Хроника воскрешения царей [Малик Шах-Хусайн Систани] (fb2) читать онлайн

Малик Шах-Хусайн Систани Хроника воскрешения царей

ПРЕДИСЛОВИЕ

Настоящее издание представляет собой публикацию русского перевода основной части персидского исторического сочинения Малика Шах-Хусайна Систани «Та’рих-и ихйа ал-мулук», посвященной главным образом истории Систана^[1] XV — первой четверти XVII в. Эта часть является как бы хронологическим продолжением рассказа о событиях, изложенных в анонимном «Та’рих-и Систан», перевод которого был нами опубликован ранее (см. Библиографию), и доведенных там до первой четверти XIV в.

Автор «Та’рих-и ихйа ал-мулук» — систанский княжич, его полное имя — Малик Шах-Хусайн сын Малика Гийас ад-Дин Мухаммада сына Шах-Махмуда (в дальнейшем — Малик Шах-Хусайн)^[2]. Он родился 14 ша’бана 978/11 января 1571 г. Его отец — Малик Гийас ад-Дин Мухаммад^[3] — принадлежал к княжескому роду систанских маликов, считавших себя прямыми потомками Саффаридов — они возводили свой род в соответствии с местной традицией к ‘Амру б. Лайсу (879—901), а через его старшего брата Йа’куба б. Лайса (867—879) — к сасанидским царям и через последних — к легендарным Кайанидам^[4]; входил в число приближенных систанского правителя, пользовался в Систане авторитетом и уважением и постоянно играл роль посредника между местными маликами и наместниками Сефевидов, вассалами которых они были. Малик Гийас ад-Дин Мухаммад умер естественной смертью 9 зу-л-хиджжа 989/4 января 1582 г. в возрасте 63 лет, когда нашему автору исполнилось 10 лет^[5].

Мать автора — Биби Марйам-султан — была дочерью Амира Гийаса (Гийас ад-Дина) сына Амира Мухаммада сына Амира Му-бариза, принадлежавшего к знатному кухистанскому роду Мира ‘Абдаллаха, предки которых переехали из Кухистана на жительство в Систан^[6]; она пережила своего супруга на 15 лет и умерла в 1005/1596 г.^[7].

Когда Малику Шах-Хусайну исполнилось четыре года, отец отвел его в начальную школу. Здесь под руководством мавлана ‘Абд ал-Му’мина Сулхи, отец и дед которого были адибами, секретарями и счетоводами деда и отца нашего автора, вместе с другими своими сверстниками и родственниками Малик Шах-Хусайн «выучился азбуке, преуспел в чтении Корана, научился держать калам кончиками пальцев»^[8]. В дальнейшем под руководством уже других учителей и наставников, а потом и самостоятельно продолжил свое образование, постепенно овладев основами всего, что входило тогда в круг общеобразовательных наук. Таки ад-Дин Мухаммад Аухади Хусайни Исфахани, автор тазкира «’Арафат ал-‘ашикин ва’арасат ал-‘арифин», современник нашего автора (род. 973/1565 г. в Исфахане, год смерти неизвестен), называет Малика Шах-Хусайна Систани «славой славнейших» (мафхар ал-амджад), «гордостью благородных» и причисляет его к «сливкам эпохи», отмечает высокие умственные способности, его светлую голову и считает его мастером слова, способным к любой работе^[9].

Также с помощью опытных наставников Малик Шах-Хусайн с ранних лет усвоил основы военно-рыцарского искусства, был метким стрелком из лука, храбрым и отважным, чья слава вышла за пределы Систана и достигла Индии, с одной стороны, и Персидского Ирака — с другой. Как увидит читатель в дальнейшем при знакомстве с текстом сочинения, Малик Шах-Хусайн стойко и мужественно защищал свою родину от захватчиков, участвовал в подавляющем большинстве походов шаха ‘Аббаса I^[10].

20 сафара 998/30 декабря 1589 г. в возрасте 20 лет наш автор женился на дочери Малика Абу Исхака сына Малика Хайдара Биби Шахим-ага и прожил с ней 28 лет (она умерла в 1025/1616 г., когда Малик Шах-Хусайн находился с шахом в Ширване)^[11], имел от нее дочь и сына. Дочь родилась в 1003/1594-95 г., сын — в 1008/1599 г.^[12].

С раннего детства Малик Шах-Хусайн вместе со своими старшими сводными братьями в течение многих лет состоял на службе верховного малика (малик ал-мулук) Систана, вначале Малика Наджм ад-Дина Махмуд-хана (казнен 1 рамазана 998/4 июля 1590 г. за антисефевидские выступления), а впоследствии его сына и преемника, Малика Джалал ад-Дина Махмуд-хана, доводившегося ему двоюродным братом.

Малик Шах-Хусайн много путешествовал. По его словам, он совершил 23 путешествия^[13], проехал весь Иран, осуществил паломничество в Мекку и Медину, побывал в ряде городов Маверан-нахра, Грузии, Армении, Ширвана и Азербайджана. В свое первое путешествие в Кандахар он выехал в 1004/1595 г. — систанские малики, будучи не в состоянии своими силами противостоять тюркским кочевникам, то и дело совершавшим набеги и разорявшим Систан, решили искать помощи у кандахарских мирза^[14]. Два года спустя (в 1006/1598 г.) он вновь едет в Кандахар, уже в обществе правителя Систана Малика Джалал ад-Дина и других маликов вместе с их семьями^[15]. В следующем году Малик Шах-Хусайн и Малик Джалал ад-Дин явились на поклон к шаху ‘Аббасу, прибывшему в Хорасан с целью изгнать оттуда узбеков^[16], и принесли ему присягу на верность. В том же, 1007/1598 г. по высочайшему приказу Малик Шах-Хусайн уже в третий раз едет в Кандахар, чтобы собрать систанские семьи, временно переселившиеся туда, и привезти их в Систан^[17]. В 1008/1600 г. наш автор в Герате, из Герата сопровождает шаха в походе на Абивард, Нису и Мерв^[18], а в 1010/1602 г. с отрядом систанских воинов участвует в походе на Балх^[19].

В 1017/1608 г. Малик Шах-Хусайн совершил паломничество в Мекку и Медину и в 1018/1609 г. вернулся в Систан^[20]. В 1019/1610 г. из-за имущественных споров с правителем Систана и другими родственниками он вместе со своей семьей покинул Систан^[21]. По приглашению верховного эмира Хорасана Хусайн-хана, с которым он состоял в большой дружбе, Малик Шах-Хусайн в раби’ II 1019/23 июня 1610 г. прибыл в Герат, где оставался продолжительное время. Правитель Герата отправил шаху депешу и известил его о злоключениях систанского маликзаде. В своем ответном послании шах предоставил нашему автору право выбора: уладить при посредничестве Хусайн-хана спор с Маликом Джалал ад-Дином и вернуться в Систан; остаться в Герате или приехать к шахскому двору на службу. Малик Шах-Хусайн избрал третий путь — выехал в Мешхед, оставил там свою семью, а сам 14 зу-л-хиджжа 1019/27 февраля 1611 г. отбыл в шахскую ставку. В канун Науруза 1020 г. (тот наступил 6 мухаррама 1020/21 марта 1611 г.^[22]) он прибыл в Исфахан и «удостоился счастья приложиться к ногам августейшего шаха»^[23]. В этом же году он побывал в Тебризе, где встретился с Мирзой Джани ‘Иззати из знати Натанза, родственником мустауфи ал-мамалика шаха Тахмаспа I Ходжи Касима^[24].

Последующие годы жизни Малика Шах-Хусайна протекают то в Исфахане, то в Казвине, Фарахабаде, Мешхеде, Герате, Фарахе, то он состоит в шахской свите, то выполняет поручения шаха. В 1614 г., например, Малик Шах-Хусайн по заданию шаха выступил посредником в улаживании конфликта в Кидж-у Макран. В 1613 и 1616 гг. участвовал в завоевательных походах ‘Аббаса I в Грузию, в 1622 г. — в Кандахарском походе. Как сложилась судьба нашего автора после Кандахарского похода, известно мало. Весьма вероятно, что он участвовал в походе на Багдад в 1033-34/1623-25 г., о котором Малик Шах-Хусайн пишет в тазкира «Хайр ал-байан»^[25]. В 1035/1626 г. он находился в Мешхеде, откуда выехал в Герат вместе с мешхедским саййидом Миром Сафи ад-Дином Мухаммадом^[26]. В Герате он лечит глаза и занимается редактированием и дополнением своего тазкира, завершенного еще в 1610 г.^[27]; встречается и беседует с приехавшим в Герат поэтом из Йезда Хаджи Исма’илом Гафлатом, четверостишия которого приведены в «Хайр ал-байан»^[28], с Миром Мухаммад-Ма’сумом, сыном Мира Хайдара Му’аммайи^[29]. В 1036/1627 г. он в Фарахе, продолжает дополнять свое тазкира^[30]. В это же время Малик Шах-Хусайн имел встречу и беседу с Миром Таб’и Раййи из рейских саййидов, который проездом в Индию сделал остановку в Систане^[31]. Это последнее по времени сообщение о Малике Шах-Хусайне Систани. Что было с ним дальше, сведений нет, неизвестна и дата его смерти. Во всяком случае, в рамазане 1036/мае — июне 1627 г. он был еще жив.

За свою многолетнюю службу вначале систанским маликам, а затем шаху ‘Аббасу I Малик Шах-Хусайн не нажил себе ни чинов, ни должностей, ни богатства. Поневоле он так много сетует на свою судьбу. Шах пожаловал ему лишь 100 туманов хамесале и на правах тиула поместье в Фарахе, которое неоднократно пытался отторгнуть у него правитель Систана Малик Джалал ад-Дин.

Во время своих многочисленных поездок Малик Шах-Хусайн встречался и беседовал с интереснейшими и образованнейшими представителями своего времени, что, несомненно, наложило отпечаток на его неординарную личность. О знаниях и эрудиции Малика Шах-Хусайна мы можем судить по его трудам и привлеченному для их составления широкому кругу людей.

Перу Малика Шах-Хусайна принадлежат несколько поэм и историческая хроника. Назовем их (в хронологическом порядке):

1) Маснави «Михр-у вафа» («Любовь и верность»), написанное автором в раджабе 1012/декабре 1603 г. во время поездки по Сархадду, пограничному району Систана. Маснави является ответом на широко известную поэму Файзи «Нал-у Даман» (рукопись не сохранилась)^[32].

2) «Тухфат ал-харамайн» («Подарок двух священных городов») — поэма о паломничестве автора к мусульманским святыням в Хиджазе, сочиненная им в 1017/1608-09 г., т.е. во время самой поездки, и дошедшая до нас в нескольких фрагментах, цитируемых в «Ихйа ал-мулук» (всего 10 бейтов)^[33], «Хайр ал-байан» (52 бейта)^[34] и в тазкира Таки ад-Дина Мухаммада Аухади Хусайни Исфахани «’Арафат ал-‘ашикин ва’арасат ал-‘арифин» (составлено в Индии в 1022/1613-14—1024/1615 гг.)^[35].

3) Маснави «Хусрав-у Ширин» («Хусрау и Ширин»); год написания неизвестен, рукопись маснави не сохранилась. 19 бейтов из этой поэмы цитируются в «Хайр ал-байан»^[36].

4) Тазкира «Хайр ал-байан» («Лучшее разъяснение») дошло до нас в нескольких списках, хранящихся в Британском музее^[37] и в частных коллекциях Фахр ад-Дина Насири Амини (Тегеран), покойного ныне устада ‘Абд ал-‘Азима Гариба Гургани (Тегеран, список XVII в., дефектный в начале и в конце), а также покойного Мухаммад-Садра Хашими (Исфахан)^[38]. «Хайр ал-байан», задуманная как антология, вместе с тем содержит ценные сведения как для биографии Малика Шах-Хусайна Систани, так и для комментирования публикуемого перевода «Ихйа ал-мулук». Дело в том, что автор приступил к составлению тазкира в 1017/1608 г. и завершил его 30 джумада I 1019/20 августа 1610 г.^[39]. Семнадцать лет спустя, в раби’ I 1035/декабре 1625 г., текст тазкира был отредактирован и расширен, в рамазане 1036/мае—июне 1627 г. Малик Шах-Хусайн внес в него новые дополнения, использовав для этого два составленных в Индии джунга (сборника), каждый из которых включал почти 150 тыс. бейтов^[40], и написал посвящение шаху ‘Аббасу I^[41]. Тазкира содержит неравнозначные по полноте и ценности биографические сведения о персоязычных поэтах, старых (от предшественников Рудаки) и современных автору. Для его составления автор использовал свыше 30 источников, от «Та’рих-и Табари» и перевода Бал’ами и до «Нафахат ал-унс» Абдаррахмана Джами (1414—1492), «Тазкират аш-шу’ара’» Даулатшаха Самарканди (ум. 1494-95), «Раузат ас-сафа» Мирхонда (1433—1498), «Хабиб ас-сийар» Хондамира (1471—1536), дивана мавлана Шафи’ и др.^[42] В структурном отношении тазкира состоит из пяти частей: мукаддима, двух разделов (фасл), катима и дополнения к хатима (хатм-и хатима).

В мукаддима изложена история мусульманских пророков, биографии 12 имамов и краткая история рода Сефевидов вплоть до 1034/1624-25 г. Особое место в мукаддима занимают события (главным образом военные) времени шаха ‘Аббаса I, своими деталями удачно дополняющие и уточняющие рассказы о них в «Та’рих-и ихйа ал-мулук» (см. наши примечания к переводу), в их числе рассказы о военных походах ‘Аббаса I в Мерв, Балх, Грузию, Кандахар. Завершает эту часть описание похода кызылбашского войска в 1034/1625 г. на Багдад и взятия багдадской крепости (в нашей хронике отсутствует).

В первом разделе (л. 41б—215б) приведены краткие биографические сведения примерно о 200 старых поэтах, персидских и арабских, начиная с панегириста Аббасидов (749—1258) Абу-л-Фатха Харири (Абу-л-Хасана Мансура Басри), взятые из «Тазкират аш-шу’ара’» Даулатшаха и «Бахаристана» Джами и значительно дополненные по другим поэтическим сборникам^[43].

Второй раздел (л. 216а—410а) посвящен «новым» поэтам, разделен на четыре подраздела (асл).

Подраздел первый (л. 216а—224а) включает поэтов, творивших в конце правления султана Хусайн-мирзы Байкары (1470—1506) и шаха Исма’ила I Сафави (1501—1524): Баба Фигани, мавлана Мактаби, мавлана Ахли Ширази и др., всего 19 поэтов.

Подраздел второй (л. 224б—236б) охватывает поэтов времени шаха Тахмаспа I (1524—1576): Замири Исфахани, Фузули Багдади, Мирза Шараф Казвини, Касим Джунабади, Газали Машхади и др., всего 32 поэта.

Подраздел третий (л. 236б—279а) отведен поэтам, творившим от середины правления шаха Тахмаспа I до появления на арене шаха ‘Аббаса I (1587—1629), туда вошли Вали Дашт-Байази, Хусайн Санаи, Ма’или Машхади, Нур ад-Дин Исфахани, Хисаби Риза Каши, Михнати Систани (ум. 992/1584), ‘Ашики Систани (ум. 1000/1591), Касими Хвафи (ум. 993/1585), Мушфики Бухари, Малик Мухаммад «Кийани» и Малик Махмуди «Джазби», сводные братья нашего автора, и многие другие, всего 66 поэтов.

Подраздел четвертый (л. 279б—409б) посвящен поэтам от рождения шаха ‘Аббаса I и до времени завершения работы над тазкира (1019/1610-11): ‘Урфи Ширази, шайх Абу-л-Файз Файзи, Фасихи Ансари, Афзал-и Каши, Шакиби Исфахани, Ака Малик Му’арриф-и Исфахани, Низам ал-мулк Дастгайб Ширази, Насира-йи Хамадани, ‘Аттаби Раййи, Дуст-Мухаммад Футухи, Искандар-бек Мунши и др., всего 174 поэта. Последним упомянут наш автор Малик Шах-Хусайн Систани, подписывавший свои стихи литературным псевдонимом «Хади». В тазкира (л. 407—409б) цитируются отрывки из его стихотворных поэм (о них см. выше).

В хатима (л. 410б—431а) перечислены правители, эмиры и другие высокопоставленные лица, сочинявшие стихи, как-то: Тугрул-шах Салджуки, султан Санджар, ‘Ала’ ад-Дин Текиш, султан Хусайн-мирза Тимурид, Мухаммад Шайбани-хан (Шахибек-хан узбак), ‘Убайдаллах-хан узбак, Захир ад-Дин Бабур-шах, его сын Хумайун и др., всего 45 человек. Особо отметим среди этой категории поэтов Ходжу Мухаммад-Ризу «Фидави», вазира Азербайджана, с которым у нашего автора сложились весьма дружеские отношения и биографию которого он изложил со слов самого ходжи, «человека веселого нрава, доброго, делавшего много полезного для образованных и ученых людей»^[44].

Хатм-и хатима (л. 431б—445а) содержит биографии ряда крупных улемов и суфиев, не являвшихся профессиональными поэтами, в том числе шайха Баха’ ад-Дина Мухаммеда ‘Амили, Мира Мухаммад-Бакира Ишраки, Мира Мухаммад-Му’мина Астрабади, Ахмад-и Джама и др., всего 35 человек.

В конце рукописи (л. 445б—467а) приложено собрание хадисов, религиозных изречений и моральных заповедей^[45].

Первое письменное свидетельство о «Хайр ал-байан» принадлежит уже упоминавшемуся Таки ад-Дин Мухаммеду Аухади, который в своем тазкира «’Арафат ал-‘ашикин ва’арасат ал-‘арифин» написал о своей встрече с нашим автором и о том, что в настоящее время (т.е. около 1019/1610 г.) Малик Шах-Хусайн занят работой над тазкира о поэтах^[46].

«Хайр ал-байан» послужил одним из источников для Риза-кули-хана Хидайата (ум. 1288/1871) при составлении «Маджма’ ал-фусаха»^[47]; текст тазкира до сих пор не издан, хотя попытки это сделать были^[48].

5) «Та’рих-и ихйа ал-мулук» — прозаическая история Систана, наиболее значительное из сочинений Малика Шах-Хусайна Систани, дошедшее до нас в единственной недатированной рукописи, хранящейся в Британском музее (ныне Отдел восточных рукописей и печатных книг Британской библиотеки)^[49].

Поскольку в данной книге читателю предлагается перевод именно этого сочинения Малика Шах-Хусайна, остановимся на его характеристике подробнее.

* * *

У нас нет данных, насколько использованы материалы «Ихйа ал-мулук» в иранской средневековой историографии (XVII— XIX вв.), однако Риза-кули-хан считал его одним из авторитетных источников и цитировал в своем «Нижад-нама-йи падшахан-и ирани-нижад» (№ 42, fol. 7b—76b)^[50].

Европейским исследователям рукопись «Ихйа ал-мулук» стала известна в самом начале XX столетия. Так, О. Кодрингтон опубликовал в 1905 г. в статье, посвященной мусульманским монетам, собранным для него Г.П. Тэйтом в Систане, список позднесаффаридских правителей Систана, составленный А.Дж. Эллисом по материалам «Ихйа ал-мулук» и «совпадающий с монетными данными»^[51]. Список саффаридских правителей Систана доведен Эллисом до конца XV в. Сведения «Ихйа ал-мулук» о систанских маликах XVI — начала XVII в., считавших себя потомками и продолжателями рода Саффаридов, не получили в нем отражения.

Позднее, в 1927 г., этот список в том же объеме был воспроизведен в фундаментальном справочнике Э. Цамбаура^[52], а в наши дни в книге К.Э. Босворта^[53], справедливо считающего «Ихйа ал-мулук» важнейшим источником по истории поздних Саффаридов^[54].

Исторические материалы «Ихйа ал-мулук» отчасти были использованы в книге Г. Тэйта, специально посвященной истории, топографии и этнографии Систана^[55]. Однако Г. Тэйт оценивал материалы «Ихйа ал-мулук» весьма невысоко, обвиняя автора в излишней пристрастности в освещении событий: «слишком превозносит одних и совершенно забывает о других исторических лицах, как если бы их не было вовсе»^[56].

В отечественной литературе на «Ихйа ал-мулук» впервые обратил внимание В.В. Бартольд. Судя по сохранившимся в его архиве выпискам, рукопись сочинения из Британского музея была известна ему уже в 1899 г.^[57]. Однако конкретного воплощения в последующих работах В.В. Бартольда выписки не нашли.

В 1931 г. фотокопия текста лондонской рукописи была отправлена в Иран М. Казвини (ныне хранится в Тегеране в Китабхане-йи милли, микрофильм — в библиотеке Литературного факультета Тегеранского университета)^[58]. М.-Т. Бахар, готовивший в то время к публикации текст «Та’рих-и Систан», получил возможность использовать данные «Ихйа ал-мулук» для сравнения и уточнения имен собственных и географических названий. Вероятно, более широко материалы этого сочинения были привлечены им для комментирования текста «Та’рих-и Систан», однако «объявленный» комментарий так и не был издан.

В связи с «Та’рих-и Систан» «Ихйа ал-мулук» упоминается также в другой работе М.-Т. Бахара — «Сабкшинаси»^[59].

Особенно возрос интерес к этому богатому фактическим материалом памятнику, ранее почти недоступному широкому кругу специалистов, после публикации его полного текста в 1966 г. Издание осуществлено профессором Тегеранского университета Манучихром Сутуде по упомянутой фотокопии, воспроизводящей рукопись Британского музея, снабжено вступительной статьей издателя, примечаниями (главным образом текстологического характера), разнообразными указателями, таблицей путешествий ее автора.

Высокую оценку материалов сочинения как исторического источника времени Сефевидов и в особенности как источника по истории культуры дал известный иранский ученый-историк Мухаммад-Ибрахим Бастани-Паризи в рецензии на это издание^[60].

Вопрос о соотношении текстов «Ихйа ал-мулук» и «Та’рих-и Систан» получил освещение в статье Л.П. Смирновой^[61]. Позднее материалы «Ихйа ал-мулук» были широко использованы ею в примечаниях и комментариях к русскому переводу «Та’рих-и Систан»^[62]. Небольшой, но значительный эпизод из истории Систана XVI в. рассмотрен ею в небольшой заметке^[63]. Анализу содержащихся в «Ихйа ал-мулук» двух легенд о грузинской царице посвящена превосходная статья Г.Г. Берадзе^[64].

Ирано-грузинские политические отношения во втором десятилетии XVII в., в частности походы шаха ‘Аббаса в Грузию в 1613-14 и 1616 гг., по материалам «Ихйа ал-мулук» стали предметом исследования Г.Г. Берадзе и Л.П. Смирновой^[65]. Отдельную статью Берадзе и Смирнова посвятили уточнению датировки данного памятника^[66].

Материалы «Ихйа ал-мулук» по исторической географии Систана широко использованы в монографии М.-А. Систани (см. Sistani, 1988).

Малик Шах-Хусайн не упоминает в тексте, когда он начал писать «Ихйа ал-мулук». Косвенные данные позволяют предположить, что он приступил к работе над хроникой не ранее 1025/1616 г. Вначале он предполагал закончить ее событиями 1027/1618 г.^[67]. К 17 раджаба 1027/10 июля 1618 г. он написал почти две трети книги: предисловие, введение, два первых раздела и часть третьего. Однако завершить книгу в том же году ему не удалось. Из-за разногласий и имущественных споров с правителем Систана Маликом Джалал ад-Дином он был вынужден покинуть Систан и уехать на службу к шаху ‘Аббасу I в Исфахан, где в середине 1028/1619 г. вернулся к своей хронике, дописал третий раздел, включив в него события за текущий, 1028/1619 г., написал часть заключения^[68]. Три года спустя, в конце 1031/1622 г., Малик Шах-Хусайн пересмотрел ранее написанный текст, сделал в него вставки, дополнил третий раздел описанием событий за минувшие три года (с. 438—498)^[69], прибавил в хатима к концу рассказа о своем пятнадцатом путешествии события за 1029/1620 и частично 1030/1621 гг. Эта дата — 1031/1622 г. — и является годом окончания авторской работы над «Ихйа ал-мулук».

* * *

В соответствии с установившимися канонами для историографической традиции, в особенности придворной, «Та’рих-и ихйа ал-мулук» (именно так чаще называет свое сочинение сам автор^[70]) включает авторское предисловие (дибаче), введение (мукаддима), три раздела (фасл) и заключение (хатима).

В предисловии (с. 1—3) после вознесения хвалы Аллаху, творцу всего сущего, автор сообщает, что Систан — город древний, основание его приписывается «легендарному Гаршаспу, и что события и обстоятельства правителей и местных маликов сочинил на арабском языке Абу Абдаллах, надежный повествователь преданий. В правление шаха Кутб ад-Дина б. шаха ‘Али^[71] некий Абу Мухаммад перевел арабский оригинал на персидский язык. [Кроме того], дед автора сей рукописной книги, отец его матери Амир Мухаммад сын Амира Мубариза сочинил пространную хронику [о событиях в Систане, которую он довел] до времени Малика Низам ад-Дина Йахйи»^[72]. В детстве, когда автор обучался в начальной школе, ему довелось видеть несколько частей этой рукописной книги.

«В настоящее время, — пишет далее автор, — рукопись утрачена. С течением времени дела местных маликов пришли в полное расстройство, положение их изменилось. Новых же книг о маликах, эмирах и знати той страны написано не было. Шах-Хусайну б. Малику Гийас ад-Дину Махмуду из рода Саффаридов, одному из последних [представителей] маликов ‘Аджама, пришло на ум написать такую книгу, которую одобрили бы друзья и [которая], пока я жив, служила бы мне другом и помощником, а после моей смерти осталась бы на память моему дорогому сыну, благоденствующим родственникам и маликам ‘Аджама. Эту хронику я назвал «Ихйа ал-мулук»^[73]. Она включает мукаддима, три раздела (фасл) и хатима».

Далее автор кратко излагает содержание каждой из частей книги.

В мукаддима (с. 4—22) автор привел легенды о благоустройстве местности, получившей в дальнейшем название Систан, об основателе ее центрального города; упомянул имена наиболее известных повествователей преданий и хадисов от ‘Абдаллаха Аш’аса и Да’уда Сиджистани и до известного комментатора Аристотеля Абу Сулаймана Саджзи; имена известных мистиков Ходжи ‘Абдаллаха Таки («Ходжа Таки»), Ходжи Захир ал-мулка, Шах-Рахматаллаха «Пир-и Зийаратгах», Мира Икбала Систани и др.; имена поэтов от Абу-л-Фатха Бусти, Фаррухи и Манджика и до своих современников мавлана Михнати и мавлана ‘Ашики с цитированием их стихов.

Специальным подзаголовком выделено в мукаддима описание достоинств (фаза’ил) и чудес (‘аджа’иб) Систана, в основном повторяющих соответствующие материалы «Та’рих-и Систан»^[74]. Особый интерес представляет рассказ о местной флоре и фауне, изобилии рыбы и разнообразии птиц, гнездящихся на многочисленных водоемах и реках Систана, и «тихой» охоте на них местного населения, использующего для этой цели местные лодки (тутин) и плоты (сал)^[75].

Заслуживает внимания сообщение автора о границах Систана (современных ему?)^[76], о значении дирхема как весовой единицы и соотношении его с туманом^[77], о родословной маликов Систана^[78].

Автор называет использованные им при написании мукаддима источники: «Та’рих-и кадим-и Систан» («Древняя история Систана»), «Нузхат ал-кулуб» Хамдаллаха Мустауфи, «Та’рих-и Харат» Му’ин ад-Дина Исфизари, «Та’рих-и джихан-ара» Кази Ахмада Гаффари, поэмы Низами и Газали^[79].

В разделе первом (с. 23—54) изложена история Систана от мифического Гаршаспа до завоевания Систана арабами и правления в Систане наместников омейядских и аббасидских халифов. В легендарной части этого раздела широко цитируются «Гаршасп-наме» Асади Туси и «Шах-наме» Фирдоуси.

Раздел второй (с. 55—108) содержит фрагментарную историю Систана от возвышения Йа’куба б. Лайса (867—879) и до времени Шах-Шахана (1386—1403). Правление в Систане наместников Тахиридов, Саманидов, Газнавидов, Сельджуков подано в сочинении в хронологическом порядке, но не погодно. До 725/1325 г. материалы «Ихйа ал-мулук» в известной мере перекликаются с материалами анонимного «Та’рих-и Систан». Особый интерес представляют в этом разделе материалы о поздних Саффаридах, воспроизведенные в статье Кодрингтона и в справочниках Цамбаура и Босворта, правда с некоторыми отклонениями от текста. Согласно «Ихйа ал-мулук», этот список выглядит следующим образом:

Кутб ад-Дин (Кутб ад-Дин Махмуд)^[80] б. Шах-Рукн ад-Дин Махмуд, правил 731—747/1331—1346.

Тадж ад-Дин б. Малик Кутб ад-Дин, правил 747—751/1346— 1350.

Малик Султан-Махмуд (Шах-Махмуд б. Шах-‘Али б. Малик Насир ад-Дин), правил 751—753/1350—1352^[81].

‘Изз ад-Дин, брат упомянутого выше Малика Кутб ад-Дина, правил 753—782/1352—1381^[82].

Малик Кутб ад-Дин б. Малик ‘Изз ад-Дин, правил 782—785/ 1381—1383^[83].

Шах-Шахан сын Шах-Мас’уда шихне, правил 788—805/1386—1403^[84].

Шах-Шахан был верным вассалом эмира Тимура, принимал участие в его завоевательных походах. Кстати говоря, он и умер в пути, возвращаясь в 1403 г. вместе с Тимуром из похода в Рум^[85].

Среди использованных в этом разделе источников автор называет «Тарджума-йи Та’рих-и Йамини», «Та’рих-и гузида» Хамдаллаха Казвини, «Зафар-наме» Шараф ад-Дина Бафки (Йазди), «Матла’ ас-са’дайн» ‘Абд ар-Раззака Самарканди, «Раузат ас-сафа» Мирхонда, «Хабиб ас-сийар» Хондамира, «Раудат ал-джаннат фи аусаф мадинат ал-Харат» (называемый нашим автором для краткости «Харат-наме») Исфизари^[86].

Третий раздел (с. 109—524), основной (как по объему, так и по ценности материала), начинается с правления в Систане внука Шах-Шахана, Кутб ад-Дина б. Шах-‘Али б. Шахзаде (Кутб ад-Дина III), назначенного на этот пост Тимуром в 806/1403 г. сразу после окончания траура по Шах-Шахану^[87], и описывает обстановку в Систане и сопредельных областях на протяжении более 200 лет. События поданы в хронологическом порядке, рассказы о них выделены специальными подзаголовками. По традиции первое место в них занимает военная история. Много внимания автор уделяет внутреннему управлению провинцией, междоусобной войне. Свыше двух третей этого раздела отведено современным автору событиям.

Заключение содержит подробную биографию автора и описание его 15 путешествий и военных походов, в которых он участвовал.

* * *

Значение «Ихйа ал-мулук» для изучения политической и социально-экономической истории, исторической географии, топонимики, быта и культурной жизни собственно Систана XV — начала XVII в. исключительно велико. Занимавший важное географическое положение Систан — через него шли дороги, связывавшие западные и центральные провинции Ирана, Хорасан и Среднюю Азию с Индией, — всегда был в центре событий, сотрясавших этот регион.

При преемнике Тимура Шахрухе (1405—1447) и последующих Тимуридах Систан (завоеван Шахрухом в 811/1408 г.) продолжал управляться местными наследственными владетелями, крупными феодалами, называвшими себя потомками ‘Амра и Йа’куба, сыновей Лайса, и носившими титул малика. Их вассальная зависимость от хорасанского султаната Тимуридов выражалась в необходимости раз в году являться на поклон в Герат, получать или подтверждать грамоту на правление, посылать харадж и подарки, а во время военных кампаний сопровождать со своим ополчением сюзерена.

Значение «Ихйа ал-мулук» для истории поздних Саффаридов при краткости и эпизодичности, а зачастую при полном отсутствии сведений о них в других источниках подчеркивалось нами неоднократно. В частности, материалы «Ихйа ал-мулук» позволяют продолжить приведенный выше список позднесаффаридских правителей Систана:

Кутб ад-Дин б. Шах-‘Али (806—822/1403—1419)^[88].

Шах-Шамс ад-Дин ‘Али (также — Малик ‘Али) б. Кутб ад-Дин б. Шах-‘Али (822—842/1419—1438-39)^[89].

Низам ад-Дин Йахйа (842—885/1438—1480-81)^[90].

Малик Шамс ад-Дин (Шамс ал-миллат ва-д-Дин) Мухаммад б. Малик Йахйа^[91] (род. 864/1459-60, ум. 928/1521—22; правил в 885/1480).

Малик Султан-Махмуд б. Малик Йахйа (род. 866/1461; точная дата правления неизвестна)^[92].

В правление Малика Султан-Махмуда в 916/1510 г. Систан был завоеван шахом Исма’илом I (1502—1524) и с того времени вошел в состав государства Сефевидов (1502—1736) и управлялся с перерывами местной династией под верховным владычеством сефевидских шахов. После смерти Малика Султан-Махмуда в 1540 г. власть в Систане на многие годы закрепилась за высшими представителями знати кызылбашских племен^[93]. Местные малики, потомки Кутб ад-Дина II, жили все это время в укрепленных местностях Систана, в пограничном районе Сархадд и в Кирмане, в дела своего наследственного удела не вмешивались. Лишь в 986/1579 г. на правление Систаном вновь заступил Саффарид Малик ‘Акибат-Махмуд из рода древних владетелей Систана^[94], после изгнания из Систана последнего сефевидского наместника, Джа’фар-султана афшара, который смог продержаться в Систане всего лишь 6 месяцев. Итак, после 40—41-летнего перерыва на престоле Систана вновь потомки Саффаридов:

Наджм ад-Дин Махмуд (Малик ‘Акибат-Махмуд) сын Малика Хайдара (986/1579—998/1590)^[95].

Джалал ад-Дин Махмуд-хан сын Малика ‘Акибат-Махмуда (998/1590—1041-42/1631-32)^[96].

Правление Малика Махмуда и его преемников характеризовалось относительной независимостью. После изгнания афшаров из Систана персидские чиновники и их войска не появлялись в той провинции многие годы. По словам нашего автора, в первые четыре месяца нахождения у власти Малика Махмуда от его имени чеканились монеты и в пятничной проповеди упоминалось его имя^[97]. Шах ‘Аббас, поддерживавший древние местные роды, вынужден был даровать Малику Махмуду грамоту на правление Систаном. Его правление было необычайно благотворным для Систана: были восстановлены многие разрушенные ранее крепости и города, благоустроены земли и поля. Однако со временем среди родственников и придворных малика возникла оппозиционная группировка во главе с Наср ад-Дином, дядей малика, который добивался власти над Систаном для собственного сына Малика Зарифа. По их инициативе в Систан был приглашен сефевидский принц Рустам-мирза, который вначале расправился с Маликом Наср ад-Дином и его сыновьями, а потом казнил и Малика Махмуда^[98]. Это были трагические дни для Систана. После казни Малика Махмуда правителем Систана был провозглашен его сын Малик Джалал ад-Дин Махмуд (или Мухаммад)^[99]. Его правление пришлось на трудное для Систана время. По прошествии восьми месяцев от начала его правления в марте—апреле 1591 г. в Систан вторглось узбекское войско под предводительством Байджу-бия и Дурман-пахлавана чухра-акаси ‘Абдаллах-хана II и захватило систанские земли вплоть до Кал’а-йи Ках^[100].

С тех пор Систан в течение длительного времени систематически подвергался набегам узбеков, разорявших его, убивавших его жителей. «Ихйа ал-мулук», пожалуй, единственный источник, столь подробно повествующий об ожесточенной борьбе местного населения с узбеками. Наш автор был не только свидетелем, но и участником событий, когда представители местной власти боролись против нашествия новых завоевателей. Успех в этой борьбе попеременно сопутствовал то одной, то другой стороне, больше «противникам из Мавераннахра». Кратковременные передышки вновь сменялись военными действиями сторон. По словам нашего автора, «десять раз в году была война»^[101]. Все это время малик Систана и его родственники жили в Чапрасте, «надежной и прочной твердыне», а также в других крепостях. Поддерживать сношения с Систаном Мир Кулбаба-кукелташ, правитель Герата, от имени ‘Абдаллаха II поручил Тенгри Берди-оглану, человеку переменчивого нрава, который, по словам нашего автора, «заключая мир, вынашивал новую войну, в сражениях умолял о перемирии». В общей сложности за время своего наместничества в Уке он прислал в Систан 1700 парламентеров для заключения перемирия. Победа систанцев в сражении при Банд-и Маудуд на р. Паранд, притоке Гильменда, не имела решающего значения. Она дала лишь передышку на шесть месяцев. Малик Джалал ад-Дин понимал, что без поддержки извне ему не одолеть узбеков. Его обращение за помощью в Кандахар и Индию успеха не имело, в помощи ему было отказано. Смерть ‘Абдаллах-хана II в 1006/1598 г. тоже не внесла никаких изменений в ситуацию, сложившуюся в Систане. Теперь от имени ‘Абд ал-Му’мин-хана некоторыми областями Хорасана, в том числе Систаном, управлял Дин-Мухаммад-султан. Малик Джалал ад-Дин вместе с родственниками и их семьями был вынужден покинуть Систан и уехать в Кандахар, владение чагатайцев. Лишь поход шаха ‘Аббаса I в Хорасан и взятие Мешхеда, а затем и Герата в 1007/1598 г. способствовали освобождению Систана из-под власти узбеков. Малик Джалал ад-Дин, узнав о прибытии войска шаха, едет из Кандахара в Мешхед, чтобы выразить шаху покорность. В благодарность за это шах передал малику правление Систаном, ранее предназначенное Гандж-‘Али-хану. Малик получил также почетный титул хан. Он был единственным систанским маликом, чеканившим медные монеты (они дошли до нас)^[102].

* * *

«Ихйа ал-мулук» содержит ценный материал о представителях разных сословий, составлявших верхушку систанского общества: маликах, эмирах, йарах, накибах, сипахсаларах^[103]. Особенно подробно автор рассказывает о маликах, своих родственниках, сообщая, кто чей сын, на ком был женат, где жил, какими местностями владел, чем занимался, какими качествами обладал, сколько было у него детей, их имена, за кого вышли замуж дочери, их дети и т.д. Материал сочинения свидетельствует, что среди систанцев были распространены родственные браки. «Ихйа ал-мулук» — одно из немногих персидских сочинений, упоминающих женские имена^[104]. В общей сложности засвидетельствовано более шести десятков женских имен, бытовавших в аристократической среде Систана и Фараха в XVI — первой четверти XVII в. Это имена дочерей, жен, сестер, матерей маликов и их родственников. Среди женских личных имен были в ходу в указанный период преимущественно имена сложные (или составные) гибридного типа с преобладанием в них тюрко-монгольских лексических морфем. Данное обстоятельство свидетельствует о широких контактах систанцев с носителями этих языков и культур. К тому же систанские малики, считавшие себя, как мы уже указывали, прямыми потомками Саффаридов, были связаны родственными узами также с Хорезмшахами через малика Искандара сына Йаналтигина (XV в.), который породнился с правителем Систана, женившись на его сестре. С того времени родословная систанских маликов по этой линии восходит к Хорезмшаху ‘Ала’ ад-Дину Атсизу (1127—1156)^[105].

Что касается простых систанцев, жителей городов (‘амма) и сельской округи (раййатов), сведений о них немного. Автор упоминает странствующих дервишей, чтецов-декламаторов «Шах-наме», участников народных представлений, фокусников, жонглеров, гадальщиков, борцов-атлетов, фехтовальщиков, стрелков из лука и профессионалов, чье занятие состояло в нанесении кинжалом ударов по своему телу во время траурных церемоний в мухарраме. Все они существовали за счет подачек систанской знати. Из-за неравномерности щедрот часто их занятие терпело крах, и они пополняли ряды городской бедноты или становились отшельниками^[106]. Автор «Ихйа ал-мулук» называет также продавцов «веселящего» лекарства и лекарственных смесей, укрепляющих и возбуждающих составов, мясника Салиха-кассаба, сапожника Хавайи, охотника по прозвищу Калла-хушк^[107]. В мирное время в разных кварталах города устраивались литературные диспуты и состязания атлетов.

Рассказ автора о маджлисах, устраиваемых при дворе верховного правителя Систана, какие категории лиц на них присутствовали, где каждый располагался (места были строго определены); сведения об уплате натурой за придворную службу при одних местных правителях и бесплатной службе при других^[108], о некоторых статьях расходов из казны правителей на общественные нужды (свадьбу и похороны систанцев, знатных и простых), несомненно, пополнят наши знания о быте провинциальных феодальных дворов XVI—XVII вв.

Материал сочинения позволяет составить представление о характере феодальных отношений в Систане в указанный период. Приведем лишь два примера. В одном случае автор рассказывает нам о широком распространении в Систане повинностных работ (бигар) при сооружении крепостей: крестьян увозили со своих земель, из своих деревень на один день, однако феодал силой удерживал их в течение трех-четырех дней, заставляя работать голодными и день и ночь. В другом случае автор пишет о верховном правителе Систана того времени Малике Джалал ад-Дине Махмуд-хане, который по возвращении из паломничества в Мекку решил взыскать со своих подчиненных недоимки за многие истекшие годы. В результате Мир Музаффар, анбардар, умер под ударами палки; другого анбардара, ‘Али-хана, бросили в воды Хирманда, и тот утонул. Хусайн-шахи-турк, предки которого были тахвил-дарами Малика Хайдара, деда упомянутого малика, чтобы возместить требуемые с него недоимки за сто лет, истинность которых, по словам нашего автора, не была подтверждена записями в учетных книгах, продал своих детей, больших и малых, а сам вскоре скончался от горячки^[109].

* * *

Малик Шах-Хусайн зафиксировал также имена музыкантов, певцов и танцоров, подвизавшихся в его время при дворе систанских маликов. В сочинении названы несколько известных гератских певцов и музыкантов, приехавших в 1025/1616 г. в Систан из Герата: Хафиз ‘Араб, Хафиз Шайх, Йусуф Кануни, Мухибб ‘Али, Мухаммад-Муким Джибра’или, тамбурист Мухаммад-Хусайн и др., а также цыгане-танцоры из Кабула (с. 329). Этот факт свидетельствует о покровительстве систанских маликов искусству, да и сами они зачастую имели прямое отношение к нему. Так, упоминавшийся выше Малик Махмуд, правитель Систана, играл на тамбуре и каманче, был прекрасным каллиграфом и слагал, по словам нашего автора, хорошие стихи. В тазкира «Хайр ал-байан» (л. 369а) автор написал: «Подавляющее большинство систанцев имеют склонность к сочинению стихов. Среди музыкальных инструментов тамбур пользуется такой популярностью, что простой народ и знать, дети и взрослые, своей игрой воздействуют на сердца, а медиатором жгучей страсти к музыке вызывают стоны. Одним словом, слово и мелодия являются источником талантов систанцев».

Упоминание имен ряда каллиграфов и китабдаров, например китабдара правителя Мавераннахра ‘Абд ал-Му’мин-хана, Муллы Карая, который, лишившись доверия своего патрона, приехал в Систан, где на время нашел себе убежище, пополнят список китабдаров и каллиграфов того времени, известных нам из других источников.

В соответствии с существовавшей традицией для историографических произведений, текст «Ихйа ал-мулук» «украшен» стихотворными вставками, подтверждающими сказанное автором в прозе или же иллюстрирующими творчество поэта, о котором автор рассказывает нам. Большая часть поэтических цитат — в один и два бейта, однако встречаются и более протяженные отрывки — в шесть и девятьбейтов. Цитируются как стихи знаменитых поэтов-классиков, таких, как Ханзала Бадгиси, Фаррухи, Фарйаби, Хафиз, так и стихи малоизвестных или вовсе не известных местных поэтов, в том числе старших братьев автора «Ихйа ал-мулук» Малика Мухаммеда «Кийани», Малика Махмуди «Джазби» и самого Малика Шах-Хусайна «Хади». Всего в сочинении приведены 80 стихотворных вставок, из них только одна хронограмма. Особого внимания заслуживают сведения о систанских поэтах, современниках Бади’ аз-Замана Сафави и нашего автора.

Сочинение сохранило любопытное этнографическое свидетельство. Малик Шах-Хусайн, рассказывая о приезде правителя Систана из Персидского Ирака, написал: «Ночью никого из родственников я не узнал. Их внешний облик изменился. Длинные бороды и усы были коротко подстрижены, длинные каба едва доходили до колен» (с. 376).

* * *

Материалы «Ихйа ал-мулук» имеют и более широкий научный интерес — они содержат сведения по истории Ирана, Афганистана, Средней Азии и Закавказья.

В частности, в сочинении подробно изложены события и факты, связанные с господством узбекских ханов в Хорасане, в том числе в Герате и в Систане, а также со сложными узбеко-систанскими и, шире, узбеко-сефевидскими отношениями в конце XVI — начале XVII в. Перед нами еще один источник, рассказывающий об осаде Герата ‘Абдаллах-ханом II в 995—996/1587—1588 гг., о Мервском и Балхском походах шаха ‘Аббаса I соответственно в 1600 и 1602 гг., причем автор «Ихйа ал-мулук» участвовал в обоих походах и повествует о них как очевидец.

Рассказ о двух походах шаха ‘Аббаса I в Грузию в 1613-14 и в 1616 гг., в которых Малик Шах-Хусайн лично сопровождал шаха и принимал самое активное участие в описываемых им событиях, несмотря на тенденциозность, может служить надежным материалом для изучения истории ирано-грузинских взаимоотношений в начале XVII в.^[110]

«Ихйа ал-мулук» наряду с «Та’рих-и ‘аламара-йи ‘Аббаси» подробно повествует о походе шаха ‘Аббаса I на Кандахар в 1031/ 1622 г.^[111]. Автор также был участником этого похода, потому его сведения являются для нас ценными. ‘Аббас I понимал экономическое и стратегическое значение Кандахара и готовился к походу тщательно. Уже осенью 1030/1621 г. в Хорасан были направлены войска вместе с шахскими мастерскими во главе с Заман-беком назиром и верховными эмирами Персидского Ирака. Подробно автор останавливается на пребывании шахской армии в Фарахе, владении его и его сына, Мухаммада-Му’мина, пожалованном им шахом на правах тиула. Эпизод этот не получил должного освещения в хронике Искандара Мунши и потому особенно интересен нам. Шахская армия прибыла в Фарах после зимовки в Нишапуре. «От многочисленности войска, — пишет Малик Шах-Хусайн, — располагавшегося по обе стороны р. Фарах-руд, местность напоминала площадь в день Страшного суда». Огромная шахская армия стояла в Фарахе до прибытия шахской свиты 22 дня, и еще неделю в парке близ крепости находилась прибывшая в Фарах свита шаха. Калантары и вакили верховного малика Систана заранее получили тысячу туманов для закупок зерна в Систане на содержание этой огромной армии. Еще большее количество зерна было приобретено для пребывания столпов государства в Фарахе за счет освобождения от платежа податей, на что была выдана шахская грамота; из них 200 харваров были предоставлены нашим автором вместе с подарками^[112]. 25 апреля (или, согласно «Хайр ал-байан», л. 39б, 27 апреля) 1622 г. шахская армия двинулась к Кандахару. В «Ихйа ал-мулук» день за днем описано продвижение шахской армии к Кандахару, борьба и взятие крепости. При этом вполне естественно, что в рассказе нашего автора отражена просефевидская, точнее, прошахаббасовская позиция. Автор пишет о непрерывно предпринимавшихся атаках кызылбашским войском, о подкопах, которые велись со всех сторон крепости, в результате чего рухнули все башни на крепостной стене, и осажденным ничего не оставалось, как сдаться. Однако находившийся в то время в Персии Пьетро делла Валле написал в своей книге, что захват Кандахара был нетрудным делом, поскольку крепость охранялась относительно небольшим гарнизоном. Правитель Кандахара ‘Абд ал-‘Азиз-хан вскоре понял тщетность своих усилий удержать крепость против огромной персидской армии^[113]. Шах же рассматривал захват Кандахара как свою выдающуюся победу. Он разослал по всей Персии циркулярные письма, в которых прославлялась доблестная шахская армия. Эти письма были громко оглашены под музыкальный аккомпанемент во всех крупных городах Персии. Заполучив Кандахар в свое владение, шах ‘Аббас I сделал дипломатический жест. Чтобы сохранить свои дружеские отношения с императором Индии Джихангиром, он попытался изобразить предпринятую им акцию как вынужденную, «поскольку правитель Кандахара выказал упрямство и мятежный дух»^[114].

* * *

Предлагаемый перевод третьего, основного, раздела и заключительной части «Та’рих-и ихйа ал-мулук» (их объем, как мы указывали, составляет 4/5 всех материалов сочинения) выполнен по изданию Манучихра Сутуде (Тегеран, 1966), снабжен примечаниями и комментариями, предисловием, указателями имен собственных, географических и этнических названий, непереведенных слов и терминов, библиографией. Содержащиеся в третьем разделе материалы по истории Систана XV в. основаны на сведениях не дошедшей до нас хроники «Та’рих-и Систан», автором которой был дед нашего автора; события первой половины XVI в. — на семейных преданиях, прежде всего устных рассказах отца автора, «знавшего историю Систана и обладавшего необыкновенной памятью», тем более что Малик Гийас ад-Дин Мухаммад не был сторонним наблюдателем, а принимал в этих событиях самое непосредственное участие. Материалы по истории Систана, Средней Азии, Ирана, Афганистана и кавказского региона последней четверти XVI — первой четверти XVII в. этого раздела и заключительной части являются оригинальными и носят характер первоисточника. Опущенные нами два первых раздела (1/5 текста) являются компиляцией и в основном повторяют сведения, известные нам из анонимного «Та’рих-и Систан». Краткое изложение их приведено нами в Приложении.

Текст «Та’рих-и ихйа ал-мулук», подготовленный к публикации Манучихром Сутуде по единственной сохранившейся рукописи, переписанной скорописным насталиком со значительными элементами шикасте, в целом удовлетворительный. Однако не все дефекты и трудночитаемые места текста издателю удалось устранить; встречаются порой ненужные, а порой и неправильные конъектуры издателя (они оговорены нами в постраничных примечаниях или в примечаниях к переводу). Конъектуры издателя и наши собственные заключены в квадратные скобки.

Стихотворные иллюстрации автора даны в прозаическом переводе. Цитаты из Корана приводятся в переводе академика И.Ю. Крачковского.

Наиболее «ходовые» географические наименования приведены в традиционной русской передаче (например, Мешхед, Тебриз, Мерв), в передаче остальных топонимов, так же как и в передаче имен и терминов, использована упрощенная транслитерация без диакритики, принятая для «классических» текстов. Исключение составляют термины административного деления современного Ирана — дехестан, шахрестан, остан. Шах, Малик, Амир, Мир в именах рассматриваются как часть имени и потому пишутся с прописной буквы. Мир, разговорную форму от амир, не всегда представляется возможным отличить от мир в самостоятельном значении (при именах суфийских шайхов)^[115], поэтому сохранены обе формы.

Предлагаемая часть «Та’рих-и ихйа ал-мулук», за исключением небольших фрагментов о походах шаха ‘Аббаса I в Грузию, на русский язык переводится впервые. Не существует пока, насколько нам известно, переводов и на европейские языки.

Основная цель примечаний и комментариев к переводу — дать разъяснения к историческим событиям, упоминаемым историческим лицам, географическим названиям и терминам с учетом данных других источников.

За предоставленные мне книги из личных библиотек, а также консультации при подготовке перевода к изданию выражаю искреннюю признательность сотрудникам сектора Среднего востока ЛО ИВ АН СССР О.Ф. Акимушкину, В.В. Кушеву, А.И. Колесникову и З.Н. Ворожейкиной, а И.К. Павлову благодарю за предоставленную мне возможность использовать фототекст рукописи Государственной публичной библиотеки им. М.Е. Салтыкова-Щедрина «Хуласат ас-сийар» Мухаммад-Ма’сума и составленную ею ценную картотеку персоналий этого сочинения.

Л. П. Смирнова

Ленинград, 1989 г.

ХРОНИКА ВОСКРЕШЕНИЯ ЦАРЕЙ

/109/ При содействии верховного владыки об обстоятельствах малика Кутб ад-Дина б. Шах-‘Али б. Шахзаде{1}. Истинное положение маликов [Систана] вплоть до настоящего времени, или 1027 года хиджры (переселения) лучшего из людей{2}, да благословит Аллах его и его род.

Вступление на правление [Систаном] малика Кутб ад-Дина б. Шах-‘Али

Малик Кутб ад-Дин настолько соответствовал месту государя, что всякий проницательный человек, едва взглянув на его лицо, находил на нем сияние величия и силы. Был он шахом безгрешным{3}, не знающим ошибок мудрецом. На его челе были обозначены черты благородства и внушительности персидских шахов, его достоинством были украшены знаки власти.

После траура по Шах-Шахану{4}, тело которого [малик Кутб ад-Дин] привез с собой [в Систан и захоронил], все малики, вся знать [Систана] возвели [малика Кутб ад-Дина] на правление в счастливый час 806/1403-04 года и принесли присягу в покорности и повиновении. Каждого из братьев и других родственников он обласкал; среднему брату, Шах-Наджм ад-Дину Махмуду{5}, пожаловал Пушт-и Зирих и Ук{6}. Без совета брата не предпринималось ни одно дело. Упомянутый Шах-Махмуд был наделен знаниями, тактом, благородством, доблестью, щедростью, благочестием и праведностью. Он постоянно молился всеведущему Богу и читал Коран. Все его нравственное величие было направлено на покровительство улемам и учащимся медресе. Среди равных себе и среди своих братьев он славился отвагой. /110/ Во всех сражениях он был командующим [войском] своего брата.

Поскольку почву для смуты всякий раз подготавливали эмиры и часть бадаров{7} Систана, а у шаха Кутб ад-Дина благодаря делам малика ‘Изз ад-Дина{8} и его сына, малика Кутб ад-Дина{9}, и других родственников скопился большой опыт, он знал наверняка, что вероломные люди вновь начнут строить козни, посещая то Шах-Махмуда, то его младшего брата, Шах-Бахрама. Братья докладывали обо всем, что слышали от зачинщиков смуты, ничего не убавляя и не прибавляя. Чтобы погасить пламя смуты, [малик] убил Мира ‘Али и Мира Мухаммада вместе с [их] родственниками, Амира ‘Али-шаха с его подданными и Амира Гийаса сына Амир-Шира, его сыновей и его родственников. Амир Саки{10} бежал в Герат. Некоторые утверждают, будто Амира Саки он тоже казнил. Однако убийство Амира Саки имело место уже после вторжения в Систан Шахруха{11}, разорения Систана и разрушения плотины Хаванг. Даст Бог, [об этом] будет рассказано на своем месте. Одним словом, он отправил тех людей ко двору великого эмира{12} и тем избавил Систан от смуты.

В 807/1404-05 г. по приказу великого эмира [малик Кутб ад-Дин] присоединился к августейшей ставке, и они выступили в поход в сторону Отрара, дабы покорить Ханбалык и Китай{13}.

Когда же с великим эмиром случилось неизбежное{14}, и каждый из знати поспешил в свои местности, малик [Систана] со всей поспешностью добрался до Герата. Мирза Шахрух ни на одно мгновение не оставлял малика без внимания, [постоянно] оказывал ему почести и уважение.

В правление великого эмира мирза Шахрух также проявлял к малику сочувствие и милость. После разрешения [ехать] в Систан [малик] вышел вперед и сообщил на ухо мирзе Шахруху о смерти эмира [Тимура] и поздравил его [с предстоящим провозглашением] падишахом. Шахрух шепотом сказал: «Ступай в Систан и держи это известие в тайне, пока оно не станет явным{15}. Не дай Бог, чагатайские эмиры, находящиеся на службе августейшего, станут препятствовать твоему отъезду в Систан!»

Малик Кутб ад-Дин со всей поспешностью приехал в Систан и в тот же день отправил своего младшего брата, Шах-Бахрама, к высокому порогу Шахруха и запечатлел в зеркале души государя морей и суши свое единодушие [с ним]. После прибытия Шах-Бахрама Шахрух-бахадур /112/ соизволил подписать приказы об утверждении малика Кутб ад-Дина [правителем] и послал с Шах-Бахрамом дорогие одежды для малика, а самому Шах-Бахраму преподнес дары и почетное платье. Шах-Бахрам, счастливый, вернулся в Систан.

Шесть месяцев спустя в Фарах по велению государя под предлогом охоты прибыл Хасан Джандар{16} и убил всех шахов Фараха. Шах-Искандар сын Йаналтигина и Шах-Искандар сын Шах-‘Али благополучно ускользнули от Хасана Джандара и приехали к малику [Систана].

Когда это известие дошло до ушей малика, он очень испугался, говоря: «Малики Фараха были нашими родственниками, а их убили. Наверняка с нами поступят подобным же образом!» Он стал держать совет с мудрыми старцами и знатью Систана. Малик говорил: «Государь этот — человек великий! Надо отказаться от царства и удалиться куда-нибудь, как это сделал Султан Ахмад Багда-ди{17}, и эмиру Тимуру не удалось схватить его!»

Храбрые мужи Систана возражали ему: «Мы все, простые и знатные, самые высокие и самые низкие, сложим голову за малика! Мы укрепим наши крепости! Разместив в крепостях, от [самых] границ Ука [вплоть] до крепости Кал’а-йи Так{18} и крайних пределов Гармсира{19}, стариков и немощных, а также воинов-пехотинцев, сами будем разъезжать с нашим отважным войском конников вокруг стана мирзы Шахруха и совершать ночные атаки! Армия Шахруха — огромная, лагерь — большой, передвигаются они медленно. Наше же войско в день способно одолеть двадцать фарсахов. Мы все единодушны в этом [решении]».

Малик счел это благом и повелел укрепить крепости в Уке, передав то владение своему дражайшему и храбрейшему старшему брату, Шах-Махмуду. Систанцы, поскольку твердо решили воевать, в пятничной проповеди упомянули имя малика Кутб ад-Дина; с его именем выпустили также монету. Когда об этом стало известно в сопредельных районах, знать и предводители Хвафа, Кухистана, Гура, Гарджистана, Гармсира, Кабула, Тохаристана{20}, как, например, Амир Маудуд, Шах-Искандар сын Йаналтигина и Шах-Искандар сын Шах-‘Али{21}, все собрались ко двору малика [Систана]. Так как Хасан Джандар причинил много страданий роду маликов Фараха, а их подданных и соратников подверг пыткам и истязаниям, [малик] направил десять тысяч конников из собравшегося войска /112/ во главе с Шах-Махмудом устранить зло, чинимое Хасаном Джандаром. Как только Шах-Махмуд подошел к Нау-диху под Фарахом, Хасан бежал в сторону Герата. Шах-Махмуд вступил в Фарах, исполненный жалости к подвергшимся насилию, оказал содействие людям маликов [Фараха], укрепил крепость Кал’а-йи Давари{22} и вернулся в Ук. Малик передал Фарах Шах-Искандару сыну Йаналтигина, женил его на своей сестре, преподнес драгоценные подарки и отправил в Фарах. Искандар сын Шах-‘Али, домогавшийся власти над Фарахом, бежал из Систана в Герат и подстрекал его правителя к походу на Систан.

В этом же году мирза Абу Бакр{23} бежал из лап Кара-Йусуфа{24} и укрылся в Систане. Малик [Систана] ни на миг не оставлял мирзу Абу Бакра без внимания. Последнее обстоятельство более всего задело государя морей и суши Шахруха-бахадура. Он вознамерился совершить поход на Систан. В месяце раби’ I 811/августе 1408 г. он выступил в Систан{25}. Вначале он прибыл в Фарах и 1 джумада I/ 22 сентября осадил крепость Кал’а-йи Давари. Двадцать дней спустя он овладел крепостью, связал малика{26} и привез его с собой в Систан. Когда [Шахрух] достиг Ука, великий шах Шах-Махмуд оставил Шах-Нусрата в крепости Кал’а-йи Наш{27}, а сам присоединился к своему брату малику Кутб ад-Дину. После прибытия мирзы Шахруха в Ук мирза Абу Бакр отбыл из Систана в Кирман, полагая, что он избежал гибели. [Однако] вестник смерти следовал за ним, и в Баме он был убит{28}.

/113/ Когда в Уке были разбиты высокие шатры хакана, Шах-Нусрат укрылся в крепости Кал’а-йи Лаш. Через несколько дней могущественный государь овладел той крепостью, связал Шах-Нусрата и двинулся в Систан. Шах-Искандар бежал из войскового стана к малику. Малик усмотрел в этом добрый знак. Удача, могущество, счастье повернулись к нему лицом. Все знатные из провинции, ранее примкнувшие к малику и выразившие ему свою покорность, были за сражение. Еще до того как последовало разрешение малика, отважные борцы отряд за отрядом прибывали в высокий стан и совершали вылазки. Когда [Шахрух] подступил к городу, малик изготовил свое войско [к сражению]. Число конников достигло 80 тысяч. Малик приказал, чтобы в разных частях города открыли 80 ворот{30}, дабы из каждых ворот могла выступить тысяча ратников. Это известие, равно как и отвага воинов, подобных Рустаму, заставило государя [Шахруха] отказаться от намерения осадить город.

Мир Саки, часть родственников которого казнил малик Кутб ад-Дин, отбыл в Герат на служение к мирзе Шахруху, находился там уже много времени и был зачинщиком беспорядков и разрушений в сем войске, [однако] утратил надежду на осаду [города]. Придя к государю, он доложил, что разрушение и разорение всей страны, и в особенности плотин на р. Хирманд, помогут одержать победу [над систанцами]. Жители крепости и города сами придут к высочайшему престолу! Часть смутьянов поддержала и одобрила это мнение и подвела высочайший лагерь к головной плотине Хаванг. Плотину эту соорудили еще во времена Гаршасфа{31} из камней и извести. С тех пор каждый государь добавлял к ней [свое]. С ней было связано процветание Систана. Плотину разрушили следующим образом: лили на камни старый уксус и разбивали их киркой из закаленной стали, [пока] не разрушили кусок в сорок фарсахов{32} на восемь фарсахов, а местами на двенадцать фарсахов. Точно так же были разрушены другие плотины, как, например, Банд-и Хамза, Банд-и Булва-хан, Банд-и Йакаб{33}, которые давали воду Сарабану, Банабану, Зириху, Рамруду, Хауздару и Кундару{34}. С восточной стороны Хирманда от крепости Зарандж, Кал’а-йи Так и /114/ их окрестностей до Дар-шахра, Пушт-шахра, Чахар-камар-шахра и вплоть до Ука тянулись постройки, улица за улицей. Плотина [Хаванг] была высочайшей из плотин. [Шахрух] разрушил ее. Затем он дошел до плотины Банд-и Булва-хан и тоже разрушил. Оттуда он повернул к реке Хушк-руд и ушел в Герат. Наперекор малику Кутб ад-Дину высокий хакан посулил власть над Систаном Шах-Султану б. Шах-Хусрау б. Шах-Арслану{35}, единственному оставшемуся представителю рода Шах-Махмудов, который проживал в Герате. [Шахрух] отправил его в Них{36}, и там он заступил на правление.

Накиб Джамал-бигим{37} постарался и захватил крепость Кал’а-йи Лаш. Он прилагал все старания, чтобы противодействовать малику. Крепость Кал’а-йи Бурундж{38} захватил Амир Саки сын Джамал ад-Дина, разрушитель Систана, посадив там своего родственника Амира Гийаса. Передав область Фарах Шах-Искандару сыну Шах-‘Али, [Шахрух] использовал все возможные средства для покорения Систана, однако ни одно из них не принесло успеха. Как только государь достиг Герата, малик Кутб ад-Дин сначала отправил своего сына, Шах-‘Али, в Них для борьбы с Шах-Султаном. Тот взял Них, а Шах-Султана казнил. [Затем] в Ук прибыл малик своей собственной персоной. Одержав победу над крепостью Кал’а-йи Бурундж, он покарал Мир Шайха и его подданных и удалился оттуда в Кал’а-йи Лаш. Из-за того что всюду разлилась вода, осадить крепость не удалось. Переждав несколько дней, [малик Кутб ад-Дин] вернулся в Систан. Еще несколько раз он ходил в Ук, захватил в свои руки урожай в окрестностях крепости и встал лагерем у ее ворот. Из Герата на помощь накибу Джамалу подоспел Амир Хамза{39} в сопровождении трех тысяч всадников и вошел в крепость. Хасан Джандар также находился с десятью тысячами конников в одной из местностей [Систана].

Амир Хамза и накиб Джамал-бигим вышли из крепости Кал’а-йи Лаш и стали готовиться к сражению. Рассказывают об этом двояким образом. Из «Хроники» Махмуда [б.] Йусуфа Исфахани{40} следует, что, когда началось сражение, передняя нога коня Джамал-бигима застряла в какой-то щели и он упал с коня. Один полководец из нукаров малика [Кутб ад-Дина] отрубил ему голову и привез ее малику. Амир Хамза удалился. Хасан Джандар последовал его примеру и уехал в Герат.

Другую версию я слышал от своего славного отца, Малика Гийас ад-Дина Мухаммеда, осведомленного в событиях прошлого и знавшего о противоречивых сведениях хроник. /115/ Когда малик Кутб ад-Дин осадил крепость Кал’а-йи Лаш, ни с одной стороны ему не было оказано противодействия.

Распустив систанское войско, он встал у ворот Кал’а-йи Лаш с пятью тысячами нукаров из личной гвардии. Все дни он разъезжал и охотился. Находившиеся в крепости временами давали обещание выйти из крепости, [в действительности] же они ждали помощи из Герата. Неожиданно приехал Амир Хамза с двумя тысячами конников. Еще десять тысяч всадников держал в засаде Хасан Джандар.

Утром, когда разгорелось сражение между войском из крепости, Амиром Хамзой и войском малика, Хасан Джандар вышел из засады и окружил малика и его войско.

Случилось так, что в ту ночь Шах-Махмуд, [находившийся] в селении Махмудабад, увидел во сне, будто где-то вспыхнул пожар и малик Кутб ад-Дин пребывает среди огня. В страхе он проснулся. При нем неотлучно находились триста верных и отважных молодцев. Их кони были наготове. От Махмудабада до Кал’а-йи Лаш — около 12 фарсахов. В полночь Шах-Махмуд в сопровождении упомянутых трехсот конников пустился в путь и утром, когда битва была в самом разгаре и малик чуть было не попал в плен. Малик ‘Акибат Махмуд смял ряды [противника], внеся смятение в их сердца громкими криками и отважной атакой.

Накиб Джамал-бигим вступил в единоборство с Шах-Махмудом и ударил его булавой. Шах-Махмуд отразил удар щитом и, в свою очередь, нанес удар саблей по горлу противника, так что у того слетела с плеч голова. После того чагатайское войско потерпело поражение. Амир Хамза и Хасан Джандар бежали. Нижеследующий бейт отражает обстоятельства Джамал-бигима:

Крепость Кал’а-йи Лаш перешла во владение верховного малика{41} [Систана]. Были убиты сто человек из родственников и [прочих] людей накиба Джамала, а их головы вместе с головами чагатайцев отправили в Систан и там у городских ворот из них сложили башню. Все крепости в [области] Ук перешли во владение мулазимов верховного малика [Систана]. Родственники великого государя Шах-Махмуда осели в Уке, а /116/ он сам победителем вернулся в Систан в месяце мухарраме 812/мае 1409 г.

Шах-Искандар сын Йаналтигина заключил мир с Шах-Искандаром сыном Шах-‘Али. По усмотрению рабов верховного малика одна половина области Фарах перешла во владение Шах-Искандара сына Йаналтигина, другая отошла во владение Шах-Искандара сына Шах-‘Али. Малики Фараха происходят из рода хорезмшахов.

Первым, кто прибыл из той страны в Фарах и в Систан после истребления хорезмшахов и появления монголов, был Уруси-шах{42}. Малик Тадж ад-Дин Афзал, уезжая в ставку ка’ана{43}, оставил его вместо себя в Систане. Вернувшись, он передал область Фарах Уруси-шаху. Сын Тадж ад-Дина был в ссоре с Маликом Насир ад-Дином{44}. Еще ранее ссора с Маликом Шамс ад-Дином{45} закрыла путь к знакомству и дружбе. Когда Йаналтигин сын Тадж ад-Дина вернулся из Ирака{46} с намерением освободить Фарах, Малик Шамс ад-Дин ‘Али сын великого шаха Малика Насир ад-Дина{47}, как уже было в свое время рассказано, принял его приветливо и оказал ему помощь. Малик [Систана] тоже прислал войско, и он взял Фарах, привел в порядок и благоустроил [местности], передал их ему, засеял данные ему семена.

Благодаря этим добрым делам путь вражде вновь был закрыт. В правление малика Кутб ад-Дина сына Шах-‘Али Малик Искандар сын Йаналтигина, сослужив эти службы, удостоился чести стать женихом. Малик [Систана] отдал ему в жены свою сестру. Этим путем его родословная восходит к Атсизу и Бурхан ад-Дину{48}: Малик Искандар б. Йаналтигин б. Малик Тадж ад-Дин б. Ирсишах б. Йаналтигин б. Малик Махмуд-шах б. Джалал ад-Дин{49} Текиш б. Хваризм-шах{50} Ил-Арслан б. Шах Атсиз б. Бурхан ад-Дин, сонаследник аббасидских шахов.

С той поры до настоящего времени между почтенными маликами Систана и благородными маликами Фараха существуют родство и общая родословная. В далеком же прошлом эти два рода не имели общей родословной, которая бы восходила к одному предку.

Родословная маликов Систана восходит к Нуширвану, Хусрау Парвизу и маликам ‘Аджама{51}, /117/ а у [маликов Фараха] — к Атсизу. В большинстве случаев [малики Фараха] оказывали помощь маликам Систана, временами же они враждовали, о чем немного уже было рассказано. Даст Бог, в свое время мы расскажем об этом [подробнее].

После этих событий Шахрух более не пытался мстить и не допускал слова клеветников к [своей] сиятельной [особе].

Из-за разрушений в Систане царил страшный голод, народ бедствовал, пока глава шайхов выдающийся суфий шайх Зайн ад-Дин Хвафи{52} пришел к государю и попросил разрешения съездить в Систан. Малик Систана обрадовался его приезду и принял его с большим почетом и уважением. Малик выслушал с одобрением советы и наставления почтенного шайха относительно покорности государю и принял их [к исполнению]. Прежде всего шайх настоял на том, чтобы [малик] из уважения к государю перестал чеканить монету [от своего имени] и чтобы в пятничной проповеди имя малика упоминали после имени государя. Малик ради отказа от распрей и улучшения благосостояния дал на это согласие. Он назначил своего знаменитейшего брата, Са’д ад-Дина Мас’уда, вместе с кази Сабиком сыном Харба сопровождать шайха к государю. [Са’д ад-Дин Мас’уд] и кази, прибыв к государю, удостоились должного почета.

Несколько дней спустя Шахрух-бахадур отпустил кази и позволил ему вместе с Маликом Нусратом, которого держали в заточении, удалиться в Систан. В пути кази Сабик сын Харба преставился. Его тело Малик Нусрат привез в Систан, и там в медресе братьев мавланы Йар-Мухаммада его предали земле. Должность кази [Систана] малик отдал его племяннику, мавлане Шамс ад-Дину Мухаммеду сыну Бадара Мухаммеда. Между [сторонами] было решено, что один из братьев и сыновей малика [Систана] будет постоянно находиться на службе при дворе государя. Ссора была устранена.

Еще через несколько дней государь [Шахрух] отпустил в Систан Са’д ад-Дина Мас’уда, окружив его лаской. Вернувшись, Са’д ад-Дин так хвалил малику доброту и благодеяния государя, что пыль огорчения и вовсе рассеялась. В тот же день навваб /118/ малик направил на высочайшую службу своего сына, Шах-Джалал ал-миллат ва-д-дина. Когда тот удостоился чести общаться с государем, ему было оказано столько внимания, что он решил остаться в Герате и постоянно находился при победоносном стремени. Достойным похвалы служением во время похода на Самарканд он заслужил повышения в чине, возросло и его влияние{53}.

В то время группа людей из рода Хусам ад-Дина и эмиров [из рода] Джамал ад-Дина Ахмада втайне замыслили измену верховному малику. Они разыскали Шах-Бахрама сына Шах-Искандара сына Шах-Малика, единственного потомка [рода] Шах-Махмудов, проживавшего на севере области, и вместе с ним выступили в Систан. Когда они прибыли в Пушт-и Зирих, малик послал своего сына Шамс ад-Дина ‘Али, преисполненного доблести и отваги, и тот схватил Шах-Бахрама вместе с людьми, которые были при нем. Чтобы отбить охоту у других противников, он покарал их и вернулся к своему великому отцу.

Среди чрезвычайных событий [упомянем] большое наводнение, которое случилось в то время и которое разрушило большую часть [сельских] местностей. Опасались, что оно разрушит город. Около трех месяцев по городу передвигались на лодках.

В мухарраме 815/апреле 1412 г. верховный малик выехал к великому хакану, и тот явил такое внимание и уважение к нему, что потребовалось бы много времени описать все это. Было решено, что Шах-Шамс ад-Дин ‘Али будет военачальником и командующим войсками и останется на службе государя. Должность вакиля и управление областью были закреплены за Шах-Джалал ад-Дином. И они, довольные, вернулись от государя в страну Нимруз{54}.

Поскольку вся область была назначена малику и его сыновьям, то оказавшие поддержку братья, которые верно служили ему многие годы, остались обездоленными. Пыль огорчения села на сердца отмеченных мужеством и праведностью, лучших из благочестивых — Шах-Махмуда и /119/ великого шаха Шах-Бахрама. Они, поговорив друг с другом: «Брат лишил нас земельной собственности, должностей и почета», решили расстаться с ним и направились к высочайшему престолу. В 816/1413-14 г., когда владыка мира Шахрух выступил из Герата в поход на Исфахан, а оттуда в Шираз, они сослужили ему в том походе достойную службу{55}. Вернувшись в государеву резиденцию в Герате, они стали требовать земельный надел. Малик Кутб ад-Дин в раджабе 817/сентябре—октябре 1414 г. направился в Герат. Часть эмиров держала сторону Шах-Махмуда и Шах-Бахрама. Поскольку Малик ‘Али и маликзаде Джалал ад-Дин укрепили Систан, Шахруху представлялось, что, ежели он открыто разделит управление страной, это явится поводом к беспорядкам и нарушит повиновение малику Кутб ад-Дину. [Ради пользы] он оставил взаимоотношения между ними неопределенными. Когда малик Кутб ад-Дин получил позволение отбыть в Систан, его помирили с Шах-Бахрамом. По распоряжению, [сделанному] ранее, «пусть малик не жалеет для своего брата ни денег, ни земельной собственности». Поскольку требования Шах-Махмуда превышали возможности, государь морей и суши оставил Шах-Махмуда у себя на службе и удостоил его разных милостей.

Некоторое время спустя [Шах-Махмуд] приехал в Систан, чтобы повидать своих сыновей и своих родственников. Шах-Нусрата он нашел в Хушкруде, а Шах-Наср ад-Дина — в Бар-и Зирихе. Шах-Махмуд стал жить в имении своем и владениях. Путь общения между ним и его могущественным братом оставался закрытым. Однако последний не помышлял ни о неповиновении, ни о ссоре, ни о войне с братом, пока в Ширазе принц Байкара не заявил о своих притязаниях на наместничество{56}. [По этой причине] оплот власти Шахрух вознамерился наказать Шираз. Шах-Шамс ад-Дин ‘Али в сопровождении систанского войска вместе с августейшей [особой] выступил в поход в ту сторону. Когда победоносное войско прибыло в Шираз, зло [Байкары] было уже устранено. Шираз был взят. Мирза Байкара запросил мира. Его связали и /120/ отослали в Систан. Шах-Джалал ад-Дин отвез его из Систана в Кандахар, а оттуда отослал в Кабул. Большую часть этих служб выполнили маликзаде и систанское войско. Свита августейшего через Кирман прибыла в Герат.

Султан Увайс{57} во время прибытия августейшего войска в Герат поступил несколько неуважительно в отношении ряда воинов. Известие об этом дошло до слуха Шахруха, и он послал из Герата в Систан эмира Хусайна Суфи-тархана и эмира ‘Алику-кукелташа{58} с 10 тысячами конных воинов и написал фирман, дабы Кутб ад-Дин вместе с победоносным войском{59} повел систанскую армию в Кирман и наказал бы тех невежд. В соответствии с фирманом малик [Систана] в сопровождении многочисленного войска повел тех людей в самый разгар лета в Кирман через Руд-и Махи{60}. Кирманцы, оказавшись не в силах что-либо сделать, протянули просящую покровительства руку к прочным узам милостей его высочества верховного малика. Было решено, что Султан Увайс пришлет с Кирмана налог в царскую казну, а хутбу и чекан монет будет осуществлять с именем Шахруха.

После отбытия верховного малика из Кирмана Султан Увайс выехал к высокому, словно небо, двору{61}.

Когда победоносное войско, возвращаясь из Кирмана, прибыло в Систан, верховный малик сослужил эмирам и воинам достойную одобрения службу. Когда эмиры были уже в Герате, в Систан приехал Султан Увайс. Малик обрадовался его приезду. Они развернули знамя удовольствий и наслаждения жизнью. В том году в Систане выдалась столь суровая зима, что река Хирманд покрылась льдом. Султан Увайс переправился по льду через Хирманд и вступил в город. Несколько дней спустя малик отправил его в Герат в сопровождении надежных людей.

В отношениях же между маликом и Шах-Махмудом по-прежнему не было согласия. Народ приходил к нему в Бар-и Зирих и присягал. [Шах-Махмуд] решил ехать в Герат. Малик послал следом за ним своих сыновей, Малика ‘Али и Шах-Джалала: не дай Бог, он получит приказ согласно своему желанию. Государь [Шахрух] приказал: «Мы передали Систан и подвластные ему земли малику, его братьям и сыновьям. Их распределение мы поручили стараниям малика!»

Шах-Махмуд отказался от своих притязаний. Отказ /121/ имел для него неприятные последствия, и он отправился в хаджж в Мекку через Хормуз{62}. Государь, узнав об отъезде Шах-Махмуда из Герата в Каин{63}, послал [вдогонку] одного из чагатайских вельмож, состоявшего в дружбе с Шах-Махмудом, с ласковым письмом и несколькими [листами] приказов: «Пусть Шах-Махмуд напишет ему на пустом листе, скрепленном печатью, согласно своему желанию распоряжения, касающиеся земельного надела на правах союргала или [управления] областью».

Шах-Махмуд, пристыженный этой благосклонностью, вообще уклонился от вмешательства в [дела] страны и в ее управление, перевел свои владения в союргал и отбыл в хаджж. Прожив в Мекке три года, он вернулся в Герат. После встречи с Шахрухом он был отпущен в Систан. Всю оставшуюся жизнь они жили друг с другом мирно. Возвращение Шах-Махмуда из Великой Ка’бы имело место в 820/1417-18 г.

В это самое время верховный малик неожиданно заболел. Болезнь его все усиливалась. Начало болезни относится к 821/1418 г., а в ночь на субботу 15 мухаррама 822/11 февраля 1419 г. он переселился из преходящего мира в мир вечный. Его целомудренная душа, облачившись в ихрам дома святых, вознеслась из низшего мира в мир высший. Время его правления — 16 лет, время его жизни — 53 года. Аллах знает правильное.

Приход к власти Шах-Шамс ад-Дина ‘Али{64} вместо отца

Братья, сыновья и другие родственники малика, а также эмиры Систана после траурных церемоний вывели народ из [состояния] скорби и все дали согласие на правление Шах-‘Али.

Шах-‘Али пришел к своему почтенному дяде, брату отца, Шах-Наджм ад-Дину Махмуду, и заявил: «Вы еще при жизни верховного малика Систана много времени домогались этого поста. Теперь, когда малик скончался, разве уместно, чтобы в моем сердце возникло желание [осуществлять] власть, когда есть вы, именитый, почтенный и высокосановный дядя? Благоразумнее, чтобы на правление Систаном заступили /122/ вы, а я, раб, буду служить вам. Так же как ранее я старался служить верховному малику, теперь буду верно служить своему уважаемому дяде».

Шах-Махмуд заплакал, встал с места, заключил Малика ‘Али в объятия, расцеловал его и сказал: «О сын мой, после свершения мусульманского хаджжа и оставления мирских дел незавершенными неразумно соглашаться на это. Да будет благословенным и благополучным этот пост для тебя!»

Взяв [Малика ‘Али] за руку, он посадил его на трон. Все малики, эмиры и [остальная] знать, прежде всего именитые сыновья Шах-Махмуда, Малик Нусрат и Малик Наср ад-Дин, в знак уважения разбросали монеты и по собственному желанию вдели в уши кольцо повиновения.

Три дня спустя после восшествия на наследственный престол Шах-‘Али выехал в Герат. Случайно он прибыл туда в день Науруза и сразу же удостоился счастья встречи с государем. В тот же день были подписаны приказы на его правление. Ему было оказано столько милостей, что перо не в состоянии описать их хотя бы в общих чертах.

В конце 822/1419 г. Шах-‘Али вернулся из Герата в Систан. Его встречали все малики и эмиры, выражая покорность и повиновение. Он занялся постройкой областного медресе, а также проложил и отвел ряд каналов, в том числе канал Султани, который оросил [земли] Пушт-и Зириха, и канал Сарвистан, благодаря которому получили воду Сарвистан и Кулак-и Шах-‘Али{65}.

В ша’бане 823/августе 1420 г. Шахрух-бахадур выступил в Азербайджан для подавления Кара-Йусуфа туркмана{66}. Шах-Шамс ад-Дин ‘Али просил помощи у братьев своего отца. Шах-Махмуд оказал полную поддержку и пошел вместе с ним, а Шах-Бахрам участия в том не принял. Когда прошли несколько переходов, Шамс ад-Дин ‘Али стал умолять Шах-Махмуда вернуться в Систан: мы-де сами покараем его. Раб будет признателен, ежели вы до моего возвращения осветите лучом заботы знатных и простых, будете внимательны к проживающим в городах и [в целом] в стране.

После похода в Азербайджан и завоевания того государства власть над Тебризом была передана шахским двором Малику ‘Али{67}. Два года он правил Тебризом. По возвращении из Тебриза, поскольку Шах-Бахрам уклонился [от участия в походе, Шах-‘Али], /123/ отобрав у его родственников принадлежащую ему область Хушкруд, отдал ее Малику Нусрату и Малику Наср ад-Дину, сыновьям Шах-Махмуда. [С тех пор] она постоянно находилась во владении сыновей Шах-Махмуда. Никогда между ним и Шах-Махмудом не возникало ни недоразумений, ни огорчений, напротив, они поддерживали дружеские связи.

Большая часть города была разрушена движущимися песками. Малик хлопотал о строительстве нового города, пока твердое решение малика не остановилось на местечке Мирак{68}. Это было владение эмиров [рода] Мира ‘Абдаллаха. Он купил его у них за действительную цену и построил город. Город был расположен в стороне от песков, вблизи р. Хирманд. В субботу 17 мухаррама 826/1 января 1423 г. начали строительство города, прежде всего резиденции правителя, пятничной мечети, медресе, ханаки, караван-сараев, базара, бань и прочих зданий. Завершение их поручили стараниям опытных, трудолюбивых людей. За короткое время поднялся город. Шах-Махмуд переехал из дома в Зийаратгахе{69}, который был несколько убогим, в Махмудабад и составил план небольшого укрепленного города, необычайно приятного и доставляющего радость; предусмотрел в нем жилой дом, подобные райским сады, базар, медресе, соборную мечеть, бани, ханаки и другие здания, на которые указывали даже в Герате.

Шах-‘Али время от времени приезжал к своему дяде и свидетельствовал ему свое почтение. Шах-Махмуд также временами наезжал в город. Систанцы были счастливы от присутствия величавых, с высокими помыслами особ. Во время строительства города [Шах-‘Али] по высочайшему распоряжению выступил в поход в Кандахар{70}. С собой он повел огромное войско. Покорив Кандахар, он забрал ключи от города и отвез их в Герат. [Там] он расспросил об оплакивании великого мирзаде султана султанов Байсункур-мирзы{71}. Высокий хакан отдал управление Уком и крепостью Кал’а-йи Ках Малику ‘Али, а к Систану прибавил еще Кидж-у Макран{72}, и тот счастливый возвратился в Систан.

Затем в 838/1434-35 г. вновь состоялся поход в Тебриз, где они провели два года{73}.

В том году воды в Хирманде было мало, и посевы погибли.

Когда луч стараний верховного малика ‘Ала’ ад-Дина ‘Али засверкал над Систаном, /124/ он привез с собой из Тебриза в Систан зодчих, художников, каменотесов и много мрамора. Они построили баню. Такой постройки не было даже в хрустальном дворце небесного свода. Были возведены также другие здания, мавзолей, о которых будет подробно рассказано.

Поскольку автор «Та’рих-и Систан»{74} довел изложение [событий] довремени Шах-‘Али, мы продолжим описание обстоятельств великих маликов вплоть до настоящего времени, то есть до 1027/1619 г., если будет [на то] воля высочайшего и пресвятого Аллаха.

Обстоятельства прославленного государя Шах-Махмуда, да будет благоуханна его могила!

Часть обстоятельств великого шаха Малика ‘Акибат-Махмуда была изложена в жизнеописании полюса маликов и прибежища султанов малика Кутб ад-Дина Мухаммеда, знатного брата того великого человека; немного упомянуто также о событиях правления его высокопоставленного племянника, царя султанов ‘Ала’ ад-Дина ‘Али. Благодаря посредничеству старшего брата его рука некоторое время покоилась на плече свидетеля мирского желания или светской власти. [Однако] из-за уединения и аскетического образа жизни он оставил вершение дел страны в могучих руках [своего] знаменитого племянника, и перо-посредник не станет подробно описывать его биографию, укажет лишь на отдельные [факты]. В храбрости и щедрости он превосходил Рустама и Хатима{75}. Множество труднейших дел он разрешил в сражениях с помощью [своей] богатырской силы. Ни на один миг не забывал он благотворительность и пожертвования. Говорят, в его личном владении было 14 тыс. харваров семян и все они расходовались с пользой. Огромную радость он испытывал от устройства стоянок и [строительства] обителей для странствующих дервишей. И сейчас еще существуют построенные им медресе, жилые дома, соборная мечеть, перед которой меркнет Так-и Кисра{76}. Неоднократно он выезжал в мусульманский хаджж, постоянно был собеседником шайхов и улемов. Среди [построенных им] медресе — медресе Махмудабад, которое по своему убранству и по просторности является вторым раем. В медресе вели преподавание улемы и другие образованные люди. В вакф медресе он передал селения Шайхланг, Джарунак, подвластный Шайхлангу, и Аташгах, которые в совокупности носят название Чихилбурдж («Сорок башен»){77}. /125/ Составили вакуфные грамоты, [помеченные] седьмым джумада II 845/13 октября 1441 г.

У его светлости было двое прекрасного характера сыновей: Малик Нусрат и Малик Наср ад-Дин. Еще при его жизни сыновья достигли зрелого возраста и совершенства. Между Маликом ‘Али и двоюродными братьями существовали близкие отношения, и они весело проводили время.

Славный государь в 854/1450-51 г. обрел Божью благодать. Время его жизни 87 лет.

Шах-Джалал ал-миллат ва-д-дин{78}

Шах-Джалал ад-Дин поддерживал с братом родственные и деловые отношения. Он ни на волосок не отступал от желаний малика и повиновение ему считал обязательным к исполнению делом. Ни на мгновение не оставлял своих стараний по благоустройству страны и всегда чтил достоинство уважаемых людей, малых и больших, охранял имущество канцелярии малика от посягательств и являл преданность. Малик же не предпринимал ни одного дела, не посоветовавшись с ним. У него было полное доверие к его словам и к его действиям, которые он всегда одобрял. В случае отъезда малика все важные дела вершил Шах-Джалал ад-Дин. Если случалось особо важное дело, он доводил его до сведения своего уважаемого дяди и тем самым избегал возможных ошибок. Если дело не требовало совета, он разрешал его сообразно своему разумению. Он был причастен ко всем важным делам.

Малик, вернувшись из поездки или со сбора дани, не наводил справок о доходах и расходах страны, так как сам был в высшей степени честным, добродетельным, благочестивым и праведным, предельно сдержанным. [Малик] постоянно произносил слова благодарности брату и ценил его добро, что служило «ключом от двери» неизменной любви между братьями.

Причина прочности его власти была в том, что еще в расцвете юности он отказался от запретных деяний и все свое время тратил на занятие земледелием и торговлей в своем владении.

/126/ В городе и в сельской местности он построил и возвел общественно полезные здания, передав им в вакф земли и недвижимую собственность.

Когда купцы из больших городов и странники разнесли молву о его благочестии и его благодеяниях по дальним и ближним местностям, образованные люди, шайхи, факихи{79} — все устремились в Систан. В числе прибывших в Систан был верховный судья, вместилище добрых дел мавлана Мухаммад Ширази. Остановившись в медресе Мийаншахр, строительство которого к этому времени было закончено, он стал устраивать [там] религиозные собрания. Прошло некоторое время, было завершено [строительство] медресе при базаре. Мавлана ‘Али-‘Аттар, прибежище мусульманской учености, приют царя улемов, султан образованных людей, украшение народа и веры, спасаясь от чумы, приехал из Герата в Систан и стал преподавать в этом новом медресе. Еще в одном святилище ежедневно читал Коран с группой людей, знающих его наизусть, и обучал чтению Корана великий и достойнейший наш учитель, царь знающих Коран наизусть мавлана Асил ад-Дин ал-Казируни. Для руководства и наставления народа были назначены доброжелательные проповедники. Во все святые места и медресе были определены кухни, прочие необходимые вещи и прислуга. Пятьсот бедняков получали [здесь] дневное пропитание и одежду на год. Подать со своего имущества он тайно и явно передавал беднякам — старался делать добро, насколько было возможно и исполнимо. Счастливое время своих деяний он проводил таким образом, что его брат, дядя, двоюродные братья, близкие, родственники и мулазимы все были довольны. Поистине, Аллах не губит награды добродеющих!^[116] Шах-Джалал ал-миллат ва-д-дин совершил много добрых дел. Если посвятить всю книгу описанию и восхвалению их, не будет сказано и одной десятой обстоятельств данного государя!

Продолжение жизнеописания Шамс ад-Дина ‘Али

Итак, вершина небосвода знатности и царского достоинства [Шамс ад-Дин ‘Али] вместе со своим великим дядей и знаменитым братом, высокопоставленными родственниками, могущественными эмирами и способными вазирами приложили необходимые усилия для благоустройства Систана и создания благополучия его народа.

В те времена народ той страны отличали /127/ честность и набожность, так как великий Шах-Наджм ад-Дин Махмуд был очень благочестивым, Шах-Бахрам был свободен от грехов [против божественных заповедей], а Шах-Джалал разрешал трудные вопросы и дела. Высокопоставленные слуги Шах ‘Ала’ ад-Дина-‘Али в Систане были известны как вали{80} Малика ‘Али. Длительное время при расспросах о делах он садился в Шахр-и нау{81} у стены мельницы, находившейся в самом центре города, и занимался до полудня делами мусульман. Отдыхать он ложился на землю там же, у мельничной стены.

Рассказывают, что однажды один из эмиров заявил, что у малика много врагов. Во время уединения, когда при малике нет никого из мулазимов, он почивает на земле в одиночестве, какой-нибудь несчастный может с легкостью напасть [на него].

Верховный малик отвечал на это, что у него нет врагов, кроме собственного тщеславия, гордыни и бесчестья, которые он постоянно смиряет и обуздывает своими деяниями.

Похвальных качеств у того благородного человека много, однако в данной «Хронике» нет места излишним подробностям.

Говорят, будто после кончины Шахруха-бахадура 25 зу-л-хиджжа 850/12 марта 1447 г. малику более не предлагали приехать в Герат. После отъезда его сына с группой мулазимов чагатайские мирзы и рассудительные и разумные падишахи были удовлетворены и благодарны.

В 822/1419 г. родился высокого достоинства маликзаде Малик Йахйа. В 842/1438-39 г., когда он достиг зрелого возраста, верховный малик, украшение ислама ‘Ала’ ад-Дин ‘Али «вкусил вредный для здоровья» напиток («всякая душа вкушает смерть»)^[117] и переселился в мир вечности. Терпение [местных] маликов, знати и благородных людей унесло потоком крайней нужды и бурей страданий, и они навсегда распрощались с благополучием. Сего великого человека после приготовления всего необходимого для погребения завернули в саван и похоронили в мавзолее Муллы Курдана, одного из подвижников, человека набожного, знатного происхождения, жившего в уединении и ведшего аскетическую жизнь. Систанцы давали на священном мазаре малика обеты и извлекали для себя пользу благодаря искренней вере в святость его духа, разрешающего просьбы нуждающихся.

После дней /128/ траура они разрешили возвести на престол [правления] Систаном [Малика] Шах-Йахйу, да не перестанет он быть таким, как его имя{82}!

Малик ‘Али прожил 51 год, правил 20 лет, но Аллах знает лучше!

Правление Малика Низам ад-Дина Йахйи{83}

Малик Низам ад-Дин Йахйа в мягкости характера, щедрости, доброте, справедливости, [так же как] в управлении страной, превзошел [всех] себе подобных братьев и [других] родственников. Было знамение, ниспосланное в его честь. Иногда он управлял совершенно независимо, иногда прибегал к помощи чагатайских мирза. К систанским эмирам он питал полное сострадание и проявлял к великим маликам, в особенности к Малику Нусрату и Малику Наср ад-Дину, двоюродным братьям со стороны отца, необычайно дружеское расположение и привязанность. При разделе имущества и поместьев предпочтение отдавал им.

Малик Нусрат, старший сын Шах-Махмуда-хаджи, в самом начале правления Малика Йахйи простился с тленным миром и перекочевал в мир загробный.

Малик Наср ад-Дин, который был памятью о дяде и двоюродном брате и которому были свойственны мягкость и доброта, являл нежность и любовь.

Когда очередь управления областями мира дошла до султана Абу Са’ида{84} и в его владении оказались Мавераннахр, Хорасан и Ирак, он прислал в Систан гонца и пригласил малика в Герат. Малик Йахйа без промедления выехал в столичный город Герат. Когда он подъехал к Зийаратгаху{85}, [султан Абу Са’ид] выслал ему навстречу всех своих эмиров и вельмож. Вблизи моста Пул-и Малан{86} его встречали мирзы, большая часть [их]. [Султан Абу Са’ид] проявил такое рвение в выражении почтения и уважения верховному малику [Систана], что малик охотно повиновался ему.

Некоторое время спустя он женил Малика Йахйу на своей сестре. Через год по установленному обычаю он отослал малика в Систан. Систанцы при виде оказанных малику благодеяний и милостей, изумившись, стали хвалить [султана Абу Са’ида]. Малик день за днем слал падишаху Ирана и Турана достойные дары и благословения, пока падишах, выведенный из себя грубым поведением туркманов, /129/ не предпринял поход в Азербайджан в сопровождении несметного войска. Он отправил гонца к малику и потребовал его к себе. Малик вместе с систанским войском присоединился к лагерю августейшего{87}.

Когда августейшая свита почти достигла столичного города [Тебриза], Хасан-бек{88} прислал группу своих приближенных вместе с дарами и подношениями и заявил о своей покорности. Однако его просьба была оставлена без внимания, пока он не прислал к падишаху свою мать. Верховного малика ал-‘Аджама Малика Низам ад-Дина Йахйу она просила быть заступником за совершенные [Хасан-беком] грехи. Сколько ни старался малик, предвзятое мнение падишаха из-за прибытия [матери] лишь усилилось. Когда мать вернулась, потеряв надежду и получив отказ, и рассказала о стараниях малика [Систана] уладить дело и о его очень любезном обхождении, Хасан-бек решил идти войной [на падишаха]. В тот год в Азербайджане царили нужда и бедность. Из-за многочисленности коней и воинов в лагере августейшего [падишаха] случился страшный голод. Крестьяне тех мест — все туркманы. Путь в августейший лагерь они перекрыли. Большинство воинов [Хасан-бека] отправили своих коней на летние пастбища. Хорасанское же войско из-за отсутствия пищи, без которой нет и силы, было напугано и пребывало в нерешительности.

[Хасан-бек] воспользовался удобным случаем и напал со своим находившимся в боевой готовности войском на высокий стан. Войско Хорасана потерпело поражение, падишах попал в плен. Хасан-бек разослал по всем окрестностям группу своих людей и приказал им разыскать Малика Йахйу, пообещав: «Того, кто приведет ко мне малика живым, я повышу в чине». Малика, [отыскав], отвезли к Хасан-беку. Низко поклонившись ему, Хасан-бек усадил его рядом с собой на трон. Привели падишаха со связанными руками. [Хасан-бек] приказал заточить его в темницу.

Рассказывают, что Малик Йахйа много раз говорил: «Никогда не перестану испытывать стыд за то, что сидел рядом с Хасан-беком на куске войлока, в то время как мой государь стоял напротив со связанными руками!»

В конце концов [Хасан-бек] отдал приказ казнить султана Абу Са’ида, а все его владения в Иране и Хорасане взял себе.

Шесть месяцев он держал [у себя] малика [Систана]. 29 раджаба 873/12 февраля 1469 г. отпустил, добавочно к Систану передав ему округ Шабанкаре, Идж и Найриз в [Фарсе]{89} и округ Шахр-и Бабак в Кирмане{90}. И вплоть до захвата Хорасана султаном Хусайн-мирзой{91} между Хасан-беком и Маликом Йахйей /130/ царили мир и по дружба. Султан Хусайн-мирза относился к малику благосклонно. Султан Йа’куб{92} тоже выказывал [свое] расположение к [местным] маликам. По существовавшему обычаю из года в год представители малика в Шахр-и Бабак и в округе Шабанкаре были независимыми, пока в конце правления султана Хусайн-мирзы Мир Саййид-Ахмад{93}, из [рода] Мира ‘Изз ад-Дина, человек, особо приближенный к малику, отвернулся от малика и уехал в Герат. Из-за его мятежа изменилось и расположение государя. Причина была б том, что у Мира Саййид-Ахмада было пятеро сыновей. Каждый из них независимо друг от друга находился в одном из округов Систана в качестве даруги{94}, обладая полнотой власти. Очень они притесняли народ. Сам [Мир Саййид-Ахмад] был военачальником малика. Полный высокомерия, он вырезал на своем перстне следующее двустишие:

Малик из-за чинимого теми людьми насилия отвернулся от них. В то время он вознамерился идти походом с оснащенным войском в район Гармсира в Мекране. Когда они прибыли в область на берегу моря, в один из дней малик созвал маджлис и назначил группу гулямов схватить Мира Саййид-Ахмада и его сыновей. Их потребовали [к малику]. Когда те подъехали к жилищу малика, из маджлиса вышел человек из эмиров, посвященных в тайну. Подойдя к ним, он дал знак своим людям. Мир Саййид-Ахмад догадался и вместе с сыновьями оседлал стоявших наготове лошадей и уехал. Пока была организована погоня, они отъехали на значительное расстояние, и догнать их не удалось. Мир Саййид-Ахмад уехал с сыновьями в Герат. В Систане у него осталось много родственников.

Светлейший наместник{95} [Хусайн]-мирза по его подстрекательству отдал Систан своему сыну Бади’ аз-Заман-мирзе{96}, написав маликам и эмирам [Систана] вежливые распоряжения.

Малик [Систана], не видя пользы в войне, поспешил со своими родственниками и своими подданными на границу Систана. Большинство крепостей Мекрана, /131/ как, например, Нихан, Худийан{97}, и другие местности находились во владении уполномоченных малика и его мулазимов. Верхний Сархадд{98}, представляющий собой горную местность с прохладным климатом, стал местом высокой стоянки. [Малик Систана] оставался там три года. Жители Зириха поспешили к малику и склонили его к приходу в Систан и отторжению его у чужеземцев.

Малик внял их словам. Большинство людей, похвалявшихся своей преданностью ему, узнав, шли на берег Хирманда. Половина войска малика переправилась через реку, половина не успела.

Мир Саййид-Ахмад, посадив Бади’ аз-Заман-мирзу на коня, прибыл для сражения. При нем было много людей. Завязалось сражение. Мужи из Зириха показали образец доблести. Малик все еще не переправился через реку. Тогда те, кто был уже на том берегу, не стали сражаться и вернулись к Малику Йахйе. Поскольку на сей раз дело завершилось не так, как хотелось, и не случилось поражения, от которого можно было бы прийти в отчаяние, Малик Йахйа вновь вернулся в область Сархадд и оставался там еще два года.

Когда вновь он вознамерился прийти в Систан и овладеть тем царством, собралась вместе вся знать из [местных] маликов, часть эмиров и йаров{99}, все накибы Зириха и Рамруда. Было решено выступить [в поход]. Внезапно благородный от природы и нежный телом малик заболел. В ша’бане 805 г.х.{100} он простился с жизнью и отправился в сад вечности. Прожил он 63 года, правил 43 года. Во главе его указов стояло изречение: «Аллах — вечно живой, и [имя] его раба тоже Йахйа»{101}. От Малика Йахйи остались три сына: Малик Мухаммад, который родился в рамазане 864/июне 1460 г. от одной из сестер маликов Систана, на которой был женат Малик Йахйа, Малик Султан-Махмуд родился в месяце раби’ I 866/декабре 1461 г. от сестры султана Абу Са’ид-хана, от Туркии родился Шах-‘Али-малик.

Народ Систана, малики и [остальная] знать возвели на царство старшего из братьев, Малика Мухаммада. [Другие] братья повиновались ему. Малика Мухаммада украшали дарования, [приятная] внешность, [достойное] поведение, благочестие. Однако, несмотря на эти совершенные качества, /132/ он сознавал свою неспособность управлять страной, убивать и наказывать мятежников.

Малик Султан-Махмуд, [его брат], был прекрасным политиком и обладал высокими помыслами. Он управлял делами своего брата.

Вступление Малика Мухаммада на правление вместо отца

Малик Шамс ал-миллат ва-д-дин Мухаммад, как уже упоминалось, был наделен положительными качествами и располагал величием и всем необходимым для правления [страной]. Из-за мятежа чагатайского войска и султана Бади’ аз-Заман-мирзы, а также неловкости Мира Саййид-Ахмада и [его] сыновей казалось, что он потерял надежду на Систан. Однако втайне эмиры, знать и накибы Зириха были покорны и ни на минуту не забывали хорошо служить. Высокопоставленные родственники Малика Наср ад-Дина б. Шах-Махмуда и славные сыновья колесницы могущества Шах-‘Али, Шах-Махмуд, Шах-Абу Исхак и Шах-Мухаммад исполняли долг повиновения и родства. В 886/1481 г. систанцы отправили к Малику Мухаммеду человека и позвали его в Систан. Малик Мухаммад не давал согласия. В конце концов он ради удовлетворения воли систанского народа направил в Систан своих уважаемых братьев, Шах-‘Али и Шах-Махмуда, с войском из Сархадда. Войско прибыло на берег Хирманда. Было решено, что Малик Султан-Махмуд{102} переправится через реку первым, Шах-Махмуд перевезет полностью всех воинов. Когда все войско будет по ту сторону реки, они незамеченными подойдут к воротам города и начнут сражение. Войско из Хауздара прибыло на край степи. Никто из систанцев [о том] не знал. Малик Султан-Махмуд рано утром переправился через реку. Случайно группа чагатайцев, назначенных смотреть за переправами, об этом узнала. Известие [о том] дошло до Бади’ аз-Заман-мирзы. При мирзе были пять тысяч чагатайских конников и три тысячи систанцев. Миры, сыновья Мира Саййид-Ахмада, с двумя-тремя тысячами людей также находились на службе мирзы. С этим устрашающим войском он оседлал коней и прискакал на берег Хирманда.

Во время утренней молитвы завязалось сражение. Хотя у Малика Султан-/133/ Махмуда было не более тысячи воинов, он принял бой. Между тем Малик Шах-Махмуд и Шах-‘Али [все еще] переправляли своих людей через реку. Бой разгорелся такой, что затмил собой сражение между Рустамом и Исфандийаром{103}. Мир Саййид-Ахмад, подъехав к малику, сказал: «Вот-вот вы попадете в руки противника. Не время [сейчас] для сражения, хотя, по-вашему, в том повинен я. Все же послушайтесь совета вашего старого слуги!»

После того как часть войска Зириха была перебита, часть получила ранения, малик прибыл на берег Хирманда и благополучно переправил своих людей. В конце, когда чагатайцы проявили чрезмерное старание, малик пустил своего коня в воду. Они были уже на середине Хирманда, когда малик упал с коня. Один из сыновей Мира Саййид-Ахмада, находившийся в войске противника, увидев, что Малик Султан-Махмуд вот-вот утонет, поспешил на коне в воду. Подплыв к малику, отдал ему своего коня, а сам вплавь добрался до берега и присоединился к своим людям. Малик [вновь] вернулся в область Сархадд со всеми родственниками и остатками войска. Они жили еще несколько лет в окрестностях Базмана{104} и на границе с Мекраном. Малик Хусайн б. Фахли подарил маликам ряд местностей из своих владений.

Все те из знати Мекрана, которые изъявили покорность, спасли свою жизнь. Имуществу тех, кто поступил вопреки приказу, грозила гибель. Когда прошло некоторое время, султан Хусайн-мирза отозвал Бади’ аз-Заман-мирзу. [На правление] в городе от имени мирзы Бади’ (так!) заступил один из чагатайских эмиров. Мир Саййид-Ахмад и два его старших сына, которые составляли главную силу чагатайских тюрков, умерли. Остальные дети искали защиту у эмиров Барзана{105} и своих родственников.

Амир Джамал, Амир ‘Умар, Амир Махмуд, Амир Икбал, Амир Сирадж и прочие эмиры Систана отправили гонца к предводителю конного отряда Зириха и склонили к приходу в Систан Малика Мухаммада. Малик Мухаммад, Малик Султан-Махмуд и [их] люди прибыли в Систан. В Зангабе собрались вместе все 20 тыс. семейств. Малик Мухаммад обрел независимость в делах правления. Чагатайский же правитель занялся своими делами.

/134/ Что касается подданных верховного правителя [Систана] Малик Шамс ад-Дина Мухаммада, то из-за большого стечения народа он испытывал стесненность, смутьянов же не удерживали. Малик понял, что ему не справиться с этим важным делом. В один из дней в начале весны, когда [Небесный] художник украсил пеструю поверхность луга Вселенной цветами и душистыми травами, возбуждающими зависть, он созвал собрание, [на котором] присутствовали малики, эмиры и [другая] знать страны Нимруз. Когда маджлис собрался, он бесстрастно произнес: «Султан-Махмуд, подойди!»

Малик Султан-Махмуд подошел. [Малик Мухаммад] встал, взял его за руку и посадил на свое место: «Ты достоин править [страной]! Мне же более подходит уголок покоя».

[Сказав это], он поцеловал руку младшего брата. Все малики, эмиры и знать Систана единодушно одобрили назначение Малика Султан-Махмуда правителем [Систана]. Малик расстелил ковер спокойной и беззаботной жизни. Веселье и радость повернулись лицом к систанцам. «Ты возвеличиваешь кого желаешь и уничижаешь кого желаешь. В твоей руке — благо!»^[118]

Обстоятельства сыновей Шах-Махмуда до времени правления Малика Султан-Махмуда

После передачи [престола] Шах-Махмуд скончался. Малик Нусрат находился на месте отца. Претворяя в жизнь дела, Наср ал-хакк ва-д-дин^[119] согласовывал их со старшим братом. Малик Нусрат умер в начале правления Шах-Йахйи. От него осталась дочь, Биби Ханзаде. Она вышла замуж за великого малика{106}, Малика Абу Исхака Фарахи. От этого брака она родила двух сыновей: Шах-Махмуда Фарахи и Шах-‘Али и двоих дочерей — Биби Зайнаб-хатун и Биби Аркан-и мулк. О них будет рассказано на своем месте.

У Шах-Наср ад-Дина родился сын, Шах-Абу Са’ид. Шах-Наср ад-Дин скончался в конце правления Малика Йахйи. После захвата [Систана] чагатайцами, отторгшими провинцию у местных маликов, которые были вынуждены поселиться в горной местности и в области Сархадд, он совершил паломничество в Ка’бу и многократно обошел гробницу Мухаммада, да благословит и спасет его Бог! Он оставался там три года. Когда вернулся из тех святых мест в область Сархадд, то женился на дочери саййида Мир-‘Абд ас-Салама. /135/ От нее появились на свет четверо рожденных под счастливой звездой сыновей и одна дочь. Сыновья: Шах-‘Ала’ ад-Дин ‘Али, Шах-Наджм ад-Дин Махмуд, Шах-Абу Исхак и Шах-Мухаммад; дочь — Бубуй-шах. Между этим достойным поколением сыновей и благороднейшими сыновьями малика Кутб ад-Дина не возникало никаких споров из-за мирской мишуры. И хотя не существовало основы для того, чтобы зариться на мирские владения и добро, однако не было и полного соответствия ни закону шариата, ни обычаям. Под предлогом [поиска] единства мнений вспыхнули беспорядки, [которые] были устранены лишь спустя несколько лет. Поводом послужило следующее обстоятельство.

После кончины Шах-Махмуда и Шах-Нусрата в середине правления Шах-Йахйи некто Шах-Джалал, [один] из сыновей Шах-Джалала, брата Малика ‘Али, вошел в медресе в касабе Махмудабад, которая по убранству была предметом зависти и ревности райского сада, и крайне непочтительно и неуважительно пнул ногой могилу Шах-Махмуда, да будет чист прах его, почитавшуюся паломниками и являвшуюся убежищем величайших [мира сего]. Произнеся: «Жаль для подобных тебе благородства, ибо не оставил ты памяти о своем мужестве!», он вышел [из медресе]. Случилось так, что вопреки желанию верховного малика по воле небес он собрался ехать в столичный город Герат. В тот момент, когда он пустился в путь, в маджлисе Малика Наср ад-Дина рассказали эту историю. По совету и мнению людей, преданных власти, Малик Наср ад-Дин направил в Фарах несколько доверенных лиц и сообщил Шах-Абу Исхаку и своим родственникам: «Господин Шах-Джалал изволили сказать то-то и пнули ногой гробницу Шах-Махмуда». Малики Фараха вместе с мулазимами Шах-Наср ад-Дина перерезали путь тому нечестивцу и в местечке Дизе{107} предали его казни. Хотя [Шах-Джалал] был одним из врагов Низам ад-Дина Йахйи, однако, поскольку тот был его родственником, он рассердился, и между ними начались распри. [Малик Йахйа] отправил на войну часть маликов, эмиров и воинов. Шах-Наср ад-Дин тоже собрал своих разбредшихся [кто-куда] людей. В Махмудабаде с обеих сторон собралось огромное войско. В конце концов шах ‘Али-Махмуд, один из величайших [улемов], шахи, саййиды, кази и прочие шайхи с обеих сторон вмешались и прекратили распри и военные действия. Улемы и факихи отдали дивану Малика Йахйи, близкому родственнику казненного, родовое имение, находившееся у сыновей Шах-Нусрата в Систане, которое по наследству должно было перейти к сыновьям Шах-Абу Исхака. По-видимому, распоряжение о казни исходило от Шах-Абу Исхака. /136/ В диван Малика Йахйи перешла также часть земель Малика Наср ад-Дина. Их несколько примирили, хотя до того, как Малик Султан-Махмуд по приказу Малика Мухаммада повел войско на чагатайцев, общения между ними не было. В том сражении Малику Султан-Махмуду прибыла помощь от Шах-‘Али и Шах-Махмуда, и [благодаря этому] пыль огорчения была снята наведением блеска. Это было в те дни, когда по причине нашествия узбеков{108}, прибытия победоносного Шах-Мансура Бахши, племянника Шахбек-хана узбака{109}, в Систан и удаления Малика Султан-Махмуда в [область] Сархадд он получил большую помощь от уважаемых маликов. Малик Султан-Махмуд повел войско в Худийан. Вокруг крепости Кал’а-йи Худийан произошло жаркое сражение. В том сражении был убит Шах-Мухаммад б. Шах-Абу Са’ид, младший брат Шах-‘Али и Шах-Махмуда. Гибель Шах-Мухаммада очень огорчила Малика Султан-Махмуда. Он держал совет с сыновьями малика Кутб ад-Дина и [другими] маликзаде: «Великие малики сделали в эти дни все, что требовали родственные отношения и сострадание. Долг великодушия в том, чтобы я передал им все купчие крепости на их владения».

Рассказывают, что однажды он устроил пир и собрал на него всех своих близких. В их присутствии он выложил перед Шах-‘Али купчий и другие бумаги на наследственные земли Шах-Нусрата и на те владения, которые были приобретены по купчей у Шах-Наср ад-Дина. Шах-‘Али, питавший необычайную алчность к земельным владениям, убрал те бумаги за пазуху.

Шах-Махмуд спросил: «Эти земельные владения отдадут наследникам Шах-Махмуда-хаджи?»

Старший брат верховного малика изволил сказать: «Эти земельные владения мы оставили вам, троим братьям, Шах-‘Али, Шах-Махмуду и Шах-Абу Исхаку, и вашей сестре. Поскольку ваш брат погиб, сопровождая нас, кровная вражда прекратилась. Кто в дальнейшем заговорит об этом, да прольется его кровь безнаказанно!»

После устранения ссоры в отношениях между сыновьями малика Кутб ад-Дина и сыновьями Шах-Махмуда постоянно царили дружба и любовь. /137/ Шах-‘Али и Шах-Махмуд женились соответственно на Биби Зайнаб-хатун и Биби Аркан-и мулк, дочерях Шах-Абу Исхака Фарахи. В Систане и Хушкруде{110} наследственные владения Шах-Нусрата добавились к прочим владениям великих маликов. Если будет воля Аллаха, после описания в общих чертах обстоятельств Малика Султан-Махмуда будут указаны обстоятельства Шах-‘Али, Шах-Махмуда и Шах-Абу Исхака. Будут приведены также имена их детей. Аллах — тот, кто помогает и содействует.

Правление Малика Султан-Махмуда сына Малика Йахйи сына Малика ‘Али в Систане в соответствии с божественным предопределением

Защитник власти, наделенный милостями любвеобильного бога, Малик Султан-Махмуд обладал такими качествами, как отвага, щедрость, застенчивость, стыдливость, [умение] наказывать, справедливость. Его украшали также распорядительность, рассудительность, кротость. Его дальновидность и предусмотрительность нравились народу. Его величавый вид отмечали самые требовательные.

В ... году{111} стараниями старшего брата, дорогих родственников и высокопоставленных эмиров он утвердился на престоле [Систана]. Систанцы от Гармсира, [владения рода] Мира ‘Абд ал-Хаййа, до Бама, подвластного Кирману, от Ука до Кал’а-йи Ках и берегов р. Синд изъявили покорность высокому, как небо, дворцу. В войсковом стане в Зангабе собралось такое множество народа, что не описать пером.

Малик Султан-Махмуд постоянно устраивал увеселительные собрания, собрания в узком кругу, царские пиры. Каждый из маликов, эмиров и остальной знати Систана имел [на этих собраниях] свое место. Шах-Махмуд, который своей красотой, хорошими поступками и величием [своего] положения превосходил всех сородичей, [на собраниях] всегда стоял перед верховным правителем на ногах. Напротив [него] стоял Мирза Абу-л-Фатх, сын сестры верховного малика.

Один раз в году по прибытии послов [верховный правитель] устраивал празднество. Шах-Махмуд и Мирза Абу-л-Фатх, таким образом, стояли друг против друга. В остальное время на служении верховному малику находились Шах-Мухаммад, Шах-Наср ад-Дин, Шах-Мухаммад сын Шах-Махмуда и малики Сарабана, их родословная и обстоятельства будут упомянуты в своем месте.

/138/ Шах-Касим Каусари, Саййид Мухаммад и Амир Саййид Халил ‘Амили, отец которого прибыл в Систан из Ирака вместе с Маликом Йахйей, — все они были высокого ранга саййидами и занимали почетные места во главе маджлиса. Из кази и факихов в высоком собрании заседали кази Ахмад-и Лагар{112}, кази Ахмад-и танбал^[120], которые были потомками кази Сабика сына Харба. В собрании присутствовали также эмиры, как, например, Амир Джамал, Амир Махмуд, Амир Икбал, Амир Гийас сын Мира Мубариза, Мир Сирадж, Амир Мухаммад сын Мира ‘Умара, Амир Йусуф сын Мира Шайха и другие, перечисление имен которых заняло бы много времени.

В славном собрании места принадлежали также великому сипахсалару Миру Сурхабу, знати [области] Сархадд, местным шайхам, накибам Зириха и Рамруда, почитаемым начальникам Хауздара и Кундара. Кроме установленного угощения некоторым маликам, эмирам, бадарам, саййидам, шайхам, кази, накибам, великим сипахсаларам выплачивалось также содержание лепешками. Было установлено, что [занимающий] высокий пост получал три лепешки, средний — две лепешки, [остальные], имевшие должность, — по одной лепешке. Если он куда-либо уезжал на срок до пяти лет, по приезде ему выдавались мука и масло за все пять лет. Это правило действовало постоянно. Саван для умерших из самых высоких и самых низких выдавался ведомством хасса{113}. Этим же ведомством оплачивались расходы систанцев на свадьбу и траурные церемонии. Золотые и серебряные украшения, которые требовались вдовам, когда они выдавали замуж дочь, передавались им маликом в соответствии с положением каждой. Это был подарок малика простому народу. Подобно солнцу, он освещал дальних и близких, и не было никого ни из одного сословия, кто бы не был отмечен союргалом, икта’ и другими щедрыми дарами.

Во времена его правления надбавки к податям с нового владения{114} всегда устанавливались согласно предложению Шах-Махмуда. Эта сумма составляла 1000 туманов. Большую часть государственных земель и посевов поручали Шах-‘Али, а взимание подати со скота{115} в Систане во все годы отдавали Шах-Абу Исхаку. Из [собранной суммы] Шах-Абу Исхаку ежегодно платили 500 туманов жалованья.

Своему племяннику, Шах-Абу-л-Фатху, малик пожаловал округ Гармсира вплоть до пределов Кал’а-йи Буст.

Должность даруги Сарабана была отдана Шах-Джалалу, должность вакиля малика — эмирам. /139/ Каждому давали тот пост, к которому он подходил. После же ухода из Систана Мира [Пир]-кули{116} и туркманов, о чем будет рассказано в свое время, должность управляющего недвижимым имуществом перешла к Амиру Мухаммаду сыну Мира Махмуда. Амир Мухаммад сын Мира ‘Умара стал поверенным тайн и пользовался доверием.

Частности жизни систанцев тех времен будут изложены в дальнейшем, поэтому более мы не будем распространяться на эту тему.

Когда же прославленные сыновья Хусайна-мирзы{117} не справились с управлением [страной] и разбрелись, город Герат был захвачен Шахбек-ханом узбаком. В Систан прибыл Шах-Мансур Бахши{118}, который приходился Шахбек-хану родственником. Часть систанцев, ушедших в Ук, примкнула к нему. С ним было огромное войско из узбеков. Малик собрал [своих] людей и собрался воевать с ним. Эмиры Систана поспешили к малику и доложили: «Сейчас неподходящее время для войны! Ежели вы без ссоры удалитесь в область Сархадд, Гармсир и Сархадд останутся во владении мулазимов и вы проявите сдержанность в отношении [узбеков], [ваши] старые слуги смогут общаться с вами. Если же вспыхнет смута или война, путь передвижения полностью будет закрыт и ста тысячам людей не удастся выехать из этой области и поселиться в Сархадде».

Малик счел эти мысли заслуживающими одобрения и удалился в Сархадд. Шах-Мансур Бахши не препятствовал народу передвигаться и водить дружбу [друг с другом].

Два года положение оставалось таким, пока в 915/1509 г. в Азербайджане не взошло счастливое светило — шах Исма’ил{119}. Верховный малик [Систана] увидел во сне, будто шах Исма’ил прибыл в Хорасан. Увидел он также корону, одежду и обстановку. Из красного цвета материи он изготовил корону наподобие той, которую видел во сне, и постоянно надевал ее на голову.

Когда в 913/1507-08 г. до слуха малика дошла весть о прибытии Шах-Бахрама в Марв-и Шахиджан с целью мести Шахбеку узбаку{120}, он приехал из Сархадда в Систан, спешился в Рашкаке и поселился в доме устада Тадж Наджжара вместе со своей свитой и родственниками. Воины Сархадда, Зириха, Рамруда и Хауздара спрятались в развалинах. Около двух тысяч человек было при малике. Известие /140/ о прибытии малика в Рашкак передали в город эмирам. Шах-Мансур Бахши от избытка высокомерия не обратил на это никакого внимания. Эмиры получили у него разрешение на встречу с маликом и приехали на берег Хирманда. Ночью, осветив суда, совершенно свободно они переправились через реку и остановились в домах старост Рашкака. Взяли на себя труд и приготовили распространенный в Систане плов из пшеницы и отослали малику несколько блюд. Когда время близилось к полудню, все отправились навестить малика. Подойдя к улице перед дворцом{121}, они увидели войско, выстроившееся с двух сторон в ряды. Когда вступили во дворец, то увидели большую группу хорошо вооруженных маликзаде и мулазимов. Верховный малик сидел в комнате на верхнем этаже. Они стали подниматься наверх. Войдя в собрание, увидели малика сидящим на царском месте. Он был отмечен величием Кай-Хусрау. Рядом с маликом сидел Шах-‘Али. Шах-Махмуд и Абу-л-Фатх-мирза стояли по обе стороны двери. За дверью находился также младший брат малика, Шах-‘Али-малик. При виде столь пышного собрания они были ошеломлены. Кое-как, спотыкаясь, приложились к ногам и рукам малика. Когда очередь подошла к Миру Йусуфу сыну Мира Шайха, малик взял его за руку, сжал ее, говоря: «Вот, Мир Йусуф, и ты [здесь]!»

Рассказывают: Мир Йусуф жил еще сорок лет, а дрожь в его руке так и не прошла. Еле живые эмиры сели кто куда. В собрание принесли вкусную еду. Отведав щербет и поев плова, малик покинул собрание. Была договоренность о том, что, как только малик поднимается со своего места, Шах-‘Али-малик и Абу-л-Фатх-мирза принесут цепи и закуют в них эмиров. Малик встал, маликзаде принесли цепи. Люди, которые не рассчитали своих возможностей, рукой сожаления надели цепи себе на ноги. Поскольку превратности судьбы не оставляют никакое обстоятельство в одном положении, благодаря смене дня и ночи ни одно дело не остается неизменным, лицевая сторона души заполнена словами: «это — народ, который уже прошел»^[121], заглавный же лист книги отмечен словами: «эти дни мы сменяем чередой среди людей»^[122].

/141/ Каждая ночь чревата тысячью удивительных событий, каждый день полон разного рода внезапных перемен. Корабль надежды одного доставляет на берег желания счастливым, другого ветром невзгод несет в пучину бед.

Эмиры все были закованы в цепи и посажены в темницу. В их числе Мир Джамал, старший из эмиров Барзана. Ему обязаны своим появлением [в Систане] Шах-Мансур Бахши и узбеки. Его вместе с двумя-тремя другими [эмирами], которые явили разного рода вероломство, в сопровождении верных людей отослали в крепость Базман; остальных посадили в темницу в Рашкаке. В местечке напротив Джалка{122} переправились через реку на местных лодках тутин и плотах{123}. Ни у кого в городе не было и мысли о такой дерзости маликов, ибо узбекское войско состояло из четырех тысяч воинов. Систанцев, которые болтали о взаимном согласии с ними, также было много. Они оставались в неведении, пока все подданные малика не переправились через реку. Малик начал готовить войско: сам{124} он встал в центре, Шах-‘Али — с правого крыла, Абу-л-Фатх-мирза и часть [других] родственников — с левого. Шах-Махмуд и Шах-‘Али-малик стояли в авангарде.

Войско Шах-Мансура, узнав, тоже оседлало коней для сражения. [Шах-Мансур] назначил на правое и левое крыло, в центр и на фланги войска Турана верных людей. Войска были готовы к сражению.

С самого утра, когда [солнце], владыка звезд, устремилось на цитадель небес, когда [солнце], султан полуденного царства, стало похищать кортеж звезд,

вспыхнул огонь сражения на правом и левом крыле, в центре и на флангах войска — в общем, со всех сторон. Стремительные, как ураган, атаки смяли могучих, как Рустам, бойцов; трусы, спасая свою жизнь, ушли с поля сражения в город. Отважные рисковали своей жизнью в битве, словно мотыльки перед свечой. Оба войска устремились друг на друга. Любящий отец подходил к милому сердцу красавцу-[сыну] /142/ и видел его лицо обагренным кровью... Не в силах помочь ему, он проходил мимо, ступив на его голову. Печальный влюбленный находил возлюбленную-утешительницу, растрепанные локоны которой все были в пыли и в крови. Не имея времени расспросить ее и стряхнуть пыль с ее локонов, он произносил: «Кто спас свою голову, тот получил прибыль» — и шел мимо. Витязей-героев, твердых сердцем и одетых в сталь, подобных горам из железа, обуяло волнение, словно необъятное море.

Борцы Нимруза, несмотря на малочисленность войска, сражались так, что вознеслась ввысь слава Дастана сына Сама{125}. Ужасная битва сотрясала могилу Афрасиаба{126}. В конце сражения Шах-Махмуд, Шах-‘Али-мирза и группа верных молодцев атаковали центр войска тюрок. Шах-Мансур и Шах-‘Али-мирза встали друг против друга. Шах-‘Али-мирза метнул копье в Шах-Мансура. Оба упали с коней. Тюрки атаковали. Шах-Махмуд, твердо стоя на ногах, отрезал голову Шах-Мансура и посадил на коня Шах-‘Али-мирзу. Кони и Шах-‘Али-мирзы, и Шах-Мансура были белого цвета с рыжими [пятнами]. Малик Султан-Махмуд, наблюдавший за событиями, думая, что брат его убит, потерял было уверенность и выдержку. Вдруг он увидел, что Шах-Махмуд сидит верхом на вороном коне, подобном Рахшу Рустама. Рядом с собой он посадил Шах-‘Али-мирзу, упавшего с коня. Подъехал сопровождавший его курьер, держа вруке голову злополучного Шах-Мансура узбака. В мгновение ока было опрокинуто знамя неприятеля, и бесстрашные тюрки обратились в бегство. Верховный малик с победой и триумфом вступил в город Систан. Богатство и жители-узбеки попали в руки воинственных героев Нимруза.

По предопределению Аллаха в тот же день в Мерве случилась битва между шахом Исма’илом{127} и Шахбек-ханом узбаком. Призыв, включающий стих Корана: «И близкая победа»^[123], вошел в сознание слушателей.

/143/ Три дня спустя после сей славной победы верховный малик из [Систана] направился в столичный город Герат в сопровождении пятисот своих верных людей и сановных родственников. О прибытии светлейшего наместника все еще не было известно. Все, кого малик встречал в пути, удивлялись предпринятому походу, так как узбекский правитель пока еще находился в Герате.

«Исход войны между кызылбашами и узбеками неясен, куда же вы едете?» — спрашивали у него. «Еду я по наитию, из преданности и уповаю на милость Аллаха!» — отвечал малик.

Когда малик подъехал в Зийаратгаху [близ] Герата, светлейший наместник, равный величием Джамшиду, шах Исма’ил, одержав победу над Шахбеком, поспешно уехал оттуда и спешился возле Пул-и Салар{128}. За пределами города вблизи Се-чашман малик примкнул к августейшей свите. [Было это так]. Когда [малик] появился со своим войском, его величество шах спросил: «Что это за люди?» К светлейшему подъехал человек и доложил: «Это — Малик Султан-Махмуд Систани, он прибыл на поклон к светлейшему наместнику!»

Шах пришпорил коня и подъехал [к малику]. Малик спрыгнул с коня на землю и приложился к благословенным стопам шаха Исма’ила I. Шах поцеловал малика в лицо и так много оказал ему почета и милостей, что эмирам и знати стало завидно. Посадив малика на особого коня, шах въехал рядом с ним в город и передал во владение малика Герат. Малик умолял: «Развалины Систана являются наследственным уделом дедов и прадедов [сего] раба. Мне достаточно этого владения».

Шах настаивал: «Мы дарим тебе все пространство от Герата до Систана!»{129}

На том собрании он больше не дерзнул [перечить шаху], однако за глаза доказывал близким людям, что «у сего вечного государства много кызылбашской знати и достойных людей, мне же достаточно уголка [Систана]».

Шаху понравилось это довольствование малым. В собрании августейшего малик всегда сидел рядом с шахом. Вельможам и знати Ирана было завидно. Пока [шах] находился там, он держал малика при себе. Ежедневно он [что-нибудь] дарил малику: почетное платье, выложенную каменьями корону — и оказывал другие милости, /144/ пока светлейший наместник не принял решение об отъезде в Ирак{130}. Малика он взял с собой до святого Мешхеда. Оттуда разрешил ему вернуться в Систан, вручив ему грамоту на правление, барабан, тяжелое расшитое знамя, пояс, халат и другие царские дары. Верховный малик Систана вместе со своими родственниками и личной свитой мулазимов прибыл в Систан. Овладел он также Уком, а Них, Кал’а-йи Ках, Хаш{131}, Хушкруд и район Гармсира по берегу Хирманда передал своим наместникам и высокопоставленным родственникам, как об этом уже немного написано недостойным пером.

Когда [малика] отпускали с высочайшей службы, высокий наместник [шах Исма’ил] упомянул: «Тебе необходимо кызылбашское войско!» — и он отдал малику Мира Пир-кули{132} и Мира Шах-кули туркманов, которые состояли в родстве с властелином мира. Вместе с ними была тысяча туркманских конников. Мир Пир-кули самостоятельно приступил к исполнению обязанностей вакиля. Верховный малик оставался в городе Шлет. В дальнейшем, однако, он оставил в городе Мира Пир-кули туркмана, а [для себя] благоустроил крепость Тракун{133}. Вокруг нее он основал слободу{134}, которая благодаря базару и благоустроенности стала городом, подобного которому не было в [целом] свете. Часть великих маликов жила в Тракуне, часть — в Сарабане. Дома Шах-‘Али, Шах-Махмуда и Шах-Абу Исхака были в Джарунаке, местности, относящейся к Бар-и Зириху. По простору она превосходит все остальные местности Систана. Временами великие малики приезжали на поклон к верховному малику. Малик, в свою очередь, раз в году приезжал из Тракуна в Систан и занимался своими высокопоставленными родственниками, эмирами и мулазимами. После вознесения хвалы Аллаху, свершения благотворительных дел и раздачи милостыни [малик] проводил время в празднованиях и веселье. Если же у родственников было к нему дело, они посылали в Тракун вазира, мавлана ‘Азиза, старинного друга местной династии, и оно рассматривалось и разрешалось. Таким образом обстояли дела длительное время. Не было совершенно никакого изъяна в делах народа. В те времена были отремонтированы несколько крепостей, ряд крепостей были отстроены вновь. Прежде всего это — крепость Кал’а-йи Тракун, расположенная между Сарабаном, Рамрудом, Бар-и Зирихом и Зирихом. Вокруг крепости течет река Рамруди, /145/ воды которой орошают земли Хауздара, Кундара, Зириха и Рамруда. Площадь, занимаемая крепостью, составляет 12 джарибов. С западной и южной сторон крепости были горы. Верхняя часть крепости увенчана зубцами. Внутри были возведены постройки. Северная и восточная стены крепости были выше горы на два найзе{135}, их сделали гладкими. Крепость была обнесена стеной. [Пространство] между стенами засыпали землей, дабы предохранить крепость от пушечных снарядов, если вдруг установят на возвышенности пушку. В крепости есть колодец с пресной водой, очень вкусной. Вырыли водоем, чтобы в него стекала вода с вершины горы, которую они использовали [на свои нужды]. Крепость не имеет себе равных по укрепленности, климат [там] хороший, а почва благодатная. Она так высока, что взорам-гонцам не дотянуться рукой желания до ее зубцов, птице воображения не воспарить над ней. Это — цитадель, над которой резвился легкий ветерок, то падая вниз, то вздымаясь вверх, близ нее со страхом двигалось солнце. Стремительная птица, пролетая над цитаделью, теряла свое оперение. Молния избегала столкновения с ней:

[Стены] вздымающейся до небес цитадели были совершенно гладкими. Мастеров-каменотесов в корзинах подвешивали на зубцах [крепости], дабы они постепенно обтесали ее стены кругом. Двадцать лет трудились в цитадели мастера.

Следующая крепость — это Кал’а-йи Фатх{136}. В древние времена на холме возвели цитадель. Она была известна как Кал’а-йи Сипахан. Верховный правитель [Систана] обратился к мавлана Мухаммади, кадхуде Сарабана, назначил также своего племянника Шах-Джалала, и крепость построили. К [площади, занятой] Кал’а-йи Сипахан, прибавили еще пять джарибов. Этот участок также расположен на холме, очень высоком, в центре округа Сипахан, лучшего из округов Систана по обилию проточной воды и приятности садов. Есть в крепости колодец и водоем, цитадель окружена глубоким рвом. Крепость хвасталась своей высотой, по прочности она была твердой, как ладонь получающих большие доходы.

/146/ Еще одна крепость находится с северной стороны города Систан. Ее строительство завершено стараниями старшего эмира Амира Мухаммада сына Махмуда.

Крепость Тагрун{137} возведена на берегу р. Хирманд среди леса в Пушт-и Зирих также Амиром Мухаммадом сыном Махмуда.

Крепость Базман построена по приказу верховного малика.

В местечке Т.мин [в области] Сархадд была заложена еще одна крепость. От нее отвели воду, однако [строительство] не закончили.

На границе Систана была укреплена крепость Кал’а-йи Ладиз{138}.

В Джарунаке Шах-‘Али возвел крепость вокруг своего дома. Во время прихода узбеков Шах-‘Али и Шах-Махмуд находились там.

Крепость Бартак Хисм возведена согласно повелению Шах-Абу Исхака. С виду Систан так прочно укрепили, что умнейшие люди были убеждены: никогда-де тому царству не будет причинено ущерба. Однако в конечном итоге, как будет упомянуто, надежды верховного малика не оправдались.

«Тот, кто уповает на милость святого духа и рассчитывает на помощь своего разума, всякий раз в делах соблюдает полнейшую осторожность{139}. Он хорошо знает, где добро и где зло, где польза и где вред. От него не скрыто, что спокойнее отстраниться от обиженного друга и испытавшего лишения товарища; что избежать коварства мстящего и предательства обманщика — все равно что избежать опасности, в особенности если своими глазами увидишь переменчивость его натуры и изменчивость его убеждений, его скрытые изъяны и отказ от своих обещаний»{140}.

Тот, кто познал вражду злого человека, не должен предоставлять ему [другой] удобный случай, обманываться его льстивыми речами и лаской, забывать о благоразумии, бдительности и предусмотрительности. В противном случае /147/ он сделал бы свою жизнь мишенью для стрелы несчастья и зажег бы огонь беды в своей груди.

[Надо] много приложить стараний, чтобы обезопасить себя от врага.

Тот, кто посеет семя беспечности, соберет плоды страданий.

Цель наша в том, чтобы рассказать о вражде Йар-Махмуда, который был объектом милостивого взора верховного малика, и о его мятеже.

Во время беспорядков маликов и распрей [среди] узбеков и чагатаев, как [об этом] было уже немного упомянуто, большую часть земель, принадлежавших наследникам Шах-Нусрата, его жена и дочь (последняя была замужем за Шах-Абу Исхаком, в старости она, несмотря на свою немощь и слабоумие, время от времени приезжала в Систан) с помощью разных ухищрений родственников, родных и двоюродных братьев, дарили или продавали за ничтожную сумму Бадару Махмуду. Во времена могущества маликов часть владений была отторгнута. Данное обстоятельство явилось причиной обиды членов семьи Бадара Махмуда.

Верховному малику казалось обидным, что Бадар Махмуд оказывает полную поддержку Амиру Джамалу. После ареста и казни Амира Джамала он не уладил должным образом его дела, не устранил полностью [вызванное] им смятение, пока Йар-Махмуд, обидевшись на Систан, не уехал в августейшую ставку. Шах Тахмасп, защитник веры{141}, сначала не обратил на него внимания. После трехлетних колебаний он уехал в Хиджаз и совершил паломничество в святые места. Затем приехал в Систан и в другой раз рано утром направился к порогу высокого престола. Там он жил, пока не достиг своей цели. Если будет воля Аллаха, мы расскажем об этом подробно.

Мир Пир-кули туркман, его братья и [прочие] родственники, прибыв в Систан по желанию счастливого шаха, стали независимыми правителями. В течение десяти лет они вершили все общие и частные дела. Эмиры Систана, представители высокой [местной] династии, были предоставлены сами себе. Случалось, что им поручалось какое-нибудь дело, но в целом они не вмешивались в дела [провинции] и не имели влияния на их исход. Три года спустя после истории с Амиром Джамалом великодушный Амир Сабик привез его сына, которому [тогда] было десять лет, /148/ и посадил его на место отца. Он воспитывал также с малых лет Амира Мухаммеда сына [Амира] Махмуда, верноподданного рода маликов, деды и прадеды которого были вакилями. Длительное время [Амир Мухаммад] был стольником. В конце концов эмиры, йары и жители Зириха, Рамруда и области Сархадд, заключив между собой союз, все стеклись в Тракун. Собрав свои семьи и своих людей от города до Сарабана, [они заявили]: «Ежели [Мир Пир-кули] туркман будет и далее вмешиваться в управление [областью], мы все откочуем в Индию».

Верховный малик, чтобы успокоить волнение систанцев, сместил с поста наместника Мира Пир-кули [туркмана], который стал его зятем и в доме которого находилась теперь дочь верховного малика, и распорядился, чтобы ему платили жалованье и выделили бы для него удел.

Мир Пир-кули заявил, что «люди эти с давних времен вмешиваются в ваши дела. До тех пор, пока мы будем находиться в этой стране, между вами и ими не будет мира. Отпустите меня!»

Малик пожаловал ему область Гармсир, вручил также 1000 туманов наличными, дабы он поселился в Гармсире. Мир Пир-кули распрощался с маликом и направился в Гармсир. Амир Мухаммад стал независимым вакилем. Каждый из эмиров получил чин и звание. Должность вазира была передана Амиру Касиму «Гаву», который состоял в родстве с Миром Мухаммадом. Верховный малик, возложив дела Систана на Мира Мухаммеда, наслаждался жизнью, поселившись в Тракуне. Миру Мухаммаду он пожаловал [должность] барабанщика. Раз в году они приезжали в цитадель Тракуна, определяли расходы на [содержание] государственных мастерских, жалованье слугам и пособие родственникам малика. Общие дела скреплялись печатью [Мира Саййида], частные — печатью великого эмира. Такой обычай существовал в течение ряда лет.

Малик ‘Ала’ ад-Дин Шах-‘Али, который был старшим из родичей, скончался в 928/1521-22 г. Еще через четыре года, в 932/1525-26 г., умер средний брат, Малик Шах-Махмуд. Дела родственников маликов пришли в полное расстройство. Хотя Шах-Низам ад-Дин /149/ Абу Исхак занял место братьев, однако он настолько предался молитвам всеведущему владыке и чтению Корана, что не мог должным образом заниматься другими делами. Частные и общие дела маликов велись доверенным лицом, мавлана ‘Абд ал-‘Азизом. Ежели малик Систана будет проводить время в приятности и в беседах в укромном уголке цитадели и [никто] другой из маликов самостоятельно не займется контролем народа, будь они даже могущественными эмирами, управление делами и их успех не будут обеспечены.

Со всех сторон поднялись воры и грабители, молодцы-разбойники. Общеизвестно, да и [сей] бедняк{142} слышал от заслуживающих доверия людей, что передвижение из одной местности в другую было возможно лишь в сопровождении отряда в 50 вооруженных и хорошо обученных людей. Хотя шум этой суматохи достиг небесного свода, однако верховный малик ничего о ней не ведал. В противном случае он запретил бы все эти дела и воспрепятствовал распространению среди систанцев разных партий — ведь каждая партия имела силу. Мятежники из простого народа разрушили Систан в течение одного месяца. В конечном счете каждой группе покровительствовал кто-нибудь из уважаемых людей малика. Некоторое время положение оставалось таким. В 937/1530-31 г. скончался Шах-Абу Исхак, служивший памятью о времени Шах-Махмуда-хаджи.

Малик очень горевал о случившемся. Его сыну, Шах-Хайдару (в то время ему исполнилось 18 лет), он оказал много милостей. Шах-Хайдар был юношей прекрасной внешности и похвального поведения. После смерти Шах-Абу Исхака [малик] вызвал к себе Мухаммада, старшего сына Шах-‘Ала’ ад-Даула ‘Али, а также Малика Хайдара и Малика Гийаса, отца автора «Та’рих-и ихйа ал-мулук», и поручил своих двоюродных братьев Шах-Мухаммаду, самому старшему из всех. Если будет угодно Аллаху, о каждом из них будет рассказано в своем месте.

Тем временем Шах-Джалал, притязавший на движимое и недвижимое имущество, отбыл в Герат. Хотя он не довел дело до конца, Хусайн-хан шамлу, правитель Герата, склонил его на свою сторону. [Шах-Джалал] ответил: «Крепость Кал’а-йи Фатх находится в руках моих людей!» Высокого ранга хан условился с ним: «Вы возвращайтесь в Систан и /150/ поезжайте в свою крепость. Отправьте также гонца в высокую ставку. Я тоже доложу, что дела Систана пришли в беспорядок и что малик не способен управлять своей страной. Вполне возможно, что дело будет улажено».

Шах-Джалал не раздумывая приехал в Сарабан. Верховный малик ранее назначил доносчиков, часть людей посадив в засаду. И вот, когда Шах-Джалал ехал из Сарабана в крепость Кал’а-йи Фатх и достиг развалин замка, откуда до крепости было рукой подать, ему навстречу вышли люди, сидевшие по распоряжению малика в засаде. Завязалось сражение. Мулазимы Шах-Джалала бежали. Сам он сошел с коня и вошел внутрь разрушенного замка. Там его и убили. Этот мерзкий и постыдный поступок явился причиной отвращения сердец от верховного малика. Мирза Абу-л-Фатх, достойнейший из родственников малика, скончался. В том роду остался лишь Малик Йахйа, который доводился зятем [верховному] малику. Все взоры были обращены на него. Юноша совершенной внешности, хороших поступков, одаренный, был миршикаром{143}, Джамшидом своего времени{144}, обладал такой силой, что сгибал в кольцо железный стержень, который обычно используют давильщики масла, и сплетал [в цепь] подковы десяти табунов лошадей{145}. Такова была сила его руки, однако щедростью он не отличался.

Верховный малик, обратив на него [свое] высокое благосклонное внимание, хотел, чтобы народ Систана поверил в него; передал ему управление всем Систаном, дабы он привлек к себе народ добрым обхождением и [обеспечением ему] средств к существованию и объединил сердца подданных, как платящих подать, так и освобожденных от ее уплаты{146}. Дал ему многочисленные советы. Для устройства этого дела ему пришлось выехать в Пушт-и Зирих. Сначала он остановился в доме Мира Мухаммада сына Мира ‘Али. У Мира Мухаммада была лошадь, он подарил ее Малику Йахйе. Тот отдал ему лошадь [назад] со словами: «Привези мне деньги за коня!» Мир Мухаммад был крайне растерян. Существовал обычай. Поскольку упомянутый эмир подарил своего коня, /151/ то [Малику Йахйе], возвратившему коня, [поскольку он был старше по чину], полагалось оказать всяческое внимание. Амир Мухаммад же был не в состоянии оплатить стоимость коня и уехал в крепость Тракун к верховному малику. Верховный малик необычайно благоволил ему. Он доложил: «Я заплачу подать с Систана в 10—12 раз больше положенной, только отмените захват [имущества] Маликом Йахйей!»

Малик согласно просьбе Амира Мухаммада сына Амира ‘Али отменил присвоение [имущества Маликом Йахйей]. Из-за этого поступка Малик Йахйа был смещен со своей должности. Систанцы по этой причине избегали его. Более прежнего он стал известен своей скупостью.

Никого другого из родственников по отцовской линии у малика не осталось. Знаменитые родственники старшего поколения, — потомки Мира Шах-Махмуда-хаджи — его двоюродные братья, уже умерли. На сцену пришла молодежь, как, например, Шах-Мухаммад сын Шах-‘Али, Шах-Хайдар сын Шах-Абу Исхака, Шах-Гийас ад-Дин Мухаммад сын Шах-Махмуда. У этих маликов были младшие братья, о них будет рассказано в свое время.

Окончание жизнеописания Малика Мухаммада после ухода с должности наместника Систана

Малик Шамс ад-Дин Мухаммад после отставки с наместничества Систана и назначения на этот пост его младшего брата, Малика Султан-Махмуда, уединился и подготовил все необходимое для наслаждения жизнью. [Младший] брат, обретя самостоятельность, настолько забыл о нем, что тот потерял всякую надежду. И это явилось одной из причин его негодования. У Малика Султан-Махмуда и Малика Мухаммада была двоюродная сестра со стороны отца. Малик Султан-Махмуд еще в детстве намеревался жениться на этой добродетельной женщине. Поскольку Малик Султан-Махмуд был еще мал, эту женщину выдали замуж за Малика Мухаммада. Несколько лет она была в его гареме. Когда Малик Султан-Махмуд оказался поблизости от [своей бывшей] невесты, он забыл о добре, любви, благодарности, о милостях брата и пожелал сочетаться браком с той женщиной. Послал к малику гонца: «Эта добродетельная женщина была моей невестой, вы же женились на ней. Вы должны дать ей развод!»

Малик Мухаммад отказался это сделать. Началась тяжба. Ряд почтенных людей стали его уговаривать: «Промедление в сем деле может стать причиной вашей гибели!» Он сразу же потребовал к себе кази. Несмотря на то что бедная женщина рыдала, он дал ей развод. После истечения срока, в течение которого по шариату запрещается разведенной жене вступать в брак, /152/ [Малик Султан-Махмуд] женился на сей добродетельной женщине.

Малик Мухаммад долее не остался в Систане и уехал в Каин. В округе Нахарджан его встретили шахи Науфириста{147}, привезли к себе и женили на одной честной женщине. Она родила [ему] сыновей. Прежде всего Малика Исхака, который был лучшим из маликов и знатнейшим из персов-предшественников. В Кухистане он приобрел многочисленные поместья, благоустроил местности Бандан и Табасин{148}, которые до него оставались заброшенными и необитаемыми.

В самом начале, когда он еще не выезжал из Систана, его храбрый сын, Шах-Хусрау, гордый молодец, не повиновавшийся малику, однажды охотился в окрестностях крепости Кал’а-йи Тракун. С ним было небольшое число людей. Малик Мухаммад по простоте своей, питая дружеские чувства к своему брату, Малику Султан-Махмуду, взял его за руку и показал ему с крыши цитадели на малика: «Вон тот всадник — Шах-Хусрау. Если хочешь, чтобы власть нашего рода была спокойной, убей его!» Он дал фетву на убийство своего сына ради благоволения брата и укрепления власти. Каждый, кто одобрит это и поступит со своим ребенком подобным образом, чтобы польстить народу, пусть испытает подобное! «Посмотри, как переменчива судьба!»

Смерть Малика Мухаммада случилась в округе Каин в местечке Науфирист в 928/1521-22 г., ему было 64 года.

Рассказ о сыновьях [Абу Са’ида]: Шах-‘Али, Шах-Махмуде и Шах-Абу Исхаке

Обстоятельства Шах-‘Али, Шах-Махмуда, Шах-Абу Исхака и Шах-Мухаммада, сыновей покойного Шах-Абу Са’ида, были таковы, как мы уже немного рассказывали до этого. Шах-‘Али занимал высокое положение и был могущественным, он завладел большей частью поместий Шах-Махмуда-хаджи. Помимо наследственных владений он скупил многие местности в Систане и Хушкруде. Большая часть их в его правление была благоустроена, [земли] возделаны. Шах-‘Али очень любил беседовать с теми, кто обрабатывал земли. У него было также пристрастие к историческим хроникам и изучению обстоятельств своих предков. Ежедневно к нему в Джарунак собирались эмиры и йары.

/153/ Двери его милостей были открыты для всех нуждающихся.

Ежедневно накрывались сто столов с угощением, на каждом из которых равномерно были расставлены блюда со свежей зеленью и маринадами, лепешками и другой снедью. Они приходили к нему на собрание, в соответствии с обычаем, хватало на всех. Он избегал запретного. Его братья в зависимости от их чина стояли перед ним. [Получив] разрешение, Шах-Махмуд, который был старше остальных, садился. Так у них было заведено. От него осталось двое сыновей: Шах-Махмуд и Шах-Абу Са’ид. Оба родились от Биби Зайнаб-хатун, дочери Шах-Абу Исхака. Шах-Махмуд был необычайно одаренный юноша, проницательный, бесподобной внешности: красивый лицом, хорошего роста. Служил примером для своего времени. Не было подобных ему в верховой езде и в стрельбе из лука. Однако все свое время он тратил на питье вина и [слушание] пения обладающих хорошим голосом певцов. Постоянно в его доме устраивались сборища.

Примером благотворительной деятельности того с великими помыслами служит канал Махмудабад, который был вырыт по его приказанию. Благодаря ему получили воду все селения Бар-и Зириха и большинство селений Пушт-и Зириха. Излишки воды стекали в водоем [крепости] Чапраст и в колодец{149} и там собирались. Жил [Шах-Махмуд] в Джарунаке, недалеко от своего брата. У него было три сына: Малик Гийас ад-Дин Махмуд, Шах-Хусайн и шах-Нусрат — и четыре дочери: Бубуджан, мать верховного малика ал-‘Аджама Малика Шах-Махмуда; Биби-султан-хатун; Бубу ‘Арус, мать Малика Гариба, Малика Зарифа и Малика Латифа, сыновей Малика Наср ад-Дина Мухаммада сына Шах-Абу Исхака; Биби-джан-хатун, мать Малика Мустафы. Если будет угодно Аллаху, о каждом из них мы расскажем в свое время.

Шах-Абу Исхак был необычайно набожный и воздержанный, строгий, внушительного вида. Братья очень его почитали и обращались всегда к нему: «государь». Большую часть времени он проводил за чтением Корана и в молитвах. Благодаря его благочестию у него осталось много сыновей. Большинство из них стали состоятельными людьми.

Шах-Абу Исхак привез в Систан дочь Ходжи Марджана, /154/ уроженца Герата, занимавшего должность катхуды, и женился на ней. От нее родились четверо счастливых сыновей: Шах-Хайдар, Шах-Наср ад-Дин Мухаммад, Шах-Зайн ал-‘Абидин и Малик Касим. О каждом будет рассказано.

Младший брат, Шах-Мухаммад, испил смертную чашу в возрасте 20 лет на земле крепости Худийан в Базмане. Детей у него не было. Таковы были обстоятельства славнейших сыновей Шах-Абу Са’ида. От брака с Бубуй-шах, которую выдали замуж за Шах-Бахрама из рода Шах-Бахрама сына Малика ‘Изз ад-Дина, остался лишь один сын: Шах-Хусайн сын Шах-Бахрама, который всю свою жизнь провел на службе светлейшего наместника, шаха [‘Аббаса]. От него остались две дочери. Их привезли в Систан. Это — Биби Халал-хур и Биби Чари, о них и их детях мы расскажем немного позднее. Аллах — тот, кто помогает и содействует успеху.

Продолжение рассказа о правлении Малика Султан-Махмуда и причинах, вызвавших обиду на него у шаха Тахмаспа

По воле Всевышнего Малик Султан-Махмуд восседал на троне персидских шахов царства Нимруз и вершил правосудие 40 лет, однако в конце концов из-за чрезмерного увлечения близостью с женщинами и удовольствиями он передал бразды правления страной в могучие руки Амира Мухаммада сына Махмуда. Проживавшие в Систане его высокопоставленные родственники преставились божественной благодати, эмиры же не могли должным образом контролировать и наказывать мятежников. [Весть] об отсутствии порядка [в Систане] и безнаказанности дошла до слуха живущего в высоком, как небо, дворце{150} шаха Тахмаспа. Подстрекателем постоянно был Бадар Махмуд. До слуха светлейшего дошло известие об изгнании Мира Пир-кули, которого шах от своего имени назначил вакилем и сборщиком податей, и о захвате власти систанскими эмирами. Несмотря на это, [шах] все еще смотрел на дела в Систане сквозь пальцы и держал сторону /155/ верховного малика, пока в Хорасане не воцарился навваб Сам-мирза{151}. Агизвар-хан шамлу{152} и все кызылбаши Хорасана проявили единодушие в том, чтобы идти в Систан и далее через Кирман держать путь в Ирак. Часть эмиров Ирака также была согласна с ними. Отправили гонца к Мурад-султану тимурлойю афшару{153}, правителю Фараха. [Мурад-султан], намереваясь примкнуть к войску Сам-мирзы в крепости Кал’а-йи Ках, выступил из цитадели Фараха, спешился в местечке Аздих, к северу от цитадели, и стал готовиться к походу. Цитадель он еще ранее поручил Шах-Махмуду сыну Шах-Абу Исхака Фарахи. По счастливой случайности Малик Гийас ад-Дин, отец [сего] бедняка, приехал в Фарах повидать своего дядю, брата матери, Шах-Махмуда. Однажды он говорит Шах-Махмуду: «Эти разбойники поручили крепость вам, они отправляются на борьбу с шахом. Вы можете без всякого труда захватить крепость. Ежели Мурад-султан или же Сам-мирза нападут на крепость, они не смогут отнять ее у вас. Истинная суть этих людей будет разоблачена. Совершить в мире праведное дело — значит преуспеть в мирских делах».

Малику Гийас ад-Дину было в то время 18 лет. Дядюшка рассмеялся этим его словам, однако в глубине души он был с ним согласен. Он ответил: «Я так и поступлю, уповая на помощь Аллаха, власть и счастье государя!»

Вместе с Гийас ад-Дином было 30-40 мулазимов. Он отправил в Систан верного человека. Приехали еще 50-60 человек. Мулазимов Шах-Махмуда тоже было 100 человек. У Шах-Махмуда было два друга: Шамс ад-Дин-бек гиль и Шах-кули-бек сийах-мансур{154}. Обоих он вызвал в крепость. Те привезли с собою вино. Два-три дня спустя Шах-Махмуд говорит им: «Чего добиваются люди шаха [Тахмаспа]? Они идут по неправильному пути! Будь у меня двое-трое верных друзей, я кое-что предпринял бы!»

Те двое молодцев, сняв /156/ с головы чалму, говорят: «Мы сложим свои головы ради тебя! Все, что можно сделать, делай, мы верны тебе!»

Шах-Махмуд открыто разъяснил [им], и они заключили между собой союз и скрепили [его] договором. У каждого из них было по сто человек рядовых из своего же аймака. Все гази, уходившие из города, чтобы примкнуть к войску Сам-мирзы и Агизвар-хана, оседали вокруг крепости Фараха. Люди [племен] гиль и сийах-мансур намеренно расположились с западной стороны крепости. В условленный день, когда все войско Фараха двинулось в Кал'а-йи Ках и Дизе, эти две группы людей взяли свой груз, подошли к воротам и вошли в крепость. Мурад-султан, узнав, поскакал к воротам крепости, дабы выяснить, что случилось. Шах-Махмуд выстрелил в него из мушкета и попал в его коня: «Эй, неблагодарный! Ты не блюдешь интересы шаха, защитника веры! Младшего брата толкаешь на духовного наставника в летах!»

Поделив крепость, Шах-Махмуд себе взял ее северную часть, южную передал двум курдским племенам, западную охранял Шах-Гийас ад-Дин Мухаммад со своими людьми, восточную заняли Малик Джалал ад-Дин, горожане и крестьяне Фараха.

Сам-мирза, получив известие об этом, поспешил со своим войском и станом в Фарах и обложил крепость. После 20-дневной осады в ночь на 27 рамазана года ...^[124] они предприняли штурм крепости. Были убиты три тысячи человек противника, пошедших путем, отличным от [того], что был избран в Ираке, да только понапрасну. Шах-Махмуд отправил в Ирак своего курьера с докладной запиской и известил светлейшего [шаха] о вероломстве тех людей и самоотверженности маликов. Шах написал приказ на правление Фарахом, Исфизаром, Гуром, Дизе, Ишкином, Кал’а-йи Ках, У ком, Сахаром и Тулаком{155} на славное имя Шах-Махмуда и отослал ему вместе с шахским платьем.

Сам-мирза, разбитый, отбыл из Фараха в Систан. Верховный малик, будучи суфием, из-за благочестивого отношения к победоносному шаху отправил к Сам-мирзе гонца, устроил для него угощение и приготовил /157/ достойные дары, однако сам с ним встречаться не стал. Сам-мирза уехал в Дизе и там привлек на свою сторону местное население. Оттуда он отбыл в Кирман. [Там] его просьбу не уважили. Началась страшная война. Из войска мирзы была убита почти тысяча воинов. Погибли также две тысячи мужей из Зириха. Когда дела сложились подобным образом, Сам-мирза отменил свой отъезд в Ирак, раскаялся в своих бунтарских намерениях и уехал в Мекран. Там его дела также не устроились. Тогда он уехал в Кандахар. Между мирзой Камраном{156} и Сам-мирзой завязалось сражение. Победу одержал Камран-мирза. В сражении был убит Агизвар-хан. Мирза вернулся из Кандахара в Систан, оттуда уехал в Ирак на служение высочайшему наместнику. Об этом будет рассказано в продолжении жизнеописания Шах-Махмуда Фарахи, если будет на то воля Аллаха. Высокочтимый шах, приняв у себя Сам-мирзу, переменил свое отношение к верховному малику [Систана] Малику Султан-Махмуду из-за его вражды с Сам-мирзой. Несмотря на это, смещать его не стал, но сказал ему: «Вследствие похода с войском [в Кандахар] малик утомился. [Посему], так же как счастливый хакан для управления страной назначил [в свое время] вакиля малика, точно так же мы назначили Ахмад-султана{157} вакилем малика. Из 14 округов Систана Ахмад-султану будут подчиняться Гармсир, Хаш, Хушкруд, Них-и Бандан. Ему также будут принадлежать полномочия наместника. Остальные 10 округов будут входить в тиул верховного малика. Ахмад-султан как наместник малика будет заниматься делами, а верховный малик [Систана], в соответствии с договоренностью, будет отдыхать».

Несмотря на все эти обиды и подстрекательства, признаков шахской немилости пока не было видно.

Верховный малик, получив это известие, не удостоверившись в его истинности, оставил крепость Кал’а-йи Тракун, которая была полна народа и припасов, собиравшихся многие годы, и уехал в [область] Сархадд. Там останавливаться не стал и поспешил в Индию. Сколько ему ни говорили: «Ведь августейший наместник не проявлял по отношению к вам свою немилость. С вашей стороны тоже не бывало неподчинения приказу, и с правильного пути вы не сбивались. Тогда почему вы оставляете родину?», навваб малик /158/ отвечал, что его благочестию нанесен урон. Милости, которые шах оказывал ему долгие годы, свелись на нет; умалилось и всякого рода душевное участие. Признаки этого теперь налицо.

Хумайун-падишах{158} является [одним из правнуков] султана Абу Са’ида Гуркана{159}, малик [Систана] родился от сестры Султана Абу Са’ид-мирзы. Следовательно, между императором [Индии] и верховным маликом [Систана] существуют родственные отношения. Именно по этой причине малик и уехал в Индию. Его величество император [Индии] встретил малика с большим почетом и уважением, настолько, что они договорились [между собой] о том, что император не станет отвешивать малику поклон в соответствии с существовавшим [в Индии] обычаем. Малик же будет кланяться падишаху [лишь] в пояс. Когда же на встречу с маликом придут младшие братья императора, Камран-мирза, Хиндал-мирза и ‘Аскари-мирза{160}, малик не отвесит им земной поклон по причине старшинства. Так же как малик будет кланяться императору в пояс, они из учтивости будут отвешивать малику тоже поясной поклон. Этот обычай оставался в силе, пока малик находился в Индии. Однако малик, как это было принято в дни счастливого шаха{161}, держал впереди себя человека, превозносившего ‘Али и его преемников и поносившего его предшественников{162}. Их чтец Корана во время пребывания в Индии старался прославить Слово Божье: «Спеши творить добро, и ‘Али — друг Божий». Этому не мешали. Что же касается джатов (?){163} Мавераннахра и индийской знати, то они были страшно обижены тем, что малик держит впереди себя человека, возносящего хвалу ‘Али. Некоторое время спустя ряд доверенных слуг малика сообщили ему, что император [Индии] и чагатайские эмиры обижены [на него] за этот поступок.

Малик попросил у человека, восхвалявшего ‘Али, извинения и удалил его от себя, чтец же Корана остался. Император жил в Агре, Дели он отдал своим братьям, а область Лахора пожаловал малику. Это один из крупнейших городов Индии. Малик оставался в Индии пять лет. Затем, обеспокоенный обстановкой в Индии, он склонился к отъезду в Ирак и Хорасан.

Когда малик прибыл в Кандахар, часть [его] людей и мулазимов предложили ему [ехать] в Систан, но он не согласился. Приехав в Фарах, он остановился в доме ныне покойного Ходжи /159/ Са’д ад-Дина Йусуфа. Упомянутый ходжа оказал ему [в свое время] всевозможные услуги. Затем малик приехал в Герат. Мухаммад-хан{164} встретил его с большим почетом и направил в высокую ставку.

Высокого достоинства шах был рад приезду малика. Встретить его он прислал всех эмиров и знать государства. Местом жительства малику определили дом Сундук-бека афшара курчи-баши{165}. За каждый день проживания [малику] были назначены шахской канцелярией три тумана. Верховный малик [Систана] прожил в Казвине целый год. Когда были изготовлены приказы на имя малика на управление Систаном, он неожиданно заболел и умер{166}. В то время при малике находились Малик Исхак сын Малика Мухаммада, племянник малика и Шах-Музаффар сын Шах-Ахмада. Высокого достоинства шах много раз предлагал власть в Систане обоим маликам, но они не соглашались.

Упомянутого числа^[125] тело малика привезли в Систан и предали земле на горе Кух-и Ходжа Галтан{167}. Время его жизни —19 лет, время правления — 43 года.

После этого ужасного события власть над Систаном закрепилась за кызылбашами{168}. Господь знает, ибо сам «дает каждому свои владения и сам у каждого забирает назад».

Поскольку пишущий сию хронику взял на себя обязательство написать обо всех, кто правил Систаном, в соответствии с условием составления книги необходимо рассказать о событиях в Систане, о жизни местных маликов, эмиров и прочих людей во время правления тюрков. К изложению их обстоятельств автор и навострил свое перо.

/160/ Правление [Ахмад-султана]{170}

Ахмад-султан, приехав в окрестности Ниха и узнав о смуте в Систане и об отъезде малика в область Сархадд, расположился в Нихе. При нем находился Бадар Махмуд. На границу к малику он отправил гонца, составил докладную записку с [выражением] покорности и с мольбой: «[Сей] раб прибыл, чтобы стать вашим вакилем и слугой. У меня нет намерения вмешиваться в ваше правление. Если будет ваша воля, я приеду в Сархадд в сопровождении двух-трех человек, доложу истинное положение дел и разошлю по своим владениям двести человек из кызылбашей, являющихся моими слугами. Когда я прибуду [к вам] на служение, ежели вы будете здоровы, я отпущу всех кызылбашей, найму систанцев и слуг из пограничного района и отправлю их в местности, [назначенные мне] в качестве тиула, а сам постоянно буду находиться на высочайшей службе [вам] вместе с двумя-тремя своими людьми. Согласно приказу решено, что я не буду совершать ни одно дело, которое не одобрите вы, и буду соблюдать все положения ваших законов. Никаких еретических действий от сего раба вы не увидите!»

Гонец Ахмад-султана прибыл к малику в Сархадд. Тот прочел записку [Ахмад-султана] и дал знать уважаемому эмиру: «Систан не смогли бы отнять у меня и сто тысяч конников, я отказался от власти [добровольно], из-за того что шах изменил ко мне свое отношение. Весь [Систан] принадлежит вам, вы полномочный представитель самого себя. Мы же отказались от наследственного владения ради [снискания] благоволения пира, духовного наставника». Отправив сей ответ, он отбыл в Индию.

Ахмад-султан, увидев такую обстановку, вошел в город, полный страха и тревоги, доложил высокому престолу истинное положение дел. Счастливый наместник раскаялся в издании сих указов и в отправке в Систан Ахмад-султана. Много раз он высказывал огорчение, ведь Малик Султан-Махмуд был человеком, которому мой отец, шах, оказал милость. Жаль его. И он всегда сожалел о случившемся вплоть до возвращения малика в Ирак и его кончины при [шахском] дворе.

/161/ Ахмад-султан занялся непосредственно делами правления, вызвал к себе всех [местных] маликов, благоустроил их земли, передал [своим] уполномоченным [право] исключать из записи [их владения на взыскание с них налогов]{171}

В то время скончался Шах-Мухаммад сын Шах-‘Али, двоюродный брат и старший из потомков Шах-Махмуда-хаджи. Старшинство над маликами перешло к великому малику, Малику Хайдару. Малик Хайдар и Малик Гийас ад-Дин Мухаммад помимо родственных отношений (они были двоюродными братьями) поддерживали друг с другом дружеские отношения и постоянно общались. Все владения маликов были освобождены от уплаты налогов.

Мавлана ‘Абд ал-‘Азиз, который в то время был жив и был вакилем рода [местных] маликов, занимался делами в канцелярии правителя вместе с сельскими старостами и градоначальниками Систана. Сами малики предавались наслаждениям и приятному досугу. Эмиры также пользовались полным уважением и свободой. Шах-Музаффар в то время исполнял должность вакиля при Ахмад-султане. Местные малики корили его за это. Действительно, было за что. Когда прошло восемь лет его (Ахмад-султана. — Л. С.) правления, шахским двором был издан указ об его отставке. Правление Систаном пожаловали Мухаммад-султану Алаш-оглы{172}.

Правление [Мухаммад-султана Алаш-оглы]

Мухаммад-султан Алаш-оглы был человеком сдержанным. Когда он прибыл в Систан, народ изъявил [ему] покорность и повиновение. [Однако] между ним и жителями Сархадда неоднократно имели место распри. Несколько раз он совершал набег на Сархадд и Мекран и взял в плен группу мусульман. По прошествии нескольких лет вновь вспыхнула ссора между ним и жителями Сархадда. Он убил Шах-Касима Каусари и двух-трех сыновей саййидов. Саййид Мухаммад Каусари уехал во дворец защитника Вселенной и рассказал светлейшему шаху о пролитии крови саййидов. Государь морей и суши вызвал [Мухаммад-султана Алаш-оглы] к себе и подверг допросу. В конце концов он передал его в руки Саййида Мухаммада, дабы тот покарал его за кровь своих родственников. Саййид отказался убивать его и благодаря своей святости простил его. Государь Вселенной оказал Саййиду Мухаммаду разные милости /162/ и пожаловал потомкам саййидов Каусари союргалы, которые все еще действуют и [доходы с которых] год из года поступают к их потомкам. Власть над Систаном он передал Сафи-Вали-халифе таваджи румлу{173}. Время правления Мухаммад-султана — пять лет.

Правление [Сафи-Вали-халифы румлу]

Сафи-Вали-халифа румлу — сын Суфийан-джана, друг и суфий тойвысокосановной династии — расстелил в Систане ковер справедливости и [мудрой] политики. Он выплачивал местным маликам, знати и эмирам Систана жалованье так, как это было принято при господстве местных маликов. Они же все старались отблагодарить за шахские милости. Халифа был страстным поклонником охоты, на которую он тратил все свое время. В его правление на реке Хирманд случилось страшное наводнение, причинившее большой ущерб посевам систанцев.

Когда подросли сыновья Бахрам-мирзы, прежде всего Султан Хусайн-мирза{174}, светлейший наместник передал Систан ему, дабы удовлетворить желание местных маликов. Сафи-Вали-халифу шах отозвал, с тем чтобы назначить его на должность таваджи{175}. Правление Сафи-Вали-халифы в Систане продолжалось три года.

Прибытие Султана Хусайн-мирзы на правление Систаном

[Султан Хусайн-мирза] прибыл в Систан в ... году^[126]. Хусайн-бек Инчак-оглы был [назначен] ишик-акаси{176} августейшего наместника, человек деловой, политик, имел свое мнение. Старых слуг мирзы и работающих в дворцовых мастерских насчитывалось 1000 человек. С Хусайн-беком находились 500 человек из племени устаджлу. Направляясь в Систан, вначале он сделал остановку в Нихе, который также входил в его тиул. Все местные малики встретили его в соответствии с [существовавшим] обычаем. Амир Мухаммад сын Амира Махмуда и его сын Амир Махмуд [младший] и остальные эмиры Систана, как-то: Амир Хасан-‘Али, Амир Тадж, бадары Бар-и Зириха — Мир Хайдар сын Бадара Махмуда и /163/ Мир Максуд, накибы Зириха — все приехали в Них. Малик ‘Али сын Малика Исхака сына Малика Мухаммада вошел в число мулазимов мирзы. Другие малики, например Малик Хайдар, Малик Исхак, Малик Гийас, Малик Наср ад-Дин и остальные, получив у мирзы разрешение, вернулись в свои места.

Ряд людей рассказали [мирзе] о намерениях Амира Мухаммада и его сына. [Тогда] Хусайн-бек схватил Амира Мухаммада и Амира Махмуда, его сына, а Малика ‘Али в сопровождении отряда тюрков послал забрать имущество, [арестовать] воинов и вакилей Амира Мухаммада, в их числе накиба Шади, ‘Али-пахлавана и других. Когда Малик ‘Али подъехал к домам вышеназванных лиц, систанцы, увидев Малика ‘Али, рассудили: «Если бы с родственниками Амира Мухаммада случилось что-либо, Малик ‘Али не приехал бы!» Поверив в это, они все вышли [из домов]. Их схватили и связанными увезли в город. Мирза и Хусайн-бек тоже приехали в город. Амира Мухаммада вместе с Амиром Махмудом держали закованными в кандалы в тюрьме. Мирза расстелил ковер справедливости, смилостивился и проявил милосердие к остальным эмирам Систана; простил и признал великих маликов и оказал им почет и уважение. Все области и местности Систана, как-то: Них, Хаш, Хушкруд, Сархадд, [а также] Мекран, были захвачены чиновниками победоносного государства. Гарем и внуков могущественный эмир поручил Бадару Саййиди, городскому голове, который был из числа старых друзей упомянутого эмира. Отцов и сыновей держали в заточении в одном месте.

Никто из эмиров Систана не бывал у эмира, за исключением Амира Гийаса сына Амира Мубариза, который принадлежал к эмирам [рода] Мира ‘Абдаллаха. [Этому] препятствовали, пока Амир Махмуд не бежал из тюрьмы. Он выехал из Нимруза и добрался до острова так, что никто об этом не узнал. В три последующих дня к нему собрались три тысячи мулазимов и родственников. Он хотел было с ними идти к городским воротам и освободить из заточения своего старого отца, но подумал, что данный поступок будет далеким от выражения истинной дружбы. Тотчас он выехал в /164/ высокую ставку, удостоился чести отвесить земной поклон августейшему [шаху] и рассказал [ему] о своих обстоятельствах. Августейший наместник направил в Систан курчи{177} с посланием, обращенным с упреками и порицанием к Хусайн-беку. Амира Мухаммада освободили, а все имущество, увезенное кызылбашами, было возвращено им. Должность калантара Систана вновь была передана эмиру, и [ему были предоставлены] неограниченные полномочия. Амир Махмуд остался в высокой ставке. Еще раз доложив [шаху] об обстоятельствах, он заявил: «Пока Хусайн-бек будет в Систане, [сей] раб не поедет туда». Согласно его требованию Хусайн-бека сместили, а мирзу увезли в [Персидский] Ирак. Амир Махмуд приехал в Систан.

Некоторое время спустя благодаря стараниям столпов государства Систан вновь отдали Султану Хусайн-мирзе, сместив Хусайн-бека с должности лала. Новым воспитателем [мирзы] назначили Каппа-Ибрахима{178}. На этот раз зачинщики смуты в Систане способствовали тому, что Амира Мухаммада и Амира Махмуда вновь досадили в темницу. Поскольку на сей раз правда предстала пред лицом верящего в Бога владыки мира в истинном свете, он их всех сместил. Султан Хусайн-мирза и Каппа-Ибрахим уехали в Кандахар и занялись там делами правления{179}. Амира Махмуда, прозванного светлейшим наместником «красноречивым попугаем», он вызвал к себе на службу, и дела Систана вновь были переданы Амиру Мухаммаду. Своего любимого сына Султана Хусайна [шах отозвал] и назначил наместником Систана султана Бади’ аз-Заман-мирзу{180}. В [960/1553] г.{181} мирза, которому было семь лет, приехал в Систан. Амир Махмуд{182} вскоре после приезда в высокую ставку скончался. Два года после кончины сына умер и Амир Мухаммад. Должность калантара Систана по высочайшему приказу отдали Амиру Таджу из рода эмиров Мухаммади; он был внуком Мира Мухаммада со стороны дочери, а по отцовской линии — внуком Амира Мухаммада сына Амира ‘Али Пуштруди{183}.

Амир Мубариз сын Амира Сабика сына Амира Джамала из эмиров Барзана получил полную свободу. У шаха, защитника веры, было к нему большое расположение. Амир Хасан-‘Али тоже /165/ пользовался благосклонным вниманием шаха. Эти трое эмиров вместе с другими эмирами, знатными людьми и представителями местных маликов вершили все дела.

Время правления в Систане Султана Хусайн-мирзы и Хусайн-бека лала — три года.

Вступление на правление Систаном Бади ‘аз-Заман-мирзы Сафави{184}

Бади’ аз-Заман-мирза по своим благородным свойствам, природной щедрости, отваге, кротости и степенности был лучшим из сыновей Бахрам-мирзы, но на вид имел хилое телосложение. Его воспитателем был Имам-кули-бек сын Бадр-хана, правителя Шираза{185}. Он расстелил в Систане ковер справедливости и беспристрастности. В его время была благоустроена большая часть разрушенных местностей. По отношению к великим маликам, уважаемым эмирам и прочим систанцам он вел такой образ жизни, что каждый из них наслаждался покоем и был предоставлен самому себе. Часть маликов Систана также была оставлена в покое. Малик Хайдар, который был старшим в роду маликов, и Малик Гийас ад-Дин Махмуд бывали на службе у мирзы. Мирза ни на мгновение не переставал оказывать местным маликам почет и уважение и заботиться о них. Вместе с Имам-кули-беком и великими маликами он постоянно был занят охотой и прогулками. Во времена Бади’ аз-Замана большая часть людей, обладавших поэтическим даром, приступила к занятиям с учителями и [стала учиться выражать] свои мысли и складывать стихи. Несколько человек развили свое поэтическое слово до высшей ступени и стали постоянно сочинять газели и касыды. Из местных маликов сочиняли стихи на службе мирзы Малик Мухаммад и Малик Махмуди, сыновья Малика Гийас ад-Дина Мухаммада. Мирза называл обоих братьев «Кийанидами», хотя тахаллус «Кийани» был только у Малика Мухаммада. Литературным же псевдонимом Малика Махмуди был «Джазби»{186}. Малику Мухаммеду «Кийани» принадлежат следующие бейты:

Малик Махмуди тоже слагал стихи в честь мирзы и получал за это разного рода милости и подарки. Им написано следующее начальное двустишие:

В тазкира «Хайр ал-байан», сочинении сего многогрешного{187}, я привел много стихов [обоих братьев], в сей драгоценной книге нет необходимости в дальнейшем разъяснении.

Поэтами были также мавлана Михнати, мавлана ‘Ашики, маулави Касими Хвафи и мавлана Сулхи{188}.

Из эмиров в присутствии [Бади’ аз-Заман]-мирзы постоянно слагали стихи Мир Хаджи Мухаммад, Мир Мухаммад-Салих, Мир Хайдар и ряд других, проживавших в городе и сельской округе{189}.

[Далее] приведены понравившиеся [мне] двустишия ‘Ашики:

* * *

* * *

Мавлана Михнати был мастером в искусстве стиха, в особенности в касыдах. Здесь ему не было равных. /167/ Мы ограничимся следующими образцами его стихов:

* * *

Мавлана Касими{191} был уроженцем Хвафа, однако он постоянно жил в Систане. Свои стихи он посвящал правлению мирзы Бади’ аз-Замана. Ему принадлежит это двустишие:

Автором следующих двустиший является Хаджи Маулави:

* * *

Мавлана ‘Абд ал-Му’мин Сулхи также был поэтом и каллиграфом. Им написано двустишие:

Мир Хаджи Мухаммад Валайи{193}, который в конце концов стал вакилем и рукн ад-даула Малика Шах-Махмуда (его жизнеописание будет приведено на своем месте), также временами посвящал свои стихи мирзе. Это двустишие [принадлежит] ему:

Мир Мухаммад-Салих «Салики»{194} слагал стихи в конце правления мирзы. Ему принадлежит двустишие:

Мир Хайдар «Хиджаби» — из великих эмиров Систана, он стал приближенным{195} Малика Шах-Махмуд-хана. Правда о нем будет написана в свое время. Далее приводятся два его двустишия:

В те времена, когда находились покупатели на [поэтическое] слово, были и другие систанцы, писавшие стихи.

Положение мирзы [Бади’ аз-Замана] не нуждается в одобрении и восхвалении. Хотя [у мирзы] были высокопоставленные братья, как, например, Султан Хусайн-мирза и Султан Ибрахим-мирза, умнейшие люди того времени в своем большинстве отдавали предпочтение мирзе Бади’ аз-Заману в щедрости, отваге, опытности, порядочности. Я слышал от своего отца, Малика Гийас ад-Дина Махмуда, что, когда высокого происхождения сыновья шаха, подобного Джамшиду могуществом, [а также] Ма’сум-бек Сафави{196} и все эмиры выступили в поход на Герат против Казак-хана{197}, мирза по высочайшему приказу также двинулся из Систана вместе со своими войсками. Во всех кругах признавалось преимущество мирзы перед его братьями и [другими] родственниками. Справедливые люди, будь то кызылбаши или таджики, признавали мирзу лучшим по сравнению с другими. /169/ Немного об этом мы расскажем на своем месте. Мирза достиг высокой ступени в стихотворчестве, в музыке он был кануном{198} музыкантов. У него есть прекрасные таснифы{199}. Ему принадлежат эти двустишия:

* * *

* * *

Мирза обходился с народом Систана по законам справедливости, без всякого высокомерия. Если у кого-либо из бедняков Систана было какое-нибудь дело, он сам докладывал о нем [мирзе], не прибегая к помощи государственных чиновников, вазира или лала. За 25 лет его правления в Систане от него не видели и малой жестокости. Он не огорчил никого грубым словом.

Его вазиром был Мирза Йар-Ахмад сын Наджма Сани{201}, человек очень богатый, высокосановный, проницательный и мудрый. Воспитателем мирзы в течение полутора лет был Имам-кули-бек сын Бадр-хана. После Имам-кули-бека воспитателем был назначен Мухаммад-хан туркман{202}. В бытность Мухаммад-хана воспитателем случилась ссора между ним и Мирзой Йар-Ахмадом. Мирза Йар-Ахмад поднял руку на Мухаммад-хана. [Тогда] на него бросились туркманы. Слуги и ремесленный люд мирзы тоже выступили против Мирзы Йар-Ахмада. Чуть было не произошла великая смута. Наконец весть об этом дошла до слуха августейшего [шаха]. Шах явил снисхождение к Асафу того времени{203}. Большая часть [ремесленников] мастерской Бахрам-мирзы вместе с оборудованием /170/ отошла в наследство мирзе Бади’ аз-Заману. Также в наследство [ему] достались деловые, способные гулямы. Наличие такого рода работников способствовало тому, что государственные и денежные дела мирзы с каждым днем шли все успешнее, а его состояние все росло. Этому же служили искренняя привязанность и доверие маликов и систанской знати к мулазимам мирзы. Они не щадили [ради него] своей головы и [своей] жизни.

Малик Хайдар не вмешивался в крупные дела. Он был старшим над маликами. Малик Гийас ад-Дин Мухаммад постоянно жил в городе. Мирза ни на минуту не отпускал его от себя, пока в 971/1564-65 г. не прибыл высочайший шахский указ относительно наказания Герата и разгрома Казак-хана{204}. Было приказано призвать воинов. В течение двух дней собрались три тысячи человек из тюрков и таджиков{205}. Мирза направился в столичный город Герат. Было условлено, что когда они подойдут к Герату на расстояние 10 фарсахов, то отправят гонца и одновременно обложат Герат со всех сторон. Мирза, однако, [осторожный подход к Герату] считал поступком, лишенным отваги и честолюбия, потому он с отрядом самоотверженных фидаев налегке пошел впереди войска, добавив по пути десяток-другой воинов из личной свиты Малика Гийаса и ‘Али-бека. Родные и двоюродные братья покоряющего мир владыки не успели еще достичь с Ма’сум-беком, вакилем, Сар-и Пула{206}, как мирза, сопровождаемый небольшим отрядом, уже въехал в Фирузабадские ворота{207}. Постепенно подходило его войско. Герат был взят от его славного имени. Большая часть принцев и эмиров в глубине души была опечалена, однако внешне они выражали радость и восторг. Сборище это оставалось в Герате шесть месяцев. В зданиях и парках Герата, на открытом воздухе принцы и высокопоставленные эмиры устраивали ежедневно пышные празднества, так что сама Венера испытывала желание петь на том пиру, а Меркурий мечтал быть его писцом.

Поводом для разгрома орды Казак-хана явилось следующее обстоятельство. Длительное время Мухаммад-хан Шараф ад-Дин-оглы{208} /171/ был верховным эмиром Хорасана, а Казак, старший из его сыновей, — управляющим делами. После того как правление [Мухаммад-хана] подошло к концу, должность отца и управление Хорасаном от высшего дивана принадлежали многие годы [Казак-хану]. Когда его могущество стало чрезмерным, клеветники получили возможность для пересудов. В течение длительного времени они докладывали светлейшему [шаху] ложные и правдивые известия, пока наконец старания клеветников не увенчались успехом. Тридцати тысячам конников под командованием принцев Султана Сулайман-мирзы, Султана Ибрахим-мирзы, доверия державы Ма’сум-бека Сафави и других высокосановных эмиров Ирака и Хорасана [шах] разрешил [выступить] в Хорасан. Каждый из них стоял в полной готовности вблизи ворот священного Мешхеда и в других [местах]. В назначенное время внезапно они вошли в цитадель Герата. Казак-хан сразу проснулся ото сна беспечности. Крепость без боя и споров перешла в руки представителей победоносного государства. После этих событий мирза Бади’ аз-Заман выехал в свою резиденцию в Систане. Систанцы, которые за несколько дней разлуки с покорителем мира пали духом и пребывали в растерянности, вновь могли рассчитывать на [его] поддержку. Организовали охоту в степи и на реке. Несколько дней могущественные эмиры, знатные малики, славные миры веселились и несли похвальную службу лотосу крайнего предела [Бади’ аз-Заман]-мирзе.

