Наследник огня и пепла. Том IV [Владислав Добрый] (fb2) читать онлайн

Наследник огня и пепла. Том IV

Глава 1 Праздность тоже испытание

У меня дома, в смысле, в моем мире, были часы. Наручные. Дорогие, красивые — ну, на мой вкус, красивые. Сам их покупал, обошлись они мне в ползарплаты, и подарил я их отцу на день рождения. Я тогда уже несколько лет работал, и мне хотелось показать ему, что я встал на ноги… Отец умер через несколько лет, а часы так и остались новыми. Он их берёг, и не носил. Ещё через пару лет я смог носить их сам — до этого было тяжело, давили воспоминания. Носил я эти часы не из-за того, что они дорогие и красивые. Я их носил как напоминание о смерти. Всё неизбежно кончается смертью, и поэтому очень важно успеть хоть что-то осуществить. Нельзя всё откладывать на потом.

Не знаю, помогло ли мне это напоминание, но я был вполне доволен своей жизнью. Нет, конечно, при желании я мог бы выкатить длинный список того, что я не успел или у меня не получилось сделать. Но внутри меня была уверенность — я сделал всё, что смог. И это чувство делало меня счастливым.

В конечном итоге, самый страшный судья для тебя — ты сам.

Получив второй шанс, я отнёсся к нему… спокойно. Там, дома, такие вот постоянные покушения на мою жизнь, и просто окружающие меня опасные люди, давно довели бы меня до нервного срыва. Я в этом почти уверен. Тут мне вначале помогла некоторая эмоциональная отстранённость от сознания Магна. А потом меня просто подхватили события, как вода какашку в унитазе, и потащили по сложноизогнутым трубам Судьбы.

Отчасти это было даже хорошо — у меня практически не было времени для того, чтобы остановиться и всё обдумать. Забавно, что оно нашлось сейчас, во время вынужденного бездействия.

Я смотрел на догорающую вдалеке груду дерева — всё, что осталось от осадной башни, которую строили долгобороды. Горожане Ченти нашли у себя десяток смельчаков, которые спустились со стен на рассвете, и прежде, чем долгобороды успели прийти в себя, вооружиться, и дать отпор — подошли к строящемуся осадному приспособлению, отогнав несколько охранников, обложили его хворостом и подожгли. И даже, постреливая из арбалетов, успели постоять рядом, чтобы убедиться, хорошо ли загорелось. А потом отошли к стенам Ченти, с которых их прикрывали горожане, и их вытянули наверх верёвками.

Просто эталонная спецоперация отряда особого назначения.

Долгобороды отделались десятком раненых. И это только благодаря тому, что нападавших было вряд ли больше десятка. А арбалетов у них с собой было всего штуки три, маломощных. И всё же парочка бородатых бедолаг, проснувшихся от появления в организме инородного предмета в виде арбалетного болта, могла вполне и окочуриться. Но тут на сцену вышел я… И давай руки накладывать, и чудеса исцеления творить!.. Действовал с умом, закрывая раны и останавливая кровотечение, но не тратясь на кожу и мышцы. «Шрамы украшают» же, и всё такое… Меня хватило на двух тяжелораненых, и трёх «средних». Остальных подлатали лекари долгобородов. К моему удивлению — люди. Память Магна запоздало подсказала, что среди долгобородов очень редки таланты к магии.

Это событие серьёзно изменило отношение ко мне среди бородачей. Ан перестал демонстративно морщиться при виде меня, даже стал здороваться и беседовать, если позволяли обстоятельства. Я и до этого мог свободно передвигаться по лагерю, в некоторых пределах. Но теперь я делал это почти без подозрительных взглядов бородачей. Кроме того, я теперь каждый день проводил по паре часов рядом с Аном.

Гвена постоянно продумывала планы побега, но пока ни один из них не выглядел достаточно безумно, чтобы сработать. Потому что делать то, чего от тебя ожидают в таком деле — верный путь к поражению.

Единственный способ сбежать и оторваться от погони, это очевидно, был только верхом. Но долгобороды хорошо охраняли наших коней. Их держали в здоровенном сарае, рядом с фермой, которую Ан сделал своим штабом. Кажется, их так охраняли не столько от нас, сколько потому, что долгобороды знали, как дороги эти животные. А они были прижимистые хозяева, в этом я убедился после двух недель наблюдений. Сперат мотался к лошадям каждый день, утром и вечером. За этой животиной надо ухаживать, кормить—поить, чистить, прогуливать чтобы не застоялась. Особенно за Коривиэлем. Кроме него, мы смогли поймать после нападения только вьючных. Сперат, разумеется, не доверил уход за Коровкой бородачам. Но техобслуживание лошадей производилось под строгим контролем часовых, поэтому хорошего способа угнать хотя бы трёх кобылок мы пока не придумали.

Гвена, разумеется, предлагала просто прирезать охрану. Я был против. Пока долгобороды показались мне первыми, с кем действительно можно было вести дела. Я судил это не по отношению к себе, а по тому, как они отнеслись к беззащитным крестьянам. Нет, разумеется все дома, что были рядом с Ченти, они разграбили. Местность тут вокруг была очень холмистая, даже можно сказать, гористая. Вот пару маленьких долин около Ченти долгобороды вынесли подчистую, даже разобрав дома на дерево. Угнали скот и увезли награбленное на телегах по ужасной, хоть и хорошо накатанной колее в сторону гор — к себе. Но обошлось без жертв — из близлежащих ферм люди успели или укрыться в Ченти, или бежать куда-то ещё.

А вот те фермы, что находились дальше, долгобороды не тронули. Более того, они всем старательно объясняли, что воюют только с разбойниками из Ченти. И это принесло свои плоды — вскоре выяснилось, что и в этом мире деревенские очень не любят городских. Не настолько, правда, чтобы присоединиться к армии долгобородов, но достаточно, чтобы поставлять провизию. Которой, впрочем, всё равно не хватало — на удивление много жрут эти бородачи! Ан однажды проговорился, что привёл под стены Ченти одиннадцать сотен. Меня это удивило. Как говорили Магну, да и я сам мог это наблюдать, долгобороды очень плохо умеют врать. Однако, я несколько раз примерно пересчитывал бородачей в лагере — и меня выходило сотен пять, может шесть, не больше. Из которых ещё сотня — точно не воины: обозные слуги, повара и прочее. Из них половина — вообще люди, хотя и вооружённые, но без доспехов. Вроде тех же лекарей. Возможно, Ан имел ввиду, что под его рукой одиннадцать отрядов. Магн где-то слышал, что слово «сотня» употреблялось в таком значении. В таком случае, Ан сказал правду. Но вот выставить в поле он мог не больше полутысячи. А, скорее всего, сотни три.

Я, тем не менее, тогда вежливо восхитился — что явно понравилось Ану, и настроило его на добродушный лад. Тогда я и попросил за Лардо. Не буду утверждать, что горец стал мне очень близок, и всё же он однажды сражался за меня. Именно так я и сказал Ану. И тем самым сделал решение долгоборода политическим — этим он покажет своё отношение ко мне.

— У этого горного козла хватило ума не нападать на наш клан, — благодушно проворчал Ан. — Вот только он угонял овец, и воровал целыми телегами сыр и зерно, которые везли нам! За это он должен заплатить. Я прикажу объявить о том, что он пойман. Будет суд, и если он искупит вину, я верну его тебе. Но взамен ты дашь слово, что не будешь пытаться бежать.

И Ан цепко глянул на меня. Я не удержал лицо, и удивлённо поднял брови. Верить на слово?.. В Караэне это посчитали бы шуткой! Но я быстро справился с первым удивлением, и задумался. Да, дать слово, дождаться, пока долгобороды потеряют бдительность и улизнуть! Хороший, правильный план, путь настоящего героя Караэна, очень заманчиво… Но я слишком много играл в стратегии, чтобы не подумать о долгосрочных перспективах. Долгобороды ищут надёжного союзника. Вот только вокруг них одни люди, которые слишком уж часто обманывают. Если я дам слово, и выполню его — мое слово приобретёт ценность. А слова на вес золота носить ещё легче, чем золото в магической сумке… К тому же мне в любом случае надо начинать нарабатывать репутацию честного человека. Это всегда полезно. Особенно, когда понадобится обмануть.

— Хорошо! — ответил я. — Даю своё слово, что не буду бежать.

Этот разговор произошёл пару дней назад. Суд состоялся тем же вечером, и это был явный фарс — пара десятков долгобородов и я со своей «свитой», исключая двух магов — вот и всё. Ан громким голосом объявил в никуда:

— Если есть тот, кто хочет обвинить этого человека, пусть выйдет и объявит свои обиды!

— Стойте! — вдруг крикнул кто-то слабым голосом. — Я!.. Я! Он украл у меня курицу!

И вперёд протиснулась старушка. На вид ей было лет шестьдесят, и она была согнута, как клюшка — смотрела буквально себе под ноги. А чтобы не упасть, как раз на эту самую клюшку и опиралась.

— Кто это?.. — вполголоса спросил Ан.

— Приблудилась на этой неделе, — также вполголоса ответил ему седобородый, видимо, исполняющий при Ане обязанности советника или помощника. — Постирать, похлебку сварить…

— Я бы никогда не стал воровать у старухи! — свирепо рявкнул Лардо. По случаю суда ему вынули кляп изо рта, но роскошь ходить самому он ещё не заслужил. Так и болтался между двух хмурых долгобородов.

— Так не у меня, а у моего сына. Он живет рядом с Воющим Камнем. Рожа ещё такая, глупая. И бородавка вот тут. Ты ж его ещё на куски обещал разрубить, если он шум поднимет! — зачастила старушка. — Нос отрезать, и в жопу засуну…

— А, вот теперь вспомнил! — кивнул Лардо, и затих.

— Ну так… Это… — старушка явно перепугалась, и уже была не рада, что высунулась.

— Ты требуешь виру, — подсказал ей Ан.

— А… Ну, как требую… Прошу… — кажется старушка попыталась изобразить поклон, но учитывая то, как её скрутило, никто не заметил разницы.

— Кто-то ещё? — крикнул Ан в толпу. Больше желающих заявить на горца не нашлось.

Я вышел вперёд и громко сказал:

— Я заплачу виру за этого человека.

Запустил руки в кошелек на поясе и достал оттуда серебряный сольдо. И положил в руку старушке. Та ловко прикусила монетку. И немедленно расцвела улыбкой, обнажая голые десны с парой чудом сохранившихся зубов.

— Сольдо за курицу! — взвизгнула она и оглянулась на стоящих позади. Толпа ответила одобрительным гулом. Старушка осмелела, повернулась к Лардо и крикнула: — В следующий раз бери две!..

— Ты удовлетворена вирой? — грозно пробасил Ан.

— Да-да-да, сеньор! — зачастила старушка, и попятилась, стараясь смешаться с толпой.

На этом суд и окончился. С Лардо верёвки снимали раза в четыре дольше, чем шло «судебное заседание». Я оценил ход Ана — он отдал мне то, что и так собирался отдать. И взял с меня слово.

После суда долгобороды нас будто стали меньше охранять. Да и за Сператом, когда он приходил ухаживать за лошадьми, перестали ходить, чуть ли не наступая на пятки. Трудно сказать, почему. Вариантов было два — самый очевидный, что Ан верил моему слову. Этот вариант я отмел сразу. И второй, более правдоподобный — это была хитрая ловушка. Ан меня провоцировал на побег. Трудно сказать, зачем ему это было нужно. Проверять я не стал.

Сейчас я сидел и смотрел на Ченти. Мы находились на небольшом холме рядом, где долгобороды возвели небольшое укрепление из земли и камней, чтобы прикрыть подходы к осажденному городку и не допустить поставки припасов. Тут сидело человек двадцать долгобородов. Ан пришёл сюда с инспекцией, а я его сопровождал. По дороге он расспрашивал о Караэне, а я о долгобородах. Очень дружеский разговор, давно у меня такого не было, даже обменялись парой шуток. А потом, как дошли до этого «блокпоста», я тактично приотстал, дав Ану возможность пообщаться со своими бородачами без моих посторонних ушей. И залип.

Эглантайн сказала, что Ченти, если смотреть на него сверху, похож на лежащего, раскинув руки, человека. Так ей сказал её ворон, который наконец-то отыскал нас, после нашего маленького приключения рядом с её домиком. Похоже, жуткий ужас, который вызывал Пожиратель, работал и на людей и на животных. Мне было интересно другое — как ворон нашёл Эглантайн? Я спросил ведьму об этом прямо, но она зашипела, и скрылась в своей каморке. Буквально зашипела — как змея! Она стала жутко раздражительной с тех пор, как мы оказались у долгобородов — как и Гвена. Но Гвена хотя бы не срывалась на нас, в отличие от Эглантайн. Дошло до того, что она только изредка показывалась из своей комнатушки, забирала еду и скрывалась снова. Я, конечно, с таким поведением мириться бы не стал, будь Эглантайн обычной девкой. Вот только она была ведьмой, и пригрозила страшным проклятьем тому, кто войдёт в её комнату. Потому что она творит там свое, женское, волшебство. И, судя по жутким звукам, ещё более ужасным запахам, и неожиданно весёлым разноцветным дымам, вылетающим из разбитого окна её комнаты, не врала. Мне один раз удалось заглянуть в приоткрытую дверь — Эглантайн раздобыла где-то глиняный горшок, поставила его на импровизированный очаг, а по всей комнате были раскиданы какие-то мешочки и просто подозрительные предметы. Что бы она там не творила, у неё не получалось. Мне ли не знать, как выглядит женщина, которая пытается сделать работу хорошо, и она умеет делать её хорошо, и ей нужно произвести впечатление — но у неё не получается. И не по её вине. Думаю,проблема в котле — ох, не зря старейшина горцев таскалась с ним даже по горам… Тот походный котёл, скорее всего, дожидается нас у семьи Дар. Элин большой котёл остался на Воющем Камне. Вот она и изворачивается, как может.

Гвена тоже была не в восторге от плена. Прямо скажем, она была в ярости. Как я подозреваю, это из-за того, что долгобороды не находили её привлекательной, и она не могла пользоваться своими обычными уловками. Однажды я прямо спросил про Гвену у Ана, и он долго хохотал, прежде чем объяснить — людские женщины кажутся долгобородам уродливыми. Но это только первые два месяца в походе. Я передал это Гвене, и сказал, что нужно всего лишь потерпеть. Это её не успокоило. А даже напротив. Впрочем, она не держала свою злость в себе, а яростно выплёскивала её в ругани, пинках по стенам, и тренировках.

Да, и я эти две недели снова регулярно тренировался, прямо как обычно. По паре часов в день.

Отчасти в этом был виноваты и Эфест с Кантамиром. Они обосновались на кухне выделенного нам домика, и колдовали над ворохом побрякушек, снятых с тела Ректора Фро. Колдовали в прямом смысле — чертили на столе окружности и треугольники, ставили в них свечи, нагревали что-то в очаге, кипятили в горшочках и смотрели пар на свет, и просто подолгу сидели, задумчиво лицезрея очередную штуковину, лежащую перед ними. Нельзя сказать, что это совсем не приносило свои плоды.

Помимо посоха, с которым Эфест теперь не расставался, следующим очевидно волшебным предметом стал красивый пояс, покрытый выдавленными узорами, и серебряными пластинками с камушками. Он делал своего обладателя бородатым. Вернее, он делал человека, который его наденет, более солидным и располагающим к себе. А в местной культуре стильная, солидная и ухоженная борода была непременным атрибутом солидности. Хотя аристократы её носили редко, либо коротко стригли — мешала под шлемом. Но вот купцы и, как выяснилось, волшебники, весьма ценили этот атрибут. Если пояс надевал Эфест — тут же превращался почти в директора Хогвартса. В смысле, выглядел как актер, которого только что причесали, почистили и подкрасили. Этакий фильтр на телефоне, только голографический и наяву.

Чтобы им пользоваться требовалась небольшая «настройка», которую, впрочем, с помощью Эфеста сделать было нетрудно. Пока я, недоумевая, допытывался, нет ли там ещё «+2» к силе, например, все остальные пребывали в восхищении от чудесного пояса. Гвене он добавил бакенбарды, выползшая из своего логова бледная ведьмочка осталась без растительности на лице, зато пояс «подровнял» ей брови и «причесал» лохматую гриву волос. А вот то, что он сделал со Сператом, заставило меня приложиться к кубку с вином, чтобы не заржать. На лице моего оруженосца появились крохотные усики и бородка, выглядящие максимально неестественно — как будто наклеенные, или даже нарисованные. Впрочем, Гвена пришла в полный восторг. В общем, пояс достался Сперату.

Гвена получила заколку для плаща, с украшением в виде головы кота. Что странно — котов я пока в этом мире не встречал. Их функцию по ловле мышей выполняли мелкие собаки. Воспоминания Магна тоже не дали никакой подсказки. Поэтому я не стал себя выдавать неуместными вопросами. Заколка позволяла падать с большой высоты и оставаться целым. Гвена дважды спрыгнула с крыши и осталась очень довольной. Она была прыгала до вечера, но Эфест уговорил её не делать этого — ведь никто не знает, сколько в заколке «зарядов», и как долго они восстанавливаются.

А я получил тот самый камень, которым Ректор Фро помешивал себе вино в нашу первую встречу. Когда жутко довольный Эфест протянул мне эту безделушку, сделав при этом драматическую паузу, я не выдержал и предположил:

— Определяет яд?..

— Нет! — радостно отозвался старикан, сумев меня удивить. — Эта вещь… Она… Как бы это сказать… Располагает собеседника к её обладателю. Надо только, чтобы сначала некоторое время смотрели на неё, а потом перевели взгляд в лицо владельца. Иначе ничего не получится.

— Дайте сюда! — тут же отнял я фиговину у Эфеста, стараясь не смотреть ему в лицо. Впрочем, для того, чтобы камушек заработал, мне предстояло его какое-то время, возможно пару недель, носить при себе. Я намотал цепь, на которой он висел, на руку — шея уже была занята демоническим камнем массового лечения.

Пока что больше ничего Эфест не смог идентифицировать, но не оставлял попыток. Только росла горка со всякими, на вид очень многообещающими штуками, про которые Эфест веско сказал «некромантия», и отложил в сторону. Что делать с этим, пока было непонятно.

Отсюда, где я сидел сейчас, открывался хороший вид на Ченти. Что неудивительно, иначе не было бы смысла ставить тут форпост.

Городок был выстроен прямо на вершине гористой возвышенности. Места там было немного, поэтому домики стояли друг к другу даже плотнее, чем в Орлином гнезде. А вот для угловатого замка в Ченти места хватило. Или денег. Ченти был обнесен стеной — верный признак богатства. Стена была не очень высока, всего метра четыре. Но крутой и обрывистый склон, который надо было преодолеть, чтобы добраться до стены, делал эту высоту вполне достаточной.

Внизу стояли полуразобранные домики — долгобороды разбирали их на дерево, для костров и строительства осадных щитов и башен. Поля стояли неухоженные, некоторые фермы сгорели.

Я вспомнил похожую картину, которую оставили после себя наёмники Гонората. А потом передо мной промелькнуло множество схваток: немного растерянные, но сосредоточенные лица горцев, мелькающие рядом с моим конём, удивлённое лицо Риалто под нелепой маской, оскаленная рожа демона, искаженное яростью лицо предателя в тёмном переулке, испуганное стражника, подсвеченное горящими розами, и спокойное лицо Магны, так похожее на моё…

Я встряхнул головой, отгоняя непрошенные образы. Прошёлся немного, и машинально глянул на запястье, ожидая увидеть там привычные часы. А вместо этого не увидел даже знакомой руки. И на меня вдруг, ни с того ни с сего, как будто что-то навалилась. Внутри стало тяжело дышать, а снаружи как-то слишком свежо, хотя был ещё полуденный зной. И в глазах слишком много влаги… Я выпрямился и уставился на Ченти, стараясь глубоко и размеренно дышать. Что это ещё за «панические атаки» на ровном месте?.. Мне сейчас некогда!

К тому времени, как я немного продышался и успокоился, Анн закончил инспекцию, и подошёл ко мне. Тоже посмотрел на город, и спросил:

— О чём думаешь, Золотой Змей? — он всегда произносил «Золотой Змей» с изрядной долей иронии. Непонятно, что его забавляло больше — то, что я золотой, или то, что я змей.

— О смерти, — ответил я. И тут же попытался перевести разговор на другую тему. Махнул рукой, указывая на строящуюся осадную башню. — Тебе не кажется, что она низковата, слишком широкая и чересчур длинная?.. Вроде, ты говорил, что она уже почти закончена. Она похожа на осадную башню, но…

Я замялся, подыскивая слова. Ан, улыбаясь в бороду, довольно хмыкнул и ответил:

— Раз похожа, значит, мы всё сделали правильно. На самом деле, это укрытие.

— Укрытие⁈ — удивился я. Долгобород кивнул, звякнув кольчугой.

— Да. Нам надо просто подойти к горе, к скальному основанию, и поставить прикрытие от стрел. А там два десятка инсубров с кирками за две недели пробьют эту гору насквозь.

— То есть, в этой штуке вы хотите спрятать рабочих, которые сделают подкоп? — осторожно уточнил я.

— Почему рабочих?.. Может, я тоже буду рыть. Вспомню молодость. Камень тут такой же, как люди, неуступчивый. Нужны будут лучшие. — и Ан повел могучими плечами, словно разминая их перед работой. Глядя на его лицо и эти руки, я поверил, что перед его ударами не устоит не одна скала. Ан продолжил:

— Может быть, подкоп. Может, даже и не один. А может быть, мы сроем склон, и обрушим стену. Или даже весь южный утёс. В таких делах трудно быть в чём-то уверенным.

— Сколько времени это займёт? — спросил я.

Ан пожал плечами:

— Может, месяц, может, два. Может, год, может, два.

Стоящие рядом с нами воины заулыбались себе в бороды. Какая-то их своя шутка, но мне было не смешно. А чего я ждал?.. Это же осада. Учитывая упорство долгобородов и предприимчивость чентийцев, это вполне может растянуться на годы…

— У тебя не хватит еды! — сказал я, не сдержав раздражения. — Ты уже разорил окрестности, хотя стоишь здесь всего две недели!

— Возможно, придётся отправить отряд фуражиров чуть дальше, — снова пожал плечами Ан.

— И ты разбудишь Караэн! Вся долина придёт сюда! — не сдавался я. Впрочем, в запале я немного перегнул палку, и поправился. — По крайней мере, Караэн и его контадо. Но этого вполне может хватить…

Я не договорил. Что-то начинаю сыпать угрозами, а это неправильно. Правильно, когда угрозы не нужны. Я задумчиво глянул на побрякушку Фро. Интересно, получится ли её использовать сейчас?

Ан хохотнул, и его подпевалы тоже всхрюкнули, гремя гранёными кольцами кольчуг.

— У Ченти есть свои люди в Караэне. И у них есть два препятствия. Караэн далеко, три дня пути. Кто пойдёт в такую даль из пешего ополчения людей? А люди в железе и на конях не смогут собраться, пока не найдут человека, который их поведёт — кто был бы достоин командовать, и это признавали бы все остальные. Нет, Золотой Змей, караэнцы не смогут собрать армию, и прийти сюда. Максимум, чего нам стоит опасаться — что они отправят сотню наёмников и пару десятков всадников. Думаю, с этим мы справимся. Ченти будет в осаде и падёт. Рано или поздно. Как падает под ударами кирки любая скала…

— Скорее поздно, — перебил его я. Сам не понимая, чего начал дерзить. Просто задержусь здесь на месяц, ну два… А потом, под честное слово не вести армию, Ан меня отпустит. Какое-то у меня настроение сегодня, как у истеричной школьницы, честное слово!.. Я постарался успокоиться, и добавил равнодушным тоном:

— Скала не может ударить в ответ.

Ан посмотрел на стены Ченти, и согласно кивнул.

— Да. Но мы готовы держать удар. Если бы взять Ченти было так легко, мы бы уже давно это сделали… Кто эти двое столбов⁈ — неожиданно зарычал Ан, вскидывая руку и указывая на поле. Переведя туда взгляд, я увидел, что к городу приближаются двое. Людей — это было видно по их фигурам. Вот, значит, как нас называют долгобороды.

Парочка была в кольчугах, вооружена и несла с собой сколоченный из досок осадный щит. Издалека похоже на кусок забора. Их в изобилии наделали долгобороды из деревянных частей домов. Конструкция была тяжёлая, рассчитанная на долгобородов, видно было, как парочка пригибается под её весом. И вдруг они её бросили, и бегом припустили к городу, до которого им оставалось метров пятьдесят. И до сих пор по этим двум никто не стрелял со стен… Ну конечно, сейчас же сиеста!..

В лагере долгобородов собралась толпа зевак. Впрочем, большинство в толпе были вооружены. Некоторые, не спеша, двинулись вслед за двумя идиотами. Отсюда было видно, что бородачи получали от происходящего массу удовольствия.

— Это Сперат и Лардо, — вдруг обречённо понял я.

— Опять в кости проиграли! — расхохотался Ан. — Или пьяные?

Тем временем Сперат и Лардо споренько добежали до подножия утеса, на котором стоял Ченти, и стали забираться наверх. Лардо брал выносливостью и ловкостью, а Сперат — силой. И всё же им пришлось остановиться на середине подъёма,чтобы отдохнуть. Я разглядел небольшой бочонок в их руках. Они уселись за валуном, из-за которого их сверху не было видно, и стали пить, передавая бочонок друг другу.

— Что они делают?.. — спросил Ан, близоруко щурясь. Остальные долгобороды тоже явно ничего толком не видели. Магну рассказывали, что бородачи отлично видят в местном тусклом искусственном освещении из лучин и костров, так же слепы в ночной темноте, как люди, и хуже нас видят на ярком свете. Похоже, это как раз тот случай.

Пока Сперат и Лардо наливались пивом, или что у них там было в бочонке, любопытствующая толпа долгобородов всё увеличивалась. Некоторые захватили с собой осадные щиты. На всякий случай, видимо. Со стороны это не казалось штурмом — бредут разрозненно, многие без щитов.

На стенах Ченти начали мелькать тёмные точки — головы защитников. Их было немного — только часовые, видимо. Парочка пьяных дураков была везучей — они оказались в «слепой зоне», и их не заметили. Сперат отбросил бочонок, и бросился к стене, до которой оставалось метров двадцать вверх по склону. Лардо схватил моего оруженосца за ногу, повалил его, едва не скинув вниз, и бросился к стене сам.

Он добрался до неё первый, забросил крюк с привязанной веревкой, и полез наверх. Через минуту до стены добрался Сперат, и тоже полез по верёвке наверх.

От напряжения у меня выступил пот на лбу. Когда Лардо добрался до верха стены, мне отчётливо послышались крики, которыми дозорные Ченти поднимают тревогу. Я выхватил меч. Спрятал его обратно в ножны, а потом отстегнул их, взяв меч в руку, чтобы удобнее было бежать, и бросился вниз по склону, к городу.

Внутри приятными пузырьками зашевелилась знакомая ирония. И одновременно, я почти физически ощутил, как из тела уходит напряжение. Так, какой план?.. Сейчас я прибегу, и дам в рожу каждому! Начну с Лардо, наверняка это его идея. Нормально так, по-нашему, по-боксерски. Чтобы зубы полдня сплевывали!

Нет, я… Я их выпорю!.. Имею право. Закон не запрещает, порю, кого хочу!

Или нет, я их… Господи, только бы живы остались!..

Глава 2 Крася стены в красное

Длинные ноги не дают преимущества, когда ты карабкаешься вверх по крутому, скалистому склону. Я срывался дважды. Когда я, наконец, добрался до стены, рядом с ней уже было полно долгобородов. Коренастые коротыши споро строили живую лестницу из самих себя. Получалось у них быстро и ловко, справлялись не хуже акробатов в цирке. Лестница из бородачей быстро росла, пока не стала высотой в три уровня! Конструкция выглядела шаткой и ненадёжной, «ступеньки» орали и громко ругались на подгорном, но не рассыпались. А прямо по этим ступенькам на стены лезли остальные долгобороды. Тут мне всё же пригодилась длина ног. Оттолкнувшись от земли, я с разбегу запрыгнул на плечи первого уровня, потом залез на второй ярус, и пополз выше, остро чувствуя шаткость этого сооружения. В какой-то момент отчаянно попытался прыгнуть на стену, чувствуя что моя точка опоры, одетая в такой удобный шлем с плоской верхушкой, вот-вот рухнет. И я бы свалился — мне мешал ухватиться за край стены зажатый в правой руке меч. Но меня ухватили за ворот кольчуги сильные руки, и вытянули наверх.

— Почему без шлема?.. — заорал на меня квадратный тип с изящной двуручной боевой киркой в руках.

Сплошная кольчужная маска-бармица на шлеме серебряной чешуёй спускалась ему почти до пояса, прикрывая огненно-рыжую бороду. И борода и бармица гневно затряслись, когда он на меня заорал. — А ну, назад прыгай!

— Это лекарь! — крикнул кто-то из толпы.

Что ответил рыжебородый, я уже не слышал, рванувшись вдоль стены, расталкивая толпящихся долгобородов. Как оказалось, городская стена была расположена ниже уровня города. А её стрелковая галерея одновременно была и пешеходной улицей. Слева зубцы, справа стена домов с узкими дверями. В некоторые из дверей уже ломились долгобороды. Я споткнулся о тело. Осмотрелся, увидел ещё одно у забрызганной кровью стены дома. А ещё чуть дальше, в конце длинного, кровавого мазка, сидел Сперат. Неудобно привалившись спиной к массивной каменной цветочной клумбе, и прижимая руку к боку. Через секунду я оказался рядом. И первое, что бросилось мне в глаза, это два арбалетных болта в груди моего оруженосца.

Матерясь по-русски, выдернул оба, стараясь схватить их за острие. Благо, плотное плетение кольчуги и хороший поддоспешник смогли практически полностью погасить энергию удара. Острия болтов вошли в плоть всего сантиметра на два каждый. Для меня затянуть такую рану — раз плюнуть. Шлем Сперата был смят, как купюра после рук алкоголика. Я осторожно расстегнул ремешок и стянул шлем с подшлемником. Лицо Сперата пересекали несколько мелких порезов и гейские усики. Ну конечно же, он в своем новом любимом поясе!.. Не считая ужасных усиков и бородки, голова была в порядке. Но он был без сознания, и это заставило меня искать дальше. Если пропущу торчащий в спине кинжал, потрачу большую часть своего запаса маны, чтобы вытолкнуть лезвие из раны. А мне сегодня, похоже, мана ещё очень может пригодиться… Ноги изрезаны, но неглубоко. Ага, нашёл!.. Рана в боку. Если бы не кровь, пропитавшая поддоспешник насквозь, я бы и не заметил. Это ранение было нанесено чем-то вроде клевца. Лопнуло всего несколько колец, но из глубокой раны в районе печени текла и текла чёрная кровь. Я запустил руки под кольчугу на шее Сперата, добиваясь большего контакта с кожей, и пустил волну лечения, одновременно прислушиваясь к происходящему внутри его организма. К моему удовлетворению, удалось легко справиться, не особо потратившись. Никаких внутренних кровотечений, хватило того, что я срастил раневой канал в боку, по пути починив крупную артерию. Сперат всё равно ощущался очень слабым — видимо, потерял много крови.

В этот момент мне в плечо что-то сильно ударило. Я посмотрел на разбившийся рядом о камни мостовой цветочный горшок и, взглянув наверх, увидел в окне женщину с на удивление злобным лицом, что-то выкрикивавшую мне визгливым голосом. И уже давно. Просто до этого я был занят, и не обращал на это внимания. Она схватила другой горшок, и запустила в меня. Я отскочил в сторону, и удар цветочного горшка по плечу пришёлся вскользь, но даже так, смягчённый поддоспешником и кольчугой, он вышел довольно болезненным. А если попадёт в голову, то боюсь, наложение рук тут уже будет бессильно… Мегера в окошке высунулась по пояс, примериваясь кинуть следующий горшок в Сперата. Но вместо этого дёрнулась, выронив горшок, и схватилась за толстый арбалетный болт в груди — вернее, за кончик его оперения, смотревшийся, словно брошка. В незащищённое бронёй тело эта короткая тяжёлая стрела входит почти целиком. Женщина, с застывшим на лице удивлённым выражением, вывалилась из окна, упав на мостовую неподалеку от Сперата. Изнутри дома раздались детские крики. А на улице вокруг меня появились долгобороды.

— Лекарь! Там ещё раненые!.. И встань вон туда, раз без шлема! — рявкнул тот самый рыжий — похоже, главный в этом отряде. Параллельно он подавал знаки остальным, и бородачи даже в этом сумбуре умудрялись их отслеживать. Вперёд выдвинулись те, кто был в железе. Арбалетчики в кожаной броне держались позади. Сам рыжебородый с привычной небрежностью ударил бойком своей кирки в дверь. Толстая, стянутая широкими кожаными полосами из толстых деревянных брусков, дверь дома выдержала только четыре удара, и рыжебородый ввалился внутрь, а вслед за ним и мы все.

В этом домике не было привычного внутреннего дворика со световым колодцем. Видимо, нехватка места на вершине гористого холма сказалась на архитектуре. Хотя комната на первом этаже оказалась достаточно просторной, чтобы вместить разом полтора десятка довольно объёмистых крепышей, и меня со Сператом. Столы и стулья тут же расшвыряли в стороны. Часть воинов ринулась наверх, а остальные оттащили моего оруженосца в сторону, положили на лавку, и остались с нами. Я не постеснялся затянуть ему раны полностью, так что перевязка не требовалась. Но меня беспокоило, что он до сих пор без сознания.

Неожиданно из бокового арочного прохода нас атаковали несколько человек в шлемах, с маленькими кулачными щитами и короткими мечами в руках. В такой тесноте двуручные дрыны долгобородов — явно проигрышный вариант. Даже я не уверен, что смогу тут орудовать своим массивным мечом. Нужно в такие замесы брать с собой традиционное караэнское пыряло, какое было у Сперата. Пару раз на тренировках он показывал манеру боя горожан — налететь, связывая оружие противника, почти борцовским приемом сбить с ног или отбросить к стене, и пырнуть в живот. Проверенный жизнью стиль боя на узких улочках и в тесных помещениях.

Даже не пытаясь вытащить свой меч, я огляделся по сторонам, выбирая удобную позицию, и ничего подходящего не нашёл. Зато убедился, что мои суждения о долгобородах оказались преждевременны. Легко принимая удары на толстые кольчуги и массивные шлемы, легко и небрежно перехватывая свои двуручные колотилки разными хватами, они совсем не боялись близкого боя в тесноте. Чентийцы получали неожиданные удары серединой древка в лицо, уколы в ноги шипом на конце, и сокрушительные апперкоты боевой частью в промежность. Вдобавок, бородачи умело пользовались своим низким центром тяжести и массивностью, раскидывая своих более высоких противников в стороны ударами плеча и головы. Буквально несколько движений, и закованные в железо долгобороды прут дальше, а орущих и стонущих от боли людей, оставшихся лежать на полу, деловито добивают кинжалами и одноручными кирками легковооружённые. Вот тебе и коротышки!.. Неудивительно, что их так боятся… Крайне опасный противник.

— Лекаря наверх! И охранять! Раненых будем носить сюда! — раздался приказ рыжебородого. Приказал он всем, но крикнул вслух явно для того, чтобы услышал я.

Ченти был застроен двух- и трёхэтажными домами буквально сплошняком. Узкие улочки со множеством поворотов полностью перекрывались сверху верхними этажами зданий, и напоминали больше коридоры в каком-то подземелье. А в некоторых местах это и было подземелье — из-за недостатка места городок не мог разрастаться в стороны, поэтому рос вверх и вниз. Всё это вместе превращало городок в настоящий многоуровневый лабиринт — для меня. Долгобороды же легко ориентировались в этом «человейнике».

Чентийцы не приготовили никаких баррикад и ловушек — похоже, слишком полагались на свои стены и защищённое расположение. Что оказалось ошибкой. Инсубры не славились какой-то особенной боевой доблестью. Не больше, чем другие кланы долгобородов. И всё же в тесном бою лицом к лицу они показали полное превосходство над городским ополчением. Они сумели удержать захваченный участок стены и несколько домов рядом. Дождались, пока остальная армия очнётся, подтащит лестницы, и тоже войдёт в город. Больше всего бородачи потеряли от чентийских арбалетчиков.

Чентийцы тоже сражались храбро. Двигаясь в тылу инсубров, я то и дело натыкался на следы ожесточённых схваток. К моему удивлению, в городке оказалось полно оружия. Не только у очень сносно вооружённых (для горожан) мужчин — кинжалов и мечей хватило даже на стариков и подростков. В одном месте, посреди разгромленной после схватки комнатушки, в груде трупов я разглядел изрубленные тела девушек, всё ещё сжимающих в руках боевые топорики.

Это было удивительно с точки зрения Магна. Оружие — это дорого. Железо само по себе — дорогая штука. Средневековые технологии требуют много времени и людей. Сначала нужно добыть руду, выплавить из неё кусок железа с помощью кучи угля, нажжённого из кучи дерева, и только потом из этого куска, с помощью долгих и упорных манипуляций, что-то изготовить. Каждая из этих операций выполняется целой артелью. И тебе нужно заплатить и углежогу, и рудодобытчику столько, чтобы он мог прокормить не только себя, но и с десяток родственников. Я вспомнил, как однажды в институте историк нам рассказывал про археологические исследования русских городов, разорённых во время монгольского нашествия, и так и не восстановившихся. Там находили людей, видимо убитых на улице во время нападения — обычных горожан, пытавшихся бежать. И в руках у них были узелки с железками. Косы, ножи, топоры… Самое ценное… Магну было трудно ориентироваться в ценах для черни, но он знал, что корова в Караэне стоит, примерно, пять сольдо. А плохонький деревянный щит, обтянутый кожей, минимум три сольдо. Самое простое копьё, сделанное деревенским кузнецом, обойдется не меньше пяти сольдо. Но если корова — это нужная в хозяйстве вещь, этакий волшебный генномодифицированный заводик по производству белка и удобрений из всякой травы, то копьё — это бесполезная в хозяйстве штука. Корову можно ещё и зарезать, получив разом мясо и шкуру. В общем, корова — как однушка в Подмосковье — можно её сдавать, и кормиться, а можно продать, и получить сразу много ресурсов. Но если человек вместо квартиры покупает винтовку — это многое говорит о таком человеке… Чентийцы были слишком хорошо вооружены для мирных горожан. Думаю, если бы к ним в город ворвались наёмники Гонората, и уж тем более, ополчение Караэна, то чентийцы бы их точно вырезали.

Они нападали неожиданно, старались обходить долгобородов сзади и с тыла. Стреляли через неприметные окна, двери, сверху и снизу. Горожане действовали решительно и отчаянно — и всё же почти всегда проигрывали. Бородачи успевали понять, что впереди засада, подставить под неожиданный налёт своих латников, оказаться в удобной для стрельбы позиции раньше. На их стороне было умение ориентироваться в таких лабиринтах… и тишина. Долгобороды очень редко обменивались гортанными криками. А люди постоянно что-то орали друг другу, выдавая себя. И всё же инсубры тоже несли потери. Я вылечил десятка полтора относительно лёгких ран, смог помочь паре тяжелораненых. И видел несколько трупов бородачей. Но это их не смущало. Штурмующие были упорны, сосредоточены, и хладнокровно жестоки. Добивали раненых, лежачих стариков скидывали с кровати, и убивали на полу, чтобы не испачкать постель. Не успевших убежать, взятых в плен жителей сразу же делили на четыре группы: женщин постарше заперли отдельно, безжалостно отнимая детей старше двух-трех лет у матерей, молодых мужчин основательно связывали и укладывали по углам, группами по двое-трое. В богатом доме выделили комнату побольше, и туда сгоняли молодых девушек. Детей собрали в каком-то подвале, и оставили даже без охраны.

В какой-то момент наступление долгобородов упёрлось в замок в центре города. До стен замка из окон домов вокруг него, при желании, можно было дотянуться остриём алебарды, но всё-таки это был замок! Узкие бойницы, стены выше крыш домов, и единственные, окованные железом, массивные ворота, выходящие на крошечную площадь. Инсубры обложили замок со всех сторон, и стали медленно распространяться по застройке вокруг — ломая стены, если не могли найти проход. Я всё время боялся пожара. В такой тесноте это могло стать страшным оружием! Но ни те, ни другие, пока так и не решились на этот отчаянный шаг.

Вскоре стало понятно — сопротивление в остальном городе сломлено. Ченийцы спрыгивали со стен, и разбегались, унося с собой скромные пожитки. Инсубры их не преследовали. Большая часть тех горожан, кто ещё был готов драться, собрались в замке, перебежав на его стены с крыш ближних домов по доскам. В это время меня нашел посланец от Ана, и попросил следовать за ним. Я уже израсходовал все свои запасы маны, поэтому смело оставил очередной импровизированный полевой госпиталь — остальные лекари тоже давно перешли на банальные иглы с нитками и перевязку — в этом я им ничем помочь не мог. А смотреть, как очередной бородач с распоротой кинжалом рукой, со скрежетом зубов улыбается, пока ему промывают винным уксусом рану, мне надоело. Раненые старались не показать вида, что им больно, и от этого мне становилось только хуже. Поэтому я двинулся вслед за гонцом даже с некоторым облегчением.

Ан расположился в богатом доме. Из окна просматривалась крохотная площадь перед замковыми воротами, и даже уголок самих ворот. Окно было закрыто перевёрнутым на бок массивным столом. В столешнице торчало несколько арбалетных болтов — немое свидетельство того, что это была не лишняя предосторожность.

Ан выглядел довольным, как большой бородатый кот, отнявший кусок мяса у собаки.

— Они поспорили! — рявкнул он, увидев меня, не переставая делать руками знаки входящим и выходящим гонцам. Рядом с ним, кроме охраны, был только один из его свиты, тот самый, кто заговорил со мной первым, с седой бородой. Значит я угадал, это его самый близкий помощник… — Этот твой Лардо, подлый вор, сначала выиграл у Текка в кости свои доспехи и оружие. А потом и вино, что мы нашли на человеческой ферме. Они там напились под жарким солнцем, вместе с тем большим дураком. Текк стал злой, и сказал что все люди трусы. Вместо того, чтобы подраться, и доказать обратное, твой дурак с заколдованной женской бородкой, и этот сумасшедший вор пошли вдвоём штурмовать Ченти!.. Вместо пары зубов, они решили расстаться с жизнью!

— Лардо мёртв? — уточнил я.

— Нет, его подлатали лекари. Получил второй шрам на рожу. Стал даже не такой мерзкий, — снова захохотал Ан.

— Значит, они взяли город вдвоём?.. — сделал логичный вывод я. — И сохранили зубы.

— Ничего бы они не взяли, если бы не мои старатели, которые не растерялись, и пришли им на помощь! — разозлился Ан.

— Замок всё ещё удерживают, — напомниля. — Может, сразу позовем Сперата и Лардо?.. Без них твоим старателям опять придётся сидеть тут год!

Дразнить Ана не следовало, но я получал от этого удовольствие. К тому же, хоть я и пытался дистанцироваться от происходящего, мой бэкграунд цивилизованного человека буквально требовал, чтобы я встал на сторону горожан. Умом-то я понимал, что в таких делах нет правых и виноватых, есть лишь степень глубины вины. А кто из сторон более жесток, ещё надо разобраться. Вполне возможно, что чентийцы, случись им захватить поселение инсубров, вырезали бы его подчистую. Однако эмоции побеждали голос разума. Мне было очень неприятно происходящее. И я отчаянно болел за людей. Седобородый в ответ на мои слова неожиданно рассмеялся. А вот Ан, наоборот, ожидаемо помрачнел.

— Я приказал найти тебя, потому что тут бегает твоя девка, и путается под ногами. Приструни её, — и он махнул рукой в знакомом жесте. Я сдержанно кивнул, обозначая поклон, и отправился за провожатым. Через минуту на мне уже повисла Гвена.

— Магник!.. Ты ранен⁈ Нет? А где Сперат?.. Живой?.. Хорошо, а то я за вас волновалась! — тут же затараторила она с девичьей непосредственностью. Впечатление немного портили мелкие брызги крови на её лице и одежде — как будто её кто-то из пульверизатора обработал — она была в мелкую-мелкую крапинку. И только её здоровенный шипастый меч был покрыт кровью почти целиком, и от него ощутимо смердело — опять кого-то располовинила в районе кишечника. Позади демоницы стояли Эфест с посохом, и угрюмым Кантамиром за спиной. Они сдержанно поклонились, только чуть глубже, чем я Ану минуту назад.

Гвена подпрыгнула от нетерпения, и взмахнула мечом.

— А можно, я в замке всех убью?

— Для этого его сначала надо взять, — обтекаемо ответил я, не найдя в себе силы на прямой запрет. Слишком уж у неё было восторженно-просящее выражение лица. Как у ребенка, который давно хотел котёнка, и увидел, что родители принесли что-то похожее в руках.

— С этим я могу помочь, — вмешался Эфест. И тут же добавил. — Если вы пожелаете.

Глава 3 Вовремя

Я стою прямо позади Ана, но он меня упорно не замечает. Вернее, замечает, но ему не до меня. Он командует штурмом замка, который застрял на пути у его армии, как кость в прямой кишке. Долгобороды просачиваются по сторонам, обходя это неожиданное препятствие. В общем, процесс идёт… Но им больно и трудно.

