Детский отпуск или провал (ЛП) [Ава Хантер] (fb2) читать онлайн

ДЕТСКИЙ ОТПУСК ИЛИ ПРОВАЛ

Просим НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Тик-ток, Инстаграм, Твиттер, Фейсбук.

Эта история адресована всем, кто пытается пройти по грани между материнством и женственностью, здравомыслием и борьбой. Материнство - это тяжело, так давайте же покончим с этим и найдем то счастье, которого вы заслуживаете.

ПЛЭЙЛИСТ

Spotify

Hotel Key | Old Dominion

Morgan Wallen | Sand in My Boots

Some Nights | Fun.

Stars | Grace Potter and the Nocturnals

At the Beach | The Avett Brothers

I Saw the Light | Hank Williams

Galway Girl | Steve Earl

Water Me | Lizzo

Waves | Luke Bryan

Toes | Zac Brown Band

Girl from the North Country | Bob Dylan & Johnny Cash

C Sections and Railway Trestles | The Avett Brothers

The Mother | Brandi Carlile

Внимание.

Следующая страница содержит триггерные предупреждения.

Пожалуйста, пропустите ее, если хотите избежать спойлерного содержания.

Заметка от Авы

Уважаемый читатель,

Эта книга содержит описательную травматическую сцену родов, а также краткие упоминания о смерти супруга в прошлом от несчастного случая и смерти родителя от рака.

Если ты чувствителен к подобным темам, пожалуйста, воспользуйся этим предупреждением, чтобы принять взвешенное решение о том, стоит ли продолжать эту историю.

Но я всегда обещаю счастливый конец и рычащего горного человека.

С большой любовью и со всеми добрыми пожеланиями,

Ава

Детский отпуск

Расслабляющий или романтический отпуск, в который будущие родители отправляются незадолго до рождения ребенка.

Накануне третьего триместра двое незнакомых людей оказываются вместе среди шепчущих пальм Мексики, чтобы провести мучительный недельный детский отпуск.

Детский отпуск считается особым временем для матери и отца, когда они влюбляются в своего ребенка... и друг в друга.

I

ГЛАВА 1

Зажги, раскрепостись, переспи.

Тесси Трулав живет для того, чтобы вычеркнуть все пункты из своего тщательно продуманного плана - три приоритетные задачи в день. Но эта конкретная просьба не попала в список.

Как бы ей этого ни хотелось.

Тесс закрывает свой планер на завтрашнем длинном списке дел. Решительно вздохнув, она поворачивается на барном стуле и осматривает промозглый бар в Теннесси, который местные жители называют "Медвежье ухо". Она умеет ценить заведение. Черт возьми, она выросла в таком заведении. Погружение в воду может стать уроком смелого сочетания деталей и нестандартного мышления. Автоматически ее мысли переходят к оформлению угрюмого помещения. Она ничего не может с этим поделать. Это укоренилось. Стены не мешало бы покрасить. Она бы отказалась от рогов. Маленьких пушистых зверьков. Избавилась бы от деревянного пивного холодильника. Добавила черные подковообразные кабинки для плавности линий. Оставила громкую музыку. Веселое кантри с ритмом.

Местные жители и туристы ссорятся из-за пива и кабинок. В углу грохочет мальчишник, мужчины с мужским азартом хлещут рюмки. Певец из музыкального автомата поет о виски и о том, как в пятьдесят третьем году его бывшая жена всадила в него два патрона со свинцом. Тесси щурится на табличку за барной стойкой, провозглашающую "Медвежье ухо" обязательным местом для посещения.

Выпить.

Ей нужно выпить.

И, может быть, прививку от столбняка.

Приподнявшись на табурете, она протягивает руку бармену.

— Извини. У тебя есть карта вин?

Он хмурится, с безрассудством протягивая ей разливное.

— Пиво или ликер, блонди. Это все, что мы подаем.

Она выдерживает его жесткий взгляд.

— Меня зовут Тесс, а тебя?

Он вздыхает.

Она сжимает ладони в молитвенной позе.

— Мне действительно нужен бокал вина.

Еще один вздох.

— Текила подойдет?

Вдохнув, готовая говорить, готовая применить свою лучшую магию, она облокотилась на барную стойку и встретилась взглядом с мужчиной.

— Послушай, я не для того работала по семнадцать часов в сутки, не для того заблудилась на этих пыльных дорогах, чтобы пить жалкую текилу в захудалом баре с календарями с обнаженкой на стене и музыкальным автоматом, бьющим по барабанным перепонкам. Не обижайся. После такого дня я заслужила бокал вина.

У бармена дергается челюсть.

— Пожалуйста. — Она поднимает подбородок и сужает взгляд.

Он останавливается. Вытирает тряпку о стойку. Наклоняет голову. Затем делает вздох поражения.

— Красное или белое?

Она улыбается.

— Белое, пожалуйста. Со льдом.

Он скривил губы.

— Не напивайся.

Он засовывает руку в древний холодильник и копается там, пока не достает пыльную бутылку. Вино - полупрозрачное белое с персиковым оттенком. Ей не нужно доставать из сумки книгу Pantone, чтобы понять, какой цвет она бы присвоила этому напитку.

Swatch 9180.

Она живет по цветам Pantone. Они - блаженный порядок. Аккуратные квадратики, которые точно говорят человеку, чего от него ожидать. Никаких сюрпризов, никакого хаоса.

Тесс подпрыгивает, когда бармен с неодобрением ставит бутылку вина на стойку бара перед ней.

— Спасибо...

Тесс замирает на полуслове, когда он торопливо отходит к более шумным посетителям. По крайней мере, он оставил ей бутылку.

— Тебе, — пробормотала она, отбросив этикет и опершись локтями на лакированную поверхность перед собой, а затем опустив лицо на руки.

Даже бармен ее ненавидит. А почему бы и нет? Она ужасна.

Ужасная Тесс.

Она хмурится. Чертов Атлас. Это он дал ей это ужасное прозвище, после той истории с ковровой дорожкой на стене много лет назад.

Обычно она довольствуется прозвищем «Ужасная Тесс», потому что это означает, что она выполняет работу для своих клиентов. И скорее она, чем ее стажеры, принимает на себя гнев Атласа.

Но сегодня она празднует в глуши. В одиночестве.

Как обычно.

Набравшись оптимизма, Тесс закрывает глаза и глубоко вдыхает, изо всех сил стараясь сосредоточиться на своем главном достижении дня.

Недавно открывшийся отель «Grey & Grace» в Нэшвилле - главное событие в ее портфолио. Популярный кантри-певец открыл бар на Бродвее и выбрал ее главным дизайнером. Проект, длившийся два года, наконец-то завершен. Если это не послужит основанием для ее продвижения по службе в Atlas Rose Interiors - всемирно известной фирме, занимающейся дизайном интерьеров для знаменитостей, - ничто не поможет.

После торжественного открытия и встречи с клиентом Тесси предложила младшим сотрудникам отдела дизайна выпить по рюмке.

Они посмотрели на нее как на сумасшедшую.

— Приобрети себе жизнь, леди. — Один из стажеров хмыкнул, прежде чем они ушли.

Она открыла рот, чтобы сказать:

— У меня есть жизнь, — но так же резко закрыла его. Свен-стажер был прав. У нее нет жизни. У нее есть работа, злой начальник, доски настроения и палитра Pantone. У нее есть записи, ванна с пеной и бокал вина, когда она находит время.

Кто может их винить?

Кто захочет общаться с ней после того, как она целый день отдает приказы?

Она едва ли хочет общаться с самой собой.

Именно это осознание, леденящее душу и бьющее по лицу, заставило ее закрутиться. Это заставило ее схватить ключи от арендованной машины, нажать на газ и поехать. Просто ехать. Прочь из города, на пыльные проселочные дороги.

В поисках передышки. Ей нужен был момент на то, чтобы стать той самой, очень нескромной, не очень ужасной Тесс, которой она стала.

И она нашла бар, где ей не нужно быть собой. В городе, где ее никто не знает. В ночь, когда ей не нужно прятаться за профессиональным фасадом. Где никто не назовет ее ужасной.

Может быть, слова кузины Эш - зажги, раскрепостись, переспи - стоит принять во внимание.

Потому что завтра она вернется к крысиным бегам Лос-Анджелеса.

Завтра она снова станет Ужасной Тесс.

Она рассматривает свои ногти с золотыми наконечниками и допивает остатки вина. Наполняет бокал до краев.

Она любит свою работу.

Но на одну ночь она хочет забыться.

Совершить ошибки.

Повеселиться.

Тесси никогда не ожидала, что вся ее жизнь будет посвящена работе. Но вот ей тридцать два года, и это именно то, чем она занималась - то, что у нее хорошо получается. Спать в одиночестве. Работать по шестнадцать часов в сутки. Заводить знакомых, а не друзей. Проводить все свое время в выставочных залах, таская тяжелые контейнеры с образцами плитки и тканей, пытаясь угодить клиентам. Вырывать самые красивые части старинных домов, чтобы освободить место для унылых серых полов и таких же скучных открытых планировок. Целовать Атласа в задницу и пополнять его рецепт на ксанакс, чтобы получить шанс стать старшим дизайнером.

Она потягивает вино.

Боже, помоги ей, если отель, который она спроектировала в одиночку, не принесет ей счета в Penny Pain, она бросится в реку Камберленд. Она поплывет обратно в Лос-Анджелес, ее безупречный макияж будет испорчен. Великолепный труп, но, тем не менее, мертвый, безработный, раздувшийся труп.

И все же.

Работа может не любить ее в ответ, но она не разбивает ей сердце.

Работа - это ее жизнь. Потому что Тесси может на пальцах одной руки пересчитать количество людей, которые ее бросили. А если сложить все пальцы, то получится кулак. А кулаки - это чертовски больно.

Ее собственные деньги. Ее собственная жизнь.

Неразрушимая.

Кроме сегодняшнего вечера.

Сегодня, может быть, она могла бы добавить немного разрушения.

Волнение. Знакомое электричество щелкнуло в ее душе. Всплыла прежняя Тесси. Смелая девушка, которая два года работала за столиками, чтобы свести концы с концами после колледжа, которая охотилась за старыми пластинками и бутылочками с лекарствами в антикварных магазинах, когда начала заниматься оформлением типовых домов. Не Ужасная Тесс, которая кричит на стажеров, когда те забывают взбить подушки перед визитом клиента.

Тесси закатывает глаза на обезьяньи звуки, доносящиеся с мальчишника, а затем опускает взгляд на себя. Она недостаточно погружена в себя.

Она стягивает с себя пиджак, оставаясь в черной шелковой майке и рваных джинсах, в которые переоделась перед тем, как отправиться на ночь. Быстрым движением руки она распускает свои золотистые волосы и кладет французскую заколку рядом со своим бокалом для вина.

Свобода.

Она смотрит на напиток в своей руке.

И алкоголь.

Если бы Эш была здесь, она бы быстро отшлепала Тесси по заднице и повторила бы приказ, который та дала ей перед посадкой на самолет в аэропорту Лос-Анджелеса.

Зажги, раскрепостись, переспи.

Тесс пожевала свою полную нижнюю губу.

Мысль заманчивая. Она не трахалась уже сколько? Тысячелетие? По крайней мере, с тех пор, как появились концепции открытого пола.

Но прежде чем она успевает отговорить себя от этой мысли, раздается громкий смех. Наклонившись вперед, Тесси смотрит на длинную барную стойку. Шестью местами от нее, мужчина с песочно-светлыми волосами визжит, как гиена, а рядом с ним...

Ее взгляд останавливается на человеке-звере, неподвижно сидящем на барном стуле. Его суровое лицо искажено болью, он смотрит в пространство, словно ищет выход, и выглядит так же неуютно, как и она.

Но, кроме этого, он... горяч.

Чертовски горяч.

Она сужает взгляд. Пристально. Оценивая.

Ее мозг замыкается, когда она впивается в него. Он высокий, даже сгорбившись над барной стойкой, телосложение широкое. На нем черная рубашка из буйволовой шерсти, черные ботинки лесоруба и выцветшие джинсы. Его черные волосы по-идиотски запутаны, спереди они длиннее, а сзади подстрижены. Рукава рубашки закатаны до локтей, обнажая массивные, жилистые предплечья, покрытые темными волосами и яростными разноцветными татуировками.

Покачивая головой в такт своей подруге, он отстукивает ритм песни в стиле кантри.

Тесси вся замирает.

Он бы понравился ее маме.

Она хмурится от этой навязчивой мысли.

И тут же смеется, вспоминая бар, где работала ее мать.

Она сидела в этой грязной будке, свесив ноги через край, и делала уроки. Ее мать убирала со столов и разливала пиво, подпевая музыкальному автомату о ковбоях в далеких странах. Она принесла домой проигрыватель, чтобы они могли слушать своих ковбоев на виниле. Поздно вечером они сидели у проигрывателя, и мама доставала альбом за альбомом. Она знала их всех: Джордж Джонс. Уэйлон Дженнингс. Мерл Хаггард. Хэнк Уильямс. Ковбои старой школы.

А вот этот человек. Он не ковбой.

Она тщательно осматривает его. Эта борода. Стриженая, аккуратно подстриженная. Как у горца. Грубый. Суровый. Она уверена, что он из тех, кто работает руками. У него мозоли на кончиках пальцев, но мягкие прикосновения. А поцелуи похожи на сон.

Фантазию.

Подняв бокал к губам, она осушила вино. Она могла бы пофантазировать.

На что похож его голос?

Раскаты грома? Наждачная бумага? Она вздрагивает от этой мысли.

Музыка, вино, вид человека-горы заставили Тесси расслабиться, раскрепоститься, приготовиться к веселью, захотеть танцевать. Потанцевать, как дурочка, на барном стуле под жесткий рок, играющий в баре.

Все внутри нее ярко и гулко. Шквал эмоций. Она не хочет играть спокойно. Только на одну ночь.

Изогнув губы, она с благодарностью смотрит на музыкальный автомат.

Она может это сделать. Она может танцевать. Стать неистовой танцовщицей. Здесь ее никто не знает. Что плохого может случиться?

Она выпьет вина.

Зажжет.

Она улыбается, снимая туфли на красной подошве.

Освободиться.

ГЛАВА 2

Умершая жена Соломона Уайлдера говорит ему, что нужно переспать.

Голос Серены звучит в его сознании четко, как день. Спустя семь лет он, возможно, не помнит всех прелестных ракурсов ее лица и глубокого кобальтового цвета радужки, но ее ровный голос никогда не покидал его. Всегда подталкивал, когда ему нужен был хороший пинок под зад. Призывающий его двигаться. Даже когда он этого не хочет.

— Ты отпугиваешь девушек, Сол. — Низкий голос звучит в его ухе. — У тебя такое хмурое лицо, парень.

Он ворчит, когда Хаулер хлопает его по плечу. Его лучший друг наклоняется ближе, хищно вздергивая брови.

— Расслабься.

Покручивая обручальное кольцо на костяшке со шрамом, Соломон говорит:

— Мы должны заниматься исследованиями. — Он подносит к губам янтарную бутылку. Опустошает ее. — Смотреть на девушек не считается исследованием.

Хаулер стонет достаточно громко, чтобы его было слышно за музыкой.

— Почему ты такой? Я наконец-то вытащил тебя из дома, а ты заставил меня лететь сюда в одиночку.

Соломон проводит рукой по лицу. Его друг набрался чертовской наглости и просит его бросить свой домик, свою собаку и свою гору. Уговаривает его на восьмичасовой перелет в Нэшвилл, когда он уже пятнадцать лет не покидал свой маленький городок Чинук, штат Аляска.

Рекогносцировка (прим. Разведка), как Хаулер назвал это.

Для их разбитого, разгромленного бара.

Howler's Roost.

Помещенный в старой силосной башне, бар они открыли, когда им было по двадцать с небольшим лет. Снаружи бар выглядел убого, но внутри он не был похож ни на одно другое заведение в их маленьком городке Чинук. Еда и напитки высшего класса для местных жителей. Оба мужчины хотели по-своему реализовать свои творческие способности. Хаулер готовил крафтовые коктейли. Соломон создал паб с местной кухней. И они процветали. ...пока не умерла Серена.

Изначально они задумывали это заведение как тусовку для местных жителей, но как только Хаулер сел за барную стойку и начал экспериментировать с коктейлями, сюда потянулись туристы. Это место называют самым секретным на Аляске.

А полгода назад известный кантри-певец из Нэшвилла нанес "Howler's Roost" на карту. Он застрял после концерта, а когда вернулся домой, заявил журналу Food & Wine, что в баре подают самый лучший коктейль, который он когда-либо пробовал.

Внимание к бару с тех пор не вызывает ничего, кроме хаоса. Благодаря этому Howler's Roost стал местом, куда люди стремятся попасть. Они прыгают на самолеты из Анкориджа только для того, чтобы попробовать фирменный коктейль "Рыжий пасынок". Хаулер запасается продуктами, чтобы они не закончились.

После того как в прошлом году снежная буря повредила крышу, его лучший друг ухватился за возможность наконец-то провести в Howler's Roost столь необходимый ремонт.

Вот тут-то и возникла эта поездка в Нэшвилл. Они изучают бары, чтобы вдохновиться на ремонт. «Медвежье ухо» - это придорожный бар, известный своими микропивом и бургерами.

Конечно, Соломон уже давно не занимается ресторанным бизнесом, но позволить своему бару разрушиться и сгореть - не вариант.

Даже если именно поэтому бар и пришел в упадок.

Потому что его там не было. История его проклятой жизни.

Хаулер издал мучительный вздох, подпрыгивая на барном стуле.

— Ты меня убиваешь, чувак. Я впервые за много лет спустил тебя с горы, а ты только хмуришься.

Соломон скрещивает руки.

— В Чинуке я тоже хмурился.

— Как-будто я не знаю. — Хаулер машет рукой на тарелку с яичными рулетиками между ними. — Как тебе еда?

— Отлично.

— Это не твое. — Он обводит пальцем вокруг тарелки, показывая на две порции виски. — Ты делаешь мне одолжение, находясь здесь. Мы можем списать это на деловые расходы; раздраженного бывшего шеф-повара, которому нужно чертовски хорошо провести время. — Оттолкнувшись от стойки, он откидывается назад и осматривает комнату. — А как насчет нее?

Не поворачивая головы, Соломон отвечает:

— Нет.

— Она?

— Хаулер.

— Слушай, я знаю, что твои навыки флирта устарели...

Соломон поднимает виски и подносит его к губам.

— Мертвы и похоронены.

— Это экскурсия, праздник. Твой член - последнее средство. — Понизив свой солнечный голос, Хаулер наклонился к нему. Теперь он серьезен. — Чувак. Ты достаточно долго искупал свою вину.

Да. Искупал.

Первые несколько лет он потратил на то, чтобы понять, кем он был без нее. Теперь то, что раньше было любовью, стало долгом. Вина. Обязанность. Тяжелое упрямство поставить Серену на первое место в смерти, потому что в жизни он этого не сделал.

— Серена бы поняла, — говорит Хаулер.

Он скрежещет коренными зубами и прослеживает текстуру древесины столешницы бара. Он приехал сюда не для того, чтобы быстро напиться.

Он приехал сюда, чтобы провести исследование, помочь своему лучшему другу собрать бар, а потом вернуться в Чинук.

— Как насчет Златовласки?

Соломон отхлебнул виски и уставился на друга, готовый сказать ему, чтобы он заткнулся, что они здесь всю ночь, что завтра им рано вставать. Но волчья улыбка на лице Хаулера заставляет его крутануться на табурете.

Там, в центре бара, стоит одинокая девушка, которая превратила пол в свой личный танцевальный клуб.

Он не может не смотреть. Она танцует под песню Джорджа Стрейта, но у нее нет ритма. Она хлопает не в такт, но все равно трясет бедрами, взмахивает длинными светлыми волосами и смеется, как великолепная, танцующая девчонка.

Чертовски красивая.

У него пересохло во рту. Такое ощущение, что он только что нашел золото. Да и девушка выглядит так же.

Откинув голову назад, Хаулер гогочет и потирает руки.

— Она просто прелесть.

— Не смейся, — приказывает Соломон и бросает на друга взгляд. — Она веселится. Позволь ей. — Девушка танцует в такт музыке, беззаботно покачиваясь. Бокал в руке, вино переливается через край и льется на пол, не обращая внимания на поднятые брови.

Она невысокая, но эти ноги. И эти чертовы глаза. Большие, карие, с бахромой длинных темных ресниц.

Она босиком, не обращая внимания на пыльные доски под ногами, пролитое пиво, раздавленные орешки. Ее черная майка спускается, обнажая изгиб груди. Ее рваные джинсы практически нарисованы, демонстрируя ее задницу. Она загорелая - возможно, туристка. Но чертовски красивая. Она притягивает его взгляд и держит его в плену. Он не смотрел так на женщину со времен Серены. Лицо его жены размыто. А вот лицо этой девушки - нет. В ней что-то есть. Веселая, кокетливая, беззаботная тяга, которая заставляет его жаждать узнать ее.

Женщины. Общение. Не считая матери и сестер, прошло семь долгих лет.

Голос Серены шепчет: Пора, Соломон. Шевели задницей, бородатый дурак.

Но не успел он встать, как в углу к девушке пробирается симпатичный парень с мальчишника. Соломон следит за ним, как акула. Он знает этот взгляд. Оторванный воротник. Волчья усмешка. В поисках. Он уже достаточно напугал неудачников, подглядывающих за его сестрами, чтобы понять, что этот парень заинтересован только в том, чтобы воспользоваться ею.

Затем, обращаясь к своим друзьям, холостяк делает непристойный жест в сторону спины девушки. Не прикасаясь к ней, он обводит ладонями ее фигуру, делает вид, что обхватывает ее бедра, а затем выпячивает в ее сторону свою промежность.

Соломон резко вдыхает, его кровь закипает. Его пальцы обхватывают стакан с виски, а костяшки пальцев белеют.

— Остынь, чувак. — Хаулер застонал.

Он соскальзывает с табурета.

Зарывшись лицом в ладони, Хаулер поворачивается на табурете лицом к бару. Если полетят кулаки, у него будет возможность правдоподобно отрицать свою вину.

Соломон встает в полный рост и бросает на парня взгляд. Все, что нужно. Взгляд, говорящий, что еще один шаг - и он оторвет ему голову. Тяжело вздохнув, парень поджимает хвост и удаляется на свой мальчишник.

Не обращая внимания на удаляющегося ухажера, девушка успевает заметить Соломона прежде, чем он успевает отступить, и ее внимание останавливается на нем. Высокие скулы, полные губы, широко расставленные карие глаза, сверкающие, как роса. Он делает вдох, надеясь замедлить стук своего сердца.

— Привет, — говорит она, произнося слова без малейшего акцента. Она приподнимается на носочках, ногти на ее ногах сверкают розовым на фоне бронзовой кожи. Она хватает его за предплечье, в ее голосе звучит надежда. — Ты пришел потанцевать, горный человек?

— Я не танцую, — ответил он, и слова прозвучали грубее, чем он хотел сказать.

Позади него Хаулер испустил измученный вздох, за которым последовал «чувак».

Черт. Он был чертовски угрюм.

Ее милое лицо скривилось от разочарования, а глаза, когда-то сверкавшие, теперь потускнели.

— Ох...

Он внутренне застонал и поскреб рукой бороду. Что за проблема, черт возьми? Она хочет музыкальный автомат и два шага, а он, черт возьми, должен быть тем человеком, который ей это даст.

— Хочешь выпить? — спрашивает он, собираясь с силами и молясь, чтобы ему удалось удержать ее в своей орбите еще немного. Это неестественно. Его голос. Его предложение.

Она смотрит на него из-под темных ресниц, низко опустив подбородок.

— Да, пожалуйста. — Ее тон становится хриплым. Флиртующим.

Христос. Он задерживается на ее губах. Розовые, как глазированный пончик. Пухлые.

Вслед за девушкой Соломон направляется к бару, не обращая внимания на то, как тесно ему в промежности брюк.

— Вино? — спрашивает он через плечо.

— А что ты пьешь?

— Виски.

— Тогда, мне то же самое.

Бармен протирает тряпкой лакированную деревянную поверхность и говорит:

— Привет, босс. Что вам налить?

Девушка хмурится.

— Конечно. Он знает тебя.

— Два Blanton's, — говорит он.

— Отлично. — Пока они ждут виски, Соломон опирается рукой на стойку, чтобы успеть взять счет раньше, чем она. Резко втягивает воздух. Соломон видит это в ту же секунду, когда осознание приходит на ее лицо. Ее хорошее время остановилось.

Ее глаза расширяются, затем сужаются, когда ее взгляд останавливается на его обручальном кольце.

— Ты женат?

Черт.

— Нет. — Это все, что он сказал. Все, что он может сказать.

Она поворачивает шею, чтобы посмотреть на Хаулера с другой стороны. В ответ он поднимает виски. — Честь скаута.

— Пойдем, — предлагает Соломон, желая объяснить. — Хочешь подышать воздухом? Давай выйдем на улицу.

После секундного колебания и пристального взгляда она кивает.

— Хорошо. — Она вскидывает бровь. — Но у меня есть булава. (прим. ударное холодное оружие в виде тяжёлого металлического шара на рукоятке)

— Я ценю это. — Он борется с желанием улыбнуться, ему нравится ее нахальство.

С виски в руке, он протягивает руку, жестом предлагая ей идти первой. Его сердцебиение отдается в ушах, когда она подходит к своему табурету, берет сумочку и опускается на каблуки, мгновенно прибавив в росте пять сантиметров.

Хаулер показывает большой палец вверх, и он хмурится в ответ.

Они выходят на неосвещенное заднее крыльцо и спускаются по ступенькам. Сцепив пальцы и затаив дыхание, они заходят в лес с высокими вечнозелеными деревьями. Девушка вздрагивает и накидывает пиджак, чтобы защититься от пронизывающего мартовского ветра. По мере того как они углубляются в деревья, шум транспорта сменяется стрекотом сверчков. Бар "Медвежье ухо", может быть, и находится на окраине Нэшвилла, но для Соломона это все равно слишком большой город.

— Итак, — спрашивает она, нахмурив брови и слегка нахмурив губы. — Ты действительно не женат? Потому что если да, то я не хочу быть этой девушкой. Совсем.

Необходимость быть честным переполняет его. Потому что здесь, в этом незнакомом баре, с этой незнакомой девушкой, он чувствует, что может быть самим собой.

Это похоже на новое начало.

— Нет. Я не такой. Ее уже давно нет. — Он опускает подбородок, крутит золотое кольцо на пальце. — Никогда не было подходящего момента, чтобы снять его.

На мгновение она замолкает. Обдумывая его признание, прикидывая, не является ли он мудаком, который будет врать о мертвой жене.

— Я понимаю. Жить дальше трудно. — Ее мягкий, грустный тон говорит о том, что она тоже кого-то потеряла.

— Откуда ты? — спрашивает он, ища способ заполнить тишину.

Как только эти слова слетают с его губ, он проклинает себя. Клишированная болтовня, от которой он вздрагивает.

Черт.

Хаулер прав. Он заржавел как черт.

— Нет. — Она поднимает руку, не отрывая внимания от ручья, сверкающего в лунном свете. — Давай заключим сделку. Никакой конкретики. — Когда он вскидывает бровь, она уточняет. — Сегодня вечером я - это не я, а ты - это не ты.

Он кивает, оценив ее предложение. Ему нравится, что он может притвориться кем-то другим. Человеком, который не потерял жену семь лет назад. И не был безбрачным столько же лет. Они не будут мешать друг другу, несмотря на то, что в его голове проносится сотня личных вопросов. Как ее зовут? Чем она занимается? Почему она здесь? Как ей удалось стать такой чертовски красивой?

Он кивает. Глотает виски.

— По-моему, неплохо.

От ее улыбки у него слабеют колени.

Господи. Хаулер был прав. Ему нужно больше гулять. Улыбка не должна отправлять его в могилу.

Она прислонилась к дереву и ковыряет кору. Она делает длинный глоток виски, легко дыша от горькости. Затем она откидывает голову назад, вздрагивает роскошными ресницами и задыхается.

— Что такое? — спросил он, проследив за ее взглядом.

— Звезды. — Она смотрит на небо. — Я не могу видеть звезды там, откуда я родом. Не так.

Так он и думал. Она из большого города.

— Здесь нет светового загрязнения, — объясняет Соломон, поднимая бокал к губам. — Я знаю лучший вид.

Она поднимает бровь, любопытствуя, но молчит.

— Мой родной город - одно из лучших мест в мире для наблюдения за звездами.

— Правда? — спросила она, поворачивая голову, чтобы посмотреть на него, ее волосы колышутся, посылая в его сторону аромат ее духов.

— Да. — Он придвигается к ней ближе. Она пахнет так, словно ее окунули в солнечный свет и ваниль. — Один личный вопрос. Но пусть он будет расплывчатым и слегка неинтересным. — Он не может удержаться. — Почему ты здесь сегодня?

Она поворачивается к нему лицом, ее красивое лицо открыто и уязвимо в темноте. С этим движением странность между ними рассеивается. Осталась только уютная тишина двух людей, которые знают друг друга всегда.

Она делает вдох и сосредотачивается на чем-то за его плечом.

— Убежала - это приемлемый ответ?

— Возможно. — Он пожимает плечами и делает еще один глоток виски.

— Я слишком много работаю, — тихо начала она. — У меня нет жизни. — Она отводит взгляд, словно смущаясь своего признания, затем снова смотрит на небо. — Или любви. У меня нет звезд. Моя мама всегда говорила: найди свои звезды, но у меня их нет. И никогда не было.

Грусть в ее голосе распирает его грудь.

— Звучит одиноко.

— Мне всегда одиноко, — вздохнула она, снова обращая на него свой взор.

Ее глаза вспыхивают, как вода, словно говоря: «Спаси меня».

Возьми меня.

И он берет. Он не может удержаться.

Соломон подходит ближе, обнимает ее и прижимается к ее рту. Он хочет ощутить ее запах на своей коже. На его бороде.

Она хнычет, скользит своими маленькими ручками по его груди, углубляя поцелуй.

Давно похороненное вожделение клокочет внутри него, царапая края его семилетней засухи. Рука была его единственным спутником за все это время. Словно напоминая ему о том, каким идиотом он был в своей монашеской преданности, из его уст вырывается рваный стон. Проклятье, нет ничего лучше этих сладких губ, прекрасной девушки в его объятиях, ее теплых, мягких изгибов, прижавшихся к нему в эту прохладную ночь.

Она маленькая и такая чертовски великолепная. Он просто может потерять голову.

Эта девушка. Его.

Мысль - это крушение поезда. Сосущий удар.

Крепче прижавшись к ней, он переместил руки к ее лицу, ее волосы запутались между его большими пальцами. Это пытка. Его член в штанах превратился в стальной стержень, и он хочет большего. Он хочет больше, но она...

Черт.

Он отрывается от нее. Делает шаг назад, обхватывая ее руками за плечи.

Она задыхается, когда его рот оказывается на ее губах.

— Что случилось? — Она моргает, ее пухлый розовый рот открыт в замешательстве.

— Ты пьяна, — хмыкнул он. Он привел ее сюда не для того, чтобы трахать. — Я не могу этого сделать. — Хотя его член кричит об обратном. У него три сестры. Если бы какой-то парень воспользовался ими? Он бы их убил нахрен. Она смеется, мелодичным смехом, который заставляет пламя желания лизать стенки его груди.

— О, может быть, у меня очень тонкий винный кайф, но я не теряю рассудка. Я не пьяна. — Она проводит ладонью по его щеке, и это прикосновение подобно щелчку электричества. — Клянусь. Я могу рассказать алфавит задом наперед. — И она произносит его.

Он смеется вслух, кажется, впервые за всю жизнь.

— Ты все еще не убедила меня.

— Не будь таким джентльменом. — Она фыркает. Ее полные губы изгибаются, она поднимается на цыпочки и прижимается к нему.

— Поцелуй меня, красивый идиот.

Сжав челюсти, Соломон покачал головой, хотя в нем боролись вожделение и осторожность.

И тут он видит это. Ее выражение лица. Пылающие карие глаза. Надутые губы. Розовый румянец, окрасивший ее щеки. Если он отправит ее обратно в бар, она найдет кого-нибудь другого.

Черт возьми, если он позволит этому случиться. Он хочет поцеловать ее больше, чем воздух.

Наклонившись ближе, он запустил руку в шелковистые светлые волосы и захватил ее рот своим. Поцелуй голодный и нежный, от него перехватывает дыхание.

Черт.

Он рискует потерять контроль над собой. Закипеть. Из него вырывается неловкий стон.

Девушка разрывает поцелуй, тяжело дыша. Взгляд ее дикий, хищный, сияющий.

— Ты живешь здесь? — спрашивает она, глядя на него тяжелыми глазами.

— У меня есть комната. В мотеле за углом.

— Отведи меня туда. — Она снова прильнула к его губам. — Покажи мне все звезды.

Девушка притягивает его лицо к своему, и он заключает ее в объятия, крепко прижимая к себе. Как будто если он отпустит ее, она исчезнет. Он ответит этой женщине. Черт возьми, он даст ей все, что она хочет, и даже больше.

Одна ночь, без имен, два удара сердца и все звезды во Вселенной.

II

ГЛАВА 3

6 МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ

Прошло девять миллионов сто шестьдесят девять дней с тех пор, как Тесс Трулав в последний раз занималась сексом.

Или, по крайней мере, так кажется.

Сто восемьдесят два, примерно.

Рев двигателя крана-паука заглушает шум лос-анджелесского движения, когда оператор поднимает гигантскую бетонную статую в сад пентхауса Пенни Пейн. Ей сказали, что это скульптура трех сатиров, весело танцующих, - Тесс сузила глаза и покачала головой, - но для нее она выглядит как фаллос.

Пенис.

Член.

Большой член.

Она прикусывает губу.

Большой твердый бородатый...

Вопль крана вырывает ее из раздумий.

— Осторожно! — кричит она, вскидывая руки вверх, словно футбольный судья. Она бросает взгляд на беспечного оператора. — Эта статуя стоит больше, чем твоя арендная плата. — Ее язвительный взгляд переходит на долговязого стажера. — Еще раз проглотишь кофе, Ян, и я выверну тебе челюсть.

Вдохнув поглубже, чтобы сдержать скачок артериального давления, Тесс ждет, пока она проследит за тем, как статуя будет доставлена в сад, а затем начнет последний осмотр дома своего клиента - роскошного пентхауса в центре Лос-Анджелеса. Ее каблуки цокают по марокканской плитке, пока она проверяет последние штрихи. Она вдыхает. Шелк. Солнечный свет. Смог. Она останавливается у кушетки для обмороков, чтобы провести пальцами по бархатной текстуре подушки с надписью KEEP CALM AND DIE HERE (пер. СОХРАНЯЙ СПОКОЙСТВИЕ И УМРИ ЗДЕСЬ). Опустившись как можно ниже, она поправляет маленькое надгробие с крылатым черепом и песочными часами, используемое в качестве центрального элемента журнального столика.

Какофония, доносящаяся сверху, заставляет ее взглянуть на лестницу. Навстречу ей бежит Пенни Пейн с развевающимися за спиной розовыми волосами.

— Я люблю этот дом, я его обожаю!

Тесси смеется, когда Пенни быстро обнимает ее за плечи. Может быть, она и устала, но улыбка на лице клиентки делает всю тяжелую работу и недосыпание стоящими того.

Наконец-то она получила повышение. У нее есть аккаунт Penny Pain. Королева крика из списка "А", снявшаяся во множестве успешных фильмов в жанре "слэшер". Этот проект - буквально воплощение мечты после долгих лет работы, лизания задницы Атласа и жалких счетов, которые едва позволяли оплачивать продукты, не говоря уже о квартплате.

Пенни машет рукой в сторону эркера, где сидит команда телевизионщиков.

— Access Hollywood хочет снимать меня с правой стороны, а ты знаешь, что это моя плохая сторона. Возьми интервью, Тесси. У тебя нет плохой стороны. И ты знаешь дом лучше, чем я.

Она знает.

Она вложила все свои силы в сохранение исторического пентхауса в стиле испанского колониального возрождения, вместо того чтобы снести его, чтобы освободить место для скучных серых стен и белых лампочек. Дом - это калейдоскоп красок, причуд и прямых линий, что соответствует ее философии дизайна, согласно которой пространство должно быть частью реальности, частью фантазии, частью риска.

— Я в деле, — говорит Тесси, обмениваясь с Пенни воздушными поцелуями.

Проходя по пентхаусу и пропуская мимо себя небольшой штат младших дизайнеров, она не обращает внимания на осуждающие взгляды. Она знает, о чем они все думают.

Она - стерва.

Она не сможет этого сделать.

Всю свою жизнь она шла по безопасной, жесткой линии, но однажды ночью она переступила ее, и все остальное стало историей.

Вернее, его историей.

Тесси собирает свою сумку и мечется у входной двери. Опустив взгляд вниз, она погладила вздувшийся живот.

Когда она узнала, что беременна, она закричала. Потом заплакала. Потом она блеванула в бумажный пакет, слабо пахнущий крабами из ее любимого китайского ресторана, и позвонила своей кузине Эш.

Они с бородатым горцем воспользовались презервативом. Они были осторожны, но, видимо, осторожность не помогла.

Две розовые линии взорвали ее тщательно созданный мир. Он мог бы закончиться. Но нет. Она - Тесс Трулав, и ее не выбить из колеи.

Она может это сделать.

Она должна это сделать.

Они с Эш обсудили возможные варианты. Она не была шестнадцатилетней девчонкой, разглядывающей тест на беременность в туалете CVS. Ей было тридцать два. Женщина с карьерой, приличным состоянием банковского счета и полуустойчивой головой на плечах.

Мысль, что у нее когда-нибудь будет семья? Она хочет этого. Конечно, это не то, чего она ожидала, и не то, когда она ожидала этого, но быть неполной семьей ее не беспокоит. Ее мама справилась, справится и она. Любой другой вариант не обсуждается. Она не поступит с этим ребенком так, как поступил с ней ее отец: не бросит и не оставит его.

Она сохранит его.

Неважно, что она помешана на контроле, а это полная противоположность контролю.

Она хочет его. Всем, что у нее есть.

— Находи звезды во всем, — всегда говорила ее мама.

Этот ребенок - ее звезда.

Собственная семья, любовь, которая не покидает ее.

Кроме того, ребенок не имеет никакого значения для ее карьеры. Она не позволит этой неожиданной неудаче помешать ее жизни.

Она сумеет жонглировать карьерой и ребенком. Она умеет жонглировать.

Или ломаться.

В зависимости от того, что наступит раньше.

— Трулав, — раздается резкий щелчок гнусавого голоса. — Подробности. Мне нужны подробности, и быстро.

Тесси поворачивается и видит, как по ее дороге скользит невысокий коренастый мужчина. Густая серебристая шевелюра. Синие замшевые туфли. Ее гиперактивный босс-микроменеджер Атлас Роуз. Когда он усаживается напротив нее, она отдергивает руку от живота. Меньше всего ей нужно, чтобы Атлас думал, что у нее есть материнский инстинкт. Только не тогда, когда она планирует продолжать свою очень сложную карьеру. Болезни, дети, щенки для Атласа - все равно что вирус Эбола. Они вызывают у него ректальное кровотечение.

Она вспоминает, как была на ранних сроках беременности. Болела, как собака, выла в кабинке туалета, а потом приползла на встречу и нацепила на лицо улыбку. Она так далеко зашла, но ей еще предстоит пройти такой путь.

Медленно накатывающая паника, сжимающая грудную клетку до тех пор, пока ей не становится трудно дышать, заставляет Тесси на мгновение закрыть глаза. Вдохнуть поглубже.

Она уже любит этого прекрасного малыша, но ей так страшно.

А потом она снова улыбается и открывает глаза, чтобы посмотреть на Атласа.

— Пространство готово. — Ее голос отрывист. Профессиональный. Ледяной. — Я заступаю на время собеседования с Пенни, а потом останусь здесь, чтобы убедиться, что подрядчики все убрали, как обещали. — Тесс отбрасывает свои длинные золотистые волосы на плечо. — Значит, все будет сделано по графику и приведено в порядок до моего отпуска.

В ожидании этого все ее тело напряглось. Если Атлас пожалуется, что она взяла отгул, она закричит в небеса.

На ботоксированном лбу Атласа появляется морщинка. Но, не жалуясь, он вскидывает руку.

— Разгроми это интервью, Трулав. Напомни Лос-Анджелесу, почему именно мы, а не Nova Interiors, являемся ведущей дизайнерской фирмой.

Тесси не отрывает взгляда от жажды крови Атласа и кивает. Nova Interiors - их жесточайший конкурент на рынке Лос-Анджелеса.

— Я обязательно упомяну об этом не менее пяти раз.

Атлас, не говоря ни слова, поворачивается на каблуках и исчезает в коридоре, на ходу отдавая распоряжения нервным стажерам.

Вздохнув, Тесси взваливает сумку на плечо, берет тяжелую книгу с образцами и выходит через парадную дверь в освещенный солнцем двор.

На долгую секунду у нее кружится голова. В глазах заплясали темные пятна, и она зашаталась на своих каблуках, как новорожденный олененок, но рука обхватила ее за плечи, успокаивая.

— Тебе действительно нужно перестать носить каблуки, беременная.

— Не вини каблуки, Эш, — вздыхает она. — Виноват низкий уровень сахара в крови.

— А ты вообще должна поднимать двадцать фунтов? — скептически ответила ее кузина.

— Доктор говорит, что это нормально.

— Это нормально, но это убивает тебя. — Эш жестом указала на кресло. — Садись.

Следуя приказу кузины, она устало выдыхает. Она осматривает двор. Телевизионщики расположились на тротуаре. Рев лос-анджелесского транспорта наполняет воздух. Вдалеке высокие здания центра города сверкают в лучах теплого сентябрьского солнца.

Эш уже копается в своей большой сумке и садится рядом с ней.

— Что тебе нужно? Пахучие соли или батончики? — В одной руке она держит и то, и другое.

Тесси нахмурилась, переведя взгляд с предметов на кузину.

— Зачем тебе пахучие соли?

— Люди постоянно падают в обморок на похоронах и свадьбах.

С благодарностью Тесси берет батончик - первую порцию еды за день. В первые шесть недель беременности она могла есть только Sour Patch Kids и оливки. Охваченная любопытством, она качает головой.

— Почему на свадьбах?

— Нервы. Затянутый корсет. Перепих невесты с женихом. — Она пожимает плечами. — Всякое такое.

Тесси смеется, ее нервы успокаиваются при виде ее кузины. Ее противоположность во всех отношениях. Если Тесси выглядит так, будто ее высекли из солнца, то Эш - из смоляных ям ЛаБреа. С длинной копной иссиня-черных кудрей и тупой челкой Эш похожа на современную Клеопатру в боевых сапогах. Холодность в сравнении со строгостью Тесси. Грубость в противовес полировке. Ее лучшее дурное влияние и партнер по преступлению с тех пор, как после смерти матери Тесс переехала жить к Эш и ее тете Бев.

Эш скрещивает стройные лодыжки, татуированные бедра выглядывают из-под юбки.

— Как там Мишка?

Она улыбается, поглаживая свой живот.

— Медленно раздавливает мочевой пузырь, но процветает. — Она откусывает от батончика, сладость придает ей столь необходимый заряд энергии. — Кто сегодня умер?

— Какой-то старик, который встречался с Мэрилин Монро. По его просьбе я бросилась в могилу. — Она взмахнула бровями. — Это было очень по-голливудски.

Бросив колледж после того, как обнаружила, что может плакать по заказу, Эш открыла свой собственный бизнес в качестве доулы, помогающей при смерти и прерывающей свадьбы. Тесси до сих пор удивляется, как много люди готовы заплатить за то, чтобы незнакомец устроил хаос или успокоил семью. Но ей не стоит удивляться: это же Лос-Анджелес, в конце концов.

— Ты уже готова? — спрашивает Эш.

— Нет. Мне нужно пройтись по Access Hollywood через дом Пенни.

— Не забудь показать им статую, похожую на гигантский пенис. — Эш подталкивает ее в плечо. — Кстати, о членах, ты уже нашла Гигантского Бородатого?

Тесси покраснела.

— Нет. Я перестала искать несколько месяцев назад. — Она переключает свое внимание на залитую солнцем улицу. — Ты знаешь это.

Она пыталась найти его.

И не нашла.

Узнав, что беременна, она позвонила в бар "Медвежье ухо" и расспросила о большом горном мужчине, который ее обрюхатил. Может быть, не в таких выражениях, но она искала. Она даже расклеила плакаты.

Он должен был знать. Она не могла скрывать это от него.

Но ей не на что было ориентироваться. Ни имени. Ни номера. Все, что у нее было, - это его рубашка, которую она украла, проснувшись утром, и выскользнула из дома, как позорная гуляка.

Даже сейчас при воспоминании о той ночи ее охватывает тепло.

Звезды. Бородатый горный человек. Ее философские бредни о самых глубоких и темных мыслях. Она рассказала ему то, в чем никогда не признавалась даже Эш. Призналась самой себе. Это был лунный свет. Алкоголь. Красивый мужчина, который делал что-то с ее мозгом.

Та ночь, та единственная идеальная ночь в Теннесси, была как наркотик. Приятное воспоминание, к которому она возвращается, когда ей нужен мир и покой.

Она чувствует себя так далеко от той Тесси, которой она была в ту ночь.

Дикой.

Беззаботной.

Счастливой.

Эш застонала.

— Ты должна найти его, Тесси. Он должен знать.

Нервы вспыхивают в ее животе, и она скрещивает руки.

— Я сделала все, что могла. Кроме того, я делаю ему одолжение. Сомневаюсь, что он не отказался бы от возможности поиграть в папочку. — Когда Эш смотрит на нее, чувство вины захлестывает ее грудь. — Что мне делать, разместить объявление на Craigslist?

Она пожимает плечами.

— Ты могла бы. Он же тебе нравился.

Внезапно во рту Тесси стало сухо, как в костях.

— Он мне понравился на одну ночь, — жестко говорит она, не желая давать кузине повод для беспокойства. Не желая задерживаться на его мускулистой спине. Темная борода, которая щекотала ее, когда он целовал линию по изгибу ее позвоночника. На его мускулистых руках и на том, что его голос был похож на медленное погружение в патоку.

— Вот это да! — Эш уставилась на нее.

Черт возьми.

Тесси покраснела, осознав, что произнесла эту фразу вслух. Она винит беременный мозг.

— Заткнись.

Эш гогочет и разводит руками.

— Как Великое наводнение 1919 года.

Тесси не может не присоединиться к смеху.

— Боже, какая ты зануда.

— А ты влюбленная.

Она насмехается.

— Я не умею любить. Ты же знаешь. — Она проводит ладонью по своему бугорку, делая гладкие круги на животе, и опускает подбородок. — Только тебя, — говорит она Мишке. Она поворачивается к Эш, стучит по плечу. — И иногда тебя.

Несмотря на свою фамилию, Тесси не верит в настоящую любовь. Все, что она знает о любви, - это разочарование. Что она уходит. Ее собака сбежала в третьем классе. Ее мать умерла от рака, быстро и мучительно. Ее отец ушел, когда она была еще ребенком. Он знал, что она его, держал ее на руках, но все равно ушел от нее и ее матери.

Единственная любовь, которую Тесси хранит рядом с собой, - это милый ребенок в ее животе.

Ее сын.

Она никогда не признается в этом Эш, но в глубине души чувствует облегчение от того, что так и не нашла бородатого горца.

Люди уходят. А позволить какому-то случайному человеку приблизиться к ее ребенку, чтобы он ушел? Ни в коем случае.

Проще идти одной. Никто не пострадает.

Кроме того, у нее есть карьера, за которую нужно держаться, и ребенок, которого нужно растить. Настоящая любовь ее не интересует. Ей нравится стальная стена вокруг ее сердца, спасибо большое.

— Трулав!

От крика Атласа обе женщины переглянулись. Он размахивает рукой, похожей на руку Ти-Рекса, и приказывает ей перенести свою задницу к камерам.

— Убей этого парня, — бормочет Эш, с ожесточением откусывая от батончика. Крошки рассыпаются по ее коленям, но, не обращая внимания на беспорядок, она энергично трясет головой. — Атлас изводит тебя до смерти.

Выпрямившись, Тесси расправляет плечи.

— Да, но я всего лишь четыре месяца на новой должности. Я должна показать ему, что у меня есть способности.

— Ты прекрасно заботишься о ребенке и о своей работе, но что насчет тебя? —спрашивает Эш, поднимая темные очки, чтобы уколоть ее знающим взглядом. — Тебе нужно беспокоиться о Тесси. Ты должна быть на первом месте. — Она рычит. — Атлас даже не заботится о твоем благополучии. У тебя могут начаться роды, а он попросит тебя снять комнату, прежде чем ты уедешь в больницу. Он хоть раз посмотрел в лицо твоему животу?

Тесси наморщила лоб.

— Знаешь что? Я не могу с тобой. — Она стоически выдохнула. — Не беспокойся об Атласе. Беспокойся об отпуске. И о сборе вещей. Потому что, видит Бог, ты этого еще не сделала.

Эш ворчит.

Тесси ухмыляется.

Через два дня они с Эш отправятся в солнечную Мексику. Ее детский отпуск. Она сама спланировала и оплатила его. Пусть она не замужем, пусть она внебрачный позорник, но она все равно заслужила последнее "ура" со своей лучшей подругой.

На двадцать восьмой неделе беременности у нее наконец-то появились силы. Она чертовски возбуждена. Ее запах - сверхзвуковой. Все, чего она хочет, - это массаж. И, может быть, кусочек бри, хотя, согласно сайту baby.com, от этого у нее точно начнутся схватки.

Ей нужен этот отпуск. Пляж. Солнечный свет. Песок между пальцами ног. Коктейль в руке. Никакого Атласа. Никакой Ужасной Тесс. Никаких шаблонов или образцов. Никаких прерываний. Только мечты об отпуске с Эш.

Рай.

— Tрулав! — кричит Атлас.

Тесси вздрагивает, ее череп раскалывается от эхо его крика.

— Мы выходим в прямой эфир через минуту!

Эш кривит губы от отвращения.

— Боже, да у него просто пена изо рта идет.

Отдых, думает Тесси, отвлекаясь от убийственных мыслей и думая о более радостных вещах, таких как ананасовые напитки, бронзовый загар и отражение лунного света в океане.

И звезды.

Всегда звезды.

Эш обхватывает Тесси за талию, подбадривая ее.

— Иди, пока мое сердце эмпата не устояло перед желанием убить этого парня.

Она показывает пальцем.

— Никаких убийств. Мексика, помнишь?

Покачиваясь, Тесси поворачивается. Она вдохнула и провела ладонями по животу своего шелкового мини-платья.

— Ну что, ты готов к этому? — спрашивает она свой живот. Сердце сжимается, когда в ладонь ударяют. Она и Мишка - они вместе.

Только они вдвоем.

ГЛАВА 4

Он должен пообедать и поужинать.

Такова первая мысль Соломона, занявшего место за барной стойкой в ресторане Howler's Roost. Тут же к нему подсаживается официантка, которой не нужен его заказ, но она хочет с ним поздороваться. Ее сменяет лучший друг его отца Грант, который начинает рассказывать о медведе, пойманном им две недели назад. Затем учительница рисования его сестры Джо, работавшая с ним двадцать лет назад. По ее словам, у него зеленая аура, а в прошлой жизни он был викингом.

Когда он, наконец, остается один, Соломон опускает руку, позволяя своей старой гончей собаке Пегги Сью лизнуть его ладонь.

Выйдя от сестры, он должен был сразу же отправиться домой. Тридцатиминутная поездка в город была ошибкой. Все, чего он хотел, - это выпить, а не участвовать в чертовых допросах.

Почесывая Пегги за ушами, он делает глоток своего полусладкого Maker's Mark и расправляет плечи, позволяя напряжению покинуть его.

Но он получил то, что получил. Он сделал это сам, запершись в своей хижине на последние семь лет. Как бы это ни было неприятно, но они хотят как лучше. Весь город Чинук хочет убедиться, что с ним все в порядке, что он достаточно питается. Они хотят сказать ему, что гордятся им за то, что он наконец-то спустился с горы.

Последние полгода он приезжал в Howler's Roost раз в неделю. Окунается в цивилизацию. Жизнь.

— Благодаря моим коктейлям это место появилось на карте, а ты заказываешь бурбон?

Он хмыкает, потягивает свой напиток, и тут в поле его зрения появляется неодобрительное лицо его лучшего друга.

— Черт возьми, я приму это. — Хаулер смахнул тряпку с плеча. — Единственное время, когда мы можем снять тебя с горы, — это выпить.

— Это и когда у Мелоди спускает колесо.

— А, старый трюк с младшей сестрой и спущенным колесом. — Хаулер берет стакан с пивом и внимательно изучает пятно, поджав губы. — Ты ведь знаешь, что она делает это специально, верно? Чтобы вытащить тебя из дома. Чтобы увидеть тебя.

Соломон ставит виски на стойку бара, в нем закипает раздражение. Он не в настроении слушать очередную лекцию о том, почему он должен ужинать у своей мамы, а не в Howler's Roost. Чтобы сменить тему, он кивает на груду дров в углу комнаты. Сломанная доска пола, которую приходится обходить. Мешанина в декоре: неоновые вывески в стиле ретро и долларовые купюры, прикрепленные к стене. Шатающиеся деревянные столы, стоящие буквально на последних ногах, с подпорками из спичечных коробков.

— Место похоже на дыру. — Он рассматривает телевизор, установленный над барной стойкой. Местные новости переключаются на захудалую бульварную передачу, которая действует ему на нервы. — Я думал, ты собираешься от этого избавиться.

Хаулер скрещивает руки и опирается на стойку, стоящую позади него, на его губах играет мальчишеская ухмылка.

— Конечно, мы начнем с этого.

— Когда ты собираешься заняться ремонтом? — Соломон проводит рукой по своей темной бороде. — Бару нужна тематика. Мы провели для этого целую чертову разведку. Ты получил деньги по страховке. У тебя были нарисованы чертежи.

Хаулер плеснул виски в свой стакан.

— Когда я верну свою правую руку на кухню.

— Я же говорил тебе. Нет. — Соломон борется с желанием взглянуть на дверь в кухню. Старается не смотреть на остатки жалкого подобия замороженной пиццы, которую он ел на ужин. Скучная еда, которая и близко не сравнится с теми закусками из бара, которые он обычно готовил. Еда, такая же местная, как и он сам. Яйца по-скотски. Картофельные оладьи из лука-порея. Начос из лосося.

Со стоном Хаулер облокотился на барную стойку.

— Пора, Сол. У меня нет хорошего повара. Я кормлю людей чипсами из пакета.

— А мне нравятся чипсы из пакетика.

Лжец с тяжелым взглядом смотрит на своего друга.

Откинувшись на спинку стула, Соломон нахмурился.

— Я думал, та поездка, в которую ты меня затащил, разожгла в твоей заднице огонь, чтобы привести это место в порядок.

У беспорядка нет веских причин. Сколько бы он ни убеждал себя, что ему все равно, что он не может заботиться, он уверен, что заботится. Бар принадлежит ему. Им. Оставить его в таком виде - это чертова глупость. Как и подобает Хаулеру, он с головой погрузился в проект, провел исследование, разработал планы и бросил все. После тридцати лет дружбы он знает, что ленивая задница этого парня никогда не была тем, кто доводит проект до конца.

Хаулер разразился смехом.

— Если хочешь поговорить о той поездке, считай, что это ты разжег огонь под своей задницей.

Соломон сосредоточенно смотрит на телевизор над барной стойкой, ничего не выдавая. Ни одной унции аргументов, которыми мог бы похвастаться этот сукин сын.

Подметая крошки, Хаулер бросает взгляд на торчащий музыкальный автомат. Два побитых непогодой старожил хлопают ладонями по мутному стеклу, чтобы снять с повтора Джонни Кэша. Он наклоняется к Соломону.

— Думаешь о Златовласке? Она мне тоже нравилась. Блондинка с карими глазами. — Он усмехается. — Горячая.

Соломон стискивает зубы и бросает на мудака острый взгляд.

— Заткнись, блядь.

Подняв руки в жесте "не стреляй в меня", Хаулер говорит:

— Расслабься. Я думаю о том, как ее отблагодарить.

— За что?

— За то, что разбудила тебя. За то, что она подтолкнула тебя снова присоединиться к нашему прекрасному обществу людей Чинука. — Он прижимает руки к барной стойке и наклоняется ближе, его лицо и голос смягчаются. — Ты снял свое кольцо, Сол.

Изучая свои руки, свой голый безымянный палец, Соломон сжимает кулак. Разжимает его.

Так и было.

Шесть месяцев назад, на самом деле.

В тот день, когда он проснулся в пустой постели после лучшей ночи в своей жизни.

Ночи, такой же незабываемой, как и девушка, с которой он ее разделил.

По крайней мере, раз в день, сидя за рабочим столом или во дворе, его сознание ни с того ни с сего вызывает ее. Она вызывает в нем горько-сладкую боль, которую он не может прогнать, как бы ни старался. Самая светлая, самая яркая, самая красивая женщина, которую он когда-либо видел.

И самая грустная.

Мне всегда одиноко.

Он до сих пор помнит выражение ее лица, когда она это сказала.

Открытое, искреннее, такое чертовски грустное, что у него даже не нашлось слов. Он просто поцеловал ее. И этого было достаточно.

Он взорвался, падал со всех ног, пытаясь овладеть ею, но ей, похоже, было все равно. Они разрывали постель, ее тело пылало в его объятиях. Соломон жаждал ее так же сильно, как и она его. Все в ней было слишком хорошим, чтобы быть правдой. Рай. На одну ночь он держал в своих объятиях этот чертов рай.

На следующее утро он проснулся один, без рубашки. Он обшарил пустую комнату в поисках ее, и его охватило старое чувство паники. Даже сейчас он ненавидит то, что она ушла, не попрощавшись. Не оставив своего имени. Не оставив возможности убедиться, что она добралась до места назначения в целости и сохранности.

Это не его работа - беспокоиться, - снова и снова напоминал ему Хаулер. Она была просто интрижкой. Первая за семь лет.

Интрижка на одну ночь? Чертова интрижка? Нет, он хотел ее. Он хотел найти ее и поблагодарить за то, что она встряхнула его, за то, что сорвала с него мрачный плащ тьмы, который он носил последние семь проклятых лет.

Он держал в своих объятиях падающую звезду в течение одной ночи. Жгучее, такое сильное чувство, что он готов был сделать все, чтобы сохранить ее, но не успел - она сгорела полностью.

Он скучает по ней. И по покою, который она ему подарила.

Но все же лучше, что она ушла. После Серены - после того, что он сделал - любовь, отношения - это не то, чего он заслуживает.

Это то, что должно быть далеко, далеко от него.

Хаулер усмехается.

— Застряла в твоей голове, не так ли?

— Хаулер, — говорит он, делает глоток своего бурбона, а затем гладит Пегги Сью по голове. Собака лижет ему руку, издает низкий довольный вой и снова засыпает. — Когда мне понадобится твое мнение, я, блядь, спрошу его.

Его лучший друг хмыкает, жонглируя в руках бутылкой Rittenhouse Rye.

— Тебе нужна перезагрузка, — говорит он, наливая ржаной напиток в стакан со льдом. — Сделай, как я, и займись туризмом. — Он кивает, выделяя бойкую рыжую девушку, читающую путеводитель по Аляске. — Затаскиваю их к себе наверх, раскачиваю их мир, а утром они уезжают.

Соломон качает головой. Полюбить их и бросить - такова стандартная установка его лучшего друга.

Хаулер качает головой и делает задумчивое лицо.

— Полагаю, ты сделал это в Теннесси, не так ли?

Соломон рычит и упирается руками в барную стойку, готовый сказать Хаулеру, чтобы он отвалил, как вдруг его внимание привлекает яркий голос.

— Скажите, мисс Трулав, у мисс Пейн очень эклектичная атмосфера, не так ли?

— Абсолютно. Если вы последуете за мной, я отведу вас в ее комнату крика.

— Крика?

Соломон поднимает глаза и хмурится, глядя на кривой телевизор. Ногастая блондинка на высоченных шпильках проводит экскурсию по готическому пентхаусу. Чертов Лос-Анджелес. Все в этом городе кричит о фальши. Не то что Чинук с его солью земли. Люди, которые готовы отдать человеку рубашку со спины и последний доллар на счету, если он в этом нуждается.

Женщина останавливается, чтобы открыть дверь. За ней ярко-розовая неоновая вывеска с надписью СМЕРТЬ.

— Как вы видите, помещение мисс Пейн вдохновлено новоорлеанским мавзолеем, но в роскошном масштабе. Ее комната для криков и студия украшены обоями с изображением кошачьих, что является знаковым примером того, как можно оживить небольшое пространство. — Затем она поворачивается к камере крупным планом и улыбается.

Все дыхание покидает тело Соломона.

Господи, это она.

Девушка из бара "Медвежье ухо".

— Ни хрена себе, — говорит Хаулер, хотя его голос звучит туманно, издалека.

Пегги Сью поднимает голову, из нее вырывается низкий обеспокоенный вой.

Логотип Access Hollywood в углу экрана. Бегущая строка внизу гласит: Тесс Трулав, дизайнер интерьеров для звезд.

Его губы кривятся. Наконец-то он узнал ее имя. Тесс.

Соломон смотрит на телевизор, как будто она ему привиделась. Господи, как она красива. Красивее, чем он помнит. А он, черт возьми, помнит. Пышное тело, по которому он проводил руками, то, как он обхватывал изгиб ее бедра и заставлял ее стонать. Его глаза перебегают с ее пчелиных губ, на белоснежную улыбку, на ее грудь, на облегающее ее черное платье...

Камера увеличивает изображение, кадр фокусируется на ее стройной фигуре и комнате, напоминающей подземелье.

Зрение затуманивается, Соломон хватается за край столешницы. Ужасное чувство "что за хрень" заполняет его душу, и желудок опускается. Он сосредоточенно рассматривает крошечный бугорок на ее животе. Заходящее солнце за ее спиной только подчеркивает ее золотистое сияние.

Черт.

Мир перевернулся.

Беременна.

Это девушка из бара "Медвежье ухо", и она беременна.

— О, черт возьми, нет, — пробормотал Хаулер. Он берет с тумбочки пульт и выключает телевизор.

Соломон поднимается.

— Включи его. Сейчас же. — Его рык не оставляет места для опровержения.

С страдальческим выражением лица Хаулер делает это.

Шоу заканчивается. Девушка говорит в микрофон:

— Я Тесс Трулав из Atlas Rose Design. — А затем она смотрит в камеру. Смотрит прямо в кадр. Ее яркая улыбка пронзает его до глубины души, когда она говорит: — Помните Atlas Rose Design. Дизайнерская фирма номер один в Лос-Анджелесе для знаменитостей.

Включается реклама. Зубная паста.

— Черт, — выругался Хаулер. — Я сразу понял, что у нее проблемы, когда она сделала эту позу с честным лицом.

Соломон, застыв, может только моргать.

— Может, она замужем? — Хаулер, застыв, смотрит на телевизор, забыв про коктейльный шейкер в руке. Это худший кошмар его друга. Сбить с толку девушку на одну ночь.

Он упирается кулаками в столешницу бара.

— Она не замужем.

— Я думал, вы пользовались презервативом.

— Да.

— Чушь собачья.

Соломон издал рык, и Хаулер инстинктивно сделал два шага назад.

Чувство вины и растерянность закрутились в его нутре, как торнадо. Он не видел и не разговаривал с этой женщиной шесть месяцев. Но теперь он нашел ее.

Красивую.

Блондинку.

Беременную.

Иди за ней, Сол. Голос Серены звучит в его голове. Иди.

ГЛАВА 5

Соломон уже ненавидит Лос-Анджелес. Ненавидит с такой страстью, с какой обычно ненавидит туристов, которые не дают чаевых, или людей, которые пинают своих собак. С тех пор как он приехал, он видел, как кто-то выгуливал по улице вибратор на поводке, а женщина везла в коляске хорька. Он хочет вернуться в Чинук, в свой домик с собакой и плотницкими инструментами. На свою гору.

В сотый раз с тех пор, как он увидел ее в новостях, он думает о девушке. Тесс. Утонченная. Острая. Совсем не похожа на ту глупую, ранимую девчонку, которую он встретил в баре "Медвежье ухо".

Кто такая Тесс Трулав?

Одно он знает точно - эта девушка уже второй раз вырывает его из спокойной жизни на Аляске. Конечно, они живут на разных концах света.

— Сделай тест ДНК, — провозгласил Хаулер. Это может быть кто угодно, чувак. Не позволяй ей сковать тебя.

Его сестры, особенно Эвелин, адвокат по семейным делам, были в бешенстве. Родители говорили ему, что надо поступать правильно, а в голосе отца слышалась улыбка? Проклятье. Ему тридцать пять лет. Время не ждет, но что, если ребенок его? Будучи старшим из четырех детей, он всегда хотел иметь большую семью. Они с Сереной планировали это, но в двадцать два года это казалось таким далеким. Как мечта о плане. Только сейчас. ...он не становится моложе.

Но ребенок? Ребенок взорвет его жизнь. Но, черт возьми, у него и так не было ничего особенного с тех пор, как умерла Серена.

Он здесь, чтобы получить ответы. Если он отец? Он не знает, что это будет значить для него и Тесс. Он ушел от своей семьи. От своей карьеры. Но уйти от своего ребенка, стать отцом-неудачником - нет, блядь, ни в коем случае. Это будет преследовать его вечно, если он окажется таким человеком.

Остановившись на тротуаре, он достает из кармана телефон и проверяет сообщение от Эвелин, сверяя адрес с адресом на разрушающейся лепнине многоквартирного дома перед ним.

Позднее полуденное солнце создает косые тени, похожие на тени Роршаха (прим. персонаж ограниченной серии комиксов «Хранители» от издательства DC), на крытом подъезде. Он хмурится, ему не нравится то, что он видит. Мусорные баки переполнены. Граффити испещряют боковую часть здания. Это здесь она живет? Здесь чертовски небезопасно.

Подойдя к домофону, он подносит палец к звонку. Одно нажатие - и он получит ответы.

Он может стать отцом.

Он увидит Тесс. Девушку, о которой он не переставал думать последние полгода.

Нервы затрепетали у Соломона в животе. Это реальность. Он здесь, вот-вот увидит ее воочию.

— Черт, — пробормотал он, расправляя плечи, чтобы снять напряжение. — Возьми себя в руки, черт возьми.

— Извините. Я втиснусь сюда…

Голос, раздавшийся сзади, заставил Соломона обернуться. Перед ним проскальзывает высокая темноволосая девушка в боевых ботинках и черной кожаной куртке. На бедре у нее висит пакет с китайской едой. Между ними витает аромат ло мейна (прим. китайское блюдо с лапшой), и она набирает код на домофоне. Она наклоняет голову, оценивая его, рассматривая с лазерной точностью. И тут она задыхается, что заставляет Соломона обратить на себя внимание.

— Ни хрена себе. Это ты. — Ее серо-зеленый взгляд приковывает его к себе. — Бородатый папаша.

Он хмурится, услышав это прозвище.

— Ты знаешь Тесс?

— Знаю? Она - моя жизненная сила. Моя крепость. Моя личная пицца. — Прежде чем он успевает подобрать ответ, она хлопает в ладоши. — Она моя кузина. Как ты ее нашел?

— По телевизору.

— Так ты видел.

— О, я видел.

Девушка скрещивает руки. Вытягивается.

— И для чего ты здесь?

Он отодвигается, ему не нравится, что ее глаза сузились в подозрении.

— Ты ее личный вышибала?

— Для Тесси я - все. Но самое главное - я Эш.

Он протягивает руку.

— Соломон Уайлдер.

Она качает головой, черные волосы рассыпаются по ее лицу, она опускает взгляд на его черные ботинки и поднимается к красной рубашке. Вернув внимание на его лицо, она поднимает брови.

— Ты дровосек?

— Шеф-повар, — говорит Серена ему на ухо. Ты шеф-повар.

Но он не может этого сказать. Не может со дня ее смерти.

Он устало вздохнул.

— Нет. Почему ты так решила?

— Потому что ты такой. ...то есть. Просто как. ...зажатый. Как медведь. — Ее улыбка кошачья. — Широкий.

Челюсть тикает, он проводит рукой по темной бороде.

— Послушай. Я здесь, чтобы поговорить с Тесс и выяснить... — Он прочищает горло, в котором поселился твердый камень. — Как она?

Эш хихикает.

— О, она очень беременна. И виновником этого являешься ты. — Она подняла темную бровь. Прикоснулась пальцем к его груди. — В ней есть твоя ДНК, чувак.

— Я в курсе, — пробурчал он.

Первый раз после семилетнего перерыва он занимается сексом, и женщина беременеет.

Господи.

Эш берет его за локоть и оттаскивает в сторону, чтобы он встал на клумбу из камней и кустов роз.

— Послушай, — говорит она, нахмурившись, и показывает палец. — Я была с Тесси на каждом приеме у врача, на каждом приступе рвоты и на каждом бешеном ночном сеансе «давай загуглим», и если ты здесь только для того, чтобы заставить ее чувствовать себя плохо или накричать на нее, то можешь просто убираться обратно на остров Халка или еще куда-нибудь, откуда ты родом.

Он вздрагивает, ненавидя, что эта женщина сразу же предполагает, что он - мудак мирового класса.

— Я здесь не для этого, — говорит он, задыхаясь. Он переминается с ноги на ногу, не обращая внимания на пот, стекающий по позвоночнику. Позднее сентябрьское солнце не имеет права быть таким жарким. — Я здесь потому, что если ребенок мой, то я хочу быть причастным к этому.

Брови Эш взлетают вверх.

— Правда?

— Правда.

Она пожевала губу, внимательно рассматривая его.

— Правда? Ты не уйдешь?

Он хмурится от странного вопроса.

— Нет. Я так не делаю.

Сморщив нос, Эш наклоняется к нему. Вся фигура Соломона напрягается, когда она осматривает его с ног до головы, а затем обнюхивает со всех сторон. Она вздрагивает. Улыбается.

— Хм. Ты прошел проверку на запах.

Он застонал, ему надоели эти методы допроса. Все, чего он хочет, - это увидеть Тесси.

— Могу я просто поговорить с ней? — спрашивает он, делая шаг к воротам.

Девушка бросается на него, хватая за руку. С удивительной силой и сильным захватом она оттаскивает его назад. Прежде чем отпустить, она сжимает его каменный бицепс, едва сдерживая визг.

— О нет, нет, нет. Не ходи туда. Она оторвет тебе голову. Гормоны, знаешь ли.

Соломон нахмурился, глядя на разрушающийся фасад здания.

— У тебя есть идея получше?

— Вообще-то есть. — Брови Эш взлетают вверх. — У меня есть план. У меня есть много планов, и этот план и есть план. Ты меня понимаешь?

— Не совсем, нет.

— Ты должен устроить ей засаду там, где она не сможет от тебя избавиться. Ты должен быть хитрым.

Хитрым. Он никогда не был хитрым, ни разу в своей проклятой жизни. Он метался по своей старой хижине, как стая волков-мародеров.

— О чем ты говоришь? — Соломон зарычал, чертовски расстроенный.

Эш ухмыляется.

— Я говорю о детском отдыхе.

Он отступает назад.

— О чем?

— Детский отдых. Это когда измученные работающие матери уезжают на райский тропический остров, чтобы отдохнуть перед тем, как их языческие отпрыски появятся на свет.

Нахмурившись, он уточняет:

— Мы все еще говорим о Тесс?

Глаза пляшут от удовольствия, она подпрыгивает на носках своих боевых сапог.

— Да. Она завтра уезжает в Мексику, и ты должен сделать ей сюрприз. — Она достает свой телефон. — Я должна ехать, но ты можешь меня подменить.

Он поднял бровь.

— Похоже, это ее разозлит.

— Тесси уже разозлилась, — говорит Эш, затем вздыхает. — Слушай, Соломон, есть три вещи, которые ты должен знать о ней.

— Что именно?

— Первая - она ранима. Крепкая. Ее нельзя напрягать. Она ломается, как гребаный "Кит-Кат".

Он нахмурился. Это не вяжется с той легкомысленной девушкой, которую он встретил в баре.

— Вторая вещь?

Ее лицо смягчается, а руки дрейфуют, чтобы прижаться к сердцу.

— Ей это очень нужно. Не только отпуск, но и... это. — Она проводит рукой между ними. — Она думает, что не нуждается, но она нуждается в тебе.

Хотя Эш не произносила этих слов, он все равно их услышал. Ты нужен ей. Твердая опухоль под ребрами сжала его грудь. Защитный первобытный инстинкт закоротил его сердце.

Он прочищает горло.

— А третье?

Глаза Эш становятся убийственными.

— Не разбивай ее беременное сердце, слышишь?

Соломон хмыкает и поднимает подбородок, стараясь не обращать внимания на небольшую толику мягкости, пронзающую его нутро.

— Я здесь только для того, чтобы поговорить о ребенке.

— Тогда скажи "да". — Эш смотрит на него с умоляющим выражением. — Пожалуйста.

Он колеблется. Застать Тесс врасплох кажется грязным ходом, но ведь он здесь именно для этого, не так ли? Разница лишь в том, что он устроит ей засаду в другой стране. Они будут вместе, чтобы разобраться с этим дерьмом вместе со своим ребенком.

— Господи. Отлично. — Соломон выдохнул. — Если ты думаешь, что это сработает, я согласен.

На ее лице промелькнуло облегчение.

— Я попробую перевести свой билет на тебя. — Ее пальцы перебирают телефон.

Бросив последний взгляд на унылое здание с лепниной, он задается вопросом, во что, черт возьми, он ввязался.

***

Уведомление. Уведомление. Уведомление.

Телефон взрывает ее проклятый мозг.

Тесси закрывает глаза и дышит сквозь звук. Положив руку на раздувшийся живот, она пересекает свою однокомнатную квартиру, позволяя Мишке ободряющими пинками отвлечь ее от работы.

Судя по всему, она еще не отошла от дел. Атлас полон решимости выжать из нее все до последней крошки, пока она не уехала из страны.

Не обращай внимания. Она борется с желанием привлечь к себе внимание, стать для Атласа паинькой.

В течение семи дней она не будет работать. Она, как говорится в книге "Искусство воспитания ребенка", снимет нагрузку.

Взяв в руки рубашку горного человека, она зарывается носом в мягкую ткань и вдыхает. Сильно. Она позволяет запаху долететь до Мишки, как будто им обоим нужен заряд спокойствия.

Затем, с рычанием, Тесси кладет рубашку обратно на тумбочку. Нет времени расслабляться. Она и так отстает от графика. Поджав губы, она копается в куче одежды на кровати, размышляя, есть ли молитва "Аве Мария", которую она может послать во Вселенную, чтобы ее вещи сами упаковались. Потому что она устала. Смертельно устала. Устала по-собачьему. Беременность разрушает ее фазу быстрого сна.

Как будто ее молитва была услышана, входная дверь открывается. Эш проскальзывает внутрь, приветственно вздрагивая накрашенными темным лаком на ногтях.

— Хорошо, что ты здесь, — говорит Тесси, бросая ноутбук и планировщик на чемодан. Я возьму с собой допплер Мишки, проигрыватель и затычки для ушей, когда ты будешь пить четвертую "Маргариту", даже после того, как попросишь меня прервать тебя… — Она прерывается, оценивая свою кузину.

Эш похожа на кошку, которая съела канарейку.

Она прищурилась на кузину и положила руку на бедро.

— Где ты была?

Эш ставит пластиковый мешок на прилавок и распаковывает картонные коробки с китайской едой, заглядывая ей через плечо.

— Флиртовала с незнакомым мужчиной возле своей квартиры.

Тесси потирает живот от запаха кисло-сладкой курицы, нетерпеливые пинки Мишки вторят ее собственному голоду.

— Как идет упаковка? — спрашивает Эш, слизывая устричный соус с пальца.

Тесси фыркает.

— Изнурительно.

— Это пляж, — говорит Эш, перехватывая кроваво-красное кимоно. — Бери самое скудное из того, что у тебя есть, и готовься к тому, что тебя разорвут. — Ее лицо озаряется, когда она выхватывает из кучи хлипкую ткань с леопардовым принтом, тонкую, как нить. — Как насчет этого сексуального номера?

— Ты шутишь? — Тесси вздрагивает и выхватывает бикини у Эш. В животе у нее заныло. — Я беременна. Никто не захочет видеть меня в этом.

Скорее, на нее некому смотреть.

Эш наклоняет голову и забирает бикини обратно.

— Ты не умерла. Твое тело живет. Упакуй это. Ты сексуальная мамаша.

— Нет, не сексуальная. — Тепло щиплет глаза, и Тесси быстро моргает, пытаясь удержать предательские слезы. В эти дни достаточно одного незначительного неудобства или доброго слова, чтобы она сорвалась.

— Ты прекрасно выглядишь. — Эш обхватывает ее руками за талию и притягивает к себе, чтобы обнять. — Я серьезно.

Тесси набирает полные легкие воздуха и кивает, заставляя свое лицо изобразить подобие правдоподобной улыбки. Ей хотелось бы иметь такую же яростную уверенность в себе, как у ее кузины. Ничто так не разрушало ее самооценку, как беременность. Быть одинокой и беременной гораздо хуже, чем просто одинокой. Это чертовски одиноко. Ее тело жаждет нежных прикосновений, массажа ног, секса. Боже, как она жаждет секса. Как будто с наступлением третьего триместра ее тело перешло на гиперактивную скорость рогатой собаки. Она хочет трахаться. Она хочет, чтобы кто-то хотел ее. Чтобы сказал ей, что она сексуальна. С той ночи в баре "Медвежье ухо" ее никто не трогал, не обнимал.

А счастливые парочки, покупающие детские вещи или прогуливающиеся в парке, только усугубляют боль. Напоминания о том, что у нее этого нет. Партнера. Кого-то, кто был бы в дерьме вместе с ней.

С кем можно его разделить.

Ей не нужен мужчина, чтобы быть счастливой, и ей не нужен мужчина, чтобы иметь семью, но ночью...

Ночи - самое страшное. Ночи - это когда суровая реальность ее положения с размаху бьет ее по лицу. Она одна. Одинока. Беременна. Через три месяца родится ребенок. Настоящее человеческое существо, которое будет полностью зависеть от нее. Сможет ли она это сделать?

Пострадает ли ее работа? Сможет ли она позволить себе детский сад? Что, если она окажется таким же плохим родителем, как ее собственный отец-неудачник? Или, что еще хуже, если она заболеет и бросит Мишку, как бросила ее мать?

Часть ее души не может дождаться, когда она возьмет сына на руки, но другая часть - параноидальная, паническая - хочет, чтобы он оставался внутри, в безопасности, чтобы она всегда могла его защитить.

Ночами она мечтает, чтобы кто-нибудь обнял ее. Сказал, что все будет хорошо.

Сдерживая слезы и подавляя свои эмоции, Тесси отстраняется от Эш и возвращает ей бикини. Их перетягивание каната закончилось.

— Ладно. Я возьму. Будем надеяться, что оно еще подойдет.

Уведомление.

Поблагодарив за прерванный разговор, она опускается на кровать, поддерживая живот, и проверяет телефон.

— Уф, это Атлас. Он хочет пересмотреть доску настроений Джейкобсона.

Эш нахмурилась.

— Ты в отпуске.

Набрав сообщение, она заверяет своего босса, что отправит его сегодня вечером.

— Не раньше завтрашнего дня.

— Тессииии. — Эш ползет по кровати, комкая шелковые платья и фантики. — Обещай мне, что не будешь работать всю поездку.

Она хочет пообещать. Но не может. Медлить нельзя. Люди полагаются на нее. Ее ребенок. Ее работа. Ее клиенты.

— Я только получила новый заказ, Эш. Повышение. Я не могу опустить руки.

— Опустить? Ты работаешь по восемнадцать часов в день. Ты всегда ставишь работу на первое место. Ты ставишь Мишку на первое место. А что насчет тебя?

Тесси смеется без юмора.

— А что насчет меня?

Эш поджимает губы.

— Бегать так, как ты, вредно для здоровья. Ты, блядь, беременна. Ты не можешь переливать из пустой чашки (прим. поговорка означает, что для того, чтобы мы, люди, могли эффективно заботиться о других, мы должны сначала позаботиться о себе). — Ее кузина кладет руку на свою, ее голос смягчается. — Ты разобьешься и сгоришь. У тебя осталось всего три месяца.

Тесси качает головой, не желая сейчас обсуждать свои переживания по поводу воспитания детей. Или о том, что Эш преподносит грубый жизненный урок. Ее кузина обладает удивительной способностью точно знать, что ей нужно. Как правило, она любит ее за это. Но сейчас это пугает ее. Все, что связано с этой беременностью, пугает ее.

Оглядывая свою маленькую квартиру, она пожевала нижнюю губу. Она работала ради этого. В любом другом месте она была бы в достатке. Но не в Лос-Анджелесе. Большая часть ее денег уходит на аренду. Скоро будет еще и детский сад. То, что она наскребла достаточно средств для этого отпуска, просто чудо.

Тем не менее, ее квартира - это ее убежище. Элементы розового. Кресло с изумрудной спинкой. Причудливые рамы из антикварного магазина. Винтажная консоль для пластинок под окном. Трехфутовая стопка винила у кровати. Счастливое, гармоничное, позитивное пространство.

