Падальщики [Миранда Грин] (fb2) читать онлайн

Миранда Грин Падальщики

1. В отражении

Андрей вывалился из старой бани, едва сквозь ее покореженные временем бревна начали пробиваться первые лучи света. По меркам его чувствительного зрения, естественно. Еще не восход, но небо на востоке начало едва заметно светлеть. Споткнулся, зацепив порог, но даже не зашипел — зато рассержено забормотало нечто в зеркале, которое ведьмарь прижимал к груди, завернув в старую рубашку. Не хватало еще все труды пустить псу под хвост.

Под старой елью — единственным живым деревом на всю деревню — он еще вчера вечером выкопал яму, не хотелось рисковать срывом ритуала. Туда Андрей и опустил зеркало, не разматывая ткань, стеклом вниз, и голыми руками принялся закапывать, бормоча что-то, смысл чего и сам не понимал. Какой-то набор невнятных звуков, приходящий как будто с другой стороны. Закончив, он утер со лба пот, находя глазами медленно всплывающее над горизонтом солнце. Старая баня со стоном словно просела, лишившись поддерживающего ее духа.

— Съездил в дом детства, чтоб его, — хрипло произнес он, сплевывая на свежезарытую землю.

Голос разума настойчиво твердил, что ночные бдения прошли даром, особого смысла так выкладываться ради успевшей опустеть деревни не было. Вот только чувство долга не давало усомниться в правильности принятого решения.

Больше двадцати лет назад Андрей впервые приехал в Ольховку к бабушке на каникулы. И в первую же ночь перепугал всех соседей жутким, нечеловеческим криком, еще более пугающим потому, что до этого он был исключительно тихим ребенком, даже в раннем младенчестве не изводившим родителей бессмысленным шумом. Когда вместо ответа он указал трясущимся пальцем на зеркало, бабушка только тяжело вздохнула. Андрея успокоили, но на следующую ночь все повторилось. Темная, прячущаяся ото всех в мутных зеркалах и заброшенных постройках сторона реальности открылась ему слишком рано.

Конец ознакомительного фрагмента

Ознакомительный фрагмент является обязательным элементом каждой книги. Если книга бесплатна — то читатель его не увидит. Если книга платная, либо станет платной в будущем, то в данном месте читатель получит предложение оплатить доступ к остальному тексту.

Выбирайте место для окончания ознакомительного фрагмента вдумчиво. Правильное позиционирование способно в разы увеличить количество продаж. Ищите точку наивысшего эмоционального накала.

В англоязычной литературе такой прием называется Клиффхэнгер (англ. cliffhanger, букв. «висящий над обрывом») — идиома, означающая захватывающий сюжетный поворот с неопределённым исходом, задуманный так, чтобы зацепить читателя и заставить его волноваться в ожидании развязки. Например, в кульминационной битве злодей спихнул героя с обрыва, и тот висит, из последних сил цепляясь за край. «А-а-а, что же будет?»

На третью ночь было тихо, но лишь потому, что он сорвал голос в две предыдущие. Ни отогнать, ни позвать на помощь. Он мог лишь смотреть в висящее напротив кровати зеркало, в котором отражалось изголовье и слабо подсвеченное уличным фонарем окно. Все бы ничего, да только Андрей отчетливо видел сгорбленный силуэт и лежащие на изголовье белые руки с узловатыми пальцами. Обернуться и проверить, действительно ли кто-то есть рядом с ним было выше его сил. Утром он не отлипал от родителей, уговаривая увезти его в город, но те были непреклонны.

— Они бояться тебя не меньше, чем ты их. Поэтому стараются напугать, пока ты не стал сильней, чем они, — тяжело вздохнула бабушка, когда они сели обедать, оставшись одни.

— Ты тоже их видела? — еле слышно прошептал он, держась за саднящее горло.

Вместо ответа женщина вышла, взяла с комода маленькое зеркало в деревянной оправе, удивительно тяжелой для своих размеров, и велела ему смотреть. На мутной поверхности, перечеркнутой чем-то красным, проступило не отражение Андрея, а многочисленные силуэты, царапающие стекло с той стороны. Как он не выпустил зеркало из рук — не скажет до сих пор.

С того дня мир для него изменился навсегда.

Алевтина Михайловна внука не пожалела, с головой окунув в тот котел, в котором сама варилась с малых лет. И только довольно кивала, когда ребенок словно резко взрослеть начал, будто неделя за год для него проходила. И знания в голову шестилетнего мальчишки вбивала так, словно это последний его шанс хоть что-то узнать. Как оказалось, действительно последний.

Ровно через три дня после того, как Андрея забрали родители, старуха отдала душу, уж богу ли, черту ли — ему неизвестно. Да и все равно было, если честно. Первые десять лет он старался забыть обо все, что случилось с ним в этом доме, отказываясь приезжать сюда под любым предлогом. Да и жуткие видения отступили, растворились, будто были всего лишь детскими кошмарами, игрой расшалившегося воображения. А в шестнадцать лет он снова увидел их, и не в зеркале, как раньше, а наяву. Они приходили на запах крови, уговаривали людей дать им еще. Простые смертные не различали их голоса, но охотно следовали их советам. Тогда Андрею пришлось вспомнить все, он часами выворачивал собственное сознание наизнанку, пытаясь извлечь из него как можно больше полезной информации.

Дело шло туго. Но шло. Тогда он впервые, купив дешевенькое зеркало в ближайшем магазине, дождался отъезда родителей в гости с ночевкой, вышел на пустырь на окраине города после заката. Немертвые-неживые словно почувствовали его намерения, не показываясь его глазам. Но вот спрятаться от зеркала не могли. Не от любого зеркала, само собой.

Тогда юный, пробужденный, но не заявивший о себе ведьмарь полоснул по пальцам ножом, выводя увиденные когда-то давно знаки на зеркальной поверхности. Первые, незавершенные. Жуткого вида мертвец, поджиравший местных жителей, пришел на запах крови. И угодил в ловушку, когда Андрей добавил финальную черту. Смотреть в зеркало, где бесновалась нежить было страшно, тем более, что защиты у него не было никакой, кроме нечеловеческой жажды жить. На фоне оглушительного воя, неожиданно ворвавшегося в уши, копать землю голыми руками было даже легко и приятно. Увлекательно. К рассвету все закончилось.

Он кое-как дополз домой, буквально содрал с себя одежду и рухнул в ванну, пытаясь отмыть прошедшую ночь. А после трое суток пролежал в лихорадке. То ли упокоенный постарался, то ли копать землю порезанной до крови рукой было такой себе идеей, но духи и души шли к нему нескончаемым, неразличимым потоком. Когда его отпустило, Андрей твердо понял, что прятаться от этого и дальше не выйдет.

Тем более, что среди приходящих он отчетливо видел бабку Алевтину, недовольно глядящую на него, протягивающую к нему скрюченные руки, совсем как у той тени в детстве. Даже подозрение закралось, не была ли та жуть кем-то из родственников.