Малик Гийас ад-Дин Мухаммад, обиженный слугами мирзы, вернулся в Систан несколькими днями ранее высокой свиты и перенес место своей остановки из города, где он жил в близком соседстве с мирзой, в селение Зийаратгах, которое в те времена было самым укрепленным местом. Несмотря на искреннюю привязанность и любовь Малика Гийас ад-Дина Мухаммада [к мирзе] и расположение и милости, [которые оказывал ему] мирза, обида длилась целый год и в конце концов привела к измене и покушению на его жизнь. Мирза в силу своего великодушного характера сказал: «Я сам поеду в предместье близ священного мазара Шах-Рахматаллаха, известного /172/ как Пир-и Зийаратгах. Надеюсь, верховный малик{209} непременно приедет ко мне».

Малик ‘Акибат Махмуд сын Малика Шах-Махмуда сына Малика Хайдара, племянник Малика Гийас ад-Дина Мухаммада, который дослужился до высокого чина и пережил пору преуспеяния, заявил мирзе: «Пока навваб мирза не съездит в те края, мой дядя не приедет. Ручаюсь, однако, что, как только принц прибудет туда, Малик Гийас ад-Дин Мухаммад тоже явится. Других свидетелей этой тайной встречи не будет». Приезд мирзы в окрестности благословенного мазара случился одновременно с прибытием туда Малика Гийас ад-Дина. Более прежнего [Малик Гийас ад-Дин] был удостоен почета.

Поскольку ничтожное перо с целью жизнеописания маликов снует туда-сюда по бескрайней пустыне мельчайших подробностей и истинного положения дел, в следующем рассказе необходимо изложить обстоятельства каждого [из них].

Продолжение рассказа о некоторых маликах — потомках Малика Кутб ад-Дина

После господства Малика Султан-Махмуда верховный правитель Малик Исхак б. Малик Мухаммад поселился в селении Пеласи, подвластном Пушт-и Зириху, привел в порядок дом, сад и виноградники; благоустроил подземные оросительные каналы Бандан и Табасин и стал счастливо и богато жить в своем доме.

Временами кызылбашские эмиры и мирзы выражали желание побеседовать с царем царей ‘Аджама, временами малик [Систана] сам ездил в дом правления [кызылбашских] наместников. Ни на мгновение они не забывали оказывать уважение верховному малику [Систана] и повиновение его указаниям{210}.

Малик Исхак в свое время не имел себе равных в почерке та’лик{211}. В [искусстве] составления писем и в употреблении слов он был мастером, наводящим порядок в речах царей. Сановные малики, сыновья Шах-Махмуда, которые в действительности приходились ему двоюродными братьями, как, например, Малик Хайдар и Малик Гийас, питали к верховному малику искреннюю привязанность. /173/ Они бывали друг у друга. Пишущий эти строки сам лично наблюдал, как Малик Гийас ад-Дин выражал Малику Исхаку [свою] подчиненность. Народ же считал это недопустимым, так как разница в возрасте у них была небольшой: Малик Исхак был старше Малика Гийас ад-Дина [всего] на пять лет. От Малика Исхака остались два сына и три дочери. Сыновья: Малик ‘Али и Малик Мухаммад, дочери: Биби-шахзаде, почтенная супруга Малика ‘Акибат-Махмуда и уважаемая мать чести ислама и мусульман верховного малика [нашего] времени Малика Джалал ад-Дина Махмуд-хана; Биби Махтум, которую выдали замуж за Шах-Абу Са’ида. Она оставила большое потомство. О ней мы расскажем в жизнеописании Шах-Абу Са’ида. Третья дочь — Биби-ханум, ее взял в жены Каппа-Ибрахим. После него она стала женой Хусайн-бека Инчак-оглы. В настоящее время несколько ее сыновей находятся среди сыновей эмиров устаджлу. Малик Исхак прожил 80 лет. Во время мятежа Тимур-хана{212}, когда умер шах, дворец которого в раю, и на престол [Ирана] вступил шах Исма’ил{213}, систанцы, малики и эмиры — все собрались ко дворцу того потомка маликов и с выражением покорности и смирения умоляли Малика Исхака принять власть в свои руки. Он не согласился, говоря: «По своей воле я не соглашусь на это, [однако] подчинюсь тому, кто будет назначен». Народ потерял надежду на него. После вступления на наместничество Систана Малика Махмуда{214} в 986/1578-79 г. он скончался. «Мы принадлежим Аллаху и к нему возвратимся»^[127].

Малик Йахйа

После установления в Систане господства кызылбашей [Малик Йахйа] временами жил в Махане, подвластном Кирману{215}. Ему принадлежали также Базман и Худийан. Когда он уезжал туда, то зиму проводил в Базмане, а лето — в Сархадде, пограничном районе Систана. Дважды он приезжал в Систан. Навваб мирза оказал ему полный почет и уважение. В сочинении стихов он был светиком своего времени, есть у него острый экспромт. Славился он также в стрельбе из лука и руководстве охотой. Большую часть /174/ времени он провел в Базмане. Там он и скончался. От него остались три сына: Малик Мухаммад, Шах-Халил и Шах-Мухибб. Жизнеописание каждого будет приведено на своем месте.

[Малик Абу Са’ид]

Малик Абу Са’ид — сын Малика Касима. Он жил в Пеласи по соседству с Маликом Исхаком. Был он человеком благочестивым, набожным, отличался большой честностью. Скончался он в ...^[128] году. От него осталось трое сыновей: Малик Касим, Малик Султан-Махмуд и Малик Абу-л-Хасан — и пять дочерей: Биби-бану, на ней был женат Малик Хайдар сын Малика Махмуда. От него родился Мирза Мухаммад-Заман{216}. После его смерти ее взял в жены его брат, верховный правитель [Систана] Малик Джалал ад-Дин. От него родился Малик Мухаммад. Вторая дочь — Биби-атун, которая сначала была замужем за Маликом Мухаммадом сыном валика Йахйи, а впоследствии, после его смерти и смерти его молочной сестры, Биби-бану, она стала женой верховного правителя Малика Джалал ад-Дина. У нее родился Абу-л-Фатх-мирза. Третья дочь — Биби-ханум, ее выдали за Амира Тадж ад-Дина Хабиси{217}. От него родились Мирза Мухаммад-Ибрахим, Мирза Касим и Мирза Мухаммад-Заман. Они — любимцы [этого] достойного рода. Четвертая дочь — Биби Хингар. На ней был женат Мирза Абу-л-Фатх сын Малика ‘Али сына Малика Исхака, известный под именем «Мирза Пеласи». Он имел литературный псевдоним «Мирза Ма’или». От него родился сын, Малик ‘Али, и дочь, Биби Салиха, которая была нареченной пишущего сию хронику. Однако сему союзу не суждено было воплотиться в жизнь. Она преставилась в смутное время, когда малики уезжали в Кандахар.

Шах-Музаффар

Малик Музаффар сын Шах-Ахмада сына Шах-Шуджа’ происходит из рода Шах-Шуджа’ сына Абу-л-Фатха Шах-Шахана сына Мас’уда-шихне. Во времена Малика Султан-Махмуда он достиг /175/ высокого сана. Одно время его держали в заточении. Затем он вновь вышел на волю. После кончины Малика Султан-Махмуда в Казвине шах Тахмасп предложил ему наместничество в Систане. Он отказался и в течение некоторого времени был вакилем Ахмад-султана в Систане. После смерти верховного правителя [Систана] Малика Султан-Махмуда он женился на одной из жен малика, Фатиме-хатун, уроженке Сарабана. От нее у него было два сына: Шах-Касим и Шах-Абу-л-Фатх. Обстоятельства каждого будут рассказаны.

Шах-Мухаммад сын Шах-Наср ад-Дина

Он происходит из рода Шах-Мансура сына Абу-л-Фатха, который был средним сыном Абу-л-Фатха Шах-Шахана сына Мас’уда-шихне. Жил он в Сарабане, занимал высокий пост при дворе Малика Султан-Махмуда. После его кончины у него осталась одна дочь, Биби-Шахим. Ее взял в жены Малик Кубад сын Малика Шах-Мухаммада сына Шах-Махмуда. От него остались дети, как будет рассказано далее.

Шах-Мухаммад сын Шах-Махмуда

Был могущественным, [занимал] высокое положение. Малик Султан-Махмуд очень считался с ним. Он [происходил] из рода принца Хусайна сына Абу-л-Фатха Шах-Шахана сына Мас’уда-шихне. В Сарабане у него была движимая и недвижимая собственность. Жил он 50 лет. От него осталось двое сыновей: Шах-Кубад и Шах-Валад. Шах-Кубад женился на Биби-Шахим, дочери Шах-Мухаммада сына Шах-Наср ад-Дина. У него было два сына: Малик Мухаммад и Шах-Валад. От Шах-Валада, брата Шах-Кубада, остался один сын, Малик Будак. Некоторое время он жил в Индии, а затем вернулся в Систан. Он женился на дочери Мира Касима сына Мира Фатхи. От нее родился сын Шах-Касим, который в настоящее время находится вместе с Маликом Мухаммадом сыном Кубада. Жизнеописание Шах-Валада будет приведено на своем месте. Таков краткий рассказ о потомках Малика Кутб ад-Дина, его родственниках и близких. А Аллах знает [лучше].

/176/ Обстоятельства сыновей Шах-‘Али, Шах-Махмуда и Шах-Абу Исхака

Шах-Мухаммад сын Шах-‘Али после кончины Шах-Абу Исхака, своего дяди со стороны отца, был старшим из [местных] маликов. Все двоюродные братья покорно и добровольно повиновались ему. Семь лет он был старшим [своего] народа. В проницательности и остроумии он достиг совершенства. Он был столь крупного телосложения, что конь не выносил его [тяжести]. В одну штанину его шаровар вмещалось 18 манов пшена. Его лук в те времена никто не мог натянуть. В настоящее время в Джарунаке изготовлена мишень, по которой он стрелял. Никто не верит, что можно пустить стрелу на такое расстояние. На кирпичной стене дома его отца в Джарунаке остался след — вмятина от его кулака. И теперь она еще заметна.

В ...^[129] году тщеславный мир и неумолимый рок стащили его с трона на [погребальную] доску. Его место занял его двоюродный брат, Малик Хайдар, который по возрасту был самым старшим среди братьев. Он был женат на Биби-султан-хатун, дочери своего дяди, Шах-Махмуда. От него остались двое сыновей: Шах-Махмуд и Шах-‘Али. Оба не отличались умом и приложили все старания, чтобы промотать свои наследственные земли и [другую] недвижимую собственность. Большую часть своих земельных владений они продали Малику Гийас ад-Дину и Малику Хайдару.

Десять лет спустя после смерти брата скончался и Малик Абу Са’ид, брат Шах-Мухаммада. От него остался сын, Шах-‘Али сын Шах-Абу Са’ида. О его обстоятельствах будет рассказано.

Малик Гийас ад-Дин и братья

Малик Гийас ад-Дин Мухаммад является старшим сыном Шах-Махмуда. Он был отмечен проницательностью, совершенным умом, хорошим характером и человеколюбием. Хотя он не изучал наук, письма и грамоты в школе, тем не менее обладал тонким вкусом и /177/ к месту читал множество стихов. Настолько он был искусен в связывании слов, что невозможно было обнаружить даже малейший изъян в его речах. Особый талант проявлялся у него в области истории, он знал противоречивость сведений хроник, обладал совершенной памятью, запоминал единожды произнесенные кит’а или газель. Его внешний и внутренний мир украшали похвальные качества и добрые дела. Когда умер [его] отец, ему было 12 лет. Поскольку положение местных маликов было сильно ослаблено, [Гийас ад-Дин] уехал в Хушкруд. В Хушкруде он в течение нескольких лет возделывал свои земли, ездил помогать своему дяде, брату матери, Шах-Махмуду, когда тот стал комендантом крепости в Хушкруде. Благодаря этой близости, вместе с дядей он прибыл на служение высокому наместнику и удостоился шахской благосклонности. Когда Шах-Махмуд Фарахи по высочайшему повелению выехал в Кандахар увещевать Шахбек-хана{218}, Малик Гийас ад-Дин также в соответствии с приказом светлейшего [шаха] присоединился к нему. Было условлено, что ежели те сдадут крепость, то Малик Гийас ад-Дин доставит светлейшему ключи от крепости.

После того как приказ был оглашен беспомощным языком переводчика государя веры и сего бренного мира, Малик Гийас ад-Дин доставил ключи от Кандахара шаху Тахмаспу на берег Хирманда и тем обратил на себя внимание шаха. Отправляя в Систан Султана Хусайн-мирзу{219}, шах наказал Малику Гийас ад-Дину: «Будь в курсе дел мирзы, я буду знать о том, что хорошего или плохого произойдет в Систане, и о самом мирзе через тебя!»

Во время правления [в Систане] Бади’ аз-Заман-мирзы усердие в этом направлении перешло [все] границы. Малик Гийас ад-Дин Мухаммад уехал в Сарабан в самом начале, когда случились распри между воспитателями и столпами государства мирзы и когда в Систане все еще не был наведен порядок в поместьях и в положении родственников малика. Остановился он в доме Малика Кубада в местности Хуррамабад. Вместе с ним приехали 300 семей, главным образом из селения Зийаратгах, а также группа старост и шайхов того народа, так как в доме Малика Гийас ад-Дина находилась сестра Малика Кубада. От нее родились Малик Мухаммад, старший сын, Малик Махмуди, Шах-Абу-л-Хасан и дочь, Биби Аркан-и мулк.

/178/ Пребывание там затянулось на три месяца. Мирза отправил в Сарабан Тархан-бека, известного как Йадгар-султан{220}, с царским платьем и приказами о снискании расположения. [Тархан-бек] привез Малика Гийас ад-Дина Мухаммада в Систан. Благоустроив часть каналов на землях, оставшихся заброшенными и необработанными, он передал их вместе с их урожаем и всеми необходимыми орудиями для обработки Малику Гийас ад-Дину. День за днем создавались предпосылки для счастья и наслаждения жизнью. Невзгоды миновали. Все желания были удовлетворены, цели достигнуты. Дело дошло до того, что без ведома Малика Гийас ад-Дина, без его совета не давался ход ни одному серьезному делу, касающемуся денежных дел и собственности. Жил [Малик Гийас ад-Дин] постоянно в городе. Малик Мухаммад, Малик Махмуди и Шах-Абу-л-Хасан жили в местечке Махмудабад. Временами они приезжали в город на служение к мирзе и к своему уважаемому отцу. В 973/1565-66 г. [Малик Гийас-ад-Дин] женился на Биби Марйам-султан, дочери Амира Гийаса сына Амира ‘Абдаллаха. Она родила двух дочерей. 14 ша’бана 978/11 января 1571 г. родился пишущий эти строки. Желание уважаемого родителя состояло в том, чтобы назвать меня по имени своего брата Шах-Хусайном. Мирза возразил: «Мы назовем вашего сына именем ...^[130]». Малик Гийас ад-Дин Мухаммад сказал: «Мое желание состоит в том, чтобы назвать этого сына по имени своего брата». Мирза очень учтиво ответствовал: «Мы также выражаем свое согласие с вами в этом. Вместе с тем совсем недавно были двое мирз Шах-Хусайнов: Мирза Шах-Хусайн Аргун{221}, отмеченный внешним и внутренним совершенством, и Мирза Шах-Хусайн{222}, вазир шаха, моего деда, тоже обладавший приятными свойствами. Мы наречем вашего сына Мирзой Шах-Хусайном, быть может, он в соответствии с именем станет человеком способным и одаренным!» В детстве по высочайшему повелению отец, братья и другие родственники называли [сего] раба этим именем. Сейчас тоже некоторые из знати, помнящие эту историю, обращаются /179/ ко мне по имени «Мирза Шах-Хусайн», другие зовут [меня] Малик Шах-Хусайн. В настоящее время [сей раб] известен под последним именем. Однако настоящее имя, которым нарекла [меня] мать, — Гулам-Хусайн. А история эта такова. Мать моя родом была не из Систана. [Выйдя замуж за моего отца], она родила подряд двух дочерей и не рассчитывала уже когда-нибудь родить сына. С отчаяния она сделала выкидыш. [Это снова была] девочка. [Когда она забеременела вновь], то, полагая, что на этот раз тоже будет девочка, решила на пятом месяце беременности изгнать плод. По [счастливой] случайности были дни траура по имаму Хусайну{223}. 5 мухаррама, когда она собралась осуществить свое намерение, из города приехала к ним в дом пожилая женщина. Узнав обстоятельства, она стала препятствовать и запретила это делать. Моя мать в ответ сказала, что зародыш уже уничтожен и носить его бесполезно. Женщина возразила: «Сейчас дни траура по Абу ‘Абдаллаху ал-Хусайну! Не делай этого! Воздержись от такого поступка! Быть может, благодаря чудотворной силе всеми почитаемого имама зародышу не причинен вред и родится сын, который будет в ряду верных рабов его». Мать, уверовав [в слова старухи], не стала делать глупость, молила о прощении и искала защиты у Бога, Божьего посланника и святого духа имама Хусайна. Упомянутого выше числа родился сей бедняк. Мать всегда обращалась ко мне по имени Гулам-Хусайн. Если я буду достоин, то смогу быть в числе [верных] псов у порога [имама Хусайна]. О счастье [бренного] мира и веры! О успех!

В конце концов верховного малика [Систана] стало неотвязно преследовать беспокойство о том, чтобы непременно посетить святые места Мекку и Медину. Он прилагал много стараний, однако [поездка] все откладывалась. Раз в году он отправлялся на поклонение имаму духов и людей{224} и вновь возвращался в Систан, пока наконец дни мирзы не подошли к концу. В Систане поднялась смута. Кончина шаха, защитника веры{225}, внесла в мир раскол. Систанцы, как об этом будет рассказано на своем месте, /180/ стремились к тому, чтобы власть в Систане осуществлял один из местных маликов. Они уговаривали Малика Исхака, но потеряли надежду [на его согласие]. Свои сокровенные мысли они изложили Малику Гийас ад-Дину Мухаммаду. Он запретил им это делать. Тогда они пошли к Малику 'Акибат Махмуду. Малик был за местное самоуправление, но не осмелился дать [положительный] ответ, пока в Систан не прибыл Джа'фар-султан{226}. Родитель сего раба, а [также] Малик Исхак, Малик Хайдар, Малик Махмуд и все эмиры Систана встречали его до [самого] Хауздара, а [затем] каждый под каким-либо предлогом вернулся назад. Мой отец сопровождал Джа’фар-султана до города. Малик Махмуд, охваченный дурным предчувствием, увез моих братьев, Малика Мухаммада и Малика Махмуди, в доме которых находились его сестры, вместе со своими людьми в леса Пушт-и Зириха. Это стало причиной еще большего огорчения Малика Гийас ад-Дина. Он переселился с семьей в город, где провел с Джа’фар-султаном шесть месяцев, не отказывая султану ни в чем, что имелось в собственности малика. [В том числе] он передал султану почти на триста туманов коней, ковров, материи и зерна. Когда же малик тяжко заболел, султан по собственной воле и желанию приехал [к нему] и предложил уехать в его родные места, сказав при этом: «Вам следует находиться среди своих сыновей и других родственников, ибо пришли старость и болезни. Не дай Бог, что-нибудь случится и родные не увидят вас!»

Верховный малик выехал в Рашкак, сел на плот и, переправившись через реку Хирманд и Шелу Махмудабад{227}, приехал в город. Несколько дней он находился в Рашкаке. Поскольку климат Джарунака более прохладный, он вновь сел на плот ([сей] бедняк сопровождал его вместе с отцом). По каналам мы приехали в Джарунак. Два-три дня спустя из леса в Джарунак приехали все малики и эмиры и увезли дом малика к себе. Он был со своими людьми, пока не выздоровел окончательно.

В самом начале правления Малика Махмуда между ними{228} вышла небольшая размолвка. /181/ Однако слуги царя царей и султанов жили с Маликом Гийас ад-Дином, который доводился ему дядей со стороны матери, в ладу, что вызывало зависть двоюродных братьев и всех остальных родственников.

Через полтора года после вступления Малика Махмуда на правление 9 зу-л-хиджжа 989/4 января 1582 г., соответствующего году Змеи, [Малик Гийас ад-Дин Мухаммад] скончался. Он прожил 63 года. От Биби Шах-биги, дочери Шах-Мухаммада сына Шах-Махмуда, у него было три сына: Малик Мухаммад, Малик Абу-л-Хасан и Малик Махмуди и одна дочь Биби Аркан-и мулк. В начале правления Малика Махмуда [Биби Аркан-и мулк] вышла замуж за Малика Хайдара, а год спустя умерла. От Биби Марйам-султан, дочери Мира Гийаса сына Мира ‘Абдаллаха, появились на свет [сей] презренный бедняк и две его сестры. Старшая сестра умерла [в возрасте] тринадцати лет за три дня до кончины отца. Другая сестра жива по сей день. О ней будет еще написано.

[Шах-Хусайн]

Шах-Хусайн является средним сыном Шах-Махмуда. Он жил со своим братом, был [человеком] способным, неприхотливым и доброжелательным, всецело отдавался молитвам. Он женился на дочери Мира Фатхи. От нее родилась дочь, умершая ранее своего отца. В 954/1547-48 г. она величаво прошествовала в мир вечности.

[Шах-Нусрат]

Шах-Нусрат был необычайно красив и обладал прекрасным голосом. В расцвете юности, в пору беспечности он никогда не делал того, что могло бы огорчить брата. Он также в 957/1550 г. распрощался с сим бренным миром и перенес свое местожительство в мир загробный.

Четыре сестры Малика Гийаса

Бубу-хатун, на ней был женат Малик Хайдар. У них родились двое сыновей: Малик Махмуд и Малик Исхак — и одна дочь, Бубу-ханум.

Бубу-султан-хатун. На ней женился Шах-/182/ Мухаммад сын Шах-‘Али. Она родила двух сыновей — Шах-‘Али и Шах-Махмуда.

Бубу ‘Арус-хатун, ее взял в жены Малик Наср ад-Дин{229}. От нее появились на свет трое сыновей — Малик Гариб, Малик Зариф и Малик Мухаммад ал-Латиф.

Младшую Бубу (ее все звали Бибиджан-хатун) взял в жены Шах-Зайн ал-‘Абидин сын Шах-Абу Исхака. От этого брака остались сын, Малик Мустафа, и дочь, Бубу-ханум. После смерти Шах-Зайн ал-‘Абидина на ней женился его брат, Малик Наср ад-Дин. От него она родила трех дочерей — Биби-султан-хатун, Фатиму-хатун и Аркан-и мулк. Это были дети Шах-Махмуда.

Дети Шах-Абу Исхака

Старший сын, Малик Низам ад-Дин Хайдар, был лучшим из маликов своего времени — не было равных ему по красоте, характеру и добрым поступкам, и называли его «шахом красавцев». Он стал править вместо своего двоюродного брата после Шах-Мухаммада. Родные и двоюродные братья усиленно старались повиноваться ему. Малик Гийас ад-Дин и Малик Хайдар жили душа в душу, всю жизнь оказывали друг другу уважение и никогда не делали того, что было бы супротив согласия другого.

Малик Хайдар так обращался со всей знатью Систана, эмирами и йарами, что они с большой охотой жертвовали своей жизнью ради него. В особенности с ним ладили всегда и во всем сыновья Амира ‘Али, которые придерживались образа действий [своего] отца.

Мир Хусайн сын ‘Али постоянно был в думах о том, чтобы вызволить Систан из рук кызылбашских правителей, пока это его дело не увенчалось успехом. Малик Хайдар всегда испытывал огромную радость от охоты и бесед с образованными людьми, любил жить в свое удовольствие. Два-три раза в году он встречался с мирзами и султанами. Когда же у него родились сыновья, Малик Махмуд так старался служить отцу, что не оставлял никакого дела ни слугам, ни гулямам. Он отвез Малика Махмуда к своему двоюродному брату, Малику Гийас ад-Дину, сказав: «Вот сын вашей сестры и ваш /183/ сын!»

Малик Гийас женил его на сестре Малика Махмуди. Год спустя эта добродетельная женщина умерла. Малик Гийас держал совет с Маликом Хайдаром относительно Малика Махмуда. Они [решили] сделать его зятем верховного правителя Малика Исхака, женив его на Биби-шахзаде{230}. Три года спустя у них родился сын, подобный сияющей ночьюлуне. Малик Хайдар назвал его своим именем. На той же неделе сам он скончался. Это трагическое событие случилось в 965/1557-58 г. Братья, другие родственники и систанская знать выпустили из рук поводья терпения и воли. В Систане так оплакивали покойного, как если бы ни одному народу никогда прежде не удалось испытать подобного горя.

У Малика Хайдара остались двое сыновей, две драгоценные жемчужины: Малик Махмуд и Малик Абу-Исхак и одна дочь, Биби-ханум, от сестры Малика Гийаса и еще четыре дочери от Биби Даулат-хатун, дочери Шах-Махмуда Фарахи, на которой он женился после смерти сестры Малика Гийас ад-Дина. Это — Биби Зулайха, Биби Латиф, Биби Шах-ага и Биби-Фатима.

[Малик Наср ад-Дин Мухаммад]

Малик Наср ад-Дин Мухаммад также сын Шах-Абу Исхака. Был он человеком необычайной отваги и щедрости, но жестокосердным и вспыльчивым. Во времена правителей кызылбашей его сыновья постоянно чинили беспорядки. Это создавало трудности в его отношениях с кызылбашскими наместниками. Между [Маликом Наср ад-Дином] и родителем сего раба, несмотря на их близкие родственные узы, вышла небольшая ссора из-за движимого и недвижимого имущества. Они постоянно были в обиде друг на друга, пока в результате смуты после смерти шаха Тахмаспа, пребывающего в раю{231}, [Малик Наср ад-Дин], его сыновья, Малик Гариб и Малик Зариф, а также Малик Мустафа, приходившийся ему племянником и выросший под его сенью, и его сын, Малик Латиф, не пошли в гору. Собрав вокруг себя почти 2000 слуг и приверженцев, /184/ они заполучили в правление Малика ‘Акибат-Махмуда богатства и полную власть. Народ Систана оказывал им противодействие, пока в Систан не прибыл Рустам-мирза{232}. Он схватил Малика ‘Акибат-Махмуда{233} и заключил его вместе с его сыновьями в крепость Джарунак. 15 раджаба 998/20 мая 1590 г. он вкусил шербет мученической смерти. Вместе с отцом в ту ночь переселились в загробный мир Малик Гариб, Малик Зариф и Малик Латиф. Обстоятельства детей [Малика Наср ад-Дина Мухаммада] таковы, как они были упомянуты в жизнеописании Малика Гийаса. Прожил он 82 года.

[Шах-Зайн ал-‘Абидин]

Шах-Зайн ал-‘Абидин постоянно жил в крепости ...{234}. Все свое время он тратил на чтение Корана, очень любил охоту, поддерживал порядок, наказывал [виновных]. Умер он в 961/1553-54 г. в возрасте 45 лет. От него остались сын, Малик Мустафа, и дочь, Биби-ханум, от брака с Бубу-хатун, дочерью Шах-Махмуда.

[Малик Касим]

Малик Касим — младший брат Шах-Абу Исхака. Он получил образование и изучал науки. Пять лет он провел в священном городе Мешхеде, где занимался изучением наук. Вернувшись в Систан, он женился на Биби Халал-хур, дочери Шах-Хусайна сына Бахрама, и занимался восстановлением зданий и раеподобных садов. Малик Касим поддерживал дружеские отношения с Маликом Гийас ад-Дином, но избегал своего брата Малика Наср ад-Дина. У него родились от той жены три сына — Шах-Абу Са’ид, Шах-Хусайн и Шах-Абу Исхак и три дочери. [Старший], Шах-Абу Са’ид, умер в 17 лет в расцвете своей юности. Шах-Хусайн некоторое время преуспевал. Жизнеописания Шах-Хусайна и Шах-Абу Исхака будут приведены. /185/ В 987/1579-80 г. [Малик Касим] распрощался с сим бренным миром. Было ему 52 года.

Поскольку мы изложили вкратце обстоятельства маликов, расскажем немного о сословии эмиров, йаров и накибов Зириха; о военачальниках Сархадда будет написано при описании обстоятельств мирзы Бади’ аз-Замана, если будет угодно Аллаху.

Эмиры и йары. Амир Мухаммад сын Амира Махмуда

Амир Мухаммад сын Амира Махмуда принадлежал к эмирам [рода] Мира Икбаля и был одним из потомков Мира Икбаля, автора трактата «Икбалийа»{235}. Он достиг высокой ступени в познании суфизма. Часть его биографии изложена мавлана ‘Абд ар-Рахманом Джами в «Нафахат ал-унс»{236}: «[Мир Икбал] находился на высшей стадии в познании». Амир Мухаммад в правление Малика Султан-Махмуда получил должность вакиля, а потом эмира. Он сделал своим зятем Мира Махмуда сына Мира Сираджа из рода кази ‘Абд ал-Карима. От него родился Мир Хаджи Мухаммад, который в конце концов стал заместителем упомянутого эмира и даже столпом Систана. Его жизнеописание будет приведено.

Дети Амира Джамала

Когда Малик Султан-Махмуд отослал Мира Джамала в крепость Кал'а-йи Базман, среди миров Барзана больше никого не осталось. Несколько лет спустя подрос сын [Мира Джамала], Амир Сабик, который стал полновластным хозяином Систана. После его смерти это место занял Мир Мубариз-‘Али, его сын. Он, рассорившись с Амиром Махмудом, много раз ездил в высокую ставку и был представлен светлейшему наместнику. Поскольку Амир Махмуд привез в Систан тело Мира Сабика, скончавшегося в Казвине, Мир Мубариз доставил в Систан тело Амира Махмуда после его смерти{237}. В Систане [Мир Мубариз] занимал высокое положение. В правление Малика Махмуда он принял смерть мученика. Группа людей заставила Малика Хайдара, сына верховного малика, его убить. /186/ От него остался один сын — Амир Мухаммад-Касим от его брака с дочерью Мира Хасана-‘Али. Сейчас он является калантаром Систана. Его жизнеописание будет приведено.

Амир Мухаммад

Амир Мухаммад сын Мира ‘Али и отец Мира Хасан-‘Али в правление Малика Султан-Махмуда был приближенным, надежным хранителем тайн, человеком, облеченным доверием. После смерти место отца занял Мир Хасан-‘Али. Последний выехал в Казвин и удостоился шахского внимания. Мирзы и эмиры-воспитатели называли его шахрийари («государевым»). В областях Ирана шахрийаром называют калантара, в Систане же этот термин употребляют только в отношении шахов Систана. Могущество его было и есть велико. В конце правления мирзы Бади’ аз-Замана Амир Махмуди с берега Хирманда в Систане выстрелил из лука в его сына, [находившегося] на судне тюрков, и убил. Данное обстоятельство стало причиной еще большей его неприязни к тюркам. Он приложил немалые усилия к [упрочению] власти верховного малика. Об этом будет рассказано в свое время.

[Йар-Мухаммад и Йар-‘Али]

Йар-Мухаммад и Йар-‘Али, сыновья Бадара Искандара, стали богачами в Герате, сосредоточив [в своих руках] многие поместья. Когда Бадар Махмуд встретил невнимание со стороны Малика Султан-Махмуда, он [взял] и уехал в Них, а оттуда выехал в ставку августейшего [шаха] и находился там длительное время, пока Малик Султан-Махмуд не был смещен. Совершил он также паломничество в Мекку и Медину. От него остались три сына: Мир Хайдар, Мир Максуд и ...^[131]. У Йар-‘Али был один сын, Мир Хасан.

В правление Малика Махмуда двое сыновей Мира Максуда — Мир Мухаммад-Салих и Мир Мухаммад-Му’мин, а также Йар-Махмуд были мулазимами [малика]. Мир Мухаммад-Салих, доверенный друг его светлости, подписывался псевдонимом «Салики». Это был молодец совершенной внешности /187/ и поведения, похвальных качеств. Вместе со своим отцом, Миром Максудом, и Хаджи Маулави Систани он совершил паломничество [в святые места]. В конце концов он отвернулся от малика из-за страха перед сыновьями Малика Наср ад-Дина и вместе с эмирами примкнул к Рустам-мирзе. Их обстоятельства будут разъяснены на своем месте. Сейчас Мир Му’мин является калантаром Систана, Мир Мухаммад-Амин сын Мира Максуда «Казаки»{238}, из потомков Йар-‘Али, — калантаром Бар-и Зириха. Амира Максуда называют «Казаки» потому, что он был сотником Казак-хана. После истребления Казак-хана Малик Гийас ад-Дин Мухаммад умолил Ма’сум-бека [Сафави], вакиля шаха Тахмаспа, и отомстил за кровь Мира Максуда. Хотя его отвезли к шаху Тахмаспу, поместив в сундук, однако Ма’сум-бек поручился, что освободит его. [Ма’сум-бек] преподнес его дело в такой форме, что последовало прощение. После этих событий [Малик Гийас ад-Дин Мухаммад] приехал в Систан и стал в правление Малика ‘Акибат-Махмуда уважаемым человеком.

[О накибах]

Накиб Махмуд Сарабани — сын накиба Шамс ад-Дина [и] брат накиба Мухаммада. В правление шаха Тахмаспа накиб Махмуд и его двоюродный брат, Мир Рахим, уехали в высочайшую ставку. Сарабан передали им в собственность. Мир Рахим и накиб Мухаммад^[132] скончались в Казвине, их тела увезли в славную Кербелу [и там захоронили]. Накиб Махмуд^[133] и Ходжа Камал ад-Дин Хусайн заступили вместо них.

Накиб Мухаммад был молодцем бесподобной красоты, занимал [должность] миршикара, был человеком отважным, искусным стрелком из лука. В правление мирзы Бади’ аз-Замана его называли в Сарабане «Мирза Сарабани». При Малике Махмуде он был назначен лала Малика Хайдара, а после его смерти — лала Малика Джалал ад-Дина. В 1017/1608-09 г. в обществе сего бедняка он совершил паломничество в великую Мекку и Медину. [На обратном пути] из Мекки он умер в укрепленном селении Казирун и был похоронен в гробнице Шах-Нурани, внука имама Хасана.

/188/ Рассказ о накибах Зириха после смены правления [местных] маликов

Накиб Мухаммад-шахи мулла и накиб Джамал прославились среди сарбандов{239}, среди шахраки{240} выдвинулся накиб Раис и стал преуспевать. Накиба Мухаммеда называли Сахт-каман («Тугой лук»). Накиб Джамал не имел равных себе в смелости, отваге, предприимчивости.

Раис Ахмад, калантар Рамруда, и его мать, [происходившая из племени] шахраки, в союзе друг с другом пресекали [любые] дела, и до вступления на правление Малика Махмуда ни у кого из тюркских племен не было на них управы. Часть их обстоятельств мы расскажем в разделе, посвященном Малику Махмуду.

[Обстоятельства сипахсаларов]

Мир Сурхаб. Дела Мира Сурхаба пошли в гору в конце правления Малика Йахйи. Его сын, Карим, получил должность сипахсалара при Малике Султан-Махмуде. При кызылбашах преуспели Ходжа Хасан и его брат, Ходжа ‘Али. Мухаммад-султан{241} убил часть их людей. Хусайн-бек Инчак-оглы привел войско в пограничный район Сархадд. Завязалось сражение. Ходжа ‘Али был убит. Он был приятной внешности и благого образа действий. Мирза Султан Хусайн{242} и Хусайн-бек хотели заполучить его в свои руки, но он погиб в бою.

В Сархадде восстал его брат, Ходжа Хасан. Часть знати Систана разжалобила Хусайн-бека, и их примирили. Хусайн-бек послал на правление Сархаддом 100 человек из знати племени устаджлу во главе со своим двоюродным братом. Ходжа Хасан схватил всех тех людей и убил, [отомстив таким образом] за кровь своего брата. Когда в начале правления верховного малика, величия ислама и мусульман [Малика Джалал ад-Дина Махмуда] Ходжа Хасан умер, его сын, Ходжа Мухаммад, и его двоюродный брат, Амир Афзал сын Ходжи ‘Али, были назначены на должности калантаров. Ходжа Мухаммад правил Сархаддом, Мекраном и подвластной ему округой{243} совершенно независимо. /189/ Однажды он неожиданно наехал на небольшой отряд белуджей Мекрана. Не придав им серьезного значения, напал на них и был убит. Амир Афзал получил в Сархадде всю полноту власти.

Амир ‘Абд ал-‘Али, потомственный калантар и катхуда той местности, получил независимость [в делах] верхней части Сархадда. У Амира ‘Абд ал-‘Али есть сыновья, необычайно отважные. Старшего из них зовут Мир ‘Ариф. У Мира Афзала тоже есть сын, Мир Сурхаб. Местное население называет его по имени деда — Сурхабом. Он тоже весьма отважен. В Сархадде есть 1200 искусных стрелков из ружей. Во всех сношениях, которые много раз имели место у пишущего сии строки, все соблюдали покорность и [давали] обязательство верно служить. Если будет на то воля Аллаха, об этом будет рассказано на своем месте.

Коротко мы изложили обстоятельства местных маликов и систанцев [других] разрядов и правление Бади’ аз-Замана. Теперь необходимо довести до конца обстоятельства самого мирзы. Аллах знает лучше об истинном положении дел!

Продолжение рассказа о Бади’ аз-Заман-мирзе

Мухаммад-хан туркман, устав от распрей между систанцами [и мирзой] и отсутствия у последнего малейшего сострадания к ним, уже давно просил светлейшего наместника об отставке со службы мирзы. Светлейший наместник изволил назначить воспитателем мирзы Тимур-хана сына Маниш-хана{244}, а Мухаммад-хану пожаловал правление Турбатом и Заве{245}. Мухаммад-хан отбыл в ту сторону. В Систан вступил Тимур-хан в сопровождении 500 человек из аймака устаджлу. Между ним и мирзой сразу же возникли трения из-за грубости [Тимур-хана]. Он начал грубить большей части приближенных и сотрапезников мирзы. Слухи об этом вскоре достигли высочайших ушей. Мирза /190/ пытался запретить ему делать так и исправить его, пока в 983/1576 г.{246} птица святого духа его светлости шаха Тахмаспа не взлетела и не свила гнездо на зубцах девятого неба. Весть об этом распространилась. Навваб мирза устроил празднество в доме своего гуляма Малика Хусайн-ака и намеревался убить Тимур-хана. Кто-то из близких родственников сообщил эту весть уважаемой матери мирзы. В то время, когда Тимур-хана посадили и собирались казнить, прибыла шахиня-мать [мирзы] и запретила это делать. Затем последовало раскаяние. Пришло известие о воцарении шаха Исма’ила II{247}. Его гнев обратился на племя устаджлу.

Мирза, вследствие того что племя устаджлу потеряло [шахское] расположение, не придавал значения Тимур-хану. Тимур-хан же тайно нашел путь к его светлости шаху Исма’илу, докладывал ему о делах и клеветал на мирзу. Он решил убрать мирзу. В это время пришло известие о смерти Султана Хусайн-мирзы. Мирза выехал в Кандахар с отрядом своих верных людей, чтобы расспросить своих племянников — Музаффара Хусайн-мирзу и Рустам-мирзу. Он оставался там шесть месяцев. Подготовив почву для [своего] правления, передал Кандахар своим верным людям, а сам вернулся в Систан. В конце этого года и в начале года 984/1576, в первый день месяца мухаррама (31 марта), из высокого дворца прибыли четверо курчи. Одним из прибывших был Бани-бек афшар{248}, сверстник мирзы. Они вместе ходили в школу. Последним обстоятельством мирза и обманулся. Стало известно, что у курчи есть скрепленный печатью шахский приказ. Поскольку повсюду эмиры [племени] устаджлу впали в немилость, то мирза подумал, что настоящий шахский указ касается казни Тимур-хана. Тимур-хан же был совершенно спокоен, ибо он отправил к шаху Исма’илу Шахвирди карасалура{249} и донес ему, что мирза намеревается восстать, дабы занять более высокое положение. За несколько дней до этой истории /191/ Малик Гийас ад-Дин, который постоянно был мирзе советчиком и близким другом, получил разрешение уехать в свое поместье. Малик Махмуд и эмиры Систана находились все в своих домах, и никто из них не был посвящен в эти тайны.

Когда шах Исма’ил покончил со смутой [своих] братьев и получил известие о кончине Султана Хусайн-мирзы, его мысли устремились к тому, чтобы убрать Султана Ибрахим-мирзу{250}. Осуществив это намерение, он совершенно спокойно разорвал родственные связи, отправил в Систан упомянутых выше курчи. 4 мухаррама упомянутого года (3 апреля 1576 г.) простодушный мирза вместе с вероломным Тимур-ханом выехал на почетную встречу за город, чтобы получить жалованное платье. В парке Баг-и ‘Аваз он облачился в почетный халат. В то самое время, когда они направились в цитадель, минуя помещение дивана, [курчи] почтительно доложили: «Прочтите шахский указ в халват-хане{251}, а потом, после прочтения указа и ознакомления с его содержанием, пожалуйте в здание дивана».

Ряд гулямов, как, например, ‘Али-кули-бек и Касим-бек, заявили, что идти в халват-хане только в сопровождении этих четырех курчи не следует. Мирза наперекор этим людям пошел. Тимур-хан и те четверо курчи, войдя в гарем, заперли двери. Когда они передали шахский указ в руки мирзы, мирза попытался развернуть его, курчи вцепились в него и не позволили ему крикнуть. Набросив что-то на шею мирзе, они в мгновение ока отделили воплощение духа, называемое бренной душой, от ее телесной субстанции и сразу же распорядились об аресте его гулямов и давних приближенных и мастеровых. Кал’а-йи нау{252}, которую Мухаммад-хан туркман выстроил для прибытия мирзы, была объята паническим страхом. Сановников той высокой династии трясло как от землетрясения. Весть [об убийстве мирзы] разнеслась поздним утром. Малик Гийас ад-Дин, Малик Махмуд и остальные малики и эмиры Систана, каждый в отдельности, поспешили укрыться в своих усадьбах и в укрепленных местах. В Систане произошел раскол. Горожане занимались своими делами. Через день в полночь, /192/ отправив к изголовью шестилетнего Бахрам-мирзы одного несчастного, доставили невинного ребенка к его покойному отцу{253}. Малик Махмуд и Малик Гийас отправили в город молодца по имени Касим, известного своей расторопностью. Он среди базара разорвал на куски убийцу Бахрам-мирзы и уехал, благополучно прибыв к маликам. Курчи, захватив имущество приближенных убитого мирзы, отбыли в высокую ставку, передав правление Систаном Тимур-хану. Время правления мирзы в Систане продолжалось 22 года{254}. За все это время никто не был на него в обиде.

Правление Тимур-хана. Беспорядки в Систане

Тимур-хан осуществлял власть в городе. Местные малики и эмиры Систана с ним не общались. Малик Махмуд и Малик Наср ад-Дин и прочие родственники жили в Джарунаке. Вокруг дома и сада Малика Махмуда возвели цитадель и вырыли ров. Постоянно при нем держали отряд [воинов].

Мир Мубариз находился при Малике Исхаке в селении Пеласи. Малик Гийас ад-Дин тоже привез к Малику Исхаку свою семью и своих людей. Там же собрались эмиры, сыновья Мира ‘Али и Мира Хасана ‘Али, поместья которых были расположены поблизости от Пеласи.

В ...{255} близ Пеласи вокруг Амира Ходжи Мухаммада сосредоточились все эмиры [рода] Мира Сираджа и [рода] Амира Хаджи Хусайна и их родственники. Все они были единодушны с Маликом Исхаком и Маликом Гийасом. Временами они наезжали к Малику Махмуду. Мужи Сарабана собрались у крепости Кал’а-йи Фатх. Жители Зириха и Рамруда также были в сборе. Во всех уголках Систана были образованы отряды. Народ питал отвращение к Тимур-хану и в сердцах лелеял надежду на правление местных маликов.

И вот в самом конце 984/1577 г. /193/ на престол Ирана вступил шах Султан-Мухаммад{256}, достоинствами подобный Искандару. Он отдал власть в Фарахе ‘Алихан-джану тимурлу афшару сыну Султан-Хусайна афшара, занимавшему пост сотника в шахской армии{257}. Ему было пожаловано все имущество фарраш-хане, принадлежавшее Бади’ аз-Заману. Забрать это имущество он приехал в Систан в сопровождении тысячи конников. Внук Малика Байазида Фарахи, находившийся в его свите, отправил к маликам и эмирам Систана гонца: «Вы уже давно не виделись с Тимур-ханом, потому должны все вместе подъехать к городской цитадели. Поскольку сюда приехал султан Фараха, он заберет в соответствии с шахским указом имущество и помирит вас с Тимур-ханом».

Малики и эмиры Систана, все вместе, то есть почти три тысячи человек, приехали на окраину города со стороны пустыни. Войска устаджлу и мирзы, находившиеся в городе, общим числом около полутора тысяч конников, выстроились в ряд у северных ворот цитадели. Войско Фараха также стояло с северной стороны. Эти три лицемерных войска стояли близко друг к другу. Тимур-хан устроил праздник и угощение. У него было намерение схватить афшаров, маликов и эмиров Систана. Эмир афшаров питал в сердце надежду на захват Тимур-хана, маликов и эмиров Систана. Малики преследовали цель оборонить себя от тех и других. Оборону они считали достойным выходом.

Когда все три ряда войск с запада, севера и юга почти сомкнулись, Малик Байазид из войска Фараха и Бурдж ‘Али-султан, брат Йакан-хана, от имени которого однажды упомянули в шахском диване какие-то слова относительно управления Систаном, выехали перед строем систанского войска. Малик Гийас ад-Дин, уезжая из своего войска, наказал Малику Махмуду: «Сегодня держи своих людей в сборе и не зевай, ибо предвижу я удивительные события!» Вместе с Маликом Байазидом и Бурдж ‘Али-султаном он отбыл на встречу с Тимур-ханом. Тимур-хан стоял в тени у стены цитадели в самом центре своего войска. Малик Гийас ад-Дин и его спутники на конях, обменявшись рукопожатием с высоким ханом, занялись беседой. [Тем временем] четверо братьев из войска Тимур-хана, из /194/ людей даркутлу{258}, [которые] выпили к тому времени кубок красного, как рубин, [вина] в честь сражения маликов, смявших ряды афшаров, опьянели. Из рядов Тимур-хана они подъехали к [великому] хану, который был занят беседой с маликами. Напав, они занесли меч над Гийас ад-Дином. Малик Гийас, рванувшись на коне к хану, [тем самым] невольно спасся от удара меча. Тимур-хан, дело которого из-за этой наглой выходки расстроилось, ради устранения подозрения стал между Маликом Гийасом и тем злодеем. Малик Байазид тоже ударил саблей по морде коня другого всадника. Поскольку Бурдж ‘Али-бек находился несколько дальше, пять-шесть ударов саблей пришлись по нему. Четверо храбрецов, нарушив состояние равновесия Тимур-хана, были напуганы. Все четверо были ранены. Окровавленные, они бросились на войско афшаров и ранили 50 человек из их людей. Две-три раны нанесли их предводителю, ‘Алихан-джану. Словно голодные волки, они устремились в ряды систанского войска с целью убрать льва чащи царства и величия — Малика Шах-Махмуда. Малик Гариб и братья находились поблизости от своего венценосного двоюродного брата. Верховный малик дал указание схватить тех четырех злодеев. Каждый из братьев повернул лицо к одному из четырех злодеев. Малик Гариб ударил саблей по плечу своего мучителя. Острие сабли вышло из подмышки, отсеченные голова, плечо и половина груди упали на землю площади. Малик Зариф стрелой тоже погубил своего противника. Малик Мустафа бился один на один с каким-то человеком. Тот несчастный тюрк ударил Малика Мустафу саблей. Кончик сабли задел беспристрастное ухо малика. Малик Мустафа пришел в ярость, схватил своего противника за шиворот, сбросил нечестивца с седла на землю и, направив на него коня, растоптал.

Малик Латиф отправил в преисподнюю своего врага. Четверо бесстрашных погибли в одно мгновение.

Бурдж ‘Али-султан в этой схватке добрался до своего войска. /195/ Малик Гийас и Малик Байазид [со своими людьми], окружив площадь со всех сторон, благополучно доехали до систанского войска. Войско Фараха, достигнув соглашения с систанцами, направилось на берег Хирманда.

Поскольку Тимур-хана опозорили его же люди и его сокровенная тайна, подобно крови его богатырей, стала достоянием всех трех войск, он не нашел другого выхода, кроме бегства. Выведя из города всех своих людей и захватив коней и верблюдов, какие только были у горожан, они вывезли все свое имущество и весь скарб и направились в Каин и оттуда выехали в Ирак.

Войско афшаров, отправив своих людей, завладело в соответствии с приказом шаха [Султан-Мухаммада Худабанде] имуществом фарраш-хане и ряда мастерских мирзы.

Верховный малик вызвал к себе горожан [и] городского голову и старался склонить их на свою сторону. Сам он в сопровождении войска маликов и эмиров удалился в укрепленную местность Систана{259}. В течение трех месяцев все дела Систана вершились знатью и калантарами. Знать носила на плечах попону повиновения маликам. Однако дела правления в Систане оставались неопределенными. Малик Махмуд говорил: «Раз жив Малик Исхак, наследник царства, вмешиваться бессмысленно».

Когда [Малик Махмуд] был отпущен Маликом Исхаком, то много раз приезжал к Малику Гийас ад-Дину [и уговаривал его]: «Ежели у вас есть такое желание, то не оставляйте его, я повинуюсь приказу. Если же вы отдадите власть мне, то я подчинюсь вашей воле! Поскольку принятие этого решения зависит от вас, то у меня нет иного выхода, кроме повиновения и верной службы. Вы доводитесь мне дядей, братом матери, и старше меня по возрасту. Вы для меня как отец, а я как ваш сын. Могу ли я забыть ваши заботы, ваше отцовское воспитание после того, как [мой] отец умер?» Малик Гийас ад-Дин отвечал [на это]: «Потому я так медлю в сем деле, что без согласия величайшего шахского двора и стоящих у подножия высочайшего престола я не считаю достойным [решать его]. Если бы не данное обстоятельство, с моей стороны возражений не было бы! Сам я не стремлюсь к власти, потому, ежели бы меня заставили дать согласие, я все равно передал бы власть тебе. Однако я против самочинства. Надо послать ко двору [шаха] надежных людей. [Передача власти] может быть осуществлена [только] с шахского согласия!»

Часть маликов [Систана], например Малик Насир ад-Дин, перенесший многочисленные невзгоды во времена кызылбашских /196/ наместников, не соглашались с этим и говорили: «Сейчас [в стране царит] хаос, и приказ шаха Султан-Мухаммада не имеет силы».

Малик Гийас ад-Дин возражал: «Твои слова подтверждают сказанное мной! В период хаоса наши просьбы скорее достигнут результата. Дружба проверяется в испытании. В подобные времена, когда маликам Систана можно стать независимыми, они не примут на себя свою наследственную власть без согласия представителей [шахской] власти. Будет она достигнута двумя-тремя месяцами раньше или позже, какое это имеет значение?»

Разговоры на эту тему затянулись. Амир Мубариз был на стороне Малика Гийас ад-Дина и подготавливал почву. Амир Хаджи Мухаммад считал данное мнение заслуживающим одобрения. Чрезмерные старания в деле [передачи] власти Малику Махмуду проявлял Амир Хасан-‘Али. Во время этой перепалки пришла весть о прибытии Джа’фар-султана афшара аршлу{260}. Сей неопытный в делах молодец замышлял предательство в отношении маликов, раскрыв свое сокровенное. Когда пришло известие о нем, Малик Гийас, Малик Исхак, Малик Наср ад-Дин, Малик Хайдар, Амир Хасан-‘Али, Амир Мубариз, Амир Хайдар и вся знать, за исключением Малика Шах-Махмуда и Амира Хаджи Мухаммеда, выехали на встречу с ним. Они встретились с ним в окрестностях Туршаба{261}, что находится в начале пути через Кирманскую пустыню, и ознакомились с указами относительно его наместничества. [Джа’фар-султан] спросил у Малика Гийас ад-Дина, [других] маликов и эмиров: «Почему не приехали Малик Махмуд и Малик Мир Хаджи Мухаммад?»

Высокопоставленные лица отвечали ему: «Народ говорит, будто вы намерены поступить [с ними] вероломно, и они предпочли осторожность. [Малик Гийас ад-Дин] все равно что отец [Малику Махмуду], Малик Хайдар же — его дорогой сын. Остальные малики — знатные люди той страны. Если вы поклянетесь, что не замышляете ничего худого в отношении Малика Махмуда и Мира Хаджи Мухаммада, они явятся к вам на поклон в городе».

Султан отвечал: «Я еще молод и потому не стану приносить клятву на Коране, но клянусь своим венцом и мечом, что ничего плохого им не сделаю».

Поскольку клятва его была лживой и в его намерения входило только зло, то «венец прогневался на него» и сделал меч его врагом.

Одним словом, когда они приехали в Хауздар, Малик Гийас, получив разрешение на отъезд Малика /197/ Хайдара, ради спокойствия верховного малика отослал его к нему и передал через него [содержание] разговора с [Джа’фар-султаном].

Подъехав к окрестностям Дашт-и Чапраст{262}, [Джа’фар-султан] отпустил Малика Исхака и Малика Наср ал-хакк ва-д-дина, а Малика Гийаса, Амира Хасана-‘Али и Амира Хайдара увез с собой.

Когда Малик Гийас приехал в город, его мулазимы доложили ему, что «верховный правитель увез к себе в лес семьи Малика Мухаммада и Малика Махмуди, ваших сыновей, по той причине, что в их домах находятся его сестры. Вашу же семью он оставил на месте». Верховный малик так поступил потому, что отъезд семей сыновей не получит огласки, если бы он увез семью Малика Гийаса, об этом стало бы известно и, не дай Бог, причинило бы вред Малику Гийасу.

Малик Гийас огорчился, что [верховный малик] оставил его сыновей, а своих сестер увез.

Султан же счел данное обстоятельство большой удачей. Тот же час он отправил в Джарунак верблюдов, по бокам которых были крытые сиденья для жен султана, и поручил перевозку своим людям, а сам вступил в город Систан.

Когда жена и люди Малика Гийаса приехали в город, жители Хауздара и Кундара изъявили покорность. Раис Гулам-‘Али тоже привез в город свою семью. Потянулся в город и народ Сарабана. Джа’фар-султан правил Систаном шесть месяцев.

Правление [Джа’фар-султана афшара]

Джа’фар-султан был юношей бесподобной внешности, но наивный и неопытный в делах и начисто лишенный каких-либо признаков ума. Он поселился в городе, все дни устраивал пиры и развлекался. Почитал и уважал Малика Гийас ад-Дина, ежедневно навещал его, несмотря на то что семьи Малика Мухаммада и Малика Махмуди находились вместе с Маликом Махмудом в лесу в укрепленном месте. Сами же маликзаде и их отец служили навваб-султану. Тот относился к ним с полным уважением и почитанием. [Джа’фар-султан] чтил также Амира Мубариза и Раиса Гулам-‘Али, старейшину Хауздара.

По высочайшему повелению Амир Лутфаллах Ма’мури, племянник Амира Мухаммада Ма’мури, был вазиром [Джа’фар-султана].

‘Убад-султан Амирлу афшар{263}, который уезжал править Замин-/198/ даваром и Гармсиром, [поскольку] его дело не увенчалось успехом, снявшись со стоянки, прибыл в Систан со своей армией почти в 900 конников и обосновался в городе. Теперь в городе насчитывалось около тысячи кызылбашских дворов. Еще тысяча всадников прибыла с Джа’фар-султаном. Эти две-три тысячи человек вместе С их сторонниками испытывали большие трудности. Кроме [жителей] Хауздара, Сарабана, Абхурана и самого города, никто не общался с кызылбашами. Амир Мубариз-‘Али все, что у него было, израсходовал на султана. Малик Гийас ад-Дин послал султану коней, мулов, ковры, иракские ткани на двести туманов, а также две тысячи манов зерна. В это время Малик Гийас ад-Дин заболел. Его недомогание затянулось на два месяца. Султан приехал к нему и сказал: «Поскольку болезнь ваша набрала силу, вам лучше побыть среди своих сыновей и [других] родичей».

Малик Гийас ад-Дин ответил: «Пока ваше дело не определилось, и в том повинны мои родственники, я не оставлю вас». Мубариз-‘Али, однако, возразил: «Раз вы больны, то ваше присутствие здесь бесполезно. Вы повиновались высочайшему приказу и оказали помощь султану. Ежели вы будете среди своих родичей, удержите людей от подстрекательств и смут. Это в интересах государства».

Султан всячески побуждал Малика Гийас ад-Дина к отъезду, пока [наконец] малика не усадили в крытое сиденье и не привезли на берег Хирманда. Султан проводил его и целую неделю оставался в Рашкаке. Затем они уехали из Рашкака в Джарунак, самое приятное по климату место в Систане, и сделали остановку на новой стоянке в западной части Джарунака. Пробыли они там несколько дней. К этому времени верховный малик{264} полностью выздоровел. Радость была всеобщей. Его увезли в лагерь Шайх-и Зирих, где собралось почти 20 тысяч семей. Несколько дней малики и эмиры вели беседы. Исполнили все необходимое для радости и веселья.

Амир Хаджи Мухаммад, /199/ который был искренне привязан к Малику Гийас ад-Дину Мухаммеду и которого малик причислял к своим сыновьям, обращаясь к нему: «дорогой сын», все дни проводил в полезной беседе с лучшим из маликов. Султан ежедневно присылал гонца, дабы Малик Гийас-ад-Дин увещевал маликов и склонил бы их к миру.

Все малики и эмиры переправились через реку. Старший сын Малика Гийас ад-Дина, Малик Мухаммад, уехал в город, передал султану поклоны и приветствия. Посадив султана на коня, привез его на берег Хирманда, на опушку леса и заложил основы перемирия между ними. В тот день в конце концов был составлен договор. Однако малики пуще прежнего боялись султана. Произошло то, о чем сказано в следующем изречении: «Существующий мир — это повод для новой обиды».

Несколько дней спустя дело дошло до того, что 18-20 человек из лицемеров и промышляющих по ночам воров Систана, таких, как Му’мин Марварид и Хасан Кухи, и еще отряд зирихцев и систанцев [ночью] приезжали в город, грабили кого хотели и уезжали. Однажды ночью они заявились в дом Ходжи Шах-Мухаммада Мустауфи и убили его. Каждое утро из какого-нибудь дома раздавались вопли и стоны. Каждый вечер пыль от беготни разбойников по улицам достигала небес. Болезнь Малика Гийас ад-Дина вновь вернулась к нему. Три месяца он не выходил из дома. Это еще больше способствовало воцарению хаоса. Султан выбился из сил. [Наконец] он прислал человека: «Я иду на вас, готовьтесь к сражению!» Кызылбаши приготовились к войне. Почти тысяча систанцев, находившихся в городе на службе Амира Мубариза, примкнула к Амиру Хайдару и Амиру ‘Абдалу сыну Амира Мухаммад-Му’мина. Мир Гийас, Амир Вайс и Амир Хайдар, сыновья Амира Саййид-Ахмада, также стали на сторону тюрков. Численность их войска достигала четырех тысяч мужей. Они приготовились к сражению с систанским войском.

Малик Махмуд выехал из своего лагеря и расположил войско напротив Базарака. Часть [войска] переправилась через реку за Джалком и Базараком. Малик Хайдар, Малик Махмуди, из эмиров — /200/ Амир Хаджи Мухаммад с несколькими стрелками из области Сархадд и ряд именитых людей из Пушт-и Зириха тоже переехали через реку. Отряд за отрядом переправлялся через реку. Подъехал Джа’фар-султан с готовым к бою войском. У Малика Хайдара было не более пятисот человек. По воле случая сражение это произошло на том самом месте, где сражались в свое время Шах-Мансур Бахши и Малик Султан Хусайн{265}. Султан дважды выступал вперед с тысячью конников. Оба раза от стрел и выстрелов из мушкетов пали с коней несколько людей [султана Джа’фара]. Когда он третий раз вывел вперед войско, его конь вздыбился, а сам он упал вниз головой и сломал шею. Его войско бежало. Йар-Касим, сын Йар-Мубариза и слуга Малика Хайдара, подскакал к нему и без особого труда отрезал его голову, снял с руки перстень и все это доставил пред взоры великих маликзаде, Малика Хайдара и Малика Махмуди. Амир Махмуди (так!), в свою очередь, приложил большие усилия. Он был среди пеших воинов на берегу старого канала. Во время второй атаки Джа’фар-султан ударил копьем Амира Хаджи Мухаммада. Острие копья, пронзив правое предплечье упомянутого эмира, вышло с обратной стороны. Отважный эмир устоял на ногах, выдернул копье из своей руки и переломил его.

Одним словом, нукары{266} Амира Хаджи Мухаммада, как-то: Мухаммад сын Махмуда Хайр ад-Дина, знаменитый богатырь того времени, Мир Худа, Гайби Шахи, Хасан Кухи и другие отважные, воинственно настроенные молодцы, — сражались в тот день словно раскаленное железо, так что показался устаревшим и ничтожным рассказ о былых отважных борцах.

Малик Хайдар, несмотря на свой юный возраст и неопытность в бою, столь искусно командовал [войском] и проявил такую стойкость, что борцы небесной арены{267} разверзли уста в его восхваление.

Малик Махмуди то подъезжал к Малику Хайдару, то скакал на поле брани и воодушевлял храбрецов, пока из-за завесы желания не показался свидетель победы. Джа’фар-султан благодаря искренности своих намерений и обдуманным действиям [противника] был схвачен. ‘Убад-султан обратился /201/ в бегство. Мир Мубариз и другие мирзаде Систана, участвовавшие с ним в том сражении, будь то добровольно или по принуждению, отвернулись [от него] и отправились в город. Мир Мубариз в тот же час отбыл в Герат. Малик ‘Акибат-Махмуд переправился через реку. Все то войско ополченцев устремилось в город. Малик, блюдя честь государства и народа, направил в город нескольких своих мулазимов: «Все, кто из прежних слуг мирзы и ремесленного люда пожелают состоять в нашей свите, пусть остаются в городе с надеждой. Афшары же со спокойным сердцем могут удалиться вместе со своим имуществом и гаремом — их жизнь, имущество и гарем мы предоставили им».

К концу того дня в городе не осталось никого из афшаров. Имущество свое они тоже вывезли. На следующий день в город прибыл Малик ‘Акибат-Махмуд. Вначале он посетил благословенный мазар Муллы Курдан-Вали и могилу Шах-‘Ала ад-Дина ‘Али б. Малика Кутб ад-Дина. Оттуда уехал в Кал’а-йи нау и был там три дня ради [обретения] горожанами душевного равновесия и для снискания их расположения. [Затем] он направил поводья в сторону своего лагеря. Эти события произошли в 985/1577-78 г. Систанцы всей душой и сердцем стояли за правление [верховного] малика. Все было готово для передачи власти. Этот обладающий счастьем, славный и победоносный [государь], достойный власти в обоих мирах, дал согласие на правление Систаном, своим наследственным уделом, по настоянию своих высокопоставленных родственников, великих эмиров и прочих преданных и верных людей.

Правление верховного малика Малика Наджм ад-Дина Махмуда б. Малика Хайдара

Обстоятельства высокопоставленного защитника стран, познавшего истину, наследника престола царей ‘Аджама, величайшего из маликов сего мира, преемника славы предводителей великих хосроев и непорочности высокого ранга султанов, [олицетворения] приятной внешности, добродетельных поступков, удостоенного особой защиты любвеобильного Царя{268}, звезды на небесах власти и справедливости — Малика Шах-Махмуда.

/202/ При счастливом расположении звезд, определенном астрологами, после того как престол Систана целых сорок два года томился в ожидании восшествия на него этого клана, [Малик Махмуд-шах] вступил на трон своих отцов и дедов, заручившись поддержкой Сефевидов{270}.

Малики, знать, эмиры, сановники, саййиды, улемы, накибы и прочие подданные разбросали [перед ним] монеты, открыв врата победы и ликования перед лицом простого народа. На землю Систана пришел Науруз. От свежести и яркости зелени на землях Вселенной, прежде всего на просторах Хорасана, благодаря чистоте и свежести [все] пришли в хорошее настроение, улыбались. У простых и знатных раскрылись бутоны сердца. Для Систана настала новая пора расцвета. Из благодатного источника влага поступала на луга Забула. На лугах Систана зацвела пальма желания. На ветках надежд надеющихся созрели желанные плоды. На скорбных устах утвердилась дружеская улыбка, распустился цветок смеха. Источник слез был перекрыт, дом печали разрушен, а дом радости и веселья благоустроен. Скупость и жадность уступили место щедрости и благодеяниям, отчаяние сменилось надеждой.

Когда молва о его власти достигла областей, знатные и благородные обратили лица к той Ка’бе надежд и чаяний. Высокого ранга саййиды всего Гармсира, прежде всего сыновья Мира ‘Абд ал-Хаййа, как-то: Саййид Нураллах и Амир Хурд, обратились к высокому порогу царственного малика и привезли ключи от своих крепостей. Каждому он дал должность и звание много выше просимых ими. Великие саййиды из Хафтвада, называемого Кирманским Бамом{271} и известного как Вилайат арба’а («четыре области». — Л.С.), как, например, Шах-мирза, Шах-‘Абд ал-Баки и Мирза Сафи, явились на высокую службу, и он оказал им почет и уважение. Некоторые [из них] остались беседовать с верховным маликом, другие, достигнув своих желаний, вернулись по местам.

Поздравить его приехала большая часть знати из Каина. Они заявили о своей покорности и единодушии. Несколько человек не смогли приехать и прислали письма с благодарностью.

Приехали также жители Кал’а-йи Ках и /203/ Ука и заявили о намерении прогнать [своего] правителя. Поскольку они все состояли в родстве с эмирами Систана, их возвели в ранг нукаров. Каждый из них был произведен в чин и стал правителем своей местности и своей крепости с [положенным ему] жалованьем, формально повинуясь правителю Фараха.

Область Ниха передали Малику Мухаммаду, старшему сыну Малика Гийас ад-Дина Мухаммада. Малик Мухаммад, став владетелем области Них, укрепил цитадель и избрал ее местом своего пребывания. Он правил Нихом три месяца.

Часть владетелей той стороны приняла его со всей искренностью. Другая часть, настроенная враждебно, внешне выдала себя за искренне преданных людей, а тайно направила гонца к бывшему правителю Ниха, Шамс ад-Дин-беку гилю{272}, и обрадовала его вестью о передаче Ниха ему.

Когда же Малик Мухаммад приехал в Систан на служение верховному малику, намереваясь впоследствии вернуться [в Них], однажды ночью один из жителей Ниха привел Шамс ад-Дин-бека в верхнюю цитадель. Утром они изгнали родственников [верховного] малика и захватили крепость. Продолжение обстоятельств Шамс ад-Дин-бека и хозяев города Ниха будет приведено на своем месте. Вначале Раис Му’мин Хаши имел счастье [быть приглашенным] на службу, однако он пренебрег сдачей крепости. Тогда верховный правитель указал группе маликов и сыновей эмиров, чтобы они повели туда войско и уничтожили крепость Хаш, которая по укрепленности притязала на равенство с небесной цитаделью.

Согласно высокому приказу пять тысяч воинов выехали в крепость Хаш. Несколько дней шла война. В конце концов [крепость] была захвачена мулазимами [верховного малика]. Передавкрепость группе накибов Мира Хасана, войско вернулось в Систан.

Население пограничного района Систана, [состоявшее] из великих военачальников и накибов{273} той местности, надело себе на шею ярмо рабства. Местная власть была передана Малику Гарибу, старшему сыну Малика Наср ад-Дина.

Малики и эмиры верхнего и нижнего Мекрана прислали подушную и поземельную подати. [Верховному малику] повиновались вплоть до берега реки Синд{274}. В пятничной проповеди упоминали имя верховного малика, от его имени в области Нимруз чеканили монеты. Это продолжалось три месяца. Когда весть о захвате Систана дошла до Ирака, /204/ Мухаммад-хан, который был рукн ас-салтана и современником верховного малика, доложил: «Джа’фар-султан погиб из-за дурных намерений и тщетных притязаний. Малики, [потомки] Лайса{275}, преданы этому халифского достоинства роду. На некоторое время они сами отошли от дел правления. Сейчас же, когда у них есть желание и власть, не следует мешать им!»

Получив от шаха, подобного [своими достоинствами] Искандеру{276}, царские указы на [правление] провинцией, царские одеяния, барабан и знамя, [Мухаммад-хан] отослал [их] верховному малику. Он употребил все усилия, чтобы монеты чеканились с именем светлейшего [шаха] и чтобы в хутбе [прежде] упоминалось имя [шаха]. Он говорил: «Других просьб к вам нет. Заступайте на правление Систаном в соответствии с прежним указом!»

Саййиды, улемы и благомыслящие отправились к верховному правителю [Систана] и умоляли его об этом. Чекан монет и пятничную проповедь украсили именем шаха, [своими достоинствами] подобного Искандару.

На берегу Шелы Шайх-и Зирих скопилось сборище, подобно которому видывали в Систане не часто. Там насчитывалось двадцать тысяч семей, помимо людей Зириха, Рамруда, Гармсира, которые собрались по своим провинциям. Их знать отправилась к высокому двору.

В это самое время Малик Сафи ад-Дин Исхак{277} перенес свои пожитки в загробный мир. После соблюдения дней траура [Малик Махмуд] устроил большое празднество. Маликам и эмирам были розданы высокие должности и чины. Усадив Малика Гийас ад-Дина на трон с правой стороны, [Малик Махмуд] изволил великодушно сказать: «Это государство принадлежит вам, я лишь сын зашей светлости! Что же касается должностей и чинов маликам И эмирам, пусть будет так, как сочтет ваша милость. Малик Наср ад-Дин также приходится мне дядей со стороны отца. Вы оба являетесь старшими сего высокого рода».

Амир Хасан-‘Али, лала и учитель верховного малика [Систана], сидел впереди. Они с Маликом Гийас ад-Дином и Маликом Наср ад-Дином держали совет и обменялись мнениями относительно распределения должностей [в Систане]. Должность начальника канцелярии{278} была назначена Малику Мухаммаду, старшему сыну Малика Гийас ад-Дина, должность ишик-акаси-баши{279} — /205/ Малику Гарибу. Должность мир-ахура{280} пожаловали Малику Зарифу. Малик Махмуди стал назиром{281} всей страны, наблюдающим за безопасностью государства. В конце концов он занял должность вазира. Командование войском поручили Малику ‘Али сыну Малика Абу Исхака, племяннику верховного правителя [Систана]. Несмотря на то что [сему] рабу в то время было семь лет, ему поручили хранение чернильницы и назначили помощником. Малик Латиф стал сабленосцем, Малик Султан-Махмуд сын Малика Абу Са’ида — стольником. Его брата, Малика Касима, определили на должность таваджи. Мирза Абу-л-Фатх сын Малика ‘Али тоже имел какие-то обязанности. Верховный правитель [Систана] ко всем относился с большим уважением. Малик Гийас ад-Дин говорил постоянно: «Как жаль, что вы не желаете платить деньгами жалованье маликам — потомкам Малика Кутб ад-Дина, дабы возместить хотя бы десятую часть добра, сделанного ими сыновьям Шах-Махмуда».

Шах-Абу-л-Фатх стал главным конюшим, его брат, Шах-Касим, носил лук и стрелы малика; Малик Мустафа был держателем колчана, лука и стрел. Малик Мухаммад сын Малика Кубада был парваначи{282}; его брат, Шах-Валад, также был парваначи. Остальные маликзаде тоже почитали за счастье служить [верховному правителю Систана].

Великие эмиры: Амир Хасан-‘Али был назначен лала, Амир Хаджи Мухаммад — вакилем. Вазиром вначале был Мир Лутфаллах Ма’мури, а после его казни вазиром стал Мир Мубариз. После же убийства Мира Мубариза должность вазира была передана Малику Махмуди.

Амир Мухаммад сын Амира Хасан-‘Али занимал должность таваджи. Амир Камал ад-Дин Хусайн Табаки, младший сын Амира Хасан-‘Али, был управляющим библиотекой и приближенным его величества. Амир Хайдар сын Амира Хаджи Мухаммеда, принадлежавший к эмирам [рода] Саййида Ахмада, был собеседником, а формально состоял в должности кайчачигари{283}. Амир Гийас сын Амира Шамс ад-Дина, из эмиров Барзана, состоял в родственных отношениях с Миром Мубаризом и был ишик-акаси.

Остальные маликзаде — родственники Мира Хаджи Мухаммеда, Амира Хасан-‘Али, Амира Мубариза и других были включены в число курчиев. Внук Йар-Махмуда, Амир Мухаммад-Салих, был тарханом{284} и собеседником [правителя Систана].

Остальные йары входили в число /206/ курчи. Сыновья Мира Хасана сына Йар-‘Али, например Хасан-‘Али, носили стрелы и луки. [Хасан-‘Али] был, [кроме того], главой арсенала{285}, Мир Касим кази — назиром, Мир Касим Нармашири — мушрифом. Мир Джалал «Гав» носил копье малика, шайх Мухаммад, один из потомков шайха ‘Али-Махмуда, был знаменосцем. Мир Хасан-джан, из чагатайских эмиров, предки которых прибыли в Систан вместе с Биту м, сестрой султана Абу Са’ида, был назначен мустауфи, лицом, от которого зависело решение всех частных и общих вопросов. Мир Музаффар, самый старший из людей этого сословия, человек, которому доверяли, стал ишик-акаси гарема{286}.

Накибы: накиб Джамал был сипахбадом и полководцем войск. Накиб Махмуд Туршаби был назначен воспитателем Малика Хайдара. Одним словом, каждый из маликов, эмиров и владетелей Систана{287} занимался делом достойным и подходящим для него. Со всей преданностью они устремились на службу. [Верховный правитель Систана] устраивал разного рода собрания и [вел] беседы в узком кругу. Начало своего правления и расцвета эпохи могущества [Систана] он отметил царскими пирами. Величие и высокое положение верховного правителя Систана, его внушительная наружность и величавость так воздействовали на сердца, что люди, находившиеся при нем многие годы, каждый день приходя к нему на службу, думали, будто они только сегодня стали служить этому высоких помыслов [правителю]. Несколько лет они повиновались ему совершенно беспрекословно и не платили подать кызылбашским наместникам. Воистину, редко встретишь в мире среди султанов вакиля и столпа государства подобного Амиру Хаджи Мухаммеду. Не было равных ему по достоинствам, внешнему облику, по внутренней доброте, проницательности, дару слова, изысканности слога, искусству писать. Требования и просьбы, высказанные во время рассмотрения прошений, всегда были близкими к разрешению. Никто из [простых] систанцев и эмиров не мог поступить вопреки мнению Амира Хасан-‘Али. Амир Хасан-‘Али в преданности и покорности малику [Систана] не был столь назойливым и предприимчивым, чтобы стеснить чье-либо дыхание. /207/ Он всегда заботился, чтобы пыль уныния не села на зеркало чьей-либо преданности, старался разузнать скрытое и явное людей обидчивых и упрямых. Обидчивых он утешал, упрямых ласкал похвалой. Яд стрел злоречивых обезвреживал с помощью противоядия, участливо осведомляясь об их здоровье; прикладывал пластырь любви к ранам упавших духом. Пока Мир Хасан-‘Али был жив, царили единодушие и единомыслие. Никто не высказывал противных суждений. Пять месяцев после учреждения сей власти упомянутый эмир преставился. Это несчастье огорчило верховного правителя [Систана] и остальных уважаемых эмиров и великих маликов. И в самом деле, его смерть была несчастьем для страны. Никогда еще в Систане не было правителя такой силы, уважения, благородства, великодушия, [человека] благонамеренного, правильно поступающего, знающего счет [деньгам], твердого в дружбе.

После кончины сего мудрого [мужа] его старший сын, Амир Мухаммад, удостоился почетного назначения воспитателем. Амир Мухаммад обладал совершенным умом, терпением, кротким нравом и благочестием. В набожности явной и скрытой, в избежание всего запретного и в служении Богу он достиг высшей ступени, пользовался огромным почетом и уважением у верховного правителя [Систана] и был любимцем остальных маликов и эмиров. Отношения между ними и Амиром Хаджи Мухаммадом в высшей степени были дружественными. После кончины Амира Хасан-‘Али у него появилось желание иметь большую прибыль, чем доходы.

Верховный правитель [Систана] еще раньше назначил мустауфи своего давнего друга Амира Хасан-джана{288} и отдал ему [контроль] над общим доходом, сам ревизовал и общий и частные доходы. Амиру Хаджи Мухаммаду, считавшему, что «вмешиваться в дела малика совершенно не следует, достаточно того, что я забочусь обо всех важных делах», малик возражал: «Хотя у тебя должность вакиля, вмешиваться в дела и требовать прибыли следует соответственно доходам. Если из десяти дел народа мы уладим два дела, которые невозможно разрешить по гражданскому закону и закону шариата, жалоб быть не должно».

Стороны начали капризничать. Льстецы нашли путь в оба собрания. /208/ Группа любителей сборищ окружила упомянутого эмира, ежедневно устраивая пирушки. Находись упомянутый эмир постоянно на служении малику, пирушки не были бы возможны. Те же, по-видимому, были заинтересованы в таком поведении, клеветники скучали.

В окружении верховного правителя также были люди, которые в отсутствие верховного эмира заявляли о [своей] близости с ним и вмешивались в дела. Когда он был на месте, [делать] это не удавалось. Они стремились к тому, чтобы нарушить согласие. Обе стороны готовили все необходимое для раскола. Постепенно дело дошло до того, что ежедневные встречи сменились [встречами] раз в неделю, потом [раз] в десять [дней. Затем] солнечный луч встреч пробивался лишь раз в месяц. Группа смутьянов, имевших доступ к Миру Хаджи Мухаммаду, обратила его внимание на то, что положение верховного правителя [Систана] за последние шесть месяцев изменилось, а он обращается с вами по-прежнему. Ежели его правление продлится еще год, то никто не сможет ему помешать. Для правления подходит наследник Малика Исхака с материнской стороны, Малик Хайдар. В то время Малику Хайдару был 21 год. Группа людей пришла к нему. Обманув его, они представили дело так: «[Поскольку] мы обижены на твоего отца, если ты не дашь согласия, то возведем на правление Малика Мухаммеда сына Малика Йахйи, наследника земельной собственности».

Малику Хайдару казалось, что его отец получил власть благодаря стараниям эмиров; по неопытности и малолетству глаза его, взирая на мир, видели только то, что желали другие, и он не знал, что великие дела хотя внешне имеют посредника, но на самом деле полностью зависят от воли Творца и могущества Того, кто создал день и ночь. Поддавшись искушению и обману со стороны тех людей, он отправился в дом Амира Хаджи Мухаммеда. От дворца его почтенного отца он отстоял не далее чем одно конское поле{289}. Малика Хайдара посадили на престол правления. Были в сборе все эмиры, низшие и благородные. Каждому определили должность.

Когда это известие дошло до слуха верховного правителя [Систана], он язвительно усмехнулся и ничего не сказал, ни хорошего, ни плохого. Один день он оставался в том месте. На следующий день выехал в Джарунак, свою главную резиденцию, и спокойно зажил там в раеподобном саду.

/209/ Малик Гийас ад-Дин и [его] сыновья, Малик Наср ад-Дин со своими сыновьями и остальные малики, словно ожерелье Плеяд, окружившее луну на небосводе высоты, собрались возле него. К нему пришли также сыновья Малика Абу Са’ида, дяди Малика Хайдара со стороны матери. Уважаемая Биби-шахзаде, свод целомудрия, вместе с другими детьми уехала в Джарунак.

Правление Малика Хайдара среди эмиров продолжалось три дня. На четвертый день под предлогом прогулки он выехал оттуда и приехал в дом отца. Найдя дом пустым, стал там жить. Эмиры отряд за отрядом собрались в том месте и всячески уговаривали его. Малик Хайдар только плакал. Наконец эмиры тайно отправили человека к Малику Гийас ад-Дину и умоляли его приехать. Малик Гийас ад-Дин приехал к Малику Махмуду и сказал: «Я привезу Малика Хайдара, он не виноват. Эмиров я тоже привезу. Ни одно слово упрека, которое отдавало бы оскорблением, не должно слететь с великих уст, ибо это породило бы лишь страх в сердцах. Напротив, всепрощение и снисходительное отношение послужили бы увеличению искренней привязанности к вам».

Малик Гийас ад-Дин после подготовки основы для всепрощения и благодеяний уехал в ставку Шайх-и Зирих. Те люди выражали радость. Каждый готов был просить извинения. Лучший из маликов спас их от стыда. Рукавом милосердия он стер слезы с лица смущения Малика Хайдара. Всех привезли в Джарунак. Малик Гийас ад-Дин решил, что Малик Хайдар поедет к отцу раньше [остальных]. Народ в отрядах пусть не волнуется. В конце дня, взяв себе в спутники знатнейших эмиров, он привез их с собой в Джарунак.

Почти на закате, когда потемневшее небо («и сделали ночь покровом»^[134] окутывает покровами дела, те терзаемые смущением люди с устами, полными извинений, и рассыпающими жемчуг глазами были приняты верховным правителем [Систана]. Лучший из маликов Малик Гийас ад-Дин, излагающий истины язык которого превосходил в устройстве дел красноречие Сахбана{290}, от имени несравненного эмира и других эмиров принес верховному правителю глубокие извинения и тем удовлетворил обе стороны. /210/ В присутствии отца он приласкал Малика Хайдара и пошутил: «О свет очей моих, ты хотел обратить внимание престола на свои достоинства и одаренность? Ни отец твой, ни старшие родственники не имеют ничего против!»

Всевозможными ласками он снял ржавчину сего постыдного поступка с его чела и водой милосердия смыл пыль его страха. Верховный правитель, со своей стороны, говорил и простым и знатным о своей незаинтересованности мирскими делами. Несколькими словами раскаяния он перемолвился с Амиром Джамалем сыном Мира Шайха и двоюродным братом Мира Хасана-‘Али, искренним доброжелателем [малика].

Два дня весь народ Рамруда и Пушт-и Зириха находился там в сборе. Услыхав это известие, накибы Зириха и Рамруда, главы Хауздара и Кундара, великие накибы, вожди [племен] и кутвали крепостей — все стекались в Джарунак вместе со своими рядовыми [воинами] и почетными старцами Сарабана. По настоянию саййидов, прежде всего Саййида Мухаммеда Каусари, Шах-Ахмада и Амира Махмуда сына Амира Саййида (последний был справедливейшим из судей, чьи приказы исполнялись, и обладал величайшей добродетелью и благочестием), верховный правитель отправился в ставку Шайх-и Зирих и стал там жить. Длительное время никаких разговоров о сем постыдном поступке не вели, не раздражали уважаемого [человека]. Каждый усердно исполнял свои обязанности. В те времена великие саййиды и высокие судьи всегда выступали посредниками. Путь разговорам мятежных людей был закрыт.

Когда минуло полтора года правления малика и когда царь царей и султанов поселился в укреплении в лесу{291}, когда его люди и последователи собрались в одном месте, благородные сочли за благо, чтобы знать и эмиры, [находящиеся] на службе малика, расположились возле селения Пуште Заве{292}, в одном фарсахе от той ставки, а имеющие землю и безземельные крестьяне{293} Бар-и Зириха, Пушт-и Зириха и Абхурана ехали бы в свои селения и местности и приступили бы к их благоустройству. В соответствии с этим дом Мира Хасана-‘Али стал местом остановки верховного правителя [Систана]. Приготовили также жилища для [других] маликов. Амир /211/ Хаджи Махмуд{294} и Амир Мубариз заняли дома для себя и для своих подданных. Малик Гийас ад-Дин остановился в своем новом доме, который выстроили для него в нижнем Джарунаке. Малик Махмуди, помирившись с отцом, приехал в Джарунак. Однако Малик Мухаммад остался у верховного правителя в Пуште Заве.

Амир Хаджи Хусайн, брат Амира Таджа, приходившийся Амиру Хаджи Мухаммаду двоюродным братом со стороны матери и происходивший из [рода] эмиров Пуште Заве, который владел землями Амира Мухаммада сына Махмуда и являлся крупным землевладельцем, издавна был в ссоре с Амиром Мубаризом. Он всегда дурно говорил верховному правителю об Амире Мубаризе, утверждая, что «Амир Мубариз сеет смуту среди народа. Пока он жив, ваши дела не будут иметь успеха».

В то время Амир Мубариз независимо исправлял должность вазира. Амир Хаджи Мухаммад, вынужденный молчать, как будто был недоволен этим. Малика Хайдара окончательно уговорили убить Амира Мубариза. Маулави Маснави Систани (так!), один из приближенный [к малику] поэтов, занимавшийся составлением писем, также выступил подстрекателем этого постыдного поступка.

Мавлана ‘Ашики, [один] из известных поэтов того времени, был наперсником Амира Хаджи Хусайна. Амир Хаджи Хусайн с утра до вечера проводил [время] возле того порога и рассказывал об этом.

Когда луч сомнений отразился в зеркале уверенности Амира Мубариза-‘Али, он стал думать об отъезде. Малик Наср ад-Дин и его друзья в противовес Малику Гийас ад-Дину, который держал сторону Амира Мубариза, вступили в этот заговор.

Амир Мубариз поспешил в Джарунак и рассказал лучшему из маликов правду о своих делах. Малик Гийас ад-Дин не подозревал, что Малик Махмуд является зачинщиком сего дела, и не знал, что Малик Хайдар может совершить этот поступок без повеления малика. Он успокоил Амира Мубариза. Вместе с ним он приехал в дом верховного правителя. Верховный правитель потребовал Коран и в присутствии своего пользующегося доброй славой дяди поклялся: «Я не буду слушать ничьих слов относительно Амира Мубариза и не дам согласия на его убийство».

Лучший из маликов провел там одну ночь, /212/ на следующий день он приехал домой.

Во время вечерней молитвы, [когда] он сидел с группой людей в своем садике, верховный правитель прислал срочного гонца и сообщил, что дело Амира Мубариза обернулось так-то. Тогда, когда Малик Гийас ад-Дин уехал в Джарунак, Амир Мубариз выкрасился хной, обрил голову, вымылся, надел чистое белье, исполнил религиозные обряды и, как было условлено, направился в дом малика. Амир Хаджи Хусайн вместе со своими слугами-злоумышленниками был там. Малик Хайдар решил совершить прогулку. Конь его стоял наготове. Он пытался сесть на коня. Подошел Амир Мубариз, взял его за плечи и посадил, а сам пал наземь в нескольких шагах перед ним, дабы засвидетельствовать почтение, а затем вернуться назад. Малик Хайдар, вытащив меч, ударил его по лицу. Джамал сын Хаджи Тахира и Хусайн Сикандар{295}, каждый в отдельности, тоже нанесли ему удары мечом и прикончили его. [После того] Малик Хайдар отправился на прогулку, Амир Хаджи Хусайн вошел в коридор дома малика. Его слуги напали на труп Амира Мубариза, каждый из них нанес удар мечом. Малик Махмуд, получив известие, растерянный, вышел из дома, обругав и осыпав проклятиями Малика Хайдара. Но дело уже было сделано, помощь была бесполезна. «Исправлять событие надо прежде его [свершения]». Он очень сожалел о сем постыдном [поступке]. С гонцом он отправил послание, умоляя Малика Гийас ад-Дина о приезде. В то самое мгновение, как это случилось, Амир Хаджи Мухаммад выехал из своего дома в Пуште Мала, оттуда в Пуште Йари, что на побережье и в лесу. Весь народ собрался к нему. Мир Мухаммад-лала, Амир Саййид-‘Али, сыновья Мира Хасана ‘Али, Амир Шайх и Амир Джамал, которые приходились близкими родственниками Амиру Мубаризу (Амир Мубариз приехал в Пуште Заве в расчете на помощь этих людей. Кроме того, в его доме находилась дочь Мира Хасан-‘Али), все они, обидевшись на Амира Хаджи Мухаммеда, стали жить в одном месте. Эмиры Барзана переправили через реку Амира Касима сына Амира Мубариза, которому в тот день /213/ исполнилось 12 лет, и все вместе сосредоточились в крепости Барзан.

Когда Малик Гийас ад-Дин прибыл к верховному правителю и увидел боязнь людей [оставаться] в домах и стечение народа на берегу реки и в укрепленных местах{296}, начал он осуждать и выговаривать: «Я потому взял сторону Амира Мубариза, что не было доверия к этим людям. О заговоре я знал, ибо шли разговоры. После достижения желаемого они делают происшедшее поводом для обиды. Вражда Амира Мубариза была лучше дружбы этих людей. Как ты мог допустить, чтобы сей поступок совершил твой неопытный сын? Я страшусь несправедливого убийства, ибо сей грех может оборвать жизнь молодого человека». Так и случилось в действительности. Месяц спустя умер двухлетний Мухаммад-Ма’сум-мирза сын Малика Хайдара, а через три месяца и сам он перетащил свои пожитки в загробный мир. Об этом будет рассказано на своем месте.

Одним словом, у дворца малика собрались его и Малика Хайдара нукары со всеми «приложениями и дополнениями». Никого не осталось во дворце, кроме Амира Хусайна. Эмиры увезли Малика Мухаммеда сына Малика Йахйи из Пеласи к себе и возвели его на правление.

Правление Малика Мухаммада сына Малика Йахйи, [который был посажен на престол Систана] благодаря стараниям эмиров

Малик Мухаммад был молодцем, внешне не лишенным красоты, искусным наездником, прекрасным копьеносцем, лучником и стрелком из мушкета. Однако у него не было опыта в делах, и рука его не имела жемчужины доброты, главного источника могущества всякого властелина. Ежедневно он садился на коня и со знаменем и другими [атрибутами] власти выезжал на охоту. Его окружали эмиры Систана. В местности Пушт-и Зирих, где были действительны приказы эмиров...{297}, готовили царскую еду. Так продолжалось три месяца. Малик Махмуд со своими нукарами, родственниками, мулазимами, старыми и новыми, и жители Бар-и Зириха не обращали на это внимания. Народ Зириха собрался ко двору малика. Накиб Джамал, управляющий делами, хотел поехать туда, /214/ помешать Амиру Хаджи Мухаммаду и разогнать сборище. Малик Махмуд запретил ему: «Лучше избегать подобных дел. Власть Малика Мухаммада для меня подобна движению частиц против солнца. Эмиры раз за разом обнаруживают свою сущность. Вреда от подобных действий нам не будет!»

В конце концов накиб Джамал, Раис Ахмад, накиб Махмуд, Малик Гийас ад-Дин и Малик Насир ад-Дин выехали в место остановки эмиров, встретились с Амиром Хаджи Мухаммадом. Амир Хаджи Хусайн поехал с ними. Он осудил своих людей. Слуги Малика Мухаммада раскаялись в своих приготовлениях, опасаясь Малика Хайдара. Малик Касим, его родственник, оказал ему поддержку, и он удалился в Сарабан.

Бесстыжие эмиры в союзе с накибом Джамалем и накибом Махмудом прибыли в Пуште Заве. Верховный правитель расспросил об обстоятельствах Амира Мухаммада-лала, Амира Саййид-‘Али и эмиров Пуште Заве. Они отрицали участие в этом деле Хаджи Мухаммада. Из-за обиды на Амира Мухаммада они рассказали правду о его оскорблении. Желая отблагодарить, он каждому подарил арабского скакуна с расшитым золотом седлом, пояс и почетное платье. Амир Хаджи Мухаммад вновь приступил к отправлению должности вакиля.

Некоторое время спустя верховный правитель пожелал прибыть в Джарунак, в дом и сад своего отца. [Другие] малики, так же как и эмиры Пуште Заве, остановились в своих домах.

Амир Хаджи годом ранее восстановил крепость Кал’а-йи Тагрун и выехал туда. Время от времени эмиры собирались. Дела наладились.

Когда верховный правитель приехал в Джарунак, поместив Малика Хайдара в доме своего дяди с отцовской стороны, Малика Абу Исхака, он развернул такую [деятельность] по устройству празднеств и благотворительных угощений, что никто не мог сесть за еду и питье в своих домах. Знать и родственников приводили в место, где накрывали столы, как с помощью ласк, так и по принуждению, мулазимов — по обязанности, прочий люд — в соответствии с указом. /215/ Все это имело место с 1 ша’бана до ночи 10 рамазана. 10 рамазана нежное тело совсем еще юного отрока стало лихорадить. Поскольку за несколько дней до этого славного малика посетила мысль о перестройке селения Рашкак в город, а также мысль о необходимости переменить место жительства ради облегчения болезни Малика Хайдара, он выехал в Рашкак.

В пятницу 11 рамазана 989/9 октября 1581 г. в полночь он прибыл в ту местность. Старосты Рашкака: накиб Шамс ад-Дин, накиб Хусайн-Ахмад и устад Гулам-‘Али, плотник, дома которых по укрепленности и простору были словно крепости, предоставили свои жилища маликам и их родственникам. Великий верховный малик разместился в доме устада Таджа, который был местом пребывания покойного Малика Султан-Махмуда. Малик Гийас ад-Дин поселился в доме накиба ‘Али сына накиба Шамс ад-Дина, Малик Наср ад-Дин ва-л-хакк — в доме накиба Касима сына накиба Хусайна. Рашкак, большое укрепленное селение, с севера на юг был сплошь заселен знатью. Базары сомкнулись. Дом верховного малика на [расстоянии] 50 джарибов обнесли крепостной стеной с башнями и зубцами. Под башнями соорудили двое ворот, которые всегда оставались местом зодиака счастья. От резиденции правителя, находившейся в самом центре, до восточных и западных ворот на расстояние двух джарибов [тянулась] площадь, где постоянно собирались низшие и знать. В тот дворец могущественного правителя, на арену могущественного, как небо, правителя сходились вся знать, гости, послы и простой народ. Каждое утро и вечер до времени, когда начинали пир и расстилали скатерти [с угощением], там толпилось такое множество народа, описать которое нет слов. От дурного глаза случилось трагическое событие и великая беда — смерть света очей добра и благородства, опоры государства и народа Малика Хайдара, которая произошла на одиннадцатый день приезда в то место, или, иными словами, 22 рамазана вышеупомянутого [989/1581] года. Жаль того стройного кипариса на лугу правосудия! Жаль, ибо он был только что распустившейся розой /216/ в саду любви, лепестки которой от ледяного дыхания смерти осыпались с куста надежд. Жаль плоды больших ветвистых деревьев, которые садовник времени сорвал несозревшими с ветки жизни и бросил на землю покаяния. Душа верховного правителя разрывалась от скорби, он был повергнут во прах. Горе сжало сердце дяди со стороны отца, испортило настроение дяди со стороны матери. Настал траур для маликов ‘Аджама{298} и даже для всей Вселенной, ибо голубое небо и раскаленное солнце не видели еще такого трагического события. После разжигания огня нетерпения, что обычно сопутствует такого рода событиям, местные малики взяли себя в руки и вооружились терпением. Улемы и факихи проповедями, [чтением] стихов из Корана и [рассказом] удивительных хадисов погасили огонь печали верховного правителя Малика Джалал ад-Дина, брата [Малика Хайдара], Малика Гийас ад-Дина, Малика Насир ад-Дина, а также остальных двоюродных братьев. Малик Гийас ад-Дин так много плакал и горевал, что перестал бывать в собраниях и стал затворником. С каждым днем его печаль набирала силу (его историю я еще расскажу), пока три месяца спустя он не простился с сим миром. Он постоянно говорил: «Малик Хайдар своей внешностью, поведением и нравом похож на моего отца, великого шаха Шах-Наджм ад-Дина». Он очень любил Малика Хайдара и был влюблен в его высокое дарование и его благородное сердце.

После окончания дней траура, раздачи милостыни достойным, чтения Корана в память покойного и [исполнения] других обрядов, когда прошло 40 дней, знатные люди всех уделов Систана, умоляя, привезли верховного правителя в присутственное место и устроили собрание, где чтением исторических хроник и свода уложений древних авторов заживили раны в его сердце и утешили сего великого человека, как могли.

В это самое время в Систан из Ирака прибыл высокого ранга и знатного происхождения Ака Зайн ад-Дин{299}. Сердечная приятность от встречи с ним отвлекла верховного правителя. Некоторое время он наставлял [верховного малика].

После трагического события с Маликом Хайдаром Мир Мухаммад-Салих /217/ «Салики», сверстник и товарищ той розы из большого цветника, вместе с Маулави, воспитателем того воспитанника сада совершенства, не будучи в состоянии нести в сердце столь тяжелую ношу, уехали в священные города Мекку и Медину. Через полтора года после того как они удостоились сего счастья, благодаря пребыванию в тех святых местах они покрыли себя славой и почетом. Мудрый советник, защитник счастья занялся упорядочением земельных и финансовых дел верховного правителя. Привел в полный порядок дела по управлению государственными домами и земельными угодьями Систана. Высокочтимый маликзаде Малик Джалал ад-Дин Махмуд{300}, который занял место уважаемого брата после его смерти и которому верховный правитель передал власть в Сарабане, постоянно общался с Ака Зайн ад-Дином Мухаммадом. По распоряжению малика он ежедневно по три-четыре часа проводил с Ака [Зайн ад-Дином] в качестве слуги ради приобретения положения в обществе и хороших манер. В то время из Фараха в Систан прибыл Малик Байазид Фарахи{301}, родственник верховного правителя и Малика Гийас ад-Дина. Он привез с собой своего сына, Малика ‘Абдаллаха, обладавшего разными достоинствами и видной внешностью, и Мирзу Тимура-‘Али, мунши, соединявшего в себе все достоинства. Мавлана Касими Хвафи и поэты Систана — все имели место в его высоком собрании. Все более и более они отвлекали [малика] от мыслей о том трагическом событии. Каждый день и каждый вечер где-нибудь устраивалось собрание. В собрании присутствовали обладавшие хорошим голосом певцы, искусные, как Христос, сказители. Среди певцов был Хафиз ‘Араб, которого навваб Бади’ аз-Заман привез из Герата. В те времена отмечалось, что в манере исполнения он, подобно устаду Сабиру{302}, не имеет [себе] равного. Он читал в высокой тональности 300 двустиший маснави. Среди поэтов и певцов в том собрании было много таких, каждый из которых являлся чудом своей эпохи. Тридцать пять лет минуло с тех пор. [Сей] раб объездил весь Иран, побывал в великой Мекке, а также в ряде городов Турана{303}. Неоднократно присутствовал в собраниях его величества шаха, прибежища веры{304}. Бывал на собраниях в узком кругу /218/ и на большом приеме, устроенном [в честь] властелина Турана Вали-Мухаммад-хана{305}. Довелось мне бывать и на других больших маджлисах, где [шах] принимал навваба Рустам-Мухаммад-хана, туранского принца{306}, великих султанов, навваба Шахин-Гирея — падишаха татар{307}. На тех маджлисах присутствовали послы [разных] стран, в том числе Рума, Индии, Европы, [страны] узбеков. Много раз я бывал также в собраниях доблестных, как Фаридун, эмиров Аллахвирди-хана{308}, Хусайн-хана шамлу{309}, Гандж-‘Али-хана Кирмани{310} и других эмиров. Неоднократно довелось присутствовать и на пышных по-царски собраниях садра ‘Аджама Кази-хана{311}, которые могут стать притчей во языцех у царей и султанов мира своим величием и великолепием. Бывал я в знаменитых кружках высочайшего И’тимад ад-даула Хатим-бека и Талиб-хана, великого вазира Ирана{312}, Мирзы Кавам ад-Дина Мухаммеда, мустауфи ал-мамалика{313}, который является достойным подражания образцом в устройстве пиршеств и [поддержании] дружеской беседы, а также в уважаемом обществе титулованного Ходжи Мухаммад-Ризы, вазира областей Азербайджана{314} и доверенного лица государя Ирана, который часто устраивал пиршества при [постоянном] присутствии на них лучших поэтов на раеподобных просторах Грузии, на украшенных, словно в раю, лужайках с прозрачными родниками. За это время я встречался с разными людьми, сталкивался со многими характерами высочайших и нижайших [людей своего] времени, наблюдая нравы как на редкость одаренных людей, так и посредственных, [однако] не встречал я маджлиса, столь приятного и радостного, и общества, столь изысканного и привлекательного, [как 35 лет назад]. Устроитель собрания находил путь к сердцам и извлекал из них скрытые желания хранителей тайн благодаря своей проницательности или же с помощью своего магнита и поступал в соответствии с желанием каждого сердца. Не ведал он в сем занятии устали. Напротив, когда ему удавалось осчастливить чье-нибудь сердце, жажда деятельности возрастала. На древе кроткого сердца, в котором из-за подавленного состояния /219/ государя никогда не возникало желаний, появилось несколько ростков мечты. Красивой внешности, царских манер, он был деревом, на котором для обитателей рая, участников его маджлисов, вырастал любой плод, какой бы он ни пожелал. На райском дереве вызревают любые плоды, любые взлелеянные надежды [сбудутся], как [об этом] сказал ‘Азизи{315}:

Тот приятный с царской внешностью и царскими помыслами человек исполнял все желания. Известны и другие стороны его благотворительной деятельности.

Некоторое время спустя после устройства пиршеств и собраний случилось трагическое событие с лучшим из маликов — Маликом Гийас ад-Дином Мухаммадом. После смерти Малика Хайдара день ото дня росли его печаль и тоска, пока первого числа священного месяца зу-л-хиджжа не скончалась его старшая дочь от брака с дочерью Амира Гийас ад-Дина сына Амира ‘Абдаллаха. Он очень горевал. [Вначале] появился небольшой жар, [затем] лихорадка усилилась. И вот в четверг восьмого дня упомянутого месяца, в ночь на большой хаджж{316} птица его души [взлетела] в небеса. Верховный правитель был очень расстроен этим событием и говорил о своей признательности дяде, брату матери, за воспитание и доброту. В ту же ночь он принялся за дело и не допустил, чтобы произошла задержка в приготовлении всего необходимого для погребения [Малика Гийас ад-Дина]; отвез его в медресе Махмудабад и там похоронил: «Подлинно мы принадлежим Богу и мы возвратимся к нему»^[135]. [Сему] бедняку в день кончины отца было десять лет. Его смерть еще больше растревожила в сердцах родственников раны, [не зажившие] еще после смерти Малика Хайдара. Поскольку эмиры [рода] Мира Махмуда издавна считали Малика Гийас ад-Дина «отцом» и Малик Гийас ад-Дин называл Амира Хаджи Мухаммада «сыном», то после кончины вышеупомянутого наезды Амира Хаджи Мухаммада стали более редкими. Отчужденность и страх росли. Ака Зайн ад-Дину Мухаммаду наскучило долгое пребывание в укрепленном селении Рашкак, и он подумывал о возвращении в Кирман и мести афшарам{317}. Мысли об этом постоянно /220/ влекли его куда-нибудь, и он ехал в какое-либо место. По причине давней дружбы между Амиром Хаджи Мухаммедом и Ака Зайн ад-Дином Мухаммедом их беседы на царственных пирах малика были оживленными. На несколько дней он уезжал в леса Пушт-и Зириха и в крепость Тагрун, а десять дней спустя приехал на служение к верховному малику. Группа подстрекателей убедила простодушного эмира в том, что господина Ака [Зайн ад-Дина] следует отправить в Заминдавар, дабы он подстрекнул Рустам-мирзу к походу в сии пределы. Ежели поход состоится, то в делах произойдет перелом. Ежели этого не случится, то будет повод для еще больших милостей и даров верховного малика.

Ака Зайн ад-Дин, много пострадавший от Ака Бигташ-хана афшара{318}, постоянно стремился отомстить ему. Он считал это важнейшим из дел. Не получив согласия малика, он бежал в Заминдавар. Конец его дел будет таким же!

Хотя дни траура по дорогому сыну были на исходе, печаль и скорбь малика все усиливались.

В то время в Систан прибыл в сопровождении каравана почти из 10 тысяч [груженных] товарами верблюдов прибежище саййидов Амир Мухаммад-Амин Машхади{319}, который многие годы жил в Индии. Амир Мухаммад-Амин хотя был [лишь] предводителем каравана{320}, однако его способности, дарования и положение во всех отношениях выделяли его среди знати того времени. Он и верховный малик так подружились между собой, что [Амир Мухаммед] оставался в течение целого месяца в Систане незваным гостем малика. Все находившиеся с караваном были тоже гостями малика. Верховный малик устроил необычайно пышный пир. Когда пришло время отъезда эмира в Ирак и он, получив разрешение малика, прошел два перегона в сторону Хауздара, который находился на краю пустыни по дороге в Ирак, разлука с мирзой вывела малика из равновесия. После кончины Малика Хайдара от чрезмерной печали он проявлял нетерпение, ранее ему не свойственное.

В пору юности малик однажды отправился на охоту. В полуденную жару он спешился на берегу Хирманда у шатра Кара-даруги, того, кто ведал верблюжьим приказом его светлости /221/ Бади’ аз-Заман-мирзы. Во время пребывания там дочь Кара-даруги, красота которой была такой, что даже Лайли могла быть только одной из прислужниц, несущих ее паланкин, дала увидеть себя малику и сразу лишила великодушного малика выдержки. Долгое время он был влюблен в нее, часто бывал среди племен Сарабана, пока дело не кончилось бесчестьем. У девицы был жених. Во время течки у верблюдов он смешал с чем-то пену с затылка верблюда и дал съесть малику. С того времени ежегодно в течение месяца малик выказывал признаки безумия, однако никогда не вел бессвязных речей и не издавал странных звуков. Самое большее, он ежегодно устраивал в нескольких местах собрание и на каждое из них сажал группу певцов. Посылал также в собрания поэтов и музыкантов, а сам садился на коня и разъезжал, заглядывая в каждое собрание. Там, где хотел, он сам и его приближенные вкушали угощение. В других собраниях еду и напитки распределяли между находившимися на них гостями. Ежегодно в течение одного или двух месяцев положение оставалось таким. В раздаче [милостыни], щедрости пожертвований и благочестии он излишествовал. Ежегодно он использовал в собраниях розовую воду, водку, пряности в больших количествах. После истечения этого периода он вновь жил независимо, благородно.

За время траура по дорогому сыну его тоска достигла крайнего предела. В то время, когда Амир-Мухаммад-Амин направился в Ирак, было начало весны. Дело перешло границы равновесия. Он оседлал коня и поехал с группой людей следом за Амиром Мухаммад-Амином в Хауздар. Доехал до шатра упомянутого выше эмира и высказал сильное желание видеть отсутствующее лицо. Собрание стало оживленным. В тот день Малик Мустафа еще до приезда в Хауздар верховного малика был назначен с пятьюстами всадниками сопровождать караван Амира Мухаммад-Амина и должен был доставить его в укрепленное селение Бам в Кирмане. К своему даруге на службу приехали также накибы Зириха, ибо Малик Мустафа был бессменно правителем Зириха /222/ и Рамруда. Там были в сборе все приближенные маликов вместе с самими маликами. Людей каравана сопровождали почти десять тысяч воинов. На следующий день на рассвете, [когда] благоуханная душа верховного правителя была близка к тому, чтобы обидеться на Мухаммад-Амина, он угрожающе возопил: «Грабьте его караван!»

Систанцы, которые в начале года разграбили караван Амира Джалала, в силу своего характера снова мечтали о таком дне, хотя испытанные ими муки от [необходимости] вернуть имущество купцов каравана Амира Джалал ад-Дина были для них подобно смертельному яду, однако во рту у них все еще была влага от вкушения радости владения им. Особенно тогда, когда на это дал добро верховный малик. Они собрались уже выехать, как Малик Джалал ад-Дин, его люди и приближенные оседлали коней и напали на тех разбойников. Несколько злодеев он ранил стрелой и поклялся, что за каждую утерянную вещь снесет голову одному из их главарей и сбросит ее на землю презренности. Воины и разбойники очень старались, однако Малик Джалал ад-Дин и [другие] малики [со своей стороны] тоже приложили усилия и старания. В это самое время Малик Мустафа с тысячью конников окружил караван, и те откочевали и отправились в сторону Ирака. [Малик Джалал ад-Дин] послал вместе с Маликом Мустафой всех военачальников Зириха, а их братьев и сыновей оставил при себе. Верховный малик по причине запрета разграбить караван отвернулся от сына. Безумие взяло верх, его желание вышло из границ умеренности. Он оседлал бывалого коня и поскакал на окраину степи. Как только он достиг степи Шайхланг, к нему подскакали Амир Джалал Кишу и Амир Хасан-‘Али сын Амира Хусайна сына Йар-’Али. Малик пустил коня в [воды] Шелы Махмудабад. Было половодье. Конь попал в водоворот. Амир Джалал, спрыгнув с коня, бросился в воду. В тот час, [когда] верховный малик, соскользнув с седла, чуть было тоже не попал в водоворот, Амир Джалал схватил его. На помощь подоспел также Амир Хасан-‘Али, и они вдвоем вытащили малика из воды. Коня они тоже спасли и усадили на него малика. Следом подъехал Малик Джалал ад-Дин. /223/ Верховный малик, увидев [своего] уважаемого сына, еще больше разволновалсяи отвернулся от него. Пребывая в смятении, они въехали в Рашкак. Матери Малика Хайдара и [другим] женщинам семьи было причинено много несправедливостей. Все они направились в дом Малика Гариба, находившийся поблизости от их дома: Малик Гариб приходился зятем верховному малику — в его доме находилась старшая дочь малика. В то время он жил в Сархадде, пограничном районе Систана, и осуществлял там правление. Верховный малик остался один в своем дворце. Слуг своих он тоже очень обидел. Дело дошло до того, что вокруг него никого не осталось. Он разорвал на себе одежду. Неуравновешенность его перешла границы. По совету родственников, друзей и благомыслящих людей Малик Джалал ад-Дин сковал цепью верховного малика:

Малик Джалал ад-Дин стремился лишь облегчить черную меланхолию [отца]. Малик Наср ад-Дин и Малик Зариф, его сын, преследовали другую цель. Одним словом, сыновья Малика Гийас ад-Дина и Малик ‘Али сын Малика Абу Са'ида из числа искренне преданных [малику] родственников и Малик ‘Али, племянник верховного малика, которому было шестнадцать лет, по причине происходящего все вели уединенный образ жизни и не вступали в сговор ни с Маликом Джалал ад-Дином, ни с Маликом Наср ад-Дином. Малик Латиф сын Малика Наср ад-Дина был заодно с сыновьями Малика Гийас ад-Дина и Маликом ‘Али. Он вообще не обижал малика, не пытался навязать ему дружбу, но и не относился к нему враждебно. Посадив [малика] на цепь, закрыли двери дворца, и верховный малик остался один — не было у него друга и собеседника, кроме Бога. Ни из какого сословия никто не навещал того лучшего из блаженных сего времени. [Сей] раб, которому было 12 лет, бывал у малика вместе с его семилетним племянником, Маликом Мухаммадом. Он разговаривал с ним через дверную щель, оплакивал свое [былое] благополучие и жаловался на своего дядю со стороны отца. /224/ [Сему] бедняку и Малику Мухаммаду он выказывал полное расположение. Раз в день к нему приходил Хакики{321}. Малик Байазид Фарахи прислал Малика Мавлана Наджма, заклинателя, и тот прочел заклинание. Однако [заговор] не успокоил горячки [малика].

Малик Наср ад-Дин Мухаммад, который постоянно вынашивал мысль о возвышении своего младшего сына, Малика Зарифа, обманул целомудренную Биби-шахзаде, [уверив ее]: «Мы передадим власть Малику Джалал ад-Дину, ибо Малик Махмуд помешался и наносит урон своему и вашему правящему роду. Для рода маликов будет более подобающим, ежели в ближайшее время на правление заступит Малик Джалал ад-Дин. Малик Махмуд потерял уважение в глазах [других]. Если он даже поправится, то все равно не сможет осуществлять власть. Конечно, при живом отце не подобает сыну заступать на правление, но в сложившейся сейчас обстановке малик, даже выздоровев, сам не станет этому препятствовать. Выздоровление же его сомнительно». Такого вот рода разговоры он вел.

Амир Хасан-хан, мустауфи ал-мамалик всей страны, близкий и доверенный человек [малика Систана], был согласен с ним.

Малик Джалал ад-Дин по неопытности и малолетству свыкся с мыслью о власти. Его мать по слабоумию тоже желала этого. Знать же замыслила так: когда Малик Джалал ад-Дин заявит [о своем притязании] на власть, они возвысят верховного малика в ранг шахида (т.е. убьют. — Л.С.). Несколько дней спустя после этого Малик Зариф сможет притязать на власть. Однако при [живом] верховном малике этот поступок неосуществим, ибо никто из маликов не посмеет хвастаться перед верховным маликом [своим] старшинством. После же смерти малика и расправы с ним устранить Малика Джалал ад-Дина не составит труда. Поистине, это была не такая уж неосуществимая идея! Сыновья Малика Гийаса, в особенности Малик Мухаммад и Малик Махмуди, Шах-‘Али сын Шах-Абу Са’ида, Малик Латиф сын Малика Наср ад-Дина, Малик ‘Али, Малик Мухаммад, его брат, и [ваш] покорный раб в течение трех месяцев, когда малик, подобно солнцу, был сокрыт под покровом туч дворца с закрытыми [на замок] дверьми, вообще не водили дружбу с родственниками и /225/ уединились в своих домах. Однако мы были осведомлены друг о друге. Однажды ночью маликзаде, находившиеся в сговоре относительно устранения верховного малика, решили отправить Мухаммади Хаджжама, Хусайна Йаршира и Муллу Хусайна, вазира Малика Зарифа, с тем чтобы эти трое злосчастных лишили жизни того высокосановного человека. Один из приближенных Малика Наср ад-Дина передал это известие Малику Латифу. Малик Латиф сказал о нем Малику Махмуди и другим маликзаде, которые не поддерживали противников [верховного малика]. Эти люди пошли и поневоле раскрыли истинное положение вещей целомудреннейшей [Биби-шахзаде], дали понять ей, что «вас-де обманули», и пробудили ее ото сна беспечности, взяв с нее слово, что она никому не откроет сей тайны и не уведомит Малика Джалал ад-Дина — он тоже введен в заблуждение врагами, прикидывающимися друзьями. Тот же час послали нарочного в Сархадд к Малику Гарибу, старшему сыну Малика Наср ад-Дина, и научили его: «Пусть Малик Латиф идет к своему отцу и брату и скажет: «Почему малика собираются убить несколько презренных слуг? Раз это дело неизбежное, совершу его я, его племянник, из одного с ним роду-племени!»»

Малик Наср ад-Дин дал себя обмануть и в сопровождении около двадцати своих мулазимов выехал к малику. Тридцать-сорок человек из приближенных добрых и преданных местных маликов разъезжали вблизи дома, дабы, если дело дойдет до бесчестья и осуществить его приедет много людей, они оказали бы помощь. Целомудренная [Биби-шахзаде] тоже приехала ко дворцу и села в укромном месте. Когда туда приехал Малик Латиф, Малик Махмуд, который знал его искренность, обрадовался — вернулся из странствий сын его дяди! В ту ночь он отправил к отцу и брату несколько сановников. Малик предавался молитвам до самого рассвета. Что тут можно сделать? На следующую ночь, это была ночь на пятницу, появился повод. Малик оделся, разумно разговаривал. Распространилось известие о выздоровлении малика. От этого радостного сообщения «горе-праведники» заболели. [Пришлось] им отказаться /226/ от своего намерения.

Когда вестник прибыл к Малику Гарибу в Сархадд, тот сразу же со всей поспешностью выехал в Систан. Пятьдесят фарсахов{322} он одолел за два дня. Утром, не заезжая к себе домой, он поспешил к малику. Все [местные] малики, которые не навещали [верховного малика] по наущению отца [Малика Гариба] с начала его болезни, собрались возле него, словно звезды вокруг великого светила. Верховный малик ушел в баню, вымылся, переменил белье...{323} и пожаловал в присутственное место. Глаза доброжелателей при виде малика прояснились. Тот день верховный малик посвятил беседе с улемами, поэтами и другими образованными людьми. Цель его заключалась в том, чтобы [показать] присутствующим, какие тонкие мысли он высказывает, [чтобы] всем стало ясно, что они обвинили в помешательстве умнейшего человека эпохи, не попытавшись понять случившееся, стали искать возвышения. Малик Наср ад-Дин и Малик Зариф, пристыженные и смущенные, уехали в Джарунак. Великий маликзаде [Малик Джалал ад-Дин] по причине направленной во благо непочтительности, на которую он осмелился ради исцеления болезни, обливаясь потом стыда, уехал в область Сарабан, свой тиул. Верховный малик не сделал никому никакого указания относительно этого. Сборища в Систане стали оживленными. Из окрестностей в Систан приехал народ, чтобы поздравить малика с выздоровлением. Из Фараха в Систан приехали Малик Байазид, Малик ‘Абдаллах и Мирза Тимур, из Дашт-Байаза — мавлана Вали{324}, из Герата — царского достоинства хакан ‘Али-кули-хан{325}. Он прислал к верховному малику Саййида Рази ад-Дина, одного из высочайших последователей саййидов [рода] ‘Абд ал-Ваххаба Табризи{326}, который находился в [дружеских] отношениях с высокопоставленным ханом. Вышеупомянутого саййида отличали похвальные внешние и внутренние качества. Он выказывал очень почтительное отношение к [представителю] потомства святых. Мавлана Вали сочинял превосходные стихи, касыды и газели. Во время нахождения у малика он начал составлять маснави «Хусрау и Ширин», сложив около 1700 бейтов, написал около 20 касыд и кит’а в восхваление верховного малика. [За это] он был окружен большим почетом и уважением и удостоился даров. Одним из подарков верховного малика был такой. В Кухистане не хватало зерна. Все годы его привозили в Кухистан из Систана. В том году цена одного харвара зерна в Кухистане /227/ дошла по местному курсу до одного тумана. Один систанский харвар равен двум кухистанским. [Верховный малик], погрузив триста систанских харваров зерна на верблюдов, [являвшихся] собственностью управления поместьями [малика]{327}, отослал в Дашт-Байаз. Помимо почетного платья, коня и прочего он дал также сто туманов наличными. Касими и мавлана Вали обменялись шутками. Мавлана Вали не нуждается в похвалах [своему] слову. Он обладал благословенным даром и приятными душевными качествами. Воистину, литературный псевдоним «мавлана» был удачным именем.

В те дни верховный малик, простив славу ислама и мусульман [Малика Джалал ад-Дина], который был светом очей и средоточием пользы, отправил ему с [сим] искренним другом в Сарабан почетное платье, коня и седло. До приезда в Сарабан [сего] бедняка [Малик Джалал ад-Дин] сам выехал приложиться к порогу верховного малика. В Пуште Заве, который находится почти в четырех фарсахах от Сарабана, [сей раб] встретил великого принца и в его обществе прибыл в Рашкак. [Здесь принц] удостоился встречи со своим высокоуважаемым батюшкой.

Спустя некоторое время после его пребывания на служении отцу, участия в охоте и славных празднествах разнеслась весть о прибытии в Хорасан устрашающего войска шаха, равного достоинствами Искандару{328}, и эмиров Ирана. Вкратце история эта такова. Иракские эмиры направились в Хорасан с целью наказать эмиров Хорасана, которые возвели на правление счастливого шаха и вопреки воле Ирака вознамерились сами управлять страной, шесть месяцев они осаждали крепость Турбат-и Заве. Муршид-кули-хан оборонял крепость отважно и находчиво. Оттуда [«иракцы»] пошли на Герат и взяли его в окружение{329}. Предполагали послать войско в Систан и наказать систанцев за дерзость. Поскольку правда об отношениях с Ираном будет написана в заключительной части данной «Хроники», то здесь мы опустим ее.

Собрались все эмиры, воины и военачальники Систана и приняли меры, чтобы укрепить цитадели. Сами же они устроили сборище в лесах. Малик придерживался твердого убеждения, что они не [должны] уезжать со своих мест и что [следует] послать в высокий лагерь кази Амира Махмуда и Амира Хайдара сына Амира Хаджи (последний был в красноречии, проницательности и рассудительности выдающимся человеком Систана) /228/ с многочисленными дарами и подношениями. Были назначены лазутчики, дабы, ежели в Систан вступит отряд с целью войны или пожалует сам высокопоставленный принц Амир Хамза{330}, гонцы направились бы в Систан и известили малика. [Малик же] сообразно со временем примет меры для защиты и охраны страны и [своей] чести.

Амир Махмуд и Амир Хайдар с поручением верховного малика въехали в высокий лагерь. Остановившись в доме Мухаммад-хана туркмана, они искали у него защиты. Мухаммад-хан, который всегда был покровителем малика, защищал малика в высокой ставке, сразу же отвел их к светлейшему [шаху], и они удостоились чести приложиться к стопам счастливого наместника. [Мухаммад-хан] побывал у мирзы и доложил ему об их делах и обстоятельствах. Через три дня он отправил в Систан с быстрым скакуном приказы. Раз в два-три дня наезжал лазутчик и доставлял написанное Амиром Махмудом и Амиром Хайдаром, вызывая радость у верховного малика, пока наконец августейшее войско не сняло осаду Герата. Иракские эмиры увезли шаха, [своими] достоинствами подобного Искандару, в Ирак. Амира Махмуда и Амира Хайдара с почетным платьем, короной, конем и приказом на правление отпустили в Систан в сопровождении Хасан-хан-бека туркмана. Упомянутые люди вернулись от шаха Ирана и высокопоставленных эмиров в Систан счастливые и удовлетворенные. Некоторое время спустя в Систан пожаловал навваб Музаффар Хусайн-мирза{331}.

Рассказ о прибытии в Систан Музаффара Хусайн-мирзы

Было это так. Хамза-бек{332}, захватив у мирз Кандахар, постоянно осуществлял правление Кандахаром и Заминдаваром. Когда Музаффар Хусайн-мирза стал претендовать на [свою] зрелость, Хамза-бек отправил человека, и тот привез в Кандахар Рустам-мирзу, и он был поставлен на правление. Музаффар Хусайн-мирза, ни о чем не ведая, спал в своем доме, когда Рустам-мирза поднялся в арк Кандахара. /229/ Он договорился, что Мухаммад-бек байат, зять Хамзы-бека, с пятьюстами конниками [из племени] байат будет лала [Музаффара Хусайн]-мирзы, отвезет его в крепость Калат{333} и будет содержать его в цитадели.

Когда [Музаффар Хусайн]-мирза узнал [об этом], его уважаемая жена, дочь Сулаймана, бадахшанского правителя, догадавшись об измене Рустам-мирзы, посадила [Музаффара Хусайн]-мирзу на коня, взяла его колчан со стрелами, и они спустились из арка. За ними следовал отряд гулямов Рустам-мирзы. Та отважная женщина, пустив несколько стрел, задержала [продвижение] двух-трех изменников. Когда они выехали из города, Мухаммад-бек со своим войском перешел на службу к мирзе, и они спокойно пустились в путь. В цитадели они оставались шесть месяцев. В конце концов мирза стал держать совет с Мухаммад-беком относительно приезда в Систан. Мухаммад-бек сказал: «Повинуюсь беспрекословно! Согласен с любым [решением] излучающей свет мысли».

До этого верховный малик прислал на службу к мирзе шайха Мухаммад-Рахбара. Упомянутый шайх стал проводником. Мухаммад-бек, оставив в крепости 200 человек, в сопровождении 300 всадников о двух конях вместе с мирзой выехал в Систан. Проезжая остановку за остановкой, они приехали в Систан. Весть об их прибытии достигла Шахр-и кухна{334}. Тотчас верховный малик с частью эмиров, маликов и [прочих] систанцев выехал [им] навстречу. С великой радостью они привезли в Рашкак то солнце на небосводе власти. Устроили пышные празднества с рассыпанием монет, подношением подарков, расстиланием ковров. Все малики, эмиры, благородные и знатные, накибы Систана, находившиеся на службе у верховного малика, были готовы служить мирзе и князю мирян. Пусть будет издан указ и дан знак, в соответствии с которыми они от всей души будут поступать и действовать. Через двадцать дней разъездов, охоты, бесед друг с другом мирза отправил человека к малику [Систана]: «В первый год, когда нам случилось быть в Систане, вы изволили утверждать, что мы будем для вас в числе [ваших] сыновей. Вот уже четыре года, как установлено это родство, но не приведено в исполнение, как того требует время и место. Теперь интересы моего дела всецело зависят от его высочества [малика]».

Верховный малик сразу же стал готовиться к свадьбе. Он /230/ выехал в Джарунак. Малик Наср ад-Дин и остальные родственники устроили свадьбу. Обручив два счастливых светила в самый благоприятный и счастливый час, соединили их вместе. Это породнение явилось причиной еще большего доверия малика к мирзе. Мирза тоже более прежнего полагался на дружбу с верховным маликом.

После завершения этих дел [малик] стал думать о покорении Кандахара и об изгнании [оттуда] Рустам-мирзы. Действовали они благоразумно. К Хамзе-беку отправили сладкоречивых, льстивых послов, в их числе Амира Хайдара и Амира Максуда Казаки, мудрейших эмиров Нимруза. Составили также письмо Рустам-мирзе с увещеваниями:

«Музаффар Хусайн-мирза доводится вам братом и заменяет вам отца. Какая необходимость ради непостоянных земных благ, отвергаемых сердцем благочестивых людей, обижать своего брата и не помышлять об отъезде в Заминдавар и передаче Кандахара [брату]. Мулазимам известно, что у Музаффара Хусайн-мирзы в Кандахаре десять тысяч фидаев. Систанцы преданы ему и пожертвуют собой ради него».

Хамзе-беку они объявили: «Мы наставили мирзу относительно уважения и почтительного отношения к вам. Неуважительное отношение случилось из-за его подозрительности. Если у вас нет желания мести, что представляется далеким от разума и великодушия, задержка в сем деле [может] стать причиной раскаяния».

Амир Хайдар и Амир Максуд, из тюрков — Максуд Куса, закадычный друг Султана Хусайн-мирзы, много раз ездили [туда-сюда]. Было решено, что, когда [Музаффар Хусайн]-мирза достигнет пределов Гармсира, Рустам-мирза вступит в Заминдавар.

До отъезда людей и осуществления данного решения верховный малик готовил вещи, [необходимые] уважаемой жене мирзы.

Мухаммад-бек замыслил измену. [Однако], до того как было приготовлено все необходимое для переезда мирзы и его жены, скрытая тайна Мухаммад-бека вышла наружу. Верховный малик послал к нему человека: «Переезд навваб мирзы еще не завершен должным образом, и еще не прибыли посланные лазутчики, чтобы подтвердить известие о прибытии Рустам-мирзы в Заминдавар. Вы же вынашиваете в своем сердце планы, которые для вас неосуществимы. /231/ Предводителю предпочтительнее [заниматься] обереганием здоровья и изучением обстоятельств всех хороших и плохих [людей]. Не дай Бог, люди, которые хвастаются истинной дружбой с нами, совершат поступок, идущий вразрез с гостеприимством! Лучше будет, ежели вы уедете из Рашкака в Шахр-и кухна. Расстояние небольшое, но между ними протекает река Хирманд. Поезжайте и живите там. Часть слуг и чиновников, назначенных состоять при вас, будут прилежно служить вам».

Мухаммад-бек, согласившись с этим мнением, выехал в Шахр-и кухна и поселился [там]. Тайно отправил человека к мирзе: «Систанцы больше не выдадут тебя кызылбашам. Сразу же садись на коня, приезжай в Шахр-и кухна, и мы вместе направимся в Кандахар».

Мирза, который был далек от понимания, догадок и [предвидения] последствий дела, в полдень, простившись со своей уважаемой женой, сел на коня. Когда он достиг Шахр-и кухна, быстро поскакал по дороге на Хушкруд. В этот момент верховный малик узнает об этом. Вдогонку за мирзой посылает Малика Джалал ад-Дина, [а также] своего дядю, Малика Наср ад-Дина, Малика Гариба, Малика Мухаммеда, Малика Махмуди, своих двоюродных братьев.

Людей Мухаммад-бека было почти 500 человек помимо кызылбашей.

Часть дальновидных людей доложили малику, мол, «Мухаммад-бек собирается враждовать с вами. Все эти приготовления — результат его происков. Если он схватит часть маликов, в том числе Малика Джалал ад-Дина, и увезет их в Кандахар, может случиться, что он совершит вероломный поступок!»

Верховный малик одобрил эти слова и распорядился, чтобы все мулазимы выступили в поход. Тотчас все пять тысяч всадников, сопровождаемые большим обозом, пришпорили своих арабской породы коней и словно полыхающее пламя последовали за маликами. Летели [на своих конях] словно ураган. Малика Джалал ад-Дина нагнали в Чахансуре{335}. Вблизи Хаша увидели обоз войска мирзы.

Тем временем Мухаммад-бек доехал до цитадели Хаш и оттуда стремительно поскакал [дальше], сделав остановку в Сархазе. Там к нему присоединился [Музаффар Хусайн]-мирза. Подъехали малики. Спешились и расположились кто где для отдыха, ибо они проскакали путь почти в 20 фарсахов. После отдыха Малик Джалал ад-Дин и [остальные] малики, сопровождаемые ста воинами из своего войска, пришли к мирзе. Мирза сидел под сенью дерева.

/232/ Вспомнили разного рода истории, помолились за верховного малика — «после стольких лет ”сей подарок” стал достоянием счастливцев»! [Малик сказал мирзе]: «Приезд мирзы для меня был подарком. Как могло случиться, что мне не позволили исполнить мою похвальную службу и помочь родственникам и [остальным] людям мирзы выехать в Кандахар вместе с мирзой и приготовить все необходимое, сделать подношения и проститься с ним в сем месте?»

[Музаффар Хусайн]-мирза был очень смущен. К какому греху народ должен отнести такого рода [его] отъезд? Мирза, оправдываясь, сказал: «Малик нам все равно что отец. Не дай Бог, случится изъян в его дружеском и искреннем отношении [к нам]! Однако малику неизвестна правда о недостойной ссоре с моим братом. Если бы мы занялись переездом и общими приготовлениями [к нему], брат получил бы возможность для измены. Я постеснялся рассказать об этом малику, дабы не беспокоить его. [Не то] он направил бы большое войско. Я счел благоразумным [поступить так, как поступил]. Прошу малика извинить меня за мой поступок». В тот же час он сел на коня и отбыл в Кандахар. Из маликов Малик Джалал ад-Дин назначил в спутники мирзе Малика Гариба. Сам же с другими родственниками вернулся в местопребывание [верховного малика]. Верховный малик, убедившись в том, что Музаффар Хусайн-мирза не приедет, стал плакать и волноваться и целый месяц ни с кем не общался. Снова наступили дни траура по Малику Хайдару. Группа приближенных, участников собраний в узком кругу, прислали дары и подношения, в их числе арабских скакунов с расшитыми седлами — ну просто золото!{336} — европейские и иракские ткани, редкостные вещи из Йазда и Кашана вместе с поэтическими образцами, [в которых была] выражена печаль.

Когда мирза приехал в Дж.грак{337}, находящийся в 20 фарсахах от Кандахара, подъехал с изъявлением покорности наместнику мирян и Хамза-бек в сопровождении десяти тысяч кызылбашских конников. Слоняясь вокруг мирзы, он сказал об испытываемом им чувстве стыда и просил извинить его за прошлые «грехи». Была назначена группа вождей и [глав] племен для [церемонии] целования земли.

Мирза вступил в арк Кандахарской крепости. Неделю спустя прибыли с дарами и подношениями послы верховного малика.

Мирза оказал им почет и уважение. Все дни с его уст не сходили [слова] благодарности малику за [оказанные] услуги и [слова] извинения /233/ за такого рода отъезд.

Когда к мирзе прибыл с подарками в сопровождении гарема ходжа...{338}, доверенное и приближенное лицо [малика], которого мирза оставил в доме прислуживать своей жене и дочерям, мирза тоже отправил к верховному малику почтенных лиц с дарами и подношениями. Эти дружеские отношения поддерживались между ними постоянно.

Мирза отослал в Систан Шахвирди-ака, старинного друга Бади’ аз-Заман-мирзы и ишик-акаси уважаемой супруги Музаффара Хусайн-мирзы, дабы он жил там. Когда же [Музаффар Хусайн-мирза] потребует уважаемую супругу [к себе], пусть он едет [вместе с ней] в Кандахар.

После этих событий благословенные саййиды из Бама, подвластного Кирману (между ними и маликами Систана издавна существовали близость и родство), прислали верховному малику письма с жалобами на насилие и несправедливость афшаров, особенно на Карам-султана сына ‘Аббас-султана, брата Вали-хана, правителя Кирмана{339}. В письме они писали, что Карам-султан совершенно непочтительно пришел в дом Шах-мирзы, главы [местных] саййидов, и насильно женился на его дочери.

Верховный малик собственной [персоной] сел на коня с намерением ехать в Бам, а может быть, и завладеть Кирманом. Ко времени их приезда в Хауздар собралось почти 12 тысяч мужей. Некоторые из саййидов, как, например, Шах-Сафи, прислали малику свои письма: «Приезд малика в эти края может явиться поводом к смуте. [Малику лучше] прислать [сюда] кого-либо из маликзаде в сопровождении тысячи конников, чтобы перевезти дома саййидов из Бама в Систан».

Амир Хаджи Мухаммад же настаивал: «Поездка навваб малика — удобное время для того, чтобы попытаться покорить Кирман!»

Распорядители делами не давали разрешения на отъезд рабов [верховного] малика. Для поездки в Бам они назначили Малика Мустафу с двумя тысячами мужей. Малик Мустафа отправился в Бам. Впереди он послал человека, чтобы подготовить семьи и [остальных] людей саййидов к переезду: «Быть может, [удастся] вывезти их в Нармашир и Вира{340}. Когда они подъедут к крепости, пусть выстроятся в ряд, трубят в трубы и бьют в барабаны».

И так он доехал до крепости. Карам-бек бежал в крепость, часть его нукаров была схвачена. /234/ [Малик Мустафа] собрал всех людей саййидов, часть из них привез в Систан согласно желанию рабов малика, часть оставил в их поместьях.

К Карам-султану он отправил человека, написав письмо: «Почитание саййидов обязательно согласно любой вере. Наша и ваша вера требуют этого в еще большей степени. Почему же ты совершаешь противоправные действия, обижаешь их?»

Карам-султан, оправдываясь, ответил: «Я породнился с этими благородными и великими людьми ради славы и почета. Помимо управления их государством я причисляю себя к числу их родственников. Если завтра будет издан какой-нибудь приказ в отношении их мулазимов, я окажусь [среди] врагов семьи посланника Аллаха и повелителя верующих ‘Али сына Абу Талиба. [Тогда] враждуйте как хотите».

Он изложил на письме [текст] соглашения. Таким [путем] семьи Шах-мирзы и Шах-‘Абд ал-Баки переехали в Систан. Малик Мустафа, счастливый, вместе с благородными саййидами величаво прошествовал в сторону Систана. Верховный малик прислал встретить саййидов уважаемых людей. Их разместили с полным почетом в приготовленных для них домах.

Когда минул год{341} со времени отъезда Музаффара Хусайн-мирзы в Кандахар, он убил в арке Кандахара Хамзу-бека с помощью Мухаммад-бека, его зятя, который был ему как сын{342}. Вместе с Хамзой-беком он казнил также еще нескольких знатнейших людей, в том числе Амир-ака, диван-биги, и Хизр-ака. Мухаммад-бек стал пала и полновластным хозяином. Когда мирза совершил сей акт, Рустам-мирза с войском и своими людьми выступил в Кандахар{343}. На лугу у ворот Машур{344} они разбили палатки. Между братьями вспыхнул огонь сражения и поднялась смута. Ежедневно из цитадели спускался отряд. Часть отважных воинов из Давар-замина представала перед храбрецами из Бахтар-замина{345} и билась с ними. Много раз выходил [на поле боя] со всеми [своими] воинами сам Мухаммад-бек. Рустам-мирза тоже вступил в битву, пока дела горожан и родственников навваб Музаффара Хусайн-мирзы не дошли до крайности. Верховный малик многократно присылал к Рустам-мирзе /235/ благонамеренных людей, увещевал и отговаривал его от распрей. Пользы не дало. Враждебная миру его натура с каждым днем набирала все большую силу в борьбе со старшим братом, пока Малик ‘Акибат Махмуд не выехал в Сарабан. Он собрал несметное войско, чтобы собственной персоной идти в Кандахар. Ряд опытных людей заявили: «Если бы мир был возможен, то возвращение наместника в Кандахар и примирение братьев более подобало, нежели вражда; победа одной стороны над другой вызвала бы возражение у людей благомыслящих».

Малик Гариб, сочтя их мнение заслуживающим одобрения, отправил в помощь осажденным в цитадели Кандахара малика с тысячью мужей — потомков Рустама сына Дастана и Сама сына На-римана{346}, каждый из которых был словно свирепый тигр или разъяренный лев. Накиба Джамал-раиса, не имевшего равных [себе] в силе, отваге, добродетели, он сделал военачальником и передал его на службу своему двоюродному брату. Малика ‘Абд ал-Латифа и Малика Мухаммада сына Кайкубада он послал в сопровождении двух тысяч мужей на область Гармсир, где находилась большая часть воинов Рустам-мирзы. Те люди, совершая набеги и грабежи, перебили большой отряд родственников и мулазимов [Рустам]-мирзы.

Малик Гариб с многочисленным оснащенным войском направился в город по прямой дороге, которой обычно ходят в селение Панджвайи{347}. У подножия горы Джаулахан вышло войско Рустам-мирзы сразиться с ними. Пешие систанцы заняли склон горы, а конные — площадь. Сражаясь, они медленно продвигались в сторону цитадели. Когда они почти подъехали к городу, Рустам-мирза преградил путь в город, который был [на расстоянии одного] броска лошади{348}, и вышел на войну с систанцами. Между храбрецами Забула и Рустамом — покорителем мира{349} завязалось сражение, затмившее [битву] между Пур-и Пашангом и Исфандийаром{350}. Мухаммади Хаджжам, известный нукар Малика Зарифа, прославленный богатырь, вышел перед Рустам-мирзой. Мирза пронзил его коня копьем, Мухаммади слез с коня и пустил стрелу в мирзу, но не попал. Мирза выхватил меч и поскакал, /236/ чтобы убрать Джамал-раиса. Джамал-раис стоял, мирзу он не узнал. Стрела, выпущенная им в мирзу, попала в грудь коня мирзы и вышла через хвост. Конь упал. Мирза, искусный наездник на поле отваги и доблести, остался без коня на поле битвы, где отовсюду «ходили конем и ферзем». Сзади мирзы находилось войско Кандахара, спереди — отважные бойцы из Систана. Со стороны горы атаковали пешие воины-систанцы из вспомогательного отряда{351} и пехотинцы [во главе] с шахским накибом Хасаном шахраки, которые с давних пор были нукарами Музаффара Хусайн-мирзы и Султана Хусайн-мирзы. [Рустам]-мирза оставался между тремя отрядами [войск].

Малик Гариб, человек благомыслящий, натянул поводья так, чтобы мирза смог выбраться [с поля сражения]. Более того, он послал людей, которые помогли бы мирзе это сделать. После того во время послеполуденной молитвы [Малик Гариб] был уже в цитадели и удостоился чести служить Музаффару Хусайн-мирзе. Мирза благодаря прибытию доблестных мужей Систана почувствовал уверенность и на следующий день приготовился к битве. Малик Гариб тайно отправил к Рустам-мирзе человека и умолял его уехать в Заминдавар. Мирза отбыл в Заминдавар. Мирза Музаффар (так!) намеревался последовать за ним и сразиться, однако Малик Гариб, говоря: «Неблагородно преследовать потерпевшего поражение!», — не позволил вспыхнуть новому сражению и устранил Ту великую смуту. Некоторое время он оставался на службе мирзы. Мирза очень ласкал Малика Гариба и оказывал ему всяческие милости. Одарив каждого из мулазимов почетным платьем, разрешил им вернуться в Систан. Мирза неизменно стремился встретиться с верховным маликом и привезти свою уважаемую жену [в Кандахар]. Мухаммад-бек байат получил полную свободу в делах правления Кандахаром. Он так скрутил крестьян и воинов, что ни один [из них] не имел никаких дел с мирзой. Это обстоятельство задевало мирзу, он вызвал к себе часть предводителей племени байат и держал с ними совет относительно устранения [Мухаммад-бека байата]. Никто, [однако], не поддержал в этом мирзу. Мухаммад-бек узнал о намерении мирзы, и тот решил уехать в Систан. Он выехал в Систан вместе с Амир-ака сыном Гуркана(?), Мурад-беком Алвандом и шайхом Мухаммад-Рахбаром.

/237/ Приезд Музаффара Хусайн-мирзы в Систан

Музаффар Хусайн-мирза ускоренным маршем направился в Систан. Когда радостная весть дошла до слуха с царскими манерами малика, он безмятежно поспешил навстречу вместе со всеми своими слугами и свитой и привез ту свечу пира могущества и звезду в зодиакальном созвездии саййидов к себе домой, который был также и домом [мирзы]. Вновь все знатные и благородные [мужи] Систана собрались вокруг мирзы.

Когда [Музаффар Хусайн]-мирза уехал в Систан, Рустам-мирза, полагая, что Мухаммад-бек байат передаст ему Кандахарскую крепость, пошел на Кандахар и окружил город. Все уважаемые предводители [племени], сохраняя уважение к отсутствующему, приняли в защите Кандахара сторону [Музаффара Хусайн]-мирзы. Как только стало ясно, что Кандахар ему не отдадут, [Рустам-мирза] отбыл в Заминдавар.

Ака Зайн ад-Дин Мухаммад, длительное время находившийся при нем, был послан к верховному малику [Систана] и к [Музаффару Хусайн]-мирзе с посланием, в котором он писал: «То, что было между братьями со времени кончины Султана Хусайн-мирзы и по сей день, так или иначе миновало. В настоящее время я хочу, чтобы Кандахар, Заминдавар и зависящие от них области были разделены по справедливости. Для осуществления этого и соблюдения равенства между братьями нет никого достойнее верховного малика. Если он постарается как следует, то [осуществить это] возможно».

Малик сказал о послании [Музаффару Хусайн]-мирзе. Мирза ответил: «Вам известно истинное положение дел в прошлом. Ответьте наилучшим образом!»

Малик написал письмо Рустам-мирзе: «Высочайшей канцелярией было решено, что вы будете находиться в Заминдаваре, а Музаффар Хусайн-мирза — в Кандахаре. Часть денег с Кандахара будет идти на содержание Султана Абу Са’ида и Санджар-мирзы{352}. Этого порядка следует придерживаться и впредь. Тот, кто нарушит приказ, поступит вопреки воле августейшего [шаха]. Царство принадлежит шаху, так повелось [с незапамятных времен]. Когда же будет установлено, что оно является наследством вашего отца, то поделить его не представит сложности. [Вам обоим] следует отказаться от распрей друг с другом и соблюдать учтивое обращение младших к старшим. Мирза, который является вашим старшим братом, не станет препятствовать вам во [владении] преходящими земными благами. Вы просите [у него] любую вещь, говорите любое желание. /238/ Не скрывайте от старшего брата предмет вашего желания!»

Изложив все это в письме, он передал его доверенному человеку и направил его в Заминдавар.

Рустам-мирза ради соблюдения приличий написал сдержанный ответ, как того требовал установленный порядок, а тайком отправил верховному малику [Систана] записку [такого содержания]: «Вам неизвестна правда о глупости, вероломстве и недоброжелательстве [Музаффара Хусайн]-мирзы. Если будет на то воля Всевышнего, после шести месяцев соседства вам откроется истинное положение вещей — каковы взаимоотношения [мирзы] с другими людьми».

И действительно, истинность этих слов подтвердилась. Между мирзой и эмирами Систана существовало тайное общение. В полдень мирза уехал в сторону бани, а оттуда пришпорил коня и не опускал поводья до самой крепости Тагрун, находящейся [на расстоянии] двух с половиной фарсахов. Сразу же на службу к мирзе приехали все эмиры Систана. В Кал’а-йи Тагрун собралось такое множество народа, что не поддается описанию. Туда приехали накибы и эмиры, [в их числе] Амир Мухаммад-Салих «Салики», калантар Бар-и Зириха, который отказался от своих владений в Бар-и Зирихе из-за притеснений, [чинимых] верховным маликом и сыновьями Малика Наср ад-Дина.

Когда мирза уехал из дома верховного малика, Малик Джалал ад-Дин тотчас отбыл в Сарабан. Из Джарунака сопровождаемый Маликом Мустафой приехал дядя верховного малика, Малик Наср ад-Дин. Он употребил все старания, с тем чтобы перевезти верховного малика в крепость Джарунак, так как в те времена в Рашкаке крепости не было. На службе верховного малика находилось не более 30-40 верных воинов. Если бы мирза вначале пошел с мятежными систанцами на Рашкак, он смог с легкостью овладеть Рашкаком и чинить там насилие. Людям неглубоким нахождение малика в Рашкаке потому казалось рискованным. В конце концов верховный малик дал согласие на отъезд в цитадель Джарунака. Малик Наср ад-Дин послал человека к владельцу верблюдов и потребовал у него верблюда. Малик Махмуди, который в то время был вазиром, вызвал к себе Амира Касима Каини, Амира Максуда Казаки, Амира Хайдара и Амира Джалала, людей рассудительных. Они все обсудили. Амир Касим был военным человеком и имел опыт. Амир Максуд тоже /239/ был старым воякой. Они не одобрили отъезд малика в Кал'а-йи Джарунак. Амир Хайдар и Амир ‘Абдал говорили: «Малик Джалал ад-Дин за эти два-три дня пришлет 500 человек из Сарабана, а неделю спустя он приедет и сам в сопровождении тысячи своих людей. Хотя систанцы настроены враждебно, сразу они не пойдут в Рашкак против малика. Покров благодарности за гостеприимство явится помехой мирзе. Поскольку народ обижен Маликом Наср ад-Дином и Маликом Зарифом, вначале они возьмут в окружение их цитадель. Если удастся ее взять, тогда они поступят с маликом сообразно обстоятельствам. Если же взять крепость не удастся, оправданием перед маликом им послужит тот факт, что народ-де недоволен вашим дядей. Произойдет то, что будет уместным. Действительно, с их словами можно [было] согласиться. Теперь, когда малик отбыл в Кал’а-йи Джарунак, все находящиеся в крепости во время ее осады будут взяты в плен внутри крепости. Путь общения систанцев с вами будет невозможен. Выход в том, чтобы малик открыл двери казны, тайников и арсеналов и раздал кое-что народу. Когда он станет раздавать подарки, за два-три дня там соберется более пяти тысяч человек. Там у ваших родственников есть прочная крепость, и они надеются на вашу помощь. Если же малик уедет [в Джарунак], Малик Джалал ад-Дин не сможет прибыть вам на помощь, он застрянет в своей крепости. Все малики окажутся арестованными в Кал’а-йи Джарунак. Враг одержит победу над вами».

Малик Махмуди тайно от Малика Наср ад-Дина пришел в женскую половину дома [на свидание] с верховным маликом и изложил ему разумные советы его преданных слуг. Верховный малик их принял.

Малик Наср ад-Дин, отличавшийся скудоумием и раздражительностью, стал волноваться и избегать встреч. Дело дошло до его ссоры с Маликом Махмуди. В конце концов верховный малик языком сострадания обратил внимание своего жестокосердного дяди на то, что с отъездом в цитадель всем станет трудно: «Если враги вознамерятся прибыть сюда, вы придете нам на помощь. Если они прибудут туда, мы придем на помощь [вам]. Если же мы все соберемся в тех четырех стенах, это станет предметом желания врагов». Малик Наср ад-Дин послал Малика Мустафу /240/ вместе с Маликом Латифом, постоянно находившимся при верховном малике, и своим младшим сыном, Маликом Зарифом, чтобы они вместе охраняли крепость Джарунак, ибо они сами ее возводили и приложили к этому старания. Сам он остался в Рашкаке у верховного малика. Малик Гариб, старший из его сыновей, тоже жил в Рашкаке.

Верховный малик во дворе канцелярии насыпал холмик из золота. Мастера-ювелиры приступили к изготовлению перевязи для клинков и сабель, а также серебряного седла. Открыв двери арсенала, свалили в кучи кольчуги, луки, стрелы и колчаны для стрел. В течение недели собрались три тысячи систанцев из разных мест. До стечения народа Малик Джалал ад-Дин отправил накиба ‘Аваза шахраки, превосходившего себе подобных в доблести и отваге, в Рашкак с сотней мужей. Сам же с накибом Раисом шахраки, который приехал из Зириха и Рамруда на служение Малику Джалал ад-Дину вместе с Джалал-беком, прибыл к малику. С ним были пятьсот ратников из людей шахраки. Из зирихцев у верховного малика остались накиб Джамал-раис, который во все времена был нукаром при дворе, и Гулам-‘Али Сабик. С ними находились двести человек из крепости Заррин Дас. Остальные из рассеянных по Систану воинов приехали по причине изобилия даров и подношений к тому предводителю из рода Кисры{353}. Однако возле верховного малика из эмиров и йаров Аййуба никого не осталось. Исключение — сыновья Амира Хусайна сына Йар-‘Али{354}, Амир Максуд Казаки, Амир Касим-кази{355}, Амир Хайдар, Амир ‘Адл{356} и Амир Вайс. Причина была в чрезмерной алчности и требовательности Амира Хаджи Мухаммада, который ежедневно, словно фалака{357}, нависал над головой змееподобного [Заххака]{358} или, подобно тщеславному человеку, выступал в роли фокусника. Все систанцы загорелись несбыточными желаниями и строили воздушные замки. К мирзе спешили из Зириха и Рамруда накиб Джамал-Сабик и Раис-Ахмад сын Шах-Мансура с пятью тысячами хорошо вооруженных людей, остальные систанцы и даже великие малики, сыновья Малика Абу Са’ида, которые являются сыновьями тетки /241/ Малика Джалал ад-Дина с материнской стороны, а также Мирза Абу-л-Фатх сын Малика ‘Али, дяди Малика Джалал ад-Дина, брата матери.

На службу к мирзе прибыли также Риза-кули-бек сын Мухаммад-‘Али-султана гиля, правителя Ниха, в сопровождении двухсот конников и ряда предводителей афшаров и мулазимов Йакан-хана{359}. Кроме того, к нему приехали все накибы шахраки, прежде всего накиб Сабик, Мирак Хусайн, Амир Мухаммад сын накиба Шайха, знать крепости Кал’а-йи Самур{360}, как, например, накиб...{361}, все с отрядами стрелков из мушкетов. Число тюрков и таджиков в войске мирзы и низкого происхождения мятежников достигало десяти тысяч человек. С этой огромной мощью и несметным числом людей он переправился через реку Хирманд возле крепости Тагрун. Часть мятежников была за то, чтобы вначале идти в Рашкак, место пребывания правительства и место счастья, — «прежде всего надо закончить дела там». Другие говорили: «Поводом для распрей служит Малик Зариф. Наша задача — наказать его! Ежели это желание будет достигнуто, взять Рашкак нетрудно. К тому же все еще есть возможность заключить с маликом мир. Малику очевидна правда о мошенничестве его родственников!»

Все сошлись на том, чтобы идти на Джарунак, и они двинулись в ту сторону, так как Мухаммад-‘Али-хан{362} также подстрекал к тому, чтобы наказать Малика Зарифа, осмелившегося осадить крепость Кал'а-йи Них. Об этом будет рассказано при изложении обстоятельств Малика Зарифа. Одним словом, они окружили крепость Джарунак, словно вправленный в перстень камень. Мирза изволил находиться в наследственном доме верховного малика в юго-восточной части крепости. Сын Мухаммад-кули-султана{363}, тюрки Фараха и часть эмиров расположились вдоме Малика Касима.

Накибы Зириха обложили западную часть крепости. Со всех сторон [наступавшие] продвинулись вперед. В течение 25 дней ежедневно были сражения и стычки. Малик Зариф все дни выходил из крепости и [засыпал] колодец кариза{364}. И вот однажды он засыпал колодец. Возле колодца находился Мирза Абу-л-Фатх Ма’или, который прибыл на службу к мирзе из Пеласи вместе с Маликом Касимом и сыновьями Малика Абу Са’ида. Мирза схватил Мирзу Ма’или и утащил в крепость, [там] связал и бросил в темницу. Когда это известие /242/ пришло в Рашкак, верховный малик прислал послание: «Отпустите Мирзу Ма’или. Пусть он едет туда, куда пожелает его душа». По этой причине его тахаллусом сделали «Ма’или»{365}. После послания [малика] его освободили, и он уехал и присоединился к своим товарищам.

Верховный малик еще раньше прислал Малику Зарифу барабан и трубу. Это был знак высокого внимания верховного малика к двоюродному брату. Простив ему прошлые грехи, он возносил его в своих молитвах, все дни слал к нему гонцов и ободрял его. Однажды ночью он отправил к нему сто выносливых мужей с оружием, [необходимым] для обороны крепости, во главе с Шах-Махмудом сыном Малика Латифа. Сам он был занят в Рашкаке приготовлением военного снаряжения.

В это время к верховному малику прибыли Малик Байазид и Малик ‘Абдаллах в сопровождении почти ста человек из мулазимов. Малик Байазид был устроителем дел, человеком, опытным в [налаживании] отношений. Верховный малик поступал согласно его правильному суждению, каков бы ни был его совет.

Навваб мирза ежедневно присылал в Рашкак людей купить на базаре Рашкака [необходимые] товары и подарки, а также то, что требовалось из пищи, напитков и т.п. Когда известие об этом доходило до слуха малика, он приготовлял все необходимое и отсылал [мирзе], в том числе откормленных баранов, дорогую соленую птицу. Шутил при этом, чтобы солили больше. В течение месяца, что длилась осада крепости Джарунак, все дни имели место хождения туда-сюда. Еда и одежда мулазимам мирзы обеспечивалась за счет управления хасса{366}. В Джарунаке же шла война с родственниками [малика]. [Так было], пока в Рашкаке не собралось великое множество [народа]. Верховный малик держал совет со знатоками дела относительно войны. Мнение благоразумных людей остановилось на том, чтобы направить войско из Рашкака в местечко Бар-и Зирих, назначив его командующим великого принца, славу ислама и мусульман [Малика Джалал ад-Дина]. Вместе с ним малик послал Малика Наср ад-Дина, Малика Мухаммада, Малика Махмуди, Малика Латифа, Малика ‘Али, своего племянника, сына брата; Малика Мухаммада сына Малика ‘Али сына Малика Абу Са’ида, приходившегося малику племянником по сестре, и [сего] ничтожнейшего раба Шах-Хусайна. Из жителей Зириха он присоединил [к ним] Раиса шахраки, прибывшего на службу к малику. /243/ Вместе с великими маликами на войну были отправлены пять тысяч конных и пеших воинов. При себе [верховный малик] оставил из родственников лишь Малика Гариба и из эмиров — Амира Максуда Казаки, на случай, если что-нибудь случится. Тогда он пошлет этих нескольких человек на помощь.

В понедельник утром 17 раби’ II 993/18 апреля 1585 г. войско выступило в путь. Поскольку войско было огромным, то продвигалось оно в Джарунак очень медленно. Ко времени послеполуденной молитвы они были в местечке Дехали, находившемся от Джарунака на расстоянии примерно одного фарсаха{367}.

Малик Наср ад-Дин счел благоразумным ту ночь провести вблизи той местности, а утром следующего дня продолжить путь, дабы подготовить почву для сражения в начале дня.

В ту ночь войско верховного малика сделало привал с западной стороны селения Дехали. До самого утра они были в думах о войне с врагами и противниками правительства. Отважные сражались со звездами из-за опоздания рассвета, малодушные сравнивали ту ночь с утром Судного дня. Когда взошло солнце на восточной стороне битвы, Амир Хаджи Мухаммад по другую сторону прикидывал и размышлял относительно сражения. Он отправился на войну еще в понедельник. В тот день сражение не состоялось. Тогда он понял, что противники малика собираются вступить в сражение в начале [следующего] дня, подготовившись к нему должным образом. Они не ищут отговорок, чтобы сделать непродолжительность дня поводом для отказа от сражения, устроить перерыв в сем деле. Всю ночь напролет он размышлял об этом. Наконец его мнение остановилось на том, что во вторник утром он выедет из Джарунака в Дехали навстречу сражению. Если бы даже сражение случилось в Джарунаке, Малик Шуджа’ ад-Дин Зариф, выйдя со всеми своими мулазимами и обратившись спиной к крепости, столкнулся бы с ними. Если же сражение будет в Дехали, быть может, Малик Зариф не приедет на помощь. Если даже прибудет, то лишь с частью людей, ибо все находящиеся в крепости приехать не смогут. Утром он выехал оттуда. При восходе солнца, когда люди великого принца еще [никого] не ждали, он появился из-за каналов и укреплений, которые были в той округе. Их войско /244/ насчитывало семь тысяч воинов: тысячу кызылбашских конников, две тысячи систанских наездников и четыре тысячи пеших воинов. Когда войско приблизилось, Малик Наср ад-Дин сказал: «До наступления ночи надо бы сделать остановку в ограде Дехали и спокойно приступить к сражению. Сейчас же Мир Хаджи Мухаммад, человек деловой, сначала захватит дома и ограду, затем приступит к сражению».

Они были заняты этими разговорами, когда всадники из войска Музаффара Хусайн-мирзы и пешие воины-систанцы поспешили в сторону домов. Малик Наср ад-Дин погрозил тем людям: «Вы раньше захватите дома!»

Два войска двинулись в сторону ограды. Люди мирзы взяли дом{368} Мира Дуста в восточной части Дехали и сад с северной части упомянутого места.

Войском малика были захвачены дома Амира Хайдара и Амира Мухаммад-Амина и еще три-четыре дома. Прежде чем они вошли в эти дома, на площади с южной стороны жилища Амира Хайдара между воинами Пушт-и Зириха, сыном Джамала сына Хаджи Тахира, Мухаммад-хаджи Лашкари и пешими воинами-шахраки разгорелась жаркая битва.

Хотя подданных малика было двести человек, а тех — тысяча, они, эти двести героев, все пали на площади, но не дали дорогу тем. Сын Джамала сына Хаджи Тахира, стрелок, погубил себя сам. Несмотря на [это], те люди потерпели поражение и отступили в сторону своего стана. Воины маликов принесли к ограде дома Мира Хайдара [тело] убитого сына Джамала сына Хаджи Тахира и раненого Мухаммад-хаджи Лашкари, храбрейшего из [мужей] того времени. Малик Латиф разместился в доме Амира Мухаммад-Амина, а Малик ‘Али, Малик Мухаммад сын Малика ‘Али и [сей] раб вместе с отрядом стрелков из мушкетов и лучников встали на охрану дома Амира Хайдара и сада. [Амира Хайдара] тоже [собирались] привезти туда. Победоносный, споспешествуемый Богом малик, слава ислама [Малик Джалал ад-Дин] расположился во дворе дома Амира Хайдара вместе с Маликом Махмудом сыном Малика Махмуди и храбрыми молодцами, как, например, Амиром Касимом-кази, несколькими из сыновей Амира ‘Али сына Йар-Хусайна и группой накибов Зириха. При них были барабаны, знамя и труба. Раз за разом /245/ присылали в окрестности людей на помощь войску неприятеля.

Малик Наср ад-Дин всюду проявлял нерешительность. По ту сторону в доме Мира Дуста в восточной части Дехали расположился Музаффар Хусайн-мирза. Амир Мухаммад сын Амира Таджа, Амир Хаджи Хусайн и войско Пушт-и Зириха, войдя в сад с северной части Дехали, пробили дыру в стене в сторону лагеря малика и стали стрелять из луков и ружей.

Все кызылбашские конники стояли на площади с восточной и северной сторон упомянутого места и временами передвигались. Когда известие об упорном сражении дошло до добронравного малика, он сам собственной персоной сел на коня и решил [ехать] на помощь. В конце концов часть саййидов, как, например, Саййид Мухаммад Каусари, Мир Махмуд, Мир Саййид ал-Кази, а также ряд шайхов и факихов пришли к малику и удержали его от поездки. Для [оказания] помощи были назначены Малик Гариб, Амир Максуд Казаки и накиб Джамал-раис, пользовавшийся доверием, в сопровождении семисот конных и пеших воинов. Из Рашкака они доехали до излучающего свет мазара Саййида Рахматаллаха «Пир-и Зийаратгах». [Малик] направил их в Дехали, а сам с саййидами и шайхами вернулся в Рашкак. В промежутке между двумя молитвами показалось то войско. Из цитадели на помощь им подъехали Малик Зариф и Шах-Махмуди сын [Малика] Латифа, его племянник, со ста храбрецами, каждый из которых посадил сзади на своего коня одного стрелка из мушкета. Прибытие помощи Рашкаку, в особенности того льва чащи храбрости, пришлось кстати: Малик Наср ад-Дин, ввиду того что известная дорога была у людей мирзы, а переправиться через реки в окрестностях Дехали было трудно, вошел в дом Амира Хайдара, назначил какого-то человека выехать навстречу войску и известить Малика Гариба о том, что в зарослях чертополоха посажены пушкари. Потребовал надежного коня, чтобы дать тому человеку. [Сей] раб был младше по возрасту остальных маликов. Лошадь [сего] раба, белуджская кобыла по имени Чакири, была известна своей выносливостью и беговыми качествами. [Малик Наср ад-Дин] вознамерился отдать тому человеку мою лошадь, с тем чтобы тот проскакал среди кызылбашских конников и привез бы Малика Гариба по дороге южнее Дехали (она проходила вблизи того места, где обитало /246/ племя [зу-л-]кадар{369}). [Однако] сей раб не был согласен с тем, чтобы в такое время отдать коня другому. В то же время я счел неблагородным не дать коня и тем самым позволить, чтобы сыну тетки, Малику Гарибу, был причинен ущерб. Хотя мне в тот день было всего 15 лет, не посоветовавшись с Маликом Джалалом и братьями и уповая на милость Хранителя всего сущего, взволнованный словами опоры маликов Малика Наср ад-Дина, я сел на упомянутую выше кобылу, проскакал через ряды противника, промчался словно ветер мимо стрелков, догнал Малика Гариба, вернул его с пути и привез по той дороге, по которой можно было благополучно проехать. Малик Гариб вначале взволновался моим приездом, потом обрадовался. Смелость [сего] раба он отнес к признакам победы. В одно мгновение мы приблизились к цели. Малик Джалал ад-Дин вышел из домов со всем своим войском. К нему присоединился Малик Зариф со ста конниками и ста мушкетерами.

Мирза оставил дом и сад и отступил к площади с восточной и северной сторон. С начала вечера и до захода солнца завязалось такое сражение, что его наблюдали с крыши небес Марс и Сатурн. В тот вечер заря, стыдясь своего цвета, изменила его. От кипения крови, достигшей чела вечерней зари, она стала багровой. Жаждущая земля так насытилась влагой из потока крови, что на ней до Судного дня будут пламенеть красные тюльпаны.

В конце того дня мирза с кызылбашским войском сделал верблюдов своим прикрытием, укрывшись за ними от пушек, ружей и стрел. С двух сторон систанцы повернулись лицом друг к другу. Ни один из отрядов из мести и фанатизма не соглашался на то, чтобы с легкостью оставить своего противника и признать себя побежденным.

Малик Джалал ад-Дин, Малик Мухаммад и Малик Махмуди, находясь в центре войска, ежеминутно выводили вперед отряд, который был сзади.

Малик Гариб и сей раб, выезжавший в то войско, чтобы привезти Малика Гариба, подошли с правой стороны вместе с Амиром Максудом Казаки, Бадаром ‘Алийаном и Джамал-раисом. Малик Зариф, выскочивший, как ослепительная молния из тучи, из крепости Джарунак, подошел слева. Те обреченные на гибель оказались словно добыча зажатыми в тиски. Битва продолжалась до вечерней молитвы. Малик Гариб, миротворец народа, остановился и отправил к царю мусульман Малику Джалал ад-Дину, царю смертных, группу людей, в их числе Мира Максуда, Мира Хасан-‘Али и [сего] раба: «В этот трудный день мирза оказался среди ваших людей. Смотрите, как бы не попала по случайности стрела или пуля в нежное тело потомка саййидов и султанов, что навлекло бы позор на высокий род [местных] маликов! Воздержитесь и избегайте стрелять из ружей и луков в мулазимов [мирзы]! Так будет лучше и предпочтительнее!»

Малик Мухаммад и Малик Махмуди тоже проявили рвение и прислали человека к Малику Зарифу и потребовали его. Малик Зариф сказал: «Сейчас я вас возьму под стражу! Не время медлить!»

В конце концов Малик Махмуди поступил предусмотрительно: привез его к Малику Джалал ад-Дину. Малик Гариб" подошел и заорал на Амира Хаджи Мухаммада: «Мы даруем тебе жизнь! Уведи же мирзу с поля сражения и ступай к себе домой! Приедет группа маликов и отвезет вас оттуда в Рашкак. Раскайся в своем бунте! Не поступай вероломно со своим благодетелем. Не признавать за своим покровителем права на благодарность — [все равно что] платить черной неблагодарностью истинному благодетелю»!

/248/ Обе стороны прекратили сражение. В ту ночь поле боя благодаря факелу усердия превратилось в утро счастья. Малики так медлили, что противник отошел почти на целый фарсах. Из войска мирзы и эмиров погибло в бою около 250 человек. Из этого же войска 150 человек снискали себе славу мучеников за веру. В их числе были убиты 20-30 борцов за веру, старинных [друзей] мирзы. Дивана Мисгар, старый слуга мирзы, который более других испытывал чувство благодарности к малику, в тот день разразился бранью. Тут пуля попала ему в рот. Из-за брани он лишился жизни, а брань вместе с пулей застряла у него в горле.

Хасан сын Кубада, Амир-бек, Мурад-бек Алванд и другие близкие люди получили ранения. Наконец мирза направил поводья [своего коня] в Кал’а-йи Тагрун. Государь ислама Джалал ад-Дин приехал со своими победоносными людьми в Рашкак. Малика Зарифа и Малика Латифа отослали в крепость Джарунак. В ту ночь двор резиденции верховного правителя от обилия факелов, свечей и фонарей стал предметом зависти неба. Войско отряд за отрядом представало перед благосклонным взором вождя благородных мужей. Каждый удостоился даров и подношений соответственно своему положению. Малик Наср ад-Дин, у которого с [сим] рабом вышла небольшая размолвка, поступил благородно, упомянув правду о смелом поступке [сего] раба, и явил милосердие сверх того, что заслуживали мои старания. Верховный малик пожаловал [сему] рабу доходы с городов Рашкак и Абхуран. Подарил также коня, который похвалялся быстротой бега перед небесным конем. Все храбрецы того войска были почтены пожалованиями. Каждый из маликов и эмиров также был удостоен какой-либо милости. Однако особая похвала была воздана искусной езде и отваге [сего] раба.

Спустя несколько дней то огромное войско собралось в Рашкаке, словно ожерелье Плеяд{370}. Армия же мирзы, находившаяся в Джарунаке из-за беспокойства песков, рассыпалась. Амир Хаджи Мухаммад, увидев, что люди сразу все разбрелись, вновь вошел в соглашение с группой противников относительно ссоры с маликами и решил сразиться с ними. /249/ Настроив канун вражды, он направился в Джарунак. В этот раз он старался больше прежнего. Сын Мухаммад-‘Али-хана гиля приступил к разгрому крепости. На сей раз верховный малик выехал из Рашкака и избрал местом своей остановки дом и сад Амира Касима назира в селении Зангаб. Там они оставались целую неделю. Оттуда переместились в дом Амира Хусайна сына Йар-‘Али. Раис Ахмад сын Шах-Мансура Рамруди, славившийся налаживанием взаимных отношений [между людьми], стал вести переговоры с Амиром Хаджи Мухаммадом о мире. Все эмиры и накибы Зириха и йары Аййуба имели с ним беседу, изложили свои требования к царскому двору и отослали его к малику с просьбой о заступничестве.

Малик принял его и сказал: «Выкладывай свои секреты, не прибегая к чьему-либо посредничеству».

Раис Ахмад почтительно довел до сведения малика: «Прошу вас отправить меня на службу к Малику Махмуди и Миру Махмуд-кази, дабы доложить им о том, что сказали систанцы, а они поставят в известность вас».

Его просьба была уважена, и он по секрету раскрыл им все, что хранил в сердце. Они же отправились и доложили малику. Их разумные требования были удовлетворены. О желаниях, далеких от дела, которое бы встретило отказ людей одобряющих, упомянуто не было. Раису Ахмаду он дал почетное платье и отпустил его. Раис Ахмад доложил о их просьбах, которые он записал [на бумаге]. Вся знать согласилась и решила, что воины прекратят осаду крепости. Многочисленное войско двинется на Зирих. Верховный малик въехал в середину их войска и увез мирзу в свое войско. По случайности то была последняя среда перед Наурузом. Юноши-миротворцы той и другой сторон ездили туда-сюда. Была середина ночи. Группа людей объявила, что «сегодняшняя ночь по дурным приметам заслуживает большего порицания, чем утро [последней перед Наурузом] среды. Лучше всего вернуться в резиденцию в Рашкаке, чтобы праздник последней перед Наурузом среды{371} прошел. Мирза же со своим войском и своими подданными проведет тот день в вашем доме и вашем парке, что в Джарунаке. /250/ Переждут тот день, а в четверг совершится примирение». Обе стороны дали на это согласие. Верховный малик из селения Зангаб выехал в [свою] резиденцию. В среду он устроил праздник, который воскрешал в памяти пиршества Кай-Хусрау и собрания Парвиза{372}. Планета Венера, небесный музыкант, сгорала со стыда за занавесом певцов того собрания, внимая мелодиям музыкантов, пению певцов, голосу чтецов «Шах-наме» и сказителей того сборища, что было устроено после стольких сражений!

Утром в четверг малик с победоносным войском выехал в Джарунак. Мирза, решившийся на разъединение со своим войском, устроил смотр войску. Когда малик проехал Дехали, степь Ходжа Нарди стала предметом зависти райского сада от [одетых] в красное, желтое, черное, белое. Ряды [воинов] подходили. Первым отвесил мирзе земной поклон Риза-кули-бек, возглавлявший войско Зириха, и в полном смущении обратил лицо в пустыню. Вторым в южном направлении двинулось в путь войско Зириха и Рамруда, взволнованное при виде рядов воинов своего истинного благодетеля. Амир Хаджи Мухаммед, афшары из Фараха, борцы за веру, и войско Ука и Пушт-и Зириха, их было около трех тысяч человек, простились с мирзой и полетели, словно стрелы с тетивы. Мирза, сопровождаемый пятьюстами гази и своими мулазимами, направился в войско малика. Подъехал верховный малик, заключил мирзу прямо на коне в объятия и поцеловал его в лицо и голову. Пристыженный своими поступками и действиями, мирза стал просить прощения. Когда они проехали вместе несколько шагов, верховный малик подвел коня по кличке...^[136] с расшитым седлом. Мирза сел на того коня. Малик сделал знак Миршикар-хаджи, своему старому слуге, лучшему миршикару того времени: «Принеси [сокола] Бахри». Миршикар доставил Бахри перед взоры мирзы. Мирза взял Бахри. В это время появилась цапля (?). Со всех сторон забили в барабаны. Цапля поднялась в воздух. Мирза бросил Бахри на цаплю. Обе птицы так высоко взмыли в воздух, что казались оттуда черной точкой, а иногда и вовсе исчезали из виду. /251/ Наконец [сокол] поймал свою добычу. Они схватились друг с другом прямо в воздухе и, кувыркаясь, упали на землю. Мирза радовался этому зрелищу, несколько выйдя из состояния задумчивости. В конце дня в счастливый час он изволил войти в дом. Стороны возобновили церемонии устройства пиров и признания достоинств. Мирза от стыда и из учтивости, а малик по доброте и благодаря щедрым подношениям хорошо обходились друг с другом. Между тем из Кандахара прибыли уважаемые предводители мирзы. Верховный малик заканчивал снаряжение людей мирзы, истратив на это почти десять тысяч туманов, в том числе на [приобретение] коней, седел, верблюдов, шатров, палаток — всего, что требовалось для войска мирзы. Подготовили ремесленников и все необходимое для поездки своего драгоценного сына, воистину, лучшего из благороднейших сыновей верховного малика. Он назначил три тысячи мужей во главе с Маликом Гарибом сопровождать мирзу при отъезде из Систана и доставить в Кандахар ту жемчужину из царского ларца. Систанцы, снабженные оружием и другим снаряжением, вместе с родственниками проводили мирзу до самого берега Хирманда. Здесь простились с ним и, поручив его Божьей воле, вернулись в место своего постоянного пребывания. Малик Гариб с войском ехал с наместником мирян по дороге, что выше Хирманда, остановка за остановкой. Ранее в Кандахар был отправлен гонец. Когда мирза достиг крепости Шамалан{373}, вышло все кандахарское войско вместе с Мухаммад-беком байатом. На берегу Хирманда они удостоились счастья приложиться к ногам наместника Вселенной. Мирзу окружили. Пятьсот человек из войсковой знати верховного малика ехали с Маликом Гарибом во главе. Еще две с половиной тысячи мужей покинули берег Хирманда напротив крепости Шамалан. Малик Гариб со [своими] пятьюстами воинами был всюду вокруг паланкина квинтэссенции лучшей части ал-‘Аджама. Они ни на минуту не забывали оберегать и охранять жену [мирзы], пока то сборище благополучно под защитой Творца не прибыло в Кандахарскую крепость. Несколько дней спустя Малика Гариба отпустили в Систан. Малик Гариб удостоился счастья приложиться к руке царственного нрава малика.

Высокий порог царского достоинства малика всегда был полон знатных и благородных гостей /252/ из разных городов и стран, едущих в Иран, ‘Аджам, Индию, [страну] тюрков и в Дайлам{374}. Большинство жителей городов благодаря его милостям были спокойны душой. После той истории он расположил к себе эмиров и всевозможными подношениями заставил их испытывать чувство стыда и раскаяния. Оказав милость Миру Мухаммад-Салиху, который уезжал в Бар-и Зирих, он принял его неуклюжие извинения. Ему он также сделал пожалование. Увеличив прибыли и жалованье накибам Зириха, он обрадовал друзей и заставил раскаиваться в содеянном врагов. В описании числа подношений и милостей перо признает свое бессилие.

После всех событий он отпустил Малика Байазида и Малика ‘Абдаллаха в Фарах с несметными богатствами.

В те времена систанцы, чьи проступки были прощены, чистосердечно служили и повиновались царскому порогу. Старые друзья проводили время спокойно, не стыдясь своих [прежних] грехов.

В те времена Рашкак был местом сборища множества эрудитов{375}. Каждая группа собиралась в чьем-либо доме, в каком-либо месте. Устраивались оживленные состязания в красноречии. Малик Джалал ад-Дин и Малик Мухаммад «Кийани» были связаны [дружбой] друг с другом. Касими умел занять разговором других. Все те, кто ехал из Индии в Ирак или, наоборот, из Ирака в Индию, приезжали в Рашкак, предмет зависти большинства стран и больших городов, и удостаивались чести служить верховному малику. Большую часть времени они проводили в беседах с той жемчужиной из ларца величия и были довольны проявленным сочувствием и оказанными милостями. На его собраниях всегда происходили оживленные состязания в красноречии и пении.

Малик Махмуди также устраивал оживленные сборища. Тогда, когда он был свободен от службы у верховного малика и веселых бесед с Маликом Джалал ад-Дином, он вел беседы с жителями своего квартала, как, например, Амиром Хайдаром, человеком добрым, весьма искусным в красноречии, Миром Касимом-кази, /253/ человеком необычайно веселым, прославленным рассказчиком анекдотов, мавлана ‘Абд ал-Му’мином Сулхи, мавлана ‘Ашики, Миром ‘Абд ал-Му’мином, внуком Мира ‘Абдаллаха, общим любимцем, и вашим покорным рабом, а также рядом других лиц.

Малик Мухаммад вместе с муллой Касимом, братом муллы ‘Ашики Нихи, автором таснифов и суфием по натуре, группой дервишей-затворников и братьев после окончания беседы со славой ислама устраивал [свои] собрания.

Малик Гариб и Малик Латиф собирались отдельно с группой певцов и молодых воинов. Шах-‘Али сын Шах-Абу Са’ида, Малик ‘Али, племянник верховного малика, его младший брат, Малик Мухаммад, и его сын, Малик Мухаммад, его сосед, Шах-Касим сын Шах-Музаффара, Мир Йусуф, человек благочестивый, изучающий [духовные] науки, и Мир Насир тоже собирались постоянно. Малик ‘Али был ангелом во образе человеческом. Если будет воля Всевышнего, о нем будет рассказано на своем месте.

Точно так же [собирались] и занимались любимым делом Амир Мухаммад-Салих «Салики» со своими родственниками и группой собеседников вроде Маулави, мавлана ‘Абди и Мира Мухсина, племянника, который был поэтом и остроумным собеседником{376}.

Амир Хайдар, Мир Максуд Казаки, Амир Вайс и Амир Касим Нармашири вели беспечные разговоры с достойными людьми. Амир Хасан-хан, чиновник финансового ведомства, Ходжа Абу-л-Мухаммад Дашт-Байази и мавлана ‘Абд ал-‘Азиз после ухода из канцелярии [собирались] вместе и пели тихим голосом.

Ходжа Абу-л-Мухаммад был родственником Мухаммад-Ма’сума Дашт-Байази. Во времена шаха Тахмаспа Мир Мухаммад-Ма’сум имел чин эмира и был калантаром области Каин, а Амир Абу-л-Мухаммад — вазиром. Абу-л-Мухаммад был известен в свое время составлением деловых бумаг и писем, а также как приятный собеседник и душа общества. Без него пиршества, устраиваемые верховным маликом или великим маликзаде и прочими маликами и эмирами, проходили скучно. У горожан и /254/ ремесленников также были свои собрания. В те времена в Рашкаке было много людей разных занятий: чтецы «Шах-наме», повествователи сказок, участники народных представлений, в том числе фокусники, жонглеры, гадальщики и прочие. Было много борцов-тяжеловесов, стремительных как молния фехтовальщиков. Беседы ежедневно разгорались по большей части в конце дня на площади [перед] дворцом правителя. Шах-Абу Са’ид, старший сын Малика Мухаммада «Кийани», доводившийся племянником верховному малику и внуком Малику Гийас ад-Дину, был беспечным юношей, водил дружбу с упомянутой категорией людей. Сколько ему ни запрещали, его желание дружить с ними становилось еще сильнее. Все, что у него было, он тратил на этих людей. Проводил время с Миром Хасаном-фокусником, который в показе фокусов был настоящим чудом, а в стрельбе из лука подобен Са’ду [сыну Абу] Ваккаса{377}. Дружил он также с юным гератцем по имени Аллахвирди, который тоже принадлежал к этой категории людей и прославился продажей «веселящего» снадобья и лекарственной смеси укрепляющих и возбуждающих составов. В Систан он приехал вместе с защитником саййидов Амиром Хасаном. Его занятием была стрельба из лука и [нанесение] ударов кинжалом [по своему телу во время траурных дней в месяце мухарраме]. Никто, как он, в те времена не наносил себе удары кинжалом. Не было никого, кто мог бы поднять его лук — он весил два харвара{378}, лук же, с которым он ездил на коне, весил сто манов{379}. Несмотря на [его] бесстрашие, из-за неровности щедрот его занятие потерпело крах. В настоящее время он в числе дервишей и затворников.

Одним словом, систанцы, простые и знатные, прежде всего проживающие в Рашкаке и вблизи царского дворца, благодаря власти того добродея жили спокойно. Об обстоятельствах ряда жителей Рашкака немного было рассказано.

Точно так же малики Джарунака, как, например, Малик Наср ад-Дин, Малик Зариф, Малик Мустафа и Малик Шах-Хусайн сын Малика Касима, младшего дяди верховного малика, устраивали собрания в Джарунаке, каждый со своими людьми и приверженцами соответственно своему положению.

Малики — потомки Малика Кутб ад-Дина, которые оставались лишь в роде Малика Абу Са’ида и /255/ Мирзы Абу-л-Фатха Ма’или, спокойно и приятно проводили время в местечке Пеласи. Малик Мухаммад сын Кубада и его брат Малик Валад, красавец того времени, жили в Сарабане.

Амир Хаджи Мухаммад со своими приверженцами находился в крепости Кал’а-йи Тагрун. Все сыновья эмиров, потомки Амира Икбала и Амира Сираджа, сыновья Амира Хасан-‘Али, например Амир Камал ад-Дин Хусайн и Мирза Касим, племянники, сыновья сестры, Амир Фазлаллах сын Амира Мухаммад-Му’мина — все они были его родственниками, искусными мастерами. Халифа Хусайн по красоте голоса и манере пения был Мессией своего времени. Вышеупомянутый Амир Фазли — чудо того времени в игре на тамбуре и в сказительстве, Маулави и мавлана ‘Ашики, Бадар Касим и Пахлаван, внук ‘Али-пахлавана, застенчивый в общении и в отношениях с [людьми], а также большая группа из секты, название которой упомянуть нельзя{380}, имели свои собрания. Раз в месяц он (Амир Хаджи Мухаммад?) удостаивался счастья бывать у малика [Систана] и вновь уезжал в свою крепость, в место своего пребывания, и проводил время на берегу Хирманда, где воздух был целительным.

Точно так же устраивали состязания, приводя всех в восторг, сыновья Амира Хасан-‘Али, как-то: Амир Махмуд, Амир Саййид-‘Али, Амир Камал ад-Дин Хусайн Табаки, братья, Амир Шайх и [другие] родственники. От каждой группы получали удовольствие.

В Сарабане накиб Махмуд из накибов Сарабана, о котором мы уже немного рассказали, и сыновья Мира Рахима составляли отдельную секту{381}. Они оказывали благодеяния и простым и знатным.

В Зирихе, в Сархадде, Рамруде и Хауздаре военачальники были единомышленниками, а предводители племен — искусными в ремесле. Дела систанцев в правление того лучшего из Кийанидов{382} были обращены к процветанию и миру. Несмотря на отсутствие кровопролития и наказаний, он [простым] нахмуриванием бровей и строгим [взглядом] крепко держал тех людей в руках. В результате ни у кого не было возможности с кем-либо пререкаться и враждовать. Малики, каждый из которых в тиранстве вызывал в памяти [образ] Шаддада{383}, и эмиры, которые в своем гневе считали самого фараона своим подчиненным, из уважения к нему не противоречили своим соперникам и противникам и вкушали яд вражды друг к другу втихомолку. Внезапно /256/ внешнее благополучие подверглось сглазу, и между зирихцами, являвшимися мулазимами Малика Хайдара и Малика Джалала, вышла размолвка. Кровавое море забурлило, оживился базар сражений. Случилось это так.

Рассказ о гибели Хасана Сикандара и Хаки от руки Джамала сына Хаджи Тахира

Хасан Сикандар и Хаки были [воинами], один — конником, другой — пешим. Бегущее [по бумаге] благоухающее мускусом перо бессильно описать историю каждого из них. Хасан был столь [искусным] наездником, что...{384}. Никто так ловко и отважно не сидел в седле, как он. В стрельбе из лука и в игре в чехарду он превзошел всех, снимая с лица несчастных несчастливую родинку. Его отвага хорошо известна среди храбрецов Нимруза и тюрков Давар-замина и Хавар-замина.