Именно поэтому она стала дизайнером интерьеров. Чтобы создавать для людей безопасные пространства. Даже при ограниченном бюджете они с матерью создали в своем маленьком доме уютное пространство, украсив его безделушками из магазина и баллончиками с краской. У Тесси всегда был хороший нюх на дешевое, на яркое и уникальное. Она знает, как сделать комнату особенной и красивой. Каждый заслуживает этого.

И у Мишки это будет.

Только у него этого нет.

Пока нет.

Из-за того, что она была чертовски занята своей работой, у нее не было времени на сына.

Все, что она сделала для подготовки к рождению ребенка, - это зачистила место на стене, где будет стоять кроватка. Черт, ей еще нужно купить кроватку. Радионяню. И что еще? У нее длинный список - планер ребенка, а она даже не открывала его с тех пор, как получила это повышение. Еще одно доказательство того, что она не готова. В груди поднимается огромная, всепоглощающая безнадежность, и ей приходится второй раз за сегодня смаргивать слезы.

Она почти вслух признает свои переживания, свои страхи: А вдруг я не справлюсь? Вдруг я плохая мать?

Но ей не нужно этого делать. Ее двоюродная сестра, ее лучшая подруга, знает их.

— Мы все сделаем. — Эш сжимает ее руку. — Не волнуйся.

— Лучше бы мы справились. — Она горько смеется. — Или Мишка будет спать в ящике комода.

— Как старомодно. — Кровать скрипнула, когда Эш вскочила на ноги. — Тебе нужно закончить собирать вещи, а потом мы поедим. — Она кивает на живот Тесси. — Покорми маленького ежа.

Точно. Отпуск.

Вдохнув побольше воздуха, Тесси схватила с чемодана свой планировщик.

— Ты готова выслушать план завтрашней игры? — спрашивает она, ставя галочки ручкой. — Утром я быстро проедусь на Peloton, а затем мы встретимся на поздний завтрак в El Diablo, после чего отправимся в аэропорт... Что? Что такое?

У стойки, где стоит Ло Мейн, Эш взмахивает ложкой в воздухе, отчего устричный соус разбрызгивается по стойке.

— Возможно, мне пришлось изменить свой рейс.

Тесси сдулась.

— Что? Почему?

Эш сжимает губы в линию и сосредотачивается на еде перед собой.

— Мне очень жаль. Возникли срочные похороны. Они платят мне вдвое больше. Подумай, сколько девственных "Маргарит" мы сможем купить. — Она поднимает голову и извиняюще улыбается. — Я заказала следующий рейс. Я прилечу почти сразу после тебя.

Тесси вздыхает, откладывая свой планировщик в сторону.

— Жаль, что мы не можем полететь вместе.

— Я знаю. — Губы ее кузины подергиваются в выражении, которое Тесси не может определить. — Ты отлично проведешь время.

Так и есть. Действительно.

Свежий маникюр, пять новых бикини и лучший номер на курорте - она так готова к этому отпуску. Она экономила и копила на него. Наконец-то, наконец-то она побалует себя. Наконец-то она расслабится.

Без стресса.

Никаких помех.

Только она и Эш.

Рай.

ГЛАВА 6 

Роскошь.

Святилище.

Она здесь, на семь великолепных дней, и готова купаться в шампанском, мечтая об отпуске.

С трепещущим сердцем, прижав руки к груди, Тесси проходит через глянцевый вестибюль отеля Corazón del Paraíso Resort. Она уже одобряет его. Очень сильно.

Курорт великолепен. На высоком уровне. Пышный и тропический. На высшем уровне, что она любит. Легкие акценты и нейтральные пейзажи. Причудливые, но в то же время неброские и не холодные. Приятная палитра мягких розовых, золотистых и кремовых оттенков. Мраморные полы. Огромная золотая чаша с живыми цветами стоит на круглом столе в центре холла. Из окон от пола до потолка виден пляж. Пальмы покачиваются на ветру. Журчащий водопад за стойкой регистрации вызывает чувство покоя и умиротворения. Нет ни одной вещи, которую она бы оформила по-другому.

— О, здравствуйте, — говорит она мужчине в терракотовой униформе, появившемуся рядом с ней с подносом ярко-зеленых напитков, похожих на смузи. — Это... — Она показывает пальцем, и служащий кивает на напитки, на ее живот. — Спасибо, — говорит она, беря коктейль. — Gracias.

Оживленная, с напитком в руке, Тесси вдыхает запах океана. Соль и море. Зарядка для ее души.

Побег.

Толчок.

Улыбаясь, она прижимает ладонь к животу.

— Тебе тоже нравится, да? — пробормотала она Мишке.

Когда она потягивает огуречный фреш, в сердце Тесси зарождается волнение. Волнение, которое она редко позволяет себе испытывать. Когда она в последний раз делала что-то подобное? Сбегала? Веселилась? Она не может дождаться, пока Эш со своей бледной кожей и угрюмым поведением проскользнет в дом. Она готова к солнцу. Готова поработать над своим загаром и достать один из этих причудливых ананасовых напитков, украшенных маленьким неоновым зонтиком и башнями фруктовых гарниров. И комната. О Боже, ей не терпится увидеть комнату. Вопреки советам, она взяла номер люкс. Это был способ поблагодарить Эш за то, что она терпела ее, за то, что помогала ей с беременностью на каждом шагу. Без нее она бы не справилась.

Тесси включила телефон, чтобы проверить время. После полета на самолете у нее болят бедра, и все, чего ей хочется, - это вздремнуть.

Аппарат тут же пикает в ее руке. Она застонала. Она что, с ума сошла? Включить его - значит попросить Атласа поиздеваться над ней. И все же пальцы чешутся. Поработать. Исправить. Когда она видит первое сообщение, на ее плечи ложится тяжелый груз.

Внезапно время стало неважным.

Недолго думая, она засовывает телефон в сумочку.

Жонглируя своими сумками - дорожный проигрыватель в руке, вещевой мешок через плечо, чемодан за спиной - Тесси, покачиваясь на каблуках, направляется к стойке регистрации.

В середине недели вестибюль практически пуст, если не считать пары, спорящей о том, чувствуют ли омары боль, когда их варят живьем, и...

Тесси останавливается. Смотрит.

Черт возьми, там медведь.

Огромный медведь в холле. И он поворачивается. Он громоздится. Он идет в ее сторону и...

Он бородатый.

Тесси сглотнула.

О Боже.

Это он.

Сначала она не понимает, что происходит. Мозг переключается, затемблокируется. А потом она закричала от ужаса.

Здесь, здесь, здесь горный человек из Теннесси.

— Что... почему... — Ее рот постоянно разжимается и не издает ничего, кроме сплошной болтовни. — Что-ты-как-как...

Его глаза сверкают, когда он приближается к ней. Все шесть футов четыре дюйма в синих джинсах и толстой красной рубашке, накинутой на широкие плечи.

— Ты взяла мою рубашку, — прохрипел он.

— Нет. — Тесси прижимает руку ко рту и отшатывается назад. Ее сердцебиение зашкаливает. Состояние стратосферы. — Не подходи ближе, — предупреждает она. Затем, заметив его внимание к своему животу, она крутит бедрами, переставляя сумку перед животом, чтобы закрыть ему обзор.

— Ты ко мне пристаешь. — Она смотрит на пару, сражающуюся с омарами, в поисках помощи. — Этот человек пристает ко мне.

Они не обращают на нее внимания, продолжая вести жаркую борьбу, которую одобрила бы организация PETA.

Он ворчит, на его суровом лице появляется недовольное выражение.

— Не пристаю.

— Смотри сюда, — говорит она, тыча в него неоновым ногтем, чтобы отвести его взгляд от своего живота. Ей не нравится, как он смотрит на Мишку. Как будто он здесь, чтобы предъявить ему претензии. — Не сюда.

— Куда еще ты хочешь, чтобы я посмотрел? — пробормотал он.

Она выравнивается и отводит плечи назад, не желая быть застигнутой врасплох.

— Что ты здесь делаешь?

— Я видел тебя по телевизору.

Она вздрагивает. О Боже. Это проклятое интервью.

— Я здесь, чтобы поговорить с тобой, — говорит он так, словно уже раздражен своим решением.

Она вздрагивает от мрачного тембра его голоса. Она представляет себе, как звучал бы лес, если бы он мог говорить. Суровый. Низкий. Хрипловатый.

— Где моя кузина? Где Эш? — Подозрительно сузив глаза, Тесси поворачивает шею и приподнимается на носочках, разглядывая его фигуру полузащитника. Затем она задыхается от ужасной мысли, пришедшей ей в голову. — Что ты с ней сделал?

Он хмурится.

— Ни черта я ей не сделал. Она попросила меня прийти.

Тесси трясет головой, словно ей в уши налили воды.

Нет. Нет. Нет. Этого не может быть.

Смутившись, он проводит рукой по густой копне черных волос, затем тянется к заднему карману. Он протягивает скомканный листок бумаги.

— Она передала тебе записку.

Записку? Чертову записку?

Она выхватывает ее у него и разрывает.

Прости меня.

Я люблю тебя.

Тебе это нужно.

Повеселись.

Повеселись?

Тесс застыла на месте, покачиваясь на своих высоких каблуках. В ярости она сжимает записку в кулаке, и туго затянутые эмоции разжимаются.

— Я убью ее. Я убью свою кузину. Это из-за нее я оказалась в таком положении. Потому что я слушала ее дурацкие советы. Зажги, раскрепостись, переспи - говорила она. Но нигде не было сказано, что надо было залететь.

Она прекрасно понимает, что бормочет сама с собой посреди вестибюля, клянется в хладнокровном убийстве под пристальным взглядом совершенно незнакомого человека, но она слишком зла, чтобы заботиться об этом.

Мужчина разводит руками, выражение лица у него неловкое.

— Я пытался зарегистрировать тебя, но им, э-э, нужно твое удостоверение личности.

Она вздрагивает. Это ее отпуск. Ее. Нигде в договоре мелким шрифтом не было указано, что ей придется делить его с этим горцем, который выглядит так, будто только что перепрыгнул через лося, чтобы отправиться в Мексику.

Она бросила на него взгляд.

— Это мы еще посмотрим.

Повернувшись на каблуках, она направляется к стойке регистрации. За ней раздается тяжелый стук ботинок.

— Извините, — говорит она, останавливаясь у стойки регистрации. — Мне нужно зарегистрироваться, пожалуйста. — Она замирает, когда медведь-мужчина устраивается рядом с ней, его запах плывет между ними. Он пахнет свежей хвоей и ледяным воздухом, подхваченным ветром.

Один нюх, думает она, пытаясь закрыть ноздри. Только один. Для ее ребенка.

Секретарша, девушка в очках с забавными геометрическими узорами, лучится.

— Конечно. Фамилия?

— Трулав. Тесс.

Пока администратор проверяет номер, Тесси набирает угрожающее сообщение своей кузине.

Тесси: Ты. Мертва.

Эш: Вопрос в том, будешь ли ты присутствовать на моих похоронах?

Тесси: С трудом. Потому что я буду сидеть в тюрьме за твое убийство.

— Ах, да. Ваш номер с видом на океан. Однако, простите, мисс, — говорит девушка, заставляя Тесси перевести взгляд на нее. — Ваш номер еще не готов. — Она наклоняет голову в сторону больших окон, выходящих на балкон с видом на океан. — Возможно, вы и ваш муж можете подождать в нашем баре Cielo.

Тесси вздохнула и ущипнула себя за переносицу.

— Отлично. Уже начинается. — Еще один вздох. — Он мне не муж. — Она осмеливается взглянуть на мужчину, чье лицо становится жестким и неподвижным. Очень неулыбчивое. — Как же мне тебя называть?

В его глазах вспыхивает усталый огонек.

— Соломон. Уайлдер.

Соломон Уайлдер. Соломон. Она перекатывает его имя в голове, как мрамор. Он похож на Соломона. Скорее, на Торжественного человека. Вздохнув, она снова обращает внимание на администраторшу.

— Вы можете чем-нибудь помочь?

— Мне очень жаль. Но ждать осталось недолго. — Извиняющаяся улыбка. Еще одно нажатие на клавиатуру. — Ваш номер у меня в файле, и я пришлю вам сообщение, как только ваша комната будет готова. Если хотите, можете оставить свои вещи здесь, и мы их поднимем.

— Хорошо.

Оставив сумки у парковщика, Тесси повернулась на каблуках и прошла мимо Соломона, через холл и на балкон. Она выбирает место за столиком с видом на пляж. Океан с прохладным голубым шумом плещется на фоне палящего ярко-оранжевого солнца. На секунду она успокаивается. Спокойствие.

Затем соседнее сиденье скребет по бетонному полу, и этот звук будоражит ее мозг.

Напротив нее сидит Соломон. Бородатый. Серьезное лицо. Она задыхается. Она даже не может насладиться моментом, потому что какой-то бородатый горный мужчина загораживает ей вид на океан.

Сузив глаза, она наклоняется через стол.

— Ты вспотел.

Он ворчит. Его дискомфорт очевиден.

— Я знаю.

— Может быть, ты взял что-нибудь кроме рубашки?

— Я не планировал отдыхать на тропическом пляже, — ворчит он.

Хорошо. Она откидывается в кресле с самодовольной ухмылкой. Может быть, он свалит, когда поймет, что солнце здесь хозяин.

Раздается его хрипловатый голос.

— Тесси, послушай. — Тесси. Черт возьми, ее имя в его устах заставляет ее становиться мягкой. Как горячий нож, проходящий сквозь масло. — Я не хотел тебя напугать. Или застать тебя врасплох.

Тесси приглаживает свои светлые волосы, стараясь выглядеть более здравомыслящей, чем она себя чувствует.

— Ну, ты сделал и то, и другое.

Его огромные пальцы впиваются в край стола, явно стараясь сохранить спокойствие.

— Я видел тебя по телевизору. Видел... — Он проводит рукой вверх и вниз по ее животу. — Я приехал в Лос-Анджелес, чтобы поговорить с тобой, и столкнулся с Эш. А потом...

— Hola. Могу я предложить вам что-нибудь из бара, señor?

Сервер ждет, готовый принять их заказ.

— Пиво, — говорит Соломон, и их взгляды встречаются.

— Жидкая храбрость?

— Не помешает.

— Может быть, у вас есть один из этих коктейлей с ананасом? — с надеждой спрашивает Тесси у подавальщицы, замечая, что темные глаза Соломона осматривают ее.

— Извините, сеньорита, — отвечает он. — Не в этом баре. Они есть в тики-баре на пляже.

— Тогда содовую.

Боже, как ей хочется выпить рюмку текилы, бокал розе, что угодно, лишь бы отвлечься от этого разговора. Сидя за столом, она держится за живот, чувствуя, как маленькие ножки нетерпеливо переступают с ноги на ногу.

— Итак... ...ты здесь, — говорит она, рассматривая свои неоново-розовые пляжные ногти. — Что тебе нужно?

— Ты беременна. — Внимание Соломона переключается на ее живот. Его горло пытается выговорить слова. — Он... мой?

Было бы так легко солгать. Сказать ему "нет", чтобы он отстал от нее. Но она не чудовище.

Она поднимает подбородок. Посмотрела ему в глаза и сказала:

— Да.

Он вцепился в подлокотники своего кресла.

Его реакция на отклонение от оси мира очевидна. Она на мгновение замолкает, давая ему понять это.

Соломон откинулся в кресле, челюсть отвисла, тело напряглось. Выдохнув, он проводит рукой по темной бороде.

— Черт.

Он сидит так одну, может быть, две минуты, пока не приносят напитки, а затем одним глотком проглатывает половину своего пива. Тесси на секунду задерживается, чтобы оценить его. Она видит его впервые за полгода. Совсем близко. Слишком близко.

Слишком опасен.

Слишком красив.

У нее пересохло во рту. Ее сердце трепещет. Внизу ощущается явная дрожь, которая возникает после долгой засухи. От желания.

Его глаза все те же глубокие синие, которые она помнит. Цвет Pantone 19-4045 TCX Lapis Blue. Такой темный оттенок, что его можно было бы достать из морских глубин. Под рукавами его толстой рубашки выпирают бицепсы, похожие на кирпичи. Черная борода аккуратно подстрижена. Его плечи имеют свой почтовый индекс. Массивные. Все в нем массивное. Она могла бы кататься на его ключицах. Его руки - широкие, мозолистые - могли бы поглотить ее.

О Боже. Она держится за живот, морщась от этой мысли. Ребенок будет взрывным. Он разорвет ее пополам.

— Господи, мать твою. — От этого проклятия она перевела взгляд на его лицо. Он недовольно нахмурился. — Как это произошло? Мы использовали презерватив, — настаивает он, хриплым голосом проводя рукой по своим густым черным волосам.

— Он не сработал. Не все надежно. Гинденбург, Титаник, MySpace. — Ее телефон мелодично пикает, но она игнорирует его, поднимая свой стакан и впитывая прохладный конденсат. — Мы можем сделать тест ДНК, если ты мне не веришь.

Вот оно. Он уйдет. Он здесь только для того, чтобы убедиться, что я не подам на него в суд за алименты.

Он смотрит на нее как на дуру.

— Я тебе верю.

Она моргает. Ее сердце стучит о ребра.

— Веришь? Я имею в виду, хорошо. Так и должно быть. Потому что я не занимаюсь сексом.

Он вскидывает бровь.

— Постоянно, я имею в виду, — заикается она, спеша уточнить. — Я имею в виду, не с незнакомцами. Не с кем попало. В ту ночь это было...

— Ошибкой? — спросил Соломон низким голосом.

Сглотнув, Тесси смотрит вниз на свой вздувшийся живот.

— Нет. — Она снова обращает свой взор на него. — Я бы не назвала это так. Больше нет.

Кивнув, он подносит пиво к губам и допивает его. Выражение его лица задумчивое, глаза смотрят на ее лицо в своей задумчивой хмурой манере.

Она поджимает губы.

— Если это имеет какое-то значение, я действительно пыталась найти тебя. Я звонила в бар. Я даже попросила их вывесить плакаты.

Улыбка, почти скрытая за темной бородой, дрогнула на его губах.

— Как плакаты о розыске?

Она покраснела, ее лицо стало горячим.

— Как о пропавших без вести. — Она прочистила горло. — В общем, я хочу сказать, что ты должен знать о Мишке.

Ворчание.

— Мишке?

— Малыш. Я его так называю.

— Его? — На этот раз пальцы Соломона крепко сжимают его пустой пивной бокал.

Она закрывает рот рукой.

— Черт. Прости меня. Я не...

Он поднимает руку в перчатке.

— Все в порядке.

Мышца дергается на его бородатой челюсти. Улыбка? Гримаса? Все вместе?

Ссутулив брови, он спрашивает:

— Ты узнала?

— Конечно, узнала. У меня было достаточно сюрпризов, чтобы хватило на все тридцать лет. — Она отбрасывает волосы, готовая покончить со своими заявлениями и убрать Соломона Уайлдера со своего острова. — Послушай. Ты ничем не обязан этой беременности, хорошо? Мне ничего от тебя не нужно. Мне не нужны деньги или алименты. Я готова сделать это одна. Я могу сделать это одна.

Он глубокомысленно хмурит брови, в его радужных глазах вспыхивают голубые огоньки.

Она оглядывается через плечо, чтобы убедиться, что именно она является источником этого гневного оскала.

— Давай проясним одну вещь, — говорит Соломон суровым тоном, не терпящим возражений. — Я хочу быть в жизни своего сына.

— О. — Тесси выпрямляется, и от его решительных слов у нее внутри что-то закручивается и теплеет. — Хорошо. Тогда хорошо. — Она твердо кивнула, ее взгляд переместился на него. — Несмотря на то, что люди могут подумать, я не такая уж ужасная. Я бы никогда не стала скрывать его от тебя.

— Ужасная? — Он нахмурился. — Кто так говорит о тебе?

— Никто. Все. — Уведомление. На этот раз она бросается к телефону. — О, слава Богу, — вздохнула она. — Номер готов.

Он все еще изучает ее. Все еще хмурится.

Видя, что разговор не окончен, она вздрагивает.

— Чего ты хочешь, Соломон?

Она знает, чего хочет. Постель. Подушку, в которую можно кричать. Чулок для беременных, чтобы задушить Соломона Уайлдера.

— Послушай, я ничего не знаю, кроме того, что этот ребенок мой, и я поступлю правильно. — Он пригвоздил ее взглядом. — Ты ведь приехала на неделю?

У нее в животе образовалась яма от ужаса.

— Да.

— Тогда давай договоримся. Давай возьмем три дня, чтобы узнать друг друга получше. — Он держит ее в своем непоколебимом взгляде. — Мы поговорим. Разберемся во всем. Придумаем, как спокойно растить нашего ребенка вместе.

Застигнутая врасплох его предложением, Тесси застывает на лице Соломона. Его серьезные голубые глаза со слабыми морщинками в уголках. Его торжественное выражение. Действительно ли он такой хороший человек, как утверждает? И действительно ли он останется? Попытается ли наладить отношения с сыном? Это кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой. Но ведь он здесь, не так ли? Он ехал за ней в Мексику, чтобы поговорить. Может быть, он хороший парень.

Может быть.

Но ей это не нужно. Она не хочет ничего знать о нем. Он - случайный донор спермы, подаривший ей одну из лучших ночей в жизни. У них нет ничего общего, кроме договоренности о том, как воспитывать сына.

— Тебя это устроит? Три дня? — Соломон разложил свои большие руки на столешнице. — Тогда я оставлю тебя до конца отпуска.

Нет, ее это очень не устраивает.

Как бы эгоистично это ни было, она не хочет оставаться с Соломоном Уайлдером. Или делить.

Ее отпуск.

Ее ребенка.

Последние полгода она занималась беременностью в одиночку, и то, что этот незнакомец, этот мужчина локтями впивается в ее идеально продуманные планы, - заноза в ее заднице.

Но чем быстрее она согласится, тем быстрее покончит с этим. Вернет отпуск. Вычеркнет из своей жизни этого задумчивого горца в клетчатой одежде из Буффало.

Три дня.

Она может потерпеть три дня.

Тесси пожала плечами и отбросила свои длинные светлые волосы.

— Ладно.

Ворчание.

— Хорошо.

Они пожимают друг другу руки.

ГЛАВА 7

Соломон следует за Тесси, пока их ведут в номер. По дороге портье рассказывает о таких удобствах курорта, как бары с шампанским, услуги консьержа и ночные тематические вечеринки. Тесси кивает, а у Соломона мозг словно взрывается. В голове крутятся самые разные мысли.

Первая: Ты взяла мою рубашку.

Господи Иисусе. Это тупое высказывание вылетело из его уст после того, как он увидел ее впервые за полгода? В тот момент это было все, о чем он мог думать. Он увидел, как она стоит там, в холле, ошеломленная, и это вывело его из равновесия. Господи, - он зарычал на нее.

Второе: сын. У него будет сын. Он станет отцом. Эта мысль не пугает его так сильно, как он думал. Мишка. Он повторяет это прозвище беззвучно. Оно ему нравится. На самом деле, черт возьми, ему это нравится.

Третье: Тесси, и что с ней делать. Сдержанная. Охраняемая. Совсем не похожа на ту легкомысленную дикарку, которая обнажила перед ним свою душу в баре "Медвежье ухо". Улыбка, ударившая его в солнечное сплетение в тот вечер, сменилась хмурым взглядом, который - осмелится ли он сказать это - заставил ее выглядеть еще красивее, чем он помнил. Длинные светлые волосы, рубиновые губы, тонкие эльфийские черты лица. И что самое ужасное - он не может оторвать от нее глаз. Ее тело стройное и подтянутое, в животе - маленький твердый шарик ребенка.

Его ребенка.

Эта мысль что-то делает с его чувствами. Отменяет все рациональные мысли и заменяет их врожденным первобытным инстинктом.

— А вот и номер.

Бодрое объявление заставило его остановиться на месте. Портье остановился у подножия лестницы, ведущей в номер-люкс, расположенный на краю белопесчаного пляжа. Океан неспокойно плещется. На тротуаре на солнцепеке лежит коматозная игуана. Вдалеке - крики чаек. Вдалеке звучит ударная музыка.

Все слишком ярко и чуждо. Это не дом, как Чинук. Знакомый. Старый. Тем не менее, он здесь, и он сделает все возможное. Если он смог прожить в лесной хижине семь лет, то сможет продержаться и три дня на пляже.

Каждый мускул в теле Соломона напрягается, когда Тесси поскальзывается, делая первый шаг, и ее каблуки скользят по мокрому мрамору. Он стремительно бросается вперед, чтобы обхватить ее за талию. Она напрягается, когда он притягивает ее к себе, но держится за него, пока не сориентируется.

Близко. Так близко, что между ними витает ее запах, смесь кокоса и морской соли. Когда она почти в его объятиях, легко заметить, какая она маленькая. Может быть, метр шестьдесят два без каблуков, все ноги и живот.

— Ты в порядке? — грубо спрашивает он, изо всех сил стараясь не замечать, как она прижимается к нему животом. Взмах ее длинных темных ресниц производит в его мозгу какое-то безумное действие.

— Нормально. Чертовы каблуки, — говорит она, глядя на него широко раскрытыми шоколадно-карими глазами.

— Не стоит носить каблуки.

Она усмехается. Затем она отталкивается от него и поднимается по лестнице.

Соломон качает головой.

Упрямая. Приятно слышать.

Его бесит, что ее раздражает его присутствие, но ей придется с этим смириться. Всасывать его, как весь этот лос-анджелесский смог, с которым она живет каждый день.

Ему приходится пригибаться на лестнице, и когда он, наконец, протискивается за угол, портье размахивает ключом от номера перед датчиком.

— На территории курорта шестнадцать ресторанов для гурманов, неограниченное количество блюд и напитков премиум-класса.

— Подождите, — говорит Соломон. — Все включено?

Тесси бросает на него злобный взгляд.

— Вот что такое "все включено", Соломон. Это неограниченные возможности.

Не впечатленный, он скрещивает руки.

— Звучит расточительно.

— Это не расточительство, это... — Она прерывается, когда дверь распахивается, открывая комнату. — Пять гребаных звезд, — вздыхает Тесси и вбегает внутрь.

Портье ухмыляется.

— Она быстрая, сеньор.

Соломон кивает, борясь с собственной ухмылкой.

— Так и есть.

— Черт, — говорит он вслед за ней, вытирая внезапно вспотевшие ладони о бедра своих джинсов. Мгновенно он оказывается не в своей тарелке.

Как и Тесси - комната поражает воображение. Большая роскошная зона отдыха с Г-образным диваном, журнальным столиком, похожим на бетонную плиту, и бархатными креслами. Спальня с роскошной кроватью королевского размера. Мраморная плитка. На стене висят гравюры с пальмами в стиле арт-деко. Их чемоданы уже стоят на багажных лотках в спальне.

Соломон с интересом наблюдает, как Тесси порхает по комнате, проводя пальцами по каждой поверхности. Металл. Шелк. Дерево. На каблуках она похожа на незаконченное предложение. Она кружит по кругу, практически левитируя, когда вплывает в комнату. Едва успевает задержаться на одном месте, как бросается осматривать новый предмет декора. У него перехватывает дыхание, когда он наблюдает за ней. Руки прижаты к сердцу, рот открыт в изумлении, когда она впивается взглядом в глянцевый зал.

Это что-то значит для нее. Этот отпуск.

Она останавливается у барной стойки, где манят бутылки Tito's.

— О, ты только посмотри на эту плиту с живыми краями. — Ее неоново-розовые ногти отбивают такт по фанерованной столешнице. А затем она снова уходит и движется, за ней следует хор охов и ахов.

— Ты... — Он делает паузу. — Нюхаешь подушки?

Ее щеки вспыхивают розовым румянцем, в руках зажата круглая подушка.

— Это моя фишка, понятно?

Забавляясь, он пожимает плечами.

— Как скажешь. Делай свое дело, Тесси. — Он думает об этом. — Дизайнер, верно?

— Именно так.

Он уже потянулся в карман за деньгами, чтобы дать чаевые портье, когда Тесси, опередив его, выскочила перед ним. Она скользит обратно в зону отдыха, направляясь к большому полотну штор, которое, как полагает Соломон, скрывает от глаз террасу.

— Интерьеры. — Взмах длинных светлых волос. — Преобразование помещений. Делаю их красивыми.

Соломон наблюдает, как ее карие глаза быстро перемещаются по гостиной.

— Что ты делаешь?

— Я думаю о цветах.

— Цветах.

— Как сочетать цвета. — Она делает паузу и поясняет. — В дизайне интерьера у нас есть палитра. Например, есть синий, основной цвет, но на нем все не заканчивается. Есть синий с зеленым подтоном, или желтый, или… — Она захлопывает рот. Улыбается. — Я тебя сбиваю с толку.

— Немного.

— Есть такие вещи, называемые цветами Pantone. Стандартизированные цвета, которые гарантируют, что цвет, который ты хочешь, ты получишь. Никаких сюрпризов. — На ее лице появляется самодовольная улыбка. — Я могу присвоить цвет чему угодно.

— Тогда что это? — Он показывает на серый плед из искусственного меха, наброшенный на диван.

Не упуская ни секунды, она говорит:

— Лавовый дым.

Он не может удержаться.

— А мои глаза?

Ноздри слегка раздуваются, Тесси отбрасывает волосы.

— Не думала об этом. — Слегка покачиваясь, она направляется к кнопке на стене рядом с льняными занавесками. — Может, посмотрим, что это даст? — Она бросает на него взволнованный взгляд через плечо и нажимает на кнопку. Из ее уст вырывается визг, когда шторы раздвигаются, открывая просторную террасу с видом на Тихий океан.

Задыхаясь от восторга, Тесси распахивает раздвижные стеклянные двери, и в комнату врывается соленый морской воздух.

Даже Соломон вынужден признать: вид из окна чертовски великолепен.

Океан практически на заднем дворе. По обе стороны балкона растут мангровые деревья. С пляжа доносится шум разбивающихся волн. Гамак. Джакузи. Зона отдыха с пляжной мебелью и шезлонгами.

Когда Тесси подходит к кованым перилам, каждый мускул его тела приходит в боевую готовность. Вид ее и его сына на краю балкона, сидящих рядом с перилами на уровне середины бедра, пугает его до смерти.

Она в безопасности, Сол. Тихий голос Серены прошелестел вокруг него. Она в безопасности.

Чтобы успокоить нервы, он присоединяется к ней. Облегчение нахлынуло на него, как только он оказался рядом с ней. Успокаивается сердцебиение, паническое биение пульса.

— Чертовски хороший вид.

— Да. — Она поднимает телефон, чтобы сделать снимок, затем опускает его и морщит нос. — На фотографиях это никогда не выглядит одинаково.

— Именно поэтому ты должна наслаждаться моментом.

Ее губы искривляются.

— Очень мило с твоей стороны, Соломон.

Он язвительно усмехается.

— Если хочешь хороший вид, приезжай в Чинук.

Она наклоняет голову, ее длинные светлые волосы водопадом падают на плечи.

— Что такое Чинук?

— Маленький городок за пределами Анкориджа. Где я живу. Чинук, Аляска.

— Аляска. — Боковым зрением она изобразила дрожь. — Боже. Это как будто противоположные концы спектра. Что, там сейчас идет снег?

— Возможно. — В сентябре еще рано для снега, но, как известно, такое случается.

Она вскидывает бровь, на ее губах появляется слабая улыбка.

— По-прежнему лучшее место для звезд?

Его сердце замирает при воспоминании о той ночи.

— Чертовски верно.

Уведомление.

Уведомление.

Уведомление.

— Эта штука когда-нибудь остановится? — Соломон ворчит. С тех пор как он нашел ее, ее телефон постоянно звонит, вызывая у него желание сбросить его с террасы.

Надув грудь, она преувеличенно вздыхает, прерывая зрительный контакт с ним, чтобы внимательно изучить свой телефон.

— Если бы.

Ее голос заставил его пристально посмотреть на нее.

В ее словах звучит тот же отчаянный тон, который она использовала, когда говорила: «Я не такая уж и ужасная». И от этого ему захотелось ударить по чему-нибудь. Скорее всего, человека на другом конце телефона.

Она поднимает аппарат, набирает бешеный текст, затем поворачивается на каблуке и убегает.

Соломон следит за ее движением, наблюдая, как она исчезает в спальне. Соломон проводит рукой по затылку, ощущая странную беспомощность, покачивающуюся внутри него, как потерянный буек. Он гадал об этой девушке последние полгода - как ее зовут, откуда она, почему она сбежала от него на следующее утро, а теперь она здесь, но все, что он может сделать, - это завязать неуклюжий разговор.

Все это неловко. Он будет с ней три проклятых дня. Одна его часть хочет заняться делами, решить, как воспитывать их сына, а затем сесть на ближайший самолет и вернуться в Чинук. Другая часть, та, что не может отрицать ту ночь между ними, хочет узнать о ней больше. Хочет сказать ей, что она осветила его, и с тех пор он уже не тот, что прежде.

Повернувшись к воде, Соломон глубоко вдыхает запах соли и прибоя. В Мексике нет снега и гор, но, по крайней мере, это не цементный город. Он осматривает горизонт. По океану лениво плывет катамаран. Волны разбиваются о берег. И…

Пронзительный крик из спальни.

Тревога заставила его вскочить, адреналин мгновенно хлынул по венам.

— Тесси? — зовет он, вбегая в спальню.

Она стоит рядом с плюшевой двуспальной кроватью, на ней махровый халат поверх комбинезона, на ее красивом лице - потрясенный взгляд.

Он хватает ее за руку, оттаскивая от невидимой угрозы.

— Что такое? Что случилось? — Сердце колотится, он ищет виновника. Может быть, грызуна, которого он может прогнать, а может быть, жука, которого он может прихлопнуть ботинком.

— Это. — Она жестикулирует, ее руки бешено вращаются. — Вот черт. Это мой худший кошмар. Здесь только одна кровать. Одна кровать, Соломон.

— Господи. И это все? — Он тяжело дышит, его пульс бьется в каком-то странном ритме. Эта женщина заставляет его потеть, заставляет его выходить из себя, а он знает ее всего несколько часов. — Я буду спать на диване, хорошо?

Ее напряженное выражение лица немного расслабляется, и она моргает.

— Ты будешь?

— Буду.

— Отлично, — фыркнула она, двигаясь к своему чемодану. — Тогда я распакую вещи.

— Позволь мне, — говорит он, перехватывая ее, прежде чем она успевает схватить переполненную сумку. — Я не хочу, чтобы ты поднимала что-то тяжелое.

То, как расширились ее глаза, выражение удивления на ее лице, поразило его. Как будто никто никогда раньше не предлагал позаботиться о ней.

Он поднимает чемодан с пола и ставит его на багажную полку рядом с кроватью.

— Господи, что здесь, кирпичи?

Она обходит его, на ее губах играет улыбка.

— Нет. Детские вещи.

Соломон смотрит, как Тесси распаковывает толстую стопку книг для детей, все с названиями, похожими на фильмы ужасов, от которых у него подскакивает давление: Laboring Your Way, Breastfeeding Like a Boss, The Quickening. Затем идут дородовые витамины, леггинсы и странное приспособление в виде палочки, прикрепленной к длинному шнуру.

— Это монитор сердцебиения плода, — объясняет она, видя его растерянность. — Допплер. Так я могу слушать сердцебиение Мишки. — Кончики ее ушей приобретают восхитительный розовый оттенок. Она опускает руку, чтобы погладить свой живот. — Мы на острове, и поскольку моего врача здесь нет. . . Я хотела убедиться, что с ним все в порядке. На всякий случай, знаешь ли.

У Соломона пересохло во рту. В груди заклокотало от переполняющей его благодарности при мысли о том, что Тесси так хорошо заботится об их сыне еще до его рождения.

— Ты... э-э... все предусмотрела, — говорит он, его голос становится еще более хриплым, когда ему приходится протискиваться сквозь валун в горле.

В ответ он получает застенчивую улыбку. Как в тот вечер, когда они познакомились. Отзыв о девушке, о той ночи, которая изменила его мир.

— Я стараюсь. — Она встряхивает волосами, сияя. — Это моя работа.

Прежде чем он успевает придумать ответ, она отшатывается от него, выражение ее лица становится замкнутым, как будто она сожалеет о том, что дала ему так много.

Пока она занята распаковкой и аккуратной расстановкой вещей, словно переезжает в комнату на ближайшие два месяца, Соломон изучает ее, словно может снять все слои и добраться до сути Тесси Трулав. Усталость притупляет цвет ее шоколадных радужек. Ее позвоночник выпрямлен, когда она скрытно проверяет свой телефон.

Она поворачивается. В ее руках длинное цветастое платье.

— Что? — Ее глаза сужаются в подозрении. — Ты пялишься.

Преодолевая желание смахнуть волосы с ее лица, он засовывает кулаки в карманы джинсов.

— Ты устала?

Она обиженно вздохнула.

— А что? Я так ужасно выгляжу?

Ужасно, нет. Красивая. Яростная. Изможденная. Все "да" в этой чертовой книге. Соломон борется с желанием заставить ее сесть. Снять с нее туфли на высоченных каблуках. Положить ее в эту плюшевую кровать и усадить на шелковые подушки, как королеву. Но он держит язык за зубами. Это не его дело. У них была одна ночь вместе полгода назад. Это временно, они вдвоем в одной комнате.

У них нет ничего общего, кроме договоренности о том, как воспитывать сына.

— Нет, — выдавил он из себя. — Ты хорошо выглядишь.

Как только слова вырвались из его уст, он внутренне застонал.

Хорошо. Чертовски хорошо.

По-настоящему охуенно.

Выражение ее лица становится плоским.

Он вздыхает.

— Слушай, давай поужинаем, а потом займемся каждый своим делом.

— Поужинаем, — повторяет она, выражение ее лица далекое.

Он внимательно изучает ее живот.

— Вам обоим надо поесть. Обслуживание в номер?

— Ни в коем случае, — возражает она, распрямляя плечи. — Это мой первый день отпуска. Мы не останемся в номере. Мы пойдем куда-нибудь.

Похоже, что меньше всего ей хочется куда-то идти, но он держит язык за зубами. Он все еще размышляет о темных кругах под ее глазами. Над телефоном, который сейчас выключен, но включается каждую минуту или около того. Вспышка раздражения заставляет его сжать челюсти. Кто, черт возьми, беспокоит ее во время отпуска?

Тесси нащупывает свой ежедневник. Ручка появляется в ее руке как по мановению волшебной палочки.

— Посмотрим. . . — Высунув язык, она просматривает страницу. — Сегодня вечером у нас... — В ней поднимается неземной стон. Опустившись на край кровати, она опирается локтями на колени. Положив подбородок на ладонь, она встречает его взгляд и говорит: — У нас заказан ужин.

Он хмуро смотрит на нее.

— Ты так говоришь, как будто это плохо.

— Так и есть. — Вздохнув, она опустила лицо на руки. — Очень плохо.

 ГЛАВА 8

Ужин при свечах под звездами. Стол, украшенный потрясающей тропической цветочной композицией и мерцающими свечами. Свежий океанский воздух, шум волн, лунное небо над головой. Совершенство.

Ничто не могло его испортить.

Ничто, кроме Соломона, который сидел напротив Тесси и своими широкими плечами уже второй раз за сегодняшний день закрывал ей вид на океан. К тому же на нем все та же проклятая рубашка. Очевидно, этот человек ничего не знает о том, как расслабиться на пляже, и собирается всю ночь смотреть на нее, как ворчливый снежный человек.

Плохо, что у них общий ребенок. Теперь ей придется делить пятизвездочный ужин.

Тесси переместилась в кресле, проводя рукой по животу, она переоделась в неоново-голубое макси-платье. Она сопротивляется желанию проверить свой телефон, незаметно лежащий на краю стола.

Когда официант поправляет столовое серебро, Соломон озадаченно морщит лоб.

Тесси делает вдох и поднимает руку, опережая его критику.

— Прежде чем ты что-то скажешь, количество мест было ограничено, понятно? Я заплатила заранее. Я не могла отказаться.

Его губы дергаются.

— Я ничего не говорил.

Она хмурится. Она уже видит, как эти громадные мускулы сотрясаются в беззвучном смехе.

Искра раздражения промелькнула в ее глазах. Эш должна была быть здесь с ней, а не с Соломоном. Конечно, это пошловато - фонари со свечами на дорожке и лепестки роз, рассыпанные по песку, - но когда она заказывала это место, она умирала от пошлости. От романтики. Даже если она планировала разделить это с Эш.

Три дня, напомнила она себе. Три чертовых дня.

Пытаясь завязать непринужденный разговор, Тесси спрашивает:

— Видишь что-нибудь, что тебе нравится?

Соломон, со скучающим видом изучающий меню, ворчит.

— По крайней мере, улов свежий.

Она закатывает глаза к звездному небу. Вот она с этим занудой, когда могла бы быть с Эш. Она сжимает салфетку в кулаке. Она собирается задушить свою кузину. Предпочтительно после рождения ребенка, потому что ей нужен тренер по родам, но, безусловно, удушение произойдет.

Появляется сервер в белых перчатках, лет двадцати пяти, с бутылкой просекко в руках. На ее накрахмаленной рубашке красуется позолоченная табличка с именем Луиса.

Прежде чем она успевает что-то сказать, Соломон произносит:

— Ей нельзя пить.

От авторитетного тона его голоса Тесси пробирает дрожь, а пальцы ног подгибаются на каблуках.

Сервер останавливается на середине бутылки, дергает головой в сторону Соломона.

— А вы, сеньор?

Соломон скрещивает руки, рукава пледа из кожи буйвола сжимают его бицепсы.

— Я буду пить то, что пьет она.

Тесси удивленно вздохнула, увидев его солидарность.

— Ты не должен этого делать.

Он смотрит на нее долгим задумчивым взглядом, выражение его лица ровное.

— Тесс.

Тесс. Твердо. Строго. Ей это даже нравится.

Нет. Абсолютно нет. Потому что любить что-либо, связанное с Соломоном Уайлдером, значит привязываться к нему, а единственная привязанность, которая у нее есть, - это Мишка, буквально привязанный к ней пуповиной, и так оно и останется. По крайней мере, на ближайшие три месяца.

— О, э-э, хорошо. — Луиса и Соломон смотрят на нее. — У вас есть эти ананасовые напитки? С солнечными очками и милым зонтиком?

— Нет, сеньорита. Простите. Они есть только в...

— Тики-баре, поняла. Тогда моктейль (прим. Безалкогольный коктейль). — Смутившись, она оглядывается по сторонам в поисках списка напитков. — Я не знаю... У вас есть меню или...

— Имбирный эль, сок лайма, листья мяты, простой сироп, — говорит Соломон Луисе. Но он смотрит на Тесси. — Тебя это устраивает?

Она моргает.

— Да. Подождите! Мы начнем с крабового пирога, — говорит она, прежде чем официантка успевает исчезнуть. Прежде чем она успеет увянуть от голода. Ей не суждено продержаться так долго без еды. Потирая живот, она молча извиняется перед Мишкой, пока официантка уходит.

Впечатленная, Тесси смотрит на Соломона.

— Ты знаешь ингредиенты напитков.

— Знаю.

Она отводит плечи назад, борясь с желанием второй раз за сегодняшний день закатить глаза. Он что, все время ворчит? Он так общается? Односложными предложениями?

— Ну, — говорит она, приподнимая бровь. — Откуда ты знаешь напитки?

Еще одно ворчание. Боже, это все равно что пытаться вытянуть признание из заключенного камеры смертников.

Сдвинувшись с места, мужчина прочищает горло.

— Мы с приятелем владеем баром.

— Правда? — Она наклонила голову, пытаясь представить себе бар на Аляске. Озера. Айсберги. Китовая ворвань. — Это... круто. Ты бармен?

— Шеф-повар. — Мышца дергается в его бородатой челюсти, холодные голубые глаза опускаются к тарелке. — Был.

Она нахмурилась.

— Ты больше не готовишь?

— Нет. Не готовлю.

Жаль. Она рассматривает его разноцветные татуировки. Его руки. Широкие и мозолистые, большие, как медвежьи лапы, они выглядят так, будто могут нанести ущерб на кухне.

И в спальне.

Нет. Нет. Она больше не будет об этом думать. Один раз уже думала, больше не будет.

Смутившись, Тесси делает глоток воды, чтобы прогнать неуместные мысли.

— Чем ты занимаешься? — спрашивает она. — У тебя ведь есть работа?

Не то чтобы ей нужны были его деньги, но если бы папа ее ребенка был трудоустроен, это бы здорово подняло ее самооценку.

— Я делаю мебель. Продаю ее, когда могу.

— А чем еще ты занимаешься на Аляске?

Соломон приостанавливается при появлении официантки. После того, как напитки были расставлены, разноцветные моктейли в бокалах-купе, он молча сидит. И тут Тесси понимает, что он ждет, когда она сделает первый глоток.

И она делает.

— М-м-м, — говорит она. Легкий и освежающий на языке. — Это идеально.

Так и есть. Достаточно, чтобы она почувствовала себя расслабленной. Почувствовала себя нормальной.

Соломон опускает подбородок, борода снова дергается. Похоже, он доволен ее ответом и подносит к губам свой бокал. Тесси приходится подавить хихиканье при виде этого грузного бородатого горца, поднимающего броский напиток, как будто в этом нет ничего особенного.

— Итак, на Аляске, — говорит он, подхватывая прерванный разговор, — я ловлю рыбу. Охочусь.

— Ты ешь мясо?

— Господи. — Он опускает стакан, его красивое лицо страдает. — Ты вегетарианка?

— Только в полнолуние, после принесения в жертву девственницы.

Он моргнул.

— Я шучу. — Она дразняще улыбается. Опираясь локтями на стол, она упирается подбородком в руки и оценивает его. — Ты очень торжественный человек, знаешь ли.

Напряжение покидает его лицо. Улыбка, слабая, но реальная, дергается в уголках его губ. От взгляда его темно-синих глаз у нее свело желудок. Мысли снова вернулись к бару "Медвежье ухо". Соломон, красивый, чертовски красивый, как он слушал ее, показывал ей звезды. Его сильные, но нежные руки на ее теле, пьяная, отчаянная потребность, вспыхнувшая между ними, когда они ввалились в дверь номера мотеля.

Только сегодня в нем что-то изменилось.

Она прищурилась. Он похож на странный хмурый зодиакальный шифр, который она не может разгадать. Каждый его метр восемьдесят четыре, хмурый, широкоплечий. Ей любопытно. Какая-то часть ее души хочет продолжать копать. Это отец ее ребенка. Она должна его знать. И все же…

Другая часть ее души не хочет узнавать Соломона Уайлдера.

Конечно, у них была одна ночь... ...одна прекрасная, великолепная ночь, и теперь у них общий ребенок. Но больше, чем это? Не обсуждается. Сближение, привязанность, сентиментальность? Это не в ее правилах. Вся ее энергия должна быть направлена на то, как сохранить свою жизнь. Как стать хорошей матерью своему сыну. И последнее, что ей нужно, - это мужчина, который все испортит.

И тут она видит это. Что изменилось.

— Твое кольцо, — пролепетала она.

Он вздрагивает.

Сердце молчит.

— Ты снял кольцо, — повторяет она. Уже мягче.

Плотный кивок. Слова вырываются у него изо рта.

— Снял.

— Новая девушка? — Тесси старается быть бесстрастной. Хотя ей должно быть все равно. Не стоит задерживать дыхание в ожидании его ответа.

— Нет. Никакой новой девушки. — Он с болью открывает рот и так же резко закрывает его, как только появляется официантка с закусками. Они делают свои заказы, и с исчезновением официантки за столом воцаряется неловкая тишина.

— Так что. ...никого нет?

Тишина.

Тесси смотрит на свой живот, прикусив губу, желая извиниться, подыскать что-нибудь безобидное, чтобы избавиться от облегчения, внезапно охватившего ее сердце.

Принято к сведению. Мертвая жена. Больная тема.

Ворчание Соломона.

— Что случилось? — спрашивает она, зачерпывая чешуйчатый кусок краба.

— Я даже не вижу своей еды, — ворчит он, ковыряясь в крабовом пироге.

— Вот, — говорит она, доставая телефон, чтобы включить фонарик.

Он вздрагивает от яркого света.

— Господи. Тебе обязательно это делать?

— Ну, ты же хотел это увидеть, — возражает она и, нахмурившись, садится обратно в кресло.

К черту светские беседы и угрюмое отношение Соломона. Пора переходить к делу. Пора покончить с этим. Пора прощупать этого человека, прежде чем соглашаться на что-то, касающееся их сына.

— Давай поговорим о Мишке, — объявляет она, высоко подняв подбородок.

Соломон поднимает взгляд и удивленно смотрит на нее.

Она взмахивает вилкой, проглатывая подушечный комок краба.

— Мы ведь для этого здесь, верно?

— Верно.

— У меня к тебе один вопрос.

— Задавай.

— А если ты однажды струсишь и захочешь уйти?

— Не уйду.

— Люди уходят, Соломон.

— Я знаю об этом, — хрипловато ответил он, — но я не уйду.

Она долго смотрит на него, прикидывая, насколько он правдив. Как она может ему поверить?

Ее собственный отец не хотел ее видеть. Он ушел, бросил ее и ее мать, когда Тесси было два года. Как будто они были мешками с мусором на шоссе. Она едва помнит его. Запах сигарет. Морщинистые карие глаза, словно их отшлифовала пустыня.

У него была жена. У него был ребенок, дочь. А он все равно ушел.

Даже люди, имеющие связи, разрывают их.

Вот почему она опасается Соломона. Если отец Мишки планирует однажды уйти, ему лучше сделать это сейчас, потому что другого шанса у него не будет.

— У меня тоже к тебе вопрос. — Соломон подергивает бородатым подбородком. — Где ты собираешься растить Мишку? В этой квартире?

Она насмешливо смотрит на отвращение на его лице. Ее дом - это не такой уж и большой, но быть оскорбленной человеком, который носит рубашку на пляж, - это богато. — Я бы так и сделала. А где ты живешь? В пещере?

— В хижине.

— Дай угадаю. В лесу?

На его бородатой челюсти напрягся мускул.

— Точно.

— Ну, — говорит она, откусывая еще кусочек, — если ты хочешь участвовать в его жизни, тебе придется найти время, чтобы приезжать в Лос-Анджелес.

— А как же Аляска? — возражает он.

— У меня есть работа. Я не могу уехать. — Она отрезает ножом кусочек краба.Соломон остается нетронутым. — Я все спланировала. — Она перебирает список на пальцах. — Роды в больнице "Седарс-Синай". Цвета детской - плавник дельфина и банан. Его имя...

Вилка Соломона стучит по столу, его лицо прищурено, словно краб испортился.

— Имя?

— Нет. — Она поджимает губы. — Я тебе не скажу.

Его жесткий взгляд - это прожектор для допроса.

— Тесси.

Она вздрагивает, внезапно защищаясь.

Ее жизнь. Ее ребенок. Ее рассудок.

Позволить кому-то другому разрушить ее лучшие планы? Ни в коем случае. Она этого не допустит. Она пытается понять, как ей быть работающей матерью, а тут еще этот ворчливый человек с горы предъявляет все эти требования, врывается в ее жизнь, заставляет ее напрягаться. Это ее мир, и в него не входит громоздкий дровосек, выводящий ее из равновесия.

— Тебя не было рядом. Не вини меня за то, что я строю планы.

Он провел рукой по волосам. От него исходит убийственная энергия, голубые глаза горят гневом.

— Меня не было рядом, потому что я, черт возьми, не знал.

— А я не знала, где тебя искать, — бросает она в ответ.

Они смотрят друг на друга до тех пор, пока не появляется официантка.

— Перчика? — спрашивает Луиса, протискиваясь между ними с трехфутовой мельницей для перца, похожей на гигантский кальян. Или фаллоимитатор.

Тесси не может с уверенностью сказать, что больше подходит к данной ситуации, потому что и ее, и Соломона здесь трахают. Как они сюда попали? Когда они ушли от приятной беседы и погрузились с головой в грозное молчание?

Все еще глядя на Тесси, Соломон выдавил из себя:

— Нет. — Его руки, лежащие на столе, сжаты в кулаки, костяшки пальцев побелели.

Напряжение режет воздух, как нож.

Передернув плечами, Соломон пытается повторить попытку, после того, как их оставляют в покое.

— А что, если... ...каждое лето...

Она задыхается и проводит ладонью по животу.

— Я не буду отдавать своего ребенка каждое лето.

— Нашего ребенка, — тихо поправляет ее Соломон.

Пристыженная, Тесси смаргивает горячие слезы, беспокойство скручивает ее желудок. Ее нижняя губа дрожит.

— Но. Он еще долго будет маленьким. Он просто не может быть без меня. — Ее руки сжимаются на животе, и она опускает взгляд на крабовый пирог на своей тарелке. Паника перехватывает дыхание и вызывает слабость в коленях. Мысль о том, что она может потерять Мишку. Разлучиться с ним.

— Я не хочу, чтобы он был без тебя, Тесси. Я хочу...блядь. — Резкий взрыв проклятия Соломона заставил ее поднять глаза. Он снова провел рукой по своим черным волосам - его обычная реакция, когда он расстроен, полагает она, - и стиснул стальную челюсть. С выражением досады и злости он спрашивает: — Как, черт возьми, люди это делают?

Она качает головой.

— Я не знаю. Но мы узнаем, хорошо? — Наклонившись, она протягивает руки. — Никаких адвокатов. Пожалуйста? Мы что-нибудь придумаем.

Адвокаты означают, что они в ссоре. Означают, что Мишку втянут в неприятную борьбу за опекунство. Это значит, что кто-то пытается отнять его у нее.

От этой мысли у нее сводит желудок.

Это ее сын. Она не может понять, какую любовь испытывает к Мишке. Может быть, потому что она врожденная. Безусловная. Ее. Он - ее. Она может лучше, чем ее отец. И это так. Никто не отнимет его у нее. И уж точно она никогда не уйдет.

Соломон одобрительно хмыкнул и выдохнул.

Она медленно потягивает свой коктейль, не торопясь анализировать выражение его лица. Она не может его прочитать. Да и зачем? Она едва знает этого человека.

— Ты злишься? — спросила она через мгновение, быстро отставив бокал. — Ты выглядишь сумасшедшим. Твое лицо. ...как будто... ...тает.

Он качает головой, мускул дергается на его суровой челюсти.

— Я не злюсь, Тесси. Я расстроен.

У нее вырывается смешок.

— Ну, я тоже.

Соломон не отвечает. Он молчит. Изучает ее лицо. Но прежде чем он успевает что-то сказать, у нее срабатывает телефон.

Она вскакивает, испугавшись громкой вибрации входящего сообщения.

Взглянув на телефон, лежащий рядом с тарелкой, Тесси выругалась. Она просила Атласа дать ей вечер, прежде чем она закончит свою доску настроения, но, видимо, он не смог сделать даже этого.

У нее потеплело в глазах.

Внезапно она больше не хочет есть. От того, что она делила своего ребенка, как закуску, у нее в животе появилась кислая боль.

Собрав салфетку, она бросает ее на стол и встает. Перемирие. Больше нет. Не сегодня. Между требованиями босса и Соломона все кончено. Она не хочет, чтобы ворчливые мужчины мешали ее островному настроению. Она хочет уехать. Ей нужны компрессионные носки, проигрыватель и восемь часов беспрерывного сна.

— Я возвращаюсь в номер.

Она поворачивается, слезы текут по ее щекам.

Но вдруг Соломон встает. Электричество щелкает, когда он проводит широкой мозолистой ладонью по ее обнаженной руке и хватает ее за запястье. Он останавливает ее, разворачивая к себе.

— Тесси.

Она фыркает. Наклоняет подбородок, чтобы видеть его.

— Что?

Его темно-синий взгляд обшаривает ее лицо, задерживаясь на слезах. Он сглатывает, его горло перехватывает от невысказанных слов, на его суровом лице появляется противоречивое выражение.

— Твоя еда.

Она заставляет себя улыбнуться и прогоняет слезы.

— Упакуй ее для меня, хорошо? Я съем ее позже.

Оглядев ее в последний раз, Соломон отпускает ее запястье, и Тесси поворачивается. С телефоном в руке она отправилась на пляж, даже не пытаясь сдержать слезы.

Они говорили, они пытались, но что, если это безнадежно?

Что если они просто незнакомые люди, которые ненавидят друг друга?

ГЛАВА 9

Что-то теплое и сырое кипит в груди Соломона, когда Тесси поспешно отходит от него.

Она не хочет, чтобы он был рядом.

Но кто может ее винить? Он заставил ее плакать. Он заставил плакать беременную женщину. Господи. Какой же он мудак.

Да, он сорвался на нее, и разговор стал напряженным. Все это время он скрежетал зубами. Не из-за Тесси, а из-за того, что они не могли принять ни одного чертова решения, потому что ничто в их ситуации не было нормальным.

И он видел это по ее лицу.

Совершенно ясно, что Тесси Трулав не хочет иметь с ним ничего общего.

Для нее он - помеха. Угроза. Ворчливый ублюдок.

Хуже того, она думает, что он заберет у нее ребенка.

От этой мысли он почувствовал себя мудаком высшего сорта.

Он ни на секунду не допускает мысли о том, чтобы отнять у нее ребенка. Она чертовски сильна и полна решимости растить ребенка в одиночку. Он уважает ее за это. Но он хочет быть в жизни своего сына. Как ему это совместить? Как ему совместить свою спокойную жизнь на Аляске с крысиными гонками Тесси в Лос-Анджелесе? Все это нелегко, но в этом нет сомнений: они должны разобраться.

У него осталось два дня.

Он чувствует себя еще хуже, когда мимо него проскальзывает официантка, чтобы доставить им еду. При виде свежей рыбы, недоеденной Тесси, Соломон хмурится. Она должна была съесть больше. Внезапно ему захотелось вернуться в Чинук, на свою собственную чертову кухню, приготовить ей что-нибудь полезное и вкусное, а не этот дерьмовый зеленый салат на ее тарелке.

Вдалеке Тесси остановилась возле пальмы, чтобы снять каблуки. Он может разглядеть ее фигуру, длинные светлые волосы, ярко-синее платье, обтягивающее небольшой живот. Даже в тусклом лунном свете она сияет золотом, как в ту ночь, когда они впервые встретились. Красивая.

Соломон провел рукой по лицу и застонал, наполовину поддавшись искушению пойти за ней. Ему не нравится, когда она бродит в темноте. Это слишком близко к той ночи. Той проклятой ночи, от которой его мир слетел с оси.

Это курорт, Сол. Здесь безопасно. Никакого снега. Нет льда. Никаких машин.

И все же он ничего не может поделать. Такова природа - следовать за ней. Проклиная себя, свою чрезмерную опеку, он движется за ней по дощатому настилу, чувствуя себя в тени. Его тело автоматически тянется к ней, а бешено колотящееся сердце не может успокоиться, пока она не доберется до места назначения в целости и сохранности. Он держит ровный и эффективный темп, следит за ней и в то же время отдаляется от нее.

Укол сожаления выбивает из него дух. Он жалеет, что не расспросил ее побольше о себе. Хотел бы он меньше ворчать. Чтобы он не прогнал ее. Господи, неужели он мог показаться еще большим ворчуном? Он хочет знать девушку, с которой будет растить своего ребенка. Что вызывает на ее лице эту грустную улыбку. И кто, блядь, взрывает ее телефон.

Она не светится. А разве беременные женщины не должны светиться?

Соломон останавливается рядом с беседкой, когда Тесси подходит к их вилле. Телефон практически приклеен к ее руке, она грациозно поднимается по ступенькам, а когда он убеждается, что она благополучно скрылась внутри, поворачивается и идет обратно к пляжу.

Чувство вины гложет его изнутри. Какого черта он позволил ей уйти? Он же остановил ее. Почти. Он почувствовал, как быстро бьется пульс на ее запястье, когда провел ладонью по ее стройной руке. Ему захотелось обнять ее. Прикоснуться к ней. Чтобы она почувствовала себя в безопасности.

Поцеловать ее.

Черт.

Нет.

Это последнее, чего он хочет. Его сын - это его цель, и больше ничего и никого. Даже если ее вопрос прозвенит в его черепе, как колокол.

Значит. ...никого?

Никого, кроме тебя, - хотел сказать он.

Чертовски идиотское предположение. Он едва знает ее. Даже если она занимала место в его голове последние шесть месяцев.

Его задница вибрирует.

Соломон потянулся в задний карман и достал телефон.

Эвелин. Несомненно, звонит, чтобы узнать, как обстоят дела. Откинув голову к небу, он тяжело выдохнул. Он не в настроении, но знает, что лучше ответить, пока сестра не оповестила всю его семью.

— Привет, Эв. — Песчаный пляж сменяется тротуаром, когда Соломон спускается к береговой линии.

— Сол? — раздается веселый голос Эвелин. Как будто ее забавляет окружающий мир. — Ты в Мексике?

— Да.

— М-м-м. Там хороший отдых.

— Только что закончил ужин с Тесси.

— Какая она?

— Она раздражительная и не обращает на меня внимания. — Он останавливается на берегу прибоя. — Она идеальна.

— Она беременна.

Не вопрос. Просто факт. Нет никого более прагматичного, чем его старшая сестра. Эвелин - единственная из Уайлдеров, кто приложил все усилия, чтобы уехать из их маленького городка. Теперь Эвелин - крупный семейный адвокат в Анкоридже, но возвращается домой лишь несколько раз в год, как будто она слишком велика, чтобы вернуться в город, который ее создал.

— Ты спрашивал о тесте ДНК?

Он проводит усталой рукой по лицу.

— Ребенок мой.

— Она ссорится с тобой? — Эвелин перешла на свой воинственный голос, напомнив Соломону о том, как она получила свое прозвище. Злючка. Она пойдет на все, чтобы выиграть дело. — Потому что если она...

— Эвелин, ребенок мой.

— Сол. Сколько раз мы уже это проходили? — спрашивает она в раздражении. — Важно установить отцовство. Если ты этого не сделаешь, ты отказываешься от своих прав. Ты облегчаешь ей задачу не допускать тебя к жизни ребенка.

Христос. Он должен был сбросить звонок, когда у него была возможность.

Он стиснул зубы.

— Она этого не сделает.

— Откуда ты знаешь, Сол? Ты ее почти не знаешь.

Он засомневался. В этом и заключается вся суть этого отпуска.

— Я просто знаю.

Вздох.

— Если ты хочешь получить полную опеку...

Он качает головой, хотя Эвелин его не видит.

— Остановись на этом. Я не хочу полной опеки. Мы с Тесси работаем над тем, чтобы все уладить.

Она насмехается.

— Это никогда не работает. Вы живете в разных штатах. Что, если она подаст на тебя в суд за алименты?

С рычанием он прижимает телефон к уху, чтобы слышать шум волн. Он идет по пляжу, ругаясь, когда вода затекает за кончики его ботинок и промокает подолы джинсов.

— Все, что нужно моему сыну, я ему обеспечу. Я не беспокоюсь о деньгах.

Несмотря на то, что Хаулер просил его прекратить это занятие, он по-прежнему платит ему зарплату. Это, в сочетании с тем, что он зарабатывает на продаже мебели, означает, что у Соломона в банке лежит здоровая шестизначная сумма. Этого более чем достаточно для его сына.

— Я знаю, что ты не такой. Но я не хочу, чтобы тобой воспользовались. У меня был клиент…

Соломон внутренне застонал и посмотрел в сторону океана. Подумывает о том, чтобы бросить туда свою задницу.

— Он платил алименты восемнадцать лет. А потом знаешь, что случилось?

Пуля застряла у него в груди, и он тряхнул головой, чтобы прогнать назойливую мысль.

— Дай-ка угадаю. Он не был отцом.

— Верно, Сол. Он не был отцом. — Голос сестры дрогнул. — После всего, что ты пережил, я хочу защитить тебя. Я не хочу, чтобы ты пострадал. Ты потерял жену. Потерять ребенка...

Сжав челюсти, он смотрит на океан. Его охватывает чувство пустоты.

Он ценит яростную защиту своей сестры. Из всех она лучше всех понимает его горе. Серена была лучшей подругой Эвелин. Когда она умерла, они с Эвелин неделю подряд напивались виски и вином, говорили белиберду и рассказывали истории о ней. Потом он продал свой дом и построил хижину; Эвелин стала ледяным холодом, и с тех пор он не видел сестру, которую знал.

— Сейчас у тебя не так много прав, но мы будем бороться за все, что сможем. — Голос сестры стучит в висках, как отбойный молоток, возвращая его в настоящее.

— Эв, — прохрипел он, тряся головой, словно ему в уши налили воды. — О чем, черт возьми, ты говоришь?

— Я проведу небольшое исследование ее прошлого. А пока обращай внимание на все, что происходит. Она пьет? В долгах? Безответственная? Курит? Собери на нее компромат, Сол, и у меня будет на нее дело.

При мысли о том, что кто-то - да что там, его родная сестра - копается в прошлом Тесси без ее разрешения, по телу пробежала рябь раздражения. Эвелин считает, что Тесси не отдала всю себя ради их сына, - это полная чушь. Единственное, что он знает наверняка, - Тесси любит этого ребенка больше всего на свете.

Он не позволяет никому, особенно Эвелин, изображать ее непригодной или нелюбящей.

— Эвелин, слушай меня, и слушай хорошо. Ты не будешь копать, — рычит он. — Не лезь в грязь и не подходи к Тесси. Ты меня поняла?

Долгое молчание. Потом:

— Я поняла. — В голосе Эвелин звучит раскаяние, но не слабое. — Я просто хочу для тебя самого лучшего.

Соломон смотрит в темноту, в сторону виллы Тесси.

— Я тоже.

***

Это самый длинный день в истории.

А Тесси все еще не спит.

Работает.

В постели она лежит в гостиничном халате, ноутбук неуверенно балансирует на ее животе. Волосы закручены в беспорядочный узел. Каблуки разбросаны по полу.

Ей удалось весь день откладывать разговор с Атласом, ссылаясь на плохое самочувствие, но теперь у нее нет выбора. Ей нужно обновить кухню Пенни Пэйн, переделав ее по новым технологиям. Заменить тонированное дерево на мозаичную плитку "елочкой", такую сексуальную, что у нее мурашки по коже. Таким образом, подрядчики смогут прийти туда завтра и разгромить все до основания.

Еще один проект, еще одно повышение. Так она говорит себе. Она так упорно боролась за это повышение. Она любит расширять границы своих проектов, любит своих клиентов. Но Атлас и его токсичное дерьмо делают ее несчастной.

Но она не может уволиться. Не сейчас. Поиск новой работы, особенно во время беременности, лишает ее решимости. Время идет. Она должна так много сделать для себя, для Мишки. Она просто не может остановиться.

Она нахмурилась, услышав пиканье электронной почты. Еще одно письмо от Атласа. С пометкой "СРОЧНО".

Это мой отпуск. Мой единственный отпуск за пять долбаных лет, потому что я была твоей собакой, - ей хочется кричать.

Ни в одном сообщении от Атласа не было извинений за то, что он заставил ее работать в отпуске. Ее бесит, что она не может взять этот отпуск для себя. Она должна сказать "нет". Сказать ему, чтобы он отвалил. Но медлить, подвергая опасности свою карьеру, нельзя. Беременная женщина, работающая в жесткой конкуренции, должна быть роботом, чтобы добиться успеха. Чем усерднее она работает, тем больше увеличивает свое портфолио, набирает новых клиентов. Кроме того, эта работа - ее жизнь. Она дает ей цель.

Ничто - ни сон, ни секс, ни социальная жизнь - не сравнится с тем, что она чувствует в своей карьере. Может быть, потому, что она себе этого не позволяла. Может быть, потому, что это все, что она себе позволяла. Может быть, потому что работа спасла ее.

После смерти мамы она поступила в колледж. Она была никчемной, днем посещала занятия, ночью работала официанткой, плакала в дешевом минивэне, который они с Эш делили во время перерывов. Так продолжалось два долгих года.

Только когда она окончила университет, получила свою первую работу дизайнера и начала заниматься постановкой домов, колющая боль горя превратилась в тупую боль. Встречи с клиентами, расстановка мебели, подбор оттенков вернули ей хорошее настроение.

Ее работа была подарком, и даже спустя столько лет она все еще держится за это.

Нажав на кнопку ответа, Тесси вздохнула, вспомнив о романтическом ужине при свечах, который она оставила на пляже. Пятизвездочная изысканная еда пропала даром. Ей удалось заглушить голод пачкой невпечатляющего хумуса и крендельками из мини-бара.

Боже, как ей нужен этот отпуск.

— Правда? — ворковала она Мишке, поглаживая изгиб своего живота. Внутри живота у нее мягкие пинки. Удары. Он поздно встает, сахар из коктейля дает ему нежелательный заряд энергии. — Нам нужен перерыв.

Единственное, что ее утешает, - это то, что у нее осталось шесть дней. Что такое один день работы, когда завтра она будет на том пляже, с ананасовым напитком на животе и книгой в руках?

На тумбочке вибрирует телефон. Увидев, что это звонок, который ей действительно нужен, она берет трубку.

— Ах ты, сука. Когда-нибудь я верну должок. Готовься.

Хриплый смех.

— Просто скажи спасибо и расскажи мне о том красивом горном мужчине.

Тесси нахмурила брови и положила ноутбук на кровать.

— Рассказать тебе о чем? Как сильно он меня ненавидит?

Она видела это по его красивому, ворчливому лицу. Он считает ее стервой. Далеко не той глупой танцовщицей, с которой он познакомился в баре. Не говоря уже о том, что она заговорила о его покойной жене. Какая надежда на то, что им удастся хотя бы душевно поговорить, не превратившись в хаос?

— Он не ненавидит тебя, — говорит Эш. — Конечно, ты можешь отпугнуть его своими обязательствами и органическим йогуртом, но он пришел, чтобы найти тебя, Тесс.

— Я хотела быть здесь с тобой, Эш. Не с ним. — Она смотрит на дверь. Соломон вернулся несколько минут назад, топая по гостиной, как людоед, вылезший из своей пещеры.

— Поверь мне, я хотела быть там. Но тебе это было необходимо. — Она практически слышит ликование в голосе Эш. Она парит на предательском облаке на высоте девяти футов. — Ты должна закончить это сейчас.

— Нечего заканчивать. Это было на одну ночь. Я была пьяна.

— Ты не была так уж пьяна. Ты говорила о нем. Вплоть до цвета его глаз. Я никогда раньше не слышала, чтобы ты так говорила о парне.

Тесси вздрогнула, по ее телу разлился теплый румянец. Эш права. Она действительно говорила о нем. А что в этом плохого? Он был горяч, а она была за миллион миль от него. Он был толчком, толчком, воспоминанием, к которому она возвращалась, когда ее настроение падало.

Соломон был идеальным мужчиной мечты на одну ночь, но теперь он здесь, перед ней, и все, что она хочет сделать, - это выдернуть шнур и эвакуироваться. Уйти от него тайком, как в ту первую ночь. Потому что именно так она и поступает, когда все становится слишком близко. Она бежит, она толкает.

Потому что отказ от любви - это сила.

Отказ от любви - это безопасность.

Кроме того, у нее уже было три удара по любви.

Ее собака.

Ее отец.

Ее мама.

Потерять кого-то еще…

— Между нами ничего нет, — настаивает она, накручивая на палец выбившуюся прядь волос. — Мы занимаемся своими делами. Детскими делами.

Долгое молчание. Такое долгое, что Тесси отводит телефон от уха, чтобы убедиться, что звонок не оборвался.

Затем вздох.

— Тебе не кажется, что ты обязана посмотреть на то, что могло бы быть?

— Мы чужие люди.

— Не надолго. У вас будет общий ребенок. Вы не можете быть чужими. — Голос Эш стал мягким. Вдохновляющим. — Может быть, вы могли бы стать кем-то.

Желудок Тесси превращается в липкую массу, когда ее вдруг охватывает женское желание взять губы Соломона между зубами и поцеловать.

И целовать.

И целовать.

Ни за что. Ни в коем случае.

Они не могут быть чем-то. Чем-то - это просто нелепо. Потому что она и Соломон живут в противоположных мирах. Он - громоздкий, большой и все еще влюбленный в свою покойную жену, а она - зажатая трудоголичка.

У них будет общий ребенок, и это все.

— Не все такие, как твой отец, Тесси.

Она застонала, пытаясь сесть, ее тяжелый живот мешает расслабиться.

— Дело не в этом. Соломон и я - мы не вписываемся в ритм жизни друг друга. Мы как снег и солнце, понимаешь?

Наклонившись вперед настолько, насколько позволяет ее живот, она вылезла из электронной почты, сохранив свой проект. Что сразу же становится ошибкой. Щелчок ее ногтей по клавиатуре заставил Эш задохнуться.

— Ты работаешь? Невероятно. Я слышу, как ты работаешь.

Она прикусила губу, даже не пытаясь соврать.

— Я почти закончила.

— Твоя мама хотела, чтобы ты видела звезды. А не работать ради них.

Тесси сворачивается в клубок, прижимаясь к подушке. Это замечание больно режет.

Она знает.

Она знает, чего хотела от нее мама.

Слушай больше музыки. Найди свои звезды. Когда найдешь того единственного хорошего мужчину, лучше поцелуй его. Удержи его.

Ее мать была почти не в сознании, она умирала на больничной койке от рака, который быстро сожрал ее, но ее слова преследовали Тесси с тех пор. Она держала их рядом, прислушивалась к ним, как к крестику, отмечающему место на карте. Как прожектор, направляющий ее жизнь. Мудрые слова самой лучшей женщины на свете. У нее была мама в течение семнадцати замечательных лет.

И все равно этого было недостаточно.

Тесси остается только надеяться, что она станет такой же родительницей, какой была ее мама. Счастливой, теплой и надежной. Ее мама всегда говорила: "Я люблю тебя". Без этого не проходил ни один день. Была образцом для подражания. Была и мамой, и папой. Научила ее менять колесо и ходить на самых высоких каблуках.

Если бы ее мать все еще была здесь, она бы сказала Тесси, чтобы та доверяла Соломону. Потому что именно такой она и была. Доброй, милой и доверчивой. Все то, кем Тесс все еще хочет быть.

Все, кем она не является.

О Боже. Что, если Соломон - лучший родитель, чем она когда-либо могла быть?

Что, если она не справится с ролью матери?

Эта мысль подобна урагану, нервно треплющему ее желудок.

— В этом-то и смысл всего этого, Тесс. — Голос Эш возвращает ее к разговору. — Ты не должна быть одна в этом. Ты можешь попросить Соломона о помощи.

Никогда.

Потому что попросить о помощи - значит впустить его. А если он войдет, значит станет ближе. Это значит зависеть от него, любить его, а потом смотреть, как он уходит. Потому что жизнь - это сплошная стирка, и все заканчивается потерей.

Она погладила себя по животу.

Кроме нее и Мишки.

Ее электронная почта звенит.

Ее мочевой пузырь зовет.

— Мне нужно в туалет, — объявляет она, сползая с матраса.

— Отлично. — Эш фыркнула. — Смени тему. Развлекайся, ты, капризная беременная сучка, развлекайся.

Пробравшись в ванную, Тесси останавливается у двери в спальню. Опустившись так низко, как только позволял ее живот, она заглянула в щель двери и увидела Соломона, втиснувшего свое большое, грузное тело на диван. Одеяло, наброшенное на его колени, можно было бы использовать как носовой платок.

Ее охватывает тревога. Что, если они не смогут договориться? Соломон ведь не отнимет у нее Мишку? Он кажется хорошим парнем, но она уже встречалась с хорошими парнями. Все они хорошие, пока не станут плохими.

Ее взгляд упал на кувшин с водой, стоящий на барной стойке. Может быть, он отомстит Монтесуме и заберет ее домой.

Она качает головой и передергивает плечами, отгоняя нарастающее беспокойство. Эмоции сводят ее с ума. Ей нужен сон. Ясная голова к утру.

Тесси забирается в постель, выключает свет и прижимает подушку к телу, ее сын - ее сердце - дико трепещет внутри нее.

ГЛАВА 10

В шесть утра Соломон открывает раздвижную стеклянную дверь на террасу, и при виде океана его охватывает чувство нескрываемой благодарности. Хотя он чувствует себя предателем Чинука, он вынужден признать, что эта жаркая, неуютная страна впечатляет.

Потому что, черт возьми, это вид.

Восход солнца - это яркий взрыв розовых и желтых красок. Шум океана и морских птиц - симфония шума. Соленый морской воздух покрывает его кожу влажной росой, когда он вдыхает утренний восход. Несмотря на солнце, в воздухе чувствуется прохлада.

Он пожимает плечами, надевая рубашку.

Почти так же спокойно, как в Чинуке.

Когда он был шеф-поваром, Соломон рассчитывал на время. Время с женой. Время на своей кухне. Он работал долгими днями и долгими ночами, но всегда вставал с восходом солнца и обязательно смотрел на звезды ночью. Бодрствовал и спал вместе с землей. Любил и ценил землю, на которой он вырос. После смерти Серены он продолжал жить по своему распорядку. Просыпался. Вставал. Дышал. Не умирал. Напоминал себе о том, что жизнь еще есть. Вращается. Даже если в тот момент он этого не чувствовал.

А теперь...

Теперь он не знает, что чувствует.

А ты знаешь. Ты знаешь, Сол.

Господи, хорошо. Он отшатнулся от голоса Серены.

Он допивает последнюю каплю кофе, когда дверь спальни распахивается. Одетая в белое платье с плечами, подчеркивающее ее загар, и танкетки, Тесси выглядит как беременная бронзовая богиня океана, только что сошедшая с яхты в Греции. Единственное, что бросается в глаза, - это ноутбук, который она носит с собой, и телефон, спрятанный под ухом.

У Соломона пересохло во рту.

Она чертовски великолепна. Он только и может, что пялиться, как дурак. Господи. Эта женщина сбивает его сердечный ритм. Она держит его на коленях, как собаку, высунувшую язык. С того самого момента, как он встретил ее полгода назад.

Тесси пренебрежительно кивает. Затем ее внимание переключается на ноутбук, который она перекладывает на перегородку. В телефонную трубку она говорит:

— Но я не могу контролировать DHL, Атлас, и ты это знаешь. — Она тяжело выдыхает и потирает несуществующую морщинку между бровями. — Нет, я же сказала - не трогай дизайн. Пусть стена в гостиной будет пустой. — Бормотание под нос. — Господи.

Взрыв слов на другом конце линии - настолько громкий, что Соломон слышит его со своего места на террасе, - заставляет ее вздрогнуть.

— Я понимаю, Атлас, но, — она решительно вдыхает, — это мой отпуск, — говорит она. — Я за него заплатила. — Ее голос падает. Теперь меньше. — Я копила на него.

Соломон хмурится, в его груди неожиданно вспыхивает гнев. Внезапное желание швырнуть ее ноутбук в море.

Она слушает еще несколько секунд, затем молча кладет трубку.

Он хмыкает, кивая на телефон.

— Кто это?

Когда она моргает, он мысленно пинает себя. Он влез в ее дела. Хорошо зная, что он промышляет на заднем плане, размышляя о том, кто продолжает ее беспокоить. Вот тебе и безразличие.

Она долго обдумывает свой ответ. Затем ее плечи опускаются, кончики ушей розовеют, словно она смущается.

— Мой босс.

— Он звучал как мудак.

— Так и есть. — Откинув золотистые волосы, она поворачивается к нему, и ее шоколадные глаза снова становятся ясными. — Он как слабительное и Клонопин в одном лице. Он мне не нравится.

— Я думал, ты в отпуске.

Она кивает, ее внимание переключается на океан.

— Я тоже так думала.

Его пальцы сгибаются, когда она подходит к нему ближе. Ее духи доносятся до него, как пьяный пятничный вечер. Запах кокоса и экзотических цветов навевает мысли о пальмах и маленьких бикини.

Проклятье.

Даже с темными кругами под глазами она самая красивая женщина, которую он когда-либо видел. В этом белом сарафане Тесси вся на длинных ногах и с животом. Внезапно Соломона охватило безумное желание прижаться к изгибу ее живота, целовать ее до тех пор, пока у нее не подогнутся колени.

Господи, да что с ним такое? Он здесь, чтобы говорить о детях. А не делать их.

— Ты - петух.

— Я, что? — Соломон выходит из оцепенения и обращает внимание на женщину, стоящую перед ним. Она внимательно смотрит на него, нахмурившись.

Она улыбается.

— Петух. Я обычно катаюсь по утрам на Пелотоне. Нас так называют. Петухами. Потому что мы рано встаем. — Когда он замолчал, она снова открыла рот. — Пелотон. Это...

— Я знаю, что такое пелотон, Тесси. Я с Аляски, а не из средневековья.

— Угу. — Она оценивает его, трепеща длинными ресницами. — Шутка, Торжественный Человек. Я впечатлена.

Он хмыкает и отворачивается, но не раньше, чем его застает врасплох призрак улыбки, мелькнувший на его лице.

— Я заказал кофе, — говорит он, кивая на кофейник, стоящий на журнальном столике. — Тебе можно немного?

Ее лицо озаряется.

— Можно. Ровно одну скучную двенадцатикилограммовую чашку кофе в день.

— Черный? — спрашивает он, делая шаг навстречу.

— Да, спасибо.

Он передает ей полную кружку, их пальцы коротко соприкасаются.