На следующее лето Андрей впервые приехал в бабкин дом в осознанном возрасте, с полным пониманием и принятием собственного дара. И в первую же ночь был вынужден отбиваться от все того же оголодавшего, озверевшего духа. Глядя на его тело ведьмарь неожиданно понял, в чем же причина такого стремительного развития болезни у матери. В ком эта причина. В этот раз рука не дрогнула, когда он захлопывал ловушку, да и яму вырыл заранее, под деревом в дальнем конце сада. Дерево стремительно засохло, после того, как зеркало оказалось похоронено под ним. Для соседей это был знак. Он чувствовал, как внимательно смотрят на него прожившие здесь не одно десятилетие старики.

Ответ нашелся, когда местный батюшка, похожий на обтянутый кожей скелет мужчина крайне преклонных лет, тихонько, в обход родителей зазвал его к себе в храм. И пристально наблюдал за тем, как ведьмарь перешагивает порог, смотрел на реакцию. Андрей только хмыкнул: если тот ждал, что парня скрючит и из него полезут бесы — не дождется.

— Я боялся, что ты будешь таким же, как Алевтина.

— Не понимаю, о чем вы, — парень сдул челку, рассматривая осыпавшуюся роспись стен.

Разруха и упадок, как и везде в деревне.

— Что ты не будешь давать мертвым покоя. Да и живым тоже. Ты ведь видел, что она сделала с остальной своей родней? С друзьями? Ты же видел их в зеркале?

Конец ознакомительного фрагмента Ознакомительный фрагмент является обязательным элементом каждой книги. Если книга бесплатна — то читатель его не увидит. Если книга платная, либо станет платной в будущем, то в данном месте читатель получит предложение оплатить доступ к остальному тексту. Выбирайте место для окончания ознакомительного фрагмента вдумчиво. Правильное позиционирование способно в разы увеличить количество продаж. Ищите точку наивысшего эмоционального накала. В англоязычной литературе такой прием называется Клиффхэнгер (англ. cliffhanger, букв. «висящий над обрывом») — идиома, означающая захватывающий сюжетный поворот с неопределённым исходом, задуманный так, чтобы зацепить читателя и заставить его волноваться в ожидании развязки. Например, в кульминационной битве злодей спихнул героя с обрыва, и тот висит, из последних сил цепляясь за край. «А-а-а, что же будет?»

— Откуда вы…?

— Когда-то давно мы не только считались, но и были братом и сестрой. Присядь. Это долгая история.

*

Вернувшийся к закату Андрей испытывал острое желание спалить к чертям собачьим всю деревню. Все походило на бредовый сон, вся его жизнь в последнее время была на него похожа, но только отрицать жуткую реальность уже не получалось. Священник из рода колдунов прекрасно в нее вписывался. Как и бабка, нарушавшая обряд погребений и не дававшая покоя всей мертвой родне ради собственной долгой жизни. Кто же знал, что она с их помощью может от живых питаться?

Бред…

Парень рухнул на кровать, сжимая виски. И резко убрал от головы руки, стоило посмотреть в то отвратительное зеркало, с которого все началось. Все та же тень, только в этот раз отчетливая, словно он прозрел. Что-то выводящая на поверхности стекла. Присмотревшись и немного загрузив мозг, Андрей смог разобрать, что же это было за слово.

«Помоги».

Отвернувшись от стекла, он уткнулся носом в подушку. Он знал об этом мире слишком мало. Будто бабка в лучших традициях сказок про ведьм торопилась спихнуть дар хоть кому, даже малолетнему внуку, раз уж с дочерью не срослось. А там — пусть сам разбирается, да? В груди вскипела ярость. И ведь не показывается в зеркалах, карга старая! Но он слышит ее шаги в доме, даже запах ее чувствует. Он жизнь на это положит, но упокоить ведьму. Только родителей надо отправить из дома подальше, чтобы та перестала от них подпитываться через подчиненных при жизни. И сначала ему придется упокоить всех.

В груди кольнула жалость к себе, которую Андрей быстро подавил. Потом. Успеется.

Парень спустил ноги на пол, ощущая как по ним сквозняк прошелся. Главное — не смотреть в зеркало. И не бояться. Потому что они почувствуют его страх и начнут тянуть из него силы, если он будет бояться — они будут только больше усердствовать.

— На чердак лезть, да? — неожиданно для самого себя спросил он у посторонней тени на стене.

Та кивнула. Андрей вышел из комнаты, прислушиваясь к происходящему в доме. Родителей слышно не было. Рассохшаяся от времени дверь легко поддалась несильному толчку и парень оказался в царстве полумрака и пыли. Шагнул еще раз, стараясь делать вид, что не слышит, как кроме него по деревянным доскам шагает кто-то еще.

На полках в дальнем углу не было ничего кроме потрепанных, пожелтевших, полуразвалившихся томов классики, он даже специально пролистал некоторые из них, в надежде найти подсказку или что-то подобное. Бесполезно. Но Андрей точно помнил, что какие-то записи его бабка вела, сидя здесь, на старой пружинной кровати, которая так мерзко скрипела по ночам. И еще противнее — по утрам. Это значило, что она уже встала и скоро придет к нему, что его ждет очередное погружение в кошмар.

— Свалила на мою голову ворох проблем и откинулась благополучно, — пробормотал он под нос, морщась от облака пыли.

Присел на край кровати, скривившись, когда та заскрипела под ним. Кажется, будто звук за эти годы стал еще противнее, словно он копил мерзотность специально для этого момента. В комнате старой Алевтины голоса тех, кого она привязала, стали слышны, хвала всем силам, не отчетливо. Но монотонный гул не делал жизнь легче. Андрея настигло жгучее желание прочитать молитву, но он не знал ни одной. Да и не положено ему вроде как.

В церкви ему это четко разъяснили. Да, бывали ведьмы и колдуны — ведьмари, как называл их старик-священник — которые трудились на благо людей, да тех все равно хоронили за оградой. Да и души их покоя не находили, скитались после смерти. Удружила его бабуля…

Андрей повернул голову, зацепившись за что-то взглядом. Из коробки с газетами выглядывал уголок старой тетради в клетку. Заинтересовавшись, он потянулся к нему. Кажется, в сегодняшнем дне будет хоть что-то хорошее.

«Я оставляю эти записи тому, кто настолько же силен, как и я в лучшие свои годы. Тому, кому хватит смелости использовать свой дар себе на пользу, не слушая это нытье про спасение души. За сто с лишним лет мне это изрядно надоело».

Андрей задумался. А ведь Алевтина действительно не была матерью никому из его родителей, а бабушкой ее называли чисто по сложившейся привычке, кажется, будто она всегда, на всех фотография была в этом неопределенном возрасте, заставляя удивляться поразительной сохранности внешности. С учетом того, как выглядел ее брат… Можно было бы и поверить в сотню лет жизни.