Этот наскоро организованный штурм рассчитан больше на внезапность. Пример с выходкой Сперата и Лардо подарил ложную надежду, что удачное стечение обстоятельств повторится. На крохотной площади перед замковыми воротами кипит бой. Долгобороды, укрываясь за штурмовыми щитами, пытаются разжечь у ворот костёр. Эти конструкции, наспех сделанные из мебели, досок и балок из разобранных домов, можно назвать щитами лишь условно. Больше похоже на баррикады. Арбалетные болты то и дело находят в них путь. По замыслу осаждающих, от разведённого костра должно загореться дерево замковых ворот, и их можно будет легко разрушить.

Это сомнительная идея — я бы на месте обороняющихся уже начал закладывать ворота изнутри камнями. Да и створки наверняка будут поливать водой, и быстро они не сгорят.

Пока «штурмовая группа» возится у ворот, в них стреляют из арбалетов, кидают сверху камни и поливают пока только оскорблениями. В угловой башне, похоже, сидит огневик. Сквозь узкую бойницу то и дело вырывается крохотная, созданная из огня птичка. Закладывая лихие виражи, этот снаряд врезается в импровизированную защиту долгобородов, явно не добавляя им веселья. Я терпеливо жду. Когда раненых среди штурмующих стало слишком много, бородачи отступили. Куча хвороста, тряпок и мусора, наваленная ими у ворот замка, начинает медленно разгораться. И тут в своде сверху открывается потайное окошко, закрытое до этого деревянной пробкой, выкрашенной под камень. Окошко размером с ладонь, видимо, задумано как бойница для стрелка или стихийника. Но сейчас из него льется струя воды, и успешно заливает с таким трудом разожжённый костер, уничтожая все усилия долгобородов.

Ещё несколько отвлекающих атак предприняты одновременно с разных сторон на другом уровне. Попытки перекинуть с крыш близлежащих домов наспех сколоченные мостки легко отбиты. С тяжёлыми потерями со стороны штурмующих — много раненых, несколько убитых.

— Думаю, там не меньше четырёх всадников, — тихо говорит мне седобородый. «Всадники» — это рыцари, обладающие магией. Так их почему-то принято называть у долгобородов. — И не меньше тридцати вооружённых мужчин. Они уже сделали вылазку через потайной ход… Им повезло.

— Удержите город, если не возьмете замок? — тихо спросил я.

Седобородый долго думал. А потом решительно сказал:

— Возьмём!

Тем временем приносят ещё какие-то новости. Гонец в изрубленных кожаных доспехах и ранен — рука на перевязи, шлема нет. Он принес явно неприятные новости.

Ан скрипит зубами и бьёт в стену кулаком. Я расцениваю это, как сигнал себе к действию, и начинаю:

— Я могу взять замок. Сейчас. Сходу. Дай мне две сотни…

— Иди в отхожую штольню, и нырни, — крайне недипломатично огрызается Ан. Я сдерживаюсь, пережидаю его всплеск негодования, и спокойно продолжаю:

— Но у меня будет условие.

Это уже другое дело. Ан быстро переключается на конструктивный диалог, и оборачивается ко мне, сощурив глаза. Раз я выдвигаю условия, значит, я уверен, что у меня есть шансы на успех. В конечном итоге, искусство управлять состоит в том, чтобы пообещать людям желаемое, и заставить их делать необходимое. Внезапно в забаррикадированное окно влетает огненная птичка. Пролетает между деревянным столом и стеной впритирку, чиркнув по камню. Всех осыпает веер искр, а потом она вспыхивает и гаснет на острие моего меча. Я среагировал раньше остальных. Произошедшее заставило Ана удивлённо расширить глаза. Да, я очень быстр. У него ещё не было возможности узнать это. Он тут же поудобнее перехватывает боевую лопату, и сверлит меня пытливым взглядом.

— Я не отдам тебе замок, — наконец, говорит он. — Ченти должен стать твердыней Инсубров. Весь!

Я киваю. Это понятно. Это их выход к торговым путям. А замок — логичное требование для таких, как я. Замки и земли — как колонны, на которых покоится могущество Великих Семей. Не глядя, вкладываю меч в ножны, и говорю:

— Даже если вы захватите город, вам ещё предстоит его удержать…

— Через полгода эта скала станет неприступной, как… Как любая твердыня Инсубров! — перебивает меня Ан. Он, конечно, прав. Наверняка бородачи усилят стены, перестроят сам город, накопают под ним тоннелей… Вот только, если бы их твердыни были так уж неприступны, это они жили бы на равнине, а не люди. Осада, долгая, нудная — вот рецепт против неприступных стен. Ан это знает, и я это знаю, все это знают. Но он должен был это сказать. Просто ещё одна обязанность лидера, это постоянно повторять ложь, и этим не дать задушить надежду на успех.

— Когда вернусь в Караэн, и займу место, принадлежащее мне по праву, я узаконю этот захват, — говорю я.

Ан машинально тянется рукой, чтобы погладить бороду, но толстая перчатка скользит по стальной чешуе, закрывающей ему грудь.

— И тогда посягательство на Инсубров, и на Ченти, который будет их по праву, станет посягательством и на Караэн, — добавляю я.

Ан, наконец, говорит:

— Зачем тебе это?

— Я задумал большие перемены, которые многим не понравятся. Мне потребуются те, на кого можно опереться, — говорю я многозначительно.

— Нет! — практически без раздумий отвечает Ан. — Вы, люди — лживы и двуличны. Ваши слова переменчивы, как ветер. Ваша подлость тем страшнее, что вы часто сами верите в свою ложь. Я могу пообещать тебе только одну битву. Когда ты, или твой род, будешь нуждаться в помощи, клан Инсубров придёт на помощь. Но лишь единожды. И больше между нам не будет никаких…

— Если ты не веришь людям, то сделаем иначе, — перебил я его. — Я дам трём сотням из твоего народа право голоса. Вы будете выбирать судей и городской совет Караэна. Отвергать и утверждать законы. Принимать и отказывать в решениях города. Я хочу дать такие права каждому, кто бился у канала.

Замолкаю. Я только что пообещал долгобороду то, от чего он отказался. Долгие политические дрязги, подлость и предательство длиною в поколения. И компромисс, гарантированно отличающийся от того результата, который бы хотелось его клану. Жаль, что он не знает красивых слов «демократия», «свобода слова», и прочих. Так было бы легче его обмануть.

— Ты говоришь о Серебряной Книге? — выдает он неожиданную осведомленность. — О ней многие говорят… Вся долина. Пока ты обещаешь только послабления в торговле и поборах. Хотя люди надеются, что это только начало. Видимо, их надежды оправданы.

Ан снова погладил броню прикрывающую бороду, и выжидающе посмотрел на меня, ожидая подтверждения. Я не стал его разочаровывать, хотя превращение списка граждан, пользующихся определёнными послаблениями, в парламент я планировал провернуть сильно позже. Иногда нужно просто седлать волну, если она несёт тебя в нужную сторону. Я уверенно киваю, и веско говорю:

— Да. Но я смогу осуществить это, только если проживу достаточно долго. Замок, Ченти, и три сотни голосов в Караэне.

Ан глянул в сторону своих советников. Они что-то быстро показывают ему жестами, не переставая с подозрением коситься на меня. Конечно, они согласятся. Я обещаю им больше, чем временный союз. Даже шанс на то, чтобы стать хоть в чём-то частью чего-то такого большого и богатого, как Караэн, заслуживает почти любого риска. Похоже, они уже думали об этом, потому что Ан выдает явно заготовленные условия:

— Пяти сотням. И мы будем охранять тебя, Золотой Змей, до тех пор, пока ты держишь обещание. И мы не станем делать это бесплатно. Тебе придётся платить… — Ан стрельнул глазами на седобородого. Тот что-то показал на пальцах. — Три сольдо старателю и пять сольдо воину. В месяц. И бочонок пива в неделю на одну бороду. Это правильная цена. А теперь исполняй обещанное. Дай мне этот замок.

— Сначала дай мне две сотни своих воинов, — я не сдержал улыбки, отвечая. Цена была выше, чем у обычных наёмников. Зато и перекупить долгобородов будет намного труднее. — Ты же не думал, что я буду брать замок один?

Это Ана расстроило.

— Возьми сотню Текка, — сказал он после недолгой беседы жестами с остальными. — Раз он так спелся с твоим Лардо, пусть и дальше играет с людьми. И тех, кто захочет присоединиться сам. Больше не дам.

С долгобородами трудно торговаться. Со мной тоже. Поэтому я и не стал — слишком велика вероятность, что мы не договоримся.

Вскоре я стоял в большой комнате на верхнем этаже одного из домов, почти примыкавших к замку. С его крыши до замковых стен было метра четыре, не больше. И пару метров вверх. Действительно, можно было бы попробовать перекинуть штурмовые мостки. Для этого надо выбраться на крышу, которая была двускатной и довольно крутой. Долгобороды, как я успел убедиться, довольно ловко лазают по крутым склонам. Вот только красная черепица, которая покрывала крышу, была настоящим минным полем — так и норовила предательски выскользнуть из-под неосторожной ноги, и сбросить наступившего вниз, на узкую улочку. Поэтому этот вариант я даже не рассматривал.

За моей спиной столпилась сотня Текка, оказавшегося тем самым рыжебородым с устрашающей киркой. Он начал ругаться и оскорблять меня с того момента, как появился.

— Если ты думаешь, что я поведу своих парней на крышу, то у тебя дерьмо вместо мозгов! — выступал он, потрясая своей киркой. — Сам можешь лезть, куда захочешь, но я пойду только тогда, когда увижу надёжный путь!.. А распоряжение Ана мне так же важно, как говно на подошве!.. Ты меня слышишь, Змей⁈

— Слышу, слышу, — отмахнулся я. Текк привёл с собой всего около шестидесяти бородачей. Как я и предполагал, понятие «сотня» тут весьма условно. Меня сейчас больше занимали мои колдуны—волшебники. Эфест и Катамир всё это время колдовали у стены, ближней к замку. Со стороны и не скажешь, что делом заняты — просто сидели, уставившись в кирпичную стену. Только я видел, как вокруг них мерцает и переливается цветное марево магических потоков. Вот так же они сидели, когда определяли магию в вещах Ректора Фро. Рядом с ними стояла Гвена со своим мечом, и не подпускала любопытных, чтобы они не отвлекали чародеев. Наконец, Эфест вскочил с неожиданной для человека его лет бодростью, и вскинул посох, направив его в стену.

— У вас мало времени! Вперёд, бегите внутрь, сколько успеете! — крикнул Кантамир. Голос у него оказался глубокий и повелительный. Бородачи мгновенно перестали «гомонить» — то есть размахивать руками. Вслух тут говорил, точнее, бурчал, только Текк. Видимо, он и в самом деле привык иметь дело с людьми. Остальные обходились жестами.

Внезапно стена в том месте, куда указывал Эфест, разверзлась, раскрывшись, как бутон. Часть кирпичей сверху обрушилась, но большинство остались висеть, каким-то образом скреплённые с остальными. В проём была отчётливо видна стена замка, сложенная из куда более крупных и тяжёлых блоков. В первые секунды ничего не происходило, но вот, наконец, стена пошла трещинами, и камни выпрыгнули из неё, вызывая обвал. Грохот, пыль, и когда она немного рассеялась, мы увидели пролом в замковой стене, соединённый с проёмом в стене нашего дома каменным мостом из кирпичей и камней вперемешку.

— Чего встали? Вперёд!!! — заорал Кантамир своим командным голосом.

Первой отреагировала Гвена. С восторженным визгом она влетела в замок, в два прыжка преодолев созданный магией мост.

Текк, наконец, заткнулся, и занялся делом. Вернее, он перестал ругаться на людском, полностью перейдя на подгорный, не переставая отдавать приказы. Это было видно по слаженности действий бородачей. После небольшого замешательства, наиболее одоспешенные из них гуськом рванули в замок вслед за Гвеной. Остальные начали крушить, как мне сначала показалось, всё вокруг. Но на самом деле они выламывали из стен деревянные балки и наскоро перекидывали их между замком и домом, расширяя мостик, и одновременно мастеря над ним навес из принесенных с собой штурмовых щитов. Так как защитники замка быстро сориентировались, и почти сразу сверху на мост полетели камни и арбалетные болты.

Текк размахивал руками энергично и выразительно, как дирижёр-матерщинник. И ещё в процессе успевал дёргать меня за пояс, удерживая на месте. Я ведь попытался рвануться вслед за Гвеной. Вот только за всей этой вознёй я опять забыл о шлеме. А у Текка с этим было строго — я видел в его сотне воинов почти без доспехов, в одной только кирасе из деревянных плашек, но обязательно все были в шлемах. У многих, кстати, тоже деревянных. Но тем не менее.

Я поднакопил маны и, дождавшись, когда Гвена отбежит подальше, сжал в кулаке камень из ада, и пропустил через окружающих свой «энергетик».

Прошло пара минут, и Эфест обессиленно опустил посох Фро. Часть камней осыпалась, но к тому времени между замком и домом уже был сносный абордажный мост. Ну как сносный… В другой ситуации я бы по нему не пошёл. Но сейчас ситуация была та самая, когда на технику безопасности можно и подзабить.

Ко всему, наш мост обстреливали. Но пока арбалетные болты никого не задели серьёзно, да и огненная птичка прилетела всего одна — видно, «огненный» рыцарь уже растратил силы. Она взорвалась новогодней петардой под ногами бегущих в пролом бородачей, и пламя охватило одну из толстых балок. Находившийся рядом бородач сорвал с пояса объёмистую флягу с пивом и, под аккомпанемент возмущенных воплей окружающих, вылил содержимое на огонь. Пиво долгобородов густое, как кисель и, как только что выяснилось, неплохо тушит пламя.

Текк сдал меня на руки угрюмому хмырю с боевой лопатой, который, не стесняясь, встал передо мной и упёрся ладонью мне в грудь. А сам сотник ринулся за своими бородачами.

Немного подумав, я решил не рваться в пролом. Немного беспокоился за Гвену, но не сильно. Подозреваю, что её бесстрашие имеет веские основания. К тому же, мой боевой кураж прошёл. Я так был доволен обещанием Ана о поддержке, что уже хотел поскорее набрать себе пару сотен бородатых телохранителей, и вернуться в Караэн. У меня там важные дела…

Штурм Ченти, хоть и начался с нелепой, неожиданной, и оттого ещё более удивительной, удачи для долгобородов, дался им нелегко. Замок засветло взять не удалось. Пользуясь тем, что большинство его защитников были на стенах, воины Текка быстро прорвались к воротам, которые оказались не заложены — и открыли их изнутри. Ожидавшие снаружи долгобороды ворвались внутрь, но многие из защитников успели отступить в центральный донжон, и засели там. Штурмующих это задержало до тех пор, пока не пробили в стене донжона дыру. Ворвавшись туда, преодолевая отчаянное сопротивление защитников, шагая по трупам, они зачистили башню снизу доверху, потеряв не менее двух десятков ранеными, и нескольких убитыми. Но это кончилось уже глубокой ночью.

В остальных частях города тоже то и дело вспыхивали кровопролитные схватки. Позже, размышляя об этом штурме, я пришёл к выводу — решительным преимуществом, склонившим чашу весов на сторону армии Ана, был двукратный перевес в численности. В штурме участвовало никак не меньше четырех сотен бородачей. В Ченти, по видимому, всего было не больше полутора тысяч человек, вместе с теми, кто бежал за стены с окрестных земель. Из них половина дети и подростки — тут много рожали. Из оставшихся, за вычетом женщин, стариков, больных и калек, только около двух сотен были мужчины, способные сражаться. Чентийцы показали себя опасными и неожиданно решительными бойцами, практически поголовно хорошо вооружёнными. Но их оказалось слишком мало.

Большая часть горожан смогла сбежать. Попросту убегали через незахваченные городские ворота, а то и спускаясь со стен на верёвках. Долгобороды не препятствовали этому — они пришли сюда за камнями, а не за кровью. Это вполне в духе этого народа. И эта их сдержанность мне понравилась.

В городке всё ещё шли бои, когда мы, измученные и усталые, вернулись обратно в лагерь, на ферму. Кантамир нёс на руках Эфеста, который так и норовил потерять сознание — слишком перенапрягся. Бледный Сперат вынужден был опираться на меня при ходьбе, ноги у него дрожали. У Гвены платье и блуза были исполосованы так, как будто из неё гирлянды пытались сделать. В прорезях были видны многочисленные раны — к счастью, бескровные. Похоже, они её не особо беспокоили. Демоница вообще была в полном восторге. Она тащила замотанного кровавыми тряпками Лардо одной рукой, а второй размахивала здоровенным кувшином вина, найденного в замковом подвале. Её зловещий меч был привязан к спине. А ещё Гвена орала песни из репертуара наёмников, и предлагала выпить всем встречным. А нас буквально заставляла, уверяя, что это лучшее вино из тех, что делают в Регенстве. Я попробовал — отдающая бочкой кислятина!.. Впрочем, портить настроение демонице не стал, и согласился с её оценкой. В веселье Гвену поддержал только Лардо. У него плохо гнулась одна нога, рука была сломана и привязана к телу, и на роже был виден только один глаз и ухо — всё остальное забинтовано. Правда, пасть ему не догадались забинтовать — и он то пытался подпевать Гвене, то орал что-то из горского репертуара, сбиваясь на рассказы о своих героических подвигах. К счастью, в такие моменты Гвена тут же начинала лить ему в рот вино. В общем, в лагерь мы добрались, когда уже стемнело — и в разной степени опьянения. Даже Кантамир. Лардо, не дойдя десятка шагов до дверей нашего пристанища, упал и уснул. Гвена этого, кажется, и не заметила. В лагере, помимо немногочисленных долгобородов, оставшихся охранять его, находилось уже много раненых. Все они вели себя, примерно, как мы, разве что не так орали.

Войдя на ферму, я почувствовал запах еды, и только в этот момент понял, как голоден. Не сговариваясь, мы все вместе ломанулись на кухню. Там, среди горшочков и аппетитных ароматов шустрила Эглантайн. Стоя к нам спиной, не отвлекаясь от стряпни, она радостно нас приветствовала:

— Ну, где вы так долго!.. Я вышла из комнаты, а никого нет!.. И нет, и нет… Скучно! Я вам еды наготовила! Садитесь за стол, кушать будем! Пока волшебники, как дураки, на барахло пялятся, я делом занята была! Я вам такого наворожила!.. У меня в комнате горшочек стоит с ведьминским туманом!.. Завтра с утра выльем — и можно будет хоть целую армию под стены города провести! И это я ещё без… — в этот момент она, наконец, обернулась, и увидела нас. Её глаза изумлённо расширились.

— А что с вами случилось⁈ — с ужасом спросила она.

— Дыа… М-мы эта… Сперат, как всегда, сглупил, — пьяно шевеля языком, доложила Гвена. — Мы пшли его спас…сать, и Чнени… Чнети… город взяли, вощщем. В осноном, я.

Глава 4 Топ-топ

Деревянные башмаки — признак бедности. Но не нищеты. Нищета босая, в обносках и голодная. Бедность, почти всегда — аккуратная. Чистенькая. Опрятная. Пусть одежды только один комплект — зато он должен быть чист и аккуратен. Не хватает купить мясо к ужину — но зато брюква, пресное тесто и толчёнка в доме есть, чтобы ела семья три раза в день. Нет денег чтобы заказать обувь из дорогой кожи — можно заменить её деревянной. Зато не босой.

Бедность всегда призираема, за то что тянется к богатству и подражает ему. Как будто пытается прикинуться им. На самом деле бедность это просто чуть менее голодная и куда более опрятная нищета. Границы между ними размыты. Экономить не еде пару месяцев и купить новую рубаху — точно бедность. Походить неделю голодным, пока не подвернется работенка получше — все еще бедность. А если очень хочется кушать, и денег нет на еду совсем, а о остальном и не думаешь — вроде как уже нищета.

Выходит, покупать одежду, экономя на еде — бедность, а вот продать одежду, чтобы купить еду — уже нищета.

Богатые никогда не замечают этой грани, она кажется им не существенной. Почти незаметной. Но для тех, кто живет по обе её стороны она проходит через жизнь страшным черным разломом, через который нет мостов. Оказаться на стороне нищеты — означает приговор. Даже если весь мир вокруг рухнет, уже ничего не изменится — впадая в нищету, ты пропадаешь навсегда. Оттуда очень трудно, практически невозможно выбраться. Ты оказываешься в месте, где время ограничено сегодняшним днем и сытный ужин — предел мечтаний. Больше нет ничего, только выживание с неизбежным плохим финалом. А зачем тебе мир, если в нем нет тебя?

Простой вопрос, ответ на который очевиден. Я сидел на Коровиэле и смотрел на Караэн с небольшого холма. Отсюда казалось, что весь Караэн пылал. Даже вторжение войск Гонората не выглядело настолько плохо.

— Затем смутьяны разожгли в людях гнев и толпа пошла к зданию городского совета. Были посланы гонцы к Военным Воротам, но наемники отказались входить в город. Поскольку, напомнили они, это запрещено городским законом. Тогда Городской Совет выпустил указ отменяющий постановление, но к тому времени улицы уже были заполнены топ-топами. Подмастерья, рабочие с мельниц и красильщики, разнорабочие — бросались на своих мастеров и управляющих с кулаками. Стража бежала в башни на стенах, бросив даже здание Городского Совета. Заметив это, толпа ворвалась туда, поймала некоторых из Городского Совета или тех, кого приняла за таковых и постаралась снять кожу с них. Ввиду неумения, несколько человек попросту скончались от истечения крови а…

Я тяжело вздохнул. Гонец, зачитывающий мне это письмо, сам был в простой рубахе и деревянных башмаках. Он рисковал жизнью, чтобы вырваться из города и встретить меня на подходе. Мероприятие требующее смелости и быстрого ума. Вот только сейчас он зачитывал со свитка послание которое принес. От Вокулы. Мой педантичный казначей имел бездну талантов, однако в критических ситуациях скоростью мысли похвастаться не мог. Мне не нужен подробный разбор произошедшего. Мне нужна была оперативная обстановка.

— Что в Караэне творится сейчас? — перебил я гонца. — В эту минуту. Кто контролирует город?

Гонец лихорадочно завертел свиток, стремясь развернуть его до конца. Я остановил его взмахом руки:

— Расскажи своими словами!

Парнишка замялся. С подозрением оглядел мою свиту. Ну да, не внушающая никакого доверия компания. Эглантайн приобрела привычку проверять остроту своих хищных зубок, вот и сейчас в задумчивости приоткрыла пасточку и трогала кончиком языка внушительный набор клычков. Гвена деловито заплетала свои белые волосы в косу и в нетерпении скалилась на Караэн, предвкушая резню. У моего коня опирался на свою здоровенную кирку Текк в своей сплошной бармице. Он был не самой колоритным среди пяти таких же безликих и полностью упакованных в кольчуги инсубрскими командирами сотен, которых выделил мне Ан. Картину дополняли Лардо, с новым, куда более большим и уродливым шрамом. И Марцил, чья рожа и без шрамов обещала встреченному в тихом месте обывателю пару дней нервной дрожи.

Горцы прислали его с двумя сотнями всякого сброда, который пришлось еще и кормить. И договором на трех разноразмерных кусках кожи. Договор, исписанный разными почерками и пестрящий помарками и зачеркнутыми словами, несмотря на внешний вид был составлен очень неплохо. Горцы потребовали от меня пять тысяч золотых в год. За это они обещали дружбу и, что куда весомее, преданность — то есть не присоединение к моим врагам. Однако, если я пожелаю набрать среди них людей в армию, мне предписывалось платить по два с половиной сольдо каждому «охочему до того человеку» и пять сольдо «людям знающим и известным промеж остальных», что бы это не значило. Ответа я пока не послал. Предполагал внести некоторые правки, предварительно посовещавшись с Вокулой, и послать их вместе с первым взносом в пять тысяч золотых. Жадность плохой советчик в любом деле. Уж тем более, в торговле.

И вот я пребываю в Карэн во главе полутысячи относительно преданных, но хорошо проверенных головорезов. А тут бунт. Не вовремя.

— Сейчас беднота грабит окрестности. Наемники берут штурмом усадьбы, насилуют, убивают. Гильдия ткачей держит свои городки с мастерскими, так же как гильдия оружейников и и пивоваров. Внутри они удерживают весь Старый город, а гильдия бурлаков порт.

— А что аристократические роды? — возмутился густым басом Сперат.

— Как обычно, разбежались, — без всякого уважения фыркнул гонец. — Ну, некоторых поймали. Хотя, конечно, народу они положили немало, но мы их… — Глянул на меня и спохватился. — Смутьяны их схватили и убили. Вот тока, сами себя они убили в два раза больше. Особенно отличилась сеньора Роза. Она смогла привлечь на свою сторону роту конных наемников и сейчас сводит старые счеты. Должны ей оказались половина города, в новом городе пылает половина усадеб.

— Поместье Итвис? — уточнил я.

— Пока стоит нетронутое. Смутьяны возлагают большие надежды на вас. Они даже повязывают белые и красные ленты вокруг предплечья, чтобы отличать своих.

— Надежды на что? — удивился я.

— Как на что? — еще сильнее удивился гонец. — На справедливость!

— С чего начался бунт? — спросил я. С удивлением поняв, что «бунт» я произнес на отвинском диалекте. В морском городе было такое понятие, как убийство старого и назначение нового капитана на корабле. Иногда, не только капитана. Слова «бунт» как в русском, тут не было. Я поправился. — Смута. С чего началась смута?

Гонец кивнул, быстро перебрал в руках пергамент, ища нужные строчку. И зачитал:

— Дьев, что пользовался большим уважением промеж простого люда и семей благородных, но не богатых, обвинил Собрание Великих Семей в подлости и удалился. В тот же день Городской Совет назначил нового судью из своих рядов, некоего Натара из Ченти, подозреваемого в разбойничестве…

— Своими словами, — перебил я его.

— Ну, так и было, — помявшись, ответил гонец. — Сначала Дьева не приняли. Так и нет в Собрании главы, все грызлись за место… Потом судья этот, из Ченти… В общем, «толстые» начали обратно отнимать земли, что по вашему велению Вокула раздавал. И вообще несправедливо людей судили. А дня три назад, прямо перед Панилиями, Городской Совет взял, да и издал указ о налогах на соль и дрова. Втрое увеличили! — последнюю фразу гонец, не сдержавшись, произнес с возмущением.

— Тут то и началось, — кивнул я. Сначала кто-то бросил гнилой персик в паланкин одного из Городского Совета. Виновного поймали и выпороли на месте. Это сделало жителей города только злее. В тот же день перевернули купеческую телегу и разграбили, ночью подожгли дом одного из городского совета. Все это Вокула нудно перечислял в письме. Началось с мелочей, и за три дня превратилось вот в это. Да, это не бунт. Люди жаждут справедливости, но они толком не знают, как её получить. Просто чувствуют, что дальше так жить нельзя. Побуянят несколько дней, может даже недель, и все вернется к тому, как было. Я был неправ, я вернулся очень вовремя.

— Сперат, у тебя ведь остался баннер с моего копья? — спросил я. Дождавшись утвердительного кивка, я велел оруженосцу. — Достань и нацепи его куда-нибудь, чтобы видно было.

И добавил угрюмым бородачам и напряженным горцам.

— Мы вступаем в город. Грабить нельзя, иначе нас порвут.

— Если так, то зачем же нам туда лезть, — зазвенел кольчугой Текк. — Тебе надо, Змей, ты и иди.

— Если меня убьют, виноват будешь ты, — повернулся я к нему. — Убьют меня, то через время, когда все успокоятся, обязательно найдется тот, кто решит отбить у вас Ченти.

— Зубы обломает, — вскинулся Текк.

— Один. Другой. Третий. Воевать будете поколениями. Пока либо вы не оставите Ченти, либо вы, инсубры, не кончитесь. А грабить нельзя, потому что это вам союз с Караэном нужен.

Я говорил это уже не в первый раз. При каждом удобном случае проговаривал. И бородачам и горцам. Не уверен, что они понимали.

— Можно просто не пустить его в город, — высказался Лардо. — Нечего ему там…

Его светлая идея явно пришлась по душе бородачам. К счастью для меня, развить свою мысль он не успел — из ворот Караэна высыпала толпа. Человек сорок — сравнительно с той, что меня за спиной, не большая. Однако люди двигались уверенно в мою сторону. Бородачи и горцы занервничали — очень уж было похоже на атаку. Хоть и безумную. К тому же, толпа была вооружена. Кто-то с характерными караэнскими мечами и маленькими кулачными щитами, но у большинства окованные железом длинные дубины. Я присмотрелся получше и разглядел таки несколько, столь ожидаемых мной, вил. Но вилы были деревянные, трехзубые. Сплошное разочарование. И ни одного факела. Не толпа разгневанных горожан а сплошной слом стереотипов.

Горцы за моей спиной невзначай распределились по гребню холма и взвесили в руках свои дротики. Долгобороды наоборот сплотились, образовав несколько плотных кучек. Словно почувствовав, что их бег заставляет нервничать мое сопровождение, горожане замедлили шаг. Вперед вышла небольшая группка, человек в пять. Один из них нес самое настоящее кавалерийское копье-ленс — и даже отсюда мне было видно, как ему тяжело таскать это бревнышко. Но он потел, пыхтел и перся. Остальные были пестрой компанией, но их объединяло одно — признаки работяг. Один в разноцветном фартуке красильщика, другой в толстой шерстяной куртке с кожаными рукавами, какие носят плотники.

— Гвена, Сперат, за мной. Остальные стойте здесь, — скомандовал я и двинул Коровиэля навстречу горожанам. Примеченная мной группа тоже двинулась вперед. Мы сошлись ближе к толпе горожан, которая постоянно пополнялась за счет ручейка людей, выходящих из города и присоединяющихся к первым.

— Кто вы такой? — дерзко и одновременно испуганно вопросил меня человек с кожаными нарукавниками. В руках он сжимал посаженный на древко плотницкий тесак. Такая штука, которой тут обтачивали балки, вместо рубанка. Выглядело внушительно.

— Магн Итвис, — проявил сдержанность и представился я. — Почему вы перегородили мне путь домой?

— Магн? Это… — растерялся задавший вопрос. Неожиданно из толпы раздались крики:

— Это Золотой Змей! Я угощал его пивом!

Сначала поднялся страшный галдеж. Как будто в стаю чаек петарду кинули. Люди кинулись ко мне. Коривиэль нервно шарахнулся, но никто не позволил себе излишнего панибратства.

— Магн Итвис, Золотой Змей Караэна! — заорал мужик с копьем. — Мы, народ Караэна, провозглашаем вас народным капитаном! Покарайте наших врагов!

И он упал на одно колено. Спустя несколько секунд остальные последовали горожане последовали его примеру.

Примерно через час я ехал по улицам Караэна окруженный ликующей толпой. Рядом Сперат гордо нес флаг моих цветов на кавалерийском копье. Я махал рукой и прятал растерянность за улыбкой. Вернуться в Караэн я не то, чтобы не рассчитывал, а даже и не мечтал. Все складывалось как нельзя лучше. Теперь главное — не потерять ритм и оседлать волну. А то я сам себе не прощу.

* * *

— Вы удивительно много успели для человека, который отрицает свою причастность к происходившему в городе, — сказал мне Вокула через две недели.

— Я подозреваю, что это похвала, — ответил я своему казначею. Это была утренняя аудиенция, помимо казначей вокруг меня собрался близкий круг тех, кому я мог доверять. Помимо Гвены, Эглантайн и Сперата, в него вошли Эфест, Леон и Вокула. — Или то, что наиболее близко к ней, учитывая твой знаменитый характер, сеньор Вокула.

Сидящие за столом сдержанно улыбнулись.

Эфест был нами допрошен с пристрастием за время наших совместных путешествий, но все же в ближний круг он попал как ценный советник по магии и… Новый Ректор Университета. Не могу сказать, что выдвинув его кандидатуру, я нашел полное понимание у лекторов. Пришлось демонстративно окружить Университет разъяренной толпой горожан, усиленной свирепыми горцами и решительными долгобородами. Это были весомые аргументы. Однако, не меньше половины работы сделал сам Эфест. Он смог найти подход к сумасшедшим психам, посулив каждому что-то свое. И, к моему удивлению, очень быстро стал в Университете человеком уважаемым.

Утренняя планерка проходила в неформальной обстановке. В моей любимой почти японской беседке. За едой. Я совмещал приятное с полезным, экономя время. Остальные могли присоединиться, но пока еще далеко все решались.

Своей фразой Вокула подвел итог моей политической перестройке. Я сформировал нечто, что могло быть названо парламентом. От каждой сотни, записанной в Серебряной книге, был выбран один представитель в Нижнюю палату. Таких набралось тридцать шесть. От каждых десяти, записанных в Золотую Книгу, тоже по одному. Этих набралось больше сорока. Разумеется, аристократы в принципе не могли бы сидеть в одном помещении с простыми людьми — дело бы неизбежно кончилось конфликтами. Поэтому я отделил первых от вторых, сформировав Серебряное и Золотое Собрания. Вокуле пришлось попотеть, составляя свод правил для моего парламента. Не став изобретать велосипед, большую часть обязанностей и прав я оставил за Серебряными. Как нижняя палата парламента в моем мире. Они могли создавать законы, вносить в них правки, формировать комиссии по отдельно взятым делам и назначать ответственных. Золотые могли только принимать или не принимать готовые решения. С последним было плохо — слишком запуганные недавними кровавыми событиями, аристократы не хотели ссориться с топ-топами снова.

Я, пользуясь нежданно свалившейся на меня властью, громко и ярко отменил половину налогов, тихонько поставил судьёй Дйева, скорее за его популярность в народе, а не за соответствие должности. Сам я с этим, явно любопытным человеком, пока так и не встретился. Но главное, совсем не заметно, пользуясь первыми неделями вседозволенности вписал в законы Караэна положения о Братствах. И немного подправил указы о Храмах. Гвена немедленно стала главой Братства Менестрелей. В отличии от Королевства на западе, где умение петь входило в рыцарские добродетели, в Регентстве ходить по дорогам с лютней в руках считалось лишь чуть менее позорным вариантом попрошайничества. Однако, пьяницы и болтуны Гвены, которых она навербовала еще до моего отъезда, таинственным образом оказались если не во главе топ-топов, то очень близко к их верхушке, и уж точно, одними из самых заметных. Я посчитал что Гвена подает надежды, но ей не хватает организации. И решил что если её сеть осведомителей легализовать хотя бы частично, это пойдет на пользу делу.

Однако самым моим важным достижением была поддержка единственных организованных и мощных центров силы. Которые так явно проявились во время смуты, особенно на фоне жалкой аморфности городской стражи и раздробленности аристократических родов. Я смог договориться с гильдиями. Это было просто. Я пообещал им что не стану претендовать на единовластное правление, и за это они были готовы сделать для меня все, что я попрошу. Учитывая, что короноваться в отдельно взятом Караэне планов у меня и не было, я с легкостью дал такое обещание.

Вокула всегда начинал нашу планерку нудной сводкой о политической и экономической ситуации в городе. Сегодняшняя была лучше, чем обычно — если не считать продолжающихся беспорядков за городом, все вернулось в свою колею. Помогло то, что после местного праздника, Панилия, начиналась уборка урожая. Большая часть людей стало не до того. С теми же, кто вошел во вкус и пытался продолжить жить разбоем, потихоньку справлялись очухавшиеся аристократы и ополчение. После него слово взял Эфест.

— Я закончил изучение подземной тюрьмы под Университетом, — без предисловий начал он. — В ней вот уже более ста лет содержится могущественный вампир, бывший некогда высокопоставленным Таэнским жрецом…

— Вампир в Имперском Культе? — недоверчиво переспросил Сперат.

— Да. Видимо, недобиток с Великого Очищения. Это когда Регенство очистилось от вампирской скверны… — немедленно включил лектора Эфест.

— Детали пока не нужны. Зачем он там? И можно ли от него избавиться? — перебил я старого волшебника.

— Полагаю, Ректор Фро получил от него большую часть своих знаний касательно некромантии. Убить это чудовище можно. Пока мы с лекторами работаем над деталями… — ответил Эфест.

— Вы рассказали о нем остальным колдунам? — возмутился за меня Сперат.

— Молодой рыцарь, запомните мои слова, — вздохнул Эфест. — Ничто так не объединяет, как общая цель.

— Общий враг, — поправил его Вокула.

— В данном случае, это одно и то же, — в практической дипломатичности Эфест не уступал моему казначею. А скорее, превосходил его. — Подобное чудовище должно быть уничтожено. Это очевидно любому разумному человеку…

Чудовище… Я на секунду отключился от разговора. И бросил взгляд на небо, тут же опустив глаза. Почти испуганно. Существование магии подразумевает и существование чудовищ. Причем таких чудовищ, перед которыми та жалкая дрянь, от которой я отломал себе кусок для кинжала, просто меркнет. Так же как законы физики позволяют существовать таким вещам как газовые гиганты, звезды в тысячи раз большие, чем Солнце, или черные дыры. Что же может быть в местной бесконечной вселенной позволить себе существовать за счет магии? Стеснительный Пожиратель, скорее всего, сам просто песчинка перед тем, что таится в бесконечной пустоте… Я вздрогнул и поежился. Иногда эти мысли преследовали меня по ночам. В моем мире люди иногда чувствуют себя песчинками, когда осознают масштабы вселенной. А теперь добавьте к этому подтвержденный экспериментально факт, что некоторые из объектов во вселенной хотят тебя сожрать?

— Сеньор Магн? — голос Леона вернул меня к разговору.

— Повтори, Леон, — отозвался я.

— Вчера ночью к нам прибыл гонец. С просьбой приготовить место для размещения как минимум полусотни палаток и корма для двух сотен лошадей, — и, предвосхищая вопрос от вскинувшегося Вокулы, мой начальник охраны пояснил. — Этот отряд двигается с запада. Они из Королевства Фрей. У гонца было письмо, которое он настаивал передать лично вам в руки. Пришлось дать слово, что я сделаю это за него.

— Его это удовлетворило? — изумился Вокула. Леон холодно кивнул. Вокула почти презрительно заключил. — Гонец точно из Королевства.

— Что в письме? — спросил я.

— Я попросил писаря переписать, — Леон протянул мне листок. Как начальник охраны, особенно после истории с пивом и виноградом, он следил чтобы я не брал в руки всякую гадость. Не в смысле с земли не подбирал, а чтобы не касался ничего, что могло быть преднамеренно отравлено.

— Какому писарю? — тут же оживилась Гвена. Теперь, если кто-то узнает то, что было в письме, бедолага писарь первый на подозрении.

Пока они обменивались предположениями и мнениями, я несколько раз прочитал письмо. Сначала бегло задержавшись на имени. Потом ещё раз имя. И только с третьего раза я вспомнил, кому это имя принадлежит. Письмо было написано очень скупо, просто сообщение о том, кто едет. И в то же время, оно содержало пароль и отзыв.

«Мой милый друг, я устала ждать от вас вестей. И теперь я сама мчусь к вам на своей любимой Варнаваре! Это моя кобыла. Надеюсь, скоро познакомить её с вашим Коривиэлем».

И затейливая в оригинале, и очень корявая теперь подпись, в которой с трудом читается «Адель, графиня Адвес». Писарь старался как мог, бедняга.

Бросив письмо на стол, я обвел взглядом присутствующих, невольно задерживая его на Эле и Гвене. И сказал:

— Сеньоры, ко мне едет моя невеста.

Глава 5 Тут так не принято

Проблема с армиями в том, что они много жрут. Деньги, время, нервы, людей. Но в этом конкретном мире — основная проблема в еде. Идиотская тут логистика. Так и не сподобились местные озадачиться самобеглыми повозками. Я их понимаю — не имея представления о том, что может сотворить с миром банальный самоход на каком нить зомбячьем ходу, местные магоинженеры двигаются в сторону понятнуюи простую. Призвать неведомую всепожирающую хтонь, например.

В результате по местным дорогам плетутся пешеходы и запряженные быками телеги и повозки. Лошадки это дорого, поэтому значимую часть груза они не возят. Сколько можно перевезти в телеге, сколоченной деревянными гвоздями и соплями местного умельца? По моим оценкам, килограмм триста. Особенные тягловые волы и массивные купеческие телеги с высокими бортами может и до тонны передвигают, но их тоже, не так чтобы много.

Представим сотню мужиков, которые жрут, играют в кости и дерутся. Иногда, даже с теми с кем надо. Добавим к ним лошадок. Учтем, что если эти гады налакаются воды из ближайшей речки, то помрут от поноса не добежав до драки. Значит, надо озадачится еще и поставкой питья с бактерицидными добавками. Пива или вина. Хотя бы уксуса, чтобы воду разбавлять — кипятить тут особо не в чем. И выходит, что только на сотню всадников нам потребуется в день телег пять съестных припасов. Или десять, если телеги такие себе — никакой же унификации. Десять телег займут дорогу на полчаса, и разгрузить их тоже нужно время.

Дядя Рой рассказал Магну некоторые хитрости — гусей, коз и овец на съедение войску лучше гнать своим ходом и разделывать на месте. Если нужно срочно перебросить груз с места на место, на не очень далекое расстояние, лучше сделать это на людях, а не на телегах. Опытным путем проверено — толпа людей эффективнее кучи телег. И так далее.

Но все эти ухищрения тоже работают до определенного момента. Не удивительно, что города в средневековье дорастали примерно до пяти тысяч населения и останавливались в росте. Естественная граница, очерченная логистикой. Конечно, были исключения подтверждающие правила — Париж, Лондон, Антверпен. В моем случае Караэн. Как правило это из-за того, что такие города расположены на крупной водной магистрали. На корабль влазит куда больше, а тащить тонн десять груза, могут десять бурлаков. Удобно.

К тому же, когда города разрастались до таких размеров, они уже не были тесными человейниками прячущимися за стенами. В Караэне плотно застроен был только Старый Город. Поместья в Новом Городом имели при себе участки, как минимум, соток десять. Огороды, скотные дворы — в общем, горожане отчасти обеспечивали себя едой на месте. Да и за стенами начиналась почти сплошная застройка в стиле дачного кооператива.

С армией и её неустроенным бытом все сложнее. Неудивительно, что даже в таком образце технологичности и изобретательности, как Римская Империя, легион был ограничен 5–6 тысячами человек. В месте постоянной дислокации. Видимо, при отлаженных и регулярных поставках через четверо ворот компактного лагеря, больше людей просто никак не прокормить. Но до римлян мне было еще далеко. Очень скоро стало ясно, что около пятиста человек рядом с Караэном, из которых человек двести всадники — абсолютный максимум военной силы в одном месте, который потянет местная дорожная сеть и средства доставки.

Мне пришлось распихать своих горцев и бородачей Ана по частям вокруг Караэна численностью примерно в пятьдесят человек. Получилось даже неплохо, что-то вроде гарнизонов. На воротах, в спорных поместьях, а сотня Текка осела в здании Ратуши, где теперь заседал мой зародыш парламента.

Как я и предполагал, люди активно включились в политические игры. По старой памяти это все еще кончалось поножовщиной — одного из Серебряных зарезали на второй день после избрания. Город ответил на это волнениями, которые, впрочем, удалось быстро подавить. Гвена, даже без моего вмешательства, с помощью Эглантайн, за несколько часов распутала это убийство. За ним стоял один из бывших членов городского совета. Вернее, не совсем он, а его приближенные. Хотели сделать приятно уважаемому человеку. Он ничего не знал и вообще был против — но эти нюансы он уже будет объяснять остальным серебряным. По старой традиции его потаскали в железной клетке по улицам и, не вынимая из клетки, засунули в подвал ратуши.

Толпа разграбила несколько его домов и кучу складов и амбаров. Золотые, кстати, против моего ожидания, очень активно вовлеклись в политический процесс. Именно на этапе штурма попавшей под «санкции» собственности. Видимо, сказывалась привычка. А вот ходить в ратушу и заседания заседать, аристократы пока брезговали. Почему, пригрозив ножом обитателям, обнести склад или дом — благородно, а обсудить дела города — удел быдла, я не вполне понимал. Магн, впрочем, чувствовал сходное отвращение к подобным посиделкам за пергаментам, поэтому оставалось надеяться, что со временем аристократы распробуют и втянутся.

К тому же, Вокула утверждал, что аристократы Караэна ближе по духу к ремесленникам — с той лишь разницей, что основное ремесло у них война. С этим я был не вполне согласен — все же многие рода не столько воевали, сколько владели магией и землями. Моя семья тому наглядный пример.

Зато теперь горожанам было чем заняться. На улицах бурно обсуждались законы и выступали серебряные, отстаивая свои нововведения. А я тихонько сконструировал печатный пресс. Примитивный. За пару часов на нем можно было отпечатать около сотни листочков размером с тетрадный. Текста туда влезало немного, потому как набирался он из крупных деревянных букв. К тому же, тут еще не было печатного алфавита, а письменный был сложный — буквы могли меняться в зависимости от положения в слове, вдобавок писцы имели острую страсть к украшательству заглавных букв всякими завитушками. К счастью, в Древней Империи, от которой и произошел местный алфавит, был вариант для надписей на монументах. Проще, четче, лаконичней. Почти сплошняком прямые линии. Так что я взял его за образец и максимально упростил местное письмо. Но набирать деревянные дощечки-матрицы текста было все еще трудно — писцы Вокулы, набранные вместо наборщиков, отчаянно лажали. И делали все долго. Пару абзацев могли набирать часами.