С чашкой в руках она возвращается к ноутбуку. Когда она снова оказывается перед ним, ее пальцы бешено летают по клавиатуре. Забытый кофе лежит рядом. Рот ее надулся, брови нахмурены.

Странное раздражение охватило его, когда защитные инстинкты ткнули его в ребра. Какого черта она все еще работает? Где завтрак?

Она должна отдыхать. Темные круги под глазами беспокоят его до чертиков.

В памяти всплыли слова Эш. Ей это нужно, Соломон.

Ей это нужно, и он проследит за тем, чтобы она это получила.

Сжав челюсти, сцепив руки на бедрах, он дернул подбородком в сторону Тесси.

— Ты когда-нибудь пила кофе?

Не отрывая взгляда от экрана компьютера и не отрывая пальцев от клавиатуры, она наклоняет голову к своей чашке.

— Это не питье кофе. — Он топает на террасу и выносит два стула, которые с грохотом скрипят по мраморному полу. Он садится. — Это кофе.

Наконец, она смотрит на него, недовольное выражение на ее красивом лице.

— Я встаю рано, чтобы работать.

— А я встаю, чтобы встретить рассвет.

Она морщит нос, глядя на пустой стул, как будто это смелость, затем отводит плечи назад, берет кофе и телефон и выходит на террасу. Она осторожно опускается в кресло. Она напряжена. Плечи напряжены. Ноги подпрыгивают от напряжения. Ей не терпится вернуться к компьютеру.

Он отпивает из своей кружки. Ждет, пока она сделает то же самое, а затем говорит:

— Ты слишком много работаешь.

Слишком много работаешь для беременной женщины, хочет добавить он, но останавливается на этом, потому что ему нравятся его яйца там, где они есть.

Ее брови взлетают вверх, и она преувеличенно вздыхает.

— Ты меня не знаешь, Соломон.

— А я бы хотел. — Он проводит рукой по своей бороде. — Вчера вечером... ...мне не понравилось, как закончился ужин. Я знаю, что это тяжелая тема. Я не позволю, чтобы ситуация снова стала такой напряженной. Обещаю.

Борьба уходит из нее, плечи опускаются.

— Хорошо, — говорит она с опаской. — Что ты хочешь знать? — Рука движется по животу, как будто она излучает спокойствие.

Он думает об этом. Говорит первое, что приходит на ум.

— Ты когда-нибудь расслабляешься?

О, Сол. Нет.

Глаза Тесси вспыхивают.

— Ты когда-нибудь не носишь рубашку?

— Господи, ну и ладно. — Он поднимает руки в знак умиротворения. Вероятно, это было не самое лучшее начало разговора. Между ними воцарилось молчание. Потом: — Я ношу и другие вещи, — ворчит он, оскорбленный. Он никогда не скажет ей, что печется на солнце. Рвет гребаные кофты, как будто это никого не касается.

Она фыркает.

— Например? Спецодежду и кепки дальнобойщиков?

Черт. Ее нахальство заводит его. Он становится тверже. Она не похожа на Серену. Серена была... спокойной. Тихой. Тесси - девушка в огне. Он почти смеется, представляя ее в Чинуке. Она несется по городу на высоких каблуках, светлые волосы развеваются за ее спиной. Женственная и огненная. Сила, с которой он хочет считаться.

Если бы только она ему позволила.

Уведомление.

Не в силах сдержаться, из него вырывается рык.

— Твой босс?

Она протягивает телефон. Ее глаза загораются, когда она листает экран.

— Нет. — Она положила руку на живот и улыбнулась ему ярким лучом. — Сегодня у меня двадцать девять недель.

Он смотрит на ее живот.

— Правда?

Ее губы кривятся.

— Да. У меня есть приложение, которое отслеживает все, что связано с ребенком. — Она снова смотрит на экран. Хихикает. — Мишка размером с кабачок.

Он хихикает.

— Черт. Они тебе все это рассказали? — Любопытствуя, он наклоняется, опираясь локтями на подлокотники своего кресла.

Тесси протягивает ему свой телефон. На экране появляется трекер пастельного цвета, на котором изображен детский подгузник. Сердце замирает, он читает небольшую заметку: Малыш весит уже три фунта. Ребенок может моргать. У ребенка есть ресницы.

— Как долго ты будешь вынашивать его? — спрашивает он, возвращая ей телефон и надеясь, что она сжалится над ним. Конечно, у него есть три сестры, но дети и младенцы для него так же чужды, как долгосрочные отношения для Хаулера.

— Сорок недель. Девять месяцев, — говорит она.

Он подсчитывает в уме.

— Я сейчас в третьем триместре. Почти все.

— Ты ходишь к врачу?

Она подавляет улыбку.

— Постоянно. Это вроде того, что делают беременные женщины. — После недолгого колебания Тесси наклоняет голову. Прикусила губу. — Может быть, ты хочешь посмотреть его фотографию?

Господи. То, как она пожевала нижнюю губу, ее милое предложение заставило его мельком взглянуть на девушку, которую он встретил той ночью. Уязвимая. Добрая. Открытая.

— Да, — прохрипел он, преодолевая комок в горле. — Я бы хотел.

Она оживляется.

— Хорошо. — Он ждет, пока она набирает номер на телефоне, а затем подвигает свой стул ближе к его стулу. — Вот, — говорит она, снова вкладывая свой телефон в его большие руки.

Соломон рассматривает серо-белые размытые изображения, похожие на Роршаха, и хмурится, пытаясь понять, на что он смотрит.

Но потом он видит.

Он видит своего сына.

Своего.

Это реально, и это происходит.

От этой мысли у него защемило в груди. Он хочет этого. Всем, что у него есть. Хочет стать отцом, забрать сына обратно в Чинук, научить его ловить рыбу, готовить, быть хорошим человеком - да что там, научить всему тому, чему научили его собственные родители.

Тонкий палец Тесси проводит по экрану.

— Это его голова, а это позвоночник, видишь? А это его… — Она переводит взгляд на него, и на ее лице появляется слабая улыбка. — Ну, ты понимаешь. — Она смеется. — Пенис.

Сердце Соломона стучит в ушах, пока он рассматривает фотографии. Когда он пролистывает их, его охватывает тревога.

— А с Мишкой все в порядке. Он здоров?

— Да. — Она постукивает по экрану, наклоняясь к нему. Если он повернет лицо, ее губы окажутся в нескольких сантиметрах от его губ. Стоп. Черт побери.

— Он идеален. Десять пальцев на руках. Десять пальцев на ногах.

Солнечный свет падает на ее лицо, освещая все прекрасное в ней. Искреннее счастье в ее лице он видит только тогда, когда она говорит об их сыне. Их взгляды встречаются и задерживаются. Она поглаживает свой живот, ее голос становится мягким.

— Теперь все, что ему нужно сделать, - это просто оставаться там до декабря.

— А как же ты? — спросил он грубо, и эта мысль не давала ему покоя.

Она моргает, застигнутая врасплох, затем ее лицо восстанавливается.

— Со мной теперь все в порядке, — настаивает она, барабаня пальцем по краю кофейной чашки.

Он сглатывает.

— Теперь?

Она небрежно поднимает руку.

— Первые несколько месяцев я очень часто болела. Например, меня тошнило в пластиковый мешок, пока я вела машину.

— Господи, — говорит он, нахмурившись.

— Но я справилась с этим. Теперь все идет легко.

Соломон смотрит.

В благоговении перед своим ребенком. В благоговении перед этой женщиной.

Последние полгода она была одна, делала все сама. Защищала его сына, подвергала свое тело адским нагрузкам, ходила на приемы к врачам, совмещала все это с напряженной карьерой. Его мучает сожаление. Он так много упустил. Упустил не по своей вине, но, черт возьми. Это все еще жжет.

— У тебя есть семья на Аляске? — спрашивает Тесси, выпрямляясь в кресле.

— В Чинуке, — говорит он. — Родители. Три сестры.

— Правда? — Затем она закрывает рот. Ее щеки становятся свекольно-красными. — О, Боже, прости. Я просто подумала… что ты живешь на горе. Я представляла как-будто ты никуда не ходишь. Как какой-то отшельник Йети.

Он поджимает губы, чтобы скрыть улыбку. Она не ошибается.

— Долгое время я так жил.

— Из-за твоей жены? — осторожно спрашивает она.

— Серена.

— Серена. — Она повторяет это имя, словно хочет правильно его произнести. Чтобы запомнить его.

Его внутренности сжимаются, когда задумчивость этого жеста наносит ему удар.

С задумчивым выражением на лице Тесси наклоняет голову, изучая его.

— Как долго вы были женаты?

— Шесть лет.

— О.

Он хочет сказать больше, рассказать ей о Серене, но слова застревают у него в горле. Признаться в том, что произошло... он еще не дошел до этого. Он не гордится этим.

— Итак. Твои родители, — спросила она, явно поняв его молчание и решив сменить тему. — Что они думают об этом беспорядке?

Он резко смотрит на нее.

— Это не беспорядок, Тесси. — Желая, чтобы она поняла, на чем он остановился, он смотрит на нее. — Не для них, и особенно не для меня.

Она благодарно улыбается ему, а ее руки автоматически перемещаются к животу.

— Я очень ценю это, Соломон, — тихо говорит она.

Вокруг них воцаряется легкая тишина. Он потягивает кофе, двигаясь в кресле, когда горячие лучи солнца проникают на террасу. Но он ничего не говорит, не снимает рубашку. Он не хочет прерывать момент, сообщая, что ему чертовски жарко.

Наконец-то у них что-то получается, и он хочет притянуть ее поближе.

И вот они сидят, смотрят на океан. Смотрят, как солнце поднимается все выше и выше в небе, пока не видят белые всплески зонтиков на песке. Слабые звуки музыки мариачи сигнализируют о том, что пляж проснулся.

— Ты был прав. — Ее мягкий голос плывет между ними. Она одаривает его ослепительной улыбкой. — Это красиво. Восход солнца.

Так и есть. Хотя он занимался этим каждое утро в Чинуке, прошло много времени с тех пор, как он наслаждался этим. Ему нравится сидеть здесь с ней и их сыном.

— Хорошо, — говорит он, довольный тем, что она счастлива. — Я рад.

Рука на его руке.

Он поворачивается к ней. Старается не обращать внимания на толчки сердца.

Тесси изучает его с орлиной пристальностью.

— Тебе жарко?

— Что?

Она проводит пальцем по его лицу, по влажным бровям.

— Тебе жарко?

Капля пота скатывается по его виску. Он прочищает горло.

— Не так уж плохо.

На ее лице отражается веселье.

— Надо бы принести тебе какую-нибудь одежду. — На его безучастный взгляд она выгнула бровь. — Ну, знаешь, сходить по магазинам.

Он дергается при этом слове.

— Нет.

Она смеется.

— Ты на пляже, Соломон. Ты не должен страдать. Ты должен веселиться. Кататься на волне.

Непрошенная улыбка искривляет его губы.

— Я не занимаюсь серфингом.

— Я прекрасно это знаю.

Задыхаясь, она упирается обеими руками в подлокотники кресла, собираясь подняться, но он уже рядом, берет ее руку в свою, чтобы не смотреть, как она борется.

Она встает, и он замирает, когда ее рука обхватывает его бицепс. Его пульс учащается от ее прикосновения. Он возвышается над ней, как огромный зверь. Она приподнимается на кончиках пальцев ног и прислоняется к нему, ее горячие карие глаза смотрят на его лицо. Живот, маленький рост, близость - все это посылает болт желания в его кровь.

— Покупки, — повторила она. — Ничего слишком болезненного, обещаю.

Скажи "нет". Как в детстве, когда сестры пытались его нарядить. Нет, когда Серена принесла домой сокола со сломанным крылом, потому что если бы он умер, она бы заплакала, а Соломон никогда не хотел видеть, как плачет его жена. Нет, когда Хаулер решил, что купить механического быка для бара - хорошая идея; это не родео, черт побери. Поставил сапог и сказал "нет".

Черт побери. Нет.

Но когда он теряется в ее больших, карих, умоляющих глазах, он теряет надежду. В нем не осталось борьбы. Он за гранью.

Тесси позволяет своей руке задержаться на его руке, а затем улыбается.

— Давай, Торжественный Человек. Одевайся.

ГЛАВА 11

Тесси ведет, а Соломон следует за ней.

Рядом с сувенирным магазином отеля находится Seaside Escape, магазин модной одежды в пляжном стиле. По мере того как она пробирается по проходам, ее охватывает волнение. Сто лет она не ходила по магазинам. Точнее, с тех пор, как у нее появилось время для покупок. Вся ее беременная одежда была заказана по Интернету в перерывах между перекусами, когда она подбирала мебель для своих клиентов.

Оглянувшись, Тесси прикусила губу при виде Соломона, который неуклюже пробирался через стеллажи с одеждой. Он выглядит потерянным, растерянным. Как будто ему лучше было бы вернуться на Аляску, чтобы почесать белых медведей. Он перебирает вешалки своими огромными руками. Он хмурится, глядя на веселые, но пошлые слоганы, такие как "Пляж, пожалуйста" и "Жизнь лучше в шлепанцах".

— Не волнуйся, — говорит она, бросая на него ободряющий взгляд черезплечо. — Я никогда не заставлю тебя носить шлепанцы.

Соломон отходит от кимоно из макраме, словно оно горит.

— Никогда не был в таком месте, — ворчит он.

Вместо того чтобы сделать дразнящее замечание, она подходит ближе. Поднимает на него глаза.

— Тебе нужна помощь?

На балконе она увидела его. Он выглядел неуместно и неловко в своей красной рубашке. И тут ее осенило, что не только она чувствует себя неловко во всей этой ситуации. Она хотела помочь ему.

Вот черт. Значит ли это, что ей не все равно?

Нет. Это просто милый жест.

Одежда. Ему она нужна, и она может помочь. Она модная, а он явно нет.

Он почти незаметно кивает.

— Как скажешь.

— Гардероб на сезон. — Она потянула его за лацкан, ткань стала бархатистой в ее пальцах. — Потому что, видит Бог, у тебя есть только один сезон.

Она щурится на его губы. Улыбается ли он под бородой? Она не может сказать.

Пока она без слов перебирает вешалки с одеждой, Соломон вырисовывается за ее спиной, как тихий великан, внимательно наблюдающий за ней. Ее руки двигаются быстро. Она ищет то, что ей нравится, то, что будет хорошо смотреться на нем. Если, конечно, у них есть его размер.

Наслаждаясь собой, она перекидывает одежду через предплечье. Льняные шорты, плавки, поло, футболки без рукавов и, в довершение всего, веселая гавайская рубашка с цветочным узором. Каждая вещь подобрана с истинно его атмосферой. Мужественное, без лишней ерунды, крепкое.

Она поворачивается, довольная своей находкой, и ее живот упирается в бедро Соломона. Он так близко, что она чувствует его запах. Желание защемило в животе.

Прочистив горло, она делает шаг назад.

— Что ты думаешь? — спросила она, поднимая вешалку.

Его темные брови взлетают к небу.

— Розовый?

— Пыльная роза. Цвет Pantone 17-1718. Это было бы смелым модным заявлением. Тебе бы это пошло. — Каким-то образом, несмотря на почтовый индекс Аляски, этот человек загорел. Это очень несправедливо, это должно быть незаконно.

Он расправляет широкие плечи.

— Ладно. — Она фыркает. — Я добавлю еще и черную.

У него вырывается недовольный звук.

— Как видите, — говорит Тесси продавщице, подошедшей помочь им, — ему нужна одежда.

Молодая женщина берет стопку одежды и машет Соломону рукой, чтобы он следовал за ней в примерочную.

Он хмурится, смотрит на Тесси.

— Я должен это примерить?

— Да. — Она смеется над легкой паникой в его глазах. — Иди.

Он недовольно ворчит, но подчиняется.

Тесси сидит на широкой темно-синей скамье, разрисованной светло-голубыми волнами. Соломон такой высокий, что его темный затылок выглядывает над занавеской для переодевания. В ожидании у нее заурчало в животе.

— Прости, — шепчет она, потирая руками напряженный живот. Она совсем забыла о завтраке. Ей нужно покормить Мишку.

И снова ее внимание переключается на Соломона.

Она вздыхает. Она наслаждалась этим утром. Общаться с их ребенком. Узнавать больше о его отце. Мирное сосуществование без этой неловкой необходимости заполнять тишину. Это было странно. Это было прекрасно. Странно, но идеально.

Вздохнув, Соломон отодвигает занавеску. Из примерочной появляется его крупное тело в теплых серых шортах и черной майке.

— Ну что? — Он протягивает свои массивные руки. — Что скажешь?

Тесси вскакивает на ноги. У нее пересохло во рту.

Она много чего думает.

Например, что ни один мужчина не должен выглядеть так хорошо.

Разве это плохо - открыто обмахивать себя веером?

Если у нее здесь и сейчас начнутся роды, то ей некого винить, кроме Соломона Уайлдера.

Потому что Соломон - самый красивый образец мужчины, который она когда-либо видела. Он сложен как стена из прочной стали. Его широкая грудь, выпуклость бицепсов в майке, шорты, облегающие мускулистые бедра, - все это заставляет Тесси напрячься, и она задается вопросом, чувствует ли это ребенок. Темные волосы на груди Соломона едва видны, но Тесси знает, что они там есть. Она помнит, как зарывалась в них пальцами в ночь их знакомства, как вдыхала его мужественный лесной запах, как проводила языком по венам на его предплечьях.

О Боже.

Слабыми коленями она прижимается к стене, сжимая бедра. Внизу пульсирует. Черт возьми, что с ней такое?

Ты возбуждена, говорит ее разум. Ты чертовски возбуждена, и пялиться на огромное грузное тело тебе не поможет.

— Тесс? — Соломон нахмурился.

Она тряхнула головой, прогоняя оцепенение. Она должна была критиковать, а не пялиться.

Она откинула волосы.

— Выглядит...нормально.

Он хмурится.

— Нормально?

Более чем нормально, — кокетливо произносит голос.

Соломон и Тесси поворачиваются в сторону продавщицы, проходящей мимо них.

— Выглядит потрясающе. Вот только шорты надо брать на размер больше.

Тесси хмурится. Наблюдает, как женщина практически парит на девятом облаке, чтобы доставить Соломону еще одну пару шорт.

Соломон возвращается в примерочную.

Тесси медленно идет к вешалке, рассеянно перебирая рубашки.

— Где ты делаешь покупки в Чинуке?

Его хрипловатый голос громко звучит за занавеской.

— Я не хожу по магазинам.

— Дай угадаю, ты носишь одну и ту же одежду последние четыре года?

— Что-то в этом роде.

Занавес открывается. Там стоит Соломон в футболке и больших шортах.

— Отлично, — говорит Тесси. — Попробуй остальные футболки.

Соломон закатывает глаза. Затем он хватает свою футболку за шею и срывает ее. Кассирша задыхается. Он стоит в открытой примерочной, полуголый. Тело, пресс, хмурый вид - все на виду.

Тесси ахнула.

— Что... что ты делаешь?

— Это экономит время, — рассудительно говорит он, протягивая очередную футболку.

— Прекрати. Не надо. Просто, — она толкает его ладонями, — убери это, — шипит она.

— Что убрать? — Нахмурив брови, он оглядывает себя. — Футболку?

— Пресс. — Она подходит ближе и проводит костяшками пальцев по его мускулистой груди. Задыхается. — Тебе обязательно выставлять напоказ тот факт, что твое тело - сплошной камень?

Он вздыхает, испытывая боль.

— Тесси.

Продавщица подходит, в ее руках еще больше одежды, ее лицо задорно блестит, когда ее взгляд падает на полуобнаженного Соломона.

Тесси сужает взгляд и выхватывает из рук девушки сложенную стопку. Беременна она или нет, но эту сучку она приструнит.

— Спасибо. Я возьму это.

Она пихает одежду в Соломона, пихает его огромную руку.

— Иди. Переоденься. Внутри.

Он рычит и задергивает штору.

Бросив взгляд на примерочную, где переодевается Соломон, Тесси проверяет свой телефон. Ранее у нее было ощущение, что если она продолжит работать, то ее телефон окажется на дне океана.

Увидев пустой экран, она вздохнула с облегчением. На фронте Атласа все тихо.

Тесси расслабляется. Сегодня. Сегодня пляж, а потом обед.

О Боже, обед.

Тако. Определенно. Может быть, еще один моктейль. Соломон может выбирать. Она предполагает, что они проведут день вместе. А почему бы и нет? Им еще предстоит поговорить о Мишке. Может быть, все не так уж плохо. Ей нравилось узнавать больше о Соломоне этим утром. Это было правильно. Как в тот вечер в баре "Медвежье ухо".

Толчок занавески отрывает ее от размышлений.

Прижав руки к груди, Тесси задыхается. Из ее уст вырывается высокочастотный писк восхищения. Соломон одет в черную рубашку-поло и льняные брюки, что придает ему непринужденный и сексуальный вид. Если он так хорошо выглядит сейчас, то как он будет выглядеть с ребенком на руках?

Остановись

Отбрось мысль.

— О. — Она сопротивляется желанию проверить пульс, потому что, где она потеряла сердцебиение, она не совсем уверена. — О, ничего себе. Это выглядит... — Наконец, она отказывается от борьбы с эмоциями, выбирая честность, какой бы слабой она ни выглядела. — Это выглядит просто фантастически, Соломон. — Она направляется к нему, поправляя воротник одним движением руки. — Вот так. Теперь ты не похож на серийного убийцу с фетишем леса.

Его раскатистый смех заставил ее подпрыгнуть.

— Это моя атмосфера, да?

— О, это очень даже твоя атмосфера.

Он смотрит на нее, скептически изогнув бровь, на его красивом лице промелькнуло беспокойство.

— Предположим, ты хочешь, чтобы я сбрил бороду.

— Боже, нет, — не задумываясь, отвечает она. — Я люблю бороду.

Она не может удержаться, чтобы не приподняться на цыпочки и не провести ладонью по его густой черной бороде. Грубые пряди щекочут ее ладонь. В ее сердце вспыхивают искры, когда она сопротивляется идиотскому желанию наклониться вперед и понюхать. Просто вдыхать Соломона, как лучший сорт кальяна.

Он смотрит на нее с измученным выражением лица. Одной массивной рукой он обхватывает ее затылок, чтобы поддержать. Чтобы удержать ее рядом.

— Тесс...

В этот момент она видит их в зеркале в полный рост. Сопоставление ошеломляет. Он, по крайней мере, на фут выше. Олицетворение высокого, темного и красивого. А она - белокурая и миниатюрная. Но они не выглядят несочетаемыми. Они идеально подходят друг другу.

А еще между ними есть бугорок. Их маленькое звено.

Их единственное звено.

Она убирает руку с его лица и опускается.

Встает на якорь.

— Я думаю, мы закончили, — тихо говорит она.

— Да, — соглашается он через мгновение, изучая ее лицо. — Думаю, да.

Медленно он удаляется в примерочную. Через несколько секунд, переодевшись так быстро, что она не может быть уверена, что он не Супермен, он появляется в шортах и армейской зеленой футболке, которая сжимает его бицепсы, как питон. Оставшаяся груда одежды сложена в его руках.

Тесси жестом показывает на стеллаж с яркой разноцветной обувью.

— Нам нужны шлепанцы.

Он слегка отступает назад.

— Нет, черт возьми.

Она поджимает губы.

— Соломон, ты не можешь носить эти ботинки на пляже.

— Я не могу бегать в шлепанцах.

— Ты собираешься бегать?

— Нападать на чаек.

Его предельная серьезность заставила ее улыбнуться.

— Нападать на чаек, правда?

— Это может случиться.

Она покачала головой.

— Тогда солнцезащитные очки. — Пошарив по магазину, Тесси находит пару очков Maui Jim и бейсболку, а затем все равно добавляет к ним пару шлепанцев.

Тесси с щелчком проходит к кассе. Она уже собиралась достать бумажник из своей пляжной сумки, когда на ее руку легла рука.

— Ты не будешь покупать одежду для меня, — говорит Соломон, шагая рядом с ней.

Она хмурится.

— Буду. Это я предложила. Я…

— Тесс. — Его голос становится глубже, пресекая любые дальнейшие протесты.

Она вздрагивает. Снова это суровое наставление. Почему ей это так нравится?

— Я ценю помощь. Но ты не будешь покупать эту одежду.

Она отводит плечи назад, готовая спорить с ним, но выражение его лица, стиснутого, без чепухи, челюсти, штормовые голубые глаза говорят ей, что он будет бороться с ней. Сильно. И точка.

— Ладно, — говорит она, откидывая волосы на плечо.

Он расплачивается, и, закончив, они выходят в сверкающий коридор, который ведет обратно в номера. В аквариуме, занимающем всю стену напротив них, плавают яркие рыбки.

Они задерживаются перед лифтом. На красивом лице Соломона появилось выражение "что теперь делать?

Конечно, они могли бы разойтись и заняться своими делами, но она хочет, чтобы этот день не кончался. Хочет, чтобы Соломон был рядом. Поговорить о ребенке. Вот и все. Только это.

Набравшись смелости, она поджала губы. Поднимает на него глаза, и в животе у нее появляется теплый трепет.

— Может быть, ты хочешь...

Из ее пляжной сумочки вылетает телефон, оповещая о шквале текстовых сообщений и пропущенных звонков.

Не отвечать. Это ее первая мысль. Но от одной мысли о том, что придется отказаться от контроля, сказать "нет", ее бросает в дрожь. У страха неудачи появились клыки, и он сжимает их. Не дает ей освободиться.

Не дает ей оторваться.

Она нащупывает телефон и листает экран. Выскакивает набранное крупным шрифтом сообщение от Атласа. СРОЧНЫЙ ВЫЗОВ КЛИЕНТА.

— Черт.

— Все в порядке?

Она смотрит на Соломона, который внимательно наблюдает за ней.

— Мне нужно идти, — беспомощно говорит она. — Я должна кое-что исправить для клиента.

Он нахмуривает брови.

— Ты уверена? — спрашивает он, как будто готов сказать что-то еще.

Нет.

Она не уверена.

Совсем не уверена.

— Это будет быстро. Просто. . . — Она заставляет себя улыбнуться, стараясь успокоиться. Не беспокоиться. Потому что она спокойна, верно?

Ее ребенок, ее карьера, ее надвигающееся родительство - все это не волнует.

Она отмахнулась от него, как от мошки, стремясь увести его отсюда, пока он не сгорел.

— Иди пообедай в тики-баре. Встретимся, когда я закончу.

— Тесс.

— Пожалуйста, Соломон. Иди, хорошо? Я сейчас приду.

Затем, ни разу не взглянув в его сторону, она поворачивается и входит в открытый лифт, оставляя позади горячий взгляд темно-синих глаз Соломона и все его вопросы.

ГЛАВА 12

Соломон должен это признать. Он гораздо круче.

Положив пакеты с покупками на сиденье рядом с собой, Соломон устраивается на стуле в ресторане с видом на воду, оформленном в стиле тики-бар. В заведении тихо. На бирюзовой стене висит вывеска с рекламой знаменитого ананасового напитка - того самого, о котором Тесси говорила последние два дня. С океана дует легкий бриз. Бармен смешивает коктейль из тропических фруктов, от которого даже Хаулер вздрогнул бы.

Соломон заказывает пиво и бургер, хотя голод - последнее, о чем он думает.

Сожаление сжимает его грудь, когда он осматривает пустое место рядом с собой.

Тесси.

Она должна быть здесь. С ним.

Улыбка появляется на его губах, прежде чем он успевает ее подавить.

Сегодня было чертовски весело. Веселее, чем он того заслуживает.

Он не хотел, чтобы ему нравился их маленький поход по магазинам, но он получил удовольствие. Как они спорили из-за шлепанцев, как Тесси раскраснелась и заикалась, как примеряли одежду, к которой он и за миллион лет не прикоснулся бы в Чинуке. Ему не было так весело с той самой ночи, когда он встретил Тесси. Эта девчонка, как огненный лизун, сжигает его кровь. Она спутала все его планы, изменила его взгляды на жизнь и на самого себя.

И, Господи, от того, как она прикоснулась к нему, проведя маленькой ладошкой по его бороде, как мягко прижалась к нему животом, как раскраснелись ее щеки, у него встал член размером с Техас.

Он передернул плечами, раздосадованный этой мыслью. Раздраженный своим влечением.

Она не его проблема.

Так почему же он чувствует себя ответственным за нее? Почему он хочет держать ее рядом? Он приехал в Мексику, чтобы решить, как лучше устроить своего сына, но с того дня, как он встретил Тесси, она словно солнечный свет танцует по его коже. Он хочет греться в ее лучах.

Расслабляется ли она? Дает ли ей передышку ее мудак-босс? Она успела пообедать?

Нахмурившись от этой мысли, Соломон проверяет часы. Уже далеко за час. Если у него в животе бурчит, то что же с Тесси? Ему не нравится мысль о том, что она голодна. Она беременна. Она должна есть. И отдыхать тоже. Темные круги под глазами, которые не может скрыть макияж, все еще остаются. Вчера она не спала до двух часов ночи, и свет лампы светился из-под двери ее спальни.

Он оглядывается через плечо, прекрасно понимая, что ведет себя как чрезмерно заботливый ублюдок, и ищет Тесси, желая увидеть, как она впорхнет в дверь, как ее длинные ноги понесутся прямо к нему. Он хмурится, ненавидя эту чертову реакцию на щелчок ее высоких каблуков.

— Una mas cerveza? (пер. Еще пива?)

— Si (пер. да). Спасибо. — Он кивает серверу, который приносит ему бургер. — Можно мне вот это, — спрашивает он, указывая на нарисованный мелом мультяшный рисунок ананаса. — Без алкоголя.

— Si, señor.

Соломон берет свой бургер и кладет его в угол стола. Как-то нечестно есть, когда рядом нет Тесси, чтобы насладиться этим вместе с ним.

Чтобы скоротать время, он берет телефон. Его большие пальцы проводят по экрану, и через несколько минут он загружает приложение для детей, которое ему показала Тесси. Приложение пастельных тонов, которое при загрузке расцветает, как роза. Он вводит известную ему информацию, и в ответ раздается множество раздражающих звонков, щебетаний и воркования.

— Господи, — пробормотал он, пригнув голову, когда сервер нахмурился в его сторону.

Соломон продолжает листать, остановившись на веселой статье о подготовке к рождению ребенка. От переизбытка информации у него начинает болеть в груди. Он не знает, как это сделать. Но он хочет это сделать. Достаточно того, что он пропустил визиты к врачу и выбор имени. Мысль о том, что он может пропустить еще какие-нибудь первые события, оставляет у него неприятный привкус во рту. Но теперь он здесь, он знает, и, черт возьми, он хочет поддержать Тесси.

Иначе и быть не может.

Когда он пролистывает сообщение о продуктах, запрещенных для беременных, его экран снова загорается.

Хаулер.

После секундного колебания он отвечает, благодаря Христа за то, что его лучшего друга здесь нет. Он бы несколько дней поносил его за одежду, которая на нем надета. Но это того стоило бы. Соломон борется с улыбкой. Воспоминание о том, как Тесси смеется и хлопает в ладоши, будоражит что-то внутри него.

Черт.

— Что? — говорит он, поднося телефон к уху.

— Ну разве мы не болтуны? Как поживает солнечный штат?

— Это Флорида. Как Пегги?

Хаулер смеется.

— По-прежнему гончая собака. Последние несколько дней пришлось держать ее в доме, так как у нас небольшие проблемы с дикими животными.

Соломон откидывает голову назад и стонет.

— Опять медведи? Я же говорил тебе, что надо ставить замки на эти чертовы мусорные контейнеры.

— Да, да, я знаю. Миллер займется этим после того, как закончит подготовку.

— Миллер?

— Новый сотрудник.

Соломон нахмурился. Да, Хаулеру нужен шеф-повар, но нанимать Миллера Фултона, ребенка, который не знает разницы между маргарином и маслом, - значит нарываться на неприятности.

— Когда это случилось?

— Не беспокойся о Миллере, парень. Когда ты вернешься домой?

— Через пару дней. Мы все еще говорим о ребенке.

— Ты уверен, что он твой?

Он вздрагивает. От каждого слова. Это намек на то, что Тесси лжет и ведет его за собой.

Соломон скрежещет молярами.

— Да, мой. Мальчик.

Здесь и сейчас он отбрасывает все сомнения. И он закроет рот тому, кто думает иначе.

— Это великий человек. — Но комментарий сомнительный. Кишит сомнениями. — Претендовать на это потомство, Сол, - благородный поступок.

Соломон сжимает переносицу. Несомненно, это заставит его делового партнера-мудака бежать. Единственное, что сдерживает его в жизни, - это бар.

— Ты разобрался с Златовлаской?

Он проводит рукой по лицу.

— Пока нет.

Голос Хаулера понижается на октаву.

— Думаешь, ей просто нужны деньги?

— Не говори так о ней, — рявкнул он.

— Что? — Голос на другом конце линии напряжен. — Ты влюблен в свою мамочку?

Соломон разевает рот, подыскивая ответ. Черт. Но что он может сказать? Что Тесси - это не просто женщина, носящая его ребенка? Она... она - Тесси. Ее невозможно расколоть, но невозможно и игнорировать. Он не смог бы, даже если бы попытался.

— Это не твое собачье дело, — прорычал он.

— Как скажешь. — Хаулера это забавляет. — Ну так разберись с этим. А потом возвращайся домой. Легко.

В желудке Соломона открывается воронка.

Легко.

Черт. Ничего в этом нет легкого.

У них с Тесси ни хрена не получилось. Он должен быть готов сесть на ближайший самолет и вернуться в Чинук, но мысль о том, что он оставит своего сына, этого ребенка, заставляет его поднести руку к груди, чтобы растереть тугое давление.

А как же Тесси?

Остановись.

У него был шанс. С Сереной. И он его упустил. Он потерял ее.

Причинив боль кому-то другому...он не может этого допустить.

Единственная связь между ним и Тесси - это их сын.

Конец истории.

Соломон должен разобраться в этом и уйти. У него есть дом, семья, друзья, даже если его собственная жизнь была поставлена на паузу в течение последних семи лет. Даже если мысль о том, что ему придется расстаться с Тесси, оставила его холоднее, чем бургер перед ним.

Повернувшись на сиденье, он завершает разговор. Его сердцебиение нестабильно. Как и его мысли.

Время идет. Пора поговорить о Мишке. Выяснить, в каком положении они находятся.

Еще один день.

А потом он уберется из Мексики. Пока он не наделал глупостей, влюбившись в красивую блондинку на высоких каблуках.

***

Еще один час. Именно так она сказала себе три часа назад.

Тесси застонала и потерла лоб, устремив тоскливый взгляд на океан за террасой. Поздний полуденный солнечный свет проникает внутрь, как бы маня ее наружу. Но пляж подождет. Пока же в номере оборудован полноценный офис. Ноутбук лежит на диване. На коленях - скетчпад. Сотовый телефон и гарнитура лежат на журнальном столике.

Она почти закончила этот необъявленный проект. Почти свободна. После этого она все отложит и будет наслаждаться отпуском. Ей нужна еда. Кроме наспех съеденного батончика, они с Мишкой почти ничего не ели. Она умирает от голода. Она могла бы умять целую тарелку тако.

Ее мысли переключились на Соломона. К тому, что он делает. Как бы она хотела быть с ним, а не заниматься дизайнерскими катастрофами. Она усмехается при мысли о том, как он стоит посреди бутика, словно великан, который позволил ей одеть его. Воспоминания о его теле непристойны. Непрактичные. Отвлекающие.

Запищал ноутбук. Входящий звонок от Атласа.

Она вздыхает и убирает ноутбук на бедра.

— Привет, Атлас, — говорит она, принимая вызов, готовая с улыбкой выдержать еще один из его бессмысленных сеансов истерики. — Я только что отправила эскиз.

Он недовольно морщит нос.

— Я получил его. С пятиминутным опозданием.

Она отпускает колкость.

— Хорошо. Итак, если это все...

— Слушай, Трулав. Мне только что звонил Бен Морено.

Она морщит нос, размышляя об этом.

— Ресторатор?

— Ты знаешь его. Он видел твою передачу в Access Hollywood и хочет, чтобы ты разработала дизайн его нового отеля.

У нее отпадает челюсть от этой новости, ее переполняет чувство гордости.

— Это... это замечательно. Я могу приступить, как только вернусь в Лос-Анджелес.

— Для него это не подходит. Он хочел начать еще вчера. — Атлас щелкнул пальцами, подавая знак налить еще кофе. — Я назначил звонок по Zoom на четыре часа дня. Я хочу, чтобы ты провела с ним виртуальную экскурсию по помещению.

—Но это займет весь день.

— И что? — Его взгляд не позволяет ей сказать "нет". — Ты не поняла, Трулав? Это кризисный режим. Кризисный режим не ждет отпуска. Ты это знаешь.

— Знаю, Атлас. Но это было утверждено. Это было запланировано на несколько месяцев вперед. — Возмущение пульсирует в ней. Это ее последняя поездка без ребенка, прежде чем она станет матерью. К тому же им с Соломоном еще многое предстоит решить.

— Ты мне нужна, Трулав. Мне нужен мой лучший дизайнер. Мне нужно, чтобы ты все сделала. Если ты этого не сделаешь... — Одна хорошо подтянутая бровь выгнулась дугой.

Тесси сжимает кулаки. В ее голове пляшут картины насилия. Видения того, чтобы ударить Атласа по его самодовольному лицу. Зачеркни это. Нанять Соломона, чтобы он ударил его по лицу своим кулаком-молотом. Тем не менее, даже если Атлас ведет себя как придурок, она не из тех, кто жалуется на работу. Это не просто ее профессия, это ее характер.

Стоп.

Она выдохнула, сдаваясь.

— Хорошо.

— Хорошо. Четыре часа дня, Трулав. Не опаздывай, — отрезает он.

Несколько минут после отключения Тесси сидит, сцепив руки на коленях, понимая, что должна работать, но тело не двигается.

От разочарования и злости на глаза наворачиваются горячие слезы. Это полный бред. Она даже не может взять семидневный перерыв, чтобы сосредоточиться на ребенке и на себе. Она в Мексике, в настоящем раю, и при этом практически как зверь в клетке. Она не может убежать от своей работы, от давления, от жестокой борьбы за вершину, хотя не уверена, что ей это вообще нужно.

Чего она действительно хочет, так это оказаться на пляже. Но вместо этого она работает на мудака века. Токсичный монстр, который не ценит ее тяжелый труд. Который никогда не поймет, что значит быть работающей матерью-одиночкой. Он уже много лет называет ее ужасной Тесс, хотя на самом деле это он ужасный.

Она почти видит свое будущее в хрустальном шаре. И оно нехорошее. Оно несчастливое.

Что будет, когда Мишка заболеет? Когда он пойдет в школу, а ей понадобится отгул на родительское собрание или весенние каникулы? Когда у него будет игра в маленькой лиге, а она опоздает? Эта мысль режет, как лезвие бритвы, и заставляет ее схватиться за живот. Паника и отчаяние захлестывают ее.

Она так устала много работать и никогда не добиваться успеха. Жонглировать. Беременностью. Ее работой. Своими эмоциями. Она устала торопиться, не жить моментом, делать все в одиночку. Все, чего она хочет, - это наслаждаться беременностью, ребенком и отпуском.

В глубине ее души разгорается огонь. В душе она хочет стать той женщиной, которой была в ту ночь, когда встретила Соломона. Рисковать. Быть бунтаркой. Смотреть на звезды. И ее работа определенно не является ее звездой.

Теперь уже нет.

Единственный, кто имеет значение, - это Мишка.

Прижав ладони к животу, она смотрит на Мишку. Решимость переполняет ее.

— К черту этого парня, — говорит она своему животу. — Мы сейчас оденемся и пойдем есть.

Это так правильно и так неправильно одновременно: закрыть ноутбук.

Она идет на свидание. Так и есть.

Она наденет свое самое дорогое платье, найдет Соломона, а потом пойдет в самый экстравагантный ресторан, съест трех омаров - потому что это "все включено", детка, - а потом будет гулять и гулять по пляжу, пока не наступит вечер и она не сможет увидеть свои звезды.

Вскочив на ноги, Тесси бросается в спальню, чтобы переодеться. Она выпрыгивает из гостиничных тапочек, как будто делает кан-кан, и хватает свое платье, дорогое платье-бодикон, на которое она откладывала месячную зарплату, платье, в котором она чувствует себя чертовски сексуальной.

Она влезает в него.

Натягивает его. И...

Задыхается.

Она не может поднять его выше своего пуза.

Не может дышать. Не может пошевелиться.

Она застряла.

— Черт, — ругается она, дергая платье, которое теперь присосалось к ее животу, как манжета для накачивания кровяного давления. Она дергает руками. Хлопает. Но это бесполезно. О. Боже. О нет, нет, нет, нет.

Горячее и паническое чувство переполняет ее. Пытаясь освободиться от стягивающей ткани, она ловит свое отражение в зеркале в пол. В нелестном гостиничном свете - нескладная женщина, набитая сосиска в платье. Дикие глаза, рассыпавшиеся по плечам волосы.

Урчание желудка выводит ее из оцепенения. Она в ужасе опускает подбородок.

Если она голодна, то голоден и ее ребенок.

О Боже.

Она морит его голодом.

Она уже променяла работу на сына. Маленький бешеный зверь внутри нее требует еды, а она совсем забыла о нем.

Горячие слезы навернулись ей на глаза. Она еще даже не покормила своего ребенка.

Какая же она мать?

Отчаяние и сомнения захлестывают ее, как потоп. Месяцы и месяцы страхов и тревог, которые она глубоко затаптывала носком туфли на высоком каблуке, пробиваются наверх из ямы в животе.

Она ужасна. Ужасная Тесс. И она будет ужасной матерью.

Как она справится с этим одна?

Она даже не может переодеться в платье, не застряв в нем. У нее даже нет номера Соломона, чтобы позвать его на помощь. Потому что у нее нет друзей. У нее нет людей, которые были бы рядом. У нее даже секса больше нет, а она так возбуждена, что даже езда по старой грунтовой дороге может ее возбудить.

Что, если бы она жила настоящим моментом, как Соломон? Что, если бы она любила, как Эш? Что, если бы она позволила жизни быть и участвовать в ней, вместо того чтобы идти по головам? Что, если она никогда не найдет свои звезды?

Плач обрушивается на нее как потоп. Горячие слезы текут по щекам, и она погружается в пучину срыва на Пятимильном острове.

Она пытается сесть на край кровати, но платье так тесно, что ей не удается даже этого маленького достоинства.

Вместо этого Тесси рушится на пол в кучу ткани и испускает вопль. Ей хочется только плакать. Она не чувствует себя сияющей, не чувствует себя готовой к рождению ребенка и уж точно не чувствует себя сексуальной.

Ей хочется слезть с террасы, побежать на пляж, зацепиться за буек и уплыть в море. Уплыть.

Далеко, далеко.

ГЛАВА 13 

С ананасовым коктейлем в руке Соломон открывает дверь в номер и заходит внутрь, но тут его настигает самый ужасающий звук в мире.

Плач.

Тесси плачет.

Из спальни доносится надрывный плач. У Соломона участился пульс.

— Тесси? — кричит он, едва успевая отложить напиток, прежде чем вбежать в спальню.

Он застает ее на полу, как увядшую Золушку, задрапированную в путаницу черной ткани.

— Тесс? — Он опускается на колени у ее ног, протягивая руки, потому что не знает, куда их деть. — Что такое? Что случилось?

— Уходи, Соломон. — Не поднимая головы, все еще фыркая, она поднимает руку, отгоняя его.

— Ты плачешь, — говорит он, идиотски констатируя очевидное.

— И что? — Она вытирает мокрые глаза, по-прежнему отказываясь смотреть на него. — Я всегда плачу. Я люблю плакать.

Его внимание переключается на ее живот, на ее руки, которые обнимают ее, когда тихие рыдания сотрясают ее плечи. В горле у него встает камень, и он едва может вымолвить слова, которые грозят его задушить.

— С ребенком что-то не так?

Страх охватывает его, разжигая страх при мысли о том, что с его сыном может случиться что-то ужасное.

— Нет, — отвечает она, качая белокурой головой. — Это я. Я не в порядке.

Он хмурится.

— Это полная противоположность тому, что ты собой представляешь.

— Откуда ты знаешь? Ты меня даже не знаешь. — Она поднимает лицо. Ее глаза опухшие и с мокрыми ресницами. — Я только и делаю, что отталкиваю людей. Я не знаю, как впустить кого-то в себя. — Она обнимает свой живот. — Что, если я оттолкну Мишку? Что, если я все делаю неправильно? Что если он меня возненавидит?

— Никто не может тебя ненавидеть.

— Ты меня ненавидишь.

У него отпала челюсть. Иисус. Как нож в грудь.

— Я не ненавижу тебя. — Рискнув, он заправляет прядь ее длинных светлых волос за ухо. Затем он опускается и садится рядом с ней. — Конечно, мы еще не разобрались во всем, но... ...я никогда не смогу тебя ненавидеть.

— Сегодня я только и делала, что работала, — говорит она. — Я даже не видела пляж. У меня болят ноги. — И уже более низким голосом: — Я не могу вылезти из платья. Я застряла. Я чувствую себя бегемотом.

Он старается не улыбаться.

— Ты совсем не бегемот.

— Да. Я как... шатающаяся кукла-бабушка. — На ее лице появилось выражение отчаяния. — Я беременна и одинока, Соломон. Я никому не нужна. Никто не хочет ко мне прикасаться.

Его сердце разрывается от искренней боли в ее голосе. Как она может считать себя не просто красивой? Любой мужчина был бы счастлив оказаться в ее орбите.

— Я стараюсь быть в порядке, но я остаюсь одна каждую ночь и каждое утро, и это просто... ...так грустно. — Ее голос замирает на этом слове. — Это так одиноко.

Сомнение в ее голосе, страх, сырая уязвимость ударяют его как кувалдой. Она одинока. Она одна занимается беременностью. Господи, как давно к ней не прикасались? Сколько времени прошло с тех пор, как ей делали комплименты? Кроме Эш, рядом не было никого, кто мог бы ей помочь. Черт возьми, если бы это не было так тяжело для человека.

Приблизившись к ней, он подтолкнул ее подбородок массивным пальцем, заставив встретиться с ним взглядом.

— Ты прекрасна, Тесси. Самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.

Ее карие глаза расширяются.

— Правда?

— Да. И ты можешь это сделать.

Слезы блестят на ее длинных ресницах.

— Но что, если я не смогу? — Она фыркает. — Я слишком много работаю. Я даже не могу поддерживать жизнь растения.

Он молчит, давая ей возможность высказаться.

— Я не знаю, что я делаю. Я все время притворяюсь. Я притворяюсь храброй. На самом деле я не такая. Я просто. . . — Она опускает голову на руки. — Я боюсь. Я боюсь рожать. Я боюсь, какой матерью я буду. Я боюсь потерять Мишку. Или бросить его. А вдруг? — рыдания вырываются из ее груди, и лицо сморщивается, — Я просто боюсь.

Ему так много хочется рассказать, но сейчас речь не о нем. Соломон заключает ее в свои объятия, и она не сопротивляется. Она прижимается к нему, и тепло ее миниатюрной фигуры успокаивает ее, в чем он даже не подозревал, что нуждается.

— Послушай меня, — прохрипел он.

Она смотрит на него снизу вверх, ее большие красивые карие глаза наполнены слезами.

— Это нормально - бояться. Но я знаю одно: ты будешь чертовски замечательной матерью.

Она лукаво улыбается.

— Откуда ты это знаешь?

— Потому что я провел с тобой два дня и уже вижу это. — Он проводит ладонью по ее лицу, чтобы убедиться, что она его слышит. — Я вижу это по тому, как ты заботишься о Мишке. Черт, он еще даже не в реальном мире, а ты уже помогаешь ему.

Ее тело прижимается к нему, расслабляясь. Поэтому он продолжает говорить.

— И я скажу тебе еще одну вещь.

— Что именно?

— Ты не одна. Я здесь, с тобой. Я знаю, ты думаешь, что я ухожу, но это не так. Я буду отцом своему сыну и помогу тебе во всем, в чем ты нуждаешься. — Он притягивает ее ближе, гладит ее волосы. — Скажи мне, что тебе нужно, Тесс, и я сделаю это. Я дам тебе все, что угодно.

Он потерял всякий контроль над собой. Все, что она попросит, он сделает по ее приказу. Он думает об ананасе, распластавшемся на прилавке, и понимает, что сделает любую глупость, чтобы сделать ее счастливой.

Она рассматривает его, потом шепчет:

— Мне нужно вылезти из этого платья.

Он кивает.

— У меня хорошо получается вытаскивать женщин из платьев.

Она смеется, и Соломону становится тесно в груди. Он хочет смешить ее до конца жизни, если это поможет убрать грустное выражение с ее великолепного лица.

Он поднимает себя с пола и помогает ей встать. Она делает это, шатаясь и тихо стоная. Затем она оказывается перед ним, полуобнаженная. Соломон старается не смотреть, но это невозможно. Даже в платье Тесси выглядит прекрасно. Верхняя половина лифа спускается вниз по животу, обнажая кружевной бюстгальтер. Ее груди высоко вздымаются, обнажая кремовую, пышную плоть.

Он проводит пальцем между тканью и ее животом. Она тугая, перекрывает кровообращение и заставляет его нахмуриться. Это причиняет ей боль. Его руки переходят на поясницу, ощупывают ее гладкую кожу, ищут молнию, но не находят ее.

Он прочищает горло.

— Мне придется разорвать платье.

Она резко надувается.

— О Боже.

Он поднимает бровь.

— Стоит больше, чем моя жизнь?

Она причудливо улыбается.

— Что-то вроде этого. — Затем она закрывает глаза и вдыхает тяжелый воздух. — Сделай это, Соломон.

Он подходит к ней вплотную, обхватывает ее за плечи. На секунду они покачиваются, обнимая друг друга, ее тело так близко прижимается к его телу. Затем, осторожно взявшись за тонкую ткань, он собирает ее в свои руки.

Затем, вздымая мышцы, он рвет платье.

Тесси визжит. Ее руки вцепились в его плечи, и она сложилась вдвое. Все ее тело затряслось. Но она не плачет. Она смеется. Это один из самых прекрасных звуков, которые Соломон когда-либо слышал.

Платье расходится по спине, переставая плотно облегать ее живот. Он позволяет ему упасть на пол, где ткань рассыпается у ее ног.

— Вот так, — прохрипел он, отступая назад. — Ты свободна.

Она поднимает лицо, ее полные губы растягиваются в шаткую улыбку.

— Пожалуйста, никогда и никому не рассказывай об этом. Никогда.

— Твой секрет в безопасности со мной.

Она смотрит на груду ткани на полу. Только Соломон смотрит на Тесси. Почти голую. Пухлые губы. Дикие волосы. Аппетитные губы. В черных кружевных трусиках и прозрачном черном бюстгальтере она - чертовски сногсшибательная беременная женщина. Не то чтобы он часто видел почти голых беременных женщин, но на Тесси это смотрится. Это завораживает. То же самое стройное тело, к которому он прикасался полгода назад, только с бугорком красивого живота.

Она прижимает руки к груди, что-то сырое и уязвимое проступает в ее чертах.

— Спасибо, Соломон.

Он оценивает ее залитое слезами лицо.

— Что еще тебе нужно? — спрашивает он густо.

Все, что угодно. Все, что она захочет, он даст.

Она колеблется.

— Можешь обнять?

— Могу. — Он ненавидит грубость в своем голосе, напряженную зажатость, которая ничего не выдает, хотя на самом деле это все, что он хотел сделать с тех пор, как увидел ее в холле. Обнять ее. Очень долго, черт возьми.

Ее лицо застенчивое и мягкое, она поднимает точеную ногу, чтобы выйти из платья, а затем шаркает к нему. Он раскрывает объятия, и она тает в его объятиях с довольным вздохом.

У Соломона перехватывает дыхание при виде ее. Маленькая. Идеальная. Она идеально сидит в его руках. Изгиб ее щеки прижимается к центру его груди. Мягкая выпуклость ее живота тепло и тяжело прижимается к нему.

Они покачиваются, и это похоже на ту ночь, когда они танцевали под звездами в баре "Медвежье ухо". Ничего не существовало, кроме них. Ничто не имело значения. Только девушка в его объятиях и ее сердцебиение, синхронизированное с его сердцем.

Тесси двигает бедрами, погружаясь в объятия еще глубже. Он прячет улыбку, когда она вдыхает и зарывается лицом в его рубашку. Каждая хрупкая, уязвимая унция ее тела прижимается к его огромной раме.

Мгновенно он становится твердым.

Стиснув зубы, Соломон закрывает глаза, желая избавиться от стального стержня в штанах. Этой девушке нужны объятия, а не чертова эрекция, тыкающаяся ей в живот.

— Ммм... — Голос Тесси приглушенно звучит на его груди. — Ты хорошо обнимаешься.

Он хмыкает. Делает пометку.

— Хорошо.

Она отстраняется и поднимает на него глаза.

Не удержавшись, он прижимается к ее щеке, проводя большим пальцем по высокой дуге скулы.

— Что еще тебе нужно?

Она сглатывает. Затем говорит:

— Мне нужен секс.

Его мозг коротко замыкается на "что за хрень", а затем снова включается.

— Господи...

— Я знаю. Я ужасно виновата, что сказала это. — Две слезинки скатились по щекам Тесси. Не понимая его неровных ругательств, она прижимает свою маленькую руку к его груди. — Пожалуйста. Мы уже делали это однажды. Мы можем сделать это снова. — Она прикусила губу. — Я просто... Мне нужно освободиться.

Боже, как он этого хочет. Отнести ее в постель, трахать быстро и жестко, а потом долго и нежно. Почувствовать каждый дюйм ее великолепного, сияющего тела на своем.

— Я так возбуждена. У меня не было секса с тех пор, как... ...ну, с того дня.

Вот оно. В ее глазах.

Дикое желание.

Ей нужна нежность, ей нужна жесткость, ей нужен кто-то. И, черт возьми, если это не он. Черт. Это должен быть он. Мысль о том, что она может заниматься сексом с кем-то еще, подобна ведру ледяной воды, обливающему его эрекцию.

Он берет ее лицо в свои руки, изгиб ее щеки подходит, как ключ в замке.

— Тебе это нужно?

— Да. — Она приподнимается на цыпочки и проводит маленькой ладошкой по его бороде. — Очень, очень нужно.

Ее глаза, большие, карие, умоляющие. Как она смотрит на него - у него нет ни единого шанса.

А потом он берет ее за локти, притягивает к своей груди, целует так, словно это последний вздох человека. Не неуверенно и не робко. Жадно. Отчаянно.

Ее поцелуй воспламеняет его. Все давно похороненные мужские желания загораются вожделением.

Он целует ее глубже, грубее, его руки блуждают по ее ребрам, мягкой выпуклости живота, тонкой шее. Он содрогается, вдыхая ее восхитительный аромат. Кокоса и солнца. Как будто он держит в своих объятиях рай. Золото. Звездную пыль.

Тесси.

Плохая идея? Может быть. Но он хочет, чтобы у нее это было. Хочет дать ей что-то, что заставит ее чувствовать себя лучше, и если это он, то он не будет жаловаться.

Ведь на самом деле он хочет этого так же сильно, как и она. Это все, о чем он думал с тех пор, как она появилась "Медвежье ухо". Воспоминания о ней разрушили его, и он не раз брал себя в руки в душе. А теперь она здесь, просит его доставить ей удовольствие, и, черт возьми, он не собирается оказывать.

Потому что ей это нужно. Он чувствует жажду в изгибе ее стройного, обнаженного тела, извивающегося на нем. Все виды голода.

— Тесси, детка, подожди, — прорычал он, используя всю силу воли, чтобы отстраниться от ее сладкого рта. — Если мы сделаем это, значит, мы сделаем это правильно. Мы сделаем это для тебя.

Он хочет показать ей, что она самая великолепная женщина, которую он когда-либо видел. Даже беременной. Особенно беременной. Потому что ее тело не похоже ни на что другое. Женственное, дикое и пышное.

Ошеломленные карие глаза встречаются с его, губы пухлые и влажные от поцелуев. Она делает шаг вперед.

— Тогда давай сделаем это, — пробормотала она, потянувшись сзади, чтобы одним плавным движением стянуть с себя лифчик, оставив грудь обнаженной.

У него перехватывает горло, он потрясен видом ее почти обнаженного тела.

Ее груди. Они чертовски совершенны. Темные соски. Полные и розовые, как сладкие персики в июне.

Он делает два быстрых шага к ней, издавая рык, одновременно первобытный и защитный.

Он встает на колени. Перед ней, где ему и место. Жадными руками он обхватывает ее стройные бедра. Она издает легкий стон от этого прикосновения. Наклонившись вперед, он проводит ртом по ее коже, прижимаясь поцелуем к выпуклости ее живота. Тесси вздрагивает, издавая прерывистое хныканье.

— Это приятно. — Ее руки тянутся к его волосам, перебирая темные пряди. — Так хорошо.

От ее рваного голоса его члендергается, как сукин сын. Он хочет вырваться, хочет большего, но он заставляет себя смириться.

— Сядь, — приказывает он.

Без споров она садится, ее лицо ликует.

На краю кровати она расположилась с царственной элегантностью, стройными линиями и небольшим животом. Ее длинные светлые волосы стекают по плечам. Соломон перемещается между ее ног, обхватывает ее бедра и прижимает к себе, а затем берет в рот ее грудь. Тесси выгибается под его прикосновениями, замирает, и он проводит ладонью по ее спине, чтобы удержать ее. Ее глаза закрыты, на щеках горит розовый румянец, когда он обводит ртом ее грудь, твердую бусинку соска.

Стон смущения срывается с ее укушенных пчелами губ, когда он, наконец, отстраняется.

Положив нежную ладонь на ее груди, он укладывает ее на кровать.

— Не двигайся, — приказывает он.

Он снова проникает между ее бедер, на этот раз раздвигая колени.

Он планирует полизать все зудящие места. Начиная с этого.

Он прижимает руку к ткани ее трусиков. Он чувствует, как она пульсирует в его руках, ощущает ее влажность. Ее соки стекают по бедрам. Опустив голову, Соломон слизывает струйку ее сладости, и женщина на кровати тихонько вскрикивает.

— Это нормально? — спрашивает он, поднимая голову.

Тесси приподнимается на локтях и смотрит на свой живот, глаза яркие, во рту розовый импульс "да, да, да".

Член Соломона бурно вздымается в штанах, когда он прижимается губами к ее мягкой киске. Господи. Она такая чертовски мокрая. И, черт возьми, какая она вкусная. Его трясет, когда он вдыхает ее женский аромат. Он хочет, чтобы она была в его бороде. Ее запах. Такой запах, который клеймит его, приковывает к себе.

Зацепив большим пальцем пояс ее трусиков, он стягивает их с ее стройных ног и стонет от того, что видит. Натертая воском посадочная полоса. Нежные светлые волосы. Просунув широкие ладони под ее попку, он недолго проклинает себя за грубость своих мозолей на ее бархатной коже. Он притягивает ее ближе, к себе, а затем приникает ртом к ее киске. Засунув язык в ее сладкую нежность, Тесси выкрикивает его имя. Ее руки, ее ногти, тянут его волосы, и от грубого ощущения Соломон едва не взрывается.

Но все же он держит себя в руках. Она - мечта. Его мечта. И он намерен заставить ее наслаждаться каждой минутой. Она этого заслуживает.

Тесси голодна, и он собирается ее накормить.

Он обрабатывает ее языком, делая плавные концентрические круги на клиторе. Ее тело поднимается и ведет его за собой. Он поднимает ее выше, доводит до края, а затем отступает. Она вскрикивает, и резкий звук хлещет его, как плеть. Костяшки пальцев побелели, когда она вцепилась в простыни, дыхание вырывалось мелкими струйками, губы стали розовыми от желания.

Соломон рычит, ее удовольствие подпитывает его, а затем приникает ртом к ее клитору и сосет.

Шокированный крик вырывается изо рта Тесси. Ее бедра выгибаются, тело бьется, и она поднимается с кровати, левитируя, ее тело дрожит от экстаза, прежде чем она замирает и падает на кровать.

Она лежит так несколько долгих секунд, глаза закрыты, на лице улыбка.

Соломон выпрямляется и ждет ее.

Тесси с застывшим выражением лица садится. Она раскачивается в течение долгой минуты. Румянец, который у нее на щеках, переходит на ключицы и грудь.

Ухмылка, которой Соломон не чувствовал уже давно, овладевает его лицом.

Затем, похожая на горячего как грех плотоядного ангела, Тесси поднимает руки и тянется к нему.

— Еще, — прохрипела она. — Еще.

***

Соломон поддается к ней на вытянутые руки, как к мановению.

От вида его роста, нависшего над ней, у нее напряглись соски. Его глаза темны и голодны, он как человек, нацелившийся на цель. По венам на его руках тянутся провода, к которым она хочет присосаться. Облизать. Наэлектризоваться. Она уже на полпути к этому.

Когда он приближается, лицо его стоическое, но выпуклость в шортах очевидна.

Она улыбается. Она еще может улыбаться. Беременна она или нет. И она никогда не чувствовала себя такой сексуальной. То, как он сорвал с нее платье. Как ту Тесси, которую она искала в баре "Медвежье ухо". Никаких запретов. Готова просить о том, чего хочет - не только в карьере, но и в жизни.

Сейчас она беременна, лежит голая на кровати с самым большим и бородатым мужчиной, которого она когда-либо видела.

Соломон опускается, упираясь ладонями в кровать, его руки обхватывают ее.

Она вздрагивает.

Он сложен как танк. Слова, которые вырываются из его уст, грубы.

— И что теперь?

Из ее рта вырывается нечестивый стон.

— Мы поцелуемся. Мне нужен дофамин, — задыхается она, прежде чем припасть к его губам. Губы, встретившие ее, теплые и полные, с привкусом соли, пива и ее самой. Его широкие руки путаются в ее волосах, нежно, очень нежно.

Ее тело кипит от нетерпения, и Тесси впивается когтями в его рубашку, как возбужденная беременная адская тварь. Боже. Она не может насытиться. Он как вода для питья.

Но горячий. Он такой горячий, а она сгорает заживо.

Она стонет, запустив руки в его темные волосы, наслаждаясь тем, как он целует ее до самой изможденной и измученной души.

На вкус он как горы. Сосна и ледяной воздух. Его поцелуй - сухое пламя, разгорающееся в ее костях.

Боже. Она не может оторваться от своих мыслей. Кто бы мог подумать, что этот горный пещерный человек обладает плавными движениями и ловкими пальцами? Горячие слезы грозят наполнить ее глаза. Она так давно не чувствовала себя сексуальной. Любимой. Счастливой. Ей хочется разрыдаться и разреветься, как ребенок. Но она не может. Пока не может.

Потому что она чертовски возбуждена.

Она кончила один раз, и, черт возьми, собирается кончить еще.

Одна ночь. Выбросить его из головы. Перепихнуться. Потому что, Господи, если она этого не сделает, то самопроизвольно сгорит.

Тесси отстраняется и встает на колени.

— Секс, Соломон. — Она тянет его за руку, извивается на кровати, отчаянно желая его. Делает хватательные движения руками. Хватается за Соломона. Ее тело словно находится в шейкере с краской, установленном на максимальную скорость. — Секс. Сейчас.

Он хихикает.

— Полегче, детка. Я тебя держу.

Не сводя с нее глаз, он встает, расправляет широкие плечи и быстро расправляется с одеждой.

Снимает рубашку. Перед ней вырисовывается его грубая фигура. Татуировки покрывают его точеные руки, словно лианы, обвивающие упругие, загорелые мышцы. Яркие, разноцветные татуировки странно контрастируют с его красивым, серьезным лицом.

Ее челюсть падает одновременно с ее взглядом.

Его шорты исчезли. Болезненная эрекция стоит наготове как солдат. Ее глаза вспыхивают. Он огромный.

Ее.

Она отмахнулась от этой мысли.

Не ее. Нет.

Это просто услуга. Очень, очень приятная услуга.

Ее руки летят к животу. Боже, он же ее пополам расколет.

Соломон ругается.

— Черт. У меня нет презерватива.

— Я не могу забеременеть. — Она прикусила губу, надеясь, что он не передумает. Если он передумает, она просто взорвется. — Я чиста. Я прошла все тесты.

Он сглотнул, все еще глядя на нее.

— Я ни с кем не был после тебя, Тесси.

Она вздрагивает от тяжести его слов. Это всего лишь слова. И все же они тяжелы. С возможностью. Потребностью. Благоговением.

И вопреки всем возражениям против любви, она их обожает.

Подойдя, Соломон крепко сжимает ее в объятиях.

— Тебе будет больно? — прошептал он, нежно глядя на нее.

— Нет. Я не знаю. — Она обдумывает это и смеется. — У меня еще никогда не было при беременности. — Извиваясь в его руках, она вытягивает ногу, как гимнастка, проверяющая свою гибкость. — Я даже не знаю, как. . .

Редкая полуулыбка рассекает его губы.

— Мы разберемся.

И тут кровать сдвигается, она раскачивается, но ее успевают подхватить большие руки Соломона, обхватывающие ее бедра и тянущие ее на себя, чтобы обхватить его за талию.

— Так удобно, детка?

Сверху?

Из нее вырывается торопливый довольный вздох.

— Да, — говорит она, опускаясь в удобное положение. Он издает болезненный звук в глубине горла, когда она проводит своей влагой по его бедру, как метка своей территории. Утверждение, нарушающее все правила, все границы.

Только сегодня. Только секс.

Тесси наклоняется вперед, чтобы поцеловать его, но ее останавливает живот. Из нее вырывается смех.

— Значит, никаких прелюдий?

Соломон хихикает.

Потянувшись назад, она поглаживает твердый член. Из нее вырывается придушенный рык, он стискивает зубы и качает головой.

— Это касается тебя.

Ее? Боже, может ли этот мужчина быть более совершенным?

Соломон мрачно хмыкнул.

— Останови меня, если я причиню тебе боль.

Она встречает его обеспокоенный взгляд.

— Ты не сделаешь.

Затем, приподнявшись, она опускается на его член, и его твердая длина заставляет ее хныкать.

Из уст Соломона вырывается гортанный стон. Его темно-синие глаза потемнели от желания, руки дрожат, когда он обхватывает ее бедра и прижимает к себе. Он держит ее крепко. Как будто он никогда ее не отпустит.

— Боже, ты великолепна, — прохрипел он. — Проклятая женщина, что ты со мной делаешь...

Ее тело гудит, и Тесси откидывает голову назад, всасывая его в себя, принимая его глубоко. Маленькие ладошки прижаты к его широкой груди, к копне темных волос, и она извивается, прижимаясь к нему.

Соломон не сводит с нее мрачного взгляда. Она испытывает сильную боль. Его красивое лицо, его нежное выражение... он изголодался. Он так долго был голоден. Он нуждается в этом так же сильно, как и она.

Она раздвигает бедра и скалится. Его бедра скрежещут и качаются в знак солидарности, его медленные и размеренные толчки посылают толчки удовольствия в самую ее сердцевину. Он так глубоко входит в нее, попадая во все нужные углы, что ее тело поет как песня.

— О Боже, Соломон... да. Вот так. Продолжай. Не останавливайся. Пожалуйста. Пожалуйста.

Она умоляет, стонет, как влюбленная девчонка, но ей все равно. Она хочет получить все, что он может ей дать, и хочет это сейчас.

— Грубо или мягко, Тесси? Ты сама выбираешь. Скажи мне, детка. Скажи мне, что тебе нужно.

Ее глаза практически закатились обратно в череп.

— Жестче, — требует она. — Трахни меня жестче, Соломон.

Он почти рычит в знак согласия.

Глубоко войдя в нее, он почти поднял ее с кровати, но обхватил ее за бедра, удерживая на месте. Она отталкивается, прижимаясь к нему. Между ними возникает раскаленный добела ток, и их движения синхронизируются.

Она смотрит на его лицо. Горячие голубые глаза, уголок бородатого рта приподнят в самодовольстве.

Она счастлива. Он счастлив.

Как в ту ночь в баре "Медвежье ухо". Два сломленных человека, у которых есть свои причины.

И она видит его - он напрягается, пытаясь освободиться, держится за нее, и это только сильнее заводит ее. Все, что он делает, он делает ради нее. Никто и никогда не ставил ее на первое место.

Не в силах больше контролировать себя, Тесси шепчет:

— Не жди. Я кончу с тобой. Я готова.

Из него вырывается рев.

— Тесси.

— Соломон. — Она шепчет это.

Это его гибель. Его имя на ее губах.

Когда раздается хриплый крик Соломона, она отпускает себя. Она откидывает голову назад, закрывает глаза и кричит. Каждая конечность, каждый орган содрогается. В ней нарастает тепло, в глазах вспыхивают цветные искры. Восхитительная, великолепная эйфория охватывает ее тело. Отнимает все силы.

Не выдержав, Тесси покачивается.

Соломон быстро подхватывает ее на руки, прежде чем она опрокидывается навзничь. Каждый мускул его тонизированного тела напрягается, когда он переворачивает ее на спину, легко переставляя в более удобное положение, опираясь на подушки.

Его грубый голос прошелся по ней.

— Я сейчас вернусь.

Тесси лежит, глядя в потолок, ее сердце бьется в яремной впадине, пока она спускается с высоты. Ее эмоции прыгают с корабля. Прямо за борт. Слезы скапливаются на ее ресницах. Она так давно не чувствовала себя сексуальной. Заботливой. Счастливой. И Соломон сделал это. Он продолжает будить ее. Он заставляет ее жить.

Она всхлипывает, а потом разражается слезами.

О Боже. Вот черт. Она снова плачет.

Соломон возвращается с теплой мочалкой, кровать сдвигается, и он ложится на матрас рядом с ней.

— Тесс? — Его хрипловатый голос окрашен беспокойством.

Даже то, как нежно он ее вытирает, заставляет горячие слезы снова застилать ей глаза.

— Я в порядке, — говорит она, вытирая щеки, но она похожа на протекающий кран, который не хочет останавливаться. Она садится. Смотрит на его бороду, всклокоченную и дикую.

— Я в порядке. Я счастлива. Ты первый человек, который заставил меня почувствовать себя сексуальной за долгое время. Мне это было необходимо. Спасибо. — Она фыркает. — Прости меня за гормональный срыв.

— Не за что извиняться, — твердо говорит он. — Пойдем. — Вернувшись в постель, он натягивает на нее одеяло из искусственного меха и прижимает ее к своей широкой груди. Он позволяет ей плакать и обнимает ее. Он не говорит ей остановиться и не пытается ее отвлечь.

Как давно она никого не впускала в себя? Не позволяла кому-то видеть, как она плачет. Страдает. Хочет. Давно ли?

И ей не стыдно.

Потому что здесь, в сильных объятиях Соломона, она чувствует себя в наибольшей безопасности.

Она должна встать с постели. Выбраться из его объятий, вырваться из него и вернуться к работе. Она хочет пожалеть об этом. Но она не хочет. Она не может. Все, что она чувствует, - это невероятную благодарность Соломону за его... помощь? Понимание? За то, что он влетел в нее, как товарный поезд? Да. Это.

Завтра.

Завтра она сдержит его, оттянет назад.

Удар по животу заставляет ее подпрыгнуть.

— Черт, — пробормотал Соломон, его красивое лицо смутилось. Он протягивает руку и убирает ее от живота. — Извини, я не должен был...

— Нет. Все в порядке. — С непонятной мягкостью в животе она берет его большую руку и прижимает к своему животу. — Ты можешь.

У него вырывается вздох, как будто он едва может в это поверить.

Никто не говорит. Они ждут.

Тесси с любопытством изучает его ладонь, лежащую на ее животе. Она огромная. Чудовищная. Как будто гигант держит в руке весь мир.

Но в кои-то веки Мишка молчит.

Она тоже проводит ладонью по своему животу. Боковым зрением смотрит на Соломона.

— Думаешь, мы его спугнули?

— Это хороший знак. Парень знает, когда нужно залечь на дно.

Она смеется.

— Да.

Несмотря на легкий тон, он выглядит подавленным.

— Так что тебе нужно?

У нее перехватило дыхание. Она поворачивает голову и видит, что он смотрит на нее.

Если он будет продолжать спрашивать ее об этом, она очень быстро превратится в лужу.

Ничего. Все. Должна ли она сказать это? Она колеблется.

Но потом предательски пролепетала:

— Тебя?

Он кивает, его лицо становится мягким от эмоций, которые она не может определить.

— Ты меня поймала. — Он прижимается поцелуем к ее лбу и отстраняется. — Но сначала еда. Ты голодна?

Она приподнялась на локтях, одеяло накинуто на нее, как тонкий наряд тоги.

— Голодна.

Соломон бросает на нее строгий укоризненный взгляд.

— Ты должна была поесть раньше. — Быстро поднявшись на ноги, он берет телефонную трубку и расхаживает по комнате, набирая заказ на обслуживание номеров. Его крупное тело - сплошная стена напряженных мышц. — Ну вот, — говорит он, кладя трубку. — Заказал все из этого чертового меню.

Она улыбается.

— Как и положено.

Его внимание переключается на проигрыватель. Он поднимает большой палец.

— Можно?

Она кивает.

— Он в кейсе.

Соломон перебирает три пластинки, которые она принесла, и останавливается на Хэнке Уильямсе. Одинокая, мелодичная музыка наполняет номер. Странный контраст с ярким солнцем и веселой атмосферой пляжа за окном.

— Ты из Лос-Анджелеса, — раздается его мягкий гулкий голос. Он забирается обратно в постель и притягивает ее к своему мускулистому плечу. Она вздыхает, не сопротивляясь. Ноги у нее все равно не работают, благодаря тому, что он выбил из нее всю гравитацию.

Одна ночь.

Она может провести одну ночь.

— Так почему кантри? (прим. обобщённое название формы музицирования, возникшей среди населения сельских районов юга и запада США)

Она приспосабливается в его объятиях. Вместо привычной защиты - отгородиться - Тесси смиряется. Смягчается. У них будет общий ребенок. Он должен немного знать о ней. Это справедливо.

— Моя мама работала в сельском баре, когда я была маленькой. — Тесси улыбается воспоминаниям. — Мы пели вместе с ней под музыкальный автомат в конце ее смены, и это прижилось. — Затем она смеется и закрывает лицо. — Я часто фантазировала, что мой папа - Джордж Стрейт. Как это смешно!

— А что случилось с твоим отцом?

— Я его не помню. Он ушел от нас, когда мне было два года. Вышел за сигаретами и больше не вернулся. — Из нее вырывается грустный смех. — Если это не песня в стиле кантри, то я не знаю, что это такое.

Соломон хмурится, проводя линию по ее руке.

— Черт. Мне очень жаль, Тесс.

— Все в порядке. Ему не нужна была моя мама, и я ему не нужна. — Она прижимается к его большому телу, позволяя слабым звукам песни "I Saw the Light" прогнать давление, нарастающее в ее глазах. — Нам было лучше без него.

Хмурый взгляд не сходит с лица Соломона, колесики в его мозгу вращаются.

— Твоя мама растила тебя одна.

— Верно. — Она кивает. — Она была матерью-одиночкой, и ей это удавалось. Она действительно была такой. Никогда не пропускала ни одного конкурса орфографии. Ни одного концерта. У нас всегда было достаточно денег. Не знаю, как, но нам хватало. Она всегда заботилась обо мне. Я всегда чувствовала себя в безопасности. Я хочу сделать это для Мишки.

— Ты сделаешь.

— Ты так уверен. — Она поглаживает его непокорную бороду. — Так торжественно.

Он улыбается, небольшой улыбкой, но она смягчает его суровый вид. Они оба ей нравятся. И мягкий Соломон, и жесткий. Потому что с ним, в любом случае, она чувствует себя в безопасности.

Он молчит, слушает. Ждет.

Тесси выдохнула, преодолевая яму в животе. Даже спустя столько лет об этом нелегко говорить. Но она хочет учиться, практиковаться, чтобы потом рассказать сыну об одном из самых лучших людей на свете.

— Моя мама умерла, когда мне было семнадцать лет. Прямо перед тем, как я поступила в колледж. У нее был рак груди. Она не успела его обнаружить, пока он не перешел в запущенную стадию. Однажды она была рядом, а потом ее не стало. Все произошло так быстро. Иногда я думаю, что она держалась до тех пор, пока я не поступила в колледж, чтобы знать, что я готова, а потом она почувствовала, что может жить дальше. Это глупо?

— Нет. Это не глупо. — Он гладит ее по волосам. — Сегодня. . . — Тело Соломона стало неподвижным. — Поэтому ты сказала, что боишься оставить Мишку?

Она сглатывает, ее глаза горят.

— Последние слова, которые сказала мне мама, были: "Я всегда буду здесь". А потом ее не стало. Она меня бросила. Это не ее вина, но... — По ее щеке капает слеза, и сильные руки Соломона крепко обхватывают ее, прижимая к себе. — Я просто очень люблю его. Что, если с ним что-то случится? Что, если что-то случится со мной?

Он целует ее волосы, и его успокаивающий гул вибрирует в ней. В его теле чувствуется какая-то напряженность, которую она не может понять.

— С тобой ничего не случится, Тесси. Я этого не допущу.

Почему-то его слова успокаивают ее.

Почему-то она им верит.

— Твои татуировки. — Увлекаясь, желая уйти от грустной темы, Тесси проводит пальцами по горной вершине, поразительно выгравированной на его массивном бицепсе. Темные вороны над мягкими белоснежными вершинами. Ногтем она прослеживает разноцветные чернила и вены на его руках. — Это Чинук?

— Да. — Его голос приобретает гордый оттенок. — Альпийские горы. Прямо за моей хижиной есть гора. У нас есть все. Океан, пляж, ледник. — Он усмехается. — И асфальтированная дорога.

Она прижимается к его плечу. Ее тонкие пальцы зарываются в его темные волосы на груди. Ей нравится, что этот серьезный, суровый горный мужчина буквально носит свое сердце на рукаве.

— Ммм. Звучит красиво.

— Да. Я хочу взять Мишку в Чинук. — Он пристально смотрит на нее и корректирует свое заявление. — Когда-нибудь.

— Ты можешь, — говорит она, медленно обдумывая это. Она вздыхает, реальность наваливается на нее, как свинцовый груз. — Нам еще нужно о многом поговорить, прежде чем ты уйдешь.

Соломон резко вздохнул, и когда она подняла взгляд, в его челюсти снова запульсировал мускул.

Уйдет.

В животе у нее перекатывается камешек. Еще один день, и он уйдет. Но ведь именно этого она и хотела, верно? Разобраться во всем, отправить его в путь, а потом спокойно наслаждаться остатком отпуска.

А когда он уедет - что она будет делать?

Будет одна.

Так будет лучше. Не привязываться.

Тихое уведомление привлекло ее внимание. Она застонала, когда на ее телефон упала вспышка света.

Атлас.

Как вовремя, мудак.

Она прижимается к его груди, готовая вырваться из его защитной хватки, но он хватает ее за запястье.

— Ты этого не получишь.

Она смотрит в его глаза, мягкие, но напряженные.

— Тебе нужно отдохнуть, — приказывает он. — Это может подождать.

Она опускает руку.

— Хорошо. — Ей нравится, когда ею командует Соломон. В этом есть что-то первобытное.

Не сводя с нее взгляда, он говорит:

— Мы все решим. С твоей работой и с Мишкой.

— Решим? — шепчет она, стараясь не обращать внимания на то, как сильно колотится ее сердце от того, что он делает это их проблемой.

Он проводит большим пальцем по ее скуле.

— Решим.

Стук в дверь заставляет Соломона покинуть кровать, накинув халат, который едва сходится с его массивной фигурой.

Тесси смотрит ему вслед, и в ее животе разливается тепло.

Сейчас только шесть. Рано. Но боже. Лежать в постели обнаженной, смотреть на закат с ревом океана в ушах, готовой к пиру в номере, - это самое восхитительное, что она когда-либо испытывала.

Она смотрит на свое растрепанное платье в углу комнаты и сжимает кончиками пальцев улыбку, которая появляется на ее губах.

Она всем обязана этому платью.

ГЛАВА 14

Он не слышит ее. Не чувствует ее.

Серена.

Только это не Серена.

Это Тесси.

Тесси.

Соломон просыпается от толчка, его сердце колотится. Спальня залита тусклым серым светом - тем странным, что существует на задворках времени и говорит ему, что еще не утро, еще не ночь.

Рядом с ним смятые простыни. Пустая кровать.

Ворча, он провел рукой по бороде.

Черт побери. Она делает это уже второй раз. Подкралась к нему.

Исчезла.

Ушла.

Страх приходит, ползет, бежит по позвоночнику, как призрак.

Страх, с которым он боролся после смерти Серены. Что он сделал недостаточно. Что это его вина. Он был тем упрямым засранцем, который позволил ей уйти после их ссоры.

Он должен был защитить ее, и он не справился.

Он потерял ее.

После ее смерти в душу закралось все плохое. Одиночество. Чувство вины. Страх.

Именно поэтому он переехал в хижину. Он думал, что сможет спрятаться от прошлого. Потому что он не мог переварить воспоминания, дорогу, где это произошло, дорогу, по которой ему приходилось проезжать каждый день. Поэтому он завел собаку, купил боксерскую грушу, отрастил бороду, пил бурбон из бутылок. Пытался найти способ избавиться от боли. Отключался. Занимался деревообработкой. Беспокоился о своих сестрах и родителях. Черт, даже о Хаулере. В один прекрасный день парень должен был получить удар от девушки на одну ночь.