Его двоюродный брат со стороны отца, Хаки, был пешим воином, [молва] о храбрости и отваге [которого была] у всех на устах. На ристалище Забула, где всегда был расстелен ковер [для состязания] богатырей, он неоднократно представал перед сидящими на конях всадниками как разъяренный слон и выбивал их из игры ферзем отваги, словно пешек на краю шахматной доски.

Хасан и Хаки были сыновьями тетки с материнской стороны, из людей бамри{385}, Джамал сын Хаджи Тахира был из племени шахраки. Множество раз они в союзе друг с другом одерживали победы в сражениях и хвастались своей дружбой и согласием. Они постоянно были вместе. Некоторые разговоры, имевшие место среди молодежи, становились поводом для ссор между ними. Жили они все в местечке Гиргишт в Сарабане{386}. Однажды утром между Хаки и братом Джамала сына Хаджи [Тахира] вышел спор, закончившийся руганью и поношением [друг друга]. Хасан выскочил босым, с непокрытой головой, чтобы защитить Хаки. Джамал сын Хаджи Тахира, услыхав, что на помощь Хаки пришел Хасан, тоже вышел с группой [своих] людей. Между Хасаном и Джамалом завязалось [настоящее] сражение. Они стали пускать друг в друга стрелы. По воле случая одна из стрел пронзила грудь Хасана. Хасан упал. /257/ Подъехал Джамал и ударом меча покончил с ним. Хаки тоже ввязался в драку. Против него вышли двадцать человек. Почти сто стрел были пущены в Хаки и в конце концов погубили того богатыря.

Когда известие об этом дошло до слуха Малика Джалал ад-Дина, он, отпросившись со службы верховного малика, выехал в Сарабан. Джамал из боязни укрепил [свой] дом. Собрались почти Двести мужей шахраки, его родственники. Малик Джалал ад-Дин без промедления въехал в крепость, схватил за шиворот Джамала и его двоюродного брата, зачинщиков смуты, вывел их из укрепления и, связав, привез в Рашкак. Поскольку Малик Гариб был ишик-акаси-баши, его почитали. Казнь их была отсрочена на несколько дней. Малик Джалал ад-Дин, сыновья Гийас ад-Дина и все малики, покорные его воле, дали согласие на казнь Джамала. Малик Гариб и [остальные] сыновья Малика Наср ад-Дина, постоянным желанием которых было оказывать противодействие тем людям, поскольку несколько дней они находились в его доме в заточении, были склонны освободить Джамала. Верховный малик, испытывая к Джамалу симпатию, проявлял нерешительность. Он говорил: «Войско мое лишилось таких мужей, как Хасан и Хаки. Жаль убивать еще Джамала, не имеющего себе равных!»

Однако накиб Джамал-раис, который, словно разъяренный лев, требовал мести за кровь своего убитого родственника Хасана, стоял возле дворца и постоянно напоминал об этом.

Когда [весть] о намерении освободить Джамала и о помощи сыновей Малика Наср ад-Дина достигла слуха Малика Джалал ад-Дина, он решил ехать к Малику Гарибу. Малик Гариб укрепил свой дом и, уповая на то, что у него в доме находится шахиня-мать Бибиджан, старшая дочь малика, открыто защищал Джамала.

Малик Наср ад-Дин говорил по этому поводу с Маликом Махмуди, который стоял за казнь Джамала, а также с родственниками Хасана и Джамал-раиса, большинство которых в прошлом были слугами Малика Гийас ад-Дина, а в то время служили Малику Махмуди. Разговор перешел в крик. Малик Джалал ад-Дин не раздумывая поспешил в дом Малика Гариба. Взломали дверь дома. Войдя внутрь, он вытащил /258/ Джамала сына Хаджи Тахира наружу и за воротами крепости с восточной стороны дворца верховного малика передал его родным Хасана. Сын Хасана, которому было пять лет, ударил Джамала ножом. Другие родственники добили его. Его двоюродного брата растоптали в отместку за Хаки. Вражда между шахраками, бамри, раисами (так!), зирихцами, с.наки и сарбандами оставалась, пока три года спустя после этого случая на берегу водоема у плотины Шайхланг в том месте не расположился со своими людьми Мир Хайдар «Тугой лук». Раис Джамал и Гулам-‘Али Сабик жили на краю степи Джарунак-и Шайхланг. Между их молодежью вышла ссора. Накиб Джихангир, родственник Мира Хайдара, был молодцем необычайной отваги и благородства. Он состоял в родстве с большей частью аймаков Зириха, сам же был из [племени] шахраки. Из квартала, [в котором жил] Мир Хайдар, вышел [Джихангир] против родственников Джамал-раиса и был убит. Мир Хайдар с тысячью мужей пошел на родственников накиба Джамал-раиса. Джамал-раис со своими людьми, которых насчитывалось около 600 человек, вступил в борьбу. Обе стороны потеряли в том бою большое число людей. Наконец туда подъехали Малик Джалал ад-Дин и Малик Махмуди и разогнали [сражавшихся], кипевших враждой друг к другу. Каждый уехал в свой квартал. Джамал-раиса переселили в предместье Джалка вблизи р. Хирманд. [Оттуда] было недалеко до Рашкака. Гулам-‘Али Сабик, его сосед, из чувства дружбы и товарищества заключил с ним союз.

Год спустя все «подонки»{387} Систана, каждый из которых каким-либо образом состоял в родстве с Джихангиром, сошлись вместе. Около двух тысяч конников поскакали в Рашкак. Верховный малик довез накиба Джамал-раиса почти до Рашкака, остановился в Сарджуйе. Шах-Абу Са’ид с несколькими своими мулазимами находился среди того малочисленного народа. Все войско Систана вышло с северной стороны Джалка. Верховный малик увидел, что злодеи не посмотрят на близость жилья и отважатся на сражение с теми несчастными. Он послал к ним маликов, старейшин Систана и часть эмиров и наказал им, чтобы они дали коней и почетное платье ряду наиболее уважаемых людей и сменили бы войну на мир.

Те люди, облачившись в почетное платье /259/ и сев на [подаренных] коней, вернулись назад, все так же преисполненные гнева и обиды. Разграбив большую часть местностей Бар-и Зириха, они уехали в Зирих и Рамруд. Целых десять лет продолжалась эта вражда. Из-за смуты погибло в общей сложности почти пять тысяч мужей. О некоторых из них мы расскажем на своем месте. На смену нескольким дням всеобщего благополучия пришло состояние тревоги. Беспричинный страх нашел путь к сердцам систанской знати. Малики, эмиры, благородные пребывали в постоянной тревоге. Из-за вражды между зирихцами в каждом селении происходили ссоры. Малик Махмуди и сыновья Малика Гийаса стояли на стороне Джамал-раиса. Сыновья Малика Наср ад-Дина поддерживали людей убитого Джихангира. Рассказывать об этой не имеющей начала и конца истории можно бесконечно. Продолжения больше не будет. Мир тому, кто идет правым путем!

Рассказ о строительстве крепости Джарунак Маликом Зарифом

Малик Зариф, «славный» сын Малика Наср ад-Дина, был человеком злым и жестоким. В начале правления великого малика часть собственников Систана, которые были грабителями и насильниками, со всех сторон устремились к нему на службу. Вместе сошлись арабы [племени] хузайма, жители Кухистана и Ниха. Мухаммади Хаджджам был главарем ста человек. Хусайн-и Йаршир Ники{388} привел двести стрелков из мушкетов{389} из арабов и повес Кухистана. Сам он подвизался среди мулазимов Малика Зарифа, [число] приверженцев которого достигало почти тысячи человек. Последователей его брата, Малика Гариба, было около ста человек. Несколько человек было и у Малика Латифа. Малик Мустафа и Шах-Хусайн сын Малика Касима тоже имели двести мулазимов и преданных [им людей]. [Всего] людей Малика Зарифа, его отца и братьев насчитывалось две тысячи. Поскольку у [Малика Зарифа] были большие планы, он заложил упомянутую крепость на месте принадлежавшего ему по наследству дома, площадью почти в 60 джарибов. Ту крепость строили по принуждению жители Бар-и Зириха. Постоянно он требовал людей из владений [местных] маликов и из особого управления поместьями верховного малика. /260/ И они давали согласие. Верховный правитель [в течение] двух лет отдавал ему должность даруги Бар-и Зириха. Жители [Бар-и Зириха] работали по ночам, жителям Хауздара и Кундара он повелевал работать днем. Жителей Бар-и Зириха, которых привозили [на строительство крепости] на один день, задерживали на три-четыре дня и заставляли работать голодными. [Строительство] крепости завершили в течение одного года. Верховному малику он говорил: «Мухаммад-кули-хан гиль{390} — мой враг. Я опасаюсь, что он нападет на меня ночью!» Под этим предлогом [Малик Зариф] возвел [крепостную] стену из четырех-пяти частей. Строительство продолжали [даже] во время войны с Музаффаром Хусайн-мирзой в перерывах между сражениями. После войны с Музаффаром Хусайн-мирзой маликам представилось разумным завершить строительство той крепости. Крепость так или иначе была выстроена. После завершения крепости ради ее сохранения он дал понять [верховному малику], что «охрана крепости дело крайне необходимое, дабы она не попала в руки противников!»

Малик Наср ад-Дин проводил все свое время на службе верховного малика. Он занимался делами таким образом, что у всех [создавалось впечатление], будто никто из мулазимов и нукаров исполнить их не сможет. В глазах народа это казалось важным, и они считали, что [Малик Наср ад-Дин] все делает от чистого сердца. Поэтому никто не подозревал, что Малик Зариф, [его сын], стремится выступить против верховного малика. Величие сана и высота занимаемого положения сего духовно и внешне великого [малика] достигали такой степени, что никто не считал возможным представить себе, что он может выступить против своих родственников. Систанские эмиры, основываясь на его безграничной власти, чувствовали отвращение к службе верховному малику и [потому] бывали у него очень редко.

Малик Джалал ад-Дин много раз говорил с отцом относительно устранения и разгона сборища [людей Малика Зарифа]. Верховный малик [всякий раз] отвечал: «Хлопоты, [доставляемые] людьми [Малика Зарифа] родственникам, сыновьям Малика Гийас ад-Дина, яснее солнца. Ты же состоишь в большой дружбе и с Маликом Мухаммедом, и с Маликом Махмуди, [потому] всецело поглощен мыслью о беспокойстве, [исходящем] от тех людей. Ты, вероятно, прав, но не настолько, чтобы согласиться разорвать с ними узы родства».

Малик Джалал ад-Дин возражал: «Эти люди приведут вашу власть в расстройство».

/261/ В это время в предместье Ниха прибыл с 300 мужами Хусайн Йаршир Ники, уезжавший с целью разбоя в окрестности пустыни. Амир Саййид Нихи, обидевшись на Мухаммад-‘Али-султана, ехал в Систан. В Бандане он столкнулся с Хусайном Йарширом. Хусайн Йаршир сказал: «Вернусь с вами и ночью нападу и разграблю цитадель Ниха». Мир-Саййид в полночь подъехал к Ниху вместе с Хусайном Йарширом. Люди султана узнали об этом и раскрыли ворота крепости. К Мир-Саййиду примкнули 200 человек из жителей крепости. Сторонников Хусайна Йаршира насчитывалось 300 мужей. Эти 500 человек взяликрепость в осаду. К Малику Зарифу послали гонца: «Вот-вот они возьмут крепость Них». Малик Зариф со всей поспешностью поскакал в Них вместе с Маликом Латифом и Маликом Мустафой. С ними выехали почти тысяча мужей. Малик Наср ад-Дин отправил гонцов в Зирих и Рамруд. Накибы преисполнились рвения и, собрав пять-шесть тысяч мужей, отправились в Них. В течение десяти дней возле Ниха скопилось десять тысяч человек. Мухаммад-‘Али-хан и находившиеся в крепости оказались в трудном положении.

В это время в Них выехал Малик Гариб: «Если дело пойдет успешно, то он поможет брату. Если крепость окажется неприступной, то он увезет брата назад и намекнет Мухаммад-‘Али-хану на совершенное благодеяние».

Когда он туда прибыл, Мухаммад-‘Али-хан прислал к Малику Гарибу человека с дарами и подношениями и известил его, что не знает причину осады крепости маликзаде. «В соответствии с приказом светлейшего эта область принадлежит мне. Если по этому поводу издан [новый] указ, пусть предъявят его мне, и я сдам крепость. В противном случае пусть они возвращаются благополучно на свои места. До сегодняшнего дня я не считал возможным о чем-либо говорить с этими людьми, так как не нашел их достойными. Ваши похвальные качества и ваша доброжелательность известны. Добро пожаловать! В добрый час! Пусть их сиятельства откроют [нам] свои цели и желания и [разъяснят] предпринятые ими шаги».

Когда гонец Мухаммад-‘Али-хана прибыл к Малику Гарибу и передал письмо, Малик Гариб, у которого не было /262/ удовлетворительного ответа на письмо, огорченный, отправился к своему отцу и очень стращал его [последствиями] предпринятых Маликом Зарифом действий, говоря: «Как выяснилось, Мухаммад-‘Али-хан послал гонцов к Сулайман-халифе туркману...{391} и к Султану ‘Али-халифе шамлу{392} в Каин. В скором времени упомянутые эмиры прибудут ему на помощь со своими несметными войсками. Поддержать его они считают своей обязанностью. Во-первых, в силу союза с кызылбашами и, во-вторых, в силу [возможных] нападок эмиров и столпов победоносного государства: ”Почему-де не помогли ему”. Они уверены: как только Них будет захвачен маликами Систана, мало-помалу те окажутся в трудном положении. Мы не знаем, каков будет исход наших дел и дел Систана из-за своевольно предпринятых нами действий. Как бы то ни было, надо покончить с этим делом. Лучше и предпочтительнее, чтобы они, заключив мир, забрали бы людей и приверженцев Мир-Саййида и отбыли в Систан».

Малик Наср ад-Дин обдумал данное [предложение] и решил вернуться назад. На следующий день он держал по этому поводу совет с накибом Джамалем и Раисом Ахмадом. Все были едины во мнении вернуться обратно, так как Малик Махмуди написал письмо с нападками: «Мы полагали, что вы заставите маликзаде отказаться от осады крепости и привезете [его]. Теперь же [еще] в большей мере вы стали источником смуты».

Они обиделись на это. Тот же час выехали вместе с Маликом Наср ад-Дином к Малику Зарифу и помешали ему. Все вместе отправились к Малику Гарибу и заявили: «Решать вам!» Малик Гариб отправил гонца к Мухаммад-’Али-хану: «Завтра мы выезжаем в Систан и увозим [туда] отца, брата и все войско. Вы же устройте маджлис в воротах крепости, дабы на нем были заключены договор и соглашение».

Мухаммад-’Али-хан собрал в крытом проходе цитадели всех гази [племени] гиль и устроил маджлис. Туда явились малики и все вместе вкушали яства. Они взяли на себя обязательство не ссориться с султаном, не посылать людей в Них и самим не ходить туда.

/263/ Там они помирились друг с другом и вернулись в Систан. Данное обстоятельство еще более усилило беспокойство Малика Джалал ад-Дина в отношении сыновей Малика Наср [ад-Дина]. По возвращении оттуда вновь случились волнения из-за поместий, которые постоянно были предметом ссоры между сыновьями Малика Гийас ад-Дина и [сыновьями Малика Наср ад-Дина]. [Сыновья Малика Наср ад-Дина] пытались завладеть урожаем плодовых культур в садах Малика Махмуди. Малик Махмуди и братья уехали в Джарунак и поселились в нижнем Джарунаке вместе с 400 своими мулазимами и союзниками. Малик Зариф выступил из верхнего Джарунака с готовым к бою войском. [Сей] раб с отрядом почти в сто человек выехал навстречу ему до каналов к северу от Джарунака. В это время Амир Мухаммад-Салих прислал на помощь сто мужей. Джамал-раис прислал своего брата с [отрядом тоже в] сто человек. В результате силы вашего покорного раба возросли. Часть благомыслящих людей явились к Малику Зарифу, удержали его и увезли с собой в цитадель. [Сего] раба привезли к братьям, в места их пребывания. Верховный малик прислал гонца и потребовал Малика Мухаммада и Малика Махмуди в Рашкак. Около недели люди Малика Зарифа ссорились из-за должности даруги Бар-и Зириха, которую занимал Малик ‘Али. Малик ‘Али с целью возмездия решил идти на их крепость. Малик Джалал ад-Дин в гневе, [но] с полным достоинством прибыл на помощь своему двоюродному брату. Верхом на коне он отправился в цитадель Джарунака. Амир Мухаммад-Салих и соратники накиба [Джамал-раиса] примкнули к нему. [На дороге] от Рашкака до Гулистана{393} собрались вместе четыре-пять тысяч мятежников, которые были тверды в [своем намерении] разрушить крепость Джарунак и низвергнуть власть Малика Наср ад-Дина. Особенно старались в этом отношении Малик Мухаммад и его младший брат, Малик ‘Али, с которыми повздорил ранее Малик Зариф.

Когда известие дошло до Малика Зарифа, он сделал вид, будто не имеет к этому делу отношения и занят подготовкой пира, и внешне выказывал дружелюбие. Тайно же с группой своих союзников вынашивал план относительно того, чтобы сразиться с Маликом Джалал ад-Дином, если тот явит к ним неуважение.

В Джарунак поспешно приехал Малик Гариб и действовал несправедливо и враждебно по отношению к брату. Вместе с Маликом Мустафой он выехал встретить великого малика. /264/ Встреча состоялась в окрестностях Садре{394}. [Малик Гариб] извинился и умолял [великого малика] не приводить войско. Он спешился в Садре и открыл секреты [своим] братьям и Малику Зарифу. Он сказал: «Вы не знаете, каково было ваше положение до данного [момента], и не знаете [ему] цены в настоящее время при всем вашем могуществе и многочисленности. Постоянно находитесь в ссоре с сыновьями Малика Гийас [ад-Дина]. Я не вмешиваюсь [в ваши отношения], предоставив вас друг другу. Теперь вы начали враждовать с Маликом ‘Али, сыном верховного малика и моим братом. Все это свидетельствует о вашей непокорности и вашей враждебности. Пресечение вашей деятельности является всенепременнейшим нравственным долгом государственных сановников».

Малик Мустафа и Малик Гариб взяли на себя всевозможные обязательства, что мешать-де ему не станут, и заставили великого малика вернуться из Садре в Джарунак. [Там] его начали убеждать и уговаривать: «Человек этот твердо намерен убить тебя! Ты порочишь себя и наш род» — и осведомили о его дурных поступках.

Верховный малик отправил к нему гонца: «Делать что-либо сверх своих возможностей и не считаться со своим достоинством могут только низкого происхождения люди. Ты же сын моей тетки и дяди. Истинность моего происхождения для государей Вселенной ярче солнца. У меня нет больше терпения выносить твои отвратительные поступки. Мне стыдно перед родственниками и сыновьями, которые только и говорят о твоих неподобающих действиях, а я смотрю на них сквозь пальцы. Видимо, благодаря трубе и литаврам, которые я прислал [тебе] в крепость Кал’а-йи нау во время сражения с Музаффаром Хусайн-мирзой, ты возгордился и вынашиваешь несбыточные мечты. Когда-то ты причинил зло, какое только было возможно, сыновьям Малика Гийаса, благородство, порядочность и хорошие поступки которых очевидны для всех. До настоящего времени мы относились к этому снисходительно. Теперь дошло до того, что ты вступаешь в ссору с Маликом ‘Али, моим дорогим сыном, светом моих очей, и от меня же ждешь добра!

Отправь трубу и литавры, что находятся сейчас в крепости Джарунак, в /265/ помещение для музыкантов над дворцовыми воротами и выкинь из головы обуявшую тебя гордыню!»

Малик Зариф, [прочтя] послание, растерялся, заявил мулазиму малика о своем бессилии и огорчении, передал [ему] трубу и литавры и написал прошение: «Я жив благодаря милосердию и милости его высочества. Если я совершил какой-либо проступок по отношению к родственникам, разберитесь. Вины моей нет, все сделано самими родственниками. В самом деле, когда родственники предприняли определенные действия в отношении моих слуг и близких, мне следовало рассказать вам правду, а не стараться предотвратить их самому. В дальнейшем, если родственники причинят мне тысячу беспокойств, я не стану чинить никому зла, пока не извещу вас. Повеление и приказ [исходят] от его высочества!»

Предостережение [верховного малика] полностью изменило положение [Малика Зарифа]. Однако, поскольку источником ссоры Малика Махмуди и Малика ‘Али с Маликом Зарифом был Амир Мухаммад-Салих, его настороженное отношение к Амиру Мухаммад-Салиху росло день ото дня, и он решил его убрать. Дозорные и смельчаки ночи напролет передвигались в окрестностях Гулистана, служившего убежищем Амиру Мухаммад-Салиху. Амир Мухаммад-Салих постоянно держал при себе большую группу йаров Аййуба и проявлял осторожность.

Малик Зариф все время старался поступать вопреки воле верховного малика. Для видимости он изменил свой образ действий, [на деле] же выжидал подходящего случая, укрепившись в своей неприязни к малику. Он насквозь был пронизан враждой.

Малик Наср ад-Дин, который очень дорожил сыном, колебался в [своей] привязанности и враждебности. Время от времени он навещал верховного малика. Высокопоставленные слуги малика держались со своим дядей, который был главным источником всех огорчений, приветливо и сдержанно.

В Рашкаке он прочно восседал на троне справедливости и по своему обычаю устраивал пиршества, поступая в соответствии с поговоркой: «Дай корм воробью, куропатке и голубю, быть может, в сети попадется птица феникс».

Неожиданно прибыл курьер Малика ‘Абдаллаха Фарахи и доставил написанное в стихах послание об осаде Герата.

/266/ Известие о прибытии в Герат ‘Абдаллах-хана, властелина Турана{395}. Осада Герата. Окончание жизнеописания верховного малика

28 джумада II 995/5 июня 1587 г. ‘Абдаллах-хан, властелин Турана, который уже давно покорил Мавераннахр, Туркестан, Моголистан до крайних границ Кашгара, Бадахшана, Хутталана, Гура и до [страны] гильзаев{396}, пределов Тибета и Хорезма, из-за царившего в Иране хаоса{397} испытывал сильное желание [покорить] Хорасан. Руководствовался он следующим. После отъезда юного шаха{398} от шамлу, [его появления] в Герате среди устаджлу и назначения [его] воспитателем Муршид-кули-хана, ‘Али-кули-хан, который постоянно вынашивал в мыслях план мести Муршид-кули-хану, отправил людей к владетелю Турана и подстрекнул его к походу на Хорасан. Когда высокосановный хан неожиданно появился в окрестностях Маручака{399}, то послал гонца в Герат{400}. ‘Али-кули-хан проснулся ото сна беспечности, но было поздно. Хотя он и послал гонца, но результат был тот же, как если бы сказали пламени: «Перестань полыхать!» — или виновнику происшедшего: «Откажись от своего занятия!» Все равно что сказать самим узбекам: «Уходите из Мургаба назад в Мавераннахр!»

Никто не верил в приход узбекского войска, пока оно не показалось из-за горы Занджиргах{401} и не появилось в Хийабане возле мазара{402} Ходжи ‘Абдаллаха Ансари. Одновременно затрубили еще сто двадцать карнаев{403}, каждый из которых воспринимался здравомыслящими людьми как труба [Исрафила] в Судный день. К полуденной молитве город был обложен со всех сторон, словно камень в оправе. Осада города продолжалась 10 месяцев. В 996/1587-88 г. город пал.

От этого страшного известия природа смешалась И хотя никто не ведал о положении дел в Туране, чтобы действовать благоразумно, однако осталась привычка жить беспечно и беззаботно, устраивая собрания.

/267/ После победы над Гератом Шахим-курчи{404} главнокомандующий [во главе] 12 тысяч конных воинов направился в Кухистан. Прихватив с собой Мира ‘Алама Хузайму, он выступил в направлении Систана через пустыню с западной стороны Систана. Когда они подъехали к Кал’а-йи Табасин{405}, по счастливой случайности туда до прибытия узбекского войска вошел со своим караваном накиб Сабик-и Мир Вайс, калантар Ука. При нем находились десять стрелков. У Саййиди Икбаля, слуги верховного малика и стража крепости Табасин, тоже было пять-шесть стрелков. Внезапно 12 тысяч конников с целью овладеть крепостью, заткнув полы халатов за пояс, со всех четырех сторон подошли к крепости [под звуки боевых] труб и начали штурм, забираясь на крепостные стены. Стрелки из крепости, приставив стволы ружей к груди неприятеля, били [в упор]. Пуля проходила через спину первого и поражала следующего, карабкавшегося за ним. Всего было убито из узбекского войска почти 400 человек. Наконец [узбеки] все сосредоточились с одной стороны цитадели и потребовали у жителей крепости угощение. Сабик-и Мир Вайс и Саййиди Икбал дали на угощение тем людям несколько манов фиников и одну корову. В ту ночь [узбеки] откочевали из той местности и направились в Систан.

Мир ‘Алам Хузайма, обрекая себя на смерть, выступил вперед и повел узбеков в пустыню. Пока [настало] утро, они отошли от дороги на Систан на десять фарсахов. Так шли они до полудня. Наконец Шахим-курчи говорит Миру ‘Аламу: «Я слышал, от Табасина до Систана — 12 фарсахов. Мы прошли уже 15 фарсахов, и все еще не видно никаких признаков Систана! Быть может, ты повел нас в Кирманскую пустыню, известную под названием Гург{406}?» — «Да, произошла ошибка, я сбился с пути», — ответил Мир ‘Алам. «Ты, должно быть, так поступил намеренно», — возразил Шахим-курчи.

Воистину, если бы этот мужественный человек, пожертвовавший собой ради рабов повелителя верующих и последователей дома пророка, не поступил подобным образом, те десять (!) тысяч узбеков{407}, вступив в Систан, убили бы всех местных маликов и их подданных или же те попали бы в плен к [своему] противнику, ибо все они беспечно сидели на своих местах и были разрозненны и никак не предполагали о приходе своих врагов с западной стороны Систана. /268/ Не ждали они никого и по известным дорогам. За несколько лет до этого, когда для осады Герата приезжал шах, равный своим достоинством Искандару, в сопровождении ста тысяч человек из эмиров Ирака{408}, верховный малик Систана и не подумал оставить Рашкак, свою резиденцию, и переехать в другое, более укрепленное место. Они полагали, что приход узбекского войска подобен приходу войска кызылбашей. Как только те вступят в пределы Систана, можно будет укрыться в укрепленном месте.

После этого разговора Шахим-курчи приказал казнить Мира ‘Алама Хузайму и тем самым возвел его в ранг шахида (т.е. убитого за веру. — Л.С.).

Пока те люди снова вернулись в окрестности Кал’а-йи Табасин, от отсутствия воды погибло около тысячи воинов, а также пали две-три тысячи их коней. Идти оттуда в Систан у них уже не было больше сил. «Теперь люди узнали о нашем прибытии», — оправдывались они.

Из Табасина все той же дорогой направились они в Герат и доложили хакану Турана истинное положение той страны и ее народа.

Накиб Сабик и Саййиди Икбал казнили триста человек из узбекского войска и привезли их головы верховному малику, [за что] были удостоены награды. После того верховный правитель обнес Рашкак глубоким рвом. Он приказал Амиру Хаджи Мухаммаду и Амиру Касиму собрать своих людей и постоянно вести наблюдение за дорогой, [ведущей в Систан]. Во все стороны разослал лазутчиков, с этих пор они опасались [прихода] узбеков.

В 997/1588-89 г. случился паводок, так что [на всем протяжении] от Рашкака до Шахр-и кухна вода держалась на одном уровне. Сколько ни старались [отвести воду] — ничего не вышло. Вода лишь усилилась и затопила крепость и дома маликов и верховного правителя. За несколько дней они разбили палатки на высоких холмах у начала пустыни с западной [стороны] Рашкака. Несмотря на царивший хаос и шаткость [положения], основное внимание было [направлено на устройство] празднеств и бесед. Оживленно говорили о певцах и музыкантах. Спустя несколько дней вода пошла на убыль. Только что выстроенный дом накиба Хусайн Ахмада стал местом остановки той счастливейшей птицы феникс. Для Малика Махмуди и [сего] раба освободили дома накиба Касима и накиба Бахрам-шахи. Для Малика Мухаммада приготовили дом Сами, находившийся поблизости от домов накиба Хусайна и накиба Бахрам-шахи. /269/ Верховный правитель жил в доме в южной части Рашкака в течение шести месяцев.

В это время Йакан-хан афшар и гази Фараха отправили гонца к Рустам-мирзе и вдохновили его на поход в Фарах{409}. Когда Рустам-мирза вступил в Фарах, Йакан-хан раскаялся в своем поступке. Три дня спустя [Рустам-мирза] казнил Йакан-хана, получив, [таким образом], большую свободу действий. В его распоряжении была тысяча кызылбашей из [числа] старых друзей и две тысячи конных воинов, проживавших в Фарахе. Еще тысяча конников из высочайшего лагеря, утратив надежду на порог защитника тварей, прибыла к мирзе вместе с Халифой Сулайманом туркманом{410} и Кучик-йуз-баши устаджлу{411}. Мирза, получив повод для свободы действий, вынашивал большие планы.

Между тем верховный малик отправил к нему Малика Мухаммада, старшего сына Малика Гийас ад-Дина, и объявил [ему] о дружеских чувствах. Рустам-мирза оценил приезд Малика Мухаммада, выразил сочувствие и держал его у себя два месяца. Поскольку в намерения [мирзы] входил поход на Систан, Малик Мухаммад сделал важное дело, отправив к верховному правителю гонца и [предупредив его]: «Надо уезжать из Рашкака в укрепленное место!» Верховный правитель по этому поводу держал совет со своими высокими родичами. Мнение всех сошлось на том, что надо уезжать в Дашт-и Чапраст, подвластный Кичули, с трех сторон окруженный водой, а с севера укрепленный рвом. Они выехали в благоприятное время. За неделю [там] собрались вместе 12 тысяч семей.

В то время прибыл благородный и благочестивый саййид Амир Хидайаталлах Каини, который издавна был связан с этим родом. Послами от Бигташ-хана, вали Кирмана, приехали высокосановные саййиды Бама{412}, как-то: Амир Фазли и Амир Ашраф, сыновья Мирзы Хаванда, величайшего из саййидов Бама.

В это же время из Фараха вернулся Малик Мухаммад. С ним приехали от [Рустам]-мирзы Касим-бек, ишик-акаси-баши, /270/ Мирза Тимур-мунши и Мирза Мас’уд вазир. Спустя несколько дней мирза прислал в Систан также Малика ‘Абдаллаха для того, чтобы он нашел путь к родственникам верховного правителя Систана и внес бы меж них смуту. Одним словом, в то время в Чапрасте собралось сборище, которое, пожалуй, можно встретить лишь при дворах падишахов. Верховный правитель [Систана] и султаны разостлали ковер на берегу реки. Царские шатры взметнулись в небесную высь. Малик и султаны по царскому обычаю восседали на больших подушках. Прибывшие досточтимые саййиды Кирмана преподнесли подарки и доложили о своем деле. Дело их заключалось в следующем.

Йа’куб-хан из Заминдавара{413}, который приезжал с целью увезти Рустам-мирзу в Фарс и вернулся ни с чем, отбыл на службу к высочайшему светлейшему [шаху]. Несмотря на то что он был удостоен титула «хан» и должности верховного эмира областей Фарса, он испытывал страх и, размышляя о своих делах, терялся. У Бигташ-хана тоже не было [для них] места в том дворце. [Саййиды] много раз просили помощь у мирз, но, обманувшись [в своих] надеждах, оставили их. Решили изучить [вопрос] со всех сторон, и если найдут достойным служить малику Систана, то подчинятся ему и явят старание.

Верховный правитель [Систана], насколько позволяло ему его высокое положение, а также в силу своей наблюдательности догадался об их скрытых помыслах. Более того, он прочел и изучил их тайные договоры, направленные со всей доверительностью прибежищу саййидов Амиру Фазлаллаху{414}. Убежденно он упомянул о том, что, «когда власть над обитаемой четвертью земного круга дана кому-либо из избранных единым Богом рабов, другой не сможет принять участие в данном Богом. Всяк, кому досталась от того [высокого] порога какая-либо доля, поскольку это дар Божий, не сможет от нее отказаться. Вам следует глубоко подумать над этим. Если вы сможете поладить со своим подлинным благодетелем, что может быть лучше. В противном случае согласие исключено. Необходимо стараться сдерживать себя, насколько возможно. Если же дело будет сделано, /271/ то вряд ли возникнет необходимость в том, что принято считать условием дружбы и добрососедства. Я не согласен взять вину на себя. Однако передавать слово, очевидное себе самому, от одного малика другому и посягать на дело, порученное в настоящее время Аллахом другому, далеко от пути людей разумных и справедливых. В особенности если иметь в виду, что на западе и востоке приложили старания разрушители правой веры и мазхаба последователей имамов{415}. Сей муж, подстрекающий меня к вражде и разрыву с маликом, из рода в род является проводником правой веры. Сегодня эта истинная вера связана с его уважаемой особой. У меня преувеличенное [почтение] к древним правам и степеням. Поскольку сей поступок может привести к уничтожению веры и народа, я запрещаю вам что-либо предпринимать по этому поводу. Если ваше решение остановилось по причине сохранения здоровья на каком-либо деле, я пошлю на высочайшую службу гонца и буду просить о вашем приезде в эти края. Склоню [шаха] к прибытию в Хорасан, взяв ответственность за это дело на себя. Весьма возможно, что его величество шах, да возвысит всевышний Бог его достоинства, не оставит без внимания эту мою просьбу и издаст указ о том, чтобы войска Кирмана и Фарса двинулись бы в Хорасан дорогой через Систан. Во [время] этого похода я сослужу службу, которая встретит одобрение у взыскательного [шаха], и он простит мне прежние грехи».

[Верховный правитель] отпустил саййидов, [предоставив] им большие богатства и несметные дары. В течение нескольких дней он принимал в гости Мирзу Мас’уда, вазира Мирзы Рустама, Мирзу Тимура и Касим-бека, старого друга Рустам-мирзы. Им он дал свое регулярное войско и ополчение и устроил маджлис; [на нем] завел разговор о разном: мирза-де прибыл в соседнюю [область], Йакан-хан афшар позвал его к себе в дом и преподнес ему в качестве подарка свою страну, свое войско, свою жизнь и свое состояние. Долг великодушия состоял в том, чтобы окружить этого человека заботой и назначить его своим старейшиной и опорой власти, а не в том, чтобы в течение трех дней лишить его жизни и [тем самым] занести свое имя в список вероломных людей.

«Фаррах /272/ находился в двух днях пути от Герата. Герат же сегодня является столицей властелина Турана. Будет лучше, если мирза передаст Фарах знающему свое дело правителю, а сам расположится в Заминдаваре. Если же он [не пожелает] ехать в Заминдавар и осядет в Фарахе, то следует укрепить Фарах по всем правилам, затем идти [с войском] в Каин и защитить Каин и Тун{416}, собрать отовсюду хорасанское войско и постараться устранить противника. Я обязуюсь затребовать из Кандахара 1500 конников, чтобы старший брат оказал помощь [Рустам]-мирзе. [Кроме того], я пришлю своего сына в сопровождении еще трех тысяч мужей. Если же мирза намерен сразиться с узбеками, пусть приезжает в Систан со своими приближенными, и мы совершим сделку. [Тогда] он подобающим образом займется этим делом. В противном случае вы [ведете] с нами праздные разговоры. Вражду тоже сделали явной, дабы мы в соответствии с выгодой для себя постарались сохранить свои честь и достоинство. У мирзы нет ни намерения возвыситься, [получить] чин или [добиться] величия, ни смущения в обхождении с народом так, как это делали предки, ни терпения, ни [желания] оставаться в одном месте. С другом следует быть другом, с врагом — врагом. Великим людям надо иметь определенное отношение к происходящему и ясные действия. Говорю я об этом прямо, из лучших побуждений. У сего гордеца нет ни любви к своему брату, ни привязанности к своему благодетелю, ни великих помыслов. В таком неопределенном положении полагать себя заслуживающим шахского престола и быть зачинщиком смуты среди народа недостойно образа действий великих людей. Сегодня наступило время, чтобы, проявляя сдержанность и оказывая помощь всем людям, приступить к устранению противников. Следует постоянно слать гонцов в высокую ставку и просить помощь и поддержку в этих благородных устремлениях у пребывающего на истинном пути и направляющего на путь истины, то есть у обладателя трона великого государства и проповедника веры имамов, следующих правым путем. Если в отличие от прошлого твое положение станет прочным, [сей] раб подобающим образом окажет тебе полную поддержку и будет сопровождать тебя. Если же положение твое останется столь же неопределенным, то появится повод для раскола жителей больших и малых городов Хорасана, что окажет помощь врагам. Мы тоже примем меры, какие найдем нужными».

/273/ Мулазимы мирзы почтительно довели до его сведения соответствующие разговоры и [взяли на себя] надлежащие обязательства. Удостоившись всевозможных милостей, [получив в дар] почетное платье, бесчисленные подарки и [другие] блага, они отбыли в Фарах. Доложили обо всем, что видели и слышали: о войске и укрепленности места, великолепной обстановке, полезных советах. Мирза принял на себя обязательства. Несколько дней спустя у него случилось сражение с узбеками; убив тысячу человек из узбекского войска, он отослал верховному малику триста отсеченных голов. Верховный малик оказал большое внимание мулазимам мирзы, направив мирзе с верным человеком всевозможные товары. Малик ‘Абдаллах имел встречу и беседу с Маликом Зарифом. Они договорились тайно о делах. Малик ‘Абдаллах был отпущен со службы малика на несколько дней и оставался в доме Малика Зарифа.

Однажды, когда рабы верховного малика занимались охотой на куропаток в степи Самули{417}, а [малик] держал в руке сокола, он увидел, что Малик ‘Абдаллах сидит с Маликом Зарифом в тени дерева и ведет с ним беседу. Малик изволил заметить: «Мы как будто не запрещаем водить дружбу и поддерживать родственные отношения. Однако непорядочно оставить службу нам и завести дружбу с другим».

Грубо говорил с ними и высказывал несогласие с их верой: «Я знаю, что совершающие недостойные поступки не найдут одобрения у последователей семьи Пророка. Если даже внешне будет налицо дружба, в конце концов скрытые тайны оставят след».

Отвернувшись от них, он занялся охотой, а Малик ‘Абдаллах и Малик Зариф покинули место охоты и прибыли в Джарунак. Они возобновили [свой] договор о дружбе с Рустам-мирзой и явили вражду в отношении верховного малика. Малик ‘Абдаллах уехал в Фарах, а Малик Зариф вернулся в войсковой стан в Чапрасте. Лицемерно он наведывался к государю страны щедрости и великодушия. В Чапрасте собеседниками малика были улемы и факихи. Амир Хидайаталлах постоянно читал проповеди.

В то время ваш покорный слуга завел разговор с Маликом ‘Ала’ [ад-Даула] ва-д-Дином относительно поездки /274/ в Хиджаз, о паломничестве в Мекку и Медину; приготовил все необходимое для пути. Верховный малик разузнал тайком про это [мое] намерение, потребовал к себе [сего] раба и Малика ‘Али. Малик ‘Али, испытывая крайний стыд, не явился к верховному малику, [сей] же раб поспешил к нему на службу. Верховный малик участливо говорил: «Еще не время вам [совершать] далекое и длительное путешествие к мусульманским святыням. Вам едва исполнилось 18 лет, а Малику ‘Али — 20 лет. Если будет угодно высочайшему Богу, через несколько лет настанет время для вашей поездки!» Указав в сторону Амира Хидайаталлаха, он доверительно сказал: «Сегодня паломничество следует [совершить] мне, но нет уверенности в продолжительности жизни. Простите меня за это».

Амир Хидайаталлах в качестве поучения прочел несколько коранических стихов и упомянул ряд хадисов, отчего кроткое сердце верховного малика смягчилось, и он покорно и охотно отпустил [сего] бедняка и Малика ‘Али, милостиво дал [нам] мулов и денег на дорогу. Однако [потом] распорядился: «Сейчас начало месяца раби’ II. Если будет угодно высочайшему Богу, мы отправим вас в путь 1 раджаба{418}. Относительно [сроков] поездки не волнуйтесь, так как, [если ехать] через Басру, сезон паломничества еще не настанет. Спокойно живите вместе с Маликом ‘Али в Чапрасте».

В это время в Чапрасте распространилась заразная болезнь. Ежедневно умирало множество людей. В их числе в 998/1590 г. скончался старший сын Малика Гийаса, Малик Мухаммад. В те же несколько дней переселился из бренного мира в царство вечности Шах-’Али сын Шах-Абу Са’ида. Тогда же с сим сложным миром простился Шах-Касим сын Шах-Музаффара. Хафиз ‘Араб, выдающийся певец Хорасана, тоже устремился в царство вечности. Предопределенной судьбой удовольствовался и Амир Махмуд-кази. Переселился в мир вечности Амир ‘Абдал. Большое число людей ежедневно отбывали из этого мира в мир вечный. Когда эпидемия приняла широкий размах, верховным правителем овладел страх. Была весна, в садах Джарунака на ветвистых деревьях распустились цветы радости. Малик Наср ад-Дин пригласил верховного правителя /275/ приехать в крепость Джарунак и полюбоваться цветами.

Малик Зариф очень заважничал — Рустам-мирза в ту зиму десять раз присылал для него охотничьих соколов, и он поддался лицемерному обольщению мирзы. Ранее он переехал на местожительство в Джарунак. Младший брат Малика ‘Али, Малик Мухаммад, и остальные сыновья Шах-’Али из-за эпидемии вернулись в Рашкак. Народ, спасаясь от эпидемии, ехал в Бар-и Зирих. Сборище в Чапрасте поредело. Между тем великий малик Джалал ал-ислам [ва-д-дин] не соглашался ехать в Джарунак вместе с отцом. Он говорил: «Раз вы уезжаете в Джарунак, поручите мне сестер и остальной народ. Я отвезу их в крепость Кал’а-йи Фатх. Вы, проведя десять дней сезона цветов, поезжайте в гости к своему дяде, брату отца, и оставайтесь там несколько дней. Хотя я не согласен с вашим отъездом, но, раз вы тверды в своем намерении, поступайте как знаете».

Малик [Систана] рассказывал легенды о преданности Малика Наср ад-Дина и доблести Малика Зарифа. Сыну своему он говорил: «Слухи, которые ходят о наследственной вражде Малика Зарифа, выдуманы Маликом Махмуди».

Малик Джалал ад-Дин пришел в смятение от этих слов, отказался от царства и отбыл в сторону Сарабана. Верховный малик увез с собой Малика ‘Али, Малика Махмуди и [сего] раба. В Джарунаке верховный малик разместился в крепости в домах своего дяди. [Сей] раб счел за благо остановиться в доме, который совсем недавно построил в Джарунаке мой отец, Гийас ад-Дин, и в котором из-за превратности судьбы он прожил не более шести месяцев, а [сему] рабу вообще не довелось в нем жить. Так как в той крепости я провел свое детство, то сразу же на меня пахнуло той порой. Малик Махмуди остановился в своем доме, в котором он жил, когда был жив отец. Сыновья Малика Мухаммеда разместились в доме отца — в старинном доме, [принадлежавшем] еще деду [сего] бедняка. Ежедневно мы бывали у верховного малика и Малика Наср ад-Дина и лицемерно вели беседу, а в конце дня, когда заканчивались прогулки среди цветов, возвращались к себе домой.

/276/ В это время Сулайман-хан отвернулся от владыки мира, а к Рустам-мирзе приехал Мирза Зу-л-Факар-бек туркман{419}, роза в цветнике красоты и прелести, кипарис на лугу кокетства, принадлежавший к людям Сулайман-халифы (Сулайман-халифа берег его как своего сына, так как отец Зу-л-Факара, Сухраб-бек, был старейшиной ряда туркманских аймаков). Через несколько дней после того, как [Рустам]-мирза заявил о своей страсти к Зу-л-Факару, получила известность газель с начальным бейтом:

Мирза то и дело вздыхал и грустил. Сулайман-хан отправил на службу к мирзе отца Зу-л-Факар-бека и несколько человек из его аймака. Они вступили в число мулазимов мирзы, Зу-л-Факар-бек тоже приехал к мирзе. Мирза по традиции поддерживал с ним отношения отца к сыну. Однако ни на одно мгновение не переставал вздыхать, испытывать позор страсти, бессилие любви и терпения; не видя предмета желания, приходил в отчаяние. Несмотря на доступность встреч и бесед друг с другом, [мирза] постоянно устраивал маджлисы, однако держался в стороне от тех собраний, где душой общества был кумир его желания. Его обстоятельства воспеты в следующих стихах:

Дело дошло до бесчестья. Возвышенная натура возлюбленного, которая, разумеется, является высокой, гордой, самонадеянной, испытывала огорчение от отдаленности и неугомонности мирзы, отчего его позор в тысячу раз был сильнее, чем от интимной близости. Искусный наездник отбыл в Систан. Мирза сбросил [с себя] платье терпения в поток небытия и начал плакать, рыдать, волноваться. Малик Байазид, который был в то время опорой власти и наперсником мирзы и который имел опыт в искусстве дозволенных любовных утех, знал о горе мирзы. На том собрании он взял на себя обязательство привезти Зу-л-Факар-бека. Составитель любовного дивана сочинил для верховного правителя [Систана] страстную газель и /277/ проникнутое сильным чувством послание в стихах об [испытываемом] большом нетерпении. Поистине, Мирза Тимур-мунши{420}, который достиг в сем искусстве высокой степени совершенства, превзошел в красноречии самого себя и написал стихи о сильном желании видеть отсутствующее лицо. Малик Байазид со всей поспешностью прискакал в Систан в поисках предмета любви, сжигающей влюбленного.

Зу-л-Факар-бек, приехав в Систан, вначале сделал остановку в прежнем жилище верховного правителя [Систана]. Великий малик, который в то время приезжал на два-три дня в сопровождении своего благородного отца и находился в крепости Джарунак, в начале того сезона отдыхал в своем старом убежище. Верховный малик неоднократно навещал своего сановного сына. Большая часть родственников находилась там же. Когда великому малику стала очевидной правда о приезде того человека ангельской наружности, он принял его с почетом и уважением; потребовал [сего] раба, находившегося в крепости Джарунак по причине болезни Малика ‘Али. Вышеупомянутое лицо, увидев [сего] презренного, разница в возрасте с которым составляла не более трех-четырех лет, вступило в беседу и, стыдливо обливаясь потом смущения, рассказало о себе, жалуясь на приезд Сулайман-халифы к этому бесстыжему, не пользующемуся уважением человеку:

Присутствовавшие в маджлисе, часть из которых, естественно, не испытала страстной любви, не считая ее вообще дозволенной, и не сгорала, подобно несчастной соломинке, от пламени любви, лишь только увиделись с тем избранником красоты и прелести, несмотря на свою суровость, в одно мгновение вскочили с мест. Все собравшиеся были очарованы прелестью редчайшей красоты [юноши]. Верховный малик устроил маджлис /278/ на покрытом цветами лугу в саду присутственного места, где не было ни пыли, ни других изъянов. Организовал праздник, словно украшение возлюбленного чистоты или подобный сердцу праведных, свободному от всяких сомнений. Собрание то он украсил присутствием саййидов и улемов, поэтическими и прозаическими сочинениями. Пригласил на пир уважаемых людей, чьи мысли, несмотря на зрелость [возраста], были совершенно невинны, как сердце Йакуба, потерявшего сына{421}. Отдал ему ту розу с прелестного куста роз, тот кипарис с луга величия. Отправил ему навстречу двоюродного брата того молодца — Муршид-кули-бека сына Хусайнджан-бека, который длительное время находился на службе малика и который стоял на том пиру в ряду стольников и слуг раеподобного пиршества. [Муршид-кули-бек] привез его к царственного вида малику, и он удостоился счастья приложиться к руке малика. В тот день был устроен такой пир, что солнце скрылось в тени палаток и шатров, а луна мечтала о том, чтобы быть в ряду прислуживающих на том пиру. Однако возможности для этого не было. На пиру присутствовала группа молодых людей — родственников и мулазимов верховного малика, ровесников того [кипариса]. [Верховный] малик так хорошо относился к нему, что он забыл о доме своих родителей, о дядьях с материнской и отцовской сторон. Застенчивый юноша наслаждался своим [нынешним] положением, однако страшился власти мирзы. А великий малик заявил: «Мне стало достоверно известно о прибытии Рустам-мирзы. Было бы неблагородно оставлять сего юношу без поддержки и лишить его защиты. Посему надо поручить его мне, я отвезу его в крепость Кал’а-йи Фатх, твердыню, на которую можно положиться. Все переговоры с мирзой и его приезд я беру на себя. Однако, принимая во внимание молодость юноши и его происхождение, нельзя в деле его защиты впадать в крайность».

Увидев, что удовлетворительного ответа от высокого порога защиты отцов не последует и что Малик Наср ад-Дин еще раньше забил гвоздями смысла форточку красноречия так, что ни у кого не было возможности сказать [свое мнение], великий малик сел верхом на коня и уехал из парка в Джарунаке в Сарабан. Зу-л-Факар-бек, которому тоже наскучил тот сад, приехал в крепость Джарунак. Ему определили дом [для проживания]. Однако большую часть времени он проводил в доме [сего] бедняка в нижнем Джарунаке. /279/ [Сей раб] вел духовные беседы с той цветущей розой на лугу мужества и человеколюбия.

В это самое время в крепость Джарунак приехал Малик Байазид, передал послание и рассказал всю правду о том, что мирза от нетерпения собрался ехать за Зу-л-Факар-беком в Систан. Я поручился привезти его и тем самым удержал мирзу от похода. Его полные искренности слова подтвердились. Однако из-за беспечности народ [Систана] жил одним днем.

В то время верховный малик не покидал гарема ни днем, ни ночью. Большую часть дней он спал. После того как он был одержим безумием, о чем немного уже было написано, у малика вошло в привычку один год до конца весны разъезжать верхом на коне, совершать прогулки, веселиться, устраивать развлекательные собрания. Весной следующего года он проводил время в одиночестве, никого не принимал к себе, коротал дни за чтением исторических сочинений, совершенно избегая занятий делами. В тот год он вел именно такой образ жизни. Сколько [раз] ни приходил к нему Малик Махмуди, чтобы рассказать ему о делах, о прибытии Рустам-мирзы, посоветоваться об [отражении] врагов, он откладывал беседу с утра на вечер, с вечера на вечер следующего дня и т.д. [Малику Махмуди] не удавалось поговорить [с ним]. И вот однажды [сей] раб отправился в дом Малика Наср ад-Дина. Малик Зариф и Малик Наср ад-Дин посовещались друг с другом и открыто сказали о попытках мирзы. [Сей] бедняк передал услышанное [своему] брату. Утром мы вместе отправились к малику. Сотворив молитву, [сей] раб вошел в гарем и сказал малику: «Вот уже месяц, как мой брат приходит [к вам] и уходит, не получив возможности сказать [вам] двух слов. Выходите и подумайте о своем положении». Малик вышел в прихожую гарема и потребовал к себе Малика Махмуди. Малик Махмуди изложил ему то, что носил на сердце, и передал рассказанное мною.

«Двадцать лет{422} прошло с тех пор, /280/ как умер ваш отец, — сказал в ответ малик, — однако его служба не идет ни в какое сравнение со [службой] Малика Махмуди!» — «Если ты не веришь моим словам, — отвечал Малик Махмуди, — послушай моего брата, который сам слышал об их приготовлениях».

[Сей] раб доложил, не прибавляя и не убавляя то, что уразумел сам. Малик не удостоил ответом и величаво прошествовал в запретную часть гарема. Малик Махмуди и [сей] раб отправились к себе домой. Малик Байазид, со дня приезда которого минуло 20 дней, встречался с маликом каждые два-три дня и рассказывал ему анекдоты, имевшие скрытые намеки относительно беспечности [малика], прямо заявляя: «Рустам-мирза находится у пути! Отпустите Зу-л-Факар-бека, и я отвезу его к нему! Если он достиг Ука, то я могу еще вернуть его назад. Если же мне не удастся нагнать его в Уке, знайте же, что он идет на Систан!»

И вот пришло известие о выступлении мирзы из Фараха. Мир Саййид-’Али сын Амира Хасан-’Али, давний друг верховного малика, пришел [к нему] и заорал: «Садись на коня и уезжай из этой крепости в крепость Тракун! Вот-вот нагрянет твой заклятый враг! Он уже вышел с огромным войском [из Фараха]. С ним в сговоре группа ”друзей”, бессовестных хозяев, принимающих гостей! Не упусти благоприятный момент! Если не хочешь ехать в крепость, приезжай на берег Хирманда! К вам на службу соберется весь народ Систана. Рустам-мирза раскается в своем прибытии и вернется назад! Если он даже придет туда, все войско Систана по эту сторону реки преданно и искренне соберется к вам. Врагу так просто не удастся до вас добраться! [Если не сделаете этого], вы будете окружены в этой крепости и дело обернется по желанию врага!»

Дав эти советы, он уехал к себе.

Верховный малик между тем написал Рустам-мирзе послание, передав Зу-л-Факар-бека Малику Байазиду. Малик Байазид поспешно увез Зу-л-Факар-бека и вселении Барзан, что в трех фарсахах от Хирманда, присоединился к свите мирзы. Он стал уговаривать мирзу вернуться назад. Мирза же, вступив в пределы Систана, уходить не хотел{423}. В Газбаре{424} к мирзе примкнули Амир Хаджи-Мухаммад, Амир Мухаммад-Салих и Амир Мухаммад-Касим. /281/ Мирза направился в Шахр-и Кухна. Малик же все еще не верил, кто бы ни приходил к нему. Вред Малика Наср ад-Дина и его бессовестного сына был очевиден тому, кто доносил о прибытии мирзы.

И вот Малик Мухаммад, младший брат Малика ‘Али, уезжавший после выздоровления брата в Абхуран, не ведая о войске [мирзы], ехал по берегу реки, как вдруг его нагнал отряд из войска мирзы. Вначале он подумал, что это свои люди. Когда же те пытались схватить его, он бросился на коне в реку Хирманд. Тюрки пришли в удивление от этого смелого поступка. Было время полуденной молитвы, когда он въехал в крепость и сообщил [о случившемся]. Стал уговаривать верховного малика: «Надо седлать коней и уезжать сегодня ночью на берег Хирманда!»

[Сей] раб тоже стал настаивать на этом. Одним словом, малик вышел из себя. Малик Наср ад-Дин стал сквернословить и браниться. Дошло до ссоры между [сим] рабом, Маликом Мухаммадом и Маликом Наср ад-Дином. Верховный малик, обидевшись, удалился в закрытую часть гарема, а Малик Наср ад-Дин отбыл к себе домой.

Короче говоря, люди мирзы, опасаясь, что часть людей малика находится по ту сторону реки, два-три дня оставались на том берегу. Никто из людей навваб Рустам-мирзы вообще не желал переправляться на другой берег, пока однажды утром Амир Мухаммад-Салих и Амир Хаджи Мухаммад не нашли хозяев лодок, и те, связав тутин{425}, стали переправлять тюрков [на тот берег]. Когда через реку переправились тысяча тюрков, мирза отправил Амира Махмуда сына Амира Хаджи-Мухаммада, вместе с Саламат-ака и пятьюстами всадниками в Бар-и Зирих узнать обстановку в крепости Джарунак. Поскольку жители крепости и их предводители сами звали мирзу: «Момент-де благоприятный! Верховный правитель в этой крепости находится в наших руках», Саламат-ака безбоязненно выступил вперед вместе со своими людьми.

В эти два-три дня [сему] рабу и [его] брату стало ясно, что верховный малик никуда из крепости не уедет. Поневоле каждый доставил своих людей в какую-нибудь крепость. [Сей] бедняк тоже избрал себе пристанище и стал думать, [чтобы] обеспечить [людей] продовольствием на несколько дней. В это время на полях Джарунака поспела рожь. /282/ Когда я уже почти доехал до крепости, показалась армия тюрков. [Сей] раб довез [своих] людей до ворот крепости. Малик Зариф и остальные маликзаде вышли из крепости. Малик Махмуди и 200-300 конников из маликов выстроились в ряд с южной стороны Кал’а-йи кухна{426} возле плотины Банд-и Малик Махмуд. Тюрки стояли строем на берегу канала Гийасабад. Вначале вышел вперед Саламат-ака. Малик Махмуди тоже вышел вперед и сказал ему несколько слов. Саламат-ака попросил: «Вы сами поезжайте к верховному малику и привезите ответ». Малик Махмуди вернулся, взял с собой [сего] раба: «Какой бы ни дал ответ верховный малик, быстро доставьте его Саламат-аке!»

Малик Махмуди уехал от тех людей. Прошло какое-то время. Подошло войско кызылбашей и, не поставив в известность стороны, начало сражение. Во время первой атаки Малика Мустафу, стоявшего впереди, окружили и убили! Войско маликов потерпело поражение. Малик Зариф продвинул вперед всадников, у которых кони были слабыми, а сам стоял на месте и сражался. Все войско достигло края крепости. Саламат-ака со своим войском победителем разместился в доме Малика Махмуда, отослав мирзе головы убитых Малика Мустафы и нескольких [его] нукаров. Малик Зариф бежал вместе с войском — несчастный наконец пробудился ото сна беспечности. Он вошел в цитадель и в тот же миг раскаялся в своих поступках и [осудил] действия, предпринятые Маликом ‘Абдаллахом, чтобы внести раздор [в его отношения] с Маликом Махмудом. Тотчас призвал своих людей, распределил между ними [посты на] башнях и стенах крепости. Восточную стену отдали Малику Махмуди и Малику ‘Али, южную взял на себя Малик Зариф, западную — Малик Латиф и Малик Гариб, северную — [сей] раб и Малик Хайдар сын Малика ‘Али. Все разместились в своих башнях. Малик Латиф и [сей] раб всю ночь обходили все башни.

Когда до слуха мирзы дошло известие о разгроме маликов и убийстве Малика Мустафы, он спешно выступил в Джарунак 25 /283/ джумада I 998/1 апреля 1590 г. с оснащенным войском, в котором [насчитывалось] около пяти тысяч конников-кызылбашей, две-три тысячи систанцев, еще две тысячи предводителей родов, в их числе Мир Сави сын Султана Гури, Амир Хайдар Джамшиди, Мир Шир сын Мира ‘Арифа, Мир-Саййид, Мир Калан Тимури и другие эмиры племени, составлявшие небоевую часть того злополучного войска, большинство опытных духовных наставников [которого], так же как и счастливый, справедливый и щедрый государь, попали в пустыню заблуждений и занятия бесполезным делом, следуя за свитой того несчастного и хвастаясь враждебным отношением к Ка’им Махди{427}, направляющему на правильный путь, напустив на себя важность и величие. Было [их] почти 40 тыс. человек. Притащив барабаны и трубы и развернув знамена, они обступили крепость с северной и восточной сторон вплоть до ее юго-западных границ. В степи между южной и северной сторонами крепости разбили шатры и палатки и расположились в них. Дважды в день с западной стороны крепости происходило сражение, пока однажды конники племен зангана и сийах-мансур{428} не завязали бой. В тот день Шах-’Али сын Фаррух-Хусайна, один да богатырей крепости, выстрелил из мушкета в ‘Абидин-султана зангана, и тот пал на поле брани. Войско мирзы покинуло поле боя и направилось в свои шатры и палатки. Находившихся в крепости было не более 200 стрелков и лучников, и еще двести человек не имели никакого оружия. Последние находились в башнях. Это были мулазимы Малика Зарифа. Из остальных сыновей Малика Наср ад-Дина никого не было. Все они уехали в крепость — кто в гости к отцу, кто к брату — в сопровождении двух-трех человек из гарнизона крепости. Из мулазимов верховного малика присутствовали лишь Пахлаван Ахмади, Шайх Хасан, Ни’мат-ака и Мухаммад-хаджи Тиргар («Оружейник»). Малика Махмуди, Малика ‘Али и [сего] раба также сопровождали по два-три человека из гарнизона крепости. Никто не мог предположить, что Малик Зариф по навету Малика ‘Абдаллаха Фарахи совершит предательство в отношении Малика Махмуда, который был честью, украшением и главным источником его жизни, а через мгновение раскается в своем поступке. Однако принимать меры к тому, что сделано, бесполезно. Одним словом, 15 дней шло жаркое сражение! Неожиданно Малик ‘Абдаллах прислал к Малику Зарифу человека: /284/ «[У меня] сильное желание увидеться! Если вы пожалуете к крепостному рву с западной стороны крепости, [сей] бедняк тоже прибудет на службу».

Малик Зариф выехал [в сторону] крепостного рва. Малик ‘Абдаллах тоже подъехал ко рву. Приехали [туда сей] бедняк и Малик ‘Али. До приезда [сего] раба они подготовили почву [для переговоров].

В это время высокопоставленный Сулайман-хан туркман{429} прислал гонца: «Верховный правитель должен отправить к мирзе Малика Махмуди. Надо также сделать подарок. Зайдут разговоры о том о сем. Я воспользуюсь предлогом и приеду в крепость и изложу верховному правителю путь заключения сделки».

Верховный правитель отправил к мирзе Малика Махмуди с подарками и подношениями и передал ему: «Приезд вельмож в какое-либо место для сражения или [заключения] мира предполагает, что вначале обе стороны должны явить доброжелательное отношение [друг к другу]. Если допустить невозможное, что одна из сторон начнет смуту, то другая не должна обращаться к ”добрым” советчикам. В начале данной смуты был убит Малик Мустафа. Путь к общению сторон был закрыт. Так или иначе, несмотря на убийство Малика Мустафы, было бы уместно, чтобы с другой стороны приехал кто-нибудь с извинениями за этот непоправимый поступок, и [тогда] ваш покорный слуга возобновил бы общение. Однако после того трагического события другая сторона лишь усилила ссору, пока в настоящее время спустя несколько дней после начала военных действий вам не пришло на ум поговорить [об этом]. Быть может, поступающие справедливо с обеих сторон смогут указать мирзе правильный путь в его тяжбах. [К вам] прибудет Малик Махмуди, сын, советник и вазир не имеющего себе равных дяди сего бедняка со стороны матери, и после целования кончиков пальцев навваб мирзы в нескольких словах изложит [наши] предложения. Будет неплохо, если мирза пришлет в крепость вместе с вышеупомянутым халифат ал-хулафа-йи Сулайман-хана».

Малик Махмуди, приехав на службу к мирзе, выказал искреннее дружелюбие. Мирза проявил в тот день жалость и сострадание к Малику Махмуди. /285/ В конце того дня он отпустил Сулайман-халифу в крепость. Малик Махмуди, вернувшись в крепость, сообщил радостную весть о приезде [Сулайман]-халифы. Халифа приехал в крепость на следующий день в сопровождении двух-трех человек из туркменской знати. Верховный правитель [Систана] пригласил часть своих родственников и устроил пир. Состоялась беседа с Сулайман-ханом, тайна раскрылась. Халифа незаметно намекнул на слишком длительное пребывание малика в той крепости. Он сказал: «Сегодняшнюю ночь я останусь с вами в крепости, а завтра уеду к мирзе и договорюсь о перемирии. Затем [вы оставите] меня в крепости, а сами поедете к мирзе и встретитесь с ним. Когда мирза разрешит вам вернуться в крепость, вы отпустите меня».

Малик Наср ад-Дин внимательно посмотрел на [Сулайман-халифу] своими мудрыми очами. Он был беспомощен и бессилен в отыскании правильного пути. Со всеми, кто заговаривал с ним об этом, он вступал в спор: «Зачем нам держать в крепости столь высокого хана?» Он так нападал на него и столько наговорил грубостей, что Сулайман-халифа в тот же час оставил службу [малику], покинул собрание и выехал из крепости. Нападки [Малика Наср ад-Дина] были вызваны тем, что почва для этой сделки была подготовлена Маликом Махмуди, а по его мнению, мир [должен] быть заключен его сыновьями. Таковы были его рассуждения, сообразные с его разумом. Надежные хранители тайны и их современники утверждали, [однако], будто цель его состояла в том, чтобы погубить [верховного] правителя. За это мирза посулил ему правление Сарабаном.

Короче говоря, поскольку в сем бренном мире всегда наготове поводы для раздора и неправедных поступков, а расстройство рядов лицемеров — это удел небес, то дела не были завершены должным образом. Мир-ахуром был Малик Латиф. Малик Наср ад-Дин сам повез мирзе трех знаменитых коней с седлами, [расшитыми] серебром и золотом. Один из коней был парадным, рожденным от случки кобылы [по кличке] Лайли и коня [по кличке] Джихан-пайма. Двух других коней предполагалось ранее отвезти мирзе от имени верховного правителя. Мирза ожидал, что он подготовит почву, когда Малик Зариф и Малик Гариб, оседлав коней, выехали следом за [отцом]. Малик Наср ад-Дин и трое его сыновей уехали, [таким образом], на службу к мирзе. Когда это известие /286/ пришло к верховному правителю, он расстроился, как его счастье, и смутился, как его счастливая звезда, потребовал поводья, надел корону, украсил талию терпения и выдержки ремнем царского клинка и перевязью царского меча, оседлал коня. Малику Махмуди и Малику ‘Али он наказал: «Хорошо стерегите ворота крепости!»

Взяв с собой [сего] раба, он отбыл к мирзе. Ни один стремянный, сколько ни старался, не поспевал за тем глубокоуважаемым вельможей. Некоторое время спустя подъехал Муршид-кули-бек сын Хусайн-хана, туркменского бека, находившийся на службе малика. Когда [верховный] правитель достиг палаток и царского шатра мирзы, вперед выступили один за одним люди мирзы и [его] предводители{430}. Приветствуя [малика] и выражая смирение, они проезжали вперед. [Верховный правитель] гнал коня до веревок шатра. [Здесь] он сошел с коня и подошел [к шатру]. Мирза послал всех присутствующих в собрании [встретить] малика. Когда тот вошел в собрание, мирза встал с места. Малик намеревался поцеловать его руку, но мирза заключил его в объятия и усадил рядом с собой. Малик подозвал [сего] раба. Я поцеловал мирзе руку. Малик представил [меня]: «Это младший сын Малика Гийас ад-Дина Мухаммада».

Мирза взял [сего] бедняка за руку, провел между собой и верховным маликом и усадил на войлок позади себя и верховного малика. С верховным маликом мирза был необычайно приветлив.

Малик Наср ад-Дин, получив место по правую руку от мирзы, подошел, чтобы занять его. Мирза сделал знак Касим-ака, [своему] ишик-акаси: «Сего мужа посади в последнем ряду собрания, он отплатил черной неблагодарностью уважаемому человеку, вопреки воле малика завел дружбу с нами, пригласил [малика] в гости, а держал его в своей крепости словно заключенного. Позвал нас [совершить этот поход]. Надо, чтобы уже сейчас он стал пленником несчастья за свои поступки!»

Касим-ака, прогнав [Малика Наср ад-Дина] с того места, посадил [его] в последнем ряду собрания. За два-три часа тот пир пришел в расстройство, словно дурной сон или бред захмелевших. После того как убрали еду, верховный малик, как принято, сказал учтиво: «Недостойно наместнику стоять в степи! Было бы наивысшей любезностью, если бы [мирза] удостоил [сего] раба чести посетить его дом и украсить [его своим присутствием]».

/287/ Мирза и эмиры оседлали коней. Верховный малик, сопровождаемый навваб мирзой, отправился в путь. [Сей] раб все время скакал сзади коня [мирзы]. Весь путь до крепости [мирза] был необычайно приветлив с верховным маликом.

Оставленные [всеми] маликзаде тоже сели на коней. Малик Зариф в пути держал совет с отцом и братьями: «Я-де раньше [остальных] подъеду к воротам крепости. Когда мирза вступит в крепость, я нанесу ему спереди два удара саблей. Малик Гариб и Малик Латиф нанесут [ему] удары сзади, пока не покончим с ним!»

Поскольку этот план не соответствовал [божественному] предопределению, то до мирзы в крепость въехали 200-300 конников. Когда мирза прибыл во дворец, все сыновья и жены верховного малика ушли в дом Малика Наср ад-Дина, который примыкал к дому — месту жительства верховного малика. В гареме осталась лишь Паризад-ханум, жена малика, которая вначале была женой дяди мирзы и которая выкормила грудью сыновей мирзы. Мирза вошел в гарем, увидел Паризад-ханум, она сидела с маликом на суфе. В этой же комнате находились и мы — Малик Махмуди, Малик ‘Али и [сей] раб. Подошел Малик Наср ад-Дин. Мирза сказал ему: «О несчастный злодей! Никто своему врагу не сделает того, что ты замыслил в отношении сего великого и благородного человека. Если мне удастся, накажу тебя, дабы послужило уроком для [других] мирян!»

Малик Зариф с братьями здесь же приняли решение поступить вероломно с мирзой. По другой дороге Малик Зариф привел в крепость своих людей и загородил дворец громоздкими предметами.

«Если мирза погибнет, дела вновь пойдут в гору», — [считал он]. Однако и на сей раз их неосновательный замысел не имел успеха. Мулазимы и привратники мирзы, которые заполонили дворец, словно пчелиные соты, со всех сторон окружили подходы к нему и не впустили [Малика Зарифа] и его братьев в гарем, где находились мирза, [верховный] малик, Малик Махмуди, Малик ‘Али и [сей] раб. Час спустя мирза вышел из дома и поднялся в башню крепости, которую тем временем отстроили; над башней возвели беседку, которая могла служить местом жительства нескольких человек, и расположился там со своей свитой. [Верховный] малик и [остальные] продолжали сидеть в гареме, смущенные и растерянные. /288/ Каждый из нас высказывал суждение, не имевшее ни начала, ни конца, подобно потревоженному сну. Малик пробудился наконец ото сна беспечности. Малик Махмуди заявил: «Говорить сейчас [об этом] святотатство. В течение сорока дней я приходил каждое утро, чтобы поговорить [с тобой]. Ты не дал мне такой возможности. А когда я все же улучил момент и сказал тебе, ты дал известный ответ и приписал [их моей] враждебности. Теперь, что поделаешь, [остается] страдать и терпеть».

Вошли Малик Наср ад-Дин и Малик Гариб. Малик ‘Али и Малик Махмуди стали порицать их. «Я больше всех вас был не согласен с приездом в крепость Джарунак и поселением в ней», — сказал Малик Гариб.

Малик Наср ад-Дин от стыда не поднимал головы.

Малик ‘Али спросил у него: «О уважаемый дядя, с какой целью и ради какого интереса вы решили сегодня уехать из крепости на службу к мирзе? Слава Богу, теперь правда стала вам ясной!»

Через некоторое время они вышли в сад при доме. К верховному правителю подошел Малик Байазид и сказал: «Не предупреждал ли я вас относительно некоторых дел? Теперь запишите где-нибудь на бумаге свою собственность и, записав имущество, преподнесите в подарок! Быть может, дело уладится!»

Они размышляли об этом, когда туда пришел Малик Зариф. Малик Байазид повторил свои слова. Малик Зариф тоже вступил в разговор: «У меня есть двести верблюдов. Когда я отправлюсь с мирзой в поход, мне потребуется еще двести верблюдов!»

Малик Махмуди не вытерпел и оборвал его: «О [потерявший] стыд юноша, вас испортили! Вы все еще обманываетесь! Воистину, отсутствие у тебя ума и [присутствие] в большом количестве глупости достигли такой степени, что от тебя можно ожидать любой невероятный поступок! Да накажет тебя Господь за твой ум и рассудок. Ты отдал в руки врага род [местных] маликов! Будь же мужествен в деле, которое предстоит тебе! Ведь тебя, глупец, убьют раньше остальных! Ты все еще грезишь о правлении Сарабаном и о пребывании в свите мирзы! Тщетная мечта!»

Малик Зариф от стыда смолк. В тот самый момент пришел человек с известием: «Мирза требует маликов [к себе]!»

Навваб [верховный] малик удалился, все мы, [его] родственники, ушли вместе с ним. Во время вечерней молитвы к верховному малику /289/ пришел Сулайман-хан и сказал: «Сегодня вечером мирза будет в вашем доме. Охрана мирзы на вашей обязанности!»

На скамье того помещения, возле которого находился кушк, расстелили ковер. Малики сели. [Сулайман]-халифа ушел в свое жилище. Нас окружила тысяча людей из войска мирзы. Мирза ту ночь провел в кушке. Когда на востоке вероломства показалось солнце, гость-убийца принимающего его хозяина отослал [верховного] малика в дом. В то же самое время он прислал цепь для Малика Наср ад-Дина. [Этой] цепью заковали Малика Наср ад-Дина и троих [его] сыновей. Малика Махмуди и [сего] раба сковали другой цепью. Малика ‘Али и Малика Шах-Хусайна сына Малика Касима, тоже сковав цепью, посадили в темницу. Малику Махмуду предложили без цепей оставаться в этом доме. Мирза отправил к [верховному] малику Ислам-бека шамлу{431} и Зу-л-Факар-бека: «Вы — наш отец, Малик Махмуди и остальные ваши родственники — мои братья. Для [сдерживания] народного гнева и для пользы дела так будет несколько дней. За обиженных я отомщу вашему дяде со стороны отца и его жестоким и несправедливым сыновьям. Все, что сделали в Систане после кончины моего дяди, брата отца, Бади’ аз-Замана, я расчищу».

Короче говоря, 17 дней крепость находилась в окружении. 12 джумада II [998]/18 апреля 1590 г. малики были посажены в темницу. На 32-й день их заточения в ночь на пятницу 15 раджаба [998]/20 мая 1590 г. Мир Зийа’ ад-Дин Мухаммад-саййид Таба-табайи Зуварайи{432}, человек образованный, благочестивый, увлеченный, наставник [сего] раба, пользовавшийся большим уважением у мирзы, [стал] просить: «К верховному малику я испытываю большую привязанность, Малик Шах-Хусайн же — мой ученик. Разреши мне навещать их». Он приходил каждый вечер и учил разным молитвам, читаемым сообща. В этот вечер он пришел, взволнованный, и сказал: «Решено всех казнить. Теперь от хорового чтения молитв надо перейти к призыванию Бога [повторением слов]: ”Нет Бога, кроме Аллаха”, пока не достигните в этом месте [дервишеского] радения». Юношей, влюбленных в жизнь, эта радостная весть повергла в такое исступленно-восторженное состояние, что язык некоторых [из них] /290/ в противодействие сказанному тем саййидом запел. Те, которые страстно желали своей мученической смерти, пели следующие стихи:

Саййид благословил друзей и вышел. Воистину, это был саййид, украшенный достойными одобрения качествами. Немного о нем будет рассказано при изложении обстоятельств [сего раба], если будет на то воля Всевышнего!

Короче говоря, два-три часа спустя растворилась дверь того помещения и в нее вошли двести человек, решительных, [как] Марс, и непреклонных, [как] Сатурн, и увели из дома Малика Наср ад-Дина и его сыновей с обнаженными головами, связав [им] руки, стащив с них одежду и оставив только исподнюю рубаху и подштанники. Еще не начали связывать руки Малика ‘Али и Шах-Хусайна сына Шах-Касима, чтобы, покончив с теми нечестивцами, прибыть за этими, как Малик Наср ад-Дин первым попросил казнить его. Ему отсекли голову, душа же его отправилась в мир вечности. Убили также Малика Гариба, отрубили голову Малику Зарифу. Малик Латиф тоже очень старался и поносил их бранью. Покончив с ним, привели [сих] бедняков. Каждый из братьев умолял казнить его первым. Мирза сверху из кушка спросил: «Кто такие?» — «Сыновья Малика Гийас ад-Дина!» — ответили ему.

Мирза приказал: «Постойте!» — и поспешно сошел вниз, развязал руки [сего] бедняка и [его] брата, покрыл наши головы платком и отвел нас к себе. Стоя за дверью, он начал подольщаться и выказывать покорность верховному малику:

«Я казнил тех людей за их враждебное отношение к вам! Если будет угодно Всевышнему, с вами я поступлю таким образом, /291/ что об этом будут вспоминать многие годы!»

И он ушел. Они оставались в Джарунаке еще пять дней. Мирза намеревался обосноваться в Рашкаке. Сам съездил в Сар-пуште Мулла и пришел к мысли, что одну часть маликов надо отослать с людьми [верховного] малика и остальными маликзаде в Пеласи, в дома их родственников. Воистину, он ни на минуту не переставал заботиться о поддержании чести и достоинства рода маликов и их мулазимов. В тот самый день, когда схватили маликов, он собрал в доме Малика Наср ад-Дина всех жен и их служанок, заделал двери, выходившие на разные стороны, оставив лишь дверь, которая выходила на запад. С восточной стороны он поместил в дом, где находился малик, свою семью и жен и посадил у двери Касим-ака и Саламат-ака, которым было по 70 лет и которые с давних пор водили хлеб-соль с [местными] маликами. В том помещении он держал также двух старых слуг из мулазимов маликов, с тем чтобы они исполняли все необходимое и приносили воду для жен, детей и наложниц [верховного] малика и остальных маликов. [Мирза] прислал мастера-каменщика, и тот под его наблюдением заделал в заборе, [примыкавшем] к крыше и к дому Малика Наср ад-Дина, где находились малики, все дыры и щели, через которые можно было бы увидеть с крыши служанку. Несмотря на скудость их скарба, он заставил гулямов евнуха вынести из помещения сундуки с их имуществом, наказав им, чтобы они не трогали женскую одежду. [Мирза] ни на минуту не переставал заботиться о гареме, воздержании и чести. Несмотря на [свою] неуравновешенность, он сообразил, что уважение к старинным родам и соблюдение их достоинства не имеют никакого отношения к обычным злым умыслам, измене и враждебности. Все это указывало на его внутреннюю порядочность и его высокое происхождение. В день отбытия из Джарунака он вызвал к себе своих эмиров и держал с ними совет: «Мы казнили тех из маликов, которые были смутьянами и тиранами. Малика Махмуда ради обладания Систаном и доверия Малика Джалал ад-Дина, его сына, следует держать при себе в уважении и почете. В наших интересах отпустить на свободу Малика Махмуди, Малика ‘Али, Малика Шах-Хусайна [сына Малика Гийас ад-Дина Мухаммада] и Малика Шах-Хусайна сына Малика Касима, пусть они едут с женами и домочадцами маликов в селение Пеласи. Если /292/ они будут спокойны за своих людей, то прибудут на высокую службу»{433}.

Амир Мухаммад-Салих, часть систанцев и тюрков заставили мирзу пожалеть об этом своем намерении.

Мирза, еще [не успев] раскаяться [в своем решении], прислал Мирзу Мас’уда и Мирзу Тимура: «Этих людей мы отпускаем!»

Верховный малик обрадовался освобождению своих родственников. Малики [тоже] были рады. [Сей] раб сказал Мирзе Мас’уду и Мирзе Тимуру: «Известно ли вам, что у каждого из маликзаде есть зависимые от них люди? К примеру, у [сего] раба есть мать, она находится вместе с эмирами, ее родственниками. Моя сестра живет в своем доме в крепости Кал’а-йи Фатх. Я связан дружбой с верховным маликом, и мне необходимо остаться с ним в этой тюрьме. С какой стати я должен предпочесть разлуку?»

Верховный малик стал уговаривать меня: «Сынок, ты должен ехать, обрадовать свою матушку!»

Мирза Мас’уд, который был в дружбе с моим братом, Маликом Мухаммедом, [тоже] всячески уговаривал меня: «Ничего не могу сказать по этому делу, не получив согласия мирзы. Я доложу ему правду!»

Когда он пришел к мирзе и доложил, мирза счел это невозможным и стал увещевать меня, говоря: «Верховный малик — старший [над вами], он правитель. Я [сам] заинтересован в сохранении его [жизни]. Для чего такому-то обрекать себя на плен и заключение? Ладно, раз он желает [сидеть] в оковах в темнице, мешать ему не стану!»

Амир Хаджи Мухаммад и те люди, которым мой отец делал много добра, жалели меня и были обеспокоены. Мирза Мас’уд передал [мне] ответ мирзы. [Сей] раб с полным воодушевлением стал готовиться к тому, чтобы присоединиться к [верховному] малику. Родственники и [мой] брат подумывали об отъезде в Пеласи. Дерзость [сего] раба, его [намерение разделить с маликом] совместное отлучение и товарищество вызвали удовлетворение и радость верховного малика. Он пригласил меня в келью — обитель той жемчужины из ларца величия — и вручил мне подлинную печать, которой он скреплял приказы, указы и письма эмирам (?): «Спрячь [печать]! Не дай Бог, мирза заберет мою печать, скрепит ею письма узбекским эмирам и отошлет в высокую ставку. У шаха и кызылбашских эмиров сложится мнение, что ради мирских хлопот, которые ни для кого /293/ не длятся вечно, я стал заодно с изменниками. Если предположить невозможное, что меня отпустят на волю, я, подобно Сулайману, получу свой перстень назад{434}. Если же мой сын справится с делом [правления], передай [перстень] ему. А если ему не удастся довести дело до конца, то пусть [перстень] будет у тебя на память обо мне. Поскольку по набожности, честности, соблюдению законов религии и хранению залога я считаю тебя лучше остальных, то передаю свой перстень тебе. После кончины покойного государя Султан-Махмуда перстень с печатью находился на руке его племянника, Малика Исхака. Многие из земель Систана, [с которых взималась] десятинная подать, он отдал [во владение] народу как государев домен. Многие из государственных земель перевел приказом [во владение] крестьянам [на условии обложения их] десятинной податью. Сделал он это, не взяв [с них] большого залога. Я наблюдал эту [картину] собственными глазами. Тебя счел достойным и заслуживающим сего доверия. Надеюсь, что Бог, да будет он славен и превознесен, охранит тебя ото зла, [чинимого] этими и другими врагами, и окажет скрытую помощь».

Тот перстень с печатью я взял на память о предводителе маликов и спрятал за пазуху. Никто из родственников и товарищей не догадывался об этом.

Час спустя, когда клеветники и недальновидные люди — тюрки и таджики — изменили отношение мирзы к освобождению маликов, приехал Казак-бек халадж, [один] из молодых богатырей войска мирзы, и привел с собой четырех коней. Еще одна лошадь была предназначена для верховного малика. Всех поставили в известность: «Самое лучшее сейчас — всем маликам ехать в Рашкак вместе с [верховным] правителем. Оттуда мирза отпустит вас».

Мирза уехал в сторону Пуште Заве в баню Мира Хаджи Мухаммеда.

Все, сколько было в Пеласи маликов, приехали в Джарунак и начали забирать своих родственников в Пеласи. Фуладхан-бек халадж, который сторожил с тремястами всадниками [верховного] малика и остальных маликов, усадил всех маликзаде на коней и направился в Рашкак. Когда мы приехали в Шелу Махмудабад{435}, то остановились в тени дерева у переправы. Верховный малик с родственниками остались там. В конце того дня группа старост и друзей из селения Шайхланг, как, например, накиб Рустам-и Шир и Таки-Бахрам, привезли вареного ягненка, жареную курицу и несколько корзин с хлебом. Накиб Рустам отозвал [сего] бедняка в сторону /294/: «Если надо, то сегодня вечером мы приведем пять коней, пятьдесят конников и двести пеших и вывезем вас [отсюда]. Всадники в эту ночь будут держать путь на Кал’а-йи Тракун. Пешие отправятся в Джарунак. Пока настанет утро, мы всех людей маликов доставим на берег реки, а [потом] переправим их через реку на плотах и тутинах».

[Сей] бедняк пошел к верховному малику и доложил ему о деле. Малик никак не соглашался: «Вдруг ничего не получится и мы осрамимся перед этими людьми! Чему быть, того не миновать! Коли выпала [такая] судьба, а счастье ушло, то и цель меняется...»

Благодаря стараниям [сего] раба и Малика Махмуди, это дело не получило одобрения. Вечером того дня из Пуште Мала приехал навваб [мирза] и переправился через реку. Той ночью он прислал отряд людей казнить нас, пленных. Фуладхан-бек халадж увез тех людей подальше от нас, а [сам] уехал к мирзе и настоятельно просил: «Не делайте этого в доме [сего] бедняка! Не проливайте кровь ни в чем не повинных людей, что повергнет [сего] раба в отчаяние!»

Одним словом, несмотря на жестокость и безжалостность мирзы, он переборол себя. На следующий день [мирза] выехал из Шелы Махмудабад и приехал в Рашкак. Маликов закованными цепью держали в палатке Фуладхан-бека. Три дня спустя как неотвратимая беда в дверь вошел Хамдам, гулям мирзы, и увел малика в верхнее помещение накиба Касима. [Сей] раб по привычке тоже встал и пошел за маликом. Когда подошли к двери того помещения, Хамдам повернулся, выхватил кинжал и хотел ударить меня: «Ты куда идешь, тебя же не звали! Малика поручили мне!»

Фуладхан-бек выполнил условие договора: встал меж нами и схватил руку того злодея. Вместе с Фуладхан-беком мы вернулись назад. Верховный малик был удручен по двум причинам: во-первых, потому что остался один и был разлучен с родственниками; во-вторых, из-за грубого обращения того негодяя со мной.

«Поручаю тебя Господу Богу, — крикнул он от двери того помещения. — Молитесь и просите помощи!»

С неспокойным сердцем и заплаканными глазами мы вошли в палатку. Малики снова надели траур. Много раз от мирзы приходили Малик Байазид /295/ и Амир Хаджи Мухаммад, пытаясь склонить маликов на свою сторону. Наконец было решено, что эти четверо поклянутся на Коране в том, что без разрешения мирзы никуда не уедут и не восстанут. Мы осторожности ради отложили принесение клятвы на несколько дней, так как были смущены [тем], что этот человек мог убить нас. Убежать можно, [так что], если подтвердится [решение о] нашей казни, то лучше клятвы не давать. В конце концов прибыли Малик Байазид, Амир Хаджи Мухаммад и группа доверенных людей мирзы, принесли Коран и заставили [сих] бедняков дать клятву в том, что без разрешения мирзы мы не уедем из Систана. В конце того для мы пошли в дома Малика Байазида, Малика ‘Абдаллаха, Мирзы Мухаммада, вазира, и Мирзы Тимура-’Али, мунши. Ту ночь мы провели с ними, а утром [собрались] идти к мирзе. Но Мирза Мухаммад, доброжелатель и друг [верховного] малика, рассудил так: «Мирза, увидев вас четверых, изведает страх, в особенности [при виде] Малика ‘Али, юноши совершенной внешности, достойного, могучего и ловкого. Самое лучшее — ”напоить его зельем и не упоминать о том, что у него болит живот”».

Перед отъездом Малика Махмуди и остальных маликов рассказ об этом дошел до мирзы. [Мирза] явил милость и дал лучшее противоядие. В конце концов брат, [сей] раб и Малик Шах-Хусайн сын Шах-Касима пошли к мирзе. Приложиться к руке мирзы, [однако], не удалось — он садился на коня, произнес несколько слов сожаления и дал обещания. Сев на коня, он отправился в дом йаров, простился с маликами, и мы двинулись в путь. Вместе переправились через Шелу Махмудабад напротив Джалка. Малики уехали в сторону Пеласи, [сей] раб отправился в селение Хинкас{436}, расположенное вблизи крепости Кал’а-йи Тагрун, дабы сподобиться [увидеть] свою матушку. Там же находились Амир Хайдар и Амир Вайс. Мать была среди своих родственников. В полдень [сей раб] удостоился счастья целовать свою матушку. Потерявшая всякую надежду старушка вновь приободрилась, [встреча] вдохнула в нее [новую] жизнь. Тот день и тот вечер я был с нею. Там же находились дома Амира Мухаммад-Салиха и Амира Хайдара{437}. Он пришел навестить меня. В мечети в вышеупомянутом месте /296/ состоялось тайное собрание. Говорилось [на нем] о разном. Амир Мухаммад-Салих, [в частности], сказал: «Желанием всех было погубить сыновей Малика Наср ад-Дина. Теперь это уже сделано. Давайте посоветуемся, как нам вызволить из рук мирзы [верховного] малика».

На эти слова, являвшиеся воплощением обмана, [сей] раб ответил так: «Всем сердцем и душой мы преданы мирзе. Любовь к нему в наших сердцах является врожденной. Все были с нами врагами, [кроме него]. Если будет угодно всевышнему Богу, в правление этого принца сыновья Малика Гийас ад-Дина [наконец] вздохнут с облегчением. Зачем вы говорите слова, нарушающие естественное состояние? Вы не хотите, чтобы дело шло в соответствии с требованием друзей?»

Амир Мухаммад-Салих, несмотря на свой ум, как будто поверил этим словам. В тот же день он уехал к мирзе. [Сей] бедняк тоже выехал оттуда и навел справки относительно некоторых дел. Мир Касим сын Мира Мубариза сына Малика Гийаса отвез [сего] бедняка на укрепленные острова и показал те места. За два астрономических часа приехала тысяча молодцев-лучников, и все поклялись на Мазаре Шайх-и Зирих: «Как только дадите знак, мы все пойдем на мирзу!» Успокоившись на этот счет, я выехал в Пеласи и вкусил радость от встречи с братом, добрым ангелом Маликом ‘Али и остальными родственниками. Родственники опять принялись оплакивать [покойников] и справлять традиционный траур.

После этих церемоний Малик Махмуди вызвал к себе Амира Саййид-’Али вместе с Мирзой Ма’или. Последний много говорил о своей дружбе с маликами Пеласи. [Малик Махмуди] держал с ними совет относительно [вывоза] жен и домочадцев [для предохранения их от опасности в местность] посреди реки. Упомянул он также о сборе мужей и о походе на мирзу в Рашкак. Мир Саййид-’Али отправил гонца и потребовал [к себе] Калла-хушка, охотника. Ему на хранение под залог вручили перевязь кинжала сына Малика Махмуди, ту самую, которая осталась из их имущества, и договорились, что он свяжет сто [лодок] тутин. [Калла-хушк] попросил на это три дня сроку.

Во время всех этих приготовлений [сей] раб хотел было оповестить и поставить в известность Малика ‘Али. Малик Махмуди не позволил по той причине, что Малик ‘Али передаст разговор Малику Хусайну, а тот, /297/ не дай Бог, по малолетству откроет нашу тайну еще кому-нибудь, и мы опозоримся. Однажды после завершения приготовлений к отплытию по реке я решил совершить прогулку с тремя друзьями, которые из всех собравшихся там подходили более других. В Пеласи мы взяли внаем у старост и крестьян двух лошадей с двумя изношенными седлами. На одну лошадь сели Малик Махмуди и [сей] раб, на другую — Малик ‘Али и Шах-Хусайн. От дома правителя Пеласи мы направились в квартал Мулла Рустам с такой «пышностью», какой не случалось [видеть] потомкам персидских государей со времен Джамшида{438} и рождения последнего из пророков{439}. Когда мы приехали в упомянутое место, чтобы [получить] помощь [в приобретении] нескольких кусков ткани и изготовить из нее для нас четверых каба, прискакал всадник, внушающий ужас, как Сатурн, и суровый, как Марс. Он проклинал на чем свет стоит клеветников Систана. Сунув руку в карман, [извлек] приказ мирзы и подал его Малику Махмуди. [Мирза] великодушно писал, чтобы Малик Махмуди и Малик Хусайн вместе с Акайи ехали по реке к крепости Кал’а-йи Куч{440}, которая определена им как место ссылки, а Малика ‘Али и Малика Шах-Хусайна сына Малика Касима малики Пеласи доставили бы в Шахр-и Кухна. Акайи — один из высших мулазимов [мирзы] — привезет их в крепость Кал’а-йи Хаш, где они будут [содержаться] закованными в кандалы. Не [успев] вкусить сладость пустых мечтаний, привкус горечи отвратил душу от получения удовольствий в обоих мирах. В сопровождении упомянутого Акайи мы выехали в Пеласи. По дороге условились с ним, что он обождет два-три дня, пока поправится уважаемая супруга Малика Махмуди, которая в то время заболела. После того мы выедем в назначенное место. Когда мы приехали в Пеласи, я сказал Малику Махмуди: «Сейчас надо известить Малика ‘Али и Малика Шах-Хусайна, как бы они не приняли [свое] решение!» Он никак не соглашался. В ту ночь упомянутые молодые люди решили действовать сами. [Среди] слуг Малика Шах-Хусайна был белудж охотник, один-два человека из старых друзей, как, например, Йари Сумбуль и Йари Оубар. Их сопровождал один князек{441} [из людей] Амира Байазида. Следующий день до вечерней молитвы мы находились все вместе. Во время вечерней молитвы /298/ они решили бежать. Макбуль, уважаемая сестра Малика ‘Али, разыскала старого слугу [сего] бедняка и осведомила [сего] раба о действиях брата. «А вдруг мы не сумеем? Не дай Бог, если об отъезде узнают мулазимы мирзы и малики Пеласи и [сей] раб и [его] брат будут схвачены!» — [подумалось мне].

Когда Макбуль сообщила о том куполе целомудренности, я поставил в известность Малика Махмуди. Затем мы рассказали эту тайну Мирзе Абу-л-Фатху Ма’или, который в ту пору находился в согласии с нами, жестоко страдающими. Отправили гонца к Амиру Саййид-’Али и потребовали его [к себе]. Амир Саййид-’Али приехал в тот же час. Я рассказал ему правду. Он ответил: «Погадайте на Коране, а они пусть подождут завтрашнего вечера, когда будут готовы лодки тутин и небольшие суда сумбак. Никакого вреда вам не будет!»

Мирза Ма’или погадал [на Коране] и стал торопить с отъездом, так как выпал [на долю] коранический стих «Наказание». Воистину, если бы в то мгновение узнали [о наших планах], нас схватили бы! И мы решили ехать. Амир Саййид-’Али сказал: «Не беспокойтесь о близких маликов. Когда вы уедете, никто не посмеет тронуть ваших людей!»

Малик Махмуди находился в доме возле своей больной жены. У [сего] бедняка было место на крыше, и я возлежал на ложе побега. Приятель по имени Хавайи, сапожник, которому доверяли малики Пеласи, спал на площадке на крыше. Время от времени он поднимал голову и поглядывал на нас. Макбуль держала в руках опахало и обмахивала [им] от жары и обилия мошек. Когда негодяй Хавайи заснул мертвым сном, я мгновенно уложил на тюфяк Макбуль и накинул на нее банную простыню, которой [до того] был укрыт сам. [Затем] взял в руки опахало и стал махать им. Словно пламя я метнулся с крыши во двор и дал знать Малику Махмуди, что пора бежать. Когда Малик Махмуди вышел, Малик Йахйа, которому было 15 лет, разревелся: «Я поеду с вами!» Лошади для него у нас не было. Чтобы успокоить братьев, я взял мальчика на плечи, и мы с братом вышли. С [сим] бедняком находились Шайх Дусти сын Шайха ‘Али, из старых друзей, /299/ и Ахмад, стремянный [сего] раба. У обоих были стрелы и лук. Из людей брата присутствовал Хаджи Накиб Хусайн, [его] старый друг. Мальчика я пересадил им на плечи, а сам поднялся на крышу ветряной мельницы, где спал тюрк, слуга мирзы, и взял стрелы, лук и меч того обреченного на смерть. Когда он поднял голову, я выхватил меч и сказал: «Молчи, у этой двери стоят двести мулазимов и сторонников маликов! Мы уезжаем! Передайте мирзе наши поклоны и [скажите]: ”Так-то ты держишь данное [нам] обещание? На два-три дня освободил нас от разговоров о тюрьме и вновь по навету смутьянов раскаялся [в своем поступке]! Теперь оставайся сам по себе, не причисляй себя к сторонникам маликов и жди расплаты за свои поступки!”» [С этими словами] я спустился с крыши мельницы. Тот тюрок счел во всем повинным сморивший его сон — будто сон был повинен в отъезде Малика Мухмуди и [сего] раба, в приезде Малика Абу Са’ида, нашего племянника, к кызылбашам (поступок, лишенный всякого разума), а также в пробуждении его от притворного сна. Упомянутый тюрок и названные малики вместе со своими мулазимами и жителями селения ночью отправились за нами, беглецами, на улицу благополучия. Сын Малика Махмуди и тот человек, на плечах которого он сидел, уже проехали часть пути, а мы трое стояли до тех пор, пока те люди могли слышать [нас]. Я говорил [им]: «В пустыне к нам примкнут двести-триста человек из мулазимов Малика Джалал ад-Дина! Перестаньте преследовать нас, не то мы повернем назад и расправимся с вами!»

Те люди прекратили погоню, и мы спокойно отправились в путь. В полночь приехали в окрестности Мазара Пир Давуди{442}. На рассвете приехали в старое убежище Малика Махмуди в Джарунаке. Когда взошло солнце, мы нашли приют между ручьями Зангаб среди зарослей верблюжьей колючки. Сил ехать дальше не было. В начале той ночи, что мы бежали, к мирзе приехал гонец, и он узнал [о нашем бегстве]. Все его воины и систанцы нерешительно сели на коней и отряд за отрядом проезжали мосты через каналы, которые были на пути в Насрабад, Джарунак и Чунг-и Марган{443}.

Сии бедняки /300/ за прикрытием островка верблюжьей колючки, высота которой была не более двух-трех ваджабов{444}, искали покровительства у всемилостивого, всепрощающего, покрывающего тайны и милосердного Бога и читали охранительную молитву: «О Боже, Своей милостью расстели для нас покровом Твою защиту, введи нас в сокрытые Тобой тайны, избавь нас от зла Твоих тварей! Поставь преграду между нами, бедами и несчастьями, о Ты, самый милосердный!»

Те люди, оседлавшие коней с цельюпреследования и поимки [сих] бедняков, проезжали отряд за отрядом, группа за группой [мимо нас]. Всевышний Бог сохранил нас, всеми покинутых. Ни один [из них] не увидел [сих] бедняков, пока солнце — глаза сего мира — не скрылось за шелковым занавесом на западе и мир облачился в платье «сделали ночь покровом»^[137].

Беглецы «и прибегшие к Аллаху»^[138] кинулись в разные стороны. Хаджи Таки Хусайн уехал в местность Хакан (?) и оповестил находившихся в той местности надежных мулазимов моего брата. Хаджи Гургани и брат нагрузили двух коров птицей, жареными барашками, хлебом, мастом{445} и другой снедью и во время последней вечерней молитвы доехали до холма Ходжа Чихилгази. В то же время мы, двинувшись вперед, углубились в леса Риг-и Хваракан (так!). В полночь забрались на песчаный холм между двух глубоких рек и там спокойно отдыхали. Когда утро стянуло с головы покрывало и осветило лучом благосклонности плохих и хороших [тварей], на восходе солнца сошлись вместе почти 150 стрелков из ружей и луков из числа оружейников. Они отвезли Малика Махмуди в его дом. Шайха Дусти мы отослали в Зийаратгах, чтобы он привез из Рашкака окончательное известие о мирзе и раздобыл у тюрков двух-трех коней. Едва прибыв в Зийаратгах, он с полной доверчивостью отправился к Малику Абу Са’иду. Малик Абу Са’ид передал его в руки кызылбашей и людей мирзы. Она заковали Шайха Дусти в цепи и посадили в темницу. Группа мятежников и врагов Систана, искавших корысть, заявили: «Пока Малик Махмуд жив, маликзаде и остальные систанцы не оставят своих притязаний». Мирза, мудрые очи которого были совершенно лишены справедливости, согласился со словами противников [малика]. В последнюю ночь месяца ша’бан на I рамазана 998/4 июля 1590 г. он совершил покушение на жизнь того /301/ великого человека с высокими помыслами и погубил тот кипарис на лугу счастья, навечно снискав тем самым себе худую славу. Как жаль, что утеряно милосердие, сокрыта доброта, уничтожены щедрость и великодушие, а мужество обратилось в бегство! [Малик Махмуд] прожил 63 года, в течение 40 лет предводительствовал народом Систана, двенадцать лет осуществлял правление. В первые четыре месяца нахождения у власти от его имени чеканилась монета, а в пятничной проповеди упоминалось его славное имя. У него родились два сына: Малик Хайдар, который скончался в его правление, как было упомянуто, и Малик Джалал ад-Дин (о нем мы еще расскажем, ежели будет угодно Аллаху) — и семь дочерей. Из них Биби-ханум вышла замуж за Музаффара Хусайн-мирзу. Его старшая дочь — Биби-хани, он выдал ее за Малика Гариба, старшего сына Малика Наср ад-Дина, своего дяди, брата отца. Другая [дочь] — Биби-бигум, невеста Малика Касима сына Абу Са’ида и внучка покойного Малика Султан-Махмуда, которая, так и не успев выйти замуж, умерла. Еще одна дочь — Биби Халал, ее выдали замуж за Малика Мухаммада сына Шах-’Али сына Шах-Абу Са’ида. Поскольку Шах-Мухаммад погиб на войне с узбеками, как вкратце будет рассказано, ее взял в жены его брат, Шах-Хусайн сын Малика ‘Али. Следующая дочь — Биби Пайкар; она была замужем за Маликом ‘Али. После смерти Малика ‘Али на ней женился его брат, Малик Мухаммад. От нее у него тоже не было детей. Шестую дочь звали Биби Марйам. Ее выдали замуж за Малика Абу Са’ида сына Малика Мухаммада сына Малика Гийаса. Она родила одну дочь. Последняя, седьмая, Биби Пайкар-мах, была замужем за Маликом ‘Авазом сыном Малика Зарифа. О каждом из детей, если будет угодно Богу, будет рассказано на своем месте.

[Сей] раб и брат три ночи провели в доме оружейников, мастеров по изготовлению стрел. Когда известие о гибели того ангельского нрава малика достигло слуха Малика Махмуди и [сего] раба, мы, потеряв терпение и испытывая отчаяние, два-три часа предавались трауру. Затем к Малику Махмуди пришли двое старейшин, наделенных опытом: «Сейчас не время плакать и лить слезы! До сегодняшнего дня систанцы были с вами в добрых отношениях. Сегодня /302/ погиб мученической смертью Малик Махмуд. Малик Джалал ад-Дин окружен в Кал’а-йи Фатх. Поблизости находится Амир Хайдар ”Тугой лук”, который по вероломству и жестокосердию похож на небо без орбиты (?). Не дай Бог, он узнает — отвезет вас к мирзе как подарок! Подумайте же о себе!»

Шайх Дусти прислал человека [с известием]: «Меня захватили и как бы не доставили в те края!»

Наконец раздобыли двух коров, погрузили на них провиант, два кувшина воды и немного маета и двинулись в путь. Семь мастеров по изготовлению стрел, двое хаджи, трое мулазимов Малика Махмуди и [сей] раб направились через Мийан-Дашт{446} в Тракун.

Малика Йахйю усадили на корову. Малик Махмуди никому из тех людей не позволил вмешиваться в выбор пути, ссылаясь на то, что «когда-то он охотился в этих краях на газелей!». [Сей] раб, поскольку никогда не бывал в тех местах, тоже не вмешивался. Одним словом, три дня и три ночи мы бороздили ту пустыню вдоль и поперек. В первый день и ночью следующего дня у нас кончились запасы воды. Еще одну ночь и день все довольствовались мастом. В начале тамуза{447} мы шли босыми, обернув ноги лишь старыми тряпками, по пустыне, каждый камушек которой жалил словно стрела. Каждый из спутников забрел в какую-нибудь сторону. Мухаммад-Ни’мат-ака из родственников Ни’мат-ака отстал. На третью ночь, обессиленный, он упал на дороге Сарабан-Тракун. К счастью, его стон услышал один из спутников великого малика Малика Джалал ад-Дина. По счастливой случайности в ту ночь малик выехал из цитадели и направился в Тракун. Об этом будет написано, если будет воля Аллаха, на одной из страниц жизнеописания названного малика. Короче говоря, когда стон Мухаммад-Ни’мата достиг ушей малика, тот подскакал к нему, узнал его и спросил: «Как ты оказался здесь?» — «Я был на службе Малика Махмуди и Малика Шах-Хусайна. Они погибли в этой пустыне!» — ответил тот.

Малик заволновался: «Говори правду!» — «Я сам был [с ними]! /303/ Они погибли неподалеку отсюда!» — повторил он.

Малик заплакал: «Отец и родственники все убиты или погибли! Эти двое, которые пригодились бы в моем деле, тоже погибли!»

И все же Малик Джалал ад-Дин поехал в Тракун. Малик Махмуди{448} и Малик Абу Исхак оказались там. «Пошли человека, — говорит он, — и нагрузи двух-трех мулов водой, пусть они, передвигаясь по пустыне, отыщут живых и мертвых!»

Сам он лег отдохнуть за стенами крепости. [Сей] раб на рассвете, при содействии Бога, вступил в ту пустыню. Поскольку она была небольшой, то утром перед моим взором предстала степь, которой следуют из крепости Кал-’а-йи Фатх в крепость Кал’а-йи Тракун. Два года назад я ехал через нее из Кал’а-йи Фатх в Кал’а-йи Тракун вместе с верховным маликом. Когда я проехал небольшое расстояние в западном направлении, то увидел темную полосу — это были рамрудские тополя, окружавшие крепость Тракун. При виде их ко мне вернулась жизнь. Я показал брату дорогу. Он тоже понял, что я прав, испил [сие] лекарство и стал настаивать: «Вы с маликом Йахйей и мулазимами поезжайте не спеша, а я поеду вперед!» Сколько я ни просил, он не согласился. На полной скорости он, подобно внукам Йакуба{449}, углубился в пустыню и мгновение спустя скрылся из виду. Когда его не стало видно, с северной стороны показались два всадника. Подъехали ближе. Это были Хусайн, брат Сабика-фарраша, и гулям. Они вели коня и мула, груженных водой. Напоили водой Малика Йахйю и мулазимов. Мне стало стыдно, что брат и его спутники останутся с пересохшими от жажды губами. Взяв в руки чашу с водой, я сел на коня и стремительно поскакал. Через минуту я был у Илхи-хане (?). Оттуда оставалось полфарсаха до крепости. Преодолев это расстояние, вижу — Малик Махмуди достиг берега водоема, ноги его по щиколотку увязли в грязи и он без сознания. Я растолкал его: «Выпей воды!» Он стал бранить меня: «Ты убил Малика Йахйю и брата его, а сам приехал!» — «О властелин и защитник, Малик Йахйа утолил свою жажду! Я же, умирая от жажды, привез воду вам», — сказал я. «Вы [сами] напились воды, — настаивал он, — спите /304/ и приписываете это нам, жаждущим!»

После долгих пререканий он выпил воды. Я тоже с тысячью затруднений проглотил глоток воды и смотрел, как [великий] малик{450} со своими подданными уезжал в Зирих. Некоторое время спустя подъехали Малик Йахйа и [еще] два-три человека, благополучно утолившие мучившую жажду. В крепость уехал гонец. Малик Мухаммад и [находившиеся] в крепости люди вышли и стали плакать. После криков и шума мы направились в крепость и, увидев Малика Мухаммада, испытали восторг.

До сих пор мы рассказывали сию печальную историю. [Теперь] надо описать обстоятельства Малика Джалал ад-Дина до его появления среди сражающихся. Аллах — тот, кто сопутствует успеху и помогает!

Обстоятельства Малика Джалал ад-Дина Мухаммада{451} во время появления в Систане Рустам-мирзы. Окончание его жизнеописания

Когда [известие] об осаде крепости Джарунак достигло ушей жителей крепости Кал’а-йи Фатх, вокруг великого малика собралась тысяча мужей — славных борцов. Все они были готовы идти на Джарунак и там сразиться с Рустам-мирзой. Когда народ узнал об окружении крепости Джарунак и о союзе эмиров Систана с Рустам-[мирзой], не подумав и не выяснив истины [о прибытии] в Пуште Заве Султана Мурад-мирзы, его сына, и Мурад-султана Урйада{452} (?), его воспитателя, в сопровождении пятисот конников, те люди рассеялись, словно созвездие Девы. С утра до полуденной молитвы вокруг крепости Кал’а-йи Фатх не осталось ни единой души. Великий [малик] выказывал нетерпение. Взяв в руки свое бьющее без промаха ружье, прямо с зубцов цитадели стал стрелять без разбору по тем лицемерам. Шестьдесят-семьдесят раз он разрядил ружье. В тот час внутри крепости оставались из родственников лишь Малик Махмуд сын Малика Мухаммада, Малик Валад, его брат, и Малик Шах-Музаффар сын Абу-л-Фатха. При каждом из них было не более двух-трех мулазимов. Там же находился Амир Вайс сын Амира Музаффара, человек нерешительный. [Кроме того], из гулямов в крепости был Мубарак, старый слуга [сего] бедняка, приехавший туда вместе с Маликом Мухаммедом сыном Малика ‘Али сына Малика Абу Са’ида и Маликом Мухаммадом, братом Малика ‘Али сына Малика Абу Исхака. Малик Мухаммад отослал Абу Исхака в крепость Кал’а-йи Тракун. Малик /305/ Мухаммад сын Шах ‘Али находился при малике [Систана]. Тот гулям вместе со скороходом{453} малика, тоже гулямом необычайной отваги, а также Хусайн-’Али сын Гулам-’Али Бийари, из старых друзей, [были в крепости]. Больше в крепости никого не осталось — ни слуг, ни соседей, ни помощников. Всего [в крепости] людей [великого] малика и [других] маликов, включая Мир-Вайса и гулямов, насчитывалось не более десяти человек. Целую неделю положение оставалось таким. Приехали тюрки, они стали жить в доме накиба Махмуда. Накиб Махмуд, Раис Канбар, жители Сарабана и тюрки, всего около полутора тысяч людей, принимали участие в осаде и обороне. В те дни Мухаммад-хаджи Лашкари, Адина Хасан Баха’ ад-Дин, брат, и Джамал Ахмади, всего пять-шесть человек, приехали в крепость на помощь [великому] малику. Благодаря этому обстоятельству его положение упрочилось. Все дни вокруг крепости шли жаркие сражения. Бесстыдство жителей Сарабана и Хусайнабада{454} не знало предела. День изо дня приходили вести о победах противника и отчаянии друзей и союзников. Дважды [великий малик] посылал гонцов к жителям Зириха. Однако ответа, в котором бы чувствовалась верность, услышано не было. И вот однажды Джамал-раис, который находился со своими людьми в окрестностях Джарунака и который из-за бесстыдства Малика Наср ад-Дина не поехал в крепость, а уехал после прибытия [Рустам]-мирзы в предместье Зириха и Рамруда, едет в какое-то место и останавливается в частном доме одного из жителей округи Рамруди. Какая-то женщина говорит ему: «Не пускайте в свои дома этих продажных тварей — они не оказали помощь своему хозяину и своему благодетелю во время тех событий! За какие такие страдания и рвение они желают укрыться от солнца в тени?»

Джамал-раис, человек, умудренный жизнью, отважный герой, в тот же миг приехал в свой квартал и собрал почти двести человек из своих людей, людей Гулам-’Али Сабика, а также отдельных мужей из Зириха и двинулся на крепость Кал’а-йи Фатх. В полдень вступил в стены города, подъехал к крепости и начал сражение. Воевал до самого вечера. В сражении с обеих сторон были убиты сто человек. В конце дня /306/ сам [великий] малик спустился вниз и увел их в крепость. Да почиет тысяча Божьих милостей над сим отважным истинно верующим человеком!

Когда зирихцы услыхали, что Малик ‘Али и Малик Шах-Хусайн [сын Малика Касима] выехали и что Малик Махмуди и [сей] раб тоже куда-то уехали, еще не получив известие об их приезде в крепость Тракун, воскликнули: «Четверо храбрецов из маликов спаслись! Теперь вместе с Маликом Джалал ад-Дином триста воинов!» Они пожалели о том, что [в свое время] не оказали помощь. Часть людей заявила: «Давайте, пока Малик Махмуди, Малик ‘Али и [остальные] малики появятся среди вас, подумаем о помощи [великому] малику!»

Другая часть утверждала: «Несмотря на приезд маликов, Малик Джалал ад-Дин сегодня может передать крепость Малику Мухаммеду, может прибыть и сам. Если же он сам не приедет, пусть они подумают о главном деле». Часть мудрых стариков благоразумно заявила: «Лучший путь в том, чтобы еще до их приезда послать на помощь [великому] малику людей, дабы эта служба получила одобрение в его глазах. Если же он вторично пришлет гонца и ему окажут помощь, он будет благодарить за эту помощь своих родственников, а ваши старания не удостоятся похвалы».

Все согласились с этим. Назначили около трехсот славных воинов под командованием Касим-Хасана сына Муллы ‘Али, накиба Рустам-’Али и ряда накибов шахраки, и они удостоились чести прибыть на служение [великому] малику.

В это время накиб Махмуд, сердце которого с самого начала стремилось к служению малику, по прибытии этого войска окреп в своем решении и вступил в крепость вместе с зирихцами. Приезд сего мудрого мужа придал храбрости великому малику. Одновременно с прибытием этих людей в крепость [великий] малик выехал в Зирих. Среди солончаков между Зирихом и Рамрудом сошлись все войска Зириха и Рамруда, почти десять тысяч человек. При сборах к отъезду до слуха великого малика дошла весть об отбытии [сего] раба и Малика Махмуди в крепость Тракун. Тотчас он прислал гонца и потребовал Малика Махмуди [к себе], а [сему] рабу написал записку, что время [сейчас] смутное: «Каким бы сильным ни было желание видеть вас, благоразумнее вам ехать в Кал’а-йи Фатх /307/ и вместе с Шах-Абу-л-Фатхом, Шах-Валадом и всеми накибами Зириха, которые находятся там, стать во главе войска. Малик Махмуди пусть едет [к нам], так как мы вместе с Маликом Мухаммадом и Маликом Кубадом [намерены] возвратиться из войска Зириха и Рамруда в Рашкак. Если мы соберемся там, а они не станут воевать и переправятся через реку, вы должны будете в Пуште Заве перерезать дорогу войску мирзы. Если же сражение случится в Рашкаке, вы встанете с войском Кал’а-йи Фатх на берегу Хирманда и будете наблюдать за превратностями судьбы и рока».

[Сей] бедняк два дня был в крепости Кал’а-йи Тракун вместе с Маликом Махмуди. Немного отдохнув от трудностей дороги, Малик Махмуди направился в Зирих, а [сей] бедняк в сопровождении пяти-шести конников выехал в Кал’а-йи Фатх. Малика Мухаммеда сына Шах-Абу Исхака он оставил в Тракуне. Переправившись через Хирманд, подъехал к Хуррамабаду{455}, куда неожиданно прибыло войско Султана Мурад-мирзы и Мурад-султана. [Сей] раб переправился через канал Та’ам{456}. Подъехали молодые воины из их войска. Они бродили по берегу канала, пытаясь переправиться через него. Часть людей из Сарабана, знавших меня, помешали тюркам [это сделать]: «В горных ущельях спрятаны стрелки из крепости. Ехать туда неразумно с военной точки зрения!»

Через час мы подъехали к крепости. Встретить нас вышла часть пеших и конных воинов вместе с любимцем сердец Маликом Валадом. Мы въехали внутрь крепости. Тюрки больше не появились у подножия крепости, уехали в Сарабан и оставались там один день. Оттуда они отбыли на службу к мирзе и примкнули к нему. Три дня спустя пришло известие о том, что мирза переправился через реку напротив Пуште Заве. Я предположил, что, [вероятнее всего], он ходил на Рашкак, но не [смог] преодолеть сопротивления. Мы переправились через реку и вместе с войском цитадели и людьми Сарабана, которых насчитывалось около двух тысяч, двинулись в Пуште Заве. В то же утро переправилось через реку войско [великого] малика. [Сей] раб с войском Сарабана прибыл одновременно с великим маликом. В тот день до самого полудня войско малика занималось грабежом имущества мирзы. [Сей] раб с войском Сарабана выстроились в боевые ряды между протоками. Между войском мирзы и /308/ войском Сарабана разгорелось жаркое сражение. Малик Махмуди сказал великому малику: «В течение часа воздержитесь [от сражения]! Пусть люди мирзы вывезут свои семьи, жен и кеджаве!»{457} [Великий] малик из уважения к ним воздерживался [от сражения] в течение двух часов. Более того, он послал людей, и они помогали, пока те люди полностью не присоединились к конникам войска мирзы. Мирза налегке выехал в сторону Сарабана, а во время полуденной молитвы был уже у великого малика и расспросил о событиях. Одним словом, пролив несколько слезинок, он погасил огонь печального и прискорбного события с верховным маликом. Все вместе мы направились в Кал’а-йи Фатх. День спустя после того, как великий малик доехал до середины солончаков, водным путем в Кундар приехали Малик ‘Али и Малик Шах-Хусайн. С тысячью трудностей они добрались до укрепления Накибан среди солончаков и [здесь] удостоились счастья предстать перед маликом. Они находились в обществе [великого] малика и Малика Махмуди до самого Рашкака. [Великий малик] послал их привезти семьи и определить дома в северной части Куйа и Кичули, известных под названием Пуште Хари{458}. По этой причине они не участвовали в том сражении. Амир Мухаммад-лала и Амир Саййид-’Али приехали на служение к малику и со всей искренностью присоединились к нему. В тот вечер, когда малик вступил в Кал’а-йи Фатх в свой дом, я отнес ему перстень с печаткой его отца, который тот ранее передал мне на хранение, и устно изложил его завещание, слово в слово. Снова возобновился траур по верховному малику и поднялся плач. В конце концов каждый величаво прошествовал на свое место и успокоился{459}. Мы провели ту ночь вместе с Маликом Махмуди, Амиром Мухаммад-лала и Амиром Саййид-’Али в восьмиугольной башне крепости Кал’а-йи Фатх и воздали благодарность [Всевышнему]. Утром, которое для жаждущих мести было желаннее свидания с любимой, а для странников — радостнее приезда в родной дом, то многочисленное войско, насчитывавшее почти десять тысяч конных и пеших воинов, отряд за отрядом садилось на коней и направлялось в Сарабан. На площади Мира Махмуда-мукри [войска] выстроились в боевые ряды. Мирза готовился испить до конца [чашу] своей жизни. Войско мирзы состояло тоже из трех тысяч славных, /309/ отважных и побывавших в деле конников. Однако из-за преграждавших путь речек и обилия ружей они [более] прежнего были осторожны.

Казак-бек халадж ради испытания нас говорил [с нами] в том самом месте, где содержались в заточении малики, ласково и приветливо: «Тех, у кого есть желание ехать в Кал’а-йи Фатх, я возьму с собой, когда поеду [туда] сам».

В тот день, когда он произнес эти слова, его брат был ранен из ружья, и ему пришла в голову [мысль] о мести. Ради осуществления задуманного он подъехал к рядам систанского войска и закричал: «Было бы хорошо, если Малик Шах-Хусайн вышел из своего войска на [поединок с нами]!»

[Сей] раб собрался было ехать, но Малик Махмуди и верховный малик грубо одернули меня: «Нельзя доверять словам этого [человека], он прославился в войске мирзы своей воинственностью, доблестью и отвагой!»

После этих слов настойчивость [сего] раба возросла. Я поскакал на середину площади. Хотя на мне не было кольчуги, с саблей [в руках], стрелами и луком я встал напротив того богатыря, он же сам и его конь были спрятаны под металлической [броней]. Еще трое кызылбашей-копьеносцев находились [с ним в высохшем] канале. Казак-бек выехал несколько вперед них. Малик Мухаммад погнал коня следом за [сим] рабом. Из оружия у меня была лишь сабля. Тут Амир Хайдар «Тугой лук» взялся поддержать меня.

Те двое конников стояли сзади непосредственно [за мной]. Соратники Казак-бека тоже стояли позади него. Казак-бек начал укорять [меня]: «Я остаюсь при тех самых словах, что сказал [ранее]. Подъезжайте! Дадим друг другу клятву и вместе поедем к [великому] малику». — «Я уже подъехал вплотную к рядам вашего войска, — ответил я. — Если у вас есть желание, подъезжайте ближе, не то я передумаю! Возражений [моих] не будет! Будьте счастливы!»

Трое всадников-копьеносцев снялись с места. Малик Мухаммад и Амир Хайдар тоже немного проехали вперед. Казак-бек стал осыпать [нас] бранью. Амир Хайдар вставил стрелу в лук и с дальнего расстояния пустил ее в его сторону. Казак-бек повернул назад. Одновременно с Амиром Хайдаром несколько /310/ стрел выпустил я. Одна стрела угодила в коня его сопровождающего, и тот [пешим] вернулся в свое войско. [Сей] раб вместе со [своими] спутниками приехал к великому малику. В тот день малик, приложив много стараний, двигался из стороны в сторону. Атаковал в разных направлениях, дабы [отыскать] путь между рядами конных и пеших воинов. Систанское войско столько выпустило стрел [из луков], столько [произвело выстрелов] из ружей, что было ранено почти пятьсот коней и всадников [противника]. Войско мирзы направилось из местечка Пир Махмуд-и Мукри{460} в Сахра-йи Гиргишт. Систанское войско преследовало их. Там в степи произошло великие сражение. Пешие и конные воины Систана были повсюду, [стояли] по берегам речек и каналов. С восточной стороны поля брани двигался со своими воинами мирза. Из Фараха в сражении участвовали Малик ‘Абдаллах сын Малика Байазида и Мирза Тимур и все войско афшарского племени тимурлу. Из систанцев его боевыми товарищами были Амир Хаджи Мухаммад и Амир Мухаммад-Касим и двести конников. В тот последний день люди мирзы сосредоточились на краю пустыни. Систанское войско отрезало им [путь] к воде. Мирза чуть было не попал в плен. [Однако] систанцы пошли на попятную: «Никаких действий больше предпринимать не станем. Как бы мирза не погиб в этих краях! Мирза ведь является двоюродным братом шаха, защитника веры ‘Аббас-шаха».

Сколько [великий] малик, Малик Махмуди и [сей] раб ни доказывали [им], что «Мирза Рустам — недруг [сего] вечного государства, хватайте его, мы дадим вам награду в тысячу туманов и отошлем на службу к государю», [все было напрасно]: чем больше мы старались, тем больше они упрямились. Малик Махмуди, увидев у систанцев полную перемену в настроении, напомнил [нам] о сражении имама Хусайна и неповиновении жителей Куфы{461} и заставил малика отказаться от его настояний, а [сего] раба — от колебаний. Он сказал: «Мы ожидаем совета от вас, мудрых старцев!» Под предлогом молитвы мы поднялись на холм и совершенно не показали [своей] обиды и огорчения.

Мирза уехал оттуда в Хусайнабад. В Хусайнабаде он сделал остановку, думая поесть там. Внезапно поднялась пыль [на дороге]. Бросив котел с едой, [мирза] уехал в Гармсир. Подъехала мать Раиса Канбара и забрала котлы с едой и все, что оставалось.

Великий малик уехал из Сарабана в Кал’а-йи Фатх. Войско Зириха разбрелось — /311/ всех распустили [по домам]. Проведя два-три дня в Кал’а-йи Фатх, мы все вместе выехали в Систан. При посещении могилы покойного [верховного] малика приготовили все необходимое для раздачи похлебки и поминовения [покойного]. В течение нескольких дней палатки систанских маликов были разбиты на берегу Шелы Махмудабад. Туда приехали их жены и [остальной] народ. В [результате] сглаза [одержанной] славной победы великий малик заболел и задержался на несколько дней на берегу Шелы. Малик Махмуди, Малик ‘Али и все остальные маликзаде отбыли в Чапраст{462} и [там] приготовили дома [для приезжающего малика и остальной его свиты]. [Сей] раб посадил [великого] малика в лодку тутин и привез его в Чапраст. Короче говоря, болезнь малика затянулась на 30-40 дней. Когда он выздоровел, Амир Мухаммад-лала, Амир Саййид-’Али, эмиры Пуште Заве, накибы Зириха, раисы Рамруда, военачальники Сархадда и все войско Систана сошлись вместе, чтобы выбрать [благоприятный] час и решить дело о правлении [Систаном]. Несмотря на преклонный возраст, Малик Махмуди среди родственников и других... принимая во внимание...{463} и другие [его] таланты, умеренность [характера] и доброту, т.е. Малику ‘Ала ад-Дину в соответствии с обычаем наследования [в случае] близкородственных отношений и других степеней родства необходимо было [установить] право наследования. Все были [едины] в отношении великого малика, славы ислама и мусульман. Малики, эмиры, накибы, вся знать и чернь с большой готовностью и охотой склонились к власти [Малика Джалал ад-Дина].

Как будет подробно написано [в дальнейшем], ежели будет угодно всевышнему Богу, [Малик Джалал ад-Дин] заступил на трон правления вместо своего погибшего отца. Поскольку жизнеописания ряда [местных] маликов были уже приведены в рассказах о времени покойного верховного малика, то поневоле до описания начала правления великого малика следует изложить [обстоятельства других маликов]. Аллах — помощник в том, что описывают.

Сыновья Малика Наср ад-Дина Мухаммада

Хотя жизнеописание Малика Наср ад-Дина до времени Малика Махмуда уже изложено, описаны также его дела и счастливое время [правления] верховного малика /312/ и в большинстве случаев упомянуты имена его детей, однако представляется необходимым специально в краткой форме остановиться на обстоятельствах каждого [из них].

Старшим среди его сыновей является Малик Гариб, человек рассудительный, терпеливый, необычайно сильный и отважный. Сперва в правление Бади’ аз-Заман-мирзы он женился на Биби-ханум, дочери Шах-Зайн ал-’Абидина, своего дяди, брата отца. От этого брака родились сын, Шах-Ни’маталлах, и дочь. Сын умер в возрасте двадцати лет. Дочь выдали замуж за Шах-Махмуда сына Шах-Абу Исхака Фарахи, доводившегося ей двоюродным братом со стороны матери. От него она родила сына, Шах-Гариба. Он жив и сейчас. Его мать умерла в 1002/1593-94 г.

В правление верховного малика [Малик Гариб] женился на Биби-хани, старшей дочери Малика [Махмуда]. Она родила нескольких сыновей и дочерей. Все они умерли в младенческом возрасте. Об отваге [Малика Гариба] было упомянуто многократно. Он прожил 48 лет. Его убил Рустам-мирза в ночь на 16 раджаба [998]/21 мая 1590 г.

Малик Латиф был средним сыном Малика Наср ад-Дина, это человек очень горячий, но отважный и смелый. Во времена кызылбашей был купец по имени Ходжа Каман, из воинов Мултана, проживавший в Джарунаке. [Малик Латиф] насильно развел его с его женой и сразу же после развода женился на разведенной. От нее родились трое сыновей; [один из них] — Шах-Махмуд. Он был необычайно храбрым, скончался в Чапрасте в правление великого малика. Двое других — это Шах-Муртаза и Шах-Мухаммад. В настоящее время оба живы.

Затем он женился на своей двоюродной сестре, дочери Малика Касима. Она умерла, оставив дочь. После того он взял в жены другую дочь Малика Касима. Она тоже родила дочь.

[Малик Латиф] погиб вместе со своими братьями во времена вторжения [в Систан] Рустам-мирзы. Прожил он 40 лет.

Малик Зариф — младший сын Малика Наср ад-Дина, необычайно отважный, хорошо разбиравшийся в военном деле, соблюдавший порядок [во всем]. /313/ В правление верховного малика он получил высокий чин и большую власть. У него было 500 нукаров-систанцев. Он был женат на Биби Шах-ага, старшей сестре верховного малика. От него она родила сына, Шах-’Аваза, и двух дочерей. [Малик Зариф] погиб вместе со [своим] отцом и братьями упомянутого числа [во время прихода в Систан] Рустам-мирзы. Было ему 38 лет.

Малик Мустафа является сыном Шах-Зайн ал-’Абидина. После кончины брата Малик Наср ад-Дин женился на матери [Малика Мустафы], младшей сестре Малика Гийаса, и взял его под сень своего воспитания. Поистине, [Малик Мустафа] был юношей благородной натуры, высшей степени доброты и необычайной храбрости. Погиб он на поле брани в первый же день появления [в Систане] Рустам-мирзы. Ему было 40 лет.

Шах-’Али сын Шах-Абу Са’ида был внуком старшего Шах-’Али. Сын Шах-Абу Са’ида пользовался в правление верховного малика необычайным почетом и уважением. Из-за своего высокомерия и важности он редко бывал в собраниях и не водил дружбу с нашим братом. Малик Байазид Фарахи, состоявший с ним в родственных отношениях, приезжая из Фараха после кончины Малика Гийас ад-Дина, останавливался в его доме. Поскольку он питал пристрастие ко [всему] красивому и носил чалму, [завязывая] ее в виде конуса, его прозвали Шах-и накибан («Шах накибов»). Воистину, он был добропорядочным и обходительным человеком. Сначала он женился на дочери Малика Хайдара, Биби Латиф. От [брака] с ней родились два сына: Малик Мухаммад{464} и Малик Шах-Хусайн — и четыре дочери: Зайнаб-хатун, Бубу-хатун, Бубу-шах и Бигум. Когда [Биби Латиф] умерла, он женился на Биби-бану — дочери Малика Джалал ад-Дина Фарахи. Она родила одного сына и одну дочь. Сын носит имя Шах-’Аваз. В настоящее время он находится вместе со своим братом Шах-Хусайном в Индии на службе шаха Салима{465}. В месяце джумада II 1028/мае 1618 г. он приехал из Индии в Систан. Он думал послать в Индию Шах-Абу-л-Касима, сына своего брата. Когда Хан-и ‘Алам{466}, направляясь со службы светлейшего [шаха] в Индию, приехал в Систан, он просил великого малика отпустить Шах-Абу-л-Касима. /314/ И тот был отпущен, но 15 джумада I 1029/18 апреля 1619 г. между братьями Маликом Мухаммадом и Хамза-мирзой вышла ссора. Поскольку Малик Шах-Хусайн сын Малика ‘Али и его брат всегда жили отдельно от Хамза-мирзы{467}, Малик Мухаммад упрекнул его: «Твои недостойные мулазимы — выпивохи, плохо ведут себя близ дома Шах-Абу-л-Касима». Упомянутый Абу-л-Касим, [которому] было всего семнадцать лет, услыхав эти слова, в расцвете своих дарований выпил опиум и в ночь на пятницу того же месяца величаво прошествовал к ангелу, стоящему на страже у врат рая. Его мать, Биби-калан («Биби-старшая»), дочь Малика ‘Али сына Малика Махмуда, горячо любившая свое дитя, тоже выпила терьяк и умерла. Группа смутьянов донесла великому малику, будто юноша покончил с собой из-за обиды, [нанесенной] его дяде по отцу, Шах-’Авазу. Поскольку Шах-Абу-л-Касим был племянником великого малика и тот питал к нему горячую любовь, он не стерпел и распорядился казнить ни в чем не повинного Шах-’Аваза. В полдень, в четверг, вышеупомянутого [месяца и года] Шах-’Аваза убили. Господи, да не будет никто отвергнутым и покинутым! Братьев по материнской линии, Малика ‘Али и Малика Мухаммада, не было. Я же, в доме которого он воспитывался с самого детства и которому я был как отец, находился в это время в высокой ставке. В настоящее время из детей Шах-’Али жив только этот самый Малик Шах-Хусайн. Он находится в Индии. [Шах-’Али] прожил 49 лет. Его дочь умерла в восьмилетнем возрасте. Сам он скончался в Чапрасте в конце правления Малика Махмуда в 997/1588 г.

Обстоятельства сыновей Малика Гийас ад-Дина

Малик Мухаммад, старший сын Малика Гийас ад-Дина, в правление мирзы Бади’ аз-Замана пользовался почетом и уважением; при верховном малике вначале он был правителем Ниха, как об этом было немного упомянуто. После того его назначили на должность эмира дивана{468} области Нимруз. Он женился на Биби-ханум, дочери Малика Хайдара, которая /315/ родилась вместе с Маликом Махмудом и Маликом Абу Исхаком от старшей сестры Малика Гийаса. Она родила троих сыновей и троих дочерей. Старший сын, Шах-Абу Са’ид, о котором мы уже немного писали, все еще жив. Другой сын, Шах-Хабибаллах, был необычайно храбрым и великодушным. Во времена [нашествия] узбеков, как будет упомянуто, он совершил много [боевых] подвигов; умер в Систане в 1019/1610 г. Младший сын, Шах-Музаффар, скончался семнадцати лет от роду тогда, когда Шах-Хабибаллах, его брат, был правителем Мала-хана{469}. Его тело привезли из Малахана в Систан. Дочери: Биби Аркан-и мулк, умершая в десятилетнем возрасте в лагере Шайх-и Зирих в самом начале правления верховного малика; Бубуджан, которая скончалась в 1010/1601 г. в Джарунаке, и Биби-калан, которая сегодня замужем за своим двоюродным братом по отцовской линии, Маликом Йахйа сыном Малика Махмуди. У Малика Мухаммада был прекрасный характер, он хорошо слагал стихи. Прожил 48 лет. Его стихи скопированы с оригинала [и приведены] примерно в начале «Хроники»{470}. Он был постоянным собеседником дервишей, умер в Чапрасте в 997/1588 г.

[Малик Махмуди] — средний сын Малика Гийас ад-Дина. Он также был почитаем при Бади’ аз-Заман-мирзе. Отец тоже относился к нему с уважением. [Малик Махмуди] обладал приятной речью, был честен, хорошо слагал стихи, был талантлив от природы. Все, в том числе родственники, его уважали. Он женился на Биби Зулайхе, сестре верховного малика. От нее остались три сына и одна дочь. Сыновья: Малик Йахйа, Малик Хайдар и Малик Гийас; дочь — Биби Марйам. Она вышла замуж за своего двоюродного брата со стороны отца, Шах-Хабибаллаха. Если будет угодно всевышнему Богу, о каждом из них будет написано на своем месте. Перечислением детей Малика Гийас ад-Дина [сей раб] раскрыл его имя{471}. Об обстоятельствах его [жизни] еще много будет рассказано в повествовании о великом малике. Повторное упоминание его имени доставит радость сему покорному слуге, ведь /316/ говорят же о Ну’мане{472}: «Память о нем — мускус, который чем больше растирают, тем больше пахнет».

[Сей] раб является младшим сыном Малика Гийас ад-Дина. О себе я расскажу при описании обстоятельств великого малика, если будет угодно высочайшему Богу.

Немного о сыновьях Абу Са’ида и Малика Йахйи, [последних] из оставшихся потомков Малика Кутб ад-Дина.

Малик Касим — старший сын Малика Абу Са’ида — был очень уважаем в правление верховного малика. Малик Хайдар и Малик Джалал ад-Дин, его двоюродные братья со стороны матери, дружили с ним. Средняя дочь верховного малика, Биби-бигум, была его невестой. В те дни, когда родственники предполагали заключить брачный контракт, он уехал в Базман и там умер. Было ему 39 лет.

Средний сын Малика Абу Са’ида — Малик Султан-Махмуд. Он также умер в Базмане. От брака его с дочерью Малика Йахйи детей не было. Он прожил 40 лет.

Младший сын Малика Абу Са’ида, Малик Абу Исма’ил, после [кончины] братьев в течение ряда лет правил Базманом. Затем [у него] вышла ссора с правителем Кирмана (?). [Весть] об этом дошла до светлых ушей великого малика, и он не счел благоразумным для него ехать в Базман. Шел спор из-за местности Худийан в Базмане между ними и наследниками Малика Йахйи, долей которых ныне владеет Абу-л-Фатх-мирза{473}. После того он поселился в Пеласи, где благополучно здравствует и поныне.

Малик Мухаммад — старший сын Малика Йахйи. Он постоянно жил в Базмане. Когда минул один год правления верховного малика, систанцы увезли [Малика Мухаммеда] к себе, и он стал правителем Систана и был им в течение трех месяцев. В конце концов народ [Систана], как уже было написано, перешел на службу к верховному малику. Малик Мухаммад уехал в Базман. Два года спустя, когда он возвращался с охоты в крепость Кал’-а-йи Базман, а была ночь, кто-то из жителей /317/ Базмана, его нукаров, пустил вслед стрелу, которая пронзила ему грудь. В ту же ночь его брат, Малик Шах-Халил, покарал того мулазима. От брака Малика [Мухаммеда] с Биби-атун, дочерью Малика Абу Са’ида, осталась дочь. Малик Мухаммад прожил 35 лет.

Малик Шах-Халил, средний сын Малика Йахйи, стал правителем Базмана. Большая часть Кидж-у Макрана посылала ему подать. Он захватил [также] крепость Кал’а-йи Бин Фахл{474}. Был женат на Марйам-хатун, сестре Малика Динара. Часть эмиров Мекрана, как, например, Амир Мухаммад, Амир Тадж ад-Дин сын Амира Сухраба, Мулла Хафиз и Амир ‘Азиз, из-за страха перед мечом Малика Наср ад-Дина укрылась в крепости Кал’а-йи Бин Фахл и жила под защитой Малика Динара. Когда Малик Шах-Халил, правитель [Бин] Фахла, довел их до крайности, они вступили в союз друг с другом и убили в арке крепости Кал’а-йи Бин Фахл Малика Халила (так!) и его брата, Шах-Мухиббаллаха, вместе с частью их нукаров. В то время в Базмане находился Мирза Абу-л-Фатх сын Малика ‘Али сына Малика Исхака. Войско Бин Фахла сделало попытку захватить Базман. Мирза держал крепость до приезда Малика Касима и Малика Султан-Махмуда. Малик Касим и его брат выехали из Систана в Базман. Они тоже, как уже упоминалось, окончили свои дни (т.е. умерли. — Л.С.). Мир тому, кто следует по праведному пути.

Вступление на правление великого малика Малика Джалал ад-Дина Махмуда

В соответствии с [мнением] знающих астрологов, при благоприятном стечении звезд и с согласия высокосановных родственников и с одобрения знати и простого люда [Малик Джалал ад-Дин Махмуд] заступил на правление вместо своего почившего отца 17 шавваля 998/19 августа 1590 г. [В честь этого] разбросали [монеты] и устроили [настоящий] царский пир. На нем присутствовали все накибы Зириха и военачальники пограничного района Сархадд. Амир Мухаммад-лала, Амир Саййид-’Али, Амир Камал ад-Дин Хусайн и остальные эмиры, сыновья Мир-’Али несли службу на том пиру. Старейшины и систанские эмиры /318/ заявили Малику Махмуди: «Вы должны правильным образом действий позаботиться о делах великого малика{475}. Вы были вазиром и советником его отца, теперь вы должны усердствовать более прежнего, ибо у верховного малика было и без того много помощников, сподвижников и высокого ранга родственников». Часть маликов сказала: «Малик Махмуд всем был как отец. Малик Махмуд[и] по возрасту много старше Малика Джалал ад-Дина. Пусть он как добрый советчик послужит [ему], подобно Малику Наср ад-Дину, верно служившему верховному малику. Должность вазира соответствует ему».

Поскольку интересы государства [Малик Махмуди] видел не в этих постах, он согласился на должность вазира. Мир Мухаммад стал лала. В противовес Амиру Мухаммад-хаджи Амира Саййид-’Али назначили на должность вакиля. Он ставил печать на бумаги. Хранителем печати был хуласат ал-мулук Малик ‘Али. [Сего] раба [сделали] собеседником{476}. Однако никто из родственников не был определен в свиту и никому из них не положили денежное вознаграждение, так как великий малик в отличие от [своего] отца был человеком неровного характера. В помещении для заседаний он вообще не стелил войлока и жил непритязательно. Много раз он говорил: «Мои родственники мне как братья. Старший брат — это старший, младший — это младший. Назначить им денежное вознаграждение и делать подарки — все равно что давать деньги самому себе, а это невозможно».

Однако все родственники с полным усердием служили ему в большом и малом [без вознаграждения]. Малик Мухаммад сын Мира Шах-’Али, Шах-Хусайн сын Малика Касима, сыновья Малика Латифа и Шах-’Аваз, несмотря на малолетство, постоянно находились у него на службе. Особого почета удостоились Малик Мухаммад сын Малика Кубада и Малик Валад, показавшие образцы храбрости и доблести во время защиты крепости. Малик оставил им наследственные земли в Хуррамабаде, которые во время кызылбашей перешли в удельные имения, составлявшие собственность правительства. С Шах-Валадом они поддерживали дружеское общение. Полный почет имел также Шах-Абу-л-Фатх, сын которого, Шах-Музаффар, был убит [при осаде] Кал’а-йи Фатх. В правление верховного малика он также был вакилем. Превосходная служба послужила источником их дружбы. В течение трех лет ему неизменно поручалась должность даруги Сарабана. Амир /319/ Вайс стал ишик-акаси-баши, Амир Хайдар сын Амира Хаджи Мухаммада по распоряжению верховного малика был близким другом и собеседником{477}, а Амир Вайс — калантаром Абхурана; Мир Касим сын Мир-йара был назначен мушрифом, контролером всех дел великого малика. Мир Касим был уважаемым судьей, а в дни сражений — таваджи, инспектором для набора и ревизии рекрутов и полководцем, выстраивающим воинов в [боевые] ряды, командиром войска. Великий малик действовал в сражении по его мудрым советам. Амир Максуд Казаки стал старейшиной и полноправным хозяином, [от которого зависело решение] всех дел. Амира Хусайн-джана, очень пострадавшего от эмиров Систана во время вторжения в Систан Рустам-мирзы, мирза отпустил из Малахана, и тот приехал в Систан. Однако в силу старческого недомогания он был не в состоянии вмешиваться в дела. Накиб Мухаммад-Хусайн сын накиба Хусайна Камараки, который был из друзей и с давних пор служил верховному малику, стал независимым мустауфи. Амир Хусайн-джан всегда рассказывал во всех собраниях и кружках о вероломстве Малика Зарифа, и о том, как он привез Рустам-мирзу в Систан, и о его двуличии. Этот рассказ много раз повторялся в присутствии великого малика.

Местечко Чапраст стало таким благоустроенным, что одних только лавок в нем было около тысячи, а всего домов насчитывалось 12 тысяч. Одновременно там находились десять тысяч вооруженных мужей. Пять-шесть тысяч воинов всегда могли отправиться оттуда на войну. После устройства домов, укрепления рва и крепостной стены Чапраста, сбора народа [любимым] занятием великогомалика и остальных маликов была охота. В то время великий малик смог заняться делами ряда родственников. Малику Махмуди сказали: «Обручите двоюродную сестру Малика ‘Али с вашим братом, а мою сестру выдайте замуж за Малика Мухаммада сына Малика ‘Али».

После трагической гибели [верховного] малика [сему] рабу и Малику Мухаммаду сыну Шах-’Али в течение четырех месяцев пришлось заботиться о чадах и домочадцах [малика]. Это родство явилось причиной еще большей привязанности, существовавшей между [сим] рабом и Маликом ‘Али.

В это время Мулла Хусайн, вазир Малика Зарифа, поднявшийся на разбой, насилие и притеснения, творил несправедливость в Хауздаре. Малик Мухаммад{478}, [который] ехал из крепости /320/ Кал’а-йи Тракун, прибыв в Хауздар, столкнулся с ним и запретил ему его действия: «Давай я отвезу тебя к великому малику, — говорил он, — и заступлюсь перед ним за твои грехи».

Мулла Хусайн ответил невежливо. [Тогда] Малик Мухаммад, несмотря на то что ему было не более шестнадцати лет, выхватил меч и повернулся к нему лицом. Тот негодяй, опасаясь за свою жизнь, напал на Малика Мухаммада, ударил его мечом, но промахнулся. А меч Малика Мухаммада рассек ему лоб. Еще дважды он обрушил на [Муллу Хусайна] свой меч и убил его. Когда это известие дошло до слуха местных маликов, они обрадовались и похвалили [Малика Мухаммеда]. Другие же возразили: «Не дело вмешиваться в подобные дела в этом возрасте!»

Его брат стал наставлять [его] и запретил [в дальнейшем так поступать]. Дело дошло до размолвки между ним и Маликом ‘Али. [Малик Мухаммад] находился в доме Музаффара Хусайн-мирзы. Тот проявил [к нему] столько доброты и сердечности, что более [того] трудно себе представить.

[Малик Мухаммад] оставался там пять месяцев. Мирза оказал ему много милостей. В конце концов ему стало скучно и он уехал в Индию, [где] присоединился к числу чиновников императора, равного величием Джамшиду{479}. Император отдал ему в жены дочь Рустама, своего названого брата. На службе государя он пользовался большим почетом. Государь так внимательно относился к нему, что, когда Рустам-мирза приехал в шахский дворец, тот выхватил кинжал и набросился на мирзу. Шах приказал великому хану: «Разнимите этих безумцев!» [Потом] спокойно разъяснил: «О маликзаде, в нашей стране царит мир и нет места войне!»

Четыре месяца спустя после вступления на престол великого малика к нему на службу прибыл Амир Мухаммад и умолял его отыскать Амира Хаджи Мухаммада. Малик Махмуди назначил ходатаями группу маликов. Великий малик возразил: «Мы не давали распоряжения на его отъезд, какое же у нас право требовать его [назад]?»

Часть [людей] заявила: «Какая польза в том, чтобы из-за [пролития] крови погибшего счастливого малика ссориться с Амиром Хаджи Мухаммедом? Допустим даже невозможное, что он сам совершил это преступление. Он же не является ни супругой, ни близким родственником малика, чтобы подвергать кровной мести его слугу. Убийца маликов — /321/ Рустам-мирза! Его и следует казнить!»

В конце концов они согласились с тем, что Амир Мухаммад и эмиры напишут письма о его розыске. Малик Махмуди тоже сочинил записку.

По прошествии шести месяцев с [начала правления] великого малика Амир Хаджи Мухаммад и Амир Касим приехали в Систан. Амир Мухаммад-Касим вначале пришел на служение к малику. Еще через два месяца имели место подстрекательства, а затем стороны примирились. Амира Хаджи Мухаммада привели к [великому] малику. Вместе с ним пришел Амир Хаджи Хусайн и в доказательство невиновности Амира Хаджи привел разные свидетельства и поклялся на Коране. Амир Хаджи Хусайн был предан и с давних пор служил Амиру Мухаммаду и{480} Амиру Махмуду из рода маликов. Одним словом, обида была устранена.

В это время Амир Мухаммад-Салих, который ранее отвез в Ук свою семью и своих родственников (все владения Йар-Махмуда отошли в тиул слугам великого малика), уехал из Ука в Кирман. Там он скончался. В отсутствие верховного малика даже питье воды не доставляло ему удовольствия. Хотя он видел много несправедливости от семьи Малика Наср ад-Дина, верховный малик их не наказывал. Несмотря на то что эти дела не стоили всех этих раздоров, он вписал свое имя в список вероломных [людей] и тем самым обесчестил свой род. Сам он тоже не извлек для себя никакой пользы. Однако Амир Хайдар из-за родственных отношений защитил их род и приступил к [увеличению] их благосостояния. Его брата, Амира Му’мина, привезли в Систан. Малик Махмуди и пишущий сию «Хронику» приложили старания, чтобы сохранить их владения. [Их] поместье оставили им.

После восьми месяцев правления [великого] малика туркестанское войско, одержавшее победу над Хорасаном, захватило [все местности в Систане], вплоть до окрестностей Кал’а-йи Ках. В Хорасан приехал Байджу-бий{481}, военачальник Йуз-диха, [подвластного] Джузджану, который еще раньше поднял мятеж против ‘Абдаллах-хана, властелина Турана, которого ходжи [братства] накшбан-дийа{482} и шайхи Бухары во время похода на Хорасан привели в повиновение хану Турана с помощью обязательств и договоров. [Байджу-бий] расположился в окрестностях крепости Кал’а-йи Ках. Его поставили там ради [вершения] дел Систана, и он с пятью /322/ тысячами конников совершал набеги. Поскольку систанцам не было известно ни о войне, ни о набегах [узбеков], они пребывали в беспечности, [Байджу-бий] за один день забрал сто тысяч коров из Пушт-и Зираха и с берега [озера] Хамун{483}, убив сто пастухов. То войско дошло до Пуште Заве. В крепости Пуште Заве во главе гарнизона стоял накиб Хусайн. Неожиданно [для него] узбеки атаковали крепость и взяли ее, убив пятьсот человек из ее гарнизона. Шах-Валад и Куч-’Али-султан Пуште Зави уехали в сторону Пушт-и Зириха, когда известие о нападении узбеков достигло Сарабана и [великий] малик прибыл с войском [в Пуште Заве]. Верховный малик оставил в то время в Чапрасте Малика Махмуди, а сам двинулся в путь, чтобы уладить дела Сарабана. [Сей] раб и Малик ‘Али сопровождали его. Через несколько дней в Систан вновь пожаловал Байджу-бий узбак с отрядом оруженосцев хана Турана и мулазимами Хаджи-падшая. В окрестностях Тагруна завязалось сражение. Ни одна из сторон не имела успеха. [Узбеки] переправились через р. Хирманд. В Мийан-Шеле{484} проживала группа крестьян, подданных Амира Мухаммад-лала. Амир Мухаммед и Амир Саййид-’Али жили в Чапрасте, поэтому у тех предоставленных самим себе людей не было предводителя и узбеки победили их. Были убиты тысяча семьсот жителей Мийан-Шелы, тысяча женщин и детей попали в плен. Амир Хаджи Хусайн, приехав в Хинкас, вступил в сражение и был ранен. Амир Шайх был убит. Все жители и эмиры Пуште Заве были разорены. Однако их женам в силу близости леса и острова [удалось] уйти. У Амира Камал ад-Дина не осталось ничего из мирского [имущества]. В частности, увезли триста его редких книг, большую часть которых составляли диваны старых поэтов. Амир Хаджи Мухаммад со своим войском в другой раз преградил им путь. Когда туркестанское войско увидело, что [им] преградили путь, они остановились, построились в боевые ряды. Завязалось великое сражение. В тот день систанцы сражались так, что стерлись из памяти битва Рустама и история Афрасиаба. Сражение между сторонами продолжалось с самого утра вплоть до полуденной молитвы. Узбеков насчитывалось две тысячи знаменитых конников. /323/ Их предводителями были военачальники типа Ба[й]джу-бия и Дурман-пахлавана, чухра-акаси хана Турана{485}. В конце концов Дурман-пахлаван сказал Байджу-бию: «Ты крепко держи войсковое знамя и центр войска, а я предприму две-три атаки и рассею отряд пеших воинов [противника]!»

С Амиром Хаджи Мухаммедом находилась тысяча пятьсот испытанных в бою воинов, которые в укрепленных местах Пушт-и Зириха постоянно хвастались своим мужеством и отвагой. Первым явил отвагу и доблесть Амир Махмуд сын [Амира Хаджи Мухаммеда]. Средний его сын, Амир Низам, вел в том бою стрельбу из лука, о чем можно рассказывать долгие годы. Амир Фулад и другие родственники великого эмира сделали все возможное. В сражении принимал участие также Амир Хашим «Мишмаст» («Разъяренная овца»), Амир ‘Абдаллах, его сын, проходил первый урок мужества. Они оба приложили усилия и [явили] храбрость в отражении [атак противника]. Дурман-пахлаван атаковал дважды. В каждой атаке его поддерживала тысяча конников. Однако ряды систанцев стояли словно скала. На третий раз кто-то из людей Хайр ад-Дина Базгира, очень меткого стрелка из лука, пустил стрелу, [она] попала [Дурман-пахлавану] в грудь, прошла сквозь панцирь и через спину вышла наружу. Он тут же в строю упал на землю. Стойкость Ба[й]джу-бия была поколеблена, и войско узбеков обратилось в бегство. Были убиты двести узбеков. У них забрали 1700 коней. Все пленники и награбленное имущество достались Амиру Хаджи Мухаммаду. После этого события он отправил великому малику донесение, несколько [отсеченных] голов противника и несколько коней. Сие известие застало [великого малика] в Сарабане и вызвало радость и одобрение.

После нескольких дней охоты и прогулок великий малик приехал в Чапраст. Амир Хаджи Мухаммад пришел к нему на службу и доложил: «Старосты Ука — мои родственники. Узбеки притесняют их. Если вы пошлете туда войско и накажете их, они больше не осмелятся прийти и напасть на Систан».

Великий малик собрал войска Систана и Зириха и пошел в крепость Кал’а-йи Тагрун. /324/ Местное войско он предоставил Амиру Хаджи Мухаммаду, а все [войска] в целом передал под начало Малика ‘Али. Шах-Валада назначил [боевым] товарищем Малика ‘Али. Амир Хаджи Мухаммад повел то войско, состоявшее из 10 тыс. воинов, в Ук. Войско узбеков из-за внушительности армии [систанцев] отступило. [Конники] Зириха, почти 500 человек, нагнали их и скакали следом за войском узбеков 5 фарсахов. Захватили у них богатые военные трофеи. Несколько дней оставались в Уке. После того как узбеки были разгромлены, они в полном беспорядке вернулись в Систан. В результате этой борьбы они лишили узбеков их силы. Однако изъян этой победы состоял в том, что в накиба Махмуда сына Хайр ад-Дина, который преследовал узбеков и хотел изловить того всадника, попала стрела, задела шейную артерию, и он испустил дух. В других делах узбеки не имели успеха.

После этого поражения Ба[й]джу-бий отправил к великому малику послом Турсун-бахадура{486}. Поскольку туранцы{487} ранее не бывали в пределах Систана, то их взору предстала картина, которой они ранее не наблюдали и которая вызвала лишь их большое негодование. [Посол] настойчиво говорил: «Наш государь — человек высокого достоинства. Поддерживать общение друг с другом — это значит предвидеть последствия дел. После битвы у Нур-диха{488}, [подвластного] Джузджану, у меня много лет как существует спор с воинами этого государя. Поскольку я понял, что так дело не пойдет, то повиновался. Вам я тоже советую так поступить!»

Несколько дней посол узбеков был в Чапрасте. Потом [великий малик] отпустил его, явив по отношению к нему человечность. Для Ба(й)джу-бия приготовили подарок. [Вместе с послом] в Маверан-нахр направили Максуда Даулата, старого, верного слугу, с целью прояснения обстановки. Несколько дней спустя он вернулся назад и доложил тамошнюю обстановку, ничего не прибавив и не убавив. Одним словом, шесть месяцев царил мир. Несмотря на мирные отношения, никто в Систане не пребывал /325/ в беспечности. Амир Хаджи Мухаммад держал [наготове] три-четыре тысячи мужей. У Амира Мухаммад-Касима на дороге тоже стояла часть [людей]. В Чапрасте находились все жители Пушт-и Зириха, Бар-и Зириха, Абхурана и города, а также мулазимы, получавшие жалованье от маликов. У жителей Зириха и Рамруда было два укрепленных убежища. Скопление [людей] было также в крепости Кал’а-йи Фатх и в Хусайнабаде. Они имели укрепленное убежище.

По всему Систану предусмотрели ходы слоном и ферзем так, чтобы умудренным годами противникам из Мавераннахра не было на том поле возможности провести коня. На том поле они были побиты. Поневоле временами там была война, временами наступал мир, и ни одна из сторон не была ни побежденной, ни победительницей. Пока в конце 999/1591 г. вновь не возникли предпосылки для жалоб Амира Хаджи Мухаммада. Дело было в том, что в Систане вспыхнул голод. Люди были готовы отдать все за кусок хлеба. Нигде, кроме крепости Кал’а-йи Тракун, не найти было зерна. Покойный, отдавший жизнь за веру, Малик [Махмуд] на всякий случай в течение двенадцати лет ежегодно свозил туда по шесть-семь тысяч харваров зерна. В правление его уважаемого преемника-сына зерно пригодилось. Два года [подряд] зерно для посевов в Систане брали оттуда. Им же расплачивались с мулазимами. Малики в соответствии с положением каждого тоже расходовали [это] зерно. [Великий] малик не считался с нуждой одних, с другими же сознательно рассчитывался зерном. Амир Хаджи Мухаммад отправил [великому] малику ряд вещей, чтобы в соответствии с их стоимостью ему дали зерна. Великий малик вернул ему его добро и послал сто харваров зерна в подарок. Поскольку это количество [зерна] казалось ничтожно малым на весах нравственного величия [упомянутого] эмира или же его потребности были значительно больше, так или иначе повод для жалоб был налицо и вновь он посеял в кущах сердца семя раздора. [Амир Хаджи Мухаммад] решился ехать в Герат. [Великий] малик послал [сего] раба к нему уладить это дело и вызвал его к себе. Было решено, что упомянутый выше эмир вместе с [сим] рабом приедет в назначенный день на святой Мазар Пир-и Зийаратгах. [Великий] малик тоже будет там по пути в охотничьи угодья. Состоится [их] встреча, и в том месте они возобновят договор и примут на себя обязательства. Случилось так, что в тот /326/ день, когда [сей] раб собрался с Амиром Хаджи Мухаммадом в то место, у вышеупомянутого эмира возникли колики. Отъезд пришлось отложить. На следующий день, когда мы выехали туда, верховный малик, приехавший [точно] в назначенное время, вернулся в Чапраст. Приехав на [Мазар Пир-и Зийаратгах] и узнав об отъезде великого малика, Амир [Хаджи] Мухаммад обиделся. Ехать в Чапраст к [великому малику] было сложно. В том самом месте [Амир Хаджи Мухаммад] в присутствии [сего] раба поклялся: «Враждовать с родом маликов [Систана] я не собираюсь ни в настоящее время, ни в будущем. Еду же я в Герат ради устранения зла, [творимого] узбеками. Сделаю так, чтобы зло, чинимое ими в тех пределах, не достало меня. К вам никаких притязаний у меня нет».

Оттуда он уехал к себе домой. [Сей] раб отбыл в Чапраст. Несколько дней спустя Амир Хаджи Мухаммад уехал в Герат. Делам Систана был нанесен большой ущерб. [Великий] малик, родственники и [их] единомышленники несколько дней пребывали в растерянности, пока наконец решили направить в Герат Малика Абу-л-Фатха. [Однако] Малик Махмуди возразил: «Это должен сделать я или мой брат. Абу-л-Фатху не под силу совладать в Герате с человеком, подобным Амиру Хаджи Мухаммаду. Не согласен я и на отъезд брата из-за его молодости и отсутствия опыта. Поеду сам!»

Великий малик вместе с Маликом Махмуди назначил [в поездку] Амира Мухаммад-лала, Амира Хайдара, Амира Касима сына Амира...{489} и Амира Мухаммад-Касима.

Амир Хаджи Мухаммад увез с собой [в Герат] Амира Камал ад-Дина Хусайна. Таким образом, почти все хорошие систанцы оказались среди узбеков. Великий малик приготовил все необходимое для поездки Малика Махмуди и систанских эмиров и отправил их в Герат. Когда Малик Махмуди и его спутники догнали в Исфизаре Амира Хаджи Мухаммада, между ними [в течение] одного-двух дней состоялся короткий разговор. Упомянутый эмир высказал несколько своих жалоб. Малик Махмуди расщедрился на сумму денег, достаточную на расходы по путешествию. Амир Хаджи Мухаммад испытывал стыд от этой щедрости.

Амир Камал ад-Дин Хусайн Табаки, брат Амира Мухаммад-лала и племянник Амира Хаджи Мухаммада со стороны сестры, много бранил /327/ маликов за отсутствие искренности и за те дела, что произошли. С помощью договора и обещаний между ними вновь было достигнуто согласие. Они придумали уладить дела Систана с Амиром Кулбаба-кукелташем, мутма‘ан ад-даула (доверенным лицом) ‘Абдаллах-хана{490}, таким образом, что ему ежегодно будет высылаться в качестве дара некоторая сумма. В свою очередь, высокостепенный эмир{491} будет постоянно упоминать [имя] великого малика с минбаров Мавераннахра{492}.

Когда они подъехали к Зийаратгаху близ Герата, [Кулбаба] вместе со своими эмирами встретил эмиров Систана. На встречу приехали [также] калантары города Герата, как, например, Мирза Музаффар Микал, Ходжа Мирзайи, Ходжа Гийас ад-Дин, Ходжа Мугул Сийавушани и Ходжа ‘Абд ал-Латиф Зийаратгахи. Они препроводили Малика Махмуди и [остальных] систанских эмиров в город. Амир Кулбаба оказал им большой почет и уважение. Неделю спустя группа смутьянов склонила [Амира Кулбабу] к тому, чтобы «посланцев из Систана связать и посадить в темницу». На третий день [Амир Кулбаба] отослал их в крепость Кал’а-йи Ихтийар ад-Дин{493}. Через два дня от ‘Абдаллах-хана приехал его верный человек: «Обнадежь и успокой двоюродного брата систанского малика и [сопровождающих его] систанских эмиров, дабы великий малик [Систана] доверился нам и направился бы к нам во дворец».

Амир Кулбаба приехал в крепость и принес [систанским эмирам] извинения: «Я взял вас под стражу намеренно, дабы известие о вас дошло до высокого хакана и чтобы он не впал в крайность по отношению к вам и не потребовал бы вас в Бухару. Теперь же, когда известие о вашем задержании дошло до Бухары, великий хакан прикажет решить ваше дело. Столпы государства не станут болтать обо мне и обвинять меня в пристрастии к жителям Хорасана». Вежливые извинения великого эмира пришлись им по нраву. Они выехали из крепости. Все дни устраивали собрания. Объехали с систанцами все прогулочные места Герата. Ходжа Мирзайи, Ходжа Нур, хаким ‘Ата’аллах и остальные уважаемые гератцы явили к ним чрезмерную любовь. В те времена в Герате проживал Мир-падишах Разави{494}. В настоящее время он тоже живет вблизи гробницы святого в Герате. Он вместе с Хафиз-и Хурдом, всеобщим любимцем, больше не оставляли друзей [одних]. Одним словом, благородные /328/ и простой народ Герата ежедневно, несмотря на противодействие бахадуров, устраивали собрания и проявляли гостеприимство. Амир Хаджи Мухаммад сказал Малику Махмуди: «Становится очевидным, что он сам потребует меня к себе. Проявляя дальновидность, мне не следует настаивать на своем единодушии с великим маликом. Я должен сделать вид, что ищу средства, чтобы вызволить из его рук Систан и его крепости, дабы эти люди поверили нам. И мы наконец сбросим ярмо, которое сами сознательно надели себе на шею. В случае, если они потребуют к себе только вас, надо произнести что-то в этом роде».

Слова эти вызвали одобрение всех систанцев, и они стали хвалить вышеупомянутого эмира. В те несколько дней однажды вечером Амир Кулбаба потребовал к себе Амира Хаджи Мухаммада и беседовал с ним о том о сем до самого утра. На следующий вечер он вызвал к себе Малика Махмуди. С ним он тоже говорил о разных вещах. Еще через вечер позвал к себе Амира Мухаммада, Амира Касима, Амира Хайдара и Амира Камал ад-Дина Хусайна. Им он повторил то же самое. Все они говорили одно и то же. Тогда он потребовал к себе всех вместе — и Малика Махмуди, и всех эмиров — и недвусмысленно объявил им: «Я убедился, что среди систанских маликов [лишь] Малик Джалал ад-Дин, правитель [Систана], в силу занимаемого им поста являет нам непослушание и не может поладить с нами. Малик Махмуди — верноподданный. Систанские эмиры сами в [своем] упорстве неповинны. Как разумно поступить с [великим] маликом? Все советуют мне: ”Уладьте дела Систана и заключите мир, дабы [великий] малик спокойно занялся прогулками и охотой. Во время охоты мы вместе с вашими людьми поймаем его, чтобы страна обрела безопасность, а распри исчезли”».

Простак этот поверил сим абсурдным словам и выпустил из рук всех систанских эмиров. В тот же час он решил, что Мирза Казак{495}, внук эмира Бурундука, приближенного его величества в правление эмира Тимура, отправится в Систан вместе с Маликом Махмуди и [систанскими] эмирами. Всех систанцев он одарил почетными подарками и конями и отпустил. Когда они переправились через перевал Бидак, /329/ [Амир Кулбаба] раскаялся в своем поступке. Следом за ними он отправил триста всадников. [Систанцы], переправившись через перевал, припустили коней и нигде не останавливались до [самой] крепости Кал’а-йи Ках. Узбекское же войско, добравшись до перевала, вернулось назад. После того [Амир Кулбаба] послал Мирзу Казака. Систанцы за два дня и две ночи приехали из Герата в крепость Кал’а-йи Тагрун. Радостная весть о прибытии Малика Махмуди и [остальных] систанцев обрадовала пораженное страстной любовью сердце, словно душа воскресла в [безжизненном] теле. Все родственники выражали радость. Великий малик выехал [им навстречу] до селения Пуште Мала, нашел там Малика Махмуди и его сопровождавших эмиров Систана. Часть [из них] старалась служить вдвое усерднее, чем прежде. [Другая] часть служила хорошо, чтобы загладить свои прошлые грехи. Все они удостоились счастья приложиться к руке великого малика. [Была] весна. Они гуляли и вели беседы в садах той местности, которые разбил разумный и благочестивый зодчий великий Амир Низам сын Хаджи Мухаммеда{496}.

В то время в Систан вместе с нашими героями приехали гератские музыканты: хафиз Мухаммад-Муким Джибра’или, Камал ад-Дин, музыкант, играющий на струнном инструменте уд, и тамбурист Мухаммад-Хусайн. Освободив соловьев от пения в цветнике роз, они заливались на тысячи ладов. Воистину, хафиз Мухаммад-Муким в пении и речах был подобен Христу — голосом оживлял истлевших покойников; у павших духом возбуждал такую любовь к аллегориям, что устремленные к состоянию истины, которые путем аллегории уже обрели место в гнезде истины, вновь обращались к заслуживающим уважения аллегориям и погружались в море восторга и исступления. В последние два-три столетия не было равного ему певца и музыканта.

В те дни несколько оставшихся [местных] маликов вели друг с другом откровенный разговор. Именно в ту пору достиг своего расцвета Малик ‘Али, свеча на пиру благородства, кипарис на лугу великодушия, распустившаяся роза в цветнике красоты и совершенства, точнее, вершина благородных поступков, славы и милостей. Несмотря на совершенную внешность и поведение, благородные поступки, прекрасное положение и добрый нрав, /330/ у всех складывалось мнение, что это совершенство ожидает гибель и что на смену приятности и свежести весны придет осень.

Непрерывно скрытый ангел предвещал разлуку и расставание. Несколько дней сезона роз прошли в прогулках по садам Пушт-и Зириха и Бар-и Зириха. Великий малик вновь задумал разбить сады и цветники и возвести дворец в местности Чунг-и Марган. [Сей] раб тоже сделал новые посадки в отцовском саду в Джарунаке, так как за время смуты и переворота [многие] деревья посохли, и произвел ремонт жилых построек, поэтому большую часть времени [сей раб] проводил в Джарунаке и Джалалабаде{498}, подвластном Чунг-и Марган. Великий малик и все родственники почитали за счастье [вести] беседу с Маликом ‘Али в отпущенные [ему] несколько дней.

В то время [великий малик] распорядился передать Амиру Кул-бабе доход с пастбищ и поголовья скота в Систане. Упомянутые деньги собирали мулазимы Малика ‘Али. Малик ‘Али сам побывал в Зирихе, Рамруде и Сарабане, уладил дела и вернулся в Чапраст. Поскольку великий малик, питая пристрастие к Сарабану, выехал туда, Малик Махмуди и Малик ‘Али сами занялись сбором урожая с земель малика. [Сей] раб сопоставлял в то время [списки] дивана Анвари{499} и развлекался с друзьями. Малик ‘Али находился в Шайхланге. В это время пришла записка от моего брата: «Сюда, в степь, можно приехать на прогулку», и я поспешил к нему. [По приезде] расспросил о здоровье Малика ‘Али. «Он немного нездоров, уехал в Чапраст», — ответили мне. Я пожалел о своем приезде и его отъезде. Разлука сильно подействовала на меня, [но] я не знал [еще], что смерть уже на его пороге.

/331/ Накиб Мухаммад Хусайн стал выговаривать мне: «Запрети Малику ‘Али собирать подать со скота, так как [пастбища] не имеют отношения к маликам{500}. Мулазимы такого молодого [малика], от которого всегда исходило лишь добро, из алчности притесняют кочевников. Как бы страдания угнетенных не переполнили чашу! Мне известно из жизни, что те из потомков Шах-Махмуд-хаджи, [которые] стали негодяями и наглецами, не дожили до [своей] старости. Прежде всего [это] относится к тем, кто ранее был известен [своими] добрыми деяниями. Дурные и низкие слуги и алчные люди будут срамить их в сем мире и в загробной жизни. Поскольку вы связаны с [Маликом ‘Али] большей [дружбой], нежели остальные малики, я дерзнул сказать вам это».

В течение двух дней мы с братом, Амиром Мухаммад-лала, Амиром Максудом и накибом Мухаммадом-мустауфи занимались сбором [податей] с Шайхланга и Рамгаха. Приехал гонец и сообщил о болезни Малика ‘Али. Малик Махмуди и [сей] раб выехали в Чапраст и сразу же пошли его, «гостя» [сего бренного мира], проведать. Щеки его пылали от жара, на лбу выступила испарина. Его горячее дыхание и тревожные стоны отзывались болью в сердцах друзей. Двадцать дней, как мы не виделись друг с другом из-за небольшой размолвки. Увидев [сего] бедняка, Малик ‘Али прочел следующее двустишие:

Прочтенные стихи сожгли огнем тревоги сноп моего терпения, и я ответил ему тоже стихами:

Прижавшись лицом к его луноподобному лицу, как страстно я желал, чтобы его страдания перешли ко мне! Когда мы с Маликом Махмуди после посещения больного вышли [из помещения], /332/ Малик Махмуди сказал: «Тысячу сожалений, но болезнь эта — тяжелая!»

Было начало второй десятидневки рамазана 1000/июнь 1592 г.{501}, десятое число. Чистой душе [Малика ‘Али] наскучило пребывание в сем бренном мире, и она избрала общение с ангелами на ступенях небес. Малики, эмиры и все систанцы разорвали рубаху терпения. Из Сарабана вместе с гаремом приехал великий малик, увидел в том положении любимца своего рода, и светлый мир потемнел в его очах. Ни на один миг не забывал он обычай [выражать] огорчение и скорбь и читал нижеследующие стихи:

Время драгоценной жизни Малика ‘Али — 24 года. Он был женат на дочери дяди по отцу, чистейшей Биби Сакина-султан. Детей у них не было. Маулави{502} на дату его смерти сочинил следующее кит‘а:

Когда я стал искать в уме дату его кончины, он сказал:

После смерти Малика ‘Али радость покинула нас, [его] друзей. Постоянным спутником и собеседником [сего] бедняка стала печаль:

Хотя лучший из маликов не вмешивался ни в дела правления, ни в финансовые вопросы, [само] его существование являлось опорой власти маликов. Тем более что тогда, когда одновременно погибли семь-восемь маликов, а великий малик был постоянно занят устройством веселых пиров в крепости Кал’а-йи Фатх, о систанцах в Чапрасте заботились Малик Махмуди, Малик ‘Али и [сей] раб.

После того как с Маликом ‘Али случилось несчастье, великий малик переехал в Чапраст и стал помощником, пособником и поддержкой родственников в содержании войска в Чапрасте. Мир с узбеками снова [был нарушен], и началась война. [Поддерживать] сношения с Систаном высокий хакан поручил Тенгри-Берди-оглану{504}. Войско [узбеков], словно муравьи и саранча, вновь хлынуло к границам Систана.

В 1002/1593-94 г. Тенгри-Берди-оглан и все [остальные] огланы, находившиеся в тех пределах, под предлогом нападения на Мекран прибыли в Систан. Побывали в Зирихе и Рамруде и увели в плен часть местных жителей. Во время возвращения оглана [в Систан] в силу переменчивости его характера каждый месяц все было готово для войны и [заключения] мира. Взаимоотношения строились таким образом, что десять раз в году была война и [лишь] три раза [за это время] заключался мир.

Брат Тенгри-Берди-оглана, Кара-оглан{505}, юноша с хорошими наклонностями, благочестивый, вообще не был склонен к хитростям. Напротив, Тенгри-Берди-оглан был человеком необычайно коварным, доверия к его словам и поступкам не было. Заключая мир, он уповал на войну. В сражении настойчиво добивался перемирия. Через каждые несколько дней присылал в Систан миротворца. Кази Балту{506}, человек гуманный, разумный и проницательный — среди тех людей не было подобного ему, — служил посредником взаимного общения. Эта сторона посылала [посредником] Амира Касима-кази. Сношения [сторон] /334/ проходили с притворным изъявлением дружбы. Хотя тюрки Мавераннахра [своим] враждебным отношением к населению Хорасана снискали славу «свирепых львов», однако до такой степени они были доверчивыми, что человечность, благородство, подобно лимону, гнали их желчь прочь. Все, кто приезжал в Систан из знати Мавераннахра, из ходжей высокого происхождения, [в расчете] на небольшую милость шли либо к Миру Кулбабе, либо к [Тенгри-Берди]-оглану. Основанием для благопожеланий роду систанских маликов, несмотря на пристрастие сторон, было ожидание [соблюдения ими] их права на гостеприимство в течение нескольких недель. Вместе с тем они прилагали старания для примирения. Проходил день, и вновь настроение оглана менялось, и он отменял [принятое решение]. В общей сложности [для заключения перемирия] он прислал 1700 человек. Он совершил набеги на [все селения] Сарабана. Когда известие пришло в Чапраст, великий малик оставил в Чапрасте Малика Махмуди с частью родственников. [Сей] раб, Малик ‘Али и Малик Мухаммад отправились в поход, [неся] службу [великому] малику. Вместе с [великим] маликом двести конников и двести стрелков из мушкетов переправились через р. Хирманд. Лазутчики донесли, что [узбеки] сделали остановку в степи Сахра-йи Тирак{507}, разожгли костры, зарезали много баранов и занялись приготовлением кебаба.

Малик выслал вперед стрелка и сказал: «Как только он выстрелит из мушкета, мы, всадники, пустим коней вскачь».

Когда стрелок выехал вперед и сделал выстрел, великий малик пустил вскачь своего коня. По обе стороны от него на одном с ним уровне скакали [сей] раб и Малик ‘Али. Безрассудные, воинственно настроенные систанцы в то время, когда вместе смешались узбекское войско и конники [Систана], два-три раза разрядили мушкеты. Господь преславный и всевышний, который является хранителем, спасителем, помощником и пособником, сберег мужей сего войска от пуль мушкетов. Коней и людей противника погибло много. [Остальное] войско [противника] оседлало коней и уехало, бросив свое имущество. Пленных и [их] имущество мы оставили в ту ночь на месте, [опасаясь], как бы то огромное войско [узбеков] ради имущества не напало вторично на наш небольшой отряд. Свое же войско мы увели в сторону и там спешились. В ту ночь, взяв в провожатые Амира Хашима «Мишмаста» и Шах- /335/ Махмуда сына Латифа, мы ехали следом за бахадурами ради защиты своего войска. До самого восхода солнца мы несли дозор. Когда утро приоткрыло скрытую тайну дня, великий малик отправил жителям Сарабана в сопровождении отряда имущество и пленных сарабанцев, [захваченных узбеками]. Сам он вернулся в «местопребывание величия» (т.е. в свою резиденцию в Чапрасте. — Л.С.). В ту ночь были ранены трое из систанского войска. Их ранили свои же выстрелом из мушкета. Было убито сто узбеков и двести их коней. После того шесть месяцев те люди не появлялись [в пределах Систана].

В то время к [великому] малику приехал Мулла Карай, китаб-дар ‘Абу ал-Му’мин-хана{508}, который отвернулся от него. Три дня он был в Систане и преподнес малику сто знаменитых альбомов с образцами каллиграфии мастеров. Сам [Мулла Карай] был учеником Махмуда сына Исхака Сийавушани{509}, одного из величайших учеников Мир-’Али{510}. При жизни мавлана Мир-’Али Мулла Махмуд подписывал его именем свои образцы каллиграфии. Жалуясь на это [обстоятельство], Мулла{511} сочинил следующее кит‘а:

Мулла Карай снискал полное расположение великого малика; уезжал он удовлетворенный и благодарный.

Несмотря на то что в то время все дни шла война и не было спокойствия, однако Чапраст был надежной и прочной твердыней. Временами малик находился в Чапрасте ради общения с родственниками и из желания угодить систанцам. Когда он уезжал в [другие] крепости, там жили [сей] раб, брат и [другие] родственники. Товарищами [сих] бедняков из эмиров постоянно были Амир Мухаммад и Амир Саййид-’Али.

Поскольку в Чапрасте было много холмов, а воды в реке [в том году] было меньше, чем в другие годы, северная сторона Чапраста стала мелководной, переправы сблизились между собой. /336/ Вырыли новый глубокий ров. Когда воды стало совсем мало, с восточной стороны можно было проехать на коне. Поневоле с южной стороны Чапраста, который с трех сторон окружала глубокая река, среди каменистой равнины, расположенной на большой высоте, вырыли ров глубиной 100 заров{513}. Но и тогда он не достиг уровня русла реки! Его окружили четырьмя рядами стен, посередине поставили ворота и навели мост. Верховный малик и [его] родственники выстроили там [для себя] дома. Все, у кого было жилище в северной части [Чапраста], тоже выстроили [себе] там дома. Когда участок земли был застроен, малик и родственники переселились туда. Одни возвели свои дома на возвышенности, другие — в западной и южной сторонах, примыкающих к лугам и реке. По вечерам свет от светильников и ламп в домах, [расположенных] в восточной, западной и южной частях [Чапраста], отражался на водной глади реки. В южной части находилась открытая резиденция [великого] малика. Вечерами там происходили беседы. Присутствовавшие наслаждались отражением в воде месяца и [света] от светильников. Сборища были оживленными до самого утра, которое открывает скрытые тайны всего сущего.

Когда [великий] малик и Малик Махмуди по желанию Амира Хаджи Мухаммеда переехали со своими семьями на шесть месяцев в Пушт-и Зирих и там устроили свой стан, упомянутому эмиру понадобилось встретиться с [великим] маликом в спокойной обстановке и перевезти свой дом в Чапраст. По той причине Амир Хаджи Мухаммад перевез свой дом в те дни из Тагруна в Чапраст и обосновался по соседству с домами Малика Махмуди и [сего] раба. Утром и вечером в сопровождении одного человека он находился возле дворца. Малик передал ему все свои права. Воистину, шла такая оживленная беседа с достойными друзьями, что ей могли позавидовать участники интимных маджлисов. Верховный малик использовал все хорошее, что было заложено в их природе. Всякий, кто вскоре перенес свои пожитки в мир вечности, ушел довольным и признательным за это переселение. Все, кто из-за медлительности остался в том обществе в живых, терпят муки за всех переселившихся своих современников и вместо ласки, выпавшей на долю других, стали мишенью для тысячи горестных упреков{514}. Завистники того времени сделали мир подобострастия и /337/ скромности таким обидчивым, раздражительным, мелочным, расчетливым, сварливым, капризным, неблагодарным, злопамятным, мстительным, лишенным всякого милосердия, отличающим друзей и врагов, что даже такой терпеливый и выносливый человек, как я, покинул [свою] родину. Если будет угодно Богу, об этом будет рассказано на своем месте.

Когда большинство городов Хорасана, в том числе Ук и Фарах, были захвачены узбеками, Султан Мухаммад-оглан обосновался в Фарахе, а Тенгри-Берди-оглан, Кара-оглан и Буда[к] ‘Али-оглан{515} разместились в Уке. Их дороги [друг к другу] стали близкими, и они навещали друг друга ежедневно. Порешили на том, что для [великого] малика выстроят жилище на высокой горе, носящей имя Секуха и расположенной посреди реки. Там [вместе] с маликом будут жить несколько слуг и воинов. Великий малик отбыл туда. Каждую неделю на службу к малику приезжали люди, проживающие в Чапрасте, и затем они возвращались назад. Так они жили [в течение] шести месяцев.

В то время великому малику пришла в голову мысль поохотиться на р. Гази{516}. Со всех концов Систана собрали охотников.

Связали 1000 лодок тутин. Отовсюду созвали метких стрелков из лука. Пришла на служение [великому] малику и систанская знать. [В течение] семи дней состоялась групповая охота в окрестностях и районах той местности.

В то время в Систан приехал Хафиз Мухибб ‘Али{517}, покинувший [страну] узбеков. Приезд того [хафиза], обладающего чудесным дуновением Христа, вызвал ликование в том собрании. [До этого] в те края приезжал ради бесед с великим маликом [некто] по имени Суфиалти Мавараннахри из числа приближенных к Дин-Мухаммад-султану{518}. Систанцы выражали такую любовь к слугам хафиза, что хафиз поездке в столичный город Герат предпочел остаться в том году в Систане. Был [в Систане] с удовольствием. Переменчивость судьбы под влиянием дурного глаза расстроила собрание бесед друзей. /338/ Несравненный великий эмир{519}, который в отличие от прошлых лет [теперь] не разлучался с [местными] маликами ни на один миг, отправил его в мир вечности, в страну [небытия]. После той охоты упомянутый великий эмир был отпущен со службы великого малика. Он доехал до Пуште Мала и совершил прогулку по своим паркам. Два дня он веселился там с Амиром Камал ад-Дином Табаки, Хаджи Маулави, мавлана Хусайн-халифой и Амиром Фазли, своими давними друзьями-приятелями. В то время он постоянно читал это двустишие:

Случилось так, что у упомянутого эмира заболело горло. В тот день боль усилилась. Он послал в Чапраст человека и вызвал свою уважаемую жену. Отправил также [человека] в Тагрун и потребовал к себе своего доброго и храброго сына, Амира Махмуда. Когда Амир Махмуд приехал к нему, он снял свою чалму, надел ему на голову и сказал Господу, наставляющему на правый путь: «Вот я!»{521}. И вновь малики погрузились в печаль и горе.

В период охлаждения [отношений] с узбеками упомянутый выше эмир заключил с [местными] маликами союз. Все полагались на его ум, рассудительность, правильное ведение дел и командование войском. Его смерть явилась поводом к нарушению [существующего порядка]. Тело мирзы (так!) отвезли в Тагрун. В Тагруне собрались все систанцы вместе с великим маликом. [Там] состоялось оплакивание покойника. Тенгри-Берди-оглан прислал [туда] Кара-оглана выяснить, что случилось. Через несколько дней после траура великий малик назначил Амира Махмуда вакилем вместо [почившего] его отца, раздал соответствующие подарки и прекратил траур. Амир Махмуд после [кончины] отца старался расположить к себе [местный] народ, наладил с ним хорошие [отношения]. В сердцах всех запечатлелось его величие. [Местные] малики тоже очень уважали и почитали его. И действительно, это был юноша, равного которому по доброте, щедрости и отваге не было среди того народа.

Верховный малик после уничтожения лагеря Шайх-и Зирих полный год находился со своими родственниками в Чапрасте, постоянно выезжая на охоту в местности Бар-и Зириха.