Пока, при всем желании, я не мог выпускать свою «газету» чаще, чем раз в пару-тройку дней. Впрочем, это было детали — главная проблема была в бумаге. Тут её делать умели, но использовали чаще как материал для хранения особо ценных товаров и для черновиков в делопроизводстве. Любой важный документ и, тем более, книга, писалась на пергаменте — выделанной коже. Пока я скупил все запасы бумаги в Караэне, и тем вышел из положения, но следовало подумать о своем бумажном производстве.

Мой малый штаб это моё начинание явно не поддерживал. Хорошо, хоть не саботировали. Особенно против был Вокула — он прямо сказал, что у него есть дела поважнее. И в самом деле, первые выпуски получились очень невзрачные и малоинформативные. На десяти строчках были собраны последние новости, начиная с того, что я ел на ужин, до того, сколько человек во время обсуждения прав пользования портовыми причалами погибли со стороны гильдии ткачей и сколько со стороны бурлаков. И актуальные цены на соль. Я велел продавать эти листочки на рынках и ярмарках по полмедной монеты, ченти — что едва окупало чернила. Первый выпуск раскупали медленно. Второй быстрее. Третий раскупили едва только его вынесли за ворота поместья Итвис. А потом прибежал Вокула и заявил, что надо немедленно поднимать цену — потому что теперь «ченти», как стали называть мою газету, перепродают чуть ли не за треть сольдо. Ченти — самая мелкая из монет в обороте. Столько брали за проход по дороге с человека горожане того разбойничьего городка, который помогли взять Сперат и Лардо. Поэтому его так и назвали. Меньше цену просто нельзя было назначить. Если, конечно, брать в деньгах.

— Спокойно, — ответил я. — Теперь надо не поднимать цену, а увеличивать тираж. И придумать название.

Параллельно всему этому я готовился встречать Адель из Адвеса. К счастью, уже подготовленное поле, после свадьбы моей сестры, осталось. Даже трибуны на дрова почти не растащили. Оставалось немного обновить, и место под палаточный лагерь с основными сооружениями уже есть. Поэтому, в принципе, к приему дорогих гостей я был готов. Проблема была в том, что я понятия не имел, что делать с невестой. Жениться на ней было правильным и выгодным. С точки зрения Магна Итвис. Но нарушало мои личные планы на фривольную жизнь в особняке с толпой девок.

Кроме того, я затеял перестройку поместья дяди Эмилия. Заодно вводя в обиход такое понятие как чертежи. До этого тут обходились макетами весьма приближенной детализации.

А главное я, наконец-то, обзавелся удобной одеждой. Мне остро не хватало умения выразить словами или рисунками опыт человечества в этой жизненно важной отрасли, поэтому я не могу сказать, что получилось идеально. Однако некоторую мешковатость из-за попытки не экономить на ткани, и легкую аляповатость моего почти изысканного длиннополого пиджака и нечеловечески широких брюк, нивелировал талант портного и наличие в них карманов. Покрой удобной походной куртки и штанов оказался задачей еще более сложной…

В общем, дел у меня было по горло. Поэтому, когда выяснилось, что моя невеста со своей свитой застряли в одном дневном пешем переходе от города, я не обратил на это внимание. Может, решила отдохнуть и прихорошиться. После того, как дорогие гости из Королевства оставались на месте три дня, я начал нервничать. Но у меня было чем заняться, и я не стал ничего предпринимать. А потом мне, наконец, решились донести, что в Серебряную палату уже давно ломятся жалобщики.

Рыцари из Королевства не привыкли платить крестьянам за еду. Они брали что хотели, легко и без стеснения реализуя свой военный потенциал в экономический. Оказалось разорено несколько десятков мелких и пара крупных хозяйств. Было и несколько убитых среди жителей долины. Пока, только среди слишком наглых слуг или простых крестьян-арендаторов. К счастью, с последним было не так страшно — жизнь обычного работяги ценилась не так высоко. А вот возмещение вытоптанных полей и всякого прочего имущества уважаемых людей, на которых работали эти работяги — могло оказаться накладным. Не столько в деньгах, сколько в репутационном смысле.

Я пришел в Золотую Палату, искренне извинился перед шестью случайно оказавшимися там стариканами, которые, похоже, просто нашли местечко где можно выпить. И отправился решать проблему.

Так я лично убедился, что аристократы пока не распробовали инструмент власти, который я им вручил, и редко посещали Золотую палату. Но это было не важно — главное, что о моих искренних извинениях, напишут в «Ченти». И о них узнает весь город. А чем бы не закончилась моя поездка, я сам решу, что о ней напишут в Ченти.

Да, мои средневековые друзья, первое что я с вами сделаю, это промою мозги. Простите, просто у нас в мире так принято. Я же соблюдаю ваши традиции? Ну вот, и вы с моими познакомитесь.

До стоянки моей дорогой Адель по прямой было километров пятнадцать. Я мог разглядеть её лагерь со стен. Но это расстояние удваивалось из-за неудобно расположенных мостов через каналы и извивающуюся как змея, дорогу, которой приходилось огибать поля и стены укрепленных поместий. На лошади я доберусь туда часа за три, если не сильно торопиться. И тут вставала другая проблема — кроме Сперата и девчонок, в седле сносно держался, внезапно, только древний как мир Эфест. Вообще, я начинаю подозревать, что он привирает про свой возраст. Надо его невзначай как-то проверить — может на нем просто иллюзия старика. Леон за все время моего отсутствия так и не улучшил навыки в верховой езде, о Вокуле и говорить не приходится. Он, похоже, ни разу в жизни не садился на коня.

Девушек я, по понятным причинам, с собой брать не стал. А одного Сперата для представительной свиты мне показалось мало. Пришлось обратиться к аристократам. И, конечно, к Фредерику с его парнями. Моя свита быстро разрослась до нескольких сотен — помимо приглашенных, в неё влились десятки окрестных владетелей, городских богачей умеющих ездить вехом и просто какой-то подозрительный сброд. Все это сборище было крайне плохо вооружено, и не внушало никакой надежды, что оно сумеет меня защитить. К счастью, Фредерик не сидел без дела, а выполнял наши договоренности — он привел шестьдесят всадников, из которых двадцать были хорошо одоспешенными рыцарями, остальные чуть хуже одоспешенными оруженосцами или боевыми слугами. Это была моя страховка, на случай если что-то пойдет не так.

Несмотря на то, что выехал я из Караэна злой как комнатная собачка, за время пути меня отпустило. Молчаливый Фредерик, Нычка и Гриф сильно добавили себе лоска. Они еще не успели облачиться в одежду, на которую я запустил моду, поэтому щеголяли в поддоспешниках на аристократический манер. Это выглядело, как если бы безумный, но очень дорогой модельер сделал фуфайку из бархата, украсил её сложной вышивкой, сделал приталеной, и добавил подушечки на плечи. Стоила эта одежда как годовой доход не последнего подмастерья. И была, при этом, абсолютно практична, ничем не уступая обычному поддоспешнику. А грела как фуфайка. Впрочем, они не постеснялись и кольчугу надеть. Я же расстегнул выточенные из кости верхние пуговицы на рубахе, распахнул свой сюртуко-пиджак и наслаждался прохладой.

К Караэну подступала осень. Пора сбора урожая. Зимой тут шли холодные дожди. Снег случался редко, и лежал не более нескольких дней в году. Поэтому впереди у фермеров еще несколько месяцев, за которые они успеют собрать второй урожай брюквы, моркови и чего-то там еще. Но пшеница вызревать второй раз, даже в этом благодатном краю, не успевала. Очень не вовремя для крестьян, если в такое время вокруг бегают всякие благородные рыцари и работать мешают. Тем более, если они топчут посевы. И совсем плохо, если требуют зерно для боевых коней. Боевые кони скотина привередливая, на соломе не живут.

Мой план был прост — вежливо поторопить милую Адель двигаться дальше, пообещав её свите мяса и вина. А главное — турниры с призами. Благо я немного разжился всяким, и мне было что предложить.

Я немного опасался, что на меня могут напасть. Но именно, что немного. Я уже насмотрелся на местные лагеря. Лагерь наемников Гонората, видимо образцовый по здешним меркам, взяли лихим наскоком полсотни всадников. Долгобороды, при всей своей основательности, охраняли себя хуже чем цыгане свой табор. Чувствовалось отсутствие дисциплины и муштры. Поэтому я был почти уверен, что смогу войти и выйти из лагеря Королевства без особых проблем, имея за спиной сильный отряд. За несколько километров мы остановились и я переоделся в парадное — новые доспехи. Люди Фредерика тоже вооружились. Всякий сброд носился вокруг, как стадо антилоп. Наконец, мы приблизились к лагерю свиты Адель.

Большой. Действительно, минимум две сотни человек точно у неё в свите есть. От нас лагерь отделял очередной канал, через который был перекинут горбатый деревянный мост. А перед мостом выстроились полтора десятка всадников.

К нам приблизился раскрасневшийся паж с непривычными для здешних мест соломенными волосами и протрубил в рожок. А потом крикнул:

— Синий рыцарь бросает вызов всякому, кто захочет пройти через мост! Если вы не трус, господин, и носите шпоры по праву, вы обязаны принять вызов!

— Что за бред? — возмутился я.

— Да, я слышал о таком обычае в Королевстве Фрей, — кивнул Фредерик. — Такое у них случается сплошь и рядом. Их прошлый король, бывало, выезжал с семью своими верными рыцарями на оживленный тракт и перегораживал его. И все, кто хотел проехать, должны были выбрать противника и выставить поединщика. Красивый обычай…

Ну да, конечно, красивый. Фредерику нравится сама идея. Хорошо говорить, когда тебя с детства для таких показательных выступлений готовили. Оружие, защита, верные соратники — все в наличии. К тому же, судья и прокурор тоже ты. Просто грех не ездить по округе и не ставить в узких местах знак «не более 10 километров в час». Я снова начал злиться и резко дернулся в седле, посылая Коривиэля вперед. Подъехав поближе я рявкнул:

— Я Магн Итвис, и я требую чтобы вы меня пропустили!

Всадники впереди меня засмеялись и переглянулись. Вперед выехал не крупный рыцарь, чьи доспехи были покрыты синей эмалью и украшены затейливой гравировкой. Бронзовое забрало, выполненное в виде оскаленной львиной морды, полностью скрывало его лицо.

— Для того, чтобы увидеть невесту, придется победить меня в бою! — крикнул синий рыцарь. Судя по голосу, совсем пацан. Не старше меня. Может даже младше. голос еще не начал ломаться.

Меня удивили доспехи рыцарей Королевства. Не хуже лучших образцов из Караэна. Правда, в отличии от караэнских, эти явно часто использовались по назначению. И у всех всадников был полный комплект. И лошади очень хороши. Мой Коривиэль смотрелся на их фоне неуклюжим битюгом.

— На землях Караэна такой обычай не известен… — постарался я уладить все дипломатично.

— Трусишь? — крикнул наглый пацан в синей скорлупе. — Тогда беги и ищи объезд! Или прими мой вызов! Или хочешь спрятаться за спину своего соратника?

Это он явно намекал на Сперата. Мой оруженосец, против ожидания, не покраснел. А тут же отозвался:

— Сеньор Магн не нуждается в помощи, чтобы прихлопнуть наглого муравья!

Лучше бы сказал «комара». Хм… А ведь тут нет комаров! Задуматься над этим мне не дали — мимо проехал Фредерик, бросив через плечо:

— Договорюсь об условиях.

Через минуту просто идиотская ситуация стала еще и опасной. По шесть представителей с каждой из сторон спешились и встали в две вытянутые линии друг напротив друга, образовав нечто вроде ристалища. Мне проверили доспехи. Коровке тоже — я приобрел ему кольчужную полотно, закрывающее переднюю часть по колени, нагрудник и налобник с длинным рогом. В руках у меня был толстый, но небольшой треугольный щит и длинное массивное рыцарское копье-лэнс. Меч найденный в Кровавом Волоке приторочен к седлу. На боку висел Коготь и найденный где-то Сператом здоровенный шестопер. Я подозревал, что это навершие было сделано для двуручного оружия, и только по какому-то недоразумению оно оказалось насажено на стальную рукоять для одноручного оружия. Однако, для моих теперешних физических данных, он подходил как нельзя лучше. Жаль только его еще не успели отчистить от ржавчины.

— Если хотите остановить бой, крикните «сдаюсь» или бросьте оружие на землю. Проигравший теряет доспехи, — заканчивал инструктаж Фредерик.

— Все еще можешь сбежать, Магн Итвис! — крикнул дурачок из-под львиной морды. — Ты сможешь всем рассказать о наших глупых обычаях, а я не буду над тобой слишком уж смеяться. Передумай и уезжай! Будет поздно, когда я выбью тебя из седла!

Сейчас я с него краску обобью. Как с чайника. Я взвесил копье в руке, приноравливаясь к его весу, и послал Коривиэля вперед. Синий рыцарь, увидев это, двинул своего черного скакуна мне на встречу.

Глава 6 Внезапный поворот

Королевство Фрей, как понимаю я сейчас, было теократическим государством. О крестьянах и ремесленниках королевства Магн не знал ничего. То есть, даже чуть меньше, чем о крестьянах и ремесленниках Регентства. То есть, знал вполне достаточно, чтобы быть о них уверенно пренебрежительного мнения. Видимо, в основном из-за того, что в отличии от Регентства, купцы Королевства Фрей не проявляли заметной активности. На первый взгляд связи тут нет, но в моем мире люди складывали устойчивое мнение о других странах вообще по выдуманным фильмам. Не мне критиковать.

Вот только я сейчас, видя изящные золотые украшения и тонкую работу мастерски подогнанных пластин брони приближающегося ко мне всадника, как-то засомневался в тотальной отсталости Королевства Фрей. По меньшей мере ремесленники Королевства не уступали караэнским. Впрочем, вполне вероятно, эти доспехи сработаны в Регенстве.

Магн заучил довольно большой текст о Королевстве Фрей и прочитал не одну книжку о подвигах героев тех земель. Рыцарь королевств не обязательно должен был обладать определенным магическим даром. Там, если верить рассказам, от рыцаря требовалось шесть совершенно других добродетелей: Честь, мужественность, верность, щедрость, рассудительность, куртуазность, свобода.

Ни слова о умениях не только чисто военных, но и хотя бы смежных, как я сейчас с удивлением заметил. Хотя бы верховую езду в перечень включили.

Неудивительно, что люди приземленные и практичные, никогда не считали рыцарей королевств серьезными противниками. А их победы над северянами, или в недавней войне на западе Регентства, относили на счет их многочисленности и удачи.

Не знаю, насколько куртуазен был мой противник, но вот копьем он владел так, как я ничем в своей прошлой жизни не владел. Такое ощущение, что этот человек в своей жизни копьем живых и мечущихся людей протыкал чаще, чем я в прошлой на вилку еду накалывал.

Нет, я тоже вполне себе опасная тварь. В основном, благодаря наследству Магна. Те, что трудно посчитать в золоте, особенно когда на тебя всякие гады с острыми железками выскакивают. Унаследовав навыки наследника семьи Итвис, я вполне вписывался в местные опасные реалии и мог посоревноваться за первые места на турнирах. При некоторой удаче, я вполне мог сбить персик с ветки узким лезвием рыцарского копья. Для этого Магна готовили не хуже, чем цирковых гимнастов — лет с семи его уже катали на деревянной лошадке, и он тыкал зажатой под мышкой длинной палкой в деревянные мишени, за что все его громко хвалили. Потом лошадки стали живыми, хоть и первое время подбирались даже спокойнее чем деревянные. Палки в руки стали совать подлиннее и потяжелее. Привычные и почти ежедневные тренировки с нарастающей сложностью. Все для этого момента — когда я, мчась верхом на платформе явно не приспособленной для точного поражения, и держа тяжеленое, килограмм на пять, копье, приближаюсь к такому же придурку.

Копье длиной метров пять. Это очень большая длинна — у острия повязан яркий баннер моих цветов, специально чтобы я не потерял из вида острие. А то его плохо видно с такого расстояния.

Если дать человеку в руки удочку, посадить его на тележку без рессор, пустить под откос с задачей попасть прикрепленной к концу удочки иголкой в центр поля для дартса — то это будет только бледная тень тех сложностей, с которыми сталкивается всадник с копьем.

Хотя, конечно, со стороны все выглядит легко и технологично — просто катайся на лошади, да тыкай с разбегу в пехоту, пользуясь длинной своей пики. Впрочем, с последним и в самом деле было полегче — пехота была почти мишень, разве что изредка отстреливалась и пыталась закрыться щитами.

На полях местных битв единственный юнит, способный парировать атаку рыцаря — другой такой же рыцарь.

Пока Коривиэль медленно набирал скорость, по мне волнами прошлись неуверенность, страх и, наконец, захлестнуло чувство яркого, восторженного предвкушения. В этот раз я остался сосредоточен. Мне сразу стало понятно, что я слишком давно не уделял тренировкам должного времени. К счастью, как никогда кстати пришлась пословица ' А руки то помнят'. Я уверенно «поймал в прицел» забрало в виде льва своего противника. Технически, это был не прицел, а скорее расчет — я медленно потянул копье вверх и налево, обманывая противника, рассчитывая что он прикроет щитом грудь. Но в момент удара я поведу руку вверх, моё копье окажется напротив его забрала и с хрустом вомнет ему в морду мое мнение о таких традициях.

Он был слегка поменьше меня и уступал в силе. Его копье было сантиметров на семьдесят короче. Что, впрочем, на таких скоростях не существенно. Я опустил щит и прикрыл левый бок, в который синий рыцарь навел копье, и приготовился к столкновению.

А потом произошло сразу много вещей почти одновременно. Мой противник разгадал мой маневр и легко уклонился, умудрившись, одновременно, резким движением направить своё копье мне в голову. Меня спасла моя нечеловеческая реакция и вбитые в Магна рефлексы. Я успел в последний момент поднять щит и опустить голову. Впрочем, и гад в синей эмали мне почти не уступал, успев перенаправить удар ниже. Похожий на взрыв треск лопнувших пустотелых копий и хлещущие по броне, как шрапнель, обломки. Страшный удар в грудь, отбросивший меня на высокую заднюю луку рыцарского седла. И яркая, заливающая разум, боль.

Я долгие полсекунды прихожу в себя, прежде чем догадываюсь отбросить свое сломанное чужим плечом копье и приподнять забрало. Так я могу слегка опустить голову и разглядеть повреждение в кирасе. Во мне, прямо в середине кирасы, торчит наконечник копья. Короткий обломок древка украшен белыми перьями и повязан голубеньким вышитым платочком. Как мило.

Рыцарский конь разгоняется не меньше чем до сорока километров, при этом весит сам не меньше шести сотен килограмм. К этому надо приплюсовать совсем не легкое рыцарское седло, всадника в нем, и броню для двоих. Если грубо, то на самом острие хищного жала рыцарского копья концентрируется, как минимум, кинетическая энергия в полторы тонны массы, разогнанной до скорости в семьдесят километров. Может, танковую броню моего мира рыцарь своим копьем и не пробьет, но все, что может носить человек на себе сам — скорее всего да.

Эта эмалированная тварь не просто ударила меня копьем, он смог пробить мне угол рыцарского щита, кирасу, кольчугу и поддоспешник. И острию копья еще хватало сил, чтобы войти в меня сантиметров на пять. Я, с яростным криком, вырвал из себя обломок копья. Под кирасой сразу стало мокро. Как будто кто-то теплую воду туда вылил. Я пропустил через себя теплую волну исцеления — к счастью, себя то я могу лечить и внутри доспехов. И едва успел захлопнуть забрало и выхватить свою вычурную булаву. Поднял глаза и увидел, что как раз успел ко второму раунду.

Пока я рычал, приходил в себя, Коровиэль перешел на автопилот. Мой боевой конь замедлился, развернулся по широкой дуге и снова сошелся с синим рыцарем. Мой противник повторил маневр. Удивительно, как быстро всякие парнокопытные могут менять направление движения.

На этом заходе Коривиэль, видимо больше мне не доверяя, постарался протаранить противника своей грудной пластиной с шипом. Как минимум, сбить на землю его коня. Как максимум, стоптать обоих. Мой противник уступал нам в габаритах. Вот только у синего и лошадка была ему под стать — хоть и помельче, чем мой конь, это тоже оказалась верткая, ловкая тварь. Умудрившись в последний момент выйти из под удара, конь синего рыцаря ударил Коровку в правую сторону груди и вцепился зубами в неприкрытую кольчугой заднюю сторону шеи. Коривиэль был мужчина тертый, и закричав скорее от ярости, чем от боли, мгновенно встал на дыбы. С одной стороны, чтобы вырваться из захвата и не дать себя подмять. И, очевидно, в продолжении атаки, намереваясь затоптать противника.

Конь синего рыцаря ответил тем же — нанеся друг другу несколько ударов копытами, оба коня застыли, обнявшись, как боксеры в клинче. С той лишь разницей, что при этом они продолжали яростно грызть друг друга за открытые части шей друг друга. Вопя от боли, прямо как люди.

Я в это время тоже не сидел без дела. Мне не дали. Удачно зайдя со стороны моего щита, явно наученный этому трюку, конь синего рыцаря предоставил своему хозяину удобную позицию для удара. И синий рыцарь не упустил возможность этим воспользоваться. Он орудовал изящным клевцом, с железной рукояткой выполненной в форме когтистой лапы. Очень красивая вещь — отметил я мысленно. Вот сейчас я тебе свет слегка притушу и в жопу тебе эту штуку засуну.

План был всем хорош, но возможность осуществить его мне еще предстояло найти. Пока синий гад лупил меня в шлем, а потом, сразу же, вторым ударом, старался всадить острие клевца в слабое место на боку, прикрытое более тонкой броней. Простой прием — первый удар отвлекающий, заставляющий поднять руки для защиты И второй удар ниже, под защиту. Это работает. К счастью, Магна к такому готовили — он таких ударов пропустил от своих учителей тысячи, мне было на чьих ошибках учиться. Поэтому, отбивая удар в шлем щитом, я тут же опускал его, чтобы следить за клевцом. Поэтому смог блокировать ребром щита удар мне в бок. Эмалированный гад, тут же повторил попытку — удар в шлем, я подставляю щит. Удар вниз. Я опускаю свой щит, но не успеваю понять, куда он целится. И клевец врезается мне чуть выше колена.

Говенная местная сталь не выдерживает. Хоть на доспехи и идет лучшая, всегда есть вкрапления шлака или просто слабые места. Я ору, видя как он выдергивает из меня свое оружие, с клюва которого рубиновыми каплями разлетается моя кровь.

Все происходит очень быстро. Последний удар синий рыцарь наносит уже со спины поднявшегося на дыбы коня. Я цепляюсь щитом за луку седла, чтобы не упасть, подтягиваюсь поближе к крупу Коровки и обрушиваю свой удар почти вслепую, на бок вражеского коня. Планирую попасть в ногу всадника. Коня спасает толстая попона под кольчужной защитой, а мой противник уже успел выскочить из седла.

Юркий же гад. Усидеть на спине Коривиэля когда у него тут полубоксерский поединок, мне тоже трудно. Я скидываю стремена и скорее выпрыгиваю в сторону, чем вылезаю из седла. Приземляюсь на ноги. Оглядываюсь вокруг и вижу своего противника.

Он выглядит бодро и весело. Что-то кричит мне, но я его не слышу — в ушах стучит кровь, в глазах красная пелена. Я поворачиваюсь в его сторону и, прихрамывая, приближаюсь. Прогоняя острую боль в груди и ноге очередной волной исцеления.

К этому эмалированному ублюдку подбегает оруженосец, падает на одно колено и протягивает здоровенный, четырехсторонний, двуручный молот. Этакая открывашка рыцарей на все случаи жизни. Вся боевая часть густо покрыта травлеными узорами в растительном стиле, а на древке массивные золотые накладки. При виде столь красивого оружия, меня кольнула острая зависть. И я резко прыгнул вперед.

Надо отдать должное синему — даже на земле, он смог противостоять мне секунды три, не меньше. Потому что его оруженосец в броне успел откатиться в сторону, вскочить на ноги и схватиться за меч и что-то гневное крикнуть. Вообще плохо разбираю их акцент. Особенно, когда на взводе.

За эти три секунды я успел блокировать два удара, пропустить тычок в забрало, но смог ударить своего противника углом щита в шлем и тут же добавить, воспользовавшись его крохотной заминкой, вдогонку булавой.

Моя тяжеленая булава, которую я бы раньше мог использовать разве что как гирю, описала дугу с пронзительным свистом воздуха. А в конце этой невероятно быстро очерченной дуги, с громким грохотом, вмялась в забрало синему. Морда льва деформировалась и стала выглядеть удивленно.

Синий рыцарь отступил назад, и одновременно с резким поворотом ударил меня молотом в шлем. Очень быстрым, отточенным движением. Красиво, как в танце. Я легко уклонился — это была реакция не осмысленная, а скорее рефлекторная. Как боксер, получивший нокдаун, еще успевает сделать один удар. Мой противник поплыл. И я воспользовался возможностью — выпустил щит и схватил его за древко молота, а потом ударил ногой. Положение было не удобное — он все еще держал достаточно высоко свой молот, закрываясь им от моих ударов. Вот и у меня сработали рефлексы. Сбить с ног человека в доспехах и навалиться на него, особенно когда ты и сам в доспехах — практически стопроцентная победа. Так что броски и подсечки у Магна были поставлены. Пусть и не такой широкий арсенал как у самбиста, но все же. Вот и сейчас, я выстрелил ногой с силой и скоростью пушечного ядра. Очень похожим ударом в моем мире выбивают дверь полицейские в фильмах. В этом мире этот удар тоже своеобразная открывашка, только чаще используется для проделывания новых проемов в стене щитов. Моя сила, помноженная на ярость и боль, дала сокрушительный результат. Синего просто сдуло, как бумажный стаканчик порывом ветра. Первые метра два он летел параллельно земле, потом притяжение спохватилось и притянуло его к поверхности. И он покатился, гася энергию. Я обнаружил, что его вычурный боевой молот теперь у меня в руке. Я взвесил его в руке. Остался доволен. Мой размер. Отбросив свою гантелю, я перехватил трофейный молот и медленно двинулся к слабо шевелящемуся синему. Он поднял раскрытую ладонь мне навстречу. Просит пощады, как баба.

Пока рядом со мной катался оруженосец синего, остальные рыцари королевств тоже подошли поближе. И те, кто сопровождал меня, тоже. Чтобы лучше видеть, видимо. Поэтому финальный пинок рыцарь в синей броне получил в довольно тесном кругу. Не как бывает во время школьной драки, конечно. Но все же, вокруг находились достаточно много людей. И как только синей поднял лапку, дорогу мне тут же заступили вопящие рыцари королевств. Они тоже показывали мне раскрытые ладони правой руки, не выпуская из левых рук щиты и не поднимая забрало. И орали, что синий сдался, как я понял. Я не особенно прислушивался, продолжая медленно наступать, краем глаза отмечая что слева появился сегментированный доспех Фредерика и блеск солнца на острие топора Сперата справа.

Когда до лежащего на земле синего рыцаря оставалась всего шагов пять, а стоящие перед нами рыцари королевств перешли с увещевательного тона на отрывистые и глухие реплики, положив руки на рукояти оружия, я остановился. И, синхронно со мной, остановились и все мои воины. Но не из за того, что я не хотел драки и с этими. Как раз нет, я плыл на волне куража и был готов хоть на Пожирателе новый молот испробовать. Остановило меня другое.

С синего наконец содрали изуродованный шлем. И по синей эмали доспехов рассыпались длинные, густые волосы. Золотые, как у меня. А с окровавленной симпатичной мордашки на меня посмотрели такие же, как у меня, голубые глаза.

— Баба⁈ — потрясенно выдохнул Фредерик рядом со мной.

— Госпожа Адель ля Фей, госпожа графства Адвес и окрестных земель! — отчеканил стоящий перед нами хмырь. Поправил, видать.

Я недоуменно переглянулся со Сператом. Это получилось глупо — оба в забралах, морд то не видно. Фредерик, в очередной раз проявив опыт, откинул забрало и заглянул мне в лицо. Хлопнул по наплечнику.

— Ваша невеста прекрасно сражалась. Я бы взял её в своё отряд на двойной оклад. Вам очень повезло, мой сеньор, — говоря это, Фредерик улыбался. И в этот момент, во всегда пустых и только иногда полных черной ярости глазах старого наемника, я впервые за все время нашего знакомства, разглядел другое человеческое чувство. Что-то такое, очень похожее на жалость.

Глава 7 Маленькие секреты

Мы стояли на стенах Караэна. Мы, это я с сопровождающими. Помимо бессменного Сперата, со мной был Вокула и ещё человек двадцать, которые были мне представлены. И примерно столько же приблудившихся. В толпе почти затерялась пара стражников в цветах Итвис, приставленных ко мне Леоном. Я стремительно обрастал свитой, стоило мне только за ворота поместья выйти. И это при том, что я вел себя грубо — разогнал «друзей» Магна и выставил на мороз пару относительно близких, но слишком уж охамевших родственников.

Тут так было не принято — сила «Великих» семей была именно в их клиентах. Не в том смысле, как покупатель в магазине, а в том, как в Древнем Риме. Мой отец выступал патроном. На деле это выглядело до жути похоже на мафиозную структуру. «Ты пришел ко мне просить справедливости, но делаешь это без уважения». Так что вел я себя, по местным понятиям, прямо скажем, как мудак. Гостей не селил в поместье, например — что было ужасным не гостеприимством. Граничащим с оскорблением.

На самом деле я просто спихнул всю эту возню на Леона и Вокулу. Поставив только одно условие — привечать лишь тех, кто ранее выказал мне лояльность.

На стены я поднялся, чтобы проверить как идут работы по их ремонту. Не то, чтобы я был каменщик дофига. Причина была иная. Как сказал мне утром Вокула — «Люди обладающие все большей и большей властью, все менее и менее властны над самими собой». На стену я пришел чтобы встретиться со своей невестой. Хочется, знаете ли, немного поговорить перед свадьбой. Можно, конечно, сурово и молча делать детей по расписанию… Нет, надо хотя бы попытаться наладить отношения. К тому же, Адель девка боевитая. И с ней постоянно человек сорок закованных в железо отморозков. Может отец насчет свадьбы вообще был не прав и мне имеет смысл вежливо отказаться от такого счастья.

Правда, стоило мне о таком варианте заикнуться, обычно сдержанный Вокула аж на дыбы встал. Почти буквально — он распрямился и руками на меня замахал. И ртом как Коривиэль в запаре захлопал, слюни роняя. Как говорить смог, тут же начал мне плешь есть: «Графство Адвес для Караэна может быть и врагом, и другом! Но для одного человека оно может быть только врагом! Отказываясь от договоренностей вы нанесете оскорбление графине Адель и станете врагом всей семьи и целого Королевства! В Королевстве Фрей могут собрать армию только в двух случаях — под знамя короля и ради отмщения обиды прекрасной дамы! Вы хотите войны с Королевством? Как вы думаете, будет ли Караэн сражаться с целой армией, чтобы защитить вас?».

В общем, сошлись на том, что я с Адель немного поболтаю перед свадьбой. И приму окончательное решение. В первый раз у нас разговор как-то не задался — я ей мордочку разбил и поцарапал, она тоже мне коготки показала. Так что её увели в шатер, а я отправился обратно в город.

Сложные правила приличия, однако, теперь заработали. Получалось так, что морду невесте бить было можно — если ты её не узнал. А вот говорить с ней до свадьбы — нет. Особенно наедине. Правда, можно было встретиться случайно. Поэтому Вокула провернул трюк со случайной встречей — я прихожу на стены проверить ход работ. А там Адель как раз карасей жарит. Или как она там свое присутствие оправдает, я не знаю.

Потом был отдельный маленький спор по поводу женщин. Вокула в этом ничего не понимал, поэтому решения принимал я, и спорить тоже пришлось самому с собой. Я оказался на удивление нудным типом. Эолу из поместья Вокула спровадил еще до меня. И, учитывая предстоящую свадьбу, я не торопился её возвращать. Гвену с собой на свидание я брать точно не стану — демоница может заскучать и выкинуть что-то «забавное». По её мнению. Оставалась Эглантайн. С одной стороны, мне очень могла пригодиться её способность видеть ложь. С другой, я мог смертельно обидеть Адель одним только теперешним внешним видом ведьмочки. Я решил пока не рисковать. Подготовка к свадьбе обещала растянуться на недели, если не на месяц. Будет еще более удачная возможность. Сначала надо определиться с ситуацией — вполне возможно, Адель тоже не против расторгнуть помолвку. Дралась она со мной отчаянно. Так мне показалось.

Поднявшись на стену, я обнаружил метрах в ста Адель. Практически в одиночку пришла — пара фрейлин и десяток рыцарей. Сегодня она была в платье по моде Королевства Фрей — тонкое, в облипочку. Разрезы на руках и сравнительно узкая юбка в пол. Глубокое декольте и открытые плечи.

— Сарт, — тихонько прошептал мне на ухо Вокула. — Спросите о его сыне, он вчера упал со стены и сломал ногу…

Я понял о чем мне толкует мой казначей в только следующую секунду — ко мне подбежал крохотный мужичок и низко склонился. Низко и неуклюже — но старательно. Мне пришлось схватить его за руку, когда он всерьез вознамерился упасть на колени.

— Мастер Сарт, перестаньте немедленно! — рявкнул я. Скорее от досады, что он мне мешает пройти к невесте, чем от его раболепия. Сарт впечатлился, растерялся, поднял на меня испуганное лицо с редкой бородкой и залип. Я осторожно повернул его, подтолкнул в нужную сторону и пошел рядом с ним. — Рассказывайте, как у вас дела?

— Да, так себе, — растерянно ответил Сарт. И тут же испуганно спохватился. — То есть, нормально! Хорошо! Все хорошо! Стены ремонтируем! И отремонтируем в срок! Да только вот помощников мне от города надавали! Ну таких неумех! Я им бы даже коз в горах пасти не доверил!

Выпалив наболевшее, Сарт оглянулся на мою внушительныю свиту. И наткнулся на угрюмую рожу Лардо.

— Коз пасти не каждый сможет. Теряются легко. Бывает уйдешь в горы с десятью, вернешься один и с копьем в брюхе, — поделился горец жизненными наблюдениями с нарочитым акцентом.

Сарт побледнел и скис. Он был на хорошем счету, как каменщик. Построил в окрестностях полтора десятка каменных зданий, несколько мельниц, отремонтировал пару замков. В юности начинал на строительстве стен Карэна в качестве простого рабочего. Вокула считал, что с текущим ремонтом он справится. А я слишком хорошо знал, что работа обычно выглядит проще, чем оказывается на самом деле.

— Да вы не переживайте, мастер Сарт, — успокаивающе похлопал я по плечу каменщика. — Никто вас не торопит. Делайте хорошо, старайтесь.

— Да как же не торопит! — снова взвился Сарт. Судя по всему, характер у него был вредный. Просто при мне он пытался его держать при себе. Получалось у него плохо. Практики не хватало.

— Комиссары эти! Везде нос суют! В раствор суют! Состав спрашивают! А это секрет мастерства моего! Каждый камень обнюхивают!

«Комиссары» — заставили меня улыбнутся. Это отчасти мое нововведение. Парламент теперь назначал ответственных за выполнение своих указаний. Группа ответственных называлась «комиссия». А её члены, соответственно, «комиссары». Сарт закончил жаловаться. И, спохватившись, выпалил формулу вежливости о которой совсем забыл:

— Сеньор Магн Итвис!

Получилось, как будто он меня позвал. Неуклюж в словах, мастер Сарт. Это часто признак человека, умелого в своем деле. Я придержал начальника каменщиков, который решил на всякий случай поклониться. И постарался успокоить:

— Так это работа у них такая, нервы трепать. Им за это деньги платят. Держитесь вежливо и спокойно. Если что-то не так, спрос с них тоже будет. Но вы не переживайте, даже если что не так, я за вас заступлюсь перед серебряными. А если надо, то и золотым скажу, что вы человек хороший. Вам, мастер Сарт, главное перетерпеть, а потом вы в Караэне много чего строить будете. Есть у меня задумки.

— Это хорошо, работу я люблю, — оживился на последних словах Сарт.И добавил. — Сеньор Магн.

Еще и жадный. Надо будет комиссаром посоветовать получше за ним приглядывать. И про сына так и не упомянул.

— Если у вас вдруг, не приведи Великая Мать, что случится, — сказал я осторожно. — Помните, я лекарь.

И замолчал. Ну нельзя мне обещания давать направо и налево. Будет возможность, обязательно помогу. Пусть попросит сначала.

— Да ну что вы, спасибо! Ничего, все хорошо! Зачем же ради такого вас беспокоить! — закудахтал Сарт. И опять, с запозданием, добавил. — Сеньор Итвис! То есть, Магн! Простите ради Императора, сеньор Магн!

— Ну, не буду вас задерживать! — сказал я и слегка развернул Сарта в сторону. До Адель с её свитой оставалось метров двадцать. Не слушая бормотания Сарта сзади, я направился к своей невесте.

Дорогу мне заступил рыцарь в дорогих, но почти ничем, кроме белой эмали, не украшенных доспехах. Аккуратные, тщательно отполированные латы, с множеством отметин от повреждений. Сам рыцарь смахивал на подкаченного альберта Энштейна — седые и всклокоченные волосы, высокий лоб с гигантскими залысинами, бородка клинышком. И веселые, молодые глаза.

— Простите господин, но вы нарушаете уединение благородной дамы, — заявил мне этот тип в белом суровым голосом. Одновременно улыбаясь честными и молодыми глазами.

Фигасе уединение. Вас тут полтора десятка столпилось. Интересно, она в туалет когда ходит, рыцарей тоже с собой берет? Впрочем, присмотревшись внимательнее, я заподозрил в паре латников женщин. Суровые такие бабенки, с рожами кирпичом и шрамами.

— Сэр Белый, прошу вас. Разу уж мы оказались в одном месте, будет невежливо не поприветствовать друг друга, — подала голос Адель. Сегодня она говорила без задиристого высокомерия. Голос тот же, а интонации совсем другого человека. Включила женщину.

Сэр Белый посторонился. Площадка на верху стены была достаточно широкой, чтобы в ряд могло встать человека четыре, так что я свободно прошел мимо него. Подавив ухмылку, хотя меня так и подмывало спросить «А тебя на Саша зовут?». Эх, такие шутки пропадают.

Остальная свита Адель тоже предусмотрительно выстроилась вдоль зубцов стены. Я добрел до Адель, поцеловал ей руку, и отвесил традиционный караэнский комплимент:

— Вы словно воды фонтана, красивы и желанны, — судя по звякнувшим доспехам за спиной, двусмысленности в Королевстве понимали. Но не любили. Адель пристально посмотрела мне в глаза. Я знал, что Адель старше Магна на несколько лет, но это не было заметно. Она была красива. Гораздо красивее образа Гвены когда мы встретились с демоницей в первый раз. И, пожалуй, Адель не уступала красотой Эглантайн до её преображения. И, тем более, Эоле. Но её красота была другой. Не такие чувственные, резко очерченные и жесткие губы. Высокие скулы, упрямый нос, твердый, внимательный и спокойный взгляд бойца. Она была красива, но её красота была сильной и яркой. Не как нежный домашний цветок, а как упрямая роза, проросшая у дороги. Яркая и с огромными шипами.

— Стены Караэна самые длинные, из всех что я видела, — сказала Адель. И, не дожидаясь ответа пошла прочь. Мне пришлось её нагнать. Наши свиты смешались и тактично отстали метров на двадцать.

— Вы уже видели Великий Фонтан? — попытался поддержать я разговор. Она не ответила. Когда наше сопровождение оказалось достаточно далеко, она фыркнула и сказала недовольным тоном.

— Какой толк в красоте фонтанов, если на улице враги режут ваших крестьян? Ваши стены ужасно построены! Для начала, я требую чтобы вы больше никогда не говорили мне гнусных двусмысленностей!

Я несколько растерялся от такого напора. Какие крестьяне, тут у нас горожане, разница есть.

— Вы про мое приветствие? Но это просто принятая в Караэне вежливая форма. Тут любят свой Фонтан. Я и своей любимой тетушке так могу сказать при встрече… — попытался оправдаться я.

— Да мне плевать, что у вас тут принято! В следующий раз я… — она по прежнему говорила в сторону.

— Следующего раза может и не быть, — с некоторым облегчением перебил я её, пока она не успела наговорить гадостей. — Расторгнем помолвку. В конце концов, я даже не знаю с кем договаривался мой отец. А с его смертью обстоятельства изменились, так что…

— Вы хотите отказать мне? — Адель резко повернулась ко мне и с угрозой заглянула мне в лицо. — Хотите разорвать договор? Хотите поступить как трус и подлец?

— Мне показалось, что это скорее вы не в восторге. Не хочу вас неволить… — постарался я мягко согласиться.

— Разумеется я выйду за вас! Это даже не обсуждается! — отрезала Адель. И решительно отправилась дальше. — Но плевать на ваш дурацкий Фонтан. Такое же убожество, как и все остальное в вашем городе! Не важно, какая длина! Главное, это ширина!

— Я думал в Королевстве не любят двусмысленностей, — не удержался я подколки. Нет, ну а чего она мой Караэн хает.

Она недоуменно глянула на меня. Но уже через секунду по её скулам разлился легкий румянец смущения и она раздраженно сказала, явно борясь с улыбкой.

— Я говорила о стенах!

— И в ваших словах столько мудрости, что их можно применить ко многому, — согласился я.

Некоторое время мы шли молча. Наконец я прервал молчание.

— Стены построены такими, потому что на все сразу не хватило золота. Я понимаю о чем вы говорите. Да, мы планируем позже выстроить выдвинутые вперед башни для флангового обстрела, поставить перед воротами отдельно стоящие башни и соединить с основными стенами…

— Барбаканы? Двухбашенные? Или круглые? Я недавно начала перестройку своего замка. Замок Арну, слышали? Не важно. Он стоит на холме, но места не так много. К тому же, холи пологий с трех сторон…

Приятно когда с девушкой есть о чем говорить. Она сыпала терминами и была явно увлечена фортификацией. Кроме того, она умела рассказывать о своем увлечении интересно — редкое сочетание. Мне постоянно приходилось уточнять термины — в Караэне названия фортификаций были несколько другие. Основная проблема со стенами — несмотря на всю их полезность, строить их долго и дорого. Так мы плавно перешли на деньги и тут уже рассказ начал вести я. Я и сам удивился, как много знаю о движениях товаров, ценах, и возможной выгоде. Адель слушала с интересом. И даже задавала осмысленные вопросы. Графство Адвес имело выход к морю и граничило вдоль побережья с Регентством. Графство было не очень большим, зато считалось очень богатым. И именно торговля была основной статьей дохода местной знати. Вернее, налоги с транзита товаров.

В какой-то момент, когда мне показалось, что мы нашли общий язык, Адель вдруг спросила:

— Это правда, что вы держите своего брата в железной клетке?

— Не совсем, — ответил я. — Держал, да. Но уже давно он содержится в нормальных условиях, насколько это возможно для того, кто сидит в подвале.

— Я не хочу судить вас. Я знаю, он убил вашего отца… — Адель пытливо заглянула мне в глаза. — Но почему вы просто его не убьете?

— Не могу. Он же все же мой брат, — развел руками я. Она застала меня врасплох прямым вопросом и я сказал правду. Почти отвык от такого.

— Но вы ведь мочитесь на него, если он просит пить, а кормите костями после собак, разве это не хуже смерти? — она не отводила от меня взгляд.

— Что за бред? — возмутился я. — А… Достоверные слухи. Нет, его кормят сытно, но без изысков. Как слуг. И дают вино. Мой казначей даже разрешил его матери навещать его раз в неделю.

— Его мать, вдова вашего отца? Должно быть, она ненавидит вас. Не боитесь, что она попытается вызволить сына? Или вы назначили ей выкуп? — ну да, перед свадьбой надо уточнить климат в семье. Умная девушка.

— Она благодарна, — ответил я и, видя её недоумение, тут же постарался объяснить. — Видите ли, Гонорат сделал большую глупость. Собрал тех, кто хотел отомстить но был для этого слишком слаб. И ему отчасти удалось задуманное. Он убил моего отца, мою… В общем, он принес много зла разным людям. После того, как его армия была разбита, выяснилась, что за это зло придется заплатить. Таким образом, Гонорат сидя в подвале поместья, тем самым спасается от мести.

— А вы не думали его отпустить? — спросила она.

— Гве… Мой человек его допросил. И выяснилось, что мой брат стал игрушкой в чужих руках. Но это не отменяет того, что он подонок и идиот. Поэтому он должен понести наказание, — сказал я. — Пусть посидит и подумает над своими поступками. Кто знает, вдруг он однажды раскается.

К тому же он ведет переписку с оппозицией через подосланных Гвеной агентов. Всегда приятно знать подробности о своих врагах. Но это я говорить не стал.

— Я не верю в раскаяние подлецов, — сказала Адель. — Я бы его убила. Вы мне не врете? Я могу его увидеть?

— Хоть сейчас. Только предварительно я все же прикажу засунуть его в клетку, он стал на удивление силен. Огонь, помните?

— А что произошло в Ченти? Вы правда вырезали целый город, чтобы устрашить своих врагов в Городском Совете?