Это был его костыль - беспокойство.

А теперь Тесси.

Эта девушка, ребенок, которого она носит, вызывают у него защитные инстинкты. Это дало ему целый набор новых забот.

С кровати он видит свет в гостиной. Тесси не спит.

Странное чувство необходимости ее рядом с ним пробирает его до костей. Оно стало еще сильнее после их предыдущего разговора. Рассказ Тесси о своей матери, ее беспокойство за их сына, тоскливая боль в ее голосе, когда она рассказывала ему о своем отце. Он все понял. Ей было больно. Она горит, потому что боится обжечься.

В ней так много слоев. Те маленькие проблески, которые она дает ему увидеть, заставляют его чувствовать себя польщенным и оскорбленным одновременно.

К черту ее отца. Какой-то жалкий сукин сын, уходящий от собственной дочери - он ее не заслуживает.

Соломон качает головой. Он не может понять, что происходит дальше. Почему общение с Тесси что-то с ним делает. Она в его крови. Солнечный свет будит его.

Спать рядом с ней, быть с ней сегодня... он не жалеет об этом.

Стиснув зубы, он выдохнул и спустил ноги с кровати, глубоко вдохнув, чтобы успокоить пульс. Он проводит рукой по волосам и смотрит на часы.

Три часа ночи.

Господи.

Если она работает…

Он натягивает серые треники и врывается в гостиную, где застает Тесси, сидящую со скрещенными ногами на диване. Рядом с ней бутылочка кокосового масла, взгляд устремлен на открытые двери террасы.

Красивая. Чертовски красивая.

Прекрати. Перестань смотреть на нее, как будто она твоя.

Но почему бы и нет, Соломон? Почему она не может быть твоей?

— Привет, — говорит он, щурясь от света. — Все в порядке?

Ее большие карие глаза расширяются при его появлении, она улыбается ему, и на минуту его сердце замирает. Она выглядит чертовски великолепно, сидя здесь с грязными волосами и в одной лишь ночной рубашке, расстегнутой на животе.

— О, да. — Ее руки делают круги на животе, распределяя кокосовое масло по коже. — Я подумала, что приду сюда, чтобы провести подсчеты.

Он нахмуривает брови.

— Подсчеты?

— Подсчеты ударов. — Она сделала паузу. — Нужно десять пинков в день, чтобы убедиться, что ребенок все еще, ну, пинается там.

Соломон выдохнул. Черт. День за днем он понимает, что знает меньше, чем думал. Все, что связано с беременностью, кажется таким неуверенным. Хрупким. Господи, а вдруг что-то пойдет не так?

Мишка и Тесси - не неприкасаемые. С ними может случиться что угодно.

Страх. Проклятый страх. Он что-то делает с его грудью. Сердце колотится, как карбюратор.

Почему это так сильно его беспокоит? Ребенок там, и он здоров, счастлив и в безопасности. Благодаря этой великолепной женщине. Он смотрит на нее, и его охватывает странное чувство нежности. Все, что она сделала для его сына, он не может отблагодарить ее. Он не знает, как сказать ей об этом, но попытается.

— Ну что, — спрашивает он, затаив дыхание. — Ты их получила?

— Час назад. — Она заглядывает через плечо и кивает на напиток с ананасами. Край ее рта кривится. — Выпила глоток сока. Это всегда его будит.

Он кивает и говорит грубовато:

— Я думал, ты хочешь.

— Хотела. — Она изучает его лицо. — Спасибо, Соломон.

Он неловко отодвигается.

— Ты достаточно об этом говорила.

Она закатывает глаза, но на ее губах играет улыбка. Она видит его насквозь. Затем, через секунду, она сжимает лицо и шипит.

— Больно? — спрашивает он, присаживаясь рядом с ней. — Мишка там шевелится?

Он изучает изгиб ее живота. Он похож на глазированный пончик, блестящий от кокосового масла. Воспоминание о сегодняшнем вечере, когда он целовал ее гладкую кожу, проводил языком по дуге ее живота, заставило его сердце перевернуться в груди.

— Нет. — Она сидит прямо, длинные светлые волосы водопадом падают на одно стройное плечо. — В большинстве случаев все нормально. В других случаях это кажется... ...отвратительно. — Она оттягивает губы в одну сторону, как будто ищет в своем мозгу объяснение, затем продолжает. — Когда он двигается или кувыркается, он как будто царапает мой позвоночник. — Она смеется, вероятно, над его гримасой. — Я знаю, это странно. Все, что связано с беременностью, странно. Это как будто внутри тебя паразит. — Она улыбается и смотрит вниз на свой живот. — Замечательный маленький паразит. — Из-под темных ресниц она смотрит на него. — Сейчас он шевелится. Ты хочешь его потрогать?

Это предложение не дает ему покоя.

Та девушка. Эта чертова милая девушка из бара все еще здесь. И та взбешенная девчонка, которая набросилась на него в холле два дня назад, тоже здесь. Он все лучше узнает обе стороны Тесси Трулав. И они ему нравятся.

Его горло работает, но слова не идут. Вместо этого он издает хрипловатый звук признания. Он кладет руку на ее гладкий живот. Тесси наблюдает за ним, ожидая его реакции, и тут он чувствует это. Толчок, трепет. Черт возьми, чертов удар по его ладони.

Он смеется, и она подпрыгивает, моргая, словно никогда раньше не слышала от него этого звука.

— Вот это да! — Он наклоняется вперед, с благоговением глядя на ее живот. Он завороженно наблюдает за тем, как кожа Тесси покрывается рябью.

Его ребенок.

Его сын.

Там растет крошечное чудо, пинается и двигается.

Лишившись дара речи, он так и стоит, обхватив твердый шарик ее живота. Изгиб, вздутие. Сердце словно выбивает пульс из него ударом строительного шара.

В этот миг все кажется другим. Настоящим. Как будто так и должно быть. Линии его спокойной жизни в маленьком городке перестраиваются. И Соломон находит свет на другой стороне туннеля и устремляется к нему. Но вместо того, чтобы чувствовать, что этот странный новый мир - плохой смокинг, от которого он хочет избавиться, потому что Соломон и смокинги не сочетаются, он чувствует себя, ну, прекрасно. Все это его устраивает.

Мишка.

И Тесси тоже.

— Парень - силач. — Он хихикает, его внимание переключается с лица Тесси на ее живот, когда Мишка двигается, как он делает три круговых удара подряд. — Не так ли?

Она кивает.

— Да. У него уже есть твои мышцы.

— В следующий раз, когда встанешь, разбуди меня, — ворчит он, ближе всего к тому, чтобы высказать свой страх, что она может улизнуть посреди ночи. — Я всегда не сплю.

Она улыбается.

— Ты не спишь? Ты что, вампир?

Он прочищает горло, отвлекаясь от мысленного образа своего рта на горле Тесси.

Устроившись на диване, Тесси потягивается, рубашка поднимается, обнажая еще больше живота.

— Ну, у меня для тебя новости, Торжественный Человек; я тоже не сплю.

— Правда?

— О, очень даже. — Как по мановению волшебной палочки, из ее рта вырывается зевок. — Это путь беременной женщины. Не спать, толстые ноги, мочиться каждые десять минут и много плакать.

Он заправляет прядь волос ей за ухо.

— Я могу пережить все это, беременная женщина.

Тесси издает легкое хмыканье и прижимается к его плечу.

— Завтра, — пробормотала она, погружаясь в сон. — Мы должны поговорить о Мишке.

— Поговорим, — тихо говорит он, обхватывая ее руками. — Конечно, поговорим.

Проходят минуты, и ее веки смыкаются. Ее дыхание смягчается, выравнивается. Он притягивает ее ближе. Океан уверенно плещется в темноте, а мозг Соломона оживает. Он уже не знает, что делает. Все, что он знает, - это то, что в его объятиях находится великолепная женщина, а завтрашний день наступит слишком быстро, чтобы ему это понравилось.

Временно, напомнил он себе.

Этот отпуск.

Тесси.

Все, за исключением его сына, временно.

***

Звуки музыки и хаос, царящий во время завтрака, размывают границы реальности Тесси.

Она сидит напротив Соломона за накрытым белой скатертью столом. Вчера вечером все было чинно и безукоризненно.

Сегодняшнее утро, этот завтрак - все по делу. Не вспоминая о том, как Соломон ворвался в ее спальню, в панике и запыхавшись, думая, что она в опасности. И уж тем более не вспоминая о двух сотрясающих ноги оргазмах.

У нее жесткий график, карьера и ребенок, и нет места для того, чтобы вписать в него горячего, защищающего ее горного мужчину.

Впрочем, ей и не придется долго о нем беспокоиться. Ведь завтра он покинет Мексику и отправится в свои горы.

При этой мысли у нее защемило сердце. Она хмуро смотрит на свою пустую тарелку.

Глупое предательское сердце. Глупый язык, прыгающий в горло Соломона.

И все же. Она отказывается смущаться. Отказывается сожалеть об этом. Ей нужен был секс. Как вода. Как воздух. Простая человеческая потребность, и Соломон помог ей.

Просто два человека обмениваются жидкостями без всяких обязательств.

Но прежде чем говорить о детях, нужен разговор о деталях.

— Вот. — Она протягивает телефон через стол.

Соломон берет его в свои большие руки. Он читает письмо. Вежливое послание Атласу, в котором говорится, что она не будет работать в свой отпуск, хотя на самом деле она хотела написать "ПОШЕЛ НАХУЙ".

Пока Соломон читает, она осматривает ресторан, надеясь увидеть подавальщика с их блюдами. Она умирает от голода. Мишка тоже. Он пинает ее живот, с таким же нетерпением ожидая шоколадного круассана, как и она.

— Ты кое-что забыла.

При звуке глубокого голоса Соломона Тесси вскидывает бровь.

— Что? — спрашивает она, возвращая телефон и снова сканируя слова.

— Строчка, в которой говорится, что если он тебя побеспокоит, я переломаю ему ноги.

Она смеется, не в силах побороть восторженное возбуждение, охватившее ее.

— Ты что, мой личный телохранитель?

Соломон ворчит, но не возражает.

Тем не менее, она не может удержаться и в последний раз проверяет свой телефон.

Ничего. Никакого сообщения от Атласа.

— Тесс, — говорит Соломон, и хмурый взгляд на его красивом лице становится еще глубже.

— Ладно, ладно. — Она взмахивает рукой и убирает телефон в сумочку. — Видишь? Телефон в сумке. Ты не можешь ворчать весь день.

Даже этот ворчливый пещерный человек не может ее расстроить.

Лучший секс в ее жизни показал ей свет аллилуйи. Показал ей, какого черта она работает в отпуске. Показал ей, что Атласа нужно сбросить с очень высокой скалы.

Нервничала ли она, отправляя письмо? Конечно. Это все равно что взорвать атомную бомбу в ее жизни.

Но Соломон прав. Это то, что Эш пыталась ей сказать. Она не может продолжать в том же духе. И сейчас самое время поставить точку.

И если Атлас осмелится ей перечить, она отправит в LA Times пространный манифест о том, как одна из самых известных дизайнерских фирм Лос-Анджелеса уволила беременную женщину.

Голос Соломона.

— Без телефона. Никакой работы. — Его голубоглазый взгляд настолько свиреп, что она не решается с ним спорить, иначе ее телефон окажется в океане. — Только ты и я.

— И Мишка, — добавляет она, задыхаясь.

— И Мишка.

Его красивое лицо смягчается, и Тесси уже жалеет о своей клятве больше не целоваться.

Выпрямившись, она отпивает кофе и решительно вдыхает.

— Теперь, когда это сделано, — начала она, полная решимости сделать это. Решительно настроенная работать вместе ради их ребенка. — Ты готов поговорить о Мишке?

Глаза Соломона становятся темными и сумрачными.

— Готов.

— Хорошо. Согласись со мной. Конечно, нам придется решать все по ходу дела, но... мы не должны все усложнять. Ты возвращаешься на Аляску. Я возвращаюсь в Лос-Анджелес. У меня есть ребенок. Он будет жить со мной в Лос-Анджелесе. — Она смотрит на лицо Соломона в поисках хоть какого-то несогласия, но его нет. Трудно читать. Как и самого мужчина.

— Когда я буду ездить по работе, ты сможешь приезжать и оставаться с ним. А когда он подрастет... ты сможешь забрать его обратно в Чинук. — Хотя ей больно отказываться от Мишки даже на самое маленькое время, Соломон - его отец. Она не хочет и не может лишить его этого. — Ты можешь приходить к нему, когда захочешь. Я никогда не буду мешать тебе видеться с ним. У нас будут общие дни рождения и праздники.

Она поднимает взгляд, когда официант ставит на стол еду. Тарелки с яичницей, гашишем, фруктами и шоколадными круассанами.

— У меня есть только одно условие.

Его брови сходятся вместе.

— Назови его.

— Ты не можешь просто приходить и уходить, — решительно говорит она. Это ее условие. — Ты не можешь перестать звонить, пропускать дни рождения или пропадать без вести, а потом появиться в один прекрасный день без предупреждения. — Она вздергивает подбородок. — Ты либо в его жизни, либо вне ее. Ты должен выбрать что-то одно.

Мужчина уставился на нее. Мышцы его челюсти и горла работают. А Тесси ждет. Ждет, что он уйдет, скажет, что это слишком трудно, черт возьми, встанет и уйдет.

Вместо этого, после долгого молчания, он кивает.

— Я в деле. Я в этом надолго.

От его слов она задрожала. А выражение его лица. Такое чертовски напряженное.

Боже, если это правда...

Сидя под столом, она сжимает живот. У ее сына может быть все, чего у нее никогда не было. Это так много значит.

Это значит, что Соломон Уайлдер - хороший человек.

А у нее никогда не было хорошего мужчины.

Уф. Почему он должен быть таким хорошим? Это заставляет ее быть на грани. Она нервничает, как белка-чихуахуа, которая не знает, что ее ждет. Потому что она все время ждет, что он уйдет, как ее отец. Как все неудачники, с которыми она встречалась.

Она задается вопросом: что нужно сделать, чтобы этот человек ушел?

Что нужно сделать, чтобы он остался?

Остаться ради Мишки, напомнила она себе.

Его сына.

Не ради нее.

— Когда он родится, — говорит Соломон, разрывая на мгновение чары, наложенные на нее ее мыслями. — Я хотел бы быть там.

Она чуть не проливает кофе. Боже. О Боже. Если представить себе Соломона Уайлдера, принимающего роды, наблюдающего за тем, как она опускается на жесткий смотровой стол, ее прошибает холодный пот.

С открытым ртом она ставит кофе на стол. Берет вилку.

— Правда?

— Тебе ведь понадобится помощь, верно? Когда ты привезешь его домой?

— Откуда ты так много знаешь о детях?

— Мои сестры, — говорит он, редко улыбаясь. — Я был самым старшим. Я видел, как мои родители пытались выжить каждый раз, когда в доме появлялся новый ребенок. Им было нелегко. Особенно Эвелин.

Тесси держит прямое лицо, пытаясь избавиться от девчачьего, теплого чувства, поселившегося внизу. Несварение желудка, говорит она себе. Ее тошнит. Она выпила воду. Так бывает только в Мексике, верно?

Зачерпнув вилкой яичницу, она дразняще улыбается ему.

— Это может произойти внезапно. Ты можешь не успеть.

— Я успею.

— Хорошо, — вздохнула она, и они оба улыбнулись друг другу. — Если хочешь.

— Хочу, — строго кивает Соломон. — Я приду, Тесси.

— Я рада, что ты хочешь быть в его жизни, — признается она. — Это хорошо. Правда. Только... почему? Зачем ты это делаешь? Остаешься здесь? — Она не может удержаться от вопроса. Она упирает подбородок в ладонь и рассматривает его. — Тебе не обязательно. Ты можешь вернуться в Чинук, легко и свободно.

Нахмурив брови, он устремляет свои пронзительные голубые глаза на ее лицо и не отводит взгляд.

— Я не ухожу от того, что принадлежит мне.

— О. — Мягкий, неровный выдох. — Понятно.

Все ее тело дрожит. Теплый пульс внизу. В голове внезапно всплывает образ Соломона, держащего их сына на своих крепких руках, и Тесси расплавляется.

Запихнув свои липкие чувства в коробку с надписью «Игнорировать», она решает сосредоточиться на еде. Безопасное, нейтральное, не возбуждающее занятие. Когда она уже подносит вилку ко рту, Соломон вскакивает со стула. Он хватает ее за запястье, отчего вилка со звоном падает на тарелку, а яйца соскальзывают на скатерть.

Обедающие замирают, очередь в буфет с визгом останавливается.

— Соломон, что... — Тесси смотрит на него. На его лицо. Она никогда не видела такого лица. Взбешенное. Чертовски взбешенное.

— Не ешь это, — мягко говорит он, отпуская ее запястье. — Яйца сырые.

Тесси смотрит на еду на своей тарелке, и ее желудок подпрыгивает. О Боже. Он прав. Яйца склизкие и жидкие, прямо из скорлупы.

Затем Соломон зачерпывает ее тарелку. Земля гремит под его ногами, когда он бросается к официанту.

— Послушайте. Я знаю, что это не по вашей вине. — Он кивает, глядя на Тесс. Хотя его голос спокоен, в нем слышны нотки гнева. — Но передайте шеф-повару, что в следующий раз, когда вы будете подавать что-то подобное кому-либо, особенно беременной женщине, вы должны быть уверены, что это, черт возьми, приготовлено.

Официант, заикаясь, извиняется и уходит с тарелкой в руках.

— Ты в порядке? — спросил Соломон, возвращаясь к столу. Он снова садится напротив нее, изучая ее лицо.

— Я в порядке. Я просто... — Ее голос дрожит. — Это меня напугало.

— Я знаю, — хрипло сказал он. — Меня тоже.

Она с любопытством смотрит на него.

— Откуда ты это знаешь? Про яйца? — Она с тоской думает о том, что могло произойти. Бактерии могли отправить ее и Мишку в больницу.

— Я скачал это приложение, — ворчит Соломон, выглядя не слишком довольным своим признанием. Развернув широкие плечи, он проводит рукой по своей темной бороде. — Прочитал кое-что из него, пока ты вчера работала. — Его голубые глаза ярко горят. — Они не должны подавать сырые яйца никому. Особенно тебе.

— О, — говорит она, ошеломленная. Сердце заколотилось в груди, и она прижала руку к животу, чтобы успокоить бабочек. Ей нравится, что ему не все равно. Что он нашел время для скачивания и изучения. Это многое говорит о нем как о мужчине. О партнере.

Потому что они и есть партнеры.

Когда дело касается их сына.

— Полагаю, ты можешь приготовить мне что-нибудь получше, Торжественный Человек, — поддразнивает она, желая стереть с его лица это дикое, обеспокоенное выражение.

Он уверенно вздергивает бровь.

— Смогу. — В его лице загорается интерес. — Чего тебе хочется?

— Шоколада. Много шоколада. И горячего соуса.

— Горячего соуса, да?

— Картошки с солью. Сэндвичи с курицей и солеными огурцами. О Боже, у меня слюнки текут. У меня слюнки текут? — Ее смех эхом разносится по ресторану. — Похоже, тебе пора на кухню, Торжественный Человек.

На его квадратной челюсти проскакивает мускул.

— Похоже, мне пора.

Внезапно Тесси охватило желание узнать больше о Соломоне Уайлдере. Она хочет оказаться на его кухне, наблюдать за работой его огромных рук, за тем, как он готовит великолепные блюда, способные накормить ее и Мишку.

Его взглядупал на ее, пристальный.

— Вот. Возьми мою, — говорит он, пододвигая свою тарелку с завтраком. — Ты голодна.

— Ты тоже голоден.

Он скрещивает руки, бицепсы вздуваются, и откидывается в кресле.

— Я выживу. — Его губы подергиваются. — Я не уверен, что ты выживешь. Я видел, как ты вчера вечером поглощала тот бутерброд.

Она задыхается и протыкает вилкой дыню.

— Это акт войны, и я его не потерплю.

Она жует фрукт, изучая сидящего за столом мужчину. На нем шорты и футболка, которые она выбрала для него. Симпатичный.

Но.

Она нахмурилась.

Черт возьми. Может ли быть так, что в рубашке он ей нравится больше?

Она отмахнулась от этой бессмысленной мысли.

— Итак, — говорит Тесси, подыскивая тему, чтобы перебить нелепые мысли в своей голове, — может после завтрака пойдем на ...пляж?

— Нет.

— Пожалуйста? — Уронив вилку, она молитвенно сложила ладони, стараясь не рассмеяться над его недовольным выражением лица. — Да ладно, мы должны использовать твои плавки по назначению. Что, если меня унесет в море и мне понадобится что-то мощное, за что можно будет ухватиться?

Он нахмурился еще сильнее.

— Тесси...

— Ты можешь быть моим якорем. Кроме того, это твой последний день, Соломон.

— Мой последний день, — повторил он.

Ей показалось, или на его лице появилось выражение разочарования?

И почему она тоже чувствует разочарование?

Это был их уговор.

Придумать решение и жить дальше.

У Тесси заурчало в животе.

Несварение желудка, говорит она себе.

Это все просто несварение. 

ГЛАВА 15

Тесси расположилась на шезлонге. На ее животе балансирует кокосовый напиток. Две соломинки, соединенные крючком, подаются ей в рот. В руке у нее книжка цвета фуксии с двумя обнимающимися героями мультфильма на обложке.

Она выглядит счастливее, чем Соломон когда-либо видел ее.

Чертовски вовремя. За завтраком он решил, что его личная миссия - сделать так, чтобы ей было весело. Чтобы этот мудак, которого она называет боссом, дал ей свободу. Сейчас Тесси ни о чем не беспокоится, и так будет и впредь.

Правда, Соломон уже освоился и тоже наслаждается отпуском. Песок между пальцами ног. Пиво, которое волшебным образом само наполняется. Успокаивающий шум прибоя в ушах. Он никогда раньше не бывал в подобных местах, но ему здесь очень нравится.

Тесси поворачивает голову и смотрит на него. Они провели на пляже весь день, нежась на позднем полуденном солнце. Она издает довольный звук, отпивая последнюю порцию кокосовой воды.

— Почему все напитки становятся вкуснее под солнцем?

— Я люблю пиво в горах.

— Конечно, любишь. Я бы, например, с удовольствием перевоплотилась в следующей жизни в бар для плавания.

Он хихикает.

— Веселишься? — спрашивает он, очень надеясь, что она веселится.

Она садится, осматривая пляж.

— О да. Связана и полна решимости. — Взмахнув бровями, она опускает солнцезащитные очки. — Ты должен попробовать. Сними эту рубашку. Покажи немного пульсирующих грудных мышц. Я знаю, что они у тебя есть.

— Тесс.

— Торжественный человек, — поддразнивает она, и от ее кокетливого тона у него в голове срабатывают предупреждающие колокольчики. Господи. Эта девушка опасна. Для его головы и для его сердца. И все же... это бушующее внутри него желание заставляет его постоянно терять контроль над собой.

Луч улыбки искривил ее губы.

— В любом случае. Все прекрасно. Напитки идеальны. Погода идеальная. Все идеально, кроме моих волос, которые пушатся.

— По-моему, выглядит хорошо.

Она надулась.

— Ну, мы не все можем иметь твою идеальную бороду.

Он усмехается.

— Идеальную, да?

С легким вздохом Тесси смотрит на горизонт. Соломон переводит взгляд на журнал в своих руках, не обращая внимания на то, как напрягается его член. У него чертовски красивый вид, и он не говорит об океане.

Тесси одета в бикини-стринги, демонстрирующее ее длинные ноги и небольшой бугорок на животе. На солнце ее стройное тело сияет. Ее влажные от морской воды волосы тают на плечах, как мед. Ее нос окрашен в розовый цвет и усеян W-образным созвездием веснушек, высыпавших вместе с солнцем. Соломон вспоминает вчерашний вечер. Прошлой ночью он целовал ее, запустив руки в ее спутанные волосы, а она...

Ее телефон.

Ее телефон пикает.

Каждый мускул в его теле напрягся.

Вздрогнув, Тесси приподнялась на локтях, чтобы осмотреть лежащий на боку мобильный телефон.

— Это Эш, — говорит она, набирая ответ. — Расслабься, Рэмбо.

Расслабься. Точно.

Напряжение в его плечах ослабевает. Он все еще на взводе после испуга за завтраком. Эти чертовы яйца. Конечно, он переборщил, вскочил из-за стола, как проклятый сумасшедший, но, Господи. Он ничем не рисковал. Пищевое отравление может быть серьезным для любого человека, не говоря уже о беременной женщине. Не говоря уже о его...

Эта девушка, которая ежедневно вызывает у него изжогу.

Его мысли вернулись к их разговору за завтраком.

Они нашли решение, но его недостаточно. И все же, что ему остается делать? Переехать в Лос-Анджелес? Попросить Тесси переехать в Чинук? Он не может этого сделать. У нее есть работа и своя жизнь. Он никогда не попросит ее отказаться от этого. Они - два человека из двух разных миров, и оба должны двигаться дальше.

Но хотят ли они этого? И хочет ли этого он?

Время идет. Сегодня его последний день в Мексике, и хотя он должен был бы с облегчением узнать, что завтра вечером вернется в Чинук, облегчение - последнее, что он чувствует.

Покидать Тесси... ему это не нравится.

Движение рядом с ним заставило его мысли проясниться. Тесси сбрасывает ноги с шезлонга и встает. Ее руки обнимают смазанный кремом живот.

— Собираюсь искупаться. Хочешь?

Да, черт возьми, он хочет пойти с ней. Хочет идти за ней по пляжу и держаться за нее, если будет волна.

— Рекордная высота. С тем же успехом. — Он встает, наконец, сдается и тянется за ней, чтобы снять рубашку. Он берет пиво из ведра, не обращая внимания на улюлюканье Тесси, и они вместе идут к пляжу.

Когда они меняют песок на прибой, Соломону приходится бороться с желанием накинуть полотенце на плечи Тесси.

Она беременна. Рядом с ней мужчина, и все равно головы крутятся вокруг нее в стиле "Экзорциста". Это его бесит и одновременно заставляет гордиться. Потому что Тесси чертовски сексуальна, а она даже не пытается.

Пусть себе, блядь, смотрят. Пусть их языки волочатся по песку, как мультяшные волки. Потому что он один рядом с ней, и, черт возьми, если это не заставляет его быть твердым как черт.

Он смотрит на ее красивый профиль. Каждый атом в его теле хочет поцеловать ее снова. Хочет отнести ее в постель и оставить там, стонущую в его объятиях. Его чертовски возбуждает то, что она носит его сына. Соломон прочистил горло, вытаскивая мысли из сточной канавы. Она ясно дала понять, чего хочет, и это не он. А у нее и без того хватает проблем, чтобы еще добавлять к ним навязчивого мужчину.

— Знаешь, мне нравится, что ты здесь, — говорит она, ударяясь плечом о его руку, когда они идут по песку к прибою. — Ты как мой щит.

Он переводит взгляд на нее.

— Как это?

— Теперь я могу указывать на тебя, когда люди спрашивают, кто отец.

Он вздрогнул при мысли о любопытных засранцах, вторгающихся в ее личную жизнь.

— Кто это спрашивает?

Она хлопает в ладоши.

— Да все. Совершенно незнакомые люди. Они даже пытаются пощупать мой живот без спроса. Как будто это их право или что-то в этом роде. — Края ее губ опускаются вниз.

Соломону это не нравится. Ни капельки.

— Когда ты беременна, у тебя нет никакой личной жизни.

— Похоже, мне придется купить тебе футболку с надписью "отец ребенка" со стрелкой, — поддразнивает он, желая убрать с ее лица это мрачное выражение. Он хочет сломать руку любому, кто попытается прикоснуться к ее животу без ее разрешения.

У нее вырывается визг.

— Ты пошутил? Ты шутишь? — Она смеется, на ее лице появляется восхищенное выражение. — Торжественный человек шутит. Он живет.

Он останавливается.

— Ладно, все. Ты входишь.

Рыча, он бросается к ней, и она, визжа, бежит вниз к прибою. Когда он догоняет ее, он обхватывает ее рукой за талию и заключает в свои объятия. Она нежно извивается в его объятиях, но не пытается вырваться. Он держит ее. Подхватив Тесси, он несет ее в прогретый солнцем океан. Опустив ее в воду, он пускает ее в волны. Но не слишком далеко: потерять Тесси в океане сегодня не получится.

Держа пиво высоко над головой, Соломон окунает голову в прохладную воду.

— Черт, — выдыхает он, выныривая на поверхность и стряхивая воду с лица. — Как холодно.

Тесси смеется и ныряет под воду. Она делает дугу по кругу, затем всплывает из воды.

Волны шлепают по пляжу, музыка из кабинки диджея и приглушенные разговоры из плавательного бара плывут по воздуху. Но для Соломона не существует ничего, кроме них двоих. Вода настолько прозрачна, что он видит, как она бьет ногами.

Она удовлетворенно вздыхает и вытягивает руки и ноги. Его сердце замирает от этого зрелища. Тесси покачивается в воде. Ее раздувшийся живот похож на плавник акулы в прибое. Он мог бы смотреть на нее весь день.

Она плывет к нему, наклонив голову.

Дрейфуя, как луна во время прилива, он потянулся к ней. После секундного колебания она тоже тянется к нему. Их пальцы переплетаются под волнами, переплетаются.

А затем, медленно, он притягивает ее к себе.

Когда ее тело встречается с его телом, они смыкаются, и все, что может сделать Соломон, это крепче прижаться друг к другу. Она должна была быть здесь, в его объятиях. Теплый изгиб ее миниатюрной фигуры, прижатой к его телу, заставляет в нем разгораться защитный, первобытный инстинкт.

Тесси смотрит на него долгую минуту, затем обхватывает его за шею и расслабляется в его объятиях. Ее голые ноги обхватывают его талию. Ее карие глаза ищут его. Дрожащими пальцами она проводит по бокам его лица, по бороде.

Затем…

Ее теплые губы мягко приземляются на его губы. Они на вкус как морская вода, как кокосовая вода. Соломон впивается в нее. Ее пьянящий аромат заставляет его член напряженно биться о плавки, а реальность все дальше и дальше уплывает от него. Поцелуй становится медленным, плавный танец языков, синхронное биение сердец.

Тесси хнычет и отстраняется.

— Мне жаль, — вздыхает она.

— Не надо, — хрипит он.

— Я имею в виду… — Она пожевала губу, ее внимание было приковано к его рту. — Должны ли мы это делать?

— Что мы делаем?

— Я не знаю. — Она наклонила голову. В ее мягких карих глазах загорелись вопросы. — Соломон, что...

— Боже мой, Рик. Разве это не самое приятное зрелище?

Медленно они поворачивают головы. Рядом с ними в волнах покачивается пара в ярких флуоресцентных козырьках и больших солнцезащитных очках.

— Влюбленные голубки, настоящие голубки.

Женщина, бессистемно намазав нос окисью цинка, помахивает пальцем.

— Дайте угадаю. Детский отпуск? — Она нацеливается на живот Тесси, отчего Соломон хмурится. — Посмотри на себя. Как скрипка. Первый раз?

Улыбка Тесси падает, потом снова появляется.

— Ты права.

Соломон ворчит, поправляя Тесси так, чтобы ее живот оказался вне их поля зрения, и отходит еще дальше, но пара следует за ними. Болтают, не обращая внимания.

— У нас тут двадцатая годовщина. Поверьте, нам нужно было отдохнуть от этих маленьких ежей.

Мужчина поднимает руку. У него висконсинский акцент.

— Рик и Рони Зебровски.

Рони подплывает ближе.

— Откуда вы?

К черту, нет. Втягиваться в разговор - последнее, чего Соломон хочет. Не сейчас, когда Тесси в его объятиях, а на ее губах звучит его имя. Ни за что, блядь.

— О, э-э, Аляска, — говорит Тесси, бросая на Соломона взгляд, предупреждающий его, чтобы он не выкладывал больше никакой информации.

— Однажды мы были в круизе по Аляске. — Рик качает головой. — Вот это красивый штат. — Он похлопывает себя по полному животу. — Скажу вам, что от еды мы были не в восторге. Все время ел Макдональдс.

Соломон хмурится. Чертовы туристы. Делают все, что угодно, только не то, что нужно для Аляски. Сейчас он мечтает об акуле. Цунами. Что угодно, лишь бы уйти от этого разговора и вернуться к тому, что собиралась сказать Тесси.

— Сол? — Рука на его руке. Тесси хлопает ресницами. — Тебе нужно еще пива?

Он хмурится.

— Нет, я...

— А вот и нет. — Она выхватывает у него полную банку и смотрит на парочку. — Он пьет его как воду. Прямо-таки глотает. — Ее губы подрагивают, когда она обращает свой взгляд на него. — Я сейчас вернусь, хорошо?

О, черт возьми, нет.

Он схватил ее за запястье.

— Тесс, я думаю, ты должна позволить мне...

Она ухмыляется, осторожно высвобождаясь.

— Беременные женщины могут делать трудные вещи, Соломон. — Она смотрит на Рони, разделяя улыбку товарищества. — Клянусь, у него такая нервотрепка, как будто он впервые стал отцом. — Она хихикает, глядя на Соломона, что совсем не похоже на Тесси. — Я все сделаю, милый. Ты просто расслабься. Наслаждайся Зубровскими.

Ты чертовски холодная женщина, думает он, наблюдая за тем, как Тесси в бикини уносится с его полным пивом, ее плечи трясутся от смеха, когда она бежит по пляжу к бару. Но он улыбается.

Впервые за чертовски долгое время.

***

Усмехаясь про себя, Тесси бьет ногой по песку. Выражение предательства и муки на лице Соломона, когда она оставила его там на произвол судьбы, будет жить в ее памяти безвозмездно в течение следующего десятилетия. Она даст ему немного попотеть, а потом вернется и спасет его. А пока ему будет полезно вылезти из своей скорлупы ворчливого горца.

Остановившись у шезлонга, Тесси проверила телефон, бросив виноватый взгляд через плечо - вдруг Соломон наблюдает за ней.

В груди у нее замирает дыхание.

Пока ничего. Ни электронных писем, ни сообщений, ни пропущенных звонков. Это кажется слишком хорошим, чтобы быть правдой. Атлас молча уходит. Она должна наслаждаться этим, пока все длится.

Сегодняшний день был идеальным кусочком рая. Ни одной заботы в мире, кокосовая вода, которую можно пить. Именно так она представляла себе свой детский отпуск. Ленивая лень, которая может посрамить кошку. Может быть, она и не представляла себе Соломона рядом, но он оказался не так уж плох.

Медленный жар пробежал по ее уже раскрасневшимся щекам.

На самом деле, он был замечательным.

Сохранял ее рассудок.

Обеспечивал ее безопасность.

Обеспечивал ей сексуальное удовлетворение.

В его сильных объятиях, покачиваясь в воде, вопреки всему, что кричало ей, что отношения не должны быть в радиусе десяти миль от ее сердца, она поцеловала его. Это было так прекрасно в тот момент. Как будто его поцелуй был тем самым кусочком рая, который она хотела получить.

Она была близка, так близка к тому, чтобы спросить: что мы такое? Вопрос был на ее губах, капая медленно, как патока.

Потому что ей казалось, что она знает. Она и Соломон - они родители Мишки.

Но она также начала понимать, кто такой настоящий Соломон Уайлдер. Яростный. Преданный. В его присутствии она нашла утешение. С предстоящими родами, с работой она уже не чувствует себя такой неуверенной. Все ее проблемы уходят, когда он обнимает ее. Она чувствует себя уверенно. Потому что это Соломон. Это она...

Отец ребенка.

Вот и все.

Это все.

Но что если...

Нет.

Ее грудь напряглась.

Она должна остановиться. Она должна взять себя в руки. Все, кем они с Соломоном являются и когда-либо будут являться, - это друзья. Со-родители. Конец истории.

Держаться вместе из-за сына было бы нелепо. В итоге они будут несчастны и обижены друг на друга. Кроме того, он ясно дал понять, что приехал только из-за Мишки.

Тесси хочет, чтобы мужчина хотел ее ради нее самой. Не то чтобы мужчины выстраивались в очередь, чтобы встречаться с будущей матерью-одиночкой, которая работает по восемнадцать часов в день. Она вообще ничего не хочет. Разбитые сердца и потери не входят в ее планы.

Так проще.

Скоро они вернутся в реальный мир.

Но почему при мысли о его отъезде ей становится плохо?

Потому что она голодна.

Поднимаясь по пляжу к хижине тики, Тесси выбрасывает банку из-под пива в мусорное ведро. Она останавливается рядом с тележкой с мороженым и берет шарик ванильного мороженого на вафельном рожке.

Еда. Ей нужна еда, чтобы отвлечься от безумного потока мыслей, проносящихся в голове.

Облизывая мороженое, она прогуливается по пляжу. Окинув взглядом толпу, она заметила Соломона, выходящего из океана, как статный Посейдон, с которого стекают струйки воды. Его мускулы напрягаются в лучах солнца. Глубокий V-образный изгиб бедер, темная прядь счастливого следа - все это приковывает ее взгляд.

Бесстыдно.

Она никогда не думала, что ей захочется взобраться на гору, но Соломон - это та гора, на которую она с радостью взобралась бы. Резной и точеный. Опасная местность, если не знать, что делаешь. Тесси хочет преодолеть это испытание. В постели. Снова, снова и снова...

— Черт! — ругается она, натыкаясь на мусорный бак. Горячий ожог металла на коже заставил ее отпрыгнуть назад, и только тогда она почувствовала пронзительную боль в ноге. Она снова ругается.

Опираясь одной рукой на колонку с водой, она поднимает левую ногу, но в итоге скачет на одной ноге, как беременный фламинго, пытаясь удержать равновесие между животом и мороженым в руке. Когда она наклоняется, чтобы осмотреть повреждения, мороженое лавиной слетает с рожка, с грохотом ударяется о ее живот и падает на песок.

— Черт возьми, — говорит Тесси, с тоской глядя на липкий белый след на своем животе.

— Мэм, вы в порядке? — Она смотрит в немигающие глаза парня с тележкой мороженого.

— Я в порядке. Мне просто нужно посидеть... ой, вау, ладно, — говорит она, когда парень с тележкой мороженого берет ее за локоть и отмахивается от пары, сидящей на соседней скамейке. Поморщившись, она схватилась за живот и опустилась. — Я на что-то наступила, но не могу разглядеть, что именно.

— Вот. Дайте-ка я посмотрю. — Парень с тележкой мороженого присел рядом с ней.

В этот момент она слышит голоса.

— С ней все в порядке?

— Ей нужен врач?

— Она рожает?

О Боже. Ей хочется погрузиться в песок.

Это нелепо. Это ужасно. Вокруг нее образовалась толпа, люди передают ей воду и бросают обеспокоенные взгляды, и все потому, что она, хрупкий цветок, кажется женщиной, несущей в своем теле гигантскую тикающую бомбу.

Парень с тележки с мороженым присвистывает. Он наклоняет голову с козырьком, осматривая ее ногу.

— Это ракушка. Попала в тебя очень хорошо. — Он встает и берет Тесси за локоть. Затем, проявив самоуверенность, вытирает мороженое, стекающее по ее вздувшемуся животу, толстой пачкой салфеток.

Она вздрагивает от липкого, навязчивого прикосновения его рук.

— Нет. Все в порядке. Ты не должен...

— Позвольте мне все убрать, а потом я помогу вам вернуться в вашу комнату...

— Двигайся, — раздался глубокий голос откуда-то сверху. — Сейчас же.

О, слава Богу.

Она бросает взгляд с облегчением через плечо.

Это Соломон, приближающийся спокойным, опасным шагом. Он опускается на колени рядом с ней, мускулы прыгают на его бородатой челюсти, когда он смотрит на парня и говорит холодным властным рыком:

— Она со мной.

— С тобой. — Тесси обхватывает твердый бицепс Соломона, чтобы удержать его, ее губы борются с улыбкой. Он смотрит на парня так, будто убьет его, если тот еще раз до нее дотронется. — Спасибо за помощь.

Пока парень с тележкой мороженого бежит, едва не спотыкаясь о собственные ноги в попытке уйти, Соломон обращает внимание на Тесси. Пляжные сумки свисают с его широких плеч. В его голубых глазах горит беспокойство.

— Что случилось? — Его голос низкий и неровный.

— Беременность, — солгала она, сохраняя ровное лицо. Боже, она не может сказать ему, что мечтала о том, чтобы взобраться на его тело, как на Эверест. — Я врезалась в мусорный бак, и мне кажется, что у меня в ноге ракушка.

Его темные брови сошлись вместе.

— Дай-ка я посмотрю, смогу ли я ее вытащить.

Она проводит рукой по лицу, резко прикрывая глаза.

— Сделай это.

С решительным выражением лица Соломон поднимает ногу Тесси так, что ее икра упирается в его массивное бедро. Взяв у ближайшего торговца бутылку воды, он выливает ее на ногу и, как может, очищает от песка. Он работает аккуратно, его большие руки осторожно осматривают повреждение.

Тесси задыхается, когда он вытаскивает из ее пятки кусочек ракушки. Затем Соломон достает из пляжной сумки свою рубашку и обматывает ее вокруг пореза, как импровизированную повязку горца.

— Готово, — говорит он, поднимая на нее глаза. Он заправляет прядь волос ей за ухо. — Аптечку мы найдем в комнате. Я не хочу, чтобы туда попала инфекция.

Она кивает, чувствуя легкое головокружение от его беспокойства.

— Хорошо.

Пошатываясь, он встает. Она протягивает руку, ожидая, что он потянет ее за собой. Но он просто подхватил ее на руки, обнял за колени, а второй рукой завел за спину.

— Соломон. — Смутившись, она прижимает голову к его груди, щеки ее пылают жаром. — Все смотрят.

— И что? Ты ранена. — Он говорит это так, будто ничто не имеет значения. Кроме нее.

— Мне не больно. — Его серьезный, властный тон заставил ее улыбнуться. — Кроме того, эта рубашка стоила восемьдесят долларов.

— И что?

— И ты несешь меня. Это как-то излишне, знаешь ли. Вымыть и завернуть ногу, а потом нести меня.

Он крепче прижимает ее к себе. Его лицо пылает защитой.

— Мне нравится носить тебя на руках.

Положив голову на его широкую грудь, она сдерживает усмешку. Ей это тоже нравится. Нравится, как она выглядит рядом с ним. Светловолосая, белокурая и миниатюрная рядом с этим гигантом, мрачным, задумчивым мужчиной. Нравится, как расширяются глаза при появлении Соломона. Люди практически ныряют с его пути, когда он несется по тротуару. Но больше всего ей нравится, как он обращается с ней. Как будто она драгоценна. Как будто он ее телохранитель, а она...

Она - его.

Стоп.

Cтоп.

Тесси поднимает голову и смотрит на него.

— Ты сбежал от Зубровских.

Его глаза пылают юмором и чем-то еще, что она не может определить.

— Не благодаря тебе.

— Я давала тебе возможность подтянуть навыки общения.

Ворчание.

— Видишь? — Она ткнула его в грудь. — Над этим нужно поработать.

Когда они добираются до номера, он аккуратно ставит ее на ноги, чтобы достать ключ от отеля из кармана своих шорт. Но он не отпускает ее на свободу. Он держит ее, прижимая к себе, и смотрит на нее сверху вниз, выражая на лице первобытную потребность. Агонию.

Тесси прочищает горло, прижимаясь к нему.

— Соломон, ключ...

Прежде чем она успевает осознать происходящее, его рот сталкивается с ее ртом. Она хнычет, ее руки, ее ногти впиваются в его плечи, желая большего. Ее тело трещит, фейерверк искр вспыхивает, когда Соломон проводит языком по ее губам, яростный, жаждущий и голодный.

Тесси издает прерывистый стон.

К черту. Это его последняя ночь.

Можно немного пожить.

Пожить.

Ведь именно это она и делала с Соломоном.

Приподнявшись на цыпочки, она углубила поцелуй. Открывает рот и втягивает его язык, потому что поцелуй этого мужчины - одно из самых любимых ее ощущений на свете. В ответ из уст Соломона вырывается рык. Он берет ее за задницу и скользит вверх по телу, пока ее дрожащие ноги не обхватывают его талию, а руки не обвиваются вокруг шеи.

Снова в его объятиях.

Там, где ей и место.

Смятение. Соломон нащупывает ключ, ругается, держит ее одной рукой. Это зрелище было бы смешным, если бы она не была так возбуждена и взволнована. Потому что все, о чем она может думать, это: Внутрь. Постель. Сексуальные моменты.

— Найди ключ, — задыхается она, прижимаясь к его губам. Она облизывает его лицо, его щетинистую бороду, пробуя соль на его коже. — Сейчас. Сейчас.

— Черт, я пытаюсь, — прорычал он с болью.

Если судить по блеску в его глазах и эрекции в трусах, он уже близок к тому, чтобы выбить дверь гостиничного номера. Но, наконец, он находит ключ, проводит им по датчику и получает зеленый свет. Он захлопывает дверь. Она прижимается к нему, как разъяренная обезьяна.

Их поцелуи неистовы. Как будто время идет. Как будто они изголодались и одичали, и в конце концов все сгорит. Из горла Соломона вырывается тихий стон, когда она отстраняется и берет его лицо в руки. Его борода щекочет ей ладони.

— Черт возьми, Тесси, — прорычал он, сжимая ее бедра. — Я не могу оторваться от тебя. Этот парень прикасался к тебе… — Он вздрагивает. — Ты в моем гребаном разуме, в моих венах, в моем...

Он не заканчивает фразу.

Ему это и не нужно.

Моем сердце.

Он собирался сказать "моем сердце".

Тесси целует его, чтобы заглушить его слова. Боль в ее душе.

— Еще раз, — задыхается она. — Пожалуйста.

Сомнение, несогласие мелькают в его глазах, но он все равно прижимается к ее губам.

Судорожными пальцами Соломон сдирает липкий купальник с ее тела, издавая рык, от которого у нее подгибаются пальцы на ногах. И вот Тесси обнажена, за исключением линий загара, а Соломон набрасывается на нее, свирепея.

— Ты прекрасна, — прорычал он. — Ты чертовски великолепна, Тесси. Совершенна. Чертовски совершенна.

Одна широкая рука обхватывает ее бедро, а другая скользит вверх и обхватывает тяжелую грудь. Ее голова откидывается назад от этого ощущения. Все ее тело содрогается. Она чувствует себя чертовски обожаемой. Под внимательными прикосновениями Соломона она чувствует себя богиней.

Прильнув к ее рту, он прижал ее спиной к кровати.

— Встань на колени, — приказывает он.

Властно. Ей это нравится.

— Хорошо, — вздохнула она и перевернулась на четвереньки. Оглядываясь через плечо, она завороженно смотрит, как Соломон снимает с себя плавки. Наконец-то освободившись от стягивающей ткани, его член вздымается и оживает. Тесси наслаждается видом мощной башни Соломона Уайлдера. Стена точеных мышц, пресс, темные волосы на груди, разноцветные татуировки на бицепсах и предплечьях.

Мысль приходит внезапно и яростно: этот горный мужчина - единственный, кого она когда-либо захочет.

Нет. Это ужасная мысль.

Навсегда.

И тут его массивные пальцы проникают в нее, играя. Дразня. Пробегают по ее изгибам, шлепают по ее попке, нежно скользят по ее влажным складочкам. Он вводит в нее палец, потом другой, и от ощущения его внутри она едва не кончает.

— Соломон. — Зажмурив глаза, она вздрагивает от его прикосновения.

Затем его горячий рот целует дорожку вдоль позвоночника, одна рука ласкает изгиб ее живота, и ее тело расплавляется.

Этот мужчина. Он станет ее смертью.

— Пожалуйста, Соломон, — задыхается она, поднимая голову, чтобы умолять его. — Я больше не могу ждать. Пожалуйста.

Его глаза вспыхивают от ее слов.

Кровать сдвигается, когда он опускается на нее. Его пальцы впиваются в ее изгибы, когда он убеждается, что она устойчива. Затем, медленно, он вошел в нее. Тесси задыхается, ее тело воспламеняется от горячего желания. Ее пальцы впиваются в простыни. Она такая тесная, а он такой большой и твердый, и это самое ошеломляющее ощущение. Самое лучшее ощущение. Они вдвоем. Вместе. Сегодня ночью.

Она теряет сознание. Сознание от переизбытка чувств, от странного, теплого трепета в груди, от того, что их тела-мозги-души-сердца жестко привязаны друг к другу.

— Скажи мне, если я сделаю тебе больно, — прохрипел он.

— Ты не сможешь.

Вместе они оживают. Соломон входит и выходит, а Тесси опускается на его длину, ее тепло засасывает его внутрь.

Лишь сбивчивое дыхание и глубокий гул удовлетворения Соломона наполняют освещенную солнцем комнату. Все быстрее и быстрее он наваливается на нее, его огромное тело накрывает ее с нежностью и заботой. Когда он ускоряет темп, подает бедра вперед и делает сильные толчки, по телу Тесси пробегает восхитительное напряжение.

Ее тело гудит, и Тесси вскрикивает, когда рука Соломона проникает ей между ног. Его мозолистый большой палец проводит по ее клитору медленные, плавные круги.

— Так хорошо, детка? Скажи мне, что тебе нужно.

— Еще, — со стоном произносит она. — Еще. О Боже. О, Соломон. Да. Вот так.

Он входит глубже, больше не дразня. Жесткая стойка его массивной мускулистой стены бьет по ее хрупкой фигуре. Опытной рукой он проводит большим пальцем по ее клитору и, сильно толкаясь бедрами, врезается в нужную точку, заставляя Тесси вскрикнуть.

Оргазм бьет ее по зубам, и в это же время в груди Соломона раздается грохот. Ритмично пульсируя, она сжимается вокруг него, ее оргазм окрашивается в цвета Pantone, а затем она хватается за уголок простыни, взывая к Богу, которого до сих пор не ценила, и только потом замирает.

Прежде чем она успевает упасть, Соломон заключает ее в свои объятия. Обхватив ее высоко в районе живота, он тянет ее к себе в постель. Они укладываются на прохладные простыни, их тела все еще соединены, заперты друг с другом, горят ярко, как падающие звезды, которые никогда не сойдут.

Соломон проводит линию по изгибу загорелой руки Тесси. Песок в постели, песок в простынях, но ему все равно. Конец света не заставит его сдвинуться с места. Только не с Тесси, свернувшейся в его объятиях, как богиня океана, которую он не заслуживает. Тонкие простыни прикрывают изгиб ее бедра, выпуклость живота. Он не может оторвать от нее глаз.

— Ты загорела, — пробормотал он, прижимаясь поцелуем к ее розовому плечу, на гладкой коже которого проступают крошечные веснушки. Она на вкус как солнцезащитный крем и секс. Кокос и соль.

Тесси, обнаженная, беременная, лениво покачивается на нем. Вихрь светлых волос, довольный гул. Затем, ее голос становится сонным, глаза тяжело закрываются, и она проводит тонкими пальцами по его бороде.

— Жизнь - это пляж, не так ли?

— Черт. — Соломон поднимается, ошеломленный тем, что они снова в комнате.

Она опирается на локоть.

— Что такое?

— Твоя нога.

— Все в порядке, — говорит она, поворачиваясь, чтобы дотянуться до него, но он уже встает с кровати, проклиная себя. Земля загрохотала, когда он топал в ванную.

Он возвращается с аптечкой. Тесси садится на край кровати и кладет ногу ему на колени. Тесси, опираясь на кучу подушек, выглядит маленькой и похожей на лисицу, ее светлые волосы закручены за спиной.

— Надо было сначала сделать это, — ворчит он, протирая ее ногу дезинфицирующим средством. Чувство вины пронзило его в живот. Стыд за то, что он позаботился о себе раньше Тесси. Она ранена, а он мог думать только о своем члене.

Тесси терпеливо сидит, положив обе ладони на живот, с выражением веселой растерянности.

Когда он накладывает повязку на ее пятку, она шевелит пальцами ног, окрашенными в розовый цвет.

— Видишь? Уже лучше. — Она наклоняется вперед, на ее лице появляется дразнящая улыбка. — Уж точно лучше, чем у мороженщика.

Соломон хмурится. Этот парень, положивший руки ей на живот и потянувший ее за руку, переключил его, запустив защитные инстинкты на полную мощность. В тот миг он одним махом увидел свое будущее. Или, лучше сказать, будущее Тесси. Свидания. Передача Мишки другому мужчине. Кто-то чужой. Случайный парень, живущий с его сыном, видящий его и Тесси каждый день. Это видение - как нож в грудь.

— Торжественный человек. — Мягкий голос Тесси плывет между ними. — Расслабься.

Он вздрагивает, его мысли проясняются, когда он обнаруживает на себе обеспокоенный взгляд Тесси. Затем, словно зная, как ему это необходимо, она берет его большую руку в свою и прижимает к своему животу. — Он брыкается.

Почувствовав, как его сын трепещет в ее животе, Соломон разжимает руки. Он не знает, когда они начали это делать, прикасаться друг к другу так, будто это что-то значит, но ему это нравится. Слишком сильно для его собственного блага.

— Вот, — говорит он, откладывая в сторону аптечку. Он осматривает ее забинтованную ногу. — Этого должно хватить.

Тесси наклоняет голову, простыня спадает, обнажая розовый сосок.

— Ты умеешь готовить, умеешь строить, умеешь накладывать повязки как профессионал. Что еще я о тебе не знаю?

Он задумался.

— У меня есть собака.

Улыбка украшает ее лицо.

— Правда?

— Да. — Он устраивается рядом с ней на кровати и берет ее руку в свою. — Пегги Сью. Это моя гончая собака. Я завел ее после... — Он сделал паузу и прочистил горло. — После смерти моей жены.

Он не знает, почему остановился на этом. Почему он не говорит больше. Было бы так просто рассказать ей о Серене. Но что рассказать? Что после ее смерти он стал отшельником? Что он был безбрачным в течение семи лет, пока не встретил Тесси? Что в ее смерти виноват он? Что бы она подумала о нем, узнав, как далеко он опустился?

— Я люблю собак, — говорит Тесси, подхватывая оборвавшийся разговор. Выражение ее лица говорит о том, что она не будет настаивать. — Знаешь, у меня была собака. Мистер Боунс. Он был самым лучшим. Маленький крысиный нарушитель спокойствия, которого мы взяли из приюта. Такой лохматый как и ты. — Она смеется, наклоняясь вперед, чтобы провести рукой по всклокоченной бороде Соломона. — Мама доверила мне заботиться о нем. И однажды он убежал. Я была так добра к этой собаке. В детстве я так и не поняла, почему он ушел. Теперь, конечно, я понимаю, что его, наверное, сбила машина или подобрал кто-то другой. — Опустив взгляд на простыни, она вытерла губы. — Собаки уходят. Люди уходят. И особенно они уходят от меня.

Она говорит это не с грустью. Она говорит это так, как есть.

Соломон, как по щелчку, осознает.

Это.

Вот почему она - стена. Почему она так твердо решила, что он будет с ней или вовсе не будет. Потому что ей было больно. Потому что каждый раз, когда она доверяет, каждый раз, когда она привлекает кого-то в свою жизнь, он показывает ей, что ей лучше быть одной.

Эта мысль оставляет Соломона с дырой в сердце.

— Я не уйду, Тесси, — говорит он, подталкивая ее подбородок вверх, чтобы он мог заглянуть в ее мягкие карие глаза. — Я не уйду. Особенно от тебя.

Он слегка пожимает плечами.

— Это правда. Ты не уйдешь.

Только Соломон слышит недосказанное. И все же.

Потому что завтра он должен уехать.

Он переводит взгляд на сумку, стоящую на комоде.

Не понимая, куда ушли его мысли, Тесси сползает с кровати, и покрывало соскальзывает с ее стройного тела. Все линии загара и бронзовая плоть.

— Я собираюсь принять душ. — Улыбка на ее лице исчезает. — Ты должен собраться. — Ее голос высокий, напряженный.

— Тесс...

— Может, присоединишься ко мне, когда закончишь? — предлагает она, ее улыбка слабеет.

Жестко кивнув, он смотрит, как она, покачиваясь, направляется в душ. Виляние ее упругой попки, покачивание бедер заставляют его напрячься, а рука на ее животе - смягчиться.

Господи.

Его трахают.

И снова взгляд Соломона устремляется к сумке. Когда взойдет солнце, они расстанутся. Он получил то, ради чего приехал в Мексику. Это соглашение, которое устраивает их обоих в отношении его сына.

Его сердце колотится в яремной впадине.

Но это не то, чего он хочет.

Сорок восемь часов назад он был так уверен, что все, за исключением сына, временно.

Только он больше не хочет временного.

Ему нужна Тесси.

ГЛАВА 16

Яркий солнечный свет и сильные толчки в животе заставляют Тесси проснуться. Она моргает, не в силах пошевелиться.

Она оглядывается в поисках причины удушья, но видит, что это Соломон. Его рука обвилась вокруг ее талии в защитном, претензионном объятии, прижимая ее к своему мускулистому телу.

На ее губах заиграла улыбка. Это приятно. Быть обнятой. Это гораздо лучше, чем кутаться дома в украденную Соломоном рубашку, которую она прячет под подушкой. Она вздыхает и, не удержавшись, прижимается к нему. Так лучше. По-настоящему.

Именно поэтому он должен уйти.

Она пришла к этому выводу именно во время ночного похода в туалет. Она хочет, чтобы он остался, а значит, он должен уйти. Потому что она привязывается. Ей все труднее и труднее держать дистанцию. То, как он ухаживал за ней вчера...

Ее тело воспламеняется каждый раз, когда она оказывается в двух шагах от него.

И все же...

На него приятно смотреть.

Молча она рассматривает Соломона Уайлдера. Во сне он похож на спокойного, дремлющего великана. Нежными пальцами она прослеживает солнечные блики на его загорелой коже, отблеск света задерживается на его бровях. Она наклоняется, чтобы взлохматить его жилистую черную бороду. Затем она приподнимает простыню и смотрит на него. Черт возьми, точно, она охрипла.

— Ты хочешь мне что-то сказать, Тесс, или так и будешь пялиться на меня все утро? — Глубокий гул его голоса потряс ее.

Она вскакивает и хватается за его плечи. Он крепко прижимает ее к себе.

Она насмехается.

— Ты спишь как хищник.

Он прищуривает глаза. Улыбается.

Ее сердце замирает.

Широкая рука скользит по ее обнаженному бедру, и он говорит:

— Ты просто скажи мне, где ты хочешь, чтобы я побродил.

Сглотнув, она представила себе Соломона, рыскающего вокруг нее, словно лесной зверь. Она бросает взгляд на часы. Ее челюсть падает. Она задыхается.

— Соломон.

— Что такое? — Он приподнялся на локте, его обеспокоенный взгляд переместился на ее живот. — Тесси?

— Уже десять. Мы проспали.

Он поднимает ошеломленное лицо, проводя рукой по усталым глазам.

— Черт. Впервые за чертовски долгое время.

Вздохнув, она ложится на спину и вытягивает конечности, наслаждаясь свободой, кусочком теплого солнца. Ленивый декаданс, которого она никогда себе не позволяла. Она улыбается потолку.

Вот оно. Это то, ради чего она сюда приехала.

От громкого стука в дверь лицо Соломона исказилось.

— Ты заказывала еду?

— Нет. Может быть, кофе, — с надеждой говорит она, вставая с кровати. Если что и заставит ее двигаться, так это яркий толчок надежды, который дает кофеин.

Он пытается дотянуться до нее.

— Останься. Я пойду.

Она накидывает халат.

— Я сама.

В предвкушении она направляется к входной двери. Но от того, что она видит в глазке, у нее перехватывает дыхание.

Черт возьми.

Какого черта он здесь делает? За тысячу миль от Лос-Анджелеса.

Сердце заколотилось, Тесси поправила халат и встряхнула лицо, жалея, что не надела туфли на каблуках и юбку-карандаш. Встреча с боссом в лохмотьях и с засохшей слюной на уголке рта - не самый удачный момент для карьеры.

Снова стук в дверь.

Она открывает ее.

— Атлас, что...

Не дожидаясь приглашения, он вошел.

— Что я здесь делаю? — Он крутится на пятках в типичной драматической манере. — Я здесь, Трулав, потому что после твоего вчерашнего письма я решил, что мне нужно прийти и поговорить с тобой лично.

Она нахмурилась.

— Так ты прилетел сюда, чтобы что? Отругать меня?

— Я прилетел, чтобы вернуть тебя. — Оглянувшись через плечо, он осматривает комнату. Его губы кривятся. — Рад видеть, что мы платим тебе слишком много.

Она сопротивляется желанию фыркнуть. Искать каблук, чтобы швырнуть его в тупую, самодовольную рожу. Это гребаная ложь века. Он платит ей слишком много. Ей пришлось выпрашивать прибавку к зарплате даже после повышения.

— Tрулав. — Атлас хлопает в ладоши, звук отдается эхом в тихом помещении. — Мы забиты работой. Как я уже говорил, Бен Морено хочет переделать свой ресторан в Беверли-Хиллз. Он обратился к тебе с просьбой. Лично.

Она моргнула. Это большая честь, но этого не произойдет. Она вдыхает, напрягает позвоночник.

— И, как я уже говорила, это замечательно. И я сделаю все это, когда вернусь в Лос-Анджелес. А сейчас у меня отпуск.

— Тогда считай, что твое заявление на отпуск отклонено. — От его пренебрежительного взмаха руки у нее закипает кровь.

Она скрежещет зубами, прижимает руки к животу, чтобы успокоиться.

— Но...

— Клиент не ждет. Ты это знаешь.

— Тогда он не мой клиент, — говорит она с горьким смешком. — Это мой первый отпуск за много лет, Атлас. Лет. Мне это необходимо.

Он усмехается.

— Ты мне нужна, Трулав. Ты мой лучший дизайнер. Даже если ты... — И затем он машет рукой в районе ее живота.

О.

О, черт возьми, нет.

Гнев закипает внутри нее. Внезапно Тесси ясно и четко видит свое будущее в Atlas Rose Design. Нереалистичные ожидания. Поздние часы. Работа каждые выходные. Раньше она была готова не обращать внимания на требования работы, чтобы построить свою карьеру, но теперь она хочет не этого. Совсем не этого.

Если он требует этого от нее сейчас, то, что он будет требовать, когда у ее сына будет бейсбольный матч, когда ей придется рано забирать его из детского сада? Боже, а когда она будет в декретном отпуске, кормить грудью, плакать и течь из всех отверстий? Ответ звучит громко и четко: большое жирное "нет".

Конечно, она может много работать, быть матерью-одиночкой и растить ребенка. Ее мать смогла это сделать, сможет и она. Но если она останется в своей фирме, она будет разбита. Она не хочет просто выживать на работе, она хочет процветать. Жить вместе с сыном. Поставить его на первое место.

Чтобы она сама была на первом месте.

Атлас проводит коротким пальцем по щетинистой черной бородавке.

— Не заставляй меня жалеть о том, что я дал тебе этого клиента, Трулав.

— Не давай, — говорит она, распрямляя плечи. Она пересекает комнату, чтобы открыть раздвижные стеклянные двери на террасу. Когда она открывает одну из них, комнату наполняет шум океана. Она вдыхает спокойствие, прибой и соль. — Оставь Морено себе.

Атлас нахмурился. Его смелость упала на две ступеньки.

— Трулав. Давай. — Он делает шаг к ней, протягивая корявые руки в успокаивающем жесте. — Мы оба знаем, что эта работа - твоя первая любовь. Ты так много работала последние несколько лет. Мне неприятна мысль о том, что ты бросишь все свои труды на ветер. — Его губы скривила усмешка. — И все ради песка и солнца.

Атлас проводит пальцем по толстой стопке книг на журнальном столике.

— Ты ешь и дышишь этим дерьмом, Трулав. Ятебя знаю. Ты можешь выбрать цвет Pantone в темноте, преобразить комнату с завязанными глазами. Эта работа - твоя жизнь.

О Боже.

Какая гадость.

Тесси сдувается, как воздушный шарик, только для того, чтобы эпическая пустота заполнила ее.

Эта работа - ее жизнь. Ставить клиента на первое место. Приходить домой в пустую постель. Нет времени ни на что, кроме работы, никогда не позволяя себе веселиться. Рисковать. Жить. Жить, черт возьми, - вот чего, в конце концов, хотела от нее мать.

Найти звезд. Рисковать.

Внезапно она так устала. Вымоталась. Она откидывается на спинку дивана и смотрит на Атласа.

Приняв ее молчание за согласие, он смягчает свой тон.

— Послушай, я понимаю, что тебе нужен перерыв, но он придет. Позже. А сейчас нам нужно приступить к работе.

Лжец, подумала она. Он не намерен давать ей отпуск. Ни сейчас, ни когда-либо еще.

Ее босс поднимает ладонь в знак мольбы и проходит дальше в комнату.

— Я принес твои эскизы. Мы можем сесть вместе и все продумать. Это не займет много времени. Один-два дня. Это не будет проблемой.

— Это точно будет проблемой.

Глубокий гул заставил Атласа обернуться, сердце Тесси забилось. Ее желудок сжимается при виде Соломона без рубашки, стоящего в проеме спальни. Рукава чернильные и мускулистые. Его всклокоченная борода, слишком заботливая поза и большой стальной каркас - лучшее прикрытие, какое только может быть.

Атлас усмехается, затем возвращает свое внимание к Тесси.

— Вижу, ты развлекаешься.

Огонь щелкнул по ее позвоночнику, заставив встать.

— Да, спасибо. — Подняв подбородок, она скрещивает руки, опираясь на высокий живот.

Подойдя ближе, Соломон обнимает ее за плечи. Тесси радуется тому, что он рядом с ней. То, что он ничего не говорит, не пытается взять на себя ответственность, а просто дает ей понять, что он здесь, что они - одна команда, чертовски возбуждает. Она видит это в его глазах. Он не позволит ей упасть.

Не обращая внимания на Соломона, Атлас кладет свою мужскую сумку на стойку бара и отстегивает защелку.

— А теперь, если ты вспомнишь, что я сказал про...

— Не пиши мне на почту, Атлас, — огрызается Тесси, которой надоело его дерьмо. Мишка пинает ее в живот, как бы говоря «Дай ему чертей, мама». — Я не думаю, что ты меня слышал. Я. Вне. Работы.

Атлас насмехается, самодовольный звук, от которого у нее поднимаются мурашки по коже.

— Невероятно. Вот она, та самая Ужасная Тесс, которую мы знаем и ненавидим.

Ее глаза сужаются. Гребаный идиот.

— Это был ты? — В голосе Соломона появились опасные нотки. — Ты дал ей это прозвище? — Его глаза вспыхивают. Его руки сжимаются в кулаки. — Теперь у нас чертовы проблемы.

Глубокий гул предупреждения вызывает улыбку на губах Тесси. Заботливый Соломон Уайлдер - это зрелище, которое ей никогда не надоест.

Тесси вытягивает руку, останавливая его прежде, чем он успевает двинуться на Атласа.

Она справится.

— Я не ужасная, Атлас, — говорит она, делая шаг вперед и высоко поднимая голову. — Ты ужасный, и я больше не буду терпеть то дерьмо, которое ты несешь. — Она делает вдох. Укрепляет свои нервы. Об ошибках она будет беспокоиться позже. Потому что сейчас она будет беспокоиться о себе и Мишке.

— Я увольняюсь.

От этих слов у нее закружилась голова. Экстаз.

Атлас смотрит на нее. Затем он качает головой.

— Я знал, что эта беременность сделает тебя слабой.

Соломон рычит.

Она насмехается.

— Пошел ты, Атлас. И убирайся на хрен из моего номера. — Когда он стоит, застыв в недоумении, она вскидывает руку. — Уходи.

— Сейчас, — рычит Соломон, наступая. Его большое тело тяжело топает, предупреждая. — Пока я не сбросил твою задницу с балкона.

Тесси с ухмылкой наблюдает, как ее незваный гость делает шаг назад, спотыкаясь о собственные ноги, пытаясь увернуться от горящего взгляда Соломона. Покраснев, Атлас хватает свою мужскую сумку и неловко выходит, захлопывая дверь.

Тесси стоит в недоумении, нервы и волнение накатывают на нее, как набежавшая волна.

Черт возьми. Она уволилась. С работы, за которую она проливала кровь, за которую боролась, за которую кричала на стажеров. Что ж, больше нет.

— Тесс?

Она поворачивается.

Соломон стоит рядом, обхватив ее за локти и притянув к себе.

— Ты в порядке?

— Да. — Она кивает. — Удивительно, но да. — Она смотрит на его красивое лицо, изрезанное заботой. — Я не знаю, что, черт возьми, я сделала, но это была не та работа, которая нам нужна. — Она опускает взгляд на свой живот, гладит его ладонью. — Так ли это?

— Я горжусь тобой.

Сердце замирает.

— Гордишься?

— Да. — Мышцы на челюсти Соломона напряглись, и он притянул ее еще на дюйм ближе к себе. — Я хотел ударить этого мудака.

Она смеется.

— Я тоже.

Соломон закрывает ей лицо, его глаза - ласковые голубые воды, но в его тихом голосе звучит сталь.

— Если он еще раз проявит к тебе неуважение, я это сделаю.

— Я позволю тебе.

Чувство свободы, которого она никогда раньше не испытывала, оседает на ее плечах. Она в отпуске. Настоящем отпуске.

— Мы должны отпраздновать, — говорит она, цепляясь за широкие плечи Соломона, чтобы подпрыгнуть на цыпочках. — Пляж весь день, обед в тако, а потом мы должны... — Она снова опускается на пятки, ее живот опускается вниз, и она чувствует себя подавленной, когда наступает реальность. Ее руки падают на бока. — Ты уезжаешь сегодня.

Соломон тяжело сглатывает, его адамово яблоко подрагивает.

— Тесс, послушай…

Его лицо такое напряженное, что она отшатывается назад.

— В чем дело?

— Что, если мы изменим нашу сделку? — Его голос звучит грубо. Его голубые глаза быстро твердеют, пронзая ее.

Ее дыхание сбивается. В животе зашевелилось беспокойство.

— Изменим нашу сделку? — повторила она. — Насчет Мишки?

— Нет. — Он проводит рукой по ее волосам, касается затылка. — Насчет нас.

— Нас? — Внезапно у нее слабеют колени, и ей приходится прижать обе ладони к широкой груди Соломона, чтобы удержаться на ногах.

— А что, если я останусь до конца твоего отпуска? Чтобы помочь тебе расслабиться? — спросил он, произнося слова в странном ритме. Как будто он пытается держать себя в руках и терпит поразительное фиаско.

— Расслабиться. — Она хмыкает. — Так мы теперь это называем?

Его глаза фиксируются на ее глазах и задерживаются.

— Ради Мишки.

— Ради Мишки.

Она наклоняет голову, обдумывая его слова. Если Соломон хочет быть здесь ради Мишки, почему она должна его останавливать? Мишка - его сын. Его предложение изменить их сделку ничего не меняет между ними.

Она облизала губы, и внутри нее зашевелилось что-то теплое и мягкое.

— Хорошо, — шепчет она. — Еще четыре дня.

Суровые черты его красивого лица смягчаются.

— Еще четыре дня.

А затем Соломон опускает свое лицо, чтобы поцеловать ее, его руки крепко обхватывают ее, словно он никогда ее не отпустит.

В грохоте ударов сердца, в дыхании, пульсирующем между ними, каждая клеточка в крови Тесси загорается.

Она продолжает совершать незапланированные, импровизированные поступки, когда рядом находится этот горный человек, и ей это даже нравится.

На самом деле, она это любит.

Замахиваться на забор, идти на большой риск, действовать наобум.

Ей это нравится.

С Соломоном Уайлдером.

ГЛАВА 17

— Какое у тебя второе имя?

— Джек.

— Джек, да? Оно тебе подходит.

— А твое?

— Энн. Тесси Энн Трулав. Трулав - это фамилия моей мамы.

Сидя, как может, Тесси смотрит на Соломона. Они вдвоем лениво развалились в гамаке на берегу моря.

— Момент истины. Любимый цвет?

— Зеленый. — Он морщит лоб. — Как ель.

Она смеется, восхищенная его попыткой описать цвет, и хлопает в ладоши. Она и представить себе не могла, что будет лежать в гамаке и играть в двадцать вопросов с бородатым горцем, но вот она здесь.

И ей это нравится. Она узнает больше о человеке, которым является Соломон Уайлдер.

Он ничего не говорит, только притягивает ее к себе и целует в висок. Она прижимается к нему, перекидывая загорелую ногу через его бедро, чтобы уместить свой живот.

Вчера утром, когда он предложил изменить их договоренности, ей захотелось растоптать его носком туфли на высоком каблуке... но она этого не сделала. Она не смогла. Потому что, вопреки всему, она хотела, чтобы он тоже остался.

Теперь они с Соломоном синхронизировались. Это произошло без слов, без обсуждения, как приход к Иисусу, как момент единения. То, как он поддержал ее, то, как он остался. Она никогда не чувствовала себя так спокойно, так уверенно в своем решении просто быть.

Единственный контрольный список, который она хочет составить, - это список мест, где должен быть рот Соломона.

Она должна быть в ужасе, в ярости, в смятении. Должна сидеть в интернете в поисках новой работы, но все, о чем она может думать, - это свобода. Она свободна. И дикая. Та девушка, которой она была полгода назад, которой все было по барабану, которая работала как босс и рисковала. Это возбуждает ее.

Никакого Атласа, дышащего ей в затылок, никаких забот. Она наслаждается своим ребенком, своим телом и чертовски хорошим сексом.

Но увольнение с работы не означает, что она может просто бросить осторожность на произвол судьбы и уклониться от своих обязанностей. Конечно, у них с Соломоном все очень мило, очень просто, но это всего лишь на четыре дня.

Они друзья с тропическим отпуском.

Это, они, что бы это ни было, не подлежит обсуждению.

— А у тебя?

Тесси вздрагивает и поднимает голову, чтобы увидеть, что Соломон внимательно изучает ее, его брови приподняты в ожидании.

— А что я?

— Любимый цвет?

— Уф. — Она сморщила нос. — Сколько у тебя времени? Ладно, ладно... если бы мне пришлось выбирать, то это был бы... Нет, я не могу. Я не могу выбрать. — Выпятив нижнюю губу, она резко надувает губы. — Спроси меня о чем-нибудь другом. Что-нибудь еще.

На его бородатом лице появляется злая улыбка.

— Скажи, как зовут Мишку.

— Нет! — Она ткнула его пальцем в бок, заслужив ворчание протеста. — Это я должна знать, а ты должен узнать.

Он закатывает глаза.

— Взрослая.

— Ладно, ладно, ладно. Если ты хочешь, чтобы я призналась в чем-то, я признаюсь. — Она прикусила губу. — Но ты можешь возненавидеть меня.

— Тесс, — прорычал он, наблюдая за ней с разной степенью беспокойства и подозрительности.

— Я сделала это. — Она сморщила нос, а затем рассмеялась. — Я солгала тебе. Я украла твою рубашку.

Его смех взрывной, хриплый, он сотрясает гамак.

— Тесс, детка, — говорит он, целуя ее в лоб. — Я в этом не сомневался.

Дрожь пробегает по ее позвоночнику, и она проводит ладонью по его щеке, любуясь редкой улыбкой, украшающей его лицо.

— Мне это нравится.

— Что нравится?

— Твоя улыбка.

Он снова целует ее, обхватывает рукой за талию и говорит:

— Держись.

Соломон стремительно двигается, но прежде чем гамак успевает перевернуться, он его поддерживает. Взяв ее за руки, он помогает ей осторожно сесть в положение, напоминающее качели.

Тесси пинает песок в его сторону.

— Добавь это в список вещей, которые ты делаешь правильно. Выбираться из гамака, не опрокинув его.

— Драгоценный груз, — говорит Соломон и смотрит на Тесси таким напряженным взглядом, что у нее сердце заходится. — Добавлю в список. — Она взвизгнула, и мечтательное ощущение заполнило ее изнутри. Может ли этот человек прожить хоть один день, не сказав ничего такого, от чего она растает?

С шорохом появляется официнт. В его руках - поднос с сэндвичами, картофелем фри и ледяными напитками - пивом для Соломона и безалкогольным мохито для Тесси. Соломон расплачивается с официантом, а затем, вместо того, чтобы взять свой напиток, тянется к напитку Тесси.

Она ухмыляется.

— Ты как один из тех дегустаторов Средневековья?

Он хмурится, пойманный.

Она наклоняется вперед, забавляясь.

— А если оно отравлено?

— Я рискну, — говорит он и делает огромный глоток. Через секунду он протягивает ей стакан.

— Мой герой. — Она делает глоток. Пенистый и освежающий. Она кладет руку на живот, когда гамак раскачивается. — Мишке нравится качаться.

Соломон кладет свою широкую ладонь на ее живот. Его темные брови поднимаются.

— Малыш брыкается, как ниндзя.

— Он просто маленький Дикарь, — пробормотала Тесси, проводя пальцем по мускулистому предплечью Соломона. Его темные волосы, покрытые пылью, заставили ее задуматься.

— Ты был блондином, когда был маленьким? — спрашивает она, глядя на него сверху.

Он хихикает. Его лицо расплывается в улыбке.

— Нет, — говорит он, поднимая в воздух жареную картошку и предлагая ее ей. — В моей семье все черноволосые и голубоглазые.

— Как девушка из Голуэя. — Тесси улыбается и открывает рот, принимая жареную картошку, которой он ее кормит. Пока она жует, в ее мозгу прокручиваются образы ее сына и Соломона. Красивый мальчик с темными волосами. Карие глаза или голубые - ей все равно. Лишь бы здоровый, счастливый и их.

Ее пальцы обводят разноцветные рисунки на мускулистых бицепсах Соломона.

— Ты разрешишь Мишке сделать татуировки? — спрашивает она.

Соломон медленно кивает.

— Когда ему будет восемнадцать. Тогда он сможет сойти с ума, как я.

Несколько минут они едят в тишине. Шум океана, палящее солнце, медленное колыхание пальм под соленым бризом.

Сильная рука Соломона опускается на ее бедро и проводит ладонью по изгибу ее живота.

— Ты хорошо себя чувствуешь? Насчет работы?

Она тяжело сглатывает, подавляя подступающие нервы.

— О, я не могу не волноваться, но в данный момент мне важна сама ситуация. — Она отбрасывает волосы на плечо. У нее были другие предложения. Может быть, найти работу, которая ей понравится, будет нелегко, но найти менее токсичную, чем Atlas Rose Design, будет проще простого. — Хотя наниматься на работу, будучи беременной, может быть не очень приятно. — Она любуется своим животом, поглаживая бутон, и улыбается Мишке. — Но мы можем это сделать. Не так ли?

— Мы разберемся с этим.

Его голос, свирепый, хрипловатый, заставил ее поднять глаза. Опять это "мы".

— Разберемся?

Без колебаний он отвечает:

— Да. Да, конечно, разберемся.

Мы.

Они - это мы? Готова ли она к "мы"?

Они доедают, выпивают и снова забираются в гамак. Тесси свернулась калачиком на груди Соломона. Одна из его больших рук лениво ласкает ее позвоночник, а другая постоянно прикована к ее животу.

Его дыхание щекочет ее волосы.

— Ты хочешь остаться в номере или пойти куда-нибудь сегодня вечером?

Остаться в номере. Единственное занятие, на которое она согласна, - это постель и Соломон. За исключением гамака, они не выходили из номера с тех пор, как Атлас поджал хвост и убежал.

Она растянулась на горе гигантского мужского тела, свернувшись калачиком, как кошка на солнце.

— Остаться в номере, — зевает она. — Но когда-нибудь мы должны выйти на улицу, верно?

Он усмехается, просовывает руку под ее подбородок и прижимает ее губы к своим. Его радужные глаза темнеют, когда он смотрит на нее. Вожделение, смешанное с чем-то, что она не может определить. А хочет ли она определить это? Назвать его чувства - значит озвучить все свои страхи. Все, чего она пыталась избежать с тех пор, как умерла ее мать. А она не может этого сделать. Пока не может.

— Все, что захочешь, — говорит Соломон с такой торжественностью, что на долгую секунду у нее перехватывает дыхание и замирает сердце. — Ты получишь это, Тесси.

И она верит ему. По-настоящему и искренне верит. Если бы она попросила Соломона зарезать, убить, украсть для нее и Мишки, он бы это сделал.

Она наклоняет голову, чтобы изучить его. В животе у нее потеплело. Она могла бы целый день изучать его точеное лицо. Густые брови. Взъерошенные темные волосы. Квадратную челюсть. Строгий. Спокойный. Красивый.

Она непринужденно пожимает плечами.

— Я видела что-то про ужин и танцы. — Реклама по телевизору в номере. A fiesta extravaganza! (пер. Феерия праздника)

У него перехватывает горло.

— Танцы?

Она надула губы.

— Завтра вечером в "Павильонах". Мы могли бы пойти, — говорит она, стараясь быть как можно более незаинтересованной.

— У меня две левые ноги.

— Я помню. — Она потирает живот. — Я и сама в наши дни не очень-то похожа на столп равновесия.

Он улыбается ей, его темно-синие глаза смягчаются.