Он склонился к записям, пытаясь сложить картину. Звучало невероятно. И, пожалуй, если бы он не видел описанной здесь пакости своими глазами, то посчитал бы все бредом. Вот только… В большом зеркале в человеческий рост, стоящем в углу, отразились неприятно скалящиеся лица, белые, с темными глазами без белков. Как и положено тем, кого удерживают на этой стороне против их воли. Безумные, озлобленные улыбки у большинства. Кажется, когда он был ребенком, бабушка говорила, что от долгого нахождения в этом мире без подпитки от живых духи и души теряют свой разум.

В голове неожиданно возникла странная идея.

Он еще раз взглянул на записи, сверяясь с тем, что помнил и делал сам. Благо, что ориентироваться в тетради было легко — множество наклеенных по разделам бумажек облегчали задачу, да и почерк был читаемый. Его внимание привлекла одна пометка.

Каждый следующий, вступающий на этот путь, обретает силу и свободу только после того, как упокоит слуг предшественника и его самого. И выживет при этом. Иначе — служить ему оголодавшей старухе вечно. Андрей себя любил, этого он не скрывал, так что нож из кармана он вытащил смело. Смысла не верить не было, потому что эта часть записей относилась к личному дневнику, в котором Алевтина описывала свой жизненный путь, особенно самое его начало. Читалось оно достаточно легко, несмотря на устаревший язык и дореформенную орфографию.

События вообще заканчивались примерно на временах Великой Отечественной, словно после этого она не видела смысла в записях. От описаний, правда, немного подташнивало. То, что живописала старуха, не шло ни в какое сравнение с документальными кадрами. Интересно, а соседи знали, что за чудовище живет рядом с ними?

Андрей тяжело вздохнул, в очередной раз полосуя пальцы. Зеркало было огромным, думать о том, как он будет от него избавляться, не хотелось. Да и мимо родителей его еще надо пронести. Благо, что сон у них крепкий — ламбаду над ними танцевать можно, не услышат. Ведьмарь принялся выводить заученные наизусть знаки, только в этот раз немертвые-неживые по ту сторону стекла то активно кивали ему, улыбаясь, глаза их истекали чернильными слезами, то бесновались, оттаскивая тех, кто еще остался в своем уме. Его откровенно вело. В глазах то и дело наступал мрак и только поставленная за этот год рука не давала запороть такую сложную работу.

Копать яму в таком состоянии он не сможет, но вот была у него одна задумка…

Обмотав зеркало пыльным покрывалом, Андрей потащил его вниз. За домом они когда-то сделали основу для бассейна, в которой сейчас была сложена огромная куча сухих веток и прочего горючего мусора. План был простой и надежный: спалить все это разом.

Горело мощно, с ревом и визгом, будто филиал ада открылся. По территории сада еще бродили какие-то самостоятельные тени, тянущие к нему руки, но они явно сторонились бешено вздымающегося к небу костра. Андрей опустился на землю, так, чтобы пламя его освещало. Пальцы уже не кровоточили, раны на них всегда быстро закрывались сами, стоило ему закончить работу, но усталость никуда не делась. Ему хотелось просто лечь и отдохнуть. Огонь за закрытыми веками порождал странные картины, одна причудливее другой. В этом сне он стоял посреди старого деревенского храма, из кадила в немощной руке валил густой черный дым удушливо пахнущий сладковато-гнилым. Через мгновение старик-священник, имя которого Андрей так и не удосужился узнать, осыпался прахом, а на его месте оказалась недовольная бабка Алевтина, недобро глядящая на внука.

Он явно поступил не так, как она планировала. Густой черный дым стремительно проникал в легкие.

*

Очнулся он в больничной палате, чего явно не ожидал. Пальцы слушались плохо, тела он не чувствовал вообще. В горле мешался инородный объект. Кажется, в его пробуждение никто не верил. Андрей только и смог, что дернуть рукой, которой касалось что-то пушистое. В поле зрения оказалась голова матери. Кажется, та уже давно так сидела у его кровати.

— Андрюша… Андрей? Очнулся? Господи, Митя, он очнулся, — последнее она произносила уже выглядывая куда-то в коридор.

На крик, кроме отца, в палату влетели врачи, по глазам которых ведьмарь с удивительной ясностью прочитал удивление. Его уже успели похоронить? Как давно он здесь? Что вообще произошло? Он обязательно спросит об этом, но позже, когда его закончат вертеть во все стороны как игрушку и приведут в порядок.

Медицинские процедуры парень никогда не любил, но в данной ситуации у него не было особого выбора. Да и жить хотелось. В голове была сплошная чернота, в которой то и дело вспыхивало яркое пламя костра. Андрей прекрасно помнил как тащил здоровенное зеркало с чердака, как аккуратно опускал его в бетонную яму, как оно стонало, пока пламя охватывало раму. Он помнил, как его начало клонить в сон, но что ему снилось — это загадка, память отказывалась отвечать ем на этот вопрос.

— Надо сказать, молодой человек, — моложавого вида врач поправил одеяло, присаживаясь на край его кровати, когда родителей все-таки удалось отправить домой, — мало кто из необученных выживает после такого.

Андрей посмотрел на белый потолок поверх его головы, этот трюк помогал ему различать истинную сущность людей вокруг, если под рукой не было зеркала.

— Правильно смотрите. Нас немного осталось, тех у кого есть дар, вот мы и притягиваемся друг к другу. Вы же заметили, что в последние годы вокруг словно больше стало не совсем людей?

Он кивнул. После шестнадцатилетия с миром вокруг действительно начало твориться странное, с окружающих словно маски начали слезать. Только родители оставались островком нормальности в этом мире пляшущих теней. Хотя даже у матери он в тени различил эту странную… Он не знал подходящего слова… Глубину. Да, пожалуй, именно так. У теней, принадлежащих духам и немертвым, как и у теней колдунов была несвойственная обычной тени глубина, насыщенность.

У тени его лечащего врача она тоже была.

— Удивительно, что вы вообще остались целы. Месть неупокоенной ведьмы — страшная штука. Особенно на ее территории. Но работа явно хороша, раз вы ничего не подцепили. Прилипли бы к вам неупокойники, мы бы вас отсюда на пару этажей ниже отправили. Но дело не в этом. Видите ли, Андрей, у меня к вам деловое предложение.

Андрей напрягся, ожидая подвоха. От своих собратьев по ремеслу он невольно ожидал подвоха, не попадались ему еще честные. Кажется, скепсис в его взгляде был достаточно отчетлив, чтобы мужчина его прочувствовал.

— Да, у меня есть свой, шкурный, интерес. Как вы знаете, мы не можем упокоиться, пока не передадим свой дар. Умереть — да, но не обрести покой. Вы своим благим порывом практически истощили источник собственных сил, но дело не завершили. Я передам вам свой дар, своих привязанных неупокойников, вы можете хоть всех распустить после получения, и уйду. Меня давно ждут на той стороне. А вы, Андрей, продолжите свою месть, борьбу, что уж у вас там, не знаю.

Ведьмарь задумался. Становиться беззащитной жертвой чужих теней не хотелось. И он кивнул.

