вот и записей тоже нет.

Марта крутила бокал в руке, наблюдая за тем, как тусклый свет играет с вином. Она всегда была равнодушна к алкоголю — что он есть, что его нет. На школьных вечеринках, где её ровесники пили до потери пульса, Марта вполне уверенно чувствовала себя, цедя свою бутылку с колой, хотя её нельзя было назвать частым гостем на этих вечерах. Так что и теперь Марта уже ощущала, как алкоголь действует на неё, хотя она и выпила один-единственный бокал. Девушка отпила вина и решила наконец-таки спросить Кеторин о том, зачем пришла, пока ещё могла мыслить здраво.

— Кстати, об отсутствующих записях: что ты знаешь о передаче магических способностей?

— А зачем тебе это? — встрепенулась Кеторин и как-то странно посмотрела на Марту: то ли озадаченно, то ли испуганно.

— Просто ответь.

— Хочешь избавиться от своей силы? Глупая ты всё-таки девчонка. Ничего не выйдет!

— Почему? Записи потеряны? Неужели в твоих гримуарах нет какого-нибудь волшебного заклинания, чтобы передать силу? — не унималась Марта.

— В моих гримуарах ничего подобного точно нет. И это не заклинания, а обряды. Чрезвычайно тяжёлые обряды, провести которые в нынешних условиях не представляется возможным.

— Почему?

— Не будь дурочкой, я же сказала — магия вымирает.

— Я думала, ты имеешь в виду магические способности ведьм и колдунов.

— Не только. Магия вымирает в целом. Волшебные растения теряют свою силу, магические существа погибают. А гримуары… древние гримуары теперь не более чем старые книжки с картинками. Никто не знает, когда это началось. Некоторые ведьмы придерживаются мнения, что магия покидает наш мир постепенно, с момента его создания. Я же считаю, что у магии был источник, но в какой-то момент он закрылся, а мы расходуем жалкие крохи, оставшиеся нам. Оттого и каждое поколение ведьм слабее предыдущего: если, к примеру, моя прабабка ещё и могла попытаться провести обряд по переносу магических способностей и, возможно, это вышло бы вполне сносно, то я этого сделать уже не смогу.

— Но почему во мне есть эта сила? Ведь моя мама не могла колдовать так, как я! — недоумевала Марта.

— О, ну тут вывод напрашивается сам собой, ты так не думаешь? Скорее всего, твои родители — комплементалы, — Кеторин заговорщицки улыбнулась. — Именно их связь пробудила спящую магию твоей матери в тебе.

Марта застыла, как громом поражённая. Каждому ребёнку хочется идеализировать отношения своих родителей. Они неприкасаемы, они идеальны. Какими бы странными не были отношения Марты с отцом, она не могла даже вообразить какого-то другого мужчину рядом со своей матерью, так же как и с Алистером Рудбригом просто не могла быть никакая другая женщина. Никто, кроме Терры Грабс не мог быть женой этого мужчины. Сей факт просто незыблем в глазах Марты.

Но комплементалы? Люди, предназначенные друг другу судьбой? Истинная пара? Родственные души? Это просто в голове не укладывалось. Ведь Марта знала, знала, как никто другой — отношения её родителей не были идеальными. Они ссорились и мирились, искали пути обхода для курьёзных ситуаций, подстраивались друг под друга. А то Рождество, когда они разругались в пух и прах, и её добрая, милая мама надела отцу на голову кастрюлю с праздничным пуншем (слава богу, остывшим)? Неужели какая-нибудь женщина способна так поступить со своей истинной парой?

— А как же Мегги? — каким-то не своим надтреснутым голосом прошептала Марта. — Она же не ведьма. Она обычная маленькая девочка.

— Марта, — Кеторин с жалостью, от которой становилось тошно, посмотрела на неё. — Я в этом очень сомневаюсь. Вероятно, она просто ещё не пробудила свои силы. Но в союзе комплементалов не рождаются не способные колдовать, и ты — прямое тому доказательство.

Марте стало тяжело дышать. Воздух с хрипами вырывался из её лёгких. Мегги. Её маленькая Мегги. Ей было страшно представить сестрёнку на своём месте.

— Все ведьмы, в которых есть способности, рано или поздно пробуждают их. Мне было, кажется, восемь, когда магия во мне встрепенулась. Я тогда разозлилась на свою старшую сестру и, схватившись за один из маминых артефактов — уже и не помню, какой именно — сбила её с ног, отправив в полёт через всю комнату. Она ударилась об камин и сломала руку. Что насчёт тебя?

— В каком смысле?

Кеторин усмехнулась, глядя на растерянную Марту:

— Когда ты пробудила свою силу?

— Не знаю. Она была всегда.

— Так не бывает, — продолжала улыбаться Кеторин, недоверчиво поглядывая на Марту поверх бокала. — Колись! Я же тебе рассказала.

— Я правда не знаю. Эта магия… эта сила… я чувствовала её всегда, — уверяла Марта, ощущая, как в ней начинает зарождаться паника. Она не врала. Ей было страшно от того, как магический мир цепко затягивает её в свои путы.

— Странно, — протянула Кеторин, нахмурив идеально очерченные брови. — Может, ты просто не помнишь? Магия всегда дремлет до поры до времени, а затем пробуждается со всплеском сильных эмоций, чаще всего отрицательных. Страх. Обида. Злость. Моя пробудилась от злости. Может, ты чего-то испугалась, когда была совсем маленькой?

— Может быть, — ответила Марта едва ворочающимся языком. Во рту всё пересохло.

Девушка посмотрела на свой почти полный бокал. Настроения пить совсем не осталось, хотя нельзя было сказать, что оно было изначально. Всё, чего ей сейчас хотелось, это вернуться домой и обнять свою младшую сестрёнку, а затем, закутавшись в плед, сидеть на диване и смотреть с Мегги «Рапунцель», пока её не начнёт тошнить от этого треклятого мультика.

Марте просто хотелось вернуться в свою нормальную жизнь. Жизнь без Кеторин и тонкостей магического мира. Жизнь без Коула, запертого в гостевой спальне, готового умереть в любой момент и страстно желающего утащить с собой на тот свет ещё и Марту. Жизнь без магии.

========== Глава 20. Чарли ==========

— Боже, не могу поверить, что я действительно согласился на это, — причитал отец с пассажирского сиденья, пока Марта выруливала на арендованной машине с их улицы. — Просто в голове не укладывается. Чем я только думал?

— Ты думал о том, как сильно меня любишь! — мило улыбаясь, объяснила Мегги. — И что хочешь, чтобы я была счастлива. Папуля же всегда делает всё, чтобы мы были счастливы!

Алистер страдальчески вздохнул и уставился в окно. Марта подавила в себе злорадный смешок: против Мегги у него не было и шанса — она всегда вила из отца верёвки. Строгость и правильное воспитание? О нет. Все стены рушатся, стоит этой девочке лишь взмахнуть ресницами и состроить трогательную мордашку.

Марта прекрасно помнила, как пришла домой в полном раздрае и как на духу выдала Мегги всё, что рассказала ей Кеторин. И сделала она это прежде, чем её мозг успел включиться в диалог и осознать, насколько опрометчивым был этот поступок. Мегги не стала откладывать дело в долгий ящик и с горящим взглядом поспешила к отцу — рассказывать о том, что она, скорее всего, тоже ведьма. Причём пересказывала Мегги всё с такой рассудительностью, которой Марта никак не могла ожидать от маленькой девочки, ещё даже не подростка.

И как посмотрел на сестру отец в тот момент? С огромным разочарованием. Будто Мегги его предала, да ещё и нож вогнала в спину по самую рукоять. Да, именно таким был взгляд Алистера, в то время как на его губах играла лёгкая полуулыбка. Марте стоило только вспомнить это выражение лица отца — и по спине бежали мурашки. Удивительно, что в тот момент он ничего не сказал, старательно разыгрывая интерес. Как не сказал ничего и после — даже тогда, когда Мегги уговаривала его разрешить заниматься с Кеторин, которая, кстати, ничего не знала об этом желании сестры Марты. Но Мегги это мало волновало. В её представлении Кеторин просто не могла отказаться от такой усердной ученицы.

Собственно, Кеторин и не отказалась. Она и раньше высказывалась о том, что хочет учить Мегги колдовать. Первое занятие было предложено провести в «Ведьминой обители», и это был первый раз за всё время, когда Алистер Рудбриг возмутился. «Вы за кого меня принимаете? Марта, ты в своём уме? Тащить ребёнка в бар! Не позволю!»

В их дом не могла попасть Кеторин, а отец так и не поменял мнения насчёт бара. В результате они сейчас ехали в пекарню «У Бобби», негласно определённую нейтральной зоной и «залом для переговоров», чтобы Кеторин с Алистером могли лично обо всём договориться.

Насколько правильным было такое решение, Марта не знала, опасаясь того, какие слухи могут поползти после того, как её отца заметят в компании «городской легенды Кеторин Чубоски» за столиком местной пекарни.

Марта услышала, как щёлкнул ремень безопасности, и в зеркале заднего вида появилось лицо Мегги.

— Пристегнись, — сквозь зубы прошипела Марта. — Тебя авария отца ничему не научила?

Мегги высунула язык и протянула:

— Бе-е-е. Не будь такой чересчур опекающей, даже папа ничего не говорит.

— Марта права, — буркнул Алистер, даже не посмотрев в их сторону.

— Ну папа, — плаксиво протянула Мегги и, схватив отца за плечо, потрясла. — Папа, папочка, папулечка, не злись. Я очень-очень сильно хочу колдовать. Правда-правда!

Алистер что-то пробурчал себе под нос, но даже не повернулся к ним, а Мегги, надув губы, откинулась на заднее сиденье и всё-таки пристегнулась, тем самым облегчив Марте процесс вождения. Дорога до «У Бобби» не заняла много времени: даже если словить все красные светофоры по пути, требовалось всего пятнадцать минут, чтобы туда добраться.

Может, дорога и была короткой, но гнетущая тишина в машине, нарушаемая лишь гудением мотора, напрягала. Даже радио не включишь — отец его терпеть не мог. Марта тяжко вздохнула, словив шестидесятисекундный светофор. Засада! Красные цифры словно отмеряли обратный отсчёт до взрыва бомбы.

— Слушай, а как там… — девушка запнулась, подбирая нужное слово. — … бабушка? Всё ещё отказывается к нам переезжать? Всё-таки ситуация не располагает к тому, чтобы пожилая женщина жила одна в лесу.

— Не располагает, — рассеянно вторил ей отец. — Но ты попробуй ей объяснить, что располагает, а что — нет. Меня она даже слушать не стала — я не имею права указывать, как ей поступать. Не дорос!

На заднем сиденье Мегги хихикнула. Но Марта сочла за благо промолчать. И тут вполне удачно загорелся зелёный и она вновь смогла сосредоточиться на дороге, выкинув на время из головы семейный эмоциональный фон.

Больше никто ничего не сказал, и они в скором времени подъехали к пекарне, где Марте пришлось изрядно повозиться, припарковывая машину. Она никогда не была в этом сильна, и если на пустое парковочное место она ещё худо-бедно могла заехать и даже относительно ровно встать, то параллельная парковка — увольте. Мегги пришлось выходить и знаками показывать, куда выкручивать руль. Хорошо хоть, что отец всё это время помалкивал и во имя мира во всём мире делал вид, что его безумно интересует старая неоновая вывеска «У Бобби». И всё же он кривил губы так, словно боролся с сильной зубной болью, что говорило о его недовольстве.

Скрепя сердце Марта решила бросить машину, как есть, и плевать, что та не стоит вровень с остальными, а чуть-чуть выпирает. Да и вообще — отец мог сам припарковаться, а не кривить губы. Ещё бы помолился здесь. Хотя это вряд ли — семья Рудбригов не особо интересовалась религией.

Столики «У Бобби» были заняты практически полностью. За некоторыми даже сидели люди из явно разных компаний. Но Марта сразу же заметила одинокий столик в самом углу, за которым расположилась Кеторин. Несмотря на полную посадку зала, никто не стремился сесть рядом с ней. Она словно находилась в защитном круге, который никто не мог пересечь без её разрешения.

Кеторин была именно тем человеком, который просто не может остаться незамеченным. В ярко-оранжевой блузе с длинными широкими рукавами, со стеклянными бусами на шее и волосами, собранными в идеальную высокую причёску, она выделялась в обществе серых офисных костюмов. Кеторин была будто ярким солнечным лучом зимним промозглым утром. Марта сразу подметила, что посетители пекарни делились строго на две категории: те, кто избегал смотреть на экстравагантную женщину, и те, кто не мог оторвать от неё взгляда, откровенно пялясь и давно забыв о еде.

Похоже, встреча отца с Кеторин обещает быть запоминающейся. И чем они с Мегги только думали, сталкивая их лбами?

Пока Марта, лавируя между столиками, уверенным шагом приближалась к хозяйке «Ведьминой обители», таща за собой сестру, она то и дело ловила на себе заинтересованные взгляды и чувствовала себя некомфортно, словно на её спине была приделана табличка: «У меня проблемы, и мне срочно нужна помощь ведьмы!».

Кеторин встретила их ослепительной белозубой улыбкой и кивнула, предлагая присесть. Мегги, которая впервые увидела ведьму, смотрела на ту широко распахнутыми глазами, как заворожённая. Марте даже пришлось подтолкнуть сестру, чтобы та наконец-таки села, а не стояла у стола, как истукан.

— Привет, — поприветствовала девушка свою знакомую и даже выдавила из себя улыбку. — Ты уже что-нибудь ела?

Кеторин покачала головой, не отводя взгляда от Мегги.

— Нет. Ты видела, какая тут давка? Сомневаюсь, что официантка помнит о том, что я заказывала яблочный штрудель и чай. Или же она просто боится подойти ко мне ещё раз — молодёжь иногда бывает чересчур суеверной.

Кеторин произнесла «молодёжь» так, словно была восьмидесятилетней старухой и через её руки прошло не одно поколение молодёжи. По спине у Марты побежали мурашки: Кеторин могла быть гораздо старше своего внешнего возраста. Разве Джуди не была ярким примером подобного? Но, несмотря на свои сомнения, у Марты язык не повернулся спросить у Кеторин её настоящий возраст. Да и дала бы ведьма честный ответ?

— Мегги, а ты любишь яблочный штрудель? — спросила Кеторин, и в её голосе прозвучали отчётливые сюсюкающие нотки, от которых Мегги тут же скривилась, словно ей подсунули лимон.

— Не люблю, — резко отчеканила она, и всё обожание из её глаз тут же пропало. — Марта, закажи мне наполеон и имбирный чай.

Марта с ухмылкой посмотрела на сестру:

— Будет исполнено, моя госпожа. — Девушка отвесила шутливый поклон и побрела к барной стойке, столкнувшись с отцом в узком проходе между столиками.

— Американо и яичный пирог, — бросил он и пошёл к столику.

Марта ничего не ответила, хотя ей очень того хотелось, и поспешила к барной стойке, чтобы сделать заказ. В такой толчее она действительно сомневалась, что официантка помнит о заказе Кеторин. Марта встала в очередь на кассе, краем глаза изучая витрину с пирожными. Эх, лавандовый чизкейк один остался, успеть бы. Марта оценила очередь. Пять человек. Какова вероятность того, что никто из них не уведёт у неё из-под носа желанный десерт? Лавандовый чизкейк же не такой популярный, как классический, или, скажем, клубничный?

Очередь тянулась бесконечно медленно, и всё это время Марта взглядом сверлила кусочек, внушая ему, что он непременно станет её и как вместе им будет хорошо в компании с кружечкой крепкого кофе. Отличная компания для отличной женщины. Очередь сдвинулась, и пара человек ушли, даже не задумавшись о том, насколько вкусным был этот одинокий кусочек.

— Лавандовый чизкейк и фруктовый чай с собой, — вырвал её из приятной мечты знакомый голос.

— Джош, — злобно прошипела Марта и, вскинув голову, взглядом встретилась с ухмыляющимся медбратом. — Ты что здесь забыл?

— И тебе привет, — протянул он, продолжая улыбаться. — У меня дежурство скоро, пришёл взять перекусить. Достаточно полный отчёт?

Марта окинула его критичным взглядом. И правда — из-под его расстёгнутой зимней куртки торчала зелёная медицинская форма. Значит, не врал, и происходящие — лишь ещё одно совпадение. Вот только совпадений, связанных с Джоном, было уж слишком много, чтобы не начать задумываться об этом.

— Это был последний лавандовый чизкейк, — насупила брови Марта, не в силах расстаться со своей сладкой мечтой. — Может, уступишь?

Марта покосилась на девушку, запаковывающую пирожное в пластиковую упаковку, надеясь взглядом замедлить её действия.

— С чего мне делать тебе одолжение? — спросил Джон, скрестив руки на груди, словно защищаясь от неё. — Ты хоть имя-то моё помнишь?

— Джек? — не смогла сдержаться Марта.

Джон нахмурился и схватил стаканчик с фруктовым чаем, который ему подала работница кассы.

— Ты ведь это специально делаешь?

— Ни в коем разе, — Марта выдала наивную улыбку, слегка кривоватую. — У меня действительно плохая память на имена.

— Что ж, тогда держи глобальную атаку по твоей слабой памяти. Моё полное имя: Джонатан Ричард Квеберт Третий.

— Третий? Это градация назойливости?

— Смешно, — сухо процедил Джон и отпил немного чая. — Я даже не пойму, ты просто остроумная или издеваешься надо мной.

— Разве я могу? — возмутилась Марта. — Воспитание не позволит.

Джон посмотрел куда-то за спину Марты, и улыбка на его губах стала немного… Марта даже не могла подобрать нужного слова, но она определённо была заискивающей, как у человека, который несмотря ни на что хочет втереться в доверие. Девушка обернулась и встретилась взглядом с сестрой. Мегги заговорщицки улыбнулась и игриво помахала ей рукой.

— А твоя сестра куда дружелюбнее тебя, — произнёс Джон, вновь переключив своё внимание на Марту.

— Первое впечатление обманчиво, — буркнула девушка и повернулась к Джону. — Так что с пирожным? А то мы тут стоим и очереди мешаем.

— Хорошо. Забирай.

— Отлично, — быстро ответила Марта, натянув свою самую милую улыбку.

— Но! В обмен ты сходишь со мной на свидание.

— Обмен не равнозначный, — скривилась девушка.

— Пожалуй. Но либо так, либо я забираю свой чизкейк, — пожал плечами Джон. — Так что? Сделка тебя устраивает?

— Хорошо, — нехотя ответила Марта, прекрасно понимая, что всё равно не придёт. — Когда и где?

— Завтра в обед. Как насчёт «Красного рака»?

— Я смотрю, ты не особо романтичная натура? — усмехнулась Марта, подивившись его выбору.

— Сомневаюсь, что тебя можно впечатлить романтическими жестами. Но у них отличные варёные раки и тёмное пиво, которое они варят сами.

Раки и пиво? Им определённо было не по пути. А вот чизкейк так и манил девушку из своей коробочки.

— Договорились. Раки и пиво — что может быть лучше? Тогда встретимся на месте.

— Буду ждать, — улыбнулся Джон и, кивнув кассирше, вышел из пекарни, даже не спросив номера Марты, которого она давать, в общем-то, и не собиралась, под сопровождение недовольных взглядов тех, кто занял место в очереди после Марты.

Чувствуя себя некомфортно из-за того, что задерживала очередь, девушка в рекордные сроки буквально скороговоркой выпалила свой заказ и даже не запнулась. Кассирша так же быстро собрала ей поднос, и вот Марта уже шла к своему столику под аккомпанемент недовольных и заинтересованных взглядов. При этом ей феноменально играючи удавалось удерживать на лице улыбку человека, которому всё равно на мнение окружающих. Проблема была лишь в том, что Марте на самом деле было не всё равно — она не любила быть в центре внимания.

— Кто. Это. Был? — спросила Мегги, стоило Марте опустить тяжёлый поднос на стол.

— Ты о ком? — как ни в чём не бывало выдала девушка, помогая расставить тарелки и пластиковые стаканчики по столу, чтобы убрать поднос и освободить немного места.

— Тот парень, — многозначительно произнесла Мегги и покосилась на входную дверь, которая уже давно закрылась за Джоном.

— Ты сама ответила на свой вопрос. Не поверишь, это был парень.

— Твой? — голос сестры стал на несколько октав выше, а светлые брови изогнулись дугой.

— Сомневаюсь, что это был парень Марты, — с тоном знатока вступила Кеторин, изучая свой яблочный штрудель. — Он ей не подходит.

Мегги тут же переключила всё своё внимание на женщину.

— Ты так говоришь, потому что ты ведьма? Это какая-то особая способность — чувствовать, кому с кем суждено быть?

— Не совсем, — Кеторин зачерпнула полную ложку штруделя и отправила в рот. — Просто он мне не нравится.

— Мне тоже, — согласилась Марта и села на виниловый диванчик рядом с Кеторин.

— Разве мы собрались здесь, чтобы обсуждать отношения моей старшей дочери? — отец поджал губы так, что их стало практически не видно.

Его полный недовольства взгляд был направлен на Кеторин. Похоже, он не хотел быть частью «женских посиделок» и знать, что его дочери думают о том или ином мужчине. Да и Марта никогда бы не стала делиться с ним своими чувствами и переживаниями из-за мальчиков. Она и с матерью-то ими не делилась. С чего ей вдруг откровенничать с человеком, который в её жизни был больше «для галочки», чем для настоящей поддержки?

— Я, конечно, понимаю, что ваша тонкая душевная организация не позволяет вам судить о других людях и открыто высказывать своё мнение, — Кеторин жеманно улыбнулась и отпила чая из стаканчика, причмокнув губами. — Но я лучше выскажусь сейчас, чем буду через пару лет утешать Марту и говорить, что этот конкретный мужчина ей не подходил изначально.

— Утешать Марту через пару лет? — переспросил Алистер, и глаза его округлились. Марте даже показалось, что она ещё никогда не видела отца таким удивлённым. Или даже скорее оглушённым. — Не знал, что у вас на мою дочь такие долгоиграющие планы.

Кеторин подалась вперёд и положила подбородок на ладонь.

— Я никогда не бросаю тех, кого взяла под свою опеку. — Её взгляд стал серьёзным, а от жеманной улыбки, что ещё секунду назад озаряла её лицо, не осталось и следа. — Называйте это, как хотите: хоть долгоиграющими планами, хоть чрезмерной опекой. Марта станет великой ведьмой, и моя позиция предельно чёткая — я хочу быть частью её величия.

На щеках отца заходили желваки. Он определённо хотел что-то сказать, но прикладывал неимоверные усилия, чтобы промолчать.

— А я? — вклинилась Мегги.

Её взгляд горел таким воодушевлением, что Марта даже на секунду пожелала, чтобы у Мегги действительно была способность к магии. Чтобы Мегги мечтала не просто так, чтобы у неё действительно всё получилось. Но то был лишь минутный порыв, прежде чем вернулось осознание того, насколько опасной была магия и с какими проблемами придётся столкнуться маленькой девочке, если она действительно сможет колдовать.

— Я в этом уверена, — тоном, не терпящим возражения, произнесла Кеторин. — Твоя магия ещё не пробудилась, но я чувствую в тебе огромный потенциал. Вот только Марта не очень-то мне верит.

Алистер издал странный смешок: то ли одобрительный, то ли насмешливый. Мегги косо посмотрела на отца и ткнула его локтем под рёбра. Тот осуждающе посмотрел на дочь и откинулся на спинку дивана, сложив руки на груди. К своему яичному пирогу он так и не прикоснулся. То было ничем иным, как молчаливым протестом, так знакомым Марте. Алистер был именно тем человеком, который мог всё своё недовольство показать молчанием, при том что внешне он оставался совершенно невозмутим. Эта привычка отца всегда злила Марту: невозможно спорить с человеком, который молчит.

Кеторин достала что-то маленькое из кармана своего пальто, которое было удачно пристроено на грядушке дивана. Она протянула руку к Мегги, сжимая неизвестный предмет в кулаке. Сестра Марты заворожённо следила за каждым действием ведьмы, и это немного задевало саму Марту. Она чувствовала себя преданной и глупой, ведь как можно ревновать сестру к человеку, который всего лишь завладел её вниманием?

Кеторин раскрыла ладонь, и на ней оказалась маленькая стеклянная бусина. Бусина, внутри которой горело настоящее пламя.

— Что ты творишь? — воскликнула Марта, ощущая, как по спине побежал холодок.

— Что это? — вторила ей Мегги. — Невероятно!

— Маяк. Бусина начинает светиться при контакте с магией, — пояснила Кеторин с улыбкой.

— Убери немедленно, — сквозь зубы прошипела Марта.

— Успокойся. Думаешь, кто-то из них действительно сочтёт, что я держу в руке заговорённый огненный хрусталь? В лучшем случае решат, что это какие-то фокусы или портативный фонарик, — усмехнулась Кеторин, обводя взглядом зал, полный зевак. Её действительно забавляла чересчур серьёзная Марта. — Тебе нужны были доказательства, и я их предоставлю. Держи, малышка.

Мегги протянула руку и забрала светящуюся бусину. Та сразу же погасла. От прежнего сияния в ней остался лишь тлеющий огонёк, как от почти догоревшей свечи.

— Если бы в ней совсем не было магии, свет погас бы полностью, — пояснила Кеторин.

Женщина буквально светилась от переполняющего её триумфа, как сияла и сама Мегги. В то время как Марта с отцом были их полными противоположностями: в своём недовольстве они проявляли редкостное единодушие.

— И когда вы начнёте меня учить? — в лоб спросила Мегги, не выпуская из рук светящийся шарик.

— Когда твоя сила полностью пробудится, — так же прямо ответила Кеторин, слегка пожав плечами. — Пока магия не всколыхнётся — учить тебя колдовать скучно.

Марта удивлённо уставилась на Кеторин.

— Скучно?

— Да, — кивнула та. — Я всучу её Джуди, когда та вернётся. Пусть научит девочку истории и базовым знаниям: какие травы для чего нужны, позубрят вместе теорию магических знаков и кругов. Всякое такое… Теория — это не моё, я скорее сведу Мегги с ума, чем научу чему-нибудь.

— И когда приедет эта ваша Джуди? — сухо спросил отец, нарушив своё молчание.

— Пока не знаю. У неё важное, скажем так, задание, — ответила Кеторин и вновь принялась за свой штрудель. — Не переживай, Мегги, она всегда была отличной ученицей. Учительница из неё тоже должна быть неплохая. Я надеюсь…

— Железная логика, — такой холодный голос отца не предвещал ничего хорошего.

Марте было непривычно видеть, как Алистер Рудбриг ёрничает. Он и ирония обычно стояли на разных берегах реки, или же Марте так как минимум казалось.

— Я хотя бы не пытаюсь отрезать крылья своим детям.

— Какие высокие метафоры. Если бы я хотел кому-то что-то отрезать, то сомневаюсь, что в первую очередь пошёл бы пить чай со странной особой, которая сначала говорит о том, что будет учить мою дочь, а затем спихивает её обучение на другого.

— Папа!

— Ничего подобного! — возмутилась Кеторин. — Я буду её учить! Но не базовым же знаниям! Большинство ведьм впитывают их чуть ли не с молоком матери. Когда живёшь в правильной среде… Чёрт, я имела в виду, что Джуди лучше обучит её этому. Дети же сами учатся говорить! Вот и у ведьм то же самое.

— Просто признай, что ты недостаточно компетентна. Много слов — смысла ноль, — Алистер буквально сверлил Кеторин взглядом, а Марта не знала, стоит ли ей вмешиваться или просто наблюдать.

— Зачем ты так, папа? — Мегги схватила отца за рукав свитера и потянула на себя. — Зачем ты её злишь?

— Мегги, я совсем не злюсь, — Кеторин послала Мегги вполне искреннюю улыбку. — Алистер, давайте не будем обсуждать мою компетенцию. Просто Джуди правда справится лучше с этой частью обучения. Вы сами всё поймёте, когда она вернётся.

— А когда это произойдёт, кстати? — Марта всё же решила вмешаться, пока отец не сказал ещё что-нибудь, что действительно могло бы разозлить Кеторин. Она ведь прекрасно знала, на что способна хозяйка «Ведьминой обители» — руки Марты всё ещё явно напоминали о случившемся, и то, что произошло всё случайно, говорило лишь о том, что в случае преднамеренного действия результат мог быть ещё ужаснее. Марта мысленно содрогнулась, представив отца, покрытого волдырями с ног до головы.

— Не знаю. Пока она не вернётся, мы ничего не сможем предпринять.

— Лучше бы ей поторопиться… я же так хочу помочь человеку, который называет меня Ехидной и пытается убить! — не скрывая сарказма, произнесла Марта и даже ужаснулась тому, насколько похожа была её интонация на манеру отца.

— Тут вопрос не в твоём желании помочь, а том, что найти хоть что-то мы сможем только в Ведьминой библиотеке. А я туда не сунусь, пока в поселении Клем.

Марта вскинула бровь. Похоже, в жизни Кеторин было достаточно мужчин, с которыми она не хотела бы встречаться.

— И Джуди, выходит, для вас шпионит? — произнесла Мегги с полным ртом. Её щёки в этот момент были похожи на хомячьи, а губы — перепачканы крошками.

— Что-то типа того, — уклончиво ответила Кеторин. — Кстати, можешь оставить хрусталь себе. Считай подарком для юной ведьмы.

— Спасибо, — просияла Мегги. — Марта, я же съем твоё пирожное?

— Нет, — отрезала Марта и легонько хлопнула сестрёнку по руке, которой та тянулась к лавандовому чизкейку.

— Ну и вредина же ты!

***

Коул стоял у окна так, чтобы было достаточно видно подъездную дорожку, но при этом чтобы не прикасаться к странной смеси, которой был засыпан подоконник. Ему приходилось изрядно выгибать шею и косить глаза, чтобы хоть что-то разглядеть, но эти неудобства чего-то да стоили: теперь Коул знал, что дома он один. Абсолютно один. Марта с отцом и маленькой леди уехали около часа назад. Точнее, он так думал, ведь часов у него не было. Однако пленник чувствовал, что прошло не слишком много времени.

Проблема была лишь в том, что толка от этого знания особо не было. Бежать? Куда? Как? Он боялся даже прикоснуться к этим странным порошкам. Мало ли что там намешала ведьма. Так что Коул развлекался тем, что смотрел в окно и, как верный пёс, ждал возвращения хозяев. От такого сравнения стало тошно, но оно было, пожалуй, самым точным. Цепной пёс, запертый в клетке, чтобы не покусал хозяйских деток.

Коул отошёл от окна и сделал ещё один круг по комнате. О да, теперь он знал её, как свои пять пальцев, ведь единственным его развлечением было ходить кругами по маленькой комнатушке, временами наведываясь в гости к раковине, ванной и туалету. Фаянсовые друзья цепного пса. Интересно, в какой момент он начнёт с ними разговаривать, чтобы не сойти с ума?

Пока ещё не начал — значит, ещё в своём уме. Хорошо хоть, что не в подвале держат — и на том спасибо. Коул придерживался мнения, что в подвале с той одинокой лампочкой, раскачивающейся на длинном шнуре, он куда быстрее распрощался бы с остатками здравомыслия. Хотя Коул и так всё больше и больше склонялся к тому, что со здравомыслием он распрощался уже давно — лет пять назад, а то и больше. Ведь, если бы он хоть изредка советовался со своим серым веществом, то вероятнее всего не оказался бы в таком положении.

— Спасибо, Коул, ты всегда знал, как влезть туда, куда лезть не стоило, — саркастично поблагодарил он сам себя и плюхнулся в кресло.

Мужчина чувствовал себя разбитым и раздавленным: всё, что бы он ни делал, выворачивалось против него. Что это — судьба? Или, быть может, злой рок? Может, его род был проклят задолго до его рождения, а он и не знал?

Коул никогда не любил сидеть на одном месте. Таким он был самого детства. Ещё в школе он умудрялся протирать штаны на заднице, потому что постоянно елозил ей по стулу. Просидеть целый час в одном положении было выше его сил. Губы тронула лёгкая улыбка, когда он вспомнил свирепый взгляд матери, которая отчитывала его за очередные испорченные брюки. Что он сделал с ними тогда? Протёр? Или порвал, зацепившись за забор?

О, он часто цеплялся за забор. Поэтому Ада и не любила с ним гулять. Она была «идеальной девочкой» — точнее, строила из себя такую. Изо всех сил пыжилась, чтобы казаться верхом совершенства, которым на самом деле не была. Оттого и злилась на Коула, близнеца-оборванца. Он был, как уродливый шрам на лице красавицы — шрам, который нельзя спрятать.

Охотник не выдержал и, встав, вновь подошёл к окну. Машина вернулась — Марта кружилась напротив калитки, пытаясь ровно поставить ту вдоль дороги. За этими попытками было довольно забавно наблюдать: назад, вперёд, чуть влево, чуть вправо, чуть не въехала в соседнюю машину, выехала и попробовала заехать другой стороной — результат тот же.

В итоге сначала открылась задняя пассажирская дверь — из неё выскочила Мегги и понеслась куда-то в сторону дома. Было как-то неожиданно увидеть Маленькую леди куда-то бегущей: такое поведение никак не вязалось с образом, который Коул для себя нарисовал. Вот открылась и передняя пассажирская дверь — вышел мистер Рудбриг. А затем наконец показалась и Марта, выйдя с водительской стороны.

Похоже, шоу закончилось. Мистер Рудбриг занял водительское сиденье и принялся парковать машину плавными, выверенными годами, движениями.

Ключ в замке повернулся, и Коул резко обернулся. На пороге стояла Мегги, всё ещё в зимнем пуховике и шапке, которая немного съехала на бок. Она запыхалась и пыталась немного отдышаться. В руках девочка сжимала темно-коричневую книгу, на вид очень старую.

— Привет, — машинально поприветствовал Коул, удивлённый появлением девочки. С того их первого разговора Мегги ни разу к нему не заходила. — Как дела?

— Хорошо, — сбившимся голосом ответила она.

— Где были?

— Ели пирожные в пекарне «У Бобби», — по-детски честно поведала девочка.

— Мне что-нибудь взяли?

— Марта купила целую коробку эклеров со сливочным кремом, — девочка выглядела слегка пристыженной и неуверенной. — Но я не поэтому пришла.

— А почему? — спросил Коул, слегка выгнув бровь.

— Из-за того, что ты сказал Марте. Ехидна — это же шифр?

— Шифр? — опешил Коул.

— Ну, знак, что ты относишься к ней не так плохо, как раньше. Намёк, что не станешь её убивать. Она, конечно, не поняла — Марта, знаешь ли, никогда не любила мифы, особенно греческие. Помню как-то сказала ей про Ахиллесову пяту, а она посмотрела на меня, как на недоразвитую, и спросила: «Неужели твоего одноклассника действительно назвали Ахиллесом?» Я тогда даже не нашла, что ей ответить.

Коул во все глаза смотрел на свою посетительницу, совсем не понимая, к чему она клонит. Что ж, Марта не любила греческие мифы — и что? Как это связано с маленьким зверьком? А если как-то и связано, то он, наверное, пропустил это мимо ушей. Коул никогда не был особо усердным учеником, во всё вникая только избирательно. И вот теперь чувствовал себя полным идиотом под пытливым взглядом маленькой девочки, которая, похоже, была куда умнее его.

Он прочистил горло и всё-таки спросил:

— Так к чему ты клонишь?

Мегги принялась листать страницы книги.

— Миф про Ехидну и Аргуса. Вот, смотри.

Она развернула книгу, показывая пленнику. Коул был заинтригован. Он подошёл поближе, чтобы разглядеть рисунок рядом с ровным столбцом текста. На нём была нарисована красивая женщина — правда, женщиной она была лишь до пояса, потому что ноги ей заменял змеиный хвост.

— Гера, жена Зевса, невзлюбила Ехидну и потому отправила Аргуса убить её и забрать у той силу. А Аргус в неё влюбился, и она в него — тоже!

Коул бегло пробежал глазами по строчкам, припоминая университетскую программу. Всё же он был не таким уж идиотом.

— А потом она его не приняла таким, каким он был. Аргус обиделся и отправил Ехидну в пещеру, а Гера вдобавок ног лишила. Милая история, — подвёл итог Коул. — То есть смысл шифра в том, что мы стали лучше ладить?

Коул не стал говорить, что у девочки просто фантазия разыгралась, и он имел в виду не мифическую Ехидну и уж тем более не религиозную, а всего лишь маленького зверька.

— Да! И что если Марта тебя не оттолкнёт, то вы подружитесь! — девочка произнесла это, как нечто само собой разумеющееся, кивая в такт каждому слову. — Не переживай, Коул, я донесу до сестры смысл твоих слов. А то она на них обиделась.

В этот момент Коул поменял своё решение и уже собирался сказать, что девочка ошиблась и смысл Марта поняла достаточно верно, раз обиделась, но тут из коридора донеслись тяжёлые и определённо мужские шаги.

— Мегги, что ты тут делаешь? И почему дверь открыта?

Не прошло и минуты, как в дверном проёме показался Алистер Рудбриг. При одном взгляде на него Коул нервно сглотнул: мужчина был просто воплощением праведного гнева.

Девочка заговорщицки подмигнула Коулу, словно их объединяла одна общая и невероятно важная тайна, а затем повернулась к отцу и улыбнулась ему обезоруживающей улыбкой.

— Мы с Коулом обсуждали, какие сладости он любит. Оказалось, он без ума от черничного штруделя.

Мегги соврала и глазом не моргнув — да так, что Коул сам поверил, что без ума от черничного штруделя, который никогда в жизни не пробовал. Жуткое умение. Но, похоже, Алистер на эту удочку не попался. Даже если он и поверил дочери, ярость никуда не делась.

— Я не об этом спрашивал, — отчеканил он, почти не разжимая рук. — Где ты взяла ключ?

— На полке на кухне, — пожала плечами Мегги всё с той же улыбкой. Она совсем не чувствовала себя виноватой. — Вы его всегда там храните.

Этот диалог натолкнул Коула на мысль, что Алистер ничего не знал об их предыдущей встрече, и Коул счёл за благо промолчать и оставить эту тайну при себе. Мегги ведь ничего не сказала, вот и он не должен.

— Немедленно иди вниз, и чтобы я больше тебя здесь не видел.

— Конечно, папочка, — Мегги выглядела, как самая послушная на свете дочь, вот только Коул был уверен, что она наверняка интерпретирует приказ по-своему.

Девочка поспешила в сторону лестницы, но на последок послала Коулу ободряющую улыбку. Коул постарался не улыбнуться в ответ. Он был поражён и не знал, как реагировать. Неужели Маленькая леди была такой хитроумной?

Но Коул так и не смог до конца разобраться — его отвлёк яростный взгляд мистера Рудбрига.

— Я буду говорить без обиняков, Коул, потому что мне надоели твои игры. Всё это ты делаешь из-за Чарли?

Имя прорезало воздух. Откуда этот мужчина знал имя его брата? Навёл справки?

— Мне сначала показалось, что вы просто похожи. Овал лица, нос, даже разрез глаз, — продолжал мистер Рудбриг. — Однако в мире очень много похожих людей. Но потом ты назвал свою фамилию, и картинка сложилась: я вспомнил о тебе и Аде. Хотя я вас никогда не видел, но многое слышал.

— О чём вы говорите? — сквозь зубы процедил Коул, осознавая, что его начинает бить дрожь.

— Мы с Чарли дружили. Дружили много лет, — в глазах мистера Рудбрига ярость сменилась грустью и… виной? — Я многим ему обязан. Но если ты считаешь, что мои дети виноваты в его смерти, и потому хочешь их убить, то ты ошибаешься. Глубоко ошибаешься. Марта никогда бы не причинила ему вред, она любила его.

Коула не просто трясло. Ему казалось, что он попал в эпицентр шторма. Шторма, из которого не выбраться. Его мотало и крутило, а Алистер Рудбриг лишь ещё больше раздувал ветер.

— Чарли погиб в аварии. Вместе с женой. Разбились. Столкнулись с бензовозом. Машина загорелась, и никто не выжил. Даже тел не осталось, — Коул машинально начал цитировать слова офицера полиции, пришедшего к ним домой в тот роковой день. В ушах шумело и где-то в отдалении он слышал крик Ады — истошный вопль, разрывающий их мир на «до» и «после».

Мистер Рудбриг огорошено уставился на Коула.

— Ты здесь не из-за Чарли, — понял он. Алистер выглядел, как человек теория которого с треском провалилась. — Тогда почему?..

— Ада, — только и смог вымолвить Коул, не совсем понимая, зачем он отвечает.

— Ох… — придушено произнёс Алистер. — Она?..

— Мертва, — тихо вторил ему Коул.

— Я… Коул, я… я не знаю, что тебе сказать.

— Просто уйдите, — попросил Коул. Воспоминания накатывали, и он явно сейчас не был готов к разговору.

Алистер, похоже, это понял, потому что кивнул.

— Тогда я, пожалуй, пойду.

Мистер Рудбриг ушёл, закрыв дверь на ключ, но Коул этого и не заметил.

Он рухнул на пол.

Они были друзьями.

Марта никогда бы не причинила ему вред.

class="book">Она любила его.

Что Алистер имел в виду?

Важные вопросы теснились в голове, разрывая её на части. Но было нечто, что затмевало даже их. Коул тонул. Тонул в воспоминаниях. Тонул в крови. Мистер Рудбриг сорвал крышку с сундука, в который Коул спрятал всё, о чём не хотел вспоминать. Он спрятал туда кровь — реки крови — и холодные руки Ады, её пустые глаза и рот, искривлённый от ужаса, белое платье и распахнутую грудную клетку без сердца.

Ада всегда была его причиной. Его вопросом и его ответом. А теперь и вечной болью.

========== Глава 21. Вопрос доверия ==========

Марта всё-таки решила пойти на это нелепое свидание, хотя изначально не собиралась.

Вернувшись домой и переспав с этой мыслью, она решила, что идея не так уж плоха: на фоне всего остального, происходящего в её жизни сейчас, свидание с Джоном было, пожалуй, самой обычной вещью. Так сказать, глотком прежнего воздуха. Да и когда Марта последний раз ходила на свидание? Подсчитав, девушка даже ужаснулась.

Полтора года прошло с того раза, когда она пыталась завести отношения. Проблема была в том, что Рупи — городок маленький, и с большинством потенциальных парней Марта ходила в школу, что тут же ставило на них табу. Так что найти себе парня в Рупи — всё равно что ловить рыбу в городском бассейне. А единственную попытку завести отношения в школе можно и вовсе считать катастрофой: Марта до сих пор помнила его дрожащие губы и влажные глаза. А эти речи?

— Марта, ты хоть на мгновение любила меня? Я тебе хотя бы нравлюсь? Мне нужно знать! Ты всегда такая холодная! Мы не сможем быть вместе, если ты продолжишь в том же духе…

— Мэтт, давай не будем, пожалуйста. Я только вернулась с похорон, — Марта в тот день была совсем не в духе для подобных разборок. — У меня только недавно умерла мама — извини, но меня не хватит ещё и на тебя.

— Причём здесь твоя мать? Мы говорим о нас, а не о ней. Просто ответь мне!

— Ответить на что? — Марта подняла на парня усталый взгляд. Почему он выглядел куда более сломленным, чем она? Это злило. Это не его мир рухнул в одночасье! Как он может сейчас разыгрывать перед Мартой такую дешёвую трагикомедию?

— Ты меня любишь, Марта?

— Нет, — моментально ответила девушка и поняла, что не соврала.

— Ты… ты… боже мой! Тогда зачем? Мы же даже переспали!

— И что? Мэтт, давай не сегодня. У меня был очень тяжёлый день, пожалуйста.

— Ты — ледяная сука! Вот ты кто! — в глазах парня стояли такие крупные слёзы, что он был похож на побитую собаку. Хотя, наверное, так не стоит думать о человеке, на которого потратил почти четыре года своей жизни. Но сегодня Марте было не до моральных норм.

— Отлично, Мэтт. А теперь уходи.

И он ушёл, громко хлопнув дверью, как обиженная девушка из сериала. Так громко, что аж стены затряслись.

Марта жалела. Действительно жалела о штукатурке на потолке, на которой появилась маленькая трещинка. О Мэтте она не жалела и годами не вспоминала. Да и не вспомнила бы, если бы не предложение Джона.

Или то свидание полтора года назад? После него Марте запретили появляться в местной пиццерии, да ещё и счёт заставили оплатить за всех. И в чём она была виновата? В том, что парень кинулся на неё драться? Так это у него нервы шалили, а не у неё!

А теперь Марту ждало свидание с человеком, который бесил её с первой встречи, и раки. Нет, это же надо было додуматься! Марта их никогда не пробовала и пробовать не собиралась. Она мысленно содрогалась, представляя, что их каким-то образом нужно чистить. Оставалось надеяться, что помимо раков там будет ещё хотя бы картошка фри. Неужели нельзя было спросить у самой Марты, чего она хочет? Она, конечно, не меняя репертуара, ответила бы, что хочет, чтобы он оставил её в покое, но так Джон хотя бы показал бы, что её мнение для него что-то да значит.

Так что от свидания с Джоном Марта ничего особо не ждала — если не кинется драться и не начнёт рыдать — уже победа, — но всё же отправила в сумочку перцовый баллончик.

Размышляя о своих свиданиях, Марта закончила укладку. И да, это был практически подвиг — сделать из её коротких волос эффектные локоны. Джон просто обязан оценить её усилия, иначе второго шанса Марта ему точно не даст.

Девушка как раз перебирала вешалки в поисках подходящего наряда, в котором она выглядела бы уместно в подобного рода заведении, когда зазвонил её телефон. Она даже не сразу узнала мелодию — настолько редко она им пользовалась. Точнее, настолько мало в этом мире было людей, которые могли бы ей позвонить.

Марта достала телефон из сумки — как всегда, наполовину разряжен — и увидела незнакомый номер на дисплее. Это мог быть кто угодно: спам, работники салона красоты, в который Марта ходила летом, даже Джон, но…

— Здравствуй, Кеторин, — наобум поприветствовала Марта, ответив на звонок и прижав телефон плечом к уху, мигом возвращаясь к вешалкам. И ведь не прогадала.

— И тебе, привет, принцесса, — послышался звучный голос хозяйки «Ведьминой обители». — Чем занимаешься?

— Выбираю наряд для обеда в пивном баре.

— Неправильный ответ.

— Почему это?

— Ты выбираешь наряд для турпохода в компании ведьмы и охотника. Кстати, у тебя есть, во что нарядить нашего маленького принца?

— О чём ты вообще говоришь? — Марта перестала перебирать содержимое шкафа и обратилась в слух.

— Джуди вернулась. Клем нет в поселении, так что нам пора выдвигаться. У тебя есть одежда для Коула или мне что-нибудь купить?

— Придётся покупать. Сомневаюсь, что в гардеробе отца найдётся что-то, в чём можно отправиться в поход… как и в моём, в общем-то… — призналась девушка, критичным взглядом окинув рубашки, юбки, лёгкие платья и офисные брюки и мысленно подсчитывая, сколько денег уйдёт на то, чтобы укомплектовать себя и Коула.

— Сумеешь всё купить до обеда? Нам нужно выдвигаться как можно быстрее.

Марта отняла телефон от уха и посмотрела на часы.

— Если очень-очень сильно постараться, то да.

— Отлично, тогда я подъеду за вами к четырём часам. Не забудь дать Коулу свою кровь, иначе он не пройдёт через барьер, — выдала указания женщины и сразу же отключилась.

Марта окинула себя взглядом в зеркале, с тоской задерживая взгляд на причёске. О да, звери в лесу непременно оценят её старания. А затем принялась быстро одеваться в более подходящую одежду. Свидание с Джоном отменяется.

***

Вскоре Марта уже стояла в местном спортивном магазине, единственном на весь город, и искала термобелье. Продавщица — кругленькая женщина лет пятидесяти, может быть, старше, — смотрела на Марту круглыми глазами и всё никак не могла взять в толк, как белье может греть, если оно не шерстяное и не с начёсом. В итоге, расчехлив свою кредитку, Марта покинула спортивный магазин в компании двух ярко-зелёных болоньевых комбинезонов, чёрных пуховиков, пары шерстяных свитеров и вкладышей для обуви, на которых было написано заветное слово «термо».

Коул стал крупным финансовым вложением. При этом ещё и неокупаемым. И это не могло не злить. Марта за всю свою жизнь не потратила ни пенса на мужчину, если не брать в расчёт тот счёт в пиццерии после драки. Если так задуматься, то выходит, что девушка платила лишь за тех мужчин, которые стремились причинить ей боль. Странная закономерность, которую стоит поскорее разрушить.

После покупок Марта заскочила в студию, чтобы взять отгул на несколько дней. Всё равно перед праздниками детей на занятиях остаётся совсем мало, так что девочки из отдела кадров с лёгкостью разбросали смены Марты на следующий год, не задавая лишних вопросов.

Вернулась домой девушка уже после обеда. Примерно в это время ей следовало бы сидеть в баре и ждать свой заказ с раками. На секунду она даже задумалась о Джоне, который, скорее всего, сейчас ел их в одиночестве. Но то была лишь секундная мысль, от которой Марта отмахнулась, как от назойливой мухи, и пошла варить чай.

Марта всё гадала, достаточно ли пары капель крови, разведённых в чае — Кеторин не дала никаких чётких указаний. Или ей нужно вскрыть себе ладонь и заставить Коула пить прямо из руки? От этой картины Марту начало подташнивать, так что она остановилась на первом варианте, а там будь что будет.

Пока чайник закипал, Марта отыскала швейный набор и достала из него тоненькую иглу. Она стянула перчатки, которые всё ещё продолжала носить, хотя раны по большей части уже затянулись — осталось лишь несколько струпьев. Волшебная мазь Кеторин была действительно волшебной.

Девушка проколола палец и выдавила несколько капель крови в чашку, а затем положила туда чайный пакетик и залила всё кипятком.

— Что за сумки в коридоре? — спросил отец, войдя на кухню. Выглядел он так, будто не спал всю ночь. Он был в домашних брюках и свитере. Котлы работали из рук вон плохо, а декабрь должен был выдаться холодным.

— Одежда для Коула, — ответила Марта, помешивая ложечкой чай.

— Одежда? Зачем?

Алистер подошёл к столу и заварил себе чай, пока Марта искала в холодильнике то, чем можно было бы накормить Коула. Вчера на ужин она отнесла ему эклеры, и парень ничего не сказал, но выглядел разбитым и подавленным. Уже когда на следующее утро Марта опять принесла эклеры, он оповестил её, что не любит сладкое. Правда сказал это с таким выражением лица, что Марте захотелось заехать ему подносом.

— Мы с Кеторин и Коулом собрались на вылазку в… это что-то вроде города ведьм, как я поняла, или небольшой общины, — сказала Марта, достав из холодильника очередную коробку яиц.

— И когда ты собиралась мне сказать об этом? — нахмурился отец.

— Сейчас говорю.

Марта обошла его и поставила сковороду на плиту.

— Марта, так нельзя. Ты должна была сказать, ещё когда вы начали только планировать…

— Ты тоже сразу должен был сказать мне о Коуле. Но не сказал же.

— Это другое.

— Абсолютно то же самое, — отрезала Марта и разбила четыре яйца на сковородку.

— Не будем спорить. Зачем вам туда? — Алистер опустился на стул с чашкой в руках.

— Найти способ излечить Коула, — пояснила Марта, поддевая лопаточкой края яичницы. Ей нравилось, когда она обжарена с двух сторон.

— Бедный мальчик, — голос отца так и сочился сочувствием. Марта даже обернулась, чтобы убедиться, что ей не почудилось. — Но зачем тащить его с собой?

— Не знаю, — пожала плечами девушка и перевернула яичницу. — Кеторин так сказала.

— И ты ей доверяешь? — спросил отец. Он Кеторин явно недолюбливал, и Марта всё никак не могла понять, по какой причине.

Девушка не торопилась с ответом.

— Отчасти.

— Держи с ней ухо востро, — настоятельно попросил Алистер, буравя спину дочери взглядом.

— Ты к ней слишком придираешься, — усмехнулась Марта и, взяв тарелку с сушилки, выложила на неё обед для Коула.

— Не придираюсь. Положи кусочек зернового хлеба. Кажется, он ему нравился.

— Ладно, — Марта нырнула в холодильник в поисках хлеба. — Но ты действительно суров к Кеторин: вчера ты её на месте сжёг бы, окажись у тебя спички под рукой.

— О, я и не обязан её любить, — смешок сорвался с губ Алистера. — Но можешь не переживать, сжигать её я не собираюсь.

Марта выпрямилась и озадаченно посмотрела на отца.

— Я и не просила её любить. Но и твоё недовольство беспочвенно. Если только ты не ревнуешь.

— Ревную?

— Да. Ревнуешь Мегги к Кеторин, потому что она может дать ей то, чего не можешь дать ты.

— Это глупо.

— А ревность и не самое умное чувство, — снова пожала плечами Марта.

Она собрала всю еду, предназначенную для Коула, на поднос и вышла с кухни, оставив отца разбираться с его чувствами. Приятно было осознавать, что не она одна так ревниво относится к Мегги. Со стороны может показаться, что это глупость, да и только. Но сестра была, пожалуй, единственным человеком, без которого Марта не смогла бы жить.

***

Ночью Коул не спал. Лежал, уткнувшись невидящим взглядом в потолок, стараясь ни о чём не думать. Хотелось переключится, затолкать воспоминания обратно. Но перед глазами стояла Ада: улыбающаяся, злая, испуганная. Ада, которую бросил парень и с которой они напились до чёртиков, обсуждая, каким никчёмным придурком тот был.

Затем ей на смену пришёл Чарли. Коул плохо его помнил. Ему было где-то лет десять, когда брат погиб. Да и к тому времени он уже давно не жил с ними: просто приезжал по праздникам, привозя с собой горы подарков. И если Аду Коул помнил в мельчайших подробностях вплоть до родинок на плечах, то образ Чарли был словно подёрнут дымкой.

Марта любила Чарли.

Коул попробовал представить ведьму рядом с братом. Бред какой-то. Сколько ей тогда было? Года четыре? Пять? Конечно, она могла любить его, ведь Чарли любили все. Но Коул всё равно не мог поверить в это. Как его брат мог дружить с ними? С ведьмами.

Эта мысль не давала ему покоя. Когда Марта утром пришла с так называемым «завтраком», он смотрел на неё, пытаясь представить своего брата на руках с маленькой ведьмой. Она и на него смотрела так же едко, как и на Коула?

В голове не укладывалось просто. А может, мистер Рудбриг просто соврал? Но зачем? Чтобы поколебать Коула? Если таким был его план, то он преуспел. Нужно потребовать доказательства. Если они действительно были знакомы, то у них должны были быть совместные фотографии.

И если уж Марта действительно любила Чарли, то она должна его помнить. Если она ничего не знает, то мистер Рудбриг всего лишь жалкий лжец и отличный актёр. Мегги ведь та ещё лгунья, а это определённо заложено на каком-то генетическом уровне.

Вот только когда Марта пришла во второй раз за этот день, Коул так и не решился спросить у неё о Чарли. Он просто не знал, что делать, если ведьма действительно знала его брата.

Коул был удивлён её появлению с подносом и огромным бумажным пакетом. Но ещё больше его удивило то, как выглядела сама Марта. Охотник привык видеть её потрёпанной, с волосами, напоминающими мочалку или одуванчик, и уж тем более без косметики. Сейчас же Марта выглядела эффектно. Перед ним словно стоял другой человек. Нынешняя Марта и Марта сегодняшнего утра будто были двумя разными Мартами.

— Собралась на свидание? — в лоб спросил он, пока девушка ставила поднос на тумбочку.

— Собиралась, — ответила она, подойдя к кровати и вывалив содержимое пакета. Это оказалась мужская зимняя одежда.

— Оу, тебя продинамили, — сочувственно протянул Коул, сидя на кресле и внимательно наблюдая за Мартой.

Девушка обернулась и смерила его озадаченным взглядом.

— С чего ты так решил?

— Ты бы не была сейчас здесь, если бы тебя не продинамили.

Марта усмехнулась и покачала головой.

— Увы. Это я его продинамила, а не он меня. Можешь гордиться собой.

— Гордиться собой? А что, есть повод? — Коул выгнул бровь.

— Ага. Выбирая между тобой и свиданием, я выбрала тебя.

— Польщён, — буркнул он.

— Рада за тебя, — насмешливо ответила Марта. — Примерь. Я брала на глаз. Надеюсь, подойдёт.

— Пытаешься задобрить меня одеждой? Извини, но ты ошиблась. Неси мясо. А яйца можешь съесть сама.

— Прекращай ёрничать и примерь вещи — вдруг не подойдут. Мне бы не хотелось ехать и покупать что-то ещё.

Эти слова были приказом. Коул ощутил это каждой клеточкой тела. Всё в нём буквально требовало, чтобы он поднялся и начал примерку.

— Марта, — сквозь зубы прошипел он, сдерживая накатывающую на него ярость. Она приказывала ему, хотя обещала не делать этого.

Девушка удивлённо уставилась на него, слегка округлив губы. Коул встал с кресла. Его движения были деревянными. Он пытался бороться с собой, но тщетно. Стянув через голову футболку с длинным рукавом, он натянул на себя свитер.

— Ты обещала, — мужчина угрюмо сопел, облачаясь во всё, что лежало на диване. — Ты обещала не приказывать мне, но всё равно делаешь это.

— Я не специально, — пожала плечами Марта.

— Ври больше, — Коул застегнул молнию на куртке. Ему уже было жарко, словно его запихнули в сауну. — Как раз. Могу снимать?

— Да.

От её слов ему стало легче. Тело снова начало его слушаться. Коул резко дёрнул молнию вниз, скинул куртку и свитер, за которыми последовали дутые штаны.

— Зачем всё это? — спросил мужчина и плюхнулся на кровать, недовольно посматривая на кучу вещей на полу.

Марта заняла место на кресле, поджав под себя ноги. Отвечать она не торопилась, да и на Коула не смотрела. Он помахал, привлекая к себе внимание — реакции ноль. Девушка сознательно игнорировала его.

— Мы поедем в поселение ведьм, — тяжело вздохнув, всё-таки призналась она. Было видно, что говорить правду ей не хотелось.

— О, ты тащишь меня в осиное гнездо. Надо помочь с зачисткой?

Марта вскинула голову и возмущённо воскликнула:

— Коул! — У неё даже щёки немного покраснели.

— Ну а зачем ещё тащить охотника на ведьм в город ведьм?

— Чтобы помочь тебе же. Сомневаюсь, что твои дружки захотят тебя излечить. Скорее будут использовать на пределе возможностей, а потом оставят умирать.

— Ты их не знаешь, — сквозь зубы прошипел Коул. — Не удивлюсь, если твои подружки из ведьминского городка расчленят меня, а потом используют мои внутренности для каких-нибудь мерзких обрядов.

Марта вся скривилась. Её лицо теперь выражало ничем не прикрытое отвращение.

— Сомневаюсь, что такое вообще возможно…

— Сомневаешься? — недоверчиво переспросил Коул. — Я видел их жертв. Они их убивают, а затем вырезают органы…

— Магия так не работает…

— … а кровь разливают по баночкам, чтобы использовать в дальнейшем. Мы с учителем гонялись за одной такой, когда он только взял меня в ученики. В рабочие дни милая директриса в детском доме, а в выходные… Ты знаешь, что она делала в выходные? Расчленяла деток, которых вроде как на прошлой неделе должны были забрать родители.

Марта не перебивала. Её трясло.

— Ты выворачиваешь факты наизнанку. Вот он ты — весь такой правильный — рассуждаешь о злобной ведьме, убивающей детей! Я её не оправдываю, но твои люди наставили арбалет на мою младшую сестру. Прошу заметить, она тоже ребёнок, никому не причинивший вреда.

— А ты уверена, что это был кто-то из охотников? — резонно спросил Коул. — Может, ты кого-то довела до ручки, и он решил тебя припугнуть.

— Не неси чушь! Кроме вас — некому. — Марта сделала глубокий вдох. — Хватит. Не хочу больше об этом говорить. Пусть каждый остаётся при своём мнении. Иди ешь, а то уже всё остыло.

Коул закатил глаза и, взяв поднос, вернулся на кровать. На самом деле спорить с Мартой у него особого желания не было. Куда больше его интересовал Чарли. Но в тот момент спросить о нём было бы неуместно, так что он уплетал свой обед, косо посматривая на девушку. Когда он доел, Марта забрала поднос и вышла из комнаты, бросив перед этим:

— Я пошла собираться. Скоро выдвигаемся.

Коул чувствовал себя некомфортно в преддверии ожидавшей его поездки. Ему не хотелось ехать в гнездо гадюк и отдавать себя на их милость. Вот только выбора у него практически не было. Марта вполне могла бы ему приказать, и он безропотно подчинился бы. В таком случае даже побег не предоставлялся бы возможным, если у него не будет надёжных беруш. Вот только и они его не спасли бы. Мужчина всё ещё отчётливо помнил огромные невидимые руки, которые сжимались на его шее. Чего ей стоит провернуть подобное ещё раз? Надави Марта тогда чуть сильнее — и он был бы уже мёртв.

Так что Коулу не оставалось ничего, кроме как смириться со своей участью. Он сомневался, что кто-то из охотников действительно смог бы убить Марту Рудбриг. Та ведьма, расчленявшая детей, не была способна сотворить того, что делала Марта. Она была абсолютно на другом уровне.

***

Марта вернулась, когда солнце уже практически село, одетая в наряд, который казался уменьшенной версией тех вещей, которые она принесла Коулу в обед. В руках она держала чёрную шерстяную шапку и ботинки охотника, с которыми он уже давно попрощался.

Коул быстро оделся в вещи, которые всё это время лежали на полу, и обулся, а затем вышел из комнаты вслед за Мартой, сменив своё место пребывания впервые за две недели или около того.

Мистер Рудбриг поджидал их у подножья лестницы с дорожной сумкой в руках. Он был одет так, словно собирался провести обычный вечер у камина с книжкой в руках. Это натолкнуло Коула на мысль, что с ними он не поедет. Он не знал, радоваться этому факту или нет. Маленькой леди нигде видно не было.

Вместе, они вышли из дома и направились к внедорожнику, припаркованному за воротами. За рулём Коул разглядел Кеторин. Чёртову ведьму, которая водила за нос его Наставника.

Внутри тут же поднялась волна гнева, которую он попытался затолкать обратно.

Из-за этой женщины его жизнь превратилась в полнейший хаос. Если бы она не строила против него козни, всё могло бы сложиться по-другому. Именно она привела его туда, где он был, и именно она теперь вела его туда, где ему быть совсем не хотелось. Он чувствовал себя мышонком, над которым Кеторин ставила какие-то эксперименты. И Коулу определённо не нравилось, что он не понимал ни мотивов, ни конечного результата, которого Кеторин хотела достичь.

Проходя через калитку, охотник чувствовал себя так, словно заходил в море во время сильного шторма: делаешь шаг, но волна сносит тебя обратно. Странное и даже жуткое ощущение. Никогда прежде он не испытывал подобного. И не хотел бы испытывать вновь.

Кеторин выскочила из машины и поспешила к ним. Под жёлтым светом уличного фонаря Коул отчётливо видел её яркую улыбку. Примерно так же она улыбалась ему, когда он приходил забирать тот проклятый амулет для защиты от тёмных сил. О, она определённо отлично посмеялась после того, как он ушёл, будучи в полной уверенности, что кошачья шерсть защитит его от любого магического воздействия.

— Уже готовы?

Ведьма продолжала улыбаться, а Коул гадал, успеет ли он её придушить, прежде чем Марта сможет его обездвижить. Наверное, не успеет. Жаль.

— Да, — Марта зачем-то ещё и кивнула. Наверное, простого утверждения было недостаточно.

— Отличненько, — протянула Кеторин и подошла вплотную к Коулу.

На него пахнуло едкими цветочными духами с примесью церковного ладана. Захотелось немедленно зажать нос руками.

— Неплохо держишься, охотничек. Хотя признаки вредных привычек на лицо. Вон какие белки красные.

Как она разглядела его белки при таком свете, оказалось для Коула загадкой. Он вот даже не мог разобрать, какого цвета были её глаза, что уж говорить о белках.

— Ты сможешь его вылечить?

Коул перевёл взгляд на мистера Рудбрига, который выглядел куда более озабоченным, чем обычно. Возможно, причиной был вчерашний разговор. Он задумался о том, что мог отец Марты знать об Аде (если, конечно, брать на веру, что он действительно был знаком с Чарли). Скорее всего — ничего. Ведь всё случилось уже после смерти брата, и тот факт, что мистер Рудбриг не узнал Коула изначально, вполне доходчиво объяснял, что его нисколько не интересовали младший брат и сестра погибшего друга.

— Не знаю, — ответ Кеторин вернул Коула в настоящее, — надеюсь, что да. Если же нет, то мы можем попытаться выторговать для него запас этой дряни, чтобы он мог прожить несколько десятилетий. Коул, тебя бы устроила смерть в пятьдесят?

— Ты это серьёзно? — выражение лица Алистера выдавало его мнение о Кеторин. И Коулу было приятно знать, что не ему одному не нравится эта женщина.

— Я просто рассматриваю все возможные варианты, — пожала плечами та. — Не воспринимайте всё слишком серьёзно.

Последние слова хозяйка «Ведьминой обители» произнесла с толикой издёвки в голосе. Мистер Рудбриг хотел что-то сказать, но Марта осадила его.

— Пожалуйста, не начинай.

— Мне она не нравится.

— Это прискорбно. Потому что мне вы очень нравитесь, — если бы улыбка Кеторин могла стать шире, то непременно стала бы. Коул всё не мог понять, была ли она честна или же насмехалась над мистером Рудбригом. — Давайте выдвигаться, дорога нас ждёт долгая. Ещё успеем обсудить, кто кому и в какой степени нравится. Или же наоборот.

Кеторин запустила руку в карман пальто и выудила оттуда два металлических браслета. Обычные тонкие обручи без каких-либо украшений.

— Надевайте, — приказала она и протянула один Марте, а другой — Коулу.

— Это ещё зачем? — возмутился тот, не желая принимать ничего из рук этой женщины.

— Затем, чтобы наш маленький принц не сбежал в ночи. Они заговорённые. Не дают возможности отойти от обладателя второго браслета более, чем на пару десятков шагов. Ты уж извини, мальчик, но я тебе не доверяю.

Марта стянула перчатку и без малейших вопросов натянула браслет на руку.

— Не стану, — отрезал Коул, буравя ведьму взглядом. — Я тебе не комнатная собачка.

— Конечно же, нет. Только лучше ты будешь делать, что тебе говорят, по доброй воле, а не против неё. Результат-то один, — от её жеманной улыбки по спине побежал холодок. — Ну так что? Наденешь? Или мне попросить Марту приказать тебе?

— Ты переходишь границы, — выражение лица Алистера Рудбрига Коул охарактеризовал, как мрачное.

— А их кто-то проводил? — как ни в чём не бывало спросила женщина. Теперь Коул увидел наглядный пример выражения «косить под дурочку».

— Коул, надень, — вмешалась Марта. Выглядела она при этом, как человек, который всеми возможными путями пытался избежать конфликта. — Пожалуйста.

Коул глубоко вздохнул и, выхватив браслет из рук Кеторин, резко надел на своё запястье, ощутив при этом лёгкое покалывание по всему телу. Ничего ведь особо не изменилось, не так ли? Раньше его клеткой был подвал, затем условия улучшились до целой спальни, а теперь его клеткой стала Марта.

— Чудненько. Теперь точно можем выдвигаться, — хозяйка «Ведьминой обители» обогнула машину и открыла багажник. — Ты не забыла то зелье, которое я тебе варила? Не нужно, чтобы в поселении кто-то раньше времени узнал, что ты умеешь колдовать.

Мистер Рудбриг поставил сумку в багажник, стараясь не подходить к Кеторин слишком близко.

— Да, взяла.

Ведьма кивнула и захлопнула багажник. Она обошла машину и вновь заняла водительское сиденье. Завела двигатель и открыла окно с пассажирской стороны.

— Запрыгивайте, ребята. Кстати, пока не забыла: Джуди придёт завтра после обеда. Вы её либо впустите в дом, либо можете пока заниматься в «Ведьминой обители». Я её закрыла на время нашего отсутствия. Не думаю, что Джуди справится с управлением баром.

***

Коул всегда был именно тем человеком, который засыпал в машине, стоило ей только тронуться с места. Исключением были только те случаи, когда ему приходилось самому садиться за руль. И даже тогда его пределом были три часа бодрствования с перерывом на заправку и кофе. По истечении этого времени он уже клевал носом и гадал, почему не поехал на автобусе.

Тот факт, что Кеторин проехала больше суток за рулём, накачивая себя несчётным количеством кофе и энергетиками, пугал Коула. Лишь пару раз она пустила Марту за руль и немного поспала, когда они выехали на северное шоссе, и, судя по навигатору, который вёл их к какой-то заправке, ехать прямо, никуда не сворачивая, нужно было примерно часов восемь.

Пару раз они останавливались на заправках, чтобы пополнить запасы кофе для Кеторин и посетить туалет. И каждый раз Коул чувствовал себя максимально некомфортно, ведь Марта буквально сторожила его под дверью. Девушке сие мероприятие, похоже, тоже не очень нравилось, потому что ему приходилось делать то же самое. Каждый раз, когда он пытался отойти от неё дальше допустимого, между ними словно натягивалась невидимая нить, таща его обратно. Интересно, Марта тоже это чувствовала? Или то была специальная функция лишь для него?

За время пути Коул узнал две вещи. Во-первых, поселение ведьм находилось в каком-то магическом кармане. Что-то вроде складки в пространстве реальности, куда попасть можно из самых разных мест. А тот вход, куда они отправлялись, был ближайшим к ним и не особо охранялся. Примерно так объяснила это Кеторин, а Коул постарался запомнить на случай, если ему эта информации понадобится в дальнейшем.

Во-вторых, Марте ни в коем случае нельзя говорить, что она ведьма и использовать свои силы. Вначале этот факт обрадовал Коула, но Кеторин продолжила объяснять ситуацию, и он расстроился. В крайнем случае Марта могла прибегнуть к своим способностям, но ей нужно было постоянно мазаться каким-то зельем, которое прячет магический след. Что это такое, Коул так и не понял, но спрашивать не стал, тем более в присутствии Кеторин.

Официально предлогом для их появления в поселении была следующая байка: Коул, старший брат Марты и наркоман, на одной из тусовок употребил некую субстанцию для сильного прихода, но это, о Боги, оказалась волшебная трава. И теперь Марта, как любящая и глубоко озабоченная судьбой непутёвого старшего брата сестра, таскает его по всем ведьмам и гадалкам, чтобы излечить. И, конечно же, Коул ни в коем случае не должен говорить, что он охотник, да и вообще ему лучше помалкивать и изображать из себя дурачка.

Пока парень слушал словесные излияния Кеторин, его кулаки то и дело сжимались и разжимались, а щёки горели. Он из всех сил боролся, чтобы не придушить женщину. Останавливало его два факта: Марта и то, что Кеторин большее время была за рулём. Наверняка чувствовала, как он взглядом буравит её затылок через подголовник.

Возможно, ведьма говорила что-то ещё, но Коул этого не слышал — по большей части он спал. И счёл это за благо, потому что слушать Кеторин и не испытывать при этом приступы агрессии он не мог. А вот Марта — напротив — разговаривала с ней и даже искренне улыбалась, что не давало Коулу покоя.

К заправке, которая, судя по навигатору, была их конечной точкой, они подъехали к вечеру следующего дня. Но не остановились возле неё, как Коул предполагал, а свернули на просёлочную заснеженную дорогу, ехать по которой было тем ещё удовольствием: машину постоянно потряхивало, а Коула мотало из стороны в сторону на заднем сиденье, словно он был теннисным мячиком, а боковины машины — игроками. Пару раз он даже сильно приложился головой, и у него определённо будут синяки на плечах.

Примерно через час или около того дорога кончилась. Они въехали в густой лес.

— Машину оставим здесь. Дальше пойдём пешком.

— Ты шутишь?! — на лице у Марты отразилось недоверие.

— Чрезвычайно серьёзна, — ответила Кеторин и заглушила двигатель. — Углубимся немного в лес, разобьём лагерь, переночуем, а с утра пойдём к поселению. Ночью до реки не добраться, только ноги себе переломаем с таким-то снегом.

— Теперь понятно, почему этот вход не охраняется, — протянула Марта, всплеснув руками, — потому что ни один идиот сюда не полезет. Ты не говорила, что нам придётся ночевать в лесу.

— Теперь говорю.

— Мы можем поспать в машине, а завтра двинуться в путь, — предложил Коул, потирая ушибленное плечо.

— Исключено. Встать на путь можно только в темноте. Днём ты его просто не увидишь, так как магический след блекнет под солнечным светом.

— О, мы пойдём вместе с Дороти по дороге из жёлтого кирпича? — Коул театрально возвысил голос.

Кеторин обернулась к нему и натянуто улыбнулась.

— Что-то вроде того.

— И убьём злобную ведьму в конце? — продолжал паясничать Коул.

— Это специальная функция, её ещё нужно заслужить.

— Что, если я буду хорошим мальчиком, ты позволишь себя убить? Какая неслыханная щедрость! А что будет, если я буду самым-самым хорошим мальчиком?

— Тогда я, может быть, не отрежу твой язык и не скормлю его Тотошке, — предложила Кеторин, пародируя манеру Коула.

— Прекратите, — буркнула Марта и, отстегнув ремень, выпрыгнула из машины. — Ох!

Коул выглянул в окно. И без того невысокая Марта, казалось, уменьшилась на целую голову.

— Не представляю, как мы пойдём в глубь леса по такому снегу, — возмущалась девушка, пытаясь влезть на более толстый кусок наста. Получалось у неё это довольно комично: она то и дело проваливалась ещё глубже.

Наблюдая за этой сценой, Коул принял решение вылезти с другой стороны и оказался прав. Там снег был не таким рыхлым и не доставлял никакого дискомфорта.

Марта громко выругалась, а Коул закусил губу, чтобы не рассмеяться. Вот тебе и непобедимая ведьма — со снегом справиться не может. Марта ещё какое-то время сражалась со своим природным врагом, а Кеторин тем временем вышла из машины и, открыв багажник, указала Коулу на его содержимое. Там оказались несколько сумок и два спортивных рюкзака, на которых закреплялись спальные мешки. Кеторин взяла рюкзак поменьше.

— Бери всё остальное.

— С чего бы это? Моих вещей там нет.

— Значит, и спать ты будешь на снегу, — пожала плечами женщина. — Давай пошевеливайся, нужно же отрабатывать плату за помощь.

Марта как раз выбралась из снега и подошла к ним. Выглядела она, мягко говоря, потрёпанной. Она забрала ту сумку, которую вчера принёс мистер Рудбриг, и слегка согнулась под её тяжестью.

— Давайте уже быстрее выдвигаться, а то мне холодно.

Коул тяжело вздохнул и забрал оставшиеся вещи. Придирчивым взглядом он окинул лес, расходившийся от них в разные стороны. Никакой дороги из жёлтого кирпича не было, точнее, ничего, даже относительно похожего на дорогу или хотя бы звериную тропу.

Кеторин закрыла багажник, лишив их даже того маленького источника света, и они оказались в тяжёлой глухой ночи, которую не пробивал даже самый маленький лунный луч — настолько небо было затянуто тучами.

— Похоже, будет снегопад, — задумчиво протянула она, запрокинув голову. — Даже не знаю, хорошо это или плохо.

Они углубились в лес, идя без малейшего источника света. В такой темноте Коул не видел дальше собственного носа, а Кеторин каким-то чудесным образом умудрялась их вести вперёд. Если у неё и были ориентиры, Коул их не заметил. Его предложение воспользоваться фонарём было отвергнуто, как глупое.

— След действительно очень слабый, — сказала Марта и указала куда-то в кромешную тьму впереди. — Свет будет только мешать.

Снег шуршал под ногами; местами наст не выдерживал, и ботинки утопали в сугробах. Коул замёрз, его носки были мокрыми, а кожу на лице так стянуло, что казалось, она вот-вот лопнет. Коул никогда не любил зиму. Мама в детстве даже называла его тепличным растением, настолько сильно он не переносил мороз. Был даже год, когда он прикидывался смертельно больным всю зиму, лишь бы не ходить в школу по снегу. Прокатило лишь пару раз, а потом отец, взяв его за шкирку, чуть ли не волоком оттащил в школу.

— Долго нам ещё идти? — не выдержав, спросил Коул, когда пальцы на его ногах замёрзли настолько, что он их уже не чувствовал. Получить обморожение из-за ведьм в его планы совсем не входило.

Мороз, снег и ведьмы. Всё, что он ненавидел, в одном месте — просто бинго! Какова вероятность, что на них нападут какие-нибудь звери? Медведи или, например, волки?

— Пройдём ещё немного, а потом остановимся и разобьём лагерь, — голос Кеторин был неровным, перебиваясь тяжёлым дыханием.

То, что для Кеторин было «пройдём ещё немного», для Коула оказалось невыносимым. Он шёл, чертыхаясь на каждом шагу, и мысленно проклинал всё, что видел. А видел он не много: Кеторин, снег, деревья и Марту. Он бы ещё и луну проклинал, но та спряталась за облаками и не желала показываться.

В итоге Кеторин решила остановиться только тогда, когда небо разразилось снегом, как будто его и так было недостаточно. А так как ему было холодно, он устал, и вообще ему всё надоело, то палатку он собрал сам. Смотреть на то, как Марта крутит в руках стержни каркаса, не понимая, зачем они нужны, возможно, и было бы забавно, но не в нынешних обстоятельствах, когда её оторванность от «природного мира» стояла между ним и относительным теплом.

— Ты ведь никогда не была в походах? — спросил он, забирая короткие стержни и интуитивно собирая их в один длинный.

— Я не большой любитель отдыха на природе. Лес, речка и комары — не моё, — ответила Марта, отойдя немного в сторону, освобождая ему место для манёвра, когда он начал вдевать длинный прут в нужную прорезь. — Я за цивилизованный отдых возле бассейна с той установкой, которая отпугивает комаров. Не помню, как она называется.

— Понятно. И в походы ты с классом не ходила, и в летние лагеря тоже не ездила, — подвёл итог Коул. Для него подобное было немного странным, ведь они с Адой годами не вылезали из летних лагерей, пока сестре не взбрело в голову, что для «леди» такое развлечение неприемлемо.

— Мама не любила отправлять меня куда-то одну, — призналась Марта, растирая замёрзшие руки в перчатках. — А я не особо просилась. В школе я никогда не была душой компании, держась особняком.

— О, неужели над маленькой ведьмой издевались? — Коул собрал второй прут и принялся вдевать и его.

— Нет. Никогда такого не было. Я просто не общалась с ними. Даже не знаю, как это назвать, — девушка пожала плечами. — Я никогда не любила детские игры и подобного рода времяпрепровождение. А когда начались вечеринки, я считала себя выше этого. Всегда спрашивала себя: «Эй, ну что ты там забыла? Будешь пить чай в сторонке, пока другие упиваются до бессознательного состояния?»

— Теперь понятно, — Коул принялся закреплять палатку, но в снегу это было задачей под звёздочкой. — Я знаю, как это называется: бабуля в теле молодой девушки! Чересчур ответственная и слишком рациональная. Тебе ментально восемьдесят, не так ли?

— Наверное, — хохотнула Марта. — Хотя мне иногда кажется, что давно перевалило за сто двадцать.

— Стареешь, — усмехнулся Коул, вытаскивая упавшую ветку, чтобы положить на один край палатки. Закрепить её крюками он так и не смог, так что с одной стороны пришлось привязать к дереву, чтобы ту не унесло ветром, пока они будут спать, хоть и понимал, что с ними внутри палатку вряд ли сдвинет с места.

Пока Коул с Мартой возились над местом для ночлега, Кеторин разложила костёр, если это можно было так назвать, потому что увидеть горящую металлическую пластину мужчина был точно не готов.

То был небольшой круг, на котором горел огонь, и Коул не знал, как реагировать на происходящее. С одной стороны, он чертовски замёрз, с другой — магический огонь, чёрт возьми! Неужели они не могли разжечь обычный? Собрать парочку веток и поджечь. Разве это так сложно? Но, когда на одной стороне весов — обморожение, а на другой — шаг в сторону от принципов… Коул всё же сел на корягу возле огня.

Марта устроилась рядом, и мужчина увидел, что ей так же холодно, как и ему. Она протягивала руки к костру и растирала пальцы в перчатках, пытаясь согреть их. Её уложенные кудряшки, с которыми она пришла сегодня утром, уже давно растрепались ветром, а сама она вновь была похожа на ту привычную ему уставшую Марту.

Кеторин приготовила всем чаю и достала из своего рюкзака бутерброды. Они оказались с ветчиной и каким-то странным на вкус соусом. Коул был чертовски голоден, а потому съел без каких-либо возражений. Благо, пока что это был обычный человеческий голод, вызванный усталостью.

Они сидели у костра, пили горячий чай и тихо разговаривали. Кеторин объясняла Марте, что в городе им придётся разделиться, и Марта сонно кивала, а её голова то и дело клонилась к плечу Коула.

И он бы, наверное, скинул девушку, если бы сам не начинал дремать. За время «заточения в башне» он отвык от физической нагрузки, и события последних дней умотали его. Коул клевал носом, попивая свой горячий чай, который согревал его изнутри, ещё больше настраивая на сон. Постепенно теряя нить разговора, он заснул, встрепенувшись лишь тогда, когда Марта потрясла его за плечо и предложила пойти в палатку. Позёвывая, Коул тут же последовал её совету и побрёл туда, где его ждал спальный мешок.

***

Ещё никогда в жизни Марте не было так сложно проснуться. Веки слиплись и не хотели подниматься, в глаза как будто песка насыпали, а во рту стоял привкус желчи. Чувствовала она себя, мягко говоря, паршиво, словно её пропустили через соковыжималку и оставили лежать на холодной земле. Хорошо хоть, что дали большую грелку, которая приятно подогревала её правый бок.

Сознание было каким-то вялым, и девушка никак не могла взять в толк, с чего бы кому-то давать ей грелку. Да и почему ей вообще так холодно?

Марта всё-таки разлепила глаза и уставилась на брезентовый потолок. Сонным мозгом пытаясь проанализировать происходящее, девушка завертела головойиз стороны в сторону. Она лежала в палатке. В лесу. А грелкой оказался Коул, к которому она прижималась в поисках тепла.

Кеторин же в палатке не было. Похоже, та проснулась раньше.

Девушка откатилась в сторону от охотника, утягивая за собой и свой спальный мешок. Коул что-то вяло и протестующе пробормотал, но не проснулся, чем принёс немалое облегчение Марте.

Ну и дура же она! Это ж надо было — устроиться под боком у человека, который пытался её убить. Марта расстегнула молнию на спальнике и вылезла из него, осматривая содержимое палатки на наличие ботинок. Они оказались возле клапана, ведущего наружу, вместе с сумкой с её вещами и вещами Коула. Там же валялись и мужские ботинки.

Марта не помнила, как вчера вернулась в палатку и расстелила спальник после посиделок с Кеторин у костра. Она чертовски устала и замёрзла ничуть не меньше, а, возможно, даже больше. Так что не было ничего удивительного в том, что укладывалась она спать чисто интуитивно на режиме автопилота. И то, что улеглась к Коулу под бок, тоже этим объясняется. Усталость отключила инстинкт самосохранения — всё понятно.

Покопавшись в сумке, Марта нашла греющие вкладыши для обуви и, вложив их в свои дутые сапоги, быстро обулась, чтобы не отморозить пальцы. Вкладыши были действительно очень тёплыми, и девушка тут же почувствовала себя немного лучше. Хотя мозг всё ещё работал достаточно вяло.

Накинув расстёгнутый спальник на плечи и натянув шапку по самые уши, Марта вылезла из палатки, сразу же закрыв за собой клапан входа, чтобы не выпустить то немногое тепло, что было в палатке.

Уже практически полностью рассвело. Солнце загоралось бликами на чистом снеге, который хрустел под ногами. Мороз щипал щёки, и Марта поспешила к костру. Магическому артефакту. Если честно, она и представить не могла, что огонь можно заключить в предмет. Вчера она сильно удивилась, когда увидела медный круг. Как много она, оказывается, не знала о магии.

Зима активно отвоёвывала территории, и ночью разыгралась настоящая метель, так что теперь вокруг пластины были сугробы и заледеневшая вода там, где снег таял, соприкоснувшись с огнём. Какая это всё-таки отличная вещь — огонь. Особенно когда вокруг такой холод.

Марта посмотрела в ту сторону, где виднелся магический след. Кеторин была права — днём его было практически невозможно различить. И солнце на горизонте лишь ухудшало видимость, смазывая и без того нечёткие контуры.

Девушка сонным взглядом окинула их небольшой лагерь, ища Кеторин. Вот только той нигде не было видно. Может, в кустики пошла. Саму Марту мысль о справлении нужды на морозе пугала.

Вот только следов на свежем снеге, если не считать тех, что оставила Марта, не было.

Прошло ещё несколько минут, прежде чем своим сонным мозгом Марта поняла, что могло значить отсутствие следов и вещей Кеторин.

Похоже, та ушла ещё ночью. И вещи свои она забрала с собой.

Марта громко выругалась, неверящим взглядом осматривая всё вокруг, надеясь, что глаза её спросонья не видят всего и что она просто заблуждается. Девушка даже несколько раз моргнула и ущипнула себя, чтобы проверить, не сон ли это.

Но ничего не менялось. Кеторин действительно ушла, оставив их с Коулом в лесу. И Марта всё никак не могла понять, почему.

========== Глава 22. В лесу ==========

Коул буквально вывалился из палатки. Ноги его дрожали, как у новорождённого оленёнка, и он едва ими перебирал. Так ещё и в голове была какая-то каша — в этот момент свой мозг он мог сравнить только с разварившейся овсянкой; наверное, потому что безумно хотел есть — вчерашних бутербродов ему явно было недостаточно.

Марта, сгорбившись, сидела на бревне у костра, закутавшись в спальный мешок. Коул подошёл к ней и сел рядом.

— Есть что поесть?

— Нет, — ответила девушка, не отрывая взгляда от телефона в руках.

— Прискорбно, — буркнул Коул и, кивнув в сторону средства связи, решил уточнить: — Что с ним?

— Сдох.

Односложные ответы Марты были какими-то странными. Она, конечно, и раньше была не особо разговорчивой, но всё вкупе: слова, которые она словно цедила, напряжённые плечи, нахмуренные брови и рассеянный взгляд, — насторожили Коула.

— Что произошло? — спросил парень, оглядывая их лагерь. — И где твоя подружка?

— Её здесь нет, — нервно хохотнула Марта и, вскинув голову, посмотрела на стоящего в недоумении Коула.

— Она что, нас кинула?

Марта закатила глаза и рассмеялась.

— Больше похоже, что нас заманили в ловушку, — девушка потрясла перед лицом Коула рукой с браслетом. — Он не снимается. Телефон разряжен. И я без понятия, куда идти. Сомневаюсь, что тащиться к ведьминской деревне теперь будет разумным. Наверное, нам стоит вернуться на ту заправку и попытаться вернуться домой.

— Идея-то имеет смысл, но… Сомневаюсь, что мы сможем вернуться. Я без понятия, куда идти, — Коул осмотрелся по сторонам: вокруг был лишь нетронутый снег.

Минуту постояв в тишине, размышляя и пытаясь взять под контроль гнев от ситуации, он продолжил:

— Ты всё ещё видишь дорогу к ведьмам?

— Это не дорога, — огрызнулась Марта.

— Не умничай, — Коул посмотрел ей прямо в глаза, вкладывая в этот взгляд всё своё негодование. Если так подумать, то в этой ситуации они оказались только по вине Марты.

— Я не умничаю. Это след, — натолкнувшись на полное непонимание, Марта скривила губы, словно попробовав что-то кислое, и задумалась, подбирая другое объяснение. — Сгусток света, если так проще. И да, я всё ещё его вижу.

— Значит, и о том, что днём этого твоего света не видно, ведьма тоже соврала, — подвёл итог Коул. — Ну да, женщина, которая подсунула мне кошачью шерсть вместо защиты, изначально была такой надёжной!

— Я не собираюсь обсуждать с тобой свои умственные способности, — едко сказала Марта и, вскочив на ноги, принялась наворачивать круги вокруг магического костра, то ли пытаясь согреться, то ли просто не в силах сидеть на одном месте. А, возможно, из-за всего сразу.

— Как жаль! А то у меня накопилось уже много замечаний.

— Вот и оставь их при себе.

Марта всё кружила и кружила, поднимая хлопья снега. И от этого у Коула уже начало рябить в глазах. Как будто слепящего солнца, отражённого бескрайней гладью снежного озера, было недостаточно.

— Прекрати вертеться и сядь. Мешаешь думать. А нам по-любому нужно решить, что делать. И как можно скорее — не хочу замёрзнуть до смерти, а потом с того света наблюдать, как волки грызут моё тело.

— Да что тут думать? — зло воскликнула Марта. — Нам нужно возвращаться.

— Повторяю, — процедил Коул, — у нас нет никаких ориентиров! Нас вела твоя ведьма! Сами мы просто потеряемся в лесу!

— Я должна вернуться, — не унималась девушка.

— Да что с тобой не так?! Зачем тебе возвращаться, если из-за этого нас скорее ждёт верная гибель от холода и голода?!

— Мегги, — бросила Марта и, остановившись, посмотрела на Коула так, словно он был самым тупым человеком, которого ей доводилось встречать в жизни.

— Нет, — отрезал Коул, категорично помотав головой. — Пойдём на этот ваш волшебный свет. Возможно, есть ещё один путь. Всяко лучше, чем бесцельно плутать по зимнему лесу.

— Но это может быть ловушка!

— Даже если так, ты что, хочешь замёрзнуть насмерть? Или чтобы тебя съели волки?

— Сомневаюсь, что они здесь есть, — отведя взгляд, буркнула Марта.

— То, что ты их не слышишь, не значит, что их нет. Нам нужно выдвигаться. И мы пойдём к ведьмам, как бы мне ни претила эта мысль.

— Коул…

— Не спорь, ты ведёшь себя неразумно. Ты нас в это втравила, но и дураку понятно, что сама вырулить ты не сможешь. Так что послушай меня: мы собираем вещи и идём на шабаш, а там уже будем решать проблемы по мере их поступления. Мы связаны, — он потряс браслетом, — и действовать мы должны общими усилиями и никак иначе. Согласна?

Марта неуверенно кивнула, плотно сжав губы. Да уж, такого утречка Коул не ожидал. Собственно, как и предательства Кеторин. Надо же, бросила их в лесу.

Он считал её ведьмой, которая дурит охотников ради защиты своих. А теперь? Она, получается, бросила свою — такую же ведьму. Коул просто не мог понять, что творится в голове этой женщины. И что их ждёт дальше? Если их заманивали в ловушку, то с какой целью?

Мысли роились в его голове, пока мужчина убирал палатку и перебирал содержимое сумок, составляя список того, что у них есть. А полезного у них не было практически ничего, кроме палатки, его личной дозы «вкуснятинки», несчастного котелка и того странного металлического диска, который извергал огонь — удивительное проявление щедрости Кеторин. Вот только Коул не имел ни малейшего понятия, как взять этот диск с собой. Оставалось надеяться, что Марта умела с ним обращаться.

Хотя пока что от девушки толку было мало: она всё время сидела у костра, смотря перед собой. Было видно, что мыслями она витала где угодно, но только не здесь.

Коул дал ей котелок и предложил растопить в нём немного снега. Марта, конечно, котелок взяла, но выглядела при этом так, словно он дал ей коровью лепёшку и предложил съесть. А когда парень ещё и сказал, что получившуюся воду они будут пить… О, лицо Марты нужно было видеть! Коул, несмотря на ситуацию, согнулся пополам от смеха.

Марта насупилась, подумав, что это он просто над ней подшутил, а она купилась ему на потеху. Когда же поняла, что не шутил, насупилась ещё больше, и Коулу стоило больших усилий не засмеяться снова. Эта ведьма и реальный мир шли параллельными дорогами и, похоже, никогда не пересекались.

Однако пить талую воду Марта не стала. Коул не знал, были это принципы или банальная брезгливость, но придерживался мнения, что к концу вечера ей так или иначе придётся пересмотреть своё отношение: у них не было ни еды, ни воды, если не брать в расчёт снег. А сколько идти до поселения, Коулу оставалось только гадать — он волшебного света и в помине не видел. Неудивительно, что наставник ничего не говорил о больших поселениях ведьм; всегда охотясь с Коулом на одиночек.

В путь они двинулись где-то через час, если судить по наручным часам Марты. И таки прихватили с собой тот магический диск. Оказалось, его нужно было сложить пополам, чтобы пламя потухло, а потом раскрыть вновь для получения огня. Удобная штука, ничего не скажешь: не нужно ходить по лесу в поисках хвороста, а потом ещё думать, чем его поджечь. Выбивать искру Коул не умел, а спичек Марта взять не додумалась. Хотя, возможно, они были у Кеторин, и та просто забрала их с собой.

По большей части шли путники молча, чтобы лишний раз не выпускать тепло. Точнее, Коул внушал себе, что именно поэтому они молчат, а не потому, что им совершенно не о чем разговаривать. Он бы мог спросить о Чарли, но всё ещё был не готов услышать ответ. Так что тему брата парень и не думал поднимать, а больше говорить было не о чем, кроме как о вероломном поведении Кеторин, но в этом смысла было не больше, чем в обсуждении погоды. Оба знали, что их предали, и обоих злил этот факт.

Так что шли они молча. В неизвестном для Коула направлении. Марта вела его, и ему оставалось только надеяться, что она знает, куда идёт.

Было чертовски холодно, и к обеду Коулу безумно захотелось есть, вот только еду взять было неоткуда. Можно, конечно, поохотиться: из ружья он стрелял хорошо, с пистолетом дела обстояли ещё лучше. С арбалетом, правда, были некоторые проблемы — для Коула он был слегка тяжеловат. Но даже так он вполне мог бы подстрелить какого-нибудь зайца, и они поджарили бы его на костре. Вот только под рукой не было ни ружья, ни пистолета, ни арбалета, ни даже самого старого ржавого ножа. А силки ставить Коул не умел.

Горе-охотник шёл, мысленно перебирая все произошедшее с ним за последнее время.

«Ох, яйца, как же я по вам скучаю,» — проскользнула бредовая мысль, когда живот в очередной раз заурчал.

— Думаешь, она подсыпала снотворное в тот странный соус в бутербродах? — спросил Коул, когда мысленно дошёл до вчерашнего вечера, вспомнив, как резко ему захотелось спать.

— Я не ела бутерброды, — сиплым голосом ответила Марта. — Только чай.

— Думаю, снотворное было и там, и там, — предположил Коул. — Женщины — опасные создания.

Марта хмыкнула.

— Она вполне могла нас отравить, но не сделала этого. Значит, мы ей нужны. Вопрос только один — для чего?

— А вариант, что она просто решила над нами поиздеваться, тебе не нравится? — Марта посмотрела на него через плечо снисходительным взглядом, не останавливаясь. — И не надо так на меня коситься.

— Как?

— Словно я самый глупый человек на свете, — пояснил Коул. — А каждый раз, когда ты закатываешь глаза, так и хочется зарядить тебе подзатыльник.

— Я не закатываю глаза! — взвизгнула Марта, зло шагая вперёд.

— О, поверь мне: ты делаешь это почти постоянно. Словно люди вокруг тебя какие-то не такие… низший сорт! И ты так снисходительно закатываешь глаза и поджимаешь губы!

Марта резко остановилась и развернулась к Коулу лицом.

— Я так не делаю, — девушка чеканила каждое слово, буравя Коула недовольным взглядом.

— Делаешь! Ещё как делаешь! Даже сейчас твой взгляд прямо-таки кричит: «Боже, я наступила в прелый виноград. Мои дорогие слуги, смойте его!»

— Идиот! — зло прошипела Марта и, развернувшись, пошла дальше, тяжело топая по снегу. А Коул только хмыкнул себе под нос, подивившись тому, что задел девушку такой ерундой.

***

Марта чертовски замёрзла, её буквально колотило. Но она внушала себе, что это из-за злости.

Злилась девушка буквально из-за всего. Её раздражал снег под ногами. Её доконал этот чёртов мороз — ей казалось, что в конце пути, где бы они ни оказались, ей придётся отрезать пальцы рук и ног, потому что они отмёрзнут настолько, что пользоваться ими будет уже нельзя. Её бесил Коул с его едкими замечаниями — он то и дело указывал ей на то, что она какая-то неправильная, да ещё и на то, что позволила себя обмануть.

Ох, Кеторин! Когда они встретятся — потому что никакого «если» быть не могло, ведь они непременно встретятся — так вот, когда это случится, Марта самолично свернёт ей шею и будет наслаждаться хрустом ломающихся костей!

Кеторин самолично нажила себе врага. Надо же было оставить её одну в лесу с человеком, который уже не раз пытался её убить! И не просто оставить, а привязав к нему — Марта уже не единожды пыталась снять браслет, но безрезультатно. И это тоже её злило.

А высшей точкой кипения — мыслью, от которой Марта не могла отделаться, да и не хотела, — была Мегги. Мегги, которая находилась сейчас очень далеко. Осознание того, что, если с сестрой что-то случится и Марта об этом не узнает и не сможет помочь, гложило её. Марте хотелось кричать. Хотелось сравнять этот чёртов лес с землёй. Но она продолжала идти к магическому следу, толком не зная, что ждёт её в конце пути.

Мир снова перевернулся вверх тормашками, накалив нервы девушки до предела. А голод и холод лишь ещё больше распаляли ярость.

Они шли, пока солнце не начало клониться к горизонту. К этому времени Марта практически выбилась из сил и замёрзла так, как не замерзала никогда в жизни. Её обувь была мокрой, как и штаны, как и перчатки, как куртка и свитер. Ещё и ветер пробирал до костей. И за всё это время они ни на йоту не приблизились к магическому следу — он всё так же мерцал вдалеке между деревьями.

Коул предложил разбить лагерь возле старого высокого дуба, чтобы можно было привязать к нему палатку, и Марта согласилась — всё равно других вариантов у неё не было.

Охотник поставил палатку, и они решили положить огненный диск внутри неё, надеясь, что тот не подожжёт брезент, который был их единственным укрытием от начинающейся бури. Марта разделась и попыталась развесить вещи в палатке, чтобы те хоть немного просохли. Коул последовал её примеру. Хорошо, что Марта взяла с собой немного сменной одежды и им не пришлось сидеть голышом на морозе. Хотя в палатке было относительно тепло из-за пламени огня и безумно влажно из-за мокрых вещей, как в бане.

Марта закуталась в спальник и уселась рядом с огнём, стараясь не думать о еде. Получалось с периодическим успехом.

— Не хочешь поговорить? — нарушил тишину Коул, присев рядом.

— О чём? — устало отозвалась Марта. — О том, какая я неприспособленная к жизни? По-моему, ты уже много чего наговорил на эту тему.

— Не обязательно об этом, — Коул прикрыл глаза и вытянул руки, чтобы погреть их над огнём. — Просто поговорим о чём-нибудь, чтобы скоротать время. А то от тишины свихнуться можно. К примеру, я у тебя что-нибудь спрошу, ты ответишь, потом спрашиваешь ты, если хочешь, и отвечаю я — и так по кругу.

Марта кивнула, но, поняв, что Коул этого не видел, произнесла:

— Хорошо.

— Хорошо… Ты в порядке? — немного подумав, задал первый вопрос Коул.

— Да.

— Ты знала, что, когда у тебя шалят нервы, ты скатываешься до односложных ответов? — Коул повернулся к девушке, приоткрыв один глаз.

— Не знала, что ты заделался моим психологом, — усмехнулась Марта.

— А у тебя такой был?

— Да.

— Воу. Можно немного подробностей? Не хочу думать, что сижу в лесу с женщиной, у которой шарики за ролики заехали.

— Это было в детстве. Я уже всего не помню. Вроде бы я постоянно плакала, когда отец приближался ко мне или что-то подобное. Мама ничего не предпринимала, а отец и подавно. Так что в какой-то момент мадам Рудбриг всё это надоело, и она втихую начала водить меня к детскому психологу, — пояснила Марта после некоторых раздумий.

— Мадам Рудбриг?

— Моя бабушка.

— Так бы и сказала, — хмыкнул Коул. — Зачем так официально называть собственную бабушку? Словно она тебе посторонний человек.

— Привычка. Мама так её называла, вот и я переняла манеру, — пожала плечами Марта, чувствуя, как начинает понемногу согреваться.

— И всё-таки ты странная. А что там с твоим врачом? — спросил Коул, немного придвинувшись. Марте показалось, что движение было неосознанным. Он просто искал тепла. Она же постаралась не обращать на это внимание.

— Если я правильно помню, я посетила не больше трёх консультаций, прежде чем мама узнала об этом… Собственно, так всё и закончилось.

— И как? Помогло? — спросил Коул. — И только попробуй вновь бросить на меня свой недовольный взгляд.

Марта резко одёрнула себя, к своему же недовольству поняв, что парень её подловил. Снова вернув «нормальный» взгляд, она ответила:

— Не особо. Мне не нравилось ходить к мозгоправу, и скандал, последовавший после, мне тоже не понравился. Знаешь, моя мама никогда особо не кричала: она просто смотрела осуждающим взглядом — а ты понимай, как хочешь. Точнее, она не кричала на меня и Мегги, а вот на отце мама временами отыгрывалась. А он только и делал что молчал.

— О, ну теперь понятно, от кого у тебя этот взгляд, — Коул нервно хохотнул и стукнулся коленом о колено Марты.

Девушка поджала губы.

— Ты будешь слушать или и дальше обсуждать мою мимику? — возмутилась она. — Что поделать, если у меня такой взгляд? Мне вообще не смотреть на тебя? Завязать глаза повязкой? И нет, кстати, я не считаю тебя тупым, если для тебя это так уж важно — просто у меня такой взгляд! Смирись и живи с этим!

Произнеся свою пламенную речь, Марта тяжело выдохнула, сопроводив это действие заодно и недовольным фырком.

— Ну ты и разошлась. — одобрительно кивнул Коул. — Мне кажется, будь у тебя под рукой сейчас что-то тяжёлое, ты непременно запустила бы мне этим в голову, — Коул, к удивлению Марты, продолжал улыбаться. И от этой улыбки девушка чувствовала себя странно — на её памяти охотник впервые так много улыбался.

— Знаешь, до недавнего времени я и не думала, что ты такой балабол, — усмехнулась Марта, успокоившись, и отвернулась к огню, не в силах смотреть на Коула.

— Что есть, то есть, — в голосе мужчины слышались те же смешливые нотки. — Так чем закончилась твоя уморительная история о постановке мозгов на место?

— Ничем, в общем-то. Я просто начала давить в себе всякие эмоции по отношению к отцу, чтобы не нарываться на очередной скандал, — пожала плечами Марта и тяжело вздохнула. — Как видишь, с периодическим успехом у меня это получается.

— Даже интересно, что такого мог сделать мистер Рудбриг, чтобы вызвать у своего ребёнка панический страх, — рассеянно пробормотал Коул, а затем громко чихнул.

— Страх? — Марта подняла на парня удивлённый взгляд. — Я никогда не испытывала к нему страха. Опасаться его, бояться того, каким будет его мнение — да. Но даже когда я поступала, мягко говоря, неправильно и боялась, что отец всыплет мне по первое число — чего он, кстати, никогда не делал, — я никогда не испытывала к нему панического страха, — вновь повторила девушка. — Это нечто другое.

Марта пожала плечами. И, минуту подумав, продолжила:

— Каждый раз, когда я рядом с ним, в моей груди словно открывается бездна. Тоска. Одиночество. Пустота. Вот, что я чувствую. Но не страх. И знаешь, что самое странное? После маминой смерти стало чуточку легче. Словно кто-то приоткрыл кран, и в эту бездну начала сочиться вода, понемногу заполняя её. Хотя разве у бездны может быть дно?

К глазам подступили слёзы, и Марта до боли закусила нижнюю губу, давя их в зародыше — плакать перед Коулом она не станет, хоть ей и казалось, что сегодня он не станет её осуждать.

— Высокопарные слова, — протянул парень, откинувшись на руках назад. — Но суть я уловил. Это похоже на то, что я испытал после смерти Ады. Словно от меня оторвали кусок, и я уже никогда не стану прежним.

В его голосе звучала та самая застарелая тоска и боль, которую Марта хорошо знала, ведь жила с ней всю жизнь.

— Ада — она… Она была твоей девушкой?

Коул непонимающе уставился Марту, и она неуверенно продолжила:

— Ты звал её в бреду и просил простить тебя. Я подумала, что вы поругались перед её смертью или…

— Ада — моя сестра, — перебил Коул. — Сестра-близнец. И да, она умерла, но я не хочу обсуждать это с тобой.

Марта ощутила себя, как человек, в руках которого захлопнулась шкатулка, чуть не прищемив пальцы. Ей даже показалось, что она услышала хлопок, с которым Коул закрылся от неё, разорвав то ощущение покоя, которое окутало их совсем недавно.

В этом было нечто странное. Марта и подумать не могла, что именно Коул Томсон вызовет у неё такие чувства.

Охотник резким рваным движением вскочил на ноги, пригибая голову, чтобы не цепляться за крышу палатки. Он не смог бы выпрямиться во весь рост, даже если бы захотел.

— Пойду наберу снега, — бросил мужчина, — тёплая вода немного притупит чувство голода.

Всё ещё не совсем пришедшая в себя, Марта просто кивнула и пошла расстилать свой спальник. Уснула она прежде, чем Коул вернулся.

***

Проснулась Марта в ещё более странной позе, чем вчера. Она буквально забралась на Коула, обхватив его руками и ногами, как обезьянка. Медленно, очень медленно, Марта подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

Дышал парень ровно, и глаза под веками вроде тоже не двигались. Марта пришла к выводу, что он спит.

Девушка вздохнула от облегчения и откатилась в сторону. Похоже, вчера она так и уснула в расстёгнутом спальнике. Марта никогда не любила спать в тесноте, её главным принципом всегда было «чем больше кровать, тем лучше».

Оставалось только надеяться, что Коул никогда не страдал чутким сном и не станет попрекать её тем, что она делала в бессознательном состоянии.

Охотник проснулся уже после того, как Марта натянула на себя всё ещё не просохшие вещи. Похоже, с мыслью о сухой одежде в ближайшее время стоит попрощаться. Коул брезгливо кривился, когда одевался, но ничего не сказал.

Позавтракали они тёплой водой, что на фоне полного отсутствия еды уже вторые сутки показалось Марте роскошью. Ещё со вчерашнего вечера она испытывала лёгкую тошноту и боялась, как бы недомогание не превратилось в лихорадку или ещё что похуже.

Едва рассвело, они двинулись в путь. Ночью снега навалило ещё больше, словно у неба появились излишки, от которых следовало избавиться как можно скорее. Им приходилось пробираться по свежим сугробам, то и дело увязая по колено, а то и выше. Как-то раз Марта даже провалилась по самую шею, и снег попал ей за шиворот. Она проклинала всё на свете: свой маленький рост, Кеторин, которая обрекла её на подобный турпоход, Коула, который пытался достать её, но лишь сильнее закапывал в снегу. В итоге, когда мужчина смог достать Марту из сугроба, она уже чуть не плакала от злости и собственной беспомощности.

Хотелось буквально спалить этот чёртов лес дотла, и ей казалось, что она вполне была способна на это — достаточно лишь посильнее её раздраконить, доведя до нужной кондиции. Марта решила, что, если с ней случится нечто подобное ещё хоть раз, она превратит это место в огромный камин — и всё равно, на что ради этого придётся пойти. Зато ей будет тепло!

К источнику магического следа они пришли, когда солнце было уже в зените. Точнее сказать время было нельзя — электронные часы Марты отказались работать ещё утром, а снежное купание их и вовсе доконало.

Марта рассеянно думала о неработающих часах, о пожаре в лесу и о своих злоключениях, смотря на пустой берег реки. От земли, припорошённой снегом, поднимался магический след. И всё. Никакого поселения, никакого входа. Да даже пещеры, в которой могли бы жить ведьмы, не было. Просто река или, скорее, даже ручей.

— Мы пришли, — не веря собственным глазам, произнесла Марта.

Запыхавшийся и уставший Коул огляделся по сторонам. Наверное, для него происходящее было ещё более неоднозначным, ведь он не видел светящейся земли у них под ногами.

— Возможно, всё не так плохо, и мы просто наткнулись на поселение ведьм-невидимок, — он старался говорить непринуждённо, вот только глаза его выдавали и рушили всю наигранность, как карточный домик.

— Или лилипутов, — вторила ему Марта, чувствуя, как её начинает захлёстывать истерика. — Аккуратнее, а то ещё раздавишь ведьму-королеву.

— А что, у ведьм есть королевы? — вскинул брови Коул, поддерживая игру, которая не давала им обоим впасть в отчаяние.

— Не знаю, — пробормотала Марта, смаргивая злые слёзы. — Но ты всё равно поаккуратнее, а то мне совсем не хочется выгораживать тебе перед стражей, если такая есть.

— А у тебя отличное воображение. — Коул щёлкнул замёрзшими пальцами. — Маленькое поселение ведьм в магическом кармане ты превратила в целое королевство с королевой и стражей. Надеюсь, у них будет сексуальная премьер-министр. Пусть это будет брюнеточка с голубыми глазами, передвигающаяся на метле.

— Нехилые у тебя запросы… — усмехнулась Марта, а затем её взгляд резко стал серьёзным. — Подожди… в каком таком кармане?

Коул присел на корточки и скинул с себя поклажу.

— Ну, помнишь, Кеторин в машине всё распиналась о том, что нам нужно попасть к неохраняемому входу в поселение. А поселение, мол, расположено в каком-то магическом кармане… хотя она выразилась как-то иначе, но сути это не меняет.

— Складка, — рассеянно пробормотала Марта, мысленно вспоминая всё сказанное Кеторин. — Точно! Коул, ты молодец! Поселение и не должно здесь находиться, понимаешь? Здесь должен быть вход!

Сама от себя не ожидая, Марта начала кричать, нащупав ниточку надежды.

— Поселение находится в складке — пространстве, образующемся меж материальных слоёв, — она рухнула на колени и принялась ползать по снегу, ища место, где магический след был ярче. — Магический карман. И нам нужно найти в него вход.

— Но это только в том случае, если ведьма опять не соврала, — мрачно сказал Коул, косо поглядывая на Марту.

Её воодушевление как-то разом пропало. К Кеторин у неё больше не было доверия. Она ведь и правда могла соврать и просто заманить их сюда. Но всё ещё оставался вопрос — зачем?

Пока Марта елозила по снегу, Коул собрал палатку и разложил магический костёр. Было понятно, что сегодня они так или иначе не двинутся в обратный путь: солнце уже клонилось к горизонту, и никто из них не желал блуждать в темноте по лесу, будучи крайне вымотанными.

Хотя возле реки и было холоднее, они всё же решили остаться там — Марта хотела узнать, изменится ли магический след с наступлением темноты.

Пока девушка сидела на бревне возле палатки, закутавшись в свой спальник и бесцельно смотря на магический след, с которым не происходило ровным счётом ничего, Коул нашёл куст засохшей ежевики и обломал с него веточки вперемешку и сухими ягодами. И Марта была ему безмерно благодарна, когда он сунул ей в руки котелок с тёмной жидкостью, в которой плавали разбухшие от воды ягоды. Марта выпила и съела всё, что было в ёмкости. Не весть какая еда, но от неё стало немного лучше.

Они заваривали такое подобие чая ещё несколько раз, передавая котелок друг другу. До этого «турпохода» Марта и подумать не могла, что будет есть и пить с Коулом из одной тарелки. Да и то, что она будет спать с охотником в одной палатке, тоже ей в голову не приходило.

— Слушай, я вот что подумал, — начал Коул. Сидя рядом с ней, он так же кутался в свой спальник, — ты могла бы наколдовать нам еду или, скажем, сухую одежду?

— Не знаю. Никогда не пробовала, если честно. За всю свою жизнь я использовала магию не больше десяти раз, и большая их часть приходится на последние недели.

— Может попробуешь?

— Это же насколько ты отчаялся, что просишь ведьму наколдовать еды? — усмехнулась Марта, посмотрев на Коула.

В свете закатного солнца он выглядел измождённым. Под недельной щетиной резко проступили скулы, а в мешках под глазами вполне можно было хранить овощи. В уголках губ залегли морщины, да и сами губы были странного синюшного цвета. Если так выглядел Коул, то как должна была выглядеть Марта? Девушка обрадовалась, что под рукой у неё не было зеркала: ей точно не хотелось бы видеть, в каком плачевном состоянии она пребывала.

Вот только Коула к тому же ещё била мелкая дрожь, и Марта всем телом ощущала исходящую от него вибрацию.

— Тебе нужна новая доза, — поняла она.

— Пока нет, но нас ждёт не самый приятный путь назад, и я не хочу умереть с голода раньше, чем распну эту суку на дыбе.

Марта хохотнула, и котелок в её руках затрясся.

— Приятно знать, что теперь ты не меня хочешь распять на дыбе. Давно надо было переключить твоё внимание на кого-то другого.

Коул ничего не ответил, просто хмыкнув, а Марте оставалось только гадать, что именно означала эта реакция.

Некоторое время они сидели в тишине, а затем Марта внезапно почувствовала и лишь потом увидела всплеск магической энергии.

Что-то произошло с землёй; она начала ярко светиться. Всё вокруг затопило тёплым светом, словно миру подкрутили насыщенность. А затем, когда свечение понемногу развеялось, на поляне появилась фигура. Мужчина в белой шубе и железными вёдрами в руках.

Коул вскочил на ноги и схватил валявшуюся на земле ветку. Марта осталась сидеть на месте, во все глаза смотря на мужчину. Тот обернулся к ним и удивлённо уставился на парочку у костра.

А Марта обомлела. Она видела его лицо раньше. Точнее, она видела более молодую версию этого лица. А если быть совсем точной, то она знала женщину — нет, девочку-девушку, — у которой было точно такое лицо.

— Джуди, — едва слышно произнесла Марта, и её голос потонул в завывании ветра.

========== Глава 23. Память с привкусом соли и пепла ==========

Терра заклеила очередную коробку с книгами и выпрямилась. Спина нещадно болела. Ещё бы — упаковать целую огромную библиотеку в картонные гробики. Когда книги стояли на полках, ей не казалось, что их было так много. Но на деле их оказалось просто безумное количество.

Терре нравилось ходить вдоль полок, водя ногтем по корешкам, и составлять списки того, что и когда она прочитает. Однако девушка куда больше любила составлять списки, чем читать книги из них. А вот Алистер любил читать. В том, что на этих полках не осталось ни одной книги, которую он бы не прочитал, Терра была уверена. Наверное, поэтому он и не помогал ей упаковывать книги: в библиотеку он зашёл лишь раз, тоскливо осмотрев владения теперь уже другого человека, и вышел. Это было три дня назад, и за всё это время Алистер больше ни разу не появился в библиотеке.

Конечно, иногда на помощь приходил Чарли, помогая переносить коробки в коридор, так как место на полу стремительно заканчивалось. А кроме Чарли помогать было и некому — слуг не осталось. Вчера вечером уехал садовник, предварительно составив список того, что необходимо для поддержания сада. Но Терра была уверена, что это последнее лето, когда, выглянув из окна, она увидит плодоносящие деревья и цветущие бутоны. Растениями просто некому заниматься; девушка никак не могла представить Мадам Рудбриг в соломенной шляпе и с лейкой в руках.

Сад загнётся — это факт. Но стоит ли переживать о саде, если им, вероятно, придётся вскоре покинуть поместье?

Терра чувствовала, как в доме с каждым днём растёт напряжение пропорционально скорости выноса вещей за его порог.

Раритетные машины мистера Рудбрига были проданы с молотка за бесценок. Остался лишь «форд» и мотоцикл Алистера. И если относительно первого Терра была равнодушной, то вот второй с радостью продала бы сама. Удивительно, что ни у кого пока не дошли руки. Будь её воля, мотоцикл оказался бы на продаже первым делом.

Мебель из неиспользуемых гостевых спален и картины также покинули их. Было даже непривычно идти по коридорам и видеть выгоревшие пятна на стенах там, где раньше висели произведения искусства.

Терра смотрела, как рушится её привычный мир, и ощущала себя одинокой. Никто не спрашивал её мнения, никто не делился с ней своими тревогами — девушка была просто сторонним наблюдателем разразившейся катастрофы. Семья Рудбригов замкнулась в своей проблеме, а Терра оказалась за бортом. Она и раньше чувствовала себя в этом доме чужой, но именно в тот период все чувства обострились и Терре хотелось выть от беспомощности.

Даже присутствие Алистера не могло сгладить углов. Сейчас ему определённо было не до маленькой Терры и её чувств — он решал вопросы семьи, пытаясь уберечь её от краха. Терра отчётливо видела, что Алистер был единственной тонкой нитью, которая удерживала его родителей от развода.

За каждым совместным приёмом пищи Мадам Рудбриг буквально метала взглядом молнии, а мистер Рудбриг сидел, понурив голову, и отмалчивался, в то время как Алистер отчаянно пытался не дать разразиться скандалу. Они с Чарли постоянно разговаривали, заполняя гнетущую тишину за столом, иногда втягивая в эти дебаты и Терру. Но той было некомфортно, и она то и дело отмалчивалась. За столом девушка чувствовала себя, как солдат на минном поле.

— Доброе утро, Терра, — поприветствовала её Мадам Рудбриг, войдя в библиотеку. За последние дни она так редко слышала этот голос, что даже удивилась тому, что мать Алистера не разучилась говорить.

— Доброе, — неуверенно ответила девушка и принялась заполнять новую коробку. Книг оставалось уже немного по сравнению с тем, что было в начале, и Терра решила не отвлекаться от своего занятия. Мадам Рудбриг сейчас возьмёт то, что ей нужно, и просто уйдёт, как и всегда.

Однако в этот раз женщина заняла одно из кресел с высокой спинкой и, похоже, не собиралась никуда уходить. В комнате словно стало прохладней. Мадам Рудбриг всегда действовала на Терру пугающе. Девушка всегда считала её ледяной статуей, а не человеком — Маргарет даже сидела, не позволяя себе расслабиться: с прямой спиной и вздёрнутым подбородком, цепким взглядом следя за Террой. От такого пристального внимания девушке стало крайне некомфортно. По спине побежали мурашки, а руки будто одеревенели: из них то и дело выпадали книги, с гулким ударом встречаясь с полом.

После третьего такого падения Терра ощутила, как к её щекам приливает кровь. Почему в присутствии Мадам Рудбриг она всегда чувствовала себя такой… беспомощной?

— Вы что-то хотели? — не выдержав, спросила она.

— Поговорить, — без тени эмоций в голосе ответила Мадам Рудбриг. Под её пронзительным взглядом хотелось съёжиться или сбежать. Почему нельзя улыбнуться или дать хоть какой-нибудь намёк, чтобы люди понимали, что от них нужно? — Может, присядешь?

Мадам Рудбриг всё тем же внимательным взглядом наблюдала за неуклюжими попытками Терры обогнуть коробки и занять кресло напротив, и ироничная складка залегла в уголках её губ.

— Никогда не могла понять, почему ты так боишься меня. Я же никогда не делала тебе ничего плохого.

— Не делали, — подтвердила Терра, ощущая, как холодок бежит вниз по шее. — Просто вы — это вы. Не знаю, как описать лучше, но от одного вашего взгляда бросает в дрожь.

Мадам Рудбриг хмыкнула — и то было единственное подобие смеха, на которое женщина была способна.

— Полезное умение. Особенно когда твоим мужем является такой человек, как Тим, — она прицокнула языком. — Ты знала, что он купил участок земли на Луне? Хотя сомневаюсь, что на Луне есть земля. Он держал это в строжайшем секрете — наверное, боялся, что я узнаю, как его облапошили.

Терра сложила руки на коленях, искоса смотря на Мадам Рудбриг, не зная, стоит ли говорить что-либо. Мать Алистера устало вздохнула, но даже не подумала откинуться на спинку кресла.

— Так что, в случае чего, мы вполне сможем переселиться на Луну, если у нас хватит денег на перелёт, — злая ирония в голосе женщины буквально жалила Терру, хоть она и понимала, что не была ни её причиной, ни объектом. — Даже удивительно, что Алистер не унаследовал таких потрясающих качеств. В этом плане тебе повезло.

— Я…

— Я не собираюсь обсуждать твои отношения с моим сыном, если ты об этом переживаешь. Собственно, я хотела поговорить о твоём отце. Дорин…

Терра впервые за много лет услышала это имя. В ушах начало шуметь, а сердце бешено заколотилось. Казалось, будто её погрузили под воду.

— …он переписал на тебя ваш дом. Я перебирала бумаги и случайно наткнулась на документы. Дом, конечно, частично пострадал, но ничего критичного — сгорели оранжерея и часть кухни. Если мне не изменяет память, в оранжерее пожар и начался…

Терре стало дурно. Голова кружилась.

— К чему вы это?.. — спросила девушка, едва шевеля пересохшим языком.

— К тому, Терра, что сложившаяся ситуация тебя никак не затрагивает. Происходящее — только наша проблема. У тебя есть дом, которому необходим ремонт, но в целом жить там можно. К твоему наследству я не притрагивалась, — она сцепила пальцы в замок, — и не притронусь…

— О чём вы? Вы меня выгоняете? — у Терры задрожали губы.

— Нет, лишь расставляю точки. Ты должна знать, что у тебя есть финансовая подушка безопасности. И при самом худшем раскладе ты должна воспользоваться ею, не задумываясь о нас.

В глазах Мадам Рудбриг не было ничего, кроме холодного расчёта. У этой женщины всегда была голова на плечах, и оттого Терре всё больше было непонятно, как Маргарет Рудбриг могла стать женой отца Алистера. Неужели она могла любить кого-то так рьяно, чтобы отступиться от расчётливости вопреки всему?

Мадам Рудбриг поднялась на ноги.

— И ещё. Если понадобится помощь с финансами, не смей просить моего мужа о помощи или что-то замалчивать. Сразу иди ко мне, — она достала из кармана своего домашнего платья связку ключей и кинула их Терре на колени. — Советую съездить и посмотреть, что необходимо сделать, чтобы твой дом вновь стал пригодным для жизни. Надеюсь, ты помнишь, где жила раньше.

Терра нервно сглотнула, не решаясь взять ключи.

— Вы мне поможете, если?..

— Помогу. Всегда, — коротко ответила мать Алистера и вышла из библиотеки, оставив Терру в компании книг.

Девушка тоскливо оглядела полупустые полки и медленно взяла в ладонь связку ключей, точно та была гадюкой или ядовитым пауком.

Съездить домой? От одной только мысли по спине побежали мурашки.

***

Терра два дня мучилась, гадая, стоит ехать домой или нет.

Она не была там лет пятнадцать, да и даже учась в школе обходила его стороной. Терра уже и не помнила ни дом, ни лиц родителей. Время словно ластиком стёрло её прошлую жизнь из памяти. Связывало ли её с этим местом ещё хоть что-то?

Однако, перебрав все «за» и «против» и понимая, что возвращение домой заставит чувствовать себя ещё более одинокой, девушка всё же решила, что съездить домой стоит: возможно, так в ней всколыхнутся какие-то воспоминания.

И вот теперь она сидела на переднем сиденье «форда» и смотрела на возвышающийся за неухоженной живой изгородью старый Тюдоровский дом с огромными распашнымиокнами в мелком переплёте и понимала, что совсем его не помнит. Если бы она не знала точного адреса и не уточнила у случайного прохожего, она бы даже не подумала, что этот одинокий заброшенный дом когда-то принадлежал её семье и что она сама жила здесь.

— Ты уверена, что хочешь пойти? — спросил Алистер, которой всё это время сидел за рулём и молчал, позволяя Терре думать.

— Да, — уверенно ответила девушка, хотя внутри не чувствовала и намёка на уверенность.

— Мне пойти с тобой? — Алистер оценивающе смотрел на девушку, склонив голову на бок, и у Терры сложилось впечатление, что он видит её насквозь.

Она вымученно улыбнулась и покачала головой.

— Пожалуй, не стоит. Я должна посмотреть сама.

Алистер взял её за руку и крепко сжал. Молчаливый жест поддержки — на большее Терра и не рассчитывала. Но Алистер не стал молчать, и от его слов сердце защемило:

— Если я тебе понадоблюсь, просто позови. Тебе необязательно проходить через это одной, ты всегда можешь на меня рассчитывать.

Терра сжала его руку в ответ.

— Спасибо. Если понадобишься, я тебя позову.

И, пока не передумала, девушка выпрыгнула из машины, поспешив к металлической калитке, крепящейся между двух столбиков, к которым подходила живая изгородь из тиса, оплетая своими ветками столбики. Терра толкнула калитку, но та заклинила на заржавевших петлях, из-за чего девушке пришлось протискиваться через узкую щёлочку, втянув живот и молясь о том, чтобы не оставить часть юбки на ржавых столбиках.

Оказавшись за забором, она придирчиво оглядела себя и выдохнула — платье осталось целым, хотя и испачкалось. Мысленно Терра пополнила список вещей, которые в доме нужно починить. Тисовая изгородь ей не нравилась априори — её стоило заменить на обычный кованый забор, а вот калитку вполне можно было бы и оставить, приведя сначала в приличный вид.

Но то было только начало. Дорожка, выложенная природным камнем, на которой она стояла, может, когда-то и была красивой, но теперь представляла собой жалкое поросшее мхом зрелище: розовые кусты вдоль неё умерли ещё несколько лет назад и стали засохшими колючими ветками с пожухлой листвой и перегноем, застилавшими землю.

Оттуда, где стояла Терра, следов пожара было не видно, а вот следов заброшенности — хоть отбавляй. Девушка скривилась и глубоко вдохнула.

— Нужно идти, — сказала она сама себе. — Ты же уже решила.

Постояв на месте ещё пару минут, собирая всю смелость, которая у неё была, Терра сделала шаг к дому. После первого шага стало легче: Терра решила просто идти, не заостряя внимания на разрухе, царившей вокруг. Было больно думать, что когда-то здесь билась жизнь.

Входить в дом она всё же не решилась, буквально ощущая, как ключи жгут ногу через карман юбки. Терра обошла здание, направляясь к пепелищу, которое за годы никто так и не разобрал.

Обгорелые деревянные балки каркаса оранжереи чёрным пятном выделялись в ярком солнечном дне. Повсюду на земле валялись битые стекла, а на выжженной земле вокруг не росло ровным счётом ничего. И увидеть эту пустошь оказалось ещё страшнее на фоне полностью заросшего участка.

Терра смахнула выступившие на глазах слёзы и, закусив губу, шагнула к оранжерее, аккуратно ступая, лишь бы не напороться ногой на какой-нибудь осколок. Ей было достаточно душевной боли, ни к чему добавлять ещё и физическую.

Девушка влезла в оранжерею через обугленную раму и принялась осматриваться. Это место было живой могилой. Местом, где погибли её родители, сгорев заживо.

Терра ничего не помнила о том дне, его словно выжгли из памяти. Так что она не знала, где именно начался пожар.

С того места, где она стояла, было хорошо видно обугленную стену дома и разбитое на кухне окно. Оно зияло чёрным порталом с острыми краями из остатков стекла, словно говоря, что войти в дом можно, но будет больно.

Терра нервно сглотнула и, отвернувшись от дома, принялась изучать оранжерею.

Помимо перевёрнутых и обгорелых кадок с землёй по полу валялись стёкла и черепки от битых глиняных горшков: они хрустели под ногами, пока Терра шла к единственному оставшемуся относительно целым участку оранжереи — стене, вдоль которой тянулись высокие шкафы. Они тоже были повреждены, но не так сильно, как ожидалось. Вот только не это заставило Терру подойти. На уцелевших полках тут и там, словно рассыпанные блёстки, играл магический след. Он то появлялся, то мерк, как фонарик с севшими батарейками.

Девушка принялась раздвигать обрушившиеся балки крыши, чтобы подойти к стеллажу, на что пришлось потратить немало времени и сил. Теперь её платье было уже не спасти: оно всё перемазалось сажей, как и руки с лицом, — но это не слишком волновало Терру. Ей нужно было добраться до магических предметов на полках. Она отчётливо видела их, ведь их разделяли всего пара метров.

Старые магические артефакты. Артефакты, принадлежащие её родителям! Она просто обязана их заполучить. Возможно, именно они и защитили это место от полного разрушения, в то время как с той стороны, откуда пробиралась Терра, живого места не осталось. Тяжело дыша, девушка сдвинула очередную доску, и послышался опасный скрежет. Похоже, та деревяшка, которую она тронула, поддерживала другую, и теперь конструкция стала неустойчивой.

— Что ты делаешь? — спросил Алистер, и Терра буквально подпрыгнула от неожиданности.

Она обернулась к нему. Он стоял возле того проёма, через который она сама попала в оранжерею, опираясь рукой на обугленную деревяшку, некогда являвшуюся створкой входной двери.

— Разбираю завал…

— Это я вижу. Зачем? С этим вполне могут справиться рабочие.

— Там артефакты, — ответила Терра, возвращаясь к своему занятию. — Магические. Не думаю, что рабочим стоит касаться их. Я и сама не знаю, что они из себя представляют.

Услышав хруст черепков и стекла, девушка поняла, что Алистер идёт к ней. Ей хотелось обернуться и посмотреть на него, но, улыбаясь про себя, она, продолжила разгребать доски, жалея, что у неё нет перчаток.

— Сомневаюсь, что это разумно.

— Что конкретно?

— Ты же сама не знаешь, что они там хранили. Вполне возможно, что пожар начался из-за какой-нибудь магической штуки. Что, если мы дотронемся до чего-нибудь — и начнётся новый пожар?

— Ох, Алистер, не начинай. Поэтому их тем более стоит убрать, прежде чем придут рабочие — это во-первых. А во-вторых, я не думаю, что пожар начался в этой части. Так что помоги мне. — Терра отодвинула очередную доску в сторону, и где-то с противоположной стороны что-то рухнуло.

— Ладно, — мрачно согласился Алистер и, закатав рукава рубашки, принялся помогать.

Хотя он всем своим видом показывал, насколько ему не нравится её затея, Терра всё же не смогла сдержать улыбки. Он пришёл к ней, потому что переживал за неё. Он помогал ей, потому что понимал, что это важно для неё. И ей было от этого хорошо. Возможно, неправильно чувствовать себя такой счастливой в месте, где умерли её родители, но Терра думала, что они были бы за неё рады. В её жизни был Алистер, и она была уверена, что его присутствия достаточно, чтобы сделать её мир наполненным. Он — её верный пазл.

Вместе они справлялись куда быстрее. Алистер с лёгкостью убирал то, для чего Терре приходилось прикладывать неимоверные усилия. Вот только когда они смогли сделать небольшой проход к шкафу, девушка всё равно чувствовала себя смертельно уставшей. Физический труд явно не для неё.

— Ну и что здесь? — спросил Алистер, когда они протиснулись к полкам, прежде чем Терра даже успела изучить их содержимое.

Артефактов было немного. Парочка кристаллов соли, обгоревшие карты Таро и ритуальный нож, на котором остался слабый магический след с предыдущего использования. По остальным полкам были рассыпаны труха и стёкла. Терра предположила, что когда-то там хранились баночки с травами.

— Ничего особенного, — с тоской ответила она. — Я думала, здесь будет что-то важное.

Она забрала нож и карты, убрав их в карман, а затем, дотронувшись до кристаллов соли, удивлённо воскликнула:

— Солевая память!

— Что? — непонимающе спросил Алистер, вскинув перемазанную сажей бровь.

— Солевая память, — повторила Терра. — Кристаллы соли способны впитывать воспоминания.

Она схватила один из кристаллов и всучила его Алистеру.

— Просто подумай о чём-нибудь, — попросила она, прижимая к соли его ладони. — Сосредоточься на любом своём воспоминании, и соль впитает его.

— Заберёт мою память? — во взгляде Алистера появилась настороженность.

Терра улыбнулась.

— Вовсе нет. Это как… запись в дневнике. Хотя, если воспоминания будет отдавать маленький ребёнок, то есть шанс, что они пропадут.

Алистер попытался отдёрнуть руки, но Терра удержала их.

— Пожалуйста. Попробуй. Эти воспоминания потом можно просматривать: дотронешься до кристалла, и они промелькнут перед глазами, как фильм.

— И зачем мне это делать? — на губах парня появилась загадочная улыбка. — Чувствую подвох.

— Ну ты и…

— Я — что? — продолжая улыбаться, спросил Алистер.

— Дотошный!

— Дотошный?

— Да! — воскликнула Терра, продолжая прижимать его пальцы к кристаллу, ощущая, какие они тёплые.

— Мне кажется, ты неправильно используешь это слово. Согласно толковому словарю, дотошный — это прилагательное, обозначающее пытливого, вникающего в каждую мелочь, человека.

— Тогда я определённо использовала нужное словно, — насупилась Терра и отдёрнула руки. — Ты дотошный и… недоверчивый… а ещё… ещё сварливый!

— Это было обидно. Я никогда не считал себя сварливым, — рассмеялся Алистер, и его смех разнёсся по разрушенной оранжерее.

— Сварливый, как старый дед.

— Ты просто чудо, — продолжал смеяться Алистер. — Ладно, давай попробуем. А то я даже боюсь представить, какой ещё эпитет ты ко мне применишь, если я откажусь.

Терра просияла и вновь положила свои руки поверх его.

— Просто подумай о чём-нибудь и сосредоточься на этом воспоминании, попытайся как бы прожить его заново, — попросила она, направляя свою скудную магию в кристалл через Алистера.