— Все, что ты хочешь, Тесс. Только скажи мне.

— Хорошо. Тогда сегодня вечером мы остаемся в номере, — говорит она, решительно кивая. — Завтра мы пойдем куда-нибудь.

В ответ раздается утвердительный возглас. Затем он переплетает свои пальцы с ее пальцами, и Тесси тянется вдоль теплой кожи его твердого тела. Как будто они пускают корни, тянутся к звездам. Как будто они живут ради того, чтобы сделать еще один вдох. Как будто все, что ей дорого, заключено в этом гамаке. В этом коконе размером девять на двенадцать, похожем на кокон, где царят уют и радость.

Она хочет запомнить этот момент. Это идеальное биение сердца во времени. Она, Соломон и Мишка.

— Соломон, — говорит она, приподнимаясь на локте. Гамак покачивается. — Я хочу сфотографироваться. — Она улыбается. — Документация, чтобы доказать, что я затащила тебя на пляж.

У него перехватывает горло.

— Конечно. Почему бы и нет.

Потянувшись за спину, она достает свой телефон. Ее руки взмывают к небу, камера направлена вниз. Тесси, яркая и солнечная. Соломон, мрачный и задумчивый. Крошечный ребенок в ее раздувшемся животе, идеально сидящий между ними.

ГЛАВА 18

— Ты видел фотографию? — спрашивает Соломон вечером следующего дня, выходя на террасу, чтобы посмотреть, как оживает пляж. Вдалеке слышны слабые звуки музыки. Огни павильона освещают небо, сигнализируя о начале предстоящего события.

— Видел, — говорит отец по громкой связи.

Вздохнув, он опирается бедром о перила. Если у Тесси хватило смелости уволиться с работы, то у него хватит позвонить семье, которую оберегал с момента приезда в Мексику.

— Значит, ты остаешься, — говорит Эвелин, ее голос ровный и сухой.

— Ты улыбаешься, — добавляет Джо.

— Ты много улыбаешься, — добавляет Мелоди. Мелоди на десять лет моложе Соломона, она – младшая в семье. — Много-много улыбаешься.

Соломон потирает лоб. Христос. Он послал своей средней сестре Джо фотографию, на которой они с Тесси запечатлены на пляже, и она передается по всей семье, как новость по каналу AP Wire. Он ругается про себя, представляя, как вся его семья, за исключением Эвелин, толпится вокруг кухонного острова, а сотовый телефон передается между ними. Это путь Уайлдеров. Семейные ужины. Групповые телефонные звонки. Групповые сообщения. То, в чем он не принимал участия уже чертовски давно.

Он вздыхает.

— Ты так говоришь, как будто это плохо.

— Нет. Это замечательно, — говорит Мелоди. — Я не видела этой улыбки с тех пор, как...

Ее голос прерывается на полуслове, но он знает, что она хотела сказать. Черт, да они все знают. Со времен Серены.

Теперь голос его матери, вклиниваясь, прогоняет неловкую тишину.

— Так это она? Тесс?

Соломон прочистил горло.

— Да. — Неожиданно на его губах появляется улыбка. — Тесси.

При мысли о ней он выпрямляется и оглядывается через плечо, чтобы поискать ее. Его сердцебиение учащается, когда она выходит из спальни, прижимая к уху свой телефон. Она только что из душа, завернутая в пушистое белое полотенце. Они снова провели весь день на пляже, а сегодня вечером - ужин и танцы.

До появления Тесси это было бы последним, что он стал бы делать. Но теперь он хочет быть рядом с ней.

Облегчение переполняет его. Он еще не должен покидать ее. У него еще есть время.

Отпуск с девушкой, о которой он и не подозревал, что она ему нужна.

Тесси поднимает голову и машет ему рукой, прежде чем скрыться в спальне.

— Я вижу ее маленький животик, — воркует Мелоди, возвращая Соломона к телефонному звонку.

Эвелин фыркает, не впечатленная.

— Она носит бикини, когда беременна.

Теперь Джо.

— Боже, какая ты черствая, Эвелин.

— Она мне нравится, — объявляет Мелоди.

— Ты с ней не знакома, — огрызается Эвелин.

Джо говорит:

— Господи, оставь человека в живых, злючка.

Мама вздыхает.

— Девочки.

— Слушайте, — рявкает Соломон. — Я хотел позвонить и сказать, что останусь здесь еще на несколько дней.

— Когда ты вернешься? — спрашивает его отец.

Он шагает.

— В понедельник.

Мелоди вскрикнула.

— Ну, сынок. Если это то, что тебе нужно сделать, ты это сделаешь.

— Да, Сол, — говорит Джо. — Держи улыбку на лице.

Соломон ценит их спокойное отношение ко всей этой ситуации. Даже после того, через что он заставил их пройти своим исчезновением и дистанцией, они чертовски лояльны. Это касается и Уайлдеров. Они поддерживают, они не вмешиваются.

За исключением Эвелин.

— А как же ребенок? — спрашивает его мать.

— Он мой. — Его сердце теплеет, разгорается, как костер. Прочистив горло, он проводит рукой по волосам. — Черт, я забыл вам сказать. Это мальчик.

Хор вздохов и тоненький крик Мелоди атакуют его. Эвелин - единственный молчаливый противник.

— О, Сол, — говорит его мама со слезами в голосе. Он практически слышит, как она вытирает уголок глаза. — Это замечательно.

— Ребееенок, — поет Джо. — У него будет маленькая бородка как у тебя.

— Не могу дождаться встречи с малышом, — говорит его отец.

— А что потом? — щебечет Мелоди.

Соломон напрягается и останавливает свой шаг по террасе.

Чертовски хороший вопрос.

Он не задумывался о своем будущем со времен Серены. Его жизнь была рутинной, заурядной, но без смысла и цели. Он вообще не задумывался о том, что происходит за пределами его дома. Он жил воспоминаниями и одним моментом за раз. Черный кофе по утрам. Выгуливал собаку в лесу. Зарабатывал на деревообработке. Бурбон по вечерам.

Закопавшись в горе, он отгородился от мира, чтобы не иметь будущего. Он не хотел его без Серены.

Но теперь…

Нахождение здесь, с Тесси, открыло ему глаза. В его жизни есть нечто большее.

Больше того, что он мог бы иметь.

Последние полгода - да что там, последние пять дней - он выковыривал из своей души ее частички. Светлые волосы в его бороде. Ее помада на его груди. Ее яркая улыбка, когда они каждый вечер качаются перед проигрывателем, и оба делают вид, что время на их стороне.

Ничто не имеет значения, кроме того, что он просыпается рядом с Тесси. Его рука лежит на ее животе, и он чувствует, как внутри нее извивается их сын. Он уже неистово любит этого ребенка. Всем, что у него есть.

— Ты привезешь ее сюда? — Мелоди щебечет ему на ухо. — Вы двое, типа ...вместе? — спросила она, мгновенно заслужив насмешку Эвелин. — Или вы налаживаете связь? Или, может быть...

— Мелоди, милая, я думаю, Сол просто пытается разобраться во всем этом деле с ребенком, — укоряет его мама.

Он хихикает.

— Спасибо, мама.

— Повеселись, Соломон, — говорит его отец с надеждой в голосе. — Сохрани улыбку на лице и верни ее домой, слышишь?

— Обязательно. — Слова выходят грубыми из-за застрявшего в горле кирпича. Он заставил свою семью пройти через ад после смерти Серены. Заставил их беспокоиться о нем. Заставил их думать, что он никогда не будет прежним.

Хор "я люблю тебя" и "прощай", а затем Эвелин говорит:

— Сол, ты можешь оставаться на линии?

Он вздыхает и ждет, пока остальные члены семьи повесят трубку, и тут его сестра шипит:

— Почему ты действительно остаешься?

Он хмурится на ее обвинительный тон.

— Это была моя идея, — говорит он, не желая, чтобы Тесси принимала на себя всю тяжесть плохого настроения Эвелин.

— Ты привязался.

Он скрежещет зубами.

— Это мой сын. Я думаю, что у меня есть чертово право привязываться. — Он проводит рукой по своей бороде. — Тесси это было необходимо. Ей нужно было расслабиться. Она уволилась с работы и…

— Подожди. — Бешеное клацанье по клавиатуре. — Она уволилась? Когда у нее есть ребенок, которого нужно кормить? Невероятно.

Черт. Он не должен был ничего говорить.

— Она найдет новую работу. Она отличный дизайнер.

Даже сейчас Соломон не может не восхищаться той неистовой силой, которой обладает Тесси Трулав. Это было чертовски смело - вот так бросить работу. Ему потребовались все силы, чтобы сдержаться, не схватить парня за горло и не сбросить его с террасы. Но его девушка стояла на своем. И это было чертовски сексуально.

— Как она собирается найти новую работу? Она на седьмом месяце беременности. — В трубке послышалось шипение. — Я не верю этой девушке.

— Она найдет. Любому повезло бы с ней.

— И тебе в том числе? — спрашивает Эвелин. — Сол, она все еще чужой человек. Между вами нет ничего, кроме ребенка. Ты не можешь взять на себя обязательства из-за этого. Из-за секса на одну ночь, который вышел из-под контроля.

Он отталкивается от перил, открывает рот, готовый сказать сестре, чтобы она убиралась к черту, но спокойствие разбивающегося океана прогоняет его желание. Конечно же, Эвелин не может не беспокоиться о его дальнейшей жизни. Он хочет сказать ей, что действительно знает Тесси, и ему нравятся все ее стороны.

Очень даже нравится.

Оторвав взгляд от воды, он направился к номеру.

— Эв, я не буду обсуждать это с тобой, — пробормотал он и положил трубку.

Его плечи опускаются, и он смотрит на фотографию с Тесси и Мишкой, установленную в качестве обоев блокировки телефона.

У него есть более важные вещи, на которых стоит сосредоточиться.

***

— Ты не выходила из комнаты, да? — Эш ворчит, пока Тесси, засунув телефон под ухо, достает из шкафа коктейльные платья. — Все, что ты делала, это занималась горячим, грубым обезьяньим сексом с этой стальной клеткой на ножках.

Так и есть. Они с Соломоном занимаются таким сексом, что если бы она еще не была беременна, то была бы беременна сейчас.

— Мы действительно выходили из комнаты, — возражает она. — Мы ходили на пляж вчера и сегодня.

— Подожди. И это все? Никаких пошлых занятий вроде аквааэробики, йоги или пляжного лимбо?

— Нет. — Она покачала головой, нахмурившись. — Это плохо?

— Тесси, ты ничего не планировала? — Эш взвизгнула. — Ты, блядь, живой хаос! Я преклоняюсь перед тобой, королева хаоса.

Тесси закатывает глаза, но смеется.

— Давай не будем заходить так далеко. Сегодня вечером мы идем кое-куда. На танцы. — Она оценивает себя в зеркале и улыбается. Длинные знойные волны ниспадают на плечи, макияж темный и дымчатый. Как всегда, на высоте.

Эш говорит:

— У тебя такой леденящий душу голос, — говорит Эш, выводя Тесси из мечтательного оцепенения.

Она хмыкает.

— Я меньше всего похожа на влюбленную. Какой смысл влюбляться в него? Он живет на другом конце света. Кроме того, он остался ради Мишки. Я ему не нужна.

Прикусив губу, Тесси раскладывает на кровати множество платьев. Яркие, пестрые цвета фуксии, лайма и коралла. Она не обращает внимания на стук своего проклятого тупого сердца.

— Ты уверена? Ты спрашивала?

— Я не могу об этом беспокоиться. — Cтряхнув нервы, Тесси выбирает коралловое платье. Затем, поставив телефон на громкую связь, она влезает в платье, надеясь, что на этот раз ей не придется снимать его как в прошлый раз.

— Мне нужно найти новую работу. — Голос звучит приглушенно, пока она обтягивает бедра и бугорок. Единственное спасение - благодаря пункту в контракте у нее сохраняется страховка до рождения ребенка. — Я должна сосредоточиться на Мишке.

— Мишка будет счастлив, когда будет счастлива его мама.

— Мы едва знаем друг друга.

— Разве вы не этим занимаетесь? Узнаете друг друга? Признай это, Тесс. Вы уже пять раз ходили на свидания. По стандартам Лос-Анджелеса, вы уже должны разводиться. — Задорный голос Эш становится серьезным. — Разве ты не хотела бы быть с отцом Мишки, если бы могла? Разве это не является конечной целью всего этого?

— Нет. — Не желая, чтобы Соломон подслушал, Тесси снимает трубку, выключая громкую связь. — Конечной целью было выяснить, как нам вырастить Мишку, и мы это сделали. Мы не можем допустить, чтобы это превратилось в нечто большее, чем есть на самом деле.

Рычание разочарования.

— Но что, если это уже что-то? Что, если это самый великолепный случай судьбы во вселенной? Ты встретила этого парня не просто так. Ты переспала с ним не просто так. Ты вернулась в Лос-Анджелес с мыслями о нем. И тут случился Мишка. Соломон увидел тебя по телевизору, за тысячу миль от него, когда вы даже не обменялись именами, номерами. Каковы шансы? Ты знаешь меня, я цинична, как черт, но если это не Вселенная, не твоя мама, которая говорит тебе разобраться с этим, тогда мы должны найти кого-то нового в большом наверху.

У Тесси перехватило дыхание. Ее слова опровержения потеряли смысл. Даже когда она пытается отрицать то, что говорит ее кузина, ее колотящееся сердце кричит о своем протесте. Эта девушка, которая не верит в любовь, у которой ее никогда не было, может быть, как бы хочет окунуться в нее. Потому что разве не в этом смысл? Рисковать? Жить?

Она могла бы попробовать хоть раз в жизни.

Она может попробовать с Соломоном.

— Ты можешь вырастить Мишку одна, — говорит Эш. — Я знаю, что можешь. Но хочешь ли ты этого?

Вопрос повис в пространстве между ними.

Хочет ли она делать это одна? Сможет ли она сделать это с кем-то еще? Ответ - нет. Ей нравится Соломон. Такой серьезный. Защитный. Его стабильность. Она и он - они чувствуют себя естественно. Мишка - его сын. Все подходит.

Все подходит.

Тогда почему же так трудно поддаться ему?

Она ищет свой голос.

— Нет, — признается она. — Я не хочу делать это одна.

— Так не надо.

— Тесс? — Стук костяшек по двери. — Ты готова идти?

Ее сердце учащенно бьется при звуке глубокого голоса Соломона.

— Эш, — говорит она в трубку, — мне нужно идти.

Улыбаясь, она пересекает комнату, хватая свой клатч и наступая на пятки. Она распахивает дверь, на губах у нее звучит шутка, но как только она видит Соломона, ее голос быстро умирает. Перед ней стоит крепкая стена точеных мышц. Соломон одет в чистую белую рубашку и светло-серые брюки. Его черные волосы и борода аккуратно причесаны.

Опрятный. Чертовски сексуальный.

Она без стыда смотрит на него, впиваясь взглядом.

В глубине ее души закипает и пульсирует. Внезапно выход на улицу показался ей очень плохой идеей.

Его глаза пробегают по ее лицу.

— Тесс, ты в порядке?

В ответ на ее молчание Соломон подходит ближе. Массивная рука обхватывает ее за талию, удерживая на ногах. Ее желудок переворачивается. Ноги стремительно превращаются в лапшу.

Ну вот, теперь она падает в обморок. Проклятая Эш.

Она тряхнула головой, проясняя ситуацию.

— Я в порядке. Я просто... — Голос напрягся, и она заправила прядь волос за ухо. — Это... то есть, ты...

Его рот сжимается. Где-то за темной бородой прячется ухмылка.

— Ты выглядишь так, будто я тебе нравлюсь, Тесси.

Она фыркает.

— Я только слегка очарована.

— Слегка? — Он проводит большой рукой по своим темным волосам, взъерошивая их, и выглядит дьявольски красивым. — Видимо, мне придется подтянуть свои навыки.

— О? Для кого? — Слова слетают с ее губ в порыве дыхания. Она почувствовала кратковременный укол ревности при мысли о том, что Соломон может быть с другой женщиной. Ведь он не принадлежит ей, не навсегда, и есть большая вероятность, что в будущем он встретит кого-то.

О Боже. От этой мысли ей хочется рвать и метать.

Уголок его губ расплывается в полуулыбке.

— Для тебя, Тесс.

Она сглотнула, заставив себя улыбнуться, стараясь не обращать внимания на то, как внезапно забилось сердце в груди.

— О. Я понимаю.

Соломон смотрит на нее пронзительным взглядом. Он предлагает руку.

— Ты готова?

— Готова, — шепчет она, и ее желудок сжимается.

К этому - да.

А ко всему остальному - к тому, чтобы поставить замок на свои чувства, к тому, чтобы распрощаться с ним менее чем через семьдесят два часа?

Определенно нет.

Тем не менее, она переплетает свою руку с его.

— Готова.

ГЛАВА 19 

Тесси останавливается на вершине пирамиды лестницы, ведущей к входу в открытый пляжный павильон, и задыхается. Каждый дюйм освещен шаром яркого света. С каждой балки свисает балдахин из цветов и гирлянд, украшенных драгоценными камнями. Алые фонарики мерцают в ночи, покачиваясь и опускаясь в воздух. Росистый ночной воздух наполнен музыкой оркестра - кларнетами, трубами и тромбонами.

— Это так красиво, — говорит она, приоткрыв рот в радостном благоговении.

— Да, — пробормотал Соломон.

Это все, что он может сказать. Потому что камень в горле зажал его. Идеальная десятка на его стороне заставила его почти встать на колени.

Тесси просто великолепна. Ее красота обжигающе горяча. Он никогда не видел ее такой свежей, такой сияющей. На ее веках мерцают полоски золота, заставляя шоколадно-карие глаза сиять. Ее длинные светлые волосы рассыпаются по плечам, словно растаявший мед. Ярко-коралловое платье без плеч практически нарисовано на ней, демонстрируя аппетитные изгибы, крошечный бугорок, идеального ребенка в животе.

Его сын. Их сын.

Он еще никогда не был так чертовски возбужден.

— Может, нам войти? — спросила она, глядя на него сверху вниз. Прядь волос падает ей на лицо.

— Да. — Он берет ее маленькую руку в свою. Где-то по пути сюда они разжали руки и соединили пальцы.

— Если я доживу до десяти, я буду удивлена, — замечает она, глядя на луну.

Он гладит ее по животу и бормочет:

— Мы делаем сюрпризы как можно лучше, не так ли?

Ее щеки раскраснелись, длинные ресницы опустились.

— Да, — соглашается она, улыбаясь так ярко, словно у них есть самый лучший секрет в мире. — Так и есть.

Он надолго задерживает на ней взгляд. Его сердце готово выскочить из груди. Затем он прочищает валун в горле.

— Давай, беременная женщина.

Крепко сжимая ее руку, он ведет ее к стойке хостесс, и после того, как Тесси подтверждает свой заказ, они входят в павильон. В передней части зала на небольшой сцене играет оркестр. На полу расставлены высокие столики, украшенные вазами с цветами, с табличками "зарезервировано". Официанты разносят коктейли и закуски.

— Боже мой, — взвизгивает Тесси, дергая его за руку. — Это навевает мне мысли о выпускном бале в стиле миллениалов. А вот и наш столик, — говорит она, ставя свой клатч на высокую столешницу с надписью ЗАРЕЗЕРВИРОВАНО ТРУЛАВ. — Боже мой, посмотри на эту люстру!

Он усмехается, когда она в очередной раз задыхается и отпускает его руку, чтобы полюбоваться сценой. Пробираясь сквозь гостей с округлившимся животом, она сияет. Она улыбается, наблюдая за оркестром, рассматривая цветы, проводя рукой по скатерти и стаскивая канапе с подноса.

Это та девушка, которую он встретил в том баре. Веселая, милая, всегда готовая хорошо провести время. А другая ее сторона, которую он узнал за последнюю неделю? Ледяная, дерзкая и наглая. Смелая. Сражающаяся. За нее и ее сына. Ему нравится и эта сторона. Ее жесткая оболочка - это просто оболочка. Чтобы защитить себя, потому что она не может смириться с тем, что еще одна вещь уйдет от нее. И Соломон знает, каково это.

Шорох заставляет его обернуться. Стоящий неподалеку обслуживающий персонал любуется Тесси. А почему бы и нет? Ее красота накладывает свои чары на всех, кто находится в ее орбите. Заметив взгляд Соломона, мужчина поправляет поднос в руках. Отвесив небольшой поклон в знак признательности, он говорит:

— Ваша жена прекрасна, сеньор.

В горле у него сжимается комок. И только после того, как он говорит:

— Да, она прекрасна.

Прекрати. Перестань смотреть на нее так, будто она твоя.

Почему бы и нет, Сол? Она и есть твоя.

Тогда это поражает его, поражает сильно.

Он хочет, чтобы она была его.

И он не просто хочет быть в жизни своего сына. Он хочет быть в жизни Тесси. Потому что она его. Она и Мишка, они оба его.

Ночь в баре "Медвежье ухо" закрепила это.

Его вторая жизнь началась в ту ночь, когда он встретил Тесси.

Просто до сих пор он этого не знал.

У Соломона заныло в животе, знакомое ощущение поселилось в его нутре, когда осознание этого накрыло его с головой и не отпускало. Его сердце тикает, как бомба.

Черт возьми.

Он любит ее.

Он любит эту женщину, которая носит его ребенка. Но не из-за этого, а вопреки этому.

Он знал, что влюбляется в Тесс, знал, что это происходит быстро, но ничто не подготовило его к этому.

Это не входило в его планы.

А теперь…

Теперь он сделает все возможное, чтобы удержать ее.

Изящно покачиваясь возле сцены, Тесси кладет ладонь на впалый живот, и у Соломона замирает сердце.

Все, что здесь есть, без чего он не может жить.

Потанцуй с ней, Сол.

Дух Серены витает в воздухе. Ворчит, проклинает его.

Потанцуй с ней или это сделает кто-то другой.

Потанцуй с ней, или это сделаю я.

Долгую секунду он проводит руками по лицу и ругается, терзаемый чувством вины. Вина за то, что он так и не станцевал с Сереной под тот старый музыкальный автомат в Howler's Roost. Как он сидел в стороне, скрестив руки, ворча, позволяя ей веселиться без него.

Второй шанс. Новый шанс.

Он может сделать лучше, чем с Сереной.

В его груди бьется барабан, когда он шагает по открытому пространству. Когда он доходит до Тесс, он берет ее за локоть. Она поворачивается, ее прекрасное лицо удивленно - глаза сияют, рот в форме буквы «О». Затем она улыбается.

— Потанцуй со мной, — говорит он.

Она вскидывает бровь.

— Я думала, ты не танцуешь.

— С тобой - да.

Тогда он берет ее за руку и ведет на танцпол, где они растворяются в небольшой толпе танцующих, медленно покачиваясь.

— Ты не так уж плох, — пробормотала она. Мягкий свет освещает тонкие черты ее красивого профиля. — Мне кажется, ты соврал, что у тебя две левые ноги.

Он смотрит на нее сверху вниз. Держать ее в своих объятиях - это чертовски прекрасно.

— Думаю, я нервничал из-за того, что красивая женщина окрестила пол бара шардоне, — отвечает он.

Она сжимает его руку и смеется.

— Думаю, мы оба притворялись теми, кем не являлись, — размышляет Тесси через секунду.

— Может быть. Но мне понравилась девушка, которую я встретил в тот вечер. И до сих пор нравится.

Ее глаза расширяются от его признания.

— Ты мне тоже нравишься, Соломон. — Ее щеки заливает застенчивый румянец. — Мне нравится твоя рубашка. Мне нравится твое ворчание и твоя красивая борода. Мне все в тебе нравится.

Черт. Если раньше он думал, что с ним покончено, то теперь это действительно так.

— Ты хмуришься или улыбаешься? — Она проводит ладонью по его щеке. Ее прикосновение обжигает. Прилив тепла к его внутренностям заставляет его зажмуриться. — Просто очень трудно сказать.

Он смеется.

— Я улыбаюсь, Тесси.

— Правда? — Она поднимает руку, чтобы провести нежным пальцем по краю его губ, по бороде. — Хм. Улыбаешься. Наверное, я что-то сделала правильно, Торжественный Человек.

Он опускает одну руку, чтобы провести ладонью по ее животу.

— Ты все делаешь правильно. Ты идеальна.

— Иногда я в этом не уверена, — говорит она с невеселым смешком.

Он качает головой.

— Тесс, мы вместе. Ты делаешь это не одна. И веришь ты мне или нет, я тебе покажу. Я докажу это.

Она поднимает стройное плечо. Они остановились посреди танцпола.

— Все, во что я верю, - это Мишка.

— В это хорошо верить.

— Я не хочу его подводить.

— Не подведешь. Эй. — Он трогает ее подбородок, ненавидя грустное выражение ее лица. — Я здесь не для того, чтобы усложнять тебе жизнь. Или забрать его. Я здесь, чтобы помочь. Чтобы остаться и быть хорошим отцом для Мишки.

У него заныло в животе, когда ее большие карие глаза окинули его взглядом. Медленно она провела рукой по его груди и остановилась на месте сердца. Тепло ее руки проникает сквозь его рубашку. И он сгорает. Соломон горит всеми лучшими способами, которыми только может гореть человек. Неистово. Заживо. В любви.

— Это... ...единственная причина, по которой ты остаешься?

Трудно дышать. Захваченный своим вопросом, о чем она на самом деле просит его.

Скажи это. Скажи это, блядь, сейчас.

Скажи, что Мишка - не единственная причина, по которой он остается. Что ничто не имеет значения, кроме того, что он просыпается в постели рядом с ней. Что он не знает, что это между ними, но не готов к тому, чтобы это закончилось. Пока не готов. Никогда.

Сказать, что он любит ее.

Сол, рискни и скажи ей.

Он придвигается ближе и берет ее лицо в свои руки.

— Тесс, послушай…

— Да? — шепчет она, глядя на него расплавленными глазами.

— Тесси, детка, я...

— Ну, привет. Разве мы не рады видеть вас здесь?

У Соломона опускается желудок: его запоздалое признание пошло прахом. Он переключает свое внимание с девушки на руках, на назойливый источник гнусавого голоса.

Черт.

Напротив них стоят Рик и Рони Зубровски, готовые устроить хаос.

***

Тесси прячет ухмылку, глядя на выражение лица Соломона, на то, как в его груди нарастает рык и как он двигает челюстью вперед-назад, пока Рик и Рони следуют за ними к их столику.

— Нам было трудно найти свободный столик. Не возражаете, если мы присоединимся к вам? — Не дожидаясь ответа, Рони с грохотом роняет на стол свою сумочку с блестками.

— Вам пришлось нелегко, — сквозь зубы произносит Соломон, — потому что Тесси все заранее спланировала и заказала столик.

Положив руку на руку Соломона, Тесси изображает безмятежную улыбку, которую она дарит клиентам, когда те просят ее спроектировать погребальные камеры для их питомцев.

— Не стесняйтесь, присоединяйтесь к нам, — предлагает она. — Мы не задержимся надолго.

Нет, если она может помочь.

Она хочет вернуться к тому разговору. Соломон собирался сказать ей что-товажное. Она видела это в его глазах. Он тяжело дышал. Ее большой, крепкий горный мужчина нервничал, и она хочет разобраться в этом. Потому что, возможно, это то, на что она надеется. Может быть, он чувствует то же, что и она.

— Хотите выпить? — спрашивает она у стола. — Мы возьмем напитки, — предлагает она, берет Соломона за бицепс и тащит его к маленькому бару.

— Мы можем уйти, — ворчит он, когда они делают заказ. Его взгляд может поджарить солнце.

Замечание Эш о том, что она должна выйти из номера, находит отклик в сознании Тесси. Она не для того наряжалась, чтобы попасть в засаду двух совершенно раздражающих незнакомцев. Для этого и нужен отпуск. Знакомство с другими людьми. Расширение кругозора. Хотя, после второго взгляда на Рика и Рони Зубровски, она начинает понимать, почему Соломон остался на своей горе.

— Десять минут, — говорит она. — Потом мы сможем уйти, если станет ужасно. — Она прижимается к Соломону. — Кроме того, признайся, ты слегка заинтригован. Они носят неоновые подтяжки; как можно не хотеть узнать больше?

— Ладно, — говорит он с ровной усмешкой. Он наклоняется и прижимается к ее губам.

Тесси напряглась, по ее позвоночнику пробежала довольная дрожь. О Боже. Они целуются.

Спонтанные случайные поцелуи на публике.

Целуются как пара.

У нее внезапно перехватило дыхание, сердце сильно забилось, это липкое подростковое чувство разогрело ее изнутри. И она знает - каждой циничной косточкой своего вибрирующего тела - она падает.

Слишком сильно. Слишком быстро. Слишком рано.

Слишком сильно, слишком быстро, слишком рано она влюбилась в Соломона Уайлдера.

Внутренне она застонала. Уф. Сердце и разум должны быть на одной волне, пожалуйста.

Она должна придерживаться своей позиции. Никакой привязанности.

Даже если прощаться будет чертовски больно.

— Кодовое слово, — говорит Тесси, выныривая из своих бессмысленных мыслей, — "бананы". — Она откидывает волосы и берет два стакана, наблюдая, как на губах Соломона появляется забавная улыбка. — Спорим, что при первой же смене подгузника ты скажешь это первым.

Когда они возвращаются за стол, Рик и Рони уже глубоко беседуют. Соломон протягивает Рику бокал, делает глоток виски и опирается локтями на стол.

Рик поднимает свой стакан в тосте.

— За новых друзей.

Рони жестом показывает на бокал с коктейлем Тесси, ее лицо морщится.

— Я не знала, что ты можешь пить алкоголь.

Тело Тесси подрагивает. Вот оно. Непрошеные советы. Неизменная часть ее беременности.

— Это моктейль, — ровно говорит она, затем делает длинный глоток.

— Что?

— Моктейль. Безалкогольный, — говорит Соломон, его голос смертоносен, как инъекция.

Рони обмахивается веером.

— Какие у них нынче модные штучки... — проворчала она, мгновенно переходя к меню того, что она могла и не могла есть, когда была беременна своим первенцем.

Стараясь не отвлекаться, Тесс переставляет каблуки. Надевать их было ошибкой. Ее ноги словно зажаты в тисках. Но не успевает она повернуться, чтобы поискать стул, как Соломон кладет легкую руку ей на спину и спрашивает:

— Тебе нужно присесть?

— Да, — вздохнула она, поднимая на него глаза. От того, как он умеет читать ее, как чутко улавливает ее потребности, у нее стынет кровь. Он подходит к барной стойке и приносит ей табурет. Взяв ее за руку и положив другую на талию, он помогает ей сесть на стул с высокой спинкой.

Усевшись, Тесси обменивается с Соломоном теплой улыбкой. Под столом она нащупывает его руку. Его большие пальцы втягивают ее руку в свою. Утешение. Солидарность.

Рони, сузив взгляд, как снайпер, спрашивает:

— Так когда ты сказала, что должна родить?

— Я не говорила, — выдохнула Тесси, уже уставшая от расспросов. Уже хочется вернуться в свой номер. Она ненавидит, что беременность - это как открытый сезон для допросов, когда совершенно незнакомые люди хотят поделиться своим мнением о ее теле, предлагают дерьмовую критику и задают личные вопросы, которые их не касаются.

Когда Рони ждет ее ответа, поджав губы в предвкушении, Тесси вздыхает и сдается.

— Двадцать третье декабря.

— О, праздничный ребенок, — говорит Рони.

— Наш старший родился на Хэллоуин, — добавляет Рик с задорным смешком. — Никогда не видел столько зомби в родильном зале, и я говорю не только о беременных.

Рони визжит, как будто он только что рассказал самую лучшую шутку в мире.

Поморщившись, Соломон отставляет виски и потирает ладонью бородатую челюсть.

Рони отсасывает лайм из своего бокала с маргаритой и говорит Тесси:

— Живот выглядит маленьким для двадцати девяти недель. Ты уверена...

— Она уверена, — огрызается Соломон.

Тесси взвизгивает и сжимает под столом его мускулистое бедро. Предупреждение, чтобы держал себя в руках.

— Так что вы думаете о курорте? — спрашивает она Рони, отчаянно пытаясь сменить тему.

— О, он прекрасен. Было бы еще лучше, если бы не все эти птицы, которые квакают каждое утро. — Она махнула рукой. — Не поймите меня неправильно, я люблю природу, но только не тогда, когда она мешает моему отдыху.

Из горла Соломона вырывается придушенный звук.

Тесси наклоняется.

— Скажи это, — шепчет она так тихо, что слышит только он. — Кодовое слово.

— Никогда, — прохрипел он с каменным лицом. Каждый его мускул напряжен и пульсирует. Он сжимает в кулак свой стакан с матовым виски.

— Как хорошо, что вы двое это делаете. — Рони допивает свою "Маргариту", оставляя на одной стороне лица размазанную розовую помаду. Она проводит пальцем между Тесси и Соломоном. — Сходите на все шоу, концерты и вечеринки, какие только сможете, пока ребенок не родился, потому что у вас больше никогда не будет такой возможности.

Дрожь беспокойства скручивает желудок Тесси. В процессе болтовни Рони вся ее неуверенность, страхи и переживания по поводу родов вырвались на поверхность.

— Ты уже была в спа-салоне? — спросила Тесси, надеясь отвлечь внимание от своего живота. Она устраивается в кресле, укрепляя позвоночник. — Он считается одним из лучших в мире. Массаж там просто потрясающий. — Она усмехается и смотрит на Соломона. — Мне следует записаться на массаж ног.

На его губах появляется небольшая улыбка.

— Надо перестать носить каблуки.

Задыхаясь, она ударяет его своим клатчем.

— Я буду носить каблуки, Соломон, и ты будешь обожать меня на каждом шагу.

Рони с восторгом взирает на нее.

— Честно говоря, Тесси, я не могу поверить, что ты все еще носишь каблуки. Неудивительно, что ты устала, нося такую обувь. — Она поджала губы. — Я слышала, что они могут вызвать выкидыш.

Тесси отшатывается назад, словно ей дали пощечину. Слова, которых она боялась больше всего, поданы на блюдечке - такие жестокие, такие парализующие, что на глаза наворачиваются слезы.

Она оставит ребенка.

Ребенок оставит ее.

Рик закрывает глаза.

— Черт. Рони.

— Черт побери, — рычит Соломон, его рука сжимается в кулак. — Да что с тобой такое?

Пара делает шаг назад от стола, их лица бледны.

Соломон смотрит на нее, кости его красивого лица напряжены от ярости. Жесткая линия его челюсти двигается снова и снова.

— Ты хочешь уйти?

Слезы текут по ее щекам. Она кивает.

Она не может справиться с этим с изяществом. Больше не может.

— Да, — говорит она. Она дрожит, абсолютно дрожит. Сердце бьется в груди так сильно, что в любой момент может пробить стенки ребер.

Крепко держа ее за руку, Соломон помогает ей подняться со стула. Затем он прижимает ее к себе и стремительно выходит из павильона, идя так быстро, что ей приходится спешить, чтобы не отстать.

Когда они выходят на улицу, небо усыпано звездами.

Соломон поворачивается к ней, на его красивом лице написано беспокойство.

— Тесс...

Но она не слушает.

Она не может.

Вместо этого она бежит.

Все, чего она хочет, это убежать. От советов. От своих страхов. От беспокойства, которое преследовало ее всю жизнь. Грустное одиночество никогда не покинет ее.

— Тесси, подожди! — кричит Соломон ей вслед, но она не останавливается. Паника, страх заставляют ее бежать вперед, каблуки щелкают по деревянным плитам дощатого настила.

Она продолжает бежать. По цементу, мимо пальм, по мягкому песку, пока не добегает до прибоя. Там она останавливается, отталкиваясь каблуками. Вода разбивается о ее лодыжки, слезы скатываются по лицу и пачкают живот. Из нее вырывается рыдание.

— Прости меня, — шепчет она Мишке, обнимая живот. — Мне так жаль. Люди глупые. И тебе придется с ними мириться. Но я буду тебя защищать. Пока я могу, я буду рядом, хорошо?

Она смотрит на океан, хочет крикнуть в небо, хочет к матери, хочет вернуться и ударить Рони Зубровски по ее испачканному маргаритой рту, когда сзади раздается грохот.

— Тесс.

Она оборачивается. Опустив голову, она попадает прямо в распростертые объятия Соломона.

— Банан, — задыхается она, прижимаясь к его груди.

— Ты не можешь так со мной поступить, — говорит он хриплым голосом, набухшим паникой. Затем его большие пальцы прижимаются к ее щеке, запускаются в волосы, поднимая ее лицо, чтобы встретиться с его глазами. — Ты не можешь убежать. — Он целует ее губы, виски, горло с таким отчаянием, что на секунду ей кажется, что она теряет сознание. — Ты слышишь меня? Не убегай. Только не от меня. Пожалуйста. Пожалуйста, Тесс.

— Мне жаль, — шепчет она. Она закрывает глаза. Прикосновение Соломона, его объятия, как теплое одеяло. Она чувствует запах виски в его дыхании, аромат Соломона в его бороде, и ей хочется жить там вечно.

— Нет, это мне жаль, — говорит он голосом, который ломается под каждым углом. — И прежде чем ты это скажешь, ты не перегнула палку. Они идиоты. К черту таких людей. — Его мозолистые пальцы проводят по высокой дуге ее скулы, сметая слезы. — Ты носишь каблуки, Тесс. Никто не имеет права говорить тебе подобные вещи. Ты будешь отличной матерью. И с Мишкой все будет хорошо. Ты меня понимаешь? С ним ничего не случится. Я не позволю. Не слушай ее. Даже не думай о них...

С диким криком Тесси бросается ему на шею и прижимается ртом к его губам. Тугой узел страха внутри нее развязывается, и она приподнимается на цыпочки, чтобы влиться в стальное тело Соломона. Его сила.

Ее Торжественный Мужчина.

— Спасибо, — шепчет она ему в губы. Она прижимается к нему, словно растворяясь. — Никто никогда не делал для меня ничего подобного.

— Блядь, — вырывается у него, и от этого слова она вздрагивает. Как будто он - ее щит, ее телохранитель, и никто и ничто никогда не причинит ей вреда. — Ты привыкнешь к этому, Тесс. Привыкнешь ко мне. Потому что, детка, я здесь. — Он крепко прижимает ее к себе; он дрожит так же, как и она. — Для тебя - все, что угодно.

У нее вырывается всхлип-смех.

— Это включает в себя и то, чтобы бросить Рони в кишащие акулами воды?

Он целует ее в ответ, крепко прижимает к себе, а затем держит на расстоянии вытянутой руки.

— Ты только скажи. — Голубые глаза скользят по ее животу, а затем переходят на лицо. — Ты в порядке?

Она кивает. Фыркает.

— Да. Мы в порядке. Вот это была ночь.

Он проводит широкой ладонью по ее шее.

— Это еще не конец.

— Не конец?

Когда она смотрит на него, что-то внутри нее оживает.

Искры. Пламя. Голос, говорящий ей, что она находится именно там, где должна быть.

— Нет, Тесс, это не конец, — яростно прорычал он, устремив взгляд в черное небо. — Потому что, детка, у нас есть звезды.

Затем он обхватывает ее лицо своими большими руками и наклоняется, чтобы поцеловать ее в лунном свете.

Океан плещется о ее босые ноги, обувь Соломона, но Тесси чувствует только его губы на своих, теплую уверенность его прикосновений, его флюиды "я здесь, чтобы ты была рядом". В его поцелуе нет вопроса, только настоятельная необходимость. Голод. Обещание.

Сегодня ночью все ее сомнения, все жестко контролируемые линии, которые она начертила на песке между ними, будут смыты одной волной.

Один поцелуй, в результате которого она потеряет свое сердце ради Соломона Уайлдера.

ГЛАВА 20

Соломон открывает глаза на яркий солнечный свет, на негромкий звук проигрывателя, на пустую кровать.

Еще одна чертова пустая кровать.

— Черт, — простонал он, приподнимаясь на локте.

Последнее утро. Хотелось бы проснуться и обнаружить, что Тесс не сбежала от него. Чтобы обнаружить ее рядом с собой, спящую, мягкую и безопасную. Отдыхающей. Особенно после прошлой ночи.

Он перевернулся на спину и стал рассматривать потолок. С тех пор как Тесс выбежала из павильона со слезами на глазах, у него все сжалось в комок. Как она выглядела прошлой ночью: бледная, в панике, в ужасе.

Он видел, как во время разговора с теми людьми она вот-вот сломается. Она нуждалась в нем. И он не хотел ее подводить. Он мог бы лучше контролировать свой характер в разговоре с Риком и Рони, но он был чертовски зол, и все его внимание было сосредоточено на Тесси.

Тесси и Мишка - они под его ответственностью. Это его работа - защищать их.

А потом она убежала.

И все давно затаенные эмоции, от которых он прятался, хлынули как потоп.

Она убежала от него. Как Серена. Это вывело его из себя, заставило запаниковать, погнаться за ней на пляж и обнять ее так, словно это был конец света.

До сих пор он давал ей крохи информации о своем браке, но не более того. Теперь настало время рассказать ей правду о своем прошлом. Он должен дать ей выход, прежде чем выложить ей все. Потому что он готов. Готов сделать эту женщину своей.

Где же она?

Нахмурившись, Соломон садится и проверяет телефон. Пропущенный звонок от Эвелин, от Хаулера. Тогда он выходит из спальни и направляется в гостиную.

Тесси одета в брюки для йоги и черную майку, обтягивающую живот. Ее волосы, заплетенные в две свободные косы, свисают над грудью. На ее щеках пылает великолепный румянец.

— Доброе утро, — говорит он, испытывая облегчение от того, что она оказалась рядом.

— Привет, — говорит она, доставая из шкафа коврик для йоги лавандового цвета. Заметив его любопытный взгляд, она поднимает коврик. — Упражнения. Я не занималась с тех пор, как приехала сюда. В полдень будет комбинированное занятие по дородовой и послеродовой йоге. Я решила посмотреть.

Он направляется к ней.

— Ты завтракала?

— Угу. Я оставила тебе немного кофе.

— Щедро с твоей стороны.

Она смеется и потирает живот.

— Мишка был голоден.

Обхватив ее за бедра, он притягивает ее к себе. Кладет руку ей на живот.

— Вини ребенка.

— Я буду. У меня есть одиннадцать недель, чтобы сделать это. — Она высунула язык и отстранилась.

Но он крепко держит ее. Близко.

— Послушай, Тесс. Нам нужно поговорить о прошлой ночи.

Она вздрагивает.

— Я знаю. Прости, что я так вышла из себя.

— Ты не выходила из себя. — Проводив ее взглядом, он прижался к ее щеке. — Никогда не жалей об этом.

Ее губы подрагивают, как будто она не верит ему.

— Хорошо. Спасибо.

— Подожди, — приказывает он, когда она поворачивается, чтобы ускользнуть. — Верни свою красивую задницу сюда.

Она выглядит испуганной его тоном, но возвращается в его объятия.

— Мне нужно, чтобы ты кое-что услышала, — говорит он, сосредоточив на ней все свое внимание. — Мне нужна от тебя услуга.

— Какого рода услуга?

— Ты не можешь уйти от меня. Ты не можешь уйти.

Ее глаза расширились от его слов, но он продолжает.

— Я понимаю, почему ты это делаешь. Но ты не должна убегать. Не от меня. И если тебе это понадобится... ты скажешь мне. Больше никаких ночных вылазок...

Она насмехается.

— Я не убегаю, Соломон...

— Больше не покидай нашу постель, Тесс.

Это требование, и он не будет за него извиняться. Он подталкивает ее подбородок пальцем, заставляя ее встретить его бесстрастный взгляд.

— Я не хочу никогда не иметь возможности найти тебя. Ты меня понимаешь?

— Я... — Она открыла рот, готовая спорить с ним, но потом закрыла его. — Хорошо. Я не уйду. — Она откидывает голову назад, оценивая его, ее карие глаза мягкие и любопытные. — Ты скажешь мне, почему тебя это волнует?

— Скажу. — Он целует ее в лоб и проводит ладонями по ее стройным плечам. — Позже. Я не хочу, чтобы ты пропустила занятия.

Ее губы сжимаются, словно она недовольна, словно хочет что-то сказать.

Он заправляет за ухо выбившуюся прядку волос.

— Иди, Тесс.

После секундного колебания она отталкивается от него и засовывает коврик под мышку.

— Ты можешь пойти со мной, — предлагает она, остановившись у двери. — Сделаем несколько "нисходящих собак".

Он усмехается.

— Не думаю, что я смогу так прогнуться.

Она кокетливо улыбается.

— Это не то, что я помню.

Его член напрягается; желание затащить Тесси обратно в постель обретает реальные зубы.

— Вот что я тебе скажу. Сегодня вечером ты выбираешь, что мы будем делать. Что захочешь.

— Я выбрала прошлую ночь.

— Да, но прошлая ночь была полным дерьмом. Поэтому сегодня опять твой выбор..

Всегда твой выбор.

Она недоверчиво сужает глаза.

— Правда? Что угодно?

— Что угодно.

Ее красивое лицо загорается, и Тесси одаривает его злобной ухмылкой.

— На аквааэробике ты будешь просто бесподобен. — Она сжимает пальцы. — Увидимся позже, Торжественный Человек.

Торжественный человек.

Его сердце замирает, когда она исчезает за дверью.

Господи, он должен привести свою чертову голову в порядок.

Позвонить Хаулеру и Эвелин.

Потом он проведет день с Тесси.

И он ей все расскажет.

***

Студия йоги находится на другой стороне курорта. Просторное помещение, освещенное солнечным светом, с окнами от пола до потолка с одной стороны и зеркалами - с другой. Инструктор, женщина с желтой стрижкой пикси, носит гарнитуру и аккуратно рассаживает учеников по местам.

Заметив Тесси, преподаватель радостно хлопает в ладоши.

— О, у нас в комнате появилась еще одна маленькая мама.

Хор "охов и ахов" заставил Тесси побороть желание закатить глаза.

— Я Девон, — говорит инструктор, делая что-то вроде реверанса. На ее руке сверкают разноцветные браслеты.

— Тесси.

— Тесси. Красиво. Ты уже занималась йогой?

Она улыбается, поправляя коврик под мышкой.

— Занималась, но не во время беременности.

— Отлично. — Девон жестом показывает на первый ряд. — Пожалуйста, присаживайся. Для тебя, мамочка, я предложу дородовые модификации для каждого движения. Так что не обращай внимания на то, что делают остальные, и просто слушай меня.

Расстилая коврик, Тесси жалеет о том, что решила подвергнуть свое тело физическим нагрузкам. Потеть до седьмого пота - последнее, что ей сегодня хочется делать. Но слова Эш не дают ей покоя. Она должна ощутить этот отпуск в полной мере. В то время как на самом деле ей хочется лишь поваляться с Соломоном на пляже.

— Ну что, мы готовы начать? — раздается голос Девон из динамиков. Комнату заполняет звон флейт и птичий хор. Она кивает на Тесси. — Позволь своему телу делать то, что ему нужно.

Женщина, одетая в Lululemon, кладет свой коврик рядом с Тесси.

— Когда ты должна родить?

— Никогда.

Женщина краснеет, заикаясь, извиняется.

Тесси сохраняет спокойное выражение лица, но внутри у нее все ухмыляется. После вчерашнего вечера она планирует взять на вооружение стратегию Соломона "не обращать внимания".

Именно это ей и нужно сделать. Разговор без дерьма.

Прошлая ночь разогнала тучи в ее голове. В ее сердце.

Прошлая ночь открыла все чувства, которые она хранила в бутылках.

То, как Соломон пришел за ней, защитил ее... до сих пор не дает ей покоя.

Прошлой ночью он показал ей, кто он на самом деле. Хороший человек. Который не заставляет ее чувствовать себя такой одинокой. Который всегда защитит ее и Мишку. Который не уйдет.

Именно поэтому мысль о том, что он уедет всего через несколько дней, приводит ее в ужас. Она может заниматься ребенком и без него, но не хочет. С ним она чувствует себя так хорошо. Им хорошо вместе. Чертовски хорошо. Она может читать его. Конечно, они только начинают узнавать друг друга, но что, если за этим кроется нечто большее?

Раньше она думала, что единственное, что есть у них с Соломоном, - это Мишка.

Но как насчет сердца?

Мелодичный голос Девон отвлекает Тесси от размышлений.

— Твое тело, твое чрево, сейчас тяжелое. Мы облегчим его. Держи прямую линию, пока мы расширяемся. Очисти свои мысли. Не думай о работе, о муже, о ребенке. Только мы и момент. Ладони к небу. — Девон смотрит в ее сторону. — Мамочка, иди за мной, а я подстроюсь.

Кивнув, Тесси вышла из оцепенения. Она пытается сосредоточиться, выполняя вялые движения, наблюдая за тем, как Девон вдыхает и выдыхает.

Тесси погружается в благоприятную для беременных версию "кошки-коровки", наслаждаясь растяжкой. Ее мысли дрейфуют.

Соломон.

Прошлая ночь показала ей, что у них может получиться. Они могут попробовать.

Черт, она хочет попробовать.

Вселенная кричала ей, чтобы она попробовала, с тех пор как втянула ее в эту историю в баре "Медвежье ухо".

Это противоречит каждой косточке в ее теле. Сближаться с Соломоном - значит открывать себя для боли, значит, он может уйти в любой момент. Она должна позволить им обоим вернуться к своей жизни. Лос-Анджелес. Чинук. Привязанность означает лишь разбитое сердце.

Но уже слишком поздно, не так ли? Всю неделю она рисковала.

Готова ли она еще раз рискнуть своим сердцем?

Ни один мужчина, с которым она встречалась, не может сравниться с Соломоном. Он скорее грубый, чем нежный, как никто другой, о ком она и не мечтала. Все эти лос-анджелесские придурки - она позволяла им проскользнуть к ней, а потом уходила, не успев привязаться. И она все еще делала это с Соломоном. До тех пор, пока сегодня утром он не назвал ее таковой. Ей это нравилось. Когда ее ставит на место суровый горный мужчина, это чертовски сексуально.

Она влюбилась и втянулась, но что насчет него? Зачем она ему? Ее жизнь - сплошной беспорядок. Она безработная. Живет в Лос-Анджелесе. Она чертовски невротична, а он спокоен, как кресло-качалка.

Что им делать?

Как они смогут вписать свои разные жизни в одно будущее?

Но вместо того, чтобы бежать от этих вопросов, она хочет разобраться в них самих.

Разобраться в них.

Потому что он ей нравится. Так чертовски сильно. Ей нравятся его рубашки, его борода, его массивные руки и его сварливое отношение к миру.

О Боже. Она безнадежна.

Она утонула.

Тесси втягивает воздух, тяжело дыша, и опускается в модифицированную позу "собака лицом вниз". Девушка хрюкает рядом с ней, звуки, которые должны быть запрещены во всех общественных местах.

Девон продолжает болтать, ее лицо восторженно.

— Твое тело - ангел. Напевая ему дифирамбы. Восхваляя добродетель, без которой ты не можешь жить...

Поднявшись на ноги, Тесси бросает взгляд на часы на стене. И тут же решает: упражнения - плохо, Соломон - хорошо. Ей очень хочется докопаться до сути их обещанного разговора. Что имел в виду Соломон, когда сказал, что она не может уйти. Ей хотелось остаться и послушать, потому что в его взгляде было что-то грустное. Серьезное.

Позже, сегодня, она спросит его, кто они такие.

Бросит осторожность на ветер, наденет на рукав свое пылающее сердце и спросит.

Кто мы, Соломон?

Ведь она думала, что знает.

Но теперь…

Это быстро; она знает, что это так. Влюбиться в мужчину через семь дней - это хаос. Она как животное. Может быть, она вступает в пору злодейства, или это гормоны, но она уверена, что это любовь. Он понравился ей той ночью под звездами Теннесси. Последние полгода она хранила его в своем сердце и в своем мозгу, вместе с его красной рубашкой. И теперь она его любит. Нет никого, кого бы она хотела больше, чем Соломона Уайлдера.

Тесси опускается в модифицированную планку и отжимается несколько раз, проклиная свою жалкую силу в верхней части тела. Почему никто больше не потеет? Ее волосы, грудь, живот - все влажное.

Когда она встает на ноги, она поднимает руки в молитвенное положение и дышит через раз. Спокойствие. Она спокойна, вдыхая короткие, неглубокие вдохи. Улыбка появляется на ее губах, когда в ее сознании возникает образ Соломона. Большой бородатый мужчина, делающий молитвенное движение ладонью, вызывает у нее усмешку.

— Помни, мамочка, — говорит Девон через гарнитуру; она нахмурилась, — ты должна делать длинные вдохи. Не короткие. Выдыхать нужно через нос или рот. Не задерживать воздух.

Тесси прищуривает глаза, чувствуя себя обеспокоенной. Пот стекает по ее лбу.

— Подождите, что? — прохрипела она, прежде чем ее накрыла волна головокружения.

—Тесси? Мамочка, ты в порядке? — Слова звучат неразборчиво, в ушах стоит овсяная каша. По комнате пляшут черные пятна.

— Я... — Сердцебиение ускоряется, и она качается на ногах.

Тесси пытается что-то сказать, пытается удержать себя в руках, но голова идет кругом. Глаза закатываются, ноги подкашиваются, а потом - провал в памяти.

ГЛАВА 21

Соломон опускается на табурет в баре на открытом воздухе, готовый отмерять часы до окончания занятий йогой для Тесси. Он заказывает пиво, ведь сейчас где-то пять часов, и смотрит, как бармен занимается подготовкой к этому дню. Музыкант играет на стальных барабанах, и яркий звук окутывает пляж вибрациями.

В тот момент, когда он делает первый глоток пива, дверь на кухню распахивается, и оттуда высовывается шеф-повар. Бармен поворачивается, на его лице появляется ухмылка, и двое мужчин вступают в заурядную перебранку. Знакомое зрелище, от которого у Соломона в животе завязывается узел сожаления.

Это они с Хаулером. Много лет назад, в их баре. Мечта, которую они построили; мечта, от которой он отказался после смерти Серены.

Но теперь, с появлением сына, он хочет все вернуть. Товарищество. Свою кухню. Планирование меню. Выбор местных продуктов на фермерском рынке. Создавать блюда, которыми он может поделиться со своим городом, своими друзьями, своей семьей.

Он хочет вернуться на работу. Он хочет иметь цель, снова почувствовать огонь в своем нутре. Он хочет вернуть свою мечту.

Почему? Тесси. То, как она смотрит на него, заставляет его хотеть стать лучше.

Она перевернула его мир, и ему это нравится.

Боже, как он жаждет этого.

Жаждет ее. Он одержим ею. Не может выбросить девушку из головы. Мягкое вздутие ее живота под простынями. Земляная мягкость ее темно-карих глаз. Длинные светлые волосы, спадающие на грудь. Она завладела каждой его частичкой. Он готов воевать за эту женщину. Потому что он хочет ее. Хочет видеть ее в своей постели каждую ночь, хочет готовить ее любимую еду, показывать ей окрестности Чинука. Хочет своими руками построить Мишке кроватку. Быть чертовски хорошим отцом, но рядом с ним, всегда, Тесси.

Нужен ли он ей - совсем другой вопрос.

Черт возьми, сколько он знает, он всего лишь парень, оставляющий ее хромой и довольной в конце ночи.

Не говоря уже о том, что она изысканна и чертовски красива. Шампанское к его банке пива. Она могла бы выйти замуж за архитектора. А не за какого-нибудь повара, живущего на Аляске. Она продвигается, а он застрял в Чинуке.

Все, что он может ей предложить, это разбитый бар. Гора. Гончую собаку, которая пукает во сне. Но он хочет. Черт возьми, как же он хочет попробовать. Он любит эту женщину, и мысль о том, что через два дня он ее бросит? Это просто удар в грудь.

А это значит, что он должен сесть и поговорить с ней. Так много еще осталось недосказанным. Его склонность не показывать свои эмоции, молчать - это то, что укусило его за задницу в отношениях с Сереной. Ему нужно больше общаться. Как вчера вечером.

Он должен был сказать Тесси, что он чувствует, не только к Мишке, но и к ней. Что он любит ее. Хочет большего, чем воспоминания о Мексике - хочет будущего с ней.

Не успел он отвлечься от своих мыслей, как Соломон втягивается в разговор бармена и шеф-повара. Позоле (прим. традиционное мексиканское блюдо, представляющее собой густой суп с кукурузой и мясом) настолько пересолено, что несъедобно.

Опираясь на локти, он говорит:

— Добавьте картошки. — Когда они ничего не говорят, выражая недоумение, он прочищает горло. — Она впитает соль.

Повар кивает, на его лице появляется улыбка. "Gracias, señor" (пер. спасибо). С этими словами он скрывается на кухне, и дверь с грохотом захлопывается.

Набравшись решимости, Соломон достает телефон.

Хаулер отвечает на десятом звонке. Ленивец.

— Я хочу вернуться в бар.

— Что? Блядь, чувак.

Женский голос, шорох одеял, лай Пегги, а затем хлопанье двери.

— Не шути так.

— Я и не шучу, — ворчит он, глядя на тиканье часов за стойкой. Он уже злится на себя за то, что проверяет их чаще, чем следовало бы, зная, что скоро Тесси закончит занятия йогой и вернется в его объятия.

Триумфальное улюлюканье.

— Черт возьми! Когда?

— Когда вернусь в Чинук.

— И когда же?

Его грудь напряглась.

— Через два дня.

— Чувак, это, блядь, идеально. Ты возвращаешься. Мы приведем бар в порядок, а потом...

— Что случилось с баром?

Хаулер выдохнул долго и мучительно.

— Мы с Джимми пытались починить гипсокартон. Скажем так, в итоге мы получили несколько больше дыр, чем изначально было.

Соломон наморщил лоб.

— Господи. Я оставил тебя одного...

— На семь чертовых лет.

Он вздрагивает.

Хотя голос Хаулера звучит легко, в нем чувствуется тягучая печаль. Соломон не только отдалился от своей семьи, когда умерла Серена, но и отгородился от Хаулера. Его лучший друг со времен игры в футбол и песочницы. Хаулер был чертовски предан, он оставался рядом с ним, как бы дерьмово Соломон к нему ни относился, но его друг до сих пор переживает последствия смерти Серены.

Он извиняюще хмыкнул.

— Я знаю.

— Ну, ты возвращаешься. Так что...

— А что, если я вернусь с Тесси? — Вопрос сорвался с языка. Ощущение правильности.

Проходит такт молчания. Потом вздох.

— Мужик, я не уверен. Если это то, что ты считаешь нужным сделать…

Его челюсть сжимается.

— Да.

— Ты ведь не собираешься на ней жениться? — В голосе Хаулера звучит сомнение. — Только потому, что ты ее обрюхатил.

— Нет.

Да.

Черт.

От одной этой мысли у него затрещали ребра, а сердце заколотилось в быстром ритме.

Жениться на Тесс. Черт. Эта мысль. Эти слова.

Эта чертова женщина, которая разрывает его изнутри, заставляет его давать клятвы, обещания, заявления, которые он не произносил уже много лет.

Почему бы ему не жениться на ней?

Он был бы сумасшедшим, если бы не женился.

Не потому, что так проще. Не потому, что она от него забеременела. А потому, что с Тесси он больше не ходит во сне.

Он влюблен в эту женщину, которая взорвала весь его гребаный мир. Которая вгрызается в каждую частичку его разбитой души. Она собирается подарить ему сына, подарить ему жизнь, о которой он и не подозревал.

Тесси - все звезды во вселенной указывают на нее.

— Сол? — Хаулер присвистнул. — Ты еще здесь?

Он сглатывает комок в горле.

— Да, — выдохнул он. — Все еще здесь.

— Тащи свою задницу домой, — говорит его лучший друг с неподдельной радостью в голосе. — Твоя кухня ждет.

Соломон завершает разговор. Сердце колотится в груди. Ощущение такое, будто он отваливает глыбу от входа в темную пещеру. Впускает солнечный свет. И этот солнечный свет, этот золотой луч добра - это Тесси. Его Тесси.

Он снова в деле, снова в Чинуке. До этого момента он не понимал, как сильно по нему скучает.

По его проклятой жизни.

С тихой улыбкой на лице Соломон осматривает свое пиво, осушает бокал, затем потирает вспотевшие ладони о бедра джинсов. Господи, он нервничает, а он не нервный человек, но эта женщина держит поводок вокруг его сердца. И он хочет, чтобы так было всегда.

Навсегда.

На периферии мелькнули белые и терракотовые цвета. Фирменная униформа персонала курорта. Невысокий лысоватый мужчина подходит к нему и робко улыбается.

— Простите, мистер Уайлдер?

Он поворачивается на табурете лицом к мужчине.

— Извините за беспокойство, но у нас произошел инцидент в оздоровительном клубе с вашей женой.

— Что за инцидент? — спрашивает он, даже не потрудившись поправить мужчину. У него здесь два на два, и он не собирается останавливаться на достигнутом.

— Во время занятий йогой она... ...она упала в обморок, сеньор.

Эти слова заставили Соломона вскочить с барного стула.

— Где она?

Мужчина отступает назад.

— Она все еще там, сеньор.

Паника впивается в его горло, как нож. Ему кажется, что он не может дышать.

— Отвезите меня туда, — наконец удалось ему прохрипеть. — Сейчас же.

Через пять минут Соломон поднимается по ступенькам в оздоровительный клуб. Пульс неровно бьется в ушах. Чувство вины повторяется в его голове: Он должен был пойти с ней. Он должен был пойти с ней.

В тот момент, когда он вваливается в студию, все замирает. Круг женщин, одетых в трусики для йоги, парит, скрестив руки, между ними плывет тихий шепот.

— О, бедняжка. Она просто упала.

Женщина с неоново-желтыми волосами качает головой.

— Я сказала ей делать длинные вдохи. — Она обращает печальные глаза к Соломону. — Она сделала короткий вдох.

— Что? — Слова звучат для него как тарабарщина. Время замирает, он осматривает комнату. Никаких признаков Тесси. Ему необходимо увидеть ее, она нужна ему как воздух, и каждая секунда, проведенная вдали от нее, словно часть его жизни.

— Где она? — кричит он, и когда наступает тишина, делает шаг вперед. — Где она, черт возьми?

Женщина в ярко-оранжевых леггинсах задыхается. Он понижает голос, стараясь не выглядеть как сумасшедший, но его сердце как скаковая лошадь рвется вперед. Отчаянно хочется добраться до Тесс. Найти ее. Убедиться, что с ней все в порядке.

— Скажите мне, где она. Пожалуйста. Сейчас же.

Из круга выходит человек в штабной форме.

— Мы перенесли ее.

— Куда? — Его руки сжались в кулаки. Мысль о том, что какой-то Джо будет возиться с беременной и бессознательной Тесси, заставляет его кровь закипать.

— Сюда, — говорит мужчина и ведет его за занавеску.

Сердце Соломона покидает грудную клетку, погружаясь в желудок.

Тесси.

Она лежит на полу, под ее белокурой головой лежит подушка. Глаза закрыты, лицо пепельное, майка для йоги задралась, обнажив нежную луну живота. Второй небольшой круг женщин окружает Тесси, бормоча о своем беспокойстве, прижимая прохладную ткань к ее лбу. Но Соломон не обращает на них внимания. Вся его забота, все его внимание сосредоточено на лежащей перед ним бессознательной женщине.

— Двигайтесь. Живо, — говорит он, протискиваясь локтями сквозь толпу. — Отойдите от нее. Дайте ей немного воздуха.

Он опускается на колени рядом с ней, проводит пальцами по золотистым волосам, прилипшим к ее бледной щеке, затем поднимает глаза на парящего санитара.

— Нам нужен врач. Прямо сейчас. — Он не узнает своего голоса. Потрепанный. Потерпевший крушение.

Он кивает.

— Si, señor. Он уже в пути.

Повернувшись к Тесси, он кладет большую руку на твердый шар ее живота. Боже, он умирает. Умирает, черт возьми, и не придет в себя, пока не увидит карие глаза ее красавицы. Она выглядит такой уязвимой, такой неподвижной, что это пугает его до смерти. Он закрывает глаза, ярость и беспомощность скручивают его внутренности.

Слишком близко.

Совсем как Серена, когда он нашел ее на обочине дороги. Такая безжизненная, такая холодная.

Ребенок. Тесс.

Его здесь не было. Его не было здесь, чтобы защитить их.

Одной этой мысли достаточно, чтобы покончить с человеком.

Он нежно обхватывает ее лицо, и ее голова опускается на его ладонь.

— Малышка, проснись.

От его прикосновения, от его голоса она вздрагивает. Ее густые ресницы вздрагивают, из приоткрытых губ вырывается слабый стон, и Соломон едва не разваливается на части.

Слава Христу. Слава Богу.

— Тесси, моя Тесси, — прошептал он, наклоняя голову и прижимаясь поцелуем к ее лбу. Его сердце бьется как в последний раз. — Проснись, Тесс. Детка, вернись. Вернись ко мне.

***

Тесси.

Моя Тесси.

Шепот ореолом кружится вокруг ее головы. Сильные руки обхватывают ее лицо. Мозолистые пальцы проводят по ее щекам. Отчаянный, измученный голос говорит:

— Проснись, Тесс. Детка, вернись. Вернись ко мне.

И она возвращается.

Ее веки открываются. На нее смотрит встревоженное лицо Соломона, его темно-синие глаза.

— Слава Богу, — прохрипел он. Он проводит большим пальцем по ее скуле.

— Привет, — шепчет она, все еще находясь в состоянии сна.

Он резко выдыхает.

— Привет.

Она моргает тяжелыми веками.

— Я сделала короткий вдох.

— Да, — говорит он. На его лице застыло облегчение и что-то еще, чего она не может определить.

Он гладит ее по волосам, и она сопротивляется желанию мурлыкать, как котенок. Его большие пальцы на ее коже прохладны. Его прикосновение устойчиво и надежно, как якорь, возвращающий ее в настоящее.

— Да, это так.

Она прищурилась на него, на жесткую линию его челюсти, на интенсивность его глубоких голубых глаз. Она никогда не видела его лица таким.

— Ты выглядишь... странно. — Она пытается дотянуться до его губ, до улыбки или хмурого взгляда, до темной бороды. Но вместо этого он перехватывает ее руку и прижимает ее к своему колотящемуся сердцу.

— Это не я сейчас лежу на земле.

Она улыбается.

— Принято к сведению.

— Как ты себя чувствуешь?

Она задумывается, а потом задыхается, когда все снова нахлынуло на нее.

— Боже мой. Мишка.

— Полегче, — приказывает Соломон, когда она с трудом садится. Он быстро обхватывает ее за талию, чтобы удержать на месте. Опустив взгляд вниз, она сжимает живот, желая почувствовать, как внутри нее извивается малыш. И тут же горячие слезы наполняют ее глаза. Страх, острый и колючий, пронзил ее.

Она поймала себя, прежде чем упасть, перекатилась, чтобы не удариться животом, но что, если все еще хуже? Что, если это было не ее дыхание? Что, если что-то не так?

Она схватилась за его рубашку, прижалась к нему.

— Соломон, мы должны убедиться, что с ребенком все в порядке.

Он покраснел. Ее страх отразился в его собственных глазах.

— Где этот чертов доктор? — рычит ее горный мужчина, мотая головой то в одну, то в другую сторону. Когда он видит санитара, его взгляд сужается. — Нам срочно нужна медицинская помощь. Моей, — Соломон сглатывает, затем, — моей Тесси нужен врач.

Несмотря на всю серьезность ситуации, она не может сдержать улыбку, которая тянется к ее губам.

— Моей Тесси?

Он нахмурился, провел рукой по волосам.

— Ладно, этой досадной женщине, которая напугала меня до смерти, нужна помощь. Как тебе это?

Мужчина над ними кивает.

— Прошу прощения за задержку, сеньор. Он должен быть здесь с минуты на минуту.

Соломон ругается, бледнея и каменея лицом, и крепче прижимает ее к своей груди.

— Соломон, — шепчет Тесси, хватая его за руку. Внезапная мысль приходит ей в голову. — Если мы пойдем в номер, то сможем воспользоваться доплером.

При ее словах он уже встает и двигается.

— Пришлите врача в наш номер, — приказывает он. — Я отнесу ее отдохнуть.

Затем Тесси поднимают, подхватывают сильные руки Соломона. Мир вокруг нее движется так быстро, что она едва успевает осознать происходящее. Она смотрит на его суровое лицо, на его сильную квадратную челюсть, когда он проносится мимо стайки шепчущихся женщин, выходит из студии на свежий воздух и солнечный свет, и Тесси кажется, что она падает.

Она прикусывает губу, обхватывает его за шею и смотрит на него сквозь темные ресницы. Она жаждет серьезного взгляда Соломона, как любовного письма.

— Ты снова меня несешь.

Он хмыкает, его грубоватый голос окрашен нежностью, которую она никогда не слышала от мужчины.

— Я всегда буду носить тебя на руках, Тесси, — говорит он, опустив поцелуй на ее макушку.

— О, — шепчет она.

Соломон мог бы нести на руках расплавленную женщину, потому что в его объятиях она практически превратилась в лужу. Она не имеет права чувствовать такую заботу, но она чувствует. Этот мужчина делает с ней то, что не делал никто. Ее эмоции загораются и разгораются.

С тихим вздохом она опускает голову на его широкую грудь. В безопасности. Она чувствует себя в безопасности. Она хочет, чтобы Соломон Уайлдер всегда был рядом с ней.

Когда они оказываются в номере, он осторожно укладывает ее на кровать. Подпер ее подушками.

Без слов Соломон приносит ей доплер и опускается на матрас рядом с ней. Тесси откидывается назад и опускает пояс штанов для йоги, обнажая живот.

— Это моя вина, — шепчет Тесси, ее глаза слезятся, пока она настраивает аппарат. — Я забыла воду. Я не дышала правильно...

Боже. Она уже вся извелась, а Мишка еще даже не вышел из ее живота.

— Не надо, — говорит Соломон, его голос груб. — Не делай этого.

Трясущимися руками она проводит палочкой по животу. Она ждет, ее дыхание и сердце замирают. Затем комнату заполняет звук, похожий на галоп сотни лошадей. Знакомый звук. Сильный. Уверенный.

Мишка.

Воздух вырывается из ее легких. Она с облегчением откидывается на подушку, когда Соломон смотрит на нее.

— Это его сердцебиение. — Тесси закрывает слезящиеся глаза. Паника медленно уходит из ее вен, и она с трудом выдыхает воздух. — С ним все в порядке.

— Слава Богу. — От отчаяния, прозвучавшего в голосе Соломона, сердце в ее груди перевернулось. Он почтительно кладет руку ей на живот и приковывает свой обеспокоенный взгляд к ее лицу. — Теперь мы убедились в этом.

Она сдерживает улыбку.

— Похоже, ты суетишься, Торжественный Человек.

Он смотрит на нее.

— Похоже, что да. — Протягивая ей бутылку с водой, он смотрит, как она пьет ее, а затем идет за прохладной мочалкой. Он накрывает ею ее лоб, когда раздается стук в дверь.

— Давно пора, черт возьми. — Сжав челюсти, он топает черезномер.

Через несколько секунд в комнату входит улыбающийся мужчина с темно-коричневой кожей и копной белых волос.

— Мисс Трулав, я доктор Родриго. Я штатный врач. — Он занимает место рядом с ней, в то время как Соломон стоит со скрещенными руками у изголовья кровати, как чрезмерно заботливый телохранитель. — Насколько я понимаю, вы упали в обморок.

— Да. — Она погладила свой живот. — Я делала короткие вдохи вместо длинных, забыла попить воды, а потом... — Она захлопывает рот, прекращая свой идиотский бред, и выдыхает. — Я просто хочу убедиться, что с моим ребенком все в порядке.

— Я уверен, что с ним все в порядке. Неглубокое дыхание может вызвать головокружение, особенно во время беременности. — Доктор открывает свою сумку и улыбается. — Но давайте на всякий случай осмотрим вас.

Пока доктор Родриго осматривает пациентку, снимает показатели и задает общие вопросы о ее беременности, Тесси с интересом наблюдает за Соломоном. Он расхаживает по комнате, как озабоченный зверек в клетке.

Только когда доктор захлопывает свою сумку, Соломон останавливается.

— Они в порядке, да? — спрашивает он, его тело - кирпич, руки сцеплены по бокам.

Доктор усмехается.

— Они в порядке. — Обращаясь к Тесси, он говорит: — В отношении вашего ребенка беспокоиться не о чем. Похоже, вы просто перенапряглись. — Он бросает на нее укоризненный взгляд. — В отпуске нужно отдыхать, а не заниматься спортом.

Она смеется.

— Теперь я это знаю. Большое спасибо.

Он улыбается и встает. Смотрит на Соломона.

— Проследите, чтобы ваша жена получила много воды и отдохнула.

Соломон кивает и протягивает руку.

— Обязательно. Спасибо.

Доктор направляется к двери и закрывает ее за собой.

Только Тесси смотрит на Соломона.

Он поворачивается и ловит ее взгляд.

— Что?

Она облизывает губы.

— Ты ему не сказал.

— Что не сказал? — Он отодвигается к краю кровати.

— Что мы не вместе.

Он прочистил горло. Его пронзительные голубые глаза смотрят на нее.

— Я не хотел.

— О.

Это прямое признание застало ее врасплох. Ей снова захотелось упасть в обморок, только на этот раз в самом лучшем смысле этого слова.

— Тесси?

— Я просто… — Она прикладывает руку к виску, надеясь хоть как-то справиться с колотящимся сердцем. — У меня снова кружится голова.

Сев рядом с ней, он окинул ее серьезным взглядом и сказал:

— Отдыхай. Сейчас же.

Тяжело выдохнув, она вскинула бровь.

— Это указ врача.

— Мой указ, — прорычал он.

Она вздрагивает от его властного тона. От его властного тона, который говорит ей, что он позаботится о ней и даже больше.

Без слов он помогает ей переодеться. Сняв с нее тесную одежду, он натягивает на голову поношенную футболку. Она чувствует запах пива в его дыхании, ее аромат в его бороде. Когда она опускается на подушки, на нее наваливаются усталость и облегчение. Отойдя от адреналина, она проводит усталой рукой по лицу, потом по животу, чувствуя ободряющий толчок Мишки.

Соломон кладет руку ей на лоб, и она, закрыв глаза, прислоняется к его прохладному, успокаивающему прикосновению. И она чувствует, как его массивная рука раскрывается, словно цветок, и обхватывает ее щеку своей ладонью.

Когда она открывает глаза, он все еще смотрит на нее. Все еще хмурится.

— Что случилось? — спросила она.

У него перехватывает горло, и, наконец, он произносит.

— Я испугался, Тесси.

Она моргает.

— Испугался? — Она не может себе представить, чтобы что-то могло напугать этого парня. Ну, может быть, дефицит рубашек в цепочке поставок. Но не ее. Не объект его ежедневного хмурого взгляда.

Указательным пальцем он проводит линию по ее скуле.

— Да.

Смущенная, она наклонила голову. Она никогда не видела его лица таким.

— С ребенком все в порядке. Я в порядке.

— Я должен был пойти с тобой сегодня, — говорит он, и в его голосе слышны нотки раздражения.

Она опирается на локти.

— Соломон, тебе не нравится йога. Это нормально.

Он смотрит в окно, выражение лица у него отрешенное, челюсть подрагивает.

— Это не нормально.

— Да, это нормально, и это не твоя вина.

Он вытирает лицо и кивает.

— Это так кажется.

Вспомнив утренний разговор, она положила руку ему на плечо.

— Это из-за Серены?

Он опускает взгляд туда, где она прикасается к нему, и выражение его лица становится болезненным. Когда он, наконец, смотрит на нее, он берет ее руку в свою и сглатывает.

— Я хочу рассказать тебе о том, как умерла моя жена. Чтобы ты знала.

В этих словах Тесси услышала его невысказанные слова. Чтобы ты поняла, почему я такой.

— Ты уверен?

— Да. Пришло время рассказать тебе.

— Тогда я хочу знать, — говорит она, сжимая его руку.

Она наклоняется вперед на кровати, ближе к Соломону. В глубине души она знает, что это не то, о чем он говорит. Она хочет, чтобы он знал, что может открыться ей.

— Мы с Сереной поженились в юности. Я уже говорил тебе об этом, — прошептал он.

Она кивает.

— Мы всю жизнь прожили в Чинуке. Я работал в баре, а она - смотрительницей парка. Мы работали долго, по нечетным сменам. Несколько месяцев она была отстраненной, более тихой, чем обычно. — Он проводит большим пальцем по костяшкам пальцев Тесси, снова бросает взгляд на окно.

— В ночь, когда она умерла, мы поссорились. А мы с Сереной не ссоримся. Наш брак был... хорошим. Может быть, не всегда идеальным, но...

— Что есть, то есть.

Он снова повернулся к ней, его голос был грубым.

— Верно. Что есть, то есть. — Соломон проводит рукой по своей темной бороде и надолго замолкает. — У нее были грандиозные планы увидеть мир, и для меня они таковыми и остались. Просто планы. Но в ту ночь она заговорила о возможности переезда. Она хотела уехать из Чинука. Ей было скучно, она хотела путешествовать, и кто мог ее в этом винить? Но у меня был мой бар, моя семья. Я не мог уехать. Я бы не смог. — Он тяжело сглотнул. — Она сказала мне, что я эгоист. Я сказал ей, что если я такой чертов эгоист, то она может уйти сама. — Он вздрагивает. — И она ушла. Она ушла. Она была зла на меня, и, черт возьми, я был зол на нее.

Тесси сидит тихо, слушает, давая человеку перед ней время разобраться в своих эмоциях.

— Я не пошел за ней. — Он поднимает на нее затравленные глаза. — Она была упряма. Мы оба были такими. Мне показалось, что она сбросила на меня бомбу. Я сидел в этом проклятом доме и злился. Но прошел час. Было слишком темно, слишком холодно, а на ней не было куртки. И я пошел ее искать.

Тесси затаила дыхание, ожидая.

— Я нашел ее, — говорит он, сжав кулак. — На обочине дороги. Машина сбила ее во время прогулки.

Тесси закрывает рот рукой.

— Боже мой!

— Они уехали. Они, блядь, уехали и оставили ее там. — Волна ярости прокатывается по его телу, сковывая позу. — Я отвез ее в больницу, но было уже слишком поздно. — Его горло пытается выдавить из себя слова. — Она умерла.

Этого недостаточно, но все же она говорит.

— Мне очень жаль, Соломон.

Мышцы на его челюсти напряглись. В его голосе звучит жесткое наказание, обращенное к самому себе.

— Я позволил ей уйти. Я позволил ей уйти, и она пострадала.

В этот момент Тесси понимает Соломона лучше, чем когда-либо. Его защитный характер. Его уединенный домик в лесу. Почему он просил ее не убегать или хотя бы сказать ему, куда она идет. Паника в его голосе, когда он гнался за ней по пляжу. Его беспокойство за сегодняшний день. Она была слишком близко. Она была напоминанием о его жене, напоминанием о том, что кто-то снова ушел от него.

— Не вини себя, — говорит Тесси, и страдальческое выражение лица Соломона сжигает ее сердце. — Ни за что.

Он опускает свой бородатый подбородок.

— Я не отдавал ей всего себя. Я слишком много работал. Я был плохим мужем.

Она качает головой, не позволяя ему так поступать с собой.

— Ты бил ее? Изменял ей?

Он поднимает голову, в его глазах вспыхивает боль.

— Нет.

— Ты любил ее?

— Да.

— Тогда, по-моему, это хороший человек.

— Я не был рядом с ней, когда она нуждалась во мне. — Его большие плечи опускаются. — Сегодня... если бы с тобой что-то случилось... — Его голос становится неровным, густым от эмоций. — Мне страшно думать о том, что я могу потерять тебя.

От его признания ее сердце шлепнулось, как рыба на суше.

— Меня? — вздохнула она.

Он усмехается.

— Да, тебя, Тесс. — Он заправляет прядь волос ей за ухо, его большие пальцы проводят по линии ее челюсти. — Нет ничего важнее тебя и моего сына. Я хочу, чтобы ты это услышала.

— Хорошо, — шепчет она. — Я услышала. Мне очень жаль твою жену, Соломон. — Она слегка улыбается. — По крайней мере, это объясняет твое красивое, ворчливое лицо.

Он вскидывает бровь.

— Красивое, говоришь?

— И ворчливое. — Она улыбается. — Но в основном грустное.

— Черт возьми, я не грущу. — Его темно-синий взгляд останавливается на ее лице. Его массивная рука проводит ладонью по ее животу. — Мне было грустно столько чертовых лет. Но здесь, с тобой, я не грущу.

От его слов у нее закружилась голова.

— Тогда какой же ты? — вздохнула она, изо всех сил стараясь не задерживать дыхание после сегодняшнего испуга.

— Я счастливый, Тесс. Ты делаешь меня счастливым.

— Правда?

— Правда. — Усмехнувшись, он притягивает ее ближе. — А теперь перестань задавать мне вопросы, беременная женщина, и поцелуй меня.

Он наклоняется и прижимается губами к ее губам. Хныча, она вцепилась ногтями в его широкие плечи и повисла. Поцелуй становится глубже. Эмоции между ними нарастают. Не дикая страсть, а что-то более мягкое. Соломон целует ее так, словно ее воздух принадлежит ему. Как будто он отчаявшийся человек, которого только что спасли.