/339/ В те дни из Индии в Систан вернулся Малик Мухаммад, младший брат Малика ‘Али. Поскольку его мать жила под одним кровом с [сим] рабом и поддерживала с ним родственные связи больше, чем с другими родственниками, он остановился у матери и своей сестры. Великий малик и другие родственники так радовались его приезду, что большую радость трудно себе представить. Месяц спустя после приезда Малика Мухаммада малику пришла в голову беспокойная мысль — заново построить крепость Кал’а-йи Сабз{522}, находившуюся в окрестностяхСухур-и Шайх и Ходжагана. Сколько народ ни пытался отговорить его от этой затеи, пользы не было. Поскольку систанцы и малик очень любили охоту, а места охоты находились вблизи от того места, все согласились. К тому же близко к нему были расположены селения и местности Бар-и Зириха. За десять дней обнесли глубоким рвом старую крепость, выстроили хижины, покрыли их тростником и в 1003/1594-95 г. переехали туда. И действительно, несколько дней [малик] провел в том доставляющем радость месте. Хафиз Мухибб ‘Али тоже присутствовал там. Великий малик и йары наслаждались вариациями мелодий и приятной беседой с тем лишенным лицемерия другом.

В то время Малик Мухаммад взял себе в жены уважаемую супругу [скончавшегося] Малика ‘Али. По этой причине расположение, которое питал к нему великий малик, сменилось нелюбезным отношением. С самого детства у него была нареченная невеста среди родственниц. [Великий] малик и [остальные] родственники хотели, чтобы он женился на своей невесте. В результате объединения поместий и приведения в порядок движимого и недвижимого имущества он стал хозяином и владельцем дома брата. Через несколько дней пришла весть о прибытии войска [Тенгри-Берди]-оглана. Хафиз Мухибб ‘Али, который провел с [великим] маликом семь месяцев, решил уехать в область Бахарз{523}. Великий малик и систанцы, насколько было возможно, старались поддержать упомянутого хафиза [в его решении]. Они распрощались с ним и отправили его в сопровождении верных людей по безопасной дороге.

Когда известие о прибытии узбекского войска подтвердилось, а народ из [разных] селений не уместился в той крепости /340/ и в том рву, с восточной стороны рва вырыли другой ров почти в 50 джарибов{524}. Ров был закончен к утру за одну ночь, и народ вошел в него. Утром со всех сторон и окрестностей раздались звуки карнаев, словно звуки трубы в день Страшного суда. [Сей] раб в ту ночь до самого утра разъезжал верхом на коне за пределами рва, охраняя и неся дозор. Во время [утренней] молитвы верховный малик, находившийся в проходе своих ворот, потребовал [сего] раба и [приказал ему]: «Сойди с коня и соверши молитву!» Когда я сошел с коня и совершил молитву, с южной стороны, там, где находились дома Амира Мухаммад-лала, Амира Мухаммад-Касима и Амира Саййид-’Али, прибыл человек [с вестью о том], что подошло войско. Великий малик выехал туда, а меня поставил в северной части [ворот].

Приезд малика и смешение узбекского войска с частью пеших воинов-[систанцев], в том числе Мир-беком Зирихи, Касимджаном Ахмадом, Шайхом Мухаммедом сыном Шайха ‘Али, Махмудом «Черноголовым» (всего их было семеро пехотинцев) и Амиром Касимом сыном Амира Саййид-’Али из внуков Амира Саййида... На сей раз расторжению мира и началу войны способствовало убийство Амиром Касимом какого-то узбека. Нарди-бек Рашид, Рахим-вирди, [Байрам]-дшанбигы{525}, Казак-бахадур и Йарим-пахлаван напали на пеших воинов. Йарим-пахлаван попал копьем в Амира Касима. Амир Касим пустил [в Йарим-пахлавана] стрелу. Она прошла через латы, панцирь и кольчугу и вышла с другой стороны через тройной слой: доспехи, шелковую подкладку на вате под панцирем и кольчугу. Конники окружили Йарим-пахлавана и потащили его в конец строя. Он упал с коня. С него сняли оружие, а его голову притянули к отверстию, образовавшемуся от ударов стрелы, затолкали [тело] в сундук и отослали высокому хакану: «Вот с кем мы имеем дело. Среди них двадцать тысяч таких стрелков!»

Йарим-пахлаван был [одним из тех] воинов войска Турана, с которыми властелин Турана одержал победу над Гератом, убил тысячу кызылбашей, хорасанцев и систанцев как во время сражения, так и после победы. Он был известен среди узбеков своей доблестью и храбростью. Поскольку ту войну и ссору народ считал [делом] Амира Касима, Господь всевышний и преславный убил /341/ Йарим-пахлавана стрелой [Амира Касима] и спас его от позора перед народом. Сражений в тот день больше не было. [Тенгри-Берди]-оглан с тем огромным войском расположился в воротах{526} и отправил к великому малику в качестве посланника Мирмандаб-бия{527} из числа многоопытных туркестанских пиров. По совету местной знати великий малик тоже отправил к оглану Амира Му’мина, правителя Бар-и Зириха, с дарами. Оглан связал и арестовал Амира Му’мина и отослал его в крепость...{528} Не видя пользы в сражении, оглан послал войско в окрестности Зириха, Рамруда, Хауздара, Сарабана и Хусайнабада; десять дней спустя совершил набег на всю страну. Один отряд ушел с огланом через Абхуран в Ук, другой шел с Кара-огланом по склону горы Ходжа Галтан.

Когда известие о возвращении узбекского войска пришло [в Систан]{529}, [сей] раб, Малик Мухаммад, Малик Мухаммад сын Малика ‘Али и ряд [других] маликзаде в сопровождении тысячи пеших и конных воинов отправились на дорогу, [по которой шло] войско узбеков. Во время полуденной молитвы войска сошлись. Завязалось сражение. Поражение выпало [на долю] противника. Бигим-бахадур был взят в плен вместе с десятью славными богатырями. 100 человек из [узбеков] были убиты. Во время молитвы, совершаемой через двадцать минут после захода солнца, мы с победой вступили в крепость Кал’а-йи Сабз. После того укрепили ров и крепостную стену, и [строительство] крепости было завершено. Выше крепости выстроили [жилые] дома. Однако в крепости [так] никто и не поселился. Местожительством и убежищем маликам служил все тот же первый ров.

Несколько дней спустя Амир Мухаммад, Амир Максуд и Амир Касим-кази решили отослать великого малика в Сарабан, а Малика Махмуди, Малика Мухаммеда и [сего] раба, находившегося постоянно по распоряжению [малика] среди них, ввести в ту крепость и [заставить] их быть с ними. [Великий малик], согласившись с этим, вместе со своей женой и [своими] людьми выехал в крепость Кал’а-йи Фатх и укрепил ту местность. Через несколько дней Малик Мухаммад тоже отвез свою семью в Кал’а-йи Фатх и стал думать о том, чтобы вывезти своих людей в Индию. К этому он подстрекал и [сего раба]. В это время в Кал’а-йи Сабз не осталось никого из маликов, за исключением Малика /342/ Махмуди, Шах-Хабибаллаха, племянника [сего] бедняка, и [самого] бедняка. Часть [из них] осела в крепости Кал’а-йи Тракун, часть уехала к [великому] малику в Кал’а-йи Фатх. Постоянно доходили слухи о том, что в Ук со всех концов Хорасана собираются узбекские воины во главе с Тенгри-Берди-огланом.

После того как [в течение] нескольких дней умерли одна за другой несколько годовалых дочерей сего презренного бедняка, мы так жаждали иметь ребенка, что были бы довольны, [если бы] Господь всевышний и преславный дал нам дочь. Всевышний явил милость, подарив нам дочь. Когда ребенку исполнилось 40 дней, Малик Мухаммад, дядя дочери с материнской стороны, переехал со своей семьей в Сарабан. Из-за многочисленности узбекского войска, усталости людей от войн и ссор, неукрепленности рва [вокруг] крепости Кал’а-йи Сабз каждый из эмиров подумывал о том, чтобы обосноваться в хорошо укрепленных местах Систана. Вся систанская знать держала [наготове] табун сильных лошадей, дабы, ежели все будет кончено, каждый смог бы легко вывезти свою женскую половину семьи.

Амир Мухаммад сказал Малику Махмуди: «В настоящий момент у вашего брата родился ребенок. Малик Мухаммад отвез свою семью в Сарабан. Хорошо бы семья вашего брата, пока войско противника стоит на месте, тоже уехала в крепость Кал’а-йи Фатх. Потом куда-нибудь вывезти ребенка будет трудно».

После усиленных стараний Малика Махмуди я счел полезным отвезти семью в Сарабан. Когда я доставил своих людей в Сарабан и провел два дня на службе у великого малика, пришло достоверное известие о том, что [Тенгри-Берди]-оглан выступил со своим несметным войском на Кал’а-йи Сабз. [Получив] это тревожное известие, я, огорченный, выехал в Кал’а-йи Сабз. Малик Мухаммад дал согласие, и вместе с ним, положившись на Божью милость, мы тронулись в путь. В полночь приехали в селение Аташгах и оказались среди узбекского войска. Войско же, подъехав к Кал’а-йи Сабз, стало разъезжать вблизи того рва. Оттуда, /343/ натянув поводья, они поскакали галопом в сторону Хауздара и Рамруда. Вернувшись из Рамруда, той же ночью они выехали в Шайхланг, Аташгах, Джарунак-и Шайхланг и [прилегающие] к ним местности в поисках ячменя для [своих] лошадей и блуждали в пустыне и среди густых зарослей. Нас, оказавшихся среди них, они приняли в ту ночь за воинов своего войска. Мы, так же как и они, двигались то вправо, то влево. Проехав небольшое расстояние, мы свернули к берегу Шелы Махмудабад и к окрестностям Сухур-и Шайх. Оттуда, прибавив скорость, подъехали к Кал’а-йи Сабз и сделали остановку в каком-то месте. Я отправил к брату одного из спутников и известил его о нашем приезде. [Брат] всегда действовал благоразумно. Он помнил, что местный народ очень устал [от войны]. К нам он направил триста стрелков [из мушкетов] и лучников из верных людей в сопровождении того человека: «Постарайтесь в эту ночь войти в Кал’а-йи Сабз с большим шумом, чтобы повсюду разнеслась весть о том, что к нам пришла помощь!»

Мы вошли в ту ночь со своими людьми в войсковой стан крепости, трубя в трубы и стреляя из мушкетов. Темной ночью в войске и среди народа царила сумятица. [Наше появление] придало смелости находившимся в крепости. Когда настало утро, узбекское войско выстроилось в ряды и подступило к крепости с восточной и северной сторон. Один час они стояли [у стен крепости]. Из крепости тоже вышло [войско] — около тысячи пеших и конных воинов во главе с [сим] рабом и Маликом Мухаммедом. Некоторое время мы стояли напротив противника. Таким образом прошел этот день, сражение не состоялось. [Узбеки] отошли в верхний Шайхланг, место стоянки их [войска]. Наши люди вернулись в крепость. На следующий день пришла весть о том, что все войско противника отбыло, чтобы напасть на Кал’а-йи Фатх. Хасан сын Муллы ‘Али и часть жителей Зириха, находившихся с узбеками, во время полуденной молитвы следующего дня, в соответствии с хитростью, [придуманной] огланом, пришли в Кал’а-йи Сабз. Они распространили весть о примирении [узбеков] и сообщили об отъезде большей части бахадуров. Изобразили дело так, будто в узбекском войске не осталось пригодных к делу мужей. Когда эти люди ушли, большая часть глупцов из Кал’а-йи Сабз, питая тщетные надежды, решила идти в лагерь противника. В ту ночь /344/ весь народ только и думал б сражении, словно знаки, [предвещавшие] сражение, были видны на планетах Марс и Сатурн. Будто со [всех концов] Вселенной до слуха воинственно настроенных мужей доносился шум битвы.

Сражение у плотины Банд-и Маудуд{530}

Когда рожденное на востоке утро вытянуло меч с жаждущего отмщения востока и [когда] витязь-солнце, прикрывшись красным как рубин щитом, выглянуло из-под его меча{531}, сверкание стрел и копий и сияние золоченых шлемов ослепили глаза мирян. Находившееся в крепости имущество было вывезено в окрестности. Малик Мухаммад, [сей] раб, Шах-Хабибаллах и Шах-Абу Исхак, оседлав коней, покинули [крепость]. Когда мы все вместе выехали из ворот с восточной стороны рва, я отправил Шах-Хабибаллаха и Шах-Абу Исхака в южную часть рва: «Если имущество людей увезено [слишком] далеко, пусть привезут [его] ближе, соблюдая осторожность». [Сей] раб поскакал с Маликом Мухаммадом к северной части крепости. Четыре узбека верхом на конях гнали перед собой 30-40 голов коров. [Сей] бедняк и Малик Мухаммад напали на них. Четыре всадника, бросив коров, пришпорили [коней] и ушли [от погони]. Малик Мухаммад и [сей] раб пригнали коров в наш лагерь. Малик Махмуди вырыл в окрестностях крепости множество ям, [рассчитывая], что в день сражения, быть может, в них упадет кто-нибудь из узбекских всадников. Некоторые из ям были наполнены водой. При подходе к крепости конь [сего] бедняка провалился в одну [из] ям. Одежда [сего] бедняка намокла. Малик Мухаммад уехал, чтобы привезти из лагеря для [сего] раба [сухую] одежду. Он уехал, а я спешился и, держа коня под уздцы, отжимал свое платье и потихоньку шел вперед. Я был удивлен, что так долго нет Малика Мухаммада. Сел на коня, подъехал к воротам у рва крепости и спросил о Малике Мухаммаде. Мне сказали: «Между Шах-Хабибом и Шах-Абу Исхаком и группой людей из вашего стана и узбеками произошло сражение. Часть имущества отобрали у узбеков назад. Малик Мухаммад, услыхав о сражении, поехал туда».

[Сей] раб сошел с коня, взял одежду Шах-Хабибаллаха, висевшую у входных ворот, снял с себя мокрое каба и облачился в то платье. Свою мокрую одежду высушил и со всей поспешностью поскакал в /345/ сторону пустыни, находившуюся с южной стороны той местности. Когда я подъехал к плотине, то увидел, что там стоит отряд пехотинцев и конников и они ведут разговор о стане туранцев и собираются двинуться туда. Я стал отговаривать их. Вижу, мало-помалу собралась толпа народа и среди зирихцев, проживавших в крепости Кал’а-йи Сабз, как, например, Мухаммад-Таки, Амир-бек, ‘Али Маранди, мулазимов Амира Махмуда, идет громкий спор. Застрельщиком ссоры был Мухаммад-Таки. Несмотря на убогость своего тела и преклонный возраст, он по обычаю систанцев крепко выругался. Малик Мухаммад тоже разгорячился и тоже что-то сказал. Я, противник похода тех людей в сторону узбекского стана, сказал Малику Мухаммаду: «О безумец, [это] — первое твое сражение! Я же провел с узбеками двести сражений, их коварство мне известно! Какой смысл в том, чтобы горстка маликов и эмиров в сопровождении 150 пеших и конных воинов отправилась в поход на тех, чей стан, несмотря на уход части [их людей], насчитывает две тысячи человек? Раз тебе этого хочется, пожалуйста!»

С этими словами [сей раб] поехал прочь. Амир Мухаммад сын Амира Таджа, который в то время приехал из крепости Кал’а-йи Тагрун с отрядом славных храбрецов Пушт-и Зириха в Кал’а-йи Сабз на помощь моему брату, взяв поводья [коня сего] раба, не пустил [меня]. Амир Мухаммад-Касим тоже приложил все старания, чтобы вернуть [сего раба] назад. Поскольку запретами и препятствованием невозможно избавиться от того, что непременно должно случиться, поневоле те люди выехали в стан узбеков. Лагерь узбеков находился в верхнем Шайхланге на краю пустыни. Когда проехали плотину и еще некоторое расстояние, Малик Мухаммад и Шах-Абу Исхак остановились, поджидая остальных пехотинцев. [Сей] раб ехал впереди с Амиром Мухаммедом, Амиром Мухаммад-Касимом и частью [людей]. Внезапно появились пятьдесят узбекских воинов. Халил-ака, Иман-Вирди ясаул и Шах-Хабибаллах с тридцатью всадниками напали на них. Узбеки бежали. [Сей] бедняк пришпорил коня и удержал своих людей, запретив тем, кто собирался скакать следом за ними: «Вне всякого сомнения, у узбеков есть еще [подкрепление], иначе пятьдесят их воинов, не сражаясь, не побежали бы от наших тридцати конников!» Одним словом, мы не пустили [их] и стояли [в ожидании], пока Малик Мухаммад /346/ приведет пеших воинов и [остальной] народ. Приблизительно определили число наших людей: сорок конников и сто пехотинцев. У Амира Мухаммеда сына Амира Таджа было шестьдесят смельчаков из Пушт-и Зириха, у Амира Мухаммад-Касима — двадцать человек, у [сего] бедняка, Малика Мухаммада, Шах-Хабибаллаха и Шах-Абу Исхака — тридцать мулазимов. Еще сорок-пятьдесят человек составляли люди Амир-бека сына Мухаммад-Таки, Амира Гулам-’Али сына Амира Максуда Казаки, и был еще [небольшой] отряд. Всего насчитывалось полторы сотни конников и пехотинцев, каждый из которых не считал себя ниже другого. Все были добровольцами. Когда мы подъехали к новому каналу Банд-и Маудуд, внезапно из степи появились полторы тысячи узбекских всадников с двумя карнаями, грохотавшими словно весенний гром. Они завязали сражение с отрядом, находившимся слева от нас, то есть с Амиром Мухаммадом сыном Амира Таджа. Малик Мухаммад, отделившись от меня, поспешил к людям Амира Мухаммада сына Амира Таджа. Шах-Хабибаллах, Шах-Абу Исхак, Амир Мухаммад-Касим и накиб Бахрам из Шайхланга со своими людьми также стояли на левом крыле. Еще десять тысяч всадников[-узбеков] появились справа. У них были четыре карная. Они вступили в бой с воинами левого крыла. Со мной остались лишь несколько моих слуг: Хаджи Мубарак, Мулла Ахмад, Шайх Мухаммад, Хаджи Хайдар, Сури Катасар Рамруди, а также Амир Касим сын Амира Саййиди. Я послал его на помощь левому крылу.

В это время подъехал Хаджи Хайдар и привез известие о том, что в шлем Малика Мухаммада с одной стороны попала стрела, с другой — пуля из мушкета и что он упал с коня. [Сей] бедняк сошел с коня и высыпал из колчана все стрелы рядом с кустом тамариска: «Здесь наша погибель!» Сури и Хаджи возразили: «Левое крыло должно [отступить] к плавням в лесу. Тогда мы уцелеем от поражения. Двигаться следует медленно, чтобы укрыться в этом укрепленном месте. Там — наша крепость! Там можно сразиться!»

Они вложили стрелы в колчан. В это время мы увидели, как в степи, что расстилалась перед нами и откуда то и дело прибывали тюрки, сложили [друг на друга] верблюжьи седла и триста /347/ стрелков из мушкетов из Хвафа, Самура{532} и Ниха из-за этих седел взяли нас и наших людей на прицел. Поневоле мы двинулись в сторону укрепления, находившегося на расстоянии полета стрелы. Когда мы отступили к укреплению, разгорелся бой. Узбекское войско, сражавшееся с [нашими] воинами на левом фланге, внезапно напало на [сего] бедняка. Мухаммад-шахи сын ‘Али Хусайна и двое из людей Хайр ад-Дина Базгира («Сокольничего») стояли в это время близко к [сему] бедняку. Мухаммад-шахи сын ‘Али Хусайна был из доблестных героев Пушт-и Зириха. Он пустил стрелу в глаза всаднику, вышедшему из своего строя и близко подошедшему [к нам]. Всадник тот упал с коня. Упомянутый выше Мухаммад прыгнул на него. Но узбек взвалил Мухаммада себе на спину и пошел в свой строй. Мухаммад вцепился в него, словно крошечный ястреб-перепелятник в огромного журавля, а тот все шел к своим. Мухаммад вытащил у узбека булаву и стал бить его по голове, пока тот не сбросил его. И он вернулся к нам. Пушкари, сосредоточившиеся на холмах, поставили [наших] людей в трудное положение. Наши люди вынуждены были войти в лес и в плавни. Амир Мухаммад-Касим, Шах-Абу Исхак, Шах-Хабибаллах и находившийся на левом фланге отряд изнемогали от многочисленности противника. Они тоже вошли в укрепление (?). Узбеки с четырех сторон спешились. Подоспел отряд конников. Когда [сей] раб подъехал к Малику Мухаммаду, тот от нанесенных ему ран и потери сознания совершенно забыл о сражении. Увидев столь крутой оборот дел, я распределил испытанных в боях людей на четыре стороны: Мира Мухаммеда сына Мира Таджа и мужей Пушт-и Зириха послал на северо-восток, людей Хаджи Мухаммеда и Амира ‘Али, их вождя, вместе с людьми Шайхланга — на юго-запад, мужей [Зириха] и Амир-бека Зирихи — на северо-запад. Одним словом, я построил 150 человек таким образом, что через каждые три-четыре шага стоял один испытанный в боях муж. Остальные воины /348/ из этого отряда держались поблизости от него. Бахадуры с четырех сторон завязали битву. С восточной стороны сражались Тенгри-Берди-оглан, Султан Мухаммад-оглан, Кийам-аталик, Дилдар-бек, Джаушан-бек, Вардаш-бек, правители Гармсира, Мухибб-’Али, ишик-акаси правителя Ниха; на южном направлении — Мулла Карай{533}, вакил Мира Кулбабы и узбеки Герата. На северном участке в сражение вступило войско Абул-бия{534}, правителя Мешхеда, и отряд конников. С западной стороны сражались Кара-оглан и Буд[ак] ‘Али-оглан. Все бахадуры сошли с коней и ловко ударили по центру. С полудня, когда завязалось сражение, и до часа вечерней молитвы базар битвы был столь оживленным, что взор покупателя не видел в торговых рядах иного товара, кроме жизни [воинов]. Из-за падения цены на товар жизнь тысячи [воинов] продавалась за слабый блеск меча. При каждом сверкании меча сгорал хирман чьей-либо жизни. Наконечник каждой стрелы словно игла шил саван небытия на чью-либо жизнь. Отважные храбрецы Забула{535}, радовавшие в тот день [своими подвигами] дух забульского Рустама, из-за колебаний [сего] раба относительно оберегания [жизни] тех людей, с каждым из которых он был единодушен при появлении опасности, для успокоения [сего] раба делали предсказания следующими двумя двустишиями:

В тот день звуки карнаев и зурны систанцев, крики туранцев: «Аллах — помощник!», звон литавр, шорох стрел и свист пуль из мушкетов оглушили уши небес, а пыль сражения застлала солнце:

Обе стороны так близко подошли [друг к другу], что воины [одной стороны] вкладывали наконечники стрелы в звено кольчуги [воинов другой стороны] и снимали кольцо, [надеваемое на большой палец при натягивании тетивы лука]. От множества усилий, стоя вплотную друг к другу, они [с трудом] переводили дыхание. Неточно я сказал: люди с каждой стороны так упирались в своего противника, как больной сын [опирается] на ласкового и заботливого отца или как взволновавшаяся возлюбленная на благоразумного возлюбленного. Временами голова [одного] передавала ушам [другой] головы тайну; порой врагу грозила смерть от удара саблей. У приятелей на пиру было принято делиться сердечными тайнами. Теперь же я видел, как на поле боя двое противников, стоявших друг против друга, изливали [друг другу] душу. Поскольку во время первой атаки узбекское войско сидело в седлах, в лесу пало почти пятьсот [их] коней. Большая часть лучников Систана вела стрельбу из луков под прикрытием тех [павших] коней. Когда у систанцев стрел стало меньше, они оборонялись с помощью стрел противника, который за один раз выпускал в наших людей две-три тысячи стрел. В тот день на [сем] рабе не было иной кольчуги, кроме покровительства Аллаха, хвала Ему и да будет Он превознесен! Не было у него и щита, [уповал он лишь] на Всевышнего. Поскольку обычными для [сего] раба были утренние молитвы, за пазухой я держал лист Корана, записанный рукой эмира эмиров{536}. Несмотря на то что в тот день тело [сего] раба зацепили 70 стрел, ни одна из них не смогла осилить чудодейственную силу той грамоты. Клянусь царем мужей{537}, что рядом с [сим] рабом находились один-два лучника, которые занимались тем, что вытаскивали одну за другой стрелы из моего каба и пускали их в сторону узбеков.

Хотя милости Аллаха в отношении своих рабов не требуют свидетелей, доказательств и подтверждений, однако /350/ с того дня я больше не думал о своих врагах. Участие в том сражении стало поводом для еще большего упования на Творца всего сущего. В промежутке между двумя молитвами [узбеки] вновь пришли в движение и приложили старания к тому, чтобы истребить наш небольшой отряд. Сопровождавшие их пушкари пугали. Триста стрелков несколько раз разряжали свои мушкеты. На восточном крыле [тоже] шло наступление, четырнадцать карнаев, которые были приданы их четырнадцати эмирам и вождям, ревели и грохотали. Их вопли: «Аллах — помощник!» — напоминали день Страшного суда. С той же стороны [стоял] небольшой отряд, у которого не было иной помощи, кроме упования на Божью милость. Из окрестностей привезли на восточное крыло четырнадцать стрелков [из мушкетов]. Воды в реке Паранд, служившей прикрытием нашим людям, было по колено, а берега у нее были высокие. Там среди густых зарослей находились [наши] не имеющие себе равных молодцы. Кровь раненых систанцев и раненых узбеков, павших на берегу этой реки, лилась в ее воды; кровь раненых коней, которых малодушные люди гнали в реку, смешалась с грязью. Смешанная с грязью вода подняла [настоящий] бунт среди цветов.

Рука устала рубить мечом. Большой палец так много нажимал [на курок], что его ноготь кровоточил. Голос застревал в горле, словно свернувшаяся кровь в сосудах. От [сильного] жара останавливалось дыхание в груди. Храбрецы Турана, /351/ по справедливости восхвалявшие забульцев, в конце дня отступили. Войско [сего] раба могло спокойно вздохнуть. На устах [у всех] — хвала и благодарность Аллаху. Около захода солнца я сказал стрелку Пахлавану Касиму, который был с людьми Шайхланга и считал ту область заслуживающей [внимания]: «Съезди на западный участок поля боя и выбери место, откуда мы могли бы выбраться из этой погибели».

Упомянутый уехал, осмотрел западный участок и сообщил [нам], что в той стороне стоят свыше пятисот конников. [Тогда сей] раб поднялся из того оврага на высокое место, увидел площадку, куда можно было забраться. Вернулся назад, привязал на спину одному из отважных бойцов раненого Малика Мухаммеда и одновременно с пятьюдесятью людьми выбрался из реки Паранд. Конники Турана предприняли атаку. [Сей раб] приветствовал их появление множеством стрел. [Через] некоторое время все [наши] раненые выбрались из этой трясины. Бой вокруг стих. Однако Кара-оглан и бахадуры, находившиеся с западной стороны поля сражения, завязали бой. Часть людей отражала их атаки. Остальные привязали к седлам коней раненых и убитых, у которых были родственники. У каждого из убитых [предварительно] отделили головы от тел, опасаясь, чтобы их не забрало войско неприятеля. [Всего] было убито тридцать человек. Мы забрали двадцать мертвых тел и десять голов. После отъезда еще десять раненых, [находясь] у себя дома на ложе выздоровления, отдали свою душу ее Творцу.

Однако, когда вечер опустил синий занавес, а вращающийся [свод] неба облачился в одежды для ночной прогулки, тот усердный и дерзкий отряд, сражавшийся все время на поле брани словно свирепый лев или хищный волк, принял решение [отойти] в лагерь Кал’а-йи Сабз. В это время [к нам] присоединились Амир Касим, газы, и Амир Саййид-Мухаммад сын Амира Шайха, которых мой брат отправил в сопровождении двухсот молодых лучников и стрелков [из мушкетов нам] на помощь. Когда раздались звуки горна{538}, мы удивились, так как Шахвирди, горнист, был убит. Это Амир Касим-Мухаммад, пока мы выбирались из-под берега, а неприятельское войско было сзади, несмотря на свои пять ранений, старался /352/ вовсю. Случилось так, что один узбек забрал горн. Амир Мухаммад-Касим вырвал [горн] у него из рук. [Тогда] узбек вцепился в его лук. Лук остался в руках узбека, а горн он у него отобрал, да только некому было играть на нем. По тому, как заливался горн, мы узнали о том, что подоспела помощь. Если бы не это, вряд ли мы смогли бы узнать [о прибытии помощи], так были поглощены сражением. Когда подоспевшие [нам на помощь] присоединились к войску, Амир Касим-кази со ста полными сил молодцами вышли вперед. В хвосте войска мы поставили Мир-Саййида вместе с Амиром ‘Али Мухаммад-ходжой, Али Сармади (Саранди) и сто исполнительных воинов. Меня сопровождали с самого начала сорок конников. Еще тридцать воинов я отобрал себе [из тех], что прибыли нам на помощь. На пространстве от [Банд-и] Маудуд на реке Паранд и до головной плотины Хак-и Сафид{539} тридцать раз мы атаковали друг друга. Мы, семьдесят всадников, гнали двести конников Кара-оглана почти до самой пустыни. Они гнали нас обратно в наше войско. Такова была обстановка. Мы подъехали к головной плотине. Малик Махмуд осветил факелами весь свой лагерь. От [самого] лагеря и до плотины стояли храбрые воины. К востоку от реки Паранд и до плотины находилось все узбекское войско. Повсюду, где войска сближались, шла стрельба из луков. В ту ночь многие воины были ранены. Сто славных (так!) раненых богатырей-узбеков продвинулись вперед и закрыли дорогу в гущу леса. Напротив [сего] раба стоял юноша по имени Амир Тимур из эмиров К.ту, который в том сражении явил доблесть и отвагу. Неожиданно ему в грудь попала стрела, и он упал перед конем [сего] бедняка. Когда мы переправились через реку, бахадуры ушли назад. В ту ночь мы вступили в наш лагерь.

Мой брат так заботился о систанцах, что не поддается описанию. Ни из одного дома не доносилось ни звука. Из полутора сотен наших людей погибли сорок человек: тридцать человек пали на поле боя и десять получили ранение и скончались у себя дома. В их числе Джамал Ахмади, известный как Джамал-/353/ султан. Он был убит в сражении. Амир Хусайн ‘Убад-ака, стольник верховного малика, юноша больших способностей, приятной внешности, храбрый, в сражении раненный пулей из мушкета, скончался три дня спустя. Махмуд сын Маудуда Тракуни был убит, Мухаммад-Таки сын Туран-шаха, который был застрельщиком похода на войско [узбеков], также был убит. Из сыновей Хайр ад-Дина Базгира, снискавших известность в Пушт-и Зирихе, погибли два брата. Каждый [в войске] получил множество ранений.

У Амира Мухаммад-Касима было десять ран, из них три — смертельные. С большим трудом он выкарабкался. Шах-Абу Исхак получил два ранения, Шах-Хабиб — три, Малик Мухаммад — два. Только у [сего] раба не было на теле ран, несмотря на то что в одежде его застряли семьдесят стрел; не был ранен и Амир Мухаммад сын Мира Таджа. В войске противника погибли 150 человек, еще 50 человек получили ранения и через несколько дней скончались. На поле боя пали 500 коней. В течение целого года систанцы ежедневно ходили на поле сражения и находили стрелы и наконечники [копий]. Со времен Гаршаспа, основателя Систана, и до сегодняшнего дня в Нимрузе не было такого сражения, в котором 150 [местных] мужей сражались бы с утра до времени последней вечерней молитвы с 14 тысячами туранских тюрков{540} и благополучно выбрались, не испытав позора поражения. Правду об этом сражении подробно изложил [шаху] Тенгри-Берди-оглан, который удостоился чести приложиться к ногам светлейшего наместника в Джаме{541}. Августейший наместник сильно удивился. Даст Бог, подробности этого разговора будут изложены на своем месте.

Одним словом, после той битвы узбеки не сочли возможным оставаться долее в этой местности и переправились через Хирманд. В те несколько дней, что они были в Систане, стояли по ту сторону реки. Они говорили: «Цель Малика Махмуди, пославшего своего брата и своих родственников с этим небольшим отрядом против многочисленного войска [противника], состояла в том, чтобы испытать [их] отвагу и мужество. Зачем иначе посылать такое количество людей туда, где стояли три тысячи ратников?!»

Более Дилир-оглан не появлялся в Систане. Он отправился на службу к Амиру Кулбабе и открыл ему правду о /354/ систанцах. Амир Кулбаба отпустил упомянутого в сторону Ука. Мулле Кара он сказал: «Надо отобрать 500 наездников из племен найман и дурман{542}. Поезжай вместе с огланом и подготовь почву для перемирия между огланом и Маликом Махмуди. Быть может, в ближайшее время Малика Махмуди убьют или возьмут [в плен]. Пока не будет устранен Малик Махмуди, возможности завладеть царством Нимруза не будет!»

Мулла Карай отобрал 500 бахадуров из племен найман и дурман и приготовил все необходимое для них. Был издан приказ властелина Турана: «Ежели Тенгри-Берди-оглан попросит помощь, пусть находящиеся в Хорасане эмиры Туркестана приложат все усилия для оказания [ему] помощи!»

Вновь в Уке собралось войско, какого не собиралось там со времен Пиран-и Виса{543}, хорошо оснащенное, единодушное [во всем]. После сражения при [Банд-и] Маудуд великий малик приехал в Систан и несколько дней оставался в крепости Кал’а-йи Сабз. Он много раз повторял относительно этого сражения: «Все, кто участвовал в сражении и был убит, являются вероотступниками!»

Люди, рассчитывавшие на одобрение и милости, были опечалены этими словами. Великий малик уехал в Сарабан. Малик Мухаммад, поскольку в Сарабане был его дом, последовал за ним. [Сему] рабу надо было съездить в Кал’а-йи Фатх, навестить мать. Малик Махмуди и Шах-Хабибаллах остались в Кал’а-йи Сабз. Амир Махмуд же уехал в свой лагерь. Он объединил и укрепил народ Тагруна.

Между тем на землю Забула вступило войско Турана вместе с тем войском (?). [Тенгри-Берди]-оглан и хорасанское войско страстно желали сражаться. Мулла Карай и мулазимы Амира Кул-бабы-кукелташа вели речь о перемирии между Маликом Махмуди и огланом. Когда они приехали в предместье Газбара{544}, Мулла Карай отправил человека к Амиру Мухаммад-Касиму и склонил его послать [гонца] в Кал’а-йи Тагрун и [договориться] о встрече с Амиром Махмудом. Амир Мухаммад-Касим, когда войско прошло через его земли, укрепил свою крепость и уехал в Тагрун. Вместе с Амиром Махмудом он укрепил также Тагрун. Сыновей эмиров он передал Амиру Мухаммаду сыну Мира Таджа, а сто испытанных в бою мужей взял с собой и привез их вместе /355/ с Амиром Мухаммад-Касимом в крепость Кал’а-йи Сабз. Узбекское войско избрало местом остановки окрестности Рашкака. Люди из мулазимов Муллы Карая посещали Малика Махмуди. Оглан все подстрекал к смуте. Во время полуденной молитвы он привел свое войско к воротам Кал’а-йи Сабз и приготовился к сражению. В тот день на той площади между систанцами и узбеками произошла битва, в которой проявился талант богатырей с обеих сторон. Малик Валад, Малик Махмуд{545} и Раис Канбар, которых вместе с сотней воинов из Сарабана прислали на помощь мой брат и великий малик, в тот день остались в реке. Молодые воины из Туркестана атаковали, продвинулись вперед и создали преграду между систанцами и теми людьми. Узбеки очень усердствовали. Наконец Малик Махмуди с группой [своих] людей вышел вперед и пущенной стрелой прорвал оцепление тюркского войска. Шах-Валад, накиб Махмуд и Раис Канбар Хусайнабади были вызволены из той пучины. В тот день сражение у ворот крепости и возле рва Кал’а-йи Сабз было столь жарким, что зрители из небесной крепости стали кричать «браво» и той и другой стороне.

Молодец по имени Амирхан-бек во время осады крепости Фараха в правление Хусайн-султана{546}, обидевшись на своих родителей, покинул крепость Фараха. Тенгри-Берди-оглан держал его при себе, дорожил им и любил его. Он постоянно был в смятении, как его локоны, [рассыпанные] по щекам. Несколько лет и на пиру, и на поле брани он, словно зеркало, был причиной яркости мыслей оглана. В тот день он был украшением битвы; два-три раза выходил один на один со своими соперниками из систанского войска. Часть пеших воинов отбросили к воротам. Было опасение, что они возьмут ворота крепости. Амир ‘Али-Мухаммад-ходжа, Амир Касим сын Амира Саййиди{547} и Шайх Мухаммад сын Шайха ‘Али Зийаратгахи держались стойко и открыли стрельбу из луков. Пустили несколько стрел, которые благодаря [большой] скорости и острию наконечника пронзили сердце падающей звезды. Шайх Мухаммад, да достигнет он желаемого, пустил стрелу в Амирхана.

Стрела, коснувшись тыльной стороны его руки, пришила ее к копью. С обеих сторон раздались одобрительные возгласы: «Браво!» Витязи Туркестана повернули назад поводья и примкнули к своему войску. В конце того дня они /356/ отбыли в свой стан. Ночь — этот главнокомандующий небесной крепости, — укрыв плечи серебряным щитом луны, облачилась в одежду ‘аййара{548}. Люди, как, например, ‘Али-Ахмад, старый слуга Малика Махмуди, Шайх Мухаммад сын Шайха ‘Али, Амир ‘Али-Мухаммад-ходжа, Амир Фазлаллах и некоторые другие, похвалявшиеся в Кал’а-йи Сабз [своими] ночными похождениями, направились в лагерь тюрков Мавераннахра и вывезли оттуда ночью много имущества. Они явили такое проворство, что вдели кольца [рабства] в уши бахадуров{549}.

На следующий день Мирмандаб и Байрам-диванбиги, которые со времени прихода в Хорасан туркестанского войска часто бывали в Систане и завязали там знакомства, приехали в Кал’а-йи Сабз и привезли моему брату письмо Муллы Карая. Письмо было прочтено. В нем речь шла о примирении и желании встречи. Поскольку лучший из маликов желал раскрыть другим туркестанским эмирам и родственникам гордости вазиров и опоры государства Амира Кулбабы правду о войне и мире, о пирах и сражениях оглана, то написал письмо с приглашением Муллы Карая Кийам-аталика, Мухибб-’Али-бия, Дилдар-бека, Джаушан-бека и Раушан-бека. Мирмандабу и Байрам-диванбиги он пожаловал почетное платье. Они поспешили в свое войско. На следующий день туркестанские эмиры совещались с огланом относительно приезда, примирения, благополучия: рассказали ему о [ночном] налете и захвате [имущества] Маликом Махмуди. Оглан кое-что сказал им и разрешил ехать. Все войско, за исключением отряда оглана, возвестив звуками карнаев отъезд на пир, село на коней. Почти три тысячи мужей приехали в окрестности Сухур-и Шайх, [откуда] до ворот крепости — два конных пробега{550}. Малик Махмуди приказал заколоть для угощения тех людей большое число коров и баранов. За рвом устроили навесы от солнца, расстелили ковры. [Одним словом], устроили большой прием. Упомянутые выше бахадуры привезли с собой четыре сотни молодцев, украшающих [своим присутствием] общество. Тысяча всадников стояла на своих конях на расстоянии полета далеко летящей стрелы. Стремянные, все как один молодые люди, держали коней [наготове]. Две тысячи их людей спешились на просторах Сухур-и Шайх и разместились в пустых домах той местности. /357/ Угощение для них привезли из Кал’а-йи Сабз. Каждый из четырехсот огромных вооруженных бахадуров, украсивших в тот день праздничное собрание словно поле боя, сел на свое место. Малика Махмуди сопровождали Амир Саййид-’Али и Амир Махмуд. Они [вошли] в собрание и сели. Амир Мухаммад-Касим, Амир Саййид-Мухаммад и Шах-Абу Са’ид стояли в собрании с дубинками в руках. С двух сторон, северной и восточной, от насыпи рва [стояли] меткие стрелки из мушкетов с зажженными факелами [в руках]. Разделял их тот самый ров. К каждому бахадуру были приставлены по два стрелка и лучника. В собрании царило согласие его участников с наблюдателями, [стоявшими] на [насыпи] рва, пока угощение не было съедено. Сколько ни старались бахадуры улучшить момент и поступить вероломно с Маликом Махмуди, Амиром Махмудом и присутствующими в собрании, им это не удалось. Наконец заговорили о перемирии. Решили платить им постоянное жалованье с местностей Пушт-и Зирих и Абхуран, а Кара-оглану предоставить место в Пушт-и Зирихе. Упомянули [о том], что «власть ‘Абдаллах-хана — это солнце над страной. В эти несколько дней внешнее проявление дружбы не имеет изъяна, не наносит ущерба вашей верноподданности шаху Ирана».

После [достижения] соглашения Малик Махмуди, Амир Махмуд и Амир Саййид-’Али приехали в крепость. Бахадуры сели на коней и направились к своим людям и [вместе с ними] покинули Систан.

Поскольку при первом появлении в Систане оглана он привел войско и взял под стражу Амира Му’мина и Амира Максуда, твердое мнение великого малика, лучшего из маликов и верховных эмиров, остановилось на том, чтобы послать к правителю Турана людей и пожаловаться на хитрость, обман и вероломство эмиров Турана, и прежде всего Тенгри-Берди-оглана. В [промежуток] между сражениями Амиру Мухаммад-лала, Амиру Максуду Казаки и десяти всадникам-кочевникам он вручил разные подарки и подношения и написал прошения и письма к властелину Турана и столпам его государства. Они выехали из Систана в сторону пустыни Каина, а оттуда — через местность Бираха в Бухару.

/358/ в это время разыскали Телим-хана{551}, которого в течение двух лет не пускали в Хорасан и который из боязни вероломства ‘Абд ал-Му’мин-хана искал покровительства у великого хакана, и, поручив ему покорить страну Нимруз, отослали в Каин. Нимруз, передали его младшему брату, Баки Мухаммад-хану{552}. Мухаммад-султана, Рахман-кули-султана, Пайанда-Мухаммад-султана{553} и Вали-Мухаммад-султана отпустили с отрядом туранцев из рода Джучи в Хорасан. Амира Мухаммад-лала и Амира Максуда великий хакан вызвал к себе и передал под наблюдение{554} Баки Мухаммад-султана. Наказал [ему]: «Со временем взять Систан можно. Ведите себя с народом учтиво, с великим маликом заключите перемирие. Оставьте малику одну крепость и несколько округов Систана, дабы он мог жить там вместе со своими подданными. Одну крепость он пусть передаст тебе. Оглан не знает цены этому народу. Вы же являетесь моими племянниками по сестре. Систан — это место государей, и там всегда были наместники. Во времена чагатаев правителем [Систана] был Бади’ аз-Заман-мирза, старший сын Султана Хусайн-мирзы{555}. При узбеках той областью владел Шах-Мансур-мирза, племянник ‘Убайдаллах-хана, при кызылбашских государях после Султана Махмуда Систаном правили Султан Хусайн-мирза и Бади’ аз-Заман-мирза{556} — племянники шаха Тахмаспа, [сыновья его] брата. Это — не место нукаров. В настоящее время государями и принцами по крови являетесь вы. Обращайтесь с владетелями сей области, местными маликами, учтиво, оказывайте им поддержку».

[С этим наказом] он отпустил с ними Амира Мухаммад-лала и Амира Максуда.

Со [времени заключения] перемирия с огланом прошлонесколько дней. Великий малик находился в Сарабане. [Сей] раб уехал в крепость Кал’а-йи Тракун. Малик Мухаммад, как будет рассказано ниже, отбыл в Индию, чтобы получить помощь у подобного Джамшиду могуществом государя Джалал ад-Дина Акбара{557}.

В это время великий малик тяжело заболел. [Сей] раб приехал из Тракуна в Кал’а-йи Фатх вместе с семьей. Малик Махмуди также приехал в Кал’а-йи Фатх с семьей. Шах- /359/ Хабибаллах остался один над крестьянами и бедняками Кал’а-йи Сабз. Жизнь в Кал’а-йи Сабз замерла. Амир Саййид-’Али после [заключения] мира уехал в Пуште Заве. В доме Амира Мухаммада...{558}. Кроме [представителей рода] йаран-и Аййуб, которые были, как Аййуб, терпеливыми{559}, и немощных [стариков], больше никого в Кал’а-йи Сабз не осталось. В 1004/1595-96 г. крепость Кал’а-йи Сабз [все] покинули. В конце концов великий малик благодаря молитвам друзей и милости достойного славословия [Бога] выздоровел, и Шах-Хабибаллах тоже приехал в Кал’а-йи Фатх. Народ Бар-и Зириха разъехался по своим местностям и селениям.

Неожиданно пришло известие о том, что Систан назначили нойонам{560} из рода Джучи и Телим-хану, [особе] знатного происхождения{561}. Несколько дней спустя Телим{562} послал ясаула и потребовал к себе Амира Махмуда. Все братья со своими войсками собрались в укрепленном селении Них. Амир Мухаммад и Амир Максуд, прибыв в Систан, в союзе с систанскими эмирами направились в Кал’а-йи Фатх. Великий малик разрешил им ехать [на встречу с Телим-ханом], написал личное послание, полное [восхвалений] его совершенства. Систанские эмиры уехали в Них и несли службу султанам. Султаны решили: «В этом году мы [больше] не поедем в Систан из цитадели Ниха и Каина, а пошлем туда кого-нибудь из своих старожилов и аталиков». Через неделю они отпустили систанских эмиров в сопровождении Мирза-бека-аталика{563}. Написали дружелюбное послание великому малику, послали также любезную записку с выражением благорасположения Малику Махмуди и [семи] рабу. Амир Саййид-’Али Каини, который уже давно служил посредником между его отцом, Амиром Саййид-Хусайном Кирами (так!) и систанскими маликами и который был независимым министром Дин Мухаммад-хана, отправил письма и выступил миротворцем. Мирза-бек приехал в Кал’а-йи Фатх и гостил [там] несколько дней. С почетом и уважением его проводили назад. Когда он уехал, все эмиры пришли к [великому] малику: «Мы уладили дела Систана таким образом: будем сами давать узбекам какую-то сумму, а барат{564}, скрепленный высокой печатью, пусть приходит. Весь налог с Систана так или иначе /360/ пойдет на благие помыслы. Соизвольте распорядиться так».

Малик начал гневаться: «Больше я не стану касаться дел Систана! Не упомяну [ни разу даже] имени Систан! Не пущу в Систан и своих родственников!»

Амир Махмуд и Амир Мухаммад говорили: «Малик Махмуди и Малик Шах-Хусайн или один из них должен находиться среди нас в Систане, чтобы мы знали, что ваши семьи находятся среди наших семей. Мы устроим сборище в крепости Тагрун. Прочие местности Систана пусть остаются благоустроенными!»

Сколько Малик Махмуди, [сей] раб, Малик Мухаммад, Малик Кубад, Шах-Абу-л-Фатх и Амир Вайс ни увещевали, это ни к чему не привело. Без его согласия мы не решились что-либо предпринять. Из-за своего упрямства, раздражительности, советов людей малосведущих он потерял Систан. Сняв с руки перстень, бросил им: «Вот моя печать! Пишите что хотите и скрепляйте печатью! Но моим родственникам не предлагайте ехать в Систан!»

Эмиры потеряли всякую надежду [убедить его]. Амир Махмуд сказал: «У нас нет ни крепости, ни цитадели! Мы тоже не останемся в Систане, привезем свои семьи в Кал’а-йи Фатх. Если вы передадите эмирам Кал’а-йи Фатх, мы возьмем на себя защиту всего Систана. Вы и малики должны удалиться в крепость Тракун». Это предложение тоже не получило одобрения великого малика. Эмиры Систана, которые были за единство, устыдившись своей искренности и потеряв всякую надежду, вернулись в Пушт-и Зирих и Бар-и Зирих. Малик Махмуди и [сей] раб тоже отказались от Систана, и все сидели бездельничая. Сердце было полно печали от перенесенных трудностей и напрасных страданий — десять лет мы не знали покоя и сна, [все свои силы] отдали совершенно безнадежному делу. Несколько дней спустя это известие дошло до слуха Баки Мухаммад-хана. Он прислал Ишим-бия Самарканди{565} со ста конниками в Систан, и тот увез в Них Мира Махмуда, чтобы тот приготовился к захвату Систана. Великий малик задумался, раскаялся в своем поступке. [Сему] рабу он сказал: «Надо съездить к Амиру Махмуди домой и привезти его, чтобы подготовиться к защите Систана».

После бесконечных разговоров [сей раб] в сопровождении десяти испытанных [в боях] молодцев /361/ выехал в Систан. Случилось так, что в тот самый день Ишим-бий остановился в доме Амира Махмуда со ста всадниками, хорошо разбирающимися в военном деле. Когда мы почти доехали до крепости Тагрун, один человек подтвердил [известие] о приезде Ишим-бия. Мы очень огорчились и отправили к Амиру Махмуду гонца. Амир Махмуд дал нам знать: «Приезжайте, но не как воины!» У [узбеков] шло собрание у восточной стены крепости, где находилась небольшая палатка. Сидело около тридцати-сорока их уважаемых людей, когда [сей] бедняк подъехал к крепости.

[Их] люди, издалека увидев нас, заволновались и схватились за оружие. Амир Махмуд успокоил [их]: «Это Малик Шах-Хусайн, с ним не более десяти всадников. Он войдет в наш дом, у него нет на сердце ничего иного, кроме расположения к вам».

Когда мы подъехали ближе, я сказал своим людям: «Все с коней не сходите. Стойте возле меня верхом на конях. Если что-нибудь случится, будьте готовы к сражению». Я сошел с коня и зашагал к тому сборищу. Бахадуры с одной стороны освободили [место]. Подошел Ишим-бий, узнал меня, и мы вместе сели в собрании. Говорили о том о сем. Через некоторое время Ишим-бий лично показал образец в изъявлении расположения [к нам]. Приговаривая: «Я, конечно, люблю вас», он дал ложную клятву в том, что «никогда не совершит измены в отношении нас и рода маликов, будет относиться к нам по-дружески», и даже назвал меня «сын [мой]». Я тоже назвал его «отец». Прочности, счастью и святости этой дружбы мы не придали никакого значения. В тот же самый час в крепости [для нас] освободили дом, и мы вошли в него вместе с [Ишим-бием]. Обе стороны наговорили о дружбе целую «главу». Он дал слово, что не оставит пути дружелюбия, пока правит и находится в Систане. «Все необходимое, что можно [получить] в Систане, пусть посылают в крепость. Султан, однако, прислал меня в Систан [для того], чтобы привезти Амира Махмуда. Вы же приехали, чтобы увезти Амира Махмуда в Кал’а-йи Фатх. Отъезд Амира Махмуда в Кал’а-йи Фатх явился бы поводом для усиления смуты и беспорядков. Возможно, что это обстоятельство вызовет беспокойство султана. [Поэтому] отъезд Амира Махмуда к султану в интересах царствования вашего рода. /362/ Он составит основу для [заключения] мира и [соблюдения] интересов [государства]. Решено, что свита султана из Каина не двинется дальше Ниха».

Мы разыскали Амира Махмуда и втроем стали совещаться. Амир Махмуд, извинившись, сказал: «Считаю обязательным [для себя] быть преданным маликам и подчиняться их приказу. У меня нет выбора. Если малики отвезут меня к великому малику, я подчинюсь. Если разрешат мне ехать в Них и служить наместнику султана, я поеду [туда]».

Обстоятельства подсказывали второй путь. К тому же мы полностью полагались на ум и искреннюю привязанность Амира Махмуда. Я разрешил ему ехать [к султану], а сам направился в Кал’а-йи Фатх. Ишим-бий и Амир Махмуд выехали в Них.

Когда состоялась встреча с великим маликом, я доложил истинное положение дел, раскрыл правду о вынужденном отъезде Амира Махмуда. [Великий малик] одобрил [мое] решение. Несколько дней спустя Амир Махмуд благополучно вернулся из Ниха. Ишим-бия сделали даругой Систана. В том году султаны из рода Джучи заправляли делами Каина и Ниха. Амир Махмуд приехал в Кал’а-йи Фатх и снова стал служить великому малику. Через несколько дней он уехал в Систан. Великий малик полностью передал в его могучие руки власть над систанцами. Все дела в Систане вершились согласно с его мнением. До начала 1005/1596 г. Ишим-бий постоянно ездил туда-сюда. [Сей] бедняк посылал к нему людей, а он все время присылал что-нибудь из вещей. Народ не препятствовал караванам, которые приходили в Кал’а-йи Фатх и Тракун.

Великий малик, оставив в Кал’а-йи Фатх Малика Махмуди, дал ему для охраны крепости Шах-Абу-л-Фатха, Малика Мухаммада и Малика Валада. Сам же он перебрался в крепость Тракун и жил с [сим] рабом и другими родственниками в той крепости, которая была вровень с высшей точкой небес. Воистину, в те дни, когда благодаря разным событиям и смутам на жителей Хорасана, и прежде всего на систанцев, с голубого купола и изменчивого свода сыпались как из решета разные огорчения, та крепость была обиталищем вне досягаемости наместников эпохи и не зависела от смены дня ночью. Рука всемогущего Творца /363/ при замешивании глины того прибежища радости и наслаждения жизнью ради душевного покоя и счастья пустила в дело все свое могущество. В день невзгод время, которое распределяет печаль и радость, наполнило сердца ее обитателей радостью и ликованием. Тело обрело дух, и в пространстве воздух благоденствия увлажнил состояние души. Не было иного занятия в том месте, кроме устройства пиров и задушевной беседы. Так прошел один год. Из Каина в Систан приехал Дин-Мухаммад-хан{566}. Собрав войско со [всей] области Хорасан, он приступил к осаде крепостей. В соответствии с [требованием того] времени все предводители Зириха и Рамруда отправились к нему. Великий малик держал совет со своими советниками и мудрыми [старцами] по всем [делам]. Мнение большинства сошлось на том, чтобы [сей] раб выехал из той крепости в Кандахар и получил бы помощь у местного правителя, Шахбек-хана Чагатаида{567}. Обстоятельства Шахбек-хана и переход Кандахарской крепости от кызылбашей к ним (Чагатаидам. — Л.С.) будут изложены в заключении сей книги. Здесь же нет места для этого рассказа. Аллах — сведущий в истине происходящего.

Отъезд пишущего сию книгу в Кандахар

Когда султаны Турана из рода Джучи, нарушив договор о перемирии и [обязательство] жить в Кухистане, прибыли в Систан, до чуткого слуха слушателей отовсюду доносились следующие [строки]:

/364/ Со всего Систана к Дин Мухаммад-хану и Баки-султану{570} стекался народ. В 1005/1596-97 г. эмиры Хорасана устроили общее сборище. Когда со всех сторон дела зашли в тупик, великий малик отправил [сего] раба за помощью в Кандахар{571}. Во время послеполуденной молитвы [сей раб] отправился в путь с проводником, который знал дорогу в верхнем течении реки. В спутники [сему] рабу [великий малик] определил Мир-Вайса сына Амира Музаффара. Когда мы проехали небольшое расстояние, стали гадать, ехать ли степью. Вышло наоборот. Предсказание это не соответствовало сокровенному желанию сведущих людей. Я счел разумным отказаться от поездки по той дороге и [решил] ехать через Сарабан, [предварительно] встретившись с братом. Поскольку налицо были сомнения относительно дороги по верхнему [течению реки], [сей раб] тотчас же с большой радостью [свернул] вправо, как нагадали гадальщики. Ночь провел среди степи, отправив к Малику Махмуди в Кал’а-йи Фатх Муллу Ахмада и просил у него разрешение [ехать этим путем]. [Брат] вернул назад Муллу Ахмада, [сказав]: «Поезжайте в Сарабан в такой-то дом. Я тоже завтра приеду к вам [туда]».

/365/ Мы не поехали в Кал’а-йи Фатх по той причине, что, едва мы вступили бы в крепость, узбекам сразу же стало это известно и путь нам был бы закрыт. С западной стороны Сарабана находился Халман-бахадур{572} с двумястами бахадуров. Оттуда я выехал в предместье Сарабана. Когда настала полночь, мы вошли в полуразрушенный дом Мира Рахима. Спрятали в нем своих коней, людей и спутников. С тремя мужами я пошел в дом накиба Йар-Йусуфа, превосходного проводника через пустыню, и взял его спящим. Проснулась его жена. Она хотела закричать, я назвал себя, и она замолчала. С чистым сердцем отпустила своего мужа, и мы принесли его в дом [Мира Рахима]. Ту ночь мы, дерзнув, заночевали там. Когда рассвело, с южной стороны Сарабана подъехал мой брат с двумястами стрелками. Он подошел к [сему] рабу, и мы отправили лазутчиков в квартал, где находились бахадуры. Те люди пребывали в полном неведении. Несмотря на свою воинственность, бдительность и склонность к выслеживанию, они были совершенно не осведомлены, что мы пробыли по соседству с ними целый день и ночь. Они так и не узнали [об этом]. Совершив полуденную молитву, я простился с братом, и мы двинулись в путь. Брат же вернулся в Кал’а-йи Фатх. Во время послеполуденной молитвы мы переправились через пустыню Бийабан-и кухна и подъехали к колодцу Чах-и Тулу (Тилав?), набрали воды и пустили коней вскачь. Всю ночь напролет мы гнали коней во весь опор. В полдень подъехали к реке Шинд. Оттуда до Сарабана оставалось 24 фарсаха. Когда показался Шанд{573}, мираж стал действительностью. Не доверяя надежности [этого места, сей раб] проехал еще шесть фарсахов до Шурчаха. Приметы были хорошими, и во время послеполуденной молитвы мы сделали там привал. Лошади прошли путь в 30 фарсахов, и им нужен был отдых. В полночь мы вновь сели на коней. Во [время] молитвы, [отправляемой] при восходе солнца, показалось селение Шамалан. В тот день мы избавились от страха встретить узбеков [и от опасения, что] путь [наш] будет перекрыт. В тех краях находилась группа курдов-газы. Они оказали [нам] полное уважение. Оттуда мы уехали в селение Ха-зар-джуфт{574}. Там провели следующую ночь. Из Хазар-джуфта уехали голодными и сделали остановку в селении Панджвайи под Кандахаром в доме Ходжи Мухаммад-Му’мина сына Ходжи ‘Али Гуркани, давнего преданного друга маликов Систана. Он сообщил [о нашем приезде] своему отцу в Кандахар. Когда [об этом] узнал правитель Кандахара Шахбек-хан, он прислал встретить нас группу знати во [главе] с Ходжой ‘Али и знатью Кандахара. Они привезли [сего] раба в Кандахар. Местожительством [сего] раба определили красивейшую местность Чаман-и Кушхане. На следующий день утром за [сим] рабом прислали Курди-бека, мир-и самана{575}, что у чагатайцев означает [должность] ишик-акаси. Его сопровождала группа улемов, в том числе мавлана Мухаммад-Амин и Мулла Баки. Они увезли [сего] раба в арк крепости. В том высоком месте и в высоком собрании, месте пребывания хана, [равного] достоинствами Искандару, произошла [наша] встреча с ним. [Хан] ежеминутно выказывал нам уважение и хвалил нас. В то время был устроен [там] праздник. В течение сорока дней он давал для нас большое угощение, совершил обряд обрезания своих сыновей: Мирзы Мухаммад-султана и Мирзы Йадгара. Напротив Белой беседки, над которой на трех канатах был укреплен навес из златотканого бархата, перед залой для приемов и Белой беседкой /366/ был натянут тент почти в два джариба шириной и длиной, а под ним устроен маджлис, напоминавший [своей пышностью] райский сад. Слуги сзывали на пир: «Вот — Ирам, обладатель колонн, подобного которому не было создано в странах!»{576}. Знамя радости и веселья присутствовавших на пиру развевалось в течение сорока дней. Собрание украшали ковры и занавесы; послушные{577} слуги, тонкие собеседники, обладающие приятным голосом певцы, искусные музыканты, [небольшой], с ноготок, медиатор которых ранил сердца пребывающих в печали. [В собрании присутствовали] тридцать-сорок солнцеликих юношей, как, например, Тимур-бек, Мухаммад-Шариф-бек{578}, Мухаммад-Амин-бек Бадахши, Сардар-бек{579}, Захид-бек, Мухаммад-Тахир и некоторые другие, каждый из которых по красоте был Йусуфом своего времени{580}. Язык обстоятельств зрителей, пораженных и изумленных [их] красотой и блеском, описывая каждого из тех кипарисов на райском лугу, произносил нижеследующие слова:

Хафиз Йусуф-и Кануни все время выводил какую-нибудь мелодию. Хафиз Шайх, выдающийся певец Мавераннахра и Хорасана, жалобными стонами и чарующими напевами бередил сердца пребывающих в безмятежности, Мухаммад Шариф-бек и Тимур-бек помогали танцорам плясать. При каждом удалении замирала душа, при каждом приближении она вновь оживала:

В том собрании, на службе которому были солнце и луна, употребив в дело всю яркость своего блеска и сияния, всегда присутствовала группа прелестных цыган. Привлекательность их /367/ увеличивалась музыкальностью. Кабульские цыгане необычайно искусны в танцах и движениях. Лучшей среди них была Ака-Мах Кабули. Она с несколькими цыганами — буйными весельчаками — приехала из Кабула в Кандахар в надежде на милости того высокопоставленного хана. Ака-Мах была возлюбленной Мирзы Мухаммад-хакима сына Хумайун-падишаха{581}. Шахбек-хан же был давним преданным слугой упомянутого мирзы и питал к мирзе привязанность. [По этой причине] он хорошо относился к Ака-Мах. Ака-Мах была украшением всех его собраний.

Одним словом, в тот день, когда высокопоставленному хану стали известны причины приезда [сего] раба в Кандахар, он отправил к императору, равному величием Джамшиду, защитнику тварей, величию веры и мира Акбар-падишаху муру, что по-чагатайски означает сверхсрочного курьера{582}. Мура доложил императору о целях и намерениях великого малика и [сего] раба и о поводах для празднеств и угощений, которые имели место с начала приезда [сего] раба в Кандахар. Сорок дней мы провели в беседах. [Наконец] пришел ответ императора. Император изволил сказать Малику Мухаммаду, который вторично приехал в Индию за шесть месяцев до этого события и рассказал о положении великого малика и своих родственников: «Могущественные малики Систана со времени победоносного эмира Тимура Гуркана по настоящее время связаны родственными узами с нашими великими предками по двум линиям. Во-первых, племянницу, дочь сестры эмира Тимура, выдали замуж за Малика Кутб ад-дунйа ва-д-дина Мухаммада. От него родился Малик ‘Али. Сестру Абу Са’ида Гуркана выдали замуж за Малика Йахйю. Она родила от него Малика Султан-Махмуда. Его величество Хумайун-падишах и Малик Султан-Махмуд — сыновья тетки, сестры матери. Помощь и содействие маликам Систана — наш долг! Однако ты не располагаешь необходимыми сведениями об обстановке в Систане. Нужен кто-нибудь из маликов, чтобы из его приятного разъяснения истинное положение Систана предстало перед светлейшим [императором] столь очевидным, как если бы мы сами повидали ту страну, дабы послать с ним к властелину Турана одного из сведущих в этикете избранных собраний. Он, конечно же, предоставит Систан нам. Если ваши родственники /368/ безумно влюблены в свою страну, пусть остаются в ней. Если же они приедут в Индию, мы окружим всех такой заботой, что они даже не вспомнят свою родину».

Точно такого содержания послание [император] отправил для великого малика и приказ для [сего] раба. Малик Мухаммад прислал с Йаран-афганцем, своим давним слугой, знающим дорогу в Индию, два императорских указа со знаком солнца{583}. [Сей] раб, прочтя императорские указы, понял, что отправка «помощи» в Кандахар задерживается. Шахбек-хан, для которого мура привез императорский указ, скрывал этот [факт] от [сего] раба. Содержание указа было следующим: «Мы отправили маликам приказы. В ближайшее время один из маликов, который сочтет себя достойным и знающим дело, пусть приезжает ко двору покровителя всех тварей. Посылать помощь в сие время неразумно. Не дай Бог, вновь случится ссора между чагатайским улусом и узбекским илом!»

Когда дело о помощи приняло подобный оборот, я вызвал [к себе] Амира Вайса, человека делового, опытного, наделенного умом, который был [моим] товарищем в том путешествии, первом из путешествий [сего] раба, и держал с ним совет: «Вы сами знаете, что, если великий малик решит послать в Индию одного из своих приближенных, который опытом превосходил бы Малика Мухаммеда, находящегося в Индии, им [может быть только] мой брат, Малик Махмуди. Какое право у [сего] раба вернуться из Кандахара назад, чтобы кто-то другой [снова] перенес все тяготы пути? Из старых эмиров, достойных доверия, ни к кому, кроме вас, у нас нет веры в этом деле. Лучше подумать [самим] о поездке в Индию!»

Амир Вайс ответил: «У нас есть пять коней, ваших и принадлежащих [великому] малику, годящихся для подарка. У [сего] раба тоже есть два коня. Таким образом, мы соберем пять-шесть коней, пригодных для подношения императору [Индии]. На этой неделе отправляйтесь в путь. Мы готовы!»

Когда тот твердых убеждений человек подтвердил слова [сего] ничтожного, дал [свое] согласие, поездка [сего] раба была решена. С этой целью мы выехали в арк Кандахара, чтобы договориться с Шахбеком относительно поездки в Индию. /369/ Когда мы собрались в путь, из Систана прибыл всадник. [С ним] пришли письма от накибов, раисов, вождей [племен] и марзбанов Систана: «За последние несколько дней мы все собрались вокруг крепости Кал’а-йи Тракун. [Всего] набралось пять тысяч пеших и конных ратников, готовых идти в область Фараха и там сразиться с неприятелем. Какая есть необходимость в том, чтобы быть в долгу перед чагатайцами за помощь? Возвращайтесь на родину, не затрудняя чагатайское войско».

Взяв с собой это письмо, я направился в арк, пересказал Шахбек-хану содержание указов императора [Индии] и сказал: «Вы употребили все старания и заботы. Распоряжение же императора таково. В то время, когда ваше внимание было обращено на то, чтобы помочь нам, все великие и малые Систана покорно направились в укрепленную крепость Тракун. Я намеревался получить у вас разрешение ехать в Индию. Сейчас систанцы требуют [сего] раба [в Систан]. Если вы советуете, мы съездим в Систан. Оттуда после встречи с великим маликом выедем достойным образом [в Индию]».

Шахбек-хан произнес вежливые извинения, обращенные к [сему] рабу, что «вы-де правы». Простившись с ним, мы выехали в Систан. Проехав некоторое расстояние и достигнув окрестностей Шанда, один-два человека, что ехали впереди, поспешно вернулись назад: «У источника спит группа узбеков-наездников». Поневоле мы свернули налево и придерживались дороги, по которой обычно ездили из Гармсира узбеки. Не было никаких признаков [появления узбеков]. Мы двинулись в восточном направлении, чтобы обследовать путь. [Вдруг видим], появилось несколько узбеков. Они гнали скот Сарабана и направлялись в сторону Хушкруда. Когда подъехали к подножию высокого холма, следом за всадниками появились бараны. Определить число узбеков не представлялось возможным. Поскольку местность Шанд изобиловала водой, а до [ближайшего] колодца Чах-и Тулу (Тилав) было 24 фарсаха, уезжать [отсюда] было нельзя. Некоторые [из нас] говорили, чтобы мы сделали остановку именно в этом месте. Когда наступит ночь и узбеки покинут источник, мы подъедем и наберем воды. [Сей] бедняк сказал: «Надо снять [с коней] /370/ груз корицы и сосуды со снадобьем — и мы конным отрядом нападем на бахадуров. Там река. Когда [узбеки] отъедут на [расстояние] полета стрелы, никто не увидит своего противника».

Нас было около 20 всадников. Пришпорили коней и совершили нападение. Бахадуры пробудились ото сна, с великим трудом оседлали своих коней и пустились в бегство. Это было устье реки. Поскольку они бежали в восточном направлении, то, как только отъезжали на десять шагов от устья и поворота [реки], [оставшееся] сзади оказывалось скрытым от взоров. Их было сто человек, и они бежали от двадцати человек, побросав своих коней! Они подумали, что это мулазимы Вали-Мухаммад-султана, правителя Сарабана, едут за своим скотом — отарой овец, которую грабители увели у Амира Хусрау Зирихи и Амира Сабика сына Раиса Туфана. Их преследовало дурное предчувствие. Наших людей они приняли за узбеков Вали-Мухаммад-хана. Случилось так, что накиб Йар-Йусуф, который был в начале этой поездки нашим проводником, находился с этими людьми тоже как проводник. Придя к [сему] рабу, он открыл действительное положение дел, сказав, что Малик Джалал ад-Дин уже пять дней, как уехал в Ирак со всем войском Зириха и Рамруда, чтобы служить шаху, защитнику веры{584}. Эти слова очень огорчили меня, так как [сей] раб всегда прежде других родственников стремился прибыть на служение тому высокому порогу. Я обиделся на образ действий и поступок [великого] малика. Да и как было не обидеться! Меня он посылает к людям переменчивого нрава, а сам уезжает к шахскому двору, даже не дождавшись [моего] приезда, чтобы [сей] раб присоединился к нему. В тот самый момент мне следовало получить урок. Жаль затраченных усилий и трудов!

После этого случая я обманывался еще четырнадцать лет, прикрыв свое понимающее лицо покровом беззаботности. Если будет угодно Аллаху, описание следующих событий может послужить поучительным уроком для будущих поколений, дабы никто не предпочитал доброжелательное отношение к [другим] своему благополучию, не пренебрегал своими делами и не считал свои дела чем-то второстепенным. Мудрецы говорят: «Тот, кто сам не делает себе добра, /371/ не заслуживает доброго отношения другого». И действительно, сей неимущий лучшую часть своей жизни от семи до тридцати трех лет после совершения религиозных обрядов постоянно тратил на беседы, собрания, службу, получение согласия, удовлетворение просьб и попечительство о великом малике... Когда о нем позаботились и его дела пошли бойко, он, подобно судье, отвернулся и, словно красивая степная газель, шарахнулся в сторону от взоров влюбленных, так что, если упомянуть слова о верности из былых [времен] на дружеском собрании, он стал бы примером дозволенного колдовства в запутывании вопроса, в уклонении от выполнения обещаний: он совершенно не помнил о том, что говорил в прошлом, и не произносил слов, которые напомнили бы о прежних долгах и обещаниях, данных друзьям. Так как об этом, даст Бог, будет наилучшим образом рассказано [в дальнейшем], здесь мы не будем более касаться данного вопроса.

Где же убежавшие узбеки? Не дай Бог, нападут и найдут меня у этого порога оцепенения, печали о прошлом и сожаления о [напрасно] растраченной жизни и после лика победы покажется чело отчаяния! Тотчас я послал вперед накиба Йар-Йусуфа, проводника. Он напоил коней, набрал воды, зарезал двух-трех жирных баранов, привязал их туши к брюху коней и увез с собой как лекарство от живота. Пастухам он сказал, чтобы они шли в Сарабан и не спеша гнали туда баранов, чтобы передать их хозяевам, готовым отдать жизнь за Кал’а-йи Фатх. В тот день около полуночи [сей раб] оказался на дороге через пески в пустыне. На утренней заре я достиг предместья Гиргишта. Впереди все время ехал всадник, он вернулся, [чтобы сказать]: «Степь Гиргишт наводнена узбеками». [Сей раб] спросил о них у накиба Йар-Йусуфа. Он ответил: «Баки-хан послал это войско со своим братом Вали-Мухаммад-ханом и Халман-бахадуром в Хусайнабад и Ханак, чтобы заставить жителей тех местностей вместе с людьми шахраки переселиться в леса Пушт-и Зириха. /372/ Некоторое время мы пережидали, пока то войско полностью не прошло, и мы со своими людьми [вновь] пустились в путь. На предутренней заре мы вступили в развалины с южной стороны Кал’а-йи Фатх. Думали [только об одном]: «Не дай Бог, узбеки окружили Кал’а-йи Фатх и держат ее в осаде! Давайте пошлем человека с южной стороны крепости, где находится дом Шах-Абу-л-Фатха, чтобы он выяснил [обстановку]. Если узбеков нет, мы войдем в крепость. Если же крепость осаждена, то скоро наступит рассвет, [потому] лучше спрятаться среди развалин. Когда вновь спустится ночь, уедем в Кал’а-йи Тракун».

Когда Касимджан Ахмад, [мой] старый слуга, поднялся на плато, стражи крепости увидели его. Коменданты крепости подумали, что из пустыни с южной стороны движется войско узбеков, чтобы завладеть крепостью близ земляной насыпи. Всадник, который выехал, чтобы разведать обстановку, был осыпан проклятиями. Нам подумалось, будто находившиеся в крепости проклинали нас. Не дай Бог, если у подножия крепости стоят узбеки, пристанут к нам и у нас не будет возможности уехать в крепость Кал’а-йи Тракун... Поневоле мы все сели на коней и поехали к крепости. Увидев всадников, стражи крепости подняли крик: «Всадники направились в крепость!» Когда мы стремительно поскакали, [люди], находившиеся в крепости, нацелили на нас мушкеты. Одновременно раздались выстрелы из 30-40 мушкетов. Мы все скакали по краю рва. Кто-то из наших спутников крикнул находившимся в крепости: «Это такой-то едет из Кандахара, не стреляйте!» Его крик услыхал Пахлаван ‘Али Каманча, который в то время проживал в крепости Кал’а-йи Фатх. Он запретил воинам: «Прекратите стрелять! Это Малик Шах-Хусайн возвращается из Кандахара!» Тотчас Малик Махмуди, Шах-Мухаммад, Шах-Валад, Шах-Абу-л-Фатх и остальные родственники бросились к нам. Мы были очень рады их видеть. [Сего] раба они увели в крепость и рассказали как должно об отъезде [великого] малика в Ирак. С каждой минутой мои горечь и сожаление становились все острее. Малик Махмуди, сильно соскучившись по мне, держал меня [у себя] два дня. Неожиданно /373/ в Хусайнабад дошла весть [о нашем прибытии], и Вали-Мухаммад-хан послал в Сарабан Халман-бахадура в сопровождении двухсот всадников для того, чтобы они перекрыли дороги в крепость Кал’а-йи Тракун: «Как бы [такой-то] не вступил в крепость Тракун!» Когда так случилось, мы задумались. Пожаловал узбек, которого звали Мирза Мухаммад и который постоянно приезжал к моему брату от Халман-бахадура. Он поздравил Малика Махмуди с возвращением [сего] раба. Это был намек на то, что «ваш брат не привез помощь». Мне вспомнилось, что бахадуры все ночи напролет стерегут дороги [в крепость]. Надо было что-то придумать и прорваться в крепость Тракун. Я выехал из крепости и вызвал к себе Мирзу Мухаммеда. Заведя разговор о том о сем, сказал: «Народ стал свидетелем действительно товарищеского, братского, родственного отношения [сего] раба и моего брата к великому малику. Он же поступил со мной столь вероломно, оставив меня среди чагатайцев. Не подождал [даже], чтобы я [мог] присоединиться к нему, и уехал в Ирак. Теперь я намерен завтра утром заключить с Халман-бахадуром договор о том, чтобы привезти свою семью из крепости Тракун в Кал’а-йи Фатх. [После того] вместе с братом отправляюсь к султану. Крепость Кал’а-йи Тракун, где находится женская часть семьи великого [малика] и другие люди, оставим [чагатайцам]. Больше мы не будем согласовывать [свои действия] с ним. Случилось так по его [вине]. Теперь ты поезжай и привези завтра утром Халман-бахадура в окрестности этой крепости».

Мирза Мухаммад мою серьезность в разговоре приписал искренности сказанного, поспешил с радостной вестью к Халман-бахадуру и передал ему то, что слышал [от меня]. Поскольку [сказанное] было разумно, тот поверил. В тот же миг бахадуры, которые ночами разъезжали по дорогам, прискакали на конях к нему. Он запретил им: «Куда вы поедете — интересующее вас лицо стало нашим союзником. Завтра мы отправляемся, чтобы заключить договор». Богатыри сошли с коней и решили отдохнуть. Когда ночь распустила локоны цвета амбры, а день, словно [птица] Хума, улетел в гнездо заката на запад, я и [мои] спутники сели на коней и, простившись с братом и [другими] родственниками, помчались со скоростью молнии. Люди в крепости Кал’а-йи Тракун еще /374/ не легли спать, когда [сей раб] достиг стен крепости, хотя ехать пришлось более десяти фарсахов. Когда утро сбросило с лица покрывало ночи, а ночь подобрала локоны обмана, которые являются сетями ночной стражи, и отбыла на чужбину, Халман-простак, как условились, сел на коня и подъехал с небольшим отрядом к Кал’а-йи Фатх. Мирза Мухаммад вошел в крепость, чтобы уведомить [сего] раба о его приезде. Когда он пришел к моему брату и спросил о делах, брат сказал ему: «[Малик Шах-Хусайн] той ночью спешно отбыл в крепость Тракун». Мирза Мухаммад страшно удивился: «Он же условился со мной, и я, как обещал, привез Амира Халмана». Малик Махмуди сказал: «Вы перерезали ему дорогу и мешали проехать в крепость Тракун. Вот он и обманул вас, поступив в соответствии с мудрым изречением: ”Война — это обман!”».

Мирза Мухаммад в крайнем смущении вернулся к Халману. Тот от досады кусал себе локти. Тот же час они выехали оттуда с войском, которое было при нем, с целью напасть на крепость Кал’а-йи Тракун. Остальное войско, узнав [о случившемся], поскакало следом. Ко времени послеполуденной молитвы [узбеки] показались на дороге. В это самое время Малик Махмуди прислал курьера. Когда гонец прибыл, мы подогнали ближе скот крепости. Стрелков поставили в ров. В это мгновение появилось узбекское войско. Мы вышли [из крепости] и начали сражение. Со мной были почти три тысячи пеших [ратников]. На протяжении трех фарсахов мы преследовали узбеков. Несколько их людей и коней получили ранения. [Халман-бахадур] в течение недели семь раз нападал на крепость и все семь раз возвращался ни с чем. Поскольку от его прихода не вышло никакой пользы, некоторое время он не появлялся. [Сей] раб жил в крепости Кал’а-йи Тракун с Маликом Шах-Хусайном сыном Малика Касима, которого [великий] малик оставил охранять крепость вместе с [сим] рабом, когда я вернусь из Кандахара. [Сей раб] решил ехать в Ирак. Моя славная матушка заболела, ее болезнь затянулась на шесть месяцев. Я не мог оставить ее в том неопределенном состоянии и уехать в Ирак. Шесть месяцев спустя матушка умерла. Случилось это в 1004/1595-96 г.{585}.

/375/ В это время вернулся Малик Мухаммад, уезжавший в Индию. Когда он приехал в Кал’а-йи Фатх, часть людей из Кал’а-йи Фатх, имевших склонность к интригам, пытались сбить его с пути. Они натолкнули Малика Мухаммада, который и без того с самого начала отклонялся от благонамеренного пути, на [мысль]: «Малик Махмуди должен передать крепость тебе. Сразившись с узбеками, ты будешь охранять эту крепость. А Малик Махмуди пусть спокойно отдыхает в крепости Кал’а-йи Тракун, которая находится в стороне от Систана и является безопасным местом».

Малик Махмуди ответил ему: «В тот день, когда великий малик покинул эту крепость и уехал в Кал’а-йи Тракун, здесь было не более 15 старых стрелков из мушкета. Сегодня благодаря моим стараниям число их достигает трехсот. Вот уже два года путем военных действий или миром я веду борьбу с султанами Туркестана и Турана. Если бы в это время ваша уважаемая особа имела вмешательство в дела крепости, вы давно погубили бы и саму крепость, и несть ее жителей. Берегитесь! Выбросьте из головы свои намерения и отправляйтесь в Кал’а-йи Тракун, где находится ваш дом!»

Малик Мухаммад, обиженный, приехал в крепость Кал’а-йи Тракун. Никого не повидав, уехал и стал собирать войско, чтобы идти на Кал’а-йи Фатх и затеять ссору с Маликом Махмуди. Там было двое-трое молодцев, искателей приключений, с которыми он общался. Поскольку к [сему] рабу он в большей мере питал любовь и искреннюю привязанность, нежели к другим родственникам, мне показалось удивительным, что он, несмотря на родственные узы между [сим] рабом и Маликом Махмуди, говорит о тяжбе с ними. Может быть, он отказался от дружбы со мной? Я заявил ему: «Сегодня нигде не может быть речи о какой-либо выгоде. [Наша] цель — оборонять крепость и сохранить достоинство. Сейчас, когда великого малика нет в Систане, лучше избегать всякого рода распрей. Как только великий малик пожалует, все ваши советы относительно охраны и защиты любого места будут приведены в исполнение. Вы благополучно и величаво следуйте в свое убежище, в /376/ свой дом — никто из систанцев и родственников не станет вмешиваться в спор между вами. Вы же не привезли войско из Индии!»

[Малик Мухаммад] в полном смущении приехал на свое местожительство. Два дня спустя пришел с извинениями в наш дом, и мы встретились с ним.

Когда прошло несколько дней со времени этого события, в полночь мы с Маликом Шах-Хусайном сыном Малика Касима установили дежурство у ворот крепости. [Сей] раб ушел домой. В тот же час до моего слуха донесся крик Малика Мухаммеда сына Малика ‘Али. Я поднялся и подошел к воротам крепости. Когда мы открыли ворота крепости, [там] сказали: «Прибыл [великий] малик!» Я удивился его приезду, ибо никто не мог и помыслить ехать из Ирака без помощи и поддержки! Ночью никого из родственников я не узнал. [Их] внешний облик изменился. Длинные бороды и усы были коротко подстрижены, длинные каба теперь едва доходили до колен. Поскольку кызылбаши одевались иначе, эта новая мода показалась странной. Как ни жаждал я встречи с верховным маликом, такой его приезд ни у кого не вызвал радостного настроя. [Напротив], грусть возросла, ибо все жили надеждой на помощь из Ирака. [Теперь] надежду на нее мы потеряли. Так как дела [совершаются] по желанию Всемогущего за занавесом [божественного] предопределения, нельзя полагаться на свое воображение. Часть событий тех дней описана. [Далее] будет изложена правда о поездке великого малика в Ирак и о его возвращении.

Поездка великого малика в Ирак и его возвращение

В начале осени 1005 г. согласно хиджре (переселению) Пророка (1596) после сборища накибов и предводителей Зириха и Рамруда Раис Ахмад и накиб ‘Али вбили в голову великому малику [мысль] поехать в высокую ставку и отправили письма относительно возвращения [сего] раба из Кандахара, как уже было об этом написано недостойным пером.

Вместе с великим маликом в Ирак выехали почти шестьсот конников и 300 стрелков из мушкета верхом на быстроходных верблюдицах. /377/ Неделю спустя они сделали остановку в Баме, подвластном Кирману. Правителем того края был Шах-кули-бек из клана тамлу-йи зиг{586}, родственник Гандж ‘Али-хана. Они выполнили долг службы. Некоторые мужи Рамруда оставили в Баме своих тощих верблюдов и часть поклажи. Из маликов его сопровождали Малик Мухаммад сын Малика ‘Али, Шах-Абу Исхак, Шах-Хусрау сын Шах-Абу-л-Фатха и Шах-Хусайн сын Шах-’Али. Когда приехали в Кирман, Гандж ‘Али-хан, который был кладезем доблести, кротости, добронравия, щедрости и благородства, явил необычайную ласку, дружелюбие и гостеприимство. Он отправил великого малика к светлейшему наместнику, определив на служение малику часть своих уважаемых родственников. Когда прибыли в стольный город Исфахан, [великий малик] удостоился счастья [в знак] покорности рабов приложиться к ногам счастливого высокого сиятельного наместника. Малик и [другие] родственники были окружены всевозможными ласками. В то самое время [шах] выезжал на прогулку и охоту в Натанз и Кашан. Несколько дней они охотились в окрестностях тех городов. Все [это] время у малика было место в раеподобных маджлисах. Доехали до Кашана, осмотрели тот город и несколько дней спустя вернулись в Исфахан.

В это время из пограничного района прибыл му‘тамад ад-даула и рукн ас-салтана Фархад-хан караманлу{587}. Светлейший наместник поспешил ему навстречу, поручив ему должность садра. Фархад-хан, несмотря на внешнюю теплоту, не одобрил приезда малика [Систана] в Ирак. Малик, поскольку это было его первое путешествие и он впервые оказался на чужбине, испытывал беспокойство и просил отпустить его [на родину]. Хотя [великому] малику не стоило беспокоиться относительно крепостей Систана — [сей] раб и [его] брат охраняли и заботились бы о них еще три года, — [тем не менее] он испытывал волнение от своего приезда, так что светлейший наместник поневоле спросил его о состоянии крепостей. Малик доложил правду о делах [сего] раба и [его] брата и их благих стараниях в охране и защите крепостей. Несмотря на это, [малик] просил разрешить ему ехать. Фархад-хан вообще не одобрил [предоставление] помощи [малику]. Он говорил: «Когда настанет этот год, мы отправимся в поход в Хорасан по той дороге. Малику мы дадим часть людей».

/378/ Поистине, хороший путь [решения] в такого рода приезде! Беспокойство малика и запрещение Фархад-хана [предоставить] помощь вынудили [шаха] разрешить малику и его родственникам уехать. [Шах] написал на имя Гандж-’Али-хана указ: «Если он сочтет [нужным] и благоразумным, пусть отправит с маликом группу людей, которые бы выехали [с ним] в Систан и доставили людей малика из [их] крепостей в Кирман».

Таким вот образом навваб [великий] малик выехал в Систан{588}. Хотя дела [совершаются] в соответствии с желанием и предопределением вечно живущего Аллаха, однако старания обладающих опытом людей оказывают влияние на [ход] дел. По всей видимости, люди разумные сочли бы более правильным, чтобы малик пока не упоминал о [своем] отъезде, а в сезон сбора дани вернулся бы из Ирака вместе с августейшей свитой. Поскольку в ту поездку место разумных людей на службе малика пустовало, а малики, находившиеся при нем, никогда и ни по какому поводу не срывали печати молчания со [своих] уст, да они бы и не осмелились это сделать,сам же [великий] малик не обдумал всесторонне [свой поступок], он и вернулся ни с чем со службы светлейшего наместника, хотя такой удобный случай представился [впервые] за много лет. [Когда] он приехал в Кирман, по-видимому, еще до приезда туда Гандж ‘Али-хану пришло письмо от Фархад-хана: «Оказывать помощь [малику Систана] неразумно! Смотрите! Не посылай кого-нибудь с [маликом]!»

После нескольких дней пребывания в Кирмане мулазимам — слугам малика — становится ясно, что помощи не будет. Со всей поспешностью [малик] вернулся [в Систан]. Как уже написано пером истины, он благополучно въехал в благословенную крепость Кал’а-йи Тракун.

В то время в Кал’а-йи Фатх навестить великого малика приехали Малик Махмуди и Малик Абу-л-Фатх. Накиб Махмуд Сарабани и [другие] накибы — все [единодушно] советовали ехать в Систан. Приезд малика из Ирака поднял такой шум в Систане, что, будь их спутниками тридцать венценосцев, узбеки, даже не [пытаясь] узнать, в чем дело, не опустили бы поводьев нигде до самого Герата. Одним словом, мы с тремя тысячами мужей проехали до окрестностей Кичули и Чапраста. Всю ночь накиб и еще двое-трое воинов, желавших сражения, шептались с маликом. Когда настало утро, [малик] спешился в каком-то месте для молитвы. /379/ [Совершив] ее, то победоносное войско, словно голодные волки, совершило налет на укрепления Кичули, схватило двадцать-тридцать узбеков и привезло [их] к [малику]. Расположившийся там малик написал записку Баки-хану, отпустил бахадуров, а [сам] вернулся назад. Малик Махмуди, Малик Мухаммад, [сей] раб, Малик Валад и все [остальные] родственники были опечалены этим его поступком, хотя не обмолвились ни словом, чтобы не тревожить его. Однако были очень расстроены. Когда мы приехали в крепость Тракун, Баки-хан стал укреплять крепость Тагрун, поддерживая добрые отношения с Амиром Махмудом и систанцами. Целую неделю в крепости совещались и изыскивали меры. Все чувствовали растерянность. Если порой кому-нибудь приходила на ум стоящая мысль, другие, несмотря на достаточность ума и твердость духа, высказывали противоположное суждение. В конце концов Малик Махмуди и весь народ сошлись на том, чтобы снарядить войско в Сарабан и перевезти в крепость зерно, вытащив его из песков Сарабана{589}, которое, подобно наступающему дню, скрыто завесой неизвестности. Когда Кал’а-йи Фатх будет полна продовольствия, тогда можно держать крепость еще некоторое время.

Поскольку было решено созвать на следующий день маджлис, [на котором] малики, накибы и раисы [должны] будут принять решение, [великий] малик в тот же вечер тайно вызвал [сего] раба [к себе]. Он сказал: «Гандж ‘Али-хан и иракское войско не верят в наш приезд. В противном случае они не отказали бы [нам] в помощи. Советую отвезти вашу семью в Кирман. Мы же отправим с вами Хамза-мирзу{590}, пусть он везет вместе с вашей семьей свою мать. Когда женская часть вашей и нашей семей прибудет в Кирман, Хамза-мирза, так как он еще ребенок, пусть живет в Кирмане, а вы привезите [с собой] кызылбашское войско». Поскольку я был согласен с этим мнением, то принял предложение Малика [Джалал ад-Дина]. Я сказал: «Малик Махмуди и Малик Мухаммад не знают [о вашем] предложении. Быть может, они не дадут согласия. Если же сказать об этом, то тайна перестанет быть тайной. Лазутчики узбеков проведают и перекроют дороги. [Единственный] путь — на завтрашнем /380/ сборище я придерусь к чему-либо сказанному и нагрублю Малику Мухаммеду и поклянусь, что не пойду в войско, в котором будет он. Вы же, [воспользовавшись] этим предлогом, скажите: ”Мы — одни, оставьте такого-то нам!” Когда Малик Мухаммад и Малик Махмуди и остальные родственники уедут в Сарабан и крепость опустеет, мы выедем в Кирман. Через месяц ждите помощь».

Это мнение было встречено с одобрением. В ту ночь [сей] раб не спал, вызвал сорок не имеющих себе равных всадников из Зириха. [Взяв с них] клятву и обязательство не разглашать тайну, твердо сказал им: «Завтра вы поедете со мной. Сделайте вид, что вы отказываетесь повиноваться [систанскому] войску. Это ”неповиновение” направлено ко благу живущих в крепости. Как говорят, ”тот, кто отстал от войска, — лев”». Зирихцы, назначенные сопровождать [нас], доверились этому решению, за исключением Йусуфа Сикандара, который не согласился с ним, тайно от [сего] бедняка ушел с войском в Сарабан и был убит в сражении с узбеками в том самом походе.

Настал день, и назначенное собрание состоялось. Каждый что-то сказал. Малик Мухаммад обратился ко мне, искавшему повод для надуманной ссоры: «Почему ты не стремишься к отъезду в Сарабан?»

Я ответил: «Из-за вас в сражениях, где участвуете вы, ветер победы не колышет знамя победы над хаканом. И вообще ваше мнение расходится с мнением людей разума. Вот уже десять лет, как узбеки вторглись в Хорасан и Нимруз. Мы сделали то, что было в наших силах. Любой человек радуется приезду своих родственников, просит о помощи. Спина нашего терпения согнулась, помогая тебе. Сердце, которое дает силу организму, совсем ослабло».

Малик Мухаммад, полагавший себя [человеком] доблести, при этих словах вышел из себя — ему было стыдно перед систанцами, и он начал кричать. Поскольку судьба уготовила неповиновение, с обеих сторон началось волнение.

Верховный малик сказал: «Такой-то до сегодняшнего дня не грешил строптивостью, а /381/ сейчас возражает. Может быть, малик Махмуди, [остальные] малики и систанцы оставят его в покое? Пусть он побудет с нами в этой крепости, а вы все поезжайте в Сарабан».

[Сей] раб рассчитал зирихцев: «До сегодняшнего дня командование вами было на мне. Теперь приехал молодец из двоюродных братьев малика со стороны отца. Настало время ему показать отвагу и доблесть. Я оставляю вас на него. Нас же увольте!»

На этом собрание закончилось, малики вышли из крепости, с тем чтобы ехать в Сарабан.

Когда показался холм, где находился мазар излучающего свет Ходжи Мухаммеда Ансари{591}, я ехал вместе с великим маликом, провожая то войско. Подъехал Малик Мухаммад, попросил простить ему грехи и легко получил отпущение. [Сей] раб обнял его, извинился и благословил.

Они направились в Кал’а-йи Фатх и в Сарабан. Три дня спустя выехали из Кал’а-йи Фатх в Сарабан, окружили крепость Тагрун и сразились с Баки-султаном. Около четырех тысяч пеших и конных воинов уехали вместе с Маликом Мухаммедом, Шах-Хабибаллахом, Шах-Валадом, Шах-Абу Исхаком, Шах-Мухаммадом сыном Шах-’Али, Шах-Хусравом, накибом ‘Али сыном накиба Камала, Амиром Мухаммад-Салихом сыном Амира ‘Ашика и накибом-шахи-Баги. В тот же день они сделали остановку в Бунджаре{592} и подвергли набегу всю восточную часть Пушт-и Зириха. Всех женщин, что обнаружили, переселили, и малых и взрослых. Все, что нашли, разграбили. И сколько Амир Махмуд ни взывал: «Залейте водой урожай! Вода разрушит крепость Тагрун, и [тогда] Баки-хан, у которого лишь 150 узбеков, попадется к вам в руки», его слова, в которых была заключена правда, они приняли за ложь. Через три дня, когда систанцы узнали о приезде Малика Мухаммеда без согласия великого малике и [о том], что Малик Махмуди находится в Кал’а-йи Фатх и что с ним нет [сего] раба, который всегда вел войну с узбеками, они единодушно приняли сторону Баки-хана.

Теперь я расскажу о себе, что вышло из поездки в Кирман. Когда /382/ войско вместе с маликами отбыло в Сарабан и мы определили час отъезде на следующий день, достоуважаемая мать Мирзы Хамзы, которая должна была ехать в Кирман вместе с семьей и людьми [сего] раба, заболела. Болезнь ее затянулась не четыре дня. Когда случилась эта задержка, я доложил великому малику: «Не дай Бог, Малик Мухаммад и [другие] родственники [мой отказ] уехать припишут осторожности. В этой крепости все еще есть двести пеших [воинов]. Здесь же находятся сорок не знающих себе равных конников Зириха. Если [великий малик] сочтет возможным, [сей] раб съездит в Бар-и Зирих. Без сомнения, мужи Бар-и Зириха присоединятся к [сему] рабу. [Затем] я выеду в Шайх-и Зирих по эту сторону Хирманда, Малик Мухаммад приедет туда с другой стороны. Мы возьмем Баки-хана в окружение».

[Великий] малик согласился с этим, и [сей] раб двинулся в путь. Случилось так, что подоспел Малик Шах-Хусайн сын Малика Касима, который ехал с двадцатью всадниками [на поиски] заблудившегося [воина]. Он умолял меня: «Завтра мы составим вам компанию, а сегодня пусть наши кони отдохнут. Завтра выедем вместе». И я остался. Когда на следующий день утром мы собрались в путь, великий малик сказал: «Раз вы едете, почему бы и нам не поехать. Подождите еще сегодня. Завтра утром отправимся в путь вместе». Таким образом, в тот день вновь вышла отсрочка. Через день великий малик выехал вместе с вашим покорным слугой. Свернув на дорогу, [ведущую] в Систан, мы садами направились в Хауздар. Малик Шах-Хусайн сын Малика Касима уехал в крепость Хауздар и привез с собой местных раисов: Раиса Хусайн-’Али и Раиса Шамс ад-Дина. Вместе с ними мы въехали в крепость и заставили их сняться с места. Было там почти триста семей. Неожиданно из Систана пришел ложный слух о том, что Малик Мухаммад, совершив набег, возвращается назад. Поневоле мы заставили тех людей сняться с места и приехали в крепость Тракун. По воле случая на пятый день Баки-хан сел на коня и [выехал] из Бунджара. В тот же час ему на помощь от Вали-Мухаммад-хана прибыли еще двести человек. Весь народ Пушт-и Зириха из-за плохого обращения Малика Мухаммада объединился с Баки-ханом и выехал с ним. По злой воле рока Малик Мухаммад, /383/ возвращаясь назад, ступил [на дорогу] в обратном направлении. В это время подъехало узбекское войско и [войско] Пушт-и Зириха. Если бы он поехал прямой дорогой, можно было бы вернуться не опозорившись. Глаза всех почему-то отвернулись от прямого пути. Они вступили в пустыню с правой стороны и ехали по пересеченной местности среди ям, в большинстве из которых стояла глубокая вода. Узбеки, видя их трусость и малодушие, дерзнули сразиться с ними. Было около пяти-шести тысяч семей из Хусайнабада, Ханака и Гармсира, которых узбеки переселили в Пушт-и Зирих. Эти люди для придания храбрости войску Малика Мухаммада вошли в [число] его воинов, а их жены и дети застряли среди ям, [наполненных] водой, и среди непролазной грязи дорог. [Отовсюду] доносились вопли и стоны. Узбеки заняли сушу с краю от воды. Часть [из них] спешилась вместе с систанцами. Они преследовали этих несчастных, обездоленных людей, загоняя их в воду. Неприятель окружил их. Они были собраны [все] в одной яме. Стрелки-узбеки, поднявшись на возвышенность, взяли их под прицел мушкетов. Сражение продолжалось с раннего утра до самого полудня. После того они потерпели поражение. Были убиты почти 1500 человек из Зириха и Рамруда, из [числа] старых нукаров [великого] малика и [других] маликов. В том числе погибли Шах-Валад, Малик Мухаммад сын Малика ‘Али и Шах-Хусрау. Шах-Хабибаллаха схватили, Шах-Абу Исхак был ранен. Малик Мухаммад [тоже] был ранен в поясницу и в голень. Амир Махмуд хитростью вынес его оттуда. Малик Мухаммад с великим трудом шел вброд среди воды два фарсаха. Кто-то помог, и он выбрался. Из накибов Зириха были казнены накиб ‘Али, Амир Мухаммад-Салих и накиб-шахи-Баги, которые были главнокомандующими, и двести [других] накибов.

Когда мы вернулись из Хауздара на службу к великому малику, был полдень. Из степи появился пеший [путник]. Мы, сторожившие крепость все дни, сказали: «Человек этот голый!» Потом выяснилось, что это был накиб ‘Али сын /384/ Мухаммад-Хусайна-мустауфи, он был ранен и бежал с поля сражения. Он и принес весть о разгроме войска. Стоны и вопли находящихся в крепости Тракун достигли небесной цитадели. Во время вечерней молитвы стали прибывать толпами раненые и раздетые [воины]. Они сообщали, кто убит, кто остался в живых. Во время последней вечерней молитвы мы отправили в степь людей и коней. До того как настало утро, пришли Малик Мухаммад и Шах-Абу Исхак. Известие о разгроме подтвердилось. Сыновья Шах-Валада, Шах-Хусрау и Шах-Кубад, выехали за своим отцом. Услыхав известие о его гибели, вернулись домой несчастные и отчаявшиеся.

Мать Шах-Хабибаллаха, [узнав], что сына ее схватили, лишилась чувств. Жители Зириха и Рамруда громко плакали по причине случившегося с накибом ‘Али, Мухаммад-Салихом и военачальниками. [Легендарные события] — гибель сыновей Гударза и сражение на склоне [горы] Албурз{593} — стали былью в крепости Тракун. К [одной] скорби великого малика в крепости Тракун мы добавили другую. Временами великий малик вспоминал слова, сказанные мною для виду Малику Мухаммаду (они сбылись на деле), и удивлялся. Временами из всевидящих глаз ручьем лились слезы скорби [и] печали по погибшим жителям крепости. Крепость была объята великим страхом. Целый месяц продолжалось оплакивание [погибших]. Через месяц, приложив пластырь на раны людей, лишившихся своих близких, мы с помощью увещеваний, наставлений и милосердия запретили людям лить слезы и предаваться скорби.

Малик Мухаммад пролежал в постели четыре месяца. Случившимся был нанесен страшный урон делам [местных] маликов. Ежедневно из Кал’а-йи Фатх приходило известие, что [там] не осталось продовольствия, что узбеки собрались в крепости Тракун и помышляют об осаде. Благомыслящие систанцы и благожелатели прислали тайно к Малику Махмуди гонца: «Это сборище затевает осаду. Мы твердо знаем, что у вас нет продовольствия. Если после бесполезного сражения будет открыт путь к миру, то отдайте им одну крепость, а [себе] возьмите один-два округа, что в окрестностях Тракуна, дабы в вашу крепость поступало зерно. [Тогда] вы сможете продержаться еще два года. Если ссора будет [продолжаться], вы потеряете все крепости».

Малик Махмуди передавал эти вести [малику], пока он сам не обратил внимание. /385/ Поскольку было предельно ясно, что Мир Бабаш, брат Мира Кутлуга, и Дусти-атака принадлежат к старейшим воинам и приближенным султанов Турана и приехали в крепость Тракун для подготовки [договора] о мире, было решено, что оба великих эмира будут находиться у нас в крепости, чтобы день изо дня в Кал’а-йи Тракун шло из Кал’а-йи Фатх продовольствие, [прибывали] люди. Округа Хауздар, Кундар и Рамруд оставили родственникам [великого] малика. Со всей поспешностью мы вывезли зерно из тех округов. В крепости Тракун [теперь] скопилось много припасов. Зерно из Кал’а-йи Фатх было подвезено [к крепости Тракун]. Родственники и мулазимы Малика Махмуди спокойно переехали в эту крепость. Поскольку в крепости [Кал’а-йи Фатх] никого не осталось, семью накиба Махмуда Сарабани тоже перевезли в крепость [Тракун]. Малик Махмуди, оставшийся один со своими двумястами стрелков, тоже приехал в счастливую крепость Тракун. После двух-, трехдневного угощения навваб малик, наградив Мир Бабаша и Дусти-атака почетным платьем, отпустил [их]. Они осели за пределами крепости Тракун, разбив палатки рядом с ветряной мельницей, на небольшом расстоянии [от крепости]. [Сей] раб, узнав об этом, встревоженный, отправился к [великому] малику: «Зачем же вы отпустили бахадуров? Еще тысячу харваров нашего зерна осталось на месте!» — «Мы отпустили их, — сказал великий малик. — Вторично звать их в крепость бессмысленно».

[Сей] бедняк сел на коня и поехал к ним сам: «Сегодня в моем доме — угощение. Все готово, приезжайте, посидим. В конце дня оттуда мы проводим вас».

Простодушные бахадуры вместе с нами приехали в крепость. Тотчас был назначен человек, чтобы привезти в крепость их мулазимов. Бахадуры, проведав, что за угощение ждет их, начали проявлять беспокойство, но пользы это не принесло. В конце концов они назначили часть своих людей привезти в крепость на верблюдах и ослах Систана все зерно. Через 20 дней мы отпустили бахадуров. Если бы они уехали [тогда], в крепость не поступило бы ни мана зерна.

/386/ Во всяком случае, благодаря этой хитрости еще целый год мы [жили] в той крепости, проводя время в пирах и беседах о книгах. Зерна было много, плодов попадалось мало. Финики и грецкие орехи привозили из Мекрана и Сархадда. Временами Ишим-бий тайно присылал баранов, рис, топленое масло. Баки-султан не слишком старался воспретить [ему] это делать. Хождение караванов сократилось. В месяц рамазан в распоряжении [великого] малика был лишь один баран, откормленный на убой. Прошел месяц рамазан. Курдюк и жир того барана тоже использовали для [приготовления] еды для малика. Можно себе представить, каково было положение остальных людей. Несмотря на это, клянусь Всевышним, мы вовсе не огорчались и не обижались. Время проходило в [воздаянии] хвалы Господу, да возвеличится имя его! [Полная] противоположность временам нынешним, когда несметные богатства, состояние накопительства, получение тысяч и тысяч [доходов] проистекают от помыслов о торговых сделках и накопления имущества{594}. Друзья, которые всегда, словно Плеяды, собирались вокруг той свечи на пиру маликов, теперь, как созвездие Девы, удаляются. Участники маджлисов, нить союза которых была ровна, как шнурок четок аскета с нанизанными на него ста бусинами, выпустив из рук сдерживающую нить обстоятельств, растеряны. Извечная мудрость гласит: «Раздор является поводом для союза огорченных сердец, а накопление средств служит поводом для раздела имущества (?) друзей. Того, в чьем сердце поселилось пристрастие к бренному миру, покинуло благополучие. В чьем сердце закипела страсть к накопительству, пламя [иных] желаний погасло».

Одним словом, конец 1005/1597 г. вплоть до Науруза 1006/ 1597 г.{595} прошел в крепости Кал’а-йи Тракун. В то время желанием [сего] раба было [совершить] поездку в Ирак. Поскольку навваб [великий] малик вернулся из Ирака ни с чем, он принял решение об отправке в Индию достойных доверия людей. С согласия [малика] и по его желанию со временем я отправил в Бам с людьми, знающими дорогу, все имущество, какое было у меня, и своих слуг. [Великий] малик говорил: «Мы с Маликом Махмуди едем в Индию, вы же поезжайте в Ирак. Тот, кто добьется помощи, /387/ вызволит из рук туранских мятежников женскую часть [семей] маликов. Они решили, что Малик Мухаммад с этого дня будет защитником женской половины [семьи малика] в крепости Кал’а-йи Тракун. Когда подошло время нашего отъезда, к воротам крепости с посланнической миссией подъехал Суфи-мирза{596}, мутма‘ан ад-даула Дин-Мухаммад-хана в сопровождении ста всадников. Для него разбили палатки и устроили угощение за стенами крепости. Той же ночью из Кирмана прибыл Шайх Джаза’ири, проводник из наших мулазимов, с тем чтобы с нами вместе ехать в Кирман. Мы собрались было сесть на коней, когда от малика пришли Шах-Абу-л-Фатх и накиб Мухаммад-Хусайн мустауфи: «У ворот крепости расположился Суфи-мирза. Если вы выедете из крепости, он может схватить вас. Потерпите, пока мы отпустим его. [Тогда] вы выедете».

Мы отложили поездку на два дня. Когда Суфи-мирза уехал, Малик Мухаммад привел к себе Шатир Мухаммад-Хусайна, своего слугу. Он длительное время состоял при конюшне великого малика. Конюшие увезли его обратно. Малик Мухаммад обидел конюших [малика], и [великий] малик обиделся. Во дворе [малика] поднялся крик. Подошел Малик Мухаммад и стал дерзить, что противоречит обычаю младших [в разговоре] со старшими. [Сей] раб узнал и с трудом увел [Малика Мухаммада] домой. Потом пошел к [великому] малику и с помощью извинений и увещеваний снял огорчение с его благородной души. Когда событие обернулось таким образом, Малик Мухаммад забыл о [данном им] слове сохранять спокойствие в Кал’а-йи Тракун, посадил своих людей на коней. Дочери Малика Наср ад-Дина вместе с Шах-Абу Исхаком, младшим сыном Малика Касима, брат которого, Шах-Хусайн, за три месяца до этого события увез свою семью в Кандахар (младшая дочь Малика Наср ад-Дина находилась в доме Шах-Хусайна), благодаря этому родству направились в Кандахар, покинув вместе с ним крепость. На следующий день Мирза Ма’или, тоже водрузив свой дом на колеса, уехал в Сарабан. Камень раздора упал между маликами. Зирихцы один за другим уезжали на свои места. Жители Рамруда отбыли в Рамруд и занялись возделыванием земли.

/388/ Однажды вечером я находился в своем доме. У меня было намерение уехать в Кирман. Про себя я размышлял: «Поездка, которую мы задумали, не состоялась. Малик Мухаммад оказался слабым и не поладил с [великим] маликом. Из-за боязни оставаться в крепости явил непокорность. В настоящее время сохранение царского достоинства зависит только от великого малика. Лишь ты и твой брат, Малик Махмуди, можете поддержать его». Я думал о своей поездке в Кирман: «Что-то из всего этого выйдет?», [как вдруг] во дворе раздался чей-то голос: «Встречайте, гость идет!» Те, кто был в доме, разошлись. Вошел великий малик и, обиженный, сел. Мухаммад-Хусайн мустауфи начал плакать и жаловаться: «Вас осталось трое: [великий] малик, Малик Махмуди и ты. Чего ждать от других? [Разве] сейчас время уезжать в Кирман и оставлять малика одного?»

[Сей] бедняк отвечал: «Я собирался это сделать в интересах [великого] малика. Теперь же уехали все [мои] слуги и [вся моя] собственность. С собственностью [сего] бедняка дело обстоит просто. Но помимо всего уехали две мои сестры, и это заботит меня. В противном случае я не стал бы уклоняться от выполнения воли малика».

Малик сказал: «Я пойду и попрошу извинений у родственников Шах-Валада».

Малик пошел туда и упомянул слова извинения. Они отвечали: «Наша цель не в [сборе] имущества и [наших] людей. Куда поедет наш брат, мы поедем [вместе с ним]!»

Великий малик вернулся радостным. Договорились, что в Кирман мы не поедем, будем сопутствовать великому малику, куда бы он ни направился: «Куда бы ни держал путь тот стройный кипарис, мы будем служить [ему]!»

Одним словом, мы махнули рукой на свою собственность, отправленную в [Персидский] Ирак. На следующий вечер с четырьмя-пятью [слугами], чьи ковры, постель и одежда остались, погрузились на четырех коней. Посадив на коней своих людей и свою сестру, которая осталась одна после гибели Шах-Валада и его сыновей, Кубада и Хусрау, и кончины дочери, и вместе с великим маликом, спутниками которого были Шах-Абу-л-Фатх, Шах-Хусайн, Мирза Мухаммад-Заман и два-три человека из его мулазимов-зирихцев, как, например, ‘Али Хайр ад-Дин, Касим-стрелок и Раис Джамал, мы направились в Кандахар. В тот же час Малик Мухаммад укрепил крепость. В крепости находились два узбека-лазутчика под видом странствующих дервишей. /389/ Они бежали. [Малик Махмуди] отправил [за ними] человека. Тот одного схватил, другому же удалось ускользнуть. В полночь Телим-хан, находившийся в Хауздаре, узнает об этом и посылает дорогой на Сарабан ‘Абд-каравул-биги{597} с тремястами конников, чтобы они перекрыли [нам] дорогу в окрестностях Гармсира. Халман диван-биги отправил следом еще триста конников. Ту ночь мы ехали быстрым ходом, пока не достигли плотины Банд-и Булва-хан. За день мы проделали еще некоторый путь. Ехали вблизи р. Хирманд, когда внезапно к нам подъехали Накди-таббах и Малик Шах-Хусайн сын Шах-’Али, которые были сзади. Они утверждали: «Мы видели узбеков, сейчас они подъедут следом [за нами]». Случилось так, что Малик Мухаммед, который уехал со своими людьми, заблудился. Узбек, ехавший по нашим следам, увидел их тени и решил, что это — [великий] малик и [сей] раб. Когда мы услыхали об этом, великий малик стал волноваться за женскую половину семьи. Он сказал [сему] рабу: «Сию минуту [этот] мятежник подъедет, и тогда уже не станет сил что-нибудь предпринять. Я знаю, ты будешь виновником гибели своей сестры и [других] родственников. Мы, и Шах-Хусайн, и два-три оруженосца будем охранять устье реки. Вы же, после того как закончите дела с женской половиной семьи, окажите помощь мне: убейте мать Хамзы-мирзы и двух моих сестер и спустите их [тела] на воду вместе с остальными. У сестры Хамза-мирзы есть ребенок. Ее тоже бросьте в реку вместе с ее ребенком. Если узбек убьет нас, вы и Хамза-мирза бросайтесь в реку. Быть может, вам удастся благополучно переправиться и куда-нибудь уехать». После этих наставлений мы решились на такое страшное дело ради благополучия малика. Простившись друг с другом, мы поехали к берегу реки. Мать Хамза-мирзы сказала своему сыну: «Скажи своему дяде, брату отца, у нас, жен, у всех есть с собой опиум. Каждая съест пять-шесть мискалей{598} опиума. Натянув на голову чадру, мы прыгнем в воду. Но сделаем это тогда, когда узбеки подъедут близко к нам. Тогда, уповая на Бога, поезжайте вперед и прыгайте в воду в том месте, где /390/ есть переправа». Я согласился [со словами] этой отважной женщины и остальных жен [малика]. Малик встал у устья реки, [сей] раб — на берегу реки. Все стояли, ожидая смерти. До самой вечерней молитвы не было никаких признаков [появления] противника. Тогда я подъехал к [великому] малику и сказал ему: «Эти всадники так и не появились. Надо разузнать, в чем дело. Два-три человека пусть продолжают сторожить у устья реки, а мы с вами немного проедем вперед и посмотрим, что случилось». Малик погнал коня, и мы поехали с ним вперед. Проехали половину фарсаха{599} и не обнаружили никаких следов противника. Той же ночью вернулись назад к своим людям. В первом часу ночи, накормив коней ячменем, мы поскакали галопом. До самого рассвета нигде не останавливались. Дали немного передохнуть лошадям и вновь отправились в путь. После полуденной молитвы мы были в двух фарсахах от селения Банадир{600}, первого во владениях чагатайцев. Селение это было благоустроенным.

Неожиданно следом за нами подъехали группа [людей], в их числе Шайх Ахмад и Мир Касим. Они крикнули: «Узбеки!» В это время полил страшный ливень, такой, что один не видел другого. Несколько человек отъехали в сторону. Навваб [великий] малик со своим гаремом, [его] сестра и Хамза-мирза попали на дорогу, которая привела их в крепость селения Банадир. [Сей] бедняк, часть женщин моей семьи и семьи Шах-Абу-л-Фатха, а также часть людей [великого] малика оказались в другой стороне. Из помощников [с нами] были накиб ‘Али сын Мухаммад-Хусайна мустауфи, Пахлаван ‘Али Каманча, Мир Касим и Шах-Абу-л-Хасан сын Шах-Абу-л-Фатха, которому было десять лет. Мы поспешно уехали. Преславный и всевышний Бог, заступник и помощник рабов [своих], сохранил жизнь и честь этих людей, которые всегда были благожелателями мусульман. Два часа спустя, убереженные от козней врагов, мы въехали в крепость Банадир. Великий малик пришел в полный восторг. Мы наконец могли передохнуть после перенесенных трудностей пути, воздав благодарность Аллаху. Шах-Абу-л-Фатх и Мир Вайс, которые были с верблюдами, /391/ несмотря на столкновение с узбеками, благополучно прибыли в полночь. Узбеки, увидев их, вообще не обратили на них внимания и продолжали гнать [своих коней], чтобы сначала устранить великого малика и его спутников. После того и верблюды и имущество достались бы им.

Сей бедняк рассказывает. Отряд узбеков составляли те люди, что приехали с ‘Абдом, начальником сторожевого отряда, в соответствии с распоряжением великого хакана Дин-Мухаммад-хана. Халман диван-биги, как только заметил множество людей Малика Мухаммеда, вообразив, что это — великий малик, подъехал [к ним]. Между [ними] была полноводная и глубокая река Рамруди{601}. Малик Мухаммад попал в безвыходное положение — перед собой он увидел двести-триста узбеков, а путь до Гармсира был дальний. Проще всего было вернуться назад, да и путь короче. И он вернулся, сопутствуемый счастьем и удачей. В это время начался ливень. Ночь, которая является покровом и хранительницей тайн, облачилась в платье цвета амбры: «и мы сделали ночь покровом»^[139]. Кромешная тьма ночи бросила канат спасения тем растерявшимся людям. Утром Малик Мухаммад достиг ворот крепости. Произнеся «С благополучным возвращением!», он въехал в крепость. Халман-[бахадур], потеряв надежду, уехал на службу к Дин-Мухаммад-хану.

Два дня мы пробыли в местечке Банадир, отдохнув от дорожных тягот и от страха за [свою] жизнь. Остановка была сделана в селении Кал’а-йи Сафар{602}. Из Кал’а-йи Сафар случилось [прибыть] в крепость Кал’а-йи Лаки{603}. Из Кал’а-йи Лаки мы выехали в крепость Кал’а-йи Буст. Правитель тех мест, Хатим-бахадур, вышел встретить [нас], явив расположение и радушие. С известием [о нашем приезде] он направил гонца в Кандахар. В Кал’а-йи Буст мы оставались пять дней. Туда пришла весть о здравии [наших] родичей и о благополучном прибытии Малика Мухаммеда в крепость Кал’а-йи Тракун. В тот день, когда Хатим-бахадур увез [великого] малика на охоту, во время их возвращения в крепость неожиданно приехал Хамза-мирза и привез весть о кончине ‘Абдаллах-хана, властелина Турана{604}. Внезапно из Герата прибыл некий человек и рассказал правду [о случившемся]. Несмотря /392/ на то что многие годы систанцы, утомленные жестокими страданиями, сбитые [с пути] превратностями судьбы и блуждающие в долине оцепенения, мечтали о том, чтобы находиться в Систане, где бы к ним пришла радостная весть об избавлении [от узбекского господства], великий малик постоянно говорил: «Жизненный путь ‘Абдаллах-хана закончится в тот день, когда мы выедем из Систана!» И хотя мы всегда ждали вести о [его смерти], теперь, когда родина была покинута, нам стало грустно от этого известия:

Вместе с великим маликом мы дивились превратностям судьбы и происходящему в сей небесно-голубой крепости:

* * *

Одним словом, высокородный хан Шахбек-хан{606} прислал своих уважаемых людей встретить [нас]. Приехали Ходжа Мухаммад-Му’мин и Ходжа Хаджи, сыновья Ходжи ‘Али Гуркани, преисполненные сочувствия [к нам], приняли [у нас] поводья и припали [к нашим] стопам. Отец их уехал из Систана в Кандахар и там разбогател. Все их родственники в Кандахаре были исполнены надежды. Цель их приезда в Гармсир на службу к великому малику состояла в том, чтобы [малик] остановился в их доме в местечке Гуркан{607}. Слуги великого малика уехали в селение Гуркан и остановились в доме Ходжи ‘Али; [сей] раб и Шах-Абу-л-Фатх расположились в доме Шах-Хусайна Гуркани. /393/ На следующий день приехали чагатайские султаны и увезли малика в город. Шахбек-хан привел в порядок белый айван и здание арка и устроил такой пир, что Венера в беседе с небом сокрушалась о том, что она не на земле{608}. На том собрании присутствовали ряд певцов и поэтов, чагатайская знать, кабульцы, кандахарцы, отмеченные [печатью] учености, знаниями и пониманием тонких мыслей. Поскольку у Шахбек-хана была давняя дружба с [сим] бедняком, верховный малик, узнав [об этом], усадил всех [своих] спутников на почетные места. Шах-Хусайн сын Шах-Касима уже давно находился в Кандахаре. Между ним и высокого достоинства ханом Шахбеком из-за коня вышла небольшая размолвка. К тому же он продал того коня кому-то из чагатайских эмиров. Хан в шутку сказал [сему] рабу: «Вы всех своих спутников посадили на почетные места! Дайте же почетное место и Шах-Хусайну сыну Шах-Касима!» — «Он — двоюродный брат Малика Махмуди, — ответили мы, — и самый почитаемый из родственников!»

Навваб хан и навваб [великий] малик отправились в собрание и сели на большую подушку. Остальные расположились в удобных для них местах. [Хан] стал класть земные поклоны и оказывать такие почести [великому] малику, выше которых невозможно себе представить. Мы оставались в городе три дня. Каждый следующий день тот высочайший хан вел себя с великим маликом иначе, чем в предыдущий, всякий раз доставляя [малику] удовольствие. Через несколько дней после того, как [великий] малик уехал в селение Гуркан, он послал [сего] раба к хану с просьбой о помощи. Навваб хан попросил у меня отсрочку на несколько дней и стал готовить войско, чтобы послать его [с маликом]. Сорок дней малик предавался удовольствиям и наслаждался жизнью, разъезжая по садам Кандахара и Баба Хасан Абдала{609}. Через сорок дней войско было готово. Начальниками войска из чагатайцев назначили Фулад-султана могола и Шах-Мухаммад-бека Бадахши, из кызылбашей — Аллах-кули-бека джата, Хайдар-султана и Хасан-султана сийах-мансура{610}. С ними он отправил две тысячи конников, жаждущих сразиться. [Сего] раба вместе с Хамза-мирзой оставил [у себя] в качестве заложников за [предоставленное] войско. Навваб великий малик отбыл в Систан, /394/ в крепость Кал’а-йи Тракун.

После приезда Малика Мухаммеда и распространения известия о кончине властелина Турана Малик Махмуди с Маликом Мухаммедом уехали в Кал’а-йи Сабз. В том месте сосредоточилось огромное войско. Там находились Амир Мухаммад-лала, Амир Саййид-’Али, Амир Мухаммад-Касим, Амир Максуд Казаки и Амир Хайдар. Великий малик [тоже] выехал туда. Высокого достоинства хан, отправив войско [с маликом Систана], направил посла к Дин-Мухаммад-хану: «Малик собирается вывезти [из Систана] свою семью и своих людей, страну и [свой] пост оставляет вам. Он ищет покровительства у шаха. Поскольку доверия к узбекам не было, мы предупредили: не дай Бог, они затеют с ним спор и дело дойдет до мятежа. Зачем затевать дело, которое может окончиться смутой и мятежом?»

Поначалу Дин-Мухаммад-хан приложил все старания, чтобы отправиться на войну. В конце концов [к нему] пришла группа старейшин и старожилов: «Этот человек оставляет крепость и уезжает. Что вы хотите от него?»

[Дин-Мухаммад-хан] одобрил эти слова и отказался от ссоры. Малик выехал из Кал’а-йи Сабз. Мужи из Кал’а-йи Сабз, как, например, Амир Мухаммад и ряд [других] людей, имена которых были названы, стали умолять, чтобы он повременил до послеполуденной молитвы, пока «не раздобудем лошадей и верблюдов и не присоединимся к вам». Чагатайцы не стали ждать ни одной минуты, все сели на коней. В крепость Тракун они не поехали, а приблизились к ней примерно на расстояние одного фарсаха. Поневоле [великий] малик и Малик Махмуди уехали.

Вот рассказ о Малике Мухаммаде. Когда он приехал в Кал’а-йи Сабз, заважничал. Решил до прибытия [великого] малика в Систан отвоевать Кал’а-йи Фатх. Много колебался, [потом] успокоился, уехал с отрядом в Сарабан, чтобы взять Кал’а-йи Фатх. Узбекское войско Ишим-бия прибыло с Халман-бахадуром и рядом других [предводителей], почти двести человек. На берегу [возле] переправы Махмуд-и Сархадди они завязали сражение. Часть людей из Тракуна, подвергшихся в тот день наказанию, обратились в бегство. Войско [Малика Мухаммеда] потерпело поражение. Войско узбеков предприняло атаку. В тот [самый] час Амир Мухаммад-Амин сын Амира Саййид-’Али Турбати, который был мулазимом узбеков, подъехал к [Малику Мухаммаду]. Тот, не поняв [его намерение], /395/ изрубил его на куски. [Затем], пустив коня вскачь, прямо с конем прыгнул с той высоты в [реку] Хирманд. Каков был прыжок, таково было погружение! Даст Бог, о нем будет рассказано [в дальнейшем].

Таким образом, Малик Мухаммад, опасаясь тех людей, вернулся кандахарской дорогой и все-таки ими же и был убит:

По смыслу эти стихи [соответствуют] назидательному изречению царя святости{612}, повелителя правоверных ‘Али:

Его день подошел к концу. Эмиры с большой грустью в другой раз оставили Кал’а-йи Сабз. Каждый уехал в какое-нибудь уединенное место. В следующий раз, когда великий малик приехал в Кал’а-йи Сабз по случаю траура систанцев, он увез Малика Махмуди. Предложил увезти и эмиров. Эмиры раздумывали относительно поездки, когда пришло известие о прибытии султана Телима. [Великий] малик не смог остаться до послеполуденной [молитвы]. Кратко о делах эмиров. Чагатайское войско направилось к крепости Тракун. [Великий] малик выехал следом за чагатайским войском. Вместе с родственниками он поехал в крепость Тракун. Всех [находившихся] в крепости Тракун людей переселил. Кроме 50 стрелков из мушкета, которые были там с давних времен, никого не оставил. Словно [на крыльях] ветра отправился в Кандахар по берегу р. Хирманд. За короткое время доехал до Кандахара. [Сей] бедняк и Хамза-мирза выехали навстречу. Мы были рады встрече. Малик был склонен построить из тростника и дерева жилища посреди Аргандаба{614} там, где не было воды и был приятный воздух. [Сей] раб воспротивился. В конце концов [великий малик] остановился среди виноградных садов Сафидрудана{615}. [Сей] раб выехал из Гуркана и снял дом в Панджвайи почти по соседству с великим маликом. /396/ Шах-Абу-л-Фатх уехал от [сего] раба, выбрал место возле великого малика и спокойно предался молитвам Всеведущему Царю и изъявлению благодарности [Аллаху]. Навваб [великий] малик беспрестанно заводил разговор с Маликом Махмуди и [другими] родственниками относительно поездки в Индию. Много раз он посылал [сего] раба к хану. Высокого достоинства хан всякий раз откладывал [решение вопроса] и приводил отговорки. [В течение] нескольких дней из-за клеветы Хайдар-султана, который донес Шахбек-хану, будто [великий] малик имел желание остаться в Систане и что он платил его мулазимам месячное содержание, имела место обида. Шесть месяцев положение оставалось таким.

В то время, которое было расцветом юности и началом наслаждения жизнью, обольстительный свидетель дома красоты, искусный наездник на арене красоты и неги, сладкоречивый Хосрой, Маджнун с улыбкой Лайли, [обладающий] похвальными качествами и достоинствами Мухаммад-Шариф-бек Бадахши{616}, который появился словно рубин из бадахшанской жилы, недавно попал в Индию, так как ‘Абд ал-Му’мин-хан, правитель Балха, услыхав рассказы о красоте и привлекательности той только что распустившейся розы юности, пожелал увидеть его. Его отец, когда [‘Абд ал-Му’мин-хан] прислал приказ с вызовом [сына], уклонился [от исполнения его] и отправил сына в Индию к Бабур-бахадуру{617}, дяде матери. ‘Абд ал-Му’мин-хан послал [вдогонку] 300 всадников. Настигнув их, стали сражаться и были разбиты. Потерпев поражение, вернулись назад. Мухаммад-Шариф попал в Индию. Его дядя по матери был нукаром императора [Индии]. Между тем Бабур-бахадур скончался, и его должность пожаловали Мухаммад-Шариф-беку. Он был удостоен [также] должности стольника. Шахбек-хан заботился о той единственной жемчужине, как о собственном сыне. Поскольку его дом находился вблизи дома Раиса ‘Али, когда мы приезжали в город, оказывались его соседями. После знакомства [внешнего] состоялось знакомство духовное. Бедное сердце попалось в благовонные сети той газели. Тихие напевы [в ладу] ‘ушшак на кануне{618} любви стали столь громкими, что исполнители мелодии рахави{619} четвертого макама /397/ напевали в уши влюбленных возбуждающие страсть газели на мотив плача и рыдания. Мой рассказ — притча для влюбленных, для возлюбленных легенда моей любви стала [рассказываемой] в ночное время сказкой. Со временем эта мелодия достигла ушей хана. Джаты из Мавераннахра обливались потом зависти. Поскольку навваб [хан] знал мое состояние, то он удержал приближенных [от каких-либо действий]. Из-за лицемерного отказа от всего мирского я вступил в обитель суфиев, приняв из рук того дающего отраду возлюбленного чашу с красным вином. Большей частью он приходил в мой дом. Я же был более склонен ходить к нему домой. Поскольку в соответствии с чагатайским обычаем у меня были [длинные] волосы, то я ежедневно приглаживал их и смазывал небольшим количеством жира, чтобы от них пахло так же приятно, как от его волос. [Масло] делало мои волосы жирными. От масла улучшалось мое настроение, а веселящее лекарство ярко-красного цвета придавало моему темпераменту живость. Он подавал мне несколько пиал огненной водки и вина цвета расплавленного рубина. Оно так разжигало румянцем щеки на лице моих надежд и мечтаний, что я мог бы состязаться [по их яркости] с солнцем. Так проводил я ночь, чернота которой крепко опоясывала мою жизнь поясом любви. [Сей] раб напевал следующие стихи:

Поскольку ежедневно он бывал один-два часа на приеме у хана и прислуживал ему, то большей частью я встречался с ним в собраниях хана. Когда же маджлис заканчивался, он приходил домой и [там] завершал тот день. Конец дня мы проводили в прогулках по саду. Когда наступала ночь, он проводил ее в соответствии с написанным указом. Так текла жизнь в течение восьми месяцев. С места ночной молитвы, совершаемой наедине, я пришел на улицу [суфийской] обители и избежал лицемерия и отречения от мира. Меня терзал страх. Любовь разбудила в разбитом сердце сильную страсть и залечила душу павшего духом. Действительно:

В то время эти самые дни составляли сущность моего бытия, время расходовалось столь расточительно, что, сколько ни окидываю беспристрастным взором течение скоротечного времени и [свои] дела за прожитую мной жизнь, лучших дней для меня не было. Исключением является поездка в Хиджаз, постижение [смысла] ритуального хождения вокруг [восточного] угла [Ка’бы] и мест, обязательных для почитания.

Великий малик и мы шесть месяцев оставались в Кандахаре вместе со [своими] почтенными родственниками в нерешительности. Несколько раз, когда [великий] малик особенно настаивал на поездке в Индию и посылал [своих] людей [к хану], высокого достоинства могущественный хан не соглашался на отъезд малика в Индию и говорил: «Сегодня путь служения сему императору происходит иначе, чем...{621}. Принцы, приехавшие [ко двору императора] со всех сторон [света], подобно низким [людям], стоят на солнцепеке с утра до вечера и служат мне. Я слышал это от людей, которые ранее побывали на службе императора Хумайуна и видели [воочию] его дружеское обхождение с Маликом Султан-Махмудом, правителем Нимруза. Я вообще не одобряю поездку великого малика в Индию. Слышал я [также], каким образом преуспевающий светлейший наместник обошелся с верховным правителем [Систана]{622}. Принимая во внимание все сказанное, я не соглашусь на поездку [великого малика] в Индию. Другим маликам, желающим получить чины, поездка в Индию и служение ее императору уместны». Те малики, которые испытывали страсть к накопительству и алчность, с утра до вечера подстрекали верховного малика к отъезду. Пишущий сию рукопись, исходя из здравого смысла, день за днем почтительно доводил до сведения малика, что в скором времени что-нибудь произойдет, что заставит [его] вернуться [в Систан]. И вот в один из вечеров, когда верховный правитель сделал остановку в предместье Панджшира на берегу какого-то канала в тени дерева, в [самом] начале ночи между родственниками произошел тревожный разговор о причинах и целях («почему» и «зачем») этого небесно-голубого свода. Большинство маликов говорили о [сем] рабе, которого /399/ обвиняли в оттягивании поездки [в Индию]. [Сей] раб и Малик Махмуди от избытка печали и скорби расположились на несколько шагов дальше остальных. Некоторое время спустя приехал верховный правитель и увез нас с собой туда, где приготовили пристанище [для него]. Там мы отдохнули. Когда минула полночь, подъехали два всадника и попросили воды. Слуги, а они были систанцами, представили их, и они рассказали: «Вот уже сорок дней, как шах, защитник веры, одержал победу над Гератом{623}. Все дни, когда он занят игрой в поло или развлекается стрельбой из лука, вспоминает малика Систана».

Поскольку никто не помышлял о прибытии светлейшего наместника в Хорасан, это известие сначала так подействовало на душу, что сладость мечты больше не вызывала приятного ощущения во рту желания. Мы были оглушены, [как от] грохота большого барабана, и напуганы.

[Одним из приехавших] был Салих-мясник, неоднократно приезжавший в Систан торговать. Он был [нашим] знакомым. Другим — Тахмасп-кули ан-нават, он тоже разъезжал туда-сюда. [Сообщенная] им в то утро радостная весть [сняла] с сердца пыль разговора с криводушными [людьми]. Великий малик воздал должное справедливости и приготовился [принести] извинения. Благодарение Богу, путь благодарностям и жалобам был перекрыт. Утром из Систана прибыл слуга Мира Касима сына Амира Мубариза ‘Али и подробно живописал смерть ‘Абд ал-Му’мин-хана, грубое заявление Дин-Мухаммад-хана, его временное восседание на престоле Герата [в течение] пяти дней, прибытие августейшей свиты и его разгром{624}. Когда мне случилось беседовать с Шахибек-ханом, справедливый хан из расположения к нам очень упорствовал в запрете ехать [в Индию]. Он советовал: «Если светлейший наместник уедет из столичного города Герата, вы не ездите [в Герат] к верховному эмиру, это задержит вас и дела будут отложены. Вы поезжайте [в Ирак] к шаху!»

Прочитав первую суру Корана, великий малик выехал из арка Кандахара и приехал на стоянку Панджвайи и Сафидрудан. Два дня спустя, /400/ взяв себе в попутчики [сего] раба и Малика Махмуди, он [продолжил путь]. Малик Шах-Хусайн сын Малика Касима, уехавший в Систан за несколько дней до этой истории, с тем чтобы оттуда выехать в Ирак, привел в Кандахар несколько лошадей. Его брат, Шах-Абу Исхак, ехал с нами до крепости Кал’а-йи Буст. Там он переселился в мир вечности. У него заболело сердце, и от этого недуга он в тот же день скончался. Его брат, Малик Шах-Хусайн, заболел в Хауздаре. Удивительное состоит в том, что за одну неделю умерли оба брата. В той поездке с нами были также Мирза Мухаммад-Заман и Шах-Хусайн сын Малика ‘Али. В соответствии с распоряжением жена и люди [великого] малика и жены других маликов оставались в Кандахаре. В Кандахаре также остались Малик Абу-л-Фатх, Хамза-мирза и ряд других маликзаде, как-то: Малик Йахйа, Малик ‘Аваз и Шах-Муртаза. Шах-Хабибаллах, который [участвовал] в последнем сражении на берегу р. Хирманд возле переправы Махмуд-и Сархадди, где потерпел поражение и утонул в реке Малик Мухаммад, вновь попал в руки узбеков. Бахадуры, как-то: Халман и Ишим-бий, держали его в заключении в Кал’а-йи Фатх. Когда после истребления узбеков они привезли из Кал’а-йи Фатх в Кандахар, то передали его вместе с продовольствием павасе{625}. Поскольку всадник-калам выехал на арену рассказа о приезде [великого] малика и остальных маликов на обряд целования земли у шахского порога и [рассказа] об отношениях, сложившихся после победы над Хорасаном, то нельзя описывать то, что выходит за рамки этой [темы]. [В то же время] невозможно умолчать об обстоятельствах сыновей Малика Абу Исхака, которые являются лучшими из маликов и квинтэссенцией ‘Аджама. Представляется уместным рассказать немного о них здесь в конце ослабления [власти] маликов.

Вернемся к нашему повествованию и расскажем о днях победы над Хорасаном и неоднократных поездках [великого] малика в Систан. Аллах — тот, кто содействует и помогает.

Обстоятельства детей Шах-Абу Исхака

Брат верховного правителя [Систана] Малика Махмуда, Малик Абу Исхак, был юношей красивой внешности, человеком добродетельным, умным, способным, отважным /401/ богатырем, [отличным] стрелком, превзошедшим всех в своей страсти к охоте. В расцвете юности он женился на Биби-бану, дочери Малика Джалал ад-Дина Фарахи. Она родила ему двух сыновей и одну дочь: Малика ‘Али, Малика Мухаммада и Биби-Шахим.

Малик Абу Исхак умер за шесть месяцев до кончины государя Ирана шаха Тахмаспа{626}, да умножит Господь его блеск.

Малик ‘Акибат-Махмуд взял детей брата на свое попечение и любил их больше, чем родного сына.

Малик ‘Али стал молодцем, равного которому не было среди маликов во всем Систане. Не было подобных ему ни по внешности, ни по поведению, проницательности, каллиграфии, безграничной красоте{627}. Через два года после смерти дяди, брата отца, в 1000/ 1591-92 г. он соединился с божественным благословением{628}, как об этом уже было вкратце упомянуто.

Его брат, Малик Мухаммад, за полтора года до кончины брата попал в Индию и удостоился благословенного внимания императора Джалал ад-Дина Акбара. [Император] выдал за него дочь Рустам-хана Атака{629}. От той почтенной женщины у него родился в Индии сын. Он назвал его [в честь отца] Шах-Абу Исхак. После трех лет служения тому высокому порогу [Малик Мухаммад], услыхав известие о смерти своего брата, вернулся в Систан. Никто из маликов не имел с ним согласия из-за крайней [его] неумеренности, излишней щедрости и расточительности, бахвальства [своей] отвагой и бесстрашием. В сражении возле [плотины] Банд-и Маудуд, выдающемся сражении в летописи о подвигах систанцев — история [Систана] со времен Рустама сына Заля и до сегодняшнего дня не знала подобной битвы{630}, — он был [боевым] товарищем [сего] раба и получил два ранения. После сражения он пожелал увезти своих людей в Индию. Малик Шах-Хусайн сын Малика Касима и [сей] раб дали согласие сопровождать его в той поездке. Однако из-за нападения противника, одиночества его светлости верховного правителя, несогласия матери и недовольства брата [сей раб] отказался от своего намерения. Малик Шах-Хусайн сын Малика Касима тоже отменил поездку. По этой причине малик не разрешил [Малику Мухаммеду] везти свое семейство [в Индию], и он выехал из Кал’а-йи Фатх в Индию в одиночестве. [Приехав туда], доложил императору Индии о положении своих родственников.

/402/ Тогда, когда [сей] раб находился в Кандахаре, он прислал ярлык императора, составленный им на имя великого малика, относительно дел Систана. И, как уже коротко описывалось, [Малик Мухаммад] вновь приехал в Систан, сразился с Баки-султаном в пределах Бунджара{631} и потерпел поражение. [В сражении] погибла часть маликзаде. Шах-Хабибаллах был связан и отправлен в темницу. [Великий малик] выехал из крепости Кал’а-йи Тракун со своими людьми, гаремом и рядом маликов и направился в Кандахар. [Сей] раб, отославший в Ирак все свое имущество, намеревался выехать в Ирак. [Однако] в силу обстоятельств присоединился к великому малику и прибыл в Кандахар. В той поездке я воочию убедился в правильности сказанного в следующем двустишии, которое много раз повторял про себя:

Поневоле, когда я столкнулся с бахадурами, как уже об этом писалось в рассказе о поездке [великого] малика в Кандахар, повернул назад и вместе с родственниками обрел покой в крепости Кал’а-йи Тракун. Услыхав известие о кончине ‘Абдаллах-хана, вместе с Маликом Махмуди уехал в Кал’а-йи Сабз. Там собрались эмиры Пуште Заве, йары [рода] Аййуба и крестьяне из поместий маликов, старые, беспомощные мулазимы Систана, всего две-три [тысячи] семей. Малик Мухаммад, думая овладеть Кал’а-йи Фатх, пришел в движение и повел войско в Сарабан. Возле переправы Махмуд-и Сархадди завязалось сражение. Его войско потерпело поражение, а сам он бросился в [воды] Хирманда и вместе с конем утонул. 14 месяцев спустя, когда бахадуры-узбеки ушли из Систана, а великий малик и ваши покорные слуги находились в высокой ставке в священном Мешхеде, Шах-Хабибаллах приехал из Кандахара в Систан. В это время вода в Хирманде спала. Труп Малика Мухаммеда оставался на дне реки, в песке. Кто-то из Зириха увидел его и сообщил. Шах-Хабибаллах поехал туда, осмотрел труп, снял кольчугу с тела покойного, и в это время из носа [Малика Мухаммада] полилась кровь. Удивительно, что через четырнадцать /403/ месяцев после смерти из носа пошла кровь. В сей книге упомянуто об этом на основании свидетельств очевидцев — в противном случае [это] обстоятельство представлялось бы далеким от действительности.

У Малика ‘Али детей не было. У Малика Мухаммада — один сын, он в Индии. Его зовут Малик Абу Исхак. Дочь Малика Абу Исхака, на которой был женат пишущий сию рукопись, 28 лет находилась в доме [сего] раба. Бракосочетание состоялось в 998 году, 20 сафара (30 декабря 1589 г.). В конце 1025/1616 года, когда [сей] раб был при высокой ставке в Даники в Ширване{632}, она умерла в касабе Фараха и была похоронена при мазаре излучающего свет Шах-’Али Фарахи, величайшего из суфийских шайхов{633}, из предков [сего] раба со стороны матери и [моей] покойной жены. Он упомянут в «Нафахат ал-унс». Преславный и высочайший Господь подарил [сему рабу] от усопшей детей: одного сына и одну дочь. [Сын] в настоящее время пребывает на чужбине, вдали от родственников и своих соплеменников. Его имя — Мухаммад-Му’мин. Надеюсь, что он достигнет мирских благ и ступеней веры и что ему будет сопутствовать успех!

Отъезд великого малика, Малика Махмуди и [сего] раба из Кандахара в высокую ставку

Когда с помощью всемилостивого Аллаха великий малик, Малик Махмуди и [сей] раб въехали в касабу Фараха, Малик Байазид Фарахи, который в то время вместе со своим внуком, Маликом Шах-султаном, был занят по приказу светлейшего [шаха] осадой арка крепости Кал’а-йи Фарах, где проживал Суфи-мирзай, вакилъ Дин Мухаммад-хана, вышел встретить [великого] малика. Мы оставались в крепости Фараха два дня. Малик Байазид приехал [с нами] в селение Рух{634}. Оттуда он направил [светлейшего] малика в высокую ставку. Шах-Хусайн сын Малика ‘Али и Мирза Мухаммад-Заман получили у великого малика разрешение [ехать] в Систан. Малик Махмуди, [сей] раб, Амир Гийас сын Амира Хазара и мулла ‘Абд ал-’Азиз, [оба] из мулазимов, поспешили в высокую ставку. Через три дня показался Зийаратгах, подвластный Герату. Мы стояли в Зийаратгахе до [времени] молитвы, совершаемой после полудня, [в надежде], что, быть может, к нам присоединятся Малик ‘Абдаллах Фарахи и Амир Мухаммад-лала, которые в то время были в Герате, /404/ и рассеют беспокойство великого малика о Малике ‘Абдаллахе. Эти люди приехали с опозданием. Малик, потеряв надежду [на их приезд], заспешил. Поскольку навваб Хусайн-хан, верховный эмир, был в Герате, а тремя днями раньше из Герата выехал шах, являющийся убежищем для всего мира, они поскакали галопом. Когда показался Гурийан{635}, [сей] раб почувствовал некоторое недомогание. Несмотря на жар, мы ехали с предельной скоростью. Когда во время вечерней молитвы мы проехали через Тирпул{636} и поднялись на возвышенность с его западной стороны, [увидели, как] со склона вниз спустился отряд всадников. С несколькими вооруженными людьми мы перерезали им путь. То были люди Малика ‘Али-султана джарчи-баши и баджи-буйук{637}. Мы помешали им достигнуть цели. Следом подъехал [сам] Малик ‘Али-султан Исфахани. При переговорах он узнал голос [великого] малика. История эта такова. Малик ‘Али, [когда] был молодым человеком, по дороге в Индию дважды приезжал в Систан и был хорошо знаком с маликом и [сим] рабом. Узнав малика, он тотчас же подошел к нему, заключил его в объятия и проявил дружеские чувства. С нами он тоже вел себя как старый знакомый. Он отстал от августейшей свиты с той целью, чтобы навьючить слонов, [участвовавших] в сражении при Пул-и Салар, и доставить их в высокий лагерь, а [затем] отослать их в Ирак ради [снискания] славы. Когда он присоединился к великому малику, то стал провожатым, [указывал нам] путь. Утром мы приехали в окрестности Кариз-и Тайибад{638}. Высокий лагерь еще не откочевал. Тот день прошел вблизи мазара Мир-и Кариз. Едва наступила ночь, мы выехали в путь. Утром в окрестностях Джама{639} мы присоединились к победоносному лагерю. Тотчас отправились в резиденцию шаха. Счастливый, как молодое счастье, шах сам вышел из своих покоев. Когда его благословенный взор пал на малика, он узнал его. Малик приложился к благословенным ногам шаха. Малик Махмуди и [сей] раб также удостоились чести лобызать ноги шаха. Шах всячески обласкал [нас], расспросил про состояние крепостей [Систана] и посмотрел милостивым взором на [сего] раба и [его] брата. Тотчас для [великого] малика, Малика Махмуди и [сего] раба привели трех разубранных коней. Поцеловав августейшее стремя, /405/ мы сели на коней и отправились вместе со светлейшим [шахом] на охоту на гепардов. Во [время] охоты [шах] расспросил как должно о [наших] делах.

Тенгри-Берди-оглан, захваченный в сражении и принимавший участие в [той] охоте, увидев [сего] раба, узнал и подробно рассказал [шаху] о сражении при [Банд-и] Маудуд. Светлейший наместник, закусив палец удивления, изумился и одобрил [мой поступок]. До прибытия в Мешхед в течение пяти дней [шах] пожаловал великому малику и [его] рабам полное{640} одеяние. В тот день, когда мы въехали в священный Мешхед и удостоились чести совершить поклонение, светлейший наместник устроил в саду Мешхеда, который служил местом жительства ‘Абд ал-Му’мин-хана, празднование последней перед Наурузом среды{641}. В конце того дня [ко мне] вновь вернулась лихорадка, которая было оставила меня. Августейший наместник выехал в сторону Радкана{642} охотиться на горлиц, поручив врачу Камал ад-Дину Хусайну Казвини осведомляться в священном Мешхеде о состоянии здоровья [сего] раба. Великого малика и Малика Махмуди [шах] увез с собой. Десять дней спустя, когда я немного поправился, [в Мешхед] вернулся из высокой ставки правитель Мешхеда, Будак-хан Чигини{643}. Светлейший наместник прислал [с ним] для [сего] раба почетный халат и указ о том, чтобы я съездил в Кандахар и привез [оттуда] в Мешхед жену и своих людей, а также всех систанцев. В соответствии с высочайшим указом [сей] раб приехал из Мешхеда в Герат. В Герате провел несколько дней и оттуда выехал в Кандахар. Попутчиком [сего] бедняка в той поездке был мавлана ‘Абд ал-’Азиз. Когда прибыли в Кандахар, [оказалось], что все малики больны и разбрелись [кто куда]. Я залез в долги и приложил много стараний для их отправки в Систан, снабдив оружием. В Кандахаре [сей раб] провел еще шесть месяцев у Шахбек-хана. Шах, защитник веры, увез великого малика и Малика Махмуди с охоты в Астарабад, Мазандаран и Гилян, а оттуда в Казвин, объехал [с ними] города [Персидского] Ирака. Поскольку до приезда [великого] малика в высокую ставку управление Систаном в дополнение к Кирману /406/ шах отдал Гандж-’Али-хану, ждали, что Гандж-’Али-хан пришлет ключи от крепостей (так!). Когда Гандж-’Али-хан вступил в Систан и овладел крепостью Кал’а-йи Фатх, стрелки Тракуна отказались сдать [свою] крепость. Малик Шах-Хусайн сын Малика Шах-’Али и Мирза Мухаммад-Заман выехали в упомянутую крепость, привезли туда Гандж-’Али-хана и передали ему эту крепость во владение. Когда поступили ключи от [других] крепостей [Систана,] [когда] пришел доклад Гандж-’Али-хана о покорности систанцев и разорении Систана, [шах] передал Систан великому малику и [остальным] уважаемым маликам{644}. Были составлены указы, подлежащие обязательному исполнению. Копию указов переслали [сему] рабу в Кандахар с Хан-Ахмад-ака. [Сей] раб, в свою очередь, собрал в одно место пять-шесть тысяч [систанских] семей и ожидал вестей. Когда приехал Хан-Ахмад, мулазим великого малика, и привез письма и бумаги, мы двинулись в путь из Кандахара и приехали в Систан с тем многочисленным сборищем. 1 мухаррама 1007/4 августа 1598 г. вступили в Кал’а-йи Фатх, а через несколько дней откочевали оттуда в Бар-и Зирих [и] в Джалалабад, местность, подвластную Чунг-и Марган. Гарем и [остальные] люди великого малика остались в [Кандахаре]. [Сей] раб и родственники разместились в своих наследственных домах в Джарунаке. Систан вновь закрепился за [местными] маликами. Когда прошли с этой даты четыре месяца, приехал Малик Махмуди с отрядом гази, ставших его нукарами. Эмиры Систана, как, например, Амир Махмуд, Амир Мухаммад, Амир Саййид-’Али, Амир Мухаммад-Касим из рода Йаран-и Аййуб, Амир Мухаммад-Му’мин, Амир Максуд и другие, которые являются давними соседями маликов, пришли на службу и выразили искреннюю привязанность. Накибы Зириха, военачальники Сархадда и все марзбаны Систана в соответствии с древним обычаем надели себе на шею ярмо служения и покорности, но не согласились [признать за собой] вину.

1 джумада I 1008/19 ноября 1599 г.{645} в Джарунаке родился мой желанный сын, Мухаммад-Му’мин. Весь народ был в сборе. В конце того дня из Ирака приехал великий малик. Рождение Мухаммад-Му’мина было отмечено счастьем. [Местные] малики, эмиры, [остальные] систанцы /407/ выражали радость.

Три месяца спустя [до нас] дошла весть о прибытии в священный Мешхед светлейшего наместника. Оттуда [шах] прибыл в Герат{646}. [Сей] раб и великий малик I рамазана упомянутого года (16 марта 1600 г.) удостоились чести в стольном городе Герате припасть к ногам шаха. После того как месяц рамазан подошел к концу, [шах] выступил в Мерв и покорил области Санджари{647}. После взятия Мерва через Мешхед и Кухистан мы с [великим] маликом вернулись в Систан. Еще через год случился поучительный поход на Балх{648}. В том походе в победоносном марше [сей раб] был мулазимом победоносного стремени. Когда вернулись из мервского похода, мой брат, Малик Махмуди, рассерженный обстановкой в Систане, уехал в Мекран. В Дизаке{649} он заболел и умер, об обстоятельствах смерти будет рассказано в его жизнеописании.

По возвращении из балхского похода августейший наместник целый год оставался в священном Мешхеде. [Шах] потребовал [к себе] малика. Когда малик присоединился в священном Мешхеде к августейшей свите, [шах] увез малика в [Персидский] Ирак. Он находился возле августейшего стремени в походе на Тебриз, во время взятия Ереванской крепости и по возвращении в Тебриз{650}. Через три года приехал в Систан.

В то время, когда великий малик был на службе светлейшего [шаха] в Ереване, [сей] раб со всей искренностью старался в [исполнении] возложенных на него обязанностей. В Систан приезжал Малик Шах-султан Фарахи. Между ним и сыновьями Малика Наср ад-Дина вышла крупная ссора. Поскольку Малик Шах-султан находился в доме племянников [сего] бедняка, родственники все оказались втянутыми в ссору. Люди великого малика приняли их сторону. Поневоле на долю [сего] раба выпала [необходимость] встать на сторону Малика Шах-султана и племянников. Все малики и мулазимы великого малика напали на него. У него было несколько верблюдов. Они хотели, чтобы сыновья Малика Наср ад-Дина завладели [его] имуществом. Путь ему перекрыли. [Сей] бедняк вместе со своими людьми доставил его в Ук. Из Ука [сей] бедняк по долгу службы привез его в Фарах. Его мать, Биби Салиха дочь Малика Хайдара сына Малика Абу Исхака, держала [сего] бедняка в Фарахе несколько дней. /408/ Наместник [шаха], верховный эмир Хусайн-хан, и мудрейший Мирза Кавам ад-Дин Мухаммад{651}, услыхав о приезде [сего] раба в Фарах, прислали в Фарах человека и предложили [сему] бедняку приехать в Герат. Я выехал в Герат.

В это время Хусрау-султан, гулям Хусайн-хана, вместе с Миром Зайн ал-’Абидином взяли крепость Буст{652}. Шахбек-хан послал всех чагатайских эмииров и знать окружить его. Верховный эмир дал [сему] рабу около тысячи конников и отправил на войну с чагатайцами. [Сей] раб приехал в Фарах. Исма’ил-хан{653} тоже согласился и выступил в Гармсир, а [затем] в Кал’а-йи Буст. С помощью Аллаха и при содействии шаха были одержаны [эти] победы. В той войне были убиты 600 человек, а сто человек [из войска] неприятеля попали в плен. Оставив в крепости Мухаммад-Заман-султана{654}, мы вернулись в Фарах. Когда [сему] рабу стало ясно, что нежная душа великого малика оскорблена поездкой [сего раба] в Герат, только что имевшей место, я отправил в Фарах к Хусайн-хану человека: «Военачальников противника мы отослали, а сами выехали в Систан»{655}. Пробыв в Систане месяц, я поспешил в Сархадд и в Мекран. В Сархадде, Бин Фахле и Дизаке я пробыл шесть месяцев. Во время той поездки была сочинена в стихах поэма «Михр-у вафа» («Любовь и верность»){656}. Когда же до слуха [сего] раба дошла весть о приезде великого малика из Азербайджана в Систан, я поспешил вернуться из Сархадда в Систан и удостоился радующей сердце беседы. Все дни я проводил в беседах, прогулках и занятиях охотой.

Когда таким образом прошел один год, распространилась весть о кончине властелина Индии Джалал ад-Дин Акбара в 1014/1605-06 г. В это время Хайдар-султан сийах-мансур, нукар Шахбек-хана, восстал против него и захватил крепость Мирмандаб{657}. Шахбек-хан сам пошел походом на него. [Хайдар-султан], ища защиты у кызылбашских эмиров, слал прошения. Так как в то самое время известие о кончине государя Индии стало широко известно, недальновидным людям показалось возможным овладеть Кандахаром. По недомыслию было решено, что войска Систана и Фараха отправятся на помощь Хайдар-султану. Когда /409/ великий малик достиг окрестностей Буста, войска Хусайн-хана и Исма’ил-хана пришли в Мирмандаб. Вблизи Гиришка{658} войска сошлись. За несколько дней до этого Шахбек-хан напал на крепость Гиришк. Он имел намерение овладеть крепостью. К воротам крепости подошли огромные, как гора, слоны. Башни и крепостная стена чуть было не обрушились. Со всех сторон в ров хлынуло войско, подъехал сам Шахбек-хан. Хайдар-султан выстрелил из мушкета с крепостной башни и попал в руку Шахбек-хана. Раненый хан повернул назад, и крепость, таким образом, уцелела.

В это время кызылбашские эмиры устроили совещание. Великий малик изволил сказать: «Овладеть Кандахарской крепостью трудно. Тем более что приказа от государя не было. Вы пришли [сюда] на помощь Хайдар-султану. Теперь предпочтительнее вернуться назад!»

Те, кто возлагал надежду на имущество и золото крепости, с несбывшейся мечтой стремились к отъезду. Войско то [все же] вошло в Кандахар. Войско Систана [стояло] в воротах Машур, Исма’ил-хан — в воротах Дарвазе-йи нау{659}, войско шамлу объединилось с Байрам-султаном шамлу{660}, а тюрки-одиночки из Кандахара захватили ворота Шахр-и кухна{661}.

В течение одиннадцати месяцев была окружена Кандахарская крепость. Ежедневно в предместье, вокруг горы и [вблизи] Мазар-и Санг шли бои. Вокруг горы сражались храбрецы Систана. Они держали в осаде также ворота Машур. Раз в день они ходили на помощь в Шахр-и кухна и Мазар-и Санг. Базар сражений в том году был оживленным, все дни [не переставая] пылал огонь смуты. Конец его, свидетель победы, [все] не показывался в зеркале надежды эмиров. Не был облачен в платье победы стан мольбы о желанном. Несмотря на то что у Мустафы-бека сына Наджм-и сани{662}, вазира и надежной опоры Исма’ил-хана, были отношения искренней дружбы с [великим] маликом, он прилагал добрые старания в примирении сторон. [Сей] раб, с другой стороны, притворно изъявлял дружбу и оказывал помощь, а могущественные ханы не уклонялись от приятных разговоров о дружбе и согласии искренне преданных друзей, однако дело не двигалось [вперед]. Преславный и высочайший Господь, /410/ от желания которого зависит сохранение противного и согласного, защитил ту рассыпавшуюся крепость. Когда после распространения вести о кончине Акбар-шаха Нур ад-Дин Джихангир-шах стал властелином двух третей Вселенной, то есть Индии, он разослал фирманы во все концы великой империи, собрал войско, назначил его главнокомандующим Мирзу Га-зи-тархана{663}. Кандахар он передал в управление Наухийабек-хану Кабули, который удостоился звания сардар-хан («главнокомандующий хана»), а Карабека Курчайи{664}, получившего в то время чин панджхазари, взял с собой: «Если сражение с кызылбашским войском и [войском] Забулистана окажется невозможным, пусть он выступит застрельщиком примирения». Назначил [его] главой султанов, перечисление имен которых было бы длинным, и 30 тыс. конников.

Могущественные эмиры уже давно знали об этом и вели по этому поводу разговоры. В конце концов пришли к тому, что пошлют в Фушандж к афганцам [племени] тарин{665} Мустафу-бека, дабы помешать тому войску идти той дорогой. Мустафа-бек с теми людьми перекрыл [дорогу] через перевал. Решили [также], что [великий] малик пошлет [сего] раба с пятьюстами конниками из Систана, [к ним] присоединится Шахсавар-бек, двоюродный брат Исма’ил-хана{666}, тоже с пятьюстами конниками-кызылбашами и еще пятьсот конников-кызылбашей, проживающих в Кандахаре, и они выступят по дороге на Абдали{667} навстречу чагатайским эмирам. Сам [великий малик], отослав войско в крепость Панджвайи, направится следом за воинами с не имеющими себе равных, стремящимися в битву молодцами и сразится с чагатайскими эмирами там, где это будет возможно и обусловлено.

Через несколько дней после отправки Мустафы-бека попутчики [сего] раба и Шахсавар-бек были готовы [к походу]. Все было подготовлено для сражения, когда нежданно из августейшей ставки прибыл гонец. Он привез шахский приказ о том, что, «если крепость [уже] покорена, мы передали бы ее представителям властелина [Индии]. Если же идет сражение и подул ветер победы [в нашу сторону], мы прекратили бы сражение и вернулись назад»{668}.

В тот же миг данный приказ, словно круговращение /411/ небес, разбросал то сборище в разные стороны. Триста всадников были посланы на поиски Мустафы-бека. Откочевав лагерем, мы разбили палатки на один-два дня на берегу р. Аргандаб, когда [к нам] присоединился Мустафа-бек. [После того] мы держали путь в Систан и Фарах. Шахбек-хан был спасен. Чагатайские эмиры, вступив в Кандахар, напустили на себя важность, каждый из них определил для себя знак отличия. Шахбек-хан вознамерился идти на Кабул, Сардар-хан{669} обосновался в арке Кандахарской крепости. Мирза Гази водрузил в Ходжа-йи Миср знамя полновластия.

После того события верховный малик поселился в Систане. [Сей] раб вот уже пять лет как испытывал желание совершить паломничество в Мекку и Медину, [однако] был лишен этого счастья из-за дружбы и расположения к верховному малику. В то время сильное желание [отправиться в хаджж] лишило меня самообладания. [Сей раб] подготовил все необходимое для путешествия. Несмотря на пять лет отсрочки, верховный малик все еще не соглашался на отъезд [сего] раба. В следующий раз он дал разрешение. Дело было в том, что сам [верховный малик] тоже испытывал такое желание. Было назначено время для того счастья, и [сей раб] удостоился этого подарка. Поездка состоялась в 1017/1608-09 году, соответствующем году Обезьяны{670}. Поскольку события этого путешествия в Хиджаз подробно описаны в [нашем] сочинении «Тухфат ал-харамайн»{671} и, кроме того, вкратце о них будет рассказано в моем жизнеописании, поэтому я не буду утомлять читателя «Хроники» подробностями. Короче говоря, по возвращении из паломничества [сей раб] удостоился счастья встречи с верховным маликом.

После победы над областями Ширвана{672} луч шахских милостей засиял над жителями [Персидского] Ирака, осветил просторы Исфахана. Оттуда [шах] прибыл почтить озаренный святостью Мешхед и гробницу победителя, восьмого имама [Ризы]{673}. Верховный малик, получив сие известие, выехал на служение светлейшему [шаху]. Вопреки наговорам клеветников, очернителей и хулителей, которые обвиняли в то время верховного малика в оказании помощи и услуг чагатайцам, а также в поддержке Шахбек-хана, он более прежнего удостоился милостей [шаха]. Высочайший /412/ наместник изволил спросить о делах [сего] раба. До августейшего слуха дошла весть о поездке [сего раба] в Ка’бу. Верховный малик, который держал в своем лучезарном сердце большую обиду на [сего] раба, так как за всю жизнь мы не делали ничего, не достигнув взаимного согласия, поездка же в Хиджаз была предпринята без его согласия, сказал [сему рабу]: «Раз высочайший наместник спросил о вас, то после возвращения из великой Мекки [вам] надо съездить на поклон к светлейшему [шаху]».

В это время светлейший наместник передал область Мекран, которая всегда входила в состав провинции Нимруз, Шахвирди-султану, курду [из рода] Махмуди{674}, чтобы тот покорил эту провинцию. Малик выехал в Мекран для захвата Джалка и Дизака и их пределов, с тем чтобы включить их в состав пограничного района Систана. Несмотря на то что после возвращения [сего раба] из Мекки все еще не сдуло пыль огорчения с зеркала души [великого] малика, он предложил [мне] принять участие в той поездке. [Сей] раб в соответствии с предложением Амира Камал ад-Дина Хусайна Табаки и группы близких друзей догнал малика в селении Шайхланг, [но] чувствовал себя в том походе отвратительно. Хотя малик оказывал [мне] всяческое внимание, однако внутренняя чистота излучала свет на внешний облик. Всякий раз, когда что-нибудь случалось, обида, огорчение вспыхивали с новой силой. В том походе были налицо предпосылки для неудовольствия. Внешнее согласие достигалось тем, что [сей] раб держал в месяце раджабе пост и не посягал на чужую собственность. Малик тоже придерживался этого правила и заявлял: «Поскольку такой-то держит пост, мы согласны с ним». Однако [на деле] проявлялось невнимание. На второй день обложения крепости Дизак Малик Мухаммад сын Малика Кубада и [сей] раб вошли в крепость. Амир Мукрам сын Амира Шамс ад-Дина Мухаммада, военачальник Мекрана, выказал полное смирение и повиновался. Так как взять крепость не удавалось, а возвращаться, не достигнув цели, великий малик считал неблагородным, в надежде /413/ на улучшение взаимных отношений, несмотря на то что систанцы и жители пограничного района Сархадд [стояли] близко друг к другу и с обеих сторон сверкал огонь [выстрелов] из мушкетов, застилавший звезды, мы запретили обеим сторонам стрелять из мушкетов. Выехав из крепости, мы удостоились чести [иметь] беседу [с великим маликом]. Малик был очень доволен. Некоторое время спустя [к нему] пришла группа клеветников, и [малик] изменил свое решение. Во время вечерней молитвы разгорелось сражение. [Сей] раб отказался [участвовать в нем]. Битва продолжалась еще три дня. Затем малик согласился на перемирие, прислал к [сему] рабу Малика Мухаммада и заявил о своем решении [заключить] мир. [Сей раб] вновь поехал в крепость, несмотря на вероломство малика, и укрепил основу для перемирия. В конце того дня малик сам сел на коня и приехал в крепость, Амир Мухаммад, который был способен на любое дело, дабы исполнить свой долг, преподнес [малику] свое имущество, свою семью, жену и имущество крепости. Малик пожаловал ему почетное платье и уехал из крепости. Два дня спустя он выехал в Сархадд. В течение двух-трех дней разъезжал по Сархадду. 15 ша’бана 1018/13 ноября 1609 г., соответствующего году Курицы{675}, вступил в Систан. Через несколько дней [сей] раб выехал в Фарах с целью отторжения поместий Фараха, принадлежавших [сему] рабу и Мухаммад-Му’мину. Еще до отъезда в Фарах [великий] малик приказал приготовить все необходимое для поездки [сего] раба в [Персидский] Ирак. Он приказывал: «Скорее возвращайтесь, и мы пошлем вас на службу к светлейшему наместнику!» [Сей] раб выехал в Фарах. После отчаянных споров отторг [свои] поместья. В то время я почувствовал небольшое недомогание и решил задержаться [в Фарахе] на несколько дней, привести в порядок [свои] владения и [подождать, пока] поправлюсь.

Между тем пришло любезное письмо малика, [в котором] он заверял [сего] раба: «Мы бесконечно ждем вас, чтобы послать в высокую ставку. Немедленно выезжайте». [Сей] раб тот талисман от боли разлуки сделал талисманом, охраняющим жизнь, пренебрегая [своими] делами в Фарахе, выехал в Систан. Когда я приехал в Систан, [малик] делал вид, будто не замечает [меня]. Данное обстоятельство явилось поводом для еще большего разъединения [наших] сердец: ведь то, что я оставил /414/ свои дела в Фарахе [не приведенными в порядок], нанесло огромный ущерб. Отмена поездки в высокую ставку свидетельствовала об отсутствии доверия. Это обстоятельство сразу опрокинуло здание [моего] терпения и выдержки. [Сей раб] стал собираться в замечательную поездку в святой Мешхед. Простившись с навваб маликом, я отправился в путь. Когда доехал до Исфизара, правитель областей Хорасана, верховный эмир Хусайн-хан шамлу, прислал одного из своих мулазимов. С ним он передал письмо с приглашением приехать в Герат. В [мои] намерения входило отослать жену и своих людей через Гурийан в святой Мешхед, а самому отправиться в Герат. [После получения письма] я изменил свое намерение и выехал в Герат со всеми своими людьми. Столько добра и ласки явил ко мне высокого достоинства хан, что не описать пером даже самую малость. До трех месяцев я ждал, что, быть может, малик пришлет кого-нибудь из родственников и примет решение о том, чтобы более не возлагать на [сего] бедняка мирских дел и не подвергать наказанию. [Сей] бедняк выедет в святой Мешхед и после совершения паломничества в те места вернется на свою родину. Поскольку этого не случилось, высокого достоинства хан доложил о делах [сего] раба престолу халифского достоинства. Через сорок дней Шатир-Риза, мулазим [Хусайн-хана], который специально выезжал по этому делу, привез для [сего] раба грамоту о поощрении. Навваб Хусайн-хану [шах] написал особое письмо: «Если ссора [между] великим маликом и Маликом Шах-Хусайном [произошла] из-за мирской мишуры, что всегда является причиной ссоры братьев и других родственников, ты, глава Хорасана, уладь это дело так, чтобы удовлетворить Малика Шах-Хусайна. Если он желает обосноваться в Герате, постарайся должным образом угодить ему. Мы тоже подумаем, что [можно] сделать для него. Если же [Малик Шах-Хусайн] желает в настоящее время служить августейшему [шаху], отправь его достойным образом к августейшему престолу».

[Сей] раб, радуясь этой милости, выехал, чтобы поклониться тому порогу. В стольном городе Исфахане сподобился этого счастья, обратил [на себя] внимание шаха и получил место на больших приемах августейшего и в собраниях в узком кругу. В тот самый день заложили основу базара Мина на [площади] Накш-и Джихан{676}. В течение /415/ двух дней тот базарный ряд был устроен и украшен изделиями из драгоценных камней и другими изящными вещами словно поверхность этого [небесного] свода. После недели пиршеств пришло известие о приезде властелина Турана Мухам-мад-хана{677}. Весь город был разубран. Хан Турана был осчастливлен приемом у светлейшего [шаха], как об этом будет подробно написано в хатима данного сочинения.

В том году [сей раб] находился в августейшей ставке до самого похода на Тебриз. Гази-хана-садра, прибежище саййидов, отправили с посланнической миссией в Турцию{678}.

Малик [Систана] также приехал [в том году] в Исфахан на службу к светлейшему [шаху] и в походе [на Тебриз] находился в августейшей свите. Светлейшему наместнику он сказал нелестные вещи [о сем рабе], пересказ которых явился бы причиной неудовольствия слушателей. Его безжалостность и бесстыдство достигли такой степени, что вся знать Ирана вступилась за [сего] раба.

В то время малик был отпущен шахом, защитником веры, совершить путешествие в Хиджаз. Через месяц после отъезда малика [сей раб] доложил августейшему наместнику правду о [своих] делах. [Шах] отнесся благосклонно и распорядился [о передаче сему] рабу на правах тиула ленных владений маликов Фараха. [Шах] решил также, что пожалует [сему] рабу местность Кана Биш{679} вблизи священного Мешхеда и [сей] раб поживет некоторое время в том райском саду.

Поскольку [сей] раб оставил своих людей в Мешхеде, то со всей поспешностью выехал в Мешхед, но на несколько дней задержался в Казвине. Светлейший наместник занимался в это время в Тебризе рассмотрением дел в местности Ходжа Хушнам и спросил о делах [сего] раба.

Между тем верховный эмир [Хорасана] написал прошение, с которым прибыл к светлейшему [шаху] Мухаммад-бек Бигдили{680}. [В прошении эмир] настоятельно просил, чтобы Малику Шах-Хусайну выделили в Герате на правах тиула какое-нибудь место, дабы он, подобно остальным эмирам, занимался сбором податей в Герате. Это предложение пришлось по нраву светлейшему [шаху], и он отменил [ранее написанную грамоту] о пожаловании на правах тиула Кана Биша близ священного Мешхеда и распорядился: «Мы отдадим [Малику Шах-Хусайну] любую местность, которую Хусайн-хан сочтет достойной /416/ его». Шахскую грамоту на [владение] поместьем Фараха на правах тиула вручили вместе с почетным платьем Кавам ад-Дину Мухаммаду, мустауфи ал-мамалику: «Передай в Казвине Малику Шах-Хусайну».

[Сей] раб собрался выехать из Казвина в священный Мешхед, когда срочный курьер доставил письмо мустауфи ал-мамалика [с просьбой] задержаться на несколько дней в Казвине. Вскоре он пожаловал и сам. [Сей] раб удостоился шахских почестей. Оттуда приехал в священный Мешхед и сподобился чести посетить [гробницу]. Три месяца томился в ожидании августейшей свиты. В том году свита светлейшего [шаха] так и не приехала из пограничного района{681} в Мешхед. По приказу [шаха] Хусайн-хан увез [сего] раба в Герат. В Герате я оставался еще шесть месяцев и [все] ждал прибытия в священный Мешхед высокого лагеря. Когда убедился, что августейшая свита не приехала в Мешхед, выехал в Фарах, чтобы привести в порядок [свои] дела там.

В это время светлейший наместник пожаловал в священный Мешхед{682}. Эмирам Хорасана было указано на необходимость в том достойном уважения месте почтить [шаха] целованием [его] ног. [Шах] оставался в городе не более трех дней и выехал в пограничный район. [Сей] раб, услыхав это известие, прибыл из Фараха в Герат. В Гурийане присоединился к лагерю навваб [Хусайн]-хана, [когда] тот возвращался [в Герат]. Хан увез [сего] раба в Герат. Дела [сего] раба остались нерешенными. В Герате я провел еще шесть месяцев. [Затем] увез своих людей из Герата в Фарах.

В это время [сему] рабу от высокого шахскогопорога прибыли почетное платье и грамота о снискании расположения, отправленные с саййидом и покровителем вазиров Амиром Саййид-’Али. После пяти месяцев проживания в Фарахе 17 ша’бана 1022/ 2 октября 1613 г. [сей раб] уехал в [Персидский] Ирак. Малик с той даты, когда был отпущен [шахом] из Тебриза, находился в Систане. Через год он отправился в мусульманский хаджж. Вернувшись благополучно и в полном здравии из величайшего паломничества, приехал в Ирак и удостоился в Исфахане чести целовать прах у порога светлейшего наместника. По [его] прибытии [шах] из пиалы милосердия смыл с чела пыль лицемерия, ввел в краску лицо чрезмерных желаний [малика]. /417/ Пока августейшая свита была в Исфахане, малик находился на службе светлейшего [шаха]. Когда августейшее войско выступило в поход в Грузию{683}, малик был отпущен в Систан. В Рибат-и Пушт-и Бадам{684} [сей] раб услыхал известие о походе войска властелина мира в Грузию и отъезде малика в Систан. Так как высокое войско двинулось в Грузию, [сей раб] отказался от намерения ехать в Исфахан и через Дашт-и Бийа-банак{685} выехал в направлении Кашана. Когда прибыл в Кашан, [оказалось, что] августейшее войско уже отбыло в Казвин. Когда я приехал в Казвин, августейшее войско ушло и оттуда. Одним словом, на берегу Кабри-Чай{686} вблизи [границ] Грузии [сей раб] догнал [шахское] войско и был удостоен чести целовать [шахский] ковер. За девять месяцев [сей раб] в свите светлейшего [шаха] объехал все дороги и края Кахетии и Картли и другие города Грузии. 15 ша’бана 1023/20 сентября 1614 г.{687} [сего] раба послали увещевать маликов Киджа и Мекрана и вывезти их [оттуда].

По высочайшему приказу [сей раб] поспешил в те края. После многочисленных трудностей, перенеся разные болезни, вывез из Киджа тех людей вместе с их маликом и их эмиром, Амиром Мухаммадом-старшим и остальными эмирами и привез их в пограничный район Систана. [Однако] они, следуя дурным советам обманщиков, вернулись назад. [Сей] раб спешно выехал в Исфахан и доложил правду о бесстыдстве малика и эмира Мекрана. Августейший наместник по истощенному виду и изменившейся внешности [догадался] о перенесенных в тех краях болезнях, расспросил [сего] раба о самочувствии и обещал, утешая, передать мне управление теми краями. [Шах] сказал: «Побудь несколько дней в Исфахане, наберись сил и приезжай в Мазандаран. Там мы решим твои дела». Светлейший наместник выехал в Мазандаран. Через сорок дней [сей] раб выехал в Мазандаран. В тот самый день, как он прибыл на высочайшую службу в Ашраф{688}, [шах] пожаловал [сему] рабу Кидж, Дизак и Джалк. Были написаны [соответствующие] приказы{689}.

/418/ В это время пришло известие об отваге Тахмурас-хана Гурджи и поражении ‘Али-кули-хана, который сидел в том пограничном районе от имени светлейшего наместника{690}. От этого известия никто не мог ничего делать. Все высокопоставленные лица побудили [сего] бедняка к отъезду в высокий лагерь, и я сопровождал [шаха] в том походе. Были завоеваны все области — владения Тахмураса{691}. В руки благочестивых борцов за веру попало около 200 тыс. пленных грузин{692}. Почти тридцать тысяч безбожников пали от не знающего пощады меча. Еще не успели покинуть просторы Грузии, как до слуха светлейшего [шаха] дошло известие о появлении Мухаммад-паши, владетеля Арзрума{693}. [Шах] поспешил из Грузии по тифлисской дороге к летовьям Чухур Са’да{694}. Два месяца он находился в Ишик-Майдани, Агриче, на берегу озера Гукча и в Акмискале{695}. Когда кони борцов за веру набрались сил, [шах] выступил в поход против турок, которые уже достигли окрестностей Ереванской крепости. Хотя войско противника насчитывало триста тысяч конников, а воинов победоносного войска было тридцать тысяч, из них боеспособных — не более двенадцати тысяч, четыре месяца они кружили вокруг турок, словно голодные волки вокруг отары овец без пастуха. За это время погибли шестьдесят тысяч турок от рук борцов за веру и во время атак на крепость. Еще сорок тысяч умерли от [разных] заболеваний. Настал [праздник] каним куни, который приходится на 13 ‘акраба{696}. В соответствии со своими законами они, не достигнув цели, откочевали. Утром люди высокой ставки по высочайшему приказу присоединились к войскам Имам-кули-хана{697}, Карчикай-бека, главнокомандующего{698}, Гандж ‘Али-хана, Кара-Хасана и других эмиров. Мы преследовали противника семь переходов. Августейший наместник приехал в Ереванскую крепость своей собственной особой. Амиру Гуна-хану [шах] присвоил обращение «Сару аслани»{699}. Амиру Фаттаху, минбаши из Исфахана{700}, [шах] оказал бесчисленные милости. Ахмад-султана Мичаки удостоил должности эмира Туршиза{701}. Муллазаде Бафки{702} и ряд уважаемых людей, которые проявили особое рвение в осаде и [взятии] крепости, [шах] одарил ценными подарками. Укрепив крепость, по дороге через Урдубад и ‘Али-дарраси прибыли в Баргушад и Карабаг{703} и /419/ разбили палатки на зимовье в Даники, местности, подвластной Ширвану. Ту зиму [сей] раб провел там. Поскольку [все время] я видел тревожные сны, получив разрешение, выехал в Фарах. Когда приехал в Дамган{704}, туда прибыл старый слуга [сего] раба Амир Махмуд сын Амира Ахмада Систани и сообщил о смерти сына Малика Махмуди, Малика Гийас ад-Дина{705}, и кончине дочери Малика Абу Исхака, матери Мухаммад-Му’мина. При этих вестях тревога [сего] бедняка усилилась. Спешно приехал [в Мешхед] и был почтен посещением [святых мест] Мешхеда. Оттуда приехал в Гурийан и там удостоился встречи с высокостепенным, мудрым, как Асаф, Джалал ад-Дином Акбаром, настоящим другом [сего] раба{706}. Оттуда выехал в Герат, где сподобился встречи с верховным эмиром [Хорасана]{707}, навваб Исма’ил-ханом и навваб Хан-и ‘Аламом, послом Нур ад-Дина Джихангира, направлявшимся к светлейшему наместнику{708}. Был я рад встрече с лучшим из саййидов и вазиров Амиром Саййидом-’Али, проповедником, не разлучаясь с его благородием, его первосвященством шайх ал-исламом Шайх-Хусайном, который был настоящим другом и бесспорным властелином [сего] раба. В итоге боль от мирских страданий успокоилась. Из [Герата] сей раб приехал в Фарах, увиделся с обиженными родственниками покойной и со [своим] сыном, Мухаммад-Му’мином, и старался утешить несчастных; заплатил общую сумму всех долгов, [скопившихся] за пять лет изгнания. [Можно] было ожидать, что за пятилетние труды на долю [сего раба] выпадут хотя бы несколько спокойных дней. Вопреки чаяниям постоянно, днем и ночью, осенью и весной, [на сего раба] со всех сторон сыпались оскорбления и упреки родственников «великодушного» хана Исма’ ил-хана, маликов Фараха, задушевных друзей и старых врагов. В ответ [сей раб лишь] благодарил Аллаха и пророка Мухаммеда за благодеяния.

Так как эмиры Мекрана прислали для Мухаммад-Му’мина двух кобыл, я отослал их светлейшему [шаху] вместе с запиской, [содержащей] благие пожелания, с Шах-Карам-ака из потомков брата Зайнал-хана шамлу{709}, который волею судеб находился при [сем] рабе, и с Султаном Мухаммедом, моим старым другом. Они через пять месяцев выехали в Фарахабад{710}. Подарок пришелся по нраву светлейшему [шаху], и шах пожаловал [сему] рабу и его сыну /420/ по шахскому платью и прислал милостивое письмо с требованием [сего] раба к себе. [В счет] денег на дорожные расходы [шах] пожаловал вазиру Хорасана царскую грамоту на освобождение от платежа податей. По прочтении указа светлейшего [шаха сей раб] съездил на час в свой новый дом, выстроенный в саду Хауз-хана в касабе Фараха и в [течение] нескольких дней занимался своими делами. Желанием [сего раба] было 2 ша’бана 1027/25 июля 1618 г. выехать в столицу, город Герат, а оттуда, если даст Бог, направиться в лагерь владыки мира{711}.

После возвращения из великой Мекки положение верховного малика стало совершенно независимым. Более прежнего он усердствует в занятии земледелием и строительством. За пределами крепости Кал’а-йи накиб Махмуд-и Сарабани он разбил сад, парки и возвел постройки в селении Дарйа-пушт вблизи Баг-и Му’минабад. [Это место] он назвал Файзабад{712}, разрушил все лавки в Кал’а-йи Рашкак, которые были благоустроены благодаря стараниям [сего] раба и Кубад-бека, вазира малика, [одного] из сыновей Ходжи Касима, казначея шаха Тахмаспа{713}, и на их месте разбил сад Баг-и С.к.ри.{714}.

В 1027/1618 г. [великий малик] написал Амиру Низам ад-Дину. Так как некоторые земли, расположенные вблизи леса Шайх-и Зирих, выступили из воды, они были благоустроены и названы Исфандийари по имени владельца поместья Амира Низама Исфандийара. В этом году уполномоченные малика отобрали у них те земли: «Они-де принадлежат нам и принадлежали нашим дедам!» В отчаянии Амир Низам, Амир Вайс сын Амира Хаджи Хусайна и Амир Мухаммад-Муким, брат Амира Низама, подались в высокую ставку.

В начале этого года в высокую ставку уезжал [также] Хамза-мирза{715} и провел на службе светлейшего [шаха] шесть месяцев. Он был отпущен из-под Фарахабада. После возвращения эмиров из высокой ставки великий малик послал к светлейшему наместнику мавлана ‘Абд ал-’Азиза, своего старого друга и казначея, и Аллах-кули-бека, слугу [сего] бедняка, с подарками и подношениями, пиалами /421/ и усыпанным драгоценными каменьями кубком, присланными малику вместе с несметным богатством императором Индии шахом Джихангиром, [известным под именем] Шах Салим.

Когда Мир Низам и [другие] систанцы достигли предместья Исфахана, они встретили там Хамзу-мирзу, отпущенного со службы светлейшего [шаха]. Он завернул их [назад] и привез в Систан. Однако желание оставить в своем владении наследственные земли удовлетворено не было. Сегодня великий малик занят прогулками и охотой и спокойно живет в Систане, не утруждая себя встречами со своими сторонниками и противниками. Поскольку в [описании] обстоятельств доблестного малика следует привести стихи о Малике Махмуди, то представляется уместным рассказать о [моем] брате. В конце данной «Хроники» я опишу оставшуюся часть своей бурной жизни, дабы она послужила уроком для грядущих поколений. С Божьей помощью и при Его содействии!