До этого ей лишь раз приходилось работать с солевой памятью в подвале Джослин, но ощущение лёгкой щекотки в руках и в мыслях она запомнила хорошо. Кристалл легонько засветился, принимая в себя воспоминания. Терра не знала, о чём сейчас думал Алистер и что вкладывал в кристалл, но была твёрдо намерена узнать позже, когда прикоснётся к его воспоминаниям.

Она, конечно, понимала, что её мотивы были до безумия корыстными, но ей этого хотелось. Хотелось знать, о чём Алистер думает. Хотелось знать, какое его воспоминания было для него настолько важным, чтобы он захотел сохранить его. Хотя он вполне мог вложить в соль и какое-нибудь абсолютно неважное воспоминание: например, каким на вкус был тост, который он съел сегодня на завтрак.

Но Терре хотелось верить, что Алистер не стал бы использовать магию для чего-то настолько незначительного.

Кристалл потух, навечно запечатав в себе кусочек Алистера. Терра широко улыбнулась и вырвала кристалл из его рук.

— Теперь это моё! — воскликнула она.

— Присваивать чужие воспоминания — это вообще законно? — Алистер отошёл на пару шагов. — Даже не знаю, смогу ли засудить тебя за подобную кражу, так что будем считать это подарком для тугодумки.

— Тугодумки? — Терра бросила на парня такой взгляд, от которого завяли бы все цветы в оранжерее, если бы они там были.

— Будем считать, что мы квиты. У сварливых дедов, знаешь ли, свои взгляды на мир, — хмыкнул Алистер и, обогнув Терру, вышел из оранжереи.

Девушка поспешила за ним, спрятав кристалл соли в кармане юбки, который недовольно оттопырился, не оценив перегруза.

— Я довольно сообразительна, — бросила ему в спину Терра.

— В узких кругах, — буркнул ей в ответ Алистер, продолжая выбираться из разрушенной оранжереи. Он решил выйти через раму возле кухонного окна. — В доме уже была? Нужно оценить последствия пожара, составить список повреждений и необходимых работ. Потом, думаю, свяжусь с местной строительной компанией. Тут нужен профессиональный взгляд. Кстати, как думаешь, в доме может быть что-то этакое, что стоит убрать на период ремонта?

— Я там ещё не была, — ответила Терра, пробираясь к нему. — Вполне может быть. Я не думала, что и в оранжерее что-то будет, но погляди, что мы нашли. Джослин говорила, что солёная память сейчас тот ещё раритет. У неё был всего один маленький кусочек — вполовину меньше того, в который мы вложили воспоминания. Кстати, какое воспоминание ты туда поместил?

— Потом узнаешь, — отмахнулся Алистер, изучая разбитую оконную раму. — Смотри, вон там на подоконнике что-то лежит. Разве это не такая же соль?

Терра подошла и присмотрелась. Там действительно что-то было, и это что-то излучало весьма слабый магический след. Неудивительно, что она не заметила. Терра подошла к окну и смело просунула руку внутрь, схватив запылившийся кристалл, и застыла на месте, словно громом поражённая.

Вот только то, что её поразило, было не громом, а воспоминаниями. Воспоминаниями, крутящимися перед глазами, как в очень быстром кино. Вот начало — а вот уже и конец. Терра лишь успела содрогнуться от рыданий, зародившихся где-то в глубине груди ещё очень-очень давно.

Девушка отчаянно хватала губами воздух, пытаясь совладать с собой. Совладать с воспоминаниями, от которых её попросили отказаться.

— Терра, — она отдалённо слышала панику в голосе Алистера, отдалённо чувствовала прикосновение рук, прижимающих её к широкой груди. — Что случилось? Это какое-то заклятие?

Девушка знала, что Алистер переживает за неё, но сейчас это было неважно. Важен был папа, просящий отказаться от воспоминаний. Важна была мама…

— Мама, — всхлипнула Терра, уткнувшись в грудь Алистера, продолжая сжимать кристалл в руках, ощущая на языке вкус пепла. И запах — о, этот запах горелого мяса, словно всё происходило вновь.

Словно мама горела сейчас.

Здесь.

Из-за неё.

— Мама, — стенала Терра, не в силах прекратить, охваченная воспоминаниями, охваченная огнём. — О, мамочка…

Алистер выбил кристалл из рук Терры, и мир померк. Померк огонь. Девушка осела в его руках, ощущая себя разбитой куклой, не зная, что ей теперь делать. Её била крупная дрожь и, если бы не Алистер, державший её в руках, она, наверное, развалилась бы на части.

***

Терра влетела в столовую, ничего не видя перед собой из-за слёз, которые, не переставая, текли по щекам. Она то и дело утирала их перемазанными сажей руками и оттого выглядела так же паршиво, как и чувствовала себя. Ей казалось, что её сердце горело и покрывалось пеплом.

Алистер бесшумно шёл за девушкой. Ему не приходилось бежать: один его шаг равнялся трём шагам Терры. Но это она отмечала так, где-то на задворках сознания. Всё внимание Терры было сосредоточено на Мадам Рудбриг, которая пила чай, сидя в столовой. Такая спокойная, такая умиротворённая. Да как она может быть такой, когда мир Терры рухнул?!

— Вы знали! — воскликнула Терра, не узнавая собственного голоса. Он был визгливым, истеричным, надломленным. Он мог принадлежать женщине, сбежавшей из сумасшедшего дома, но не Терре Грабс. Терра отказывалась признавать, что это её голос.

Мадам Рудбриг подняла взгляд от газеты, которую листала, и вопросительно посмотрела на девушку.

— Где ты была? Надеюсь, никто не видел тебя в таком виде. Ты выглядишь, как…

— Мне плевать, как я выгляжу! — взвизгнула Терра — и то было впервые, когда она повысила голос на Мадам Рудбриг. — Вы всё знали!

Если до этого Мадам Рудбриг выглядела озадаченной, то теперь она была просто злой. Её брови сошлись на переносице, а глаза так и метали молнии. Хотя абсолютно спокойный и размеренный голос никак не вписывался в эту картину.

— Не смей повышать голос на меня в моём же доме, — только и сказала она и демонстративно раскрыла газету.

— Вы знали — и ничего не сказали мне. Молчали столько лет! — Терра ощутила, как её голос упал на несколько октав и стал больше походить на её прежний, но истеричные нотки никуда не делись. Слова дробились всхлипами.

Мадам Рудбриг молчала, подчёркнуто игнорируя девушку.

— Мама, о чём говорит Терра? — спросил Алистер.

Он всё ещё был слегка не в себе после истерики Терры у дома её родителей, не понимая, что происходит. Терра не упрощала ему задачу, всю дорогу до дома рыдая навзрыд, так что ему пришлось волоком тащить её до машины. Девушка рыдала и рыдала, а, когда он припарковался у крыльца, вдруг выскочила и понеслась в дом.

— Алистер, выйди, пожалуйста, и закрой за собой дверь, — попросила Мадам Рудбриг и нежно улыбнулась сыну, только вот в её глазах не появилось и намёка на нежность. Она была чертовски зла, но умело держала себя в руках.

— Мама… — попытался противостоять Алистер.

— Пока что это всё ещё мой дом. И вы будете меня в нём слушаться. Алистер, выйди. А ты, — она взглядом указала Терре на стул, — сядь.

Алистер вышел и даже не хлопнул дверью, тихо прикрыв её за собой. Терра бы хлопнула. Внутри неё всё клокотало. Но она, выражая молчаливый протест, села на другой стул, а не тот, на который указывала Мадам Рудбриг.

— Итак, — начала Маргарет, проигнорировав косвенное неповиновение, — сейчас ты успокоишься и объяснишь мне — кратко, без театральности — что я знала и о чём не сказала.

Мадам Рудбриг словно вылила ушат холодной отрезвляющей воды. Женщина явно не собиралась идти на поводу у эмоций истеричной девушки. Терра сделала несколько глубоких вдохов и попыталась сложить в голове разрозненную картину событий, прежде чем произнести всё, что вертелось у неё на языке. Мать Алистера было невозможно вывести на эмоции: она лишь изредка закатывала глаза и поджимала губы, когда Терра в своём рассказе скатывалась к «излишней театральности». Вот только то, что для Мадам Рудбриг было театральностью, для Терры являлось ничем не прикрытыми болью и отчаянием.

— Позволь подвести итог, — заговорила мать Алистера после нескольких минут тишины, как только Терра закончила свой рассказ. — Ты нашла камень, в котором были заключены воспоминания четырёхлетнего ребёнка — тебя, если точнее — и, поддавшись порыву, пришла ко мне выяснять отношения, ориентируясь на субъективные воспоминания маленькой девочки, которая при всём желании не смогла бы сложить полную картину. Всё верно? — в устах Мадам Рудбриг сухие и обезличенные факты словно били по Терре хлыстом, заставляя чувствовать себя ничтожной. — Милая моя девочка, научись думать прежде, чем действовать. Импульсивность ещё никому не принесла пользы.

Терра сглотнула и попыталась оправдаться. Вся её злость испарилась и лопнула, как мыльный пузырь.

— Что ж… тебе нужна правда? Боюсь, тебе она не понравится, хотя я и не могу сказать, что знаю все подробности. Но если по факту, то твоя мать, Селена, после родов повредилась рассудком. Не знаю, почему, но она начала считать себя ведьмой…

— Она и была ведьмой…

— Не перебивай меня! — настоятельно попросила Маргарет и продолжила: — Она не была ведьмой. Дорин — твой отец — был колдуном. Очень сильным колдуном. Я сама видела, как он использовал магию, и это было невероятно. Вот только к твоей матери это не имело никакого отношения. Она была археологом, с которым Дорин познакомился в поездке. А то, что тебе пыталась внушить Селена, я не знаю, да и знать не хочу. Ты уж меня извини, но я никогда не питала к твоей матери тёплых чувств. Импульсивная, ветреная, всегда себе на уме. А когда забеременела, так вообще потеряла всякую связь с реальностью. Жила в мире своих фантазий.

Терра до боли закусила щёку изнутри, стараясь сдержаться и не наговорить ничего лишнего, хотя слушать подобное о своей матери было выше её сил.

— В день пожара она заставила тебя что-то сделать. Дорин назвал это «ключом». Но на его слова я бы не стала ссылаться: он мне об этом рассказывал, когда был уже при смерти, и большая часть из то, что он говорил — горячечный бред. То, в каком состоянии он был, когда его достали из оранжереи… удивительно, что он вообще продержался несколько дней.

Перед глазами Терры стояло тело отца. Окровавленное, обожжённое. Ей не нужно было представлять его. Она знала, как он выглядел. Она видела. Видела его на носилках, когда папу выносили через калитку в тисовой изгороди. Она сидела на порожках дома, сжимая кристалл соли, отдавая ему последние воспоминания, ведь папа сказал, что ей нужно это сделать.

— Однако если я его правильно поняла, Селена заставила тебя отдать ей какой-то «ключ» — и в тот же миг воспламенилась. Ты это помнишь?

Терра рассеянно кивнула. Она хорошо помнила требовательный взгляд мамы, её громкий приказ и то, что последовало затем.

— Я отдала ей свою магию. Магию Грабсов. И она сгорела в ней, — осознание ударило по ней, выбив весь воздух из лёгких.

Она отдала свою магию.

И то, что у неё осталось, было лишь жалкими ошмётками того, чем она обладала. В тот день её мать заживо сгорела в костре из магии Терры.

В тот день Терра лишилась всего, что делало её цельной: родителей и магии. И теперь она это знала. Она не была «не такой», она просто потеряла всё, что имела. Теперь девушка знала, что пустоту в её душе — ту, где должна была теплиться её магия, — никогда не получится заполнить.

— И теперь подумай: с чего я должна была вывалить всё это на маленькую девочку, которая только что потеряла родителей? При том, что я была в полной уверенности, что события того дня настолько тебя потрясли, что ты всё забыла.

— Я действительно забыла, — Терра с грустью посмотрела на Мадам Рудбриг, в глазах которой не было и намёка на сочувствие. — Я не должна была кричать на вас.

— Не должна была, — подтвердила Мадам Рудбриг. — Я думаю, тебе стоит пойти помыться и вздремнуть, а потом, когда ты придёшь в себя, мы поговорим ещё раз, если тебе будет нужно заполнить пробелы.

— Я пойду, — едва слышно произнесла Терра и встала со стула, на ватных ногах дойдя до двери, за которой всё ещё стоял встревоженный Алистер.

Девушка вымученно ему улыбнулась и, не сказав ни слова, побрела в свою спальню. Алистер не последовал за ней, и сейчас она была благодарна ему за это. Казалось, что он просто знал, что так будет правильно.

Сейчас ей нужна была не его поддержка. То, что ей действительно было нужно, так это разобрать и заново собрать пазл того дня. Сродниться с этим знанием и научиться как-то жить дальше.

========== Глава 24. Лжец, который не лжет ==========

Мегги разложила по плечам свои только что заплетённые косы. Она могла бы заплести их, не глядя, и результат всё равно был бы хорошим.

Если бы окончить учёбу и познать колдовство можно было по видеоурокам, Мегги стала бы сильнейшей ведьмой за считанные дни, ведь научилась же она плести себе французские косы, колоски и рыбьи хвосты. Со своими волосами она могла сделать всё, что угодно, в то время как её ровесницы ходили в школу либо с хвостами, либо с распущенными волосами.

Она до сих пор помнила отвисшую челюсть Стефани Вудсворт, когда та увидела идеальную французскую косу, заплетённую вокруг головы Мегги, с вплетёнными в неё сухоцветами. О, тот момент триумфа был просто незабываем, ведь из жиденьких волос Стефани с трудом можно было наскрести на тоненькую косичку толщиной с палец. Мегги в тот день чувствовала себя королевой, даже несмотря на то, что потом пришлось вычёсывать сухие ветки из волос и вымывать осыпавшиеся цветочки.

Но оно того стоило. Именно поставить Стефани Вудсворт на место было тогда главной целью, а никак не научиться плести косы. Мегги всегда использовала злость и обиду, как рычаг к действию. И то была тихая месть — месть глупой девчонке, которая подумала, что может жалеть Мегги и считать её недостаточно хорошей только потому, что у Мегги нет мамы.

Мамы, которая заплетала бы эти несчастные косы, готовила бы завтраки и пекла для школьных ярмарок тщеславия, где каждая мамочка пытается показать, насколько она невероятная кухарка, а на деле лишь увеличивает дневную выручку Бобби, который эту самую выпечку и готовил. Марта с папой хотя бы не скрывали, что кулинарные способности у них так себе и что им проще купить вкусности, не перекладывая пирожные из фирменных упаковок в домашние контейнеры.

Мегги гордилась своей семьёй, потому и считала, что обязана доказать всем и каждому, что Магдалина Рудбриг не нуждается ни в жалости, ни в снисхождении. Она никогда не вступала в споры, всё доказывая не словами, а действиями.

Ах, если бы с магией всё было так же просто, как с косами. Мегги очень хотела научиться, хотела быть, как сестра, но что-то пока не получалось.

Девочка снова проколола палец и сцедила пару капель в бутылку с водой для Джуди. Ей нравилась эта девушка — такая улыбчивая и добрая, не то что девчонки из компании Стефани, которые только и знают, что судачить за спиной. Вот только Джуди была ещё и немного странной: будучи уже взрослой девушкой, она выглядела лишь немногим старше Мегги. Они даже были одного роста, хотя, надо признать, для своего возраста Мегги была довольно высокой — почти на целую голову выше своих одноклассников.

Из-за того, что Джуди выглядела, как её сверстница, Мегги и воспринимала девушку как таковую. С ней было просто. Они словно говорили на одном языке, и за те несколько дней, что провели за изучением истории магии, Мегги начало казаться, что она завела новую подругу. Подругу, с которой она не чувствовала себя белой вороной, как это всегда было в школе. Мегги, конечно, пыталась одно время строить из себя «чёрную ворону», дружа со всеми и одновременно ни с кем, но чувствовала себя при этом шпионом в стане врага. С Джуди всё было иначе. С Джуди было легко.

Мегги накинула куртку и вышла из дома, прижимая бутылку с водой к груди, чтобы подождать Джуди на улице. Но, стоило ей переступить порог, как она нахмурилась, увидев мужчину, дёргавшего металлические прутья в тщетных попытках открыть калитку.

Не сразу, но Мегги узнала его. То был Джон — парень, позвавший Марту на свидание. Тот, который не понравился Кеторин и вызвал волну негодования у отца. Внимательно изучая его, Мегги подошла к калитке. Не сказать чтобы высокий, про таких скорее говорят «коренастый»; дутый зимний пуховик предавал его плечам мощности. И, честно, он немного пугал Мегги: было в нём что-то отталкивающее.

— Здравствуйте? — вопросительно поприветствовала девочка, надеясь, что намёк будет понят и мужчина сразу же объяснит, что он забыл у их дома.

— Привет, — улыбнулся он, и по спине у Мегги побежал холодок. Девочка неосознанно прижала бутылку к груди, словно бы защищаясь. Она знала эту улыбку: так улыбались ей девочки в классе, когда хотели от неё чего-то добиться.

— Что вы здесь делаете? — спросила Мегги, так как мужчина, похоже, не собирался сам объяснить причину своего появления.

— У вас калитка заклинила.

— Знаю.

— Наверное, стоит вызвать мастера.

— Папа с этим разберётся, — ответила Мегги, в точности копируя улыбку мужчины. Она заметила, как Джон слегка скривился, продолжая удерживать эмоцию. От мороза его нос и щёки покраснели. — Спасибо за помощь.

Мегги развернулась, собираясь уйти, в надежде, что незваный гость тоже уйдёт. Ей не хотелось стоять здесь и ждать Джуди в компании этого человека.

— Мег… нет… Мегги, подожди, пожалуйста, — явно поняв её намерение, попросил мужчина, и Мегги нехотя обернулась к нему, — Марта — она дома?

Мужчина выглядел странно. Он смотрел на неё с толикой неуверенности и в то же время снисходительно. Мегги отнесла неуверенность к мыслям о Марте, а снисходительность приняла на свой счёт.

— Её нет, — сухо ответила девочка, копируя манеру сестры разговаривать, когда её кто-то бесил или что-то не нравилось.

— А где она? У нас было назначено свидание, но она не пришла…

— Так позвоните ей, — пожала плечами девочка.

— У меня, — неуверенности в его голосе прибавилось, и Мегги стало даже жалко мужчину, но она явно убедилась, что он точно не подходил её сестре, — нет её номера.

— Печально. У меня тоже.

Джон нахмурился.

— Не стоит врать взрослым, — поучительно произнёс Джон, расправив плечи. — Врать плохо.

— А я не врала, — как ни в чём не бывало ответила Мегги, улыбаясь, как наивная маленькая девочка. — У меня действительно нет её номера. Понимаете, у меня плохая память на цифры, а папа забрал мой телефон после того, как его собственный разбился в аварии.

Лёгкая игра фактами и ни слова лжи. У Мегги действительно иногда случались проблемы с цифрами. К примеру, она постоянно путала дату рождения бабушки: она знала, что та была рождена в двадцатых числах апреля, но вот какая конкретно дата — постоянно вылетало из головы. И телефон отца действительно разбился, правда пользоваться им всё ещё можно было — что папа, собственно, и делал. Но Мегги точно была уверена, что вчера отец брал в руки её телефон, чтобы посмотреть время.

— А… извини тогда, — Мегги видела, что в этих извинениях искренности не было от слова «совсем». — Так где Марта? Я заходил к ней на работу, и там сказали, что она взяла отгулы до конца года.

— Уехала, — Мегги немного подумала о фактах и выдала свою версию событий: — Со своим парнем в гости к знакомым.

Коул же определённо был парнем, верно? Не девушкой же. И они точно познакомятся там, в поселении, с кем-нибудь. Ну а «свой» интерпретировать можно по-разному.

— П-парнем?

— Да.

— У неё нет парня.

— Есть, — безапелляционно заверила девочка.

— И кто же он? Ты его хоть раз вживую видела?

— Конечно.

— И как же его зовут? — похоже, Джон ей не верил, и это печалило. Мегги подумала, что ему стоит больше доверять людям.

— Коул. Наши семьи давно дружат.

И ведь опять не соврала. Мегги подслушала разговор между папой и Коулом о мужчине, который был папиным другом. Сразу вспомнились семейные видеокассеты и мужчина, чем-то немного похожий на охотника. Сопоставлять факты Мегги всегда умела хорошо, так что нужные выводы пришли к ней сами, девочке даже не пришлось особо ломать голову над ними.

— Не верю, — словно пытался убедить сам себя медбрат.

— Это ваша проблема, не моя, — Мегги надеялась, что теперь-то он уйдёт и больше не появится рядом с их домом.

Окинув заснеженную улицу взглядом, девочка наконец заметила Джуди, которая шла к ним, закутавшись в огромный голубой пуховик и прижимая к груди свёрток, размером напоминавший большую книгу. Мегги просияла. Теперь-то неудавшийся ухажёр Марты уж точно их покинет.

— Джуди! — воскликнула она и помахала рукой своей учительнице-подруге.

— Одноклассница? — Джон посмотрел в том же направлении, что и Мегги.

— Нет. Она немного старше, — Мегги с лёгкостью распахнула калитку и встала в проёме.

Джон недоумевающе посмотрел сначала на калитку, которая без каких-либо затруднений проехала на петлях, а затем на Мегги.

— Похоже, с калиткой всё в порядке, — широко улыбаясь, произнесла Мегги раньше, чем мужчина успел что-либо сказать.

Джуди как раз подошла к ним; раскрасневшееся от мороза лицо делало её ещё более молодой. Неудивительно, что Джон принял ту за одноклассницу Мегги. Девушка поприветствовала мужчину с тем же добродушием, которым расположила к себе Мегги и её папу. Алистер не ополчился на девушку, как на Кеторин, как раз потому, что в его глазах Джуди была таким же ребёнком, как и Мегги.

Девочка протянула ведьме бутылку с кровавой водой и та, сконфуженно улыбнувшись, приняла её. Мегги подметила это ещё при первой встрече: Джуди не нравилось всё, что было связано с кровью и кровавой магией. Она неохотно шла на её использование и отмалчивалась, когда её спрашивали о ней.

Мегги много думала об этом, но никак не могла понять. Она была уверена, что мама никогда не стала бы использовать «плохую» магию. Вот только поведение Джуди оказалось невозможно игнорировать, ведь даже сейчас той понадобилось время, чтобы собраться с силами, прежде чем выпить воду с кровью. Мегги долго шерстила по просторам Интернета и пришла к выводу, что, возможно, у Джуди лёгкая форма гемофобии — боязни крови. Это было самым простым объяснением такого поведения.

— Будете учиться? — попытался продолжить неуклюжий диалог Джон, пока Джуди буравила взглядом несчастную бутылку.

— Что-то вроде того…

— Послушай, Мегги, когда Марта приедет?

— В следующем году? — предположила она.

Джуди тяжело вздохнула и, открутив крышку, большими глотками осушила бутылку. Выглядела она при этом максимально подозрительно, и Мегги оставалось только надеяться, что Джон не обратил внимания на странную девочку-подростка.

Девочка ухватила Джуди за руку и потащила на свою сторону барьера. А затем захлопнула калитку прямо перед носом Джона.

— Мы, пожалуй, пойдём, — Мегги решила как можно быстрее покончить с этой встречей и буквально поволокла Джуди к дому.

— Ты скажешь Марте, что я заходил? — долетело до них, когда они уже были у порожков крыльца.

Мегги обернулась и послала свою самую лучезарную улыбку в надежде, что мужчина увидит и подавится ею.

— Конечно, — крикнула она, про себя добавив «нет».

Она чувствовала… самой себе не могла объяснить, что конкретно. Но мысль, что Джон никогда не должен больше встретиться с её сестрой, билась в мозгу, не желая покидать её. Мегги чувствовала, отчётливо чувствовала, что этот мужчина принесёт в их жизнь нечто плохое.

На секунду ей даже захотелось спросить у Джуди, что могли бы значить эти мысли. Вот только та была слишком уж напряжённой, и Мегги решила оставить свои опасения при себе. Как бы хорошо она ни относилась к своей учительнице-ведьме, всё же девочка не могла быть с ней полностью откровенна.

***

Коул не привык к настолько ярким проявлениям магии. Он разглядывал юношу с вёдрами, сжимая дубинку. Ещё секунду назад этого парня здесь не было. Они сидели с Мартой и пили горячую воду, обсуждая их дальнейшие планы, а потом вспышка белого света прорезала ночь и перед ними на берегу появился долговязый юноша в белой шубе.

Коул был поражён — и незнакомец, судя по всему, чувствовал себя точно так же. Он смотрел на них своими огромными, как у перепуганной лани, глазами и, казалось, мысленно искал пути для побега. Такая немая сцена посреди леса, где ни одна из сторон не была готова увидеть другую.

— Вы спите! — неожиданно крикнул юноша, первым нарушив молчание.

— Не сплю, — твёрдо ответил Коул, поудобнее перехватив дубинку замёрзшими пальцами. Он готовился нанести удар, если парень только сделает шаг в их сторону.

— Я уверен, вы спите, — неуверенно пытался убедить их тот.

— Если бы я спал…

— Конечно же, вы спите!

— … то ты мне точно не приснился бы. Мне, знаешь ли, парни не снятся.

— Вы просто много выпили перед сном, — не унимался колдун, отступая на несколько шагов назад, громыхая вёдрами.

— Я не пью, — этот диалог начинал уже забавлять Коула.

— Тогда вы просто очень устали…

— Послушайте, — вмешалась Марта, встав с бревна. Она обогнула костёр и сделала несколько шагов в сторону парня, — вы колдун?

— Не понимаю, о чём вы, — продолжал стоять на своём незнакомец, медленно отступая назад и стараясь не выпускать их с Мартой из поля зрения. — Я вам снюсь.

— Парень, прекращай ломать комедию! — вспылил Коул.

— Дорогой, подожди, — осадила его Марта, что было так же неожиданно, как появление парня.

Коул подавился воздухом и перевёл недоумевающий взгляд на ведьму. Но она не смотрела на него — всё её внимание было сосредоточенно на необычном пареньке. Марта приближалась к странному парню, который утверждал, что является не чем иным, как их сном, а парень отступал от неё к реке.

— Нам нужна помощь, — Марта разговаривала так, словно он был маленьким ребёнком или пугливым зверьком, который мог сбежать от одного неправильного слова.

— Это сон… — одно ведро вывалилось из рук парня и покатилось по снегу, а он нагнулся к нему, чуть не покатившись следом. — Вот же!

— Нам действительно нужна ваша помощь… Нас сюда отправила ведьма… — Марта запнулась, и Коул испугался. Неужели она собралась говорить про Кеторин? Он уже собрался остановить Марту, но она продолжила: — Джуди. Так звали эту ведьму. И она была очень похожа на вас.

Парень замер и уставился на Марту, открыв рот. Коул ещё никогда в жизни не видел таких широко распахнутых глаз.

— Вы видели Джуди? — с детской наивностью спросил паренёк.

— Видела, — всё в той же заискивающей манере продолжала Марта.

А Коул ломал голову над тем, кто такая эта Джуди и почему её имя было как кодовое слово для чудного паренька, появившегося из ниоткуда. Его поведение переменилось на сто восемьдесят градусов, стоило ему только услышать имя этой ведьмы — незнакомец перестал отступать и даже немного приблизился к Марте. Сейчас она напоминала Коулу заклинательницу змей, играющую на дудочке; только дудочкой были слова, а змеёй — парень с вёдрами.

Кстати о вёдрах. Коул присмотрелся к ним и оказалось, что они все были исписаны каким-то символами: то ли буквами, то ли рисунками, но и дураку ясно, что чем-то магическим, хотя он в этом не особо разбирался. Только эти вёдра окончательно и убедили Коула, что перед ними был действительно колдун, и осознание этого факта заставило насторожиться ещё больше.

— Она направила нас сюда, — тем временем продолжала увещевать паренька Марта. — Сказала, что здесь находится поселение ведьм, что тут нам смогут помочь. Понимаешь, у нас с мужем серьёзные неприятности…

— Где вы видели Джуди? — отмахнулся юноша от слов Марты.

«Муж». От Коула не ускользнула неожиданная характеристика, которую ему дала ведьма. А до этого было «дорогой». Теперь у него не осталось сомнений, что Марта собралась на корню переписать историю Кеторин. Почему она так поступала, оставалось загадкой, но выглядела девушка уверенно, и он в конце концов решил положиться на неё.

— В городе, — уклончиво ответила Марта.

— В каком? — не унимался парень.

— В городе, который… — она с мольбой посмотрела на Коула, словно искала поддержки, идеи. Но потом её глаза буквально засветились, а губы тронула едва уловимая улыбка. — О, дорогой, тебе снова плохо!

Коул ощутил, как подогнулись его ноги, и он рухнул на снег, а дубинка вылетела из ослабевших пальцев. Приказ. Она говорила, что не понимает, как использовать эти приказы, но судя по тому, как раз за разом…

Коул даже не смог додумать мысль — его накрыло дикой злостью. Ему действительно стало «плохо». У него ничего не болело, не кружилась голова, его даже не тошнило. Но, чёрт возьми, ему было плохо. Каждой клеточкой он ощущал это непонятное чувство и хрипел от ярости и боли. Ему так хотелось придушить чёртову ведьму, но что-то внутри останавливало и не давало даже потянуться руками к её шее.

Марта опустилась на колени возле него и прижала руку в перчатке к его лбу. Коул буравил её взглядом, полным ненависти. Да как она смела проворачивать с ним подобное?

— О-ёй… о нет… — причитала она, склонившись над ним и избегая хмурого взгляда. — Помогите ему… Вы же видите, как ему больно!

Коулу оставалось только радоваться, что в последних её словах приказа не было. Он лежал на холодной земле, не в силах пошевелиться. Попытался произнести хоть что-то, попросить Марту отменить свой приказ, но не мог: с губ лишь срывались нечленораздельные стоны. Марта отдала приказ, но, похоже, и сама не понимала, в чём он заключался, так же как и тело Коула не понимало, но подчинялось ей и её воле.

— О, дорогой, потерпи немного, скоро станет лучше. Колдун тебе поможет.

Коул отстранённо отметил, что, наверное, Мегги научилась врать у Марты. А, возможно, в ведьмах был заложен какой-то ген, делавший их столь убедительными в своей лжи.

Парнишка тоже склонился над охотником, выглядя при этом донельзя перепуганным и беспомощным. Если бы Коулу действительно когда-нибудь нужно было бы положиться на этого человека, он бы скорее посочувствовал себе.

— Что… что с ним? — сбивчиво спросил парень, таращась на Коула, словно тот мог укусить его.

— Его отравили, — голос Марты был островом уверенности в этом море абсурда. — Ему дали хьянгу. Она убивает его. Джуди направила нас сюда. Сказала, что здесь есть колдун, который сможет нам помочь.

Коул решил подыграть и громко простонал, даже попытавшись изобразить судороги, дёргая руками и ногами. Получалось у него,по его личному мнению, совсем уж убого, но парнишка поверил — даже взвизгнул и плюхнулся на задницу. Марта удивлённо посмотрела на Коула и слегка одобрительно кивнула головой.

— Потерпи, милый! Ещё чуть-чуть. Тебе станет лучше, — она положила одну руку ему на щёку, а второй схватила парня за запястье, притягивая его к Коулу. — Помогите же ему!

— Я… — паренёк беспомощно сглотнул. — Понимаете, я не колдун. Вообще ничего не умею. Джуди… она забрала всю магию. Я бы с радостью помог, но не могу. Мне даже карты не отвечают, что уж о чём-то сильном говорить.

Он говорил так торопливо и невнятно, что Коул едва поспевал за ходом его мысли.

— Не колдун? — переспросила Марта, и паренёк кивнул, подтверждая то, что уже сказал ранее. — Но ты же использовал магию! Появился здесь неизвестно откуда!

— Так это каждый может, — смущённо ответил парень, поправляя съехавшую на глаза шапку. — Я же просто вошёл и вышел, для этого никаких умений не нужно — только знать, где находится вход.

Коул простонал ещё раз, привлекая к себе внимание. Ему стало немного легче: то нечто начало рассеиваться, и он поймал себя на мысли, что корявые судороги даются ему куда легче, чем вначале. Он даже подумал, что вполне мог бы сесть, но решил пока полежать на холодном снегу для пущей театральности, постанывая, чтобы парень не соскочил с крючка.

— Вход? — продолжала раскручивать его Марта. — Вход куда? Там живут ведьмы? Они смогут помочь моему мужу? Ты можешь нас провести туда?

— Я… я не могу… это против правил.

Коул громко простонал и даже махнул рукой перед пареньком, корчась от мнимой боли.

— Пожалуйста, — взмолилась Марта. — Неужели ты не видишь, как он страдает?!

Коул постарался показать «как он страдает», и паренёк вновь взвизгнул и отполз от него. Похоже, Коул слегка перестарался, но он никогда не был хорошим актёром. С курсов театрального искусства его бы выгнали, даже не успев принять, в отличие от Марты, которая вполне могла бы там преподавать.

— Я действительно ничем не могу помочь, — едва слышимо говорил паренёк, активно жестикулируя, словно пытался отмахнуться от назойливых мух.

— Как тебя зовут? — резко переключила его внимание Марта.

— Что? Эм… Рой.

— Послушай, Рой, я понимаю, что ради нас ты не можешь нарушить какие-то правила, но и ты пойми меня — я не могу позволить, чтобы человек, которого я люблю, умер! — откровенная ложь, но произнесена она была так, что если бы Коул не знал правды, то поверил бы. Он всё больше убеждался в том, что для Марты не существует вещей, на которые она бы не пошла ради тех, кого любит. — Пожалуйста, Рой!

Коул видел, как в этом пареньке — Рое — что-то треснуло. Как в тот момент, когда Марта произнесла имя Джуди. Похоже, для Роя «любовь» тоже была кодовым словом, которое объясняло бы любые поступки и жертвы. И Марта умело давила на это. Коулу хотелось верить, что она никогда не узнает о его слабых местах и не станет так же манипулировать им. Теперь он убедился в том, что с этой ведьмой никогда не стоит терять бдительности.

— Я… ладно… я попытаюсь помочь… Только вы расскажете мне, где сейчас Джуди! С ней всё хорошо?

— Когда я её видела, она была в порядке, — ответила ему Марта, и Коулу показалось, что она была искренней.

Девушка склонилась над «своим мужем» и помогла ему сесть.

— Дорогой, тебе лучше?

Коулу отчаянно захотелось сплюнуть и почистить уши и память в надежде забыть её слова и эти слегка заигрывающие нотки, проскальзывающие в её голосе. Да уж, слышать, как ведьма называет тебя «дорогим» — такое охотнику и в страшном сне не приснится.

— Лучше, — хрипло ответил он и немного повременил, прежде чем отодвинуться от Марты.

Ему совсем не хотелось, чтобы этот Рой заметил, что чувствовал Коул себя вполне нормально. Нормально для человека, который чертовски замёрз и не ел последние два дня. Но ведь ещё минуту назад он изображал припадок, так что было бы странно, если бы он вдруг бодро вскочил на ноги и пошёл собирать палатку.

Так что пришлось опереться на руку Марты, чтобы подняться и переместиться на бревно и остаться на нём, наблюдая за тем, как ведьма пытается разобрать палатку при помощи такого же неумелого Роя. Мальчишка был настолько недалёким, что не сразу заметил магический огненный круг, а когда заметил — с лёгкостью купился на ложь Марты, что его они получили от Джуди, кем бы она ни была.

Коулу хотелось бы, чтобы они закончили и тронулись в путь, но казалось, что прошла целая вечность, прежде чем Марта подошла к нему, для пущей убедительности взгромоздив на себя все сумки, и «помогла» подняться с бревна. На самом же деле он лишь легонько прикоснулся к её руке.

А дальше произошло то, чего он не ожидал: они вышли на середину берега, примерно туда, где появился мальчишка, и Рой взял их за руки, а потом наступил на какой-то камень, торчащий из-под снега.

Вспышка света — и на Коула обрушилась темнота.

***

Кеторин пряталась за деревьями, наблюдая, пожалуй, одну из самых комичных сцен — а в её жизни нелепых и комичных ситуаций было столько, что вполне можно было собрать коллекцию. Поэтому-то она и не смеялась над происходящим, а лишь едва кривила губы в ухмылке.

Коул был просто до безобразия смешон. Он стонал так театрально и так наигранно, ещё и дрыгая своими конечностями, словно пытался кого-то ударить. Один раз он чуть не задел Роя, и мальчик не на шутку испугался — ещё бы, Рой всегда был пацифистом. Для него сама мысль причинить другому боль, будь то случайно или намеренно, была чужда.

Если бы им попался кто-то другой, а не Рой, ничего бы не вышло. Самый доверчивый и самый добрый мальчик, которого она когда-либо знала. В детстве он был, словно цветочек или ангелочек, собственно, как и Джуди. Удивительно даже, что эти дети не взяли ничего от своих родителей. И Кеторин было приятно узнать, что за те годы, что она не видела племянника, он совсем не изменился, оставшись всё таким же бескорыстным и готовым помогать людям, хотя эти его качества всегда использовали против него.

Даже сейчас, несмотря на то что появление Роя и его доверчивость были Марте на руку, Кеторин поняла, что ей безумно обидно за мальчика, которого вновь используют, а он этого даже не понимает.

Эх, бедный, бедный Рой. Даже Джуди не выросла такой доверчивой, как её брат.

Она дождалась того момента, когда её подопечные пойдут к порталу, и откупорила склянку с зельем, которое всё это время держала наготове. Кеторин никогда не любила пить зелья — это тебе не вино и не вкусный чай с мятой и лимоном. Зачастую на вкус зелья та ещё гадость, как и на запах. Но что не сделаешь ради высшей цели?

К тому же, для неё это единственный шанс быть не узнанной. Маскировочное зелье — отличная вещь, когда предлагаешь его кому-то другому, и совершенно отвратительная, когда приходиться пить самой. Вот только выбора особо не было. Либо зелье, дурманящее взгляды людей, не давая им найти тебя или узнать, если только они не ищут именно тебя — а Кеторин сомневалась, что хоть кто-то будет ждать её в Шарпе, либо оборотное заклятье, к которому Кеторин совсем не хотела прибегать. Та ещё морока с ингредиентами, да и к тому же это больно. А Кеторин никогда не любила бессмысленную боль, когда есть возможность обойтись без неё.

Зажав пальцами нос, она вылила содержимое склянки себе в рот и, брезгливо поморщившись, сглотнула. Зелье опалило горло, прокатилось по всему пищеводу и с жаром плюхнулось в желудок, начав распространять тепло по всему телу.

Жар чутка спал как раз в то время, когда Рой активировал портал. Кеторин досчитала до десяти и заскочила в остаточное свечение. Ей нельзя было активировать портал самой, так что Рой стал для них просто спасательной соломинкой. Кеторин надеялась, что либо Марта додумается, как воспользоваться портальным камнем, либо кто-то выйдет из междумирья, как в итоге и получилось.

Вначале Кеторин думала самой провести их в город, а уж там разделиться, но потом вспомнила про остаточный след на портальных камнях и поняла, что не прокатит. Если при чужом переходе есть шанс, что её не заметят, то, если она сама откроет портал, Старейшины тут же сбегутся по её душу, а этого она пока не хотела. Так что и Марте лучше было не знать, где в данный момент находится ведьма.

Примерно так размышляла Кеторин, когда бросала их в лесу. Мудрёно? Пожалуй. Но и Кеторин никогда не мыслила, как простой обыватель.

Перемещение длилось недолго, как и всегда — словно делаешь шаг в пропасть, ожидая упасть, а наступаешь на ровную гладкую дорогу и просто продолжаешь идти дальше. Так и теперь: шаг — и ты уже на другой стороне. Вот только вышла Кеторин раньше, чем Рой со своими «новыми друзьями», ведь ему, в отличие от неё, пришлось тащить за собой немагический балласт в лице Коула. Так ещё и сама ведьма слегка подпортила ему переход, наложив свою силу и слегка сбив маршрут.

— Как и ожидалось, — буркнула себе под нос Кеторин и поспешила покинуть площадку возле портала. Сейчас ей определённо не стоило встречаться с Мартой. Необходимо было всё подготовить. — Ох, вот я и дома!

Кеторин растянула губы в нервной улыбке и побежала к теням, окружающим поселение.

========== Глава 25. Шарпа: ослепительный город ==========

Коул не понимал, как ему реагировать на происходящее. Вначале был свет — много света, словно вокруг него разом включились сотни прожекторов. Они слепили, лишая уверенности, дезориентируя. Затем на смену свету пришла тьма: вязкая, тягучая. Не как в зимнем лесу, по которому они с Мартой бродили: там, пускай и слабо, но хоть что-то было видно. Сейчас же он не видел ничего. Коул окончательно потерялся в пространстве.

Ему даже показалось, что тот яркий свет его ослепил, выжег глаза, оставив навсегда беспомощным. Единственной опорой оказалась рука Марты, за которую охотник всё ещё держался — если раньше только для видимости, то теперь девушка буквально стала его проводником. Коул сжал ладонь ведьмы мёртвой хваткой — не хватало ещё бродить в этой вязкой темноте без какой-либо страховки.

Он не знал, сколько длились эти ощущения. Возможно, всего пару секунд, возможно — десятки минут, а, возможно, и несколько часов. Однако, когда вдалеке забрезжили тусклые фонари по обе стороны от него, парень с облегчением выдохнул. И да, это были именно фонари — два бледно-розовых шарообразных плафона на длинных витиеватых ножках.

Ни с чем не сравнимое чувство — знать, что ты не ослеп; знать, что ты всё ещё можешь видеть мир вокруг себя. Коул был настолько захвачен своими ощущениями, что не сразу заметил мощёную обтёсанным белым камнем дорожку, на которой они стояли. Именно эту дорожку и освещали, разгоняя черноту, фонари. Коул особо не вглядывался, но ему показалось, что под ногами у них был обычный известняк.

Он уже немного смирился с тем, что мир оказался чуть сложнее, чем представлялся на первый взгляд. Однако перенос из одного места в другое затмевал любые другие вопросы, которые нет-нет да проскальзывали в голове. Откуда взялся камень? Почему светят фонари? Ведь и дураку понятно, что в складку между мирами, как её называла Кеторин, электричество не протянешь. И Коула, если честно, корёжило от понимания, что всё окружающее объяснялось лишь одним словом — «магия».

Охотник был настолько поглощён собой и своими чувствами, что не сразу заметил тяжело дышащую Марту, буквально повисшую на его руке. В тусклом свете она казалась какой-то нереальной, чересчур бледной, хотя после мороза, наоборот, должна была быть раскрасневшийся. К тому же ведьма щурилась, словно смотря на солнце; из уголков глаз текли слёзы.

— Что с тобой? — сквозь зубы спросил Коул, продолжая удерживать девушку на ногах и взглядом ища паренька, переместившего их.

Рой обнаружился в нескольких шагах от охотника. Он жадно хватал губами воздух, буквально сложившись пополам.

— Свет, — отрывисто произнесла Марта и, повернувшись к Коулу, уткнулась лицом ему в грудь. — Он слепит меня. Слишком ярко.

Марта дышала рвано и говорила точно так же: между каждым словом, казалось, пряталась вечность. Коул ещё раз оглядел площадку, на которой они стояли. Никакого яркого света вокруг, если не считать тусклых фонарей, свечения которых едва хватало на жалкий пятачок. Он даже обернулся, чтобы увидеть всю ту же чернильную тьму и одинокий камень, отличающийся по цвету от дорожки. Сине-зелёный, с прожилками золота, он был явно больше того маленького камешка, к которому Рой прикоснулся в лесу. Коул даже не запомнил, какого цвета был тот камень.

Однако Марте действительно было паршиво: она еле слышно постанывала, продолжая утыкаться ему в грудь.

— Нет тут никакого света — он пропал после того, как мы вошли… чёрт… не знаю, куда мы вошли, но сейчас здесь темно.

— Не свет, — хрипло ответила Марта, и её голос заглушила зимняя куртка. — Магический след. Он здесь повсюду. И такой яркий, что я не могу…

Что ж, теперь понятно… Коул озадаченно почесал макушку. Марту слепило то, чего он не видел и, если честно, не мог понять. Удобно, однако. Какая-то своеобразная пытка только для избранных. Хотя, не кривя душой, он был даже рад, что его в этот клуб не приняли. Ему определённо не хотелось проходить через выпавшие на долю Марты испытания. Его вполне устраивало обычное человеческое зрение. Конечно, испытывать удовлетворение в данной ситуации несколько глупо и даже жестоко, но Коул никогда и не считал себя безмерно сострадательным.

Наконец отдышавшийся Рой подошёл к ним. Выглядел он ничуть не лучше самой Марты. Бледный, как смерть, и с впалыми глазами — хорошо, что не щурился, что позволило Коулу предположить, что паренёк не видел того же, что видела Марта.

— Вы как? — спросил он высоким нервным голосом.

— Я в норме, — ответил ему Коул и покосился на девушку. — А Марте… ей, в общем, нехорошо.

— Ох, — вздохнул парень, — я слышал, такое бывает, когда в крови нет и капли магии. Неудивительно, что мне было так тяжело… — он всё ещё тяжело дышал и пытался нащупать свой бок сквозь шубу, — словно тащил вас на себе. Возможно, если бы вас проводила ведьма, было бы не так сложно, но я… я в этом полный ноль… Ох, а она идти-то сможет? — спохватился паренёк, пытаясь рассмотреть Марту, которая всё ещё пыталась спрятаться от магического следа, но, судя по тому, что она продолжала стонать, пользы от этого не было никакой.

— Если не сможет, я её понесу, — ответил Коул и, забрав у Марты сумки, закинул их себе на плечо. Похоже, теперь ему придётся отвечать за ведьму. Не сказать, что эта роль ему нравилась.

— А вы справитесь? — с сомнением спросил Рой.

Коул нахмурился, вначале не поняв вопроса. С чего бы ему не справиться? Марта была миниатюрной женщиной, так сказать, даже «карманной»: он вполне мог отнести её куда бы то ни было, при этом не особо напрягаясь. Но потом до охотника дошло, что в глазах Роя он слабый мужчина, который вполне может свалиться с ног и начать биться в судорогах. Мужчина, который и жив-то до сих пор только по милости своей доброй жены, вышедшей из строя на некоторое время. Всё же, если смотреть на ситуацию под таким углом, его опасения вполне оправданы.

— Постараюсь, — уклончиво ответил Коул.

— Сомневаюсь, что смогу идти, — прошептала Марта. Она была словно деревянная кукла, а не человек из плоти и крови.

— Если натянешь шапку на глаза, станет легче? — так же тихо спросил Коул, надеясь, что Рой не поймёт, о чём они говорят.

— Немного. Но он такой яркий, что я и с закрытыми глазами вижу отголоски, — хрипло и так тихо ответила Марта, что Коул скорее почувствовал, чем услышал её слова.

— Значит, выбора нет, — буркнул он и натянул шапку Марте по самый нос — так, что стал виден лишь низ лица, — а затем нагнулся и подхватил её на руки.

Марта уткнулась носом в его ключицы, прикрытые толстой курткой, вот только его шею всё равно обожгло жарким хриплым дыханием. А в носу снова засвербело от её… духов? Коулу нестерпимо захотелось чихнуть. Вот только теперь-то он точно знал, что она не пользовалась никакими духами — даже самые стойкие не выдержали бы битвы с потом за время их турпохода. Так что это был запах её тела — и именно от этого запаха свербело в носу. Терпкий, он вызывал странные ощущения, навевая мысли о поле с дико цветущими растениями в жаркий летний день. Неоднозначный аромат неоднозначной женщины. Так могла пахнуть бабуля, работающая в саду, но никак не молодая девушка, которая сад разве что нарисовать могла. Может, он был прав, и её ментальный возраст — лет восемьдесят?

Коул усмехнулся и, отогнав от себя нелепые мысли, направился вслед за Роем по дорожке, освещённой тусклыми фонарями. Довольно узкой дорожке, надо заметить, проходящей через тьму, как нож через кусок мяса. Коул всё думал, что будет, если наступить, скажем, не на булыжник, а прямо в темноту. И получится ли? Ведь это вполне могли быть стены какой-нибудь пещеры. Вот только свода не виднелось — над головой раскинулась всё та же темнота. Охотник даже захотел дотронуться до «стен», чтобы проверить свои теории, но его руки были заняты Мартой. Что, наверное, и к лучшему, ведь Рой тоже не касался черноты.

Паренёк шёл впереди, пошатываясь, словно это он нёс на руках человека, а не Коул, хотя на самом деле его руки были заняты лишь пустыми вёдрами.

Дорожка изгибалась так, что впереди виднелись лишь два-три ряда фонарей, а дальше — ничего. Они всё продолжали идти, что Коулу совершенно не нравилось. Одно дело — идти за Мартой неизвестно куда: их общение не располагало к взаимному доверию, но её он хотя бы знал, пусть и недолго, конечно. И совсем другое — идти неизвестно куда за мутноватым парнем, которого он и знал-то от силы час. Вот только других вариантов всё равно не было.

Да и от Марты теперь толку никакого — не боец, а балласт. Лежала на его руках, словно безвольная кукла, и постанывала время от времени. Коул поймал себя на мысли, что вполне мог бы сейчас свернуть ей шею, и она ничего не успела бы сделать, но было слишком много причин не делать этого, так что он чихнул и, подхватив девушку поудобнее, продолжил идти за пареньком.

Вскоре дорога начала расширяться: очень резко и быстро. Вот они шли по узенькой тропе, а вот изгиб закончился и они оказались в проулке между домами. Обычный такой проулок между трёхэтажными сложенными из белого неотёсанного камня домиками, на которых виднелись трубы канализации, уходящие куда-то под дорожку. Ни тебе двориков, ни палисадников, ни деревьев. Совершенно голые дома и мощёные дорожки. Коул мог бы даже подумать, что оказался в обычном городе, если бы не тьма, которая никуда не делась. Она всё ещё была здесь — немного отодвинутая, рассеянная более мощными фонарями.

— Где мы? — спросил Коул, смотря вперёд на широкую улицу, по которой вполне могли ездить машины, если бы тут такие были.

— Шарпа, — радостно с придыханием ответил Рой. — Город ведьм. Разве Джуди тебе о нём не рассказывала?

— Я с ней не разговаривал, — решил не врать Коул. — Моя жена всё любит держать в своих руках.

— О, — Рой заговорщицки улыбнулся, — знаем таких! Моя мать так вообще ничего из рук не выпускает. Тотальный контроль под маской демократии: если бы она могла контролировать, когда и как её дети дышат, то и это бы делала. Хорошо, что в последние годы у неё появились и другие обязанности, а то когда мы с Джуди детьми были, то и лишнего шага ступить нельзя было. Кстати, как Марта?

— Не очень хорошо, — ответил Коул, посмотрев на девушку. Под шапкой её глаз было не видно, но челюсть слегка расслабилась, и он предположил, что, возможно, она отключилась, и поэтому потряс её. — Уснула, — заключил мужчина, когда никакой реакции не последовало.

— Да, со слабыми такое бывает, — вторил ему Рой, когда они вышли на широкую улицу.

Мысль о машинах так и не отпускала Коула, стоило ему заметить несколько тележек и даже лошадь возле дома на противоположной стороне. Хотя всё же не лошадь — существо — кем бы оно ни было — скорее напоминало мула, если бы тот зарос, как овца.

Но было кое-что ещё, что отвлекло внимание Коула от странного существа, лакающего воду из ведра у крыльца. Ни в одном доме на улице, на которой они оказались, не было окон на вторых этажах: только на первых, да и тех было слишком мало. Однако у каждого дома они казались разными. У одних — круглые и маленькие, у других — большие, от пола до потолка; в третьих — квадратные. Но все деревянные. А то, что Коул сначала принял за третьи этажи, на деле оказалось оранжереями на плоских крышах. Правда, горели они лишь на парочке домов, однако именно они и давали больше света, чем тусклые фонари, дополнительно освещая улицы.

— У вас тут всегда темно или сейчас ночь? — спросил Коул, рассматривая пустые улицы и дома, в редких окнах которых не было даже намёка на свет.

Рой шёл впереди него и явно сомневался, стоит ли рассказывать постороннему о жизни Шарпы. Коул даже пожалел, что не умел так увещевать людей, как Марта. Но тут паренёк глубоко вздохнул и, обернувшись, грустно улыбнулся.

— Уже вечер. Но здесь всегда темно. Для таких, как мы с тобой, в Шарпе такие понятия, как «день» и «ночь» ничего не значат, нас всегда окутывают тени. Когда город бодрствует, сферы огня горят ярче и светло, почти как днём; к вечеру они тускнеют. Сейчас мы в заброшенном квартале: здесь сферы самые тусклые, на них не хватает энергии, — пояснил он и пошёл вперёд. — Здесь есть лишь несколько всё ещё жилых домов. Все стараются жить ближе к центру — там, где свет стабильнее. Для ведьм и колдунов всё иначе… мама говорила, что для неё Шарпа всегда окрашена лазурью неба солнечного дня.

Коул лишь хмыкнул, совершенно не понимая, как одни могут видеть то, что недоступно другим.

— Это как близорукость и дальнозоркость, — продолжал тем временем Рой, верно истолковав реакцию Коула. — Только ведьмы и колдуны видят магический след, которым пронизано междумирье. Чем у ведьмы сильнее развито зрение, тем больше спектров она видит. Ну а мы, обычные люди, скорее близоруки, потому и не видим ничего.

Чем дальше они шли, тем ярче светили фонари. Их свет переставал мерцать тускло-розовым. Он наливался и наливался, становясь ярко-жёлтым, и Коулу начало казаться, что тьма немного отступила. Если не смотреть наверх, можно было и не заметить, что небо заменяло тяжёлое чёрное нечто.

На уже куда более ярко освещённых широких улицах начали попадаться люди: мужчины и женщины. Коул даже заметил группу детей, сидящих на ступенях дома и играющих в какую-то карточную игру. Одежда на всех была лёгкая и цветастая, разлетающаяся от каждого движения, словно они пытались разбавить окружающую их тьму светом и цветом. И Коул почувствовал себя нелепо в своём дутом пуховике на фоне людей, одетых в столь летние наряды. Вот только ему не было ни жарко, ни холодно. Такого понятия, как «температура», вокруг просто не было: он мог расстегнуть куртку, а мог и не расстёгивать, понимая, что от этого ничего не изменится. И после двух дней, проведённых на нещадном морозе, то была сущая благодать.

На белых домах яркими пятнами выделялись выкрашенные оконные рамы и двери. На большинстве из них также были красочные письмена, ни смысла, ни предназначения которых Коул понять не мог. Они напоминали странную смесь латиницы и иероглифов с примесью чего-то восточного и скандинавского. Совершенно незнакомая Коулу письменность. Мужчина, может, и не знал всех языков мира, но банальная насмотренность, взращённая годами учёбы, без труда давала понять, на каком языке написано то или иное слово. Однако здесь он не мог разобрать ничего.

Язык ведьм? Пожалуй, что так…

По спине побежал холодок, когда Коул вдруг осознал, что все окружающие его люди — мужчины, женщины и дети — были ведьмами. Ведьмами и колдунами.

Мысль догнала его и словно обухом по голове ударила. Он был в стане врага. И, только осознав это, начал понимать, что люди косятся на него и его сопровождающего. Вот только никто не решался к ним подойти. «Пока не решался» — мысленно поправил себя Коул. И весь подобрался. Ему нельзя терять бдительность — только не здесь и только не теперь.

Они прошли ещё несколько кварталов и вышли на большую площадь с фонтаном, прежде чем их остановили. К ним подошли трое широкоплечих мужчин. Высоких, почти с Коула ростом — один даже немного выше. Одеты они были в мягкие свободные брюки и аляповатые цветные рубахи, на плечах которых были вышиты такие же чудные письмена, как и на домах. Серьёзные, собранные, они буравили Коула взглядом. У одного из них, самого высокого, было видно свежесломанный нос с наложенным фиксатором, на котором чьей-то неуверенной рукой вывели те же письмена. Коул почему-то не сомневался, что конкретно этот представитель ведьминского рода получил своё ранение, став одновременно ещё и зачинщиком драки. Да и его дружки, мягко говоря, не выглядели располагающими к себе и добродушными. Всё в них буквально кричало об опасности, и игнорировать своё предчувствие Коул не мог.

Встреть он их на улице обычного города, даже не обратил бы внимания, просто пройдя мимо. Но здесь, в Шарпе, от них веяло опасностью. Если решат напасть, что он будет делать с бессознательной Мартой на руках? И бежать-то некуда. А в том, что от мальчишки Роя будет хоть какой-то толк, он сильно сомневался. Да и не станет этот паренёк драться со своими, если те решат преподать урок непрошенному гостю.

— Кого ты с собой притащил? — гнусаво спросил мужчина с переломанным носом.

Как Коул и ожидал, защитник из Роя был так себе даже словесный. Он начал сумбурно лепетать, превращая историю их появления в хаотичную и нелепую сборку предложений, которую местами было просто невозможно понять, разве что сложить из разрозненных и абы как подобранных слов. И Коул как-то мимоходом заметил, что в своём монологе Рой ни разу не использовал имя Джуди. Оттого и причина их с Мартой появления здесь выглядела ещё более сомнительной.

Мужчины хмуро смотрели то на охотника, то на ведьму в его руках, и по тому, как всё больше темнел взгляд Сломанного Носа, Коул всё больше желал скрутить мальчишку и заставить его заткнуться. С каждой секундой ситуация из плохой превращалась в отвратительную, а доводить до катастрофической совсем не хотелось.

— Как ты мог? — зло прошипел Сломанный Нос, и дружки за его спиной резко подобрались, готовые тут же ринуться в бой. — Ты должен был получить разрешение, прежде чем приводить сюда непрошенных гостей.

То, как он произнёс это «гостей», наводило на мысль, что хотел он использовать совсем другое слово.

— Да у кого бы я спросил разрешение? — испуганно возмутился мальчишка, всплеснув руками с пустыми вёдрами. Коулу начинало казаться, что испуг — единственная эмоция, на которую Рой был способен. — Матери-то тут нет!

— Отсутствие Госпожи Клементины не значит, что ты можешь таскать сюда всякий… сброд!

И снова у Коула появилось чувство, что мысленно его покрыли благим матом и даже выдали порцию на будущее.

— Тащите их всех к старейшинам! — отдал приказ своим дружкам Сломанный Нос и недобро посмотрел на Коула. — Пусть они решают, что с ними делать. Надеюсь, вы, дорогие гости, сопротивляться не будете?

«Не паникуй!» — мысленно приказал себе Коул, ощущая, как по спине побежали струйки пота. Кто они, эти «старейшины», и чего от них ожидать? Перед глазами вновь встала окровавленная Ада. Ему даже показалась, что он услышал металлический запах крови, смешанный с вонью потрохов. Запах, который теперь навечно будет ассоциироваться с его сестрой.

Коул глубоко вдохнул, стараясь отогнать от себя образ сестры, и натянул добродушную улыбку.

— Конечно же нет. Мы ведь туда и направлялись, верно?

Рой как-то странно посмотрел на него и выдохнул, что заставило Коула подумать, что изначально вёл он их куда угодно, но не к Старейшинам.

— Да, Марк, — срывающимся голосом ответил Рой. — Именно туда я их и вёл. Девушке стало плохо после перехода, и ей нужна помощь…

— Нужна ей помощь или нет — будешь решать не ты, — перебил его Марк-сломанный-нос. — Пойдёмте, не стоит заставлять Старейшин ждать.

***

Коула привели к круглому зданию, сложенному, в отличие от остальных домов, из белого с прожилками серебряного и чёрного камня. То ли мрамор, то ли ещё какой природный камень. Только войдя внутрь, Коул понял, что то было никакое не здание, а амфитеатр. Маленький — всего три ряда ступеней-сидений — с альковами и нишами вдоль стен и своеобразными балкончиками сверху, а в центре — пустой круг, в котором стоял каменный постамент, вокруг которого сгрудились четыре молодых женщины.

Марк-сломанный-нос и его товарищи, которые отконвоировали их сюда, вышли вперёд и опустились на колени перед женщинами. Без чрезмерной помпезности, которая свойственна фильмам, скорее автоматически. Рой сделал то же самое, а Коул так и остался стоять на месте, держа Марту на руках. Если ему и нужно было стать перед ведьмами на колени, он этого делать не собирался, считая бесчувственную ведьму на своих руках веским для этого аргументом.

Одна из женщин повернулась к ним и выразительно смерила взглядом присутствующих, словно ожидая, что сейчас ей дадут полный отчёт. Её взгляд задержался на охотнике лишь на секунду дольше, чем на остальных. Коул заметил лёгкое недоумение, но постарался не подать виду, что его напрягают окружающие его люди, хотя внутри всё сжималось от желания немедленно покинуть это место.

Женщина была красива, этого Коул не мог не заметить. Красивых женщин вообще сложно не замечать. Длинные светлые, почти пепельные волосы, заплетённые в толстую косу, уложенные на голове на манер короны. Острый взгляд голубо-серых глаз прожигал в гостях дыры, а пухлые ярко-алые губы слегка искривились в намёке на покровительственную улыбку. Одетая в длинную мантию, расшитую этническими орнаментами с прорезями для рук, она походила на человека другой эпохи. И на красоту её, казалось бы, чуждую и не настоящую, было сложно смотреть. На секунду Коулу показалось, что женщину словно покрывала тонкая плёнка красоты, за которой скрывалось что-то ещё. Но затем он моргнул, и перед глазами вновь предстала красивая женщина с тонкими чертами лица и пронизывающим взглядом обледеневших глаз.

— Дети мои, — обратилась женщина к ним, и в её тоне было столько холода, что у Коула побежали по спине мурашки. Даже едва коснувшаяся её губ улыбка не могла подсластить лёд, сковавший ведьму. Да и когда молодая женщина обращается к взрослым мужчинам «дети мои», чувствуешь себя не совсем комфортно, — почему вы прерываете нас во время обряда?

Марк-сломанный-нос поднял голову, но так и остался стоять на коленях.

— Госпожа Брунгильда, — в его тоне прозвучали раболепные нотки, — Рой провёл через портальный камень чужаков. Без разрешения, — он сделал ударение на последних словах и покосился на Коула. — Мы привели их к вам, чтобы вы приняли решение, как с ними поступить.

Брунгильда вновь посмотрела на Коула, и теперь в её взгляде прибавилось заинтересованности. А Коул удивился тому, насколько имя не соответствовало внешности женщины. Казалось, так просто не могли звать эту утончённую деву. Её внешность навевала мысли о каком-нибудь лёгком имени, связанном с цветами и теплом. Только вот холодный цепкий взгляд, которым Брунгильда скользила по лицу Коула, словно пытаясь отыскать что-то, совсем не вязался с таким образом. Коул так и не понял, нашла она что-то или нет, потому что женщина вдруг как-то сладко и даже по-матерински улыбнулась, а затем перевела свой взгляд на Марту — её брови взлетели вверх, а улыбка исчезла.

— Рой, кто эти чужаки? — тем же материнским голосом спросила она, и Рой вздрогнул под ледяным взглядом.

Пугливый мальчишка вскинул голову и посмотрел сначала на госпожу Брунгильду, а затем, с мольбой во взгляде, на Коула. Если это и был какой-то знак, Коул его не понял, но посчитал за благо промолчать.

— Я нашёл их в лесу, у реки…

— И?

— Мужчина… он отравлен хьянгой. Им посоветовали найти наш ковен…

— Посоветовал кто? — госпожа Брунгильда вновь посмотрела на Марту. — Сёстры мои, подойдите ко мне.

— Не сейчас, — ответила одна из них скрипучим старческим голосом, который никак не мог принадлежать молодой светловолосой девушке с янтарными глазами и пухлыми округлыми чертами лица. Она смерила присутствующих нечитаемым взглядом и вновь склонилась над постаментом. — Пусть ждут. Камни необходимо стабилизировать, иначе пойдёт отток энергии.

— Пусть отведут их в дом Розы, — предложила третья женщина, не поднимая головы. Её распущенные длинные чёрные волосы не давали рассмотреть женщину, но Коул особо и не пытался. — Ты нужна нам здесь, Брунгильда, иначе не удержим.

Четвёртую старейшину и вовсе закрывали остальные, так что охотник видел лишь макушку да рукав тёмного одеяния.

Брунгильда недовольно скривила губы и холодно отчеканила:

— Отведите их в дом Розы, — она уже повернулась к постаменту, когда бросила через плечо: — Роя тоже заприте.

— Но, госпожа Брунгильда… — попытался протестовать Рой.

— Твоей матери здесь нет, мальчишка, но, даже если бы и была, думаю, поступила бы она так же, — прервала его женщина, не оборачиваясь. — Ты привёл к нам чужаков, не задумываясь, чем может грозить твой поступок. Мы решим вашу судьбу, когда закончим с обрядом.

***

Марта проснулась от дикой головной боли, словно кто-то сильной рукой сдавливал её виски. Она протяжно застонала и перевернулась на бок, чувствуя под собой мягкое тёплое ложе — что было несколько неожиданно после ночёвок в палатке, где от стылой земли защищали только тонкий брезент да спальник.

Девушка резко открыла глаза, чтобы понять, где находится, и тут же осознала свою ошибку. По глазам резануло ярким светом, хотя уже и не так сильно, как после перехода. Ощущения были такими, словно ей посреди ночи принялись светить фонариком прямо в лицо. Или как если посмотреть в яркий экран телефона рано утром, когда глаза ещё не адаптировались к свету. Хотелось просто зажмуриться и продолжить спать. Но Марта заставила себя поморгать, надеясь, что с магическим следом всё будет так же, как с экраном телефона — вдруг глазам просто нужно привыкнуть?

— Проснулась? — донёсся до неё через шум в ушах голос Коула, и она повернулась к нему, силясь увидеть хоть что-то. Но мужчина тонул в ярком магическом следе, и девушка едва могла рассмотреть контуры его тела. Он был единственным тёмным пятном; смотря на него, становилось немного легче.

— Как видишь, — ответила Марта, против воли едко. Вопрос был глупым. — Где мы?

Охотник едва уловимо пошевелился, словно оглядываясь по сторонам.

— В комнате, — пояснил он и, насколько могла судить по его силуэту Марта, пожал плечами.

— Это и дураку понятно. В какой такой «комнате»? — спросила Марта, чувствуя, что начинает понемногу злиться. Неужели нельзя сразу объяснить всё чётко и по факту? Зачем нужно увиливать? Тяжело вздохнув, Марта попыталась успокоить себя. — Давай по порядку. Что произошло? Долго я была в отключке? Где мы?

Силуэт Коула приблизился и сел рядом с девушкой, матрас прогнулся под его весом.

— Ты отключилась практически сразу, как мы отошли от портала, и была без чувств пару часов. А сейчас мы… я думаю, мы в плену.

Марта ощутила, как вспотели ладони, а к горлу подкатила желчь. Плен?

— Ты преувеличиваешь, — послышался голос Роя, и Марта вздрогнула, оглядываясь по сторонам, пытаясь понять, где находится юноша, но тот тонул в магическом следе. — Госпожа Брунгильда отпустит вас, после того как разберётся в ситуации.

— Я в этом сильно сомневаюсь, — буркнул Коул, и Марта даже смогла представить, как нахмурены его брови в этот момент. — Судя по тому, как она буравила нас своим взглядом, из этой комнаты мы скорее всего выйдем вперёд ногами.

— Неправда. Просто сейчас время такое. Недавно на нас напали — охотники рассекретили один из входов, и нам пришлось его полностью отрезать. Так что они опасаются, как бы не произошло чего подобного…

— Подождите, — вклинилась Марта, пытаясь совладать с потоком информации. — Кто такая госпожа Брунгильда?

— Злобная сука, — ответил ей Коул.

— Старейшина Шарпы, — вторил ему Рой.

— Ага, старейшина, которая приказала запереть нас в этой комнате, — не без яда продолжил Коул. — Собственно, приказала пленить нас, даже не попытавшись разобраться в ситуации.

— У них обряд шёл, — защищал неизвестную Марте женщину Рой.

— Но мы ведь не охотники, — Марта вновь перевела взгляд на Коула, не желая закрывать глаза.

Ей начинало казаться, что вокруг начали проступать контуры предметов. Или ей хотелось в это верить, и сознание подкидывало желанные картинки. Нужно было поговорить о её проблеме хоть с кем-нибудь. Вот только рядом не было никого, кто мог бы помочь. Рой ведь сам сказал, что не являлся колдуном, так что вряд ли он сталкивался с подобным. Да и раскрывать себя девушке не хотелось.

— Старейшина — это что-то вроде королевы ведьм? — спросила Марта, решив сначала разузнать как можно больше, а уже потом думать о том, что делать. Хотя она уже жалела, что послушала Коула и пошла к поселению ведьм. Нужно было уже тогда поворачивать назад.

Рой нервно хохотнул.

— Скорее премьер-министр. Я, конечно, не силён в политике внешнего мира, так что могу ошибаться, но вот в чём суть: Старейшин несколько, и они представляют собой нечто вроде парламента. А главная у нас госпожа Клементина. Вот её вполне можно назвать «королевой ведьм».

Марта анализировала полученную информацию и гадала, что бы ещё такого спросить, когда Коул пробурчал себе под нос:

— Если у вас такие члены парламента, то я даже боюсь представить, кто такая госпожа Клементина.

— Моя мать, — ответил Рой, невзначай пожав плечами.

— Ты шутишь? — недоверчиво спросил Коул, и Марта, вновь открыв глаза, посмотрела на него. Да, теперь она определённо видела лучше. Коула так точно — с остальным всё ещё были проблемы.

— Абсолютно серьёзен, — заверил Рой.

— Они посадили под замок собственного принца? — ехидно спросил Коул. — Боюсь даже представить, какие у вас тут нравы. И в какой же момент нас казнят, Ваше Высочество?

Марта протянула руку и ткнула Коула под рёбра, боясь, как бы тот не сказал лишнего.

— Эй, ты чего? — возмутился охотник.

— Следи за языком, — буркнула Марта.

— Ничего страшного, — вступился за Коула Рой, и Марте стало немного не по себе. Этот мальчишка защищал и оправдывал буквально всех и каждого. — Я не принц. Власть моей матери не распространяется на меня. Для Старейшин я такой же, как и все жители города, поэтому обязан подчиняться правилам.

— А как же наследование власти? — спросила Марта.

— Во-первых, я не колдун — магии во мне с гулькин нос. Во-вторых, власть передаётся только от ведьмы к ведьме. Никогда во главе ковена не встанет такой, как я. Для поселения я ценен лишь как осеменитель, хотя вероятность того, что у моей жены в дальнейшем родится ребёнок с магическими способностями, ничтожно мала — так что и осеменитель из меня никакой, наверное. Джуди, конечно, могла бы впоследствии занять место матери, но только не после того, что произошло… — он осёкся. — Ну я это всё к тому, что принц из меня никакой. И вы можете говорить обо мне всё, что хотите.

— Спасибо за разрешение, Ваше Осеменительное Высочество, — как-то беззлобно усмехнулся Коул, и Рой рассмеялся, а Марте только и оставалось что гадать, когда эти двое успели сдружиться.

— Можно воды? — спросила она. — Или у нас её нет?

— Есть. В этом наши пленители оказались очень щедры, — хмыкнул Коул и поднялся с кровати.

Марта проследила за его фигурой, попутно пытаясь рассмотреть предметы вокруг. Но толку не было никакого. Похоже, её теория «экрана телефона» не работала. Коул вернулся с бокалом воды, и она принялась пить жадными глотками, чуть не проливая жидкость на себя.

— Они нам даже еды принесли, но я не стал пробовать, — сказал Коул и вновь сел рядом с Мартой на кровать.

— И зря. Никто тебя травить не собирается. Ах да, Марта, я вот о чём хотел тебя попросить: когда придёт госпожа Брунгильда и начнёт спрашивать о том, зачем и как вы здесь оказались, ничего не говори о Джуди, — Рой немного помолчал, а затем добавил: — Пожалуйста.

— Почему? — спросила девушка, сжимая в руках опустевший бокал.

— Понимаешь… — Парень нервно перебирал пальцы рук, подбирая верные слова. — В городе кое-что случилось, и она сбежала. Старейшины… они захотят вернуть её. Против воли. И наказать. Мама дала на это добро. Поэтому, пожалуйста, не говори им ничего о Джуди.

— Хорошо, — тут же ответила Марта. — Она твоя сестра?

— Младшая, — пояснил Рой, и то, как он это сказал, отозвалось в душе девушки. Рой любил младшую сестру и ради неё был готов на всё — Марта поняла это ещё тогда, на поляне. Поняла и воспользовалась, не задумываясь ни на секунду. У неё тоже была младшая сестра, к которой она обязана вернуться. — И я действительно удивлён, что вы смогли с ней встретиться. Старейшины ищут её уже месяц, и толкуникакого: на ней какая-то сильная защита, которая путает все поисковые заклятия. Поразительно, конечно, но Старейшины даже не знают, кто мог её создать — Джуди в постановке защиты всегда была никакой, она больше по ударной магии. Так где вы её встретили?

Марта предполагала, кто мог поставить на Джуди защиту, но придержала свои догадки при себе. Куда важнее было придумать достоверную историю для Джуди. Злость на Кеторин немного отступила, но Марта никак не могла разгадать того, что творилось в голове этой женщины, и какие планы она строила.

Раскрывать родной Рупи девушка не планировала — не хватало ещё, чтобы там объявились ведьмы в поисках Джуди.

— Она была проездом в нашем городе. Путешествовала с бродячим цирком, — соврала девушка, прекрасно понимая всю нелепость подобного высказывания. Существуют ли до сих пор бродячие цирки?

Рой хохотнул, и Марта пожалела, что не может сейчас видеть его, чтобы понять, как мальчишка воспринял её ложь. У того же буквально всё было написано на лице.

— О, это вполне в духе моей сестрёнки, — добродушно и даже слегка мечтательно протянул парень. — Пару лет назад она разругалась с мамой и сбежала. Две недели жила на чердаке театра, пока мама не нашла её поисковым заклинанием.

— О, так твоя сестра — сорванец? — встрял Коул, и в его голосе Марта услышала нечто похожее на тоску. Удивительно, как, лишившись зрения, начинаешь искать подтекст в интонациях. Оставалось только надеяться, что зрение всё же вернётся в ближайшее время. Марте не нравилось чувствовать себя слабой.

— Ещё какая! Вы вот знаете, почему она такая маленькая? У Ведьм процесс старения, конечно, и так замедленный — чем ведьма сильнее, тем меньше стареет. Но Джуди, представляете, свалилась в котёл с зельем молодости, и теперь взрослеет ещё медленнее, чем остальные. Если на нас с сестрой посмотреть, то никто и не подумает, что между нами разница в пять часов, а не в пять лет.

Пока Рой с горящими глазами рассказывал об уже известной Марте выходке сестры, девушка услышала, как повернулся ключ в замке, и заозиралась по сторонам, пытаясь найти дверь. Дверь она не нашла, но наткнулась на ещё один силуэт — такой же, как у Коула, не излучающий ни малейшего намёка на магию.

— О, Рози, тебе разрешили прийти? — радостно спросил Рой.

— Нет, — ответил мелодичный женский голос, и Марта подумала, что она, возможно, хорошо поёт — уж очень нежно незнакомка тянула гласные звуки. — Мне не нужно разрешение, чтобы ходить по собственному дому. Вы так и не поели?

— Коул считает, что ты можешь его отравить.

— С чего бы?

— Ну… его уже травили, так что опасения оправданы…

Марта не стала встревать и высказывать своё мнение о том, что было оправдано, а что нет. Ведь Коул не ел не потому, что боялся отравления, а потому что не доверял ведьмам в целом. Вот только эта Рози, в отличие от Роя, определённо не была ведьмой. В пареньке же всё-таки было немного волшебства, что бы он ни говорил.

— Хьянга? — переспросила девушка с сочувствием. — Жуткая вещь. И как тебя только угораздило? Её ведь уж много лет как не выращивают. Так что вывод только один: ты перешёл дорогу какой-нибудь ведьме. Небось изменил с ней жене, а потом сознался, что не можешь быть с нею, вот она тебя и траванула! Я права?

Марта хохотнула. Насколько же далеки были эти предположения от реальности…

— О, ты уже проснулась, — как ни в чём не бывало поприветствовала девушку Рози. — Как себя чувствуешь?

— Терпимо, — ответила Марта.

— Меня вот штормит каждый раз после перехода; несколько дней в себя прийти не могу. Госпожа Брунгильда говорит, что это из-за слабого здоровья. По её мнению, меня штормит буквально из-за всего, — в голосе девушки прозвучали скептичные нотки, и Марта не смогла сдержать улыбки. — Может, поешь? Ты же не боишься, что я тебя отравлю?

Марте и правда хотелось есть, очень хотелось. Вот только как есть в таком состоянии? Выпить воды она ещё худо-бедно могла, а вот есть явно не сможет: как зачерпывать еду, если не видишь её? Подносить пустую ложку ко рту, и пусть всё сыпется на одежду?

— Я бы с радостью, — наконец призналась Марта, — вот только не знаю, как. Понимаете, у меня проблемы со зрением, а очки я в лесу потеряла. Вы все для меня сейчас просто размытые пятна.

— Ох! — с жалостью воскликнула девушка. — Это плохо.

Как будто Марта и сама не знала, что это «плохо». Вот только её проблема не решилась бы очками для зрения. Она нащупала рукав Коула и притянула его лицо к себе. Раз уж они в одной команде, он должен знать и понимать, что сейчас толку от неё нет.

— Я действительно ничего не вижу, — прошептала Марта ему на ухо и услышала, как он со свистом втянул воздух.

— О чём шушукаетесь? — спросила Рози.

Коул, к немалому удивлению Марты, нашёлся с таким ответом, от которого ей захотелось промыть уши с мылом, а желательно ещё и разум почистить:

— Марта сказала, что отрежет мне яйца кухонным ножом, если узнает, что я действительно ей изменял.

И, чёрт, её больное воображение подробно воспроизвело перед ней столь нелепую картину: её с ножом для разделки мяса, как бы он ни выглядел, и голого Коула, распятого на столе. Она вполне могла бы нарисовать подобную картину — настолько чёткими были кадры в голове. А ещё Марта осознала, что от неё и правда можно было бы ожидать именно таких действий в ответ на измену.

Громкий смех Роя вырвал девушку из воображения и заставил вновь обратиться в слух, чему она была безмерно благодарна.

— Моё счастье, что я всегда был верным, хотя бы потому что у меня хорошо развит инстинкт самосохранения, — продолжил Коул, а Марта испытала желание стукнуть его или, ещё лучше, придушить.

Рой продолжал смеяться, а Рози как-то уж больно понимающе вздохнула, что натолкнуло Марту на мысль, что, возможно, у неё есть парень или муж, и женщина с мелодичным голосом тоже была любительницей кровавых расправ.

— Я поспрашиваю у местных, может, у кого-то есть очки, — предложила Рози. — Какой минус?

Марта растерянно заморгала глазами. Какой ещё минус?

— Не помню. У меня проблемы с числами, — нейтрально ответила она. Будучи человеком с идеальным зрением, она никогда не сталкивалась с терминологией окулистов. Для неё люди делились на две категории: те, кто хорошо видят, и те, кто носит очки. Были ещё шифровщики в линзах, но их она предпочитала не замечать, относя ко второй категории.

— Тогда я просто принесу всё, что смогу найти, — предложила Рози. — И заодно принесу тосты. Их ты сможешь поесть и руками. Кстати, Рой, пойдём поможешь мне.

— А можно? — с сомнением спросил парень.

— Марк сказал, что ты должен быть у меня, а вот в какой конкретно комнате — не сказал, — с иронией в голосе ответила Рози и поманила парня за собой. По крайней мере, именно так посчитала Марта, разглядывая удаляющийся силуэт женщины.

Она не видела того, что делал Рой, но, стоило двери закрыться, как Коул кратко и тихо подвёл итог:

— Мы в жопе.

Марта нервно хохотнула.

— Не будь столь категоричен. Возможно, мы ещё только на пути к ней.

— На пути, в ней, да хоть за ней. Без разницы.

— Разница есть. Всё может стать ещё хуже.

Коул тяжело вздохнул:

— Ты даже не представляешь, как мне сейчас хочется материться.

— Мне тоже, — вторила Марта.

— И закурить.

— Не знала, что ты куришь, — Марта нащупала подушку за спиной и откинулась на неё, вытягивая ноги.

— Курил в универе, — буркнул Коул и, похоже, вытянулся рядом. — Потом бросил. А вот теперь думаю, что стоило бы начать заново и, возможно, заодно напиться.

— Тебе не хватает хьянго-зависимости? Хочешь собрать полный комплект?

— Хьянго-зависимость? — непонимающе переспросил Коул.

— Зависимость от хьянги, — пояснила Марта.

— Прекрати выдумывать новые слова — мне каждый раз не по себе, когда ты строишь из себя заучку.

— Никого я не строю, — слегка обижено хмыкнула Марта. — Так что там с этой госпожой Брунгильдой?

— Ничего хорошего. Мне кажется, она поняла, кто ты. Так и буравила тебя взглядом, словно ты стейк на тарелке, а она очень голодна.

— Ох! Это плохо! — съёрничала Марта, копирую манеру Рози для пущей театральности.

— Действительно ничего не видишь? — после недолгого молчания спросил Коул, и его силуэт слегка пошевелился, словно он приподнялся на локтях. Марте показалось, что он изучает её, хотя его лицо вполне могло быть направлено в другую сторону, и она этого не поняла бы.

— Ничегошеньки, — подтвердила она. — Магический след затмевает всё. Единственное, что я худо-бедно могу разглядеть — это ты и Рози. В вас магии нет совсем.

— Приятно слышать, — охотно кивнул Коул. — Если что, я сказал им, что наша фамилия Томсон. Подумал, что твою светить не стоит. Особенно после этой каннибалки Брунгильды. Странная она какая-то: вроде смотришь на неё, и кажется, что она молодая и красивая, а стоит моргнуть, как будто проскакивает какая-то другая женщина на её месте.

— Скорее всего, чары, — пожала плечами Марта. Других объяснений у неё всё равно не было. — Что ещё можешь рассказать?

— Городок не маленький, да и людей тут много. Когда нас вели к Рози, я даже увидел нечто похожее на школу. И если все эти люди колдуны и ведьмы, то у нас проблемы.

— Не все, — категорично заявила Марта. — Рози точно не ведьма, а, значит, тут живут и обычные люди.

— Даже не знаю, радоваться мне этому факту или огорчаться, — цинично протянул Коул. И Марта как наяву представила его затягивающимся в этот момент и выпускающим дым. И да, его сигареты должны были пахнуть просто омерзительно. — Кто в здравом уме будет жить с ведьмами, да к тому же ещё и в городе ведьм?

Марте показалось, что его вопрос не относился ни к кому конкретному, он словно спрашивал сам себя — и ответ, наверное, хотел получить тоже от себя. Вот только её буквально распирало от желания пролить свет на истину. Так сказать, сорвать шоры с его глаз.

— У ведьм рождаются и обычные дети, не способные колдовать. Как и у обычных людей могут родиться дети с магическими способностями, если в их роду когда-либо были люди с магией в крови.

— Так то, что ты ведьма, а твоя сестра — нет… Такое действительно возможно?

Марта решила придержать при себе мысль о том, что все её знакомые ведьмы считали, что у Мегги есть способности, и уклончиво ответила:

— Не исключено.

— Да уж… Знаешь, я наводил о тебе справки, — протянул Коул. — Искал всё, копал под тебя. Ты ведь была моим заданием, а я должен был найти ведьму сам. Найти и убить. В итоге я провалился, но суть не в этом…

— А в чём? — спросила Марта, поёжившись.

— В среде охотников никто не знал, что у ведьм могут рождаться обычные люди. Точнее, мне об этом не говорили… Вот теперь я и думаю, сколько из тех, кого мы зачистили, не имели магических… как ты сказала… способностей?

Марта пожала плечами:

— Без понятия.

— Да уж, Марта Эйприл Рудбриг, как мало ты знаешь о мире! — театрально воскликнул Коул. — Кстати, а почему именно Марта Эйприл? Странное сочетание, тебе так не кажется?

— Бабушка настаивала на Марте, а мама — на Эйприл, — отстранённо произнесла девушка. — Так и появилась Марта Эйприл Рудбриг. Только меня никто и никогда так не называл.

Коул рассмеялся. Звучно так, с присвистом. И вдруг, хлопнув в ладоши, воскликнул:

— О, знаешь, было бы забавно, если бы твой отец настаивал на Мей. Тогда ты была бы Марта Эйприл Мей Рудбриг. Так сказать, весенняя девочка!

— Забавный каламбур, — недовольно скривив губы, буркнула Марта. — На уровне первого класса.

— Что, тебе такое уже говорили?

— Ага, — только и смогла выдавить девушка.

— Чёрт, а я думал, что вышло остроумно. Кстати, а у Мегги есть второе имя? Я её и не искал же особо.

— Мегги — это прозвище. Её полное имя — Магдалина.

— Ух ты! — присвистнул Коул. — Я смотрю, у вас в семье пунктик на вычурные имена. Бабуля настояла?

— Кто ж ещё? Собственно, поэтому и Мегги. Сложно отчитывать маленького обделавшегося младенца и укоризненно произносить «Магдалина». Сам понимаешь, есть такие имена, которые просто не ассоциируются с человеком. Меня полным именем в последний раз называли, когда в школе на какой-то конференции награждали. И даже тогда мне было дико слышать этот довесок к имени.

— Ну не знаю, — протянул Коул. — Как по мне, «Магдалина» очень подходит твоей сестре.

Марта лишь пожала плечами. Для неё Мегги была просто её Мегги, и она не могла судить, что ей подходило, а что нет.

— Кстати, не хочешь принять душ? Тут есть отличная старая медная ванна, я такие только в музее видел…

— Не знала, что ты любитель истории, — вторила ему Марта.

— Я-то? Да ни в жизнь! — не без иронии ответил Коул. — Вы же с Кеторин уверены, что я тупой, как пробка, — Марте показалось или в его словах чувствовалась обида? — Я про эту ванну-то почему помню: прятался за ней в одном треклятом музее.

— Прятался?

— Да. Пас сестру на её первом свидании.

— Вау, — только и смогла ответить Марта. — А ты не боишься, что ванна заговорена, и у тебя потом появится проказа?

Судорожный вздох и последовавшая за ним немая пауза рассмешили Марту.

— Такое возможно?

— Наверное, нет, — пожала плечами Марта. — Я просто предположила.

— Для простого предположения твой тон был слишком уверенным.

— Да господи, иди мойся. Если что, сниму я с тебя это проклятие, — Марта не стала говорить, что она без понятия, как снимать или накладывать проклятия.

— А вот теперь твой голос не такой уж и уверенный! Даже не знаю, как поступить…

Марта нащупала за своей спиной подушку и швырнула её в силуэт Коула.

— Ауч! Ты же сказала, что ни черта не видишь! — возмутился мужчина, театрально потирая ушибленную руку.

— А я и не вижу!

Коул поднялся с кровати и пошёл в неизвестном Марте направлении.

— Вот и связывайся с ведьмами. Везде один обман, — причитал он себе под нос.

Сдерживая улыбку, Марта следила за силуэтом охотника.

— Знаешь, мне начинает казаться, что ты ошибся с профессией. Тебе нужно было идти в театральное. Играл бы сейчас какого-нибудь умалишённого, а не сидел бы с ведьмой в плену.

— Были такие мыслишки. Даже ходил на несколько занятий. Они так и назывались: «Как общаться с ведьмами. Курс для чайников».

— Шутишь?

— Конечно, — парень склонился над чем-то, и по тому, как двигался его силуэт, Марта поняла, что он перебирает содержимое сумки. — Курсы назывались «Основы актёрского мастерства», и меня выгнали с первого занятия за неподобающее поведение.

— Пытался убить лектора? — предположила Марта.

Коул коротко хохотнул.

— Знаешь, то, что я не смог управиться с тобой, ещё не значит, что я совсем уж неумеха. Кстати, я тут вспомнил: где твой отец учился драться? По нему и не скажешь, но у него сильный удар. Я, конечно, был слегка не в себе… Но представляешь, какой это удар по самолюбию? Меня уложил офисный клерк! И как уложил!

Марта слушала Коула с отвисшей челюстью.

— Насколько я знаю, он нигде никогда не занимался. Даже на школьные спортивные фестивали отказывался ходить.

— Похоже, ты очень плохо его знаешь.

— Похоже, — неуверенно пробормотала Марта.

Она прикрыла глаза, пытаясь представить своего отца в бою. Вот только никак не получалось. Перед её мысленным взором отца раз за разом укладывали на лопатки. Да уж, сложно представить, когда не знаешь, что представлять.

— Март, слушай, а откуда в наших вещах взялся этот голубой мешочек? Его не было, когда я перебирал их в последний раз. Ты положила?

— Какой мешочек? — растерянно взглянула на Коула Марта.

— Такой голубой с вышивкой в виде листов то ли папоротника, то ли ещё чего подобного, — в описаниях Коул был не силен, но это не меняло того факта, что Марта впервые слышала об этом мешочке.

— Не я…

— Хм… в нём пара солнцезащитных очков и какие-то склянки.

— Ты его открыл? — изумилась Марта. — А если бы в нём было проклятие?

— Ты меня со своими проклятиями уже достала! Тебя послушать, так везде проклятия! Нет тут никаких злобных чар, со мной всё в порядке. О, карточка какая-то, — Коул задумчиво замолчал, а затем вслух начал читать, судя по всему, содержимое найденной карточки: — «Очки для твоих глаз, притушат яркость солнца. Не забывай принимать лекарства. С любовью, твоя К». Хм… К — это Кеторин?

Кажется, в комнате резко стало меньше воздуха? Или же Марта начала задыхаться от собственной злобы?

Кеторин точно манипулирует ей. Играет, словно куклой. Её будто пытаются затянуть в игру, правил которой она не знает. Негодование, злость и обида смешивались в странный коктейль, от которого не стоило ждать ничего хорошего.

— Я прибью её. Найду и прибью, — сквозь зубы прошипела девушка, тщетно пытаясь обуздать свою ярость, но она уже поднималась из глубины и накатывала волнами. И, находясь на самом пике эмоциональных качелей, Марта ощутила нечто странное.

Её эмоции выплеснулись через край, и внезапно всё, что окружало девушку, отобразилось чёткой картиной, несмотря на то что Марта всё так же не видела ничего вокруг. Не видела, но знала, чувствовала, как в бешеной карусели кружатся по комнате вещи. Знала, что сбила с ног Коула. Знала, что вдребезги разлетелись бокалы. Знала, что подушки разорвались изнутри, потому что перья, как и её злость, стремились наружу. И всего этого было так много. Слишком, слишком много…

— Вот чёрт, — услышала она приглушённый голос Коула, прежде чем потерять сознание.

========== Глава 26. Дурные знамения ==========

Джилс чувствовала тревогу, выпроваживая последнего клиента. Обычно она никогда не брала кого-то после девяти вечера, но мужчина буквально умолял — видите ли, жить не сможет, если не узнает своё будущее, — и Джилс нехотя согласилась, подсчитывая свою прибыль за поздний приём. Девушка предложила добавить половину стоимости к своей обычной цене, и мужчина сразу же согласился, рассыпаясь в благодарностях. Если бы знала, сразу запросила бы двойную оплату. Из неё вообще была плохая бизнес-леди — слишком много она придавала значения людям и их чувствам и слишком мало собственной выгоде и здравому смыслу. Наверное, из-за этого бабушка и называла её сердобольной дурочкой.

Джилс убрала деньги в кошелёк и потушила свечи. Все платежи она принимала только наличкой, чтобы всегда иметь деньги под рукой и не особо отсвечивать.

Тяжело вздохнув, она стянула цыганский платок, который использовала для пущей убедительности, с головы, и рыжие кудряшки рассыпались по плечам. На сегодня приёмы закончены. Вот только неприятные ощущения никуда не делись. Вначале она посчитала, что причиной был клиент и его не самый приятный внешний вид: эта его разорванная щека, словно кто-то вырвал кусок с мясом. Джилс содрогнулась, только вспомнив. Такое кого хочешь может заставить чувствовать себя некомфортно. Чужое уродство всегда вызывало у неё чувство страха — слишком хорошо она знала, как подобные увечья зарабатывают.

Девушка надеялась, что после его ухода всё пойдёт как по маслу, и её душевное равновесие вернётся к ней. Не тут-то было. Её всё ещё словно дёргали за нить изнутри.

— Нехороший знак, — рассеянно пробормотала она и покосилась на карты, всё ещё разложенные на столе.

Джилс вполне могла бы сделать себе расклад, если бы не собственное правило: гадать только для других. И отступаться от своих принципов она не собиралась, какие бы предчувствия её не мучали.

Джилс отдёрнула шторы, впуская лунный свет в тёмную комнату. За окном уже лежали высокие сугробы, и ей совсем не хотелось идти домой по такой погоде. Может, заночевать прямо здесь, в кабинете? Не зря же в шкафу прятались раскладушка и подушка с пледом. Не впервой.

Она включила тусклый торшер с цветным абажуром, и комнату залил тёплый жёлтый свет, вырывая из тьмы заставленные всякой эзотерической лабудой полки. Настоящих магических предметов там никогда не было, только атрибутика для наведения антуража. Птичьи черепа да ножи «типа из слоновой кости», а на самом деле — крашенные пластиковые штучки, купленные на распродаже в местном магазинчике.

Из магического в маленьком кабинете была только старая рисованная колода на столе и настоящая ведьма на стуле.

Джилс проверила своё расписание на завтра и ужаснулась. Домой идти нет никакого смысла: первая клиентка придёт уже в семь утра. И почему им не спится в такой час? Сама бы она никогда не пошла бы к гадалке ни утром, ни поздно вечером. Хотя, если быть честной, она никогда не ходила к гадалкам и никогда не пошла бы.

А зачем? Джилс знала одну непреложную истину: как только человек узнал будущее — оно тут же начинает меняться, и то, что ты знаешь о нём, может быть уже вовсе не так. Поэтому Джилс и трактовала карты максимально туманно, чтобы не сильно повредить ткань времени. По той же причине она никогда не смотрела будущее для себя. Пророчества — очень тонкая материя. На сотню предсказаний приходится не больше трех сбывшихся, остальные же канут в небытие.

Джилс захлопнула ежедневник, жалея себя за чрезмерную доброту. Не была бы она столь лояльной к людям, ей бы не пришлось вставать ни свет ни заря, чтобы рассказать глупой девчонке, что ей не изменяет муж: ни с женщинами, ни с мужчинами, ни с собаками. В какой уже раз к ней придёт именно эта клиентка и именно с этим вопросом? В пятнадцатый? Джилс сбилась со счёту после десятого.

Решив лечь пораньше и даже попытаться выспаться, Джилс достала раскладушку и принялась стелить постель, когда в дверь постучали. Два лёгких, едва уловимых удара, словно у человека за дверью не было сил для чего-то большего. Джилс нахмурилась и запихнула свою раскладушку обратно в шкаф, а ещё взяла бутафорный нож — на всякий случай. Глядишь, он припугнёт незваных гостей, хотя толку от него всё равно не будет.

Девушка распахнула дверь и, со свистом втянув воздух, уставилась на щуплую слепую старушку, глаза которой перерезал шрам.

«Похоже, сегодня вечер покалеченных людей», — иронично подметила Джилс, устало вздохнув, и отошла в сторону, пропуская старушку в кабинет. Та сделала несколько шагов, опираясь на трость, и Джилс только дивилась, как слепая женщина не путается в собственных ногах, потому что одета она была в длинное зимнее пальто с меховым воротником. Сама Джилс была адептом брюк, и ни юбки, ни длинные плащи её не привлекали.

— Могла бы и позвонить, прежде чем приходить, Джослин. Я не сижу здесь целыми сутками, — вместо приветствия, произнесла Джилс.

— Это не телефонный разговор, — ответила женщина и прошла внутрь, тростью нащупывая дорогу. Джослин вполне уверенно подошла к столу и, найдя рукой спинку клиентского стула, села на него, сняла декоративную шляпку, положила её на стол, а трость разместила на коленях.

Джилс же закрыла дверь и привалилась к ней спиной.

— Зачем ты пришла? — голос дрожал от тревоги, а в карих глазах плескался страх.

Джилс чувствовала, как нить, которая дёргала её весь день, натянулась так, что вот-вот — и лопнет. К горлу подкатила желчь.

— Предупредить, — только и ответила Джослин, а по спине у Джилс уже побежал холодок.

— Что-то случилось в ковене? — язык заплетался, а ноги, казалось, могли отказать в любой момент. Джилс не могла этого отрицать — ей было страшно. Джослин никогда не приходила просто так.

— Королева при смерти. Говорят, не протянет и недели. И если так, то скоро будет проведён обряд, — ответила женщина, и на её морщинистом лице прорезалась горькая усмешка.

— Они знают, где меня искать?

— Если на обряде выберут тебя, то поиски для них не составят труда. Потроха сами проложат к тебе путь.

Джилс сглотнула.

— Значит, выбора нет? — и сама покачала головой, прекрасно зная ответ. — Либо я приду и сложу голову сама, либо меня найдут и заставят…

— Либо ты заберёшь то, что принадлежит тебе по праву рождения, — предложила Джослин. Лица её девушка не видела, но слова показались абсурдными.

— Как будто они позволят мне что-то у них забрать, — горько усмехнулась Джилс.

— Вечно прятаться ты не сможешь, девочка. Кровавая корона всегда требует то, что принадлежит ей. А ты ей принадлежишь. Ты ведь уже чувствуешь её зов, хоть королева ещё жива? Это вопрос времени, когда корона затребует тебя.

Джилс подошла к окну и приложилась лбом к холодному стеклу. В словах женщины было куда больше истины, чем Джилс того хотелось. Она всё думала над словами Джослин, ведь на самом деле вопрос был только во времени — результат по итогу будет один.

— Я поеду, — через силу выдавила Джилс, хотя всё, чего ей хотелось сейчас — выбежать из кабинета и бежать, куда глаза глядят, в надежде, что корона выберет кого-нибудь другого. Без разницы кого: любая кровавая ведьма для ковена будет предпочтительнее, чем Джилс — внучка королевы, но дочка предательницы.

Наверное, глупо было надеяться на другой исход, ведь Джилс уже знала, что корона не выберет никого другого, пока по её венам ещё течёт кровь. Как и знала, что ковен её не признает.

***

Мегги буквально вытолкнули из сна. Секунду назад она спала — щелчок, — и вот она уже сидит в кровати, жадно хватая губами воздух и пытаясь понять, что произошло. Её била мелкая дрожь.

«Что-то случилось», — билась мысль в голове. Не здесь, но где-то точно произошло, и проснулась Мегги именно из-за этого. Словно инстинкт сработал, как когда неосознанно понимаешь, что огонь — горячий, а лёд — холодный.

Ощущения были похожи на те, что она почувствовала, увидев Джона перед калиткой их дома. Тогда она просто знала, что ему не стоит встречаться с её сестрой. Как знала и то, что мама не оставила их без защиты. И теперь она точно так же знала, что что-то произошло.

Но её пугал не сам факт произошедшего, а то, что она не могла дать ему название.

Мегги выбралась из кровати и на трясущихся ногах пошла в спальню к папе. Попутно она включала свет на своём пути. Ей было страшно: она боялась темноты, но не только её. Девочка боялась того, что произошло где-то, где её не было, потому что знала — произошедшее будет иметь последствия для неё.

И ей точно не понравятся эти последствия.

Мегги забралась в кровать папы и, накрывшись его одеялом, поудобнее устроилась у него под боком. Её всё ещё била нервная дрожь, но родное тепло и слабый аромат одеколона успокаивали.

— Страшный сон? — сонно спросил отец, обхватив её руками и притянув к себе покрепче.

— Ага, — вяло ответила Мегги, не желая обсуждать свои дурные предчувствия.

— Это всего лишь сон, он не имеет над тобой никакой власти, — так же вяло произнёс отец. Возможно, он и хотел её поддержать, только сон был сильнее, и Мегги буквально ощущала, как отец проваливается в забытьё.

— Точно, — кивнула она, а затем положила голову ему на грудь. — Сны — всего лишь сны.

Мегги понемногу начала расслабляться, ведь сейчас она была в самом безопасном месте на свете: рядом с её отцом и под защитой её матери. Девочка знала — пока она здесь, с ней ничего не случится. Но также она знала, что долго оставаться в этой безопасности не получится.

Но Мегги точно знала одно: сейчас она может спать, потому что её время ещё не настало.

***

— Вот чёрт! — простонал Коул, бегло осматривая разруху, которая теперь господствовала в месте их пленения.

Ещё пару секунд назад всё было хорошо, насколько это вообще возможно в нынешних условиях. А затем от Марты пошла какая-то неведомая энергетическая волна и разметала всё по комнате: самого Коула отбросило к стене, и он, сильно приложившись головой и спиной, съехал вниз, да там и остался, опасаясь подниматься на ноги. Если будет ещё одна подобная волна, то её он лучше встретит сидя. Он не был птицей, чтобы жаждать полётов.

Мужчина сидел и ждал, но, похоже, ничего подобного не планировалось. Марта в бессознательном состоянии лежала на кровати среди кучи перьев, в которые превратились зелёные подушки.

И как ему объяснять произошедшее, если кто-то придёт проверять их? А к ним точно придут. Если так подумать, то грохот стоял такой, что их могли услышать не только жильцы дома, но и люди на улице.

Коул смачно выругался и поднялся на ноги. В руках он всё ещё сжимал мешочек с очками и склянками. Ну, Кеторин и удружила конечно.

Нужно было что-то предпринять — и немедленно. Вот только Коул не знал, за что хвататься. Комнату в первозданное состояние он уже не приведёт. Нужно хотя бы проверить, как там Марта.

— Из тебя просто отвратительная соратница. Накосячила и свалила в забытьё, а мне разгребай, — причитал Коул, склонившись над ней и хлопая по щекам, чтобы привести в чувства. Он даже потряс девушку для пущего эффекта, но Марта не откликалась. Хорошо хоть, что дышала. Таскать за собой труп ему совсем не хотелось.

Дверь резко распахнулась, и в дверном проёме Коул увидел Рози. Женщина ошарашено воззрилась на него и на разгромленную комнату. И дураку было понятно, что семейная ссора не могла привести к разломанному дивану и заваленному трюмо. Если только Марта не решила опрокинуть его на мужа, конечно.

— Что-о… что здесь произошло? — нахмурив брови, Рози уставилась на бессознательную Марту в руках Коула.

— Может, Марта на что-то напоролась? — послышался голос Роя из коридора, и в следующую секунду его голова показалась за плечом Рози: выглядел он при этом таким же оглушённым, как и девушка.

— Ты колдун, — удивлённо произнесла круглолицая женщина.

От такого заявления Коулу даже смеяться захотелось, хотя обстоятельства к тому не располагали.

— Я не…

— Не он, Марта, — с сомнением предположил парень, а затем, сосредоточив взгляд на бессознательной девушке, чуть увереннее произнёс: — Она ведьма. И очень сильная, раз уж я смог разглядеть её след.

На Коула словно ушат воды вылили. Если до этой секунды он ещё мог попытаться отрицать всё, то теперь смысл пропал. Рози судорожно вздохнула, и всё её хорошее отношение к ним и те доброжелательные улыбки и вполне добрые шутки развеялись, как по щелчку. Коул видел, как взгляд женщины стал холодным и настороженным.

— Кровавая?

— Не думаю, — в голосе Роя не было уверенности. Он словно говорил одно, а подразумевал другое. — Посмотри, её кожа почернела!

Коул опустил взгляд и отшатнулся: руки Марты там, где задрались рукава её куртки, были чёрными. Точнее, их словно покрывала та же глубокая тьма, что заменяла небо городу Шарпа.

— Точно не кровавая, — Рой, казалось, стал чуточку увереннее, но Коул никогда бы не поверил человеку, который пытался бы его в чём-то убедить таким тоном.

Коул не знал, что ему делать. С одной стороны, нужно было немедленно привести Марту в чувство — только она могла помочь им выбраться из этой заварушки. С другой — прикасаться к ней ему совсем не хотелось. Он испытывал дикое желание пойти и вымыть руки с мылом. Не просто ведьма, а ведьма, кожа которой была покрыта странной чёрной субстанцией. Осознание этого в миг разрушило шаткое равновесие их отношений.

— Нужно немедленно позвать госпожу Брунгильду, — предложила Рози.

— Нет! — воскликнул Рой. — Только не её.

Рози укоризненно посмотрела на паренька.

— Ты привёл в наш город неизвестную ведьму с неизвестными способностями и говоришь мне, что я не должна поставить в известность глав города? Я правильно поняла? Мальчик мой, ты, часом, умом не тронулся? Или она наложила на тебя какое-то заклятие послушания?

Во взгляде Рози отразилось понимание, и Коулу стало дурно. Сейчас они приведут сюда госпожу Брунгильду, и ситуация из критической превратится в фатальную. Схватив Марту за куртку, он притянул её к себе, стараясь не касаться голой кожи — благо, на девушке было много одежды — и, обернувшись к Рози и Рою, попытался изобразить на своём лице нечто, что можно было принять за смирение пополам с паникой. Хотя паники у него сейчас было столько, что хватило бы на целый взвод.

— Мы пришли к вам, потому что нам нужна помощь, — затеял он ту же игру, что вела Марта, в надежде, что Рой опять клюнет. — После того, как меня отравили, с моей женой что-то произошло. Мы и сами толком не понимаем. Это нечто просто выплёскивается из неё.

Коул тараторил, сочиняя на ходу, сам не понимая, что конкретно говорит.

— Недавно пробудившаяся и не контролирующая свои способности? — выпучила глаза Рози и упёрла руки в боки. — Час от часу не легче!

— Рози, — умоляюще позвал Рой, — только не Брунгильду, прошу тебя! Она же… Позови госпожу Еву, если тебе так уж хочется привести Старейшин. Но только не Брунгильду.

Рози тяжело вздохнула и потёрла переносицу.

— Что они тебе пообещали? Признавайся!

— Н-ничего… — потупил взгляд Рой.

— Не ври мне, мальчишка! — грозно воскликнула женщина, и даже Коул немного ужаснулся. Примерно так на него кричала мать, когда он её чем-то не устраивал.

— Я не вру! — попытался отнекиваться Рой, но взгляд женщины стал ещё нетерпимей.

— Я вас с Джуди как облупленных знаю. Это же я вас выкармливала, когда у вашей матери молоко пропало, а ты смеешь мне лгать. Что ты, что Джуди, шайка неблагодарных уб… — Рой побледнел, а лицо Рози просветлело. — Значит, Джуди?

Судя по тому, как парень то и дело косился на коридор за своей спиной, он действительно подумывал сбежать.

— Рози, пожалуйста! — взмолился парень, и в его глазах даже блеснули слёзы.

— Говори! — напирала женщина. — Неужели ты думаешь, что я могу ей хоть как-то навредить?

Рой мучился. Было видно, как он буквально разрывался между верностью сестре и доверием к Рози. И выбор сделать не мог. Молчание и переглядывание этих двоих затягивалось, и Коул понял, что решать придётся ему.

Тяжело вздохнув, он произнёс:

— Мы встретили эту девушку на ярмарке, кажется, цирковой… и она направила нас сюда.

Рой пронзил его странным взглядом: смесью благодарности и презрения. А Рози вскинула бровь, и, кажется, в её взгляде, направленном на Коула, стало чуть меньше холода.

— Вот оно что, — протянула она. — Тогда я приведу госпожу Еву, а вы пока оставайтесь здесь. И ты, Рой, тоже.

Она умело затолкала парня в разгромленную спальню и закрыла дверь снаружи. Затем послышалось уверенное цоканье каблуков, и Коул вздохнул с облегчением. Кем бы ни была госпожа Ева, она в любом случае не могла быть такой же, как Брунгильда. Коул не хотел признавать, но эта женщина внушала в него страх.

— Ох, ох, ох, — причитал Рой, плюхнувшись на пол рядом с дверью. — Почему вы сразу не сказали, что Марта ведьма?

Паренёк косился на бесчувственную Марту в руках Коула и продолжал стонать, словно на его плечи свалили тяжкий груз, с которым он не справляется, и тот давит и давит. По крайней мере так его стенания представлялись Коулу.

— Как ты помнишь, у нас и возможности-то не было. Всё так завертелось, — попытался сослаться на обстоятельства Коул.

Поверил ему Рой или нет, Коул не знал: парень уткнулся носом в свои колени и продолжал стонать. Похоже, он уже сам не рад, что ввязался в это дело. Вот только Рой сейчас не являлся главной проблемой охотника.

Главной была Марта. Натянув на ладонь рукав свитера, он принялся хлопать по щекам ведьму, которую нужно было привести в чувства — и немедленно. Во всяком случае, до прихода госпожи Евы.

— Кто она такая, эта ваша госпожа Ева? — спросил Коул, тряся Марту за плечи. Та что-то невнятно пробормотала и даже попыталась отмахнулась от него, что лишь разозлило Коула.

— Одна из старейшин, — буркнул Рой в свои колени. — Она добрая.

Класс! Добрая ведьма Старейшина. Лучшая и, самое главное, развёрнутая характеристика. Рой вполне мог сказать, что она любит фасоль — тогда у Коула оказалось бы больше представления об этой женщине. Потому что понятие «добрая» настолько же абстрактное, как и «злая». А вот «чокнутая сука» понятие очень точное, как и «мягкосердечный дурак». Вот Рой был именно «мягкосердечным дураком», и если госпожа Ева окажется такой же, то им несказанно повезёт.

Коул попытался вспомнить женщин возле постамента и предположить, кто из троих мог быть госпожой Евой, но ею в равной степени могла оказаться каждая из них, и гадать не имело смысла.

Он вновь потряс Марту, и, о чудо, она соизволила открыть глаза.

— Что происходит? — едва ворочая языком, спросила ведьма, пытаясь сосредоточить свой взгляд на Коуле. Ох, как он жалел, что она не может сейчас видеть его лицо, да и всю комнату. Ему хотелось, чтобы она точно знала, во что их втравила, и какие им могут грозить последствия.

— Ты разнесла комнату. В прах.

Её глаза и губы округлились, и сейчас она очень сильно напоминала «Крик» Мунка: только руки к ушам приложи — и сходство будет почти портретное.

— Вот чёрт! — выругалась Марта и отстранилась от Коула.

— Да, милая, я думаю точно так же, — Коул вложил в «милую» столько яда, сколько смог, но Марта не обратила на это никакого внимания.

Марта думала. Она так нахмурила свои брови, что они чуть ли не к переносице собрались. О чём она размышляла, Коул не знал, так что сильно удивился, когда ведьма всё-таки открыла рот.

— Подай мне очки, которые нашёл, — немного помолчав, приказала она, и Коул, скрипя зубами, подчинился.

Марта чуть не ткнула себе в глаз, когда попыталась надеть их, но, нацепив забавные солнцезащитные очки со стёклами в виде сердечек, облегчённо выдохнула.

— Вижу, — решительно произнесла она, осматривая разруху комнаты. А ведь недавно тут была маленькая спальня с чрезмерным количеством декора и всяких рюшечек и оборочек, но даже она была лучше того, что творилось сейчас. — Это я сделала?

Марта проявила весь спектр ошарашенности: вот тебе и круглые глаза, и придушенный вскрик и зажатый руками рот. Ещё бы, кто угодно удивился бы, если бы смог силой мысли опрокинуть трюмо и разворотить диван, попутно разорвав подушки.

— Ты не пострадал? — к немалому своему удивлению, услышал Коул и даже на секунду лишился дара речи.

— Не особо. Головой приложился, но в целом нормально, — ответил он и ещё больше удивился облегчению, появившемуся на лице ведьмы. Хотя чему удивляться, ей, наверное, тоже не с руки таскать за собой труп.

Коул кратко пересказал Марте события и обрисовал грядущие. Рой подчёркнуто молчал, иногда хмыкая, но Коул так и не понял, что паренёк пытался показать своими междометиями.

— Рой, — позвала Марта его таким тоном, точно пыталась успокоить маленького ребёнка. — Я действительно общалась с Джуди, и с ней всё хорошо. Я ничего тебе не внушала, если ты…

— Вы бы и не смогли мне ничего внушить, даже если бы захотели, — вполголоса отозвался Рой, приподняв голову и уткнувшись подбородком в колени. — На мне ментальная защита. Её поставила моя тётя, когда я бы ещё ребёнком. Так что привёл я вас сюда по своей воле.

Он запустил пятерню в короткие тёмно-русые волосы и взъерошил их.

— Ясно, — кивнула Марта. — Нас же не запрут в какой-нибудь темнице? Мы пришли к вам за помощью, а не для того, чтобы причинить кому-то вред…

— Вас не запрут, — покачал головой парень и уверенно добавил: — Госпожа Ева не позволит.

Коул расслышал стук каблуков по деревянному полу и напрягся. Их точно было три пары. Похоже, Марта тоже услышала приближающихся, потому что принялась поправлять перчатки и одёргивать рукава, стремясь скрыть чёрные пятна на коже.

Первым желанием Коула, когда дверь открылась, было придушить Рози прямо там на месте. За её спиной стояла госпожа Брунгильда, улыбаясь своей тёплой с нотками высокомерия улыбкой, от которой по спине холодок бежал. А прямо за ней Коул разглядел ту тучную светловолосую женщину с по-старушечьи скрипучим голосом. И в его представлении та женщина была кем угодно, но только не «доброй госпожой Евой».

— Рози? — обиженно позвал Рой, поднимаясь с пола. Выглядел он, как котёнок, которого бросила в воду мама-кошка.

— Они были в лизии, — ответила на невысказанный вопрос Рози. — Госпожа Брунгильда решила сопроводить госпожу Еву.

— Рози, посторонись, — приказала Брунгильда и, недолго думая, отодвинула женщину в сторону.

Размашистым шагом она вошла внутрь, и госпожа Ева последовала за ней. И если движения первой были резкими и даже дикими — она будто пропалывала воздух перед собой, то вторая шла плавно, словно плыла по полу, как по морю.

Госпожа Брунгильда окинула Марту оценивающим взглядом, и от этого взгляда Коулустало дурно: так смотрели на гниющую падаль, а не на живого человека.

— Значит, я всё-таки была права, — торжествовала Брунгильда. — Ты ведьма. Деточка, да от тебя за версту фонит магией, ты словно огромный живой маяк. Кто же ты такая?

— Не пугай её, — своим скрипучим старушечьим голосом произнесла госпожа Ева и, обогнув свою подругу, села на край кровати, сцепив руки в замок и положив их на колени. — Рози сказала, что ты недавно инициировалась. В твоём роду были ведьмы?

— Нет, — тут же выпалила Марта.

— Врёшь, — сладко улыбалась ей Брунгильда. — Такая мощная энергетика не берётся из воздуха. В твоём роду были ведьмы — и очень сильные.

— Я не знаю, — Коулу хотелось знать, были ли испуганные нотки в голосе Марты фальшивыми или она действительно испугалась. Потому что у него волосы на руках встали дыбом. Брунгильда пугала его. — Я сирота.

— Слабо верится, — ответила Брунгильда, склонив голову на бок.

— Не дави на девочку, — вступилась госпожа Ева. — Я бы тоже ничего не сказала бы, если бы на меня так напирали.

— Ева, я не давлю, лишь пытаюсь добиться правды. А она, как видишь, не желает идти на сотрудничество.

Госпожа Ева тяжело вздохнула, и во всей её позе так и читалось снисходительное отношение к Брунгильде. Она словно воспринимала её, как ребёнка — маленького и непутёвого, — а не как кого-то равного, что немало удивило Коула.

— Просто это странно, — продолжала госпожа Брунгильда. — С начала лета за нами гоняются охотники. Даже умудряются украсть запасы редкого яда. А теперь здесь объявляется ведьма с сильными магическими дарованиями и её муж, отравленный тем самым ядом.

Марта сглотнула.

— Расскажи-ка, девочка, как так получилось, что твоего мужа отравили именно хьянгой? — Старейшина упёрла свой ледяной взгляд в Марту и смотрела на неё, не моргая.

Коул судорожно соображал, пытаясь придумать, что такого сказать, чтобы им поверили. Вот только в голове не было ни единой идеи. А правда обеспечила бы ему далеко не самую комфортную темницу.

Марта, кажется, всхлипнула и, судорожно втянув воздух, принялась рассказывать, а Коул старался не уронить свою челюсть и выглядеть не таким уж шокированным.

— Его отравили… Мы сами не знаем, где и когда… ох… Ему было так плохо… он словно заживо горел, — говорила она сбивчиво, подбирая каждое слово. — А когда ему стало уже совсем плохо, я нашла на пороге конверт — в нём был свёрток с какой-то травой и записка… что ему может помочь только это. И что потом мне придётся заплатить…

— Заплатить чем? — нахмурила брови госпожа Ева, внимательно изучая Марту.

— Не знаю. Просто заплатить. Я испугалась. Только вот выбора у меня всё равно не было, Коул… он же умирал, — в глазах Марты стояли настоящие слёзы. — Я… я дала ему эту траву, и ему стало лучше. Какое счастье! — она улыбнулась сквозь слёзы, которые словно бы подсвечивали её зелёные глаза, однако ни одна капля так и не скатилась по щеке. — А потом… Потом был тот мужчина… в парке… с арбалетом… Он наставил оружие на меня, и я… О Боги, — она судорожно вдохнула. — Я не знаю, что тогда произошло, но арбалет его разнесло в щепки, а мужчина… он умер.

Коул сжал руку в кулак так, что побелели костяшки. Если Марта сейчас не врала, в чём он сильно сомневался, то, скорее всего, учитель мёртв, и она убила его за то, что он направил арбалет на её сестру. Об этом необходимо подумать, ведь Марта умело мешала правду с вымыслом, и не запутаться было сложно.

— Какой мужчина? — госпожа Брунгильда выглядела заинтересованной. Её глаза даже начали светиться, словно в них пылал огонь. Холодный огонь.

— Я не знаю. Я не видела его лица, сразу же убежала. Потом уже узнала, что в парке нашли мёртвого мужчину.

— Понятно, — протянула госпожа Ева. — И больше ни травы, ни писем вы не получали?

— Нет, — ответила Марта, и Коул кивнул, как бы подтверждая её слова. — А запас этой дряни начал заканчиваться, и мы искали, где взять ещё. У нас осталось на один раз — не больше.

— Мы подумаем, что с этим можно сделать, — улыбнулась госпожа Ева, и, протянув руку, похлопала Марту по коленке. Её улыбка лучилась теплом. — Спасибо за откровенность. И всё-таки, кем были твои родители?

— Я не знаю. Мне было четыре, когда произошёл пожар в доме и они сгорели заживо.

Рой, стоявший у двери, тоже всхлипывал. Расчувствовался парнишка, опять заскочив на крючок Марты.

— Вот как… бедная девочка, — госпожа Ева по-матерински погладила Марту по плечу. — Я тебе верю. Но пока вы останетесь здесь, и я повешу на вход магический замок — на всякий случай.

— Я думаю, их стоит поместить в карцер, — предложила госпожа Брунгильда, скрестив руки на груди.

Ева смерила Брунгильду холодным взглядом и снисходительно улыбнулась.

— Я думаю, в этом нет особого смысла. Марта ведь не станет колдовать без разрешения?

— Конечно нет, мадам! Я и не знаю, как! Это всё эмоции.

— Вот и отлично, — просияла госпожа Ева и поднялась с кровати. — Тогда мы, пожалуй, пойдём. Время уже позднее. И да, Рой, можешь идти домой.

Парень облегчённо выдохнул, и его напряжённые плечи расслабились.

— Отдыхайте и чувствуйте себя как дома.

Госпожа Ева принялась свой тучной фигурой выталкивать всех из разрушенной спальни, что получилось у неё очень даже хорошо. Она пропустила мимо ушей все возражения Брунгильды, хлопая её по спине и приговаривая:

— Пойдём-пойдём. Завтра обо всём потолкуем.

И послала Марте ободряющую улыбку, а Коулу показалось, что она чересчур внимательно изучает очки-сердечки.

Дверь за ними закрылась, и Марта повернулась к Коулу. На её лице светилось невиданное доселе облегчение.

— Пронесло, — произнесла она и улыбнулась уголками губ.

— Надолго ли?

Марта пожала плечами и откинулась на единственную подушку, которую каким-то чудом не разорвало при всплеске её магии. Вокруг взметнулись перья.

Коул вытянулся рядом, ощущая себе безмерно уставшим. Ему чертовски хотелось спать, в чём он не стал себе отказывать.

Уже засыпая, он осознал одну вещь: никто, совершенно никто, не упомянул о чёрных пятнах на руках Марты, и даже Рой не напомнил о них Старейшинам.

Коул не знал, что и думать, но почему-то эти чёрные пятна казались ему дурным знаком.

***

Кеторин заварила себе вкусный чай с ромашкой и села за небольшой кухонный столик. Дом у госпожи Евы был одним из самых маленьких во всём городе, хотя внешне не особо отличался от остальных. Однако же все комнатки внутри оказывались мизерными, словно их делали под кого-то очень маленького и худого. В общем, не под госпожу Еву, которая вряд ли могла развернуться на этой самой кухоньке, не задев ничего и не смахнув. В детстве Кеторин очень любила проводить время в этом самом доме — здесь для неё всегда было место и чашка чая.

Кеторин улыбнулась, вдыхая знакомый аромат. Ей нравился чай госпожи Евы. Та умела собирать и высушивать травы каким-то неведомым никому способом, из-за чего вкус всегда получался более насыщенным, чем если бы травы заготавливала кто-то другой.

В темноте кухни чай дышал паром, а Кеторин, обхватив кружку обеими руками, ждала госпожу Еву, в нетерпении стуча ногтями по древнему фарфору — возможно, такому же древнему, как и сама госпожа Ева. Эта женщина была уже глубоко стара, когда Кеторин ещё и на свете не появилось. Самая старая Старейшина. Возможно, госпожа Ева ещё помнила таинственный город Шарпа, когда в нём горели огни на всех улицах, а жителями пополнились дома. Времена, когда ковен насчитывал больше сотни ведьм, половину из которых раньше и ведьмами бы не назвали — настолько слабым был их дар.

Кеторин сделала глоток и блаженно вздохнула: она скучала по этому чаю. Возможно, только из-за него ей стоило вернуться сюда.

Входная дверь скрипнула на старых несмазанных петлях точно так же, как и когда Кеторин вошла в дом, а затем кухню залил мягкий свет магического хрусталя.

Женщина растянула алые губы в широкой улыбке, приветствуя свою старую наставницу, прятавшуюся за молодой личиной.

— Так и знала, что без тебя не обошлось, — скрипнул, как дверь, голос, и госпожа Ева подошла к столу, заполнив собой всё небольшое пространство. — Если что-то идёт странным образом, то к этому непременно приложила руку Кеторин Чубоски.

— Я тоже рада вас видеть, — ответила ей Кеторин, припадая губами к чашке.

Госпожа Ева села напротив, заняв потёртый резной стул с мягкими бархатными подушками и сняла с пальца переливающееся магическим светом медное кольцо. Стоило тому коснуться крышки стола — и от прекрасной молодой женщины не осталось и следа. Теперь перед Кеторин сидела хорошо знакомая ей тучная старуха с горбатой спиной и такими глубоким морщинами, что её лицо больше походило на бульдожью морду с обвисшими складками кожи. А толстая светлая коса уступила место тоненькой седой; через редкие волосики теперь просвечивалась покрытая старческими пятнами кожа головы. Неизменными остались только знакомые глаза яркого янтарного оттенка в обрамлении складок кожи и выцветших ресниц.

— Никогда не могла понять, зачем вы натягиваете на себя эту маску. Все и так знают, что вы самая древняя ведьма. Древнее вас только богиня Фейшал.

— Долгоживущая, — скрипнула в ответ Ева.

— Точно.

— Затем же, зачем и ты прячешься за этой тонной барьеров. Так проще.

— Не всегда, — хмыкнула Кеторин. — Иногда хочется, чтобы кто-нибудь разглядел тебя настоящую. А потом ты достаёшь бутылку хорошего вина, и уже не хочется. Кстати, о вине, у тебя не осталось того из запасов Линалы? Ох, вот кто был истинным ценителем.

— Нет, откупорила месяц назад, — морщинистые губы растянулись в усмешке. — Тебе стоило вернуться раньше.

— Я и не собиралась возвращаться. — покачала головой Кеторин. — Никогда не собиралась.

— Кеторин, это твой дом, и он всегда им будет.

— Больше нет. Не после того, как вы предали меня, сговорившись ради Клементины.

— Я была на твоей стороне, даже несмотря на твой изъян. Ты стала бы лучшей Главой, чем когда-либо будет она.

— Стала бы, если бы вы выбрали меня, — губы Кеторин искривила горькая улыбка.

— Полно, в тебе говорят старые обиды. Может, пора отпустить их? Ты ведь отплатила ей сполна.

— До сих пор не собрала все артефакты для Возвышения? — язвительно поинтересовалась Кеторин.

— Осталась только сфера Восхода. Может, подскажешь, куда ты её дела?

— Даже удивительно. Я думала, она будет гоняться за ними ещё лет пятнадцать, а она управилась почти за десять. Обидно.

— Ох, Кеторин, — только и ответила госпожа Ева, смотря на неё своими добрыми сочувствующими глазами. — Твои бы таланты, да в благие дела.

— Откажитесь от Клементины — и верну сферу, — предложила Кеторин, пожимая плечами.

— Если бы всё зависело только от меня, тебя уже сегодня возвысили бы, как Главу ковена. Но моё слово — ничто против трёх оставшихся. А они упёрты. Сама знаешь — ведьма без потомства никогда не станет Главой. А ты…

— А я бесплодна, спасибо, что напомнила, — отрезала Кеторин, сжав кружку в руках так, что побелели костяшки. — Как тебе Марта?

— Милая девочка. Очень сильная, — ответила госпожа Ева. — Брунгильда положила на неё глаз. Думаю, попытается затянуть её к себе. Кто же откажется от ведьмы, да ещё и с комплементалом.

— Заметила? — спросила Кеторин, хотя сама уже давно не сомневалась.

— Их связь очень слабая, только начинает формироваться, как у вас Люком когда-то…

— Не начинай. Люк не моя пара.

Ева рассмеялась каркающим скрипучим смехом.

— Годы идут, а слова всё те же. Когда же ты наконец признаешь, что он твоя пара и что ты сама оттолкнула его и отдала собственной сестре?

— Я никого не отдавала, — натянуто ответила Кеторин. — А Клем всегда любила подбирать объедки, как собака у хозяйского стола.

— Ты невыносима и знаешь это.

Кеторин лишь отхлебнула чая и пожала плечами, мол, никто не идеален.

— В мои планы не входило, что она так быстро раскроет себя. Я ведь ей даже зелье дала, скрывающее магический след.

— Что ж, тогда тебе стоило ещё и предупредить её, что не стоит разрушать чужие дома, — посоветовала Старейшина.

— Я сказала ей не колдовать здесь… — воспротивилась Кеторин, — но, чёрт, ладно уж, буду действовать по ситуации. Я пока останусь у тебя. Ты же меня не выдашь?

— Я — нет, но не попадись на глаза никому другому. Брунгильда до сих пор точит на тебя зуб за то, что ты сорвала возвышение Клементины.

— Мелочная сука, — хмыкнула Кеторин.

Госпожа Ева выгнула бровь, заставляя двигаться свою дряблую кожу и как бы спрашивая: «А ты — нет?» Кеторин оставила немой вопрос без ответа. Сама-то она точила зубы на многих людей и не собиралась отпускать им их грехи, в этом они с Брунгильдой были похожи, но Кеторин нравилось верить, что здесь их сходство заканчивалось и дальше шли только различия.

Кеторин посмотрела на лестницу, ведущую на второй этаж, и как всегда горько улыбнулась. Вот вроде бы такой маленький дом, но он всё ещё такой большой для настолько одинокой женщины, как госпожа Ева.

Их объединяло одно: ни у одной, ни у другой никогда не было и никогда не будет детей. Забавная шутка судьбы — настолько сильные ведьмы могли бы дать мощное потомство, если бы не ошибка природы. Ни одна, ни другая не могли передать свой дар потомкам, в то время как у Клементины, жалкой Клементины, не способной связать даже самую лёгкую магическую вязь без чьей-либо помощи, у которой вместо зелья — вода, были дети. Двое чудесных малышей — Джуди и Рой. А ещё у Клементины был Люциан и статус Главы ковена, пускай пока и только номинальный.

Неудивительно, что Кеторин завидовала сестре: у той было всё, чего когда-либо хотела Кеторин, вот только Клементине нужно было другое — сильная магия, передавшаяся во всей полноте её младшей сестре.

— Люк, он в городе? — как бы невзначай спросила она. — Не хотелось бы ненароком встретиться с ним.

— Нет, его здесь нет. Уехал пару дней назад к кровавым ведьмам засвидетельствовать смерть королевы и Возвышение новой.

Кеторин содрогнулась от дурного предчувствия. С кровавыми их отношения всегда были натянутыми. Шаг вправо, шаг влево — и вы уже на границе военных действий.

— Хорошо, — Кеторин допила чай в пару глотков и встала из-за стола. — Пожалуй, я займу Вишнёвую спальню. Не говори никому, что я здесь.

— Это приказ? — вздёрнула плешивую бровь ведьма.

— Всего лишь просьба, — покачала головой другая.

Кеторин вышла из кухни и поднялась по лестнице на второй этаж, к Вишнёвой комнате, где надеялась выспаться, потому что была уверена, что госпожа Ева, возможно, единственный человек в Шарпе, кто не предаст её.

========== Глава 27. Да здравствует Королева! ==========

Джилс поправила капюшон плаща, чтобы спрятать под ним лицо с характерными чертами королевской семьи и не менее характерные ярко-рыжие, уходящие в алый волосы, прежде чем войти под защитный купол города Кровавых Вод.

На деле, конечно, толку от этого действия было немного: это только в фильмах надвинутый на глаза капюшон может скрыть кого-то. В реальной жизни, если так подумать, куда проще надеть балаклаву. Лицо, в отличие от капюшона, прячет явно лучше, а волосы так и вообще не видно. Да и погодка вполне себе подходящая для такого элемента гардероба. Но, так как, не имея в гардеробе балаклавы, Джилс была в капюшоне, у неё не оставалось сомнений: если её захотят рассмотреть — тут же узнают.

Девушка всё ещё стояла на границе в тщетных попытках успокоиться, думая то о капюшонах, то о плащах, то о любых других неважных вещах из разряда не забыла ли она выключить чайник перед уходом — в общем, о чём угодно, только не о кровавых ведьмах, которые ждали её за границей купола, который надёжно скрывал своих жителей.

Стоя здесь, простой обыватель видел лишь заброшенный много лет назад городок со старыми деревянными постройками, запорошёнными снегом. Купол был защитой. Мощнейшей магической иллюзией, которую никто не видел во всей её отвратительной красе, пока не пересекал границу.

И сейчас, находясь у самой кромки защитного барьера, Джилс дрожала от страха в той же степени, как и от холода.

Там, за границей, её ждала судьба — злой рок, висевшей над ней с самого рождения. Кровавая корона, что тянулась к ней. Джилс ощущала её. И чем ближе они были, тем сильнее натягивалась нить, связывающая их.

Нити, подобные этой, всегда наполняли мир, прошивая его насквозь и связывая воедино людей и предметы. Обычные люди об их существовании даже не знали. Ведьмы со слабым даром могли лишь чувствовать. Только сильные — видеть. И лишь единицы могли не просто видеть, но и взаимодействовать с нитями.

У Джилс дар был слабым. Однако корону она чувствовала как никогда отчётливо.

Девушке понадобилась недюжинная смелость, чтобы переступить границу. И сделать это так, как подобает королеве кровавых ведьм: с высоко поднятой головой и прямой, как палка, спиной. И плевать, что за этим грозным фасадом она дрожит от страха, осознавая, что день коронации станет последним днём её жизни. Ведь Кровавым ведьмам не нужна такая королева, как Джилс: слабая и никчёмная. Жалкий отголосок былого величия королевской семьи.

Но даже если ей суждено умереть, она умрёт королевой, а не жалкой трясущейся девчонкой, которую зарезали в луже собственной мочи, потому что ей было так страшно, что собственное тело подводило её. Джилс так решила — и то, что внутри неё была заперта именно трясущаяся от страха девчонка, не могло её остановить.

Город Ведьм встретил её тёплым весенним солнцем и ласковым ветерком, которые были так несвойственны суровым декабрьским морозам. Но Джилс не была этому удивлена — под куполом погода всегда была одна. Здесь навечно застыло тёплое весеннее солнце; по улицам гулял игривый ветерок, наполненный запахом крови: солёным, оставляющим привкус меди на языке. А ночами всегда светила полная красная луна.

Город Кровавых Вод был будто запечатан в тот день, когда на него опустили защитный купол. Замер тем погожим весенним деньком, когда сотни ведьм пролили свою кровь, выжав её до последней капли, чтобы закрыть город от внешнего мира. А потому, даже когда за барьером бушевала суровая зима, здесь всё так же было тепло.

Джилс сняла свой тёплый плащ, решив, что толку от него нет, и повесила его на руку. Больше не было необходимости защищаться от морозов, а спрятаться от лишних глаз он всё равно не помог бы: каждая ведьма в городе ощутила тот момент, когда Джилс пересекла границу, ведь все ведьмы Кровавых Вод были связаны с куполом посредством собственной крови.

Джилс шла по узким мощёным улочкам, то тут, то там ловя на себе заворожённые взгляды. Мужчины, женщины, дети — они все смотрели на неё во все глаза. Для них она являла собой диковинное представление. «Блудная внучка», «королевская кукла» — именно так её иногда называли за спиной.

«Смотрите, пока можете, — язвительно подумала Джилс. — Надеюсь, я буду сниться вам в кошмарах!»