*

Х лет спустя.

Ему неслыханно повезло — в купе Андрей ехал один. Ну, как один — без живых людей, неупокойники иногда залетали на огонек, на пару станций, возвращаясь после к своим местам обитания. Сбежавший тогда в столицу парень возвращался в родные края.

Он сидел неподвижно, прямой, словно жердь. Истощенный гонкой с духами в шумной Москве — город веками рос, вбирая в себя старые кладбища, так что мертвецов в квартирах было много. И работа у него была всегда. Неофициальная, но очень прибыльная. И щедрее всех платили такие же, как он, только слабее, кому не хватало сил справиться самостоятельно. Вот они прекрасно понимали грозящую им опасность.

Сейчас же он бездумно слушал, как звенит ложка в стакане. Столько лет прошло, и вот бабка Алевтина снова явилась ему во сне. Правда, в этот раз он не боялся. И теперь ехал, чтобы освободиться окончательно.

Как бы Андрей не кривился, когда речь заходила о его способностях, он был благодарен старому Аврааму — видел бы кто, с каким лицом сидел парень, услышав имя, и как давил в себе желание неуместно пошутить — за то, что тот не дал ему загнуться, пусть и с выгодой для себя.

В темноте окна снова отразились белые лица с черными глазами, но он даже не обратил на них внимания, слишком уж привычной частью его жизни стали эти тени. Кто-то приходил сам, то и дело с намеком слоняясь около зеркала, для таких у ведьмаря лежал целый запас дешевых стекляшек. А уж сколько их за это время было зарыто на местном кладбище — он и сосчитать не возьмется. Но все это было бессмысленно. Андрей повернулся к окну, рассматривая свое осунувшееся лицо и широкую седую прядь, с которой он вышел тогда из больницы. Фраза «Жрет и не толстеет — значит ведьма» заиграла в его жизни новыми красками.

— У вас все в порядке? — заглянула к неулыбчивому парню проводница.

— Да… А можно еще кипяточку? — неловко посмотрел тот то на нее, то на кружку.

Женщина была абсолютно нормальной, ее тень была совершенно обычной. Ее жизненными силами никто даже не питался. Такой редкий случай. Смотреть приятно и душа — или что там у него вместо нее — радуется. Еще и взгляд у нее был мягкий, совершенно материнский.

Андрей нервно сжал кулак, стоило двери купе закрыться. Старуха никак не могла успокоиться, когда он уехал из города, и принялась отыгрываться на его родителях. Не сразу он сообразил, что нужно делать. Зато потом судорожно хватался за любой шанс, переправляя родным деньги, лишь бы те бросили старую квартиру, не забирая из нее ничего, особенно зеркала. Но не успел буквально на пару месяцев. На похороны он приехать не смог.

Отцу стало хуже, тот уехал в Ольховку, доведя этим сына практически до сердечного приступа, если бы у ведьмаря он в теории мог бы случится. Так что Андрей сорвался с места, благо, что деньги были, и теперь трясся в поезде, надеясь, что успеет, но чутье упрямо твердило обратное. Даже тени на стекле были какие-то блеклые, вялые, словно чувствовали что-то.

— Ваша станция через два часа.

— Спасибо, — голос неожиданно сел.

— К родителям?

— Да, к отцу, мама, — он запнулся на середине фразы.

— Соболезную.

Он дергано кивнул.

До Ольховки Андрей добрался затемно, открыв дверь своим ключом, который всегда носил с собой с того самого последнего визита. В доме ведьмы ничего не изменилось, только появился странный, как будто могильный дух. Или гнилой? Какой-то тревожно-потусторонний. Как назло, в доме не осталось ни одного зеркала. Зато у Андрея всегда было свое про запас. Небьющееся, служащая не ловушкой, а способом ориентации в пространстве по ту сторону жизни. Парень вытащил прямоугольник из нагрудного кармана и озлоблено оскалил зубы.

Дом был полон мертвичины. Андрей прошел глубже, остановился перед дверью комнаты, в которой обычно спали родители. Но не стал ее открывать. Не было смысла — он уже увидел знакомый силуэт в отражении. Чувствуя, как на глаза опускается алая пелена, парень принялся метаться по дому, в поисках осточертевшей ему немертвой старухи. Не нашел, хотя прекрасно чувствовал, что та не покидала своего жилья. Она где-то на территории участка.

Андрей вылетел из дома, осматриваясь. Неожиданно обострившееся зрение позволяло ему прекрасно ориентироваться в полной темноте — фонарь не горел уже давно. И он прекрасно различал мертвые скрюченные деревья, бывшие когда-то плодоносящим садом. Взгляд зацепился за постройку в дальней части. Кажется… Да, когда-то это здание было баней. Помня, что баня издавна считалась место обитания всякой нечистой силы, Андрей решил проверить, раз уж других вариантов у него нет.

Он увидел ее даже без зеркала. Прошел внутрь, сел напротив, запрещая себе думать о том, как скрипит уставшая древесина, готовясь рухнуть ему на голову.

— Все-таки выжил.

— Твоими молитвами, — скривил он губы. — Ты же понимаешь, что до утра доживет только один из нас?

— Тебе не хватит сил, мальчишка, — скрипучим голосом засмеялась она. — Жалко, конечно, что ты не родился девочкой, мне было бы привычнее в женском теле, но… Выбирать не приходится.

Андрей мимоходом порезал палец о лежащее в кармане лезвие, заражение крови и прочая гадость ему все равно не грозит, так что об этом можно не беспокоиться. Алевтина засмеялась, заскрипела, когда тот начал выводить знаки на поверхности более крупного зеркала, которое принес с собой. Вот только ее, к собственному ужасу, вдруг начало затягивать вглубь стекла. Медленно, все-таки лет ей было очень много, сил она скопила прилично, да и подпитывалась все эти годы, но все же процесс шел.

Скрюченные пальцы потянулись к шее Андрея, но тот только ответил такой же безумной улыбкой, которая до того была на лице у беспокойной покойницы. И сжал ее запястье, вопреки распространенному убеждению, что живые на мертвых воздействовать не могут. Могут. Еще как. Если у них достаточно для этого сил.

Сколько они так провозились — Андрей не знал. Только когда тени перед ним не осталось, он дорисовал финальную линию на зеркале и устало привалился к холодной стене. Потер ноющие виски.

Стянул с себя рубашку и замотал в нее зеркало, не слушая угрозы, обещания и попытки надавить на жалость. Для него уже было все решено. Мертвые не должны находиться среди живых.

Вывалившись из старой бани в едва занимающийся рассвет, он отправился закапывать зеркало под последним живым деревом на участке.

— Съездил в дом детства, чтоб его…

Дышалось гораздо легче. Он двинулся к дому. Надо позвонить в скорую, ехать будут долго, но тут им и спешить некуда, отцу уже все равно. Передав заявку, Андрей двинулся к храму. Ему нужно было поговорить с кем-то… Понимающим.