Окончание [рассказа] об обстоятельствах Малика Махмуди

Малик Махмуди — средний сын Малика Гийас ад-Дина Махмуда. Во времена Бади’аз-Заман-мирзы он был необычайно почитаем и уважаем. Благодаря стараниям мирзы и благосклонному вниманию отца он преуспел во всех отношениях: достиг совершенства в науке о музыке, играл на тамбуре и каманче, особенно хорошо играл на танбуре. Был каллиграфом и сочинителем по натуре, хорошо слагал стихи; был лучшим из сверстников в стрельбе из лука и в руководстве охотой. Женился на уважаемой молочной сестре Малика ‘Акибат-Махмуда. От нее у него было трое сыновей: Малик Йахйа, Малик Гийас и Малик Хайдар — и одна дочь. Сегодня Малик Йахйа является старшим среди его детей. Малик Хайдар ослеп, однако хорошо слагает стихи. Малик Гийас умер в 1025/1616 г. Их сестра вышла замуж за Шах-Хабибаллаха сына Малика Мухаммеда сына Гийас ад-Дина. /422/ Малик Махмуди занимал при Малике Махмуде должность вазира. Военные действия и тяжбы с Музаффаром Хусайн-мирзой всегда предпринимались по его совету. Он был удачлив в [ведении] мирских дел и обладал трезвым умом. В правление великого малика, несмотря на преклонный возраст, он не допускал погрешностей в делах. В период [господства] злосчастных узбеков одиннадцать лет он был комендантом крепости и находился в разных войсках, как уже было немного рассказано. [Впоследствии] вместе с Маликом Джалал ад-Дином Махмуд-ханом он приехал на служение светлейшему [шаху] и удостоился шахских милостей. В ту поездку он понес большие расходы. Когда вернулся в Систан, доходы не окупили расходов. Немилосердные времена разобщили друзей друг с другом. Малик потребовал у Хатим-бека, и’тимад ад-даула его величества, должность вазира [Систана]. И тот отобрал эту ничтожную должность вазира Систана у того великого человека из царского рода (т.е. у Малика Махмуди. — Л.С.), не пощадив его. [Малик Махмуди], обиженный, уехал в Мекран и поселился в разгаре лета в Дизаке. В 1009/1600-01 г. он умер. Его тело привезли в Джалиш, подвластный Сархадду, и похоронили по соседству с отпечатком ноги повелителя верующих [‘Али], мир ему. Через год его [прах] перевезли в Систан и погребли в отгороженном месте у медресе Махмудабад, да почиет над ним милость всевышнего и всесвятого Бога. Он прожил 58 лет...{716} Событие это явилось причиной еще большей привязанности [к нему его] друзей. Малик Махмуди в укреплении власти великого малика прилагал такие старания, какие только могут быть посильны людям под этим небесным сводом.

Ниже следуют стихи устада Фаррухи{717}, которые могут быть приложены к Малику Махмуди:

Верховный малик обладает хорошим характером, [человек] достойный, остроумный, не высокомерный, живой и веселый, склонный к беседам с дервишами; на его собраниях всегда звучали стихи и проза великих. В начале пути в своих мирских занятиях и в склонности к мирской суете он боялся [Бога]. [Позднее] из-за отсутствия каких-либо соблазнов в укрепленных местах и крепостях его алчность была направлена к накоплению богатства и ссорам с друзьями. Из любви к земному миру, что ли, он перестал верить людям, считать их достойными беседы с ним или он поддался обману мирских наслаждений и предусмотрительно стал собирать сокровища и деньги? В расцвете юности у него было пристрастие к стрельбе из лука и к охоте, и он даже переусердствовал в этом. Все еще и сейчас он любит охоту на разных зверей, ловкий наездник и меткий стрелок. Настолько отважен, что в двадцатилетнем возрасте напал в Сарабане на белуджей [племени] Мусы Валада. С семью всадниками скакал следом за ними, нагнал, а их было 300 белуджей. Завязалось жаркое сражение, [в ходе которого] он убил двадцать человек. Всем он известен и славится своей отвагой и мужеством. /424/ Общеизвестны также его благочестие и подвижничество. В руках у него постоянно четки со ста благоуханными бусинами. В пятьдесят два года он совершил мусульманский хаджж. По возвращении из великой Мекки занялся проверкой счетов старых казначеев. Недоимки за разные годы были самыми разными. Его крайность в требовании уплаты сумм, причитающихся к взысканию со старых и новых чиновников (?), дошла до того, что Мир Музаффар анбардар{718}, славившийся своей принадлежностью к саййидам и известный своей давней службой роду [Местных] маликов, умер под ударами палки. [Некто] по имени Мир Сам убил своего друга. ‘Али-хан, анбардар, бросился в воды Хирманда и погиб. Хусайн-шахи-турк, предки которого были тахвилдарами{719} коров Малика Хайдара, деда верховного малика, продал своих младших и старших детей ради [уплаты] недоимок за сто лет, установить достоверность которых из налоговых книг было [невозможно]. После того его грудь сжигал огонь [отчаяния], пока он не умер. Таких обиженных и глубоко оскорбленных было много. Писать [об этом] не стоит. Да не отяготит всевышний и преславный Господь совесть рабов Своих любовью к сему миру, ибо любовь к земному превращает похвальные качества в предосудительные поступки. Да сотворит Всевышний правильный путь для рабов Своих!

Немного о [местных] маликах

Малики страны, родословная которых восходит к маликам ‘Аджама, ряд других, породнившихся с маликами Систана через брачные союзы, а также малики Рустамдара в Табаристане{720} являются потомками царей ‘Аджама. Когда [потомки] Кай-Хусрау [и] Хаму-на{721} ушли из окрестностей Дизфула{722}, один из их родственников со своей семьей попал в Рустамдар. Все правители Рустамдара — из его рода. Родословная того человека, который первым пришел в Табаристан и который носил имя Джил б. Джилан-шах, восходит к Джамаспу, дяде Нуширвана со стороны отца{723}. Родословная Абу-л-Фазла Мухаммада{724}, величайшего из местных царей, следующая:

Мухаммад б. Шахрийар б. Джамшид б. Дивбанд б. Ширзад б. Афридун б. Бав б. Сухраб б. Намавар б. Падуспан б. Хварзад б. Падуспан б. Гавпаре. [В свою очередь], родословная Гавпаре /425/ восходит к Фирузу б. Нарсе б. Джамаспу б. Фируз ал-малику.

Поскольку обстоятельства маликов Рустамдара хорошо известны из хроник, нет необходимости рассказывать о них в данной книге.

Немного о маликах Фараха, их родословной и их родственных узах с маликами Систана

Родословная маликов Фараха восходит к Хорезмшаху. Так: Малик ‘Абдаллах{725} б. Малик Байазид б. Малик Махмуд б. Малик Абу Исхак б. Малик Шихаб ад-Дин ‘Умар б. Малик Махмуд б. Малик ‘Изз ад-Дин б. ‘Ала ад-Дин б. Малик ‘Али-Вали Фарахи б. Малик Йаналтигин б. Малик Тадж ад-Дин [б.] Ирси-шах б. Йаналтигин б. Малик Махмуд б. Малик Джалал ад-Дин{726} Текиш-шах [б.] Ил-Арслан б. Шах Атсиз б. Бурхан ад-Дин Йамин, повелитель верующих. У маликов Фараха нет родства с маликами ‘Аджама. Однако со времени эмира Тимура до сегодняшнего дня между ними было заключено несколько брачных союзов и произошло породнение, укрепились [узы] дружбы. Первый брачный союз был заключен между молочной сестрой Малика Кутб ад-Дина и Шах-Искандаром сыном Йаналтигина. Следующее породнение [произошло] тогда, [когда] дочь Шах-Нусрата б. Шах-Махмуда-хаджи, которую звали Биби Ханзаде и которая была наследницей поместий Шах-Нусрата, выдали [замуж] за Шах-Абу Исхака Фарахи. Биби Ханзаде родила сыновей: Шах-Махмуда Фарахи и Шах-’Али и [дочерей]: Биби Аркан-и мулк (мать Малика Гийас ад-Дина Мухаммада) и Биби Зайнаб-хатун (мать Шах-Махмуда и Шах-Абу Са’ида, сыновей Малика ‘Ала ад-Дина ‘Али).

Дочь Шах-Махмуда Фарахи, Биби Даулат-хатун, взял в жены Малик Хайдар б. Малик Абу Исхак Систани. От него она родила дочерей. [Первая стала] матерью Малика Шах-султана Фарахи, вторая — матерью Малика Йахйи сына Малика Махмуди, третья — матерью Шах-’Аваза сына Малика Зарифа, четвертая — матерью Малика Шах-Хусайна сына Шах-’Али; на пятой дочери Малика Хайдара от [брака] с Биби Даулат-хатун, Биби Салиха, /426/ был женат Малик ‘Абдаллах Фарахи. Это было их потомство.

Чистейшую Биби Шахр-бану дочь Малика Джалал ад-Дина сына Малика Махмуда Фарахи взял в жены Малик Абу Исхак сын Малика Хайдара. От него родились Малик ‘Али, Малик Мухаммад и Биби Шахим-ага, мать Мирзы Мухаммад-Му’мина. Таковы родственные узы маликов Фараха с маликами Систана.

Однако [полной] родственности [между ними] нет: во-первых, из-за расхождения нравов и, во-вторых, из-за непризнания веры тех, кто живет там теперь. У Малика Байазида же и его брата, Малика Джалал ад-Дина, была столь [тесная] дружба с моим отцом, Маликом Гийас ад-Дином, и моим дядей со стороны отца, Маликом Хайдаром, что [невозможно] объяснить. Воистину, Малик Байазид и Малик Джалал ад-Дин были двумя чудесными знамениями, ниспосланными с неба [Господом], да возвеличится имя Его! Божьи твари одобряли их нрав, их действия и их поступки.

Малик ‘Абдаллах был [человеком] наглым и имел скверный характер. Его распри с систанскими маликзаде происходили из-за несовместимости их характеров и [разной] веры. В правление Рустам-мирзы [Малик ‘Абдаллах] поступал так, как хотела того его душа:

Подозрительность, недоброжелательное отношение его сыновей, в особенности Малика Шах-султана, их вражда с теми, кто сделал им добро, достигли более высокой ступени, нежели у их отца. Да исправит Аллах всевышний положение своих рабов! После убийства Малика ‘Абдаллаха, который из-за этого стал блуждающим по «долине смятения»{727} ...{728} Когда по приказу шаха Исма’ил-хан, правитель Фараха, убил Малика ‘Абдаллаха и забрал себе все движимое и недвижимое имущество [убитого], я отвез Малика Шах-султана на службу к светлейшему наместнику во [время] похода на Балх{729}, рассказал его обстоятельства и /427/ напомнил светлейшему [шаху] свою родословную и [связывающие] нас родственные узы; упросил [шаха написать] высочайший указ на земельное владение на имя правителя [Фараха]. [Шах] явил милосердие [и издал указ]. Еще трижды Малик Шах-султан переводил упомянутое земельное владение правителю Фараха, каждый раз под каким-нибудь предлогом, а [сей раб] выезжал в Фарах и отменял [захват], пока в последний раз [сему] бедняку не случилось уехать из Систана. Из Герата я вернулся в Фарах и поселился там для того, чтобы отобрать захваченное кызылбашами имущество тех людей. Хотя [сам] я постоянно нахожусь при победоносном стремени, однако в [Фарахе] живут мой сын, моя семья и мои подданные. Часть земельных владений была захвачена таким путем. Малик Шах-султан все еще пытался изъять у нас и у себя земельные владения и передать их в собственность [кого-либо] другого.

1 ша’бана 1027/24 июля 1618 г. я сделал своего сына, Малика Мирзу Мухаммад-Му’мина, зятем Малика Шах-султана, женив на его дочери, Биби Даулат-хатун, [в надежде, что], быть может, он оставит свое вероломство и свои несправедливые действия. В настоящее время я нахожусь в победоносной ставке в Исфахане{730}. Не знаю, продолжает ли [Малик Шах-султан] свой [прежний] путь или же, изучив [деяния] добрых людей, следует за ними.

Обстоятельства маликов Науфириста

Когда Малик Мухаммад, обидевшись на Малика Султан-Махмуда{731}, попал в Кухистан, [правители Кухистана] явили к нему полное сочувствие и приняли его сторону. Он посватался к ним. [От этого брака] у него родился [сын] Малик Исхак. Малик Исхак выдал Биби Пайкар, дочь своего храброго сына, Малика ‘Али, замуж за Шах-Вали. От него родились трое сыновей. В настоящее время старший из них, Малик Исхак второй, благодаря поддержке друзей находится в числе славных мулазимов шаха. Их родословную я читал в хрониках. Однако Малик Исхак Систани, известный как «Шухра-йи{732} Та’рих» («Знаток истории»), утверждал, что родословная шахов Науфириста восходит к Ардаширу сыну Папака{733}. От деда [сего] бедняка, отца матери, Амира Гийаса, [мне] известно, что он возводил к Ардаширу сыну Папака родословную Малика Бахтафзуна, который был из маликов Науфириста. Знание — У Аллаха.

/428/ Родословная и жизнеописание великого эмира, предводителя великих и знатных [людей] Систана, Амира Хаджи Мухаммада и ряда [других] эмиров Систана; биографии эмиров [рода] Амира ‘Абдаллаха

Отец [Амира Хаджи Мухаммада], Амир Махмуд сын Амира Сираджа, принадлежит к эмирам [рода] Амира Сираджа. Эмиры [рода] Амира Сираджа принадлежат к роду кази ‘Абд ал-Карима. Последний происходит из рода Хасана б. Сарухана, прославленного среди арабов [своей] щедростью, великодушием и могуществом. Мир Шир-Мухаммад и Мир Хашим, в настоящее время известный [под прозвищем] Миш-и маст, — тоже из рода Хасана б. Сарухана. Мать того рожденного под счастливой звездой происходит из рода Мира Мухаммада сына Мира Икбала. В числе его сочинений — рисала «Икбалийа»{734}. Мавлана Джами в «Нафахат ал-унс» рассказал о достижении им высших «стоянок» [на пути мистического самоусовершенствования].

В правление Малика Султан-Махмуда Мир Мухаммад сын Мира Махмуда был вакилем и устроителем всех важных дел. Амир Хаджи в самом начале из-за немилости вакилей покойного Бади’аз-Заман-мирзы и враждебности родственников попал в августейшую ставку шаха Тахмаспа, пробыл в Казвине восемь лет, общаясь с великими и знатными, улемами и образованными людьми из высокой ставки. Поскольку он был человеком способным, то усвоил все приятные манеры и красивые жесты хороших людей. Он вобрал в себя все лучшие внешние и внутренние качества. У него было место в маджлисе шаха Тахмаспа. Шах удостоил его [своего] благосклонного внимания. Султан Хайдар-мирза{735} питал к упомянутому эмиру большое расположение. [Амир Хаджи] постоянно бывал на райских собраниях того бесподобного принца. Тогда, когда завистники и мятежники жаловались на [своих] товарищей по райскому маджлису принца, упомянули и слова названного эмира. В тех событиях был убит Мухаммад-Муким Табанку, известный в Иране [своим] дарованием. Часть других людей подверглись упрекам и порицанию. Именно тогда упомянутый эмир уехал из Казвина. Когда он прибыл в священный Мешхед, по счастливой случайности в Мешхед приехал и мой отец, Малик Гийас ад-Дин Мухаммад, который считал [Амира Хаджи] за [своего] сына. Он привез означенного эмира с собой в Систан, оставил его в Уке, а сам поехал к мирзе и устранил существовавшую между ними обиду, как об этом вскользь было упомянуто ранее. Мирза /429/ потребовал его к себе. Названный эмир стал приближенным его светлости мирзы. Мирза Бади’аз-Заман вернул ему все его наследственные земли, которые у него были в Систане и которыми завладел [впоследствии сам] мирза. Когда на престоле правления утвердился Малик ‘Акибат-Махмуд, [Амир Хаджи] стал полномочным вакилем, как было только что упомянуто.

После трагической истории с Маликом ‘Акибат-Махмудом дружеские отношения между великим маликом и Амиром Хаджи-Мухаммад-Му’мином обрели прочность. Всю оставшуюся жизнь он не разлучался с маликом. И когда он распрощался с сим бренным миром, его жена и [остальные] его люди пользовались покровительством великого малика. В правление Малика ‘Акибат-Махмуда до времени великого малика он постоянно платил жалованье тысяче нукаров. Почти три тысячи храбрецов всегда находились в окрестностях крепости и в войске упомянутого эмира. Странники и нуждающиеся кормились из щедрых рук этого великодушного человека. Он воевал с узбеками. В первом же сражении [с ними] им были убиты двести узбеков. Он заполучил [в сражении] 1200 коней из узбекского войска, предав казни трех главных военачальников, [одного] из которых называли Дурман-богатырь{736}. Когда [Амир Хаджи] простился с бренным миром, то поверг в глубокую скорбь сердца маликов, эмиров и знатных систанцев. От него осталось пятеро сыновей: Мир Махмуд, Мир Низам, Мир Сирадж, Мир Мухаммад-Муким, Мир Мухаммад-Хусайн.

После этого мудрого, наиславнейшего эмира был Амир Наджм ад-Дин Махмуд, наихрабрейший и наиблагороднейший из людей своего времени. Если рассказать самую малость о щедрости и отваге этого человека, никто не поверит. После [смерти] отца он заботился о родственниках, о благосостоянии своего рода, привел в порядок и устроил дела родственников, устранил двухсотлетнюю вражду эмиров Барзана и своих предков таким образом, что Мир Мухаммад-Касим, старший из эмиров Барзана, не жалел ради него своей жизни. Во времена [господства] узбеков он в союзе с добродетельными маликами ни на минуту не прекращал борьбы, являя доблесть и отвагу, дальновидность. Скончался он во [время] похода на Балх{737}, когда поспешил на службу к светлейшему наместнику и удостоился [шахских] милостей. /430/ Он был погребен в окрестностях [селения] Бунджар. От реки{738} до той местности — два дня пути. От него остался один сын — Мир Хайдар. В настоящее время на месте отца и своего рожденного под счастливой звездой брата находится Мир Низам.

Мир Низам вместе со своими родным и двоюродным братьями, Амиром Вайсом сыном Амира Хаджи Хусайна и Амиром Мухаммедом сыном Мира Таджа, занят приведением в порядок своей собственности и, более того, устройством всей территории Систана. Это — человек, [обладающий] качествами ученого, рассудительный. В стрельбе из лука это Са’д-и Ваккас{739} нашего времени, прирожденный собеседник маликов. Он пользуется вниманием [великого] малика.

Обстоятельства эмиров Барзана

После Мира Сабика сына Мира Джамала, как было упомянуто ранее, приближенным шахского двора стал Мир Мубариз. Долгое время он находился в высокой ставке. Был человеком, знающим счет, обладающим опытом, снисходительным и великодушным. Не было равных ему в оказании гостеприимства и в хлебосольстве. Так, однажды вечером в Казвине в его дом вошла группа гостей. Ранее он взял в долг тридцать туманов [на покупку] древесины белого тополя, чтобы израсходовать на свои нужды. В тот вечер из-за снега и дождя дров было не достать. Тогда он пустил на топливо, чтобы приготовить гостям еду, на тридцать туманов древков стрел. Когда он приехал в Систан, то стал близким другом кызылбашских эмиров. На нем лежало устройство важных дел. С появлением Малика ‘Акибат-Махмуда, [испытывая] стыд за то, что водит дружбу с кызылбашами, он уехал в Герат. Шесть месяцев спустя по решению правителя Малика ‘Акибат-Махмуда Мир Хасан-’Али отправил человека, и Амира Мубариз ад-Дина привезли в Систан. Он заступил на должность калантара и вазира Малика ‘Акибат-Махмуда. Вазиром был в течение одного года. Его убил Малик Хайдар в местности Пуште Заве во время мятежа Амира Хаджи Хусайна и ряда других [эмиров].

От него остался сын: Мир Мухаммад-Касим.

Два-три года спустя после /431/ трагической гибели Амира Мубариза мой брат, Малик Махмуди, взял [сего] бедняка, [которому было] 12 лет, с собой в Барзан. Пожаловав Миру Касиму почетное платье, он привез его к Малику Махмуду. Тот обласкал его, и он стал вместо отца калантаром Систана и старшим в своем племени.

Мир Мухаммад-Касим прославился среди своих современников хозяйственностью, обхождением, житейской мудростью и отвагой. Вместе с [местными] маликами он принял участие в сражениях с узбеками, прежде всего в битве при [Банд-и] Маудуд{740}, в которой он был соратником [сего] бедняка. Он совершил подвиг Рустама и Афрасиаба, явив необычайную храбрость. В благоустройстве каналов Абхурана, Пушт-и Зириха и Пушт-шахра и в благоустройстве местностей своих родственников он приложил старания, не посильные никому [другому].

В 1023/1614-15 г., опасаясь малика, он приехал в священный Мешхед с намерением [ехать] в высокую ставку. Оставался там три месяца. Малик связал истинную причину его приезда [в Мешхед] со своим иском [недоимок]. Он издал приказ о том, чтобы правитель священного Мешхеда отослал Мира Мухаммад-Касима в Систан в сопровождении мулазима{741} верховного малика. Правитель священного Мешхеда в соответствии с высочайшим приказом передал его мулазиму [верховного] малика. Несмотря на то что в Мешхеде я был чужим, без друзей, я оказал [Миру Мухаммад-Касиму] помощь, насколько это было в возможности сего бедняка, и направил его в высокую ставку. Получив подпись под своими ответственными приказами, он вернулся в Систан и в настоящее время находится в этой стране. Его сын носит имя Амир Мубариз. Ему тоже свойственны отличительные черты его предков — он наделен хозяйственностью, кротостью нрава, серьезностью, [пристрастием] к соблюдению порядка среди крестьян той страны.

Мир Мухаммад сын Мира Хасан-’Али, Мир Саййид-’Али, Амир Камал ад-Дин Хусайн, Мир Мухаммад-Касим и его брат ‘ являются сыновьями Мира Хасан-’Али. Мир Хасан-’Али был участником собраний шаха Тахмаспа. Он унаследовал [должность] калантара Систана.

После Мира Хасан-’Али на должность составителя описи государственных земель{742} был назначен Мир Мухаммад. Амир Саййид-’Али получил должность вакиля тогда, когда малик переменился к Амиру Хаджи. Он был также вакилем в правление великого малика. Упомянутый выше Амир Саййид-’Али пользовался доверием малика. Мир Камал ад-Дин Хусайн был особенно почитаем при Малике ‘Акибат-Махмуде. Он занимал должность китабдара /432/ и собеседника [малика]. Сейчас он тоже весьма уважаем. Однако у великого малика нет к нему настоящего расположения.

Мир Мухаммад умер в 1015/1606-07 г. От него остались два сына: Амир Абу-л-Касим и Амир Хасан-’Али.

Мир Саййид-’Али, разобидевшись на великого малика, в 1022/ 1613-14 г. приехал в Ук. В Уке он и скончался. От него тоже остались два сына: Мир Низам и Мир Махмуди.

Мир Камал ад-Дин Хусайн в настоящее время является калантаром Систана вместо [своих] братьев. Сочинением выразительных стихов он радует души Низами и Хусрау [Дихлави]{743}. Его стихи приведены в тазкира «Хайр ал-байан»{744}.

Их родственники являются потомками Мир Шайха. Амир Саййид-Мухаммад — способный и храбрый, у него хорошие сыновья. Всевышний и преславный Господь да ниспошлет им всем Свое благоволение.

Немного о положении эмиров [рода] Амира ‘Абдаллаха

В «Хронике», сочиненной Амиром Мухаммадом сыном Амира Мубариза, о которой упоминалось в начале [нашей] книги{745}, в школе на глаза сему бедняку попало несколько отдельных ее листов. Он писал о себе следующее:

«Человек по имени Малик Бахтафзун сын Малика Ардашира из маликов Кухистана, которые в настоящее время составляют часть [населения] деревни Науфирист в Нахарджане, попал в Систан. [Там] он посватался к потомку Амира Мубариза, Амиру...{746}, который принадлежит к древним эмирам Систана, и стал жить в Систане. Спустя некоторое время появился на свет Амир ‘Абдаллах. Пришел какой-то человек к Малику Бахтафзуну: ”Всевышний и преславный Господь даровал вам сына”. Что касается имени, то каждый предлагает свое. Человек этот говорит, что его следует назвать Малик ‘Абдаллах. Упомянутый малик ответил: ”Часто люди теряются от происходящего в мире, от [смены] дня и ночи. Поскольку мы уехали из своих родных мест на чужбину, в Систан, то положение нашего сына известно. Если я во времена малика-тирана уеду в свой город, [тот скажет]: мол, назови [его] Шах или Шахрийар”. Обращаясь к нему, отец называл его Мир ‘Абдаллах. Мир ‘Абдаллах приобрел разнообразные знания и достиг высших стоянок [на пути к мистическому прозрению]. От Мира ‘Абдаллаха появился на свет Мир Мухаммад. В науке о явном и тайном он тоже достиг сверхъестественных высот духа. /433/ Его внутреннее ясновидение было таким, что, [когда] Малик Хусайн убил пятерых его храбрых, достигших совершеннолетия сыновей, еще до того, как известие [о их гибели] достигло его дома, он позвал из женской половины свою уважаемую жену, целомудренную Биби Милли, [и сказал ей]: ”Приготовь пять постелей, малик присылает домой твоих сыновей со всей пышностью!”

Поскольку состояние внутреннего озарения эмира было известно его домочадцам и слугам, то, положив по систанскому обычаю на пять кроватей по тюфяку, все стали ждать. И вот на коврах принесли домой тела пяти казненных сыновей, положив каждому на грудь отрубленную голову».

Рассказ о внутреннем ясновидении его и его высокородного отца, о [пройденных] ими «стоянках» [на пути мистического самоусовершенствования] — длинный. От Мира Мухаммеда появился на свет Мир Мубариз, от Мира Мубариза — Мир Мухаммад-младший. От последнего — [еще один] Мир Мубариз. От него — Мир Мухаммад. От [Мира Мухаммеда] — величайший эмир, Амир Гийас ад-Дин Мухаммад, дед сего бедняка со стороны матери. У него было двое детей — сын и дочь. От дочери, Биби Марйам-султан, родился сей бедняк. Сына звали Мир Мухаммад-Му’мин. По способностям и одаренности не было равных ему во всем свете. В конце концов о нем заговорили и знать, и простой люд Систана из-за того, что он стал ярым маламати{747}. От него остались два сына: Мир ‘Абд ал-Му’мин и Мир Фазли. Мир ‘Абд ал-Му’мин оставил после себя троих сыновей: Мира Гийаса, Мира Махмуда и Мира Камала. Мир Махмуд уехал в Индию и там скончался. Мир Камал, не имевший равных себе в отваге и храбрости, был убит в Кандахаре в сражении с чагатайцами. Мир Гийас в настоящее время находится в Систане. Он сподобился счастья совершить паломничество к священным городам Мекке и Медине и к [другим] святым местам. [Теперь] он занят вознесением молитв всеведущему Богу. Великий малик испытывает к нему большое сострадание.

Мир Фазли оставил [после себя] троих сыновей: Мира Мухаммад-Бакира, Мира Мухаммад-Му’мина [второго] и Мира Таки. Все они заняты возделыванием земли на своих земельных угодьях. Из пяти дочерей мира Мухаммад-Му’мина четыре умерли. Это Биби Хандгар, Биби султан-Мубарак, Биби Шахрбану и Биби Зайнаби. Целомудренная Биби ‘Арус-хатун молится на могиле Мира Гийас ад-Дина в Джарунаке.

/434/ Рассказ о некоторых эмирах [из рода] Мира Саййид-Ахмада, до сих пор проживающих в Систане

Во времена Бади’аз-Заман-мирзы среди знатных и великих [людей Систана] был Мир Мансур. Его брат, Мир Вайс, был калантаром Абхурана при Малике Махмуде и [оставался им] вплоть до середины [правления] великого малика. Он пользовался всеобщим уважением. В настоящее время калантарами округа являются Амир Му’мин и сын Мира Мансура: [первый] — вместо своего дяди, [второй] — вместо отца.

Мир Хайдар является сыном Амира Хаджи Мухаммада. Его отец, Амир Хаджи Мухаммад, был человеком загадочным и обладал проницательностью, обращал [на себя] внимание [местных] маликов. После его смерти Амир Хайдар в правление Малика Махмуда для видимости занимал должность кайчачигари, [в действительности же] был собеседником [малика] и поговаривал о должности вакиля. Он пользовался почетом и уважением у достойных людей, был необычайно одаренным, смелым, понимающим шутки, хорошо сочинял стихи. Его стихи приведены [нами] в тазкира{748}. В конце концов его воздержанность [от всего, что удаляет от Бога], его служение Богу достигли такой ступени, что он удалился от людей. Когда узбеки захватили [Систан], а [местные] малики поселились в крепости Кал’а-йи Тракун, ему крепко досталось от узбеков, и он отправился в райские кущи{749}. Да будет доволен им Господь!

[Потомки Йар-Махмуда]

Поскольку жизнеописание потомков Йар-Махмуда приведено в начале [сей] книги, [более нет необходимости этого касаться]{750}. В родах Йар-Махмуда и Йар-’Али старшими [рода] были [соответственно] Мир Мухаммад-Му’мин и Мир Амин. Мир Мухаммад-Му’мин славился своей жизнерадостностью и своими остротами. И в самом деле, он был большим острословом — он дружил с [сим] бедняком с самого детства.

Еще жива часть людей из сословия эмиров, йаров, землевладельцев и состоятельных людей, из коренных жителей Систана.

В окрестностях Систана и Хушкруда все еще проживает некоторое количество людей из [рода] накибов Мира Хасана. В Мараке, откуда вышло большое число храбрых воинов, еще живут йары.

Однако разные сословия систанцев крайне /435/ разбросаны [по разным местностям]. Большое число жителей Пушт-и Зириха, Бар-и Зириха и Сарабана рассеяно по всему свету. Жители Сарабана столь часто покидали свои места, что два младших сына накиба Махмуда, правителя области Сарабан, стали каландарами{751}. Около десяти тысяч семей{752} систанцев живут в Кандахаре, в области Гармсир, в Фарахе и в Герате.

Обстоятельства накибов Зириха

Что касается накибов Зириха, то их дела обстоят так. Множество [накибов], число которых невозможно установить, погибли в сражениях с узбеками. Были убиты двести опытных в боях воинов-зирихцев, раисов [племен] шахраки и сарабанди. Еще десять тысяч их людей погибли от рук узбеков во многих [боях]. Пять-шесть тысяч крестьянских семей Зириха попали в плен к узбекам. [Несмотря на это], до сих пор в Систане есть еще пять тысяч храбрецов из того сословия. Из знатных накибов [назовем] Мира Хайдара, [его] брата, несколько двоюродных братьев со стороны отца, накиба Афзаля и [накиба] Ахмада, сыновей накиба Джамал-шахи, накиба Касима, еще группу накибов шахраки, накиба Ахмада сына накиба Раиса шахраки. В наказание за предшествующую и последующую службу они заняты в настоящее время земледелием.

Раисы Рамруда

После смерти Раиса Ахмада сына Шах-Мансура предводителем тех людей был его сын Раис Чари. Он тоже умер. Сыну Раиса Чари, Раису Ахмаду [младшему], сейчас восемь лет. [Кроме него] в Рамруде живут Раис ‘Али, Раис ‘Ариф, Раис Хусрау и еще одна группа раисов. Одним словом, [Рамруд] процветает.

name=t72>

Раисы Хауздара и Кундара

Раисы Хауздара и Кундара были необычайно великодушными, в правление [местных] маликов пользовались уважением. При кызылбашах Раис Шади уехал на службу к шаху Тахмаспу. В прав-436 ление Малика ‘Акибат-Махмуда /436/ верховный малик издал указ о казни Раиса Гулам-’Али, [много] болтавшего о [своей] привязанности к Джа’фар-султану{753}. У раиса Хауздара забрали Раиса Ахмада и Раиса Рустама сына Раиса Шади. Раис Фирузшах был раисом в Кундаре. В настоящее время раисами того округа являются Раис Гулам-’Али, внук убитого Раиса Гулам-’Али, молодец необычайного благородства и отваги, и Раис Шади сын Раиса Рустама. Одним словом, [округ] благоустроен.

В округе Кундар раисом является Джамал, брат Раиса Фирузшаха. Это — человек, который водит хлеб-соль с другими, очень мужествен; в войнах с узбеками показал высший образец доблести. Ради маликов [Систана] скитался по чужим странам. Теперь он на родине, является вождем и раисом, однако от переживаний стал беспомощным.

Сипахсалары (военачальники) пограничного района Сархадд

[Положение] сипахсаларов Сархадда такое, как ранее упомянуто в сей книге. Амир Афзал сейчас состарился. Его сын, Амир Сурхаб, [человек] мужественный; Мир ‘Абд ал-’Али, его сыновья и братья тоже преисполнены доблести. Ходжа Карим, из потомков Шайха Хаджи, умер. Был он необычайно храбрым. Сейчас его место занимает его брат. Пограничный район Систана благоустроен. Ежедневно на границе и в подвластных местностях находятся пятьсот искусных стрелков из мушкетов. Во время сражений они приходят на помощь врагам и друзьям.

Что касается жителей страны Нимруз, то [их] много. В сей рукописной [книге] не хватит места перечислить их имена, да и память моя не способна удержать в голове [имена] всех взрослых и их детей. Несмотря на расстройство памяти и стеснение времени после [совершенных] двадцати трех путешествий{754}, в особенности если учесть, что я увозил свою семью и своих людей с родины на [целых] десять лет, поселив их в Фарахе, [как они] ни противились, а сам все это время скитался по неровным местностям Ирана, не посоветовавшись, решился писать сию книгу, испытывая желание связывать слова воедино. [Так мог поступить только] одержимый. Прежние летописцы и современные ученые, написавшие [хотя бы] одно сочинение, не один раз вносили в него исправления, представляли его на суд друзей, [затем] переписывали начисто и давали [своей] книге название. В силу изложенных обстоятельств я взялся за перо и описываю события, хотя этим /437/ даю своим товарищам кое-какие [поводы] для критики. [Своей] книге я даю название «Та’рих ихйа ал-мулук» («Хроника воскрешения царей»). В своем занятии [сей раб, касаясь] огорчений и беспокойства путешествий, неосуществившихся желаний, затрагивая сложные вопросы, не допускал [к себе] такого самодовольного врага, как самовосхваление, и не считал его существующим. Почему люди вроде меня [должны] мысленно представлять бытие вне разума? Предположим невероятное: Ардашир сын Папака{755} или Шапур, подобно мне, стали бы описывать свои деяния... Даже тогда у них не получилось бы и одной пятой моего [сочинения] «Ихйа ал-мулук» (?). Царство природы человека таково, что лишь открыл он глаза, как видит себя в колыбели неги и блаженства, воспитывается среди величия и знатности. Когда он грациозно ступает из двора величия на арену могущества и заносит ногу на Рахша гордости{756}, то, не видя перед [собой] соперника, постоянно направляет поводья желания в сторону [достижения] цели; от повелителя времени и владыки времени не ожидая ничего иного, кроме осуществления [поставленных] целей и продвижения желаемого по истинному пути. Выдающиеся люди времени, подобно ничтожным рабам, почитают за честь быть хранителями его зеркала{757}. Не располагая опытом и не испытав [еще] неудач, увы, вспомнит ли он кого? Тем более бедных и несчастных, [лишенных] родственников и близких, [таких], как я? Однако, забыв о могуществе рока и благодати совершающих ночную прогулку по кварталу возлюбленной, не заметив силу длани терпения и не вызвав в памяти отказавшуюся от мирских благ душу, где он [мог] постичь опьянение пьющих вино упования на Бога? Когда он мог созерцать силу ищущих и наставляющих на правый путь, откровением открывающих перед лицом своей надежды врата желания, дланью своей веры сворачивающих замок врат желания? Его занятие — собирать имущество и сеять раздор среди друзей...{758} Его образ действий — причинение обид. Тысячам [людей] он разбил сердце своим сомнительным (?) пластырем. Природное свойство оскорбленных — накладывать пластырь обиженным.

Сняв с сердец боль и тоску, они вместо пластыря покоя у того распустившегося /438/ цветка все поднимают вверх дном: запрещают [творить] зло другим, но позволяют его себе; дозволяют другим делать добро, но не считают возможным это делать самому; наследственное имущество считают достоянием братьев по вере, богатство же благоприобретенное — собственностью других, втягивают [в себя], подобно пожирающему людей дракону, права мусульман, долю братьев [по вере], пропитание друзей и заглатывают, подобно земле, богатства Каруна{759}. Да простит Всевышний, ведающий сохранностью тайны и наблюдающий за сокровенным, за прямоту этих речей и восполнит [тяжесть] пребывания на чужбине удовольствием прибытия на родину! «Я передаю свое дело Аллаху. Ведь Аллах совершает Свое дело и установил Аллах для каждой вещи меру!»^[140].

* * *

Поскольку среди летописцев и авторов хроник принято описывать все дела, пишущий [сии] строки сделал перо рассказчиком известий о Систане. Когда он приводил в порядок сию рукописную [книгу], в его слабую голову [пришла] мысль изложить окончание событий, случившихся за те два-три года, как он перестал заниматься этим сочинением{760}.

В шаввале 1030/августе—сентябре 1621 г.{761} великий малик выехал из Систана к порогу светлейшего [шаха]. Он отправил быстрого скакуна к Малику Шах-султану Фарахи{762} с дружеским посланием: «Давай отвезу тебя на службу к светлейшему наместнику и добьюсь [издания] приказа о переводе на твое имя прежних союргальных владений Малика Джалал ад-Дина Фарахи».

Правитель Фараха с большим восторгом выехал в путь и в священном Мешхеде присоединился к верховному малику [Систана].

[Сей] раб за несколько дней до этого откочевал из Мешхеда и уехал в Герат. Это было в то время, когда я был отпущен из августейшей ставки из-под горы Демавенд{763}. Верховный малик уехал из Мешхеда в Фарахабад. В начале осени того года он прибыл на службу к светлейшему [наместнику] и провел в Фарахабаде и Ашрафе пять-шесть месяцев, пользуясь полным почетом и уважением среди шахского окружения и вкушая вино с приятными людьми. В ту поездку он /439/ взял с собой своего младшего сына, Малика Захида, очень способного и разумного ребенка. Столпы победоносного государства, выступающие как посредники сторон и проявляющие благожелательность, заставили малика [Систана] отказаться от помощи малику Фараха, указав ему, что не представляется возможным отменить тиул Малика Шах-Хусайна или заменить место, [назначенное ему] на правах тиула, и пожаловать его сыну Малика ‘Абдаллаха Фарахи, известному [своей] преданностью владетелю Турана и поддержкой Рустам-мирзы.

Верховный малик из разговора с покровителем достоинства и преуспеяния, главой славных вазиров Миром Абу-л-Ма’али{764} и вазиром Азербайджана Мирзой Мухаммад-Ризой и приближенными высокого шахского порога понял, что указание это исходит из другого источника. А дело обстояло так. Поскольку в соответствии с высочайшим приказом было решено, что [сей] раб будет постоянно писать из Герата стоящим у опоры величия и славы о происходящих событиях, то во время вторжения [в Хорасан] Йалангтуш-бахадура{765} с одобрения высокостепенного хана Хасан-хана{766} я написал два слова Исфандийар-беку, приближенному его величества{767}, и три докладные Ходже Мухаммад-Ризе: одну — о прибытии и отъезде бахадуров Турана в окрестности Герата, другую — об отъезде Хан-и ‘Алама на службу к императору [Индии] Джихангиру. О последнем рассказал Мир Мухаммад-Касим, мой хранитель тайн, Мураду, прибывшему из Кандахара, человеку надежному. Еще одну записку я составил относительно своего тиула и союргала. Случилось так, что Мухаммад-Риза сын Шатир-Хасана передал написанное мной вместе с докладной запиской высокопоставленного хана в благословенные руки сведущего шаха. Светлейший наместник приказал, чтобы Исфандийар-бек прочел ему написанное. Шах благословенным языком сказал Шатиру: «Передай такому-то: ”Известие об узбеках ты написал в соответствии с сообщением Хасан-хана, правильно. Сообщение же об отъезде Хан-и ‘Алама в Индию тоже было правильным. Из того, что ты написал о себе, выходит, что ты сам хотел перевести [земельное владение] в союргал [сыновьям] Малика ‘Абдаллаха, отрезать от себя и передать им. Мы же, понимая, отдали тебе. Сегодня проявились признаки их враждебности. Будь спокоен, я не передам [твои] владения на правах тиула никому другому, кто бы ни просил об этом”». Эти слова приближенные довели [до сведения] великого малика. /440/ Они стали препятствием [на пути] оказания помощи Малику Шах-султану. Спустя несколько дней великий малик был отпущен и приехал в Систан. В тот день светлейший наместник изволил сказать малику слова сочувствия по отношению к [сему] рабу, явил полное заступничество за отсутствующего; закрыв [малику] путь лишения [меня] помощи и заставив благодарить шаха: «Такой-то все это продолжительное время сопровождал нас в походе в Грузию, Чухур Са’д, Азербайджан и Дагестан, достойным образом служил нам. Чтобы не обидеть тебя, мы вознаградили его заслуги, пожаловав ему сто туманов хамесале{768} помимо местностей Систана и Фараха на правах тиула. Отпустили его в Герат, чтобы Хасан-хан вершил все дела по его мнению и совету, ибо в Хорасане он человек уважаемый. Хотя мы не дали ему ни должности эмира, ни должности хакима, однако он достоин всеобщего уважения»{769}.

Да сохранит Господь [шаха] ‘Аббаса на шахском троне долгие годы! [Так] несколькими похвалами, напоминающими порицание, завоевал он симпатию малика. Несколько упреков, [которые] в то время были похвалой, наполнили мою душу радостью. Настоящий благодетель знает цену этим словам. Великий малик пожаловал в Систан, а Малик Шах-султан уехал в Исфахан, чтобы добиться [производства] ряда административных приказов, [направленных] против сего раба. К кому он ни обращался из знати, всюду ему говорили: «Вашего отца казнили по повелению светлейшего [шаха]. Почему же оставили вас?» Бедняга, он всем был чужим. Вместо ласки он слышал угрозы. Не вынес [этого], слег и умер. Известие о его смерти на длительное время повергло меня в печаль. Сколько ни делал я ему добра, не видел от него ничего, кроме зла. Бедняга, он не понимал добро. На сей раз подарком мне явилось возмездие. Воистину, я был огорчен его смертью. Да сохранит Всевышний от гибели и друга и врага! Да сделает друзей желанными, а врагов — друзьями!

На следующий год после этой даты навваб Хасан-хан потребовал меня в Герат. Я выехал в Герат еще до Науруза{770}, как об этом рассказано в шестнадцатом (разрядка моя. — Л.С.) путешествии (!){771}. [Великий] малик приехал в Систан и был занят прогулками и охотой. В тот год, когда /441/ малик находился в Фарахабаде, в Систане случилось страшное наводнение. Вода затопила все земли, прилегающие к каналу ...ахак (?). О бедствии сообщили Мирзе Хамзе{772}. Одни говорили: «Повремените, пусть за неделю вода схлынет, на этих землях хорошо произвести ранний сев».

Одним словом, за три дня ни одна капля воды не ушла на север от Хирманда, в сторону плотины Бар-и Зирих и Рашкака. Селения Аташгах, Шайхланг, Джарунак-и Шайхланг, известный как Хазар Бурдж, превратились в пустыню. Через несколько дней после приезда [великого] малика систанские эмиры, как, например, Амир Мухаммад-Касим и Амир Низам, йары [рода] Аййуб и вся страна пришли к верховному малику и стали совещаться с ним относительно установки [новой] плотины. Собрался народ. Работали в течение восьми месяцев около 150 тыс. рабочих, [однако] установить плотину не смогли. В конце концов в полной безнадежности отказались [от своей затеи].

В это время вакили верховного малика и калантары Систана получили из высшей канцелярии тысячу туманов золотом — счастливый наместник закупает со всего Хорасана зерно, [в том числе] 8 тыс. харваров зерна он приобретает в Систане. Народ бросил работу и стал готовить [требуемое] зерно. Между тем вода унесла и плотину Булба-хана{773}, которая обеспечивала процветание Сарабана. Созревший урожай Сарабана засох [на корню]. Из-за остановки августейшей свиты вблизи Фараха никто не думал о восстановлении плотины. [Великий] малик, оставив в Систане Мирзу Хамзу для приведения в порядок войска и [сбора] дани, сам приехал в Фарах и удостоился счастья быть принятым [шахом]. Эмиры через Кал’а-йи Ках выехали в пустыню встретить высочайшего наместника. Благодаря такому поведению урожай Систана и Сарабана погиб, [местность] не была благоустроена.

Дела [сего] раба обстояли так. Эмиры из августейшей свиты, которые с целью захвата Кандахара зимой года Курицы{774} перезимовали в Нишапуре, 26 джумада ал-ула/8 апреля [1622 г.] изволили прибыть в Фарах вместе с дворцовыми мастерскими во главе с покровителем преуспеяния и назиром Заман-беком{775}, верховными эмирами областей Ирака, Хорасана, Азербайджана и пограничного района{776}, /442/ в сопровождении ‘Али-кули-хана караманлу шамлу{777}, курчи и командиров сотни в компании с ‘Иса-ханом, покровителем саййидов и начальником корпуса курчи{778}, гулямами и стрелками из мушкетов вместе с Да’уд-ханом, младшим сыном Аллахвирди-хана{779}, и Манучихр-беком сыном Карчикай-хана{780}, главнокомандующего Ирана, и со всеми воинами. На зерно, закупленное в Фарахе для Управления шахскими землями, 200 харваров из которого были долей [сего] раба, выдали царскую грамоту, предоставляющую освобождение от платежа податей. То зерно и еще некоторое количество было приобретено на пребывание столпов державы{781}. Несколько дней спустя после встречи и прислуживания столпам победоносной державы, эмирам Ирака и Хорасана, в четверг 2 джумада II (14 апреля [1622]) г., [сей раб] выехал из Исфахана в Рубатат{782} встретить счастливого наместника, который взнуздал победу и триумф. Четвертого числа упомянутого выше месяца (16 апреля [1622 года]) [сей раб] удостоился приема на берегу р. Аб-и Шур вблизи крепости Кал’а-йи Ках. В тот день [шах] так был ласков, такое внимание оказал [сему] рабу, что забылось огорчение прежних дней. [Шах] подробно расспросил о Кандахаре и о положении дел той страны. [Сей раб] отвечал в меру своих знаний и своего разумения. Ответы получились близкими к спрашиваемому.

Однажды, когда Исма’ил-хан{783} был на приеме у шаха, привели лазутчиков. Их сообщения полностью совпали с рассказанным сим ничтожнейшим.

Через Кал’а-йи Ках [дорогой] среди гор, рек и каналов той местности [шах] изволил прибыть в крепость в Фарахе. [Сей раб] вновь представил пред августейшие взоры скромные подношения{784} из всего того, что было ему доступно. Эти дары в Фарахе предложил вниманию шаха сын [сего раба], Мухаммад-Му’мин. Остальным служителям [шахского] двора и [его] приближенным он преподнес разные памятные подарки, выполнив условия службы. Огромное войско стояло в Фарахе до прибытия августейшей свиты 22 дня. Счастливый наместник тоже целую неделю находился на берегу р. Фарах-руд в парке вблизи крепости. В ночь на четверг 13 [джумада II]/25 апреля [1622 г.]{785} [шах] выступил в путь и направился в Кандахар. В течение одной недели эмиры и воины откочевывали отряд за отрядом. [Сей раб] выехал из Кухна-шахр (Старого города) 22 [джумада II]/4 мая [1622 г.]. В местечке Диларам{786} присоединился к Исма’ил-хану. /443/ В четверг 20 раджаба/31 мая [1622 г.] [сей раб] на берегу р. Хирманд в предместье Гиришка удостоился чести отвесить земной поклон августейшему [шаху] и перегон за перегоном следовал в Кандахар{787}.

Во вторник 6 [ша’бана]/16 июня [1622 г.]{788} в сопровождении нескольких конников счастливого наместника [сей раб] съездил в окрестности города и осмотрел башни и крепостную стену{789}.

В среду 7 [ша’бана]/17 июня при добром царском знаке [войска] были построены в ряды: от горы Р.н.хан до горы Сарнуза, расположенной с северной стороны Кандахара на протяжении одного фарсаха стояли в три ряда пешие и конные стрелки из мушкетов. Точно так же в три ряда стояли конные воины. В центре войска, там, где было место сведущего шаха, особое крыло составили военачальники, вожди [племен], сотники и знать Ирана. Они подошли к крепости. От громадности [войска] едва не обрушилась гора Лакка, но поскольку она находилась за пределами города, то, несмотря на твердость поступи храбрецов из войска Ирана, осталась стоять на месте и не рассыпалась. Находившиеся в крепости и в цитадели в силу своей недальновидности, смотря на происходящее сквозь пальцы, растерялись. Целую неделю действовал августейший приказ о том, чтобы никто не стрелял из мушкетов и все занимались бы рытьем подкопов. Восточная и северная стороны Шахр-и кухна от Дарваза-и нау (Новых ворот) до склона горы были поручены заботам эмиров Ирана, южная сторона и часть восточной были на обязанности начальника корпуса лучников и кызылбашских бесстрашных курчи, район ворот Машур до склона горы Чахар-сиба был поручен гулямам, стрелкам из мушкетов и работникам шахских служб, т.е. Заман-беку-назиру, Халаф-беку суфрачи{790}, Манучихр-беку сыну Карчикай-хана, главнокомандующего Ирана, Да’уд-хану сыну Аллахвирди-хана{791}, Таки-султану, Пасанд-беку и другим стрелкам и гулямам дворцовой мастерской. За восемь дней подкопы из окрестностей, миновав ров, подошли к самому городу. Поскольку земля была мягкой, с великим трудом удалось подвести ходы под основания башен и корпус цитадели. Постепенно все башни рухнули.

За неделю до этого по ошибке какой-то человек пришел к эмирам и сообщил им об атаке. Часть пребывающих в неведении людей на рассвете подошла вплотную к стенам крепости. /444/ Предполагая, что [это] произошло по высочайшему приказу, воины обложили стены и башни [крепости]. Когда в то раннее утро поднялся шум, светлейший наместник послал [к атакующим] благоразумных людей и удержал их от тех действий, несмотря на то что победа была близка. Это тоже явилось причиной обиды противников в крепости, прежде всего ‘Абд ал-’Азиз-хана{792} и других ханов. Одним словом, 8 ша’бана/18 июня [1622 года], в понедельник{793}, [осажденные] запросили пощады. Ввиду того что у высочайшего наместника было милосердие, он, несмотря на их неблаговидные действия, пощадил их, перечеркнув их преступления пером прощения.

В понедельник 10 [ша’бана]/20 июня [1622 года] чагатайская знать спустилась из крепости и удостоилась чести приложиться к ногам [шаха]{794}. Вечером того дня все они [вновь] поднялись в крепость с ценными подарками: перевязью для сабель и кинжалов, расшитыми седлами, арабской породы скакунами. Получив три дня отсрочки, в четверг [13 ша’бана (23 июня)] они все с женами и [остальными] своими людьми вышли из крепости и расположились в Уланг-и Зале-хан{795}. Находились там несколько дней. Их снабдили верблюдами, лошадьми и всем, что им требовалось, и отпустили в Индию. С ними отправили Хайдар-бека, брата Шахрух-бека, вазира курчи{796} с подношениями и дарами, посланием в стихах, скрепленным печатью благосклонного внимания, о их проступках, промедлении в сдаче крепости, вынужденном приходе и взятии [ее силой]{797}.

В среду 27 ша’бана/7 июля [1622] г. откочевали из Кандаха-ра{798}. Уланг-и Хупи стал местом, где были разбиты победоносные палатки. Кандахарскую крепость и [всю] ту обширную область в добавление к Кирману и подвластным Кандахару местностям [шах] пожаловал в управление правителю Кирмана Гандж-’Али-хану{799}.

В то время великий малик удостоился многих милостей и был осыпан бесконечными ласками. Ради спокойствия [малика], заботясь, как бы тот не обиделся, с пишущим эту рукопись [шах] не был приветлив в соответствии с обещанным образом действий. Хотя чистое сердце получает живительную влагу благодаря всевозможным монаршим милостям и дарам, однако открыто [сему рабу не пришлось] благодарить за милости. Мне неизвестно, опирался ли шах на искренность этого правильных убеждений человека или же хотел освободить малика от чувства стыда за старую историю /445/ с Кандахаром, ибо высокие эмиры винили великого малика, не оказавшего им помощь, в том, что они не смогли взять тот город, поистине на сей раз самые высокие и имеющие меньшее достоинство кызылбаши тоже жаловались на грубость эмира. В те несколько дней, что высокие палатки были разбиты в Уланг-и Хупи, великому малику неоднократно говорили относительно благоустройства Систана. Малик отвечал: «От шаха я не отстану! Благоустройство Систана — дело трудоемкое, и мне не справиться. Разве что шах, оплот веры, сам обратит внимание и благоустроит Систан. Амир Низам и Амир Мухаммад-Касим все дни ждут, когда им представится случай, чтобы доложить [шаху] истинное положение [Систана] и о мерах по благоустройству».

1 рамазана/9 июля [1622 г.] в той местности у сего бедняка заболел желудок и наступило общее недомогание. При содействии Аллаха сегодня, в понедельник 8 рамазана/17 июля [1622 г.], меня немного отпустило. Поскольку [наша] цель в том, чтобы изложить обстоятельства [великого] малика и свои собственные дела, то неудобно отважиться на это в рассказе о победе над Кандахаром.

Одним словом, были покорены Заминдавар, Калат и другие местности, подвластные [Кандахару]. Афганцы и хазарейцы того царства отказались повиноваться и подчиниться. Чагатайские воины, проживающие в Заминдаваре, закрыли путь разговоров и отправили вперед человека к Йалангтуш-бахадуру — просить у него помощь. Йалангтуш-бахадур прислал письмо: «В такой-то день ночью я нападу на кызылбашей, Хусрау-султана Риги, Амира Хайдар-султана и эмиров, принимавших участие в осаде Заминдавара»{800}.

[В ответ] на расправу [Хусрау-султана] тюрки-чагатайцы из Заминдавара продолжали сражаться, даже выйдя из крепости. С ним сцепились люди пазики{801}. Произошла грандиозная битва. Были убиты почти тысяча воинов и их подданных. Остальные жители Кандахара, предместья и других крепостей отправились в Индию.

/446/ Поскольку об остальных событиях будет рассказано в [описании] каждого из путешествий, выпавших на [мою] долю по воле всемогущего Творца, нет смысла более этого продолжать рассказ в данном месте. Теперь в силу необходимости следует остановиться на событиях, имевших место после возвращения из похода на Кандахар.

В общем, когда стало ясно, что августейшая свита проследует в Герат дорогой через Гур{802}, когда знамена величия и славы прибыли в окрестности Кал’а-йи Муса, местность, подвластную Заминдавару{803}, у [сего] бедняка было легкое недомогание. Он склонялся к тому, чтобы ехать через Фарах. Во время послеполуденной молитвы отправился к мудрейшему и великому Миру Абу-л-Ма’али, вазир-и хасса и помощнику великого вазира, надежному хранителю тайн и доверенному лицу [шаха], и доложил ему, что [сей] бедняк едет в Фарах, чтобы привезти свою жену и своих людей из Фараха в Герат. Добродушный эмир пошел с [сим] рабом к светлейшему наместнику. [Через него] я доложил: «Ежели последует августейший приказ, я съезжу в Фарах и приеду в Герат со своей женой и своими людьми». Светлейший наместник [по свойственному ему] врожденному великодушию изволил отпустить [сего] раба. Я выехал в Фарах вместе с прибежищем саййидов и учености Мирзой Мухаммадом-Таки{804}. Приехав, за 15 дней закончил дела первой необходимости и выехал в Герат. Случилось так, что после отъезда [сего] бедняка в Фарах на следующую ночь на службу к светлейшему приехал малик ал-мулук Малик Джалал ад-Дин и заявил, что «Малик Шах-Хусайн [незаконно] завладел всеми поместьями Фараха. Право же [на владение] теми землями [принадлежит] нам и нашим родственникам».

Светлейший наместник, который говорил только справедливо, изволил сказать: «Зная [это], мы ради вашего спокойствия пресекли разговоры Малика Шах-Хусайна относительно взаимоотношений в Систане. Однако и вам не позволю говорить о его владениях в Фарахе».

Амир Валад-бек, участник собраний, с которыми [сей] раб был связан узами дружбы и имел общение, сказал: «Было бы удивительно, если бы высочайший наместник из справедливости пресек [Малику Шах-Хусайну] путь к разговорам относительно дохода с Систана в 5 тыс. туманов и позволил бы верховному малику [Систана] оспаривать у Малика Шах-Хусайна союргал на владение Фарахом, дающий доход в пять с половиной туманов! /447/ Было бы справедливым послушать его заслуживающие внимания речи о Систане и речи верховного малика о ”законных” [правах] на Фарах!»

Исфандийар-бек, главная из приближенных [к шаху] особ, тоже изволил сказать: «О дорогой малик, будьте же справедливы! Малик Шах-Хусайн 20 лет трудился и с честью выполнял [свои] обязанности в Систане. Он и его брат защитили Систан. После всего этого он отказался от своего права и своих трудов, оставил свои земельные владения в Систане разоренными, а вы спорите с ним из-за участка земли в Фарахе, [обрабатываемой за день] несколькими парами волов. Было бы явной несправедливостью все это считать вашей собственностью!»

Однажды [присутствующие] в маджлисе высокопоставленные лица все заставили малика рассказать правду. После того верховный правитель [Систана] по своему обычаю отбыл вместе со своими сыновьями и подчиненными с шахской службы в Систан. Августейший наместник с несметным войском, численность которого не поддавалась счету, через Гур отправился в путь к Герату. На всем пути следования [встречались] зубчатые стены [крепостей], возносившиеся к небесам, и холмы, соседствовавшие с Шах-и Гау и Пушт-и Махи. По воле случая Йалангтуш-бахадур, главнокомандующий и старший в роде падишахов Турана, стоял с 20 тысячами своих людей на этих холмах и в горах Гарджистана для защиты границ своей [родины]. Бирди-Мухаммад-султан Фирузкухи{805}, который на границе Балха с Хорасаном постоянно заигрывал с той и другой стороной и получал от обеих сторон (и от эмиров Балха, и от верховного эмира Хорасана) почетные дары и подношения, прочно обосновался с тысячью семей из Фирузкуха{806} в одной из сторон необъятных просторов Гура, границы которого почти достигают [земель] хазарейцев{807}. Он был отпущен со службы владетеля Хорасана, Хасан-хана, с тем чтобы, собрав свое войско и армию, подвизаться на службе светлейшего [шаха]. Несчастье неотвязно преследовало этого недальновидного человека. Возгордившись укрепленностью гор и многочисленностью своего рода, он лишился чести приложиться к ноге светлейшего [шаха]. Когда была пройдена половина пути в Гур и странствующее по свету войско [шаха] приблизилось к [Фирузкуху], светлейший наместник, назначив приближенного его величества Халаф-бека и поручив [его] людей из племени /448/ Миру Хайдар-султану, отправил его с отрядом в ту сторону, дабы наказать того недальновидного и несчастного человека. Халаф-бек, которому благодаря руководству шаха и [своему] суфизму сопутствовала в сражениях победа, проделал тот путь с [большой] скоростью и со всех сторон обложил зимовье того несчастного. [Бирди-Мухаммад-султан Фирузкухи] со своими людьми, превосходившими отвагой и дерзостью остальных [мужей] племени, тоже вступил в сражение. Итак, при добром знаке для вечного государства они потерпели поражение и все стали жертвами меча победоносных борцов за веру. Их с [отрубленными, сохранившими] злобное выражение головами вместе с их семьями, женами и детьми привезли пред взоры светлейшего [шаха]. Августейший наместник благодаря стараниям Хасан-хана подарил жен, детей и остальных членов семей [убитых] Миру Хусайну Фирузкухи и ряду других его соплеменников, похвалявшихся своей верноподданностью.

Через несколько дней сопутствуемый счастьем и успехом [шах] изволил разбить победоносные палатки на просторах Гератской провинции{808}. То радостное время [шах] провел в покое и довольстве, все дни занимаясь делами слабых и бедных.

В те дни из Шираза ушей величия достигла весть о победе над Хормузом{809}. Когда [сей] раб приехал из Фараха в Герат, верховный малик вновь склонил Шах-Абу-л-Хасана и Малика Йахью, племянника [сего] бедняка со стороны брата, к притязанию на земельные владения в Фарахе. Вакилем разрешить спор назначили мавлана ‘Абд ал-’Азиза, их мустауфи и старого друга маликов. Он с дарами, подношениями и прошением, содержавшим иск, приехал на службу светлейшего [шаха]. Светлейший наместник послал человека разыскать [сего] раба. Когда [сей] раб удостоился чести положить светлейшему [шаху] земной поклон, [шах] благословенным языком сказал: «Когда вас отпустили из Мусы-кал’а в Фарах, к нам приезжал малик [Систана]. Он сказал то-то и то-то. Мы ответили ему так: ”Ваше дело [должно] быть решено в соответствии с шариатом, а не по обычному праву. Поезжайте и вместе с садром устраните ссору!” То, что они сумеют доказать в присутствии главного садра{810}, получат [в свое владение]».

/449/ Хатима (заключение) Та’рих-и ихйа ал-мулук. Жизнеописание автора сей рукописной [книги] от рождения до событий 1028/1619 г.{811} Опыт, приобретенный [им] в многочисленных поездках и походах.

Хвала Богу, что благодаря счастливому случаю и удаче после завершения «Та’рих-и ихйа ал-мулук» в Фарах, который был мишенью проверки душевной крепости сего недостойного во время пребывания в том городе после испытания разнообразных страданий и удовольствий, переживания разного рода горя, в искупление тех трудностей пришел приказ вечного счастья, точнее, высочайший указ с вызовом [к себе] сего блуждающего по долине желания. В настоящий момент я получил то, что избавило [меня] от общения с врагами.

1 зу-л-ка’да 1027/20 октября 1618 г. [сей раб] удостоился чести быть принятым [шахом] в [его] резиденции в Казвине{812}. В то радостное время после победы над несметным войском Турции, которое под предводительством великого вазира Халил-паши приходило в том году в Тебриз, шахская свита изволила прибыть в стольный град Казвин{813}. В это время в Казвине собрались высокого ранга послы с разных концов света, как, например, Хан-и ‘Алам, [посол] Джихангир-падишаха, властелина двух третей Индии; уважаемые лица из слуг [престола] европейских стран; доверенное лицо российского государя. Были устроены празднества и высокого [ранга] приемы. В том месяце [центральная] площадь Казвина была иллюминирована. Несколько дней вплоть до [наступления] вечера взору августейшего представляли подарки и подношения [государей] разных стран{814}. В те дни и ночи [мои] огорчения, накопившиеся [за время] пребывания в Фарахе, были полностью вознаграждены. Все дни проходили в прогулках, а вечера — в наблюдении за пиршествами, которые могли бы стать предметом зависти юных лет. По воле случая в один из тех вечеров я имел очень приятную беседу с именитым и высокопоставленным [служащим], примером подражания для друзей, Кавам ад-Дином-мирзой, мустауфи ал-мамаликом. Оттуда я пришел домой, /450/ с тем чтобы [потом] отправиться посмотреть иллюминацию. Группа, так сказать, друзей, в компании с которыми я недавно познал страсть, словно пламя, высекаемое с помощью железа из камня, отправилась для участия в том празднестве. [Все мое] существо из-за крайней усталости противилось возвращению на раеподобный пир. Да и ехать следом за той группой показалось далеким от нравственного поведения. Я вошел в вечно весеннее собрание своего уединения, назначил фаррашей внутренней чистоты подмести двор расположения [моего] духа. В мгновение ока в подходящий момент они вымели веником покорности сор суетных мыслей, нелепых идей и скверны привязанностей из дворца разума, айвана понимания, почетного места [моего] естества; осадили пыль на сердце желаний с помощью влаги и свежести покорности; накрыли разноцветными коврами, привезенными из фарраш-хане, лоно природы; из помещения, где «возлежат на ложах»^[141], принесли трон — ложе, достойное каждого из восседающих на троне сердца и составляющее суть единения и нравственного величия. По размерам ложа приготовили постель (белье?). Пока солнце служило факелом на бирюзовом небосводе, цветы, душистые травы, разные пахучие полевые растения, разнообразные петушьи гребешки, лазурные лужайки бросались в глаза тех ясновидящих людей. Когда завиток ночи прикрыл ланиты солнца покрывалом [черного] локона, облаченное в черное время надело платье и сделало ночь [покровом]^[142]. Небесная длань расчесала локоны [звезды] Каноп{815}. Сторожа того необъятного, [расположенного] на большой высоте пространства в одно мгновение зажгли огнем внутреннего света миллионы факелов, фонарей, светильников и свечей, пропитав раскаленные фитили луноликих красавиц миндальным маслом. Пышное [сияние] света на свете^[143] достигло купола и крыши небес. Если бы у земных людей внешнее (поверхностное) зрение затмилось на том пиру сверканием, то у звезд, которые существуют благодаря божественному свету и свет которых [является] исключительным [их правом], на этом пиру было бы внутреннее зрение полуугасшего светильника от ветерка порицания. Если Мирза Мухаммад-Риза{816} — устроитель этого пира, то его вдохновитель{817} — Творец земли и небес. Ежели Мирза Джамал — хозяин того пространства, то работающими на нем являются стоящие у величия и /451/ славы. Если тварям на этом просторе есть проход, то особо приближенным есть в том уголке место для обозрения. Совершенно искренне я не хотел, чтобы Шах-и Джихан{818} и Хан-и ‘Алам, его гость, ради внешних красот лишились бы внутреннего творения [ума]. Слова, которые могут быть лучшей заменой свидания и [расспросов] о самочувствии, я принес на тот пир. Шах-и Джихана в силу его высоких помыслов я посадил на первое место. Хан-и ‘Алама вначале я отвел в уединенное место, облачил его в одежды чистосердечности, и он узнал путь и веру сведущего шаха и одобрил. Согласно выражению: «Да будет славен гость!» — я заставил его довериться мне. Весь тот вечер я провел на пиру, где не было случайных друзей, не ставших друзьями моего внутреннего скрытого мира. Всякий раз, удаляясь от мнимых товарищей и тех, кто блюдет традиции и обычаи, испытывал я подобное удовольствие и [проводил время] в подобных беседах; [мне] открылся смысл рубаи Сахаби Наджафи{819} и заключенных [в нем] скрытых тайн:

Мое опечаленное сердце привыкло к одиночеству,

Я отказался от бесед с кем попало.

Когда я один, моим наперсником является воспоминание о ком-либо,

Когда же моим собеседником становиться человек, я одинок.

Да не заменит всевышний Господь путь душевного спокойствия, путь отъединения от людей, беседой со сторонниками традиций и обычаев и да окажет Он помощь [своим] щедрым сердцем!

В предании говорится, как некий человек увидел сидевшего в одиночестве мудреца. Он подошел к нему и спросил: «Почему ты сидишь один?» — «Я стал одиноким только теперь, когда ты заговорил», — ответил тот.

Такого рода примеров я знаю много, но применяю их к месту: у меня ведь не [продажа] шелка, а ювелирная лавка. Отказавшись от затягивания рассказа, прибегать к пространным словам было бы движением назад. Потому вернемся к нашей теме.

Хотя на данном базаре, где товар мастерства из-за отсутствия спроса прикрыт покрывалом таинственности, написанное о религиозной и житейской мудрости не читают, не говоря уже о событиях исторических, в особенности о событиях, [происходивших] в Систане, о самих систанцах, об обстоятельствах такого страдальца, как я. Кто станет [обо всем этом] читать? Когда друзья найдут время прочесть /452/ эти известия? Враги же открывают глаза с [попавшей] в них соринкой только ради [выискывания] недостатков. Однако что поделаешь? Беспокойная душа, частица [моего] нутра, гонит [меня] волной огорчений к берегам исписанных страниц.

Это не изложение событий, а черновик «Масибат-наме» («Повествования о [пережитых] страданиях»), потраченной напрасно жизни. Я скорблю о каждом из рожденных на Божий свет и несправедливо погибшем. Аллах преславный, что это за возмездие? Годы [моей] жизни подошли к пятидесяти. За это время я не проявил [себя] в делах веры, не покрыл румянцем лицо очевидца мира румянами лицемерия, что в обычае женщин, причесывающих и наряжающих невест. С того времени, как я оказался в колыбели воспитания сего мира, вместо материнского грудного молока получаю кровавый поток горя. Что знает человек в это время? Я знал лишь, что мир — это море, а колыбель — это корабль! Движения, которыми раскачивают колыбель ради успокоения ребенка, — это движения флотилии и волн событий. Дитя природы, несмотря на [свой] детский характер, из-за нравов эпохи забыло о [своей] колыбели и о сладости молока. После определенного времени, [в течение] которого дитя было букетом цветов в руках отца и плодом в объятиях матери, оно познало вкус сладкой и соленой воды и хлеба судьбы. Пришли в движение ноги исканий. Я странствовал по востоку и западу. Страждущую душу посещали сомнения. Всякий раз бегал и играл с беспризорными детьми. Когда ведущий счет мгновениям довел счет жизни до слова «четвертый», до четвертой строки и четвертого листа{820}, отец, жаждавший [испить] воды воспитания, взял меня за руку и отвел в начальную школу постижения разума. Он вызвал мавлана ‘Абд ал-Му’мина Сулхи, отец и дед которого были адибами, секретарями и счетоводами моего деда и моего отца, и вручил меня ему. Господин устад взялся за мое воспитание и поручился [за меня]. В начальной школе я стал учиться вместе с группой своих сверстников и родственников. Среди них был цветок из сада маликов Малик ‘Ала’ ад-Дин сын Малика Абу Исхака, благодаря дружбе с которым я полюбил школу. Обучение и занятия в школе шли успешно. [Благодаря] строгости отца и стараниям устада я выучился азбуке, преуспел в чтении Корана, стал отличать белое от черного, [научился] /453/ держать калам кончиками пальцев. Внешне я заучивал наизусть трактаты, решал задачи, однако в действительности память моя ослабла, я стал забывчивым. Помнить о внешних обстоятельствах и забывать о скрытых знаниях — это уже другой закон шариата и другой путь изложения обстоятельств дела. Среди споров, обучения и приобретения знаний, впитывания [содержания] бесед блаженная сень отцовского воспитания сошла с чела счастья{821}. Случилось это в полдень в четверг 9-го числа священного месяца зу-л-хиджжа 989/ 4 января 1582 г. (соответствует году Змеи [тюрко-монгольского календаря]){822}. На сердце открылись врата печали и тоски, в душу закралось беспокойство. Базар трагических событий оживился. Настал черед бойкой торговли не имеющими спроса товарами. У торговцев товаром «распри» товар перестал иметь спрос. Отчаяние сменилось надеждой. Взошла звезда недружелюбия. Каждое утро я читал в дневнике о преуспеянии своих дел и каждый вечер находил написанный на скрижалях моих обстоятельств начальный бейт газели о печали. Не было начала ни утру безнадежности, ни конца вечеру смущения. Братья — [это те, кто] отменяет сострадание к сыновьям Йа’куба{823}; помощники — те, кто лишает надежды на помощь и заставляет испытать несчастье; лекарство — это обреченность на скитания по стране страданий. Исцеление — это изгнание из лечебницы желаний. Печаль — это машатэ, [причесывающая] волосы на висках сердца. Страдание — это то, что вышивает ковер и украшает [им] место собраний. Бессилие — заместитель мощи врагов, слабость — помощник руки благодеяний, результат неведения, следствие незавершенности, отъединенности от общества, предмет зависти судьбы; вместо налаженности — скитание, пословица об изменчивости судьбы — наставник способности мыслить; меланхолия — это то, чтосводит с ума и питает мозг; это черная желчь обливающегося кровью сердца, бальзам от усталости, колкости прихотливых тиранов; [средство], способствующее заживлению ран, рассыпание алмазов неразумными противниками; взамен радости — скитание по стране потерявших присутствие духа; мечта о запретном — это извлечение черной точки из пораженного сердца. Небо [жаждет] отмщения, земля выражает недовольство взращиванием скорби; нарцисс, наблюдая мою тоску, сожалеет об утраченном; лилия в описании моего состояния удовлетворилась молчанием и немотой; это — весна, обновляющая цветник внутренней печали; /454/ это — листопад и осыпание плодов с дерева от всевозможных мерзостей{824}; это — восход утра через световое окно в темной келье уединения; это — пламя огня, сжигающее надежду; это — вечер в жилище и месте покоя; это — рассыпанные локоны свидетеля превратностей судьбы; это — утешение беспокойного сердца; это — погружение в пучину бесплодных мечтаний; это — воображение покоя в пасти дракона и в когтях леопарда; это — мечта об отдыхе на морском дне и в пасти крокодила; это — праздничное сборище; это — собрание в доме, где еще носят траур; это — собрание радости и увеселения, опочивальня бед и несчастий. Несмотря на все причины, частью которых являются приведенные изречения, у меня было постоянное желание достичь совершенства. Лишенные жизненной силы капельки росы моего бытия без формирования жемчужины{825}, похваляясь на троне нравственного величия [своей] исключительностью, обрели степень бесполезности (?).

Братья, которые не держали в сердце другого желания, кроме обеспечения [себя] поместьями и земельными угодьями, и [которые заботились лишь] об обработке земли и снабжении водой, ‘амилем{826} и ответственным за урожай назначили мавлана ‘Абд ал-Му’мина Сулхи, который заботился о моем обучении. Упомянутый мавлана не осмелился нарушить их приказ. Поскольку он поневоле{827} оставил начальную школу, то поручил обучение [сего] раба своему младшему брату, мавлана ‘Абд ал-’Азизу. В то время я уже отличал «белое от черного» и кое в чем разбирался. Вопросы, [связанные] с молитвой и обязательными религиозными предписаниями, я изучал у шайха Калб-’Али Джаза’ири; «Алфийа», «Джа’фарийа»{828} и ряд книг по фикху я читал с шайхом Мухаммад-Му’мином сыном шайха Салиха Джебели. Тогда, когда вышеупомянутый в силу необходимости уехал в Герат, началась осада Герата, и после взятия крепости он погиб смертью мученика от рук узбеков{829}.

В то время те края почтил своим присутствием величайший саййид, занятый поисками истины философ Амир Зийа ад-Дин Табатабайи Зуварайи. Внешне он занимался изучением грамматики и логики. Однако благодаря жемчужинам [знаний] и образованности того сведущего саййида [ему] стало известным неизвестное и он воспринял полную благодать. В течение тысячи дней он обучал [теологическим] наукам. Большая группа систанцев с благословения стремящегося к истине саййида стала разбираться в вопросах своей веры. /455/ Мудрейший мавлана Дуст-Мухаммад Футухи{830}, который также был учеником мавланы ‘Абд ал-Латифа, отца мавланы ‘Абд ал-Му’мина [Сулхи], вместе с [сим] рабом ходил на занятия и участвовал в спорах. У него я учился каллиграфии. Поскольку он обладал поэтическим даром, то сочинял блестящие оды-панегирики. Он был постоянным собеседником моего брата, Малика Махмуди, — брат необычайно любил поэзию. Его стихи и [стихи] старшего брата, Малика Мухаммеда «Кийани», приведены в тазкира «Хайр ал-байан»{831}. Мавлана Футухи уговаривал [сего] раба [попробовать себя] в сочинении стихов. В один из тех вечеров я был у брата. Словно Плеяды, там собирались поэты. Чтобы проверить свой [поэтический] дар, я решился [сложить] стих. Получилось следующее четверостишие-экспромт:

От вздохов в груди нашей скопилось пламя,

Тем пламенем мы сожгли «товар» своего благополучия.

Ни страха перед адом, ни стремления [попасть] в рай.

Отказались от всего, что не есть Он (Бог. — Л.С.).

Брат и присутствовавшие в собрании одобрили четверостишие. Между тем в Систан приехал мавлана Вали Дашт-Байази. Он отважился прочитать [первую суру Корана] «Фатиха» и [просить] разрешения сложить стихи-экспромт, в том числе было сложено...{832}

Малик ‘Акибат-Махмуд, за воспитание и ведение дел которого как должно взялся после смерти племянника, Малика Хайдара, Малик Гийас ад-Дин Мухаммад (действительно, он получил такое воспитание, что сообщение о нем не уместить на этих страницах), стремясь отблагодарить своего любимого дядю, брата матери, позаботился как следует о сем бедняке — он подтверждал и поощрял его приятные поступки и добрые порывы души. Не забывал ни на минуту о милосердии и сочувствии. Временами, когда его собрание бывало полно знати, улемов, благородных людей, поэтов, он приглашал [сего бедняка] в то собрание на два-три часа. /456/ Иногда разрешал прочесть стихи и записать [их]. В конце дня, когда площадь Рашкака возбуждала зависть китайской пустыни и высокая свита того похожего на ангела малика стояла в какой-нибудь стороне той площади с царской пышностью и торжественностью, приезжали отряд за отрядом малики и их сыновья, эмиры и отпрыски эмиров, прочие воины, гости и мулазимы эмиров Ирака, Хорасана, Кандахара, Кабула и Забула; группами поочередно стреляли из лука в полный оборот или вполоборота, играли в конное поло. [Сей] раб с товарищами и своими ровнями тоже скакал на коне, стрелял из лука и выполнял другие обязательные для воинов задания. Так я развлекался некоторое время. Вдохновляемый тем ласковым отцом и высокосановным благодетелем, я превосходил эмиров на ристалище и поприще учения. Когда мне исполнилось двадцать лет, у судьбы не хватило терпения оставить то положение [неизменным]. Раз за разом готовилась почва для разъединения. Родственники и часть эмиров и знати Систана, как уже об этом было немного рассказано на своем месте, перестали водить дружбу друг с другом. Свернув на дорогу несправедливости, они явились поводом для появления в Систане Рустам-мирзы. ‘Акибат-Махмуд вместе со своими родственниками, братьями [по вере] и равными [по чину] был заключен в тюрьму. С маликом и [другими] мужественными родственниками было покончено{833}. Вскоре, как было упомянуто, [‘Акибат-Махмуд] был освобожден из тюрьмы. И тот сильный противник, дело которого возвысилось благодаря большому числу помощников, прибытию отрядов кызылбашских эмиров, подстрекательству к походу на [Персидский] Ирак и столицу Ирана, по воле Господа покинул Систан по причине единодушия и превосходства подобных Нариману бойцов и в соответствии с правильным решением брата. Великие систанские эмиры, как уже было упомянуто, отбыли из Систана вместе с мирзой. Амир Мухаммад сын Амира Хасан-’Али, братья Амира Максуда Казаки из йаров Аййуба, люди Бадара ‘Али, в отличие от сыновей Йар-Махмуда пришедшие к согласию с накибами Зириха, уважаемыми рейсами Рамруда, великими военачальниками, под властью которых находится все пространство вплоть до р. Синд в...{834} по побережью Шелы Махмудабад, стали /457/ совещаться и думать относительно управления государством. Поговорили о [передаче] власти Малику Махмуди, старшему из родственников, поспорили о Малике ‘Али сыне Малика Исхака. Сам Малик Махмуди, согласия на [передачу власти ему] не дал, с [назначением] Малика ‘Али он тоже не был согласен, говоря: «Малика [‘Акибат-]Махмуда убили из-за того, что он был правителем Систана. Теперь право на власть принадлежит его сыну!»

Так как в то время великий малик был тяжело болен, он сел на высокий престол [лишь] после выздоровления. Несмотря на преклонный возраст, ради сохранения государства [Малик Махмуди] до такой степени переусердствовал в почитании и [изъявлении] уважения к великому малику, что все маликзаде вроде Малика ‘Али, Малика Мухаммеда сына Малика ‘Али сына Шах-Абу Са’ида, Малика Мухаммеда сына Малика Кубада, Малика Валада, Малика Абу-л-Фатха сына Музаффара, Малика Шах-Хусайна сына Малика Касима, [сего] раба и ряда других не имели разрешения войти в диван-хане, пока дело о власти не разрешилось.

В месяце зу-л-ка’да 998/сентябре 1590 г. великий малик заступил на правление Нимрузом{835}. Начало его правления совпало с вторжением в Систан узбеков и прибытием пахлаванов и бахадуров Турана. Драгоценное время маликов и прочих систанцев тратилось на защиту [страны] от врагов и создание благополучия того доблестного малика. Старания усердствующих совпали с желанием Творца, а его гороскоп соответствовал предначертанному небом и звездами. Вплоть до сегодняшнего дня уже целый век день изо дня приумножаются предпосылки для счастья и душевного спокойствия, растут в сердце желания. Пока будет воля Творца, так будет.

Тучи, ветер, луна, солнце и небо нужны,

Чтобы ты добывал хлеб насущный и не разбазаривал его как попало.

Поскольку ряд обстоятельств молящегося за вас был описан на листах, [посвященных] Малику ‘Акибат-Махмуду и великому малику, то простительно не повторять их здесь, в хатима данной книги с благополучным концом. Однако [сей раб] приведет подробное описание путешествий, опишет [перенесенные] испытания, встречи с учеными людьми, со знатью [того] времени, виденные [им] приятные и неприятные явления, паломничество к святым местам погребений мучеников [за веру]. Надеюсь, что /458/ милости Бога таковы, что остаток жизни, потраченный на угодное Аллаху, израсходованный во благо и по воле Творца, будет употреблен на совершение дел, которые не вызовут сожаления и раскаяния. Аллах — помогающий и содействующий.

ПУТЕШЕСТВИЕ ПЕРВОЕ Поездка в Кандахар с целью привезти в страну Нимруз помощь

В 1004/1595-96 г. от хиджры Пророка, когда могущественная, как небо, крепость Кал’а-йи Тракун была привычным местом жительства маликов, а непрерывная война бахадуров Турана и их посягательства на пограничный район Сархадд перешли границы, [сей раб] по совету старшего брата и великого малика решил ехать в Кандахар просить помощи у высокостепенного хана Шахбек-хана Чагатая{836}. Это было началом моих путешествий. Не знаю, по какому гороскопу звездочет выбрал время для той поездки. В [месяце] джауза я приготовился к путешествию, а в саратане{837} отправился в путь. Под знаком Овна я испытывал трудности путешествия. При помощи каких наблюдений вычислили мою судьбу? С того дня я не имел покоя в сердце. Я не вращающееся по всему миру солнце, чтобы все дни странствовать по востоку и западу; я не блуждающий по небу месяц, чтобы все ночи бывать в бегах. Я — кукла из ртути, которой не удержаться на одном месте, я — чистое золото, которое не имеет покоя на благословенной ладони судьбы; я — жемчужина в ожерелье, о которой разнеслась молва. О страждущая душа, о легкомысленное сердце, не мучься! Ты словно вода: если останешься на одном месте, утратишь свежесть и прозрачность. Путешествие — это высокое предписание пророков и святых. День изо дня, остановка за остановкой скапливается опыт, удается беседа с образованными людьми. На месте это невозможно. Путешествие формирует человека, является искусным устадом.

Одним словом, указанного числа я выехал в путь. [Моими] попутчиками были Амир Вайс сын Мира Музаффара из старинных друзей славного рода маликов и несколько храбрецов из Зириха. После бесконечного числа опасностей, которые подстерегали [нас] на том пути, много раз мы приближались к [расположению] узбекского войска, /459/ но благодаря предусмотрительности и воинской стратегии [благополучно] миновали и их. Преодолев это расстояние за три дня, [сей раб] приехал в Кандахар, который был предметом зависти Отрара{838}, и радовался встрече с правителем той страны. В те дни был праздник по случаю обрезания сыновей того высокого ранга [наместника]. Сорок дней белый айван в арке вздымающейся к небу цитадели Кандахара, известной во всех странах мира, был разубран и украшен. Над помостом почти в 10 танабов{839} [длиной] был натянут тент из расшитого золотом бархата и было приготовлено все необходимое для пиршества. Были устроены собрания и кружки, на них собрались чагатайская знать, улемы и саййиды Мавераннахра и Индии. Все, кто был в городе из купцов и путешественников, все присутствовали на том пиру. Воинами, эмирами государя, знатью того государства были преподнесены на том пиру высокопоставленному хану подношения и дары. Каждый из участников собрания общался с теми людьми, которых находил достойными своего положения. По желанию каждого были устроены разного рода развлечения и всякий срам. Поэты приветствовали тот пир стихами, улемы вели диспут о [религиозных] науках. Окрестности заполнили шумные и сладкоголосые цыганы. Беспрерывно они плясали и пели всем скопом. Из музыкантов Мавераннахра на том пиру присутствовал хафиз Йусуф Кануни, который был чудом [того] времени [в игре] на кануне. Несколько дней [сего] бедняка заставляли смотреть то празднество. В столицу Лахор{840} отправили человека [известить о том], что малики Систана просят помощи и что прибыл такой-то. Через несколько дней после того, как высокого достоинства хан приготовил три тысячи человек следовать с [сим] рабом в Систан, ему пришли указы государя: «Пусть подождет с отправкой помощи [малику Систана]! Малик Мухаммад, приехавший в Индию задолго до этого, доложил правду о положении своих родственников». Прибыл также еще гонец и привез приказ относительно того, чтобы «малики Систана со всей искренностью и расположением приехали в Индию. Мы назначим им места и должности в сто тысяч раз более значительные, нежели [им дал] их малик. /460/ Если же они склонны [вернуться] на родину, то пусть пришлют кого-нибудь из своих родственников, чьей опытности можно доверять. Вместе с ним мы отправим посла к владетелю Турана и потребуем у него Систан. Нам он не откажет. После того мы передадим Систан вам».

В тот же день, когда из Индии поступил этот приказ и письмо, из Систана приехал срочный курьер и привез известие о сосредоточении войска Нимруза вокруг крепости Кал’а-йи Тракун. Пришли [также] письма систанцев: «Не считайте себя в долгу перед чагатайцами за помощь!»

После известия из Индии эту радостную весть я счел «радостью после печали» и принял решение о возвращении в Систан. В Кандахаре я провел два месяца. Из хороших людей встретил [там] мавлана Хусайна Каини. Названный провел 40 лет в изучении [теологических] наук в священном Мешхеде, в Бухаре и в Индии и был из великих ученых-теологов своего времени. Из достойных людей радовался я встрече с Ходжой Мирак-Хусайном Дарджами и с его сыном, Миром Касимом-мухтасибом и мавлана Мухаммад-Амином Йазди. Последний также был из ученых-[теологов]. Из чагатайцев в собрании императора Хумайуна бывал Дарвиш Мухаммад-султан. Его назначили начальником правосудия{841} Кандахара и послали [туда]. Мирза Тимур-хан хазара также принимал участие в собраниях государя, прекрасно играл в шахматы. Это был величественного вида старец, умный и проницательный человек, обладавший огромным опытом.

После прибытия тех вестей я показал хану Кандахара письма воинов Систана, попросил прощения за них и, простившись, вернулся в Систан. В дороге услыхал известие об отъезде великого малика в [Персидский] Ирак. Когда [сей раб] приехал в крепость Кал’а-йи Тракун, передали записку, написанную рукой великого малика: «Мы оставили своих людей и жену, надеясь на наши с вами родственные узы. Охраняйте свою крепость и своих родственников, как сумеете».

В то время Малик Махмуди жил в крепости Кал’а-йи Фатх.

Время [моего] путешествия — четыре месяца; пройдено расстояние в 130 фарсахов. Поскольку события того времени рассмотрены нами ранее, повторять их нет необходимости.

/461/ ПУТЕШЕСТВИЕ ВТОРОЕ Отъезд из крепости Кал’а-йи Тракун. Приезд в Кандахар в обществе великого малика

В 1006/1598 г., весной, в день равноденствия дня и ночи, мы выехали вместе с великим маликом, Маликом Абу-л-Фатхом сыном Малика Музаффара, Маликом Шах-Хусайном сыном Шах-’Али сыном Шах-Абу Са’ида, Мирзой Мухаммад-Заманом, Амиром Вайсом и несколькими из доверенных лиц в Ирак, опасаясь окружения Дин-Мухаммад-хана, племянника, сына сестры ‘Абдаллах-хана, правителя Турана. Когда проехали небольшое расстояние, приблизился человек и сообщил, что узбеки перекрыли все дороги в Ирак и сели в засаду. Опасаясь за жен и остальных членов семей, мы [изменили путь и] направились в Кандахар вместе с семьями. Описание нападения узбеков, разделившихся на две группы и неотступно следовавших по пятам великого малика и [сего] бедняка, случайного столкновения с ними и благополучного по воле вечного и всемогущего [Бога] исхода приведено в данной «Хронике» ранее{842}. Писать об этом здесь [сей раб] не стал, сочтя это ненужным.

Одним словом, когда мы доехали до Гармсира, пришла весть о кончине ‘Абдаллах-хана{843}. Хан Кандахара прислал знать и великих людей своего государства вплоть до самого Гармсира встретить великого малика и [остальных] маликов [Систана]. Прибыл на встречу и Малик Шах-Хусайн сын Малика Касима, двоюродный брат [сего] бедняка, который уехал в Кандахар еще за шесть месяцев до этого события. После встречи с правителем той страны и [нашего] размещения в ряде селений Кандахара правитель тех мест задержал [сего] раба у себя. Снарядил войско, дал его великому малику и отправил в Систан, чтобы тот привез в Кандахар из крепости Кал’а-йи Тракун всех своих родственников и [остальных] маликов. Когда зирихцы, малики, родственники и воины все прибыли в Кандахар и [когда] их намерение ехать в Индию стало бесповоротным, распространилась весть о победе победоносного войска шаха над Хорасаном. Великий малик и сей бедняк загорелись желанием припасть к шахскому порогу. В те радостные дни к сему поборнику правды обратила лицо «аллегорическая» любовь. Душой и сердцем я привязался к торокам Мирзы Мухаммад-Шарифа Бадахши. Это был молодой человек знатного происхождения из /462/ Бадахшана. ‘Абд ал-Му’мин-хан послал за ним человека. [Затем] он вместе со своими родственниками уехал в Индию, когда в Кандахар приехал Бабур-бахадур, офицер императора, состоявший с ним в родстве. Стольник хана, имевший чин сотника{844}, он был крайне неуравновешенным человеком. Тот, чей взор падал на него, лишался силы духа. Из-за близости соседства и многократного передвижения первая встреча с тем кипарисом на лугу справедливости случилась днем. С первого взгляда я влюбился и потерял самообладание. Все дни [сей] раб радовался беседе с ним. Любовь воздействовала до такой степени, что влюбленный стал ухаживать [за возлюбленным] и возлюбленный влюбленно бывал [у меня]. Поистине, то были счастливые дни. В те дни эта любовь стала поводом для скрытых побед. Слава Аллаху, знакомство прервалось. Сладость той любви и привязанности стала уделом слабой души, приятные ощущения которой невозможно выразить [словами] и слушать [о которых] не подобает. О, если бы попасть в плен любви раньше! Однако, поскольку он питал пристрастие к вину цвета тюльпана, то сбил меня с пути благочестия, привел в кабак и пристрастил к вину и чаше. Воистину, я провел время так, что завидовал сам себе: пора молодости, возлюбленный, вино, наслаждение жизнью! Нет пути в то общество рассудку, разум не в силах [что-нибудь] сказать:

Если от вина с тобой ничего не случается, разве не достаточно [того],

Что оно держит тебя хотя бы на миг в неизвестности о наваждениях ума?{845}

Несмотря на дурную привычку к вину и общение влюбленного с возлюбленным, царство любви стало [средоточием] целомудрия, а пылкий взор в том кругу не был запретным. Тысячу сожалений, что миновали те славные дни. В настоящее время пред взором нет ничего, кроме воспоминания [об этом].

В это время распространилась весть о победе сведущего шаха и его прибытии в Герат. Вместе с великим маликом и уважаемым братом я выехал в путь. Время пребывания в той местности до [получения] известия о победе [шаха] — семь месяцев. Пройден был путь в 80 фарсахов.

/463/ ПУТЕШЕСТВИЕ ТРЕТЬЕ Отъезд из Кандахара в Хорасан вместе с великим маликом и [моим] уважаемым братом, чтобы присоединиться к свите светлейшего и высочайшего наместника

1 раби’ I 1007/2 октября 1598 г. было решено ехать в высокую ставку. Благодаря стараниям местного правителя вместе с родственниками [сей раб] быстрым ходом отправился в путь и в Чаман-и Джам достиг своего желания — присоединился к высокой свите и удостоился чести припасть к ногам августейшего наместника. В то время [сего] бедняка настигла болезнь. От Джама до священного Мешхеда, несмотря на милости и заботу шаха, подаренное почетное платье, [сей раб] пребывал в беспамятстве. В священном Мешхеде через несколько дней поправился. До отъезда августейшего наместника на охоту в Радкан лихорадка, оставившая было меня, вновь вернулась, и я проболел еще два месяца. Великий малик и [мой] брат уехали вместе с высокой ставкой. [Сей] раб остался в священном Мешхеде одиноким и чужим. По высочайшему приказу врач Мухаммад-Бакир{846} лечил [сего] бедняка. Когда здоровье завладело телом, а недомогание пустилось в бега, из высокой ставки прибыл Будак-хан, правитель Мешхеда, и привез [сему] рабу приказ светлейшего [шаха] вместе с почетным халатом и конем: «Согласно приказу приезжайте в Кандахар и, собрав людей [систанского] малика, своих и [своего] брата подданных и остальных систанцев, привезите их в Систан». Из священного Мешхеда я направился в сторону Герата. Моим спутником в той поездке был мавлана ‘Абд ал-’Азиз. Приехав в Герат, я был обрадован беседой с опорой ислама и мусульман, мудрым советником эпохи и законодателем [того] времени Мирзой Кавам ад-Дином Мухаммадом, который в то время исполнял должность вазира Герата{847}. Состоялись [также] встречи с верховным эмиром Хасан-ханом{848}. Оттуда я приехал в Фарах. Меня встретили старший из родственников, [проживавших] в Фарахе, Малик ‘Абдаллах Фарахи и его отец, Малик Байазид. Несколько дней я находился в их доме, оттуда уехал в крепость Фараха. Там я виделся с правителем Фараха Исма’ил-ханом. На несколько дней [сей раб] выезжал поохотиться на газелей. [Еще] через несколько дней выехал в Кандахар. Правитель Кандахара /464/ явил милосердие и участие, разослал в тот день быстрых скакунов в окрестности и собрал систанцев. Все дни [сей раб] занимался прогулками и предавался удовольствиям. Вновь познал он желанное слияние с Богом. Дни и ночи я был собеседником врача хакима Мухаммад-Бакира и хакима Фархад-хана, направлявшихся в Индию и в те дни находившихся в Кандахаре. Приезд [сего] раба в Кандахар стал поводом для исцеления больных из рода маликов. Поездка продолжалась 7 месяцев, пройдено расстояние в 320 фарсахов. Вернувшись в Кандахар, [сей раб] имел беседу с Шахбек-ханом, Миром Мухаммад-Ма’сум-ханом Магари и Кара-беком{849}, который впоследствии стал Кара-ханом и получил должность командира пяти тысяч и командира полка, а также [беседовал] с группой чагатайских эмиров.

ПУТЕШЕСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ Переселение домов и людей маликов из Кандахара в Систан. Сбор систанцев, уехавших во время междоусобиц в Кандахар

В конце того года, когда в Кандахар приехали эмиры Систана, как, например, Амир Низам, Амир Мухаммад-Касим и Амир Максуд Казаки, [когда] приехал Хан-Ахмад-ака, мулазим великого малика, и привез письма великого малика и моего брата, я откочевал из Кандахара с пятью тысячами дворов и приехал в междуречье, оттуда — в Гармсир. Моими спутниками в той поездке были Малик Мухаммад сын Малика Кубада, Малик Абу-л-Фатх, Малик Шах-Хусайн сын Шах-’Али, Мирза Мухаммад-Заман, Мухаммад-Хусайн-султан зу-л-кадар и ряд других. Расположившись на берегу Хирманда, по приятности и сочности [трав] соперничавшего с берегами источника Живой воды и [даже] превосходившего его, [сей раб] изо дня в день проводил [время] в празднествах, беседах и в веселье. Певцы пели об обновленном счастье, музыканты наигрывали мелодии беспредельной радости, не замечая несвоевременного карканья вороны о раздоре, ибо тот уважаемый человек, ради которого были предприняты все эти старания, пренебрег дружбой и стал чужим{850}. Одним словом, когда показался Систан, малики Систана, вернувшись спустя /465/ полтора года к себе на родину, радовались. Мы также были счастливы. В наказание за эту радость вот уже десять лет, как я вновь [пребываю] вдали от родины. Быть может, сей странник, являющийся новичком в школе испытаний, которые, словно вода, застряли среди опор, приедет вновь на свою любимую родину и небо оставит свою враждебность [к нему]; коварная судьба войдет через дверь милосердия, и станет возможным желание, скрытое в пасти дракона, на морском дне и в пасти крокодила; дитя грез, одно лишь название которых существует, появится на свет от бесплодной матери Вселенной, и сказочная птица феникс, живущая на горе Каф{851}, раскроет крылья великодушия и приютит в [своей] тени человека, попавшего на [свою] родину.

В те дни 1008/1599 г., в ночь на воскресенье 20 джумада I{852}/ 8 декабря, в Джарунаке родился Мухаммад-Му’мин. Мое загрубевшее сердце очень обрадовалось рождению сына. По счастливой случайности в конце того самого дня вернулся из поездки в Ирак великий малик, и родственники сочли, что рождение мальчика предвещает им добро. Поездка в Кандахар и возвращение оттуда продолжались два месяца. За это время пройдено расстояние в 90 фарсахов.

Цель того, кто отправился в путешествие, —

Вернуться домой здоровым.

Знаешь ли ты, какова моя цель в путешествиях? —

Насладиться часом возвращения!

ПУТЕШЕСТВИЕ ПЯТОЕ Отъезд из Систана в Герат в обществе великого малика. Выступление оттуда в поход в Марв-и Шахиджан

Когда на просторах Систана был разостлан ковер благоденствия маликов, птица стремления каждого из маликов взлетела в желании завершить свои дела, поскольку много времени прошло для маликов, их мулазимов и прочих систанцев в раздорах. Мне тоже приходило на ум отремонтировать здания, благоустроить селения и посевные площади. Вначале я благоустроил все разбросанные земли, составлявшие собственность правителей Систана, и земельные владения родственников, восстановил каналы. До приезда брата из высокой ставки ни на минуту не переставал хорошо служить малику и /466/ моему брату. Добро же, которым отплатил [мне] брат, свелось к тому, что он перевел через высшую канцелярию наши наследственные земли, владения родственников и маликов Сарабана на свое [имя] и [имя] своих сыновей [на правах] союргала, лишив прав на ту наследственную собственность [сего] раба, племянников и остальных ее владельцев. Племянники и [другие] родственники пришли к [сему] рабу и рассказали о случившемся. В тот же день, как великий малик пожаловал из высокой ставки, я пошел [к нему] и заявил о своем отъезде в высокую ставку. Через два дня пришел приказ светлейшего [шаха] с вызовом малика. Распространилась весть о прибытии из Ирака в Хорасан августейшей свиты. Великий малик [сообщил мне]: «Поскольку вы [тоже] собираетесь ехать, то лучше нам ехать вместе». Та поездка состоялась в обществе великого малика. 1 рамазана 1008/16 марта 1600 г. [сей раб] удостоился чести служить светлейшему высочайшему наместнику в славном городе Герате, да сохранит его Аллах от бедствий! В Герате [шах] оставался несколько дней. В то время [сей раб] доложил правду о свершении тех дел. Содержание приказа было изменено, доход с [земельных] владений [в Систане] был переведен в приказе светлейшего [шаха] на имя всех наследников. Приказы [шах] отослал в Систан.

Когда генерал-губернатор областей Санджара Нур Мухаммад-хан{853}, многие годы находившийся среди служителей сему вечному государству, явил неповиновение (правда о его мятеже засверкала в зеркале души государя, в котором можно видеть все, что происходит на свете), шах выступил в поход с целью покорить те области{854}. [Сей] раб и верховный малик, счастливые, находились при победоносном стремени. После победы над Абивардом и Нисой они держали путь через пустыню в сторону Марв-и Шахиджан. В самый разгар лета августейший лагерь двинулся в путь через Хауз-хан{855}, где на расстоянии 25 фарсахов не было воды. В тот день, когда губы [цвета] агата пересохли от жажды, а утки /467/ узорчатой стали плавали в блеске сабли, из-за скопления большого числа людей и сильной жары, дальности пути сведущий шах сам лично занимался дележом воды. Верховный малик и защитник саййидов и власти Ибн Хасан-хан{856} просили воды. Обливаясь потом стыда, они вошли в палатку и начали жаловаться Мирзе Шах-Вали{857}, Мухаммад Заман-султану байандуру{858}, царю астрологов мавлана Джалалу и мавлана ‘Али-Ризе{859} и еще ряду лиц на отсутствие воды и говорили о появлении неудовлетворенности. [Сей] раб, взяв в спутники группу людей, с большими трудностями доехал до водоема и приложил все старания, чтобы мулазимы вышеупомянутых людей набрали столько воды, сколько им требовалось. С большими усилиями доехал до палатки, где находились господа. В тот момент снялись со стоянки и готовились седлать лошадей. Каждый выпил чашку воды, которая была дороже чести. Когда очередь пить воду дошла до [сего] бедняка, в ту самую минуту в тени палатки укрылась помиравшая от жажды собака с высунутым наружу языком. [Сей] бедняк, увидев состояние собаки, поднес ей воду, пока та не утолила жажду. Часть тех людей стала бранить меня, а часть смеялась над «заботливостью» [сего] бедняка. Один-два человека, напротив, одобрили мой поступок, а тех просили замолчать. Отправились в путь. На следующее утро подъехали к воде (реке). В том походе я был доволен своим поступком.

Одним словом, за короткое время Мервская крепость была взята. Ту величественную крепость передали Бигташ-хану устаджлу{860} и навели [в ней] порядок. По той же опасной дороге вернулись в священный Мешхед. Душа вновь просветлела от посещения той светлой гробницы{861}. В дни Ашуры{862} мы были в Мешхеде. Оттуда [сей] раб был отпущен со службы светлейшего шаха и в обществе верховного малика через Каин выехал в Систан.

Время путешествия — 8 месяцев, пройдено расстояние в 380 фарсахов. /468/ От того путешествия накоплен большой опыт. В Майхане удалось посетить [могилу] султана Абу Са’ида б. Абу-л-Хайра, да озарит Аллах его гробницу{863}. Видел я степь Дашт-и Хаваран во время [цветения] тюльпанов. Половина тюльпанов была желтого цвета, половина — красного. Распределение цветов было таким, что однажды султан Абу Са’ид в полном великолепии и в [состоянии] экстаза ехал по той степи с одного места в другое. И вдруг его благочестивому взору предстало море тюльпанов. Он обратился к тюльпанам, породившим в его сердце чувство обездоленности и постоянной скорби, [со словами]: «О тюльпаны, вы кровожадно смотрите на нас!» Благодаря всемогуществу Аллаха половина тюльпанов, смотревших с укором, пожелтела. Эпизод этот нашел отражение в нижеследующем четверостишии:

Рос в степи Дашт-и Хаваран алый тюльпан

Месяцами и годами, словно [горючие] слезы влюбленных...

[Когда]

Он явил свою красоту из-за завесы Прекрасного,

Его состояние стало подобным моему.

Об этом прочтено [сим рабом] в повествовании о султане Абу Са’иде из Майхане в книге, написанной в разъяснение [достижения] им высших стоянок [на пути] совершенствования{864}.

ПУТЕШЕСТВИЕ ШЕСТОЕ Поход в Балх, состоявшийся на служении светлейшему и высочайшему наместнику{865}

Когда [шах] в 1010/1601-02 г., направляясь с войском Ирана [в поход] с целью покорения Балх-и Шахиджан (так!), сделал остановку в Хорасане, то послал быстрого скакуна и потребовал [к себе] верховного малика [Систана]. Малик явился на служение шаху в священный Мешхед. [Сего] бедняка с помощью многочисленных красивых заверений оставили в Систане, чтобы, собрав войско, он присоединился к августейшему лагерю. Когда августейшее войско прибыло в Герат, а затем, покинув Герат, достигло Маручака, [сей] раб с маликзаде и войсками Нимруза присоединился к августейшей армии. /469/ На берегу р. Мургаб я удостоился чести приложиться к ногам [шаха]. В тот день [шах] участливо расспросил о [моих] делах и обласкал бесконечными милостями.

Когда высокий лагерь двинулся оттуда в путь, в степи Чечек-ту{866}, соперничавшей по обилию зелени с райским садом, я увидел своими глазами [шахское] войско. Оно насчитывало около 120 тыс. побывавших в деле конников. Моими спутниками и собеседниками в том походе были Мирза Шах-Вали и Мухаммад Заман-султан. В походе пришлось преодолеть большой риск при переправе через реки и нагромождения гор, перенести сильную жару. Вдоль той раеподобной равнины на протяжении нескольких остановок тянутся горы, сплошь земляные, но очень высокие. Поскольку ширина равнины местами достигала одного фарсаха, местами — полфарсаха, она была тесна для столь многочисленных всадников. Воины высокого лагеря гнали своих коней и верблюдов то по горам, то по равнине. Когда выехали из ущелья в широкую степь, оказалось, что вся земля ее испещрена мышиными ходами. Зыбучие пески не давали возможности быстро передвигаться. Одним словом, когда многочисленное войско достигло окрестностей Балха, властелин Турана, Баки-хан{867}, с 80 тыс. узбекских конников приготовил место для сражения у ворот [города], за которыми был вырыт ров. Однако из рва они не выходили. Многочисленное войско в такой обстановке изнемогало. Среди людей [войска] вспыхнули болезни. Ежедневно большое число людей отправлялось в страну небытия. [Часть] систанцев, несших достойную службу в том походе, заболела поносом и умерла. В их числе великий эмир Амир Махмуд, старший сын Амира Хаджи Мухаммада, храбрейший и почтеннейший, старший рода Мира Икбала и Мира Сираджа, как об этом было рассказано на своем месте. Ввиду такого положения дел твердое мнение шаха ‘Аббаса склонилось к возвращению войска Ирана в Хорасан. [Шах] изволил издать приказ о возвращении. Когда прибыли в Герат, коням воинов был дан отдых в течение нескольких дней. [После того] шах скрутил поводья в сторону Ирака. [Сей] раб в обществе малика приехал в Систан. Поход продолжался семь месяцев, пройдено расстояние в 320 фарсахов.

/470/ ПУТЕШЕСТВИЕ СЕДЬМОЕ Поездка [сего] раба в Герат, Фарах и Гармсир. Возвращение в Систан

Эта поездка посеяла отчуждение среди знакомых и создала повод для жалоб; явилась также причиной других событий. Малик Шах-султан Фарахи, внук Байазида Фарахи, доводящийся родственником со стороны матери ряду систанских маликов, приехал в Систан, а [затем] по каким-то делам уехал в Мекран вместе со своим племянником, сыном тетки, Шах-Хусайном сыном Шах-’Али сыном Шах-Абу Са’ида. Несколько человек, раздобыв у [местного] малика верблюда, вернулись в Систан. Сыновья Малика Наср ад-Дина потребовали у наследников Малика Байазида золото, драгоценности и ткани, которые они передали на сохранение Малику Байазиду во время смуты Рустам-мирзы и которые вышеупомянутый истратил на свои нужды. Послали группу людей, и те привели к себе домой с поля его верблюдов. В тот день [сей] бедняк был в Рашкаке. Шах-Хабибаллах, испытывавший крайнюю степень гнева и раздражения, сел на коня и вызволил верблюдов из домов маликов. Часть мулазимов тех людей он примерно наказал. Когда [сей] раб приехал из Рашкака в Джарунак, племянники привезли к [сему] бедняку Малика Шах-султана и рассказали о случившемся. [Сей] раб очень ругал их: «Вы должны были подождать, пока [сей] бедняк приедет и, приняв верблюдов в счет платы [за оставленные на сохранение и израсходованные драгоценности], устранит ссору».

К наследникам Малика Наср ад-Дина я отправил человека с извинениями. Они, крайне обиженные, не успокоились и поехали в дом к малику и пожаловались на племянника [сего] раба и Малика Шах-султана. Смутьяны начали свои подстрекательские действия. Поскольку верховный малик находился на службе светлейшего наместника в карательном походе на Ереван, мать Хамзы-мирзы{868}, которая всегда все дела, все трудности устраняла по совету [сего] бедняка, не приехала в Джарунак в дом своих родственников, а отправилась в дом затеявших ссору, не сняв накала страстей тех людей. Они же стали собирать народ, чтобы послать его с сыновьями Малика Наср ад-Дина на племянников [сего] бедняка и отобрать у Малика Шах-султана верблюдов и имущество в уплату долга. /471/ Поскольку вышеназванный был участником и гостем Малика Шах-Хабибаллаха и Малика Йахйи, я счел необходимым [оказать] помощь и отвез его вместе со всем движимым имуществом в Зийаратгах. Через два дня, сев на коня, доставил его благополучно в Ук. Когда ‘Абд ал-Хайба схватил меня: «Меня-де надо отвезти в Фарах и там задержать на несколько дней, чтобы ты уладил мое дело с Исма’ил-ханом, местным правителем — из-за него я лишен покоя», [сей раб] взял на себя [эту] ответственность и выехал в Фарах. Поскольку правитель Фараха [еще ранее] отбыл в карательный поход в Герат, [сей раб] несколько дней ждал в Фарахе его прибытия. Весть о моем приезде в Фарах доставил в Герат высокопоставленному хану Хусайн-хану{869} вазир, опора ислама и верующих [Мирза Кавам ад-Дин Мухаммад]. [Хусайн-хан] отправил верблюда-скорохода с требованием [сего] раба и предложил [сему] рабу совершить прогулку в Герат. Поскольку поездка в раеподобный город входила в мои намерения, то я выехал в те края и провел некоторое время в прогулках и занятиях охотой.

Когда Хусрау-султан, гулям высокопоставленного [Хусайн-хана], стараниями Амира Зайн ал-’Абидина отобрал у Хасан-бека сына Хатим-бахадура{870} Бустскую крепость, прибывшее из Кандахара чагатайское войско взяло их в осаду. Распространилась также весть о приезде властелина Турана, Баки-хана. Наместник был опечален таким поворотом дела. Совесть требовала, чтобы [сей раб] взял на себя ответственность за это дело и доложил высокопоставленному хану правду. Высокого сана хан очень обрадовался и назначил двести своих личных мулазимов вместе со всем войском эмиров аймака Герата следовать с [сим] рабом в Гармсир. Когда приехали в Фарах, к нам присоединился также Исма’ил-хан. Из Фараха [сей раб] быстрым ходом выехал в Гармсир. Дело между двумя войсками закончилось противоборством. Благодаря Божьей помощи и поддержке имамов, несмотря на то что [сей раб] переправился через Хирманд с незначительным отрядом (остальное войско еще не подошло), огромное войско [противника], насчитывавшее почти шесть тысяч человек, потерпело поражение. Пятьсот человек были убиты, в том числе ...-бахадур{871} и несколько полководцев. Сто человек из чагатайского войска, лучшая его часть, попали в плен. В их числе Чагатаид Зале-хан{872}. /472/ Укрепив крепость в Бусте, [сей раб] передал ее Мухаммад-Заман-султану шамлу и вместе с правителем Фарахской провинции Исма’ил-ханом выехал в Фарах и оставался там несколько дней. Через Хусрау-султана и мулазимов двора я сообщил истинное положение дел верховному эмиру. Верховный эмир хотел, чтобы [сей] раб выехал в Герат и подробно доложил об этих делах высокому двору. [Однако сей] раб, оберегая великого малика, как бы тот не обиделся, что «такой-то без нашего разрешения берется за подобные дела» ради их благоволения, отказался от высокого имени и высших степеней, которые стараниями высокопоставленного хана легко могли быть достигнуты, приехал в Систан и изо дня в день вел разговоры о лицемерии родственников малика.

Время путешествия — шесть месяцев, пройдено расстояние в 200 фарсахов.

ПУТЕШЕСТВИЕ ВОСЬМОЕ Поездка в пограничный район Сархадд, оттуда в Бин Фахл, Дизак и некоторые из местностей Кирмана

Из-за «метения улиц» лицемерами полы [одежды] у всех были покрыты пылью огорчения — те ежедневно сочиняли что-нибудь новое. В распространении известий они обладали способностью переноситься в любое место земли. Верховный малик все еще находился в Азербайджане{873}. По причине крайне удрученного состояния духа в голову [мне] запала мысль о путешествии. Если бы я выехал в Герат, то беспокойство от дум лишь усилилось бы. [Поэтому я] решил съездить в пограничный район Систана и совершить прогулку по той горной стране. Мой брат, Малик Махмуди, переехал на жительство в Дизак. Разговор о поездке в те районы имел место устно. Он предложил изучить, как там обстоят дела. Первого раджаба 1012/5 декабря 1603 г. [сей раб] выехал в путь и совершил поездку по Кухистану и местностям пограничного района. Предводители пограничного района и местные сипахсалары преувеличивали, говоря, что «вот уже несколько лет, как жители Мекрана не платят подати Систану. Теперь же, когда вы вступили в пограничный район и совершили поездку, если не востребоватьту сумму, то [в дальнейшем] никакого уважения [от них] не будет».

В это время из [Бин] Фахла приехал мулазим Малика Шамс ад-Дина{874} и привез [от него] письмо в стихах с выражением [своей] любви и приглашением [посетить] те края. Я выехал в те пределы и целый месяц /473/ занимался в Фахле и его окрестностях прогулками и охотой. Был [также] удостоен встречи с Маликом Динаром{875}, отцом Малика Шамс ад-Дина, который вот уже 40 лет как не разговаривал ни с одной [Божьей] тварью. С [сим] бедняком он развязал язык и беседовал обо всем, просил простить его сына и умолял о дружбе, дабы в дальнейшем войска Систана не наносили вреда их стране. Подарив Малику Шамс ад-Дину подобающий халат и дорогую лошадь, я вернулся в пограничный район и провел благословенный месяц рамазан у подножия горы Саламанд. В те дни я был занят сочинением маснави «Михр-у-вафа» в ответ на поэму шайха Файза «Нал-у Даман»{876}. После праздников я выехал на охоту в окрестности Дизака.

Амир Мухаммад, дядя Малика Бахадур-хана со стороны матери, увез [сего] раба в Дизак. [Сей раб] пробыл там несколько дней, совершая прогулки и охотясь. Еще [до меня] в те края тайно приехали шумные цыгане и несколько музыкантов из Дизака. Несколько дней пролетели в увеселении и развлечениях. Амир Мухаммад преподнес подать и харадж с областей Мекрана. Часть [своих] мулазимов он послал в Кидж привезти подати, светло-рыжей масти коней и хищных зверей, [предназначенных] для охоты. Ночь на Науруз [сей] раб провел там. Когда от доносчиков, на которых можно было положиться, стало очевидным, что шайхи Дизака и местное население не обманули и что смерть брата случилась по воле Всевышнего, я оставил хлопоты и распри того народа, одарил их халатами, принес извинения и поспешил в сторону границы. Несколько дней провел в Хаше на мазаре со следом ноги царя святости{877}. Когда пришло известие о приезде великого малика, который пожаловал из Азербайджана, [сей раб] за две ночи добрался из пограничного района в Джарунак. А это расстояние в 60 фарсахов. Из-за сильного желания видеть великого малика я примчался столь быстро и был рад встрече с ним. Он тоже как будто выражал радость, однако в глубине души он верил в правдивость рассказа наговорщиков. С того времени день ото дня благодаря стараниям «старателей» дело дошло до того, до чего оно может в конце концов дойти.

/474/ Не уступай дороги клеветникам и корыстным людям,

Так как они содержание лишат формы.

ПУТЕШЕСТВИЕ ДЕВЯТОЕ Поход в Кандахар в обществе верховного малика и прославленных эмиров с целью завоевания той страны вечной весны

Когда в месяце раби’ I 1014{878}/июле 1605 г. скончался великий император Джалал ад-Дин Акбар-шах, на границе Кандахара настало затишье. До этого известия Хайдар-султан сийах-мансур имел намерение выступить против Шахбек-хана. [Для этой цели] он свел знакомство с прославленными эмирами Хорасана. Шахбек-хан поставил его на границе р. Хирманд и Заминдавара, дабы он стоял напротив Мухаммад-Заман-султана, правителя крепости Кал’а-йи Буст, об обстоятельствах которого и о передаче Бустской крепости которому написано [ранее]{879}. Как только случилось трагическое событие [с шахом Акбаром], Хайдар-султан сразу отвернулся от наместника Кандахара. Высокомерный правитель Кандахара был крайне удивлен и не мог этого вынести. С группой [своих] людей выступил, чтобы устранить [Хайдар-султана]. Дал приказ о штурме его крепости, а сам подошел к башне, в которой находился Хайдар-султан, и встал [там]. Хайдар-султан выстрелил из мушкета [и] попал в руку Шахбек-хана. Часть мулазимов вынесли с поля боя именитого хана. Его войско вернулось в Кандахар. Тот доблестный витязь, раненный и разбитый, тоже выехал в Кандахар.

Поскольку Хайдар-султан постоянно говорил о знакомстве и дружбе, верховный малик Нимруза и хан Фараха, чтобы оказать помощь Хайдар-султану, спешно выехали на войну с чагатайцами. Когда добрались до Гармсира, эмиры Гармсира и высокого ранга местные саййиды, постоянно стремившиеся к войне и раздорам, прежде всего Мир Зайн ал-’Абидин и Саййид Хусайн, из-за которых разгорелась ранее упомянутая нами ссора в Гармсире, не допустив возражений, увезли в Кандахар великого малика, высокого хана Исма’ил-хана, Байрам-султана шамлу, [вашего] покорного слугу и Мустафу-бека сына Наджма II. Выехав из Гармсира, устроили смотр войску. Собралось почти 10 тыс. воинов. С тем войском обложили Кандахар. Хотя /475/ у правителя Кандахара находилось в той высокой, как небо, крепости 20 тыс. вооруженных всадников, в первый день [сего] бедняка, Шахсавар-бека и ‘Али-хан-султана поставили в авангарде войска, и мы двинулись [к крепости]. Когда мы подошли к крепости, [Шахбек-хан] выслал против [нас] две-три тысячи своих лучших, избранных эмиров и воинов. При первой же атаке войск Забула, Фараха, храбрецов-кызылбашей была поколеблена стойкость чагатайского войска, и они убрались в крепость. Хотя численность людей, определенных [сему] рабу в качестве передового поста, не достигала и тысячи человек, а то воинственное войско насчитывало три тысячи воинов, [к тому же] расстояние между [сим] бедняков и эмирами было более полфарсаха, [сей] бедняк с 250 забульцами вырыл ров у ворот крепости и спешился. Эмиры остановились в какой-то местности и изготовились к осаде крепости. Осада крепости продолжалась 11 месяцев. Положение находившихся в окружении стало тяжелым. Они, однако, не теряли надежды на помощь из Индии.

В начале своего восшествия на престол шах Салим, который с самого начала именовал себя Джихангиром и лакабом своим сделал Нур ад-Дин Мухаммад Джихангир, выступил из Агры, чтобы подавить мятеж Султана Хусрау, своего старшего сына, считавшего себя прямым преемником императора Акбара и имевшего намерение занять его место. В это время в Агру направлялся Хусайн-хан сын шайха ‘Умара, правитель Кабула. Они встретились, и [Хусайн-хан] примкнул к нему. У Хусрау-султана было теперь почти 30 тысяч воинов. Император [Джихангир] послал за ним Шайха Фарида с многочисленным войском, сопровождаемым большим обозом. Сам ехал следом, кочевье за кочевьем. Войско Шайха Фарида настигло принца, завязалось жаркое сражение. С тыла подъехал Шайх Фарид с частью своих людей. Шаг за шагом обнаруживались признаки приближения государя. Поражение пало на несметное войско Хусрау-султана. Его схватили и привезли к отцу{880}. В начале восшествия на престол Джихангира во всех уголках Индии возникло столько мятежей, что, пока они не были устранены и вверенные ему области не обрели покой, помощь Кандахару задержалась на пять-шесть месяцев. Шахбек-хан явил все свое мужество в обороне города. Когда шах, звезда войска, выехал для осады Шемахинской крепости и войны с турками{881}, /476/ Хусайн-хан{882}, вали Хорасана, воевал с узбеками. Помощь высокого ранга эмирам не поступала ни с одного места. В крепости все дни били в барабан радости. Часовые и стражи, взимавшие подорожный сбор, приказы о взимании налогов, подготовленные императором и стараниями самоотверженных друзей, о том, что поражение потерпели противники, и о слонах, которых доставили из Индии Шахбек-хану, везли эмирам. Они, прочитав приказы, отправляли их в крепость. Одним словом, эмирам ниоткуда не было помощи. Мирза Гази-тархан, Сардар-хан и Кара-хан с группой эмиров Индии прибыли к воротам Рах Кандахара вместе с казной, отрядом боевых слонов и 20 тысячами подручных людей. Эмиры, выполняя свой воинский долг предводительствования войсками, направились в Систан и Фарах. [Сему] рабу в том походе открылась правда о положении большинства людей той эпохи, и он приобрел огромный опыт...

В те дни имели место встречи с хорошими людьми, направлявшимися в Индию, или, наоборот, возвращавшимися из Индии в Ирак. В то время, когда была окружена крепость Кандахара, случилось великое сражение. После того как засыпали сверху ров, произошло 60 рукопашных схваток. Один-два раза на поле боя выводили слонов. И вот однажды вывели огромного слона по кличке Руба (?). В то время кызылбашское войско чуть было не понесло убыток. Даулат{883} в том сражении был убит. Благодаря ли верноподданности сведущему шаху или с согласия верховного малика во время той атаки я показал удивительную отвагу. За это я увидел то, о чем у пера нет охоты писать, нет силы заполнять этим страницу. Мир скрытых тайн осведомлен о тех обстоятельствах. Немного написано о них в жизнеописании великого малика. В конце 1015/феврале—марте 1607 г. эмиры сняли осаду с Кандахара. Осада продолжалась 11 месяцев{884}.

В то время среди тех, кто направлялся в Индию, в караване, с которым /477/ шел в Индию Дарвиш ‘Алибек илчи (посол){885}, было много людей надежных и опытных. В числе их защита саййидов и ученых, высокообразованный Мир Абу-л-Касим Астрабади{886} и Валихан-бек шамлу, близкий друг [вашего] покорного слуги и сын Хасан-султана, Ака Таки Му’арриф, накибы Аухади и ряд других, обладавших многими положительными качествами{887}. Чтобы доставить удовольствие этим людям, я взял на себя большие хлопоты, провел их с тем огромным караваном дорогой через Абдал{888}. Несмотря на то что из каравана предлагали тысячи и тысячи, из желания угодить тем славным людям я ничего не спросил ни с одного из купцов и богачей, ради переправы имущества которых я понес большие убытки. Насколько было осуществимо в те дни, я не провинился, делая добро Божьим тварям. Хотя в том году [сей раб] лишился возможности совершить мусульманский хаджж и не сподобился того счастья, однако употребил все старания в оказании помощи рабам Божьим.

Путешествие [помимо сражений и охоты] продолжалось тринадцать месяцев, пройдено расстояние в двести фарсахов.

ПУТЕШЕСТВИЕ ДЕСЯТОЕ Отъезд в мусульманский хаджж. После прикосновения к черному камню Ка’бы посещение [могилы] вождя людей{889}, благословение ему и мир

Многие годы сердце сего блуждающего по «долине исканий»{890} было свидетелем этого намерения. Так, в месяце джумада I 998/ 6 марта 1590 г., когда вместе с Маликом ‘Али [сей раб] всецело отдался этой мысли и подготовил все необходимое для сего благого путешествия, по совету Малика ‘Акибат-Махмуда, великого и уважаемого человека, желание которого состояло в том, чтобы мы выехали в путь 1 раджаба, я счел возможным отложить [поездку] на два месяца, не ведая о вмешательстве рока.

Даже если покажется Ка’ба, не ослабляй усилий!

Так как разделяющие вас полшага составляют тысячу фарсахов.

1 раджаба/6 мая [1590] г. в Систан пожаловал Рустам-мирза с целью истребить [местных] маликов{891}. Сей скитающийся по пустыне желаний вместе со своим товарищем, остальными сверстниками и братьями по вере был связан и заключен в тюрьму.

/478/ Все приготовленное для путешествия вместе с прочим имуществом и собственностью перешло во владение врага. Полностью подтвердилось выражение: «Я знаю, что Аллах отменяет [все] намерения». В дальнейшем как из-за занятости войной с узбеками, так и из-за неблагоприятности судьбы рука надежды не доставала до подола величайшего желания, пока в настоящее время лицо желания не отразилось в зеркале чистой веры. 1 джумада I 1017 г., соответствовавшего году Обезьяны (13 августа 1608 г.){892}, [сей раб] направился с остановки Новый Камбахш в Баг-и Му’минабад в Зийаратгахе. В той местности источник безнадежности и непокорности давал силу для разлуки. Поскольку мой возраст не превысил 38 лет, я ступил в пустыню исканий.

Как сказано в хатима «Тухфат ал-харамайн»:

Ступил я на путь исканий,

Мое бытие — словно вихрь.

Мое намерение и слезы друзей —

Как сверкающая молния в день грозы.

Камни пустыни Гург{893} я принимал за кораллы и рубины, пыль дороги на Эсфе{894} я считал сурьмой. В роще финиковых пальм Пахре{895} я видел пальму искомого стана. Просторы Бама, встречи с благородными саййидами напоминали о предмете желания и встрече с желанным. Когда я проехал Кариман в [области] Кирман, желание окрепло. В Найризе{896} я настраивал инструмент на исполнение хиджаза{897}. Шираз виделся мне воротами города удачи. Некоторое время я провел в ожидании сезона в этой стране... в обществе улемов, саййидов и знатных людей, прежде всего Шах-Таки ад-Дина Мухаммад-Бассама, Мира Мухаммад-Замана Астрабади, уважаемого Саййида Бахрайни и других улемов, еще группы саййидов и улемов и йаров, людей щедрых, как, например, Ходжа Афзал, Мирза Нур ад-Дин Шулистани, Мир Абу-л-Хасан Фарахани, Насира-йи Хамадани{898}, и ряда других уважаемых людей. Местом жительства служили мне дома саййида величайшего и главнейшего из знати того времени Мира Садр ад-Дина Мухаммеда{899} и Мира Ни’маталлаха Дастгайба в /479/ квартале Дар-и Масджид-и нау («Ворота новой мечети»){900}. Некоторое время [сей раб] оставался в том святом месте. Так как среди персов и арабов Аравийской пустыни, прежде всего саййидов [племен] бани хусайн, бани шайба и бани ‘айба, год назад вышел раздор, то полагали, что верующие в том году будут лишены [возможности совершить] мусульманский хаджж. [Сей] раб написал два слова хранителю власти Хусайн-ака, правителю Басры, и Шайху Мухаммаду сыну шайха Хабибаллаха, который заменял отца и был [духовным] наставником жителей Басры и всех арабов [Аравийской] пустыни. Они сразу прислали старосту каравана. [Затем] еще прислали человека, а [также] Раджаба, старосту каравана, пользовавшегося доверием. Они разъяснили закон найма верблюдов и сопровождения по той дороге. Пока шли эти разговоры, пока [сей раб] стал спокоен за переправу, в Шираз вступили стражи содействия из Хорасана и Ирака. Два отряда я послал через Даурак{901} и еще две группы через Казирун{902} по морю в Басру. 8 рамазана{903}/16 декабря [1608] г. [сей раб] выехал из того города, пребывание в котором подобно дыханию для тела, с группой почтеннейших людей и саййидов, как-то: Амир Ни’маталлах, Амир Вали, Амир Насир ал-хакк Каини, и рядом других почтенных людей из Ирака и Хорасана благодаря стараниям и усилиям представителей власти. В начале осени, когда деревья особенно красивы, дорога от Хулджана до Масджид-и Бирди (а это расстояние в 6 фарсахов) идет среди многочисленных садов, [сей раб] отправился в путь, [испытывая] миллион желаний. В тот день из Систана прибыли Малик Абу-л-Фатх, накиб Махмуд Сарабани, накиб Мухаммад Зу-н-нун и накиб ‘Али. Малик Абу-л-Фатх и стал спутником [сего] раба. Мы поехали по дороге через Даурак. Остальные задержались в [Ширазе] еще на несколько дней. [Затем] в Казируне они сели на корабль и отплыли в Басру. В Басре произошла встреча с ними. Одним словом, после изучения листьев деревьев, каждая страница которых составляла целую книгу в познании истинного начала, четыре дня спустя я переправился через Ши’б Бавван{904} и очутился у подножия гор с северной и южной сторон той раеподобной местности. Погода там была умеренной, как пора юности. Немного передохнув у источника в тени чинары и поблагодарив жителей той местности, большая часть которых благодаря приятному климату обладает красотой Йусуфа и лучезарностью Зулайхи{905}, /480/ я выехал оттуда в Фахлийан [округа] Шулистан{906}. Многочисленные нарциссы по берегам той местности предстали перед взором паломников. Один день и одну ночь мы оставались в том месте. Оттуда я приехал в Бихбихан{907}, совершил прогулку на луга, где росли нарциссы. Поле занимало площадь 20 на 4 фарсаха. [На нем] можно было видеть шесть видов нарциссов. Оттуда я ехал переход за переходом, пока не достиг берега реки Карун{908}. В тот вечер, когда волна от крайнего волнения лобзала край неба, я переправился через ту мятежную реку и посетил могилу Ру[т]била б. Йа’куба. [Затем] доставил своих людей в...{909}, проехав через надежную крепость, что стояла на берегу той реки, и по реке же доехал до р. Шатт ал-‘араб. Ночью, кромешная тьма которой омрачила сердца даже преданных удовольствиям жизни, переправился через бурную реку. Корабль бросил якорь возле Макам-и ‘Али{910}. Несколько дней я отдыхал в Басре. После остановки в том городе к каравану паломников присоединились Амир Мухаммад-Амин Машхади, известный под именем Мир-и Наккара, и мудрый, как Соломон, Мирза Шах-Вали{911}.

8 зу-л-ка’да [1017]/13 февраля 1609 г. мы вступили в [Аравийскую] пустыню и прибыли в Наджд и Джидду{912}. Чело [сего раба] удостоилось чести поклониться земле Хиджаза. К установленному сроку [сей раб] прибыл в местность, где паломники надевают ихрам{913}. Облачившись в одежду паломников, я приступил к воздержанию. До слуха ангелов-хранителей и ангелов-вестников донесся возглас: «Слушаю и повинуюсь!» И вот 9 зу-л-хиджжа [1017]/16 марта 1609 г. утром мне выпало счастье прибыть на священную землю. Разулся, взял сандалии в руки. Глаза завидовали ногам — ноги не желали принять то счастье в сандалиях. Дело было сделано, и вот я дошел до той местности и достиг предмета желания. В тот день я получил разрешение положить земной поклон. Воспользовавшись благоприятным моментом, я исполнил в Ка’бе положенные обряды. После совершения ‘умра{914} насладился хаджжем таматту’{915}; успешно совершил бег от Сафа к Марва и от Марва к Сафа{916}. Вступив в [долину] Мина с правой стороны, достиг желаемого, затем остановился на горе ‘Арафат{917}. Благодаря земным поклонам в мечетях Самры и Хайфы{918} моя слабая душа окрепла. После [посещения] Маш’ар ал-харам{919} собрал камушки для обряда метания камней против нечистого духа, завязал их в кончик банной простыни. Когда отдыхал в [долине] Мина, увидел принесенные жертвы, /481/ некоторые из них уже разложились. [Затем] пошел в Ка’бу и вкусил счастье свидания [с храмом], насладился хождением вокруг [храма], совершением молитвы и бегом. Как мужчина совершил обход вокруг женщин{920}. Конец десятого дня привел грозовую тучу моей страсти к познанию ночей, подобных «дням сушки»{921}. После трех ночей и совершения обряда [метания] камней: ула («первого»), вуста («среднего») и ‘акаба («последнего»), после очищения души и тела я обрел в священном городе Мекке покой: «Кто достиг этого, тот стал спокойным». Тридцать дней и тридцать ночей я провел в Мекке, посещая могилы [святых] и молясь:

«Хади», ты поселился наконец у врат Ка’бы,

Дабы отправлять молитвы в углу ал-Хатим{922}.

Лицо твое то [обращено] к мечети, то к водосточной трубе,

То отвешивает земной поклон Макаме Ибрахима.

Страстное желание [видеть] Медину принудило меня расстаться с Ка’бой. На прощание я обошел вокруг Ка’бы. Поскольку я вступил [в Мекку] через ворота Баб-и Сапам, то выехал из нее через ворота Баб-и Мадина{923} и очутился в долине Вади Фатима{924}. Словно вихрь я мчался из долины в долину, пока на десятый день не достиг Медины, где удостоился счастья [посетить могилу] Пророка тварей и духов. Посещением [могил] имамов на мединском кладбище Баки{925}, а также прочих обитателей той славной местности я заложил основу [своего] счастья в обоих мирах. От посещения и положения земных поклонов в мечетях Масджид-и Куба, Масджид-и ‘Али, Масджид-и Фатима, Масджид-и Бани Наджжар и в других чело души обрело свет веры. В Медине я находился одну неделю. Несколько ночей провел без сна в молитвах. 17 мухаррама [1018]/22 апреля 1609 г. в ночь на пятницу я [тоже] молился до утра. Утром простился [с Мединой] и выехал из того святого места в Наджд. Причиной столь поспешного отъезда послужило враждебное отношение к персам со стороны египтян и сирийцев. На священной земле Мекки они не осмеливались затевать ссору, в Медине же только и думали, как бы придраться [к нам]. Служители и саййиды при той святой гробнице уговаривали и упрашивали персов уехать. [Сей раб] лишился возможности [побыть] у той гробницы. В тот день я так много плакал и испытывал такое смятение, что заболел лихорадкой. Семь дней лихорадка не отпускала [сего раба]. Каждую ночь ему снилась та святая гробница, пока [не настала] седьмая ночь — ночь расставания. Большинство моих искренних друзей, таких, как Шах-Вали /482/ и Мир Ни’маталлах и ряд других, до самого утра осведомлялись о состоянии сего чужака. На седьмую ночь, как полагалось, я увидел во сне, что пришел к священной гробнице. Какой-то человек будто бы говорит мне: «Посланник сам присутствует здесь, а ты поклоняешься его гробнице!» Открыв глаза, я увидел, что Пророк прислонился благословенным плечом к михрабу мечети, находящемуся в южной части мечети Посланника Аллаха, а по правую руку от Пророка стоит группа с полным величием и достоинством. Слева от него находится в полном спокойствии [другая] группа людей, еще четверо стоят сзади благословенной головы Пророка. [Все четверо] были такого [огромного] роста, что головой касались потолка мечети. Я спросил у того человека, и он ответил: «Те, что стоят справа, — это угодные сподвижники Посланника Аллаха; стоящие слева — это безгрешные имамы. Четверо, стоящих сзади Посланника Аллаха, — почитаемые ангелы». От ужаса и возбуждения я сильно пропотел. Когда проснулся, было утро. Это был пот выздоровления. Всякий раз, когда меня лихорадило в течение двух дней, дней двадцать после того я испытывал слабость и недомогание. [А тут] с благословения Пророка я в тот же день сел на верблюда, погонял его и ел разного рода пищу, употреблял разные напитки и соки. Вреда не было. Что удивительнее чуда видеть [во сне] Посланника [Аллаха]!

Одним словом, день за днем [сей раб] спешил в караване из долины в долину, пока не приехал в страну Лайли и Маджнуна{926}. Страсть, которую я хранил в голове, подобную страсти Лайды к Маджнуну, набрала силу в этой долине страстей и стала как рана, посыпанная солью. Я приехал в одно из селений Наджда. В той местности [сей раб] видел красивых девушек, сотни таких, как Лайли, [возлюбленная] Маджнуна. Красота стоила [здесь] необычайно дешево, прелести же было вдоволь. С помощью щедрого Государя (т.е. Бога. — Л.С.) та пустыня была преодолена за короткое время. Караван благополучно достиг Басры. Из Басры на корабле я прибыл в порт Бандар-и Риг{927}. Три дня и четыре ночи тот корабль плыл по морю. /483/ В одну из тех ночей поднялся шквалистый ветер. Противного направления ветер вступил в схватку [с кораблем]. Однако благодаря милости Аллаха были приняты благоразумные меры. Желание было удовлетворено, и корабль достиг берега, как рассказано в «Тухфат ал-харамайн» в описании ветра и корабля:

Не море — целый мир наполнен волнами:

То они на низкой отметке, то [достигают] высшей точки.

Бездна, в которой нет предела,

Дорога, которую не придумаешь в сказке...

Не корабль, а кромешный ад!

Гроб это, и в нем тысяча мертвецов.

Сочинены и другие стихи, приведение которых [здесь] затянуло бы рассказ.

Из порта Бандар-и Риг я выехал через Даштистан{928}, преодолел несколько перевалов, расположенных на большой высоте, пока не доехал до Казируна. И что это были за перевалы! Например, перевал Кутал-и Хушанг находился на высоте в три фарсаха, как сказано в упомянутом выше маснави:

Увидел я гору наравне с небесным престолом,

Великодушную своим нравом.

Высокую, словно мысль мудреца,

Унылую, словно состояние больного.

Поверяла она [свои] тайны луне и звездам.

Не дослушав хадиса, пересказывала его.

Через несколько дней [сей раб] вместе со [своими] спутниками, беседа с которыми была как сплав характеров, прибыл в Шираз. От бесед с ширазскими друзьями [сей раб] испытал радость и восхищение. Собрались близкие знакомые и искренние друзья. Беседа приняла задушевный характер. После нескольких дней отдыха я приехал оттуда в Кирман, а [затем] через Кутал-и сурх — в местность Сурх (?). [Там] я насладился беседой с Мирзой Мухаммад-Касимом, Мирзой Мухаммад-Ибрахимом и сыновьями Мира Тадж ад-Дина Махмуда. Оттуда я приехал в Бам, а [затем] через пустыню Гург вернулся в Систан. [Приезд] в Систан состоялся десятого джумада I [1018]/11 августа 1609 г. Приехав домой, я дал себе полный отдых. Однако великий малик настолько переменился, что, несмотря на [положенное] почитание паломников и тех, кто возвращается из этого благого путешествия, /484/ [несмотря на] обязательство [оказывать им] внимание, и [не думал] этого делать и закрыл путь общения. Несмотря на удрученность великого малика, [сей раб] избрал предлогом для встречи смерть одного из его родственников и на следующий день выехал в Рашкак. [Малик] проявил некоторую теплоту, которая лишь усилила подавленное состояние. Несмотря на мой приезд, он не собирался навестить [меня]. День ото дня отчужденность росла, размолвка приняла широкие размеры. В течение 18 месяцев [сей раб] вел затворническую жизнь в Баг-и Му’минабад и там в мечети, выстроенной самим пишущим, предавался молитвам. Когда со времени отчуждения прошло некоторое время, малик заболел. После выздоровления приехал в дом [сего] бедняка вместе со всеми родственниками и оставался [в его доме] двадцать дней. Одним словом, обида сменилась примирением. Однако визиты родственников я ограничил, имея в виду:

Пока я один, моим наперсником является воспоминание о ком-либо,

Когда же моим собеседником становится человек, я одинок!

Я радовался уединению и покою.

Итак, время того благого путешествия — 13 месяцев, пройдено расстояние в 1320 фарсахов.

ПУТЕШЕСТВИЕ ОДИННАДЦАТОЕ Поездка [сего] раба в сопровождении великого малика в Дизак и на границу Систана

До верховного малика дошло известие о том, что августейший наместник отдал Шахвирди-султану Махмуди-курду{929} область Кидж-у Макран. Это было вызвано тем, что малика неоднократно поощряли к захвату Мекрана, но он [явил] беспечность. На сей раз его почтенную голову осенило, что надо идти в Мекран и постараться завладеть страной. Готовясь к походу, он собрал войско. Еще до этого он неоднократно присылал [к сему рабу] гонца и предлагал сопровождать его в том походе. Я отказывался, но это не принесло пользы. В конце концов к [сему] рабу приехал Амир Камал ад-Дин Хусайн Табаки, который похвалялся дружбой. Языком наставлений уговорил меня принять участие в походе. Несмотря на то что по возвращении из паломничества в великую Мекку на [сего] раба свалилось множество неприятностей и вообще /485/ у него не было уверенности, что он сможет выехать в свои земли, [тем не менее] он дал себя уговорить на тот поход. Насколько позволяло терпение, держал себя улыбчивым и приветливым, однако удрученное состояние не покидало, пока не подъехал вместе [со всеми] к области Дизак. На дороге появились великие военачальники Сархадда с оснащенным войском и большим [запасом] провианта. Через Ладиз мы приехали в Дизак. Малик Мухаммад сын Малика Кубада, к которому эмир Мекрана, Амир Мухаммад, питал полное доверие, вышел вперед. Я сочинил в стихах письма с наставлениями и увещеваниями. Поскольку у упомянутого эмира существовали дружеские отношения со мной, он накрыл [коврами] место привала у пальмовой рощи, где раньше останавливался [сей] раб. Приготовили [также] длинный ковер под ноги, и великий малик изволил сойти [на него]. Завели разговор с отрядами воинов Систана, маликами и эмирами о сражении и мире, о том, как взять крепость. Каждый высказался в меру своего понимания и своих знаний. Наконец, твердое мнение того [обладающего] свойствами, присущими ангелу, остановилось на сражении. Поскольку жителей района Сархадд [малик] считал сторонниками мекранцев, то те сведущие старцы ничего не сказали. Через три дня, когда пустой город был взят и окопы приблизились к арку крепости, верховный малик заговорил с [сим] рабом о [необходимости] решить дела тех людей. [Сей] бедняк по душевной простоте дал согласие. Тот же час я направил человека и запретил сторонам вести сражение, а сам уехал в крепость и договорился о харадже и [других] податях с Мекрана. Сумма [податей] была определена в 1000 туманов. Когда я выехал из крепости, группа [людей] изменила свое мнение и в ту же ночь совершила нападение. Бахадуры войска убили тридцать дервишей, которые не смогли войти в крепость из-за [своей] бедности и находились в мечетях при воротах крепости. Были убиты [еще] двадцать-тридцать человек из накибов шахраки, которые всегда очень дорого продавали в сражениях свою жизнь. Эти события заставили меня раскаяться в служении малику. Три дня спустя, пожаловав в наше жилище, он завел разговор о некоторых делах. Поскольку [сей] раб исполнение «испрашиваемого им» считал неизбежным и настоятельно необходимым делом, то вновь стал домогаться примирения [сторон]. Сразу же отправил в крепость гонца. Гарнизон крепости, питавший доверие к словам и поступкам [сего] раба, прекратил сражение. /486/ С этой стороны пожар сражения [тоже] потух. В пятницу 27 раджаба [1018]/26 октября 1609 г. во время полуденной молитвы [сей раб] пошел в крепость и подписал договор в соответствии с достигнутой несколько дней назад договоренностью. Воздав почести Амиру Мухаммаду и остальным эмирам Мекрана, я выехал из крепости и явился к малику. Опасаясь вероломства [со стороны] смутьянов, тот же час он откочевал в пограничный район. Несколько дней верховный малик занимался в Хаше посещением мавзолея со следами ног [святого], чтением и целованием Корана, [написанного] рукой повелителя верующих, мир ему{930}. В те дни, ведя разговор с военачальником Амиром Афзалом относительно хараджа с Сархадда, к прежней сумме он набавил сорок туманов. Не обращая внимания на соблюдение прав и другие услуги тех людей, [малик] приехал в верхний пограничный район и в течение нескольких дней совершал прогулки в той горной местности и охотился, а [затем] выехал в Систан. [Сей] бедняк сопровождал [малика] до Рашкака. В дороге [малик] все дни изволил говорить, что «установленную сумму [податей] с Мекрана мы направим вместе с вами к высокому порогу. Вы вновь попросите высочайший диван, чтобы Мекран в соответствии с прежним распоряжением был бы [причислен] к Систану, а Дизак и Джалк, лучшие местности, принадлежали бы [вашему] сыну, Мухаммад-Му’мину». [Сей] бедняк в конце концов размечтался и заявил о [своем] отъезде в Фарах, чтобы навести там порядок в своих владениях. Вначале [малик] не соглашался на [мой] отъезд в Фарах, [ссылаясь] на то, что «скоро [вам] предстоит ехать в Ирак». Наконец отпустил [сего] бедняка на несколько дней.

Время путешествия — три месяца, пройдено расстояние в 190 фарсахов.

ПУТЕШЕСТВИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ Приезд из Систана в Фарах; улаживание взаимоотношений

Двадцать седьмого ша’бана, в конце (так!) 1018 (25 ноября 1609) г., [сей раб] уехал в Фарах. Защита власти Исма’ил-хан афшар, правитель той местности, встретил и отвез [сего] раба в крепость Фараха, поселил в доме Мустафы-бека сына Наджм-и сани, выражая искренность и дружелюбие. В то время как [внешне] он выказывал [мне свою] любовь, тайно он подстрекал Малика Шах-султана Хусайна Фарахи, который /487/ неправильно оценивал и воспринимал последствия [всех] дел, к тяжбе из-за земельных владений и отрицанию наследства. Когда я увидел это, вызвал к себе Ходжу Камал ад-Дина Хусайна, Ходжу Абу-л-Хасана и Ходжу Йуниса Фарахи и всю остальную местную знать и завел [с ними] разговор о земельных владениях. Все они были тверды во [мнении] наладить отношения. На следующий день высокостепенный хан, кази, эмиры-афшары и калантары собрали маджлис. В конечном итоге эти люди, прежде всего те, кто был упомянут выше, показали правду о наследственных владениях Малика Гийас ад-Дина Мухаммеда и Малика Джалал ад-Дина Фарахи. Были составлены солидные документы. В тот же день были определены семена, землепашцы, пары волов. [Было решено], что знать Фараха дружно возьмется за дело и в течение 10 дней засеет все земли, а [сей раб] спокойно выедет в Систан. На следующий день прибыло письмо, написанное благословенной рукой малика: «Мы приехали в Пеласи для подготовки вашей поездки в Ирак. Бросьте все дела и выезжайте сюда!» Прочитав письмо, [сей раб] бросил наводить там порядок. На пятьдесят пар волов, переданных в ту неделю сева местному правителю, взял назад расписку в получении и быстрее ветра прискакал в Систан. В селении Пеласи в доме Абу-л-Фатх-мирзы удостоился встречи [с маликом]. В конце того дня выяснилось, что злобные жалобщики и безмозглые завистники, невзирая на интересы малика, разукрасили свое дело в глазах того обладающего проницательностью разными красками. Свои отвергнутые замыслы и непохвальные намерения они представили в его глазах таким образом, что в его памяти не осталось и следа от сказанного в начале той недели. Чего ждать от [обладающего] природной забывчивостью, растоптавшего вместе с надеждами такого друга, как я, тысячи своих желаний ради удовлетворения нескольких клеветников, тайные намерения которых хорошо видимы. Под каким-то предлогом я уехал оттуда в Зийаратгах. Из Фараха я привез с собой лихорадку. Болезнь эта длилась шесть месяцев. Вдобавок к недомоганию и обидам с каждым днем все более становилась очевидной необходимость расставания. Мой организм, сломленный сильным недугом, был не в состоянии защититься от боли разлуки. Несмотря на /488/ бессилие, [сей раб] приложил много стараний. Опытный врач, в руках которого находилось лекарство от этой боли, явил скупость в ее снятии. Клянусь властелином Ка’бы, что со [времени] этого события до сегодняшнего дня, шестого числа благословенного месяца рамазан 1028 (17 августа 1619) г., когда я занят описанием этих событий в стольном городе Исфахане, прошло десять лет. Я не пишу о делах, которых не было, и не отступаю от правды ни на шаг. В те несколько дней старший рода совершил по отношению к вашему покорному, домогающемуся милости слуге несколько поступков, каждый их которых может стать поводом для обиды. Сколько я ни оказывал давления на свой терпеливый характер, возможности оставаться не было — арена стала [слишком] тесной. В конце концов [сей раб] поступил в соответствии с выражением: «Бегство от того, чего нельзя терпеть, — в обычае посланников».

Время поездки в Фарах составило два месяца, пройдено расстояние в 80 фарсахов.

ПУТЕШЕСТВИЕ ТРИНАДЦАТОЕ Отъезд из Систана в Хорасан вместе с гаремом и остальными родственниками. Аллах — тот, кто помогает и споспешествует

Не будь хиджра{931} у верующих святым делом,

Разве Пророк переехал бы из Мекки в Йасриб?{932}

Поскольку в «Хронике»{933} и в рассказе о путешествиях немного сказано о причинах [возникновения] обид, то в моих интересах разъяснить некоторые дела и дать подробное описание тому, что послужило поводом для разлуки друзей и кто этому способствовал.

Причиной первого огорчения, омрачившего сердце сего бескорыстного друга послужило следующее. Когда много времени прошло в страданиях в Кал’а-йи Тракун, великий малик сам пришел к мысли о том, что «каждый из нас должен обратиться за помощью к какому-нибудь государю и что всем ехать в одну сторону не следует. Быть может, кто-нибудь из великодушных [государей] окажет помощь, а мы избавимся от боязни [нападения] узбеков, а женская половина [семьи] благополучно уедет из этой крепости. Поскольку мы один раз уже съездили в Ирак и вернулись оттуда ни с чем, то [на сей раз] намерены отправиться к государю Индии. Вы же поезжайте в Ирак».

[Сей] раб соответственно приказу [малика] с течением времени /489/ отослал в Бам подвластный Кирману, свои пожитки, старых слуг и свою молочную сестру, а затем собрался ехать и сам. Верховный малик в тот вечер, когда [сей раб] уезжал, стал возражать: «Мы выедем в один день! Вы поедете по дороге на Ирак, мы же направимся в Кандагар!»

В условленный вечер, когда настало время расстаться, он сказал: «Малик Шах-Хусайн сын Малика Касима вот уже шесть месяцев как Перевез свой дом в Кандахар. Малик Мухаммад, мой двоюродный брат, которого я намеревался сделать хранителем{934} крепости и защитником женской половины семьи, [тоже] уехал в сопровождении большого числа родственников. Теперь для защиты крепости должен остаться Малик Махмуди, вы же будете нашим попутчиков» в это время у [сего] бедняка из постельных принадлежностей и подстилок осталось не более четырех-пяти войлоков, и он без особой охоты направил поводья в сторону Кандахара, блюдя законы товарищества и дружбы. В конце того самого дня, когда [малик] увидел Малика Шах-Хусайна сына Малика Касима, он сделал клеветнические измышления в отношении [сего] бедняка, сказав мне в лицо: «Вы говорили, что ваше имущество, отправленное в Ирак, составит крупную сумму». Клянусь Богом всего сущего, не говорил я этих слов. Это был повод к немилости. Вместо ласки он так поступил. Это был [его] первый недостойный поступок.

Во-вторых, поскольку [сей] бедняк во [время] поездки в священный Мешхед заболел и не смог сопровождать ни высокую ставку, ни [малика], то при [сем] рабе оставили Муллу ‘Абд ал-’Азиза: «Как только мне станет лучше, я [непременно] последую за высоким лагерем». Двадцать дней спустя, когда я собрался отправиться в высокую ставку, Будак-хан Чигини, правитель священного Мешхеда, возвращавшийся в Мешхед после облавы на зверя, привез от высочайшего наместника приказ, [согласно которому сей] бедняк [должен] ехать в Кандахар, собрать [там] систанцев и привезти в Систан. Поскольку эта просьба (так!) исходила от высочайшего наместника, он против воли вернул [сего] бедняка назад. Когда [сей раб] достиг Кандахара, от малика пришла записка: «Вы соберите людей. Как только получите от нас новое письмо, привезите [их] в Систан».

Если не было запрета, то зачем было лишать меня службы высочайшему наместнику и возможности сопровождать его самого? Разве так поступают друзья?

/490/ В-третьих. Когда я вернулся из Кандахара в Систан, то привел [дела] Систана в порядок и благоустроил. К прибытию [малика] собирал с Систана налоги мал-у джихат{935} с одной местности за другой; у вакилей Гандж-’Али-хана, который был правителем, за год до этого события я купил две тысячи харваров зерна по цене 500 динаров за [один] харвар{936}. Три месяца спустя то зерно [поднялось в цене] и стало стоить три тысячи динаров за харвар. [Сей раб] обеспечил [малику] и другие прибыли. Несмотря на нужду, я не присвоил себе ни одного динара. По приезде малик одобрил [мои действия], но не осудил тех, кто свел на нет мои старания и не оставил для малика ни одного динара и ни одного мана плодов. Малик так увлекся присвоением прибылей с Систана с основного капитала и процентов на него, с больших и малых, что целых двенадцать лет не взглянул [даже] в сторону [своих] друзей. Забыл и думать о доле, пае тех, кто был его товарищем в [годы] невзгод и был удален [от него] в [годы] благополучия. Более того, во время карательных походов в Мерв и Балх и [во время] других смут он больше всего возлагал обязанностей [на сего раба]. У [сего] раба он забрал часть крупного рогатого скота [нашего] клана, который многие годы принадлежал [сему] рабу в соответствии с грамотой эмира Тимура, пожалев [для меня даже] этой малости. [В то время как] я тратил на его походы ежегодно почти триста туманов, он пожалел для меня пять туманов, данных ранее из собственности [других] людей.

В-четвертых. Когда [сего] бедняка послали из высочайшего лагеря в Кандахар, подтвердив [свои] распоряжения относительно правления и союргала, [малик] перевел все мои земельные владения в союргал моего брата, не упомянув о былых отношениях — моей службе [ему], единодушии [с ним] и [моей] самоотверженности.

В-пятых. Во время осады Кандахара, когда все мои чувства, скрытые и явные, были направлены на [соблюдение] интересов благополучия [малика], все дни я тратил свое время на написание писем в высокую ставку, судебное разбирательство в суде, смотр войска, выдачу ежегодного жалованья систанцам; общался с гостями, то и дело посещал окопы, временами наведывался на Мазар-и Санг, где каждый раз во время послеполуденной молитвы шло сражение; [проявлял] отвагу и самоотверженность, /491/ снял урожай Кандахара, привлек на свою сторону афганцев и хазарейцев, отдельных систанцев, [проживавших в той стране]; раз в три ночи дежурил у окопов, наводил сведения о нравах тюрков и таджиков, их дружелюбии и враждебности; охранял [персону] малика, как об этом немного написано в рассказе о нем. Хамза-мирза, несмотря на свой малый возраст, хвалил меня: «Дядя, вы — тысячерукое индийское [божество], о котором мне читали в”Кисса-йи Хамза”»{937}. Несмотря на эту видимую всем службу и искреннюю внутреннюю веру, Малик Шах-Хусайн сын Малика ‘Али, удостоившийся чести стать зятем великого малика и пользовавшийся в то время большим доверием и расположением малика, в те вечера, когда посещение окопов приходилось на его дежурство, всякий раз посылал человека в Кандахарскую крепость, и тот торговал продуктами в его пользу. Поскольку он был никому не известен, все, кто выезжал из крепости, называли кызылбашским эмирам мое имя. Когда об этом рассказали Исма’ил-хану, упомянутый хан возражал: «Такой-то никогда так не поступит! Тут какая-то тайна!»

Малик Шах-Хусайн сын Малика ‘Али не был известен среди кызылбашей. Несмотря на это, кызылбашские «мудрецы», разбиравшиеся в людях, не принимали это во внимание. [Великий] малик знал, но ради своего зятя хотел опорочить и представить [меня] платящим злом за добро шиитскому государю. Неоднократно тайком он приставал к кази Мухаммад-Амину Наджафи. Упомянутый судья поклялся, что Малик Шах-Хусайн сын Малика Гийас ад-Дина не совершал данного поступка. Малик, [однако], продолжал нападать на кази, пока Малик Шах-Хусайн сын Малика ‘Али не вступил в спор и в своих ядовитых речах не раскрыл тайну. Все это дошло до Исма’ил-хана. Он потребовал меня к себе и устроил праздник. В благодарность за устранение клеветы и раскрытие тайны [сей раб] испытал радость. Великий малик все еще считал постыдный поступок невероятным и не относил его к человеку, заслуживающему порицания. Его извращенная мысль заключалась в том, чтобы людей, которые были предметом восхваления того сборища, ославить этой подлостью.

/492/ Не имея [иного] выхода, однажды ночью я отправил группу [своих] людей. [Задержав с их помощью] троих из его слуг, несших в крепость топленое масло, я отослал их малику вместе с бурдюками с маслом. Через несколько дней Малик Шах-Хусайн [сын Малика ‘Али] и Мухаммад Гилани, стольник малика, подаренный ему защитником веры шахом [‘Аббасом], [юноша] необычайной красоты, которого малик из-за большого доверия [к нему] оставил для бесед с Маликом Шах-Хусайном, бежали в Кандахар. [Правда] стала всем ясной. Следовало благодарить меня за то, что я разоблачил неправедно поступающих людей и дал понять, что неуместно проявлять дружбу к людям, которые от природы являются врагами. Я назвал одну лишь причину сего поступка, [на самом же деле] есть пятьдесят [других] существенных поводов. Я же ограничился лишь этим для краткости.

В-шестых. После многолетних стараний [наконец] я собрался ехать в Мекку. Поездка была отсрочена на пять лет, чтобы малик [смог] присоединиться [к нам]. Уезжая, я доложил о своих делах и попросил разрешения на отъезд. Малик ответил: «Мы вместе выедем в высокую ставку. Оттуда, получив разрешение [шаха], направимся [в Мекку]».

В том году высочайший наместник находился в Шемахе и в Ширване. Сезон [паломничества] уже приближался. Сказав: «В этом году [ваш] замысел [осуществить] не удастся, отменить же поездку я не в силах», я пустился в путь. Когда я доехал до Кирмана, то услыхал известие о приезде высочайшего наместника в Исфахан. Я доложил [об этом] малику, отправив скакуна: «Из-за дальности пути в Шемаху я предпочел разлуку [с вами], так как в этом году [мое] намерение не удалось бы осуществить. Теперь же Исфахан находится близко. Приезжайте, и мы вместе с вами предстанем на службе высочайшего наместника. Ежели вы не сможете ехать, отпустите [сего] раба». Ответа на письмо не последовало. Он поносил меня: «Такой-то испугался, что владыка мира заговорит относительно промахов, допущенных мной при взятии Кандахара. [Его] отъезд в Мекку лишь предлог».

Клянусь владыкой Ка’бы, это клевета! Мне и в голову не приходило подобное!

В-седьмых. Когда я вернулся из Мекки, из-за трений в наших [отношениях] малик не встретил паломников и поступил так, как поступил. На эту тему можно было бы говорить много, [однако размеры] страницы не дают возможности для /493/ изложения этих дел.

В-восьмых. После возвращения из Мекки я был вынужден уединиться, стать затворником и предаваться молитвам. 18 месяцев по доброй воле я был настоящим затворником. Против моей воли он увез меня для нападения и грабежа мусульман Мекрана, а [потом] насмеялся надо мной, как уже немного рассказывалось.

В-девятых. После возвращения из Мекрана он решил: «Пошлю вас в высокую ставку по делам страны». Спешно привез меня из Герата, а [потом] поступил в соответствии с наговором недоброжелательных людей, явил ко мне недоверие. Каким же надежным человеком был он сам, что счел меня тем, кому нельзя доверять! «Определена цена нашего [достоинства], дружба и верность друга — тоже».

В-десятых. В те дни, когда шли эти разговоры, он прибегал к содействию разного рода людей, правдивых и говорящих ложь. Много раз он заявлял: «Вы полностью должны включиться в наши государственные дела». [Сей] раб отвечал: «Когда я проявлял внимание и заботу о делах, ты сторонился меня. Теперь, когда я стал затворником, вы (так!) оскверняете меня бесконечными заботами. И это несмотря на наличие хороших мухтасибов!{938} Я же еще должен быть благодарен. Мне надо платить триста туманов в год! Двести туманов я получаю от [сбора] урожая и торговли, сто туманов полагается [получить] с вас!» Он не согласился с этим и отказал нам. Моей целью было испытать [его] великодушие. В противном случае уже давно [сей] раб распростился с надеждой, [внешне] же я выражал дружбу и согласие и сопровождал малика.

Одним словом, дело зашло в тупик. Клеветники получили доступ [к малику]. Поневоле я отказался от общения с дорогими мне людьми.

В-одиннадцатых. Поскольку при жизни брата и храбрых родственников я постоянно бывал собеседником и другом малика, то наблюдал, как он производил расследование о каждом, кто входил в собрание: к каждому придирался, вступая в препирательство.

/494/ Поскольку я был свидетелем этих сцен и обладал житейским опытом, то знал со слов других, что враги нашли к нему путь, а место [друзей] пустовало. С возрастом его придирки росли. Основное направление маджлиса — разговор о добре и зле [сего] раба. Поневоле я оставил [малика]. Если начать описывать многочисленные поводы для [нашей] разлуки и [моего] отъезда из Систана, то смогу привести тысячу существенных причин. Вся тяжесть — в отсутствии близких. Для людей терпеливых и выносливых этого достаточно. Чье терпение способно выдержать хотя бы один из названных поступков [малика]? Несмотря на всю чистосердечность, все старания того, кто является верным товарищем в несчастье, дальновидным в делах правления, малик все годы тратит то, что [приобретает] из мирских благ, на людей чужих, приезжающих в ту страну в качестве прихлебателей того величавого и великодушного [малика]. [Сей раб] не имеет никакого дохода; люди же, которые не несут никакой службы, получают ежегодно 300-400 туманов. При таком хаосе, [царящем] на базаре мужественности и при отсутствии спроса на [нее], как можно на что-то надеяться? К тому же еще надо лицемерить. Несмотря на все, я терпел. Лицемерие и явилось поводом к нашей разлуке.

Одним словом, 10 раби’ I 1019/2 июня 1610 г. я выехал из своего дома в Баг-и Му’минабад в Расм-и Махмуд (?). В течение нескольких дней посещал там родственников. Оттуда я приехал в селение Джалк и три дня оставался там. В час послеполуденной молитвы на берег Хирманда явились Хамза-мирза{939}, братья и большая часть родственников. [Сей] бедняк переправился через Хирманд. Дело дошло до того, что Хамза-мирза, совершеннолетний сын малика, в час расставания разревелся, говоря: «Если бы вы не уехали, я бы счел вас не уважающим себя! Мало ли в мире мест, что за нужда оставаться в таком, как Систан! Будь я проклят, если не последую за вами! Вместе мы будем жить при дворе сего государя!» Простившись, мы расстались. В те минуты на берегу Хирманда до моего сознания дошло значение [нижеследующих] стихов о чистой душе систанских подвижников:

/495/ Если ты с кем-то сел и не получил удовлетворения и

В страхе убежала от тебя благодать воды и суши,

Берегись! Избегай общения с ним!

Не то не будет тебе прощения от душ дорогих [тебе] людей!

Той ночью я встал на постой в доме Амира Низама в селении Бунджар. Три дня спустя уехал оттуда в Газбар. Еще на три дня я задержался из-за Амира Мухаммад-Касима: «Быть может, малик одумается и не позволит [сему] бедняку уехать из Систана». [Затем], всецело потеряв надежду, я переехал оттуда в Ук. Десять дней великие накибы Ука по этой самой причине не занимали [сего] бедняка прогулками и [хождением] в гости, пока они тоже не возмутились таким положением вещей и приняли сторону [сего] бедняка. Конечной целью [сего] бедняка в той поездке был священный Мешхед. Однако было необходимо встретиться с верховным эмиром [Хорасана] Хусайн-ханом, ведь с тех пор, как я приехал из Мекки, мы еще не виделись. Он все время писал письма в стихах с просьбой к [сему] рабу приехать. Когда [сей бедняк] достиг Исфизара, вышеуказанный наместник [Хорасана] узнал [об этом] и прислал с мулазимом стихотворное послание, требуя [моего приезда]. Поневоле [сей раб] пустился в путь в Герат.

Когда показалось селение Макуфан{940}, встретить [меня] он прислал главу саййидов и вазиров мудрейшего Амира Саййид-’Али, хатиба и главу эмиров ‘Алихан-султана туркмана. В час послеполуденной молитвы [Хусайн-хан] вместе со всеми эмирами, проживающими в Герате, пожаловал [собственной персоной] в Уланг-и Балан (Палан?). До половины ночи он оставался возле [сего] раба на лугу, [а затем] уехал обратно. Утром он приехал вновь и отвез [сего] бедняка в город. Приготовили подходящее жилье. В тот же день [хан] собирался отправить гонца в высокую ставку. [Сей] раб молил подождать несколько дней, пока выяснится, каковы намерения малика. Через пять месяцев, [в течение] которых малик никак не проявил своего красноречия, [напротив], день ото дня становился все менее любезным, верховный эмир [Хорасана] доложил высокому двору о положении сего бедняка. Два месяца спустя для сего бедняка пришел указ о снискании расположения и был прислан царский халат. Отдельный приказ [шах] написал на имя высокостепенного хана: «Ежели поводом для приезда Малика Шах-Хусайна /496/ в Герат послужил [спор о] земельной собственности, помирите вышеуказанного с маликом и выделите для него его долю. Ежели он желает остаться в Герате, постарайтесь расположить его [к себе], и мы определим ему место на правах тиула, чтобы он, как и прочие эмиры, нес бы государственные повинности. Если же он желает находиться на августейшей службе, то направьте его [сюда]». [Мой] выбор пал на третье предложение. В конце месяца зу-л-ка’да 1019/в первой декаде февраля 1611 г. [сей раб] направился в священный Мешхед. Оставив Мухаммад-Му’мина и [остальных] домочадцев в священном Мешхеде, 14 зу-л-хиджжа 1019/27 февраля 1611 г. [сей раб] отправился в путь через Дамган. В Нишапуре его попутчиками стали многоуважаемый наместник Мир Абу-л-Ма’али Нишапури{941} и члены его семьи. Ночь под Науруз [сей раб] провел в Рибате Намаксара, подвластного Кашану{942}. Оттуда приехал в Кашан. В [день] султанского Науруза показался столичный город Исфахан. [Сей раб] имел счастье припасть к ногам [шаха] и был удостоен сочувствия. По существующему обычаю [шах] представил [сего] бедняка всей знати и столпам государства, упомянув правду о службе деда, отца и брата и моих стараниях ради сего государства.

В те дни был праздник с иллюминацией. Когда настал последний [день], в парке Накш-и Джихан{943} устроили множество увеселений и церемоний. В это время пришло известие о прибытии [в Иран] правителя Турана Вали-Мухаммад-хана{944}. Счастливое сердце светлейшего наместника обрадовалось. Вслед за известием несколько дней спустя хакан страны Туран сподобился явиться на службу и имел счастье встретиться с монархом [той] эпохи. Рукой покорности он коснулся подола милосердия обладателя короны и венца. Приезд правителя Турана, известие о нападении Турции на Арз-и Рум в дополнение к другим заботам отсрочили улаживание дел [сего] раба. Великий малик, воспользовавшись приездом властелина Турана, улучил момент и приехал в Исфахан. Поскольку несколько дней в Исфахане продолжались празднества, ликование и иллюминация, когда основным занятием были прогулки и увеселения, [когда] до слуха светлейшего [шаха] не доходило ни из одного источника никаких вестей, кроме музыкальных мелодий, он ни о чем не упомянул. Однако наедине и публично (тайно и открыто) верховный малик жаловался и пенял на [сего] раба. Столько раз он повторял свои слова, что высочайший наместник высказался по совести: «Хотя у такого-то /497/ были жалобы на отсутствие справедливости и притеснения со стороны малика, однако в эти дни он сдерживал себя и не произнес [по этому поводу] ни слова. Малик же, который должен был бы испытывать смущение и тревогу из-за отъезда [Малика Шах-Хусайна из Систана], [вместо этого] жалуется, переходя все границы».

Поскольку властелин Турана представил докладную записку относительно [своего] возвращения в Мавераннахр, высочайший наместник несколько дней занимался его делами и привел их в порядок. Он предложил ему столько коней, оружия, золота, драгоценных камней, тканей, что сокровищница надежд стала полной. Отпустив [властелина Турана] в Мавераннахр, [шах] в соответствии с [полученным] известием о движении турецкого [войска] в сторону Арз-и Рума направился на летовье. С летовья он выехал в крепость Нихаванда{945}, укрепил ее и произвел смотр войска в Чаман-и Султанийа{946}. Оттуда [шах] поспешил в Ардабиль{947}, чтобы совершить паломничество к усыпальницам [сефевидских шайхов]. После возвращения победоносные шатры были разбиты в Чаман-и Уджан{948}. В начале осени столичный город Тебриз благодаря радостному приближению той драгоценной жемчужины царствования стал предметом зависти рая. Когда известие о приезде высочайшего наместника дошло до великого вазира, он прислал в качестве посла одного из своих улемов и предложил мир. Высочайший наместник, объектом благосклонного внимания которого всегда было благосостояние мусульман, направил в Стамбул к хандкару [Рума] главу саййидов и шайхов Кази-хана{949}, который не нуждается в представлении и восхвалении, с дарами и подношениями и благословениями Ирана. Сам [шах] занимался прогулками и охотой [в окрестностях] Тебриза.

Тогда, когда верховный малик [Систана] приготовился для охоты, [собираясь] выехать вместе с высочайшим наместником в окрестности Тебриза, он вдруг ни с того ни с сего пошел [к шаху], просил отпустить его и уехал. В то время он иногда являл благосклонность и приходил в дом [сего] бедняка. Иногда присылал своих славных сыновей, Хамза-мирзу [и] Абу-л-Фатха, и [через них] приглашал [сего] раба в свой дом. Во время посещений он высказывал жалобы. В конечном итоге стал просить прощения за [свою] вину. Однако слова не совпадали с действиями. Вновь при тех обстоятельствах случилось одно дело. Он сочинил историю, какую не придумает ни один враг. «Из глиняного кувшина просыплется лишь то, что в нем есть».

/498/ Если бы [у него] были дальновидность и предусмотрительность, он должен был бы по совести сказать светлейшему [шаху]: «Истинная [причина] ссоры такого-то с противниками светлейшего наместника очевидна. Вы сами знаете, что у него есть все права. Систан же разорен, и его доходов не хватает на покрытие расходов всех маликов. Пусть августейший наместник позаботится о нас, и о нем, и об остальных родственниках». Жаловаться и враждовать совершенно не следовало, ибо у государей есть свое мнение о каждом деле. О последствиях он не думал, сделал несостоятельные заявления, сославшись на обстоятельства, оснований для которых не было и которые ни к чему не приведут, кроме разрушения и уничтожения фундамента. Хотя мне известно, каков будет результат, однако возможности говорить об этом на данных страницах у меня нет. Рассказы об этом сложат после того, как не будет ни его, ни нас:

Тот, в ком заложено плохое начало,

Через короткое [время] и он проявит свою сущность{950}.

Несмотря на эти разговоры, шах запретил [сему] бедняку в то время жаловаться. Однако на моем лице проступали тысячи ненаписанных жалоб. Зачем осквернять язык жалобами и обидами на [своих] современников?..

После отъезда малика [сей] бедняк однажды подошел [к шаху] и доложил истинное свое положение. Слова были высказаны. [Шах] проявил сочувствие и произнес несколько слов, в которых были заключены мудрость и надежда. Для надежды открывались широкие просторы, для отчаяния арена стала тесной. Выбор места проживания предоставили [сему] рабу: «Если ты остановишь [свой выбор] на Мешхеде, мы позаботимся о средствах к существованию. Если ты приедешь в Исфахан, мы подумаем и об этом и пожалуем тебе место, достойное твоего положения».

Поскольку в слабой голове засела мысль о проживании в священном Мешхеде, то [сей раб] попросился туда. Шах пожаловал [мне] Канабису, из достойных селений священного Мешхеда, располагавшего большим количеством пахотных угодий. У Мухаммад-Му’мина{951} наряду с [другими] маликами Фараха был пай на [владение] поместьями [Фараха]. Мой покойный отец тоже владел там многими землями. Владения маликов Фараха /499/ издавна были определены ему на правах союргала. Теперь эти местности из-за мятежа, поднятого Маликом ‘Абдаллахом по возвращении Рустам-мирзы и с согласия властелина Турана, были захвачены после убийства [Малика ‘Абдаллаха] правителем Фараха. [Шах] пожаловал эти местности Мухаммад-Му’мину на правах тиула и союргала на вечные времена.

Когда высочайший наместник ехал через пограничный район в священный Мешхед, то предложил [сему] рабу [присоединиться к нему]. Поскольку [сей раб] уже давно не получал известий от своих людей и пребывал в беспокойстве, то получил разрешение ехать в Мешхед через Казвин. Со всей поспешностью он пустился в путь. Навваб Мир ‘Али разбил палатки на стоянке Ходжа Хушнам. На той стоянке пришло письмо-прошение верховного эмира [Хорасана] Хусайн-хана: «Ежели Малику Шах-Хусайну будет определена местность на правах тиула, прошу выделить ее в окрестностях Герата, дабы он нес службу шаху в Хорасане, — благодаря ему на этой границе наведен полный порядок».

По этой причине приказ на тиульное владение местностью под Мешхедом был отложен. В ответ на послание Хусайн-хана [шах] писал: «Поскольку Хорасан весной станет местом остановки августейшей свиты, Малику Шах-Хусайну будет определена на правах тиула любая местность, которую он пожелает». Был написан приказ на тиульное [владение] Фарахом. На том же самом маджлисе приказ был скреплен благосклонной печатью и вместе с почетным платьем передан высокопоставленному мустауфи ал-мамалику Мирзе Кавам ад-Дину, чтобы он доставил его [сему] рабу в Казвине. Через несколько дней после отъезда из Тебриза показался столичный город Казвин. Некоторое время я оставался там. В тот день, когда собрался ехать [дальше], [в Казвин] пожаловал Мирза Кавам ад-Дин Мухаммад и доставил [сему рабу] приказ [шаха] о снискании расположения вместе с грамотой на владение землями маликов Фараха и почетным платьем и подал надежду на [пожалование] на правах тиула помимо [Фараха] одной из местностей в Хорасане. Приехав оттуда в священный Мешхед, я в течение шести месяцев молился доблестному имаму на том святом месте. Верховный эмир Хусайн-хан прислал человека, и тот увез [сего] раба в Герат. Еще шесть месяцев я провел в той благодатной местности. Благодаря чистоте, свежести и приятности парков Герата и прогулкам по тем райским садам [сей раб] успокоился.

Никаких признаков прибытия в Хорасан в те дни /500/ высокой свиты заметно не было. Поскольку для благоустройства земель Фараха так или иначе надо было решиться на проживание в Фарахе, то, получив волей-неволей у высокостепенного хана разрешение на [отъезд] в Фарах, я выехал в Фарахскую провинцию. Остановившись в укрепленном селении, известном [под именем] Шахр-и кухна{952} и расположенном в центре [отведенных] мне угодий, я приступил к благоустройству своих владений, возделыванию земель и севу. Однако образ действий фарахцев не поддается описанию. Упоминание о нем вызывает огорчение. Пробыв там шесть месяцев и оставив [в Фарахе] Мирзу Му’мина и своих людей, [сей раб] выехал в высокую ставку. Время путешествия, [включая] отъезд из Систана, пребывание в Герате и Мешхеде, поездку в высокую ставку, возвращение [в Фарах] и пребывание на чужбине, составляет три с половиной года; [пройдено] расстояние в 800 фарсахов.

ПУТЕШЕСТВИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ Отъезд из Фараха в [Персидский] Ирак, [затем] волею Творца поход в Грузию, из Грузии — на побережье моря Синда и в Мекран; возвращение оттуда в Ирак, снова поездка по всему пограничному району и [всей] Грузии; переезд оттуда на летовья Азербайджана и возвращение в сторону Даники, подвластного Ширвану, оттуда отъезд в Фарах

Разве во власти идущих по пути согласия и покорности приостановить или отсрочить [течение] дел? Что могут сделать путешествующие по морям и суше для скорейшего достижения желаний [и] цели? В чем вина ныряльщиков в море мечты за [слишком] позднюю добычу желанной жемчужины? Какие могут быть сомнения у знатоков страны рабов Божьих в низком происхождении вероломной судьбы? Разве [испытывают] усталость от дальности пути те, кто домогается страстного желания? Разве испытывают утомление от хождения по улицам те, кто просит поминовения друга? Если цель сокрыта в пасти крокодила на дне моря, как помочь мне отыскать [ее]? Если же цель спрятана в кармане солнца, какой смысл гадать по зернам четок, чтобы достичь ее?

/501/ Если главенство сокрыто в [алчной] пасти льва,

Ступай, ищи и вырви его из пасти зверя!{953}

Короче говоря, 17 ша’бана 1022/2 октября 1613 г. [сей раб] выехал из Фараха в Исфахан. В течение десяти дней благословенного месяца рамазана он оставался в селении Тигаб, подвластном Каину{954}, в доме Мир Ни’маталлаха Разави{955}. Оттуда выехал в селение Хусф{956} к высокообразованному устаду мавлана Мухаммад-Шарифу Шу’уни{957} и провел два дня в присутствий упомянутого ахунда{958}, который в действительности был устадом и наставником [сего] раба. Указанное лицо провожало [сего] бедняка на протяжении нескольких фарсахов. Он распрощался, как будто зная, что другой встречи в этом мире не будет. Несколько дней спустя в Ирак пришла весть о кончине сего лучшего из мудрых.

В течение нескольких дней [сей раб] ехал переход за переходом по Табасской дороге, пока не показался Бийабанак{959}. Туда пришло известие о том, что его шахская светлость выехали из столичного города Исфахан в Наин, Купа и Ардистан{960} для охоты и что, возможно, доедут до Кашана. Узнав это, я направился в «Обитель правоверных»{961} [город] Кашан. Когда я приехал туда, августейшая свита отбыла в Казвин. Пробыв в Кашане несколько дней, [сей раб] тоже поспешил в Казвин. Стало известно, что сведущий шах собирается направить поводья своего гнедого в сторону Грузии. Я намеревался последовать за высочайшим станом, но заболел и задержался [в Казвине] на 15 дней. Немного окрепнув, выехал в «Обитель наставлений [на истинный путь]»{962} [город] Ардабиль и сподобился счастья посетить места погребения сефевидских шайхов, да будет над ними благословение и благоволение [Аллаха]! Оттуда по дороге на Арша{963} и по берегу реки Араке [сей раб] прибыл в Карабаг, из [Карабага] в Ганджу{964}. Переправившись через р. Куру и проехав несколько остановок, [сей раб] присоединился к победоносному лагерю на берегу р. Кабри-Чай{965} в относящейся к Грузии [местности] и удостоился счастья припасть к ногам его величества. Расспросив об обстоятельствах, [шах] изволил обласкать меня. Много раз он упомянул о том, что «служба каждого, кто даст согласие идти со мной на войну с неверными /502/ в Грузию, достойна похвалы и будет оценена [подобающим образом]». Как бы то ни было, во время этого похода

Подпоясался я поясом служения [шаху],

Жизнь [свою], словно талию, опоясал кушаком [готовности].

Поводом для [шахской] ласки послужило следующее обстоятельство. Правитель Кахетии Александр-хан, подвязавшись поясом покорности и повиновения пребывающему в раю шаху{966}, усердно служил. Когда его внук, Тахмурас, благодаря воспитанию и стараниям счастливого наместника стал обладателем короны и престола областей Кахетии{967}, он отступил от верноподданности. Заключив соглашение с правителем Картли Луарсаб-ханом, внуком Симон-хана{968}, они совместно заявили о неповиновении{969}. Святой обязанностью государя и делом чести мусульман было наказать безбожников.

[Шах] встал лагерем на берегу реки Кабри-Чай и был там несколько дней, отправив к Тахмурасу с увещеванием Баграт-мирзу сына Да’уд-хана Гурджи{970}, который с давних пор рос под сенью сего вечного государства.

Тахмурас послал к светлейшему [шаху] свою мать и своих сыновей в сопровождении 60 именитых азнауров{971} и заверил, что, «как только августейшая свита покинет эту местность и прибудет в Карабаг, он будет иметь честь явиться [на поклон] к шаху». Данное заявление стало причиной еще большего гнева [шаха]. Мать и сыновей [Тахмураса] он задержал, а азнауров, являвшихся предводителями и главарями неверных и храбрецами того народа, отпустил к нему{972}, [сказав им]: «Вы ослеплены многочисленностью войска и прочностью [своих] укреплений и укрытий{973}. Допустим! Мы как раз [для того] и пришли, чтобы [полностью] разгромить и уничтожить вас!»

Высокое войско откочевало и по ущелью Каник{974} вступило в область Кисики{975}, протяженность которой от города Загеми{976} до горы...{977} От склона горы до берега реки Каник{978} сплошь тянутся селения, засеянные поля, города, высокие и величественные сооружения, храмы и церкви.

В самый полдень поднялись в высокую церковь на вершине горы{979}, сбросили несколько камней с ее стены, /503/ сломали крест, являющийся знаком их киблы{980}, и возгласили в том храме азан и икаму{981}. Сей раб согласно высочайшему приказу громким голосом призвал на молитву. Совершив в том месте намаз, [шах] восславил ислам и призвал к чистой вере.

Когда известие о прибытии августейшей свиты достигло [ушей] Тахмураса, в полночь вместе с 200 лицемерами он забрал свою семью и направился в Картли. В Картли останавливаться не стал и вместе с Луарсабом, правителем той области, ушел в сторону Баши-Ачу-ка{982} — это тоже одна из областей Грузии. Принадлежала она в прошлом хандкару Рума{983} и не имеет никакого отношения ни к Кахетии, ни к Картли, которые подчиняются Ирану. Из-за громады гор и густоты леса на эту возвышенность нет пути даже воображению.

Высочайший наместник, пощадив грузин и азнауров, вступивших вместе с ним в укрепление, приказал, чтобы каждый из них шел в свою местность. Местность Кисики и Алаверди, а также местности, находящиеся по ту сторону реки Каник, как, например, Тогай, Итил, Торга-кал’аси{984}, вплоть до пределов Загеми, все были [заняты] и благоустроены.

В течение трех месяцев [шах] разъезжал по всем областям и местностям Кахетии и занимался охотой. Ежедневно [на приемах] в том подобном девятому небу дворце присутствовала знать того народа с сыновьями-красавцами, прелестными дочерьми и почтенными дамами привлекательной внешности и хороших манер.

Затем прибыли в Алаверди, лучшую местность в Грузии благодаря приятности и мягкости [климата]. Там находится величайшая из местных церквей. В ее высоком, как небо, купольном помещении возвели цитадель{985}. Правителем назначили ‘Ису-хана, внука Александра, доводившегося двоюродным братом Тахмурасу{986} и неизменно находившегося в тени благосклонности птицы феникс. Вся христианская знать одобрила назначение. В соответствии с местным обычаем были устроены празднества, описать которые перо не в состоянии.

Оттуда [шах] выехал в сторону карахалкан{987}. Это — группа [людей, проживающих] между двумя [частями] Грузии. Они никогда не подчинялись и не служили ни одному из ханов Грузии. Было приказано в течение всей недели нападать, убивать и грабить. Почти 10 тысяч еретиков отправились в преисподнюю. [В число пленных] были записаны и включены 50 тыс. красивых женщин, девочек и мальчиков — /504/ они были распроданы среди мусульман{988}.

Оттуда вступили в область Картли. [Шах] проявил предельное сострадание и милосердие к жителям той области. В течение целого месяца палатки стояли возле стены (плотины) Искандара{989}, где протекает какая-то огромная река. [Шах] направил в [Баши-]Ачук{990} послом с увещеванием к Гургин-хану{991}, властелину тех мест, мудрого советника Ходжу Мухаммад-Ризу, вазира Азербайджана, дабы он [своими] приятными советами склонил Тахмураса и Луарсаба к повиновению: «Как только они удостоятся чести припасть устами к [шахскому] порогу, их владения будут переданы им соответствующим указом»{992}.