Было сложно не заметить, что люди на улице одеты в кроваво-красные церемониальные мантии с вышитой на спине чёрной розой, ведь они представляли собой единую недовольную массу. В своих синих джинсах и розовом джемпере Джилс выглядела нелепо на фоне местных, в то время как там, за куполом, именно они показались бы чудаками. Во внешнем мире на них косились бы точно так же, как сейчас они косятся на Джилс. Хотя, возможно, не столь враждебно. Ещё бы — для них Джилс всегда была чуть ли не врагом народа.

Девушке даже стало интересно, сколько жителей будут мысленно поливать её грязью, когда корона опустится на её голову. Джилс мысленно сделала ставку как минимум на половину города.

Сопровождаемая безотрывными взглядами и обидными шепотками в спину, Джилс вышла к главной — точнее, единственной — площади. Кровавые Воды были небольшим городком с узкими улочками, кирпичными домами и огромным каменным замком, возвышающимся над городом. А парадные ворота — называть их дверьми просто язык не поворачивался — выходили на площадь, которая была никак не местом для прогулок, увы и ах.

У этой площади с покатой площадкой в центре было всего две цели.

Первая и самая важная — на ней проводились ритуалы, из-за которых городок и получил своё название много лет назад. Кровь, стекавшая по дорожкам, попадала прямиком в протекающую через город реку, окрашивая её воды в красный цвет. Из-за этого жители соседней деревни в низинах реки, ужасаясь, стали называть поселение вверх по течению «городом Кровавых Вод». Вот только этой деревни уже давно не было, а Кровавые Воды всё ещё стояли на своём месте, затерянные среди холмов, как нарыв на карте мира.

Вторая же причина существования площади напрямую касалась Джилс. Именно здесь проводилась Коронация. Тоже своеобразный ритуал, однако не имеющий ничего общего с коронациями во внешнем мире. Объединяло их разве что торжественное настроение, что витало в воздухе, смешиваясь с ароматом меди, который на площади был ещё гуще.

Корону Джилс заметила сразу. Та лежала на бархатной подушечке на деревянном возвышении посреди площади. Естественно, подушечка была красная: у кровавых ведьм просто не могло быть неоново-зелёной подушечки для главного головного убора, древнего, как сам город. Хотя, возможно, корона была даже старше. Медная с зеленоватой патиной и с сапфирами на двух пиках, чем-то отдалённо напоминающими рога. Почему там были сапфиры, а не рубины, Джилс не знала, да и, если честно, знать не хотела. Наверное, раньше кровавые ведьмы несильно заботились о символике и красном цвете — увидели красивые синие камушки и вставили в корону. По крайней мере, Джилс придерживалась такого мнения, не пытаясь придумать красивую отговорку. Девушка вообще не слишком верила в легенды и символизм хотя бы потому, что сама была легендой для кого-то.

Тяга между медной короной и Джилс усилилась, когда на деревянный помост за возвышением вынесли на носилках старую больную женщину.

«Бабушка», — с ужасом подумала Джилс. Смотреть на когда-то высокую и статную королеву ведьм, которая держала своей властной рукой весь город и внушала страх другим ковенам, было больно. Раньше никто не посмел бы и слова поперёк пискнуть. А теперь… теперь эти скрюченные пальцы наверняка и ложку с супом не могли удержать, что уж говорить о целом городе. Неудивительно, что женщина, шедшая за носилками, так широко и торжествующе улыбалась.

— Вивьена, — произнесла одними губами Джилс, едва сдерживаясь, чтобы не крикнуть на всю площадь прозвище, которое дала ей в детстве.

«Вивьена-гиена». Живучая тварь, падальщица. В любой чрезмерной и необоснованной жестокости Вивьена видела повод для радости. Джилс помнила, как та хваталась за живот, когда Демьяна стегала свою служанку по лицу и как смеялась на казни родителей. Этот лающий смех невозможно забыть. Даже бабушка тогда не сдержалась и влепила женщине звонкую затрещину. Казнь казнью, но смеяться над детьми королевы, пусть даже и предателями — недопустимо. Хотя то, что они были предателями, не доказано: для кровавых ведьм понятие о предательстве довольно неточное.

Смех гиен звучал в голове Джилс, как бой барабанов, сопровождая каждый шаг Вивьены. Выпирающая вперёд челюсть с массивными верхними зубами, которыми вполне можно было прокусить человеку руку и оторвать кусочек побольше. Нос с горбинкой. Водянистые голубые глаза с вечными воспалёнными красными белками. Возможно, то было лишь предвзятое мнение Джилс, но даже внешне Вивьена напоминала гиену или, быть может, лошадь. Женщина никогда не была красавицей, но по какой-то неведомой причине не пыталась скрыться за магическим покровом, как некоторые другие Старейшины города Кровавых Вод.

Носилки с бабушкой положили на деревянный настил возвышения, а затем помогли ей подняться и усадили на резной красный трон, что всегда стоял там же. Бабушка полулежала, склонив голову к плечу: держать её ровно у неё уже не было сил. Когда-то огненные, а теперь седые волосы развевались на слабом ветерке.

Бабушка находилась на последнем издыхании, и только красные глаза всё ещё цепко скользили по площади, разглядывая каждого, кто пришёл — а пришли все.

Джилс подалась вперёд, пробираясь через толпу, надеясь попасться на глаза бабушке. Чтобы, умирая, та знала, что её трусиха Джилс всё же пришла. Что даже её ни на что не годная внучка может собрать волю в кулак и действовать, когда это нужно.

Вивьена встала за спинкой трона, положив руки на резные столбики в форме листьев клёна.

— Дети мои, — едва уловимый голос королевы ведьм пронёсся по площади и заставил всех замолчать. Слабый голос когда-то сильной женщины. Джилс подавила всхлип, продолжая пробираться к возвышению. Ещё совсем чуть-чуть, пару рядов — и она встанет напротив бабушки, напротив кровавой короны. — Сегодня я прощаюсь с вами. Я правила вами долгие сто пятьдесят лет, я вела вас и оберегала. Но моё время пришло. Сегодня я стану частью нашего купола, запитав его своей кровью, — бабушка закашлялась. — А вы примете новую королеву, которая поведёт вас в новое будущее.

Джилс выбралась из толпы, буквально вылетая из неё, и врезалась в деревянное возвышение, чуть не свалив корону на брусчатку. Вот было бы шоу, если бы та действительно упала и покатилась по земле прямо к речке, утопая навеки в её водах. Девушка даже на секунду подумала так и поступить, но не смогла. Не сейчас, когда взгляд бабушкиных глаз был направлен на неё. Та ничего не сказала, просто смотрела на внучку; и в этом взгляде читались любовь и тоска.

Джилс хотелось разрыдаться, но она затолкала слёзы поглубже и выпрямилась, расправив плечи. Плакать на глазах Вивьены, которая цепко уставилась на Джилс, улыбаясь лишь правым уголком губ, словно спрашивая: «И что ты будешь делать дальше?», она не станет — поплачет потом, если у неё ещё будет такая возможность.

Мужчины, которые внесли бабушку на помост, подхватила её за подмышки и, вздёрнув на ноги, понесли к краю помоста. К короне. Туда, где стояла Джилс.

«Даже стоять сама не может», — проскользнула печальная мысль в голове девушки. А ведь прошла всего пара лет с последней встречи Джилс с бабушкой и с того момента, как ту подкосила Болезнь.

Обычно ведьмы не болели. Простуда и грипп, свойственные людям, ведьм просто не брали. Конечно, у них были недуги и дефекты, такие как бесплодие или, скажем, заячья губа. Сама Джилс в подростковом возрасте мучилась с прыщами. Но в целом иммунитет ведьм был очень сильным. Но это… это была Болезнь с большой буквы. Необратимая медленная смерть.

Для ведьм не было ничего ужасней, чем тот недуг, что поразил Королеву. Из-за Болезни она больше не могла восстанавливать свои магические запасы: исчерпала всё, что было, и теперь буквально усыхала, поедая себя изнутри.

Сама болезнь была редким, но оттого ещё более пугающим явлением. Кто-то мог жить столетиями, и их внутренний источник наполнялся, питаясь магией природы, а кто-то мог прожить долгую или короткую жизнь и однажды утром проснуться, не способный сделать даже вдох, потому что магия ушла безвозвратно.

Иногда случалось, что дети рождались не просто не способными к магии, а уже больными, и тогда их убивали сразу же: такая смерть куда милосерднее, чем позволить ребёнку прожить несчастные несколько дней, пока он не умрёт от дефицита энергии. Джилс самой иногда казалось, что лучше и правда родиться без магических способностей и прожить обычную жизнь, чем вот так, как бабушка, подойти к рубежу, за которым не было ничего.

Вивьена последовала за королевой, сжимая в руке древний сделанный из зуба дракона ритуальный нож — редкая и ценная вещь. Артефактов, изготовленных из костей драконов, во всём мире были единицы. И этот нож, весь в зазубринах и сколах, был куда старше Кровавой короны.

Вивьена стала точно за королевой ведьм, и её сухая костлявая рука зависла точно над пупком бабушки.

— Прощайте, дети мои, — выдохнула бабушка, и Вивьена точным единым движением вспорола живот уже бывшей Королевы.

Потроха вперемешку с кровью выпали из слабого старушечьего тела и упали на корону, проткнутые её острыми краями. От вони, разнёсшейся по площади, слезились глаза. Лицо Джилс обрызгало кровью. Кровью её королевы. Кровью её бабушки. И не только кровью. Джилс замутило, она ощутила, как желчь подкатила к горлу.

«Не сейчас, — мысленно приказывала она себе. — Я справлюсь».

Девушка сглотнула, молясь, чтобы её не вырвало. Одно дело — знать, что должно произойти, и совсем другое — видеть. Перед глазами у неё были две картины: казнь родителей и ритуальная смерть бабушки. Жестокая, кровавая и долгая смерть. Хриплое дыхание ещё разносилось над площадью, но королева ведьм не стонала от боли.

В ушах звенело, перед глазами всё плыло, но Джилс не могла позволить себе ни минуты слабости. Она немигающим взглядом смотрела на Вивьену, с улыбкой стоящую на постаменте.

Бабушку опустили на красные от крови доски и так и оставили лежать. Ведьмы города Кровавых Вод в полном молчании ждали конца своей королевы.

Удар сердца, последний слабый вздох — и город накрыло гробовой тишиной.

— Сегодня мы простились с нашей королевой. Королева Гертруда простилась с нами и благословила нас своей кровью на новое светлое будущее. И мы пойдём к нему с новой Королевой, новой Главой нашего ковена, — своим похожим на смех гиены голосом Вивьена разрезала день на до и после. — И сегодня корона сделает свой выбор!

Словно подтверждая слова Вивьены, корона на бархатной подушке завибрировала и плавно поднялась в воздух. Бабушкины потроха соскользнули с неё, да так и остались лежать на земле. Джилс сглотнула, стараясь загнать рвотные позывы обратно, когда корона поплыла к ней. Вот только всё, чего ей хотелось, это развернуться и бежать. Как же хорошо, что она не ела со вчерашнего дня, а то сил бороться с тошнотой уже не было.

Джилс бегло осмотрела площадь, надеясь, что не ей одной сейчас так паршиво, но наткнулась лишь на смиренные лица. Лишь один мужчина смотрел на происходящее с отвращением, и Джилс сразу узнала его — Люциан Толчен, последний колдун Шарпы. Не узнать его было невозможно, ведь за те годы, что Джилс не видела его, он совсем не изменился: всё тот же тридцатилетний мужчина. Чёрт, да у него даже волосы лежали точно так же, как в их последнюю встречу, когда он прибыл на казнь королевской дочки.

Мужчина ободряюще улыбнулся Джилс, встретившись с ней взглядом. Значит, тоже узнал и понял, на кого упал рок судьбы.

А корона, с которой капала бабушкина кровь, уже приблизилась к Джилс, зависнув на уровне её рук. Только и осталось что протянуть и взять. Нить между ними натянулась до предела.

Джилс поймала злой взгляд Вивьены и схватила корону обеими руками, нацепив на лицо самую широкую свою улыбку.

— Да, здравствует королева! — ехидно произнесла Вивьена, даже не попытавшись прикрыться маской раболепия, которой потчевала бабушку многие годы.

Джилс водрузила корону себе на голову. Тело прошибло током. На том конце нити все ведьмы, которые когда-либо использовали кровь для колдовства, светились огоньками, морем огоньков, из которых нельзя было выловить никакой конкретный. Они мигали для неё, вот только Джилс не могла понять, зачем. Бабушка никогда не рассказывала об этой особенности короны.

Девушка была настолько огорошена, что следующие слова Вивьены доносились до неё, как сквозь толщу воды:

— Поприветствуем нашу королеву, — Вивьена махнула рукой на помост, предлагая Джилс подняться.

Неуверенным шагом девушка поднялась по скользким ступеням, гадая, убьют её сейчас, прямо перед толпой, чтобы быстренько избрать новую королеву, или её смерть придёт за закрытыми дверями. Судя по тому, что Вивьена убрала ритуальный нож в ножны, висящие на поясе, смерть пока откладывалась. Хотя она вполне могла вновь достать оружие за считанные секунды — Джилс уже наглядно убедилась в умении Вивьены обращаться с ним.

Новая королева встала возле трона, окинув взглядом своих подданных, и удивилась, не увидев на их лицах ненависти. Они либо смирились с выбором короны, либо умело скрывали своё недовольство. Все, как один, опустились на колени: и взрослые, и дети.

Лишь один Люциан остался стоять на ногах, слегка склонив голову в приветствии. Большего от него никто и не ждал — мужчина не был частью ковена. Сторонний наблюдатель, призванный засвидетельствовать смену власти.

«Кучка фанатиков, — пронеслось в голове Джилс. — Чёртова кучка фанатиков».

***

Джилс едва добежала до туалета. Она склонилась над унитазом в своей старой детской комнате. Треклятая корона свалилась с головы и, со звоном ударившись о розовый кафель, укатилась под ванну.

«Туда тебе и дорога», — подумала Джилс, и её накрыла первая волна. Рвало её желчью и водой, и теперь она пожалела, что ничего не ела.

Перед глазами всё ещё лежала бабушка с разрезанным животом. Вскрытая, словно свинья на закланье. Очередной толчок. К глазам подступили слёзы. Как же она ненавидела всё это. Ненавидела тогда и ненавидела сейчас. Магия крови всегда была мерзкой. Магия крови всегда была жестокой. То была магия жертв. И в жертву ей приносили не только себя, но и других. И ведьмы, использующие эту силу, были такими же чудовищными, как и сама магия…

Даже бабушка, даже отступница Джослин — все они использовали магию крови. Джилс не использовала. Не использовала со дня казни родителей. До сегодняшнего дня. Корона была сосредоточением магии крови. Несла в себе след десятков поколений. И эта вещь была на её голове.

Джилс рвало воздухом; в желудке не осталось ничего.

— Ненавижу, — прохрипела она, обхватив сидушку руками, чтобы подняться. Как же она ненавидела всё, связанное с этим городом. С этими людьми, чьей королевой она теперь была.

Наверное, стоило бы радоваться, что оставаться таковой долго не придётся. Вот только Джилс не радовалась. Кто в здравом уме будет радоваться тому, что его хотят убить?

Кому нужна королева, которая может запретить им творить свои бесчинства? Уж точно не городку Кровавых Вод и не его жителям, любимое занятие которых — устраивать кровавые бани.

На трясущихся ногах Джилс подошла к раковине, чтобы прополоскать рот и умыться. Хорошо, что в её спальне не было зеркал — она не хотела видеть себя сейчас, прекрасно представляя, в каком плачевном состоянии была.

Задней мыслью она жалела свой безвозвратно испорченный джемпер. Возможно, его ещё могла спасти химчистка, вот только как объяснить работникам, откуда на свитере столько крови? И кое-чего другого.

В дверь постучали, и Джилс вскинула голову.

«Что, уже пора? Ну, здравствуй, смерть! Я жду тебя с утра — мне кажется, ты чутка припозднилась. Советую купить часы», — желчно подумала девушка.

Джилс подошла к двери, которую до этого закрыла на щеколду, и тихо спросила:

— Кто там?

— Ваше величество, — донёсся приглушенный дубовой дверью мужской голос. — Я принёс вам обед. Госпожа Вивьена предположила, что вы не захотите есть в главной зале.

— Оставь у входа, — крикнула Джилс, окинув взглядом свою спальню. Для защиты тут не было ничего. Удивительно, что она вообще устремилась сюда. Наверное, на автопилоте побежала в место, которое с детства считала самым безопасным.

— Но госпожа…

— Я сказала, оставь у входа! — вспылила Джилс. — Я не голодна.

— Слушаюсь, ваше величество, — последовал ответ, но расслабиться Джилс смогла, лишь когда услышала перестук шагов по каменному полу.

Хотя «расслабиться» — довольно громкое слово. До этого ей было очень далеко. Как вообще можно расслабиться, когда смерть с косой дышит тебе в затылок и смеётся, как гиена?

Дверь открывать и забирать еду Джилс не стала — мало ли, что Вивьена могла туда подсыпать? С этой женщины станется: она могла убить самолично, а могла и отравить.

Джилс подошла к окну и села на широкий дубовый подоконник. Старый замок города Кровавых Вод был прекрасен. И город, распростёршийся под ним, тоже: с его мощёными улочками, невысоким домиками и вечно цветущими в горшках розами и азалиями. Заснеженные поля за границей купола тоже были прекрасны. Лучи заходящего зимнего солнца ложились красноватыми бликами на бескрайнее снежное поле. До дороги отсюда далеко. Бежать придётся несколько часов, если Джилс решится на это.

— Прекрасный город отвратительных людей, — пробормотала девушка, уткнувшись лбом в стекло и смаргивая слёзы.

Почему же, когда она была ребёнком, город Кровавых Вод не казался таким? Тогда это был просто «дом». Её любимый и прекрасный город не внушал ужаса. Как и магия крови. А потом была казнь и события, предшествующие ей. События, о которых Джилс не хотела вспоминать. Зачем ещё больше отравлять свои последние часы или, быть может, минуты жизни?

Встав с подоконника, Джилс вернулась в ванную и подняла корону с пола.

Проблема была в ней. Древний закон гласил, что править ковеном кровавых ведьм может лишь та, кого выберет корона. Кого выберет богиня Охотница, даровавшая когда-то эту корону. Почему так, а не иначе, Джилс особо не интересовалась. Раньше это было неважно. До того, как бабушка заболела, девушка была уверена, что ей никогда не придётся править, ведь бабушка была сильной ведьмой. И уже тем более она не думала, что корона потянется к ней после изгнания как неугодной.

В полной уверенности, что она хозяйка своей жизни, Джилс прожила пять лет, подрабатывая гадалкой, и денег ей вполне хватало. Она выбрала небольшой городок как можно дальше от кровавых ведьм и жила, не думая о будущем. Пока два года назад к ней не пришла Джослин с жуткими новостями: бабушку поразила Болезнь, а Старейшины против того, чтобы Джилс унаследовала корону. Против, но ничего сделать не смогут: Джилс прямой потомок, а кровь взывает к крови. Именно Джослин рассказала, что среди ведьм расходилась, как круги на воде, идея убить Королеву сразу после возложения короны и надеяться, что корона выберет кого-то другого. Кого-то вроде Вивьены-гиены. Может, из-за этого Шарпа и направила сюда своего наблюдателя?

Два года страха, глупой надежды, что бабушка всё же окажется сильнее Болезни — и вот она здесь, с кровавой короной в руках и без какого-то плана действий. Джилс пришла сюда с намерением умереть, ведь так было легче всего. Смерть всегда самый простой план.

Но то было утром, до смерти бабушки и до алчных взглядов Вивьены, которые та бросала на корону.

Сейчас всё стало иначе. Джилс не хотела умирать ни из-за короны, ни из-за кровавых ведьм, которые её ни в грош не ставили.

— Что мне делать? — спросила она, обращаясь то ли к себе, то ли к короне в руках.

Джилс вышла из ванной и вновь села на подоконник, положив корону, покрытую запёкшейся кровью, на колени. В детской розовой спальне эта вещь выглядела неуместной. Хотя, возможно, и сама Джилс выглядела неуместно в своей детской спальне: последний раз она была тут так давно, что не могла даже вспомнить, когда именно. Удивительно даже, что комната не изменилась. Те же деревянные панели, тот же розовый балдахин, те же игрушки на полках. Здесь, скорее всего, убирались, потому что следов запустения Джилс не видела.

Девушка прикрыла глаза и откинулась на деревянный откос. Она решила не умирать, а, значит, нужно было думать. Составить хоть какой-нибудь план для побега. Но она не успела…

Джилс почувствовала приближение ведьмы крови благодаря короне, передававшей сигнал. Конечно, та не могла сказать, кто конкретно сейчас стоял за дверью, но Джилс это было не важно. В равной степени там могла оказаться Вивьена или любая другая ведьма, посланная убить свою королеву.

Замок щёлкнул, и дверь распахнулась. Ну, конечно, в её детской просто не могло быть замка, открывающегося только изнутри — а вдруг с ребёнком что-то произойдёт?

— Почему отказалась от еды? — спросила Вивьена, изучая здоровенный поднос на полу. — Я думала, ты любишь овощное рагу. В детстве его за обе щеки уплетала. Кухарка даже положила тебе яблоки в карамели, а ты не стала есть. Турин очень расстроится — она так обрадовалась твоему возвращению! Чуть ли в пляс не пустилась, когда ей сказали, для кого обед.

Джилс сглотнула.

— Было бы неплохо, если бы наша королева просто уснула мёртвым сном. Как в сказке. Ты бы была прекрасна: мы бы сделали аккуратные разрезы и спустили бы всю твою кровь во имя рода, а затем положили бы нашу красивую бледную королеву на подушку из еловых веток и сожгли вместе со старой главой. Это был отличный план. Почему тебе надо было всё испортить? — Вивьена улыбалась в тщетных попытка говорить ласково, но у неё это получалось плохо — фальшь сквозила в каждом слове.

— Еловые ветки слишком колючие, вам стоило выбрать что-то помягче. Как насчёт мха? Вспыхнул бы быстро…

— И быстробы сгорел. Нет, мох не подошёл бы для нашей королевы, но мы могли бы постелить мягкую перину, — предложила Вивьена. — Вот только план уже провалился. Придётся придумать что-то другое.

Она выставила вперёд руку, которую раньше держала за спиной, и Джилс вздрогнула. Вивьена сжимала меч с чёрным обсидиановым лезвием. Церемониальный. Им никогда не пользовались, но он всегда висел в главной зале за королевским троном.

— Красивое оружие для красивой королевы, — любовно оглядев меч, пояснила Вивьена. — Всегда хотела его опробовать, только случай никак не представлялся. Мне даже интересно, смогу ли я аккуратно отсечь твою голову, чтобы положить её вместе с телом на костёр. Поможешь?

— Ты сумасшедшая, — прошептала Джилс. Её сердце бешено колотилось, готовое выпрыгнуть из груди и облегчить Вивьене задачу.

— Грубо.

Вивьена подалась вперёд и сделала пробный взмах мечом.

— В самый раз для меня.

Может, меч и был в самый раз для Вивьены, но шее Джилс не хотелось близкого контакта с холодным оружием. Да и вообще всё её тело не испытывало особого желания встречаться с любым оружием. Но Вивьена не особо заботилась о чужом мнении и чужих желаниях.

В тот момент, когда ведьма бросилась на неё, замахиваясь мечом, Джилс вскочила с подоконника и отлетела в сторону, хотя скорее просто рухнула на пол. Обсидиановое лезвие ударилось о деревянные облицовочные панели, и полетели щепки и осколки. Церемониальный меч явно не предназначался для того, чтобы бить им по дереву. Лучше бы он, конечно, разлетелся сразу от удара, но нет.

Джилс перевернулась и на коленях поползла к выходу, сжимая корону в одной руке.

— Куда собралась? — удивлённо воскликнула Вивьена. — Стой на месте!

— Нашла дуру, — крикнула Джилс.

Девушка схватилась за косяк двери, оказавшись рядом, и подтянулась по нему — убегать на ногах как-то сподручнее, чем на коленках. Вивьена всё ещё стояла возле окна, тяжело дыша и буравя Джилс взглядом. Неужели это была её первая попытка убийства человека, не желающего быть убитым? Даже удивительно, ведь Джилс была уверена, что Вивьена-гиена людей пачками вырезает.

Не раздумывая больше ни секунды, Джилс припустила по коридору. Ну и дурочка же она — нужно было ещё тогда на площади схватить корону и бежать без оглядки.

— Стой! — кричала Вивьена из детской, но Джилс даже не обернулась, чтобы проверить, бросилась ли та за ней.

Девушка бежала по каменным коридорам, едва успевая вписываться в повороты. Ведьмы и слуги замка Кровавых Вод шарахались от неё, удивлённо провожая взглядом. Но никто не пытался остановить — и на том спасибо.

Джилс уже спускалась по лестнице, когда краем глаза заметила бегущую за ней Вивьену с перекошенным лицом и горящими глазами.

«Ну и бред! — подумала Джилс, не останавливаясь ни на секунду. — Вот они, проблемы магии крови и убийц-неумех».

Джилс уже начинала задыхаться, но женщина, бегущая за ней с мечом, просто не давала ей возможности остановиться и перевести дыхание. Джилс чувствовала себя героиней фильма. Нелепого фильма с самой нелепой попыткой убийства. Если её всё-таки убьют, будет даже обидно. И неужели Вивьена действительно считала её настолько тупой, что продолжала то и дело выкрикивать: «Стой! Стой! Я кому сказала?!»

Джилс даже стало немного грустно от этого, и она решила, что точно не остановится, пока Вивьена не начнёт умолять её остановиться. Если она при этом ещё и на колени встанет — вообще чудесно.

Захотелось рассмеяться от своих бредовых мыслей, но дыхалка этого не позволила.

Без особых приключений Джилс достигла первого этажа, хотя на последних ступенях ноги у неё уже подгибались от усталости, и она чуть не упала, удержавшись только благодаря каменным перилам. Хоть какой-то плюс быть хозяйкой целого замка.

Однако в холле везению Джилс пришёл конец.

— Так и знала, что этим всё и закончится, — скрестив руки на груди, произнесла госпожа Демьяна. Она стояла, привалившись к высоким деревянным дверям, ведущим из замка в город. — Не стоило доверять это Вивьене. Надо же было превратить смерть королевы в театральную постановку.

Джилс замерла в паре метров от ведьмы, не в силах пошевелиться. Она тяжело дышала. Её шансы на побег стремились к нулю. Тёмные глаза госпожи Демьяны сверлили Джилс, а тонкие губы скривились в усмешке, которая заметно понизила градус привлекательности лица Старейшины.

У госпожи Демьяны было самое красивое лицо, которое Джилс когда-либо встречала. Эта хрупкая невысокая женщина обладала внешностью греческой богини, словно статуя, за которой хочется неотрывно наблюдать: высокий лоб с вдовьим пиком, огромные тёмные — не то карие, не то чёрные — глаза, тонкие, но идеально очерченные губы и такой же тонкий вздёрнутый нос. Однако, как и статуя, госпожа Демьяна была красива лишь в статике: стоило ей подвигать бровями или, скажем, улыбнуться, и вся эта красота рушилась, как карточный домик от порыва ветра.

— Пропустите меня, — взмолилась Джилс, чувствуя, как начинает сдавать перед подступающей паникой. — Пожалуйста. Я уйду и больше никогда не вернусь. Вы сможете делать с ковеном всё, что захотите.

— Я бы с радостью, Джульетта, — ответила госпожа Демьяна, заправив светлую прядь за ухо. Она намеренно называла Джилс полным именем, зная, как та его не любит. — Ты, наверное, не поверишь, но я всегда тебе симпатизировала. Если бы ты приняла яд, то умерла бы безболезненно. Но, видно, судьба распорядилась иначе.

Сверху донёсся очередной хриплый крик Вивьены, и госпожа Демьяна закатила глаза.

— Мы не можем тебя отпустить.

— Почему?

— Корона, милая моя девочка. Всё дело в короне. Она связывает нас воедино. Понимаешь ли, Джульетта, если мы отпустим тебя, корона в любом случае последует за тобой — такова участь королевы. А корона имеет над нами некоторую власть, и мы не можем оставить её в твоих руках.

— Какую власть?

— Неужели ты думаешь, что я тебе скажу? — искренне удивилась госпожа Демьяна. — Мы подчинялись твоей бабушке, потому что уважали её, и она уважала нас. Мы скорбим по нашей королеве. Но ты не заслуживаешь править нами, а, пока ты жива, корона не изберёт никого другого.

— И кому же вы хотите вручить эту корону? Вивьене?

— Не смеши меня. Ты и сама понимаешь, что она не достойна. Я бы с радостью изгнала её из ковена, но у Вивьены есть сила, с которой приходиться считаться. К сожалению, — на губах госпожи Демьяны расцвела пропитанная ядом и пренебрежением ухмылка.

Вивьена, словно подгадав момент, выскочила на лестницу из коридоров второго этажа. Запыхавшаяся, она остановилась на верхних ступенях, торжествующе оглядывая холл. Она не торопилась спускаться, прекрасно понимая, что теперь-то с Джилс будет покончено. На балконах второго и третьего этажа собирались люди. Они чуть ли не свешивались с балюстрад, чтобы рассмотреть, что происходит у главного входа.

Джилс оглядела балконы, надеясь найти хоть кого-то, кто мог бы ей помочь, но натыкалась лишь на заинтересованные взгляды. Под ложечкой предательски засосало, а глаза обожгли слёзы. Она выросла в этом городе, она знала почти каждую ведьму в лицо. С кем-то играла в детстве, с кем-то дружила в отрочестве. Это был её город, её дом. Но тогда почему никто, абсолютно никто не хотел ей помочь? Встать на её сторону?

«Неугодная» — слово билось в голове, словно гонг, по которому ударяли раз за разом.

А она ведь действительно думала умереть ради них, стать их жертвенной овцой — и стала бы, найди она хоть один сострадающий взгляд. Но их не было.

— Пропустите меня, — каким-то не своим мёртвым голосом потребовала Джилс, до боли сжимая корону в руках.

— Давай не будем усложнять, Джульетта, — предложила госпожа Демьяна. — Просто встань на колени и позволь Вивьене обезглавить тебя.

— Нет. Я ухожу.

— Джу-у-улье-е-ета, — протянула Демьяна и покачала головой. — Всё та же глупышка. Ты не выйдешь за порог замка.

— Хватит, меня так называть! — в голосе Королевы слышались нотки слёз.

С верхних ступеней донёсся смех Вивьены, который был подхвачен другими ведьмами, и Джилс пробрала дрожь.

— Забавная у вас, однако, вечерняя программа, — хриплый мужской голос заставил утихнуть смех. — Бег с мечом за королевой — это такая разновидность спорта?

Джилс повернулась. Люциан стоял, привалившись к колонне, поддерживающей балконы, скрестив руки на груди и склонив голову набок, оценивая представшую перед ним картину.

Возможно, неправильно оценивать мужскую красоту, когда тебе грозит неминуемая смерть, но Джилс оценила. Люциан был тем мужчиной, которого было просто невозможно не заметить и невозможно не оценить. С этой его нахальной полуулыбкой, от которой замирает сердце, и чертинкой во взгляде светло-карих, почти янтарных глаз.

Джилс всегда нравилось наблюдать за красивыми мужчинами: как разновидность спорта, не более. Хотя Люциан был определённо не её типажом. Всё в этом мужчине буквально кричало: потом будет больно. А Джилс не любила боль ни в каком проявлении.

— Главная зала справа от вас, — госпожа Демьяна тоже повернулась к гостю. — Я здесь скоро закончу и приду к вам. Сегодня на ужин у нас потрясающая телятина с кровью.

— У меня от крови несварение, — ответил Люциан, поправляя лацканы идеально подходящего ему пиджака. — Её величество хочет выйти на прогулку?

Джилс не сразу поняла, что обращался он к ней.

— По воспоминаниям о моём последнем посещении, город Кровавых Вод прекрасен в это время суток. Не так ли, ваше величество?

— Да, — неуверенно ответила Джилс, не понимая, к чему он клонит.

— Тогда вам непременно стоит прогуляться по городу, вас же давно здесь не было. Если хотите, могу составить вам компанию? — сколько же мёда было в его голосе.

— Люциан, вернитесь в главную залу, — сквозь зубы процедила госпожа Демьяна. Её губы при этом стали похожи на сморщенный чернослив. — Вам стоит попробовать малиновое вино, которое готовит наша кухарка.

— Знаете, я лучше прогуляюсь с королевой. Нам нужно обсудить некоторые моменты относительно сотрудничества с ковеном Шарпы, — он подошёл к Джилс и встал практически рядом с ней.

— Люциан, неужели вы хотите спровоцировать конфликт?

— Не понимаю, о чём вы, — пожал плечами мужчина, — я всего лишь хочу прогуляться с королевой. Знаете, мне льстит внимание молодых женщин.

— О да, я знаю, как оно вам льстит, — едко ответила госпожа Демьяна. — Только вот королева никуда не пойдёт.

Джилс ощутила прикосновение к своему локтю и затем услышала тихий шёпот:

— Когда откроются двери — беги.

Она вскинула голову, но Люциан продолжал смотреть на госпожу Демьяну и улыбаться так, словно они разговаривали об искусстве и красоте природы, но никак не о смерти самой Джилс.

— Вы в этом уверены? — спросил он. — Мне казалось, подданные не имеют права указывать королеве. Но, похоже, в Кровавых Водах свои правила.

— Люциан, — предостерегающе произнесла госпожа Демьяна. — Вы ходите по очень тонкому льду.

Мужчина усмехнулся.

— Я знаю. У меня хобби такое — кататься на коньках.

А затем произошло то, что Джилс называла «магией в её стихийном великолепии». Стихийная магия явление редкое — сама Джилс видела её лишь однажды, когда госпожа Кеторин, жена Люциана, смогла создать маленький огонёк на своей руке. Не весть, конечно, какое чудо, но для ребёнка, привыкшего к размеренной кровавой магии, для которой нужно время, много времени, маленький огонёк на ладони был сравним с тем чувством, когда обычный человек узнает о существовании магии.

Сейчас Джилс ощутила такой же трепет, а, возможно, даже больше, когда тяжёлые дубовые ворота распахнулись под напором шквального ветра, снеся госпожу Демьяну в сторону.

— Советую поторопиться, — крикнул ей Люциан, заговорщицки подмигнув.

Ей не нужно было повторять дважды. Джилс рванула к проходу на пределе своих возможностей. Девушке хотелось спросить у Люциана, почему он ей помогает, но она не могла позволить себя задерживаться.

Холл замка потонул в криках и топоте ног, и под прикрытием из суматохи Джилс смогла выбраться из замка. Петляя по узким улочкам и стараясь избегать других ведьм — благо, корона всё ещё показывала огоньки-маяки, — Джилс переживала за мужчину, который ей помог. Мужчину, который заступился за неё, когда семья ополчилась против. Мужчину, для которого она ничего не могла сделать взамен, ведь вернуться обратно стало бы для неё подписанием собственного смертного приговора. А теперь, когда она почувствовала, что жизнь снова в её руках, расставаться с ней совсем не хотелось.

Джилс оставалось только надеяться, что Старейшины не убьют Люциана, ведь его смерть могла бы спровоцировать конфликт с Шарпой. А Старейшинам не нужны конфликты, уж тем более не сейчас.

Молясь всем Богам одновременно, чего обычно она не делала, Джилс выбежала за пределы купола и помчалась в поля. Надеясь лишь на то, чтобы Старейшины не успели пустить за ней кого-нибудь в погоню.

========== Глава 28. Магия по памяти ==========

Мегги нашла кристаллы и была полностью уверена в их магическом происхождении. Единственное, в чём она немного сомневалась, так это в том, были ли найденные ею кристаллы солью или сахаром. Когда-то давно ей уже встречались большие куски сахара — то были конфеты на ярмарке в виде сталактитов, сталагмитов или ещё чего-то, начинающегося на «стала-». Тогда Мегги уговорила папу купить ей целую коробку и, обещая себе, что будет есть строго по одному кристаллу в день, съела всю коробку за раз. После этого случая Марта ещё несколько месяцев обзывала Мегги «бешеной торбой», потому что такое количество сахара сделало Мегги, по словам отца, «просто неуправляемой», хотя сама она никаких безумных изменений в себе не заметила. Правда, потом живот болел. Но конфеты были такими вкусными, что она и сейчас съела бы парочку.

Мегги ещё раз внимательно посмотрела на кристаллы, которые выставила ровным рядком на мамином столе. Четыре бледно-голубых кристалла размером не больше чайной ложки. Недолго думая, девочка схватила один из них, лизнула кончиком языка и, скривившись, сплюнула.

Чистейшая соль — такая же ядрёная, как та, которую покупает отец: на коробке написано, что одной щепотки достаточно для целой кастрюли супа. Не то чтобы Алистер Рудбриг когда-нибудь готовил суп — он и яичницу иногда забывал посолить, — так что эта пачка лежала у них на кухне уже года два и, похоже, и не думала заканчиваться.

Вот только то была обычная покупная соль, а эта — волшебная. Её Мегги нашла на мамином чердаке, когда решила совершить туда набег после занятий с Джуди. Девочка проводила учительницу, дождалась, когда отец уедет на работу, и опрометью понеслась на чердак — расхищать мамину гробницу волшебства.

Раньше чердак был просто старой пыльной комнатой. Раньше он не манил её. Раньше Мегги не знала о магии.

Теперь же «кабинет» матери стал чем-то большим, чем-то значимым.

Прежде чем натолкнуться на кристаллы соли, Мегги умудрилась перебрать десятки банок и склянок с пожелтевшими этикетками, на которых маминым витиеватым почерком обозначалось содержимое. Или, скорее, то, что в них хранилось когда-то, потому что пустых баночек было куда больше, чем полных. Затем она нашла несколько ловцов снов, сделанных из прутиков, верёвочек и перьев. Эти находки завораживали… В отличие от найденных неподалёку свиного копыта и ошмётков высохшей плоти. Брезгливо морщась, Мегги не решилась прикоснуться к чему-то подобному и продолжила свои поиски, но уже на других полках. Там-то она и нашла шкатулку с четырьмя кристаллами соли.

И на каком-то подсознательном уровне поняла, что три из них принадлежат маме, а самый маленький — папе. Девочка не могла объяснить, откуда появилось это знание, но она чувствовала. Знала так же, как и то, что соль была волшебной. И то не было самовнушением — Мегги не выдавала желаемое за действительное. Она действительно чувствовала.

— И что это мы тут делаем? — неожиданно раздавшийся голос отца заставил Мегги чуть ли не подпрыгнуть на месте. Мамин кристалл выпал из рук и закатился под стеллаж с магическими штучками.

— Я думала, ты на работе, — пискнула Мегги и, повернувшись к отцу лицом, попыталась спрятать за спиной кристаллы соли.

— Я взял отпуск, — ответил отец и вошёл в чердачную комнатку.

Потолок оказался низковат для него, и потому Алистеру пришлось слегка сутулить плечи, чтобы не биться головой. В этом месте отец казался неуместным, даже чужим.

Мегги улыбнулась, хлопая ресницами. А Алистер выжидающе вскинул бровь, предлагая дочери ответить на прежний вопрос.

— Не уйдёшь? — с надеждой спросила она.

— А должен?

— Па-а-ап, — протянула Мегги.

— Что-о-о? — в той же манере вторил ей Алистер. — Сознавайся, что ты тут делала, если хочешь, чтобы я тебе не мешал.

— Марта не звонила? — Девочка не особо хотела сознаваться.

— Не заговаривай мне зубы, — попросил отец. — И нет, она не звонила. Её телефон вне зоны действия сети. Ничего удивительного — она и дома забывала о необходимости заряжать его.

— Понятно, — ответила Мегги и чутка подвинулась, чтобы уж точно спрятать за собой кристаллы.

— Мегги, тут полным-полно вещей, которые не предназначены для игр маленькой девочки.

— Правда?! — восторженно воскликнула она.

— Вообще-то это было предостережение, а не повод для воодушевления.

— Ну, па-а-ап, — надула губы Мегги.

— Показывай. Иначе я запру чердак, и ты сюда больше не проберёшься.

— Иногда ты бываешь таким противным, — насупилась Мегги, когда отец подошёл к столу и поднял девочку на руки, чтобы посмотреть, что она прятала за спиной.

Отец замер. Даже не так — одеревенел. Брови его нахмурились. Мегги непонимающе уставилась на мужчину, пытаясь понять, что случилось, пока отец изучал кристаллы. Но вдруг Алистер горько усмехнулся, а на лице его расцвела тоскливая улыбка, и у Мегги защемило сердце.

— Что это такое? — с опаской спросила она.

Алистер тяжело вздохнул, и Мегги подумала, что он не захочет ей отвечать. В этом папа с сестрой были похожи. Если для Мегги проявление эмоций было необходимостью — она просто не могла держать чувства в себе, то Алистер и Марта замыкались и копили всё в себе: и боль, и радость.

— Солевая память, — всё-таки ответил отец спустя некоторое время, чем немало удивил девочку. — Твоя мама использовала их в качестве дневника. Но как ими правильно пользоваться, я без понятия. Терра пару раз пыталась научить меня вкладывать в них воспоминания, но даже не знаю, получилось из этого что-то или нет…

— Получилось, — категорично ответила Мегги, кивая. — Вон тот самый маленький — он твой.

Алистер изумлённо покосился на дочь.

— Ты уверена?

— Да! Точно! Мама говорила, как извлекать воспоминания? Или кристаллы только хранят их?

— Вложенные воспоминания как-то можно вытащить, но я без понятия, как. Терра при мне делала это лишь единожды, а я так и не понял, что она сделала. Вроде бы просто дотронулась, — пожал плечами отец. — Да и это было ещё до рождения Марты, я уже и не помню деталей.

Мегги положила голову Алистеру на плечо и тоскливо вздохнула. Она скучала по сестре. Той не было уже несколько дней, и Мегги казалось, что от неё оторвали кусочек личности. Нечто подобное она уже ощущала прежде. Когда не стало дедушки, а потом и мамы. Когда папа лежал в больнице, и она не знала, что с ним будет. А теперь рядом не было Марты.

— Я надеюсь, она скоро вернётся, — надтреснутым голосом, полным щенячьего ожидания, прошептала она. — Мне без неё плохо.

— Переживаешь, что не с кем поделиться тортом? — заговорщицки поинтересовался отец, одной фразой переключив фокус внимания.

— Каким таким тортом? — вскинула голову Мегги. Всё-таки она всё ещё была ребёнком, для которого слово «торт» было чуть ли не волшебным.

— Бисквитный с ванильным кремом и шоколадной посыпкой.

— Он не доживёт до Мартиного возвращения, — задумчиво произнесла Мегги.

— Сомневаюсь, что он доживёт даже до ужина, — рассмеялся отец. — Пойдём?

Мегги согласно кивнула, и Алистер вынес её на руках с чердака. А девочка безотрывно смотрела на кристаллы, оставшиеся стоять на столе, давая себе обещание, что непременно вернётся сюда и выяснит, как пользоваться ими. Ведь теперь, когда она знала, что в них заключены воспоминания мамы, кристаллы стали для неё словно магнитом.

***

Марта никогда не думала, что будет скучать по своему комоду с нижним бельём, несмотря на то что она всегда считала себя практичной женщиной. Теперь же девушка знала, насколько тёплыми были её чувства к комоду. Как говорится, любовь познаётся на расстоянии.

Возможно, причинами уныния, в которое периодически впадала Марта, были замкнутое пространство и общество Коула Томсона, с которым она была заперта вот уже в течение трёх дней. Девушка и подумать не могла, что он такой невыносимый. Предпосылки, конечно, были, но ей ещё ни разу не приходилось получать Коула Томсона в концентрированном виде. Даже в лесу он не бесил её так, как сейчас! На ходу, продираясь через сугробы, разговаривать было не очень удобно, поэтому охотник придерживал свой язык и своё мнение при себе. Как выяснилось, праздное бездействие превращает его в едкое, токсичное вещество, которое стоило бы разбавить водичкой действий.

Но даже Коул не был основной проблемой Марты. Бедой номер один стали руки. Чёрные руки.

Каждый раз, когда кто-то заходил в комнату-клетку, Марта замирала, опасаясь, что сейчас её заставят снять перчатки и показать свои потрясающие чёрные ладошки. То, что Рози ничего подобного не просила, а Старейшины их не навещали, не уменьшало страха.

Зелье для скрытия магического следа, приготовленное Кеторин ещё в Рупи, не помогало, что, собственно, было не удивительно, так как Кеторин ещё тогда сказала, что почернения на руках девушки не являются магическим следом. Но Марта всё равно пыталась себя убедить, что от зелья будет толк, если втирать его в кожу, как крем.

Пить мутноватую с плавающими на дне кусочками чего-то сомнительного жидкость, которую девушка нашла в мешочке вместе с очками, Марта не решалась. Она вообще была не уверена, что мешочек подкинула именно Кеторин. «К» в конце записки могло означать что угодно. «Конец», например. Но в то же время мешочек вряд ли мог принадлежать кому-то, кроме Кеторин.

Тем более очки же работали. Вот только откуда Кеторин могла знать, что Марту будет слепить магический след? И почему не сказала обо всём прямо в лоб, без нелепых шпионских игр?

Сейчас, когда злость на женщину немного поутихла, Марта всё равно не могла взять в толк, зачем всё это нужно. Ей начинало казаться, что у Кеторин проблемы с головой, потому что другого объяснения не находилось. Всё же можно было обсудить изначально, а не кидать Марту, как котёнка в реку, и надеяться, что она выплывет сама. Если Кеторин и правда рассчитывала на невероятные аналитические способности девушки, то она полная дура.

Единственное, с чем Марта могла самостоятельно худо-бедно справиться, так это с руками. В течение трёх дней она по чуть-чуть выпрашивала у Рози ингредиенты для своей «огненной» ванны, выдумывая нелепые объяснения, зачем ей понадобились те или иные травы. Повезло, что Рози не была ведьмой и не придала особого значения просьбам вверенной ей ведьмы-недоучки. Ингредиенты и дозировку она собирала по памяти и до последнего сомневалась, что из этой затеи что-то выгорит.

И сейчас, стоя над тёмной водой и вдыхая обжигающий воздух, она осознала, что её память всё-таки способна выдавать нужную информацию, когда прижмёт. Вода привычно потемнела.

Полностью от сомнений это Марту не избавило, но выбора особо не было: ей нужно было убрать чёрные пятна с рук до того, как их хоть кто-нибудь заметит.

Хотя Коул уже обратил внимание. И то, как он периодически посматривал на её руки, а потом кривился, словно съел что-то кислое, каждый раз вызывало у Марты желание треснуть его чем-нибудь потяжелее.

К тому же её откровенно пугало то, что она проходила с магическими пятнами на руках почти три дня. Никогда раньше ей не приходилось столько носить эту черноту на себе. Какова вероятность, что она просто не исчезнет с рук, если её вовремя не выжечь — что тогда? Носить всю жизнь перчатки? Марта как наяву представила, как в летнюю жару идёт в бассейн в перчатках, и мысленно содрогнулась.

Прежде чем раздеться, девушка покосилась на дверь. Коулу пришлось стоять на карауле, прислонившись к косяку, чтобы Марта могла спокойно выполнить ритуал.

Она окинула взглядом симпатичную ванную уже в пятый раз, прекрасно понимая, что тянет время. Комната, как и большое медное корыто, которое Коул обозвал музейной ванной, была красивой. Относительно. Белые каменные стены, деревянные полы, окрашенные, вероятно, морилкой, тканевые коврики и, о чудо прогресса, унитаз, если его вообще можно было так назвать. Скорее был очень шумным дедом современного «белого друга», который любил оповещать всю свою семью, когда собирался уединиться, да ещё и называл сие действие каким-нибудь вычурным словечком. Удивительно, что Коул не причислил его к музейным экспонатам, потому что Марта считала, что там этому «агрегату» с неудобной сидушкой и бачком под потолком, из-за чего низкой Марте приходилось даже подпрыгивать, самое подходящее место. Антикварная вещь, так сказать.

Казалось, всё в этом месте в целом принадлежит другому времени, другим эпохам или, как оно скорее всего и было, другому миру.

— Ты долго там? Я уже устал сидеть на полу, — донёсся из-за двери недовольный возглас Коула.

Марта мысленно чертыхнулась. Похоже, тянуть время больше не получится.

— Скоро, — достаточно громко ответила она и принялась раздеваться.

— Ты говоришь об этом уже в четвёртый раз. Просто признайся, что занимаешься…

— Занимаюсь чем? — едко спросила она, и если бы не успела уже частично раздеться, то непременно вышла бы и спросила в лицо.

— Жалеешь, наверное, что у них с напором проблемы, — похабно ответил Коул, и Марта точно представила его противненькую улыбочку, которой он сопровождал подобные комментарии.

— Такое могло прийти только в твою голову, — бросила Марта и подошла к ванной, от которой поднимался далеко не приятный пар, обжигающий горло при каждом вздохе. А тут не было даже самого маленького окошечка, чтобы выпустить этот пар.

Марта попыталась сравнить свои нынешние ощущения с теми, что испытывала, когда проворачивала подобное дома с полной рецептурой и всем необходимым. Либо ощущения и правда были теми же, либо Марта не особо разбиралась в самовосприятии и не могла различить весь спектр горения глотки при вдохе.

Задержав дыхание, девушка занесла ногу над водой. Как говорится, была не была.

— Вот только не нужно говорить, что я какой-то извращенец. Шутки про душ и его напор были в ходу, когда я ещё под стол пешком ходил.

— Я даже боюсь представить, откуда ты узнал эти шутки, — ответила ему Марта и опустила ногу в воду. Ту обожгло, что неудивительно.

— Ну… у меня был старший брат-балабол.

— Так это у вас генетика такая… А я уж начала думать, что ты уникум какой-то, — буркнула Марта, отмечая, что словесная перепалка с Коулом немного облегчает процесс. Так сказать, отвлекает от насущного.

Девушка закинула вторую ногу в ванну и не смогла сдержать болезенный стон.

— Нет, ну ты там точно занимаешься чем-то непристойным, — тут же напомнил о своём нахождении за дверью Коул.

— Ага, пытаюсь не сгореть заживо, — вторила ему Марта, тяжело хватая губами обжигающий воздух, от которого становилось только хуже.

— Всегда знал, что ведьмы — извращенки.

— Ещё какие, — хмыкнула Марта, потому что только мазохистки могли додуматься до таких ванн. Ведьминское спа было бы популярно в определённых кругах.

Она схватилась руками за бортики и одним движением села, расплескав воду. Тяни не тяни — больно будет в любом случае. Девушка откинулась на спинку ванны-корыта, опустила руки в воду и тут-то поняла, что всё-таки где-то накосячила. И что боль, которую испытывала раньше, была вполне терпимой.

Марта закричала и попыталась подняться, но не тут-то было: её ноги скользили по днищу, а из рук словно вытянули всю силу — она не могла их даже поднять.

— О боже, — простонала она, пытаясь сражаться с подступающей паникой. Быть может, стоило выпить то, что дала Кеторин, а не пытаться изобрести велосипед? А ведь она даже гордилась, что смогла вспомнить все необходимые ингредиенты. Или дело в дозировке?

Дверь распахнулась, и в проёме показался Коул.

— Да что у тебя тут творится? — возмутился он.

— Помоги… подняться… — прохрипела Марта, понимая, что сама не справится.

Вода в ванной стала тёмной, почти чёрной, и густой, как манная каша с такими же склизкими и противными комочками.

«Вот и ещё один повод не любить магию», — подумала Марта.

Коул приблизился к ней и с опаской посмотрел на жижу.

— Да уж, забавные у ведьм, однако, банные процедуры.

— Да помоги же ты! — не выдержала Марта. — Мне больно!

Коул встал рядом и попробовал воду рукой, только вот опустить её не смог — вода стала ещё плотнее, чем была секунду назад.

— Что это? — нахмурился он.

— Неудачный эксперимент, — буркнула Марта.

— Так, ладно, мне это не нравится. Я подхвачу тебя под мышки и постараюсь вытащить. Попытайся податься вперёд.

Марта попыталась. Честно попыталась. Все силы пустила на то, чтобы оторвать своё туловище от медной стенки ванны, но у неё ничего не получилось. Жижа над ней казалась куском цемента.

— В следующий раз предупреждай заранее, когда надумаешь провести какой-нибудь сомнительный эксперимент, — нервно произнёс Коул и, обойдя корыто, попытался просунуть руки ей под мышки.

И у него это получилось, но не с первой попытки. Марта закусила губу, стараясь заглушить очередной крик боли: не хватало ещё, чтобы кто-нибудь пришёл и застал их за несанкционированным магическим ритуалом. Хотя «ритуалом» процесс вытягивания её из корыта с мерзкой жижой назвать можно было разве что с огромной натяжкой.

Коул кряхтел от натуги над её ухом: мерзость, которую наварила Марта, не желала отпускать её.

— Вот чёрт, — выругался Коул. — Просто признайся, что ты придумала всё это, чтобы убить меня. Представляю, как будет смеяться доктор, констатируя мою смерть. «Сердце разорвалось от натуги» — вот, что он напишет в графе причины смерти.

— Поверь, мне сейчас хуже, чем тебе, — сглотнула очередной крик Марта.

— О, получается, мы занимаемся двойным самоубийством. Просто потрясающе. Спасибо, Марта. Никогда даже представить не мог, что умру, вытягивая ведьму из ванной, — коротко хохотнул он.

— Из корыта, — машинально поправила Марта.

— Ещё лучше.

Коул всё тянул и тянул, и в какой-то момент тело Марты всё же поддалось. Сказать, что девушка испытала облегчение — значит, не сказать ничего. Словно разорвавшаяся натянутая струна, она вылетела из ванной и рухнула на Коула, повалившись вместе с ним на пол. Марта оказалась настолько дезориентирована резкой сменой положения, что не сразу заметила, что чернота с её рук ушла, а густая жижа в ванной вновь стала жидкой.

Девушка тяжело дышала, пытаясь прийти в себя и не понимая, почему зелье ей всё-таки помогло, хотя действие было абсолютно другим. Коул поднялся на ноги и, найдя где-то большое полотенце, швырнул им в Марту. И только когда махровый ком повстречался с её головой, до девушки дошло, что она сидит на полу абсолютно голая, а над ней стоит охотник, буравя её гневным взглядом.

Дрожащими руками Марта развернула полотенце и закуталась в него.

— Что. Это. Было?

— Эксперимент? — неуверенно предположила Марта. Она всё ещё была немного не в себе. Удивительно даже, как она смогла избавиться от чёрных пятен, когда всё пошло не по плану.

— Ты из меня дурака-то не делай, — не поверил ей Коул. — Чего ты хотела добиться? А?

Марта выставила из-под полотенца руку и покрутила кистью. Кожа стала абсолютно чистой, если не считать тонких шрамов. Подарок на память от Кеторин.

— Я знаю, что ты видел их, когда они были чёрными. Ты постоянно косился на мои руки, словно они были чем-то измазаны, и брезгливо морщился.

Коул уставился на выставленную ладошку, и его всего аж передёрнуло.

— Не думал, что ты заметишь.

— Если не хотел, чтобы я заметила, не стоило корчить брезгливые рожи. Мне, собственно, всё равно. Даже удивительно, что ты не заметил то же самое в тот раз в подвале.

— Знаешь, мне тогда было немного не до того.

— Я же сказала, мне всё равно. Вот только ни Старейшинам, ни другим ведьмам в Шарпе знать об этой моей особенности не нужно. Собственно, эксперимент и заключался в том, смогу я их убрать или нет.

— Рой видел твою тёмную кожу, — задумчиво произнёс Коул. — Он может рассказать.

— Если не рассказал сразу, то и дальше не скажет, — возразила Марта, и спрятала руку под полотенцем. — Мне он кажется человеком очень… даже не знаю, как сказать… в общем, тюфяк, но тюфяк правильный, который ради семьи готов на всё. И если я права, то он ничего не скажет, пока на кону стоит жизнь его сестры. По крайней мере, я на это надеюсь.

— Да уж, — протянул Коул. — Я бы на него не особо рассчитывал, да и Рози, кажется, слышала, но, возможно, пропустила мимо ушей.

— Надеюсь, что пропустила, — произнесла Марта. — Я не знаю, как они отреагируют, узнав о пятнах. Да и знать не хочу. Уже раскрытие того, что я ведьма, не очень-то хорошо.

Коул лишь хмыкнул и скептически посмотрел на ванну, в которой мутноватая чёрно-зелёная вода ходила мелкой рябью.

— Как думаешь, получится спустить или она опять застынет, если попытаться нащупать слив? И не ждать ли нам встречи с канализационным монстром?

Марта пожала плечами.

— Может, она так только на меня реагировала? А если попробуешь ты, то она не застынет?

— О, — Коул недоверчиво покосился на Марту. — Ты сейчас серьёзно предложила мне засунуть туда руку?

— Ну, я же была там целиком…

— И, наверное, захотела обратно, — буркнул Коул и принялся оглядывать ванную в поисках чего-то, чем можно было бы вынуть пробку.

А Марта в который раз подумала о том, как сильно скучает по дому, по своему комоду, по функциональному душу, по собственной мягкой кровати. И, конечно же, по сестре. Мегги не покидала её мысли, постоянно маяча где-то на задворках сознания.

Марта тоскливо вздохнула и поднялась на ноги. Огромное полотенце доставало ей до колен — в такое вполне можно было завернуть трёх Март, и ещё осталось бы место для Мегги. На дрожащих ногах она дошла до древнего унитаза и, опустив крышку, села на него. Пока она справлялась со свой непосильной задачей, Коул нашёл какой-то странный инструмент: деревянную палочку с металлическим крючком на конце, название которой Марта не знала, — и в нерешительности стоял над ванной-корытом.

— Думаешь, на металл оно не среагирует? — спросила Марта, склонив голову к плечу.

— Я ни о чём не думаю. Нам нужно избавиться от улик и как можно скорее, — однако, в противовес своим словам, охотник не спешил совать палку воду. Коул смотрел на жидкость так, словно оттуда действительно мог выпрыгнуть канализационный монстр и утащить его за собой.

— Это всего лишь вода, — попыталась успокоить его Марта, хотя сама не решилась бы вновь прикоснуться к этой гадости — что уж говорить о том, чтобы ещё раз погрузиться.

— Ты совсем не помогаешь, — буркнул Коул и, тяжело вздохнув, опустил палку в воду.

Вода не застыла, и мужчина с лёгкостью нашёл затычку и подцепил её. Марта с нескрываемой радостью смотрела, как мутная жижа с противным бульканьем утекает в водосток. Она поймала себя на мысли, что экспериментатор из неё никудышный, и она вполне прожила бы без подобных новшеств. Вот только какое-то шестое чувство подсказывало, что в ближайшее время спокойная жизнь ей не грозит.

Коул как-то странно посмотрел на девушку, и Марта вопросительно выгнула бровь.

— Советую помыться. И на этот раз обычной водой, — после этих слов охотник вышел и закрыл за собой дверь.

***

Марте хотелось на стенку лезть от скуки. Ей начинало казаться, что Старейшины просто не знают, что с ними делать, и потому держат взаперти — другого логичного объяснения своего пятидневного пребывания к комнате тюремного свойства наедине со своим «мужем-сокамерником» Марта не находила. Теперь она понимала, как чувствовал себя Коул, находясь у них в заключении, и даже начинала сочувствовать ему, потому что её мозг просто не выдерживал непрерывного нахождения в четырёх стенах, где единственным разнообразием был поход в ванную, от которой Марту уже тошнило.

После того случая с «канализационным монстром», как его окрестил Коул, на ванну и водосток она не могла смотреть, не содрогаясь. А Коул ещё и подначивал, рассказывая истории о людях, которых утащили в канализацию. Бред, да и только — всего лишь вымысел людей с больной фантазией. Но когда ты сама являешься ведьмой, на многие вещи начинаешь смотреть иначе. Ведь не могли же такого рода истории появиться просто так по щелчку пальцев.

Удивительно, как Коул умудрялся смеяться над подобным, когда сам являлся охотником на ведьм. Как-то раз он закончил свою историю фразой: «Не бойся, Марта, ты просто его задушишь, как и меня!», и ничего Марте в тот момент не хотелось так сильно, как придушить Коула Томсона. Теперь уже окончательно.

Охотник буквально доводил девушку до бешенства. Вот только Марта не сдавалась — она не могла позволить себе ещё один всплеск эмоций. Последний привёл к тому, что Старейшины узнали о её магических способностях, и Марта действительно боялась того, к чему может привести ещё один неконтролируемый выброс магии. Разгромленная комната была меньшим из последствий, ударивших по ней. Точнее, по её кошельку.

Рози оказалась очень меркантильной женщиной. Она стрясла с Марты всю её наличность и потребовала выписать чек. Её, конечно, можно было понять — мало кому понравится, когда в твоём доме учинят погром. Вот только выписать чек на своё имя Марта не смогла, и Коул любезно предложил воспользоваться своим счётом.

И да, теперь Марта должна была ему денег. Приличную сумму денег. И да, он любезно напоминал ей об этом по десять раз на дню различными способами.

К примеру, сейчас Марта пила чай с тостами, которые принесла Рози, а Коул сидел напротив неё и поглядывал на девушку поверх чашки с чаем.

— А тосты у Рози просто потрясающие, — начал он.

Марта кивнула, не желая вступать в очередной нелепый диалог.

— А уж какие она готовит телячьи отбивные. Просто пальчики оближешь. Если бы я сразу знал об этом, то подался бы в плен к ней, а не к тебе.

— Ты всё ещё можешь остаться здесь, когда я уйду, — всё-таки ответила ему Марта.

— К сожалению, не могу, мне всё ещё нужно стрясти с тебя мои кровные. Надеюсь, ты не забыла, что должна мне денег?

Марта недовольно поджала губы и буркнула в ответ:

— Не забыла… Как чай? Вкусный? Наверное, у Старейшин заодно и лучшие запасы хьянги? — натянуто улыбнулась ему Марта, припомнив, как Рози принесла сегодня вместе с тостами пакетик трав специально для Коула. — Можешь и к ним в рабство податься, только заранее спроси — а то вдруг запасы кончатся раньше времени, и ты не успеешь стрясти с меня свои кровные.

— Поубавь яду, а то он уже в кружку капает.

— Ха-ха, — процедила Марта, чувствуя, как начинает закипать кровь. В последнее время Коул вызывал у неё противоречивые чувства: девушку мотало от сострадания до злорадства, как на горках — либо резко вверх, либо резко вниз, чего-то среднего просто не было.

— Ха-ха, — передразнил Коул и отхлебнул своего хьянга-чая, причмокнув. — На твоём месте я бы попробовал. Вкус очень даже ничего.

— Воздержусь.

— Избавь меня от подробностей своей личной жизни, — мило улыбнулся Коул.

Марта вспыхнула. Да как он может выворачивать всё шиворот-навыворот и думать, что так оно и надо?

На языке вертелись десятки — нет — сотни ядовитых ответов, которые Марте было не суждено озвучить. Где-то в глубине дома раздался громкий крик Рози.

— Ты не будешь указывать, что мне делать! — звук битого стекла. — Не в моём доме! Слышишь, Марк, не в моём доме! Я и не подумаю, а просто переломаю тебе твою физиономию ещё раз. Если родители не научили манерам, им обучу тебя я!

Марта не знала, кто такой этот Марк и что он сделал, чтобыраздраконить Рози, но попадаться той под горячую руку не хотелось. Коул отчего-то рассмеялся и подавился чаем. А в коридоре послышались шаги и тихий сбивчивый ответ мужчины, который Марта не смогла разобрать.

А вот звенящий от злости ответ Рози вполне.

— Нет, Марк, в том, как ты себя повёл, не было и намёка на вежливость. Ты должен был как минимум поприветствовать меня, а не с порога приказывать мне «тащить их задницы сюда»!

Коул снова прыснул, и Марта непонимающе уставилась на него, изогнув брови дугой.

— Что происходит?

— Да так, — уклонился от ответа Коул и вновь ухмыльнулся каким-то своим мыслям.

Марта хотела всё-таки вытянуть из охотника ответ, но тут дверь распахнулась и в проёме показалась Рози, у которой был доступ в комнату. Её бледное лицо пылало от гнева. А за спиной женщины возвышался грузный мужчина со сломанным носом и свежим кровоподтёком на квадратной челюсти. Коул смерил Марка оценивающим взглядом и тихо хмыкнул. Для Марты же осталось загадкой, о чём думал охотник в этот момент. Ей самой и в голову бы не пришло смеяться над таким грозным и сильным мужчиной, как Марк, а уж кидаться в него разными вещами и подавно.

Она могла лишь позавидовать Рози и её выдержке — так спокойно стоять, когда за спиной возвышается Марк. Это же какие нервы надо иметь.

— Старейшины попросили привести вас в зал Совета, — произнесла Рози и даже улыбнулась, хотя взгляд её оставался колючим. Марта и Коул ей определённо не нравились, и разница между тем, как она встретила их и как принимала в дальнейшем, стала разительной.

— Немедленно, — хмуро дополнил Марк. И в этом тихом слове отразилось всё его недовольство, которое он почему-то не смел выказать самой Рози напрямую.

Та покосилась на него через плечо и приказала:

— Повежливее.

— Как можно скорее, — сверкнув глазами, исправился Марк, и Рози довольно кивнула.

— Но вы вполне можете допить свой чай.

Марта осушила кружку одним глотком и вскочила на ноги — откладывать встречу со Старейшинами ей совсем не хотелось. Всё, что ей было нужно, так это как можно скорее вернуться домой. Выражаясь словами Марка — «немедленно».

— Не вижу смысла откладывать. Старейшины — люди занятые, и нам не стоит заставлять их ждать.

— Что верно, то верно, — кивнул Марк, чем заслужил очередной недовольный взгляд хозяйки дома.

Марта не могла понять, чем мужчина заслужил подобное отношение, ведь Рози буквально самый маленький шаг или жест с его стороны воспринимала в штыки. Сама же Марта пока что не видела в его поступках и словах ничего предосудительного. Типичный мужчина-гора, возможно, немного скудоумный, и то не факт — ей было сложно судить только по первому взгляду. Хотя ей довольно часто встречались люди, которые одним своим видом вызывали отторжение на каком-то глубинном уровне, но Марк не был таким человеком.

Коул тоже поднялся, что-то невнятно бурча себе под нос, и вместе они вышли из комнаты. То был первый раз, когда Марта покинула разгромленную спальню, так что она жадно оглядывалась по сторонам, изучая дом Рози. А изучить здесь было что. Идя по узким коридорам, Марта чувствовала себя так, словно попала в домик барби с одной лишь поправкой на то, что барби была ведьмой. Розовым здесь оказалось всё. Буквально всё. Разбег цвета начинался от ядерной кислотной фуксии и заканчивался пыльной розой.

Возможно, проблема была в очках-сердечках с розовыми стёклами, но Марта всё же так не считала. Она, конечно, смотрела на мир через розовые очки — в прямом смысле слова, — но мир из-за этого розовым не становился. На эту мысль девушку натолкнули хрустальные огоньки, мерцающие мягким жёлтым светом.

Как выяснилось, дом Рози был не совсем домом. Точнее, когда-то он был гостиницей для посетителей городка Шарпа, об этом рассказала сама Рози, когда поймала заинтересованный взгляд, которым Марта скользила вдоль ряда одинаковых дверей.

— Ещё лет тридцать назад, когда я была маленькой, в Шарпу иногда приезжали гости, если их можно так назвать, и мои родители держали гостиницу. Сейчас гостей почти не бывает. После смерти предыдущей Главы госпожа Клементина запретила пускать посетителей в город — всех принимают только в волшебных лавках с выходом в ваш мир. Вы первые жильцы «Розового Дома» за последние пять лет. Ранее у меня гостила только представительница Кровавых ведьм, когда приезжала на Совет, — рассказывала Рози, пока они спускались по лестнице, застеленной пушистым розовым ковром. — Теперь держать гостиницу в Шарпе — дело совсем уж неприбыльное. В прошлом году пришлось уволить последних рабочих, со всем я теперь справляюсь сама. И повар, и горничная, и администратор. Осталось только научиться чинить магические сливы — и буду на все руки мастер.

Они спустились в просторный холл, в котором была лишь деревянная стойка администратора, застеленная розовым бархатом, и небольшой диванчик возле единственного в доме окна. Из холла вело несколько закрытых двухстворчатых дверей с табличками. На правой было написано: «Столовая. Завтрак и ужин включены в счёт», а на левой — «Бани. Ощутите магический жар».

Выйдя из гостиницы, Марта поняла две вещи: во-первых, в доме Рози было слишком мало магических предметов, а во-вторых, очки не справлялись с нахлынувшим на неё потоком чистого магического света, струящегося с неба, которое, по словам Коула, являлось непроглядной тьмой. Для Марты оно не было чёрным, для неё «небо» Шарпы сияло мириадами граней света и цвета. Там, над её головой, раскинулось средоточие магии, и смотреть на него было так же больно, как пытаться посмотреть на солнце.

Марта перевела взгляд на дома — на них смотреть было легче. Белые низенькие домики не выше второго этажа с плоскими крышами и без окон. Неудивительно, когда над головой у тебя мерцает столь яркий магический след, от которого хочется скрыться хоть ненадолго. Вот только то, что ни Коул, ни Рози, ни Марк не испытывали никаких затруднений, натолкнуло Марту на мысль — если в тебе нет магии, то и прятаться от «неба» тебе не нужно.

Тогда как же Старейшины? В них-то магия есть, но они не слепые, как котята. И, в отличие от Марты, чувствовали себя хорошо.

Петляя по узким улочкам, они вышли на большую площадь с неработающим фонтаном в центре. Таким чёрным, что на фоне белых улиц и чистых бело-кремовых мостовых выглядел он не то чтобы слишком заметным, но отвести взгляда Марта не смогла. Фонтан нельзя было причислить к произведениям искусства, которыми пестрели журналы и исторические каталоги — он был уродлив, словно его вылепили дети, ничего не смыслящие ни в пропорциях, ни в симметрии. То, что скорее всего предполагалось кругом, на деле вышло кривым овалом. Края чаши, местами отколотые, а местами изначально вывернутые наружу, были точно предназначены не для сидения.

Марта так же заметила две ступеньки, ведущие в саму чашу, где в центре стояла кособокая женщина в длинной юбке и блузе. Точнее, Марта думала, что таковой одежда изначально подразумевалась — годы превратили статую в едва различимое «нечто». Длинные волосы развевались, словно бы на сильном ветру, а лицо, возможно, когда-то симметричное, теперь же местами отбитое, не давало представления о внешности статуи. Руки женщина вытягивала вперёд, а ладони сложила лодочкой — скорее всего, из них когда-то и вытекала вода.

— Он никогда не работал, — заметив её интерес, пояснила Рози. — Его много лет пытались запустить, но ничего не вышло. Снести пытались тоже. Мама рассказывала, что раньше у ног женщины был выбит барельеф «Ключ тёмен, как сама ночь», но, когда тогдашняя Глава пыталась разрушить фонтан, у неё ничего не вышло. Только поотбивала несколько кусочков и смогла сбить барельеф.

— Ключ тёмен, как сама ночь? — рассеянно пробормотала Марта, всё ещё смотря на фонтан. — Возможно, это какой-то шифр, чтобы запустить его.

Рози хохотнула, и Марта покосилась на неё — в своих словах она не видела ничего смешного.

— Извини, просто ты говоришь, как Кеторин, — Марта старалась не смотреть на Рози, пока та объясняла. — Она была — ну, как «была», и сейчас тоже есть — дочерью нашей прошлой Главы. Так вот, из-за неё-то фонтан и пытались разрушить: она всё твердила про шифры, ключи и пропадающую магию. Говорила, что фонтан, скорее всего, Источник. Настолько замучила Старейшин и Главу, что те приняли решение разрушить его. Я тогда маленькая была, и меня подобные вещи не интересовали. Но люди поговаривали, что Кеторин закрывала собой фонтан от заклятий. А ведь ей тогда было лет десять, не больше! Всегда сама себе на уме. Чокнутая, — Рози снова рассмеялась и покрутила пальцем у виска. — Кто бы что ни говорил, но, когда она ушла, Шарпа словно вздохнула с облегчением.

— Это точно, — вторил ей Марк. — Представляешь, что было бы, стань она нашей Главой?

Мужчину аж всего передёрнуло, и Марта удивлённо вскинула брови. Так вот почему Кеторин не хотела появляться в городе. Марта тоже бы сбежала, если бы к ней относились с таким предубеждением.

— Пойдём уже, — предложил Коул, которому, похоже, надоело стоять посреди площади под взглядами проходящих мимо ведьм. Он вообще выглядел напряжённым с того момента, как они покинули гостиницу Рози: всё косился по сторонам, словно ожидая, что на него нападут из-за угла.

И они пошли прямиком к невысокому зданию совета — единственному зданию, где было много окон. Оно тоже стояло на площади, выходя на неё большим резным крыльцом с каменными белыми ступенями и деревянными перилами. Двери были распахнуты настежь, и Марта со своими провожатыми без особого труда попали внутрь. Никаких тебе охранников и надзирателей. Вход был свободен для всех.

Внутри всё оказалось застелено коврами — такими пушистыми, что ноги в них утопали чуть ли не по щиколотку. На белых каменных стенах выписаны защитные знаки. Марта и сама толком не поняла, почему решила, что они защитные, просто почувствовала. На окнах, к её немалому удивлению, не было никаких штор.

Они прошли по пустому широкому коридору, по сторонам которого тянулись высокие окна.

— Даже не знаю, сумеет ли девчонка удержать кровавых в узде, — услышала Марта недовольный голос госпожи Брунгильды, когда они приблизились к распашным белым дверям.

— Удержит или нет, уже не наша проблема. Люциан написал, что они выбрали её. Корона выбрала её сегодня утром, и я сомневаюсь, что Демьяна пойдёт против Короны, — прозвучал незнакомый голос.

— Ты плохо её знаешь, — хмуро ответила Брунгильда. — Мне вот сложно предугадать, что она предпримет. Гертруда держала её в ежовых рукавицах — уж не знаю, чем та ей угрожала, но при ней Демьяна была покладистой, а теперь, когда Королевы не стало, нам стоит ждать проблем. Особенно когда наша собственная Глава до сих пор не возвышена.

— Не нагнетай, — Марта узнала голос госпожи Евы и даже смогла представить, как та закатывает глаза.

— Это я-то нагнетаю? — возмутилась госпожа Брунгильда. — Я? Ева, если ты не заметила: с одной стороны нас пасут охотники, а с другой — кровавые и их перевороты…

— Не было ещё никакого переворота, — воскликнул ещё один незнакомый голос — высокий и молодой, в отличие от голосов других Старейшин.

— Не было, но будет. Помяните моё слово, — отрезала госпожа Брунгильда.

— Если бы к этому были какие-то предпосылки, Люциан непременно бы написал.

— Ну, конечно, — едко ответила Брунгильда. — Люциан же всегда пишет самые развёрнутые послания. Цитирую: «Девчонка коронована». Если он что и заметил, нам он об этом сказать не удосужился. Как и всегда.

Марк постучал в дверь, и голоса за ней затихли.

— Войдите, — приказала госпожа Ева, и через пару секунд Марк распахнул одну из тяжёлых дверей.

Марта в нерешительности застыла в коридоре, не зная, вступать ли в ей просторный зал Советов, как его называли Рози и Марк, и скользя взглядом по комнате.

Каменный пол был так же застелен толстым ковром, как и коридоры. Здесь было много окон, но на них уже висели тяжёлые зелёные шторы, некоторые зашторенные, некоторые — нет. Магический свет, лившийся через окна, заливал комнату жёлтыми красками. Так что Марта не сразу поняла, зачем нужны были свечи на столе и хрустальные шары по углам квадратной комнаты.

Госпожа Ева сидела за столом, откинувшись на высокую спинку стула. Её большие мясистые руки спокойно лежали на подлокотниках, а безразмерная золотистая мантия-балахон струилась вокруг неё и мягкими складками спускалась на пол. Смотря на Старейшину, Марта испытывала двоякие впечатления. Она видела двух женщин одновременно, и они словно накладывались друг на друга, как на неумело отредактированной фотографии. Молодая и красивая пухляшка словно прикрывает собой старуху с обвисшей кожей. От такого буквально рябило в глазах.

Госпожа Ева с улыбкой поймала её взгляд, и Марта перевела его на госпожу Брунгильду, что стояла у стены, скрестив руки на груди. Ничего не изменилось с их первой встречи: смотреть на Брунгильду было физически больно из-за той женщины, что скрывалась под маской невероятной красоты. Марта не рассказала Коулу о том, что пряталось там. Лысый обожжённый череп, волосы на котором росли лишь в двух местах маленькими клочками, сбритыми почти под ноль; лицо, всё в шрамах от старых ожогов; рот, кривляющийся из-за шрама над верхней губой; и почти полностью заплывший левый глаз.

Брунгильда пугала Марту. Пугала не столько своей внешностью, сколько историей, скрывающейся за ней. Брунгильда выглядела, как человек, которого пытались сжечь заживо, и Марта сомневалась, хочет ли она знать, было так на самом деле или же то был несчастный случай. Неудивительно, что женщина стала таким параноиком.

Госпожа Брунгильда накрутила прядь волос на палец, и Марта вздрогнула. Чувствовала ли Старейшина несуществующие волосы как настоящие или же нет?

Марта поймала на себе её взгляд и тут же отвернулась. Девушке не хотелось привлекать к себе чрезмерное внимание госпожи Брунгильды.

Двух других Старейшин Марта и вовсе не знала. Одной из них оказалась высокая темноволосая женщина, которая также пряталась под своеобразным магическим покровом, но тот лишь сглаживал морщины у зелёных глаз и тонких губ, не вызывая такого же сильного диссонанса, как это было с госпожой Евой или Брунгильдой. Эта Старейшина стояла у стола, уперев руки в крышку, и сверлила Марту заинтересованным взглядом.

Из всех Старейшин только одна не использовала магических заклятий для приукрашивая внешности, и то была единственная молодая Старейшина. Русые густые волосы были собраны в высокий хвост, открывая красивое лицо с большими миндалевидными карими глазами, вздёрнутым носом картошкой, пухлыми губами и ямочкой на подбородке. Она сидела за столом рядом с госпожой Евой и по тому, как то и дело поглаживала свой живот и улыбалась каким-то своим мыслям, Марта поняла, что Старейшина, скорее всего, в положении. Она словно светилась изнутри.

— Ну, наконец-то, — хмурым кивком поприветствовала их госпожа Брунгильда. — Я уж думала, ты их никогда не приведёшь.

Слова были обращены к Марку, но отчего-то пристыженной Марта почувствовала именно себя.

— Рози, Марк, можете быть свободны, — мягко предложила выйти за дверь госпожа Ева. Зачем это было сделано, Марта не поняла, ведь и там всё было отлично слышно.

Однако Рози с Марком всё же вышли и плотно прикрыли за собой дверь. Коул встал точно за спиной Марты, то ли защищая, то ли, наоборот, прячась. Марта так и не определилась. Вот только ощущать кого-то за свой спиной было даже приятно. Конечно, она не доверяла Коулу, но и Старейшинам тоже. И если сравнивать «недоверия», Коулу она доверяла чуть больше, чем Старейшинам.

— Марта, — госпожа Ева улыбнулась ей, и улыбка эта была тёплой. От женщины буквально веяло добротой. — Мы посовещались относительно вас и вашего мужа. И пришли к заключению, что попытаемся вам помочь.

Госпожа Брунгильда хмыкнула и подошла к столу, встав рядом с беременной Старейшиной.

— Хьянгу невозможно вывести из организма полностью. Можно сделать только одно — привязать его жизнь к другому человеку, — произнесла госпожа Брунгильда, натянуто улыбнувшись.

— Это как?

Беременная Старейшина подалась вперёд и положила локти на стол.

— Понимаете, хьянга — яд, и на данный момент антидота к нему нет. Я проверила все наши записи и нашла лишь древний рецепт зелья-антидота. Только проблема в том, что ингредиентов для его изготовления нет в природе. Соцветия, которые упоминаются… они… их больше нет.

Марта слушала женщину и ничего не понимала. Если зелья не существует, тогда зачем о нём упоминать? Неужели нельзя строго и по факту рассказать, что делать? Зачем нужны эти лирические отступления?

— Торин имеет в виду, что простого способа лечения нет, — сказала госпожа Брунгильда. — И это возвращает нас к моему предложению. Мы уже несколько раз пробовали привязывать жизнь одного человека к другому — и результат вполне неплох. Больной не исцеляется, но он словно замирает в том своём состоянии, в котором был в момент привязки, и остаётся в нём до того момента, пока тот, к кому он привязан, жив.

— И к кому вы предлагаете его привязать? — Марта почувствовала, как предательски засосало под ложечкой. Ей не хотелось слышать ответ на свой вопрос.

— К вам, — просияла Торин. — Вы, Марта, просто идеальный вариант.

Коул за её спиной напрягся.

— Вы сможете удерживать его многие годы. Вашего магического резерва для этого хватит. Но, что ещё лучше, вы являетесь комплементалами друг друга. Разве это не чудо?

Марта застыла, как громом поражённая. Весь воздух из её лёгких словно разом выкачали. Девушка хватала губами воздух и таращилась на Старейшин, надеясь, что сейчас слуховые галлюцинации пройдут.

— Что вы имеете в виду? — спросил Коул из-за плеча Марты. О, так у него тоже галлюцинации?

— Ох, вы же не в курсе, — слегка удивлённо произнесла Торин. — Понимаю, для вас мои слова ничего не значат, — она нервно хохотнула. — Как же объяснить?

Старейшины переглянулись, и госпожа Ева принялась рассказывать теорию, которую Марта уже и так знала. Девушка даже как-то отстранённо отметила, что женщина временами выбирала даже те же формулировки, что и Кеторин, когда рассказывала ей о комплементалах, разве что без той доли скептицизма и иронии, что была присущи хозяйке «Ведьминой обители».

Вот только пока госпожа Ева всё рассказывала и рассказывала, а Коул хрипло дышал за её спиной, Марту не покидала мысль, что где-то здесь закралась какая-то огромная ошибка. Ведь она, Марта, не чувствовала Коула. Не чувствовала никакого единения душ. Не чувствовала никакой связи.

Она уже хотела развеять их заблуждения, так сказать, пролить свет на правду, когда над столом вспыхнул яркий свет, ослепив всех на несколько секунд и погрузив комнату в хаос. Марта ощутила, как Коул схватил её за руку и оттащил к двери. Она услышала, как судорожно вздохнули Старейшины.

А затем так же резко, как появился, свет пропал, оставив после себя на столе мужчину. Высокого темноволосого мужчину в помятом костюме тройке с взлохмаченными волосами и явно только что сломанным носом, из которого продолжала капать кровь.

— Люциан, — произнесла госпожа Ева, обалдело тараща глаза на мужчину. — Что случилось?

Тот спрыгнул со стола, на ходу тщетно отряхивая костюм.

— Пришлось использовать последний мгновенный перенос, — раздражённо бросил он и, схватив какой-то лист со стола, разорвал его и принялся затыкать кровоточащий нос. — Произошло кое-что непредвиденное. Демьяна попыталась убить новую Королеву, и мне пришлось вмешаться.

— Как девочка? — взволнованно спросила госпожа Ева.

— Марк! — раздражённо крикнула госпожа Брунгильда.

— Сбежала, — вторил той Люциан. — Вместе с короной.

Дверь за спиной Марты распахнулась, и в проёме показался ошалелый Марк. Его взгляд метался от Марты и Коула к Люциану и Старейшинам.

— Проводи наших гостей обратно к Рози. Мы продолжим наш разговор позже, — приказала госпожа Брунгильда.

— Куда убежала? — спросила госпожа Торин, не обращая внимания ни на кого, кроме Люциана, который стоял у стола, запрокинув голову. — Нам нужно найти её как можно скорее.

— Не стоит переживать. Я успел накинуть на неё покров. А так как у Королевы кровных родственников не осталось, по крови её найти они не смогут, так что время у нас пока есть.

Марта чувствовала себя, как в тумане. Слишком много всего произошло за какие-то секунды, и её мозг не справлялся. Комплементалы. Неизвестно откуда взявшийся мужчина. Королевы. Смерти. Бегства. Всего этого было слишком много для неё. Она чувствовала себя героиней какого-то бредового фильма.

Отстранённо она отметила, что Коул схватил её за руку и поволок куда-то прочь из комнаты. Хотя девушка настолько была не в себе, что её вполне мог схватить Марк или кто-то ещё — и она бы не заметила.

Марта тяжело дышала, пытаясь совладать с собой и не дать силе выплеснуться наружу. Мысленно она молилась, чтобы всё происходящее оказалось всего лишь галлюцинацией.

========== Глава 29. Вперед, не забывая прошлое ==========

— С.В.И.Д.А.Н.И.Е. Слышишь, Терра, он позвал меня на свидание! Просто подошёл и спросил, не хочу ли я пойти с ним в кино! Чарли Томсон сам подошёл ко мне и предложил пойти в кино! О, мой Бог, — причитала Сьюзи уже минут двадцать, а Терра столько же времени стойко терпела словесные излияния подруги, даже умудряясь не кривиться, когда та слишком громко выплёскивала свои эмоции. — Мы поженимся в ноябре!

Терра вскинула голову, всё-таки отложив смету, и уставилась на Сьюзи. Сьюзи, которая буквально светилась изнутри.

— Не слишком ли ты спешишь? Разве не ты недавно возмущалась относительно того, какой Чарли… Как же ты его тогда назвала? Точно! Твердолобый! Твердолобый, бесячий Чарли! А теперь посмотри на себя — стоило ему предложить тебе сходить в кино, и ты переобулась на ходу, даже не удосужившись сбросить скорость, — Терра выдала свою тираду на одном дыхании и, скрестив руки на груди, упёрла хмурый взгляд на подругу, надеясь, что сейчас у той включится мозг, и она снова станет той привычной Сьюзи, которая своим скептицизмом способна сдвинуть горы.

Но чудо не свершилось. Сьюзи лишь смотрела непонимающим взглядом, хлопая обильно накрашенными ресницами и недовольно кривя губы. Как же так — неужели Терра посмела нарушить её великий любовный словесный понос?

— Это сейчас была какая-то заумная терминология? Прости, я не сильна в механике, — Сьюзи тоже скрестила руки на груди, отзеркалив позу Терры.

Подруги стояли на кухне старого-нового дома Терры и буравили друг друга недовольными взглядами. Через разбитую оконную раму задувал свежий летний ветерок и трепал их волосы. Терра откинула пряди с лица и села на пыльный стул.

Она позвала Сьюзи для помощи, а не для того, чтобы без конца слушать хвалебные отзывы о Чарли-Томсоне-лучшем-мужчине-всех-времён-и-народов. Последние недели в жизни Терры были очень насыщенными: Алистер и банкротство его семьи, ремонт, воспоминания и правда о маме и магии, а теперь ещё и Чарли!

Если бы когда-нибудь ей сказали, что какого-то человека может быть слишком много, то она, скорее всего, просто рассмеялась бы над таким заявлением. Вот только тогда она ещё не знала Чарли Томсона. Этот парень умудрялся быть буквально в каждой бочке затычкой! Его с лихвой хватало и дома — но нет, теперь он ещё каким-то неведомым образом умудрился стать единственной темой для разговоров Сьюзи. Та буквально любой диалог сводила к обсуждению Чарли, а они ведь даже не встречались!

Ох, Терра испытывала огромное желание спихнуть подругу на источник своих проблем — и пусть он сам разбирается с монстром, которого создал.

— Сьюзи, пожалуйста, — взмолилась Терра, — мы можем поговорить о чём-нибудь другом?

— Например? О чём, скажи на милость, нам разговаривать? — насупилась Сьюзи. — О твоём ремонте? Так я и так уже всё о нём знаю! Может, о том, что ты решила не поступать в универ и остаться в Рупи? Так и здесь я уже в курсе и отчаялась убедить тебя в обратном! Мы ещё можем поговорить о пропавших ребятах, но эта не та тема, которую мне хотелось бы поднимать. Они просто сбежали, а то, что все пытаются вывернуть правду и докинуть ей мистического флёра, меня уже порядком достало.

— К чему ты клонишь? — устало спросила Терра, посмотрев на подругу исподлобья.

— К тому, что ты стала скучной! Зациклилась на какой-то своей проблеме и молчишь. Терра, я же не слепая, я всё вижу! Я знаю, что тебя что-то гложет, и ты накручиваешь себя, но мне ты ничего не говоришь. А Чарли… Чарли ведь и правда хороший.

Терре, конечно, хотелось сказать, что зациклилась отнюдь не она, но девушка промолчала и вновь уткнулась в свои сметы, в которых не понимала ровным счётом ничего. Рядочки, колоночки, циферки — а в сумме только головная боль.

В коридоре скрипнули половицы, и Терра уловила едва различимый запах горячей выпечки, а через минуту в старую потрёпанную кухню вошёл Алистер, словно бы влекомый её беззвучными молитвами. В руках он держал термос и пакет с сэндвичами.

При одном только взгляде на парня Терра просияла, буквально наполняясь его теплом. Что ж, если здесь будет Алистер, то она, возможно, справится даже со Сьюзи.

— Сьюз, у Чарли в машине остался термос с кофе и коробка с эклерами. Может, сходишь и поможешь ему принести? — предложил Алистер, и для Терры в эту секунду он стал тем самым героем, который спасает принцессу из лап гнусного монстра. Правда, Терра не чувствовала себя принцессой, да и Сьюзи назвать «монстром» было крайне сложно, но вот Алистер… Алистер определённо был принцем.

Терра одними губами произнесла «спасибо», когда Сьюзи повернулась к Алистеру и больше не могла её видеть. Парень увидел жест и только, слегка ободряюще улыбнувшись, кивнул, давая понять, что всё понимает.

— Ох, там же калитка заедает. Он не пройдёт с громоздкой коробкой, — воскликнула Сьюзи и умчалась так, словно её подгонял разгорающийся за спиной огонь.

Терра подождала, пока за подругой захлопнется входная дверь, и только тогда начала говорить с лёгкой улыбкой на губах:

— А термос-то у тебя с собой.

— Правда? Ох, а я совсем и забыл, что забрал его… — Терра уловила едва заметный намёк на улыбку, которую Алистер пытался сдержать. — Но Чарли определённо нужна помощь с эклерами. Он, конечно, парень хороший, но в калитку не пройдёт.

Терра рассмеялась в голос.

— Ты всё слышал?

Алистер кивнул и сел за стол напротив Терры.

— Только не говори ничего Чарли, а то не видать Сьюзи свадьбы в ноябре. Сбежит так же быстро, как она к нему, только вот он — из города.

Алистер отрицательно мотнул головой.

— Сомневаюсь, что он хоть куда-то сбежит. Мне кажется, она подцепила его на крючок, — Алистер достал из пакета пару пластиковых стаканчиков и принялся разливать горячий кофе.

— Только не говори, что он тоже расхваливает Сьюзи. Я не выдержу, если он придёт и начнёт петь мне в уши о том, какая Сьюзи чудесная-милая-обворожительная-и-просто-душка. Я ведь знаю, что это далеко не так.

— Он, конечно, её обсуждает, но на свой манер, — усмехнулся Алистер.

— Даже слышать не хочу! — Терра театрально заткнула уши пальцами и начала напевать какой-то мотивчик, на что Алистер лишь рассмеялся и жестом показал, что закрывает рот на замок.

Парень протянул Терре стаканчик с кофе и достал из пакета сэндвич с тунцом. Только увидев поджаренный хлеб и ломтики салата с прослойкой маринованного тунца и свежих помидоров, девушка поняла, как сильно она проголодалась и что чашка чая и одно варёное яйцо не могут заменить полноценный завтрак.

Терра вонзилась зубами во всё ещё тёплый и хрустящий сэндвич, чувствуя себя кровожадным монстром, разрывающим плоть какого-нибудь животного.

— Бобби просто бог, — пробурчала она с набитым ртом. — Если бы он не был женат, я бы вышла за него замуж, не задумываясь.

— Сомневаюсь, что он готовит ещё и дома, — вторил ей Алистер. — Когда целый день стоишь у плиты, дома, скорее всего, просто хочется отдохнуть.

— Не знаю-не знаю… Я бы тогда ходила к нему на работу и ела бы там.

— Для этого не обязательно выходить за него замуж, — возможно, Терре показалось, но Алистер не оценил её шутку.

Девушка лишь пожала плечами, гадая, куда бы свернуть разговор, раз её шутка пошла по кривой тропе, но Алистер сделал это вместо неё, и Терра не могла сказать, что выбранный им путь оказался ей по душе.

— Не думаешь рассказать Сьюзи о своих способностях? — спросил он как бы невзначай.

Терра непонимающе нахмурилась.

— Нет. А должна?

— Чарли в курсе, — пожал плечами Алистер. — А Сьюзи твоя подруга. Вы, считай, выросли вместе. Думаю, было бы логично рассказать ей.

Терра покачала головой и поджала губы. Логики в подобном поступке она не видела от слова совсем. Если честно, она не могла представить, какой оказалась бы реакция подруги. Та с равной вероятностью могла впасть как в одну, так и в другую крайность: либо принять всё, как есть, и поверить, либо ополчиться против Терры за враньё. Вариант с тем, что Сьюз просто не поверит и сочтёт подругу сумасшедшей даже не рассматривался.

И всё же Терра не хотела знать, какую крайность выберет Сьюзи. Тем более что рушить долгую дружбу ей совсем не хотелось.

— Не стоит, — вслух произнесла она и вновь уткнулась в свои сметы, просто не зная, что ещё сказать.

Так что Терра была даже рада, когда вернулись Чарли и Сьюзи с коробкой эклеров от Бобби. При них Алистер не решился больше поднимать тему магии. Он принял решение Терры относительно Сьюзи и, даже если и не был с ним согласен, не оспорил.

***

То лето в своей жизни Терра считала поворотным. Изменилось многое, и по большей части происходящее её не радовало. Разорение Рудбригов вернуло Алистера в её жизнь, и он больше не собирался покидать Рупи — это одновременно окрыляло и заставляло сердце щемиться от тоски, ведь теперь Терра уже точно знала, что причина была в ней. Это она нарушила ход соглашения, которого и сама толком не понимала. Да, не по своей воле, но нарушила, и Алистер стал жертвой доверчивой девочки, которая очень любила свою маму.

Мама… Папа…

Они тяжёлым грузом висели на совести Терры, и ей не с кем было поделиться своими тревогами. У Алистера и без того проблем выше крыши, а мадам Рудбриг никогда не была тем человеком, с которым Терре хотелось бы поговорить по душам. Их единственный подобный разговор состоялся в начале лета, когда Терра обвинила женщину во лжи, и с того дня девушка намеренно избегала мать Алистера, растившую её все эти годы. Возможно, это и удивительно, но между ними так и не сложилось тёплых отношений. О чём Терра, если быть откровенной, не очень-то жалела — скорее, ей было всё равно.

Заменить мать невозможно — так считала Терра, а то пренебрежение, с которым мадам Рудбриг относилась к Селене Грабс, стало ещё одной причиной, из-за которой девушка ни за что не пошла бы изливать душу к матери Алистера.

И именно из-за мадам Рудбриг Терра считала дни до того момента, когда сможет наконец перебраться в свой старый-новый дом. Вот только назвать ремонтом то действо, что нанятые рабочие произвели в доме, можно было только с большой натяжкой. Было сделано лишь самое необходимое: разобрана оранжерея, заменено окно и часть фасада на кухне, а также перекрыта крыша и отремонтирован чердак, в котором Терра хотела сделать свою студию. На этом всё. Больше она не изменила в доме своих родителей ничего, да и не посмела бы изменить. Как ни странно, ей хотелось оставить всё, как есть.

Тем летом девушка разбила маленький садик на месте старой оранжереи, как дань памяти своим родителям. Ей это казалось правильным и важным — помнить их и не забывать того, что с ними стало.

Терра перебралась в дом сразу же, как только были закончены последние работы. До этого момента она и подумать не могла, каким количеством барахла обзавелась за эти годы. Пришла только с некоторыми игрушками и одним маленьким чемоданом, а, чтобы уйти, понадобилась бы целая фура, набитая под завязку.

Сугубо — и исключительно — в целях экономии Алистер помог перевезти вещи. Правда, на это у них ушло несколько дней и столько бензина, что в итоге ни о какой экономии и речи быть не могло. Терра сбилась со счёта, сколько раз они ездили туда и обратно. Но она была довольна. Они вместе загружали небольшой багажник и заднее сиденье так, что в машине не оставалось места ни для кого, кроме них с Алистером. Затем ездили по лесным дорогам от поместья к городу и по улочкам Рупи — что занимало около часа в одну сторону. Они могли бы ехать и быстрее, если бы Алистер вдруг не стал адептом низких скоростей. Терра понимала, почему. Алистер тоже. И даже Чарли всё прекрасно видел. Парень то и дело бросал на них понимающие взгляды и улыбался, как добрый папочка, который гордится своими детьми. Однако от этой откровенной, но тихой поддержки Терра чувствовала себя немного некомфортно: то и дело хотелось спрятать глаза и сделать вид, что её здесь нет.

Девушка чувствовала, что стоит на перепутье. Ещё чуть-чуть, маленький шажок, и её стремительно меняющаяся жизнь сделает новый виток и потечёт по новому руслу. Она буквально ощущала вкус чего-то нового и неизвестного на кончике языка. И боялась. Конечно же, Терра боялась — она никогда не была тем человеком, который несётся на всех парах, не оглядываясь ни на секунду.

Она боялась, что если покинет дом Рудбригов, то ей некуда будет вернуться. Она боялась, что если скажет Алистеру о своих чувствах, то всё изменится, и она потеряет тот хрупкий мир, который у неё был. Она боялась потерять Сьюзи, которая всё больше и больше ускользала: магия и Чарли стали между подругами стеной. И Терра боялась, боялась до дрожи в коленках, что если переломит эту стену, то потеряет единственную подругу. А так оставалась хотя бы призрачная надежда, что проблема решится сама собой.

Но все эти страхи не могли остановить необратимый виток жизни, который нёсся вперёд и тащил Терру за собой, словно на привязи.

Когда Алистер грузил последние вещи в машину, мадам Рудбриг подошла к Терре и, взяв за локоть, отвела в сторону. Она говорила очень тихо, словно опасаясь, что кто-то во Вселенной сможет заметить, что она, эта стальная женщина, далеко не так сильна и непоколебима, как хочет казаться.

— Я всегда рада тебе в моём доме, Терра. Мы семья. И ты всегда сможешь вернуться сюда — просто знай это.

От этих слов у Терры защипало в носу, а к глазам подступили слёзы. Она поняла одну вещь: возможно, все её мысли о мадам Рудбриг были надуманными и далёкими от реальности. Девушка кивнула матери Алистера и, поддавшись минутному порыву, предложила той заглянуть к ней как-нибудь на чай. По удивлённому взгляду, которым мадам Рудбриг наградила её, Терра поняла, что эта взрослая женщина была так же подвержена страхам и надуманным выводам, как и она сама. Но мадам Рудбриг справилась с собой гораздо быстрее Терры и, ответив короткое «с радостью», скрылась в доме.

Терра потом ещё долго проигрывала в голове тот короткий разговор, вертела его и так и этак, всё гадая, почему же так и не смогла проникнуться к мадам Рудбриг тёплыми чувствами.

Первая ночь в новом-старом доме стала настоящим испытанием. Терра всё ворочалась с боку на бок и не могла уснуть: ей то мерещились чьи-то шаги на лестнице, то как-то не так скрипел пол, когда она пошла на кухню налить воды, то ветки на деревьях в темноте казались людьми, которые смотрят за ней через окна. В какой-то момент, устав шарахаться от каждой тени, Терра включила свет везде, где только можно, и уселась на полу в гостиной вместе с кристаллами соленой памяти.

До кристаллов, в которых были заключены её детские воспоминания и воспоминания Алистера, Терра дотрагиваться не решалась. Она боялась их обоих — но по разным причинам. Если со своими ей всё было понятно, то вот кристалл Алистера вызывал смешанные чувства. С одной стороны, Терре хотелось к нему прикоснуться, хотелось узнать, какое воспоминание он туда вложил, а с другой — девушка боялась этого кристалла, хоть и понимала, что страх её нелеп.

Так что, оставив «пугающие» кристаллы в шкатулке, которую она для них приспособила, Терра взяла один из пустых минералов и принялась наобум вкладывать в него воспоминания. Отчего-то вспомнился тот разговор в библиотеке о магии. Ах, они ведь тогда были совсем детьми! Терра постаралась вспомнить всё — вспомнить и вложить, надеясь, что память ей не изменяет и всё действительно было так, как она помнила.

Детских воспоминаний было много, но чего-то такого, что заслуживало быть заложенным в кристалл соли, не было, да и то воспоминание с библиотекой на самом деле не было таким уж важным. Или же было?

Она попыталась вспомнить что-то ещё, но старые воспоминания разбегались, словно птицы с потревоженной ветки.

В итоге Терра провела всю ночь, вкладывая воспоминания об этом лете: об Алистере и о доме, о мадам Рудбриг, о Сьюзи и Чарли. Она вкладывала всё, пока воспоминания не померкли в её голове. Терре хотелось создать такой артефакт, чтобы, даже если в старости она что-то и забудет, она смогла бы взять в руки кристалл соли и вновь ощутить, почувствовать и вспомнить всё то, что с ней когда-либо случалось.

Той ночью девушка дала себе обещание, что будет делиться воспоминаниями с кристаллами регулярно. Вот только в дальнейшем Терра частенько забывала об этом и закладывала воспоминания лишь в минуты великого счастья или тяжёлого горя.

========== Глава 30. Девушка, вы одеты не по погоде! ==========

В междумирье пространство работало не так, как снаружи, и потому казалось бы небольшое со стороны здание библиотеки на самом деле было поистине огромным: несколько этажей, балюстрады, два крыла, различные залы и сотни деревянных стеллажей, пестреющих корешками гримуаров. То была древняя, не подвластная никому из ныне живущих, магия. Теперь же столь ценная технология использования пространства, которой обладали их предки, стала загадкой для ведьм ковена Шарпы.

Кеторин, не раз пытавшаяся разгадать секрет расширения пространства, сейчас сидела на каменном полу, обложившись гримуарами так, что, обвались стопки вокруг неё, книги вполне могли бы похоронить ведьму заживо. Закрытое крыло библиотеки, где находилась женщина, было тем местом, куда не пускали никого, кроме Старейшин и Главы ковена. Заклятие пропуска надёжно защищало от незваных гостей, а все, кто мог бы войти, сейчас были слишком заняты, чтобы предаваться чтению и корпеть над древними фолиантами. Так что Кеторин пребывала в относительной безопасности в своей маленькой гробнице из древнего папье-маше.

Сама-то она сюда, конечно, проникла не совсем законным способом — госпожа Ева вполне могла бы назвать её действия кражей, но Кеторин предпочла бы окрестить это другими словами. Она же всё-таки собиралась вернуть ключ от закрытого крыла — лет семь или восемь назад, правда… Но собиралась же! Госпожа Ева всё равно успела обзавестись дополнительным комплектом ключей, так что никакой проблемы, с точки зрения Кеторин, не было.

Ведьма захлопнула очередной талмуд и страдальчески чихнула, когда облако пыли окутало её чуть ли не с головой. Минусы закрытого крыла: уборщиц сюда тоже не пускают, а Старейшины слишком велики, чтобы протереть пыль на книгах. Так что в закрытом крыле везде и всюду лежал такой слой пыли, что книги казались толще, чем есть на самом деле.

Кеторин искала информацию, что было неудивительно. Ведь, сколько она себя помнила, всё время искала какие-нибудь нужные и важные для неё сведения. Вот только сейчас она искала информацию о Марте. Марте Грабс и всех ведьмах её рода.

В основном открытом крыле не было и малейшего упоминания о ведьмах Грабс; в закрытом же информации было чуть больше. Как минимум здесь встречались пометки о ведьмах-отщепенцах, появившихся много веков назад — примерно тогда же, когда и все ведьмы. Судя по записям, Грабсы никогда не вступали в ковены и не образовывали своего собственного — это всегда были независимые ведьма или же колдун, которые иногда появлялись в Шарпе. В хрониках упоминалась некая помощь, которую Грабсы оказывали, но на этом всё — ни подробностей этой помощи, ни когда конкретно она оказывалась. Несколько раз Кеторин натыкалась на фразы вроде «пришлось позвать Люсинду Грабс» или какую-нибудь Матильду, Ферену, Питера и ещё десятки имён, появлявшихся в разные времена, но объединённых фамилией Грабс.

Всё это натолкнуло Кеторин на один простой вывод: Марта Рудбриг-Грабс была ключом к магии. К свободной и сильной магии. Вот только как воспользоваться этим ключом, никто не знал, и даже в гримуарах и хрониках о подобном не писалось. А этот факт в свою очередь натолкнул Кеторин на два других вывода: либо в Шарпе было ещё одно закрытое крыло, о котором никто не знал — разве что Старейшины, — либо лет сто назад информация о Грабсах была кем-то целенаправлено уничтожена вместе с секретом их магии, потому как примерно в это время пропали любые упоминания фамилии «Грабс» извсевозможных источников.

Вот только всё это Кеторин и так знала — сказывались предыдущие незаконные проникновения в закрытое крыло. Она вообще знала много такого, чего обычной ведьме знать не положено. Так что день по большей части оказался потрачен впустую: хоть она и освежила в голове некоторые детали, полной картины у Кеторин всё равно не было, и заполнить пробелы тоже было некому. Пролить свет на истину могла бы разве что старая, как мир, Госпожа Ева… Но как у неё спросить, не вызывая лишних вопросов?

— Так и знала, что ты тут, — госпожа Ева прошла по узкому проходу к Кеторин, то и дело задевая своими тучными боками гримуары на полках. — Мне иногда действительно становится интересно, все ли пропажи в моём доме связаны с тобой или это дело случая.

Кеторин пожала плечами, задумчиво поглядывая на госпожу Еву в тусклом магическом свете. Сейчас перед ней была красивая молодая женщина, а Кеторин никогда не умела смотреть сквозь иллюзии. К своему огромному сожалению.

— Люциан вернулся, — сказала госпожа Ева, опустившись на пыльный пол рядом с Кеторин.

— Быстро он, — только и ответила ведьма, не желая показывать своей заинтересованности.

— Там кое-что произошло. Он задействовал последний мгновенный перенос, который у нас был, — госпожа Ева поджала колени к груди, превратившись в большой и круглый шар, обмотанный мягкими тканями. — Эх… больше такой не изготовить… но хорошо, что он у него был — даже не знаю, чем бы всё закончилось, если бы он поехал туда без него.

— Рассказывай, — нетерпеливо потребовала Кеторин.

— Демьяна попыталась убить новую Королеву, — избавив Кеторин от подробностей, ответила госпожа Ева.

— Вау, — присвистнула ведьма. — Предприимчиво.

— Нет тут поводов для восхищения! — устало возмутилась старейшина. — У неё ничего не получилось. Люциан не дал убить девчонку и спрятал её покровом. Говорит, Демьяна и её прихлебалка Вивьена превратили попытку убийства в какой-то балаган, а остальные были настолько затюканными, что и слова против не сказали бы. Если бы не Люциан, убили бы девочку — и всё тут.

— Сомневаюсь, что кровавых можно назвать затюканными, да и Джульетта Морт далеко не девочка. Сколько ей сейчас? Двадцать семь? Тридцать?

Госпожа Ева тяжело вздохнула и укоризненно посмотрела на Кеторин, мол, для меня вы все девочки, сколько бы лет вам ни было.

— По-моему, двадцать шесть, но я могу ошибаться. Когда проживёшь с моё, перестанешь задумываться в возрасте. В какой-то момент все люди становятся для тебя либо младенцами, либо детьми. Люциан для меня всё тоже ребёнок — я ведь помню, и как он под стол пешком ходил, и как за ним мать по всему городу с ремнём бегала, и даже как отец катал его на шее в праздник Поворота Года. Вот только их обоих уже давно нет, а Люциан… ох, я ведь даже не помню, сколько лет нашему мальчику!

Кеторин хотелось спросить, сколько лет самой госпоже Еве, но промолчала, ведь и так было ясно, что та, скорее всего, забыла. Кеторин всегда помнила слова матери о том, что для ведьм возраст не важен. Для них важна магия, и чем больше в ведьме магии, тем дольше она живёт. Как оказалось, в маме магии было не много. Она умерла, едва разменяв восьмой десяток, в то время как госпожа Ева продолжала жить. Кеторин тоже так хотелось: прожить столько, чтобы все окружающие тебя люди вдруг стали сущими детьми.

— Что думаете делать с новой Королевой? — спросила Кеторин, вернувшись к изначальной теме разговора.

— Её нужно найти и привести в Шарпу. Пока девчонка жива, новую Королеву избрать они не смогут, а мы, если правильно разыграем карты, сможем её использовать, чтобы повлиять на кровавых.

Кеторин поджала губы. Да, чего-то подобного она и ожидала. Старейшины, как всегда, в своём репертуаре. Она даже знала, кто предложил этот умопомрачительный план — Брунгильда — кто же ещё.

— Подожди, — нахмурилась Кеторин. — Ты же сказала, что Люциан накинул на неё покров. И как вы её искать-то будете, если она под покровом?

— В этом есть небольшая загвоздка…

— Как всегда, в своём репертуаре: сначала делает, потом думает! Покров дистанционно снять не получится даже тому, кто его наложил, — Кеторин слегка наклонила голову вбок, задумавшись. — Есть предположения, куда Королева могла бы податься?

— Никаких. Одно время ходили слухи, что внучка Королевы живёт где-то на юге, но то были лишь слухи и, даже если она там и жила, сомневаюсь, что в нынешних обстоятельствах она подастся обратно. Я надеюсь, что она сама придёт в Шарпу в поисках защиты.

Кеторин насмешливо взглянула на госпожу Еву. Безупречный план, ничего не скажешь. Давайте ничего не будем делать, и всё само как-то разрешится!

— Где Клем?

— Ищет сферу по всему миру, так как одна наша милая девочка обиделась и украла её. Где-то с полгода назад, когда охотники рассекретили одну из наших лавочек, как раз пошли слухи о сфере: то её на торги выставляли, то купил какой-то коллекционер, то ещё что-то. Клементину мы не видели уже почти месяц.

Кеторин нахмурилась ещё больше. О сфере просто не могло ходить никаких слухов, ведь та спокойненько себе лежала в подвалах Ведьминой обители, и Кеторин не собиралась её пока отдавать.

— Понятно, — только и ответила она.

Когда Джуди неделю назад вернулась и сказала, что сестры всё ещё нет в Шарпе, Кеторин не придала особого значения этой новости. Лишь ещё минус одно препятствие для неё и Марты на пути спасения глупого потерявшегося мальчишки. Но теперь отсутствие сестры показалось ей странным хотя бы потому, что слухи о сфере явно кто-то пустил умышленно. Но Кеторин решила попридержать пока это знание при себе — пусть думают, что Глава ищет сферу, а то не хватало ещё разжечь панику, когда ситуация и так складывалась не лучшим образом.

— Как Марта? — спросила Кеторин, желая увести мысли госпожи Евы подальше от своей никудышной сестрицы.

— О, чудесно! Мы как раз рассказывали ей и Коулу о том, кем они являются друг для друга, когда появился Люциан, — тоном человека, озвучивающего лучшую на свете новость, выдала госпожа Ева.

Кеторин от изумления выпучила глаза и воскликнула:

— Вы сделали что?!

Её голос эхом разнёсся по пыльным коридорам закрытого крыла.

— Рассказали им о комплементарности. Они должны об этом знать, так как мы собираемся провести обряд…

— Вы — просто кучка тупорылых!..

— Кеторин!

— Общество престарелых глупцов! — выплюнула ведьма и вскочила на ноги, задев стопки гримуаров и раскидав их по полу.

— Да что с тобой? — возмутилась госпожа Ева и тоже поднялась с пола с прытью, которой совсем не ожидаешь от женщины столь преклонного возраста. — Что такого в том, что они знают о комплементарности? Он же её муж в конце-то концов! Она только рада должна быть, что её выбор оказался самым правильным!

— Точно… муж, — неуверенно пробормотала себе под нос Кеторин, гадая, что может выкинуть Марта, узнав о подобном в таком ключе. Ничего хорошего — вот что.

А Коул? Этот парень вполне может и отказаться от обряда.

Может, не стоило их приводить в Шарпу? Может, она и сама бы справилась?

Кеторин запустила пятерню в волосы и взъерошила их, пытаясь совладать с обуревавшими её чувствами. Она просто ненавидела, когда её планы рушились, и при этом от неё ровным счётом ничего не зависело.

Нужно было что-то предпринять, пока всё не улетело в трубу окончательно. Вот только что?

Кеторин схватила госпожу Еву за руку и хмуро посмотрела на неё.

— Мне нужно поговорить с Мартой. Немедленно.

— Ох, она в гостинице Розы. Сомневаюсь, что ты сможешь попасть туда незамеченной.

— Так отвлеките Розу, — предложила Кеторин, всплеснув руками.

— Всё-таки я не понимаю, почему ты так вспылила, — причитала госпожа Ева. — Но помогу. Правда, не думаю, что отвлечь получится надолго.

Кеторин просто кивнула и, прикоснувшись к одному из стеллажей, запустила заклинание, возвращающее гримуары на свои места. Книги принялись кружиться по залу и в считанные секунды уже стояли на полках. Мгновенная уборка — удобная вещь. Жаль, что дома она не может сделать ничего подобного. Чтобы привязать каждый гримуар к определённому месту, заложить в стеллажи память, да ещё и примешать магию воздуха для левитации, нужно обладать большим запасом магии и знать утраченные технологии древних ведьм. Кеторин оставалось только завидовать тем ведьмам прошлого, в руках которых было столько магии.

Выходя из закрытого крыла, ведьма проигрывала в голове различные комбинации того, как построить разговор и убедить Марту, что Коул не так уж плох в качестве её партнёра и вполне поддаётся дрессировке. А уж мысли об убийстве ведьм из его головы вытравить не так уж сложно.

***

Как же это приятно, когда ты наконец можешь осуществить мечту своего детства! Вот и Элиот теперь был счастливым обладателем подержанного дома на колёсах.

Выросший в старой тесной квартирке, где за стеной всегда храпел сосед, а наверху топали слонопотамы, при этом передвигая металлические стулья, парень ни о чём в своей жизни не мечтал так, как о собственном доме на колёсах. Его будоражила одна только мысль, что он сможет сесть за руль и уехать куда глаза глядят. Можно даже остаться на ночь где-то в лесу и смотреть, как на небе зажигаются звёзды; надоест — поехать на пляж и встретить рассвет, наслаждаясь дыханием моря и шумом волн; а если претит одиночество, то всегда можно будет вернуться в город и жить на какой-нибудь парковке.

Благо, работа не привязывала его к месту. Хороший Wi-Fi, солнечные батареи, на которые пришлось изрядно раскошелиться, потрёпанный ноутбук — и он может работать, где и когда угодно. Когда ты фрилансер, весь мир открыт перед тобой. Точнее, так казалось Элиоту.

Он был аутсорс-бухгалтером для нескольких маленьких фирм, и, к сожалению, такая работа не приносила много денег. На свой дом на колёсах парень откладывал почти десять лет, и всё это время жил в старенькой квартире родителей, слушая мать с отцом, которые периодически ругались не хуже соседей, которых было слышно ничуть не меньше через картонные стены.

Но сегодня всему этому пришёл конец. Теперь у Элиота был его «Рольф» — так он назвал свой дом на колёсах. «Рольф» был большим, красным и немного потрёпанным — но ведь все мы не без изъянов. Вот и «Рольфу» можно было простить, что краска у него местами потрескалась, а когда-то кожаная обивка в салоне слезла ошмётками. В этом не было ничего страшного: Элиот подкрасит корпус, а для сидений закажет чехлы.

Парень как раз гадал, какую расцветку выбрать для чехлов — зелёный рубчик или коричневый бархат, — когда фары «Рольфа» высветили фигуру посреди дороги. Всё случилось настолько неожиданно, что Элиот едва успел ударить по тормозам и выкрутить руль в сторону, чуть не сбив девушку.

Откуда, чёрт возьми, ночью на просёлочную дорогу выскочила девушка?

Эта мысль крутилась у Элиота в голове, когда он рассматривал сквозь лобовое стекло женскую фигуру с раскинутыми в разные стороны руками. Девушка стояла в одном свитере и джинсах с копной взлохмаченных и, кажется, рыжих волос.

Элиот отстегнул ремень безопасности и выбрался из машины. Он не стал глушить двигатель «Рольфа» — на всякий случай, мало ли каких сумасшедших можно встретить на дороге ночью. Тем более, когда они кидаются под колёса машины.

Идя по покрытому тонкой коркой льда асфальту, Элиот пожалел, что не обзавёлся разрешением на ношение оружия.

— Ты что творишь? — крикнул он, стараясь перекричать завывания ветра. — Совсем ум отморозила? Кидаться под колёса! Ты видела, какой лёд? Я едва успел затормозить! Ещё чуть-чуть, и мы летели бы в кювет вместе!

— Извините, — прошептала девушка, обхватив себя руками и прижав к груди какой-то предмет. Её так трясло от холода, что понять то, о чём она говорила, было крайне сложно.

— Девушка, вы в порядке? — стушевался Элиот, который по натуре своей был не агрессивным человеком.

Вся его злость и негодование лопнули, как мыльный пузырь, стоило ему подойти и увидеть девушку поближе. Там, в машине, он не мог разглядеть одной маленькой детали. Маленькой, но до чёртиков пугающей — свитер девушки и её волосы оказались залиты кровью, так что теперь Элиот ещё больше засомневался в своём выводе о рыжине волос девушки.

Что было пугающе, но при этом частично успокаивающе — кровь вряд ли принадлежала незнакомке. Хотя на перепачканном лице и было несколько царапин, из них физически не могло вытечь столько крови.

— Не совсем, — только и смогла произнести девушка.

Элиот дёрнул молнию на толстовке и, стянув её с себя, накинул девушке на плечи. Ему тут же стало невыносимо холодно в своей цветастой футболке с пальмами. Сказать по правде, он выглядел неуместно на промозглой просёлочной дороге: солнечный мужчина со смуглой кожей и вьющимися волосами цвета пшеницы. Он словно шагнул из жаркого лета в суровую зиму. Да и девушка тоже была явно не приспособлена к погодным условиям. Кто увидел бы их — посмотрел бы, как на сумасшедших, сбежавших из клиники. Но, слава богу, посторонних глаз вокруг не было.

Элиот ещё раз окинул тонущие в снегах и ночи поля, пытаясь найти того, кто мог бы гнаться за этой девушкой, но на мили вокруг не было никого, кроме них. Сколько же она провела на морозе?

— Ох, пойдёмте в машину, там точно теплее, чем здесь, — без какой-либо задней мысли предложил Элиот, и девушка кивнула — хотя вполне возможно, что Элиот сам себе придумал этот жест в своей голове, чтобы как-то оживить странную незнакомку в своей голове — и последовала за ним.

Печка в «Рольфе» работала на максимум, и девушка испустила такой протяжный вздох облегчения, когда забралась на пассажирское сиденье, что Элиот почувствовал себя прямо-таки супергероем.

«Как мало, оказывается, нужно, чтобы доставить женщине удовольствие, — подумал он и усмехнулся, покосившись на розовый свитер, торчащий из-под его огромной чёрной толстовки. — А за чашку чая она может меня поцеловать или убить — тут уж как повезёт».

Элиот решил отъехать от того места, где подобрал свою попутчицу, а уже потом закидать её вопросами. Если за ней кто-то гнался, то стоять посреди дороги было бы не лучшим решением. В бескрайних заснеженных полях красный «Рольф» наверняка можно разглядеть издалека. Особенно если фары включены.

К тому же, стучащие зубы попутчицы явно не особо располагали к долгой беседе. А Элиот любил именно такие разговоры. В компании друзей он слыл балаболом, заткнуть которого можно было только едой.

В полной тишине они доехали до ближайшей заправки. И в этой тишине Элиот чувствовал себя максимально некомфортно. Обычно он не имел ничего против: когда растёшь в доме, где слышно буквально каждый шорох, начинаешь ценить всю прелесть умиротворения, но когда едешь с незнакомой девушкой, заляпанной кровью, тишина немного — ну так, самую малость, да — напрягает.

Элиот припарковался под неоновой ярко-красной вывеской бензоколонки и повернулся к девушке.

— Я думаю, нам стоит познакомиться, — начал он и протянул ей руку. — Я Элиот. Элиот Тротт. А ты?

— Джилс, — коротко ответила девушка и неуверенно пожала его руку. Пальцы девушки всё ещё были холодными и в неярком свете приборной панели казались какими-то синюшными.

— И всё?

— Джульетта Морт, — после некоторой заминки произнесла девушка. — Но зови меня просто Джилс.

— Хорошо, Джилс, так что ты делала на дороге?

— Шла? — скорее спросила, чем ответила Джилс. Её брови изогнулись, а во взгляде читалась немая паника, словно это она хотела спросить у Элиота, что она делала на дороге зимой в одном свитере и джинсах, вся в крови, да ещё и с какой-то короной в руках.

Элиот повнимательнее присмотрелся к странному предмету — там, на дороге, он был слишком огорошен, чтобы сосредоточить своё внимание на чём-то, помимо замёрзшей девушки. Корона была старая и, кажется, медная. Девушка с такой сильной сжимала её своими отмороженными пальцами, словно эта корона была спасательным кругом, а она — утопающей. Кто знает, возможно, так оно и было. Однако Элиот до сих пор не знал всей — или хотя бы части — истории, поэтому поспешных выводов делать не спешил.

Мужчина ощутил, как в голове появляются всё новые и новые вопросы, и он вполне мог бы их задать. Собственно, что он и сделал, при этом подбирая слова очень осторожно — ему не хотелось напугать девушку или спровоцировать её на убийство.

— На вас напали?

— Да, — короткий, но очень уверенный ответ. Джилс даже кивнула, словно пытаясь подтвердить свои слова.

— Из-за того, что вы украли корону? — Элиоту такое предположение показалось более чем разумным.

— Нет, — ответила девушка и снова помотала головой. Элиоту показалось даже забавным то, как Джилс сопровождала каждое своё слово каким-то действием. — Её хотели украсть.

— В полях? — недоверчиво поинтересовался Элиот. Он, конечно, не был знатоком местности, но никаких поселений поблизости точно не было. Хотя девушка могла вполне выпрыгнуть из машины, которая проезжала мимо, и идти вдоль дороги. Элиот и здесь не был особо сведущим человеком, но, если судить по боевикам, которые так любила его мать, выпрыгнуть из машины, движущейся на полном ходу, вполне можно.

— Нет. Не в полях. Дальше, если идти по просёлочной дороге, есть городок, маленький такой. Я оттуда бежала.

Кажется, это была самая длинная реплика, которую Элиот услышал от своей попутчицы с момента их встречи.

— Вас похитили? Если так, то, думаю, нам следует обратиться в ближайший полицейский участок за помощью.

При этих его словах Джилс выпучила глаза и отчаянно замотала головой из стороны в сторону.

— Нет. Ни в коем случае.

Когда незнакомая девушка, которую ты подобрал на дороге, говорит, что не стоит обращаться в полицию, нечто под названием «здравый смысл» начинает нещадно бить во все колокола, да так, что даже голова начинает болеть. И Элиот не мог игнорировать этот звон. Он насторожился и ещё раз пожалел, что у него нет никакого оружия. Разве что разводной ключ в ящике с инструментами, но, пока он до него доберётся, пройдёт целая вечность. Хорошо, что у Джилс в руках была только корона, и Элиот сомневался, что ею можно нанести хоть какой-то ущерб.

— Послушай…

— Это семейные неурядицы, — не дала ему договорить Джилс. — Мы с родственниками поссорились из-за моего… наследства, — девушка покосилась на корону. — Они хотели её отнять. А она моя… моя по праву. А если я пойду в полицию, то их за насилие могут… как же это… призвать к ответу. А я этого не хочу… а ещё… а ещё…

Элиот поймал себя на двух мыслях сразу. Во-первых, девушка использует слишком много «а», а во-вторых, ему не нравится эта история. Пускай они поругались из-за наследства — бывает, видели, знаем такие истории. Но почему она ушла в ночь, не по погоде одетая, и при этом ещё и вся в крови?

— Откуда кровь? — возможно чуть резче, чем нужно было, спросил Элиот, и Джилс вздрогнула.

— Она не моя… — начала было девушка и разрыдалась.

Громко так, протяжно, что даже мужчина в припаркованной рядом машине недоброжелательно посмотрел в их сторону. Небось думал, не вызвать ли полицию. Элиоту даже захотелось открыть окно и крикнуть ему, чтобы не переживал, ведь он скорее всего и сам первым вызовет полицию.

Элиот никогда не мог адекватно реагировать на женские слёзы; его они вгоняли в ступор и вызывали желание сбежать. Он прямо чувствовал, как рука сама потянулась к ручке двери. Но, приложив немалые усилия, Элиот заставил себя сидеть на месте и даже бормотать какие-то невнятные утешения.

— Ну что ты, ну что ты… ну не надо, — причитал он. — Ну что ты, ну не плачь. Ну, пожалуйста.

А девушка только сильнее завывала, вторя ему.

— Не моя… я ничего не делала… они… а я… Не надо полиции, пожалуйста…

И всё на повторе, как у заевшей пластинки; временами менялся только порядок слов и постановка всхлипов. В итоге, когда Джилс всё-таки успокоилась, Элиот чувствовал себя как выжатый лимон. Несколько раз выжатый. Даже самому захотелось всплакнуть, самую малость.

— Кофе будешь? — устало спросил он, не сводя взгляда с зазывно мигающей вывески. Ему вот очень хотелось кофе с сахаром, чтобы поднять себе настроение и немного взбодриться — вдруг всё это глюк от бессонницы, и после кофе никакой девушки в чужой крови у него в машине не будет?

Джилс шмыгнула носом и ответила тихое «да», не забыв сопроводить ответ очередным кивком.

— Отлично, — буркнул Элиот и собирался уже выбраться из машины, когда вновь зацепился взглядом за окровавленный свитер и свою толстовку. Наверное, стоило её забрать — холодно идти до заправки в одной футболке, да ещё и за умалишённого примут. — Слушай, там бак с горячей водой полный.

Он показал рукой на утопающее во мраке нутро «Рольфа». А потом, осознав, что девушка, скорее всего, не совсем понимает, что он имеет ввиду, встал с водительского места и, нащупав выключатель, который то и дело заедал, включил свет. «Рольф» приветливо озарился тёплым светом. Теперь из мрака выступила и крохотная кухонька с зелёными дверцами шкафчиков, и облупившийся диванчик, который Элиот застелил мягким флисовым пледом в чёрно-белую шашечку, и цветочные шторки, оставшиеся от прежних хозяев. Там ещё была облупившаяся дверь в ванную — такую же крохотную, как и всё, что было в Рольфе, — и ступени, ведущие к спальному месту, расположенному над передними сиденьями.

Элиот раскрыл сумку с вещами, что оставил на диване — у него пока не было возможности их распаковать — и достал оттуда водолазку с длинным рукавом. Ему она была чутка маловата в плечах, а худощавой Джилс будет в самый раз. Сообразив, что ей ещё нужны будут брюки, и немного подумав, Элиот достал свои пижамные штаны с начёсом — самое оно для зимних ночей в доме на колёсах — и добавил пару чистых носков с пальмами. Ну, нравился ему принт с пальмами — и что с того?

Он протянул вещи Джилс, и та безропотно приняла их. В ярком свете девушка выглядела ещё хуже, чем раньше. Такая вся из себя потрёпанная бродяжка, но зато с короной.

— В ванной есть полотенце. Оно у меня одно, — пожал плечами он, словно извиняясь за то, что другого нет.

— Ничего страшного, — ответила Джилс и вновь кивнула. — Я не брезгливая.

— Это хорошо, — как-то неловко ответил Элиот и почесал затылок.

Он не стал просить отдать толстовку, а взял свою куртку, что висела на крючке у «выхода из дома» и, натянув её, вышел. Уже дойдя до раздвижных дверей заправки, Элиот осознал, насколько опрометчиво всё-таки было оставлять Джилс в «Рольфе», так ещё и с ключами в замке зажигания. Но возвращаться не стал — только косо смотрел на машину, пока стоял в небольшой очереди и делал заказ, пока ожидал готовности, пока отвечал на надоедливые вопросы продавца и даже пока бежал к фургону, сжимая в руках два стаканчика с кофе и пакет со сладкими пончиками.

Он всё ждал, что его «Рольф» сейчас взвизгнет шинами, немного пробуксует на льду и унесётся в неизвестном направлении, но ничего из этого, к счастью, не произошло. Элиот выдохнул, когда забрался в «Рольф» и услышал шум из ванной.

Мужчина со спокойной душой уселся за столик и принялся пить свой стопроцентно сладкий кофе — без молока, но с пятью ложками сахара. О да, Элиот любил сахар, особенно когда наступали стрессовые ситуации. А в последнее время стресса было много. Наверное, поэтому ему стали маловаты некоторые вещи; недавно он даже решил сесть на диету и ограничить потребление сахара, но Джилс, очевидно, спутала ему все карты. И как после такого не верить отцу, который говорил, что из-за женщин всё идёт наперекосяк, и если бы не мать, то он давно разбогател бы, а не работал автомехаником?

Элиот, как сторонний наблюдатель отцовского регресса, конечно, знал, что причиной была не мать, а затяжные запои, но помалкивал. Всё-таки мистер Мортимер Тротт был не тем человеком, которому можно указывать на его недостатки — особенно когда тот был пьян. Элиот с детства уяснил одну простую истину: никогда не знаешь, что конкретно отец примет в штыки, а значит, ему лучше не попадаться на глаза, когда тот уже залил в себя что-то.

Шум воды стих, и Элиот подумал о том, что нужно, наверное, наполнить бак, прежде чем двигаться дальше. Через пару минут вышла Джилс с намотанным на голову полотенцем и в одежде Элиота, в которой выглядела она вполне неплохо — хотя всё, что угодно, было лучше, чем окровавленный свитер. О, мужчина был просто уверен, что не скоро забудет этот предмет гардероба — главное, чтобы в ночных кошмарах не являлся, надетым на какого-нибудь жуткого призрака.

— Там вода закончилась… совсем, — девушка мялась возле двери, похоже, не зная, куда ей податься.

— Я так и понял, — кивнул Элиот. — Успела хоть шампунь смыть?

Девушка усмехнулась.

— Что?

— Извини, — ответила она, закусив губу. — Впервые встречаю парня, у которого столько шампуней и гелей для душа. У меня от такого обилия аж в глазах зарябило.

Элиот понимающе улыбнулся.

— Это моя коллекция. Я покупаю почти всё, что вкусно пахнет, — он потянул носом. — О, вижу тебе понравился «тропический взрыв». Он классный: пахнет ананасами и кокосами. Я его использую, когда совсем грустно, чтобы взбодриться.

После его слов Джилс как-то резко расслабилась, словно натянутая струна её нервов лопнула, и она улыбнулась. Широкой такой улыбкой… и очень красивой. Элиот даже не знал, что можно так улыбаться… так искренне что ли.

— Я купил кофе и пончики с шоколадом, — прокашлявшись, сказал парень.

Элиот махнул девушке рукой, предлагая присесть на диванчик напротив, и Джилс села, вцепившись в несчастный пончик с каким-то диким остервенением. В итоге Элиоту пришлось вновь идти на заправку, но на этот раз уже за сосисками, пачкой чипсов и ещё одной порцией кофе. Как выяснилось, Джилс не любит кофе с сахаром. Точнее, Джилс не любит кофе с ТАКИМ количеством сахара. Стоило ей сделать глоток, как она выплюнула его и, скривившись, сказала:

— Я буквально чувствую, как мои зубы покрываются кариесом.

Удивительно, но в этот раз Элиот шёл на заправку со спокойным сердцем и душой. Не может человек с такой улыбкой сделать ничего плохого. Просто не может. Он, конечно, понимал, что судить о человеке, основываясь лишь на том, как он улыбается, неправильно, но ничего не мог с собой поделать.

Они сидели за столиком и ели хот-доги с кофе, когда Элиот спросил:

— Хорошо, раз в полицию мы не едем, то куда дальше?

— Ты можешь скинуть меня в любом близлежащем городе, а дальше уже сама разберусь, — предложила Джилс.

— Как разберёшься? У тебя деньги-то есть?

Джилс грустно пожала плечами и склонила голову на бок.

— Мои документы и карточка были в моём плаще. И телефон тоже был там.

Элиот упрямо посмотрел на неё, вскинув брови — мол, что и требовалось доказать. Хотя он сам при побеге схватил бы в первую очередь телефон и кошелёк, а никак не корону. Элиот вновь покосился на предмет, который лежал на диване рядом в Джилс. Старая корона, очень старая. Раритет. Кто же её родственники, раз в наследство ей досталась такая вещь?

— У тебя есть, к кому обратиться за помощью?

Джилс задумчиво ела свой хот-дог и не спешила с ответом, что натолкнуло Элиота на мысль, что обращаться за помощью ей, собственно, не к кому. И что ему с ней делать?

— Тётя, — всё-таки произнесла Джилс. — Мы не близкие родственники, но, думаю, она мне поможет.

— И где она живёт, эта твоя тётя?

— В Рупи, — ответила Джилс без уверенности в голосе.

— Серьёзно? — Элиот уставился на девушку, как на умалишённую. — Ты предлагаешь мне провести тебя через всю страну, чтобы доставить к тётке?

— Наверное? — стушевалась девушка.

— Ты просто нечто, Джилс!

— Это хорошо или плохо?