Спасен. Она спасла его.

Они спасли друг друга.

Когда они отстраняются, у них перехватывает дыхание. Тесси смотрит на него из-под опущенных ресниц.

Так много. Так много еще нужно сказать.

— Соломон...

Он обнимает ее лицо своими большими руками.

— Я хочу, чтобы ты отдохнула.

Она прикусила губу.

— Ты отдохнешь со мной? Я не хочу быть, — она могла бы солгать, сказать "одна", но вместо этого она говорит то, что чувствует на самом деле, — без тебя.

На секунду он замолчал.

— Ты никогда не будешь без меня, — тихо говорит он. — Ты никогда не будешь без меня.

Сердце заходится в бешеном ритме.

Кивнув, она смахнула слезы, когда Соломон устроился позади нее. Сильные руки обхватывают ее за талию, и он прижимает ее маленькую фигуру к своему большому телу.

— Спасибо, что рассказал мне о Серене, — шепчет она.

Он улыбается ей в затылок, но молчит, зарывшись лицом в ее волосы. Затем он медленно проводит ладонью по ее животу. Его теплые руки обхватывают ее, и это похоже на утверждение.

Сердце Тесси заколотилось. Она не хочет отдыха.

Соломон.

Вот чего она хочет.

ГЛАВА 22

Глядя на свое отражение в зеркале, Тесси поправляет сережку в ухе, затем проводит рукой по передней части своего многоцветного платья-макси. Она похожа на восход солнца - яркие розовые, пурпурные и оранжевые цвета - и чувствует себя спокойнее, чем когда-либо за долгое время.

Это был идеальный день пляжного безделья, кокосовой воды, которую можно пить сколько угодно, и губ Соломона на ее губах, когда они играли на песке и в прибое. Последний час она не выходит из номера, а Соломон утверждает, что у него есть для нее сюрприз.

И все же, как бы прекрасно все ни было, в воздухе витала какая-то тяжесть.

И дело не только в том, что это их последняя ночь.

В голове Тесси все время крутится признание Соломона. Он уже любил. У него была жена. Пережил потерю, которую никто не должен переживать. Он столько лет винил себя за то, в чем не был виноват. Она рада, что он поделился с ней этим. Это не могло быть легко.

Его честность, его теплота, его уязвимость. Это заставляет ее все больше и больше любить его.

Ее внимание рассеивается. За окнами колышутся под ветром пальмы. Яркая симфония красных, розовых и оранжевых цветов озаряет вечернее небо, словно решив подарить Тесси лучший закат в ее жизни в последнюю ночь в Мексике.

Последнюю ночь.

О Боже. От одной мысли о том, чтобы уйти от Соломона, у нее сводит живот.

Она беззлобно усмехнулась, вспомнив, как только приехала сюда. Все, что она хотела сделать, это выгнать его из Мексики, а теперь... теперь она хочет сделать все возможное, чтобы удержать его.

Она должна рассказать ему о своих чувствах. Пока не стало слишком поздно. Но что сказать ему? И кто может сказать, что он чувствует то же самое? Насколько она знает, он уже готов вернуться в Чинук, а она останется лишь далеким воспоминанием.

И все же она должна попытаться. Она никогда не простит себе, если упустит этот риск.

Она поглаживает свой растущий живот. Он вырос, стал больше, чем был, когда приехала.

— Правда? — спрашивает она у Мишки. — Мы должны сказать твоему папе, что хотим его. Мы оба.

Быстрый стук костяшек пальцев, и дверь распахивается. Появляется Соломон, своим огромным телом загораживая за собой номер.

Она притягивается к нему, как магнитом, и вот он уже держит ее в своих объятиях. Он проводит рукой по ее животу, затем поднимается и ласкает ее лицо.

— Ты прекрасно выглядишь, Тесс, — пробормотал он, но его лицо было озабочено.

— Все нормально? — спрашивает она.

— Да. Я только надеюсь, что ты не собиралась никуда уходить, потому что мы остаемся в номере.

Она вскидывает бровь, впечатленная.

— Ты что-то планировал?

— Планировал. Ужин.

— Мне не нужна еда, — поддразнивает она, приподнимаясь на цыпочки, чтобы прижаться губами к его губам. Она могла бы питаться одним только поцелуем Соломона.

— Ну, ты все равно ее получишь, — прорычал он, крепко прижимая ее к себе. — Тебе нужно больше есть.

— Ты мне нравишься, Торжественный Человек. Ты знаешь путь к сердцу беременной женщины: еда.

Он смеется.

— Тесс, детка, у меня есть целая буханка хлеба с твоим именем.

Затем он уходит, его громкий топот отражается от стен.

Она надела черные сандалии, чтобы хоть раз дать ногам отдохнуть. Остановившись у зеркала, она еще раз провела пальцами по своим золотистым волосам. Она наносит розовый блеск на губы и выходит из комнаты. Там она слушает слабые звуки Джонни Кэша, разносящиеся по номеру.

Выйдя на террасу, она замирает.

У нее пересохло во рту от увиденной обстановки. Стол, накрытый на двоих. Элегантный, с белыми скатертями. На террасе горят свечи. В вазе распускаются цветы цвета огня. Безалкогольное игристое вино для нее и бутылка мексиканского пива для Соломона.

Кстати, о Соломоне…

Он стоит за маленьким столиком, вокруг талии повязан черный фартук. Перед ним горелка и сковорода. Небольшие миски с уже нарезанными продуктами, накрытые пленкой. Щипцы, лопаточки и ножи начищены до блеска.

Она задыхается и хлопает в ладоши от восторга.

— Ты собираешься готовить для меня.

У него подрагивает челюсть. Он борется с улыбкой, которую она так редко видит.

— Я подумал, что мы могли бы повторить наш первый ужин здесь. Знаешь, без злых колкостей.

— Да. С удовольствием. — Она с трудом выговаривает слова. То, на что он, должно быть, пошел, чтобы организовать это, ошеломило ее. У нее перехватывает дыхание.

— Вот. — Подойдя к ней, Соломон берет ее за руку. Он выдвигает стул и помогает ей сесть.

А затем приступает к работе.

На глазах у Тесси Соломон оживает. Ловкий, умелый, серьезный. Его большие, покрытые мозолями руки ловко работают, нарезая булочку. Его предплечья напряжены, разноцветные татуировки бросаются в глаза, когда он взбивает миску с соусом. Сковорода шипит, когда он складывает две половинки хлеба.

Он в своей стихии. Сосредоточен. Живой.

Он поднимает глаза.

— Ты любишь специи?

Она краснеет от этого вопроса.

— Да. Очень.

— И у тебя не будет изжоги?

— Нет, не будет. — Она улыбается его настойчивому желанию убедиться в том, что это ей подходит. — У меня стальной желудок. Что ты готовишь? — спрашивает она, наклоняясь вперед. Наблюдать за ним захватывающе.

Его глаза сверкают, когда он берет в руки нож.

— Увидишь.

Она улыбается, представляя, как его грузное тело грациозно движется по кухне. Ее дикий, торжественный мужчина, отдающий приказы, создающий красоту на тарелках. Он сосредоточенно нахмурил брови, выкладывая дольки белого соуса в красивый узор.

В животе Тесси разлилось тепло, внизу запульсировало: ее охватило непреодолимое желание поцеловать его. Просто прижать его к раздвижным стеклянным дверям и забыть об этом великолепном ужине, забыть о том, что завтра они оба уезжают. Все, чего она хочет, - это ощутить его руки на своем теле.

В последний раз.

О, Боже. Неужели они уезжают? Неужели этот кусочек рая закончился? У нее перехватывает дыхание, она теряет сознание, опьяненная осознанием того, что скоро они расстанутся.

Звон тарелок привлекает ее внимание.

— Тесс. — Соломон кивает, ставя перед ней тарелку.

То, что она видит, заставляет ее сердце бешено биться в груди. Все желания, которые она испытывала во время беременности, разложены перед ней на тарелке. Самая случайная еда в стиле гурманов - куриные наггетсы с острым соусом, соленый картофель фри, хлеб, рикотта, засахаренные лимоны, странные овощи, ананасовый крем на безе - но это ее.

С замиранием сердца Тесси с благоговением рассматривает тарелку. Соломон создает тарелку, как проектирует дом. С целью. С любовью. Соломон готовит для нее - это более интимно, чем секс. Он впускает ее в свой мир. Он что-то говорит ей.

В этот момент она больше всего на свете хочет, чтобы Соломон был единственным, кто когда-либо кормил ее.

Она берет вилку и, заметив, что он все еще стоит, качает головой. Протягивая руку, она говорит:

— Ты должен есть со мной. Ты не должен смотреть на меня, как на животное в зоопарке, иначе я буду брать с тебя плату за вход.

Хрипло усмехнувшись, он садится напротив нее, но к еде не притрагивается. Соломон ждет ее, и выражение его лица находится на грани между нервозностью и нетерпением, которого она никогда раньше от него не видела.

Она берет вилку и начинает есть. Сначала картошка. Соленый и травяной вкус врывается в рот. Хрустящая, не жирная. Затем хлеб. Засахаренные лимоны, намазанные рикоттой, поверх нежного зернового хлеба. Мягкое тесто прекрасно жуется, в нем чувствуется мягкая сладость, и ей требуется все силы, чтобы не съесть его.

— Боже мой, Соломон.

Он ухмыляется, его пристальный взгляд следит за ее реакцией.

— Я беру свои слова обратно. Ты не можешь смотреть, как я ем. Это неловко. — Она смеется. Поднимает вилку и рассматривает фиолетовую морковь, политую медом. Самый диковинный цвет, который она когда-либо видела.

Соломон вздергивает бровь.

— Какого она цвета?

— Что?

Поднимает вилку.

— Морковь.

Она смеется и оценивает свою еду со сросшимися бровями.

— Парашютно-фиолетовый. — Она морщит нос. — Или это может быть Цветок Кактуса.

— В тупике из-за морковки.

Она задыхается.

— Никогда. — Она отламывает кусочек и откусывает. Потом поднимает на него глаза. — Соломон, — начала она, прикрывая рот рукой, чтобы сохранить хоть какое-то подобие манер. — Почему ты решил стать шеф-поваром?

Он проводит рукой по лицу, и щетинистый венчик его бороды полощется под ладонью.

— В моем доме еда всегда была важна. У моей матери был сад, и она вела сельскохозяйственную программу в нашей местной средней школе. Мой отец рыбачил и охотился. Мы жили на земле и питались ею. Мои родители научили нас этому. — Он делает паузу, отпивая длинный глоток пива. — Я наткнулся на это. Как и все в моей жизни. Я не хотел идти в колледж. Я хотел остаться в Чинуке. Заняться чем-то местным. Мы с Хаулером всегда мечтали о собственном баре. Но когда мы его купили, я очень быстро понял, что из меня никудышный бармен. Я не мог двигаться достаточно быстро. Я ронял каждую чертову вещь. У Хаулера это получалось лучше, чем у меня. Он хочет разговаривать с людьми. А я нет.

— Ты говорил со мной, — говорит она.

Он смотрит ей прямо в глаза и ровно говорит:

— Я хотел тебя.

От его прямоты у нее запульсировало сердце. Тесси делает глоток игристого вина, чтобы охладиться.

— Однажды, когда мы были молоды, мы гуляли после работы, напились пива. Мы были голодны. Было уже поздно, полночь, все в Чинуке было закрыто, поэтому я вернулся на кухню и приготовил все, что мог, из трав для коктейлей и остатков еды, которые были у нас в холодильнике. Мне было двадцать, может быть, двадцать один. Еда была вкусной, и меня словно озарило. Работа, на которой я мог каждый день проводить время со своим лучшим другом и пробовать что-то новое на кухне, казалась идеальной. Я не воспринимал себя слишком серьезно. К тому же мне не нужно было ни с кем разговаривать, если я этого не хотел.

Соломон отпивает глоток пива и говорит:

— У меня нет диплома. Я не учился в кулинарной школе. Но...

— У тебя это хорошо получается, — закончила Тесси.

— Чертовски хорошо, — говорит он, в его тоне нет высокомерия, только уверенность. Это ее заводит.

Вдалеке раздается крик морской птицы. Шум волн на пляже.

— Использование земли для пропитания очень важно. Поездки на берег для сбора гребешков. Охотиться на кабана. Использовать местные продукты и платить фермеру. Если это исчезает, то это исчезает. Такого блюда больше никогда не будет.

— Мне это нравится, Соломон, — говорит она, зачерпывая ложку крема.

В его голосе столько страсти, столько сердца. Его любовь к своему дому чиста и осязаема. В отличие от Лос-Анджелеса, Чинук - это не просто город. Это душа Соломона.

— Как давно ты не готовил? — спрашивает она, доедая куриный наггетс.

Он поднимает бровь.

— Это так заметно?

Она смеется.

— Нет. Еда вкусная. Так и есть. Но то, как ты о ней говорил… похоже, ты давно не был на кухне. — Она качает головой. — Не то чтобы я готовила. Чаще всего я ем еду на вынос. — Она поглаживает свой живот. — Мишке придется привыкнуть к этому.

Выражение лица Соломона омрачается, и между ними наступает молчание, неловкое напоминание о том, что их пути разойдутся менее чем за двадцать четыре часа.

— Ты права. — Хрипловатый голос Соломона прозвучал, когда он подхватил прерванный разговор. — Я не был на кухне с тех пор, как умерла Серена.

— Ты скучаешь по ней? По готовке?

— Я старался не делать этого. — Он откладывает вилку. — Я продал наш дом. Ушел. От всего. От своего бара, от друзей, от семьи. Я заперся в этом домике и делал мебель. Это был заработок. Но не жизнь.

Тесси смотрит на его руки. Широкие ладони, длинные, мозолистые пальцы, вены выделяются, как линии на карте, темные волосы на запястьях. Сильные руки. Руки строителя. Руки, раздвинувшие ее бедра и заставившие ее стонать.

— Я не брался за готовку чертовски долго. Но все меняется. — Он вдохнул воздух. — Я возвращаюсь в бар.

Тесси вскидывает голову.

Глаза Соломона прикованы к ее лицу.

— Я позвонил Хаулеру и сказал, что хочу вернуться на работу. — Соломон фыркнул от смеха. — Он по уши в дерьме с баром. Он разваливается и нуждается в перестройке. Думает, что еда поможет. Думаю, мне это тоже поможет.

Ее сердце трепещет, голова кружится от его откровений. Потому что она счастлива. Счастлива, что он счастлив.

— О, Соломон. Это потрясающе. Почему ты решил...

— Вернуться в страну живых? — спросил он. Покачав головой, он отвечает: — Я слишком долго отсутствовал. Мне нужно было проснуться. — Он делает укрепляющий вдох, прежде чем продолжить. — Ты это сделала.

Она замирает в кресле, не зная, правильно ли она его поняла.

— Я?

— Да, ты, Тесс.

Она вздрогнула, услышав свое имя в его устах. С гравием, огнем и жаром. Суровый и напряженный.

— Ты помнишь ту ночь, когда мы встретились, и на мне было кольцо?

Она медленно кивает.

— Я снял его из-за тебя, Тесси.

От его слов ее сердце упало в желудок. Но она ждет. Готова к его объяснениям. Потому что ей нужно знать.

— Я едва знал тебя, но ты что-то сделала со мной той ночью. Изменила мой мир, встряхнула меня, открыла мне глаза. — Соломон проводит рукой по своим темным волосам, выражение его лица измученное. — Я не мог перестать думать о тебе.

— То же самое, — вздохнула она. — Я все время думала о тебе.

От этого признания ей становится больно, глаза Соломона то закрываются, то открываются.

— Помнишь, что я сказал тебе в ночь нашего знакомства? Про звезды?

Она кивает. Она никогда не забудет.

— Ты сказал, что ярче всего они светят в твоем родном городе.

— Уже нет. Ты моя звезда, Тесс. — Он кладет руку на грудь. — Ты сияешь здесь. В моем сердце.

Прежде чем она успевает осознать происходящее, Соломон встает с кресла и опускается на колени у ее ног. Его выражение лица наполнено таким благоговением, что она чувствует себя в обмороке.

Обхватив ее за талию мускулистыми руками, он притягивает ее к себе и сажает на край стула.

— Что, если мы заключим новую сделку? — прошептал он.

— Новую сделку?

— Да. Мы попробуем.

— Что попробуем? — Она осматривает стол, берет ложку. — Десерт?

— Нет, Тесси. — Он откидывает ее волосы с лица. — Мы попробуем нас.

Ее мир поплыл. Ее голова кружится.

— Подожди, — прохрипела она. — Что это значит?

— Это значит, что ты мне нравишься, Тесс. Это значит, что я... — Его лицо то омрачается, то проясняется. — Это значит, что если есть шанс, что у нас все получится, я считаю, что мы обязаны попытаться.

Тесси смотрит на него, на каждую черточку его сурового лица. Она хочет этого. Хочет так сильно, что болит. Но все же...

Она закрывает глаза, сомнение вытесняет надежду.

— Попробовать ради Мишки, да?

— Нет. — Его голос звучит громко и четко, улавливая ее колебания. — Не только ради Мишки. Мы стараемся ради нас. Потому что, Тесси, детка, я хочу тебя.

В одну секунду ее сердце исчезает, уносясь в облака. Она смотрит на Соломона, на этого человека, который за семь дней сделал для нее больше, чем кто-либо после ее матери. Защитил ее. Заставил ее смеяться. Заставил ее расслабиться. Показал ей, что такое партнер. Он делает ее лучше, чем когда она сама по себе, а она и сама по себе чертовски хороша.

— Поедем со мной. — Он выпрямился и взял ее лицо в свои руки. — Поедем со мной домой, в Чинук.

В животе у нее бушует Мишка, как будто ему нравится эта идея.

Слезы наполняют ее глаза.

Неужели это настоящая жизнь? Разве такой может быть любовь, такие могут быть отношения? Она не знает. У нее никогда не было ничего, что длилось бы долго. Оставалось. Но теперь перед ней этот мужчина, который просит ее рискнуть.

Рискнуть.

Она положила руку на плечо Соломона.

— Мне нужно…

Она облизывает пересохшие губы. Что ей нужно? Она не знает, но с этими словами она отстраняется от Соломона, встает из-за стола и отходит к краю террасы. Ее мозг кружится, пока она пытается осмыслить все, что он только что сказал. Вид на океан успокаивает ее дрожащее сердце. Она смотрит вверх. Небо черное, облака заслоняют звезды, но она знает, что они там. Они ярко мигают, словно небесная дорожная карта ее жизни.

И она клянется, что слышит голос своей мамы, ее мудрые слова.

Неровности на дороге - это просто неровности, Тесси, а не ямы. Мы можем преодолеть их.

А это... это неровность, которой она никак не ожидала.

Сейчас.

Сейчас самое время сдаться, отбросить свои страхи, бросить их в океан. В Лос-Анджелесе ее ничего не ждет. Так какая разница, если она рискнет еще раз?

Найдет еще одну звезду.

Она опускает руки к животу. Вздрогнула, потом покачнулась. Ее сын говорит ей, что нужно доверять своей интуиции.

— Тесс?

Сзади нее над шумом волн доносится обеспокоенный голос Соломона.

Она поворачивается к нему лицом, упираясь руками в перила. Он стоит во весь рост, его тело напряжено, словно ее следующие слова способны его сломить.

Она поднимает подбородок.

— Ты обещаешь, что никогда не попытаешься отнять у меня Мишку?

— Клянусь.

— Ты серьезно говорил, что останешься со мной?

Кивок.

— Да.

— Ну что ж. Тогда, — она делает шаг вперед, принюхивается, — может быть, нам стоит.

Он сглатывает, следит за ее движением.

— Что стоит?

— Попробовать это. Вместе. — Слезы текут по ее щекам. — Я не хочу делать это одна. Или с кем-то еще. Только с тобой. — Воздух покидает ее легкие, но она находит свой голос. В кои-то веки.

Наконец-то.

— Мой Торжественный мужчина.

Потому что он такой и есть. Таким он был всегда.

Ее.

На долгую секунду он застыл перед ней. Затем он издал рев и бросился вперед, практически отпихнув стол, чтобы добраться до нее. Прижав ее к своей груди, он впивается в ее губы поцелуем, от которого сводит ноги и который меняет жизнь. Его сотрясает неистовый вздох, когда он скользит руками по ее шее и запутывается в волосах.

— Я не могу тебя отпустить, — прохрипел он, отстраняясь, его глаза затуманились. — Я не могу уйти от тебя.

В ответ она снова целует его, теряясь в его лесном запахе. В своей собственной взрывной боли.

— Ты уверен, что готов? — шепчет она между поцелуями, затаив дыхание, и думает о Серене. Она не хочет давить на него.

Она не хочет его потерять.

— Я готов, — пробормотал он, его голос дрогнул. — Всю свою жизнь я был готов к тебе.

Ее глаза трепещут. Как и ее сердце.

— Ты моя, Тесси, — хрипло обещает Соломон ей на ухо.

Ее голова кружится, ноги слабеют, но он прижимает ее к себе, удерживая на ногах.

— Ты и этот ребенок - вы оба мои.

Из нее вырывается всхлип. Эти слова. Первобытные, защитные. О Боже. Она сейчас рассыплется. Она размораживается быстрее, чем верхний континентальный ледяной шельф.

Она важна. Она - чей-то человек.

Горячая слеза скатывается по ее щеке. Пульс учащается, проходя через нее, как саундтрек.

Любовь, любовь, любовь.      

Это слово шепчется между ними.

Любовь.

Но она не хочет говорить его первой.

Слишком многое поставлено на карту.

Мишка.

Ее сердце.

Лучше посмотреть, что из этого выйдет, прежде чем делать необдуманные заявления.

— Ты обещаешь? — Слова торопливо слетают с ее губ. — Мы твои?

Сжав челюсти, Соломон выдохнул ровный вздох. Его плечи вздрагивают, когда волна эмоций прокатывается по его большому телу.

— Я покажу тебе. Я покажу тебе, кто мы такие.

И вот он уже сметает ее с ног, скользит широкими ладонями по ее попке и поднимает ее вверх, пока она не обхватывает его ногами за талию. И когда они добираются до спальни, она понимает, что пути назад уже нет.

***

Соломон несет Тесси на кровать, связанный и полный решимости показать ей, что она - его единственная.

Он видел это по ее лицу. Никто еще не выбирал ее.

Он услышал беспокойство в ее голосе. Что он не готов. Что она не та самая. Что ж, больше никаких сомнений. Сегодня вечером он уложит ее на кровать и докажет ей, как чертовски сильно он ее хочет. Как сильно она ему нужна.

Она - его единственная. И так будет всегда.

Навсегда.

— Без сомнения, Тесси. Ты меня понимаешь? — пробурчал он, поднимая ее на ноги. Затем он берет ее лицо в свои руки и смотрит ей в глаза. Ему нужно, чтобы она знала. Нужно, чтобы она ему поверила. — Вбей это в свою красивую белокурую головку. Ты моя. Ты и этот ребенок, вы оба мои.

В ответ она издала горловой хнык. Ее голова откидывается назад, обнажая изящную линию покрасневшего горла. Член Соломона болезненно запульсировал в штанах. Не в силах больше терпеть, он раскручивает ее и плавным движением руки срывает с нее платье так быстро, что на ее изгибах остаются следы ожогов.

— Соломон, — удивленно произносит она. Но на ее губах появляется восхищенная улыбка.

— О, Господи! — Он расплавляется при виде ее, его грудь сжимается от гордости. Это его девушка, великолепная и сияющая. Обнаженная и беременная его сыном.

Его.

Господи, помоги ему.

Он сгорает заживо.

— Ложись на кровать, — рычит он.

Задыхаясь, Тесси вскарабкалась на матрас. Опустившись на колени, она встает лицом к Соломону. Дрожащими руками он обхватывает ее лицо, подставляет его, а затем прижимается к ней ртом. Сердце Соломона сжимается, когда ее язык проносится над его языком. Он находится в точке кипения. Перегрет, раздет. Он просто охреневает от этой женщины. Это безумие - то, что она заставляет его чувствовать.

Он опускает руку к ее ногам, проводит ею по сладкой плоти между ее бедер. Затем он стонет.

Она вся мокрая, ее влага растекается по его пальцам. Сладость. Рай. Наклонившись, он подносит вкус Тесси к своим губам, затем проводит большим пальцем по ее набухшему клитору.

Ее пухлый розовый рот приоткрывается, взгляд затуманивается, и она смотрит на него из-под длинных ресниц. Ослабев, она прижимается к его груди, ее хрупкая фигурка подрагивает, когда он проводит пальцем по бутону.

— О, о, о. — Ее прерывистые, задыхающиеся хныканья, ее груди, прижимающиеся к его груди, ее ногти, впивающиеся в его плечи, заставляют его напрячься.

Затем Тесси отчаянными руками дергает за молнию, делая все возможное, чтобы вытащить его из джинсов. Соломон смеется над ее нетерпением.

— Детка, нет, — говорит он. — Это все для тебя.

Она обижается, но он хочет позаботиться о ней так же, как она заботилась о его сыне. Показать ей, что она больше, чем мать; она - женщина, его женщина, и он, черт возьми, даст ей все, что ей нужно.

В ее темно-карих глазах заблестели слезы.

— Тогда займись со мной любовью, Соломон. — Она прикусывает пухлую нижнюю губу и проводит ладонью по его груди. — Пожалуйста. Ты мне нужен.

От ее слов у него по позвоночнику пробегает огонь. Это побуждает его - и его член - к действию.

Хриплое рычание вырывается из него, он хватает ее за талию и тянет на кровать. Он прижимает ее к себе. Тесси извивается, мяукает, как маленькая дикая кошка в его руках.

Он притягивает ее к себе, ее маленький торс прижимается к его вздымающейся груди, ее упругая попка прижимается к его животу. Она задыхается, когда он входит в нее сзади. Потянувшись назад, она обхватывает его шею, пальцы забираются в его темные волосы.

Они двигаются вместе, Соломон принимает ее тело на свое, и она практически левитирует в его объятиях, великолепный бугорок на ее животе поднимается, как бледная луна в ночи.

— Разрушь меня, — задыхается Тесси, раздвигая ноги. Немного повизгивая, она извивается, заталкивая его в себя еще глубже.

Христос. Он застонал и закрыл глаза. Она убивает его. Совершенно точно убивает. Ее длинные светлые волосы развеваются вокруг них, как нимб, как чертов ангел.

Невероятно. Как же ему чертовски повезло, что он второй раз на этой земле.

Он зарывается лицом в ее волосы, вдыхая аромат морской соли, прижимает ее к себе. Дрожит. От тяжести того, что это для него значит.

— Черт, но чего я только не сделаю для тебя, Тесси.

— Скажи мне. — Она хрипло стонет. — Скажи, на что ты готов ради меня.

— Все, что угодно, — прорычал он. Самые искренние слова, которые он когда-либо произносил. Зная, что он может их не пережить. — Все, что угодно, ради тебя и этого ребенка. Убить ради тебя, сжечь землю, трахнуть тебя до потери сознания, назови это. Все, что угодно.

От его слов она закричала, задвигала бедрами в такт его жестким ритмичным толчкам.

Он скользнул рукой по ее груди, тяжесть которой заполнила его ладонь. Из его груди вырывается рваный стон.

— Не останавливайся, Соломон, — простонала Тесси. — Не останавливайся. — Ее голос срывается на рыдания. — Пожалуйста.

— Никогда.

Он врезается в нее. Сильно. Беззвучный крик вырывается из ее губ. Ее соки растекаются по внутренней стороне бедер. Мокрые. И на его бедра тоже. Она такая чертовски мокрая для него, купает его член в жаре и огне. От этого он становится только тверже. Он двигает бедрами вперед.

Все, что она хочет, она получает.

— Боже, как ты прекрасна, — простонал он, прижимая к себе ее стройную фигуру. В завершение он целует ее затылок, плечо, шею. — Чертовски красива, Тесси.

Застонав, она откидывает голову назад, прижимаясь к его плечу, и бьется. Потребное извивание ее тела пронзает его ударной волной. Соломон с криком освобождается, содрогаясь, когда Тесси вскрикивает, ее маленькие ручки вцепляются в его волосы, и они кончают вместе.

С каждым толчком ее тела он все крепче прижимает ее к себе, пока, наконец, она не обмякает в его руках. На ее лице расплывается довольная улыбка, она переворачивается на спину и со смехом падает в подушку, прикрывая рукой пухлые губы.

Поцеловав ее в щеку, Соломон исчезает в ванной, а затем возвращается с теплым влажным полотенцем. Он нежно вытирает ее бедра и снова ложится рядом с ней в постель.

Вздохнув, Тесси перевернулась в его объятиях, чтобы встретить его поцелуй. Удовлетворение написано на ее прекрасном лице - глаза с капюшоном, розовые щеки, восторженная улыбка.

На секунду у Соломона перехватило дыхание. Тесси свернулась калачиком у него на груди. Маленькая, мягкая, его. Христос. Он закрывает глаза, позволяя моменту улечься. Никогда за миллион лет он не думал, что у него будет это снова.

Открыв глаза, он рассматривает ее нежный профиль.

Я люблю тебя.

Он должен сказать это.

Но слова застыли на его губах. Он готов, но что, если она не готова? Он и так уже многого попросил. Эгоистичный ублюдок, попросивший ее приехать в Чинук. Если это не способ усилить давление, то он не знает, что это такое.

Счастливо вздохнув, она провела рукой по его бороде, а затем перевела взгляд на его лицо.

— Идеальное завершение идеального отпуска.

— Так и есть. И это еще не конец. — Лаская ладонью ее лицо, он прошептал: — Ты и этот ребенок. Все мое сердце. Мои звезды. У тебя есть я, Тесс. Никогда не сомневайся в этом.

Она запускает пальцы в его темные волосы на груди.

— Я не забуду.

Она смотрит на него с тяжелыми веками. Ее длинные ресницы трепещут медленной волной манящего сна. Одной рукой он гладит ее золотистые волосы. Другой -прижимает к ее животу. Его охватывает прилив эмоций. Менее чем через три месяца они будут держать на руках своего сына.

— Ты скажешь мне? — спрашивает он, и глаза Тесси переходят на его глаза. — Имя Мишки?

Долгое молчание. Затем на ее губах появляется тихая улыбка.

— Почему бы нам не придумать его? Вместе.

— Тесс. — Глубокий гул несогласия. Он не хочет, чтобы она меняла его.

— Я хочу, Соломон. — Опираясь на локоть, она проводит рукой по его щетинистой бороде. Ее ровный взгляд честен и уязвим, когда она смотрит в его темные глубины. — Это должно стать нашим именем.

В его груди разгорается пламя. Проклятье.

Если бы он не любил ее сейчас…

— Спасибо, — говорит он.

Ее удивленный взгляд встречается с его, светлые волосы падают ей на плечо, когда она наклоняет голову.

— За что?

У него перехватывает горло.

— За то, что я стал отцом.

На глаза Тесси наворачиваются слезы, а на губах появляется водянистая улыбка.

— Ты будешь самым лучшим отцом, Соломон, — шепчет она, положив его руку на свой живот. — Мишке очень повезет с тобой.

Пытаясь взять сердце под контроль, потому что ему кажется, что в ребрах заложена атомная бомба, Соломон притягивает Тесси к своей груди. Ее крошечное тело идеально прижимается к его боку. Проходит совсем немного времени, когда он кладет руку ей на живот, а ее дыхание прижимается к его плечу, и она засыпает.

Мишка пинается в ее животе, маленькие импульсы заставляют его улыбаться, и Соломон прижимает Тесси к себе. Он никогда не чувствовал себя таким довольным. Тесси знает о Серене, о его прошлом, о его темноте и чувстве вины. А завтра утром он заберет свои звезды домой.

III

ГЛАВА 23

Тесси подпрыгивает рядом с Соломоном в его пикапе, когда они едут по длинной, извилистой дороге через темно-зеленый лес из аэропорта Анкориджа в Чинук. Рука Соломона сжимает ее руку, ее проигрыватель Crosley надежно спрятан на заднем сиденье, ремень безопасности низко и надежно затянут на животе.

Внимание приковано к достопримечательностям за окном, и она не может охватить все достаточно быстро. Это совершенно новый мир. Прекрасная, ледяная, чужая вселенная.

Она променяла солнце на снег. Пляж на горы. Рассудок на удивление. Потому что то, что она делает, совершенно не в ее вкусе. Даже Эш была поражена изменением ее планов.

Если Тесси что-то и не нравится, так это растерянность. Нервничает, конечно. Волнуется - да. Голодная - всегда. Но не растеряна.

Соломон завладел ею. Их последняя ночь в Мексике, те настоятельные слова, произнесенные шепотом: "Ты моя". Никто и никогда не делал этого раньше. Он хотел ее, боролся за нее, давал обещания с такой убежденностью, что это разбивало ей сердце в самом лучшем смысле этого слова.

Она отказывается от полного контроля, чтобы плыть по течению. Чтобы улететь с этим человеком, который стал для нее как левая рука, на чертову Аляску. Она не может быть без него. И не сможет.

Волнение бурлит в ее животе. Та дикая свобода, которая приходит, когда не спишь всю ночь. Волнение от продления ночевки. Приехать в Чинук - это правильно. Увидеть мир Соломона. Встретиться с его семьей.

Семья Мишки.

Она твердит себе, что это всего лишь продолжение детского отпуска. Чтобы понять, совпадут ли они с Соломоном в реальном мире. Она должна сама, а главное, должен попробовать Мишка. Если они смогут выйти из этого вместе... счастливыми, это будет лучше, чем она могла себе представить. Сказки. Третий акт романтического романа. Эти счастливые, красочные, веселые обложки, где поцелуй - это не просто поцелуй, а навсегда, надолго и счастливо.

И все же она не может допустить, чтобы ее сердце полностью раскрылось. Пока не может.

Как бы ей ни хотелось произнести эти три слова, она должна быть практичной. Они с Соломоном только разговаривают, но не берут на себя обязательства.

Кроме того, ей нужна работа. Хотя ее страховка действует до конца беременности и у нее есть стабильный капитал, меньше всего ей хотелось бы полагаться на Соломона, который позаботитсяо ней в финансовом плане. Здесь, в Чинуке, она будет искать работу в Лос-Анджелесе. Она бросила взгляд на лес. Если у нее будет wi-fi.

Тесси задыхается от внезапного появления птицы, похожей на стероиды, парящей над верхушками деревьев.

Соломон смотрит в ее сторону, потом обратно на дорогу, на его бородатых губах играет улыбка.

— Лысый орел.

Над головой октябрьское небо затянуто темными облаками.

— Когда выпадет снег? — спрашивает она.

Он напрягается, крепче сжимает ее руку, но не сводит глаз с дороги.

— Если повезет, то в ноябре.

Тесси вздрагивает и поправляет рубашку, хмурясь на свой нелестный наряд. Наконец-то шутка дошла до нее. Она кутается в одну из фланелевых рубашек Соломона. Они теплые, это точно.

Прибавив жару, он окидывает ее взглядом, затем опускает его на туфли на высоком каблуке.

— Мы добудем тебе одежду, Тесс, — говорит он суровым, грубоватым тоном, который она так любит. Он говорит только с ней. Этот тон говорит ей, что ему не все равно, что он позаботится о ней.

— Ты примерно такого же размера, как Мелоди, только без живота. — Он тормозит и включает мигалку. — Она собирает вещи, которые ты сможешь носить, пока будешь здесь. Мы можем получить их завтра за поздним завтраком.

Желудок Тесси перевернулся, ее спокойствие испарилось при мысли о встрече с семьей Соломона. А вдруг они ее возненавидят?

Вздохнув, Соломон сжимает ее руку.

— Ты устала?

— Да. Я на взводе. И этот ребенок у меня на легке. — Она кладет руку на высокий живот. Боже, она стала намного больше за последние несколько дней. Она сдвигается на сиденье скамейки и выгибает бровь. — Сегодня у меня тридцать недель.

Он смотрит на нее, в его глазах пляшут гордость и нежность.

— Я знаю.

— Я чувствую себя огромной.

— Ты не огромная. Ты прекрасна, Тесс.

Она покраснела. Надоест ли ей когда-нибудь слушать его слова?

И так же быстро она сдувается. Ей еще так много предстоит сделать. Так много нужно сделать для того, чтобы сохранить свободное от забот мозговое пространство. Пройдет немного времени, и у нее начнется зуд, потребность планировать, организовывать, исправлять.

— Мне также нужно найти врача. — Она бросает боковой взгляд на Соломона. — В зависимости от того, как долго я здесь пробуду.

Перед отъездом из Мексики она общалась по телесвязи со своим акушером, который сказал, что можно пропустить один осмотр, но рекомендовал найти местного врача, если она останется, или убедиться, что она вернется в Лос-Анджелес до тридцати шести недель из-за ограничений на полеты.

Соломон ворчит. Его задумчивый взгляд говорит о том, что он не хочет говорить о ее отъезде.

— Я нашел тебе врача.

Она садится ровнее, ее сердце теплеет.

— Правда?

— Ага. — Он бесстрастен, как будто сердце Тесси и так не кипит. — Мы можем пойти на следующей неделе. Посмотрим, понравится ли она тебе.

Улыбаясь, она придвигается ближе, закрепляя вокруг себя средний ремень безопасности, ей нравится, как он берет на себя ответственность вместе с ней. Как будто это их проблема. А не ее. Это облегчение. Не надо взваливать все на свои плечи.

— Что еще ты мне подаришь? — спрашивает она, проникая поцелуем в его горло. Она опускает руку и проводит пальцами под подолом его черного хенли и по теплому, рельефному животу.

Он напрягается.

— Женщина, — рычит он, изо всех сил стараясь не нажать на руль, когда они с грохотом проезжают по узкому каменному мосту, — прекрати это дерьмо, иначе мы улетим в озеро.

Тесси смеется и ослабляет поцелуи, но прежде чем она успевает вернуться на место пассажира, Соломон обхватывает ее за плечи, удерживая рядом.

— Ты ведь знаешь, что у тебя есть, не так ли?

Прижимаясь ближе к его большому теплому телу, она утыкается носом в его шею.

— Что?

— Сила, способная полностью уничтожить меня.

Она смеется.

— Я буду использовать ее с умом.

— Расслабься, Тесс. — Его глубокий гул вибрирует в ней. — Я знаю твой мозг. Никаких контрольных списков. Никакого беспокойства.

Она сморщила нос, желая иметь хоть немного спокойствия и довольства Соломона.

— Почему ты все знаешь? Почему ты такой, такой... устойчивый?

Его губы подергиваются.

— Потому что я родом из гор, — говорит он, показывая большой палец.

Взгляд Тесси устремляется вверх, и она вздрагивает.

Из облаков поднимаются темные, зазубренные пики земли. Горы. Сильные, свирепые, задумчивые. Как Соломон. Их белоснежные купола, изящные, как мороженое, завораживают ее.

Тесси смотрит в окно на юг. Дрожащие осины колышутся под порывистым ветром. Белка бросается на дорогу, сожалеет о своем решении и ныряет в кусты.

Они проезжают мимо знака "Добро пожаловать в Чинук", население - 8000 человек. Веселый девиз города гласит: Take a Look at Good Ole Chinook.

Повернув, Соломон едет по асфальтированной дороге в город. Наконец-то пейзаж стал цивилизованным. Главная улица. Бутики, рестораны, бары, кофейни, мясная лавка. На обочине дороги мужчина возится со своей машиной, протягивает руку Соломону, тот в ответ делает то же самое.

— Добро пожаловать в Чинук, — негромко говорит ее горный житель. Свет в его темно-синих глазах говорит ей все, что нужно знать. Он любит этот город, свою общину. И она хочет полюбить его тоже.

— Куда мы едем? — спросила она, положив голову ему на плечо.

— Мы заскочим в бар, чтобы забрать Пегги, а потом отправимся в хижину.

— Ммм. Я увижу бар, собаку и хижину. Я счастливая девушка.

Яблоко его горла подрагивает, на лице появляется ласковое выражение.

Прижавшись к Соломону, Тесси позволила своему сердцу унять беспокойство. Это божественное чувство - отдаться настоящему, полностью насладиться им, не беспокоясь о том, что будет дальше.

Она будет волноваться.

Позже.

Потому что, когда она крепко обнимает Соломона, когда Мишка в безопасности в ее животе, все остальное не имеет значения.

***

Горы словно знали, что он привезет ее домой.

Соломон с гордостью в груди и Тесси, прижавшейся к его боку, смотрит на бескрайнее небо Аляски. Белые, как хлопок, облака выделяются на фоне огромной рощи деревьев, уходящей за горизонт. Вернуться в Чинук - все равно что напиться из свежего горного ручья. Увидит ли Тесси то же, что и он? Великолепную красоту? Дикую природу, которую он всегда любил? Он надеется на это.

Соломон въезжает на гравийную дорогу к Howler's Roost и оставляет грузовик включенным.

— Оставайся здесь, — говорит он. — Я возьму Пегги, и мы...

Но она уже отстегивает ремень безопасности.

Ругаясь, он выключает зажигание, затем выбегает из грузовика и пересаживается на пассажирскую сторону. Он хватает ее за руку, прежде чем ее ноги успевают коснуться земли. Да, он ведет себя как слишком заботливый мудак, но центр тяжести ее тела полностью изменился. Не говоря уже о том, что на ней самые высокие каблуки, которые он когда-либо видел. Он не собирается рисковать.

— Спокойно, — успокаивает он, обхватывая ее плечи руками, чтобы убедиться, что она устойчиво стоит на ногах. Окинув ее взглядом, он подавил улыбку. Она чертовски очаровательна. На ней черные узкие джинсы и безразмерная черно-белая рубашка Соломона из шерсти буйвола. Даже беременная, она в нем просто карликовая.

— Я не останусь в машине, Соломон. — Тесси щурится на ярко-красные амбары, окружающие унылую серую силосную башню. Она переключает внимание на ржавый флюгер с шантильей, расположенный на самом верху. — Я хочу увидеть это место, о котором ты говорил. — Она наклоняет голову и морщит нос: — Похоже на силосную башню.

Он проводит рукой по своей бороде.

— Это и есть силосная башня.

Черт, ему стыдно, что он позволил Тесс увидеть это. Стыдно за то, что он позволил бару так испортиться, позволил Хаулеру взять на себя ответственность. Но он не может вечно держать ее в стороне. Господи, это же его чертова работа. Если она останется здесь - а если у него есть право голоса, то так оно и будет - это станет частью ее жизни.

— Просто… — Взяв ее за локоть, он осторожно ведет ее через каменную стоянку. — Это развалина. Знай это.

Ее взгляд падает на неоновую вывеску, которая светит, как будто живет из последних сил.

— Я хорошо отношусь к развалинам.

— Не тебе судить.

Она поджимает губы, как будто речь идет о лимоне. Затем…

— Хорошо. Я буду внутренне кричать о своих возражениях.

— Хорошо.

Когда они подходят к входной двери, в кустах рядом с мусорными баками раздается шорох. Соломон замирает, а затем смещается, оказываясь перед Тесси.

Она впивается ногтями в твердую кожу его плеча.

— Боже мой, это медведь, да? — визжит она, когда шум становится все громче.

Он хочет сказать ей, что она ошибается. Но не может.

Черт.

Слова Хаулера о медведях в этом районе вызывают прилив паники.

С быстротой хлыста Соломон хватает Тесси - одной рукой за спину, другой под зад - и поднимает ее в воздух. Подталкивает ее к лестнице на боковой стенке бункера.

— Залезай, — приказывает он. — Сейчас же.

— Я не лазаю по лестницам, — кричит она, вцепившись в его плечи. — Соломон, опусти меня. Я могу добежать до машины.

— Ты не можешь бежать, — ворчит он. — Не на каблуках, Тесс. Что я тебе, черт возьми, говорил...

Куст дергается.

Тесси взвизгивает, рассыпая светлые волосы, и, как дикая кошка, карабкается по его телу.

Соломон делает выпад в ее сторону, но попадает под удар слюнявой дурацкой гончей собаки.

— Господи, — выдыхает он. Облегчение чуть не сбило его с ног.

Пегги гавкнула, и Соломон опустился на корточки, проводя руками по ее длинным ушам и впалым щекам.

— Привет, девочка, — говорит он, посмеиваясь от умиления, когда сердцебиение возвращается к нормальному ритму. Черт, как же он соскучился по своей чертовой собаке.

Сзади раздается смех Тесси. Сложив руки на животе, она зажмурилась.

— Боже мой. Это твоя собака.

— Отличное первое впечатление, — уныло говорит он Пегги.

Тесси хихикает.

— Она собиралась напасть на меня. Такая злобная. — Она опускается и ерошит уши собаке. Пегги, наслаждаясь лаской, кладет лапу на бедро Тесси и пытается взобраться прямо к ней на колени, но Соломон протягивает руку, поддерживая ее за спину, чтобы собака не опрокинула ее.

— О, она такая милая.

Сердце Соломона замирает, когда Тесси наклоняет голову, чтобы поцеловать чернильно-черный нос Пегги.

Еще один шорох, и из глубины здания выбегает Хаулер с мусорным пакетом в руках.

Он останавливается, окидывает взглядом происходящее, а затем говорит:

— Чертовски вовремя ты вернул свою задницу домой.

Соломон поднимается на ноги.

— Я вернулся. Теперь ты можешь перестать ныть. — Он протягивает руку Тесси, помогая ей встать, а затем притягивает ее к себе.

Яркая ухмылка на лице Хаулера исчезает, когда он видит ее. Соломон ждет, пока его друг поздоровается, и хмурится, когда тот не здоровается. Внимание Хаулера переключается на ее живот, затем снова на Соломона.

— Вернул Златовласку, да?

Тесси в ответ на это прозвище вскидывает бровь, но ничего не говорит. Взмахнув шелковистыми светлыми волосами, она проходит мимо Хаулера и входит в бар. Пегги бежит за ней, уже влюбленная. Соломон ее не винит.

Поморщившись, он следует за ними. Тесси стоит в круглом помещении. Яркая и солнечная на фоне темной пустоты бара. Она рассматривает помещение, склонив белокурую голову, поджав губы и сузив взгляд.

Она видит то, что видит Соломон.

Обломанная столешница бара. Мигающая неоновая вывеска. Две отсутствующие половицы. Дровяная печь не работает.

Сцепив руки на животе, Тесси поворачивается и ярко улыбается Хаулеру.

— Соломон говорит, что ты делаешь отличные коктейли.

Хаулер скрещивает руки.

— Краны для газировки сломаны.

— Лааадно, — пробурчала Тесси. Ее растерянные глаза метнулись к Соломону. — Я собираюсь осмотреть кухню.

Соломон нахмурился. Не похоже на Хаулера быть таким скрытным. Чертов засранец, если его можно так назвать. К счастью, Тесси - профессионал, привыкший иметь дело с такими придурками, как Атлас, и она позволяет себе легкий смешок.

— В чем, блядь, твоя проблема? — спросил Соломон, негромко, чтобы Тесси не услышала. — Ты ведешь себя как мудак.

— Ни в чем, — огрызается Хаулер. Затем он надувается. — Чувак, я думал, ты собираешься поехать туда, разобраться со своим дерьмом и вернуться домой. А не приводить ее сюда.

— Она не гребаная пицца, — огрызается Соломон.

Хаулер фыркнул.

— Что она собирается делать, переезжать сюда?

Соломон прочищает комок в горле.

— Мы об этом не говорили.

— Не говорили они… — пробормотал Хаулер. — Ну что ж, тебе лучше, парень. И поскорее. Она, похоже, готова взорваться.

Отрезвев, Соломон проводит ладонью по лицу, его грудь сжимается от беспокойства. От реальности. Может, он и был эгоистичным ублюдком, попросив Тесси вернуться с ним, но с Сереной он усвоил урок.

Не позволяй ей уйти. Иди за ней.

Тесси выходит из кухни и тычет пальцем в чучело белки, держащей банку с чаевыми.

— Это действительно говорит о шике таксидермии, не так ли?

— Не суди, — кричит Соломон, с ухмылкой глядя на календарь с обнаженной женщиной за барной стойкой.

— Я не осуждаю. Я наблюдаю критическим взглядом.

Переключив внимание на Хаулера, она спрашивает:

— Во сколько вы открываетесь?

Хаулер вздрагивает.

— Мы уже открыты.

— Не похоже на то. — Она проводит пальцем по пыльной столешнице бара, отчего Хаулер еще больше хмурится. — Какой у вас бюджет на реконструкцию?

— У нас большой бюджет.

Соломон сдерживает улыбку, наблюдая за тем, как Тесси борется с его другом.

Она выходит из-за барной стойки, затем, остановившись перед ними, дергает плечом в дальний угол комнаты.

— Что вы планируете делать с этим пространством?

Хаулер бросает на Соломона раздраженный взгляд.

— С пространством?

— Просто смирись с этим, — говорит Соломон.

Смущенный вздох.

— Отлично. Мы подумали, что надо сделать его более соответствующим тому, что делают другие популярные бары. Может быть, добавим бильярдный стол.

Тесси фыркает.

Хаулер напрягся, выражение его лица стало угрюмым.

— Думаешь, ты можешь сделать лучше?

Соломон потирает лоб, голова уже болит.

— Не надо. Не начинай.

Тесси поднимается, как будто это вызов.

— Вообще-то, я могу. — Закончив сделку с Хаулером, она окинула Соломона взглядом. — Это место может быть впечатляющим. — Она вскидывает руку. — Я вижу кабинки от стены до стены. Темные кабинки. Музыкальный автомат останется. Добавим освещение по настроению. Может быть, окно от пола до потолка? О! Гаражные ворота! — Остановившись посреди бара, она раскидывает руки, словно обнимая пространство вокруг себя.

Соломон кивает.

— Это отличное помещение. Мы планировали многое сделать сами, чтобы сократить расходы.

Тесси поднимает брови.

— Я могла бы это сделать.

Он уже качает головой. Меньше всего ему хочется, чтобы Тесси была на лестнице. Тесси, таскающая большие предметы. Тесси на седьмом месяце беременности, разбивающая десятифунтовым молотком все дерьмо из каменной кладки.

Не хватало еще, чтобы она летела восьмичасовым рейсом и три часа торчала в машине. Ей нужно быть у него дома, без каблуков, отдыхать.

— Нет, — говорит он. — Нет, черт возьми.

— Да, Соломон. Да, черт возьми. — Она хватает его за руку, трясет ее и пританцовывает на месте. — Пожалуйста. Позволь мне помочь вам. Я могу заказать все через своих поставщиков по себестоимости. Все, что тебе нужно будет сделать, - это подвигать своими большими мускулами.

Он открывает рот, чтобы сказать "нет", но не может. Потому что вот оно. На ее лице. Он на крючке. В ее великолепной голове уже летают цвета Pantone.

— Ладно, черт возьми, — рычит он, одновременно забавляясь и раздражаясь тем, как быстро она заставила его уступить.

Она взвизгивает и прижимается поцелуем к его бородатой щеке.

Господи. Вот как выглядит его гребаное будущее? Завязывать себя в узлы, спотыкаться, чтобы дать ей все, что она хочет? Господи. Он в полном дерьме.

И все же он сделает все, чтобы удержать ее в Чинуке.

Хаулер бросает на него язвительный взгляд предательства.

— Это мой бар, — ворчит он.

— Наш бар, — отвечает Соломон.

— Ну конечно же, ты разыгрываешь эту карту после семи чертовых лет.

Блестя глазами от возбуждения, Тесси любовно проводит руками по кирпичной стене.

— Мы могли бы перекрасить это дерьмо в цвет Pantone.

— Какой, на хрен, Pantone? — пробормотал Хаулер, терзая рукой свои светло-русые волосы. — Ты не покрасишь этот кирпич. Это учреждение.

Соломон фыркает на театральность.

— Мы писали на этот кирпич. — Он гордо кивает на Тесси. — Ты хочешь, чтобы это было сделано? Она - моя девушка. Она этим зарабатывает на жизнь.

— И я сделаю это бесплатно, — говорит она с самодовольной улыбкой. — Бери или уходи. Потому что я безработная, и я просто балдею от хорошей истории про Золушку.

— Отлично. — Ворча, Хаулер шлепает липким меню по груди Соломона. — Тебе лучше придумать лучшее меню на Аляске.

— Конечно, придумаю. — Взгляд Соломона останавливается на Тесси.

Его сердце сжимается.

Черт возьми, ему нравится, как она выглядит в его баре.

Сегодня вечером он будет любить то, как она выглядит в его постели.

ГЛАВА 24 

Через тридцать минут Соломон мчит грузовик по извилистой гравийной дороге. Когда они проезжают через рощу темных вечнозеленых деревьев, в поле зрения появляется хижина. Тесси выпрямляется и поворачивается к нему.

— Это оно?

Он заезжает на подъездную дорожку, глушит двигатель.

— Это оно.

При беглом осмотре обширного двора она улыбается. Домик Соломона - не такая уж мрачная и полуразрушенная хижина, как она себе представляла. Напротив, это причудливый V-образный домик, приютившийся на опушке бореального леса. Как стильный недостроенный горнолыжный домик в Колорадо. Нарубленные дрова сложены в пирамиду рядом с топором. К двери ведет каменная дорожка. Ветряные колокольчики из дутого стекла висят на деревьях, окружающих двор. Большая деревянная терраса идеально подходит для чтения или наблюдения за звездами.

Ее дом.

По крайней мере, на ближайшие несколько дней.

Хлопок дверцы грузовика привлек ее внимание. Соломон вышел и огибает капот. Ухмыльнувшись, она воспользовалась возможностью полюбоваться своим красавцем-горцем. Он выглядит чертовски хорошо. Он в своей стихии, с его бородой, мускулами и гончей собакой, которая воет сзади.

Дверь открывается. Соломон, взяв ее за руку, помогает ей выйти.

Тесси стоит в диком лесу, впитывая все это в себя. Это место любит Соломон. Сердцебиение этой дикой, удивительной страны. Прохладный ветерок шепчет сквозь деревья, ерошит кончики ее волос. Вдали слышится слабое журчание ручья или речушки. Пение птиц в кронах деревьев. Суровые горы нависают над хижиной, словно их священный долг - защищать ее.

Это, конечно, лучше, чем вид на парковку ее квартиры.

— Что ты думаешь? — спросил Соломон, его взгляд был ожидающим. Нервным.

Она наклоняет голову и смотрит на него.

— Х-м-м, — хмыкнула она. — Он не такой темный, как я себе представляла.

В ответ она добродушно хмыкает.

— Ты называешь меня ворчуном?

— Я называю тебя своим ворчуном.

Его глаза смягчаются, а улыбка, появившаяся на его губах, заставляет ее сердце пуститься вскачь.

Вдалеке раздается волчий вой. Тесси подходит ближе и берется за бицепс Соломона.

Когда он осматривает хижину, Тесси видит, как исчезает узел напряжения в его теле. Он выглядит расслабленным. Комфортным. Как дома.

— Ты скучал? — мягко спрашивает она.

Бросив на нее горячий взгляд, он вытаскивает ее чемодан из кузова грузовика.

— Не так сильно, как я думал.

Ее сердце делает небольшое сальто.

— Давай, беременная женщина. — Он открывает заднюю дверь грузовика и помогает Пегги выйти, затем переплетает свои пальцы с ее пальцами. — Идем.

Тесси послушно идет за ним по дороге к дому. На площадке она останавливается и кивает на то, что выглядит как складской сарай на сваях, расположенный примерно в двенадцати футах от дома.

— Почему он приподнят?

— Чтобы не пускать диких животных, — говорит Соломон, роясь в кармане в поисках ключа. Он находит его и вставляет в замок. — Лучше зайти внутрь. — Он поднимает брови, его тон предвкушающий. — У нас есть всего несколько минут до наступления темноты.

— Подожди, что? — От страха у Тесси заныло в затылке, и она оглянулась на линию деревьев. Солнечные лучи становятся все тусклее и тусклее сквозь листву. — Что будет, когда стемнеет?

Обернувшись к Соломону, она уловила его ухмылку и шлепнула его по руке.

— Злой человек, — шипит она.

Ухмылка превращается в редкую ухмылку, он целует ее в висок, а затем распахивает входную дверь. Пегги с гавканьем врывается внутрь. Осторожно, с любопытством, Тесси проходит мимо Соломона. Мгновенно помещение освещается щелчком выключателя.

— О, Соломон. — Она прижимает ладони к животу и замирает на месте. — Здесь так красиво.

Ничто из того, что она себе представляла, не соответствовало действительности. Она ожидала увидеть суровое, скудное пространство, но вместо этого она нашла... очарование. Красоту.

Соломона.

Он продолжает разрушать все ее предположения о нем.

Разбивает ее сердце.

Интерьер коттеджа еще лучше, чем его внешний вид. Гостиная, кухня и столовая имеют открытую концепцию. В гостиной, расположенной на возвышении, два кожаных дивана уютно расположились перед каменным камином.

Деревенский стиль и в то же время шик. То, что она могла бы спроектировать.

Тесси ходит по комнате, затаив дыхание, прижимая ладони к деревянным стенам. Натуральное. Ни пятен, ни краски. Просто дикая природа. Она нюхает стену. Смотрит на Соломона, который наблюдает за ней с забавной улыбкой.

— Сосна? — спрашивает она.

— Ель, — поправляет он, ставит ее сумку и закрывает дверь.

Она опускается рядом с длинным кухонным столом. Четыре стула и скамья. Дерево гладкое, как шелк. Проведя пальцем по замысловатой ножке, она заглядывает в нее.

— Это ты сделал?

Он кивает.

— Я.

— Это прекрасно.

Еще один вздох, в голове крутятся возможные варианты.

— Ты должен сделать мебель в Howler's Roost для перестройки. О! Барная стойка. Табуреты!

Он хихикает.

— Хаулер уже поручил мне написать меню. Не торопись.

Она встает, слегка покачиваясь, и глаза Соломона вспыхивают в ответ.

— Что я могу сказать? Чинук меня уже вдохновляет. — Откинув волосы на плечи, она вскидывает бровь. — За исключением, может быть, твоего друга.

Парень заморозил ее, это ясно как день. Но она не хочет, чтобы это ее беспокоило. После работы в Лос-Анджелесе она привыкла к холодным плечам и злобным взглядам.

Лицо Соломона омрачилось.

— Хаулер... он просто...

— Ревнует?

— Я не уверен. — Он проводит рукой по своим темным волосам. Его жесткая челюсть опускается. — Не беспокойся о нем. Сосредоточься на баре, и мы все сделаем. — Его серьезный взгляд переходит на ее живот. — Это должно быть быстро, Тесс.

Она поднимает руку.

— Так и будет, — обещает она. — Я люблю вызов.

Волнение трепещет в ее груди. Ремонт бара Соломона - это чистый адреналин. Детальное видение того, каким может быть это помещение, появилось у нее почти мгновенно. Промышленное, но теплое. Задумчивым, но веселым. Личность Хаулера слилась с личностью Соломона. Потому что они - душа этого бара, и важно отразить это.

Этот дизайн – как раз ее конек. Ей будет чем заняться, она сможет почувствовать себя не такой уж потерянной в море, она найдет применение своему беспокойству. Ведь скоро ей нужно будет найти работу. Прежде чем эта старая нервная энергия заявит о себе.

Когда Тесси доходит до глубокой лестницы, врезанной в деревянную стену, ведущую в спальню на чердаке, она останавливается. Здесь нет перил.

— Эта лестница... — начинает Соломон, выглядя очаровательно обеспокоенным. — Она небезопасна для тебя.

— Ты же не ожидал, что по ней будет подниматься беременная женщина.

Когда он ничего не говорит, а выражение его лица становится хмурым, она подходит к нему и кладет руку ему на грудь. Под ее рукой его сердце учащенно забилось.

Она слегка улыбается.

— Соломон, все в порядке. Я буду осторожна.

Он изучает ее, а затем его рот смягчается.

— Я помогу тебе.

С Соломоном за спиной, положив ладонь на поясницу, она медленно и осторожно поднимается по лестнице.

Она задыхается.

В центре спальни-чердака стоит большая кровать. На одном конце кровати наброшено покрывало из искусственного меха, у изножья стоит кожаная скамья. С одной стороны комнаты стоит деревянное кресло-качалка и небольшой приставной столик. Напротив, рядом с ванной, стоит старая ванна на когтистых ножках.

Обрадованная, она тянет Соломона за руку.

— Торжественный человек, у тебя есть ванна.

Он усмехается.

— Я не настолько оторван от реальности.

Шагнув в центр комнаты, она обращает внимание на наклонные стены, которые придают помещению необыкновенный уют. Она не может не представить себя и Мишку в этом пространстве. Потому что оно идеально. Идеально для детской кроватки. Для семьи.

— Это прекрасно. — Она сдерживает улыбку и встречается с ним взглядом. — Мне нравится, Соломон. Это лучше, чем Мексика.

Что-то меняется в его выражении, когда она произносит эти слова. Его горло сжалось, а глаза не отрывались от нее. Затем он поднимает руку.

— Тесс. Посмотри вверх.

Она смотрит. И на этот раз она не может задыхаться. Она даже не может говорить.

Люк над кроватью пропускает вечернее небо.

Впускает звезды.

Как только она видит окно, первую звезду, мерцающую в величественном небе Аляски, шлюзы открываются, и слезы вырываются наружу.

Все это кажется ей таким судьбоносным. Как будто все в ее жизни постепенно встало на свои места. Как будто она держит в руках свое бьющееся сердце и показывает ему ту жизнь, которую ей суждено прожить.

Потому что она должна быть здесь. С Соломоном. С их сыном.

В два быстрых шага Соломон оказывается рядом с ней, вытирая слезы с ее щек. Его большая, сильная рука обхватывает ее лицо, заставляя посмотреть на него.

— Не плачь, — говорит он низким, грубым голосом. — Ты меня просто убиваешь, когда плачешь, детка.

— Мне жаль. — Она фыркает.

— Не извиняйся. Что случилось?

— Ничего не случилось.

— Тогда почему ты плачешь?

— Потому что все кажется слишком идеальным. Таким идеальным. — Она качает головой, горячие слезы текут по ее щекам. Прижав ладони к своему животу, она смотрит вниз на Мишку. — И я беременна. И я глупая.

— Ты не глупая. — Он прикасается к ее щеке, переводя взгляд на него. — Я тоже это чувствую.

— Чувствуешь?

— Чувствую. Что-то настолько чертовски правильное, что я ежедневно хочу это потерять. — Его лазуритовые глаза смотрят на нее. И она понимает. То, как он смотрит на нее, - он понимает. Ее страхи. Ее сомнения. Ее радость. Понимает их и будет держать. — То, что ты здесь... это значит для меня все, Тесси. — Он кладет руку ей на живот. — Ты значишь все.

Ее губы раздвигаются, но она не говорит этого.

Пока не говорит.

Вместо этого она падает вперед, и Соломон, как она и знала, ловит ее и прижимает к своей груди. Его большое тело - теплое, крепкое и надежное - обхватывает ее, и она приподнимается на цыпочки, чтобы встретиться с его губами.

И пульс Тесси отбивает мелодию в ее кровеносной системе.

Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

ГЛАВА 25

Соломон и Тесси идут по тротуару к дому его детства. Двухэтажный дом кремового цвета с крыльцом и большим дубом во дворе.

Воскресный бранч.

Бранч дает им выход. Два часа разговора, а потом они могут идти.

Сделав вдох, Тесси разгладила переднюю часть платья.

— Хорошо, — говорит она. — Давай. Стучись.

Уголок рта Соломона дергается. Его девушка играет в свою игру. Он заметил все признаки. Как она пожевывает нижнюю губу. Как она трет три круга на животе, а потом вздыхает.

— Ты нервничаешь.

Она пихает его в руку.

— Конечно, я нервничаю. Я знакомлюсь с твоей семьей. — В ее голосе звучит опасение. — А вдруг они меня возненавидят? Вдруг они подумают, что я мошенница, которая нарочно залетела?

Он выгнул забавную бровь.

— Мошенница?

Ее милое личико сморщилось, и она погладила себя по животу.

— Это семья Мишки. Я безработная. Я беременна. Я калифорнийка. Я не произвожу хорошего первого впечатления.

— Тесс, детка. — Он берет ее за руки, успокаивая. Ее печальный взгляд способен уничтожить его. — Ничего подобного, хорошо? Ты им понравишься.

Никто и ничто не тронет ее. Особенно пока он рядом.

Она наклоняет лицо вверх, выражение ее лица смягчается.

— Ты обещаешь?

Он целует ее лоб.

— Обещаю.

— Без нервов?

— Без нервов.

Черт, это у него должны быть нервы. Он не приводил домой женщину со времен Серены. Но он чертовски не может дождаться, когда его семья познакомится с Тесси. Здесь, в Чинуке, с ней, его чувства возросли в десять раз. Когда он увидел ее в своей хижине, когда она полюбила хижину так же сильно, как и он, у него перехватило дыхание.

У него нет нервов. Не сегодня.

Не с Тесси.

Он больше не хочет прятать ее. Он хочет, чтобы все видели в ней ту силу, которой она является. Чтобы знали, что она станет частью его жизни.

Вот как он в ней уверен.

На крыльце Соломон приостанавливается, прежде чем постучать.

— Ты скажешь мне, если это слишком, и мы уйдем. Поняла?

Для нее это много, он это понимает. Она не в своей тарелке, не в Лос-Анджелесе, беременна, в его мире, а теперь еще и встречает незнакомых людей, которые захотят узнать все об их планах, о ребенке. Слава Богу, что единственный член семьи, способный отпугнуть Тесси, находится в Анкоридже.

Тесси откидывает волосы за тонкое плечо, выражение ее лица меняется на холодно-уверенное.

— Со мной все будет в порядке.

— Просто будь собой.

Она фыркнула.

— Быть беременной и ворчливой. Понятно.

Он ждет, пока она слегка кивнет в знак согласия, затем берет ее за руку, а другой рукой стучит в деревянную дверь.

Через несколько секунд входная дверь распахивается, как будто Мелоди ждала у глазка, готовая устроить засаду. Не обращая на него внимания, его младшая сестра направляется прямо к Тесси. Глаза светятся, на лице искренняя теплота.

— Привет! Я Мелоди.

Тесси улыбается и протягивает руку, ее рама расслабляется.

— Тесси.

— Очень приятно познакомиться, — щебечет его сестра. Ее взгляд падает на живот Тесси, затем перескакивает на Соломона. — Боже мой.

Он хихикает.

— Ты думала, я все выдумал?

— Нет, но... — У нее дрожит нижняя губа.

Соломон откидывает голову назад, к небу. Слезы его семьи сегодня не в повестке дня.

— Никаких слез, — говорит он сестре, которая тут же протестующе взвизгивает. — Будешь плакать - будешь мыть посуду.

Смешок.

— Ладно. — Она протягивает руку Тесси. — Пожалуйста, заходи. Все так хотят с тобой познакомиться.

Тесси посылает ему благодарную улыбку, и они вместе переступают порог.

Мелоди подносит руку ко рту.

— Эй, все! Они здесь! — Ее бодрый голос разносится по коридору. Затем она снова поворачивается к Тесси. — Я лично хотела бы поблагодарить тебя за то, что ты вытащила нашего брата из его пещеры.

Тесси смеется.

— С удовольствием.

— Да, черт возьми. Ты здесь. — Джо вальсирует по коридору, уже протягивая руки. — Пришло время для всех объятий. Надеюсь, ты готов.

Соломон обнимает свою сестру, среднего дикого ребенка в семье. Когда она отстраняется, то прижимается к Тесси. Живот. Тесси.

Вздохнув, он говорит:

— Это Тесси. И да, это ее живот.

— Черт возьми, могу ли я... — Руки Джо зависли в нескольких дюймах от живота Тесси, но потом она остановилась. — Нет, это странно. Прости. Первое, что мы хотим сделать, это пощупать тебя. Боже мой, я ужасна. Мы прямо-таки не уважаем границы твоего тела.

Соломон проводит рукой по плечу Тесси, желая, чтобы она поняла, что это ее выбор.

— Ты не обязана..

Улыбаясь полными губами, Тесси наклоняет к нему лицо, принимая неловкость сестры.

— Давай.

От извержения визга он захихикал. Четыре руки сжимают живот Тесси. От этой картины у него сжалась грудь. Он представил себе, как его сын приезжает сюда на семейные обеды, играет с тетями, бабушками и дедушками.

— Соломон Джек.

Мягкий голос заставил его обернуться. Из кухни выбегает его мать с длинными седыми волосами.

— Как я рада тебя видеть, сынок, — говорит она, отчаянно обнимая его.

Сжав горло, Соломон прижимает ее к себе. Он так давно не заходил в свой дом. За годы, прошедшие после Серены, он заезжал только для того, чтобы помочь что-то починить или занести блюда с запеканкой, которые мама оставляла на крыльце, но никогда не оставался и не наслаждался своей семьей. Это ошибка, которую он совершил однажды, но больше не повторит.

— Привет, ма, — говорит он, отстраняясь. — Где папа?

Она хмурится.

— О, ты его знаешь. Возится с чем-то на гриле. Решил, что мы поедим на улице, поскольку это последний хороший день на ближайшее время. — Она поворачивается к Тесси, ее голубоглазый взгляд находит ее. — А это, должно быть, твоя милая девочка. Здравствуй, я Грейс.

Тесси краснеет и пожимает руку матери.

— Привет, я Тесси. Очень приятно познакомиться. — Она улыбается его сестрам. — Со всеми вами.

— Хватит стоять. — Его мать поднимает руки и делает отмахивающееся движение. — У нас есть напитки и закуски на крыльце.

В громком хоре голосов они следуют за матерью. Но на полпути по коридору Соломон замечает, что Тесси больше нет рядом с ним.

Он оборачивается.

Черт.

Она рассматривает стену галереи в длинном коридоре. Фотографии семьи Соломона. Фотографии его и Серены.

— Это она? — спрашивает она, указывая на одну золотую рамку. — Серена?

Обеспокоенный взгляд матери переходит на Соломона, затем на Тесси.

— Да, — говорит она.

— Кратер-Лейк, — тихо произносит он, сокращая расстояние между ними и заключая Тесси в свои объятия. — Это был наш медовый месяц.

— Она прекрасна. — Переплетая свои пальцы с его пальцами, Тесси улыбается. На ее лице нет и следа нервозности. — Может, пойдем поедим?

Соломон выдыхает воздух, о котором не подозревал. Его переполняет облегчение. Тесси принимает все как должное. Понимает его прошлое и никогда не просит его выбирать.

На крыльце отец, увидев Тесси, ставит поднос с готовыми котлетами для бургеров и спешит к ней.

— Привет, Тесс, я Джек. Приятно познакомиться. — Он целует ее в щеку, затем поднимает свои седые брови на Соломона. — Вовремя, сынок.

Он закатывает глаза на замечание отца. Но ему это нравится. Ему нравится быть снова с семьей, обмениваться колкостями, снова быть частью клана Уайлдеров. Он и не подозревал, как сильно ему этого не хватает.

— Ты устроил пир, — комментирует он. На столе стоят большие подносы с едой. Свежие овощи и соус. Кексы. Фрукты, нарезанные в форме звезды.

— Есть повод, — говорит Джо, делая глоток из бутылки шампанского.

— Праздник, — подхватывает Мелоди.

Как только они расположились, закончили светские беседы, разговор перешел к очевидным вещам.

К детям.

— Итак... — Джо в нетерпении потирает руки. — Соломон от нас все скрывает. Мы хотим услышать все об этом ребенке и о ваших планах.

Соломон бросает на сестру тяжелый взгляд, чтобы она не мешала Тесси. Конечно, его семья взволнована, но это не значит, что они имеют право приставать к ней с вопросами. Кроме того, ей не нужно волноваться. Она есть у него. Даже если она еще не знает об этом.

Тесси улыбается ему, ободряюще сжимая его руку.

— Ну, это мальчик. Мы еще не решили, как его назвать, и он должен родиться двадцать третьего декабря.

— Когда ребенок родится, — начала его мать, — что будет дальше? Как долго ты пробудешь в Чинуке, Тесси?

— О, я... — Ее нерешительные глаза перебегают на Соломона, а затем снова на его мать. — Я не уверена. Мы еще не планировали так далеко вперед.

Его сердце замирает от ее ответа. Он должен сказать ей. Что он любит ее. Что ее отъезд уничтожит его.

Его мать наклоняется вперед и улыбается.

— Я спрашиваю только потому, что мы хотели бы устроить для тебя детский праздник, пока ты здесь.

Лицо Тесси озаряется.

— Правда?

— Конечно.

Почти застенчиво она кивает.

— Это было бы замечательно.

Джо откинулась на спинку стула, ее голубоглазый взгляд переместился на Соломона.

— Мальчики не допускаются.

Мелоди хлопает ресницами.

— Но ты можешь прийти и помочь нам с подготовкой.

Соломон смеется.

— Безжалостное использование.

— Мы подумали, что надо пригласить Эвелин, — добавляет его отец.

При упоминании о своей старшей сестре он вздрагивает. Последний раз он разговаривал с ней в Мексике. От ее необоснованных наставлений по поводу Тесси у него остается неприятный привкус во рту.

— Если она будет вести себя хорошо, — говорит он.

Губы Тесси кривятся в вопросе.

— Будет вести себя хорошо?

Джо откидывается на спинку стула, грызя морковку, словно это сигара.

— Фокус с Эвелин в том, чтобы не смотреть в глаза, если не хочешь, чтобы тебе вырвали зрачки.

— Девочки, — простонала их мать, смеясь в ладоши.

Тесси криво усмехается.

— Разве она не твоя сестра?

Мелоди извиняюще пожимает плечами.

— Она немного самоуверенна.

Соломон подавил смех, а их отец засунул пальцы в уши.

— Я этого не слышу, — говорит он.

Тесси встает со стула и направляется к овощам и соусу, отмахиваясь от него, когда он поднимается, чтобы принести их ей.

— Расскажите мне о Соломоне, когда он был маленьким мальчиком, — говорит она, глядя между Джеком и Грейс. — Я хочу услышать о нем все.

Раздается гогот, и Соломон застонал. Это как раз то, что ему нужно. Его семья выливает ушат грязи.

— Соломон был самым диким мальчиком, — начинает его мать.

Тесси слушает, не отрываясь, ее карие глаза блестят озорством.

— Он всегда увлекался инструментами, — добавляет его отец. — Спал с ними по ночам. Не мог от них оторваться.

К этому времени все, за исключением Тесси, уже выпили по паре бутылок пива, и беседа потекла своим чередом. Солнце стоит высоко в небе, согревая прохладный послеполуденный воздух.

— Посмейся, — говорит Соломон Джо, беря Тесси за запястье. — Я самый старший. Я копаю на тебя компромат с самого твоего рождения. — Медленно он притягивает Тесси к себе и усаживает ее к себе на колени.

Мгновенно за столом воцаряется тишина. Джо кашляет в ладонь. Мелоди отворачивается от них, вытирая слезу с уголка глаза. Уголок усатого рта отца дергается.

— Господи, — бормочет он, крепче сжимая Тесси в объятиях. — Вы, ребята, должны прекратить это.

Тесси, с красным румянцем на щеках, приникает ртом к его уху.

— Соломон, они пялятся.

— Ну и пусть, — ворчит он и целует ее на глазах у всех.

Тесси смеется, зарываясь лицом в его грудь, и в воздухе раздаются смешки.

— О! — говорит Джо. — А как же восьмой класс?

— Не надо про восьмой класс. — Соломон бросает на нее взгляд. — Мама даже не знает об этом.

Джо смеется.

Его мать вздергивает бровь.

— Не знает что, Соломон Джек?

— Да, — говорит Тесси, ухмыляясь. — Я бы хотела знать.

Уведомление.

Тесси оживляется.

— Точно! С тех пор как я приехала сюда, я не съела ни одного батончика, — говорит она и тянется за своей сумкой, пока Мелоди передает ее вокруг стола.

Ее резкий вдох заставил внимание Соломона переключиться на ее живот.

— Все в порядке?

Тесси смотрит на свой телефон, на ее лице застыло озадаченное выражение.

— Нормально. Это просто мое приложение. — Ее улыбка становится тонкой, когда она оглядывает стол. — Если позволите, мне нужно в туалет.

— Третья дверь слева. — Он отпускает Тесси с колен и наблюдает, как она исчезает внутри.

Проходит несколько секунд, и семья поворачивается к нему.

— О, мы ее обожаем, — говорит Мелоди, издавая визг сирены. — Она такая…

— Ее невозмутимое лицо стервы - это... — Джо поднимает руку и чмокает губами. — Муах, поварской поцелуй.

— Лицо попроще, — говорит его мать, указывая на Джо. Затем она обращает свой водянистый взгляд на Соломона. — Ты должен оставить ее, Сол.

Он сглатывает комок в горле.

— Я намерен так и сделать.

Кинжал сжимает его сердце. Он чертовски благодарен, что у него самая благосклонная семья в мире. Они уже любят Тесси. Его сына. Они должны были бы злиться на него за то, что он заставил их пройти через ад, за то, что заставил их волноваться. Но вместо этого они рады за него.

Два его мира встретились - его родной город и его вечность.

Его отец усмехается.

— Надо признать, сынок. Ребенок. Новая девушка. Это чертовски хороший способ вернуться в Чинук.

Соломон кивает и усмехается. Он понял. Потому что он чувствует, что вернулся. И не только это. Он чувствует себя найденным.

— Есть еще кое-что, что вы должны знать, — говорит Соломон, ухмыляясь еще шире. — Я возвращаюсь на работу в бар.

Джо вскидывает руки.

— Хвала Господу.

Его отец прочищает горло и поправляет очки в проволочной оправе.

— Это самая лучшая новость за последнее время.

Его мать встает, обходит стол и целует его в щеку.

— Я так рада за тебя.

Он берет ее руки в свои и тяжело сглатывает. Ему нужно выговориться.

— Послушай, мама. Я знаю, что меня там не было...

— Тише, — говорит она, сжимая его пальцы. — В этом нет необходимости. Теперь ты здесь. Ради этого ребенка и этой девочки.

— Я здесь, — отвечает он, не сомневаясь. Никогда.

— Это все, что имеет значение, Сол. — Грейс улыбается, в ее глазах светятся гордость и облегчение. — У тебя есть второй шанс с замечательной женщиной. Семья.

Второй шанс.

Слова матери чуть не сбили его с ног. И что-то ослабевает в его груди. Тяжелый узел сожаления, вины,который он держал в себе все эти долгие годы, распутывается.

У него есть второй шанс.

Будущее открыто. Нужно только ухватиться за него.

***

Тесси сидит на краю ванны Уайлдеров, нога подпрыгивает, грызет ноготь. В четвертый раз за последние двадцать секунд она перечитывает сообщение от самой Новы Кинг. Эта женщина владеет крупнейшей в Лос-Анджелесе дизайнерской фирмой, специализирующейся на работе со знаменитостями. Отрывистое предложение уделить ей минутку, от которого она едва не обделалась.

И тут звонит ее телефон. Взрывается в ее руках. Тесси чуть не роняет его в унитаз.

Черт. Это она. Отказываться от ее звонка, наверное, не очень разумно, даже если ее карьера уже в сточной канаве.

Она принимает звонок.

— Нова, привет.

— Тесс Трулав, где ты была всю мою жизнь? Явно не в моей фирме. — Нова говорит как голливудская актриса старой закалки. Одновременно скучающий и знойный.

— Я была за границей. В отпуске.

— Понятно. — Слова дизайнера четкие, ничего не выдающие. — Я слышала, что ты рассталась с Атласом.

Это хороший способ сказать, что она послала своего босса на хрен.

— Да.

— Ты во всех новостях, Тесс. Бунгало, которое ты сделала для Пенни Пэйн, вызывает шок в обществе. Согласно Architectural Digest, ты - самый востребованный дизайнер со времен Р.М. Матлина, проектировавшего виллу Шумахера.

— Ничего себе, — вздохнула она, ошеломленная. — Я и понятия не имела. В последнее время я как бы отстранилась от мира.

— Умная женщина. Послушай, я звоню не для того, чтобы вести светскую беседу. Я хочу предложить тебе работу.

В мозгу Тесси все перевернулось. Она встала и зашагала из одного конца маленькой комнаты в другой.

— Что?

— Работу. Как я понимаю, ты в ней нуждаешься.

— Да. — Отчаянно. — Но...

Неужели она действительно этого хочет? Работать на знаменитостей? Конечно, ей нравится гламур, волнение и вызов, но она хочет помогать людям находить свою красоту. А не терпеть, когда на нее лают плаксивые актеры или разрушают исторические дома, чтобы освободить место для еще более унылых открытых планировок. Возвращение в тот старый, надоевший мир, который она не любила.

Она не была ничем. Особенно не счастливой.

— Тесс? Ты здесь?

Она глубоко вдохнула. Пора занять позицию. Сделать то, что она делала весь последний месяц с Соломоном. Пришло время жить.

— Нова, я беременна. И хотя я люблю проектировать, я не буду делать то, что делала, когда работала на Атласа.

Долгое молчание, такое долгое, что она думает, не оборвался ли звонок, и затем Нова говорит:

— Я понимаю. И я нахожусь в том же положении, что и ты. Мы работаем над тем, чтобы сделать Nova Interiors местом работы, где все включено, особенно для матерей. Сейчас мы предоставляем только шестнадцать недель оплачиваемого декретного отпуска, но надеемся в ближайшем будущем скорректировать нашу политику.