Упомянутый ходжа, приехав туда, беседовал с ними во время многих собраний. Между ними возникали споры. Всякий раз, как он побеждал в споре, начинал упрекать их, однако [упреки эти] не оказали на них никакого воздействия.

Гургин-хан и дидифал{993}, его жена, отдав должное смелости и правдивости речей [ходжи], встали на путь верноподданности. Тахмурас ушел оттуда в Дадийан{994}. Гургин-хан вместе с ходжой и Луарсабом шли следом за ним несколько переходов, но советы их на него не подействовали. Упомянутый ходжа тайно заключил с Луарсабом договор и условился, что Луарсаб через несколько дней присоединится к августейшей свите и попросит извинения за свои поступки{995}.

Через 50 дней упомянутый ходжа выехал из того ущелья и прибыл в августейший стан.

В то время были приведены в порядок и отремонтированы крепости Гори, Са’дан{996} и ряд других крепостей. Спустя некоторое время Луарсаб-хан удостоился чести целовать [шахский] порог{997}.

Высочайший наместник провел несколько дней на лугах и в охотничьих угодьях. Между тем прибыл Накди-бек, кашикчи-баши{998}, уезжавший в Кидж и Мекран, и пожаловался на тот народ. Светлейший наместник издал указ о том, чтобы войско Фарса шло в Кирман, а Гандж-’Али-хан ехал бы в Мекран и набегами и казнями привел в повиновение ту область. [Сей] раб доложил светлейшему [шаху], что народ тот крайне беден и немощен, у него не хватит сил вынести шахский гнев. Ежели [шах] еще раз простит тому народу их грехи /505/ и отправит к ним [сего] раба увещевать [их], быть может, они покорятся и оставят [путь] мятежа и непокорности. Эта просьба была уважена. [Шах] отпустил [сего] раба с разнообразными почестями и высочайшими приказами, облачив его полномочиями того, кому повинуются.

17 ша’бана 1023/22 сентября 1614 г. [сей раб] выехал из высокой ставки в те края. Его попутчиком до Казвина был мудрый советник Ходжа Джалал ад-Дин Акбар, вазир Хорасана. От Казвина свита его благородия держала путь на Хорасан. [Сей же] раб поехал дальше в направлении Кашана. Оттуда через Йазд приехал в Кирман. Провел в Кирмане несколько дней, встретившись с местным правителем. Оттуда двинулся в сторону Гармсира, в Мекран. Вначале я прибыл в Базман и Худийан, местность необычайно зеленую и привлекательную, как рай. Луга сплошь покрыты нарциссами. Оттуда [сей раб] прибыл в Бин Фахл, где встретился с Шах-кули-султаном гилем, пожаловал ему почетное платье, склонил на свою сторону и [сообщил ему] о приказе светлейшего [шаха], запрещающем набеги и грабежи. Оттуда я направился в Кидж. Три дня спустя приехал в Сарбаз{999}, еще через два дня был в Фирузаба-де{1000}. Встретил [сего] раба Амир Хашим сын Амира Мухаммада. Выполняя условия верноподданности, он стал моим попутчиком и, [проезжая] остановку за остановкой, привез меня в Кидж. В селении Пишин{1001} встретить [сего раба] приехал Амир Мухаммад. В том месте присутствовали все эмиры Мекрана. Малик Мирза{1002} тоже приехал в Фахл (так!). В тот день я одарил [местного] малика вместе со всеми эмирами почетным платьем и вступил в Кидж. Целый месяц был гостем тех людей, занимался прогулками и охотой. По окончании охоты вызвал [к себе] Амира Мухаммада, Амира Тадж ад-Дина и [остальных] эмиров той страны вместе с кази, шайхами и улемами и завел с ними разговор о том о сем. Они сразу согласились с нами. Амир Мухаммад тот же час перенес свою палатку ближе к нашей. На другой день Малик Мирза вывез главную часть обоза. В то время, а это было месяц спустя после Науруза, там распространилось какое-то заболевание. [Сего раба] стало лихорадить. За два дня заболели почти 60 человек из гулямов и [других] людей. /506/ Несколько гулямов и нукаров умерли. Амир Мухаммад и Малик Мирза и эмиры проявили доброту и принесли в жертву почти три тысячи крупных кур и несколько лошадей. Через одиннадцать дней [сей раб] выздоровел. Когда они собрались выехать, к Амиру Шахи, мир-ахуру Амира Мухаммада, который возвращался из высокой ставки, прибыл один из мулазимов Гандж-’Али-хана, правителя области. Он привез им приказ о снискании расположения: «Преисполненные надежд, приезжайте вместе с Маликом Шах-Хусайном и Амиром Мухаммадом. Если же малик не сможет приехать и что-то помешает ему [это сделать], то пусть направит [к нам] младшего брата, Малика Джалал ад-Дина». Эмиры Мекрана, наделенные приметами коварства, сочтя послание это [своей] поддержкой, атаковали [меня]: «Ежели Малик Мирза и Амир Мухаммад оба уедут, делам Мекрана будет нанесен полный урон. Поскольку Амир Мухаммад является вождем, предводителем и верховным эмиром, пусть он и едет с вами. Возьмите себе в попутчики также Малика Джалал ад-Дина, от поездки же малика откажитесь».

Поневоле Малик Мирза оказался не в состоянии сопровождать [нас]. Малик Джалал ад-Дин и группа мирзазаде выехали в Дизак. Амир Мухаммад попросил отсрочку на сорок дней и [обещал], что направится следом [за нами]. Когда я проехал от Киджа один перегон, с новой силой вспыхнула прежняя лихорадка. В течение месяца она трепала [меня] через день, в течение еще одного месяца — каждые два дня...{1003} Болезнь длилась три месяца. Амир Мухаммад в Кидже также заболел. Поскольку пребывание [сего] презренного в Дизаке и Джалке затянулось на четыре месяца, то, чтобы сменить климат, [сей] раб выехал на границу Систана. Жители пограничного района, опасаясь смещения малика Систана, собрались в Кармистан-и турк{1004} с огромным войском. В Хаше они явились [ко мне]. Одарив их почетным платьем, я расположил их к себе. Сто семейств вместе с Амиром ‘Арифом сыном Амира ‘Абд ал-’Али и еще несколько мирзаде из военачальников Амира ‘Абд ал-’Али сопроводили [сего раба], и он сделал остановку в селении Тамандан{1005}. Там он оставался три месяца. Болезнь прошла. В те дни /507/ Гандж-‘Али-хан много раз присылал человека осведомиться [о моем здоровье], присылал [также] разнообразные лекарства. Когда известие о выздоровлении [сего] бедняка дошло до Систана, малик написал пару ободряющих слов, так как он сам очень страдал от лихорадки, и переправил [написанное] с белуджем из нукаров Раиса Канбара Рамруди. Что говорить, какое проявление доброты было заключено в письме! Не помню, что я написал в ответ. Несколько дней спустя пожаловал сын Малика Йахйи{1006}. Мы отослали [с ним] в Систан и Фарах часть больных слуг. Собрав войско пограничного района, выступили в Мекран. Когда показался Хаш, Шах-кули-султан гиль прислал записку: «Белуджи из Лашара{1007}, собрав войско, захватили все крепости Турана и [селение] Шахр-Дераз{1008}. Помощи от Гандж-’Али-хана из Кирмана нет, так же как нет ее и от верховного малика Систана. Мы просим помощи у вас». [Сей раб] направил в Фахл [находившееся] в боевой готовности войско во главе с Амиром Сурхабом сыном Амира Афзала и еще несколько человек из своих слуг. Неделю спустя в руки воинов попали 40 тыс. овец и тысяча верблюдов. Отвоевав две крепости и передав их Шах-кули-султану, они явились [к сему рабу] и обратились с просьбой: «Поскольку войско пришло в расстройство из-за отъезда и передвижений, то оно направится в Мекран после 10-дневного отдыха».

В это время прибыл Мухаммад-Таки Гилани, мой писарь. Он привез известие о доставке Малика Мухаммеда в Дизак. Упомянутому эмиру [малик Мекрана] написал письмо с выражением дружбы и извинениями за грехи. Он упомянул [также] о своей тяжелой болезни и о том, что «через десять дней я явлюсь [к вам]». [Сей] бедняк, не доверяя их словам, выехал в Дизак. За те несколько дней, что я находился там, ежедневно назначал Малика Йахью и группу людей сборщиками податей, пока их не увезли. Выехали двести старост со всех частей Мекрана и 30 кочевников с большим числом людей и несметными дарами и подношениями, пока не доехали до Хаша и до Сархадда. У Малика Джалал ад-Дина поднялся жар. Он просил задержаться там на два-три дня. /508/ Между тем пришло письмо ‘Али-бека гиля. [Он писал]: «Шах вновь передал область Мекран Казак-султану сыну С.рари-султана. Ваш приезд в высокую ставку бесполезен».

Эти слова соответствовали вымыслам и россказням Амира Афзала относительно возвращения тех людей. Случились и другие [события]. Амир Мухаммад, в силу измены сожалевший об отъезде в высокую ставку, прислал к [сему] рабу гонца: «Прибыли такие-то послания, и у нас нет силы ехать. Если вы задержитесь, мы пошлем в высокую ставку гонца. Когда вновь прибудет новый августейший приказ, выедем вместе с вами. Хорошо? В противном случае поступайте как знаете, мы возвращаемся!» В тот же час, оседлав коней, они полетели словно стрелы из лука. Поскольку часть мулазимов [сего] раба уехала в пограничный район Сархадд, чтобы привезти верблюдов, и никого при мне не было, я очень рассердился, приехал из Хаша в Тамандан и задержался там дня на два, чтобы отослать в Систан мулазимов, грузы и тяжести. Отослал в Систан также Малика Йахью и часть других людей, а сам галопом поскакал с несколькими людьми в Ирак. Миновал расстояния и перегоны, пока не приехал в Кирман, из Кирмана — в Йазд, из Йазда — в Исфахан и имел честь припасть к ногам сведущего шаха и доложил случившееся. [Шах] участливо расспросил [о моем здоровье] и сказал: «Мы едем на несколько дней на прогулку в Фарахабад. Ты тоже поезжай! Оттуда я пошлю тебя в те края. Ты накажешь тот народ и примешь в свои руки владения Кидж и Мекран. Мы вручим тебе приказ на управление той местностью».

Высокий лагерь двинулся в сторону пограничного района (т.е. в Мазандаран и Гилян. — Л.С.). [Сей] раб остался в Исфахане с Ака Камалом{1009}, сыном покойного мудрого советника Ака Зайн ад-Дина Мухаммада Кирмани, и занимался прогулками. Когда окреп, выехал в Фарахабад, из Фарахабада приехал в Ашраф и был удостоен чести преклонить колени перед августейшим [шахом]. В тот же час [шах] написал пайза{1010} о том, что они отпускают меня и назначают правителем [Киджа и Мекрана]. Было решено, что [шах] издаст по этому поводу указы. Не успели приступить к этому делу, как пришло известие о разгроме кызылбашского войска, которое /509/ ‘Али-кули-хан диван-биги уводил в Грузию{1011}. Сие известие вызвало сильное недовольство светлейшего [шаха]. Вся знать и эмиры стали уговаривать [сего] раба: «Не покидай августейшей свиты ради предмета своего желания и власти над Мекраном».

[Сей] раб вместе с августейшей свитой направился из Ашрафа в [поход] в Грузию. Проехали весь Мазандаран и Гилян, попутно занимаясь охотой на кабанов{1012}. Во время каждого гона{1013} [сей раб] стрелял из лука перед взором сиятельного [шаха]. Через Кызыл-Агадж{1014} выехали оттуда в Муган{1015}, проехали по берегу реки Араке. Когда просторы Карабага стали местом стоянки пышных шахских шатров, все войска кызылбашей были в сборе. Они двинулись в Грузию, объехали [всю] горную местность, дороги и владения христианских государей, разорили область Кахетию, поубивали и разграбили [ее] народ. Были взяты стоукреплений, описать которые не представляется возможным. Почти 60 тыс. неверных отправились в преисподнюю. В плен к борцам за веру попали 200 тыс. молодых женщин, юных девушек, миловидных юношей и прелестных детей. Еще 100 тыс. пленных [грузин] увезли в плен со стороны горы Ал-бурз{1016} лезгины{1017}. Их привезли в предместье Ширвана и продали.

После такой победы [шах] прибыл в Картли и благоустроил тот край. Укрепив Тифлисскую крепость, расположенную на горе и [окруженную] семью рядами крепостных стен, [возвышавшихся] одна над другой{1018}, [где] с горы стекают двадцать источников горячей воды, [шах] посадил на ханский трон, на место древних царей Грузии, Баграт-мирзу и удостоил его [почетного] обращения «дядя»{1019}. Оттуда [шах] двинулся к летовьям Чухур Са’да. Всех пленных и воинов высокого войска отослали в Ирак и Азербайджан, [сами же] отправились на летовья. Со временем объехали летние кочевья Агрича, Акмискала вплоть до берега озера Гукча{1020}.

Когда великий вазир [Турции] Мухаммад-паша{1021} подступил к предместью Еревана с несметным турецким войском, насчитывавшим почти 400 тыс. воинов, [шах] устроил смотр войску и отпустил на войну с турками Карчикай-бека, главнокомандующего войсками Ирана, вместе с Имам-кули-ханом, бегларбеком Фарса, /510/ Хасан-ханом, правителем областей ‘Алишкар и Хамадан{1022}, Гандж-’Али-ханом и другими именитыми эмирами, могущественными курчи, бесстрашными гулямами и стрелками Хорасана и Ирака. В помощь Амиру Гуна в крепость послали Мира Фаттаха Исфахани, Муллазаде Бафки, Ахмад-султана Туршизи, известного [под нисбой] Мичаки, в сопровождении отряда верных йуз-баши, всех каджарских{1023} курчи и [еще] десяти тысяч воинов. Сам [шах] счастливо занялся прогулками и охотой. [Сей раб] несколько раз приходил к шаху и умолял [разрешить ему] ехать в крепость вместе с главнокомандующим. [Шах] возражал: «Оставайтесь при нас и несите караульную службу». В те дни я постоянно находился при августейшем стремени.

После двух месяцев турецкое войско выбилось из сил в результате ночных атак и столкновений с кызылбашами, [стоявшими] с внешней стороны [крепости], и стрельбы из пушек и мушкетов [бойцов], находившихся в крепости. Они предприняли несколько атак. В то время был убит предводитель янычар{1024}. Были убиты также Хасан-паша, правитель Алеппо, Да’уд-паша, правитель Дийар-и Раби’а{1025} и Туркча Билмиз, командир сабленосцев того войска{1026}. Остальное войско во главе с великим вазиром отправилось в путь, направив в высокую ставку посла для закрепления мира. Сиятельный наместник вновь послал в Арз-и Рум к главнокомандующему Кази-хана. Сам благополучно и успешно выступил в путь через Урдубад, ‘Али-дарраси и Баргушад в сторону летовий Даники, относящегося к Ширвану. Ту зиму [шах] провел в той местности. По дороге в область Баргушад случилось сильное заболевание. В Даники болезнь залечили.

В то время группа друзей упомянула о Кидже и Мекране и об отъезде [сего] раба. Высочайший наместник сказал: «Малик Шах-Хусайн сегодня, когда турки сидят в Арз-и Руме и в следующем году придут на войну, не оставит мою службу и не станет заниматься захватом Мекрана. Кроме того, для его проживания [нами] был определен пограничный район Сархадд, где [климат] прохладнее. В настоящее время [ехать туда] невозможно. Нельзя погубить его в [нездоровом] климате Мекрана».

/511/ [Сей] раб, выслушав этот рассказ, пришел на службу к светлейшему [шаху] и доложил: «Пока не решен вопрос с турками, [сей] раб не просит ни должности, ни назначения. После того как будет достигнута победа или же заключен мир, какой бы ни была милость сиятельного [шаха], [сей] раб повинуется!»

Построенный в то время дом из тростника 20 сафара 1025/10 марта 1616 г. сгорел. По этому поводу была сложена газель:

Мы — странники-погорельцы,

Мы — соловьи, гнездо которых сгорело.

Да будет наш дом еще более разоренным,

Так как мы страдаем от несправедливости судьбы.

Этим размером было сложено пять двустиший. По странности стечения обстоятельств в тот самый день в Фарахе скончалась мать моего дорогого сына, Мухаммад-Му’мина. Произошло разрушение семьи, о котором писалось выше.

В те дни я предполагал провести некоторое время на службе светлейшего наместника и совершенно не [собирался] напоминать о своем отъезде. В соответствии с изречением: «Терпение Аллаха — в отмене намерений» — увидел сон, свидетельствующий о моем бедственном положении, и душа пришла в смятение. Отправился к шайху, ученому, искателю истины, образованнейшему из муджтахидов, самому знающему из новейших богословов, величию народа и веры{1027}, и он погадал [мне] на Коране относительно пребывания в высокой ставке и отъезда в Фарах. Великий шайх, помощник народа, по [числу зерен] восемь и четыре дал отрицательный ответ относительно пребывания [в высокой ставке] и советовал ехать в Фарах. Более того, он настаивал: «Сегодняшний день благоприятен для отъезда. Ступай к светлейшему [шаху] и получи у него разрешение». [Сей раб] в тот же час отправился в высокий, как небо, дворец. Светлейший наместник вышел из опочивальни... [Сей раб] подошел, попросил разрешения [на отъезд], приложился к ноге [шаха] и без промедления уехал. Светлейший наместник обратился к своим приближенным: «Что случилось с таким-то? Ни с того ни с сего он собрался в дорогу! Никогда и ни с кем он не говорил об этом! Почему он /512/ уехал подобным образом?» «Фидави»{1028} пошутил: «У нас в Иране нет такой силы и власти, чтобы быть в состоянии задержать такого человека, как Малик Шах-Хусайн! Поневоле отправили его в Индию!» [На что] светлейший шах сказал: «С таким безразличием он не отвернется от нас и никуда не уедет! Он знает о наших интересах и [нашем] безграничном к нему сочувствии».

[Сей раб] еще не доехал до окрестностей Ардабиля, когда [ему] прислали [письмо], описав эту сцену. Одним словом, проехав [ряд] остановок, я несколько дней провел в Казвине, затем проезжал той весенней порой город за городом, селение за селением, занимаясь [по пути] охотой. Проехав Симнан, достиг Дамгана. Когда [сей раб] уезжал из Дамгана, прибыл мой верный друг Мир Махмуд и передал письмо [моего] сына, Мухаммад-Му’мина. Известие о кончине его матери нарушило состояние блаженства и радости. Рассказ о смерти моего племянника, Малика Гийаса, испытал мою терпеливость. Несмотря на это, [сей раб] проявил стойкость и выдержку и [во время всего пути] вел беседы с Шах-Вали-султаном Чагатаем{1029} и другими знатными и уважаемыми людьми, моими попутчиками, пока не приехал в священный Мешхед. [Там] имел счастье совершить паломничество. После десятидневной остановки выехал в Гурийан. Два-три дня провел в той местности в беседах с счастливым вазиром Ходжой Джалал ад-Дином Акбаром, [затем] уехал в стольный город Герат и [там] провел время в беседах с Хусайн-ханом и Хан-и ‘Аламом, который приехал из Индии послом к [шаху]. Двадцать дней спустя я выехал из Герата в Фарах и утешил опечаленных детей и огорченных родственников. По прошествии дней траура стал молиться и благодарить Бога. В тот раз [сей раб] прожил в Фарахе один год и один месяц.

Время путешествия, которое явилось вместилищем [изречения]: «Поездка — знамение из преисподней», — три года и девять месяцев. Пройдено расстояние в 2660 фарсахов.

/513/ ПУТЕШЕСТВИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ Отъезд в [Персидский] Ирак в соответствии с высочайшим приказом того, [кому] повинуется [весь] мир. Если будет угодно Богу, это путешествие закончится благополучно и успешно благодаря Его милости, великодушию, содействию, могуществу и [Его] власти

Когда [сей раб] прибыл из четырнадцатого путешествия в Фарах, как написано [ранее], правитель той области и мудрый советник тех мест Мустафа-бек сын Наджма II вместо [дружеских] отношений и прежнего знакомства оказал тысячу противодействий [сему рабу]. Поводы для разъединения сердца были готовы. Вакил ас-салтана Урдугди-бек{1030} был известен добронравием, веселостью и улыбчивостью. Своей справедливостью он покорял сердца и друзей и врагов. [На сей раз] для виду он расстелил сеть дружбы, на деле же рассыпал зерна раздора. Все обещания [еще] до того, как слетали с его уст, им же отрицались и нарушались. Ни друга, с помощью которого дело продвинулось бы вперед, ни товарища, благодаря дружбе с которым были бы устранены трудности. Из друзей Фараха: Ходжа Камал ад-Дин Хусайн{1031}, прежде говоривший об искренней дружбе, на сей раз разрушил основания привязанности топором противодействия; Ходжа Абу Са’ид, который хвастался давним знакомством, [теперь] раскаивался в дружбе благодаря установлению родственных отношений и породнением со «справедливым» маликом Фараха. ‘Али-кули-бек, гулам-и хасса, откупщик налогов, проживающий в Фарахе и получающий прибыль с Фараха{1032}, дивился странностям их поведения и недостойным поступкам. Малик Шах-султан, который, став калантаром всех земель, захваченных у других, в недобросовестности, предательстве, хитрости, недержании слова, вероломстве, нарушении соглашения, злобности, ненависти и оскорблении был заместителем ‘Абдаллаха б. Убаййа б. Салула{1033}, в коварстве превосходил ‘Амра б. ‘Аса и Му’авию{1034}. Как бы то ни было, несмотря на эти обстоятельства, [сей раб] провел в Фарахе один год и чуть больше месяца.

Когда во время приезда эмиров Киджа и Мекрана прислали для Мухаммад-Му’мина двух кобылиц светло-рыжей масти, [сей раб] отослал упомянутых лошадей с Шах-Карамом-ака и Султаном-Мухаммадом, известным [под прозвищем] Шатир-и Кишмиш, /514/ в высокую ставку. Лошадей в столичном городе Фарахабаде подвели к светлейшему [шаху]. Тот же час [шах] осчастливил [сего раба] царским платьем, предписанием явиться [ко двору] и суммой денег на дорожные расходы. Мулазимам [сего] раба дали подарки и отправили назад. Сей приказ пришел в Фарах в то время, когда вспыхнул огонь смуты. С каждым днем занимающиеся обманом местные плуты изыскивали повод и затевали войну с группой мулазимов и систанцев, которые в поисках смуты были словно пламя и соломинки. Это был не вызов, а дарящая жизнь радостная весть — весть о восшествии в рай.

17 раджаба [1027]/10 июля 1618 г. я переехал из [своего] дома [в Фарахе] в новый дом, который выстроил в Баг-и Хаузхане. Был там несколько дней. 1 ша’бана (24 июля) выехал в селение Пандж-джуфт-гав. [Через] несколько дней, 10 ша’бана/2 августа, продолжил путь и один день провел в райском Исфизаре в доме калантара Ходжи Мир-Мухаммада{1035}. Оттуда выехал в Герат и в ночь на 15 ша’бана/7 августа, когда весь город собрался в Мир-и Ша-хид{1036}, въехал в город и наблюдал ту толпу. Остановился в доме защитника саййидов мудрейшего Амира Саййид-’Али. 14 дней провел в Герате в беседах с покойным [ныне] Хусайн-ханом. В те дни [своей] болезни он очень радовался приезду [сего] раба. Небольшую размолвку, случившуюся между легкоранимым ханом и его мужественным сыном, Хасан-ханом, водой советов и извинений смыло из памяти того обиженного и больного. Поскольку [сей раб] испытывал беспокойство из-за поездки, то был отпущен со службы того величавого и великодушного человека. Попрощался, и старые раны сердца разболелись, так как [сей раб] был уверен, что дела Хусайн-хана подошли к концу и что [вскоре] он переселится в вечный рай. 1 рамазана/22 августа [1618] г. показался Гурийан. В течение четырнадцати дней [сей раб] держал там пост. Простившись с добродетельным, мудрейшим, славой ислама и мусульман{1037}, поскакал галопом, чтобы в ночь на 19 [рамазана]/9 сентября, являющейся Ночью Предопределения{1038}, достичь святой гробницы в священном Мешхеде. Счастье и удача помогли мне, и в ту самую ночь я был у цели. До конца месяца рамазан молился возле гробницы и наслаждался беседой с господином Амиром Му’изз ад-Дином Мухаммадом{1039}, /515/ в доме которого проживал; постоянно испытывал радость от служения высокостепенным Миру Мухаммад-Заману, отпрыску Мира Мухаммад-Джа’фара{1040}, Миру Сафи ад-Дину Мухаммаду{1041} и прочим высокого достоинства саййидам, известным своей ученостью и отшельническим образом жизни.

Знать той страны, как, например, навваб Шах-Назар-хан{1042}, Мирза Абу Талиб{1043}, Мирзы Мутавалли: Мирза Мухсин и его высокого достоинства отец, Мирза-Таки, ‘Али-падшах, Мирза Мухаммад и ряд других, ни на одно мгновение не давала [сему] бедняку скучать. Оттуда я выехал в путь 6 шавваля/26 сентября. Приехав в Нишапур, насладился там беседой с Миром Абу-л-Ма’али. В Сабзава-ре{1044} Саййид Хаджи-султан, местный правитель, и Мирза Султан Мас’уд, местный калантар, явили [ко мне] полную доброту. После нескольких дней остановки там вместе с [моим] достойным сыном, Мухаммад-Му’мином, которого я взял с собой в ту поездку, я отмерял остановки и проезжал перегоны, пока не доехал до Казвина. 1 зу-л-ка’да 1027/20 октября 1618 г. удостоился чести припасть к ногам [шаха] во дворце Казвина. [Шах] очень радушно встретил [сего раба] и явил милость к его сыну. Вознес молитву, чтобы он был достойным, счастливым и уважаемым. Из молитвы, произнесенной благословенным языком обладателя счастья, [сей раб] обрел полную надежду на благополучное завершение дел моего сына.

Короче говоря, в те дни на площади Казвина было устроено большое празднество. Подарки послов [разных] стран мира, например Хан-и ‘Алама, прибывшего [послом] от императора Индии, послов Европы, посла России, представили взору августейшего [шаха]{1045}. Несколько дней спустя [шах] выехал в Гилян{1046}, забрав с собой нескольких близких друзей вместе с Хан-и ‘Аламом. Вся [остальная] знать высокой ставки и придворные отправились в путь через Тегеран и Фирузкух{1047}. 1 мухаррама [1028]/19 декабря 1618 г. [сей раб] въехал в столицу Фарахабад и поселился в квартале ширванцев поблизости от дома мустауфи ал-мамалика Мирзы Каввам ад-Дина Мухаммада и некоторое время жил в том квартале. Кипение воды и земли в той местности было таким, что вызывало в памяти [коранический] стих «И закипела печь»{1048}. Из тучи нудно лил дождь. Через пятьдесят дней [сей раб] переехал в квартал Гилак-базар. 20 сафара/6 февраля 1619 г. Мухаммад-Му’мина отпустили со службы светлейшего [шаха]. [Шах] одарил [его] царским платьем /516/ и благосклонно пожаловал указ, [скрепленный] малой печатью — благословенным перстнем, о том, чтобы верховный эмир Герата уладил все дела. После отъезда вышеупомянутого в Фарах [сей раб] прогуливался в Фарахабаде по кварталу любви{1049}. Светлейший наместник в те радостные дни на высоких собраниях много раз расхваливал высокостепенным [особам] маджлиса услуги, оказанные в прошлом сему государству [моим] братом и отцом, и старания сего бедняка. Присутствовавшие на том собрании близкие друзья то и дело передавали [сему рабу] радостные вести, проливая бальзам на раны отсутствия предмета желания и позднее достижение целей и исполнение желаний.

Предметом [моих] занятий в те дни было чтение суфийских книг и стихов старых [поэтов]. Дозволенные радости, которые в начале юности были сердечными волнениями любви, в глубине души привели к подчинению силе колдовства. Хотя для успокоения горячности и преодоления рабской страсти я прибег к хитрости{1050} продажи и занялся [анализом своего] внутреннего состояния, однако это не сняло жара страсти. [Сей] бедняк свел знакомство со старухой, [проживавшей] по соседству. Она была известна [своим] даром [сватовства], разбиралась в женской красоте и была сладкоречива. Много лет она проживала в обеих частях Гиляна{1051}, Таруме{1052}, Дайламе и среди талышей, верховодила всеми группами населения, знала их характеры, была поверенной тайн людей всех сословий. Я поручил ей: «Разыщи [для меня] добродетельную женщину такой-то внешности и такого-то поведения, которая была бы в самом начале своего расцвета. Когда найдешь, сообщи мне». После беготни и усиленных стараний она обрадовала ждущее сердце радостной вестью, отвела [сего] раба...{1053} Я стоял возле садика в ожидании. Та разведчица души и разума, которая, словно мечта, располагалась в чутких сердцах, вошла в тот дом и подвела желанного свидетеля к беседке в саду. Разборчивое сердце успокоилось. Придя домой, я послал с верным человеком кошелек с монетами ‘аббаси{1054} родителям и той женщине, оказавшей мне помощь, и попросил [разрешить мне] вступить во временный брак{1055} [с их дочерью]. Поскольку я подошел к ним столь дружески, те люди, расспросив, кто я и как зовусь, успокоились. Посоветовались со своими родственниками. /517/ В ночь на 1 раби’ I 1028/16 февраля 1619 г. был заключен временный брак. В ту же ночь я удовлетворил желание сердца и получил наслаждение от возлюбленной. Базар любви и страсти был оживленным, сердце обрело покой благодаря искомой красоте:

Соловей в саду спекся от жара моих вздохов.

Вдохнул я аромат розы; от моего жаркого дыхания она превратилась в розовую воду.

Был переворошен весь диван красоты,

Пока из него не был выбран длинный бейт ее бровей.

Уже давно сердце трепетало в мечте о волосах [красавицы] из Дайлама. Заполучив ту косу с 60 завитками, подобными 60 арканам (т.е. красавицу. — Л.С.), я сочинил следующее четверостишие:

С тех пор как твои вьющиеся локоны стали скручиваться,

Мое несчастье удалилось в долину сна.

Каждое мгновенье мое сердце становилось пленником одного из завитков,

Сотни раз корабль мой попадал в водоворот.

В страсти и забавах я отвлекал сердце [то] локонами, [то] родинкой, [то] проказами той красавицы с речами попугая. Старому организму нужно [свежее] лекарство. Чувственной натуре полезно соединение с любимой. В преклонной старости я стал как малое дитя и переживал пору молодости. Два месяца я развлекался и веселился в опочивальне. 1 джумада I/16 апреля 1619 г. последовал августейший указ о том, чтобы жители пограничного района{1056} явились в Мийан-кала{1057}. Собрался [народ] от Астрабада до Гиляна. Была проведена большая охота — ни в одно столетие не собиралось такое множество [участников]. Были добыты 1000 лосей{1058}. Большую часть из них выпустили на волю. В той охоте приняли участие все эмиры, вся знать, близкие друзья-собеседники [шаха], доверенные люди. Вместе с [его] величеством шахом в гоне и стрельбе из луков участвовали гости — послы, а также несколько татар, попавших в плен к отважным борцам за веру во время сражения с турками, в настоящее время они являются приближенными [шаха] и [его] дорогими гостями. В последние два дня [шах] призвал [сего] бедняка и явил шахскую милость. После охоты [все] /518/ выехали в Фарахабад. Поскольку основной приют и приятное место [пребывания] сего бедняка-скитальца находилось в Фарахабаде, птица сердца по достижению своего гнезда испытала радость и счастье. Соловей души, [питая] страсть к вновь [распустившейся] розе, стал выводить любовные трели:

Любое сердце, попавшее в силки ее локонов,

Позабудет свое смятенное состояние.

В каждом завитке твоего локона —

Место охоты [для] тысячи охотников.

Твой стан и [ствол] кипариса в саду —

Высоки и стройны, как [ствол] самшита.

Из каждого узелка твоих локонов —

Инородные татарин и тибетец (?).

Дабы отвести вред от твоего луноподобного лица,

Твои локоны в узелках, как рута,

Твое лицо — словно радостный праздник.

Да будет оно источником наслаждения моей души!

Некоторое время я провел в том краю, благодаря всевышнего Бога и ожидая удовлетворения [своего] желания, пока свита августейшего шаха решилась покинуть Мазандаран. Сердца пришли в волнение, в головах заняло место желание путешествовать. Те, кто возвращался в [свои] родные места в Ираке, радовались. Те, кто чувствуют себя повсюду странниками, испытывали страдание из-за отдаленности мест остановки. Когда шатры величия были убраны с того лазоревого пространства и было решено ехать в Исфахан, [все] отправились в путь. Ехали отрядами и группами, каждый с теми, с кем дружил. [Сей раб] в течение нескольких дней был попутчиком высокого, [как] купол, мустауфи ал-мамалика{1059}. Поскольку он спешил, [сей] бедняк задержался на два дня в Фирузкухе. Продолжил путь вместе с любимцем друзей Искандар-беком Мунши{1060}. Через Намаксар{1061} мы приехали в Кашан. В Кашане сделали остановку на три дня, затем выехали по дороге на Натанз. Утром в среду 6 раджаба [1028]/19 июня 1619 г. вступили в Исфахан. В тот день высочайший наместник распорядился, чтобы жители выстроились в два ряда до самого Даулатабада{1062} и осуществили бы церемонию встречи Хан-и ‘Алама. В тот день были в сборе 70 тысяч стрелков из мушкетов. Можно представить себе [число] горожан и прочих зрителей. /519/ Базары вокруг [площади] Накш-и Джихан, [базар] Кайсарийа{1063} и шахские дворцы были разубраны и иллюминированы. Поскольку на несколько дней [это место] было закрыто для широкой публики, большая часть требовательных зрителей лишилась того зрелища. В ту ночь, когда [шах] вызвал Хан-и ‘Алама и можно было всем идти на церемонию [встречи], с дороги, [по которой] ехал упомянутый хан, сняли указанное выше убранство, а иллюминацию отменили{1064}. Автор настоящей книги написал один лист об иллюминации в Казвине и [о том, что] он не ходил туда из-за запрещения, которое последовало в одну из тех ночей. Искандар-бек Мунши написал на месте, на котором был след моего пера, несколько строк относительно лишения [видеть] иллюминацию [в Исфахане], отмененную в тот вечер по указанию шаха. [Автор] счел уместным [привести] написанное [Искандар-беком Мунши] на данной странице:

«Когда в среду 6 раджаба 1028/19 июня 1619 г. я прибыл в обществе его превосходительства высокого достоинства верховного малика из райского Фарахабада в столичный город Исфахан, [было] около трех дней, как сто тысяч жителей, высокопоставленных [сановников], знати, более того, все жители той области, которую исследователи считают нисф-и джихан («половиной мира»), для встречи посла высокого государя-императора областей Индии, навваб Хан-и ‘Алама, стояли от площади Накш-и Джихан до Даулатабада, что в трех фарсахах [от Исфахана], в полном убранстве и готовности, ожидая его приезда. По причине того, что время въезда в город [признано] было неблагоприятным, поневоле надо было [успеть] въехать в город до того, как настанет тот неблагоприятный час. Приехав в город утром, я был лишен [возможности] видеть ту встречу. В [последующие] два-три дня в силу разного рода помех [также] не удалось увидеть убранство базара Кайсарийа, подобного которому никто не помнит ни в одну эпоху. Вечером в субботу, когда я собрался сходить на место [устройства] радостного пира, [сделать] это не удалось из-за запрещения для посторонних быть в месте, намеченном для царских особ с семейством. В ту же ночь последовал указ о начале церемонии. Одним словом, [сей] раб лишился этого подарка. Не знаю, жаловаться ли мне на несправедливость всего мира или на [свою] злую долю. Стремиться ли проникнуть в суть, взирая очами мудрости на убранство места для прогулок /520/ по миру сердца, [или же] лицезреть внешнюю сторону? Довольствоваться вечно цветущим садом внутреннего мира, [вызволив] себя из солончаков мира внешнего? Поспешить ли посмотреть тот раеподобный мир, стряхнув [с себя] усталость и смуту и расстелив в надежном убежище непритязательности и довольства малым, являющимся основой [ничего] не боящейся власти дервишества, ковер радости и засветив от света воображения, возбуждающего зависть звезд на небесах величия, тысячу светильников. После глубоких раздумий, сочтя предпочтительным оставить эти споры, язык сложил такие вирши:

Если ты не понял внешнюю сторону, не печалься!

Так как видеть внешнюю сторону бывает больно и мучительно.

Иди же степенно в царство [скрытого] смысла.

Таков конец, вот и все!»{1065}

Хотя [сей раб] в те дни и ночи не бывал на маджлисах августейшего [шаха], однако с красноречивого языка [шаха] многократно слетали сочувственные слова. Поводом послужило следующее. Когда высокостепенный Мухаммад-Касим-бек, брат высокосановного, добродетельного, любимца сердец Мухаммад-Хусайна Челеби{1066}, который во [время] сумятицы в Турции попал из Тебриза в дальний Египет и Сирию и [который] длительное время жил вблизи святой гробницы в великой Мекке ([сему] бедняку довелось встретить его в Мекке), уехал из Мекки в Индию, то оказался среди приближенных великого императора. В настоящее время упомянутый государь направил [Мухаммад-Касима] из Индии к сведущему шаху для покупки драгоценностей, и тот стал приближенным государя Вселенной. Упомянутый Мухаммад-Касим только что прибыл из Индии и рассказывал о разных событиях в этой стране. Например, он поведал, что в Индии на службе императора Индии было упомянуто, что Малик Шах-Хусайн{1067} будто бы взялся покорить Синд, Кидж и Мекран. Шах — убежище веры — назначил его [исполнить] эту службу, и [тот] принял на себя обязательство доставить в Лахор за два месяца родственников сведущего шаха, если они пожелают [этого]. /521/ По этой причине император Индии высоко ценит [Малика Шах-Хусайна] и многократно спрашивает о нем. Несколько раз упомянутый государь расспрашивал о нем у Мухаммад-Касим-бека и довел до сведения приближенных двора: «Малик Шах-Хусайн воевал и с узбеками, и с Рустам-мирзой и много потрудился на благо государства и веры. Что [значит по сравнению со всем этим] завоевание Мекрана? Даст Бог, мы поручим ему высокую службу!» Много раз присутствовавшие на пиру августейшего [шаха] и поверенные в разные тайны передавали [сему рабу] радостные вести. Из-за частых путешествий, [приобретенного] опыта, продолжительности [пребывания] на чужбине, из-за бесполезности непостоянных занятий делами для [сего] раба радость и печаль, родина и чужбина, душевное спокойствие и состояние смятения смешались воедино. Рассматривая свою удовлетворенность близкой одобрению Творца, [сей раб] произносит: «Я передаю свое дело Аллаху»^[144]:

Подаришь ли ты мне шапку, отрубишь ли голову,

Радоваться первому не стану, [так же как] печалиться из-за второго.

В сие благословенное время напрасно растрачены мгновения драгоценной жизни. Слова эти хотя и отдают жалобой, однако, [идя] навстречу письмам других, немного [об этом] будет написано. Сделать это лучше всего в конце этой книги.

Короче говоря, в те счастливые времена высочайший наместник в последние числа месяца ша’бан{1068}, удостоив послов Индии, Европы, России царским платьем и почетным чествованием, отпустил [их на родину]. Покровитель власти и могущества ‘Али-кули-хан, диван-биги, показал вашему покорному слуге подробный перечень подарков, подаренных Хан-и ‘Аламу: золотые монеты, разного рода ткани, славные кони, халаты, золотая перевязь сабли с вставленными драгоценными каменьями, ожерелье, [всего на сумму] пятнадцать тысяч туманов. Подарки властелину Индии, которые [шах] послал с Зайнал-беком тушмал-[баши]{1069}, составили сумму почти в двадцать /522/ тысяч туманов. [О подарках] другим послам можно соответственно догадаться, ибо их подарки были не меньше подарков [императору] Индии. Милость государя по отношению к ним огромна. Равным образом подарки и подношения их государей не поддаются счету.

1 рамазана [1029]/31 июля 1620 г. [шах] выехал на летовье, [намереваясь] побывать на р. Куранг, чтобы посмотреть, сколько сделано и сколько остается сделать для того, чтобы отвести ее воды в р. Зинде-руд. Дай Бог, чтобы сему желанию сопутствовал успех!{1070} Поскольку предложения ехать в августейшей свите не было, [сей раб], пребывая в Исфахане, имеет счастье в настоящее время держать пост [месяца] рамазан.

Когда по указанной причине [сей раб] написал правду о своих путешествиях, в его слабую голову пришла [мысль] на оставшемся листе книги изложить простыми словами свои деяния, чтобы затем в завершение обстоятельств пятнадцатого путешествия с Божьей помощью наилучшим образом описать свой жизненный путь, каким он был предначертан судьбой.

25 шавваля [1029]/23 сентября 1620 г. светлейший наместник после поездки на летовье и выяснения [состояния дел] по отведению вод р. Куранг [своим приездом] в столичный город Исфахан возбудил зависть райского сада. В том счастливом убежище в течение шести месяцев [шах] украшал собрания [своим присутствием]. [Сей] раб время от времени удостаивался чести положить сиятельному [шаху] земной поклон. За пять месяцев дважды представилось [сему рабу] счастье служить сиятельному наместнику: один раз в Мусалла Исфахана{1071} в праздник ‘Ид-и гадир{1072} и в другой раз 17 раби’ I [1030]/9 февраля 1621 г. тоже в упомянутом выше Мусалла. В эту благодатную местность приходили в те дни ученые, улемы и прочий народ, чтобы помолиться и послушать молитву, читаемую при совершении обрядов у гробницы святого. Данное обстоятельство явилось поводом для упоминания [сего раба] сиятельным [шахом]. В то счастливое время августейший наместник был занят раздачей денег должностным лицам, ученым и нуждающимся. По мере возможности [шах] сам старался расспрашивать об обстоятельствах [дел]. В государственной канцелярии постоянно сидели му’тамад ад-даула ‘Али-кули-хан, навваб И’тимад ад-даула Мирза Талиб-хан /523/ и Мирза Рафи’ ад-Дин Мухаммад, садр-и хасса-йи тарифа{1073}, занимались [выяснением] истинного положения дел народа, собирали прошения, [которые] поступали для ответа на службу светлейшему [шаху]. Часть драгоценного времени [шах] проводил в пирах и развлечениях в райском саду ‘Аббасабада, в парках и во дворцах [квартала] Хийабан, примыкающего к Дарб-и Даулат{1074}. Мост через р. Зинде-руд{1075} всегда был полон розовощеких, стройных как кипарис юношей и девушек с белоснежными лицами. Вот уже несколько месяцев как в столичном городе Исфахане происходили оживленные сборища.

8 раби’ II [1030]/1 марта 1621 г. [шах] отбыл в сторону раеподобного Мазандарана, оставив в столице августейшую канцелярию, диван-биги, садр ал-а‘зама и писцов, дабы они улаживали дела людей. В те дни [шах] много раз наилучшим образом упоминал [сего] раба, неоднократно представлял [сего] раба столпам государства, эмирам и приближенным высшего государственного совета.

Вечером накануне своего отъезда из Исфахана [шах] упомянул о предписании уладить дело [сего] раба, обратившись с речью к его благородию Мирзе Мухаммад-Ризе «Фидави», вазиру Азербайджана и собеседнику собраний в узком кругу. [Шах] дал также указания относительно этого приближенному его величества.

«Фидави», питавший большое расположение к [сему] рабу, говорил: «Проявление высочайшего внимания к Малику [Шах-Хусайну] очень и очень своевременно. Малик Шах-Хусайн...»{1076}. Эти слова в те несколько дней он повторял много раз. Именно они испортили настроение августейшего [шаха]. [Шах] стал укорять и выговаривать: «Разве Малик Джалал ад-Дин собирается выйти из повиновения, что такой-то поедет и запретит ему [это]?» — и сиятельный [наместник] разгневался.

Короче говоря, после возвращения в Демаванд обнаружились признаки отказа от места. И вновь [шах], явив милосердие, пожаловал [сему рабу] на правах тиула Них и Бандан, подарил также царское платье и отпустил [со службы]. [Сей раб] выехал в Фарах и прибыл в /524/ место своего пребывания.

Время путешествия — два с половиной года, пройдено расстояние в 960 фарсахов.

Окончена сия книга благодаря помощи щедрого малика!{1077}

ПРИЛОЖЕНИЯ

КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ НАЧАЛЬНЫХ ЧАСТЕЙ «ИХЙА АЛ-МУЛУК», ОПУЩЕННЫХ В ПЕРЕВОДЕ

Глава первая

(с. 23-24) Легендарный Гаршасп — первый правитель Систана; возведение им крепости в Систане. Предсказание астрологов о судьбе Систана и его жителей. Рассказ о подвигах Гаршаспа, как об этом повествуется в поэме Асади Туей «Гаршасп-наме»: победа над драконом, поход против Байху Хинди, избавление Индии от ига, путешествие по Окружающему морю и морю Магриба, лицезрение местных чудес, убийство Заххака. Фаридун призывает к себе Гаршаспа и его внука, Куранга. Отправка Гаршаспа в Хотан; сражение с царем Хотана и его пленение. Гаршасп присылает ко двору Фаридуна 1000 слонов, груженных золотом, драгоценными каменьями и китайскими шелками. Передача престола Хотана по просьбе Гаршаспа его бывшему владетелю. Возвращение Гаршаспа в Иран. Назначение Гаршаспа правителем Систана, Кабула, Забула и Индии.

(с. 24-26) Рассказ о Куранге сыне Гаршаспа, рождение Наримана, назначение Наримана правителем Систана. Правление Наримана вплоть до времени Манучихра. Месть Манучихра за кровь Тура и Салма. Завоевание Ираншахра Афрасийабом. Народ обращается за помощью к Дастану сыну Сама, и тот отправляет к ним четырнадцатилетнего Рустама, своего сына. Сражение между Афрасийабом и Рустамом, которое заканчивается поражением и бегством Афрасийаба. Благоденствие народов Ирана. Продолжительность жизни Рустама.

(с. 26-37) Рассказ о Куке Кухзаде и Рустаме до того, как Рустам предпринял поход в горы Албурз, легенда, по словам нашего автора, имевшая широкое хождение в Систане. Поход Рустама в горы Албурз. Подвиги Рустама. Поход Кавуса, правителя Ирана, в Мазандаран. Кавус попадает в плен, и только прибытие в Мазандаран Рустама спасает его. Поход Кавуса в Хамаваран. Возвращение Рустама в Систан, его поездка в Саманган на охоту, сватовство к дочери правителя Самангана и женитьба. Рождение сына, названного Сухрабом. Правитель Самангана отправляет Сухраба по исполнении ему 18 лет к Афрасийабу, и тот обучает Сухраба воинскому искусству. Поход Сухраба в Иран во главе войска Афрасийаба. Кавус призывает на помощь Рустама. Сражение между Рустамом и Сухрабом, которое заканчивается победой Рустама и гибелью Сухраба. Только тогда Рустам узнает, что Сухраб — его сын, и очень сокрушается. Поездка в Иран. Рождение сына Сухраба, Барзу. Слава о Барзу доходит до слуха Афрасийаба, и он посылает к нему Пирана. Пиран привозит Барзу в столичный город Афрасийаба, его обучают воинскому искусству. Барзу отправляют в поход в Иран. Сбор войска Кайкавусом, противостояние войск, единоборство Рустама с Барзу, ранение Рустама. Сражение Барзу с Фараморзом и пленение Барзу. Победа войска Ирана, туранское войско отступает. Фараморз отправляет Барзу в Систан, где его заключают в арк цитадели. Возвращение в Систан Рустама. Мать Барзу обращается за помощью к Афрасийабу, они организуют бегство Барзу из Систана. По пути он встречается с Тахам-таном и вступает с ним в единоборство. Прибывает войско Фараморза. Рустам узнает в Барзу своего внука, сына Сухраба, что вызывает всеобщее ликование. Передача Кавусом Гератской провинции в правление Барзу. Козни Афрасийаба. Победы богатырей Ирана. Рождение Сийавуша. Рустам спешит во дворец государя, Кавус передает Сийавуша ему на воспитание, и тот привозит его в Систан. Возвращение Сийавуша в Иран по исполнении 20 лет. Судабе, жена Кавуса, домогается любви Сийавуша, а потерпев неудачу, клевещет на него. Испытание Сийавуша огнем. Отправка его во главе войска Ирана на войну с Афрасийабом. Прибытие посла от Афрасийаба и заключение мира. После новых обвинений Кавуса Сийавуш покидает войско Ирана и едет в Туран к Афрасийабу, где его встречают с почетом и передают в его власть несколько областей. Он женится на дочери Пирана, однако вновь подвергается очернению. Афрасийаб приказывает казнить Сийавуша. После смерти Сийавуша Кавус раскаивается, а Рустам с войском Забула отправляется отомстить Судабе. Рустам покоряет Туран, Афрасийаб бежит к Китайскому морю.

(с. 37-38) Рассказ о Кайхусраве, государе Ирана, и богатырях у него на службе. Приезд к шаху Зал-Зара. Месть Кайхусрава за Сийавуша. Поход иранского войска под предводительством Гударза в Туран. Сражение с туранцами под Фирузкухом, гибель сыновей Гударза. Из Систана прибывает Рустам и наносит поражение туранцам. Те бегут, а войско Ирана преследует их вплоть до Амударьи. Передача престола Ирана Лухрасбу. Обида Лухрасба на Заля. Закат правления Лухрасба в Иране. Эпоха Гуштаспа. Поход в Систан Исфандийара с целью захвата Рустама. Сражение Исфандийара и Рустама, гибель Исфандийара. Поход Рустама в Кабул и гибель Рустама.

(с. 40-42) Рассказ о Фараморзе. В Систане траур по Рустаму, Бахман отправляется в Иран к Гуштаспу, и Гуштасп передает ему престол Ирана, тогда как Заль посадил на место Рустама Фараморза и вручил ему правление Забулом, Кабулом и Индией. Месть Фараморза Кабул-шаху. Поход Бахмана в Систан — осада систанской крепости. После долгих сражений Бахман терпит поражение и уходит из Забулистана. Расхождение между рассказом Фирдоуси о пленении Фараморза и разорении Систана и рассказом об этих событиях в «Бахман-наме»: согласно «Бахман-наме», после семилетней осады Систана Бахману удалось овладеть цитаделью Систана, голод и лишения заставили систанцев уступить Бахману Систан, Фараморз же попал в плен и был повешен. В течение многих лет Азар-бану, Бану-Гуштасп и дочери Рустама вели безуспешную борьбу с Бахманом и в конце концов уехали в Кашмир. Бахман последовал за ними в Кашмир, схватил их и повез в железной клетке вместе с Залем в Индию. Завоевание им в Индии всех областей, ранее принадлежавших Фараморзу. Захват сына Фараморза, возвращение в Систан и восстановление разрушенных крепостей и селений. Отъезд на родину 27 лет спустя.

(с. 42-54) Рассказ об Азаре Барзине. Ссылка его в Мазандаран, затем в Дайлам, освобождение Азара из тюрьмы Рустамом Туром, сбор к Азару тысяч людей со всех концов приграничного района. Бахман снаряжает войска под предводительством Азар-бану. Поход Азар-бану в Табаристан. Увещевание Азара Барзина и его согласие служить Бахману. Отъезд Рустама Тура к себе на родину. Азар-бану и Азар Барзин спешат на службу к Бахману. После отъезда Азар-бану в Систан Бахман хватает Азара Барзина и, заковав, отсылает в цитадель. Восстание против Бахмана владетеля Рума, израильтян и жителей Магриба (?). Поход Бахмана в Магриб. Побег из тюрьмы Азара Барзина в Табаристан. Приезд к нему Рустама Тура, их совместный поход в Иран и покорение той страны. Поражение Бахмана в Магрибе, его бегство в Сирию, в крепость одного из своих сторонников. Магрибцы обложили крепость, но тут прибывает Азар Барзин, сражается с магрибцами и одерживает победу. Вызволение Бахмана. Передача Азару Барзину владений Рустама сына Дастана (Заля), а Рустаму Туру — Табаристана. Возвращение в Иран. Азар Барзин некоторое время спустя уезжает в Систан, к радости местных жителей. В горах Табаристана появляется дракон, Рустаму Туру поручено убить его. Схватка Рустама Тура и Бахмана с драконом: Бахман гибнет, а Азар Барзин одерживает победу над чудовищем. Возвращение Азара Барзина в Систан, его смерть. Появление в Систане младшего сына Фараморза, Хушанга, его правление. Другие версии этих событий, рассказ о Бухт ан-Нассаре в «Та’рих-и Му’джам».

(с. 46-54) Правители Забула и Кабула: Афридун сын Хушанга, Сам, Да-дафарин, Фаррух — Тарашшух, Чихрзад, Рустам, Кан Азадмард, Пулад, Михрзад. Расширение владений при Михрзаде вплоть до Кашмира и Тибета. Передача правления Систаном Рустаму сыну Михрзада, а после его смерти — Испахбаду, затем его сыну, Пахлавану, после Пахлавана — Гударзафарину; его сыну Фирузу, Фаррухзаду, Худайгану, Ширарману, Хурмузи, Шах-Фирузу, Бахтийар-сипахбаду (в правление Хусрава Парвиза). Обращение в ислам Бахтийара-сипахбада. Отправка в Иран халифом ‘Умаром войска под предводительством Са’ да Ваккаса и завоевание Ирана. При халифах ‘Умаре и ‘Усмане Систан под властью Бахтийара, затем страну покоряет ‘Абдаррахман б. Джарв ат-Та’и. Правление в Систане ‘Абдаррахмана б. Самуры. Поход ‘Абдаррахмана б. Самуры в Буст и завоевание им местностей вплоть до Кабула. Назначение Мухаллаба сипахсаларом, его поход в Индию и покорение ее. Отъезд ‘Абдаррахмана б. Самуры в Басру и его кончина. Родословная ‘Абдаррахмана б. Самуры. Назначение в Хорасан ‘Абдаллаха б. ‘Амира. Отправка им в Систан Ахнафа б. Кайса. Изъявление покорности всеми марзбанами и сипахсаларами. Му’авия передает Систан Зийаду б. Абихи, тот, в свою очередь, присылает в Систан Раби’ ал-Хариси. Поход Раби’ в Буст и сражение с правителем Забула Зунтбилем. Бегство Зунтбиля. Поход Раби’ в Индию и покорение большей части городов Индии, на жителей которых он наложил харадж и джизию. Учреждение в Систане дивана хараджа и введение должностей мустауфи и мушриф. Назначение наместником Систана ‘Убайдаллаха б. Аби Бакра и его приезд вСистан в 51 г.х. Попытка ‘Убайдаллаха разрушить в Систане храмы огня. Заступничество систанцев-мусульман. Поход в Кабул, сражение с Зунтбилем. Заключение мира за 2 миллиона дирхемов. Приезд Зунтбиля в Систан, откуда его отправляют в Басру. Зийад, однако, отпускает его, Зунтбиль возвращается в Кабул. После смерти Зийада Му’авия передает Басру, Хорасан и Систан Заххаку б. Кайсу. Заххак смещает ‘Убайдаллаха б. Абу Бакра и назначает в Систан ‘Ибада б. Зийада, который оставался вали Систана до времени ‘Абд ал-Малика. Назначение в Систан ‘Абдаррахмана б. ал-Аш’аса Кинди, покорение им Кабула и Забула. Сражение ‘Абдаррахмана с Хаджжаджем в окрестностях Васита. Победа ‘Абдаррахмана и бегство Хаджжаджа. Низложение ‘Абдаррахмана, Зунтбиль выдает его Хаджжаджу в 83 г.х. ‘Абдаррахман покончил с собой. Назначение Хаджжаджем эмиром Систана Мухаллаба, сыновья которого и другие родственники правили Систаном длительное время. Правление Джунайда б. ‘Абдаррахмана до 126 г.х. Назначение наместником Систана ‘Асима б. ‘Абдаллаха. Смещение ‘Асима с наместничества и назначение в Хорасан и Систан Асада б. ‘Абдаллаха ал-Касри. После его смерти наместником Хорасана и Систана стал Назр б. Саййар и оставался им до восстания Абу Муслима в конце 129 г.х. Победы Абу Муслима в Хорасане. В Систане продолжают править арабские наместники, пока не подошел черед Дархама б. Назра. В это время престолом Систана овладел Йа’куб б. Лайс. Конец господства арабов в Систане.

Глава вторая

(с. 55-108) О событиях в правление потомков Кисры вплоть до возвышения Йа’куба б. Лайса, Халафа б. Ахмада и Кутб ад-Дина Мухаммеда.

(с. 55-59) Победа арабов над персами и поражение Йаздигирда. Бегство Кай-Хусрау б. Ардашира из Дизфула в Фарс, из Фарса в Диз-и Хафтвад (Бам). Переселение потомков Кай-Хусрау сто лет спустя в окрестности Хауздара в Систане. Две легенды о происхождении царей Грузии. Правление в Хорасане Дархама б. Назра, привлечение им на службу Лайса, отца Йа’куба и ‘Амра. Появление на политической арене Систана Йа’куба б. Лайса. Покорение им Хорасана, Фарса и Систана, процветание Систана под его управлением. Продолжительность его правления в Систане, дата смерти и ее причины.

(с. 60-64) Правление в Систане ‘Амра б. Лайса. Получение от багдадского халифа грамоты на правление Хорасаном, Фарсом, Систаном, Балхом и Табаристаном. Подавление мятежа Мухаммеда б. Лайса, брата ‘Амра и его наместника в Фарсе. Сражение ‘Амра б. Лайса с Са’идом б. Мухалладом, военачальником багдадского халифа. Поражение ‘Амра и его бегство в Шираз, а из Шираза — в Кирман. Возвращение в Систан. Мятеж Раби’ б. Харсамы в Хорасане. Подавление ‘Амром мятежа. Отправка в Багдад к халифу Му’тазиду посланника с почетными дарами и получение от халифа грамоты на правление Хорасаном, Мавераннахром, Фарсом, Кирманом и Систаном. Две версии сражения ‘Амра б. Лайса с Исма’илом Самани. Пленение ‘Амра и отправка его в Багдад, заточение в тюрьму. Различные версии о смерти ‘Амра б. Лайса. Продолжительность его правления.

(с. 64-66) Восшествие на престол Систана Тахира б. Мухаммеда. Его поход в Фарс, возвращение в Систан и довольствование властью над этой провинцией. Мятеж Субкари, раба ‘Амра б. Лайса, сражение, победа Субкари, пленение Тахира и его брата, Йа’куба. Отправка их в Багдад. Кратковременный захват власти в Систане другим Тахиром, братом Тахира б. Мухаммеда и его племянником, Лайсом б. Лайсом б. ‘Амром. Систан под правлением наместников Саманидов, затем вновь Саффаридов. Мятеж в 300 г. ‘Амра б. Йа’куба б. Мухаммеда, сражение и победа Хусайна б. ‘Али Марвази, военачальника Ахмада б. Исма’ила Саманида. Отправка в Бухару ‘Амра б. Йа’куба. Систан под властью Саманидов вплоть до возвышения Саффарида Халафа б. Ахмада, внука ‘Амра б. Лайса. Родословная Халафа б. Ахмада. Мятеж Тахира б. Хусайна. Обращение Халафа б. Ахмада за помощью к Саманиду Мансуру б. Нуху. Бегство Тахира б. Хусайна в Исфизар, возвращение в Систан Халафа б. Ахмада. Войны с Саманидами, Газнавидами и дайламитами. Пленение Халафа б. Ахмада Махмудом Газнави, заключение его в крепость Джузджанан, смерть в заключении четыре года спустя.

Рассказ о правлении Халафа б. Ахмада со слов автора «Тарджума-йи Йамини» (с. 66-77): правление в Систане наместника Махмуда Газнави, мятеж систанцев, новый поход султана в Систан, возведение на престол Систана эмира Насра б. Насир ад-Дина. Наср б. Насир ад-Дин назначает в Систан своего наместника, Насра б. Исхака, а сам удаляется в Нишапур. Потомки Халафа б. Ахмада и другие Саффариды, обитавшие на окраине того обширного царства, временами брали власть в Систане в свои руки, что заставляло Газнавидов совершать в Систан все новые и новые походы. Приход к власти в Систане Тахира б. Мухаммеда б. Тахире б. Халафа. Восстановление в Систане разрушенных крепостей и селений. Правление Абу-л-Фазл Насра сына Тахире б. Мухаммеда. Правление Баха’ ад-Даула Тахира б. Насра. Война с Бадр ад-Даула Шамс ал-Мулуком. Захват Бадр ад-Даула крепости Самур, подчинение Ука. Распри между эмиром Абу-л-’Абассом, Бадр ад-Даула и Баха’ ад-Даула. Мятеж эмира Шаханшаха в Зарандже, захват им Систана в 480 г.х. Укрепление крепости Так Баха’ ад-Даула, получение им грамоты на правление от султана Маликшаха. Смерть Баха’ ад-Даула в 481 г.х. Возвышение Тадж ад-Дина Абу-л-Фазла в 483 г.х., его участие в сражении между султаном Санджаром и Гур-ханом, героизм и отвага. Добавление к его владениям еще ряда местностей, женитьба на сестре султана, Сафийа-бигум. Присвоение Тадж ад-Дину Абу-л-Фазлу титуле малик. Смерть в 559 г.х. Продолжительность его правления. Правление его сына, Шамс ад-Дина Мухаммеда, жестокая расправа с братьями. Убийство Шамс ад-Дина Мухаммеда сыном ‘Изз ал-Мулука. Переход власти в Систане после кончины ‘Изз ал-Мулука к его сыну Тадж ад-Дину. Правление Систаном Шамс ад-Дина Бахрам-шаха, его борьба с еретиками, их месть в 618 г.х. Бахрам-шаха сменяет на престоле Систана его сын, Нусрат ад-Дин; его брат, Рукн ад-Дин, находился в это время в тюрьме. Часть систанской знати вошла с ним в сговор и в сражении разбила войско Нусрат ад-Дина. Сбор войска Нусрат ад-Дином и новое сражение с Рукн ад-Дином, победа Нусрат ад-Дина. Отступление Рукн ад-Дина в Гармсир, Нусрат ад-Дин на престоле Систана. Хорезмшах султан Мухаммад обращается за помощью к правителю Систана, и к нему посылают шеститысячное войско во главе с Шамс ад-Дином Занги и эмиром Йар-Хафсом. Их поражение и возвращение в Систан. Приход в Систан монгольского войска. Гибель Нусрат ад-Дина, после которой в Систан прибывает его брат, Рукн ад-Дин, и становится правителем. Однако его также убивают монголы. Хаос в Систане. Появление на политической арене Шихаб ад-Дина Махмуда сына Насир ад-Дина. Тадж ад-Дин Йанал-тигин из рода Хорезмшахов, проживавший в Фарахе, заключает союз с Шихаб ад-Дином, они вместе захватывают власть в Систане и Фарахе в свои руки. Убийство их монголами, которые оседают в Систане и Фарахе. Местные малики проживали в Гармсире, Кухистане и Пограничном районе Систана. Присяга систанцев Шамс ад-Дину ‘Али б. Мас’уду.

(с. 77-78) Восшествие на престол Систана в 630 г.х. Шамс ад-Дина ‘Али, восстановление им разрушенных монголами городов и селений. Поход в Ук, захват крепостей Ука, поход в Них и укрепление границы; подчинение Фараха и Кал’а-йи Ках. Поездка к каану. Приезд в Систан по приказу каана ‘Ала ад-Дина, установление налога с Систана и Фараха. Поход в Фарах в 640 г.х. эмира Тирмиги и малика Мадж ад-Дина Калийуни, разрушение крепости Кал’а-йи Испахбад. Наводнение в Систане в 641 г.х. Кончина в 647 г.х. Абу-л-Фатха б. Мас’уда, траур в Систане. Прибытие в Систан в 647 г.х. эмира Никудара в сопровождении трех тыс. конников. Сопротивление систанцев. Приход эмира Никудара к малику Систана и изъявление им покорности. Поход малика Шамс ад-Дина в 651 г.х. в Мастунг и Кусдар, закончившийся победой. Встреча малика с Кидбука-нойоном. Приезд в Систан малика Шамс ад-Дина Карта по приказу Менгу-каана. По возвращении Шамс ад-Дина ‘Али из ставки Кидбука-нойона неблагодарные систанцы вступили в сговор с Шамс ад-Дином Картом, окружили дом Шамс ад-Дина ‘Али и убили его. Отъезд Шамс ад-Дина Карта на службу к Хулагу.

(с. 79-80) Поездка Мухаммеда б. Абу-л-Фатха б. Мас’уда, племянника Шамс ад-Дина ‘Али, к монгольским эмирам. Получение от монгольского каана грамоты на правление Систаном. Назначение Мухаммедом б. Абу-л-Фатхом от своего имени наместником Систана Шуджа’ ад-Дина, главнокомандующего. Поход Мухаммада б. Абу-л-Фатха против Шамс ад-Дина Карта с целью мести за кровь своего дяди. Бегство Шамс ад-Дина Карта в горную местность близ Герата. Поездка Мухаммада б. Абу-л-Фатха к Хулагу. Хулагу удерживает малика от ссоры и разрешает ему вернуться в Систан. В 659 г.х.

Мухаммад б. Абу-л-Фатх становится независимым правителем Систана. Казнь Тахира б. Асада Кукахи, накиба Амида и других систанских военачальников, оказавших помощь Гуридам. Реставрация крепостей, арка Систана и городских плотин в течение 30 лет. Сбор Шамс ад-Дином Картом войска Гура, Хорасана, Фараха и их округи и нападение на Систан. Поражение и бегство Шамс ад-Дина Карта в свои владения. Новый поход в Систан в конце 659 г.х. великого эмира Джунджудар-нойона, ставшего лагерем на берегу р. Хирманд. Эмиры Гура, Хорасана и прочих областей, а также Могулаш-нойон с 12-тысячным войском и Шамс ад-Дин Карт со всеми своими подданными присоединяются к Джунджудар-нойону, но он их не одобряет. Вспыхивает война, однако Джунджудар-нойону удается отступить, прежде чем противник нанес ему сокрушительный удар. Тогда малик Систана отправляет войска в помощь Джунджудар-нойону. Набег противника на Хауздар и Бар-и Зирих, местности, поддерживавшие правителя Систана. Усилия «подонков» Ука, Кал’а-йи Ках, Фараха и Ниха нанести ущерб Систану. Большая часть систанцев-кочевников, белуджей, цыган была перебита или же увезена в плен. Окружение города Систан, долгая битва, в которой значительная часть противника была перебита. Голод в стане врагов Систана. Сожаление Могулаш-нойона о содеянном. Заключение перемирия с маликом Систана. Пир возле крепостного рва, в котором участвуют великие эмиры и правитель Гура. Великие эмиры присягают на верность малику Систана и отводят свои войска в Хорасан.

(с. 81-84) Прибытие ‘Изз ад-Дина Тулака в начале 666 г.х. на помощь Тадж ад-Дину Ирси-шаху в сопровождении эмиров Гура, Гарджистана, Исфизара и Фараха. Сражение с накибами Кулмаруда, в котором гибнет часть кулмарудских эмиров. Малик Систана посылает войска на помощь накибам, большинство противников уничтожено, остальные бегут, преследуемые систанским войском. Завоевание Ука Кал’а-йи Куках. Поход систанского войска против Тадж ад-Дина Ирси-шаха б. Йаналтигина. Сражение в степи, разгром систанцами войска противника и полная победа. Основание в 667 г.х. маликом Систана столичного города и возведение в нем высоких построек, медресе, мечети, базара, бани и других зданий. Новый сбор монгольского войска в Уке. Сражение малика Систана с монгольским войском, бегство монголов в цитадель, которую окружают люди малика. Разрушение при помощи манджаников башен и стен цитадели и ее падение. Осада монголами Кал’а-йи Куках, помощь малика Систана осажденным. Великое сражение на берегу р. Фарах-руд. Поход малика Систана в Кал’а-йи Бурундж, жители которой изъявляют ему покорность. Нападение Ирси-шаха и монголов на Пушт-и Зирих, убийство части его жителей, уничтожение запасов зерна. Поход малика Систана в Ук, разорение Ука, где сожжены стога сена и ветряные мельницы. Отъезд Ирси-шаха в Кал’а-йи Бурундж, захват крепостей в Уке и их разрушение. Отправка знатных семейств Ука в Них. Восстановление Бар-и Зириха маликом. Передача маликом Систана в управление Шуджа’ ад-Дину Ифтихару ряда районов. Наместничество Касима б. Махмуда в Кал’а-йи Ках. Восстановление местностей, остававшихся разрушенными в течение 200 лет, прокладка арыков.

Восстановление Диз-и Сафид, разрушенной еще Бахманом б. Исфандийаром, а также местностей к востоку от города Систан. Возведение плотин на р. Хирманд. Восстановление на берегу р. Лимбу Па-Кушк-и Тахири, Пуште-йи султани, Марджуйе, отведение от Хирманда большого канала. Приезд в Систан правителя Кирмана, султана Музаффар ад-Дунйа Хаджжаджа, и просьба об убежище. Поход в Систан войска Абаки-хана и эмиров Хазараджата. Сражение систанцев с монголами и людьми хазара, гибель многих пришельцев. Мятеж эмира двора, подавление мятежа маликом Систана, при котором главарь мятежников погибает.

(с. 84-87) Приезд в Систан посла Ахмад-султана Чингизида, правителя Хорасана, который вручает малику Систана грамоты на правление Систаном, Фарахом, Кал’а-йи Ках, Нихом и Бустом вплоть до берегов р. Синд. Благоустройство в 684 г.х. крепости Так. Бегство брата Тугана от систанцев и заключение союза с правителем Туршиза, их совместный поход в Них. Пленение знатных людей Ниха и их переселение в Кухистан. Освобождение Шамс ад-Дином Мухаммедом знати Ниха. Поход Шамс ад-Дина Мухаммеда в Хусф и захват этого города в 688 г.х. Взятие Бирджанда и Нахарджана. Нападение на Ук монгольского хана Кимшу, разорение Ука. Выступление систанского малика, который разбил войско Кимшу и вынудил того бежать в Герат. Приезд в Систан атабека Йазда Кутб ад-Дина Мухаммеда б. ‘Ала ад-Даула: малик Систана препровождает его в Хорасан к эмиру Наурузу. Поход эмира Науруза в 689 г.х. в Фарах, закончившийся резней и пленением населения Фараха и захватом крепости Давари. Джалал ад-Дин б. Тадж ад-Дин Ирси-шах оказывается в плену, а управление крепостью поручается Рукн ад-Дину. Шамс ад-Дин Карт по договоренности с правителем Фараха отправляет мавлану Шамс ад-Дина, кази Гура, и мавлану Зайн ад-Дина, кази Исфизара, к эмиру Наурузу с целью заключения перемирия. Сбор войска Шамс ад-Дином ‘Али, освобождение им всех крепостей Кухистана в 694 г.х. Подчинение ему крепостей Ука и Кал’а-йи Ках вплоть до Туршиза. Прибытие из Ирака Йаналтигина б. Тадж ад-Дина Ирси-шаха, взятие Диз-л Бурдж. Обращение за помощью ко двору малика Нимруза, который присылает в Систан несметное войско, взятие крепостей в провинции Фарах. Возвращение в Систан, благоустройство области. Предоставление маликом Систана зерна и всего прочего правителю Фараха. Приезд в Систан правителей Кирмана, Гийас ад-Дина Нусрат-малика, малика Му’изз ад-Дина, ‘Али-малика и других и просьба о помощи. Нападение на Ук четырех тысяч конников-никударцев и разграбление Ука. Их бегство в Герат из-за боязни расправы с ними малика Систана. Приезд из Кухистана Шамс ад-Дина ‘Али Карта, отправка войска в Гармсир. Избавление области от воров и разбойников, переселение в Систан семей мятежников. Реставрация крепости Давари в 695 г.х., отведение вод на ее земли.

(с. 87-93) Обстоятельства великого шаха Рукн ад-Дина Махмуд-шаха, старшего сына малика Насир ад-Дина. Отъезд Рукн ад-Дина из Систана в Бижанабад из-за размолвки с отцом. Присяга населения Бижанабада, поход в Нахбандан, поражение нахбанданцев и сдача крепости. Поход систанского войска в Саламат, сражение с воинами Хвафа, их поражение и сдача крепости. Поход в Санган, победа систанского войска, бегство Шихаб ад-Дина Сангани, овладение Санганом. Поход в Зузан, приведение к покорности его жителей. Поход в Бахарз, изъявление покорности жителями Бахарза. Таким образом была покорена вся область Хваф. Эмир Хорасана присылает войско и нападает на войско систанского малика. В результате сражения малик Систана был увезен к эмиру Наурузу, который отправил его в цитадель Гарджистана, где он оставался целый год. Шах отправляет Рукн ад-Дина Махмуда вместе с его братом в Кухистан, и они разбивают войска Кухистана. Наместничество в Кухистане брата эмира Науруза, эмира Хаджи. Рукн ад-Дин Махмуд приезжает в Них и благоустраивает его, возводит цитадель. Поход Рукн ад-Дина в Хабис и захват города. Поход в крепость Хаштад Так, штурм крепости при помощи стенобитного орудия, овладение всей областью в загорье Кирмана и Бамом. Возведение крепостных стен в каждой из завоеванных им местностей. Изъявление покорности султаном Махмуд-шахом, правителем Кирмана. Болезнь Рукн ад-Дина. Рукн ад-Дин посылает гонца к отцу, с тем чтобы тот выделил сыну какой-нибудь надел в своих владениях, однако ответа не получает. Вражда между отцом и сыном: несколько раз Рукн ад-Дин Махмуд вторгается в пределы Систана и чинит разрушения, а малик Систана выводит против него все систанское войско. Победа Рукн ад-Дин Махмуда и его отъезд в Них. По договоренности отец передает сыну власть в Систане, но год спустя сожалеет о своем поступке. Происходит сражение между сыном и отцом у ворот арка. Отъезд Рукн ад-Дина Махмуда со своими людьми в Них, их возвращение в Систан во время сбора урожая. Они собирают людей и подступают к городским воротам. Сражение с Насир ад-Дином, в котором тот терпит поражение. Обещание отца передать власть в Систане Рукн ад-Дину Махмуду. Выступление Рукн ад-Дина против своего брата, Нусрат ад-Дина. Заключение перемирия между братьями восемь месяцев спустя при посредничестве саййидов и шейхов и установление границ владений каждого из них. Возвращение Рукн ад-Дина Махмуда в Них. Нарушение обязательства Нусрат ад-Дином. Изгнание людей Рукн ад-Дина из Систана и их возвращение в Них. Новый поход Рукн ад-Дина в Систан. Смерть Насир ад-Дина. Поход Рукн ад-Дина в Систан. К нему на службу стекается народ из всех местностей и райнов Систана, исключая жителей города, которые были на стороне Нусрат ад-Дина. Сражение между братьями. Заключение перемирия и установление границ владений каждого. Наследником отца стал Нусрат ад-Дин.

(с. 93-94) Правление Шах-Нусрата. Чрезмерная увлеченность увеселениями, пирами с приглашением поэтов, музыкантов и танцоров. Внезапная кончина Шах-Нусрата в 731 г.х. Продолжительность его правления.

(с. 94—95) Восшествие на престол Систана Кутб ад-Дина Махмуда б. Шах-Рукн ад-Дина Махмуда 3 раби’ I 731 г.х. Назначение им на правление Уком и Кал’а-йи Ках своих двоюродных братьев, сыновей Шамс ад-Дина ‘Али. Поход в 734 г.х. в Систан правителя Герата, Хусайна Гури. Посредничество шайха Икбаля Сабика в возвращении Хусайна Гури в Герат. Голод в Систане в 747 г.х. Эпидемия холеры, во время которой погибает Кутб ад-Дин.

(с. 96) Возведение на престол Систана сына Кутб ад-Дина, малика Тадж ад-Дина, который до того был правителем Ука. Мятеж ‘Изз ад-Дина, брата отца Тадж ад-Дина, захват ворот арка, сражение, отъезд Тадж ад-Дина в Кирман, а из Кирмана в Герат. Вступление в Герат Кара-хана, его сражение с правителем Герата, поражение гератского войска. Гибель малика Тадж ад-Дина.

(с. 96-97) Восшествие на престол Систана малика Султан-Махмуда б. Шах-’Али б. Насир ад-Дина. Мятеж Шихаб ад-Дина. Убийство Султан-Махмуда в 753 г.х. Заключение Шихаб ад-Дина, ‘Ала ад-Даула и эмира Мубариза в тюрьму в крепости Так, их кончина.

(с. 97-102) Правление ‘Изз ад-Дина в Систане. Поход в У к, приведение к покорности жителей Ука. Восстановление крепостей. Тайный сговор знати Ука с бывшим правителем Ука, присоединение к ним жителей Пушт-шахра и Пушт-и Зириха. Сбор войска ‘Изз ад-Дином. Поджог ветряных мельниц Ука и уничтожение зерновых запасов. Набеги мужей Ука во главе с царевичем (Шахзаде) на Систан, нанесенный Систану ущерб: ветры засыпали область песками, всюду поднялись воры и мятежники. Союз Шахзаде с Искандаром б. Йаналтигином, сбор войска в Фарахе и нападение на Систан. ‘Изз ад-Дин выводит из города свое войско, в селении Биша происходит битва, в которой терпят поражение войска Ука и Фараха. Искандер и царевич бегут в цитадель Биша, где их осаждает ‘Изз ад-Дин, а они терпят нехватку продовольствия. Выступает посредником эмир Насраллах Кал’агахи, но ‘Изз ад-Дин отказывается заключить мир. Осада продолжается, в конце концов осажденные сдают крепость. Искандара и царевича заключают в крепость Так. Поход ‘Изз ад-Дина в Ук и овладение всеми крепостями Ука. Правителем Ука ‘Изз ад-Дин назначает своего брата, Шах-Бахрама. Побег царевича из крепости Так в Фарах, где к нему прибывает гонец жителей Ука, и свадьба. Внезапное нападение царевича на Кал’а-йи Лаш, захват крепости, Шах-Бахрам закован в кандалы. Происходит обмен пленными: Шах-Бахрама на малика Искандара. Передача Шах-Бахраму Пушт-и Зириха. Мятеж Шах-Бахрама против ‘Изз ад-Дина, заключение им союза с Шахзаде, совместный поход в Систан, сражение с ‘Изз ад-Дином. Ранение малика ‘Изз ад-Дина и возвращение в город. Разрушение ‘Изз ад-Дином каналов Пушт-и Зириха, в результате чего шесть лет поля Пушт-и Зириха не возделывались и не засевались. Голод. Поход ‘Изз ад-Дина против Шах-Бахрама, сражение, бегство войска Шах-Бахрама и победа ‘Изз ад-Дина. Изъявление покорности Шах-Бахрамом. Кончина Шах-Бахрама в 771 г.х. Появление на арене Систана сына ‘Изз ад-Дина, малика Кутб ад-Дина Мухаммада, его вмешательство в дела правления, ссора с отцом, маликом ‘Изз ад-Дином, мятеж Кутб ад-Дина и захват им арка. Обращение за помощью к Шахзаде. Прибытие Шахзаде в Систан в сопровождении пятитысячного войска. Отказ Кутб ад-Дина Мухаммада от помощи Шахзаде. Обида Шахзаде и его отъезд с войском в Ук. Возвращение в Систан ‘Изз ад-Дина.

Бегство Кутб ад-Дина и его людей в Ук. ‘Изз ад-Дин передает Кутб ад-Дину правление в Сарабане. Новый мятеж Кутб ад-Дина три года спустя, поход в Систан, прибытие в Диварк, селение, расположенное у городских ворот. Сражение между войсками отца и сына, победа войска Кутб ад-Дина и захват города. Осада арка. Отъезд малика ‘Изз ад-Дина в Них, а из Ниха — в Герат, просьба к правителю Герата, Гийас ад-Дину, оказать ему помощь. Направление Гийас ад-Дином в Систан десятитысячного войска, к которому в Фарахе присоединяется малик Искандар. Кончина Шахзаде в Уке. Прибытие войск к Пушт-и Зириху в 781 г.х. Бегство Кутб ад-Дина с частью войска в Гармсир. Вступление ‘Изз ад-Дина в город. Возвращение войска Хорасана в Герат. Кутб ад-Дин посылает гонца к эмирам и шахам Систана, они соглашаются присягнуть на верность Кутб ад-Дину. Приезд Кутб ад-Дина в Систан, сражение с войском ‘Изз ад-Дина, закончившееся победой Кутб ад-Дина. Отъезд ‘Изз ад-Дина в Фарах, оттуда в Них. Смерть ‘Изз ад-Дина 20 раджаба 784 г.х. Продолжительность его правления в Систане.

(с. 103-106) Вступление на престол Систана в 782 г.х. малика Кутб ад-Дина. Овладение Уком. Поход в Хорасан эмира Тимура Гуркана. Захват Хорасана. Кутб ад-Дин отправляет посла к эмиру Тимуру. Поход эмира Тимура в Систан в 785 г.х. Отказ малика Кутб ад-Дина повиноваться. Осада города эмиром Тимуром, заключение перемирия месяц спустя, обмен послами. На поклон к эмиру Тимуру отправляют знатных и благородных людей Систана, но Тимур требует к себе малика Кутб ад-Дина и Шах-Шахана. Кутб ад-Дина заключают в темницу. Нападение систанцев на лагерь эмира Тимура, сражение, ранение в нем эмира Тимура и гибель многих воинов-систанцев. Укрепление систанцами крепостной стены и башен. Эмир Тимур вызывает к себе Шах-Шахана и обещает передать ему власть в Систане, если тот запретит систанцам воевать против Тимура. Окружение города чагатайским войском. Месть эмира Тимура систанцам, резня, разрушения, грабеж и увоз в плен семей эмиров и знати. Кутб ад-Дина отправляют в Самарканд. Передача Шах-Шахану владений на правах союргала и возвращение войска эмира Тимура в Герат. Передача Ука Шах-Нусрату, сыну Шахзаде, а Исфизара — Гийас ад-Дину сыну Абу-л-Фатха и Джалал ад-Дину. Восстановление Систана сыном Гийас ад-Дина б. Абу-л-Фатха. Намерение расправиться с Шах-Шаханом. Оповещение Шах-Шаханом эмира Тимура о делах в Систане. Отправка эмиром Тимуром в Систан эмира Сайф ад-Дина во главе 30-тысячного войска. Казнь Шах-Абу-л-Фатха и Джалал ад-Дина. Бегство ад-Дина в Бам в Кирмане и последующий отъезд его в Индию. Казнь эмиром Тимуром малика Кутб ад-Дина в Самарканде три года спустя. Возраст Кутб ад-Дина и время его правления в Систане.

(с. 106-108) Восшествие на престол Систана Шах-Шахана сына Шах-Мас’уда-шихне, его участие в походах Тимура в Азербайджан, Персидский Ирак и Халеб. Возвращение в 788 г.х. Шах-Шахана в Систан, наведение порядка в городе и в округе, восстановление плотин на р. Хирманд, возделывание заброшенных полей Буста и Систана. Процветание Систана. Рождение у Шамс ад-Дина ‘Али б. Шахзаде от брака с дочерью Шах-Шахана сына, которого назвали Кутб ад-Дин. Рождение второго сына, Шах-Махмуда, несколько лет спустя. Участие Шах-Шахана в 804 г.х. вместе с внуком, Кутб ад-Дином Мухаммадом, в походе эмира Тимура в Рум. Смерть Шах-Шахана в 805 г.х. во время возвращения из похода. Передача эмиром Тимуром правления в Систане Кутб ад-Дину Мухаммаду. Время правления Шах-Шахана, продолжительность его жизни.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

‘Аббас-наме. — Мухаммад Тахир Вахид-и Казвини. ‘Аббас-наме йа шарх-и зиндагани-йи 22 сале-йи шах ‘Аббас-и сани (1052-1073). Бе тасхих ва тахшийа-йи Ибрахим-и Дихган. Арак, 1329/1950.

Абу-ль-Файз Файзи. Наль и Даман. Поэма. Пер. с перс. Г. Плисецкого. 2-е изд. М., 1987.

Аин-и Акбари, 1. — The Ain-i Akbary by Abul Fazl ‘Allami. Transl. from the original Persian by H. Blochmann. Vol. 1. Calcutta, 1873.

Аин-и Акбари, 2. — The Ain-i Akbary by Abul Fazl ‘Allami. Transl. from the original Persian by H.S. Jarrett. Vol. 2. Calcutta, 1891.

Акимушкин, 1962. — Акимушкин О.Ф. Лицевая рукопись из собрания Института народов Азии АН СССР. — Ближний и Средний Восток. Сборник статей. М., 1962.

Акимушкин, 1963. — Акимушкин О.Ф. Искандер Мунши о каллиграфах времени шаха Тахмаспа I. — Краткие сообщения Института народов Азии. Вып. 39. М., 1963.

Акимушкин, 1975. — Акимушкин О.Ф. «Продолжение» Искандара Мунши и «Краткая суть жизнеописаний Мухаммад-Ма’сума». — Иран. М., 1975.

Акимушкин, 1980. — Акимушкин О.Ф. О придворной китабхане Сефевида Тахмаспа I в Тебризе. — Средневековый Восток. История, культура, источниковедение. М., 1980.

Андреев М.С. По этнологии Афганистана. Долина Панджшир. Таш., 1926.

‘Ауфи. — Muhammad ‘Awfi. The Lubabu ‘1-Albab. 1-2. Ed. by E.G. Browne. London-Leide, 1903.

Ахмедов, 1981. — Ахмедов Б.А. Новый источник по истории Средней Азии конца XVI — начала XVIII в. — Бартольдовские чтения. М., 1981.

Ахмедов, 1982. — Ахмедов Б.А. История Балха (XVI — первая половина XVII в.). Таш., 1982.

Ахсан ат-таварих. — Hasan-i Rumlu. A Chronicle of the Early Safawids being the Ahsanu’t-tawarikh. Vol. 1 (Persian Text). Ed. by C.N. Seddon. Baroda, 1931. Vol. 2 (English Translation). Baroda, 1934.

Бабур-наме. — Бабур-наме. Записки Бабура. Пер. М. Салье. Таш., 1958.

Байбурди. — Байбурди Ч.А. Жизнь и творчество Низари — персидского поэта XIII-XIV вв. М., 1966.

Бартольд, 2(1). — Бартольд В.В. Сочинения. Т. 2. 4.1. Общие работы по истории Средней Азии. Работы по истории Кавказа и Восточной Европы. М., 1963.

Бартольд, 2 (2). — Бартольд В.В. Сочинения. Т. 2. Ч. 2. Работы по отдельным проблемам истории Средней Азии. М, 1964.

Бартольд, 7. — Бартольд В.В. Сочинения. Т. 7. М., 1971.

Бартольд, 8. — Бартольд В.В. Сочинения. Т. 8. М., 1973.

Бастани-Паризи М.-И. Ихйа ал-мулук. — Рахнема-йи китаб. Т. 9, №5, 6. Тегеран, 1345/1966-67.

Беленицкий. — Беленицкий A.M. Историческая топография Герата XV в. — Алишер Навои. Сборник статей. М.-Л., 1946.

Берадзе, 1984. — Берадзе Г.Г. Легенды о царице Тамар в персидском историческом сочинении «Ихйа ал-мулук». — Источниковедение и текстология средневекового Ближнего и Среднего Востока. М., 1984.

Берадзе, Смирнова, 1982. — Берадзе Г.Г., Смирнова Л.П. Сведения о Грузии в персидском историческом сочинении «Ихйа ал-мулук» (Предварительное сообщение). — Источниковедческие разыскания. 1982. Тб., 1985.

Берадзе, Смирнова, 1988(1). — Beradze G., Smirnova Lydia Р. The Date of Composition of Ihya’ al-Muluk. — Iran Nameh. A Persian Journal of Iranian Studies. Bethesda, 1988, vol. 6, № 3.

Берадзе, Смирнова, 1988(2). — Берадзе Г.Г., Смирнова Л.П. Материалы по истории ирано-грузинских взаимоотношений в начале XVII в. (Сведения Йхйа ал-мулук о Грузии). Тб., 1988.

Бертельс, 1956. — Бертельс Е.Э. Низами. Творческий путь поэта. М., 1956.

Бертельс, 1960. — Бертельс Е.Э. Избранные труды. История персидско-таджикской литературы. М, 1960.

Бертельс, 1962. — Бертельс Е.Э. Низами и Фузули. Избранные труды. 2. М, 1962.

Бертельс, 1965(1). — Бертельс Е.Э. Избранные труды. Суфизм и суфийская литература. М., 1965.

Бертельс, 1965(2). — Бертельс Е.Э. Избранные труды. Навои и Джами. М., 1965.

Библия. — Библия. Книги Священного писания Ветхого и Нового завета. М., 1979.

Бойс. — Бойс М. Зороастрийцы. Верования и обычаи. Пер. с англ. и примеч. И.М. Стеблин-Каменского. М., 1967.

Босворт, 1968. — Bosworth C.E. Sistan under the Arabs, from the Islamic Conquest to the Rise of the Saffarids (30-250/651-864). — IsMEO, 1968.

Босворт, 1971. — Босворт К.Э. Мусульманские династии. М., 1971.

Будагов. — Будагов Л.З. Сравнительный словарь турецко-татарских наречий. Т. 1-2. СПб., 1869-1871.

ал-Булдан. — al-Boldan by al-Ya’qubi. Transl. into Persian from the original Arabic by M.E. Ayati. Tehran, 1964.

Вторая записка. — Вторая записка Абу Дулафа. Издание текста, перевод, введение и комментарии П.Г. Булгакова и А.Б. Халидова. М., 1960.

Гелашвили. — Гелашвили Н.Г. Сведения Зейл-и Тарих-и аламарай-и Аббаси о Грузии. Резюме. — Искандар Мунши. Продолжение мироукрашающей истории Аббаса (Сведения о Грузии). Перс, текст с исследованием, грузинским переводом, примечаниями и указателями снабдила Н.Г. Гелашвили Тб., 1981.

Географический словарь Афганистана. — Qamus-i Jughrafiya-yi Afghanistan. Kabul, 1956-1960.

Географический словарь Ирана. — Фарханг-и джуграфийа-йи Иран дар дах муджаллад. Техран, 1328-1332/1949-1953.

Гулчин-и Ма’ани. — Гулчин-и Ма’ани А. Та’рих-и тазкираха-йи фарси. Джилд-и аввал. Техран, 1348/1969.

Давидович. — Давидович Е.А. Материалы по метрологии средневековой Средней Азии. М., 1970.

Давуди. — Хусайн Давуди. Аснад-е ханедан-е калантари-йе Систан. — Barrasiha-уе Tarikhi. Historical Studies of Iran. Tehran, 1348, 4, № 5-6.

Деххода, № 61. — Логат-наме. Та’алиф-е ‘Али-Акбар-е Деххода, зир-е назар-е доктор Мохаммад-е Мо’ин. № 61 (шомаре-йе харф-е «т»), 4. Табхала-таджанд. Техран, 1340/1961.

Джиханара. — Кази Ахмад Гаффар-и Казвини. Та’рих-и джихан-ара. Бе ихти-мам-и Хасан-и Нарраки. Техран, 1343/1964-65.

Ефимов. — Ефимов В.А. Язык афганских хазара. М., 1965.

Жуковский В.А. Секта «Людей истины» — Ahli hakk — в Персии. — ЗВОРАО. 2, 1888.

Зайл. — Зайл-и Та’рих-и ‘аламара-йи ‘Аббаси та’лиф-и Искандар-биг Туркман шахир бе Мунши ва Мухаммад Йусуф му’аррих бе тасхих-и Сухайли Хан-сари. Техран, 1317/1938-39.

Занд. — Занд М.И. Шесть веков славы. М., 1964.

Зарудный. — Зарудный Н. Третья экскурсия по Восточной Персии (Хорасан, Систан и Персидский Белуджистан). — Записки Императорского русского географического общества по общей географии. Т. 1. Пг., 1916.

Зубдат ат-таварих. — Ханеда К. Хуласат ат-таварих ва Зубдат ат-таварих. — Фарханг-и Иран-замин. Т. 19, № 1-4. Техран, 1352/1973.

Ибн Балхи. Фарс-наме. Бе-кушиш-и Вахид-и Дамгани. Техран, 1346/1967.

Иванов П.П. Хозяйство джуйбарских шейхов. М.-Л., 1954.

Ислам. — Ислам. Краткий справочник. М., 1983.

История Афганистана. — Массон В.М., Ромодин В.А. История Афганистана. Т. 1-2. М., 1965.

История Ирана. — Пигулевская Н.В., Якубовский А.Ю., Петрушевский И.П. и др. История Ирана с древнейших времен до конца XVII века. Л., 1958.

Ихйа ал-мулук. — Малик Шах-Хусайн б. Малик Гийас ад-Дин Мухаммад б. Шах-Махмуд Систани. Ихйа ал-мулук шамил-и та’рих-и Систан аз адвар-и бастани та сал-и хазар-у бист-у хашт-и хиджри-йи камари. Бе ихтимам-и дуктур Манучихр-и Сутуде. Техран, 1344/1966.

Йагмайи. — Йагмайи Эгбал. Балучистан ва Систан сарзамин-и нежаде-йи мар-думан ва пахлаванан-и сахткуб. Техран, 2535/1977.

Кафадарян. — Кафадарян К. Ереванские средневековые памятники и надписи на камнях. Ер., 1975.

Ковалевский О. Монгольско-русско-французский словарь. Казань, 1846.

Крымский А.Е. Низами и его современники. Баку, 1981.

Маджма’ ал-фусаха. — Риза-кули-хан-и Хидайат. Маджма’ ал-фусаха. Бе кушиш-и Мазахир-и Мусаффа. Техран, 1336/1957.

Манасик-и хаджж. — Манасик-и хаджж ва ‘умра. Та’лиф-и Муртаза б. Мухаммад-Амин ал-Ансари. Рук. ЛО ИВ АН СССР (А 457).

Мар’аши. — Мир Тимур-и Мар’аши. Та’рих-и хенедан-и Мар’аши-йи Мазандаран. Бе тасхих-и дуктур Манучихр-и Сутуде. Техран, 2536/1977.

Марр. — Марр Н.Я. Еще о слове «челеби» (К вопросу о культурном значении курдской народности в истории Передней Азии). — ЗВОРАО. 20, 1912.

Масалик ва мамалик. — Abu Ishag Ibrahim Istakhri. Masalik va Mamalik. Anonymous Persian Translation from the 6th century A.H. Ed. by Iraj Afshar. Tehran, 1969.

Материалы по истории казахских ханств XV-XVIII веков (извлечения из персидских и тюркских сочинений). А.-А., 1969.

Матини 1982. — Jalal Matini. Khiyaban. — Iran Nameh. A Persian Journal of Iranian Studies. 1982, vol. 1, № 1.

Матла’ ас-са’дайн. — Матла’ ас-са’дайн ва маджма’ ал-бахрайн та’лиф-и Мавлана Камал ад-Дин ‘Абд ар-Раззак Самарканди. Т. 2. Ч. 1-2; Бе тасхих-и Мухаммед Шафи’. Изд. 2-е. Лахор, 1949.

Махмудийан. — Махмудийан М. Зайанде-руд-и Исфахан. Исфахан, 1348/1969.

Миклухо-Маклай, 1949. — Миклухо-Маклай Н.Д. К вопросу о налоговой политике в Иране при шахе Аббасе I (1587-1629). — СВ. 1949, № 6.

Миклухо-Маклай, 1980. — Миклухо-Маклай Н.Д. Балхский поход шаха Аббаса I. — Страны и народы Востока. М., 1980.

Минорский В.Ф. Трактат о каллиграфах Кази Ахмеда Куми и его изучение. — Ближний и Средний Восток. Сборник статей. М., 1968.

Море тайн. — Махмуд ибн Вали. Море тайн относительно доблестей благородных (география). Введение, перевод, примечания, указатели Б.А. Ахмедова. Таш., 1977.

Муджмал-и Фасихи. — Fasih Ahmad. Mujmal-i Fasihi, ed. by Mahmud Farrukh. Vol. 1-3. Mashhad, 1960-1962.

Муджмал-и Фасихи, рус. пер. — Фасих Ахмад ибн Джалал ad-Дин Мухаммад ал-Хавафи. Муджмал-и Фасихи (Фасихов свод). Перевод, предисловие, примечания и указатели Д.Ю. Юсуповой. Таш., 1980.

Муким-ханская история. — Мухаммад Юсуф Мунши. Муким-ханская история. Перевод с таджикского, предисловие, примечания и указатели проф. А.А. Семенова. Таш., 1956.

Мунзави. — Мунзави Ахмад. Фихрист-и нусхаха-йи хатти-йи фарси. Т. 6. Техран, 1353/1974-75.

Нафиси. — Нафиси С. Та’рих-и назм-у наср дар Иран ва дар забан-и фарси. Т. 3. Техран, 1344/1965.

Новосельцев. — Новосельцев А.П. Города Азербайджана и Восточной Армении в XVII-XVIII вв. — История СССР. М., 1959, № 1.

Олеарий. — Олеарий А. Подробное описание путешествия голштинского посольства в Московию и Персию. Пер. с нем. П. Барсова. М., 1870.

Оранский, 1960. — Оранский И.М. Введение в иранскую филологию. М., 1960.

Оранский, 1977. — Оранский И.М. Фольклор и язык гиссарских парья. М., 1977.

Оранский, 1983. — Оранский И.М. Таджикоязычные этнографические группы Гиссарской долины (Средняя Азия). — Этнолингвистические исследования. М., 1983.

Падшах-наме. — Мулла ‘Абд ал-Хамид Лахури. Падшах-нама. Бе-ихтимам ва тасхих-и Маулави Кабир ад-Дин. Ахмад ва Маулави ‘Абд ар-Рахим. Т. 1. Калькутта, 1867; т. 2. Калькутта, 1868.

Папазян, 1956. — Персидские документы Матенадарана, 1. Указы. Выпуск первый (XV-XVI вв.). Ер., 1956; выпуск второй (1601-1650 гг.). Ер., 1959.

Папазян, 1972. — Папазян А.Д. Аграрные отношения в Восточной Армении в XVI-XVII веках. Ер., 1972.

Персидские миниатюры XIV-XVI вв. Вступительная статья О.Ф. Акимушкина и А.А. Иванова под редакцией Ю.Е. Борщевского. М., 1968.

Петрушевский, 1949(1). — Петрушевский И.П. Азербайджан в XVI-XVII веках. Сборник статей по истории Азербайджана. Вып. 1. Баку, 1949.

Петрушевский, 1949(2). — Петрушевский И.П. Очерки по истории феодальных отношений в Азербайджане и Армении в XVI — начале XIX в. Л., 1949.

Петрушевский, 1960. — Петрушевский И.П. Земледелие и аграрные отношения в Иране XIII-XIV веков. М.-Л., 1960.

Петрушевский, 1966. — Петрушевский И.П. Ислам в Иране. М., 1966.

Райханат ал-адаб. — Мударрис Мирза Мухаммад-‘Али. Райханат ал-адаб фи тараджим ал-ма’руфин би-л-кунйа ав ал-лакаб йа кунни ва-алкаб. Дар хашт муджаллад. Табриз, 1347/1968.

Раузат ал-джаннат. — Rauzat al-Jannat fi Owsaf-e Madinat-e Herat. By Mu’in od-Din Muhammad Zamchi Esfazari. Ed. by Saiyed Muham. Kazem Imam. Pt 1-2. Tehran, 1959-1960.

Раузат ас-сафа. — Мирхванд. Та’рих-и Раузат ас-сафа. 8. Мулхакат Раузат ас-сафа-йи Насири, тасниф-и Мархум Риза-кули-хан «Хидайат». Техран, 1339/1960-61.

Рахмани, 1960. — Рахмани А.А. Та’рих Алам-Арай-и Аббаси как источник по истории Азербайджана. Баку, 1960.

Рахмани, 1981. — Рахмани А.А. Азербайджан в конце XVI и в XVII в. Баку, 1981.

Сабкшинаси, З. — Сабкшинаси йа та’рих-и татаввур-и наср-и фарси. Джилд-и севвум. Тасниф-и Ага-йи Мухаммад-Таги Бахар «Малик аш-шу’ара». Техран, 1321/1942.

Санандаджи. — Sultan Hussein Sanandaji. Sharafhama-ye Shahi. — Iran Nameh. 1988, vol. 6, № 2.

Сафа, 1957. — Сафа Забихуллах. Та’рих-и адабийат дар Иран. Т. 2. Техран, 1336 (1957).

Сафа, 1982. — Сафа З. Хамасеха-йи та’рихи ва дини дар ‘ахд-и Сафави. — Iran Nameh. 1982, vol. 1, № 1.

Семенов, 1954 (1). — Семенов А.А. Шейбани-хан и завоевание им империи Тимуридов. — Материалы по истории таджиков и узбеков Средней Азии. Сталинабад, 1954.

Семенов, 1954 (2). — Семенов А.А. Первые Шейбаниды и борьба за Маверан-нахр. — Материалы по истории таджиков и узбеков Средней Азии. Сталинабад, 1954.

Смирнова, 1968. — Смирнова Л.П. Та’рих-и Систан как возможный источник Ихйа ал-мулук. — Ближний и Средний Восток (История культуры, источниковедение). Сборник статей в честь 70-летия профессора И.П. Петрушевского. М., 1968.

Смирнова, 1983. — Смирнова Л.П. Из истории Систана конца XVI в. — ППиПИКНВ. XVII годичная научная сессия ЛО ИВ АН СССР, январь 1982. Ч. 1.М., 1983.

Стори. — Стори Ч.А. Персидская литература. Биобиблиографический обзор. Пер. с англ., перераб. и доп. Ю.Э. Брегель. Ч. 1-3. М., 1972.

Сурат ал-арз. — Сурат ал-арз аз Ибн-и Хаукал. Тарджума-йи Джа’фар Шу’ар. Техран, Бонйад-е Фарханг-е Иран, 1345/1966.

Тазкира-йи Даулатшахи. — The Tadhkiratu’sh-Shu’ara (Memoirs of the Poets) of Dawlatshah. Ed. by E.G. Browne. London-Leide, 1901.

Тазкират ал-мулук. — Tadhkirat al-muluk. A Manual of Safavid Administration (circa 1137/1725). Persian text in facsimile (B.M. Or. 9496). Translated and explained by V. Minorsky. L., 1943.

Таквим ал-булдан. — Taqvim al-buldan. Ta’llf-i Abu-1-Fida. Tarjuma-yi ‘Abd al-Muhammad-i Ayati. Tehran, 1349/1970.

Та’рих-и ‘аламара, пер. Сейвори. — History of Shah ‘Abbas the Great (Tarikh-e ‘Alamara-ye ‘Abbasi), by Eskandar Beg Monshi. Transl. by R.M. Savory. Vol. 1-2. Boulder, Colorado, 1978.

Та’рих-и Амини. — Фазлуллах ибн Рузбихан Хунджи. Тарих-и аламара-йи Амини. Пер. с перс, на англ., введение, приложения и комментарии В.Ф. Минорского. Пер. с англ. на рус. Т.А. Минорской. Баку, 1987.

Та’рих-и Йамини. — Tarjame-ye Tarikh-e Yamini by Naseh ibn Zafar Jarfadeqani. Ed. by Ja’far She’ar. Tehran, 1966.

Та’рих-и кипчаки. — Материалы по истории казахских ханств XV-XVIII веков (извлечения из персидских и тюркских сочинений). А.-А., 1969.

Та’рих-и Кирман. — Tarikh-i Kirman (History of Kirman). Khown as Salariyya of Ahmad-’Ali Khan-i Vaziri. Ed. with an Introduction, Notes and Indices from seven MSS by Muhammad Ibrahimi-i Bastani-yi Parizi. Tehran, 1961.

Та’рих-и салатин-и Сафавийа. — Мирза Мухаммад Ma‘сум. Та’рих-и салатин-и Сафавийа. Бе ихтимам-и дуктур Саййид Амир Хасан-и ‘Абиди. Техран, 1351/1972.

Та’рих-и Систан та’лиф дар худуд-и 445-725. Бе тасхих-и Малик аш-шу’ара-йи Бахар. Техран, 1314/1935.

Та’рих-и Систан, рус. пер. — Та’рих-и Систан. Пер., введение и коммент. Л.П. Смирновой. М., 1974.

Та’рих-наме-йи Харат. — The Ta’rikh-Nama-i Harat (The History of Harat) of Sayf ibn Muhammad ibn Ya’qub al-Harawi. Ed. with Introduction by M.Z. As-Siddiqi. Calcutta, 1944.

Туманович, 1984. — Туманович Н.Н. Из истории Афганистана на рубеже XV-XVI вв. — Афганистан. Экономика. Политика. История. М., 1984.

Туманович, 1988. — Туманович Н.Н. Поход Аббаса I на Кандагар. — Афганистан. История. Экономика. Культура. М., 1988.

Убайдулла-наме. — Мир Мухаммад Амин-и Бухари. Убайдулла-наме. Пер. с тадж. с примеч. чл.-кор. АН УзбССР проф. А.А. Семенова. Таш., 1957.

Фалсафи. — Фалсафи Насраллах. Зиндагани-йи шах ‘Аббас-и аввал дар чахар моджаллад. Техран, 1334-1341/1955-1962.

Фалсафи. Та’рих-и равабит. — Фалсафи Насраллах. Та’рих-и равабит-и Иран ва Урупа дар даура-йи Сафавийа. Техран, 1316/1937-38.

Фаррухи. Диван. — Диван-и Хаким Фаррухи-йи Систани. Бе-джам’ ва тасхих-и ‘Али[-йи ‘Абд ар-Расули]. Техран, 1311 (1932).

Фезлеке. — «Джихан-нюма» и «Фезлеке» Кятиба Челеби как источник по истории Армении (XVII в.). Предисловие, перевод и комментарии А.А. Папазяна. Ер., 1973.

Хабиб ас-сийар. — Гийас ад-Дин б. Хумам ад-Дин ал-Хусайни «Хандамир». Та’рих-и Хабиб ас-сийар фи ахбар афрад башар. Т. 2. Техран, 1333/1954; т. 3. Техран, 1333/1954.

Хайр ал-байан. — Малик Шах-Хусайн Систани. Хайр ал-байан (микрофильм с рукописи. Or. 3397 Британского музея).

Хамдаллах Казвини, 1910. — The Tarikh-i Guzida or «Select History» of Hamdu’llah Mustawfi-i-Qazwini. With an Introduction by E.G. Browne. Vol. 1. Containing the Text. L., 1910.

Хамдаллах Казвини, 1919. — The Geographical part of the Nuzhat-al-Qulub compos, by Hamdallah Mustawfi of Qazwin. Transl. by G. Le Strange. London-Leyden, 1919.

Ханыков, 1973. — Ханыков. Экспедиция в Хорасан. М., 1973. Хасури ‘Али. — ‘Али Хасури. Салха-йи ‘аламара. — Bulletin of the Asia Institute. Quarterly. N.S. Shiraz, 1975, № 1.

Хафиз. Диван. — Диван-и Ходжа Шамс ад-Дин Мохаммад Хафез-и Ширази. Бе эхтемам ва тасхих-и Маджид-и Йектайи. Техран, 1354 (1975).

Хафиз-и Абру. — Джуграфийа-йи Хафиз-и Абру. Кисмат-и руб’-и Хурасан. Харат. Бе кушиш-и Ма’ил-и Харави. Техран, 1349 (1970).

Хинц. — Хинц В. Мусульманские меры и веса с переводом в метрическую систему. М., 1970. Хроника кармелитов. — A Chronicle of the Carmelites in Persia and the Papal Mission of the 17th and 18th Centuries. Vol. 1. [Б.м.], 1939.

Хуласат ат-таварих. — Khulasat at-Tawarikh by Qadl Ahmad ibn Sharaf ed-din al-Husayn al-Husayni al-Qummi. Ed. by Dr. E. Eshraghi. Vol. 1. Tehran, 1980; Vol. 2. Tehran, 1984.

Хунарфар. — Хунарфар Лутфуллах. Ганджине-йи асар-и та’рихи-йи Исфахан. Исфахан, 1350/1971-72.

Цамбаур. — Zambaur E. de. Manuel de gdndalogie et de chronologie pour l’histoire de l’lslam. Hanovre, 1927.

Чурас. Хроника. — Шах Махмуд ибн Мирза Фазил Чурас. Хроника. Критический текст, перевод, комментарий, исследование и указатели О.Ф. Акимушкина. М., 1976.

Шараф-наме, 1. — Шараф-хан ибн Шамсаддин Библией. Шараф-наме. Т. I. Пер., предисл., примеч. и прил. Е.И.Васильевой. М., 1967.

Шараф-наме, 2. — Шараф-хан ибн Шамсаддин Библией. Шараф-наме. Т.II. Пер., предисл., примеч. и прил. Е.И.Васильевой. М., 1976.

Шараф-наме-йи шахи. Пер. М.А. Салахетдиновой. — Материалы по истории казахских ханств XV-XVIII веков (извлечения из персидских и тюркских сочинений). А.-А., 1969.

Шараф-наме-йи шахи. — Хафиз-и Таныш Бухари. Шараф-наме-йи шахи (Книга шахской славы). Факсимиле рукописи D 88. Перевод с персидского, введение, примечания и указатели М.А. Салахетдиновой. Ч. 1. М., 1983.

Шараф-наме-йи шахи та’лиф-и Хафиз-и Таниш б. Мир Мухаммад ал-Бухари. Рук. ЛО ИВ АН D 88.

Шахрестан-и Бехшахр. — Сеййид-Хасан Кал‘абанди. Та’рих ва джуграфйа-йи шахрестан-и Бехшахр. Сари, 1347/1968.

Шиитские секты. — ал-Хасан ибн Муса ан-Наубахти. Шиитские секты. Пер. с араб., исслед. и коммент. С.М. Прозорова. М., 1973.

Щеглова. — Щеглова О.П. Каталог литографированных книг на персидском языке в собрании ЛО ИВ АН СССР. Ч. 1-2. М., 1975.

Эфендиев. — Эфендиев О. Азербайджанское государство Сефевидов в XVI веке. Баку, 1981.

Afghani-Nawis. — A Dictionary of Afghan-Persian Slangs by Abdullah Afghani Nawis. With a Supplementary by Hussain Farmand. Kabul, 1985.

Allen. — Allen T. A Catalogue of the Toponyms and Monuments of Timurid Herat. Cambridge, Mass., 1981.

Aparna Rao. Qui sont les Jat d’Afghanistan? — Afghanistan Journal. Graz. Austria. Jg. 8. Heft 2, 1981, с 55-64.

Ball. — Ball W. Archaeological Gazetteer of Afghanistan. Catalogue des sites archeologiques d’Afghanistan. T. 1-2. P., 1982.

Bastani Parizi. — Bastani Parizi. Iran under the Safavids. Tehran, 1978.

Borhan-e Qate’. — Mohammad Hosayn ebn-e Khalaf de Tabriz. Borhan-e Qate’ (Dictionnaire de la langue persane). Ed. par Moh. Mo’in. Vol. 4-5. Tehran, 1963.

Bosworth C.E. Sistan under the Arabs from the Islamic Conquest to the Rise of the Saffarids (30-240/651-864). — IsMEO, 1968.

Brandenburg D. Herat. Eine Timuridische Hauptstadt. Graz, 1977.

Burton. — Burton A. The Fall of Herat to the Uzbegs in 1588. — Iran. T. XXVI. L... 1988. Catalogues of Archaeological Sites in Afghanistan by Fisher. [Б.м.], 1969.

Chesney. — Mc. Chesney R.D. A Note on Iskander Beg’s Chronology. — Journal of Near Eastern Studies. Vol. 39, № 1. Chicago, 1980.

Codrington. — Codrington O. Further Note on Musulman Coins collected by Mr. G.P. Tate in Seistan. — JRAS, 1905.

Dorfer. — Dorfer. Ttirkische und mongolische Elemente in Neupersischen. Bd. 1. Wiesbaden, 1963.

Edwards. — Edwards C.C. Relations of shah ‘Abbas the Great of Persia, with the Mogul Emperors, Akbar and Jahangir. — JAOS. Vol. 35, pt 3 (Dec.1915).

Ghirschman R. Fouilles de Nad-i Ali dans le Seistan Afghan. — Revue des arts asiatique. 1939, № 1, с 10-22.

Habibi A. The City of Firuzkuh — Where Was It? — Afghanistan. 1980, 33/1.

Horn. — Horn P. Geschichte Irans in islamischer Zeit. — Grundriss der iranischen Philologie. Hrsg. von W. Geiger und E. Kuhn. Bd. 2. Strassburg, 1896-1904.

Justi. — Iranisches Namenbuch von Ferdinand Justi. Marburg, 1895.

Kuhnel E. Han ‘Alam und die diplomatischen Beziehungen zwischen Gahangir und Shah ‘Abbas. — ZDMG. Bd. 96, H. 2, 1942.

Lambton A.K.S. The Regulation of the Waters of the Zayande Rud. — BSOS (University of London). Vol. 9, pt 3, 1938.

Le Strange. — The Lands of the Eastern Caliphate by G. Le Strange. Cambridge, 1905 (Cambridge Geographical Series).

Memoirs of Jahangir. — Tuzuk-i-Jahanglri, or Memoirs of Jahangir. From the first to the twelth years of his reign. Transl. by A. Rogers, ed. by H. Beverige. T. 1. L., 1909, t. 2, 1915.

Mohl. — Le Livre des Rois par Abou’l Qasim Firdoysi. Publie, traduit et commente par M. Jules Mohl. T. 1-7. P., 1838-1878.

Mo’in. — An intermediate Persian dictionary by Dr. Moh. Mo’in. Third Impression. Vol. 1-7. Tehran, 1977-1978.

Rieu. — Rie Ch. Supplement to the Catalogue of the Persian Manuscripts in the British Museum. L., 1895.

Rohrborn Kl.-M. Provinzen und Zentralgewalt Persiens im 16. und 17. Jahrhundert. Hrsg. von Bertold Spuler. В., 1966.

Savory, 1960. — Savory R.M. The Principal Offices of the Safawid State during the Reign of Isma’il I (907-930/1501-1524). — BSOAS. 23/1, 1960.

Savory, 1964. — Savory R.M. Some Notes on the Provincial Administration of the Early Safawid Empires. — BSOAS. 27/1, 1964.

Savory, 1965(1). — Savory R.M. The Office of Khalifat al-Khulafa under the Safawids. — JAOS. 85, № 4, 1965.

Savory, 1965 (2). — Savory R.M. The Consolidation of Safawid Power in Persia. — Der Islam. Bd. 41, № 1-2. В., 1965.

Savory, 1971. — Savory R.M. A Curious Episode of Safavid History. — Iran and Islam. Edinburgh, 1971.

Savory, 1980. — Savory R.M. Iran under the Safawids. Cambridge University Press, 1980.

The Shamlu Letters. A New Source of Iranian Diplomatic Correspondence. Introduced, annotated by Riaz al-Islam. Karachi, 1971.

Sistani, 1983. — Sistani Mohammad-A’zam. Pare-yi az farhang-e amiyane-ye bumiyan-e Sistan (loyat, estelahat, mo’taqedat va zarb al-masalha). — Majalle-ye farhang-e mardom. Kabul, 1362/1983, № 2-5.

Sistani, 1967. — Sistani Mohammad A‘zam. Sar-u Tar ya Hisar-i Taq — Aryana 1345/1967, 25/1.

Sistani, 1988. — Seistani Mohammad A‘zam. Seistan. The Land of Sands and Epics. Vol. 2. Seistan in the Islamic Period. Kabul, 1988.

Storey. — Storey C.A. Persian Literature. A Bio-bibliographical Survey. Vol.1. Pt2. L., 1953.

Sykes. — Sykes P.M. A History of Persia. Vol. 1-2. L., 1915.

Tate. — Tate G.P. Seistan. A Memoir on the History, Topography, Ruins, and People of the Country in four parts. Calcutta, 1910-1912.

Viaggi, 1. — I Viaggi di Pietro della Valle. Lettero della Persia. T. 1. A euro di F.Gaeta о L.Lockhart. Roma, 1972.

Viaggi, 2. — I Viaggi di Pietro della Valle. T. 2. Roma, 1658.

Walker J. The Coinage of the Second Saffarid Dynasty in Sistan. N. Y., 1936.

Weiers. — Weiers M. Schriftliche Queilen in Mogoli. 3. Teil: Poesie der Moghoien. Gottingen, 1977.

Wellhausen J. Die religios-politischen Oppositionsparteien im alten Islam — AKGWG, 1901.

Yate C.E. Khurasan and Sistan. Edinburgh-London, 1900.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

ЕЭ — Еврейская энциклопедия. Т. 1-16. СПб., [б/г.].

ЗВОРАО — Записки Восточного отделения (Имп.) Русского археологического общества. СПб., Пг.

ППиПИКНВ — Письменные памятники и проблемы истории культуры народов Востока. Л.

СВ — Советское востоковедение. М.-Л.

AKGWG — Abhandlungen der koeniglichen Gesellschaft der Wissenschaften zu Goettingen. Philologisch-historische Klasse.

BSO(A)S — Bulletin of the School of Oriental (and African) Studies, London Institution (University of London).

EI² — The Encyclopaedia of Islam. New ed. Vol. 1-... . Leiden-London, 1960-...

Elranica — Encyclopaedia Iranica. Ed. by Ehsan Yarshater. L.-N.Y.

IsMEO — Istituto Italiano per il Medio ed Estremo Oriente, Centro Studi e Scavi Archeologici in Asia. Roma

JA — Journal asiatique. P.

JAOS — Journal of the American Oriental Society. New York-New Haven

JRAS — Journal of the Royal Asiatic Society of Great Britain and Ireland. L.

ZDMG — Zeitschrift der Deutschen Morgenlundischen Gesellschaft. Lpz., Wiesbaden

Примечания

1

В рассматриваемый период (начало XV — начало XVI в.) Систан — провинция на юге Хорасана в его широком понимании — находился в вассальной зависимости от Тимуридов; в 1508-09 г. был завоеван шахом Исма’илом I, с того времени входил в состав Сефевидского государства и управлялся с перерывами местными маликами под сюзеренитетом Сефевидов. Ныне часть исторического Систана (разделен договором 1872 г.) с центром в Забуле принадлежит Ирану и вместе с Белуджистаном составляет отдельный остан, другая часть (провинция Нимруз с центром в Зарандже) относится к Афганистану.

(обратно)

2

По словам нашего автора, отец нарек его в честь своего брата Шах-Хусайном, мать назвала своего сына в честь имама Хусайна — Гулам-Хусайн. По настоянию наместника Систана того времени, Бади’ аз-Заман-мирзы, его называли также Мирза Шах-Хусайн, см.: Ихйа ал-мулук, с. 178 (здесь и далее в Предисловии ссылки даны на тегеранское издание). Искандар Мунши в своем «Та’рих-и ‘аламара» (2, с. 483; 3, с. 958) упоминает нашего автора под именем Малик Шах-Хусайн, или просто Малик Хусайн, и указывает, что он из систанских княжичей (маликзадеха).

(обратно)

3

Упомянут Искандаром Мунши (2, с. 479).

(обратно)

4

Согласно персидской средневековой исторической традиции, вторая (до Сасанидов) полумифическая династия персидских царей, владения которых простирались от Забула до Кабула, см.: Фарс-наме, с. 14—16, 39—59; Hertel. Achaemeniden und Kayaniden. Lpz., 1924; Christensen. Les Kayanides. Koben-havn, 1932.

(обратно)

5

Ихйа ал-мулук, с. 181, 219. Его надгробная плита была найдена в 1903 г. в гробнице 44 отшельников в Захидане (Систан), см.: Tate, 2, с. 104.

(обратно)

6

Ихйа ал-мулук, с. 433—434.

(обратно)

7

Там же, с. 374.

(обратно)

8

Там же, с. 452.

(обратно)

9

Гулчин-и Ма’ани, с. 607—608.

(обратно)

10

Шах ‘Аббас I (род. 1 рамазана 978/27 января 1571 г.; ум. 24 джумада 1038/19 января 1629 г.) — пятый и самый великий государь (правил 1587— 1629) из рода Сефевидов (1502—1736), см.: EI², 1, с. 7—8.

(обратно)

11

Ихйа ал-мулук, с. 403, 512.

(обратно)

12

Там же, с. 342, 406, 427, 465.

(обратно)

13

Там же, с. 436. Остается, однако, неясным, какое время имел в виду автор, приводя эту цифру. В его «Хронике» в общей сложности описаны 16 путешествий. Издатель текста составил и приложил к книге схему поездок нашего автора (с. 93), в которую включил 15 путешествий. 16-е, описанное не в хатима, а в основном тексте книги, в схему не попало.

(обратно)

14

Ихйа ал-мулук, с. 458 и сл.

(обратно)

15

Там же, с. 461 и сл.

(обратно)

16

Там же, с. 463 и сл.

(обратно)

17

Там же, с. 463, 464.

(обратно)

18

Там же, с. 465 и сл.

(обратно)

19

Там же, с. 468 и сл.

(обратно)

20

Там же, с. 477 и сл.

(обратно)

21

Ихйа ал-мулук, с. 488 и сл. Малик Шах-Хусайн видит причину имущественных тяжб с ним малика Систана в том, что Систан разорен и доходы малика не покрывают расходов (с. 498).

(обратно)

22

Хасури ‘Али, с. 59, 62.

(обратно)

23

Ихйа ал-мулук, с. 415, 496; Хайр ал-байан, л. 367б.

(обратно)

24

Хайр ал-байан, л. 341а.

(обратно)

25

Там же, л. 40а—41б.

(обратно)

26

Там же, л. 444а.

(обратно)

27

Там же, л. 303б.

(обратно)

28

Там же, л. 382а.

(обратно)

29

Там же, л. 390а.

(обратно)

30

Там же, л. 407а.

(обратно)

31

Там же.

(обратно)

32

Ихйа ал-мулук, с. 408, 472, 473.

(обратно)

33

Там же, с. 478, 483.

(обратно)

34

Хайр ал-байан, л. 408а—409а.

(обратно)

35

Гулчин-и Ма’ани, 1, с. 605—609. Таки ад-Дин Мухаммад Аухади упомянут нашим автором в «Хайр ал-байан» (л. 345б) под именем Ака Таки сын Ака Малика Исфахани. В 1013/1604 г. Малик Шах-Хусайн Систани встречался и беседовал с ним в Кандахаре во время осады города кызылбашским войском и войском Нимруза. Таки ад-Дин Мухаммад оказался в Кандахаре проездом в Индию. По его словам, он оставался в Кандахаре в течение трех месяцев, пока шли бои. Потом вместе с послом шаха ‘Аббаса I Дарвиш-беком и послами Джихангира и принца Хусрава уехал в Индию, где и составил свое тазкира. Наш автор отмечает ученость и образованность Таки ад-Дина Мухаммада и его прекрасное знание старых тазкира.

(обратно)

36

Хайр ал-байан, л. 408а; ср. также: Берадзе, Смирнова, 1988(2), с. 10.

(обратно)

37

Rieu, с. 76—78 (Or. 3397), рукопись датирована 20 раби’ I 1041/16 октября 1631 г., содержит 467 л. (мы воспользовались микрофильмом именно этой рукописи) и Or. 4510; 324 л., дефектный список.

(обратно)

38

Гулчин-и Ма’ани, 1, с. 605. Рукопись из коллекции Насири Амини заключает в себе 375 л.

(обратно)

39

Хайр ал-байан, л. 411а.

(обратно)

40

Там же, л. 130а, 303б—304а.

(обратно)

41

Гулчин-и Ма’ани, 1, с. 605.

(обратно)

42

Хайр ал-байан, л. 9а, 3036.

(обратно)

43

Хайр ал-байан, л. 41б—42б; Rieu, с. 76.

(обратно)

44

Хайр ал-байан, л. 427а. Биография ходжи и цитируемые стихи занимают в рукописи л. 426а—429а.

(обратно)

45

О «Хайр ал-байан» см.: Storey, 2, fasc. 2, с. 813—814; Стори, рус. пер., 2, с. 883; Гулчин-и Ма’ани, 1, с. 605—609; Мунзави, 6, с. 4218; Нафиси, с. 813.

(обратно)

46

Гулчин-и Ма’ани, 1, с. 607, 608.

(обратно)

47

Маджма’ ал-фусаха, с. 5.

(обратно)

48

Как сказано в работе Гулчин-и Ма’ани, текст «Хайр ал-байан» для издания готовил иранский ученый Фаруки (с. 605).

(обратно)

49

Department of Oriental Manuscripts and Printed Books of British Library. Рукопись «Ихйа ал-мулук» была приобретена в Тегеране в 1273/1856-57 г. де Гобино, см.: Rieu, с. 66 (Or. 2779); Storey, 2, fasc. 2, с. 364; Стори, рус. пер., 2, с. 1080—1081.

(обратно)

50

Rieu, с. 66.

(обратно)

51

Codrington, с. 547—553; см. также: Босворт, 1971, с. 151.

(обратно)

52

Цамбаур, с. 200—201.

(обратно)

53

Босворт, 1971, с. 151.

(обратно)

54

Босворт, 1968, с. 122, примеч. 1.

(обратно)

55

Tate. Seistan.

(обратно)

56

Там же, с. 61, примеч. 1. Ранее он писал: «Автор «Ихйа ал-мулук» сильно желал превознести былую славу своего рода в глазах персидского монарха, при дворе которого он находился, посредством фантастических подробностей из хроник своих предшественников» (с. 50).

(обратно)

57

Бартольд, 7, с. 15, примеч. 55.

(обратно)

58

Мунзави, 6, с. 4217.

(обратно)

59

Сабкшинаси, 1, с. 164.

(обратно)

60

Рахнема-йи китаб, 9, № 5, с. 494—500; № 6, с. 611—616.

(обратно)

61

Смирнова, 1968, с. 150—158.

(обратно)

62

Смирнова, 1974.

(обратно)

63

Смирнова, 1983, с. 96—99.

(обратно)

64

Берадзе Г.Г. Легенды о царице Тамар в персидском историческом сочинении «Ихйа ал-мулук». — Источниковедение и текстология средневекового Ближнего и Среднего Востока. М., 1984, с. 62—76.

(обратно)

65

Берадзе, Смирнова, 1982, с. 119—129 (это предварительное сообщение, ими же подготовлена и опубликована по данной тематике небольшая книга, см. Библиографию).

(обратно)

66

Берадзе, Смирнова, 1988 (1).

(обратно)

67

Ихйа ал-мулук, с. 3, 109.

(обратно)

68

В специальной литературе до недавнего времени 1028/1618-19 г. считался годом завершения работы над «Ихйа ал-мулук», см.: Rieu, с. 66; Horn, с. 561; Storey, 2, fasc. 2, с. 364; Стори, рус. пер., 2, с. 1080—1081; Chesney, с. 54; Мунзави, 6, с. 4217; Ихйа ал-мулук, предисловие издателя, с. 22, 45. Более того, Сутуде вынес 1028 г.х. как конечный в заглавие книги (на перс. яз.) на титульном листе. Из самых последних работ, где эта дата указана как год завершения «Хроники», назовем книгу Систани (1988). Датировка «Ихйа ал-мулук» пересмотрена Г. Берадзе и Л. Смирновой в ряде статей, в том числе и в специально посвященной этому вопросу.

(обратно)

69

Об этом пишет сам автор, см.: Ихйа ал-мулук, с. 438.

(обратно)

70

Ихйа ал-мулук, с. 149, 437; Хайр ал-байан, л. 407а.

(обратно)

71

Кутб ад-Дин б. шах Шамс ад-Дин ‘Али правил Систаном с 806/1403 по 822/1419 г., см. далее, а также см.: Ихйа ал-мулук, с. 109 и 121, и примеч. 1.

(обратно)

72

Низам ад-Дин Йахйа (правил 843/1439—885/1480).

(обратно)

73

В дальнейшем, как мы уже отмечали, автор называет свою книгу, возможно в подражание сочинению Искандера Мунши, «Та’рих-и ихйа ал-мулук».

(обратно)

74

Ср.: Ихйа ал-мулук, с. 10—17; Та'рих-и Систан, рус. пер., с. 54—64.

(обратно)

75

Ихйа ал-мулук, с. 13.

(обратно)

76

Автор пишет: «Восточная граница Систана — от Кашмира до берега моря (дарйа, реки?), западная — Кирман, северная — Исфизар, южная — Синд», см.: Ихйа ал-мулук, с. 18.

(обратно)

77

По словам автора, «дирхем равен одному серебряному мискалю, поэтому расходы на ладан и ароматическую смесь галийа в 18 тыс. дирхемов составляют 5120 туманов, из расчета, что один мискаль равен 6 дангам. По курсу монет, находящихся в обращении сегодня в 1027/1618 г., это составит примерно 80 тыс. туманов», см.: Ихйа ал-мулук, с. 19.

(обратно)

78

Автор пишет: «Царствование могущественного Малика Джалал ад-Дина Махмуд-хана, который сегодня является вали той страны:

Малик Джалал ад-Дин Мухаммед (так!) б. Малик Махмуд б. Шах-Хайдар б. Шах-Абу Исхак б. Шах-Абу Са’ид б. Шах-Насир ад-Дин б. Шах-Махмуд, известный как Шах-Махмуд ал-хаджи, знатный брат Малика Кутб ад-Дина. Малик Кутб ад-Дин б. Шах-‘Али б. Шах-Мурад Мухаммед б. Шах-‘Али б. Малик Насир ад-Дин Мухаммад б. Абу-л-Фатх б. Мас’уд б. Халаф б. Шахрийар б. Аби Джа’фар б. Аби Лайс б. ‘Амр. Последний является братом государя вселенной Йа’куба б. Лайса. [Родословная Малика Джалал ад-Дина] в 16-м колене восходит к ‘Амру б. Лайсу. Пишущий сии строки — Шах-Хусайн б. Малик Гийас ад-Дин Мухаммад б. Шах-Махмуд. Шах-Махмуд является старшим братом Шах-Абу Исхака, сына Шах-Абу Са’ида, четвертого предка упомянутого Малика Джалал ад-Дина. Родословная Йа’куба б. [Лайса] восходит к Хусрау [Парвизу, царю] Персии», см.: Ихйа ал-мулук, с. 20.

(обратно)

79

См.: Ихйа ал-мулук, с. 15—17, 20, 21.

(обратно)

80

Ихйа ал-мулук, с. 94.

(обратно)

81

В статье Кодрингтона (с. 547) указаны именно эти годы, в справочнике Цамбаура (с. 200) допущена типографская опечатка: 751—733 вместо 753. К.Э.Босворт считает, что Махмуд (так он назван в его справочнике) правил 751—763/1350—1362 (?, с. 149), хотя автор «Ихйа ал-мулук» подчеркивает, что правление Малика Султан-Махмуда продолжалось всего два года (с. 97).

(обратно)

82

Согласно К.Э. Босворту (с. 149), ‘Изз ад-Дин правил 763—784/1362— 1382. Наш автор написал, однако, что правление Малика ‘Изз ад-Дина длилось почти 30 лет и что, хотя он умер в 784/1382 г., его уже в 782/1381 г. вытеснил с этого поста его собственный сын, см.: Ихйа ал-мулук, с. 102, 103.

(обратно)

83

Согласно Кодрингтону, Цамбауру и Босворту, Кутб ад-Дин I правил в 784—788/1382—1386 гг., ср., однако, Ихйа ал-мулук, с. 103, где годом вступления Малика Кутб ад-Дина на правление Систаном ясно указан 782 г.х. (би та’рих сана иена ва саманин ва саб’ми’а). В его правление в 785/1384 г. в Систан вторгся эмир Тимур. Кутб ад-Дин б. ‘Изз ад-Дин, отказавшийся повиноваться и оказавший сопротивление, был схвачен Тимуром и посажен в темницу, а затем отослан в арк Самарканда, где три года спустя был убит, см.: Ихйа ал-мулук, с. 103—105. Можно ли считать три года, проведенные в тюрьме в Самарканде, годами его правления?

(обратно)

84

Ихйа ал-мулук, с. 106, 107. У Кодрингтона и Цамбаура он назван Шах-и Шахан Тадж ад-Дин б. Кутб ад-Дин б. ‘Изз ад-Дин. Босворт называет его Тадж ад-Дин II. В «Хабиб ас-сийар» (3, с. 735, 736, 494) он упомянут как Шах-и Шахан Систани.

(обратно)

85

Ихйа ал-мулук, с. 106, 107.

(обратно)

86

Ихйа ал-мулук, с. 56, 62, 63, 65—67, 106.

(обратно)

87

Там же, с. 107.

(обратно)

88

Кодрингтоном (с. 547), Цамбауром (с. 200), Босвортом (с. 149) именуется как Кутб ад-Дин II.

(обратно)

89

Ихйа ал-мулук, с. 121 и сл. Цамбаур (с. 200) называет его Шах-и Шахан Шамс ад-Дин б. Кутб ад-Дин; Босворт (с. 149): Шамс ад-Дин.

(обратно)

90

Ихйа ал-мулук, с. 128 и сл.; Цамбаур, с. 200; Босворт, 1971, с. 149.

(обратно)

91

Автор «Ихйа ал-мулук» пишет (с. 132), что правление его было непродолжительным и что он уступил власть в Систане своему младшему брату Малику Султан-Махмуду (род. 866/дек. 1461), более подходившему для этой должности. Малик Шамс ад-Дин Мухаммад — последний из упомянутых в справочнике К.Э. Босворта Саффаридов.

(обратно)

92

В «Ихйа ал-мулук» годы его правления не указаны. Однако отмечено, что он прожил 79 лет, а правил 40—43 года. При Тахмаспе I уехал в Индию, где в течение 5 лет правил Лахором. Вернувшись в Иран, получил прощение у шаха. Один год он провел в Казвине. На его имя была написана грамота на правление Систаном. Однако выехать в Систан он так и не успел и там же, в Казвине, в 946/1539-40 г. внезапно скончался. Малик Султан-Махмуд один раз упомянут в «Хабиб ас-сийар» (4, с. 358).

(обратно)

93

Ихйа ал-мулук, с. 159. В сочинении правление каждого из кызылбашских наместников выделено особым подзаголовком; всего за этот период их сменилось семь человек: Ахмад-султан (1544—1550), Мухаммад-султан Алаш-оглы (1550—1555), Сафи-Вали-халифа румлу (1555—1558), Султан Хусайн-мирза (1558—1560), Бади’ аз-Заман-мирза (1551 или 1554—1576), Тимур-хан устаджлу (1576), Джа’фар-султан (1578). Сведения «Ихйа ал-мулук» о наместничестве некоторых из них уникальны, поскольку ни в современных автору, ни в более поздних источниках они вообще не упоминаются.

(обратно)

94

Ихйа ал-мулук, с. 201.

(обратно)

95

Малик Махмуд прожил 63 года, в течение 40 лет предводительствовал систанцами и 12 лет осуществлял правление Систаном, см.: Ихйа ал-мулук, с. 201, 300—301.

(обратно)

96

Современник и родственник нашего автора. В соответствии с приведенной в сочинении родословной его род в 16-м колене восходит к ‘Амру б. Лайсу, см.: Ихйа ал-мулук, с. 20, 317, и примеч. 78. Малика Джалал ад-Дина сына Малика Махмуда, правителя Систана из рода саффаридских маликов, упоминает Искандар Мунши, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 1087. Малику Джалал ад-Дину наследовал его сын, Хамза-мирза, правление которого выходит за хронологические рамки нашего сочинения (1041-42/1631-32—1055/1645).

(обратно)

97

Ихйа ал-мулук, с. 301.

(обратно)

98

В 1590 г.

(обратно)

99

Случилось это 17 шавваля 998/19 августа 1590 г., см.: Ихйа ал-мулук, с. 317.

(обратно)

100

Ихйа ал-мулук, с. 322—323. Попытки овладеть Систаном ‘Абдаллах-хан II делал и ранее. Так, после захвата Герата в 1588 г. в Систан была направлена часть войск во главе с могущественным эмиром Шахим-курчи. Только мужественный поступок Мира ‘Алама Хузаймы, проводника, который завел узбекское войско в Кирманскую пустыню, в сторону от границ Систана, спас в том году Систан и его народ от неминуемой гибели, см.: Смирнова, 1983, с. 96—99.

(обратно)

101

Ихйа ал-мулук, с. 333.

(обратно)

102

Tate, 1, с. 71.

(обратно)

103

Ихйа ал-мулук, с. 185—189, 424—439. Термин сипахсалар автор употребляет в значении правителя пограничного района Систана Сархадд (соответствует марзбану в Иране).

(обратно)

104

Б.А. Ахмедов считает «точное знание имен своих родственников по мужской и по женской линии и кто на ком был женат» характерной чертой тюркоязычных авторов, см.: Ахмедов, 1981, с. 13—14.

(обратно)

105

Ихйа ал-мулук, с. 116.

(обратно)

106

Там же, с. 254.

(обратно)

107

Там же, с. 296, 298, 399.

(обратно)

108

Малик Джалал ад-Дин, вступив на престол Систана, по словам автора, назначил своих родственников на различные должности, но, в отличие от своего отца, никому не положил денежного вознаграждения. В свое оправдание он говорил: «Мои родственники мне как братья. Назначать им денежное вознаграждение и делать подарки — все равно что давать деньги самому себе», см.: Ихйа ал-мулук, с. 318.

(обратно)

109

Ихйа ал-мулук, с. 259—260 и 424; см. также: Sistani, 1988, с. 440—441; Bastani Parizi, с. 162—164.

(обратно)

110

Сведениям «Ихйа ал-мулук» о Грузии посвящены специальная статья и книга Г. Берадзе и Л. Смирновой (см. Библиографию).

(обратно)

111

Н.Н. Туманович на основе материалов «Та’рих-и ‘аламара» Искандера Мунши опубликовала о Кандахарском походе шаха ‘Аббаса I статью (см. Библиографию).

(обратно)

112

Ихйа ал-мулук, с. 442.

(обратно)

113

Viaggi, 2, с. 403—405; Edwards, с. 265.

(обратно)

114

Edwards, с. 266.

(обратно)

115

См.: Mo’in, 4, c. 4488.

(обратно)

116

Коран, IX, 121

(обратно)

117

Коран, III, 182

(обратно)

118

Коран, III, 25

(обратно)

119

«Победа истины и веры», эпитет вышеупомянутого малика

(обратно)

120

Ахмад-ленивый

(обратно)

121

Коран, II, 135

(обратно)

122

Коран, III, 134

(обратно)

123

Коран, LXI, 13; это — надпись на знаменах

(обратно)

124

В рукописи год не проставлен

(обратно)

125

Дата в рукописи отсутствует

(обратно)

126

Год в тексте не указан, хотя место для него оставлено

(обратно)

127

Коран, II, 151

(обратно)

128

Год в тексте не указан

(обратно)

129

Год в тексте не проставлен, хотя место для него оставлено

(обратно)

130

Имя в тексте отсутствует

(обратно)

131

Имя третьего сына в тексте отсутствует

(обратно)

132

(?) Накиб Махмуд?

(обратно)

133

(?) Накиб Мухаммад?

(обратно)

134

Коран, LXXVIII, 10)

(обратно)

135

Коран, II, 151

(обратно)

136

Кличка коня написана неразборчиво: Бурчини?

(обратно)

137

Коран, LXXVIII, 10

(обратно)

138

Коран, I, 50

(обратно)

139

Коран, LXXVIII, 10

(обратно)

140

Коран, XL, 47 и LXV, 3

(обратно)

141

Коран, XXXVI, 56

(обратно)

142

Коран, LXXVIII, 10

(обратно)

143

Коран, XXIV, 35

(обратно)

144

Коран, XL, 47

(обратно)

Комментарии

1

Кутб ад-Дин II Мухаммад сын Шамс ад-Дин ‘Али сына Шахзаде и внук правителя Систана Шах-Шахана, Саффарид, возведен на престол Систана Тимуром в 806/1403 г., правил Систаном до 822/1419 г.

(обратно)

2

Как мы уже отмечали в Предисловии, согласно первоначальному плану, автор собирался закончить свою хронику событиями 1027/1619 г. В дальнейшем, однако, планы автора менялись неоднократно.

«Лучший из людей» — эпитет пророка Мухаммеда.

(обратно)

3

В печатном тексте: бигувах — «без свидетеля» — явная опечатка вместо бигунах — «безгрешный».

(обратно)

4

Шах(-и) Шахан сын Шах-Мас’уда (род. 1349), правитель Систана в течение 17 лет (1386-1403); принимал участие в походах Тимура и взятии Халеба; скончался в пути в ша’бане 805/феврале 1403 г., во время возвращения с эмиром Тимуром из похода в Рум. Малик Кутб ад-Дин, которого Шах-Шахан брал с собой в поход, привез его тело в Систан и захоронил. Об этом и идет речь в нашем тексте. После смерти Шах-Шахана (он прожил 54 года) правление Систаном «от границ Синда до пределов Герата и от Кандахара до границ с Кирманом и все союргальные владения Шах-Шахана» были переданы Тимуром внуку Шах-Шахана, Малику Кутб ад-Дину Мухаммеду, см.: Ихйа ал-мулук, с. 106-108; Хабиб ас-сийар, 3, с. 435, 493.

(обратно)

5

Шах-Махмуд — сын Шах-Шамс ад-Дина ‘Али и младший брат малика Кутб ад-Дина Мухаммада, см.: Ихйа ал-мулук, с. 107.

(обратно)

6

Кал’а-йи Ук — название крепости в Систане, точное местоположение которого не установлено. Проф. Босворт считает, что Ук/Аук находился в собственно Систане на небольшом расстоянии к северо-западу от Заранджа, см.: Босворт, 1968, с. 85, примеч. 3. М.-А. Систани отождествляет Ук с Кал’а-йи Ках без достаточных на то оснований (ср.: Та’рих-и Систан, Исфизари), см.: Sistani, 1988, с. 307, 312, 321 и др.

Пушт-и Зирих (также Джазира-йи Пушт-и Зирих) — укрепленная местность в Систане в двух фарсахах (12-15 км) от Шахр-и кухна, служила убежищем правителю Систана, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 479.

(обратно)

7

Бадаран — мн.ч. от бадар (в словаре Афгани-нависа термин приведен с пометкой «п», т.е. пашто) — «господин», «хозяин», широко бытует в дари- и паштоязычной среде Афганистана до сих пор. В нашем тексте термин употребляется в значении «помещик».

Отметим, что в печатном тексте «Ихйа ал-мулук» во всех случаях термин передан с начальным согласным «п».

(обратно)

8

Малик ‘Изз ад-Дин сын Малика Рукн ад-Дина Махмуда правил Систаном с 753 (1352) по 782 (1380) г.; умер в 784 (1382) г., см.: Ихйа ал-мулук, с. 95-102.

(обратно)

9

‘Малик Кутб ад-Дин I Саффарид сын ‘Изз ад-Дина правил с 1381 по 1383 г., см.: Ихйа ал-мулук, с. 103 и сл.

(обратно)

10

Издатель текста в комментариях отождествляет Амира Саки сына Джамала ад-Дина с Амиром Сабиком сыном Амира Джамала как будто без достаточных на то оснований, см.: Ихйа ал-мулук, с. 524.

(обратно)

11

Имеется в виду поход Шахруха в Систан, предпринятый им в 811/ 1408 г., более подробно о нем см. далее примеч. 25.

(обратно)

12

В персидских исторических сочинениях «великим эмиром» обычно называют эмира Тимура (1370-1405).

(обратно)

13

Под Ханбалыком (букв., «ханский город») имеется в виду Пекин, см.: Бартольд, 2, ч. 2, с. 67.

Свой последний поход в Китай Тимур предпринял 27 ноября 1404 г. из Самарканда, но дошел только до Отрара. Здесь он неожиданно скончался 18 февраля 1405 г. или тремя днями ранее, см.: Бартольд, 2, ч. 2, с. 66-71, 442.

(обратно)

14

Т.е. он умер.

(обратно)

15

Попытки скрыть смерть Тимура источники связывают с необходимостью осуществить ближайшую цель предпринятого похода — нанести удар среднеазиатским монголам. Однако, как известно, сделать это не удалось из-за начавшихся смут. Напротив, пришлось уступить монголам ранее завоеванные Тимуром земли, см.: Бартольд, 2, ч. 2, с. 443.

(обратно)

16

Амир Хасан Джандар — военачальник Шахруха.

Весьма любопытно, что, согласно ‘Абд ар-Раззаку Самарканди, 1 ноября 1405 г., когда Шахрух вернулся из очередного похода в Герат, туда прибыл посланник шаха Кутб ад-Дина Систани и доложил, что шахи Фараха Шах-’Али и Шах-Гийас ад-Дин, сыновья Шах-Джамал ад-Дина Фарахи, будто бы собираются поднять восстание против Шахруха. Вслед за этим известием и был послан в Фарах Амир Хасан Джандар, «дабы предотвратить смуту», см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 1, с. 56.

Фасих Хвафи сообщает лишь о походе в 808/1405 г. Амира Хасана Джандара в Фарах и казни царевичей, сыновей Шах-Джамал ад-Дина Фарахи, никак не комментируя данное событие, см.: Муджмал-и Фасихи, 2, с. 67; рус. пер., с. 135, 260, примеч. 11.

(обратно)

17

Имеется в виду Джелаирид Султан Ахмад сын Увайса I, который оказал сопротивление Тимуру, когда тот в 795/1392-93 г. появился в Северном Иране и Ираке. В результате он должен был искать убежища у мамлюков Египта. В Багдад он смог вернуться лишь после смерти Тимура в 807 (1405) г. См.: Муджмал-и Фасихи, рус. пер., с. 115; Босворт, 1971, с. 215, 216.

(обратно)

18

Кал’а-йи Так — крепость, находившаяся в одном переходе к югу от Заранджа (ее упоминает еще в XIX в. Конолли), была окружена семью рядами стен и глубоким рвом, через который можно было переправиться только по подъемному мосту, см.: Та’рих-и Йамини, с. 211; Бартольд, 7, с. 89.

Об идентификации развалин в сегодняшней провинции Нимруз в Афганистане, известных среди народа под именем Cap-тар, с Кал’а-йи Так см.: Sistani, 1988, с. 243 и сл.

(обратно)

19

Гармсир — область на юге Афганистана в нижнем течении р. Гильменд, на границе с Пакистаном.

(обратно)

20

Хваф (Хаф) — область в Хорасане. По определению Хафиз-и Абру, ее восточная граница — Бахарз, западная — Кухистан, северная — Заве и Нишапур, южная — пустыня, лежащая между Кухистаном, Фарахом и Систаном (с. 40).

Кухистан — здесь историческая горная область в южной части Хорасана, на востоке граничащая с Хвафом и пустыней между Хвафом, Фарахом и Систаном, на западе — с пустыней, лежащей между Фарсом и Кирманом, на севере — с Нишапуром и Сабзаваром, на юге — с Систаном и Кирманской пустыней. Кухистан включал несколько укрепленных селений и округов, см.: Хафиз-и Абру, с. 40, примеч. 1.

Гур — горная область в центральной части современного Афганистана, граничит с Джаузджаном, Гарчистаном и Гератской областью, см.: Бартольд, 8, с. 73-75.

Гарчистан/Гарджистан/Гаршистан — горная область в верховьях р. Мургаб. По определению Якута (6, с. 277), в прошлом граничила на юге с Газной, на севере — с Марваррудом, на востоке — с Гуром, на западе — с Гератом.

Тохаристан — область к югу от Амударьи и к востоку от Балха с главным городом Таликаном, см.: Бартольд, 7, с. 47.

(обратно)

21

Амир Маудуд Гармсири — правитель Гармсира во времена Шахруха. По приказу Шахруха был изгнан из Гармсира в 808/начале 1406 г. и бежал в Гур; убит в зу-л-ка’да 814/феврале 1412 г. ‘Али-Тимуром белуджем, когда он направлялся в Гармсир, см.: Муджмал-и Фасихи, рус. пер., с. 135, 136, 162, 163.

Джалал ад-Дин Шах-Искандар сын Йаналтигина (род. 13 сафара 778/ 2 июля 1376) — потомок Султан-Мухаммада Хорезмшаха, правитель Фараха. В 811/1408-09 г. поднял восстание против Шахруха, когда «победоносные знамена» прибыли в Фарах. Шахрух сохранил ему жизнь, но с наместничества прогнал, отдав Фарах Шах-Искандару сыну Шах-’Али, см.: Муджмал-и Фасихи, рус. пер., с. 100, 148.

(обратно)

22

Кал’а-йи Давари — как следует из текста, крепость в Фарахе.

(обратно)

23

Мирза Абу Бакр сын Миран-шаха сына Тимура — фактический владетель Азербайджана, Ширвана, Гиляна и других владений Ирана, резиденцией ему служил г. Тебриз. В 809/1406 г. Тебриз был занят туркманами во главе с Кара-Йусуфом. Все попытки мирзы Абу Бакра дать отпор Кара-Йусуфу не увенчались успехом, и он вынужден был бежать в Кирман, а из Кирмана в Систан, см. примеч. 25 и 28.

(обратно)

24

Эмир Кара-Йусуф — глава туркменского племени кара-коюнлу, военный и государственный деятель. После смерти Тимура вернулся из Турции, куда он бежал от него, в Азербайджан и с 500 конниками завоевал весь Азербайджан, Ширван и Гилян и другие области Ирана, которые в это время были во владении сына Тимура Миран-шаха. Попытки мирзы Абу Бакра в 809/1406 г. вернуть свои владения были безуспешны. В битве с Кара-Йусуфом погиб Миран-шах, отец мирзы Абу Бакра, после чего Кара-Йусуф стал полновластным хозяином этой территории, которой он правил до 823/1420 г., года своей внезапной смерти, см.: Муджмал-и Фасихи, указатель; Муким-ханская история, с. 241, 242, примеч. 43.

(обратно)

25

Наиболее пространный, тенденциозный (прошахрухский) рассказ о карательном походе Шахруха в 811/1408 г. в Фарах, Ук и в Систан представлен в сочинении ‘Абд ар-Раззака Самарканди «Матла’ ас-са’дайн».

Формальным поводом для похода явился союз правителя Систана малика Кутб ад-Дина II с мирзой Абу Бакром, который потерпел поражение в сражении с Кара-Йусуфом и бежал вначале в Кирман, а потом в Систан. Фактически же Шахрух, направляясь в поход в Систан, ставил задачей подавление мятежа местного правителя малика Кутб ад-Дина, выразившегося в отказе высылать Шахруху подать с Систана и в укреплении своей власти в этом регионе. Согласно ‘Абд ар-Раззаку, Фасиху Хвафи и Мирхонду, победоносные знамена Шахруха выступили из Герата в поход 10 джумада I/1 октября 1408 г. Вначале они направились в Фарах, где в течение 10 (!) суток вели ожесточенные бои за крепость Фараха (в нашем тексте Кал’а-йи Давари). Засыпали камнями ров, окружавший крепость, и стали вести со всех сторон подкопы. Четыре крепостные стены были изрешечены снарядами, словно пчелиные соты. Осажденные убедились в невозможности дальнейшей борьбы и вступили в переговоры с Шахрухом, предложив сдать крепость, ежели государь сохранит им жизнь. Шахрух удовлетворил их ходатайство, и Джалал ад-Дин Шах-Искандар б. Шах-Йаналтигин сдал крепость. После занятия крепости войска Шахруха двинулись в сторону Ука, а к правителю Систана Шахрух направил депутацию, возглавляемую Пахлаваном Шамс-и даразом с посланием, в котором призывал систанского малика к покорности, обещая ему большее уважение, чем прежде, и уверяя его, что он не собирается посягать ни на его жизнь, ни на его царство.

Когда же люди уехали в Систан, войско кольцом окружило крепость Лаш в Уке. Несмотря на мужество и стойкость осажденных, Шах-Нусрат сын Шах-Махмуда, кутваль крепости, в конце концов вынужден был сдать крепость Шахруху, так как войска неприятеля отрезали от них сначала речную воду, а потом путем подкопа и воду из колодца, находившегося на территории крепости. Таким же образом были взяты крепости Гувайн и Карванг, подвластные области Ук. После того войска Шахруха двинулись в сторону Бар-и Зириха. Когда они дошли до берега р. Хирманд, Шах Кутб ад-Дин не явился на поклон и никого не прислал, что вызвало гнев Шахруха, и он приказал разрушить плотины. О предательстве Амира Саки, подстрекавшего Шахруха сначала разрушить три основные плотины на р. Хирманд, ни у ‘Абд ар-Раззака, ни у других авторов нет ни слова, сообщается только сам факт.

Разорив и разрушив всю страну, Шахрух правление Уком отдал Пахлавану Джамал-бигиму, а область Фарах передал Шах-Искандару сыну Шах-’Али. 29 ша’бана/17 января 1409 г. Шахрух был уже в Герате. Мирхонд повторяет рассказ ‘Абд ар-Раззака почти слово в слово, см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 1, с. 121-128; Муджмал-и Фасихи, 2, с. 186; Хабиб ас-сийар, 3, с. 571; Раузат ас-сафа, 6, с. 206.

(обратно)

26

Имеется в виду малик Фараха, Шах-Искандар сын Йаналтигина.

(обратно)

27

Кал’а-йи Лаш (более раннее название — Сафид-диз) расположена в нижнем течении р. Фарах-руд на ее правом берегу (напротив Джувайна) в 95 км к юго-западу от Фараха на дороге в Зарандж (сегодня провинция Нимруз). Во время посещения ее Н. Ханыковым в 1858 г. крепость была окружена глинобитной стеной с бойницами и полубашнями, см.: Ханыков, 1973, с. 138, 139; Tate, 2, с. 118 и сл.; Qamus-i Jughrafiya-yi Afghanistan. 1954, с. 60; Атлас мира. Изд. 2-е. М., 1967, с. 179-180 (Е9).

(обратно)

28

О бегстве мирзы Абу Бакра из Систана в Кирман после покорения той области Шахрухом нам сообщает также Хондамир. По его словам, в последней декаде джумада II 811/середине ноября 1408 г. в округе Бам в Кирмане был разбит лагерь мирзы Абу Бакра. Правитель Кирмана Султан Увайс, узнав об этом, 4 раджаба /23 ноября 1408 г. выступил в сторону Бама. В сражении с Султаном Увайсом мирза Абу Бакр был убит, см.: Хабиб ас-сийар, 3, с. 571.

(обратно)

29

Эти стихи еще раз цитируются автором в дальнейшем (с. 395, пер., с. 293); приведены они и в тазкира «Хайр ал-байан» (л. 48а) и принадлежат перу известного поэта времени Сельджукидов Захир ад-Дину Фарйаби (род. серед. VI/XII в. — ум. 598/1201-02); о нем см.: ‘Ауфи, 2, с. 298-307; Тазкира-йи Даулатшахи, с. 109-114; Сафа, 1957, 2, с. 750-764.

(обратно)

30

Перс., дарвазе. «80 ворот» — явная авторская гипербола, являющаяся данью иранской (эпической) традиции.

(обратно)

31

Гаршасф/Гаршасп — мифический основатель Систана.

Банд-и Хаванг идентифицирована М.-А. Систани с древнейшей из плотин на р. Гильменд Банд-и Рустам в 30 милях к югу от Заранджа. Ее сооружение приписывается легендарному герою Систана Рустаму, что свидетельствует о ее домусульманском происхождении. Плотина орошала все западные рустаки Систана, разрушена в 1383 г. Тимуром, а затем еще раз Шахрухом. Остатки разрушенной плотины, по словам М.-А. Систани, можно видеть в местности Рудбар до сих пор, см.: Бартольд, 7, с. 88; Sistani, 1988, с. 459, 460.

(обратно)

32

Фарсах — мера длины, равная в Иране круглым счетом 6 км; в Средней Азии, в Афганистане фарсах колеблется от 5,6 до 9,658 км, см.: Хинц, с. 72; Давидович, с. 120.

(обратно)

33

Банд-и Йакаб в настоящее время известна как Банд-и Йака (или Йагав), см.: Sistani, 1988, с. 460.

‘Абд ар-Раззак Самарканди и Фасих Хвафи в рассказе о походе Шахруха в 811/1408 г. в Систан, как отмечалось, также упоминают о разрушении на р. Хирманд трех главных плотин, существовавших там еще со времен Рустама сына Дастана, однако названия плотин иные: Банд-и Рашкак, Банд-и Шахр и Банд-и Булгагани. Наиболее значительной из них была последняя, см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 1, с. 127; Муджмал-и Фасихи, 2, с. 187.

(обратно)

34

Хауздар — селение в Систане, развалины которого ныне находятся в Систанской пустыне, в 14 км от колодца Чах-и Мухаммад-Риза-хан; примерно в двух км от Хауздара — развалины Ахур-и Рахш («Яслей Рахша», коня Рустама), расположенные на небольшом плоском островке, покрытом галькой, см.: Зарудный, с. 77, 78. В эпоху Сефевидов это была благоустроенная, цветущая местность, известная в те времена как район Сарабана. Согласно легенде, здесь произошло сражение между Фарамурзом сыном Рустама и Бахманом сыном Исфандийара.

Кундар (ныне в развалинах) — небольшое селение, огражденное стеной и окруженное рвом, расположенное примерно в 6-7 км к юго-западу от Хауздара, см.: Зарудный, с. 81; Tate, 2, с. 264.

Рамруд — селение, расположенное в 5-6 км от Тепе Дарвиш (ныне развалины в Систанской пустыне), к востоку от р. Гильменд, было окружено стеной. К востоку от Рамруда примерно в 1 км расположены гробницы знатных людей Рамруда. По утверждению местного населения, эти захоронения относятся к домусульманскому времени, см.: Зарудный, с. 83.

(обратно)

35

В известных нам источниках сведений о нем не обнаружено.

(обратно)

36

Них — город вСистане, находившийся к западу от озера Зирих, близ границы с Кухистаном, в двух переходах от Тарка; ныне в развалинах.

(обратно)

37

У ‘Абд ар-Раззака Самарканди он назван Пахлаван Джамал-бигим, у Фасиха Хвафи — накиб Джамал ад-Дин Йакум. При этом ‘Абд ар-Раззак пишет, что область Ук и Кал’а-йи Лаш передал ему в управление сам Шахрух, см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 1, с. 127; Муджмал-и Фасихи, с. 148.

(обратно)

38

Кал’а-йи Бурундж — крепость в области Ук.

(обратно)

39

В «Муджмал-и Фасихи» (с. 149) он назван Амиром Хамза Катуку, зятем эмира Казагана. Вместе с эмиром Лутфаллахом сыном эмира Байан-Тимура в 1409 г. они отправились со своими войсками для защиты границ Систана.

(обратно)

40

Один из авторов не дошедшего до нас сочинения по истории Систана. Точное название его неизвестно. В данном пассаже оно названо «Та’рих-и Систан», ранее — «Фаза’ил-и Систан», см.: Ихйа ал-мулук, с. 10, 114.

(обратно)

41

Араб., малик ал-мулук (букв., «царь царей») — титул большинства систанских правителей; мы переводим его как «верховный правитель» или же «верховный малик», лишь в нескольких случаях сохранив буквальный перевод.

(обратно)

42

Тадж ад-Дин Уруси-шах сын Йаналтигина — правитель крепости Кал’а-йи Ук (663-667), неоднократно упоминается в анонимном «Та’рих-и Систан» (с. 401-403; рус. пер., с. 372-375, 476) и в «Ихйа ал-мулук» (с. 78, 81-83).

(обратно)

43

Ка‘ан — титул монгольских государей; здесь имеется в виду великий хан Мункэ (Монгке, правил 1251-1260), его столицей был Каракарум в Монголии.

(обратно)

44

Малик Насир ад-Дин Мухаммад б. Абу-л-Фатх б. Мас’уд Саффарид, правил Систаном, согласно «Ихйа ал-мулук», с 659 по 728 (1261-1328) или по 718 (1318) г. — одним словом, по год своей смерти.

(обратно)

45

Шамс ад-Дин Карт (1245-1278) — основатель династии Картов в Герате и Гуре (1245-1481). Взаимоотношения Шамс ад-Дина Карта с маликом Насир ад-Дином, правителем Систана, подробно описаны в анонимном «Та’рих-и Систан» и в соответствующей части «Ихйа ал-мулук», см.: Та’рих-и Систан, рус. пер., с. 370, 474, примеч. 1081; Ихйа ал-мулук, с. 79-83, 90-91.

(обратно)

46

Малик Йаналтигин — брат правителя Фараха малика Джамал ад-Дина. В союзе с Шамс ад-Дином ‘Али он освободил Фарах от монголов, изгнав оттуда наместника эмира Науруза Рукн ад-Дина, см.: Та’рих-и Систан, рус. пер., с. 378, 478; Та’рих-наме-йи Харат, с. 400, 401; Байбурди, с. 100.

Под топонимом Ирак здесь и далее автор имеет в виду Ирак Персидский (Ирак-и ‘Аджам), т.е. западную и центральную части Ирана со столичными городами Исфахан и Казвин.

(обратно)

47

Шамс ад-Дин ‘Али-шах (ум. 708/1308-09) — старший сын Насир ад-Дина, правителя Систана, и его наместник в Кухистане.

(обратно)

48

‘Ала’ ад-Дин Атсиз Хорезмшах (правил 1127-1156), внук Ануштигина, основатель династии Ануштигинов (ок. 1077-1231), номинально вассал Сельджукидов, см.: Босворт, 1971, с. 152, 154.

(обратно)

49

Если Джалал ад-Дин не описка вместо ‘Ала’ ад-Дин, то в данном звене генеалогической цепи обнаруживается пропуск: Джалал ад-Дин [бин ‘Ала’ ад-Дин Мухаммад ва], ср. конъектуру издателя в родословной Хорезмшахов на с. 425 печатного текста (пер., с. 396 и примеч. 721). Джалал ад-Дин Манкбурны сын ‘Ала’ ад-Дина Мухаммеда (правил 1220-1231), его отец — ’Ала’ ад-Дин Мухаммад (правил 1200-1220); брат ‘Ала’ ад-Дина Мухаммада — ‘Ала’ ад-Дин Текиш (правил 1172-1200), см.: Босворт, 1971, с. 153, 154.

(обратно)

50

По-видимому, бин здесь лишнее, так как известно, что после смерти Ил-Арслана в 1172 г. на престол вступил его сын ‘Ала’ ад-Дин Текиш.

(обратно)

51

‘Аджам — арабское название иранских земель. Под царями ‘Аджама здесь имеется в виду Хусрау I сын Кавада, прозванный Ануширваном (правил 531-579), и Хусрау II Парвиз сын Хурмизда IV (правил 590-628).

(обратно)

52

Шайх Зайн ад-Дин Абу Бакр сын шайха Мухаммада Хвафи (ум. 838/ 1434-35) — известный суфийский шайх, представитель зайнийа, ответвления от суфийского братства халватийа; выступил миротворцем между правителем Систана и Шахрухом.

‘Абд ар-Раззак Самарканда и Фасих Хвафи датируют миротворческую деятельность шайха Зайн ад-Дина Хвафи в Систане 812/1409-10 г. Причем оба автора отмечают, что шайх был направлен в Систан по просьбе его правителя, шаха Кутб ад-Дина. Шахрух принял заступничество шайха и простил систанцам их проступки. Систанской знати, сопровождавшей шайха к Шахруху, хакан преподнес подарки и явил милосердие. Он освободил Шах-Нусрата сына Шах-Махмуда, который был заточен в крепость Кал’а-йи Туе, и отправил его к отцу вместе с систанской знатью. Шах-Мас’уд стал мулазимом августейшей ставки, см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 1, с. 156, 157; Муджмал-и Фасихи, 2, с. 196; Райханат ал-адаб, 2, с. 405.

(обратно)

53

Имеется в виду поход Шахруха в Самарканд в апреле 1409 г. (он выступил в поход 7 апреля, 13 мая вступил в Самарканд, и столица без пролития крови перешла под его власть. Покидая Самарканд, Шахрух назначил правителем города своего сына Улугбека, однако действительная власть была вверена «величайшему эмиру» Шах-Малику. 24 декабря 1409 г. Шахрух возвратился в Герат) или самаркандский поход следующего, 1410 г. Как известно, вторично Шахрух выступил с войском из Герата 4 мухаррама 813/9 мая 1410 г. и 20 июня дошел до Келифа. Здесь хорасанское войско беспрепятственно переправилось через реку, 14 июля этого года Самарканд был занят войсками Шахруха. 23 июля Шахрух уже покинул Самарканд, предоставив окончание войны с Шайхом Нур ад-Дином Шах-Малику. К началу августа Шахрух возвратился в Герат, см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 1, с. 171-182; Муджмал-и Фасихи, с. 200, 201; Бартольд, 2, ч. 2, с. 88-92.

(обратно)

54

О поездке Малика Кутб ад-Дина в 815/1412 г. в Герат с изъявлением покорности сообщают все источники. Согласно Фасиху Хвафи, благодаря новому заступничеству шайха Зайн ад-Дина Хвафи Шахрух простил малику его грехи. Малик обещал в дальнейшем быть покорным и прислать оставшиеся за ним харадж и подать. Шахрух в соответствии с прежним приказом передал управление Систаном малику, и тот вернулся в страну Нимруз. Вместе с ним Шахрух направил в Систан шайха Мухаммада Хаши, см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 1, с. 231; Муджмал-и Фасихи, 2, с. 210; Хабиб ас-сийар, 3, ч. 3, с. 584.

(обратно)

55

Автор имеет в виду карательный поход Шахруха в апреле-октябре 1414 г. против восставшего Мирзы (султана) Искандара сына ‘Умар-шайха-бахадура в Исфахан, правителем которого тот был, и в Шираз, где сидел его сын; захват этих городов и передачу правления Исфаханом брату Искандара, Мирзе Рустаму, а Шираза — эмиру Саййид-’Али-тархану.

О походах в Исфахан и Шираз в 1414 г. см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 1, с. 263-287; Муджмал-и Фасихи, 2, с. 216, 217; Хабиб ас-сийар, 3, ч. 3, с. 588-591; Бартольд, 8, с. 495, 496.

(обратно)

56

Мирза Байкара сын ‘Умар-шайха-бахадура и племянник Шахруха-мирзы.

Наиболее подробно о мятеже Мирзы Байкары рассказано в «Матла’ ас-са’дайн» ‘Абд ар-Раззака Самарканди. Мирза Байкара «вознес знамя мятежа» по наущению своего старшего брата, Мирзы Искандара, двинулся с войском на Шираз и в конце раби’ I/начале июня 1415 г. занял город.

Шахрух предпринял новый поход в Фарс 17 джумада II 818/24 августа 1415 г., предварительно созвав войска со всех областей своей державы. В нашем источнике как раз говорится об участии в этом походе систанского войска под командованием Шах-Шамс ад-Дина ‘Али.

Мирза Байкара, узнав о прибытии в окрестности Шираза победоносных знамен хакана, тот же час отправился к молодому царевичу Мирзе Байсункуру и просил заступничества, благодаря чему и был прощен. Однако, поскольку веры ему не было, его отослали в Кандахар и Гармсир, см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 1, с. 312-319; Муджмал-и Фасихи, 2, с. 221-223; Шараф-наме, 2, с. 103; Бартольд, 8, с. 496.

(обратно)

57

Султан Увайс сын эмира Идику-барласа — правитель Кирмана после смерти своего отца в сафаре 810/июле 1407 г. и убийства старшего брата, Абу Са’ид-султана.

(обратно)

58

Эмир Хасан (так!) Суфи-тархан сын Гийас ад-Дина-тархана — военачальник Шахруха. В сентябре 1417 г. после смерти своего брата, ‘Ала’ ад-Дин-тархана, был назначен верховным эмиром Герата (ум. 3 июня 1424 г. в Герате), см.: Муджмал-и Фасихи, рус. пер., с. 131, 139, 141 и др., особенно с. 177, 195.

‘Ала’ ад-Дин ‘Алика-кукелташ из великих эмиров Шахруха (ум. 14 октября 1440 г.), см.: Муджмал-и Фасихи, с. 137, 144 и др.

(обратно)

59

В тексте: сийах-мансур (название курдского племени), явная типографская опечатка вместо сипах-и мансур — «победоносное войско»; вынесено издателем в указатель этнических названий!

(обратно)

60

Руд-и Махи — название восточной ветви р. Гильменд, а также одноименного селения, расположенного близ Герата.

(обратно)

61

Рассказ нашего автора о походе Шахруха в 1415 г. в Кирман фрагментарен и фактически сведен к участию в нем систанского малика, роль которого в покорении Кирмана явно преувеличена. Из других источников следует, что поводом для похода войска Шахруха в 1415 г. в Кирман послужило то обстоятельство, что Султан Увайс не явился с поклоном к высокому престолу (хотя хакан несколько раз посылал за ним гонцов), не прислал подарков и отказался платить харадж. Узнав о движении августейшего войска в Кирман, Султан Увайс отправил навстречу саййида Шамс ад-Дина ‘Али Вами, и тот, нагнав августейшую свиту в Сирджане, обещал доставить Султана Увайса к высокому престолу в Герате, если Шахрух с войском вернется в свою столицу. Однако, когда саййид Шамс ад-Дин ‘Али Бами вернулся из Сирджана в Кирман, Султан Увайс не хотел и слушать о поездке в Герат, сколько тот ни уговаривал его. Тогда Шамс ад-Дин ‘Али поспешил в Герат и доложил Шахруху о непокорности Султана Увайса. Разгневанный Шахрух издал приказ о том, чтобы Джихан-шах-барлас, эмир Хасан Суфи-тархан, эмир Курбан-шайх и др. вместе с правителями областей Фараха и Систана и 40-тысячным победоносным войском отправились в Кирман и покорили бы его. После прибытия в начале июня 1416 г. войска в те края Султан Увайс затворился в городе. Город был взят в осаду, началось сражение. 70 дней спустя Султан Увайс отправил к эмирам послов и обещал прибыть к высокому престолу Шахруха в Герат, если Шахрух простит ему его грехи и отзовет войско. В качестве своего доверенного лица Султан Увайс отправил к эмирам Амир-Шайха Хасана. Войско покинуло предместье Кирмана и вернулось в Систан. В конце раджаба 819/20-х числах сентября 1416 г. Шайха Хасана доставили к Шахруху в Герат, и он слезно просил простить Султану Увайсу его грехи. Шахрух принял его заступничество и поклялся не замышлять плохого в отношении Султана Увайса. После того Шайх Хасан вернулся в Кирман и обнадежил Султана Увайса. 12 шавваля 819/ 2 октября 1416 г. Султан Увайс прибыл в Герат и удостоился милостей Шахруха, см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 1, с. 326-330, 334-337; Муджмал-и Фасихи, 2, с. 223; Хабиб ас-сийар, 3, ч. 3, с. 595-598.

(обратно)

62

Хормуз (Новый Ормуз) — гавань на о-ве Джарун (ныне Ормуз) в Персидском заливе, см.: Бартольд, 7, с. 149; Aubin J. Les princes de l’Hormuz. — JA. 241, 1953, с 77-138.

(обратно)

63

Каин (Кайен) — центральный город шахрестана Бирджанд, расположенный на северо-востоке от Бирджанда на шоссейной дороге Мешхед-Захидан, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 292. В рассматриваемый период относился к Хорасанскому Кухистану.

(обратно)

64

В тексте ошибочно стоит имя малика Кутб ад-Дина, конъектура издателя, см.: Ихйа ал-мулук, с. 121, примеч. 1.

Шах-Шамс ад-Дин ‘Али, сын малика Кутб-ад-Дина (автор называет его также ‘Ала’ ад-Дин ‘Али, Шах-’Али и Малик ‘Али), род. в 1387 г., на правление Систаном заступил, судя по материалам «Ихйа ал-мулук», в последней декаде сафара 822/18 марта 1419 г. и правил до 842/1438 г., когда скончался. В книге Тэйта приведена фотография плиты с посвятительной надписью в честь строительства мечети Шах-’Али (прочитана сотрудником Британского музея А.Д. Эллисом), см.: Tate, 3, с. 222.

(обратно)

65

Упомянутые Сарвистан и Кулак-и Шах-’Али, относящиеся к Систану, названы только в «Ихйа ал-мулук». Их точное местоположение неизвестно. В «Географии» Хафиз-и Абру (с. 18, 80) отмечено селение Сарвистан в округе Инджиль Гератской провинции (Афганистан), но здесь вряд ли идет речь о нем.

(обратно)

66

Поход в Азербайджан против Кара-Йусуфа, во владении которого находилась эта провинция, Шахрух предпринял в конце августа — начале сентября 1420 г. Из Герата он выступил с войском 15 ша’бана 823/25 августа 1420 г. Поводом для похода явились растущая мощь туркменского эмира и его отказ повиноваться «государю Вселенной». Наряду с войсками Фараха, Кухистана, Гармсира, Кандахара, страны хазарейцев, Газни, Кабула, Фарса, Исфахана в походе участвовал правитель Систана со своим войском. 7 зу-л-ка’да 823/ 13 ноября 1420 г. Кара-Йусуф внезапно скончался в Учане, где он со своим войском готовился к сражению с армией Шахруха. Постепенно Шахруху удалось покорить и привести в повиновение все местности Азербайджана.

1 ша’бана 824/1 августа 1421 г. была одержана окончательная победа над Азербайджаном, 19 шавваля/17 октября того года Шахрух был уже в Герате. О передаче власти в Тебризе систанскому малику в других источниках сведений нет. Подробное описание похода см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 1, с. 385-465; Муджмал-и Фасихи, 1, с. 240-250 (рус. пер., с. 185-192); Хабиб ас-сийар, 3, ч. 3, с. 605-612.

(обратно)

67

Упоминавшийся выше малик Систана Шамс ад-Дин ‘Али.

(обратно)

68

В печатном тексте: Б.р.к. Однако Тэйт со ссылкой на рукопись «Ихйа ал-мулук» называет эту местность Мирак и высказывает предположение, что в данном случае речь идет о городе, возникшем вокруг Кал’а-йи Фатх, отдельные фрагменты на изразцах руин зданий которого сохранили дату 831/1427 г., см.: Tate, 1, с. 63.

(обратно)

69

Зийаратгах — конъектура издателя (Ихйа ал-мулук, с. 123, примеч. 1), в дальнейшем упоминается как карийа-йи Зийаратгах, см., например, с. 171 текста. Речь идет о селении в Систане, возникшем вокруг мазара Шах (Шайх)-Рахматаллаха, известного как Пир-и Зийаратгах, из аскетов-профессионалов и «божьих служителей» Систана, вставших на мистический путь (сулук) в поисках духовной истины (Ихйа ал-мулук, с. 7-8). Автор подчеркивает, что эта местность в то время была наиболее укрепленной в сравнении с другими местностями Систана. По словам Зарудного (с. 200), систанский Зийаратгах расположен по правую сторону р. Сарбаз (Сербаз).

(обратно)

70

О походе систанского малика в 837/1433 г. в Кандахар и его захвате в других источниках мы не нашли никакого упоминания.

(обратно)

71

Мирза Байсункур Бахадур-хан сын Шахруха скончался 7 джумада I 837/ 20 декабря 1433 г. в возрасте 37 лет, см., например, Муджмал-и Фасихи, рус. пер., с. 208.

(обратно)

72

Кал’а-йи Ках — крепость, расположенная к югу от Лаш-Джувайна (Афганистан).

Кидж (Кич)-у Макран («Кидж и Мекран») — топоним, прилагавшийся в средневековых персидских источниках к области на побережье Аравийского моря, к югу от Систана. В средние века Кидж была главным городом Мекрана. Ныне западная часть исторического Мекрана входит в состав Ирана, а восточная (включая Кидж) принадлежит Пакистану.

(обратно)

73

Третий поход Шахруха в Азербайджан, предпринятый им с целью подавить новый мятеж вождя туркман Искандара сына Кара-Йусуфа, захватившего власть в Азербайджане, состоялся в раби’ II 838/ноябре 1434 г. Приведя Азербайджан в покорность и передав власть над всей областью эмиру Джихан-шаху, сыну эмира Кара-Йусуфа, Шахрух 2 раби’ II 840/14 октября 1436 г. вернулся в свою резиденцию в Герате, см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 2, с. 670-692; Муджмал-и Фасихи, 2, с. 278-281 (рус. пер., с. 211-214); Хабиб ас-сийар, 3, ч. 3, с. 625-626.

(обратно)

74

Возможно, автор «Ихйа ал-мулук» имел в виду ранее упомянутое им (с. 114) сочинение по истории Систана, написанное Махмудом, сыном Йусуфа Исфахани.

(обратно)

75

Рустам — прославленный эпический герой Систана.

Хатим ат-Та’и — поэт из арабского племени таййи, известный своей щедростью.

(обратно)

76

Так-и Кисра — часть знаменитого дворца эпохи Сасанидов в Ктесифоне, постройка которого приписывается Хусраву Ануширвану. Арабы считали этот дворец одним из чудес света и самой высокой из когда-либо воздвигнутых кирпичных построек, см.: Бартольд, 7, с. 194 и примеч. 32.

(обратно)

77

Чихилбурдж, согласно Тэйту, — система крепостных сооружений близ современного Захидана, руины которого находятся в сегодняшней провинции Нимруз, в 5 км южнее Зийарат-и Амиран Сахиб, см.: Tate, 3, с. 231-232; Ball, с. 71.

(обратно)

78

Шах-Джалал ад-Дин — брат ‘Ала’ ад-Дина ‘Али (Малика ‘Али), родом из шахов Ука (ум. 20 ша’бана 845/3 января 1442 г.). Фасих Хвафи называет его Шах-Джалал ад-Дин Махмуд сын Шах-’Али Систани и брат Кутб ад-Дина, правителя Систана. Он из вилайата Ук, заступил на правление Систаном в 854/1450-51 г., см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 2, с. 762; Муджмал-и Фасихи, 2, с. 291 (рус. пер., с. 280).

(обратно)

79

В тексте: фукара — «бедняки» явно ошибочно вместо фукаха — «факихи».

(обратно)

80

Вали (араб.) здесь «друг; раб».

(обратно)

81

Шахр-и нау — очень распространенное название. Точно установить, какое именно селение имеется в виду, не удалось. Отметим лишь, что так называется центральное селение одноименного уезда, расположенное в 56 км к северо-западу от Тайибата (Тейебата).

На дороге Фарах-Герат расположено селение Шахр-и Джадид.

(обратно)

82

Игра слов: Йахйа — имя собственное, образованное от араб, хайа — «жить, быть в живых».

(обратно)

83

В источниках он упоминается как великий государь Низам ад-Дин Шах-Йахйа (‘Абд ар-Раззак Самарканди, Исфизари) / Шах-Низам ад-Дин Йахйа Сиджистани (Исфизари) / Шах-Йахйа (Хондемир); родился в 822/1419 г., как утверждается в нашем тексте, см. пер., с. 58, или же в 824/1420 г. (Исфизари), правил 843-885/1439-1480. Под его властью находилась обширная территория — Систан, Фарах, Кал’а-йи Ках вплоть до Кандахарской области (‘Абд ар-Раззак Самарканди).

Исфизари привел его родословную, возведенную им к Сасаниду Кай-Хусрау; о нем см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 2, с. 1228, 1378-1379; Раузат ал-джаннат, 1, с. 330-331; 2, с. 237, 247, 322; Хабиб ас-сийар, 4 (3, ч. 3), с. 138.

(обратно)

84

Тимурид султан Абу Са’ид, сын мирзы Султан Мухаммада, внучатый племянник Шахруха, стал верховным правителем в 863/1458 г., объединив под своей властью Мавераннахр и Хорасан; оставался им до самой своей смерти 22 раджаба 873/5 февраля 1469 г. (до этого с 855/1451 по 863/1458 г. он правил Мавераннахром). Наш автор вслед за ‘Абд ар-Раззаком Самарканди называет его «султан Ирана и Турана мирза султан Абу Са’ид Гуркан», см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 2, с. 1346.

(обратно)

85

Зийаратгах — здесь селение в Гератской провинции, расположенное в 21 км к югу от Герата.

(обратно)

86

В тексте: Пул-и Палан. Речь идет о древнем мосте через р. Хари-руд Пул-и Малан, в 6 км к югу от Герата, на старой дороге Гиришк-Кандахар, см.: Беленицкий, с. 191.

(обратно)

87

Поход в Западную Персию и в Азербайджан был предпринят султаном Абу Са’идом в конце февраля 1468 г. и закончился для него неудачно. Большая часть войска и сам Абу Са’ид погибли (1469). Рассказ нашего автора о гибели султана Абу Са’ида не совсем точен. О походе и разгроме хорасанского войска см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 2, с. 1322, 1353; Хабиб ас-сийар, 4, с. 87 и сл.

‘Абд ар-Раззак Самарканди также сообщает, что султана Абу Са’ида в этом походе сопровождал вали Систана Малик Низам ад-Дин Шах-Йахйа, см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 2, с. 1378, 1379.

(обратно)

88

Имеется в виду правитель Диярбакыра Узун Хасан-бек Байандури (ум. рамазане 882/декабре 1477), против которого предпринял поход в Азербайджан мирза султан Абу Са’ид, желая отомстить за убитого мирзу Джихан-шаха, см.: Шараф-наме, 2, с. 128-135.

(обратно)

89

‘Абд ар-Раззак Самарканди приводит любопытную деталь, отсутствующую в нашем тексте. Малик Йахйа, которому Хасан-бек разрешил вернуться на родину, прибыл в Астрабад и был ограблен Амиром Шайхом-захидом («аскетом») и затем отослан в Герат ко двору мирзы султана Хусайна, нового правителя Герата. К счастью для Малика Йахйи, он был встречен там весьма благосклонно, см.: Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 2, с. 1378-1379.

Шабанкаре — один из дехестанов (сельских округов) бахша (округа) Буразджан шахрестана Бушахр с одноименным центральным селением, в 28 км к северо-востоку от Фирузабада.

Идж — ныне название сельского округа уезда Эстехбанат шахрестана Фаса и его центрального селения.

Найриз — название уезда в шахрестане Фаса и его центрального селения, в 108 км к северо-востоку от Фаса, см.: Географический словарь Ирана, 7, соответственно с. 139, 17 и 237.

(обратно)

90

Шахр-и Бабак упомянут Истахри, Ибн Хаукалем и другими географами, которые в своем большинстве относили его к Фарсу; существует по сей день, имеет небольшую укрепленную цитадель, расположен примерно в 190-200 км к западу от Кирмана, см.: Масалик ва мамалик, с. 98; Сурат ал-арз, с. 36, 266, примеч. 47.

(обратно)

91

Имеется в виду Абу-л-Гази султан Хусайн-мирза Байкара (1469-1506), под властью которого находился не только Хорасан, но также Хорезм и Закаспийская область. Его вазиром был знаменитый Мир ‘Али-шир. В правление султана Хусайн-мирзы Герат стал блестящим центром культурной жизни, см.: Бабур-наме, с. 189-212; Матла’ ас-са’дайн, 2, ч. 2, с. 1376, 1391 и сл.; Бартольд, 2, ч. 1, с. 162; ч. 2, с. 218 и сл.