— Я пока не разобрался, — буркнул Элиот, осознавая, что ему не повредит ещё одна порция кофе или очередной пончик. Больше стресса — больше сахара на борьбу со стрессом. Простая и лёгкая философия, которая уже не раз доказывала свою эффективность на практике.

Элиот поднялся на ноги, собираясь ещё за одним пончиком. Ему нужно было подумать. Рупи, конечно, далеко, но ведь ему всё равно нечем заняться. Wi-Fi на заправках есть, и он вполне может работать там, когда будет останавливаться, чтобы передохнуть. Да и Джилс сама не доберётся до Рупи без денег и документов. Стоя на кассе, Элиот поймал себя на мысли, что составляет план действий, сам не понимая, когда он уже решил, что повезёт Джилс к тётке.

— Рупи так Рупи, — выдал он, войдя в «Рольф». — Только с одним условием: твоя тётка оплатит мне бензин. Я, конечно, человек добрый, но лишних денег у меня нет.

— Хорошо, — Джилс очень активно принялась кивать.

— Тогда переночуем здесь, а завтра тронемся в путь, — предложил Элиот. — Забирайся наверх, а я тут на диванчике размещусь.

Джилс доела свой хот-дог и, пожелав Элиоту спокойной ночи, забралась на кровать. Парень, недолго думая, тоже улёгся, уже после пожалев, что отдал попутчице своё спальное место. Диван был старым и местами продавленным, и ему на нём лежалось, мягко говоря, не мягко. Всю ночь он ворочался и думал о том, как его сердобольность однажды сведёт его в могилу. Хотя, возможно, причина бессонницы крылась в чрезмерном количестве сахара и кофеина перед сном — но это уже детали.

Вот только не у него одного ночь выдалась паршивой. Джилс тоже мало спала: всё ворочалась и ворочалась, а матрас скрипел и мешал спать Элиоту. В итоге ещё даже толком не рассвело, а Элиот уже сел за руль и поехал в направлении Рупи, надеясь, что уж следующей ночью он переселит Джилс на диван внизу и отоспится. Наивный.

========== Глава 31. Нежеланные встречи ==========

Марту трясло. Её ещё никогда не трясло так, как сейчас. Комплементалы. Они с Коулом комплементалы.

Бред. Она не верит ни одному слову. Ни одному чёртовому слову! Мало ли, что напридумывали себе эти Старейшины — она не верит!

Вот только от попыток убедить себя не воспринимать информацию всерьёз Марте легче не становилось. А кому вообще станет легче от самовнушения? Когда на одной чаше весов — твоя правда, а на другой — «компетентное» мнение.

В голове, как птицы в клетке, бились слова Торин: «Это же такое счастье — вдруг узнать, что твой выбор истинно правильный!» Выбор… Какой, к чёрту, выбор? Она не выбирала Коула, а он не выбирал её. Они же друг друга ненавидят.

— Не верю… не верю… — причитала Марта, ходя по кругу от дивана к кровати, пока не натягивалась нить между ней и охотником. От кровати к двери в ванну, от двери к комоду, от комода к дивану — и так подход за подходом.

А Коул всё это время сидел на диване и смотрел на покосившуюся картину на стене, выглядя при этом максимально спокойным. Он вообще оставался спокойным всё время с того момента, как их привели в зал Советов. И даже когда Старейшины назвали их комплементалами, он лишь пожал плечами. Марта так и не поняла, как охотник отнёсся к подобному известию. Однако в том, что его оно не обрадовало, девушка не сомневалась — такое вообще мало кого может обрадовать.

Вот только сам Коул пока не сказал ни слова. Молчал, словно воды в рот набрал, что для Томсона было несвойственно и уже говорило о многом.

Если честно, Марта боялась, что теперь охотник ещё больше утвердится в своём желании убить её. Девушке иногда до безумия хотелось уметь читать чужие мысли — глядишь и жизнь тогда стала бы чуточку проще.

— Почему ты молчишь? — не выдержала Марта, и ей самой показалось, что в её голосе прозвучали какие-то обиженные нотки. С такими интонациями могла говорить принцесса из детского мультика, но никак не Марта Рудбриг; и осознание своей слабости перед людьми и обстоятельствами тяжким грузом легло на её плечи.

Девушка села на пуфик рядом с Коулом и выжидающе уставилась, а охотник тем временем отвлёкся от созерцания невероятно живописной картины на стене и встретил взгляд Марты. Слегка насмешливо, как ей показалось.

— Мне нечего сказать, поэтому и молчу.

— Как это нечего?! — возмутилась Марта.

— Вот так. С чего ты взяла, что меня должно волновать мнение посторонних — пускай и красивых — женщин?

«Пускай и красивых»? Сама бы Марта уж точно не назвала Старейшин красивыми. Разве что Торин, да и та не то чтобы была внешне красива — она просто светилась изнутри и зажигала своим светом всё вокруг.

— То есть тебе всё равно? — спросила Марта, отбросив совершенно ненужные мысли.

— Да. Ну свяжут наши жизни, тебе же это на руку. Будешь уверена в том, что я тебе не наврежу. Я, конечно, ярый борец с ведьмами и всё такое, но, знаешь ли, жить мне пока хочется, — Марте послышался какой-то подтекст в словах Коула, вот только она не поняла, какой.

Тем не менее она всё же немного успокоилась: уверенность Коула в том, что всё происходящее неважно, подействовала на неё, как большая доза пустырника. Проблема, как таковая, не исчезла, но стало чуточку легче, ведь на чашу весов со своей стороны давила не она одна.

Марта налила себе в чашку давно остывший чай, который принесла Рози после того, как они вернулись обратно. Выглядела она при этом как человек, который умрёт, если не задаст все интересующие её вопросы прямо сейчас и ни секундой позже. Собственно, именно это она и попыталась сделать, накинувшись на них под предлогом «распития чая в хорошей компании». Вот только ни Коул, ни Марта к милой дружеской беседе были не расположены, и вскоре недовольная Рози ушла. Марте даже показалось, что хозяйка гостиницы даже хлопнула дверью.

— Я единственное вот что не пойму, — начал Коул, вновь вернувшись к созерцанию картины. Розовый пейзаж, осыпающаяся сакура и закатное солнце — красота да и только. — Они все говорили, что мы должны друг друга чувствовать. На каком-то подсознательном уровне. Чушь про единение душ, в общем. Но я вот не чувствую и вообще не понимаю, что там творится в твоей голове.

— Я тоже, — усмехнулась Марта, и ей стало ещё чуточку легче. Она не одна такая: Коул тоже её не понимает.

— Просто мне казалось, что нечто подобное и ощущаться должно как-то иначе. Вот смотришь ты на свою истинную пару — и она прям светится, как неоновая вывеска ночного клуба; зазывно так моргает, а ты летишь на этот свет, как мотылёк.

— Да ты прямо поэт.

— А ты не светишь, — натянуто улыбнулся ей Коул. — И это грустно.

— Спешу тебя огорчить: ты тоже не светишься.

— Значит, Старейшины ошибаются насчёт нас, — подвёл итог Коул, и Марта кивнула.

Ей показалось, что в этот самый момент они подписали мысленное соглашение считать всё происходящее горячечным бредом и, как только они покинут Шарпу, сразу же обо всём забыть. По крайней мере, таким был её план, и Марте хотелось верить, что хотя бы тут они с Коулом друг друга «чувствовали».

И всё так и было, если бы не неожиданно открывшаяся дверь и не Кеторин, стоявшая в коридоре и улыбающаяся им как ни в чём не бывало. Если бы они снимались в немом кино, то происходящее можно было бы разложить на кадры. Вот Марта с Коулом поворачиваются на звук. Вот Марта вскидывает брови и несколько раз моргает, словно не веря своим собственным глазам. Вот Коул подбирает отвалившуюся челюсть и одним плавным движением встаёт на ноги. Вот Кеторин поднимает руку и машет им, словно бы говоря «привет», а в следующее мгновение отлетает к противоположной стене и с грохотом впечатывается в неё. А вот Марта сидит на своём пуфике и тяжело дышит.

— Тёплый приёмчик, ничего не скажешь, — хмыкнул Коул и, выйдя в коридор, потрепал Кеторин по плечу. Та что-то не совсем разборчиво пробормотала и, оттолкнув его руку, сама поднялась на ноги, тяжело опираясь на стену, на которой даже осталась вмятина.

— Заслужила, — сквозь зубы прошипела Марта, всё ещё пытаясь восстановить дыхание. Она всплеснула руками, ощущая, как на правой начало расползаться чёрное пятно. Блеск, просто блеск!

— А я и не спорю, — ответила Кеторин и на удивление лёгкой походкой вошла в комнату. — Но всё-таки вышло неловко.

— Когда-нибудь это станет твоей эпитафией, — процедила Марта.

— Ох, неужели ты мне угрожаешь? — Кеторин лучезарно улыбнулась. — Потренируйся лучше, но не сейчас. Сейчас на это, увы, времени нет. Рози может вернуться в любую минуту, а нам нужно поговорить.

— О, неужели великая и могущественная Кеторин Чубоски снизошла до разговора со мной? — даже не пытаясь понизить уровень яда в голосе, спросила Марта.

— Я так понимаю, ты обиделась? — уточнила Кеторин и села на диван, который ранее занимал Коул.

Женщина принялась приводить свою причёску в порядок, и только сейчас Марта заметила, какой пыльной была одежда ведьмы. Пыльной и до неприличия обычной: тёмная водолазка и чёрные джинсы. Марта и подумать не могла, что Кеторин может надеть что-то настолько обыденное, настолько не кричащее. Оказывается, она очень даже привыкла к женщине, которая вполне могла сойти за цыганку или работницу цирка.

Заметив её интерес, Кеторин пояснила:

— В Шарпе, конечно, любят яркие цвета, но мне выделяться нельзя. Если заметят, то вполне могут отправить отдохнуть за счёт Главы ковена. Под зданием Совета есть магическая тюрьма, колдовать там невозможно. Так что то, что вас туда не поместили, о многом говорит.

— А тебя могут? — спросил Коул. Скрестив руки на груди, он прислонился к дверному косяку, наблюдая сразу и за коридором, и за комнатой.

— Могут, — коротко ответила Кеторин и, оставив свои волосы в покое, откинулась на спинку дивана.

— И за что?

— Скажем так, одолжила королевские регалии.

— Понятно, — протянул Коул.

— Тебе не кажется, что ты должна объяснить, почему бросила нас в лесу и почему появилась сейчас? — осведомилась Марта, чувствуя, как внутри начинает закипать от злости. Ей стоило немалых усилий сдерживать свою магию, которая клокотала в ней, как в жерле вулкана, готовая выплеснуться на Кеторин без остатка.

— Как раз с этого и хотела начать, пока ты не отправила меня в полёт, как мяч для тенниса. Мне нельзя было появляться с вами в городе.

— И сказать об этом ты не могла? — сквозь плотно сжатые зубы процедила Марта.

— Я думала, ты поймёшь, — пожала плечами Кеторин. — И вообще, я же говорила, что здесь мне не будут рады!

— Мне кажется, она над нами издевается, — буркнул от двери Коул, и его слова как нельзя лучше отразили отношение Марты к происходящему.

— Только если самую малость, — Кеторин послала ему жеманную улыбку, от которой Марте почему-то стало холодно. — Только это сейчас не самое важное. Вопрос вот в чём, ребята: вам нужно согласиться на этот обряд, другого варианта нет. Я долго думала — и это единственный способ спасти твою жизнь, мальчик-охотник.

Коул нахмурился, слушая женщину. Он совершенно точно не доверял ей. А Кеторин тем временем продолжала:

— И вот ещё что: на ком помимо тебя проводили этот эксперимент?

Ведьма пронзила мужчину ожидающим взглядом, и, что удивительно, Коул после недолго молчания ей ответил.

— Ребята-стажёры. Не включая меня, их было семеро, — без особого желания признался он, и у Марты по спине побежали мурашки.

Семь человек. Уму непостижимо.

— Ты же понимаешь, что они все, вероятно, уже мертвы? — сухо спросила Кеторин, и в её голосе не было ни намёка на сострадание. — Даже с тем количеством этой дряни, что они украли в Шарпе, продержать семь человек на постоянной дотации невозможно. Трое — ещё куда ни шло, но не семеро. Я всё гадала, откуда у охотников вообще могла взяться хьянга, но, когда узнала, что они нашли один из входов, картинка сложилась. Однако у меня ещё остались вопросы. Коул, ты знаешь, кто эта ведьма, которая вам помогает? Или же группа ведьм.

— Я думал, что это ты помогала нам — слегка неуверенно ответил охотник.

Марта переводила взгляд с него на Кеторин и обратно, не испытывая ни малейшего желания вступать в разговор. Ей нужно было для начала разобраться с самой собой. Йога, дыхательные практики, курсы по укрощению гнева — она запишется на всё и сразу, как только покинет Шарпу. Потому что у неё явно проблемы с самоконтролем. Раньше магия не доставляла ей такого дискомфорта, не отзывалась на каждую эмоцию. Сейчас контролировать её становилось всё сложнее.

— Не я, — Кеторин покачала головой. — Точнее, не совсем я. У нас только с Маликом когда-то был договор: я помогала ему выслеживать кровавых, а он не лез на мою территорию. Ты же и сам знаешь, что в вашем кругу он был своеобразным отщепенцем. Охотник-одиночка — так, кажется, его иногда называли. Мы с ним никогда не встречались в Рупи, да и последний раз виделись год назад, поэтому я действительно удивилась, когда он прислал тебя ко мне, да ещё и за защитным амулетом. А тут ещё и твои нити… Так что я подумала, что что-то не так, и решила недавать тебе настоящий амулет. И — вот так совпадение — спустя некоторое время ко мне пришла Марта. Если так подумать, то в случае с ней тебе бы и настоящий амулет не помог, судя по тому, как эта девчушка отправила меня сегодня в полёт.

Марте показалось или Кеторин посмотрела на неё с опаской? Даже если так, пускай боится — глядишь, меньше будет пытаться манипулировать ею.

— И вот вопрос, на который у меня нет ответа: кто та ведьма, которая с вами якшается? А вам определённо кто-то да помогает. Причём давно. Я когда в Рупи приехала, даже подумать не могла, что Марта — ведьма, да и Джослин не отсвечивала ни тогда, ни сейчас. В её состоянии и колдовать-то не получится, но суть не в этом, а в том, что Коул пришёл, уже зная о том, кого конкретно ему нужно искать. И не абы какую ведьму. Что удивительно, потому что мне самой понадобилось время, чтобы выяснить, кто она такая, — наткнувшись на полный непонимания взгляд окружающих, Кеторин тяжело вздохнула и пояснила: — Не практикующую ведьму по магическому следу не определишь — он со временем стирается. А тут ты такой с шашками наголо вылез — и сразу в цель. Вот я и думаю, что за Мартой следили уже давно, а вы просто влезли в чужой план. Малик сказал, что кроме вас двоих никто не в курсе, но что-то я в этом сильно сомневаюсь…

— Ты разговаривала с учителем? — перебил Коул.

— Когда? — всё-таки спросила Марта.

Губы Кеторин сложились в тонкую линию, а глаза забегали по комнате. Выглядела она при этом, как человек, которому есть, что скрывать. Хотя она и раньше не вызывала доверия, но в этот момент женщина казалась особенно странной и таинственной.

— Я навещала его в больнице, — нехотя ответила Кеторин. — Мы перебросились парочкой слов, не более. Бедный человек — инсульт. Врачи ничего не смогли сделать. Что поделать — старость.

Марта нахмурилась, но промолчала. Чувствовала она себя при этом так, словно ей отпустили грех, о котором она и не знала. То, что Малик мёртв, Марта и так была в курсе, но вот от того, что умер он не из-за неё — точнее, не совсем из-за неё — стало легче. Был там инсульт или нет — не столь важно, но в том, что Кеторин приложила руку к случившемуся, Марта нисколько не сомневалась. Вот только как относиться к этому — пока не знала.

— Значит, он действительно мёртв? — казалось, Коул не мог поверить в происходящее. Его расстроили слова ведьмы.

— Увы, — Кеторин даже добавила в голос немного печали.

Не сказать, что Марта особенно сожалела об участи этого человека. Куда больше её волновало то, что, вероятно, есть люди, охотники, которые знают о ней и о Мегги. И они с той же вероятностью могут прийти к ним домой, пока Марта находится здесь, в Шарпе. Девушку пробил озноб, и появилось дикое желание начать что-то делать — что угодно, лишь бы не сидеть на пуфике.

— Если за мной следят, то они могут прийти, пока мы здесь. Прийти за Мегги, — озвучила она свои опасения.

Кеторин подалась вперёд и, уткнувшись локтями в колени, подпёрла подбородок ладонью.

— Сомневаюсь, что им нужна твоя сестра, — попыталась успокоить Марту Кеторин, однако ни в её словах, ни в интонации уверенности не было. — В одном мы с вами согласны: надолго задерживаться в Шарпе нам нельзя. Так что вы соглашаетесь на обряд и идёте на него с широкими улыбками, как истинная любящая супружеская пара, а потом мы без проблем тихо улизнём из города.

— Не думаю, что Старейшины без вопросов нас отпустят, — подал голос всё ещё не оправившийся от потрясения Коул.

— Я об этом позабочусь. И, пока есть время, постараюсь разобраться со шпионом. Если это кто-то из Шарпы, то закрыть пробоину может и получится, а вот если кровавые… — Кеторин запустила руку в волосы. — Даже не знаю, что такого могло произойти, чтобы охотники связались с кровавыми. Обычно они за ними гонялись, а нас особо не трогали.

Кеторин тяжело вздохнула, и только сейчас Марта заметила, какими красными были её глаза. Идеальная Кеторин всё ещё была идеальной, но уставшей, очень уставшей. Спала ли она вообще в последнее время?

— Так, ладно, друзья-товарищи, я, пожалуй, пойду, пока Рози не нагрянула. Постараюсь ещё навестить вас до обряда, но ничего не могу обещать, — Кеторин поднялась с дивана и пошла к двери. — А ещё, Марта, выпей то зелье, что я дала — она должно убрать твой магический след или немного притупить. Эксперимент, конечно, но всё лучше, чем ходить с чёрными руками.

***

Кеторин не совсем так собиралась строить разговор. Она шла с твёрдым намерением говорить о великой и всепоглощающей любви, которой не страшны ни предрассудки, ни законы мироздания. Однако полёт в стену спутал все карты: сложно говорить о возвышенном, нехило так приложившись головой. У Кеторин до сих пор звенело в ушах, а мышцы спины, принявшие на себя большую часть удара, нещадно ныли.

Ей было интересно, что произошло бы с ней, не будь она обвешана защитами, как праздничная ель. Марта ведь вполне могла размазать её по стенке. Кеторин передёрнула плечами, только представив подобный исход. Теперь-то она была уверена, что её желание быть защищённой отнюдь не паранойя, а острая необходимость. Нужно будет ещё поработать над усилением защиты.

Ох, Марта-Марта… А она ведь своей силы до чёртиков боится. Небось сама от себя не ожидала такого всплеска, вся прямо сжалась. Боится, но пытается убедить себя в обратном. Только вот на страхе далеко не уедешь. Ей нужно принять свою магию — принять и понять её.

И Кеторин тоже это нужно, так что такое наглядное проявление силы очень даже кстати. Все эти спектры магического следа… магия буквально струилась из Марты потоком. Права была госпожа Ева: Марта сияет, как маяк. Чистая первозданная сила.

Мегги тоже, только её огонь пока слабенький. Но силу девочки сравнивать нужно с водой. С водой за старой каменной плотиной. Водой, которая просачивается, подтачивая камень, и, когда образуется достаточная брешь, снесёт всю платину без остатка. Кеторин определённо хотела бы это увидеть.

Женщина вышла из гостиницы и принялась окольными путями пробираться к дому госпожи Евы. Будь она сейчас в обычном мире, накинула бы на голову капюшон и шла бы, не привлекая к себе никакого внимания. В Шарпе такой трюк не сработал бы. Здесь любой человек, скрывающий свою личность, вызовет именно тот интерес, которого старался избежать.

Поэтому Кеторин и приходилось петлять по узким улочкам, прячась в тени домов без окон, и по возможности продвигаться «мёртвыми» кварталами, на которые больше не хватало магического света. Сколько ещё лет пройдёт, прежде чем Шарпа навсегда утонет во мраке или свете? Для Кеторин, к примеру, междумирье было тенями, пронизанными прожилками магического следа. Люциан говорил, что для него Шарпа всегда окрашена закатным солнцем. Рой мальчишкой боялся непроглядной тьмы, подступающей со всех сторон, а Джуди успокаивала его и говорила о тёплом весеннем солнечном свете. Марту же он слепил. Конечно, Кеторин предполагала подобный исход, поэтому и создала для неё очки, но, судя по тому, как девушка то и дело щурила глаза, очки стоило бы доработать.

Кеторин действительно намеревалась вернуться в дом госпожи Евы, но по чистой случайности свернула не туда. С кем не бывает? Она же не была дома уже много лет — вот и забыла нужный поворот! И только поэтому вышла на улочку, где располагался её, Кеторин, дом.

Кеторин притаилась среди других зданий, смотря на большие овальные окна первого этажа. С того места, где она стояла, была отлично видна библиотека. Люциан очень любил свой кабинет, который организовал в библиотеке задолго до того времени, как Кеторин начала считать этот дом своим. Она столько часов провела там, глядя на мужа, который либо читал, либо делал вид, что читает, что могла в мельчайших подробностях вспомнить обстановку. Мягкий кожаный диван с объёмной спинкой, потёртый деревянный стол на латунных ножках. Старый, очень старый магический светильник, который давал мягкое, но отчего-то зеленоватое свечение. Тёмный ковёр с длинным мягким ворсом, на котором было так удобно лежать, подперев подбородок рукой. И книги, много книг, но ни одного гримуара. Люциан был не то чтобы любителем почитать — скорее коллекционером, которому нравилось покупать книги и ставить их на полки, а потом любоваться. Кеторин тоже любовалась, но отнюдь не книгами.

Однако с того угла, за которым спряталась девушка, разглядеть можно было лишь книжный шкаф, потёртое кожаное кресло и самого Люциана. Мертвецки пьяного Люциана.

Кеторин усмехнулась. Мужчина полулежал в этом кресле с бутылкой — отсюда, конечно, не разглядишь, но Кеторин и так знала, что в бутылке если что и есть, то только односолодовый виски. Хотя, судя по тому, в каком состоянии пребывал Люк, виски в бутылке не осталось. Скорее всего, даже в нескольких бутылках. Зато Кеторин была видна его тёмная макушка и белая рубашка. А на кресле висел пиджак. С годами страсть Люка к костюмам только увеличилась.

— Ну и зачем ты сюда пришла? — спросила она непонятно у кого, и недовольно добавила: — Дура!

Тихо проклиная себя, Кеторин развернулась, чтобы уйти, но в тот же миг поймала на себе взгляд Люциана. Так, только этого ей не хватало. Продолжая костерить себя на чём свет стоит, Кеторин побежала к дому госпожи Евы, надеясь, что Люциан настолько пьян, что спишет всё не галлюцинации.

***

Мегги сжала в руке магический хрусталь, стараясь зажечь его. Ища в себе силы, чтобы наполнить его. Но маленький шарик не желал загораться, вообще не светил.

И это расстраивало. Мегги привыкла всегда добиваться своего. Она хотела во всём быть лучше, стремилась к идеалу и всегда достигала поставленных целей. Потому что знала, что может больше, а полурезультат её не интересовал.

В школе девочка как-то подслушала разговор учителей и нисколько не стыдилась этого, ведь предметом их разговора была она сама. И Мегги считала, что имеет полное право знать, что говорят о ней люди. А говорили они следующее: девочка она, конечно, хорошая и старательная, вот только синдром отличника ни к чему хорошему не приведёт.

Тогда Мегги не знала подобной характеристики и обратилась за ответами к своему верному другу Интернету. Немного поразмыслив, девочка пришла к выводу, что правы взрослые лишь отчасти. Мегги умела оценивать свои возможности. Если она знала, что добьётся результата, то шла прямо и до конца. А вот если понимала, что ничего не получится, то бросала или же даже не начинала. Так произошло с занятиями по скрипке, на которые её затащила бабушка. Понимала же, что рвать струны и драть чужие уши - не её.

С магией всё было иначе. Магия была её. И Мегги это знала. А если знала, то шла до конца. Да, пока никакого результата не было. Но ведь Джуди не столько учила её колдовать, сколько рассказывала о ведьмах города Шарпы, целебных травах и немного о стихийной магии, которая Джуди недоступна.

А вот её отец, колдун, владел той в совершенстве, судя по словам наставницы. Джуди рассказывала, что ведьмам, в отличие от колдунов, стихийная магия даётся неохотно. Они больше привязаны к природе, к земле как таковой, и вся их магия по большей части несёт в себе землю и её плоды. Колдуны же были стихийниками. Почему были? Да потому что отец Джуди — последний в своём роде колдун.

Конечно, у Джуди ещё был брат, вот только он не умел колдовать. Не мог. Чем немало расстроил родителей. Они ведь надеялись, что мальчику перейдёт дар отца.

Мегги искренне сочувствовала Рою, но только уж слишком много она теперь о нём знала, потому что Джуди была болтушкой. Она вываливала на Мегги истории из своего детства со скоростью пулемётной очереди, перемежая их с фактами о ведьмах и основами магии. Так что Мегги приходилось очень сильно стараться, чтобы из нескончаемого потока мыслей Джуди по крохам собирать необходимую информацию.

Так Мегги узнала о том, что магию нужно пробудить, и пробуждает её лишь сильное эмоциональное потрясение. И, как только узнала, начала думать и строить планы. Ей нужно было как-то растормошить себя, чтобы побудить свою магию проснуться. Жаль, конечно, что не было какого-то универсального будильника, но…

Мегги вновь попробовала зажечь хрусталь.

Ничего. Ровным счётом ничего. Даже того маленького огонька, который она вызвала в «У Бобби», не появилось.

Тяжело вздохнув, Мегги убрала хрусталь к карман джинсового комбинезона, где уже лежали мамины и папины кристаллы памяти. Как пользоваться ими, она тоже должна научиться — уж больно манили её родительские секретики.

Девочка откинулась на спинку дивана и с грустью осмотрела гостиную. Мегги уже порядком утомилась от постоянного сидения дома. Вот сколько раз за этот месяц она выходила наружу? Прогулки до калитки не в счёт. Три, может, четыре раза?

Мегги по своей натуре выросла деятельным ребёнком — она не умела просто ничего не делать. Если бы не охотники, она сейчас сидела бы в классе на уроке и, возможно, слушала бы что-нибудь интересное. Мегги любила учиться, а дома учиться не получалось: девочка постоянно отвлекалась на созерцание стен или картин, а те, нарисованные Мартой, вызывали мысли о сестре.

В их доме все картины нарисовала Марта, начиная от страшненького грифельного человечка в папиной спальне и заканчивая огромным натюрмортом с красными яблоками и расписным голубым графином с цветами, которых и в природе-то не существовало — Марта их выдумала и нарисовала. А название они так и не придумали. Цветы напоминали пионы, только вот лепестки у них были колючими, а листья какими-то бурыми.

Ох, Марта.

Мегги грустно вздохнула. Сестры не было уже больше недели, и, в отличие от папы, Мегги переживала. Хотя и отец, скорее всего, переживал, только виду не подавал: его взгляд становился всё мрачнее и мрачнее, а лучики от морщин стали ещё глубже. Он и у Джуди спрашивал, когда они вернутся — сухо так, словно между прочим, но учительница лишь пожимала плечами и отвечала, что не знает, мол, сама переживает, но связаться с Кеторин у неё никакой возможности нет.

Без Марты Мегги чувствовала себя брошенной, ведь сестра никогда не покидала дом — сколько Мегги себя помнила, Марта всегда была рядом, а теперь её не было уже неделю, и в доме стало тихо. Хотя не сказать, что при Марте было шумно: она в целом была тихушницей и одинокой затворницей. Без друзей, без парня. Вот только без самой Марты всё вокруг становилось каким-то не таким.

И без Коула тоже. Что бы там сестра ни говорила, но Мегги относилась к мужчине хорошо. Он не был плохим человеком, в этом девочка была уверена.

Мегги, конечно, где-то читала, что девочкам её возраста свойственно идеализировать взрослых малознакомых мужчин и что они даже могут влюбляться в них некой детской наивной любовью, но пришла к выводу, что Коул нравился ей так же, как и отец. Хотя нет — папу Мегги любила, а вот Коул ей просто нравился. И она ничего не имела против, если бы такой человек, как Коул, был рядом с Мартой. Человек, который мог бы раскачать её сестру-затворницу, ведь до появления Коула Марта была более отчуждённой. Мегги иногда шутила, говоря, что у сестры эмоциональный диапазон, как у зубочистки. Точнее, такой Марта была по отношению к посторонним — в кругу семьи она всё же становилась чуточку живее.

Мегги не нравилось то, что она скатывается до копания в чувствах своих близких, обычно она так себя не вела. Точнее вела, но не настолько дотошно, а сейчас ей было нечем заняться, и поэтому она анализировала. Бесполезное занятие, на самом-то деле, — сидеть и перебирать в голове факты, которые и так знаешь. Наверное, так ведут себя сплетницы: собираются группками и начинают перетирать косточки окружающим. Вот и Мегги как те сплетницы.

Умей она колдовать, создала бы себе двойника, чтобы сидеть и сплетничать на пару — глядишь, в какой-нибудь момент темы закончатся, если думать их в две головы.

Мегги достала свой планшет и вбила в поисковую строку: «Можно ли причислить постоянные самокопания к болезням?». Если кто-нибудь когда-нибудь решит проверить историю её браузера, то посчитает Мегги либо чересчур дотошной, либо сумасшедшей, либо гением.

Мегги предпочитала думать, что вобрала в себя всего понемногу.

После обеда она таки напросилась с отцом в больницу. Папа оказался против, но Мегги нужно было развеяться, пока она сама не начала считать, что сумасшествия в ней чуточку больше, чем гениальности. Она умоляла, уламывала, выдвигала ультиматумы, строила глазки и даже пустила одинокую слезинку — и таки сломила отца. С Мартой такое срабатывало через раз, но вот отец всегда сдавался.

Поход в больницу был чисто символическим: только ради какой-то справки, которую отцу нужно было предоставить на работу. Мегги отсидела с ним в очереди, разговаривая о всякой неважной всячине, книжках, фильмах, пирожных и чае, которые надо купить домой. Пока они ждали, в очереди мимо них дважды прошёл Джон, и каждый раз он мельком посматривал на них, но ничего не говорил. Мегги показалось, что мужчина был нервным. Нервозность читалась в каждом его шаге, в напряжённых плечах, в резких взмахах рук, а ещё в улыбке. Дёрганой улыбке. Вот вроде улыбается, видит их с отцом, меняется в лице, но тут же берёт себя под контроль и снова натягивает улыбку. А глаза всё такие же недобрые.

Алистер вошёл в кабинет врача, и Мегги хотела пойти с ним, но ей сказали посидеть в коридоре, и она согласилась. Ей этого совсем не хотелось, но и отца ставить в неудобное положение она не собиралась, а потому осталась сидеть, где сказали.

Мегги считала минуты до того момента, когда папа выйдет из кабинета, но он всё никак не выходил. Зато Джон опять прошёл и, как назло, остановился прямо перед ней. Мегги сразу подобралась, спину выпрямила, подбородок слегка вздёрнула и даже улыбнулась — не так как Джон, а вполне искренне.

— Привет, Джон.

Мегги девочка вежливая, здоровается даже с теми людьми, которые ей не нравятся и от которых мурашки по спине бегут и хочется спрятаться. И почему никто не видит того другого Джона, который прячется за доброй улыбкой?

— Как дела, Мегги? — спросил он, и девочка почувствовала себя совсем маленькой, даже крохотной. Очень захотелось открыть дверь кабинета, вбежать туда и спрятаться за папиной спиной.

— Всё отлично, — она улыбнулась ещё шире — так, что скулы свело. Пока папа был тут, Джон к ней не подходил, даже заговорить не пытался, а стоило тому уйти, как вот он, появился, словно следил за ней. — Папу жду.

— Понятно, — ответил мужчина и сел на один из металлических стульев напротив. — Как Марта? Не вернулась ещё?

Мегги только покачала головой, боясь, что язык её не послушает или голос выдаст, как она напугана.

— Жаль… Не звонила?

Мегги снова покачала головой.

— Может, с ней что-то случилось? — предположил Джон, и Мегги не понравилось то, как прозвучало это предположение, словно бы он надеялся, что с Мартой могло что-то случиться.

— Да что с ней будет-то? Марта у нас с техникой не дружит — вот и не звонит! — выпалила Мегги. — А ты как, Джон? Как работа?

— Не жалуюсь, — ответил мужчина, и его улыбка опять дрогнула. — Нервная она у меня, знаешь ли. С такой работой, как у меня, не соскучишься.

Вот вроде бы ничего такого не сказал, а у Мегги уже мурашки по коже. Может, у неё паранойя? Нет-нет, Мегги своей интуиции верит, а, значит, нужно рассказать папе о Джоне и том, какие эмоции он у неё вызывает. Папа умнее, он разберётся в том, чего Мегги не до конца понимает.

— А ты в школу, смотрю, не ходишь, — словно между прочим произнёс Джон, и Мегги скрестила руки на груди, вжавшись в сиденье. Мысленно она пыталась внушить себе, что в стенах больницы он ей ничего не сделает.

Папа словно ответил на невысказанный призыв, выйдя из кабинета вместе с невысоким полноватым врачом.

— …вы удивляете меня, мистер Рудбриг. С последнего обследования изменения значительны, — донёсся до Мегги обрывок разговора, и она вздохнула с облегчением. — Думаю, нужно будет через пару месяцев повторно сдать анализы, — мужчина заметил Мегги и замолчал так резко, что девочка не могла не обратить внимание. — Я напишу вам, когда нужно будет посетить меня снова.

— Хорошо, — отец кивнул. — До встречи.

— Надеюсь, не скорой, — ответил мужчина, и ему пришлось немного приподняться, чтобы похлопать отца по плечу. — Вы счастливчик, Алистер.

Джон наблюдал за ними внимательно: даже слова не проронил, и улыбка его не дрогнула, — но Мегги заметила это. Она вообще многое замечала. Возможно, не всё понимала, но стремилась к этому. Зря взрослые думают, что при детях можно делать всё, что им только в голову взбредёт.

Заметив её внимание, Джон, подмигнув ей, встал с сиденья и, не прощаясь, ушёл по коридору. Мегги ещё раз облегчённо вздохнула, что не укрылось от папы. Он вскинул бровь и вопросительно посмотрел на девочку. Та лишь покачала головой, мол, устала и потом расскажет. Отец кивнул, принимая правила игры.

Папа ещё раз попрощался с доктором, и Мегги, как воспитанная девочка, тоже сказала ему «пока», за что получила клубничную карамельку, которая немного подняла ей настроение. Вот этот абсолютно незнакомый ей доктор не вызывал у неё никаких плохих эмоций. Он был добрым, и улыбка у него тоже добрая с примесью сочувствия.

Когда они выходили из больницы, Мегги спросила у папы, зачем они на самом деле приходили сюда. Алистер не то чтобы отмахнулся от неё, но в том, как он пожал плечами и сказал, что это больше неважно, Мегги уловила намёк на то, что когда-то это было важно. И неприятный осадок внутри остался. Папа что-то скрывал от них с Мартой, и Мегги очень хотелось надавить на него и заставить рассказать правду, но она решила, что пока не стоит, сосредоточившись на Джоне и том, какие эмоции он у неё вызывал.

Как Мегги и ожидала, к её словам папа отнёсся со всей серьёзностью, и она даже пожалела, что не повременила с рассказом до того момента, пока они не вернулись домой. Ведь тогда они бы зашли в пекарню за чем-нибудь вкусненьким, а так отец направился из больницы прямиком домой, не поддавшись даже на уговоры Мегги.

========== Глава 32. Обряд ==========

Джилс заснула только под утро. Стоило ей закрыть глаза, как кадры минувшего дня начинали проноситься перед глазами. Бабушка. Её потроха на мощёной дорожке. Довольная улыбка госпожи Вивьены. Корона, плывущая прямо к Джилс. Меч, занесённый в ударе. Бесконечные коридоры родного дома. Госпожа Демьяна. Её алчный ждущий взгляд. И ведьмы, кровавые ведьмы, затаившие дыхание и готовые приветствовать новую королеву.

Раньше Джилс мучал вопрос «почему» — почему её хотели убить?

Теперь всё было предельно ясно, стоило лишь вспомнить то, как госпожа Демьяна смотрела на неё. Вернее, не на неё, а на корону в руках Джилс. Та хотела стать королевой, и Джилс стала ненужным препятствием на пути к заветной цели.

Каждый раз, когда кадры, закручиваясь каруселью, начинали сводить её с ума, Джилс открывала глаза и смотрела на медный обруч, лежащий на матрасе рядом с ней. Корона здесь. Джилс здесь — в трейлере или как там назывался этот огромный красный монстр Элиота? Она здесь, а не там, и сейчас она может спать. Однако сон не шёл долго, очень долго, и даже в забытьи Джилс не оставляло ощущение, что за ней гонятся, что её ищут и вот-вот настигнут.

Проснулась она уставшей и разбитой, словно и во сне бежала по насту, который то и дело проваливался под ногами, замедляя её. Джилс потёрла сухие глаза и огляделась. Матрас, на котором она спала, находился над кабиной водителя, и сейчас её спальное место заметно так потряхивало. Значит, Элиот уже выехал с той заправки, на которой они ночевали, а её будить не стал.

Джилс оставила корону на матрасе, а сама, пригибаясь, выползла из закутка. Потолок здесь был низкий: только ребёнок смог бы стоять в полный рост. Джилс пришлось на коленях доползти до ступеней и, не меняя позы, немного спуститься, прежде чем она смогла выпрямиться в полный рост.

Машину тряхнуло на кочке, и девушка полетела вперёд, но, вовремя ухватившись за диванную спинку, отделалась лишь встречей локтя с крышкой стола. Джилс протяжно всхлипнула, а с водительского места донеслось добродушное:

— Как спалось?

Голос у Элиота был приятный, даже очень. Таким голосом только книжки для детей читать. Джилс улыбнулась своим мыслям и ответила:

— Не очень, — и на фоне его голоса собственный показался карканьем вороны. Джилс прочистила горло. — Всю ночь ворочалась.

— Я в курсе, — ответил Элиот, не отрывая взгляда от дороги.

Та тёмной лентой вилась через пустые поля. Если так задуматься, то вокруг города ведьм было много полей. Это просто чудо, что она умудрилась убежать. И Элиот, согласившийся помочь, тоже казался каким-то чудом.

— Тоже не спал? — спросила она и принялась пробираться к пассажирскому сиденью рядом с водителем.

— Ага. Диван слишком узкий, и пружины продавленные. Нужно будет подсобрать денег да заменить его, — рассуждал Элиот и, взяв стаканчик с кофе одной рукой, сделал несколько глотков.

Джилс плюхнулась на сиденье рядом с ним и, заметив второй стаканчик в подстаканнике, просияла.

— Я на тебя тоже взял, без сахара. Планировался капучино, но пена уже наверняка осела. Как тебе кофе с молоком без сахара?

— Потрясающе, — совершенно искренне ответила Джилс и взяла свой напиток.

Кофе уже и вправду остыл, но не настолько, чтобы его не пить. Джилс сделала глоток и блаженно простонала. Кофе, конечно, был не идеальный, но ожидать другого на придорожной заправке не стоило. Наверное, поэтому Элиот и засыпал то невероятное количество сахара, который даже не растворялся полностью, а хрустел на зубах.

— Я ещё купил сэндвичи с ветчиной и пончики. Они в холодильнике. Если хочешь, можешь взять себе и мне заодно прихватить.

Джилс посмотрела через плечо на маленький холодильник в глубине салона и прикинула, как будет пробираться к нему в покачивающейся машине, после чего решила, что она не так уж и голодна. Пока не голодна. Вот потом, когда Элиот остановит машину, она пулей пронесётся до маленького холодильника.

— Может быть, потом, — ответила девушка и отпила ещё немного кофе.

— Жаль, — хмыкнул Элиот.

Джилс поняла, что ему, скорее всего, захотелось пончик, и таким образом он намекал ей, что неплохо было бы принести его ему. Джилс улыбнулась поверх стакана и без стеснения принялась разглядывать Элиота.

При свете дня он выглядел чуточку иначе. Большой — нет, не толстый и не рохля. Джилс назвала бы его «грузным»: с широкими плечами, высокого роста. Хотя небольшой животик у него всё же был: просматривался под нелепой футболкой с пальмами. Такой вот своеобразный «мужчина-гора». Рядом с таким и ведьмы, наверное, не страшны. И лицо у него правильное, грубое и даже жёсткое — Элиота вполне можно было бы назвать пугающим, если бы не улыбка, которая всегда была на его губах и никогда не покидала лица полностью — разве что пряталась в карих глазах.

Но эта улыбка… Джилс закусила щёку изнутри, чтобы сдержаться и не сказать ничего лишнего. Ох, даже сейчас, просто смотря на дорогу, Элиот продолжал улыбаться, и Джилс безумно нравилась эта улыбка.

В лучах рассеянного зимнего солнца волосы Элиота казались пшеничными.

— У меня что-то на лице? — спросил мужчина, похоже, заметив, как Джилс его разглядывает.

— Нет, — слегка сконфуженно ответила девушка и, отвернувшись, уткнулась в свой стаканчик.

— Слушай, Джилс, я тут подумал по поводу твоей тёти. А она не сдаст тебя твоим родственникам?

Джилс нахмурилась. Какая тётя? Не было у Джилс никакой тёти. Её мать — единственный ребёнок королевы Гертруды. Та просто отказывалась заводить других детей, чтобы не было проблем с наследством. Один ребёнок — один возможный вариант для короны. Поэтому и у родителей Джилс тоже была единственным ребёнком. На памяти девушки, после рождения дочери мать беременела ещё трижды, но каждый раз травила ребёнка ещё в утробе. Однажды, правда, вовремя беременность не заметили. Так у Джилс родился брат, не способный колдовать, и бабушка почти сразу же умертвила его. Сама Джилс даже так и не увидела своего брата — ни живым, ни мёртвым.

Поэтому вопрос Элиота поставил её в тупик. И Джилс пришлось изрядно напрячь мозги, прежде чем она вспомнила, что вчера назвала Джослин «тётей». На самом же деле женщина не входила в круг близких родственников Джилс. Её даже нельзя было причислить к кровавым ведьмам — Джослин являлась кровавой ведьмой лишь наполовину. Её мать была одной из Старейшин города Кровавых Вод — очень давно, когда Джилс и в помине не было — но покинула свой пост, выйдя замуж за слабенького колдуна из Шарпы. Такие браки для кровавых были не в почёте, если не сказать, что порицались, а детей, рождённых в такого рода союзах, в Городе Кровавых Вод терпели, конечно, но не жаловали. Родители Джослин ещё жили в городе ведьм некоторое время после рождения девочки, но потом покинули его.

Так что Джилс была более чем уверена, что Джослин ей поможет и не сдаст Демьяне, которую девушка решила больше никогда не называть госпожой.

Собственно, об этом она и сказала Элиоту — о том, что тётя её не сдаст, а не о том, какие порядки творились в Городе Кровавых Вод, конечно же.

Элиот лишь хмыкнул, похоже, не до конца поверив в историю о сердобольной тётушке, которая с радостью примет племянницу и поможет ей всем, чем сможет. Джилс бы тоже не поверила. Вот только кроме как на Джослин надеяться ей было не на кого. Да и вариантов у неё немного: живи в бегах или отнеси свою голову Демьяне. А Джилс пока не готова раздавать такие щедрые подарки.

К обеду они покрыли достаточное расстояние, и, чем дальше Джилс уезжала от Города Кровавых Вод, тем спокойнее ей становилось. Ведьмы, конечно, могли её выследить — в этом она не сомневалось, но, пока она находится в постоянном движении, отследить её труднее. Да и ближайших родственников у Джилс не осталось, чтобы Демьяна могла попробовать поиск на крови. Иногда, оказывается, быть круглой сиротой даже выгодно.

«Рольф» остановился на одной из заправок по пути. Заправка была большая, там даже имелось нечто похожее на кафе: пластиковые стулья со столами и выложенные на прилавок готовые блюда. Выбор, конечно, не ахти: несколько странных на вид супов, которые Джилс не решилась бы попробовать ни за какую цену, и картофельное пюре с чем-то под названием «котлета рыбная». Джилс рыбу не любила и ограничилась чаем и пюре. Элиот же, возомнив себя супергероем — не меньше — отважился взять себе суп, ту самую котлету и, конечно же, пончик. Куда же без пончиков?

Они заняли один из столиков в углу и принялись есть. Джилс чувствовала себя нелепо в одежде Элиота. Одно дело носить её в Рольфе и совсем другое — выходить в ней на люди. Вот только дальнобойщики, одетые ещё хуже, заставили девушку смириться со своим нарядом, в котором она выглядела, как типичная жена в долгом путешествии. Люди даже не смотрели в её сторону. И это было хорошо.

Элиот, поморщившись, отставил тарелку с супом, и Джилс понимающе усмехнулась. И в этот момент заметила мужчину, который сидел в углу и в упор смотрел на них с Элиотом. Таким взглядом смотрят на знакомых, и Джилс сильно сомневалась, что он узнал Элиота. Худощавый мужчина в потрёпанной зимней куртке, которая была ему явно велика, откуда-то знал Джилс.

Девушка схватила Элиота за руку, лежащую на столе, и постаралась выдавить из себя улыбку.

— Ты доел? Тогда, может, уже поедем? — говорила она тихо, надеясь, что мужчина, кем бы он ни был, не услышит её.

— Наесться я не наелся, но доедать не собираюсь. Возьму с собой кофе, и поедем, — ответил Элиот и поднялся, чтобы купить себе уже третий стаканчик за сегодня, но Джилс придержала его.

— Может, заедем на другую заправку? — предложила она. — Сомневаюсь, что у них вкусный кофе.

— О, так ты веришь, что на заправках бывает вкусный кофе? — усмехнулся Элиот.

Джилс неоднозначно пожала плечами.

— Попытаем счастье на другой?

Элиот кивнул, и они вместе вышли на улицу. Им никто не препятствовал, и Джилс уже начала считать, что у неё развилась паранойя. Вот только когда Элиот выруливал с парковки, она заметила того самого мужчину вновь. Он стоял у входа на заправку и с кем-то разговаривал по телефону. Конечно, он мог вполне разговаривать со своей мамой, женой или вообще с кем угодно, кто не имел к Джилс никакого отношения, вот только смотрел он точно на «Рольф» и провожал их взглядом, пока они не выехали на трассу.

Джилс ощутила, как в горле встал ком, и её начало потряхивать от паники. Она не могла отделаться от мысли, что её выслеживают. И выслеживают не ведьмы. Тот мужчина не был колдуном, от него не исходило ни намёка на магический след. Тогда кто?

Ответ пришёл мгновенно.

Охотник.

Вот только откуда охотникам знать, как выглядит Джилс? Ведь ей не показалось. Мужчина действительно узнал её.

***

Кеторин притаилась в алькове амфитеатра, наблюдая за подготовкой к обряду, который вот-вот должен был начаться. Кеторин любила это место: она периодически пряталась здесь ещё ребёнком. Не сказать, что её укрытие было надёжным, но вид оттуда открывался просто отличный — весь амфитеатр как на ладони.

Марта согласилась на то, чтобы их с Коулом жизни связали, ещё несколько дней назад. Вот только сложные обряды они на то и сложные, что их невозможно провести по сиюминутному желанию без предварительной подготовки. Кеторин уже несколько часов наблюдала за тем, как Старейшины готовились к предстоящему действу. И, если честно, она уже успела отсидеть попу. Всё-таки она уже совсем не молода, так что в следующий раз обязательно возьмёт с собой подушечку для банального удобства. Но зрелище того стоило.

Вокруг постамента рассыпали кругами соль. По сторонам света расставили энергетические кубы-проводники — через них Старейшины будут направлять свою силу в людей, которых положат на постамент. Без кубов Старейшины не смогли бы сделать ровным счётом ничего, ведь ведьмы Шарпы не могли направлять магию непосредственно на человека. Их сила, если верить старой легенде — одной из тех, что в целом объясняет природу магии — идёт от древесной богини Фейшал, оттого ведьмы Шарпы и тяготеют к земле.

Вот только знание древних легенд не давало познать мир и магию. На деле то были лишь сказки, которые рассказывали детям, мол, наша сила от богини. Но где эта богиня и что с ней стало, никто не говорил. Да и в библиотеке Кеторин в своё время так и не нашла никакой информации. Только кусочки пазла, которые она так и не смогла связать между собой.

Торин вышла из каморки, где хранились все магические атрибуты ковена. В медных чашах, которые она держала в руках, уже тлели травы, наполняя амфитеатр тяжёлым дымом, от которого нет-нет да слезились глаза. Шалфей считался травой богини, лечебной травой: его сушёными пучками окуривали дома, а перед обрядами жгли цветы, как знак поклонения. В одной из легенд, найденных Кеторин, говорилось, что шалфей всегда растёт вокруг ствола дерева-богини. Вот только там, в реальном мире, Кеторин ни разу не видела, чтобы это растение росло где-нибудь, кроме полей.

Ароматный дым заполнил весь амфитеатр, и Кеторин вспомнился день Приворота, когда Старейшины точно так же окуривали зал, где позднее они с Люком принесли клятвы, но ведьма решительно отмахнулась от воспоминаний. Сейчас было не до них.

Сиденья вольных наблюдателей заполнялись. В какой-то момент Кеторин начало казаться, что в амфитеатр набьётся вся Шарпа, но нет — пустых мест оставалось много. К тому же на такие обряды детей и молодых ведьм не пускали. Дело в том, что во время обряда высвобождается огромное количество энергии, а маленькие ведьмы — нестабильная компонента, и лучше обезопасить себя заранее, чем пожинать плоды неудачи, если какая-нибудь ведьмочка неожиданно и неосознанно вклинится в процесс.

Мужчин на каменных сиденьях тоже не находилось. Единственным мужчиной в зале был Люциан. Скрестив руки на груди, он стоял, привалившись к стене, и, как и Кеторин, наблюдал за Старейшинами. В отличие от вольных наблюдателей, он здесь действительно был необходим, если вдруг придётся подхватить заклятие.

Кеторин перевела взгляд на Торин. Беременная Старейшина тоже являлась нестабильной компонентой. Если бы Кеторин предоставили выбор, она ни за что бы не подпустила Торин к обряду, заняв её место. Но выбор стоял не за ней, а госпожа Ева была уверена в том, что девчонка справится. Срок пока позволяет. Вот если бы они пришли в Шарпу через месяц или даже пару недель — об обряде можно было бы забыть. Магия ребёнка отделилась бы от магии Торин, и молодая Старейшина на несколько месяцев стала бы тайфуном: непредсказуемым и неконтролируемым. Такой колдовать нельзя. Будет варить успокаивающее зелье, а сварит, скорее всего, сонное, потому что не сможет контролировать объём влитой силы.

Так что время было самое что ни на есть правильное. И как тут не верить в судьбу?

Кеторин горько усмехнулась и ещё сильнее вжалась в тень, хотя сейчас её никто и не заметил бы.

Марту с Коулом ввели в залу. С них ручьём стекала вода, а мокрая одежда липла к телам. Коул выглядел спокойным, но спокойствие явно было напускным: Кеторин видела, как напряжена каждая его жила, и мужчина смотрел только перед собой — небось, пытался внушить самому себе, что вокруг него не ведьмы или вообще никого нет.

Кеторин даже пожалела, что не расспросила Малика о его ученике. Ведь и дураку было ясно, что он не из охотничьей семьи — и взгляд не тот, и порода не та. От охотников обычно за милю несло. Кеторин и сама не могла сказать, чем, но она чувствовала эту вековую застарелую ненависть, которую в мальчишек с рождения вдалбливали церковники. Вот только Коул был не таким. Да, в нём была ненависть — кровная ненависть, но не такая. У него отняли кого-то близкого — вот откуда чрезмерная фанатичность. Коул напоминал Кеторин раненое животное, а не ярого фанатика, каким, к примеру, был Малик, который умело воспользовался парнем — нашёл потерянную душу и давай вить из неё то, в чём нуждался…

Если разобраться, охотников Кеторин недолюбливала как раз из-за их фанатичности и нетерпимости к тому, что не вписывается в их картину мира. Интересно, удастся ли вытравить эту дрянь из Коула?

Затем Кеторин присмотрелась к Марте, которая внимательно следила за каждой ведьмой в амфитеатре. Глаза за стёклами очков так и бегали по сторонам, а сама девушка цеплялась за Коула, как ребёнок за взрослого. Если страх Коула был понятен, то вот почему Марта боялась всех и каждого, ведьма так и не поняла.

Коулу пришлось подсадить Марту, чтобы та забралась на постамент. Девушка легла, а охотник забрался следом и лёг рядом. Обычный зритель не увидел бы в происходящем ничего магического, вот только Кеторин прекрасно видела энергетические завихрения в центре амфитеатра. Обряд уже начался, и Марта, сама того не подозревая, стала его центром — якорем, к которому пришьют чужую жизнь.

Госпожа Ева подошла и связала их руки заговорённой красной шерстяной нитью, а затем, очертив ещё один круг у основания каменного ложа, отошла, заняв место у восточного куба-проводника. Хотя, если честно, стороны света в междумирье были лишь условностью, которую ведьмы почерпнули из мира, в котором жили обычные люди. Кристаллов-проводников было четыре по количеству старейшин, а не по сторонам света. И потому что квадрат одна из лучших схем для обрядов — стабильнее только пятиугольники.

Остальные Старейшины встали на свои места. Торин — у южного куба, Брунгильда — у северного, западный остался госпоже Софии.

Люциан же устроился у кромки последнего солевого круга, рядом с Торин, готовый вступить за его черту при первых признаках неспособности той завершить обряд.

И всё завертелось. Старейшины одновременно положили руки на кубы, наполняя их своей силой, направляя через них магию к двум людям, лежащим на каменном ложе. Сам воздух замер, когда от кругов соли начало подниматься марево, образуя полусферы, накрывающие пару куполом. Судорожный вздох Марты пронёсся по тихому амфитеатру.

Подобное действительно может напугать. Сколько бы раз тебе ни рассказывали, что именно произойдёт, ты никогда не поймёшь пока не испытаешь это на своей шкуре. Марта дёрнулась, намереваясь соскочить с постамента, но было уже поздно — её пригвоздило к камню: ни подняться, ни убежать она не сможет, пока обряд не завершится. Под куполами стали отчётливо видны нити связей. От каждого из них поднимались в высоту сотни других тоненьких нитей. И лишь одна, ещё пока недостаточно толстая, умудрялось крепко связывать Марту и Коула. Она мерцала и извивалась в такт сердцебиения, словно вена, перекачивающая кровь по телу.

Старейшины принялись уплотнять нить, привязывая жизнь мужчины к ведьме. Задача невероятно сложная, ведь нити не только связывали людей между собой — они держали мир, не давая ему рассыпаться. Любая магия несла в себе крошечную ниточку, за которую нужно было дёрнуть чтобы получить реакцию. Вот только форму нитей имели только те, что связывали людей — остальные связи лежали далеко за гранью понимания и взаимодействовать с ними могли лишь единицы. Сама Кеторин лишь пару раз смогла дотронуться до огня, Люк же неплохо справлялся с воздухом.

Пока старейшины укрепляли связь,оплетая её своеобразным коконом, Кеторин заметила нечто странное и нахмурилась. С того места, где она стояла, был отчётливо виден обрубок нити, что торчал из груди Марты — толстый у основания и тонкий у края. Кеторин никогда не видела ничего подобного вживую — только в гримуаре, когда госпожа Ева обучала её основам взаимодействия с нитями, когда ещё верила, что из ведьмочки может получиться отличная старейшина.

От осознания увиденного стало дурно. Кеторин задохнулась от возмущения, а в голове стало тесно от вопросов.

Какое кощунство! Кто мог додуматься перерубить нить — и не абы какую, а родительскую! Это Кеторин поняла по слабому фиолетовую свечению, исходящему только от родительских нитей — нитей, связывающих человека с его родом.

Надо же было так надругаться над девочкой! Да кто только посмел! Кеторин сжала руки в кулаки, готовая этими же руками удавить ту ведьму, которая провернула подобное. А то, что это сделала именно ведьма, сомнений не было — никто другой не смог бы. Правда, то была ведьма, не особо разбиравшаяся в нитях: создавалось впечатление, что нить не разрезали, а просто варварски порвали.

Кеторин взглядом перебирала другие нити Марты, ища ещё обрубки, и, к счастью, не находила. Разве что было пару нитей, которые, скорее всего, повредились при обрыве родительской.

Ведьма настолько сосредоточилась на своих попытках разгадать загадку, что и не заметила, как купола потухли. Она поняла, что Старейшины закончили, только когда нити растаяли в воздухе, словно их и не было.

Обряд завершился.

Брунгильда распахнула двери, ведущие наружу, и в зал вошли трое мужчин, среди которых Кеторин приметила Плаксу Марка, выросшего и раздавшегося в плечах. В сопровождении госпожи Евы они унесли бесчувственных Марту с Коулом, а Кеторин осталась стоять в своей нише, сгорая от гадкого чувства. В носу защипало, и она зажала его пальцами, силясь побороть свою слабость. Многие вздорные черты характера Марты обрели для Кеторин смысл; родительские нити во многом формируют человека, завязываясь ещё в утробе матери и обеспечивая ребёнку чувство защищённости и опоры. У Марты этого не было. Кеторин не знала, в каком возрасте разрушили нити девушки, но даже год без поддержки может сильно пошатнуть любую ведьму. А Марта была во многом нестабильна как магически, так и ментально. Для ведьмы с сильным даром это опасное сочетание.

Кеторин закрыла глаза, прогоняя нахлынувшую ярость и горечь осознания своей оплошности: Марте не стоило колдовать, и подталкивать её к этому было глупо. А Кеторин раз за разом тыкала в неё и подстёгивала.

— Заметила? — совсем близко раздался тихий голос, от которого по спине побежали мурашки, и Кеторин, распахнув глаза, вжалась в стену.

Люциан.

Он стоял от неё на расстоянии вытянутой руки и смотрел своими тёплыми янтарными глазами со сдерживаемой… Кеторин не хотелось знать, что он там сдерживает. Она отвела взгляд и уткнулась в ступени амфитеатра. Каменные такие, совсем не интересные, но всё лучше, чем смотреть на Люциана.

И как он только её заметил? Подобрался так, что она и не почувствовала. Дура. Будет ей урок — меньше поддаваться чувствам. Больше думать головой — извечная проблема, ведь Кеторин иногда умудрялась её отключать.

— Заметила, — коротко ответила она.

— Отцовская, — пояснил Люциан и спросил без обиняков: — Кто она? Что-то мне слабо верится, что девчонка — обычная сирота.

— Тебе не нужно этого знать, — буркнула Кеторин, просчитывая ходы к отступлению.

— Не нужно? — Люциан вопросительно вскинул бровь. — А мне кажется, нужно. Хотелось бы знать, что ты задумала, притащив сюда новую пару комплементалов. Госпожа Ева, может, и не поняла, вот только они не женаты. Небось и спят-то не вместе. Смотрят друг на друга если не как на врагов, то очень близко к этому.

Люциан протянул руку и, схватив Кеторин за запястье, принялся поглаживать мягкую кожу со внутренней стороны, более не приближаясь.

— Что ты задумала, Кетти? — обратился он к ней тем прозвищем, которым называл её всегда. Сил возразить в себе Кеторин просто не нашла: ни чтобы оттолкнуть, ни чтобы исправить.

— Ничего интересного, — процедила она осипшим голосом.

Разум кричал, требовал, умолял убежать, а тело так и оставалось стоять на месте — недвижимое, безвольное. Сил сопротивляться тому влиянию, которое Люциан на неё оказывал, просто не было. Сбегая в тот раз, Кеторин думала, что больше не увидит его, но нет… Стояла теперь перед ним и пыталась не смотреть, а в голове ни одной здравой мысли — даже бежать уже не хотелось. А хотелось… Кеторин судорожно сглотнула. Ничего ей не хотелось. Надо от него избавиться и идти дальше.

Вот только Люк не умеет отпускать. И, чтобы уйти, нужно затуманить ему голову сильнее, чем он туманил её саму.

— Так-то я тебе и поверил, Кетти, — иронично усмехнулся Люциан. — В твоей умной головке всегда роятся какие-то планы. Может, расскажешь, какое место в них ты отвела мне на этот раз? На всякий случай. Чтобы я не оплошал, действуя не по сценарию.

Вкрадчивый голос, круговые движения на запястье, а в голове… Да чёрт с ней, с головой! В ней всё равно правильных мыслей больше не было — только звенящая тишина.

— Кетти, ну расскажи… — увещевал он. Так вкрадчиво, так нежно.

Кеторин окинула взглядом пустой амфитеатр. Никого. Никто не придёт ей на помощь.

— Прекрати, — шёпотом попросила женщина и задохнулась, когда Люциан наклонился и поцеловал кожу на её запястье.

— Не могу, — ответил он, и в его голосе прозвучали и горечь, и обида, и тоска.

От этой смеси чувств, являвшейся точным отражением того, что ощущала сама Кеторин, сердце защемило. Бежать ей надо, и немедленно, но ватные ноги приросли к месту, а руки потянулись к волосам мужчины. Мягким таким, почти шёлковым. И таким до боли знакомым.

— Не стоит, — произнесла та маленькая разумная часть Кеторин, которая ещё не сдалась, а большая, неразумная, перебирала мягкие пряди, не желая прекращать.

И именно эта слабая и неразумная часть секундой позже потянула мужчину за волосы, заставляя поднять голову и поцеловать Кеторин.

Ведьма впилась в его губы, жадно сминая их — шершавые и обветренные — своими. Она вдыхала его запах — такой, от которого ноги подкашивались; Люциан пах табаком и жжёным деревом, а на языке чувствовалась горечь алкоголя. Он был пьян, не так чтобы сильно, но точно выпил с утра, прежде чем прийти на обряд. И за это Кеторин хотелось его удавить. Да чем он только думал? А если бы действительно потребовалась его помощь?

Осознание этого немного охладило её пыл, но не настолько, чтобы отстраниться. Уж что-что, а сойти с этой дорожки, уже вступив на неё, Кеторин никогда не могла.

Она и не заметила, как Люциан, перемежая поцелуи с рваными дикими ласками, довёл её до кладовой, в которой Старейшины хранили всё необходимое для колдовства. Он спиной втолкнул её в комнату, а сам вошёл следом, ногой захлопнув деревянную дверь.

Люциан уложил Кеторин на пол и взял прямо там, на холодном каменном полу, которого ведьма даже не замечала. В тот момент для неё не существовало ничего и никого, кроме Люциана. И не было в их соитии ни ласки, ни неги, ни терпения, ни желания угодить партнёру — лишь дикая звериная и всепоглощающая страсть. Они набрасывались друг на друга, как умирающие в пустыне — на жалкие крохи воды. Каждый брал своё, и каждому было мало.

После произошедшего Кеторин лежала на холодном полу и мысленно материла себя за слабость, слушая мирное сопение уснувшего Люциана. Ведь знала же, что этим всё и закончится, потому-то и избегала его. Люциан всегда был её слабым местом — не могла она рядом с ним быть сильной. Этот его взгляд, этот голос… Да он верёвки из неё вить мог, а она, как последняя дура, раз за разом ломалась ради него.

Кеторин смахнула одинокую слезу и встала на ноги. Не одеваясь, она собрала настой для долгого сна — благо, у Старейшин был большой стратегический запас трав, — а затем накапала Люциану на приоткрытые губы и, когда он, сонный, слизнул зелье, спокойно начала приводить себя в порядок. Теперь он проспит до завтрашнего утра, а то и дольше, если не поднимут. А ей за это время нужно покинуть Шарпу.

Ведьма села на колени рядом с мужчиной и с тоской посмотрела на красивое молодое лицо. Магии в Люциане было хоть отбавляй: именно она и поддерживала его в форме, не давая стареть. Кеторин хотелось ещё немного побыть рядом с ним, может, даже полежать на его предплечье, вдыхая родной аромат, но она не могла позволить себе такой роскоши.

Ведьма прекрасно знала, что, дай она Люциану хоть шанс — и он её не отпустит. А она слишком любила свободу.

========== Глава 33. Опасные связи ==========

Бабушка приехала домой тем же вечером. Папа настоял. Мегги, конечно, думала, что он всполошился почём зря, ведь, будь она на его месте, не стала бы действовать, основываясь только на словах маленькой девочки.

Сейчас, когда Джон не маячил на фоне, а сама Мегги находилась под защитой стен дома, страх, который девочка испытала в больнице, казался ей иррациональным. Мало ли что и как говорят люди? Ведь Джон, если так подумать, не сказал ничего такого. Спросил о девушке, в которой заинтересован, и о том, как у Мегги дела. Разве не так ведут себя все взрослые?

Мегги была согласна с каждым доводом, который приводила, но переступить через страх не получалось. Так что то, что бабушка приехала к ним, даже хорошо. Дома безопаснее, чем в отдалённом поместье. Однако то, что бабушка, которая никогда не шла на поводу у чужой воли, вдруг послушала отца, наталкивало на мысль, что всё куда хуже, чем кажется.

Маргарет привезла с собой в термосе вкусный тыквенный суп, и в тот вечер они сидели на кухне, поедая его со свежим хлебом из пекарни и чаем. Правда, готовила его приходящая кухарка, а не сама бабушка, но оттого суп был не менее вкусным.

Вначале ели они в полной тишине: это тяготило Мегги, нуждающуюся в общении, но ни папа, ни бабушка не были любителями поговорить по душам. А когда вдруг заговорили, в диалоге всплыла Марта — и пошло-поехало. Сцепились, как кошка с собакой. Они, конечно, не кричали — Мегги вообще сомневалась, что бабушка ещё способна кричать, а отцу совесть не позволяла повысить голос на мать. Вот только их словесная перепалка была руганью в чистом виде.

Отец отстаивал Марту и Коула, говоря, что они умные ребята. Бабушка причитала, что отец на старости лет совсем мозги растерял, раз позволил дочери вместе с охотником отправиться неизвестно куда. Отец не сдавался, объясняя, что Коул не причинит Марте вреда, потому что он брат Чарли, а бабушка устало вздыхала и, похлопав сына по руке, сказала, что воспоминания о добром друге застилают Алистеру глаза и что память о старшем брате не остановит мальчишку, если он надумает что-то дурное. И так по кругу в разных вариациях.

В какой-то момент Мегги устала и, не сказав никому ни слова, встала из-за стола и ушла на мамин чердак. Взрослые её ухода так и не заметили, продолжая перебрасываться тихими, но от того не менее гневными фразами.

Для Мегги их ругань казалась беспочвенной, ведь она знала, что Коул просто не сможет причинить Марте вреда. Она толком и сама не понимала, откуда у неё такая уверенность в своей правоте. Но оттого и помалкивала, что подтвердить свои слова ничем, кроме интуиции, не могла.

На чердаке было темно: свет уличного фонаря, проникая через круглое окно, ложился белыми тенями на пол. Мегги забралась с ногами на маленькую софу и вытянулась на ней, зарывшись головой в мягкие аляпистые подушки, пахнущие лавандой. И от этого запаха на глаза набежали слёзы. Когда мама была жива, она делала для них с Мартой мешочки для хорошего сна, которые они клали под подушки. Эти мешочки пахли лавандой.

Мегги поймала себя на мысли, что не помнит маминого лица. Нет, она помнила смеющиеся зелёные глаза, светлые и такие же длинные, как и у самой Мегги, волосы; помнила красивую улыбку. Но всё вместе… Девочка всхлипнула, утирая слёзы. Захотелось спуститься вниз и взять семейный альбом с каминной полки и долго смотреть на мамино лицо, впитывая его до последней черты, чтобы не забыть. Но Мегги осталась лежать на софе, вдыхая родной аромат лаванды и судорожно всхлипывая время от времени. Она могла забыть мамино лицо, но невозможно забыть аромат — лаванда всегда пахнет лавандой.

Прежде чем провалиться в сон, глубокий и без сновидений, Мегги решила, что непременно научится делать такие мешочки, чтобы всегда чувствовать, что мама где-то рядом.

Проснулась она от яркого зимнего солнца, которое било по глазам, мешая спать. Мегги вытащила из-под бока подушку и положила её на глаза, стараясь снова уснуть. Сон не шёл. Софа, на которой она так хороша спала, вдруг стала невероятно жёсткой, и ей отчаянно захотелось укрыться одеялом; пальцы на ногах отмёрзли, словно к ним приложили кусочки льда. Так ещё и кристаллы соли в кармане джинсового комбинезона нещадно кололи бок.

Мегги тяжело и шумно вздохнула и села на софе, спустив ноги на холодный деревянный пол. Сонная девочка спустилась на первый этаж и ещё на лестнице услышала лимонный аромат.

Бабушка, в тёплом домашнем халате и неизменных тапочках, сидела на кухне и пила чай с лимоном, закусывая его всё ещё горячими гренками, с которых капало расплавленное масло. Мегги сглотнула слюну и пожелала бабушке доброго утра.

Та улыбнулась ей своими утопающими в морщинках губами и спросила:

— Как спалось?

— Отлично, — ответила Мегги и, взяв чистую кружку с сушилки, села за стол напротив бабушки. Она налила себе из заварника чаю и положила в кружку дольку лимона, а ещё добавила мёда, который стоял на столе вместе с заварником.

— Алистер хотел отнести тебя в спальню, но ты так крепко и сладко спала, что мы не решились тебя трогать, — рассказывала бабушка, пододвигая к Мегги тарелку с гренками.

Девочка кивнула и вцепилась зубами в хрустящую булку. Она блаженно простонала, растянув губы в широкой улыбке. Хрустящие снаружи, мягкие и тёплые внутри. Мегги любила вкусно покушать.

— В холодильнике есть сыр, если хочешь — могу порезать, — предложила бабушка, но Мегги отрицательно покачала головой, отправляя гренку в рот целиком и запивая её большим глотком тёплого и сладкого чая.

— Где папа? — спросила она, болтая ногами и смотря то на бабушку, то на искрящийся в лучах яркого солнца снег за окном. — Ещё спит?

— Нет. Уехал. Вскочил ни свет ни заря и унёсся, даже не позавтракав. Сказал, что ему срочно нужно что-то проверить. Ещё что-то про полицию говорил.

— Понятно, — протянула Мегги и взялась за ещё одну гренку.

Покончив с завтраком, они расположились в гостиной. Бабушка разожгла камин и устроилась в кресле возле него, вытянув ноги и положив их на маленькую банкетку. А Мегги сбегала на чердак и, взяв с маминой полки книгу о травах и их применении в быту, расположилась на диване, укутав ноги вязаным пледом. Так они и сидели, слушая треск поленьев и занятые каждая своим делом. Мегги читала, бабушка смотрела на огонь. Время от времени они перебрасывались абсолютно незначительными фразами. Бабушка пожаловалась, что больше не может читать. Зрение у неё уже не то: если долго смотреть на буквы, они начинают расплываться перед глазами, а голова отзывается мигренью.

Мегги стала читать вслух. Она наобум открывала страницу и читала о полезных свойствах того или иного растения. Затем закрывала книгу и открывала уже на другой странице. О полыни, о ромашке, о лаванде, о розмарине, о пионах, об астрах. И так раз за разом.

В какой-то момент бабушка задремала, и Мегги продолжила читать уже про себя. Ей было спокойно.

Но потом она замерла и отложила книгу, ощутив странную рябь. Воздух словно содрогнулся, и Мегги испугалась. Было что-то неправильное в этой ряби. Что-то, чего не должно было произойти. А затем раздался глухой удар, с которым входная дверь впечаталась в стену.

От этого удара бабушка проснулась и ошарашенным взглядом принялась озираться по сторонам, ища источник неожиданного шума. Мегги вскочила на ноги и подбежала к бабушке. Её сердце бешено билось в груди.

Оправдывая все страхи Мегги, широким шагом в гостиную вошёл Джон со своей неизменной улыбкой, от которой у девочки волосы на руках встали дыбом. А за его спиной маячила женщина, при одном только взгляде на которую в голове Мегги появились мысли о гиенах и лошадях — настолько фактурным и запоминающимся было её лицо.

Бабушка поднялась на ноги и задвинула Мегги себе за спину.

— Что вы здесь делаете, молодой человек? — хмуро спросила она. — Вы вторглись без приглашения в частную собственность. Это незаконно.

Женщина за спиной Джона громко и свистяще рассмеялась. Мегги из-за спины бабушки разглядывала пришедших, и от того, что увидела, кровь в её жилах заледенела, а в животе завязался едкий узел страха. Нет, не страха — глубинного ужаса. В руках Джон сжимал пистолет.

— Вы уж нас извините, — улыбка на его лице не дрогнула, — но мы пришли за девочкой.

— Ба-а-а, — в ужасе протянула Мегги, чувствуя, как глаза обжигают слёзы.

Женщина-гиена обогнула Джона и вошла в комнату. В её движениях не было плавности, она сильно припадала на правую сторону и сжимала в ладони какую-то тряпицу. Женщина села на диван, где ещё недавно так уютно читала Мегги, и вытянула вперёд правую ногу, позволив девочке заметить гипс, до этого скрывавшийся под длинным красным плащом.

— Отойдите в сторону, миссис Рудбриг, — попросил Джон. — Нам не нужны лишние жертвы.

Мегги сглотнула подступившие к горлу рыдания, пытаясь понять, как эти люди вообще оказались в её доме. В доме, который находился под защитным куполом, не пропускающим никого, кроме членов семьи и людей, выпивших их кровь. Первой мыслью было то, что они смогли каким-то образом добраться до папы, и Мегги задохнулась. В этот момент она поняла, что у страха нет границ, и всегда можно бояться ещё сильнее, чем прежде.

— Вы не получите мою внучку, — в голосе бабушки звучала сталь, и Мегги поняла, что та по своей воле не сдвинется ни на шаг.

— Миссис Рудбриг, давайте не будем устраивать драм, — вкрадчивым тоном предложил Джон. — У вас всё равно нет выбора.

Мегги вцепилась в подол бабушкиного халата, судорожно соображая, что может предпринять она, маленькая девочка, против мужчины с пистолетом и этой странной истекающей кровью женщины.

И где же её магия, когда она так нужна? Разве похищение — это не сильное эмоциональное потрясение?

Мегги до боли закусила губу, не желая поддаваться панике.

Девочка повнимательнее присмотрелась к женщине-гиене, и на секунду ей показалось, что вокруг руки, с которой капала кровь, клубится красноватое марево, но, стоило моргнуть, и наваждение исчезло.

В этот момент прогремел выстрел. Мегги взвизгнула от испуга и подпрыгнула на месте, а бабушка начала заваливаться. Мегги, смаргивая слёзы, которые не хотели смаргиваться, смотрела на бабушку, осевшую на пол, прижимая руку к ноге. На её халате цветком распустилось кровавое пятно.

— Нет! — всхлипывала девочка, рухнув на колени рядом. Своими маленькими ручками она пыталась зажать рану, заставить кровь больше не вытекать, но пятно словно в насмешку становилось всё больше. — Ба!

— Мегги, — позвал её Джон, и в его голосе ей даже послышалось сострадание, — нам пора. Ты же не хочешь, чтобы я прострелил твоей бабушке что-то ещё? Я даю тебе честное слово, что даже наложу ей жгут, если ты пойдёшь со мной без истерик.

— Прекрати с ней сюсюкаться, — потребовала женщина-гиена. — Бери в охапку и пошли.

Мегги злобно зыркнула на них обоих. Если бы у неё была магия, она бы испепелила их прямо здесь. Она бы, как Марта, разорвала пистолет в руках Джона. Она бы… она бы… Но магии не было. Внутри себя Мегги не ощущала ничего, кроме гнетущего страха и злости. Ни щепотки магии. Ни-че-го.

— Мегги? — Джон вопросительно вскинул бровь и наставил оружие на бабушку, которая и так уже лежала на полу, сипло хватая губами воздух; глаза у неё закатились.

Сколько бабушка ещё продержится, если ей не окажут помощь? У Мегги не было времени на раздумья.

— Ты обещаешь… что… поможешь? — еле выдавила она. Горло свело от сдерживаемых рыданий.

— Конечно, — улыбка на губах мужчины стала шире. — Я же как-никак медбрат.

— Тогда помоги. И я пойду, — решительно ответила девочка, поднимаясь на трясущихся ногах.

***

Марта открыла глаза, выныривая из тяжёлого забытья. В висках непрекращающимся набатом стучала боль, нос не дышал. Губы пересохли и потрескались, во рту стоял отвратительный привкус желчи, так ещё и живот крутило, как при сильных газах. Марте пришлось открыть рот и дышать через него. Было настолько паршиво, что она не сразу поняла, что на ней нет очков, но она всё видит. Видит незнакомую светлую комнату и Коула, вытянувшегося на кровати рядом с ней. Он лежал на животе, головой повернувшись к Марте. И лицо его выражало муку, немного сглаженную сном.

Осознание ударило по Марте запоздало. Она несколько раз медленно моргнула, свыкаясь со своей новой реальностью. Опершись на руки, Марта села в кровати, осматривая незнакомую комнату. Она всё ещё видела магический след, пропитавший здесь практически всё: и маленькое зеркало на туалетном столике, и круглый пуфик на деревянных ножках, и симпатичный ковёр с цветочным рисунком, и даже покрывало, которым она была укрыта, что уж говорить о светящихся мягким огнём хрустальных сферах. Она всё видела, а магический след лишь приукрашивал — так сказать, добавлял контрастности и насыщенности, но больше не слепил.

Неужели обряд поубавил её восприимчивость?

Марта нахмурилась, не зная, радоваться ей такому исходу или огорчаться. С одной стороны, в ней определённо стало меньше магии — и это определённо хорошо, с другой стороны… Живот крутило не у неё.

Брови Марты взлетели вверх, когда она ощутила новый виток крутящей боли, и тут же — доносившийся откуда-то издалека хриплый стон Коула. Ощущения были похожи на те, которые испытываешь при просмотре реалистичного фильма, где у героя отрезают, скажем, руку, а ты чувствуешь, как у тебя самого рука начинает зудеть — несильно так, но неприятно.

О подобном её не предупреждали. И Марте это не понравилось.

Коул вновь простонал и, перекатившись на бок, прижал колени к груди, словно так можно было унять боль. Этот жест был настолько по-детски невинным, что Марта даже улыбнулась. Она протянула руку и потрепала Коула по растрёпанным волосам. Тот даже не проснулся. За время, прошедшее с их знакомства, Коул порядком зарос — это касалось и отросших непослушных волос, и щетины, грозящей вот-вот дорасти до состояния бородки.

Марта никогда не любила мужчин с бородой или даже просто небритых; ей это казалось признаком небрежности или же, наоборот, чрезмерного самолюбования. Да и вообще — борода колется. Но, удивительное дело, Коулу его небритость даже шла.

Поймав себя на столь нелепой мысли, Марта испытала желание врезать чем-нибудь тяжёлым по своей глупой голове, чтобы вытравить оттуда всю дурь.

Коул вновь застонал, и Марта отдёрнула руку, которой всё это время продолжала поглаживать его по волосам, которые не были мягкими — скорее, наоборот, жёсткими и очень густыми. Настолько густыми, что Марте стало завидно. Из её волос, если заплести в косичку, получился бы крысиный хвостик, поэтому она и стриглась всегда довольно коротко.

Дверь их новой спальни открылась тихо, без малейшего скрипа, и Марта увидела на пороге госпожу Еву. Настоящую госпожу Еву без того морока, что ложился какой-то добавочной пеленой. Женщина сжимала в руках поднос, на котором стояло несколько склянок, слабо мерцающих магическим следом.

— Проснулась? — спросила она, но звучало это скорее как утверждение.

Марта вяло кивнула, не чувствуя в себе сил для полноценного ответа.

— Как себя чувствуешь? — спросила госпожа Ева, поставив поднос на тумбочку рядом с Мартой, а сама она присела на край кровати.

— Где мы? — слабым голосом задала вопрос Марта.

— У меня дома. После обряда за вами некоторое время нужно присматривать, а Рози, скорее всего, даже не заметит, если что-то будет не так.

— Я чувствую его боль, — выдала Марта, когда Коул вновь простонал.

Госпожа Ева пожала плечами:

— Такой исход был возможен — вы же комплементалы. Правильнее было бы провести над вами Приворот — тогда бы ваша связь была бы полноценной, но сомневаюсь, что вы к нему готовы. По крайней мере, не сейчас. Мы уже однажды поспешили, проведя его. Не хочется совершить ошибку повторно, — госпожа Ева грустно улыбнулась и покачала головой.

— Почему ему плохо? — спросила Марта, почувствовав очередной виток боли, но совсем слабенький — Коул даже не застонал.

— Тело подстраивается под новые условия своего существования, — лаконично ответила госпожа Ева, но, наткнувшись на непонимающий взгляд Марты, продолжила объяснения. — Его тело не приспособлено к магии. В нём её совсем нет — чистокровный человек, если можно так сказать. И теперь его тело учится использовать магию, твою магию, как топливо. И, к сожалению, подобное не проходит безболезненно.

Коул вновь простонал, и госпожа Ева горько улыбнулась.

— Думаю, скоро придёт в себя, и тогда нужно будет дать ему зелье. Оно немного притупит неприятные ощущения, но не уберёт их полностью.

Марта лишь согласно кивнула. Чем быстрее он перестанет испытывать боль, тем ей лучше.

— Я вот что хотела узнать: Кеторин не сказала тебе, как снять браслеты? — спросила госпожа Ева, и Марта ошарашенно выпучила глаза. — Не переживай, я в курсе, что это она вас сюда привела. Если не выдашь меня другим, то я даже расскажу тебе, где она жила всё это время.

— Где? — неуверенно спросила Марта.

— В соседней спальне. Вишнёвые покои, как она их называет. Ещё девочкой она часто у меня оставалась, когда ругалась с родителями. Твоя очередь.

Марта покачала головой, перебрав в голове воспоминания о словах Кеторин про браслеты.

— Не сказала.

— Научить? Не думаю, что тебе хочется всё время быть привязанной. Иногда полезно знать, как скинуть ошейник в нужное время.

Марта коротко кивнула, и госпожа Ева аккуратно взяла её за руку и перевернула запястьем вверх. Она начертила в воздухе руну и постучала узловатым пальцем по браслету — раздался щелчок, и браслет раскрылся. Теперь его можно было спокойно снять с руки, но Марта, не долго думая, защёлкнула его обратно.

— Как знаешь, — только и хмыкнула госпожа Ева. — Если хочешь помыться, за той дверью ванная. Я положила там ещё и сменные вещи; ваши уже высохли, но сомневаюсь, что ты захочешь надеть их обратно.

Марта не стала отказываться и сразу же выбралась из кровати. Голова кружилась: не сильно так, но неприятно. И этими побочными эффектами она была обязана Коулу. Возможно, нужно было злиться, но она была слишком усталой и дезориентированной, чтобы растрачивать себя на бесполезные эмоции.

Ванны как таковой у госпожи Евы не было. Была лишь медная лейка, отгороженная шторкой, чему Марта даже порадовалась — сейчас она не справилась бы с такой, казалось бы, простой задачей, как залезть, а потом вылезти из ванны.

Марта слегка потупилась, глядя на один-единственный вентиль, который можно было либо открыть, либо закрыть. Ну и как ей настраивать воду? Мыться пришлось в итоге чуть тёплой водой.

Однако душ, на удивление, Марту не взбодрил — после него захотелось вернуться в кровать и поспать ещё.

Когда она вышла из ванной, Коул уже не спал. Слабый и бледный он сидел в кровати, откинувшись на спинку и внимательно слушая госпожу Еву. Марта разобрала только конец её фразы:

— …если наберёшь слишком много энергии, колдуном ты не станешь. Можешь не переживать по этому поводу. Но Марту подобное временно ослабит, так что думай головой, а не промежностью.

Марта нахмурилась, но промолчала. Мало ли о чём они говорили до её появления. Она с ногами забралась на кровать и собиралась уже вытянуться и поспать ещё немного, как с грохотом распахнулась дверь, и в неё влетела взлохмаченная и запыхавшаяся Кеторин.

— Собирайтесь, мы уходим, — на одном дыхании выпалила она и лишь потом, опершись рукой о стену, замерла, чтобы отдышаться.

— К чему такая спешка? — спросила госпожа Ева; её брови вскинулись вверх. — Они только проснулись. Обожди до завтра, и я под благовидным предлогом отправлю их восвояси.

— Нет. Мы уходим сегодня. Прямо сейчас.

Госпожа Ева окинула её взглядом с ног до головы. Раз, другой — и затем, тяжело вздохнув, выдала:

— Ох… дурёха, ты, Кеторин! Какая же ты всё-таки дурёха! И за что вы свалились на мою голову?!

Марта поджала губы, сдерживая улыбку. На её памяти никто не разговаривал с Кеторин так.

— Что ты с ним сделала? — продолжала госпожа Ева. — Где-то заперла? Что, опять усыпила?

Кеторин ничего не ответила, лишь хмуро посмотрев на госпожу Еву, и вышла из комнаты. Та же проводила её сочувствующим взглядом и, посмотрев на Марту, погрозила пальцем:

— Даже не думай брать с неё пример. На старости лет останешься одна и будешь кусать локти, не зная, как задушить собственную гордость. Она ведь его так и не простила, а уже почти двадцать лет прошло. Только и делают, что мучают друг друга.

Марта поняла, о ком шла речь. О Люциане, бывшем муже Кеторин. Эту историю она знала поверхностно и только со слов самой хозяйки «Ведьминой Обители». Ей уже хотелось расспросить госпожу Еву поподробнее, но тут Кеторин вернулась, уже успев переодеться в тёплые вещи, а в руках держа дорожную сумку Марты.

— Одевайтесь и будем уходить, — вновь приказала Кеторин и швырнула сумку на кровать.

— И куда ты их потащишь? — осведомилась госпожа Ева. — Коул вон ещё от обряда не отошёл. С лестницы свалится, сломает себе что-нибудь, и будешь его потом на спине таскать.

Коул весь подобрался и единым движением скинул ноги с кровати, явно обиженный подобным заявлением.

— Сейчас в душ схожу, и пойдём, — хрипло ответил он и встал с кровати. Вот только Марта чувствовала, что делает он это на чистом упрямстве и никак иначе. Небось спящая временами гордость подняла голову.

Коул покопался в сумке и вместе с найденными вещами пошёл в ванную. Марта думала помочь ему, но по тому, каким уверенным взглядом Коул смотрел на дверь, поняла: он помощи не примет. Девушка проводила его взглядом до двери и, лишь когда та закрылась за ним, спросила:

— Пойдём тем же путём, каким и пришли?

Вновь пробираться по сугробам и спать в промёрзшей палатке ей не хотелось. Кеторин ответила отрывистое «да» и прошла в комнату. Села на пуфик у туалетного столика, скрестила руки на груди и уставилась на белый потолок, словно там было что-то интересное. Ведьма нервно стучала пяткой об пол, отбивая ей одной ведомый ритм, а госпожа Ева смотрела на неё и сокрушённо качала головой, как мать, которая не может вразумить собственного ребёнка. Марта же следила за происходящим, попутно натягивая на себя тёплые вещи и проверяя, всё ли на месте.

— Что? — не выдержала и спросила Кеторин, не отрывая взгляда от потолка. Голос её был холодным и недовольным.

— Где он? — спокойно спросила госпожа Ева.

— В амфитеатре.

— Ты ему хоть бы плед дала что ли… замёрзнет же… Что будешь делать, если заболеет?

Кеторин перевела взгляд на госпожу Еву и насмешливо ответила:

— Я? Ничего. А вот он глядишь и проредит свою очередь на отогревание.

— Дура ты. Нет у него никого. Давно уже нет.

— Значит, сам себя отогреет, — Кеторин даже улыбнулась, но Марта так и не поняла, радостно или злорадно.

Вот только от сцены, свидетельницей которой она стала, вопросов в голове родилось столько, что захотелось расспросить обо всём. Ей было интересно узнать о том, каким человеком была их городская легенда Кеторин Чубоски. Ведь в Рупи никто не знал её настоящую, и, чем больше Марта узнавала её, тем больше она казалась обычной женщиной со своими проблемами и обидами, со своими чувствами — желанными и не очень.

И сейчас Марте казалось, что видит она перед собой не сильную ведьму, а глубоко раненную и обиженную женщину, в которой клокочет желчь и желание задеть побольнее. У Марты даже не возникло вопросов, кто причина этой желчи. Люциан. Мужчина, свалившийся невесть откуда в зале Совета. Тогда она его не разглядела, но сейчас ей стало до жути интересно, кто же он, раз так кипит кровь Кеторин. Каков он, как человек?

До возвращения Коула никто больше не произнёс ни слова, а Марта успела одеться и даже немного просушить волосы полотенцем. Коул вышел уже одетый. Шёл он медленно, каждый шаг словно давался ему с трудом, но его почти не шатало, что Марта приняла за хороший знак. Да и боль его она ощущала смутно, как может чувствоваться повреждённый много лет назад сустав: не болит, не болит, потом немного потянет — и перестанет. Похоже, сработали снадобья госпожи Евы.

— Остальным Старейшинам скажу, что сама вас отпустила. Им, конечно, подобный расклад не понравится, но смирятся. Но ты найдёшь и приведёшь к нам Королеву Кровавых — это условие твоего прощения, — сказала госпожа Ева, обращаясь к Кеторин. — И сферу, если она ещё у тебя.

Кеторин вскинула бровь и изумлённо спросила:

— А ты с остальными это обсуждала? Сомневаюсь, что они смирятся с моим возвращением, даже если я приведу на поводу молодую Королеву.

— Я смогу их убедить, — пообещала госпожа Ева, на что Кеторин только фыркнула.

— А с чего ты взяла, что я хочу возвращаться?

— Каждому нужен дом, и твой здесь — в Шарпе. Ты не должна скитаться по миру, как неприкаянная душа.

Кеторин упёрлась подбородком в ладонь и подалась вперёд.

— Раз мы заключаем сделки, то убеди их ещё и принять меня, как Главу.

Госпожа Ева нахмурилась.

— Ты же знаешь, что это выше моих сил…

— А ты попытайся, — с милой улыбкой предложила Кеторин, но госпожа Ева её проигнорировала.

Она повернулась к Марте и, протянув руку, взяла ту за запястье и некоторое время внимательно смотрела на голубые венки, выступающие под тонкой кожей, испещрённой бледными круглыми шрамами. Что там пыталась разглядеть госпожа Ева, Марта не знала, но та вдруг тяжело вздохнула и подняла свой встревоженный взгляд на девушку.

— Марта, девочка, тебе учиться нужно. С такой большой силой уметь надо сладить. Не использовать — не вариант. Она будет в тебе накапливаться и однажды разгорится так, что уже и не потушишь.

— Сама её научу, — буркнула Кеторин и поднялась на ноги.

Госпожа Ева даже не обратила на неё внимания и продолжила:

— Как почувствуешь, что не справляешься, приходи. Мы тебя примем и поможем. Твоя магия, как пожар, и кровь твоя горячая. Небось и с эмоциями своими не всегда справиться можешь. Вот и пытаешь заморозить и себя, и своё сердце — да только толку от такого нет и не будет. Когда магию свою примешь и постигнешь, тогда и буря внутри поутихнет.

Марта сглотнула. Откуда Старейшина узнала о том, что Марта с эмоциями не справляется? Жутко ей стало от пронзительного и такого понимающего взгляда госпожи Евы.

Девушка кивнула, даже не зная, соглашалась ли она так с пожилой женщиной, или это голова у неё была тяжёлая, и шея не выдерживала её веса.

***

На ночёвку они остановились не на берегу реки, а дальше — намного, намного дальше. Марте даже показалось, что они остановились в том месте, где ночевали ранее с Коулом. Но то были лишь предположения. Тихий покрытый снегом лес был словно замершей картиной. Куда ни глянь — ничего не меняется: те же деревья, утопающие во мраке ночи, тот же снег, те же коряги и сучья. Марта даже предположить не могла, как Кеторин разбирает дорогу. Раньше они шли к магическому следу, теперь не было ничего.

Однако Кеторин уверенно гнала их, словно стадо овец, за которым шли волки, хотя Марте казалось, что волки были лишь в голове самой ведьмы. Та словно загоняла не их с Коулом, а саму себя. И долгая дорога по стылому лесу была ничем иным, как наказанием.

В этот день в Кеторин терпимости не было ни на грош — она подгоняла Коула, требуя, чтобы тот быстрее перебирал ногами, но тот лишь слабо огрызался и продолжал идти медленно, но верно, а Марта помалкивала, ощущая, с каким трудом ему даётся этот путь.

Палатку им с Кеторин пришлось ставить самим. Благо, костёр разжигать не пришлось. Коул был настолько слаб, что рухнул на расстеленный мешок, да так и уснул, а в ночь у него поднялась температура. Лихорадило его так, что Марта даже подумала, что до утра тот не доживёт. Метался, стонал и звал сестру. Теперь-то она знала, кем была Аделина. А Коул всё звал и звал, и просил прощения, а у Марты сердце сжималось, ведь она слышала в его голосе тоску и горечь со страхом, и эти эмоции были ей знакомы. Каждый его хриплый стон заставлял думать о сестре — как она там?

В какой-то момент Кеторин не выдержала и дала Коулу зелье из своей сумки. Не прошло и пары минут, как он затих; правда, жар не спадал.

— Так ещё пару дней будет, — устало пояснила Кеторин. — Потом придёт в себя и полностью оправится. Зелье ему помогает, но злоупотреблять нельзя — тело должно само привыкнуть.

Кеторин была явно не настроена на душевные разговоры, да и Марта тоже. Но был один вопрос, который давил на неё. И Марте нужно было знать ответ.

— Почему вы все так уверены, что мы с ним пара? — спросила Марта, глядя на раскрасневшегося Коула. — Я не чувствовала его до обряда, да и сейчас не чувствую к нему никакой привязанности… только его боль.

Кеторин хмыкнула и легла на свой спальник.

— А ты знаешь, что именно должна чувствовать? Или ты подумала, что комплементарность — это палочка-выручалочка, которая даёт тебе мгновенную и незыблемую любовь до гроба?

— О чём-то подобном я и думала, — нехотя ответила Марта.

— Значит, из меня плохой рассказчик, раз у тебя сложилось подобное впечатление. Понимаешь, Марта, — Кеторин закусила губы, задумавшись, а потом продолжила с нескрываемой горечью: — комплементарность — это как знак свыше, что если постараетесь, то будете счастливы вместе, и дети у вас будут сильные. Хотя в старых записях упоминается, что между парами со временем развивается эмпатия, я бы к подобному заявлению относилась с большой опаской — мало ли что написано в древних фолиантах. Да и чувствовать свою пару начинаешь не сразу, для этого нужно узнать его получше.

— Чувствовать как? — резко спросила Марта. Её не интересовала ни эмпатия, ни потомство.

— Эм… по запаху, — пожала плечами Кеторин.

— Ты сейчас пошутила?

— Нет.

— Серьёзно? Если меня не тошнит от его пота, то он мне подходит? Да ты знаешь, сколько таких невонючих по всему миру? — повысила голос Марта, и Коул тихо застонал, вторя ей.

— Это просто признак. Один из многих. Тебя должно тянуть к этому человеку. Ты непроизвольно думаешь о нём чуть ли не постоянно — не обязательно в хорошем ключе. Просто он заедает где-то на подкорке сознания, и ты не можешь отделаться от мыслей о нём.

— Это называется «психологическая зацикленность», — буркнула Марта, которой объяснения Кеторин казались нелепыми. — Нездоровое чувство.

— Марта, — устало вздохнула Кеторин. — Относись к этому проще. Комплементарность не равняется любви. Любовь — это чувство приходящее и уходящее. Сегодня любишь, а завтра убить готова. Комплементарность не убережёт тебя ни от измен, ни от ссор. Это зависит от человека и тараканов в его голове.

— И?

— Что «и»? — Кеторин повернулась к ней и легла на бок, подперев подбородок ладонью.

— Почему вы так уверены, что мы с ним комплементалы? — повторила свой вопрос Марта.

— Нити, — коротко ответила Кеторин. — Понимаешь, это особое умение, меня ему госпожа Ева обучила, когда я ещё ребёнком была. Видеть нити без заклятия высвобождения сложно, но можно. Между людьми — обычными — нить завязывается, и на этом всё. Может разве что уплотниться. Между комплементалами же нить оплетается, со временем становясь похожей на небольшой плетёный трос, состоящий из множества тоненьких ниточек. Вживую я такую нить не видела ни разу, только в зарисовке в гримуаре. Не знаю, заметила ли ты во время обряда, но сейчас ваша нить состоит из восьми переплетённых. Когда я впервые увидела Коула, их уже было две. Заметила чисто случайно, а, когда ты пришла ко мне спрашивать про охотников, я увидела, что из твоей груди идёт плетёнка из пяти нитей, которых ранее просто не было. Чем ближе вы друг другу становитесь, тем толще нить — вот и всё.

— Какой толщины нить между тобой и Люцианом? — спросила Марта после недолгого молчания.

— С чего вдруг такие вопросы? Я же уже показывала тебе свою нить.

— Да, я помню. Она покрыта каким-то коконом, но она определённо была толще остальных. Так что, сколько нитей?

Кеторин смотрела на Марту немигающим взглядом, а затемответила, словно выплюнув:

— Пятнадцать.

— А ты говорила, что ошиблась, и вы не комплементалы, — всё-таки произнесла Марта, хотя почему-то слова Кеторин её нисколько не удивили.

— Я действительно ошиблась. В нём. В том, что верила ему и любила. А сейчас он чей угодно, но не мой, — каждое её слово было похоже на взмах хлыста. — И тебе советую относиться к происходящему проще. Хотя Коул не Люциан, и у вас вполне могут сложиться отношения, если усмирите своих тараканов.

— Значит, комплементарность не приговор?

— Приговор? Какое интересное слово. Для вас с Коулом нет, для меня — да, — на губах Кеторин расцвела горькая усмешка. — Ладно, Марта, давай спать. Я за сегодня очень устала.

Марта тоже устала. Стоило Кеторин перевернуться на другой бок, как девушка подползла к Коулу и, устроившись у него под боком, тоже уснула. Рядом с ним было теплее.

========== Глава 34. Под омелой ==========

Конец лета и осень выдались, пожалуй, самыми муторными месяцами для Терры.

Она всё мучилась из-за Сьюзи, гадая, говорить той о магии или нет. Но подруга, погруженная в мысли о предстоящей учёбе и подготовке к переезду, похоже, решила всё сама: Терра практически не виделась с ней, и в итоге, когда в конце августа Сьюзи уехала учиться, они так и не поговорили.

Когда девушка провожала подругу на автобус, ей всё казалось, что это их последняя встреча, последний шанс поговорить по душам. И, судя по всему, Сьюзи чувствовала то же самое, потому что попрощались они как-то криво: не как друзья, расстающиеся надолго, а как малознакомые люди, которых почти ничего не связывает. На душе от такого прощания словно кошки скреблись; Терре хотелось схватить подругу и рассказать той обо всём на свете.

Но она сдержалась, понимая, что Сьюзи не тот человек, которому можно доверить свою тайну. Ведь если бы она безоговорочно доверяла подруге, то не сомневалась бы? Она же рассказала Чарли — Чарли, которого знала без году неделя! А со Сьюзи они знакомы целое десятилетие.

Вот только с Чарли всё было иначе: ему доверял Алистер, а Терра безоговорочно доверяла Алистеру.

Так что Терра лишь махала на прощание, глядя в окно автобуса и думая о том, как сильно изменились бы их отношения, впусти она Сьюзи в эту часть своей жизни. И вместе с тем понимая, что подруга скорее всего больше никогда не вернётся в Рупи.

Затем уехал и Чарли. Его отъезд опечалил Терру ничуть не меньше. Чарли был хорошим и весёлым другом для Алистера, и Терра не хотела, чтобы тот потерял родного человека, как она сама потеряла Сьюзи. Дружба на расстоянии, как и отношения, в понимании Терры, была невозможна: сначала вы пишите друг другу, а затем постепенно теряете связь — иначе не бывает. Но, прощаясь, Чарли и Алистер не выглядели расстроенными и, даже наоборот, строили планы на следующее лето, поэтому Терра искренне надеялась, что для них с расстоянием ничего не изменится.

Сложилось ли у Сьюзи с Чарли что-то или нет, Терра не знала: последние недели того лета у подруги были загруженными, и у той практически не было времени на встречи. А Чарли о своих отношениях и мыслях не распространялся. По крайней мере, с Террой. Она, конечно, пыталась расспросить Алистера, но тот пожимал плечами и заговорщически улыбался. Как бы девушку это ни злило, но выбить хоть крупицу информации из него у неё не получилось.

Начало осени Терра прожила в своём слишком большом для одного человека доме. Она потихоньку привыкала к нему, проводя выходные в полупустом поместье Рудбригов, не желая терять связи с людьми, которые были её семьёй.

С возвращением Джослин их занятия возобновились, и Терра целыми днями пропадала в академии «Мария-Роза». В какой-то из дней Джослин предложила ей вновь поработать помощницей, и Терра согласилась, ведь у неё было слишком много свободного времени, которое было нечем занять, да и деньги лишними не бывают.

Алистер устроился младшим помощником в бухгалтерскую компанию, и свою работу он охарактеризовал не иначе как «подай-принеси-уйди-не-мешай». Работа выматывала его, и сил хватало лишь на то, чтобы ездить каждый вечер за город домой, а утром — обратно. Так что, к немалому огорчению Терры, виделись они редко. Так продолжалось несколько недель, пока не произошло событие, поставившее весь Рупи на уши.

В одном из разбросанных в окрестностях озёр нашли мальчишку Фишера.

«Всплыл, как рыба с распоротым брюхом» — гласил заголовок местной газеты, а рядом — фото с листовки о розыске. Когда Терре попалась на глаза эта статья, она презрительно поморщилась при мысли о человеке, который додумался до такого сравнения. Хорошо хоть фото трупа не разместили. Хотя хорошо это или нет — вопрос спорный; жители города пересказывали историю о мальчишке, то и дело приукрашивая и добавляя страшных деталей. Терра слышала десятки вариантов его смерти: кто-то говорил, что парень утонул, а брюхо ему распорола какая-то коряга; кто-то говорил о маньяке, кто-то о самоубийстве — но никто не знал, что произошло на самом деле.

Но Терра и не особо интересовалась правдой, если честно. Жуткая смерть, да. Вот только к самой Терре она не имела никакого отношения. Разве что Алистер принял историю близко к сердцу — он относился к той группе жителей, которые верили в маньяка. И ничто не могло их переубедить — даже тот факт, что кроме Фишера жертв не было.

На самом деле Терре немного хотелось верить, что Алистер так фанатично рассуждал о маньяке из-за неё, ведь в тот же день, когда нашли бывшего одноклассника Терры, Алистер попросился к ней переночевать, рассуждая о том, как опасно молодой девушке жить одной. Собственно, с тех пор он так и оставался у Терры и, даже когда спустя месяц шумиха вокруг Фишера поутихла, все равно никуда не ушёл. В конце концов Алистер перевёз к ней и вещи, на этот раз без конца рассуждая о времени и тратах на бензин. Терра лишь улыбалась и кивала, а затем устрашала его тем, что цены на бензин в ближайшее время снизятся, и тогда Алистер с серьёзным видом принимался рассказывать о ценах на машинное масло.

Всё это было таким нелепым, что вечером, оставшись одна в своей спальне, Терра смеялась в подушку, а утром счастливая шла учиться готовить фильдеперсовые, как говорилось в поваренной книге, завтраки. И так каждый день. В конце октября девушка поймала себя на мысли, что ещё никогда не была так счастлива. Она готовила Алистеру есть, помогала по дому, а вечерами они вместе сидели в гостиной и пили тёплый чай, разговаривая или просто молча.

Вот только Терра никак не могла отделаться от напряжения, висящего в воздухе. Когда они жили в поместье Рудбригов, всё было немного проще. Возможно, из-за родителей или в силу возраста.

А происходящее сейчас больше походило на обычную жизнь семейной пары, и Терра не могла не представлять, как Алистер, приходя с работы, целует её в щёку или в губы, или…

Но Алистер ничего такого не делал. Иногда девушке, конечно, казалось, что сейчас он потянется к ней и поцелует, но в следующий момент парень будто одёргивал себя и в срочном порядке находил себе какое-нибудь занятие. А Терра с грустью смотрела ему в спину, не зная, как подтолкнуть его.

В какой-то момент Терра и вовсе решила отпустить ситуацию: если Алистер не решается сделать первый шаг, то и она не будет. Ведь она вполне могла ошибаться, и ей совсем не хотелось выставить себя полной дурой.

В итоге они так и ходили по кругу, не сближаясь, каждый не в силах сделать шаг вперёд. Так тянулись месяцы, но всё изменилось под Рождество.

В тот вечер Терра задержалась в студии допоздна: они как раз украшали кабинеты и коридоры к вечеринке для детей, которую Джослин задумала ещё в сентябре и упорно подготавливала всё необходимое. Вместе с другими учителями они развешивали по перилам и окнам гирлянды, мигающие тёплым жёлтым светом, добавляя к ним бумажные рождественские звёзды, которые одна из учительниц сделала вместе с детьми на специальном курсе. Все звёзды были разные: какие-то аккуратные и выверенные — идеальные, другие — кособокие и помятые, но оттого не менее прекрасные, а были ещё и те, что застряли где-то посередине. На каждой рождественской звезде написали имя ребёнка, сделавшего её, и Джослин приказала развесить все звезды без исключения.

Не без труда они всё-таки установили в холле огромную ель, и, чтобы украсить ту большой золотой звездой, Терре пришлось даже залезть на стремянку. Спускаясь вниз, она чуть не рухнула, но Тони, преподающий лепку, успел её удержать.

Они даже украсили уголок для поцелуев, натянув самодельные гирлянды, которые представляли собой всего лишь скрученную верёвку с привязанными к ней веточками омелы. Терра так и не поняла, зачем на детской вечеринке нужна своеобразная будка для поцелуев, но спорить не стала, поддавшись атмосфере счастья и предвкушения, которая так и витала в воздухе.

Домой Терра уходила счастливая, прихватив с собой веточку омелы и несколько самодельных гирлянд, чтобы немного украсить и свой дом. Всю дорогу она мысленно составляла список покупок, неожиданно осознав, что в её новом-старом доме нет ничего, чем можно было бы его украсить, и список рос в геометрической прогрессии, с каждым шагом Терры прибавляя по два, а то и по три пункта.

В итоге, когда Терра уже достигла калитки, ей пришлось признаться себе, что на всё желаемое у неё просто не хватит денег, так что, поднимаясь по ступеням крыльца, она резво вычёркивала из списка то, что хотелось, но не так сильно, как всё остальное. Так пришлось отказаться симпатичного Санты чуть ли не в полный рост величиной — по типу того, что Джослин купила для студии и поставила на ступенях у входа. Санта, конечно, был потрясающим, но где Терра стала бы хранить его в остальное время года?

Раздеваясь в прихожей, Терра подумала, что стоит предложить Алистеру купить небольшую ель и поставить её в гостиной, а вместо огромного Санты купить маленького, которого как раз можно будет поставить под рождественским деревом, а затем отнести на хранение в подвал до следующего зимнего праздника.

Поглощённая своими мыслями, девушка не сразу заметила мягкий свет, льющийся из гостиной. На него она обратила внимание только тогда, когда проходила мимо распахнутых дверей, направляясь в свою спальню, чтобы переодеться в домашнее.

Терра так и застыла вполоборота в дверном проёме, не зная, бежать ей в спальню или в гостиную. В обоих направления бежать ей хотелось, визжа от счастья и смущения.

Алистер стоял возле разожжённого камина в неизменной рубашке и брюках, а в руках парень сжимал букет белых астр. Возможно, Терре стоило задуматься о том, сколько могли стоить цветы зимой или почему Алистер решился именно сейчас… Вот только в тот момент в голове девушки была лишь одна мысль:

«Я люблю тебя больше, чем ты меня!»

Именно такую характеристику дала белым астрам Джослин, когда они с Террой сушили эти цветы для заготовок.

Терра, не успев даже толком подумать о чём-то конкретном, вдруг громко и чётко выпалила одно-единственное слово, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди:

— Неправда!

Алистер удивлённо вскинул брови и повернулся к ней.

— Что неправда? — спросил он.

Под его немигающим взглядом Терра стушевалась и отступила назад, как последняя трусиха. Ох, ну почему с ней всегда так? Неужели она не может просто взять себя в руки и принять неизбежное? Легко ей было рассуждать об Алистере и его чувствах, но стоило тому сделать шаг ей навстречу, как она готова бежать без оглядки вопреки своим желаниям.

— Терра, постой! — выпалил Алистер, явно понимая её намерения. — Я устал.

Он положил букет на каминную полку, а сам рухнул в кресло. Терра поджала губы, смотря на парня из мрака коридора и надеясь, что он не видит её глупого и испуганного выражения лица. Она была уверена, что выглядит, как последняя тупица, потому что внутри чувствовала себя именно так.

Алистер устало потёр лицо и посмотрел на девушку.

— Почему ты постоянно убегаешь? Я сделал что-то не так? Повёл себя неправильно? Чем-то обидел? Терра, я чертовски устал. Устал думать и просчитывать, устал нащупывать эту черту, которую мне нельзя пересекать. Почему ты смотришь на меня, словно затравленная олениха? Думаешь, я накинусь на тебя что ли? — в тихом голосе было столько обиды, что у Терры на глаза навернулись слёзы. Заметив это, Алистер печально усмехнулся: — О, чудесно, теперь я ещё и до слёз тебя довёл…

Терра шмыгнула носом и утёрла свободной рукой слёзы. Ей не хотелось плакать, но вид уставшего и потерянного Алистера, сидящего у камина и смотрящего на неё такими печальными глазами, заставлял сердце сжиматься от смеси счастья и жалости.

— Терра, — Алистер смотрел на девушку с мольбой. — Поговори со мной. Не жалей меня. Если я ошибся в нас… в тебе… Просто скажи об этом. Мы отпустим и… будем жить дальше, как ни в чём не бывало.

Терра ещё раз утёрла не желающие прекращаться слёзы и попыталась собрать себя в кучку. Она должна сказать всё, что думает. Сказать о том, как сильно любит его. Должна развеять его беспочвенные страхи. Вот только её глупый язык выдал что-то совсем невразумительное:

— Я принесла омелу, — она даже подняла веточку и потрясла ею в воздухе.

Глаза Алистера широко распахнулись, и в этом взгляде был немой вопрос. Неужели она насмехается над ним? Парень смотрел на Терру в полной тишине, нарушаемой лишь потрескиванием камина да стуком бушующего в груди девушки сердца.

— Зачем? — спросил он, и в том, как прозвучало это слово, Терре послышалась уязвлённая гордость.

— Традиция, — ответила девушка и всхлипнула. — Ну, знаешь… целоваться на Рождество.

Алистер глубоко вздохнул, прежде чем произнести:

— Я теряюсь в догадках: ты либо надо мной издеваешься, либо находишься в состоянии такого глубокого шока, что не понимаешь, что вообще происходит.

О, нет, Терра, к сожалению, прекрасно понимала, что происходит: ей признаются в любви, а она ведёт себя, как сумасшедшая!

— Второй вариант, — ответила она и вновь всхлипнула.

— Я, конечно, предполагал, что ты будешь шокирована, но и подумать не мог, что настолько, — устало улыбнулся Алистер, закрыв глаза и откинувшись на спинку кресла.

— Я… — Терра замялась. — Я… — глубокий вдох. — Люблю тебя. Очень сильно.

Стоило словам сорваться с губ, как Терра испытала невероятное облегчение, словно лопнула туго натянутая струна. Алистер тут же распахнул глаза и уставился на неё немигающим взглядом, в котором отражался такой спектр эмоций, что у Терры перехватило дыхание.

Но уже в следующее мгновение Алистер преодолел разделяющее их пространство, намереваясь, как показалось Терре, её поцеловать. Вот только он не сделал этого. Алистер положил свою горячую ладонь девушке на щёку, поглаживая, и Терра вздрогнула.

Парень забрал омелу из её рук и с нотками смеха, но не без страха, спросил:

— Я, конечно, понимаю, что ещё не Рождество… Но ты сказала, что это традиция, верно?

— Традиция, — подтвердила Терра и улыбнулась.

— А мы соблюдаем традиции?

— Точно, — кивнула Терра.

Алистер поднял маленькую веточку над их головами и наклонился к Терре. Он не напирал, давая ей возможность передумать. Когда их губы соприкоснулись в нежном, мягком, едва уловимом поцелуе, у Терры подогнулись колени. Она подалась навстречу, открываясь, а Алистер углубил поцелуй.

В этот момент Терра только и могла думать о том, как же это правильно. Их поцелуй — это правильно. Они вместе — это правильно. Они всегда были половинками единого целого, и ничто не могло бы изменить этого.

========== Глава 35. Магия с последствиями ==========

Страх буквально въелся в Джилс; засел где-то на подкорке и не хотел никуда уходить. Несмотря на то, что после того мужчины на заправке им никто не попадался в течение всего следующего дня, девушка никак не могла отделаться от мысли, что её преследуют. С чего вдруг охотникам преследовать её? Да и откуда они вообще могли узнать о ней?

Конечно, умом Джилс понимала, что все её мысли похожи на паранойю и разумнее было бы принять произошедшее лишь за странное стечение обстоятельств. Но интуиция, которая вопила во время коронации, требуя бежать, вопила и сейчас, требуя не останавливаться.

И ещё один вопрос не давал Джилс покоя: правильно ли ехать к Джослин, когда по её следу, возможно, идут охотники? Девушка пыталась найти ответ с той самой заправки, но никак не могла. Ей просто некуда больше идти. В Кровавых Водах её больше не примут, а Шарпу она даже не рассматривала, как возможный вариант — с чего им вообще принимать у себя королеву чужого ковена и защищать её?

Люциан, конечно, помог ей, но это был, скорее, единичный случай, который к тому же вышел мужчине боком: Джилс даже не знала, жив он или кровавые ведьмы убили его за вмешательство в их планы.

И чем дольше девушка думала о Люциане, тем больше переживала за Элиота. Ведь он тоже наверняка теперь числился в её «помощниках». Люциан был колдуном, и у него вполне могло получиться выбраться из Города Кровавых Вод. А Элиот? Он обычный добрый мужчина — что он сможет противопоставить ведьмам или охотникам? Они через него перешагнут и даже не заметят!

Джилс чувствовала себя последней дрянью от того, как поступает с ним. Мужчина ведь даже не представляет, в какой опасности находится. Был бы он с ней так же добр, улыбался бы ей так же широко и заразительно, зная всю правду?

Джилс боялась, что нет. И в то же время понимала, что для такого доброго и правильного человека, как Элиот, скрываемая ею правда могла не значить ровным счётом ничего, и от осознания этого становилось ещё горше.

Джилс понимала, что ей стоило бы оставить Элиота, чтобы не подвергать его опасности, но в душе была жалкой трусихой и не могла уйти от человека, который на каком-то невиданном — даже магическом — уровне излучал спокойствие. Несмотря ни на что, рядом с Элиотом она чувствовала себя в безопасности.

Джилс намотала ниточку от чайного пакетика на пластмассовую ложку, рассеянно смотря то на Элиота, то на ночную дорогу и змейку разделительной полосы. Элиот держался середины дороги, и у Джилс создавалось впечатление, что огромный красный «Рольф» ест маленькие белые полосочки.

Ехали они медленно: дорога настолько заледенела, что Элиот боялся не справиться с управлением и улететь в кювет.

— Джилс, а ты водить умеешь? — спросил Элиот, лишь слегка повернув к ней голову и не отрывая взгляда от дороги.

— Немного, — ответила Джилс и отхлебнула тёплого лимонного чая. — Прав у меня, конечно, нет, но как водить — я знаю.

— Родители научили?

— Нет, парень, — не задумываясь ни на секунду, ответила Джилс.

— У тебя есть парень? — с нотками сожаления спросил Элиот.

— Был, — протянула Джилс, чувствуя себя участницей того самого «сколько партнёров до меня у тебя было?» разговора парочек, который обычно заканчивается нелепыми ссорами и обидами. — Мы расстались довольно давно. У него был старенький — ещё от дедушки доставшийся — фольксваген «жук». Такая маленькая вечно ломающаяся машинка. У него ещё радио заедало и ловило только одну волну, где на повторе рассказывали о каких-то чрезвычайных ситуациях. До сих пор помню, как он сажает меня за руль, я выжимаю сцепление, готовлюсь тронуться, а в этот момент по радио начинают транслировать новости о жуткой аварии из семи машин.

— Удачненько, — усмехнулся Элиот. — Наверное, это был знак свыше, что тебе не стоит водить.

Джилс рассмеялась.

— Нет, знак свыше был после. Я отпустила сцепление, и жук поехал. Мы даже немного проехали, а потом нужно было переключить скорость. Я начинаю снова выжимать сцепление, дёргаю за рычаг — и в этот момент «жук» глохнет, а и из-под капота начинает валить дым. Не знаю, что там произошло, но в итоге мы полдня просидели на трассе, дожидаясь эвакуатора.

Элиот рассмеялся — громко, без малейшего стеснения.

— Да, вот это определённо знак свыше!

— Я думала, что после этого парень меня за руль не пустит, но Сэм вбил себе в голову, что просто обязан научить меня водить.

— И удачно?

Джилс выдала мученическую улыбку.

— Ну, как тебе сказать… Эвакуатор на трассе мы ждали ещё раз десять.

— Упорный парень этот твой Сэм, — протянул Элиот, присвистнув.

— После десятого эвакуатора он сдался. Сказал, что мне не суждено водить.

— Возможно, тебя просто недолюбливал жук, — пожал плечами Элиот.

— Всё может быть.

Джилс не заметила, как за беседой допила свой чай. С Элиотом было приятно разговаривать: он оказался из тех людей, которые с первого взгляда внушают доверие. В какой-то момент ей даже начало казаться, что она может говорить с ним абсолютно обо всём, и каждое её слово он примет на веру и не осмеёт.

Поэтому, поддавшись минутному порыву, Джилс спросила:

— А ты когда-нибудь ходил к гадалке?

Элиот оторвал взгляд от дороги и удивлённо посмотрел на девушку.

— Ты это серьёзно? — брови его взлетели вверх и скрылись под вьющейся чёлкой. — Я разве похож на человека, который ходит по гадалкам?

Возможно, и не похож, но Джилс не стала говорить ему о том, что в подобном вопросе полагаться на внешность не стоит. Перед её внутренним взором отчётливо стоял образ огромного, по-настоящему огромного, силовика, который внушает трепет и даже ужас, вот только этот пугающий мужчина сидел перед ней и рыдал, вопрошая, вернётся ли к нему жена. Долгая практика отучила Джилс судить по внешности, ведь никогда не знаешь, что творится у человека в голове.

— Это просто вопрос, — пожала она плечами. — Мне кажется, почти каждый человек в тот или иной промежуток своей жизни обращался к магии. Ладно, не бери в голову.

Элиот добродушно, без тени издёвки, усмехнулся и спросил:

— Если я скажу, что был, ты расскажешь, к чему был твой вопрос?

— А ты был?

— Лишь раз, — ответил Элиот. — Ещё когда в колледже учился — проспорил другу и в наказание пошёл к гадалке.

— Странное какое-то наказание, — хмыкнула Джилс, совсем не понимая, как подобное может быть наказанием.

— Странное — для меня, — подтвердил Элиот. — А вот для моего друга, истинного католика, оно стало бы настоящим испытанием его веры. Но увы, проспорил я — и к гадалке пришлось идти мне.

— Знаешь, если ты всё это выдумал только для того, чтобы добиться от меня ответа, то ты провалился. Хотя признаю, история очень даже занимательная.

— И в чём я прокололся? — искренне удивился мужчина.

— Не знаю, просто мне показалось, что ты врёшь — вот и всё, — ответила Джилс, не зная, стоит ли продолжать разговор или лучше свернуть на какую-нибудь другую, более удачную, тропинку.

— Да, лжец из меня всегда был никудышный, да и в покер я каждый раз с треском проигрывал, — Элиот запустил пятерню в волосы и взъерошил их. — И всё же расскажи, почему ты завела этот разговор? Неужели ты из тех женщин, которые верят в магию и единорогов?

Джилс не стала говорить, что она как раз-таки из таких женщин, и лишь коротко бросила:

— Я — гадалка.

— Ух ты!.. А это значит, что ты ведьма или я что-то путаю?

Джилс была обескуражена таким прямым вопросом. Она несколько раз медленно моргнула, прежде чем ответить:

— Что-то вроде того.

— Настоящая или шарлатанка?

— А ты веришь, что есть настоящие?

— Ну, это довольно сложный вопрос, — задумчиво протянул Элиот. — Понимаешь, Джилс, я человек немного другого склада ума. Я что к религии, что к магии отношусь с большим скепсисом.

Джилс поджала губы, уже жалея, что затеяла этот разговор. Но Элиот продолжил:

— Единственное, в чём я уверен, так это в том, что тебя ко мне послали какие-то высшие силы, — свободной рукой он сделал неопределённый жест, как бы показывая на небо. — Я не верю в Бога и уж тем более не придерживаюсь какой-либо религии, но как любитель английских романов верю в провидение.

Джилс рассмеялась.

— Не веришь в магию, но веришь в провидение?

— Определённо, — Элиот тоже ей улыбнулся. — Можешь называть это хоть судьбой, хоть злым роком, хоть провидением — главное не примешивай сюда религию, и мы непременно подружимся.

— Буду держать в голове, — одобрительно хмыкнула Джилс и встала со своего сидения. Несколько дней в «Рольфе» отучили её бояться передвигаться по нему, когда Элиот за рулём. — Я пойду заварю себе чаю. Ты будешь?

— Непременно. С сахаром.

— Я и не сомневалась.

Пока Джилс пробиралась к кухонному гарнитуру, она никак не могла сдержать смущённо-счастливой улыбки. Они с Элиотом словно были на одной волне, хотя частенько расходились во взглядах. Рядом с ним она чувствовала себя не просто защищённой — рядом с ним она была счастлива. Счастлива, как никогда прежде. И Джилс это нравилось.

***

Было уже за полночь, когда они въехали в небольшой городок, название которого Джилс не разобрала — настолько старой и потрёпанной была вывеска «Добро пожаловать в…» на въезде. То был типичный провинциальный городок, который разрастался не для чего-то, а вопреки всему. Такая мысль появилась в голове Джилс, когда через лобовое стекло она рассматривала разношёрстные улочки, утопающие в тёмной зимней ночи и грязном снеге. Невысокие многоэтажки перемешивались с одноэтажными домами и магазинчиками, закрытыми в столь поздний час. Казалось бы, обычный тихий городок — таких, как он, сотни, а то и тысячи. Они с Элиотом уже проезжали через парочку подобных, но конкретно этот почему-то внушал девушке тревожные чувства.

Джилс предложила проехать его напрямую и остановиться на ночь в следующем городке, но «Рольф» оказался голоден и вряд ли дотянул бы до другого населённого пункта или заправки где-нибудь по пути. Так что им в любом случае пришлось кататься по городу и искать бензоколонку, что оказалось задачей непростой, ведь в городке не было прямой центральной улицы: дороги здесь представляли собой смесь углов и поворотов.

В итоге, когда они наконец нашли заправку, «Рольф» был уже на последнем издыхании и ехал уже скорее на парах бензина, чем на нём самом.

Элиот пошёл заправлять «Рольфа», а Джилс, стараясь успокоить себя, взяла корону и уселась на ступеньки дома на колёсах, наблюдая взглядом за рождественскими гирляндами, которыми уже успели украсить городок. Глазами она смотрела на них, но сама погрузилась в себя и свою магию.

Джилс до боли сжимала корону, пытаясь почувствовать хоть одну кровавую ведьму. Но ни одной из них поблизости не чувствовалось. Почему же тогда её интуиция так нещадно вопила о том, что нужно покинуть этот город как можно скорее? Были бы у неё карты под рукой, она, может, и разложила бы их: только чтобы посмотреть будущее Элиота — может, тогда бы успокоилась, а не тряслась от страха.

Джилс настолько погрузилась в себя и в поиск кровавых ведьм, что не сразу заметила двух мужчин, стоящих в тени здания и не сводящих с неё взгляда. Красный свет гирлянд кидал замысловатые тени на их хмурые лица.

Джилс нервно сглотнула и резко вскочила на ноги, чуть не поскользнувшись на стянутой тонкой коркой льда нижней ступеньке. Мужчины в тот же миг подались вперёд, и один из них достал из кармана что-то очень сильно напоминающее пистолет.

Девушка подавила вопль ужаса, когда заметила вышедшего на парковку Элиота с двумя стаканчиками кофе в руках. Он шёл к ней, широко улыбаясь и совершенно не замечая двух мужчин, которые тоже направлялись к ним. Один из них прицеливался.

— Что вам нужно? — крикнула Джилс, надеясь перевести внимание на себя. Глаза жгло от слёз, а голос предательски сорвался.

— Ты о чём, Джилс? — спросил Элиот, удивлённо замерев в паре шагов от неё. — Бери кофе, а я вернусь за сэндвичами. Я взял тебе с копчёной курицей, а себе с ветчиной и грибами. Если не понравится — можем поменяться.

— Мисс Морт, — донёсся с ветром холодный голос. — Вам пора домой.

Элиот наконец-то заметил мужчин и, обернувшись, встал точнехонько между Джилс и нападавшими, что девушке совершенно не понравилось. Ей хотелось, чтобы Элиот немедленно зашёл в «Рольфа» и они уехали без оглядки на максимально возможной скорости. Вот только она понимала, что пуля, выпущенная из пистолета, будет быстрее, чем Элиот. Да и уехать они не смогут, ведь пулей можно и колеса пробить, а со спущенными колёсами далеко не уедешь.

Уж лучше бы они, как Вивьена, взяли мечи — тогда от преследователей ещё можно было бы убежать. Джилс судорожно соображала, медленно спускаясь в пучину отчаянья.

— Кто вы такие? — осведомился Элиот и, хотя выглядел он вполне спокойно и собрано, голос выдавал в нём ту же панику, что испытывала Джилс.

— Мы пришли, чтобы вернуть Её Величество Королеву Ведьм домой, — в холодном голосе прорезались ехидные нотки, от которых у Джилс на затылки волосы встали дыбом.

Они пришли не просто за ведьмой, они пришли за Королевой Ведьм. Новость поставила Джилс в тупик. До этой самой секунды она думала, что мужчины, пришедшие за ней, не кто иные, как охотники на ведьм. Но то, что они знали о новом статусе Джилс, натолкнуло её на мысль, что они просто не могут быть охотниками. Кровавые ведьмы ни за что не связались бы с охотниками. Или же?..

— Королеву Ведьм? — нервный смешок сорвался с губ Элиота. — Забавная шутка. Вы уж извините, но Джилс не пойдёт никуда с кучкой фанатиков. Да и даже если бы она и правда была вашей королевой, стали бы вы наставлять на неё оружие?

— Она не наша королева, — отрезал второй — тот, что сжимал в руках пистолет и целился прямо в Элиота. — У нас приказ: вернуть живой или мёртвой, если будет оказывать сопротивление.

Джилс всхлипнула, привлекая к себе внимание Элиота. Он ободряюще посмотрел на девушку через плечо, и от этого взгляда ей захотелось разрыдаться пуще прежнего, в то время как ей, наоборот, нужно было думать.

Сейчас, когда между ней и нападающими стоял Элиот, её принципы относительно магии крови пошатнулись. Она бы применила её, если бы смогла, но маловероятно, что ей дадут время, чтобы сварить парализующее зелье, а потом ещё и добровольно выпьют. На такую удачу Джилс просто не могла рассчитывать.

— Ваше величество, — в обращении пряталась злая насмешка: — вы пойдёте по собственной воле? Или вас придётся принудить?

— Джилс, — позвал Элиот сквозь зубы. — Если ты действительно ведьма, то наколдуй что-нибудь.

— Не могу, — сдавленно ответила девушка.

— Это плохо. Господа, давайте разойдёмся с миром? Мы же в публичном месте. Здесь повсюду камеры. Неужели вы думаете, что можете похитить девушку, и вам ничего за это не будет?

— Девушку? — удивлённо переспросил охотник с пистолетом. — Да где ты девушку увидел? Это ведьма! Они нам ещё и благодарны быть должны, что мы избавляем их от подобной мерзости.

— Сумасшедшие, — брезгливо сплюнул Элиот.

В следующее мгновение охотник, которому надоело ждать, ринулся вперёд и попытался скрутить Элиота, убрав его с пути. Они сцепились, и кофе, принесённый Элиотом, расплескался по дороге дымящимися лужами.

К удивлению Джилс, Элиот не уступал охотнику физически, потому что нападавшему так и не удалось сдвинуть его от дверного проёма. Всё происходящее больше напоминало мышиную возню, чем настоящую драку.

Однако, когда охотник ощутимо приложил Элиота о раскрытую металлическую дверь Рольфа, Джилс закричала во всю мощь своих лёгких. Возможно, она надеялась на то, что её услышит работник заправки и вызовет полицию или попытается помочь, но либо её никто не услышал, либо все проигнорировали её крик.

В морозном воздухе отчётливо почувствовался запах горящей хвои — той самой, на которой её обещала сжечь Вивьена. Красивой, наверное, будет хвойная подушка, на которой её сожгут. Элиота, увы, скорее всего, просто закопают в одиночной безымянной могиле.

Отвратительный исход, но к нему всё и придёт, если Джилс ничего не предпримет. Как жаль, что рядом нет Люциана и его стихийной магии! Уж он бы разбросал охотников по парковке, и они смогли бы беспрепятственно покинуть городок.

И почему Джилс не родилась у какой-нибудь ведьмы из Шарпы — глядишь, и проблем в жизни стало бы меньше.

Похоже, тому охотнику, что остался стоять в стороне, тоже надоело ждать, и он решил пустить своё оружие в ход. Первая пуля попала в «Рольфа», чуть не задев дерущихся у двери, вторая разбила стекло, и Джилс пригнулась, когда на неё посыпался град из мелких и не очень стёкол. Третья срикошетила об асфальт, и охотник, всё ещё пытавшийся отодвинуть Элиота от проёма, начал обильно материться и крыть своего товарища такой отборной бранью, что Джилс даже и не снилась. И как только не побоялся палить на заправке!

Четвёртая пуля, к ужасу Джилс, нашла свою цель, прошив плечо Элиота насквозь. Тот вскрикнул, продолжая отбиваться здоровой рукой.

Кровь пропитала рукав, и красные капли, стекая по непослушной руке, падали на асфальт. С таким едва уловим стуком, который в ушах Джилс был сравним с ударом в набат, от которого всё в ней напряглось: каждая жила, каждая мышца натянулась, как струна, — и, чуть не сложившись пополам, девушка завизжала, всё ещё сжимая в руках корону.

Джилс и не знала, что способна издавать подобные звуки. Кровь в ушах шумела, не давая ей услышать, что происходит вокруг, а корона в руках нагревалась. Она была, словно раскалённая обжигающая жидкая сталь. И, даже если бы Джилс хотела отпустить корону — а по какой-то неведомой причине не хотела — она просто не смогла бы, потому что ей начинало казаться, что корона вплавляется в её руки.

Джилс всё кричала, кричала и кричала. От боли в руках, от обиды, от страха за Элиота и себя. Ведь это она виновата, что его ранили — она и никто другой. Нескончаемый крик, который словно рвался из неведомого нутра, разрывал горло, но Джилс всё равно продолжала кричать.

Кричать — всё что она могла.

Чьи-то холодные сильные руки обхватили её и заставили уткнуться лицом в мужское плечо. Плечо, пахнущее клубникой и кофе. А ещё тем тропическим гелем для душа.

— Всё, всё, тише, всё хорошо. Теперь всё хорошо, — тихий голос прорвался сквозь шум крови, и Джилс, всхлипнув, всё-таки смогла остановиться. Корона выпала из её ослабевших пальцев и с тихим бряцаньем, которое Джилс тоже услышала, упала на ступени. — Поплачь. Станет полегче. Всё хорошо, девочка, всё хорошо.

Голос Элиота успокаивал, но Джилс, не в силах совладать с собой, разрыдалась. Хотя рыдания, сотрясающие её, теперь не имели ничего общего с минувшим визгом, они всё равно разрывали уже и так повреждённое горло. А Элиот продолжал гладить её спину и терпеливо повторять одну и ту же фразу, пытаясь успокоить.

— Охотники? — хриплым и каким-то не своим голосом спросила Джилс, когда её немного отпустило.

— Кажется, мертвы… Не знаю… Но они точно без сознания… — неуверенно ответил Элиот.

— Что?! — воскликнула Джилс, оторвав голову от его плеча и посмотрев в сторону нападавших.

Они лежали ничком: один чуть ли не у их ног, а второй в отдалении. И у того, кто был ближе всего, Джилс различила тоненькие струйки крови, вытекающие из носа и ушей. Девушка в ужасе зажала рот рукой, не в силах поверить, что она смогла совершить нечто подобное. И только когда рука коснулась её губ, пискнула от боли — поперёк ладони тянулся жуткий ожог.

— Так вот о какой силе говорила Демьяна, — рассеянно пробормотала Джилс, смотря то на свою руку, то на корону, то на охотника у её ног.

— Что ж… теперь я могу быть уверен, что ты не шарлатанка, — Элиот, может, и хотел казаться беззаботным, но Джилс слышала отголоски страха в его голосе. Да и кто не придёт в ужас после подобного? Девушка перевела взгляд на мужчину, словно наконец чётко начав осознавать произошедшее.