*

Ведьмар стоял перед большим, во весь его рост, зеркалом. По-прежнему истощенное лицо, заметная проседь, а ведь ему еще и тридцати нет. И сотни маячащих за спиной теней. Андрей едва заметно усмехнулся.

— Что, не нравится? А сама ведь для меня такой судьбы хотела. А теперь тебе предстоит служить мне вечно. На благо людей, разумеется. А подпитываться я буду тоже от тебя, ведьма. Нас ждет много насыщенных лет.

Он провел пальцами по стеклу, с той стороны которого будто чернильные разводы остались. В дверь постучались:

— Андрей Дмитриевич, Вы заняты? Там пациент…

— Иду. Уже иду.

Он вышел из кабинета. У него сегодня сложный день, насыщенный. Сегодня ему предстоит спасти еще одну жизнь. Впрочем, как и всегда.

Его собственное отражение помахало рукой, желая удачи.

2. Под ногами

Земля под ногами гудела, обжигала холодом — по крайней мере, именно так описал бы Антон ощущения от лежащих в глубине костей. Те, кто остался здесь, до сих пор желали жить, пытаясь урвать каждую каплю тепла, которым так неосторожно делились туристы, любители полей боя. Сейчас, когда он знал, в чём причина такого состояния, было проще. По крайней мере, ему больше не казалось, что он сходит с ума, или что его настиг предсмертный бред — когда ему мерещилось именно это. Но легче физически от этого не становилось.

— Андрей Дмитриевич, оно так и должно ощущаться?

— Не называй меня по имени-отчеству, иначе прикопаю здесь. То, что я тебя лечил, ещё ничего не значит, — ведьмарь без стеснений закурил, зная, что взгляды окружающих соскользнут с него, будто ничего и не происходит. — Не знаю. Сколько таких как мы видел, у каждого дар проявляется по-своему.

— Очень обнадёживает. Вот так и думай, всё в порядке или пора переживать.

— Будешь переживать или, того хуже, бояться, начнёшь фонить для них, полезут. Падальщику опасно что-то чувствовать.

Антон посмотрел на старшего товарища. В какой момент тот начал называть им подобных этим мерзким словом, он не знал. Сам парень предпочитал что-то банально-нейтральное, по типу видящего, медиума, экстрасенса — любую попсовую ерунду, лишь бы не отдающее ненавистью к самому себе “падальщик”. С другой стороны, честность с собой — первооснова любой потусторонней практики. Когда он очнулся в палате, то действительно ощущал себя куском мертвечины. В первый момент даже не понял, почему вокруг не морг, настолько неживым ощущалось помещение вокруг. Зато стоящего у распахнутого окна врача неопределённого возраста давящая обстановка явно не смущала, как и выстуженный воздух в палате.

— Очнулся? В следующий раз убедись, что точно справишься с потоком силы. А то получится: вскрытие показало, что пациент умер от вскрытия. Неловко выйдет. Сгинь, тебе на пару этажей ниже, — фыркнул тот, разглядывая отражение палаты в оконном стекле.

Антон проследил направление взгляда — как раз вовремя, чтобы своими глазами увидеть, как полупрозрачная фигура просачивается в пол. Когда плитка оказалась почти на уровне сине-фиолетовой полосы на шее, призрак обернулся, довольно скалясь, будто обещая зайти ещё раз.

— Нервы у тебя, должен сказать, крепче, чем казалось.

— Я же не сумасшедший? — он прикипел взглядом к тому месту, где только что была голова.

— О, это всё, что тебя интересует? Но, поспешу утешить — если ты задаёшься таким вопросом, то скорее всего с тобой всё в порядке. Хотя мог бы и поплыть — такое позднее открытие глаз чаще всего бьёт по мозгам. Постарайся отоспаться, пока у меня не закончилась смена, поверь чужому опыту. Потом начнут ходить гости — будет не до этого.

Первые гости показались в палате даже раньше — едва Андрей Дмитриевич, как успел разглядеть на бейдже Антон, скрылся за дверью. Они не проявлялись целиком, но тени в углах почему-то казались слишком плотными, слишком подвижными, слишком человеческими — и одновременно слишком потусторонними, будто принадлежали обеим сторонам сразу. Или были им чужды, тут уж как посмотреть. Вымороженная палата показалась пеклом в сравнении с тем, какой холод несли за собой незваные посетители. Даже то, что они держались в стороне, не слишком помогало. Предчувствуя подставу от жизни, недоведьмарь попытался уснуть, свернувшись под больничным одеялом.

Блаженная чернота принимать его отказалась, заставляя сквозь приоткрытые веки наблюдать, как тени наливаются цветом, пробуют подобраться ближе, проверяя границы дозволенного. Истощённый почти смертью организм всё-таки сдался, отправляясь в тревожный сон. Омерзительно короткий, потому что пробуждение случилось на несколько этажей ниже.

В морге.

— Я понимаю, что голос у него достаточно монотонный, — мертвецки-холодная даже через куртку рука впилась в локоть, — но хотя бы изобрази заинтересованность.

Андрей как всегда моментально уловил потерю связи с реальностью, возвращая в нынешний момент. Ведьмарь вообще не слишком задумывался о прошлом, утверждая, что и в настоящем ему проблем хватает.

Если быть совсем честным, то характер дара у них сходился только в одном — они оба прекрасно видели мертвецов. Всё. На этом их похожесть заканчивалась, хотя бы потому, что от Андрея немёртвые-неживые шарахались хуже, чем черти от ладана — хотя вот, кстати, чертей он ни разу не видел — а к Антону липли, словно им мёдом было намазано. И если в самом начале советы про отказ от эмоций воспринимались издёвкой, то со временем и до пытающегося не сойти с ума парня всё-таки дошло, что их действительно привлекает жизнь. Неспособные уйти или нежелающие этого сделать, они одинаково нуждались в чужих чувствах, чтобы снова ощутить себя существующими.

— Я бы рад, — таким же шёпотом отозвался Антон, — но у меня такое чувство, будто земля под ногами шевелится.

— Укачивает? — фыркнул, сжимая что-то в кармане, наверняка очередное зеркало.

— Мог бы посочувствовать…

— Я слишком давно с этим живу, уже и не помню, как можно их бояться. Так что посочувствовать не получится. Могу конфетку предложить.

— Меня мама учила не брать конфетки у чужих дядек. Хотя, ты на дядьку не тянешь, так что давай. Не хватало ещё потом мой желудок собирать по всему полю.

Приторно-мятный леденец стукнулся о зубы. Впрочем, у Тохи они явно были крепче чем нервы или желудок, так что переживать за эмаль можно было в последнюю очередь. Толпу никто из падальщиков не любил. Даже если толпа состояла из теней, на этой, политой кровью земле, весьма плотных. Достаточно плотных для того, чтобы можно было спутать их с живыми. Их кости под землёй фонили, отзывались на каждый шаг холодом и лёгкой дрожью, будто пытались оказаться хоть немного ближе к поверхности. Идущий рядом Андрей осторожно вытащил из кармана его содержимое — всё-таки зеркало! — и осмотрелся в пространстве. Да, чтобы уловить присутствие немёртвых ему не нужна была такая подпорка для дара, но в зеркалах легче рассматривать лица да и в целом тени проступают чётче. Пожалуй, Антон мог бы позавидовать. Немного. По крайней мере шансов перепутать тень с живым человеком было меньше.