— Это совпадение. Когда я прибыл туда, там уже стояли долгобороды. Они осадили город по своим причинам. Я просто не мог ничего остановить, — улыбнулся я. — К тому же большая часть горожан разбежалась. Остальных долгобороды отпустили за выкуп…

— Говорят вы привели колдуна, который разрушил половину города, заставив камни перемолоть людей. За это долгобороды служат вам. Из страха… — продолжила она.

Я не выдержал и засмеялся.

— Этих бородачей испугать сложно. И уж точно не напугать смертью под камнями! — сказал я, сквозь смех. — Да, я помог им со штурмом городского замка в центре города. Так уж получилось. А служат они мне за деньги.

— Хорошо, — Адель брезгливо поковыряла ножкой плохо уложенный камень стены. — А еще вы проникли в Орлиное Гнездо. Как я слышала, это неприступный замок на высокой скале. В котором смогли выжить старые враги вашей семьи. Вы нашли способ проникнуть туда с несколькими убийцами и лично зарезали Риалто, последнего прямого наследника из рода ваших кровных врагов. А потом ограбили сокровищницу и исчезли. Это тоже совпадение и вы сделали это совершенно случайно?

— А… Эм… — растерялся я. Опомнится она мне не дала.

— Кто убил вашу сестру? — без паузы спросила Адель. Я открыл рот, чтобы ответить. И остановился. Закрыл рот. Адель тоже остановилась, остановилась и наша свита.

— Это сделал Аст. Аст Инобал, — наконец выдавил я.

— А все шепчутся, что это сделали вы. Из ревности, — Адель снова вперила в меня внимательный взгляд. Ничего не шло на ум, поэтому я ничего не ответил. Я молча двинулся вперед, ускорив шаг. Она нагнала меня, придержала рукой за локоть и потянулась к моему лицу. Я машинально отклонился назад. Она замедлила движение, но не остановилась. А потом провела пальчиком у меня по щеке.

— Пыль, — сказала она, и дунула на свои пальцы. Хотя я ясно видел бленувшую на них влагу.

— Мне казалось, что она счастлива. Она так верила ему… Я сам дал ему кинжал… — почему-то захотелось выговориться мне. Но на последних словах я понял, что дыхание прерывается. Вот еще не хватало, разреветься на людях.

Некоторое время мы шли молча.

— Что вы планируете сделать с семьей Инобал? — наконец спросила Адель. Я молчал. Она не выдержала первой. — Вы ведь планируете месть?

— Месть, это блюдо, которое подают холодным, — сказал я банальность, чтобы хоть что-то сказать.

— Снова какая-то местная глупость? — Адель снова заглянула мне в лицо.

— Нет. В Караэне говорят «Обида должна остыть одновременно с трупом обидчика». Поймите, Адель. У меня есть город. Большой. И этому городу не нужна война с Инобал, которые контролируют южные торговые пути.

Адель удивленно подняла брови. И остановилась. Потом отвернулась и посмотрела со стены на долину. Отсюда было видно очень далеко. Квадратики разноцветных полей с аккуратными белыми домиками под красными крышами. Дороги выходящие из Караэна ветвились как корни и убегали в даль. Мы были совсем рядом с Речными Воротами и по широкому каналу сплошным потоком шли неуклюжие толстобокие баржи. Вниз по течению сами, вверх их тащили бурлаки. Чуть поодаль, на перекрестках дорог и на вершине редких холмов виднелись крохотные замки, оставшиеся еще с древних времен.

— Это очень мудро. Что же, я должна вам признаться в двух вещах. И я пойму, если вы решите разорвать договоренности о нашей свадьбе, — сказала Адель, не глядя на меня. — Первое. Я дала обет, что выйду за муж только за того, кто победит меня в поединке.

— Вы рисковали навсегда остаться незамужней, — не удержался я.

— Да, я тоже скоро начала это подозревать. Представьте мое удивление, когда оказалось, что в графстве нет рыцаря, способного меня победить.

— И даже того, которому бы хотелось поддаться? — уточнил я.

Адель глянула на меня и улыбнулась. А вместо ответа, спросила сама:

— Вы ведь также владеете силой Жизни? Как и я. Ваш талант сильнее моего. Но он грубый, неограненный. Поэтому вы и победили. Не бойтесь, я верна своему обету, — она скинула камушек вниз и задумчиво проводила его взглядом. Значит, тоже умеет в лечение. Это объясняет чистое лицо. Разве что едва заметный шрамик на носу. А еще, у неё очень красивые плечи. Чуть широковаты, и иногда видны мышцы, когда она двигается. Не культуристка, больше похожа на инструктора по йоге. И волосы, против ожидания, длинные. Наверно намаялась, пряча их под шлем. Адель обернулась ко мне и сказала:

— Может дело в том, что против меня опасались использовать стихии.

— Вы говорите об обете… А как же договоренности моего отца? — уточнил я. — Если я правильно понял, вашу руку обещал сам Король.

— Король не может приказать графине Адвес. Но он может попросить её о одолжении. Сначала я планировала просто намять вам бока. Выставить вас дураком и уехать, забрав деньги. Но по дороге много услышала о вас… И решила убить, — Адель неожиданно хихикнула. — И ведь у меня почти получилось, не так ли? Впрочем, возможно я поторопилась принимать на веру болтовню не заслуживающих доверия людей. Впредь я буду не столь поспешна в выводах.

— Возможно, сейчас как раз такой случай, — сказал я. — Поговорили со мной… Совсем немного времени, и уже изменили мнение обо мне?

— В любом случае у меня нет выбора. Я дала обет госпоже озера Орейран. Феи не терпят обмана, хотя их предначертания всегда тяжелы для принятия, — Адель развернулась ко мне. Я оказался к ней довольно близко и невольно опустил взгляд ей в декольте. Вовремя спохватился и остановился на ключицах. Не менее притягательных, чем ложбинка ниже. Он подалась вперед и спросила шепотом. — Вы не забыли, что есть еще и второй секрет?

Я с усилием поднял взгляд и посмотрел ей в лицо. С некоторым подозрением изучая линию подбородка. Тут, конечно, не Тайланд. Но учитывая местную специфику, дам с сюрпризами все же имеет смысл опасаться.

— Про вторую секретную вещь? — я пожал плечами. — Кажется, мне все равно. Расскажите, когда посчитаете нужным.

Если уж женщина решила рассказать секрет, то надо еще постараться, чтобы не дать ей этого сделать. Я галантно подхватил её под локоть и повел дальше.

— Кстати, вот отсюда видно Университет. Видите, там, вдалеке? — показал я на Караэн. — А вон там мое поместье. А мы сейчас подходим к району…

— Вторая вещь, о которой вам следует знать, — ожидаемо перебила меня Адель. — Что среди тех, кто безуспешно сражался со мной за мою руку, был сэр Ивейн. Он воспринял свое поражение близко к сердцу… Мне кажется, он стал искать смерти. Вместо этого совершил много подвигов и обрел уважение. Три месяца назад Круг Фей возложил на него Деревянную Корону, сняв её со старого Короля. Представьте мое удивление, когда пришло известие, что он собирается в Адвес.

— В Королевстве новый Король? — уточнил я. Это могло поменять политические расклады. — И он хочет жениться на вас?

— Я так полагаю, — кивнула Адель.

— Но ведь он уже один раз вам проиграл… — я заметил, что схватился за меч и заставил пальцы отцепиться от эфеса.

— Король считается обновленным после Восшествия. Другим человеком. Да и в любом случае, в обете ничего не было сказано про количество попыток, — грустно сказала Адель. Очень похоже, Ивэйн её как муж не радовал даже будучи королем.

— Мне кажется, вы не горите желанием стать королевой? — уточнил я. Честно сказать, по поводу королев у Магна был пробел. О них нигде не упоминалось. Только о сыновьях и дочерях Короля. Магн знал только о том, что Королевство выбирает себе правителя с помощью волшебного ритуала. И новый Король далеко не всегда был сыном старого короля. Считалось, что Деревянная Корона Фрей достается достойнейшему. Это всех, в принципе, устраивало. Подробности не нужны.

— У вас нет титула. Выйдя за вас, я потеряю право на Адвес и им станет править один из моих племянников, — медленно ответила Адель, глядя в сторону. — Выйдя за Короля, я сделаю Адвес его вотчиной на долгие годы. Вы ведь знаете, что Короли живут дольше обычных людей?

И, скорее всего, выйдя за Ивэйна, Адель навсегда потеряет графство для своей семьи.

— Вы ведь мне не поддавались? — неожиданно для самого себя спросил я.

— Конечно нет. Просто не стала продолжать поединок после своей первой крови. Кто же знал, что вы будете так невоспитанны, что ударите по лицу даму! Я была обескуражена и сдалась, — Адель искоса стрельнула в меня быстрым взглядом. Как мне показалось, ехидным. Вот сейчас я остро пожалел, что со мной рядом нет Эглантайн.

— Ну так что, теперь вы знаете обо мне все важные вещи. Готовы ли вы теперь предложить мне брачный союз, зная, что вызовете тем самым королевский гнев? — спросила Адель, уже серьезно. И повернулась ко мне. Вновь пытливо заглянув мне в глаза, как в начале нашего разговора. — Насколько мне известно, Король Ивэйн движется за мной в Регенство. В последний раз, когда я получала сведения о его месторасположении, он отставал на полтора месяца.

Я тяжело вздохнул. Подошел к зубцам стены и тяжело оперся на парапет. Вот только влюбленного страдальца под стенами города мне сейчас и не хватало. Я едва успел немного раскидать внутренних врагов, подчистил банды, приструнил местных охотников половить рыбку в мутной водичке… Мне бы хоть пару лет спокойной жизни. Я вынырнул из тяжелых мыслей от того, что Адель осторожно положила свою ладошку на мою руку. Она ничего не сказала, но посмотрела на меня… Одновременно и с надеждой, и с обещанием.

— Ладно. Я же не могу позволить нарушить ваш обет, — сказал я. В конце концов, за ней такое приданое дают, что просто грех не попытаться. Что он мне сделает? Я за стенами.

— Тогда последнее, — Адель тут же убрала свою руку с моей. И твердым голосом, глядя в глаза, сказала. — Я могу принять, если вы будете давать выход своим желаниям на стороне. Но никогда, слышите, никогда не буду терпеть, если предмет вашей постыдной страсти появится у меня перед лицом. Или под одной со мной крышей, или на одном пиру, или…

Адель недоуменно замолчала, видя как я расплываюсь в улыбке. Она оказалась очень миленькой, когда в растерянности. Я не выдержал и рассмеялся.

— Видимо, вам уже рассказали о моих спутницах. Пусть Вокула устроит нам следующую встречу и я познакомлю вас со своими двумя секретами. Их зовут Гвена и Эля. И у вас нет ни единого повода, чтобы требовать их отослать!

Глава 8 Теорема Эскобара

— Её зовут Анья, — нудел Вокула прямо над ухом.

Вот честно, если бы мне раньше кто сказал, что в комплекте с наследством в виде людей и имений идёт унылый серый хмырь, который работает вместо будильника, я бы задумался: а нужно ли мне это. Мне поднесли зубную палочку, которой тут принято чистить зубы, и таз с водой — и две миловидные фрейлины начали меня умывать и причёсывать. — Должен признаться, мой сеньор, но до последнего времени я не обращал на эту особу пристального внимания. После гибели Бруно Костолома, я ожидал, что во главе Гильдии пивоваров встанет его сын, либо кто-то столь же… Кхм…

— Мужественный? — подсказала Адель со своего конца кровати.

— Мужчина, — развёл руками Вокула. — Я думал, они выберут такого же «Костолома», но другого. Мне следовало забеспокоиться, что они так долго не могут определиться.

— Когда они выбрали эту… Анью? — спросила Адель.

— Твою ж… Вокула, дорогой ты мой человек, можно я хоть штаны надену⁈ — вспылил я. И вообще сейчас… — хотел сказать «семь утра», но вспомнил что тут не часов. — Ещё рано!

Хотя тут я преувеличил — судя по лучам солнца, падающим через окна, утро было в разгаре — Вокула явился не прям «с ранья».

У дверей маячат Сперат, Леон и сэр Белый, все в своих полных бронегарнитурах и со шлемами под мышкой — видать, и в самом деле случилось что-то важное.

— Дело не терпит отлагательств! — подтвердил Вокула.

— И это дело ждёт меня в комнате уединения! — рявкнул я, и отправился в туалет.

Пока я, почёсываясь, делал свои дела, и понемногу приходил в себя, все присутствующие со всем почтением ожидали. Их в моей спальне, кстати, было человек десять, не считая меня и мою жену. Только самые близкие.

Свадебные празднества кончились ввиду прибытия Короля Ивэйна — пришлось закругляться, хотя и двух недель не погудели. Так что сейчас у нас с Адель медовый месяц. Жаль, приходится сидеть в городе, но ничего, потом наверстаем.

Адель по-женски мягко и безжалостно наводила свои порядки. Теперь меня, как и её, одевали её фрейлины. К счастью, она не покусилась на мои находки в области одежды.

Мы находились в наших покоях — в комнате, которая раньше принадлежала отцу Магна. За последний месяц она сильно изменилась — в основном, благодаря Адели. Та самая пресловутая «женская рука», которая добавляет уюта. В комнате добавилось диванчиков, появился уголок с двумя удобными креслами и переносной жаровней рядом с ними, стойки с оружием и доспехами, длинный ряд солидных сундуков с одеждой — в общем, обжитое семейное гнездышко. Честно говоря, мне всё это понравилось, особенно то, что она повелела открывать днём массивные ставни.

Вернувшись, я обнаружил, что все мужчины стоят, отвернувшись, старательно разглядывая стену — все разной степени пунцовости. Адель омывали фрейлины с помощью влажных тряпочек и мыльной водой. Они делали это за расшитой красивыми узорами ширмой. И всё же… Если моя жена так хотела дать понять, что вламываться к нам с утра не стоит без действительно важного повода, ей это удалось. Хотя, если бы тут была Гвена, то её бы это не смутило.

Я подошел к кровати и, пока фрейлины Адель одевали меня, разглядывал затылки своего «ближнего круга».

— Итак, — продолжил Вокула спокойным тоном. — Помимо того, что эта Анья владеет двумя большими пивоварнями к западу ок Караэна…

— Она благородных кровей? — вмешалась Адель.

— Нет, моя сеньора. В Караэне женщины могут владеть делами и землями почти в той же мере, что и мужчины. Конечно, если нет притязаний со стороны родственников мужского рода с той же степенью прав…

— Той же степенью прав? — снова переспросила Адель. — То есть, в вашем городе даже неблагородная женщина может вести дела?.. А если она задумает тяжбу, простолюдинка может представлять себя в суде?

— Почему нет? — удивился Вокула.

— Моя госпожа, — вмешался сэр Белый. — Вам эти обычаи могут показаться странными и удивительными. Но, возможно, они станут яснее, если я скажу, что тут многое решает скорее вес кошелька, чем заслуги предков. Мне это виднее, так как я сторонний наблюдатель…

— Увы, мой дорогой друг, вы просто забыли, но и в Королевстве это тоже имеет большое значение, — прервала его Адель. Она появилась из-за ширмы, одетая в платье с выраженной талией. Я как-то набросал похожий эскиз, во время бесед с портным. В задумчивости попытался повторить платье моего мира, продукт десятков лет работы лучших модельеров. Платье, конечно, было мало похоже на то, что я имел ввиду, но выгодно отличалось от местных лаконичностью и красотой. Я невольно залюбовался. — Вспомните, все те привилегии, коими пользуются благородные дамы Королевства, могут быть сохранены за ними только, если они замужем за человеком благородным, с конём и оружием.

— Никогда не думал об этом уложении, — хмыкнул белый рыцарь. — И в самом деле, мой первый боевой конь обошёлся мне в имение Аблабель с двумя сотнями крестьян, домами, другими строениями, садами и огородами, виноградниками, ручьями, пустошами, лугами и выпасами… Но это был лучший конь.

На самом деле сэр Белый не был болтуном, и не любил лишние разговоры. Однако он имел прямо-таки поразительное чутьё на желания Адель. Вот и сейчас он говорил, давая нам с ней лишние несколько секунд, чтобы сказать друг другу «доброе утро». Приходилось это делать молча и одними взглядами.

— Итак, давайте коротко и по существу, — я развернулся к своим. — Что привело вас ко мне в такую рань? Что не могло подождать до утренней планёрки?

— И что могло заставить госпожу Гвену упустить случай застать моего мужа в постели? — добавила Адель.

Действительно, а где Гвена?..

— Да всё, как всегда, — вздохнул Сперат, перехватывая инициативу у Вокулы. А то тот всегда начинает рассказ о любом происшествии чуть ли не с большого взрыва. — У Гильдии пивоваров новый глава, какая-то дикая баба. И она вывела людей под стены. Хочет дать бой Королю.

Вот же дерьмище!.. Технически, Король уже вторую неделю держал Караэн в осаде. Фактически — у него было около трёх сотен всадников, и столько же слуг. Да и то, только благодаря тому, что на его сторону переметнулась большая часть свиты Адель. С такими силами он смог оккупировать «свадебное» поле, как уже начали называть пустырь у Военных ворот. Это вызывало некоторые затруднения для торговли с Отвином, купцам приходилось делать солидный крюк в пару дней пути. Однако, осадой это назвать было сложно. Большая часть Караэна бы вообще не заметила, что с одной стороны наших стен стоит враг. Если бы не сам факт наличия такого количества вооружённых всадников. В том числе и наших, из долины Караэна, приехавших «на войну».

Вокула сумел направить всё это действо в конструктивное русло. Периодически проводились бои и поединки, по договоренности. Так горячие головы с обеих сторон могли выпустить пар, и попытаться заработать себе репутацию. А чтобы никто не грабил окрестности, я кормил и поил пришлый сброд за свой счёт, а рыцари Королевства, надо отдать им должное, вели себя достаточно прилично. Не без эксцессов, конечно, но и не сравнить с мразями Гонората. И мы медленно, но верно, приходили к взаимопониманию. То есть, до Ивэйна медленно начинало доходить, что Адель — замужем, а её муж достаточно труслив, чтобы не выходить за стены. Хотя этот гад уже дважды присылал мне вызовы на бой или поединок. Я отказывался, ссылаясь на свою недостаточную знатность.

В то же время, шпионы Гвены в королевском лагере отмечали, что ряды врагов постепенно редеют — аристократы Королевства не видели в этом сидении под стенами особого смысла, и воспринимали происходящее, больше как развлечение. И потому уходили, как только их требовали дела на родине, или им просто становилось скучно. А некоторые были достаточно умны, чтобы принять от меня подарочек в пару сотен дукатов, на дорожку. Мы рассчитывали, что уже к концу месяца от «армии» Короля, если можно этот отряд так называть, останется половина.

Всё шло к миру без особых потерь для обеих сторон. И худшее, что могло произойти сейчас, когда всё так хорошо складывалось — это битва. Золото, как белоснежная ткань, наброшенная на прошлое, легко закрывает собой старые обиды, и даёт ощущение обновления и чистоты. А вот кровь имеет неприятное свойство проступать в памяти безобразными пятнами даже через многие годы.

— Гвена со своими трубадурами — среди толпы, но она скорее распаляет их, чем пытается остановить, — раздражённо добавил Вокула.

— И правильно делает! — тут же вступился за демоницу Сперат. — Толпа в бешенстве, им надоел этот Ивэйн, как мыши в подполе. Любой, кто попытается сейчас остановить горожан, вызовет гнев толпы. А толпа уверена, что одолеет их так же легко, как Гонората.

— Не сказал бы, что Гонората мы одолели легко… — сказал я. — И насколько там всё серьёзно?

— Они кинули клич ещё до рассвета. Сейчас выходят в поле у Южных ворот. Собралось уже около двух тысяч человек, — отрапортовал Леон. — Из них половина хоть как-то вооружена. И всего человек триста, сами пивовары, вооружены нормально. Остальные — сброд. Ткачи, оружейники и бурлаки не отозвались на призыв Аньи. Пока ещё.

— Что с аристократами? — тут же спросил я.

— Дйев объявил сбор, больше я ничего не могу сказать, — Леон развел руками.

С Дйевом, назначенным мной в пику старым семействам, я так ещё и не встретился. Мой расчёт оказался верен — во время моего отсутствия он сумел внести раскол в ряды старых семейств, с одинаковой эффективностью приобретая себе как врагов, так и верных союзников. А потом он перенёс ставку «Собрания Благородных Семей» в замок в десяти километрах западнее Караэна, тем самым выбравшись из под зонтика моего внимания. И теперь вёл какую-то свою игру, цели и мотивы которой я пока не понимал.

— Пошлите туда гонца, узнайте, выступит ли он… — начал было я.

— Уже сделано, — кивнул Леон. — Простите, мой сеньор, но нам надо решить главное: присоединитесь ли к горожанам вы сами?

Я задумчиво прошёлся по комнате. Уселся в кресло. Удобное. Подпер голову рукой и задумался. Взгляд упал на вазу с персиками. Они уже стали отходить, переспелые. Или просто давно тут стоят. Интересно, кто принёс их сюда? После отравленного винограда такие вещи меня напрягают.

— Пусть каждый выскажет своё мнение, — наконец, сказал я.

— Рыцари Королевства вытопчут горожан, как стадо свиней овсяное поле, — со знанием дела сказала Адель. — Я знаю только одних пеших, кто смог устоять перед благородной яростью Фрей. Но они далеко на севере, в чащобах Даркенвальда…

— Моя госпожа недооценивает злобность местных горожан, — вмешался сэр Белый.

— Они далеко не так запуганы, как наши крестьяне. И хвататься за ножи они привыкли с детства. Но в поле, против благородных людей, да ещё во главе с самим королем… Думаю, горожанам конец, сколько бы их не было.

— Вчера я видел, как бились с ними наши наёмники. Наши проиграли. Потому что один из Фрей, вопреки договоренности, вскочил на коня, и напал на наших сзади, — это сказал Сперат. Он почти скрыл возмущение в голосе. — Не знаю, как насчёт благородства, но побеждать они любят. И попытаются добыть победу любым путём.

— Их мало, — вмешался Леон. — А наши парни — тёртые. Они уже видели, как приближается смерть в виде стальной конной лавы. Но так же они видели и как всадники бегут. Вот только для того, чтобы разбить конного врага, его надо догнать. А для этого нам нужны рыцари. Я послал к Фредерику, но он сказал, что не сможет привести своих людей раньше, чем к обеду. Пехота, как бы стойка она не была, не сможет часами держаться в поле одна.

Леон, вполне возможно, был предвзят. Он так и не научился толком ездить верхом, и внутренне остался пехотинцем. Впрочем, он прав — маневрируя вокруг, выбирая место для атаки, и имея возможность отступить, если дело пошло не по плану, всадники рано или поздно измотают горожан.

— Выходит, сеньор Фредерик тоже считает, что эта вылазка обречена на провал, — сделал свои выводы Вокула. Как обычно, неприятные, но весьма похожие на правду. — С другой стороны, не присоединившись к этой выходке, вы рискуете потерять любовь народа, которую с такой тщательностью взращиваете. И не надо так хмуро смотреть на меня, сеньор Магн. Это не я стою под стенами вашего города, и уж точно не я вывел туда тысячу дураков на убой.

— Что с колдунами? — прервал я его. — То есть, волшебниками.

— Я послал туда Элю, — доложил Сперат. — Думаю, ответ будет всё тот же.

Эфест обещал завтра-послезавтра убойное заклятие. Вот только обещает он это уже вторую неделю. Я уже даже готов был согласиться на Пожирателя, но выяснилось, что сделать тут нормальный телескоп — задача по технологической сложности почти не уступающая атомной бомбе. В Караэне были ювелиры, способные отполировать нужные линзы, но на это уйдут месяцы, если не больше. В отличие от бывшего Ректора Фро, в рукаве у ректора Эфеста не было туза на все случаи жизни. Как же неприятно иметь дело с банальным специалистом без амбиций!

Я встал и молча указал Сперату на висящий на специальной подставке (тоже Адель приволокла) у изголовья кровати мой пояс с оружием.

— Я прошу вас, мой сеньор, только об одном! Не действуйте по первому велению вашего сердца! — буквально взмолился Вокула. Даже руки сложил молитвенно. — Первый порыв всегда благороден!

Я с интересом посмотрел на него. Интересно, он сам понял, что сказал?

— Такова уж судьба правителя — выбирать решения, среди которых нет хороших! — зачастил Вокула, воспользовавшись моим молчанием. — Да, отступив в сторону сейчас, вы позволите случиться резне. Но если вы погибнете, пытаясь спасти этих людей, то вы не сможете спасти других! Их намного больше!

Сперат подошёл, и встал на колено, чтобы опоясать меня мечом. Обычно я делал это сам, но обстановка быстро стала какой-то пафосной. Ещё не хватало драматической музыки из супергеройских фильмов.

— Это просто классическая теорема Эскобара, — буркнул я. И, видя недоумение на лицах, решил пояснить. — Выбор из двух плохих решений, мой дорогой Вокула, не предполагает выбора вовсе. Сперат, готовь доспехи. И вели седлать коней.

— Что встали? — внезапно вызверилась на своих фрейлин Адель. — Слышали моего мужа? Облачите меня в доспехи и седлайте Варнаву! Сэр Белый, надеюсь вы будете сопровождать меня в битве?

— Это будет для меня честью, моя госпожа, — старый рыцарь поклонился, ударив себя латной перчаткой по кирасе на груди. Довольный, как будто она ему подарочный сертификат на отдых в Турции пообещала. Пожилой же человек, куда ты его в бой тащишь?.. Впрочем, саму Адель я тоже в мясорубку пускать не планировал. Как и себя, да и вообще кого-либо из ближнего круга, если уж на то пошло. Дело было за малым. Как именно это сделать так, чтобы при этом ещё и не дать благородным рыцарям из Фрей поохотиться на моих горожан?

* * *

В это время, у южных ворот:

— Ваше Величество, ворота города открыты, — рыцарь упал на колено перед Королём. Ивэйн был уже немолод и весьма тучен, когда Круг Фей избрал его. И следы его прошлой жизни всё ещё проступали на его теле. Но его лицо уже было лицом Короля — кожа потемнела и изменила структуру, став больше похожей на древесину дуба. В выросших за ночь после обряда коронации длинных зеленых волосах виднелись побеги и крохотные листья — внешние признаки Зеленого Венца. Но и без этого любому, у кого были глаза, было понятно, кто перед ним — благодаря мягкому зелёному свету, исходящему от Короля. Впрочем, возможно, последнее исходило от роя крохотных лютиковых фей, клубящегося рядом с Его Величеством.

— Очень вовремя, а то я начал терять терпение, — и в самом деле, отчаявшись дождаться честного боя, Король Ивэйн уже решил даровать этому мелкому негодяю, Магну Итвису, титул. Мелкое герцогство Эст как раз удачно осталось без хозяев — последний из герцогов Эст умер бездетным. Отдать даже это малое герцогство в лапы подлеца было бы неправильно — однако, если Магн будет обладать титулом герцога, то станет достоин королевского вызова на поединок. Конечно, Ивэйн предполагал, что этот подлый и низкий трус откажется — но тогда можно лишить его титула. А если согласится… Король считал, что даже такой призрачный шанс на то, чтобы закончить здесь свои дела, и вернуться в Королевство, стоит того, чтобы попробовать. Поэтому он и составил документ на герцогство Эст для Магна Итвис. И сейчас как раз размышлял над тем, как отправить его адресату.

— Очень кстати, — сказал Ивэйн, свернул дарственную в трубочку, и заложил её за раструб перчатки. Затем встал и вышел из палатки. Его ставка находилась на небольшом холме, поэтому он сразу увидел происходящее. Из города валила толпа. В первый момент Ивэйн подумал, что это армия — из-за блеска оружия. Но уже вскоре убедился — просто толпа. Крестьяне, нацепившие на себя немного железа и думающие, что теперь похожи на воинов.

— Это вылазка, Ваше Величество! — сообщил очевидное один из рыцарей. Ивэйн глянул на него, стараясь запомнить. Или вспомнить. После коронации ему стало трудно различать людей. — Наконец-то сможем немного размяться! Ваше Величество, командуйте, пока они не одумались, и не сбежали обратно за стены!

Нет, этот из новых, не из тех кто был близок ему в прошлой жизни. И в этой он не будет близок к Ивэйну. Ивэйн не любил глупцов рядом с собой. Только иногда, когда они бывали полезны.

— Ваши слова выдают в вас храбреца! — пророкотал Ивэйн голосом, похожим на грохот вышедшей из берегов горной реки. В лагере испуганно обернулись на этот звук люди, всхрапнули так и не привыкшие к этому кони. — За это я даю вам и вашим людям право на первую атаку. Слышите? Да не сядет на коня никто, пока вы, сэр…

— Пиппин, — пискнула одна из крохотных феечек, подлетев к уху Короля. — Пока сэр Пиппин и его люди не преломят копья!

Ивэйн выждал минуту, но, поняв, что сэр Пиппин так и будет стоять и таращиться, если его не подтолкнуть, развернул рыцаря в сторону города, и прогрохотал:

— Ну же, мой друг, не смею отнимать вашу славу!

Только сейчас до того дошло. Пока Пиппин спешно седлался, отмахиваясь от желающих к нему присоединиться, чтобы не делиться славой, Король спокойно, и не торопясь, готовил коронных рыцарей, и осматривал тех, кто присоединился к нему в этом походе. Сэр Пиппин не смог отбрыкаться ото всех желающих, поэтому повёл к городу настоящее «знамя» — не менее двадцати всадников, из которых как минимум семеро были рыцарями. Ивэйн проводил его отряд взглядом.

— Думаешь, им хватит дури ввязаться в бой? — спросил подошедший рыцарь с длинными седыми усами. Королю потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить старого друга, с которым он провёл в походах большую часть жизни.

— Это не так важно, — куда более тихим голосом сказал Ивэйн.

— Главное, чтобы убедительно побежали? — усатый совсем уж панибратски подмигнул Королю. — Так и быть, я отвлеку их от ворот, а ты бери коронную сотню.

Ивэйн не ответил. Просто кивнул.

Да, ворота остались открыты, чтобы в них могли вернуться те, кто сейчас двигались в их сторону. Огромные створки, способные пропустить через свой зев одну здоровенную купеческую повозку, и ещё останется место для пары всадников. В такие ворота одно удовольствие врываться верхом, да с хорошего разбега, да во главе плотного строя всадников. Такие толстые, тяжёлые створки невозможно быстро закрыть, особенно, если этому мешает перепуганная толпа. Конечно, тут есть множество тонких деталей, нюансов. Как во время охоты на опасного зверя, когда смертельный удар — только закономерный результат, к которому ты шёл дни, или даже недели. Надо дать толпе попробовать крови, чтобы они поверили в свою силу и набрались смелости, потеряли осторожность. Потом нужно выманить их подальше от стен, чтобы не мешали, обойти — и неожиданно ворваться в город, пока стража на стенах думает, что это их битва, и они побеждают. Ивэйн кивнул ещё раз, сам себе. Да, это может сработать. Именно поэтому Круг Фей и выбрал его. Он умеет видеть возможности.

Глава 9 Семья, работа и серебро

Матль Идманфр был человеком в жизни удачливым. Обе жены успели родить ему по три ребенка, прежде чем умереть родами. И оставить неплохое приданое каждая. Из шести детей Матля сейчас были живы целых четверо — у тому же, все сыновья. На приданое дочерям тратиться не придется.

Матль Идманфр всегда был человеком видным. Из благородных. Не иначе, как когда-то, очень давно, из пришедших с севера, потому как Матль никогда не мерз, а при желании и сам мог приморозить рукой не самую крупную зверюшку, вроде мыши. Конечно, с такими силами в аристократы переться было бы неправильно… Зато сил Матля вполне хватало, чтобы охладить пиво в кружках друзей во время сиесты. Возможно, в его сыновьях дар проснется с новой силой. Все это вместе: происхождение не иначе как от рыцаря, собственный дом в Колесничем тупичке между Оружейной улицей и Ткацким кварталом, четыре малых и один большой участок пахотной земли с двумя сотнями работников на них совсем недалеко за городом, мастерство в плотницком деле и, главное, конечно, способность охлаждать пиво — делало Матля Идманфра человеком в Караэне известным, заметным и уважаемым.

На своей улице Матль Идманфр был, как самое большое дерево в лесу — великан, чьи корни глубже всех в земле, а ветви раскинулись надо всеми. Это красиво и внушительно, если не задумываться над тем, что такое дерево забирает себе больше всех воды и света. Может, от того люди его не сильно любили. Но главенство его признавали. В переулке было девять домов и все их хозяева занимали денег у Матля. Единственный, кто при виде Матля не улыбался как вдова при виде любимого сына навестившего её внезапно, так это Сундук.

Сам Сундук любил представляться не местным как Ленакат, но называли его все не иначе как Сундук Плотник. При рождении, его отец, тоже плотник с их переулка, поименовал Сундука попросту Квартом, то есть «Четвертаком». Хоть такие имена больше были в ходу у крестьян Караэнской долины, но и в городе они не были редкостью. Чего там мудрить — называй дочерей именами цветов, а сыновей по порядку — Первак, Вторак, Третьяк. Как вырастут, так народ им сам нужное имя подберет.

Сундук заработал себе имя в семь лет — у его отца тоже была земля на северном берегу судоходного, караэнского канала. Однажды он взял Сундука с собой во время поездки туда по делам. Арендаторы, подлые люди, плату задерживали. Разговор получился сложный, в процессе которого Сундук получил косой по голове.

Коса делается из плохого железа, да и легкая она. Всяко не меч. Поэтому череп Сундукуне пробило, но шрам оставила — на загляденье. Прямо как зарубка от топора поперек лба, ровный такой, над бровями. И мясо по бокам наплыло. В самом деле, смотришь на этот ужас, и так и кажется, что если приделать к макушке ручку и потянуть, голова откроется. Как крышка у сундука. За это и прозвали его Сундуком.

Матль Сундука не любил. Не то, чтобы он ему плохое что-то сделал — даже наоборот. Однажды, когда между гильдиями пивоваров и ткачей в очередной раз начались разногласия, пришлось им в Колесничем переулке запереться и почти два дня сидеть тихо. Такое случалось раз в года два. Или, даже, в три. Но в тот раз, ткачи отчего-то решили, что Колесный тупичок, как их переулок называлю в южной части города — за пивоваров. И напали. Драка была почти беззлобной — зашибли только мальчишку-подмастерье одного из соседей. Да и то случайно — сунулся, дурачок, в драку без шлема. И все же, Матль тогда враз осерчал. И кинулся на ткачей с баррикады, чтобы ответ дать. Ну его с ног сбили, к земле придавили, и давай ножами тыкать — хорошо мечей у ткачей с собой в тот раз не случилось.

Остальные с Колесничего на баррикаде стоят, кричат, но идти выручать не решаются. Тут-то Сундук и ворвался. Раздал своей короткой дубинкой ткачам ловких ударов, подхватил Матля, и утащил к своим, пока те не очухались.

Матля тогда истыкали знатно — и шею, и лицо. Осталось у него на память о том разе сеточка грубых рубцов на нижней части лица, из-за которых борода росла с проплешинами. С лекарями у них всегда в переулке туго было. Сундук с тех пор ни слова о том случае не сказал. А все же, каждый раз, как Матля видит — грудь вперед выставляет, лыбится. Помнит.

Матль, конечно, благодарен был. Старался отдариться, при случае. Как-то, к примеру, арендаторы ему сукном заплатили. Хорошим, не тем, что обычно крестьяне зимой ткут — все лохматое от ниток, кривое косое. А совсем прямо таки наоборот — ровное, почти без узелков на ткани, даже приятно посмотреть. Отрез в полтора шага шириной, в сто шагов длинной. Если на большой ярмарке продавать, можно на хорошую корову сменять. Или десять сольдо серебром просить смело. А Сундук тогда как раз старшую дочь замуж выдавал — приданое собирал. Ну Матль и послал ему с подмастерьем весь кусок. С наилучшими пожеланиями. Успокоился. Ведь, вроде как, отдарился.

Полтора года не прошло, Сундук у ворот стоит. Лыбится, как всегда. Шапки тогда еще эти дурацкие в моду входить стали. Которые на коровью лепеху похожие. Сундук одним из первых себе такую завел — шрам на лбу скрыть. Увидел Матля и рукой показывает — подарок приволок. Тачка. Небольшая, но добротная. С двумя хорошими, легкими колесами. Спицы тонкие, обода кожей обтянуты. Не тележные колесища, а тонкой работы. С выдумкой. За такую красавицу десять сольдо просить не стыдно — видно же издалека, сколько труда в каждое колесо вложено. Матль всех тонкостей не знал, но знал, что только заготовки под такие тонкие обода сначала вывариваются в особом составе, а потом по полгода в специальных лекалах сушатся. А потом еще все вместе собрать — труда много, потому и не делает никто таких колес. Хотя, красиво, конечно. Тачке уже пять лет, а Матль ей с удовольствием пользуется. Инструменты возит.

Матль еще пару раз отдариться пытался, да вот только и Сундук в долгу не оставлся. Еще и решил, будто они с Матлем друзья. Матль зубами скрипел, но терпел — как ни крути, а Сундук ему жизнь спас, все таки.

— Колесный тупичок! Сами пришли! Мы вас хоть и не звали, но рады как родным! — отвлек Матля от мыслей женский крик. Одна из пивоварских. У них много наглы вдов, что от мужей пивоварни получили и теперь ведут себя, будто право имеют. А самая шебутная, так это Анья. Тоже вот, дурная баба, хоть и красивая. Как мужа схоронила, так и не сидится ей спокойно. Еще и целую ватагу вокруг себя собрала — на вид мужики суровые, тертые. А бабу слушаются. Матль бы в жизни дел никаких с Аньей иметь не стал, да жизнь штука глумливая, заставила.

Так уж случилось, что Битву у Канала он пропустил. За городом был, землю свою спасал. Арендаторов строил, заставлял скот перегонять, инструмент прятать. Думал Матль, что разграбят все вокруг Караэна. А вот нет, не разграбили. А в битве раз его не было — никто его в эти самые Книги вписывать не стал. Да и ладно бы с ними, и без Книг все знали, что семья Идманфр и на владение землей право имеет, и торговать может, и крестьян, что на их земле, сами судят. А сами суду только городскому подвластны. И пороть их нельзя — аристократы, вроде как. Правда, говорят, тех кого в Серебряную книгу вписали, ко всему этому, нельзя будет еще и податями без согласия Палаты обкладывать. И дорогу конным можно будет не уступать. Днем. И сбор речной не платить. И соль самим покупать. И пива ввозить сколько хочешь, а не как обычаем и гильдией пивоваров положено. И много еще чего.

В общем досадное, конечно, упущение. А вот Сундук в той битве был. Что делал непонятно — сам он рассказывал мало. Ушел с четырьмя домашними, вернулся с двумя. Принес боевую косу. Косую, кривую, но железа в ней — на пять топоров хватит. Ещё северный рыцарский шлем, который на ведро похожий. И тряпье, местами рваное, местами паленое, но в общем, в дело годное. Это из того, что люди видели. Ну и имя свое в Книгу вписал, естественно.

А потом, когда «толстые» Магна Итвиса из города выгнали и Книгу запретили, и город волноваться начал — опять Матль не там оказался. Угораздило же его как раз заказ взять, на починку одного из порушенных мостов. Хорошо платили, но лучше бы отказался — опять все без него случилось.

А вот как осада, так Матль внутри. Еда, даром что только пару ворот дураки из Королевства перекрыть смогли — за день в пять раз подорожала. А у Матля домашних в доме — двадцать человек. Если совсем мелких детей не считать. Всех прокормить надо. Да и раздражало это — каждый день встаешь и думаешь — пограбила королевская сволота твоих арендаторов, или нет пока? Будет выход, или в этом году зерно покупать самому придется?

Матль был человеком предусмотрительным. Все яйца в одну корзину не складывал. Были у него доли в нескольких речных барках. На тысячу сольдо. Так вот на днях осаждающие две захватили и разграбили. Зацепили с берега крюками на веревках, подтянули поближе и все. Плакали чьи-то денежки.

Были у Матля бумаги еще на тысячу сольдо. Одолжил купеческой семье, одной из тех, что у Фонтана живет. За пятьдесят сольдо в год. Знай себе сиди, бороду чеши, а денежки капают. Так теперь и торговля с Отвином встать норовит — только эти отбитые рыцари докумекают, что мимо них целая река денег течет, прямо за углом стены — так и встанет.

Было у Матля в разных местах дома припрятано еще две тысячи сольдо — но это уж совсем на черный день. Да и не хотелось те, что в дело вложены, терять.

Так что когда Арья вдруг у фонтана на квадратный камень забралась, и как начала орать про то, что хватит, мол, терпеть! Что караэнцы испокон веков свободными были, к земле не крепились, и потому надо бы отпор дать и все такое прочее — Матль решил, что он на клич этой бабы откликнется. Баба с придурью, дело понятное. Но так зато он с разумением — постоит в сторонке, посмотрит как дело повернется. Повернется хорошо — шибко поучаствует. Повернется плохо — уйдет тихонько. А там уже можно будет и в Палату сходить, сказать чтобы в Книгу его имя вписали.

Старшего сына, которому уже восемнадцать стукнуло, Матль дома оставил. За главного. На случай если дела совсем плохо повернутся и не вернётся Матль. Он и сам в таком возрасте дела принял — и сын справится. Показал ему где тайники с серебром, последние наставления дал. Младших с кормилицами запер, слегка хворостиной отходив, чтобы сбежать не надумали. Построил старших подмастерьев, наказал сына слушать и помогать.

На драку непонятную забрал Матль с собой троих самых бестолковых и драчливых. Двум достались дубины, железом обшитые, одному топор на длинной ручке. Старый ржавый колун, который не жалко — даже маленький плотницкий топорик двадцать сольдо стоит. Как корова. А коровы на дороге не валяются. Шлемы, конечно, всем, обязательно. Правда кое кому достались из дерева собранные, на железном каркасе. Зато не кожаные каски, как у многих. Сам Матль вооружился почти как знатный. На теле — доспех тканевый, стеганый. На груди три железные пластины нашиты. На голове шапка железная, с полями широкими. Наручи из деревянных плашек из твердого дерева, на кожу набранные. Это все ещё от деда осталась. Проверенное, не один удар смертельные выдержало. На боку, справа, висел заткнутый за пояс маленький плотницкий топорик. Потому как этим топориком Матль больше бревен обтесал, чем ложкой тарелок опустошил. Умел он им владеть. Слева болтался караэнский меч. Дорогой, красивый. Двести сольдо. Не для боя купленный, а для уважения — чтобы все сразу понимали, кто такой Матль Идманфр.

Кинжал на пузе на случай, если оружие потеряет. И в руках — главный инструмент для боя. Надежный, испытанный. С ранней юности верно Матлю служащий. недлинная, но увесистая дубина, полосами мягкого железа обитая, с закаленным шипом на верхушке — не один человек от её удара на камни караэнской мостовой упал. А земля за городскими стенами ничем не отличается, разве что даже помягче будет. Значит и за стенами хорошо послужит.

Матль сам вооружился, а потом клич по переулку кинул. С девяти домов только пятеро хозяев откликнулось. В двух вдовы жили, в двух хозяева за городом. Остальные пришли с оружием, в шлемах, не хуже Матля вооруженные — им уже не раз их переулочек приходилось отстаивать от всяких гостей недобрых. Разок можно и за город постоять. Так им сказал Матль.

Последним пришел Сундук. И привел с собой аж пятерых. И, если двое его людей были примерно как все защищены и вооружены, то вот он сам… Нет, про шлем было понятно и ожидаемо — хоть и смотрелось это железное ведро, на пешем воине, непривычно. А вот кольчуга, поверх стеганки — заставила Матля рот от удивления открыть. Закрывала она снизу до середины бедра, рукава короткие — пожалуй, за тысячу двести сольдо можно такую купить.

Но кто же, из нормальных людей, такие деньжища отдаст за штуковину, которую к делу не приставить! Не землю вспахать — а плуг железный, меж тем, всего-то двести сольдо стоит! При том есть плуг, хорошо если у одного из десяти! Штук шесть можно купить на такую гору денег! Да весь плотницкий инструмент у Матля, на большой ярмарке, да в удачный день, не больше чем за полтысячи сольдо уйдет. Нет, понятно, что и Сундук свою кольчугу не купил… Но ведь и не продал! Глупость какая. Зачем она ему⁈

Зато меч у Сундука со старых времен. Широкий, караэнский. Сольдо примерно семьдесят стоит. По нему хоть определят, кто тут главный.

А еще двое у Сундука, молодые совсем подмастерья, с арбалетами были. Без защиты, из оружия только топорики за поясом. Сколько арбалеты стоят Матль не знал и знать не хотел.

— Что долго так? Уже уходить собирались! — раздосадовано рявкнул Матль на Сундука. И демонстративно поправил меч на своем поясе.

— Так, тарги доделывал. Там и оставалось только ремни приладить.

Щит. Сундук как с битвы вернулся, так взял и наделал щитов. Еще одна бесполезная в хозяйстве вещь. Да и для душевных драк в темноте на узких улочках, большой овальный щит «тарг» тоже практически бесполезен. Но Сундук наделал их разом штук десять. И продавал по цене хорошей коровы. И только за серебро. К удивлению Матля, находились сумасшедшие, которые обменивали двенадцать сольдо на бесполезную вещь.

— У меня осталось только четыре. Хочешь, половину тебе отдам? — Сундук поднял шлем и снова раздражающе улыбался.