— Твоя рука! — опомнившись, воскликнула Джилс. — Её нужно зашить.

— Только не говори, что ты ещё и хирург, — нервный смешок сорвался с губ Элиота. Он обошёл Джилс и устало плюхнулся на диван.

— Не хирург, но зашивать раны умею. Правда, никогда не имела дела с огнестрельными…

— Нам сначала нужно убраться отсюда, а потом уже думать о моей руке, — перебил Джилс мужчина, устало потирая лоб здоровой рукой. Простреленной он старался не шевелить.

— Да ты с ума сошёл! — не поверила своим ушам Джилс. — Ты в таком состоянии не то что за руль не сядешь — ты и часа не проедешь, как истечёшь кровью.

— А что ты предлагаешь? Остаться здесь и ждать приезда полиции? О, или ждёшь, когда к нам заявится ещё парочка охотников — или как ты их там называешь — и предложат прогуляться до ближайшего кладбища? Сомневаюсь, что ты хочешь снова иметь с ними дело.

— Тогда выпей мою кровь, — предложила Джилс.

Элиот выпучил глаза и уставился на девушку так, словно у неё на лбу вырос рог единорога, за спиной — парочка крыльев, а сама она позвала его в полёт на розовых облаках.

— Джилс, послушай… То, что ты ведьма… Королева ведьм… Чёрт, ладно, это не значит, что я вампир! По крайней мере, в моём роду вампиров не было.

Джилс покачала головой, сдерживая улыбку.

— Я не считаю тебя вампиром! Просто я могу контролировать свою кровь. Если в тебе будет хотя бы пару капель, я смогу контролировать и твою кровь, чтобы не дать ей вытечь.

Элиот пару раз растерянно моргнул, пытаясь переварить услышанное.

— А что, так можно?

— Да.

— Вау. А я после этого точно вампиром не стану? Или колдуном? А то мало ли — после сегодняшнего и не в такое поверишь.

Джилс всё-таки улыбнулась.

— Точно.

— Ну, если ты так говоришь, — согласился Элиот, в голосе которого не было и намёка на уверенность.

Пока он не передумал, Джилс быстро нашла ножик и разрезала подушечку пальца, на которой тут же выступило несколько капель крови. Она подставила руку Элиоту, и он слизнул капли. При других обстоятельствах Джилс вполне могла бы найти что-то интригующее или даже сексуальное в данном действии. Но отголоски минувшего страха убивали всякое желание, даже не давая тому расцвести.

Джилс попыталась очистить сознание и сосредоточиться на Элиоте — точнее, на движении его крови и удержании её в теле.

— Сможешь сесть за руль? — спросила она, ощущая, как от натуги на лбу собирались капельки пота. — Я постараюсь притупить твою боль.

Элиот кивнул, и они, не теряя больше ни секунды, спешно начали готовить «Рольфа» к отъезду. Охотников им пришлось оставить там, где они лежали — брать их с собой в планы Джилс не входило. Она даже не стала проверять, живы они или нет. Ей было страшно узнать ответ на этот вопрос. Джилс и корону-то со ступеней убирала с огромной опаской, но та больше не была горячей.

Они с Элиотом стремились покинуть город как можно быстрее, и Джилс до последнего не могла поверить в то, что у них всё получится. Более или менее она смогла вздохнуть спокойно, только когда их от города стали отделять несколько напряжённых часов пути.

Элиот предложил остановиться где-нибудь на трассе, чтобы Джилс наконец смогла зашить его рану — на ближайшие заправки они оба боялись заезжать на случай, если там их тоже будут ждать засады. Благо, до Рупи им оставался всего день пути.

***

Худшее пробуждение, на которое мог рассчитывать Люциан — проснуться под гнусавое причитание госпожи Евы. Та ходила кругами вокруг него и собирала всё необходимое для зелья.

«Ох, Кетти, ну и задачку ты ей задала» — подумал Люциан. Ему хотелось рассказать госпоже Еве, что Кеторин испытала на нём не только сонное зелье, но ещё и парализующее. Но он не мог. Зелье, как и подразумевало название, парализовало все мышцы в теле. А язык такая же мышца, как и все остальные.

«Хоть не ослабляющее», — усмехнулся про себя Люциан. А ведь с Кетти станется — наверняка она и его думала замесить, только времени не хватило: то нужно почти час настаивать, прежде чем от него будет толк. «Ох, какое счастье, что ей не хватило времени. Подобного позора я бы не пережил», — подумал Люциан.

— Щепотка сушёного имбиря… так… кусочек оленьего мха. Где же душица? Я точно помню, что она была на четвёртой полке. А вот и ты!

Люциан не видел госпожи Евы, но слишком хорошо слышал. Настолько хорошо, что начинал жалеть о том, что парализующее зелье не лишает ещё и слуха вместе с осязанием. Он лежал на холодном каменном полу и внимательно изучал содержимое нижних полок. Благо, там действительно было, на что посмотреть, и у него нашлось вполне себе увлекательное занятие ещё на четверть часа. Оставалось только надеяться, что за отведённое время госпожа Ева успеет собрать зелье. Но та будто бы и не спешила вовсе, медленно прохаживаясь вдоль полок, очень тщательно — даже слишком тщательно — отбирая компоненты для зелья, которое Люциан, если бы смог подняться, собрал бы минут за пять.

«О, она определённо пытается меня наказать. И когда же начнётся лекция о здравом смысле и непозволительном поведении?»

ГоспожаЕва не заставила себя долго ждать. Она никогда не заставляла себя ждать, когда вопрос стоял примерно следующим образом: тишина или долгая и нудная отповедь Люциана, во время которой она припоминает все его проступки чуть ли не с младенчества. Ответ очевиден.

— И о чём ты только думал? Что Кеторин, только завидев твою свистульку, бросится обратно в твои объятия и простит тебе всё на свете? — Обидное сравнение. Люциан поморщился бы, если бы мог. — О да, она ведь каждый раз так делает, а не сбегает от тебя, как от прокажённого!

«О, мадам, сегодня вы просто кладезь лестных сравнений!»

— Хоть раз с ней нормально поговорил бы. Хоть раз!

Вообще-то говорил — и не раз, даже умолял, но Кеторин не желала слушать. Когда доводы Люциана стояли на одной чаше весов, а её гордость — на другой, весы всегда перевешивали в её сторону. Удивительно, что Люциану вообще удавалось временами затащить эту женщину в постель — наверное, в эти моменты её гордость собирала вещички и уезжала в тёплые края, но где-то по пути её рейс отменяли, и она возвращалась как раз к концу и устраивала какую-нибудь феерическую вендетту.

Чего только Люциан не пережил за последние двадцать лет: и зелье огненной уретры, от которой поход в туалет превращался в извержение вулкана; и пачки парализующих зелий, к которым в ближайшем времени у него определённо выработается иммунитет; и проклятие не усваиваемости алкоголя, когда его рвало после каждого глотка; и трёхлетнюю импотенцию, которой Кеторин наградила его в их последнюю встречу. А ведь он действительно в какой-то момент начал думать, что его «свистулька», выражаясь невероятными эпитетами госпожи Евы, отпела свою последнюю серенаду. Он глазам своим не поверил, когда однажды проснулся и понял, что не всё потеряно.

Вот только эта женщина стоила всего этого, и Люциан ни разу не упрекнул её, потому что понимал: виноват. Но исправить уже ничего не мог.

Кеторин всегда била по больному, так что даже удивительно, что в этот раз он отделался малой кровью.

— …когда же это уже закончится? — продолжала причитать госпожа Ева, а Люциан понял, что пропустил какую-то часть её несравненного и красочного монолога, погрузившись в свои мысли.

Вот и Люциана тоже мучал этот вопрос, правда он не знал, что конкретно госпожа Ева подразумевала под «этим», но его абстрактное «это» нисколько не волновало. Он мог поставить любую свою проблему, и вопрос бы не изменился.

Госпожа Ева перевернула мужчину на спину и принялась вливать горячее зелье маленькими порциями. Делая первый глоток, Люциан чуть не захлебнулся, но уже со второго глотка его горло ожило и всё пошло как по маслу.

— Премного благодарен, — произнёс он, когда тело начало его слушаться, и принялся поправлять кусок ткани, который госпожа Ева накинула ему на бёдра.

— Ох, зла у меня на тебя не хватает! — возмущённо пыхтела госпожа Ева, подбоченившись. — Вещи там. Пришлось сходить к тебе домой за ними, твои были в плачевном состоянии.

Люциан посмотрел на разорванную кучу вещей на полу. Пуговицы его рубашки были вырваны с мясом, и он никак не мог вспомнить, сам ли оторвал их или всё-таки Кеторин постаралась. Хорошая была рубашка, качественная.

— Ох, как же я вас люблю, моя вы благодетельница. И зелье сварили, и тряпочкой накрыли, и даже вещи чистые принесли, — нахваливал старую женщину Люциан, застёгивая на себе чистые брюки. — Когда-нибудь вы непременно согласитесь выйти за меня замуж.

— Конечно. Я с радостью посмотрю, как ты будешь просить у Кеторин развод. И не думай, что после я соглашусь собирать тебя по кускам.

Люциан хмыкнул — и сам знал, что подобную выходку не переживёт.

— Свалились вы на мою голову. Что Кеторин, что ты, что твои дети. С вами всегда одни проблемы! Может, у вас кровь какая-то не такая?

— А что с детьми? — нахмурился Люциан.

— Рой сбежал, — потирая свой потерявшийся в складках кожи подбородок, ответила госпожа Ева. — Воспользовался моментом, когда мы проводили обряд, и никто не следил за входами. О том, что он сбежал, я узнала уже после того, как проводила Кеторин. Заметила слабое свечение его силы в портале.

— А чего вы ожидали, угрожая его сестре чуть ли не кровавой расправой? — устало спросил Люциан, облокотившись о крышку старого стола. Сейчас он бы с радостью сел в мягкое кресло и выпил бы чашечку самого крепкого кофе, но был вынужден стоять в подсобке амфитеатра и выслушивать нравоучения. — А всё из-за чего? Из-за того, что девочка влезла в ваши чуть ли не священные запасы! Боже мой, да я в её возрасте и похуже что вытворял и что-то не помню, чтобы меня за это обещали высечь розгами.

— Во-первых, не мы ей угрожали, а Брунгильда, — воспротивилась госпожа Ева. — Она всегда была быстра на расправу. А во-вторых, ты никогда не трогал пыль драконьих костей. Она же такая древняя!

— Сомневаюсь, что в этой пыли осталось хоть что-то от драконов, — продолжал защищать дочь Люциан. — А вы за что боролись — на то и напоролись! Взбаламутили в не самой послушной девочке юношеский максимализм, вот она и ускользнула у вас из рук. А вслед за ней её вечная припевала.

— И что, тебя это нисколько не волнует?

— А с чего меня это должно волновать? Они хоть и выросли физически, но в душе всё те же дети, и единственный человек, к которому они могут пойти в открытом мире — их тётя. Найдёте Кеторин — найдёте и моих детей.

— Легко тебе говорить. Ты хоть раз пробовал её искать? — не без иронии спросила госпожа Ева. — Я не знаю ни одной ведьмы, которая была бы сильнее Кеторин в установке покрова. Никто из нас её не найдёт, пока она сама не захочет.

Люциан лишь улыбнулся, и улыбка его была полна гордости. Кеторин была идеальна далеко не во всём, но то, что умела, доводила до недостижимого другим людям уровня. К примеру, она отвратительно готовила: её шарлотку с яблоками и тыквенный крем-суп Люциан до сих пор вспоминал с содроганием, а вот её кофе был просто божественный. Люциан и сейчас не отказался бы от чашечки крепкого-бодрящего с молотой корицей и капелькой молока. Вот только, зная Кеторин, она бы ему туда ещё и слабительного подлила, чтоб неповадно было.

— Это ещё не всё. Говорю только тебе — сомневаюсь, что Старейшины станут на её сторону в этом вопросе — Кеторин думает, что кровавые заключили какую-то сделку с охотниками. И не спрашивай меня — я не знаю, как она пришла к этим выводам. Вот только подобная мысль вполне разумна, — госпожа Ева сцепила пальцы в замок и положила их поверх живота.

— Почему?

— Помнишь нападение по лету? — Люциан кивнул, и госпожа Ева продолжила: — Ты, конечно, помнишь то время, когда перемирие с кровавыми было более прочным, и мы иногда пускали их в Шарпу.

— И пускали вы их? — решил уточнить мужчина, хотя пазл уже начал складываться.

— Через тот вход, которым воспользовались охотники.

Люциан со свистом втянул воздух.

— И ты говоришь об этом только сейчас? Полгода прошло. Полгода, Ева!

— Люциан, — спокойно одёрнула его госпожа Ева. — Я уже не так молода, и мой ум не такой цепкий, как раньше. Я просто забыла. Даже не подумала сложить известные мне факты в общую картину.

— Про какие ещё ходы может быть известно кровавым? — шестерёнки в голове Люциана вращались с бешеной скоростью.

— Сомневаюсь, что они знают о каких-либо других проходах. Тогда бы на нас уже напали — и не единожды.

Люциан отчаянно хотел закурить, в то время как его мозг пытался разгадать загадку.

— Их нападение — скорее всего, часть какого-то плана. Условие для заключения союза, проверка на верность или что-то подобное. Кеторин что-нибудь ещё говорила?

— Нет. Ты же знаешь, какая она тихушница.

— Прежде чем отпускать, ты должна была её хорошенько расспросить.

— И ты тоже, — не без издёвки парировала госпожа Ева.

Люциан умело проигнорировал едкий комментарий и принялся протирать заспанные глаза.

— Придётся теперь её искать и допрашивать.

— Тогда ещё и Клем поищи за компанию. А то ей уже пора бы вернуться в Шарпу, вот только она не выходит на связь, а заклятия поиска блокируются.

— Час от часу не легче, — буркнул Люциан и вышел из подсобки амфитеатра.

Вот почему у всех нормальные семьи, а у него — клубок непонятных нитей, который, даже если постараешься распутать — запутаешь лишь сильнее? Кеторин с её извечной обидой и возведённой на пьедестал гордостью. Джуди и её юношеский максимализм и всё та же уязвлённая гордость. Рой вот вроде был хорошим и послушным сыном, но, когда дело касалось сестры, даже в нём просыпались бунтарские нотки. А ещё Клем… Клем, которая из всего этого клубка производила впечатление самой разумной, но даже она умудрилась вляпаться во что-то сомнительное!

Люциан глубоко вздохнул и пошёл домой. Прежде чем браться за это дело, ему нужны были кофе и сигарета… Хотя нет, пожалуй, полпачки сигарет.

========== Глава 36. Пересечение ==========

Коул чувствовал себя тем самым листом бумаги, пропущенным через шредер по ошибке, а потом вновь склеенным по кускам. Только кусочки перепутались настолько, что воссоздать исходный документ никак не получалось. И вот в таком разбитом состоянии он плёлся за Мартой по рыхлому снегу, чуть ли не разваливаясь на каждом шагу.

В первый день он и дороги перед собой не разбирал, идя только благодаря девушке, которая время от времени поддерживала его, не давая свалиться в снег. Ночью стало ещё хуже: желудок крутило, перед глазами всё плыло, каждая мышца в теле ныла, бросало то в жар, то в холод. Конечно, госпожа Ева говорила, что в подобном состоянии нет ничего неожиданного — тело адаптируется, и вскоре все пройдёт. С другой стороны, Старейшина говорила ещё много такого, о чём Коул предпочёл бы даже не думать.

А вот что он действительно предпочёл бы — так это дождаться неясного «вскоре всё пройдёт», лёжа в кровати, а не таскаясь по лесам в тяжёлой одежде и загребая ногами снег. В какой-то момент захотелось просто лечь и умереть, вот только к тому времени он уже и так лежал в спальнике на брезентовом полу палатки. Примерно тогда рассудок его и покинул. Коулу снилась сестра. Красивая Ада: с высокой причёской, в подвенечном платье и фате, с крупными белыми цветами в руках. Смеющаяся, счастливая до чёртиков Ада, идущая к своему жениху.

А затем кровь. Кровь, растекающаяся по белоснежному платью. Кровь, заливающая мужскую рубаху. Кровь, всё ещё вытекающая из развороченных грудных клеток. Коул кричал. Коул звал. Коул просил прощения за то, что не смог помочь.

Тепло.

Он ощутил близкое тепло, которое отгоняло кошмары, даровав ему тяжкое забытьё без сновидений.

Проснулся же он задолго до пробуждения своих спутниц, да так и лежал, уткнувшись взглядом в оранжевый полог палатки. Марта в поисках тепла тесно прижималась к его боку, и, удивительное дело, у Коула это не вызывало отвращения. Чем больше он узнавал Марту, тем больше проникался к ней симпатией. Да, она была вспыльчивой — и даже очень. Она из тех людей, которые либо думают, либо делают. И уж точно никогда не думают, прежде чем делать. Чудная она, конечно, женщина, но, в отличие от Кеторин, понятная. Точнее, чем больше он узнавал Марту, тем более понятной она ему становилась. Стоило ему лишь на секунду позволить себе посмотреть на неё, как на обычную женщину, а не на жестокую ведьму, как он больше не мог отделаться от этого образа.

Тяжело вздохнув, Коул перевёл взгляд на Кеторин: та лежала на приличном расстоянии от них с Мартой и тихо сопела, завернувшись в свой спальник.

Коул ей не доверял и не понимал её. Он всегда опасался таких женщин, как Кеторин — женщин себе на уме. От них никогда не знаешь, чего ожидать. Такие, как Кеторин, могут улыбаться в лицо, но с той же вероятностью держать за спиной наточенный нож, чтобы убить тебя.

Так что Коулу оставалось только радоваться, что скоро их путешествие закончится и они пойдут разными путями. Он ещё не знал, что будет делать дальше: вернётся ли к охотникам или пойдёт своей дорогой. Его убеждения пошатнулись, и месть за сестру больше не была путеводной звездой его жизни. Раньше Коул думал, что ведьмы — зло во плоти. Теперь же знал, что ведьмы ничем не отличимы от людей, и по паршивой овце не стоит судить всё стадо.

И от этого на душе было смутно. Муторно. Неприятно. Хуже всего, когда встаёшь на распутье и сам толком не понимаешь, куда тебе идти.

Марта заворочалась во сне и что-то пробормотала ему в плечо, причмокнув губами, как ребёнок, поедающий вкусную конфету. Коул усмехнулся. Уж от кого, от кого, а от Марты Рудбриг подобных поступков, пусть и не осознанных, он не ожидал. И каждая подобная выходка раз за разом подрывала образ злобной ведьмы.

Коул так и лежал, смотря на Марту, пока не проснулась Кеторин — через четверть часа или около того — и заставила будить Марту, а затем выдвигаться в путь. Коулу вновь пришлось бороться с собой и своим телом, которое хотело лишь одного — чтобы его оставили в покое и дали отдохнуть.

Лежать, просто лежать. Разве он много хочет?

И тот факт, что день выдался ясный — такой ясный, что на небе не было ни единого облачка, заставлял чувствовать себя ещё хуже. Солнце не только палило и пригревало, а ещё и слепило, отражаясь от белоснежного снега. Глаза нещадно слезились, и приходилось идти, прикрывая их рукой. Коул вздохнул с облегчением, когда солнце, достигнув высшей точки, начало свой путь к другому концу горизонта.

На холодный ветер бывший охотник не обращал никакого внимания — ему и так всё время было то жарко, то холодно. В какой-то момент Марта, заметив, что он постоянно отстаёт, предложила ему руку, и он продолжил идти, опираясь на её плечо.

— Знаешь, — сипло начал он, — из тебя вышел бы отличный посох… Такая маленькая… женщина-костыль…

— Тебе же лучше, если это был неудачный комплимент, — едко ответила Марта и резко подалась вперёд, выскальзывая из-под его руки. Коулу пришлось сильно постараться, чтобы не рухнуть в снег лицом.

— Жестоко издеваться над калекой, — сказал он, когда Марта вновь подошла, подставив ему плечо.

— Тоже мне нашёл калеку. Я знаю, что ты чувствуешь. И с такими симптомами вполне можно жить. Развёл тут драму. Руки-ноги есть — считай, не калека.

— Злая ты девка, а я уже было начал проникаться к тебе симпатией, — с усмешкой произнёс Коул. — Но больше не буду!

— Больно мне нужна твоя симпатия, — усмехнулась Марта в ответ. — От такой грязи потом не отмоешься.

Коул уже собирался сказать что-то ещё, но тут подошла Кеторин и отчитала их, как нашкодивших котят, требуя, чтобы они прекратили болтать без толку и шли вперёд, если не хотят ещё ночь ночевать в палатке посреди леса. Такая вот воспитательница в детском саду или директор школы; ни тех, ни других Коул никогда не любил.

***

К машине они вышли в сумерках. Серо-сизых, безликих и темных, в которых, казалось бы, мир терял свои краски. И Коул мог бы, конечно, полюбоваться этими сумерками и уходящей вдаль дороге, худо-бедно напоминавшей хоть какой-то ориентир и намёк на цивилизацию. Но было кое-что другое, полностью завладевшее вниманием мужчины — машина. Если верить стереотипам, машины всегда привлекают внимание мужчин. Но тут была другая ситуация, которая не просто удивила, а ошарашила: их не было больше недели, а машину, стоящую в лесу, не завалило снегом. Совсем. Коул ожидал увидеть огромный сугроб и уже готовился к тому, что машину придётся откапывать и выталкивать их маленькой группировкой из калеки и двух не приспособленных к физическому труду женщин. Если это какая-то разновидность магии, то Коул ничего не имел против неё.

— Рой! — возмущённо воскликнула Кеторин, и Коул перевёл взгляд с машины на неё. Лицо женщины налилось краской и, как ему показалось, не только от холода. Она чуть ли зубами не скрежетала. Ну, один в один учительница, которую не слушаются дети. — Что-ты-здесь-забыл? — прорычала Кеторин без пауз между словами.

В этот момент Коул и заметил небольшую цветастую палатку, расписанную замысловатыми символами, притаившуюся за машиной, и паренька, с опаской высунувшего голову над капотом.

— Машину от снега чистил, — звенящем голосом ответил Рой.

«Ой, да такую лопатную магию и я могу использовать!» — с досадой подумал Коул и мысленно поблагодарил парня. Герой — не иначе. Паренёк спас его от тяжёлого рабского труда. Где тут купить награду?

— Прекрати паясничать и говори правду! — приказала Кеторин, и от этого приказа даже Коулу захотелось встать по стойке смирно, а Рой чуть ли не сжался, прячась за колесом. Одна Марта стояла перед Коулом, даже не дрогнув.

Парень что-то бурчал из-за машины, но из-за завывания ветра его слов было не разобрать.

— Рой, у меня нет слухового аппарата, чтобы разобрать твой скулёж, — грозно оборвала его невнятные попытки объясниться Кеторин. — Подойди и скажи, как есть. У меня нет ни малейшего желания отмораживаться, пока ты возьмёшь себя в руки.

В её словах и в том, как Кеторин себя держала, Коулу показалась недюжинная властность. И на парня она тоже подействовала. Рой поднялся из-за колёс и понуро побрёл в их сторону, очень сильно при этом смахивая на побитую псину.

Паренёк остановился в паре шагов от Кеторин. Если в нём и было хоть немного храбрости, то к этому моменту он её всю растерял: плечи поникшие, взгляд устремлён вниз — ни дать ни взять жертвенный агнец. А белая шуба на пару с меховой шапкой делали его ещё более нелепым. Себя в подобном виде Коул даже представить не мог.

— Ну? — выжидательно протянула Кеторин, но, так и не дождавшись ответа от паренька, произнесла: — Я не буду ждать тебя вечно — сяду в машину и уеду, даже не став слушать. Так что говори, пока моё терпение не лопнуло.

— Я… — промямлил Рой, заламывая руки. — Я видел вас у дома отца! — выпалил он на одном дыхании, вдобавок ещё и зажмурившись.

— И что? — вскинула бровь Кеторин. — Рой, не ходи вокруг да около. Говори, как есть. Неужели ты думаешь, что я тебя съем?

— Нет… нет, конечно, — замялся парень. — Я просто подумал… ох… подумал, что Джуди у вас… я же не дурак.

— Не дурак, — согласилась Кеторин. — И Джуди действительно у меня.

Паренёк облегчённо вздохнул и просиял счастливой улыбкой.

— Я могу поехать с вами, тётя? Я должен поговорить с Джуди. Возможно, если мы вместе отправимся к отцу, он защитит Джуди от Старейшин.

Коул слегка прибалдел. Такие вот семейные страсти его забавляли. Тётя Кеторин, племянничек Рой, Старейшины, и сбежавшие принцессы — мыльная опера, не иначе.

— Рой, возвращайся в деревню и не баламуть воду. Я уже говорила Джуди, что её поведение нелепо. Ещё никто не умирал от заслуженного наказания, — в голосе Кеторин отчётливо слышалась усталость и непонятная Коулу горечь.

— Но тётя… — начал было Рой, но Марта его перебила:

— Дай ключи от машины, — она протянула руку раскрытой ладонью вверх. — У меня нет ни малейшего желания слушать ваши семейные разборки, да и машину нужно прогреть.

На лице Кеторин лишь на секунду промелькнуло сомнение, прежде чем она запустила руку в карман своей зимней куртки и протянула Марте связку ключей — точнее, связку брелоков с одним-единственным ключом.

Полный облегчения, Коул последовал за Мартой. Он тоже не испытывал ни малейшего желания наблюдать за унижениями Роя, а ведь тот был готов чуть не на колени встать, лишь бы Кеторин отвезла его к сестре. Чувства старшего брата-близнеца Коулу хорошо знакомы: ради Ады он и не на такое пошёл бы. Вот только Ады больше не было, а Джуди, кем бы она ни была, жива и здорова, если верить словам ведьм.

Шагая за Мартой к машине, Коул испытывал желание вернуться к Кеторин и предложить той взять с собой мальчишку. Вреда от него никакого не будет. Вот только желание желанием, но умом Коул понимал, что его мнения и предложения не будут иметь для Кеторин никакого значения. Та поступит только так, как сама считает нужным.

Вещи они закинули в багажник, и Коул забрался на заднее сидение, блаженно вытянув ноги в ожидании, когда печка заработает на полную мощность.

— Забавный Рой паренёк, — рассеянно произнёс Коул, наблюдая за препираниями тёти и племянника через окно. — Вот вроде колени дрожат — глядишь, тут же и рухнет от страха — а нет, стоит себе и уговаривает мегеру.

— Это в тебе что, мужская солидарность говорит? — усмехнулась Марта, обернувшись к нему через спинку водительского кресла.

— Может, и она. — Пожал плечами Коул. — Рой — добрый парень, жалко будет, если его сомнут такие, как Кеторин. А она ведь пережуёт и не подавится.

Марта лишь загадочно улыбнулась и, достав зарядный провод из бардачка, поставила телефон заряжаться.

— Эй, почему улыбаешься? — спросил Коул, внимательно следя за девушкой.

Та лишь пожала плечами, смотря через немного запотевшее стекло за обильно жестикулирующими Роем и Кеторин, продолжая улыбаться. Коул потрепал девушку за плечо.

— Марта, ну-ка говори, почему улыбаешься? Мне твоя улыбка совсем не нравится.

— Я смотрю, ты просто кладезь интересных комплиментов, — хмыкнула девушка. — Когда-нибудь я соберу их все, и получится целая книга под названием «Как закадрить комплементала» с пометкой «для чайников».

— Ха-ха, — процедил сквозь зубы Коул. — Не верю я в эту чушь.

— Действительно чушь. Вот я не могу представить нас женатиками с детьми. Вот что бы ты сказал нашей дочери, если бы она когда-нибудь спросила, как мы познакомились? «Я выслеживал её, чтобы убить»?

— Ну, по крайней мере, это звучало бы оригинальнее, чем «познакомились вусмерть пьяными в баре».

Марта прыснула, и Коул опешил — он ещё ни разу не слышал от девушки такого искреннего смеха. Тот в ванной из-за кошачьей шерсти не в счёт. Тогда она смеялась над ним, а сейчас — вместе с ним; и этот смех ему нравился. Как и её улыбка, чтобы он ни говорил: тонкие, вечно грустные губы Марты в улыбке выглядели красиво.

Коула даже испугало, что в тот момент, когда Марта рассмеялась, так искренне улыбаясь, ему она показалась даже завораживающей. Но охотник отмахнулся от этой мысли, приписав её своему паршивому состоянию и обряду, связывающему их жизни.

Благо, в этот момент он смог переключиться, заметив, как Рой скатал шар из снега и запулил им в лицо Кеторин. Не задумываясь ни секунды, Коул ухватился за это событие как за повод перевести тему разговора. Он попытался открыть окно, но оно примёрзло, так что, резко распахнув дверь и высунувшись из неё, Коул принялся кричать:

— Давай, парень, покажи этой чокнутой!

Вот только Рой уже развернулся и припустил в сторону машины, стремясь оказаться как можно дальше от разъярённой ведьмы, которая медленно, очень медленно, счищала снег с лица. На скулах у неё играли желваки, и Коул начал опасаться за жизнь паренька.

— Рой, — проскрежетала Кеторин, — лучше тебе бежать в деревню, если не хочешь, чтобы я тебя высекла. Если бы у меня было время, я самолично оттащила бы тебя за ухо обратно, наглый глупый мальчишка!

— Ты этого не сделаешь! — звонко крикнул парень, прячась за машиной. — Кеторин, пожалуйста, возьми меня с собой. Старейшины ведь теперь точно выведают у меня о Джуди и о тебе, если я им попадусь.

— Может, определишься? Ты мне тут угрожаешь или умоляешь?

Коул усмехнулся и крикнул в поддержку Роя что-то не совсем культурное. Кеторин обожгла его таким взглядом, что если бы тот был кислотой, то растворил не только кожу, но и мясо до костей — возможно, даже вместе с костями.

— Март, может, уговоришь свою подружку взять с собой Роя? — продолжая улыбаться, Коул, обернувшись, обратился к Марте.

Девушка сидела вполоборота на водительском сиденье, сжимая в руках включённый телефон, и лицо её стало белее снега. Коул ещё никогда не видел на нём выражения такого смертельного ужаса; даже когда его руки сжимались на её шее, она не боялась. А сейчас Марту трясло.

— Эй, что случилось? — спросил Коул, потрепав девушку по плечу, которое показалось ему каменным.

Марта не ответила — она словно выпала из мира и не слышала его. Коул выхватил телефон из её рук, и девушка даже не сопротивлялась, не осознавая, что телефона в руках больше нет, и продолжала держать скрюченные пальцы в том же положении.

Коул посмотрел на экран. В чате мессенджера была открыта переписка с отцом. Коул даже отстранённо отметил, что рядом с названием контакта был зелёный смайлик, обозначающий тошноту. Переписка оказалось крайне редкой и сухой — только факты, ни тебе «привет», ни «как дела». Таким же было и последнее сообщение — чёткое и сухое, без эмоций, лишь факты.

«Мегги похитили. Бабушка в реанимации. Вероятно, не выкарабкается»

Смысл до Коула доходил медленно и налетел вместе с судорожным всхлипом Марты. Он поднял на девушку взгляд и увидел до крови закушенную губу и глаза, в которых стояли слёзы, хотя ни одна слезинка так и не скатилась по лицу.

Марта дёрнула ручку дверцы, чуть не выпав из машины, когда та распахнулась, и побежала к Кеторин, которая всё ещё стояла посреди полянки и препиралась со своим племянником, прячущимся где-то за машиной.

Марта вцепилась в руку ведьмы, привлекая к себе внимание. В голосе девушки отражалась несдерживаемая паника.

— Мегги похитили.

Кеторин медленно повернула к ней голову. Даже с расстояния, разделявшего их, Коул разглядел карусель эмоций, пронёсшихся по лицу ведьмы. Удивление, шок, неверие, а затем понимание и ужас, сменившиеся злостью.

— Вот чёрт, — выдала Кеторин и присовокупила парочку крепких словечек. — Это чертовски плохо.

— Мы должны ехать сейчас же. Мы должны попытаться… — Марта всё больше и больше поддавалась панике.

Коул посмотрел на дату сообщения. Даже если они выедут сейчас, не задерживаясь ни на секунду, и будут гнать, не останавливаясь, ничего не изменится — они уже опоздали. Сообщение пришло больше суток назад. Скорее всего, маленькую леди забрали, когда они с Мартой лежали в отключке или во время самого обряда. Вот только какой теперь резон гадать, когда Мегги похитили, если от этого ничего не изменится?

— Возьми себя в руки! — крикнула Кеторин и, схватив Марту за плечи, хорошенько встряхнула. — Мы сможем её найти. Слышишь меня? Сможем! Так что прекрати!

Кеторин устало потёрла переносицу и взглядом нашла своего племянника, который смотрел на них через капот машины.

— Если собрался ехать, то собирай свою палатку — у меня больше нет времени на твои глупые игры.

— Так ты берёшь меня с собой? — просиял парень.

— Беру, — процедила сквозь зубы Кеторин. — Мне нужно, чтобы ты забрал Джуди обратно в Шарпу. Теперь ей не безопасно в Рупи.

Коул заметил темноту, притаившуюся во взгляде Кеторин, и подумал, что та, наверное, опасается, что охотники, или кто они там, могли забрать не только Мегги, но и Джуди, а мистер Рудбриг об этом и не узнал бы.

— Иди в машину, — Кеторин легонько подтолкнула Марту. — Мы найдём кровавую, которая согласится нам помочь, и непременно отыщем твою сестру.

Марта упёрлась пятками в снег и ошалело уставилась на Кеторин.

— Кровавую? Но зачем? Чем нам вообще может помочь ведьма крови?

— Понимаешь, Марта, я совершила ошибку, — неохотно призналась Кеторин. — Тот хрусталик, который я ей отдала… Это защитный покров — пока он у Мегги, отследить её невозможно. Ни один поисковой кристалл не покажет её местонахождения. И наш единственный шанс — кровавая магия, как бы мне это ни претило.

Марта в отчаянии простонала.

— Да где мы возьмём кровавую ведьму? Неужели ты не можешь сама найти её по крови? Я же поставила тот барьер!

Коул не имел ни малейшего понятия, о каком барьере шла речь, но слушал внимательно, надеясь, что потом сможет понять.

Кеторин покачала головой.

— Ты его не поставила, а активировала. Это разные вещи. И я не могу использовать магию крови. Попроси меня сварить зелье, и я это сделаю. Если нужно — заговорю артефакт. Могу даже стихийную магию применить… чуть-чуть. Но в моей крови нет силы. Понимаешь, ставить мою кровь рядом с кровью кровавой — это всё равно что назвать воду вином и надеяться, что опьянеешь. Понятно?

Марта неуверенно кивнула.

— Но где нам взять кровавую ведьму?

— Джослин полукровка. Она может попытаться найти кровавую, а, может быть, если повезёт, и саму Мегги. Вариантов масса, но разбираться с этим мы будем уже в Рупи, — ответила Кеторин, вновь подталкивая Марту к машине. На этот раз Марта безропотно подчинилась.

***

Джилс посмотрела через лобовое стекло Рольфа на кирпичное здание художественной академии «Мария-Роза», стоящее через дорогу от них. Одной стороной оно выходило на парковку, а другой — на заснеженный парк, утопающий в жёлтых огоньках и детском смехе, доносившемся оттуда через приоткрытое окно «Рольфа».

Она никогда раньше не приезжала к Джослин, и им с Элиотом пришлось объехать практически весь небольшой городок, прежде чем они наконец нашли ту самую художественную академию, о которой Джилс только слышала. Несмотря на то, что Рупи был небольшим городком, они заблудились на его старых улицах с узкими дорогами и поворотами, и навигатор слабо помогал.

— Никогда не думал, что тётя-ведьма может быть обычной учительницей лепки или рисования, — произнёс Элиот.

Положив голову на руль, он усталым взглядом изучал «Марию-Розу», а Джилс изучала его, и то, что она видела, ей не нравилось. Лицо Элиота приобрело синеватую бледность, под глазами залегли синяки, а возле губ прорезались глубокие морщины, как и на лбу. Джилс не была лекарем, она не могла лечить своей кровью — даже попытка не дать ему истечь собственной аукнулась ей сильными мигренями и усталостью. Перед глазами всё плыло, и девушке стоило огромных усилий держать себя в сознании. Хотя, возможно, причина была в том, что она сотворила с охотниками, но об этом Джилс старалась не думать.

Однако, стоило закрыть глаза, как два тела, лежавших на льду, вновь всплывали в сознании. И от этого становилось страшно — она и подумать не могла, что способна на подобное. Джилс всегда считала себя среднестатистической, даже слабенькой ведьмой. А тут такое… И Джилс не могла не признать, что виновата во всём, вероятно, корона. Та оказалась мощнейшим артефактом, так что неудивительно, что Демьяна так сильно хотела её заполучить.

Но сейчас главной проблемой девушки была не Старейшина и не весь ковен кровавых ведьм с охотниками вместе взятыми, а слабый, словно бы уменьшившийся в размерах мужчина рядом с ней.

— Тебе нужно к врачу, — озвучила Джилс мысль, которая крутилась в её голове с прошлой ночи, когда ей пришлось зашивать Элиота при тусклом жёлтом свете одинокой лампочки.

Она, конечно, говорила ему, что умеет это делать. Ведь она действительно умела зашивать. Но одно дело зашить неглубокую рану, нанесённую в правильном месте, чтобы сцедить необходимое количество крови, и другое — зашивать огнестрельное ранение. У неё тряслись руки, и оставалось только надеяться, что Элиот этого не заметил. А ещё надеяться, что она не занесла ему никакой заразы, потому что иголку и нитки они нашли только в дорожном наборчике для шитья. А заехать в аптеку в каком бы то ни было городке по пути Элиот отказался, решив не трать время.

— Тебе тоже, — ответил он, покосившись на взмокший под повязкой ожог на руке девушки.

В аптечке Элиота была мазь от ожогов, но Джилс сомневалась, что та ей хоть чем-то помогла. Ожог постоянно болел и сочился кровью, разбавленной какой-то желтоватой жидкостью. Джилс тоже посмотрела на свою руку. При одной мысли о короне, из-за которой у неё появился этот ожог, пробирала нервная дрожь. А если бы та была у неё на голове? Да она бы в лучшем случае без волос осталась! А в худшем — без головы или с поджаренными мозгами.

Джилс поклялась, что никогда не наденет эту корону себе на голову и никогда не позволит никому другому её на себя надеть. Она бы с радостью утопила артефакт в ближайшей реке, если бы верила в шанс, что по весне её никто не выловит и никогда не найдёт. Джилс было страшно от того, что ещё может сотворить корона.

— Со мной всё хорошо, — улыбнулась Элиоту девушка, когда поняла, что он продолжает буравить её взглядом, а она молчит.

— Не похоже, что с тобой хоть что-то в порядке. Я слышал, как тебя рвало.

«Слышал, значит…»

— Просто нервное, — пожала плечами Джилс. Не говорить же ему, что её скручивает каждый раз, когда она вспоминает лица тех охотников. Убила она их или нет? Наверное, стоило проверить, возможно, тогда она бы не так мучалась сейчас. Хотя что ей дало бы знание? Она ведь даже не знала, что именно сделала и как конкретно. — Давай я схожу к тёте, а потом сразу поедем в больницу.

Округлившимися глазами Элиот посмотрел на Джилс и грустно улыбнулся:

— Вот смотрю я на тебя и не понимаю, как в тебе могут сочетаться ум и дурость. Вот скажи мне, что произойдёт, если я заявлюсь в больницу с огнестрельным ранением — к тому же зашитым? Первая же медсестра, которая меня увидит, позвонит в полицию. И когда та приедет, что я им скажу, Джилс? Если бы рана была свежая и открытая, я мог бы ещё сказать, мол, шёл по улице, никого не трогал, а тут выбежал мужик из-за угла, пальнул мне в руку и побежал дальше. Почему он это сделал? Не знаю, наверное, сумасшедший, — устало рассуждал Элиот. — Как он выглядел? Хм… простите, было темно, я не разглядел. И это сработало бы, но только в том случае, если работник той заправки не позвонил в полицию — а если позвонил, то у них наверняка есть наводки на нас и на малыша «Рольфа».

Обо всём этом Джилс даже и не думала. Её куда больше волновала рука Элиота и возможность развития воспаления. Ему нужна была помощь — и чем быстрее, тем лучше.

— Если ты не можешь наколдовать мне доктора, то даже не заикайся о нём, — устало ответил Элиот, когда Джилс уже собиралась что-то сказать. — И иди уже к своей тёте. Может, она сможет нам чем-то помочь. А я пока попробую поспать.

Элиот заглушил «Рольфа» и шатко пошёл к дивану, на котором лежали небольшая подушка и тонкое одеяло. Он буквально рухнул на него, застонав от боли, отозвавшейся в руке от резкого движения, а Джилс вздрогнула и ощутила, как желчь подкатывает к горлу. Она была виновата в том, что Элиот мучится. Виновата от и до. И потому её удивляло, что он ни разу не упрекнул её в случившемся. Даже её краткую ведьмину сводку принял, как нечто само собой разумеющееся, а не как россказни ополоумевший девицы, которой давно пора обосноваться в белых палатах с мягкими стенами.

Хотя, возможно, Элиот всё ещё не отошёл от шока и выскажет ей все, когда впечатления поутихнут.

Бросив на мужчину очередной полный страдания и жалости взгляд, Джилс натянула на себя его зимнюю куртку и вышла из «Рольфа». Она прекрасно знала, что зрелище из себя представляет, мягко говоря, плачевное. Все вещи были ей настолько велики, что она в них буквально утопала. Хотя Джилс никогда не считала себя маленькой девочкой, скорее наоборот — в детские годы она всегда была выше своих сверстниц на голову, а то и на две — но в вещах Элиота чувствовала себя чуть ли не крошечной, особенно в куртке. Ни дать ни взять малявочка, совершившая набег на родительский шкаф.

Стараясь не обращать внимания на косые взгляды, которыми награждали её мамочки с маленькими и не очень детьми, на которых одежды было столько, что хватило бы на троих, Джилс бежала через парк к парадному входу. Она бы с радостью зашла через чёрный, который выходил на парковку, но сомневалась, что её туда пустят.

В просторном фойе за небольшой стойкой сидела круглолицая девчонка околоподросткового возраста и с кем-то переписывалась, заговорщицки подхихикивая. Джилс тактично покашляла, привлекая к себе внимание девчонки, но та была настолько поглощена телефоном, что не заметила этого. Поэтому Джилс подошла к стойке и, постучав по крышке костяшками пальцев, произнесла:

— Извините, могу я увидеться с госпожой Джослин? — и, только когда применила принятое у ведьм обращение, поняла, как оно режет слух.

Девчонка подпрыгнула на месте и выронила телефон. Её огромные круглые, как у рыбы, глаза уставились на Джилс, не мигая.

— Хозяйки нет, — ответила девчонка и спряталась за стойкой, ища телефон. — Чёрт, разбила!

Сердце Джилс пропустило удар. Ведь и правда, Джослин могла быть где угодно — женщина не обязана сидеть на месте и ждать, когда к ней придёт Джилс с мольбой о помощи. Та может быть даже не в городе. И где тогда Джилс будет её искать?

— А где она? — спросила девушка, надеясь, что старая ведьма просто вышла выпить кофе с подружками. Хотя, зная Джослин, подруг у той явно нет.

Девчонка выпрямилась и упёрла в Джилс такой взгляд, словно та была виновата во всех смертных грехах и должна умолять о пощаде прямо сейчас, желательно ползая по полу брюхом.

— А вам зачем? — спросила девчонка, скользя взглядом по наряду Джилс и недовольно морща высокий лоб. — Вы вообще кто?

Джилс сглотнула едкий комментарий и принялась потчевать рыбоглазую девицу состряпанной на коленках ложью.

— Племянница. Мы здесь с мужем проездом, вот и решили навестить Джослин. Мы с ней уже лет шесть не виделись, всё как-то не до того было.

Джилс надеялась, что лет шесть назад девчонка пешком под стол ходила, и не станет задавать ненужных вопросов.

— Не вовремя вы в Рупи приехали, — куда миролюбивее произнесла девчонка, подперев круглую щёку кулачком. Похоже, приближённость Джилс к начальству слегка уменьшила количество её смертельных грехов.

— Почему? — Джилс попыталась улыбнуться, надеясь, что выглядит она скорее заинтересованной, чем нервной.

— Да весь Рупи на ушах стоит. Девчонку Рудбригов похитили, а миссис Рудбриг в реанимации лежит. Говорят, не выкарабкается, столько крови потеряла. Хозяйка, кстати, к ней и ушла.

Джилс не знала, кто такие эти Рудбриги, но тот факт, что Джослин в городе, её обрадовал. Они с Элиотом и не могли заявиться в больницу, но вполне могли покараулить Джослин у «Марии-Розы».

— А кто эти Рудбриги? — спросила Джилс для поддержания разговора, потому что просто уйти было бы подозрительно.

Девчонка выпятила губы, задумавшись.

— Бывшее самое богатое семейство города. Они разорились задолго до моего рождения, но их в городе все знают. Миссис Рудбриг, несмотря на свой почтенный возраст, до сих пор в городском совете сидит, хотя, наверное, больше не будет. Жалко её, конечно.

— А что произошло?

— Ну, я же сказала: девочку младшенькую похитили, Магдалина, кажется, а миссис Рудбриг застрелили. Хотя, если она жива, то не застрелили, а подстрелили — правильно? Мутная история. У моей подружки отец в полиции работает, и он сказал, что, когда мистер Рудбриг её нашёл, ну, мать свою, вот, у неё на ноге, той, в которую стреляли, был жгут наложен медицинский, — девчонка нагнулась вперёд и заговорщицким тоном произнесла: — Но наложен неправильно — так, что кровь всё равно сочилась. И, если бы мистер Рудбриг пришёл бы на пару минут позже, — девчонка всплеснула руками и откинулась на спинку стула, — старушка бы умерла!

— Да уж… — протянула Джилс, почему-то не сомневаясь в выводах девчонки. С чего бы похитители стали помогать старушке, в которую стреляли?

— А я о чём говорю! Мутная история! О мистере Рудбриге даже слухи пошли, что он сам мать и подстрелил. Глупый, конечно, слух. Когда всё это произошло, он сам в полиции был. У них одни неприятности в этом году. Он в конце осени в аварию попал, машина всмятку. А тут теперь ещё и это, — тараторила девушка без остановки. — Да и старшей дочери тоже нет, и никто не знает, куда она делась! Даже мистер Рудбриг не знает! Марта — она, кстати, тоже здесь работает — заходила недели полторы назад взять отгулы до конца года, а потом как в воду канула. Одни сплошные странности.

Девчонка взяла со стола ручку и покрутила её в руках.

— А ещё Стефи, сестра моя младшая, они с мелкой Рудбриг в одном классе учатся, — у Джилс уже мозг начинал закипать от обилия ненужных подробностей, — сказала, что с подругами видела, как Марта закупалась зимними костюмами перед тем, как пропала. И она покупала не только женские, но и мужские вещи. Но все в городе знают, что у Марты Рудбриг парня нет и не будет, поэтому странно: зачем это ей понадобились зимние мужские вещи? Мутная история!

— А почему «нет и не будет»? — спросила Джилс, поглядывая на входную дверь. Ввязалась же в разговор с этой болтушкой.

Девчонка рассмеялась.

— Да странная она. Парней от себя чуть ли не поганой метлой отгоняет. Смотрит на всех свысока, словно мы ей что-то должны. Мне бабушка рассказывала, что у миссис Рудбриг в школьные годы была кличка «Снежная Королева», вот и Марта такая же, а то и хуже. Сомневаюсь, что она вообще когда-нибудь замуж выйдет. Так и прослывёт городской сумасшедшей. Хотя есть тут у нас одна особа, которая и так этот статус носит. Представляете, церковь в бар переделала.

Джилс тяжело вздохнула. Девчонка была явно находкой дляшпиона — расскажет всё, что знает, а что не знает — додумает и всё равно расскажет. Джилс таких людей не любила. Им лишь бы поговорить обо всём и обо всех.

— Я, пожалуй, пойду, — произнесла Джилс, молясь, чтобы девчонка не начала ещё что-нибудь рассказывать. — А то муж в машине уже, наверное, с ума сходит.

— А-а-а, — понимающе протянула девчонка. — У нас папа такой же. Каждые пять минут звонит, когда мы с мамой в магазин идём, а он в машине сидит.

Джилс собиралась уходить, но тут нащупала в кармане куртки телефон Элиота и, резко развернувшись, вернулась к стойке.

— А ты можешь дать мне телефон госпожи Джослин? А то я телефон старый разбила, и у меня нет больше номера.

— Так у хозяйки нет телефона, — выпучив глаза, произнесла девчонка. — Она же слепая и со смартфонами не ладит. Только стационарным пользуется. Таким допотопным с большими кнопками.

— А, точно, забыла. Тогда дай мне ручку и листочек, я напишу ей свой номер. Попросишь её мне набрать? Не буду же я её в самом деле по всему городу отлавливать?

Девчонка кивнула и протянула ей раскрытый блокнот с карандашом. Джилс быстро нашла в памяти телефона номер Элиота и переписала его на страничку, стараясь не кривиться, когда карандаш задевал повязку, и вернула блокнот со словами:

— Только не забудь, пожалуйста.

Девчонка скривилась и посмотрела на Джилс таким взглядом, словно мысленно добавила ещё один грех Джилс в свой список, который у неё, очевидно, был.

— Я что, похожа на скудоумную? — спросила она.

— Нет, конечно, — ответила Джилс, улыбаясь. — Я пойду.

— Идите, — кривя губы, процедила та.

Джилс вздохнула с облегчением, когда за ней закрылась дверь «Марии-Розы». Спускаясь по обледенелым порожкам, Джилс поняла, что так и не спросила имя девчонки, но то было и к лучшему. Та бы на подобный вопрос, скорее всего, рассказала всю свою жизнь, чуть ли не с момента зачатия. В её практике часто встречались такие клиенты, которым не столько погадать на будущее нужно, сколько послушать истории из их прошлого. После таких людей ей очень часто хотелось помыться с мылом, чтобы смыть с себя всё, что ей наговорили.

Вернувшись к «Рольфу», Джилс первым делом проверила Элиота. Тот спал, но выглядел ничуть не лучше. Он нуждался во врачебной помощи. Его трясло так, словно ему было чертовски холодно. Джилс забралась наверх и принесла оттуда своё одеяло. Она накрыла мужчину, надеясь, что так ему будет хоть чуточку легче.

Наверное, стоило растолкать его и предложить перелечь на матрас, но Джилс не хотелось его будить. Она и сама была вымотана до предела и с радостью бы поспала, вот только не могла позволить себе такой роскоши.

А что, если, пока она будет спать, их найдут охотники? Или же позвонит Джослин, а она пропустит звонок? Или её отыщут кровавые ведьмы?

Нет, в ближайшее время сон не был её другом.

Стараясь не шуметь, девушка нашла в ящиках Элиота пачку растворимого кофе и заварила себе несколько ложек. Пойло получилось мерзкое, с химозной кислинкой, но она заставила себя его выпить, надеясь, что он поможет ей взбодриться. Джилс устроилась на полу рядом с ногами Элиота и принялась ждать, сама не зная чего.

========== Глава 37. Сестры во тьме ==========

Мегги не позволяла себе заснуть. Она щипала себя за бока каждый раз, когда ощущала, что глаза начинают слипаться, не понимая, почему её тело так нуждается во сне, когда сама она, поглощённая тяжёлыми мыслями, находится в бездне отчаяния и содрогается от страха.

Энергия закончилась сутки назад: тогда она ещё могла передвигать ноги, бредя за Джоном и ведьмой по коридорам красивой церкви. Но то было сутки назад, а не спала она уже двое, держась на чистом упрямстве.

— Ты как, девочка? — донёсся слабый голос из соседней камеры.

— Закрой свою пасть, ведьма, — последовал незамедлительный ответ стражника.

На это ведьма в деталях рассказала мужчине, куда ему пойти и чем воспользоваться для облегчения пути, и у Мегги опять заалели щёки. Сколько раз это повторялось? Та странная ведьма из соседней клетки уже не первый раз спрашивала, как она, но у Мегги не было сил ответить.

— Девочка, просто скажи, что ты жива! — взмолилась ведьма, и Мегги вновь услышала лязг цепей: он слышался каждый раз, когда ведьма начинала ходить по своей темнице. Одного взгляда на кандалы, так же вмонтированные в стену её камеры, девочке было достаточно, чтобы наглядно представить картину и мысленно содрогнуться.

Когда Мегги втолкнули сюда, она сразу же заметила эти цепи и забилась в дальний угол, молясь про себя, чтобы её не коснулись ржавые, испачканные чем-то сомнительным ножные колодки. И молитвы были услышаны: ведьма, пришедшая вместе с Джоном, лишь захлопнула тяжёлую металлическую решетчатую дверь и, снова разбередив рану на ладони, накапала крови в замочную скважину.

Женщина-гиена не впервые ковырялась в своей ране. Ещё дома, пока Джон накладывал жгут на ногу бабушки, она окунула в неё кисть, словно в баночку красной краски. Тогда, резко дёрнув на себя заливающуюся слезами Мегги, она нарисовала на её запястьях какие-то знаки и отчеканила:

— Попытаешься бежать — они начнут разъедать твою плоть. И чем дальше ты будешь бежать, тем больнее будет. Попытаешься стереть — произойдёт то же самое, — маниакальный огонёк в глазах женщины заставил Мегги понять, что та только на это и надеется. Чужая боль доставляла женщине-гиене наслаждение.

По спине у Мегги пробежал холодок, когда она поняла, что сделать подобное могла только ведьма. Бабушка застонала в бреду, и женщина, посмотрев на неё, довольно улыбнулась.

— Ты поняла меня, девочка? Ты будешь послушной? — И эта улыбка, похожая на звериный оскал, заставляла бежать холодок по спине.

Мегги кивнула, и ведьма потрепала её по волосам, словно послушную собаку. Девочке стало противно; в душе из золы ужаса поднималась злость, и в этот момент ей показалось, что над кровавыми знаками на своих запястьях она увидела красноватое марево, как в жаркий день, когда от асфальта будто бы поднимается пар. Но стоило моргнуть — и всё исчезло.

Джон, как и обещал, наложил жгут на бабушкину ногу, и Мегги так и не поняла, почему он выполнил своё обещание, ведь мог просто забрать девочку силой, не помогая старой женщине, которую сам же ранил. Когда Мегги одевалась, стоя в коридоре и смотря на распростёртую на полу бабушку, она мысленно молилась, чтобы кто-нибудь пришёл, забрал её отсюда и не дал умереть.

Она согласилась уйти — прекрасно понимая, что спрашивали её чисто символически — только ради крохотного шанса, что бабушке смогут помочь. Хоть кто-то… Соседи, которые заметят, как девочку выводят из дома. Или отец… Если он вернётся. Если ему никто не навредил. Мегги надеялась, что хотя бы с ним всё хорошо.

Девочка цеплялась за единственное, что у неё осталось — за надежду. Надежду по имени Марта. Как только сестра узнает, она наверняка отправится за Мегги, куда бы её ни отвезли. Но для этого Марта должна знать, кто её увёз. А кто сможет рассказать об этом, если не бабушка? Бабушка, которая видела Джона.

Мегги пыталась себя убедить в этом и когда смотрела на пустынную улицу, на которой не было видно соседей, и когда сидела на заднем сиденье машины с затонированными стёклами, и когда её везли по городу в неизвестном направлении. Даже когда Рупи остался далеко позади, она продолжала внушать себе, что Марта придёт, что Марта уничтожит Джона, ведь Мегги знала, что следующая встреча Джона с его сестрой закончится чем-то ужасным. Оставалось только надеяться, что нечто ужасное случится с Джоном, а не с её сестрой. Ох, как же она надеялась…

Вот только Мегги никогда не считала себя глупой и прекрасно понимала, что реальность куда сложнее: одна ведьма, какой бы сильной она ни была, не справится с целой сектой — тем более с сектой ведьм.

Но девочка едва ли не впервые в жизни гнала от себя рациональные мысли и хваталась за надежду.

Похитители молчали всё время, пока Мегги смотрела на них, утирая слёзы и размазывая сопли по лицу. В какой-то момент девочка даже решила прикинуться спящей, чтобы получить шанс узнать, куда и зачем её везут. Она ещё с самых малых лет поняла, что взрослые не считают детей ни умными, ни опасными, и Мегги надеялась, что похитители ничем не лучше большинства людей. Ей хотелось верить, что они совершат хоть какую-нибудь ошибку, которая приведёт к их краху. К её спасению.

Других способов, как маленький ребёнок может сбежать от взрослых с пистолетами, Мегги не знала. Да ещё и эти кровавые метки на руках. Девочка не знала, действительно ли они начнут прожигать её кожу или же ведьма её просто обманула, стремясь напугать. Однако Мегги не испытывала ни малейшего желания проверять такую догадку: шрамы ещё ничего, но что, если эти метки прожгут её кожу и плоть до костей? Или, что ещё хуже, расплавят даже кости? В таком случае она может остаться без рук или умереть от воспаления и заражения крови. Ничего из этого Мегги не хотела.

Она лежала с закрытыми глазами и даже всхлипывала время от времени, словно ей снился страшный сон, но её похитители продолжали молчать. Либо понимали, что она притворяется, либо не испытывали ни малейшего желания разговаривать друг с другом. Мегги надеялась на второй вариант.

Когда она уже отчаялась, устав ломать комедию, в которую, похоже, никто не поверил, похитители заговорили.

— Мне нужен кофе, — поставила в известность Джона ведьма, но прозвучало это так, словно она требовала кофе у своего секретаря.

Но Джон не был её секретарём, о чём немедленно и оповестил женщину.

— Не разговаривай со мной… ведьма…

Последнее слово он выплюнул словно ругательство, и Мегги испытала сильное желание открыть глаза и убедиться, что в этот момент на его лице не цвела лживая улыбка, от которой по спине побежал бы холодок, но она сдержалась.

— Что-то с мелкой… — последовало слово, которое Мегги не осмелилась бы произнести, и девочке стало противно от того, что ей дали такую характеристику, — ты был куда дружелюбней. О, милая Мегги, пойдём со мной, я дам тебе конфетку. Большой вытянутый леденец. Скажи, охотников давно на детей тянет?

Жуткий смех гиены наполнил салон машины.

— Заткнись, — процедил Джон.

— Произнеси моё имя, охотничек, и я, быть может, послушаюсь. Давай же! Оно не сожжёт тебе язык, ну правда. Просто скажи: «Вивьена». Не имя, а сказка, ну! Мне даже в детстве всегда говорили, что оно у меня красивое и что о женщинах с такими именами слагают песни, так что тут стесняться нечего. Давай же, охотник! Ви-вье-на!

В ответ Джон лишь включил музыку в машине на полную громкость. От резкого звука Мегги вздрогнула и принялась потирать глаза, словно только что проснулась и не понимала, что вокруг происходит. Женщина-гиена смеялась, довольно поглядывая на пленницу через плечо.

Мегги до боли закусила щёку изнутри и попыталась выдержать её взгляд. Но проиграла.

Ведьма с охотником и дальше молчали, правда Вивьена время от времени подтрунивала над мужчиной, если всю ту грязь и желчь, которая изливалась из её рта, можно было назвать таким простым словом, как «подтрунивать». Мегги даже не хотела вспоминать, о чём говорила ведьма — все её слова не несли никакой смысловой нагрузки. Мегги не узнала ни куда её везут, ни зачем. Зато солидно расширила свой запас бранных слов и поняла, что ненавидит Вивьену сильнее, чем могла даже предположить. Сильнее, чем кого бы то ни было.

Каждый раз, когда ведьма смеялась, Мегги пробивал озноб хотелось заткнуть уши и не слушать. Вытравить из воспоминаний. Забыть, как страшный сон. Но этот смех каждый раз будто проникал прямо в голову, игнорируя всё на своём пути.

Мегги постоянно следила за временем на приборной панели. Они проехали часа четыре, прежде чем Джон решил остановиться на заправке. К немалому изумлению девочки, Вивьена пошла вместе с ними, а не стала сторожить пленницу, как это сделал бы любой похититель в фильме.

Тогда-то Мегги впервые всерьёз подумала о побеге и распрощалась с этой мыслью в тот же момент. Стоило ей потянуться к дверной ручке, как знаки на её запястьях начали постепенно нагреваться. Ощущение было такое, словно заносишь руку над свечой: сначала чувствуешь лишь приятное тепло, но чем ближе рука к пламени — тем сильнее жар. Мегги не осмелилась открыть дверь и даже не позвала на помощь заправщика, хотя тот, наверное, и не видел её — настолько тёмными были стекла.

Мегги закусила губу, чтобы вновь не разрыдаться. Не такой она представляла магию, совершенно не такой. Ведьма не обманула, и, кажется, девочку начало затапливать отчаянием. Оно нахлынуло волной, готовой утащить в свои глубины, не оставляя ни шанса всплыть на поверхность.

И ведьма явно догадывалась о неудачной попытке побега: настолько довольной показалась её улыбка, которой она наградила девочку, возвращаясь к машине со стаканчиком кофе. Вивьена сильно хромала, буквально волоча за собой увечную ногу, но даже не морщилась, словно не испытывала даже банального дискомфорта. Разве что иногда в её глазах мелькало нечто похожее на боль — резкую и мучительную, которую сдерживают и не показывают другим.

И Мегги было противно от самой себя, но такие моменты доставляли ей удовольствие. Девочке хотелось, чтобы Вивьене было больно, мучительно больно. Как и Джону. Перед глазами то и дело появлялся образ распростёртой на полу бабушки и красного цветка, распускающегося на махровом халате.

Мысли бились в голове Мегги, как птицы о прутья клетки. Они слишком доверяли магии, считая барьер над домом непогрешимым. И вот чем всё обернулось. Если бы бабушка не приехала к ним, с ней бы ничего не случилось!

Джон тоже вскоре вернулся и принёс еду, если так можно назвать пачку чипсов и банку колы. Наверное, он считал, что именно так и питаются дети и подростки.

— Ой, а одеялко ты ей поправить не хочешь? — насмешливо спросила Вивьена, повернувшись в пол оборота, чтобы видеть и Джона, и Мегги. — Или, может, купишь игрушку?

— Прекрати.

— О, а, может, почитаешь сказку, чтобы она крепче спала? — просияла женщина, а Мегги мысленно содрогнулась от отвращения. Почему она такая мерзкая?

— В чём твоя проблема? — развернувшись к Вивьене, спросил Джон. — Хочешь, чтобы мы привезли её в церковь полумёртвой от голода? Думаешь, за такое нас по головке погладят? Она всего лишь ребёнок. Ребёнок, который нам нужен.

— Она всего лишь ведьма, — ответила Вивьена, растянув губы в противной улыбке, больше похожей на оскал.

— Ты сама сказала, что в ней нет магии! — воскликнул Джон, чересчур резко вдавив педаль газа, отчего Мегги вжало в заднее сиденье.

— Не вижу. Ни капельки, — подтвердила Вивьена.

От её слов на душе Мегги стало муторно. Она и сама знала, что не способна колдовать. Но одно дело — знать самой, и совершенно другое — когда твои похитители говорят, что ты не можешь им ничего противопоставить.

Мегги постаралась отделаться от ненужных чувств и зацепиться за слова Джона. Она им нужна. Вот только для чего?

— Тогда почему ты называешь её ведьмой? — в голосе Джона звучало искреннее недоумение.

— Меня удивляют твои двойные стандарты. Меня ты считаешь ведьминым отродьем, опасной тварью, которой не место в этом мире, а её — нет. Хотя она такая же дочь ведьмы, как и я. Ну, охотник, объясни мне, что с тобой не так?

Джон промолчал, лишь наградив ведьму доброжелательной улыбкой. Точно так же он когда-то улыбался в коридорах больницы — не зря Мегги не верила его добродушию. Вот только ведьму это бесило, и девочке даже показалось, что она услышала, как Вивьена проскрежетала зубами в ответ на эту улыбочку.

Мегги могла бы отказаться от еды, но не стала. Она съела несчастную пачку чипсов, даже не ощутив вкуса, механически пережёвывая содержимое, думая о похитителях, их целях и о магии.

Мысли вертелись в голове, перескакивая с одной на другую. Она нужна им, но зачем, если Вивьена не увидела в ней магии? «Ни капельки», — сказала она, и почему-то Мегги была уверена, что та не соврала.

Вот только девочка помнила и слова Кеторин. А ещё знала, что ей не почудился магический след — то марево не могло быть ничем другим; знаки на её руках светились, когда Вивьена их рисовала. Но сейчас, сколько бы девочка ни напрягала зрение, на своих запястьях она видела лишь чужую запёкшуюся кровь. Кровь, которая держала её на месте не хуже цепей.

***

В «церковь», как это место назвал Джон, её привезли в серых предрассветных сумерках, и у Мегги язык не повернулся бы окрестить грязное белое здание «церковью». Оно больше походило на исследовательский центр, военную базу или даже лечебницу для душевнобольных, но никак не на церковь. В представлении Мегги у церкви обязательно должен был быть купол, башенки и колокольни. У квадратного здания не было ничего, кроме плоской крыши и окон, вырезанных так симметрично, словно их выводили по линеечке: одно над одним, идеально ровно. А решётки, мелькающие то тут, то там, лишь ещё больше подчёркивали всю симметричность здания.

Однако Мегги всё же удивилась, когда воздух пронзил перезвон колоколов. Жуткий перезвон, не имеющий ничего общего с тем, что звенел в Рупи. От этого гула мороз бежал по спине.

«Церковь» располагалась в обычном тихом городе, название которого Мегги так и не разглядела. К её удивлению, тут не было привычных огромных приветственных вывесок. По пути мелькали старые домики из камня и черепицы, каких и в Рупи было полным-полно, но чем ближе они приближались к «церкви», тем больше становилось многоэтажек. Как и любой обычный город в такое время суток, этот населённый пункт был будто мёртв. Хотя Мегги всё же разглядела свет от ламп в паре домов — интересно, знали ли их жильцы, что происходит в здании неподалёку? Мегги казалось, что нет.

Джон въехал на подземную парковку. Там их встретили бетонные стены и вооружённые люди. Много вооружённых людей: в основном мужчины, но Мегги заметила и парочку короткостриженых женщин, в которых лишь отдалённо угадывалось сходство со слабым полом, настолько большими и мускулистыми они казались. Такая вполне могла сломать Мегги руку, просто пожав её.

Вот только вряд ли кто-то из них захотел бы обменяться рукопожатиями с девочкой. Охотники смотрели на них с Вивьеной со смесью страха и отвращения, хотя отвращения было куда больше. И Мегги поняла бы, если бы так смотрели на неё, но на Вивьену… Разве они не были союзниками?

Или враг моего врага — мой друг, но это не значит, что я ему доверяю?

Джон передал их паре вооружённых охранников и ушёл в неизвестном направлении, а Мегги в сопровождении ведьмы повели по коридорам куда-то вниз. Девочка мысленно считала повороты и лестничные пролёты, не задумываясь, зачем ей могла бы понадобиться подобная информация: стоило подумать о цели — и кровь начинала нагреваться.

— Была бы моя воля, я бы вырезала их на твоей коже маленьким ножом, глупая ты девчонка, — тут же отозвалась Вивьена. — Но у тебя сильный покровитель, девочка, и пока что ты нужна им живой и невредимой.

Стражников от слов ведьмы передёрнуло так же сильно, как и Мегги. Они держались от ведьмы на расстоянии, вот только рука каждого охранника покоилась на рукояти пистолета. Мегги гадала: если Вивьена попытается их убить, успеют ли они воспользоваться своим оружием. Как покалеченная хромая женщина, волочащая за собой повреждённую ногу, внушала ужас здоровым вооружённым мужчинам, которые в ширине плеч были в два раза больше неё — этого Мегги никак не могла понять.

Её привели в узкий, тускло освещённый коридор, по одну стену которого тянулись решётчатые двери, за которыми открывались маленькие темницы, клетки или камеры — Мегги не знала, как их правильнее назвать. Для неё это были клетушки с тюфяками на полу, цепями на стенах и странного вида унитазами со шторкой, которой можно было прикрыться. Толика уединённости в своеобразной тюрьме. Разве это не то пресловутое милосердие, о котором так распинались люди, и которого заслуживает каждый?

Мегги сначала даже обрадовалась, когда, проходя мимо клеток, обнаружила, что они пусты. У них нет пленников, — вот, о чём она думала, — никто больше не разделит её тяжёлую судьбу.

— Ребёнок? — послышался каркающий, болезненный голос.

Мегги вздрогнула, увидев кучу тряпья на тюфяке в клетке, мимо которой её провели. Раздался лязг цепей, и куча зашевелилась. Мегги не успела увидеть лица другой пленницы, как её уже втолкнули в соседнюю клетку и закрыли решётку.

— Вивьена, ты чудовище! — возглас, полный ненависти, и лязг цепей, сопровождающий каждый шаг женщины. — Ребёнка! Ты продала им ребёнка! Ни в чём не повинную девочку! В тебе нет ничего человеческого, падаль!

Вивьена лишь рассмеялась, и её смех срезонировал от бетонных стен, разносясь жутким эхом по коридорам.

— Падаль? — Мегги увидела, как кровоточащей рукой Вивьена утирает слёзы, выступившие в уголках глаз. — Мне уже говорили нечто подобное. Вот только я здесь, а ты — там. И скоро я вернусь в свой мир, а ты сгниёшь здесь заживо. Боюсь, от тебя не останется ничего человеческого. Только па-да-ль.

Мегги увидела безумную улыбку на губах ведьмы и сжалась в комок.

Лязг цепей. Шаркающие шаги.

— Сумасшедшая! Я тебя своими руками придушу!

— Боюсь, поводок коротковат, — хмыкнула Вивьена и накапала крови в замок. — Сиди здесь, малышка, — сказала она Мегги. — Скоро за тобой придут.

Широко улыбаясь, Вивьена ушла, а вот охранники остались. И это было почти сутки назад, если Мегги правильно считала время. Ей дважды приносили еду; ей и пленнице из соседней камеры. Мегги съедала безвкусную кашу, женщина же предлагала затолкать её охранникам в задний проход, а затем слышался очередной скрежет и звук удара.

Мегги подумала о сестре и судорожно втянула воздух, стараясь не разрыдаться. Знала ли Марта, где сейчас её младшая сестрёнка и как ей плохо? Скорее всего, та ещё даже не вернулась в Рупи, но Мегги не могла отказать себе в удовольствии представлять, как сестра врывается в этот тусклый коридор и раскидывает охотников по сторонам. Представлять, как пистолеты взрываются в их руках. В своих мечтах Мегги наделяла сестру всеми допустимыми способностями и даже больше.

Она настолько погрузилась в свои воспоминания и мечты, что не сразу услышала шаркающие шаги и перешёптывания охранников. А когда начала напрягать слух, чтобы расслышать их, те уже перестали разговаривать.

Послышался звук поворачивающегося в замке ключа, и дверь соседней клетки открылась.

— Не приближайся! — гневный крик пленницы резанул по ушам, затем раздался звук удара и болезненный стон, от которого у Мегги свело живот. Они били ведьму. Сколько пройдёт времени, прежде чем начнут бить и её?

Лязг цепей, шарканье ног. Очередной удар.

— Бешеная, — раздался брезгливый голос охранника, который сторожил их. — Да откуда в ней столько силы-то? Она ведь уже третий день ничего не ест.

— Жри сам свою отраву, — прохрипела ведьма. — Предпочитаю быть голодной, но в своём уме.

Мегги вздрогнула. Они что-то подмешивали в еду. Теперь она понимала, почему ведьма отказывалась есть.

Ведьму выволокли из клетки, и Мегги увидела засаленные лохмотья чего-то, что когда-то могло быть красивой мантией или плащом. Сопротивляющуюся пленницу уволокли по коридору, а Мегги так и не увидела её лица. Возможно, никогда и не увидит. Мегги с ужасом подумала, что ведьму увели на казнь. На эту мысль её натолкнул охранник, который вошёл в клетку и, судя по звукам, принялся в ней убираться, напевая какую-то фальшивую мелодию.

Тогда-то Мегги и заснула, не в силах больше сражаться со своим измождённым телом. Она смирилась. Будет она спать или нет, всё равно ничего не может сделать. Она была вымотана до предела и нуждалась в передышке.

Мегги не знала, сколько прошло времени, прежде чем она проснулась. Бодрее она себя точно не почувствовала. Сейчас она казалась себя очень старой, просто вселенски старой. Такой же старой, как бабушка, а может ещё старее. Тронь — и песок посыплется.

Она нащупала в кармане своего джинсового комбинезона кристаллы соли и сжала их в руках. Те всё так же излучали тепло, которое она ощущала рядом с родителями. Мегги так и не смогла понять, почему её не стали осматривать.

Хотя, если подумать, даже если бы они и нашли в её карманах кристаллы соли, что изменилось бы? Она всё равно никак не могла ими воспользоваться. А если бы и воспользовалась, то единственное, что сделала бы, так это показала бы воспоминания родителей охранникам.

Конечно, будь Мегги персонажем детского мультика, охранники прониклись бы симпатией к её семье и помогли бы ей сбежать. Вот только подобное вряд ли случится — столько ненависти было в их взглядах.

Запёкшаяся кровь снова начала нагреваться, а Мегги истерично рассмеялась. Она ведь не о побеге думала, и тем не менее… Вскоре безумный смех перешёл в отчаянный вой. Мегги рыдала, захлёбываясь воздухом и слезами, пока не поняла, что её никто не окликает и не требует «заткнуться».

Тогда-то она и осознала, что что-то не так. Утерев слёзы подкладкой куртки, она поднялась на ноги и побрела к металлической решётке. Прорези у той оказались квадратными и достаточно большими: девочка могла свободно просунуть в них голову, но никак не тело.

Что она и сделала, высунувшись по самые плечи в коридор, чтобы рассмотреть его. Решётка соседней камеры всё ещё оставалась распахнута, а тянувшийся в обе стороны тусклый коридор — пуст.

Мегги нахмурилась, не зная, радоваться ей подобному пренебрежению к её персоне или же бояться. Она им не важна, как та пленница? Или они думают, что она не может… Мегги вовремя одёрнула себя, решив, что больше даже мысленно не будет произносить слово на букву «п» и все его синонимы. Хотя и понимала, что в какой-то момент точно провалится — свои мысли контролировать сложно, практически невозможно.

В этот момент на лестнице, по которой её сюда привели, послышались шаги. Несколько пар ног торопливо спускались, и каждый их шаг сопровождался глухим ударом. Мегги сначала испугалась и спряталась в камере, но потом, поддавшись любопытству, пристроилась на полу так, чтобы видеть лестницу. Ей оставалось только надеяться, что её не заметят, а если и заметят, то ничего не предпримут, продолжая относиться к ней, как к безобидному ребёнку.

На полу было прямо-таки фантастически «удобно», но зато вид открывался сказочный. Хотя сказка сомнительная, а персонажи препротивные. И эти самые персонажи тащили обратно кучу тряпья, которая была женщиной-пленницей-ведьмой. Она повисла на руках двух охранников и едва переставляла ноги, если переставляла их вовсе: Мегги отчётливо видела, как её голые грязные ступни бились о ступени, пока охранники волокли её. Опущенная голова и спутанные тёмные волосы по-прежнему не давали девочке разглядеть её лица.

Ведьма что-то невнятно бормотала, а охранники кривились и громко пыхтели, словно волоча за собой не женщину, а куль с навозом. Подобного пренебрежения Мегги не могла понять — для неё человек всегда оставался человеком. В её представлении магические способности, как соль или сахар, делали лучше, но не портили.

Хотя в отношении Вивьены правило не работало. Её сколько не сахари — лучше не станет, только хуже.

Мегги отмахнулась от мыслей о злобной ведьме и сосредоточила всё своё внимание на подруге по несчастью. Та вряд ли смогла бы ей чем-нибудь помочь: эта женщина сама нуждалась в помощи. Мегги заметила чистые повязки на её запястьях, выделявшиеся на фоне остальной грязи. Девочка не знала, были они раньше или нет, но эта маленькая деталь насторожила Мегги: в голове тут же появились сотни идей о том, что могли делать с ведьмой и почему та сейчас была так слаба и не сопротивлялась.

Голова женщины мотнулась в сторону, и Мегги в изумлении разинула рот. Теперь она видела лицо. Сломанный нос, рассечённая бровь, припухшие губы, заплывший глаз — всё это мешало сложить полную картину, однако Мегги её узнала.

«Кеторин, — подумала она, изучая лицо пленницы, — эта ведьма очень похожа на Кеторин».

Вот только женщина точно не была Кеторин и не была её сестрой-близнецом. Она выглядела старше, гораздо старше.

Их объединяло точно такое же семейное сходство, как и Марту с Мегги. По этому сходству люди, впервые встречавшие их, сразу же понимали, что они члены одной семьи. Лицо этой женщины было странной мешаниной из черт Кеторин и шрамов. Вроде очень похожий рот, но какой-то не такой: слишком широкий, словно растянутый. Вроде те же очерченные скулы, но лицу ведьмы они не придавали шарма, а скорее подчёркивали болезненную худобу. Синюшный кривой нос и вовсе не имел ничего общего с красивым вздёрнутым носиком Кеторин.

Мегги никак не могла отделаться от словосочетания «грустное подобие», которое пришло ей на ум при взгляде на женщину — настолько невзрачной она казалась. Хотя куда лучше её описывало другое слово — «жертва».

Ведьму втащили в её клетку, и вновь послышался лязг цепей. Охранники заперли женщину и, к удивлению Мегги, ушли. Наверное, подумали, что в таком состоянии никто из пленниц не представляет для них опасности.

Когда их шаги на лестнице стихли, Мегги услышала слабый голос:

— Девочка, ты спишь? — надсадный кашель превратил последнее слово в едва различимый набор звуков.

Мегги поднялась с пола и подошла к смежной стенке между их темницами, чтобы лучше слышать ведьму. Теперь женщина вызывала у Мегги куда больше интереса, чем раньше.

— Не сплю, — ответила она, и то были её первые слова, произнесённые за прошедшие сутки. Голос её звучал так же слабо, как и голос ведьмы.

— Как тебя зовут, девочка?

— Мегги… Мегги Рудбриг.

— А я — Клементина, — Мегги показалось, что в голосе женщины послышалась улыбка. — Я бы сказала, что рада нашему знакомству, если бы обстоятельства были иными, — Клементина вновь закашлялась. — Из какого ты ковена, Мегги?

Мегги села на холодный пол, подтянув куртку под попу, чтобы было чуточку помягче.

— Не из какого. Я не принадлежу ковену. Да я и не ведьма… вроде бы…

— Не ведьма? — удивлённо переспросила Клементина. — А они об этом знают?

Мегги кивнула и лишь потом ответила:

— Да.

— Да уж, — с нескрываемой злостью выдала ведьма, — связались с кровавыми, так теперь и обычных детей воруют. Интересно, как это они так ловко выворачивают наизнанку свои убеждения.

Женщина горько рассмеялась. Смех снова перешёл в кашель.

— Вы больны?

Клементина долго молчала, и Мегги уже начала думать, что та уснула или…

— Да. Тяжело больна, но сомневаюсь, что ты вкладываешь в это слово тот же смысл, что и я. Понимаешь, ведьмы не болеют в том смысле, в котором болеют все остальные люди.

— Но моя мама была ведьмой, и она болела, тяжело болела. Я как-то подслушала их с папой разговор: мама тогда говорила, что ей не сможет помочь ни один врач. Они не хотели, чтобы я знала…

— Значит, ты не так проста, — перебила её Клементина. — Твоя мать была ведьмой-одиночкой? Она использовала кровь, когда колдовала?

— Я не знаю, — робко ответила Мегги, удивившись властности и требовательности, прозвучавшей в голосе ведьмы. — О том, что мама — ведьма, я узнала недавно, когда на нас с сестрой напали. Марта тогда взмахом руки разбила арбалет. И я заставила её рассказать мне всё. Хоть Марта и говорит, что мама не ведьма, я ей не верю.

— Взмахом руки? — недоверчиво переспросила Клементина. — Ты уверена?

— Абсолютно! — громко воскликнула Мегги, уязвлённая тем, что её слова поставили под сомнение.

— Не кипятись, девочка, — одёрнула её ведьма. — Я просто уточняю. А в тебе магических способностей нет или они не пробудились ещё?

Мегги начинала «кипятиться». Она чувствовала себя человеком на допросе — не хватало только яркого света, направленного в лицо, и доброго полицейского, который допрашивал бы её вместе с Клементиной.

— Не уверена, — нехотя ответила Мегги.

— Не уверена в чём? — напирала женщина.

— Не уверена, что во мне их нет, — процедила сквозь стиснутые зубы Мегги.

Повисло молчание, долгое молчание. Однако по тому, как сопела и кряхтела Клементина, было понятно, что она не спит. Думает, скорее всего. Мегги привалилась затылком к бетонной стене и прикрыла глаза. Девочка тоже думала. Правильно ли она поступила, рассказав обо всём совершенно постороннему человеку, или нет, она не знала, но всё-таки нуждалась в ком-то взрослом — в том, кто подскажет и поможет если не действием, то хотя бы советом.

— Что ж… — хриплый голос вырвал Мегги из полудрёмы, в которую она начала соскальзывать. — Послушай меня, Мегги, когда Вивьена придёт сюда, хотя не факт, что это будет именно она, ты должна быть уверена в одном: в тебе нет магии, и никогда не было. И даже если ты что-то чувствуешь или думаешь, что можешь что-то сделать, не пытайся. Не здесь, — женщина вновь закашлялась. — Ты меня поняла?

— Да.

— Умница, — похвалила её Клементина, и в голосе той Мегги услышала сострадание и поддержку, отчего вновь захотелось разрыдаться. Она так хотела домой. — А сейчас я посплю. В этом месте сон — единственное, что ещё может скрасить будни.

Раздался лязг цепей, и Мегги поняла, что ведьма поудобнее устроилась на своём тюфяке.

— Как же я хочу, чтобы Марта пришла и забрала меня отсюда, — в сердцах воскликнула девочка, смаргивая набежавшие слёзы.

Ведьма рассмеялась. Горько, надломлено, и смех её перерос в кашель.

— Хорошо, когда есть человек, которому можно всучить роль доблестного героя в доспехах. Надеюсь, когда твоя сестрёнка придёт, ты и за меня попросишь. Моя-то скорее от облегчения выдохнет, чем пойдёт меня спасать.

— Вы о Кеторин? — произнесла Мегги прежде, чем успела подумать. — Не думаю, что она бросила бы вас в темнице.

Воздух буквально зазвенел от повисшей тишины. И Мегги начала гадать о том, насколько большую оплошность она совершила. Ведь Клементина вполне могла и не знать никакой Кеторин — мало ли в мире похожих людей. Она как-то читала теорию восьми двойников, мол, у каждого человека есть восемь людей, которые очень похожи на него внешне. Причём это не должно быть именно стопроцентное сходство — они могут даже быть разных национальностей, но при этом быть похожи.

Однако следующие слова Клементины разрушили все сомнения на корню.

— Девочка, кто ты такая, чёрт тебя дери? — цедя каждое слово, спросила пленница, и в голосе её было так много угрозы, что Мегги вздрогнула. — И откуда ты знаешь имя моей младшей сестры?

Мегги потупилась, прежде чем ответить:

— Я Мегги… Магдалина Рудбриг. А Кеторин… её можно назвать кем-то вроде подруги моей сестры.

Ещё немного тишины. А затем смех Клементины, похожий на карканье ворон, пронёсся эхом по коридорам.

— Подругой? Серьёзно? Сомнительная, конечно, честь — быть подружкой такого человека, как Кетти, — усмешка отчётливо слышалась в голосе женщины. — Если бы я верила в тесность мира, то спросила бы, не знакома ли ты случаем с кем-то из моих детей!

Казалось, женщину забавляло такое соседство.

— Джуди? — предположила Мегги, и смех тут же стих.

— Девочка, — проскрежетала Клементина, — если вдруг ты окажешься подсадной уткой, я нашпигую тебя яблоками и зажарю на вертеле. Всё поняла? Советую выбирать слова и подумать над моим следующим вопросом, прежде чем ответить. Где Джуди? Немедленно отвечай!

Послышался лязг цепей и заковыристые проклятья. Мегги отчего-то подумала, что, не разделяй их стены и решётки, ведьма набросилась бы на неё и, возможно, даже ударила бы. Для Мегги, которую никогда в жизни не били, сама мысль о том, что кто-то может поднять на неё руку, была пугающей.

— Где моя дочь? Если ты сейчас же не ответишь, я!..

— В Рупи, — не дав той договорить, перебила Мегги. От открытой угрозы, исходящей от слов Клементины, у неё по спине побежали мурашки. — Меня одну похитили. Они стреляли в мою бабушку. Джуди… она не должна была приходить заниматься со мной в тот день.

Глаза обожгло слезами, а в носу защипало. Мегги выпаливала всё на одном дыхании, мешая слова со всхлипами, пока в какой-то момент Клементина не остановила её, громко гаркнув и потребовав прекратить.

— Я тебя не совсем поняла. Поэтому, пожалуйста, намотай сопли на кулак и говори по-человечески. Своим воем ты привлечёшь сюда охранников и, поверь мне, нам не понравится, если они придут.

Мегги немалых сил стоило совладать с собой и рассказать всё как есть с самого начала. О папе и аварии, о Джоне и Марте, о Кеторин и Джуди. Слёзы так и катились из глаз, но она собрала их в кучку и затолкала в самые глубины своей души. Она будет плакать потом, когда окажется дома, и ей ничего не будет угрожать. Ведь Клементина не плакала, а ей было в разы хуже. Значит, и Мегги не будет плакать.

— Да уж, девочка, ну и задачку ты мне, конечно, удружила, — как-то отстранённо произнесла Клементина, словно разговаривая сама с собой.

После этого Клементина молчала довольно долго, и Мегги начала думать, что та уснула. Девочка поднялась на ноги и побрела к своему тюфяку. Заняться было практически нечем, а Мегги терпеть не могла бесцельное времяпрепровождение. Она всегда что-то делала. Читала, рисовала, лепила, смотрела документалки и мультики.

Так что нахождение в клетке, где единственным развлечением было ходить кругами или квадратами в зависимости от угла поворота или разговаривать с Клементиной, которую Мегги никак не могла причислить к доброжелательным и приятным людям, стало для девочки сущей пыткой.

Мегги рухнула на свой тюфяк, сжимая в руках кристаллы соли. Она решила хотя бы попытаться уснуть, надеясь скоротать время, которое от неё никак не зависело. И уже уплывала в сон, когда услышала тихие слова Клементины:

— Не называй им никаких имён. В этом месте никогда не знаешь, что может быть использовано против тебя.

Женщина зашлась в страшном сиплом кашле, а Мегги забылась тяжёлым сном без сновидений.

========== Глава 38. Потрошитель рыб ==========

Шестерёнки в мозгу Кеторин работали с бешеной скоростью в попытках сложить картину происходящего.

От барьера, защищавшего дом Рудбригов, не осталось и следа — его будто развеяли по ветру. Вывод напрашивался неутешительный: охотники связались с кровавой ведьмой. Причём не обычной, так как рядовая ведьма не сумела бы быстро уничтожить барьер подобного уровня даже с кровью активатора. А в том, что действовали быстро, Кеторин нисколько не сомневалась, как и в том, что у ведьмы была кровь кого-то из Рудбригов в достаточном для разрушения защиты количестве, потому как на снятие подобного барьера без крови ушло бы несколько дней даже у сильнейших ведьм.

От мысли, что охотникам помогал кто-то из Старейшин города Кровавых Вод, Кеторин бросило в жар.

И зачем вообще понадобилось снимать барьер, если у похитителей была кровь для беспрепятственного проникновения? Возможно, подобные действия были скрытой угрозой и демонстрацией силы противников, вот только Кеторин чудились лишь расточительство и бахвальство.

«Глупое хвастовство, — подумала она, сжимая в руках руль. — Жаль, что к подобному склонны все Старейшины — как тут определить самую паршивую овцу в стаде, когда они все, мягко говоря, не очень?

И уж каким дураком или слепцом должен быть Алистер Рудбриг, чтобы не заметить, как вокруг его дома кругами ходят одна или несколько странных женщин, прикладывая руки к забору?

Вот только костерить отца девочек у Кеторин времени не было точно — ещё одна проблема в этот момент буквально дышала ей в затылок. Она обернулась через плечо и посмотрела на Марту, которая таким же неверящим взглядом изучала дом и разрушенный барьер.

«А ведь девчонка считала его неприступным, — с грустью подумала Кеторин. — Как самонадеянно с нашей стороны!»

Теперь Кеторин корила себя, что не додумалась установить на дом дополнительный барьер. А ведь она всегда считала, что умеет перестраховываться! Накинула же на Мегги покров на случай, если кто-то будет её искать. Даже вплела в него защиту, чтобы никто не смог разглядеть магические дарования девочки. На первый взгляд — умно. И тогда Кеторин действительно казалось, что она поступила правильно.

Вот только ошибка колола глаза: она не подумала, что девочку не нужно искать — её уже нашли. В глубине души Кеторин верила, что в большей степени избавилась от проблемы, отправив Малика на тот свет, но увы… Самонадеянно — ничего не скажешь. Как показала суровая жизнь, самонадеянность — худший из её пороков, всегда выходящий боком.

Свою вину Кеторин осознавала так же точно, как и то, что барьер перед ними больше не мог защитить жителей дома; его даже не получилось бы восстановить.

Женщина всё ждала, что вот сейчас Марта тоже это поймёт и начнёт упрекать ведьму, но девушка впала в апатию и за всю дорогу ни слова не проронила. Кеторин то и дело ловила в зеркалезаднего вида лишь отражение растоптанной девочки, смотрящей в телефон.

«Надо было и Мегги забирать с собой», — запоздало пришла в голову Кеторин гениальная в своей простоте идея.

— Идите в дом, — обратилась она к Марте с Коулом. — Вам нужно отдохнуть.

Девушка медленно перевела взгляд на ведьму и удивлённо вскинула брови.

— Зачем? Нам нужно ехать к Джослин и…

— Я разберусь с этим сама, — перебила Кеторин. — А тебе нужно поговорить с отцом и навестить бабушку. И, наверное, поговорить с полицейскими — возможно, похитители попали на какие-нибудь камеры. Это значительно упростило бы нам работу. К тому же посмотри на Коула — он всё ещё похож на тухлый лист салата. Да и ты выглядишь не лучше.

Коул только хмыкнул, а Марта начала отчаянно протестовать, мол, надо действовать немедленно, но Кеторин умело свернула её препирательства, высадив их после довольно долгих словесных баталий. На самом деле она хотела сбагрить девушку хоть на время, чтобы самой составить план действий, а Марта — триггер для чувства вины — не лучший помощник в этом случае.

Кеторин петляла по заснеженным улочкам Рупи, ощущая на себе хмурый взгляд Роя. Племянник буквально сверлил её взглядом, очень похожим на отцовский, и это злило. Малышка Джуди хоть и была близняшкой Роя, но с отцом имела довольно отдалённое сходство и потому не так сильно влияла на Кеторин.

— Что? — всё-таки не выдержала и спросила ведьма, косо поглядывая на Роя и пытаясь уследить за дорогой. Она старалась не пускать недовольства в свой голос, что получалось не очень хорошо.

Но племянник молчал, продолжая буравить Кеторин своим взглядом.

— Рой, если ты хочешь что-то сказать, то говори. Я не понимаю языка взглядов, — едко ответила Кеторин. Она понимала, что временами ведёт себя, как полная сука, перенося свою агрессию с Люциана на его сына. Умом понимала, но где-то между умом и языком связь терялась, и она вываливала на мальчика тонны грязи.

— Если тебе хочется на что-то смотреть, смотри на дорогу. Рупи — довольно симпатичный городок.

Надувшись, Рой отвернулся и принялся изучать местность. Для Кеторин же такие утопающие в снегу поселения все на одно лицо. Женщина проехала мимо академии «Мария-Роза», чуть не врезавшись в огромный ярко-красный автодом, едва не задев его зеркалом. Машину припарковали так убого, что вся её задняя часть буквально занимала половину полосы. Кеторин тихо выругалась сквозь зубы. Было бы у неё время, она бы непременно вышла из машины и повздорила с нерадивым парковщиком — сейчас у неё было как раз такое настроение. Склочное. Такое, когда хочется пойти и кого-нибудь треснуть. Желательно посильней. Но скатываться до подобного в присутствии племянника Кеторин не собиралась.

Вырулив на узкую улочку и петляя между домами, она направилась прямиком к «Ведьминой Обители». Кеторин припарковалась на общественной парковке и, всучив Рою вещи, поспешила к своему дому-бару. Возле главного входа была навалена огромная куча снега — такая, что видна была лишь верхняя часть двери, — и Кеторин даже не стала пытаться пробраться через неё. Обогнув обитель, она поспешила к чёрному входу. Тут снега оказалось значительно меньше, хотя и дураку было бы понятно, что «Ведьмину обитель» не посещали и не покидали несколько дней.

Кеторин пришлось приложить немало усилий, чтобы сначала пробраться по снегу к двери, а потом ещё столько же, чтобы открыть её. И почему она не перевесила дверь, чтобы та открывалась во внутрь? Тогда проблем было бы значительно меньше.

Порядком взмокнув в зимней одежде, Кеторин наконец забралась в свою маленькую тёмную кладовку, невольно притащив с собой такое количество снега, что хватило бы на небольшого снеговика. Рой вместе с вещами последовал за ней, добавив снега на порог.

«Теперь сможем слепить ещё и подружку для снеговика, — усмехнулась про себя Кеторин, осматривая стремительно превращающийся в лужи снег, — или не сможем».

Она показала Рою, куда скинуть вещи и, найдя лопату, больше похожую на совок для детей великанов, протянула её Рою.

Парень непонимающе нахмурился, переводя взгляд с лопаты на Кеторин и обратно.

— Зачем?.. — начал было он, но Кеторин не дала ему договорить и мило улыбнулась.

— В моём доме никто не останется без дела. Так что, мой маленький волшебник, бери свою лопату и иди творить магию. Чёрный вход, главный вход, а ещё весь снег с дорожек. Раз уж твоя сестрёнка не смогла справиться с такой простой задачей, ты должен ей помочь.

— Я должен поговорить с Джуди, — покачал головой Рой.

— Поговоришь, когда закончишь чистить снег.

— Но…

— Никаких «но», Рой. Снег — твой лучший друг и товарищ на ближайший час. Или часы.

— Вы с мамой так похожи, что аж зубы сводит, — буркнул Рой, выхватив лопату.

Ноздри Кеторин раздулись от возмущения.

— Ещё раз услышу нечто подобное — отправлю в Шарпу пешим драпом без монетки в кармане. Ясно?

Рой нервно сглотнул и кивнул. На его щеках проступили красные пятна. Кеторин не стала гадать, от смущения они или от гнева. Плевать.

Развернувшись на каблуках, она вошла в главный зал «Ведьминой обители». В том, что за время её отсутствия в баре ни разу не убирались, Кеторин не сомневалась, но всё-таки с толикой надежды провела пальцем по ближайшему столу и брезгливо поморщилась, встретившись с пылью.

— Когда-нибудь кто-то непременно сравнит тебя с ведром гербицидов — и будет прав! — пожурила себя Кеторин.

В главном зале Джуди не оказалось, и Кеторин, начиная опасаться, отправилась на поиски племянницы в жилые помещения «Ведьминой обители». Минуя бар, она проскользнула в прятавшийся за ним коридор: узкий и тускло освещённый, с одной единственной дверью, ведущей на кухню, и лестницей, поднявшись по которой, можно было попасть в своеобразную квартиру Кеторин.

— Свет горит, значит, дома кто-то есть, — фальшиво пропела себе под нос Кеторин и принялась подниматься по лестнице.

Изначально в планах церкви никакой квартиры не было. На втором этаже располагались только кабинет пастора и несколько складских помещений, в которых хранилась всякая рухлядь. Но умелые рабочие и кувалды создали большое свободное пространство, которое Кеторин превратила в свою квартиру-студию. Небольшая, конечно, но для женщины, которая до недавних пор жила одна, студии было вполне достаточно.

Кеторин открыла тяжёлую дверь в конце лестницы и вошла в свою квартиру. Полы здесь, как и везде в «Ведьминой обители», остались со времён церковного прошлого — в общем, деревянные. А стены… Что ж, их можно описать выражением «взрыв на фабрике красок». Деревянные панели, которыми изначально были обшиты стены, Кеторин самолично зачистила и раскрасила в соответствии со своим тогдашним настроением. Что было на её душе в тот момент, она уже не помнила. Наверное, ей было очень паршиво, раз она решилась на подобный эксперимент — сейчас Кеторин ни за что не стала бы делать ничего подобного.

Возможно, потом, когда всё это закончится, она сделает ремонт и превратит свою маленькую студию в нечто менее кричащее и более подходящее женщине её возраста. Кеторин мысленно содрогнулась, припомнив несчастную дату, и постаралась её поскорее забыть. Приятно, когда снаружи ты выглядишь хорошо, в то время как внутри уже давно песок пересыпается.

Джуди она нашла сразу же. Сложно было её не найти, когда в комнате не было ни одного места, где можно было бы спрятаться: под кровать не залезешь, в шкафу тесно от одежды Кеторин — не протолкнуться. Так что Джуди заняла единственную оставшуюся позицию, притаившись за спинкой дивана.

— Выходи, — приказала Кеторин, буравя взглядом макушку племянницы, которая торчала над невысокой грядушкой. — Это всего лишь я.

Джуди вскочила на ноги. Лицо у неё было бледное, осунувшееся. А глаза, как у оленя: такие же большие и перепуганные. Сейчас она была куда больше похожа на маленького ребёнка, чем обычно. И Кеторин даже порадовалась, что взяла Роя с собой. Теперь нужно решить, как отправить их обоих в Шарпу и не нарваться на вековую обиду.

— Я услышала шорохи внизу и испугалась, — выдохнула Джуди и, перебравшись через спинку, села на диван.

— И не нашла ничего лучше, чем спрятаться за диваном, — хмыкнула Кеторин и прошла вглубь комнаты, направляясь в ванную. Ей очень хотелось искупаться после долгой дороги и, возможно, вздремнуть пару часов, а потом уже со свежей головой взяться за поиски Мегги.

— У меня не было времени, — надулась Джуди.

Кеторин устало вздохнула. И в кого её племянники такие глупые? Вот вроде бы Люциан всегда был умным и даже хитрым, да и Клем… Кеторин отмахнулась от сестры, как от злобной гадюки, и, повернувшись к Джуди, принялась разъяснять той простые истины:

— У тебя было предостаточно времени на то, чтобы активировать на двери защитный барьер. А пока охотники бились бы в неё, ты могла бы забаррикадировать окна и закрыться в этой комнате на ближайшее десятилетие, — подумав о том, что охотники вполне могли бы поджечь обитель, Кеторин исправилась, — или выбраться через них. Вокруг церкви столько снега, что ты не разбилась бы, спрыгнув со второго этажа. Но нет — ты спряталась за диваном. Мои овации, Джуди! Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я всё время говорю, что тебе лучше вернуться домой?

Джуди поджала губы и надулась пуще прежнего. На её глаза навернулись слёзы.

Кеторин щёлкнула языком и, распахнув двери шкафа, принялась искать, во что переодеться.

— Не пытайся меня разжалобить. Я не Люциан и на твои слёзы не куплюсь. Ты — будущая глава ковена. Научись думать головой до того, как тебе её отрежут, — Кеторин достала вещи и захлопнула дверцу шкафа. — Кстати, где ты была, когда девочку похитили? Разве я не просила за ней присматривать?

Джуди потупила взгляд, не торопясь отвечать. Она скрестила руки на груди, словно готовясь защищаться или обороняться.

— Джуди, я жду ответа, — спокойно произнесла Кеторин, привалившись плечом к дверце шкафа. — Ты проглотила язык? Или разучилась разговаривать с людьми, как Рой?

— Рой умеет разговаривать! — тут же вспылила девушка и обожгла Кеторин злым взглядом.

— Как и ты, поэтому отвечай.

— На свидании! — скорее выплюнула, чем произнесла Джуди.

Глаза Кеторин округлились.

— Серьёзно?

Джуди кивнула.

— Что ж… теперь я понимаю, почему Брунгильда хотела тебя высечь, и даже поддерживаю её. Давно мы с ней во взглядах не сходились.

— Брунгильда — злобная тиранша! — воскликнула Джуди, вскочив на ноги.

— Отчасти ты права, её методы довольно радикальны, но не тебе её осуждать. Переживёшь хотя бы половину из того, что выпало на её долю, и тогда я посмотрю, что ты скажешь, — хмыкнула Кеторин. — А пока что ты ведёшь себя, как глупая девчонка, которая наплевала на поставленную задачу из-за какого-то маломальски симпатичного парня. Ты хочешь, чтобы с твоим мнением считались. Хочешь, чтобы тебе доверяли и к тебе прислушивались! Вот только как доверить тебе целый ковен, когда ты не смогла защитить одну маленькую девочку?!

Под конец Кеторин чуть ли не кричала, а Джуди сжалась и снова села на диван. Женщина буквально хлестала девочку словами не хуже, чем розгами. И в каждом её слове была правда. Вот только эта правда относилась и к Кеторин. Ведь это она доверилась племяннице и не уберегла маленькую ведьмочку. А ещё женщина поймала себя на мысли, что практически слово в слово цитирует Брунгильду, а ведь именно та однажды уговорила её поступиться собственной гордостью ради великих целей.

На душе стало совсем погано.

— Я в душ, — буркнула Кеторин и скрылась в ванной, громко хлопнув дверью.

Из-за стены до неё донеслись громкие рыдания племянницы.

— Молодец, — зло похвалила себя Кеторин, крутанув вентиль горячей воды, — довела подростка. Что дальше? Пойдёшь пугать грудничков? Вот поэтому тебя и не благословили детьми — потому что ты злобная химера, которая не вырастит ребёнка, а лишь поломает ему всю психику!

***

Коул последовал за Мартой в дом. Он был даже рад оказаться за пределами машины: всю дорогу Кеторин гнала, как умалишённая. Малость ослабевший Коул и его бунтующий желудок не оценили подобных гонок и каждый раз, когда женщина шла на обгон, он начинал молиться — чаще про себя, но иногда даже шёпотом. Так что теперь, ощущая твёрдую почву под ногами, Коул чувствовал себя даже более живым, чем раньше. Его всё ещё немного шатало, но в целом чувствовал он себя неплохо для человека, отходящего от тяжёлой болезни.

Марта шла впереди и тяжело пыхтела, как закипающий чайник, нервно теребя молнию на куртке. Стоило им войти в дом, как она сорвала с себя верхнюю одежду и бросила ту на пол.

Ей явно не нравилось, что Кеторин отправила её домой, и девушка выплёскивала своё недовольство незначительной и бессмысленной агрессией по отношению к предметам: хлопнула дверью, запулила обувь в сторону кухни. Коулу даже начало казаться, что, будь у неё под рукой что-нибудь тяжёлое — скажем, бита, — и она пошла бы громить собственный дом.

И причиной была никто иная как Кеторин. Та ведь её даже слушать не стала. Коулу со стороны и вовсе показалось, что эти двое похожи на мать и дочь. То, как Кеторин отмахнулась от Марты и её чувств, напомнило ему, как в детстве от него точно так же отмахивались родители, когда он вёл себя чересчур эмоционально и необоснованно. Сейчас-то он понимал, что и правда тогда вёл себя, как человек, которому самое место в лечебнице для душевнобольных, но тогда ему казалось, что родители не считаются с ним и это им давно пора в лечебницу. Вот и Марта, похоже, считала, что Кеторин смахнула её с доски, как ненужную фигуру.

Вот только наблюдать со стороны за тем, как Марта бесится, было нисколько не забавно. Скорее страшно. Ведь Марте, чтобы выместить на ком-то свою злость, не нужна бита — у неё есть магия. Если девушка не совладает с собой и своими чувствами… Коул боялся даже представить последствия.

Продолжая пыхтеть, как паровоз, и то и дело сжимая и разжимая кулаки, обтянутые кожаными перчатками, Марта прошла в гостиную и плюхнулась на диван, недовольно сложив руки на груди. Коул, ведомый браслетом, последовал за ней. В гостиной никто не прибрался, и Коул прекрасно увидел огромное кровавое пятно на светлом ковре, разбросанные по полу подушки и плед, дырку от пули на каминной кладке. Гостиная выглядела так, словно по ней прошёлся маленький ураган.

Марта всё это тоже видела. Девушка переводила взгляд с ковра на сколотую кирпичную кладку — туда и обратно, — и с каждым кругом недовольство медленно сползало с её лица, сменяясь ужасом. Она стала белее мела и, в сочетании с короткими светлыми волосами, казалась призраком.

Коул занял кресло напротив и спокойно произнёс:

— Послушай. Я думаю, тебе стоит успокоиться. Не стоит ничего предпринимать сгоряча. Можешь представить, как мне это не нравится, но сейчас я полностью согласен с Кеторин.

— Успокоиться? — Марта оторвала взгляд от засохшей на ковре крови и посмотрела на Коула. — Я абсолютно спокойна.

Голос Марты казался холодным и каким-то неживым. Да и нервно дёргающийся уголок глаза не был признаком спокойствия. Коулу были знакомы и этот пустой взгляд, и этот мёртвый голос — он чувствовал себя так же после смерти Ады. И ещё он знал, что за апатией, смешанной с ужасом, когда ещё толком не понимаешь, что и как произошло, последует гнев. Гнев и необдуманные поступки.

— Охотники не убивают детей, — попытался успокоить её Коул, и в награду за свою попытку получил гневный испепеляющий взгляд. Будь у неё сейчас под рукой нечто посущественнее подушки, она непременно запулила бы ему в голову, а так лишь сжала край той в кулаке.

— С чего ты решил, что это должно меня успокоить? Не убивают детей? Серьёзно? Те люди, которые требовали от тебя голову ведьмы, как членский взнос?! Те, кто ранили пожилую женщину?! Они стреляли в неё! — Марта махнула рукой в сторону кровавого пятна, переходя на крик. — Те, кто подсунули тебя яд, внушая, что это ради благой цели?!

Марта вскочила на ноги. Она тяжело дышала и буравила Коула взглядом. Её зелёные глаза буквально светились изнутри праведным гневом. Гневом, который Коул полностью понимал.

— Сядь, пожалуйста, — спокойно попросил Коул, краем сознания ловя себя на том, что копирует манеру, в которой с ним разговаривал учитель, когда Коул был не в себе от горя и гнева.

Марта нахмурилась.

— Не строй из себя праведника. Это ты виноват!

В её словах отчасти была правда. Конечно, на пороге Рудбригов мог появиться и любой другой охотник. Да и не он похитил девочку. Вот только в Шарпу Марта отправилась именно из-за Коула. А не будь его — была бы здесь в момент нападения. И ей хватило бы сил на то, чтобы защитить свою сестру. В этом парень не сомневался.

— Ты же знаешь, куда её могли отвезти? — не вопрос, скорее утверждение.

Коул устало покачал головой.

— У охотников много баз. Я не посвящённый, Марта, я не знаю их все. А те, в которых мы бывали с учителем, можно по пальцам одной руки пересчитать…

Марта рассмеялась надорванным истеричным смехом, швырнув подушку на пол. В уголках её глаз блеснули слёзы.

— Я согласилась связать с тобой свою жизнь, чтобы ты не умер, — она шмыгнула носом. — А ты отказываешься мне помочь найти пропавшую сестру. Я много прошу?! Жизнь маленькой девочки для тебя ничего не значит?! Коул, чёрт возьми, она относилась к тебе по-доброму, когда я тебя презирала!

— Марта, я же объясняю…

— Катись ко всем чертям, Коул Томсон! — крикнула она и, расстегнув браслет на своём запястье, запулила им в Коула. Движения были резкими, дёргаными. Она даже не заметила, как порвала перчатку.

— Марта! Да послушай же ты! — Коул тоже вскочил на ноги.

— Уходи! — прошипела она сквозь зубы.

— О! Ты приказываешь мне уйти? — спросил он, скрестив руки на груди, потихоньку тоже начиная закипать. — Что ещё пожелаешь, моя госпожа?

Марта утёрла рукой в порванной перчатке слёзы с щёк и зло улыбнулась. От такой улыбки Коулу стало не по себе.

— Я не приказываю. Мне плевать на тебя, — она взмахнула рукой, и Коул увидел маленькое чёрное пятнышко, проступившее на открывшейся коже запястья. Похожая темнота разлилась и на её шее, рваными краями заползая на лицо. — Можешь идти, куда хочешь. Возвращаться к своим охотникам и таскай им головы ведьм, словно собака косточку! Только передай им, что я стану их ночным кошмаром. Найду их и не оставлю ни камня на камне от их грязных баз!

Девушка развернулась и вылетела из гостиной. Она взбежала вверх по лестнице, и Коул по привычке последовал за ней, ещё не осознав, что браслет их больше не связывает. Подъём по лестнице дался ему тяжело; внутри у него всё словно шумело. Когда он достиг верхних ступеней, Марта уже была у подножья лестницы, ведущей на чердак. Борясь с дурнотой, Коул поспешил за ней.

— Марта, да подожди же ты! Давай поговорим по-человечески! Ты ведёшь себя неразумно!

Но Марта наградила парня ещё одним испепеляющим взглядом и захлопнула дверь перед его носом. Коул попытался до неё достучаться, но Марта включила воду и продолжила его игнорировать.

— Ну и дура! — в конце концов крикнул он и пошёл вниз.

Уходить он никуда не собирался. Не после того, как на него вылили ушат грязи и даже не дали оправдаться. Коул спустился вниз и принялся ходить вдоль книжных полок в гостиной, хотя книжными их можно было назвать лишь отчасти: помимо книг на них пылились альбомы, диски и кассеты в бумажных коробочках, фотографии в рамках и всякие сувенирные мелочи.

Мысленно обдумывая речь, которой он поставит Марту на место, Коул рассеянно изучал содержимое полок. Фотографий оказалось много. Невысокая светловолосая женщина в цветастом платье до колен и соломенной шляпке, смотрящая в объектив, трогательно улыбаясь, была никем иным, как Террой Грабс, матерью Марты. Отринув своё предвзятое мнение, Коулу пришлось признать, что она производила тёплое впечатление. Удивительно даже, как женщина с такой доброй улыбкой могла воспитать такую вредную колючку, как Марта.

На следующем снимке, попавшемся Коулу на глаза, была запечатлена уже Марта. Он узнал её по вечно недовольному выражению лица. Этот взгляд смотрелся довольно комично на пухленьком личике маленькой девочки, да и пышное розовое платье казалось неуместным. Были там и фотографии Мегги, сделанные в разные временные промежутки. И даже Алистер Рудбриг, суровый и немного безэмоциональный; на всех фотографиях он походил больше на статую, чем на человека.

Фотографии маленькой леди всколыхнули в Коуле чувство вины, напрочь разрушив весь уничтожительный монолог, который он успел составить для Марты. Он взял в руки фотографию, сделанную относительно недавно. Пышная коса-корона, уложенная вокруг головы, открытый серьёзный взгляд и такая же добрая, как у её матери, улыбка.

Маленькая леди не заслуживала ничего из того, что могло бы с ней произойти в плену у охотников. И Коул никак не мог понять, с какой целью её похитили.

Входная дверь хлопнула, и Коул поспешил проверить, кто пришёл. В не зашторенное окошко на входной двери Коул увидел, как Марта садится в жёлтое такси и уезжает, даже не обернувшись.

Коул громко и смачно выругался: за своими сожалениями и планами он упустил возможность вразумить взбаламутившуюся ведьму, и ему оставалось только гадать, куда она отправилась и вернётся ли.

Без малейшего зазрения совести он пошёл на кухню и совершил набег на холодильник, мысленно высказывая Марте всё, что о ней думает. В выражениях он не стеснялся, как и не стеснялся поедать копчёные колбаски и запивать их горячим чаем. Коул даже думал о том, чтобы осквернить их кухню ещё больше, сварив супчик, но, не найдя в холодильнике ничего, кроме яиц, молока и колбасы, вернулся в гостиную с чашечкой чая.

Заняться Коулу было нечем, поэтому, выбрав на полке диск, подписанный от руки как «Третье Рождество», он включил видеопроигрыватель и вместе с чаем и пультом вальяжно развалился на диване.

«Третье Рождество» оказалось ничем иным, как семейной хроникой. Он понял это по чёрному экрану и женскому голосу, доносившемуся через динамики.

— Я не понимаю! Показывает, что съёмка идёт, но экранчик тёмный…

Раздался смех, всколыхнувший детские воспоминания Коула и заставивший его подавиться чаем.

— Да уж, Терра, ты совсем далека от техники. Снимите крышечку с объектива, госпожа ведьма.

Послышалось шуршание и мелодичный напев «так-так-так-ага-сюда-вот-и-получилось». В кадре появился деревянный пол.

— Терра, у тебя потрясающий голос. Скажи, ты его заманивала в свою постель, как сирена? Ой, да не смотри ты на меня так — взглядом дырку просверлишь! Марта, твоя мать когда-нибудь меня проклянёт!

Детский заливистый смех — и вот картинка резко меняется. Коул во все глаза уставился на брата, появившегося на экране. Чарли задорно улыбался в камеру и щекотал светловолосую малышку в зелёном костюмчике эльфа. Та крутилась у него на руках и смеялась.

— Осторожнее, ты её уронишь! — воскликнула Терра из-за кадра.

Чарли тут же прекратил щекотать Марту и взял малышку устойчивее, перехватив обеими руками и прижав спиной к груди.

— Ни за что на свете! — серьёзно произнёс он, а затем вновь рассмеялся.

— Чарли, ты невыносим! — воскликнула женщина. Камера в её руках дрожала, и картинка постоянно плыла.

Марта тоже перестала смеяться и серьёзно посмотрела в камеру — точнее, на мать за камерой, — а потом перевела взгляд на Чарли. Ей пришлось сильно запрокинуть голову, чтобы заглянуть в лицо державшего её мужчины, и зелёный колпак слетел с её головы.

— Чарли вы-но-сим? Куда вы-но-сим? Зачем?

Нахмуренные брови делали выражение лица девочки даже комичным, но это Коул заметил лишь краем сознания. Всё его внимание сосредоточилось на Чарли. Коул помнил брата взрослым и статным — ещё бы! — ведь, когда Коул с Адой родились, брат уже давно вырос, — но с экрана на него смотрел молодой мужчина, чем-то отдалённо похожий на самого Коула. Весёлый и счастливый парень, который действительно был другом этой семьи.

Коула прошиб озноб.

— Никуда-никуда, я всегда буду здесь ради тебя, моя принцесса, — ответил девочке Чарли и вновь принялся щекотать Марту, и та снова рассмеялась.

— Сомневаюсь, что Сьюз это одобрит, — хмыкнула Терра и положила камеру на стол. Лицо Чарли пропало из кадра, и теперь там появились крохотные подрагивающую ножки Марты в полосатых рождественских носках и живот брата.

— Думаю, однажды она смирится и перестанет дуться. Тем более что повод глупый. Да она и сама понимает, что нелепо обижаться на подружку невесты, которая необдуманно решила родить раньше срока, — в голосе Чарли слышалась такая знакомая Коулу усмешка.

— Мне жаль… — с тоской в голосе произнесла Терра.

— Не забивай себе голову, ведьмочка. Если бы я накручивал себя каждый раз, когда Сьюзи ведёт себя не совсем адекватно, то мы никогда бы не поженились.

— И где она проводит Рождество?

— С моими родителями. Рассказывает им, какой у них неблагодарный сын…

— Это неправильно! — возмутилась девушка. — Ты же сказал, что она отпустила тебя.

— Ну да, сказала «скатертью дорожка, любимый! К твоему возвращению я поменяю замки!» — такая умница! А то их давно уже нужно было поменять. Она прошлым летом поругалась с соседкой, и та набила спичек в нашу замочную скважину. Замок, конечно, почистили, но он постоянно заедает.

— Я думаю, она имела в виду не это…

— Не переживай, Терра, я знаю, что творится в голове моей жены. Кстати, что с камерой? Она работает?

Чарли нагнулся и вновь появился в кадре вместе с маленькой Мартой. Коулу было немного странно смотреть на такую Марту: словно видишь другого человека. Чарли взял камеру в руки, последовала смазанная карусель, и на экране предстала Терра Грабс, очень похожая на Марту, если ту хорошенько откормить. Она была маленькая и округлая, совершенно не похожая на снимок на книжной полке. Эта Терра с грустью смотрела на брата Коула.

— Чарли, может, тебе стоит вернуться и встретить Рождество со Сьюз? Я думаю, тогда вы помиритесь и…

— Поверь мне на слово, если я приеду, то только испорчу праздник нам обоим. Мы поругаемся ещё больше, а поутру вместо рождественского подарка я найду свои любимые туфли, залитые мёдом, — Чарли рассмеялся, наверное, от того, насколько кислым в этот момент стало выражение лица Терры.

— Почему я не удивлена? — спросила Терра и сокрушённо покачала головой.

— Потому что это Сьюзи, и мы все знаем, какие методы она использует.

Камера в руках Чарли задрожала, и он воскликнул:

— Не трогай её, Марта! Пошли лучше снимем, как твой папа украшает ёлку.

— Папа! — восторженно и очень громко крикнула Марта, и Коул посочувствовал ушным перепонкам брата.

А дальше Чарли поставил камеру на паузу, потому что уже в следующем кадре молодой Алистер Рудбриг сидел на полу возле огромной ёлки и раскручивал длинную гирлянду, а маленькая Марта ходила вокруг него кругами, то и дело плюхаясь на пухлую попку, которая явно перевешивала её. Коул отстранённо отметил, что всё происходило на том же самом ковре, который сейчас, словно укор ему, был заляпан засохшей кровью.

— Скажи-ка, Али, мой добрый друг, по каким критериям ты будешь выбирать мужа для своей дочери? — полный смеха голос Чарли донёсся из-за кадра.

— Прекрати вести себя, как дурак, — ответил Алистер, не отрываясь от своего занятия. В это время Марта взяла ёлочную игрушку — Коулу показалось, оленёнка — и повесила на нижнюю ветку — ту, до которой могла дотянуться.

— Дурак? Дурак?! О, дружище, ты ранишь меня в самое сердце… Терра, ты его слышала? Наш праведник произнёс самое близкое к матерной брани слово. Терра, ты плохо на него влияешь! — заливался Чарли, и Коул даже мог представить, каким было выражение лица брата в тот момент. — О, Алистер, тебе нужно помыть язык с мылом!

Алистер обжёг друга гневным взглядом, продолжая раскручивать неподдающуюся гирлянду.

— Знаешь, что?

— Что? — Коул вспомнил, как брат умел вскидывать лишь одну правую бровь, и это придавало его лицу игриво-выжидающее выражение, словно он уже обдумывал свой следующий комментарий в абсолютной уверенности от его остроумности.

— Я решил, что отдам её любому, кто не будет тобой и не будет иметь к тебе никакого отношения, — Коулу показалось, что, несмотря на серьёзное выражение лица Алистера, в глазах его мелькнули смешинки.

— О нет! — театрально воскликнул Чарли, и камера в его руках задрожала. — Что же мне делать? Как я скажу Сьюзи, что ей придётся искать для нашего сына новую невесту? Она же меня со свету сживёт.

— У Чарли есть сын? — спросила Марта, которая уже успела повесить на ёлку с десяток игрушек — все на одну ветку. — У меня есть братик?

— Нет, Тучка, — ответил Алистер и потрепал дочку по волосам. — У Чарли нет детей.

— Но когда-нибудь будут, — запротестовал Чарли. — Марта, ты же выйдешь замуж за моего сына?

Девочка хмуро посмотрела в камеру и серьёзно ответила:

— Нет.

— Ну что за семейка? — воскликнул Чарли и перевёл камеру на себя. Лицо его оказалось слишком близко и появилось на экране телевизора не полностью. Чарли погрозил пальцем. — Марта, записываю это послание для взрослой тебя. Ты жестокая женщина! Как ты могла разбить сердце моему нерождённому сыну. Одумайся, женщина! Ты упускаешь лучшую партию!

Глаза Коула защипало, а в носу защекотало. Он нажал на паузу. Смотреть дальше было выше его сил. Дышать стало тяжело. Казалось, воздух застревает в лёгких, а сердце тяжёлым камнем бьётся о рёбра изнутри, готовясь проломить их.

«Чарли».

Коул помнил «Весельчака Чарли». Он помнил старшего брата, которого любил, но который был далёк от него. Он помнил даже Сьюзи — женщину, которая ему никогда не нравилась, но женщину, которую его брат любил, несмотря ни на что.

А вот того Чарли, который был другом Алистера Рудбрига, Коул не знал. Как не знал и Чарли, мечтающего о сыне.

Но именно этот Чарли сейчас с укором смотрел с экрана телевизора. Коул посмотрел на фотографии Марты на полках, девочка с которых не вышла ни за кого замуж и не одумалась, потому что менять своё мнение было попросту не о чем. Никакого мальчика, сына Чарли Томсона, не существовало. Потому что Коул знал: пройдёт ещё каких-то пару лет, и Сьюзи, которая могла бы родить этого мальчика, как и Чарли, без которого зачатие было бы невозможно, — не станет.

Во взгляде, с которым Чарли смотрел с экрана, Коулу виделся укор, вот только бывшему охотнику чудилось, что укор был направлен на него, а не на Марту. Ему даже казалось, что он слышит слова брата: «О, Коул! Братец, ну как так можно? Ты разбиваешь мне сердце! Одумайся, пока не поздно!»

Входная дверь хлопнула, и Коул вскочил на ноги, а затем пошёл в коридор, несмотря на накатившую тошноту. Он поговорит с Мартой и вразумит её. Подберёт правильные слова…

Вот только в коридоре его ждала не Марта.

Алистер Рудбриг сидел на мягкой скамейке у входа и невидящим взглядом смотрел перед собой, закинув ногу на ногу, так и застыв с не до конца расшнурованным ботинком. И это был не тот мужчина, за которым Коул следил месяц назад — уже не молодой, но сильный и уверенный в себе и в завтрашнем дне. И уж тем более не тот серьёзный парень со смешинкой во взгляде, которого он узнал недавно.

Алистер Рудбриг, которого сейчас видел Коул, был смертельно больным стариком, который утратил надежду на выздоровление. И Коулу казалось, что эту надежду у него украл он, своими собственными руками.

— Мистер Рудбриг, — тихо позвал он, и Алистер вздрогнул.

Он перевёл взгляд со стены на Коула и вымученно улыбнулся.

— Так и думал, что ты здесь.

— Почему?

— Марта написала, — пожал плечами Алистер и наконец расшнуровал ботинок до конца. — Она, конечно, тебя не упомянула, но я давно уже научился из коротких сообщений по типу «у бабушки» выжимать максимум информации.

— Как вы? — неуверенно спросил Коул, осознавая, каким будет ответ.

— Паршиво. Никогда не думал, что мне придётся пройти через подобное снова. Коул, не хочешь выпить? Выглядишь ты тоже не очень хорошо.

Коул кивнул. Его уже давно посещали мысли о том, чтобы напиться вдрызг. Однако он сомневался, что его представление о «выпить» и представление Алистера Рудбрига сходились хоть немного. Его сомнения подтвердились в тот момент, когда мистер Рудбриг достал бутылку игристого вина из шкафчика на кухне.

На немой полный удивления вопрос Коула Алистер лишь пожал плечами:

— Обычно я не пью. Да и вкус алкоголя не особо люблю. Что до этой бутылки — её я купил на Рождество, чисто символически. Марта тоже не часто пьёт. Если бы всё было, как обычно, то вино выпила бы мама. Но сомневаюсь, что в ближайшее время ей светит хоть что-то кроме питательных капельниц и света с того света, — Алистер словно пытался поддержать себя чёрным юмором и нелепым, но жизненным каламбуром.

У Коула чуть не сорвался с языка вопрос о состоянии мисс Рудбриг, но он вовремя одёрнул себя — пятно крови в гостиной было довольно красноречивым.

— Я как-то больше по пиву, — попытался выкрутиться парень, но, только произнеся слова вслух, понял, насколько неправильными они были.

«Молодец, Коул, — мысленно похвалил себя он. — Утешать, так под похоронный марш. Тактичность — твоё всё!»

— Тогда оставим алкоголь до лучших времён, — ответил мистер Рудбриг и убрал бутылку в шкаф.

Коул почувствовал себя максимально некомфортно. Хотелось либо ударить кулаком по столу, либо удариться лбом об этот же стол. Либо и то, и то.

— Может, чаю? — с сомнением в голосе произнёс охотник, боясь ляпнуть чего похуже. — Или кофе?

— Почему бы и нет. Только сомневаюсь, что у меня есть молоко…

— Я не пью кофе с молоком, — тут же вступился Коул, благодарный своим вкусовым предпочтениям. Хотя помнил, что молоко-то как раз было, но говорить о том, что он уже обследовал их холодильник, парень не собирался. — Да и я не привередливый.

— Понятно, — ответил мистер Рудбриг и, найдя турку, поставил её на плиту.

Повисла долгая тишина, во время которой Коул искал нужные слова. Ему хотелось поговорить о Чарли. Ему хотелось узнать о Марте. Ему хотелось понять, каким в действительности был Алистер Рудбриг. В его голове роились сотни вопросов, но он всё никак не мог подобрать нужные слова.

А мистер Рудбриг, казалось, и вовсе не замечал сложившейся гнетущей тишины. Он занимался своими делами — монотонно мыл чашки, помешивал кофе в турке, разливал его, даже нашёл не начатую коробку конфет — и всё это, не обращая никакого внимания на Коула. Если у Алистера и были вопросы, он не испытывал нужды их задавать.

Мужчина поставил перед Коулом исходящую паром чашку, и бывший охотник испытал до странности знакомое чувство дежавю. Месяц назад они так же сидели на этой кухне, правда, пили они тогда чай, а не кофе, да и Коул расспрашивал мистера Рудбрига о его семье, при этом, как ему тогда казалось, умудряясь искусно врать. Как нелепо, он ведь в тот момент буквально искрился самодовольством: обвёл вокруг пальца отца ведьмы, врал как дышал! Оказалось, врал он посредственно, раз мистер Рудбриг с такой лёгкостью его раскусил, да ещё и пленил.

— Тебя вылечили? — нарушая затянувшееся молчание, спросил Алистер.

— Что-то вроде того, — уклончиво ответил Коул, сомневаясь, что стоит рассказывать отцу Марты, что парень, сидящий напротив него, недавно заделался каннибалом.

Да, именно этим словом Коул охарактеризовал связь, возникшую между ним и Мартой. Он питался ей. Её магией, если быть точным. Ещё сидя в машине по пути в Рупи, он впервые ощутил, как от Марты к нему переходит поток энергии. Тогда он прикоснулся к её коже чисто случайно, потянувшись к бутылке с водой. Как назло, Марта сделала то же самое, так ещё и перчатки сняла. Руки у неё были все в шрамах — где кругами, а где и полукружиями. Вместе они создавали удивительный рисунок — именно к одному из таких шрамов он и прикоснулся.

Блаженство, чистое и глубокое, словно пьёшь нечто одновременно сладкое и терпкое, нечто, от чего сразу же срывает крышу. Об этом-то его и предупреждала госпожа Ева, не забыв упомянуть, что во время соития Коул будет перекачивать в себя эту силу в большем объёме.

При одном лишь воспоминании о сексуальном просвещении и методах контрацепции, полученном от женщины, которая ему не то что в бабушки годится, а в пра-пра-прабабушки, Коула проняла дрожь, и он постарался отмахнуться от этих воспоминаний и переключиться на что-то ещё.

— Вы сказали «вновь», — произнёс Коул, перед глазами которого всё ещё стояла госпожа Ева, объясняющая, к каким точкам прикасаться можно, не опасаясь перекачать слишком много силы, а к каким не стоит и вовсе.

— О чём ты?

— Ну, там, в коридоре, вы сказали: «Не думал, что придётся пройти через подобное вновь» или что-то в этом духе.

По тому, как мистер Рудбриг побледнел, Коул понял, что неосознанно зашёл за черту, которую пересекать не стоило.

— Забейте. Я спросил глупость.

Мистер Рудбриг судорожно вздохнул.

— Марте было примерно четыре года, когда её похитили. И то были худшие три дня в моей жизни. Точнее, так я думал когда-то. Теперь-то я знаю, что худшее меня ждёт впереди.

Коул непонимающе моргнул. Раз. Затем ещё раз. Госпожу Еву в мыслях как ветром сдуло.

— Марту похищали?! Она не говорила об этом! — воскликнул Коул, и лишь потом его накрыло осознание, что Марта не обязана была ничего ему рассказывать.

— Она не помнит. Терра… — Алистер поморщился словно от боли, произнеся имя жены. — Она забрала воспоминания Марты. Понимаешь, сложно расти психически здоровым человеком, пройдя через то, что пришлось пережить моей дочери.

— Похищение? — как дурак переспросил Коул.

— Убийство, — поправил Алистер и горько улыбнулся. — Ты, наверное, пытаешься её осудить, но прими к сведению, что сделала она это из-за Чарли.

— Ничего не понимаю, — произнёс Коул. От шока у него буквально глаза на лоб полезли.

— Это довольно долгая история…

— Сомневаюсь, что мы куда-то спешим.

— И то верно, — неохотно кивнул мистер Рудбриг. — Не знаю, в курсе ты или нет, но лет тридцать назад в Рупи объявился маньяк. В местных газетах его называли Потрошителем Рыб, потому что первой его жертвой был мальчишка Фишер, имя я уже не помню. Его нашли в озере со вспоротым брюхом. Тогда мало кто верил, что это действительно серийный убийца. В Рупи все буквально с ума посходили. Пару месяцев новость была во всех местных газетах, но после того, как его нашли, больше года убийств не было, и всё поутихло.

— Я читал об этом, когда наводил справки. Тогда я думал, что причина в вашей жене. Фишер был её одноклассником.

— Был, — подтвердил Алистер.

— И период затишья выпал на вашу свадьбу и беременность Терры. Второй труп нашли по весне, уже после рождения Марты. Тогда-то я и решил, что Потрошителем Рыб была ваша жена. Его или её так и не нашли, и…

Алистер покачал головой.

— Терра и мухи бы не обидела, а твоя теория притянута за уши. Она даже не интересовалась происходящим, пока беда не пришла на порог нашего дома. Тогда всё её внимание было поглощено магией — она пыталась понять, достанется ли её дочери магия Грабсов. Даже заставила меня вложить свои воспоминания о семейной легенде в кристаллы соли. — Коул не понял, что имел в виду Алистер, но вопросов задавать не стал. — Как только Терра узнала о беременности, весь остальной мир перестал для неё существовать; всё свободное время она проводила с Джослин. Они искали ответ на вопрос Терры. Ответ, который нашёл нас сам, но многим позже.

Алистер одним глотком выпил свой уже порядком остывший кофе и встал из-за стола. Коул безотрывно следил за ним.

— Ладно, это всё лирика, не имеющая никакого отношения к фактам. Ты прав, вторую жертву нашли по весне, ближе к лету, если я не ошибаюсь. Жертвой оказался мальчишка из соседнего городка. Если Фишер пропал, и о нём ничего не было известно несколько месяцев, то этот паренёк всплыл буквально через пару дней после пропажи с таким же разорванным и выпотрошенных брюхом и практически на том же месте. Тогда-то в Рупи и начали трубить о серийном убийце. Организовали патрули из добровольцев. Наша полиция, сам понимаешь, не особо многочисленна, тогда всё было ещё хуже, чем сейчас: три калеки, двое из которых спились на старости лет. До сих пор помню, проезжал я мимо, когда паренька вылавливали, а наш констебль стоит, еле на ногах держится, так ещё и икает. Только благодаря местному клубу рыболовов паренька удалось вытащить из воды на моторных лодках.

Коул хмыкнул, отчётливопредставив пьяного констебля, едва держащегося на ногах, но пытающегося раздавать приказы. Видел его фотографию в газете и заголовок «Мы под надёжной защитой, а наши винные погреба — нет!». Это было бы даже смешно, если бы не обстоятельства, не располагающие к смеху.

Коул знал сухие факты, почерпнутые из газетных хроник. Но не знал того, как происходящее затронуло семейство Рудбригов, и каким образом в этом оказался замешан его брат. В газетах никаких Чарльзов Томсонов не упоминалось.

— Терра тогда так взбеленилась, что они с Джослин установили какой-то защитный барьер вокруг дома. Как оказалось, штука абсолютно бесполезная: не помог тогда, не помог и сейчас, — в голосе Алистера слышалась злость, и Коул не мог понять, злился мужчина на Терру, на Джослин или на барьер, который не мог уберечь его дочерей. — Я так понимаю, ты в курсе, что потом всплывало ещё несколько жертв?

Коул кивнул. Жертвами становились мужчины в возрасте от пятнадцати до тридцати лет. Выбирались они случайным образом — ну, или никто так и не смог вычислить закономерность. Последнего выловили по лету, и, если Коул правильно подсчитал, Марте тогда было около четырёх, а осенью того же года Чарли разбился на машине вместе со своей женой Сьюз.

— Тогда, с твоего позволения, я опущу ненужные подробности, — Алистер собрал со стола опустевшие чашки и принялся их мыть; движения его были дёргаными. Стоял он спиной к Коулу и, казалось, не решался начать говорить.

Некоторое время они молчали, слышался лишь шум бессмысленно льющейся воды, потому что Алистер покончил с кружками, но продолжал стоять спиной к Коулу.