— Пойдём, погуляем.

— Прекрасное место для этого, конечно…

— Будешь ныть — я тебя в морге закрою. В городском.

— Это злоупотребление служебным положением. И ты же вроде не патанатом, откуда связи?

Старший ведьмарь выразительно закатил глаза, но вопрос оставил без ответа. Только схватил товарища за плечо, утаскивая в сторону от туристического маршрута, стуча чётками. Змеиные позвонки привычно проскакивали между пальцами, позволяя сосредоточиться — и отвлекая возможных наблюдателей из живых.

Андрей несколько сотен метров шёл весьма уверено, прежде чем снова достать зеркало, оглядываясь в поисках одному ему известного ориентира. Что-то беззвучно произнёс, до слуха долетел только выдох, и снова двинулся вперёд, огибая незаметную в густой траве яму. Земля под ногами то принималась гудеть с новой силой, то ненадолго замолкала, пока одарённые двигались к своей цели.

— Здесь. Ты просил научить тебя их отгонять, а лучший метод — это практика.

— Почему мне это не нравится? Почему мне кажется, что это — самая большая подстава в моей жизни?

— Сядь, — Андрей кивнул на трухлявый пень, доставая чётки и зеркало. — Влипнуть в необратимое я тебе не дам, но помогать не буду до последнего. Сегодня я тебя об этом предупреждаю, потому что у тебя первое такое занятие, понял?

И принялся закапывать позвонки с распущенных чёток в землю, очерчивая достаточно ровный круг, с чем-то сверяясь в отражении. Устроил зеркало на жухлой траве, замыкая контур. Ноги будто обдало волной горячего воздуха, а тени за кругом стали ещё отчётливее, гуще, живее, привлечённые участившимся сердцебиением. Только вокруг Андрея было свободнее, его сторонились, не желая соприкасаться даже с ремнём лежащей рядом сумки. И отшатнулись, когда из неё показался складной нож. Совершенно обычный на вид, если не прислушиваться к ощущениям — чутьё здесь было надёжнее глаз.

— Их притягивает не просто живое, а скрытое от них. Как сейчас. Чувствуют, но не видят. Но если после этого им показать…

— Они меня не видят, — Антон дышал через раз, впервые окружённый таким количеством жадных до жизни теней. — Зато я их вижу прекрасно…

Старший надавил на зеркало, пуская по нему трещину, достаточную, чтобы павшие в битвах, потерявшие себя из-за отчаяния, боли, тоски по непрожитым годам, не нашедшие последнего пристанища — а таких всё ещё было достаточно, тех, чьи кости дышали могильным холодом из-под земли, чтобы все эти души отчётливее ощутили живые человеческие эмоции. И рвались к их источнику. Стекляшка едва слышно затрещала, намекая, что безопасность не вечна, и хорошо бы Антону поторопиться и собрать себя в кучу.

Андрей шагнул за их спины, теряясь среди теней. Даже его пострадавшая за годы жизни эмпатия улавливала тот первобытный ужас, который сейчас накрывал недо-спирита, впервые столкнувшегося с таким количество неживых настолько близко.

Пальцы подрагивали, сосредоточиться никак не получалось. Ему не нужно ведь даже с ними договариваться — просто отогнать подальше. Антон медленно вдохнул, заставляя себя расправить лёгкие, успокаивая заполошно колотящееся сердце. Прикрыл глаза, хотя до жути хотелось зажмуриться. Зеркало потрескивало как полено в костре, отмеряя секунды до ледяных прикосновений. Смертельного вреда они не могли ему нанести — по отдельность каждый, по крайней мере, но каждое соприкосновение вытягивало силы, лишало жизненного тепла. Ему же сказали, что не дадут пострадать, правильно? В худшем случае ущерб получит его гордость.

Падальщик дышал всё медленнее, уже не слыша обступающие тени. Только когда лицо обожгла тяжёлая пощёчина, Тоха понял, что лежит на траве, а небо над головой не пасмурно-серое, дневное, а беззвёздно-чёрное.

— Всё-таки ожил, поганец, — Андрей упал рядом, игнорируя холод и сырость. — Что тебе стоило с первой попытки на затрещину среагировать?

— Я потерял сознание? — дышать было тяжело.

— Если для тебя сдохнуть и потерять сознание — это одно и то же, то да. Трижды. Не двигайся, дай рёбра посмотрю.

Холодная рука оказалась под рубашкой. Вид у старшего товарища был далеко не здоровый, но зато вокруг не наблюдалось прежнего полчища теней. Ведьмарь, кажется, и сам уже пожалел о своей затее.

— У тебя регенерация как у аксолотля что ли? — Андрей даже сел прямее, более вдумчиво ощупывая грудную клетку. — Они чуть ли не под руками на место встают.

— Да что случилось-то?

— Я сначала подумал, что тебе просто так сосредоточиться легче. А потом ты начал вонять смертью. Знаешь, этот запах, типа земли, когда человек должен вот-вот с жизнью расстаться. На окрики ты не отзывался, выдернуть тебя из этого состояния не получалось, пришлось откачивать.

— Холодно.

— Это хорошо. Значит живой, — может падальщики и были холоднее обычных людей, но такой стресс даже ему кровь разогнал, так что ведьмарь без колебаний расстегнул куртку, стягивая нагретый телом свитер. — Надевай. И будем выбираться.

*

— Спирит, который боится мертвецов, это, конечно, анекдот, — Андрей огляделся и, не найдя невольных ночных свидетелей из числа живых, проткнул упаковку печени, высасывая талую кровь. — Будешь?

— Меня сейчас вывернет, — кофе не бодрил и едва грел, хотя от стаканчика поднимался пар. — Как ты это ешь?

— Поверь, если нужно будет быстро восстанавливаться, то и не такое жрать начнёшь. Точно не хочешь попробовать? — он подцепил кусочек, взмахнув им в воздухе.

Антон тут же отвернулся, залпом допивая сладкий до хруста на зубах кофе. Всё походило на вернувшиеся детские кошмары, тогда он тоже видел всякую потусторонщину, но в какой-то момент как отрезало. Сам он причину не помнит, но спросить у родителей сейчас возможности нет. Не позвонишь же им в три часа ночи с вопросом, почему в детстве перестал от кошмаров просыпаться.

Холод снова подступал, с неба падали редкие снежинки, конец октября, всё-таки. Только теперь от мороза тянуло в сон, и встряхнувший парня ведьмарь едва не получил по лицу, когда Антон попытался отмахнуться. В локоть вцепились твёрдые пальцы:

— Пойдём, здесь недалеко идти осталось. Тебе нужно в тепло.