— Нет! — рявкнул Матль. Сундук его как будто не услышал — всучил два щита людям Матля. Те не артачились, а даже поблагодарили. Красивая вещь, этот тарг. Хотя, на вид тонковатый. Зато Сундук выкрасил тарги в красное и белое — очень популярные в нынешнее время цвета. А главное, Сундук сделал щиты не плоскими, а полукруглыми, если смотреть на них сверху. Так за ними куда удобнее прятаться. Все же, чувствуется, что Сундук не зря в Колесничем переулке живет — сразу видно, плотник не в первом поколении. Матль даже почувствовал укол профессиональной ревности.

Собралось их всего человек двадцать пять. Как родной переулок отстаивать надо, так до сотни доходило. Ругаться Матль не стал, и ждать больше никого не стал, а повел всех, кто решил к нему присоединиться, к Южным Воротам. Там Анья назначила местом сбора.

Пока шли, Матль все думал, что не придет никто. Или что верней, народу соберется мало, да и те постоят и разойдутся. Неприятный холодок то и дело пробегал по спине. Привычные к тяжелой и точной работе руки стали вдруг слабыми и неуклюжими.

Народу у Южных Ворот оказалось полно. Толпа была плотной, а гул от людских голосов с непривычки заставил Матля растеряться. Даже на ярмарках такого гвалта не было.

Подхваченные течением людской реки они медленно прошли через ворота. Толпа была достаточно плотной, чтобы можно было отбиться от своих, но недостаточно плотной, чтобы через неё нельзя было протолкнуться. И какие-то наглецы этим пользовались. Они то и дело сновали туда-сюда, добавляя неразберихи.

— Знамя надо! — крикнул Сундук на ухо Матлю.

— Дай свой щит! — рявкнул Матль. Быстро закрепив ремни щита на древке копья, он вручил импровизированный штандарт одному из своих людей. Тот поднял раскрашенный в приметную красно-белую клетку щит-тарг над головой

Пройдя через ворота и попав за стены, они тихонько отошли чуть в сторону. Недосчитались нескольких человек из Колесничего переулка. Зато к ним прибились знакомые и соседи из других переулков.

— Стоим посреди поля! — заорал Сундук снова в ухо Матлю. — Стопчут!

Что такое «стопчут» Матль не понял.

— Давай, давай! Двигаем! Всем сплотиться! — раскомандовался Сундук. Матль позволил себя увлечь — все равно он решительно не понимал, что происходит. Кроме толпы с лесом оружия над ней, он видел только стены Караэна. Это помогало ориентироваться.

Прошло не мало времени, прежде чем Матль и его отряд выбрался из толпы. Целеустремленность Сундука и авторитет Матля, заставлявшие держаться их вместе, сказались на других — к ним присоеденялись все новые и новые люди.

— Эй, Третьяк, ты тут с кем? — кричал кто-то из толпы.

— Вон, с Матлем Идманфром! — орали из под красно-белого тарга.

— А я своих потерял!

— Так давай к нам!

Как только вокруг стало посвободней и людские волны перестали набегать на их отряд, как морские волны на пляж, Матль зарычал:

— Поднимите меня! Поднимите меня!

После нескольких неудачных попыток, кто-то додумался повернуть один из щитов параллельно земле, а после того как Матль в него уселся, поднять над головами. Матль осмотрелся и только сейчас смог сориентироваться. Вокруг было море шлемов самых разнообразных форм и расцветок. Кроме него, над толпой возвышались аристократы, собравшиеся маленькими, отдельными группками. Да, сидеть на коне очень удобно, хотя бы потому, что с него видно куда больше. Разглядывая аристократов, Матль вдруг понял, что те явно увидели что-то, что заставило их потерять напускное спокойствие. Сначала самые разодетые аристократы о чем-то поспорили. Судя по взмахам рук и хватанием за оружие, ругались как пьяные бурлаки после «ходки». До драки дело не дошло — караэнские всадники, повинуясь взмахам своих знамен, почти одновременно двинулись в сторону. Прочь от толпы. Матль проследил за их настороженными взглядами, то и дело бросаемыми через плечи. И увидел, что к вывалившейся из города толпе горожан приближаются вражеские рыцари. Раскрашенные в яркие цвета ткани покрывали и их самих, и их коней. Блеск солнца на полированных частях доспехах. Перья на шлемах. Толстые и длинные копья мерно покачивались в такт ударам копыт коней. Это было очень красивое зрелище, никогда ранее Матлем не виданное. И в тоже время, было в их приближении что-то… Жуткое.

— Враг! Враг! К нам приближается враг! — бешено заорал Матль. И лихорадочно завертел головой по сторонам, в безнадежной попытке найти Анью. Это было бессмысленно — одни шлемы вокруг. Да и услышали разве его, разве что метрах в десяти вокруг него, остальное людское море даже не смотрело в его сторону. Что еще хуже, почти никто не смотрел и в сторону приближающейся опасности.

— Собачий Сад! — заорал снизу Сундук.

Собачий сад, это участок земли совсем рядом с Караэном. Еще лет тридцать назад Городской Совет запретил строить хоть что-то, за чем можно укрыться, ближе чем в трехстах шагах от стен. Это не мешало местным делать под стеной огороды, воровать друг у друга по ночам лук и брюкву и отчаянно драться за кусочек грядки. А вот расположенный у Южных Ворот, шагах в двухстах, сад с персиковыми деревьями, принадлежал кому-то из Совета. И когда за пару лет ни сторож, не злые, купленные у горцев, собаки не смогли спасти его от тотального разграбления детворой и просто горожанами, Городской Совет продавил поправки. Какие поправки никто так и не понял, но конкретно этот сад теперь был обнесен высокой, в полтора человеческих роста, стеной из грубого, колотого камня на глиняном растворе.

Собачий Сад обнаружился совсем рядом, буквально в полусотне шагов. Матль ткнул в него своей дубиной и рявкнул — Туда!

Так его отряд и двинулся — посередине был Матль, сидя одновременно на щите и под щитом. Потому что второй щит, выполняющий функции стяга, мотылялся на копье прямо над его головой — знаменосца притиснули слишком близко к носильщикам Матля. Они добрались до Собачьего Сада довольно быстро. И вломились в него через широкие — чтобы могла проехать повозка — ворота. На дереве для ворот хозяин сэкономил, и проем в стене перекрывали легкие, сплетенные из колючих прутьев створки, которые не могли сдержать напора толпы.

Внутри обнаружились перепуганные сторожа с арбалетами в руках и с собаками на поводках. Сторожей было человек пять, собак в два раза больше. Видя, сколько народу к ним вломилось, сторожам хватило ума поднять оружие, направив наконечники болты в воздух и натянуть поводки, не давая собакам кусать ворвавшихся.

Тем временем шум толпы, доносящейся из-за стены, сменился — все больше и больше ополченцев Караэна замечали врага. Вместо злого гула, похожего на звук потревоженного улья, теперь из толпы слышались удивленные, испуганные, а то и откровенно панические выкрики на фоне глухого ропота.

— У кого есть копья и щиты⁈ — заорал Матль. — Встать вперед! У ворот!

Затем он повернулся к сторожам и крикнул, ткнув в них своей дубиной:

— У кого арбалеты! На стену!

— У кого топоры! За мной! — заорал Сундук и бросился к воротам.

Все вокруг пришло в движение, люди загомнили, заорали, разом двинулись сразу во все стороны. Матль успел еще крикнуть кому-то, скорее всего Сундуку, что его отец был горным гоблином, но про мать и скомандовать перестать метаться орать уже не успел — его уронили со щита и он упал вниз, под ноги. Успев только с ужасом подумать, что их в Собачий Сад уже набилось не меньше сотни человек, и продолжают прибывать все новые. И они тут, как крысы в бочке.

Глава 10 Люди, одежда и Император

Матль любил повторять поговорку: «Никогда не отпиливай, пока трижды не промерил». Это постоянно повторял ему отец, а ему его отец, а отцу его отца его отец… Честно говоря, если подумать, это свидетельствовало о том, что его семья не из самых сообразительных. Матль не раз и не два портил дорогую заготовку, промахнувшись с размерами или не продумав все как следует. Поэтому проверять и перепроверять у него вошло в привычку.

Хоть сейчас бардак вокруг мало напоминал работу с деревом, внутренняя потребность точно знать, что делать, заставила Матля попытаться как следует примериться к происходящему. Он заметил домик, где жили сторожа. Не намного выше стены, совсем маленький, без традиционного внутреннего дворика, с крышей, покрытой красной черепицей. На крутом скате крыши Матль удержаться не мог, поэтому просто приставил к домику одну из лестниц, с помощью которых тут собирали персики, и забрался на неё.

После того как его подняли на щите, он научился ценить высоту. Нет ничего лучше места с хорошим обзором, когда вокруг толпа людей. Впрочем, он был такой не один — на других лестницах, на стенах, даже на персиковых деревьях, уже сидели люди. В основном те, кто помоложе. И громко рассказывали о том, что видят сверху, остальным столпившемся внизу. В Собачий Сад все прибывали люди и Сундук встречал их у ворот отчаянно ругаясь и пытаясь пристроить к делу. Матль присоединился к нему. Не слезая с лестницы, исключительно в виде гласа с неба. Размахивая своей дубиной и крича чтобы те, кто со щитами, стали у входа. А тех, у кого арбалеты, пустили наверх. Кажется, его никто не слушал. Жаль, потому как в процессе командования он выдал пару таких заворотов, что хоть неси деньги писцам и записывай для потомков.

Матль пропустил как рыцари Королевства Фрей приблизились. Но само их появление в опасной близости пропустить было трудно. Гул человеческого моря резко затих. Люди перестали говорить друг с другом. Однако тишины не случилось — воздух заполнился криками. Отчаянными, злыми, вызывающими — а через секунду жалобными. Криками боли. Посмотрев в ту сторону, откуда они доносились, Матль увидел шесть рыцарей выстроившихся в линию. Эта шестерка рыцарей неслась прямо сквозь толпу горожан. Всадники держали в руках не копья а длинные, тяжелые мечи. И опускали их изредка, словно нехотя — прямо на головы и спины разбегающихся перед ними людей. Так крестьянин идя по полю с тяпкой, иногда, с ленцой, бьет снующих по грядкам мышей. С той же кажущейся ленцой и рожденной множеством лет практики быстротой и точностью.

Караэнцы, оказавшиеся перед рыцарями вели себя по разному — некоторые застывали, иногда закрыв лицо в ужасе — и их рассекали тяжелые клинки. Другие пытались защититься, закрываясь маленькими, городскими щитами или даже сами бросались вперед, пытаясь ударить всадников своим оружием. Но большинство пытались бежать, часто сталкиваясь друг с другом, спотыкаясь и падая.

Рыцари Королевства были покрыты пестрой, яркой тканью. Матлю сделалось плохо от мысли, сколько такая роскошь может стоить, если сшить из неё одежду. А всадники в ней были зашиты как в мешок, от верха шлемов до самых копыт огромных боевых коней. Что особенно расстраивало — дорогая ткань расшитая геральдическими цветами и гербами была вся в пыли и брызгах крови. Ведь он знал, как трудно было его прачкам отстирывать одежду, случись кому порезаться на работе. Мальт удивился, что это его волнует. Вот он никогда бы не надел столь праздничные вещи на такую грязную работу.

Впрочем, за исключением ярких рыцарей, остальные два десятка всадников выглядели куда проще. Только некоторые в гербовых накидках, а в основном кожа, металл и коричневая шерсть. Правда эти не рвались вперед, а следовали за своими господами. Разве что некоторые изредка стреляли из маленьких арбалетов, которые можно взвести с седла. Поражающие цветовое восприятие Матля рыцаря скакали впереди них, прокладывали просеку в людях, как матерый кабан-секач проминает дорогу в зарослях камышах для бегущих за ним поросят. Матль видел такие следы — настоящие тропинки в стене тростника, с втоптанными в землю сломанными стеблями. Сейчас было очень похоже. Только вместо стеблей, за рыцарскими конями оставались втоптанные в землю, изломанные тела людей.

Вот один из всадников следующих позади рыцарей, в пижонской шляпе и кожаной куртке с нашитыми железными кольцами, вдруг остановил коня. Склонился с седла, всматриваясь в лежащего у его копыт караэнца. А потом ловко соскочил на землю. Деловито ухватившись за шлем задрал лежащему горожанину голову и всунул кинжал в глаз. Караэнец забился, схватился за торчащую из его лица рукоять — так он был еще жив! Был, но теперь уже нет.

Кажется Матль узнал бедолагу — один из мастеров-горшечников с Глиняного переулка. По имени Гар. Уважаемый человек. Его семья тоже была дворянской крови, кажется они имели власть над водой. У него было большое поле неподалеку, он засаживал его репой. А когда ему советовали посадить брюкву или пшеницу, отвечал что лучше вырастить и собрать урожай репы, чем вырастить и не успеть собрать урожай чего получше. И в самом деле, в такой близости от города сохранить урожай можно было или с помощью стены, собак и сторожей, как в Собачьем Саду, или растить что-то самое непривлекательное для воров, среди своих соседей.

Отец Матля как-то правил ему дом и гончарный круг. Взял за работу шесть горшков — чудной работы, с удобными ручками. тонкостенных но долго сохраняющих тепло или прохладу. Гар знатный мастер… Был.

Убийца Гара деловито срезал кошелек с пояса все еще дергающегося тела, расшнуровал верхнее платье из хорошей, выкрашенной в дорогой желтый цвет шерсти. Приспустил воротник, словно желая дать Гару возможность легче дышать. Потом перевернул Гара лицом вниз, потянул за концы рукава — и одежда гара оказалась у него в руках. Он проделал все это так быстрее, чем Матль бы об этом рассказал. Пару раз Матлю доводилось раздевать пьяного отца и ему всегда казалось, что мало что труднее, чем стащить одежду с безвольного тела. Вот только этот человек, там, на поле, проделал это с такой ловкостью, что невольно вызвал у Матля уважение. Любой кто владеет хоть каким ремеслом, всегда признает мастерство другого.

Всадник быстро раздел Гара, оставив на теле только исподнее, запихнул все в большую кожаную сумку на седле, и только после этого выдернул из глаза Гара кинжал. «Оставил в ране, чтобы кровь не запачкала ткань!» — догадался Матль, видя как хлынула красная струя из глазницы Гара на землю.

Словно почувствовав взгляд, убийца Гара оглянулся и посмотрел прямо на Матля. Махнул ему рукой, улыбнулся, а потом сделал жест словно втыкает себе что-то в глаз и показал на Матля. А потом вскочил на коня и поехал.

Прежде чем Матль понял, что делает, он съехал по лестнице вниз, заметался среди толпы, не найдя выхода влез в домик. И наткнулся на маленькое святилище в углу. Там стояла крохотная, не больше локтя высотой, фигурка Императора-Заступника. Та его ипостась, что помогала против злых людей — с розгами в одной руке и топором палача в другой.

Матль никогда не был человеком религиозным. Разумеется, он чтил предков и в его доме была небольшая комнатка с фигурками его собственных родителей и предков и крохотные фигурки предков его домочадцев. И он никогда не забывал в нужные дни приносить им подношения и жечь рядом лучины пахучего персикового дерева. И даже сам, случалось, вырезал из дерева маленьких коровок, домики и прочие вещи, которые ставились рядом с фигурками предков — чтобы в том мире они ни в чем не нуждались. И фигурки предков исправно защищали его дом. Уже двадцать лет в дом Матля не проникало никакой потусторонней гадости, что бывает крадет дыхание или зубы спящих.

В храмы, плотник, как и положено мастеру по обычаю, тоже ходил. Пару раз в год, или в особо подходящие дни. Больше других любил храм Великой Матери и ритуалы плодородия перед посевной и уборкой урожая. Которые по молодости вообще не пропускал. Хотя, в глубине души, в богов он не верил. Даже если они и были раньше, то теперь им явно не до людей. Ушли и живут где-то очень далеко.

Вслух об этом Матль никогда не говорил. Потому как может богов и не было, зато людей в них верящих — полным полно. Первая его драка, в которой дело дошло до оружия, случилась как раз из-за того, что кто-то что-то не то сказал про Пан-Бухта. Этого бога почитали в гильдии пивоваров — доходило до того, что они собирались славить его каждую неделю. В Колесничем переулке была маленькая комнатка с искусно вырезанной фигурой Пана-Мастера, с топориком и отвесом в руках. В этот маленький храм можно было пройти либо через дом Сундука, либо через дом вдовы по соседству. И туда Мальт тоже исправно ходил, до и после больших заказов, прося направить руку и помощь в работе.

Вот только Матль начал ковырять дерево чуть ли не раньше, чем научился ходить — и от того лучше других знал, что если Пан и направляет руку мастера, то только того, который и без него бы неплохо справился.

Пан был разносторонний бог. Ему поклонялась большая часть Караэна и даже дикие горцы. А вот у ткачей был ревнивый Император — и они избегали появляться даже в храмах Великой Матери, которой отдавали должное вообще все. Ткачи относились с подозрением к Колесничему переулку как раз потому, что там поклонялись Пану, как и и их вечные враги, пивовары. Ткачи плохо понимали, какая большая разница между Пан-Бухтом и Паном Мастером. Матль за такую дремучесть ткачей не винил — он и сам, признаться, не понимал.

Свой бог был у каждого сколько-нибудь заметного сообщества города. Не было его только у аристократов — они чтили только предков. Матль понимал — когда дело доходит до драки, очень хочется почувствовать защиту и поддержку. А кто может дать такое чувство, кроме как семья? Поэтому он забормотал имена отца, деда, прадеда и так до пятого колена, обещая им поставить пива в святилище и вырезать каждому удобную кровать, не хуже, чем у Итвисов. Чтобы в посмертии они могли понежиться в постели всласть. Матля последнее время все чаще болела спина и он знал как важно — хорошая кровать.

А потом он схватил фигурку Императора-Заступника, вышел из домика, стряхнул какого-то шустряка, забравшегося на его лестницу и поднялся на неё обратно. Обвел взглядом всех вокруг. Люди, невольно обратили на него внимание — то ли из-за фигурки в руке, то ли из за того, что Мальт мастерски обложил тремя заворотами идиота, который занял его лестницу. Видя, что на него многие смотрят, Мальт крикнул:

— Мне был знак! Император сулит победу! Слушайте, что надо делать!

Может Матль не особенно понимал про войну, но что он умел, так это управлять людьми. С первого взгляда он понимал, можно ли доверить человеку работу. И не забывал проверять. Некоторые горожане, уважаемые и зажиточные, тряслись от страха и жались по углам. Зато другие, одетые по проще, скалили зубы и храбрились — и те и те не подходили. Матль находил угрюмых и сосредоточенных, и поручал им дела. А потом пинками отправлял вдогонку тут же назначенных помощников.

Матль был плотником — и занялся тем, что умел. он велел валить персиковые деревья. Инструмента было мало, но нашлось несколько колунов на длинных рукоятях. С помощью них справились быстро. Персиковые деревья рубить было преступлением — это становится каждому, кто хоть раз видел их розовый цвет во время цветение. Такая красота просто не может быть не священной. Да и денег они стоят. И все же, никто приказы Матля оспаривать не стал. Обрубив ветви и заострив их так, что стволы стали похожи на огромные колючки, они выложили их у входа, направив заостренными концами наружу. Теперь сунуться к ним будет трудно.

Развалив часть дома сторожей и поотнимав лестницы у всех, они наскоро соорудили вдоль стены хлипкие мостки. Кривые и косые, держащиеся на груде камней, на них стояли те, у кого были арбалеты и стреляли из-за стены в проезжающих мимо всадников.

Прошло времени едва ли больше, чем Матль потратил чтобы добраться сюда от Колесничего переулка. И Матль вдруг понял, что дел больше не осталось. Плотник еще не знал, что основное чувство на войне — скука. Впрочем, пока он её еще не чувствовал — слишком уж внове было происходящее.

Не зная, что придумать еще, Матль взобрался на криво уложенную на вбитые в землю деревянные рогатки лестницу, уцепился за верх стены, чтобы не упасть и стал наблюдать за происходящим у ворот. Вскоре к нему присоединился Сундук.

— Ох, мастер Матль… Зря вы так с Садом. Не расплатитесь теперь с хозяином… — покачал головой стоящий рядом парнишка с арбалетом. Кто-то из подмастерий — всех сколько нибудь значимых горожан Матль знал по именам.

— Молчи дурак! — вступился за Матля Сундук. — Мастер Матль не смеха ради, а для войны!

— Так не пригодилось! — ответил наглый парень. И даже ехидно гыгыкнул. — Победили уже!

У Матля все внутри оборвалось. Он обвел глазами пространство перед воротами. Раньше рядом с Южными Воротами сходились аккуратные прямые дороги, стискивающие с обеих сторон грядками и полями. Сейчас тысячи ног и десятки копыт перемололи все почти до единообразного коричневого цвета, буквально растоптав посевы. Дороги все еще угадывались. Вместо ровных грядок теперь были беспорядочно раскиданные серые холмики. Это лежали тела, припорошенные высохшей под ярким солнцем землей. Среди множества тел караэнцев, рядом с которыми хлопотали родственники и друзья, взгляд Маьта зацепился за несколько трупов лошадей.

— Выскакивает, значит, Магн Итвис. Щерится, как пес хозяину. А с ним рыл сорок рыцарей! Тех, что под Фредом ходят. Наглые такие. Но в этот раз они показали, что не зря нос задирают! Королевские их не заметили, как раз, значит, лицом туда стояли. Их пивовары как раз отогнали. Гады лошадиннозадые, их же не догонишь. Тока наши, значит, соберутся им вломить, так они ррраз — и ходу. А потом снова вернутся и сбоку, крюком подъедут…

— Раза три на нас ходили, — встрял Сундук. — Эти крысы конные срутся на сплоченных людей идти, ищут тех кто врассыпную мечется. Нельзя по одному стоять. И щиты нужны, большие…

— Ну и пока они там хитро сбоку пытались зайти, Магн их рррраз! И стоптал! Всех поубивал! Сотни три, наверное, враз легко, остальные сбежали!

Матль с сомнение присмотрелся к трупам. И насчитал три мертвых лошадей. Насчет еще пары холмиков он был не уверен. Но ни одного яркого пятна. Ни одного рыцаря.

— Кончилось, говоришь? — вдруг заорал прямо в ухо Сундук. И еще более ехидно гыгыкнул. А потом отвесил арбалетчику подзатыльник и развернул его в сторону от ворот. — А как по мне, так только начинается!

Матль тоже посмотрел и его сердце пропустило удар, а потом ухнуло куда-то вниз. Мастер-плотник схватился рукой за стену, потому что почувствовал, что ноги у него дрожат мелкой дрожью, как от холода. От виднеющегося вдали лагеря Королевства Фрей, в их сторону ехали всадники, медленно расходясь в стороны. Все больше и больше. Словно река вышла из берегов и накатывала на город. Река сплошь состоящая из болезненно ярких цветов дорогой ткани. И острой стали.

— О, мастер Матль, ты погляди! Сам Магн Итвис! — крикнул Сундук под ухом. — Кажись, к нам едет! Зачем? Думаешь это его персиковые деревья.

У Матля слегка потемнело в глазах. Он зажмурился и встряхнул головой. Да что такое с ним сегодня. Ах, ну да, с утра на солнце. Мастер-плотник хотел было попросить воды, но рядом не было никого из своих, кроме Сундука. Но тому тоже не пристало с собой бочонок таскать. Однако жажда навалилась с ужасной силой, поэтому Матль прохрипел, надеясь на чудо:

— Сундук… Пить очень хочется…

Сундук сдвинул шлем на затылок, огляделся вокруг и заорал!

— Питья! У кого есть пить, дети овцы и эльфа⁈ Дайте мне пива, или я начну рвать вам задницы, пока…

Монолог Матля прервала рука, которая сунула ему в лицо кожаный мех, в котором всадники возят вино. Рука была в латной перчатке, но Матль заметил это уже после того, как схватил бурдюк. И только после этого застыл в ужасе.

— Имя! — произнес рядом с мастером-плотником молодой, но полный надменной властности голос.

Глава 11 Обещания, серебро и правда

Проблема с людьми в том, что они слишком умные. Никогда не знаешь, какую глупость придумают. Едва я прибыл к Южным Воротам, как понял — зря. Лишний я тут. Правы были мои советники, не надо было сюда лезть.

Толпа кучевряжилась и завихрялась, как снег во время бурана. Кто-то бежал в город, кто-то наоборот, рвался наружу. По дороге мне встретились горцы. Десятка четыре, под началом Лардо.

— Почему без приказа привел сюда людей! — сорвался я на него.

— Прошел слух, что тут драка, — пожал плечами этот хитрожопый. Два шрама опускали уголки его губ, делая рожу горца прямо таки зверской. А может, такое впечатление создавалось из-за особенного, хищного выражения его глаз. Такой отстраненный интерес, как у уличной кошки, когда она смотрит на мышь. Лардо почуял добычу и не смог остаться в стороне. Надо будет наградить Марцила за то, что тот не оставил вверенные ему участки. Причем наградить показательно и щедро.

— Веди своих людей на стены! — прошипел я, безуспешно давя бушующую внутри злость. Давно я так не злился. Наверное, в этом мире почти никогда. Скорее всего это была защитная реакция. Меня терзали неуверенность, беспокойство и даже страх. И в ответ организм Магна выдавал однозначную реакцию — «бей». Вариантов «беги» у этого мутанта не было.

Злость плохой советчик. Я в книжках читал. Но сделать с собой ничего не мог. А когда встретил перед самыми воротами «сотню» Текка, злость переросла в звенящую ярость.

— Что. Ты. Тут… — начал я давить из себя слова, когда Текк, поигрывая своей монструозной киркой вышел из строя бородачей и подошел ко мне. Коривиэль, чуя мое настроение, змеиным движением попытался цапнуть Текка за лицо. Долгобород небрежно выдал леща моему коню. И я, и Коровка опешили от такой наглости. Текк сказал:

— Я так мыслю, что те всадники этих дураков порубают. И когда городские назад, к мамкам побегут, ворота закрыть забудут. Потому я часть людей в башни послал, а сам с остальными тут встал. Чтобы фрейские в город не прорвались.

— Правильно, — выдавил я. И двинул коня дальше.

Когда я немного привык творящемуся вокруг хаосу, я понял, что он имеет внутреннюю логику. Людей вокруг было много. Думаю, не меньше тысячи. Может и две. Но все они были, в большинстве, разбиты на маленькие группы по десять-двадцать человек. И каждая из таких групп действовала по своему разумению. Часть, в основном те, кто был вооружен арбалетами, забрались на стену. Часть толпилась у ворот, не выходя за них, видимо рассуждая так же как Текк. Ну и часть вышла за стену.

За стеной все было еще хуже. Тут уже пустили кровь. Из сбивчивых объяснений одного из аристократов, подскаквших ко мне, я понял что горожане уже успели отбиться от авангарда рыцарей. Разумеется, аристократ все заслуги приписывал всадникам. Среди толпы пеших и в самом деле сновали человек пятьдесят конного «феодального ополчения» из Караэна. На вид крайне сомнительно, чтобы они могли противостоять рыцарям. Боевых лошадей штук десять, остальные обычные, ездовые. У половины всадников не было копий, у нескольких даже шлемов. Сносно одоспешены было всего человека четыре.

Я глянул в сторону лагеря Короля. Из него медленно вытекали ручейком всадники. Не так уж и много, может сотни четыре конных и пара сотен пеших. Правда, именно рыцарей, на вскидку было не меньше сотни. Непривычное соотношение. Обычно рыцарей совсем мало. Один к пяти, а то и к семи. Ну а пехоты всегда значительно больше, чем конных.

То, что враг зашевелился, видел не только я — толпа резво засуетилась, и сотни людей ломанулись в город, тут же создав пробку в воротах. Некоторые, самые умные или самые трусливые, побежали вдоль стены. Надеясь добежать до других ворот. Но большая часть осталась.

Сердцем оставшихся на месте, решивших попробовать рыцарей на прочность, горожан была сплоченная группа под знакомым мне знаменем с пивной кружкой. Пивовары. Их было сотни две. Сравнительно мало, если люди встанут вплотную друг к другу. Они бы все поместились на парковке для восьми машин. Приказы там раздавались женщиной, чье красивое лицо было просто таки воплощением решимости.

Гильдия пивоваров стояла на месте, и даже окапывалась. Рыли они, понятно, не окопы, а канаву вокруг строя. А уже к этой монолитной группе налипали другие отряды. Некоторые были неплохо вооружены и прятались за развернутыми боком телегами. Другие были поголовно одеты в обычную одежду, разве что в войлочных шапках, и вооружены дубинами.

Аристократа оттеснил появившийся неизвестно откуда Фредерик.

— Стопчут, — сказал он мне. Я не стал уточнять, кто и кого. Я тоже не верил, что эта толпа выдержит удар.

— Вы бы, сеньор Магн, ехали в город. И ворота за собой закрыли, — посоветовал мне как всегда угрюмый перед боем, Нычка.

— А вы что думаете делать? — спросил я наемника.

— Я отряд вон там спрятал, — небрежно кивнул головой в сторону сельской застройки Фредерик. — Может горожане бойцы и так себе, зато наживка из них отличная. Половим рыбку. Ставлю дукат против сольдо, хоть один дурак из королевства, да отобьется от стада!

— Кто возьмет графа из Фрей, станет богачом! — хохотнул Нычка.

— Подарим вам новую кирасу! — оскалился с другой стороны Ворон. И этот тут.

Все заткнулись. Это он ляпнул не подумав. Можно и оскорбиться. Кираса у меня была старинная, со следами многих битв. Вокула где-то выкопал в замен той, которую Фро погнул. Вся покрытая узорами — похоже, резьба по металлу. Красивая вещь. Однако, видимо, для опытного взгляда недостаточно солидная. Хорошо хоть шлем с золотыми украшениями — подарок двоюродного дяди, в знак извинений. Мда, в сравнении с комплектами рыцарей Королевства и в самом деле выгляжу каким-то потасканным. Хотя, мне хочется думать, и более опытным.

Пока вокруг меня кипела жизнь — я прибыл сюда во главе свиты в десяток всадников, а сейчас рядом уже отиралось не меньше полусотни — Сперат успел смотаться к пивоваром. Пробился обратно ко мне, наклонился поближе, не обращая внимания на раздраженный всхрап Коровки и сказал:

— Поговорил я с этой Аньей. Упертая баба. Не хочет в город идти.

— Пешие уже и не успеют, — громогласно заявил Белый Рыцарь. Он уже был в шлеме, хоть и с открытым забралом Слух как у Гвены. Кстати, где она? Белый подъехал ко мне ближе, пуская блики от белой эмали доспеха и сказал, немного тише:

— Бедняги. Они хотели потешить потешить свою гордыню, а им придется принять бой и умереть. Осталось решить, присоединится ли нам в их выборе?

Я снова посмотрел в сторону приближающегося врага. Рыцари Королевства ехали медленно. И кони почти брели. Экономили силы. И потихонькузабирали в сторону от стен. Что не удивительно — на стенах было полно стрелков. Подождите, у них там что, резерв?

Я привстал на стременах. Коровка после моего лекарского рукоблудия раздался вширь и прибавил в росте. Насколько помню, боевая кобыла Фредерика была в первый день даже немного повыше Коровки. А сейчас явно ниже на несколько сантиметров. И все равно этого не хватило, чтобы взглянуть поверх голов других всадников. Из-за высоких шлемов, у некоторых еще и с плюмажами, толком не видно.

— Сперат постой рядом. Коровка, на месте!

Уж не знаю, подействовал на коня мой грозный окрик, или Коривиэль просто в очередной раз залип, но он дал мне возможность осторожно вытащить ноги из стремян и встать на седло. Придерживаясь за плечо Сперата, чтобы не свалиться, я вглядывался в приближающихся врагов. Да, абсолютно точно, там два отряда. Один явно притормозил, и оставался в тылу. Меня это искренне удивило. Чтобы прямо вот так, два отряда, слушаются команд… И не бегут наперегонки в бой. Магн бы уже пришпорил коня в надежде первым запачкать меч в крови. тем более что тут одна пехота, бояться особо нечего. опасаться — да, но не бояться. Всегда можно разорвать дистанцию, главное чтобы коня не удили. Не думаю, что в Королевстве рыцари сильно отличаются по темпераменту. Кто-то их прямо таки за яйца своим авторитетом держит. Причем таких авторитетных там минимум два.

— Сэр Белый! — рявкнул я, перекрывая гомон вокруг. — Чей стяг зеленый с золотым?

— Сэр Ивэйно носит эти цвета! — тут же доложился Белый Рыцарь. — Конечно, как Король он должен идти в бой под Белым знаменем Фей. Однако, Белое знамя поднимают только когда битва несет с собой праведную месть или благородную цель…

Белый решил остаться на моей стороне из-за Адель. Как я уже знал, он приходился ей дядей. И остро переживал, что сделав такой выбор, он пошел против Короля. Поэтому постоянно пытался оправдать свое предательство короны ради семьи, особенным благородством. Не слушая его, я плюхнулся обратно в седло.

— Часть обходит под дуге и ударит во фланг, — сказал я Фредерику. Собственно, больше мне особенно не с кем было поговорить на тему войнушечки. Увы, но когда дело касалось чуть большего, чем поножовщины сто на сто человек, в Караэне тут же ощущался острый дефицит опытных кадров. Я продолжил:

— Сам Ивэйн ведет… — и я запнулся. Тут не было нужных терминов. Были «левое крыло», «правое крыло» и так далее. В общем пришлось вывернуться. — Собрал под своим стягом часть рыцарей. И будет держать их в отдалении. Думаю, в его намерения входит ворваться в город, после того как основная часть его войска свяжет боем ополчение у стен…

Фредерик в свою очередь привстал на стременах, с явным сомнением вгляделся в приближающихся врагов. Даже шлем с пышным плюмажем снял, чтобы не мешался.

— Будет удивительно, если он выполнит задуманное, — наконец сказал он. — Впрочем, мне пора. Встретимся после битвы! Пусть нас покроет слава!

И с этими словами мой опытный генерал умчал прочь. Его скепсис вполне оправдан — Фредерик буквально эталон преданного служаки. Я слишком хорошо ему плачу, еще и одариваю землями, и главное, я залог его процветания в Караэне. И что он делает? Он буквально занимает выжидательную позицию. Он не солдат моего мира, он сольдат, от слова «сольдо». Его задача убивать для меня, а не умирать за Караэн. Уверен, если битва будет складываться плохо, он не отдаст приказ атаковать. Его отряд — его средство производства, то что и делает Фредерика значимым. Его люди практически братство. Закрытое сообщество по получению прибыли с тесными внутренними связями. Без них он никто. Он не будет рисковать своими людьми.

В большей или меньшей степени это относится ко всем, кто тут собрался. Готов поставить сольдо против дуката, если слишком уж суровая начнется рубка, все эти пестрые всадники вокруг, которые сейчас размахивают оружием и задиристо выкрикивают оскорбления и угрозы моим врагам — разбегутся. Рядом со мной останется Сперат и пара латников, приданных мне Леоном. Эти будут драться до конца, поскольку они буквально часть меня.

А если я замыслю некий сложный маневр, и поведу этот сброд в обход, они рассеются по дороге. Частью из-за нервов — струхнут и отстанут. Частью — из-за непривычки действовать совместно. Надо будет охоту устроить, для отработки совместных маневров.

— Мой сеньор! — крикнули рядом. Я оглянулся и увидел Эскера. Он спрыгнул с коня и упал на колено, склонив голову. — Я услышал что город в осаде и прискакал. Прошу вас, простите мой позор и…

Эскер слегка переволновался после встречи с Пожирателем и решил, что я помер. Что хуже, он поделился своими умозаключениями со всеми, кто хотел его слушать. После моего возвращения он сидел безвылазно в замке Дар. Хотя я послал через Вокулу гонца с письмом, в котором объяснял, что не держу на него зла. Учитывая, что в той заварушке погибли его брат и отец, то это даже я ему должен. Я глянул в сторону вражеских всадников. Они все сильнее забирали в сторону, и уже начали потихоньку набирать скорость. Эх Эскер, как же ты не вовремя! И тем не менее, в этом мире жесты часто важнее слов, а слова иногда важнее дела. Я соскочил с Коровки, обнял Эксера на глазах у всех и проникновенно заглянул ему в глаза:

— Я рад видеть тебя живым, мой верный рыцарь! — сразу обозначил я свое отношение к нему и подтвердил привилегии. — А теперь в седло, и не отставай от меня!

Загнать городское ополчение за стены я уже не смогу. Это не солдаты моего мира, чтобы споро и быстро построиться в колонну и втянуться в ворота. Да даже у дошкольников больше привычки к дисциплине, чем у этих подетски непосредственно желающих драки мужиков. Печально, что вместо меня это сделают рыцари Королевства Фрей. В процессе, затоптав половину вышедших «повонзаться» горожан, надо полагать. И с этим я тоже поделать ничего не смогу. И тут мое внимание привлек стоящий совсем рядом, обнесенный стеной, фруктовый сад. Судя по тому, что над стеной то и дело мелькали головы, там тоже были горожане.

Он стоял чуть на отшибе и как будто нарочно прикрывал криво и косо выстроившемуся ополчению правый фланг. Если засевшие в этом импровизированном укреплении люди проявят активность, они вполне смогут серьезно ослабить натиск тяжелой конницы. Рыцарям королевства придется объезжать сад, терять разгон и строй. А если там есть арбалетчики, то они даже смогут нанести урон. Ранить боевых коней, может даже убить пару вооруженных слуг. Если только всадники Короля не решат для начала выбить пехоту из этого сада. Если… Слишком много если… И все же, это было единственная возможность сделать хоть что-то для жаждущих крови горожан. Чтобы они нахлебались своей.

Я направился к фруктовому саду. За мной толпой огромной поскакало все конное ополчение. Краем глаза я отметил, что мои подозрения вполне оправдались — до сада было метров сто, и полсотни всадников умудрились размазаться по этой сотне метров, как сопля по локтю.

Может дело бы поправило, если бы у меня было знамя — как у гидов, чтобы туристы не терялись. Тут тоже так принято. Но я как-то забываю о этой важной детали.

Доскакав до стены фруктового сада я, впервые за этот день, вдруг почувствовал что-то родное. Как будто нащупал в жидкой грязи твердую почву. Кто-то затейливо ругался и одновременно командовал. Меня потянуло на голос, как мотылька на свет.

Мои ожидания оправдались — я наткнулся на того, кого вполне можно бы было принять за сержанта. Если одеть его в форму. Местный вариант младшего офицера был облачен в какую-то стеганую безрукавку под страшненькой кольчужкой, и с потрепанным кавалерийским северным шлемом, сдвинутым на затылок, на голове. Рожа не такая тощая, как у остальных, глазки маленькие и злые. Наличие щек — верный признак мелкого ремесленника. Эти жрали чаще остальных. Кольчуга у него, конечно убогая. Я бы побрезговал такую одевать. Понятно, что трофей, но он как будто не с трупа врага её снял, а из задницы вытащил. Мало того что железо говно, еще и ухаживать не умеет.

Меня он не замечал — орал. Я даже заслушался. Прямо вот командирский голос. Снова родным чем-то повеяло. Поняв, что он требует воды, я протянул ему кожаную флягу с вином, которую слуги всегда вешали мне у седла. Внезапно, флягу перехватил еще один «пухляш», стоявший на стене сада рядом с глянувшемся мне «сержантом». Пухляш — это я образно, конечно. Вряд ли у него было больше пары килограмм лишнего веса. Но на фоне обтянутых кожей костистых лиц остальных простолюдинов, это было сильно заметно.

— Имя! — рявкнул Сперат суровым басом. Это чтобы привлечь внимание. Привлек. Мужичок в кольчужке посмотрел на меня и обомлел. Стена, на которой они стояли, доходила Коровиэлю примерно до холки, так что я мог легко рассмотреть, что было внутри сада. И мне понравилось увиденное. У входа были наскоро сделанная баррикада из рогаток. На которые пустили растущие тут же деревья. За стеной были сооружены подмостки для стрелков. Сами стрелки расставлены у стены, а у входа люди со щитами и копьями. Прямо таки образцовая организация.

— Повтори, — я понял, что «сержант» назвал своё имя. Но я его пропустил.

— Сердце льва! — снова повторил он северное имя, с ужасным акцентом.

— Мне нравится, как ты тут командуешь! Сперат, награди его, — рявкнул я, чтобы немного растопить лед в нашем общении.

Мой оруженосец без слов сорвал с пояса кошель и бросил его Сердцу, если этого горластого и вправду так зовут. Тут иногда к именам относились легче, особенно простолюдины — вполне могли назвать себя не тем, под которым его знали, а тем, которое больше нравится.

У Сперата на такой случай было заготовлено несколько кошельков — еще отцовская хитрость. Важно быть щедрым, очень важно. Но ведь никто не мешает быть щедрым с умом. В увесистом кошельке было около двадцати сольдо серебром и крупной медной монетой. Почти дукат. Солидно, но не обременительно.

— Так я э то… Спасибо сеньор! Я ведь не один! Я же с Мальтом! — и человек, которого я уже мысленно определил в сержанты своей будущей регулярной пехоты, показал пальцем пальцем на хмыря, который перехватил мое вино. Названный Мальтом кивнул. Потом судорожно глотнул вина. Громогласно отрыгнул. Если бы не несчастное, испуганное лицо, я бы подумал что он хамит. Он открыл рот, но до меня не донеслось ни звука.

— Он же тут вообще… Это ж… Мальт-то! Ох уж он у нас ого-го… Давайте, говорит… Ну мы как давай! — мой сержант вконец сбился на простонародный говор. Поэтому в армии и выстраивается заново понятийные аппарат и заучиваются команды. В волнении люди мелят всякую чушь и понять их решительно невозможно. Если вообще говорить могут, этот Мальт например, похоже себе громкость случайно на ноль поставил. Он снова попытался что-то сказать, но мне было некогда. Рыцари Королевства начали разворачиваться в боевой порядок, по пути топча посевы и снося конями хлипкие заборы, которые не смогли перепрыгнуть.

— Сейчас вас ударят, — я хотел сказать «с запада», но решил не умничать. И просто показал пальцем — Оттуда. Бояться не надо, на стену они не полезут, они просто пойдут мимо вас к пехоте. Ваша задача удержать эти стены. Три атаки. После третей атаки я ударю им в тыл. То есть, нападу на них со спины. Мне нужно, чтобы вы их отвлекли. Три атаки! — я для наглядности показал три пальца. — Ясно⁈

— Какой же красивый у вас доспех, сеньор, — неожиданно обрел звук Мальт. Голос у него был сорванный. Похоже и в самом деле тоже командовал.

— Удержишь три атаки, тебе подарю! — сказал я. Натянул поводья, разворачивая перебирающего в предвкушении близкой драки коня. — Вы, главное, не давайте им спокойно мимо вас ездить! Слышали? Мне надо чтобы вы их прямо на себя отвлекли! Хоть говном в них кидайте! Все ясно⁈

— Я… Мы… Сеньор! — у Сердца Льва, лицо было, как будто я ему свое сердце для пересадки отдал. Столько благодарности, кошелек к груди прижал, как родное. Старательно игнорируя нарастающий шум приближающейся тяжелой конницы, я хлопнул его по плечу и рванул к городу. Я однажды побывал под ударом рыцарей. мне хватит.

— Взывать к доблести черни? — крикнул мне скачущий рядом Белый. — Не могу понять. Это глупость разума или благородство сердца?

Умудрился подслушать. Коровка ненароком сбил грудью замешкавшегося на дороге пехотинца с коротким копьем. Бедняга с воплем отлетел в сторону. Останавливаться и извиняться я не стал, хотя мне и было стыдно. Зато остальные пешеходы сразу резво стали разбегаться с нашей дороги. Люди были рассыпаны по полю как горох, я с трудом угадывал боевые порядки.

— Доблесть как золото. Редка но может оказаться спрятана у любого. Просто дать повод его достать, — наконец ответил я Белому рыцарю. Мы заехали в ворота, и тут же свернули в сторону, освобождая проход.

— Постройте людей у стены. Вперед тех, у кого есть копья! — рявкнул я Белому и Эскеру. Тот. кажется, все еще пользовался определенным авторитетом в Караэне. Я тоже предполагал, что рыцари Короля попытаются прорваться в город. А городские ворота не достроены. Просто дубовые створки. Нет хитрых отсечек, нет даже падающей сверху решетки. Закрыть ворота сейчас — обречь на гибель людей за стенами. Скорее всего, придется закрывать тяжелые створки уже когда часть врагов прорвется за них. Я тяжело вздохнул. Я хочу карты и цветные фломастеры, и вдумчиво все распланировать. Хоть раз. Ну почему у меня все битвы постоянно как-то неожиданно начинаются?

Глава 12 Битва у стен Караэна

Меня хватило минут на пять стояния в строю. Вернее, сидения верхом. Работа знаменем и символом это, конечно, очень престижно. Но удивительно скучно. Как только вокруг собралось пара десятков всадников, плюнул, и забрался на стену Караэна — благо башня с лестницей была совсем рядом. Мне открылся прекрасный вид на битву. Со мной увязался Сперат, прогонять которого было бесполезно, и Белый Рыцарь. И неизвестное количество караэнских всадников, не меньше десятка.