— Собственно, начать всё равно придётся издалека. Я должен был быть шафером на свадьбе Чарли, но Марта внесла коррективы. Она решила родиться преждевременно, поэтому мы не поехали. Сьюзи очень обиделась, а когда Сьюз обижалась, что-то в её голове начинало работать иначе. Её мозг переставал правильно обрабатывать информацию и делать нужные выводы. Обижалась она на нас года четыре, а той осенью решила выписать нам индульгенцию, — Алистер не смог сдержать смешка. — Если что, это были её слова, ну, или Чарли выдал их за её. Но не суть… Чарли взял отпуск, и они приехали к нам погостить на недельку.

Алистер глубоко вздохнул и повернулся к Коулу. В глазах его плескались такие боль и тоска, что Коул уже начал жалеть, что затеял этот разговор.

— На этом история, которую можно подпитать фактами, заканчивается, и начинается… да уж… — Алистер не находил в себе сил, чтобы окончательно погрузиться в прошлое, поднять весь пласт тяжёлых воспоминаний, и Коулу это чувство было очень хорошо знакомо. — Я знаю две вещи, в которых я уверен: Чарли и мою дочь похитили, а спустя три дня он принёс её обратно. Крохотную девочку, покрытую чёрными пятнами. Всё остальное мне рассказал Чарли, и история эта довольно обрывочная, потому как в тот момент, когда он пытался мне всё рассказать, Сьюзи орала на весь дом и кидалась вещами. Чарли пришлось в итоге выволочь её на улицу и уехать. А через несколько часов мы узнали о том, что они разбились. Так что я так и не узнал всей картины.

— Но вы же сказали, что Марта кого-то убила.

— Я знаю об этом со слов Чарли. Потрошитель Рыб оказался Потрошительницей, — Алистер сложил руки на груди. — Скорее всего, ведьмой, но какой — я без понятия. Чарли сказал, что в том месте, где их держали, было много банок с человеческими органами. Собственно, она хотела выпотрошить Чарли, а Марта, которую она похитила, как выяснилось, случайно, внесла коррективы.

— Да, Марта любит вносить коррективы, — совсем неуместно усмехнулся Коул.

Алистер встретился с ним взглядом и тоже усмехнулся.

— Действительно. Собственно, — Алистер потёр переносицу, — в ней пробудилась сила, и она каким-то образом убила ведьму.

Коулу вспомнилось ощущение чужих огромных рук на его горле. Они сжимались, не давая ему сделать ни вдоха.

— Наверное, задушила, — рассеянно произнёс он.

— Не знаю, — ответил Алистер. — Терра извлекала воспоминания Марты об этом событии и знала чуточку больше. Но я… можешь считать меня малодушным, но мне хотелось похоронить эту историю и никогда о ней не вспоминать. Забыть точно так же, как обо всём забыла моя дочь.

Закончив рассказ, Алистер словно бы выдохнул, сбросил с себя груз ответственности, поделившись тайной и перестав быть её единоличным хранителем.

Алистер сварил ещё кофе. Они долго сидели в полной тишине. Коул обдумывал услышанное, а мистер Рудбриг думал о чём-то своем. И никто из них не испытывал ни малейшего желания говорить ни о чём, словно они, мысленно посовещавшись, пришли к единому решению.

Так бы продолжалось довольно долго, если бы не сообщение, пришедшее на телефон Алистера. Мистер Рудбриг достал телефон из кармана и некоторое время смотрел на экран. Выражение его лица было странным — восторженно-удивлённым — не свойственным ему.

— Мы нужны Марте, — произнёс он и протянул телефон Коулу.

Абонент — «Тучка». Короткое сообщение — по сравнению с другими односложными — казалось даже длинным.

«Нужна помощь в Ведьминой обители. Срочно».

— Почему «Тучка»? — спросил Коул, всё ещё держа телефон в руках и не двигаясь с места, в то время как Алистер уже скрылся в коридоре с какой-то невероятной прытью, которой раньше в нём не наблюдалось.

— Она же всё время хмурится, — донёсся ответ из коридора.

Парень усмехнулся. «Это точно. Самая настоящая тучка. Хорошо хоть не грозовая», — подумал он и встал из-за стола.

========== Глава 39. Манеры, юная леди! ==========

Марта влетела в бабушкину больничную палату, словно подгоняемая маленьким тайфуном. Её буквально колотило от дикой и всепоглощающей ярости, бушевавшей в ней и не находящей выхода. И от того, что ранее она сорвалась на Коула, лучше не стало — даже наоборот: теперь в копилку негативных эмоций примешалось нечто, отдалённо напоминающее стыд.

Мадам Рудбриг всегда говорила, что Марта чересчур привязана к Мегги: опекает сильнее, чем нужно, и перекладывает на неё ту любовь и заботу, которую просто некому больше отдавать. Такая вот своеобразная курица-наседка, а не старшая сестра.

Знали ли охотники о том, что, забрав Мегги, они подожгли костёр, разложенный у собственных ног? Если нет, Марта с радостью просветит их.

Поглощённая своими мыслями и планами, не имеющими ничего общего с понятием «человеколюбия», девушка не сразу заметила пожилую женщину, сидящую в мягком — явно не больничном — кресле возле кровати.

— Джослин? — ошалело произнесла Марта, и женщина, повернувшись на её голос, как-то вымученно и устало улыбнулась. Так, как улыбаются у постели умирающего, когда печаль уже давно перевалила через край, но нужно держать лицо.

— О, Марта, это ты! — в голосе начальницы не было удивления, скорее облегчение. Марте почудилось, что она поймала на себе взгляд женщины через стёкла солнцезащитных очков, но то было лишь наваждение — Джослин не могла видеть её. — А я всё гадала, когда ты вернёшься. Как нынче Шарпа? Я её уже лет двадцать не видела.

— Откуда вы знаете о?.. — стушевавшись, спросила Марта, так и застыв у двери.

Джослин помяла свои похожие на высушенный инжир губы, прежде чем ответить:

— Кеторин мнит себя самой умной. Но я сразу же поняла, куда вы подевались, когда ты взяла выходные дни, а по городу прошёл слух, что наше городское чудо отменило все приёмы до конца года, ещё и закрыв «Ведьмину обитель». Единственное — я так и не поняла, зачем вы туда поехали? Искали что-то о Грабсах?

Марта слегка отошла от своего ступора и, пройдя вглубь палаты, плюхнулась на пластмассовый стул в изножье бабушкиной кровати. У неё не нашлось слов, чтобы описать степень своего удивления. Она ведь даже не думала, что Джослин интересуется их с Кеторин делами.

— Как бабушка? — спросила Марта, вспомнив о том, зачем она сюда пришла.

Мадам Рудбриг — настолько бледная, что практически сливалась с простынями — была окутана таким количеством проводов и трубок, что напоминала скорее робота, чем человека. Лицо казалось неузнаваемым под кислородной маской, которая то мутнела, то становилась прозрачной. Но что ещё больше удивило и даже напугало девушку, так это седые волосы: длинные и рассыпанные по плечам и белым наволочкам. Марта никогда не видела бабушку Маргарет с распущенными волосами — сколько она себя помнила, неизменный тугой шиньон из которого не торчало ни одного волоска, был бабушкиным неизменным спутником.

Удивил её и старый деревянный гребень, лежащий на коленях у Джослин. Но та словно бы заметив интерес Марты, ощупью, убрала тот в карман платья.

— В целом, неплохо, — ответила Джослин. — Хотя не мне судить. Врачи боялись заражения крови, но пару часов назад ей резко стало лучше. Намного лучше. Может, расскажешь, чем таким ты занималась? Я, даже не видя, чувствую исходящие от тебя потоки силы.

«Намного лучше». Фраза стрелой пронзила мысли Марты, заставив её неосознанного проигнорировать вопрос Джослин.

— Ей стало легче от того, что я колдовала? — спросила девушка. Ей нужно было знать. Если она может, то сделает всё, что от неё зависит, чтобы помочь близкому человеку. — Неужели у меня есть способности лечить? Магией?..

Джослин покачала головой.

— Не знаю, сможешь ли ты воздействовать на неё напрямую. Хотя Терра, как неудивительно, могла, — Джослин задумалась, прежде чем продолжить. Её невидящий взгляд был направлен куда-то в снежные просторы за окном. — Да, ты бы, наверное, тоже смогла, если бы точно знала, на какую область воздействовать. Хотя, конечно, гарантии нет… Но вот в чём я точно уверена, так это в том, что проявление твоей магии косвенно влияет на твою семью.

— Вы верите в эту детскую сказочку? — Марта не смогла сдержать усмешки и по тому, как Джослин нахмурилась, поняла, что той это не понравилось.

— Конечно, верю, — кивнула Джослин, и её очки слезли на переносицу, открывая белёсый шрам. Кривой и жуткий, будто его никогда и не зашивали, словно кто-то просто зажал рану, и та так и срослась. — Благополучие Рудбригов — условие, по которому Грабсам передалась магия. Вы же сами передаёте эту историю в семье, так почему же ты сама в неё не веришь? Вы с сестрой — феномен, магическое соединение. Ведьмы рода Грабс с одной стороны, и потомки первого Рудбрига — с другой.

Марта пожала плечами, блуждающим взглядом окинув палату. Она не знала, что ответить начальнице. Дети, рождённые на стыке магического обряда? Это даже звучало странно, но, признаться честно, логично. Вот только Марту сейчас волновала не магия, а семья. И она воспользовалась попавшемся на глаза диванчиком с аккуратно сложенным постельным бельём, чтобы перевести тему.

— Вы здесь спали?

— Да, — ответила Джослин, повернув голову к Марте. — Алистер договорился. Врачи были не в восторге, но у меня достаточно денег, чтобы сгладить их недовольство.

Марта уж было выдохнула, однако начальница, поняв замысел девушки, не дала ей уйти от разговора.

— Увиливаешь ты, Марта, и мне это не нравится. Почему ты так несерьёзно относишься к своим способностям? Я, конечно, знаю, что Терра была против — и её причины мне понятны. Ты ведь не только Грабс, но и Рудбриг, и магия косвенно влияет и на тебя; я бы тоже боялась, если бы у моего ребёнка были силы, которых даже я не понимаю. Хотя, зная твою мать, я сомневаюсь, что, будь ей доступна та же сила, она бы так паниковала. Терра бы скорее училась ей пользоваться…

— Я не хочу об этом говорить, — перебила Марта, поморщившись от того, насколько грубо прозвучали её слова. — Я пришла проверить бабушку, а не разглагольствовать о своей матери и магии.

— Не груби мне, девочка, — мягко пожурила Джослин. — Не хочешь говорить о Терре? Ладно, о чём тогда поговорим? Так, посмотрим… Если мне не изменяет память, твои занятия отменены до конца года. Как думаешь сможешь начать уже на первой неделе? Если да, нужно будет оповестить родителей…

Марта ощутила себя так, словно ей зарядили пощёчину. Болезненную и обидную. Зачем Джослин завела речь о занятиях? Работа стала последней вещью, волновавший Марту в этот момент. Она уже давно забыла и о рисовании, и о детях, которых учила. Сейчас она переживала только о своей семье.

— Вы можете найти Мегги? — спросила Марта. — По крови…

— О! — удивлённо воскликнула начальница. — Откуда ты?.. — а потом её вдруг осенило, и она кивнула своим же мыслям. — Кеторин, да? Можешь не отвечать — кроме неё, некому. Знаешь, а это даже обидно: ты позволила ей развивать твои способности, а обо мне даже не подумала, хотя я знаю тебя с рождения.

— Так вы можете или нет? — начала вновь закипать Марта. Манера Джослин так много говорить, приплетая прошлое, неимоверно злила.

— Могу попытаться. Но у меня есть условие, — ответила Джослин, поднимаясь на ноги. Одной рукой она опиралась на ручку кресла, а другой на трость, которую Марта до этого не заметила.

— Какое?

— Будь со мной повежливее. Я, конечно, понимаю — у тебя сейчас сложная ситуация, и нервы, наверное, ни к черту. Но я мало того, что твоя начальница — я ещё и старая больная женщина и люблю, когда с этим фактом считаются. Усади на цепь свой дрянной характер и вежливо мне улыбайся.

— Это всё? — удивлённо спросила Марта, которая была готова к чему угодно, но не к просьбе быть повежливее.

— Ну-у-у… Можешь ещё здороваться, когда входишь в помещение.

— Здрасьте, — чувствуя себя дурой, произнесла Марта.

— И тебе день добрый, — просияла Джослин.

Старушка ощупью передвинулась к кровати мадам Рудбриг и, склонившись над бабушкой, потрепала ту по щеке — по той части щеки, что не была закрыта дыхательной маской.

— Мы тебя ненадолго оставим, подружка, — доброе обращение резануло слух. — Нужно найти твою младшую внучку.

Мадам Рудбриг никак не отреагировала, хотя, будь она в сознании, вряд ли позволила бы трепать себя по щеке. Да и в таком случае Джослин не назвала бы её «подругой». На самом деле Марта сильно сомневалась в том, что встретила бы здесь свою начальницу, будь бабушка в сознании.

— Ну что, Марта, пойдём? — Джослин безошибочно нашла Марту и протянула ей свободную ладонь; сухую и костлявую, с обилием старческих пятен.

Из палаты они вышли вместе. Одной рукой Джослин опиралась на Марту, а другой — на трость. Медсестры, которые встречались в коридорах, косились на Джослин, и Марте это казалось странным.

— Смотрят, да? — спросила начальница. — Почему молчишь, Марта? Я же знаю, что смотрят. Я для них, как диковинная кукла. Особенно после того, как проехалась тростью по хребту какого-то санитара.

— Вы сделали что?! — Марта даже сбилась с шага.

— Он пытался не пустить меня к Маргарет. Видите ли, не родственница я ей. Какая блажь! Для Маргарет любой человек, который терпит её холодность больше десяти лет, считай, родственник.

Марта издала короткий смешок.

— А если больше двадцати?

— То это уже любовь или тяга к мученичеству. Она ведь вашего деда со свету сжила своими постоянными придирками. Пока с ней не познакомился — был обычным парнем. Чутка инфантильным, правда, на мой вкус, да и бесхребетным. А Маргарет по нему вдобавок как катком проехалась. Жалко его даже.

Марта промолчала.

Они вышли в холодный зимний день. От мороза щеки пощипывало, а через тяжёлые свинцовые тучи не просачивалось ни лучика солнца. Не пройдёт и часу, как на улице станет так же темно, как и ночью. Но даже это обычное затянутое облаками, но живое небо было куда приятнее слепящего «неба» Шарпы. Марта так и не поняла, почему после обряда магический след Шарпы перестал так сильно давить на глаза, однако сейчас её это не волновало.

— Поймай такси, девочка, — попросила Джослин, кутаясь в длинный кейп, который они забрали по пути из гардеробной.

— Куда мы поедем? — спросила она, запахнув куртку, и, вскинув руку, помахала таксистам, которые всегда парковались возле больницы. Такси сразу подъехало к главному входу, и Марта распахнула дверь перед начальницей.

Отдав девушке трость, Джослин проворно, особенно для женщины её лет, забралась на переднее сидение и ответила сразу и Марте, и водителю:

— К академии «Мария-Роза».

В такси Марта не произнесла ни слова. Были сомнения, что водитель правильно оценит разговоры о поиске человека с помощью крови. Мужчину Марта не знала, но, судя по тому, какие полные сочувствия взгляды он бросал на неё через зеркало заднего вида, водитель её явно знал. От постороннего и никому не нужного сочувствия Марте стало дурно и захотелось резко высказаться, но она закусила щёку и промолчала, сжимая в руках трость Джослин. Злость медленно отходила на второй план, сменяясь леденящим ужасом от происходящего.

***

Детей в академии всегда было хоть отбавляй. Они сновали по коридорам, показывая друг другу свои поделки и обсуждая предстоящие праздники. В прошлом году Марта радовалась подобному воодушевлению. В прошлом году этот праздник жизни захлёстывал её с головой. Теперь ей захотелось вздёрнуться в тот же момент, как она открыла дверь парадного входа перед Джослин. Шум, гам и топот детских ножек обрушились на неё неудержимой лавиной.

Дети тут же заметили Марту и, подбежав к ней, принялись расспрашивать со свойственной им непосредственностью. И Марта, воспользовавшись безграничным терпением — обращённым только к детям — отвечала им, натянув на губы грустную полуулыбку, стараясь не разрыдаться. За рукав её дёрнула светловолосая девочка, Бетти, которая ходила чуть ли не на всевозможные занятия в академии, желая, чтобы учительница обратила внимание на неё и её рисунок, а Марте стало совсем тошно, потому что на секунду на месте девочки ей почудилась Мегги.

Джослин же, которую дети всегда избегали, ведь их пугала слепая женщина со шрамом, уверенным шагом направилась к своему кабинету, но её окликнула девчонка-администраторша, которую наняли сравнительно недавно, и всучила ей какой-то листок. Марта поспешила распрощаться с детьми, которые всё напирали, не желая оставить её в покое. Некоторые из них были одноклассниками Мегги, и их слишком интересовала причина отсутствия девочки.

К тому времени как девушка распрощалась с детьми и смогла-таки добраться до кабинета начальницы, Джослин уже сидела в своём кресле, откинувшись на спинку и хмурясь. Марта закрыла за собой дверь, отрезая их от радостного рождественского гомона, и облегчённо выдохнула.

— Племянница… — задумчиво произнесла начальница, и Марта удивлённо вскинула бровь, не понимая, к чему была эта фраза. — Вот только нет у меня никаких племянниц. Так, Марта, ну-ка набери этот номерок и подай трубку. Выясним, какими такими родственниками я успела разжиться.

Марта взяла листок, на котором был только сотовый номер без каких-либо подписей, и с опаской посмотрела на допотопный телефон с круглым циферблатом, а затем достала свой смартфон и набрала номер, прежде чем отдать трубку Джослин.

Начальница некоторое время молчала, а потом широко улыбнулась и воскликнула:

— Девочка моя, как приятно тебя слышать!

Марта, слышавшая лишь взволнованный и явно женский голос на том конце трубки, с трудом могла разобрать некоторые слова — настолько быстро говорила женщина. Но даже тех немногих фраз, что ей удалось разобрать, и ответов начальницы оказалось достаточно, чтобы у Марты засосало под ложечкой от дурного предчувствия.

Знаете, в обычном диалоге давних знакомых вряд ли встретится такой набор слов: «корона», «кровь», «охотники», «раны». Каждое слово было чуть ли не отдельным спусковым крючком для страха Марты.

Джослин же, напротив, выглядела абсолютно спокойной. Свою собеседницу она не прерывала, лишь кивая да угукая время от времени, поощряя продолжить рассказ, как самый терпеливый на свете слушатель, когда Марту буквально дёргало от разрывающих её вопросов. Девушка даже попыталась что-то спросить, но Джослин тут же приложила палец к губам, требуя тишины.

Так продолжалось ещё некоторое время, за которое Марта узнала, что её начальница может издавать десятки разных поощрительных звуков, при этом не произнося ни слова, а женщина на другом конце даже успела поплакать.

Когда Джослин наконец вернула ей телефон и поднялась со своего кресла, Марта потребовала объяснений в самой вежливой форме, на которую была способна.

Начальница покачала головой.

— Мне нужна твоя помощь. Проводи меня к заднему выходу. Где-то за академией должна быть припаркована огромная красная машина.

Марта выпучила глаза.

— На это нет времени! Вы же обещали помочь найти Мегги!

Девушку уже потрясывало от того, что все откладывают поиск её сестры в дальний ящик, словно проблему, с которой никто не хочет связываться. Сначала Кеторин, а теперь и Джослин.

Начальница постучала тростью по столу.

— Обещала, — Джослин выглядела искренне оскорблённой. — И я нашла ту, кто справится с поставленной задачей куда лучше слепой калеки-полукровки.

Марта непонимающе моргнула. Раз. Ещё раз.

— Вы о чём вообще?

Джослин нащупала щёку Марты и обнадеживающе потрепала её.

— Не переживай, девочка, скоро ты всё поймёшь. Никто не справится с поисками твоей сестры лучше Королевы Кровавых ведьм.

Титул Джослин произнесла так проникновенно, так воодушевлённо, словно венценосная особа была чуть ли не божеством. И на секунду в сердце Марты зародилась надежда, осквернённая толикой сомнения, ведь Кеторин считала, что кровавые ведьмы заключили договор с охотниками.

Но откуда в Рупи взяться королеве ведьм?

Пока Марта вела Джослин коридорами академии к чёрному ходу, стараясь избегать детей, она рисовала себе множество образов того, как может выглядеть Кровавая королева. Такая же статная, с долей высокомерия и величия, как Кеторин? Или же, как госпожа Ева, добрая сердцем королева за холодной броней? Хотя в представлении Марты на роль королевы — любой королевы — лучше всего подходила Мадам Рудбриг, так что она ненароком наделила незнакомку ещё парочкой «королевских» качеств из образа своей бабушки.

Ещё ни разу в жизни Марта так не ошибалась в своих представлениях. Стоило им доехать до места, как перед ней предстала зарёванная девушка с копной всклокоченных рыжих волос и в одежде, которая была явно ей велика. Всё это никак не вязалось с образом, который надумала Марта. Такой могла бы быть разве что опальная королева в бегах.

И даже если она и правда была в бегах, то скрывалась крайне неумело. Потому что девушка, стоящая на фоне огромной красной машины, просто не могла не привлекать внимания. Она тряслась на промозглом ветру, пританцовывая на месте и оглядываясь по сторонам, словно стоящий на стрёме новичок в бандитской группировке, который вроде изучает прохожих, но на самом деле следит за своим мочевым пузырём.

Марта даже коротко хохотнула от нелепости своих сравнений, чем явно привлекла к себе внимание венценосной особы, и та, перепугавшись ещё больше, метнулась к машине, но поскользнулась и рухнула в ближайший сугроб.

«Не быть тебе гангстером», — подумала Марта и, отпустив руку Джослин, поспешила помочь своей новой знакомой, которая пыталась подняться, но падала обратно.

Девушка тут же схватилась за протянутую Мартой руку, но, стоило той сжать её и потянуть, как несчастная протяжно взвыла и вновь повалилась в снег, утянув за собой ещё и Марту. Приземлилась девушка совсем неудачно, повстречавшись подбородком с коркой наста, клацнув зубами и чуть не прикусив язык.

— Ты издеваешься? — возмутилась Марта, пытаясь подняться, уперевшись руками в сугроб. Если для её подбородка наст оказался достаточно твёрдым, то под руками крошился, из-за чего её ладони утопали в снегу, сводя попытки встать на нет.

— Извини, — пискнула «королева», барахтаясь в снегу рядом.

— Девочки, что у вас происходит? Где вы? — Джослин озиралась по сторонам, стоя в десяти шагах от них. — Моя помощь нужна?

— Нет! — зло крикнула Марта, на замерзающих коленях выползая из сугроба. Не хватало ещё вылавливать потом старушку из-под толщи снега. У Марты уже начинало складываться впечатление, что она когда-то порядком задолжала зиме, и та агрессивно пытается взыскать с неё долги.

— Джилс, что случилось? — спросила Джослин, неуверенно продвигаясь в сторону производимого ими шума.

А шума Джилс производила очень много: она кряхтела, стонала, материлась, успела даже всплакнуть, пока Марта целенаправленно поднималась на ноги, не позволяя себе отвлекаться.

— Я упала, — донеслось из сугроба.

Марта принялась отряхивать с себя снег.

— Моя помощь точно не нужна? — Джослин была настойчива в своём желании помочь, словно не понимая, что толка от неё столько же, сколько и от младенца.

— Джослин, стойте, где стоите, — резко приказала Марта, но, поняв, что вновь скатывается в тёмные объятия грубости, добавила: — Пожалуйста.

Джослин пожала плечами и ответила отстранённое:

— Как скажете, — и даже отошла на пару шагов, прощупывая дорогу тростью.

Порядком разъярённая Марта подошла к Джилс, копошащейся в снегу. Девушка лежала на спине и пыталась встать из этого положения, поднимая вокруг себя хлопья пушистого снега. Перевернись она на живот — и у неё получилось бы подняться.

— Прекрати копошиться, — прикрикнула Марта. Заметив мать с ребёнком, которые шли от академии «Мария-Роза», она добродушно им улыбнулась, мол «всё хорошо, идите своей дорогой». — Я помогу тебе подняться, но, если ты потащишь меня в снег ещё раз, я самолично тебя в нём закопаю.

В последнее слово Марта вложила максимум злости — которой у неё сейчас было в избытке, — и слова прозвучали настолько грозно, что сама мадам Рудбриг похвалила бы её. Джилс всхлипнула и пролепетала:

— Я не специально. Забыла про ожог.

Дышала Джилс тяжело, а выглядела ещё хуже, чем раньше. Марта вздохнула и протянула ей руку. Джилс не нужно было повторять дважды: она схватилась за протянутую руку, и Марта одним движением подняла девушку на ноги, стараясь не крякнуть от натуги, отозвавшейся тянущей болью в спине.

Поднявшись, Джилс принялась отряхиваться, в чём Марта не углядела никакого смысла — снег облепил девушку везде, превратив её в снеговика с копной частично мокрых, частично заледеневших волос.

Джилс трясло; у неё зуб на зуб не попадал.

— Справились? — спросила Джослин, переминаясь с ноги на ногу в стороне.

— Да, — коротко ответила Марта, осознавая, что её начальница всё это время терялась в сомнениях, что с ними происходит. — Теперь всё хорошо.

«Хорошо, — подумала Марта, — нет здесь ничего хорошего».

— Пой… дём… те в машину, — произнесла Джилс, делая чудовищно длинные паузы между слогами.

Марта кивнула и, подойдя к Джослин, взяла ту за руку. Ей пришлось помогать старушке, чтобы та не поскользнулась на обледенелых ступеньках огромного красного дома на колёсах, внутри которого оказалось темно и тепло, однако не настолько, чтобы Марте захотелось снять куртку. Вместе с Джослин они замерли возле входа, разбитое стекло которого было заклеено скотчем. Казавшаяся снаружи большой, машина на деле была крохотной и тесной. С мебелью и четырьмя людьми, находившимися там, в ней было просто не повернуться.

Только войдя в дом на колёсах, Марта сразу же заметила огромного, словно гора, мужчину, лежащего на слишком узком и коротком для него диванчике. Дышал он прерывисто и хрипло, да и поза была какой-то странной — он словно баюкал руку, держа её на груди.

Джилс скинула свою — или не совсем свою, судя по гигантскому размеру — полную снега куртку и, проскочив мимо Марты, подошла к мужчине. Она подняла с пола то ли плед, то ли тонкое одеяло и укрыла незнакомца.

— Болезнью пахнет, — поморщилась Джослин.

Принюхавшись, Марта тоже уловила сладковатый запах болезни, от которого ей немедленно захотелось покинуть это место.

— В Элиота стреляли охотники, — чуть ли не плача, произнесла Джилс, поправляя одеяло. — Я зашила рану, но лучше ему не становится…

— Наверное, потому что ему нужно в больницу? — предположила Марта. — Да он воняет так, словно гниёт заживо!

Джилс резко повернулась к ней. В таком скудном освещении Марта не разобрала выражение её лица, но интонации у девушки были явно гневные.

— Я знаю! Я сказала ему, чтобы бросил меня и шёл в больницу, но он отказался.

— Мужчины, — протянула Джослин так, словно одно это слово объясняло всё, что случилось и могло произойти в будущем.

— Я думала, Джослин сможет помочь, — трагически всплеснула руками Джилс.

— О, милая, — Джослин подалась вперёд, пытаясь нащупать Джилс, — я же не лекарь, да к тому же ещё и слепая. Раньше я, может, и могла бы что-то сделать… А сейчас мальчику нужен кто-то посерьёзнее. Кто-то, кто хотя бы будет видеть, что делает.

В голосе начальницы было столько сострадания, сколько Марта за всё время их знакомства от неё не слышала. Такая вся из себя добрая бабушка, которая не хочет отказывать своей любимой внучке, но и помочь, к сожалению, не может.

Ноги у Джилс подкосились, и она опустилась на пол, обнимая себя руками, словно ища поддержки. Выглядела девушка так, как Марта себя чувствовала. И если Марта пыталась не рассыпаться на куски ментально, Джилс, казалось, рассыпется физически от малейшего прикосновения.

— Что же мне делать? — глотая слёзы, запричитала она. — Я втравила его в это. Элиот… он такой хороший, такой добрый… а теперь… теперь он может умереть! Из-за меня! Неужели мы не можем ему помочь?! Никак?.. Не может быть! От таких огнестрельных ранений не умирают!

Марта подавила нервный смешок.

— Люди могут умереть от чего угодно.

— Ты злая! — в сердцах выпалила Джилс.

— Злая? Серьёзно? — Марта всплеснула руками и театрально проговорила: — О боги, принц лежит на смертном одре, и нет под рукой врача! О, милостивый всевышний, кто же ему поможет! Наверное, профессиональная плакальщица!

— Марта, — укоризненно позвала Джослин, поцокав языком.

— Что «Марта»?! Что?! Вы хоть понимаете всю абсурдность ситуации: моя сестра чёрт-те где, а я стою в этом ржавом трейлере и слушаю, как какая-то королева рыдает из-за своего принца! Ты сказала, что она мне поможет, но помощь нужна ей — причём психологическая!

Элиот во сне простонал, и от крика Марты, похоже, начал просыпаться, а Джилс, вторя ему, удивлённо спросила:

— Тебе нужна моя помощь?

Марта очень захотела включить свет и наконец-то разглядеть лицо женщины, которую Джослин назвала королевой, но которая явно не дотягивала до этого титула.

— Не думаю, что машина — подходящее место для обсуждения подобных вещей, — вмешалась Джослин. — Да и юноше явно было бы лучше на хорошей кровати. На чём он, кстати, лежит? Я надеюсь, не на полу?

Марта с сомнением покосилась на гору, которую Джослин окрестила «юношей». Будь она зрячей, у неё язык не повернулся бы назвать его так.

— На диване, — нехотя ответила Джилс.

— Очень узком, — поправила её Марта и ощутила на себе недовольный взгляд. Что ж, если её Величество и могла бы ей помочь, то Марта самолично отбивала у королевы желание быть альтруисткой. — И куда мы его понесём? Раз уж решили, что больница — место неподходящее, то мы могли бы отнести его в академию. Там хотя бы диванчики пошире.

— А ещё дети, — добавила Джослин. — Так что академия не подходит. Марта, у тебя нет знакомого врача, которому можно довериться?

Перед мысленным взором проскользнул образ Джона, но Марта отмахнулась от него. Втравливать посторонних людей в эту историю не хотелось, особенно Джона, которого она продинамила и ни разу не пожалела о своём решении.

— Нет, — ответила Марта. — И ко мне домой его вести тоже не нужно. Вдруг к нам придут сотрудники полиции? Как я им объясню, откуда в доме, из которого похитили девочку, появился мужчина с огнестрельным?

— Ох, и то верно.

— Домой к Джослин? — предложила Джилс.

— Юношу ко мне можно, но тебе у меня оставаться нельзя. Демьяна вполне может прийти ко мне. И я вряд ли смогу тебя защитить. Бедная моя девочка, почему с тобой всегда всё так сложно? — Джослин трагически покачала головой.

— Тогда отвезём его к Кеторин, — предложила Марта. — Ты водить-то умеешь, Джилс?

— Не особо, — нехотя буркнула девушка. В темноте Марта не разобрала, какие эмоции промелькнули на лице Джилс при упоминании имени Кеторин, но по тому, как резко та втянула воздух, стало понятно — какую-то ведьму с таким именем она точно знала. Вопросом, была ли это та самая Кеторин, Марта задаваться не стала.

— Тогда давай ключи.

Марта помогла Джослин сесть на пассажирское сидение, а сама заняла водительское и горько улыбнулась, встретившись с механической коробкой передач — это как встретить старого друга, с которым поругался и которого явно видеть не хотел.

Вся дорога до Ведьминой обители оказалась той ещё поездкой, подпортившей Марте и без того шаткое душевное равновесие. Незнакомая машина с непривычными габаритами, механика, гололёд — набор, способный подорвать психику и куда более уравновешенному человеку.

Под конец Марта уже изрядно материлась и даже пожелала незадачливому водителю впереди что-то нелицеприятное, за что получила полный осуждения комментарий Джослин:

— Не делай так.

— Как? — непонимающе спросила Марта, смотря по сторонам и пытаясь втиснуть огромный дом на колёсах на общественную стоянку рядом с джипом Кеторин и маленькой чёрной легковушкой.

— Не вкладывай магию в свои желания, — пояснила Джослин.

— Я этого не делала! — возмутилась Марта, резко ударив по тормозам, и повернулась к Джослин.

— Собиралась. Я ощутила исходящие от тебя потоки. — Старушка крутила в руках трость и смотрела — если это слово можно было употребить по отношению к ней — прямо перед собой.

— Я тоже их почувствовала, — донёсся сиплый от слёз голос Джилс из глубины салона.

— Не было такого, — буркнула Марта и заглушила машину. — Пойду спрошу у Кеторин, что нам делать с вашим «принцем». Вряд ли мы сможем перенести его сами.

Марта поспешила покинуть машину, чувствуя себя немного пристыженной. И Джослин, и Джилс были правы — она действительно неосознанно призвала магию. Она уже давно поняла, что ей достаточно чего-то очень сильно захотеть — и магия, как послушный щенок, спешит исполнить любое её желание. Так было с Мегги, так было с Коулом. И чем сильнее обуревавшие её эмоции, тем сильнее магический выброс, и тем больше она может совершить.

Идя по скользким дорожкам, Марта думала о том, что ждало того водителя, если бы Джослин не одёрнула её. Чем больше Марта колдовала — тем охотнее магия отзывалась ей. Неужели она когда-нибудь дойдёт до того, что одно её мимолётное слово будет иметь последствия для сотен людей?

Если такой была её сила, то ей она точно не нужна. Марта ещё больше утвердилась в желании избавиться от своих способностей. Она сделает это, как только вернёт Мегги.

Дорожки перед «Ведьминой обителью» вычистили из рук вон плохо. Дверь бара оказалась открытой, но Марта помедлила, прежде чем войти. Она всё ещё злилась на Кеторин, которая отмахнулась от неё, но уже меньше. Здравый смысл немного возобладал над гневом и немедленным желанием действовать. Кеторин была права, говоря, что нуждается хотя бы в недолгом отдыхе — какая Мегги польза, если они придут спасать её, еле держась на ногах от усталости?

И Марта понимала, что без Кеторин и Джослин сестру ей не найти, поэтому нужно было взять себя в руки: не терять связь с реальностью и не давать эмоциям застилать глаза. Умом она всё прекрасно понимала, но как перебороть себя — не знала.

Сделав несколько глубоких вдохов, Марта вошла в «Ведьмину обитель». В главном зале оказалось темно; светили только настенные плафоны над баром, словно вырывая кусочек жизни у мрака.

Марта ещё никогда не бывала в задней части церкви, прячущейся за барной стойкой. С лёгким трепетом предвкушения она направилась к двери и собиралась уже открыть для себя эту тайну, как дверь распахнулась сама, и перед ней появилась Кеторин со слегка мокрыми волосами и заспанными глазами.

— А-а-а, это ты, — протянула она, устало улыбаясь. Кеторин обогнула Марту и включила кофемашину. — Ты хоть спала? Только не говори, что караулила меня здесь.

— Нет, не спала. И нет, я только что пришла.

— И на том спасибо, — буркнула Кеторин и мрачно зевнула. — Я вот пыталась поспать и в какой-то момент даже, кажется, заснула. Но мои племянники не понимают, что, когда человек спит, он хочет делать это в тишине — уселись на диване и давай делиться всеми новостями. Когда-нибудь я их придушу — и ни один суд меня за это не осудит!

Рассказывая о своих племянниках, Кеторин попутно искала чистые чашки. Не спросив у Марты, она сварила порцию и на неё.

— Молока нет. Как и свежих продуктов. Джуди засела здесь, как в бункере, и даже не думала выходить. Видела бы ты, как занесло «Ведьмину обитель». Если бы мы вовремя не вернулись, пришлось бы ждать до весны, пока снег растает. Или же искать колдуна, способного направить большое количество огня, чтобы растопить снег, но не поджечь мой дом. Вот бы было светопредставление — в Рупи его обсуждали бы ещё десятки лет!

Кеторин словно закидывала Марту словами, и в какой-то момент та перестала улавливать суть.

— Вот и доверяй подросткам. Я в её возрасте была куда исполнительнее… Хотя… Кому я вру?..

— Остановись! — перебила Марта, вскинув руки. — Я здесь не из-за этого.

— Конечно же я знаю, что ты здесь не из-за этого, — пожала плечами Кеторин и отхлебнула горячего кофе из кружки. — То, что я сонная и уставшая, не значит, что я тупая. Сейчас взбодрюсь и поедем искать Джослин. Она, скорее всего, в академии, но, возможно, и в больнице. На всякий случай можно проверить и её дом. Ты знаешь, где она живёт?

— Джослин в машине на парковке. Вместе с её Величеством Королевой Кровавых ведьм, — Марта вложила в титул всё презрение, которое испытывала к ревущей девчонке.

Кеторин вскинула брови и так и замерла с поднесённой чашкой ко рту.

— С Джульеттой Морт?

— Джослин называла её «Джилс».

— Ты почему сразу не сказала?! — вскрикнула Кеторин, отставив чашку. — Где припарковались?

— Рядом с твоей машиной, — ответила Марта.

Как была — в лёгких пижамных штанах, которые походили больше на юбку, и футболке с коротким рукавом — Кеторин выбежала на улицу, нисколько не заботясь о том, что у неё не до конца высохли волосы. Благо, хоть обута была, но не в ту обувь, в которой нормальный человек вышел бы на улицу в такую погоду, а в лёгкие домашние тапочки.

Марта, не успевшая сделать и глотка кофе, поспешила за ней, сильно отставая. Так что, когда она наконец подошла к машине, Кеторин уже была там и раздавала приказы налево и направо. Заметив Марту, она тут же приказала вернуться в «Ведьмину обитель» и привести Роя, а сама принялась будить Элиота.

Возвращаясь в церковь, Марта услышала обрывок разговора:

— … давай же, открывай глазки, верзила. Будешь изображать мертвецки пьяного друга.

— Кеторин, пожалуйста, не трясите его так, — взмолилась Джилс.

Ответа Марта уже не услышала, шагая по отвратительно прочищенной снежной дорожке обратно.

***

Джилс казалось, что это её трясут, а не Элиота. Её спаситель стонал, но просыпаться никак не хотел. А каждый его стон резал Джилс, словно ножом по живому. Будто кричал ей одну и ту же фразу: «Из-за тебя!» Ведьма прикусила щёку, чтобы снова не разрыдаться.

— Кеторин, пожалуйста, не трясите его так. Ему же больно! — на глаза наворачивались слёзы. Джилс чувствовала себя такой маленькой и беспомощной.

— А как иначе? — вскинула голову Кеторин, прервав свою пытку. — Как, по-твоему, я занесу бездыханное тело в бар на глазах у всего города? Да уже завтра на моём пороге появился констебль с требованием пройти с ним на неопределённый срок! Он не так серьёзно ранен — войдёт на своих двоих, да ещё и похабные песенки будет распевать на всю округу.

Кеторин с удвоенной силой принялась хлопать мужчину по щекам.

— Но как же…

Джослин ободряюще похлопала Джилс по руке.

— Она права, девочка. Рупи — городок маленький, и в таких городках слухи множатся так, что и глазом моргнуть не успеешь.

Кеторин залепила Элиоту звонкую пощёчину, от которой даже Джилс поморщилась, и он наконец проснулся. Сонными и затуманенными болью глазами он смотрел на Кеторин, явно пытаясь понять, что происходит и откуда в его «Рольфе» могла появиться столь неземной красоты женщина. Хотя относительно красоты Джилс надумала сама, потому что в её мире не существовало никого, кто был бы красивее Кеторин Чубоски, и Элиот был быдураком, если бы не признал этого или хотя бы не заметил. То была та самая живая красота, перед которой склонялись империи.

Кеторин всегда была для Джилс кем-то вроде кумира детства, и она восхваляла её в той же степени, как другие люди — солистов музыкальных групп.

— Вы кто такая? — спросил Элиот, буравя женщину взглядом, в котором не было и намёка на фанатское обожание Джилс — лишь негодование и недоверие.

Кеторин ему улыбнулась, а Элиот нахмурился ещё больше и попытался сесть на диванчике, чуть не свалившись с него, а затем поморщился от боли, простреливший его тело насквозь.

— Не поверите — ваш ангел-хранитель, врач и лучший друг в одном лице на ближайшие несколько дней.

Элиот нашарил взглядом Джилс и недоверчиво спросил:

— Это твоя тётя? Ей можно верить? Она ведьма?

Можно ли доверять Кеторин? Джилс могла бы найти неоновые буквы и сложить их в слово «конечно», но в таком случае её сочли бы сумасшедшей, и поэтому она решила ограничиться кивком.

— О нет, милый, я не её тётя. На Джилс распространяется то же самое, что и на тебя: Ангел-хранитель, врач и лучший друг. Могу побыть охранником и психологом, но за отдельную плату.

— Она сумасшедшая? — спросил у Джилс Элиот.

Джилс показалось чуточку забавным то, как мужчина обращается к ней, игнорируя других присутствующих.

— Ты как? — спросила она его.

— Я всегда считала себя человеком, не лишённым шарма, а не сумасшедшей, — вторила ей Кеторин, но Элиот вновь пропустил слова женщины мимо ушей.

— В целом, неплохо.

— Вот и отлично, — протянула Кеторин, поднимаясь на ноги. Низ её брюк, больше похожих на юбку, давно промок. И Джилс только дивилась, как Кеторин не тряслась от холода в своём наряде. — Значит, до бара дойдёшь на своих двоих.

В этот момент Джилс услышала голос вспыльчивой девушки, которую, вроде бы, звали Марта. Джилс даже не удивилась, что та опять была не в духе.

— Рой, я и с первого раза поняла, что тебе жаль, что мою сестру похитили и ты хочешь мне помочь. Спасибо. Я действительно благодарна, но не нужно повторять мне об этом десятки раз. Я не глухая!

— Но мне действительно…

— Рой, пожалуйста!

Удивительное дело, но с этим Роем, кем бы он ни был, Марта не была столь резка, как с Джилс. И это не могло не задевать — Джилс не сделала ей ничего плохого. Да, она понимала, что у девушки похитили сестру, но разве это повод бросаться на всех, как разъярённая собака? Джилс даже представить себе не могла, что должно было бы произойти, чтобы она повела себя подобным образом.

Свет уличного фонаря выхватил из темноты высокого долговязого юношу, на фоне которого Марта казалась ещё мельче, чем была. Но Марта интересовала Джилс в последнюю очередь. Минуя Кеторин, Джилс подошла к Элиоту и присела на крышку стола.

— У тебя такой взгляд, словно ты меня уже похоронила, — усмехнулся он, и Джилс ответила ему улыбкой.

— Мама всегда говорила, что я склонна драматизировать, — пожала она плечами. — Думаю, Кеторин тебе поможет…

— Мне бы и антибиотики помогли. Джилс, простреленная рука не то же самое, что простреленная нога.

— Говоришь так, словно в тебя каждую неделю стреляют.

— Нет, впервые. И мне чертовски страшно. Но не думаю, что я умираю, — Элиот протянул к девушке здоровую руку и сжал её пальцы. Ладони у него оказались холодными. — Эй, это моё тело. И я не думаю, что оно уже готово попрощаться с этим миром.

— Пытаешься меня успокоить? — спросила Джилс, глотая слёзы.

— Да. Получается?

— Не очень.

— Это плохо. Джилс, бери себя в руки, мои нервные клетки не выдержат ещё одной битвы со слезами.

— Хорошо, — ответила Джилс, стараясь не разрыдаться в конец. От слов и доброты Элиота становилось только хуже. У Джилс появилось безумное желание распластаться на его груди и рыдать, пока не пропадёт голос, пока будет уже невозможно открыть глаза. Хотелось лишь одного — чтобы Элиот всё это время гладил её по спине и говорил утешающие слова своим добрым голосом.

Вот только услышала она не голос Элиота, а ехидный комментарий Марты:

— Оказывается, он и не при смерти. А ты тут уже развела сырость похлеще, чем на похоронах.

Джилс обожгло волной поднявшегося возмущения.

— Да что с тобой не так? — воскликнула она, обернувшись к девушке.

Та стояла на порожках рядом с высоким юношей, который чем-то отдалённо напоминал Люциана. Сей факт Джилс отметила для себя мимоходом, полностью поглощённая блондинкой. Сейчас, при искусственном освещении, она могла разглядеть её получше. Марта могла бы быть симпатичной и даже миловидной, если бы не хмурое выражение лица и тянущиеся вниз словно под тяжестью гравитации уголки губ.

— Действительно, что со мной не так? Почему же я до сих пор не подношу Вам бумажные платки, чтобы утереть королевские слёзы?

Кеторин тяжело вздохнула и хлопнула в ладоши, привлекая к себе внимание.

— Сейчас Рой берет Элиота за подмышки и тащит в «Ведьмину обитель», попутно распевая похабные песни и восхваляя моё пиво на всю округу. Понятно?

Рой с Элиотом переглянулись и одновременно кивнули. А Кеторин продолжила раздавать указания, как заядлый командир маленького полка, который даже не сомневается, что все его указания непременно выполнят.

Джилс ничего не имела против подобного расклада: сколько себя помнила, ей всегда было легче подчиняться чужой воле, чем решать что-то самой. И от того, что Кеторин взяла на себя ответственность за неё и за жизнь Элиота, Джилс лишь вздохнула с облегчением.

Рой помог мужчине подняться и выбраться из машины. Вместе они пошли к небольшой церкви, на которой красовалась огромная вывеска «Ведьмина Обитель». Джилс оставалось только надеяться, что охотники на ведьм сочтут подобное шуткой и не станут искать ведьму там, где всё буквально кричит об их присутствии.

Стоя возле «Рольфа», Джилс смотрела, как паренёк тащит на себе Элиота, чуть не складываясь вдвое под весом мужчины, но умело исполняет свою роль — надрывая горло, он пел какую-то невразумительную песню о великой любви к большой груди. Пел он, кстати, хорошо. Джилс даже подумала о том, что с радостью приняла бы ухаживания такого парня, будь она помоложе и спой он ей песню полиричнее и поприличнее.

Кеторин же обогнула «Рольф» и поспешила к чёрному входу. Её огромные штаны развевались на ветру, как паруса. Джилс помогла Джослин спуститься и повела женщину к церкви. Марта же осталась, чтобы закрыть «Рольфа» и поставить его на сигнализацию.

— Не злись на неё, — тихо попросила Джослин. — Марта может быть иногда чересчур резкой и даже желчной, но она не так плоха, как может показаться.

Джилс покосилась через плечо, не желая, чтобы Марта подслушала их разговор. Но та всё ещё стояла у «Рольфа»: в тщетных попытках поставить огромное красное чудовище на сигнализацию, она нажимала на кнопку на ключах, но машина не закрывалась, и ей пришлось по кругу обойти дом на колёсах, чтобы найти не закрывшуюся дверь.

— Я не понимаю, почему она на меня взъелась. Я не сделала ей ничего плохого, — так же тихо ответила Джилс.

— Не сделала. Просто Марта сейчас немного не в себе. Она очень привязана к своей сестре, а ту похитили. Причём похитили охотники. И девочка понимает, что сама не может ничего сделать — оттого и злится. Поэтому я и прошу тебя ей помочь. Я бы могла сама попытаться найти её сестру по крови, но сомневаюсь, что сейчас смогу сделать всё правильно.

Джилс вздрогнула, вспомнив о короне, лежащей сейчас в кухонном шкафчике «Рольфа», о кровавых подтёках на лицах охотников, об ожоге на своей руке. У неё было множество причин, чтобы не колдовать.

— Я не хочу иметь ничего общего с кровью, — отрезала она.

— Я понимаю, — кивнула Джослин. — И я бы не стала на тебя давить, если бы обстоятельства были другими. Но и ты меня пойми: на одной чаше весов твоё нежелание, твой страх, твоё отвращение — называй это, как хочешь, а на другой — жизнь девочки. Джилс, пойми меня, пожалуйста, я не хочу видеть, как ещё хоть кто-нибудь разделит судьбу Розы.

Джилс ощутила, как защипало в носу. Она знала историю Джослин — кто ж не знал? В городе Кровавых вод ту рассказывали, как страшную сказку для детей, посыл которой заключался в следующем: не стоит связывать с ведьмами и колдунами Шарпы и не стоит плодить полукровок. Говорили, что полукровки, как Джослин, прокляты, как и их потомство. Старшая дочь Джослин — Мария — родилась больной. Малышка прожила всего несколько дней и умерла в своей колыбели. А младшая — Роза — хоть и прожила почти шесть лет, но оказалась не способной колдовать, и жизнь её закончилась в руках охотников, так толком и не начавшись.

— Я подумаю, — ответила Джилс, сглотнув комок в горле.

— Подумай. Я не тороплю.

Хоть женщина так и сказала, но Джилс чувствовала негласное давление.

Заходя в церковь, Джилс уже решила, что поможет найти девочку, но не более. Она не полезет в пекло. Не пойдёт к охотникам, рискую своей головой. Даже у её доброты есть пределы.

«Ведьмина обитель» только снаружи была похожа на церковь — внутри не оставалось ничего, что хотя бы отдалённо напоминало бы церковное убранство. Джилс заворожённо водила глазами по утопающим во мраке хорам и барной стойке, напоминающей кафедру. Везде были развешены сушёные травы и расставлены бутафорские предметы, призванные вызвать у посетителей мурашки и чувство причастности к чему-то магическому.

«Да уж, моему кабинету далеко до подобного размаха», — подумала Джилс, подводя Джослин к одному из столиков, которых здесь имелось множество. Те застелили скатертями с обугленными краями, и на каждом красовалась замысловатая композиция из засушенных цветов и черепов. Оставалось только гадать, сколько сил Кеторин вложила в создание атмосферы.

Вот только Джилс куда сильнее волновали насущные вопросы — например, куда дели Элиота?

Джилс гадала, пойти ли ей по лестнице наверх, к бывшим хорам, или в одну из дверей на первом этаже. Но всё стало понятно, когда открылась неприметная дверь за баром, и оттуда показалась невысокая девчушка с понурым взглядом.

— Кеторин попросила проводить тебя в квартиру, — тоном обиженного ребёнка сказала девочка, даже не подумав поздороваться.

«Похоже, мне сегодня везёт на насупившихся женщин», — подумала Джилс и собиралась уже последовать за девочкой, когда вместе с порывом холодного ветра в «Ведьмину обитель» вошла Марта.

И если девочка за баром была праведно обиженной, то Марта была праведно разгневанной.

— Где вы только откопали эту колымагу? — возмутилась она, а ветер захлопнул за ней дверь, отчего Марта вздрогнула. — У меня получилось поставить её на сигнализацию только с десятого раза! Десятого!

— «Рольфу» просто не нравятся злобные сучки, — лучезарно улыбнувшись, ответила ей Джилс. — Но, несмотря на это, я тебе помогу. Мне понадобятся кто-нибудь из ваших родителей, живой волк, большая карта и несколько кристаллов соли для компаса.

На одном дыхании выпалив перечень необходимых ингредиентов, Джилс поспешила за девчонкой к Элиоту, боясь передумать. В спину ей донёсся полный недоумения возглас Марты:

— Ну и где я должна найти волка?! Ограбить зоопарк?

— В зоопарке Рупи нет никого, кровожаднее хомяка, — со смешком ответила Джослин.

И даже через закрытую дверь Джилс услышала полный отчаянья возглас Марты. Поднимаясь по лестнице, она даже на секунду пожалела, что не сказала, что на крайний случай подойдёт какая-нибудь очень большая собака — желательно, охотничья. Но девушка решила оставить эту информацию до того момента, когда Марта приведёт своего отца. Джилс понимала, что поступает мелочно, но ей хотелось хотя бы самую малость проучить зазнавшуюся девчонку.

========== Глава 40. Маленькая Луна ==========

Терру трясло. Сидя на ступенях дома, она прижимала Марту к себе. Та ни в какую не хотела спать, хотя время было самое подходящее — полночь.

Девушка укачивала малышку, наблюдая за тем, как Джослин ходит вокруг забора, возводя защитный купол. Она обильно лила кровь, окропляя каждый дюйм, скрепляя заклятие.

Сама Терра на подобное была не способна: в её крови не было достаточной силы, чтобы провести ритуал. Да и после рождения Марты Терра начала замечать, что сил в ней стало куда меньше. Возможно, сказывались усталость и хронический недосып, которыми наградила её дочь, не желающая спать по ночам.

И, как будто Терре было мало нервного ребёнка, в Рупи снова нашли труп. До рождения дочери девушка даже подумать не могла, что будет так бояться… практически всего. Она страшилась за Марту, она волновалась за Алистера. Её нервировала неизвестность, подстерегающая на каждом шагу. Терру пугала даже магия: ей казалось, что она чувствует исходящие от дочери магические потоки. Для неё Марта светила, как луна на тёмном беззвёздном небе.

Нервы Терры и так были на пределе, а Потрошитель Рыб стал последней каплей в море тревог.

Когда Джослин предложила поставить защитный барьер, Терра ухватилась за эту возможность в надежде на то, что ей станет чуточку спокойнее, если она будет знать, что к ним домой не сможет прийти ни один недоброжелатель. Хотя спать у неё не получалось даже тогда, когда Алистер забирал Марту и сам сидел с дочкой. Удивительное дело, но с отцом Марта была куда послушнее: с ним она спала спокойнее, улыбалась чаще. Словно чувствовала себя в безопасности. Рядом с Террой же малышка тряслась так же, как и сама Терра, подхватывая страх и делая его своим.

Терра покосилась на карту, что лежала на порожках рядом с ней. Её схематично нарисовала Джослин — необходимая последовательность для активации. Терра хотела взять бумагу и пробежаться глазами по начертанному, но Марта в её руках начала истошно кричать, требуя неизвестно чего, и, с тяжёлым вздохом, девушка принялась вновь укачивать малышку.

Терра любила дочь, а вот себя считала отвратительной матерью. Матерью, которая, не успев обзавестись ребёнком, уже устала от него. Временами ей самой хотелось лечь и завыть так же, как Марта, чтобы её кто-нибудь успокоил. В такие моменты она жалела Алистера, который с выдержкой ангела терпел их двоих, ещё ни разу не сказав дурного слова.

— Пора, — внезапно сказала Джослин, появившись в поле зрения задумавшейся Терры, протягивая руки к Марте.

Терра судорожно сглотнула, крепче прижимая дочь к себе.

— Ох, что-то мне не по себе. Может, обойдёмся только моей кровью?

Джослин покачала головой.

— Всего пару капель, чтобы связать заклятие. Не стоит переживать, — Джослин говорила тихо и ласково, словно с ребёнком. Вот только шило, направленное в этот момент на Марту, казалось её матери огромным мясницким ножом. А Джослин — чуть ли не палачом.

— Терра, нельзя тянуть. Заклятие может разрушиться, и все мои потуги будут напрасными.

Терра уставилась на изрезанные ладони Джослин и, сделав глубокий вдох, всё же подставила ей маленькую пяточку Марты. Малышка дёрнулась, и Терра дёрнулась вместе с ней. Сдерживаясь, чтобы не зарыдать на пару, она принялась успокаивать дочь, краем глаза наблюдая за тем, как Джослин пошла к калитке закрывать вязь барьера.

***

Мегги помнила, что ей снилась луна. Полная луна. И если бы Мегги не коробило от этого факта, то она признала бы, что луна с ней разговаривала. Она её успокаивала и говорила, что всё будет хорошо. И Мегги очень хотелось ей поверить, но даже во сне она знала, что ничего хорошего с ней не происходит. Собственно, она так и сказала Луне, а та, не моргнув и глазом — если у неё, конечно, были глаза — предложила ей выбираться и идти к ней. Проснувшись, Мегги ещё долго вглядывалась в тёмный потолок над собой, думая о том, как медленно и плавно она скатывается в объятия шизофрении.

О своих странных снах Мегги никому не рассказала. Да и рассказывать было некому. Клементина болезненно храпела за стенкой, явно не желая слушать ни о каких снах. Да и охранник — Мегги так и не поняла, тот же самый или другой — вернулся, и при нём девочка не испытывала ни малейшего желания разговаривать.

Она распустила свою растрепавшуюся косу и принялась расчёсывать волосы пальцами. Как же ей хотелось помыть голову и, стоя перед зеркалом, заплести красивую косу, уложить её по кругу, на манер короны, закрепив шпильками, а потом надеть свежую одежду. Но то были лишь мечты, а потому Мегги заплела свои грязные волосы в тугую косу, а руки обтёрла о джинсовый костюм.

Никто даже не подумал принести ей ведро воды, чтобы она могла умыться. Хотя Мегги понимала, что ожидать подобной щедрости от похитителей не стоит, но очень хотелось. Больше хотелось лишь принца на белом коне, — или вора с добрым сердцем, — который заберёт её отсюда и увезёт куда угодно, но желательно — домой.

Хотелось Мегги очень многого, но умом она понимала, что у неё есть лишь два шанса на спасение: Марта и магия, которая всё-таки решит проснуться в ней. Мегги же видела магический след Вивьены — тогда почему она не могла направлять магические потоки сама?

Девочке хотелось вновь зажечь маленькую сферу, что дала ей Кеторин, но она не решилась, помня о словах Клементины, да и боясь разочароваться, что хрустальная бусина не загорится.

Когда первые волны страха и паники отступили, забрав с собой истерику, Мегги поняла, что находиться в плену — скучно. Ни тебе танцев с бубнами, ни угроз, ни пыток, ни допросов — о ней все словно забыли. И это страшило, вызывало постоянное чувство напряжения. Мегги не знала, что может произойти в следующую секунду, и время, казалось, растягивалось, становясь вязким, как мёд. Мегги тонула в нём, толком не понимая, сколько времени прошло с момента её похищения.

Клементину забирали ещё несколько раз и каждый раз приносили обратно чуть живую.

— Они вас пытают? — тихо спросила Мегги, когда охранник находился на другом конце коридора, и девочка надеялась, что он не услышит, о чём они говорят, а если и услышит, то не разберёт.

— Ага, — уставшим и ослабевшим голосом ответила Клементина. Разговаривать через стенку было крайне неудобно: Мегги не видела её глаз и не могла понять по мимике, что женщина чувствует и о чём не хочет говорить.

По голосу Мегги могла понять только две вещи — Клементина устала и больна, и, даже если в девочке проснётся магия, ведьма никак не сможет помочь ей бежать, а скорее окажется тем самым балластом, который потянет их на дно. Но даже так Мегги знала: она не оставит маму Джуди.

Раздумывая об этом, девочка вспоминала, как даже думать боялась о побеге из-за рун на руках, но со временем — Мегги не знала, сколько его прошло: возможно, пара дней, а, может, пара часов, — они начали ослабевать. Во сне она неосознанно повредила одну из них, и та перестала работать вовсе. Это дало Мегги надежду на то, что сила Вивьены не безгранична.

Вскоре после того, как Клементину в очередной раз забрали, и охранник, стороживший их, ушёл вместе с теми, кто пришёл за ведьмой, у Мегги были посетители.

Мегги не поверила своим глазам, когда увидела лицо Джона за металлической решёткой. Потом не поверила своим глазам ещё раз, заметив на его лице ободряющую улыбку. Не ту отвратительную улыбку-ухмылку, от которой у Мегги мороз по коже бежал, а улыбку обычного человека с налётом грусти и сострадания.

В других обстоятельствах его улыбка могла бы даже расположить к нему, но сейчас Мегги боролась с желанием вцепиться Джону в лицо, как дикая кошка, и исцарапать глаза в кровь. Девочка даже подивилась тому, сколько в ней необузданной кровожадности. Заслуженной, но всё-таки кровожадности. И Мегги не хотела быть такой.

В руках Джон держал большое металлическое ведро и губку-мочалку.

— Как ты тут? — спросил он, и Мегги выпучила глаза.

Ей так и захотелось съязвить и сказать, что она сейчас выбирает книги для своей личной библиотеки и что с радостью бы послушала совет от Джона, но девочка сдержалась и просто промолчала, смотря на мужчину исподлобья. Ей показалось, что он всё понял по её взгляду, потому что на секунду его улыбка дрогнула, а во взгляде появилось нечто похожее на жалость.

Мегги задумалась, жалел ли он её только потому, что не знал, что она ведьма, и продолжит ли он это делать, если узнает, что она может видеть магические потоки? Мегги почему-то казалось, что, узнай он об этом — в первых же рядах понёс бы её к костру.

— Я подумал, что тебе захочется умыться, — так и не получив ответ на свой вопрос, произнёс Джон, показывая на ведро в своих руках. — Но забыл, что она здесь колдовала.

Мегги заметила, что он не произнёс имени Вивьены, так ещё и брезгливо поморщился, словно само упоминание магии устраивало ему заворот кишок.

Мегги упорно молчала. Разговаривать с этим человеком ей не хотелось. И Джон это явно понимал. Поставил ведро возле решётки и опустил туда губку. Мегги следила за ним хмурым взглядом, гадая, был в его действиях подвох или же нет. Если он пытался расположить её к себе, принеся ведро воды, то сильно просчитался. Мегги привыкла к взяткам уровня повыше, да и не собиралась принимать от него никаких подачек.

Джон ещё некоторое время постоял — наверное, думал, что Мегги кинется к ведру, и хотел посмотреть на это зрелище. Однако, так и не дождавшись от девчонки никакой реакции, Джон тяжело вздохнул.

— Когда я только начал жить с отцом, мы не особо ладили, — произнёс он, и Мегги навострила уши, стараясь внешне никак не выдать того, что внимательно слушает его. — Временами он запирал меня в этой камере — наверное, думал, что одиночество и теснота способны переломить несносный характер. Но я был мальчиком упорным и не любил ни одиночества, ни тесноты. А отец мой всегда был и остаётся человеком привычки. Он сажал меня в одну и ту же камеру. В эту.

Джон провёл рукой по прутьям решётки, и в его взгляде промелькнуло нечто, похожее на тоску.

— После третьего или четвёртого раза, когда я пересчитал уже все трещины на стенах и полу, я понял, что попаду сюда ещё не раз и что мне нужно развлечение получше. Тогда-то я и подгадал время, когда в карцере никого не будет, и проник в свою камеру, чтобы организовать тайник. Охранники никогда за мной особо не следили, так что, думаю, он всё ещё здесь.

Закончив свой рассказ, Джон развернулся на пятках и ушёл, оставив ведро у решётки. Мегги дождалась, пока его шаги стихнут вдалеке, прежде чем подойти к воде. Она наскоро умыла лицо ладонями и, стараясь не думать, что и зачем делает, смыла с запястий остатки крови, которая всё ещё немного жгла, и натянула рукава кофты до самых пальцев, чтобы скрыть следы. Оставалось только надеяться, что Вивьена не придёт и не захочет проверить свои руны.

«Руны», — Мегги мысленно протянула это слово. Да, она называла знаки на своих запястьях рунами, но они явно не имели ничего общего с теми рунами, которые она знала. Это было нечто словно из другого мира. Знаки древнего языка ведьм? Или это один из мёртвых языков, которые девочка не знала?

Мегги досадливо фыркнула, возвращаясь к своему тюфяку. Ей не нравилось чего-то не понимать. Она считала себя тем человеком, который способен докопаться до сути проблемы. Методы у неё были самыми разными: от рационального подхода до театральных слёз и истерик. И если второе отлично работало в семье, то в нынешних обстоятельствах она могла положиться только на рациональность и хитрость — хорошо хоть, что и первого, и второго у Мегги было в избытке.

В какой-то момент девочка заснула и потому не заметила, как убрали ведро и как привели Клементину. Проснувшись, она снова услышала слабое свистящее дыхание и эти болезненные хрипы, одновременно успокаивающие и пугающие Мегги. Так она понимала, что не одна, но по этим же хрипам было понятно, что с каждым разом Клементине становится хуже. Мегги мысленно содрогнулась, представляя, как ей придётся рассказывать Джуди о том, в каких страшных мучениях умерла её мать.

Мысли, что она не сможет вернуться домой, Мегги даже не допускала.

— Вам сюда нельзя! Глава не разрешал вам общаться с пленниками, — раздался хриплый голос охранника.

— Ой ли? — послышалось ехидное восклицание Вивьены. — Что-то мне он ничего подобного не говорил. Да и чем я могу навредить нашим милым пленницам? Я же всего лишь посол доброй воли…

От того, сколько яда была в её словах, Мегги прошиб озноб. Захотелось забиться в угол, спрятаться от глаз злобной ведьмы, но прятаться было негде — вся её клетушка была как на ладони, стоило лишь подойти к решётке. А потому Мегги осталась сидеть на тюфяке, сжимая в карманах кристаллы с родительскими воспоминаниями, неосознанно ища в них поддержку.

Удивительное дело, но шагов Вивьены Мегги не слышала; лишь по голосу поняла, что та теперь стояла напротив камеры Клементины.

— И как ты тут поживаешь? Смотрю, оценила уже все прелести местного гостеприимства, — обратилась она к Клементине, и слова её сопровождались ритмичным стуком. Так стучали ногти по металлу.

Клементина надсадно рассмеялась, и смех её перешёл в кашель.

— Покои чуть ли не королевские. Если хочешь, скрепя сердцем, могу их тебе уступить, — ответила Клементина, ни сколько, казалось, не боявшаяся Вивьены.

— Какая щедрость, — протянула та, и в голосе её послышалась улыбка, — но я, пожалуй, откажусь. Мне, знаешь ли, и наверху хорошо. Не люблю надолго прощаться с моей Охотницей.

Клементина вновь рассмеялась так громко, что даже кашель на время отступил. Послышался лязг цепей.

— Надолго прощаться? Да ты часом не сбрендила ли? Вашей Охотницы здесь нет и в помине. Не может она пройти границу междумирья. Ваша вера в неё похвальна, но, что бы вы ни делали, к ней вам не попасть.

Цепи ударились по металлическим решёткам, и раздался жуткий звенящий звук, от которого Мегги захотелось заткнуть уши.

— Так ли это? — ядовито-сладко спросила Вивьена. — Ключ мы уже нашли, и он скоро сам к нам придёт. А замок? Замок в Шарпе. Я же права? Где же ему ещё быть? Да и ты тоже в наших руках… Глава ковена, ключ и замок — вот и всё, что нам нужно.

— А с чего ты взяла, что я стану вам помогать? И что за бред про ключ, который сам к вам придёт? Ключ уничтожен! Его уничтожили сразу же, как закрыли проход…

— Какая красивая ложь! — воскликнула Вивьена и хлопнула в ладоши.

Мегги поднялась на ноги и, стараясь ступать как можно тише, приблизилась к решётке, чтобы видеть хотя бы Вивьену. Ей было недостаточно слушать, но теперь, когда ей был виден профиль ведьмы, Мегги испугалась не на шутку. У той был взгляд человека, уверенного в своей победе.

— Наши предки были глупы, — усмехнулась Вивьена. — Они не смогли сложить всю картину.

— А ты смогла? — едко спросила Клементина.

Со своего места Мегги могла видеть лишь краешек носа матери Джуди и копну нечёсаных волос. Клементина прижималась лицом к решётке, и их с Вивьеной разделяло настолько маленькое пространство, что они буквально дышали одним воздухом.

Вивьена пожала плечами и рассмеялась своим лающим смехом, который, казалось, делал её ещё более безумной.

— Не я. Госпожа Демьяна. Она всё поняла… — она хотела сказать что-то ещё, но тут заметила Мегги и повернулась к ней всем телом. — Соскучилась по мне, маленькая Луна?

Мегги отпрянула, судорожно пытаясь понять, о чём говорили ведьмы, и борясь с ощущением гадливости, которое вызывала у неё близость Вивьены.

— Ты же не хочешь сказать?.. — впервые в голосе Клементины Мегги послышалась неуверенность.

— Именно это и говорю. Её сестра — наследница магии, способной открывать и закрывать проходы в междумирье. Хозяйка ключа, — кивнула Вивьена и, подойдя к решётке камеры Мегги, распахнула её. — Пойдём, девочка, я хочу немного пообщаться с тобой наедине, пока не приехала госпожа Демьяна.

Мегги не знала никакой Демьяны и не испытывала ни малейшего желания идти куда-либо с Вивьеной. В этот момент камера показалась ей действительно райским местом.

— Пленницам нельзя покидать камеры без разрешения мистера Квеберта, — попытался вступиться охранник, но Вивьена обожгла его злым взглядом.

— Девчонка — моя пленница, и мне не требуется разрешение вашего хозяина! — каждое слово она вбивала словно гвоздь в крышку гроба.

— Конечно, ты же элитная дрессированная собачонка, подчиняющаяся приказам только одного хозяина, — бросила Клементина. — Зачем тебе с ней разговаривать? Оставь девочку в покое. Она же тебе не нужна.

Слова Клементины, призванные успокоить Вивьену, лишь ещё больше распалили её.

— Вышла, — ледяным тоном приказала Вивьена, и Мегги сочла за благо подчиниться.

— Вы не можете… — предпринял ещё одну попытку урезонить ведьму охотник. Вот только смотрел он на Вивьену крайне перепуганным взглядом и не решался даже приблизиться.

— Могу, — хмыкнула Вивьена и, схватив Мегги за предплечье, поволокла к лестнице. Ведьма всё так же припадала на увечную ногу, но на удивление не издавала никаких звуков. Хотя, возможно, они тонули в гневной тираде Клементины, которая неслась им вслед: та требовала вернуть Мегги обратно и нисколько не стеснялась в выражениях в отличие от охотника.

Лестничные пролёты мелькали перед глазами, и Мегги силилась их запомнить, но их было так много, что не заплутать в них казалось просто невозможным. Мелькали лица. Десятки, а может и сотни. Кто-то смотрел на Вивьену с опаской, кто-то — с отвращением. Но гневных, полных ненависти взглядов было куда больше. И Мегги просто не могла понять, как женщина умудрялась не обращать внимание на них, целенаправленно таща Мегги по запутанным коридорам, в которых лишь изредка проглядывали окна. На улице стояла глубокая безлунная ночь.

— Вам не страшно? — спросила Мегги, напоровшись на очередной гневный взгляд, от которого у неё мурашки побежали по коже. Как бы она ни храбрилась, но против взрослых ей было нечего противопоставить.

Вивьена сбавила шаг, а затем и вовсе остановилась.

— С чего бы мне их бояться? — спросила женщина, нахмурив брови.

— Они вас ненавидят.

— Тоже мне новость, — фыркнула Вивьена и ткнула пальцем в охотника, стоящего у двери. — Они боятся всего, даже собственной тени. И истребляют всё, чего не понимают. Вот только это неважно, ведь скоро всё закончится. Мы вернёмся туда, где нам должно быть. И где нет подобных ничтожеств.

Охотник обжёг Вивьену взглядом, а та улыбнулась ему и вновь поволокла Мегги по серым безликим коридорам. Обиталище охотников казалось Мегги местом, при строительстве которого люди забыли о таком простом слове как «разнообразие».

В какой-то момент её вытолкнули на улицу, и Мегги даже на секунду обрадовалась, прежде чем осознала, что улица была ничем иным как внутренним двором. Идеальный шестиугольник, находившийся между высокими стенами без окон, и незастеклённый купол, каркас которого не спасал от снега. А снега там было много, даже слишком много — сугробы достигали Мегги чуть ли не до груди. Между сугробами были прочищены шесть дорожек, которые вели от двери к центру двора.

Дорожки сходились к одинокой колокольне, башня которой казалась куда старше бетонных стен, окружавших её. Многоярусная, она белой стрелой поднималась ввысь — к самому куполу. Тропы, ведущие к ней, были освещены невысокими фонарями, да и из окон колокольни лился мягкий золотистый свет. Колокол наверху, хоть и находился сейчас в покое, представлял собой завораживающее зрелище: серебряный, начищенный до блеска, он ловил на себе каждый лучик света и рассыпал его сотнями бликов. На секунду Мегги даже захотелось подняться и рассмотреть его вблизи.

— Раньше они вели себя открыто, — пожала плечами Вивьена, которая, как и Мегги, смотрела на колокольню охотников. — Они гонялись за нами по всему свету и нисколько не стеснялись этого, рассказывая всем и каждому о том, какие ведьмы опасные.

Вивьена отпустила Мегги и сложила руки на груди.

— А теперь посмотри на них: прячутся от всех, ведут какую-то свою подпольную войну. Прикрываются ложью и сразу же соглашаются на союз с ведьмами, если те обещают оставить их в покое. Ещё двадцать лет назад ведьму, которая решилась бы прийти сюда, даже слушать не стали бы — просто снесли бы голову, не дав даже рта раскрыть. Знаешь, что находится под их колокольней?

— Нет.

— Действительно, откуда тебе знать? — хмыкнула Вивьена и снисходительно улыбнулась девочке. Улыбка её была всё такая же отвратительная. — Склеп с черепами. Тела они сжигали, а вот головы… Головы другое дело — головы они хранят. Как доказательство своей силы. Хотя какая там сила? Пустой звук.

Мегги не оставляла мысль, что Вивьена буквально упивается своей значимостью. Принизив других если не действиями, то хотя бы словами, пытается возвыситься сама.

Вивьена пошла вперёд по заснеженной дорожке к колокольне, и Мегги не оставалось ничего иного как последовать за ней.

Телесного холода Мегги не чувствовала — высокие стены надёжно защищали от ветра, — а вот в душе её не отпускало чувство чего-то ужасного, и от этого девочку трясло. Она знала, что Вивьена опасна и непредсказуема в своём безумстве. А ещё знала, что верность Вивьены своей хозяйке не удержит её от жестокости, если ту переклинит.

— Скажи-ка мне, девочка, что ты знаешь о своей семье? — попросила она, даже не посмотрев на свою пленницу.

Мегги знала, что с ответом тянуть не стоит.

— Отец экономист, мать домохозяйка. Бабушка раньше имела большой вес в городе… — Мегги начала перечислять факты, которые в Рупи мог знать если не каждый, то, как минимум, каждый второй житель.

— Я не о том, — махнула рукой Вивьена. — Я о магии. И не говори, что ты о ней не знаешь. Твоя сестра — ведьма, наследница силы. Великой силы, на самом-то деле, — Вивьена остановилась и повернулась к ней. — Судя по твоему взгляду, могу сказать, что о силе ты знаешь, а о её истории — нет. Госпожа Демьяна считает это вполне логичным. Отдай силу человеку, не умеющему ей пользоваться, и уничтожь все знания о ней. Как результат — сила будет похоронена.

Мегги против своей воли жадно ловила каждое слово. Ей хотелось знать — и знать как можно больше. Вот только словам Вивьены нельзя было верить полностью.

— Хочешь, расскажу тебе сказочку? Дети же любят сказочки?

Мегги кивнула.

— Что ж, тогда, пожалуй, начну, — хмыкнула ведьма и действительно начала: — Когда-то давным-давно не было ничего. Была лишь тьма — бескрайняя и беспроглядная; самого понятия жизни не существовало. Но однажды бескрайнюю тьму прорезал луч света. Или же это была маленькая искорка света, зародившаяся в глубине тьмы — никто не знает доподлинно, ведь начало истории было положено очень давно и прошло через десятки миров и миллиарды существ, прежде чем её узнала я, — взгляд Вивьены затуманился. — Так вот, тем лучом света, той искрой жизни, был Создатель. Никто не знает, кто он и откуда пришёл. Создатель просто был. Маленький ребёнок, блуждающий во тьме. Конечно, Создателю было одиноко — и он начал разрывать тьму. Он создавал в ней проходы, раскрашивал её светом. Вот так в бескрайней тьме, словно звезды на небе, стали зажигаться миры. По воле Создателя они получались разными, уникальными, не похожими друг на друга. Но Создатель вскоре исчерпал себя, истратил всё, что у него было, и его свет погас.

Мегги прошиб озноб. Вивьена продолжала свой рассказ, и получалось у неё это неожиданно завораживающе.

— Так появилось междумирье — остаточная тьма, разорванная на клочки. А жизнь в появившихся мирах текла по-разному: какие-то развивались стремительно, какие-то столь же стремительно разрушались и гасли, растворяясь во тьме. В одном из таких миров жили существа, обладающие невероятной силой, но их мир рассыпался на глазах, и даже их сила ничего не могла с этим поделать. Они не были Создателем — лишь его творениями, наделёнными кусочками силы, и миры были им не подвластны. В этом мире жила прекрасная Луна, и был у неё муж — яркий Сол. Их дочь впитала всё лучшее, что было в них, — она росла яркой и прекрасной. Звали её Охотница, потому как та очень любила охоту. Если у Охотницы и было когда-то другое имя, никто его не знает.

Они подошли к колокольне и замерли в круге тёплого света, лившегося из окон нижнего яруса. Вивьена ненадолго замолчала, а Мегги тем временем обдумывала историю и не находила в ней точек соприкосновения со своей семьёй. Почему Вивьена вообще ей об этом рассказывает? Или то действительно детская сказка, финал которой должен чему-то научить? Смесь мифологии и религии?

— Их мир разрушался, а они не хотели в нём умирать. Логично, не правда ли? — Вивьена выжидающе посмотрела на Мегги, и девочка неуверенно кивнула. — Никто не хочет умирать. И потому прекрасная Луна, нёсшая в себе сильнейший кусочек Создателя, нашла способ войти в междумирье, что она и сделала, забрав с собой свою семью и горстку существ, которым не желала смерти. Вот только они не могли долго существовать во тьме междумирья, хоть оно и было удивительно притягательным, ведь на деле его тьма не такая уж и тьма — тот, кто умеет видеть, всегда разглядит свет создателя. Им пришлось покинуть междумирье и шагнуть в один из миров — самый плотный и самый сильный, который не разрушился бы так же, как их родной. Но этому миру в своей первозданной форме они оказались чужды. Так прекрасная Луна застыла на ночном небе вместе со своей маленькой дочерью, обернувшись большим белым светилом, за которым пряталась её маленькая красная дочь. Сол же, будучи слишком ярким даже в этом мире, появлялся на небе, освещая его своим теплом. Фейшал, подруга Луны, проросла корнями в земле, а кроной устремилась к небу, чтобы иметь возможность хоть изредка говорить со своей подругой. В новый мир также пришла и огненная Вал, сестра Сола. Она стала горой, чрево которой вечно бурлило от гнева и порождало невиданных прежде существ. Адов разлился океанами и морями, а холодная и вечно недовольная Лидэя ледяными ветрами блуждала по миру, который ей так не нравился: она умирала со скуки. Но однажды она повстречала странных существ, созданных Вал. Их кожа была такой же толстой, как покатые склоны Вал, а из их огромных пастей извергался огненный гнев их матери. И Лидэя начала созидать.

Мегги хотелось задать вопросы, которых у неё появилось целое море, но она боялась задать их Вивьене — мало ли в какой момент ведьму переклинит. Как говорится, от доброй сказочницы до злой ведьмы — один шаг.

Вивьена говорила о сущностях, но Мегги уже давно поняла, что ей рассказывают сказку о Богах. Богах иного мира. Слова Вивьены были заученными, даже фанатичными, и создавалось впечатление, что Вивьена верит в каждое произнесённое слово. Вот только Мегги не могла относиться к её словам без скептицизма.

— Лидэя создала существ, — продолжала Вивьена, — из ветра и снега. Кожа их была холодна, как лёд, в глазах их не было жизни, а дыхание было способно сковать даже неукротимый огонь гор Вал. Те существа не были похожи на нас с тобой, в них не было ничего человеческого: они были больше, сильнее, в их жилах никогда не текла кровь. Но они очень нравились Охотнице. Они завораживали её так же, как и её мать. И вот, Луна, которая никогда не ладила со своей дочерью, а теперь была отделена и от мужа, была очень одинока и начала…

— Убывать с неба? — не без иронии предположила Мегги.

— Верно, — кивнула Вивьена. — Так же, как и здешняя Луна, однажды та просто пропала с неба, оставив то своей дочери. Воспользовавшись своей уникальной связью с междумирьем, она сошла с небес и приняла форму, близкую к своей первозданной, хоть и в разы меньше. В чём-то она была похожа на себя прежнюю, но в то же время была неимоверно далека и не так прекрасна. В том мире были люди, слабый и хилый народец, живущий в пещерах континента. Они боялись новых существ, а потому показывались на поверхности лишь ночью. И, как ни странно, именно ими вдохновилась Луна. В тёплых лучах Сола она возлегла с ледяным существом, чтобы понести от него дитя — маленькую лунную девочку, не чуждую этому миру. Рождённую в нём. Девочку, которой было суждено стать якорем в этом мире. Девочку, похожую на слабый народец. Её волосы были цвета Луны. Её кожа светилась, как Луна. Её глаза были льдинами, как и льдистые глаза её отца, за одним лишь исключением — лёд её глаз был зелёным.

Мегги поджала губы и тихо пробормотала:

— Лёд становится зелёным, если в нём содержится железо, при окислении оно…

— В жилах этой девочки текла кровь, — перебила Вивьена, явно недовольная тем, что Мегги вклинилась в рассказ. — Кровь, которой не было у её отца, но была у её матери. Кровь другого мира. Кровь, которую нужно было смешать с кровью этого мира, что бы он принял пришлых существ и не отверг их. И мать любила свою младшую дочь больше всех на свете. Она любила её так, как никогда не любила Охотницу. И девочка отвечала ей взаимностью. Она всегда была ведома своей матерью. Она всегда была ведьмой — первой ведьмой того мира. Так появилась прародительница лунных ведьм. Та, кто смешала свою кровь с кровью слабого мужчины. Та, кого люди приняли и восхваляли. Ты понимаешь, о чём я говорю, девочка? Так зародилась ваша магия. Магия,которая даже в другом мире продолжает влиять на вас. Маленькая прекрасная девочка со светлыми волосами и зелёными глазами — так выглядели все потомки Лунной Ведьмы. Все потомки Матери Мира. И я не могу понять, почему эта магия влияет на тебя, но я не чувствую в тебе ни малейшего её отголоска. Может, кто-то прячет её?

Мегги сглотнула под пристальным взглядом Вивьены.

— Или, может, она ещё не пробудилась? Твоя магия должна светить, как Луна в ночи, а ты не похожа даже на маленькую звёздочку. И это странно, — продолжала рассуждать Вивьена, а Мегги ощутила, как у неё вспотели ладони.

Ей хотелось развернуться и бежать отсюда со всех ног, но она продолжала стоять, стараясь не подавать виду, как ей страшно.

Вивьена улыбнулась:

— Ты — жестокая маленькая девочка. Страдания твоей бабушки не заставили твою силу пробудиться. Она что, для тебя ничего не значила? — Вивьена выгнула бровь. — Мне кажется, если она ещё жива, то расстроится, когда узнает об этом.

— Вы не правы, — дрожащим голосом ответила ей Мегги, прекрасно понимая, что сейчас ей стоило бы промолчать. Она знала — её провоцируют.

— Не права? Это я-то? — искренне удивилась ведьма, ткнув пальцем в грудь, скрытую под мантией.

И, прежде чем Мегги успела понять, что происходит, Вивьена наотмашь ударила её по лицу. Губа лопнула, как перезревший плод. Мегги, которую никогда в жизни не били, ошалело провела языком по губам, ощущая медный привкус.

Она схватила девочку за подбородок и прижала палец к треснутой губе. Мегги ощутила жжение. То медленно распространялось от её губ по всему телу, и она ничего не могла с этим поделать: ни отстраниться — тело словно перестало её слушаться, — ни даже воспользоваться магией.

— Вот видишь: у Лунных ведьм есть кровь, а мы, кровавые ведьмы — дочери Охотницы, дочери преданной дочери — можем её контролировать, — улыбка на губах Вивьены стала ещё шире.

Мегги понимала, что именно этого Вивьена от неё и добивалась. Но она не собиралась идти на поводу у ведьмы. Несмотря на жжение, разгоревшееся в её венах, несмотря на ужас, обуревавший её, Мегги не пошла по лёгкому пути. Она ощутила свет, маленький огонёк внутри себя, но не потянулась к нему. Только не ради Вивьены. Она не осквернит свою чистую магию.

Мегги верила, что Вивьена не станет убивать её. Уж точно не сейчас. А потому старалась стойко вытерпеть пытку.

В какой-то момент девочка закричала. Закричала пронзительно и громко. И в этом крике отразились вся её боль, весь её ужас.

========== Глава 41. Главная по договоренностям ==========

Марта чувствовала себя самолётом с включённым режимом автопилота. Она нашла кружки в баре, включила чайник, нашла пакетики, пока тот закипал, и заварила чай, поставила перед Джослин чашку, от которой исходил пар, а затем помогла нащупать ей ручку, прежде чем сесть напротив женщины. Механически. Без эмоций. Она даже не заметила, какой именно чай заварила.

— Осторожно, ещё горячий, — рассеянно предупредила девушка, и даже это она сделала скорее по привычке.

Последние полчаса Марта не думала о сестре, не думала о похитителях. Она не думала и об отце. Она лишь гадала, где ей взять волка. И пока идей не было. Вариант с зоопарком отпал сам собой — да и она сомневалась, что смогла бы незаметно выкрасть волка. Это тебе не хомяк, которого можно пронести в кармане.

И что остаётся? Ловить по лесам на живца? В лесах вообще ещё водятся волки или цивилизация загнала их настолько глубоко в чащобы, что они оттуда и носа не кажут?

— Ты отцу позвонила? — спросила Джослин.

— Написала, — буркнула Марта, мысленно пытаясь вспомнить всё, что она знала о волках. Вот только единственный факт, который она о них знала — это то, что они существуют. Ну, и ещё, кажется, живут стаями.

— Он скоро придёт? — вырвал девушку из мыслей голос начальницы.

— Не знаю. Он не написал, — отмахнулась Марта. — Джилс… она… волк точно нужен? Зачем?

Джослин грустно усмехнулась.

— Увы. Кровавая магия всегда требует жертвы: либо нашей, либо чужой. Для поиска по крови нужна кровь охотника — охотника, способного долго идти по следу и способного выследить любую жертву. Нам бы мог подойти человек, долгое время занимавшийся охотой. Но я не знаю никого, кто выжил бы, потеряв всю кровь. Поэтому и остаются только животные — хищники, если быть точнее. Волк — оптимальный вариант, но в худшем случае подойдёт и охотничья собака.

— Она его убьёт? — уточнила девушка, скривившись.

— Да, — как ни в чём не бывало ответила старушка. — Всё верно. А после смешает его кровь со своей и кровью твоего отца и пропитает ею кристаллы соли. Таким образом мы получим что-то вроде компаса, указывающего на его детей. А так как вы с Мегги одной крови, компас будет тянуться и к тебе, и к ней, поэтому нам понадобится частичка Мегги, чтобы сделать компасы, которые будут искать только её. И лучший вариант — капля её крови или хотя бы волос.

Голос Джослин не дрогнул ни разу, а вот Марта никак не могла отделаться от ощущения гадливости. Убить существо, смешать его кровь — во всей этой магии было что-то неправильное.

Пока они сидели и разговаривали, по обители шныряла Джуди. Она бегала то в кабинет Кеторин, то в кладовку, и её руки были постоянно чем-то заняты: то книги, то склянки, то травы, то бинты. Джуди выглядела понурой и молчаливой, избегая взгляда Марты, словно в чём-то перед ней провинилась.

Марта отметила это между прочим, не сильно задерживая на Джуди внимание. Чувства посторонних людей занимали одну чашу весов, а другую — мысли о Мегги, и эта чаша явно перевешивала.

— Напиши отцу — пусть принесёт её расчёску, — попросила Джослин, и Марта выполнила просьбу, всё ещё не понимая, что ей делать с волком.

Кеторин спустилась через четверть часа или около того. Уставшая, вымотанная до предела, с копной спутанных волос, с тусклым взглядом и глубокими морщинами, прорезавшими лоб и собравшимися стрелками возле глаз. Марте даже показалось, что она выглядела старше. Намного старше.

— Чашка крепкого кофе мне не поможет, — провозгласила она, включая кофемашину. — Меня спасёт литр кофе, тушь и патчи под глаза. Возможно, шампанское мне бы тоже помогло, но, боюсь, не сейчас.

— Нам нужен волк, — выпалила Марта, уставшая переваривать эту проблему.

— Волк? — удивлённо выгнула бровь Кеторин. — Тоже мне проблема. Девчонка согласилась помочь? Просто я так и не поняла, о чём она говорила, мешая слова с рыданиями и размазывая сопли по щекам, пока я распарывала её не самые аккуратные стежки. Не люблю людей, которые рыдают по поводу и без…

— Не смей так говорить о Джилс! — в голосе Джослин послышались стальные нотки, и Марта даже вздрогнула. Ей был знаком этот тон — так начальница отчитывала учительниц, которые в чём-то провинились, и детей, которые вели себя неправильно. Хотя учительниц Джослин отчитывала чаще, чем детей.

Вот только Кеторин даже не посмотрела в сторону старухи, просто проигнорировав женщину и её недовольство, и свернула с конфликтной тропы так быстро, что Марта не сразу среагировала и не успела подстроиться под неё.

— Так вы говорили о волках. Нужен какой-то конкретный? Серый? Белый? Одноухий? С помеченными лапами? Или, может, совсем без лап?

— Любой, — ответила вместо Марты Джослин. Холодка в её голосе не убавилось, но было видно, что ни она, ни Кеторин не собираются конфликтовать. — Самый обычный. Главное — живой.

Кеторин хлопнула в ладоши и просияла широкой улыбкой, которая, словно ластик, стёрла следы усталости с лица женщины.

— Так это ещё проще! Будет вам волк.

Марта, как заворожённая, смотрела на Кеторин. На то, как она играючи решает проблему, над которой Марта ломала голову, не зная, с какого бока к ней подступиться. Один телефонный звонок, строго поставленная задача, несколько улыбок и комплиментов, а ещё обещание выпить по чашечке кофе как-нибудь на досуге — вот и всё. Кеторин отложила трубку, и, подперев подбородок ладонью, отпила кофе из большой кружки — его она, кстати, варила, попутно разговаривая по телефону.

— Волк скоро будет, — оповестила она их и блаженно улыбнулась. — Ещё что-то нужно?

— Соль, — каким-то не своим, слабым голосом ответила Марта.

Кеторин лишь отмахнулась.

— Этого добра у меня завались. Пойду проверю, как там наша рыдающая королева.

Кеторин развернулась и скрылась за дверью бара. А Марта всё тем же ошалевшим взглядом смотрела ей вслед.

— Она невероятна, — пробормотала девушка, и, лишь услышав ответ Джослин, поняла, что произнесла это вслух.

— Она не невероятна, а всего лишь эксцентрична, а потому успела за свою жизнь обзавестись большим количеством связей. Такие, как Кеторин, идут по жизни легко, в то время как другим приходится бродить во тьме, не зная, куда податься.

***

Джилс смотрела на спящего Элиота. Кеторин отдала ему свою большую мягкую кровать, вот только для Элиота она не оказалась такой уж большой. Элиот был громоздким мужчиной — таким же большим, как и добрым. Джилс умела разбираться в людях. Она знала, какие они, знала по тому, какая кровь течёт в их жилах.

Кровь всегда шептала. Раньше её голос был похож на шелест листьев, или, может, дыхание ветра. В этот голос нужно было вслушиваться. Вслушиваться очень внимательно, иначе был шанс не разобрать его. Но то было раньше — то было до того, как её пальцы сжались на медном обруче короны. А ведь она и не поняла этого сразу, думая, что корона связывает её с кровью других ведьм. Других кровавых ведьм.

На деле же Корона оказалась усилителем. Подарком Охотницы — богини, которой доброта никогда не была свойственна. Охотница была ревнива, Охотница была алчна. Она никогда ничего не дарила. Раньше, когда все мысли Джилс были поглощены Элиотом, а до этого ковеном и охотниками, не обращать внимание на сей факт было проще; она даже и не замечала его. Но теперь, когда Элиот мирно спал на кровати, кровь набатом стучала в венах.

В детстве бабушка рассказывала Джилс сказки об Охотнице. И об усилителе, который та даровала избранной ведьме. Ведьме, которая отреклась от своей матери. По прошествию лет подробности истории стёрлись из памяти, и Джилс никогда бы так и не вспомнила об этой истории, если бы кровь не пела для неё. А кровь пела, да к тому же так громко, что Джилс хотелось закрыть уши. Только это не помогло бы, ведь кровь отзывалась в ней. А кровь ведьм пела громче, чем кровь обычных людей.

Даже не глядя на Джуди, сидящую на диване, Джилс знала, что та глубоко опечалена. И что её брат, резонируя, грустит вместе с ней. Благо, она сейчас не слышала крови Кеторин, Марты и Джослин, так как её диапазон действия способности ограничивался расстоянием. Джилс была готова даже возблагодарить Охотницу за то, что на неё не свалились эмоции и чувства всех людей этого мира — от такого она сошла бы с ума за считанные секунды.

Джилс не знала, сколько времени она просидела так возле кровати Кеторин, погруженная в свои мысли, пытаясь отстраниться от магии, которая не желала отпускать её. Корона, запертая в ящике «Рольфа», всё равно дотягивалась до неё, и Джилс не знала, какое расстояние должно развернуться между ними, чтобы корона перестала влиять на неё.

Джилс почувствовала Кеторин и её смятение прежде, чем та вошла в студию с огромной кружкой кофе в руках.

— Как дела у нашего мальчика? — громко спросила она.

Женщина окинула свою квартиру-студию взглядом, задержавшись на каждом лице: от Роя, который смотрел на тётю со смесью уважения и страха, и тихонько всхлипывающей Джуди до Джилс и спящего Элиота.

— Вижу, он спит, — кивнула она. — А ты наконец-то перестала реветь. Что ж, отлично… Рой, Джуди, я поставила на кухне вариться курицу, пойдите проследите за ней.

Рой чуть ли не мгновенно вскочил на ноги и потянул за собой сестру. Кеторин посторонилась, пропуская их. Но, прежде чем закрыть за ними дверь, она крикнула им вслед:

— Джуди, умойся и прекрати меня избегать. Я уже не злюсь.

Кеторин закрыла дверь и, прислонившись к ней спиной, сделала несколько глотков из своей кружки.

— Если честно, терпеть не могу детей в этом возрасте. Они считают себя уже достаточно взрослыми, но не понимают, что от ребёнка их отличают разве что рост да волосы на теле. Взрослыми нас делает не возраст, а опыт, вынесенный из ошибок, — хмыкнула она, привалившись к двери. — Знаешь, в их возрасте я творила такое, за что собственных детей придушила бы.

Джилс оказалось сложно представить, что такого могла сотворить Кеторин, за что на неё можно было злиться. Возможно, потому что она смотрела на женщину через призму детского обожания.

— Ладно, — Кеторин взмахнула рукой, словно отмахиваясь от предыдущей темы. — Я хотела поговорить не об этом. Мне нужно, чтобы ты сплела для меня ещё одно заклятие поиска, кроме того, что сплетёшь для Марты.

Не просьба. И не приказ. Просто признание нужды. И то, каким именно голосом была озвучена эта нужда, заставило Джилс задержать дыхание. Кеторин не давила на неё, как Джослин, не взывала к чему-то глубинному. Кеторин просто говорила.

— Взамен я дам тебе защиту. Тебе и твоему… хм… принцу.

Джилс захотелось возмутиться. Почему они все называли Элиота её принцем? Но Кеторин не дала ей такой возможности, продолжив говорить:

— Есть лишь два места, где маленькая королева сможет жить спокойно. И Шарпа — одно из них. Под защитой ковена ты будешь в безопасности.

— Пленницей, — выдохнула Джилс. Пленённая королева — разве не об этом она думала? Королева-марионетка, переходящая из рук в руки — незавидная участь, как ни посмотри.

Кеторин покачала головой.

— Рычагом давления. Я более чем уверена, что Старейшины попытаются использовать тебя для давления на город Кровавых Вод.

Джилс шмыгнула носом, стараясь прогнать слёзы обиды.

— Им нужна не я, а корона. Я не смогу давить на ведьм, которые отказались от меня. Им не нужна такая королева, как я.

Кеторин фыркнула.

— Конечно, не нужна. Слабый всегда подчиняется сильному. Но в глазах Демьяны сильная она, а не ты. И, чтобы город Кровавых Вод подчинился тебе, в твоих руках должна быть такая сила, такая мощь… Ты должна одним лишь взглядом вселять в них трепет! Вселять ужас! Для кровавых ведьм плачущая королева — не королева вовсе.

Джилс содрогнулась. Ломать чужую волю? Подчинять людей себе? Запугивать их? Джилс не могла себе даже представить подобного. Всё, чего она когда-либо хотела, это спокойной жизни рядом с таким мужчиной как Элиот: добрым и заботливым.

— Вижу, подобный вариант тебе не по душе, — заметила Кеторин, и Джилс коротко кивнула. — Тогда я предлагаю тебе другой. Я дам тебе приют и дам тебе защиту. Место, где никто и никогда не найдёт тебя, а взамен прошу найти мою сестру.

— Ты предлагаешь так много, а взамен требуешь очень мало. Почему?

На губах Кеторин заиграла улыбка — такая яркая, что даже солнце рядом с ней меркло бы.

— Потому что могу.

— Они не перестанут меня искать. Демьяне нужна корона, — Джилс покачала головой. Она уже почти не верила, что в этом мире есть хоть одно место, где она могла бы быть свободной. Не только от ведьм, но и от короны.

— Я подумаю, что можно с этим сделать, — ответила Кеторин и села на диван. — Не в обиду тебе будет сказано, но я не люблю иметь дело с кровавыми ведьмами. Жестокость у них в крови. Причём чрезмерная.

— Я не в обиде, — Джилс постаралась улыбнуться.

Джилс не сомневалась в том, что Кеторин не гребёт их под одну гребёнку, но о людях чаще всего судят по их лидеру. И бабушка Джилс никогда не была образцом добродетели. Образцом жестокости? Да, конечно. Но помимо жестокости в бабушке были и другие качества: она была хорошим политиком и хорошим стратегом, пока Болезнь не подточила её. В годы её главенства все конфликты между городом Кровавых Вод и Шарпой нивелировались. Теперь же, когда место у руля заняла Демьяна, оставалось только гадать, сколько времени пройдёт, прежде чем холодное перемирие перерастёт в открытое противостояние.

— Мне ведь не позволят спрятаться? Не уберут с доски, как ненужную фигуру? Ты говоришь, что можешь меня спрятать, и я хочу тебе верить. Действительно хочу, — Джилс закусила губу, чтобы сдержать слёзы. — Но я не верю, что это возможно. По моему следу идут охотники, и кровавые явно не захотят от меня отступиться. Поэтому я спрашиваю, где ты хочешь меня спрятать? Что это за место такое?

— Шарпа, — Кеторин пожала плечами, мол, о чём ещё можно было думать.

Джилс моргнула, окончательно запутавшись в паутине, которую пыталась сплести Кеторин.

— Я не понимаю. Ты говорила, что там Старейшины попытаются меня использовать, чтобы повлиять на Демьяну.

— Попытаются, — кивнула Кеторин.

— И сделают меня пленницей междумирья.

— Непременно.

— Тогда я что-то не улавливаю сути. Почему ты предлагаешь мне прятаться в Шарпе?

— Потому что, когда я стану главой ковена, Шарпа станет для тебя самым безопасным местом. Тихой гаванью с карт-бланшем на вход и выход. Старейшины никогда не пойдут против своей главы признав её.

— Но госпожа Клементина… — начала протестовать Джилс, но Кеторин перебила её:

— Клем — Глава лишь на словах, и я убедилась в этом, когда последний раз была в Шарпе. Ковеном управляют Старейшины, одна из которых вскоре отойдёт от дел на длительный промежуток времени, — встретившись с полным непонимания взглядом Джилс, Кеторин пояснила. — Она беременна. А я слишком хорошо её знаю, и с уверенностью могу предположить, что не пройдёт и месяца, как она возьмёт отвод и полностью растворится в ребёнке. Поэтому ситуация складывается следующая: освобождающееся место Старейшины и пустующее место Главы. Всё, что мне нужно, — убедить Клем отступиться от места Главы в мою пользу.

— И стать Старейшиной, — дополнила Джилс, которая начала понимать ход мыслей Кеторин.

— Именно. А для этого нужно её найти.

— А для этого тебе нужна я… И ты согласна обеспечить мне полную защиту, если я помогу?

Кеторин кивнула.

— А Элиот?

— Что «Элиот»?

— На него твоё предложение распространяется?

— Не вижу ничего зазорного в том, чтобы королева привела своего протеже в Шарпу.

— А если он не захочет там оставаться? — выдохнула Джилс, покосившись на спящего и вымотанного донельзя мужчину.

— Сомневаюсь, что не захочет, — хмыкнула Кеторин. — Но при таком раскладе я обвешу его защитами, как ёлку на Рождество, и отправлю в мир.

— С возможностью вернуться, когда он пожелает, — потребовала Джилс.

Кеторин закатила глаза и нехотя ответила:

— Хорошо.

— Тогда по рукам, — ответила Джилс, ощутив под ногами твёрдую почву.

Возможно, план Кеторин и не был идеальным. В нём было слишком много «если» и слишком много того, что могло пойти не так: Старейшина могла не уйти на покой, госпожа Клементина могла не отказаться от места Главы, другие Старейшины могли выступить против Кеторин.

Но даже самый шаткий план лучше, чем его отсутствие. И Джилс охотно ухватилась за предоставленную возможность, даже умудрившись выторговать для себя и Элиота небольшие привилегии. Она чувствовала себя ответственной за этого мужчину, и если не ради себя, то ради него — человека, помогающего ей практически безвозмездно — она готова идти дальше.

— Мы можем включить в сделку пункт о бензине? — спохватилась Джилс.

— О бензине? — Кеторин удивлённо посмотрела на Джилс. — О каком таком бензине?

— Я обещала Элиоту оплатить бензин, — неуверенно пробормотала Джилс. — За то, что он довёз меня сюда. У меня нет денег, чтобы оплатить…

Кеторин выпучила глаза, а затем громко рассмеялась.

— Какие меркантильные нынче принцы пошли, — она покачала головой. — Ладно, оплачу я ему бензин. Только пусть чеки предоставит. Я надеюсь, лошадь ему покупать не нужно? Ну, там, для подвигов каких-нибудь…

— Не нужно, — сконфуженно буркнула Джилс, не видя никаких поводов для веселья.

***

Коул чувствовал себя немного… Немного злым, немного расстроенным и немного неуверенным, идя по отвратительно чищенным дорожкам к «Ведьминой обители» вслед за Алистером Рудбригом.

Он злился на Марту. Он злился на два коротких слова — «Мегги» и «расчёска» — заставивших их повернуть назад практически возле самой «Ведьминой обители» и вернуться домой, чтобы найти расчёску — маленький розовый гребень, в котором запутались светлые длинные волосы, а потом вновь проделывать путь по снегу.

Ему хотелось встряхнуть Марту, и при этом он жалел её. И нынешние чувства шли в разрез с теми, что он испытывал ещё месяц назад. Как же он скучал по тому времени, когда его эмоции были чистыми, без примеси других. Если злость — то злость, если грусть — то грусть, если счастье — то счастье. А как быть, если ты испытываешь злую грусть? Когда тебе жаль человека, но все его поступки вызывают у тебя желание взять его за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы аж зубы застучали, чтобы мозги встали на место.

Поглощённый своими чувствами и попытками их проанализировать — что и раньше у него получалось довольно посредственно — Коул буквально врезался в мистера Рудбрига. Тот стоял напротив входной двери и стучал в неё кулаком.

Прошло несколько минут, прежде чем Коул услышал из-за закрытой двери голос Марты:

— Знаете, я не удивлюсь, если волк придёт сюда на своих двоих. Или «на своих четырёх»? — В голосе девушки, казалось, даже звучали нотки тихого, скрытого под толщей отчаянья, веселья.

А затем дверь открылась, и Коул стал зрителем странной сцены. Он видел Марту, которая распахнула дверь. Её взгляд был живым, хоть и грустным, а потом, стоило её глазам встретиться с глазами отца, их заволокло поволокой, лишившей их каких-либо эмоций. Стой Коул чуточку дальше, он никогда бы и не увидел этого. Голос Марты стал таким же безжизненным — из него на секунду пропали все краски, прежде чем смениться полным безразличием.

— А, это ты. Расчёску принёс?

И, удивительное дело, ещё минуту назад мистер Рудбриг спешил, бежал на помощь свой «маленькой тучке», а сейчас стоял, как истукан, и даже не подумал обнять дочь, которую давно не видел и которую — Коул был в этом уверен — любил.

И голос мистера Рудбрига стал таким же до смешного безэмоциональным, когда он ответил:

— Да, принёс.

Коул обогнул мистера Рудбрига и встал между ним и его дочерью так, чтобы видеть обоих. Взгляд мужчины оказался зеркальным отражением пустого взгляда Марта. Вот только когда отец и дочь посмотрели на Коула — его прошиб озноб, потому что в их глазах вновь появились эмоции.

Марта смотрела на него со смесью недовольства и, кажется, вины, а мистер Рудбриг — взглядом, полным благодарности. И Коул понял одну простую вещь — что бы между этими двумя ни происходило, Алистер знал о причинах, но, похоже, не считал нужным делиться информацией ни с Мартой, ни с кем-либо ещё.

— Что, дружки-охотники не приняли тебя обратно? — не без яда в голосе спросила Марта.

Коул растянул губы в широкой улыбке.

— Ты такая милая… как куст крапивы.

— А ты всё такой же ас в комплиментах, — копируя его улыбку, ответила Марта и отступила, пропуская их внутрь бара.

И Коул вошёл. Вошёл, широко расправив плечи, словно ему здесь было самое место, словно его тут ждали. А правда была в том, что ответ Марты — эта её подколка или же ответ на его подколку — словно ластиком стёр его напряжение. Они будто ступили на проторённую дорожку, по которой ходили не один год, и на этой дорожке ему было спокойней, на этой дорожке он чувствовал себя уверенно. А вот стоило им с неё сойти — и Коул уже не знал, что ему делать. Так что пока он решил придерживаться этого пути и надеялся, что Марта тоже с него не свернёт.

— О, комплименты — это моё всё, — усмехнулся Коул. — Однажды за комплимент мне вылили кружку чая на голову. А я всего лишь сказал, что у девушки красивые глаза.

— Дай угадаю, ты сравнил их с лошадиными?

— Нет, — покачал головой Коул. — Сказал, что они такие же потрясающе большие, как у коровы.

Марта коротко рассмеялась, а Коул поймал на себе ещё один очередной полный благодарности взгляд Алистера, словно для него сам факт, что его дочь может смеяться из-за слов человека, возводил этого самого человека в ранг небожителя. Интересно, а если бы Марта рассмеялась громко и заразительно, до колик в животе, возвёл бы мистер Рудбриг Коулу храм для поклонения? Коулу казалось, что да.

— Даже не знаю, почему я не удивлена, — протянула девушка.

Коул послал ей ещё одну полную самодовольства улыбку. Эта Марта была лучше злой Марты, лучше уходящей Марты, лучше Марты, которая отказывалась его даже слушать.

Парень уже собирался выдать ещё какую-нибудь столь же абсурдную реплику, когда заметил старушку — слепую хозяйку академии «Мария-Роза» — и закрыл рот. Вряд ли пожилая женщина оценила бы дурь, которую он мог излагать часами.

Хотя какими часами… Раньше он мог излагать чушь годами. В их семье он занимал позицию смешного близнеца, в то время как Аде отводилась роль разумного.

Ада.

Коулу хотелось поговорить о ней, даже несмотря на то, что от этого ему становилось больно. Но Марта должна знать, что он не какой-то там фанатик, у которого нет причин для ненависти к ведьминскому роду. Он ненавидит ведьм — хотя, возможно, уже и не всех ведьм — не потому что так надо, а потому что Ада умерла из-за них.

— Мы можем поговорить? — спросил он у Марты.

— А сейчас мы что делаем? — вопросом на вопрос ответила она.

— Без театральных постановок и хлопанья дверьми. И без того, чтобы ты применяла ко мне магию.

Марта нахмурилась.

— Я, — она облизала потрескавшиеся губы. — Сегодня я была немного не в себе. Мне жаль. Иногда я бываю чересчур резка на поворотах.

— О, я заметил. Но извинения приняты, — пожал плечами Коул. — Так что? Мы можем поговорить?

Задумавшись на секунду, Марта кивнула.

========== Глава 42. Кровавые жертвы ==========

Марта предложила поговорить в кабинете Кеторин, раз уж Коул отказался выносить их разговор в массы. Сама же она не видела никакого смысла в подобной секретности — что такого Коул может рассказать ей, чего не посмеет открыть другим? У них, в конце концов, не такие отношения, чтобы под покровом ночи делиться секретиками и изливать друг другу душу. Марта вообще сомневалась, что способна на такое.

Света в кабинете Кеторин было так мало, словно главная люстра отказывалась светить в этом направлении. Марта не нашла выключатель, чтобы заработали настенные светильники, зато нашла спички и зажгла свечи, которых у Кеторин имелось так много, что можно было осветить целый квартал в случае отключения электричества. И при тёплом свете, отбрасываемом пляшущими огоньками, обстановка стала ещё интимнее, чем при полном его отсутствии. Настолько интимной, что Марте захотелось развернуться и спуститься вниз, а, может, даже выйти на улицу и поговорить там, где морозный ветер выдул бы всю дурь из головы.

Но девушка заставила себя сесть за стол и спрятала руки под скатертью, чтобы Коул не увидел, как дрожат её пальцы.

Она не могла понять, что с ней не так — вроде бы извинилась, признала свою ошибку… По всем правилам ей должно было стать легче. Но нет — на деле Марту била мелкая дрожь.

«Нервы, всего лишь нервы, — попыталась мысленно успокоить себя девушка. — Это нормально — нервничать».

— О чём ты хотел поговорить? — спросила Марта, буквально ощущая, как при каждом звуке стучащие зубы цепляют язык. Да уж, не хватало ещё и язык себе прикусить для полноты картины.

— Не поговорить, — поправил её Коул, садясь напротив. — Рассказать.

«О, так мне не придётся говорить? Чудесно!» — подумала Марта и стиснула зубы. Она кивнула, поощряя парня продолжить.

Коул глубоко вздохнул и выпалил:

— Это касается Ады. Моей сестры-близнеца.

Он дробил слова, словно выдавливая их по капле, как сок из очень жёсткого лимона. И кривился он так же, как если бы пытался одновременно ещё и есть этот самый лимон.

— Так, с чего бы начать? — задал вопрос сам себе Коул, и Марта не стала вмешиваться.

Она сидела напротив него и просто ждала, пока парень соберётся с мыслями. Прошло ещё немало времени, прежде чем он наконец начал рассказ. Сухой, без лишних подробностей, но всё же задевающий за живое.

— Если честно, я не знаю, как правильно начать. Ада никогда не была идеальным человеком, да и редко о ком можно сказать, что он идеален полностью. Ада была вздорной натурой, и ей нравилось быть любимой, ей нравилось создавать образ, который мог понравиться всем и каждому. В этом мы с ней оказались абсолютно разными. Я всегда любил свою сестру, но могу откровенно сказать, что она росла двуличной и даже чуточку лживой. Надеюсь, ты поймёшь меня правильно: членов своей семьи мы любим не из-за чего-то, а вопреки этому, — Марта кивнула, мол, да, я понимаю. — А Аду можно было любить только вопреки всему. И я никогда не мог подумать, что мою сестру можно любить так самозабвенно, принимая со всеми её недостатками. Так я думал, пока не увидел Сэма. Такой из себя абсолютно обычный парень, далёкий от стандартов Ады настолько, насколько это вообще возможно. Когда я впервые его увидел, я никак не мог понять, почему моя сестра смотрит на него с таким обожанием и чуть ли не с ложечки кормит этого парня; собственно, он от неё не особо-то отличался в такие моменты. Знаешь, есть такие парочки, которые своей слащавостью вызывают в тебе чувство отвращения и желание облить их холодной водой? — Когда Марта кивнула, Коул продолжил. — Вот они были именно такими, и меня это очень злило. Сейчас-то я понимаю, что просто глупо приревновал к нему свою сестру из-за того, что мы с Адой ведь всегда были вдвоём — так сказать, едины с момента зачатия. Да, между нами случались ссоры, да, мы частенько не сходились во мнениях, и да, я частенько её ненавидел; и она отплачивала мне той же монетой. Однако это не меняет того факта, что мы всегда были вместе.

Марта заворожённо смотрела на Коула, напрочь позабыв и о трясущихся руках, и об интимности обстановки, и даже о Мегги. Коул говорил так складно, так правильно, так… Его было интересно слушать. От тембра его голоса, от того, как он ставил ударения, у Марты по коже побежали мурашки. Она и подумать не могла, что Коул умеет так говорить. Наверное, потому что никогда раньше Коул Томсон не говорил с ней так откровенно и так честно.

— Наверное, ты думаешь, что это глупо — ревновать свою сестру к мужчине, которого она любит?

— Глупо, — тихо подтвердила Марта, которая между тем понимала его, проецируя каждое слово на себя и Мегги.

Коул грустно улыбнулся, едва заметно кивнув.

— В тот момент я увидел, что больше ей не нужен, потому что Сэм дополнял её, делал своего рода целостной. — Коул тяжело вздохнул. — И я обиделся, как пятилетний ребёнок: надул губы, забрал свои игрушки и сказал, что мы больше не увидимся.

Марта подавила улыбку, представив Коула маленьким, с выпяченной нижней губой, с плюшевыми игрушками в кулачках и крупными бусинами слёз на щеках.

— И я ведь сдержал своё нелепое обещание… Не отвечал на звонки, избегал встреч, даже с матерью поругался. Ох, как она тогда разозлилась! Даже сковородкой по хребту огрела!

— Ты слишком упёртый, — вторила ему Марта.

— Всё верно. Непробиваемый тугодум. «Как бык: упёрся рогами — и вперёд!» — так мама говорила, — уголки губ Коула дрогнули в горькой полуулыбке. — Я избегал сестру два года. Но даже у моей упёртости может истечь срок годности. С одной стороны — тотальная бомбардировка сообщениями — Ада буквально писала и слала мне фотографии по сто раз на дню, иногда ещё и карауля под дверью. А с другой — мама и слезливые увещевания. И я даже не знаю, что из этого хуже. В итоге, когда мне пришло приглашение на свадьбу, я сдался и решил пойти. Даже подарки купил. И ей, и Сэму. Вот только волею судьбы опоздал на бракосочетание — смешно, правда?

Марта ничего смешного не видела. А от взгляда Коула, полного боли и тоски, стало и вовсе тошно.

— В тот день в квартирном комплексе, где я снимал жильё, отключили свет, а я в этот момент был в лифте. Застрял, наверное, часа на два. Заняться было нечем, и я играл в игры на телефоне, так что к тому моменту, когда меня вызволили, он разрядился. А потом я ещё и по пробкам добирался до отеля примерно столько же, сколько сидел в лифте. В итоге, когда я наконец достиг места назначения, мои подарки были уже никому не нужны — разве что можно было бы отдать их уборщицам вместо чаевых за то, как оперативно они смывали кровь моей сестры с паласов.

Марта вздрогнула. Коул сжал челюсти и ненадолго закрыл глаза, борясь с воспоминаниями. Собравшись с силами, он продолжил:

— Какая-то сумасшедшая вырезала моей сестре и её новоиспечённому мужу сердца, почки и желудки. Она даже оставила костную пилу, которой вскрывала грудную клетку Ады, на месте преступления — наверное, считала, что её не смогут наказать.

Марта хотела что-то сказать, как-то утешить Коула… Но тут раздался полный сочувствия и слёз возглас Джилс:

— О ужас!

Марта вздрогнула от неожиданности. Она настолько погрузилась в историю, что не заметила девушку на лестнице. А теперь увидела и разозлилась, ведь глаза Джилс блестели и буквально сочились состраданием, на которое Марта была просто не способна.

Марта сцепила зубы, недовольная присутствием девушки.

— Подслушивать нехорошо, ваше величество, — процедила она, взглядом перебегая с Джилс, стоящей на лестнице, на Коула, сидящего вполоборота и во все глаза смотрящего на королеву кровавых ведьм.

Щёки Джилс запылали, и Марта немного отстранённо заметила, что, даже зарёванная, ведьма выглядела эффектно.

— Я не специально, — принялась оправдываться Джилс, обильно жестикулируя руками и качая головой, словно все её суставы в миг превратились в разболтанные шарниры куклы, которые не могли надолго удержать выставленной позиции. — Кеторин попросила позвать вас поесть, и я услышала ваш разговор. Не весь, — зачем-то уточнила она.

Коул слегка нахмурился и спросил:

— Боюсь показаться невежливым, но вы кто?

— Её высочество или же её величество — я не сильна в терминологии — королева кровавых ведьм, — выпалила Марта, прежде чем Джилс успела что-либо сказать. А та так и застыла с открытым ртом.

Коул побелел, а затем покраснел и подскочил на ноги. А Марта испытала чувство удовлетворения, поняв, что благосклонность парня распространялась не на всех ведьм. Пока он озирался по сторонам, явно ища что-то, чем можно было обороняться, Джилс смогла переступить через удивление и наконец-то закрыла рот. Но ненадолго.

— Просто Джилс. Я лишь на словах королева, на самом деле чудом выжившая в день собственной коронации, — на её губах расцвела робкая улыбка. — Так что не думаю, что заслуживаю хоть какого-то титула.

Коул на секунду замер.

— Чудом выжившая? — спросил он у Джилс, а затем посмотрел на Марту, словно ища поддержки или подтверждения.

— Угу, — кивнула Джилс.

— Сядь ты уже, — вторила ей Марта. — Опальная она. И к тому же согласилась помочь найти Мегги.

К немалому удивлению Марты, Коул сел и даже слова лишнего не сказал, хотя обычно всегда выказывал своё недовольство.

Джилс немного потупилась, а затем произнесла:

— То, о чём ты говорил… О вырезанных сердцах, желудках и почках. — Лицо Коула перекосилось, но Джилс продолжила. — Это может показаться абсурдным, но… У кровавых ведьм есть одно зелье, оно очень сложное в плане поиска ингредиентов. Я даже не знаю, варилось ли оно когда-нибудь… — она закусила губу. — Хотя, если рецепт записан, наверняка варилось — правильно же?

— Боги! — воскликнула Марта. — Джилс, пожалуйста, по существу!

— Да, точно… В общем, есть родовое зелье, способное снять проклятие. Любое проклятие, насколько я знаю. И его основными компонентами являются сердца, желудки и почки пары комплементалов.

Повисла такая глубокая тишина, что Марта даже расслышала, как бьются сердца всех присутствующих. А на другом конце нити, связывающей её с Коулом, огнём вспыхнула боль.

Коул издал сдавленный, полный ужаса звук — что-то среднее между смешком и всхлипом.

— Я знал, что это дело ведьминых рук — учитель мне всё разложил по полочкам. Грустно, конечно, что мы с ним так и не нашли ведьму, которая могла совершить подобное, но ничего — жизнь у меня долгая, глядишь и отыщу гадину.

— Учитель? — выгнула бровь Джилс.

— Он охотник, — пожала плечами Марта.

Джилс попятилась и чуть не слетела с лестницы.

— Опальный, — выпалил Коул. — Или не совсем опальный, но хотя бы не настолько категоричный, как все остальные.

Марта подавила смешок. Коул как раз-таки и был категоричным. Ей вспомнилось, как он чуть ли не с пеной у рта доказывал ей, что она — недостойное жизни жестокое существо. Удивительно, но в этот момент воспоминания о прошлом не вызывали страха — только капельку смеха и чувство торжества, ведь Коул всё-таки изменился и больше не желал ей смерти.

— Да? — неуверенно спросила Джилс. По ней было видно, что она готова бежать без оглядки. — Точно?

— Точно, — ответил ей Коул, только от Марты не укрылась запинка перед его ответом. Всё-таки ему было сложно перебороть себя.

— На твоём месте я бы всё же держала свою шею подальше от его рук, — встряла Марта, за что получила недовольный взгляд Коула.

— Да, я охотился на ведьм — и нисколько не стыжусь этого: те, кто мне встречался, заслуживали смерти.

Марта только хмыкнула в ответ.

— Приятно знать, что меня к ним не причислили, — Джилс неуверенно улыбнулась и поднялась на несколько ступеней вверх. — Хотя ведьмы, похоже, считают иначе. Ах да, так вот, родовые зелья… Дело в том, что они работают…, — девушка сделала паузу, нервно закусив губу, — в общем, такое зелье может подействовать только на членов семей комплементалов, принесённых в жертву. Для остальных оно бесполезно, — быстро выпалила Джилс; в её взгляде, как вино, плескалась вина.

Коул онемел, собственно, как и Марта. Джилс била фактами наотмашь, и каждый удар оказывался сильнее предыдущего. В голове Марты начала складываться картина, и она ощутила боязнь того, как на эту новость отреагирует Коул, когда всё осознает и переварит.

— Подожди, — он вскинул руки. — Ты же не хочешь сказать, что кто-то из членов семьи Сэма… был ведьмой? Кровавой ведьмой? Потому что, уж поверь мне, в нашей семье никого подобного не было и быть не может — я бы знал!

Джилс стушевалась под отчаянием, проглядывающимся за словами Коула, однако твёрдо повторила:

— Для других оно бесполезно. Поэтому я и думала, что это зелье вряд ли кто-то варил — я не знаю никого, кто мог бы принести в жертву кого-то из членов своей семьи или ребён… — краска отхлынула от лица Джилс, и в её взгляде появилось понимание. — Ты сказал «Сэм»? Жениха твоей сестры звали Сэм? Случаем, не Самуэль Страмбл?

Для Марты это имя не значило ровным счётом ничего, но, судя по тому, как округлились глаза Коула, Самуэль Страмбл был тем самым «идеально подходящим Аде» Сэмом. И, как будто имени Джилс было недостаточно, она принялась перечислять его внешние характеристики — быстро, сбивчиво, а под конец по её щекам вновь покатились крупные слёзы, потому что Коул, как болванчик кивал, вторя каждому слову.

— Совсем немного выше меня, — она показала ладонью насколько выше. — Курносый нос. Глаза голубые, хотя, скорее, больше зелёные. Он ещё всегда носил очки с толстыми стёклами, потому что ни черта не видел дальше собственного носа — не знаю, как ему права вообще выдали с его-то зрением… Всегда гладко выбрит, а на подбородке шрам шириной с палец. Он когда мелким был — расшиб его об острый валун. А ещё… ещё…

Джилс рыдала в голос, обхватив себя руками. Голосила так, что могла бы посоперничать с сиреной скорой помощи, и всё повторяла «а ещё… ещё… а ещё…».

У Марты не нашлось сил, чтобы попросить Джилс успокоиться — сложившаяся ситуация выбила почву из-под ног даже у неё.

— А ещё у него были короткие курчавые волосы, которые топорщились в разные стороны, — тихим, лишённым каких-либо эмоций голосом произнёс Коул.

— Да что у вас там творится? — донёсся с первого этажа возглас отца, и Марта вздрогнула.

Не прошло и минуты, как Алистер Рудбриг уже стоял за спиной Джилс. Марта даже подумала, что сейчас её чёрствый отец-сухарь начнёт утешать ведьму, но Джилс удивила её. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, она побежала вниз по лестнице, заставив Алистера посторониться.

— Это что такое было? — удивлённо спросил Алистер. Марта, пожалуй, ещё ни разу не видела у отца такогоошарашенного выражения лица.

— Это Джилс, — ответила она ему и встала из-за стола. — Королева драмы.

— Марта, — не без осуждения в голосе произнёс отец, слегка покачав головой. — У девочки явно горе.

Марта от такого высказывания даже слегка обалдела. С круглыми, как блюдца, глазами, она спросила:

— А у нас — нет? Она рыдает из-за мужика, который умер неизвестно когда! А Мегги пропала недавно. Только я почему-то не мотаю сопли на кулак, словно это единственное возможное решение проблемы!

В носу начало щипать от подступающих слёз.

«Ну, отлично, — со злостью подумала она. — Джилс на меня дурно влияет! Слёзы, похоже, заболевание, передающееся воздушно-капельным путём!»

— У тебя эмоциональный диапазон, как у зубочистки, — буркнул Коул, поднимаясь на ноги. — Не говори о том, о чём потом пожалеешь, Март. Может, для неё это — единственный способ справиться с болью?

— Разрыдаться?

— Да, разрыдаться, — пожал плечами Коул.

— Я надеюсь, ты это не серьёзно? — нахмурилась девушка.

— Все мы разные. Ты вот, к примеру, свою боль и обиду срываешь на других. И, поверь мне, лучше бы ты рыдала.

— Ну, отлично! — всплеснула руками Марта. — Пойду поплачу в уголке. Глядишь, мои волшебные слёзы притянут Мегги обратно. Они же такие — работают, как телепорт.

Марта развернулась и на полных парах понеслась вниз по лестнице вслед за Джилс, минуя отца.

— Кажется, ты сказал что-то не то, — донёсся ей в спину голос Алистера.

— Вам не кажется, — буркнул Коул и, судя по скрипу половиц, тоже пошёл вниз. — Марта, чёрт тебя дери, подожди!

Когда Марта была уже на первом этаже, Коул схватил её за руку и притянул к себе. Девушка оказалась настолько огорошена… чёрт возьми, попросту обезоружена этим действием, что даже не стала отбиваться.

Марта застыла, затаив дыхание и уткнувшись носом Коулу в грудь. От него пахло потом. Вот только у девушки этот запах не вызывал отвращения. На секунду ей вспомнились слова Кеторин о том, что ей будет нравиться запах её комплементала, но они быстро потонули в голосе Коула.

— Послушай, мы тебе не враги. Не нужно на нас злиться или от нас защищаться, — пока парень говорил, его грудь слегка вибрировала в такт словам, и было в этом нечто успокаивающее. — А Джилс… забей на неё. Пусть рыдает столько, сколько влезет. Главное, чтобы она помогла вернуть твою сестру. Может, она своими слезами будет глушить охотников, как рыб ультразвуком.

Марта едва заметно хмыкнула.

— А так можно?

— Током точно можно, а вот по поводу ультразвука не уверен, — пожал плечами Коул и отстранился. — Успокоилась?

— Что-то вроде того, — ответила Марта и огляделась по сторонам.

Её взгляд зацепился за Джилс. Проклятую Джилс, которая стояла возле Джослин и продолжала размазывать сопли по лицу. И казалось бы утихший гнев начал закипать в Марте снова.

— Дыши глубже, — прошептал Коул, который тоже смотрел на Джилс. Вот только в его взгляде не было злости — он смотрел на неё так, как мог бы смотреть на младшую сестру: столько покровительства и сострадания было в этом взгляде.

Неужели общее горе и правда сближает? Интересно, кем был этот «Сэм» для Джилс?..

— Дышу, — ответила Марта и сделала театральный глубокий вдох и выдох. — Достаточно глубоко?

Коул закатил глаза и покачал головой.

— Знаешь, — протянула Марта, — теперь я понимаю, почему ты злился, когда я так делала.

— Не прошло и десятилетия! Так и до статуса нормального адекватного человека недалеко, — парировал Коул.

— Кто бы говорил!

И в этот момент Джилс рухнула на пол, как подкошенная. Ухватившись за колени Джослин, она продолжала рыдать, уткнув лицо в колючую ткань шерстяной юбки и, казалось, даже не замечала этого. Джослин ощупью нашла голову девушки и принялась успокаивающе гладить ту по волосам.

— Тише-тише, девочка. Успокойся, и я всё тебе расскажу. Обещаю. Только не плачь. Я знаю, что сын Демьяны был тебе дорог, но горевать уже поздно. Слезами тут не поможешь. Не рви себе душу.

«Картина маслом, — не без зависти подумала Марта. — Добрая бабушка и безутешная внучка».

Наблюдать за развернувшейся сценой, как ни странно, оказалось для неё тяжело. Паскудно на душе становилось. Марта не могла не думать о своей бабушке, которая сейчас лежала в больничной палате совсем одна в окружении трубок и электрических приборов, которые поддерживали в ней жизнь. Но Марта затолкала свои чувства куда поглубже. Коул был прав: от её гнева, который она распыляла, как садовник гербициды, никому не было пользы.

Прошло ещё довольно много времени, прежде чем Джилс успокоилась. К тому моменту из-за бара вышли Кеторин и Джуди с подносами в руках, на которых стояли тарелки супа и корзиночки с хлебом.

— Давайте поедим, — предложила Кеторин. — Только, пожалуйста, не роняйте слёзы в мой суп. Это не подходящий гарнир для него!

Джилс поднялась с пола и, воспользовавшись носовым платком, который ей протянула Джослин, принялась вытирать лицо. Глаза у неё были настолько опухшими, а щель между век настолько маленькой, что в голове у Марты проскользнула самое нелепое сравнение со сморщенным изюмом, которое мог выдать только воспалённый мозг художника, и она постаралась от него отделаться.

Когда они расселись за одним из столиков, самым большим и подходящим для их компании, из-за бара вышел Рой в сопровождении огромного Элиота. Мужчина явно был не при смерти, отчего ранние истерики Джилс и пролитые слёзы, которыми вполне можно было бы наполнить ванную, показались Марте просто нелепыми.

***

Сидя за столом, Элиот не чувствовал себя пятым колесом в телеге. Нет. Он просто мысленно бронировал себе место на встрече анонимных алкоголиков. Вернее, на её волшебной вариации.

«Здравствуйте, я Элиот, и я ужинал с ведьмами. Нет, не подумайте, я не наркоман. Ведьмы — они вполне себе реальны. О чём мы говорили за ужином? О, о многом. О чём конкретно? Ну, например, о том, что бывшего парня девушки, которую я подобрал на дороге, расчленила собственная мать. Что? Думаете, мне пора в дурку? А, ну правильно думаете, я и сам уже не против».

Элиот не привык к такому: ни к ведьмам, ни к охотникам на ведьм, ни к пистолетам. Он огнестрельное оружие видел только в кино, и то лишь тогда, когда случайно наталкивался на боевики. Вся эта движуха вообще не про него. Элиот даже в самом страшном сне не мог представить, что окажется в подобной ситуации, в подобном месте и в подобной компании.

А компания была… скажем так, далека от его обычного круга общения. Слепая старуха с жутким шрамом, разрывающим глаза. Мужчина преклонных лет, которого иначе как «интеллигентным джентльменом» не назовёшь — настолько правильное впечатление он производил. Побитый жизнью бродяга, который, наверное, забыл, как правильно пользоваться бритвой; о душе он, скорее всего, тоже забыл. Миниатюрная блондинка, во взгляде которой читалось желание убивать — правда, Элиот так и не понял, кого, но мурашки по спине всё же побежали. Брюнетка… эх… красивая, но неприятная. На таких вот смотришь — и уже понятно, что с ней ничего и никогда не светит, кроме траты денег и нервов. Таких женщин Элиот избегал ещё с подростковых времён.

Из всех присутствующих более-менее нормальное впечатление у Элиота было о Джилс, парне с невероятным голосом — Рое — и его младшей сестре Джуди. От них хотя бы не хотелось убежать. Ну, и интеллигентный джентльмен, вроде, ничего так.

Остальные же — это мрак кромешный. Как они умудрялись есть суп и обсуждать расчленёнку, для Элиота осталось загадкой. Ему в этот момент хотелось блевануть прямо на стол, прямо на тарелочку с действительно вкусным хлебом.

— Не знала, что у Демьяны был сын, — рассуждала красивая брюнетка, которую все называли Кеторин. — Этим вы меня, конечно, удивили.

— Он никогда не жил в городе Кровавых Вод, — пояснила старуха со шрамом. — Когда мальчик родился, Демьяна сбагрила его отцу, как только поняла, что в нём нет никакой силы. Иногда забирала, когда хотела поиграть в мать, а потом отправляла обратно. Госпожу Гертруду это дико злило — всё-таки мальчик был частью ковена, хоть и не обладал магией. Тогда-то она и приказала его забрать в город. Демьяна забрала… но мальчик не продержался и пары месяцев — мать из Демьяны была не ахти. В итоге мальчик оставался в городе лишь на летние месяцы, а остальное время жил с отцом.

— В голове не укладывается, — устало произнёс заросший бродяга Коул. — Жених моей сестры был сыном ведьмы.

Элиот толкнул его локтем здоровой руки и спросил:

— А ты сам, случаем, не колдун?

Коул выпучил глаза. Выглядел он, как человек, для которого столь простой вопрос оказался унизительным. Словно его подозревали чуть ли не в сговоре с дьяволом или кем-то подобным.

— Нет, конечно!

— А он? — Элиот кивком головы указал на джентльмена.

— Тоже нет.

— Отлично, — протянул Элиот, чувствуя себя чуточку увереннее. Всё-таки он не один здесь в качестве обычного человека. — А кто вы тогда? Я вот бухгалтер.

— Я-то? — в голосе Коула прозвучали нотки чёрного юмора. — Собирался стать охотником на ведьм. Скажем, чуть-чуть не дотянул до сдачи экзамена. А мистер Рудбриг… м-м-м… отец ведьмы. Но, кажется, он тоже бухгалтер.

Элиот со свистом втянул воздух.

— Ну а Рой? Он-то хоть обычный?

Коул рассмеялся, привлекая к себе внимание остальных.

— Ну да, обычный… обычный ведьминский принц.

— Я не принц, — возмутился Рой.

В тот момент Элиоту очень захотелось домой. Сесть в Рольф и уехать, куда глаза глядят.

— Ну да, не принц. Так, сын королевы.

Кеторин тяжело вздохнула.

— Глава Шарпы не имеет статуса королевы, да и короны у неё нет. Вот только это к делу не относится, — поправила она, прежде чем вернуться к разговору. — Это зелье, о котором говорит Джилс… Я впервые о нём слышу. Зачем оно вообще Демьяне? Не помню ни одного слуха о том, что кто-то из кровавых Старейшин был проклят. Она что, сделала его про запас?

— Вполне в её духе, — безжизненным голосом произнесла Джилс. Взгляд у неё был потухшим. — Воспользовалась подвернувшейся возможностью.