— Тут снова гудит под ногами…

— Город не так далеко от границы, естественно тут земля напитанная смертями, за столько-то веков… давай, не вынуждай меня тебя на своём горбу тащить.

Они уже шагнули в подъезд, когда из его натопленной сухой темноты повеяло жизнью. Откуда-то пролётом выше раздались шаркающие шаги. Ведьмарь напрягается, отталкивая едва стоящего на ногах товарища к стене, но незнакомцем оказывается местный пьянчужка, от которого тянет спиртом и, пробиваясь через этот резкий запах, землёй, хотя пятен от неё на запачканной одежде не видно. По крайней мере свежих.

Андрей цепляет недоделанного спирита за локоть и снова тащит за собой на второй этаж, надеясь, что Антона не вывернет прямо не лестнице. Тот, к чести своей, держится, даже в прихожей просто устраивается на пуфике и медленно дышит, пытаясь справиться с морским узлом желудка. Ведьмарь успевает раздеться сам и включить газ под чайником, когда младший всё-таки медленно приоткрывает один глаз.

— Тебе помочь или сам справишься?

Вместо парень наступает на пятку сначала одного кроссовка, затем другого, прицельными пинками, если это движение можно обозвать таким словом, загоняя обувь на место. Ведьмарь посчитал ответ утвердительным и вернулся к копошению на кухне. Хотелось распахнуть все окна, но батареи в квартире и так еле работали, разительно отличаясь от своих товарок в подъезде, а у него “пациент”. Слишком живой, то ли в силу возраста, то ли из-за оторванности от собственного дара, сопротивляющийся ему и страдающий из-за последствий. Попытка резко окунуть Антона в это болото провалилась, так что придётся подумать над менее радикальными методами.

Печень отправилась на сковородку. Готовка тоже осталась где-то там, в прошлой жизни, работа в больнице отнимала слишком много сил и времени, чтобы тратить их на что-то сложнее макарон, в которые вываливалась банка тушёнки. Прокравшийся в кухню Тоха обошёл ведьмаря по широкой дуге — задумавшийся, тот слишком отчётливо фонил силой.

— Лучше? Если совсем голодный, в холодильнике был огрызок колбасы. Чайник поставить?

— Да. Пожалуйста, — сипит.

Интересно, у человека, чьи рёбра после перелома встали на место за несколько минут, может быть ангина? Ведомый ужеисследовательским интересом, он выхватывает из ящика ложку, одновременно включая фонарик на телефоне. От мученического “А-а-а” спирита бездомные котята могли бы зайтись в слезах сочувствия, но к несчастью для Антона их тут не было. Только зажатый в крепких зубах ведьмаря телефон, невкусная металлическая ручка едва ли не в глотке и отработанная жёсткая хватка на подбородке. Никуда не исчезавшие рвотные позывы в эту компанию прекрасно вписывались.

— Аллергии на мёд нет? — Андрей распахнул дверцу.

— Не должно, — связки садились всё сильнее, будто кто-то зажал кнопку убавления громкости.

Вода впитывалась в горло как в песок, вкус мёда не ощущался. Все вкусы до сих пор вытесняла земля, будто он лежал в том поле вместе с неупокоями, погружаясь следом за ними всё глубже, увязая в этом состоянии, уже не живой, но ещё не полноценно мёртвый, не нашедший покоя.

— Антон, — ведьмарь опустился на табуретку напротив, привычно находя равновесие на колченогой мебели. — Не думай сейчас о том, что произошло в поле. Иначе завязнешь. Лучше о чём-нибудь приятном. Отпуск, лето, девчонки в купальниках…

— Утопленники различной свежести, — думать о хорошем не получалось, даже “девчонкам в купальниках” воображение дорисовывало трупные пятна и раздутые лица. — Как ты с этим живешь? Всю жизнь.

— А я не помню, как было “до”. Совсем мелкий был, когда прабабка, мачеха деда, мне показала первую тень. Запугать думала, — он со злой усмешкой покосился на зеркало. — Подавилась в итоге. Не так давно. Вообще, можешь попробовать им рассказывать как они умерли. Почему-то им не нравится.

— Действительно, почему же, — чуть ожившим голосом отозвался спирит. — Документалки про маньяков включать не пробовал?

— Я — нет, а вот по словам одной моей знакомой, работает почти на всех. Кроме совсем отбитых. Так что можешь поэкспериментировать. И в целом, если это тебя успокаивает…

Антон усмехнулся в ответ, отходя к окну. Ему заметно полегчало, обижитая ведьмарём квартира давала такое нужное сейчас спокойствие, да и тени здесь практически не бывали, кроме тех, кого владелец жилья привёл сам. Так что на снег смотрелось в удовольствие, он даже начал понемногу отогреваться. Рёбра ныли, но недостаточно сильно, чтобы мешать, тут повезло: самая жёсткая и болезненная стадия восстановления пришлась на потерю сознания.

Во дворе остановилась машина. Свет от фар бил в окна достаточно давно, но никто не обращал на это особого внимания. Тоха заинтересованно перевёл взгляд на владельцев авто, гадая, кому же не спалось в эту глухую ночь. И замер. Невыразительные, застывшие лица, такого же далёкого от жизни цвета, как и у теней, с неподвижными затянутыми бельмами глазами смотрели прямо на него. Или просто в окна квартиры, белизна глазниц не позволяла определить точнее. Но чем-то нормальным, естественным, это точно не было.

— Андрей…

— Одну минуту, погоди.

— Андрей! — голос отказывался подчиняться и попытка окликнуть ведьмаря чуть громче походила на крик шёпотом.

— Что такое? — тот шагнул к окну, безошибочно находя объект спиритского интереса.

И одним движением отпихнул его за спину, хотя Антон прекрасно различил, как повернулись головы теней в сторону его старшего товарища. Совсем немного, но достаточно, чтобы понять — внимание переключилось. Матерящийся себе под нос ведьмарь резво зановесил окна. Плюхнул на стол перед парнем сковороду:

— Это стражи. Не думал, что им настолько не понравится наша сегодняшняя вылазка.

— Мы что-то не то сделали? — он с сомнением посмотрел на всунутую в руку вилку.

— Я. Резко упокоил слишком многих, поменял соотношение живого, неживого и мёртвого. Им такое не нравится. Ни большое количество смертей, ни резкое упокоение, ни даже дни, когда на свет слишком много младенцев приезжает. Они даже туристов с трудом терпят, те временный перекос создают своим присутствием.

— Я тебя подставил, — констатировал Антон, опуская обратно практически донесённый до рта кусок печенки.

— Подставился в данной ситуации я сам. Значит так, я спущусь к ним сам, не будем доводить до их прихода сюда, никому не понравится. Ты сидишь в квартире пару дней точно, потом тоже постарайся не слишком шататься по улице. Надеюсь, что процесс не затянется. В окно ближайшую пару ночей не смотри. Вообще после темноты не выглядывай, понял?