У Тесси закружилась голова. Оплачиваемый декретный отпуск? Шестнадцать недель?

— Я понимаю, что ребенок для тебя на первом месте. Устанавливай свои часы, будь на месте для своих клиентов, но, пожалуйста, проводи границы. Наша среда не идеальна, но мы понимаем, что нужно соблюдать баланс между работой и личной жизнью. Я не против принять тебя на работу, пока ты ждешь ребенка. — Тасование бумаг. — Если ты готова, я могу выслать тебе контракт по электронной почте.

Тесси перестает вышагивать, опускает руку на живот, словно Мишка - это волшебный восьмой шар, в котором есть все ответы.

Потому что эта работа звучит как ответ на ее мечту. Работа. Деньги. Страховка. Потенциально нетоксичная рабочая среда. Но...

Но как же Соломон? А как же Чинук?

Месяц назад она, не сомневаясь, ухватилась бы за нее.

А теперь она здесь, в застывшем мире, далеко от Лос-Анджелеса. Она рискует. Но правильные ли это риски? Не ведет ли она себя как взбалмошная, безответственная женщина, гоняющаяся за мужчиной через полмира только потому, что увидела звезды?

Сомнения наполняют ее, как воздушный шар. Старые переживания, связанные со страхом и покинутостью, обрушиваются на нее, как набегающая волна.

Уезжая из Мексики, они с Соломоном договорились, что попробуют. Но кто они друг другу? Они не взяли на себя обязательства. Ни она, ни Соломон не произнесли этих трех слов.

Она никогда не делала этого раньше. Знакомства. Отношения. Я люблю тебя. Что, если у нее это плохо получается? Соломон уже был женат. Что, если позже он поймет, что она - не то, что ему нужно, и согласится на нее из-за ребенка? Что если все, что она сделала, - это бросила работу, бросила свою жизнь, бросила свою дерьмовую квартиру, бросила Эш и сбежала на Аляску, чтобы жить с хмурым, мускулистым мужчиной-горцем, который, возможно, считает это временным? Который вышвырнет ее, как только она станет слишком невротичной.

Она пытается вести себя спокойно, старается не обращать внимания, но как долго она сможет это делать? Как долго она сможет плыть по течению? Она не хочет существовать в неопределенности. Она хочет существовать в любви. Ей нужен Соломон. Ее горный мужчина, от которого пахнет лесом. Ей нужен его уютный домик с дикими горами и звездами.

О Боже.

Как она может уйти, когда отчаянно влюблена в Соломона?

И все же, если все пойдет не так, если у них ничего не получится, если она откажется от работы, она выберет себя, а не своего сына.

Прикусив губу, Тесс смотрит на свой вздувшийся живот. У нее мало времени. Она должна принять решение в ближайшее время.

Ее пробирает дрожь.

— Я просто... я могу подумать об этом?

Стук в дверь. Глубокий гул.

— Тесс? Ты в порядке?

Черт. Соломон.

У Новы перехватило дыхание. Как будто она не ожидала отказа.

— Конечно. Но я хочу, чтобы ты была в моей команде, Тесс. Я сделаю все возможное, чтобы убедить тебя. — В хриплом голосе Новы звучит улыбка. — Не меньше одного сообщения в неделю. Это я тебе обещаю.

— Хорошо, спасибо, — шепчет Тесси, польщенная. — Скоро поболтаем. Пока.

Тесси вешает трубку и распахивает дверь. Соломон не успевает сказать ни слова, как она хватает его за ворот куртки и втаскивает в ванную, впиваясь в губы. Она захлопывает дверь и прижимает его к стене, оклеенной цветочными обоями.

Она целует его. Крепко. Глубоко. Как будто она может впитать его тело, его татуировки в свою душу, как напоминание о том, что у нее есть. Обо всем, за что она хочет держаться.

Они отрываются друг от друга, тяжело дыша. Большие руки Соломона обнимают ее лицо.

— Ты в порядке? — спрашивает он, глядя на нее пристальным взглядом. — Я волновался.

— Я в порядке. — Она снова целует его, не желая лгать, но и не готовая рассказать ему о телефонном звонке. — Мой мочевой пузырь сейчас размером с грецкий орех.

Он поднимает темную бровь, не веря в это.

— Или ты, может быть, прячешься в ванной?

Она покраснела.

— Может быть.

Он фыркнул от смеха.

— Ну, ты должна мне сказать. Я тоже не хочу здесь находиться.

Подавляя нервозность, она улыбается ему.

— Нет, хочешь. Мне нравится твоя семья. Большая, шумная и вся на виду. У меня такого не было. Тебе повезло.

— Да.

— Мишке тоже повезет.

— Обязательно. — Соломон проводит большой рукой по ее животу. — И знаешь что?

— Что?

— Они тоже тебя любят.

Тесси прижимает руку к центру груди, облегчение замедляет быстрый трепет ее сердца.

— Любят?

— Любят.

Эти слова - как бальзам. Тесси нервничала, встречаясь с его семьей. Беспокоилась о том, будут ли они сравнивать ее с Сереной. Но с Уайлдерами она не чувствовала себя так. Она чувствовала себя желанной гостьей, все ее страхи улеглись.

Пока что.

Соломон снова притягивает ее к себе, его стальные руки крепко обнимают ее, и Тесси погружается в его большое тело, словно забывая о реальном мире.

Как будто ей не нужно принимать очень, очень важное решение за очень короткий промежуток времени.

ГЛАВА 26

Властная. Красивая. Беременная.

Тесси.

Тесси, держащаяся за свой тридцатидвухнедельный живот, закинув одну ногу на высоком каблуке на ящик с фруктами, чтобы получше ухватиться за лампочку.

— Женщина, — кричит Соломон с барной стойки, окидывая ее суровым взглядом. — Не смей, блядь, выводить меня.

Она замирает с виноватым выражением лица. Затем опускается на пол. Жестом указав на бригаду парней, устанавливающих черные кабинки в задней части бара, она говорит:

— Ладно, хорошо. Вы его слышали. Помогите мне, а то он на меня накричит.

Соломон смеется. Женщина все еще носит эти чертовы каблуки, даже после того, как он купил ей отличные сапоги. Упрямая.

И ему это чертовски нравится.

Оторвавшись от мыслей о Тесси, он снова погружается в свои мысли. Рядом с ним на барной стойке лежит бессистемно собранный слайдер и блокнот, заполненный его заметками. Местные ингредиенты. Десять позиций для меню. Чертовски хорошие блюда. Высококлассные барные закуски, которые придутся по вкусу и местным жителям, и туристам.

Это для Хаулера. Благодарность за то, что терпел его дерьмо последние семь лет.

— Кто это сделал? — раздается нетерпеливый голос Тесси. Она склонилась над столом, набирая новые мелодии для музыкального автомата. — Ты закрыл мне весь солнечный свет. Как я должна работать?

Хаулер сухо насмехается.

— Может, просто прокачаем тормоза, Златовласка? "Love Shack"?

— Это классика.

Даже если неприязнь лучшего друга к его девушке беспокоит его до чертиков.

Благодаря Тесси "Howler's Roost" сейчас превратился в зону разрушения. Он никогда не видел ее более счастливой. Или более беременной.

Последние две недели их жизнь состояла из работы над баром и ребенком.

Они сходили на прием к врачу, где Тесси и Мишка получили идеальную справку о состоянии здоровья. Она здорова, ребенок здоров, и Соломону стало легче дышать.

Потому что Тесси молниеносно взялась за реконструкцию бара. Она ищет мебель для бара, составляет доски настроения, просит, одалживает и подкупает свои связи для ускоренной доставки, нанимает местных подрядчиков, чтобы помочь там, где они с Хаулером не могут.

Трудовая сторона Тесс сильно заводит Соломона. Ему нравится наблюдать за тем, как она творит свое дизайнерское волшебство. Она упрямая, не терпящая возражений женщина. Она работает адские часы, которые не положены беременным женщинам. И она делает это ради него.

Бескорыстно, как черт. Если бы не она, у них никогда бы не сложилось.

Тесси отложила свою жизнь ради него. Он не имел права просить ее приехать в Чинук. Теперь он должен дать ей все, что ей нужно. Его "я люблю тебя". Все свое сердце. Его дом. Кольцо на ее пальце.

Тряхнув головой, чтобы сосредоточиться на еде, он выкладывает рукколу поверх бургера и хмурится. Слишком претенциозно?

Стройные руки обхватывают его за талию.

— Мне нравится этот образ, Торжественный Человек. Ты готовишь для нас. — Голос Тесси, щелканье ее каблуков - почти райские звуки. Его член подпрыгивает в штанах.

— Хочешь попробовать? — спрашивает он.

Она охотно кивает.

— Накорми меня.

Он так и делает, засовывая ей в рот кусочек курицы. Он усмехается, глядя, как она жует, и ее карие глаза удовлетворенно закрываются.

— Что ты думаешь?

Она застонала.

— Прекрасно. — Она проводит рукой по своему животу, и Соломон делает то же самое, впитывая медленные движения. — Мишка - фанат.

— У тебя хороший вкус, детка, — говорит он ей.

Ворвавшись к нам, Хаулер ворчит, а затем опускается на табурет.

— Не могу поверить, что я закрыл свой чертов бар.

— Наш чертов бар. И это всего на пять недель. — Соломон бросает взгляд на своего друга. — Смирись с этим.

— Мы должны устроить вечеринку, — говорит Тесси, наклоняясь, чтобы набрать что-то на своем ноутбуке. — В честь обновления.

Хаулер оживился.

— Может сработать. — Хитрое подергивание рта говорит о том, что он хочет устроить самую большую вечеринку, чтобы привлечь всех иногородних девушек.

— Сработает. — Тесси откинула волосы. — Коктейли за полцены.

Хаулер напрягся и уставился на нее.

— Никогда.

— Я с тобой покончила, — хмыкнула Тесси и ушла.

— Она угрюмая, — говорит его лучший друг, поднимая брови.

— Она беременна, — рявкает Соломон тоном, который говорит, что лучше бы ему прекратить это. Опираясь локтями на барную стойку, он наклоняется и грубовато говорит. — Слушай, ты можешь хоть пять чертовых минут попытаться найти общий язык с Тесс? — Их совместная работа напоминала отбеливатель и нашатырь. Лучше не смешивать.

Хаулер ковыряется в уголке слайдера.

— Вы вместе растите ребенка. Она же не останется. Верно?

Соломон открыл рот, готовый сказать Хаулеру, что он ведет себя как мудак, но не успел он вымолвить и слова, как входная дверь распахнулась, и в бар ворвался резкий порыв ледяного ветра.

Соломон застывает на месте.

В дверном проеме стоит Эвелин, ее черные волосы собраны в тугой пучок, портфель без пуговиц свисает с жесткого заснеженного плеча. Едва шевеля головой, она осматривает бар. Как только ее взгляд падает на Тесси, ее лицо темнеет.

— Черт... — Соломон вытирает руки о тряпку и перекидывает ее через плечо. Выражение лица его сестры могло бы поджечь лед.

Хаулер приподнялся на своем барном стуле.

— Что здесь делает старина Эвелин?

— Бейби шауэр (прим. обычай устраивать вечеринку для будущей матери и праздновать рождение будущего ребёнка), — догадался он. — Для Тесс.

Усмешка.

— Это будет интересно.

Соломон не обращает на него внимания. У него и без того хватает забот с сестрой в городе. Судя по их телефонным разговорам, она приехала не для того, чтобы заводить друзей.

Оттолкнувшись от прилавка, он быстро направляется к сестре.

— Привет, Эв.

— Соломон. — Она отрывисто кивает. Никаких объятий. У Эвелин жесткая манера держаться на расстоянии. В редких случаях он и его сестры видели, как она ослабляет свою напряженную бдительность благодаря нескольким бокалам шардоне. В том, что это произойдет в этот раз, Соломон сомневается.

— Ты только что приехала?

— Прямо сюда. — Она выдерживает его взгляд, затем поворачивается к Тесси. — Это она? — В ее голосе звучит презрение. — Беременная блондинка, которая летает с метлой?

Его руки сжались в кулаки на бедрах джинсов.

— Будь повежливее.

— Я всегда вежлива.

Хаулер, проносящийся мимо с лестницей, кашляет:

— Чушь собачья.

Эвелин выставляет руку "стоп".

— Еще раз заговоришь о пятом классе, и я лично взорву твой бар.

Его друг хмыкает, затем говорит:

— Златовласка идет, — а затем бежит к группе парней, которые укладывают новые доски для пола.

Вздохнув, Соломон оглядывается через плечо, протягивает руку Тесси и обнимает ее, когда она подходит к нему.

— Тесс, это моя сестра, Эвелин.

— Привет, — говорит Тесси, заправляя прядь волос за ухо. Ее щеки розовеют, она взволнована неожиданным визитом. — Приятно познакомиться.

— Привет, — говорит Эвелин, демонстративно избегая взгляда на живот Тесси. Четкая линия, проведенная на песке. Она не фанатка. И она хочет, чтобы Тесси это знала.

Ему требуется все, что он может сделать, чтобы не встряхнуть сестру. К чести Тесси, она улавливает холод. Положив руку ему на грудь, она поднимает на него глаза. Выражение ее лица холодное, нейтральное, что говорит Соломону о том, что она даст столько же, сколько получит.

— Я собираюсь вернуться к работе. Я оставлю вас на секунду.

Он пытается поймать ее за руку.

— Ты не...

Но она уже вырывается и убегает. Он смотрит, как она с трудом поднимает оставленную банку из-под газировки. Но поскольку из-за живота она не может полностью нагнуться, она подхватывает ее каблуками и катит туда, куда ей нужно.

Соломон смотрит на Хаулера.

— Иди помоги ей, — рявкает он. — Сейчас же.

— Господи. Ладно, — пробормотал Хаулер, бросив Соломону птичку, и уполз в сторону Тесси.

— Как мило. Ты ее взял с собой. — Эвелин поджала губы. — Как сувенир.

Его рот сжался.

— Прекрати.

Она поправляет переднюю часть своего аккуратного темного костюма.

— Может быть, мы можем поговорить где-нибудь в менее тесном месте?

Нахмурившись, он берет сестру за локоть и направляет ее обратно на кухню. Когда они остались одни, он хлопнул рукой по стальному рабочему столу.

— Что с тобой не так? Ты ведешь себя как... — Он осекается, не найдя подходящего слова, чтобы назвать ее.

— Я знаю, как я себя веду, Сол. Я веду себя как сука. И я знаю, как ведешь себя ты. Ты ведешь себя как идиот. Ты не знаешь, что ты с ней делаешь. Именно поэтому я здесь. Чтобы помочь.

Положив тяжелый портфель на прилавок, она тяжело вздохнула. Затем Эвелин достает толстую пачку бумаг.

— По крайней мере, одну вещь ты сделал правильно. Ты вернулся на свою работу. Это поможет нам в суде.

— В суде? — Он провел рукой по волосам. — Что ты...

— Я составила документы, — говорит она, пододвигая к нему документы на блестящей металлической стойке.

— Что это за хрень? — Кислотная дыра пронзает его нутро, когда он берет бумаги. Пролистав их, он видит ордер на проведение ДНК. Большой жирный заголовок гласит: "Заявление об опеке".

— Я не просил тебя составлять бумаги. — Чувствуя полное оцепенение, он просматривает параграфы юридической литературы. — Пренебрежение? Нестабильная жизненная ситуация?

Чувство вины скручивает его сердце.

Господи, если Тесси увидит это…

Соломон тяжело выдохнул, борясь с желанием бросить сестру на съедение лосю.

— Эвелин, у тебя есть две секунды, так что говори быстро.

Голубые глаза вспыхивают, и она начинает.

— У нее нет работы, Сол. Ты ее содержишь. Как она собирается кормить твоего сына, когда вернется в Лос-Анджелес? Сделай так, чтобы это имело смысл. А еще лучше - прими решение. Оформи опекунство; оставь сына здесь, с его семьей.

— Тесси - его мать, — пробурчал он. — Мы - его семья.

Она насмехается.

— То, что она родила твоего ребенка, не означает, что ты должен соглашаться.

Хватит. Хватит, блядь.

— Я скажу это один раз, Эв, и я хочу, чтобы ты это услышала. Во-первых, — говорит он с вынужденным спокойствием, выпрямляясь во весь рост, чтобы сестра сделала шаг назад. — Если ты еще раз заговоришь об этих бумагах, у нас будут проблемы.

Обшарив кухню, желая, чтобы это дерьмо оказалось как можно дальше от него, пока в груди не образовалась дыра, Соломон берет с прилавка книгу рецептов и засовывает бумаги между страницами. Он закрывает книгу и ставит ее на полку, после чего снова обращает свой взгляд на сестру.

— Во-вторых…

Скажи это, Сол.

Скажи это.

Он вдохнул, успокаивая сердце.

— Я люблю Тесс. Я планирую попросить ее остаться со мной в Чинуке. Я хочу на ней жениться.

Господи.

Признание вслух делает его еще более реальным. Как сильно он этого хочет. Как невыносимо ему без нее.

В больших голубых глазах Эвелин вспыхивает обида, но затем она приходит в себя, причем так быстро, что он почти думает, что ему показалось. Затем ее взгляд падает на его обнаженный безымянный палец. И он знает. Он знает, что это потому, что он отдаляется от Серены. Это причиняет боль его сестре. Но Соломон не хочет больше чувствовать себя виноватым. Он заплатил свою цену. У него есть благословение Серены. Ему не нужно благословение Эвелин.

Не поддаваясь на уговоры, Эвелин скрещивает руки. Выпячивает подбородок.

— Она не должна быть здесь. Она не создана для Аляски. Посмотри на нее. Держу пари, что у нее нет даже пары сапог или снежного костюма.

— Она не обязана иметь гребаный снегоход, — огрызается он.

Потому что она - Тесси. Она - Тесси на каблуках, она - солнечный свет, она - женщина, которую он любит, и она никогда не станет Сереной. Эвелин никогда не примет ее. Но он не позволит ей причинить боль Тесси.

Его сестра понижает голос.

— Уже идет снег. Она хоть знает, как ездить по снегу? Знает ли она, что в январе здесь будет двадцать четыре на семь темнота? Что, если у нее начнутся роды, а будет метель? Что если...

— Стоп. Черт. — Гнев и паника когтями впиваются в его сердце. Он хлопнул рукой по столешнице. — Остановись.

Ошеломленная, Эвелин захлопывает рот.

Но уже слишком поздно. Ее слова проникают в его нутро, разрывая черную дыру боли. Страха. У него есть второй шанс стать хорошим человеком, хорошим мужем, хорошим отцом. Но заслуживает ли он этого? Заслуживает ли он их? Что, если он не сможет их защитить?

Чинук - это место, где погибла Серена. Сюда он привез Тесси и своего сына. Что, если она поскользнется или они не успеют добраться до больницы?

Господи, если с ней что-то случится... или с ребенком...

Внезапно ему стало не хватать воздуха. Пульс стал как заезженная пластинка.

— Соломон? — Дверь на кухню распахивается, и там стоит Тесси, пожевывая губу. — Извините, что прерываю, но у нас... э-э... ситуация с бочонком.

Из бара доносятся слабые звуки Хаулера, клянущегося в кровавом убийстве.

— Я пойду. — Эвелин поворачивается на пятках, пренебрежительно машет рукой в сторону Тесси. — Увидимся на празднике.

— Увидимся, — повторяет Тесси. Затем она переходит на его сторону и обеспокоенно смотрит на него. — Соломон?

— Пойдем домой, — говорит он, надежно прижимая ее к себе, и сердцебиение в его груди учащается.

Она морщит нос.

— Ты уверен? А как же меню?

— Я закончу его завтра.

— Что случилось? — Рука на груди. — Что такое?

Соломон поворачивается к окну, где небо усеивает белый шквал. Он крепче прижимает ее к себе. — Мне не нравится снег.

***

Когда они добрались до дома из бара, было уже шесть. Когда они выехали на дорогу, выпала легкая снежная пыль, и Соломон вел свой старенький пикап со скоростью улитки. Практически задушил руль, проезжая повороты к хижине.

Уведомление.

С усталым вздохом Тесси ставит сумочку на стойку и опускается на кожаный диван. Погладив Пегги по уху, она достала телефон.

Еще одно сообщение от Новы.

Время идет, Трулав. Скажи "да" и сделай меня очень счастливой женщиной.

Женщина убивает ее. Предложение о работе висит перед ней, как неотразимая морковка.

Тесси чувствует себя худшим человеком на свете, держа это в секрете от Соломона. Как будто у нее уже готов аварийный люк, и все, что ей нужно сделать, - это нажать кнопку эвакуации.

Она знает, что делает. Знает, что это неправильно. Держит выход на случай, если все пойдет не так. Так что она может уйти первой.

Она не может ждать Соломона. Он не просил ее остаться. И она не будет настаивать. Она хочет, чтобы он хотел, чтобы она была здесь.

В другом конце комнаты у окна гостиной стоит ее Торжественный Мужчина и смотрит в темноту. С тех пор как они вернулись в хижину, он был закрыт, как Форт-Нокс. Что бы ни заставило его лицо выглядеть таким мрачным и напряженным, она уверена, что это связано с его сестрой. Судя по тому, как Эвелин пристально старалась не смотреть на живот, их разговор на кухне был посвящен ей. Как только Эвелин вошла в бар, воздух в нем похолодел. Впервые с момента приезда в Чинук она почувствовала разобщенность.

— Соломон? — спросила она, наблюдая за тем, как напряглись мышцы его спины, когда она назвала его имя. — Что случилось? Ты… — жалеешь о нас? — в порядке?

— Я в порядке, Тесс, — тихо отвечает он. Затем он отворачивается от окна, пересекает пространство между ними и опускается перед ней на колени. Без слов он убирает ее каблуки и кладет ее босые ноги себе на колено. Подняв одну ногу, он впивается большими пальцами в ее ступню.

— Тебе приятно? — спрашивает он.

— М-м-м... — Она позволяет своему телу вытянуться и расслабиться. Закрыв глаза, она откидывает голову на диван, наслаждаясь твердым массажем мышц. Силой его рук. Ей нужно перестать носить каблуки. Не то чтобы она когда-нибудь сказала об этом Соломону.

— Сегодня был сложный день. — Глубокий, тихий голос Соломона прорывается сквозь ее мысли.

Его слова заставили ее открыть глаза. Его лицо смуглое, профиль точеный и резковатый в лучах заката, падающих в окна.

Сердце Тесси екнуло от его чрезмерной заботы.

— Соломон, со мной все в порядке. Я беременна. Я не из стекла. — Она опускает подбородок и потирает живот. — Бар выглядит феноменально. Ты так не думаешь?

Он сидит, изучает ее, массируя ее ноги своими мозолистыми пальцами.

— Так и есть. Мы бы не справились без тебя.

Гордость захлестывает ее. Его комплимент согревает ее изнутри. Несмотря на снег и усталость, ей нравится проводить время в Чинуке. Такое ощущение, что она готовится к тому, что должна была делать всю свою жизнь.

— Не волнуйся, — говорит она, когда выражение его лица не смягчается. — Как только мы сделаем стену из меловой доски, я позволю вам, мальчики, сделать остальную работу.

— Я волнуюсь, Тесси, — признается он, голос его становится низким и серьезным. — Я хочу, чтобы ты была в безопасности. Защитить тебя и Мишку.

Она наклоняет голову, ее длинные светлые волосы падают на грудь.

— И ты защитишь. — Когда он ничего не говорит, а только смотрит на свои ноги, она пристально смотрит на него. — Это из-за сегодняшнего дня? Из-за твоей сестры?

Недовольное ворчание.

Решительно, Тесси переходит к делу.

— Я ей не нравлюсь.

Его челюсть сжимается. Злость и настороженность в его взгляде, когда он, наконец, признает:

— Ты права. Не нравишься.

Он продолжает массировать ее ногу, почти не обращая внимания, затем вздыхает.

— Серена была лучшей подругой Эвелин.

Тесси задыхается от такого объяснения.

— Видеть нас - это нелегко для нее, но она должна смириться с этим. — Он кладет ее ногу на пол и приподнимается, чтобы сесть рядом с ней на диван. Он укутывает одеялом ее колени и живот. — Она придет в себя. А если нет, то это ее вина.

Его слова успокаивают Тесси. Немного.

— Забудь об Эвелин, — говорит Соломон, наклоняясь вперед и впиваясь поцелуем в ее губы. — Я не хочу, чтобы ты или ребенок переживали, когда мы будем на празднике.

Она моргает.

— Ты идешь? Я думала, там будут только девушки.

— Мужчины будут в гараже. Пить пиво. Разбивать дерьмо.

— Очень по-пещерному.

Он хихикает, но все еще выглядит обеспокоенным.

— Я не оставлю тебя одну с моими сестрами без плана побега.

Тесси морщит нос.

— Расслабься. Это детский праздник, а не жертвоприношение. — Она добавляет улыбку, хотя ее живот нервно подрагивает. — Все будут вести себя прилично.

ГЛАВА 27

Крыша дома Уайлдеров вся в снегу. Из трубы валит дым. Несмотря на легкий слой снега, вечнозеленые деревья увешаны пушистыми помпонами. На входной двери висит эвкалиптовая табличка с надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА БЕЙБИ ШАУЭР ТЕССИ».

Тесси выпрямляется, когда в поле зрения появляется вереница машин на подъездной дорожке. В животе у нее бурлит от нервов и волнения. Праздник в ее честь. И в честь Мишки. Чувство гордости, радости заставляет ее сердце сильно биться.

— Ты рада? — спрашивает Соломон, его голос низкий и грубый.

— Вообще-то, да. — Счастливые слезы наполняют ее глаза. Чертовы гормоны. — Никто еще не делал для меня ничего подобного.

— Тесс. — Он ставит пикап на стоянку и глушит двигатель. Его горячий взгляд пронзает ее. — Ты заслужила это.

Она фыркает.

— Не заставляй меня плакать.

— Помни. Приходи за мной, если будет слишком тяжело.

Тесси смеется и сжимает его руку.

— Не будет. Я работала со знаменитостями, помнишь? Я справлюсь с твоей сестрой.

Соломон вылезает из пикапа и открывает ее дверь. Он помогает ей выбраться с пассажирского сиденья, а затем берет ее за руку, чтобы удержать на месте, когда они идут к входной двери. Что, правда, в ее пуховой куртке больше похоже на медленное покачивание.

— Боже мой, Соломон. Я ковыляю. Я действительно ковыляю, как пингвин. Я не могу делать шаги.

Он хихикает, его глаза сосредоточенно сфокусированы на земле в поисках льда.

— Ты выглядишь прекрасно. Для пингвина.

Нахмурившись, она рассматривает свою фигуру, облаченную в бионическую куртку, которая может служить пуленепробиваемым жилетом.

— Клянусь, на мне самый симпатичный наряд.

Когда они поднимаются по ступенькам крыльца, ее внимание привлекает протяжный свист. Эш стоит в дверях дома Уайлдеров, ее татуированные руки воздеты к облачному небу.

— Женщина, ты огромная.

У Тесси пересохло во рту.

Ошеломленная, она застывает на месте, когда два ее мира - Лос-Анджелес и Чинук - сталкиваются друг с другом, как встречные товарные поезда.

— Ты, — пролепетала она, ткнув пальцем в бетонную грудь Соломона. Наблюдая за ней, он ухмыляется, словно хранит самый лучший секрет в мире. И для нее это так. Она переводит ошеломленный взгляд на свою кузину. — И ты?

— О да. — Эш отмахнулась, выходя на крыльцо. — Соломон все спланировал. Со вчерашнего дня стоит здесь лагерем. Ввезли контрабандой, как хороший фунт кокаина.

Тесси смотрит на своего горца, прижав руки к сердцу.

Он сделал это. Ради нее.

— Ты моя должница, — говорит Эш. — Адский полет.

Тесси вскидывает бровь и устремляет на кузину суровый взгляд.

— Я в долгу перед тобой? Если ты забыла, ты моя должница. Это все твоя вина. Я бы никогда не оказалась здесь, если бы не ты.

Эш фыркнула.

— И это проблема? — Ее внимание переключается на руку Тесси, сплетенную с рукой Соломона. — Похоже, для тебя все сложилось удачно.

Тесси, как можно быстрее ступая на каблуках, направляется к Эш. Затем она яростно обнимает кузину за шею. Колеблясь, она зарывается лицом в пучок темных волос Эш.

— Спасибо, — шепчет она.

То, что Эш сделала для нее, - от этой мысли Тесси поперхнулась. Если бы Соломон не приехал на детский отпуск, она бы потеряла весь свой мир. Эш дала ей толчок к тому, чтобы изменить свой мир. Никогда еще она не была так благодарна.

Эш обнимает ее и улыбается ей в шею.

— Не за что. — Подняв голову, она смотрит на Соломона. — Я знала, что ты заставишь ее расслабиться.

Тесси насмехается.

Соломон смеется и прижимает ее к себе, когда они протискиваются в парадную дверь.

Внутри царит суматоха. В доме пахнет огнем, корицей и сосной.

— Сол? — слышится голос Мелоди, и она подходит к Эш сзади. — Мы убрали стулья, но ты должен помочь нам перенести арку из воздушных шаров.

— Кто это «мы»? — Из коридора появляется Хаулер, на его мальчишеском лице появляется хмурое выражение. — Потому что я напряг не меньше десяти мышц, таская за тебя эту фермерскую скамейку.

— Вот, я возьму ваши пальто. — Джек хлопает Соломона по плечу и обнимает Тесси. — С возвращением, Тесси.

— Спасибо.

Мелоди опускает на торс Тесси голубой шелковый поясок. На нем написано BABY MAMA.

— Давайте, — говорит Эш, когда появляется Джо с бутылкой шампанского. — Давайте начнем вечеринку.

— Сейчас. — Джо машет рукой Соломону, одновременно отпихивая Хаулера толчок, что говорит Тесси о том, что он дергал ее за косички. — Тогда вы, мальчики, разбегайтесь.

Ее сердце слишком легкое для ее тела. От этой демонстрации семьи ее глаза снова грозят наполниться слезами. Но Соломон уже рядом, обнимает ее и прижимает к своему сильному телу. Он наклоняется к ее уху и говорит:

— Развлекайся. И помни, кодовое слово - Бананы.

Она целует его, улыбаясь в бородатый рот.

— Никогда.

***

Соломон склонился над моторным отсеком в гараже своего отца, подсоединяя и отсоединяя провода на карбюраторе.

Он наслаждается собой. По-настоящему, блядь, наслаждается. Тесси в доме, надеется хорошо провести время, а он здесь, со своим лучшим другом и отцом, потягивает холодное пиво и работает над джипом, который не видел дороги со времен Второй мировой войны.

— Подай-ка мне этот гаечный ключ, ладно, сынок?

Соломон передает его. Он поправляет куртку, стряхивая с себя холод. Несмотря на утепленный гараж и отопление, температура за последний час упала на десять градусов.

— Надвигается буря, — говорит отец, словно прочитав мысли Соломона. — Скоро пойдет снег.

Соломон хмурится.

— Еще рано. — Слишком рано.

— Я думаю, джип прострелен. — Хаулер откинулся на спинку стула, скрестив руки на своей черной кожаной куртке. — Джек, тебе лучше всего продать этот ржавый кусок дерьма.

Его отец смеется.

— Он не прострелен, — говорит он, ласково похлопывая по боку джипа. — К следующей весне я поставлю этого щенка на дорогу. — Он криво усмехается. — Может быть, мы поедем с Тесс и малышом посмотреть на водопад Тандерберд.

Он говорит это так легко, но у Соломона перехватывает дыхание. В это время в следующем году его сын будет здесь. И это так просто. Видеть его будущее. Рождество, семейные ужины, поездки с отцом, готовка на кухне вместе с сыном, поцелуи Тесси на крыльце под звездами.

Мишка - его.

Тесси - его.

Черт, но он должен сказать ей об этом. Сказать ей, что он хочет, чтобы она была в его мире, чтобы она была в Чинуке.

Чтобы она осталась. Навсегда.

Господи. Она собирается посеять хаос и беспорядок в его спокойном мире, а он, черт возьми, не может ждать.

Черт, он уже потерял всякий контроль над собой.

От выражения ее радости на лице, когда они пришли на вечеринку, предназначенную для нее, у него закружилась голова, как будто все поставлено на карту. То, как она засветилась, как ожила, - он хотел бы видеть это выражение на ее лице каждый день до конца своих дней.

Мысли о Тесси, о сыне заставили Соломона повернуться к Хаулеру и сказать:

— Когда мы откроем бар, я хочу составить расписание. Особенно после рождения ребенка.

Теперь он не отступит. Тесси - его приоритет. Он не повторит своей ошибки с Сереной.

Лицо Хаулера исказилось.

— Она уже держит тебя на поводке, — бормочет он.

— Не держит, — рявкает Соломон, заставляя отца занять себя на другой стороне гаража.

— Как скажешь.

Он смотрит на своего друга, который выглядит раздраженным и взволнованным.

— Тебе не нравится Тесс? — рычит он, решив, наконец, спросить об этом.

Хаулер отхлебнул пива и выбросил банку в мусорное ведро.

— Мне нравится Златовласка.

— Чушь. Ты ведешь себя как осел с тех пор, как она здесь появилась.

Поколебавшись, Хаулер проводит рукой по своим грязно-русым волосам. Затем он открывает рот.

— Уже быстро, парень. Слушай, мы все рады, что ты выходишь из своей скорлупы, но не кажется ли тебе, что это слишком быстро? Ресторан, девушка? — Он гримасничает. — Ты ничего не должен этой девчонке. Ты ее обрюхатил, и, конечно, уже слишком поздно что-то делать...

Соломон закрывает глаза, его сердце сжимается в тисках при этой мысли.

— Не говори так, мать твою.

— Она всего лишь девчонка, — говорит Хаулер со злостью в голосе.

Он сжимает руки в кулаки, слова ударяют его в самое сердце.

— Тесси не просто какая-то девчонка.

На периферии видна открывающаяся и закрывающаяся дверь гаража. Джек исчезает в холоде, чтобы выйти из кипящего разговора.

— Так и есть. — Хаулер ударяет пальцем. — Признайся. Она первая девушка, которую ты трахнул после Серены. Она - чертов отскок.

Его терпение лопнуло, ярость запылала в его жилах.

— Хаулер, клянусь, еще раз заговоришь о ней в таком тоне, и я выбью тебе все зубы на хрен.

Раздувая ноздри, Хаулер сползает с табурета, надувает грудь.

— Ну так сделай это.

И он делает. Он врезается кулаком в челюсть своего лучшего друга. Ругаясь, Хаулер, спотыкаясь, возвращается к одной из ржавых машин. Прежде чем Соломон успевает продвинуться вперед, он встает, набрасывается на него, опускает плечо и бьет им в живот Соломона, пытаясь опрокинуть его.

— Детские шаги, — вздохнул Хаулер. — Ты должен делать, блядь, детские шаги.

— Да пошел ты, — ворчит Соломон. Он сильно пихает Хаулера в грудь, отчего тот рассыпается по полу.

Вид лежащего на полу лучшего друга заставляет Соломона остановиться. Он сжал правую руку в кулак и выругался под нос. Какого черта они делают? Дерутся как придурки в гараже его отца, как будто им снова тринадцать лет. Господи. Это ничего не решит.

Тяжело дыша, он провел рукой по волосам. Уставился на Хаулера.

— В чем, блядь, твоя проблема? — требует он.

— Хочешь знать, в чем моя гребаная проблема? — говорит Хаулер, поднимаясь на ноги. — Я боюсь, черт возьми. Однажды я потерял своего лучшего друга, ясно? Ты закрылся, чувак. Мы все тебя потеряли.

Это признание и боль, пришедшая с ним, высасывают ветер из Соломона, заставляют его разжать кулаки. Семь долгих лет он заставлял свою семью, своего лучшего друга проходить через ад. Их беспокойство вполне обоснованно. Он понимает, к чему клонит Хаулер, даже если это нелегко услышать.

Поморщившись, Хаулер проводит рукой по лицу.

— Не получится с этой девушкой, что тогда? Вернешься в хижину? Снова превратишься в гребаного отшельника? — Из него вырывается клокочущий вздох. — Я только вернул тебя, чувак. Я не могу потерять тебя снова. Твоя мама не может. Твои сестры не могут.

— Ты не потеряешь, — говорит он низким и ровным голосом. — Я здесь. И Тесси здесь, и так оно и останется.

— Лучше, блядь, так этому и быть.

Их глаза встречаются, опускаются.

Затем Хаулер застонал, перевернувшись на спину.

— Господи. — Он потирает пальцами переносицу. — Ты ударил меня по лицу, Сол.

— Не в первый раз, — отвечает Соломон. — И ты мне это сказал.

И тогда они смеются. Большой, пробирающий до костей смех, который заполняет гараж и снимает напряжение.

— Послушай, — начинает он, ожесточенно вытирая руки о бедра своих джинсов. — Достаточно того, что я ссорюсь с Эвелин из-за Тесс. Я не хочу ссориться еще и с тобой.

— Что сделала Эвелин?

— Она составила бумаги с просьбой о единоличной опеке.

Поморщившись, Хаулер издал болезненный вздох.

— Ну и дела, чувак.

— Да. — Вздохнув, Соломон покачал головой и сел на ящик. Он смотрит на своего лучшего друга. — Тесс здесь, чтобы остаться. Она держала мое сердце на поводке в ту ночь, когда я с ней познакомился, и тебе придется к этому привыкнуть. Я люблю ее.

Его лучший друг моргнул, челюсть отвисла.

— Правда?

— Да.

— Черт, почему же ты, блядь, не сказал этого с самого начала?

— Потому что я ей еще не сказал. — Он поморщился и провел рукой по бороде. — Я идиот.

— Ты собираешься попросить ее выйти за тебя замуж или что-то в этом роде?

— Да. Я, блядь, собираюсь.

Хаулер опускается рядом с ним, ошеломленный.

— Вот блин, — говорит он мягко и потрясенно.

Соломон резко смотрит на него.

— У тебя с этим проблемы?

— Нет. — Он хихикает, на его лице появляется озадаченная ухмылка. Он хлопает Соломона по спине. — Мы собираемся растить ребенка в баре, Сол.

Соломон усмехается. Они чертовски уверены в этом.

***

Когда Тесси представляла себе вечеринку по случаю рождения ребенка, она думала, что будет есть торт в ванне и плакать в бутылку безалкогольного игристого вина. А вот этого - никогда. Счастливый дом, наполненный семьей Соломона, Эш и несколькими близкими друзьями семьи Уайлдеров, которые уже давно уехали. В гостиной уютно, благодаря пылающему камину. Журнальный столик завален развернутыми подарками и упаковочной бумагой. На серванте расставлены подносы с изысканными блюдами, бутылки шампанского и большая чаша с безалкогольным пуншем. Детские фотографии Соломона и Тесси нанизаны на длинный кусок эвкалиптовой гирлянды.

Если бы ей пришлось выбирать тему, то это был бы винтажный шик. И все же она даже не может включить свою дизайнерскую критику. Потому что критиковать нечего. Все идеально.

Она никогда не думала, что хочет этого. Глупые игры, светские разговоры о детях, мизинцах и боппи, открывание подарков перед всеми. Ей нужно все, а главное - семья Соломона.

Она обожает их.

Общение с Уайлдерами показало ей, кто такой Соломон на самом деле. Родители воспитали его хорошим человеком. Человеком, который заботится о тех, кто его окружает. Он глубоко любит и предан.

Мишка даже не подозревает, какая любовь придет к нему.

Может быть, за исключением его тети Эвелин.

Эвелин сидит на диване, лицо ее постоянно хмурится. Ее поза говорит о том, что она здесь только для того, чтобы оказать услугу своей матери, и ни для чего другого. Тем не менее, эта женщина не мешала Тесси. В присутствии старшей сестры Соломона ее нервы превращались в лед. Она может быть вежливой, но ей не нужно притворяться.

— Думаю, на этом можно закончить, — с победной улыбкой заявляет Джо.

Мелоди расхаживает по комнате, собирая подарки и складывая их в аккуратную стопку. Большинство гостей уже попрощались, остались только Тесси, Эш и женщины Уайлдер.

— Это было потрясающе. — Улыбаясь, Тесси смотрит на Грейс. — Большое спасибо, что организовали это для меня.

— С удовольствием, — говорит пожилая женщина.

Потребовав размяться, она встает со стула. Она гладит рукой свой живот, чувствуя, как Мишка толкается и перекатывается, пока она медленным шагом ходит по гостиной.

Грейс сочувственно улыбается ей.

— Там становится тесновато, правда?

— Да. Точно. — Она выдохнула, остановившись у окна, чтобы посмотреть на снег.

— Круглые мышцы грозит вывести тебя из строя? — спрашивает Эш, выщипывая бантик из ее волос.

Тесси ухмыляется.

— Ты же знаешь.

— Сколько у тебя недель? — спрашивает Мелоди.

— Почти тридцать три.

Мелоди визжит.

— Так скоро!

Пока женщины болтают, Тесси рассеянно бродит по гостиной, рассматривая уютный декор. На каминном камине в ряд стоят пять вырезанных из дерева медведей. Фотографии Грейс и Джека в Гранд-Каньоне. Рядом с камином, на стене, висит акустическая гитара.

Улыбаясь, вспоминая все классические песни в стиле кантри, которые она хотела бы сыграть для Мишки на своем проигрывателе, Тесси проводит пальцем по струнам, перебирая их. Комнату наполняет мягкий гул.

— Что ты делаешь? — Резкий щелчок Эвелин заставляет Тесси оглянуться. — Это гитара Серены.

Она убирает руку, чувствуя себя идиоткой. Затылок потеплел, и смущенный румянец покрыл ее всю.

— Простите. Я не знала.

— Ну так не трогай ее.

— Эвелин, — шипит Джо. — Прекрати.

Наступает неловкая тишина.

Тессипереминается с ноги на ногу, не обращая внимания на обеспокоенный взгляд Эш. Внезапно она жалеет, что у нее нет бокала с алкоголем. Она слишком трезва, слишком беременна для этого дерьма. Для осуждающего взгляда Эвелин, транслируемого ясно как день: Ты не Серена.

Уведомление.

— Тебе нужно ответить, милая? — спрашивает мать Соломона, давая ей отсрочку, передышку. Грейс натянуто улыбается, и кажется, что она вот-вот разорвет свою старшую дочь.

Тесси кивает.

— Да. Спасибо.

— Вот, я тебе помогу, — говорит Эш, беря телефон Тесси с журнального столика. Быстро схватив Тесси за локоть, она отводит ее от остальных. Они выбегают в коридор, где Тесси прижимается к стене и смотрит на телефон в своих руках.

Горячие слезы заливают глаза, на экране расплываются слова, которые она не может разобрать. Но она знает, от кого это сообщение. Нова.

Трясущейся рукой она стирает со щек влагу, а затем стонет.

— Уф, я плачу. Что со мной такое? Почему я всегда плачу?

— Это гормоны, — говорит Эш, окидывая взглядом гостиную. — Гормоны и одна засранка-женщина. — Она успокаивающе проводит рукой по руке Тесси, и выражение ее лица смягчается. — Не слушай ее, ладно?

Легче сказать, чем сделать, потому что, несмотря на тишину, голоса из гостиной доносятся до коридора.

— Зачем ты вообще здесь, если не собираешься поддержать Соломона?

— Ты хмуришься, — шепчет Мелоди. — Нельзя хмуриться на детском празднике.

Из гостиной доносится напряженный голос Эвелин.

— Соломон не забыл Серену.

— Да, — возражает Джо. — Ты не хочешь, чтобы он забыл ее.

Смешок.

— С Сереной было просто, а эта... она ужасна.

По телу Тесси пробегает дрожь. Ее щеки пылают, ноги так дрожат, что она может упасть, где стоит.

О Боже. Это слово.

— Тесс. — Рука на ее плече. Эш, подталкивая ее, уговаривает ее пойти в сторону ванной, пытаясь избавить ее от разговора.

Но Тесси стоит на месте, застыв на месте. По ее щеке скатывается горячая слеза. Ей хочется исчезнуть. Правда, сказанная Эвелин, словно жгучая пощечина.

Она все еще ужасная Тесс. Не простая. Она никогда не была простой. Никогда не могла вырваться из этого холодного, замкнутого мира, который она сама для себя построила.

Впервые с тех пор, как она оказалась в Чинуке, внутри нее поднимается острая волна сомнения в себе и отчаяния. Эта старая неуверенность в себе. В том, что она никогда не будет достаточно хороша, что ее не выберут, что ее всегда будут бросать. До такой степени, что хочется бежать, пока кто-нибудь еще не успел наболтать лишнего.

— Она такая, — говорит Эвелин, все еще продолжая тираду о Тесси. — Она слишком яркая для Соломона. Что она собирается делать, носить высокие каблуки зимой? Ему нужен кто-то приземленный. Такой, какой была Серена.

— Ты ведешь себя как сумасшедшая, Эв.

Язвительный вздох.

— Он не просил ее остаться, Джо. И ты это знаешь.

И Тесси тоже.

Что, если ей не суждено найти любовь, потому что ее трудно полюбить? Что если причина, по которой Соломон не просил ее остаться, в том, что он понял, что они не подходят друг другу? Что если это потому, что она не Серена?

Соломон заверил ее, что он готов. Он овдовел семь лет назад, но все же... что, если это не так? Что, если она недостаточно хороша для этого ворчуна-великана?

В груди у Тесси стало тесно и пусто. Может быть, все, что имеет значение, - это ее ребенок. И больше ничего.

Голос Эвелин, теперь уже громче.

— Он ввязывается в то, к чему не готов. Это все временно. Я не понимаю, как ты можешь это поддерживать.

— Я знаю, что ты любила Серену, Эв, но ты поступаешь эгоистично, — мягко укоряет Грейс. — Прошло уже семь лет. Мы поддерживаем Соломона, потому что у него будет ребенок, а Тесси - прекрасная женщина. А если мы этого не сделаем, — слезы наполняют ее голос, — он исчезнет в той хижине, и мы никогда его больше не увидим.

Тишина. Тихий звук сопения.

Затем яркий крик. Что-то шлепнулось о стену. А затем Эвелин выбегает через парадную дверь, не оглянувшись ни разу.

Уведомление.

Телефон Тесси все еще зажат в ее руках.

Решение, Трулав? Не заставляй меня умолять.

Ее глаза наливаются кровью.

— Что ты делаешь? — мягкий голос Эш плывет по течению.

Она прижимается к стене и признает страшную правду.

— Я не знаю.

ГЛАВА 28

Соломон открывает дверь в хижину и хмуро смотрит, как Тесси снимает с себя пуховик и вешает его на крючок на стене, а затем идет к кухонному островку, чтобы положить сумочку и снять туфли на каблуках.

Нет ничего более ненавистного для него, чем выражение ее лица в данный момент.

С тех пор как они покинули дом его родителей, у нее все те же грустные карие глаза, которые были у нее, когда они впервые встретились в баре "Медвежье ухо". Уязвимые. Одинокие.

Он попал в ловушку необходимости выяснить, что не так. Чтобы исправить это.

Это то, чего он не сделал с Сереной. Его единственная ошибка. Он позволил ей разобраться в себе, вместо того чтобы разобраться вместе с ней. На этот раз он намерен присутствовать, быть рядом с Тесси. Если она захочет поворчать, пока он наблюдает за ней, - дело сделано. Или если она хочет кричать на него, он с радостью примет это. Но что бы ни случилось, он будет здесь.

Он подошел к ней сзади и поцеловал в затылок.

— Ты хочешь рассказать мне, что произошло на празднике? — пробормотал он, вдыхая ее солнечный аромат.

Ее стройная фигура прижимается к нему. Он напрягается.

— Твоя сестра бросила канапе через всю комнату.

— Господи. — Чертова Эвелин.

Обхватив ее за талию, он поворачивает ее лицом к себе.

— Что еще?

Она молчит долгую минуту, смачивая губы, а потом говорит:

— Я им не нравлюсь. Я никому не нравлюсь. — Прежде чем он успел опровергнуть это заявление, она высвободилась из его объятий и зашагала по полу. — Твой лучший друг даже не приготовил мне коктейль.

Боже, как же он ненавидит то, каким тоненьким стал ее голос. Как она покинула его объятия. Ему приходится бороться с желанием притянуть ее обратно к себе.

Пересекая комнату, он сокращает увеличивающийся разрыв между ними.

— Хаулер ведет себя как придурок. Но мы все уладили. А Эвелин должна заниматься своими делами.

— Она сказала...

Она поджимает губы и смотрит в окно. Страх держит Соломона за яйца. Господи. Если его сестра заговорит об опеке, он никогда ее не простит.

— Что она тебе сказала? — Протянув руку, он берет ее за плечи и тихонько встряхивает. Ее молчание грозит ему падением на колени. — Тесс.

Нижняя губа дрожит, Тесси наклоняет подбородок.

— Она сказала, что я временная. Что я не Серена.

Черт.

Если бы Соломон знал, что везет Тесси, чтобы она сражалась с призраком Серены, он бы держал ее подальше от Чинука. Оставить ее наедине с его семьей, с Эвелин было совершенно неудачным решением. Он должен был быть рядом с ней сегодня, убедиться, что с ней все в порядке. Не сомневаясь, в следующий раз, когда он увидит сестру, они поговорят.

Отстранившись от него, она пожала плечами.

— Твоя семья любила ее. Она была твоей женой. Она вся в их доме, и я это понимаю. — Она поворачивается к нему, и в ее голосе звучит яростная серьезность. — Она всегда будет твоей, Соломон. Я бы никогда не попросила тебя забыть ее.

Он качает головой.

— Нет. Ты никогда не попросишь меня об этом.

— Но что, если, — ее голос дрогнул, и этот звук вонзился кинжалом в живот Соломона, — что, если я не Серена?

— Тебе не обязательно быть Сереной. — Он окидывает взглядом Тесси, которая стоит, обхватив руками живот. Как будто она должна защищать Мишку. В ее глазах столько сомнений и беспокойства, что ему становится не по себе. — Я не хочу, чтобы ты была такой. Ты - Тесси. Ты моя Тесси.

Он делает шаг к ней, но она отступает, и яма в его животе увеличивается.

— Сегодня… — Она закусывает губу и заправляет длинный локон волос за ухо, ее внимание порхает по комнате. — Я чувствовала себя не в своей тарелке. Мне было грустно, что у вас с Сереной не было шанса. Что она умерла. Это несправедливо. — Она вздыхает. — Я не чувствую, что мое место здесь.

— Твое место здесь.

— Нет. Не здесь.

— Что ты хочешь сказать, Тесс?

В ее глазах блестят слезы, но она наконец-то снова смотрит на него.

— Я получила предложение о работе. В Лос-Анджелесе.

Он замирает, сердце замирает в груди.

Черт. Он не может опоздать. Только не снова.

Он втягивает воздух через нос.

— Что ты ответила? — прохрипел он срывающимся голосом.

Она отбрасывает волосы и смотрит на него.

— Я не знаю. Что я должна ответить?

Не отпускай ее, Сол. Не дай ей уйти.

Приняв его молчание за нерешительность, Тесси сухо рассмеялась. В ее глазах вспыхивает огонь.

— Что я здесь делаю, Соломон? Я люблю планы и порядок, а ты - этот горный маньяк, который вольно распоряжается жизнью по ветру. У тебя бар, а у меня ребенок, и мы противоположны во всех отношениях. Мы в разных мирах.

— Мы не в разных мирах. Этот мир, — он подходит к ней и прижимает большую ладонь к ее животу — наш. Ты понимаешь?

— Нет. Да. Я не знаю. — Она поднимает руки, опускает их. Снова делает шаг назад. На этот раз дальше. — Почему? Почему я здесь, Соломон? Почему?

В темно-карих глубинах ее заплаканных глаз громко и отчетливо светится беспокойство. Что он их бросит. Что она ему не нужна.

Черт возьми, он не может больше ни минуты позволить ей поверить в то, что и это правда.

Под его ногами загрохотали половицы, и Соломон прошел в комнату. Он заключает Тесс в объятия.

— Ты здесь, потому что я люблю тебя, — говорит он. — Ты слышишь меня? Я люблю тебя, Тесси. Я полюбил тебя в ту ночь, когда мы встретились, и люблю тебя сейчас.

Тесси моргает и смотрит на него с потрясенным видом, раскачиваясь в его объятиях. Выражение ее лица становится мягким. И в тот момент, когда он думает, что ее ошеломленное молчание сломит его, она открывает рот, прикладывает ладони к его груди, приподнимается на цыпочки. Затем она улыбается самой яркой улыбкой, которую он когда-либо видел, и говорит:

— Я тоже люблю тебя, Соломон.

Время останавливается.

Прошло семь лет. Он никогда не думал, что будет готов услышать эти слова от другой женщины. Он думал, что последует за Сереной в чертову могилу. Но вот он здесь. Влюблен в женщину, которая любит его в ответ. Как будто это так просто. Как будто она - лучшее, что когда-либо случалось с ним.

— Скажи мне еще раз, — приказывает он. Его голос дрожит. Сердце словно падающая звезда в груди ведет его домой.

Она моргает, сдерживая слезы.

— Я люблю тебя.

С ревом он прижимает ее к своей груди, прижимает к себе, впивается в ее рот поцелуем, пробуя на вкус ее слезы. Тесси хнычет, обхватывая его шею своими стройными руками.

— Я люблю тебя, Тесси, — говорит он ей в губы, пытаясь привести дыхание в норму. Он повторяет это снова. Он должен. Она должна знать. — Я люблю тебя всю. — Он крепко обнимает ее. Его рука ложится на ее живот. — И я люблю этого ребенка.

Их губы встречаются, и они снова врезаются друг в друга.

— Что это значит? — Она смеется между поцелуями. Слезы текут по ее щекам.

— Это значит, что я хочу, чтобы мы были вместе, — хрипло говорит он. — Под одной крышей. Я поеду в Лос-Анджелес, если тебе это нужно. Я буду твоим, где бы мы ни были, Тесси, потому что ты рядом.

Он готов. Готов отдать всего себя этой женщине. Она была так самоотверженна, теперь его очередь. Если для этого придется оставить бар, семью, то так тому и быть. Потому что она - гораздо больше, чем второй шанс.

Она - его вечность.

— Нет, Соломон. Я не хочу, чтобы ты был в Лос-Анджелесе.

При этих словах его сердце замирает.

Она прикусила губу, ее темные ресницы опустились в той застенчивой манере, которую он так любит.

— А если я захочу остаться здесь? — шепчет она.

Он берет себя в руки и берет ее лицо в свои ладони.

— Хочешь?

Скажи "да". Господи. Избавь меня от проклятых страданий.

— Да.

— Спасибо, черт возьми, — прохрипел он, облегчение прокладывает путь через его сердце. Он притягивает ее ближе, как последний глоток воздуха. Тесси прижимается своими губами к его губам, и между ними разливается мягкий, дикий жар.

Он любит каждую чертову частичку этой женщины. Упрямая, дерзкая, сексуальная, ранимая. Он хочет ее всю. Она в его постели, его сердце между ее зубами. Он не может жить без нее. Она - его душа. Его звезда в небе. На север, на юг, на восток, на запад, в ад и обратно. В любом направлении он будет следовать за ее светом.

Когда они отступают друг от друга, она всхлипывает от смеха.

— У меня есть только одно условие, если я останусь.

— Назовите его.

— Мне нужны мои пластинки.

— Я куплю тебе пластинки, Тесс. Такие стопки, что ты никогда не уйдешь.

— М-м-м, купишь?

— Куплю. А теперь вот что я сделаю, — пробормотал он ей в губы.

— И что же это?

— Я собираюсь жениться на тебе.

Ее глаза распахиваются. Свет вливается в ее лицо, и она обхватывает его за шею.

— Думаю, я тебе разрешу. — Из нее вырывается смех. Радостный. Изумленный.

Что бы он отдал, чтобы это выражение всегда было на ее лице. Он хочет быть ответственным за нее и своего сына, заботиться о них и оберегать их до конца жизни.

— Я люблю тебя, — говорит Тесси, проводя маленькими ладошками по его бороде, по лицу, по губам, словно не веря, что он принадлежит ей. — Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.

— На повторе, — говорит он с ухмылкой.

— Я никогда этого не говорила. — Она улыбается, ее глаза туманны. — Ты получаешь это в стиле проигрывателя.

— Когда речь идет о тебе, сомнений нет, — дышит Соломон в ее волосы. Сердце в его груди бьется в два счета. — Я не смогу остаться без тебя, без нашего сына. Ни на одну чертову секунду. Мы связаны. Ты моя. Вот и все.

Она счастливо вздыхает.

— Мы связаны.

— Да. — Он скользит рукой по подолу ее платья. Ее полные розовые губы приоткрываются, и он проводит губами по прохладной раковине ее уха. — Помнишь Теннесси?

Она покраснела.

— Я помню звезды.

— Помнишь Мексику? — Он опускает руку, ловит рукав ее платья и медленно стягивает его с плеча, обнажая грудь. Ее пышное тело с изгибами и бронзовой кожей, все еще сохранившей последний загар, полученный на пляже, и его член набухает при виде этого. Крепко обхватив ее за талию, он опускается ниже и всасывает в рот тяжелую выпуклость ее груди.

Тесси хнычет, беспокойно прижимаясь к нему.

— О. О.

Он раздвигает ее ноги, проводит пальцем по краю кружевного белья и медленно погружается внутрь.

— А это? Помнишь это?

— Конечно... — Она приторно сопит, стонет. — Соломон.

Он обхватывает ее упругую попку, проводит шершавой ладонью по гладкой плоти и притягивает ее к себе. Она испускает шокированный визг и трется своей сладкой киской о его бедро. Выпуклость в его штанах уже болезненна, но Соломон упорствует.

Здесь и сейчас он положит конец всем ее сомнениям.

— Твоя. — Мягкий шепот из ее розового ротика. — Я твоя.

— Да. — Соломон издает рык, одновременно первобытный и примитивный. — И если мне придется вбить в тебя этот чертов смысл, я это сделаю.

Отступив назад, она задыхается.

— Я беременна. — Но ее губы изгибаются, кошачьи и довольные. Она пульсирует внизу. Ее мягкий пульс бьется о кончики его пальцев.

— И ты останешься такой на ближайшие двадцать лет, если я буду иметь к этому хоть какое-то отношение.

Слезы блестят на ее веках.

— Покажи мне. — Ее голос ровный, нетерпеливый, когда она проводит ладонями по его груди. Ее голодные глаза блестят. — Покажи мне, Соломон.

— Да, черт возьми, покажу, детка, — прохрипел он. Эта женщина - медленная пытка. Яростная и нежная одновременно. Огонь и лед. — Я сделаю тебя мокрой и заставлю кричать, — рычит он, попав под ее чары. — Потом я дам тебе остыть и повторю все сначала. Пока ты не поверишь мне.

Тесс задыхается быстрее.

Он наклоняется, чтобы поцеловать ее пышный рот, и поднимает ее маленькое тело вверх. С хныканьем Тесси обхватывает его шею и обхватывает ногами его бедра. Бережно обняв ее, он прижал ее спиной к стене. Наклонившись вперед, осторожно, чтобы не задеть ее живот, он стягивает с нее трусики, заставляя ее издать стон, похожий на задыхающийся стон.

Затем он погружается в нее, в эту идеальную женщину, которая любит его, в эту женщину, которой он никогда не насытится.

Он проводит рукой по ее золотистым волосам, гладит затылок и отводит бедра назад, а затем входит в нее. Глубоко, как никогда раньше.

Тесси вскрикивает, ее голова откидывается назад.

— Я люблю тебя, Соломон, — шепчет она, ее глаза огромны и стеклянны. Ее бедра совершают маленькие круговые движения, когда он входит и выходит из нее. Она всхлипывает. — Так сильно. Слишком сильно.

— Я так чертовски сильно люблю тебя, — произносит он, опускаясь лицом к ее шее. Их конечности переплетаются, стоны смешиваются в маленькой комнате. — С той первой ночи, когда я встретил тебя, и до конца наших дней, Тесси, я буду любить тебя.

ГЛАВА 29

С признанием Соломона, звучащим в ушах, Тесси приезжает в Чинук.

Чтобы остаться.

Его "Я люблю тебя", его просьба остаться означают для нее все. В его задыхающемся голосе, в его затравленном взгляде она увидела свое будущее.

Их будущее.

Мужчину, который хочет ее.

Кто будет бороться за нее.

Кто любит ее.

Соломон держит ее в своих мозолистых руках и впускает в свое нежное сердце. Развеяв ее сомнения, он направил ее по пути, который она не оспаривает.

Риск. Звезда. Биение сердца.

В ее ушах звучит голос матери. Если уж ты рискуешь, Тесси, то делай это с умом.

А это? Этот риск, он имеет значение для всего. Будущее Мишки. Ее сердце. Их семья.

Она попала в его мир. Попала быстро и сильно.

По утрам она просыпается в крепких объятиях Соломона, его борода щекочет ей живот, а он целует ее тело. Дни она проводит в баре, погружаясь в работу, которая отнимает у нее все силы. Вечера проходят в хижине, Соломон готовит для нее, проигрыватель крутит музыку в стиле кантри, и они танцуют медленные танцы на деревянном полу.

Она не жалеет, что отказалась от Новы, ни на минуту. Она нашла того единственного.

Живот Тесси стал большим и тяжелым. Тридцать три недели. Тридцать четыре. Мишка занят в ее животе, пинается, бьется и кувыркается. Она планирует детскую. Они с Соломоном проходят онлайн-курс по подготовке к родам, который вызывает у нее одновременно восторг и ужас. Они спорят об именах. Ему нравится Лео, ей - Лукас. Ночью Соломон держит ее за живот и рассказывает Мишке про Аляску, а Тесси лежит, не шевелясь, и наблюдает за ним, затаив дыхание, чувствуя любовь, которой никогда раньше не испытывала.

Этот малыш будет лучшим из них обоих. Наполовину она, наполовину Соломон. И она будет любить его всеми фибрами своего существа.

Она и не подозревала, что такое счастье возможно.

В последний день ремонта бара Тесси ходит по залу, и сердце ее разрывается от гордости.

Бар больше не выглядит потрепанным и унылым. Но это все еще Чинук, все еще в бункере. Все еще Соломон и Хаулер, но уже с размахом. Длинные черные кабинки выстроились вдоль южной стены. Спереди установлены гаражные ворота, открывающие новый внешний дворик для летних месяцев. Пол из плитки, похожей на деревенское дерево. Гостей встречает стена из старых топоров, рукоятки которых окрашены в различные мужские цвета. Исчезли липкие меню, вместо них - меню на меловой доске с перечнем блюд и коктейлей.

Эш, которая задержалась в Чинуке, чтобы помочь, стоит рядом с Тесси и смотрит, как Соломон накладывает на тарелку жареный бургер и картофель фри. Татуировки на его загорелых предплечьях подрагивают и пульсируют в свете бара.

— Мужик, — говорит Эш, указывая на Соломона выдвижной измерительной лентой. — Он будет так хорошо выглядеть, когда активирует режим отца.

Тесси улыбается. Она уже знает, что наблюдать за тем, как Соломон становится отцом, будет одним из ее любимых развлечений.

— Так и есть. — Опираясь руками на бедра, она обращается к кузине. — Как ты думаешь, я правильно поступаю? Что остаюсь здесь?

У нее нет никаких сомнений, но она ненавидит оставлять Эш. Эш - ее угрюмая кузина, и мысль о том, чтобы остаться без нее, заставляет ее чувствовать себя не совсем единым целым.

Эш качает головой.

— Неважно, что я думаю. Важно, что думаешь ты. — Медленная улыбка Чеширского кота расплывается по лицу ее кузины. — Но да. Я думаю, все правильно.

— Я тоже.

Серо-зеленые глаза переходят на живот Тесси, и она говорит:

— Знаешь, беременная, рождение ребенка - это самая металлическая вещь, которую ты когда-либо попробуешь сделать. Ты готова?

Тесси вдыхает.

— Готова. Правда готова.

Так и есть. Она уже совсем не та тревожная женщина, какой была в Лос-Анджелесе. Хотя роды и материнство все еще заставляют ее нервничать, она спокойна. Спокойна. Она может это сделать. Она знает, чего хочет, кто она и кого любит.

— Я буду скучать по тебе, — говорит Эш.

Слезы застилают ей глаза, и Тесси кивает. Она даже не пытается их вытереть. У нее тридцать пять недель беременности, черт побери, и она будет плакать, если захочет.

У барной стойки Хаулер с улюлюканьем кладет трубку.

— Сейчас придет Рони ЛаПорт из Thrillist.

Впечатленный, Соломон поднимает бровь.

— Как тебе это удалось?

Хаулер лукаво усмехается.

— У меня есть свои способы.

Торжественное открытие Howler's Roost намечено на эти выходные. Ничего особенного - только фирменный коктейль, местное пиво и три закуски, любезно предоставленные Соломоном. Приглашены друзья, родственники и местные жители.

Как она всегда делает, когда помещение готово, Тесси выходит на середину круглой комнаты, чтобы осмотреть все. Она закрывает глаза и вдыхает, затем медленно выпускает воздух.

— Посмотрите, что мы сделали.

Хаулер неодобрительно кивает.

— Должен признать, Златовласка. Выглядит чертовски хорошо.

— Хорошо, — пробормотала она в ответ на тепловатый комплимент. Перебранка с Хаулером была бичом ее существования. Ей это очень нравится. — А как насчет потрясающе? Как насчет впечатляющего? — Она протягивает руку к человеку, который всегда ее поддерживает. — Соломон, посмотри на это. Не скажешь ли ты своему другу, что ему нужно поработать над прилагательными?

На губах Соломона появляется ухмылка. Нежная защита согревает его пристальный взгляд, которым он смотрит на нее и своего сына.

— Я смотрю. — Выйдя из-за стойки бара, он обнимает ее за плечи и прижимает к себе. — Но я также смотрю на очень беременную женщину, которая замерла на ногах.

Эш подергивает подбородком в сторону Тесси.

— Отведи ее домой. Привяжи ее.

— Больше никакой работы, — говорит Соломон строгим тоном, не терпящим возражений. — Ты закончила работать. Ты весь день на ногах.

Она проводит ладонью по его мускулистой груди. Поднимает глаза.

— И ты тоже. — Занимаясь подготовкой бара и планируя выпуск нового меню, Соломон изнурял себя работой.

Он ворчит, перекладывая свою огромную руку на ее бедро.

— Я не беременный.

Эш вздергивает темные брови и показывает пальцем.

— Мы официально отправляем тебя в декретный отпуск.

Тесси вытирает пыль со своих ладоней и протягивает их так, словно ее держат на мушке.

— Ладно. С меня хватит. — Соломон и Эш похожи на двух очень напряженных сторожевых псов. — Мне не нравится, когда вы двое вместе.

Эш смеется.

— Смирись с этим.

Повернувшись, Тесси показывает на Хаулера и ухмыляется.

— В пятницу вечером. Мы собираемся устроить вечеринку.

ГЛАВА 30

Соломон молча стоит на лестничной площадке, пока Тесси распаковывает коробку с детскими вещами. Всю неделю они занимались доставкой, готовясь к появлению Мишки. Одетая в уютный свитер, обтягивающий ее животик, леггинсы и зимние тапочки, она стоит на коленях. Длинные светлые волосы рассыпаются по плечам, когда она достает пушистые одеяла, бутылочки и маленькие позолоченные рамки.

На его бородатых губах заиграла улыбка. Как бы сексуально она ни выглядела во время беременности, ему не терпится увидеть ее в роли матери. Она научит Мишку быть упрямым, она будет бороться за него, упираться, когда что-то пойдет не так, передаст ему свой хороший вкус и любовь к цветам Pantone. Соломон будет мускулистым, он будет перекидывать Мишку через плечо и крутить его до тех пор, пока хихиканье не наполнит их домик. Но одно можно сказать наверняка - их малыш никогда не усомнится в любви матери к нему.

Ухватившись за край ящика, Тесси приподнялась, покачиваясь на животе, затем выпрямилась. Она подходит к стене и бьет молотком, напевая мелодию, которую выдает старый Crosley. Медленное покачивание ее бедер, удары по животу заставляют Соломона перевернуться на живот.

Черт возьми, он любит ее.

Он никогда не привыкнет к тому, что Тесси в его доме.

Их доме.

Это чувство, когда ты приходишь домой к кому-то, когда кто-то всегда находится в его пространстве, - он и не подозревал, как сильно ему этого не хватает, пока она не оказалась здесь. Всего за несколько недель они привыкли друг к другу. Естественно. Нормально, как будто так и должно было быть. Как будто звезды что-то знали в ту ночь в Нэшвилле. Они направили его на путь к Тесси, и он никогда не оглянется назад.

Потому что он хочет этого. Каждый день до конца жизни. Идти на работу, возвращаться домой к Тесси и сыну.

Весь его мир.

Почувствовав его, Тесси вздрагивает и поворачивается.

— Ты дома.

Дома. Его грудь вздымается от этого слова.

Она наклоняет свою золотую голову.

— Тебе нравится прятаться в тени, Торжественный Человек, и наблюдать, как я шатаюсь?

Соломон тихонько смеется.

— Ты не шатаешься.

— Я шатаюсь. Но я шатаюсь стильно. — Она улыбается. — Как работа?

Он снимает куртку, стряхивает снег с рукавов, поднимаясь по последней лестнице.

Пегги свернулась калачиком на кровати и сонно заворчала, когда он подошел.

— Доработал меню. У Хаулера случился небольшой казус, когда его заказ на спиртное доставили не по адресу, но мы выжили, и спиртное надежно убрано. — Он подходит ближе, изучает картины на стене.

Она краснеет.

— Извини, надеюсь, ты не возражаешь. Я решила украсить комнату.

Покачав головой, он придвигается к ней, наклоняется, чтобы поцеловать ее, затем притягивает ее к себе.

— Вовсе нет. — Он сглотнул, глядя на их фотографию в Мексике. На ту, которую она сделала, когда они лежали в гамаке. — Мне это нравится.

Тесси машет рукой на небольшое пространство, которое она украсила. Кресло-качалка с вязаным детским одеялом, накинутым на каркас.

— Все готово. — Она морщит нос. — Теперь нам нужна только кроватка.

Соломон улыбается, уловив небольшой зевок, который она пытается скрыть.

— Устала? — спрашивает он, проводя рукой под ее волосами и по шее.

— Ты как пахучая соль Эш. — Она прижимается к нему. — Ты поддерживаешь во мне жизнь. Не спишь.

— Ты думаешь, что сможешь не заснуть из-за сюрприза?

Ее шоколадно-карие глаза загораются.

— Я всегда готова к сюрпризу.

Пригнув голову, он прижимает поцелуй к уголку ее рта.

— Оставайся здесь. Закрой глаза.

С этими словами Соломон исчезает в маленьком, наклонном чердачном помещении и достает то, над чем работал последние две недели. Это его способ расслабиться в темные тихие ночи, когда Тесси спит в их постели, а звезды ярко светят через световой люк.

— Вот, — говорит он, когда его сюрприз готов. — Смотри.

Она смотрит.

Тихий вздох заполняет пространство между ними. Темные глаза Тесси заливает серебристый свет. Перед ней стоит простая серо-коричневая кроватка с дугообразными концами.

Она медленно подходит к ней, проводя руками по гладкой деревянной раме.

— Это ты сделал? — Ее голос стал мечтательным.

— Я. Я хотел, чтобы у Мишки был кусочек Чинука. Это голубая сосна, — говорит он. — Она соответствует стандартам безопасности детских кроваток. Я в этом убедился.

Она улыбается ему, ее полные розовые губы дрожат. По ее лицу текут слезы. Он уверен, что она пытается его убить. Плач Тесс - обычное дело в наши дни, но ему все равно неприятно это видеть. Ее слезы способны полностью уничтожить его.

— Может, повесим это на стену? — Тесси всхлипывает.

Он легко поднимает ее и переносит под наклонный карниз крыши. Фотография Тесси и его в гамаке висит над головой. Когда он поднимает одеяло с кресла-качалки, чтобы перекинуть его через перила, резкий вдох воздуха от Тесси заставляет его повернуться.

— Детка, что случилось?

— Ты похож на отца.

Он сглатывает комок в горле, ее слова грозят поставить его на колени.

Когда он замолчал, она прикоснулась кончиками пальцев к своим губам.

— Тебя это пугает?

— Нет. Это делает меня счастливой. — Он делает огромный шаг и притягивает ее к себе, любуясь тем, как легко она прижимается к нему. Большими пальцами он убирает слезы с ее щек. — Не плачь, Тесс. Ты убиваешь меня, когда плачешь.

Она смотрит в его блестящие глаза. Кладет ладонь на сердце.

— Кроватка прекрасна, Соломон. Мне она нравится. Мишка будет в восторге.

— Всю свою жизнь я буду заботиться о тебе и об этом ребенке.

— Я знаю, ты будешь.

Ее вера, ее вера в него - это все. Быть мужчиной, который ей нужен, мужчиной, которого она выбрала, - это успокаивает его.

Он улыбается ей, запустив руку в ее золотистые волосы. В ее лице, в ее широких карих глазах он видит свое будущее. Он видит все.

И в ее объятиях, сияющих, как солнце, его мир, не затухающий, его вечность - Тесси.

***

В ночь, когда на Чинук обрушилась снежная буря, Тесси проснулась от спазмов в животе. Она свернулась калачиком в объятиях Соломона, его стальная рама накинута на нее, как одно из тех успокаивающих одеял от тревоги. Широкая ладонь накрывает ее макушку, одна рука защитно обхватывает талию. Мишка бьет ее изнутри, и она кладет ладонь на живот, как будто это может его успокоить. Затем она медленно вырывается из цепкой хватки Соломона. Не привыкшая к холоду, она натягивает мохнатые носки и рубашку и идет по паркету к креслу-качалке.

Она сидит, раскачивается и смотрит на световой люк.

На черном, как мгла, небе кружит снег. Она знает, что там, за горами, альпийский лес, ручей, в котором Мишка будет ловить рыбу, но сейчас там только темнота. Звезды. Неподвижность. Здесь и сейчас. Может быть, это и есть тот урок, который хотела преподать ей мама. Что где-то там звезды сходятся, и человек находит свое место.

Урок, который она хотела бы, чтобы усвоил и Мишка.

Вздохнув, Тесси провела рукой по вздувшемуся животу. Грудь тяжелая, ноги болят. Живот твердый, как камень.

Скоро, думает она, и ее сердце бьется быстрее. Он скоро будет здесь.

Вся эта надежда. Их сын. Она не может дождаться встречи с ним.

— Тесс. — Тревожный голос Соломона проникает в затемненную комнату. Он обыскивает комнату, но не находит ее. Он садится в постели, освещенный лунным светом, его широкие плечи, сухожилия мускулистой спины.

— Я все еще здесь, — тихо говорит она. — Я не ушла.

При ее словах его напряженные плечи расслабляются. Затем раздается быстрый шорох простыней.

Рука Соломона прижимается к ее плечу.

Не разговаривая, они обмениваются взглядами. Она встает, а Соломон усаживается в кресло. Затем он пересаживает Тесси к себе на колени. Она сворачивается калачиком в его объятиях, упираясь головой между его воротником и челюстью. Она закрывает глаза, вдыхая лесной аромат его бороды. Соломон покачивается. Это движение успокаивает, словно мягкая волна, набегающая на нее.

— Не можешь уснуть? — спросил он, поглаживая ее по животу.

— Нет. Этот ребенок - абсолютный маньяк. — Она вздыхает. — Прости, что разбудила тебя.

— Ты не разбудила.

Он прав. Она не разбудила. Если ее не будет рядом с ним, он проснется. Он будет искать ее. Она это поняла. За последний месяц она узнала так много нового о своем Торжественном Мужчине, и все они ей нравятся.

Хриплым от сна голосом он спрашивает:

— О чем ты думаешь?

— О многом.

— Расскажи мне.

Она улыбается. Это Соломон. Всегда готов выслушать. Исправить. Человек, который всегда рядом, который никогда не уйдет. Ни от нее, ни от Мишки.

Она целует его бородатую щеку.

— Мне нужно найти работу.

Ворчание несогласия.

— Тебе надо расслабиться.

— Но у меня есть идеи.

— А пока я зарабатываю более чем достаточно.

— Как? — Она дергает его за бороду. — Ты живешь в хижине. У тебя одна фланелевая рубашка.

В его груди вибрирует смех. Через ее грудь.

— Я владею баром вместе с Хаулером. Это не миллионы, но я зарабатываю больше, чем достаточно для нашей семьи.

Нашей семьи.

О Боже. Если она и раньше не была влюблена в Соломона по уши, то теперь по уши.

Он прижимает ее лицо к себе, заглушая ее протесты поцелуем.

— Я хочу дать тебе все, Тесс. Так позволь мне.

Она улыбается, прижимаясь к его груди.

— Ты говоришь, как будто это легко.

— Это легко. Потому что ты моя. — Он притягивает ее ближе. — Дальше?

— Я думала о еде.

С губ Соломона срывается усмешка.

— О еде?

Она улыбается.

— М-м-м. Шампанское. Стейк. Жареный. Гора бри.

— Готово. И готово. Еще?

— Я думала об именах, — начинает она. — Я не знаю, что будет между нами... если мы поженимся...

— Когда.

— Хорошо, когда мы поженимся, но как бы то ни было, когда бы это ни случилось, я хочу, чтобы у Мишки была моя фамилия. Это была фамилия моей мамы.

Она садится. Ее глаза метнулись к его глазам, не зная, как он это воспримет.

Соломон только кивнул. Задумчивый. Серьезный. Затем он говорит:

— У него должно быть это.

Тесси вздыхает и прислоняется к его широкому плечу. Можно ли опьянеть от человека? Потому что каждый раз, когда этот человек открывает рот, мир плывет. В самом лучшем смысле этого слова. Она продолжает, испытывая внезапную робость. Запустив тонкие пальцы в волосы на его груди, она прошептала:

— Я подумала, что мы могли бы назвать его Уайлдером.

Качание прекращается.

— Уайлдер?

— Твоя фамилия.

Он выдохнул длинный воздух. В темноте она видит только его глаза. Блестящие от слез.

— Да, — это все, что он сказал, а затем поцеловал ее.

Задыхаясь, они отстраняются друг от друга.

— Я люблю тебя, — прошептала Тесси в темноте комнаты.

— Я люблю тебя, — отвечает Соломон.

Ребенок пинается в ее животе.

А потом они засыпают. 

ГЛАВА 31 

Музыка в стиле кантри пробивается сквозь хаос ресторана Howler's Roost. В киосках толпятся местные жители и любопытные туристы. Люди берут напитки, расхватывают с подносов закуски Соломона. За барной стойкой Хаулер со знанием дела смешивает коктейли.

Над головой Тесси - современная люстра из оленьих рогов, отбрасывающая лучи света.

В Howler's Roost царит оживление.

Бар заполнен друзьями и родственниками. На торжественное открытие пришел весь город. Демонстрация поддержки Соломона и Хаулера заставляет ее сердце совершать медленные, судорожные удары. Черное платье, в которое одета Тесси, плотно обтягивает ее живот, вызывая любопытные взгляды. За сегодняшний день она пожала не менее пятидесяти рук. Она наблюдала, как жители Чинука проходят мимо Соломона и сжимают его руку, поздравления сыплются с их губ.

Они видят это. Он вернулся, он счастлив, и для Тесси это самое прекрасное, чему она когда-либо была свидетелем.

И это вполне уместно, потому что по крайней мере раз в пять минут Соломон вынужден прерывать свои действия и делать одно и то же старое представление.

— Да, это Тесси. Да, она беременна. Да, у нас будет общий ребенок. — Не выпуская ее руки, он парит рядом с ней, словно его лично послали атаковать, если кто-то попытается прикоснуться к ее животу.

По всей комнате расположились члены семьи Соломона, включая Эвелин, которая сидит за барной стойкой и, нахмурившись, звонит по телефону. Тесси и Соломон обходят толпу по периметру, здороваются и тепло приветствуют друг друга.

— Каблуки? — спрашивает Мелоди, подпрыгивая к ним, не сводя глаз с обуви Тесси. — Из всех вечеров?

Соломон качает головой.

— Я же ей сказал.

Тесси фыркает и отмахивается от него своим клатчем.

— Я весь месяц ходила в сапогах. Сегодня я на каблуках. Это твоя вечеринка, Соломон. Я должна выглядеть красиво.

На его бородатых губах появляется ухмылка, и он смотрит на нее с выражением чистого благоговения на лице. Ее щеки покрывает теплый румянец от его пристального внимания.

— Ты прекрасно выглядишь, — говорит он, притягивая ее к себе.

Улыбаясь, она прижимает свободную руку к животу. Сегодня он кажется особенно твердым.

— Тесси действительно выглядит прекрасно, но и этот бар тоже. — Мелоди окидывает помещение сверкающими глазами. Она упирается руками в талию. — Может, поговорим о стене из топоров?

Соломон поднимает бокал с пивом, в его голосе звучит гордость.

— Дизайнерская магия Тесси в дикой природе.

— Самое главное, что они настоящие, — говорит Эш, подкрадываясь к ним сзади. — И их можно использовать против Хаулера в случае необходимости.

Соломон разражается смехом, от которого кругом голова. В том числе и Тесси. Она не может удержаться и украдкой бросает взгляд в его сторону. В выцветших джинсах, облегающих его массивные бедра, в шерстяной рубашке и с бородатой челюстью, такой же точеной, как горы, под которыми они живут, он выглядит совсем как суровый горный мужчина, в которого она влюбилась.