Вообще вели они себя максимально бестолково, но очень пафосно. Как будто мы с ними на светский раут собрались. Причем я один из многих — разве что ко мне относились чуть более уважительно. В общем, приказать я им не мог, а просить не хотелось. Оставив своих лошадей на стражников Итвис, а конный отряд Караэна на Эскера, я поднялся на стену. До ворот отсюда было метров двести, я в любом случае успевал, случись там неприятности. А посмотреть на битву очень захотелось. Вернее, даже, невозможно было не посмотреть.

Страх сковывает разум. У нормальных людей. Это как на экзамене, когда ты забываешь не то, что ты там про билеты учил, а даже назвать свое имя не сразу получается. Стоит как следует поволноваться и мозг отключается. Вшитые на уровне биологии инстинкты выживания перенаправляют все резервы от головной коры к куда более примитивным, зато надежным участкам — и ты можешь подпрыгнуть от испуга на полметра выше личного рекорда. Внешне это проявляется так, как обычно и проявляется испуг — человек стоит, молчит, бледнеет, иногда дрожит.

А вот местные рыцари… Рыцари в большинстве своем ведут себя иначе. Бросаются в бой, скорее крича от восторга и предвкушения. Горожане вопили больше от ужаса. Первые повторяли девизы или, в случае с рыцарями королевств, обеты. Сложные словосочетания. Иногда даже короткие стихи. Вторые просто орали.

Однако основное отличие было в действиях. Всадники действовали спокойно, сосредоточенно, а главное, вдумчиво и осмысленно. Пехотинцы бестолково суетились или наоборот, замирали на месте.

Против собственной воли я почувствовал пренебрежение к «пехотной грязи». Умом я понимал, что просто вижу перед собой наглядную разницу в подготовке — как психологической, так и практической — и опыте. Но ничего не мог поделать со своими чувствами.

Как я и ожидал, рыцари Королевств смогли совершить нехитрый, в общем-то, маневр — сначала направили коней словно бы далеко прочь от все ещё строящихся горожан, а потом резко ускорились, повернулись и атаковали. Мне пришло на ум сравнение с тем, как ходит шахматная фигура «конь». Действительно, траектория движения наших врагов была похожа на букву «Г». Несмотря на легкий беспорядок во время поворота, рыцари Короля сумели даже распасться в некое подобие строя. Сверху это напоминало устремившийся к коричневой массе пехоты залп стрел. Каждое перо — рыцарь, а за ним, растянувшись, его свита. Маленький отряд поддержки, который тут часто называли «рыцарским копьем» или просто «копьем».

Как я и надеялся, у всадников из Королевства Фрей на пути оказался обнесенный стеной сад. Рыцари объезжали его стороной, но многим пришлось сбавить ход и они неминуемо столпились. Я видел, как суетились фигурки наших пехотинцев внутри стен и как арбалетчики стреляли в скачущих мимо врагов. Без видимого результата.

— Да попадут они хоть в одного сегодня! — не выдержал я, даже ударив от досады по зубцу стены.

— Попасть в скачущего всадника дело трудное. Без должной практики даже рыцарь не… — тут же встрял Белый.

Рядом лязгнуло. Я повернулся и обнаружил Сперата, который взводил осадный арбалет с помощью «ворота» — что-то вроде встроенной лебедки.

Арбалет достался нам от моих несостоявшихся убийц. Вот и пришло время попробовать. Я с подозрением прищурился на Сперата. Что-то я не помню, чтобы брал с собой эту здоровенную дуру. А потом заметил жадносумку у него за спиной. Видать отошел в сторону и покопался в сумке, пока все взгляды были прикованы к начавшейся атаке. Сперат перехватил мой взгляд и сказал:

— Взял там, — и махнул себе за спину, Этот жест предназначался скорее стоящим вокруг. Объяснял, почему они не видели арбалет пока Сперат поднимался на стену, и обнаружился, когда поднялись. Светить артефакт было рискованно, но и ругать за нарушение секретности я Сперата не буду. Пусть человек порадуется. Может помрем сегодня.

— Молодец, — кивнул я.

Реальным битвам, в отличии от кино, сильно не хватало динамики. Большую часть времени уходило на маневры и передвижения. Режиссер бы это все выбросил и оставил только пиковые моменты схватки. Но и с этим было туго. Схватки были редки и скоротечны.

При всей своей отмороженности, рыцари не торопились посылать коней в самую гущу караэнской пехоты. К несчастью для последней, она не везде стояла густо.

Какой-то отряд, еще даже до того, как рыцари приблизились и на сотню шагов, развернулся и побежал. Впрочем, беглецов было полно и в других отрядах. Тут же несколько рыцарских копий, объехав рваный и бестолковый строй наших пехотинцев, устроили форменный геноцид бегущим.

Остальные проносились мимо строя пехоты, не ближе десяти метров. Как я заметил, многие из всадников были вооружены легкими арбалетами, которые они разряжали в пехотинцев. Стреляли хорошо. Я видел крики раненых и падающих горожан. Хотя, чему удивляться — тот же Сперат приноровился из такого же арбалета сбивать на вскидку болотных птиц. На охоте. Охота вполне может заменить боевую подготовку. Магн стрелял сильно хуже. Но, подозреваю, в человека я бы попал. Даже сидя на скачущей лошади. У караэнцев тоже были стрелки — но их результативность оставляла желать лучшего. Я так и не увидел ни одного убитого врага. Хотя некоторые всадники явно были ранены — они выходили из боя и либо ехали к лагерю, либо им в отдалении оказывали помощь их товарищи.

Сперат наконец взвел свой монструозный арбалет. Поставил его на стену. Долго целился, задирая острие болта все выше и выше. И наконец, с оглушающим стуком, выстрелил. Арбалетный болт с ярким, желтым оперением пропал из виду, с такой скоростью ушел с ложа. Глаз за ним не успевал, как за пулей.

— Вон, он, вон! — кто-то показал пальцем, и я нашел снаряд Сперата метрах в двухстах от нас. Он изрядно потерял в скорости, и сейчас падал под острым углом к земле. Я следил за ним взглядом, пока он не вонзился в землю. В общем, упал он примерно в том районе, где были вражеские стрелки. Я глянул по сторонам. На стене стояло несколько десятков человек с арбалетами, но судя по их угрюмым рожам, стрелять они не будут. Слишком далеко. Или болты жалко. Да и их арбалетом явно далеко до монструозной штуковины в руках Сперата.

— Хм… А ваши рыцари вовсе не так уж и плохи, как мне казалось, — сказал Белый Рыцарь. Вообще у этого старикана было нормальное имя, но он его никому называл. Он отказывался от своего имени пока не исполнит обет данный Кругу Фей. Технически это означало не только то, что его теперь все называли Белый Рыцарь, но и отказ от права вступления в наследование. Я почувствовал под пальцами эфес меча, но вовремя сдержался — это была не завуалированная насмешка, как мне вначале показалось. Под нами, внизу, творился упорядоченный хаос. Вокруг относительно неподвижных пятен пехоты клубился и вращался разноцветным бульоном наш враг. Изредка и безуспешно кусая строй и быстро и эффективно расправляясь с отбившимися одиночками и маленькими группами наших пехотинцев. Всадники Караэна, оставшиеся за стеной, как мне казалось, попросту рассеялись в начале битвы. Но нет — вот они внезапно и слаженно атаковали увлекшегося погоней за побежавшими пехотинцами рыцаря. Налетели, бросили короткие копья, несколько отчаянных сошлись в рубке с самим рыцарем и всадниками его копья. Драка была кровавая — в разные стороны поскакали лошади без седоков. Наши потеряли человека четыре, но смогли убить одного из задрапированных в ткань, как дорогие диваны, рыцарей противника. И отогнать остальных вместе с их свитой. Деловито залутав трупы — в отличии от парней Виллы и горцев, благородные люди сдирали с убитых только доспехи — караэнские всадники тут же ретировались. Это было что-то вроде средней конницы, и они сами прекрасно понимали, что в прямом столкновении с рыцарями королевств они не устоят. Поэтому старались ударить неожиданно и навалиться толпой. По меньшей мере один раз им это удалось.

— Скоро поле боя затянет пылью, — продолжил тем временем Белый Рыцарь. — И чернь решит, что это удачный момент для бегства. Должен признать они, простояли дольше, чем я о них думал…

И в самом деле, ровные квадратики полей и огородов потихоньку смазывались и серели. Однажды я был на ипподроме, и там была огороженная забором круглая площадка, на которой выгуливали коней. Или как там это правильно называется. На этой площадке не росло ни единой травинки — хотя вокруг все было зеленым. Тогда я подумал, что конские копыта превратили землю в пустырь за долгие годы. Хотя, вот если взять тропинку, протоптанную по газону. Такие тропинки, срезающие углы, появлялись на газонах в моем городе уже в начале лета. Сколько нужно людей, чтобы она появилась? Как быстро густая трава превращается в голую утоптанную землю? Я никогда об этом не думал. И вот, прямо на моих глазах, несколько сотен коней и тысячи людей вытаптывали землю до состояния одной сплошной тропинки в течении нескольких часов. Над полем боя все сильнее поднималась пыль.

Стоять и смотреть сверху было занимательно. Но утомительно. Я присел на парапет. Рядом, как метроном, отстукивал время огромный арбалет Сперата. Не думаю, что он стрелял чаще, чем раз в пять минут. Может, даже раз в десять минут. Сперат так ни в кого и не попал.

Битва окончательно превратилось в угрюмое, трудное, кровавое и нудное мероприятие. Рыцари отъезжали, слазили с коней, разминались, пили, писали. Схватки все чаще ограничивались обозначением атаки со стороны рыцарей Королевства, которые сближались с нашими на расстояние в пять-десять метров и отворачивали в сторону. Единственное место, где была хоть какая-то возня — обнесенный стеной Сад. Всадники Короля сунулись туда пару раз, но Сердце и Матль явно всерьез рассчитывали на мой доспех — они смогли отбиться. Теперь к саду подошла пехота Короля. И действовала она столь же нерешительно, как наша. Я запоздало напрягся — стало жалко расставаться с комплектом брони. Частью он, конечно дареный, но если решу продать, вполне может потянуть на полтысячи дукатов. Может, даже больше. А потом мне попался на глаза Белый Рыцарь в своем великолепном белоснежном гарнитуре.

Я снял со своей головы нагревшийся на солнце шлем. Повертел его в руках. Наскоро поправленное забрало с уродливой дырой, сам весь какой-то потертый. Нет, все что не делается, то к лучшему. Скину это старье Матлю, а себе закажу за две тысячи дукатов новые доспехи. И это будет такой доспех, чтобы все аж ахнули. С золотом и стразиками…

— Король! — рявкнул — Белый Рыцарь. — Мы пропустили его атаку!

Я высунулся за стену и посмотрел вниз. И в самом деле прямо под нами, плотной колонной скакало не меньше сотни всадников. К моему удивлению, из этих примерно четверть были латниками. Если и не рыцари, то очень близко к ним. Впереди скакал на огромном коне, весь обернутый в зеленую ткань, расшитую золотыми узорами. Над ним развивался самый настоящий стяг — не тонкие и длинные баннеры обычных рыцарей. Но привлек он мое внимание не этим. В моем магическом зрении Король буквально пылал зеленым огнем. На пути Короля и ведомых им всадников не было никого, если не считать нескольких группок в три-пять человек, которые тащили в город раненых. До ворот скачущему впереди Королю оставалось от силы метров двести!!

— Арбалетчики! — заорал я. И машинально надел шлем. Словно очнувшись, те кто стоял на стене с арбалетами, начали стрелять, выглядывая за стену и направляя свое оружие вниз. Они умудрились промахиваться даже сейчас. В ответ от королевского знамени тоже полетели арбалетные болты. Несмотря на то, что наши противники стреляли на скаку, да еще и из неудобной позиции, били они куда точнее. Прямо рядом со мной один из караэнцев, слишком сильно перегнувшись через стену, замешкался после своего выстрела, рассматривая результат. Он был в добротном металлическом шлеме с открытым лицом и без забрала. Он ему не помог — сразу два арбалетных болта, один за другим, ударили его в лицо. Дважды дернувшись от удара, наш арбалетчик выронил свое оружие и медленно перевалился через парапет стены и упал прямо под копыта королевского скакуна.

Вокруг были крики и толкотня, но я уже понимал, что арбалетчики не успеют перезарядиться и сделать второй залп. Рядом, прямо на парапет стены вскочил Сперат. И вскинул свою дурмашину. К счастью, он как раз успел её зарядить. Я схватил его за пояс, чтобы он не грохнулся. Рядом, с ужасным визгом от зуба срикошетил враческий болт, но мы со Сператом не обратили на него внимания.

— Убей Короля! — крикнул я ему. Сперат кивнул, быстро прицелился и выстрелил. Замерев, я проследил взглядом за мелькнувшей в воздухе желтой точкой. Скачущий рядом с королем вооруженный слуга в зеленой с желтым накидке-сюрко и шлеме, похожем на ковбойскую шляпу с широкими полями, держал над головой большой прямоугольный щит. Стараясь прикрыть не себя, а своего господина. Сперат попал прямо в этого бедолагу, куда-то в район поясницы. Страшный удар выбил щитоносца из седла. Никто из скачущих за Королем и не пытался затормозить.

— Мимо! — расстроенно крикнул Сперат и начал крутить рукоятки лебедки. Я дернул его обратно, затаскивая за стену, вне досягаемости вражеских стрелков. Очень вовремя — рядом стремительными росчерками мелькнули арбалетные болты. Быстро они перезаряжаются.

— Брось, — крикнул я Сперату, показывая на арбалет. — Вниз!

И мы — то есть я, Сперат, Белый и те кто по сообразительный из аристократов — бросились по шаткой деревянной лестнице вниз. Хотя, если подумать, то на стене вполне возможно остались как раз те, кто посообразительней. Ведь сейчас нам предстояла отчаянная рубка с Королем и его рыцарями у ворот.

Как бы я не торопился, для того чтобы спуститься, найти в полном своих коней, вскочить на них, сбить всадников хоть в какое-то подобие строй и приготовить их к атаке — заняло много времени. По моему самоощущению, целую вечность. Когда я, наконец, заорал:

— Вперед, За Караэн! — и двинул Короку вперед, беря разгон. Искренне надеюсь, что в шуме вокруг, меня хоть кто-то услышал.

Однако, нарастающий топот копыт позволял надеяться, что я скачу в атаку не один. Я все же не выдержал и обернулся. Караэнцы двигались плотной массой. Длинное рыцарское копье было в руках только у Белого, рядом со мной скакали Сперат и Эксер. У последнего в руках короткое тяжелое копье. Как и у многих других.

Все происходило очень быстро. И я оказался недостаточно расторопным — пока я возился, Король успел оттеснить от ворот долгобородов. Часть врагов спешилась и втягивалась в привратную башню — толстая дверь в неё была выбита. Возможно, магией. Скорее всего они подозревали, что в башне есть механизмы запирающие дверь. Их не было.

За короткие секунды, которые потребовались Коровке чтобы набрать скорость, преодолеть сотню метров и врезаться в толпу врагов, я успел подумать о многом. И ни о чем конкретно. А потом мир сжался только до мелькающих в смотровых щелях врагов и думать стало некогда.

Глава 13 Чужая игра

Король Ивэйн был опытным полководцем. Он составил рабочий план и смог добиться его исполнения. Его подвела численность его войск. Ему попросту не хватило сил, чтобы взять город.

Пока долгобороды, рыча в бороду, медленно отступали под натиском рыцарей Короля, к ним на помощь сбежались со всех сторон горожане. Обретя зримого врага, растерянные и пугливые пехотинцы, как своры бродячих собак бросались на отбившихся всадников. Но если монолитный строй хорошо одоспешенных бородачей, ощетинившихся алебардами, оказался неожиданно, болезненно крепким, как попавшийся в каше камень — то вот обычных людей коронные рыцари раскидывали по мостовой Караэна с легкостью шаров в боулинге, раскидывающих кегли.

Вот только всадников у Короля было около сотни. А караэнцов у ворот оказалась больше в несколько раз. Будь городское ополчение хоть немного более организованнее или, хотя бы, решительнее, они бы просто затопили наших врагов. Так мне показалось. Не думаю, что кто-то разделял мою точку зрения. Не бывает пехоты способной устоять перед атакой всадников, если, конечно, это не клановый хирд долгобородов.

Рыцари Королевства потеряли натиск, завязли. И их накрыли слаженные залпы дротиков. Горцы Лардо, оседлавшие крыши близлежащих домов, с нечеловеческой ловкостью балансируя на крутых скатах, умудрялись не просто не падать с крыш, но и метать свои тяжелые дроты. Метать сильно и точно. Горские тяжёлые метательные короткие копья с широкими наконечниками, на толстых древках, пробивали кольчуги, глубоко вонзались в латы и оставались в них торчать, сковывая движения. А главное, страшно ранили лошадей.

Ивэйн, как и подобает настоящему Королю, вел своих воинов за собой, сражаясь в первом ряду. Его великолепные доспехи легко держали удары дротиков, арбалетные болты высекали искры и рикошетили от его наплечников, не в силах пробить толстую сталь. А вот его боевому коню не так везло — будучи слишком большой мишенью, конь под Королем принимал в себя болт за болтом. И явно слабел. Соскочив с понуро опустившего голову и замершего коня, Король пошел в бой пешим. Опыт или удача вели его — он ворвался в сердце строя бородачей. Не обращая внимания на удары алебард, Ивэйн пробился за переднюю шеренгу, взмахнул своим огромным топором — и сотник долгобородов Текк, не захотевший отступить и принявший бой, упал. Ивэйн двигался не человечески быстро, и его удары были сильны и точны. Бородачи ответили ревем, в котором было больше ярости, чем страха, и удвоили усилия. Ивэйн отступил под градом ударов. Долгобороды даже смогли заставить попятиться к воротам и остальных рыцарей. В этот момент бросились бежать, не выдержав страшной резни, пехотинцы Караэна. Короткая вспышка мстительной ярости сотни Текка тоже сошла на нет, и теперь уже пятились долгобороды. Все быстрее и быстрее.

И тут в потерявших строй, завязших в рубке, отряд рыцарей Короля врезались полсотни всадников, которых вел я. Благодаря разгону мы легко смяли десяток рыцарей, опрокинули их вместе с конями, заставили остальных столпиться, мешая друг другу. Если быть до конца честным, наша атака пришлась на заметно легче вооруженных слуг и оруженосцев. Может этим и объясняется наш первоначальный успех.

Но наши враги преодолели и это. Под все усиливающимся обстрелом арбалетчиков со стен, словно стоя под стальным дождем, они разворачивали коней, доставали булавы и клевцы и отвечали нам ударом на удар. Вокруг меня падали люди. Сперат со своим топором следил за моей спиной, а я гремел доспехами под вражескими ударами, чувствуя себя пиньятой на вечеринке баскетболистов. В сутолоке массового конного боя редко удавалось нанести удар и успеть увидеть его результат — противник проскакивал мимо, или конь разворачивался, вставал на дыбы. Теряя из виду одну цель, я просто бил следующую, успевая или не успевая увидеть защититься.

Мои всадники уступали рыцарям Короля во всем, кроме магии. Среди Караэнцев было много хороших стихийников, а вот в Королевстве, как я понял, даже среди знати были в основном обладатели магии исцеления.

Десятки напряженных мгновений был некий паритет — огонь, лед и воздушные удары с одной стороны, сталь, умение и сила с другой. А потом они нас передавили. Просто в какой-то момент я понял, что мы проиграли — и подался назад как и все. Все тело болело, голова не только болела но и гудела. От страшных ударов забрало покосилось и я плохо видел. Не уверен, что я бы сумел вырваться из схватки, если бы не Коровка.

В этот момент Ивэйн протрубил сигнал к отходу. Не думаю, что у него сдали нервы. Скорее, это был хладнокровный расчет — все чаще арбалетные болты со стен попадали в драгоценных лошадей. А пехота Караэна, хоть и отогнанная в начале схватки, не торопилась бежать, собираясь вокруг. Крича и подбадривая своих, а иногда и метая камни и стрелы. Ивэйн понял, что если останется, то потеряет слишком многих, и решил отойти. Увы, вот на отступление у его людей не хватило опыта, выучки и дисциплины. Рыцари Королевства Фрей начали пятится, потом некоторые развернули коней, и в какой-то момент их медленный отход превратился в бегство.

Один из пажей на верховой лошади, а не боевом коне, остановился рядом с Королем и соскочил из седла, уступая место Королю. И тут же упал, пронзенный насквозь прилетевшим сверху тяжелым арбалетным болтом — кто-то стрелял из оставленного Сператом арбалета. Подозреваю, целились в Короля.

Ивэйн вскочил в седло, на слишком маленькую для него лошадку, и поскакал вслед за забывшими о нем рыцарями. За ним погнались какие-то отчаянные храбрецы.

Мне было не до преследования. Я чуть не выронил свою булаву, ставшую слишком тяжелой — пальцы разжались на рукояти и она повисла на кожаном ремне, накинутом на кисть. С трудом, откашлявшись, я крикнул:

— Раненых ко мне! — и потянулся к висящему на шнурке камню массового лечения. К моему удивлению, меня услышали — вокруг засуетились, принося тела. Отрубленные руки, раскроенные головы — судя по виду, половина из принесенных были мертвы. У Коровки подогнулись передние ноги и он упал на колени. Я не стал больше ждать и призвал всю свою силу, накрывая поле схватки волной исцеления.

В голове постепенно прояснилось. Я увидел, как кто-то вяжет пленных, кто-то закрывает ворота, а большинство, и среди них Сперат вместе с двумя латниками в цветах Итвис, деловито снимают доспехи с поверженных врагов. К моему удивлению, конфликтов за трофеи почти не было — с аристократами и бородачами, заявившими свои права на трупы, связываться опасались. Но и они не хамели, оставив часть добычи горожанам.

Боевой конь Ивэйна, к которому подскочил один из наших пажей, внезапно вспрянул, тряхнул гривой, укусил бедолагу за лицо, вырвав из щеки кусок мяса и ускакал прочь, успев протиснуться в щель закрывающихся ворот.

— Ворота! Зачем вы закрываете ворота⁈ — встрепенулся я. Сейчас горожане увидят, что им отрезали пути отступления, и впадут в панику.

— Второй атаки мы не выдержим, — сказал стоявший рядом с моим конем Эскер. Без шлема, весь залитый кровью, баюкающий раненую руку. Я затянул ему раны, но у него, видимо, были сломаны кости.

— Наложи повязку, — велел я ему. А сам тяжело спустился с седла и побрел в превратную башню. Узкая деревянная лестница была залита кровью и на ней то и дело попадались трупы. Явно наши, караэнские. Рыцари короля буквально вырезали защитников и поднялись до самого верха. Тут их остановила вторая дверь. Которую они почти вырубили топорами. Пройдя мимо висящей на одной петле створки, я подошел к парапету. И оглядел поле боя.

За стенами всё перемешались еще сильнее. И поднялась пыль, заволакивая дерущихся. И все же, у меня появился некоторый опыт. Осматривая мешанину из людей, крови и пыли, я понял, что мы побеждаем. Всадники Королевства Фрей уходили. Медленно, мелкими группками. Отряд Короля тоже явно выходил из боя — зелено-желтое знамя вело их в сторону от схватки. Из засады выскочил отряд Фредерика, и погнался за отступающими. Я сверху отчетливо видел, что наемников маловато даже для того, чтобы напасть на отряд Ивэйна. И Фредерик в очередной раз проявил профессионализм, мастерски избегая боя с крупными отрядами рыцарей, умело маневрируя, и ловко истребляя отставших или зазевавшихся. Это было трудно назвать преследованием.

Понаблюдав еще несколько минут, я окончательно убедился, что битва кончилась. Нет, отдельные схватки между чересчур увлекающимися всадниками королевств и нашими ещё вспыхивали. В обнесенном стеной саду даже шел настоящий бой, насколько я мог судить со своего наблюдательного поста. Однако, было понятно — всадники Королевства выдохлись и уходят в свой лагерь.

— Это победа… — с сомнением сказал я. А потом, уже громко, повторил. — Победа!

Стоявшие на стенах люди не поддержали меня. Даже отсюда было видно, как много серых холмиков лежит там, на поле.

* * *

С Битвы под Караэном прошло две недели. Битва окончилась победой караэнцев. И сейчас я сидел в небольшом павильоне, с недвусмысленной задачей от Серебряной и Золотой палат — примириться с Королем. Любым способом.

Мне эта ситуация казалась странной, неправильной. Однако для Фредерика или Белого, похоже, битва результат который толком ни на что не повлиял — была вполне понятна и обычна.

Возможно, дело было в том, что мы не смогли разбить войско Короля. Разбить вдребезги, в пыль, в ноль. И пленить самого Ивэйна. Это бы сделало нашу победу однозначной и позволило снять осаду. Вместо этого, страшная, кровопролитная битва, которая обошлась Караэну в четыре сотни трупов и почти в тысячу раненых — почти так же, как Битва у канала — не привела ровным счетом ни к чему.

По оценкам Вокулы, Король потерял примерно полтора десятка рыцарей, полсотни всадников и сотню лошадей. Это были тяжелые потери для его немногочисленной армии, но уже на следующий день под нашими стенами появились рыцари и требовательными звуками рожков вызывали на бой тех, кто осмелится. Уходить Ивэйн не собирался. А дать ему еще одно сражение в поле не горели желанием уже в Караэне.

Из полутора десятков рыцарей Короля, потерянных в битве, убито было только пять — остальные взяты в плен. В основном Фредериком, но и у ворот нескольким не повезло получить удачный удар и упасть под копыта своих же. Хорошие доспехи надежно хранили своих хозяев от железа и магии. Хорошо одоспешенного рыцаря можно было тяжело ранить или оглушить — но убить очень трудно. Особенно, если рыцарь владел магией лечения на высоком уровне.

Честно говоря, я был в серьезной растерянности. Мои планы по созданию пехотной армии перестали казаться такой уж хорошей идеей. нахватавшись знаний о истории, я знал конец долгой эволюции военного дела средневековья, когда большие пешие батальоны победили штучных виртуозов на дорогих конях. Но сейчас, столкнувшись с ситуацией прямо изнутри, увидев рыцарскую конницу на пике её развития, я понял очевидное — единственная сила, способная нивелировать рыцаря на поле боя, это другой такой же рыцарь. Мне надо сколотить из горожан такую же спаянную и устойчивую пехоту, как хирд долгобородов. Вот только теперь я н был уверен в успехе. Да даже если и получится что-то сравнимое, этого всеравно могло не хватить.

Долгобороды смогли выдержать их первый натиск — но бородачи сражались с большими преимуществами. Рыцари не могли ударить их хирд с разгону, втягиваясь тонкой струйкой через ворота. Еще и терпя плотный обстрел со всех сторон. А пехота за стенами не была разогнана полностью только потому, что всадники не видели в них достойных соперников. И берегли лошадей. И они могли себе позволить выбирать — драться или нет. Караэнская пехота не умела двигаться в строю, не умела даже толком строиться — местная пехота могла только стоять и терпеть.

Что еще хуже, Ивэйн после битвы, похоже, решил взяться за осаду всерьез. Он перекрыл канатами большой канал, протекающий через Караэн, регулярно высылал на перехват торговых путей большие отряды, а потом еще и захватил замок на западе.

Как именно он захватил замок — было решительно не ясно. На мой вопрос об этом, Фредерик и Белый не смогли внятно ответить. А Вокула приволок груду свитков, в которых были учтены расходы на осаду Орлиного Гнезда еще моим дедом. Триста пеших наемников, две сотни строителей, двенадцать возов израсходованных стрел, провизия и еще длинный список — осада длилась восемь месяцев и стоила моему деду двадцать четыре тысячи дукатов. И кончилась сомнительным миром. Все сошлись, что такой быстрый захват не обошелся без магии. Все,кроме Вокулы, проворчавшем что «Не стоит объяснять магией то, что можно сделать с помощью золота». Подкуп или магия — у Ивэйна теперь был мощный опорный пункт, к которому он перенёс свой лагерь.

Контадо Караэна страдало. Посевы вытаптывались, собранный урожай увозился или сжигался, грабились купеческие караваны и даже баржи. Что еще хуже — под знамя Ивэйна стекались рыцари и простомаргиналы со всей округи. Его армия росла. И росла стремительно. Причем за счет местных мобилизационных ресурсов. Это было для меня дико, но наций и патриотизм тут еще не изобрели — и если у благородного сеньора не было родственников или деловых интересов в Караэне, то ему ничто не мешало собрать свой отряд, одеть доспех, сесть на коня и приехать к Ивэйну. Предложить свою помощь в праведном деле.

И тут мы плавно подходим к собственно тому, зачем Король осадил Караэн. Ивэйн желал удовлетворения нанесенного оскорбления. Какое оскорбление — Король не пояснял, но всем было очевидно, что речь идет о моей свадьбе на Адель. Как именно мне надо его удовлетворить, тоже оставалось загадкой.

А пока Ивэйн вел прибыльную и необременительную войну, больше похожую на длинный турнир. Караэн страдал и нес потери. В людях, в продовольствии, в товарах. И я был очевидным и главным виновником всего этого. Это подтачивало могущество семьи Итвис, как термиты подтачивают дерево.

Я не сидел сложа руки. Дважды я выступил в Серебряной палате, и один раз в Золотой. Серебряным я объяснил, что «оскорбление» Короля — лишь предлог. Караэн просто богат и силен. Дать слабину сейчас — показать, что мы слабы. Уступить Королевству Фрей, значит позвать к себе на земли войска Железной Империи и вассалов Регента. В Золотой палате, где по случаю моей речи собралось немало аристократов, я ронял тонкие намеки и прямые обещания о баснословных прибылях, которые могут быть получены от торговли с графством Адвес.

Параллельно я сколачивал партию своих сторонников. Отдал доспехи одному из командиров ополчения, сумевших удержать обнесенный стеной фруктовый сад на направлении главной атаки, и долго восхвалял это в газете. Восхвалял его подвиг, мягко напоминания, что я такое ценю, и сам тоже повоевал, и вообще я за народ.

Гвена, которая оказалась достаточно осторожна чтобы не лезть в битву, поставила на содержание каждого уличного певца и сказителя в городе, чтобы они говорили обо мне только хорошее. Это обходилось мне в восемьдесят дукатов каждый месяц. Дешевле, чем выпуск газеты. Хотя, газета окупалась… Зато за эти деньги Гвена ещё и приносила мне новости. Например, что главы гильдий, богатые семьи купцов и аристократов, все чаще занимают резко враждебную ко мне позицию. Пока они говорили гадости про меня среди своих и вполголоса, но все больше людей к ним прислушивались. Особенно после того, как цены на продовольствие опять выросли.

Я боролся, но чувствовал, что еще немного и терпение горожан лопнет. Поэтому, когда от Ивэйна пришло предложение о встрече — я просто не мог отказать. Помимо понятных условий, оговаривающих место и количество сопровождающих, там было и про то, что на встрече должна присутствовать Адель.

Последнее меня здорово напрягало. Место тут горное, люди горячие, про закон и порядок и слышать не хотят, пока не начнешь его бутылкой насаждать. Ивэйн вполне мог попытаться отбить мою жену. Или, даже просто убить меня, забрать Адель, и тем разрубить клубок противоречий.

Поэтому я попросил три дня отсрочки перед встречей и пошел к Эглантайн. Ведьмочка практически перебралась жить в Университет. Под крылышко к Эфесту. У меня совершенно не было времени, чтобы следить за тем, чем они там заняты. Зато у меня было время на указания. Я дал задание старому колдуну и молодой ведьме сделать мне что-то, что могло бы быть использовано в спорах с Королем. Через три дня они принесли мне запаянный бронзовой пробкой глиняный сосуд.

— Это называется «Туман Эфеста», — без ложной скромности заявил старый волшебник. — Я сумел добиться невероятного, совместив дикую магию горных ведьм и высокое искусство…

— От него все должны уснуть, — перебила его Эглантайн. — Мы уснули. Надо просто разбить. Туман накроет всех вокруг шагов на двадцать.

Я бы предпочел что-то типо карманного молниеметателя, но увы, приходилось работать с тем что есть. В конце концов, взяв с собой Адель, Фредерика с десятью его лучшими наемниками в качестве сопровождения и Сперата в качестве виночерпия, я был готов выдвинуться на встречу с Королем. В качестве советников у меня выступали Вокула и Эфест, Гвена и Эглантайн были подобающим образом закамуфлированные под фрейлин Адель. Волшебник и девчонки, вместе с сонной бомбой среди винных кувшинов, по совместительству выполняли роль запасного плана, на случай если встреча пойдет не так.

И вот, я сидел в изящном павильоне. Легкая, ажурная конструкция, с зелеными тентами защищающими от все еще злого осеннего солнца. У меня — скромная скамеечка. Добротная, но низенькая и не очень удобная. У Короля массивный стул, с высокой резной спинкой. Перед нами — низкий столик. На нем — настольная игра под названием Чатур. В нашем мире ближе всего к этой игре шахматы. Только тут еще надо кидать кости. В Королевстве умение играть в эту игру, как и слагать стихи, считалось необходимой рыцарской добродетелью. Наравне с верховой ездой, доблестью, щедростью, галантностью с дамами, милосердием к врагам и верностью слову. Что интересно, фехтование в этот список не входило. Видимо, правильный, четкий рыцарь должен был сидеть на лошади и гвоздить врагов булавой, уповая на доспехи. К счастью, Магн имел представление о правилах.

Собственно, именно сразиться в Чатур и позвал меня Ивэйн. Я думал, что это просто предлог — ведь позвать на переговоры врага было бы ниже королевского достоинства. Как и вызвать меня на поединок — формально я не принадлежал к рыцарскому сословию, если судить по законам Королевства. А значит, не был достоин подохнуть на королевском копье во время поединка, а не в неразберихе боя. Зато для Чатура я все еще был допустимый противник. Но Ивэйн меня сильно обескуражил. Он отметал любые попытки начать диалог, довольно грубо сказав:

— Играй.

Когда он повторил это в третий раз, я перестал делать попытки завести беседу. Ивэйну, перед каждым ходом, долго шептали советы стоящие по бокам него люди без доспехов. Что же, в конце концов это и есть обязанность правителя — выслушать советы и решить, какой сделать ход.

Довольно быстро понял, что Чатур это скорее аналог варгейма. Три узнаваемых вида войск. Пехота, конница, стрелки. И две особенные фигурки — Король и Фея. Фея не была аналогом ферзя, её ход определялся броском кубика, в зависимости от которого она могла пройти на несколько клеток, или на одну, или выстрелить. Перед началом игры кидалось несколько кубиков и определялись квадраты на почти шахматном поле, которые становились «непроходимыми». Пехотинцы и стрелки двигались на три клетки в самом первом ходу, и на одну клетку потом. Сразу после передвижения кони могли пройти сквозь пехоту и стрелков, при этом последние убирались с доски. Кони всегда ходили на четыре клетки. Ходили мы попеременно, сразу по четыре фигуры. Это, если в общих чертах, и были все правила.

Против ожидания, игра меня затянула. Вокула ничего в ней не понимал, поэтому помалкивал. А вот Эфест оказался знатоком. И азартным игроком. Так что я смог дать достойный бой Ивэйну, но зевнул своего короля. Вторая партия была более напряженной, но Ивэйн с самого начала захватил центр поля и доминировал всю игру. Мое поражение было очевидно.

— Ладно, я сдаюсь, — наконец сказал я, потеряв фею и половину армии.

— Сдаешься? — поднял брови Ивэйн.

Всю игру я осторожно рассматривал его, стараясь не выглядеть невежливо. Помимо зеленого огня полыхающего вокруг Короля, буквально ослепляющего мое магическое зрение, он выглядел очень странно и на вполне физическом уровне. Темная кожа. Но не загар или пигментация, а создавалась впечатление, что кожа Короля была сделана из другого вещества. Полированный камень. Или дерево. Явно не такая эластичная. Черты лица Ивэйна намекали на то, что в прошлом он был полным и жизнерадостным человеком. Сейчас он был как бронзовый, покрытый патиной памятник — я не замечал чтобы он улыбался. Или хмурился. Он отпивал привезенной мной дорогое вино из кубка с безразличием язвенника, пьющего воду. Хотя вкус у вина был приятный и яркий, я вот даже причмокнул пару раз. Еще у Короля были длинные волосы, в которых скрывались зеленые пряди. Похоже на то, как некоторые модницы моего мира вплетали в волосы что-то вроде перышек. Только у Короля эти штуки больше походили на зеленые соцветия дуба. И голос. Глубокий сильный и с посторонними шумами, будто внутри Короля что-то скрипит, как плохо подогнанные деревянные детали.

Каким бы человеком не был Ивэйн раньше, сейчас он сильно изменился. И я не уверен, что теперь он человек.

— Сдаешься? — Ивэйн внезапно улыбнулся. И потом загрохотал, как пустая бочка катящаяся по ступеням. Я не сразу понял, что это смех. — Я ведь указал, что вызываю тебя на поединок ума. Почему же ты пришел без оружия? Что же тебе теперь ещё остается, кроме как сдаться!

— Еще одну? — предложил я, подавив нахлынувшую злость.

— Две из трех! — покачал головой один из советников Ивэйна, старый рыцарь в новых доспехах.

— Это было легко, — продолжал куражиться Ивэйн. А потом резко встал. Стоящие за его спиной полукругом рыцари синхронно положили руки на оружие. Мне не надо было оборачиваться, чтобы убедиться, что Фредерик и его наемники поступили так же.

— Я хочу поговорить с Адель, — объявил Король. — Оставь нас.

Я откинулся назад и принял небрежную позу, насколько мне это позволяла моя табуретка. Смерил Короля взглядом. Могучим усилием воли разжал руку на рукояти меча и опустил её себе на колено. И только потом ответил:

— Нет.

Глава 14 Вот сейчас хорошо

Похоже, скоро начнутся дожди. Порывы по летнему жаркого ветра трепали зеленое полотнище тента, зелено-золотое знамя Короля и желтоватую, выцветшую на солнце, траву. На фоне этого неподвижные фигуры трех десятков людей, схватившихся за оружие, смотрелись странно. Во мне поднималась волна бурлящей, веселой злости. Я переводил взгляд с бесстрастного лица Ивэйна на сосредоточенные лица его свиты. Их взгляды так же бегали по мне и моим сопровождающим. Мне это неожиданно показалось очень похоже на сцену из старого спагетти-вестерна. Не хватало крупных планов прищуренных глаз и характерной музыки. Я едва подавил смешок.

— Только благородный человек понимает, когда он проиграл и должен отступить, — процедил советник Ивэйна, тот который старый рыцарь. — Низкому скоту приходится указывать его место.

Переговоры ожидаемо перешли в неформатный формат. Мои благородные собеседники решили вместо Чатура поиграть в оскорбления. А вот играть в эту игру, я умею куда лучше. Я оскалился и уже открыл было рот, но меня опередил Вокула. Маленький, сутулый и вооруженный только коротким городским мечом, без всяких доспехов, мой казначей сделал шаг вперед и процедил низким, угрожающим голосом:

— Только глупец думает, что во все игры играют ради победы!

Это заставило меня на долю секунды зависнуть. Как, впрочем и остальных. Зачем еще играть, как не ради победы? Воспользовавшись крохотной паузой, Вокула наклонился над доской и сделал несколько быстрых ходов.

— Через три хода мы бы забрали вашего короля!

На лице Ивэйна отразилось сначала недоумение, потом удивление, а потом возмущение.

— Мы бы увидели эту ловушку! — прошипел его советник. Но в его голосе не было твердости. Он был изумлен так же, как и его Король.

— Если бы вы могли думать наперед, вы бы не начали войну с Караэном! — рявкнул Вокула. С узкими плечами, совершенно не спортивный, он сейчас выглядел опаснее закованного в толстую сталь Короля. Как бешеная крыса показавшая клыки и готовая к прыжку.

— Что караэнец может понимать в войне? — демонстративно удивился Король и немедленно раздались угодливые смешки от его людей, торопящихся продемонстрировать своему сюзерену глубокое понимание его тонкого чувства юмора.

— Может быть в Караэне и не смыслят в войне, зато в Королевстве Фрей ничего не понимают в политике!

Ивэйн опустил брови и вновь стал бесстрастным. Я знал, для людей, привыкших убивать, это может опасным признаком. Мне надо было решиться и действовать. Дать сигнал Сперату, чтобы бросал сонную бомбу, вскочить, вытащить меч… Но мозг, словно растягивая секунды, которые могут остаться последними, прыгал с одного на другое. Например, слово «политика». Неожиданно, что оно тут существует. И даже в двух вариантах. Первый переводится скорее как «городские дела». Но слово, которое использовал Вокула, дословно переводилось как «вечное море». Я погрузился в оттенки смысла — нельзя сказать, что первое относилось к внутренней политике отдельного города. Но второй, совершенно точно, имел более глобальный охват…

Вокула тем временем, сдержанно и низко поклонился Королю, сделал шаг назад и начал расставлять фигуры на доске заново.

— Полагаю, семья Инобал уже прислала вам свои заверения в вечной преданности. Присовокупив к ним… Не думаю что они посчитали вас достойными золота или серебра. Пару телег вина? Я бы еще послал овес для лошадей, глупцам легко угодить, сделав услугу не напряму им, а тем кого они любят.

Вокула не смотрел на Ивэйна. Зато за Королем наблюдал я. С вином и овсом мой казначей явно попал в точку. Что не удивительно — позавчера Вокула присутствовал во время доклада Гвены про прибывший в королевский лагерь от Инобал обоз с вином и овсом. По лицу Ивэйна промелькнула тень. Похоже, Король уже давно злился. А сейчас стал терять самообладание. Однако, у него были причины сдержаться. Вокула продолжал готовить новую партию рассиавояя фигуры на доске На секунду задержав в руке фигурку Короля. Фигурки были деревянными и вырезаны в Королевстве, как я предполагал. Король тут был выполнен не в виде всадника, как я ожидал, а в виде пешего латника, вокруг которого летали крохотные феи. Вокруг реального Короля никаких фей не было. Вокула поставил фигурку на её место и продолжил.

— Я солгал. На месте инобал я был бы куда щедрее. Ведь после того, как вы ослабите Караэн и уйдете, Инобал двинут свои войска в долину. Думаю, им поможет Таэн. Инобал уже подмяли под себя все земли к югу от Реки. В их руках порты, осталось только перехватить сухопутный путь в Королевство и можно будет диктовать цены на шерсть…

— Королю плевать на подлые ухищрения купцов и других негодяев! — перебил Вокулу советник Короля. Однако сам Ивэйн внимательно слушал. Мой казначей растерянно замолчал. И отступил ко мне. Я давно заметил, умные люди теряются от наглости, глупости и фанатичной твердолобости. В высказывании рыцаря было всего понемногу. Я бы не обратил внимания, но Вокула выпал в интеллектуальный нокдаун. Надо было его как-то прикрыть, пока он собирается, но на ум ничего не шло.

— Мой Король, — раздался голос Адель. Она сидела метрах в двадцати от нас. Честно говоря, я бы раньше и не подумал, что оттуда можно что-то услышать. Может, ветер донес обрывки слов. Впрочем, зачем искать чудесные объяснения, когда есть простое. Магия. Надо думать, у Адель тоже, как и у меня, повышенные параметры после регулярного применения своей лечебной магии на себя. Улучшенный слух в том числе. Или Гвена дублирует, тоже вариант. Убедившись, что она привлекла внимание, моя жена продолжила:

— С вами так много столь прекрасно вооруженных рыцарей. А я как раз хочу заказать своему мужу доспех. Пусть они подскажут, где живут мастера, сделавшие их доспехи?

Ивэйн бросил долгий взгляд на Адель. А потом развернулся и внимательно оглядел тех, кто пришел вместе с ним. Эфест тут же наклонился ко мне, от усердия не рассчитав и ткнув меня носом в ухо, и горячо зашептал:

— Броня Железной Империи и Королевства Фрей легко узнаваема и откровенно груба на вид. Даже мне, далеко не знатоку, очевидно, что доспехи всех присутствующих откованы в Регентстве.

— А может, — снова заговорил Вокула. — После того как вы победите и Караэн ослабнет, а то и вовсе падёт, сюда придет Отвин. Отвинцы не могут двинуть свои войска на нас прямо сейчас, ведь дорога через болота слишком узка и её легко запереть даже малыми силами. Но если и такой силы, не будет, они придут. И тогда, через год, или пять лет, или двадцать лет, но однажды, долина Караэна будет принадлежать Отвину. Как и воля называть любую цену на любой товар.

Я хмыкнул и сказал:

— Удивительное дело, Король Ивэйн. Вам так нужна победа. Однако, если подумать, то Королевству нужно ваше поражение.

Ивэйн внезапно нахмурился. Брови сошлись на переносице, от носа к губам залегли глубокие складки. Уголки губ опустились вниз. Его лицо превратилось в жуткую, деревянную маску нечеловеческой ярости. Не лицо, а маска на шлеме самурая. Король наклонился вперед, одновременно начав вытаскивать меч.

— По настоящему великие Короли не проигрывают войны, — хорошо поставленным голосом сказал Эфест. Перед этим он бухнулся на колени и поклонился, буквально уперевшись в пол. Эту позу йоги я и сейчас бы не смог повторить. А нормальный человек после такого финта бы пять минут отдышаться пытался. Но Эфес умудрялся говорить. И говорить красивым, приятным голосом, заставляя к себе прислушаться. Ивэйн перевел взгляд на старого волшебника. Словно почувствовав, Эфест повторил:

— Такие великие короли, как вы, не проигрывают войн. Они теряют к ним интерес.