(обратно)

92

Мирза султан Йа’куб ак-койунлу — сын Хасан-бека Байандури (ум. в сафаре 896/декабре 1490), в 883/1478 г. восстал против своего брата султана Халила. 14 раби’ II 883/13 июля 1478 г. в битве при Хое султан Халил был убит, и мирза султан Йа’куб, вступив в Тебриз, восшествовал на трон правления. Полный рассказ о борьбе султана Йа’куба со своим старшим братом, султаном Халилом, «дающий драматическую картину столкновения конных ополчений племен, с ее внезапными изменами, поражениями и победами», содержится в сочинении Фазлуллаха ибн Рузбихана «Та’рих-и Амини» (с. 31 и 50-56). Султану Йа’кубу посвятил свою поэму «Салман ва Абсал» Абдаррахман Джами, см.: Бертельс, 1965(2), с. 170, 172. Султану Йа’кубу приписывается строительство дворца Хашт бихишт в Тебризе, см.: Хабиб ас-сийар, 4, с. 430, 431; Шараф-наме, 2, с. 135.

(обратно)

93

Амир Саййид-Ахмад из эмиров рода Амира ‘Изз ад-Дина, военачальник систанского Малика Йахйи.

(обратно)

94

Термин даруга здесь употреблен для обозначения представителя фискальных органов округов Систана, наделенного всей полнотой власти; о других возможных значениях данного термина см.: Хроника, с. 293, примеч. 182.

(обратно)

95

Словом «наместник» (в сочетании с определением «августейший», «высочайший», «светлейший», «счастливый») мы передаем термин навваб (мн.ч. от араб., на’иб — букв, «заместитель»), имеющий в таких случаях значение Pluralis majestatis.

(обратно)

96

Бади’ аз-Заман-мирза, старший сын Абу-л-Гази-султана Хусайн-мирзы (ум. 920/1514-15), был правителем Астрабада (1490), затем Балха; неоднократно предпринимал походы против своего отца, осаждал Герат. После установления в Хорасане господства узбеков бежал под покровительство шаха Исма’ила в Иран. Последние месяцы перед кончиной провел в Стамбуле, см.: Хабиб ас-сийар, 4, указатель; Шараф-наме, 2, указатель; Бартольд, 2, ч. 2, указатель; Туманович, 1984.

(обратно)

97

Худийан (в Географическом словаре Ирана — Хувийан) — это горное селение, относящееся к сельскому округу Далган уезда Базман шахрестана Ираншахр, расположенное в 70 км к западу от Базмана, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 426; Йагмайи, с. 95. В нашем тексте упоминается неоднократно параллельно Базману, а на с. 316 (наш перевод с. 224) прямо указывается «Худийан в Базмане».

Нихан или типографская опечатка, или неправильное прочтение издателем топонима вместо Махан (ср. с. 173, где оба топонима также употреблены параллельно). Махан — небольшой город в Кирмане, «замечательный тем, что здесь находится единственный в Кирмане памятник ахеменидского времени»; в XV в. служил резиденцией и обителью саййида Ни’маталлаха Кирмани, известного как Шах-Ни’маталлах Вали (ум. 834/1431), основателя суфийского братства ни‘маталлахийа; расположен в 36 км к юго-востоку от Кирмана, на шоссейной дороге Кирман-Бам, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 379.

(обратно)

98

Согласно Н.Зарудному (с. 367), Сархадд является собственным названием страны, составляющей самую северную часть Персидского Белуджистана и простирающейся от урочища Танг-кап до урочища Гурмук. На юге ее границы сливаются с Джалком, Дизаком, Магасом и Бампуром, т.е. той частью, которая обозначается общим названием Худийан. Население Сархадда составляют в основном белуджские племена.

(обратно)

99

Йар(ан) — социальный термин; по предположению М.-А. Систани (1983, с. 580), обозначает низшие чины местной военной администрации.

(обратно)

100

Дата указана неверно, должно быть «в ша’бане 875/январе 1471 г.» или же в ша’бане 885/октябре 1480 г. Вторая дата предпочтительнее, так как автор «Ихйа ал-мулук» утверждает, что Малик Йахйа правил 43 года, а на правление он заступил в 843/1439 г.

Издатель текста тоже заметил ошибку в дате и предложил исправить ее на 865/май 1461 г. или на ша’бан 875/январь 1471 г., см.: Йхйа ал-мулук, с. 525. Первая предложенная дата совершенно нереальна, так как, по свидетельству Хондемира, Шах-Йахйа (так он им назван), правитель Систана, вместе с Амиром Шайхом Тимуром в 873/1468-69 г. прибыл в Герат на поклон к султану Хусайн-мирзе, см.: Хабиб ас-сийар, 4, с. 138.

(обратно)

101

Т.е. тоже «живой», см. примеч. 82.

(обратно)

102

Малик Султан-Махмуд — неоднократно упоминаемый в тексте сын Малика Низам ад-Дина Йахйи.

(обратно)

103

Намек на эпизод из иранского эпоса: Гуштасп, не желая отдавать трон своему сыну Исфандийару, посылает его в поход в Систан против прославленного систанского богатыря Рустама и обещает отдать сыну трон, ежели тот привезет ему связанным Рустама. В единоборстве, на которое намекает наш автор, Исфандийар гибнет, см.: Mohl, с. 604-608; Бертельс (1960), с. 212, 213.

(обратно)

104

Базман (Безман) — центральное селение одноименного бахша (округа) шахрестана Ираншахр, расположенное в его северо-западной части, в 80 км к северо-западу от Ираншахра и в 52 км к западу от шоссейной дороги Хаш-Ираншахр, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 47-48; Йагмайи, с. 87.

(обратно)

105

Барзан — селение, расположенное, по словам нашего автора, в 3 фарсахах (ок. 18 км) от р. Гильменд на дороге в Буст, см.: Ихйа ал-мулук, с. 280.

(обратно)

106

Араб.-перс, малик-и му’аззам наряду с малик ал-мулук является титулом некоторых местных правителей Систана и Фараха, см. примеч. 41, 449.

(обратно)

107

Дизе — селение, находившееся, согласно Ибн Хаукалю, на дороге из Систана в Герат на расстоянии одного перегона от Фараха, см.: Сурат ал-арз, с. 158.

(обратно)

108

Авторы XV-XVI вв. называли узбеками тюрко-монгольские племена, кочевавшие к северу от р. Сырдарьи или к северу и северо-западу от владений Тимуридов на степных просторах, составлявших территорию Джучиева улуса, или, по определению Рузбихана, автора Михман-наме-йи Бухара, тюрко-монгольские племена бывшего улуса Шайбана, см.: Семенов, 1954 (1), с. 22.

(обратно)

109

В тексте ошибочно: Шах-Мансур Йахйа, конъектура наша (еще раз он упомянут в тексте на с. 139). Имеется в виду правитель Андхуда. Бабур называет его «мужеложцем, развратником и неблагодарным человеком». Это он подстрекал Шайбани-хана к походу в Хорасан. Когда Шайбани-хан дошел до окрестностей Андхуда, Шах-Мансур Бахши нарядился и вышел из крепости встретить Шайбани-хана с подношениями и подарками; убит в 916/1510 г. в Систане, см.: Бабур-наме, с. 238, 239; Ихйа ал-мулук, с. 142.

(обратно)

110

Хушк-руд — название одной из рек Систана, упомянутой в «Та’рих-и Систан» и во вступлении к «Ихйа ал-мулук», между реками Фарах-руд и Харат-руд, без точной локализации.

В данном контексте имеется в виду область по берегам этой реки, к востоку от г. Систан, см.: Та’рих-и Систан, рус. пер., с. 59, 375; Ихйа ал-мулук, с. 114, 119 и др.

В Географическом словаре Ирана (8, с. 140) упомянута небольшая деревня Хушкруд, относящаяся к шахрестану Джируфт и находящаяся в 23 км к северо-западу от Сардуйа и в 2 км от р. Халил.

(обратно)

111

Дата в тексте отсутствует, хотя место для нее оставлено.

(обратно)

112

Кази Ахмад-и Лагар Систани упомянут в «Хайр ал-байан» (л. 229а). Он, по словам нашего автора, был отмечен ученостью и большими познаниями, славился как стихотворец; был современником Исма’ила I.

(обратно)

113

Перс-араб, саркар-и хасса — здесь особое административно-хозяйственное ведомство при дворе правителя Систана или управление поместьями, составлявшими собственность верховного правителя Систана.

(обратно)

114

Так мы перевели тафавут-и джам’ва мал-и нау-дарамад. О значении термина тафавут см.: Петрушевский, 1960, с. 380.

(обратно)

115

Араб, мара’й (мн.ч. от мара’) — подать со скота, см.: Петрушевский, 1960, с. 369.

(обратно)

116

В тексте: Мир-кули, конъектура наша. Издатель текста «Ихйа ал-мулук» вынес имя Мир-кули в именной указатель в отдельную статью, хотя весь последующий текст сочинения ясно свидетельствует, что речь идет о родственнике шаха Исма’ила I — Мире Пир-кули туркмане.

(обратно)

117

По-видимому, автор имеет в виду верховного правителя Хорасана Тимурида султана Хусайн-мирзу (см. выше, примеч. 91) и его сыновей Бади’ аз-Заман-мирзу (см. примеч. 96) и Музаффара Хусайна. Как известно, после смерти султана Хусайна в мае 1505 г., когда эмиры решили разделить верховную власть между Бади’ аз-Заманом и Музаффаром Хусайном, согласия достигнуто не было и между братьями начались междоусобия.

Этим обстоятельством не преминул воспользоваться Мухаммад Шайбани-хан (1451-1510), известный как Шахбек-хан, или Шайбак-хан узбак. Он направил в Герат посла с письмом, в котором требовал повиновения, грозя в противном случае нападением на владения Бади’ аз-Замана и Музаффара Хусайна.

1 мухаррама 913/13 мая 1507 г. Шайбани-хан переправился со всеми своими силами через Мургаб и вступил в пределы Хорасана. После захвата Андхуда Шайбани-хан направился к Герату. По словам Бабура, узнав о приближении узбекского войска, «в Герате пришли в смятение и не могли ничего предпринять — ни людей собрать, ни войска построить».

Когда спустя два-три дня пришел Шайбани-хан, гератские вельможи передали ему ключи от внешней крепости. Затем была сдана и внутренняя крепость. Шайбани-хан, овладев городом, восшествовал на престол царствования, назначив в Герат своего наместника. Именно эти события имеет в виду автор «Ихйа ал-мулук», о них см. также: Шараф-наме, 2, с. 144-153; Ахсан ат-таварих, 2, с. 43 и сл.; Та’рих-и ‘аламара, I, с. 36 и сл.; Бабур-наме, с. 238, 239; Туманович, 1984, с. 92-94.

(обратно)

118

Упомянут ранее, см. примеч. 109.

(обратно)

119

Наш автор не совсем точен. Шах Исма’ил I выступил на политическую арену в 907/1501 г. В этом году шах Исма’ил отнял Азербайджан у правителей Ак-Коюнлу; в течение последующих десяти лет он подчинил своей власти весь Иран и таким образом создал Сефевидское государство, см.: Босворт, 1971, с. 227.

В конце 915/1510 г. шах Исма’ил отправился на завоевание Ширвана и, покорив крепости Баку и Шабран, поручил их укрепление Лала-беку шамлу, см., например, Шараф-наме, 2, с. 154.

Поход на Хорасан шах Исма’ил предпринял в 916/1510-11 г., см. примеч. 127.

(обратно)

120

Как уже говорилось (см. примеч. 117), Шайбани-хан в 913/1507 г. захватил в свои руки Герат, изгнав оттуда Бади’ аз-Заман-мирзу и Музаффара Хусайн-мирзу, сыновей мирзы султана Хусайна Байкары. Однако ни в одном из известных нам источников не говорится о систанском маликзаде Шах-Бахраме, прибывшем в 913/1507-08 г. в Марв-и Шахиджан отомстить Шайбани-хану.

(обратно)

121

Дархане — дворец правителя, двор, а также улица перед дворцом или улица, ведущая ко дворцу.

(обратно)

122

Джалк — древнее большое селение в северо-западной части исторического Мекрана (ныне в остане Систан и Белуджистан в Иране), его развалины находятся в дехестане Хушаб (шахрестан Сараван), на севере и востоке граничащем с Пакистаном. В этом селении было три крепости и два каната (подземных колодца). Купольные постройки Джалка археологи относят ко времени Сельджуков, см.: Йагмайи, с. 114.

(обратно)

123

Тутин/тутан — легкая лодка в форме сигары, которую вяжут из стеблей рогозы и пучков тростника.

Сал — плот, связанный из стеблей тамариска, см.: Ихйа ал-мулук, с. 14; Sistani, 1983, с. 19, 23.

(обратно)

124

В тексте опечатка: хуб вместо худ, конъектура наша.

(обратно)

125

Дастан сын Сама (Зал-и Зар) — один из эпических героев поэмы Фирдоуси «Шах-наме», отец прославленного систанского богатыря Рустама.

(обратно)

126

Афрасиаб — главный туранский герой из поэмы Фирдоуси «Шах-наме».

(обратно)

127

Вместо имени шаха Исма’ила I в тексте употреблен эпитет динпанах — «защитник (прибежище) веры».

Шах Исма’ил I предпринял поход в Хорасан в зу-л-хиджжа 915/марте 1510 г. Шайбани-хан, постоянно похвалявшийся тем, что в ближайшее время он поведет войско в Иран и Азербайджан, а потом и в Хиджаз, услыхав о походе шаха в Хорасан еще до того, как Исма’ил I прибыл в Сабзавар, в конце раджаба 916/октябре 1510 г. поспешно выступил из Герата в Мерв и затворился в крепости. Шах, выяснив, что Шайбани-хан бежал в Мерв, принял решение, и победоносные знамена также двинулись в сторону Мерва. Еще до похода шаха близ деревни Тахирабад произошло сражение между узбеками во главе с Джан Вафа-мирзой и авангардом кызылбашей во главе с Дана Мухаммад-беком афшаром. Хотя последний был убит в сражении, кызылбаши одержали верх и гнали противника до подножия крепости. 20 ша’бана/22 ноября шах встал лагерем под Мервом. В течение семи дней продолжались сражения между узбеками и кызылбашами, однако «ворота победы» так и не открылись пред шахом. Тогда шах решил отступить на один переход, дабы выманить Шайбани-хана из его укрытия и заставить его сразиться в открытом бою. В среду 28 ша’бана/30 ноября 1510 г. кызылбаши оставили Мерв и отошли за р. Махмуди к одноименному селению в трех фарсахах от Мерва. У переправы через реку был поставлен Амир-бек туркман с 300 конниками. Уговор был таким: как только Амир-бек увидит приближающееся узбекское войско, он обратится в бегство и присоединится к свите шаха. Противник, осмелев, переправится через Сийах-аб. Тогда они, разрушив переправу, сделают невозможным отступление узбекского войска.

Шайбани-хан в первый день не вышел из Мерва. Его великие эмиры, Камбар-бек и Джан Вафа-мирза, советовали ему переждать еще два-три дня, пока не подойдут со своими войсками ‘Убайд-хан и Тимур-султан. Шайбани-хан совет их не принял и в пятницу вышел из крепости и с 30-тысячной армией решил преследовать кызылбашей. Далее все произошло так, как задумал шах. Бегство Амир-бека при приближении узбекского войска придало Шайбани-хану смелости, он переправился со своей армией через Сийах-аб «со скоростью ветра и молнии» и увидел кызылбашское войско, построенное в боевые ряды. Между сторонами завязалось сражение. О нем и сообщает наш автор. События эти хорошо известны, они изложены во многих источниках. Джан Вафа-мирза, Камбар-бек и многие другие узбекские эмиры были убиты. Шайбани-хан с отрядом воинов бежал, но вскоре и он погиб. Его голову отрезали и привезли шаху. Обширная территория вплоть до берегов Джайхуна оказалась во власти кызылбашей. Из Мерва победоносная армия направилась в Герат, см.: Ахсан ат-таварих, 1, с. 111-120; Шараф-наме, 1, с. 155; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 36-39.

(обратно)

128

Пул-и Салар — селение в четырех фарсахах к югу от Герата, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 570.

(обратно)

129

По утверждению автора «Шараф-наме», шах Исма’ил I вступил в Герат 20 рамазана 916/22 декабря 1510 г. и остался там на зиму, поручив управление Гератом Лала-беку шамлу, см.: Шараф-наме, 2, с. 155.

(обратно)

130

По словам Искандара Мунши, шах Исма’ил, перезимовав в Герате, в начале весны следующего, 917 (1511?) г. выступил в поход в Мавераннахр. Когда шах дошел до берегов Амударьи, узбекские султаны тоже прибыли на берег реки и просили шаха не переправляться через реку, обещая до конца своих дней верно служить ему. Шах Исма’ил принял их просьбу во внимание и отбыл в Иран, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 39.

(обратно)

131

Хаш — древний город, центр одноименного уезда в шахрестане Захидан, расположен в долине на высоте 1400 м над уровнем моря, в 195 км к югу от Захидана ив 168 км к северо-востоку от Базмана. Город окружен огромными зелеными парками, см.: Йагмайи, с. 85.

(обратно)

132

В «Бабур-наме» он упомянут в событиях 932/1525-26 и 933/1526-27 гг. и назван «Низам ад-Дин Пир-кули Систани, опора избранных», см.: Бабур-наме, с. 309, 343, 367.

(обратно)

133

Известна также под названием Т(а)раку, Тараху(н). Ее развалины находятся вдоль заброшенного канала Рамруд (или Руд-и Бийабан) восточнее селения Бандар, вблизи Чахар-бурджака в нынешней провинции Нимруз. Путешественники XIX — начала XX в. описывают остатки храма огня на территории этой крепости, см.: Tate, указатель; Ball, с. 268; Sistani, 1988, с. 232-233.

(обратно)

134

Так мы перевели термин касаба.

(обратно)

135

Перс., найзе («копье») — мера длины, равная примерно 4-5 м.

(обратно)

136

Кал’а-йи Фатх — известная крепость (ныне в развалинах) на правом (восточном) берегу р. Гильменд, в 37 км к северу от Чахар-бурджака в нынешней провинции Нимруз; была сильно укреплена и многие годы служила резиденцией местных правителей (маликов) Систана. Крепость просуществовала вплоть до 1910 г. И сейчас восьмиугольной формы башни Кал’а-йи Фатх являют собой величественное зрелище.

Тэйт привел дату постройки Кал’а-йи Фатх — 827/1423-24 г., однако остается неясным, на основе каких данных получена эта дата, см.: Tate. The Frontiers of the Baluchistan. L., 1909, с 63-64.

Кал’а-йи Фатх неоднократно упоминается в «Та’рих-и ‘аламара-йи ‘Аббаси», «Падшах-наме» и других источниках, ее описание наиболее подробно дано у нашего автора, см.: Ихйа ал-мулук, с. 145; Ball, с. 206; Sistani, 1988, с. 229-233.

(обратно)

137

Кал’а-йи Тагрун была расположена на берегу р. Хирманд. По словам Искандара Мунши (2, с. 480), крепость находилась на острове Пушт-и Зирих и служила местом жительства эмиров и остальной знати Систана.

(обратно)

138

Кал’а-йи Ладиз — название местности и крепости в Систане (ныне в шахрестане Захидан, Иран), см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 473; Йагмайи, с. 81.

(обратно)

139

В печатном тексте: ихтийадж — «нужда», видимо, опечатка вместо ихтийат — «осторожность».

(обратно)

140

Цитата из «Анвар-и Сухайли», сочинения Камал ад-Дина Хусайна Ва’из-и Кашифи (ум. 1505), посвященного Амир-Шайху Ахмаду, известному под тахаллусом «Сухайли». Это обработка «Калилы и Димны» Абу-л-Ма’али (1144 г.), см.: Ихйа ал-мулук, с. 146, примеч. 3; Сабкшинаси, 3, с. 198.

(обратно) name="c141">

141

Шах Тахмасп I (род. 22 февраля 1514, ум. 14 мая 1576; правил 1524-1576).

(обратно)

142

Выражения «сей бедняк» (факир), «сей раб» (банде), «сей презренный» (хакир) подразумевают автора «Ихйа ал-мулук».

(обратно)

143

Миршикар — начальник царской охоты, чиновник, отвечающий за шахское охотничье хозяйство. В то же время он был крупным военачальником и государственным деятелем.

(обратно)

144

Намек на меткость стрельбы Джамшида из лука (согласно преданию, он насквозь пронзил оба крыла голубки, сидевшей на ветке дерева, благодаря чему добился руки царевны из Забулистана, где и нашел себе убежище, бежав от Заххака), см.: Бертельс, 1960, с. 252, 253.

(обратно)

145

Предлагаемая издателем конъектура илхи — «табун» во фразе дох илхи на‘л-и асп-ра мибафт, так же как илчи — «посол» в рукописном тексте, мне не совсем понятна. Вероятно, это вычурная гипербола.

(обратно)

146

Перс, ра‘айа ва барайа. Имеются в виду подданные, принявшие и не принявшие ислам и, следовательно, платящие и не платящие харадж.

(обратно)

147

Нахарджан — центральное селение дехестана Нахарджанат шахрестана Бирджанд вблизи афганской границы; Науфирист — селение, расположенное в 30 км к юго-востоку от Бирджанда и в 2 км к югу от шоссейной дороги в Захидан, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 428, 429.

(обратно)

148

Табасин (Тебесин) — небольшое селение в шахрестане Бирджанд, в 7 км к северу от шоссе Мешхед-Захидан и примерно в 40 км к югу от Хушкруда; Бандан (Бендан) — горное селение, расположенное в 12 км юго-восточнее Шусфа, на границе Ирана и Афганистана, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 61,259.

(обратно)

149

В тексте ***, по-видимому, вместо *** (куйай) — диал. «колодец».

(обратно)

150

Перс, даргах-и ‘арш-ишбах и даргах-и ‘арш-мисал — принятое в средневековых сочинениях сравнение шахского дворца с «девятым небом» — «престолом божьим».

(обратно)

151

Сам-мирза — брат шаха Тахмаспа, который с 939/1532-33 по 944/1537-38 г. управлял от его имени Гератом и всем Хорасаном. В 941/1535 г. он самовольно предпринял поход в Кандахар, закончившийся для него неудачно. Сам-мирза бежал от шахского гнева в Табас. В 943/1536-37 г. он был привезен кызылбашскими эмирами к шахскому двору. Шах лишил его управления Хорасаном, однако простил. Сам-мирза был убит (задушен) в джумада II 975/декабре 1567 г. Сам-мирза обладал поэтическим даром, ему приписывается авторство «Тазкира-йи Сами», см.: Ахсан ат-таварих, I, с. 246, 261; Хуласат ат-таварих, 1, с. 555; 2, с. 992; Шараф-наме, 2, с. 191; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 62 и сл.; Хайр ал-байан, л. 22а.

(обратно)

152

Агизвар-хан (Агзивар-хан) — сын Дамри-султана шамлу. В 937/1530-31 г. был правителем Нишапура, в 939/1533 назначен воспитателем (лала) и аталиком Сам-мирзы и верховным эмиром Хорасана, убит в 941/1535 г. в сражении под Кандахаром, см.: Ахсан ат-таварих, 1, с. 261; Шараф-наме, 2, с. 181; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 61, 62.

(обратно)

153

Мурад-султан афшар из клана тимурли, правитель Фараха; участвовал в походе Сам-мирзы и Агизвар-хана на Кандахар в 941/1535 г. В этом же году был убит, о нем см.: Ахсан ат-таварих, 1, с. 261; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 62.

(обратно)

154

Шамс ад-Дин-бек гиль — вождь курдского племени гиль в Хорасане в правление шаха Тахмаспа и правитель Ниха, см. наш пер., с. 123; Шараф-наме, 1,с. 370.

Шах-кули-бек сийах-мансур — вождь курдского племени сийах-мансур, которое, по мнению О.Л. Вильчевского, откололось в эпоху Сефевидов от курдского племени чигини и переселилось в Иран, см.: Шараф-наме, 1, с. 501, примеч. 56.

В 960/1552-53 г. сийах-мансур были направлены шахом Тахмаспом I в Хорасан для охраны границ, см.: Шараф-наме, 1, с. 370-372.

(обратно)

155

Тулак — селение, расположенное примерно в 135 км к юго-востоку от Герата; Сахар (Сагар) — в 30 км южнее Тулака.

Исфизар — название области и ее главного города (позднее Сабзавар, ныне Шинданд), расположенного в 20 фарсахах («130 км) к югу от Герата.

(обратно)

156

Мухаммад Камран-мирза Кухдами — сын могольского императора Индии Захир ад-Дина Мухаммеда Бабура (932/1526-937/1530) и брат его преемника Хумайуна (937-947/1530-1540 и 962-963/1555-1556), правитель Кандахара и Кабула, а также Панджаба и пограничного района Индии. В дальнейшем (952/1545-46 или 957/1550?) уехал в Иран на службу к шаху Тахмаспу и был назначен им правителем Кухдама, области, находившейся между Гилан-и Бийе Пас и Гилан-и Бийе Пиш. По словам Кази Ахмада Гаффари, автора «Та’рих-и джиханара», он умер в Мекке в зу-л-хиджжа 964/конце сентября—начале октября 1557 г. (с. 241), см. также: Ахсан ат-таварих, 1, с. 401.

В нашем тексте речь идет о сражении под Кандахаром в 941/1535 г. между кызылбашами во главе с Сам-мирзой и Агизвар-ханом и огромной армией мирзы Камрана, собранной им в Лахоре, см.: Ахсан ат-таварих, 1, с. 260-263; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 62, 91, 111-112; Аин-и Акбари, 2, с. 390.

(обратно)

157

Под «счастливым (покойным) хаканом» автор, по-видимому, имел в виду Тимурида султана Хусайна Байкару (правил Хорасаном в 1469-1506).

Ахмад-султан шамлу — правитель Систана от имени шаха Тахмаспа. Его упоминают в событиях 951/1544-45 г. Хасан-бек румлу, автор «Ахсан ат-таварих», и Искандер Мунши. Ахмад-султан встречал Хумайун-падишаха, когда тот, направляясь в Иран к шахскому двору, сделал остановку в Систане, а затем и сопровождал его в поездке вначале в Герат, а затем ко двору шаха Тахмаспа. В следующем, 952/1545 г. Ахмад-султан сопровождал Хумайун-падишаха в походе на Кандахар и Кабул (осада Кабула продолжалась вплоть до 954/1547-48 г.).

В «Ихйа ал-мулук» сказано, что Ахмад-султан правил в Систане восемь лет, следовательно, его правление в Систане приходится на 950/1544-957/1550-51 гг., см.: Ахсан ат-таварих, 1, с. 308-310; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 97, 99.

(обратно)

158

Насир ад-Дин Мухаммад Хумайун-мирза сын Бабура, основателя династии Великих Моголов Индии, могольский император (правил 937/1530-947/ 1540 и 962/1555-963/1556). Здесь речь идет о первом периоде его правления.

(обратно)

159

Имеется в виду уже упоминавшийся Тимурид султан Абу Са’ид Гуркан (1452-1469), сын султана Мухаммад-мирзы и дед Бабура.

(обратно)

160

Братья императора Индии Хумайун-падишаха: ‘Аскари-мирза (род. 922/ 1516, ум. 965/1557-58), Хиндал-мирза, Абу-н-Насир Мухаммад (род. 925/1519, ум. 958/1551) и уже упоминавшийся ранее (см. наше примеч. 155) Камран-мирза (род. 933/1527).

(обратно)

161

Т.е. в правление шаха Исма’ила I.

(обратно)

162

Араб.-перс, табаррайи (употребляется чаще во мн.ч.: табаррайийан). Согласно А. Диххуда, термин впервые введен в употребление в правление шаха Исма’ила I Сафави (1501-1524). Так называли людей, которые восхваляли на улицах и площадях ‘Али и его преемников и поносили халифов и предшественников ‘Али, см.: Деххода, № 61, с. 307.

(обратно)

163

Джате, по-видимому, то же, что джат — этноним индийского происхождения, употребляемый в Индии для названия племени, проживающего в индо-пакистанском ареале (Панджаб, Синд, Раджастхан и Западный Уттар-Прадеш), см.: EI², 2, с. 488-489 (A.S. Bazmee Ansari). В Афганистане этноним джат употребляется для обозначения цыган. Возможно, под джатами Мавераннахра наш автор также имел в виду одну из этнографических групп индийского происхождения из Мавераннахра (Средней Азии). О проживании на территории Средней Азии, в частности Таджикистана, этнографических групп индоарийского происхождения парья, кавал, джуги и др. см.: Оранский, 1977, с. 15-42; Оранский, 1983, с. 113, 114.

(обратно)

164

Мухаммад-хан туркман — великий эмир и один из столпов Сефевидского государства, правитель Герата от имени шаха Тахмаспа I.

(обратно)

165

В печатном тексте опечатка: Сафандук-бек вместо Сундук-бек. Имеется в виду эмир Сундук-бек афшар, курчи-баши шаха Тахмаспа, неоднократно упоминаемый в «Ахсан ат-таварих» (1, с. 345, 411 и др.), «Та’рих-и ‘аламара» (1, с. 70, 73, 77, 83 и др.) и в «Шараф-наме» (2, с. 122, 135, 201). Согласно «Шараф-наме», Сундук-бек, которому было более ста лет, умер в 969/1561-62 г., см.: Шараф-наме, 2, с. 207.

Курчи-баши — начальник гвардейского корпуса курчи в феодальном ополчении кызылбашей, см. примеч. 176.

(обратно)

166

Малик Султан-Махмуд сын Малика Йахйи (род. 866/1461 г., прожил 79 лет, следовательно, ум. около 946/1539-40 г.).

(обратно)

167

Кух-и Ходжа Галтан, вероятно, то же, что Кух-и Ходжа. Это известная гора (2037 м над уровнем моря), расположенная в 30 км западнее г. Забул, с северной стороны оз. Хамун; на ней есть изображение Рустама, держащего в руках двуглавую булаву. На южном склоне горы находятся развалины построек, айванов, арок, относимых археологами к парфянскому периоду, есть также остатки храма огня времени Сасанидов. Население, проживающее близ оз. Хамун, в дни Науруза поднимается на гору и там празднует этот национальный праздник, см.: Tate, указатель; Йагмайи, с. 156.

В северном углу горы находится небольшой мавзолей, возведенный из сырцового кирпича и глины, святого Ходжа-Галтана, по имени которого гора и получила свое название.

(обратно)

168

Кызылбаши («красноголовые» — по цвету головного убора) — прозвание тюркских кочевых племен разного происхождения (шамлу, румлу, устаджлу, такалу, афшар, каджар и зу-л-кадар), в своем большинстве откочевавших в Иран и Азербайджан из Малой Азии и составлявших в XV в. главную опору Сефевидов, см.: История Ирана, с. 252.

Власть кызылбашей в Систане утвердилась в 1544 г. с приездом туда наместника шаха Тахмаспа Ахмад-султана.

(обратно)

169

Четверостишие принадлежит перу знаменитого персидского поэта Хафиза, см.: Диван, с. 68.

(обратно)

170

Ахмад-султан шамлу (правил 1544-1550-51), см. примеч. 156.

(обратно)

171

В печатном тексте: мафруг ал-калам вместо марфу’ ал-калам.

(обратно)

172

Мухаммад-султан Алаш-оглы правил 1550-51-1555-56 гг.; никаких сведений о нем в других источниках найти не удалось.

(обратно)

173

Сафи-Вали-халифа румлу, по-видимому, сын Суфийан-халифы румлу (в «Ихйа ал-мулук» он назван Суфийан-джаном), правителя Мешхеда.

После того как в 942/1535 г. Суфийан-халифа был назначен правителем Герата, в Мешхеде остался его сын. Хасан-бек румлу, автор «Ахсан ат-таварих», при описании этих же событий его имени не привел, однако он им назван по имени в событиях 971/1563-64 г. в связи с вторжением в Хорасан ‘Али-султана узбака и обороной Мешхеда стараниями Сафи-Вали-халифы. Отсюда можно заключить, что Сафи-Вали-халифа правил в Мешхеде около 30 лет. Он принимал также участие в борьбе с мятежным Казак-ханом такалу в 972/1564 г. К нему в Гурийане присоединились братья Казак-хана, Мустафа-бек и Мусаййаб-бек, не согласные с братом. Именно в этом месте текста «Ахсан ат-таварих» Сафи-Вали-халифа румлу назван вали того края. Кази Ахмад, автор «Хуласат ат-таварих», также называет его правителем (хаким) области Гурийан, см.: Ахсан ат-таварих, 1, с. 265, 421, 424-425; Хуласат ат-таварих, 1, с. 448.

(обратно)

174

Бахрам-мирза — младший брат шаха Тахмаспа (ум. 956/октябрь 1549 в возрасте 33 лет), с 936/1529-30 по 939/1533 г. был правителем Герата, а в 943/1537 г. шах пожаловал ему управление Гиляном. Однако правление его в Гиляне было непродолжительным, вскоре он был вынужден вернуться в Казвин, см.: Ахсан ат-таварих, 1, с. 278; Шараф-наме, 2, с. 195.

Султан Хусайн-мирза — старший сын Бахрам-мирзы.

(обратно)

175

Таваджи/тавачи — многозначный термин с общим значением надзора, в том числе обозначал инспектора при шахском дворе для наблюдения за казнью и по уголовным делам, а также для сбора войск во время военных кампаний. Через таваджи, должность которых считалась чрезвычайно важной (уступала только званию государя), передавались также приказы собираться на курултай, см.: Будагов, 1, 382; Бартольд, 2, ч. 2, с. 50. Подробно функции таваджи рассмотрены в работе Б. Ахмедова. В частности, Б. Ахмедов отмечает, что таваджи должен был подготовлять «необходимые средства переправы через водные преграды», строить «войска для смотра перед генеральным сражением», «в случае опасности осады руководить переселением населения окрестных мест в крепость, доставкой по назначению победных реляций и голов убитых предводителей неприятеля», см.: Ахмедов, 1982, с. 171, 172.

(обратно)

176

Ишик-акаси — старший придворный слуга, церемониймейстер шахского двора.

(обратно)

177

Курчи — оруженосец. Курчи составляли гвардейский корпус конных лучников постоянного сефевидского войска и феодальное ополчение кызылбашских племен; они были привилегированнейшим сословием кызылбашей. Шах набирал курчи среди кызылбашской знати за их мужество и отвагу, за достойную службу. Число курчи при Аббасе I достигало 12 тыс. У каждого курчи в зависимости от его ранга было от пяти до пятидесяти слуг (мулазимов). Начальника отряда курчи называли курчи-баши. Это был очень высокий воинский и придворный чин. На него обычно назначали одного из предводителей кызылбашских племен, особо родовитого, отличавшегося доблестью и отвагой и пользовавшегося полным доверием шаха. Годичное жалованье курчи-баши при Аббасе I составляло от 1000 до 1500 туманов в год, см.: Фалсафи, 1,с. 184, 207-208.

(обратно)

178

Сведений о нем в других источниках нет.

(обратно)

179

О передаче Кандахара и его области Султану Хусайн-мирзе мы находим сведения у Искандара Мунши. В 965/1557-58 г. шах отправил на покорение Кандахара ‘Али-султана Тати-оглы зу-л-кадара с многочисленным, сопровождаемым большим обозом войском. После шестимесячной осады города Шах-Мухаммад Калати, правитель Кандахара, обессилев, передал город по договору от имени Байрам-хана, а сам уехал в Индию. Султан Хусайн-мирза обрел независимость в управлении городом и областью. Почти 20 лет он оставался правителем Кандахара, пока в 984/1576 г. не умер естественной смертью, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 92, 207.

(обратно)

180

Текст испорчен, перевод по смыслу.

Султан Бади’ аз-Заман-мирза был сыном Бахрам-мирзы, младшего брата шаха Тахмаспа.

(обратно)

181

В тексте стоит «96 год». Издатель текста исправил дату на 996/1587-88 г., что явно ошибочно. Бади’ аз-Заман-мирза правил Систаном в течение 22 или 25 лет. В 984/1577 г. или, согласно Кази Ахмаду, 1 мухаррама 985/ 21 марта 1577 г. Бади’ аз-Заман-мирза и его малолетний сын Бахрам-мирза были казнены по приказу шаха Исма’ила II (984-985/1576-1578), см.: Хуласат ат-таварих, 2, с. 644; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 192; Хайр ал-байан, л. 23а. Следовательно, в данном месте текста речь может идти только о 950/1543 или 960/1552 г.

(обратно)

182

В тексте ошибочно: Амир Мухаммад, см. также: Ихйа ал-мулук, с. 164, примеч. 1.

(обратно)

183

Нисба в тексте написана неясно, конъектура М. Сутуде, см.: Ихйа ал-мулук, с. 164, примеч. 2.

(обратно)

184

В печатном тексте: Суфи, видимо, типографская опечатка вместо Сафави.

(обратно)

185

М. Сутуде, следуя в данном случае тексту Искандара Мунши, переправил имя отца Имам-кули-бека на Надр-хан, хотя во всех других источниках, в том числе и у Искандара Мунши, он именуется Бадр-ханом устаджлу. Имам-кули-бек устаджлу был наместником Хоя и Салмаса; убит мулазимами Малика Султан-Мухаммада 5 раби’ II 981/4 августа 1573 г. Бидлиси о его убийстве сообщает в событиях 980/1572-73 г. Это случилось во время его карательной экспедиции по приказу шаха Тахмаспа I в пограничный район. Он должен был расправиться с Маликом Султан-Мухаммадом, возжелавшим завладеть Гиляном, и отнять у него относящуюся к Рустамдару крепость Каджу, вали которой он был, см.: Хуласат ат-таварих, 1, с. 474, 581; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 98; 2, с. 503; Шараф-наме, 2, с. 226.

(обратно)

186

Малик Мухаммад и Малик Махмуди — сводные братья Малика Шах-Хусайна Систани, автора «Ихйа ал-мулук», их стихи приведены в его тазкира «Хайр ал-байан», л. 272а-б.

(обратно)

187

Поэтическая антология, основной текст которой был завершен автором в 1019/1609 г., подробную характеристику «Хайр ал-байан» см. в нашем предисловии.

(обратно)

188

Местные поэты, неоднократно упоминаемые в «Ихйа ал-мулук», их биографии и стихи приведены также в тазкира «Хайр ал-байан», л. 2606-2616.

Мавлана Михнати Систани (ум. 992/1584), автор искусных касыд; мавлана ‘Ашики Систани (ум. 1000/1591 г. в возрасте 70 лет), автор газелей и маснави; оба поэта подвизались при дворе правителя Систана Бади’ аз-Заман-мирзы Сафави и пользовались его покровительством. Оба в разное время совершили паломничество в Мекку и Медину. Мавлана ‘Ашики несколько лет провел в Кудсе (Иерусалиме) у известного суфийского шайха Дарвиша Мусы.

Мавлана ‘Абд ал-Му’мин «Сулхи», родом из Ниха, особенно близок нашему автору, он был его учителем и служил его отцу Гийас ад-Дину Мухаммаду, был прекрасным каллиграфом — ежедневно переписывал левой рукой 1000 бейтов, — поэтом, аскетом, см.: Хайр ал-байан, л. 273б; Ихйа ал-мулук, с. 452.

(обратно)

189

О Мире Хаджи Мухаммеде «Валайи», Мире Мухаммад-Салихе «Салаки» и Мире Хайдаре «Хиджаби» см. далее.

(обратно)

190

Все цитируемые стихи приведены также в «Хайр ал-байан» (л. 2616).

(обратно)

191

Касими Хвафи (ум. 993/1585) — высокообразованный человек, обладал познаниями в математике и астрономии. Как поэт вначале подвизался при дворе Султана Ибрахим-мирзы, затем уехал в Систан ко двору Бади’ аз-Заман-мирзы Сафави, которому служил длительное время. После смерти Бади’ аз-Замана уехал в Герат и был участником собраний малолетнего ‘Аббас-мирзы, потом вновь вернулся в Систан, где и умер.

(обратно)

192

Эти стихи также приведены в «Хайр ал-байан», л. 261а.

(обратно)

193

В тексте: *** (точно в такой же форме нисба упомянута в «Хайр ал-байан», л. 272б). Амир Хаджи Мухаммад происходил из семьи потомственных калантаров и великих эмиров Систана и являлся сыном Амира Махмуда сына Амира Сираджа из рода кази ‘Абд ал-Карима; он был полномочным вакилем Малика ‘Акибат-Махмуда до последних дней его жизни. В правление Бади’ аз-Заман-мирзы Сафави уезжал из Систана в шахскую ставку и оставался там 12 лет. На литературном поприще был известен как автор экспромтов, см.: Ихйа ал-мулук, с. 167, 185; Хайр ал-байан, л. 272б-273а.

(обратно)

194

Амир Мухаммад-Салих «Салики» из эмиров систанской области; сын Амира Максуда Казаки, подробнее о нем говорится в дальнейшем, см.: Ихйа ал-мулук, с. 407-408; Хайр ал-байан, л. 273а-273б.

(обратно)

195

Амир Хайдар сын Амира Хаджи Мухаммада «Хиджаби» из рода эмиров ‘Изз ад-Дина; в правление Малика ‘Акибат-Махмуда занимал должность кайчачигари, а впоследствии стал его мукарраб ал-хазрат. В тазкира «Хайр ал-байан» приведены его избранные стихи (л. 273а).

(обратно)

196

Ма’сум-бек Сафави — могущественный эмир, происходивший от побочной ветви сефевидского рода. В 1559 г. или еще ранее был назначен главой административного аппарата шаха Тахмаспа I. Одновременно он являлся лала принца Хайдар-мирзы, третьего сына шаха Тахмаспа I. Ма’сум-бек был убит вместе с 48 своими мулазимами на пути в Мекку, см.: Ахсан ат-таварих, с. 411, 443 и др.; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 70, 71, 101 и сл., 193.

(обратно)

197

Казак-хан — сын Мухаммад-хана Шараф ад-Дин-оглы, правителя Герата и верховного эмира Хорасана. В 964/1556-57 г., после кончины отца, шах пожаловал Казак-хану наместничество в Герате. Из источников неясно, сколь долго он оставался на этом посту. Во всяком случае, в 972/1564 г. Казак-хан, получивший образование и воспитание при дворе шаха, «отплатил шаху черной неблагодарностью» — вышел из повиновения и поднял мятеж. «В его дурную голову, — пишет ‘Абд ар-Раззак Самарканди, — взбрела мысль о господстве над Гератом». Считая, что, «кроме шаха, нет никого, кто мог бы оказать ему противодействие», он стал разрушать Герат и мучить благочестивый люд. Прогнав из города и сельской местности большую часть райатов, он присвоил себе их имущество. Когда известие о мятеже Казака достигло ушей шаха, он преисполнился гневом и направил в Герат Султана Ибрахим-мирзу. Ма’сум-бека Сафави, Амир-хана туркмана и других эмиров. Именно об этом походе великих эмиров против мятежного Казака в 972/1564 г. и упоминает автор «Ихйа ал-мулук». Как известно, все попытки склонить Казака к повиновению шаху результата не дали. Между эмирами и Казаком началась война. 21 ноября 1564 г. Казак спустился из крепости. Эмиры заключили его под стражу и доложили шаху о чинимых им притеснениях в отношении жителей Герата. В этих обстоятельствах он испустил дух. Его голову отрезали, набили соломой и отослали шаху. Подробно о мятеже Казака и о походе эмиров в Герат см.: Ахсан ат-таварих, 1, с. 401, 423-426.

(обратно)

198

Канун — название струнного музыкального инструмента.

(обратно)

199

Араб., тасниф (мн. тасаниф) — музыкальное произведение, песня.

(обратно)

200

Перс., кухкан («пробивающий гору») — эпитет Фархада, героя популярной на востоке легенды о Хосрове и Ширин, встречается уже у Фаррухи, поэта газневидского круга. Согласно версии этой легенды у Наваи, Ширин любит только Фархада, см.: Бертельс, 1960, с. 350; он же, 1965(2), с. 153.

(обратно)

201

В тексте: Мирза Йар-Ахмад писар-и Наджм-u Сани — «Мирза Йар-Ахмад сын Наджма Второго». По-видимому, писар — «сын» употреблено здесь ошибочно и речь идет об эмире Йар-Ахмаде Хузани Исфахани, могущественном эмире, вакиле шаха Исма’ила I, поименованном почетным титулом Наджм-и Сани («Наджм Второй»); убит в 918/1512 г. во время предпринятого им в Хорасан похода с целью предотвратить вторжение туда узбеков; или же в имени сына Наджма Второго допущена описка. В дальнейшем неоднократно упоминается Мустафа сын Наджм-и Сани. Быть может, и здесь имеется в виду он? См.: Хуласат ат-таварих, 1, с. 94, 98, 100, 101, 112, 113, 118-123, 126; Хабиб ас-сийар, 4, с. 501, 529, 531, 532; Ахсан ат-таварих, 1, с. 110-111; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 40; 2, с. 430; Шараф-наме, 2, с. 154, 157-159.

(обратно)

202

Уже упоминавшийся Мухаммад-хан туркман, правитель Герата (см. наше примеч. 163). В нашем тексте речь идет о начале его политико-административной карьеры. Позднее в правление шаха Султан-Мухаммада «Худабанде» (1577-1587) он был правителем Кашана. В эти годы он возглавил восстание племен туркман и такалу антишахской направленности в связи с растущим день ото дня влиянием при шахском дворе племен шамлу и устаджлу. При шахе ‘Аббасе I он был правителем Астрабада, убит по приказу шаха ‘Аббаса I в 995/1587 или 997/1588-89 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 248 и особенно с. 322-325, 329, 330; Шараф-наме, 1, с. 259.

(обратно)

203

Асаф — имя легендарного советника библейского царя Соломона, прославившегося своей мудростью.

В данном случае автор, по-видимому, называет Асафом, т.е. мудрым, мирзу Бади’ аз-Замана.

(обратно)

204

О Казак-хане и его мятеже см. примеч. 196.

(обратно)

205

Перс., турк ва таджик. Возможно, турк ва таджик в данном контексте не этнонимы, а обозначают лишь кочевых и оседлых воинов.

(обратно)

206

Сар-и Пул — так с XVI в. стал называться Джузджанан/Гузганан, город в Хорасане, близ Балха, в области Гузган (у арабов Джузджан), см.: Таквим ал-булдан, с. 514-515; Бартольд, 7, с. 58-59; Ахмедов, 1982, с. 37.

(обратно)

207

Дарвазе-йи Фирузабад — южные ворота г. Герата, позднее (XIX в.) называвшиеся также Дарвазе-йи Кандахар («Кандахарские ворота»).

(обратно)

208

Мухаммад-хан Шараф ад-Дин-оглы такалу — верховный эмир Хорасана и опекун старшего сына шаха Тахмаспа I, Султан-Мухаммад-мирзы, назначенный на этот пост в 944/1537-38 г., см.: Шараф-наме, 2, с. 187.

(обратно)

209

В тексте: малик ал-мулук, видимо, ошибочно вместо Малик Гийас ад-Дин.

(обратно)

210

Перс, и‘заз ва ита‘ат-и такалиф-и малик ал-мулуки.

(обратно)

211

Та’лик — здесь в значении шикасте-йи та’лик, скорописный курсивный почерк с округлыми буквами и большим числом завитков и лигатур, созданный на основе старого та‘лика (та‘лик-и кадим или та‘лик-и асл) и получившего распространение в деловой и официальной канцелярской переписке Ирана конца XIV в. Традиционно считается, что его разработал Тадж ад-Дин Салмани Исфахани (ум. 1405).

Об особенностях почерков та‘лик и шикасте-йи та‘лик и истории их возникновения см.: Ма‘ил-и Харави. Лугат ва истилахат-и фанн-и китабсази хамрах ба истилахат-и джилдсази, тазхиб, наккаши. Тихран, 1353 (1974), с. 64-65, 68, 78; Акимушкин О.Ф. Персидская рукописная книга. — Рукописная книга в культуре народов Востока. Кн. 1. М., 1987, с. 348, 349.

(обратно)

212

Тимур-хан устаджлу, сын Мунташи-султана, о нем см. примеч. 243.

(обратно)

213

Шах Исма’ил II Сефевид вступил на престол Ирана 27 джумада I 984/ 22 августа 1576 г., см. также примеч. 246.

(обратно)

214

Малик Махмуд сын Малика Хайдара из рода древних владетелей Систана, возводящих свою родословную к Саффаридам. Как пишет Искандер Мунши (1, с. 478, 479), Малик Махмуд после смерти Исма’ила II в 985/1578 г., «когда в Систане не было никого из кызылбашских эмиров, по подстрекательству маликов и эмиров Систана заговорил о независимости и стал домогаться власти над Систаном». Он вступил в войну с Джа’фар-султаном афшаром, который к этому времени был назначен наместником Систана, одержал победу и стал независимо править той областью. «Силой усердия и добра» он так подчинил себе больших и малых систанцев, что ни из одного уголка царства не поднялся голос протеста.

Когда это известие дошло до шаха ‘Аббаса, он, стремясь возродить в интересах государства старинные местные семейства, отправил с Мухаммад-ханом туркманом на имя Малика Махмуда грамоту на правление Систаном. Малик Махмуд был убит Рустам-мирзой в 998/1590 г. Более подробно эти события излагаются в нашем тексте далее; ср.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 478.

(обратно)

215

Махан, как мы уже указывали, — центральное селение одноименного округа шахрестана Кирман, расположенное в 36 км к юго-востоку от Кирмана, на шоссейной дороге Кирман-Бам, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 379.

(обратно)

216

Мирза Мухаммад-Заман Систани упомянут в тазкира «Хайр ал-байан» (л. 333а), там же приведены образцы его стихов. Среди прочих познаний достиг высокого мастерства в музыке.

(обратно)

217

Амир Тадж ад-Дин Махмуд Хабиси (не Файзи, как в печатном тексте «Ихйа ал-мулук», правильная нисба приведена в «Хайр ал-байан» и в «Хуласат ат-таварих») — сын Амира Шамс ад-Дина Мухаммеда, великий саййид Кирмана. В 993/1585 г. ему была пожалована должность садра. В «Хайр ал-байан» приведены образцы его стихов (л. 444б); о нем см. также: Хуласат ат-таварих, 2, с. 810.

(обратно)

218

Здесь имеется в виду Шахбек-хан, правитель Кандахара.

(обратно)

219

Внук шаха Тахмаспа I.

(обратно)

220

Йадгар Мухаммад-бек мусилу тархан — сын Марджумак-султана сына Амир-хана туркмана — прославленный эмир шаха Тахмаспа I, правитель г. Саве, старинного города (ныне центр одноименного шахрестана, расположен в 140 км к юго-западу от Тегерана и в 90 км к северо-западу от Кума, см.: Географический словарь Ирана, I, с. 109), умер в середине раби’ II 969/конце декабря 1561 г., см.: Хуласат ат-таварих, 1, с. 396, 435; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 108-109, 140; Шараф-наме, 2, с. 207.

(обратно)

221

Мирза Шах-Хусайн Аргун — вазир шаха Исма’ила I, убит в 929/1522-23 г.

(обратно)

222

Мирза Камал ад-Дин Шах-Хусайн (ходжа) — вазир шаха Исма’ила I, вакил ас-салтана и и‘тимад ад-даула (/мухтар ад-даула и джумлат ал-мулк); убит 24 раби’ II 929/12-13 марта 1523 г. или, согласно Хондемиру, 28 джумада I 929/14 апреля 1523 г. старшим стремянным шаха Михтаром Шах-кули ‘арабгирлу, похоронен в Мешхеде. Со стороны отца носил нисбу Сабзавари, со стороны матери — Исфахани (мать была родом из семьи великого шайха Йусуфа Баннайи Исфахани), см.: Хуласат ат-таварих, 1, с. 139-140, 149-152; Хабиб ас-сийар, 4, с. 549, 557-558, 564-566, 574, 595-599; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 159; Шараф-наме, 2, с. 164, 170.

(обратно)

223

Араб., аййам-и ‘ашура — дни поминовения шиитского имама ал-Хусайна б. ‘Али, убитого 10 мухаррама 61/10 октября 680 г. в сражении при Кербеле.

(обратно)

224

Араб., имам ал-джинн-ва-л-инс, эпитет ‘Али б. Аби Талиба.

(обратно)

225

Т.е. шаха Исма’ила И.

(обратно)

226

Джа’фар-султан афшар, родственник Мухаммад-хана Шараф ад-Дин-оглы, верховного эмира Хорасана; после смерти Исма’ила II в 985/1578 г. был назначен сефевидским двором правителем Систана и оставался на этой должности шесть месяцев.

По сообщению Искандара Мунши, местный малик Малик Махмуд, сам домогавшийся власти над Систаном, сразился с ним, одержал победу и стал независимым правителем, см.: Хуласат ат-таварих, 1, с. 267; Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 478.

(обратно)

227

Шила/Шела — русло, соединяющее южное окончание заливного ложа Хамун с низинами сухого болота Гауд-и Зирих, см.: Зарудный, с. 85. Шела Махмудабад, расположенная напротив Джалка, представляет собой глубокий канал, отведенный от р. Гильменд.

(обратно)

228

Т.е. между маликом Систана и отцом нашего автора, Маликом Гийас ад-Дином Мухаммедом.

(обратно)

229

Малик Наср ад-Дин Мухаммад сын Шах-Абу Исхака — дядя верховного правителя Систана, Малика Махмуда.

(обратно)

230

Речь идет о Биби-шахзаде, дочери Малика Исхака, которая была матерью Малика Джалал ад-Дина Махмуд-хана.

(обратно)

231

Перс., шах-и джаннат-баргах, посмертный «титул» ряда персидских шахов, в данном случае шаха Тахмаспа I.

(обратно)

232

Рустам-мирза — третий сын Султана Хусайн-мирзы сына Бахрам-мирзы, брата шаха Тахмаспа. После смерти Султана Хусайн-мирзы в 984/1577 г. он получил в свой удел вместе с младшими братьями Абу Са’ид-мирзой (ум. 1596) и Санджар-мирзой (ум. 1597) область Гармсир со всей округой (Гармсират) и Заминдавар. Неоднократно предпринимал попытки к захвату Систана и Кандахара (последним владел его старший брат, Музаффар Хусайн-мирза). Здесь речь идет о походе Рустам-мирзы в Систан, предпринятом им в 998/1590 г. Он воспользовался предательством родственника, правителя Систана Малика ‘Абдаллаха и сначала устранил Малика Наср ад-Дина, дядю систанского правителя по отцовской линии, его главного помощника в управлении Систаном, и его сыновей, а затем и самого Малика Махмуда. Об этих событиях наш автор подробно повествует в дальнейшем. Обстоятельный рассказ о правлении Рустам-мирзы в Систане есть также в «Та’рих-и ‘аламара» (2, с. 483-484).

1 мухаррама 1002/27 сентября 1593 г. Рустам-мирза уехал в Индию на службу к императору Индии Акбару, где пользовался большим почетом и уважением при дворе, в особенности при преемнике Акбара Джихангире; ему был пожалован почетный титул хан (1022/1613), царское платье, конь из царских конюшен с позолоченным седлом и слон (1047/1638). В следующем, 1048/ 1639 г. он вновь удостаивается царских милостей. Как пишет автор «Падшах-наме», Рустам-мирза до самой смерти в 1052 (1642) г., т.е. в течение 50 лет, находился «под сенью милостей сего вечного государства (Индии. — Л.С.)», см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 487; Падшах-наме, 2, с. 21, 110, 137, 302.

(обратно)

233

По-видимому, ошибочно вместо Малика Наср ад-Дина (если в тексте нет пропуска) — в пользу такого предположения свидетельствует контекст. К тому же, как указано, в дальнейшем Малик Махмуд был казнен Рустам-мирзой полутора месяцами позднее — 1 рамазана 998/4 июля 1590 г., см.: Ихйа ал-мулук, перс, текст, с. 300.

(обратно)

234

В тексте название крепости приведено в форме ***, ранее: ***. Идентифицировать не удалось.

(обратно)

235

Мир Икбал Сабик Систани — «лучший из проходящих степени духовного совершенства святых», из последователей учения шайха ‘Ала’ ад-Даула Симнани; был послан правителем Систана Маликом Кутб ад-Дином Мухаммедом с увещеванием к правителю Герата, когда тот напал на Систан в последней четверти XIV в.; он — автор «Рисала-йи Икбалийа» и «Наби-наме», упомянут Джами в «Нафахат ал-унс»; его гробница находится к северу от руин древнего города Башира, см.: Maulana Nur ad-din ‘Abd ar-Rahman Jami. Nafahat al-uns. Calcutta, 1859 (Lees’ Persian Series); см. также: Ихйа ал-мулук, с. 8, 95; Хайр ал-байан, л. 200а; Tate, 1, с. 216.

(обратно)

236

Сочинение известного персидского поэта XV в. ‘Абд ар-Рахмана Джами (1414-1492), содержащее биографии 1616 шайхов.

(обратно)

237

Амир Махмуд внезапно скончался при дворе шаха в Казвине.

(обратно)

238

Выше он назван Миром Мухаммад-Салихом.

(обратно)

239

Сарбанды — племя арабского происхождения, часть которого переселилась в Систан в XVI в. По словам Тэйта, в начале XX в. их насчитывалось в Систане 1800 душ. Глава племени пользовался в Систане большим влиянием, нежели вожди других племен, см.: Tate, 4, с. 284, 294-296.

(обратно)

240

Шахраки (перс, джама‘ат-и шахрак/шахраки) — племя арабского происхождения, мигрировавшее в Систан в XI в. и составлявшее некогда важную часть населения Систана. Однако к началу XX в. их насчитывалось всего 2300 душ, см.: Tate, 4, с 284, 294-296.

(обратно)

241

Мухаммад-султан Алаш-оглы — кызылбашский наместник Систана, о нем и его правлении см. наш перевод ранее.

(обратно)

242

Мирза Султан Хусайн — сын Бахрам-мирзы, правитель Кандахара, см. о нем ранее.

(обратно)

243

Так мы перевели топоним Макранат (мн. ч. от Макран).

(обратно)

244

Имя отца Тимур-хана наш автор назвал неточно (если это не типографская опечатка). Согласно другим источникам, Тимур-хан устаджлу был сыном Мунташи-султана, он служил лала и аталиком Бади’ аз-Заман-мирзы сына Бахрам-мирзы. 1 мухаррама 985/21 марта 1577 г. он по приказу шаха Исма’ила II убил и Бади’ аз-Замана и его малолетнего сына, Бахрама, после чего сам стал правителем Систана, см.: Хуласат ат-таварих, 2, с. 644; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 136, 137, 139.

(обратно)

245

В тексте: Турбат Заве. Издатель текста справедливо предположил, что здесь два топонима и что между ними опущен соединительный союз ва, ср. в «Хуласат ат-таварих» (2, с. 665): Турбат ва Заве. В этом случае речь идет об упоминавшемся Турбат-и Хайдарийа и Заве, см.: Ихйа ал-мулук, с. 189, примеч. 2.

Сегодняшний Заве находится в 21 км к востоку от Турбат-и Хайдарийа (Иран), см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 196.

(обратно)

246

Дата неточна. Как известно, шах Тахмасп I умер 15 сафара 984/14 мая 1576 г. Правильная дата приведена автором в его тазкира «Хайр ал-байан» (л. 22б), см. также: Хуласат ат-таварих, 1, с. 592; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 122.

(обратно)

247

Как мы уже указывали, Исма’ил-мирза был коронован 22 августа 1576 г. эмирами племени афшар. После коронации он стал именоваться шах Исма’ил II (правил до 985/1577 г., 24 ноября 1577 г. он умер). Это был необычайно жестокий правитель, пытавшийся укрепить свою власть массовыми казнями. По его приказу были убиты пятеро его братьев, умерщвлены еще четыре сефевидских принца, находившиеся в областях, в том числе Бади’ аз-Заман-мирза, который в течение 25 лет был наместником Систана, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 136-137; Хайр ал-байан, л. 22б.

(обратно)

248

Возможно, имя искажено. Издатель предложил читать его как Баки-бек афшар или Джанибек афшар, однако в источниках ни одно из этих лиц не засвидетельствовано.

(обратно)

249

Никаких сведений о нем в источниках найти не удалось.

(обратно)

250

Младший сын Бахрам-мирзы Сафави.

(обратно)

251

Значение термина халват-хане многозначно: это и женская половина дома, и опочивальня, и комната для молитвы. В данном случае, по-видимому, имеются в виду внутренние покои.

(обратно)

252

Кал’а-йи нау («Новая крепость»), или Чахансурак, — селение в провинции Нимруз (Систан), расположенное в 5 км западнее Зийарат-и Амиран Сахиб и в 25 км южнее Чахансура, см.: Ball, с. 66, 211.

(обратно)

253

Фигура речи, означающая, что ребенка убили.

(обратно)

254

Ср. ранее — 25 лет.

(обратно)

255

Топоним в тексте написан без точек.

(обратно)

256

Шах Султан-Мухаммад «Худабанде» — старший сын шаха Тахмаспа I, провозглашен шахом после смерти Исма’ила II в 985/1577 г. (наш автор не вполне точен) и правил в течение 10 лет до 995/1587 г.

(обратно)

257

‘Алихан-султан афшар — брат правителя Фараха Хусайн-султана афшара, йуз-баши при дворе шаха. После гибели брата в 988/1580 г. был назначен наместником Фараха, однако в том же году в Гуре, куда он выступил в поход, чтобы отомстить за кровь брата, был убит, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 275.

(обратно)

258

Даркутлу, очевидно, название племени (?).

(обратно)

259

Так мы перевели джаза‘ир-и Систан. Возможен, однако, другой перевод: «на острова Систана» (?).

(обратно)

260

О назначении Джа’фар-султана наместником в Систан автор «Ихйа ал-мулук» уже сообщал ранее, см. наш перевод и примеч. 225.

(обратно)

261

В Географическом словаре Ирана (т. 4, с. 82) отмечены два селения под названием Туршаб: одно находится в 9 км северо-западнее Хусфа и в 12 км северо-восточнее Каскана (шахрестан Бирджанд), другое — в 25 км юго-восточнее Хусфа (тоже в шахрестане Бирджанд).

(обратно)

262

Дашт-и Чапраст — местность в Систане, подвластная Кичули.

(обратно)

263

В известных нам источниках не упоминается.

(обратно)

264

Не опечатка ли? Ранее речь шла о болезни Малика Гийас ад-Дина, а не верховного малика.

(обратно)

265

Сражение между Шах-Мансуром Бахши узбаком и Маликом Султан-Махмудом (здесь, видимо, в имя вкралась описка) произошло вблизи крепости Кал’а-йи Худийан в Базмане.

(обратно)

266

Нукар — монг. «последователь», позднее — «слуга», здесь в значении «военный слуга феодала или правителя», см.: Dorfer, 1, с. 521-526.

(обратно)

267

Т.е. ангелы.

(обратно)

268

Т.е. Бога.

(обратно)

269

Фаридун — легендарный царь, герой иранского эпоса.

(обратно)

270

По словам Искандера Мунши, шах ‘Аббас I, стремясь возродить старинные местные семейства, отправил на имя Малика Махмуда грамоту на правление Систаном, см. примеч. 213.

(обратно)

271

Бам — ныне центральный город одноименного шахрестана, расположенный в 193 км восточнееКирмана, на дороге Кирман-Захидан, см.: Географический словарь Ирана, 7, с. 52. Старый город, разрушенный Ага Мухаммад-ханом Каджаром, находится в 500 м к востоку от нового. В средние века славился производством хлопчатобумажных тканей и кирманскими шалями, см.: Бартольд, 7, с. 145.

(обратно)

272

См. о нем примеч. 153.

(обратно)

273

Конъектура М. Сутуде, в печатном тексте: муфтиев.

(обратно)

274

Имеется в виду современный Инд.

(обратно)

275

Систанские малики, как указывалось, возводят свою родословную к ‘Амру и Йа’кубу, сыновьям Лайса, Саффаридам.

(обратно)

276

Имеется в виду шах Султан-Мухаммад «Худабанде».

(обратно)

277

Малик ал-мулук Малик Исхак сын Малика Мухаммеда, потомок Малика Кутб ад-Дина III, ум. в 986/1578-79 г. три месяца спустя после воцарения на престоле Систана Малика Махмуда, прожив 83 года, см.: Ихйа ал-мулук, с. 172, 173.

(обратно)

278

Амири-йи диван.

(обратно)

279

Ишик-акаси-баши — оберцеремониймейстер (букв., «глава старших придворных слуг»), почетная должность хранителя высокого порога, на обязанности которого лежала охрана дворца верховного правителя, когда он находился там.

(обратно)

280

Мир-ахур — старший конюший, отвечавший за состояние конюшен верховного правителя, содержание лошадей и конского снаряжения.

(обратно)

281

Назир — смотритель, надзиратель.

(обратно)

282

Парваначи — здесь главный секретарь правителя Систана, один из высших сановников; о значении данного термина см.: Муким-ханская история, с. 259, примеч. 192.

(обратно)

283

Кайчачигари в данном контексте означает должность заведующего или закройщика портняжной мастерской верховного правителя Систана. В его обязанности входили раскрой и сметывание платья для малика и его приближенных, после чего он передавал его портным.

(обратно)

284

Тархан — лицо, освобожденное от податей и повинностей, титул придворного вельможи.

(обратно)

285

Перс., джаба-дар.

(обратно)

286

Ишик-акаси гарема — придворный, постоянно дежуривший у дверей гарема правителя Систана.

(обратно)

287

Асхаб-и Систан, ср. ранее асхаб-и Них.

(обратно)

288

Далее в тексте упоминается как Амир Хасан-хан. Он был мустауфи ал-мамалик и доверенным лицом малика Систана Малика Шах-Мухмуда, см.: Ихйа ал-мулук, текст, с. 224, 253.

(обратно)

289

Перс., майдан-(и) асп, очевидно, мера длины, однако в известных нам справочниках такая мера не представлена.

(обратно)

290

Сахбан б. Ва’ил (ум. 54/613) — проповедник и оратор раннего ислама.

(обратно)

291

Так мы перевели джаза ‘up ва джангал. По словам М.-А. Систани, джаза‘up употребляется в Систане в значении лесистой местности. Однако Искандар Мунши поясняет этот термин как равнозначный араб, махкама — «укрепление», см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 487.

(обратно)

292

Пуште Заве — селение, расположенное примерно в четырех фарсахах от Сарабана.

(обратно)

293

Акара — крестьяне, имеющие землю, в противоположность ра‘айа.

(обратно)

294

Ср. ниже и ранее: (А)мир Хаджи Мухаммад.

(обратно)

295

В другом месте текста: Хасан Сикандар.

(обратно)

296

Араб., джаза‘up.

(обратно)

297

Текст испорчен, перевод по смыслу.

(обратно)

298

Как мы уже отмечали, маликами ‘Аджама наш автор называет правителей, ведущих свою родословную от древних царей Ирана, т.е. маликов Систана: ср. примеч. 51.

(обратно)

299

Сведений об Ака Зайн ад-Дине Мухаммаде Кирмани в источниках найти не удалось.

(обратно)

300

Малик Джалал ад-Дин Махмуд — брат рано умершего Малика Хайдара и кузен автора «Ихйа ал-мулук», в дальнейшем после казни его отца 17 шавваля 998/19 августа 1590 г. заступил на правление Систаном (см. примеч. 833).

(обратно)

301

Малик Байазид Фарахи — родственник правителя Систана и нашего автора, вначале служил Малику Махмуду, потом переметнулся на сторону сефевидского принца Рустам-мирзы. За его манеру носить чалму в виде конуса и пристрастие ко всему красивому его прозвали шах-и накибан. Согласно нашему автору, это был хороший человек, великодушный.

(обратно)

302

По-видимому, имеется в виду сельджукский придворный поэт, убитый Хорезмшахом Атсизом между 1143-1152 гг.

(обратно)

303

Тураном наш автор называет Мавераннахр, точнее, владения узбекских ханов из династии Аштарханидов (1599-1753), лежащие к северу от рек Амударьи и Сырдарьи.

(обратно)

304

Перс., динпанах, в данном случае эпитет шаха Аббаса I.

(обратно)

305

Вали-Мухаммад-хан Аштарханид — сын Джанибека, родоначальника династии Аштарханидов. После смерти своего брата, Баки Мухаммад-хана, в 1014/1605 г. взошел на престол Бухары, до этого в течение 1601-1606 гг. был наместником брата в Балхе. В 1019/1610 г. началась большая война между Балхом и Бухарой (продолжалась два года), которая окончательно решила судьбу бухарского престола в пользу племянника Вали-Мухаммад-хана, Имам-кули-султана. Сам Вали-Мухаммад-хан, забрав свою семью, в сопровождении нескольких эмиров в начале 1020/1611 г. через Чарджуй бежал в Иран. Шах ‘Аббас I по политическим мотивам принял своего недавнего врага с большими почестями. В его честь в Исфахане был устроен торжественный прием, подробно описанный в сочинениях Искандара Мунши (2, с. 836-840) и Джалал ад-Дина Мухаммеда Йазди (2, с. 869). Именно это событие упоминает в «Ихйа ал-мулук» наш автор, который в то время тоже был в Исфахане и присутствовал на приеме по случаю приезда Вали-Мухаммад-хана. К этим событиям наш автор возвращается еще дважды (с. 370-372, 496-497 текста; ср. также: Хайр ал-байан, л. 33б-34б).

(обратно)

306

Рустам-Мухаммад-хан, принц, сын Вали-Мухаммад-хана Аштарханида, который вместе с отцом в 1020/1611 г. выехал из Бухары в Иран. После гибели отца Рустам-Мухаммад-хан остался в Герате и был поручен шахом ‘Аббасом I заботам бегларбека Хорасана Хусайн-хана. Подробные сведения о Рустам-Мухаммад-хане приведены Искандаром Мунши в его «Та’рих-и ‘аламара». В 1022/1613 г. шах поручил Заман-беку назиру привезти принца к его двору. Возможно, именно в это время были устроены торжественные приемы в его честь, о которых сообщает наш автор.

Рустам-Мухаммад-хан был источником постоянной напряженности на границах Балха. Неоднократно он вместе с бегларбеком Хорасана Хусайн-ханом вторгался в пределы Балха (1020/1611, 1021/1612, 1030/1620 и т.д.). Надр-Мухаммад-хан не раз вступал в переговоры с шахом ‘Аббасом о нормализации отношений между обоими государствами, просил забрать Рустам-Мухаммад-хана, который «пребывает недалеко от балхских границ и часто опустошает пограничные округа», в Персидский Ирак. Обещание шаха увезти Рустам-Мухаммад-шаха в Иран было выполнено лишь в 1036/1626-27 г., когда шах, возвращаясь из успешного похода на Кандахар, забрал с собой Рустам-Мухаммад-хана и пожаловал ему касабу Дарджазин (Сев. Иран).

Автор «‘Аббас-наме» Мухаммад Тахир Вахид Казвини упоминает Рустам-Мухаммад-хана как правителя г. Саве (этой территорией он владел на правах тиула еще со времен шаха ‘Аббаса I). Он торжественно встречал на подступах к городу шаха ‘Аббаса II (1642-1666) в год его коронации, когда тот направлялся из Кума в Казвин. В этом же сочинении упомянуты сыновья Рустам-Мухаммад-хана, один из которых носил имя деда. Они, следовательно, тоже жили в Иране, о нем см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 834-835, 857, 865, 889; 3, с. 961-963, 983, 987-988; Зайл, с. 106, 152, 231; ‘Аббас-наме, с. 22, 229; Ахмедов, 1982, с. 202-205; Берадзе, Смирнова, 1988 (2), примеч. 24.

(обратно)

307

Шахин-Гирей — крымский царевич. В 1023/1614 г., спасаясь от турецкого султана, арестовавшего его старшего брата, Мухаммад-Гирея, он бежал к шаху ‘Аббасу, который в то время стоял лагерем в Восточной Грузии. Шахин-Гирей играл в жизни и политике Крыма тех времен заметную роль, недаром он в нашем источнике назван «падишахом татар». В раби’ I 1043/сентябре—октябре 1633 г. после добровольной сдачи турецкому султану он был выслан на о-в Родос, где впоследствии был убит; о нем см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 881, 935; пер. Сейвори, 2, с. 1095, 1154; Зайл, с. 36, 37.

(обратно)

308

Аллахвирди-хан — прославленный полководец Ирана, правитель Фарса; происходил из грузинского феодального дома Ундиладзе. В конце 80-х — начале 90-х годов XVI в. он сыграл решающую роль в возведении на престол Ирана молодого ‘Аббаса I, а вскоре стал одним из «столпов» его державы. Его головокружительная карьера от гуляма шахской гвардии при шахе Тахмаспе I до главнокомандующего войсками всего Ирана при шахе ‘Аббасе I за сравнительно короткий промежуток времени продолжает удивлять исследователей до сих пор (ср.: Сейвори, с. 82). С именем Аллахвирди-хана связаны крупные военные успехи Ирана: подчинение Кух-Гилуйе (1596), Луристана (1597), взятие Бахрейна и Лара (1601-1602), Багдада (1603), Тебриза (1603), Ганджи (1606) и др.; строительство великолепного моста в Исфахане через р. Зайандеруд (Пол-е Аллахвирди-хан и в наши дни очень украшает город), крытого базара в Ларе и др.

Аллахвирди-хан скончался 1 раби’ II 1622/3 июня 1613 г. и похоронен в Мешхеде, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 401, 448, 515, 871; Фалсафи, 4, с. 196; Savory, 1980, с. 82, 87; EIranica, 1, fasc. 8, с. 891-892; Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 26.

(обратно)

309

Хусайн-хан шамлу в ранний период правления шаха ‘Аббаса I был правителем Кума и занимал пост курчи-йи шамшир. На 12-й год правления шаха ‘Аббаса в 1007/1599 г. Хусайн-хан был назначен правителем Герата и верховным эмиром (амир ал-умара) Хорасана и занимал этот пост в течение 20 лет; он умер в 1027/1618 г. и похоронен в Мешхеде.

Хусайн-хан упоминается нашим автором многократно, они были в большой дружбе. Малик Шах-Хусайн часто и подолгу гостил у Хусайн-хана, не раз получал от него помощь и поддержку, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 433, 441, 443, 574.

(обратно)

310

Гандж-’Али-хан Кирмани родом из курдского племени зиг, в течение 30 лет был правителем Кирмана, а после взятия в 1622 г. Кандахара войсками шаха ‘Аббаса I одновременно стал правителем Кандахара и его округи. За верную службу и доблесть был удостоен титула хан и почетного обращения «отец»; умер в результате несчастного случая в 1034/1624-25 г. и похоронен в Мешхеде. В дальнейшем упоминается в нашем тексте неоднократно. После его смерти правителем Кандахара шах назначил его сына, ‘Али-Мардана, дав ему почетный титул хан и почетное обращение «второй отец» (падар-и сани), см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 904; 3, с. 977, 978, 1041 и др.

(обратно)

311

В тексте Гази-хан, ср., однако, с. 497 и 510: Кази-хан. Имеется в виду Кази-хан Сайфи Хасани Казвини сын Мирзы Бурхана из рода великих саййидов ал-хасани Казвина, великий садр (глава шиитского духовенства) с 1015/ 1606 по 1026/1617 г.; был послом шаха ‘Аббаса I при заключении ирано-турецкого мирного договора в 1612 г.; умер в 1030 (1620-21) г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 278; 2, с. 719, 848, 963-964; 908-909; 3, 928, 1089; Фалсафи, 5, с. 66-68; Savory, 1980, с. 89.

(обратно)

312

И’тимад ад-даула («Доверие державы») — титул великого вазира, главы гражданской администрации Ирана при сефевидских шахах (начиная с шаха Тахмаспа I). Здесь речь идет о великом вазире Хатим-беке Урдубади (происходил из богатой семьи наследственных калантаров Урдубада — насирийа). Вначале Хатим-бек в течение 10 лет был вазиром Кирмана, в 999/1590-91 г. был назначен на должность главного казначея державы, а в 1000/1591-92 г. стал великим вазиром Ирана. На этом посту он оставался вплоть до своей кончины в 1019/1610 г.

Мирза Абу Талиб-хан — старший сын Хатим-бека. После смерти отца стал великим вазиром Сефевидской державы, смещен с должности в 1030/1620-21 г. Однако с 1041/1632 по 1044/1634 г. он вновь упоминается в источниках как великий вазир. В пятницу 2 сафара 1044/28 июля 1634 г. Мирза Абу Талиб-хан был убит по приказу шаха Сафи I, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 419-423, 439, 722-727, 807; 3, с. 965, 966, 1091; Хуласат ас-сийар, рук. ГПБ №303/2 (фонд Б.Дорна), л. 74а; Фалсафи, 2, с. 401; Петрушевский, 1949(1), с. 250, 293; Петрушевский, 1949(2), с. 121, 181; Миклухо-Маклай, 1949, с. 349, 350; Новосельцев, с. 92 и сл.

(обратно)

313

Мирза Кавам ад-Дин Мухаммад Кафрани Исфахани сын Мира Кавам ад-Дина Хасана, выходец из знатной исфаханской фамилии Кафрани; некоторое время служил вазиром при правителе Герата, в 1014/1605-06 г. был назначен главным казначеем Сефевидской державы; убит 10 рамазана 1029/9 августа 1620 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 942, 953, 954, 956; Мар’аши, с. 361-365.

О фамилии Кафрани (нисба по названию селения близ Исфахана), представители которой занимали высокое положение в Исфахане в течение ряда столетий, см.: Quiring-Zoche R. Isfahan im 15 und 16. Jahrhundert. Ein Beitrag zur persischen Stadtgeschichte. Freiburg, 1980, с 246-248; Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 32.

(обратно)

314

Ходжа (Мирза) Мухаммад-Риза сын Ходжи Малика Джувайни, родом из-под Казвина. В юности вместе с отцом провел некоторое время на службе Ибрахим-хану, брату знаменитого Муршид-кули-хана, и ряду других кызылбашских эмиров, являвшихся наместниками в Хорасане. Затем переехал в Персидский Ирак и был взят на службу к Зу-л-Факар-хану караманлу, который вначале поручил ему должность мушрифа его мастерских, а затем продвинул его до должности своего вазира. В дальнейшем по рекомендации Зу-л-Факар-хана шах поручил ему на хранение печать на время отъезда Фархад-хана, которою он должен был скреплять августейшие приказы. В 1016/1607-08 г. шах назначил его вазиром Азербайджана, и он вошел в круг особо приближенных к шаху лиц; ум. 1 джумада 1031/13 апреля 1622 г., когда направлялся вместе с шахом в Кандахарский поход; похоронен в Мешхеде.

Среди современников был известен под прозвищем «Сару-ходжа» («Желтый ходжа»), а также под почетным прозванием «Фидави» (Фидави-йи дудман-и халифат-нишан — «Жертвующий своей жизнью за халифского достоинства род»), пожалованным ему шахом в 1614 г. после возвращения из Грузии за его усердную службу. Все источники отмечают присущее ему красноречие и его увлечение поэзией; он сам сочинял стихи, в особенности рубай, они цитируются в «Хайр ал-байан» (л. 428б-429а). О нем см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 757, 758, 760, 773, 774; 3, с. 991 и др.; Хайр ал-байан, л. 426а-429а; Та’рих-и салатин-и Сафавийа, с. 58, 59 и др.

Перс., вазир-и мамалик-и Азарбайджан — вазир Азербайджанского бегларбекства с центром в Тебризе.

(обратно)

315

Возможно, имеется в виду ‘Азизи Исфизари, поэт, известный также под именем Ибн Рашид Газнави. Автор «Хафт иклим» называет его Маджд ад-Дин Рашид ал-’Азиз. ‘Азизи часто цитируется в «Тазкира-йи Даулатшахи», см.: Хафиз-и Абру, с. 128.

(обратно)

316

Малик Гийас ад-Дин Мухаммад, отец автора «Ихйа ал-мулук», как неоднократно упомянуто в тексте, скончался 9 зу-л-хиджжа 989/4 января 1582 г. в возрасте 63 лет.

(обратно)

317

Ака Зайн ад-Дин Мухаммад постоянно жалуется на притеснения и гонения правителя Кирмана, Бигташ-хана афшара (о нем см. далее).

(обратно)

318

Бигташ-хан афшар сын Вали-хана афшара вначале — правитель Йазда, а с 996 (1587) по 998 (1590) г. (после того как его отец продвинулся по службе) — правитель Кирмана. Кази Ахмад пишет: «Поскольку Бигташ-хан женился в Кирмане на дочери Ходжи ‘Абд ал-Кадира, а в Йазде — на дочери саййида Мир-Гийас-Мухаммада мир-и миран, то считал всю территорию от Йазда до Кирмана своей. Он возгордился и не желал посему являться на поклон к шаху и не сподобился лобызания шахского порога. Шах только и думал, чтобы убрать его из Кирмана. Сама судьба помогла шаху в этом. Правитель Фарса, Йа’куб-хан зу-л-кадар, без высочайшего приказа решил устранить Бигташ-хана. Собрав войско, он пошел на Йазд. Бигташ-хан хотел укрыться в цитадели Йазда, но его туда не пустили, и он вынужден был принять бой, потерпел поражение и попал в плен. Бигташ-хан просил, чтобы его убили. Его желание было исполнено. 14 раби’ I 998/21 января 1590 г. (эта дата стоит на могильной плите в Йазде) он был казнен. Йа’куб-хан забрал его имущество и его жену, дочь мир-и миран Йазда, уехал в Шираз, а голову Бигташ-хана отослал шаху», см.: Хуласат ат-таварих, 2, с. 903, 904; Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 354-357, 402-405, 725, 726; Та’рих-и Кирман, 1, с. 269, примеч. 2; Фалсафи, 2, с. 400; 3, с. 125, 126.

(обратно)

319

Амир Мухаммад-Амин Машхади «Мир-и наккара» — старший сын Амира Садр ад-Дина Ибрахима Машхади (отец ум. 919/1513), мударрис (преподаватель) медресе «Ихласийа»; его упоминает Хондемир, см.: Хабиб ас-сийар, 4, с. 352.

Караван, направлявшийся в Исфахан, главой которого был Амир Мухаммад-Амин Машхади, прибыл в Систан в 990/1582 г., см.: Хайр ал-байан, л. 324а.

(обратно)

320

Тюрк., кафила-баши.

(обратно)

321

В тексте: ***. Установить, кто это и кем доводился верховному правителю Систана, невозможно, так как он упомянут единственный раз.

(обратно)

322

Около 300 км.

(обратно)

323

В тексте между частями сложного глагола стоят непонятные нам слова: ***.

(обратно)

324

Мавлана Вали Дашт-Байази (также — Маулави, у Даулатшаха — мавлана Вали каландар) — из знатной семьи области Дашт(-и) Байаз, высокоодаренный поэт времени шаха Тахмаспа I и его преемника Исма’ила II. По словам нашего автора, собранный поэтом ‘Азизи его диван насчитывал 12 тыс. бейтов. Вначале он подвизался при дворце принца Султана Ибрахим-мирзы в Мешхеде, имел доступ в его интимные собрания. После восшествия на престол Ирана шаха Исма’ила II (1576-1578) уехал в Казвин, где принимал участие в «раеподобных» собраниях шаха вместе с такими поэтами, как Дамири, мавлана Мухташам, Мир Хузури и др. Некоторое время спустя вернулся в Хорасан. В 993/1585 г. приезжал в Систан ко двору систанского малика Малика ‘Акибат-Махмуда, в честь которого он сочинил касыду-панегирик, за что был щедро вознагражден. На одном из маджлисов автора «Ихйа ал-мулук», тогда еще мальчика, представили мавлана Вали. В его присутствии наш автор сложил экспромт — свое первое рубай — и удостоился похвалы. После установления в Хорасане господства узбеков мавлана Вали уехал ко двору ‘Абдаллах-хана II, властелина Мавераннахра, сочинил в его честь панегирик и удостоился благосклонного внимания хана. Однако в дальнейшем, не встретив одобрения со стороны Мира Кулбабы, мутма‘ан ад-даула ‘Абдаллах-хана, обиделся и уехал к себе в Дашт(-и) Байаз. В 1000/1591 г. был казнен по приказу Дин-Мухаммад-хана узбака, войско которого в том году овладело крепостью Дашт(-и) Байаз. В тазкира «Хайр ал-байан» приведено большое число его стихов; Искандер Мунши упомянул в качестве образца два бейта из его касыды, посвященной хазрат-и ‘Али, и одну из его газелей, см.: Хайр ал-байан, л. 238а-2446; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 180,181; Тазкира-йи Даулатшахи, с. 469.

Дашт(-и) Байаз Исфизари упоминает как название одного из 9 округов Кухистана с главным городом Фарис. Территория округа использовалась жителями Туна и Гунабада как летовье, см.: Tate, 1, с. 29. Современное селение Дашт(-и) Байаз находится в 54 км к северо-западу от Каина и в 5 км к западу от шоссе Каин-Гунабад, см.: Географический словарь Ирана, 9, 169.

(обратно)

325

’Али-кули-хан Учи шамлу — сын султана Хусайн-хана, главы племени шамлу, лала юного ‘Аббаса-мирзы и правитель Герата; погиб в конце раби’ II 995/марте 1587 г. в сражении с узбеками за Герат, см.: Хуласат ат-таварих, указатель; Та’рих-и ‘аламара, указатель и в особенности с. 386-388.

(обратно)

326

Возможно, имеется в виду упомянутый Хондемиром саййид Герата Рази ад-Дин ‘Абд ал-аввал младший, внук знаменитого Саййида Рази ад-Дина старшего, умершего в 927/1520 г., см.: Хабиб ас-сийар 4(3, ч. 3), с. 377.

Мир ‘Абд ал-Ваххаб Табризи — великий саййид Тебриза, годы его жизни неизвестны, создал свою школу. Его последователи большей частью жили в Тебризе, но были также в Йазде, Кашане, Исфахане, Герате, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 153.

(обратно)

327

Перс., саркар-и хасса — административно-хозяйственное ведомство.

(обратно)

328

Эпитет шаха Султан-Мухаммада «Худабанде».

(обратно)

329

Речь идет о провозглашении кызылбашскими эмирами ‘Али-кули-ханом шамлу и Муршид-кули-ханом устаджлу в 1581 г. в Мешхеде десятилетнего ‘Аббаса-мирзы шахом, с тем чтобы самим управлять страной от его имени; более подробно автор говорит об этом в дальнейшем, см. пер. и примеч. 399.

(обратно)

330

Амир Хамза или Хамза-мирза — старший сын шаха Султан-Мухаммада «Худабанде», наследник престола и брат ‘Аббас-мирзы, убит в результате заговора кызылбашской знати.

(обратно)

331

Музаффар Хусайн-мирза — второй по старшинству сын Султана Хусайн-мирзы и внук Бахрам-мирзы, брата шаха Тахмаспа I. После смерти отца (ему было 15 лет) был назначен вали. Кандахара. Фактически же правил Кандахаром его опекун Хамза-бек зу-л-кадар (см. примеч. 331).

(обратно)

332

Хамза-бек зу-л-кадар, известный под именем Кур Хамза, вакиль Султана Хусайн-мирзы. После его смерти назначен вакилем и лала его сыновей.

По августейшему приказу Хамза-бек, среднего из братьев, а именно Рустам-мирзу, отправил в Заминдавар, а сам оставался при Музаффаре Хусайн-мирзе, который стал вали Кандахара вместо отца. Хамза-бек фактически сосредоточил в своих руках всю полноту власти, не позволяя Музаффару Хусайн-мирзе вмешиваться в дела правления. Взаимоотношения между Музаффаром Хусайн-мирзой и его опекуном достаточно подробно освещены Искандар-беком Мунши. Его рассказ сводится к следующему. Музаффар Хусайн-мирза, выведенный из себя растущим день ото дня могуществом Хамзы-бека и своим бездействием, дал разрешение на убийство Хамзы-бека. Это стало известно Хамзе-беку, и он уехал из Кандахара в Заминдавар, к Рустам-мирзе. Вместе с Рустам-мирзой они выступили в Кандахар. Навстречу им из Кандахара вышел Музаффар Хусайн-мирза. Завязалось сражение. В результате измены части воинов Музаффар Хусайн-мирза потерпел поражение от незначительного отряда и удалился в Кандахар. Хамза-бек и Рустам-мирза стали лагерем у ворот Машур. При посредничестве старейшин между сторонами состоялось примирение, и Рустам-мирза удалился в свое владение. Еще в течение трех лет Хамза-бек оставался вакилем Музаффара Хусайн-мирзы и ведал финансами Кандахара. И вновь смутьяны и мятежники из кызылбашей Кандахара свели знакомство с Музаффаром Хусайн-мирзой и подстрекали его убить Хамзу-бека. Хамза-бек тайно отправил к Рустам-мирзе в Заминдавар человека и пригласил его в Кандахар. И вот однажды утром Рустам-мирза, не поставив никого в известность, вошел в город. Все эмиры и народ Кандахара вместе с Хамза-мирзой поспешили на служение к Рустам-мирзе. С их одобрения власть в Кандахаре перешла к Рустам-мирзе. Мухаммад-бека байата, зятя Хамзы-бека и старейшину рода байат, назначили воспитателем Музаффара Хусайн-мирзы и отослали его в крепость Калат, находившуюся в Хазараджате Кандахара.

Шесть месяцев спустя по совету Мухаммад-бека Музаффар Хусайн-мирза, оставив в крепости 200 человек племени байат, с остальными 300 мужами выступил в Систан. Правитель Систана Малик Махмуд принял его с почетом, отдал ему в жены свою дочь. В течение шести месяцев между маликом Систана и мирзой, пишет Искандар Мунши, царили искренность и дружба. В дальнейшем группа эмиров Систана, всегда разжигавшая огонь смуты, сбила с пути мирзу, и он под предлогом охоты оставил дома малика и уехал на остров в Пушт-и Зирих, в крепость Кал’а-йи Тагрун, местопребывание великих эмиров Систана и завистников малика. В течение недели к нему собрались все эмиры, накибы Зириха и Рамруда, вожди племен, проживавших в Систане. Мирза с этими людьми решил идти на малика Систана и истребить весь род маликов. Сначала они пошли против малика Насир ад-Дина, дяди (по отцу) Малика Махмуда, который со своими сыновьями находился в Кал’а-йи Джарунак. Целый месяц они осаждали ту крепость. За это время Малик Махмуд, находившийся на берегу р. Хирманд в местечке Рашкак (у Искандара Мунши: Даслак), щедрыми денежными подачками, раздачей оружия и коней собрал огромное войско и поспешил в Кал’а-йи Джарунак на помощь своим родственникам. Выслав вперед своего сына, Малика Джалал ад-Дина, и своих племянников, Малика Махмуди, Малика Шах-Хусайна (автора «Ихйа ал-мулук»), он сам шел следом. В полдень в четверг 10 сафара 990/6 марта 1582 г. они подошли к подножию крепости. Между сторонами завязалось сражение. В конце того дня подданные мирзы прекратили борьбу и вместе с эмирами вернулись в леса и в укрепления. Малик Махмуд одержал, таким образом, победу. Неделю спустя он послал к мирзе группу саййидов и благомыслящих людей и просил извинить за причиненные неприятности и настоял на том, чтобы «свернуть ковер вражды». Мирза по настоянию малика вернулся в свой дом. После устроенных празднеств Малик Махмуд послал уважаемого систанца с посланием к Хамзе-беку с советами. От Хамзы-бека тоже прибыли люди. Между ними и мирзой вновь было достигнуто согласие. Из Кандахара приехала группа старейшин. Они просили мирзу вернуться в Кандахар. Малик Махмуд дал ему в провожатые 3000 мужей из войска Систана и часть своих родственников. Рустам-мирза с одобрения старейшин вернулся в Заминдавар. После 6 месяцев пребывания в Кандахаре Музаффар Хусайн-мирза вновь был выведен из себя самовластием Хамзы-бека и своей зависимостью от него. Он пообещал Мухаммад-беку байату должность вакиля, если тот убьет Хамзу-бека. В результате Хамза-бек был убит его же зятем Мухаммад-беком байатом по подстрекательству Музаффара Хусайн-мирзы. Искандар-бек Мунши (2, с. 478) рассказывает об этом в событиях 1002/1593 г.

(обратно)

333

Согласно Искандару Мунши (2, с. 478), крепость Калат, по своей укрепленности и неприступности одна из известнейших крепостей в Кандахарской области, находилась в Хазараджате Кандахара, примерно в 120 км к северо-западу от Кандахара.

(обратно)

334

Шахр-и кухна — селение в 26 км восточнее Муса Кал’а, ныне в провинции Гильменд, см.: Ball, с. 245.

(обратно)

335

Чахансур (Чакансур) — город, расположенный на берегу р. Хаш-руд в месте ее впадения в оз. Хамун, к северу от современного Заранджа.

(обратно)

336

Перс., тала-йи сада.

(обратно)

337

Дж.грак (***) — название местности в 20 фарсахах («120 км) от Кандахара, на дороге Хаш-Сархазе.

(обратно)

338

Имя ходжи в тексте, по-видимому, недописано: *** (?).

(обратно)

339

Карам-султан — сын ‘Аббас-султана, брата Вали-хана афшара, правитель Кирмана («Ихйа ал-мулук» единственный источник, называющий его имя). В 998 (1598) г. по наущению Йа’куб-хана, правителя Шираза, он вместе с отцом вступил в борьбу со своим двоюродным братом, Бигташ-ханом афшаром, заступившим на правление Кирманом вместо отца. После заключения перемирия Бигташ-хан, несмотря на данные ‘Аббас-султану клятвы, убил его и его сыновей в том же году, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 419, 420.

(обратно)

340

Нармашир — главный город одноименного округа в провинции Кирман, находился на полпути между Бамом и Фахраджем, через него лежал путь паломников из Систана в Мекку. Город был хорошо укреплен, имел четверо ворот и был окружен пальмовыми рощами и садами. Он упоминается еще при Каджарах (1779-1925), ныне не существует, его развалины носят название Чугукабад («город ласточек»), см.: Le Strange, с. 313; Та’рих-и Кирман, указатель.

Бир(а) — деревня в 81 км к западу от Чах-Бахара и в 7 км севернее моря, населенная белуджами, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 66.

(обратно)

341

Искандар Мунши (2, с. 481) пишет: «после шести месяцев пребывания в Кандахаре...»

(обратно)

342

Уже упоминавшийся нами Мухаммад-бек байат, глава племени байат, назначенный «воспитателем» и вакилем Музаффара Хусайн-мирзы, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 481 и наше примеч. 331.

(обратно)

343

Новый поход на Кандахар, предпринятый Рустам-мирзой, который воспользовался как предлогом убийством Хамзы-бека, описан в общих чертах Искандером Мунши. Некоторые детали позволяют дополнить рассказ нашего автора. Так, например, Искандар Мунши пишет о том, что, хотя войско Кандахара во много раз превосходило войско Заминдавара, Музаффар Хусайн-мирза предпочел воздержаться от сражения в открытом бою. Его воины в течение двух месяцев ежедневно совершали ночные вылазки. И только два месяца спустя малик Систана решил отправить на помощь Кандахару три тысячи систанских воинов.

Сообщая о возвращении Рустам-мирзы в Заминдавар, «не достигнув цели», Искандар Мунши не упоминает, однако, о посреднической миссии систанского малика Малика Гариба, роль которого в устранении ссоры между братьями была существенной, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 481, 482.

(обратно)

344

Ворота Машур — западные ворота Кандахара (в сторону одноименного селения, находившегося в 4 км к западу от деревни Тимуран, см.: Географический словарь Афганистана, с. 1663), наиболее часто упоминаемые в источниках, ср., например, у Искандара Мунши.

(обратно)

345

Давар-замин — то же, что Заминдавар. Это пограничная с Гуром область, правителем которой в то время был Рустам-мирза.

Бахтар-замин (здесь «южная страна»), по словам Исфизари (1, с. 245), называли Гармсир, область к югу и вокруг Кандахара, которой правил старший брат Рустам-мирзы, Музаффар Хусайн-мирза; см. также: Tate, 2, с. 238.

(обратно)

346

Сам сын Наримана — дед систанского богатыря Рустама, полководец легендарного царя Фаридуна, см.: Justi, с. 280. Как уже неоднократно отмечалось, систанские малики возводили свой род к Сасанидам и даже к легендарным Кайанидам.

(обратно)

347

Панджвайи — селение в Кандахарской области Афганистана, в 27 км к юго-западу от Кандахара. Старый город, вероятно, находился на дороге между Кандахаром и сегодняшним Панджвайи, см.: Mir Husain Shah. Panjwayee-Fanjuwai. — Afghanistan. Т. XVII, № 3. Kabul, 1962, с. 23-27.

(обратно)

348

Перс., асп-андаз; в справочниках эта мера путевой длины не засвидетельствована; чему она соответствовала, сказать трудно.

(обратно)

349

В печатном тексте: ***, по-видимому, искаженное ***.

(обратно)

350

Пур-и Пашанг — «сын Пашанга», правитель Турана, т.е. Афрасиаб, главный герой туранцев в иранском эпосе.

Исфандийар — сын Гуштаспа, непобедимый герой иранского эпоса.

(обратно)

351

Перс., кумаки.

(обратно)

352

Малолетние братья Рустам-мирзы, с которыми он жил в Заминдаваре.

(обратно)

353

Кисра — арабизованная форма имени Хусрау. Имеется в виду в данном случае Хусрау I Ануширван (531-579), сасанидский государь, к которому (через ‘Амра б. Лайса) возводили свою родословную малики Систана, в том числе Малик Махмуд, см.: Ихйа ал-мулук, с. 20.

(обратно)

354

Ранее: Мир Хасан сын Йар-’Али, однако далее вновь: Мир Хусайн сын Йар-’Али.

(обратно)

355

Издатель, Манучихр Сутуде, отождествляет его с Амиром Касимом Каини, упоминавшимся ранее, см.: Ихйа ал-мулук, с. 529.

(обратно)

356

Скорее всего вместо Амир ‘Абдал (***), неоднократно упоминаемого нашим автором. Он был сыном Мира Мухаммад-Му’мина, умер в 998/1590 г. во время эпидемии, см. также: Ихйа ал-мулук, с. 240, примеч. 2.

(обратно)

357

Фалака — орудие телесного наказания.

(обратно)

358

В печатном тексте: Марсаз вместо марсар — «подобный змее» — эпитет Заххака, у которого, как известно, из плеч выросли змеи.

(обратно)

359

Йакан-хан — великий эмир из племени афшар вначале был правителем Исфизара, а впоследствии, после гибели ‘Али-хан-султана, его родственника, стал правителем Фараха; погиб в 997 (1588) г. от руки Рустам-мирзы, которого он пригласил в Фарах, рассчитывая на его помощь в борьбе с узбеками. Об этих событиях см. примеч. 399.

(обратно)

360

В печатном тексте: Кал’а-йи Самуд, по-видимому, опечатка вместо Кал’а-йи Самур.

(обратно)

361

Имя накиба в тексте отсутствует.

(обратно)

362

Упоминавшийся правитель Ниха.

(обратно)

363

По-видимому, в имени допущена опечатка, ср. ранее: сын Мухаммад-’Али-султана. В этом случае речь идет об упомянутом ранее Риза-кули-беке.

(обратно)

364

Монг. суба (subay) — «ров», см.: Ковалевский, с. 1390; ныне в Афганистане употребляется в специальном значении «колодец, шахта (кяриза)».

(обратно)

365

Араб., ма‘ил имеет значение «склонный к чему-либо», «желающий чего-либо».

(обратно)

366

О значении термина саркар-и хасса см. примеч. 113.

(обратно)

367

Дехали — селение близ Джарунака (Систан).

(обратно)

368

Перс., дархане — здесь, видимо, «усадьба».

(обратно)

369

Зу-л-кадар — туркменское племя, входившее в состав семи основных кочевых кызылбашских племен.

(обратно)

370

Имеется в виду созвездие Плеяд.

(обратно)

371

Перс., джашн-и чахаршанбе-йи сури. Праздник проводов последней среды уходящего года стал отмечаться в Иране с приходом туда арабов («дабы избавиться от огорчений этого дурного дня» — у арабов среда считается несчастливым днем), однако своими корнями он восходит к древнему иранскому празднику, посвященному божеству огня Атар (см.: Бойс, с. 91) и празднованию первого дня Нового года, дня весеннего равноденствия (Бойс, с. 157-158).

Вечером на последнюю среду года после захода солнца миллионы иранцев выходят из своих домов и отправляются за город, приносят три, пять, семь (сакральные числа) охапок колючки и разжигают костры, прыгают через огонь; женщины и мужчины, старики и молодые пляшут вокруг огня, поют, гадают различными способами, раздают аджиль — одним словом, веселятся. В каждой из местностей Ирана празднование имеет свою специфику.

(обратно)

372

Кай-Хусрау сын Сийавуша — мифический царь Персии из легендарной династии Кайанидов (правил по хронологии парсов с 840 по 780 г. до н.э.).

Под именем Парвиз имеется в виду либо Сасанид Хусрау II Парвиз (590-628), либо наместник Систана при Хусрау I Ануширване (531-579) марзбан Парвиз.

(обратно)

373

Шамалан — небольшое селение на берегу р. Гильменд, примерно в 30-35 км к югу от Лашкаргаха и в трех км к северу от Дарвишана.

(обратно)

374

Обычно топоним ‘Аджам, как мы уже отмечали, автор употребляет применительно к Систану, подчеркивая тем самым его древность и значимость.

Дайлам — горная область к югу от Гиляна, отделенная от него горной цепью Эльбурз.

(обратно)

375

Перс.-араб., мардум-и мусирр.

(обратно)

376

Мавлана ‘Абди родился и вырос в Абаркухе (Центральный Иран) и потому носил нисбу Абаркуйи; был шутником и острословом, сочинял хорошие стихи.

Мир Мухсин из эмиров и знати Систана, был учеником мавлана Вали, все написанные им стихи он давал править своему учителю.

О Маулави (мавлана Вали Дашт-Байази) см. в примеч. 323. В «Хайр ал-байан» приведены образцы его стихов (л. 393б, 404а).

(обратно)

377

Са’д сын Абу Ваккаса (ум. 675) — арабский военачальник и сподвижник пророка Мухаммада, искусный стрелок из лука, участвовал в сражении с персами при Кадисии в 637 г.

(обратно)

378

Около 300 кг.

(обратно)

379

Около 600 кг.

(обратно)

380

В тексте: нам-и ишан таван бурд — «их имена можно назвать», конъектура издателя: нам-и ишан натаван бурд — «их имена нельзя упомянуть».

Какую секту конкретно имел в виду автор, чье «название упомянуть нельзя», сказать трудно.

(обратно)

381

Араб., фирка.

(обратно)

382

Перс., ал-и Кийан. Под именем Кийани (Кийаниды) систанские малики фигурируют в источниках вплоть до середины XIX в. Н.В. Ханыков, посетивший Систан в 1857-1858 гг., описывая пестрое население современного ему Систана, отмечал: «Древнее население Систана делится на дехкан (сельских жителей) и кийанидов, представителей знати, потомков древних владык Персии. Из их среды и при Сефевидах, и при Каджарах... выходили правители Систана» (с. 143).

Там же он сообщает, что последний губернатор, Кийанид «Хан Джан-хан, назначенный главой Систана Фатх Али-шахом Каджаром, скончался в царствование Мохаммад-шаха в 1837-38 г.» (с. 143).

(обратно)

383

Шаддад — легендарный царь адитов, народа, жившего, согласно преданию, в Йемене.

(обратно)

384

Текст испорчен.

(обратно)

385

Бамри — название белуджского племени, проживающего поныне в селении Касимабад дехестана Бампур (шахрестан Ираншахр, Иран), — около 250 семей. Еще 60 семей бамри живет в пограничном районе, см.; Йагмайи, с. 91; Та’рих-и Кирман, с. 283.

В начале нашего века, по словам Н. Зарудного, посетившего те места, в районе Бампура проживало свыше трех тысяч семей бамри, см.: Зарудный, с. 309.

(обратно)

386

Гиргишт/Гургушт — название одной из четырех основных групп афганских племен по имени их родоначальника, см.: История Афганистана, 2, с. 20.

В данном контексте этноним употреблен как топоним, как место жительства одного из племен этой группы в районе Сарабана.

(обратно)

387

Араб., хашарат ал-арз.

(обратно)

388

Нисба по названию селения Ник в дехестане Му’минабад шахрестана Бирджанд, расположенного в 62 км к югу от Дар-Мийана, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 431.

(обратно)

389

Перс., туфангчи. Как известно, Аббас I предпринял реорганизацию войска: было создано постоянное войско, в состав которого входил двенадцатитысячный корпус стрелков (туфангчи), вооруженных мушкетами, мечами и кинжалами, и десятитысячный конный корпус гулямов. Туфангчи вербовались из крепких крестьян-персов по специальным наборам, см.: Тазкират ал-мулук, с. 32; История Ирана, с. 272.

(обратно)

390

Имеется в виду правитель Ниха Мухаммад-’Али-султан (хан) из курдского племени гиль, неоднократно упоминавшийся ранее.

(обратно)

391

В печатном тексте топоним ***, по-видимому, искажение *** Фарахан, правителем которого было упомянутое лицо, см. примеч. 391.

(обратно)

392

Сулайман-халифа туркман сын Сухраб-халифы — хорасанский эмир, правитель Туна и Табаса, зять Муршид-кули-хана устаджлу. В 996 (1587-88) г. он был назначен правителем Кума и Фарахана, а его прежние владения Табас и Тун отдали внуку ‘Абдаллах-хана устаджлу, Салман-хану. Принимал участие в хорасанском походе шаха ‘Аббаса I в 997 (1589) г., осаждал по высочайшему приказу касабу Зирих в Хвафе, но вскоре вместе с Алванд-кули-султаном туркманом бежал к Рустам-мирзе в Фарах, который в это время вел борьбу за власть в Кандахаре со своим старшим братом, Музаффаром Хусайн-мирзой. Рустам-мирза принялего с почетом и назначил своим вакилем и старейшиной.

В 999 (1590-91) г. Сулайман-халифа вновь был в своем прежнем владении Туне; убит в рамазане 999/июне-июле 1591 г. в сражении с узбеками в окрестностях Узганда под Туршизом, см.: Хуласат ат-таварих, 2, с. 729, 741, 755, 859, 872, 874, 882, 886, 887, 913-915; Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 408, 456, 457, 488, 489.

Султан ‘Али-халифа шамлу — племянник Фулад-халифы, правитель Каина. Однако в дальнейшем он впал в немилость, шах сместил его с этой должности и передал Каин ‘Али-кули-хану устаджлу. Султан ‘Али-халифа не желал подчиняться шахскому приказу. В 997/1588 г. он самочинно двинулся на Каин, сразился с ‘Али-кули-ханом, победил и убил его и силой завладел поместьем Каин. Вместе с другими хорасанскими эмирами поддержал Рустам-мирзу в его борьбе за Кандахар. После разрешения конфликта он с эмирами Хорасана двинулся в Туршиз на помощь Миру Мухаммеду Туршизи и Миру Джамал-’арабу в их борьбе с Телим-ханом узбаком. Большая часть хорасанских эмиров пала в сражении. Султан-’Али-халифе удалось выйти из сражения целым и невредимым, и он уехал в Каин. Однако обоз его находился в Табасе, и он решил идти туда. По дороге в Табас был убит узбеками в 1002/1593 г., см.: Хуласат ат-таварих, 2, с. 794, 914, 915; Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 303, 456, 457, 488, 489.

(обратно)

393

Гулистан — название селения в округе Пишин, см.: Tate, 4, с. 284.

(обратно)

394

Садре (***) — небольшое селение в шахрестане Бирджанд (округ Хусф), расположенное в 37 км к юго-западу от Хусфа, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 209.

(обратно)

395

‘Абдаллах-хан II Шайбанид, сын Искандар-султана сына Джанибек-хана — хан Мавераннахра (правил 1583-1598).

Под Тураном, как неоднократно отмечалось, автор имеет в виду Маверан-нахр.

(обратно)

396

Перс., галча-за — гильзаи, самое крупное из афганских племен, основная масса которого проживает в районе между Газни и Кандахаром. Этот район, видимо, и имеется здесь в виду.

(обратно)

397

Речь идет о сложившейся в Иране ситуации после смерти шаха Султан-Мухаммада «Худабанде» (1577-1587). Как известно, в это время Восточная Грузия, Восточная Армения, Азербайджан и западные провинции Ирана были оккупированы турецкими войсками. Войска узбекского государства в Мавераннахре овладели Хорасаном с городами Мерв, Герат, Мешхед, Нишапур.

Внутри страны шла междоусобная война между феодалами, прежде всего главами племен устаджлу и шамлу, имели место народные восстания, см.: История Ирана, с. 265, 271.

(обратно)

398

Т.е. шаха ‘Аббаса I, которого Мухаммад-кули-бек увез в Персидский Ирак, см. примеч. 399.

(обратно)

399

Маручак (Маричак) — селение на правом берегу Мургаба в Афганистане, на границе с Туркменистаном, в 35,5 км к северо-западу от Бала Мургаба.

(обратно)

400

Имеются в виду широко известные события, связанные с междоусобной борьбой за власть между главой племени устаджлу Муршид-кули-ханом и главой племени шамлу ‘Али-кули-ханом, каждый из которых рассчитывал сделать юного ‘Аббас-мирзу орудием достижения своих целей. Как известно, верх в этой борьбе одержал Муршид-кули-хан. Его людям удалось похитить ‘Аббас-мирзу в решающем сражении между ними. Муршид-кули-хан привез ‘Аббаса в Мешхед, возвел на царство, а сам стал оплотом его власти.

События эти освещены во многих источниках, в том числе в «Шараф-наме-йи шахи» Хафиз-и Таныша, «Хуласат ат-таварих» Кази Ахмада Куми, «Шараф-наме» Бидлиси, «Та’рих-и ‘аламара» Искандера Мунши. Согласно источникам, ‘Али-кули-хан, правитель Герата и прежний опекун ‘Аббас-мирзы, не рассчитывая собственными силами удержать власть в Герате, обратился за помощью к кандахарским мирзам и к ‘Абдаллах-хану II (1557-1598). ‘Абдаллах-хан II к походу в Хорасан готовился давно. Еще в конце 993/1585 г. он отправил Амира Курайша послом к императору Индии Акбару, известил его о своем намерении напасть на Хорасан и просил воздержаться от предоставления помощи кызылбашам. Весной 995/1587 г. (согласно «Шараф-наме-йи шахи», 6 раби’ I/14 февраля 1587 г., по Искандеру Мунши — в начале 996/1588 г.) ‘Абдаллах-хан II во главе стотысячного войска выступил из Бухары в Насаф, 1 джумада II/9 мая 1587 г. переправился через Амударью, а 27 джумада II 995/4 июня 1587 г. (или, согласно «Шараф-наме-йи шахи», 1 раджаба/7 июня) авангард узбекского войска под командованием ‘Абд ал-Му’мин-хана был уже в пределах Герата. В последующие дни узбекское войско все ближе подходило к городу, пока 2 раджаба/8 июня 1587 г. не заняло все окрестности города, отрезав осажденных.

‘Али-кули-хан о случившемся поставил в известность шаха, который в то время находился в Мешхеде. Однако Муршид-кули-хан, новый опекун шаха, не счел целесообразным идти в Герат с находившимся при нем незначительным войском и вместе с шахом отбыл в Персидский Ирак, отправив ‘Али-кули-хану высочайший приказ, в котором обещал прислать помощь по прибытии победоносного войска в Иран. В раби’ I 996/феврале 1588 г. после 9-месячной осады Герата войсками ‘Абдаллах-хана II ‘Али-кули-хан через посредничество саййида Мира Асада Муртазави заявил узбекскому хану о своей готовности сдать город, ежели тот гарантирует ему и его людям жизнь и даст им возможность покинуть город. Однако ‘Абдаллах-хан предложения не принял и продолжал осаждать город. ‘Али-кули-хан в конце концов был вынужден оставить город и укрыться со своими военачальниками и воинами в цитадели Ихтийар ад-Дин. По словам Шараф-хана Бидлиси, осада города продолжалась 9 месяцев и 21 день, согласно Хафиз-и Танышу, который от начала и до конца осады находился при стремени хана, — 9 месяцев и 3 дня. В пятницу 18 раби’ II 996/17 марта 1588 г. (Бидлиси) или 3 раби’ II 996/2 марта 1588 г. (Хафиз-и Таныш) Герат был занят войсками ‘Абдаллах-хана II, а ‘Али-кули-хан убит: ‘Абдаллах-хан не сдержал своего обещания пощадить его жизнь, см.: Шараф-наме, 2, с. 255-259; Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 363, 364. Материалы Хафиз-и Таныша в «Шараф-наме-йи шахи» подробно рассмотрены и проанализированы в статье Султан-Хусайна Санандаджи (с. 270-274) и М.А. Салахетдиновой в четвертом томе издаваемого ею русского перевода этого памятника. О расхождениях в датировке и продолжительности осады Герата в источниках см.: Chesney, с. 54, 55; Burton, с. 119-123.

На шестой или седьмой день после захвата Герата ‘Абдаллах-хан II с основными силами своего кочевого ополчения выехал в сторону Мешхеда (взят им 30 зу-л-ка’да 997/30 сентября 1589 г.). В это же время часть войска ‘Абдаллах-хана под предводительством эмира Шахим-курчи предприняла попытку овладеть Систаном, см. об этом: Смирнова, 1983, с. 96-99, а также наше примеч. 403.

(обратно)

401

Кух-и Занджигар — гора близ старого города Герата с его северной стороны, см.: Хафиз-и Абру, с. 89.

(обратно)

402

Хийабан — название старого района под Гератом (упоминается в «Та’рих-и Байхаки» и в «Табакат ас-суфийа» Ходжи ‘Абдаллаха Ансари), к северу от города. На кладбище этого района сосредоточена большая часть мазаров (священных могил) великих людей Хорасана, см.: Хафиз-и Абру, с. 21, 80; Матини, 1982, с. 58-60.

Мазар Ходжи ‘Абдаллаха Ансари находится в селении Казургах, расположенном на склоне горы Занджиргах, к северу от старого Герата, см.: Хафиз-и Абру, с. 25, 89, 90.

(обратно)

403

Карнай — музыкальный инструмент, длинная труба.

(обратно)

404

Имеется в виду могущественный эмир ‘Абдаллах-хана II Шахим-бий аргун, снискавший себе славу своей отвагой и мужеством; он неоднократно упоминается в «Шараф-наме-йи шахи», (например, 1, с. 252, 253, 266, 295-298).

После захвата Герата войсками ‘Абдаллах-хана II Шахим-бий в 997 (1588) г. с частью войск предпринял попытку овладеть Систаном и с этой целью выступил через Кухистан в поход на Систан, о чем повествуется в «Ихйа ал-мулук». В «Та’рих-и ‘аламара-йи ‘Аббаси» в событиях 1007/1598 г. он назван правителем Мерва. Впоследствии из союзника Шахим-бий стал одним из врагов ‘Абдаллаха II, искал союза с его сыном, ‘Абд ал-Му’мином. Однако тот выдал его отцу, и он был казнен, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 552; Бартольд, 8, с. 195; Смирнова, 1983, с. 97-99.

(обратно)

405

О Табасине (Тебесин) см. примеч. 147.

(обратно)

406

Перс. Бийабан-и Гург — название части Великой соляной пустыни в Иране с западной стороны Систана.

(обратно)

407

Ср. несколькими строками выше — 12 тыс. конников.

(обратно)

408

См. наш перевод ранее (с. 145) и примеч. 327.

(обратно)

409

О Йакан-хане афшаре, правителе Фараха, уже говорилось (примеч. 358). О нем и его обращении за помощью к сефевидскому принцу Рустам-мирзе есть подробный рассказ у Искандара Мунши. В первые годы воцарения на престоле Ирана шаха ‘Аббаса I Хорасан и сопредельные районы страдали от постоянных набегов кочевых племен из Мавераннахра. Не были исключением и Систан, и близко расположенный к столичному городу Герату Фарах. Проживавшее в Фарахе племя афшар было бессильно воспрепятствовать кочевникам в захвате их области. Тогда правитель Фараха, Йакан-хан афшар, ради сохранения своих людей по совету и рекомендациям своих соплеменников отправил к Рустам-мирзе в Заминдавар гонца и просил его пожаловать в Фарах с войском. Рустам-мирза, осведомленный о царившем в Хорасане хаосе и о занятости шаха ‘Аббаса делами в Ираке, воспользовался случаем и без промедления выступил с войском в Фарах. Йакан-хан обрадовался прибытию Рустам-мирзы. Однако Рустам-мирза на следующий день после своего прибытия в Фарах схватил Йакан-хана и, обуреваемый жаждой завладеть его имуществом, два дня спустя казнил его. Подвергнув наказанию всю знать племени афшар, он забрал себе все, что нашел у них. Народ же ради устранения нападения кочевников не видел иного выхода, кроме повиновения Рустам-мирзе, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 482; ср. также: Хуласат ат-таварих, 2, с. 665, 755.

(обратно)

410

Так в тексте, ср. ранее: Сулайман-халифа туркман; о нем см. примеч. 391.

(обратно)

411

Сведения о Кучик-йуз-баши устаджлу в источниках найти не удалось. Кази Ахмад, сообщая о прибытии в Фарах Сулайман-халифы туркмана, пишет, что его сопровождали ряд его верных вождей (евнухов) и Алванд-кули-султан туркман, см.: Хуласат ат-таварих, 2, с. 887.

(обратно)

412

В «Хайр ал-байан» дана краткая справка о Мире Фазли Бами из калантаров и саййидов Бама: он был сведущ в математике и других науках, был поэтом. В тазкира также упоминается о его приезде в 995/1586 г. в Систан к Малику ‘Акибат-Махмуду с поручением Бигташ-хана, наместника Йазда и Кирмана. Именно в это время наш автор имел с ним встречу и беседу. В «Хайр ал-байан» (л. 268б-269а) приведены образцы его стихов.

(обратно)

413

Уже упоминавшийся Йа’куб-хан зу-л-кадар, родом из Заминдавара, в то время осуществлял наместничество в Ширазе.

(обратно)

414

По-видимому, имеется в виду Мир Фазлаллах Шахристани Исфахани из великих саййидов Шахристана под Исфаханом, который в правление шаха ‘Аббаса I некоторое время был вазиром Исфахана и главой дивана. Он по приказу шаха ‘Аббаса возглавил работы (на их начальном этапе) по отводу вод р. Куранг (Карун) в р. Зайанде-руд, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 164; 3, с. 949, 1089.

(обратно)

415

Последователи имамов, имамиты (перс.-араб., мазхаб-и имамийа) — это умеренные шииты, признававшие двенадцать имамов и считавшие скрытым имамом (ал-Махди) имама Мухаммеда сына Хасана ал-’Аскари. Шиитов-имамитов именовали также исна ‘ашарийа («поклонники двенадцати имамов»), см.: Петрушевский, 1966, с. 250-259.

(обратно)

416

Тун — небольшой городок близ Каина, его называют также кухистанский Тун, см.: Таквим ал-булдан, с. 512; Бартольд, 7, с. 142.

(обратно)

417

В тексте: Сахра-йи Самули (***). Издатель текста предполагал в топониме ошибку переписчика: вместо Санчули (***) или Сангчули — по названию живущего в этих краях племени неясного происхождения, см.: Ихйа ал-мулук, с. 529; Tate, 3, с. 295.

(обратно)

418

Т.е. примерно через три месяца.

(обратно)

419

Мирза Зу-л-Факар-бек туркман сын Сухраб-бека вместе с Рустам-мирзой отбыл в Индию, где дослужился до чина хазар-у пансади (на деле командовал шестью сотнями всадников), ум. в 1040/1630-31 г., см.: Падшах-наме, 1, ч. 1, с. 185, 258; ч. 2, с. 306.

(обратно)

420

Неоднократно уже упоминавшийся мунши Малика Байазида Фарахи.

(обратно)

421

Намек на известную библейскую легенду, отраженную в Коране, согласно которой Йа’куб (Иаков) лишился любимого сына Иосифа, проданного братьями в Египет. Веря словам сыновей, он думал, что Иосиф растерзан зверем, см.: Библия. Бытие, с. 40-52.

(обратно)

422

Эта цифра названа для большего эффекта. В действительности же со дня смерти отца Малика Махмуди, Малика Гийас ад-Дина, к этому времени прошло девять лет.

(обратно)

423

Из последующего контекста следует, что Рустам-мирза вторгся в Систан 1 раджаба 998/6 мая 1590 г.

(обратно)

424

В печатном тексте: *** в дальнейшем: *** — Газбар. Имеется в виду селение в Систане, его упоминает Зарудный (с. 369).

(обратно)

425

О тутин (тростниковая лодка) см. примеч. 123.

(обратно)

426

Кал’а-йи кухна («Старая крепость») — название деревни вблизи Кал’а-йи нау («Новая крепость», ныне в провинции Нимруз), основание которой приписывается ‘Алам-хану, главе племени нахруи, мигрировавшему в Систан из Бампура (первоначально деревня носила название Бурдж-и Мир ‘Алам-хан), см.: Tate, с. 94.

(обратно)

427

Араб. Ка’им Махди — букв, «воскрешающий имам» — термин шиитской догматики. Для шиитов-имамитов им является Мухаммад б. ал-Хасан, «скрытый имам», см.: Шиитские секты, с. 104, примеч. 32.

(обратно)

428

Зангана и сийах-мансур — курдские племена.

(обратно)

429

О Сулайман-халифе туркмане см. примеч. 391.

(обратно)

430

Перс., акайан.

(обратно)

431

Ислам-бек шамлу — хорасанский эмир, вместе с Сулайман-халифой туркманом и другими эмирами уезжал на службу к Рустам-мирзе. В дальнейшем занимал должность йуз-баши, в 1005/1596-97 г. ездил с посланнической миссией в Герат к Кулбаба-кукелташу, в 1007/1598-99 г. побывал в Индии, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 483, 488, 515, 529, 568.

(обратно)

432

О Мире Зийа’ ад-Дине Мухаммад-саййиде Табатабайи Зуварайи сведений в источниках найти не удалось.

(обратно)

433

Искандар Мунши также пишет о походе Рустам-мирзы в Систан, правда лишь в общих чертах. В частности, он отмечает, что правитель Систана Малик Махмуд, опасаясь прихода Рустам-мирзы в Систан, покинул свое местожительство в Рашкаке и уехал в крепость Чап-у-раст, собирая вокруг себя всех жителей страны Нимруз, способных воевать. Всего вокруг него собралось около 10 000 человек. В Чале он оставался семь месяцев. В результате сильной жары и скученности в войске вспыхнула холера. По этой причине большая часть людей покинула его лагерь и вернулась в родные места.

Рустам-мирза испытывал непреодолимое желание господствовать в Систане. Малик ‘Абдаллах Фарахи, состоявший в родстве с маликами Систана, взялся помочь Рустам-мирзе — обманом совратить часть родственников Малика Махмуда и заставить их примкнуть к мирзе. Этот план, как видно из нашего текста, удался как нельзя лучше. Прежде всего обманным обещаниям Рустам-мирзы поддался Малик Зариф сын малика Наср ад-Дина, дядя Малика Махмуда, который всегда «страдал от недостатка ума». Он предался Малику Махмуду, пригласив его под благовидным предлогом в крепость Кал’а-йи Джарунак, где проживал сам.

Малик Махмуд, чтобы доставить удовольствие племяннику, предложение принял и в сопровождении Малика ‘Али, Малика Махмуди и автора нашей хроники отправился в гости в Кал’а-йи Джарунак. Была весна, они бродили по парку. Внезапно по доносу Малика Зарифа и некоторых мулазимов Малика Махмуда прибыл с войсками, собранными из различных частей Хорасана, Рустам-мирза и спешился на расстоянии одного фарсаха от Кал’а-йи Джарунак.

Малик Зариф, увидев несметное войско Рустам-мирзы, раскаялся в своем предательстве и стал думать о защите своей крепости. Рустам-мирза обложил крепость со всех сторон. Малик Зариф и его братья обороняли крепость в течение 16 дней. Рустам-мирза направил в крепость послом Сулайман-халифу туркмана. Приехал также Малик ‘Абдаллах Фарахи. В конце концов им удалось обмануть Малика Зарифа, и тот вместе с братьями и отцом, не посоветовавшись с Маликом Махмудом, уехал к Рустам-мирзе. Малик Махмуд, увидев это, поручил оборону ворот крепости своим родственникам, а сам в сопровождении нашего автора, Малика Шах-Хусайна, отправился к Рустам-мирзе. Мирза для видимости оказал ему почет и уважение, чтобы завоевать его доверие, обошелся грубо с Маликом Зарифом и его братьями. В тот же день Рустам-мирза и его войско оседлали коней и вступили в крепость. Малик Махмуд принял «гостей» как хозяин и как слуга. По подстрекательству кызылбашей, состоявших в сговоре с Рустам-мирзой, тот на следующий день схватил Малика Махмуда, Малика Наср ад-Дина и его сыновей. Несколько дней спустя Малик Наср ад-Дин, Малик Зариф и его братья были казнены, а еще через месяц, как мы увидим далее, их участь разделил и Малик Махмуд. Эти события происходили в 998/1590 г. В конце рассказа Искандар Мунши добавляет: «Подробности упомянутых событий пишущий сии строки слышал от заслуживающих доверия рассказчиков — жителей той области. Ответственность на рассказчиках (или же — за верность не ручаюсь)», см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 483-487.

Рассказ Искандара Мунши в целом совпадает с известиями об этих событиях в нашей хронике, отдельные же детали, отсутствующие в «Ихйа ал-мулук», очень удачно дополняют их.

(обратно)

434

Намек на арабскую легенду, согласно которой магический перстень Сулаймана (библейского Соломона) был похищен у него злым духом Сакром. На 40-й день перстень, брошенный Сакром в море и проглоченный рыбой, был найден его владельцем при разделке пойманной рыбаком рыбы, см., например: ЕЭ, т. 12.

(обратно)

435

О Шеле Махмудабад см. примеч. 226. В благоприятные годы Шела дает проход воде в Гауд-и Зирих (провинция Нимруз, в 80 км к юго-западу от Чахар-бурджака), см.: Tate, 2, с. 109; Ball, с. 75, 111.

(обратно)

436

Перс., *** — название селения близ крепости Кал’а-йи Тагрун, идентифицировать не удалось.

(обратно)

437

Перс., дар анджа Мир Мухаммад-Салих ва Мир Хайдар манзил дашт. Издатель считает (по-видимому, принимая во внимание глагольную форму в ед.ч. прош. вр.), что между именами союз «ва» — лишний и что это одно лицо: Мир Мухаммад-Салих сын Мира Хайдара, см.: Ихйа ал-мулук, с. 530.

(обратно)

438

Джамшид — мифический царь из легендарной династии древнего Ирана Пишдадидов; его царствование считалось мифическим «золотым веком», см.: Бертельс, 1960, с. 362.

(обратно)

439

Имеется в виду Мухаммад.

(обратно)

440

Кал’а-йи Куч, очевидно, крепость в Систане, далее, однако, трансформируется в Кал’а-йи Хаш.

(обратно)

441

Перс., мирак.

(обратно)

442

Мазар Пир Давуди в Захидане сохранился по сей день, см.: Ихйа ал-мулук, с. 530, примеч. 1.

(обратно)

443

Насрабад/Нусратабад — это современный Забул (Заболь), город в Иране близ границы с Афганистаном.

Чунг-и Мурган — деревня в шахрестане Забул, в 13 км к северо-западу от Секухе и в 3 км от шоссейной дороги Захидан-Забул, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 116.

В «Географическом словаре Афганистана» (с. 156) тоже засвидетельствована местность Чинг-и Мурган (Чанг-и Мурган); она расположена в Фарахском уезде, в 49 км западнее Джувайна (?). Однако, как нам кажется, речь в данном контексте идет об иранском Чунг-и Мурган.

(обратно)

444

Ваджаб — мера длины, расстояние между растянутыми большим пальцем и мизинцем. Поскольку у разных людей это расстояние неодинаково, то ваджаб колебался от 10 до 15 см.

(обратно)

445

Маст — разновидность кислого молока.

(обратно)

446

Мийан-Дашт — название пустыни в Иране.

(обратно)

447

Тамуз — десятый месяц сирийского календаря, соответствующий июлю.

(обратно)

448

По-видимому, описка вместо Малик Мухаммад, см.: Ихйа ал-мулук, примеч. издателя к с. 530.

(обратно)

449

Йа’куб (библейский Иаков «Израиль») — сын Исаака и Ревекки, родоначальник-эпоним 12 колен еврейского народа. Под «внуками (араб., асбат) Йа’куба» имеются в виду потомки Иакова, сыны Израилевы. Автор, по-видимому, намекает на библейскую легенду об исходе евреев из Египта, когда они в течение 40 лет блуждали по пустыне, прежде чем вышли в землю обетованную, см.: Библия. Исход, 53-70.

(обратно)

450

Великий малик (малик-и му‘аззам) — титул правителя Систана Малика Джалал ад-Дин Махмуд-хана, который заступил на правление Систаном, как мы уже отмечали, 17 шавваля 998/19 августа 1590 г. после казни его отца Рустам-мирзой; автору «Ихйа ал-мулук» он доводился кузеном, см. текст и перевод «Ихйа ал-мулук». Его правление продолжалось до его смерти в 1041/1631 или в 1042/1632 г., см.: Зайл, с. 132, 133, 287.

(обратно)

451

Ошибочно вместо Малик Джалал ад-Дин Махмуд, см.: Ихйа ал-мулук, с. 530, примеч. 1.

(обратно)

452

Султан Мурад-мирза — старший сын Рустам-мирзы сына Султана Хусайн-мирзы, ошибочно названный в именном указателе к «Та’рих-и ‘аламара» сыном Музаффара Хусайн-мирзы, брата Рустам-мирзы. Искандар Мунши пишет, что Мурад-мирза был зятем верховного хана Индии и что в 1025/1616 г. он вместе с отцом и другими своими братьями находился в Индии; неоднократно упоминается в «Падшах-наме». В 1047/1637-38 г. за примерную службу он был удостоен почетного титула хан и должности командира двух тысяч (ду-хазари), см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 487; Падшах-наме, 1, ч. 1, с. 167, 170; 2, с. 9, 141.

(обратно)

453

Араб., шатир, в дальнейшем (с. 387 перс. текста, пер., с. 286) упомянут Шатир Мухаммад-Хусайн, друг Малика Мухаммада. Возможно, и в данном случае он имеется в виду.

(обратно)

454

Хусайнабад — деревня в области Нимруз, расположенная на берегу р. Гильменд, в 9 км выше Чахар-бурджака, см.: Ball, с. 126.

(обратно)

455

Хуррамабад. Очень распространенное название. Достаточно сказать, что в Географическом словаре девятого остана (Хорасан) Ирана представлены одиннадцать деревень под названием Хуррамабад. Данный топоним относится к Систану, однако точные его координаты неизвестны. Можно лишь отметить, что систанский Хуррамабад находился между р. Гильменд и каналом Та’ам.

(обратно)

456

Аб-и Та’ам — название древнего канала, отведенного от р. Гильменд, согласно «Та’рих-и Систан» (рус. пер., с. 141), в 723 г. арабским наместником Ка’ка’ б. Сувайдом, в 30 милях («60 км) от Заранджа; орошал земли, прилегавшие к южным воротам Заранджа Дар-и Та’ам, см.: Та’рих-и Систан, с. 125, примеч. 2; Таквим ал-булдан, с. 80; Le Strange, с. 399; Tate, с. 146.

(обратно)

457

Кеджаве — крытые сиденья для путешественников, расположены по бокам вьючного животного.

(обратно)

458

Быть может, Пуште Хари можно идентифицировать с Хари, селением в нынешней провинции Нимруз, в 2 км к северу от Сангара и 8 км на юго-запад от Зийарат-и Амиран Сахиб; о последнем см.: Ball, с. 154. К сожалению, нам был недоступен 11-й том Географического словаря Ирана, в котором отражена топонимика остана Систан и Балучистан. Издатель текста «Ихйа ал-мулук», отметив, что название Пуште Хари сохранилось по сей день (с. 530), никаких данных не привел.

(обратно)

459

В тексте: марам-и сахт — «составил план действий»: или же автор имел в виду афг. марам — «затихший», что по смыслу, нам кажется, в данном случае более подходит.

(обратно)

460

Ср. ранее «площадь Мира Махмуда-мукри».

(обратно)

461

Автор имеет в виду события, связанные с выступлением шиитов в Ираке, объявивших после смерти халифа Му’авии единственно законным халифом Хусайна б. ‘Али. Часть жителей Куфы, ранее присягнувших Йазиду б. Му’авии, нарушила присягу и призвала Хусайна б. ‘Али возглавить восстание против Йазида б. Му’авии. Хусайн выступил в Куфу, но восстание было подавлено ‘Убайдаллахом б. Зийадом, наместником Куфы. Согласно легенде, возле Кербелы произошло сражение, противник отрезал Хусайну и его воинам путь к воде и он, страдая от жажды, был убит, см., например: Та’рих-и Систан (рус. пер., с. 118-120); Петрушевский, 1966, с. 45, 46 и примеч. 39; Wellhausen. Die religios-politischen Oppositionsparteien, с. 61-67.

(обратно)

462

Чапраст (у Искандара Мунши — Чап-у-раст). По его словам, это укрепленное место (махкама) на одном из островов посреди р. Хирманд (2, с. 483); ср. ранее: Дашт-и Чапраст — «местность, подвластная Кичули, с трех сторон ее окружает вода, а северная ее сторона укреплена рвом», см.: Ихйа ал-мулук, с. 269.

(обратно)

463

В тексте пропуск, см.: Ихйа ал-мулук, с. 311, примеч. 3.

(обратно)

464

Мухаммед — конъектура издателя, в тексте: Малик Махмуд.

(обратно)

465

Шах Салим — могольский император Северной Индии Нур ад-Дин Джихангир (1014-1037/1605-1627).

(обратно)

466

Мирза Бархудар-хан сын ‘Абдаррахмана Дулдаи — видный могольский эмир из чагатайского племени барлас. В 40-е годы правления могольского императора Акбара был командиром отряда в 250 воинов, в правление его преемника, Джихангира, был назначен на должность кушбиги, а в начале 1018/1609 г. получил почетный титул «Хан-и ‘Алам», под которым в дальнейшем и был известен среди современников. В 1025/1616 или же в 1026/1617 г. Хан-и ‘Алам был направлен императором Индии с ответной посольской миссией к шаху ‘Аббасу I. Это было самое пышное посольство, которое когда-либо появлялось в Персии. Свита Хан-и ‘Алама включала около 1200 человек, двигались они крайне медленно, делали длительные остановки, в том числе в Систане, где наш автор и познакомился с ним, в Герате и Куме. Только в 1027/1618 г. Хан-и ‘Алам прибыл в Казвин и был принят шахом. Здесь речь идет о пребывании Хан-и ‘Алама в Систане в 1029/1620 г., при возвращении из Ирана на родину.

Автор «Падшах-наме» (1, с. 427) отмечает, что Бархудар-хан не обладал искусством и тактом посла, хотя никаких доказательств своим словам не приводит. По воцарении Шахджихана (1628-1657) Бархудар-хану был пожалован чин панджхазари, он получил знамя и барабан и был назначен правителем области Бихар вместо Рустам-мирзы Сафави. Однако, будучи наркоманом (кукнари), он пренебрегал своими обязанностями и был смещен с этого поста еще до истечения одного года. В конце 1043/1632 г. Бархудар-хан был отправлен на пенсию, получал ежегодно пособие в 1000 рупий; умер естественной смертью в Агре после 1051/1641 г., см.: Падшах-наме, 1, с. 426; Аин-и Акбари, с. 512-514, №328.

(обратно)

467

Текст реконструирован издателем, см.: Ихйа ал-мулук, с. 314, примеч. 1. Однако нет полной уверенности, что он правилен.

(обратно)

468

Эмир дивана — глава воинских подразделений.

(обратно)

469

Малахан — название местности, расположенной на севере р. Гильменд, см.: Tate, 2, с. 128.

(обратно)

470

См.: Ихйа ал-мулук, с. 165-166 (перевод, с. 90).

(обратно)

471

Перс., байан-и исм-и у намуд (?). Быть может, «доброе имя, славу»?

(обратно)

472

Ну’ман б. Мунзир — последний царь из Лахмидской династии в Хире (правил 580-602), см.: EI², 3, с. 1030.

(обратно)

473

Абу-л-Фатх-мирза — сын верховного правителя Систана Малика Джалал ад-Дина Махмуда, упомянут в «Тазкира-йи Насрабади» (с. 37). Писал стихи, в которых дискутировал со своим братом, Маликом Хамзой, см. также: Ихйа ал-мулук, с. 174.

(обратно)

474

Бин(а) Фахл (совр. Бампур) — старинное селение в верхнем Мекране, в течение многих лет служившее резиденцией правителя Белуджистана; имело сильную укрепленную крепость, возведенную на высоком холме (ее развалины сохранились по сей день), по мнению археологов, еще в доисламское время.

В настоящее время это центральное селение одноименного дехестана в шахрестане Ираншахр, расположенное в 23-25 км к западу от Ираншахра, на краю шоссейной дороги Ираншахр-Чах-Бахар, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 52, 53; Та’рих-и Кирман, с. 252 и др.; Йагмайи, 90, 91.

(обратно)

475

Как мы отмечали ранее, автор «Ихйа ал-мулук» часто вместо имени Малика Джалал ад-Дина Махмуда употребляет титулы: «великий малик» (малик-и му’аззам), «верховный малик» (малик ал-мулук) и эпитеты: «лучший из маликов и великих эмиров», «слава ислама и мусульман» и т.п.

(обратно)

476

Перс-араб, исм-и мусахиби.

(обратно)

477

Араб, мукарраб ал-хазрат ва джалис.

(обратно)

478

Малик Мухаммед — сын Малика (Шах) Абу Исхака, после смерти дяди, брата отца, в 998/1589-90 или 999/1590-91 г. уехал в Индию на службу императору Джалал ад-Дину Акбару, см.: Ихйа ал-мулук, с. 401.

(обратно)

479

Т.е. Нур ад-Дина Джихангира.

(обратно)

480

Ва («и»), конъектура издателя, в рукописи его нет, что позволяет переводить данное имя как Амир Мухаммад сын Амира Махмуда.

(обратно)

481

В рукописи: Баджу-бий (***), издатель текста исправил имя на Начули (***), следуя тексту «Та’рих-и ‘аламара», хотя и там оно представлено в разных вариантах: Наджули/Наджубий, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 455, 457, 573.

Во всех других случаях в рукописи разночтения этого имени (Маджули/Баджули и т.д.) также сведены издателем к единой форме.

Как нам представляется, все приведенные выше варианты являются искажением имени Байчу-бий. Речь идет об известном узбекском военачальнике Кулбабы-кукелташа, гератского наместника ‘Абдаллах-хана II. Он возглавлял узбекское войско в сражениях с кызылбашами в Хорасане в 1001/1592-93 и 1007/1598 гг. Искандар Мунши, описывая поражение узбекского войска в 1007/1598 г., среди убитых в сражении эмиров и захваченных в плен упоминает Наджу-бия бахадура, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 573.

Топоним Джузджан в печатном тексте представлен в форме Джурджан *** (в указатель географических названий вынесен *** что явно ошибочно) вместо Джузджан (Гузган). Это область в северо-западной части современного Афганистана. Йуз-дих (в тексте, по-видимому, опечатка — ***) или Нур-дих — название селения в этой области.

(обратно)

482

Накшбанд(ийа) — суфийское братство, основанное в Средней Азии Баха’ ад-Дином Мухаммедом ал-Бухари, известным под прозванием «Накшбанд» (1318-1389), по имени которого братство получило свое наименование. Его преемниками были Ходжа Аттар (ум. 1400) и Ходжа Мухаммад Парса (1345-1420). Братство имело широкий ареал распространения, помимо Средней Азии было распространено в Иране и Азербайджане и даже в Китае, см.: Петрушевский, 1966, с. 344, 345.

(обратно)

483

В Афганистане в пограничном с Ираном районе имеется целая цепь озер Хамун. В данном контексте речь, видимо, идет о самом крупном из них — Хамун-и Савари (Сабари). В него впадают реки Хаш-руд и Гильменд.

(обратно)

484

Мийан-Шела — по-видимому, местность в среднем течении глубочайшего канала, реки в провинции Нимруз, к северо-западу от Гауд-и Зирих, которая соединяет край большой дельты р. Гильменд и противоположный край впадины Гауд-и Зирих, см.: Tate, 2, с. 109; Ball, с. 111.

(обратно)

485

В других источниках сведений о Дурман-пахлаване мы не нашли.

Перс.-тюрк., чухра-акаси — «начальник пажей», т.е. придворных султанов, ханов и великих эмиров, составлявших во время военных кампаний особые воинские подразделения. В их обязанность входила также охрана царствующей особы, более подробно см.: Ахмедов, 1982, с. 170-171.

(обратно)

486

Турсун-бахадур (или Турсун-бий) — эмир ‘Абдаллах-хана II, упомянут в «Шараф-наме-йи шахи», см.: Материалы по истории казахских ханств, с. 265.

(обратно)

487

Перс., мардум-и Туран.

(обратно)

488

В тексте: Нур-дих Джурджан, ср. ранее: Йуз-дих, см. примеч. 480.

(обратно)

489

В рукописи: ***, издатель текста исправил на бамри (?), см.: Ихйа ал-мулук, с. 326, примеч. 1.

Однако, нам представляется, в данном случае речь идет об упоминавшемся многократно (А)мире Касиме сыне Мир-йара, которому великий малик Систана поручил ведение всех важных дел, см. текст, с. 319. Если это так, то его имя в данном случае следует читать как Мир Касим сын Мир-Йари (***).

(обратно)

490

Низам ал-мулк Кулбаба-кукелташ — могущественный эмир ‘Абдаллах-хана II, был начальником диван-и мушриф, а с 995/1587 г. после захвата Герата вплоть до своей смерти в 1006 (1598) г. (убит по приказу сына ‘Абдаллаха II, ‘Абд ал-Му’мин-хана) — наместником ‘Абдаллах-хана в Герате, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 515, 555 и др.; Ахмедов, 1982, с. 29, 59 и др.

(обратно)

491

В тексте: ‘Али-шах, имя собственное, мы приняли конъектуру издателя: ‘али-ша’н — «высокостепенный».

(обратно)

492

В тексте: аз ма‘алис-и Мавараннахр, возможно, опечатка или неправильное прочтение маджалис — «собрания» или манабир — «минбары, кафедры» (?).

(обратно)

493

Кал’а-йи Ихтийар ад-Дин — знаменитая крепость в Герате, расположенная в северной части города и названная в честь Шамс ад-Дина Мухаммада Карта (1245-1278), построена в 699/1298 г. Фахр ад-Дином Картом (1285— 1307). В 810/1405 г. Шахрух рядом со старой цитаделью выстроил новую, стены которой, выложенные из жженого кирпича и камня, возвышались на насыпи и были необычайно прочными, см.: Бартольд, 7, с. 76; Беленицкий, с. 177-179.

(обратно)

494

Его полное имя — Мир Мухаммад Мухсин Машхади, был известен под псевдонимом «Мир Падшах», родом из Мешхеда, из саййидов Разавийа. В 997 (1588) г. он уехал из Мешхеда в Герат и там остался. В тазкира «Хайр ал-байан» приведены его стихи (л. 380а—381а).

(обратно)

495

Мирза Казак сын Шуджа’ ад-Дина Мухаммада и внук эмира Бурундука барласа, мукаррабат ал-хазрат эмира Тимура.

(обратно)

496

Амир Низам — сын Амира Хаджи Мухаммада из местной систанской знати.

(обратно)

497

Букв. «В сосуде красоты не вмещалась красота более этой».

(обратно)

498

Джалалабад — селение в Систане, расположенное на границе Ирана и Афганистана, близ левого берега р. Гильменд, на расстоянии около 1,5 км к западу от Маргу. Его посетил в 1900-1901 гг. Н.Зарудный. По его словам, в Джалалабаде около 300 дворов, из них жилых — 28-30, остальное население эмигрировало в Афганистан, см.: Зарудный, с. 383.

(обратно)

499

Аухад ад-Дин Анвари (1126-1169-70) — знаменитый хорасанский поэт. Во время мервского похода шаха ‘Аббаса в 1600 г. наш автор на обратном пути посетил в селении Бадане, подвластном Хаварану, мазар, почитаемую местным населением могилу, в которой, как считают, захоронен Анвари, см.: Хайр ал-байан, л. 636.

(обратно)

500

Летние и зимние пастбища входили в юрт кочевых племен. Юрт считался общинным. Пастбищем с находившимся на нем источником воды кочевники пользовались также сообща. Тем не менее фактическими хозяевами пастбищ были главы племен. И хотя они не имели права продавать пастбища или обращать их в свою личную собственность, налог с пастбища кочевники платили в пользу своего хозяина, пасли свой и хозяйский скот и несли другие повинности, см.: История Ирана, с. 256.

(обратно)

501

Издатель текста «Ихйа ал-мулук» на основании приведенной ниже хронограммы Маулави исправляет дату на 1028/1618 г., см. примеч. 502.

(обратно)

502

Местный поэт, не раз уже упоминавшийся в тексте.

(обратно)

503

В числовом выражении эти слова дают дату 1028/1618. Однако эта дата неверна, на с. 401 текста «Ихйа ал-мулук» автор еще раз указывает, что Малик ‘Али умер в 1000/1592 г., см. также примечание издателя к этому пассажу (с. 531).

(обратно)

504

Тенгри-Берди-оглан из великих эмиров ‘Абдаллах-хана II, принимал участие в осаде Герата в 996/1588 г., см.: Шараф-наме-йи шахи, л. 477а.

(обратно)

505

О брате Тенгри-Берди-оглана, Кара-оглане, сведений в источниках мы не нашли.

(обратно)

506

В тазкира «Хайр ал-байан» упомянут как мавлана Балту-йи Бухарайи. Во время господства в Хорасане Мира Кулбабы-кукелташа по его приказу он приехал в Систан, где в силу своих способностей и порядочности завоевал сердца систанцев, несмотря на их враждебное отношение к узбекам. После освобождения Хорасана войсками шаха ‘Аббаса он отбыл в Бухару и был назначен кази Бухары. В «Хайр ал-байан» приведено несколько сочиненных им двустиший (л. 406б).

(обратно)

507

Сахра-йи Тирак — название местности в Систане, существующее, по словам издателя «Ихйа ал-мулук», по сей день (?), см.: Ихйа ал-мулук, с. 531.

(обратно)

508

‘Абд ал-Му’мин-хан — сын и преемник ‘Абдаллах-хана II, правителя Мавераннахра (1583-1598), и последний из Шейбанидов (1500-1598). При жизни отца был его наместником в Балхе (1582-1598). В 999/1590-91 г. был объявлен наследником отца; тогда же ему был присвоен почетный титул хан. После смерти отца провозглашен государем Мавераннахра (1598), однако его правление оказалось кратковременным, и в том же году он пал жертвой заговора, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 554-559; Ахмедов, 1982, указатель.

О Мулла Карае, китабдаре ‘Абд ал-Му’мин-хана, сведений в источниках мы не нашли. Термин китабдар означал в средние века управляющего придворным китабхане, учреждением, состоявшим из хранилища книг и мастерской по изготовлению высокохудожественных рукописей, см.: Акимушкин, 1980, с. 5-19.

(обратно)

509

Мавлана Махмуд сын Исхака аш-Шихаби Сийавушани, родом из Сийа-вушана, селения близ Герата, был известен как Ходжа Махмуд. Искандар Мунши пишет, что, по убеждению гератцев, хорасанцев и иранцев, он был первым среди каллиграфов времени шаха Тахмаспа I, писавших почерком насталик, и являлся прямым учеником знаменитого Мир-’Али (см. примеч. 509). В 935/1529 г. Ходжа Махмуд был увезен в Бухару Шейбанидом ‘Убайдаллах-ханом (1533-1540). Впоследствии он уехал из Бухары в Балх, а из Балха вернулся в Герат, где и умер в 991/1583 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, с. 170; Акимушкин, 1963, с. 26 и примеч. 31.

(обратно)

510

Мавлана Мир ‘Али Харави — знаменитый персидский каллиграф первой половины XVI в., непревзойденный мастер в почерке насталик. Его полное имя: Камал-ад-Дин Мир-джан; был известен под именами: ‘Али ал-Харави, ‘Али ал-катиб, ‘Али ал-Хусайни, Мир-’Али, Мир ‘Али ал-катиб; родом из Герата из семьи саййидов Хусайни, ученик Зайн ад-Дин Махмуда, позднее учился также у Султана ‘Али в Мешхеде. Вернувшись в Герат, работал в китабхане Хусайна Байкары, получил почетное прозвание катиб ас-султани («государев катиб, каллиграф»). С 935 (1529) г. жил в Бухаре, здесь он и умер в 951 (1544-45) г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 170-171; Акимушкин, 1963, с. 26 и примеч. 3.

(обратно)

511

По-видимому, ошибочно вместо Мавлана, хотя и в других случаях Мулла и Мавланавзаимозаменяют друг друга.

(обратно)

512

Это кит’а упомянутого каллиграфа Мир ‘Али Харави и связанный с ним анекдот приведены Искандером Мунши в «Та’рих-и ‘аламара» (1, с. 170). При этом Искандар Мунши заметил: «Говорят, будто ходжа Махмуд, услыхав кит‘а, сказал: ”Мавлана ошибся, упомянув о хорошем и плохом. Его именем я подписываю то, что пишу [плохо]”. Если [это] соответствует действительности, хотя выглядит как шутка и острота, замечает далее Искандар Мунши, говорить так невежливо», см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 170; ср. также: Муким-ханская история, с. 57; Акимушкин, 1963, с. 26; О.Ф. Акимушкин указал в своей статье со ссылкой на «Oriental College magazine» (1934, vol. 4, с. 47, 48), что данное стихотворение приведено также в анонимной хронике «Хуласат ат-таварих», составленной в 950/1543-44 г., см.: Акимушкин, 1963, с. 26, примеч. 34.

(обратно)

513

Зар’ — мера длины, равная 49,875 см, см.: Хинц, с. 64.

(обратно)

514

Встречающееся трижды в данном пассаже араб, наш‘am мы условно перевели как «переселение» (?).

(обратно)

515

Узбекские эмиры, сведений о них в доступных нам источниках мы не нашли.

(обратно)

516

Гази/Газ — название северного притока р. Харат-руд (Герируд).

(обратно)

517

Хафиз Мухибб ‘Али сын Ходжи Камал ад-Дина Хусайна Гунабади, род. в Гунабаде, а рос в Тайибаде, куда переехал на жительство его отец. По словам нашего автора, он был сведущ в каждой из общеобразовательных наук, но особенно был искусен в музыке. В 1022/1613 г. совершил паломничество в Хиджаз. После возвращения из хаджжа занимался в Тайибаде ремонтом канатов и приведением в порядок своих поместий, однако, поскольку высший диван передал его владения его дяде, брату матери, он уехал в Герат ко двору верховного эмира Хорасана Хусайн-хана. В 1024/1615 г. выехал из Герата в Исфахан приложиться к шахскому порогу, после чего удостоился в течение некоторого времени быть в числе приближенных шаха. Возвращаясь из шахской ставки к себе в Тайибад, по дороге заболел и в Сабзаваре скончался. Его тело привезли в Мешхед и там захоронили, см.: Хайр ал-байан, л. 371б—373а.

(обратно)

518

Дин-Мухаммад-султан (хан) — это Йатим-султан (род. 972/1564-65) сын Джанибек-султана (1599-1601), родоначальника династии Аштарханидов, и племянник ‘Абдаллах-хана II. В 992/1584 г. ‘Абдаллах-хан назначил его правителем Кундуза, а позднее послал укреплять границы Систана; с 1006/1598 г. правил Хорасаном, погиб 20 мухаррама 1008/13 августа 1599 г. в сражении с кызылбашами при Пул-и Салар под Гератом, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 455-457, 488, 489, 574-577 и др.; Ахмедов, 1982, с. 94-96, 186, 189, 198.

(обратно)

519

Уже упоминавшийся Дин-Мухаммад-султан (см. примеч. 517), в то время наместник Систана, Заминдавара и Гармсира.

(обратно)

520

Двустишие принадлежит выдающемуся персоязычному поэту Абд-ар-Рахману Джами (1414-1492).

(обратно)

521

Т.е. умер.

(обратно)

522

Кал’а-йи Сабз — крепость вблизи селений Сухур-и Шайх (Сур-Шайх) и Ходжаган в области Бар-и Зирих, см.: Ихйа ал-мулук, с. 531, примеч. издателя. На картах, изданных в Афганистане, Кал’а-йи Сабз помечена на правом берегу р. Гильменд, примерно в 30 км к северу от форта Малахан.

(обратно)

523

Бахарз — название округа, подвластного Герату с главным городом Малин (его развалины отождествляются с современным Шахр-и Hay), расположенным к югу от Джама и к западу от р. Харат-руд, см.: Море тайн, с. 20; Le Strange, с. 357.

(обратно)

524

Джариб — мера поверхности (площади). В. Хинц определяет джариб для XV-XVII вв. равным 958 кв.м. Ныне в Иране 1 джариб официально равен 1 га, но наряду с официальным существует множество местных разновидностей джариба, величина которых колеблется от 400 до 1450 кв.м, см.: Хинц, с. 73, 74.

(обратно)

525

Имя восстановлено на основе последующего текста (см. с. 356). Возможно, имеется в виду Байрам-оглан, который совершал неоднократно набеги на Хорасан, в том числе в Фарах и в Систан, о нем см.: Ахмедов, 1982, с. 195, 196.

(обратно)

526

В тексте: кийу, возможно, вместо капу — «ворота».

(обратно)

527

В печатном тексте Мир Мандан-бий, по-видимому, опечатка вместо Мирмандаб-бий, однако и в этом случае идентифицировать лицо не удалось.

(обратно)

528

В тексте: ***, то ли суффикс мн.ч. с изафетом (в этом случае название крепости опущено), то ли это название крепости, см. также: Ихйа ал-мулук, с. 341, примеч. 1.

(обратно)

529

«Ихйа ал-мулук» — единственный источник, повествующий достаточно подробно о новом нападении узбекских отрядов на Систан.

(обратно)

530

Банд-и Маудуд, или просто Маудуд, — плотина на притоке р. Гильменд вблизи крепости Кал’а-йи Сабз.

(обратно)

531

Т.е. из-под луча солнца. Образное выражение, построенное на значениях слова «тиг».

(обратно)

532

В тексте: ***, по-видимому, вместо *** Самур.

(обратно)

533

Искандар Мунши называет его мавлана Кара-Хасан и в одном случае Мулла Кара «из эмиров, воспитанников и последователей Мира Кулбабы Кукелташа»; впоследствии тот отплатил своему хозяину черной неблагодарностью — его стараниями Мир Кулбаба и два его сына были казнены ‘Абд ал-Му’мин-ханом. Искандар Мунши упоминает также об отправке Муллы Кара и Саййида Мухаммад-султана с двумя тысячами воинов на войну с Йатим-султаном в 1008/1599 г., после провозглашения Йатим-султана ханом Хорасана. Мулла Кара и Саййид Мухаммад-султан от страха перед ним бежали, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 554, 555, 559.

(обратно)

534

В тексте: Абул-бий, точно так же он назван в «Хайр ал-байан» (л. 30а). По-видимому, это разговорная сокращенная форма имени. Речь идет о наместнике ‘Абд ал-Му’мин-хана в Мешхеде Абу-л-Мухаммад-бийе, его чухра-акаси. Искандар Мунши пишет, что он, узнав о смерти ‘Абд ал-Му’мин-хана и о движении Фархад-хана с кызылбашским войском к Мешхеду, оставил Мешхед и направился со своими пешими и конными воинами-узбеками в Серахс.

Дин-Мухаммад-хан, который в это самое время взошел на престол правления в Герате, узнав об этом, послал людей, и они привезли Абу-л-Мухаммад-бия и его подчиненных в Герат и там допросили, отчего он оставил Мешхед. На его место в Мешхед тотчас отправили Саййида Мухаммад-султана, его двоюродного брата, в сопровождении 400 бахадуров. Когда они прибыли в Турбат-и Джам, то не знали, что кызылбаши уже в Мешхеде. Правитель Турбат-и Джам послал гонца и известил Фархад-хана об их прибытии. Тот на войну с ними отправил своего брата, Зу-л-Факар-хана. Узбеки бежали, большая часть их была перебита, часть попала в плен, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 561, 562; Хайр ал-байан, л. 30а.

(обратно)

535

Т.е. Систана.

(обратно)

536

Араб. амир кул амир, один из титулов ‘Али б. Абу Талиба, ближайшего сподвижника Мухаммеда, четвертого «праведного халифа» (656-661), духовного вождя шиитов.

Среди шиитов существует предание, согласно которому истинный Коран был записан со слов Мухаммада именно ‘Али и якобы тайно хранится среди его рода. С приходом 12-го, скрытого имама ал-Махди истинный смысл Корана будет обнародован, см.: Прозоров, с. 60 и др. Артикль неопределенности-единичности при слове мусхаф — «Коран» относится собственно к слову варак (варак-и мусхаф-и) и передает в данном случае один лист рукописного Корана, «записанный рукой ‘Али» (бе даст-и амир кул амир) и потому обладающий святостью и используемый в качестве оберега, талисмана.

(обратно)

537

Перс., шах-и мардан — эпитет ‘Али б. Абу Талиба.

(обратно)

538

В тексте не оговоренная издателем опечатка: факир вместо нафир.

(обратно)

539

Перс. Сарбанд-и Хак-и Сафид. М.-А. Систани среди селений Фарахской области упоминает селение под названием Хак-и Сафид см.: Sistani, 1988, с. 355.

(обратно)

540

Перс., турк-и Турани.

(обратно)

541

Джам (совр. Турбат-и Джам) — небольшой городок, в 144 км к юго-востоку от Мешхеда и в 66 км от границы с Афганистаном, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 85.

Во время хорасанского похода шаха Тенгри-Берди-оглан был взят в плен. Увидев в шахской свите нашего автора, он рассказал шаху о сражении при Банд-и Маудуд и проявленном систанцами героизме, см.: Ихйа ал-мулук, с. 405.

(обратно)

542

Дурман (дурмен) и найман — полукочевые узбекские племена.

(обратно)

543

Пиран сын Висы — полководец Афрасиаба, правителя Турана, один из персонажей иранского эпоса.

(обратно)

544

В тексте топоним написан без точек, с начальным «к», конъектура наша, см. также примеч. 423.

(обратно)

545

Видимо, ошибочно вместо накиб Махмуд, ср. здесь же, ниже.

(обратно)

546

Хусайн-султан афшар, правитель Фараха при Исма’иле II (1576-1578), убит в сражении при шахе Султан-Мухаммаде (1578-1587), см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 204, 275.

(обратно)

547

Ср. ранее: Амир Касим сын Амира Саййид-’Али, см.: Ихйа ал-мулук, с. 340, 531.

(обратно)

548

‘Аййар — здесь в значении «бродячий разбойник».

(обратно)

549

В переносном смысле, т.е. «взяли над ними верх».

(обратно)

550

Или «два конских поля» (ду майдан-асп), см. примеч. 288.

(обратно)

551

Имя в рукописи и в печатном тексте не имеет точек. Данное лицо, однако, упоминает Искандар Мунши. Это — Телим-хан (в именной указатель издания Афшара его имя не попало). В правление ‘Абдаллах-хана и господства его сына ‘Абд ал-Му’мин-хана в Мешхеде он женился на матери Пайанды-мирзы, чухра-акаси балхского правителя Надр-Мухаммад-хана (1015-1051/1606-1642), происходившей из уважаемого рода мешхедских саййидов Разави (она была сестрой Мирзы Абу Талиба сына Мирзы Абу-л-Касима), см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 962.

(обратно)

552

Баки-Мухаммад-хан (также Баки-хан и Баки-султан) Аштарханид, сын Джанибек-султана и племянник (со стороны сестры) ‘Абдаллах-хана II, правитель Балха. 18 ноября 1603 г. избран верховным ханом Мавераннахра (правил 1603-1605). Его правление ознаменовалось потерей Туркестана, Сайрама, Ташкента и Ферганы, отвоеванных у него казахскими султанами. В нашем источнике упоминается неоднократно, в частности в связи с Балхским походом шаха ‘Аббаса I в 1602 г., см. далее, примеч. 865. Умер Баки-хан естественной смертью в 1014/1605 г., согласно Искандару Мунши, или, согласно Бахр ал-асрар, в 1015/1606 г. На его место узбекские султаны поставили его младшего брата, Вали-Мухаммад-хана, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 485, 557, 569-571, 590-596, 605-607, 687 и др.; Миклухо-Маклай, 1980, с. 160, 161; Ахмедов, 1982, с. 100, 101.

(обратно)

553

Мухаммад-султан — племянник Дин-Мухаммад-хана, возглавлял войско узбеков в сражении с Фархад-ханом, см.: Хайр ал-байан, л. 306.

Рахман-кули-султан — аштарханидский царевич, упомянут в «Бахр ал-асрар» в связи с его мятежом в 1010/1601 г. против Баки-Мухаммад-хана, см.: Ахмедов, 1982, с. 69, 99.

Пайанда-Мухаммад-султан — также аштарханидский царевич, сын Пир-Мухаммад-хана, его наместник в Мерве, см.: Ахмедов, 1982, с. 88.

(обратно)

554

В тексте: *** вместо ***, см.: Ихйа ал-мулук, с. 531.

(обратно)

555

О наместничестве Бади’ аз-Заман-мирзы сына султана Хусайн-мирзы в Систане см. пер., с. 57, примеч. 96.

(обратно)

556

Имеются в виду Султан Хусайн-мирза и Бади’ аз-Заман-мирза, сыновья Бахрам-мирзы, брата шаха Тахмаспа.

Младший брат Тахмаспа I Бахрам-мирза (14.09.1517-19.09.1549) имел трех сыновей: Султан-Хусайн-мирза (уб. 1577), Султан Бади’ аз-Заман (уб. 1577), Султан Ибрахим-мирза (уб. 1577).

(обратно)

557

Император Индии Великий Могол Джалал ад-Дин Акбар I (правил 1556-1605).

(обратно)

558

В тексте пропуск; см.: Ихйа ал-мулук, с. 359, примеч. 1.

(обратно)

559

Аййуб — библейский пророк многострадальный Иов, упомянут в Коране (IV, 161; VI, 84; XXI, 83-84), см.: EI², 1, с. 795.

(обратно)

560

Монг. нойон — «князь», «глава рода».

(обратно)

561

В печатном тексте: ‘али масар (***), мы прочли этот композит как ‘али-табар.

(обратно)

562

В тексте: алам (***), по-видимому, вместо Телим (***).

(обратно)

563

По-видимому, идентичен упомянутому Искандером Мунши (2, с. 547) Мирза-беку из великих накибов Мавераннахра и ходжей братства накшбан-дийа.

(обратно)

564

Барат — ассигновка, подлежащая оплате жителями деньгами или натурой.

(обратно)

565

Возможно, имеется в виду предводитель казахов, упоминаемый в источниках как Ишим-султан (хан) сын Шигай-хана и брат Таваккул (Тевеккель)-хана; участвовал в походе брата на Мавераннахр в конце 1006 (летом 1598) г. после получения известия об убийстве ‘Абд ал-Му’мин-хана. Как известно, Таваккул-хану удалось на короткое время (он ум. в начале 1007/осенью 1598 г. после тяжелого ранения в сражении под Бухарой) подчинить своей власти Туркестан и Мавераннахр, в том числе города Ахсикат, Андиджан, Ташкент, Самарканд вплоть до Мийанкаля. Ишим-султан после захвата Самарканда сидел в нем с 20 тысячами воинов. В 1020/1611 г. Ишим-хан принял участие в междоусобице Вали-Мухаммад-хана и Имам-кули-хана (см. примеч. 304) на стороне последнего. В 1035/1625 г. он захватил Туркестан и сидел там, а два года спустя (около 1628 г.), убив казахского хана Турсун-Мухаммада, смог распространить свою власть на Ташкент и стал ханом казахов; ум. в 1643 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 591, 592; Чурас. Хроника, с. 300, примеч. 222.

(обратно)

566

Дин-Мухаммад-хан — узбекский правитель Хорасана (1006/1598), см. о нем примеч. 517.

(обратно)

567

Шах(и)бек-хан Кабули, или Шах(и)бек-хан Чагатай, — великий могольский эмир, занимал должность панджхазари. В 1000/1591-92 г. после отъезда Музаффара Хусайн-мирзы в Индию на службу к императору Индии Шах(и)-бек-хан был назначен вместо него правителем Кандахара от имени могольского императора и оставался на этом посту вплоть до 1031/1622 г., т.е. до времени похода шаха ‘Аббаса I на Кандахар, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 486, 631, 673, 674; 3, с. 971.

(обратно)

568

Зал-и Зар сын Сама — иранский эпический герой, правитель Забулистана (Систана), великий богатырь, то и дело совершавший ратные подвиги.

(обратно)

569

«Слонотелый» (перс., пилтан) — эпитет богатыря систанского эпоса Рустама.

(обратно)

570

Ср. ранее Баки-Мухаммад-хан.

(обратно)

571

Как мы узнаем в дальнейшем, Малик Шах-Хусайн выехал в Кандахар, в свое первое путешествие, в июне 1596 г., см.: Ихйа ал-мулук, с. 458.

(обратно)

572

Это имя встречается в тексте в разных формах: Халхан-бахадур/Халман-бахадур/Чалман-бахадур/Халкман-бахадур/Калкман-бахадур (все они отмечены издателем в подстрочных примечаниях к тексту). В виду имеется Халкман-мирза/Халман-мирза, доблестный воин ‘Абдаллах-хана II, упомянутый в «Шараф-наме-йи шахи» (1, с. 259, 281).

(обратно)

573

Шанд — селение на берегу оз. Хамун-и Пузак (Афганистан).

(обратно)

574

Хазар-джуфт — селение, расположенное на левом берегу р. Гильменд между Сурхдузом и Дарвишаном, в 10 км севернее последнего.

(обратно)

575

Мир-и саман (перс. ***) — термин, бытовавший во владениях чагатайцев в Афганистане в XVI-XVII вв. и обозначавший церемониймейстера двора (идентичен употреблявшемуся в Иране ишик-акаси).

(обратно)

576

Коран, LXXXIX, 6 и 7. Баг-и Ирам — название баснословного сада изумительной красоты в Аравии, земной рай. Описание коранического «многоколонного Ирама» см.: Grohmann A. Arabien. Munchen, 1963, с. 67-71.

(обратно)

577

В тексте: непонятное нам: ***, возможно, вместо би-л-тоу’ (***).

(обратно)

578

Мухаммад-Шариф-бек Бадахши родом из знати Бадахшана. В дальнейшем наш автор сравнивает его с бадахшанским лалом, только что добытым из россыпей Бадахшана; в 1006/1598 г. он бежал от ‘Абд ал-Му’мин-хана, в то время правителя Балха, в Кандахар и там после смерти своего родственника Бабур-бахадура занял его должность стольника и был командиром сотни, см.: Ихйа ал-мулук, с. 396,461, 462.

(обратно)

579

Сардар-бек (хан) упоминается в «Ихйа ал-мулук» несколько раз. Он был братом ‘Абдаллах-хана-бахадура Фируз-джанга, подвизался на службе императоров Индии, см.: Падшах-наме, 1, ч. 1, с. 117, 167, 213, 241 и др.; ч. 2, с. 71, 96, 191. Автор «Падшах-наме» называет его в списке высокостепенных нойонов, высокосановных эмиров и других чиновников, см. с. 297.

(обратно)

580

Библейский Иосиф Прекрасный.

(обратно)

581

Мирза Мухаммад-хаким сын Хумайун-падишаха упомянут Искандером Мунши; на его дочери в 1022/1612 г. женился принц Султан-’Али-мирза, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 367.

(обратно)

582

В словарях термин мура (***) в указанном в тексте значении мы не нашли.

(обратно)

583

Перс., афтаб-нишан — «солнечный» (?).

(обратно)

584

Искандар Мунши в событиях 10-го года правления шаха ‘Аббаса, соответствовавшего 1005/1596-97 г., сообщает о приезде в Исфахан к шаху ‘Аббасу I вали Систана Малика Джалал ад-Дин-хана сына Малика Махмуда, который «не мог далее оставаться в Систане из-за утверждения там господства и бесчинства узбекского войска», см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 529.

(обратно)

585

Дата, по-видимому, неверна, так как мать Малика Шах-Хусайна Систани умерла во время пребывания великого малика у шаха ‘Аббаса в Исфахане. Как мы указали выше, великий малик уехал в Исфахан в 1005/1596-97 г., см. примеч. 582. Далее автор посвятил специальный рассказ о поездке малика Систана в Персидский Ирак. В рассказе говорится, что малик выехал осенью 1005/1596 г. Принимая во внимание эти факты, совершенно ясно, что мать автора умерла осенью или зимой 1005/1596-97 г.

(обратно)

586

Искандар Мунши упоминает Шах-кули-бека зига в событиях 1022-23/ 1613 г. Около 1020/1611 г., пишет он, ко двору шаха ‘Аббаса I прибыли послы от ‘Адил-шаха, правителя Биджапура, Мухаммад-кули Кутб-шаха, правителя Калканды, и Малика ‘Анбара Хабаши, сипахдара рода Низам-шахи. Они жаловались шаху ‘Аббасу на императора Индии Нур ад-Дина Джихангира, посягнувшего на их владения, и просили шаха выступить посредником и укротить посягательство шаха Салима (Джихангира) на подвластные им территории. Шаху ‘Аббасу удалось уладить конфликт, и в 1022/1613 г. шах назначил послом к Кутб-шаху Хусайн-бека кайчачи Табризи, к Низам-шаху — Дарвиш-бека Мар’аши, а к ‘Адил-шаху — Шах-кули-бека зига. Однако Шах-кули-бек, ожидая благоприятного для отъезда часа, задержался, и сезон путешествий по морю в том году закончился, и он не смог поехать, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 966; Фалсафи, 4, с. 114.

(обратно)

587

Фархад-хан караманлу — прославленный верховный эмир шаха ‘Аббаса I первых лет его господства. Вначале был наместником части Азербайджана, остававшейся подвластной Ирану, затем по распоряжению шаха Фархад-хан присоединил к своим владениям Астару, Кызыл-Агадж, Касгар и Талыш. Много раз ходил он в поход на Хорасан и сражался там с узбекскими правителями. В 1003/1594-95 г. ходил в поход в Луристан и Хузистан и привел их в покорность, в 1005/1596-97 г. покорил Мазандаран. За верную службу шах ‘Аббас I постоянно возвышал его, добавляя новые чины и звания. Вначале шах удостоил его почетного лакаба хан, затем — рукн ас-салтана и почетного обращения «сын». В 1003 (1595) г. Фархад-хану вместо Гиляна пожаловали правление Фарсом.

В 1007/1598 г. в сражении с Дин-Мухаммад-ханом он был ранен и позорно бежал с поля боя. В конечном итоге победу одержали кызылбаши, однако шах разгневался на Фархад-хана. И хотя в соответствии с обещанием после победы правление Гератом и должность верховного эмира отдали Фархад-хану, но одновременно Аллахвирди-хану, верховному эмиру Фарса, было приказано казнить Фархад-хана, и тот незамедлительно выполнил шахский приказ. Случилось это 27 мухаррама 1007/30 августа 1598 г. После его казни власть в Герате шах передал Хусайн-хану шамлу, курчи-йи шамшир, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 427, 428, 433, 434 и др. и особенно с. 564-567; Фалсафи, 3, с. 47, 136, 141-147, 159-164 и др.

Под пограничным районом (дар ал-марз) в данном случае автор имел в виду прикаспийские области Ирана, ср. также: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 565.

(обратно)

588

Искандар Мунши сообщает об отъезде Малика Джалал ад-Дин-хана Систани из Исфахана в Систан в событиях 1007/1599 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 576. Поскольку автор «Ихйа ал-мулук» указывает, что Малик Джалал ад-Дин пробыл на службе шаха шесть месяцев, то можно думать, что он выехал из Исфахана в конце 1006/1599 г.

(обратно)

589

Возможно, зерно было зарыто в песок от неприятеля или же для его сохранности. Автор «Та’рих-и Систан» писал в своем сочинении, что систанцы «собирают песок в одном месте и все, что захотят, кладут в песок. Хотя пройдут годы, положенное в песок сохраняется и в нем нет изъяна» (рус. пер., с. 56).

(обратно)

590

Хамза-мирза — второй сын Малика Джалал ад-Дина Махмуд-хана, правителя Систана, и его преемник. Тэйт указывает, что его правление продолжалось с 1028/1619 по 1055/1645 г., см.: Tate, 1, с. 78, 79. Согласно материалам «Ихйа ал-мулук», в 1031 (1622) г. правителем Систана все еще был его отец Малик Джалал ад-Дин. В фирмане шаха Сафи I (1629-1642), датированном раби’ I 1041/сентябрем 1631 г., правителем Систана также назван малик ал-мулук Малик Джалал ад-Дин Махмуд-хан, см.: Давуди, с. 4. В «Зайл-и Та’рих-и ‘аламара» начало правления Малика Хамзы отнесено к последнему периоду жизни шаха ‘Аббаса I (ум. 1038/1629): «Когда его (Малика Джалал ад-Дина. — Л.С.) дни подошли к концу, Малик Хамза-хан, его уважаемый сын, удостоился должности наместника той области и в последний период жизни шаха достиг высоких чинов. Своими похвальными качествами, талантами и способностями он выделялся среди себе подобных, слагал прекрасные стихи», см.: Зайл, события 1042/1632 г., с. 132, 133, 287. Литературным псевдонимом Малик Хамза избрал «Гафил», его стихи с краткой биографической справкой приведены в «Тазкира-йи Насрабади».

Сохранилось письмо, адресованное верховным эмиром Хорасана Хасан-ханом шамлу Малику Хамзе сыну Малика Джалал ад-Дина, потомственному правителю Систана, оно издано, см.: The Shamlu Letters, с. 29. В «Падшах-наме» Малик Хамза упомянут в событиях 1049/1639-40 г. в рассказе о прибытии систанского войска в Кандахар (2, с. 170-173).

Резиденцией Малику Хамзе служила Кал’а-йи Фатх. Там же, за стенами этой крепости, в центральном здании Гумбаз-и сурх он был похоронен. Он умер, по словам Насрабади, «в минувшем году Курицы». По отношению к 1083/ 1672 г., году составления «Тазкира-йи Насрабади», «минувшим годом Курицы» будет 1078/1667. Его могила служила местом паломничества систанцев, см.: Tate, с. 78, 79. 589.

(обратно)

591

Очевидно, имеется в виду отец знаменитого суфийского шайха Ходжи ‘Абдаллаха Ансари (ум. 487/1089) — Абу Мансур Мухаммад Ансари ал-Харави.

(обратно)

592

Бунджар — город ныне в остане Систан и Белуджистан (Иран), расположенный примерно в 25 км к северу от Кал’а-йи Hay и в 6 км от Забула, см. также: Tate, 1, с. 15; 2, с. 150, 152, 164, 167.

(обратно)

593

У Гударза сына Гишвада, богатыря времени Кавуса и Кай-Хусрау, героя иранского эпоса, множество сыновей, тоже славных богатырей. Все они погибли в разных сражениях. Последним погиб самый знаменитый из братьев — Гив, сипахсалар Ирана, см.: Mohl, 7, с. 576-578.

Албурз (Эльбурз) — горная цепь на севере Ирана.

(обратно)

594

Перс., аз-фикр-и савда ва джами ‘am асбаб аст, смысл фразы неясен, см. также замечание издателя: Ихйа ал-мулук, с. 386.

(обратно)

595

Согласно ‘Али Хасури (с. 23), Науруз в 1006 г.х. (год Курицы в соответствии с тюрко-монгольским календарем) пришелся на пятницу 2 ша’бана/21 марта 1597 г.

(обратно)

596

Суфи-мирза/Суфи-мардай назван в сочинении мутма‘ан ад-даула («достойный доверия державы») Дин Мухаммад-хана; в других источниках сведений о нем мы не нашли.

(обратно)

597

Каравул-биги — начальник сторожевого отряда, охранявшего дороги от грабителей и неприятеля. Во время похода сторожевой отряд находился впереди главных воинских сил, вел наблюдение за передвижением неприятеля и сообщал об этом главнокомандующему, см.: Ахмедов, 1982, с. 173.

(обратно)

598

Около 23 г.

(обратно)

599

Около трех км.

(обратно)

600

Банадир находится на левом берегу р. Гильменд, к югу от Буста (~ в 100 км), в провинции Гильменд. В рассматриваемую эпоху был первым пунктом во владении чагатайцев.

(обратно)

601

Рамруди (Рамруд) — левый приток Гильменда, впадает в него между современным Буджари-Кушта и Камал-ханом.

(обратно)

602

Сафар расположен в нынешней провинции Гильменд на левом берегу р. Гильменд, примерно в 18 км к северу от Банадира.

(обратно)

603

На современных картах Афганистана — Лахи, расположен примерно в 10 км к северу от Сафара, также на левом берегу Гильменда и в 80 км южнее Буста.

(обратно)

604

’Абдаллах-хан II скончался естественной смертью в самом конце 1006 (1598) г.

(обратно)

605

Как установил издатель, двустишие принадлежит Хафизу, см.: Ихйа ал-мулук, с. 392, примеч. 1.

(обратно)

606

Уже упоминавшийся Шахбек-хан Кабули, правитель Кандахара.

(обратно)

607

Чтение предположительное. Возможно, следовало читать Гуракан и отождествить это селение с совр. Горак под Кандахаром, примерно в 70 км на северо-запад от города. В этом случае нисба упомянутых Ходжи Мухаммад-Му’мина, Ходжа Хаджи и Шах-Хусайна будет Гуракани.

(обратно)

608

Текст фразы испорчен, перевод по контексту.

(обратно)

609

Мазар-и Баба Хасан-и Абдал (совр. Дехбаба) расположен вблизи упоминавшегося ранее Муса-ка’ла, к востоку от Кандахара, близ р. Аргандаб, притока р. Гильменд, назван в честь святого Баба Хасан Абдала, уроженца Сабзавара; в Кандахар приехал во времена Тимурида Шахруха, см.: Бабур-наме, с. 242. Ибн Вали, автор «Бахр ал-асрар», во время поездки в Индию посетил этот мазар и оставил о нем ценные сведения, см.: Бабур-наме, с. 242; Море тайн, с. 128, примеч. 314; см. также: Хайр ал-байан, л. 286.

(обратно)

610

В тексте это имя написано в форме *** (без точек), в именном указателе оно дано как *** (Хасан-султан сийах-мансур). Мы приняли эту конъектуру. К сожалению, сказать о нем, кроме того, что он был курдом из племени сийах-мансур, нечего, в других источниках не упомянут.

(обратно)

611

Стихи Захир ад-Дина Фарйаби уже цитировались ранее, см. примеч. 29.

(обратно)

612

Эпитет ‘Али.

(обратно)

613

Издатель отмечает, что стихотворное изречение пророка ‘Али (на арабском языке) засвидетельствовано в источниках в различных вариантах; в данном контексте не все согласуется исходя из смысловой и грамматической точки зрения; о предложенных чтениях см.: Ихйа ал-мулук, с. 532.

(обратно)

614

Неясно, идет ли речь о жилище на воде или на острове.

(обратно)

615

По словам автора, это — местность вблизи Панджвайи. См.: Ихйа ал-мулук, с. 532.

(обратно)

616

О нем см. примеч. 576.

(обратно)

617

Бабур-бахадур — офицер императора Индии (имел чин сотника) и стольник наместника Кандахара Шахбек-хана, см.: Ихйа ал-мулук, с. 462.

(обратно)

618

‘Ушшак — название музыкального лада, употреблявшегося для лирических песен, канун — название струнного музыкального инструмента.

(обратно)

619

В печатном тексте допущена опечатка, не выправленная издателем: рахави-джаванан-и хиджаз вместо рахави-хванан-и хиджаз.

(обратно)

620

Рубище, власяница (хирка) здесь символ веры в противоположность зуннару — отличительному знаку «неверных», немусульман.

(обратно)

621

Конец фразы нами не понят.

(обратно)

622

Правитель Кандахара имел в виду отказ шаха ‘Аббаса предоставить систанскому малику помощь.

(обратно)

623

Речь идет о захвате кызылбашами Герата в начале 1008/июле 1599 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 564 и сл., особенно с. 570-574.

(обратно)

624

Обстоятельства убийства ‘Абд ал-Му’мин-хана подробно описаны Искандаром Мунши (2, с. 556, 557). ‘Абд ал-Му’мин-хан, став независимым государем, временами упрекал абдаллаххановых эмиров и делал им намеки. Они, опасаясь за свою жизнь, решили убить его, поручив это ‘Абд ас-Самаду-бахадуру, мир-ахуру ‘Абдаллах-хана II, и Мухаммад-кули-бахадуру по прозвищу «Сахт-каман» («Тугой лук»), и те исполнили поручение. После убийства ‘Абд ал-Му’мин-хана ханом в Бухаре был провозглашен Пир-Мухаммад-хан, а в Балхе — ‘Абд ал-Амин-хан, сын брата ‘Абдаллах-хана, ‘Ибадаллах-султана.

Йатим-султан (Дин-Мухаммад-хан), который был правителем некоторых местностей в Хорасане, после кончины ‘Абдаллах-хана II и воцарения на престоле его сына, ‘Абд ал-Му’мин-хана, опасаясь за свою жизнь, искал защиты у шаха ‘Аббаса I. Через Гандж-’Али-хана он взялся оказать помощь кызылбашам в Хорасане и выказал вражду ‘Абд ал-Му’мин-хану. Йатим-султан хотел хитростью завладеть Гератской крепостью. С этой целью он с небольшим числом своих людей пришел в окрестности Герата, но, не найдя путь в крепость, разорил и разграбил предместья Герата, после чего удалился в свои владения.

В те же дни он вторично с тысячью человек пошел на Фарах, захватил его крепость, взял также Исфизар и двинулся в Герат. Правитель Гератской области Хаджи-бий послал на войну с ним Муллу Кара и Саййид-Мухаммад-султана с двумя тысячами человек. Они дошли до Пул-и Малан и пытались урезонить Йатим-султана. Однако тот, словам их не вняв, форсированным маршем проследовал в Зийаратгах под Гератом и приготовился к сражению. В это время прибыли гонцы из Балха и Бухары и известили об убийстве ‘Абд ал-Му’мин-хана. Тогда Хаджи-бий и узбекские султаны Герата решили привести в Герат Йатим-султана, известного своей отвагой и мужеством, присвоить ему почетный титул хан и провозгласить его правителем Хорасана. Именно с этого времени он стал называться Дин-Мухаммад-ханом. Дин-Мухаммад-хан не стал ждать благоприятного часа, он вошел в Герат и заступил на правление «в несчастливое время». В другие местности и крепости он отправил своих наместников. Это случилось тогда, когда Фархад-хан и его люди вошли в Мешхед.

Дин-Мухаммад-хан, не желавший расставаться с Хорасаном и Гератом в частности, вопреки мнению старейшин, аталыков и эмиров, находившихся в Герате, выступил из города в поход против кызылбашского войска (он еще не знал, что шах с войсками уже находится в Бистаме и Мешхеде). Сражение состоялось 6 мухаррама 1007/9 августа 1598 г. в Рабат-и Парийан под Гератом. Вначале успех сопутствовал узбекам, но в конце концов победа склонилась к кызылбашам. Дин-Мухаммад-хан был ранен, а потом убит, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 658-674. Именно на эти события намекает здесь наш автор.