— Это неприемлемо! — возмутилась Кеторин, ударив рукой по столу так, что часть её супа покинула тарелку.

— У нас часто убивают детей, — Джилс устало потёрла переносицу. — Я понимаю, как это звучит. Но раньше это было для меня нормой. Дети ковена принадлежат ковену. Кровь в их жилах также принадлежит ковену.

Элиот содрогнулся. В каком жутком месте выросла Джилс, если ребёнком считала, что убивать детей во имя общего блага — это норма. Элиоту было её жаль.

— Нет ничего удивительного в том, что Демьяна воспользовалась этим шансом.

Элиоту показалось, что Джилс готова была вновь разрыдаться. Но она столько плакала за последние дни, что, похоже, её слёзные железы просто не могли вырабатывать такое количество слёз. И потому она лишь горько вздыхала, закусывая нижнюю губу так, что, не ровен час, могла её и прокусить.

— Я никогда не встречался с родителями Сэма. Ада говорила, что он не особо распространялся по поводу своей семьи. Не удивлюсь, если со своей свекровью она познакомилась лишь незадолго до смерти.

— Сомневаюсь, что даже тогда твоя сестра знала, кто именно её убивает, — Джилс подпёрла подбородок ладонями, склонившись над тарелкой супа, к которой так и не притронулась.

— Это ещё почему? — удивился Коул.

— Когда я видела её в последний раз — а это было меньше недели назад — она выглядела немногим старше меня. Хотя на деле она не многим младше моей бабушки.

Слова Джилс, казалось, не удивили в этой комнате никого, кроме Элиота. Чувствуя себя новичком на продвинутом курсе информатики, он спросил:

— Это как?

Он думал, что ему ответит Джилс, но эту роль на себя взяла старуха. Она с невероятной точностью нашла его за столом и, обратив к мужчине лицо, принялась растолковывать:

— Это всё магия. Для ведьмы это главный источник жизненных сил. Если её много, то ведьма остаётся молодой долгое время; стареет, конечно, но очень медленно. Вот только стоит магии, скажем так, перестать вырабатываться или по каким-то причинам начать вырабатываться в меньшем количестве, и процесс старения продолжается, а иногда даже ускоряется. Однако если запас силы изначально мал, то процесс старения не многим отличается от обычного человека или же не отличается вовсе.

— И сколько вам лет? — спросил Коул.

Морщинистые губы ведьмы изогнулись в улыбке.

— Столько, насколько я выгляжу, — она подняла руку и сложила большой и указательный пальцы, а потом развела их так, что между ними появился небольшой зазор. — Магии во мне самые крохи. Хватает на то, чтобы поддерживать это тело живым, да на какие-нибудь лёгенькие заклятия. Только на кой оно мне? Двадцать лет в темноте отучили меня и от магии, и от времени. Ещё, быть может, пару лет протяну — погляжу, как Маргарет третирует своих внуков — и уйду на покой.

В словах Джослин сквозила такая усталость, что Элиоту стало немного не по себе. Так мог говорить лишь человек, который смертельно устал от жизни и которого уже ничего толком на этом свете не держит. Марта — девушка со злым взглядом, как изначально показалось мужчине — с тоской и сожалением молча смотрела на пожилую женщину. Поймав взгляд Элиота, она лишь пожала плечами и уткнулась в свою тарелку, которая тоже была наполовину полной. Всё происходящее в той или иной степени напоминало театральную постановку «Делаем вид, что мы едим».

Элиот внимательнее осмотрел стол и понял одну вещь: он и Коул оказались единственными людьми, которые действительно ели. Остальные же были в таком эмоциональном раздрае, что им кусок в горло не лез. Элиот не мог сказать, что нервничал меньше остальных — чёрт возьми, за каких-то пару дней его привычная жизнь встала с ног на голову и помахала ему свободной рукой, другой тщетно пытаясь удерживать равновесие!

Да уж, сменил место жительства, ничего не скажешь.

Коул, кстати, тоже был напряжён. Только они с Элиотом явно относились к тому типу людей, кто любой стресс заедает. И брюшко над поясом джинс Элиота это подтверждало, в отличие от подтянутого и худощавого телосложения охотника.

***

Волков привезли поздно вечером. Сидя на лестнице, Элиот сквозь перила наблюдал, как четверо мужчин в рабочей одежде без каких-либо опознавательных знаков затаскивали в «Ведьмину обитель» клетки, накрытые брезентом. Волки оказались небольшими. То были далеко не гордые и величественные животные, которых рисуют на картинах. Эти волки явно и леса-то никогда не видели. Апатичные и слабые, с намордниками. Шерсть у них была линялая и какого-то непонятного грязно-бурого цвета. Элиот никогда не был борцом за права животных, но даже он испытывал к ним жалость. И на секунду, даже на долю секунды, обрадовался, что сегодня их жизнь оборвётся.

Мысль о том, что эту жизнь заберёт Джилс, его не радовала. Когда ведьмы за столом начали обсуждать поисковый обряд и все тонкости его проведения, Элиот старался не кривиться и не подавать голоса. А высказаться ему хотелось. Потому что никто из присутствующих, казалось, не замечал, как трясёт Джилс от каждого их слова. Только слабое подобие улыбки, которую она ему послала, заставило мужчину сдержаться.

— Почему они выглядят так, словно умрут, стоит их только выпустить? — возмущалась Кеторин, стоя между двумя клетками. Руки она положила на верхние прутья, нисколько не боясь, что ей могут оттяпать пальцы. Хотя волки были настолько апатичными, что и правда вряд ли могли бы голову поднять, да и намордники не дали бы им открыть пасть. Так что бояться там действительно было нечего.

— Ты же не говорила, что тебе нужны здоровые волки в самом расцвете сил. Ты сказала, что подойдут любые, главное — быстро. Вот я и искал тех, кого можно забрать быстро. Эти ребятки списаны из зоопарка; по документам прошли, как умершие. Так что можешь делать с ними всё, что хочешь, — ответил ей один из мужчин, заносивших клетки. Лицо у него было настолько невыразительным, что такое сразу же забываешь, когда за человеком закрывается дверь. — Надеюсь, ты не собираешься их есть? Я не вникал в список их болезней, но в случае, если надумаешь готовить из них рагу, знай, что пищевое отравление тебе обеспечено.

— Фу, нет, конечно, — послышался брезгливый ответ Кеторин.

К Элиоту же подошла Джилс и села на ступеньку рядом, и он сразу же перестал следить за разговором той парочки. Джилс всё ещё продолжало трясти. Она обхватила себя руками, пытаясь то ли согреться, то ли успокоиться.

— Ты как? — тихо спросил Элиот, не желая, чтобы их разговор подслушали остальные.

— Нормально, — ответила Джилс и, подвинувшись, положила голову ему на колени. — Ты не возражаешь, если я полежу так? Я очень устала.

— Без проблем, — ответил Элиот на её запоздалый вопрос. Пальцами здоровой руки он принялся перебирать волосы девушки. Они были немного жёсткими, но пропускать их между пальцами оказалось даже приятно. — Не возражаешь?

— Нет, — устало вздохнула Джилс. — Я люблю, когда трогают мои волосы. Меня это успокаивает. В детстве, когда мама меня причёсывала, мне казалось, что я словно впадаю в транс.

— Понятно, — протянул Элиот, накрутив прядку на палец; потом отпустил её, и та идеальным колечком упала ему на колено. Он взялся за другую прядь. — Ты уверена, что хочешь в этом участвовать? Происходящее тебе, кажется, не шибко нравится.

Элиот подбородком указал на клетки с волками, и Джилс вздрогнула всем телом.

— Не нравится. Абсолютно не нравится. Но выбора у меня нет — я должна им помочь, чтобы они помогли мне. Баш на баш, как говорится.

— Если ты делаешь это из-за Сэма…

Джилс покачала головой.

— Нет. Не из-за него. Он был моим первым другом, моей первой любовью, и в моём сердце он занимает большое… значимое место. И это больно — узнать о случившемся таким образом, но я делаю это не из-за него. А из-за Демьяны.

— Месть? — удивился Элиот.

Джилс горько усмехнулась.

— Разве я похожа на мстительницу? Я трусиха, каких поискать. И помогаю им из страха. Демьяна от меня просто так не отступится, — Джилс повернула голову, и их глаза встретились. — Раз она использовала собственного ребёнка, как разменную монету, то я для неё — лишь маленькое препятствие на пути. А умирать мне не хочется.

— И они смогут тебя защитить?

— Надеюсь. Меня и тебя.

— Меня-то им с чего защищать? Я же не ведьма.

— И не колдун, — улыбнулась Джилс. — Но я втянула тебя в это и не могу оставить теперь. Я в ответе за тебя. Поэтому попросила Кеторин защищать ещё и тебя.

— Да уж, ведьмы меня ещё не защищали… Даже не знаю, что чувствовать по этому поводу.

— Надеюсь, тебе понравится, — усмехнулась Джилс, а Элиот лишь хмыкнул, продолжая перебирать её волосы.

К этому времени Кеторин уже распрощалась с невзрачным мужчиной и, закрыв за ним дверь, принялась ходить по бару, собирая всё необходимое для обряда. Она разобрала несколько досок в полу, под которыми скрывалось выложенное в земле своеобразное кострище или же очаг. Элиоту, наверное, стоило бы удивиться, но он был морально вымотан и, пожалуй, по-настоящему хотел лишь одного — сесть в «Рольфа» и уехать отсюда. Однако по ему самому непонятным причинам, он продолжал сидеть на ступенях и гладить Джилс по волосам.

Волков выволокли из клеток, чему они нисколько не сопротивлялись, и посадили на цепи в очаге. Элиоту стало немного не по себе, и он заметил, с каким ужасом смотрит на животных Джилс. Она глубоко дышала, пытаясь успокоиться, что у неё не особо получалось.

— Как же я это ненавижу, — пересохшими губами произнесла она, не сводя глаз с Кеторин, которая умелыми движениями продевала цепи в специальные кольца, вмонтированные в бетонные плиты, на которых раньше лежали доски пола.

Такие кольца могли удержать и кого-то посущественнее, чем больных волков, и Элиот даже боялся думать, зачем этой женщине нужны такие вещи. Он даже мысленно начал анализировать все бары, в которые ходил с друзьями пропустить по кружечке пива. Вдруг их хозяйками тоже были ведьмы? Вдруг это целая подпольная организация, которая спаивает мужчин, а потом использует их слюну с кружек для каких-то своих магических целей?

От подобных мыслей Элиота всего передёрнуло, и он постарался отмахнуться от них. Так недолго и параноиком стать.

Кеторин подошла к ним, сжимая в руке деревянную ручку огромного старого ножа, всё лезвие которого было в рытвинах и ржавчине. Элиот с опаской покосился на нож. Он сомневался, что им можно резать кожу человека. Он вообще сомневался, что человека можно резать хоть чем-то, что не было предварительно простерилизовано, не боясь при этом получить столбняк.

— Сцена готова, — выпалила женщина, похоже, даже не замечая, насколько нелепыми могли показаться её слова. — Пора погреться в лучах рампы.

Джилс кивнула, явно не разделяя энтузиазма Кеторин, и поднялась на ноги. А Элиот остался сидеть на ступенях, следуя указанию Кеторин — не приближаться к месту обряда. Вскоре к нему подошёл Коул, заняв место Джилс. Он молчал, и Элиот тоже — говорить им было совершенно не о чем.

Марта с Роем сидели на барных стульях и во все глаза смотрели за действом, разворачивающемся на земле очага. Кеторин же, скрестив ноги, разместилась на самом краю кострища, в то время как Джилс, Джослин и Алистер с маленькой сестрой Роя спустились вниз, к волкам. Бедные животные даже не смотрели в их сторону, положив головы на лапы и тяжело дыша.

Джилс сделала несколько глубоких вдохов и её лицо лишилось всяких эмоций. Она словно смотрела перед собой, но при этом ничего не видела. Элиоту было странно и дико смотреть на то, как Джилс шагнула к одному из волков и, схватив того за холку, приподняла голову. Животное не успело издать и звука, прежде чем единое плавное движение старого ножа перерезало ему глотку. Второй волк протяжно завыл, опустившись на брюхо; воздух наполнился тошнотворным запахом сырого мяса, а шерсть на груди волка стала мокрой от крови.

Коул выругался сквозь зубы. Джилс, не теряя времени и не отпуская холку волка, схватила с пола чашу и подставила под рану на горле животного. Элиот видел, каких усилий ей стоило оставаться на месте, удерживая умирающее животное.

Наверное, Элиоту стоило бы испытывать отвращение — умом он это понимал, — но он испытывал только жалость к бедной девушке и животным.

Казалось, это длилось несколько часов. Затем — пульсирующий поток крови и болезненный, полный страдания вой второго волка.

Но вот тело животного обмякло, а кровь больше не вырывалась толчками. Джилс отпустила холку, и туша безвольно упала на пол. Не дав себе времени на раздумья и даже не обтерев нож — что уж говорить о кипячении лезвия, — Джилс полоснула себя по незабинтованной ладони. Кровь закапала в чашу, смешиваясь с волчьей.

Затем настала очередь мистера Рудбрига, и Элиот уже не удивлялся тому, что никому в голову даже не пришла идея хотя бы протереть нож спиртовыми салфетками.

Когда кровь мистера Рудбрига смешалась с кровью в чаше, Джилс положила туда несколько белых мутных кристаллов, и они вместе со слепой старухой, держа чашу между собой, принялись нараспев читать нечто вроде молитвы на незнакомом Элиоту языке. Он понимал, что сравнение с молитвой может быть неуместным, но это было единственным, что пришло ему на ум.

В какой-то момент странной песни — Элиот не запомнил, в начале, в конце или в середине, — Марта тихо воскликнула:

— Они светятся!

Кеторин шикнула на неё, приложив палец к губам. Но Элиот так и не понял, что именно светилось. Единственное, что он заметил, так это то, что, когда Джилс опрокинула чашу, кристаллы, оказавшиеся на полу в луже разлившейся крови, стали красными, словно рубины, и слегка подрагивали, как стрелка компаса.

Затем всё повторилось ещё раз лишь с небольшими отличиями. Перепуганный насмерть волк ползком на животе пытался отползти от Джилс, борясь за свою жизнь, тихо поскуливая. В этот момент Джилс вновь начала плакать. Крупные слёзы скатывались по её щекам. Перерезая горло, она судорожно всхлипывала и причитала: «Прости… прости… прости…» Элиоту показалось, что, будь у неё свободная рука, она принялась бы гладить животное, пытаясь хоть как-то облегчить его страдания.

Когда маленькой сестрёнке Роя пришлось резать ладонь, она выглядела ничуть не лучше. Бледная, чуть ли не зелёная, она хватала губами воздух, стараясь сдержать рвотные позывы.

И снова странная песня-молитва.

Когда кристаллы оказались на земле, Джилс вылетела из очага и со всех ног понеслась в сторону туалета, зажимая рот перебинтованной ладонью. С другой руки капала кровь, оставляя за ней своеобразный след.

Элиот поднялся и пошёл за девушкой. Общественный туалет бара «Ведьмина обитель» был маленьким: лишь унитаз и раковина справа. Джилс склонилась над унитазом, выблёвывая туда содержимое желудка.

Элиот приподнял её волосы, чтобы она не испачкала их.

Через открытую дверь мужчина краем глаза видел, как Кеторин расстилает на полу огромную карту и раскладывает на ней кристаллы. Но это Элиота нисколько не волновало — склонившись над Джилс, он гладил девушку по спине, надеясь, что это хоть как-то ей поможет.

Вновь обернуться к двери его заставил лишь протяжный и полный ужаса вопль сестры Роя:

— Что там делает мама?!

========== Глава 43. Все дороги ведут в лечебницу… ==========

Прогремевший выстрел вернул Мегги в реальность. Для девочки он прозвучал, как раскат грома где-то вдалеке, но на деле выстрел был куда ближе, чем ей показалось.

Вивьена отскочила в сторону, забрав с собой и боль, которая секундой ранее прожигала Мегги вены.

Собственные ноги не удержали девочку, и она завалилась назад на утрамбованный снег, больно ударившись попой и ободрав ладони. Мегги чувствовала себя, как человек, которого только что разбудили, и толком не понимала, что творилось вокруг — а происходило многое.

— Отойди от девчонки, иначе следующий выстрел уже не будет предупредительным, — пригрозил знакомый голос.

Вивьена зашипела не то как испуганная кошка, не то как змея, потерявшая добычу. Мегги вскинула голову. Перед глазами всё расплывалось, но она точно смогла определить, что всё ещё находится во внутреннем дворе, а невдалеке возвышается колокольня. Сколько прошло времени с того момента, как Вивьена прикоснулась к ней, она не знала. Но на улице было всё так же темно — значит, не так много, как девочке казалось.

— Отойди, — повторил свой приказ мужской голос.

Мегги повернулась в его сторону и своим затуманенным взором смогла всё-таки разглядеть Джона. Он стоял на параллельной дорожке. Из-за сугроба девочка видела лишь верхнюю часть его тела и лицо: холодный и злой взгляд — ни намёка на улыбку, даже поддельную. Этот взгляд куда больше вязался у Мегги с настоящим Джоном, чем приторная фальшивая улыбочка, которую он то и дело дарил Марте.

За спиной мужчины маячили грозные фигуры, словно группа поддержки. Своеобразная группа, надо заметить. Вместо помпонов — пистолеты, и все дула направлены на Вивьену.

Если каждый нажмёт на спусковой курок, Вивьена превратиться в решето. И никакая магия не поможет. Мегги на секунду представила себе эту картину и внутренне содрогнулась от того, насколько рада была бы увидеть ведьму ничком на красном от крови снегу. Мегги отогнала от себя эти мысли, отказываясь принимать в себе подобную жестокость по отношению к кому-либо, и Вивьена не исключение, несмотря ни на что.

Однако женщина даже не вздрогнула, спокойно стоя под дулами пистолетов, словно те были игрушечными и не могли причинить ей никакого вреда. Уголки её губ подрагивали в намёке на улыбку.

— Опустите оружие, мальчики, — снисходительно предложила она. — Не думаю, что госпоже Демьяне понравится ваше обращение с её послом доброй воли. Вы нарушаете уговор.

— Так же, как и ты, — ответил Джон, даже не думая убирать оружие в наплечную кобуру. — У тебя нет разрешения прибегать к своим… способностям в стенах Церкви.

— Разве?

— Ты не имеешь права пытать наших пленных, — продолжал Джон. — И у тебя тем более нет права свободно расхаживать по Церкви. Тебе выделили комнату, в которой ты должна находиться. Отойди от девчонки, и мы сопроводим тебя в покои.

— Мне кажется, ты что-то путаешь, — зло сощурилась Вивьена. — Я ваша гостья, а не ваша пленница. И я требую к себе подобающего отношения.

Они продолжили ругаться ещё некоторое время. Из Вивьены так и лилась желчь, словно её рот был истоком водопада, а отвратительные слова — бушующей рекой. Джон же вновь спрятался за своей улыбкой вежливого и доброго человека, как за щитом, отгораживаясь от нападок ведьмы.

Но всё это не то чтобы сильно волновало Мегги, как не волновало её и то, что она сидит на снегу и начинает замерзать. Разумнее было вслушиваться в слова своих пленителей, подмечать их распри и недовольство, но в этот момент девочка не могла поступать разумно — её внутренний взор, всё её нутро сосредоточилось на маленькой точке — искорке света в глубине естества.

Магия.

Марта была не права, говоря, что Мегги обычная девочка. Да, её магия не была бездонным колодцем, из которого можно черпать, не останавливаясь, но это была маленькая искорка силы, как только что разожжённый огонь, в который нужно подложить поленьев, чтобы он не потух.

— Девчонка моя, а не ваша! — сощурив глаза, прошипела Вивьена. — Я могу делать с ней всё, что захочу.

— Не в этих стенах, — протянул Джон, продолжая улыбаться. Кому-то другому эта улыбка могла показать обворожительной, Мегги же захотелось сжаться в комочек и спрятаться где-нибудь, где он её не увидит.

Что будет, если они узнают о её искорке?

Мегги боялась представить подобное развитие событий. Её искорка слаба. Такую силу не противопоставишь огнестрельному оружию. А потому Мегги молчала и старалась не привлекать к себе внимания, надеясь, что Вивьена уйдёт и ничего не заметит.

— Тогда я заберу её, и мы уйдём!

— Сомневаюсь, что госпоже Демьяне понравиться ваше своеволие, — пожал плечами Джон и, заметив, как вздрогнула от его слов Вивьена, убрал пистолет в кобуру. — Пройдите в свои покои, а я отведу девочку туда, где ей надлежит находиться.

Мегги внутренне злило это иносказание. Покои. Туда, где надлежит находиться. Нелепо. Почему не называть вещи своими именами? Ведь и ей, и Вивьене предлагали вернуться в клетки — с той лишь разницей, что клетка ведьмы была обставлена получше и давала большее уединение.

Вивьена то ли хмыкнула, то ли фыркнула и, развернувшись, пошла по дорожке, по которой привела сюда Мегги. Из-за спины Джона вышли двое охотников, и, не опуская оружие, направились вслед за ведьмой. Никто из них даже не взглянул на Мегги, что на секунду обрадовало её, пока она не поняла, что осталась наедине с Джоном.

— Идти можешь? — сухо спросил он, стерев с лица все следы той притворной тошнотворной улыбки.

Мегги сомневалась в своих силах, но всё равно кивнула и поднялась на ноги. Несколько шагов сделали её похожей на новорождённого оленёнка; мышцы била мелкая дрожь, колени, казалось, забыли свою изначальную функцию и отказывались работать, как надо.

Семь шагов до Джона — и она чуть не рухнула. И рухнула бы, если бы охотник не протянул руки и не подхватил её.

Мегги боялась, что сейчас мужчина начнёт глумиться над ней. Она не знала, откуда у неё вообще появились подобные мысли и ожидания, но она внутренне сжалась, готовясь к витку унижений. Возможно, из-за Вивьены, женщины, которая только и умела, что доказывать свою значимость, принижая других.

Однако Джон не произнёс ни слова.

А когда, хмуро изучив её лицо, он полез в карман своей толстовки, Мегги и вовсе испугалась. Она не знала, чего ожидать от этого человека. Если Вивьена и её неуравновешенность были хотя бы понятны, то Джон… Джон был странный.

Мегги чувствовала странное замешательство, когда мужчина достал из кармана всего лишь лейкопластырь, когда, не произнеся ни слова, заклеил ей рассечённую губу и когда подхватил на руки, словно она ничего не весила.

Мегги напряглась, словно стала натянутой тетивой. А Джон этого, казалось, вовсе не замечал. В полном молчании он нёс девочку по тёмным коридорам. Тёмным и настолько однотипным, что Мегги не сразу поняла, что к камерам на подвальных этажах они идут другим путём. Те же бетонные стены, те же полы, те же двери — всё, что она видела, больше походило на старую лечебницу для душевнобольных, а не на военную базу секретного ордена охотников на ведьм.

Вскоре коридоры объединились, и Мегги узнала лестницу, по которой ей уже приходилось и спускаться, и подниматься. Возмущённый ор Клементины Мегги услышала прежде, чем Джон начал спуск. Та буквально разрывала горло, требуя вернуть девочку обратно. Истошные хриплые крики перемешивались с надсадным кашлем и лязгом цепей. Мегги очень хотелось успокоить Клементину, сказать той, что с ней всё в порядке, но она сомневалась, что ведьма услышит её, даже если Мегги будет так же истошно кричать. Да и девочка вообще сомневалась, что способна на такой крик — для этого нужен либо талант, либо врождённое умение, хотя Мегги сомневалась, что между этими двумя понятиями есть существенная разница.

С каждой ступенькой крик Клементины становился всё пронзительнее. Эта женщина оказалась горазда на выдумки и угрозы.

Внизу их встретили всё тот же коридор с камерами по одну сторону и тот же охранник, что пытался не особо рьяно отстоять Мегги у Вивьены. Он сидел на небольшом складном стуле в дальнем конце. Бледный как смерть, он затыкал уши пальцами, стараясь хоть немного прикрыться от звуковых атак Клементины.

Заметив Джона с Мегги на руках, он облегчённо выдохнул и, подскочив на ноги, распахнул решётку камеры, которую Мегги уже считала своей.

— Изуверы! Монстры! Когда-нибудь я вас прокляну так, что вы все умрёте в самых страшных муках, — надрывалась Клементина.

Мегги показалось, или Джон вздрогнул от слов ведьмы? Даже если так, охотник сумел сдержать себя, ничем более не показав своего страха перед пленницей. Проходя мимо её камеры, он не позволил себе даже посмотреть в сторону Клементины. А Мегги посмотрела — и увидела в глазах женщины одновременно и ужас, и облегчение.

— Ты в порядке? — разом растеряв весь запал для крика, чуть ли не шёпотом спросила Клементина.

Мегги неуверенно кивнула, не находя в себе силы, чтобы произнести слова вслух. Потому что она была не в порядке. Далеко не в порядке.

Джон внёс её в камеру, положил на тюфяк и, всё так же не произнеся ни слова, вышел, захлопнув дверь. На этот раз он даже закрыл дверь на ключ.

***

Марта во все глаза смотрела на светящийся красный кристалл, движущийся по карте. И то было необычное сияние, как могла бы сиять обычная лампочка — нет, свет исходил из кристалла равномерными толчками, словно бьющееся сердце. И наблюдать за этим нехитрым действом было даже интересно.

— Он может отследить её только по карте? — спросил Коул, наклонившись через плечо Марты к предмету общего интереса. Его дыхание лишь слегка задевало её макушку, заставляя волосы едва заметно шевелиться.

— Подобного рода поисковые заклятья работают несколькими способами, — принялась разъяснять Джослин, которая сидела в отдалении на стуле и крутила в руках набалдашник трости. — Если его настроить так, как это сделала Кеторин, он будет работать с картой. Но обычная, купленная в магазине, не подойдёт. Нужна такая, как у Кеторин. Я, даже не видя её, чувствую магическую пульсацию.

Марта тоже её чувствовала. Это была карта Великобритании и перешейка, соединяющего её с материком — широкого и протяжённого, соединяющего остров с Норвегией. Именно здесь располагался Рупи. Вот только эта карта, нарисованная от руки и без каких-либо чрезмерных деталей — лишь строгие линии, да названия городов, обозначенных крохотными точками — имела ряд отличий. Ни на одной карте мира Марта никогда раньше не видела яркой точки Города Кровавых Вод, расположившегося где-то за Эдинбургом. Как и не видела, чтобы на карту наносились только избранные города и деревни.

— Её нарисовала моя мать, — ответила Кеторин, которая в это время укладывала на карту поисковые кристаллы своей сестры. Те светились куда слабее, и их цвет был не ярко-алым, как у Мегги, а скорее грязно-алым или даже винным. С чем это было связано, Марта не знала.

Джослин благовейно вздохнула, а вторил ей страдальческий вздох Джилс из общественного туалета. Там её выворачивало уже минут пять, не меньше. Марта не знала, как бы она сама себя чувствовала, если бы ей пришлось совершить нечто подобное, поэтому в сторону мёртвых волков, тела которых так и лежали возле ведьминого очага Кеторин, она старалась не смотреть. В сторону отца Марта тоже не глядела.

Алистер стоял у барной стойки и перебинтовал руку Джуди. Его движения были по-отечески нежными. И то, с какой добротой он относился к едва знакомой девочке, заставляло Марту злиться.

— Невероятная вещь, — протянула Джослин.

Кеторин отошла в сторону от карты, следя за движением кристаллов. Она то и дело хмурилась и поджимала губы, словно её что-то очень сильно тревожило.

— Мать сама замешивала краски и заговаривала холстину. Художник из неё был не ахти, но в заговорах она своё дело знала.

Марте показалось, что Кеторин пытается скрыть под пренебрежением то же неподдельное благоговение и преклонение перед чужим талантом, что испытывала Джослин.

— По карте мы можем отследить только город, — пояснила начальница. — А дальше всё будет зависеть от мальчика Коула и того, знает ли он местонахождение базы в этом конкретном районе. Потому что, если нет, то вам придётся блуждать по городу вместе с кристаллами и искать место, куда они ползут. Это второй способ поиска: когда кристаллы оказываются вблизи объекта поиска, они перестраиваются и начинают двигаться лишь в его направлении.

— Похоже на смесь компаса и навигатора, — хмыкнул Коул, выпрямившись. — Самоперенастраиваемая магия — такого я ещё не видел.

Марта пожала плечами. Её познания в магии по большей части были интуитивными: что-то она знала, о чём-то даже не догадывалась, а в чём-то была уверена вопреки здравому смыслу, который отчаянно сопротивлялся этому знанию.

— Я бы не стала использовать подобное слово, — ответила ему Кеторин. — Но суть ты уловил.

Алистер вернулся к карте; Джуди шла за ним. Марта старательно отгоняла от себя мысли о том, что Джуди вполне могла бы сойти за дочку Алистера.

«Ты ревнивица, — подумала Марта. — Чёртова ревнивица».

Девушка прогнала из головы нежелательные мысли и продолжила следить за кристаллами, как и все присутствующие. И чем дальше они двигались, тем более хмурыми становились все вокруг.

Начав своё движения в разных углах карты, кристаллы уверенно приближались к одной точке на севере — у самого конца перешейка.

А, когда они столкнулись, слегка завибрировав, Джуди, стоявшая чуть поодаль, в ужасе воскликнула:

— Что там делает мама?

Голос её дребезжал, отчего казался ещё более детским, чем обычно. Марта с Кеторин переглянулись, и по взгляду ведьмы стало понятно, что она так же шокирована, как и все присутствующие.

— Возможно, она просто находится в том же городе? — предположила женщина без малейшей уверенности в голосе.

— Вы же сами не верите в это! — крикнула Джуди.

Она обожгла Кеторин таким полным ярости и отчаяния взглядом, каким мог смотреть только загнанный в ловушку зверь. Рой подошёл к ней и, обхватив сестру за плечи, притянул к себе. То ли защищая, то ли предлагая поддержку.

— Не верю, — кивнула Кеторин. — Но ты же не хочешь, чтобы я озвучила другие причины, по которым она могла бы там оказаться.

Джуди всхлипнула.

— Мама не предательница. Мама бы никогда не…

— Я этого не говорила, — тихо осадила её Кеторин. — Давай не делать преждевременных выводов.

Джуди развернулась и уткнулась лицом брату в грудь. Она всхлипывала, а плотный свитер гасил её страдания.

«Всё-таки Джилс заразна», — подумала Марта и покосилась на Роя, боясь, что он тоже поймает «плакса-вирус». Ей казалось, что подобное поведение было полностью в его характере, но парень удивил Марту: он гладил сестру по волосам, пытаясь успокоить, а у самого во взгляде не было и намёка на слёзы — он хмурился, что-то обдумывая.

Марта ткнула Коула локтем под рёбра, привлекая к себе внимание. Он, вскинув бровь, посмотрел на неё вопрошающим взглядом.

— Что это за место? — спросила она, стараясь не обращать внимание на разворачивающуюся драму чужой семьи. Ей было вполнедостаточно своей. — Ты бывал там? Знаешь, где находится база в этом городе?

Марта испытала невероятное облегчение, когда после небольшой заминки Коул всё-таки кивнул.

— Там находится главный корпус. Что-то вроде основной базы. Там проходят смотры рекрутов и принятие в братство, — отвечал парень нехотя, словно всё ещё решал, стоит ли рассказывать всё Марте.

И оттого, как он выдавливал из себя слова об охотниках, Марта почувствовала себя самую малость уязвлённой. Она постаралась отделаться от этого чувства и не дать ему пустить в ней корни. Сейчас ничего не имело значения, кроме Мегги.

— Значит, там много охотников? — задала насущный вопрос Марта. — И мы не можем просто зайти, забрать мою сестру и выйти?

Коул горько усмехнулся.

— Отличный план. Но нежизнеспособный. Незамеченными мы туда не попадём ни под каким видом. Входов несколько: либо через парковку — но тогда нужно пройти КПП, либо через вход больницы. Что у одного, что у другого входа — охрана и камеры.

— Вход больницы? — переспросила Марта, не совсем поспевая за ходом повествования.

— Официально главный корпус является частной клиникой для душевнобольных.

У Марты отвисла челюсть.

— А кто прикидывается больными, когда приходит проверка? — не удержалась Марта. — У вас там есть врачи? Вам платят зарплаты, как медбратьям?

Коул поджал губы, недовольно пыхтя.

— Если не прекратишь ёрничать…

— Назначишь мне консультацию у психиатра в клинике для душевнобольных? Надеюсь, он будет копаться в моих мозгах метафорично, а не буквально после того, как отрежет мне голову.

— Смешно, — буркнул Коул.

— Не очень, — пожала плечами Марта.

— Можешь набросать мне план помещения? — спросила Кеторин и, не дожидаясь ответа, всучила Коулу альбом и несколько цветных карандашей, которые принесла вместе с картой ранее. — Схематично. Стены, двери, окна. Основные переходы. Всё, что знаешь и помнишь. Сомневаюсь, что у вас есть идеи, как нам туда попасть, так что план действий остаётся за мной.

Коул принял листы и, кивнув, отошёл к столу, где принялся рисовать. Кеторин же достала телефон из кармана своих лёгких брюк и присвистнула.

— Время уже позднее, друзья. Думаю, нам всем пора разойтись и хорошенько выспаться.

— Но… — попыталась протестовать Марта.

— Девочка моя, — укоризненно протянула Кеторин. — Мы с тобой не спали почти двое суток. И не поспим, если двинемся в путь сейчас. Скажи на милость, как мы ей поможем, если прибудем на место выжатые, как лимоны? Я не пытаюсь тебя нравоучать, но две ведьмы против сотни охотников — ничто. А сотня — число, взятое из воздуха. Их там может быть и тысяча. Нам нужен план. Действенный план. А не путёвка в камеру с видом на бетонную стену.

Марта устало выдохнула. Умом-то она понимала, что Кеторин говорит правильные вещи. Но ум — это ум, а сердце требовало действовать немедленно.

— Кристалл связан с ней. Он светится, пока она жива и здорова. Посмотри на него, — Кеторин ткнула пальцем в ярко-алый кристалл. — Он пылает жизнью.

Марта вновь посмотрела на карту и на пульсирующие кристаллы. Ярко-алый — Мегги — и грязно-алый — Клементины. Тихо, чтобы её не услышала Джуди, Марта спросила:

— Она умирает?

Кеторин пожала плечами и так же тихо ответила:

— Возможно.

Джилс, бледная, как моль, с зарёванными глазами и пересохшими губами, похоже, наконец распрощалась со всем содержимым своего желудка и теперь решила почтить их своим присутствием.

Элиот внушительно возвышался за её спиной. Для Марты, которая была ниже Джилс на целую голову, Элиот действительно воспринимался горой. Если Коул для девушки был просто высоким, то Элиот, за счёт массивных плеч и не менее массивных ног, казался непробиваемой стеной. Если бы на неё упала подобная туша, Марта вряд ли бы смогла сдвинуться с места. И какой же диссонанс вызывал добрый лучистый взгляд этого мужчины! Таким бесхитростным взглядом, по мнению Марты, могли смотреть только персонажи детских мультиков. Отчего-то вспомнилась шайка бандитов с добрыми сердцами из любимого мультика Мегги. Вспомнилось, как каждый раз сестра подпевала им и кружилась по всей гостиной.

«Живёт мечта!»

При воспоминании об этой милой песенке о мечте и счастье Марте захотелось вздёрнуться. Она сомневалась, что, когда Мегги вернётся домой, она будет так же кружить по гостиной, так же будет петь песни и так же будет верить в лучшее в людях.

— … простите, но я не пойду в логово охотников, — сиплым от слёз и рвоты голосом, говорила Джилс, а Марта поняла, что что-то упустила и прислушалась. — Охотники ищут меня. И это будет верхом идиотизма — заявиться к ним.

— Я понимаю, ты боишься, — увещевала её Кеторин. — Но и ты нас пойми: неужели ты думаешь, что две ведьмы — потому что мы не можем приплюсовать к нашему уравнению Джослин, по понятным причинам, — справятся с целой ватагой охотников? Нам нужен каждый.

— Я пойду! — воскликнула Джуди, услышавшая их.

— Никуда ты не пойдёшь! — прикрикнула на женщину Кеторин. Резко и грозно. Марта аж вздрогнула.

— Там мама, и я должна ей помочь, — лицо Джуди стало пунцовым. Она рванула к Кеторин, но Рой, схватив её за запястье, удержал девушку на месте.

— Нет, милая, ты должна включить здравый смысл и не лезть к чёрту на рожон. Я ещё не настолько безумна, чтобы вести детей против вооружённых людей.

— Я не ребёнок! — крикнула Джуди.

Марта думала вмешаться и прекратить эту нелепую свару, потому что была полностью согласна с Кеторин. Ей совесть не позволила бы взять с собой ребёнка. Она уже открыла рот, когда поймала на себе взгляд отца. Алистер предостерегающе покачал головой, и Марта закрыла рот.

— Да, конечно, ты уже не ребёнок. Но ты не понимаешь своей ценности и значимости. Ты будущая Глава, девочка, и я на пушечный выстрел не подпущу тебя к этому месту, — Кеторин ткнула пальцем в карту.

— Я пойду, — сквозь зубы процедила Джуди.

— Только если в спальню. Вам с Роем уже давно пора по кроваткам.

У Джуди округлились глаза. Марта была уверена, что она сейчас бросится на Кеторин и расцарапает ей лицо или и того хуже. Но тут Рой схватил сестру и, несмотря на всё её сопротивление — а Джуди рьяно брыкалась и извивалась, — уволок её на второй этаж.

Когда за ними закрылась дверь, Кеторин облегчённо вздохнула.

— Несносная девчонка. Надеюсь, Рой её успокоит. В их дуэте он всегда был самым разумным. А ей, к сожалению, достались все худшие качества нашей семьи, — произнесла она, буравя хмурым взглядом дверь.

— Разве ты была не такой же? — в голосе Джослин появились нотки ностальгии.

Кеторин рассмеялась. И её смех был настолько неуместным, что разрядил обстановку.

— Я-то? Я была ещё хуже. И у меня никогда не было противовеса — того, кто мог бы удержать меня от необдуманных поступков. Поэтому и по голове я получала гораздо чаще, чем Джуди, — в её взгляде мелькнула тень былого стыда. — Так, ладно. О чём мы говорили?..

— Если Джилс не хочет помогать нам дальше, — вклинилась Марта, — мы не можем её заставить. Она помогла нам — спасибо, — но дальше нам придётся решать вопросы самим.

После этих слов Марта поймала на себе полный благодарности взгляд Джилс. А Кеторин же просто хмыкнула.

— Я, конечно, считаю это дуростью, но попробую что-нибудь придумать.

***

Коул вновь оказался в гостевой спальне на втором этаже. Теперь он не был пленником и мог спокойно покинуть комнату, мог покинуть дом, и его никто бы не остановил. И пусть умом Коул понимал, что никто не станет подрывать шаткое доверие, выстроившиеся между ним и семейством Рудбригов, воображение подкидывало свои образы.

Он чувствовал себя дураком, четыре раза проверив, не заперли ли за ним дверь.

Первый раз — сразу же после того, как вошёл. Хотя его никто не провожал в спальню и не караулил на лестнице, чтобы повернуть ключ в замке. Второй раз он выглянул в коридор полуголым, потому что, когда раздевался, чтобы принять душ, ему послышался скрип половиц. Он мог доноситься откуда угодно.

Коул понимал, что доверие не появляется в одночасье, а потому проверил дверь в третий раз сразу же как искупался.

В четвёртый раз Коул не просто проверил дверь — он вышел в коридор и спустился по лестнице, услышав громыхание с первого этажа.

Услужливое воображение подкинуло несколько картин: от охотников, разбивающих окна и врывающихся в дом, до Марты, поедающей последний йогурт из холодильника. Так что он решил не оставлять звуки без внимания и всё проверить, прежде чем к нему в комнату ворвётся группа вооружённых людей, и ему придётся отбиваться от них подушками.

На всякий случай Коул захватил с собой старую деревянную художественную марионетку с отломанной рукой, которую заметил на полке в коридоре. Невесть, конечно, какое оружие, но всяко лучше, чем без него. Запоздало он подумал, что стоило бы спросить у мистера Рудбрига, куда он дел всё оружие Коула, с которым тот ворвался к ним в дом.

Как давно это было…

Оружие ему не понадобилось. На кухне действительно сидела Марта — в пижаме и с мокрыми после душа волосами. Её лицо освещалось только тусклыми светильниками от вытяжки над кухонной плитой. На столе перед ней исходила паром кружка с чаем.

— Не спится? — спросил Коул, поставив марионетку на стол и сев напротив ведьмы.

Марта покачала головой.

— Совсем. Стоит закрыть глаза, и мысли начинают буквально орать в голове. И это сводит с ума, — устало ответила она.

— А отец?

— Спит. Он всегда спит, когда происходит нечто из ряда вон выходящее. Мама называла это защитной реакцией. Она говорила, что его организм просто отключается, когда не может справиться с накалом страстей.

— Отличная способность, — кивнул Коул, действительно так думая.

— Ага. Всяко лучше, чем не спать ночами и накручивать себя. Чай будешь?

Коул с сомнением посмотрел на чашку девушки. У поверхности плавали листочки и какие-то веточки.

— Не смотри ты так. Нет там никакой отравы. Я же пью.

— И что там?

— Ромашка, шикша и капелька гречишного мёда, чтобы притупить горечь. Мама всегда поила меня им, когда я не могла спать. А ещё подкладывала под подушку лавандовые мешочки, — ответила Марта. — Ну, так что, будешь?

— Это зелье что ли? — с лёгкой смешинкой спросил Коул.

Марта была слишком усталой, чтобы поддаться на его провокацию, а потому лишь пожала плечами и пододвинула к нему свою кружку.

— Можешь дорассказать свою историю, — предложила Марта. — Возможно, это отвлечёт меня от ненужных мыслей.

— Это далеко не радужная история, Март. Сомневаюсь, что она поможет тебе отвлечься.

— Можно хотя бы попытаться. Ты же знаешь обо мне и моей семье.

«Даже больше, чем ты сама», — подумал Коул, но вслух не произнёс ни слова.

— Когда мне было около одиннадцати, мой старший брат, Чарли, разбился на машине вместе со своей женой. Насмерть.

Было странно рассказывать Марте о Чарли. О человеке, ради спасения которого она кого-то убила. Но ещё страннее было то, что во взгляде Марты не мелькнуло даже намёка на узнавание при звуке его имени.

— Мы с Адой у родителей были поздними детьми. Для отца Чарли был кем-то вроде путеводной звезды. Его дорогой первенец. И его смерть больно ударила по папе. Инсульт. Так что к моим двенадцати годам мы потеряли двух членов нашей семьи. Наверное, даже трёх, если считать Сьюз. Жену брата я никогда не жаловал — как бы сказать, — Коул смочил горло горьковатым чаем, — она всегда была себе на уме.

Марта подпёрла щёку кулаком, просто слушая Коула. Не задавая вопросов. А парень вновь ощутил то же чувство, что и в «Ведьминой обители». Марта оказалась отличным слушателем, и ей было легко рассказывать.

— Мама всегда была сильнее папы. Смерть Чарли не сломила её. Хотя я до сих пор помню, как она рыдала за стеной — наверное, думала, что мы с Адой не услышим истошного рыдания ночью. Вот только то, что не смогли сделать смерти Чарли с отцом, с лёгкостью сделала смерть Ады.

— Ваша мать умерла? — с трепетом спросила Марта.

Коул покачал головой.

— Нет. Но и назвать жизнью её нынешнее существование сложно, — Коул сделал паузу, прежде чем пояснить. — Кома, Март. Она в коме. Год или около того. После смерти Ады она боролась. Пыталась жить дальше. Пыталась вывести своего никчёмного сына из запоя. А потом упала с лестницы и ударилась головой.

Говорить об этой части его прошлого было тяжело.

— И ты не навещаешь её?

— Обычно навещаю. Раз в месяц или около того. От моих приходов ей ни жарко, ни холодно. Уже примерно полгода врачи предлагают отключить её от оборудования. Она старенькая, Март. Очень старенькая. Если мне не изменяет память, они с твоей бабушкой ровесницы.

— Почему ты не говорил об этом раньше? — спросила девушка, и её голос был полон сочувствия.

— А что бы это изменило? Ты душила бы меня помягче? Или чаще приносила бы мне стейки?

— Не говори так — ты же знаешь, я не жестокая.

— Теперь знаю. А раньше не знал. Поэтому и рассказываю сейчас. В начале нашего пути я бы ни за что не раскрыл тебе свои секреты.

Марта тяжело вздохнула.

— Если хочешь, могу рассказать о чём-нибудь весёлом.

— Например?

— Как-то раз я прятался в ванной музея, карауля сестру на её первом свидании. Идиот ей, конечно, тогда попался — повести такую девушку, как Ада, в музей, это надо догадаться. Моя сестра никогда не была любителем искусства. Вот сплетни, скандалы и интриги — это про неё.

— Так ты тогда не шутил? — во взгляде Марты зажегся крохотный огонёк веселья.

— Как видишь.

И Коул рассказал полную историю, а затем дополнил рассказ о своей жизни тем, как прогуливал уроки, а потом получал от матери такой нагоняй, что не мог сидеть на попе ровно ещё неделю или около того.

Парень рассказал и о том, как Ада воткнула ему ручку в ногу после того, как он опозорил её перед мальчиком, который ей нравился. Наверное, и правда не стоило рассказывать её ухажёру о том, что у прекрасной Ады Томсон есть собственная градация вкуса козюлек.

Марта также узнала, как на выпускном балу ему пришлось танцевать вальс одному, потому что ни одна одноклассница не оценила щедрости его невероятного приглашения. Видимо, рассылать всем одноклассницам записки, распечатанные на принтере, было не лучшей идеей.

Коул ещё много чего рассказал, и иногда Марта даже смеялась.

В какой-то момент он заметил, что девушка заснула. Всё в той же позе, подперев щёку кулаком.

Марта была настолько вымотана, что даже не проснулась, когда Коул подхватил её на руки, чтобы отнести в спальню. Нужную комнату получилось найти с четвёртой попытки: сначала парень натолкнулся на кабинет, потом едва не вошёл в спальню мистера Рудбрига, следом на его пути оказалась детская, ну а четвёртая комната наконец оказалась верной.

Коул занёс девушку внутрь, положил на кровать и укрыл пледом. А потом пошёл к себе, теперь уже точно уверенный, что его никто не запрёт.

========== Глава 44. Почти святой отец ==========

Первый этаж «Ведьминой обители» тонул в дыму и вони. Выбирая между расчленением волков с последующим раскладыванием их частей по пакетам и поджогом, Кеторин выбрала поджог — и, похоже, ошиблась. Она отправила всех спать — кого на второй этаж, а кого в личные дома, — сама же пододвинула туши в центр очага и подожгла.

В тот момент ей казалось, что её новая — а, главное, баснословно дорогая — система вентиляции, в которую она вложилась, чтобы можно было варить зелья прямо посреди зала, справится с поставленной задачей. Но нет.

Прикрывая нос и рот рукавом рубашки, Кеторин покосилась на надувную кровать, очертания которой ещё можно было разглядеть через стоящий вокруг дым.

И как она будет здесь спать?

Специально ведь отдала свою спальню и мегаудобную кровать с самым мягким матрасом на свете гостям, чтобы поспать в тишине и покое.

Поспала — ничего не скажешь.

Кеторин села на надувную кровать, разложив перед собой зарисовки Коула. Откровенно корявые зарисовки. Даже пятилетний ребёнок нарисовал бы лучше. Почерк у Коула Томсона оказался тоже не самым эстетичным: странного рода каракули, которыми он подписывал места на зарисовках, вполне могли сойти за магические символы или, скажем, вообще за знаки другого языка. Кеторин с трудом разобрала слово «тюрьма», затем определила, что нечитаемый набор завитушек после буквы «к», скорее всего, был «колокольней», а вокруг колокольни находилось что-то под названием «место принятия».

Но всё это мало интересовало Кеторин. Своё внимание она заострила на контрольно-пропускных пунктах и коридорах, ведущих к тюрьме. Предположим, у неё был способ попасть туда незамеченной. Но это сработало бы, будь она одна. И даже так выходить всё равно пришлось бы через парадные двери, выводя с собой и девочку, и, скорее всего, Клем.

Думать о предательстве сестры Кеторин отказывалась. Клементина никогда не была положительным человеком — хорошей и доброй её можно было назвать с натяжкой, закрыв глаза на дурной характер и не менее дурной язык. Умной, по мнению Кеторин, её сестра тоже никогда не была. Однако Клем отличала одна очень важная черта — она была преданной. Преданной семье, ковену и мужчине, которого любила. Клементина Чубоски просто не была способна на предательство. А вот по собственной дурости попасть в плен — это прямо про неё.

Значит, спасать придётся двоих. Задача, мягко говоря, невыполнимая, да, к тому же, ещё и самоубийственная.

А на тот свет Кеторин пока ещё не хотела, да и героем в сверкающих латах она себя не чувствовала. Поэтому и разглядывала зарисовки, прикидывая варианты и мысленно перебирая свою кладовую с артефактами, подбирая то, что может помочь, и отсеивая бесполезное. Дым, гарь и вонь не помогали сосредоточиться, а лишь вызывали чувство злости. Злости на собственную недальновидность.

Кеторин не любила быть недальновидной. Себя она считала человеком деятельным и продумывающим всё наперёд. Чёрт возьми, она переросла возраст спонтанных и необдуманных поступков! Откинула от себя ту Кеторин, как рудимент.

И что теперь?

Теперь она по ней скучала. Ведь та Кеторин была куда больше горазда на выдумки, чем нынешняя. По крайней мере, нынешняя она считала именно так.

Женщина настолько погрузилась в продумывание плана, что не сразу услышала стук в парадную дверь и точно так же не сразу поняла причину мурашек, покрывающих её руки. А когда поняла, разозлилась на себя ещё больше.

Последнее время она делала непозволительно много ошибок. И не накрыть Роя покровом было, пожалуй, главной её ошибкой.

Интересно, если она не откроет дверь, додумается ли Люциан снести ту с петель?

На секунду Кеторин даже захотела поддаться этому мелочному порыву: сделать вид, что не услышала стука, и не открывать. На её губах даже расцвела торжествующая улыбка, когда она представила, как Люциан отмораживает свой идеальный зад в потрясающих, но не предназначенных для зимней погоды штанах, а затем его заносит снегом.

Вот только уже в следующую минуту в её голове созрел разумный план, и, спрятав улыбку под хмурым выражением лица, она всё же пошла открывать.

— Ну и вонь же у тебя здесь! — было первым, что услышала Кеторин из уст бывшего мужа, и женщина едва сдержалась, чтобы не треснуть его. — Надеюсь, ты не пыталась сжечь моих детей, злая ты ведьма?

Удивляться не приходилось: пожалуй, Кеторин отреагировала бы так же, открой ей дверь человек, за которым, словно туман, стелются смрад и гарь. А они действительно вырывались из-за её спины и развевались очень даже симпатичными узорами.

Люциан узоров явно не оценил — настолько не оценил, что воздух, ведомый его волей, стал чуточку плотнее, не подпуская к нему дым и не давая ему дышать тем же смрадом, каким приходилось дышать Кеторин. Неудивительно, что у него не слезились глаза, как у неё.

Кеторин окинула мужа придирчивым взглядом, стараясь не показать, какой дискомфорт ей доставляет её же ошибка, никак не реагируя на комментарий мужчины.

Насчёт штанов она оказалась права. Поверх водолазки на Люке был идеально скроенный и идеально сидящий по фигуре костюм в мелкую чёрно-синюю полоску. Один из тех, что изготавливала одна из швей Шарпы, заговаривая и ткань, и нитки, и даже пуговицы. Защитный заговор и морок на привлекательность — Люциан не был бы собой, если бы не приукрашивал то, что уже имел.

Кеторин прищурилась, внимательно изучая плетение заговора.

— Нравится? — спросил Люк, расправив плечи. Он даже крутанулся на месте для лучшего обзора. — Это новая работа Тиффи. Она научилась вплетать третью нить в заговор: теперь в её костюмах на улице так же тепло, как и в доме. Сейчас она работает над новой тканью, чтобы сделать её идеальной и для зимы, и для лета.

Кеторин лишь хмыкнула. Работа Тиффи была бы проще, убери она заговор на привлекательность. Не пришлось бы работать с добавочными плетениями. Хотя, если быть честной, таких мастериц по работе с артефактами, как Тиффи, ещё поискать нужно. Жаль, что девушка растрачивала себя только на швейное мастерство.

— Ну, так что? Что ты здесь делаешь? — Люциан выжидающе смотрел на женщину, вскинув бровь. — Только не говори, что не собираешься со мной разговаривать.

Внутри Кеторин улыбалась. Снаружи Кеторин хмуро молчала, как может молчать человек, в дверь которого постучал крайне нахальный рекламщик. Вот только за этим молчанием обычно прятались сотни нелестных пожеланий, а за молчанием Кеторин — обиды и уязвлённая гордость. А ещё любовь. Любовь очень хотела выбраться наружу, но обиды и гордость были сильнее.

— Я подумал, что раз ты не накрыла Роя покровом, то это можно считать своеобразным приглашением. — Уголок его губ подрагивал в кривоватой ухмылке.

Кеторин была удивлена, что её ошибку восприняли, как своеобразный стратегический ход, но, конечно же, этого не показала.

— Да, — призналась она. — Ты мне нужен.

Взгляд Люка словно зажёгся. Стал таким тёплым и страстным, что у Кеторин внутри всё сжалось, и она поспешила нанести удар и ему, и себе. Пока не произошло чего похуже.

— Клем в плену, — выдохнула она, чувствуя сопротивление собственного языка. Тот ни в какую не хотел говорить Люциану это имя, но так было правильно. Всё-таки она мать его детей и лишь во вторую очередь — Глава его ковена.

На лице колдуна не появилось даже намёка на удивление. Только тепла во взгляде стало чуточку меньше.

— Чего-то подобного я и ожидал. Поисковые заклятия на ней не срабатывали. Как ты узнала?

Кеторин на секунду задумалась, говорить или нет. Всё-таки Люциан на выборах Главы не занял её сторону, и старая обида всё ещё давила на ведьму. Слишком много душевных ран они друг другу нанесли.

«Он тебе нужен, — отмела свои сомнения Кеторин. — Без него ничего не получится».

— Джилс у меня, — коротко произнесла она, и вот теперь Люк удивился.

— Кетти, неужели ты взломала мой покров и нашла маленькую королеву? Раньше ты не могла ломать мои заклятия с расстояния. — Люциан даже присвистнул, а его тон был полон гордости.

Кеторин стало немного не по себе. Она ведь и сейчас не могла снять покров, не приближаясь к объекту. Даже свой.

— Не поверишь, но она сама пришла ко мне на порог. Мне для этого даже ничего делать не пришлось.

Люциан нахмурился.

— Она смогла пробиться через твою защиту?

Кеторин покачала головой.

— Нет. Всего лишь удачное стечение обстоятельств. Она и не знала, что я здесь.

Люциан вскинул бровь. В его позе чувствовалась напряжённость, которую вряд ли бы заметил кто-то, кто знал бы его хуже. В этот момент Кеторин отдала бы многое, чтобы узнать, о чём думал мужчина.

— Тебе это ещё не надоело? — Кеторин не поняла, что именно, но Люк объяснил, развеяв двойственность вопроса: — Дым. Что именно ты там пыталась сжечь?

— Волков.

— Похоронить не вариант?

Об этом Кеторин не подумала. Её мозг даже не предложил ей подобного решения — настолько оно было неосуществимо в нынешних условиях.

— Земля стылая, и снега много.

Люк кивнул, соглашаясь.

— Мне убрать… это?

Кеторин пожала плечами: мол, ей «это» не доставляет никаких неприятностей, но, если Люциану хочется поколдовать на досуге, она ничего не имеет против.

Ведьма посторонилась, пропуская колдуна в «Ведьмину Обитель». Женщина старалась не думать о том, что ранее представляла, как Люциан появляется в её жилище. Представляла она это не единожды, а тот факт, что обстановка и сопутствующие факторы были другими, не стоит упоминания. Как и то, что в её мечтах квартира на втором этаже и кровать в частности не были заняты гостями.

Люк вошёл в «Обитель», и Кеторин закрыла за ним дверь, краем глаза незаметно наблюдая за чёткими и резкими взмахами рук. Люциан, как дирижёр, собирал дым со всего помещения, сгущая его в плотный шар. Попутно он затушил огонь на тушах, которые лишь обгорели — пламени разведённого Кеторин костра явно не хватило бы, чтобы испепелить их полностью.

Женщина даже пожалела, что у неё нет знакомого стихийника, который мог бы направлять огонь — Люк всегда тяготел только к воздуху и в некоторой степени к воде, потому что направлять стихии, которых в мире в избытке, куда проще, чем пытаться контролировать пламя, которое невозможно создать с нуля.

— Надеюсь, ты растратил не весь свой запас сил на этот фокус? — Кеторин добавила в голос высокомерия или же снисхождения — она никогда не могла провести для себя чёткую черту между этими двумя понятиями.

— Неужели ты думаешь, что меня так легко утомить? Кетти, я копил силы последние пару дней. Ещё с коронации кровавой королевы понял, что в ближайшее время мне понадобится всё, — не без гордости, пропитанной тщеславием, ответил Люк.

— Как удачно, — хмыкнула Кеторин.

Теперь в обители дышалось куда легче, чем раньше, да и соображать ей явно стало проще. Вот только, к сожалению, с душой всё было чуточку сложнее — Люк не мог тёплым ветром прогнать щемящее чувство из груди.

Стремясь сделать хоть что-то, пряча своё напряжение, Кеторин села на надувную кровать, сделав вид, что её безумно интересуют зарисовки Коула. Они действительно интересовали её, но женщина уже успела заучить их.

— Милое местечко, — протянул Люциан, подтащив деревянный стул к кровати и вальяжно развалившись на нём. — Ты всегда тяготела к старым и полным мистической атмосферы местам. Когда ты покинула Шарпу, я всё гадал, в каком месте ты обоснуешься. Госпожа Ева была уверена, что ты найдёшь какой-нибудь старый тёмный особняк. Я же ставил на склеп.

— Мне приглянулся один склеп с разрушенными горгульями на входе, но хозяева не захотели мне его продать — видите ли, там лежали их предки, и им нравилось их навещать. Нелепость, как по мне: мёртвым всё равно, принесёшь ли ты им лилии или пионы и протрёшь ли каменную плиту во вторник или в среду.

Люк крутил головой, изучая «Ведьмину обитель» пристальным взглядом, словно пытался запомнить каждую деталь.

— Я не собираюсь вступать с тобой в полемику о вере и отношении к мертвецам. Мне вполне хватило прошлого раза, — на его губах появилась язвительная полуулыбка.

Кеторин поджала губы, сдерживая ухмылку, вспоминая их ссору, начавшуюся с банального обсуждения гравюры на урне с прахом её матери и закончившуюся фатальным противостоянием. После рождения близнецов любое их противостояние заканчивалось скандалом.

— Клем, — перевела тему Кеторин, прежде чем они могли бы ступить на неправильную дорожку, — она не одна там.

— А с кем? — Люк медленно повернулся к женщине. В его взгляде была тревога. — Я надеюсь…

— Нет, Джуди спит наверху. Как и Рой. А у них — сестра Марты, маленькая ведьмочка с непробудившейся силой. Её похитили, когда мы были в Шарпе.

Губы Люциана сложились в тонкую линию, а ладонь непроизвольно сжалась в кулак. Лёгкие завихрения воздуха трепали его волосы. Кеторин не стала заострять внимания, понимая, что он делает это неосознанно, да и подобные выплески магии не исчерпают его запасов.

— Сколько ей? — мягко спросил он, и эта мягкость совершенно не вязалась с гневным взглядом.

— Кажется, двенадцать, — коротко ответила Кеторин.

— Гильде была старше, — рассеянно произнёс Люк.

И Кеторин поняла, что он также вспомнил Брунгильду и то, что произошло с ней много лет назад. То, что он использовал её детское прозвище, говорило о многом, но она предпочла пропустить это.

— Девочку нужно увести оттуда раньше, чем Клем, — озвучила свою мысль Кеторин.

— Есть идеи?

— В моей коллекции есть портальный камень.

Люк вскинул бровь — не удивлённо, а скорее заинтересованно. Его взгляд так и говорил: «Если ты его украла, то не говори мне, у кого, но мне интересно, как он работает». Но Кеторин всё же решила объяснить:

— Мамин подарок. Он очень древний и абсолютно бесполезен для дальних переходов. Но если ты девочка-подросток и опаздываешь на занятия к очень требовательной учительнице, и тебе нужно переместиться на расстояние не более трёх миль, желательно, конечно, зная точное место назначения, то вещь отличная. Нюанс один — повторное применение возможно только через час или около того.

Люк присвистнул. По его лицу отчётливо читалось, насколько отчаянно он хочет закурить.

— Ты предлагаешь переместиться туда или оттуда?

— Двоих он не перенесёт, только одного — так что ответ очевиден, — пожала плечами Кеторин.

— Ты предлагаешь мне переместиться на базу охотников и вывести оттуда девочку, пока ты будешь пытаться спасти Клем? — спросил Люк, покачиваясь на деревянном стуле. — Я правильно тебя понял?

Кеторин кивнула.

— Я смотрю, ты чересчур веришь в меня и мои силы. Даже не знаю, радоваться мне или огорчаться, — театрально всплеснул руками Люк и чуть не упал со стула.

Кеторин ухмыльнулась. От такого явного напрашивания на комплементы захотелось его стукнуть — если не физически, то хотя бы словесно. Она уже перебирала варианты, когда в бар спустилась Джуди.

Полностью одетая Джуди. В куртке и ботинках, с шапкой и рюкзаком. Что ж, в таком виде точно никто не спустится попить водички поздно ночью. Люк сидел спиной к бару и потому не мог видеть дочь; он всё ещё улыбался Кеторин, флиртуя не словами, а взглядом — вот только для женщины атмосфера уже разрушалась.

— Джуди, ах ты маленькая дура! — воскликнула Кеторин, чувствуя, что начинает закипать от ярости, но не позволила себе это. — И куда это ты собралась?

Джуди, не ожидавшая, что Кеторин не спит, застыла на месте. Она хлопала глазами, как рыба, выброшенная на берег, ртом. Кеторин не то чтобы удивил поступок девочки — подсознательно она чего-то подобного и ожидала, возможно, поэтому и заняла сторожевой пост внизу. Да и не была она удивлена — скорее разочарована.

— Я…

Кеторин видела, как её племянница — падчерица? — судорожно соображает, пытаясь оправдать собственную глупость.

Люциан запрокинул голову и просиял, полностью переключив на себя внимание дочери:

— Привет, милая.

Попытки оправдаться были тут же забыты. С протяжным то ли вскриком, то ли всхлипом Джуди бросилась через весь зал к отцу, потеряв по пути шапку с шарфом. Кеторин лишь хмыкнула, когда Люк поднялся, чтобы подхватить дочь. Сказать, что в этот момент её сердце сжалось от боли, было бы преуменьшением. Именно от этого Кеторин бежала, и, о чудо, вот они здесь, в её доме. Наверное, плохо бежала. Недостаточно быстро.

— Папочка, — надтреснутым голосом звала Джуди, хватаясь за лацканы пиджака так, словно они стали спасательным кругом. — Мама… она…

— Я знаю, — выдохнул Люк, гладя девочку по волосам. — Я знаю и всё решу.

Кеторин ощутила жжение в глазах. Закусив щёку изнутри, она отвернулась, чтобы не встречаться взглядом со всё понимающим Люком. В этот момент ей очень хотелось уйти и побыть немного одной. Но она осталась на месте, чувствуя себя так, словно её пытают. Медленно и мучительно.

Джуди что-то объясняла отцу, сбивчиво и торопливо, но Кеторин старалась не слушать. Ни слов, ни интонаций, ни ответов Люка.

Он любил своих детей, и Кеторин это понимала, поэтому никогда бы не попросила Люка отстранить дочь. Ведь она тоже любила их. Но всех по отдельности, а не когда нити их жизней собирались вместе, образовывая трос, грозивший разорвать сердце Кеторин на части.

Когда Джуди принялась кивать, всё ещё не прекращая плакать, Кеторин поняла, что в стремлении отгородиться от своих чувств и людей, которые их вызывали, она упустила нечто важное. Кеторин не заметила и того, как Люк вновь сел на стул и усадил дочь к себе на колени.

Иногда Кеторин казалось, что её племянница не только физически развивалась медленнее, чем её ровесники, которые не экспериментировали с магией, но и умственно. Сейчас она выглядела, как типичная двенадцатилетка, которой срочно нужно утешение взрослых.

— Хорошо, папочка, — лепетала она, отчего ещё больше походила на ребёнка. — Я сделаю всё, как ты сказал.

У Кеторин округлились глаза. Похоже, она и правда пропустила мимо ушей нечто важное. Вскоре Люк встал и отнёс девочку наверх, а Кеторин заняла выжидающую позицию, карауля его.

— Что ты ей сказал? — накинулась она на него, стоило ему спуститься.

Люциан лишь пожал плечами.

— Попросил быть разумной и оставить решение наших проблем мне.

Кеторин негодующе фыркнула.

— Я просила её о том же, а в итоге мне пришлось караулить её, чтобы она не сбежала в ночь и не попала в неприятности.

Люк сложил руки на груди, словно защищаясь, и привалился к барной стойке. Кеторин не понравилось выражение, которое приняло его лицо. Тихое неодобрение.

— Почему молчишь? — спросила она с лёгкой ироничной улыбкой на губах, стремясь показать, что ей заранее всё равно на то, что он может сказать.

— Потому что тебе не понравится то, что я думаю.

— Говори, — приказала она, чувствуя, что её улыбка дала трещину.

— Не стоит поднимать эту тему, — покачал головой тот. — У тебя есть фото этой девочки, Мегги? Я же должен знать, кого именно спасать — вдруг у них там целый склад маленьких девочек?

— Люк.

— А ещё нужна какая-нибудь вещь, которую я мог бы показать девочке, чтобы она поверила мне. Что-то, что убедило бы её, что я пришёл ей помочь, — не обращая внимание на испепеляющей взгляд Кеторин, продолжал рассуждать Люциан.

— Что, чёрт возьми, ты хотел сказать? — Кеторин не кричала, но и её тихий голос в этот момент был таким же пугающим, как и крик.

— Кетти, не начинай, пожалуйста. Я не хочу ругаться сейчас.

— Ты сам это начал.

— И, как видишь, не хочу продолжать.

— Люк!

— Если я скажу, ты обидишься. А обиженная ты — хуже чумы!

— Я уже обиделась, — Кеторин выгнула бровь. Себя же она пыталась убедить, что она не обижена, и ей просто интересно, что надумал там себе этот…

— Хорошо! — Люциан всплеснул руками. — Ты не видишь берегов, когда дело касается Роя и Джуди. И ты это знаешь и так. С другими ты можешь быть и доброй, и ласковой, и терпимой. Но не с ними. А что до просьбы — я сомневаюсь, что ты о чём-то просила Джуди. Приказывала — да! Несомненно! Я даже не удивлюсь, если ты высмеивала её порыв спасти мать! Но ты определённо не просила её.

Кеторин втянула воздух через стиснутые зубы, стараясь проглотить ком в горле вместе с обидными словами. Люк, как и всегда, сказал лишь то, что она и так знала.

— И, знаешь, что самое удивительное? Они тянутся к тебе. Они любят тебя. Хотя порой ты поступаешь с ними неоправданно жестоко. Чёрт возьми, Кеторин, их бы не существовало даже, если бы не ты! Неужели ты думаешь, что я сам пошёл бы к Клем? Даже когда этого требовал весь ковен, я не поддался. Но ты попросила, и я сделал!

Люк подошёл к Кеторин и, схватив её за плечи, встряхнул.

— Кетти, милая моя, я стерплю всё, что ты мне сделаешь или скажешь. Но не выплёскивай своё негодование на детей. Они ни в чём не виноваты.

Кеторин посмотрела в его полные мольбы глаза, готовая подписаться под каждым его словом. Он был прав во всём — от и до. Она была обижена, она была задета, глубоко ранена — не сейчас, а очень много лет назад. В день, когда рухнули все её мечты.

Она мечтала о большой и счастливой семье. Она мечтала о детях. О своих детях. Детях от любимого мужчины.

Никак не о детях её старшей сестры и своего любимого мужчины.

— Я попробую, — надтреснутым слабым голосом произнесла Кеторин и попыталась высвободиться из рук Люка, хотя единственное, чего ей хотелось больше всего на свете — прижаться к нему ближе и, возможно, даже поплакать на его плече.

Вот только Кеторин никогда не была плаксой — в этом они с Мартой похожи.

Кеторин считала, что они с Мартой вообще оказались во многом близки. Пару раз она даже представляла, что было бы, будь у неё такая дочка, как Марта. Ничего хорошего, наверное… но Кеторин всё равно представляла.

— Я устала, — буркнула она, когда Люк не захотел её отпускать. — И хочу спать.

— Если честно, я тоже, — хмыкнул Люциан и отпустил женщину. — Где мне лечь? Наверху места нет.

Кеторин махнула рукой в сторону надувной кровати, чувствуя себя разбитой. Сейчас ей хотелось побыть одной, а не проводить остаток ночи в тягостном молчании. Она сомневалась, что сможет уснуть, чувствуя тепло и дыхание Люка за спиной. Однако же всё равно пошла к кровати и, забравшись в неё, укуталась одеялом с головой.

— Я так понимаю, спать мне без одеяла? — иронично спросил он, сев на край, а потом и вовсе вытянувшись на кровати. — И подушку ты мне тоже не предложишь? Не гостеприимная ты хозяйка, Кетти.

Кеторин стоило огромных сил не поддаться на его провокацию. Ещё больших сил ей стоило не скатиться к Люциану под бок — надувная кровать хоть и была широкой, но явно не предназначалась для того, чтобы на ней с удобством устроились двое: она проседала то по краям, то по середине. Наверное, стоило бы встать и подкачать её, но Кеторин не стала этого делать.

— Как думаешь, мы могли бы, чисто теоретически, попробовать ещё раз?

Кеторин не знала, сколько времени прошло, прежде чем этот тихий и полный грусти вопрос прорезал воздух и заставил её сердце пропустить удар.

— Я знаю, что ты не спишь. Слишком часто дышишь, милая, — в его голосе послышалась улыбка. — Но, если не хочешь, можешь не отвечать.

— Спаси девочку, и я подумаю, — прикрылась бравадой Кеторин. Она не позволила своему голосу дрогнуть.

— Надеюсь, ты не шутишь, — выдохнул Люк.

Кеторин не шутила.

***

У Люциана болела спина. Сильно болела. Он любил спать на мягкой постели, а не на надувной кровати и уж точно не на полу. А ему пришлось перейти на пол, потому что в тот момент, когда спящая Кеторин перекатилась к нему под бок, его здравомыслие дало трещину. Ни место, ни атмосфера, ни грядущие события не располагали ни к его желаниям, ни к мыслям. Так что, прежде чем сделать нечто необдуманное, Люк перелёг на пол.

О чём сейчас несказанно жалел. Больная спина была лишь вершиной айсберга: у него болела голова, у него было паршивое настроение, он чувствовал себя стариком, из которого песок сыплется.

И да, ему хотелось буквально удушить человека, который ломился во входную дверь и из-за которого ему пришлось-таки встать с пола. С огромным трудом, между прочим.

И, чёрт возьми, для маленького акта человекоубийства ему не нужно было прилагать особых усилий. Всего-то вытянуть воздух из лёгких. Он мог сделать это, даже не вставая со стула. Ну, или с пола.

Кеторин, которая как раз вышла из-за бара с мокрыми после душа волосами, протянула ему чашку с кофе.

— Выпей и не смотри на всех взглядом серийного маньяка, — сказала она и пошла открывать дверь. — Я не сгоняла тебя с кровати, так что не бузи, старикашка.

— Где ты видела стариков с таким лицом, как у меня? — спросил Люциан, отхлёбывая из чашки и садясь на один из многочисленных стульев. Кофе оказался настолько горячим, что он чуть не обжёг язык.

— Поверь мне, ты не настолько красив, как тебе кажется, — усмехнулась Кеторин и распахнула дверь.

— Ох, милая, я бы поверил тебе, если бы не знал, как хорошо ты умеешь врать. — Люциан наградил спину Кеторин ироничным взглядом.

За дверью в ореоле серого дня оказалась девчонка Марта — для Люциана все, кто был близок квозрасту его дочери, были «девчонками», — которую Кеторин притащила в Шарпу. Девочка с большим магическим резервом.

Люциан так и не смог понять природу её силы, а ему не нравилось, когда он чего-то не понимал. Однако в лоб спросить он не мог. Кеторин, даже если знала, не ответит — настолько сильно она любила хранить секреты, а девчонка, скорее всего, и сама не знала. Так что дилемма складывалась занимательная.

— Марта, ты хоть спала? — не поздоровавшись, спросила Кеторин, придирчиво изучая невысокую девчонку. — И где остальные? Неужели ты сбежала из дома?

— Нет, — буркнула Марта, стягивая с себя лыжную куртку. — Коул перепарковывает арендованный автомобиль. Я чуть не въехала в красное чудовище Элиота. Гололёд, будь он неладен.

Кеторин присвистнула.

— Думаю, не стоит говорить Элиоту, насколько его «Рольф» был близок к трагическому финалу.

Марта кивнула, молча соглашаясь с ведьмой, а потом покачала головой.

— Думаю, Коул расскажет ему. Надо было слышать, как он ржал. Так что я бросила в него ключи и ушла, прежде чем он успел довести меня до ручки.

Кеторин честно пыталась сдержать смех; Люциан честно не пытался ничего сдерживать. Ему вспомнилось, как он учил Кеторин водить. И засмеялся он скорее из-за своих воспоминаний, а не из-за неумения девчонки парковаться. Но Марта всё равно обожгла его таким гневным взглядом, что Люку захотелось ещё больше смеяться.

— А Алистер? — Кеторин как-то странно улыбнулась, и Люк перестал смеяться. Эта улыбка ему не понравилась.

Вообще сложно улыбаться, когда твоя жена вдруг спрашивает о совершенно незнакомом тебе мужчине и ещё так заговорщицки улыбается, мол, хей, а этот парень вполне себе ничего. А Люк считал Кеторин своей женой и потому очень хотел знать, о каком мужчине она говорит с такой вот полуулыбкой.

— Отец в машине, — буркнула Марта, но тут же опомнилась. Её глаза округлились: она сама удивилась тому, что так запросто прокололась. Она смачно выругалась.

— А я думал, ты сирота, — Люк довольно улыбался, переводя взгляд с неё на Кеторин и обратно.

Кеторин поджала губы, предоставив Марте самой расхлёбывать свою ложь. Пожав плечами, она попыталась сделать вид, что случившееся её никак не потревожило, однако глаза так и бегали.

— По матери. А с отцом у меня отношения не очень, так что, считай, круглая сирота.

— Если не считать сестры, — подмигнул ей Люк, даже не пытаясь сделать вид, что поверил.

Марта недовольно поджала губы.

— Насколько я знаю, понятие «сирота» не подразумевает отсутствие сестёр.

Люк тяжело вздохнул.

— Девочки, милые мои, мне плевать, почему вы врёте Старейшинам. Это меня не касается. Но когда вы втягиваете меня в свои планы — в которых я, между прочим, рад участвовать, — говорите мне хотя бы основное. Чтобы потом, когда я с пеной у рта буду защищать ваши благие намерения, я не выглядел в глазах других полным дураком.

— Я… послушайте… — Марта сконфуженно улыбнулась. — Я не хотела и не хочу иметь ничего общего с ведьмами и магией.

Люк слегка удивился, услышав подобное заявление от человека, из которого магия буквально извергалась. Она бурлила в этой девочке так, как ни в ком, кого Люк встречал раньше.

— Я не хотела, чтобы ваши… хм… люди лезли в мою жизнь, — продолжила Марта.

— Что ж, твоё право, — хмыкнул Люк, оставив для себя мысль, что от этих «людей», как она выразилась, зависит жизнь её сестры.

Люк собирался задать вопрос, который мучал его ещё со вчерашней ночи, но тут распахнулась дверь, и в зал ворвался муж Марты. Хотя муж ли? Люциан ещё в Шарпе начал сомневаться в истории этих двоих: уж слишком мутная она была.

— Март, он утопил его! — крикнул Коул. — Не спрятал! Не продал! Не нашёл ему хоть какое-то разумное применение! Он утопил его в чёртовой реке! Реке, Март!

— Кого утопил? — смотря во все глаза на «мужа» спросила девушка, явно не понимая, как и все остальные, о чём так сокрушается молодой человек. — И кто этот «он»?

— Отец твой! Он утопил моё оружие в реке! Ты хоть знаешь, сколько стоили мои ножи?! А мой пистолет? Чёрт возьми, он утопил мой арбалет! Я сам делал гравировку на рукоятке!

— И что же там было написано? — усмехнулся Люк.

Коул, может, и хотел ответить, но мужчина, зашедший вслед за ним, его опередил:

— «Несокрушимый», — без тени иронии ответил он.

Это оказался высокий человек преклонного возраста. С тронутыми сединой волосами и правильными чертами лица, подпорченными мимическим морщинами. На свой возраст он выглядел хорошо. Даже отлично. Если бы не магия, Люк выглядел бы, наверное, так же. Да и одет мужчина был, по мнению Люка, правильно. Брючный костюм, пальто и тёмная водолазка с высоким горлом. На фоне него Коул выглядел бездомным.

Типаж отца Марты, как это ни печально признавать, был полностью во вкусе Кеторин. Ревность помахала ручкой из-за угла, но Люциан не захотел махать ей в ответ.

Не сдержавшись, Марта прыснула в ладошку.

— Надеюсь, на пистолете не было написано «стреляю без промаха»? — давясь смехом, спросила она.

И опять ответил мужчина, которого Люциан без сомнений принял за её отца — девушка оказалась бы его полной копией, окрась она волосы в тёмный.

— Нет, к счастью, там было написано всего лишь «Каратель» — с большой буквы и с вензелями, — ни в голосе, ни во взгляде Алистера не было и намёка на смех. А стоило им с дочерью переглянуться, как Марта перестала смеяться, и на её лице появилось слегка отстранённое выражение.

И в голове Люциана всё сложилось. Он вопросительно посмотрел на Кеторин, которая всё это время воздерживалась от каких-либо комментариев, и та коротко кивнула, подтверждая его догадку.

«Бедная девочка, — подумал Люк, — кто с ней такое сотворил?»

Лицо Коула приняло такой красный цвет, что впору сравнить его с варёным раком. Волосатым варёным раком. Люк никогда бы не позволил себе выглядеть подобным образом.

— Давай, милая, смейся, смейся. Смех — дело хорошее. Как я, по-твоему, пойду к Церкви? Вооружённый чем? Ладошками?

— Ладошки прибереги для другого, — осадила его Кеторин. — Я пойду разбужу остальных, а потом расскажу свой план. Что до оружия, то я тебя им обеспечу.

Марта присвистнула.

— Только не говори, что у тебя есть оружейный склад… — протянула она со смесью страха и восхищения.

Люк не удивился бы, окажись у Кеторин нечто подобное. Но та покачала головой, развенчивая подобную идею.

— Нет, конечно. Откуда? Знакомых контрабандистов, занимающихся поставками оружия, у меня нет. Но есть склад магических артефактов.

— Неужели ты думаешь, что я буду ими пользоваться? — удивился Коул.

— Ну, против магического огня ты же ничего не имел. Так что и сейчас, как миленький, возьмёшь и будешь использовать. Конечно, если у тебя есть другие идеи, я готова тебя выслушать.

Однако выслушивать она не стала — развернулась и скрылась за баром.

— Вот же сука, — бросил ей в спину Коул, а Люциан хмыкнул.

Кеторин у многих могла вызывать как негативные эмоции, так и желание поклоняться ей, как своеобразному идеалу. Люк же с заядлой периодичностью относил себя и к тем, и к другим.

Вскоре она вернулась в сопровождении заспанной, с опухшим лицом и глазами-щёлочками, королевы кровавых ведьм и огромного мужчины, которого Люк никогда прежде не видел. Ночью, когда он относил дочь наверх, он не включал свет и не особо разглядел гостей Кеторин. Компания вокруг неё собралась прелюбопытная.

— Я не стала будить Джуди и Роя, — сказала она, сев на стул рядом с Люком. Расстояние между ними было мучительным. Мучительно большим и мучительно недостаточным. Люциан хотел поддаться мальчишескому порыву и закинуть ей руку на плечо — так сказать, немножко пометить территорию, но сдержался. — Не хочу, чтобы они лезли в наши планы. Будь моя воля, я бы отправила их в Шарпу прежде, чем что-то предпринимать, но времени на это нет.

Следующий час или около того Кеторин рассказывала о своём плане. Подробно. То и дело останавливаясь на важных моментах, стараясь, чтобы все всё запомнили и смогли действовать согласно её плану, даже если что-то пойдёт не так. Марта сосредоточенно слушала и кивала, впитывая каждое слово. Коул иногда кривился и ёрничал, а иногда давал вполне мудрые советы. Алистер — которого Кеторин заведомо исключила из операции, опасаясь того, что, если отец пропавшей девочки вдруг исчезнет, полиция может обратить на них совершенно ненужное внимание, — так же помалкивал. Только вот у Люциана не создавалось впечатление, что ему нечего сказать, скорее наоборот — этот мужчина думал о слишком многом и терялся в сомнениях, о чём говорить первым.

Кеторин приняла решение, что Алистер присмотрит за детьми Люка и за Джилс и не даст им втянуться в неприятности и расстроить план. Откуда у Кеторин было столько веры в этого человека, Люк не знал и немножко завидовал.

Когда всё было более-менее оговорено, и каждый уяснил свою задачу и роль в слегка абсурдном плане Кеторин, в котором слишком много места отводилось красивому выражению «авось пронесёт», Люк впервые подал голос и попросил у Марты что-то, что можно было бы показать девочке, чтобы она не просто поверила ему, а доверилась.

На лице Марты появилось задумчивое выражение, а затем она достала из кармана кошелёк с маленьким лисёнком, болтающимся в качестве брелка. Лисёнком, явно сшитым неуверенной, но очень усердной детской рукой.

Пальцы Марты слегка подрагивали, когда она отстёгивала зверька и протягивала его Люку.

— Скажи ей, что лучшего подарка и быть не могло, — в её голосе слышались слёзы, но в глазах их не было.

— Непременно, — ответил Люк и спрятал брелок во внутреннем кармане пиджака.

Вскоре Кеторин и девочки ушли собирать артефакты и готовить камень переброса. Мысленно Люциан прозвал это трио «шабаш великой, но сумасшедшей королевы», потому что они действительно были похожи на шабаш — странный, но всё-таки шабаш. На его памяти он ещё ни разу не встречал столь разных, но связанных единой целью ведьм.

Коул с Элиотом, тем большим мужчиной, который по своей глупости затесался в эту странную команду, вышли на улицу осмотреть «Рольфа» на наличие повреждений. А Люциан остался один на один с Алистером. И нельзя сказать, что находиться с ним ему было комфортно. Хотя причиной тому был не сам мужчина, а вопросы, которые роились у Люка в голове. Вопросы, которые ему хотелось задать, и в какой-то момент он не выдержал:

— Кто разорвал нить между вами и вашей дочерью? — напрямую спросил он, понимая, что с Алистером можно говорить только так. Юлить и ходить вокруг да около с ним бессмысленно.

— Как вы узнали? — Алистер не позволил удивлению отразиться на своём лице, хотя голос его всё-таки немного дрогнул.

— Видел во время обряда, когда старейшины обнажили нити. Материнская нить у неё отсутствует — тогда я понял, что матери у Марты больше нет, — а вот отцовская не исчезла без следа. От неё остался лишь обрубок, — честно ответил Люк. — Очень корявый обрубок. Видно, что действовали дилетанты. Когда это произошло?

— Очень много лет назад, — уклончиво ответил Алистер. И было видно, что тема ему неприятна, но Люциан всё равно продолжил:

— Вы не думали попробовать её срастить?

— Я не думал, что такое возможно.

— Возможно, — кивнул Люциан. — Однажды я уже сращивал нить. Не родительскую, конечно, но всё же. Процесс это небыстрый, я бы даже сказал медленный, но я могу попытаться позже.

Алистер тяжело выдохнул.

— Даже не знаю. Я слишком много лет живу в этом состоянии. Не представляю, что буду чувствовать, если эта пустота вдруг исчезнет. Да и Марта ничего не знает. Я не хочу травмировать её ещё больше.

— Сомневаюсь, что это травма. Скорее, лечение, — хмыкнул Люк. — Подумайте над моим предложением. Я предлагаю помощь безвозмездно.

— Почему?

Люциан пожал плечами.

— Потому что я тоже отец. Потому что без лишних вопросов вы согласились присмотреть за моими детьми. Потому что в душе я альтруист, — с иронией перечислял мужчина, покачиваясь на стуле, — хотя по мне, наверное, не видно. Причин, на самом деле, много.

Мистер Рудбриг хотел что-то ответить, но тут вернулась Марта с охапкой артефактов, а за ней следовала Кеторин, увлечённо объясняя принцип действия обездвиживающих ловушек. Кеторин всегда умела завораживающе и пленительно рассказывать, когда стоял вопрос магии или алкоголя, а вот о бытовых вещах она говорить не любила.

Люциан тяжело вздохнул, понимая, что момент упущен. Но по взглядам, которые Алистер бросал на него, понял, что они вернутся к этому разговору при первой же возможности, и немного побаивался, как бы благородный порыв не вышел ему боком.

Обычно для него такие порывы ничем хорошим не заканчивались.

========== Глава 45. Раскол ==========

Терра смотрела на Сьюзи через резную калитку, которая делила лицо когда-то лучшей подруги на квадратики и ромбики, и не знала, открывать ли её, собственно, как и своё сердце. Терра была обижена на Сьюз. Обижена на все те грубые слова, которые та кричала в трубку, когда девушка сказала, что не может приехать на свадьбу. Обижена на то, что подруга избегала её и отказывалась идти на перемирие. И на то, что Сьюз пыталась навязать свою позицию ещё и Чарли.

Глупая причина для ссоры и неадекватное поведение омрачили всё хорошее, что между ними было. И Терра не знала, как теперь поступить.

А Сьюз?

Жена Чарли стояла за калиткой и нервно переминалась с ноги на ногу, однако же улыбаясь, как ни в чём не бывало.

— Давно не виделись, Терра, — помахала ей рукой Сьюзи. — Что, так и будем стоять и сверлить друг друга глазами?

— Почему ты здесь? — спросила Терра, и собственный голос показался ей достаточно недоброжелательным.

Сьюз, казалось, задели её слова, но Терра постаралась не показать, что её это хоть как-то волнует.

— Может, поговорим в доме? А не у всех на виду… — Сьюзи обвела улицу своей порядком располневшей рукой. Обручальное кольцо, казалось, было ей мало и передавливало палец.

Терра, однако же, не спешила деактивировать часть защитного купола, как её учила Джослин, чтобы пропустить подругу внутрь.

— Ты приехала без Чарли? — спросила она, оттягивая время, чтобы дать себе ещё немного подумать.

— С Чарли, — покачала головой Сьюзи. — Он поехал на работу к Алистеру, решил дать нам время, чтобы поговорить.

— Понятно…

— Мамочка, — закричала Марта, выбегая из сада и несясь к ней по дорожкам, совершенно не смотря под ноги. Её зелёные лосины перепачкались на коленях, а свободная туника развивалась от бега. — Я нашла клубничку. А ты говорила, что их больше не будет. А я нашла!

Лицо девочки буквально светилось гордостью, когда она раскрыла ладошку и показала маленькую спелую клубнику. Такую крохотную, какая только может быть в начале осени, когда весь урожай давно сошёл.

— Молодец, — похвалила её Терра и, потрепав дочь по волосам, подхватила на руки.

Волосы у Марты были короткие и вьющиеся. Да и сама она была очень маленькой даже для своего возраста. Маленькая и прелестная куколка. Правда, очень активная и своевольная. Она буквально не могла усидеть на месте ни секунды.

— Милая девочка, — протянула Сьюзи, разглядывая малышку из-за калитки. — Мне кажется, она похожа на Алистера.

Терра окинула дочку придирчивым взглядом. Те же светлые волосы, те же глаза, даже форма носа та же, что у матери. И где, скажите на милость, Сьюзи разглядела сходство с Алистером? Если только самое отдалённое. В изгибе губ было нечто похожее, но не сказать, что сильно.

— Может, и не внешне, — понимая, что проштрафилась, Сьюзи попыталась оправдаться и сгладить ситуацию, в чём она никогда не была сильна. — Но смотрит она точно так же, как он. Толика презрения, капелька снисхождения и эти длинные ресницы…

— Прекрати! — резко перебила Терра.

За своего мужа и дочь Терра была готова сражаться, как львица. Даже если нападение и было словесным. С появлением в их доме Марты, Терра изменилась.

Осознание, что теперь в её руках ответственность за ещё две жизни, помимо своей собственной, вначале подкосило девушку. Первый год она буквально барахталась в озере страха, не зная, в какую сторону плыть, не чувствуя дна под ногами. А потом дно нащупалось как-то само собой, и оказалось, что озеро ужаса — лишь маленькая лужа, которую нужно переступить.

Марта с Алистером были её поддержкой, её опорой, её спасательным кругом. И ради них Терра могла быть сильной. Эти сила и уверенность не появились в одночасье, но именно они звучали в голосе Терры, когда она осадила Сьюзи.

В этот момент девушка поняла, насколько нелепо бояться Сьюзи и переглядываться с ней через калитку, когда можно протянуть ей оливковую ветвь мира, ведь, даже если та сломает её, для Терры ничего не изменится — у неё всё ещё будет её семья.

Так что девушка незаметно деактивировала часть барьера и распахнула калитку вместе со своим сердцем, зная, что то уже не разобьётся.

***

Они сидели на кухне и пили чай, хотя назвать «чаем» травяной сбор, который Терра приготовила сама, было сложно. Но главное, что он был вкусный и приправленный толикой магии, делая их разговор чуточку радушнее: правильные травы могли даже самого несговорчивого человека сделать более открытым. Сьюзи лёгкой в общении никогда не была, а потому Терра нисколько не переживала из-за того, что использует на подруге магию. Девушка вообще любила слабую бытовую магию, которая не требовала затрат собственных магических резервов, а пользы приносила массу.

Марта бегала по дому. Подбегала к ним, хватала со стола домашнее овсяное печенье, откусывала и клала обратно, а потом опять убегала к своим плюшевым игрушкам. Марта всегда ела крайне мало — заставить её хорошо поесть было просто невозможно.

— Вы к нам надолго? — спросила Терра, проводив дочь взглядом и вновь посмотрев на Сьюз, которая уплетала печенье за обе щеки.

«Вот, у кого никогда не будет проблем с едой, — подумала Терра, улыбнувшись. — Если бы Марта так ела, я бы, наверное, меньше нервничала».

— У Чарли отпуск на две недели. Мы думали погостить недельку у вас, а потом у его родителей, — прожевав, ответила Сьюзи. — Если вы, конечно, не против.

Последнее она добавила слегка сконфуженно, словно неожиданно вспомнила о приличиях, что со Сьюзи происходило крайне редко.

Терра покачала головой.

— Не против. Гостевая в вашем распоряжении. Если не ошибаюсь, там ещё осталось что-то из вещей Чарли. Он постоянно что-то забывает.

— Это точно, — рассмеялась Сьюзи и улыбнулась так, как могут улыбаться только женщины, обсуждая своих мужей. Эта улыбка словно кричала: «Гляди, какой идиот, люблю его!»

Как ни странно, они много разговаривали. Начали с чего-то простого — обсуждения нового тостера, — а затем переключились на мужей. Ну, а вскоре и вовсе потонули в воспоминаниях из прошлого. Их беседу прервали только Алистер и Чарли, приехавшие ближе к вечеру, под завязку нагруженные пакетами с продуктами.

Марта побежала к отцу сразу же, как только заметила его в окне, нисколько не заботясь о том, что руки у него были заняты. У Терры даже не возникло сомнений, что, выбирая между пакетами и Мартой, Алистер выберет дочь. Так и случилось: переложив пакеты в одну руку, а другой подхватив Марту к себе под бок, он вошёл в дом, никоим образом не показывая, как ему тяжело или как он устал. Терра уже давно перестала завидовать единению, существовавшему между эти двумя.

Разобравшись с едой, они все вместе расположились в саду. Мужчины вынесли туда стол и стулья с кухни, а Терра развесила рождественские гирлянды, чтобы, даже когда окончательно стемнеет, им было светло и уютно. Вечер прошёл хорошо, как может пройти только вечер в компании старых друзей, которые знают друг друга, как облупленных: знают великие и курьёзные моменты, много подтрунивают и смеются. Возможно, вечер прошёл так хорошо во многом благодаря Чарли. Он был душой компании и не давал возможности повиснуть какой-нибудь неудобной паузе, тут же переключая всех на что-то другое.

Терре оставалось только дивиться тому, сколько же сил у него было, чтобы держать всех в весёлом настроении. Чарли тоже обладал своего рода магией. Магией смеха.

Разошлись они уже за полночь, и то лишь потому, что Марта так и уснула на руках у отца, удобно устроившись на его коленях, а голову положив ему на предплечье. Эта идеалистическая картина заставила Терру почувствовать себя такой счастливой, что ночью она выскользнула из кровати и пошла на свой чердак, чтобы вложить этот потрясающий день в кристалл соли, чтобы даже спустя года иметь возможность пережить его ещё раз.

Но тогда она ещё не знала, что скоро всё изменится…

***

Чарли пообещал Марте, что они вместе поедут покупать какого-то огромного плюшевого медведя, которого девочка присмотрела в витрине магазина. Терра была против. Игрушка стоила баснословно дорого, а Марта, поиграв с ней пару дней, переключилась бы на что-то другое. Но Чарли — используя коронную фразочку Алистера о том, что «не хочет попадать в грозу» — так они называли те моменты, когда Марта начинала истошно вопить и рыдать — убедил Терру, что медведь станет его следующим подарком на день рождения «Тучки». Терра, конечно, не поверила, но согласилась.

Когда Чарли выходил из дома с Мартой на руках, Терра слышала, как он обещал ей ещё заехать и поесть мороженого, а девочка, задорно улыбаясь, перечисляла все свои любимые вкусы.

«Похоже, раньше вечера их ждать не стоит», — улыбаясь, подумала Терра, а сама вернулась на кухню с великой целью — приготовить потрясающий ужин. У неё было много планов, но определиться, что конкретно готовить, оказалось всё-таки сложно.

Терра весь день провозилась на кухне, лишь иногда отвлекаясь на разговоры со Сьюзи. Та рассказывала о событиях своей жизни, о которых Терра не знала. И это тоже было весело. Сьюзи всегда умудрялась попадать в курьёзные ситуации: такие, что остаются постыдными воспоминаниями ещё долгие годы, а потом перерастают в весёлые истории, которые рассказываешь внукам, сидя в саду на качелях, и смеёшься уже вместе с ними.

Они настолько заболтались, что Терра не сразу поняла, как быстро пролетело время: Алистер уже пришёл с работы. Терра встретилась взглядом с мужем, и её как ледяной водой окатило. Чарли с Мартой уехали больше десяти часов назад. Разве можно столько времени покупать заранее выбранную игрушку и есть мороженное?

— Чарли тебе не звонил? — дрожащим голосом спросила она у мужа.

— Нет. А должен был? — спросил Алистер, схватив с разделочного стола кусочек мелко нарезанного для салата огурца и отправляя его в рот.

— Их с Мартой нет уже очень давно, — рассеянно ответила Терра, ощущая, как паника начинает захватывать её . Кровь стучала в висках.

Алистер подавился огурцом и закашлялся. Терра подскочила к нему и принялась стучать по спине. Она не сомневалась в Чарли ни на секунду, но никак не могла отделаться от липкого чувства страха и дурного предчувствия.

Сьюзи, однако, их паники не разделяла. Пожав плечами, она достала из кармана платья новенькую серую «раскладушку».

— Что вы так распереживались? Я ему сейчас наберу и скажу немедленно ехать обратно. Чарли иногда теряется во времени. Прямо-таки теряет связь с реальностью. Они с братом как-то раз двое суток играли в приставку и даже спать не ложились, пока мы их не разогнали, — рассказывала она, попутно набирая номер и прикладывая трубку к уху.

Вот только чем дольше она держала ту у лица, тем более хмурым оно становилось.

— Странно, — протянула она, отнимая трубку, и начиная набирать номер повторно. — Почему-то не берёт.

Алистер запил несчастный огурец водой и произнёс:

— Я поеду в город — посмотрю, что их задержало. Куда они собирались?

— В магазин игрушек, а потом ещё поесть мороженое, — на автопилоте ответила Терра и, схватив полотенце, принялась вытирать руки. — Я с тобой.

Алистер покачал головой.

— Не стоит. Лучше жди их дома, вдруг я с ними разминусь.

Терра хотела запротестовать, но промолчала, понимая, что Алистер абсолютно прав. Да и Марта может испугаться, когда они вернутся, если дома не окажется ни мамы, ни папы. Ощущая, как где-то внутри начинает стягивать тугой узел страха и отчаянья, Терра смотрела через окно на отъезжающую машину мужа.

Она надеялась, что её дурное предчувствие не будет иметь ничего общего с реальностью. Надеялась, что у Чарли где-то по дороге прохудилось колесо, а телефон разрядился. Надеялась, что они просто потеряли счёт времени и едят мороженое в кафе или всё никак не выберут игрушку.

Как много надежд она питала, пытаясь заставить себя поверить, что всему есть разумное объяснение. Но часы на каминной полке показывали, что магазин игрушек уже закрылся. И что кафе с мороженым — тоже. А если у Чарли прохудилось колесо, он принёс бы Марту домой, а потом пошёл бы решать проблему. Рупи — маленький городок, здесь всё буквально в шаговой доступности.

Сьюзи ходила вокруг Терры кругами и пыталась внушить, что всё хорошо. Но Сьюзи никогда не умела ничего внушать: манипулятор из неё был так себе. Нескончаемое мельтешение и нелепые попытки разрядить обстановку вызывали у Терры одно единственное желание — прикрикнуть на подругу и попросить тишины.

Алистер вернулся спустя час, что ещё раз подтвердило, что Рупи — городок маленький. Он выглядел таким же подавленным, как Терра. И по его взгляду она поняла всё, что он ещё не успел сказать.

Терра бросилась к мужу, стараясь сдержать рыдания. Ей не хотелось, чтобы Алистеру было ещё тяжелее, но она нуждалась в поддержке.

— Я позвонил в полицию, — надтреснутым голосом произнёс он, гладя жену по спине. — Нужно прочёсывать округу.

— Ты же не хочешь сказать, что мой муж похитил вашего ребёнка?! — возмутилась Сьюзи. — Это нелепо!

— Я даже мысли такой не допускаю, — холодно ответил ей Алистер, чеканя каждое слово. — Но с ними могло случиться нечто…

Алистер так и не договорил. Ему было так же тяжело, как и Терре.

Вскоре он ушёл, чтобы присоединиться к бригаде добровольцев, которая прочёсывала город и его окрестности наравне с полицией. А Терра и Сьюзи остались дома на случай, если Чарли с Мартой каким-то чудом вернутся назад.

То была тяжёлая ночь. Но Терра не плакала: она до конца не осознавала происходящее. В голове было пусто, ни единой мысли. А её красивый полный любви мир лопнул, как воздушный шарик, и даже магический купол не помог.

Женщина просидела всю ночь, смотря на огонь в камине, пытаясь понять, что ей теперь делать. И только под утро поняла, какая же она всё-таки дура. Подскочив на ноги, она опрометью понеслась в коридор к домашнему телефону. Её руки так тряслись, когда она набирала номер Джослин, что она трижды или четырежды ошибалась. А когда наконец-то набрала верно, трубку на том конце не подняли. Терра попробовала ещё дважды, но безрезультатно.

В итоге, оставив попытки дозвониться до Джослин, Терра поднялась на свой чердак и принялась собирать всё необходимое для поискового заклятия.

***

Терра взвыла, расшвыривая баночки с травами по полу.

Её магию блокировали. Кто-то, кто был явно сильнее, чтобы закрыть поиск.

Терра ведь и сама знала, что у неё недостаточно сил, хоть Джослин и говорила, что она сильна. Но то были лишь слова: на практике женщина не могла найти собственную дочь, лишь убедившись, что Чарли и Марта находятся во власти какой-то ведьмы. Ведьмы, которая с лёгкостью блокировала её. А, значит, и волонтёры, которые прочёсывали город, и полиция — бесполезны.

Единственным вариантом оставались Джослин и поиск по крови. Сама Терра на подобное тоже была не способна: одно дело — воспользоваться чужим заклятием, и совершенно другое — создавать заклятие с нуля.

Терру трясло, когда она вновь спустилась, чтобы попробовать дозвониться до Джослин, жалея, что за все эти годы так и не удосужилась узнать у начальницы, где она живёт. Раньше это было неважно — сейчас стало жизненно необходимо. Она ещё раз позвонила на домашний, затем ещё и ещё раз. Можно было остановиться и на первом, но Терра тешила себя надеждой, что Джослин сидит в ванной и из-за шума не слышит звонка, и вот сейчас она выйдет и тут же откликнется.

Не откликалась.

На часах было уже около девяти, когда Терра решила позвонить в академию «Мария-Роза» и оставить послание для бывшей начальницы. И каково оказалось удивление вымотанной донельзя матери, когда на том конце трубки послышался сонный голос Джослин. Как выяснилось, та просидела всю ночь в подвале академии, корпя над попавшим к ней в руки древним гримуаром. Терра, едва выслушав женщину, попросила её о помощи, и Джослин, пообещав как можно быстрее собрать всё необходимое, уже хотела положить трубку, когда Терра рассказала о своих догадках по поводу ведьмы.

— Тогда не знаю, будет ли от меня толк, — с сомнением в голосе произнесла Джослин. — Если там есть сильная кровавая ведьма, то она сможет пережать нам все пути для поиска. Но мы попытаемся.

Терра уже закончила разговор, когда из гостевой спальни спустилась Сьюзи. Осунувшаяся и потрёпанная, в той же одежде, что и вчера, подруга села на ступеньки и устало спросила:

— Есть новости?

— Никаких, — ответила Терра и поползла на кухню готовить завтрак. То была защитная реакция организма; больше Терра ничего не могла сделать. Ей оставалось только ждать, а от пустого ожидания можно с ума сойти.

И она ждала. Ждала Алистера. Ждала Джослин. Ждала хоть каких-нибудь новостей. А Сьюзи подрывала и без того шаткое равновесие Терры, если хоть о каком-то равновесии могла идти речь. Сьюзи ходила кругами по дому и всё причитала о том, что им не стоило приезжать в Рупи. Подруга никого не обвиняла в открытую и даже не единожды выразила слова поддержки, однако в каждой её фразе, в каждом слове и взгляде чувствовался невысказанный упрёк, и Терре хотелось заткнуть уши и завязать глаза, чтобы было хоть чуточку легче.

Но легче не становилось. К обеду, когда вымотанный донельзя Алистер вернулся домой, чтобы немного передохнуть, Терра была уже на пределе. Они нуждались друг в друге. Терра подошла к нему и молча обняла. Она не стала говорить, что от поисков волонтёров толка не будет, — просто не хотела отнимать у него эту, пускай крохотную, но надежду.

— Я позвонил родителям, — сказал он, гладя Терру по волосам. — Они взяли билеты на утро. Если всё будет хорошо, то они вернутся к завтрашнему вечеру.

Терра старательно сдерживала слёзы. Сама-то она не подумала позвонить мадам Рудбриг и рассказать о случившемся. А Алистер подумал. У него всегда была холодная голова, и он умел думать наперёд. Терра же терялась.

— Мы справимся, — пытался убедить её мужчина, и в его голосе было столько уверенности, что Терре тоже захотелось поверить в то, что они справятся.

— Может, вздремнёшь? — предложила она. — Ты всю ночь не спал.

Алистер кивнул. Он был настолько вымотан, что не стал сопротивляться, когда Терра принялась подталкивать его в сторону спальни. Лишь попросил разбудить его через пару часов и тут же заснул, вытянувшись на кровати и не снимая одежду. У Терры же сна не было ни в одном глазу. Уловив момент, когда Сьюзи ушла из дома, Терра вновь проскочила на чердак и попыталась ещё раз воспользоваться поисковым заклинанием.

Результат тот же — полный провал. Такой сокрушительный, что хотелось завыть в голос, что, собственно, Терра и сделала в тишине чердака, пока её никто не видел и не слышал. Она немного успокоилась лишь тогда, когда стало тяжело открыть опухшие глаза, а рукава кардигана можно было выжимать — настолько мокрыми они стали.

Откопав на столике маленькое зеркальце, которое обычно применяла не по своему прямому назначению, а для преломления лунного света, Терра ужаснулась от своего вида и принялась наскоро варить зелье, чтобы немного убрать следы своего разбитого состояния. Благо, это у неё получалось лучше, чем поисковые заклятия.

Последнее, чего в тот момент хотелось Терре — давать Алистеру ещё больше поводов для переживаний. Пропавшей дочери и лучшего друга более чем достаточно; рассыпающаяся на части жена в этом букете точно лишняя.

Когда Терра спускалась вниз, чтобы разбудить Алистера, выглядела она уже не так помято, но глаза щипало, и она знала, что через пару дней зелье аукнется ей неприятными последствиями, о чём женщина старалась даже не думать.

***

Проспал Алистер недолго, от силы часа два. А, проснувшись, быстро перекусил и запил всё огромной кружкой кофе, в спешке рассказывая о том, что к поискам присоединились и соседние городки перешейка. Терра была благодарна этим совершенно незнакомым людям, которые разделяли её горе и хотели помочь. Правда, сомневалась, что от их помощи будет толк. Куда больше она верила в Джослин и надеялась, что та сможет им помочь.

Но Джослин всё никак не приходила. Терра звонила ей ещё несколько раз, и наставница объясняла, что собирает всё необходимое и приедет сразу же, как только сможет. Терра понимала, что найти живого волка не так-то просто, даже невозможно. Но ещё утром они с Джослин решили, что если до вечера у той не получится найти волка, то они возьмут большую охотничью собаку из питомника. По факту полумера, но всяко лучше, чем ничего.

Сьюзи вернулась вскоре после ухода Алистера с огромной банкой мороженого и, назвав её лекарством от нервов, уселась в гостиной на диван. Мороженое она поглощала так быстро, что Терра начала сомневаться, что той его хватит надолго. Ей же самой кусок в горло не лез, а от безделья в голове появлялись такие картинки и мысли, что впору было бы напиться, чтобы хоть на пару минут отключиться.

Но подобного Терра себе позволить не могла. Так поступила бы только безответственная мать, каковой она себе не считала. Так что женщина молча мучилась, наблюдая за Сьюзи, которая гасила нервы мороженным и даже не думала присоединиться к волонтёрам. Когда Терра спросила её об этом, Сьюз лишь недовольно посмотрела на неё и ответила:

— Ты меня вообще видела? Я не способна на такую физическую активность. Рухну где-нибудь в лесу, и волонтёры будут искать уже меня.

Терра нахмурилась, но промолчала. Возможно, Сьюзи и была права, но Терре её позиция всё равно не нравилась.

Промучилась женщина ещё около часа, а потом не выдержала и всё-таки присоединилась к волонтёрам, которые прочёсывали старые складские помещения, примыкающие к рыбному заводу. Находиться там было невыносимо, прошедшие годы не избавили здание от душащей вони; но Терра упорно ходила по заброшенной территории, отчётливо понимая всю тщетность своего занятия.

Ушла она оттуда под вечер, когда за ней пришёл недовольный Алистер. Ему рассказали о том, что делала его жена, и он, буквально схватив Терру за шиворот, поволок её домой, всю дорогу распекая её, потому что она должна находиться дома в безопасности, чтобы он мог делать всё, что от него зависит и не переживать за неё.

Алистер, конечно, не кричал. Он вообще никогда не кричал. Он говорил рассудительно, подтверждая каждое слово разумным доводом. Но по его тихому и безэмоциональному тону становилось понятно, насколько он напряжен. Терра не сопротивлялась и не спорила — лишь кивала и говорила, что полностью его понимает. Она действительно понимала.

Джослин они встретили у дома. Та стояла у калитки, одной рукой пытаясь удержать огромную овчарку, а другой сжимая большую коробку. Алистер поспешил помочь ей, потому что Джослин явно не справлялась с агрессивно настроенной собакой, которая рвалась с поводка и клацала пастью в наморднике.

Терру зверюга перепугала до чёртиков, и она старалась держаться подальше, пока Алистер волок собаку за собой через весь двор в сторону подвала. Проходя мимо дома, Терра поймала на себе вопросительный взгляд Сьюзи в окне, но проигнорировала его. Не пойдёт она разъясняться с подругой, когда каждая минута на счету.

Алистер с трудом смог загнать пса в подвал, пока они решали, где будут проводить ритуал. Вариантов было немного: двор, дом, подвал. Однако все эти варианты не подходили. Сьюзи спутала все карты, но Терре на неё было, в общем-то, сейчас всё равно — тайна, которую она хранила от подруги столько лет, теперь казалась неважной. Да пусть хоть весь город знает. Все тайны были бессмысленны, когда на кону стояла жизнь её дочери и Чарли!

Но Джослин была против — она не хотела раскрываться перед Сьюзи, и Терра её понимала, хотя и была готова на всё, лишь бы как можно быстрее найти дочь. В академию они животное потащить тоже не могли: там сейчас была охрана, да и город кишел волонтёрами, а Джослин не хотела привлекать внимание к своей работе. Лес для обряда тоже был не безопасен — мало ли кто их ещё там увидит.

В итоге оставался только один вариант — поместье родителей Алистера. Немногочисленные слуги были отправлены в отпуск, пока родители Алистера отдыхали в попытке наладить отношения. Так что в особняке не было никого, кто мог бы их заметить или помешать.

Под очередным вопросительным взглядом Сьюзи они проволокли собаку обратно на улицу и запихнули ту в машину Алистера. Терра не отважилась сесть рядом со зверюгой на заднее сиденье, и эта участь досталась Джослин.

Алистер как раз заводил машину, когда через брешь в барьере, которую Терра не видела смысла закрывать, вышла Сьюзи и спросила:

— Вы куда?

— Решили пустить охотничью собаку по следу, вдруг что унюхает, — не моргнув и глазом, соврал Алистер и тронулся с места под собачий лай и рёв двигателя, оставив Сьюзи недоумевающе смотреть им вслед.

***

Терру трясло от ужаса. Ей никогда не хотелось вспоминать пережитый обряд. Только благодаря Алистеру и его твёрдой руке она не рухнула и выстояла, пока Джослин творила поисковые кристаллы. Алистер аккуратно сжимал ладонь Терры и перебинтовывал. Муж, в отличие от неё, не был ни шокирован, ни напуган обрядом, а если и был, то очень хорошо скрывал это.

Джослин опрокинула на траву походный котелок, и из него полилась кровь. Несмотря на темноту глубокой ночи, потерять три маленьких кристалла соли из виду было просто невозможно. Они искрились таким ярким алым светом и так сильно пульсировали магией, что даже Терра с её слабым магическим зрением видела их очень хорошо.

— Жива, — с облегчением вздохнула Джослин, и Терра ощутила, как тяжёлый и тугой узел в её груди немного ослаб.

Мёртвое животное Алистер закопал под яблоней в старом саду Рудбригов, а Терра стояла и светила ему фонариком. Ей было очень жалко несчастное животное, но такова магия крови, она всегда требовала жертв — человеческих или животных. И, как бы Терре ни было жалко несчастное существо, дочь для неё была важнее.

Пока они разбирались с могилой, Джослин перевязала свою полную шрамов руку и терпеливо ждала, рассматривая кристаллы, которые подобрала с земли. Те светили так ярко, что их легко можно было использовать вместо фонариков.

Похоронив животное и положив на его могилу камень, они направились к дому, в котором прошли детство и юность Терры с Алистером. Расположились они на кухне, расстелив на столе карту города и близлежащих районов, на которой ещё толком не высохли чернила: Джослин пришлось рисовать её сегодня утром, срисовывая детали с туристических карт и начитывая краски.

Вот только того, что произошло дальше, не ожидал никто. Кристаллы, которые так ярко светились в такт биению сердца её дочери, взорвались, стоило им коснуться карты, и разлетелись по кухне мелкими осколками. Алистер мгновенно уложил Терру на пол, подминая под себя, защищая. А Терра, толком не понимая, что происходит, смотрела на его щёку, с которой капала кровь, на Джослин, которая так же сидела на полу, прикрывая голову руками; рукава её тёплой кофты превратились в решето и уже пропитывались кровью. А в комнате отчётливо пахло гарью. Терра приподняла голову. Карта на столе медленно тлела.

Джослин подскочила на ноги и, набрав полную кружку воды, вылила её на стол.

— Ничего не понимаю, — констатировала она, недовольно хмурясь на ошмётки, оставшиеся от карты, и подперев бока израненными руками. — Такого не должно было произойти. Поисковые кристаллы с кровавой привязкой невозможно разрушить, пока предмет поиска и тот, кто ищет, живы.

Алистер помог Терре подняться и держал её за талию, чтобы она не упала. Похоже, знал, что без него она просто не устоит.

— Она умерла? — едва ворочая языком, произнесла Терра.

Джослин покачала головой и подняла с пола, наверное, самый большой осколок: всё такой же красный и пульсирующий, но размером меньше, чем ноготь мизинца.

— Думаю, жива. Но это, — она махнула рукой в сторону стола, — неправильно. Нам нужен кто-то более сведущий, чем я. Я непредставляю, насколько мощной должна быть ведьма, чтобы разрушить заклятие.

Тогда-то Терру и затрясло от ужаса. Она не могла больше притворяться сильной. Уткнувшись в рубашку Алистера, она громко и надрывно разрыдалась, чувствуя, как рвётся сердце у неё в груди.

Она была слабой и бесполезной. Она ничего не могла сделать для своей малышки.

***

Терра не спала. Просто не могла. Стоило закрыть глаза, и воображение подкидывало ей жуткие картинки. Женщине даже казалось, что она начинает сходить с ума и уже не может мыслить здраво.

Она смотрела на спящего Алистера. Волонтёры свернули свои работы на ночь, и муж тоже остался дома — наверное, боялся, как бы Терра чего не натворила. Не зря боялся, потому что Терра сама была в ужасе от тех жестоких мыслей, которые лезли ей в голову.

Джослин ушла к себе, обещая найти другой способ: если не в своих гримуарах, то хотя бы отыскать людей, которые смогут помочь. Вот только на это нужно было время, которого у них и не было.

А накручивать себя Терра всегда умела. То была ещё одна безумная и бессонная ночь. Ближе к утру она всё-таки провалилась в сон, недолгий и мутный, а проснулась она от собственного крика и ощущения, что её трясут.

— Мы найдём её, милая, — говорил Алистер, прижимая жену к груди. И Терре очень хотелось ему верить.

Они долго сидели, обнявшись, и Алистер шептал всякие успокаивающие слова, которые нужно было говорить, но в которые ни один из них не верил.

А потом раздался удивлённый возглас Сьюзи. Кричала та так громко, как умела только она, с недовольством, которое лишь немного смягчала тревога.

— Чарли! Где ты был? Боже мой, что с девочкой? Ты её что, мазутом измазал или в нефти искупал?!

Терра с Алистером переглянулись, и в глазах мужа она увидела огонёк надежды. Она выскочила из постели и побежала по коридору как была — прямо в ночной сорочке, которую нацепила после душа, в который её всеми правдами и неправдами загнал Алистер, уговаривая и уламывая.

За спиной Терра слышала его торопливые шаги, такие же гулкие, как и у неё.

Чарли был выше Сьюзи, и его побитое лицо Терра увидела сразу же. Губы разбитые и опухшие, один глаз заплыл и, похоже, ничего не видел. А правое ухо, торчащее из-под спутанных и грязных волос было… надрезано?

У Терры спёрло дыхание, и она остановилась. Из-за спины Сьюзи она не могла видеть ношу, которую Чарли прижимал к груди. И боялась. О, боги, как же ей было страшно взглянуть на свою малышку.

А Алистеру либо не было страшно, либо он не позволял себе бояться. Обойдя их со Сьюз, он подошёл к Чарли и выхватил дочь из рук друга, тут же прижимая к себе. Послышался слабый сонный протест и причмокивание.

«Жива», — с облегчением подумала Терра, но облегчение быстро развеялось. Малышку кто-то завернул в грязный клетчатый плед, и Терра разглядела лишь чёрную, как смоль, ладошку, мелькнувшую над покрывалом и тут же спрятавшуюся обратно, но этого хватило, чтобы позволить вновь зародиться панике.

На ватных трясущихся ногах она подошла к мужу и аккуратно, стараясь не потревожить сопящую девочку, стянула с неё плед. Сердце Терры, казалось, забыло, как биться.

— Что с ней?

Терра не узнала собственного голоса — такого слабого, такого разбитого. Её малышка, её маленькая прекрасная куколка была покрыта чёрными пятнами. Ручки, щёчки, губки, животик, торчащий из-под задравшейся футболки. Пятна были везде. Где-то больше, где-то меньше. Правая рука и вовсе была покрыта чернотой полностью.

— Я не понимаю, — выдохнула Терра, пытаясь вспомнить хоть что-то, что она знала о проклятиях. Но мысли разбредались.

— Нас похитили, — прошепелявил Чарли из-за спины, и Терра обернулась к нему.

Передние зубы мужчины были не выбиты, а аккуратно и идеально ровно срезаны наполовину. Терра сжалась: от одного только вида её скрутило, и её собственные здоровые зубы заныли, словно ощущая, насколько это было больно. С ними обращались жестоко.

— Марта… она громко плакала и кричала, а потом произошло нечто странное, — морщась от боли, рассказывал Чарли. — Терра, она убила ведьму магией. Разве такое возможно?

Чарли, похоже, даже не заметил, что раскрыл Терру и её секрет перед Сьюзи. Терра и сама-то не обращала на подругу внимания.

Сьюзи же свистяще втянула воздух и рассмеялась:

— Дорогой, ты тронулся умом. Магии не существует. Пойду-ка я вызову врача, тебя нужно осмотреть. — Женщина вытерла слёзы в уголках глаз.

Вот только в её сторону никто даже не посмотрел.

— Она стала такой после того, как ведьма рухнула.

Терра вновь посмотрела на дочь в руках мужа.

— Со мной такого никогда не было, — произнесла она, зажав в руке чёрные пальчики дочери. — Она всё время была без сознания?

— Нет, — Чарли покачал головой и болезненно поморщился. — Недавно уснула в машине. Всё время плакала и звала вас.

— Я отнесу её в спальню, и потом мы обстоятельно поговорим, — отрезал Алистер и закутал дочь пледом. — Нужно обязательно во всём разобраться. Позвони Джослин, пусть прекращает корпеть над книгами, раз Марта вернулась домой. И, Чарли… Спасибо.

Он легонько похлопал друга по плечу и унёс Марту не в детскую, а в их спальню. Терре очень хотелось пойти вслед за мужем и просто сидеть рядом, держа на руках свою малышку. Но Алистер был прав, им нужно во всём разобраться. А ещё помочь Чарли.

— Есть серьёзные ранения? — спросила Терра, придирчиво осматривая друга. Одежда на Чарли была целая, хоть и заляпанная кровью. Да и не видела Терра никаких повреждений кроме тех, что изуродовали его голову. — Что-нибудь сломано? Тебя резали? В тебя стреляли?

— Нет. Она не успела, — во взгляде здорового глаза Чарли Терра увидела одновременно и ужас воспоминаний, и облегчение от того, что всё закончилось.

— Нужно звонить в полицию, — серьёзно произнесла Сьюзи.

Терра с Чарли наконец перевели взгляд на женщину, словно впервые за долгое время заметив ту, и в унисон ответили:

— Ни в коем случае!

— Не знаю, стоит ли…

— Чарли! — глаза Сьюз удивлённо округлились. — Тебя держали в плену! Тебя пытали! И ты говоришь, что мы не должны звонить в полицию?

Терра благоразумно оставила пару разбираться между собой, а сама пошла на чердак собирать всё необходимое: бинты и заговорённые и ускоряющие процесс заживления мази и пасты. А ещё что-то, чем можно было убрать отёк с глаза.

Женщина просидела на чердаке долго, отказываясь признаваться даже самой себе, что боится и не хочет спускаться. А крики, доносившиеся с первого этажа, нисколько не помогали ей чувствовать себя храбрее.

Сьюзи буквально визжала, да и Чарли, который на памяти Терры редко повышал голос, сводя всё к шуткам, тоже кричал. Это было ожидаемо — сложно быть добрым весельчаком, пройдя через пытки, а Терра не сомневалась, что его пытали.

Когда снизу донёсся звук удара, Терра всё-таки встала и, сгребя в охапку всё найденное поспешила вниз. Не хватало ещё, чтобы своим ором они разбудили Марту и перепугали её ещё больше. Да и вообще неправильно это как-то — ругаться, когда случилось нечто столь ужасное. В представлении Терры трагические события должны сплачивать, а не разрушать всё хорошее, что было до них.

Ещё на лестнице Терра увидела Алистера, оттаскивающего Сьюз от Чарли. А та вырывалась, брыкалась, размахивала кулаками и кричала. И в её крике было столько злости и обвинений, что Терра опешила. Она не знала такой Сьюз, и она её пугала.

Алистер всё-таки смог оттащить женщину в гостиную и закрыть дверь, а она всё кричала и била по ней кулаками.

— Безумство какое-то, — выдохнул Алистер и отошёл от двери, которая содрогалась под ударами. — И часто… она так?

Чарли пожал плечами, устало присев на банкетку. Терра заметила, что Сьюз умудрилась разодрать ему ногтями предплечье.

— Сьюз не всегда видит берега, — уклончиво ответил он, забывшись потерев лицо, и скривился от боли.

— Я слышу тебя, ублюдок! — крикнула Сьюз из-за двери. — Ты обо мне даже не подумал! Друзей он своих защищает. Ты семью свою защищать должен!

И несколько ударов, уже не таких сильных; и всхлипов — жутких, полных гнева и обиды. Похоже, Сьюзи начинала выдыхаться.

— Пройдёмте на кухню, — предложил Алистер и, не дожидаясь никого, скрылся в проходе. Чарли немного посидел, вслушиваясь в судорожные рыдания Сьюз, но не выдержал и тоже ушёл на кухню.

Терра хотела было присоединиться к ним, но услышала тоненький и режущий по самому сердцу плач Марты и поспешила к дочери. Разбудили всё-таки.

Малышка сидела на их с Алистером кровати и подвывала, как раненое животное, и звала их с Алистером, размазывая чёрными ладошками слёзы по щекам.

— О, милая, — выдохнула Терра, прижимая дочь к себе. От малышки пахло солью и гнилью. Но Терре было всё равно: пусть хоть навозом пахнет, главное, что она с ней, рядом. А уж как избавиться от пятен — они придумают.

Она укачивала Марту и шептала, как сильно её любит и что всё у них будет хорошо, и ловила себя на мысли, что повторяет и слова, и тон Алистера. Вскоре Марта успокоилась и уснула. Смотря на мирно спящую дочь, Терра наконец-то поняла своего отца, который отнял у неё воспоминания, и приняла точно такое же решение.

Как только Марта проснётся, Терра принесёт пустой кристалл и покажет дочери, как избавиться от воспоминаний, только сначала обсудит это с Алистером. Хотя она ни на секунду не сомневалась, что он согласится с ней.

Марта не должна помнить о случившемся. Марта должна жить дальше, как обычный ребёнок.

***

Терра тихонько переговорила с Джослин и попросила ту приехать, а потом под нескончаемые, но уже негромкие вопли Сьюзи проскочила на кухню. Сьюз требовала её выпустить, но Терра побаивалась.

— …Грабс пришла к Рудбригу в чёрных пятнах, — уловила Терра обрывок разговора. — И, если правильно помню историю с провалами в памяти. Да уж… одно дело — слышать об этом, и другое — видеть своего ребёнка… таким…

Терра опустилась на стул рядом с мужем, чувствуя его тепло и поддержку, когда он закинул руку ей на плечо.

— Это что-то вроде магического следа, — сказала Терра. — Я не могу разглядеть его точно, но, думаю, Джослин сможет. Ты уверен, что Марта колдовала?

Чарли кивнул.

— Я не видел никаких проявлений. Но та сука… я отчётливо помню, как она выронила нож и, сипло захрипев, попыталась добраться до Марты, которую держала в клетке, и требовала прекратить. Марта всё кричала и кричала, а ведьма рухнула и больше не поднималась.

— В клетке? — переспросила Терра. Ладонь Алистера на её плече сжалась в кулак. А Терра ощутила, как по спине побежал холодок, и она вздрогнула. Всего этого было слишком много для неё.

— В какой? — удивительно спокойным голос произнёс Алистер, и Терра скосила глаза на мужа. Голос-то спокойный, а вот взгляд… Терре не хотелось бы ощутить на себе такой взгляд Алистера. От него становилось страшно.

— Али, — неуверенно произнёс Чарли, тоже понимая настрой друга, — не думаю, что ты хочешь об этом узнать. Всё уже в прошлом, сука мертва. Мертвее не бывает.

— Это ничего не изменит. Марта помнит об этом, — устало ответил Алистер, медленно разжимая кулак на плече жены.

— Мы можем забрать у неё воспоминания, — предложила Терра, удачно воспользовавшись образовавшейся паузой.

— Ты так можешь, ведьмочка? — удивился Чарли. — А со Сьюз? Боюсь, она не простит нам сегодняшнего.

И словно подтверждая его слова, раздался звук битого стекла. Чарли тяжело вздохнул.

— Точно не простит. И будет методично мстить.

Терра покачала головой.

— Со взрослыми у меня такое не получится. Только с детьми.

— Что ж, тогда мне нужно брать Сьюзи и уезжать отсюда. Может, вдали от вас она немного успокоится.

Терра посмотрела на необработанные раны Чарли и попросила его повременить, пока не подлечит его. На что мужчина согласился и даже бросил шутку о лучшей ведьме, с которой ему куда больше нравится общаться, чем с предыдущей. И женщина вымученно улыбнулась, накладывая мазь на опухший глаз.

Пока Терра обрабатывала раны Чарли, мужчины обсуждали то, что будут говорить полиции, продумывая самую обтекаемую историю, в которой не будет ни слова об убитой ведьме. Терра же слушала их вполуха, сосредоточившись на монотонной работе и перебирая в уме все известные ей способы спрятать магический след.

Удивительно, что в её дочери оказалось так много силы, что её магический след виден всем и каждому. Терра бы даже гордилась ей, если бы не боялась так сильно. Даже если им удастся убрать последствия в этот раз, что будет дальше? Её кожа будет чернеть каждый раз, когда малышка будет колдовать?

Терра с болью в сердце осознала, что ей придётся каким-то образом внушить дочери, что магия не так хороша, как может казаться, если каждый раз ответом на волшебство будет тьма, которую не получится объяснить посторонним. И Терра надеялась, что пятна пройдут и не появятся. Молилась об этом, потому что последнее, чего она желала бы для своей дочери — быть принудительно отрезанной от магии.

Чарли уехал через час, каким-то чудом умудрившись уговорить Сьюзи выйти и спокойно сесть в машину. Вот только спокойствие это было напускным. Её взгляд был таким холодным, что Терра поёжилась, когда теперь уже бывшая подруга посмотрела на неё. Её глаза красноречиво говорили, что больше ноги Сьюзи не будет на пороге их дома.

И Терре до боли хотелось, чтобы Сьюз не придала значения их разговорам о магии, посчитав их либо сумасшедшими, либо сектантами.

Когда они отъехали, Терра выдохнула с облегчением и привалилась к Алистеру спиной.

— Нужно решить вопрос с Мартой, а потом звонить в полицию и убедительно врать им, — произнёс он. — А ещё позвонить маме и сказать, что Марта вернулась, и они могут не торопиться.

— Мы будем рассказывать ей о пятнах? — спросила Терра.

— Да, если не получится избавиться от них навсегда, и нет, если получится. Частично, если результат будет промежуточный, — ответил Алистер, положив ей руку на живот и легко поглаживая.

— У тебя готов план на все случаи жизни? — усмехнулась Терра, чувствуя, как успокаивается от его движений.

— Не на все, милая, но очень хотелось бы. Иногда мне кажется, что ты веришь в меня куда больше, чем я сам.

Терра запрокинула голову и недоверчиво посмотрела на него.

— Что, не получилось убедить тебя в том, что я такой невероятный только из-за тебя? — с едва уловимой смешинкой во взгляде спросил Алистер.

— Я верю в тебя, только потому что знаю тебя. А ещё знаю, что если бы не ты, то в мире не существовало бы такой потрясающей девочки, как Марта. Потому что, как показывает жизнь, я трусиха. А ещё глупая…

— А ещё умеешь напрашиваться на комплименты, — перебил её Алистер, постучав указательным пальцем по носу. — А о том, что ты трусиха, я всегда знал, возможно, поэтому я тебя и люблю. Не представляю, как бы я жил с такой женщиной, как Сьюзи. Или как моя мать… Она слишком сильная для меня.

— А я, значит, слабая? — надулась Терра.

— Не слабая, — покачал головой Алистер. — Идеальная. Но идеальная лишь для меня. Поэтому, что бы ты ни делала и как бы ни поступила, я всегда на твоей стороне.

— Я припомню тебе это в следующий раз, когда ты будешь защищать Марту, — рассмеялась Терра и поцеловала мужа в уголок губ.

Алистер улыбнулся и ответил:

— Марта — это другое. Она моя дочь, и защищать её я буду всегда. Если на кону её благо, то вопрос можно даже не задавать.

— Где же вас таких идеальных выращивают?

— Спросишь у мамы, когда она приедет, — ответил Алистер и повёл Терру домой. К их дочери.

========== Глава 46. Разрушенный мир ==========

Терра положила ладошки дочери на пока ещё пустой кристалл памяти. Марта уже не плакала. Когда она проснулась во второй раз, Алистер и Терра сидели рядом, и дочка, хлопая опухшими глазами и шмыгая забитым носом, бросилась к ним. Удивительное дело, Марта оказалась куда сильнее своей матери и даже умудрилась счастливо и широко им улыбнуться, хотя во взгляде всё ещё мелькал огонёк пережитого страха.

Они вместе искупали дочь, хотя Алистер сидел на унитазе просто для поддержки и прямого участия не принимал. Марта всё время косилась на отца и улыбалась, так же, как и Терра, находя в нём поддержку и опору. Алистер был их фундаментом.

Терра самую малость надеялась, что вода сможет убрать следы магического воздействия, ведь во многих прочитанных ею за минувшие годы гримуарах говорилось о силе не только проточной, но и любой воды. Как оказалось, в данном случае вода бесполезна, но Терра не позволила себе расстраиваться по этому поводу.

Скоро должна была прийти Джослин, и они непременно найдут решение. Если надо, пойдут на поклон к королеве кровавых ведьм, о которой как-то раз вскользь упоминала наставница. Всё, что угодно, лишь бы помочь Марте.

А сейчас они сидели на полу в гостиной, и Марта была относительно спокойной. Девочка улыбалась им и, казалось, уже забыла о случившемся. Но так только казалось.

— Что это такое, мамочка? — спросила она, проводя пальчиками по граням кристалла. Свет от камина играл на нём, пуская тёплые лучики по комнате.

Красивое зрелище, и Марта смотрела за ним, как заворожённая, а Терра внутренне содрогалась, понимая, что сейчас ей придётся заставить дочь вновь пережить ужас этих нескольких дней. Пережить, чтобы забыть навсегда. Терра пыталась заставить себя поверить в то, что действует на благо. Вот только причинять своему ребёнку боль ради его блага — сомнительная перспектива.

Она посмотрела на Алистера, сидящего на диване, и увидела в его глазах полное отражение своих эмоций.

Тяжело.

Она вздохнула с присвистом, чем привлекла внимание Марты. Чёрные пятна на личике и ручках, казалось, поглощали свет и скрадывали текстуру кожи. Если таковым было наследие их силы, то Терре действительно страшно. Только вот она не помнила, чтобы отец покрывался такими пятнами, хотя, конечно, глупо полагаться на детские воспоминания. Но ведь в её случае подобного тоже не происходило…

— Это магический кристалл, — всё-таки ответила Терра, сдавшись пытливому взгляду Марты. — И он заберёт у тебя страх. Если мы им воспользуемся. Ты же не хочешь бояться, милая?

Терра поняла, что оплошала, когда Марта всхлипнула. Алистер тут же пришёл на помощь, погладив дочь по голове.

— Не нужно пускать гром и молнии, Тучка, да и дождь нам не нужен. А то затопишь весь дом, и где нам тогда жить?

Марта подняла на отца глаза и серьёзно ответила, хотя в голосе её всё же звучали вопросительные нотки:

— Под водой?

— Мы же не рыбы, — усмехнулся Алистер. — Да и мама очень плохо плавает.

— Надо научить.

— Обязательно, — кивнул муж и сел на пол рядом с ними. — Но не сегодня. Так что давай не будем топить наш дом.

Марта кивнула так, словно они обсуждали научную теорему, а не возможность затопить дом слезами. Их маленькая, но такая взрослая девочка, на долю которой выпало уже слишком много печалей. Что ж, откладывать дольше бессмысленно.

Терра вновь приложила ладошки дочери к кристаллу и тихо попросила:

— Подумай о том, что тебя пугает, и отдай это кристаллу.