Ивэйн снова перевел взгляд на меня. И его лицо вдруг разгладилось. Он опустился на свой стул и сказал:

— Три из пяти. Так и быть, дам тебе шанс. Магн из Караэна.

Я попытался усесться на своем позорном табурете поудобнее. А в ухо уже шептал Эфест, советуя ход. Королю напротив шептали аж с двух сторон. Забавно, конечно, мы играем. И мы ли играем, а не нами наши советники? Я обдумал эту мысль со всех сторон.

Нет. В отличие от деревянных фигурок на доске, в конечном итоге именно мы делаем ход. Пусть нас и можно подтолкнуть в нужную сторону. Король кивнул своему советнику и тот заговорил:

— Осень неприятное время для путешествий, — сказал Король. — Мы бы хотели уже закончить тут и выступить обратно в Иль-де-Фрей. Жаль, что вы так боитесь выйти за стены.

Я кивнул, принимая правила игры. Иль-де-Фрей это домен Короля. Я посмотрел на Вокулу, но передумал. Мой казначей бывает слишком резок. Поэтому я перевел взгляд на старого волшебника и кивнул ему. Эфест развел руками, низко поклонился и искренне извиняющимся тоном сказал:

— Это не страх, а разумная оценка своих сил. Вы слишком сильны в поле, Король Ивэйн. Может, мы могли бы как-то сгладить наши противоречия?

— Если вы возместите затраты на… — ответил старый рыцарь. И начался торг. Может рыцари и презирали богачей-купцов, зато торговались они не хуже.

Ивэйн явно был в курсе предыдущих договоренностей. Поэтому торг начался с 50 000 дукатов. Но город стоил больше, чем Адель. Примерно раз в десять, по мнению Короля.

Вокула наклонился ко мне и прошептал:

— Умоляю вас, сеньор Магн. Отдайте им столько уважения, смирения и повиновения, сколько сможете. Нам оно выйдет бесплатно, но вас уверяю, им оно будет сотни тысяч дукатов.

Я вежливо кивнул одновременно и Королю, и словам Вокулы. И торг начался.

Я вернулся в Караэнуже к вечеру. И первым делом отправился в ратушу, где уже ждали меня Серебряные у входа и толпа горожан вокруг.

В Серебряной Палате было слишком тесно, поэтому я поднялся на ступеньки, и крикнул.

— Я принес предложение от Короля. Он предлагает не просто мир, но союз. Вот только стоить это будет, по-королевски дорого!

Надо было перестраховаться. Горожане ведь не знали, с какой суммы Король начинался. Поэтому сумма в 40 000 дукатов должна была их поразить Зато меня она делала уверенным. при желании, я смогу выплатить её сам. И после этого у меня в сокровищнице останется еще больше 15 000 дукатов золотом и серебром. Хоть я и довольно щедро тратил последнее время, заботами Вокулы и жадности Гвены, буквально заставившей меня взломать сокровищницу Орлинного Гнезда, денег там не убавлялось. Вот только тогда мне нечем будет платить долгобородам и горцам. Поэтому я решил попытаться стрясти деньги с города.

Это оказалось ошибкой. Удивительное дело, горожане были не против постоять на смерть против врага, который напал на их город, пусть и по вине одного из них самих. Но деньги… Деньги они отдавали с трудом.

Пришлось мне все же выкатить 20 000 дукатов из своих. Неожиданно, еще 10 000 дукатов внес Пьяго Тук, от имени гильдии ткачей. Впрочем, по условиям договора Король обязался торговать шерстью в первую очередь с купцами Караэна, отдавая остальным остатки — да, как ни странно, но откупаясь от осады, мы параллельно заключили и вполне взаимовыгодные договоры. В числе прочего я обзавелся писанным Королем собственноручно свитком, в котором Итвис назывались герцогами Караэна. С одной стороны, это налагало на меня вассальные обязательства перед Королем. С другой — делало Королевство союзником города. И еще длинный список обязательств по торговле, выдаче преступников, уступок и обещаний. Тщательно записанных и подписанных обеими сторонами. Так, например, впредь Король обещал при посещении Караэна «не убивать и не разорять дома и посевы горожан, без веского на то основания». Мне бы это важное соглашение и в голову не пришло. И очень зря — технически, Король мог повторять свой вояж в долину Караэна хоть каждый год. И ведя себя при этом примерно так, как сейчас. И он был в своем праве.

В результатах переговоров мало моей заслуги, зато много заслуг Вокулы. Поэтому и сбор выкупа я оставил на него. У меня были дела по важнее. Например, я довольно много времени проводил с Адель. Мы занимались танцами. Не только стоя. А еще, участок по соседству от поместья Итвис начал медленно обретать нужный мне вид. Силами зависимых людей, собранных с моих земель, запланированная мной перестройка шла на удивление быстро. И я не стал ждать, а решил начать проект, который задумал едва ли не в первый день своего пребывания в этом мире. Оставалось найти подходящих исполнителей. И у меня были на примете пара.

— Видите там дом? Это жилой дом. Отдельная комната, в которой могут жить два, или даже четыре, человека. Есть кровать, но всем остальным придется озаботиться самим постояльцам. Общая кухня, помывочная. Потом покажу внутри. Пойдемте сюда. Видите этот большой зал? Это для тренировок. Мне не смогли перекрыть крышей его полностью, поэтому там посередине здоровенная дыра. Но от ветра стены защитят, это главное. А вон там видите, самое главное. Пойдемте туда!

— Это трещал я. Как любой человек, искренне радующийся когда его задумка воплощается в жизнь. Караэнская осень была теплой, оставленные по моей просьбе фруктовые деревья все еще были одеты в листву. рабочие, в отличии от моего мира, относились к своей работе с большим уважением, поэтому все — от самой маленькой деревяшки, до самого последнего камушка, было любовно обработано, отточено, потерто, и со старанием установлено на место. Сугубо практичные постройки, которые я велел возвести, вызывали у меня ассоциации с чем-то японским. Все было идеально на месте. Я оглянулся на тех, кому показывал все это. И не увидел на их лицах ничего, кроме немного испуганной растерянности.

— так, ладно, — я остановился. — Дедушка Мо, что тебе не нравится?

Дедушка Мо, Репень и еще несколько охотников на чудовищ жались друг к другу так. Будто ухоженные дорожки и блестящие белизной свежей кладки стены пугали их. Неописуемые ужаса Кровавого Волока не пугали, а это пугает. Я знал, что так будет, поэтому перед нашей встречей я заслал к ним Вокулу. И, на всякий случай, Сперата. В качестве переводчика на человеческий. Охотники должны были уяснить — их гильдия в Караэне это не только место для ночлега и склад припасов. Это статус. Им больше не придется жаться по углам, скрываясь от владетельных сеньоров. Не рисковать быть принятыми за браконьров или просто быть ограбленными под любым предлогом. Но я видел — осторожный как старый вампир дедушка Мо все еще не решился. Или даже решил отказаться, но думает, как это сделать так, чтобы меня не обидеть.

— Это прекрасное место… Даже не знаю, достойны ли мы такого… — начал старик.

— Это уже мне решать, кто и чего достоин, — перебил я его и жестом поторопил. — Давайте сюда.

М вышли на небольшую площадь, окруженную лавочками. С одной стороны возвышение и стена. Похоже на маленький театр под открытым небом. Да, набросок я делал. Меня охватила беспричинная гордость — из той мешанины линий, которые я нарисовал, строители не только смогли выудить суть, но и воплотить это в камне красиво. Я подвел своих гостей к стене. Там возились вездесущий Вокула и Каас Старонот. Декан факультета алхимии,выуженный из подвалов где самозабвенно предавался своей страсти вместе с горной ведьмой (Гвена уверяла, что они и в самом деле сутками колдуют над всякими колбами, чанами и взгонными аппаратами) вытащенный на свет выглядел не очень хорошо. Объективно зеленый оттенок кожи, мешки под глазами, еще и постоянно близоруко щурится. Но голос был сильный, властный и энергичный. Он командовал несколькими рабочими, которые развешивали таблички. Каждая, как маленькое произведение исскуство, с козырьком от непогоды, фигурными зажимами для листа бумаги, и деревянными держателями для ярлыка заявки.

— Какие уже задания уже есть? — спросил я погромче. Каас на такую мелочь, как Магн Итвис, разумеется внимания не обратил. ответил Вокула.

— Оказывается, в темнолесье водятся твари, словно собранные из ветвей… — с оттенком удивления сказал Вокула. Я глянул на охотников. Они явно поняли, о чем идет речь. Вокула продолжил. — Мастер Каас сказал, что университет готов отдать за эссенцию из него двести золотых. Вернее, Университет готов поручится, что после того как она попадет к ним, они смогут сделать Слезе Жизни, способное даже потерянные руки заставить вырасти заново.

Вокула покачал головой. Все слышали о Слезе, но мало кто в неё верил.

— Потому я готов проспонсировать университет, поскольку это вложение может окупиться…

Я снова глянул на охотников. Сумма в двести дукатов на них произвела смешанное впечатление.

— Лезть в темнолесье за двести дукатов так же глупо, как и за тысячу, — тихо сказал дедушка Мо. — Какая разница мертвецу, сколько ему не заплатят?

— Что это там? — встрепенулся Репень. Я проследил за его взглядом. Умница Каас снабдил заявки рисунками. На этом были изображены те самые штуковины, отдаленно напоминающие камни с проводами, которые охотники собирали в Кровавом Волоке.

— Глаз Волока, называемый также Красный камень, или просто Фасентка, — отозвался Касс. Как и подобает настоящему интеллектуалу, он ответил абсолютно точно, но его ответ был абсолютно бесполезен.

— Объявление, что Университет примет эти штуки, по цене в один дукат за каждую, — пришел на помощь Вокула. И тут же начал оправдываться. — Я отказался это субсидировать, но Университет готов оплатить из своих средств…

— Вы не понимаете! — Каас обернулся и начал говорить, размахивая руками. — Это уникальная вещь, которая позволяет самым драматичным образом ускорить процесс возгонки, одновременно резко повышая выход субстрата…

Я обернулся к охотникам. И увидел как они стоят с потрясенными лицами. Впечатлило их так, разумеется, не попытки Кааса объяснить ценность их трофея. А то простое обстоятельство, что они могли получить полугодовое жалованье не самого последнего подмастерья за штуковину, которую раньше отдавали за медные монеты. Я не выдержал и самодовольно улыбнулся. Потому что понял — так, или иначе, гильдии охотников быть.

Только и нужно было, что убрать длинную цепочку посредников между конечными потребителями, и добытчиками.

— Вы еще походите, подумайте. А потом приходите ко мне, — я махнул рукой. — Моё поместье через забор. И мы обсудим детали.

Идя по алее, проложенной прямо через фруктовый сад, я наслаждался запахом, видом и осенней свежестью. И мысленно помечал галочками список дел. Найти независимую от внутригородского влияния силу? Выполнено. Сразу две, горцы и долгобороды. Начать влиять на умы массово и поголовно? Сделано. Так же даже с двойным запасом прочности. Уличные артисты Гвены и газета Ченти. Упрочить свое положение среди Великих Семей? Старая, добрая, свадьба. Которая обошлась дороже, чем я планировал. но дешевле чем могла быть. Вдобавок, теперь у нас нечто вроде союза с Королевством Фрей. Что еще? Ах, разогнать оппозицию в лице Городского Совета и Старых семей. Что ж, пока и это удалось. Разумеется, скоро сеньоры придут в себя, стряхнут растерянность и начнут прибирать к рукам Палаты совета. Но и выбранные в Серебряную и Золотую Палаты, тоже распробуют вкус власти. Вокула будет держать руку на пульсе. главное, чтобы Итвис всегда были над этой вознёй. но чтобы мое слово оказывалось решающим.

Гильдия охотников, как противовес старым гильдиям и как потенциальный источник дохода и центр силы тоже, наконец создана. Это было не обязательно, но мне очень уж не хватало в этом магическом мире института приключенцев. Это для души.

Теперь надо потихоньку раздвинуть границы влияния Караэна. Но для этого нужна война, а война это дорого. Вокула меня с говном и кирасой съест, если я затею траты на войну. Единственный способ хоть как-то сделать траты на войну приемлемыми, это провернуть что-то вроде того, что провернули французы во время Великой Французской Революции. Для этого мне нужно изобрести нацию, патриотизм не к своей улочке или даже городу, а к некой условной нации, дополнить это всеобщей воинской повинностью, подпереть военно-промышленным комплексом… Мда. С этим пока придется подождать. Такие дела нельзя сделать за пару месяцев. На всякий случай я создал сотню, на которой планировал отрабатывать массовое обучение. Во главе неё поставил тех двух отличившихся в Битве у стен горожан. Сердцельва и какого-то наглого мужика на М. Который теперь щеголял в моих доспехах. Правда, сначала они упорно отказывались. Даже после того, как я предложил платить двадцать дукатов в месяц. Больше цену я поднимать не стал. Как сказал Вокула «Когда человек хочет отказать, он назначает слишком большую цену. Если заплатить эту цену, можно заставить человека принять деньги. Но это вовсе не значит, что он будет согласен».

А я искал не просто тех, кому можно платить золото, а тех, кто сможет сколотить хоть сколько-то боеспособное подразделение. Поэтому я пошел к Серебряным, и они назначили этих двух плотников главными над спешно сформированной «постоянной сотней ополчения». А вот обязательства перед городом, это уже другое дело. Городок маленький, все друг друга знают, подвести своих стыдно. Да и опасно — тут могли припомнить как твой прадед сто лет назад смешно на людях пукнул, и к тебе кличка соответствующая прилипнет. Так что будут господа плотники работать на совесть. не хотели на совесть, будут за репутацию.

Ну что же, пожалуй можно и на лаврах немного попочивать. За мыслями я не заметил, как дошел до своего дома.

— Сеньор Магн! — встретила меня у входа одна из служанок. — Сеньора Адель велела вас встретить и отвести в сад. Она приготовила вам что-то вкусное.

Очень кстати, а то я проголодался. Мои незатейливые холостяцкие шашлыки остались в прошлом. Адель приволокла с собой слуг умеющих из муки, меда и травы в огороде соорудить блюда, практически не уступающие тем, что подают в моем мире в ресторанах.

Я кивнул и пошел за ней. В Караэне есть пословица «Если есть, что поесть, значит жизнь уже не жесть». Перевод вольный, но суть я передал. Да, пожалуй, местные правы. Только когда ты начинаешь есть вкусно и когда захочешь, можно сказать, что ты живешь неплохо. Может, даже, хорошо.

Глава 15 Дела житейские

Если первый признак хорошей жизни это возможность вкусно и обильно поесть в любой момент, то второй признак хорошей жизни — отсутствие новостей. Не полное отсутствие, а когда твои вечера перестают быть настолько насыщенными, что нужно продолжительное время, чтобы рассказать о всех событиях. Значит устаканилась жизнь.

После битвы у стен прошел год. Этот год пролетел незаметно и он был наполнен делами и заботами. Но все они были как-то… Упорядочены?

Как это часто бывает, у меня ничего не получилось. Это нормально, между нами я даже ходить целый год учился. Как и все нормальные дети. А дебильных установок, что все должно получатся с первого раза, у меня никогда не было — я относил это на влияние компьютерных игр, которые я принципиально проходил на высоком уровне сложности.

Большую часть времени я потратил на свое детище — регулярную армию. Причем финансирование для неё я выбил с города.

Я планировал начать с двух сотен — отточить систему обучения и все такое прочее. Во главе стали двое старшин плотников Сердце Льва и Матль. Как вскоре выяснилось, Сердце никто так не называл кроме него самого и, внезапно, меня. В быту он был Сундук, даже для подчиненных. Впрочем, видя как он наливается удовольствием, когда я говорю ему «А ты, сеньор Сердце Льва, тот еще осел, если думаешь, что…» — я переходить на Сундука не спешил. А поскольку поводов называть его ослом было много, то и идиотское имя, которое он мне сам назвал, я использовал часто. Просто я старался делать это наедине. На людях я и его, и Мальта, называл всегда «сеньор сотенный». Тут не было устоявшегося слова «сотник», поэтому дословно звучало «капо сотни», но мне было важно потихоньку вводить звание и субординацию. Я требовал подтверждения полученных приказов — все эти «понял», «выполняю» и всякие прочие дурости.

Матль и Сундук получали от меня слишком много золота, чтобы считать меня нормальным, поэтому просто подчинялись моим причудам. Хоть и с неохотой.

В самом начале я занимался этим зародышем будущей профессиональной армией со всем вниманием, какого можно ждать от любящего отца. И всё чаще с ужасом понимал, что этому ребенку не судьба вырасти во что-то приличное.

Не без моих советов Серебряная палата постановила создать постоянный отряд из «охочих на то людей, "кои происходят из Караэна и окрестностей». Платил город четверть сольдо в месяц каждому вступившему в этот отряд. В законе предусматривалось, что отслужившие год будут получать полсольдо — так я предполагал бороться с текучкой. А ветераны участвовавшие в схватках и битвах, будут получать дополнительные выплаты.

Разумеется я не рассчитывал, что десяток медных кругляшей в месяц привлечет в ряды моей будущей армии достойных людей, поэтому предполагал доплачивать людям сам. И я оказался не прав. В первую же неделю желание вступить в отряд выказало около полутысячи человек. Люди были самые разные — от засидевшихся в подмастерьях взрослых мужиков, до сбежавших от нудного труда на земле подростков. Но особенно меня поразило, то среди «охочих людей» оказались и женщины. Не меньше двух десятков. Причем бабы были в среднем на голову лучше других «рекрутов» — у них обычно были с собой оружие, у одной даже кожаный доспех из нашитых внахлест кожаных пластинок. Одна женщина пришла со своим луком — эта амазонка напоминала телосложением тумбочку, имела вполне себе приличные усы, не хуже чем волшебные у Сперата, и вогнала девять из десяти стрел в тюк соломы с пятидесяти шагов. Но у этой прекрасной мадам было дополнительное условие — она вступала в отряд, только если кормить будут не только её, но и её десять детей.

Муж, научивший её стрельбе из лука, умер. А даже старшие дети были еще подростки и не могли полноценно работать. И арендатор отдал их землю другой семье. Упустить такой кадр я не мог, поэтому забрал эту женщину в поместье и поручив жене пристроить её так, чтобы она принесла максимальную пользу. Остальным вооруженным дамом было вежливо отказано. Не хватало мне тут еще амурные дела распутывать.

Адель куда лучше меня понимала психологию местного населения. Она не стало пытаться создать с нуля институт лучников в отдельно взятом семейном клане. Попросту поселила усатую бабу в городском поместье и стала брать у неё уроки стрельбы из лука раз в неделю. А потом проводить конкурсы по стрельбе из лука среди домашних, награждая безделушками тех, кто попадал. Уже через месяц в поместье стрелять из лука могла половина, и у слуг появилось не меньше десятка охотничьих луков. Моду на стрельбу из лука стали перенимать и благородные сеньоры из аристократических семей. Давать приемы и устраивать обжираловки Адель тоже не забывала — поэтому поместье Итвис быстро стало центром культурной жизни для богачей и аристократов. К счастью, Адель делала это умело — редко и так, чтобы меня это мало к чему обязывало.

Я же мог продолжать заниматься своими «грязнулями». Так прозвали мой отряд горожане. Отчасти, это я виноват. Отобрав три сотни человек, с запасом, я с увлечением приступил к тренировкам. Я знал, что основное время армия проводит в походе. И я начал с похода. Похода на север, в горы. Там наш отряд учился ставить лагерь и отрабатывал слаженность. Последнее — в основном лазя по склонам и преодолевая горные речушки.

Идея была неплохая сама по себе, я не учел только одного — у местных нет сменной одежды. Уже через пару дней жизни на природе мои солдаты выглядели как бомжи после пожара. Ночи стали прохладные, они жались к кострам, из-за чего все поголовно были чумазые и закопченные. Одежда быстро измялась. Стирать и умываться в речке было муторно и холодно. Вдобавок, прокормить триста человек в поле оказалось неожиданно трудно. Если с едой я выкрутился, попросту купив несколько десятков свиней и коз у местных, и гоня это стадо с собой, то вот с водой вышла лажа. Кипятить воду было не в чем — казаны тут на каждом углу не купишь. Возить из города пиво в бочках (даже за деньги!) — оказалось слишком долго. Телеги застревали, опаздывали, а то и пропадали по дороге. В отряде у многих началось расстройство желудка. На третий день мы вернулись в одно из моих имений близ Караэна и мой отряд выглядел как армия, потерпевшая сокрушительное поражение. Оборванные, грязные, чумазые и, чего уж скрывать, местами обосранные.

Разумеется, в Караэне, где пока еще не придумали общественных кинотеатров, это зрелище привлекло множество народу. Горожане не поленились пройти пару километров, чтобы поглазеть. И за моим зародышем армии с того времени и закрепилось прозвище «грязнули». Впрочем, тут это слово несло в себе куда больше негативной коннотации, называли так людей, которые перестали следить за собой. Поэтому вернее будет перевести местное словечко, которым называли моих солдат, как «чуханы».

Я не сильно расстроился, помня поговорку «тяжело в учении, легко в бою». Потеряв двадцать человек ушедшими, я ввел что-то вроде присяги — оставшиеся дали слово, что не уйдут из отряда, не предупредив об этом за три месяца.

Пока мои солдаты приводили себя в порядок, мы работали над ошибками. Обратились к Фредерику за помощью в организации походной жизни. И обнаружилось, что основная премудрость была в том, чтобы просто не мешать людям самим себя обустраивать. В местных армиях люди делились на небольшие группы — рыцарское копье, как пример — и сами снабжали себя едой, водой, следили за своим здоровьем, распределяя бытовые обязанности внутри этой группы.

Так мы с моими сотниками пришли к разделению наши отрядов на десятки. Они хотели на двадцатки, но я настоял на десятках — я помнил, что в войске Чингисхана делились на десятки. На каждый десяток нужна была телега в которой бы можно было везти в первую очередь еду. И маленькую ручную мельницу с парой мешков пшеницы — мука слишком быстро портилась, молоть надо было на месте. Палатку, которую еще только предстояло сшить, запасную обувь, одежду, рабочий инструмент…

Список был длинный, спасало только то, что всем этим предстояло разжиться самим солдатам. Пока же не было даже самого основного — собственно телеги. И тут я задал вопрос своим сотникам — за сколько времени они смогут сделать телегу. И не просто телегу…

Перед моими глазами встал гуляй-город гуситов. Высокие толстые борта телег, скованные цепями с соседними такими же, внутри арбалетчики… И цепы! Крестьяне же с детства молотят пшеницу цепами! Владеют ими, может даже не хуже чем рыцарь копьем и уж точно лучше, чем я вилкой!

Идея была отличной. Я был в ней уверен, потому как она была рабочей. Наконец-то я смог начать разыгрывать карты попаданца — заимствованные рабочие решения! Под рукой не случилось бумаги и пера с чернилами, когда я завел этот разговор. Я вкратце описал какую повозку хочу. По сути, это очень напоминало те телеги, что использовали местные купцы, разве что с парой дополнительных деталей вроде откидывающегося борта и площадки для стрелков.

— Было бы дерево, построим любую повозку, какую захотите. Вот с колесами трудно будет, — сказал Матль и похлопал себя по кирасе.

— Сколько вы сможете сделать телег за год, сеньор Матль? — спросил я, еще не понимая всю глубину проблемы.

— В год я могу сделать только двенадцать колес, сеньор Магн, — буркнул Матль. Он вообще со мной общался как-то через силу. Может, смущался. Хотя из моей брони буквально не вылазил. Серьезно, я его ни разу не видел без кирасы, наплечников и латных рук. Не удивлюсь, если он и спал в них. Разве что кольчугу он редко надевал, что выдавало в нем любителя — с помощью пажа накинуть латы было не так трудно. А вот влезть в кольчугу это дело муторное. К тому же, кольчуга давала сносную защиту и не так сильно утомляла при постоянной носке. Честно говоря, мне было даже немного стыдно за свои латы — они были знатно порублены, с дырами от клевцов, забрало шлема пробито, сам шлем весь в вмятинах… Но Матль в этом, видавшем лучшие времена комплекте, смотрелся настолько органично и брутально, что я даже не предлагал ему их отремонтировать.

— Хорошо, — легко принял я эту смешную цифру. — А вы сеньор Сердцельва?

— Вы не поняли, сеньор Магн, — вместо него ответил Матль. — Один мастер может сделать только двенадцать колес. За год. Не важно каких. Таков статут города.

Только тогда я понял, что я чего-то не понимаю. Сильно не понимаю.

— Давайте присядем и выпьем пива, — сказал я. Последнее время я пристрастился к местному напитку. В нем было мало алкоголя, так что спиться я не боялся. Обычно местное пиво напоминало немного перебродивший квас. Хорошо утоляло жажду, но напиться им надо было суметь. В меня столько влазило.

После часа внимательного, вдумчивого обсуждения, я открыл для себя город с неожиданной стороны. Местная экономика была экономикой победившего социализма. Вооруженные до зубов профсоюзы держали за горло местный зарождающийся класс буржуазии и неплохо так очертили границы для аристократов. На примере конкретного Колесного Переулка это выглядеело так — в Караэне нельзя было заказать телегу нигде, кроме как у местных плотников. Однако, у местных плотников было строгое ограничение на количество колес, которое они делали. Для меня это было дико — больше сделал, больше продал, больше заработал. Но для местного средневековья, все обстояло с точностью до наоборот. Если сделать всем желающим телеги и повозки, то потом будешь сидеть без работы и голодать. А так работы, во-первых, хватало всем. А во-вторых, цену за свою продукцию, удавалось держать высокую. За купцами, которые привозили свой товар зорко и пристально следили — их повозки нельзя было использовать в городе, кроме как для транзита товаров. Плотники были вооружены и опасны сами по себе, но в случае необходимости на их сторону встанут все горожане — от кожевников и пивоваров, до оружейников и ткачей. У каждого был схожий интерес. В Караэне сетевые магазины бы разграбили и сожгли уже через пару дней, а продавцов убили — отечественный производитель не надеялся на поддержку, а защищал свой рынок сбыта сам, с оружием в руках.

Конечно, были всяческие лазейки — так, например, можно было сколько угодно «чинить» вещи. Или делать выносные мастерские подальше от города — но там, как правило, были свои городки, со своими местными «профсоюзами».

Магн жил в этом мире не особо задумываясь, как он устроен. Но я, постепенно осознавая его заново с помощью обрывочных знаний о простых людях у Магна и скупых ответов плотников, выстраивал для себя довольно мрачную картину вмороженного в жесткие рамки, закостеневшего общества.

Местные люди очень серьезно относились к имущественному расслоению. И выработали множество способов ему противостоять. Начиная с самого начала, с земли. Как правило, земля вокруг города принадлежала сразу всей общине. Каждый год её заново делили на участки, а потом, с помощью жребия, раздавали семьям города. Таким образом, если тебе попалась хорошая земля в этом году, то в другом году тебе гарантированно доставался другой кусок. Это мешало накоплению богатства в одних руках.

Все равно находились те, кто был богаче других и благодаря своиему богатсву они продолжали богатеть. Но этот процесс был растянут на поколения. Караэн на фоне всего этого выглядел аномальным явлением. Да, собственно, и был им. Слишком большой — в Караэне постоянно проживало не меньше пятнадцати тысяч человек, а изредка его население могло удваваться. Через Караэн шли огромные потоки товаров — как роскоши, так и сырья. И в нем жило множество купеческих и аристократических семей. И, хотя последние все полнее захватывали власть, древние привилегии горожан никуда не делись. Только гильдия пивоваров Караэна могла торговать пивом в пределах города. Только гильдия ткачей могла торговать тканью.

Конечно, благодаря золоту и влиянию богатых все эти запреты обходились. В большей или меньшей степени. На многое просто закрывались глаза — но все же нелья сказать, что горожане ели с рук богачей. Вовсе нет. Недавнее восстание топ-топов наглядно показало, кто хозяин внутри городских стен. Поэтому на мой вопрос, а можно ли как-то устроить послабление для «чуханов», Матль и Сундук развели руками с лицами людей, которые и хотели бы помочь, да не ничего не могут сделать.

Хорошо, что я заговорил о повозках еще до того, как озадачился всем остальным. Например, оружием. Поэтому приехав на переговоры с главой гильдии оружейников, Брагом, я уже знал чего ждать.

Мы обговорили мой заказ — комплект доспехов, с отделкой из белой и красной эмали. Для меня и Коровки. Обсуждение множества мелких деталей в которых, благодаря Магну, я разбирался не хуже чем опытный советский автолюбитель в своей машине — заняло несколько часов. Работа над доспехом должна была занять четыре месяца. А начаться только через полгода. И это меня еще «со всем уважением» продвинули вперед по очереди. Мы сошлись на цене в восемь сотен дукатов, потому как присутствовала Адель и она настояла на отделке шлема из золота и фигурном забрале. Между прочим я спросил у Брага, сколько может сделать его гильдия простых пехотных шлемов.

— За год двести. Но мы уже расписали очередь на два года вперед. Недавно крупный заказ пришел из Отвина, сразу на полторы сотни шлемов, пятьдесят кольчуг, двенадцать кирас…

Я не стал слушать дальше. В Регентстве стало неспокойно и местные центры силы озадачились вооружением. Думаю, все гильдии оружейников загружены не меньше, чем караэнская. Я опоздал.

Я поделился наболевшим на следующей планерке. Скорее просто потому, что меня терзало чувство досады и я хотел выговориться. Сначала мой малый совет осторожно начал меня отговаривать вообще от идеи создать постоянный отряд. Ведь наемники очевидно лучше. И удобнее, и дешевле, потому как приходят со своим оружием, и содержать их можно ровно до того момента, пока они нужны…

Видимо я был расстроен сильнее, чем мне казалось, поэтому я выдал часть своих планов:

— Я не хочу экономить на безопасности. Этот отряд не прихоть. Он как меч. Даже если он пригодится всего один раз, носить его нужно с собой всегда…

— Я понял, — вдруг сказал Вокула. — Сеньор Магн, кажется я понял, чего вы хотите добиться. Конечно, война безумие. Благоразумные люди Караэна не хотят войны. Но благоразумие бессмысленно если за ним не стоит сила. Но нельзя быть всегда сильным, если твоя сила заемная! Вот только вы все делаете не правильно. Вы совершили ошибку, которую часто совершают умные и сильные люди, сеньор Магн. Исполняя задуманное, вы полагаетесь только на свои силы.

Я с удивлением приподнял бровь. Лесть от Вокулы, пусть и такая изящная, была для меня в новинку. Мой тусклый казначей вскочил и прошелся по Большой Гостиной, прежде чем продолжить. Разволновался.

— Люди как вода. С одной стороны вода податлива и всегда течет туда, куда ей проще. Но стоит только ей воспротивится и можно увидеть, насколько она может быть сильной! Как не запирай поток, вода найдет способ просочиться. Малейшей щелочки будет достаточно, и вода размоет препятствие. Как и люди. Глупо и пытаться остановить стихию, — рассуждал Вокула. Мне понравилась его образность, но он просто не видел плотины моего мира. Вокула остановился. И продолжил, глядя мне прямо в глаза. — Но достаточно сделать так, чтобы воде было удобнее течь в нужную нам сторону…

Глава 16 Мокрые дела

Что отличало Вокулу от просто говорливых ораторов — он умел воплотить свои идеи в жизнь. Не сразу, месяцы спустя, но я увидел результаты. Сначала, не без помощи уличных сказителей и певцов Гвены, в городе стали внедрять идею, что караэнцы могут быть силой и сами по себе. И что Битва у Стен не была поражением, а была даже победой — ведь поле боя осталось за нами. А досадный мир был вынужденный, потому что караэнцам не хватило чуть-чуть сплоченности и умения.

По примеру Адель с её луком, в городе начали проводить соревнования по стрельбе из арбалетов. Победителям платили по двадцать сольдо — и уже очень скоро за стенами можно было легко встретить десятки людей тренирующихся в стрельбе из арбалетов. В разных районах города образовались «братства арбалетчиков». Леон проявил неожиданную изобретательность и смог найти лазейки в древних статутах. Они никак не регламентировали производство арбалетов и стеганой брони из ткани. А благодаря моему личному участию в нескольких собраниях — я не был избранным представителем, но мог выступать как в Серебряной палате, так и в Золотой, поскольку сражался и пешим и конным в Битве у Канала — я поднял вопрос о создании гильдии арбалетчиков. В Караэне для неё места не нашлось, но Арбалетную улицу стараниями города построили в городке рядом с Караэном. Фактически, это был пригород Караэна, но юридически, не совсем. Караэну удалось сманить два десятка арбалетных мастеров со всего Регентства, платя им больше, а главное, не ставя ограничение на производство. Некоторые уникумы, имея в распоряжение всего несколько подмастерьев, умудрялись выдавать каждые три месяца по два десятка арбалетов. Как я понял это для местных реалий было просто массовое производство.

Так же я настоял на создании «арсенала». На местном это звучало как «Оружейный амбар». Несмотря на сомнительное название, сама идея пришлась людям по душе. Одно дело покупать себе дорогое и ненужное для работы оружие самому, совсем другое — знать, что в случае войны, тебе выдадут хоть что-то. Это странным образом успокаивало людей. За полгода в арсенале удалось скопить полсотни копий, десяток щитов и шлемов, и почти две сотни окованных железом дубин. Несмотря на этот мало впечатляющий перечень, было понятно, что арсенал уже стал важной частью города. И будет продолжать развиваться.

Несмотря на то, что я слегка охладел к своим «чуханам», совсем внимания я уделять своему отряду не перестал. Моими заботами отряд оброс броней. Покупал везде, где мог. даже перехватил партию из тридцати комплектов, идущую из Королевства в Отвин. Это была тканевая броня, стеганые, многослойными «ватники». И такие же матерчатые шлемы. Выглядело это куда лучше, чем звучит. К тому же сами солдаты усиливали свою броню кожаными накладками, деревянными дощечками и, внезапно, старались чтобы она была моих цветов — белая и красная. Красили или нашивали ленты. Люди привыкли иметь отношение к некому сообществу и не могли воспринимать себя частью очень условного сообщества Караэна. Они хотели быть частью семьи Итвис. Я не мог им этого запретить.

«Чуханы» съели много времени, сил и просто еды. Кормил я их со своих владений, и они прожрали у Вокулы солидную такую дыру в запасах. Особенно учитывая, что я заставил своего казначея избавиться от почти четверти земель. Содержание почти трех сотен здоровенных прожорливых рож становилось все накладнее.

Мои сотники наконец втянулись в процесс и тоже стали участвовать. Правда мои идеи они перерабатывали в соответствии со своими представлениями о реальности. Например, я поделился с ними соображениями по по поводу гигиены. Я знал, что «Гигиена» это древнеримская богиня, но про это я точно в разговоре не упоминал. Только объяснил, что расстройство кишечника обычно происходит от грязных рук. В общем они и без меня это знали, в каждом доме Караэна были специальные травы на случай поноса или рвоты, и были правила о чистоте рук перед едой — их надлежало ополаскивать. Увы, в походных условиях все эти правила работали плохо. А бегать за каждым и заставлять мыть руки не представлялось возможным.

И Матль решил эту проблему по своему. Но изящно. Он сделал это ритуалом. Этот плотник уже постоянно носился с небольшой, грубой фигуркой Императора, которая якобы помогла ему в бою под стенами Караэна. И вот однажды он вынес деревянного Императора перед строем (ежедневные построения моя придумка, как оказалось это отлично тренирует сплоченность и привычку к подчинению приказам) и заявил, что ему был глас свыше. Глас свыше потребовал мыть руки перед едой. На самом деле там было немного сложнее — три раза в день надлежало коснуться статуи Императора, чтобы получить некую защиту и благословение. Но касаться статуи грязными руками, понятное дело, нельзя. Поэтому прямо тут же ставили лохань с кипяченой водой в которой плавали местные антибактериальные средства в виде травы. Иногда добавляли уксуса. Сначала требовалось помыть руки, потом коснуться статуи Императора, потом можно было идти есть.

Как ни странно, но ритуальные действия не вызвали ни у кого не то что возмущения, но даже вопросов. Хотя культ Императора для Караэна был не характерен. Я, после долгого размышления, решил оставить все как есть.

Правда, этот средневековый подход не всегда был мне по душе. Однажды я обнаружил, что все десятники в отряде — подмастерья или родственники моих сотников. Видимо потому, что на них выделялось дополнительная еда и я из своего кармана платил десятникам еще полсольда в месяц сверху.

Помня про ту воду, которую мне налил Вокула, я сдержался и ничего не сказал, не подумав. А подумав, отозвал Матля и Сундука в сторону. И выразил им свое искреннее восхищение их преданностью Караэну. Насладившись их недоумением, я пояснил — однажды, рано или поздно, «чуханы» окажутся в битве. И если наемники друг к другу снисходительны, то вот к городскому отряду они будут безжалостны. Понимание конкуренции у плотников было. Скорее всего, если парни проиграют битву, их не будут брать в плен, а всех перебьют. И уж десятников, так точно.

— И то, что вы поставили на эти должности своих сыновей и племянников, показывает вашу самоотверженность. Ведь вы готовы пожертвовать жизнью всей семьи ради Караэна! — закончил я свою мысль.

Я долго разглядывал их понурые лица. А потом все же решил оставить им лазейку.

— Все же я советую оставить хотя бы одного сына на хозяйстве. Чтобы он мог продолжить дело, когда вас убьют.

В следующий раз я, без удивления, обнаружил, что большая часть родственников сотники из отряда убрали.

Тем временем «чуханы» потихоньку тренировались. Каждый день они делали небольшой проход с оружием вдоль стен города. Километров на десять. Потом эту дистанцию удлинили. Во второй половине дня люди разбивались на пары и тренировались с деревяшками. Потом учились ходить строем. Не быстро, но и не так уж медленно, это сборище случайных людей превращалось в солдат. Не в «сольдат», от слово сольдо, а в тех служак, привыкших подчиняться приказам, к которым я привык. Оставалось научить их умирать по приказу. В конечном счете, это и есть работа солдата на войне.

Поэтому я начал отправлять их на задание. Благо, таких было всегда в достатке. Основная проекция силы Караэна потихоньку перешла в руки Фредерика. Но он часто брезговал проблемами крестьян. Частью это решало конное ополчение Дйева. Я так и не встретился с этим человеком. В основном, потому что Дйев не стеснялся говорить обо мне гадости в присутствии даже посторонних. А отца Магна он вообще ненавидел. Надо сказать, было за что. Я остерегался, что он назовет меня сыном свиньи в глаза при аристократии, и придется его убить. А Дйев пользовался удивительно сильной любовью как среди молодых всадников, так и среди крестьян и горожан. Причем заслуженно — во многом благодаря его активной деятельности Караэн очень быстро вышел из периода беззакония после нашествия сначала Гонората, а потом и Короля. Из крупных переделов собственности случился только Ченти, который забрали себе инсубры. Да в Орлином Гнезде вырезали правящую семью. Не без моей помощи. Так уж вышло, что Дйев смог сделать то, что хотел я, но сделал это лучше — у него постоянно был наготове летучий отряд в полсотни, а иногда и в сотню всадников, который немедленно и быстро выдвигался в любое место на расстоянии до трех дневных пеших переходов от Караэна. И решал возникшие проблемы — от разбойников и кровной вражды, до монстров и вампиров. Да, однажды птенчики Дйева — вокруг него в основном собирались младшие сыновья аристократов — смогли убить вампира. Подозреваю, это был слабенький вампир, но все же.

Но даже Дйев не мог быть везде. Как только я начал узнавать подробнее, я обнаружил, что мир вокруг Караэна даже опаснее, чем мне казалось. Стоило свернуть с людных торговых трактов или отойти подальше от стен родного городка, то вполне можно было увидеть новое и помереть.

Сначала мои «чуханы» сходили в однодневный поход на юг. Там моих арендаторов преследовала какая-то тварь, выбравшаяся из болота. Мы провели там неделю — со мной была Адель, так что несмотря на первый снег, мне это время запомнилось ярким и солнечным отпуском. Никакой твари не обнаружилось и мы вернулись. Я все равно был доволен — отличная тренировка для будущих походов. Потом был поход совсем рядом, на гоблинов. Я снова присоединился. Очень хотелось посмотреть на этих существ. Пока все встреченные мной разумные были людьми, отличаясь не больше, чем отличаются люди из разных частей света в моем мире. Однако гоблины, по смутным воспоминаниям Магна, явно были чем-то совершенно особенным. Разумеется, никаких гоблинов мы не нашли.

Как объяснили мне Матль с Сундуком, проблема с гоблинами в том, что им часто помогают крестьяне. Гоблины обычно не просто воруют куриц и брюкву из амбаров, как это рассказывают крестьяне, а честно все покупают. Ходят слухи, что у этих существ полно золота и они не знают ему цену. Поэтому арендаторы просто ждут, пока гоблины заберут свое, прячут полученное от гоблинов золото, а потом говорят владельцу земли, что их гоблины ограбили. Впрочем, бывает и так, что гоблины и в самом деле нападают на селение — и вот тогда шанс их застать резко повышается. Откуда гоблины появляются и куда деваются потом — вопрос интересный, но не принципиальный. В мире Матля и Сундука были и вполне обыденные мыши, которые точно так же самозарождались в прелой соломе по весне и исчезали в никуда зимой.

В третий раз был поход по дороге, до самого перевала Большой Забер, уже без меня. Это было простое патрулирование — купцы сообщили о попытках на них напасть. Я подозревал горцев. Следовало просто отпугнуть разбойников. Четвертый поход вообще ничего не предвещал — буквально по соседству, в паре километров от Военных Ворот, кто-то по ночам повадился ломиться в хлев стоящего у самого болота хутора. Хуторяне были перепуганы насмерть, но их история не заинтересовала ни Фредерика, ни Дйева. Я отправил своих. Традиционный местный хутор был одним большим укрепленным зданием, с полями вокруг. Придя на место, «чуханы» встали лагерем подальше, чтобы не спугнуть загадочного ночного гостя. И выставили засаду. Кто бы мог подумать, что в этот раз им улыбнется удача. Лучше бы не улыбнулась.

Когда они притащили бесформенную тушу, истыканную копьями, я не сразу опознал в ней огромную пиявку. Мой отряд потерял в этой схватке двух человек убитыми и одного тяжело раненым. Один упал лицом на свой дрын с шипами во время ночной суматохи и так страшно раскроил себе щеку, что стал похож на гротескного Джокера. Одного куснула пиявка. И он умер очень мучительно, заживо ферметируясь под действием пищеварительного сока чудовища. А второго застрелили из арбалета свои. Видимо, приняв его за пиявку в темноте.

Да, ходить чуханы в походы научились, но вот сноровки в бою им явно не хватало.

Они и сами это понимали — после того случая сразу сорок человек заявили, что хотят покинуть отряд. Я не стал их держать ещё три месяца, отпустив сразу. В отряде осталось чуть больше двух сотен человек. Зато теперь они оказались сносно вооружены. У половины стеганная броня, у полусотни копья и щиты, еще у двух десятков слабенькие, но арбалеты. У остальных двуручные дубины и цепы, обитые мягким железом и усаженные закаленными шипами. Оружие, которое мог сделать обычный местечковый кузнец.

Проблему с боевой эффективностью надо было как-то решать. И выход нашелся. Раз в неделю сотники уходили на побывку домой, отпускали и тех, кому было куда уйти. И в городе случилась драка. Кто-то из пивоваров насмехался над нашими парнями. Те полезли в драку и получили. Пострадали довольно серьезно но ничего такого, чего бы не могло исправить мое фирменное наложение рук. Матль проявил внезапную инициативу — пошел и забил пивоварам стрелку.

Мои «чуханы» против примерно пяти сотен пивоваров и тех, кто захотел к ним присоединиться, сошлись под стенами Караэна на следующее утро. Поскольку драка была не за что-то конкретное, а скорее спортивного интереса для, обе стороны использовали в ней деревянные дубины, хотя и были в боевых доспехах.

За побоищем наблюдала со стен и вокруг половина города. Я узнал слишком поздно. Когда я прискакал на место драки, все было кончено. Моих чуханов положили в снег, и ходили попинывали. Впрочем, раненых заботливо подняли и отнесли к лекарям пивоваров. К моему удивлению, обошлось без погибших. Не смотря на то, что снег местами был просто сплошняком красным, из безвозвратных потерь только пара десятков зубов. Мне пришлось приложиться к нескольким открытым переломам, все остальное обычные местные лекари взяли на себя.

Как ни странно, но после этого боя, отношение к «чуханам» в корне изменилось. Находясь в явном меньшинстве, они смогли дать бой. И довольно долго держались — всем было очевидно, что пивовары взяли числом. Больше того, в бою Матль и Сундук даже смогли совершить пару маневров — развернуть фланги в стороны, например. Это потрясло уже Фредерика. Наемник, подлый гад, разумеется обо всем знал, но даже не подумал меня предупредить.

— Это должно было случиться, — сказал он мне, в ответ на мой бешеный взгляд. — И вы, сеньор Магн, только бы все испортили.

На следующий день в лагерь чуханов пришли посланцы от батраков. И принесли вызов. Оговаривалось использование только тупого оружия, к тому же бурлаки обещали выставить ровно двести бойцов.