— В смысле “пару дней”?

— Так! — он схватил мелкого спирита за плечи, заглядывая в глаза. — Ничего смертельно опасного пока не происходит. Но мне нужно, чтобы ты вёл себя тихо и не слишком светился. Лучше будет, если ты посидишь здесь. В магазин — только при свете дня. Не парься, мелкий, не в первый раз.

Легче от этих слов не становилось, но особого выбора у Антона не было. Дверь за ведьмарём захлопнулась, и пусть ему очень хотелось убедиться, что его не растерзали сразу, как тот спустился вниз, подходить к окну ему запретили прямым текстом. Спирит сверлил взглядом сковороду с едой, но кусок теперь в горло не лез. Что хуже — новостей от Андрея ждать тоже не приходилось, только сейчас на столе обнаружился забытый — или специально оставленный? — телефон ведьмаря.

— Вашу ж мать…

*

На третьи сутки стоящий всё это время на зарядке телефон, который Антон старался не выпускать из поля зрения, всё-таки подал признаки жизни. Одновременно с собственным аппаратом спирита. Ровно в тринадцать часов и тринадцать минут, вырывая у парня полуистерический смешок. Сообщение, одинаковое на обоих телефонах, загнало смешок обратно в глотку.

“Ведьмари, конечно, народ крепкий. Но сколько он продержится под землёй?”

Тоха едва успел прочитать сообщение — прилетело ещё одно. Геометка. И если он правильно понимал, как раз на том месте, где они нашли себе приключений на голову в прошлый раз. Правда, дорога туда… доедет-то он доедет, но едва ли управится до темноты. Да и Андрей сказал не отсвечивать и сидеть тихо. Может, выманивают?

Как ответ на его колебания — третье оповещение. В этот раз видео, развеивающее малейшие сомнения. И, как злая ирония, в конце записи в кадре на свежезарытом холме прорастает новая трава. Да и лопаты здесь, насколько он знает, нет. Только какой-то совок видел на балконе, спасибо, что железный. Андрей вроде бы из деревни притащил.

Времени на раздумья парень себе не оставляет, на удивление легко находя нужный инструмент в куче хлама, одной рукой вызывая такси. Уже почти на пороге хватает аптечку и бутылку воды, мало ли. Странный взгляд водителя проходит мимо сознания, настолько Антону сейчас всё равно, сколько вопросов вызывает место назначения. Даже о множестве неупокоенных и растревоженных на поле он вспоминает уже под конец пути. Как и о наползающей темноте. В голове на вопрос о фонарике лишь звенящая пустота. Что он закидывал в рюкзак, парень не вспомнит.

Такси исчезает практически сразу, оставляя в густых осенних сумерках, стремительно набирающих в себя темноту. В кармане лежат оба телефона — пароль от гаджета ведьмаря парень знает, именно его решает использовать как источник света.

— Пришёл, — раздалось сбоку.

На Антона смотрела тень. Едва различимая за давностью лет, но отчётливо мужская. Спирит лишь немного вздрогнул, делая небольшой шаг в сторону, как от незамеченного раньше человека.

— Пришёл, — когда на него не наседали, общаться с неупокоенным оказалось приемлемо. Но не более того.

— Он так много силы отдаёт нам. Так борется за свою жизнь. Поспеши, мальчишка.

Навигация по карте работала через раз, только на третьем круге Антон с ужасом осознал: полагаться на неё нет смысла. Тот, кто зарыл Андрея, позаботился, чтобы искал его спирит только с помощью чутья. Или с помощью местных теней. Пытаясь собраться с мыслями, Тоха притушил яркость телефона, осматриваясь. Вокруг были мертвецы, лишь изредка одаривающие его взглядом или задерживающиеся рядом — греющиеся от живого тепла. Их, как мотыльков к огню, тянуло куда-то дальше.

Тот самый покойник, что встретил его у края поля едва заметно кивнул. Да, тебе туда.

Найти нужно место оказалось просто. Но вот подойти к нему… Будто почувствовав, что спирит хочет отобрать у них источник питания, покойники взбесились, наседая, промораживая до костей.

“Сколько он продержится под землей? Может, ты уже опоздал?”

Прозвучало из динамика лежащего в кармане телефона. Матерясь себе под нос, Антон попытался подойти ближе. Снова возмущение, давление чужого голода гнуло к земле. Под ногами, ровно там, где спирит споткнулся, бился источник силы. Ещё билось сердце.

— Он ещё про мои приключения что-то говорит… Твою же мать, Андрей! Только попробуй сдохнуть! Я тебя призову и ты будешь всю мою жизнь со мной куковать!

Содержимое рюкзака терялось в жухлой траве, но лопатка пальцы нашли безошибочно, хотя откапывать ведьмаря он помогал себе и руками, с трудом отмахиваясь от теней. Те лезли под руку, совместными усилиями возвращали комья земли на место, пока находящийся на грани истерики спирит, впервые в своей жизни готовился потерять близкого человека. Пусть пока и не собирался с этим мириться.

— Хватит! Пошли отсюда к чёрту!

К удивлению, тени замерли. Но времени думать у Антона не было, тот продолжал свои раскопки, матерясь и готовясь выплюнуть не то лёгкие, не то сердце, не то всё вместе. Руки тряслись, кровь шумела в ушах, от напряжения тошнило.

Кто додумался зарыть ведьмаря на глубине немногим меньше, можно было только догадываться. Глаза тот не открывал, и на голос не реагировал. Потормошить его Антон не мог, целенаправленно откапывал только голову и грудь, повезло ещё, что земля не успела спрессоваться, свежезакопанная “могила” поддавалась без лишнего сопротивления. Веки ведьмаря дрогнули, по крайней мере парню так показалось. По какому-то наитию он плеснул на покрытое землей лицо воды, налил в ладонь, смывая разводы вокруг глаз — и только сейчас замечая собственные стёртые в кровь руки.

Что именно повлияло, он узнает позже, однако Андрей всё-таки с шумом втянул воздух, рассматривая зависшего над ним спирита.

— Я же сказал, кх, не высовываться, — ведьмарь зашёлся в кашле, пока Антон продолжал его откапывать, не желая упускать уходящие силы. — Дурень.

— Кто бы говорил, — чуть не попав товарищу по локтю острым краем лопатки, Тоха бросил это занятие, садясь прямо на сырую траву.

Зарытыми остались только ноги, сам выберется. Вон, уже возится, видимо, его чем-то погрузили в сон, из которого тот выбрался от малейшего стимула. Спирит осмотрелся вокруг, взглянул на свои трясущиеся руки, на почти вылезшего из ямы Андрея, глубоко вздохнул… И впервые с сопливого детства зашёлся рыданиями, удивляя этим не столько ведьмаря, насмотревшегося в больнице разных вспышек эмоций, сколько теней вокруг.

Андрей с тяжёлым вздохом сгреб бедолагу в охапку.

Сила больше не уходила в землю под их ногами.

Оглавление

1. В отражении

2. Под ногами