Когда она перевела взгляд на лицо дочери, то увидела в её глазах интуитивное понимание. Марта чувствовала магическую суть вещей, улавливала и понимала. На подсознательном уровне знала, что и как делать. Она сама вкладывала воспоминания, и Терра удивлялась тому, насколько легко у малышки это получается. Веки девочки трепетали, а по щекам текли одинокие слезинки; взгляд же становился мутным, расфокусированным.

Терра следила за происходящим, чуть дыша, готовая вовремя всё остановить и надеясь, что её умная малышка не отдаст «солёной памяти» всю себя. Ещё Терра побаивалась, как бы пятен не стало больше, но те держались на своих местах. Это натолкнуло Терру на мысль, что всё не так уж плохо.

Когда Марта отпустила кристалл и посмотрела на них с Алистером, её взгляд прояснился и из него пропал глубинный затаённый страх. И ни намёка на неузнавание или непонимание. Дочка помнила их и всё ещё любила.

— Пап, а мишку ты купил или нет? — спросила она. — Ты же обещал купить. Того розового с бантиком.

Терра с Алистером переглянулись. И Терра вспомнила медвежонка, которого Алистер купил с месяц назад.

— Да милая, он у тебя в спальне, — не растерявшись, ответил муж, и Терра поняла, что дочь всё же вложила в кристалл чуть больше, чем было нужно.

«Больше ведь лучше, чем меньше», — попыталась убедить себя Терра.

— И конфеты с яблоком? — просияла Марта.

Алистер не успел ничего ответить, потому что дочь заметила свои тёмные ладони и нахмурилась. А Терра, больше не теряя времени, выхватила из кармана юбки пучок трав и подсунула его под нос дочери, быстро бормоча заговор. Глаза Марты округлились, когда она вздохнула, и тут же закрылись. Девочка повалилась на колени к отцу.

— Долго она проспит? — спросил Алистер, беря дочь на руки, чтобы переложить с пола на диван. Каждое его движение было аккуратным и бережным, словно он нёс хрупкую вазу. Мужчина укутывал девочку пледом так, чтобы она уж точно не замёрзла, хотя в гостиной было очень тепло.

— Если не пытаться разбудить — сутки, — тихо ответила ему Терра. — Надеюсь, у нас получится избавиться от пятен, пока она спит. Не хочу, чтобы она помнила хоть что-то об этих днях.

Алистер кивнул, задумчиво глядя на дочь. А Терра пошла на чердак к своей скудной коллекции гримуаров и записей, которые она делала, когда училась у Джослин, надеясь найти хоть что-то полезное до того момента, как придёт наставница.

***

На улице шёл дождь. Первый за эту осень и такой сильный, что Терра буквально сбежала с чердака, захватив с собой все свои гримуары — думать под эту какофонию, которая то и дело резала по ушам, было просто невозможно. Она расположилась на полу в гостиной рядом с мирно посапывающей дочерью и ждала Джослин.

Гроза всё бушевала за окном, а грязная вода стекала по стёклам, смывая оставшуюся с лета пыль.

Джослин пришла поздно вечером, и к тому времени у Терры уже не осталось гримуаров, которые можно было шерстить. Глупо, наверное, было искать информацию об их родовой магии в гримуарах кровавых и природных ведьм, которые отдала ей в пользование Джослин.

Терра жалела о том, что отец не оставил ей никаких подсказок, ведь он явно знал об их магии куда больше. Наверное, думал, что его дочери не придётся столкнуться с магией, раз она слила всё, что у неё было.

А Терре и не пришлось, пришлось её дочери. Не увидеть это ровное свечение девочки было невозможно. Ровное, но запятнанное свечение. Терра долго думала и всё сопоставляла — и то, к каким выводам она пришла, ей не нравилось.

Джослин, в руках которой не оказалось места для зонта, зашла в их дом мокрой до нитки. Благо, пластиковые коробки в её руках защищали их содержимое от воды. Первым делом Терра дала наставнице, во что переодеться, и напоила горячим чаем — не хватало, чтобы её единственная надежда на помощь слегла с воспалением лёгких — и плевать, что иммунитет ведьм сильнее, чем у обычных людей. Терра росла в семье тех самых обычных людей и привыкла считаться с погодными условиями.

Джослин осмотрела Марту хмурым взглядом, кивая каким-то своим мыслям, которыми пока не делилась с остальными. Затем под хмурым взглядом Алистера она проткнула палец Марты иголкой и слизнула красную каплю языком.

— Сильная девочка. Очень сильная, — услышала Терра её невнятное бормотание, пока та ходила кругами вокруг её дочери.

Джослин подносила к ней артефакты, назначение некоторых Терра хорошо знала. Измерители. Раньше Джослин периодически тестировала их и на Терре с той лишь разницей, что тесты Терры выдавали минимальные значения, а показатели Марты — зашкаливали.

Когда наставница наконец-то закончила, они расположились на кухне втроём, и Джослин рассказала о результатах своих поисков. И они были. Пока Терра её слушала, внутри неё всё холодело. Она отказывалась принимать и понимать происходящее. Алистер рядом с ней сидел прямой, как палка, и взгляд его был колючим, но решительным.

— Другого способа нет? — спросила Терра.

Джослин выдохнула и принялась объяснять повторно. Медленно и вдумчиво.

— Чернота — это проклятие. В древних гримуарах писалось, что за убийство кровавой ведьмы магией на ведьму, которая сделает это, ложится проклятие. След или же клеймо — метка для других ведьм, что эта конкретная ведьма заслуживает кары. И чем сильнее убившая ведьма — тем больше метка. А Марта — очень сильная девочка.

Терра всхлипнула, закусив губу до боли, чтобы побороть страх. Второй раз услышать это было так же тяжело, как и в первый.

— Кровавые, увидев метку, всё поймут, — продолжила Джослин. — У них это знание заложено на подсознательном уровне. Даже моей разбавленной крови оказалось достаточно, чтобы внутри всё взбунтовалось. А так как девочка очень сильная, каждый раз, когда она будет прибегать к своей родовой магии, которой убила, метка будет расти.

— Ты же сказала, что метку можно убрать, — сквозь зубы процедил Алистер. Злой до чёртиков.

— Не убрать, а только спрятать, — покачала головой Джослин. — Но, чтобы это сработало, Марту нужно ослабить. Пробить её естественную защиту и закрепить в ней крючок для воздействия. Тогда в дальнейшем, когда её сила продолжит расти, метку всё равно можно будет выжечь и она сможет и дальше колдовать. Но после каждого раза метку нужно будет… хм… смывать…

— И чтобы ослабить её, вы предлагаете разорвать связь между мной и дочерью? — уточнил Алистер, и Терра сжала его руку. По голосу мужа она поняла, что он согласен. Согласен на всё, лишь бы защитить дочь.

— Да, — коротко ответила Джослин.

— Когда? — тем же холодным отстранённым голосом спросил Алистер.

— Чем раньше, тем лучше. Пока метка не закрепилась полностью, её можно убрать. Протянем неделю, и ничего не поможет — проклятие прикипит к её силе.

— Тогда сегодня, — отрезал Алистер. — Сейчас.

Терра судорожно сжала руку мужа, теряясь в сомнениях. А Джослин кивнула.

— У меня всё с собой, — кивнула ведьма ещё раз и ушла готовиться к обряду.

Алистер собирался последовать за ней, но Терра встала в проходе, загораживая ему дверь. Она не могла смириться с тем, с какой решимостью он клал на плаху свою голову. Он был готов разрушить основу их мира ради безопасности Марты. И Терра вдруг поняла, что не может этого позволить. Нужно найти другой способ. Нужно…

— Давай порвём мою нить, — на одном дыхании выпалила она, вскинув руки.

Алистер замер напротив и с жалостью посмотрел на жену. Он никогда не смотрел на неё так. Жалость, горечь и отчаяние. Так могут смотреть разве что на смертельно больного. Спиной Терра ощутила удивлённый взгляд Джослин. Та, наверное, тоже не ожидала от бывшей ученицы подобного.

Но Терра не могла позволить разорвать нить между Алистером и Мартой. Оторвать у дочери защиту, уверенность. С ним Марта ничего не боялась. С ним Марта была счастливей, чем с ней.

В носу защипало, а глаза обожгло от непрошенных слёз. Терра принялась утирать их руками.

— Мы ведь с Мартой не так близки. Даже не заметим, что между нами что-то не так, — стараясь не разрыдаться, бормотала Терра, но голос её срывался. — А вы… Али, она не сможет без тебя, а ты — без неё…

Алистер подошёл и прижал жену к себе, заставив уткнуться ему в грудь. Он сам наклонился к ней, зарылся носом ей в волосы и гладил по плечам своей тёплой рукой. Он держал Терру, пока её сотрясали рыдания. А затем, когда она немного успокоилась, отстранил и посмотрел ей в глаза серьёзным взглядом.

— Терра, ты не справишься. Не сможешь жить так. А я не смогу смотреть на то, как вы мучитесь.

— А я разве смогу?

— Сможешь. Потому что для меня это не проблема. Главное — ваше с Мартой благополучие, и ради вас я готов на всё, — в его голосе было столько уверенности, что Терра не нашлась, что ответить. Лишь поняла, что ничто на свете не сможет переубедить её мужа. Он уже всё решил.

***

Алистер сдвинул диван к стене и закатал ковёр в рулон, обнажив деревянный пол. Терра сидела на диване, перебирая рукой мелкие кудряшки Марты, и наблюдала за тем, как Джослин елозила по полу, вычерчивая защитные магические круги белым мелком. За окном всё так же барабанил дождь, и Терра отстранённо отметила, что погода как нельзя лучше подходит её паршивому настроению. Себе самой она запретила плакать — не сейчас, когда Алистер готовится принести себя в жертву.

Она понимала, что это неправильно — так переживать из-за него. Ведь он делает это ради их дочери. Терра мысленно даже пожурила себя за то, что ценит мужа больше, чем дочь, хоть и понимала, что сама же накручивает себя: она любила их обоих, но высшие силы — если они существовали, — поступали жестоко. Неправильно заставлять Терру выбирать. Чертовски неправильно. Чертовски жестоко.

Будь у них ещё время, Терра непременно нашла бы другой вариант, но времени не было. А потому она мысленно прощалась со своей прекрасной жизнью и злилась на мёртвую ведьму, которая всё разрушила. У неё даже проскочила полная бахвальства мысль, что, будь ведьма ещё жива, она удушила бы её собственными руками. От кусочка здравомыслия, которое говорило, что ей физически не хватило бы сил на это, Терра просто отмахнулась.

Джослин закончила рисовать и поднялась на ноги. Терра увидела, как мягким светом вспыхнули круги, когда их вязь закрылась. Наставница кивнула Алистеру, и он переложил всё ещё спящую Марту, закутанную в плед, в один из кругов, а сам занял место во втором. Свечение кругов стало ещё ярче. Они переливались и искрились: от белого к жёлтому и обратно.

Ведьма заняла место на пятачке между кругами и принялась соединять их тонкой волнообразной нитью. Терра подошла к наставнице и встала за её плечом, чтобы помочь в случае чего.

— Ты уже рвала чью-нибудь нить? — тихо спросила она.

Джослин покачала головой, продолжая вырисовывать финальную вязь.

— Ни разу.

— Чёрт, — выругалась Терра, желая прекратить всё немедленно. Она с мольбой посмотрела на Алистера, надеясь, что он одумается, но муж оказался непреклонен.

«Упёртый баран», — в сердцах подумала Терра и тут же пожалела о своих мыслях.

Джослин закрыла финальную вязь, и комнату затопило фиолетовым свечением, в котором Терра разглядела толстую нить, связывающую Марту и Алистера. Зрелище было невероятным. Терра неосознанно задалась вопросом, была ли её нить — та, что связывала её с дочерью — такой же сильной и толстой? И насколько разрыв между отцом и дочерью ослабит Марту?

Наставница взяла заранее приготовленный нож, на лезвии которого выбиты рунические знаки защиты. Джослин медленно и напевно читала заклинание, пропуская нить между пальцами. Та извивалась, словно пытаясь вырваться из рук ведьмы, ускользнуть, не позволить себя разрушить.

Терра хоть и испугалась, но не могла отрицать, что процесс выглядел занимательно. Для стороннего наблюдателя. А ещё, сощурив глаза, она смогла заметить тонкую нить, которая тянулась от неё к дочери, и толстую, похожую на жгут, нить, что шла от неё к мужу. Все три нити образовывали треугольник.

Поглощённая нитями и их изучением, Терра не сразу заметила, что воздух в доме похолодел, голос наставницы стал хриплым, а напев ещё медленнее, словно она выдавливала каждое слово из себя через невероятные усилия.

По лбу Джослин катились крупные бусинки пота, она хмурилась и тяжело дышала. Алистер тоже дышал хрипло, прижимая руку чуть ниже сердца.

Джослин явно не хватало сил.

— Нужно прекращать! — крикнула Терра, но её проигнорировали.

Джослин занесла нож над нитью и попыталась её разрезать. В этот момент Марта распахнула глаза и завизжала, забившись в конвульсиях. Она хваталась за нить своими маленькими ладошками и истошно кричала. И в её полном ужаса и боли крике то и дело проскакивало одно единственное слово — «папа».

Терра бросилась было к дочери, но Джослин остановила её суровым взглядом, буквально пригвоздившим женщину к месту. Этот взгляд оказался красноречивей любого предостерегающего крика.

Марта выбралась из пледа, в который её закутал Алистер, и, встав на четвереньки, поползла к краю круга. Всё это время она кричала и плакала, звала и всхлипывала — сколько же силы и упорства было в столь маленьком и слабом теле!

Терру била мелкая дрожь: смотреть на происходящее и не иметь возможности вмешаться было мучительно. А Джослин продолжала резать, и у неё ничего не получалось — нить не поддавалась. Лезвие ножа треснуло в тот момент, когда на нити появился маленький разрез. Алистер закричал от боли, а Марта растянулась на полу, так и не доползя до края круга. Девочка всхлипывала и пыталась подняться, но силы её покинули.

Терра круглыми от ужаса глазами смотрела на осыпающиеся осколки и лишь слегка повреждённую нить.

Джослин громко и неприятно выругалась, прервав напевный речитатив заклинания.

— Терра, подойди! — полным боли голосом приказала женщина.

Терра подчинилась. Ноги казались ватными и дрожали при каждом шаге. Она не знала, куда смотреть, не знала, что делать. В голове стояли лишь крик мужа и судорожные всхлипы дочери, которые всё нарастали и нарастали, разрывая Терру на части.

— Нужно заканчивать, — слова наставницы с трудом пробились через пелену ужаса, окружающую Терру. — Оставлять так нельзя!

Джослин схватилась за нить, которая связывала Терру и Марту и, на манер петли нахлестнув её поверх другой в месте крохотного разреза, принялась перетирать. Терру бросило на пол. В груди вспыхнуло пламя, прокатившееся обжигающим огнём по всему телу. В глазах потемнело. Она судорожно хватала ртом воздух и, кажется, кричала. Хотя кричать мог кто угодно: она не определила бы, даже если бы захотела.

В какой-то момент нескончаемое пламя, выжигающее её сердце, отхлынуло, и Терра смогла разлепить пересохшие глаза и оглядеться. Круги погасли. Алистер стоял на коленях в своём круге и смотрел на них пустым и холодным взглядом. Марта свернулась клубочком, обхватив колени тёмными ладошками, и беззвучно тряслась.

А Джослин…

Наставница сидела на полу в паре шагов от Терры и зажимала лицо руками. Её пальцы были в крови. Приподнявшись на локтях, Терра подползла к ведьме. Между пальцев той сочилась кровь. Много крови.

— Джослин, что происходит? — каким-то не своим, похожим на карканье, голосом спросила Терра. — Ты в порядке?

— Нет, — прохрипела наставница.

Вокруг её пальцев распространялось едва уловимое свечение. «Она лечит себя», — поняла Терра.

— У тебя не было защитного круга, — сквозь сиплое дыхание пояснила Джослин. — Нить, перерезав отцовскую, высвободилась и стеганула меня по глазам. Кажется…

Терра отняла одну из рук, чтобы посмотреть и помочь, и тихо всхлипнула. От глаз наставницы не осталось ничего — лишь ошмётки кожи, мяса и кровь. Много крови. Терра не могла даже представить, как Джослин держится. Сама бы она уже давно рыдала. Вот только чем? Слёзных желёз у Джослин не осталось.

— Я могу попробовать помочь… — неуверенно произнесла Терра, пытаясь собраться с мыслями.

Как бы её сердце ни рвалось к семье, к Алистеру и Марте, Джослин вполне могла умереть от кровопотери, а Терра не могла допустить этого. Она потянулась к своему ослабевшему и практически вычерпанному до дна источнику, своему магическому нутру, и попыталась направить эту силу к Джослин. Она надеялась, что ей хватит сил на то, чтобы исцелить наставницу. Но их совместных усилий хватило лишь на то, чтобы немного стянуть кожу и заставить рану зарубцеваться.

Возможно, Марта и могла бы помочь, но была явно не в том состоянии, да и Терра не хотела, чтобы та когда-нибудь колдовала. Не после того, что им пришлось пережить сегодня.

Алистер подошёл к жене и положил ладони ей на плечи.

— Ты как, милая? — в его голосе было столько усталости и нежности, что Терра готова была разрыдаться, но сейчас было неподходящее время.

— Я в порядке, — ответила Терра, прижавшись спиной к его ногам. — А ты?

Она запрокинула голову, чтобы посмотреть ему в глаза. Но Алистер смотрел на Марту. Малышка каким-то образом умудрилась уснуть, пока Терра пыталась лечить Джослин. И, о боги, как же хорошо, что Марта спала и не видела, каким пустым, лишённым эмоций взглядом смотрит на неё любимый папа. Так могут смотреть разве что на незнакомца.

Неужели такой теперь будет их жизнь?

Терре хотелось уткнуться мужу в колени и разрыдаться. Разрыдаться от жалости к ним и к себе. Их прекрасный и счастливый мир оказался разрушен.

Джослин нащупала руку Терры, привлекая к себе её внимание.

— Тебе нужно закончить. От меня теперь толку мало. Рецепт в коробке, — она мотнула головой, словно пытаясь показать направление. Вот только показывала она в сторону окна. — Собери всё в нужных пропорциях. Девочку нужно будет медленно погрузить с головой, пары секунд под водой достаточно.

— Хорошо, — мёртвым голосом ответила Терра. Кошмар ещё не закончился.

Следующие полчаса она готовила ванну для дочери. Насыпала травы по рецепту. Действия её были чисто механическими. Пропал тот запал, та бесконечная любовь к магии, тот детский восторг. Остались лишь пустота и усталость. Теперь она знала, насколько неприглядной, опасной и жестокой может быть магия, и какую боль та может причинить.

Марта всё ещё была без сознания, когда Терра опускала малышку под воду. Но даже в этом состоянии она морщилась от боли и всхлипывала. А Терра даже не испытала счастья или радости, когда тьма покинула маленькие ладошки и щёчки. Она была оглушена, разбита и растерзана.

Той ночью она так и не смогла уснуть. Она поднялась на чердак, чтобы поделиться этими событиями с солёной памятью. Закрепить их. Сделать воспоминанием. Чтобы, когда боль и пустота сегодняшнего дня ослабнут, смягчатся под воздействием времени, у неё осталось яркое и болезненно острое напоминание.

Напоминание и причина.

Когда последнее воспоминание закрепилось в кристалле, Терра ощутила, что слабая искорка её силы начала угасать. И где-то глубоко внутри поняла, что запустился её обратный отсчёт — и она смирилась с этим знанием.

========== Глава 47. Ведьмы спасают ведьм ==========

Мегги таки залезла в тайник тюремной камеры. Удивительное дело, но страх отступил, хоть ей и казалось, что теперь он станет неотъемлемой частью её жизни. Теперь девочке стало скучно, грустно и одиноко. Мегги читала о такой особенности человеческой психики — человек просто не может всё время бояться, и в какой-то момент на него накатывает эмоциональное отупение.

Вот и сейчас она переживала за Клементину, но страха как такового не испытывала. Даже умудрялась читать явно зачитанный до дыр — настолько засаленным оказался корешок и страницы — по-детски наивный фэнтезийный роман. Только приключения, и не капли любви и романтики. Ни тебе косых взглядов, ни задумчивых улыбок, ни многогранных злодеев. Хотя к злодеям Мегги теперь относилась не так, как раньше.

Потому что в её собственной жизни имелся один очень странный злодей, и она никак не могла его понять. Джон определённо был злодеем её истории, но в то же время в его взгляде нередко проскальзывало сочувствие и вина. Мегги ни в коем случае не оправдывала его, но он был интересен ей, как феномен.

Примерно так же девочку интересовал и Коул. И если Коул был лёгкой математической задачкой, для решения которой и напрягаться-то не пришлось, то Джон оказался головоломкой, и, чтобы разгадать её, нужно очень постараться. И Мегги старалась, несмотря на то что у неё никак не получалось прийти к однозначному ответу.

К примеру, принёс бы закостенелый злодей своей пленнице заживляющую мазь и новый пластырь? При том, что от этого не зависела её жизнь — умереть от лопнувшей и кровоточащей губы практически невозможно.

А ещё он добился запрета для Вивьены на контакты с девочкой. Был какой-то огромный скандал с участием главы Церкви и Джона. Мегги узнала об этом от охранников, которые тихо перешёптывались во время пересменки. Те так красочно и ехидно обсуждали крики ведьмы, что становилось понятно, какое удовольствием они получили, просто слушая, как зарвавшуюся ведьму ставят на место. Из их же разговора Мегги узнала, что скоро сюда должна прибыть делегация ведьм, и они собираются выставить условия — какие, Мегги так и не узнала, потому что в этот момент один из охранников заметил её интерес и зло шикнул на девочку.

Теперь их сторожили двое, никогда не оставляя одних. Так что с Клементиной Меггипоговорить больше не удавалось. А поговорить нужно было. О многом.

В первую очередь — об искре магии, которая разгоралась в Мегги. Она была прохладной и успокаивающей, и так манила к себе прикоснуться, что приходилось отчаянно сопротивляться. Бороться с собой. С желанием дотронуться, попробовать.

Поэтому-то она и залезла в тайник Джона, чтобы хоть немного отвлечься. И у неё получилось. Правда, ненадолго. На особо скучных моментах пытливый ум соскальзывал с текста и возвращался к магии. И через некоторое время Мегги ловила себя на бессознательном перелистывании страниц и неосознанном ощущении, тянущем её вглубь, к магии.

Она мысленно ругала себя и била по рукам, как котёнка, за шкирку оттаскивая от источника и заставляя сосредоточиться на книге. Была бы та интересной — не пришлось бы так мучиться.

Мимо прошёл один из охранников, и Мегги пришлось быстро спрятать книгу под тюфяк, чтобы не заметили и не отобрали. Без неё она точно сорвётся. Но охранник даже не смотрел в сторону девочки, что было неудивительно. Они ведь, как бы абсурдно это ни звучало, не сторожили её, а охраняли. Исполняли свою прямую функцию.

Только защищённой Мегги себя не чувствовала. Вивьена могла прийти в любой момент, если бы захотела. И не удержал бы её ни запрет начальства, ни двое охранников, которым на самом-то деле всё равно, жива Мегги или мертва: столько ненависти и презрения таилось в их взглядах. Они смотрели на неё так, словно она была жестоким монстром, а не мелкой девочкой, которая не может даже защититься.

Мегги мысленно ворчала, строя аргументы, с помощью которых могла бы вразумить охотников, если бы решилась на разговор с ними, когда чётко увидела колебание воздуха.

Он кружился, образуя вихри и кольца. Уплотнялся и становился непрозрачным. А дышать в камере стало тяжело.

Девочка придушено всхлипнула, когда в том месте, где секунду назад странным образом клубился воздух, появился высокий и статный мужчина. Появился из ниоткуда, словно соткался из воздуха.

Мужчина выглядел здесь неуместно в своём помятом, но всё ещё элегантном костюме. Костюме, который странным образом светился. Не сильно, самую малость. Мегги и не заметила бы этого свечения, если бы не смотрела на мужчину во все глаза, ловя каждое его движение и пытаясь понять, не мерещится ли он ей. В руке он сжимал камень размером с перепелиное яйцо. Только камень, казалось, поглощал свет, а не излучал его, как костюм.

— Заткнись, девчонка, — крикнул ей охранник.

— Я… — Мегги оказалась настолько шокирована, что неосознанно пыталась оправдаться.

Мужчина приложил палец к губам, требуя от Мегги тишины, и девочка замолчала. Не столько от шока, сколько из-за лисёнка, которого мужчина достал из кармана пиджака после того, как спрятал туда камень. Лисёнка Мегги тут же узнала — сложно было бы не узнать свою первую попытку шитья.

Мужчина подбросил лисёнка, и тот словно поплыл по воздуху. И Мегги уставилась уже не на зверька, а на воздушную подушку, удерживающую игрушку над полом. Воздух под лисёнком был плотнее, чем над ним. А когда брелок Марты без единого звука опустился к Мегги на колени, воздушная подушка просто растворилась, словно её и не было.

Девочка сжала зверька, испытав облегчение — тот был материальным, а не пригрезился ей, — и, поднеся его к лицу, вдохнула запах, не в силах поверить лишь зрению и осязанию. Ей нужно было ощутить его всеми возможными способами, чтобы быть точно уверенной.

Лисёнок пах домом, семьёй, безопасностью. Мартой.

Глаза обожгло слезами, и Мегги тихонько всхлипнула. За ней пришли. Её спасут. Правда, Мегги ещё не знала, кем был этот мужчина. Явно не охотник, и на том спасибо.

Колдун, вероятно.

Мегги так удивилась этой мысли, что даже слёзы высохли, и девочка во все глаза уставилась на мужчину. Тот, заметив её взгляд, хмыкнул и направился к двери. Он не прикасался к той, но Мегги услышала щелчок замка, и решетчатая створка сама распахнулась. Мужчина вышел из камеры, а Мегги сжалась на тюфяке, не зная, что делать — следовать за ним или прятаться. Всё-таки у охранников есть пистолеты, а Мегги слишком хорошо помнила и то, как они работают, и то, сколько крови может вытечь из человека.

Из коридора не раздалось ни выстрелов, ни звуков борьбы, ни криков — лишь сиплые стоны и хрипы, которые длились так недолго, что Мегги и не поняла толком, что происходит. Когда хрипы прекратились, колдун рукой поманил Мегги к себе и вкрадчиво, словно разговаривая с напуганным бельчонком, произнёс:

— Можешь выходить, девочка. Тут тебе уже никто не навредит.

Несмотря на приятный тон, Мегги сомневалась. «Тут» — это в коридоре? Может, в этом конкретном коридоре ей никто и не навредит, но вот в других коридорах тоже есть охранники. Да и не только в коридорах.

— А мы не можем уйти так же, как вы здесь появились? — задала резонный вопрос Мегги.

Колдун покачал головой, слегка склонив её, словно извиняясь.

— К сожалению, нет. Придётся пробиваться через всё здание.

Мегги тяжело вздохнула и таки поднялась на ноги.

— Вы с Джуди не очень похожи, — протянула она, засовывая руки в куртку. Застёгивать её она пока не стала. А брелок Марты спрятала в кармане джинсового комбинезона, рядом с кристаллами.

— Да, Джуди посимпатичней меня будет, — хмыкнул колдун и излишне манерно смахнул волосы со лба.

— Вы тоже купались в зелье, и потому не стареете? — спросила Мегги, вдруг смекнув, что мужчина слишком молодо выглядит для человека, у которого могут быть взрослые дочь и сын.

— Нет, — усмехнулся он. — Правда, для своего возраста я выгляжу молодо и, если тебе интересно, маленькая ведьмочка, расскажу, почему, но только после того, как мы выберемся отсюда.

— Интересно, — подтвердила Мегги, с опаской выглядывая в коридор.

Охранники валялись на полу, как марионетки с обрезанными нитями. Жуткие марионетки. Глаза закатанные, языки высунутые, слюни стекают по щекам. Руками они сжимали вороты своих рубах, словно пытались растянуть их или оттянуть. И пахло от них неприятно.

— Вы их убили? — спросила Мегги, покосившись на колдуна.

Тот по-отечески широко улыбнулся. Мегги его улыбке не поверила.

— Нет, конечно. Всего лишь усыпил. Поспят немного — и будут, как новенькие.

— Я же не дура, мистер…

— Просто Люк, — ответил он. — И я тоже не дурак, так что давай представим, что они действительно спят, и будем выбираться отсюда.

— Спят мёртвым сном, — кивнула Мегги. — И даже поцелуй принцессы им не поможет.

— Если только очень сильной кровавой принцессы. Раньше, когда у них ещё было много сил, они могли воскрешать мёртвых до того момента, пока их кровь не свернулась. Правда, оживить они могли только тело, заставляя кровь двигаться по венам, и на небольшой срок, — подхватил и развил размышления Мегги Люк. Он быстро оглядывал оставшиеся клетки. — Здесь были ещё ведьмы?

— Только мама Джуди. Её держали в соседней камере, — ответила Мегги, следя за своим спасителем. — Её пытали. Не знаю, где, но её часто забирали и приводили назад измученную.

Люк со свистом втянул ртом воздух, и в коридоре стало заметно холоднее. Настолько холоднее, что Мегги застегнула на себе куртку. Было немного странно наблюдать за тем, как расслабленное и располагающее к себе лицо вдруг становиться грозным и внушающим страх, а наигранная манерность и смешинка пропадают без следа.

— Мы должны найти её, — неуверенно предложила девочка.

— Похвальный порыв, ведьмочка. Но мы не будем её искать, — покачал головой мужчина и усмехнулся уголками губ. — Моя задача — вывести отсюда тебя, а о Клем позаботятся другие.

— Но…

— Никаких «но». Ребёнку не место на поле боя, — отрезал Люк и, подхватив одного из охранников, втащил его в бывшую камеру Мегги. — Благо, здесь нет камер, а то встречали бы нас уже с распростёртыми объятиями.

— Почему вы не перенесёте их по воздуху? — спросила Мегги, когда Люк схватил второго охранника за ноги и потащил его в камеру.

— Слишком много сил затрачивается на поддержание в воздухе больших объектов. Облегчу задачу себе сейчас — и в следующий раз не смогу защитить нас. Мои запасы не резиновые, девочка.

Люк захлопнул решетчатую дверь, но не стал закрывать замок.

— Вы тогда замок ветром открыли? — задала мучивший её вопрос Мегги.

— Им самым. Когда у меня закончатся средства к существованию, пойду работать домушником. Если будешь послушной, даже возьму тебя в помощники, — предложил он и протянул ей руку.

В домушники Мегги не хотела, а вот выбраться отсюда очень даже, о чём и сказала колдуну. Тот лишь рассмеялся и повёл её к лестнице и свободе. Было в отце Джуди что-то, что заставляло в него верить. Наверное, так же Мегги ощущала себя рядом со своим отцом. Тот тоже давал ей ощущение спокойствия и защищённости. И сейчас девочке очень хотелось вернуться к папе.

***

Марта никогда не могла представить себя в наручниках. Проблем с законом у неё никогда не имелось, а мазохистских наклонностей она за собой не замечала. Так что даже в самом страшном сне ей не могло привидеться, что она наденет на себя наручники. Да и не просто наденет, а сама же застегнёт. Откуда у Кеторин могли взяться наручники, Марта старалась не думать. Она вообще старалась не думать о многом, но мысли сами приходили к ней, и отмахиваться от них с каждым разом становилось всё тяжелее.

И да, ей было тревожно и противно одновременно. Тревожно за сестру, противно от себя самой. Марта и подумать не могла, что будет так сильно бояться. И не спасал ни ключ от наручников в кармане куртки, ни тот факт, что со связанными руками она могла колдовать точно так же, как если бы они были свободны. Коул на водительском сиденье тоже не помогал. Он хмурился и смотрел только на контрольно-пропускной пункт впереди.

— Скажи, что ты на моей стороне, и это не твой нелепый план, чтобы заманить меня в ловушку и принести мою голову в качестве членского взноса, — попросила она, нервно сжимая и разжимая пальцы. Перчатки спасали от натирания кожи, но то, что её заковали, заставляло Марту нервничать. Даже не так. Она не нервничала — она чувствовала себя истеричкой.

«Просто не смотри на них!» — мысленно приказала она себе. Ах, если бы мысленные приказы работали!

Коул покосился на неё. И в этом взгляде оказалось столько сочувствия, что Марта устыдилась. Сидит, подначивает его, а ведь он тоже нервничает, потому что от него в этой миссии зависит куда больше, чем от неё.

— Ты же понимаешь, что, если бы у меня был такой план, я бы не сознался? — спросил он.

— Просто скажи! — буркнула Марта.

— Это не мой дурацкий план, — монотонно процедил он. — Это дурацкий план Кеторин.

— Спасибо, — искренне поблагодарила его Марта. Последнее время голос экс-охотника действовал на неё успокаивающе. Марта считала это каким-то странным побочным действием заклятия, связывающего их.

Но сейчас это было на благо, ведь ей стало капельку легче. Самую малость. Хотя план Кеторин ей совсем не нравился, в компании Коула было проще. Марта, конечно, пыталась себе внушить, что радуется его присутствию рядом лишь потому, что сможет следить за ним и проконтролировать в случае чего, чтобы он даже и подумать не смел предать их. Но правда была другой, и спорить с этим было бессмысленно: рядом с Коулом ей легче дышалось, и казалось, что гнев не так сильно застилает глаза. Рядом с ним «истеричка Марта» превращалась в «Марту на грани истерики».

Да и он словно чувствовал, когда девушка начинает закипать, и смотрел на неё этим своим взглядом, который предлагал попить водички и подышать. И Марта действительно успокаивалась — ненадолго, но успокаивалась.

Как они и условились, Кеторин высадили в черте города. Она сказала, что сможет пробраться в Церковь сама. Найдёт свою сестру и выведет её к главному выходу и комнате с системой видеонаблюдения, которую должны будут занять Марта с Коулом. Люциан же переместился прямо из машины пару минут назад, и Марте оставалось только надеяться, что тот оказался рядом с её сестрой и сможет вывести ту к нужному месту. Кеторин верила в Люциана, и Марта тоже хотела в него верить.

У неё до сих пор в голове не укладывалось, как люди, живущие в городке, окружающем базу охотников, могут не знать, что творится за стенами псевдо-лечебницы для душевнобольных.

— Всё ещё не могу поверить, что мистер Рудбриг так надо мной подшутил, — произнёс Коул, отвлекая Марту от тревожных мыслей, пока они ждали. — Я ведь поверил ему, когда он сказал про реку.

Марта покосилась на арбалет на заднем сидении. Самое непрактичное на свете оружие, по её скромным представлениям. Непрактичное и тяжёлое. Когда Коул попросил её подержать его, пока они грузились в машину, девушке показалось, что у неё руки отвалятся. Умом-то она понимала, что арбалет не весил больше семи килограммов, но ведь его нужно держать, перезаряжать, так ещё и каким-то образом стрелять из него. Так что нет, Марта не понимала привязанности Коула к неудобному оружию и совершенно не расстроилась, если бы отец его действительно утопил.

— Может, он тебя так проверял? — предположила она, всё ещё помня то, как Коул влетел в «Ведьмину обитель», обиженный до глубины души, как ребёнок, любимую игрушку которого отобрали.

— Проверял на что?

Марта пожала плечами. У неё не было идей, почему отец поступил именно так. Хотя сама сцена, надо признать, была забавной. Если он так хотел поднять всем настроение, то у него получилось.

— Не знаю. Я не всегда могу понять, о чём думает отец. Он из тех людей, которые мало кому объясняют причины своих поступков.

— Мне кажется, он просто пытался меня проучить, — без иронии ответил Коул.

Марта задумалась над его словами и решила:

— Вполне может быть.

Таймер на телефоне Марты сработал, и она вздрогнула. Время, отведённое Люциану на переброс, закончилось.

— Пора, — решительно произнёс Коул и вдавил педаль газа. Внедорожник Кеторин резко сорвался с места — гораздо резче, чем когда за рулём сидела его хозяйка. Марта тихонько радовалась тому, что ведьма не видит, как обращаются с машиной.

Девушка набрала полную грудь воздуха и опустила голову. Как раз вовремя, потому что Коул уже остановился у шлагбаума. Рядом с заграждением стояла небольшая контрольная будка — первое препятствие, через которое им нужно пройти, не поднимая шумихи. Марта из-под завесы волос смотрела на мужчину в форме с нашивками, вышедшего из будки. Пистолет в поясной кобуре заставил девушку вздрогнуть. Сможет ли она так же взорвать пистолет, как тогда арбалет?

С арбалетом всё было так быстро и спонтанно: она и сама-то не до конца понимала, как у неё это получилось. В тот момент она была так чертовски зла и напугана и так сильно хотела защитить сестру, что потянулась к магии раньше, чем успела бы себя одёрнуть.

Эх… Уловить бы сейчас то состояние.

Охранник постучал в стекло с водительской стороны, и звук показался Марте таким громким, что захотелось зажать уши. Чего она, конечно же, сделать не могла, и потому всё, что ей оставалось — это прятать лицо за волосами и надеяться, что всё пройдёт хорошо.

— Это частная территория, — прошепелявил охотник. — Въезд только по пропускам.

— Я в курсе, — уверенно ответил Коул, на охранника он смотрел с толикой снисхождения. Так похожий сейчас на того мужчину из подвала, и так непохожий на Коула, рассказывающего о своём детстве и юности, сидя ночью на кухне. — Да горят же ведьмы так же ярко, как наши пылкие сердца!

Марта подавилась воздухом и зашлась в нещадном кашле. То, как он это произнёс — так впечатляюще, с такой филигранной расстановкой ударений, словно годами готовился к тому, чтобы произнести эту фразу — не оставило охранника равнодушным.

— Костры не погаснут, пока мы живы! — вторил ему охранник, ударив себя кулаком в грудь.

Марта сложилась пополам, зажимая рот кулаками. Она пыталась задавить в себе смех и кашель, но слёзы предательски текли из глаз.

— Что это с ней? — удивился охранник.

— Боится, — с теми же поставленными интонациями истинно верующего отчеканил Коул.

— Кто она?

— Ведьма! — в его ответе было столько отвращения и злости, что Марта перестала смеяться. Она пискнула от ужаса, что из-за неё всё полетит к чертям, и вжалась лицом в колени. Ремень безопасности больно пережимал грудь.

— Сильная?

— Не особо, — брезгливо поморщившись ответил Коул. — Потому и привёз, думаю, её можно будет использовать.

Марта попыталась сделать вид, что плачет. Надрывно, с душой. Как Джилс.

— Безумная она какая-то, — протянул охранник.

— Ты даже не представляешь, насколько, — поддержал его Коул. — Она всю дорогу то смеётся, то плачет. И кляп не помогает.

— Снотворное пробовал давать? — со знанием дела спросил мужчина.

— У меня оно закончилось. Надо побыстрее её с рук сбагрить. Спать хочу безумно.

— Да-да, конечно. Сейчас открою шлагбаум, и можете заезжать.

Марта услышала тихое жужжание, с которым поднялось стекло в водительской двери, и покосилась на Коула. Тот смотрел только перед собой.

— Март, я тебя удушу, — практически не разжимая губ, процедил он.

— Я не специально, — шёпотом ответила она. — Это нервное.

— Ты хоть понимаешь, как нам повезло? Если бы здесь был кто-то из охотников, кто знает меня в лицо, проблемы начались бы уже сейчас. И нас не пропустили бы внутрь. Я всего лишь послушник, а не полноценный член ордена. Я не имею права привозить сюда ведьм, да и охотиться на них в одиночку тоже. Поэтому держи себя в руках. Мне казалось, ты отлично умеешь собой владеть, — ругался Коул, даже не смотря в её сторону.

Марта потупилась. Ей никогда не нравилось, когда её отчитывали. Но сейчас отповедь была явно заслуженной.

— Извини.

Заграждение поднялось, и они въехали на дворовую территорию комплекса. Оттуда можно было попасть на уличную парковку. На подземную заезжать им было категорически нельзя. По словам Коула, ворота могли принудительно закрыть и отрезать им пути к отступлению. Так что бывший охотник, нарушая весь установленный порядок, припарковался на «больничных» местах, где для отвода глаз иногда ставили машины с медицинской символикой. Они стояли здесь и сейчас. Коул припарковался аккурат между двух машин скорой помощи.

Через лобовое стекло Марта во все глаза смотрела на внушительное квадратное здание и понимала, что, не знай она всей правды, тоже приняла бы его за лечебницу для душевнобольных. Металлические решётки на редких и узких окнах, серый бетон. Жуткое и неприятное место. По своей воле она ни за что туда не вошла бы.

Марта вновь посмотрела на свои наручники, ощутив, как её захлёстывает паника. Им нужно отвлечь на себя внимание, пока Кеторин и Люк спасают остальных. Отвлечь внимание и отключить камеры. Коул говорил, что их в Церкви немного. Над охотниками проводили качественную промывку мозгов, и они, будучи исконно верующими, не видели смысла в том, чтобы следить за собой же. Но даже малое количество камер могло разрушить их план, если Кеторин или Люциан на них попадутся.

Поэтому Марта и была закована в наручники. У главного входа находилась как раз одна из тех немногочисленных камер, и на ней должна засветиться бедная и несчастная ведьма, взятая в плен сильным и могучим охотником, а никак не маленький спасательный отряд. Марта надеялась, что её театральные способности не откажут ей сегодня, как и магия, которую она гасила в себе годами.

«Хоть бы всё получилось», — мысленно взмолилась она, и на долю секунды ей показалось, что Луна следит за ней с ночного неба.

Вот она и окончательно тронулась умом… Истеричка и шизофреничка — не женщина, а мечта!

***

Плавить металлические решётки Кеторин умела и любила. В детстве она даже с гордостью окрестила это занятие красивым эпитетом «хобби». Родители тогда отчаялись в попытках противостоять взбалмошному гению и поставили решётки на двери библиотеки Шарпы. В саму библиотеку Кеторин пускали, но вот её желание изучать магию «не по возрасту» не поощрялось. Разговоры и попытки вразумления ни к чему не приводили: Кеторин улыбалась, обещала так больше не делать, а потом шла и заговаривала замок. Когда мать застукала дочь за очередным неподходящим гримуаром, замок сняли, а дверь заменили на новую из заговорённого дуба. Но Кеторин и с ним справилась, блестяще применив на практике заклинание старения. Она была упорной и потратила много сил на то, чтобы развеять древесину в труху. Родители магических талантов дочери не оценили и понадеялись, что металл её остановит. Но что металл, когда человек тянется к запретным знаниям!

Методом проб и ошибок, ценой опалённых волос на руках и обожжённых ногтей, Кеторин таки разработала плавильный состав. И сейчас, наблюдая за тем, как решётка стекает вниз, словно вода, была благодарна матери за постоянную постановку задач, требующих решения. Если бы не эта потрясающая женщина, мир не увидел бы столь невероятной и гениальной ведьмы, как Кеторин Чубоски.

Ну, а то, что вместе с металлом плавится ещё и стекло, так это отличное стечение обстоятельств.

Хотя, если быть откровенной, зелье нужно было ещё доработать. В условиях свободного времени оно работало просто потрясающе, а вот с ограниченным запасом имелись проблемы. Зелье, к сожалению, не работало на раз-два, по щелчку пальцев. Кеторин поклялась себе, что займётся исправлением недостатка, как только появится свободное время.

Подождав, пока ручейки металла и стекла до конца стекут на землю, Кеторин закинула рюкзак с магическим оружием в окно, понадеявшись, что склянки не разобьются, ухватилась руками за подоконник и, подтянувшись, перевалилась через него. Она немного не подрассчитала траекторию и всё же приложилась плечом об пол. Болезненно поморщившись и выпрямившись, женщина подобрала рюкзак и проверила его содержимое. Всё было цело.

Закинув рюкзак на плечо и рассовав по карманам спортивного костюма всё необходимое, Кеторин огляделась по сторонам. Она оказалась в небольшом кабинетике, который в глазах обычного обывателя мог выглядеть, как приёмная психолога. Тут тебе и удобный диванчик, и стол, и симпатичный торшер, и заумные книжки по психологии на полках. Так сказать, полный набор.

Кеторин провела пальцем в перчатке по корешку одной из книг и брезгливо поморщилась. К книгам никто не прикасался годами — настолько толстым оказался слой пыли. Сама идея прикрывать штаб охотников больницей показалась Кеторин заманчивой и даже интересной. Но судя по тому, что в кабинет явно никто не заходил последние пару лет, охотников явно никто не проверял, и они расслабились.

Замок на двери Кеторин вскрыла тем же лёгким заклинанием, выученным ещё в юном возрасте по не самой законопослушной причине. И она ещё осуждала Джуди!

«За глупость, — поправила себя Кеторин. — Порыв-то был хороший, а вот исполнение — глупое».

Кеторин в её возрасте никогда бы не попалась взрослым. Когда была моложе — её ловили, но она быстро училась на своих ошибках и искала способы не попадаться. Годы ночных вылазок научили её ступать тихо и постоянно смотреть по сторонам. Вот и сейчас, выскользнув в просторный серый коридор, она ни на секунду не теряла бдительность.

Кеторин никогда не бывала в местах обитаниях охотников, но она представляла себе точно не безликие серые коридоры, освещённые лишь тусклыми потолочными светильниками. Неудивительно, что охотники все такие хмурые. Поживёшь в таком месте пару лет — и сам с ума сойдёшь от отсутствия цвета и света. Ни тебе фресок с сексуальными и опасными ведьмами, призывающих охотников отдаться греху, ни даже изображений злых ведьм, поедающих детей.

Как они взращивают в своих новобранцах ненависть к ведьмам, если у них нет никаких наглядных примеров?

Кеторин отчего-то вспомнился Малик — то, каким он был, когда они познакомились. Уверенный в своей правоте и готовый сжигать на кострах младенцев, если те были способны колдовать.

А за этим образом гармонично потянулся и другой — охотник, перебинтованный по рукам и ногам и обвешанный трубками. О его смерти она не жалела. Стоило тому выкарабкаться — и он сам бы привёл к дверям её обители маленький отряд зачистки и глазом не моргнул бы, отрубая Кеторин голову. Следующей в очереди оказались бы Марта и её сестра. Хотя, возможно, Малик сначала расправился бы с девочками, положившими его на больничную койку, и лишь затем — с бывшей соратницей. Так что она действовала на опережение, убирая возможные последствия.

Однако червячок сомнения всё равно грыз Кеторин. Она просто не могла поверить, что он никому ничего не рассказал. Малик никогда не был дураком. На её памяти он был, пожалуй, самым умным охотником. Да и Мегги умыкнули именно в тот момент, когда ни Марты, ни Кеторин не было в городе, что наталкивало на мысль: за ними следили — и довольно давно.

Кеторин шла по коридору и продолжала рассуждать, попутно следя за обстановкой. Она снова выпила зелье для отвода глаз, но осторожности не теряла — оно сработает с людьми, а вот с камерами нет. Конечно, камеры не станут проблемой, если Марта с Коулом выполнят отведённую им часть миссии, но рисковать лишний раз не стоит. Кеторин видела свою машину въезжающей на парковку, когда только собиралась полить решётку плавильным зельем. Даже если они ещё не успели захватить пункт видеонаблюдения — ничего страшного. Благо, в том коридоре, по которому шла женщина, камер не наблюдалось. Да и ночью охотники спали… скорее всего.

Петляя по коридорам, Кеторин начинала переживать, потому что кристалл Клементины в её кармане до сих пор не срезонировал с сестрой. Это наталкивало на неприятные мысли, но Кеторин всё равно продолжала пробираться к лестницам, ведущим к тюремным камерам. Если Клементину и Мегги держали в одном месте, то те уже вместе с Люком выбираются к свободе, и всё, что остаётся Кеторин — встретиться с ними и помочь. Если же нет…

Спрятавшись между двух колонн, держащих на себе потолочные балки, Кеторин выглянула в соседний коридор, проверяя его и попутно расставляя пазлы в головоломке. Она всегда лучше соображала в критических ситуациях.

Барьер над домом Рудбригов снесли подчистую. И Кеторин достаточно знала о магии крови, чтобы понимать: какой бы сильной ни была ведьма, ей всё же нужна исходная кровь, чтобы взломать барьер. А если не исходная, то хотя бы кровь кого-то близкого по родовой линии — матери или отца.

А откуда у кровавой ведьмы могла взяться кровь отца Марты?

Кеторин выругалась про себя, когда кубики заняли свои места. В больнице Рупи был либо охотник, либо ведьма. Гадать, кто именно из них, бессмысленно, но чувство, что она не заметила чего-то под собственным носом, ей очень не нравилось.

Ведьма уже приближалась к лестницам, когда кристалл в кармане начал слегка подрагивать, наконец-то срезонировав с биополем сестры. Вот только вибрация оказалась настолько слабой, что едва ощущалась. Кеторин достигла очередной развилки. Если бы с Клем было всё в порядке, вибрация была бы ярко-выраженной и равномерной и усиливалась по мере приближения.

Как бы Кеторин ни злилась на сестру, как бы ни негодовала, но злиться на живого человека проще, чем на мёртвого. А кристалл Клем буквально вопил о том, что сестра нет-нет да перейдёт в мир иной.

И осознание этого заставляло Кеторин уже не переживать, а злиться и мысленно костерить сестру на чём свет стоит. О, стоит им только увидеться — и она выскажет ей всё, что о ней думает. Дура! Какая же Клем всё-таки дура! Неудивительно, что и дочь у неё умом не блещет.

Злая, как чёрт, Кеторин чуть не вылетела в коридор, где на посту у дверей стояли двое охранников, чем немало удивили её. Ведьма вовремя опомнилась и успела спрятаться за поворотом раньше, чем её заметили. Гнев — худшая из эмоций, так что, быстренько взяв себя в руки, Кеторин отстранилась от всего, что ей мешало, и сосредоточилась на охранниках в коридоре, ведущем её к Клем. Кристалл лишь слегка усилил свою вибрацию, словно из последних сил давая понять, что ей нужно туда — в этот коридор и, похоже, к охраняемой двери.

Ведь кого ещё посреди ночи могут сторожить охотники, как не главу ковена?

Кеторин очень хотелось верить в правильность своей догадки. Достав из кармана склянку с удушающим зельем, она зашвырнула её к ногам охранников. Те даже толком и не успели осознать происходящее, как склянка разбилась, и из неё повалил дым, поднимающийся вместе с тёплым воздухом.

Охранники пытались отмахнуться от дыма, закрыть рты и носы руками, но было поздно — сначала захрипел один, потом и второй, и, скорчившись, оба рухнули на пол. Дверь распахнулась, и из-за неё выбежал старик: невысокий и скрученный, в белом халате, заляпанном кровью. Он возмущённо причитал и требовал объяснить, что происходит. Даже не замечая этого, он глотал дым своим широко распахнутым ртом, каждым вопросом приближая свой конец.

Кеторин встретилась с ним взглядом и заметила ужас, охвативший его, а потом старикашка тоже скорчился. Прежде чем подойти к двери, Кеторин подождала, пока дым осядет и развеется. У удушающего зелья время действия имело ограниченный срок — всего-то не больше минуты.

Ведьма достала пистолет из нагрудной кобуры одного из охранников, прежде чем войти в кабинет. Стрелять Кеторин умела, но очень плохо. Обычно из десяти выстрелов она попадала один раз — и то с натяжкой. Магическое воздействие ей было ближе и родней, но иметь при себе оружие она не отказалась бы.

— Твою мать! — выругалась она, бегло осматривая комнату.

Это был не кабинет и не камера, как она подумала в начале. Это была лаборатория. Пыточная лаборатория, если быть точной. Компьютеры, научные аппараты, колбы, склянки, много стекла и металла, холодильники. Высокотехнологичное оборудование перемежалось с типичными пыточными инструментами: пассатижами, ломами, кляпами. Женщина даже заметила плётку.

Кеторин показалось, что она начинает задыхаться, потому что посреди всего этого великолепия на кушетке, отдалённо напоминающей кресло дантиста, связанная по рукам и ногам лежала Клем. Изуродованная и доведённая до предела Клем.

Злость на сестру лопнула, как мыльный пузырь, сменившись злостью на людей, сотворивших с ней такое.

На полу внутри лаборатории у двери скорчился молодой охотник или же доктор. Он был в таком же белом халате, что и старик, перегородивший проход. Кеторин пришлось переступить через него, чтобы войти. Пройдя вглубь кабинета, она заметила девушку, съёжившуюся на полу в углу комнаты. Медсестра смотрела на Кеторин так, словно та была монстром из ночных кошмаров. И Кеторин даже рассмеялась бы злодейским смехом, если бы у неё остались силы на эпитирование.

— Сиди смирно, — приказала она девчонке. — Двинешься с места — и я тебя убью.

Девчонка пискнула, закрыла рот обеими ладонями и быстро закивала головой, как болванчик.

А Клементина, услышав голос сестры, повернула к ней свою изуродованную щёку и окинула мутным от боли взглядом.

— Я окончательно двинулась умом, и теперь у меня галлюцинации? — сорванным голосом спросила она.

— Нет, — ответила Кеторин и, не сводя сурового взгляда с медсестры, приблизилась к сестре. Теперь уже окончательно убедившись в том, что вывести ту по-тихому не получится — она вообще идти вряд ли сможет в таком состоянии.

— Кетти, ты пришла меня добить? — уголки губ сестры дрогнули в слабом подобии на улыбку. Улыбку, больно резанувшую по Кеторин.

— Конечно, — подтвердила Кеторин в своей обычной манере, пряча за ней ужас мыслей о том, через что пришлось пройти Клем. — Что выберешь — пистолет или нож?

Сестра коротко болезненно хохотнула:

— Конечно же нож. Сколько раз ты обещала меня прирезать при следующей встрече — а теперь предлагаешь выбор?

— Быть предсказуемой — скучно. На всякий случай у меня приготовлен ещё и яд. Для разнообразия.

Сейчас перекидываться привычными колкостями было проще, чем говорить серьёзно.

Кеторин только принялась проворно отстёгивать ремешки, удерживающие сестру, и успела освободить одну руку, как осмелевшая медсестричка, вооружившись скальпелем, попыталась напасть на неё. С реакцией у Кеторин никогда проблем не было. Развернувшись, она ударила ребром ладони девчонку по запястью, обезоружив, и отшвырнула ту от себя. Та не удержалась на ногах и упала на пол, приложившись головой о металлический столик на колёсиках. Тот откатился в сторону, а всё, что находилось на нём, с противным лязгом посыпалось на пол.

— Слон в посудной лавке, — устало усмехнулась Клем и зашлась в кашле.

Кеторин нагнулась, чтобы проверить состояние девчонки. В обморок та упала скорее от страха, чем от удара. Но заниматься медсестрой у Кеторин времени не было. Да и Клем, которая продолжала кашлять, будто намереваясь свои лёгкие вместе со слюной в полёт отправить, была куда большим поводом для беспокойства.

— Что с тобой? — спросила Кеторин.

— Ничего… кххх… кх… страшного… кххх… — её ответ потонул в приступе удушающего кашля. Клем извивалась на кушетке, свободной рукой сжимая горло. То ли пытаясь облегчить себе муки, то ли удушить себя же.

Кеторин отшатнулась и отошла на пару шагов, пережидая приступ. Она никогда не видела кашляющую ведьму. И это было страшно.

— Клем, ты заразна? — спросила она, когда сестра успокоилась.

— Нет, не заразна, — ответила та, приподнявшись. Она попыталась сама освободить вторую руку. Но в её пальцах не нашлось сил; они соскальзывали с кожаных ремешков. А её запястья, торчавшие из-под грязного балахона, который и одеждой-то назвать было нельзя, представляли собой кровавое месиво.

Тяжело вздохнув, Кеторин всё же подошла к ней и, освободив её руку, принялась за ноги. Что бы с ней ни было, оставить сестру здесь она не могла.

— Что с тобой? — с нажимом повторила она свой вопрос, освобождая изувеченную щиколотку от ремешка. На лицо сестры Кеторин старалась не смотреть. То, что они сотворили с красивой женщиной, поднимало в Кеторин такую глубинную ярость, которую она в себе и не подозревала. Что бы их с Клем ни разделяло, но позволить обращаться так с членом своей семьи она не могла. Кеторин порадовалась, что не взяла с собой Джуди. Не стоит девочке видеть мать в таком состоянии.

— Болезнь, Кетти, — устало ответила Клементина, сев на кушетки, что получилось у неё лишь с третьей попытки. — Они пытаются создать вещество, которое способно вызвать болезнь у ведьм.

Кеторин вскинула голову и встретилась с усталым взглядом Клем.

— Они ставили на тебе опыты? — сквозь стиснутые зубы процедила она и новым взглядом осмотрела колбы с различными реагентами. Теперь они были опасными. — У них это получилось?

— Нет, — покачала головой Клем, и длинные сальные пряди волос упали ей на лицо, скрыв обезображенную щёку с заплывшим глазом и переломанным носом. — Пока нет. Они смогли заразить меня, используя кровь королевы Гертруды. Но дальше пока не продвинулись. Он, — она кивком показала на мёртвого старика, болезненно поморщившись, — очень хотел добиться результата. Им помогают кровавые. Вивьена сейчас здесь. Может, кто и ещё, но видела я только её.

Кеторин выругалась и принялась опрокидывать на пол склянки, прекрасно понимая, что толка от этого мало. Чёртову базу нужно было сжечь дотла вместе со всеми её обитателями.

— Кетти, — тихо позвала её сестра, — на это нет времени. Девочка, Мегги, её держат в камерах на подвальных этажах. Её нужно спасать. Она нужна кровавым. И ты не можешь позволить им забрать её.

Сестра согнулась пополам в очередном приступе. Требование было разумным, но оставить лабораторию целой — непозволительная роскошь.

— Я знаю, — ответила Кеторин, перевернув очередную подставку с реагентами. — Её выведет Люк.

— Люк? — взволнованно переспросила Клем, и Кеторин покосилась на сестру. Та даже кашлять перестала от удивления. Клем всегда была образцом женщины, мечтающей о принце на белом коне. — Вы помирились?

— Нет, — буркнула Кеторин, стараясь не замечать восторженного огонька во взгляде Клем. Сейчас было не время и не место обсуждать их камень преткновения. А то Кеторин могла вспылить и бросить сестру или Люка, чтобы избавиться от одного лишнего звена в уравнении, которое она всё никак не могла решить.

Кеторин методично разрушала лабораторию, вымещая на ней весь запал своей злости. Склянки, банки — всё летело на пол. Системные блоки компьютеров она залила зельем для плавки. К спиртовому душку лаборатории теперь примешивалась вонь палёных проводов и пластика. Была бы она стихийником — без сомнения сожгла бы всё здесь к чертям. Остановилась ведьма лишь тогда, когда в комнате не осталось ничего целого.

Клем всё это время лишь наблюдала за бушеванием сестры и иногда кашляла. Подобное спокойствие было настолько не в характере Клементины, что Кеторин только диву давалась. Обычно она была тем человеком, которого слишком много. И то, что сейчас её было слишком мало, не нравилось Кеторин. С громкой и грубоватой Клем было как-то спокойней, чем с тихой и подавленной.

— Ты сможешь идти? — спросила она, с сомнением поглядывая на распухшие и разодранные в мясо лодыжки сестры. Думать о том, что скрывалось под балахоном, не хотелось.

— Постараюсь, — выдохнула Клем и попыталась встать с кушетки, что получилось у неё с большим трудом. Пройти сама она не смогла, и Кеторин поспешила к ней на помощь, поднырнув сестре под руку и приняв на себя большую часть веса. Как жаль, что в этой лаборатории не было каталки.

Обходя осколки, она вывела Клем из разрушенного помещения. Не на это она надеялась, когда шла вызволять её. Клем лишала её мобильности: вместе с ней передвигаться по пустынным коридорам незамеченными было крайне сложно.

Однако Кеторин удачно миновала треть пути, сверяясь с корявой картой Коула, и уже поверила, что всё получилось и что они выберутся из этой передряги, отделавшись малой кровью… Когда взвыла сирена. Противная такая: надрывная, режущая и по ушам, и по нервам.

Кеторин выругалась, осознавая, что её простой план, похоже, рухнул, и ей оставалось только гадать, что именно пошло не так.

========== Глава 48. Ничто не предвещало беды… ==========

За Марту Коул переживал, хоть и свежи ещё были воспоминания о её театральных подвигах в лесу — как лихо она тогда обвела Роя! Но то был Рой — мальчик-простак, девизом которого было «не обманывайте меня, я сам обманываться рад». А тут целый орден. Спящий, конечно, но ведь целый!

Коул вообще чувствовал себя подлецом, предавая людей, которым клялся в верности. От себя самого становилось противно. Его внутренние терзания скрашивало лишь то, что теперь он знал имя своего врага.

Демьяна.

И тот факт, что люди, которых он считал братьями, заключили сделку с его врагом, не уравнивал их с ней — не они же убили его сестру, — но явно поднимал Коула из клоаки самобичевания, в которую он сам же себя периодически загонял.

Да и недавняя вспышка в машине, тот нервный срыв, ситуацию не облегчал. Теперь Коул точно знал: Марта не железная и тоже может нервничать. Просто её метания и страхи выливаются не в той же форме, что у знакомых ему женщин. Благо, Марта могла импровизировать — что, собственно, и сделала тогда, подавив смех истеричными слезами и кашлем.

Коул сомневался, что был способен на такую импровизацию. Чтобы врать мистеру Рудбригу в самом начале их пути, Коулу пришлось продумывать целый сценарий: как себя вести и что говорить. Сейчас сценария у него не было, и Коул просто надеялся, что у него получится вести себя так, как если бы ничего в нём не изменилось. Как если бы он не знал, кто такая Марта Рудбриг. Не знал малышки Мегги — невероятной маленькой леди. Даже Кеторин не была так уж плоха. А Джилс? Коул явно не так представлял себе королеву ведьм… Это бедная зарёванная девочка, которую так и хочется обнять и плакать вместе с ней, а никакая не жестокая душегубка, пьющая кровь младенцев!

Так что Коул чувствовал себя мерзавцем, таща Марту за шиворот через парковку к ступеням главного входа. Та демонстративно вырывалась и даже пыталась укусить. Вот только в физическом плане Марта оказалась не сильнее ребёнка и, даже если бы приложила максимум усилий, всё равно не справилась бы с ним. Было в этом странное равновесие. С магией Марта могла уложить его на лопатки с той же лёгкостью, с которой Коул мог скрутить её без магии.

Дверь Церкви распахнулась раньше, чем Коул доволок Марту до ступеней, и оттуда выбежал охотник в помятой одежде, с заспанным лицом и злым взглядом. Кажется, этого охотника Коул раньше встречал. Имя, правда, вспомнить не мог.

— Ты что творишь?! А если её кто-то заметит? Сказано же — всех заводить только через парковку!

Да, Коул определённо встречал его раньше. Такой гнусавый голос забыть невозможно. Именно благодаря голосу Коул смог вспомнить имя. Гюнтер — вот как звалиохранника.

— Да помню я, — крикнул ему в ответ Коул. — Но эта бешеная в руль вцепилась, пришлось срочно тормозить и выволакивать её из машины, пока она её не разбила. Гюнтер, дружище, она мне всю кровь выпила за эти несколько дней. Знал бы, сколько раз я уже пожалел, что в живых её оставил!

Коул говорил, одновременно заволакивая Марту на ступеньки.

— Ублюдок! — завизжала она. Коул даже опешил и на секунду замер. На его памяти Марта не визжала. Кричать, ругаться — это она умела. Но визжать?

— Да заткнись ты уже, сука! — прикрикнул на неё Коул, у которого чуть ушные перепонки не лопнули.

Наверное, для видимости ведьму нужно было ударить, чтобы создать полностью правдоподобную картину. Но у Коула на Марту рука не поднималась. Физически не поднималась — и это было странно. Настолько странно, что Коул так и замер на ступенях. И, даже понимая, что нелепо ломать над этим голову сейчас, попытался вспомнить, что именно Марта говорила в ту ночь, после которой он больше не смог ей врать.

— Эй, ты что замер? — возмутился Гюнтер и потрепал Коула за плечо. — Тащи её быстрее! Если завтра здесь соберутся журналисты, чтобы узнать, какую сумасшедшую ты привёз, глава с тобой кокетничать не станет!

— Да-да, конечно, — ответил Коул и втолкнул недоумевающую Марту в холл. Она посмотрела на него с вопросом во взгляде, и Коул покачал головой — мол, не думай об этом. — Гюнтер, куда её вести?

Охотник как раз запер за ними дверь, а Коул осматривал единственный ухоженный коридор с коврами и лавочками. По одну стену располагалась гардеробная для мнимых клиентов, по другую — что-то вроде регистратуры для них же. И ни одной камеры. Всё, как он помнил: камеры были только уличные и на парковках, а ещё в комнатах для допроса и лишь в некоторых коридорах. Почему именно так, а не иначе, Коул не знал. Всё-таки он не был полноценным членом ордена.

— Подожди-ка, — опомнился Гюнтер, и Коул порадовался, что это случилось внутри, а не снаружи, где они могли засветиться на камерах, — а ты вообще кто?

Коул развернулся и со всего маху ударил мужчину прикладом арбалета по голове. Бил он так, чтоб наверняка — не хватало ещё, чтобы тот очнулся и пошёл поднимать тревогу. Мужчина рухнул лицом вниз, а Марта тихонько пискнула от неожиданности.

Сотрясение бывшему товарищу он обеспечил. Коулу хотелось верить, что только сотрясение и ничего кроме.

Пока Марта возилась с наручниками, Коул заволок тело Гюнтера в гардеробную и закидал его хранящейся там одеждой, предварительно связав того найденными тут же рубашками и затолкав в рот оторванный рукав на манер кляпа.

Проникать на базу ночью было определённо верным решением — днём так легко бы не получилось. Когда Коул вернулся, Марта уже разобралась с наручниками и выглядела чуть спокойнее, чем раньше, и дышала она явно ровнее.

— Что это было? — спросила она. — Ты замер тогда. А если бы он нас не пустил?

Коул поднял арбалет с лавки, на которую положил его после того, как ударил Гюнтера, и покачал головой.

— Просто задумался. Давай мы обсудим это позже?

— Ладно, — неуверенно ответила Марта и последовала за ним.

Они шли медленно и не разговаривали между собой, чтобы не привлечь к себе внимания полночных гуляк, если такие попадутся. Благо, спальные комнаты находились на третьих и четвертых этажах, и полуночников им не попалось, пока они пробирались к каморке с системой видеонаблюдения.

Но всё не могло пройти так хорошо и так беспроблемно.

До нужного места они дошли быстро. Коул открыл дверь и, к своему ужасу, увидел старого знакомого — Тоби. Тот сидел в офисном кресле на колёсиках, позёвывая и глядя в потолок. А на экранах перед ним мерцали серые картинки уличных и дворовых камер. На нескольких больших экранах под разными углами просматривались тёмные кадры внутреннего двора с колокольней. Камеры звук не писали, и потому в каморке было относительно тихо, если не считать монотонного гудения компьютеров и бурления водного кулера.

Так что звук открывшейся двери показался Коулу невероятно громким и тут же привлёк внимание Тоби. Тот смачно зевнул ещё раз и, посмотрев на них, так и замер с открытым ртом. В других обстоятельствах это могло быть даже забавно. Широко раззявленный рот, круглые, как блюдца, глаза и вскинутые брови — у Тоби всегда была выразительная мимика.

Справившись с секундным шоком, бывший товарищ захлопнул рот и открыл его вновь, чтобы спросить:

— Коул, откуда ты здесь? Чёрт, дружище, мы думали ты умер. Вы с Маликом нарвались на сильную ведьму? После того, как Джон попросил забрать его тело, мы посчитали, что ты не смог… — тут он заметил Марту, которая ранее стояла за спиной Коула. Она была настолько маленькой, что заметить её за мужчиной могло быть сложно. — А это ещё кто такая?

Тоби потянулся к пистолету, лежащему на консоли. Возможно, движение и было неосознанным, но Тоби всегда казался Коулу смекалистым парнем и действовал быстро и точно. Вот только Марта была нервной и напуганной и действовала быстрее и необдуманно. Пальцы бывшего товарища ещё не успели даже сжаться на рукоятке, как его глаза округлились, и он начал хлопать губами, хватая воздух, а руки его тут же потянулись к шее. Он словно пытался отцепить что-то от своего горла, да только пальцы хватались за пустоту.

Ощущение душной паники, когда не понимаешь, что именно с тобой происходит и как это остановить, было знакомо Коулу. Он обернулся и тихо попросил:

— Март, хватит. Ты сделала достаточно.

Взгляд девушки оказался затуманенным, почти стеклянным. Она уставилась на Тоби из-за предплечья Коула и смотрела только на него. Хрипящего мужчину, которого вполне могла убить. Её тонкие губы были поджаты, а на щеке цветком распустилось чёрное пятно.

Коул дотронулся до плеча девушки и с нажимом позвал:

— Март!

Девушка вздрогнула и подняла на Коула взгляд. Шокированный, загнанный. Взгляд жертвы, а не победительницы. А Тоби съехал вниз со стула, перестав хрипеть. Коул подошёл к нему, чтобы проверить пульс.

Что ж, бывший товарищ оказался жив — и это хорошо. Коул знал, что Марта своей силой может и убить. Убить, даже не двигаясь с места. И это пугало — он был бы дураком, если бы не боялся.

— Март, дай мне наручники, — попросил он и протянул к ней руку. Марта покосилась на Тоби и нехотя достала оковы из кармана.

Пока Коул оттаскивал потерявшего сознание мужчину к стене, заводил его руки за спину, чтобы лишить возможности двигаться, когда тот проснётся, и искал, чем бы заткнуть ему рот, Марта во все глаза смотрела на экраны.

— Что это за колокольня? — спросила она, ткнув пальцем в экран.

Коул оторвался от своего интереснейшего занятия — поиска альтернативного кляпа, — и вскинул голову. Кляп всё никак не находился.

— Это колокольня, оставшаяся от старой Церкви, — пояснил он, заметив небольшое полотенчико для рук и решив, что, если его порвать, получится отличный кляп. — Раньше там находилась обитель. Учитель рассказывал, что к колокольне примыкало несколько деревянных зданий — там и собирались первые охотники. Потом случился пожар, и уцелела только башня и подвалы под ней. А это здание, — Коул махнул рукой, подразумевая псевдо лечебницу, — возвели лет тридцать назад. Или около того.

— То есть ваша шайка не такая уж и древняя, — хмыкнула она, переводя своё внимание на другие экраны. Марта подалась вперёд, опершись руками о столешницу с множеством кнопок и тумблеров. Техника в помещении была устаревшей. У охотников не имелось постоянного и достаточного финансирования, чтобы заниматься своевременным модернизированием.

— Древняя, — буркнул Коул, разрывая полотенце. — Но не такая централизованная, как тебе могло показаться.

Коул затолкал ткань в рот Тоби и подошёл к Марте, заняв место в офисном кресле на колёсиках.

— Не централизованная? — спросила она, переведя взгляд с экранов на парня. Коулу очень не нравилось тёмное пятно на её щеке — то больше не разрасталось, но и меньше не становилось.

— Каждая база подчиняется своему… хм… главнокомандующему, наверное, так его можно назвать… — пальцы застучали по клавишам. — А они не всегда между собой ладят.

— Ты точно сможешь удалить видео, если наши на него попадут? — с сомнением спросила Марта.

— Я, конечно, не гений, — слегка уязвлено ответил Коул, — но нажать кнопочку «удалить» могу. Дождёмся их здесь, удалим записи, выключим камеры и уйдём восвояси. Главное, КПП во второй раз пройти без вопросов. Если успеем до пересменки, то тот парень нас точно выпустит.

Марта тяжело вздохнула и кивнула:

— Надеюсь.

Выглядела она чертовски усталой. Не сильной и не надменной, какой она казалась Коулу раньше. Просто усталой. Марта отошла подальше от консоли с кнопочками и привалилась к стене, старательно не смотря в сторону Тоби, который бессознательной кучей лежал на полу.

— Я думала, будет тяжелее, — неожиданно призналась она. — Прорываться с боем, устраивать фееричное шоу — вот, чего я ждала. А на деле здесь почти никого нет.

— Может, получили наводку на какую-нибудь ведьму и разъехались по местам, — предположил Коул, рассматривая кадры с уличных камер. — Они же не сидят здесь целыми днями. Охотники должны охотиться. Логично?

— Да… наверное, ты прав… Думаешь, Кеторин уже забралась сюда? — перевела тему Марта. Она достала маленький красный кристалл соли и принялась разглядывать его. Тот подрагивал и пульсировал, словно рвался к своему источнику. И Марта тоже рвалась. Коулу оставалось только гадать, скольких сил ей стоило оставаться на месте.

— Если хочешь, можем посмотреть по камерам — вдруг она где попалась? Заодно и удалим сразу, — предложил Коул в попытке отвлечь её, и Марта, кивнув, подошла.

Она склонилась над его плечом, что получилось у неё только потому, что Коул сидел, и принялась разглядывать экран. Она была настолько близко, что Коул мог чувствовать аромат трав. Запах бабулечки, а не молодой девушки. Пряди светлых волос касались его щеки и шеи — едва уловимо, но приятно. Коулу всегда нравилось ощущение от прикосновения к женским волосам. И вместо того, чтобы рассматривать камеры и искать Кеторин, Коул заметил то, что от него ранее ускользало. Нелепая деталь, не имеющая никакого смысла, но он её заметил.

Кончики волос Марты завивались.

— Я думал, они прямые, — брякнул он, и Марта повернула голову так, что их взгляды встретились.

— Ты это о чём?

— Волосы, — ответил он, смотря за тем, как Марта пропускает прядь через затянутые перчаткой пальцы.

— Они прямые, пока короткие. А если отрастают — начинают виться. И это не та красивая волна, которую можно не укладывать. Либо выпрямлять, либо завивать, — пояснила Марта. — А я не то чтобы люблю тратить на это время. Проще обрезать.

Коул кивнул, вспомнив, как долго Ада могла сидеть в ванной и возиться с волосами и лицом. Той всегда нужно было выглядеть хорошо. Марта же, на памяти Коула, красилась лишь раз: она тогда ещё и причёску сделала ради свидания с каким-то парнем. Коул не помнил, называла ли девушка тогда его имя.

И, чёрт возьми, в тот день Марта была если не красивой в общепринятом смысле, то уж точно эффектной. Такой, к которой не грешно и на улице подойти, если вдруг заметил. И номер спросить тоже не грешно.

Если бы не всё случившееся, Марта могла бы быть ему интересной. Осознание этого стало такой неожиданностью, что Коул не сразу понял, что Марта смотрит уже не на него. Девушка во все глаза уставилась в экран. Её била мелкая дрожь.

Коул проследил за взглядом Марты. На одном из экранов, где были видны колокольня и прилегающая к ней территория, находились люди. Видео было мутным и тёмным, так что Коул не сразу разглядел женщину в длинном платье или мантии, несколько мужчин и девочку — маленькую, светловолосую и в пуховичке.

Девочкой могла быть только Мегги, и как она оказалась там — вопрос хороший, потому что внутренний двор находился далеко от парадного выхода и каморки, где их ждали Коул с Мартой.

— Я иду туда, — отстранённо выдала Марта, не сводя взгляда с экрана и мужчины, выхватившего пистолет.

— Мне кажется, не стоит, — неуверенно произнёс Коул, пытаясь понять, был ли мужчина, стоящий рядом с Мегги, Люцианом. — Если колдун там, он справится.

— Конечно, справится, — саркастично буркнула Марта. — Против него же семеро мужчин с пистолетами и ещё одна женщина.

Девушка выскочила в коридор раньше, чем Коул успел её остановить. Вариантов у него всё равно не было, и бывший охотник побежал за девушкой, понимая, что весь их относительно сносный план полетел к чёрту. Вот только если во внутреннем дворе завяжется перестрелка, туда сбегутся все — и прощай их возможность на спасение.

Нужно было что-то, чем можно отвлечь остальных охотников.

Пробегая мимо кнопки пожарной тревоги, Коул, не задумываясь, ударил по ней, и всё здание содрогнулось от противного режущего по ушам звука. А через минуту включились и автоматические разбрызгиватели воды.

Оставалось надеяться, что угрозы пожара достаточно, чтобы все бежали на улицу, а не во внутренний двор.

***

Люк не страдал топографическим кретинизмом. Он вообще был уверен, что хорошо ориентируется на местности. В лесу он чувствовал себя, как рыба в воде. Когда в детстве единственное место, куда можно уйти от взрослых, чтобы погулять, а в подростковом возрасте — утащить девчонку, чтобы урвать поцелуй, — это лес, глупо не научиться в нём ориентироваться. А вот в большом современном здании, в котором ты никогда не был ранее, а единственным способом не потеряться в котором была криво нарисованная от руки карта, Люк ориентироваться не умел. Коридоры одинаковые, а карта, надо сказать, убогая.

Ну почему нельзя было построить одно прямое здание? С одним коридором, настолько прямым, что в нём просто невозможно потеряться. Задумавшись об этом, Люк понял, что он любит ангары: большие, просторные и, главное, без единой перегородки.

Они разок повернули не туда, чтобы избежать встречи с охотниками, но с горем пополам нашли путь обратно. Потом что-то пошло не так, и они чуть не вышли на подземную парковку — оказалось, свернули не на том лестничном пролёте. На четвёртом коридоре, который завёл их в тупик, Люк начал злиться и всерьёз подумывал о том, чтобы уйти с помпой, разнеся какое-нибудь окно. Вот только в коридорах окон не было, а лезть в кабинеты Люк не решался — мало ли кто находится за закрытой дверью.

От маленькой ведьмочки толку тоже было мало — она могла только смотреть на него преданным и доверчивым взглядом и молчать. А у Люциана язык не поворачивался сказать ей, что он потерялся. Поэтому он по-доброму ей улыбался и ободряюще говорил: «Не переживай, милая! Мы справимся! Осталось совсем чуть-чуть!» Благо, врать и притворяться он умел хорошо. Так сказать, с огоньком. Ещё бы — за столько лет не научиться-то.

В какой-то момент они нарвались на троих охотников. Те шли и о чём-то переговаривались. Люк же как раз изучал убогую карту первого этажа и не сразу заметил, что в коридорчик, в котором они стояли, вышло это трио. На первый взгляд невооружённое трио. Люк действовал на автопилоте: толкнул девочку себе за спину, параллельно вытягивая воздух из лёгких охотников. На это, казалось бы, нехитрое действо сил ушло много. Когда те рухнули на пол — слишком громко рухнули — Люк понял, что его хватит ещё на пять-шесть таких же охотничков, и потом он не сможет поднять в воздух ничего тяжелее листа. А, значит, нужно убираться отсюда — и как можно скорее.

Вооружившись картой, они побежали, оставив тела за собой. Прятать их всё равно было негде, да и тратить на это время Люку не хотелось.

Поворот за поворотом. Пятна тусклого света сменяются промежутками черноты.

Они ещё дважды чуть не нарвались на охотников. Люк и сам не понял, как, прячась от одной группы, они влетели в неприметную дверь, ведущую во внутренний двор, и нарвались на других охотников.

«Да, Кеторин, перехвалила ты меня, любимая», — пронеслось у него в голове.

А потом в лунном свете на фоне башни он увидел Вивьену. Мысли о Кеторин как ветром сдуло. Кровавую ведьму окружили семеро мужчин, и один из них истошно орал на ведьму. Крыл её таким красочным матом, что можно было бы построить целый дом, собирая слова по кирпичику.

Маленькая ведьмочка за спиной Люка тихо пискнула от ужаса, но Люциан был так заворожён вырыванием фактов из словесного потока, что не сразу обратил внимание на Мегги. Собственно, охотники тоже были при деле: слушали гневную тираду молодого мужчины и сверлили взглядами Вивьену. Ведьма была занята и тоже не обращала внимания на Люка. Она прикладывала очень много усилий, чтобы не показать своего страха, и скалилась, как гиена.

Из той самой тирады Люк и узнал, что тела убитых им охотников нашли. Но обвиняют в этом Вивьену. Удачное стечение обстоятельств — не иначе. Один из охотников даже пистолет выхватил — наверняка хотел пристрелить ведьму.

У Люка с Мегги были все шансы на то, чтобы сбежать, аккуратно выскользнув за дверь, пока их не заметили. Вот только неожиданно взвывшая сирена поставила крест на всём, на чём только было можно. Все резко вздрогнули и принялись озираться по сторонам. Тут-то охотники и заметили беглецов.

Бежать бессмысленно — остаётся тянуть время и думать.

— Здравствуй, Виви! — самым нежным, добрым и радостным голос произнёс Люк. Так могут говорить со старыми друзьями. — Давно не виделись!

Вивьена всё ещё скалилась. Вот только в глазах были страх и удивление. Похоже, воспоминания об их последней встрече были ещё свежи, как и раны. Ведьма подволакивала за собой увечную ногу, когда сделала шаг в их сторону.

— Надеюсь, ты не в обиде? — тем же елейным голоском продолжил Люк. — Я ведь не специально тебя в полёт отправил… Так, чуть-чуть силу не подрассчитал… не злись, милая. Тебе не идёт.

Люциан встал так, чтобы защитить ведьмочку, если кто-то из охотников решит выстрелить. Пока он нёс эту чушь и тянул время, в его мозгу шёл быстрый мысленный процесс. Его предел — шесть человек. А их семь, да ещё и ведьма.

— Что ты здесь делаешь? — Вивьена не смогла скрыть страха в голосе.

Люк понимал: ведьма боится не его. Демьяны. Конечно, хозяйка-то по головке не погладит за нарушенные планы. А уж как Демьяна может проходиться против шерсти, все давно в курсе. В Шарпе уже много лет ходят слухи о личной то ли горничной, то ли служанке Старейшины. Разные слухи. Но все такие, что волосы на руках дыбом встают.

— Да вот, прогуливался, — ответил ей Люк. — Я так соскучился по тебе, моя дорогая подруга, вот и решил навестить.

Мегги вцепилась в его пиджак сзади, и Люк спиной ощутил, как девочка дрожит. Дрожит от ужаса. Видимых травм на ведьмочке не было видно, разве что лейкопластырь на губе. Что они успели ей сделать?

— Прекратите этот фарс, господин Толчен! — крикнула Вивьена. — Вы меня обвиняли в убийстве ваших ребят? А я говорила, что это не я! Но вы мне не верили! А теперь смотрите: в вашу хвалёную Церковь проник колдун, а вы ни слухом ни духом!

Голос Вивьены так и сочился ядом. Ведьма рассмеялась. Громко, злорадно, истерично.

— Ну, почему же «ни слухом ни духом»? — приторно сладко возмутился Люк, стягивая воздушные потоки вокруг них. — Они же меня сейчас слышат. Хотя сирена, конечно, не лучший аккомпанемент для моего голоса.

— И девчонка тоже у него! — Вивьена, ослеплённая своим праведным гневом, не обращала внимания ни на что вокруг. — Что бы вы делали, если бы он её увёл?

Четверо охотников за спиной Вивьены рухнули, даже пискнув не успев. Вивьена дёрнулась, и её речь прекратилась вместе со смехом. Наверное, стоило выводить её из строя первой, но кровавая магия не была мгновенной, для неё требуется подготовка, а пистолет нужно всего лишь снять с предохранителя. Так что выбор был очевиден.

— Да что вы стоите? Хватайте его! — взвыла Вивьена не хуже сирены.

От девочки за спиной Люка исходило странное невиданное ранее завихрение, не имеющее ничего общего со знакомыми ему стихийными потоками. Он ощущал пульсацию чужой силы затылком, но не позволил себе отвлекаться. Толчком воздуха он выбил из рук охотников оружие и отправил то в полёт. Это было проще, чем душить их.

Однако душить он их тоже продолжил: избавился ещё от двух — и если не убил, то чувств лишил однозначно. Люк разделался с ними быстро, но магических сил у него почти не осталось.

Их осталось трое: Люк, Вивьена и последний охотник. Тот, что с упоением кричал на ведьму, обвиняя ту во всех смертных грехах.

Когда мужчина бросился на Люка, тот едва успел оттолкнуть Мегги подальше. Люциан умел драться и считал, что неплохо обучен, так что парировать удары мужчины у него получалось легко.

Вот только уметь и любить — вещи разные. Люк любил решать вопросы либо миром и хитростью, либо магией. А его противник явно любил драться и делал это с упоением, настолько отдаваясь процессу, что в какой-то момент смог повалить Люка на снег. Люциан не знал, была ли улыбка охотника нервной или же он просто наслаждался адреналином от драки, но одно Люк знал точно — улыбка этого парня ему не нравилась.

Пока мужчины сражались, Вивьена попыталась обогнуть их по широкой дуге, чтобы схватить девочку. Но Люк вовремя заметил её манёвр и, собрав остатки своей силы в кулак, толкнул ведьму в сугроб, попутно прикрываясь от кулаков, которые градом сыпались на него.

Вылезти из сугроба со своей покалеченной ногой Вивьена, благо, не могла, и Люк сосредоточился на парне.

— Джон! Нет! — взвизгнула девочка, когда охотник-таки смог достать Люка и вскользь задеть его глаз.

Охотник на секунду опешил, и этого оказалось достаточно, чтобы Люк сбросил того с себя и поднялся на ноги. Передышка была короткой, но достаточной, чтобы заметить одну вещь.

Девочка, стоящая на коленях в снегу, светилась холодным лунным светом. А энергетические вихри вокруг неё заставляли воздух пульсировать и искажать восприятие.

Не раздумывая ни секунды, Люк бросился к Мегги. Та была на грани мощнейшего энергетического выплеска. Её нужно было как-то остановить и успокоить. Но Люк не успел.

Всё вокруг затопило холодным светом.

Последним, что он увидел, была Марта. Ведьма стояла в дверном проёме и с ужасом взирала на них, а с её руки капала кровь. И Люк понял, что скоро их ждёт ещё один выплеск.

***

Кристалл соли разлетелся вдребезги, и один из осколков попал в бокал, из которого Алистер пил. Бокал тоже разбился, порезав ему и губы, и подбородок, и руку. Чудо, что осколки не попали в глаза. Но Алистер об этом уже не думал.

Он думал о дочерях. И единственная мысль, которая толчками билась в его голове, полностью соответствуя биению сердца, была лаконичной: что, чёрт возьми, произошло?

Нет, не так. Красочно, большими буквами.

ЧТО, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ПРОИЗОШЛО?

Воспоминания о том, как в прошлый раз точно так же разлетелся поисковый кристалл, были ещё свежи, как бы Алистер не пытался убедить себя в обратном. Такое не забывается, от такого больно даже спустя столетия.

Алистер отбросил осколки, которые всё ещё сжимал в руке, в раковину и отстранённо подумал о том, что нужно обработать раны. Вот только вместо свежей раны на ладони была лишь запёкшаяся корочка. Мужчина провёл языком по губе, которая тоже уже почти зажила.

— Вот только какой ценой? — устало спросил он у самого себя.

Его девочки опять платили непомерную цену, а он ничего не мог поделать. По сравнению с тем, что выпало на их долю, пустота в его сердце — так, пшик на воде, и не более. И Алистеру было тошно от того, что он ничего не может сделать.

Кто он? Жалкий старик. Так как же старик может защитить ведьм? Сильных ведьм. Его ведьм.

Он не смог защитить Марту. Не смог защитить Терру. Не смог защитить Мегги. Даже мать свою, такого же обычного человека, как и он сам, не смог уберечь.

А ведь Алистеру так хотелось обезопасить их, защитить, стать для них опорой. Но судьба раз за разом тыкает его в собственную слабость, от которой хочется волком выть.

— Ты жалок, — укорил он сам себя.

За окном мела метель, а Алистер сидел на кухне и думал о своих девочках. Красные осколки на столе давали ему надежду на то, что Мегги ещё жива, а, значит, не всё потеряно. Главное, чтобы вернулась домой, а там будь, что будет. Главное, чтобы была здорова, а Алистер… Он выдержит. Всегда выдерживал, и сейчас выдержит. Если нужно будет порвать ещё одну нить — он порвёт, не моргнув и глазом. Главное, чтобы девочки были дома. И всё. Остальное не важно.

В кармане завибрировал телефон, и на экране высветился незнакомый номер. Алистер ответил.

— Алистер, — донёсся из трубки старческий, но всё ещё слишком высокий голос Джослин, — я тебе из больницы звоню, попросила медсестру набрать твой номер. Маргарет очнулась!

— Хорошо, — устало ответил он. — Я сейчас приеду.

— Не нужно. Отоспись. Всё равно сейчас ночь, да и врачи говорят, что с ней всё хорошо. Они в шоке, что Маргарет так резко пошла на поправку, — ответила женщина. И, получив тишину вместо положительной реакции, всё-таки спросила: — Это девочки?

— Думаю, да, — ответил Алистер, прекрасно понимая суть вопроса.

— Надеюсь, у них всё хорошо. Они наверняка скоро вернутся, — попыталась подбодрить старуха мужчину. Но без толку.

— Я тоже, — выдохнул он, скорее чтобы поддержать Джослин, чем действительно веря в её слова, и отключился, потирая глаза, в которые словно песка насыпали.

Алистеру очень хотелось верить, что магия, используемая девочками, идёт и на благо и им самим. Ведь они тоже Рудбриги. Его дочери.

Ему очень хотелось верить в это. Но внутри мужчина чувствовал себя разбитым. Прямо как старая тарелка в руках неумелого реставратора.

Он так и просидел на кухне до самого утра. Когда на небе забрезжил рассвет, на телефон пришло сообщение с номера старшей дочери. И мир Алистера рухнул во второй раз.

«Всё пошло не по плану. Везу Марту в Шарпу. Вернусь через пару дней и всё объясню. Проследите, чтобы Джилс никуда не делась».

========== Глава 49. Гори, гори ясно ==========

Коул вряд ли когда-нибудь привыкнет к магии. Нет, он уже не считал её абсолютным злом, понимая, что всё зависит от рук, её использующих. Теперь магия в представлении Коула стала пистолетом, который может быть использован для грабежа, а может пригодиться и для защиты. Он смирился с этой мыслью, пусть той и было сложно закрепиться в его упрямой голове.

Вот только смириться и привыкнуть — вещи разные. Коул смирился с тем фактом, что магия теперь является неотъемлемой частью его жизни, но принять и понять всё, что случилось этим вечером, он отказывался.

Сначала они бежали по коридорам под вой сирены и в сопровождении дождя. Система тушения сработала автоматически, потому что охотники явно не раскошелились на датчики дыма. И потому Коул бежал за Мартой мокрый донельзя и мысленно чертыхался — девчонка бежала так быстро, словно за ней разгоралось пламя.

Раз пять или шесть им навстречу выходили охотники. Сонные, только выбравшиеся из кроватей охотники. И зрелище они из себя представляли не боеспособное. Марта, даже не замедляясь, сшибала их, как кегли в боулинге, и те падали как подкошенные. Что именно она с ними делала, Коул так и не понял: они просто падали. Видели её и теряли сознание. Этой ночью выражение «сногсшибательная женщина» заиграло для Коула новыми красками.

Первый раз, когда это произошло, Коул остановился, чтобы проверить их. Парни дышали; глубоко и умиротворённо, словно погрузились в глубокий сон. Некоторые даже причмокивали и что-то вяло бормотали.

Взгляд Марты после каждого такого раза становился всё более напряжённым, а пятно на лице увеличилось, захватив и щёку, и ухо, и даже затронув лоб. Возможно, по телу у неё так же расцветали чернеющие провалы, но рассмотреть Коул мог только лицо. И это всё ему не нравилось: ни Марта, которая неслась, не замечая препятствий, чудом не врезаясь в углы, ни пятна на её лице. Он словно пятой точкой чувствовал, что с пятнами что-то не так, как и с Мартой.

Наверное, уже в тот момент он понимал, что ни к чему хорошему её состояние не приведёт. Вот только думать и анализировать, когда со всех ног пытаешься угнаться за явно обезумевшей ведьмой, сложно. А Коул и в лучшие свои дни соображал туго.

Марта вылетела за дверь, ведущую во двор, и замерла, а Коул, не успев замедлиться, чуть не врезался в неё, умудрившись вдобавок поскользнуться и упасть. Уже растянувшись на снегу, он смотрел на Мегги. От девочки шло холодное сияние. Она искрилась, словно снег под лунным светом.

Люк, успевший отбиться от охотника, бросился к девочке, и в этот момент всё затопило холодным светом. Коул услышал, как ойкнула Марта, и зажмурился, чтобы не ослепнуть. А когда открыл глаза, Марта уже не стояла рядом с ним — она отошла туда, где секунды или же минуты назад стояла Мегги.

Девочка, Люциан, охотник, которого Коул лишь смутно помнил, женщина, копошившаяся в сугробе, и тела охотников, чьи лица Коул не разглядел, исчезли, а вместо них осталась лишь лужа растаявшего снега.

Марта ходила кругами, а вода плескалась у её ног, промачивая ботинки и брюки. Мокрые волосы липли к почерневшим щекам. А взгляд был таким затравленным, испуганным и непонимающим, что у Коула сжалось сердце. Сейчас перед ним стояла не та Марта, главной реакцией которой становилась агрессия. Сейчас она походила на маленькую потерявшуюся в лесу девочку. Её нижняя губа подрагивала, а в уголках глаз начали собираться слёзы.

— Я не понимаю, — надломленным и полным ужаса голосом произнесла она.

Коул поднялся на ноги. В мокрой одежде во внутреннем дворе Церкви ему было чертовски холодно. Но он не позволил себе обращать внимания на это неудобство, хоть его зубы уже стучали друг об друга.

— Не понимаю! — возвысила голос Марта. Её трясло. — Где она?!

Марта всплеснула руками, и Коул заметил разодранную и окровавленную перчатку, а ещё чёрную кожу в прорехах ткани.

— Д-джон… он же б-был здесь… я не понимаю… От-ткуда?

Зубы девушки отбивали чечётку. Губы дрожали. Из глаз катились слёзы. А от знакомой Коулу манеры речи — с лёгкой издёвкой и превосходством — не осталось и следа. Он бросился к Марте и прижал к себе, толком не зная, чего хочет добиться подобными действиями.

Успокоить? Да чёрта с два её успокоят хоть какие-нибудь объятия в подобной ситуации!

Что-то сказать? Что тут скажешь?

Он ведь даже не понимал, что происходит. А как успокаивать человека, когда тебе самому нужен кто-то, кто успокоит и даст ответы?

Уткнувшись ему в грудь, Марта взвыла. Надрывно, задыхаясь от боли. То был вой раненого зверя. Она била парня кулаком в грудь, и эти движения явно были неосознанными. А Коул стоял рядом и всего лишь прижимал девушку к себе за плечи, понимая, что любое его неверное слово вызовет в ней агрессию, а злая Марта способна на многое.

Они так и стояли некоторое время в болезненном оцепенении. И Коул не знал, что ему делать, но одно понимал точно: Марту нужно выводить отсюда, пока не случилось то, чего потом будет уже не исправить. Он обдумывал, как ему поступить — взять девушку на руки и просто унести отсюда или же попытаться её вразумить, — когда отключилась сирена, и в образовавшейся тишине стал отчётливо слышен топот десятка ног.

Охотники спешили сюда. К ним.

И Коул не мог — физически не мог — противопоставить ничего даже одному человеку с огнестрельным оружием, не говоря уже о десятках. Да и Марта, похоже, была не в том состоянии, чтобы вырубать людей пачками.

Но Коул ошибся.

Он толком и не понял, что произошло. Марта неожиданно напряглась в его руках, и он ощутил нечто тёмное и пугающее в глубине себя, там, где ощущалась связь с ней.

Спустя мгновение шаги оборвались глухими ударами.

А затем Марта обмякла. Девушка в руках Коула стала полностью чёрной. Не осталось ни клочка светлой кожи, а волосы словно облили мазутом.

***

Кеторин злилась и волокла на себе сестру; сверху на них лилась вода. Мокрая одежда липла к телу и мешала идти. Сначала, когда взвыла сирена, женщина испугалась, подумав, что их засекли. Затем, когда с потолка полилась вода, испуг сменился недоумением. А недоумение быстро перешло в злость. Их не раскрыли, но план улетел в трубу. И что теперь делать, она понятия не имела, но уверенно тащила сестру за собой. И это отнимало очень много сил и нервов.

— Клем, когда в следующий раз соберёшься попадать в плен, выбери место поприятнее, — причитала Кеторин. — Плен у пиратов. Бутылка рома и атмосферный корабль. Сексуальное рабство на пляже с пальмами. Всё, что угодно, но не охотники!

Клементина коротко хохотнула ей в ухо.

— Не проецируй на меня свои мечты.

— Ну да, ты же у нас только о принце на белом коне мечтать и можешь.

— Почему сразу на белом? Может, мне чёрные нравятся?

— С каких пор они тебе вообще нравятся? С того раза, как ты упала с лошади, и та чуть не заехала тебе копытом в глаз? — Тихая перебранка помогала Кеторин выпустить пар.

— Это была не лошадь, а пони, и упала я с него из-за тебя.

— Нет, не из-за меня. Но я не буду пытаться тебя переубедить. Ты мне тогда не поверила, и сейчас тоже не поверишь, — Кеторин, конечно, не кричала, но и не шептала — из-за сирены их бы всё равно никто не услышал.

Клем как раз хотела что-то ответить, когда их накрыло мощной энергетической волной. Они так и замерли посреди коридора, обомлев. А затем Кеторин вскрикнула от боли в ноге и повалилась на пол. Клем, потеряв точку опоры, рухнула поверх неё.

Кеторин столкнула с себя сестру и полезла в карман, где лежал поисковой кристалл Мегги, и смачно выругалась, нащупав мокрые и мелкие осколки. Она вытащила горстку окровавленных кусочков и выругалась ещё раз.

Конкретно в этот момент Кеторин не обрадовалась, что её догадки оправдались. Девочка оказалась сильной, очень сильной. Но Кеторин предпочла бы, чтобы её способности проявились где-нибудь в другом месте. Скажем, на пляже под лучами закатного солнца.

Она прощупала рану на ноге и выдохнула. Ничего серьёзного — больно, конечно, но обработать можно и попозже. Кеторин встала и помогла Клем подняться. Теперь они были слишком ошарашены, чтобы разговаривать, а потому продолжили свой путь в тишине. Если можно назвать тишиной вой сирены с аккомпанементом из стука воды и сиплого дыхания женщин.

Однако уйти далеко у них не получилось. На следующей же развилке путь им перегородили пятеро охотников. И, как по мановению волшебной палочки, с потолка перестала литься вода. То ли закончилась, то ли её кто-то отключил — Кеторин это не волновало. Она уже мысленно строила план того, что ей делать с охотниками, пока те изучали их с Клем внимательными взглядами, словно диковинки в музее.

Конечно, переглядки длились всего пару секунд, но для Кеторин момент растянулся в маленькую вечность. Она успела изучить их. Подметить, что один выше, другой ниже, у третьего подбит глаз, четвёртый явно самый старый. Ну, а пятый хоть и был самым симпатичным, но агрессией от него несло, как тухлыми яйцами от мусорного ведра. Собственно, пятый первым выхватил пистолет и навёл дуло на Кеторин.

Если бы не неожиданно отключившаяся сирена и зычный голос старика, заполнивший образовавшуюся тишину, выстрел бы точно прогремел.

— Одно движение, и вы трупы, — коротко и по факту.

— Конечно, куда мне двигаться. Я так устала, что руки не поднимаются, — обворожительно улыбнулась Кеторин старику, а затем послала такие же лучики добра каждому из присутствующих. Тот, что повыше, даже покраснел от смущения, а агрессивный разозлился ещё больше. Он так стиснул свою челюсть, что того и гляди стёр бы зубы в порошок.

Пытливый ум Кеторин в это время дотошно анализировал старика. Было в нём что-то неуловимо знакомое. Нет, конечно, этого конкретного старика она не встречала ни разу, но вот кого-то из его родственников видела точно.

Тем временем к ним приблизился охотник с подбитым глазом и стащил Клем с плеча Кеторин. Та, как всегда, начала кричать, визжать и отбиваться, даже умудрилась укусить охотника. И где только силы нашла?

— Спасибо, милый, — с толикой нежности в голосе поблагодарила Кеторин, гадая, успеет ли она выхватить удушающее зелье из кармана и швырнуть его под ноги старикашки так, чтобы они с Клем сами не надышались зелья. — Она такая тяжёлая, думала, у меня плечо отвалится.

— Прекратите паясничать, девушка, — всё тем же зычным басом приказал старик. — В наручники их — и в камеры. Будем разбираться с ними потом.

— А почему не сейчас? — с пискляво просительными интонациями поинтересовалась Кеторин. Она намеренно строила из себя дуру — от дуры не ждут подвоха. Даже руки протянула, чтобы им было удобнее застёгивать наручники.

Только тем было не суждено застегнуться на её запястьях. Вновь налетевшая энергетическая волна снесла охотников своей мощью. Те просто попадали, даже не успев понять, что произошло. Клем, подпоркой для которой служил охотник с подбитым глазом, тоже вновь упала. Кеторин даже на секунду забеспокоилась — не захватила ли волна и её сестру, — но стоило Клем перевернуться на спину и ошалело посмотреть на сестру, как та успокоилась.

— Что это было? — было первом, что спросила Клем.

— У меня есть теория, но её нужно проверить, — ответила Кеторин.

Клем подставила ладонь под нос охотника и нахмурилась.

— Не дышит, — констатировала она и на всякий случай проверила ещё и пульс. — Мертвее не бывает.

Кеторин проверила оставшихся — тоже мёртвых, — прежде чем помочь Клем подняться.

И они продолжили свой путь, но только уже не к выходу. Теперь они искали Марту. Кеторин была уверена, что вторая волна, убившая охотников, исходила от неё. Колдовство девочки было отмечено тьмой, которую просто невозможно не заметить.

А ещё десяток-другой мёртвых тел стал не только доказательством теории, но и чем-то вроде путеводной звезды.

«Иди по дороге, усеянной трупами, и в конце пути тебя будет ждать сама госпожа Смерть», — усмехнулась про себя Кеторин, вспомнив присказку матери. Та всегда так говорила, когда кто-то предлагал открытую конфронтацию с кровавыми ведьмами. Ведь госпожой Смертью также называли Охотницу — согласно легендам, то ли прародительницу, то ли и вовсе богиню кровавых ведьм. Причём имени как такового у неё не имелось. Только статус Охотницы.

Кеторин вела мысленный счёт убитым охотникам и дивилась тому, насколько сильной оказалась Марта. Природа её способностей всё ещё оставалась для ведьмы загадкой, но в одном она была уверена точно: Марта и её сестра — источники первостихии. Первозданная магия в чистом виде, не иначе. И если Марта была осквернённой, то Мегги являла собой живительный источник, который необходимо защищать всеми возможными силами.

К немалому облегчению ведьмы, Марту они нашли минут через двадцать. И всё это время Кеторин думала. Волочь на себе Клем оказалось задачей нелёгкой и порядком так отвлекающей, но и бросить её было нельзя: вдруг кто-то из охотников всё-таки выжил. Хотя Кеторин в это слабо верилось.

Марта нашлась вместе с Коулом. Он сидел на полу в коридоре, держа девушку на коленях и хлопая её по щекам, а невдалеке Кеторин приметила ещё несколько бывших охотников. По ним она лишь проскользила взглядом, всецело сосредоточившись на Марте. Вернее, на том, что стало с Мартой.

— О Боги! — воскликнула Клем и присоединила одно из своих бранных словечек. — Она проклята!

— Какая ты наблюдательная, сестрёнка, — присвистнула Кеторин. — Какое счастье, что у тебя остался хотя бы один глаз, а то что бы мы без тебя делали.

И этот здоровый глаз обжёг Кеторин такой раскалённой злобой, что женщине на секундочку показалось, что она вернулась домой.

— Ирония, милая, и-ро-ни-я.

— У тебя всегда было отвратительное чувство юмора, — буркнула Клементина и, оттолкнувшись от плеча Кеторин, неуклюже опустилась на колени перед Коулом.

— Нет, у нас просто разное чувство юмора, — пожала плечами Кеторин. — Где Мегги? Люк?

— Исчезли, — устало ответил Коул, прекратив попытки привести Марту в чувства.

Кеторин замерла, опешив. Такого в плане точно не было, пусть он и так пошёл под откос.

— Как исчезли?

— Просто исчезли. Были, а потом исчезли, — невразумительно ответил Коул. Настолько невразумительно, что Кеторин захотелось подойти к нему и хорошенько потрясти — может, что-то в его голове встанет на место.

— Исчезли, как при перебросе? — аккуратно спросила Кеторин, подталкивая мужчину к нужным ответам. — Как когда Люк перемещался из машины?

Хотя сомнительно, что Люк смог бы активировать портальный камень так скоро. Разве что Мегги с ним что-то сделала. Но это тоже сомнительная теория: двоихкамень перенести не смог бы.

— Нет, — покачал головой Коул. — Там вдруг всё залило светом, а потом Люк и Мегги исчезли, а вместе с ними женщина и кто-то из охотников. Не знаю, живые они были или мёртвые. С ними ещё и кусок снега улетел.

Кеторин со свистом втянула воздух и неосознанно потянулась к своей комплементарной нити. Та была там же, где и должна быть — тянулась от её сердца к сердцу Люка, и пульсация от нити исходила уверенная и сильная. Значит, он, по крайней мере, жив, а вот с тем, что с ними произошло, ещё предстоит разобраться. Ясно одно: они переместились, но не с помощью портального камня. Того и на двух человек бы не хватило, что уж говорить о трёх и более.

— … то ли Джон, то ли Джош… Я так понял, Марта знала этого охотника, — поглощённая своими мыслями, Кеторин упустила часть разговора. — Марта… она в порядке?

Стоило Кеторин услышать нужное имя, как кусочки мозаики заняли свои места. Джон. Вот, на кого был похож тот старикашка. Ну, или это Джон оказался на него похож. Одно лицо с разницей в несколько десятилетий. А тот, если ей не изменяет память, работал в больнице и вполне мог взять кровь мистера Рудбрига для взлома барьера.

Клем приподняла веки Марты. У девушки даже белки глаз почернели. Единственное, что осталось неизменным — зелёные радужки, которые дико смотрелись на контрасте с чёрными белками и расширенными зрачками.

— Ей нужно в Шарпу, Кетти. Она убила кого-то из кровавых. И не единожды. — Клем отпустила веки девушки и откинулась назад, привалившись к стене.

— У меня есть с собой немного зелья Евы, — ответила Кеторин, доставая из рюкзака несколько склянок, которые захватила с собой специально для Марты.

Когда-то давно, когда вся заварушка ещё только начиналась, Марта что-то говорила о тёмных пятнах, которые нужно сжигать, и Кеторин сначала не поняла, о чём говорила девушка. Магический след так не проявляется, он не меняет суть вещей. А потом, когда Кеторин искала способы помочь Коулу, ей на глаза попался гримуар с проклятиями. Старый гримуар, который она утащила с собой из Шарпы. Штучка из личной коллекции госпожи Евы с пометками на страницах. Там-то Кеторин и нашла рецепт зелья, аккурат выведенный рядом с теорией кровавого проклятия. Зелье не снимало проклятие, но было способно убрать визуальные проявления. И уже в Шарпе, когда на девушке сработало зелье, Кеторин убедилась в двух вещах: Марта проклята, а зелье работает.

Клем лишь покачала головой, когда Кеторин протянула ей склянки.

— Сейчас от них толку мало. Нужен полноценный обряд очищения. А такая доза зелья даже не ослабит воздействия.

— Всё равно влейте его в неё. Даже слабая помощь лучше, чем никакая.

Клем пожала плечами и открыла первый пузырёк. Коул держал Марте голову, чтобы та не захлебнулась, пока Клементина вливала в неё пузырьки один за одним. Однако единственное, чего они добились — белки девушки вновь приняли свой исходный цвет.

— В машину её, — признавая своё поражение, приказала Кеторин.

Коул кивнул и неуклюже поднялся вместе с девушкой на руках. Рядом с ним Марта казалась подростком — такая же маленькая и худосочная. А в бессознательном состоянии её вечно напряженные губы расслабились, и лицо утратило свою хмурость. Вот только чёрная кожа и такие же чёрные волосы портили всю картину.

Клем тоже поднялась на ноги, опираясь на стену.

— Подожди здесь, — попросила Кеторин и махнула рукой в сторону лежащих на полу людей и открытой двери. — Я пойду проверю, что там. Может, смогу понять, куда они исчезли.

— Нить? — с надеждой в голосе спросила Клементина и приложила руку ко рту, когда на неё напал очередной приступ кашля.

— На месте, — сквозь стиснутые зубы процедила Кеторин. Она понимала, что её злость не совсем правильная, но ничего не могла с собой поделать. И разум, внушающий, что Клем имеет полное право переживать за Люка, отца её детей и давнего друга, не мог перебороть сердце, которому хотелось придушить Клем за одно лишь упоминание его имени.

Кеторин была ревнивецей и не желала делиться своим. И Клем это понимала. Осознание шаткости их отношений всегда светилось в её глазах.

— Иди, я подожду, — кивнула Клем. — В моём состоянии выход на мороз в мокрой одежде сродни безумию.

Кеторин окинула сестру ещё одним взглядом, и ревность немного поутихла, вытесненная жалостью.

— Хорошо, — буркнула она и поспешила во внутренний двор, к эпицентру магического следа.

Вот только понять что-либо и найти хоть намёк на то, куда исчезли Люк и Мегги, Кеторин не смогла. Магическая волна, вызванная Мартой, оказалась сильнее и перекрывала собой то, что осталась от выплеска Мегги. И это было плохо, потому что, как бы Кеторин не напрягала своё зрение, она не могла пробиться через удушающую зеленовато-чёрную ненависть Марты, которая пропитала всё вокруг.

В одно мгновенье ей показалось, что она уловила отголосок чего-то иного, светлого и напуганного, но стоило ей повернуть голову — и отголосок исчез. Марта по своей дурости уничтожила возможность понять, что произошло с маленькой ведьмочкой, сила которой пробудилась под давлением негативных эмоций.

К сестре Кеторин вернулась ни с чем, если не считать воды, залившейся ей в ботинки. И они пошли к выходу, попутно обсуждая, что делать с Церковью. Оставлять всё, как есть, было категорически нельзя. Место нужно сравнять с землёй. И способ они выбрали самый что ни на есть банальный: газ, огонь, взрыв. Главное — вовремя уйти подальше.

Она проводила Клем к выходу и оставила её на лавочке, а сама вышла к машине, где их уже ждал Коул с охапкой сухих мужских вещей, за которые Кеторин была ему безмерно благодарна. Сам Коул уже успел переодеться, а, заглянув на заднее сиденье машины, ведьма убедилась, что и Марту он успел переодеть. На лице мужчины не было ни намёка на стеснение, что позабавило Кеторин. Думал ли он о том, что ему придётся когда-нибудь оберегать бесчувственную ведьму? Наверное, нет.

Похлопав Коула по плечу и лучезарно улыбнувшись, она спросила:

— Свыкаешься с ролью мужа?

— Что-то вроде того, — хмуро буркнул Коул, забираясь на заднее сиденье к Марте.

— Ты только не переусердствуй, — посоветовала ему Кеторин, прижимая охапку вещей к груди, даже не подумав о том, что те могут намокнуть. — Понимаешь, грань между отличным мужем, который решает вопросы жены, и маленьким комнатным тираном — очень тонкая.

— И? — Коул выгнул бровь, укладывая голову Марты к себе на колени. Девушка в себя не приходила и вряд ли придёт в ближайшее время. — Ты заделалась в семейные психологи?

Кеторин всплеснула бы руками, если бы они не были заняты.

— Что ты — это была просто шутка. Мои советы по отношениям нужно либо пропускать мимо ушей, либо делать что-то противоположное.

— Запомню, — устало ответил Коул и захлопнул дверцу, а Кеторин вернулась к сестре.

Ей пришлось помогать Клем переодеться, сама сестрица явно не справилась бы. И то, что Кеторин увидела под грязным балахоном, заставило всё внутри неё сжаться. Тело сестры представляло один сплошной синяк с разной степенью окраски: где-то фиолетовый, где-то уже пожелтевший, а где-то — ярко-красный.

— О Боги, — выдохнула она, натягивая через голову Клем огромный мужской свитер, стремясь как можно быстрее скрыть от глаз наглядное пособие для изуверов. Ей было тошно и противно, и тот факт, что люди, надругавшиеся над её сестрой, мертвы, не делал ситуацию легче.

Все тайны этого места ещё не были раскрыты, но Кеторин прекрасно понимала, что ответы на её вопросы спрятаны в Городе Кровавых Вод. Здесь, в Церкви, находилась рука чудовища, и Марта её сломала, а у Кеторин руки чесались свернуть шею этому самому чудовищу.

А ведьмы рода Чубоски привыкли добиваться того, чего хотят.

Она с удовольствием, полностью отдаваясь процессу, подготовила всё для взрыва. Благо, никто ей не мешал. Она даже великодушно пожертвовала своим огненным кругом — алмазом в её коллекции артефактов, — чтобы вспыхнувшее пламя невозможно было потушить, пока оно само не прогорит.

Уезжая, она ещё долго смотрела через зеркало заднего вида на полыхающий, словно солнце, костёр её ненависти. Небо окрашивалось красным и розовым, а искры летели в разные стороны.

И этот костёр, разгоревшийся в Церкви Охотников, был особенно красив. Красив потому, что на нём не горела ни одна ведьма.

Кеторин всегда любила символизм и пафос. Но пафоса нужно немного, как приправы в супе. Поэтому для себя Кеторин мысленно окрестила этот день завершением арки «Охотники и Неудачи». И этому потрясающему названию она могла дать десятки объяснений, но остановилась на одном: охотники в ближайшее время не станут их главной проблемой, а неудачи Кеторин собиралась вырвать с корнем.

Уже отъехав на приличное расстояние от полыхающей обители охотников, Кеторин вспомнила о мистере Рудбриге. Его кристалл, скорее всего, тоже разлетелся. Ведьма написала мужчине несколько строк с телефона Марты, пообещав в ближайшее время приехать и всё объяснить. На телефонный разговор она пока была не готова — уж больно легко ей было представить Алистера на коне и с мечом: бравый воин, который отсечёт ей голову за то, что она не уберегла его детей.

Кеторин хотелось верить, что пары дней в Шарпе ей хватит, чтобы подготовиться к разговору с отцом о его ведьмах.

========== Глава 50. Молчаливая служанка ==========

Фини стояла за стулом своей госпожи по правую руку от неё и улыбалась. Фини всегда улыбалась. Она не могла не улыбаться. Даже когда хотелось плакать от боли. Даже когда хотелось кричать от ужаса. Даже когда спала.

Причина была в нитях. В толстеньких жгутиках, которые всегда тянули уголки её рта вверх. Она могла нащупать их языком во рту, но не делала этого, потому что госпожа замечала любое изменение на её лице. А госпожа не любила, когда Фини хмурится.

Госпожа самолично, своими белыми руками, вшила Фини жгутики, потому что та была хмурым ребёнком, а госпоже не нравились хмурые дети.

Фини помнила день, когда стала горничной госпожи. Ей было семь. И помнила день, когда ей вшили жгутики. Ей было семь с половиной. В тот день госпожу очень расстроил её сын. Но королева Гертруда запретила госпоже наказывать своего мальчика, и потому госпожа наказала Фини.

Фини помнила боль. Фини помнила, как кричала. Фини помнила, как вырывалась. Фини помнила, что никто ей не помог. Фини помнила, с каким благоговением и восторгом госпожа лицезрела результат своих трудов. Она ласково похлопала Фини по щеке, запустив очередную волну боли и ужаса, и нежно произнесла:

— Теперь у тебя такая милая улыбка. Мне нравится.

Это было так давно, но Фини всё помнила. Теперь жгутики не причиняли боль, как раньше. Лишь лёгкий дискомфорт и страшные сны по ночам. С тех пор как ей исполнилось восемь, Фини ни одной ночи не спала крепким сном.

Иногда Фини хотелось умереть. Вот только, если бы госпожа нашла Фини до того, как та переступила черту, её положение стало бы ещё хуже. Да и Фини тешила себя надеждой, что однажды всё это прекратится, госпожа найдёт себе новую служанку или же умрёт, а Фини заживёт хорошей жизнью. Маленькая надежда — единственное, что заставляло её держаться.

А сейчас Фини стояла за стулом своей госпожи и улыбалась, слушая, как госпожа обсуждает свои планы с другими Старейшинами. То был старинный зал с каменными стенами и деревянными сводами, которые не рассыпались в труху от времени только благодаря древней магии, что держала их. На стенах горел магический хрусталь, наследие мирных лет — ведьмы Шарпы продавали им свои творения, пока сохранялось хрупкое равновесие.

В обеденном зале стены были голыми; только одна единственная фреска занимала дальнюю часть. Такая же древняя, как и замок, она изображала женщину, по телу которой, как шёлковое одеяние, струилась кровь, а лысую голову, словно корона, украшал жуткий шрам, как от ожога. В руках женщина держала лук и нож. Мало кто видел фреску Охотницы, ведь в обеденную залу Старейшин не пускали посторонних.

На дубовом столе среди тарелок плавились свечи, примешивая нотки пчелиного воска к сочному, манящему и пряному аромату мяса. За поздним ужином собралось лишь трое Старейшин. Госпожа Вивьена уже неделю не посещала собрания. Фини знала причину. От Фини ничего и никогда не скрывали, ведь она не могла предать свою госпожу. Потому что расправа никогда не будет соразмерна предательству. Жгутики во рту покажутся Фини наслаждением, если госпожа узнает, что служанка её предала. Госпожа сама так сказала. В тот день, когда Фини, всхлипывая, пыталась понять, в чём провинилась и почему должна платить болью за несносного мальчишку, госпожа разъяснила ей всё, сопроводив свои слова ещё одной доброй улыбкой. Улыбкой, которая, в отличие от всех остальных, не делала её лицо уродливым, но от которой волосы на затылке вставали дыбом.

— Финниган, подай хлеб, — приказала госпожа Демьяна, и её служанка обошла стол и взяла два кусочка полотенцем, чтобы преподнести их своей госпоже. Та приняла хлеб и положила его на тарелку, не отвлекаясь от разговора. — Думаю, перерыва в пять дней более чем достаточно. Грабс уже скорее всего вернулась в своё захолустье. Всё, что нам нужно — это сыграть на её эмоциях и заставить помогать под угрозой жизни сестры, конечно. Так что навещу малышку и прихвачу какой-нибудь сувенирчик для её старшей сестры.

Улыбка госпожи была полна триумфа. Так улыбается человек, достигший вершины. Фини была хорошо знакома такая улыбка. И Фини хотелось плакать от жалости к девочкам, которые уже много лет являются темой для разговоров на поздних ужинах Старейшин. Этих девочек было три: Марта и Магдалина Рудбриг и Джульетта Морт. И ни одной из девочек на собрании не уготовили доброй судьбы. Фини чувствовала родство с каждой из них, хотя в лицо знала только Джилс. Они даже играли вместе в песочнице, пока Фини не исполнилось семь.

— Не боишься, что она применит свои способности против нас? — тихо, но не без вызова в голосе спросила Юнифа.

Рыжеволосая и веснушчатая в молодости, сейчас она представляла жуткое зрелище. Кожа покрылась таким количеством старческих пятен и бородавок, что невозможно было узнать, какой цвет она имела раньше. Мешки под глазами были обвисшими и синюшными, а раздутый зоб делал шею непропорционально большой. Юнифа, хоть и именовалась Старейшиной, но магии в её крови было мало, и потому старела она, как обычный человек: некрасиво и мучительно. В последние годы Юнифа не появлялась на публике, а в те дни, когда её присутствие было необходимым, прятала лицо, идя на различные ухищрения от шляп с широкими полями, по кругу которых пришивались своеобразные шторки, до мантий с такими глубокими капюшонами, в которых невозможно было что-либо разглядеть. Артефакты из Шарпы, которые изготавливали, чтобы прятать не только лица, но даже фигуру за мороком, на кровавых ведьмах либо вовсе не срабатывали, либо срабатывали не так, как надо.

Фини, скорее всего, единственная ведьма во всем Городе, кроме Старейшин, которая видела лицо Юнифы с тех пор, как та начала стареть.

— Не думаю, — процедила госпожа Демьяна, улыбаясь и мелко кроша хлеб, вымещая на нём свой гнев, вызванный словами Юнифы.

Старейшины Кровавых Вод давно уже делились на два лагеря: лагерь Юнифы и лагерь Демьяны. Отсутствующая Вивьена подчинялась госпоже, а молчаливая Изард — по лицу которой редко можно было понять, о чём она думает, настолько невыразительными были его черты, — чаще поддерживала Юнифу, хотя временами, когда ей было выгодно, соблюдала нейтралитет. И в такие моменты Фини казалось, что, будь старейшин больше — и лагерей оказалось бы уже три.

— Мы все видели, что стало с Морфеной, — таким же невыразительным, как и лицо, голосом произнесла Изард, немного разрядив обстановку между двумя другими Старейшинами.

— Морфена была дурой! — в сердцах выпалила Юнифа, а госпожа Демьяна лишь улыбнулась.

— Она просто не знала, с чем столкнулась, — улыбка госпожи стала ещё шире, разрушив статическую красоту лица. Возможно, если бы в улыбке госпожи было бы чуть больше доброты, она не походила бы так сильно на волчий оскал. — Если бы знала, привезла бы девочку сюда раньше, чем та успела бы воспользоваться своими способностями.

— И тогда девчонка убила бы нас всех, — Юнифа откинулась на спинку мягкого обитого бархатом кресла и скрестила руки на своём раздутом животе, который невозможно было спрятать ни под одним балахоном. Из-за своего лишнего веса Юнифу нередко сравнивали с древней Старейшиной Шарпы. Но лишний вес, пожалуй, единственное, что их роднило. — И искать замену пришлось бы не одной Старейшине, а сразу четырём.

— Не убила бы, — качнула головой Изард, и её мышиного цвета волосы разметались по плечам. — У четырёхлетнего ребёнка не хватило бы сил, чтобы убить сразу столько ведьм.

— Смысл рассуждать, что было бы, а чего не было бы? — госпожа Демьяна всплеснула руками и взяла полотенце, чтобы стереть с них крошки. — Воды, Финниган. Единственное, что изменилось бы: мы не потратили бы столько времени впустую, а уже тогда начали бы действовать. И не пришлось бы искать её.

Она сделала большой глоток из бокала, поднесённого служанкой и, покрутив тот в руке, отставила. Юнифа усмехнулась, и в этой усмешке так и сквозило отвращение к госпоже Демьяне. Отношения между Старейшинами Города Кровавых Вод всегда были натянутыми: каждая словно тянула край одела на себя, и Фини никак не могла понять, как эти четверо всё же смогли сговориться против Гертруды и Джульетты. Наверное, правы те люди, что говорят: даже враги объединяются, когда цель хороша.

— По Джилс новости есть? — неожиданно сменила тему разговора Юнифа, и госпожа Демьяна обожгла её злым взглядом.

Все Старейшины знали, по чьей вине королева сбежала — и не просто сбежала, а ещё и прихватила с собой корону. Все понимали, что госпожа Демьяна и Вивьена были слишком самоуверенны и не взяли в расчёт Люциана Томбела. Да и госпожа сама понимала свой просчёт и злилась на тех, кто упрекал её в ошибке. А страдала Фини. В тот день на спине служанки живого места не осталось, да и сейчас Фини было больно ходить и двигать руками. Даже обезболивающие повязки, пропитанные кровью и ромашкой, не помогали. Идти к лекарям госпожа запретила, мол, зачем тратить магию на служанку, если та всё равно не умрёт от своих ран, да заразу не подхватит: ведьма же как-никак. Слабая, но ведьма.

— Никаких, — сквозь стиснутые зубы процедила госпожа Демьяна. — С тех пор, как она оглушила охотников в том городке, о девчонке ни слуху ни духу. На заправках она больше не появлялась. Думаю, затаилась в каком-нибудь городке и сидит, боясь выйти на улицу.

— А парень, который ей помогает? — всё в той же безэмоциональной манере спросила Изард, и только по тому, как была наклонена её голова, Фини поняла, что Старейшине действительно интересно. Иногда Фини казалось, что госпожа Изард лишь прячет свои эмоции от окружающих, чтобы у тех не было возможности давить на неё. — Он из Шарпы?

Госпожа Демьяна покачала головой.

— Нет, его смогли пробить по полицейской базе. Элиот, кажется. Просто случайный мужчина, которому наша маленькая королева вскружила голову. Она всегда была такой — умело выставляла на показ свою слабость, а они и ведутся. Как же — принцесса в беде! — её слова так и сочились ядом. — Но недолго ей осталось — найдут и притащат сюда.

— Я бы не рассчитывала, что всё выйдет так просто, — не согласилась Изард.

Юнифа рассмеялась.

— Не драматизируй. Она всего лишь девчонка, которая собственной силы боится. Что она может? Плакать и молить о пощаде? Даже поверить не могу, что у Гертруды выросла такая бесхребетная внучка. Согласись мы ей подчиниться, и уже собирали бы цветочки в полях вместе с Шарпскими суками, пока магия окончательно покидает этот мир. Покидает нас.

— Бесхребетная, — кивнула госпожа Демьяна. — Но усилителем смогла воспользоваться. Хотя её никто этому не учил.

— Конечно, смогла. Ведь корона выбрала её. Если бы Джилс не смогла ей воспользоваться, я бы навсегда разочаровалась в Гертруде и её потомстве, — Юнифа ехидно посмеивалась; её живот ходил ходуном под мантией, словно студень. — Что мать, что дочь… Если бы не болезнь, Гертруда бы вернула бы нас назад. Домой. Но болезнь сделала её слабой.

Госпожа Демьяна недовольно поджала губы, а Изард уткнулась в свою тарелку. Обе красноречиво и без слов давали понять, что не разделяют точку зрения Юнифы, которая единственная ещё относилась к мёртвой королеве с почтением. Фини бывшую королеву тоже не любила, потому что та отдала её госпоже. Гертруда подарила госпоже Демьяне девочку для битья, чтобы та не срывалась на других. Теперь-то Фини понимала, что так королева контролировала свою Старейшину.

«Клубок змей, — с тоской подумала служанка, — они лишь клубок змей. Гадюк».

Фини хотелось убежать, закрыться в своей маленькой клетушке и, возможно, поспать, но её желания никогда не брались в расчёт. Старейшины, как всегда, засиделись допоздна: они всё разговаривали, спорили, обменивались колкими замечаниями, а Фини слушала их вполуха. Ничего нового она не узнала. От их встреч не было никакого толку, ведь большая часть их разговоров повторялась изо дня в день, по десятому и по сотому кругу, и лишь изредка проскакивало что-то новое.

Уставшая за день Фини клевала носом и не сразу заметила тот момент, когда Юнифа вдруг захрипела и принялась хватать ртом воздух так, словно ей сжимали горло. Сильно так сжимали. У Изард удивлённо округлились глаза, а в следующую секунду она тоже захрипела. Госпожа Демьяна подскочила с кресла и, чуть не сбив Фини с ног, понеслась прочь из залы. Фини же, как и положено верной служанке, поспешила за ней, толком не понимая, что происходит.

Выбегая вслед за госпожой, стараясь не морщиться от боли в спине, она заметила две вещи. Юнифа уже не хрипела. Да и не дышала. Её безвольная голова была запрокинута на спинку кресла, а из сморщенного рта торчал кончик языка, с которого капала слюна. Изард же пила что-то из маленькой склянки, с потугами пытаясь протолкнуть жидкость через судорожно сжимающееся горло. С её лба градом тёк пот, а в глазах стоял ужас. И, пожалуй, то был единственный раз, когда Фини видела столько эмоций на лице Старейшины.

Но в следующее мгновение дверь захлопнулась, и Фини не увидела развязки событий, потому что побежала вслед за своей госпожой на второй этаж — туда, где располагались спальни Старейшин. А перед глазами всё это время стояла запрокинутая голова Юнифы и тоненькая ниточка надежды вилась, заставляя Фини улыбаться ещё сильнее.

А что, если?..

Госпожа скрючилась на коленях возле шкафа, когда запыхавшаяся Фини вбежала в комнату. Она сжимала горло одной рукой, а другой пыталась дотянуться до чего-то на полке. Она хрипела и стонала.

Фини застыла в дверях: перепуганная и не знающая, что делать. Правильная и верная служанка должна помочь своей госпоже. Измученная девочка хотела не вмешиваться и просто подождать, когда всё как-то само разрешится. Но Фини знала, что, если госпожа справится сама, а потом узнает, что её служанка просто стояла и смотрела, когда должна была помогать…

Фини передёрнуло от одной лишь мысли о том, как госпожа отыграется на ней. Понимая, что своими же руками обрывает тоненькую ниточку надежды, Фини подошла к госпоже и тихо произнесла:

— Вам помочь? — голос её был очень нежным, хотя в сердце не было ничего даже отдалённо напоминающего это чувство.

— Коробка, — выдохнула госпожа. — Коробка с сердцами.

Фини сразу же поняла, о чём речь. Перегнувшись через госпожу, она достала нужную коробку и, опустившись на колени рядом со Старейшиной, раскрыла хитроумный замочек, откинув крышку. Внутри обычной деревянной скорее шкатулки, нежели коробки, на бархатной подложке лежало два полных крови и зелья сердца. Сердца сына госпожи Демьяны и его жены.

Трясущейся рукой Старейшина выхватила одно из сердец и впилась в него зубами. Кровь вперемешку с фиолетовыми струйками зелья стекала по лицу, шее и пальцам ведьмы, а та с упоением продолжала вгрызаться в плоть. И с каждым укусом её лицо разглаживалось, а мокрые пальцы переставали так судорожно сжимать горло.

Фини захлопнула крышку и навесила замок, а затем убрала шкатулку на место, прежде чем помочь своей госпоже подняться.

В этот момент дверь тихо открылась, и в комнату проскользнула Изард. Бледная и измученная, словно человек, перенёсший тяжёлую болезнь. Волосы её были всё ещё мокрыми от пота, а из глаз так и не пропал отголосок затаённого страха.

— Девчонка прокляла нас, Демьяна. Ты понимаешь? — с губ Старейшины сорвался тихий смешок. — Прокляла, даже не видя! Даже не зная, кто мы! А ты хотела угрожать ей младшей сестрой! Да она распылила бы тебя, только заикнись ты о «благополучии» девочки.

Госпожа Демьяна промолчала, взглядом показав Фини на ванную комнату. Приняв на себя большую часть веса госпожи, Фини помогла ей дойти до ванной. Изард последовала за ними.

— Юнифа мертва. И мы не знаем, что теперь с Вивьеной — возможно, она тоже не успела защититься, — говорила ведьма таким спокойным голосом, словно обсуждала перечень блюд на ужин, а не чужие жизни.

Фини подвела госпожу к раковине и открыла краны.

— Мы её недооценили, — констатировала госпожа Демьяна и плеснула водой себе на лицо. Фини подала госпоже узорчатое полотенце, и та промокнула им лицо и руки. На светлой ткани остались красно-фиолетовые пятна, но госпожу это не волновало.

Она вернулась в спальню и полулёжа устроилась на мягком диванчике возле не разожжённого камина. В Городе Кровавых Вод никогда не жгли костров, чтобы согреться — здесь всегда стоял один и тот же тёплый день.

Изард устроилась в кресле напротив, закинув ногу на ногу и сцепив пальцы в замок на колене. Обе Старейшины выглядели слабыми и измученными, а ещё явно напуганными, хоть и старались этого не показывать. Фини прикрыла дверь ванной и встала возле неё. Всё, чего ей хотелось — скрыться в своей манящей каморке и немного поспать лёжа на животе, чтобы не тревожить спину. Вот только её не отпускали, а спросить дозволения уйти самой она боялась. Сейчас одно лишнее движение или неверно брошенное слово могли оказаться для неё фатальными.

— Мы скажем, что магия оставила Юнифу, — начала госпожа Демьяна. — И покажем её тело. Оно как нельзя лучше докажет, что Юнифа умерла по естественным причинам, а не потому, что её прокляли.

Изард кивнула, соглашаясь со Старейшиной.

— И мы не станем объявлять о смерти Вивьены, — продолжила госпожа. — Скажем, что она в миру с важной миссией.

— Да, незачем пугать ведьм, — снова кивнула Изард. — И не стоит пока что искать новую Старейшину. Отложим её выбор до возвращения королевы. Скажем всем, что не можем принимать такое важное решение без Вивьены и Джульетты.

Госпожа Демьяна склонила голову на бок, обдумывая предложения.

— Да, так будет правильно. Не стоит посвящать посторонних в наши планы, пока не понятно, что именно произошло, — согласилась она. — Я уеду к охотникам после того, как тело сожгут. Нельзя затягивать с этими девчонками.

Страх и смерть сделали их едиными во мнении, как никогда прежде.

— Мы сделаем вид, что не знаем, как умерла Юнифа.

Обе Старейшины посмотрели на Фини — у них были планы на неё, и девушка мысленно содрогнулась под алчным взглядами. Однако на лице служанки не отразилось ничего, кроме извечной подобострастной улыбки.

— Финниган, завтра с утра ты поднимешь шумиху вокруг мёртвой Старейшины. Распахнёшь дверь залы и будешь рыдать в коридоре так, словно потеряла мать. Поняла?

— Да, моя госпожа.

— А сейчас спустись и запри залу, чтобы никто случайно не нашёл Юнифу раньше времени.

— Слушаюсь, моя госпожа.

Стоило дверям спальни госпожи захлопнуться за Фини, как она испустила вздох облегчения и поспешила к зале Старейшин. Она понимала, что никто из посторонних не зайдёт туда, но приказ была обязана выполнить. А, так как госпожа Демьяна не сказала ей вернуться после, следующим местом назначения Фини стала её маленькая клетушка, где она смогла сменить повязки и наконец-то вытянуть гудящие ноги.

Последние комментарии

Впечатления

Ведьмы Алистера (СИ) [Дарья Шатил] (fb2) читать онлайн