(обратно)

625

Термин павасе, обозначающий лицо, которому был вручен Шах-Хабибаллах вместе с провизией, в словарях мы не нашли.

(обратно)

626

Шах Тахмасп I (правил 1524-1576), как мы уже упоминали, скончался в ночь на среду 15 сафара 984/14 мая 1576 г., следовательно, Малик Абу Исхак умер в ша’бане 983/ноябре 1575 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 121; Ихйа ал-мулук, с. 401, примеч. 1.

(обратно)

627

В тексте: хадд (?).

(обратно)

628

Т.е. умер.

(обратно)

629

Рустам-хан — названый брат императора Индии Джалал ад-Дина Акбара.

(обратно)

630

См. об этом ранее, текст с. 344 и сл., пер., с. 248 и сл.

(обратно)

631

Топоним в рукописи приведен без точек. Издатель текста счел возможным прочесть его как Найджар (***). Нам представляется, что скорее всего речь идет о Бунджаре, встречавшемся ранее (примеч. 590).

О сражении с Баки-ханом см. пер., с. 281-283.

(обратно)

632

Искандар Мунши определяет Даники как степь, относящуюся к Шакки и являющуюся местом зимней стоянки, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 911-914, 919 и др. Наш автор упоминает Даники и как зимнюю и как летнюю стоянки, подвластные Ширвану, см., например, с. 419, 510 текста.

В данном пассаже автор имеет в виду второй карательный поход шаха ‘Аббаса I в Восточную Грузию в 1025/1616 г., в котором он принимал активное участие. Более подробно об этом походе автор пишет в дальнейшем.

(обратно)

633

Имеется в виду упомянутый в «Нафахат ал-унс» Джами шайх Шах-’Али, ученик шайха Рукн ад-Дина Симнани (ум. 736/1335-36), принадлежавший к суфийскому братству кубравийа (основан хорезмийским шайхом Наджм ад-Дином Кубра); похоронен шайх Шах-’Али в Хорезме, см.: Море тайн, с. 44, 119, примеч. 187.

(обратно)

634

В тексте, по-видимому, опечатка, и вместо Рух следует читать Р.дж. Это селение в Фарахской провинции в округе Нау-Бахар, там находится мазар Абу Насра Фарахи, см.: Sistani, 1988, с. 355, 356.

(обратно)

635

Гурийан — укрепленное селение в Гератской провинции, в 60-80 км к западу от Герата, на южном берегу р. Хари-руд.

(обратно)

636

Тирпул — название местности на р. Хари-руд и селения, расположенного примерно в 40 км к северо-западу от Гурийана.

(обратно)

637

Джарчи-баши — начальник джарчи — «вестников» или «глашатаев», своего рода связных между командирами и рядовыми воинами артиллерийского ведомства, см.: Тазкират ал-мулук, с. 36.

Баджи-буйук (***) — «старшая сестра», «старшая госпожа» (?).

(обратно)

638

Кариз-и Тайибад («Кариз, принадлежащий Тайибаду»), имеется в виду селение, ныне относящееся к области Бахарз (бахш Тайибат, шахрестан Мешхеда), расположенное в 10 км к северо-востоку от Тайибата, на шоссейной дороге Турбат-и Джам-Тайибат и примерно в 135 км на северо-запад от Герата, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 312.

(обратно)

639

Средневековый Джам авторы географических сочинений относили к Гератской провинции, ср., например, Махмуд ибн Вали (рус. пер., с. 35, 85). Ныне это территория Ирана.

(обратно)

640

Букв., «с ног до головы».

(обратно)

641

О праздновании последней среды перед Наурузом см. примеч. 370.

(обратно)

642

Радкан — древнее селение в долине р. Кашеф-руд выше Туса по дороге в Кучан. Современный Радкан — центральное селение одноименного уезда шахрестана Мешхед, расположен к северо-западу от Мешхеда на старой шоссейной дороге Мешхед-Кучан, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 183.

(обратно)

643

Будак-хан Чигини из курдского племени чигини (чагане), входил в число великих эмиров шаха ‘Аббаса I. Свою политическую карьеру начал еще в правление шаха Султан-Мухаммада «Худабанде», будучи назначен им правителем Хабушана (Кучана). Особенно преуспел при ‘Аббасе I. В 997/1588-89 г. шах пожаловал Будак-хану должность лала и атабека при своем малолетнем сыне, царевиче султане Хасан-мирзе, и назначил его правителем Мешхеда, а его сыновьям отдал наместничество в Кучане и Нишапуре и их округе. Будак-хан доводился тестем Муршид-кули-хану устаджлу, очень влиятельному эмиру Хорасана. После казни Муршид-кули-хана Будак-хан, опасаясь за свою жизнь, увез царевича из Мешхеда в Хабушан, а затем, собрав возле себя смещенных шахом кызылбашских эмиров Хорасана, намеревался возвести малолетнего царевича на престол в Мешхеде, чтобы от его имени управлять Хорасаном самому. Осуществить этот план помешало вторжение в Хорасан из Балха ‘Абд ал-Му’мин-хана с несметным войском и одновременное нападение на Кучан правителя Мерва, Нисы и Абиварда Нур-Мухаммад-хана из потомков Джучи-хана. В сражении с Нур-Мухаммад-ханом в 998/1589-90 г. Будак-хан и его окружение потерпели сокрушительное поражение. Мешхед и другие города Хорасана отошли под власть узбеков. Будак-хан вынужден был отослать царевича со своим старшим сыном к шахскому двору и просить у шаха прощения, т.е. покориться ему. Шах простил его, и он вновь удостоился шахских милостей. Во время нового похода шаха ‘Аббаса I в Хорасан в 1007—1008/1598— 1599 гг. Будак-хан получил в свое владение Исфараин, а затем и Мешхед, см.: Хуласат ат-таварих, 2, с. 674, 709, 885-887, 1081; Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 227, 295, 364; 2, с. 402-404, 414, 415, 510, 571, 576, 577, 596, 599, 600, 604, 630.

В нашем тексте идет речь о втором периоде правления Будак-хана Чигини Мешхедом.

(обратно)

644

Искандар Мунши в событиях 1007/1598-99 г. сообщает: «Малик Джалал ад-Дин-хан Систани, который покинул Систан из-за набегов узбекского войска и грабежа людей Йатим-султана и его братьев и искал защиты при дворе шаха, был отпущен со службы светлейшего наместника и в это время находился в Кандахаре, вновь прибыл на служение к шаху. Правление Систаном, которое было назначено Гандж-’Али-хану, было передано ему», см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 576.

(обратно)

645

В хатима «Ихйа ал-мулук» автор днем рождения сына называет 20 джумада I 1008/8 декабря 1599 г., см.: Ихйа ал-мулук, с. 465.

(обратно)

646

Букв., «свет приезда шаха засиял над Гератом».

(обратно)

647

Перс., мамалик-и санджари — «области (или владения) Санджара» по имени сельджукского султана Санджара (1148-1157). Так наш автор называет владение хорезмийского царевича Нур-Мухаммад-хана (о нем см. далее примеч. 851), включавшее Мерв, Нису, Абивард и Дурун с подвластными им территориями.

Поход шаха ‘Аббаса I в Мерв и захват его происходили в 1009/1600 г. Автор «Ихйа ал-мулук» более подробно рассказывает об этих событиях в дальнейшем, посвятив мервскому походу самостоятельный рассказ в хатима, см.: Ихйа ал-мулук, с. 465-468.

(обратно)

648

Поход шаха ‘Аббаса I на Балх в 1010/1602 г. закончился для шаха неудачно и в военном и в политическом отношении; он подробно освещен Искандаром Мунши (2, с. 619-630). Н.Д. Миклухо-Маклай посвятил балхскому походу, его причинам и целям специальную статью, см. нашу библиографию.

(обратно)

649

По-видимому, речь идет о селении Дузак/Дизак в округе Сарбаз шахрестана Ираншахр, расположенном в 6 км к востоку от Сарбаза на дороге Сарбаз-Забул, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 158; Зарудный, с. 162 и др.

Йагмайи упоминает старое селение Дизак (с 1928 г. Давар-Панах) в шахрестане Сараван, расположенное в 5 км к юго-востоку от Шахистана на шоссейной дорогеСараван-Кухак, см.: Йагмайи, с. 114; Географический словарь Ирана, 8, с. 148.

(обратно)

650

Автор имеет в виду тебризский поход шаха ‘Аббаса I в сентябре 1603 г.

(обратно)

651

Уже упоминавшийся Мирза Кавам ад-Дин Мухаммад в то время состоял вазиром при правителе Герата, Хусайн-хане, см. также примеч. 312.

(обратно)

652

Сообщение Искандера Мунши об этих событиях существенно дополняет рассказ нашего автора и проясняет сложившуюся там ситуацию.

Хусрау-султан (Искандар Мунши называет его Хусрау-бек) — гулям бегларбека Герата Хусайн-хана шамлу.

Мир Зайн ал-’Абидин — внук Мира ‘Абд ал-Хусайна из саййидов Гармсира, подвластного Кандахару. Искандар Мунши пишет о нем: «Выведенный из себя грубыми действиями владельцев джагиров того края, он покинул родные места, оставив там своих сыновей и других родственников. Ища убежище под сенью справедливости и шахских милостей, он приехал в столичный город Герат, где удостоился чести выразить высшее почтение и покорность шаху. Шах ‘Аббас I поручил его заботам верховного эмира Хорасана Хусайн-хана. С его согласия Мир Зайн ал-’Абидин поселился в Фарахе. Шахибек-хан, правитель Кандахара, по этой причине увез гарем и двух сыновей упомянутого саййида в Кандахарскую крепость и держал их заложниками в крепости 10 лет», см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 673.

Искандар Мунши рассказывает подробно о захвате кызылбашами Кал’а-йи Буст. Мир Зайн ал-’Абидин, тревожившийся за своих сыновей, соблазнил Хусрау-бека, гуляма Хусайн-хана, находившегося в Фарахе с целью сбора податей, на захват Заминдавара и Кал’а-йи Буст. Сообщение группы мулазимов из рода Мира ‘Абд ал-Хаййа, проживавших в Заминдаваре, о том, что «стражи крепости Хасан-бек и Хусайн-бек сыновья Хатим-бахадура Могола пребывают в полной беспечности и потому взять крепость будет нетрудно», еще более подлило масла в огонь. Хусрау-бек якобы без приказа Хусайн-хана, даже не поставив его в известность, выступил в поход в Буст с отрядом нойонов и своих подданных вместе с Миром Зайн ал-’Абидином. Проделав путь в 40 фарсахов (свыше 200 км), однажды ночью они подошли к воротам крепости, подставили лестницу и вошли в крепость. В завязавшемся сражении кызылбаши без труда одержали верх, и крепость была взята. Шахибек-хан, правитель Кандахара, отправил в Кал’а-йи Буст своих эмиров, в их числе правителя Калата Зале-хана и правителя Заминдавара, Урус-бахадура, с отрядом джагирдаров и войском Кандахара, с боевыми слонами и осадными орудиями. Верховный эмир Хорасана Хусайн-хан, узнав о походе Хусрау-бека в Кал’а-йи Буст, его своеволии и самонадеянности, рассердился и собирался вернуть крепость мулазимам императора Индии. Однако, обидевшись на Шахбек-хана, который не прислал гонца и не поставил его в известность (тогда они по-дружески разрешили бы сей конфликт), Хусайн-хан решил оказать помощь Хусрау-беку. Он направил в Кал’а-йи Буст отряд гази шамлу и эмиров аймаков под командованием Малика Шах-Хусайна Систани, автора «Ихйа ал-мулук», находившегося в то время в Герате. Приказал также Исма’ил-хану алплу принять участие в походе, и они форсированным маршем двинулись в Кал’а-йи Буст. И хотя, когда они переправились через р. Хирманд, их было около 300 человек, а боеспособное войско чагатайцев превышало 5 тыс. человек, в завязавшемся сражении, как мы знаем из нашего текста, поражение потерпели чагатайцы. Зале-хан был убит. На поле боя пало свыше 500 чагатайцев. Этот поход и захват кызылбашами Кал’а-йи Буст описаны Искандером Мунши в событиях 1012-13/1604 г. («год Дракона тюрко-монгольского календаря»), см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 673, 674.

О захвате Кал’а-йи Буст наш автор более обстоятельно сообщает в хатима в описании своего седьмого путешествия.

(обратно)

653

Исма’ил-хан алплу афшар — кызылбашский наместник Фараха, до назначения в Фарах осуществлял наместничество в Казируне, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 227, 367; 2, с. 433, 437, 455, 503, 620, 674.

(обратно)

654

Мухаммад-Заман-султан шамлу из мулазимов Музаффара Хусайн-мирзы; вместе с ним уехал в Индию. Вернувшись, служил верховному эмиру Хорасана Хусайн-хану, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 674.

(обратно)

655

Имеются в виду взятые в плен чагатайские эмиры, прежде всего Зале-хан. Малик Шах-Хусайн, по-видимому, сам собирался отвезти их к шаху в Иран, но недовольство систанского малика вынудило нашего автора отослать их с кем-то другим, а самому вернуться в Систан, о чем он и сообщает Хусайн-хану, все еще находившемуся в то время в Фарахе.

(обратно)

656

Поэма Малика Шах-Хусайна Систани «Михр-у вафа» написана в 1013/ 1604 г. как «ответ» на поэму Файзи «Нал-у Даман», рукопись ее не сохранилась.

(обратно)

657

Как следует из текста «Ихйа ал-мулук», крепость Мирмандаб находилась между Гиришком и Кандахаром.

(обратно)

658

Гиришк (существует по сей день) относится ныне к области Гильменд и расположен на магистральной дороге Герат-Кандахар, ближе к Кандахару. От Гиришка до Кандахара примерно 125 км.

(обратно)

659

Дарвазе-йи нау («Новые ворота») — северо-западные ворота Кандахара, ныне называемые Дарвазе-йи Харат («Гератские ворота»).

(обратно)

660

Байрам-султан шамлу, по-видимому, тождествен упомянутому Искандером Мунши Байрам-беку куште (***) шамлу. Это — военачальник Хусайн-хана шамлу, бегларбека Герата, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 893-894.

(обратно)

661

Дарвазе-йи шахр-и кухна («Ворота старого города») — восточные ворота Кандахара, ныне называемые Дарвазе-йи Кабул («Кабульские ворота»).

Следует также иметь в виду, что Шахр-и кухна («Старый город») исторически является одним из названий Кандахара (наряду с Такинабад и Зуршахр), расположен в трех км к западу от современного Кандахара у подножия горной цепи Кайтал, см.: Ball, с. 145.

(обратно)

662

Мустафа-бек — старший сын Мирзы Йар-Ахмада Наджма второго: в «Хайр ал-байан» приведены образцы его стихов (л. 4306). Его сын, Мирза Бакир-хан, в 20-летнем возрасте уехал в Индию и был зачислен на должность историографа императора Индии. Вскоре получил чин се-хазари и был назначен правителем области Мултан.

(обратно)

663

Мирза Гази-хан тархан — могольский правитель Кандахара после отставки его прежнего наместника, Шахибек-хана (1015/1607), происходил из знатного рода Амира Зу-н-Нуна, правителя Кандахара и Заминдавара во время султана Хусайн-мирзы; известный покровитель поэтов. В «Хайр ал-байан» приведены образцы его стихов (л. 421б-422а), см. также: Sayyed Hussam ad-din Rashda. Mirza Ghazi-Beg Tarkhan. Karachi, 1970.

(обратно)

664

В тексте: Кара-бек Курджани, у Искандара Мунши: Карабек Курчайи, старый слуга Султана Хусайн-мирзы Сафави, правителя Кандахара, бежал в Индию еще до отъезда туда Музаффара Хусайн-мирзы, где получил должность кушбиги, начальника императорской охоты. В 1000 (1591) г. он приехал в Кандахар и стал подстрекать Музаффара Хусайн-мирзу к отъезду в Индию, с тем чтобы передать Кандахар под власть императора Индии. Как хорошо известно, свое обещание императору Индии он выполнил отлично: Кандахар был передан Шах(и)бек-хану Кабули, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 486. Здесь в «Ихйа ал-мулук» речь идет о более поздних событиях в Кандахаре, в других источниках не отмеченных.

(обратно)

665

В тексте: ***, по-видимому, неточно прочтенный издателем этноним вместо *** — тарин. В этом случае речь идет об афганском племени тарин, населявшим восточную часть Кандахарской области. О таринах см.: История Афганистана, 2, с. 20, 27.

Фушандж — небольшой старинный городок (не путать с совр. городом!), находившийся на берегу Харат-руд (Гери-руд) на расстоянии 6 фарсахов к западу от Герата (Хафиз-и Абру, с. 42) или в одном дне пути от него.

(обратно)

666

Возможно, имеется в виду упомянутый Искандаром Мунши Шахсавар-бек афшар, капучи-баши шаха Султан-Мухаммада «Худабанде», см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 328.

(обратно)

667

Абдали — название группы афганских племен, в которую входят попользаи, баракзаи, алькозаи и ачакзаи, см.: История Афганистана, 2, с. 25. В данном контексте это слово выступает как топоним, возможно, идентичен упомянутому Мазар-и Баба Хасан-и Абдал (Дехбаба) близ Кандахара (см. примеч. 607).

(обратно)

668

В нашем сочинении нашла отражение официальная версия шаха ‘Аббаса I о самовольной акции правителей Систана и Фараха без его ведома захватить в 1015/1606-07 г. Кандахар, которую он, шах, якобы не одобряет.

Император Индии Джихангир-шах наивно записал в своем дневнике: «Атака персов была предпринята без ведома шаха Персии, который, когда это известие дошло до его ушей, отправил гонца и приказал, чтобы персидский командующий отвел войско от Кандахара: дескать, что за искатель приключений выступил в поход на Кандахар без моего приказа? Ежели они по случайности овладели городом, то должны немедленно передать его друзьям и слугам моего брата Джихангир-падишаха и вернуться к собственным границам», см.: Memoirs of Jahangir, 1, с. 112.

Эдварде, автор статьи об отношениях шаха ‘Аббаса I с могольским императором Акбаром и Джихангиром, совершенно справедливо замечает: «Допустить, что шах ‘Аббас не знал об экспедиции против Кандахара, можно отклонить как совершенно невероятное», см.: Edwards, с. 253; ср. также: Kuhnel, с. 171. О верности такой оценки говорит и тот факт, что в осаде Кандахара, как свидетельствуют материалы нашего источника, принимали участие помимо систанцев войска верховного эмира Хорасана Хусайн-хана и правителя Фараха Исма’ил-хана.

Эта точка зрения подкрепляется содержанием приказа (он изложен в «Хайр ал-байан») кызылбашским эмирам, осаждавшим Кандахар. В приказе не отрицается, что указание относительно осады Кандахара исходило от шаха, но оно якобы было сделано при жизни Акбар-шаха. Сейчас же, когда у власти стоит названый брат шаха Салим, осада Кандахара неуместна. Эмирам предписывалось в случае победы над городом немедленно передать его представителям императора Индии, отвести войска от крепости и возвращаться в свои местности. При этом любопытно, что шахский курьер Хусайн-бек суфра-каш был отправлен шахом в Кандахар тогда, когда стало известно, что новый главнокомандующий индийским войском Мирза Гази-хан переправился через Нил-аб и форсированным маршем направляется в Кандахар на помощь осажденным, см.: Хайр ал-байан, л. 421б-422а. Искандар Мунши не пишет об этом событии ни слова.

(обратно)

669

Упомянутый ранее Наухийа-хан Кабули.

(обратно)

670

Год Обезьяны тюрко-монгольского календаря в интересующий нас период приходится на 1016-17 г. лунной хиджры. Науруз в том году наступил в пятницу 3 зу-л-хиджжа 1016/21 марта 1608 г., см.: Хасури ‘Али, с. 26.

(обратно)

671

«Тухфат ал-харамайн» («Подарок [поездки] в Мекку и Медину») — название еще одного из сочинений нашего автора, посвященного его паломничеству к священным местам Хиджаза, см. Предисловие.

(обратно)

672

Военные действия против Турции, захватившей в свои руки кавказское побережье Каспийского моря, и в том числе Ширван, шах ‘Аббас I начал в 1603 г. Окончательную победу в Ширване шах одержал в 1607 г.

(обратно)

673

‘Али б. Муса ар-Риза — восьмой имам шиитов-имамитов (ум. 203/818), похоронен в Санабаде в четырех фарсахах (ок. 24 км) от Туса. Вокруг гробницы имама ‘Али Ризы, главной святыни шиитов Ирана, и возник город Мешхед (с XIV в.), см.: EI², 1; Бартольд, 7, с. 116, 117.

(обратно)

674

Шахвирди-султан, курд из рода Махмуди, был назначен шахом ‘Аббасом I правителем Бин Фахла и Кидж-у Макрана. В 1020-21/1611 г., направляясь к шаху в Исфахан, он заболел и умер. Бин Фахл был передан его брату Ширази-султану, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 852.

(обратно)

675

Год Курицы тюрко-монгольского календаря в интересующий нас отрезок времени пришелся на 1017 и 1018 гг. хиджры. Науруз в том году наступил в субботу 14 зу-л-хиджжа 1017/21 марта 1609 г., см.: ‘Али Хасури, с. 26, 27.

(обратно)

676

Накш-и Джихан — центральная площадь Исфахана, при шахе ‘Аббасе I служила местом для игры в поло. На площади, длина которой с севера на юг превышала 500 м, а ширина достигала 150 м, расположены исторические здания мечети Лутфаллы (закончена в 1028/1618 г.), большой шахской мечети (Масджед-и Шах), дворца Али-Капу, лавки, базары. Базар Мина, по-видимому, часть расположенного здесь базара Кайсарийа (см. примеч. 1061).

(обратно)

677

Явная описка или опечатка вместо Вали-Мухаммад-хан, о нем и его приезде в Иран в 1611 г. см. примеч. 304.

(обратно)

678

Великий садр Кази-хан Сайфи Хусайни Казвини (о нем см. примеч. 310) во главе иранской миссии в 1021/1612 г. был направлен шахом ‘Аббасом в Стамбул для заключения мирного договора между Ираном и Турцией, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 278; 2, с. 719, 863-864 и др.; Фалсафи, 4, с. 66-68.

(обратно)

679

Кана Биш (Канабис/Канавис) — селение в Мешхедском шахрестане, в 18 км восточнее Мешхеда, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 351.

(обратно)

680

Мухаммад-бек Бигдили шамлу из великих вождей племени шамлу, мукарраб ал-хазрат шаха ‘Аббаса I, ум. 1021/1612 г. в Мазандаране, похоронен в Мешхеде, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 535, 697, 718, 817, 809-811, 860.

(обратно)

681

Т.е. Мазандарана.

(обратно)

682

Речь идет о приезде шаха в Мешхед в 1021 (1612) г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 854, 855.

(обратно)

683

Имеется в виду первый поход шаха ‘Аббаса I в Грузию, предпринятый в 1022/1613 г. Более подробно он описан далее, см. перевод, с. 390-393.

(обратно)

684

Рибат-и Пушт-и Бадам — оазис и укрепленный пункт в пустынной местности между Табасом и Йаздом; развалины средневековой крепости находятся возле одноименного селения на самой границе остана Йазд, см.: Географический словарь Ирана, 10, с. 46.

(обратно)

685

Дашт-и Бийабанак — северная часть Большой Соляной пустыни (Дашт-и Кавир) в Иране, прилегающей к оазису Бийабанак.

(обратно)

686

В печатном тексте: Кари-Чай/Кара-Чай; рукописный текст позволяет читать это название как Кабри-Чай. Именно в этой форме название реки представлено в тазкира «Хайр ал-байан» (л. 35б); в Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 869: Кабри, с. 907: Кабри-Чай. Авторы персидских сочинений этим названием обозначали р. Иори, правый приток р. Алазани, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), с. 66, примеч. 43.

Согласно «Зубдат ат-таварих» (с. 313), шах и его войско прибыли к р. Кабри-Чай 19 зу-л-хиджжа 1022/30 января 1614 г.

(обратно)

687

В хатима «Ихйа ал-мулук» (с. 504-505) автор пишет, что он выехал из шахского лагеря 17 ша’бана/22 сентября 1614 г.

(обратно)

688

Ашраф (совр. Бехшахр) — город в Мазандаране, расположенный в 25 км к северо-востоку от г. Сари, служил зимней резиденцией шаху ‘Аббасу I, см.: Географический словарь Ирана, 3, с. 53; EI², 1; Хасан-и Кал’абанди. Та’рих ва джуграфийа-йи шахристан-и Бехшахр. Сари, 1347 (1968).

(обратно)

689

Малик Шах-Хусайн Систани неоднократно выступал посредником в урегулировании политических конфликтов в Мекране (об этом есть упоминание у Искандара Мунши, 3, с. 958). В благодарность шах решил в 1615 г. пожаловать Малику Шах-Хусайну управление Мекраном, составив соответствующие указы. Однако произошедшие вскоре события, в том числе карательный поход шаха в Грузию, в котором участвовал и Малик Шах-Хусайн, отсрочили его назначение в Кидж-у Макран, а потом оно и вовсе забылось.

(обратно)

690

Тахмурас-хан Гурджи — царь и политический деятель Грузии XVII в. Теймураз I (род. 1589, ум. 1663); в 1606-1612 и 1634-1648 гг. — царь Кахетии, в 1625-1632 гг. — царь и Кахетии и Картли, в течение нескольких десятилетий возглавлял борьбу грузинского народа против иноземных завоевателей, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 51.

‘Али-кули-хан караманлу шамлу — приближенный шаха ‘Аббаса I, служил ему еще тогда, когда тот был ребенком и жил в Герате. Его положение при шахе укреплялось день ото дня. Благодаря познаниям, практическому знанию дел он занял место в ряду великих эмиров и столпов государства, в 1014/1605-06 г. удостоился должности главы дивана юстиции (диван-биги), а в следующем, 1015/1606-07 г. шах пожаловал ему должность ишик-акаси-баши (одновременно он оставался также правителем Рея); ум. в 1034/1624 г. естественной смертью, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 418, 525, 526, 674, 698, 732; 3, с. 1040 и др. Поскольку его дети были малолетними, то после его смерти его должность в 1035/1625 г. отдали Зайнал-беку Бигдили тушмал-баши.

Войско под командованием ‘Али-кули-хана было послано в Кахетию для подавления вспыхнувшего в Алаверди в сентябре 1615 г. антииранского восстания. Согласно Искандеру Мунши (2, с. 889, 891), в этом походе участвовали также Мухаммад-хан Зийад-оглы с войском Карабага и Исфандийар-бек ‘арабгирлу.

Повстанцы под командованием Теймураза I наголову разбили вблизи р. Арагви присланное шахом войско, главнокомандующим которого был ‘Али-кули-хан. ‘Али-кули-хан с остатками своего войска бежал в Тифлис, а оттуда в Ганджу, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 892, 893. Это поражение ‘Али-кули-хана и имеет в виду наш автор. Еще раз о разгроме кызылбашского войска под командованием ‘Али-кули-хана упоминается в хатима (см. наш пер., с. 397). Разгневанный шах ‘Аббас I в марте 1616 г. в канун Науруза решил предпринять карательный поход в Восточную Грузию, дабы разгромить тамошних безбожников, «дерзнувших убивать мусульман» (Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 847), некоторые подробности похода автор излагает далее. Об этом см. также: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 53.

(обратно)

691

Перс., тамами-йи мамалик-и хак-и улка-йи Тахмурас. Имеется в виду территория Кахетинского царства в Восточной Грузии, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 54.

(обратно)

692

В дальнейшем при изложении тех же событий (см. пер., с. 397) автор пишет, что почти «60 тысяч неверных отправились в преисподнюю, 200 тысяч молодых женщин, девушек, юношей и детей попали в плен. Еще 100 тысяч пленных грузин увезли лезгины».

(обратно)

693

Мухаммад (Мехмед)-паша (Огуз-Мухаммад) — великий вазир Османской державы (назначен на этот пост после казни в 1614 г. Насух-паши) по приказу султана Ахмада I (1603-1617) выступил из Стамбула в поход в Иран 23 раби’ II 1024/22 мая 1615 г. Войско Мухаммад-паши продвигалось крайне медленно и лишь в середине джумада II (в конце июня — начале июля или, по другим источникам, в ша’бане/середине августа) 1616 г. подошло к Ереванской крепости.

Шах ‘Аббас после разорения грузинских земель двинулся с войском на помощь гарнизону Ереванской крепости, осажденной турками.

В октябре — начале ноября 1616 г. Мухаммад-паша снял осаду с Ереванской крепости и отступил к Арзруму. Вскоре после этого он заключил с иранцами мир на условиях договора 1612 г. Однако султан Турции аннулировал этот мирный договор, сместил Мухаммад-пашу с должности великого вазира и главнокомандующего, назначив вместо него Халил-пашу, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 880, 887, 888, 903-909; 3, с. 1114; Фезлеке, с. 136 и сл.; см. также: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 56.

В хатима «Ихйа ал-мулук» автор еще раз возвращается к этому эпизоду — он находился в то время в шахской свите и после снятия турками осады вместе с шахом вступил в Ереванскую крепость, см. с. 398 нашего перевода.

(обратно)

694

Чухур Са’д — название Араратской равнины со всеми окрестностями (Восточная Армения) по имени правившего здесь туркменского владыки Амир-Са’да (XIV в.), см.: Папазян, 1972, с. 50.

В правление шаха ‘Аббаса I Чухур Са’д входил в состав Сефевидского государства как одно из его бегларбекств с центром в Ереване. О составе бегларбекства Чухур Са’д см.: Рахмани, 1981, с. 88.

(обратно)

695

Ишик-Майдани, Агрича и Акмискал — летние стоянки в Чухур Са’де и прилегающих к нему территориях.

Дарйа-йи Гукча (Гёкче) — тюркское название оз. Севан.

(обратно)

696

Кан-им куни (тюрк.) — букв, «день моей крови» (день отмщения?).

‘Акраб — восьмой месяц иранского солнечного года, соответствующий октябрю-ноябрю.

(обратно)

697

Имам-кули-хан — старший сын Аллахвирди-хана. После смерти отца в июне 1613 г. был назначен шахом ‘Аббасом I правителем Фарса (до того был правителем Лара). Вскоре он стал одним из самых влиятельных и могущественных деятелей Сефевидской державы. Под его командованием шахские войска (с участием английского флота) отвоевали в 1621-1622 гг. у португальцев Кишм и Хормуз. Был казнен вместе со своими сыновьями в 1633 г. шахом Сафи I (1629-1642), поскольку оказался замешан в антииранском восстании Да’уд-хана в Грузии в 1632-1633 гг.; см.: Гелашвили, с. 84, а также Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 26, в котором полностью отражена литература по данному вопросу.

(обратно)

698

Карчакай-бек (хан) из ереванских армян; при шахе ‘Аббасе I сделал блестящую карьеру от должности кайчачигари и начальника артиллерии до главнокомандующего всеми войсками Ирана (сипахсалар-и кулл-и лашкар-и Иран). В 1026 (1617) г. за боевые успехи в Азербайджане он был удостоен почетного титула «хан» и звания верховного эмира (амир ал-умара) Азербайджана; погиб в Грузии в 1034/1624-25 г. от меча Георгия Саакадзе, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 618-620 и др., особенно 3, с. 1039, 1040; Фалсафи, 1, с. 177; 2, с. 93 и др.

(обратно)

699

Амир Гуна-хан каджар из каджарского племени акджакойунлу, бегларбек Еревана (1605-1625). За хорошую службу, ум и опыт был удостоен почетного титула «хан» и стал верховным эмиром Чухур Са’да. За проявленное мужество в войне с турками удостоился также почетного лакаба (прозвания) Сару-аслани. В 1034/1624-25 г. во время войны в Грузии был ранен, умер в конце 1625 г. и был причислен к числу шахидов. После его смерти высокое звание «хан» и должность верховного эмира Чухур Са’да были пожалованы его старшему сыну, Тахмасп-кули-беку, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 643, 903; 3, с. 1041; Фалсафи, 2, с. 313; Папазян, 1972, с. 53.

(обратно)

700

Мир Фаттах Исфахани, минбаши корпуса исфаханских стрелков, убит во время похода в Грузию в 1025/1616 г.; неоднократно упоминается в «Та’рих-и ‘аламара» (2, с. 453, 464, 747, 818, 903, 913, 915). Искандар Мунши характеризует его как человека опытного, закаленного в боях.

Минбаши < мингбаши — тюрк., «начальник тысячи», «тысячник» (в Турции — начальник батальона).

(обратно)

701

Ахмад-султан Мичаки Хурасани — правитель Туршиза (Хорасан), предводительствовал одним из хорасанских отрядов стрелков из мушкетов, принимавших участие в сражении с турками во время осады Ереванской крепости в 1025/1616 г. и в кандахарском походе шаха ‘Аббаса в 1031/1622 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 643, 903; 3, с. 978, 1087; Фалсафи, 3, с. 165.

(обратно)

702

Муллазаде Бафки упомянут Искандером Мунши (2, с. 903) как предводитель одного из отрядов стрелков Хорасана, принимавшего участие в боях под Ереванской крепостью. Нисба по названию селения на дороге Кирман-Йазд (ныне центр Бафкского района остана Йазд).

(обратно)

703

Урдубад — город на берегу р. Араке, к востоку от Джулфы в Иранском Азербайджане.

Под названием Карабаг (Карабах) обычно имеется в виду область в междуречье Куры и Аракса. При шахе ‘Аббасе Карабаг вместе с Ганджой составляли одно из бегларбекств Сефевидской державы.

Баргушад — местность (летовье) в Азербайджане на пути из Урдубада в Карабаг, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 710.

‘Али-дарраси (у Искандера Мунши — Дарре-йи ‘Али) — тюркское название ущелья, через которое шла дорога из Урдубада в Баргушад, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 710.

(обратно)

704

Дамган — небольшой город в Северном Иране в провинции Мазандаран, расположенный примерно в 112 км северо-восточнее Симнана и 70 км западнее Шахруда, На шоссейной и железной дороге Тегеран-Хорасан, см.: Географический словарь Ирана, 3, с. 115. Ал-Йа’куби называл Дамган первым городом Хорасана (с. 276).

(обратно)

705

Как явствует из последующего текста, Малик Гийас ад-Дин, средний сын Малика Махмуди (автор чаще называет его Малик Гийас), умер в 1025/1616 г.

(обратно)

706

Ходжа Джалал ад-Дин Акбар Гурийани родом из Гурийана, что под Гератом, вазир Хорасана (назначен на этот пост в 1021/1612-13 г.); пользовался почетом и уважением. Даже когда Джалал ад-Дин Акбар ослеп, шах ‘Аббас не стал смещать его с этой должности, и он оставался вазиром «всех частей» Хорасана в течение 12 лет, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 573, 855; 3, с. 941,987, 1093.

(обратно)

707

Т.е. Хусайн-ханом шамлу, бегларбеком Герата и верховным эмиром Хорасана.

(обратно)

708

Как уже указано, Хан-и ‘Алам, направленный императором Индии Нур ад-Дином Джихангиром послом к шаху ‘Аббасу, выехал в путь в конце 1025/ 1617 или же в начале 1026/1617 г., следовательно, приезд нашего автора в Герат и встреча с Хан-и ‘Аламом, сделавшим остановку в Герате, состоялись в этот отрезок времени.

(обратно)

709

Зайнал-хан шамлу — военачальник и правитель Герата при Исма’иле I (1501-1524); в правление шаха Тахмаспа (1524-1576) был его наместником в Астрабаде; убит в сражении с узбеками в Дамгане в 934/1521 г.

(обратно)

710

Фарахабад построен по приказу шаха ‘Аббаса I в 1020 или 1021/1611-12 г. на месте незначительного селения Тахун (Тахан), куда были переселены тысячи семей из Гиляна, Ширвана, Грузии, Армении, Ареша и Нахичевана, служил местом летних развлечений шаха, см.: Мар’аши, с. 362. Ныне Фарахабад — центральное селение шахрестана Сари, расположенное в 25 км к северу от Сари, см.: Географический словарь Ирана, 3, с. 203; EI², 2.

(обратно)

711

Как выясняется в дальнейшем, Малик Шах-Хусайн выехал из Фараха в Герат днем раньше, 1 ша’бана 1027/24 июля 1618 г. (см.: Ихйа ал-мулук, с. 514).

(обратно)

712

Существует под этим названием по сей день, расположен в провинции Нимруз (Афганистан) близ границы с Ираном, недалеко от впадения р. Фарах-руд в оз. Савари.

(обратно)

713

Ходжа Касим Натанзи был одним из семи мустауфи ал-мамаликов шаха Тахмаспа, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 162, 165; 3, с. 956. Искандар Мунши из сыновей Ходжи Касима упоминает лишь Ходжу Мухаммад-Амина, известного под именем Хан. Он прославился в науке сийак и в знании законов счетоводства (1, с. 165).

(обратно)

714

В тексте: *** Баг-и Сакзи?

(обратно)

715

Уже упоминавшийся сын правителя Систана, Малика Джалал ад-Дина Махмуда, см. примеч. 525.

(обратно)

716

Как полагает издатель (см.: Ихйа ал-мулук, с. 422, примеч. 1), здесь в тексте пропуск.

(обратно)

717

Абу-л-Хасан ‘Али б. Джулуг Систани Фаррухи (2-я половина X в. — 429/1037-38 г.) — придворный поэт Махмуда Газнави (998-1030), диван которого выдержал несколько изданий, в том числе типографским способом (Тегеран, 1932). Касыду, отрывок из которой приведен в нашем тексте, Фаррухи сочинил в восхваление Ходжи Ахмада сына Хасана Майманди, вазира, главы правительства при Мас’уде Газнави (1030-1041). В цитируемом в «Ихйа ал-мулук» тексте касыды есть расхождения с печатным текстом, все они рассмотрены издателем М. Сутуде (с. 423, примеч. 1). Касыда цитируется автором также в его тазкира «Хайр ал-байан», л. 516 и сл. Полный текст касыды см.: Фаррухи. Диван, с. 396-398.

(обратно)

718

Анбардар — «заведующий» складами.

(обратно)

719

Тахвилдар — букв, «хранитель, сторож» (термин, эквивалентный сахиб-и джам’), начальник различных мастерских, обслуживающих двор правителя, см.: Тазкират ал-мулук, с. 46, 134, 138, 140.

(обратно)

720

Рустамдар — название округа в Мазандаране (Табаристан) по течению р. Шахруд, притока Сефид-руд, между городами Казвин и Амуль; по словам Хамдаллаха Мустауфи, включал около 300 селений, см.: Le Strange, с. 374.

(обратно)

721

Хамун — один из мифических потомков Ануширвана; вместе с Кай-Хусрау, тоже эпическим царем, после истребления персов пришел в город на р. Аб-и Диз в Хузистане — Дизфул.

(обратно)

722

Дизфул (см. примеч. 719) — ныне административный центр, расположенный в 146 км севернее Ахваза и в 10 км от Андимишка, см.: Географический словарь Ирана, 6, с. 161.

(обратно)

723

Джилан-шах (Гилан-шах) Фарруххан — отец Джила (Гила) «Гавпаре» (правил Табаристаном в 645-660 гг.), см.: Justi, с. 117.

Джамасп — мудрый советник легендарного шаха Ирана Гуштаспа.

(обратно)

724

Согласно Хондамиру, Абу-л-Фазл Мухаммад был современником Бунда Рукн ад-Даула (335-366/947-977) и правил Рустамдаром в течение 12 лет. Родословная Абу-л-Фазла Мухаммеда, приведенная нашим автором, в целом совпадает с его родословной, упомянутой в «Хабиб ас-сийар», за исключением двух звеньев: 1) в шестом колене вместо Бава (***) в «Хабиб ас-сийар» стоит Карин (***) и 2) в «Хабиб ас-сийар» отсутствует звено между первым Падуспаном и Гавпаре (10-е и 11-е колена); о нем и маликах Рустамдара, см.: Хабиб ас-сийар, 2, с. 415-416; 3, с. 328-329.

(обратно)

725

Один из Хорезмшахов, обратившийся в конце VIII или в начале IX в. в мусульманскую веру, принял традиционное для новообращенного имя ‘ Абдаллах.

(обратно)

726

Издатель текста после имени Джалал ад-Дин вставил: [бин ‘Ала’ ад-Дин Мухаммад бин], что не вполне точно. Как известно, ‘Ала’ ад-Дин Мухаммад (правил в 1200-1220 гг.) был братом ‘Ала’ ад-Дина Текиша, но не его сыном. Поэтому если принять эту конъектуру, то после имени ‘Ала’ ад-Дин Мухаммад должен стоять союз ва — «и» (оба были сыновьями Ил-Арслана), но не бин — «сын», см. также примеч. 50.

(обратно)

727

Согласно Фарид ад-Дину ‘Аттару, в суфизме существует «семь долин» (хафт вади) — семь главных этапов на пути мистического совершенствования. «Долина смятения» (вади-йи хайрат) является шестым этапом этого пути, см.: Бертельс, 1965 (1), с. 410-412.

(обратно)

728

Текст испорчен, связному переводу не поддается.

(обратно)

729

О Балхском походе шаха ‘Аббаса I в 1010/1602 г. см. примеч. 646.

(обратно)

730

По словам самого Малика Шах-Хусайна, он выехал в Исфахан на службу к шаху 1 ша’бана 1027/24 июля 1618 г. и 1 зу-л-ка’да 1027/20 октября 1618 г. был уже в Казвине. После участия в шахской охоте в Мазандаране вместе с шахской свитой в раджабе 1028/июне 1619 г. прибыл в Исфахан (Ихйа ал-мулук, с. 514, 515, 518-519). Здесь речь идет именно о пребывании автора в Исфахане в 1619 г.

(обратно)

731

Малик Мухаммад — сводный брат по отцу Малика Султан-Махмуда, род. в 864/1459-60, ум. в 928/1521-22 г., правил в 886/1481 г. (см. пер., с. 58, 59, 77, 78, 321).

Малик Султан-Махмуд сын Низам ад-Дина Йахйи — правитель Систана, род. в раби’ I 866/декабре 1461 г., младший брат Малика Мухаммеда, правил после его отставки (пер., с. 58-61 и др.).

(обратно)

732

В тексте: шухда (***), по-видимому, вместо шухра.

(обратно)

733

Ардашир I Папакан — основатель династии Сасанидов (226-651) и ее первый царь (226-241).

(обратно)

734

О неоднократно упоминаемом автором сочинении Мира Мухаммеда сына Мира Икбала Систани см. примеч. 234.

(обратно)

735

Султан Хайдар-мирза — пятый сын шаха Тахмаспа I; после смерти отца в ночь на 15 сафара 984/14 мая 1576 г. был провозглашен шахом эмирами кызылбашского племени устаджлу, воспитанником которых он был; убит сутки спустя в гареме казвинского даулатхане 16 сафара 984/15 мая 1576 г. сторонниками Исма’ила II.

(обратно)

736

Упоминавшийся ранее (см. примеч. 484) Дурман-пахлаван, чухра-акаси «хана Турана» Баки-хана, убит в сражении с систанцами во время вторжения тюркских кочевников в Систан.

(обратно)

737

Т.е. в 1010-11/1602 г.

(обратно)

738

В тексте употреблено джайхун, по-видимому, как название реки вообще, см. также: Ихйа ал-мулук, с. 430, примеч. 1.

(обратно)

739

Са’д б. Аби Ваккас (ум. 675) — племянник Амины, матери Пророка; арабский полководец, один из старейших сподвижников Мухаммеда, пользовавшийся особой его любовью. Са’д б. Аби Ваккас командовал арабским войском в сражении с персами при Кадисии в 637 г.; по-видимому, был метким стрелком из лука, см.: EI², 4, с. 29-30.

(обратно)

740

Об этой битве см. наш пер., с. 248-256.

(обратно)

741

В тексте между словами «мулазим» и «верховный малик» стоит союз ва («и»), явно здесь лишний.

(обратно)

742

Так мы перевели перс., мансаб-и забт-и мулки-йи мулк.

(обратно)

743

Амир Хусрау Дихлави (Амир Хосров Дехлеви, род. 1253, ум. 1324—1325) — крупнейший представитель персоязычной литературы Индии, снискавший широкую популярность у себя на родине, в Иране и Афганистане, Средней Азии, Закавказье и в Малой Азии; о нем см.: Бакоев М. Хусрави Дехлави ва достони у «Дувалрони ва Хизрхон». Сталинобад, 1958; Амир Хосров Дехлеви. Избранные газели. М., 1975.

Низами Ганджави — великий азербайджанский поэт и мыслитель (1141 — ум. после 1203), см. о нем: Бертельс, 1956; он же, 1962; Крымский и др.

(обратно)

744

Хайр ал-байан, л. 371б.

(обратно)

745

В «Ихйа ал-мулук» (с. 2) автор пишет: «Благородный эмир Амир Мухаммад сын Амира Мубариза, дед пишущего сию рукопись со стороны матери, сочинил пространную «Хронику [Систана]», [доведя изложение событий] до времени Малика Низам ад-Дина Йахйи. В детстве и в начальной школе несколько листов из той рукописи были в руках [сего] презренного. В настоящее время та рукопись утеряна».

(обратно)

746

Текст испорчен, имени эмира нет.

(обратно)

747

Маламати — представитель аскето-мистического движения маламатийа («людей, вызывающих порицание»), возникшего в IX в. в Хорасане в рамках нишапурской школы мистицизма, см.: Бертельс, 1965, с. 30, 31, 222; Петрушевский, 1966, с. 321.

(обратно)

748

Хайр ал-байан, л. 273а.

(обратно)

749

Т.е. умер.

(обратно)

750

В квадратных скобках — конъектура издателя.

(обратно)

751

Каландар — странствующий дервиш.

(обратно)

752

Букв., «домов» (хане).

(обратно)

753

Упоминавшийся ранее наместник Сефевидов в Систане, см. примеч. 225.

(обратно)

754

Как отмечено в Предисловии, автор в общей сложности описал 16 путешествий.

(обратно)

755

Сасанид Ардашир I Папакан (226-241); Шапур I сын Ардашира I Папакана тоже сасанидский царь (правил в 241-272 гг.).

(обратно)

756

Рахш — кличка боевого коня Рустама, систанского богатыря, одного из героев иранского эпоса. В средневековой традиции Рахш наделен разными благородными качествами, в том числе гордостью.

(обратно)

757

Перс., айине-дар — чиновник-хранитель зеркала при дворе правителя, здесь в смысле «отражать свое время».

(обратно)

758

Далее в тексте непонятное нам: рутба-йи дигар дар майдан гу-йи талаб-ра джам‘-и хатирха ва тафрика-йи асбаб. Возможно, текст искажен.

(обратно)

759

Карун — библейский Корей, обладатель несметного богатства, предание о котором вошло в Коран (XXVIII, 76; XXIX, 38). За неверие и враждебное отношение к Мусе (библ. Моисею) Карун был поглощен землей вместе со своими богатствами.

(обратно)

760

Основной вариант книги автор закончил в 1028/1619 г., доведя описание событий до этого времени. Здесь автор сообщает, что после трехлетнего перерыва, пересматривая и приводя в порядок свою рукопись, он решил дополнить ее описанием событий за минувшие три года (1029-1031/1620-1622).

(обратно)

761

В тексте ошибочно указан шавваль 1080 г.х. (февраль—март 1670!). Издатель текста М. Сутуде заметил эту ошибку и высказал предположение, что «вместо 1080 г.х. должен быть 1028 г.», см.: Ихйа ал-мулук, с. 438, примеч. 2. С этим предположением нельзя согласиться. Автор «Ихйа ал-мулук» далее пишет, что изложенные им факты относятся ко времени его отъезда из-под Демавенда. Данное же событие имело место в самом конце его пятнадцатого путешествия и датируется не 1028 г.х., а 1030 г.х. Следовательно, здесь речь идет о шаввале 1030/августе-сентябре 1621 г. Описка в годе (1080) произошла вследствие графической ошибки переписчика, спутавшего два числительных в силу их весьма сходного начертания (***—***), см.: Берадзе, Смирнова, 1988(1), с. 426.

(обратно)

762

Малик Шах-султан Фарахи сын Малика ‘Абдаллаха Фарахи, правитель Фараха.

(обратно)

763

Малик Шах-Хусайн Систани в своем тазкира «Хайр ал-байан» так описывает свой отъезд из-под Демавенда:

«...В ту зиму (1029/1620 г. — Л.С.) шах вновь отбыл в Фарахабад. Ранее сему бедняку шах разрешил уехать из Исфахана в Фарах. Потом он передумал и решил, что вначале я должен съездить с ним в Фарахабад, а оттуда в начале весны (1030/1621 г. — Л.С.) я выеду в Хорасан. В той поездке я стал мулазимом стремени августейшего шаха. После нескольких дней охоты в Мийан-кале устроили групповую охоту на кабанов. В конце весны (1030/1621 г. — Л.С.) шах решил устроить на берегу моря в Фарахабаде праздник и иллюминацию. Празднество было необычайно пышным. Через неделю праздник закончился, а шах заболел. Вместе с шахом заболели и все остальные люди из его лагеря. Шаха отвезли в Фирузкух. Несколько дней шах провел под Демавендом, ожидая перемены погоды. В том месте от той болезни погибли почти 20 тыс. человек. Из-под Демавенда шах отпустил меня в Хорасан, и я, совсем больной и ослабевший, тронулся в путь», см.: Хайр ал-байан, л. 39а.

Из контекста совершенно ясно, что Малик Шах-Хусайн уехал из-под Демавенда в Хорасан летом 1030/1621 г.

(обратно)

764

Настоящее имя Мира Абу-л-Ма’али — Мирза Тахир Натанзи Музаффари, он сын Мирзы Мухаммада, происходил из рода саййидов Барзруда (шахрестан Натанз), считавших себя потомками знаменитого саййида Джамал ад-Дина Исфахани. В дальнейшем он стал известен под именем Мир Абу-л-Ма’али, или Ака-мир. После смерти отца занял его место и был вазиром корпуса гулямов и стрелков и маджлис-нависом шаха ‘Аббаса I, пользовался его полным доверием, умер в 1032 (1623) г. во время поездки в шахской свите в Наджаф и похоронен в Кербеле. После его смерти шах отдал эту должность его старшему сыну, Мирзе Мухаммад-Ризе, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 828; 3, с. 960, 1009; Мар’аши, с. 361, 367; Фалсафи, 2, с. 108, 406; 3, с. 234, 252; 4, с. 44, 47, 67.

Маджлис-навис или ваки‘а-навис — важный чиновник, в обязанности которого входило отвечать на письма, адресованные шаху Ирана правителями других стран и областей; писать приказы о пожаловании чинов, а также тиулов, жалованья хамесале и т.д. Согласно Шардену (5, с. 343), он действовал вместо великого вазира в отсутствие последнего; вел также протоколы верховного совета, заведовал государственным архивом, одновременно был придворным историографом; на маджлисах сидел по левую руку от шаха, поэтому его часто называли вазир-и чап («левый вазир»), в отличие от великого вазира, который назывался вазир-и рост («правый вазир»). Маджлис-навис имел целый штат чиновников, в том числе писца царских указов (ракам-навис), трех помощников (дастйар), составителя писем, двух секретарей и т.д., см.: Фалсафи, 2, с. 406.

(обратно)

765

Впечатном тексте ошибочно: Палангтуш-бахадур. В виду имеется могущественный узбекский эмир из племени алчин Йалангтуш-бахадур (иначе Йалангтуш-бий аталык), самый богатый после хана человек, который на правах икта’ владел в Северном Афганистане округами Дарре-йи Суф, Мулган, Кахмарт, юртами кочевых племен тулкичи, сайганчи, зиранги, килачи, хазара, т.е. всем Гарчистаном вплоть до Газни и Кандахара, пожалованными ему Надр Мухаммад-ханом Аштарханидом, правителем Балха (1642-1645). По словам Ибн Вали, автора «Бахр ал-асрар», его авторитет был не ниже авторитета любого падишаха, см.: Ахмедов, 1982, с. 47, 48, 139 и др. В.В. Бартольд (2, ч. 1, с. 271) отметил, что «выдававшиеся Йалангтуш-бием ассигновки ценились наравне с ассигновками казны. Ежегодно ему посылались ценные дары из Индии, Кандахара, Хорасана, от киргизских, калмыцких и казацких главарей, от кашгарских ханов и даже из Тибета. Всеми этими средствами он пользовался для содержания войска и для построек».

Искандар Мунши впервые упоминает Йалангтуш-бахадура в событиях 1023/1614 г. В этом году Йалангтуш, воспользовавшись занятостью шаха ‘Аббаса I походом в Грузию, переправился через Амударью, вторгся в пределы Мерва с 20-тысячным войском и оставался в предместье города в течение нескольких дней. В это время стало известно о возвращении шахского войска из Грузии, и узбеки сразу же откочевали в свою страну, угнав с собой большое число крестьян из Мерва.

Второе известие о Йалангтуш-бахадуре относится к 1027/1618 г. В этом году узбеки под предводительством Йалангтуш-бахадура и еще нескольких великих эмиров из Балха и Бухары, узнав о смерти бегларбека Хорасана Хусайн-хана шамлу, вновь вторглись в Хорасан. Несколько дней они оставались в окрестностях Гурийана, не решившись напасть на Герат. Не достигнув цели, они откочевали из Гурийана в свою страну. Именно это вторжение тюркских кочевников во главе с Йалангтуш-бахадуром в 1027/1618 г. имеет в виду наш автор, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 941, 942.

(обратно)

766

Хасан-хан шамлу — сын бегларбека Герата и верховного эмира Хорасана Хусайн-хана шамлу; после смерти отца в 1027/1618 г. был назначен бегларбеком Герата и верховным эмиром Хорасана и оставался на этих должностях как при шахе ‘Аббасе I, так и при его преемнике, шахе Сафи I (1629-1642). Хусайн-хан шамлу был самой яркой личностью из клана ‘абдиллуви: солдат, блестящий администратор и дипломат, поэт, каллиграф. Его диван, согласно Насрабади, содержит 3000 бейтов. При покровительстве и руководстве Хасан-хана древнейший Герат вновь оказался в центре культурной жизни. Наш автор упоминает Хасан-хана неоднократно, так как поддерживал с ним дружеские отношения и, более того, в первое десятилетие XVII в. Малик Шах-Хусайн по приказу ‘Аббаса I состоял «советником» при Хасан-хане. Предполагают, что умер Хасан-хан в последние три недели 1050/марте 1641 г., см.: The Shamlu Letters, с. 17, 18. Любопытное известие в этой связи мы находим у Мухаммад-Ма’сума в его «Хуласат ас-сийар» (рук. ГПБ, л. 113а): «...в пятницу 1 мухаррама 1051/2 апреля 1641 г. пришло известие о смерти Хасан-хана, правителя Герата... В тот же день на его место был назначен его старший сын, ‘Аббас-кули-бек». О Хасан-хане см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 941, 942; Зайл, с. 253.

Сохранилась переписка Хасан-хана и ‘Аббас-кули-хана с наместниками Хорасана в правление шахов Сафи I и ‘Аббаса II с могольскими официальными лицами, ханами Турана и др. Она издана Рийаз ал-Ислами, документы снабжены историческим введением и комментариями, см.: The Shamlu Letters.

(обратно)

767

Исфандийар-бек ‘арабгирлу сын Камал-бека — особо приближенный к шаху ‘Аббасу I, занимал должность учи-баши, в последние годы жизни был ишик-акаси-баши шахского гарема, ум. в 1033/1623-24 г. во время возвращения шахского войска из похода на Багдад, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 814, 881, 889, 891, 892; 3, с. 1022.

(обратно)

768

Хамесале (букв., «ежегодный») — технический термин, обозначал один из видов тиула (широкое распространение получил в XVII в.), который государство выплачивало по ассигновкам (в противоположность йаксале — жалованью на один год), см.: Петрушевский, 1949(2), с. 194-199; Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 62.

(обратно)

769

Как явствует из текста, малик Систана Джалал ад-Дин Махмуд-хан приехал в шахскую ставку, чтобы заручиться поддержкой шаха в своей давней тяжбе со своим родственником и нашим автором, Маликом Шах-Хусайном, из-за земельных угодий в Систане и Фарахе, предоставленных ему на правах тиула за его многолетнюю хорошую службу. Малик Систана в течение шести месяцев пытался доказать шаху и важнейшим сановникам державы свое преимущественное право на владение этими землями. Однако, как пишет автор, шах ‘Аббас I «явил полное заступничество за Малика Шах-Хусайна», помня его верную службу, в особенности его активное участие в войне против грузин. В то же время, не желая обижать малика Систана, шах так и не отдал в управление Малику Шах-Хусайну обещанные Кидж и Мекран. Вместо этого шах послал его в Хорасан к Хасан-хану, вменив ему в обязанность составление письменных отчетов и донесений о важнейших политических и военных событиях в той области. При этом шах оставил за Маликом Шах-Хусайном тиулы в Систане и Фарахе, на которые претендовал Малик Джалал ад-Дин Махмуд-хан и правитель Фараха Малик Шах-султан, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 68.

(обратно)

770

Из ссылки автора на Науруз можно заключить, что он выехал в Герат в середине или последней декаде месяца раби’ II или же в самом начале джумада I 1031/марте 1622 г. (Науруз наступил в том году 8 джумада I, см.: ‘Али Хасури, с. 32), пробыл в Герате недолго, так как в конце джумада I 1031 г. он уже находился в Фарахе и встречал военачальников шаха ‘Аббаса I, а затем и самого шаха.

(обратно)

771

Шестнадцатое путешествие, как уже было указано в Предисловии, не вошло в хатима хроники, основные его моменты изложены далее, в конце третьего раздела.

(обратно)

772

‘Мирза Хамза — сын правителя Систана Малика Джалал ад-Дин Махмуд-хана, который в это время находился в шахской ставке.

(обратно)

773

Ранее «плотина Хамзы Булва-хана».

(обратно)

774

Год Курицы (10-й год тюрко-монгольского календаря 12-годичного животного цикла) в данный хронологический период соответствовал 1030-31 г.х. Науруз наступил в воскресенье 26 раби’ II 1030/21 марта 1621 г., см.: Хасури ‘Али, с. 31. Действительно, в событиях года Курицы Искандар Мунши сообщает о приезде на зимовку в Нишапур великих эмиров; в начале следующего года, года Собаки, соответствовавшего 1031 и частично 1032 г.х. (Науруз наступил 8 джумада I 1031/21 марта 1622 г., см.: Хасури ‘Али, с. 31), они должны были присоединиться к свите шаха ‘Аббаса I и идти на Кандахар, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 962; пер. Сейвори, 2, с. 1283-1284.

(обратно)

775

Заман-бек — смотритель дворцовых мастерских (назир-и буйутат), приближенный шаха ‘Аббаса I, пользовался его доверием, выполнял особо важные поручения шаха. Так, в 1035/1625 г. был послан в Азербайджан во главе 3-тысячного войска. Его неоднократно упоминает Искандар Мунши, последний раз в событиях 1036/1626 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 889; 3, с. 1003, 1005, 1031, 1047, 1057, 1060.

(обратно)

776

Дар ал-марз — термин, которым, как мы уже отмечали, наш автор обозначает области Ирана по южному побережью Каспийского моря, см. примеч. 585.

(обратно)

777

Уже упоминавшийся ‘Али-кули-хан караманлу шамлу ишик-акаси-баши и глава дивана юстиции (диван-биги) шаха ‘Аббаса I, см. примеч. 688.

(обратно)

778

Иса-хан — курчи-баши, сын Саййид-бека Сафави, родословная которого со стороны отца возводилась к шайху Джунайду и который был связан родственными узами с родом Сафави. Зять шаха ‘Аббаса, ‘Иса-хан, вначале занимал должность йуз-баши, а в 1021 (1612) г. он продвинулся и был назначен на высокий пост курчи-баши и стал вакил ас-салтана. На этой должности он оставался до 1041/1631 г., третьего года правления шаха Сафи I. В этом году он и три его сына были казнены по приказу шаха Сафи I см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 751, 859 и др.; Фалсафи, с. 40, 198, 199.

(обратно)

779

Да’уд-хан — младший сын Аллахвирди-хана, видный военачальник; был женат на сестре Теймураза I, Елене. С 1625 г. занимал должность правителя Ганджа-Карабахского бегларбекства.

В правление шаха Сафи I в 1632-1633 гг. он вместе с Теймуразом I возглавил антииранское восстание в Грузии и Карабахе, закончившееся, однако, провалом: Да’уд-хан бежал в Турцию. Шах Сафи I использовал мятеж Да’уд-хана как предлог, чтобы расправиться с его братом, Имам-кули-ханом, правителем Фарса и его сыновьями — он казнил их в месяце джумада II 1042 (декабре 1632—январе 1633) г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 87, 878, 888, 912; Фалсафи, 2, с. 93, 391, 392; 4, с. 58, 62; Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 26.

(обратно)

780

Манучихр-бек (хан) — старший сын Карчикай-хана, йуз-баши корпуса гулямов; после смерти отца в 1034/1624 г. был назначен правителем Мешхеда, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 962, 1040, 1088.

(обратно)

781

Как известно, во время военных походов райаты (крестьяне) были обязаны в кратчайший срок поставить войску большое количество зерна (главным образом пшеницы) и других продуктов (такая форма поставок называлась сурсат или суюрсат), см.: Папазян, 1972, с. 237.

(обратно)

782

Рубатат — название одного из уездов в остане Йазд, см.: Географический словарь Ирана, 10, с. 99.

(обратно)

783

Имеется в виду уже не раз упоминавшийся правитель Фараха Исма’ил-хан афшар.

(обратно)

784

Перс., дарвишане (букв., «дервишский, по-дервишски») — «скромное подношение», ср. также дарвишане-йи йадбуди — «памятные подарки» высокопоставленному лицу, в данном контексте — шаху, остановившемуся с войском на несколько дней близ Фараха.

(обратно)

785

В тазкира «Хайр ал-байан» (л. 366) Малик Шах-Хусайн называет датой отъезда шаха из Фараха в Кандахар 15 джумада II/27 апреля.

(обратно)

786

Диларам — селение, расположенное на левом берегу р. Хаш-руд, примерно в 120 км к юго-востоку от Фараха и на таком же расстоянии к северо-западу от Гиришка.

(обратно)

787

Согласно Искандару Мунши, 8 раджаба 1031/19 мая 1622 г. шатры шаха ‘Аббаса I были уже разбиты под Кандахаром, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 973; пер. Сейвори, 2, с. 1195.

(обратно)

788

В «Хайр ал-байан» (л. 396) автор пишет, что 5 ша’бана/15 июня Кандахар был осажден.

(обратно)

789

Монг. сиба — «стена», «ограда», см.: Doerfer, 1, с. 349.

(обратно)

790

Халаф-бек суфрачи (впоследствии — суфрачи-баши, а также чархчи шахского войска) участвовал во всех походах шаха ‘Аббаса I, в том числе и в походе на Кандахар в 1031 (1622) г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 709, 904, 905, 908; 3, с. 979, 1039, 1045, 1047-1049.

(обратно)

791

В тексте между именами Да’уд-хан и Аллахвирди-хан стоит соединительный союз ва («и»). Он явно лишний, так как из предыдущего контекста ясно, что речь идет о младшем сыне Аллахвирди-хана, Да’уд-хане, но не о самом Аллахвирди-хане.

(обратно)

792

‘Абд ал-’Азиз-хан Чагатаид, правитель Кандахара от имени императора Индии Нур ад-Дина Джихангира, сменивший на этом посту Шахбек-хана Кабули.

(обратно)

793

День недели указан явно ошибочно вместо субботы, ср. ниже; согласно Искандару Мунши (3, с. 974), крепость была сдана 14 ша’бана/24 июня.

(обратно)

794

Согласно Искандару Мунши, чагатайская знать спустилась из Кандахарской крепости и была принята шахом 11 ша’бана/21 июня 1622 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 974; пер. Сейвори, 2, с. 1196. В «Хайр ал-байан» в числе чагатайской знати, покорно (букв, «с мечом на шее») спустившейся из крепости, кроме ‘Абд ал-’Азиз-хана названы ‘Али-кули дурман, Шах-Мухаммад-хан сын Шахбек-хана Кабули и Шамшир-хан (л. 395б).

(обратно)

795

По Искандару Мунши, шах ‘Аббас 14 ша’бана 1031/24 июня 1622 г. был уже в самом Кандахаре, посетил соборную мечеть и совершил молитву, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 974; пер. Сейвори, 2, с. 1196.

Согласно «Зубдат ат-таварих», Кандахар был взят 15 ша’бана (с. 320).

Фалсафи (4, с. 107) приводит свидетельство иноземного путешественника, находившегося во время взятия Кандахара в порту Гомбрун (Бандар-’Аббас), согласно которому Кандахар был взят 13 ша’бана 1031/23 июня 1622 г. В «Хронике кармелитов» (1, с. 268) указывается, что шах одержал победу над Кандахаром до октября 1622 г.

(обратно)

796

Хайдар-бек йуз-баши карад-оглу, отправленный шахом из Кандахара вместе с ‘Абд ал-’Азиз-ханом к императору Индии, в начале 1032/1623 г. вернулся в Иран и в Мазандаране удостоился встречи с шахом, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 974, 993-994.

(обратно)

797

Эдварде, касаясь взаимоотношений шаха ‘Аббаса с могольским императором Джихангиром, опираясь на дневник императора, писал по этому поводу: «Шах ‘Аббас вовсе не желал, чтобы индийская армия опустошила его провинции. Потому, заполучив наконец Кандахар в свои руки, он привел в движение свой восточный хитрый ум и написал императору Индии послание, в котором пытался объяснить инцидент с Кандахаром. Он ожидал якобы, что Джихангир добровольно вернет ему Кандахар, который изначально был собственностью его рода. Но, обманувшись в своих ожиданиях, подумал, что, быть может, Кандахар столь незначительное владение, которое недостойно внимания индийского императора, и потому, чтобы привлечь к нему внимание Джихангира, он решил нанести визит в те места, поохотиться там, рассчитывая на внимание представителей своего выдающегося брата. Посему он отправился в Кандахар без орудий для осады крепости. Когда он прибыл туда, то поставил в известность правителя Кандахара о своем приезде. Однако тот выказал ”упрямый и мятежный дух”, и шах вынужден был обложить и взять крепость силой», см.: Edwards, с. 266.

(обратно)

798

Согласно Искандару Мунши, шахские войска отбыли из-под Кандахара 24 ша’бана/5 июля 1622 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 978; пер. Сейвори, 2, с. 1199; ср.: Зубдат ат-таварих, с. 320.

(обратно)

799

Гандж-’Али-хан оставался правителем Кандахара до 1034/1624-25 г., года своей смерти. После его смерти, как мы уже указывали, правителем Кандахара был назначен его сын, ‘Али-Мардан-хан. В 1047/1637-38 г. он перешел на сторону властелина Индии, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 1041, 1081; Зайл, с. 211-213, 293; ‘Аббас-наме, с. 29; Фалсафи, 2, с. 363, 375-378; 3, с. 175.

(обратно)

800

В 1031/1622 г., когда шахские войска подступили к Кандахару, шах отправил в Заминдавар отряд победоносного войска под командованием эмира Хусрау-султана пазуки. Правитель Заминдавара Шах-Калан и стражи крепости по приказу ‘Абд ал-’Азиз-хана оказали противодействие и приложили «бесполезные» старания отстоять крепость. После получения известия о взятии Кандахарской крепости войсками шаха ‘Аббаса I они отчаялись, вышли из крепости. Испытав страх за оказанное противодействие и военные действия, они решили при первой же возможности уйти в Кабул. Однако сделать это им не удалось. На пиру, устроенном Хусрау-султаном по случаю сдачи крепости, из-за требования снять оружие завязалась потасовка. Шах-Калан был убит. Такая же участь постигла большую часть гостей. Именно эти события отражены здесь нашим автором, ср.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 973, 975, 976.

Хайдар-султан — упоминавшийся выше Хайдар-султан сийах-мансур.

(обратно)

801

Так в тексте, в других источниках — пазуки. Это могущественное курдское племя. По словам Бидлиси, автора «Шараф-наме», эмиры пазуки происходят из аширата сувайди. Другие авторы причисляют их к курдам Ирана. Во времена туркменских и кызылбашских государей они правили в Кайфи, Арджише, Амиркерте. Во второй половине XVI в. часть племени эмигрировала в Иран. И поныне около тысячи семейств этого племени проживает к юго-востоку от Тегерана, в Варамине и Харе (?), см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 644, 646, 799, 800; 3, с. 1089; Шараф-наме, 1, с. 374-375, 502, примеч. 58.

(обратно)

802

Искандар Мунши пишет, что «поскольку в Фарахе в это время стояла сильная жара, то шах ‘Аббас решил ехать в Герат через горную область Гур», см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 978; пер. Сейвори, 2, с. 1200. В «Хайр ал-байан» наш автор отметил, что обычно никто не ездил верхом той трудной дорогой. Однако шахская свита, сопутствуемая удачей, с легкостью преодолела тот путь (л. 40а).

(обратно)

803

Кал’а-йи Муса (совр. Мусакала) расположена на берегу одноименной речки, примерно в 130 км к северо-западу от Кандахара.

(обратно)

804

Мирза Мухаммад-Таки — из величайших саййидов Исфахана, известных как «саййиды Шахристана». Искандар Мунши упоминает его сына, Мирзу Рази, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 929.

(обратно)

805

Искандар Мунши называет его Турди-Мухаммад и пишет об этом следующее: «Отряд победоносных воинов под командованием Халаф-бека суфрачи-баши, следовавший дорогой через верхний Гур, повстречался в пути с шайкой мятежников из Фирузкуха, которые, кичась укрепленностью своей местности, временами объединялись с противниками сего вечного государства и являли неповиновение. На сей раз они тоже не явились встретить шахскую свиту. Отряд Халаф-бека уничтожил ту мятежную шайку, в том числе и главаря Турди-Мухаммада, и большое число его людей», см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 979.

(обратно)

806

Фирузкух — крепость (ныне в развалинах), расположенная в верховьях р. Хари-руд (Герируда) на вершине горы между Гератом и Газни, и селение у подножия этой горы, обнесенное тремя рядами стен. В XII-XIII вв. Фирузкух был столицей могущественного государства Гуридов (1000-1215), см.: Хафиз-и Абру, с. 30; Море тайн, с. 65; Бартольд, 7, с. 74.

(обратно)

807

Хазарейцы (хазара) — народность монгольского происхождения, населяющая в основном центральный горный район Афганистана между Кабулом и Гератом — Хазараджат. Помимо собственно Хазараджата хазара живут также в Гератской, Кандахарской и Нанграхарской провинциях, а также в Бадахшанской области, долине р. Панджшир и других районах Афганистана, см.: Ефимов, с. 7.

(обратно)

808

‘Искандар Мунши пишет, что победоносная свита шаха 12 рамазана 1031/21 июля 1622 г. покинула Мазар-и Баба Хасан-и Абдал, где была сделана остановка на пути из Кандахара, и после 26-дневного перехода на 27-й день вступила в Герат, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 978, 979. Таким образом, приезд шаха ‘Аббаса I в Герат приходится на 8 шавваля 1031/16 августа 1622 г., см.: Берадзе, Смирнова, 1988(1), с. 429.

В «Хайр ал-байан» (л. 40а) автор отметил, что в Нузхатабаде под Гератом шахская свита провела 4 месяца, предаваясь удовольствиям.

(обратно)

809

Как хорошо известно, Хормуз (Джарун) был взят шахскими войсками под командованием правителя Фарса Имам-кули-хана (с участием английского флота) еще в апреле 1622 г. Однако в то время шах ‘Аббас I был занят кандахарским походом на восточном фронте, и потому данное известие дошло до него с опозданием. Согласно Искандару Мунши, весть о победе Имам-кули-хана и об изгнании португальцев из Хормуза шах ‘Аббас I получил в дни осады Кандахара: «Радостное известие, — пишет Искандар Мунши, — окрылило шахских воинов, и они два-три дня спустя овладели Кандахарской крепостью»; см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 979-982; пер. Сейвори, 2, с. 1200; см. также: Viaggi, 2, с. 296; Sykes, 2, с. 191-193; Фалсафи, 4, с. 220-228; он же. Та’рих-и равабит, с. 76-86; Savory, 1980, с. 115-118; Туманович Н.Н. Европейские державы в Персидском заливе в XVI-XIX вв. М., 1981, с. 47 и сл.; см. также: Берадзе, Смирнова, 1988(1), с. 430.

(обратно)

810

В начале правления шаха ‘Аббаса I главным садром (садр-и хасса) был Мирза Рази сын Мирзы Мухаммад-Таки из семьи великих саййидов Исфахана; ум. в 1026/1617 г. После его смерти на эту должность был назначен его племянник, Мирза Рафи’ Шахристани. Именно о нем и идет здесь речь.

(обратно)

811

Первоначально автор предполагал закончить хатима этим годом. В действительности же последнее, пятнадцатое путешествие, описанное в хатима, включает также события 1029/1620 и начала 1030/1621 г.

(обратно)

812

Более подробно автор пишет об этом в дальнейшем при описании своего пятнадцатого путешествия, см. с. 515 (перс.) текста (пер., с. 403).

(обратно)

813

Халил-паша — великий вазир и главнокомандующий Османской державы, назначен на эту должность в 1616 г. после отставки Мухаммад-паши. После некоторого перерыва в 1027 (1618) г. возобновилась сефевидская война. Турецкие войска под командованием Халил-паши выступили в Азербайджан несколько дней спустя после наступления Науруза (т.е. после 25 раби’ I 1027/ 21 марта 1618 г.). Турция, однако, не добилась успеха, в сражении при Пул-и шикаете турецкое войско потерпело сокрушительное поражение и вынуждено было согласиться на заключение мира, на этот раз на условиях, предложенных шахом ‘Аббасом I. Мир был заключен в Сарабе (Южный Азербайджан) на условиях стамбульского мирного договора 1612 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 932-938.

(обратно)

814

Как мы уже отмечали, церемония вручения подарков, привезенных шаху ‘Аббасу I послами разных стран, состоялась в Казвине 24 зу-л-ка’да 1027/14 ноября 1618 г. и была впечатляющей. Главная площадь города была подготовлена соответствующим образом, в разных сторонах ее были разложены подарки императора Индии и др. Шах и посол Индии Хан-и ‘Алам на конях объехали площадь. За ними следовало войско придворной знати, одетой в шелка и парчу, в тюрбанах с вшитыми на них драгоценными каменьями. Шах увидел в этой церемонии блестящую возможность показать послу каждой страны важность своей персоны. Пьетро делла Валле, присутствовавший на празднике, наблюдал процессию и дал очень подробное описание преподнесенных шаху подарков, см.: Хайр ал-байан, л. 38а-38б; Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 939, 940; Viaggi, I, с. 421-126; Edwards, с. 259, 260; Фалсафи, 3, с. 278-280; 4, с. 90, 91.

(обратно)

815

Перс., шахид-и йамани (?).

(обратно)

816

Уже упоминавшийся вазир Азербайджана, о нем см. примеч. 313.

(обратно)

817

Букв. «вера».

(обратно)

818

Букв., «государь Вселенной», т.е. шах ‘Аббас.

(обратно)

819

Сахаби Наджафи (ум. 1002/1593), родом из Астрабада, однако 70 лет жил рядом с гробницей в Наджафе; достиг высокой ступени в суфизме, является «автором 10 тысяч руба’и», см.: Хайр ал-байан, л. 2646.

(обратно)

820

Т.е. когда ему исполнилось четыре года.

(обратно)

821

Т.е. отец Малика Шах-Хусайна умер.

(обратно)

822

В печатном тексте датой смерти отца автора «Ихйа ал-мулук» Малика Гийас ад-Дин Мухаммеда ошибочно указано 9 зу-л-хиджжа 899/10 сентября 1494 г., соответствующего году Змеи тюрко-монгольского календаря. Ошибка эта издателем не замечена и не исправлена. Правильная дата 9 зу-л-хиджжа 989/4 января 1582 г. приведена ранее (с. 181 текста, пер., с. 103). Действительно, 989 г.х. соответствовал году Змеи тюрко-монгольского календаря, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 278.

(обратно)

823

Легенду о Йа’кубе см. в примеч. 420.

(обратно)

824

В печатном тексте непонятное нам в данном случае захари, быть может, опечатка вместо зах-мари (?).

(обратно)

825

Намек на мусульманскую легенду об образовании жемчуга.

(обратно)

826

‘Амил — должностное лицо, ведавшее учетом всех податных объектов, посевов и садов и определявшее, какой налог следует взимать с данного объекта.

(обратно)

827

Перевод по смыслу, в тексте стоит непонятное нам тауфик.

(обратно)

828

«Алфийа» — название поэмы в 1000 бейтов по какой-либо отрасли науки, чаще всего по синтаксису. Так, например, автор «Му’аййид ал-фузала» пишет: «Алфийа — название сочинения по синтаксису и логике с применением бранных слов и острот». Автор словаря «Гийас ал-лугат» определяет алфийа как «сочинение по грамматике, состоящее из 1000 бейтов». Мунайри в «Шараф-наме» считает алфийа названием сочинения по фикху и т.д. Наиболее известные «Алфийа» Ибн Малика (Джамал ад-Дин Мухаммад б. Малик), «Алфийа» Ибн Мита’ (Йахйа б. ‘Абд ал-Мита’, ум. 628/1230-1231) о синтаксисе; «Алфийа» ‘Абд ар-Рахима б. Хусайна ‘Ираки (ум. 806/1408) об основах науки о хадисах и т.д., см.: Деххода, №86 (ал-Аландже-хан). Техран, 1342/ 1963, с. 58.

«Джа’фарийа» — здесь цикл сочинений богословско-правовой школы джа’фарийа, основоположником которой считается шестой шиитский имам Джа’фар ас-Садик (ум. 148/765); состоит из четырех канонизированных сборников преданий, признанных у шиитов-имамитов авторитетными на все случаи жизни, см.: EI², 6, с. 277.

(обратно)

829

Речь идет об осаде и захвате Герата войсками ‘Абдаллах-хана II в 996/ 1588 г., см. примеч. 399. В эти годы и погиб упомянутый шайх Мухаммад-Му’мин.

(обратно)

830

Мавлана Дуст-Мухаммад Футухи, ученый, адиб, подвизавшийся при дворе систанских маликов. Помимо нашего автора у него учился будущий правитель Систана Малик Джалал ад-Дин. В тазкира «Хайр ал-байан» автор привел образцы его стихов (л. 368а).

(обратно)

831

Хайр ал-байан, л. 271б-272а.

(обратно)

832

В печатном тексте восстановленное издателем накиб, что в данном контексте нам непонятно.

(обратно)

833

Имеются в виду события, связанные с походом в Систан сефевидского принца Рустам-мирзы в 998/1590 г., см. примеч. 231.

(обратно)

834

Текст испорчен.

(обратно)

835

Ранее датой восшествия на престол правления Систаном Малика Джалал ад-Дина названо 17 шавваля 998/19 августа 1590 г., см.: Ихйа ал-мулук, с. 317 и примеч. 299.

(обратно)

836

О своей поездке в Кандахар за помощью автор «Ихйа ал-мулук» уже упоминал, см. пер., с. 265-271. Данный рассказ, однако, не повторяет, а, напротив, удачно дополняет предыдущий.

(обратно)

837

Джауза — третий месяц афганского солнечного года (соответствует маю-июню), саратан — четвертый месяц афганского солнечного года (соответствует июню-июлю).

(обратно)

838

Отрар — пограничный город мусульманских владений (ныне развалины в Туркестане, Южном Казахстане), в средние века — крупный культурный и торговый центр на северном берегу Сырдарьи в ее среднем течении, см.: Бартольд, 8, с. 282; Море тайн, с. 15 и 103, примеч. 1.

Возможно, однако, что в тексте допущена опечатка или описка и вместо *** следует читать *** — атрак (мн. от ***). В этом случае перевод будет следующим: «предмет зависти тюрков».

(обратно)

839

Танаб — мера длины, идентичная ашлю. Один танаб составляет 39,9 м, таким образом, 10 танабов равны 399 м, см.: Хинц, с. 72.

(обратно)

840

В рассматриваемый период Лахор — столица (дар ал-хилафа) могольских императоров Индии.

(обратно)

841

Перс., мир-и ‘адл.

(обратно)

842

См. пер., с. 287 и сл. — рассказы дополняют друг друга.

(обратно)

843

‘Абдаллах-хан II, как уже отмечалось, умер в самом конце 1006/1598 г.

(обратно)

844

В рукописи неясно, конъектура издателя.

(обратно)

845

По определению издателя, двустишие принадлежит Хафизу, см.: Ихйа ал-мулук, с. 462, примеч. 2.

(обратно)

846

Хаким Мухаммад-Бакир Ишраки (Шираки) сын хакима ‘Имад ад-Дина Махмуда упомянут в «Падшах-наме»; у него в Иране изучал медицину хаким Фахр ад-Дин Мухаммад Ширази («Хаким Мирза Мухаммад»), см.: Падшах-наме, 1, ч. 2, с. 348.

Ранее лечащим врачом Малика Шах-Хусайна назван Камал ад-Дин Хусайн Казвини.

(обратно)

847

Мирза Кавам ад-Дин Мухаммад сын Мирзы Хасана Кафрани Исфахани (о нем см. примеч. 312) был вазиром Герата до 1014/1605 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 675.

(обратно)

848

Ошибочно вместо Хусайн-хан.

(обратно)

849

Мир Мухаммад-Ма’сум-хан Багари (Магари?) — уважаемый эмир при дворе императора Индии Джалал ад-Дина Мухаммеда Акбара и правитель области Багар/Магар. В 1012/1603-04 г. Акбар отправил его послом к шаху ‘Аббасу I в Иран вместе с находившимся в Индии послом шаха ‘Аббаса Манучихр-беком, ишик-акаси-баши гулямов, которого Акбар держал в Индии 7 лет. Оба посла прибыли к шаху Ирана в то время, когда он сражался с османскими турками за Ереванскую крепость. Индийский посол привез шаху ценные подарки и дружеское послание. Шах, однако, не оказал послу должного внимания, а из подарков принял только кинжал, рукоятка которого была выложена драгоценными каменьями, остальные подарки смотреть не стал. Мир Мухаммад-Ма’сум, поэт, подписывавший свои стихи псевдонимом «Нами», расположил сердце шаха своим поэтическим дарованием и остроумием и заставил шаха в конце концов посмотреть подарки и принять их. Однако шах все подарки раздал одновременно с должностями и чинами своим военачальникам, наместникам и знати.

Шах ‘Аббас I держал индийского посла в Иране один год. Весной 1013/ 1604 г. после взятия Ереванской крепости послу было разрешено вернуться в Индию, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 647, 683; Фалсафи, 4, с. 80, 81, 83; Хайр ал-байан, л. 323б.

Карабек, возможно, это тот, который бежал в Индию от мирзы Султан-Хусайна и которого император Индии Акбар назначил на должность фарраш-биги, см.: Аин-и Акбари, 1, с. 313.

(обратно)

850

Автор имеет в виду правителя Систана Малика Джалал ад-Дина Махмуд-хана, с которым у него шли имущественные споры.

(обратно)

851

Каф — в мусульманской космографической литературе и фольклоре — легендарные горы, окружающие землю. По преданию, на горе Каф живет птица феникс, возрождающаяся из собственного пепла.

(обратно)

852

По мнению издателя, вместо 20 джумада I можно прочесть 8 джумада I (= 20 ноября), см.: Ихйа ал-мулук, с. 465, примеч. 1.

(обратно)

853

Нур-Мухаммад-хан узбак — сын Абу-л-Мухаммад-хана из рода Шайбанидов, правитель Марв-и Шахиджан, Ургенча и ряда других городов Северного Хорасана.

В 1001/1592-93 г. между ним и его родственником Хаджи Мухаммад-ханом (Хаджим-ханом), правителем Хорезма, начались распри из-за владения городами Нисой, Дуруном и Абивардом. Нур-Мухаммад-хан обратился за помощью к правителю Мавераннахра ‘Абдаллах-хану II. Он был готов отдать ‘Абдаллах-хану область Мерва, если тот отберет у Хаджим-хана Нису и Дурун и передаст их ему. ‘Абдаллах-хан, вынашивавший план захвата всего Хорасана, счел борьбу между Нур-Мухаммад-ханом и Хаджим-ханом выгодной для себя и обещал помочь. Однако, завладев областью Мерв, он воздержался от захвата Нисы и Дуруна, тем более что в Хорасане в это время находился шах ‘Аббас. После отъезда шаха из Хорасана ‘Абдаллах-хан захватил и эти территории, но забрал себе. Нур-Мухаммад-хан поневоле оставил Хорасан и искал поддержки у шаха. Шах принял Нур Мухаммад-хана с большими почестями, а затем в начале раби’ I 1002 (в самом конце декабря 1593) г. увез его с собой из Казвина в Исфахан. 8 раби’ I/1 января 1594 г. они были уже в Даулатабаде под Исфаханом. В начале 1004/1595 г. шах вновь собрал войско и повел его в Хорасан против ‘Абдаллах-хана II и его сына, ‘Абд ал-Му’мина, совершавших постоянные набеги на Хорасан. В этот поход шах взял с собой и Нур-Мухаммад-хана, и его соперника Хаджим-хана, тоже бежавшего из Хорасана к шаху. Когда они были уже в Хорасане, шах отправил каждого из них по Гератской дороге в их бывшие владения. Оба легко одолели своих врагов. Нур-Мухаммад-хан вновь стал править Мервом, а Хаджим-хан — Хорасаном. Однако правление Нур-Мухаммад-хана было непродолжительным. В начале лета 1008/1599 г. шах вновь пошел на Хорасан и оставался в Мешхеде и других городах Хорасана более года. Нур Мухаммад-хан явил непокорность. Он не только не встретил шаха ‘Аббаса, когда тот прибыл в Хорасан, но уклонялся и в дальнейшем от встречи с ним. В результате в 1009/1600-01 г. шах отобрал Мерв у Нур-Мухаммад-хана и присоединил его к владениям Герата. Потом шах все же простил Нур-Мухаммад-хана и отослал его с сыновьями и другими близкими в Шираз, где он жил до самой своей смерти в 1021/1612-13 г. Пока он был жив, шах приказал платить на содержание его и его родственников ежедневно 20 тысяч динаров из государственной казны (по Искандеру Мунши — 10 тысяч динаров); о нем см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 415, 416, 452, 463-464, 568, 576, 577, 598, 601-605, 859; Фалсафи, 4, с. 128-130, 136.

(обратно)

854

Наш автор имеет в виду поход шаха ‘Аббаса I в Мерв (северный район Хорезма тех времен) в 1009/1600 г. Официально шах выехал в Хорасан с целью совершить паломничество к гробнице восьмого шиитского имама ‘Али-Ризы в Мешхеде. В действительности же поездка была вызвана необходимостью упорядочить дела Хорасана и стремлением упрочить там свою власть. Мерв с Нисой, Абивардом и Дуруном в то время составляли отдельное узбекское владение, во главе которого стоял шахский ставленник хорезмийский царевич Нур-Мухаммад-хан (о нем см. примеч. 851). Нелояльность Нур-Мухаммад-хана, его уклонение от приезда к шахскому двору, когда тот прибыл в Хорасан, послужили поводом для похода шахских войск в Абивард и Мерв. После осады и захвата Абиварда шахские войска двинулись к Мерву. Правление Мервом и его областью в 1009/1600 г. шах передал Бикташ-хану устаджлу, который до того времени был правителем Маручака, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 601-605, с. 859; Миклухо-Маклай, 1980, с. 148, 151-153.

(обратно)

855

Хауз-хан — крытое водохранилище, основание которого приписывают ‘Абдаллах-хану II. Оно находится на перекрестке дорог между Бадгисом и Гератом. В 1015/1605 г. водохранилище обнесли крепостной стеной, его охраняли один из мулазимов бегларбека Герата и несколько воинов, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 745.

(обратно)

856

Его полное имя — Фаридун Хусайн-мирза сын Хусайн-хана Фируз-джанга Чагатая; он был правителем Серахса и принимал участие в Мервском походе шаха ‘Аббаса I; см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 599, 600, 603, 627, 914; 3, с. 1035.

(обратно)

857

Возможно, имеется в виду Мирза Шах-Вали Исфахани сын Мирзы Ахмада, в правление шаха Султан-Мухаммада «Худабанде» занимавший пост вазира Муршид-кули-хана устаджлу. В 996/1588 г., в первый год правления шаха ‘Аббаса I, по рекомендации того же Муршид-кули-хана он был назначен великим вазиром и получил почетный титул и‘тимад ад-даула, однако в следующем, 997/июле 1589 г. после казни Муршид-кули-хана был смещен с этой должности, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 371, 381, 385; 3, с. 1090; Фалсафи, 2, с. 399-400.

(обратно)

858

Мухаммад-Заман-султан «Кавули» из туркменского рода байандур, родился в Йазде. Из Йазда приехал в шахскую ставку и некоторое время служил принцу Султану Хамза-мирзе. Во время восстания племен туркман и такалу уехал в Хорасан и жил в Герате. После хорасанских событий вернулся в Йазд, совершил хаджж в Мекку. После возвращения из хаджжа удостоился службы шаху ‘Аббасу I, заняв место в ряду его приближенных, пользовался почетом и уважением; умер в 1017/1608 г. в Казвине естественной смертью, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 611, 804.

(обратно)

859

По-видимому, это мулла (мавлана) Джалал ад-Дин Мухаммад Йазди, глава астрологов (мунаджжим-баши) шаха ‘Аббаса I и автор «Та’рих-и ‘Аббаси» (ум. 1029/1619-20), и мавлана ’Али-Риза Табризи ‘Аббаси (вторая нисба — в честь шаха ‘Аббаса I), знаменитый каллиграф, специализировавшийся в почерках сулс и насх, из особо приближенных к шаху персон. Его придворная деятельность началась в 1001/1592-93 г. Он пользовался большим влиянием при дворе, вскоре заняв должность управляющего придворной китабхане, вытеснив с этого поста Садик-бека афшара Табризи, выдающегося миниатюриста и поэта, занимавшего должность управляющего Китабхане-йи салтанати еще со времен Исма’ила II. Помимо ряда рукописей и кит’а, написанных рукой ‘Али-Риза, до наших дней сохранились фризы с выполненными им надписями и монограммами в мечети шайха Лутфуллы и во дворце ‘Али-Капу в Исфахане, на Исфаханском базаре, в Шахской мечети г. Казвина и других исторических зданиях; умер он в преклонном возрасте. О Джалал ад-Дине Мухаммеде Йазди см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 474, 475, 611, 638; Фалсафи, 2, указатель; 3, указатель.

О мавлана ‘Али-Риза Табризи ‘Аббаси см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 516, 739; Фалсафи, 2, с. 32, 53-57, 60, 62, 66, 67, 73, 336.

(обратно)

860

Бигташ-хан устаджлу из аймака дамлу. В начале свой карьеры был вакилем Муршид-кули-хана Йакана в Хорасане, затем стал его даругой в Исфахане. После казни Муршид-кули-хана был непродолжительное время мутасадди некоторых округов Исфаханской области. После победы над Хорасаном в 1006/1597 г. Бигташ-хан получил чин эмира и был назначен правителем Маручака. Его авторитет рос день ото дня. В 1008/1599 г. после подавления мятежа Нур-Мухаммад-хана ему было поручено правление Марв-и Шахиджаном. Благодаря своей отваге и храбрости он снискал в тех краях громкую славу; умер он в 1017/1608 г. естественной смертью, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 804; 3, с. 1008.

(обратно)

861

Имеется в виду главная шиитская святыня в Иране — гробница имама ‘Али б. Мусы ар-Ризы.

(обратно)

862

Дни поминовения шиитского имама Хусайна б. ‘Али, убитого 10 мухаррама 61/10 октября 680 г.

(обратно)

863

Майхане — совр. аул Меане в Туркменистане на границе с Ираном, в 50 км на юго-восток от железнодорожной станции Душак. Знаменит как родина и место погребения знаменитого суфийского шайха XI в. Абу Са’ида Майхани (967-1049). О нем см.: Жуковский В.А. Жизнь и речи старца Абу Са’ида Мейхенейского. СПб., 1899; он же. К истории старца Абу Са’ида Мейхенейского. — ЗВОРАО. Т. 13.

В тазкира «Хайр ал-байан» (л. 1916) автор еще раз написал о посещении им в 1008/1600 г. вместе с шахской свитой гробницы великого шайха и привел рассказанную ему местную легенду о тюльпанах степи Дашт-и Хаваран.

Хаваран — город, подвластный Мерву, а Дашт-и Хаваран — окружающая его степь.

(обратно)

864

По-видимому, автор имел в виду «Асрар ат-таухид фи макамат-и Шайх Аби Са’ид», сочинение Мухаммеда б. ал-Мунаввара Майхани (изд. СПб., 1899; Тегеран, 1313/1934), однако данной легенды мы в нем не нашли. Цитированное четверостишие есть в собрании рубай, приписываемых шайху Абу Са’иду, см., например: рук. ЛО ИВ АН СССР А 67, л. 137б.

(обратно)

865

О Балхском походе шаха ‘Аббаса I в 1602 г. наш автор уже ранее упоминал.

(обратно)

866

Чечекту — согласно Махмуду Ибн ал-Вали, автору «Бахр ал-асрар», название округа, подвластного Балху и расположенного к западу от Балха (ныне Северный Афганистан). Через Чечекту шла дорога из Герата в Балх. Чечекту имеет маленькую крепость наверху высокого холма, см.: Море тайн, с. 27, 116.

(обратно)

867

Баки-хан упоминается в нашем источнике неоднократно, именно в связи с Балхским походом шаха ‘Аббаса в 1602 г. Узнав о продвижении шахского войска к Балху, Баки-хан переправился через Амударью и пришел в Балх, построил вблизи города укрепленный лагерь, надежно защитивший город. Простояв под городом около месяца и не добившись никакого результата, шах ‘Аббас I 1 июля 1602 г. вынужден был начать отступление из-под Балха, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 621-634.

(обратно)

868

Т.е. жена правителя Систана Малика Джалал ад-Дина Махмуд-хана.

(обратно)

869

В печатном тексте явно ошибочно: Хасан-хан вместо Хусайн-хан. Как известно, Хасан-хан стал бегларбеком Герата несколько позднее, в 1027/ 1618 г., сразу же после смерти своего отца, Хусайн-хана. Здесь же речь идет о событиях 1012-1013 (1603-1604) гг., ср.: Та’рих-и‘аламара, 2, с. 673.

(обратно)

870

Согласно Искандару Мунши, Хасан-бек и Хусайн-бек — сыновья Ханим (Хан-Мухаммад)-бахадура Могола (не Хатим-бахадура, как в нашем тексте), являлись стражами крепости Кал’а-йи Буст, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 673.

Об этих событиях в 1012-13/1604 г. см. также примеч. 650.

(обратно)

871

В печатном тексте: *** (в именном указателе ***), однако не исключено, что имя прочтено неверно. Возможно, автор имел в виду Урус-бахадура (***), правителя Заминдавара от имени Шах(и)бек-хана Чагатая, которого упоминает в числе убитых Искандар Мунши (2, с. 674).

(обратно)

872

В тексте: ***, явно ошибочно (неправильное прочтение) вместо *** — Зале-хан, ср.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 674. В этом случае речь идет о правителе Калата, которого в числе пленных доставили к августейшему шаху. Шах, занятый в это время в Азербайджане, поручил его заботам ‘Али-кули-хана шамлу, правителя Рея. После возвращения из похода в Азербайджан шах отослал его в Индию, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 674.

(обратно)

873

Малик Систана Джалал ад-Дин Махмуд-хан сопровождал шаха ‘Аббаса I в поход в Азербайджан в 1013/1604-1016/1607 гг.; о походе см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 667 и сл. (вплоть до с. 758).

(обратно)

874

Малик Шамс ад-Дин сын Малика Динара, потомок Саффаридов (?), правитель Бин Фахла (Бампура), подвластного области Кидж-у Макран.

Искандар Мунши упоминает его в событиях 1022-23/1613 и 1030/1621 гг. В начале 1022/1613 г. в ту область был направлен правитель Кирмана Гандж-’Али-хан с войском Кирмана и предводителями племен с целью покорения Кал’а-йи Бин Фахл. После двухмесячной осады крепость была взята, а Малик Шамс ад-Дин с сыновьями и другими родственниками попал в плен и был отослан ко двору шаха в Исфахан. Шах простил его и разрешил вернуться в Кирман. Кстати, сопровождал его в Кирман наш автор, Малик Шах-Хусайн. Однако, вернувшись в Кирман, Малик Шамс ад-Дин вскоре умер. Область Кидж-у Макран отошла под власть Малика Мирзы, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 681, 682; 3, с. 958; Раузат ас-сафа, 8; Та’рих-и Кирман, с. 282, 283 (автор дает также ссылку на «Мунтазам-и Насири», события 1022/1613 г.).

(обратно)

875

Малик Динар — отец Малика Шамс ад-Дина, был в свое время вали всей области Кидж-у Макран, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 958.

(обратно)

876

Шайх Абу-л-Файз Файзи, сын шайха Мубарака Нагури (род. 16 сентября 1547 г. в Агре, ум. 1596) из рода арабских шайхов Йемена, один из крупнейших представителей персоязычной литературы Индии. Брат Файзи, Абу-л-Фазл «‘Аллами», — знаменитый вазир императора Индии Акбара (1556-1605), автор «Акбар-наме». Шайх Файзи был назначен воспитателем принца, получил звание эмира и поэтический титул малик аш-шу‘ара.

Поэму «Нал-у Даман» Файзи написал по заказу императора Акбара в подражание поэме Низами «Лайли и Маджнун». Это свободное переложение истории любви раджи Нала и дочери правителя Бидара, столицы правителей Дакана, Дамайанти (Даман), широко известной из древнеиндийского эпоса «Махабхарата».

Поэма, состоящая из 4 тыс. двустиший, пользовалась широкой популярностью и вдохновила многих последующих поэтов на написание поэм на эту тему. Списки поэмы «Нал-у Даман» есть почти во всех рукописных хранилищах мира. В 1831 г. поэма была напечатана в Калькутте, в 1846 г. — в Лакнау. В 1846 г. часть поэмы была издана также в Лейпциге в «Chrestomatia Persica» Шпигеля, см.: Bankipur, Catalogue of the Arabic and Persian Manuscripts in the Oriental Public Library at Bankipore. Vol. 2. Persian Poets. Calcutta, 1910, с 211, № 263; Rieu, 2, с. 670, и др. Перевод на рус. яз. см.: Абу-л-Файз Файзи. Наль и Даман. М., 1987.

В тазкира «Хайр ал-байан» наш автор привел краткую биографию шайха и его стихи (л. 286а—290б).

(обратно)

877

Перс., шах-и вилайат-панах, эпитет ‘Али б. Абу Талиба.

(обратно)

878

В тексте ошибочно указан 1004 г.х., издатель не отметил эту ошибку (опечатку) ни в подстрочных примечаниях, ни в последующих примечаниях к тексту.

(обратно)

879

См. наш пер., с. 304 и примеч. 650 и 653.

(обратно)

880

Этот пассаж требует некоторого пояснения. После смерти в 1014 (1605) г. могольского императора Джалал ад-Дина Акбара борьба за престол Индии развернулась между принцем Салимом и его старшим сыном, Хусрау-султаном. Большая часть могольских эмиров и знати поддержала Хусрау-султана, которого очень любили и уважали при дворе его именитого деда. Однако и у принца Салима были свои сторонники, прежде всего могущественный эмир Шайх Фарид-Бахши. К тому же Салим был старшим сыном покойного императора, и передать престол Индии через его голову внуку Акбара было неудобно. В конце концов эмиры и знать присягнули шаху Салиму. Когда дело обернулось подобным образом, Хусрау-султан бежал из Агры в Лахор. По пути к нему примкнула часть чагатайского войска, войска хазара, афганцев и других. Как пишет Искандар Мунши, собралось почти 20 тыс. человек. Однако в завязавшемся между сторонами сражении успех сопутствовал сторонникам шаха Салима. Большая часть людей Хусрау-султана обратилась в бегство. Когда поражение войска Хусрау-султана стало очевидным, он тоже бежал. У переправы через р. Лахор хозяева судов опознали его и сообщили правителю Лахора Клыч-хану. Тот привел его к себе, а по прибытии свиты шаха Салима передал отцу. Вскоре уже в Агре Хусрау-султан был казнен, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 710-712.

(обратно)

881

Поход в Шемаху шах ‘Аббас I предпринял зимой 1015/в январе 1607 г. после того, как турецкий бегларбек Шемахи Ахмад-паша, рассчитывая на подкрепление, отклонил предложение шаха о мирной сдаче крепости. Прибыв в окрестности Шемахи 9 января 1607 г., войска лишь три месяца спустя приступили к осаде крепости, которая продолжалась до 26 сафара 1016/22 июня 1607 г., когда крепость была взята штурмом. 27 июня 1607 г. турецкий гарнизон сложил оружие. Правителем Ширвана был назначен Зу-л-Факар-хан караманлу, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 729-733, 737-740, 746-751; Рахмани, 1960, с. 73-76.

(обратно)

882

В печатном тексте: Хасан-хан, явно ошибочно вместо Хусайн-хан.

(обратно)

883

Видимо, кличка упомянутого строкой выше слона.

(обратно)

884

См. об этом ранее, пер., с. 305 и сл.

(обратно)

885

В тазкира «Хайр ал-байан» (л. 345б) упомянут как Дарвиш-бек. В 1013/ 1604 г. он был направлен шахом ‘Аббасом послом к императору Индии шаху Салиму.

По-видимому, его следует отождествлять с Дарвиш-беком Мар’аши из великих саййидов Казвина. В 1022-23/1613 г. он был назначен послом к Низам-шаху, правителю Дакана, но скоропостижно скончался, и вместо него в Индию выехал его сын, Мухаммади-бек, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 849, 866; 3, с. 951.

(обратно)

886

Мир Абу-л-Касим Астрабади был известен своими познаниями в философии и математике. В 1015/1606 г. уезжал в Индию, некоторое время путешествовал по той стране, затем вновь вернулся в Иран. В «Хайр ал-байан» приведены его избранные стихи (л. 442б).

(обратно)

887

Ака Таки Му’арриф сын Ака Малика Му’аррифа Исфахани, род. в Исфахане. Приезжал в Систан со своим отцом и был там два года, потом уехал в Хорасан. После смерти отца вернулся из Хорасана в Исфахан и некоторое время находился в ставке августейшего шаха. В 1013/1604 г. выехал в Индию. Во время остановки в Кандахаре с ним встретился и вел беседу наш автор. В 1019/1610 г. он был все еще в Индии при дворе императора шаха Салима. По словам Насрабади, в Индии он и умер. Его стихи приведены в «Хайр ал-байан» (л. 345б-346б) и в «Тазкира Насрабади».

(обратно)

888

Перс., абдал, ср. ранее Абдали; об идентификации топонима см. примеч. 665 и 607.

(обратно)

889

Т.е. могилы пророка Мухаммеда в Медине.

(обратно)

890

Перс., вади-йи талаб, первый этап на пути мистического совершенствования у суфиев, см.: Бертельс, 1965 (1), с. 410.

(обратно)

891

Об этом см. пер., с. 192 и сл., и примеч. 432.

(обратно)

892

Согласно ‘Али Хасури (с. 26), год Обезьяны тюрко-монгольского календаря в рассматриваемый период соответствовал 1016-17 г.х., Науруз наступил 3 зу-л-хиджжа 1016/21 марта 1608 г.

(обратно)

893

Гург (Торг) — небольшая деревня на краю одноименной пустыни (см. примеч. 405), расположенная в шахрестане Захидан, в 51 км к юго-западу от Нусратабада, на шоссейной дороге Захидан-Бам, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 352.

(обратно)

894

Эсфе — название небольшой деревни округа Хаш в шахрестане Захидан, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 14.

(обратно)

895

Пахре/Фахрадж (Фехредж) — небольшое селение в остане Кирман, в 58 км к востоку от Бама, на шоссейной дороге Бам-Захидан, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 297.

(обратно)

896

Найриз (Нейриз) — древнее селение, ныне центр одноименного округа шахрестана Фаса, расположенное в 108 км к северо-востоку от Фаса и в 288 км к востоку от Шираза, см.: Географический словарь Ирана, 7, с. 237.

(обратно)

897

Здесь игра слов: хиджаз — название четвертого макама иранской классической музыки; Хиджаз — название области в Аравии с городами Меккой и Мединой, куда и направлялся наш автор.

(обратно)

898

Ходжа Афзал Шуштари — саййид из Шираза, особенно преуспел в науках, как светских, так и богословских, имел учеников. На одном из маджлисов у саййида Нур ад-Дина Шулистани во время пребывания нашего автора в Ширазе он написал в тазкира «Хайр ал-байан» несколько стихотворений (л. 440а).

Мир Абу-л-Хасан Фарахани — великий саййид, высокообразованный ученый и поэт, составил комментарий к трудным стихам Анвари (рукопись с шархом Фарахани наш автор видел в Ширазе), сам писал стихи, их образцы приведены в «Хайр ал-байан» (л. 351б-353б); у него было постоянное место в собраниях бегларбека Фарса Аллахвирди-хана, а после его смерти он стал наперсником и участником собраний его старшего сына, Имам-кули-хана. На пути в Хиджаз наш автор встречался с ним в Ширазе.

Мирза Нур ад-Дин (или Нури) Шулистани — великий саййид, сын известного факиха времени шаха Тахмаспа I, Мира Наджм ад-Дина Махмуда Шулистани, длительное время провел в ставке шаха ‘Аббаса I, потом уехал в Шираз, где проживал и во время посещения этого города нашим автором, см.: Хайр ал-байан, л. 442а.

Насира-йи Хамадани (ум. 1030/1621), родом из Хамадана, учился в Ширазе у Шах-Таки ад-Дина Мухаммеда, у которого изучал философию и другие официальные науки; сочинял стихи и был выдающимся стилистом. Его письма, предисловия к альбомам и диванам, написанные выспренним стилем, считались образцовыми. В «Хайр ал-байан» (л. 351а) приведено несколько его стихотворений (автор имел с ним встречу в Ширазе).

(обратно)

899

Возможно, автор имеет в виду Мира Садр ад-Дина Мухаммада ‘Алави, занимавшего должность мухтасиб ал-мамалик, или же Мира Садр ад-Дина Мухаммада сына Мирзы Рази сына Мирзы Мухаммад-Таки из великих саййидов Исфахана, занимавшего после смерти отца высокую должность главного садра, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 739; 3, с. 929, 1089.

(обратно)

900

Юго-западный район г. Шираза, в котором находилась мечеть Масджид-и нау («Новая мечеть»), построенная в ХП-ХШ вв. и ныне расположенная на проспекте Астане-йи хазрат-и Шах Чираг.

В тазкира «Хайр ал-байан» (л. 347а) автор упоминает Мира Низам ал-Мулка Дастгайба из великих саййидов рода Дастгайб в Ширазе, с которым он встречался и вел беседу в Ширазе во время паломничества в Мекку. Быть может, Мир Ни’маталлах Дастгайб и Мир Низам ал-Мулк Дастгайб — одно лицо?

(обратно)

901

Даурак — большой торговый город в южной части Хузистана (Иран), находился на полпути между Арраджаном и Хисн-и Махди на дороге паломников из Фарса, Кирмана и Систана в святые земли Хиджаза, см.: Бартольд, 7, с. 187; Вторая записка, с. 99, примеч. 350 (в примечании литература о городе).

(обратно)

902

Казирун — центральный город одноименного шахрестана, один из старейших городов Ирана, расположенный в 123 км от Шираза и в 244 км от Бушахра, см.: Географический словарь Ирана, 7, с. 181.

(обратно)

903

Издатель текста М. Сутуде указал в примечании к с. 479, что вместо «восьмого» (хаштум) можно прочесть в рукописи «двадцатого» (бистум). В этом случае 20 рамазана будет соответствовать 28 декабря 1608 г.

(обратно)

904

Ши’б Бавван — название горной долины в Фарсе. Большая часть арабских географов локализует долину между Наубанджаном и Арраджаном, в двух фарсахах (» 12-15 км) к югу от первого. Ибн Балхи, автор «Фарс-наме», относит Ши’б Бавван к области Наубанджан. Долина простиралась в длину на 3,5 фарсаха (« 21 км) и на 1,5 фарсаха (« 9 км) в ширину. Согласно Ибн Балхи, долину пересекала большая река (ср. аналогичное известие у Хамдаллаха Казвини), там также много небольших быстрых речек с прозрачной водой (все они впадали в р. Кур) и родниковых вод. Долина утопала в многочисленных садах, в которых в изобилии росли фруктовые, ореховые деревья и оливковые пальмы. Мудрецы называли Ши’б Бавван одним из четырех земных раев (наряду с Гутой Дамаска, Согдом и Мардж Шайдан).

Возможно, автор «Ихйа ал-мулук» имел в виду переправу через упомянутую выше большую реку в долине Ши’б Бавван.

О Ши’б Бавване см.: Масалик ва мамалик, с. 108,113; ал-Булдан, с. 13, 14, 192,193; Фарс-наме, с. 181—185; Le Strange, с. 264, 277.

(обратно)

905

Йусуф и Зулайха (библейская жена Пентефрия) — герои одноименной поэмы, приписываемой Фирдоуси и ряду последующих поэтов.

(обратно)

906

Фахлийан — центральное селение одноименного уезда шахрестана Казирун, расположенное к югу от р. Фахлийан, см.: Географический словарь Ирана, 7, с. 166.

Шулистан — часть горной области, составляющая один из пограничных округов Фарса, по названию народности шулы, ее населявшей, см.: Бартольд, 7, с. 270.

(обратно)

907

Бихбихан (Бехбехан) — главный город округа в Фарсе, ранее называвшегося Арраджан и расположенного по течению р. Таб. Впервые это название встречается у ‘Али Йазди при описании марша Тимура из Ахваза в Шираз весной 785/1393 г., см.: Le Strange, с. 268-269.

(обратно)

908

Главная река области Хузистан в Иране, впадает в р. Шатт ал-’араб.

(обратно)

909

Название местности в тексте искажено, идентифицировать не удалось.

(обратно)

910

Макам-и ‘Али, очевидно, название селения близ Басры.

(обратно)

911

Возможно, имеется в виду уже упоминавшийся великий вазир (вазир-и а’зам) шаха ‘Аббаса I Мирза Шах-Вали Исфахани сын Мирзы Ахмада.

(обратно)

912

Наджд (Неджд) — название области в Центральной Аравии (Саудовская Аравия).

Джидда — порт на Красном море.

(обратно)

913

Араб., ихрам — одежда паломника, состояние освящения. Поскольку наш автор ехал в Мекку из Наджда через Джидду, то облачился он в ихрам в долине Вади ‘Акик, см.: Манасик-и хаджж, л. 96.

(обратно)

914

‘Умра — малый хаджж; в нашем тексте этим термином обозначена первая часть хаджж-и таматту’ (см. след. примеч.), включавшая 5 обрядов: семикратное хождение вокруг Ка’бы (таваф), два рик’ата молитвы на Макаме Ибрахима и бег (са‘и) между Сафа и Марва (4 раза туда и 3 раза обратно); обрезание ногтей и укорачивание волос. После совершения этих обрядов паломнику становилось дозволенным то, что запрещалось в состоянии ихрама. Этот вид малого хаджжа называется ‘умра таматту’, см.: Манасик-и хаджж, л. 26, 36; EI², 1, с. 31.

(обратно)

915

Мусульманское паломничество, которое полагается совершить один раз в течение жизни достигшему совершеннолетия мусульманину, бывает трех видов: хаджж-и таматту’, хаджж-и киран (паломничество группой) и хаджж-и афрад (паломничество в одиночку). Обязательный хаджж для говорящих на персидском языке — это хаджж-и таматту’. Он состоит из ‘умра таматту’ и собственно хаджж-и таматту’. Следовательно, термин хаджж-и таматту’ прилагается как к хаджжу в целом, так и к его части. В нашем тексте этим термином обозначается часть хаджжа. ‘Умра таматту’ предшествует хаджж-и таматту’. После выполнения обрядов ‘умры паломник-перс на время освобождается от запретов, которые были объявлены ему после облачения в ихрам. На 9-й день он вновь надевает ихрам для совершения хаджжа, который включает 15 обрядов. Таким образом, всего мусульманин-перс должен совершить 20 обрядов, см.: Манасик-и хаджж, л. 2а-4б.

(обратно)

916

Сафа и Марва — два холма в долине Мекки, посещение которых входит в обряд хаджжа.

(обратно)

917

Арафат — гора в 25 км к востоку от Мекки, где 9 зу-л-хиджжа читается проповедь для паломников.

(обратно)

918

Мечети в центральной части долины Мина близ Мекки. Паломникам рекомендуется совершить там молитву до наступления утра 9 зу-л-хиджжа, см.: Манасик-и хаджж, л. 58б.

(обратно)

919

Маш’ар ал-харам в Муздалифе — второе из святых мест за пределами Мекки (примерно в 12 км от нее), которое посещают паломники и где они проводят ночь.

(обратно)

920

Таваф-и наса’ («обход вокруг женщин») и положение двух рик’атов намаза — один из заключительных обрядов хаджж-и таматту’, без совершения которых не разрешается иметь близость с женщиной. Однако среди улемов считается, что таваф-и наса’ не является обязательным обрядом хаджжа, см.: Манасик-и хаджж, л. 84а, 84б. После таваф-и наса’ и двух рик‘атов намаза паломник возвращается в долину Мина, чтобы провести там одиннадцатую и двенадцатую ночи. В одиннадцатый и двенадцатый день он совершает обряд метания камней, и на этом завершается мусульманский хаджж, см.: Манасик-и хаджж, л. 4б.

(обратно)

921

«Дни сушки» (аййам ат-ташрик), т.е. 11, 12 и 13-е числа месяца зу-л-хиджжа, проводимые паломником в долине Мина, где он выполняет обряд метания камней против злого духа.

«Днями сушки» эти трое суток называются потому, что в течение них жители Мекки и ее окрестностей заняты сушкой и заготовкой впрок огромного количества мяса, оставшегося после жертвоприношений, совершенных паломниками в праздник ‘Ид-и курбан 10 зу-л-хиджжа.

(обратно)

922

«Хади» — литературный псевдоним нашего автора.

Ал-Хатим — название части стены вокруг Ка’бы.

(обратно)

923

Баб-и Салам — южные ворота Мекки и ее храма; через них паломники из Джидды вступали на священную землю Мекки.

Баб-и Мадина — западные ворота Мекки (возможно, идентичны Баб ал-Вида’ «Воротам прощания»), ведущие в сторону Медины.

(обратно)

924

Вади-йи Фатима («Долина Фатимы») — долина с западной стороны Мекки, на дороге в Медину.

(обратно)

925

Баки’ (Баки’ ал-Гаркад или Джаннат ал-Баки’) — старейшее мусульманское кладбище в Медине.

(обратно)

926

Любопытно в этой связи свидетельство Насир-и Хусрау: «Выехали из Та’ифа, всюду были горы и расселины, небольшие крепости и деревеньки. Среди расселин мне показали разрушенную крепостцу. Арабы сказали, что это дом Лайли», см.: Ихйа ал-мулук, с. 482, примеч. 2.

(обратно)

927

Бандар-и Риг (Бендер-Риг) — порт на побережье Персидского залива, в 18 км к юго-востоку от Ганавы, см.: Географический словарь Ирана, 7, с. 33.

(обратно)

928

Так называется побережье Персидского залива от Бандар-и Дайлам до Бандар-и Бушахр, включающий округа Дайлам, Ганава и северо-западные части Буразджана, см.: Географический словарь Ирана, 7, с. 101.

(обратно)

929

О Шахвирди-султане Махмуди и его назначении правителем Бин Фахла (Бампура) см. примеч. 672.

(обратно)

930

Вероятно, имеется в виду один из четырех апокрифических Коранов, якобы переписанный рукой халифа ‘Усмана б. ‘Аффана (644-656).

(обратно)

931

Араб., хиджра («переселение, уход») — бегство пророка Мухаммада и его приверженцев из Мекки в Медину (Йасриб) в сентябре 622 г. н.э.

(обратно)

932

Йасриб — древнее название г. Медины.

(обратно)

933

Букв., «в учебнике истории».

(обратно)

934

В печатном тексте: *** — «земледелец», «пахарь», видимо, ошибочно вместо *** — «защитник, страж».

(обратно)

935

Мал-у джихат — собирательный налоговый термин, включавший в себя налог на собственность и налог с пахотных земель, взимался с сельской общины деньгами, см.: Петрушевский, 1960, с. 374—375.

(обратно)

936

Харвар («груз осла») — мера веса, равная в интересующий нас период в Систане, так же как и в Кандахаре, примерно 252 кг, см.: Хинц, с. 42-43.

(обратно)

937

«Кисса-йи Хамза» («Повествование о Хамзе») — популярный народный роман на персидском языке об эмире Хамзе сыне ‘Абд ал-Мутталиба, дяди пророка Мухаммеда со стороны отца, в котором воедино слились реальная историческая личность и герой легенды. Роман сохранился в многочисленных рукописях, выдержал несколько литографских изданий (индийских и иранских), отражающих по крайней мере три редакции.

Не исключено, однако, что наш автор имел в виду имевший широкое хождение в Систане роман, названный в анонимном «Та’рих-и Систан» «Кисса-йи магази-йи Хамза», героем которого является лидер хариджитского движения в Систане Хамза б. ‘Абдаллах (также известен как Хамза-хариджит, Хамза б. Азарак, сын дехканина, род. в Систане), возглавивший большое антиаббасидское восстание в Систане. Хамза б. ‘Абдаллах совершил походы в Синд и Индию; умер, по одним данным, в 213/828-29 г., по другим — в 210/825-26 г. В память о нем народ сложил героический дастан, известный под названием «Дастан-и Амир Хамза»/«Хамза-наме»/«Асмар-и Хамза»/«Румуз-и Хамза». См.: EI², 3, с. 152-154 (Meredith-Owens G.M.); Van Ronkel J. Die Roman von Amir Hamza. Leiden, 1895; Virolleand C. Le roman iranien de l’emir Hamza. — Comptes rendus des seances de l’Academie des Inscriptions et Belles-lettres. P., 1984, с 224-234; о литографских изданиях романа см.: Щеглова, 1, с. 590; см. также: Борщевский Ю.Е. Народные повести. — Плутовка из Багдада. М., 1960, с. 15.

(обратно)

938

Мухтасиб — чиновник при канцелярии местного правителя, контролирующий правильность ведения торговли, соблюдение мер и весов, пресекающий жульничество, см.: Эфендиев, с. 267.

(обратно)

939

Неоднократно упоминавшийся сын правителя Систана.

(обратно)

940

По-видимому, Макуфан < Мах-и Куфан, селение Куфан под Гератом.

(обратно)

941

Мир Абу-л-Ма’али Нишапури — из великих саййидов и калантаров Нишапура; во время узбекского вторжения в Хорасан уехал в Персидский Ирак и находился «при победоносном стремени», см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 567.

(обратно)

942

Рибат/Рабат — постоялый двор. Намаксар — небольшой городок в Иране, расположенный на краю пустыни Дашт-и Лут, примерно в 75 км к югу от Хусфа.

(обратно)

943

Парк, сад, примыкавший к площади Накш-и Джихан в Исфахане.

(обратно)

944

О Вали-Мухаммад-хане см. примеч. 304.

Согласно Искандару Мунши, шах ‘Аббас I предоставил Вали-Мухаммад-хану значительные военные силы, с помощью которых он пытался вернуть себе Мавераннахр. Но лишь на короткое время ему удалось отвоевать Бухару. Эти сведения Искандара Мунши подкрепляются сообщением Махмуда ибн Вали, автора «Бахр ал-асрар», приведенным в книге Б.Ахмедова «История Балха»: «Шах ‘Аббас... дав [Вали-Мухаммад-хану] многочисленное кызылбашское войско и необходимое снаряжение, отпустил в Мавераннахр». Эта версия поддерживается и нашим источником, хотя из другого сочинения Малика Шах-Хусайна, его тазкира «Хайр ал-байан», следует, что шах ‘Аббас, пожаловав Вали-Мухаммад-хану помимо драгоценностей 1000 арабской породы коней, послал с ним в Хорасан таваджи, чтобы они, собрав в Хорасане войско, направили его с ханом Турана в Бухару. Однако хан горел таким нетерпением, что не стал останавливаться в Мешхеде и поспешил в Мерв. Правитель Мерва, Михраб-хан, уговаривал его, чтобы он несколько дней обождал в Мерве, пока прибудет хорасанское войско во главе с Хусайн-ханом и Рустам-Мухаммад-ханом из Балха и они вместе выступят в Бухару. Хан ждать не стал и без промедления двинулся в Бухару, см.: Хайр ал-байан, л. 33а-34б.

Автор «Падшах-наме» прямо утверждает, что шах ‘Аббас, приняв Вали-Мухаммад-хана с большими почестями, не спешил оказать ему помощь и что якобы в то самое время, когда Вали-Мухаммад-хан потерял всякую надежду получить помощь от шаха, ему пришли письма от узбекских эмиров, благодаря стараниям которых он оказался в изгнании. Они писали, что раскаиваются в содеянном и обещают верно служить ему. Вали-Мухаммад-хан, получив разрешение шаха ‘Аббаса на отъезд, выехал в Бухару. И вот 6 месяцев спустя после своего бегства в Иран он вернулся в Мавераннахр и с помощью ряда эмиров, старавшихся искупить свою вину, якобы без боя получил в свои руки Бухару. Для нас здесь важно лишь то, что в решающем сражении под Самаркандом Вали-Мухаммад-хан был разбит войсками Имам-кули-хана. Сам он попал в плен и в августе или сентябре 1611 г. был казнен. Власть в Мавераннахре закрепилась за Имам-кули-ханом, а Балх, Бадахшан и их округа отошли под власть Надр-Мухаммад-хана, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 832-847; Падшах-наме, 1, ч. 1, с. 218-221; Фалсафи, 2, с. 137-139; Ахмедов, 1982, с. 105-107 (в освещении этих событий Б.Ахмедов привлек данные рукописных источников: «Бахр ал-асрар» Махмуда ибн Вали и «Та’рих-и Кипчак-хани»).

(обратно)

945

Нихаванд (Нехавенд) — центральный город одноименного шахрестана, расположенный в 130 км восточнее Кирманшаха и в 64 км юго-западнее Малаира. Развалины старого города и крепости находятся на склоне холма к северу и северо-западу от современного города, см.: Географический словарь Ирана, 3, с. 461.

Искандар Мунши пишет, что шах ‘Аббас I послал в Нихаванд Махди-кули-бека, амир-и ахур-баши Чагатая, с целью ремонта и укрепления крепости, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 830, 848.

(обратно)

946

Чаман-и Султанийа — местность в шахрестане Малаир, расположенная в 21 км к западу от г. Малаира и в 6 км к юго-западу от шоссейной дороги Малаир-Хамадан, см.: Географический словарь Ирана, 5, с. 244.

О продвижении шахских войск в Чаман-и Султанийа и далее в Уджан и Тебриз см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 848.

(обратно)

947

Ардабиль (Ардебиль) — один из древнейших городов Иранского Азербайджана; в течение короткого времени был столицей сефевидских правителей, в городе находятся усыпальницы сефевидских шайхов, в том числе гробница Сафи ад-Дин Исхака, родоначальника-эпонима династии Сефевидов, и гробница Исма’ила I, первого шаха этой династии.

Современный город, являющийся центром одноименного шахрестана, расположен в долине, в 210 км на северо-восток от Тебриза, см.: Географический словарь Ирана, 4, с. 12-13.

(обратно)

948

Букв., «на лугах Уджана». Уджан — название уезда в Тебризском шахрестане, включает 43 больших и малых селения, из них наибольшее значение имеют Бустанабад верхний (центр уезда) и нижний, Эсгиканд, Анбардан и Карабаба, см.: Географический словарь Ирана, 4, с. 54.

(обратно)

949

Уже упоминавшийся Кази-хан Сайфи Хасани Казвини, великий садр. В 1020/1611-12 г. ‘Аббас I направил его в Стамбул к хандкару Рума для заключения мирного договора, см. примеч. 310.

(обратно)

950

Это двустишие цитировалось автором ранее.

(обратно)

951

Т.е. у сына Малика Шах-Хусайна Систани.

(обратно)

952

Шахр-и кухна — название деревни в провинции Фарах, расположена в 10 км к северо-востоку от г. Фарах, см.: Ball, с. 245.

(обратно)

953

Двустишие принадлежит перу поэта Ханзала Бадгиси (ум. 836).

(обратно)

954

«Тигаб, подвластный Каину». Имеется в виду селение в округе Каин шахрестана Бирджанд, расположенное в 55 км к юго-западу от Каина, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 94.

Каин (Кайен) — город и округ средневекового Кухистана, горной области на юге Хорасана, см. также примеч. 63.

(обратно)

955

Перевод сделан с корректировкой по рукописному тексту, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 78.

Мир Ни’маталлах Разави — уважаемый саййид из Каина, судя по нисбе — один из потомков восьмого шиитского имама ‘Али Ризы; вместе с нашим автором совершил в 1017/1608 г. хаджж в Мекку и Медину.

(обратно)

956

Хусф — центральное селение одноименного уезда шахрестана Бирджанд, расположенное в 42 км к юго-западу от Бирджанда, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 154.

(обратно)

957

В тазкира «Хайр ал-байан» автор отметил, что мавлана Мухаммад-Шариф Шуйуни (***) был человеком образованным, с большим тщанием изучал старых поэтов и достиг в этом больших успехов; он был наставником нашего автора в обучении его началам традиционных наук (***). Последние годы жизни жил в Мешхеде, писал стихи, их образцы приведены в «Хайр ал-байан» (л. 441а).

Шу’уни — нисба по названию селения Шу’йун, возможно являющегося не совсем точной передачей Шугун < Шугана (***). Это название центрального селения одноименного уезда в округе Исфахан шахрестана Будж-нурд, расположенного в 8 км к северо-западу от Мийанабада, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 240.

(обратно)

958

Ахунд — учитель, наставник, титул духовного лица высокого ранга.

(обратно)

959

Табас — город на краю Большой Соляной пустыни (Дашт-и Кавир), на перекрестке дорог, одна из которых вела в Исфахан, куда и направлялся наш автор.

Бийабанак — название оазиса и небольшого селения на краю Большой Соляной пустыни, существующего под этим названием по сей день и расположенного в 22 км к юго-западу от Симнана, см.: Географический словарь Ирана, 3, с. 54.

(обратно)

960

Наин, Купа (разговорная форма топонима Кухпайа) и Ардистан — города Центрального Ирана, расположенные к востоку и северо-востоку от Исфахана, см.: Географический словарь Ирана, 10, с. 8, 9, 162, 193.

(обратно)

961

Араб. Дар ал-му‘минин — эпитет города Кашана в Центральном Иране.

(обратно)

962

Араб. Дар ал-иршад — эпитет г. Ардабиля, см. примеч. 945.

(обратно)

963

Арша/Ариш/Ареш — город на юге Ширвана.

(обратно)

964

Ганджа — центр Ганджа-Карабахского бегларбекства. В 1616 г. город по приказу шаха ‘Аббаса I был перенесен на новое место. Новая Ганджа (бывш. Кировабад в Азербайджане) вновь стала резиденцией правителя и значительным торгово-ремесленным центром, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 92.

(обратно)

965

В тексте: Кара-Чай — неправильно прочтенное в рукописи Кабри-Чай, название, которым авторы персидских сочинений, как уже указывалось (см. примеч. 684), передавали р. Иори.

(обратно)

966

Александр II — царь Кахетии (1574—1605).

«Пребывающий в раю шах» (шах-и джаннат-макан) — титул post mortem сефевидских шахов, в данном случае — шаха Султан-Мухаммада «Худабанде» (1578-1587).

(обратно)

967

Перс., мамалик-и Гурджистан-и Кахит.

Царевича Тахмураса (Теймураза), находившегося при шахском дворе, ‘Аббас I по настоянию кахетинцев назначил царем Кахетии в 1606 г. Об обстоятельствах, вынудивших шаха пойти на это, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 95.

(обратно)

968

Луарсаб II — царь Картли (1605-1615), внук царя Симона I (1556-1569; 1578-1600; ум. в 1611 г. в Стамбуле).

(обратно)

969

Зимой 1613 г. ‘Аббас I «пригласил» Теймураза и Луарсаба в Мазандаран для участия в предстоящей весенней охоте. Грузинские цари не приехали, что было расценено шахом как акт неповиновения. По словам Искандера Мунши (2, с. 869), Теймураз и Луарсаб «...бесстрашно вступили в сговор друг с другом, заключив соглашение о том, что в отличие от своих отцов они впредь будут союзниками, не тронутся со своих мест и не позволят кызылбашам распоряжаться собой». Это известие привело шаха в ярость, и он решил наказать грузинских царей, которые «оседлали глупость и высокомерие и еще не получили пощечин судьбы и не испытали бедствий». 2 рамазана 1022/ 16 октября 1613 г. шах выступил из Исфахана на «священную войну» в Грузию, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 96.

(обратно)

970

Баграт-мирза — будущий царь Баграт VII (1616-1619), сын Да’уд-хана и внук царя Картли Луарсаба I (1530-1556), которого отец ребенком отправил ко двору шаха Тахмаспа I. Искандар Мунши посланником к грузинским царям называет Закир-ака кушчи, который должен был при встрече с царем Кахетии «вынуть из ушей Теймураза вату беспечности» и внушить ему необходимость явиться к шаху на поклон, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 869; Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 97, 148.

(обратно)

971

Широко встречающийся в персидских источниках XVI-XVII вв. грузинский термин азнаур(ы) обозначает потомственных или служилых дворян из мелких или, реже, средних землевладельцев Грузии.

В «Хайр ал-байан» число сопровождающих определено автором в 40 азнауров. Искандар Мунши пишет, что «Теймураз отправил к шаху свою мать с двумя сыновьями в сопровождении нескольких уважаемых грузинских азнауров, священников и монахов», см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 869-870; Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 98.

(обратно)

972

Как указывает Искандар Мунши, гнев шаха был вызван письмом Теймураза, написанным им по-грузински Баграт-мирзе. В письме содержались грубые высказывания, «не соответствовавшие духу ведшихся в то время переговоров». Шах в ярости отослал в Персидский Ирак мать и сыновей Теймураза вместе со слугами, а азнауров под надзором своих верных людей вернул в Кахетию, с тем «чтобы они передали тем, кто находится в укрытии: ”Пусть выходят из укрепления и разъезжаются по своим местностям, а Тахмурас-хан пусть возвращается в Греми и готовится к приему гостей...”», см.: Хайр ал-байан, л. 36а; см. также: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 870; Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 99.

(обратно)

973

В тексте: бе... истихкам-и джаза’ир ва сигнак... Тюрк, сигнак/сикнак обозначает «укрытие», «крепостное защитное сооружение», которое, по словам Искандара Мунши, имеет доступ лишь с одной стороны. С трех других сторон оно окружено рвом, наполненным водой (2, с. 898); араб, джаза ‘up (мн. от джазира) в данном контексте употреблено примерно в том же значении укрепленного места (махалл-и мустахкам), см.: Ихйа ал-мулук, с. 603; Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 100.

(обратно)

974

В печатном тексте: К.с.к., являющееся неправильно прочитанным Каник, ср. сообщение Искандара Мунши (2, с. 873) в связи с теми же событиями о том, что шахское войско после ночной переправы через р. Каник прибыло в Кисики, см. также: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 101.

(обратно)

975

Кисики — историческая область в междуречье нижних течений рек Алазани и Иори (ныне территория Сигнахского и Цительцкаройского районов Грузии), см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 101.

(обратно)

976

3агем[и]— административный и торгово-ремесленный центр Кахетии XVI-XVII вв., одна из главных резиденций кахетинских царей. Об идентификации Загема с городом Базари и литературу см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 102. По свидетельству Искандара Мунши (2, с. 900), кызылбашские «борцы за веру» до основания разрушили город, не оставив в нем признаков жизни.

(обратно)

977

В печатном тексте «Ихйа ал-мулук» топоним засвидетельствован в формах ***, в одной из рукописей «Хайр ал-байан» из Британской библиотеки (Or. 3397, л. 36б): ***, в другой (Or. 4510, л. 27б):***.

Последняя форма М.р.д.к.б дает нам основание для идентификации топонима с грузинским Марткопи. В данном контексте так названы горы близ одноименного древнего селения. Само селение расположено в ущелье на нижнем склоне горного хребта Иалио, в 30-40 км к северо-востоку от Тбилиси. В эпоху позднего средневековья Марткопи считался одной из резиденций кахетинских царей и был одним из культурных центров страны. О Марткопи см.: Грузинская советская энциклопедия. Т. 6. Тб., 1983, с. 462 (на груз. яз.). Переводом статьи из Грузинской энциклопедии мы обязаны Г.Г. Берадзе.

(обратно)

978

В персидских источниках под этим названием подразумевается р. Алазани, левый приток Куры, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 104.

(обратно)

979

Трудно сказать, о какой церкви идет речь в данном сообщении. О возможных предположениях см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 109.

(обратно)

980

Термином кибла (направление в сторону Мекки) в данном контексте автор стремился подчеркнуть значимость креста у христиан и показать важность акции сбить крест в храме неверных, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 106.

(обратно)

981

Араб., азан — первый призыв на молитву, возглашаемый му’аззином с минарета, икама — второй призыв перед самым началом молитвы.

(обратно)

982

Баши-Ачук/Баш-Ачук/Баш-Ачик — принятое в персидских источниках обозначение Имеретии (Имеретинского царства) в Западной Грузии и имеретинцев, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 110.

(обратно)

983

Перс., хандкар/хвандкар — государь, самодержец, термин, широко используемый в персидских текстах для турецких султанов.

Рум — Турция, Османская держава.

(обратно)

984

Тога(й) — крепость, летняя резиденция кахетинского царя, обычно отождествляемая со средневековой крепостью Мачи к северо-западу от Лагодехи.

Итил — возможно, искаженное название г. Телави (?).

Торга (упомянута в нашем тексте на турецкий лад — Торга-кал’аси) — крепость в ущелье р. Стори, левого притока р. Алазани, служила в рассматриваемый период одной из резиденций кахетинским царям, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 113-115.

(обратно)

985

Искандар Мунши также сообщает о прибытии шахского войска в церковь Алаверди, величайший из христианских храмов Грузии, и о решении шаха превратить ту церковь в крепость, окружить ее крепостной стеной и разместить в ней гарнизон стрелков. Строительство крепости, по его словам, было завершено в течение 20 дней. Ее охрану поручили Исма’ил-беку туфангчи-баши и 200 азербайджанским стрелкам из мушкетов, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 874.

Алавердский кафедральный собор расположен в Алазанской долине, примерно в 20 км к северо-западу от г. Телави (построен в начале XI в. на месте небольшой церкви св. Георгия), см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 117.

(обратно)

986

‘Иса-хан — принявший мусульманскую веру кахетинский царевич Иасэ, сын Георгия и внук царя Александра II, вырос в Иране при дворе сефевидского шаха. В Кахетию вернулся во время первого грузинского похода шаха ‘Аббаса I и был посажен им на кахетинский престол вместо восставшего Теймураза I. Искандар Мунши также отмечает торжественные церемонии при провозглашении ‘Иса-хана правителем. Однако, по его словам, произошло это в Кисики почти сразу же после вторжения шахских войск в Кахетию.

В «Зубдат ат-таварих», как и в нашем источнике, данное событие отнесено ко времени вступления шаха в Алаверди и перестройки местной церкви в крепость, после чего шахвступил в Картли и через Тианети прибыл в Гори.

‘Иса-хан оставался правителем Кахетии недолго. Не прошло и года, как он бежал в Ардабиль, а оттуда к шаху. Во время второго похода в Грузию шах отослал ‘Иса-хана в Демавенд, поручив его заботам местного правителя, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 880, 897; Зубдат ат-таварих, с. 313; Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 118, 120.

(обратно)

987

В печатном тексте: карахалфан, в рукописи это название написано без диакритических знаков, в «Хайр ал-байан» — карахалхан. Все варианты восходят к турецкому каракалкан (букв., «черные щиты»), которым в персидских источниках обозначены владения арагвийских эриставов и жителей тех мест, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 121.

(обратно)

988

Искандар Мунши также упоминает о карательных действиях кызылбашей, направленных против жителей горных районов. По его словам, в плен были взяты 30 тыс. человек (в «Хайр ал-байан» наш автор определяет число пленных в 50 тыс. человек), но ничего не пишет о числе человеческих жертв, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 875: Хайр ал-байан, л. 36б.

(обратно)

989

В тексте: садд-и Искандар (т.е. «вал Искандера») — метафора, употребленная автором с целью подчеркнуть мощность сооружения, перед которым были разбиты шахские палатки. В «Хайр ал-байан» автор уточняет, что победоносные палатки шаха были разбиты у стены на берегу р. ‘Араб-чай посередине области Картли (л. 36б, 427б). ‘Араб-чай — неточная передача ‘Арак-чай (ср. л. 426а). Так в персидских источниках передается название р. Арагви, левого притока Куры. Принимая во внимание в этой связи все данные «Ихйа ал-мулук», «Хайр ал-байан» и «Та’рих-и ‘аламара», Г.Г. Берадзе высказал предположение, что «сооружение, именуемое автором ”Ихйа ал-мулук” садд-и Искандар, следует, по-видимому, искать в низовьях р. Арагви. Именно в этой части указанная горная река могла показаться систанскому княжичу ”огромной”, тем более в половодье, которое в бассейне Арагви начинается в марте и продолжается до середины августа», см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 123.

(обратно)

990

В тексте: ***, конъектура наша.

(обратно)

991

Гургин-хан — царь Имеретии Георгий III (1605-1639).

(обратно)

992

Любопытный рассказ о посреднической миссии Ходжи Мухаммад-Ризы приведен нашим автором в тазкира «Хайр ал-байан» (л. 426а-428б):

«Когда Тахмурас и Луарсаб отвернулись от сего вечного государства и стали кочевать по долине заблуждений, неудач и поражений и [когда] светлейший наместник в течение целого года разъезжал по Грузии и занимался охотой, Ходжа Вафа-киш обратил внимание, что за это время дело, из-за которого стоило приезжать сюда августейшему наместнику, не продвинулось вперед. И вот в один из дней упомянутый ходжа сказал Ходже Джалал ад-Дину Акба-ру, вазиру Хорасана, а [также] Мирзе Мухаммад-Хусайну Абхари и Шамса-йи Зарринкаламу Харави и группе йаров, присутствовавших в доме автора данного тазкира и ведших речь о том о сем, следующие слова: ”Прошло [достаточно] времени, как светлейший наместник находится в Грузии. Христианские же царевичи из страха уехали в Баш-Ачук, дабы ни одному из них по собственной воле не пришлось ехать на поклон к светлейшему [шаху]. Невозможно быть спокойным, не приведя в покорность эти края. Путь благодарности состоит в том, чтобы кто-нибудь из верноподданных взялся за это дело!” Ходжа Мухаммад-Риза сказал: ”Эту службу исполню я!” Он встал и пошел к светлейшему наместнику, подготовил почву для разговора. В тот же час переправился через реку и спешился на той стороне ‘Арак-чая. На следующий день мы с Ходжой Джалал ад-Дином Акбаром, вазиром Хорасана, Мирзой Мухаммад-Хусайном Абхари и группой йаров пошли проводить его, и он уехал в Баш-Ачук, который был причиной его гибели (?). 40 дней в доме Да’уд-хана, правителя того места, он вел споры с Тахмурасом и Луарсабом. С помощью своего дальновидного ума и щедрости (!) ему удалось выполнить поручение. Грузинские царевичи, находившиеся в тех пределах, отказались от поддержки и оказания помощи Тахмурасу. Луарсаб-хан дал обещание прибыть на службу к светлейшему шаху. Через несколько дней после возвращения ходжи в шахскую ставку Луарсаб выполнил свое обещание».

(обратно)

993

Дидифал — воспроизведение в арабской графике груз, дедопали — «царица», об этом термине см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 11, 126; Берадзе, 1984, с. 74, примеч. 27.

(обратно)

994

В печатном тексте: Вадийан (***), ошибочно вместо Дадийан. Так в персидских источниках передается Мегрелия (княжество Одиши), образованное от титула правителей этого княжества — Дадиани (1611-1657), см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 127.

(обратно)

995

Согласно Искандару Мунши, шахский посланник «своим красноречием, мудростью и изысканностью речей сумел склонить Луарсаба II к верности и согласию, и он послал с ходжой своих представителей к шаху, попросив простить ему его грехи». Однако из дальнейших сообщений Искандара Мунши выясняется, что переговоры вазира Азербайджана с Луарсабом не принесли реальных результатов. Луарсаб уклонился от поездки к шаху, тянул время. Шах вынужден был направить в Имеретию Йа’куб-хан-бека, курчи-йи тир-у каман, которому было поручено в случае отказа Луарсаба явиться на поклон к шаху передать правление всей областью Картли сыну Гургин-хана. Лишь после этих угроз Луарсаб II в сопровождении нескольких азнауров вместе с Йа’куб-хан-беком прибыл к шахскому порогу и 13 рамазана 1023/17 октября 1614 г. удостоился чести целовать шахский ковер, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 876-877.

Сообщения о посольстве Ходжи Мухаммад-Ризы в Имеретию в других источниках (грузинских, армянских) подробно проанализированы Г.Г. Берадзе, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 128.

(обратно)

996

Гори — важнейший город Картлийского царства, резиденция царя Картли. Горийская крепость на протяжении XVI-XVII вв. разрушалась неоднократно, но всякий раз вновь восстанавливалась.

Са’дан, по-видимому, неправильная передача топонима Сурами — название города и крепости в Картли, к западу от Гори. В «Хайр ал-байан» при изложении тех же событий данный топоним приведен в форме Суран (л. 310а, точно так же как у Искандара Мунши, 2, с. 877); см. также: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 129, 130.

(обратно)

997

Об этом см. выше, примеч. 993; о дальнейшей судьбе Луарсаба II см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 131.

(обратно)

998

Сведений о Накди-беке мы не нашли. Искандар Мунши (3, с. 1084) упоминает эмира Накди-султана из ила налкас племени шамлу, но, по-видимому, это другое лицо.

Кашикчи-баши — комендант дворцовой стражи, см.: Будагов, 2, с. 130; Тазкират ал-мулук, с. 34.

(обратно)

999

Сарбаз (Сербаз) — небольшое селение, центр одноименного округа в шахрестане Ираншахр, расположенное в 86 км к юго-востоку от Ираншахра, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 231.

(обратно)

1000

Фирузабад — селение в шахрестане Ираншахр, в 5 км от Раска, на дороге Сарбаз-Раск, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 297.

(обратно)

1001

Пишин — здесь селение, расположенное примерно в 75 км к юго-востоку от Сарбаза, ныне на границе с Пакистаном.

(обратно)

1002

Малик Мирза — правитель области Кидж-у Макран, назначенный на этот пост после смерти Малика Шамс ад-Дина в 1022-23/1613 г., см. примеч. 872.

(обратно)

1003

Далее в тексте непонятное нам: дар хидмат-и хан-и дин уфтаде буд.

(обратно)

1004

Кирмистан — небольшое горное селение в шахрестане Джируфт (Кирман, Иран), расположенное в 190 км к югу от Кахнуджа, на караванной дороге Ангухран-Кахнудж, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 318.

(обратно)

1005

Тамандан — селение в 68 км севернее Хаша и 18 км к западу от шоссе Захидан-Хаш. Население Тамандана — белуджи, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 87.

(обратно)

1006

Малик Йахйа — племянник Малика Шах-Хусайна Систани, автора «Ихйа ал-мулук», сын его сводного брата Малика Махмуди.

(обратно)

1007

Лашар — название одного из 17 дехестанов (волостей) шахрестана Ираншахр, пограничного на юге с дехестаном Бампур и включающего 51 селение. Население дехестана Лашар в основном составляют белуджи — мусульмане суннитского толка, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 373; Йагмайи, с. 97.

(обратно)

1008

В данном контексте Тураном наш автор традиционно называет страну Синд с центром в Кусдаре (Хоздаре), ныне Северо-Восточный Белуджистан.

Шахр-Дераз — селение в округе Хаш (шахрестан Захидан), расположенное в 26 км к северу от Хаша на дороге Газв-Хаш, см.: Географический словарь Ирана, 8, с. 266.

(обратно)

1009

Ака Камал упоминается единственный раз, тогда как имя его отца встречается в тексте неоднократно — в начале 80-х годов XVI в. он приехал из Кирмана в Систан из-за вражды с правителем Кирмана тех лет Бигташ-ханом афшаром.

(обратно)

1010

Пайза (монг.) — специальная табличка с надписью и эмблемой выдавалась должностным лицам как знак власти. В дальнейшем термин приобрел значение верховного указа на имя лица, которому должны повиноваться, см.: Будагов, 1, с. 311.

(обратно)

1011

Об этом см. примеч. 688.

(обратно)

1012

Перс., шикар-и зангул — букв, «охота с колокольчиками» — излюбленный шахом ‘Аббасом вид охоты на кабанов, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 492, 518; 2, с. 879, 889 и др.

(обратно)

1013

Перс., дар хар шикар можно также перевести иначе: «при появлении каждой дичи».

(обратно)

1014

Кызыл-Агадж — название города на побережье Каспийского моря, находившегося в месте впадения р. Куры в море.

(обратно)

1015

Муган — название низменности к югу от нижнего течения р. Араке.

(обратно)

1016

Перс., кух-и Албурз — название, как мы указывали, прилагаемое персидскими авторами к горе Эльбрус и — шире — ко всему Кавказскому хребту, см. также: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 145.

(обратно)

1017

При первом упоминании похода шаха ‘Аббаса I в Грузию в 1616 г. автор указывал, что кызылбаши убили около 30 тыс. грузин. Согласно Искандару Мунши, число убитых превышало 60-70 тыс., а число пленных составляло более 100 тыс. Еще 30 тыс. грузин были взяты в плен в отдельных местностях, но они из-за недостатка времени не были записаны.

В сообщении «Ихйа ал-мулук» обращает на себя внимание указание автора на активные действия лезгин на стороне сефевидского шаха во время карательного похода 1616 г. Этот факт, как установил Г.Г. Берадзе, находит подтверждение в грузинских источниках (Б. Эгнаташвили, В. Багратиони), см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 144.

(обратно)

1018

По мнению Г.Г. Берадзе, сообщение автора «Ихйа ал-мулук» о семи рядах крепостных стен, якобы окружавших Тбилиси, следует понимать не буквально, а как образную характеристику местной фортификационной системы, произведшей на автора сильное впечатление, см.: Берадзе, Смирнова, 1988(2), примеч. 147.

(обратно)

1019

Баграт-мирза сын Да’уд-хана сына Луарсаба, как отмечалось, это Баграт VII (1616-1619), ум. в 1028 (1619) г., см. ранее, примеч. 968.

(обратно)

1020

Искандар Мунши события второго грузинского похода шаха ‘Аббаса I излагает в несколько иной последовательности: вначале шах прибыл в Тбилиси, провозгласил здесь правителем Картли Баграт-мирзу, затем двинулся с войском в Кахетию. Разорив и опустошив Кахетию, ‘Аббас I вернулся в Картли.

После нескольких дней пребывания в Тбилиси шах отправился к летним стоянкам Майданджука и оттуда к оз. Гукча (Севан), см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 898-901; Берадзе, Смирнова, 1988(2), с. 20, примеч. 150.

(обратно)

1021

О Мухаммад-паше (Огуз-Мухаммаде), великом вазире Османской державы, и предпринятом им походе в мае 1615 г. против Ирана см. примеч. 691.

(обратно)

1022

В тексте ошибочно: ‘Алиштар вместо ‘Алишкар, это одна из 13 областей государства Сефевидов, управлявшихся бегларбеками, включала Хамадан и его округу.

Хасан-хан — правитель или бегларбек ‘Алишкара, неоднократно упоминается Искандаром Мунши (2, с. 636, 660, 662, 683, 902, 904, 907).

(обратно)

1023

В тексте: к.джарими (***), по-видимому описка, вместо каджар или каджари, ср.: Искандар Мунши (2, с. 903): курчийан-и ‘уззам-и каджар — «великие каджарские курчии».

Йуз-баши (тур.-тат.) — «сотник», «командир сотни».

(обратно)

1024

В тексте: йангичари-акай — неточное прочтение йангичари-акаси — «предводитель йанычар», ср.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 904-905.

(обратно)

1025

Дийар-и Раби’а — название области в верхней Месопотамии (северная часть междуречья р. Тигр и Евфрат, ныне в Турции).

(обратно)

1026

Туркча Билмиз (букв., «не знающий турецкого») — прозвище эмира, правителя Ахсика (***) и командира сабленосцев турецкого войска, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 818, 904-905.

(обратно)

1027

Имеется в виду шайх Баха’ ад-Дин Мухаммад ‘Амили, известный как Шайх Бахайи (род. в 953/феврале 1547 г. в Ба’албаке. Ребенком приехал с отцом в Иран), знаменитый теолог, философ, комментатор Корана, факих, астроном, педагог, поэт, автор сочинений по различным отраслям науки. Жил большую часть жизни в Исфахане, пользовался особым доверием шаха ‘Аббаса I. Умер в шаввале 1030/августе-сентябре 1621 г., похоронен в Мешхеде в Астан-и кудс-и Разави. В его честь назван один из проспектов г. Исфахана; о нем см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 967; Райханат ал-адаб, 3, с. 301-320.

(обратно)

1028

Упоминавшийся ранее Ходжа Мухаммад-Риза «Фидави», вазир Азербайджана, см. примеч. 313.

(обратно)

1029

Искандар Мунши (3, с. 1087) называет его Шах-Вали-султан джала’ир, правитель Паса-куха, подвластного Мешхеду.

(обратно)

1030

Урдугди-хан алплу афшар, правитель Фараха и Исфизара, упомянут Искандаром Мунши (3, с. 1085).

(обратно)

1031

Искандар Мунши (2, с. 804) упоминает Ходжу Камал ад-Дина Хусайна, вазира Мирзы Мухаммада Шафи’ в Мешхеде (?).

(обратно)

1032

«Фарах» — конъектура издателя, в рукописном тексте: рах. Перевод сделан с учетом поправки издателя.

(обратно)

1033

‘Абдаллах б. Убайй б. Салул (Салул — имя его матери) — глава Ба’-л-Хубла, ответвления рода ‘Авф-и хазраджи и один из лидеров Медины; имел репутацию вождя «лицемеров», или мусульманских оппонентов Мухаммада, ум. в 9/631 г., см.: EI², 1, с. 53 (Montgomery Watt).

(обратно)

1034

‘Амр б. ал-’Ас (ум. 42/663) — военачальник и наместник Мухаммада в Омане. В 658 г. был избран третейским судьей для разрешения (на основе Корана) спора о том, кто более достоин права на халифат, ‘Али или Му’авия. Наш автор, намекая на его коварство, имеет в виду решение спора в пользу Му’авии.

Му’авия б. Абу Суфийан — арабский военачальник, впоследствии — первый омейядский халиф Му’авия I (661-680), узурпировавший, по мнению шиитов, власть у законных наследников — ‘Али и его сыновей, Хасана и Хусайна.

(обратно)

1035

Возможно, имеется в виду упомянутый Искандаром Мунши Мир Мухаммад-султан Гури сын Мира Шади-султана из эмиров аймака, относящегося к Герату, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 1087.

(обратно)

1036

В 200 м к юго-западу от городских стен Герата находится большая купольная постройка 1485-1486 гг. — мавзолей Мир-и Шахид или ‘Абдаллаха ал-Валида, см.: Allen, с. 123.

(обратно)

1037

Имеется в виду не раз упоминавшийся ранее правитель Гурийана Джалал ад-Дин Акбар.

(обратно)

1038

Возможен иной перевод: «на двенадцатую ночь», т.е. в ночь на 20 рамазана (=10 сентября).

Араб., лайлат ал-кадар — «ночь решения судьбы», или «ночь предопределения», — ночь 27 рамазана (но не «19» и не «20» рамазана, как у нашего автора). В эту ночь Аллах принимает решения о судьбе каждого человека, учитывая высказанные им в молитвах желания, см.: Петрушевский, 1966, с. 84; Ислам, с. 75.

(обратно)

1039

Возможно, речь идет о Мире Му’изз ад-Дине Мухаммаде Исфахани, который еще в правление шаха Тахмаспа I после отставки Амира Ни’маталлаха Хилли был назначен на должность садра и исправлял ее в течение 8 лет, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 144. О дальнейшей его судьбе у Искандара Мунши сведений нет.

(обратно)

1040

Его отец — Мир Мухаммад-Джа’фар б. Мир Мухаммад-Са’ид — принадлежал к саййидам мешхедского рода Разави, см.: Та’рих-и ‘аламара, 1, с. 151.

(обратно)

1041

Мир Сафи ад-Дин Мухаммад — сын Мира Му’ин ад-Дина Мухаммада и внук Амира Гийас ад-Дина Мансура, род. в Наджафе. Молодым человеком уехал к отцу в Дакан (Индия) и жил там почти 30 лет. Пользовался почетом и уважением Кутб-шаха, правителя Дакана. Потом вернулся в Иран и поселился в Мешхеде. В 1035/1625 г. наш автор встречался с ним в Мешхеде и вместе с этим уважаемым саййидом выехал из Мешхеда в Герат. В «Хайр ал-байан» (л. 444а-444б) приведены избранные стихи Мира Сафи ад-Дина Мухаммада.

(обратно)

1042

Шах-Назар-хан таваккули — в начале своей карьеры правитель Джама и кутваль Дербентской крепости. В 1017-18/1609 г. за хорошую службу он был удостоен почетного титула хан и должности наместника Мешхеда; умер в 1027/1618-19 г., следовательно, наш автор виделся с ним и беседовал незадолго до его смерти, см.: Та’рих-и ‘аламара, 2, с. 735, 802-803.

(обратно)

1043

Мирза Абу Талиб Разави — сын Мирзы Абу-л-Касима, высокого ранга саййид из Мешхеда, ум. в 1035/1625-26 г. после возвращения из похода шаха ‘Аббаса на Багдад, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 1058; Хайр ал-байан, л. 337а.

(обратно)

1044

Нишапур и Сабзавар — города в Восточном Иране (Хорасан), через них шел путь из Систана в Казвин и далее в Исфахан. Первый расположен в 776 км от Тегерана, второй — в 820 км от столицы Ирана, расстояние между Нишапуром и Сабзаваром—176 км, см.: Географический словарь Ирана, 9, с. 208, 431.

(обратно)

1045

О церемонии вручения подарков шаху ‘Аббасу I см. примеч. 812.

(обратно)

1046

Пьетро делла Балле днем отъезда шаха из Казвина указывает субботу 17 ноября 1618 г., см.: Viaggi, 1, с. 426.

(обратно)

1047

Фирузкух — небольшой городок в шахрестане Демавенд, на дороге Тегеран-Симнан, расположенный в 202 км к северо-востоку от Тегерана и в 72 км к востоку от Демавенда; см.: Географический словарь Ирана, 1, с. 152.

(обратно)

1048

Араб., ва фар ат-таннур, см. Коран, XI, 42; XXIII, 27. Во французском переводе Блашера: «le Four bouillonnant», в английском переводе Арберри: «the Oven boiled». Представление о «кипящей печи» восходит, по Гейгеру и Шпейеру, к иудейскому преданию, согласно которому вода во время всемирного потопа была горячей, см.: Der Koran Kommentar und Konkordanz von Rudi Paret. Stuttgart, Berlin, Koln, Mainz, 1971, с 235; Companion to the Qur’an based on the Arberry translation. W. Montgomery Watt. L., 1967, с 116.

(обратно)

1049

Перс., махалла-йи махабб или махалла-йи мухибб. В последнем случае следует переводить «квартал любовников».

(обратно)

1050

В печатном тексте: хилйа — «наряд, украшение», очевидно, опечатка вместо хила — «хитрость, уловка».

(обратно)

1051

Северо-западная провинция Ирана Гилян в правление шаха Исма’ила I (1501-1524) была разделена на две части: Бийа Пиш (лахиджанское ханство), восточную часть с центром в г. Лахиджан, и Бийа Пас (рештский), западную часть с центром в Реште, т.е. равнинную и горную части Гиляна, объединенные нашим автором названием Гиланат.

(обратно)

1052

Тарум — название горной области в северо-западной части Ирана, состоящей из двух частей: Верхний Тарум и Нижний Тарум. В данном конкретном случае, по-видимому, речь идет о Верхнем Таруме к северу от Занджана, вокруг ущелья Сефид-руд (в долине р. Сефид-руд).

Дайлам — горная часть Гиляна, см.: Бартольд, 7, с. 199.

Талыши — родственная гилянцам народность, живущая частично в Иране, в основном на территории к северу от Гиляна (западное побережье Каспийского моря), частично в Иранском Азербайджане и в Ленкоранском, Зувандском и Астаринском районах Азербайджана, см.: Бартольд, 7, с. 273; Оранский, 1960, с. 328. В данном контексте речь идет о талышах Прикаспия.

(обратно)

1053

В тексте пропуск, см.: Ихйа ал-мулук, с. 576, примеч. 1.

(обратно)

1054

‘Аббаси — серебряная монета весом в один мискаль (4,64 г), чеканилась на имя шаха ‘Аббаса I, см.: Фалсафи, 3, с. 259.

(обратно)

1055

Перс-араб., ‘акд-и таматту’.

(обратно)

1056

Араб., дар ал-марз, т.е. Гилян и Мазандаран.

(обратно)

1057

Мийан-кала — название полуострова в Мазандаране.

Искандар Мунши о шахской охоте на кабанов в Мийан-кала подробно пишет в событиях года Овцы (восьмой год тюрко-монгольского календаря 12-го-дичного животного цикла), соответствовавшего 1028 г.х. По его словам, шах ‘Аббас I выехал на охоту в Мийан-кала после празднования в Ашрафе Науруза (наступил, по данным ‘Али Хасури, 6 раби’ II 1028/21 марта 1618 г., а не 4 раби’ II/19 марта, как у Искандера Мунши, см.: Хасури ‘Али, с. 30).

После охоты шах провел в Ашрафе и Фарахабаде еще два месяца, затем вернулся в Исфахан, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 944, 945; Фалсафи, 2, с. 126, 127; 295, 296.

(обратно)

1058

Перс., гавазн (?).

(обратно)

1059

Имеется в виду многократно упоминавшийся ранее Мирза Кавам ад-Дин Мухаммад, о нем см. примеч. 312.

(обратно)

1060

Знаменитый историограф шаха ‘Аббаса I Искандар-бек туркман «Мунши», автор замечательного сочинения «Та’рих-и ‘аламара-йи ‘Аббаси» («Мироукрашающая история ‘Аббаса») и его неоконченного продолжения «Зайл-и Та’рих-и ‘аламара-йи ‘Аббаси». Он был родом из азербайджанского кочевого племени туркман, родился в 1560 г. и умер после 1633 г.

В тазкира «Хайр ал-байан» приведена краткая биография Искандара Мунши. Касаясь его «Та’рих-и ‘аламара-йи ‘Аббаси» (в «Ихйа ал-мулук» она не упомянута ни разу), Малик Шах-Хусайн восторгается прекрасным языком и стилем ее автора:

«Искандар-бек, — пишет он, — постоянно находившийся при победоносном стремени, изо дня в день записывал происходящие события, [которые потом] переписывал набело. Получилась пространная и обстоятельная хроника, лучше которой не доводилось видеть ни одному читателю. Назвал он ее ”Та’рих-и ‘аламара”. Да будет превознесено [искусство ее автора] в отделке каждой фразы, любая из которых — как целомудренная невеста. Слова в ней расставлены так, будто над ними потрудилась машатэ; [словно] безумно влюбленные пришли на свидание с преданными возлюбленными, а те невольно продолжали обольщать. Как выразить мне достоинство написанных им страниц? Написанное им — это драгоценные перлы смысла, а [манера] изложения — начало утра радости; плавность его калама — словно переливы струй в роднике живой воды или течение в райском источнике».

Для нас ценно, что это первый прижизненный отклик на данное сочинение. В тазкира также цитируются стихи Искандара Мунши, см.: Хайр ал-байан, л. 378б-379а.

(обратно)

1061

Упоминание здесь Намаксара является явно ошибочным, возможно, вследствие неправильного прочтения топонима в рукописи. Речь идет о возвращении нашего автора из Фарахабада или Ашрафа (совр. Бехшахр) в Исфахан. Этот путь проходил через Кашан-Натанз-Наин. Намаксар же (Немексар) расположен значительно восточнее Наина, примерно в 400 км или более.

(обратно)

1062

Даулатабад — укрепленное селение в Исфаханском шахрестане, расположенное в 20 км к северу от Исфахана, см.: Географический словарь Ирана, 10, с. 91. В эпоху Сефевидов Даулатабад был первой остановкой на пути из Исфахана на север страны. Здесь была загородная резиденция, где принимали большую часть официальных гостей шаха ‘Аббаса I.

(обратно)

1063

Кайсарийа — самый крупный и оживленный базар Исфахана (построен в 1619 г.), в сефевидское время — центр продажи дорогих тканей. Арка входа в базар (в северной части площади Накш-и Джихан, напротив Шахской мечети) была украшена росписью с изображением сражения шаха ‘Аббаса I с узбеками (в настоящее время роспись почти полностью утрачена), групповой охоты с участием молодого шаха ‘Аббаса и другими сценами, см.: Хунарфар, с. 114, 115.

(обратно)

1064

Речь идет о торжественной встрече посла Индии Хан-и ‘Алама, прибывавшего вместе с другими послами в столицу из Мазандарана, где они приняли участие в шахской охоте. Сам шах ‘Аббас выехал в Исфахан на несколько дней ранее. Согласно Пьетро делла Балле, торжественный въезд шаха в столицу, намечавшийся на 13 июня 1619 г., по настоянию придворных астрологов был передвинут на 16 июня. При этом шах въехал в город тайно, и жители и гости столицы остались в полном неведении. За день до назначенной церемонии послы Индии, России, Турции остановились со своими свитами в Даулатабаде. На следующее утро на всем пути от Даулатабада до Исфахана в два ряда стояли вооруженные аркебузами 60 тыс. ремесленников и крестьян, все в причудливых блестящих одеяниях. Одни играли на дудках, трещотках, другие плясали под музыку. Индийский посол, услыхав о том, что шах собирается прибыть в Даулатабад, чтобы встретить его, длительное время отказывался ехать в город, не дождавшись приезда шаха. Он посылал гонца за гонцом, чтобы те посмотрели, не едет ли шах. Наконец он вынужден был последовать за другими послами, не столь привередливыми, — они уже подъезжали к столице. Хан-и ‘Алам ехал с большой помпой, его сопровождали колесница, запряженная быками, большие трубы, огромные цимбалы, барабаны, такие огромные, что для каждой пары требовался слон. Его свита растянулась на большое расстояние, и лишь после наступления вечера последний ее член въехал в город. По мере приближения к городу все более оживленной становилась дорога, то и дело раздавались продолжительные рукоплескания.

Позволив послам других стран въехать в город, шах выехал через боковые ворота встретить индийского посла Хан-и ‘Алама, который был уже перед самым городом. Вблизи ворот им подали легкий ужин, затем они поехали во дворец на площади Накш-и Джихан, где их давно уже ожидали. В этот вечер на площади были устроены иллюминация и грандиозный пир, на котором Хан-и ‘Алам занимал почетное место по правую руку от шаха.

Так описывает эти празднества в Исфахане вечером 19 июня 1619 г. очевидец и их непосредственный участник Пьетро делла Балле, см.: Viaggi, 2, с. 14-30; см. также: Edwards, с. 261-263; Фалсафи, 2, с. 227, 228, 288, 289, 312-315; 4, с. 59-62, 69-71, 91.

Столь большое внимание к индийскому послу со стороны шаха ‘Аббаса I было связано с будущими планами шаха в отношении Кандахара, находившегося в то время под властью императора Индии. Однажды шах, разговаривая с испанским послом, указал на Хан-и ‘Алама и сказал: «Вы видите индийского посла, который стоит там? Ежели император шах Салим не отдаст мне Кандахар, он увидит, что я сделаю!»

Фигероа датой торжественного въезда Хан-и ‘Алама в Исфахан, так же как и наш автор, называет 19 июня 1619 г.

Об этих событиях см.: Viaggi, 2, с. 34; Kuhnel, с. 174 и примеч. 1; Edwards, с. 260-263; Фалсафи, 2, с. 227, 228 и др.

(обратно)

1065

Этими словами заканчивается запись Искандара Мунши, сделанная им для нашего автора. Она представляет несомненный интерес, поскольку в «Та’рих-и ‘аламара-йи ‘Аббаси» приезд индийского посла в Исфахан в раджабе 1028/июне 1619 г. и праздничные торжества тех дней вообще не упоминаются.

Подробные сведения о празднествах по случаю приезда в Исфахан Хан-и ‘Алама, начавшихся в Исфахане вечером 19 июня, о банкетах и других церемониях, обставленных яркими иллюминациями и развлекательными зрелищами, сообщают их непосредственные участники — Пьетро делла Балле и испанский посол Дон Гарсиа де Сильва Фигероа, см.: Viaggi, 2, с. 14-30; Фалсафи, 2, с. 227, 228, 288, 289, 312-315; 4, с. 59-62, 69-71, 91.

(обратно)

1066

Мухаммад-Хусайн Челеби родился в Тебризе, был в числе приближенных Фархад-хана. После его убийства уехал в великую Мекку, совершил хаджж. Из Мекки он уехал в Индию и подвизался при дворе императора Нур ад-Дина Джихангира. Император послал его в Иран для покупки драгоценностей. На пути он сделал остановку в Герате, где встречался и беседовал с нашим автором. В тазкира «Хайр ал-байан» автор привел 2-3 бейта, вписанные в сафина самим Челеби, см.: Хайр ал-байан, л. 3766.

Из Герата Челеби уехал в Исфахан к шаху ‘Аббасу I. Купленные здесь драгоценности он отослал императору Индии, а сам остался в Исфахане, выстроив для себя в квартале ‘Аббасабад роскошный дом. Во время похода шаха ‘Аббаса I в 1033/1623 г. в Арабский Ирак и овладения им (1623-1624) Челеби некоторое время жил при гробницах имамов ‘Али и Хусайна в Кербеле и Наджафе. Во время осады турками Багдада вернулся в Исфахан, см.: Хайр ал-байан, л. 38б, 376б-377а.

Наличие при его имени слова челеби свидетельствует, видимо, о его принадлежности к братству маулави или бекташи; о значениях термина челеби см.: Марр, с. 99-150; Бартольд, 6, с. 429; EI², 2, с. 19 (B. Spuler).

(обратно)

1067

Т.е. автор «Ихйа ал-мулук».

(обратно)

1068

Год не указан. Однако из других источников известно, что шах ‘Аббас I, более двух лет державший в Иране Хан-и ‘Алама, в ша’бане 1029/ июле 1620 г. разрешил ему вернуться в Индию. Фалсафи (4, с. 92, 96) без ссылки на источник приводит конкретную дату — 16 ша’бана 1029/17 июля 1620 г.; Искандер Мунши упоминает об этом в событиях года Обезьяны.

В рассматриваемый период год Обезьяны тюрко-монгольского календаря соответствовал 1029 и 1030 г.х., Науруз пришелся на 15 раби’ II 1029/21 марта 1620 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 950, 951; Хасури ‘Али, с. 31. Следовательно, в нашем тексте речь идет о ша’бане 1029/июле 1620 г.

(обратно)

1069

Зайнал-бек Бигдили шамлу тушмал-баши — известный полководец Ирана. В ша’бане 1029/июле 1620 г. шах ‘Аббас направил его послом к императору Индии Нур ад-Дину Джихангиру. После возвращения из Индии он был награжден титулом «хан», а в 1034/1624-25 г. после смерти Карчикай-хана его назначили на высокий пост вакил ас-салтана и главнокомандующим Ирана, в 1036/1626-27 г. после похода на Багдад — ишик-акаси-баши и правителем Рея, см.: Та’рих-и ‘аламара, указатель; Фалсафи, 2, с. 97; 4, с. 92, 96-99, 105-107, 139, 300, 301.

Зайнал-хан продолжал пользоваться большим влиянием и при дворе преемника шаха ‘Аббаса I — Сафи I (1629-1642). Так, в джумада I 1038/январе 1629 г. ему была вручена печать вакиля, а в следующем году он был назначен главнокомандующим войсками Ирана. Однако после неудачного турецкого похода по наущению враждебно настроенной к нему придворной знати шах Сафи I казнил Зайнал-хана. Это случилось в среду 6 зу-л-хиджжа 1039/ 17 июля 1630 г., см.: Хуласат ас-сийар, л. 19б, 20а, 43а. Ту же дату казни Зайнал-хана привел Олеарий, см.: Олеарий, с. 872.

Тушмал-баши — «заведующий столом» шаха, осуществлявший контроль за шахской кухней и стоявший на первом месте среди подчиненных назиру. Тушмал-баши шел во главе процессии с яствами для шаха и его гостей от кухни и до стола или же до входа в гарем, если шах находился там со своими женами. Во время приемов тушмал-баши действовал как дегустатор пищи, стоя у входа в зал. Когда пища убиралась со стола, тушмал-баши имел право воткнуть свой нож в какое-либо из уносившихся блюд и отослать его, куда он хотел, см.: Тазкират ал-мулук, с. 13, 89 и особенно 137; Фалсафи, 2, с. 419.

(обратно)

1070

Самое раннее свидетельство о плане переброски вод р. Куранг (Карун), берущей истоки в горах Зардкух-и бахтийари, в р. Зайанде-руд с целью увеличения водных ресурсов Исфаханского оазиса относится ко времени шаха Тахмаспа I (1524-1576). Однако после первых неудачных попыток все работы были прекращены. При шахе ‘Аббасе I был разработан новый проект и начались строительство плотины и прокладка тоннеля сквозь горы Кухранг. Искандар Мунши дважды сообщает о ведущихся работах по отводу вод р. Куранг: в событиях года Обезьяны (= 1029/1619-20) и в событиях года Курицы (= 1030/1620-21). Именно в начале событий 1030 г.х. и сообщается об отъезде шаха на р. Куранг, чтобы проверить на месте состояние дел по строительству тоннеля и прокладке канала, см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 949, 950, 959. Однако шаху ‘Аббасу I так и не удалось осуществить свой замысел — помешала смерть. Делались попытки и позднее, например шахом ‘Аббасом II (1642-1666), но они тоже не имели успеха. Лишь в 1953 г. с помощью современной техники и иностранных специалистов иранцам удалось воплотить в жизнь «мечту шаха ‘Аббаса I» — посредством канала и тоннеля соединить воды рек Карун и Зайанде-руд, см.: EI², 4, с. 98 (статья Isfahan); Махмудийан, с. 113-116.

Приведенное пожелание свидетельствует о том, что автор писал эту часть своего сочинения тогда, когда эта инспекционная поездка еще не была завершена

(обратно)

1071

Араб., мусалла — место, отведенное для праздничной общественной молитвы под открытым небом, см.: Петрушевский, 1966, с. 88.

Мусалла Исфахана находилось в Барз-и Руд-и Джай, т.е. в той части города, которая расположена вдоль южного берега р. Зайанде-руд.

(обратно)

1072

‘Ид-и Гадир («праздник пруда Гадир»). Согласно шиитскому преданию, пророк Мухаммад во время своего последнего паломничества после заключения мира в 628 г. у пруда Гадир ал-хумм, расположенного с правой стороны от дороги из Мекки в Медину, сделал остановку. В произнесенной там речи Мухаммад якобы сказал: «Кто признает меня своим господином, тот должен и ‘Али признать своим господином». Эти слова шииты истолковали как решение Пророка признать ‘Али своим преемником и главою мусульманской общины, см.: Петрушевский, 1966, с. 242; Шиитские секты, с. 207, примеч. 38. Праздник по случаю провозглашения ‘Али преемником Мухаммеда приходится на 18 зу-л-хиджжа, и, следовательно, в данном случае автор имеет в виду 18 зу-л-хиджжа 1029/14 ноября 1620 г.

(обратно)

1073

Мирза Рафи’ ад-Дин Мухаммад «Халифа» Исфахани — сын известного улема Мира Шуджа’ ад-Дина Махмуди, который был родом из Мазандарана, из семьи Мир-и Бузург, правителя той области. Их предок, некий Низам ад-Дин, переехал в Исфахан, и с тех пор они жили в Исфахане и были известны там как саййиды «халифа».

В 1026/1617 г. после отставки с поста садра Кази-хана Сайфи Хасани Казвини Мир Рафи’ ад-Дин был назначен на высокую должность главного садра Сефевидской державы. После смерти своего дяди, Мирзы Рази ад-Дина Шахристани, в том же, 1026/1617 г. он женился на его вдове, дочери шаха ‘Аббаса I. Его стали называть навваб, так как он был как бы заместителем шаха в решении дел в соответствии с шариатом. Согласно Искандару Мунши, это был высокообразованный ученый муж, известный своей справедливостью и доброжелательностью, он умер в 1034/1624-25 г., см.: Та’рих-и ‘аламара, 3, с. 928, 929, 1013, 1040; Фалсафи, 2, с. 201; 3, с. 22, 248.

Должность садра (главы духовного ведомства) исправляли в сефевидском Иране два человека: садр-и хасса, или садр-и хасса-йи шарифа, — вторая по важности (после великого вазира) должность в административном аппарате, на маджлисах он сидел по правую руку от шаха; и садр-и ‘амма, или садр-и мамалик. Обычно обе должности поручались одному лицу, см.: Тазкират ал-мулук, с. 11, 122-125; Фалсафи, 2, с. 395, 396.

(обратно)

1074

‘Аббасабад и Хийабан — названия кварталов г. Исфахана (второй — в северной части города).

Дарб-и Даулат (или Дарвазе-йи Даулат) — также название квартала (соседнего с Хийабаном) и одноименной площади, на которой ныне находится здание городского муниципалитета (шахрдари).

(обратно)

1075

Имеется в виду мост Пол-е Аллахвирди-хан (по имени его строителя, известного генерала шаха ‘Аббаса I. О нем см. примеч. 307). Другое его название — Си-во-се-пол — «Мост 33 арок», построен через р. Зайанде-руд в 1602 г. (его протяженность — 360 м, ширина более 14 м). Мост делит знаменитый хийабан (проспект) Чахар-баг («Четыре сада») на две части: к югу от моста расположен верхний Чахар-баг, по обе стороны которого в сефевидское время находились большие парки; соответственно к северу от моста — нижний Чахар-баг, первоначально служил местом прогулок шахской семьи.

(обратно)

1076

В тексте пропуск, отмеченный издателем, см.: Ихйа ал-мулук, с. 523.

(обратно)

1077

Т.е. Бога.

(обратно)

Оглавление

ПРЕДИСЛОВИЕ

ХРОНИКА ВОСКРЕШЕНИЯ ЦАРЕЙ

  Вступление на правление [Систаном] малика Кутб ад-Дина б. Шах-‘Али

  Приход к власти Шах-Шамс ад-Дина ‘Али{64} вместо отца

  Обстоятельства прославленного государя Шах-Махмуда, да будет благоуханна его могила!

  Шах-Джалал ал-миллат ва-д-дин{78}

  Продолжение жизнеописания Шамс ад-Дина ‘Али

  Правление Малика Низам ад-Дина Йахйи{83}

  Вступление Малика Мухаммада на правление вместо отца

  Обстоятельства сыновей Шах-Махмуда до времени правления Малика Султан-Махмуда

  Правление Малика Султан-Махмуда сына Малика Йахйи сына Малика ‘Али в Систане в соответствии с божественным предопределением

  Окончание жизнеописания Малика Мухаммада после ухода с должности наместника Систана

  Рассказ о сыновьях [Абу Са’ида]: Шах-‘Али, Шах-Махмуде и Шах-Абу Исхаке

  Продолжение рассказа о правлении Малика Султан-Махмуда и причинах, вызвавших обиду на него у шаха Тахмаспа

  /160/ Правление [Ахмад-султана]{170}

  Правление [Мухаммад-султана Алаш-оглы]

  Правление [Сафи-Вали-халифы румлу]

  Прибытие Султана Хусайн-мирзы на правление Систаном

  Вступление на правление Систаном Бади ‘аз-Заман-мирзы Сафави{184}

  Продолжение рассказа о некоторых маликах — потомках Малика Кутб ад-Дина

  Малик Йахйа

  [Малик Абу Са’ид]

  Шах-Музаффар

  Шах-Мухаммад сын Шах-Наср ад-Дина

  Шах-Мухаммад сын Шах-Махмуда

  /176/ Обстоятельства сыновей Шах-‘Али, Шах-Махмуда и Шах-Абу Исхака

  Малик Гийас ад-Дин и братья

  [Шах-Хусайн]

  [Шах-Нусрат]

  Четыре сестры Малика Гийаса

  Дети Шах-Абу Исхака

  [Малик Наср ад-Дин Мухаммад]

  [Шах-Зайн ал-‘Абидин]

  [Малик Касим]

  Эмиры и йары. Амир Мухаммад сын Амира Махмуда

  Дети Амира Джамала

  Амир Мухаммад

  [Йар-Мухаммад и Йар-‘Али]

  [О накибах]

  /188/ Рассказ о накибах Зириха после смены правления [местных] маликов

  [Обстоятельства сипахсаларов]

  Продолжение рассказа о Бади’ аз-Заман-мирзе

  Правление Тимур-хана. Беспорядки в Систане

  Правление [Джа’фар-султана афшара]

  Правление верховного малика Малика Наджм ад-Дина Махмуда б. Малика Хайдара

  Правление Малика Мухаммада сына Малика Йахйи, [который был посажен на престол Систана] благодаря стараниям эмиров

  Рассказ о прибытии в Систан Музаффара Хусайн-мирзы

  /237/ Приезд Музаффара Хусайн-мирзы в Систан

  Рассказ о гибели Хасана Сикандара и Хаки от руки Джамала сына Хаджи Тахира

  Рассказ о строительстве крепости Джарунак Маликом Зарифом

  /266/ Известие о прибытии в Герат ‘Абдаллах-хана, властелина Турана{395}. Осада Герата. Окончание жизнеописания верховного малика

  Обстоятельства Малика Джалал ад-Дина Мухаммада{451} во время появления в Систане Рустам-мирзы. Окончание его жизнеописания

  Сыновья МаликаНаср ад-Дина Мухаммада

  Обстоятельства сыновей Малика Гийас ад-Дина

  Вступление на правление великого малика Малика Джалал ад-Дина Махмуда

  Сражение у плотины Банд-и Маудуд{530}

  Отъезд пишущего сию книгу в Кандахар

  Поездка великого малика в Ирак и его возвращение

  Обстоятельства детей Шах-Абу Исхака

  Отъезд великого малика, Малика Махмуди и [сего] раба из Кандахара в высокую ставку

  Окончание [рассказа] об обстоятельствах Малика Махмуди

  Немного о [местных] маликах

  Немного о маликах Фараха, их родословной и их родственных узах с маликами Систана

  Обстоятельства маликов Науфириста

  /428/ Родословная и жизнеописание великого эмира, предводителя великих и знатных [людей] Систана, Амира Хаджи Мухаммада и ряда [других] эмиров Систана; биографии эмиров [рода] Амира ‘Абдаллаха

  Обстоятельства эмиров Барзана

  Немного о положении эмиров [рода] Амира ‘Абдаллаха

  /434/ Рассказ о некоторых эмирах [из рода] Мира Саййид-Ахмада, до сих пор проживающих в Систане

  [Потомки Йар-Махмуда]

  Обстоятельства накибов Зириха

  Раисы Рамруда

  Раисы Хауздара и Кундара

  Сипахсалары (военачальники) пограничного района Сархадд

  /449/ Хатима (заключение) Та’рих-и ихйа ал-мулук. Жизнеописание автора сей рукописной [книги] от рождения до событий 1028/1619 г.{811} Опыт, приобретенный [им] в многочисленных поездках и походах.

  ПУТЕШЕСТВИЕ ПЕРВОЕ Поездка в Кандахар с целью привезти в страну Нимруз помощь

  /461/ ПУТЕШЕСТВИЕ ВТОРОЕ Отъезд из крепости Кал’а-йи Тракун. Приезд в Кандахар в обществе великого малика

  /463/ ПУТЕШЕСТВИЕ ТРЕТЬЕ Отъезд из Кандахара в Хорасан вместе с великим маликом и [моим] уважаемым братом, чтобы присоединиться к свите светлейшего и высочайшего наместника

  ПУТЕШЕСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ Переселение домов и людей маликов из Кандахара в Систан. Сбор систанцев, уехавших во время междоусобиц в Кандахар

  ПУТЕШЕСТВИЕ ПЯТОЕ Отъезд из Систана в Герат в обществе великого малика. Выступление оттуда в поход в Марв-и Шахиджан

  ПУТЕШЕСТВИЕ ШЕСТОЕ Поход в Балх, состоявшийся на служении светлейшему и высочайшему наместнику{865}

  /470/ ПУТЕШЕСТВИЕ СЕДЬМОЕ Поездка [сего] раба в Герат, Фарах и Гармсир. Возвращение в Систан

  ПУТЕШЕСТВИЕ ВОСЬМОЕ Поездка в пограничный район Сархадд, оттуда в Бин Фахл, Дизак и некоторые из местностей Кирмана

  ПУТЕШЕСТВИЕ ДЕВЯТОЕ Поход в Кандахар в обществе верховного малика и прославленных эмиров с целью завоевания той страны вечной весны

  ПУТЕШЕСТВИЕ ДЕСЯТОЕ Отъезд в мусульманский хаджж. После прикосновения к черному камню Ка’бы посещение [могилы] вождя людей{889}, благословение ему и мир

  ПУТЕШЕСТВИЕ ОДИННАДЦАТОЕ Поездка [сего] раба в сопровождении великого малика в Дизак и на границу Систана

  ПУТЕШЕСТВИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ Приезд из Систана в Фарах; улаживание взаимоотношений

  ПУТЕШЕСТВИЕ ТРИНАДЦАТОЕ Отъезд из Систана в Хорасан вместе с гаремом и остальными родственниками. Аллах — тот, кто помогает и споспешествует

  ПУТЕШЕСТВИЕ ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ Отъезд из Фараха в [Персидский] Ирак, [затем] волею Творца поход в Грузию, из Грузии — на побережье моря Синда и в Мекран; возвращение оттуда в Ирак, снова поездка по всему пограничному району и [всей] Грузии; переезд оттуда на летовья Азербайджана и возвращение в сторону Даники, подвластного Ширвану, оттуда отъезд в Фарах

  /513/ ПУТЕШЕСТВИЕ ПЯТНАДЦАТОЕ Отъезд в [Персидский] Ирак в соответствии с высочайшим приказом того, [кому] повинуется [весь] мир. Если будет угодно Богу, это путешествие закончится благополучно и успешно благодаря Его милости, великодушию, содействию, могуществу и [Его] власти

ПРИЛОЖЕНИЯ

  КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ НАЧАЛЬНЫХ ЧАСТЕЙ «ИХЙА АЛ-МУЛУК», ОПУЩЕННЫХ В ПЕРЕВОДЕ

    Глава первая

    Глава вторая

  ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

  СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

*** Примечания ***