— Вот это да, — говорит Джо. Все еще в своей медицинской одежде, с черными волосами, покрытыми снегом, она идет к ним. — Да там просто метель.

Снаружи завывает ветер. За стеклянными окнами гаражных ворот падает снег.

Соломон выглядит обеспокоенным.

— Отлично, — говорит Эш. — Как раз то, что нам нужно. Наливаем им спиртное и запихиваем в машины.

— Хаулер обойдется без спиртного, — уверяет Мелоди. — Но я не уверена насчет мамы и папы. — Хихикая, она кивает на их родителей, которые в два шага пробираются по полу под задорное пение Тэмми Уайнетт.

Когда от Соломона ничего не слышно, кроме ворчания, Тесси дергает его за руку.

— Ты не улыбаешься.

— Я хмурый.

— Я это вижу. — Она изучает его лицо. — Что случилось?

— Ничего. — Он проводит широкой ладонью по ее спине. Наклонившись, он целует ее в висок. — Просто считаю часы до того момента, когда я отвезу тебя домой в нашу постель.

— М-м-м, — хмыкает она, дрожа, когда его широкая ладонь проводит по изгибу ее бедра. В баре хорошо, но руки Соломона по всему ее телу еще приятнее. — Обещай, что мы не будем выходить из хижины несколько дней.

Это, к ее облегчению, вызывает улыбку на его лице.

— Тесс, детка, я могу тебе это пообещать.

Ночь продолжается. Два человека просят визитки Тесси. Один заходит погладить живот, но его заслоняет большое тело Соломона и отпугивает рычанием. Хаулер дает цитату для Thrillist, его фотографируют, зал аплодирует. Вскоре заходит речь о выступлении, когда мать и отец Соломона выносят ему и Хаулеру торт в форме коктейля.

— Я принесу зажигалку, — говорит Тесси, сжимая руку Соломона, чтобы дать ему понять, что она направляется на кухню.

Уперев руки в бедра, она осматривает кухню в поисках зажигалки. Заметив коробок спичек на полке, заставленной книгами с рецептами, - полке такой высоты, что она могла быть предназначена только для Соломона, - она оглядывается по сторонам в поисках решения.

Затем, одержав победу, она видит на столе щипцы. Если она не может воспользоваться табуреткой или лестницей, она может быть находчивой.

Встав на цыпочки и используя щипцы как дополнительную длинную руку, Тесс зажимает коробку спичек и тащит ее к себе. Все ближе и ближе. Когда она уверена, что достала его, она дергает. Но вместе со спичками падает книга рецептов, и обе они с грохотом падают на стальную столешницу.

— Черт, — говорит она.

Из книги рецептов под названием "Кулинария Аляски" высыпаются бумаги. Не желая, чтобы записи Соломона затерялись в этом беспорядке, она подбирает их и складывает в стопку. Она аккуратно складывает их, чтобы вернуть на страницы книги, когда замирает.

Ее имя. Ее имя на этих бумагах.

Нахмурившись, она читает.

По мере того как она это делает, каждый вздох покидает ее тело. Ее сердцебиение замедляется, проходя по тонкой грани паники. Ее руки дрожат. Бумаги, лежащие перед ней, кажутся больной, извращенной шуткой. Но они действительно там. И они наносят боль.

Такие слова, как «непригодна», «Заявление об опеке и установлении отцовства», бьют ее по лицу.

— Боже мой, — шепчет Тесси, поднося дрожащие кончики пальцев к губам, когда видит строку для подписи Соломона. Слезы заливают ее глаза. Отторжение скручивает ее внутренности.

Предательство.

Как игла, падающая на пластинку, она начинает плакать.

Быстро повернувшись на пятках, она выходит из кухни и сталкивается с Хаулером. Он поддерживает ее за плечи.

— Помедленнее, Златовласка. Куда ты собралась?

Она отрывается от него, хмурится.

— Подальше отсюда.

— Что ты... — Его ярко-голубые глаза опускаются на бумаги в ее руках. Он бледнеет. Сглатывает. Пытается улыбнуться. — Садись, Златовласка. Я приготовлю тебе выпить.

— Ты не хочешь делать мне выпивку, — шипит она, прижимая бумаги к сердцу. — Ты никогда не делал этого.

С беспокойством на лице Хаулер поднимает руку, жестом указывая на Соломона в толпе. Но Тесси уже ушла, бросившись к вешалке. Она натягивает куртку, сует руки в карман пальто Соломона и вытаскивает ключи от пикапа.

Ей нужно уехать отсюда. Подальше от Соломона, от Чинука, от этого города. Потому что это слишком больно. Потерять все из-за того, что она была идиоткой, дурой. Потому что поверила Соломону Уайлдеру, когда он сказал, что не будет вмешивать суд. Что они смогут решить это вместе. Что они поделят Мишку. Но на самом деле он хочет забрать его у нее.

На автопилоте она протискивается сквозь толпу людей, проходит мимо Эвелин, которая наконец-то зашевелилась на своем барном стуле, и вотона уже распахивает тяжелую входную дверь и выходит на парковку.

Тесси задыхается, когда в лицо ей ударяет порыв холодного ноябрьского воздуха.

Она стоит под сверкающим небом, в ледяной темноте. По ее лицу стекают ледяные слезы. Порывы снега заносят ее ноги. Над головой яркая полная луна освещает гравийную стоянку.

Звезды мерцают во вселенной, как тогда, когда она и Соломон впервые встретились. Целую жизнь назад в том баре в Теннесси. До появления Мишки. До того, как все это взорвалось на ее лице.

Вздрогнув, она затягивает воротник на шее и сходит с тротуара. Она еще не успела отойти далеко, как за ней открылась дверь.

— Тесс, детка, — рычит Соломон, и от звука его голоса ее тело поворачивается, как будто не имеет собственной воли. Его грудь вздымается, руки сжаты в кулаки. Эш у его плеча. — Это не то, что ты думаешь. — Но тон его виноватый, как будто он уже знает, что она нашла.

Подняв подбородок, она подается вперед и прижимает бумаги к его груди.

— Тогда в чем же дело, Соломон? Потому что это выглядит так, будто ты пытаешься отнять у меня Мишку.

— Нет. Клянусь. — Он вдохнул. — Я знаю, что сейчас это выглядит непростительно, но я могу объяснить.

Покачав головой и отступив назад, Тесси прикрывает живот. Соломон вздрагивает. Внезапно ей захотелось, чтобы крошечный ребенок внутри нее остался на месте.

— Ты не хочешь меня. Тебе нужен только Мишка. — Ее голос срывается на полуслове.

— Тесси, нет, — говорит Эш, прижимая руки к сердцу.

Красивое лицо Соломона сморщилось.

— Ты не веришь в это.

А во что она должна верить? Она так растеряна. Но ей нужен план действий. Выход. Ей нужно уехать от Соломона. Сейчас.

Вернуться в хижину и собрать вещи. Сесть на ближайший самолет с Аляски. Взять своего ребенка и свои плохие планы, вернуться в Калифорнию и умолять Нову о работе.

Тесси разворачивается и на дрожащих ногах идет к дороге. Гравий и снег хрустят под ее каблуками.

Уехать, уехать, уехать.

Ее эмоции, ее гормоны переполняют ее. Она разбушевалась, как стая мустангов. От беременности. От бумаг, которые она обнаружила. От бешеных глаз Соломона, смотрящих на нее.

— Куда ты идешь? — спрашивает он. Он рядом с ней, его рука лежит на ее локте. Пытается направить ее обратно в бар.

Она отталкивает его.

— Подальше от тебя. Я не могу сейчас с тобой разговаривать.

Его твердые шаги следуют за ней.

— Тесс, вернись. Ты замерзнешь.

Суровый приказ Соломона вызывает дрожь ярости по позвоночнику. Она скрещивает руки и отводит взгляд в темноту, надеясь, что он не увидит, как она стучит зубами.

На тротуаре собирается толпа. Родители Соломона с широко раскрытыми глазами, его сестры. Эш. Хаулер. Они глазеют так, словно пришли посмотреть, как сгорит Тесси. От этой мысли она чувствует себя еще ужаснее. Еще более одинокой.

— Тесс…

Она бросается на него.

— Ты изменил нашу сделку, — кричит она. Страх, паника и потеря затуманили ее голос.

— Детка, — шепчет он, приближаясь к ней, словно зверь, попавший в капкан.

— Ты изменил нашу сделку со мной. С нами. Ты обещал.

— Я обещал, — говорит он неуверенно. В панике. — И я говорю тебе, что не нарушал этого обещания.

Их прерывает резкий голос.

— Сол…

Соломон стискивает зубы. С такой силой, что удивительно, как он не сломал ни одного.

— Возвращайся в бар, Эвелин, — рявкает он, в его тоне нет ни капли издевки. — Сейчас же.

Пристыженная, Эвелин убегает.

Вдохнув непокорный воздух, холод жалит легкие, Тесси идет. Ветер развевает ее волосы, смешивая их со слезами. Ее лицо застыло, но единственное ощущение, которое она испытывает, - это горячее биение крови в венах, заставляющее ее двигаться.

— Подожди. Тесс. Послушай меня. — Голос Соломона разрывает ночной воздух. Он рядом с ней. Он берет ее за запястье, нежно, но крепко, но она выскальзывает из его хватки. Соломон тихо ругается, проклиная ее и себя.

— Оставь меня в покое, Соломон.

— Ни за что, черт возьми.

— Я отвезу грузовик в хижину.

Он ворчит.

— Удачи в поисках.

Она останавливается. Повернув голову, она ищет грузовик на стоянке. Потом вспоминает, что он припаркован в полумиле от дороги. Черт.

И все же она движется, оставляя бар позади себя, яркий свет неоновой вывески мигает в ее периферии.

Молчание длилось несколько секунд, а потом...

— Тогда иди. — Глубокий голос Соломона гулко отдается в ночном воздухе. Решимость в его тоне. — Уходи, если хочешь.

— Я уйду, — отвечает она, держась за живот и не оглядываясь.

— Я буду рядом с тобой. Когда ты захочешь поговорить, я буду готов. Я буду рядом.

От его слов ее сердце забилось в двух шагах. Она остановилась.

Она оборачивается.

— На тебе нет куртки.

Она злится на себя. Черт бы ее побрал за заботу.

— К черту куртку.

— О да, это отличная идея. Это как раз то, что нужно нашему сыну. Чтобы его отец заболел и умер от пневмонии.

— Мне все равно, Тесс. Я не оставлю тебя. И когда ты будешь готова слушать, я расскажу тебе о том, что я не участвовал в составлении этих бумаг. Ни за что на свете я не причинил бы тебе такой боли.

На шатких ногах она делает шаг вперед, чтобы уйти. Только медленное покачивание Мишки в животе и слова Соломона останавливают ее.

О Боже. Осознание этого бьет ее по зубам.

Что она делает?

Она уходит от него.

Она так беспокоилась о том, что он нарушит свое обещание, что не заметила, как нарушила свое собственное.

— Тесс, пожалуйста. — Придушенный звук страдания прорывается в его горле, заставляя ее снова повернуться к нему. — Я не хочу, чтобы ты оказалась на обочине дороги, детка.

Соломон смотрит на нее затравленными глазами. Его лицо опустошено, абсолютно агонизировано, и в этот момент Тесс все понимает. Она уходит, оставляет, это убьет его.

Вот она, почти дикая беременная женщина, распластавшаяся из-за гормонов и при этом замерзшая. Она отталкивает его, но он остается. Он не уходит, не бросает ее и не отпускает. Он остается.

Тогда в ее душе наступает ясность.

Любовь остается.

Она может уйти, может покончить с этим, а может смириться и понять.

Мама всегда говорила ей, что нужно найти того, кто останется. Кто не уходит, даже когда жизнь трудна. Даже когда они ссорятся.

Именно этого хотела бы для нее мама. Не денег или карьеры. Любви. Мужчину, который борется за нее, борется с ней и не уходит, который наполняет ее душу миром, светом и радостью.

И это - Соломон.

Глубоко вдохнув, она заставляет свой мозг выйти из зоны радиоактивного распада. И она обнаруживает, что глаза Соломона смотрят на нее так, что ее желудок становится расплавленным и магнитным.

Она напрягает все силы, позволяя надежде, любви разрушить ее щит. Молится о том, чтобы найти объяснение бумагам, которые он держит в руках, и не разбить ей сердце.

Она шипит, тычет в него пальцем. Ненавидя его, но слишком сильно любя за то, что он держит ее сердце.

— Я злюсь на тебя.

На его лице появляется намек на улыбку. Теперь она знает. Знает, когда Соломон улыбается или гримасничает, хмурится или смеется. Все его бородатые выражения лица ей знакомы.

Они ее.

Гора мужчины выдохнула воздух из легких одним длинным толчком.

— Я знаю, что ты злишься. И у тебя есть полное право. — Он обводит взглядом разделяющее их пространство и делает шаг вперед. — Пойдем со мной. Давай поговорим, Тесс. Кричи на меня. Бей меня. Швыряй в меня каблуками. Только сделай это внутри. Там, где тепло.

Она всхлипывает и смеется. Не в силах сдержаться. Не в силах сдержать беспомощную, дикую любовь, которую она испытывает к этому человеку. Даже когда он бесит ее до крайности.

— Хорошо. Я сделаю это.

Он с облегчением опускает руки. Затем его суровое лицо озаряет прекрасная ухмылка, и он протягивает ей руку.

— Пойдем, беременная женщина.

Тесси делает шаг вперед, тянется за его надежной рукой, и тут происходит самое страшное.

Она поскальзывается.

Ноги уходят из-под ног, и она падает вперед. Несмотря на отсутствие равновесия, ей удается вывернуться, но она все равно тяжело падает на цемент. Боль отдается в бедрах, локтях, голове.

— Тесси! — панический голос Соломона раздается как выстрел в темноте.

Мир поплыл. Боже. Больно. Все болит. Словно стрелы, пронзающие ее плечо, копчик. Долгую секунду она лежит, задыхаясь. Затем, когда судорога прокладывает себе путь в животе, она закрывает лицо и испускает вопль.

В один миг она оказывается в объятиях Соломона, прижимается к его груди, прижимается лицом к его колотящемуся сердцу. Она слышит только шум ветра в кронах деревьев и глубокий голос Соломона.

— Я держу тебя. С тобой все в порядке. Вы оба в порядке.

ГЛАВА 32

Это любимый звук Соломона.

Биение сердца Мишки.

Он сидит в кресле у больничной койки Тесси, сжимая кулаки на бедрах. Слезы беззвучно катятся по лицу Тесси, но она смотрит в окно на падающий снег, пока доктор осматривает ее. Она по-прежнему не смотрит на него. С тех пор как она обнаружила бумаги. Не с тех пор, как она совершила то жесткое падение, от которого его мир сошел с оси.

Когда она упала, это чуть не погубило его.

Соломон, как сумасшедший, ехал по снегу и тащил задницу в больницу. Остальные члены его семьи и друзья последовали за ним, как только он позвонил им и рассказал о случившемся.

Теперь, с перевязанным локтем, Тесси подключена к огромному количеству аппаратов, которые следят за состоянием ребенка и за ней самой. Линии прыгают на кардиомониторе, ровный пульс говорит о том, что с их сыном все в порядке. И все же чертова наковальня в его груди, кулак, обхвативший горло, не дает ему расслабиться. Его гложет тревога за ребенка, за Тесс.

Доктор Банаи выпрямляется на табурете и говорит:

— Сейчас нет никаких признаков дистресса плода или разрыва плаценты. Или внутреннего кровотечения. — Она смотрит на Тесс. — Вы сказали, что у вас были судороги?

— Да, — фыркнув, отвечает Тесси. — После того, как я упала.

— Хорошо. — Доктор обращает мудрый взор на ленту, перетянутую на животе Тесси. — Мы следим за схватками. Это может быть началом родов.

Грудь Соломона сжимается, и он с трудом делает следующий вдох.

— Еще слишком рано.

Тесси прижимает руку ко рту, чтобы подавить всхлип.

— Шансы выжить у детей в тридцать пять недель такая же, как и у детей, родившихся в полный срок. — Доктор Банаи улыбается и встает, ее темные глаза морщатся в уголках. — Отдыхайте, расслабьтесь. Я вернусь, чтобы проведать вас.

Соломон застыл, переваривая новость, когда душераздирающий голос Тесс произносит:

— Это моя вина.

— Не надо, — прохрипел он.

Слезы текут по ее лицу, она кладет руку на распухший живот, не отрывая взгляда от окна.

— Мне не следовало надевать каблуки.

— Не вини себя, Тесс. Ты не виновата.

— Почему бы и нет? Я это заслужила. — Еще один всхлип вырвался из нее, сотрясая ее маленькую фигурку. — Я ужасный человек. Мишка мог пострадать.

Он качает головой, но она продолжает, даже не взглянув в его сторону.

— Я знаю, я слишком остро отреагировала. — Она сердито вытирает слезы. — Но я увидела эти бумаги, и мой мир словно взорвался. Все, что я видела, это то, что ты меня бросил. Мишка бросил меня. Я видела, как все, что я любила, уходит. Снова.

Он знает, что она видела. И это его мучает. Соломон не винит ее за такую реакцию. Все, что Тесси знала о любви всю свою жизнь, - это разочарование, и это вывело ее из себя.

Она должна быть в ярости. Она должна была бы наброситься на него со всей силы, целиться прямо в яйца, выбить из него все живое дерьмо, а он бы не остановил ее.

Он винит себя. Он дал ей обещание насчет Мишки. Независимо от того, стояла за этим Эвелин или нет, это все равно его вина. Он должен был рассказать о тех бумагах. Сжечь их. Вместо этого Тесси нашла их, и ей стало больно. Из-за него она пострадала.

Он придвинулся ближе.

— Это моя ошибка, — прохрипел он. Слова вырываются из его стиснутых челюстей. — Я должен был рассказать тебе о бумагах. Ты не должна была находить их так, как нашла.

Наконец, она смотрит ему в лицо. В ее глазах страх. Настороженность. Она все еще не доверяет ему.

У него заурчало в животе, нервы взяли верх.

Он должен все исправить. Если у них с Тесси будут обиды друг на друга, он не знает, как ему выжить. Мысль о том, что он больше никогда не обнимет ее, что она уедет, вернется в Лос-Анджелес с их сыном, выбивает из него все силы.

— Послушай меня, — говорит он, осмеливаясь взять ее ослабевшую руку в свою и проводя большим пальцем по костяшкам. — Это на моей совести. И Эвелин. Ты должна знать, что я никогда не планировал отнимать у тебя Мишку. — Он подносит ее руку ко рту, прижимаясь поцелуем к ее ладони. — Мне так жаль, Тесси. Мне чертовски жаль.

Когда она, наконец, заговорила, это было похоже на стакан холодной воды после засухи, и напряжение покинуло его тело.

— Это меня напугало, — говорит она, пораженная и фыркающая. — Я вернулась туда. Когда мой отец ушел. Когда умерла моя мать. Я никому не была нужна. Все, что у меня есть, - это Мишка, — говорит она тоненьким голоском. — Он мой сын, мой ребенок. С ним ничего не может случиться.

Он с трудом сглатывает.

— У тебя есть я, — произносит он с трудом.

Ничего не ответив, она отводит взгляд.

Господи, она убивает его. Он сползает со стула и в отчаянии опускается перед ней на колени. Но для Тесси он всегда будет таким.

— Я люблю тебя, Тесс. Я хочу тебя, — обещает он, сжимая ее руки в своих. — Ты - моя погибель, весь мой гребаный мир. Я никуда не уйду. Детка, я твой. — Он закрывает глаза. — Скажи мне, что ты все еще моя. — Его голос срывается, он больше не может продолжать.

Долгое молчание заполняет больничную палату.

Его сердцебиение зашкаливает. Если бы он был подключен к этому чертову монитору, то зазвенела бы тревога. Христос. Если она не посмотрит на него, не скажет что-нибудь прямо сейчас, он умрет. Превратится в изломанную шелуху.

И тут ее сладкий голос, его спасительная благодать, тихо произносит:

— Я твоя.

Его сердце замирает от облегчения.

— Правда?

— Правда. — Она повернулась к нему лицом, встретившись с ним взглядом. — Мне нужна хижина. Мне нужен Чинук. И я хочу тебя, мой Торжественный Человек. — Ее прекрасные карие глаза наполняются слезами. — Ты мне нужен. Ты нужен мне, Мишке, ты нужен нам обоим.

— Черт, — вздохнул он, поднимаясь на ноги. Он не может достаточно быстро заключить ее в свои объятия.

Их рты сталкиваются, его руки пробираются сквозь ее шелковистые волосы. Тесси выдыхает и издает легкий стон, и Соломон крепче прижимает ее к себе.

Благословите эту женщину.

— Спасибо тебе, — пробормотал он, целуя ее волосы, щеку, горло. — За то, что не ушла. Мое сердце не выдержало бы этого.

Она закрывает глаза, царапая тонкими пальцами его бороду. Само ее прикосновение лижет его, как лесной пожар.

— Я знаю. Мое тоже.

Соломон осторожно опускает ее на подушки и плотнее натягивает одеяло на ее колени. Проведя рукой по ее животу, он ждет толчка Мишки. Сильного. Мощного.

Как Тесси.

Черт. Подумать только, как близко он был к тому, чтобы все испортить.

Он никогда больше не отпустит ее, да поможет ему Бог.

— Если тебе станет легче, — говорит Соломон, сжимая ее руку, — я чуть не убил целую стаю гусей, когда тащил задницу в больницу.

Она смеется, потом поджимает губы.

— Детка, в чем дело?

— Я все еще расстроена. — Ее рот искривляется. — Я так и не смогла бросить в тебя каблуком.

Он усмехается и проводит пальцем по ее скуле.

— Ты можешь кинуть в меня чем захочешь позже.

— Обязательно. Каблуком со шпилькой. И ты не сможешь увернуться.

— Договорились. — Ухмыляясь, он наклоняется и целует ее. — Я должен рассказать всем, что происходит. Ты справишься без меня несколько минут? — Когда она кивнула в знак согласия, он поднялся с кровати, уже готовый вернуться к ней.

Когда он был уже на полпути к двери, Тесси задыхается.

Он оборачивается. Сердце ударяется о ребра и проваливается в желудок.

— Тесс? Что случилось?

Тесси смотрит на него широкими, полными ужаса глазами. На ее одеяле расплывается темное пятно.

— У меня отошли воды.

ГЛАВА 33

Волна обрушивается вниз, и Тесси позволяет ей принять ее. Позволяет ей нахлынуть на нее длинными, обнадеживающими приливами тепла.

Рождение - это дикость. И она отдается этому процессу.

Ей хочется волноваться, но она слишком счастлива. Она счастлива от осознания того, что это происходит, что скоро Мишка будет у нее на руках. Ее сын.

Их сын.

Она ходит по палате. Медсестры разрешают ей ходить, и Соломон следует за ней.

Часами.

Сердцебиение Мишки на мониторе сильное. У Тесси есть план, и Соломон рядом, чтобы убедиться, что она получит то, что хочет. И хотя сегодня все пошло не по плану, она собирается родить своего ребенка так, как хочет, как может.

Она дышит, сосредотачиваясь. Перестраивается. Она не в больнице маленького городка. Она в Чинуке, среди осин, сосен, прохладного воздуха и природы. Ее тело раскрывается, расцветает, готовится к появлению на свет ее сына.

Она может это сделать. Она доверяет своему телу всем сердцем.

Она доверяет Соломону.

— Ты справишься. — Он гладит ее по волосам, пока она дышит. — Тесс, моя храбрая девочка.

Опираясь на его широкую грудь, она чувствует, как его сердце бьется в такт с ее. Его широкие мускулистые руки обхватывают ее талию, приковывая к себе. И не отпускают ее.

— Я люблю тебя, — говорит Соломон. — Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Тесси прогибается в его объятиях, упираясь лбом в его бронированную грудь.

— Я люблю тебя в ответ, — шепчет она. И так снова и снова, пока не наступает очередная схватка, и она снова начинает вышагивать.

Она чувствует себя влюбленной. Под кайфом, как в тот раз, когда они с Эш выкурили косяк в бельевом шкафу, съели целый пакет "Читос" и были обнаружены тетей Бев. Летали под кайфом, ржали, как две старые ведьмы.

Она парит.

Проходят часы. За окном светлое небо, снег все еще падает.

Теперь боль. Спазмы в животе. Радиация по бедрам, позвоночнику.

Ноги слабеют. Она перевернулась на спину со стоном, который обычно бывает при поедании целой пиццы.

Соломон рядом. Всегда эта большая, широкая ладонь направляет ее, помогает ей, когда у нее не хватает сил. Его массивные руки массируют ее бедра, держат ее, когда ей нужна поддержка, отпускают, когда она пятится.

Она пробует разные позы.

— Это не работает, — говорит она, поднимаясь с мяча для йоги.

— Стойка на руках? — Соломон предлагает, его борода скрывает его ехидную ухмылку.

— Да пошел ты, — говорит она.

Как и все женщины во всех этих телешоу, вскоре она перестает вышагивать и оказывается в постели. Она откидывается на грудь Соломона. Он обнимает ее измученное тело. Он отдает ей свои силы.

Она почти не слышит, как доктор Банаи приказывает ей тужиться. Все, на чем она сосредоточена, - это Соломон. На мониторе - скачки сердцебиения ее ребенка.

Сосредоточенность сменяется разочарованием.

Прошло уже несколько часов. И она устала. Она так чертовски устала. Она не смогла бы вытолкнуть Мишку, даже если бы в нее ткнули тычком для скота.

Ее голова откидывается назад, прижимаясь к груди Соломона. Пот стекает по ее лбу.

— Я не могу, — задыхаясь, плачет она. — Это слишком трудно.

— Ты сможешь, — урчит Соломон рядом с ее ухом. Целует ее вспотевший висок. — Ты сможешь, Тесси. Моя Тесси. Моя храбрая девочка.

Вдыхая самый длинный вдох, она закрывает глаза. Затем она тужится.

Она разжимается.

Тяжесть внизу, резкий всплеск, облегчение.

Где-то в комнате кто-то объявляет, что видит голову.

Она всхлипывает.

Глубокий голос Соломона звучит в ее ушах:

— Ты - рок-звезда. Ты чертовски сильна. У меня есть ты.

Его вера в нее поддерживает ее. Придает ей сил. Когда Соломон рядом, она может справиться с чем угодно.

Медсестра приказывает ей сделать последнюю потугу, и она делает это.

Схватившись за широкие руки Соломона, она тужится. Одна долгая, последняя потуга, вой, как у дикого животного, как у Пегги Сью, как у Уайлдера, которым станет ее сын, а затем медленное сосущее чувство и благословенная пустота.

Доктор Банаи, уткнувшись головой между ног, выкрикивает то, что они уже знают.

— Это мальчик!

Прежде чем она успевает спросить, все ли в порядке с ее сыном, раздается резкий, яркий крик. Уверенный и правдивый. Сильный.

Мишка.

Тесси разрыдалась.

Ребенка уносят на осмотр. Соломон целует ее в висок, приглаживает волосы на вспотевшем лбу. Он трясется рядом с ней, шепча слова радости, и тут медсестры кладут ей на руки ребенка, толстого розового ребенка.

Любовь.

Это мгновенно и душераздирающе. Как будто ее душа в ее руках, и она держит ее, только это лучшая часть ее. Тяжесть любви.

Тесси только сильнее всхлипывает, когда он обхватывает ее палец. Они смотрят друг другу в глаза, взгляд Мишки не отрывается от ее глаз, как будто он уже знает ее. Темные глаза, думает Тесси. Голубые. Карие. Какого они цвета, она не может сказать. Да это и не важно. Все это прекрасно.

— Наш, — говорит она, дрожа. Она поднимает лицо к Соломону, который стоит над ней. — Он наш.

Горло ее горца подрагивает. Его глаза блестят от эмоций, от слез.

— Ты так хорошо справилась, детка. Чертовски хорошо.

— Смотри, — смеется она. — Никакой бороды. — Она нежно проводит кончиком пальца по изгибу розовой щеки Мишки.

Соломон хихикает. Почти нерешительно он проводит большим пальцем по пушистому плечу Мишки. Малыш спокойно лежит у нее на руках и смотрит на нее сверху. Тесси задерживает на нем взгляд, впитывая каждый сантиметр, а затем переводит его на Соломона.

Она не может остановить прилив любви. Этот человек, который был рядом с ней с самого начала, который никогда не оставлял ее. Он научил ее быть открытой и уязвимой. Что он будет держать ее гнев и печаль и исправлять их или сидеть с ними. Как она захочет. Ее выбор. Ее сердце.

У нее перехватывает дыхание, она теряет сознание. Никогда не хватит времени, чтобы сказать ему, как сильно она его любит.

Мгновение кружится, медсестры ухаживают за ней, пока она и Соломон любуются своим сыном.

И тут внизу раздается толчок. Резкий. Странный.

Внезапно все в палате зашевелились, стали осматривать мониторы, переговариваться тихим шепотом.

— Что? — спрашивает Тесси, поднимая голову и видя, что доктор Банаи хмуро смотрит на пространство между ее ногами.

— Что случилось? — От хриплого голоса Соломона она пытается моргнуть, сфокусироваться.

Мир стал тяжелее, чем мгновение назад. Отключен. Голова словно отделяется от тела. И она дрожит. Затем из нее вытекает что-то теплое. Как будто она вытекает.

Так и есть.

— Вызовите Ноэль, — приказывает доктор Банаи. По комнате проносится шквал движений, резких команд. Она смотрит на Соломона, беспокойство сквозит в каждом слове. — У нее кровотечение.

Это ужасно. Как меняется красивое лицо Соломона. От счастья до растерянности и страха.

Тесси облизывает пересохшие губы. Само это действие истощает ее.

— Соломон, — шепчет она. Сердце в ее груди бьется как товарный поезд. Простыни под ней намокли. По ногам течет кровь.

Он напряжен, стоит во весь рост, его обеспокоенные голубые глаза перебегают то на нее, то на медсестер.

— Что это значит? Что случилось с Тесс?

— Соломон. — Голова Тесси опускается на подушку. Ее веки становятся все тяжелее и тяжелее. — Возьми его, — шепчет она, пытаясь привлечь его внимание, собирая все свои силы, чтобы произнести эти слова. — Возьми ребенка.

И тут Тесси замирает, глаза закрываются. Мишка обвис у нее на руках, и Соломон успел подхватить его, прежде чем она полностью потеряла хватку.

Кто-то кричит, на мониторах взрывные вспышки тревоги, Соломон трясет ее, ее имя отчаянно, неровно повторяется на его губах.

Не спи. Женский голос. Не спи, Тесс.

Бесконечное небо чернело в ее тусклом зрении.

Но звезд нет. 

ГЛАВА 34

В жестком пластиковом кресле сидит Соломон, из его тела выкачана каждая унция силы. Его голова утопает в руках. Зал ожидания переполнен. Его семья, Эш и Хаулер сидят в ошеломленном молчании, почти не двигаясь. Никто не говорит.

Ему страшно. Так страшно, как никогда в жизни. Как бы он ни старался, он не может избавиться от образа Тесси на больничной койке.

Пропитанные кровью простыни. Ее бледное лицо. Ее тихий шепот предупреждения. Она обмякла прежде, чем он понял, что произошло. Он едва успел подхватить сына, как все присутствующие в палате бросились врассыпную и выволокли его из родильного зала.

Теперь он ждет. Ярость, беспокойство закипают в нем, голова и сердце уже не работают. Он хочет что-то ударить, кого-то убить. Он не может увидеть своего сына. Он понятия не имеет, как там Тесси.

Писк Мелоди заставляет его поднять глаза. Доктор Банаи стоит в приемной.

Он вскакивает со своего места.

— Как моя... — Он останавливает себя. Он ненавидит себя. Ненавидит себя за то, что она все еще не его жена. Справившись с комком в горле, он справляется: — Как моя Тесси? Как мой сын?

— С ребенком все в порядке, — говорит врач, ее тон мягкий. — Мы отвезли его в отделение интенсивной терапии, чтобы обследовать, но сейчас никаких осложнений нет. У вас здоровый мальчик.

Соломон резко вдыхает, давая новостям улечься.

— А Тесси? — Он едва узнает свой голос. Огорченный. Готовый к могиле.

Доктор Банаи прочищает горло, затем говорит:

— Соломон, у нее разорвалась плацента после родов. У нее кровотечение. — В комнате раздаются вздохи. — У нее упало кровяное давление. У нее шок.

— Черт, — говорит Хаулер, в голосе которого звучит паника.

От испуганного взгляда Эш, Соломону захотелось выпрыгнуть из кожи.

— Что это значит? — спрашивает он, раздирая волосы кулаком.

— Нам нужно отвезти ее в экстренную хирургию, чтобы устранить кровоизлияние, а это значит, что нам нужна кровь. У Тесси первая положительная группа. — Доктор Банаи с серьезным лицом оглядывает приемную. — У нас мало крови. Из-за этой бури я не знаю, сможем ли мы дождаться, пока ее доставят. — Перечислив типы крови, которые может получить Тесси, она говорит: — Мы можем провести тест, если вы не знаете, но мы должны сделать это сейчас. У нас не так много времени. Если мы не будем лечить ее быстро…

Всхлип Мелоди нарушает ошеломленную тишину.

Господи, нет.

Нет.

Соломон слышит невысказанное - что будет, если Тесси не получит эту кровь. Если они не смогут ее найти. Если это займет слишком много времени.

Комната ожидания расплывается вокруг него. Ужасный рев в ушах мешает ему расслышать негромкий ропот друзей и родственников, а Соломон борется с желанием окончательно потерять сознание.

Ноги отказывают, он снова падает на стул, закрывает глаза и пытается отдышаться.

Рука сжимает его плечо. Хаулер.

Боже, он не может сделать это снова. Потерять любимую женщину. Этого не может случиться.

— У меня первая положительная, — произносит четкий голос.

Когда он открывает глаза, Эвелин уже поднимается со стула.

— Ты уверена? — спрашивает Джо.

Брови матери взлетают вверх.

— Откуда ты это знаешь?

— Потому что я никогда не получала в школе меньше пятерки с плюсом, — отвечает Эвелин. Она смотрит на Соломона, потом на доктора. — У меня в сумочке карточка Красного Креста. Я пойду. Я сделаю пожертвование.

Соломон испытывает облегчение.

— Иди, — просит Эш, ее голос слезлив, она уткнулась головой в грудь Хаулера. — Пожалуйста, иди.

Эвелин проходит мимо Соломона, ненадолго останавливаясь, чтобы сжать его руку.

— Все будет хорошо, — уверяет она, ее голос холоден и спокоен.

Все, что он может сделать, это онемевший кивок.

— Осушите меня досуха, док, — говорит Эвелин и исчезает за углом.

Он не может сидеть здесь. Беспомощный. В ожидании. Он не может этого выносить.

С этими словами Соломон поднимается со стула, его сердцебиение опасно близко к остановке, и движется в направлении выходных дверей и восходящего рассвета.

***

У входа в больницу дыхание Соломона вырывается из воздуха прямо перед его лицом. Холодно, но он не делает никаких движений, чтобы согреться. Не сует руки в карманы, не прижимается к холодному ветру. Он не заслуживает тепла, не тогда, когда Тесси борется за свою жизнь.

Проводя рукой по лицу, он пытается дышать ровно, когда внутри него все сжимается от страха. Ему кажется, что он падает с края земли, наблюдая, как ускользает все, что он любит.

Все эти обязанности, о которых он никогда не думал, что они у него будут - теперь это все, чего он хочет.

Тесси разбудила его. Заставила его снова полюбить. Подарила ему сына.

Он не может существовать без нее.

На горизонте забрезжил рассвет. Лишь несколько звезд сверкают в утреннем свете.

— Пошла ты, — говорит он ей, наклонив лицо к огромной пустоте над головой.

Вселенная смеется над ним. У него не было времени с Сереной, и у него не будет времени с Тесси.

Потерять ее после всего этого…

Немыслимо.

К черту Чинук. К черту снег и его эгоизм, что он попросил Тесс остаться. К черту эту больницу в маленьком городке, когда она могла бы быть в Лос-Анджелесе, в безопасности, здоровая и держать на руках своего сына.

Ее сын. Мысленно представляя, как Тесси не проснется, как она больше никогда не будет держать на руках Мишку, как их сын никогда не узнает свою мать…

Соломон зажмуривает глаза, прогоняя мрачные мысли.

За спиной раздается шум, но он не оборачивается.

— Мы вытянули соломинку. — Хаулер устраивается рядом с ним, поднимая воротник своей шерстяной куртки, чтобы укрыться от ветра. — Чтобы посмотреть, кто придет тебя злить.

Соломон проводит рукой по своей бороде.

— Иди обратно, Хаулер.

— И дать тебе поваляться в одиночестве? Не выйдет, чувак.

Они долго молчат, глядя на небо. Восход солнца - это яркий взрыв розовых и пурпурных красок, который может посрамить Мексику.

— Я не могу ее потерять. — Его голос надломился, в каждом слове слышалась боль. — Я не могу.

— Я знаю. — Хаулер засунул руки в карманы. — Ты не сможешь.

— Я должен был...

— Нет, — прерывает его друг. — У тебя такое же выражение лица, как тогда с Сереной. Ты обвиняешь себя. Будешь так делать, я выведу тебя на задний двор и пинком отправлю в сугроб. — Он хлопает Соломона по плечу, сжимает. — С ней все будет в порядке. Ты сможешь удержать Златовласку. Ты видел ее с этой дрелью и на этих каблуках?

Соломон хихикает, вытирает мокрые глаза.

— У тебя там сын. — Хаулер дергает головой в сторону автоматических дверей. — Ты ему нужен. И Тесси тоже. Пойдем. Возвращайся обратно.

Соломон делает вдох, втягивая в легкие ледяной воздух.

— Мне нужна минута.

Хаулер смотрит ему вслед, отпускает его плечо и исчезает внутри.

— Пожалуйста, — умоляет Соломон небо. Серена. — Ты втянула меня в эту историю. Исправь это. Исправь ее. — В гневе он зарывается лицом в ладони, его дыхание бьется о ладони теплым пульсом. — Господи. Пожалуйста.

Уронив руки, он снова откидывает голову назад.

— Ты там, наверху, и если ты дотянешься, ты спасешь ее. Ты спасешь мою Тесси.

Он делает последний вдох. Прощается с Сереной.

И возвращается в больницу. 

ГЛАВА 35

День без Тесси, и Соломон едва живет. На одних парах. Кофе. Визиты друзей и родственников. Его сын.

Рука Тесси прохладна в его руке. Она слишком бледная, слишком маленькая и хрупкая на больничной койке. Эта яркая, золотистая женщина, озарившая его жизнь. К ее венам подведены трубки. Ее мексиканский загар сошел, губы стали пепельными. Как бы он хотел, чтобы они снова оказались на том пляже, чтобы Тесси подшучивала над его рубашкой. Если бы он знал тогда то, что знает сейчас, он бы никогда не привез ее в Чинук. Он бы держал ее в безопасности и грел на солнце.

— Тебе нужно проснуться, Тесс, — говорит он, преодолевая комок в горле. — Встретиться со своим сыном. Возвращайся к нам.

Не услышав ничего, кроме стрекотания мониторов, Соломон вздыхает. Он подносит ее ослабевшую руку к губам и целует костяшки пальцев.

— Детка, пожалуйста, — шепчет он, прижимаясь к ее прохладной коже. — Пожалуйста, проснись. Я люблю тебя. Ты мне нужна.

Он не перестает умолять. Он снова встает на колени, как часто делал это в последние двадцать четыре часа. Он хочет рассказать Тесси об их сыне. О том, что ребенок сильный и упрямый, как она сама. Что, несмотря на ранний срок, он чертовски здоров и не нуждается в отделении интенсивной терапии. Что он так плачет, что его крошечный плач сильнее всех в детской. Это потому, что ему нужна мама. Ребенок знает это, и Соломон тоже.

Им нужно, чтобы она вернулась.

Мягкий треск двери.

— Сол? — Эвелин проскальзывает в комнату и опускается в кресло рядом с ним. — Она уже проснулась?

Он прочищает горло.

— Нет.

Эвелин скрещивает лодыжки.

— Тебе следует пойти домой. Отдохнуть.

Он усмехнулся.

— Я не оставлю ее.

— У тебя ребенок, Соломон. Тебе нужен весь отдых, который ты можешь получить.

— Я буду отдыхать, когда Тесси будет здорова и будет дома. — Оторвав взгляд от любимой женщины, он посмотрел на сестру. — Спасибо. За то, что помогла ей.

Она отрывисто кивнула.

— Не за что.

— Насчет Серены.

Она качает головой.

— Позволь мне сказать это, Эв.

Линия ее губ становится ровной, она скрещивает руки и слегка кивает.

— Ты не хочешь, чтобы я жил дальше, но я живу. Я знаю, что тебе это не нравится. Но тебе придется смириться. Я люблю Тесс, и она никуда не денется. — Он заставляет себя поверить в эти слова, произносит их с убежденностью. Что-нибудь еще? Этого не будет.

Нижняя губа Эвелин дрогнула.

— Я знаю. — По ее напряженной груди пробегает дрожь. Слезы беззвучно скатываются по ее щекам.

Соломон тяжело выдыхает.

— Я собираюсь на ней жениться.

— И это я знаю.

— Каждый день я буду делать все возможное, чтобы стать для нее лучшим мужем, чем я был для Серены.

Эвелин бросила резкий взгляд в его сторону.

— Кто сказал, что ты плохой муж? — Она кладет руку ему на плечо. — Серена любила тебя, Сол. И она хотела бы, чтобы ты жил дальше. Ты должен жить дальше. — Она сосредоточенно смотрит на свои колени, ковыряя подол юбки. — Я принесла тебе эти бумаги, была жестока с Тесси... я дерьмовая сестра. Я просто… это тяжело. — Она вздохнула. — Даже после всех этих лет я продолжаю думать, что мы должны встречаться вдвоем, сидеть вместе на семейных ужинах, что у вас с Сереной будет ребенок. Тяжело видеть, как кто-то занимает ее место, но... пришло время. Я знаю, что пришло. — Она переводит взгляд на Тесси. — Надеюсь, мне еще не поздно сказать ей, что я сожалею.

— Не поздно. — Он проводит рукой по своей бороде. — Она бы тебе понравилась, — говорит он Эвелин. — Ты должна узнать ее поближе. Она очень похожа на тебя.

Она фыркнула.

— Что, тоже стерва?

— Нет. — Он улыбается, глядя на Тесси. — Она борется за тех, кого любит.

— Она бы понравилась Серене, — говорит Эвелин, выражение ее лица стоическое. Это самое близкое к извинению, которое она может дать. Лучше, чем.

— Я знаю, — хрипло говорит он.

Эвелин встает и кладет руку ему на плечо.

— Могу я принести тебе что-нибудь?

— Кофе. — Он опускается в кресло, и напряжение в его груди немного ослабевает. — И моего сына.

Соломон остается с Тесси всю ночь и до утра. Медсестры приносят ему Мишку, чтобы укачать и покормить из бутылочки, пока он ждет. Около полуночи появляются звезды, и снег перестает падать. И Тесси выбирает этот момент, чтобы открыть свои прекрасные карие глаза и спасти его.

***

Проплывая сквозь темноту, сквозь звезды, Тесси открывает глаза и видит широкоплечее пятно Соломона Уайлдера. Он сгорбился в кресле, опираясь локтями на колени, и пристально смотрит на нее.

Она облизывает пересохшие губы и пытается сфокусировать взгляд на больничной палате.

— Привет, — ошеломленно произносит она. Как будто она плывет на облаке, которое вот-вот растворится.

Сильный гул Соломона заполняет комнату.

— Тесс. — Он подходит ближе и берет ее руку в свою. Боль и облегчение проступают в его лице. — Моя Тесси.

— Ребенок, — шепчет она. Туман заволакивает ее мозг. Все, что она помнит, - это яркие вспышки образов. Сын у нее на руках. Кровь на простынях. Сильная рука, отчаянно сжимающая ее. — С ним все в порядке?

— С ребенком все в порядке, — говорит Соломон голосом, который она не узнает. — Он здоров.

— Правда? — Слезы застилают ей глаза, тело затекло от облегчения. — Слава Богу.

— Теперь мы должны беспокоиться о тебе. — Она подносит руку к губам Соломона, его щетинистая борода царапает костяшки пальцев, и это ощущение ей нравится. Это ощущение говорит ей о том, что она цела и вернулась на эту землю вместе с Соломоном и своим сыном.

— Тесс, — шепчет он, целуя ее ладонь, пульс на запястье. Мокрые слезы попадают на ее кожу. Его крупная фигура сотрясается.

Ее глаза расширяются. Соломон плачет. Этот большой, сильный мужчина, который всегда оберегал и защищал ее, плачет.

— Не плачь, — пробормотала она, протягивая руку к его бороде. — Мой Торжественный Человек. Я здесь. Со мной все в порядке.

— Ты потеряла много крови. — Его голос дрожит. Наклонившись, он прижимает ее к себе. Как будто он должен вдыхать ее. Как будто если он не прикоснется к ней, все это не будет реальностью. Из него вырывается рыдание, и он обнимает ее изо всех сил. — Я был так чертовски напуган, Тесси.

— Ш-ш-ш. Я знаю.

Они остаются в таком положении несколько минут, прижавшись друг к другу, как будто наступил конец света. Но не для них. Тесс знает это. Чувствует это. Вся вселенная в ее руках, и это Соломон.

— Могу я его увидеть? — спрашивает она, когда они отстраняются. Она ищет взглядом его красивое лицо. — Можно мне увидеть Уайлдера?

При имени ребенка глаза Соломона затуманиваются.

— Да, — говорит он, поднимаясь с кровати. — Боже, да.

Тесси наблюдает, как он отходит в темный угол комнаты. Затем, дотянувшись до больничной люльки, Соломон поднимает голубой сверток и берет его на руки.

— Вот, — говорит он, осторожно опуская ребенка к ней. Он помогает ей взять Уайлдера на руки, обхватывая рукой середину спины и приподнимая ее. Его крепкая хватка поддерживает ее. Она так слаба, все ее конечности покрыты липким слоем, что, если бы она попыталась, то вряд ли смогла бы самостоятельно удержать ребенка.

— О, Соломон, — пискнула Тесси, второй раз взглянув на спящего сына. Он прекрасен. С копной густых черных волос и пухлыми румяными щечками, его лицо спокойное и уверенное, как у отца. — Привет, — шепчет она Уайлдеру, смаргивая слезы. Она даже не подозревала, что предназначена для этого, но теперь она знает. Этот момент. Это сердце. Этот ребенок.

Этот малыш, который является лучшей половинкой и ее, и Соломона. Этот ребенок, который свел их вместе, но в глубине души она знает, что они с Соломоном все равно должны были быть вместе.

Глядя на Соломона, она улыбается.

— Ребенок моей мечты, вот он. — Она проводит подушечкой пальца по его пухлой щечке. — Мой маленький дикий медвежонок.

Соломон устраивается рядом с ней на кровати, крепко держась за ее спину.

— Посмотри, что ты мне подарила, — хрипит он, его челюсть напрягается.

— Он прекрасен. — Наклонив голову, она вдыхает сладкий аромат Уайлдера, а затем целует его плечо. Странно, волшебно, как самый маленький человек вызывает самую большую любовь. — Представляешь, мы его сделали?

Соломон гладит ее по щеке.

— Он идеален.

Тесси улыбается, ее сердце выбивает довольную мелодию.

— Он наш.

***

— Ты в порядке? — спрашивает Соломон, беря ее за локоть и помогая Тесс сесть в кровати. Его глаза не отрываются от ее лица.

Она пристраивает Уайлдера у себя под мышкой.

— Лучше, чем в порядке.

С этими словами она подносит сына к груди. После сопения ребенок прикладывается к груди и она начинает кормить. На тумбочке рядом с ней стоит огромная бутылка воды. Больничный халат низко задрапирован на груди. Эш и Хаулер, расположившись на диване в маленькой комнате, ведут негромкий разговор.

Соломон показывает пальцем на Хаулера.

— Не пялься, — приказывает он.

Тесси ярко смеется, Уайлдер подпрыгивает от легкого движения.

Хаулер поднимает ладони.

— Чувак, я и не пялюсь. — Он толкает Эш локтем. — Ты видела, как Уайлдер дважды улыбнулся мне этим утром? Очевидно, у меня статус любимого дяди.

Эш насмехается, сохраняя голос на уровне шипящего шепота.

— Ты с ума сошел. Он мой. И я буду с тобой драться.

— Может, вы оба заткнетесь? — Соломон тихо рычит, помогая Тесси задвинуть засов, когда Уайлдер соскальзывает с него.

Не обращая внимания на препирательства членов семьи, Тесси баюкает сына на руках, улыбаясь ему, пока он жадно кушает. Ее сердце тает, когда она видит, как ее крошечный человечек держит огромный палец Соломона. Несмотря на то, что Уайлдер появился на свет раньше срока, его вес составляет восемь фунтов. К этому времени она провела три дня в больнице, восстанавливаясь, получая необходимую жидкость, и уже готова вернуться домой.

Если бы кто-нибудь сказал ей, что она будет проектировать бар, планировать вечеринку, рожать ребенка и сталкиваться со смертью в течение пяти недель, она бы рассмеялась в лицо.

Но вот она здесь. Ее сын. Ее горный мужчина. Ее жизнь.

Самая счастливая женщина в мире.

— Как ты думаешь, каково это на вкус?

Соломон оглянулся на Хаулера.

— Убирайся.

Ухмыляясь, Эш похлопывает Хаулера по плечу.

— Мы работаем над его глубоко запрятанным Эдиповым комплексом.

— Я говорил о больничном желе. — Хаулер покачал головой, его веселый взгляд переместился на Тесси. — Господи, Златовласка, обуздай его, ладно? — Его глаза сужаются на Уайлдера. — Ты считаешь, что ребенок слишком мал, чтобы научиться охотиться с луком?

— О Боже. — Ужасная мысль приходит в голову Тесси. Она поднимает глаза на Соломона. — Это он купил нашему сыну барабанную установку, не так ли?

Дверь с трескомраспахивается. В комнату заглядывает Мелоди, ее лицо исполнено надежды.

— Нет, — хрипло говорит Соломон, бросая предостерегающий взгляд на младшую сестру.

Тесси прячет ухмылку. С тех пор как она проснулась, Соломон превратился в чрезмерно заботливого телохранителя в рубашке. Он не отходил от нее ни на шаг.

— Больше никаких посетителей. Тесси нужен отдых.

Мелоди выгнула забавную бровь.

— Как бы ни хотелось мне, любимой тетушке, — огрызаются и Эш, и Хаулер, — увидеть своего нового племянника, я здесь, чтобы отвезти Эш в аэропорт.

Мгновенные слезы наполняют глаза Тесси.

— О нет. Я ненавижу, когда тебе приходится уезжать.

— Я знаю. — Эш опускается на край кровати Тесси, наклоняется, чтобы поцеловать пушистую голову Уайлдера. Грустная улыбка растягивает ее рот. — Но у меня есть клиент, которому я нужна. Знаешь, вся эта фигня со смертью, которая никого не ждет, - настоящий облом. Я вернусь. Клянусь.

Тесси смеется.

— Это тебе нужен тропический отпуск.

Эш вскидывает бровь и берет Тесси за свободную руку.

— Я и солнце? Это мы еще посмотрим. Наслаждайся своим горным человеком. — В ее глазах блестят слезы. — Твоя мама гордилась бы тобой, Тесси. Ты нашла свои звезды.

— Я нашла, — шепчет она.

Она смотрит на свою кузину, свою лучшую подругу, которая так много для нее сделала. Подталкивала ее, когда нужно было подтолкнуть, знала, что ей нужно, когда Тесси даже не подозревала. Она заставила ее вынуть голову из своей зажатой задницы и найти мужчину своего сердца.

Тесси тяжело вздохнула и сжала руку Эш.

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя. — Эш издает гордый, надрывный смех. — У тебя все получится.

Тесси улыбается.

Так и есть.

ГЛАВА 36

Тесси вскакивает, раздвигая занавеску душа. Соломон стоит там, с полотенцем в руках и хмурым лицом.

— Успех, — поет она. Она вскидывает брови, надеясь превратить его хмурое лицо в улыбку. — Самое большое достижение, которое может быть у мамы. Душ.

— Мне не нравится, когда ты там одна, — говорит Соломон, наклоняя свой бородатый подбородок, чтобы посмотреть на нее сверху вниз.

Она молчит. Вздыхает и позволяет ему суетиться. Это его любимое занятие с тех пор, как они с Уайлдером вернулись домой из больницы.

Соломон боится. Боится, что она упадет. Боится, что ей не хватает отдыха.

Она понимает. Ей тоже страшно.

Роды были легкими, но кровопотеря и кровоизлияние довели ее тело до предела. Та ночь оставила шрам и на ней, и на Соломоне.

Три единицы ее крови ушло, две заменили. Она была клинически мертва в течение четырех минут, пока не начались необходимые переливания крови и жидкости. В течение нескольких недель после родов ее тело было слабым и шатким. Как будто новая кровь в ее теле еще не успела запуститься. Когда она смотрелась в зеркало, ее лицо не соответствовало ее воспоминаниям. Ее улыбка была похожа на белую яичницу, которая может выскользнуть прямо из кастрюли.

Теперь, спустя месяц после возвращения Уайлдера домой, она окончательно пришла в себя. Они с Соломоном вошли в привычный ритм. Первые несколько недель они были похожи на зомби. Они смотрели друг на друга, как на святое дерьмо взглядом «мы действительно это делаем», а потом смеялись. Сейчас их шаткий ритм меняется с появлением Уайлдера, но это уже поток, наиболее близкий к расписанию. Ребенок спит весь день и не спит всю ночь. Ее грудь течет двадцать четыре семь. Вся скромность в окно. Она уверена, что даже Хаулер был свидетелем того, как у нее выскользнуло пару сосков, но это уже заботы другого дня.

Тесси всегда слышала поговорку "Опирайся на свое племя", но никогда не понимала, что она означает в полной мере, пока они с Соломоном не привезли Уайлдера домой. К ее удивлению, Хаулер организовал поезд с едой. Родители и сестры Соломона приезжали каждый день. Приносили еду, выгуливали Пегги Сью, часами укачивали Уайлдера, чтобы они с Соломоном могли поспать. Даже простое действие, когда кто-то держал ее сына, пока она писала, было спасительным. Ее очень трогает, как много людей помогали им. Даже Эвелин прислала им цветы и наняла домработницу.

Маленькие шаги. Они все делают маленькие шаги.

Придерживая ее за локоть, Соломон помогает ей выйти из душа. Она вытирается насухо и влезает в брюки для отдыха и мешковатую толстовку.

— Теперь еда, — приказывает он.

Вместо того чтобы дать ей дойти, он подхватывает ее на руки.

— Я могу идти, — возражает она, проводя руками по его темным волосам.

В ответ раздается ворчание несогласия. Обойдя спящего в кроватке ребенка, Соломон несет Тесси вниз по лестнице и ставит ее на ноги.

Маленький домик завален цветами, едой и пеленками. На стойке стоит несвежий кофе. В воздухе витает слабый запах грудного молока. Это беспорядок. Но это ее беспорядок. И это ее дом.

Соломон наполняет водой кастрюлю и ставит ее на плиту. Он занят собой, упорно молчит, но спина его напряжена. В его глазах глубокая тихая тревога. Она наблюдает за ним на кухне с потерянным видом.

— Соломон. — Тесси наклоняет голову, влажные светлые волосы рассыпаются по плечам. Она протягивает руку. — Иди сюда.

Когда он не двигается, не отрывая глаз от кастрюли, она вздыхает. В последнее время он так себя ведет. Держит дистанцию. Как будто если он подойдет ближе, то сломает ее. Сделает ей больно.

Поэтому она идет к нему.

Соломон нахмурился, когда она вошла в кухню.

— Тебе нужно отдохнуть, Тесс.

И она отдыхает. Она измучена. Но она также хочет нормальной жизни. Хотя бы крошечный кусочек, хотя бы на несколько секунд. Они должны ухватиться за эти торопливые глотки любви, когда это возможно. Ведь скоро Уайлдер проснется и попросит молока, а она будет сидеть в своем кресле-качалке. Но она благодарна за это. Ее жизнь. Обыденная. Новая. Уайлдер у нее на груди. Соломон рядом. Всегда рядом. Никогда не покидает ее.

Махнув рукой, она показывает на видеоняню на стойке. Мишка спокойно спит в своем тосте с авокадо.

— Перестань волноваться. Позволь мне жить, Соломон.

Он краснеет. От ярости у него сжимается челюсть.

— Черт, — говорит она, осознав свою ошибку. Она поднимает глаза и прижимает ладонь к его сердцу. — Я не должна была этого говорить. Прости меня. Мне очень жаль.

Без слов он заключает ее в объятия, крепко прижимая к себе. Вздохнув, Тесси обхватывает его за талию и упирается головой в мускулистую грудь, вдыхая знакомый лесной запах. Этот аромат навевает воспоминания. Мексика и его рубашки. Белопесчаные пляжи и соленый океанский воздух. Их гамак. Купание в океане. Закаты. Восходы. Послеполуденный секс. Соломон. Ее торжественный мужчина.

Она вдыхает глубже. Возвращаясь все дальше в свою память. В прошлое.

Бар "Медвежье ухо".

Они так далеко зашли. Как они сюда попали... для Тесси это почти необъяснимо.

— Тебе надо поесть, — говорит он, пытаясь вырваться из ее объятий, но она крепче прижимает его массивную фигуру.

— Мы должны остаться здесь. Вот так.

Соломон вздыхает, глубоко и низко. Разочарованно. Но напряжение уходит из его тела, и он опускает лицо, чтобы поцеловать макушку ее головы.

— Тесси, — прошептал он. Его руки ложатся на ее бедра. — Моя Тесси.

Она поднимает на него глаза.

— Скажи мне, что не так?

— Ты должна позволить мне отвезти тебя обратно в Лос-Анджелес.

С тех пор как они вернулись домой из больницы, Соломон не переставал думать о том, чтобы уехать из Чинука. Здесь у него слишком много плохих воспоминаний. Это было травматично - потерять Серену, чуть не потерять ее, - но отъезд - это не выход.

Она качает головой.

— Нет. Я не хочу этого. Нашему сыну там не место. Это наш дом. Дом Уайлдера.

— Ты отказываешься от всего этого.

— Нет. Я все это получаю.

Она нисколько не жалеет о том, что оставила в Калифорнии. Взамен она получила гораздо больше. Нет ничего, чего бы она хотела больше. Нет никого, кому она доверяет больше. Нет никого, кого бы она любила больше.

Соломон просто должен это увидеть.

— Кроме того, — говорит она, положив руку на его бородатую щеку. — На самом деле не в этом дело.

Его красивое лицо омрачается. Его лицо, жесткое и контролируемое, заставляет ее испытывать к нему боль. Она видит так много в этих темно-синих глазах. То, что будет преследовать его вечно.

— А что, если бы ты умерла? — Его хрипловатый голос дрожит от эмоций.

Она думает об этом. Она думает. Что, если бы она умерла? Что, если бы ее ребенок умер? Что бы сделал Соломон? Она так долго боялась оставить сына, как оставила ее мать. Но все, что она может сделать, - это жить.

Она здесь ради Уайлдера. Она жива. И за это она должна благодарить только свое тело. Странный голос в ее голове, женский шепот, говорит ей, чтобы она не спала. Держалась. Ради Соломона.

Жизнь бесценна, и она у нее еще есть. Давать этим переживаниям корни - вредно для здоровья. Ни для кого из них.

— Я не умерла.

Крупная фигура Соломона обвисает, и он заключает ее в свои объятия.

— А что, если...

— Нет. — Она обхватывает руками его сильную челюсть и переводит взгляд на себя. — Мы не играем в "что если". Мы играем в жизнь.

Они должны. Это жизнь, за которую они боролись.

Их судьба - на звездах с той ночи, когда они встретились.

Кивнув, Соломон обнимает ее за талию и крепко прижимает к себе. Его лицо смягчается.

— Что же дальше, Тесс?

— Это.

Их рты прижимаются друг к другу, борода Соломона щекочет ее подбородок. Боже, эта борода. Как она ее любит. Из обоих вырываются настоятельные стоны, а затем Соломон прижимает ее к своей широкой груди, осторожно, но твердо, не отпуская ее. Никогда больше.

Рычание вырывается из него, и, наконец, он целует ее так, как она так долго нуждалась в поцелуе. Первобытно. Навсегда.

Тесси хнычет, проводя языком по его нижней губе. Ее тело выгибается навстречу его прикосновениям. Растворяется. Его потребность вторит ее потребности. Голодная. Нежная. Он обхватывает ее за талию, приподнимает и кладет на стойку. Тесси обхватывает его бедра ногами, притягивая к себе. Его руки путаются в ее волосах, а большие ладони обнимают ее лицо.

— Боже, я люблю тебя, — бормочет он между неистовыми поцелуями, а его рука скользит по рубашке и нащупывает грудь, налитую молоком.

Тесси задыхается от этих ощущений, и ей остается только закрыть глаза.

— Я люблю тебя.

— Слишком сильно, Тесс, — рычит Соломон, наклоняясь вперед, чтобы впиться в ее горло мягкими, голодными поцелуями. Его голос дрожит от эмоций. — Я люблю тебя слишком сильно, черт возьми.

Они отрываются друг от друга, затаив дыхание, когда по комнате раздается слабый вой.

Она опускает бровь к его груди и смеется.

Соломон усмехается.

— Как раз вовремя.

Затем он подхватывает ее на руки и несет наверх к их сыну.

ЭПИЛОГ

4 Месяца спустя

Вздохнув, Тесси отодвигает стул от экрана компьютера. Она вносит последнюю заметку в свой планировщик, добавляет последний цвет Pantone на доску настроения, затем закрывает ноутбук. Выключает медленный рокот своего Crosley.

Готово. На сегодня с работой покончено.

Первая поздняя ночь с тех пор, как она начала свое новое приключение.

В течение последних четырех месяцев, когда она кормила Уайлдера долгими поздними ночами, к ней пришло понимание. Что она хочет делать. Действительно заниматься своей жизнью. Быть матерью и делать карьеру. Но по-своему. И хотя она благодарна Нове за то, что та позволила ей взять на себя несколько виртуальных проектов, Тесси совершила еще один большой прыжок. Она открыла свою собственную онлайн-фирму по дизайну интерьеров. Трулав для вашего истинного дома. Для всех бюджетов. Для всех людей. Не только для знаменитостей.

Хотя ее планировщик все еще используется, она будет заниматься материнством по-своему. Находит время для жизни, любви. На семью.

Тесси застала Соломона и Уайлдера, свернувшихся калачиком на кожаном диване перед пылающим камином. Рядом с ними лежала пустая бутылка. Пегги Сью у их ног. Соломон спит, а его сын прижался к его руке. Понадобится лом, чтобы оторвать ребенка от него. При спокойном и уравновешенном характере Соломона Уайлдеру было бы не легче. Уайлдер уже длинный и высокий, как его отец, у него черные волосы Соломона и темные шоколадно-карие глаза Тесси.

Самый красивый цвет, который она когда-либо видела.

Наблюдать за тем, как в последние месяцы Соломон все увереннее чувствует себя в роли отца, - это и заводит ее, и заставляет плакать одновременно. Потому что он такой хороший человек, и ее сын тоже будет таким.

У Уайлдера будет то, чего у нее никогда не было. Дом с обоими любящими его родителями. Отец, который никогда его не бросит. А Тесси расскажет Уайлдеру о своей матери, о том, какой она была крутой и храброй, познакомит его с музыкой кантри и Crosley, который будет крутиться специально для него.

Долгое мгновение Тесси смотрит на них, ее сердце бьется, потом улыбается. Она снимает с крючка куртку и выходит на крыльцо.

Апрельская ночь пронзительно холодна. Хотя зима должна была давно закончиться, благодаря неустанным снегопадам в конце сезона здесь почти метель. Каждая снежинка мерцает серебром. У Тесси изо рта вырывается белое дыхание, и она плотнее натягивает на себя куртку. Она уже привыкла к коротким дням и длинным ночам. Потому что у нее всегда есть звезды.

Она создана для звезд.

Она и Соломон - звезды. Они безмолвно существуют вместе, сияя как группа, как команда, как они делали это последние несколько месяцев, пока растили Уайлдера. Учиться быть матерью было нелегко. Много бессонных ночей. Много слез. Учиться чувствовать себя сексуальной в своем новом теле. Но Соломон поддерживает ее. Никогда не позволяя ей сомневаться в себе как в матери. Он верит в нее иногда больше, чем она сама. Всегда позволяет ей бушевать или плакать. Всегда показывает ей, как сильно она ему нужна.

Она могла бы справиться и без него, но никогда не захочет. Она никогда не будет без своего Торжественного Мужчины.

Дверь трещит. Звякнули половицы.

Сильные руки обхватывают ее за талию, и Соломон оказывается рядом, притягивая ее к себе, когда Пегги Сью выбегает во двор.

— Ты закончила свой проект? — спрашивает он, и его глубокий голос гулко отдается в ее волосах.

— Угу. — Наслаждаясь ощущением Соломона вокруг себя, она откидывает голову назад, прижимаясь к его широкой груди. — Как поживает твой маленький су-шеф?

— Спит. Наконец-то. Напился молока. — Перед ней появляется стакан с жидкостью медового цвета. — Подумал, что перед ужином мы могли бы выпить и сами.

Тесси улыбается и поворачивается лицом к мужу.

— Мой герой, — говорит она, принимая стакан с виски. Она делает глоток, передает ему, и он делает то же самое. Затем он приникает своим ртом к ее рту.

Тесси вдыхает его.

Вокруг них нарастает тепло, гул леса.

Теперь это их дикая жизнь.

Днями Грейс присматривает за Уайлдером, пока Тесси работает, а Соломон открывает и готовит Howler's Roost. Поздними вечерами они потягивают виски на крыльце, рассказывая о прожитом дне, и вокруг нет ничего, кроме черноты ночного неба и звезд.

Через два месяца после рождения Уайлдера они с Соломоном поженились. Они подождали, пока она поправится, а затем провели маленькую церемонию в Howler's Roost. Дикая и удивительная свадьба, на которой Тесси была в коротком белом платье и на шпильках, а Соломон - в своей рубашке. Они были самими собой. Они были влюблены. И они больше не ждали.

Вот чему она научилась за последний год. Ожидание, откладывание своего счастья никогда не приносит результата. Она чертовски благодарна за то, что ребенок внутри нее подтолкнул ее к развитию. Подтолкнул ее прямо в объятия Соломона. Его доброе сердце. Его прекрасная душа.

Она хочет еще детей от него. Она хочет узнать их совместную жизнь, потому что пока что они попали в тот блаженный ритм, о котором она даже не подозревала.

— Это напоминает мне о том, как мы впервые встретились. — Она поднимает подбородок, чтобы встретиться с пронзительными голубыми глазами мужа. — Звезды. Виски.

Его мускулы напрягаются вокруг нее.

— Великолепная женщина в моих объятиях.

— Хм. Все эти светские разговоры о звездах сработали.

— Сработали, — сказал он. — Я люблю тебя, Тесс.

Сердце замирает. Он никогда не перестает говорить это.

— Я знаю. Я люблю тебя.

Он проводит пальцем по кончику ее онемевшего носа.

— Тебе холодно?

— Может быть. — Она недоверчиво вскидывает бровь. — А что?

Соломон дает ей допить виски. Он понижает голос.

— Потому что я могу придумать несколько способов согреть тебя. — От его слов у нее заныло и потеплело в животе.

Шуточный вздох.

— Торжественный человек, ты пытаешься воспользоваться мной?

На его бородатых губах заиграла слабая улыбка.

— А что, если так?

Она приподнимается на цыпочки и шепчет ему в губы:

— Хм. Думаю, я тебе позволю.

Он крепко сжимает ее в объятиях, темно-синие глаза прикованы к ней, в них нет ничего, кроме преданности. И любовь захлестывает ее изнутри, словно потоп. До Соломона это показалось бы ей слишком большим. Она бы оттолкнула его, убежала, но не теперь. Она и представить себе не могла, что ее жизнь примет такой оборот. Рисковать. Учиться любить. Создавать семью из самых странных обстоятельств.

Соломон впивается поцелуем в ее губы, теплым, ищущим, и она словно снова оказывается в том баре в Теннесси, всего год назад, встретив Соломона в самый первый раз. Затем, быстро зарычав и еще быстрее протянув руку, Соломон заключает ее в свои объятия. Она прижимается головой к его груди, чувствует запах леса на его коже, видит неугасающую любовь в его глазах.

Ее муж.

Ее сын.

Ее жизнь.

Протянувшаяся перед ней навсегда, как звездное небо Аляски.

БОНУСНЫЙ ЭПИЛОГ

Спустя 2 года

Уайлдер берет его за руку и тянет.

— Здесь, папочка?

— Хорошо, малыш.

Соломон усаживается на песок рядом с двухлетним сыном. Совершенно новые глаза Уайлдера смотрят на пляж, широко раскрытые от удивления, пока он зачерпывает песок своим пластиковым совочком.

Оглядывая горизонт, Соломон пропускает белый песок сквозь пальцы. На берегу раздается шум волн. Позднее полуденное солнце бьет вниз. Чертовски захватывает дух. Он никогда не думал, что будет любить пляж так же сильно, как горы, но это так. Он благодарит море за все, что оно ему дало.

Ведь именно на пляже началась его вторая жизнь.

Он заглядывает через плечо в домик на пляже, высматривая жену.

Но кипучий смех Уайлдера перехватывает его внимание. С иссиня-черными волосами и темно-карими глазами Уайлдер - лучшее сочетание Соломона и Тесси. Ребенок знает слова всех песен Хэнка Уильямса, благодаря своей матери. У него яростный ум Тесси и ее борьба. Он - маленький су-шеф Соломона на кухне и самый лучший исследователь Чинука и его дикой природы.

— Ракушки, папочка, ракушки. Для замка.

— Я понял. — Ворча, Соломон поднимается и приступает к работе рядом с сыном. Его большие пальцы собирают кремовые чепчики, бивневые раковины, полосатые отростки. Затем они с Уайлдером строят. Вскоре ров с песочным замком превращается в одну башню, а затем в четыре.

— Не могу. — Уайлдер роняет лопату и рушится на дно. Песок сложен слишком высоко, чтобы он мог его зачерпнуть. Его нижняя губа выпячивается в хорошо отработанной гримасе. Несомненно, он научился этому у Тесси. Его жена до сих пор обводит его вокруг пальца. — Не могу.

— Сможешь, малыш. Ты сильный, — говорит он Уайлдеру, протягивая ему красную пластиковую лопату и заставляя попробовать еще раз. — Как твоя мама. Ты можешь все.

— Мама! — визжит Уайлдер, бросая лопату и показывая пухлым пальцем на плечо Соломона.

Повернувшись, он следит за радостным взглядом Уайлдера.

Радость. Это его жизнь в последние несколько лет.

Тесси выходит из домика на пляже. При виде жены, великолепной, сияющей, загорелой и подтянутой в облегающем бикини, он усмехается. Затем его взгляд перемещается на крошечный бугорок на ее животе.

Они были заняты. Делали новые сюрпризы. Создавали свою семью.

У них почти не остается времени на ресторан, небольшой бизнес и уход за малышом, но они справляются. Среди всего этого хаоса им удалось проскользнуть во второй детский отпуск и на неделю оставить все позади. Реконструкция Howler's Roost стала переломным моментом. Это не только удвоило доход бара, но и позволило Тесс опубликовать статью в Architectural Digest, а Соломону - в Food & Wine. Бизнес Тесси идет в гору. Каждые полгода она покидает Чинук, чтобы встретиться со своими клиентами по всей Америке. Их жизнь такая, какой они ее сделали. Соломон не мог просить ничего лучшего.

Все, чего он когда-либо хотел, находится прямо перед ним.

Вскочив, он встречает Тесс на пляже. Берет ее лицо в руки.

— Ты выспалась?

— Угу, — сонно напевает она, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его в бородатую щеку. Ее пристальный взгляд переходит на Уайлдера, затем снова на Соломона. — Как продвигается создание замка?

— Серьезное дело. Никто не пройдет через этот ров. — Он осматривает ее живот. — Ты хорошо себя чувствуешь?

Шоколадно-карие глаза сверкают, и она прижимается к нему.

— Я в порядке. Только спать хочу. Разве ты не знал, что у меня началась эра домашней кошки? Больше сплю, валяюсь на солнышке, шиплю на помехи.

— Ты уверена?

Тесси смотрит на него с укором.

— Соломон, я утоплю тебя в Тихом океане, если ты будешь продолжать спрашивать.

Он хмыкнул. Никаких шансов. С Тесс вообще никаких. Его жена на четвертом месяце беременности, а после того, что случилось с Уайлдером в родильном зале, он в полном расстройстве. Он всегда будет слишком заботливым, когда дело дойдет до нее. Он никогда не забудет, как был близок к тому, чтобы потерять ее.

— Мне снились имена, — говорит Тесси.

Он проводит рукой по ее животу.

— Правда?

— Как тебе Виена?

Соломон хмурится.

— Как сосиска?

Тесси просто качает головой и смеется.

— Я не могу с тобой. — Она улыбается ему. — Проверили дома. Пегги Сью жива, не благодаря Хаулеру. Эш вообще-то собирается в отпуск, хоть раз в своей мрачной жизни.

— Да?

— Типа того. Это работа, но она едет на Гавайи. Она будет жариться.

Соломон поднимает брови.

— Вот почему ты носишь рубашку.

— Рубашка - это хорошо, но это лучше, — говорит Тесси, проводя пальцем по его мускулистой груди, затем опускает его, чтобы погладить загорелое предплечье, а затем переходит к твердому бицепсу. Его новые татуировки - три звезды на черном небе Чинука - символизируют его семью, и скоро он добавит еще одну. Для их дочери.

Он притягивает ее к себе и целует кончик ее веснушчатого носа.

— Трешься об меня, беременная женщина?

— Это справедливо. — Тесси смеется, и сладкая мелодия разносится над шумом волн. — В конце концов, это все твоя вина. — Она потирает свой вздувшийся живот. — Посмотри, что ты со мной сделал.

— Сделаю это еще раз, если позволишь, — рычит он, теребя тонкие ниточки ее бикини.

Тесси задыхается.

— Не смей.

Он целует ее в макушку, не сводя глаз с играющего в песке Уайлдера. Медленно они с Тесс поворачиваются к горизонту. При виде заката у нее вырывается тихий вздох. Калейдоскоп розовых и оранжевых оттенков. И тут рука Соломона находит ее руку, их пальцы переплетаются. Когда он заключает жену в объятия, его сердце разбивается о грудную клетку, как самая высокая волна. Они стоят на солнце, над ними - кричаще-голубое небо, они вспоминают Мексику, почти три года назад, вспоминают, как они не знали, как сделать так, чтобы их жизнь слилась воедино, но они сделали это.

У него никогда не будет Мексики ни с кем, кроме Тесс.

Соломон приникает ртом к ее уху.

— Я люблю тебя, детка, — говорит он, его голос срывается от эмоций.

Тесси извивается в его объятиях, прижимаясь к нему. Ее карие глаза смягчаются.

— Я люблю тебя.

Сладкий, теплый поцелуй. Мягкий и совершенный. Он впитывает ее, как обещание, эту женщину, которая изменила его жизнь. Горы или пляж, хорошее или плохое - она его, а он ее. До конца их дней.

— Мама, вставай! — Тесси бросается вперед под визг Уайлдера, который обхватывает ее колени руками. — Вверх! Вверх! Вверх!

Соломон хихикает, осторожно придерживая Тесс за локоть, чтобы она не упала.

— А что случилось, когда ты лежал тихо, малыш?

Смеясь, Тесси подхватывает Уайлдера на руки.

— Ты построил свой замок, Мишка?

— О, да, мама. — Уайлдер держит ее лицо между ладонями. Его выражение лица серьезное, строгое. — Он никогда не упадет.

— Я знаю, что не упадет. — Улыбаясь, Тесси чмокает его в щеку. Уайлдер воркует и зарывается головой в ее шею. От ее любви и счастья в глазах сына сердце Соломона разрывается на части.

Самая лучшая мать.

Чертовски повезло. И ему, и Уайлдеру.

Прочистив горло от эмоций, он говорит:

— Нам нужна еще одна фотография.

Тесси прижимает Уайлдера к себе так, что он оказывается зажатым между ними, а его маленькие ручки обвиваются вокруг их шей. Соломон поднимает телефон, впитывая улыбку на лице жены. Его сын и Тесси в его объятиях, там, где они и должны быть. На счет "три" он делает снимок.

Уложив Уайлдера на песок, Тесси оценивает фотографию. Поворачивается и проводит ладонью по своей темной бороде.

— Как по мне, пляж тебе очень идет, Торжественный человек.

Он бросает телефон на пляжное полотенце и поворачивается к Тесси.

— Тебе тоже идет, беременная женщина. — Он смотрит вниз на Уайлдера. — Что скажешь, маленький Дикарь? Возьмешь маму искупаться?

— Не смей! — кричит Тесс, уже отступая назад.

Соломон ухмыляется и хватает ее.

С ревом, повергающим Уайлдера в безумное хихиканье, Соломон подхватывает Тесс на руки и мчит ее к берегу. Уайлдер бежит за ними, размахивая руками. Смех Тесси звучит в его ушах, сын рядом с ним, любовь теплая, как солнце, и Соломон бросается в океан, и их смех разбивается о волны, когда они крепко прижимаются друг к другу.

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

Дорогой читатель,

Впервые я начала писать эту историю в марте 2022 года, когда делала упражнения для тазового дна, чтобы сделать пресс и избавиться от пупырышек на животе. Оказалось, что мне просто нужно было перестать пить вино. Глубоко вдохнув, я начала размышлять обо всем, через что проходит наше тело, что мы, женщины, испытываем во время беременности и после родов. И, как вопящая банши, в мой мозг влетели Тесси и Соломон. Они ссорились. Ругались. Целовались. Они составили мне компанию в нашей маленькой комнате для тренировок, пока я практиковала быстрые движения Кегеля, и оставались в глубине моего сознания, пока я не избавилась от них.

Написание этого романа стало для меня катарсическим опытом. Я всегда хотела написать историю своих родов, но у меня не было времени и/или я была слишком эмоциональна, так что это было похоже на следующий лучший вариант. Немного вымысла, немного фактов. Переживая и пересматривая все эмоции, связанные с родами и беременностью, я словно вырвала кусок своей детородной души и выплеснула его на страницу. Безопасность работы. Неуверенность в себе. Размышления о том, суждено ли тебе стать матерью или молочным ящиком. Пытаться быть воином, когда все, что ты хочешь делать, - это плакать. И поэтому в этой книге есть большая, огромная часть моего сердца.

Надеюсь, тебе понравилась эта милая, вихревая история любви Тесси и Соломона. Потому что теперь они твои.

Как всегда, спасибо за чтение!

XOXO,

Ава

 БЛАГОДАРНОСТИ

Большая благодарность и любовь к...

Лени Кауффман за дизайн потрясающей обложки и воплощение Соломона и Тесси в жизнь. Работать с тобой было абсолютной мечтой.

Бет из VB Edits за твои потрясающие правки и лазерную зоркость. Видишь, что я сделала?

Челси, Тамми и Рейчел за то, что они были лучшими бетами, которых только можно пожелать. Спасибо за вашу бесконечную поддержку и отзывы.

Еве Кейси за то, что она была болельщицей мирового класса. Твои добрые слова, щедрые отзывы и невероятная поддержка значат для меня весь мир. Ты - драгоценный камень для писательского сообщества.

Группе Trauma Fiction на Facebook за их щедрость и опыт во всем, что касается медицины и детей.

Моим друзьям и семье, которые терпят меня и мои писательские страдания.

И наконец, моя дочь Скарлетт за то, что сделала меня мамой. Спасибо за то, что позволила мне использовать твое рождение для написания травматического материала. Увидимся на терапии. Я люблю тебя, мое дикое дитя.

О АВТОРЕ

Ава Хантер - убежденная сторонница черного кофе, красного вина и принципа "кровать только одна". Она пишет современные романы со здоровой долей моментов, где дамы никогда не бывают совсем уж дамами, но мужчины, которых они любят (хорошие, плохие и грубые), всегда рядом с ними. Замужем за своим школьным возлюбленным, Ава любит создавать сильных, упрямых женщин, которые заставляют своих мужчин падать еще сильнее, обожает все розовое и никогда не может насытиться романтикой о защитнике.

Переведено каналом Книжный шкаф

t.me/lilybookcase

Notes

[

←1

]

True love – пер. с англ. настоящая любовь.

Оглавление

ДЕТСКИЙ ОТПУСК ИЛИ ПРОВАЛ

ПЛЭЙЛИСТ

Внимание.

Заметка от Авы

Детский отпуск

I

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

II

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6 

ГЛАВА 7

 ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13 

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19 

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

III

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24 

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31 

ГЛАВА 32

ГЛАВА 33

ГЛАВА 34

ГЛАВА 35

ГЛАВА 36

ЭПИЛОГ

БОНУСНЫЙ ЭПИЛОГ

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

 БЛАГОДАРНОСТИ

О АВТОРЕ