В Караэне, как я уже говорил, не было кинотеатров. Зато появился аналог футбола. Теперь, почти каждую неделю под стенами сходились команды. Традиционно по две сотни человек, часто хорошо одоспешенные. Появились флаги и болельщики, которые устраивали драки после «матчей». Я попытался подсуетиться и устроить букмекерскую контору, но таких умников в Караэне и без меня оказалось слишком много. Я не переставал удивляться тому, что несмотря на ожесточенность драк, все обходилось без погибших. Возможно, это оттого, что по негласным правилам, в бой не пускались те кто без шлема. Пожалуй это, и неиспользование заточенного оружия, было единственным правилом.

Как ни странно, но еженедельные побоища под стенами, пошли городу на пользу. Резко сократилось количество поножовщины на улицах, конкурирующие гильдии стали решать разногласия более цивилизованным способом.

Да и сами горожане стали… Сплоченее? Это подвело меня к следующей мысли. Караэн разбит на маленький, часто враждующие сообщества. Не было того, что бы их объединяло, кроме внешних угроз. А враг снаружи плох тем, что он не всегда есть. Следовало придумать что-то ещё. И тогда мне как раз попался на глаза Персиковый Сад.

Что может объединить людей больше, чем кровь, пролитая за общее дело? Только кровь пролитая за общую прибыль. Со вторым пока было туго. Как, впрочем, и всегда. А вот с первым в Караэне как раз было все хорошо. С этим можно было работать.

Глава 17 Старые долги

Отец Магна был в молодости крут. У него все по струнке ходили. Но такого авторитета нельзя добиться банальной резней — в местных условиях магосредневековья, где все так и норовят по замкам попрятаться, а у некоторых отдельно взятых аристократов всегда при себе аналог пистолета стреляющего огнем или льдом, это бы просто превратилось в длящиеся годами кровавую возню. Нужен был и вполне вменяемый, общепризнанный и неоспоримый респект. Нечто такое, за что тебя можно уважать и с полным пониманием встать на твою сторону. И патриарх семьи Итвис сделал ход конем — выбрал себе во враги тех, кого все не любили. Но выступить против боялись. В то время это был культ Императора насаждаемый из Таэна. Мне думается, это было время местной религиозной реформации — приверженцы Имперского культа расправились с засильем вампиров, в том числе и среди аристократических семей. А сразу после большой чистки, на волне народной поддержки, стали подминать под себя местные мелкие культы. Признавая за некоторыми объектами почитания статус сопричастности к Императору — например, бог Пан стал одним из девяти архонтов. Не удивлюсь, если что-то очень похожее было в средневековой Европе на заре становления Церкви, когда местные божества становились святыми. А уже сильно позже им подчистили биографию вписав в нужный контекст.

Разумеется, не всем так повезло. Великая Мать, довольно популярная в Караэне, никак в Имперский Культ не влазила. Отсюда и конфликт. К тому же, в Караэне зачистили вампиров своими силами. В конце концов, после долгой и запутанной истории, в Караэн был послан из Таэна новый Смотрящий. Это официальный чин Имперского Культа. Что случилось со старым, не вполне понятно, но это и не важно. Суть в том, что до Караэна новый смотрящий не доехал. Его встретил отец Магна на мосту через один из каналов, и велел поворачивать назад. Смотрящий не внял доброму пожеланию. Поэтому его скинули с моста в воду.

Смотрящий явно был со свитой, и явно не только из невооруженных слуг. Однако, выходка отца Магна осталась безнаказанной. Смотрящий охладился и убрался в городок поближе к Таэну. А Караэн, хоть и сохранил у себя храм Императора, в общую структуру Культа Императора с центром в Таэне не вошел. Поэтому другие культы тут были если и не наравне с Императорским, то достаточно сильны. Плюс каждое сообщество так и норовило придумать себе кого-то специально под них заточенного. У плотников, у пивоваров, у… Да у каждого был специальный бог с узкой специализацией. Прямо как святые средневековья. Только никакой унификации и единого обряда с крестными ходами.

И сейчас я об этом даже немного жалел — не было скреп надежнее, чем суеверия помноженные на ритуал и религию. Для конкретных местных так точно.

Придется прививать им чуждое и иномирное. А именно — культуру.

Попкорн и кока-колу отложим до лучших времен, а вот патриотические фильмы запустить можно было вполне. В нашем случае песни и сказания под магические иллюзии.

Очень кстати выяснилось (после почти полугода раскопок архивов) что Персиковый Сад принадлежал… Семье Итвис. Не мне на прямую, а боковой ветви с замком затерявшимся в горах между Караэном и Таэном. Земельное владение под Караэном они полсотни лет назад отдали в вековую аренду одной из местных богатых семей в счет уплаты долга. Те еще кому-то, те еще кому-то. Очень похоже, что по прямому назначению — персики выращивать — огороженное пространство использовалось больше для отвода глаз. А в основном это была удобная перевалочная база контрабанды рядом с Караэном. Последнее мои догадки — в любом случае, после жесточайшего разорения, учиненного там Матлем и Сундуком, актив стал пассивом и от него все начали экстренно избавляться. Так я его и перехватил.

А потом сделал страшное — среди деревьев проложил дорожки, развесил масляные фонари, сохранил участок стены — выбрал самый погрызенный, где пехота Короля пыталась его обрушить, но смогла только слегка обкорнать. Вместо домика сторожей с подозрительно большим амбаром, поставил полукруглую стену со сценой. Перед ней — ряды лавок. И у меня на руках, внезапно, появился парк.

После строгого отбора репертуара, на сцене выступали местные артисты. К артистам тут относились с крайней степенью презрения — они были по социальному статусу выше проституток из обоза наемников, но ниже чем золотари, выгребающие дерьмо из богатых домов. В основном, потому что эти люди были декласированы и не привязаны к земле. А значит, могли себе позволить больше остальных и при этом остаться безнаказанными даже за серьезные преступления. Вроде воровства и мошенничества. Что-то вроде цыган прошлого века в моем мире. Это не отменяло любви публики к их выступлениям.

Я не торопился. Сначала я медленно приручил горожан к тому, что Фруктовый Сад стал общественном местом. Не сразу, но с помощью Гвены и Сакса Поло мне удалось добиться, что тут не устраивали драки. Учитывая, что во все остальных районах города, кроме Площади Фонтана, пришлым нужно было иметь внушительный авторитет, лучше одновременно с парой телохранителей, чтобы не оказаться в сложной ситуации — у Фруктового Сада почти не было конкурентов для времяпрепровождения. Вокруг быстро выросли небольшие лавочки. Я поведал своей экономке идею уличного фастфуда — но монополию она долго удерживать не смогла. В окрестностях Сада торговали цветами, приятно пахнущими травами, загадочными пузырьками от всех болезней и для привлечения внимания противоположного пола, жаренной мелкой рыбешкой и вялеными жабами с болота. Ну и, разумеется, национальными пресными лепешками.

Не могу сказать, что я превратил Фруктовый Сад в парк развлечений. Скорее это был именно парк, куда приходили по вечерам молодежь и просто горожане, не боясь оказаться втянутыми в разборки. Танцы под бодрое треньканье на местных струнных и с веселыми мотивами на дудках были включены. Очень скоро «Фруктовый сад» станет именем нарицательным.

Не избалованные общественной жизнью горожане валили сюда сотнями. Охват был не такой большой, как я надеялся, но и не маленький. По сути, единственный способ для обычного горожанина, где можно было показать себя и посмотреть на других, сводился к двум вещам. Первое — общественные мероприятия вроде турниров, свадеб аристократов и казней. Но эти праздники были не так уж часты и не всегда вовремя — свободное время у горожан выдавалось в основном зимой. Зимы тут хоть и были мягкие, и даже при выпавшем снеге температуры часто были плюсовыми, так что снег редко лежал подряд больше пары дней — но все же, это не та погода, когда аристократы хотят устраивать праздник. Увы, крытых стадионов тут нет, поэтому приходится все сборища больше чем на сотню человек, проводить на свежем воздухе. А для этого нужна хорошая погода. А вот в Сад можно ходить хоть каждый вечер.

Добившись безопасности в своем парке развлечений, я начал осторожно повышать его статус. Единственный способ, который мне был доступен — это посещать его лично. Сначала я просто бродил по Саду, в окружении угрюмых стражников. Это оказалось плохой идеей — хоть мне иногда и кричали что-то одобрительное, в основном горожане пугались и старались держаться от меня подальше. Их можно было понять — учитывая практически неограниченную мою власть, неизвестно что я мог выкинуть. Рассказывают, что мой прадед мог похитить с улицы понравившуюся горожанку, продержать её в поместье несколько дней, а потом дать пару дукатов и выгнать обратно. К мужу. Я относился к этим рассказам с сомнением — не каждую, а только ту, за которая не вступится одна из четырех самых влиятельных гильдий, это как минимум. Однако Магну в свое время эта идея очень понравилась.

Поэтому настороженность горожан по отношению к разгуливающему рядом аристократу с охраной понять было можно. Без охраны пришлось бы настороженным быть уже мне — кто знает, какие старые счеты есть вон у того угрюмого мужика с потертым городским мечом на боку, по отношению к семье Итвис? Может это его бабку в свое время повалял мой дед. И ему об этом регулярно напоминают. Поэтому он так хмуро и смотрит, потому как пырнуть хочет, но не может.

Тогда я переиграл ситуацию. Я стал давать званые концерты. Для ветеранов обеих битв. Их статус был явно выше чем обычных горожан — такие вечера уже стали отдавать респектабельностью. Я появлялся в них на правах участника, как часть приглашенных. Это работало лучше — как только я превратился в почетного гостя, мое присутствие получало простое и понятное объяснение. И это несколько снижало междусословное напряжение.

На сцене сейчас пел Сперат. У него оформился глубокий, мощный бас. Вокруг него мелькали в воздухе статичные картинки — довольно брутальные рыцари кажущиеся крохотными на своих закованных в железо конях, не двигая конечностями метались вокруг горстки пехотинцев в обычной, повседневной одежде. Помимо традиционных широких мечей, пехотинцы были вооружены топорами и вилами. У одного в руках, кажется была даже лавка. Тем не менее, пехотинцы успешно противостояли натиску рыцарей, то и дело развеивая одного из всадников в мерцающую пыль.

Качество иллюзий по сравнению с теми, что творил покойный ректор Фро, было не на высоте. Зато ученики Университета, заменившие его на этом поприще, брали выдумкой и усердием.

— Это наша земля! — грохотал бас Сперата, и ему вторил хор из зрителей. Петь тут любили и умели. Хотел бы сказать, что песня была написана с моей помощью, но нет. Как это часто бывает, при внешней простоте, некоторые культурные особенности оказываются сложными, а нюансы понимают только выросшие в конкретной среде. Я пытался создать марш — то есть походную песню. Которую можно орать, маршируя в колонне. И такие песни тут были — их пели во время однообразной работы. Особенно бурлаки. Протяжное «Эх, ухнем, да потянем-потянем» местным бурлакам показалось бы практически родной мелодией. Но петь такие песни со сцены в приличном обществе — дурной вкус. Для солидных людей, вечером после трудового дня, под кружку пива и в красивом месте, требовались песни сильно иного вида. Это были баллады, с экспозицией, кульминацией и развязкой. Никаких повторяющихся припевов, никаких танцевальных мелодий. Сложные переходы требующие от певца долгой практики и прирожденного таланта… Думаю, что песни моего мира даже местным крестьянам и городским работягам показались бы примитивными.

Поэтому Сперат пел Балладу о Битве у Стен. Это была не единственная его песня. В некоторых я с удивлением услышал свои слова. Строчка «сколько раз бы я не упал, встану я на один раз больше» в разных вариациях встречалась в половине его песен. Фраза «Это наша земля», ставшая на короткий момент кличем пивоваров в Битве у Канала, у Сперата теперь кричали караэнцы всегда, когда дело шло к драматической развязке.

— Стрелы летят густо, как снег в метель, — грохотал со сцены Сперат. — Но за нами стены Караэна!

Я сидел позади, в отдельно беседке. Статус обязывал. И беседовал с Гаром. Кожевенник. Я поймал его тут же. Поздоровался. Спросил имя. Гар оказался не робкого десятка и отвечал спокойно и рассудительно. Я пригласил его в свою беседку, и засыпал вопросами. Мне было интересно все — как он работает, сколько платит за сырье, какие у него заказы, сколько он платит подмастерьям, как и где живет. Эти беседы с горожанами сильно меняли мне представление о Караэне. Гар был младшим мастером — это означало, что его отец слишком стар, чтобы делать все самому. По сути, Гар выполнял все функции мастера, за исключением особенно тонкой и важной работы. У его семьи была кожемятня на северо-востоке, среди каменистых склонов гор Долгобородов. Раньше она была совсем рядом с городом, но она воняла так сильно, что однажды её сожгли соседи. Пришлось выносить это токсичное производство подальше. Прямо в выдолбленных в камне емкостях они замачивали кожи в моче, уксусе и прочих очень секретных ингредиентах естественного происхождения. Гильдия кожевенников разрослась, окрепла, вступила в союз с оружейниками, не претендуя, впрочем, на роль самостоятельной политической силы. В Серебряной палате было несколько представителей от оружейников, но ни одного от кожевенников. Гар иногда отвлекался на Сперата и я терпеливо ждал, пока он выслушает понравившийся момент. Петь тут умели практически все — что делать, если радио нет? Приходится развлекать себя самому. Поэтому пели тут все и постоянно. Так что Сперата оценивала вполне профессиональная и искушенная публика.

— Говорят хорошо сделанная кожаная броня держит удар не хуже железа, — обронил я, дождавшись паузы. Сперат часто делал паузы, пил из кружки пиво, общался с публикой.

— Даже лучше, — буркнул Гар, явно пребывая под впечатлением от песни. Он закатал широкий рукав роскошного кафтана — кстати, с карманами, по последней моде — и под ним обнаружился кожаный наруч. Гар начал его расшнуровывать, сыпя терминами. Что-то там про вощение воском, но не совсем…

Дам мне наруч, он ловким движением выудил из сапога нож. Солидный такой ножик, даже на вид очень острый. И протянул мне.

— Попробуйте порезать, сеньор Магн.

Я с сомнением посмотрел на наруч. Это было настоящее произведение искусства с тиснением, украшенное бронзовыми накладками по кроям и выложенное тонкой шерстью изнутри. Я пожал плечами и несколько раз провел по коже ножом. С силой. На коже не осталось и следа. Я для пробы полоснул ножом по лавке — острая сталь легко отхватила немаленькую щепку от отполированного задницами дерева. Я приложил наруч к лавке и попытался пробить его ножом, ударив острием со всей силы. Со всей своей силы. и этот удар прошел для кожи почти без последствий. Осталась отметина, но наручь я не пробил. Я вернул и нож и наруч Гару.

— Если топором там рубить, или дубиной ухнуть, то тогда железный доспех может и лучше будет, — с явным самодовольством сказал Гар. — Потому как кости убережет. Зато этот полегче будет. Смотрите, кожа какая тонкая, а вон какой удар держит.

Я уже хорошо знал, что ждать, поэтому сдержав вздох, предположил:

— Но сделать ты такой полный кожаный доспех сможешь только один в год?

— Для вас сделаю. Хотя, может, не полный, — не уловил моей грусти Гар. — Но вообще, тут же дело в коже. Её подготовить надо правильно…

Я не выдержал и досадливо скривился. Я слышал это в сотнях разных вариантов. Примитивность технологий обходилась тщательностью обработки. Даже для того, чтобы сделать сравнительно хороший, боевой лук просто из куска дерева. Это дерево надо было для начала ещё найти — нужные породы росли далеко не везде, и из не каждого ствола можно было сделать заготовки. Потом правильно вырезать заготовки, с учетом структуры. Потом высушить. Сушить надо было при строгой температуре, не на солнце — обычно в специальном помещении. Опять же, для поддержания нужного микроклимата такие сушильные дома располагались в особенных местах, продуваемых, но влажных. Потом заготовку варили в секретном составе — разном у каждого мастера. Снова сушили, иногда в специальных, придающих форму лекалах. Я не уловил еще десятка важных нюансов, ухватив главное — если я закажу сотню луков сегодня, то они будут готовы уже года через два.

Даже тканевая броня шилась месяцами — каждая строчка в ручную. Благо ткани было довольно много в наличии, её ткали почти все женщины долины Караэна. И даже в этот, самый массовый вид брони, я не смог одеть всех своих «чуханов».

— Нет, — сказал я устало. — Мне, сеньор Гар, нужно много, дешево и быстро. Чтобы наполнить арсенал и одеть постоянный городской отряд.

— Тогда вам нужны не мастера, сеньор Магн, — отозвался Гар. — Вернее, не такие мастера, как я. Вам нужно сначала создать армию мастеров. Похуже, но очень много. Большие, очень большие мастерские. А к ним шкуродерни, сыромятни и все остальное. Тысячу людей, чтобы там работали. И тогда они будут вам делать по пятьдесят штук в месяц… Ну, допустим, панцири из кожи. Можно, я думаю, делать много таких маленьких, в ладонь, кусков, а потом их скреплять внахлест. Держать удар они будут плохо, ведь когда так много всего, то за всем не уследить, придется делать кожу толстой. Поэтому панцири такие будут тяжелее чем кольчуга, а защищать куда хуже. Все же лучше, чем ничего…

Я замер. Гар наконец озвучил мои собственные соображения. Я увлекся, пытаясь собрать что-то принципиально иное из местных деталей. А надо было сначала создать инструменты, с помощью которых я бы смог создать детали, из которых бы собрал что-то новое. Вот только создание с нуля целого завода и содержание тысячи рабочих я потяну с огромным трудом. И денег больше ни на что не останется. Даже для меня это дорого. А ведь Итвис одна из самых богатых семей.

Наверняка в Караэне есть деньги на такой проект. И не на один. Даже не в чистой драгоценной монете, но нужные ресурсы точно есть. Мне нужна развитая кредитная система, в которой бы брюква и рытье землянок для рабочих сразу рассчитывалось в сольдо, а готовый продукт в конце цепочки производства, закрывал бы эти долги. Чтобы не бегать каждый день по ярмаркам и не менять один кожаный панцирь на шесть телег брюквы и половину землекопа.

Для финансирования таких масштабных проектов мне придется, для начала, создать финансовую систему. Задача прям для атланта. Осталось просто плечи расправить и сделать.

Вместо этого я ссутулился — тут даже банков не было. Были только обязательства между доверяющими друг друг людьми. Обычно, родственниками. Можно было занести мешочек сольдо к местному купцу. Оставить серебро у него. Он напишет родственнику, брату невестки второй жены его двоюродного племянника в Отвин. С этим письмом ты налегке доедешь до Отвина, отдашь письмо вышеназванному человеку, и он вернет тебе деньги.

Вот такие тут банковские чеки. С одной стороны, надежно. С другой — всегда есть риск, что у адресата нужной суммы не будет.

Денежные потоки тут есть, но они запутаны, документация не единообразна, имущественные споры вошли в поговорку, как неразрешимые. Да этот вот Сад вокруг меня, немое тому свидетельство — вопрос о его принадлежности разрешился всего через три месяца только благодаря живейшему участию в процессе Вокулы.

Если я буду три месяца искать финансирование для постройки каждого элемента технологической цепочки вроде той, что предложил Гар, я построю её к старости.

Я опустил руки на колени. И понял, что руки у меня опустились и в переносном смысле. Выбора нет, надо опираться уже на существующие тут силы. И выбор не велик — дикие горцы, чей мобилизационный потенциал, если не считать откровенных голодранцев, сотен пять. Еще примерно столько же Инсубров. Горожане от стен дальше пары дневных переходов не отойдут, да и неделями быть боеготовыми не смогут. Их много, но их можно сразу вычеркнуть из списочного состава того, что можно назвать армией. Остаются благородные всадники и наемники. То есть, как у всех нормальных людей.

Гар, чутьем мелкого предпринимателя уловил, что заказчик расстроен и на заказыне настроен. Поэтому он витиевато извинился и ловко исчез. Хотя, возможно его спугнул Фредерик, о чьем появлении, как сигнализация, возвестил лязг доспехов. Оставив свиту позади, капо наемников подошел ко мне. Как человек воспитанный он склонился в неглубоком, но полном уважения поклоне.

— Садитесь рядом, Фредерик, — устало сказал я. — Вы очень кстати. Давайте послушаем песни, выпьем пива. И поговорим о том, где можно нанять еще людей. С оружием.

— Простите мне мою дерзость, сеньор Магн, но я откажусь, — резковато ответил Фредерик и смерил меня опасно спокойным взглядом. — Я пришел вам задать пару вопросов.

Я внутренне напрягся. Но постарался не показывать вида. Я был без доспехов, и вдруг остро почувствовал себя незащищенным.

— Задавайте, — разрешил я, после паузы. То, что Фредерик дождался разрешения говорить, в свою очередь говорило о том, что он признает мою власть. Так что, какие бы не были у него претензии, он склонен решить дело разговором.

— Помните ли вы тот день, когда вы меня нанимали? — спросил капо наемников. Дождавшись от меня ни к чему не обязывающего кивка, он продолжил. — Вы обещали мне помощь в выполнении моего… обета. Речь о сердце.

Я прикрыл глаза. Мне потребовалось время, чтобы понять о чем он, но я вспомнил. Да. Капо наемников вернул меня к жизни с помощью Эглантайн, пообещав ей взамен принести сердце высшей нежити. И с того времени прошел… Ну да, уже лето. Скоро будет почти год.

— И вот, недавно я узнал, что под Университетом прячется… Некая тварь. Полагаю, вы об этом в курсе. И я пришел к вам задать два вопроса. Первое — готовы ли вы исполнить своё слово? И второй — когда?

Глава 18 Университет всегда рассадник вольнодумства

Мир вокруг меня жил своей жизнью. Давний торговый партнер и соперник, расположенный далеко востоке город Отвин методично расширял свои владения — расположенный на заболоченных островах, он остро нуждался в продовольствии. Впрочем, то же самое можно было сказать и о соседях в остальных частях света — рано или поздно находился тот, кто в этот момент расширял свои владения.

В самой долине Караэна шли две мелкие феодальные войны и одна крупная вражда между городками.

В Таэне умер Регент и они избрали нового — старика девяносто шести лет. Новый Регент, похоже, не всегда понимал что происходит вокруг и тем был идеален для Великих Семей Таэна, устроивших грызню за власть. В Караэне обе палаты яростно делили власть. К счастью, почти без кровопролития. В городе методично составляли комиссии. Судебная комиссия, комиссия по присмотру за дорогами, комиссия инспектирующая стены, комиссия для надзора за состоянием мостов.

Нужная, но утомительная работа. Разумеется я не стал в этом никак участвовать.

А вот когда создали комиссию по присмотру за налогами, я попытался ввести туда своего человека. Богатого купца, жившего в доме на Площади Фонтана. Давнего партнера отца. Мне это удалось.

Потом город начал большой проект. Болото, что подходило так близко к Караэну со стороны военных ворот — его можно было осушить. Следовало расчистить несколько каналов на протяжении всего около километра и десятки квадратных километров заболоченной местности станут доступны для земледелия. В условиях крайнего дефицита земли, этот проект был горячо поддержан гражданами. Бруно Джакобиан сделал расчеты. По его расчетам выходило, что требовалось две сотни человек и полгода времени.

Город платил землекопам полченти в день, но выдавал лопаты и кормил. Желающих набрали легко. При том, что проект осушения болота город запустил во время посевных работ, когда на земле были на счету каждая пара рук. Это многое говорило о экономической ситуации в долине Караэна. Очень похоже, работы хватало далеко не всем, и некоторые голодали.

Через полгода изнурительных работ, эта трудовая армия смогла очистить около двухсот метров в двух каналов. Похоже, Бруно что-то напутал в расчетах. Однако, болото и в самом деле слегка отступило. Так что Караэн удвоил количество рабочих и утроил финансирование. Все это уже не столь горячо поддержало население, которое теперь понимало, что налоги можно было потратить куда лучше.

Я только радовался — ведь я оказался не замешан в этом провале.

Пока все большие проекты Караэна можно было назвать провальными — взять хоть тот же арсенал. Впрочем, как и почти все мои проекты.

Единственное, что выстрелило — гильдия охотников на чудовищ. Поскольку в Караэне было запрещено основание новых гильдий, формально это было «Братство по защите людей от чудовищ, вампиров и нелюдей». Тут любили длинные названия. И вот это братство, расположенное по соседству с городским поместьем Итвис, оказалось не только самым стремительно развивающимся начинанием, но и самым прибыльным. К концу года оно должно было принести мне от семи, до двадцати трех тысяч дукатов.

«Ничего себе разброс» — подумал я, когда Вокула принес мне книги по «Братству охотников». Увы, бухгалтерия была все еще ужасно запутана. Звонкой монетой платило не так много клиентов. Тем более, когда речь шла о крупных партиях. Братство вынуждено принимало оплаты и в рулонах крашенной шерсти уже лежавшей на складах Караэна, шелком, который только еще предстояло привезти из Отвина, и даже в счет будущего урожая пшеницы. Да и сам Университет часто платил охотникам зельями. Я со всего этого получал десять процентов. Обороты Братства охотников были огромны, и абсолютно непрозрачны. Кто, кому, и сколько должен — решительно не понятно. Оставалось удивляться, что Дедушка Мо умудрялся вовремя расплачиваться с охотничьими партиями, которых становилось все больше.

Посмотрев на толстые тетради, я опять разозлился. Велел свести «дебет с кредитом». Потратил немало времени, чтобы объяснить, что я имею ввиду.

Честно говоря, дела у меня шли не очень. После выплаты оговоренных сумм Инсубрам и горцам, в конце этого года моя казна оставалась пустой. Я чувствовал себя нищим. Разумеется, быть нищим по версии Итвис, это иметь пару тысяч дукатов серебром. И периодические пополнения из различных источников. Однако, сундуки Итвис показали дно и с этим надо было что-то решать.

В моем мире мне как-то попадалось короткое видео, в котором говорилось, что случайности имеют свойство группироваться. Там это шло применительно к ставкам в рулетке. Думаю, и неприятностям это тоже вполне применимо. Поэтому я почти не удивился, когда на следующий день после разговора с Фредериком я отправился в Университет, чтобы договориться об убийстве живущего под ним древнего вампира. И услышал от Эфеста, который теперь был ректором:

— Простите, но его больше нет. Мы уничтожили его месяца четыре назад. Понимаете, сеньору Каасу нужны были помещения для лабораторий…

— Когда вы намеревались сказать об этом сеньору Магну? — перебил старого колдуна Вокула. Он увязался со мной, узнав что я еду в Университет. Оказывается, он уже давно хотел там побывать.

— Я не думал, что внутренние дела Университета вам интересны, сеньором Магн, — немедленно отозвался Эфест и глубоко, с подобострастием поклонился. Вокулу он проигнорировал, говорил только со мной. — Зная я, что…

— Что с сердцем этого вампира? — перебил я Эфеста.

— Мы используем его для алхимических надобностей, — пожал плечами Эфест. — Это трудно объяснить непосвященному в тонкости искусс…

— Ну так покажите! — рявкнул я.

Университет заметно изменился с моего последнего визита Раньше он хоть и напоминал крепость снаружи, внутри в нем было что-то от привычных мне учебных заведений. Лекционные залы, библиотека. И одновременно это был научно-исследовательский институт, поскольку много помещений было отведены под личные лаборатории деканов, в которых трудились студенты.

Сейчас Университет, даже снаружи, напоминал скорее завод. Над крышей десятками торчали высокие тонкие трубы из красной глины. Из некоторых труб шел разноцветные дымок. Пока я поднимался к ректору Эфесту, я заметил что часть лекционных залов была переоборудована в цеха. Явно обычные горожане там занимались упаковкой и чем-то ещё. По коридорам носились потные грузчики в простых рубахах и с тачками наперевес и лишь изредка взъерошенные студенты, которых от обычных работяг можно было по пергаментным свиткам и пижонским беретам. Впрочем, свитки были только у некоторых. Несмотря на рабочую одежду, я с удивлением заметил, что у горожан к студентам было куда меньше неприязни, чем обычно. Видимо, совместный труд сближает. Заглянув в одну из приоткрытый дверей я увидел что находящейся за ней лекторий превращен в что-то, живо напомнившее мне подпольную ткацкую фабрику. Только вместо швейных машинок тут были реторты на крохотных жаровнях, витые трубочки, кипящие жидкости в колбах. И вместо несчастных азиатов, за каждым агрегатом сидел не менее несчастный караэнец. Чаще всего не один. Похоже, процесс требовал неотрывного внимания. Пока кто-то за кафедрой вслух читал процессы, остальные напряженно пялились в кипящее варева.

В сопровождении Эфеста мы вышли из его покоев, спустились до самого подвала Университета, прошли через охраняемые ворота, и оказались ниже уровня земли. Прошли длинным коридором, свернули в знакомый мне отнорок. Еще два охраняемых блокпоста. Ступеньки вниз. А потом, наконец, то самое помещение, где я раздобыл себе Коготь. И, в каком-то смысле, обрёл Гвену.

О существовании загадочной сущности больше ничего не напоминало. Мы попали в самый настоящий цех. С поправкой на местные условия. Бронзовые котлы, подвешенные цепями к потолку, сложные агрегаты со множеством трубок, керамические печи в ряд у стены. Кожаные раструбы собирали воздух в кожаные и деревянные трубы уходящие к потолку. Стеклянные и деревянные трубы меньшего диаметра капали разноцветными и явно ядовитого вида в воду каналов, теперь забранную частыми деревянными решетками. И над всем этим царствовал Каас, расположившийся на деревянной площадке посередине. Покоящаяся на кирпичных массивных колоннах, площадка напоминала пункт управления парового линкора. Возможно, это из-за огромного котла посередине. Рядом с которым по лесенкам и постаментам металась Эглантайн.

— Мне сейчас некогда! — заорал Каас, увидев нас. И в самом деле, он выглядел занятым. напряженно всматриваясь в перемигивающимися разными цветами кристаллы рядом с собой, периодически сверясь со снующими туда-сюда писарями, которые бегали от агрегата к агрегату и что-то записывали на свитках, Каас крутил вентили, дергал рычаги, не переставая отдавать команды:

— Почему еще зелный! Сюв, дай огня! Синяя птица на восток! Жопа гоблина, где пахучий лист⁈

Я заподозрил, что часть из его криков ругательства. А все остальное звучало просто каким-то бредом. Но явно им не являлось. В ответ Каасу люди вокруг отвечали упорядоченным хаосом — кто-то немедленно срывался и целеустремленно начинал куда-то что-то сыпать, что-то вертеть… Все, кроме группы у стены, перед здоровенной бочкой, к которой сходилось множество тонких трубочек. Каждый из этой группы сидел за отдельном столиком и глазел на Эглантайн. Агрегаты у них на столах булькали, шумели вращающимися бронзовыми шариками на веревках и исходили розовым паром, как взбесившиеся вейпы. Я заметил, что как только бронзовый шарик на штангочке теряет скорость вращения и поникает, опускаясь вниз, то сидящего немедленно заменяют. Двое дюжих парней утаскивали «оператора» прямо вместе с креслом, пока другая парочка грузчиков водружает на место одного из запасных. Запасны сидели поодаль, повернутые лицом к стенке.

— Ах да, я совсем забыл, — всплеснул руками Эфест. — Сегодня как раз последний цикл трансмутации Розового зелья. Давайте не будем мешать сеньору Каасу, это ответственный момент. К тому же он уже заканчивает! Мы можем переждать тут!

Эфест отвел нас в сторону. Там обнаружился уютный закуток, отгороженный солидным как крепость книжным шкафом от остального помещения. В закутке имелся столик, стулья и домашний слуга, вежливо поинтересовавшийся не хотим ли мы выпить вина или пива.

Оставив свою охрану подпирать шкаф, я расположился в кресле. Вокула и Эфест садится в оставшиеся кресла не стали, продолжая стоять. Вокула у меня за спиной, слегка склонившись поближе ко мне. Эфест в почтительном полупоклоне, сложив руки на животе. Он явно ждал вопросов. Я подозревал, что ничего он не забыл, а хотел впечатлить меня процессом великого магического свершения. Отчасти ему удалось. За шкафом пыхтело, капало, бурлило, вопил Каас и ему отвечали взволнованные голоса. Но я смотрел не одно видео о производстве, поэтому у меня и в самом деле возникли вопросы.

— Что за Розовое зелье? — решил я для начала подыграть колдуну.

— О, это товар пользуется спросом. Достаточно нанести на кожу всего пару капель и все в пределах десяти шагов будут считать вас привлекательным. Даже если вы таким не являетесь, — Эфест потер руки. — Это зелье и пилюли предохраняющие от беременности делают нам половину дохода.

Я удивленно поднял глаза.

— Да, сеньор Магн. Мы делаем эликсир, способный затянуть страшные раны, делам мазь которая способна отрастить человеку утерянную конечность… Но это слишком трудные в производстве и дорогие для покупателей чудеса. Мы не распродали и первую партию. А то что я вам назвал, расходится в лет. Еще хорошо идут кремы делающие кожу свежей и молодой. Всего на пару дней. Зато и делать их легко. И все равно у нас уже заказов на два года вперед.

— Как я понимаю, — сказал я. — Это ведь чистая алхимия.

Разумеется я попытался немного заполнить пробелы Магна в вопросах про паранормальное. И быстро выяснил, что пробелы у него совсем не просто так. Тут не было Википедии с краткой и понятной выжимкой, позволяющей составить свое мнение или знать куда искать. Хуже того, тут не было даже толком учебников. Были записи отдельных, в большей ил в меньшей степени заслуженных волшебников, которые делились своими мыслями. Очень похоже, большинство из этих людей, невзирая на способности, были глупы, необразованны и безумны. Иногда что-то одно, чаще все сразу. Из тех нескольких самородков истины, что я высеял из библиотеки Итвис, один был про сущность алхимии. Тут её определение было почти неотличимо от средневекового — алхимик влиял на материю силой своего духа. Однако, при правильной комбинации элементов этой самой материи, влиять на неё было гораздо легче. То есть одним усилием воли заставить медь стать золотом было, очевидно, невозможно. Но если взять свинец, такой же тяжелый как золото, добавит к нему «кровь земли», " перхоть гор" и расплавить в сосуде из бронзы, то… Скорее всего ничего не получится. о уже потому, что алхимик был не достаточно тверд волей или прикладывал усилия недостаточно долго. Надо пыриться на плавящийся свинец месяца два-три и тогда начнут появляться золотые вкрапления. Разумеется, книги по алхимии в семье Итвис были со специфическим уклоном — про то как сделать золото и про то, как сделать яды. Яды я читать не стал, главное я для себя уяснил. Алхимия была вариантом врожденной магии, только требовало растянутых по времени усилий. Разумеется, успех зависел от личного потенциала человека. Поэтому я продолжил допрос:

— Откуда у вас столько адептов этого редкого искусства?

— Студенты нашего Университета и студенты из нескольких соседних Университетов. Мы приняли почти двести человек за последние полгода. Они работают с полной отдачей, пришлось даже урезать лекции и практимумы по остальным предметам…

— И студенты не против? — я не понимал. Студенты всегда против работы. И нервно воспринимают, когда их плохо учат.

— С одной стороны, за усердие мы предоставляем доступ к библиотеке и не берем плату. А также проводим дополнительные занятия. С другой стороны, занятия алхимией, к нашему удивлению, серьезнейшим образом раскрывают потенциал тех студентов, кто напряжённо помогает сеньору Каасу. Прогресс столь нагляден и очевиден, что у нас есть даже некоторая нехватка заданий… — ректор даже слегка распрямился, говоря это. Он явно гордился переменами в Университете

— Неужели у стольких есть склонность к алхимии? — поднял глаза я.

— Вы задаете этот вопрос уже второй раз. И это свидетельствует о вашей проницательности, — привычно польстил мне Эфест. Льстил он неплохо, получше многих. Но я вырабатывал в себе нечувствительность к лести и поэтому незаметно кольнул себя острой пряжкой портупеи в руку, чтобы вырабатывался эффект настороженности в ответ на лесть. Адель научила. Эфест помахал руками в воздухе, распрямился и зашаг по тесному закутку, задевая сервировочный столик и кресло мантией. — И это очень верный вопрос. Мой ответ на него «Есть у всех!». Это, несомненно, неслыханное открытие. Однако, как только ингредиенты, добытые братством охотников, стали поступать в значительных количествах… Мастер Каас стал допускать к своим ретортам все менее и менее способных людей. Представьте же его удивление, когда выяснилось, что результат зависит скорее от упорства и сосредоточенности конкретного человека, чем от его про… Одаренности.

Эфест остановился перевести дух. Вокула воспользовался паузой и прошептал мне на ухо.

— Сеньор Эфест явно хотел сказать «не зависит от происхождения». Насколько я смог изучить его, он крайне редко говорит не то, что хочет. Вам следует внимательно обдумать последнее предложение сеньора Эфеста.

Эфест выжидательно смотрел мне на сапоги. Эта его привычка раздражала. К тому же, он легко от ней отступал, когда ему не надо было прятать эмоции.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — сказал я. — То есть, то что вынимают из волшебных существ Братство охотников, с успехом заменяет любой магический дар?

— Не всякий орган, не для всякого процесса, но в общем да. Важнее то, с чем и как работают, чем то, кто. В прошлом месяце я экспериментировал с крестьянками. У которых совершенно точно нет и близко в родственниках никого из благородных. Вы бы сами поняли, если бы увидели. — Эфест сделал паузу и бросил на меня быстрый взгляд. — Сидеть и не отвлекаясь представлять конечный результат хватило мозгов только у одной из пяти. Но зато она справилась не хуже меня.

Я хмыкнул. А потом меня прошиб резкий приступ паранойи. то, о чем говорит Эфест удивительно, но не невозможно для меня. Знаю один народ, так он триста лет не дал планете почти ни одного ученого, музыканта, или кого угодно еще. Даже маститые историки могут назвать от силы пять имен русских, которые внесли вклад в мировую историю во время крепостного права. А потом, случилось страшная катастрофа, мы все потеряли, и полетели в космос.

Но для этого общества сама идея хоть в чем-то сравнивать людей из разных слоев… Немыслима. К тому же, старый колдун завел этот разговор тут, в своем логове. Да, я не вижу ловушки или стоящих наготове убийц. Но это не значит, что их нет. Что мне ответить? Я глянул на Вокулу. А что если и мой казначей участвует в заговоре?

— Я не вижу оснований для лжи. Сеньор Эфест вам всем обязан, значит обязан и говорить неприятную правду.

Точно, они в сговоре. Я повернулся к Эфесту, снова застывшему в раболепной, но так хорошо скрывающей намерение позе.

— Это неожиданно, но не удивительно, — наконец, сказал я. И стал ожидать реакции.

Глава 19 Природа магии

— То есть, вы не удивлены? И, как я вижу, даже не гневаетесь? — удивленно спросил Вокула.

Я прислушался к себе.

— Напротив, я злюсь. Не могу сказать, что я в ярости, но это только от того, что я себя хорошо контролирую, — сказал я, глядя на Эфеста. — Полагаю вы решились рассказать мне, ожидая что я восприму все спокойней, в силу своих… Талантов.

— Мы давно искали способ сказать вам, — сказал Вокула. — Но я опасался, что вы немедленно запретите… Я не был уверен, что вы предпримите. Поэтому я хотел, чтобы вы сначала увидели насколько серьезно взялся за дело сеньор Эфест. И насколько сильно изменился Университет…

Паранойя отпустила. Они боялись, но боялись моей реакции и моего решения. С ужасом, но доложили о неприятном открытии. Так слуги мне говорили о том, что где-то накосячили строители, или сгнила крыша, или испортились запасы провизии. С ужасом перед последствиями. Но без коварного умысла. Я зябко передернул плечами. Внезапный прилив страшной подозрительности так же внезапно отхлынул. Интересно, это моя личная паранойя, или от Магна досталось? В любом случае, это уже не первый раз, когда у меня случается перепад настроения. Надо подумать об этом при случае. Я даже улыбнулся, настолько мне полегчало. Вокула продолжал что-то говорить, сыпя цифрами.

— Странно, — перебил я его. — Мы все понимаем, что я должен чувствовать, негодование, возмущение, гнев. А почему я это должен чувствовать?

И я тут же пожалел о своем вопросе. Они задумались. Это было напряженное размышление — они думали не над ответом, а над тем, как ответить. Как если бы слегка сумасшедший, и совсем не слегка опасный человек, спросил что-то очевидное.

— Сядьте, сеньор Эфест, — постарался сгладить ситуацию я. — Вам тяжело так долго стоять. Я же вижу.

Любой человек из моего мира будет в недоумении, отчего бы вдруг мне, как аристократу, возмущаться от того, что какие-то прачки вдруг могут в алхимию. В конце концов, простолюдины и так умеют пользоваться магией. Например, лечить. Современный человек моего мира просто не увидит в этом смысла. И это будет его раздражать.

И простой ответ «Тут так не принято» — никого не устроит.

Потому что человек моего мира только внешне похож на людей местного магосредневековья. В своих головах местные отличаются от нас не меньше, чем талантливо нарисованные чудовища в фильмах отличаются от людей внешне.

У нас есть примеры пресловутого «табу». Например, в закрытых иерархических сообществах. Уголовники в тюрьме никогда не будут есть колбасу, не выйдут на свидание даже с близким человеком, если на нем одежда красного цвета, и так далее. Но даже эти неочевидные запреты имеют правдоподобные объяснения. Например, колбасу нельзя есть, поскольку она похожа на мужской половой член. Разумеется, эта сложная система не очевидных правил создана скорее для морального обоснования любой подлости и объяснения этих запутанных правил скорее нелепы. Но они есть, эти объяснения.

Мой мир так устроен. С самого детства мы попадаем в школу, где нам прививается определенный тип мышления. Вот это работает так-то и так-то, потому что — и дальше идет пояснение. От простого к сложному, от одного к другому. И мы находим объяснения почти всему — почему небо синее, почему солнце горит и не сгорает. И потому человеку моего мира трудно смириться с тем, когда не находится убедительного объяснения. Мой мир наполнен теориями заговора, потому что только чьей-то злой волей можно объяснить когда происходит что-то очевидно плохое. Чаще всего это касается политики.

В этом мире людей в принципе окружает причины с последствиями, но без всяких объяснений. Птицы низко летают? Значит завтра будет дождь. Все, это законченная мысль. Весной начинаются дожди. Не потому что — просто, весной начинаются дожди. И если их мало, будет неурожай.

У нас тоже редко возникают вопросы к обыденным вещам. Мало кто знает, как работает смартфон, что такое ногти, зачем в унитазе вода — мы просто воспринимаем это как данность, и идем дальше.

Но при этом, если случается что-то нарушающее принятые нормы поведения общества, нас охватывает негодование и возмущение. Чуждые культурно танцы в неположенном месте, или нападение на совершающую пробежку девушку, которая одета «неподобающе». Вот и сейчас происходило нечто похожее — нарушение устоявшихся норм в обществе. Простолюдины не могли творить магию. Поэтому в среде аристократов лечение и магией не считалось. А вот алхимия — другое дело.

— Странно, что я сам не задал себе этот вопрос, — заговорил Эфест, усевшись. Он потер виски и продолжил, не забыв изящно мне польстить. — Интересные вопросы признак живого ума, сеньор Магн. Полагаю… Знаете, в Университете ведь не делают сильнее. Но, наблюдая и постигая, даже аристократ со слабыми силами, может… Кхм…

Эфест только что назвал всех учеников Университета слабосильными. И растерялся. Я сделал вид, что не заметил. И постарался подтолкнуть его продолжать:

— Не можешь сжечь всадника вместе с лошадью, а можешь сжечь только мышь? Значит, идешь в Университет и через пару лет можешь создать огненную бабочку способную влететь точно в прорезь шлема и выжечь врагу лицо. Это я знаю. Мощь заменяется мастерством. К чему вы ведёте, сеньор Эфест?

— Алхимия позволяет становиться сильнее. Дайте сеньору Каасу пару аристократов с талантом ко льду и пару месяцев времени… И плетку… И он сможет заставить их создать зелье или даже артефакт, способный мгновенно заморозить Фонтан Караэна. Даже если эти двое не могли заморозить и полбочки из под пива. Я, конечно, преувеличиваю. Тут нельзя обойтись без особых ингредиентов… И тут мы подходим к главному! — Эфест вскочил и начал расхаживать по закутку. — Раньше никогда не было лишних ингредиентов. Слишком ценные… Да и никому в голову не приходило пробовать на простолюдинах. Конечно, мы знали, что результат редко зависит от врожденных сил, но никто не думал, что… То есть силы ведь в любом случае должны быть! Это казалось очевидным… Но это не так. И это меняет все. Ведь теперь каждый сапожник сможет наколдовать себе… Да что угодно, при некоторой удаче. Ему для этого потребуется только ингредиенты!

Прямо как будто огнестрел изобрели. Любой деревенский увалень с аркебузой может с огромной силой ударить специально выращенного для войны рыцаря, да еще и на расстоянии. Вполне себе даже насмерть. В моем мире это не сразу, но со временем, привело к тому что рыцари пропали с полей сражений. Зато армии стали массовыми и войны стали даже еще ужаснее. Видимо, чего-то похожего и боится Эфест. Не думаю, что рыцари моего мира в свое время сильно испугались первого огнестрела, который был больше похож на пугачи. Скорее, жутко раздражались. И у местных аристократов так же будет. Но это не страшно. Любые чувства легко подчинить двум — страху и алчности. Есть исключения, но они слишком редки и не сделают погоды.

— Странно. Неужели до этого никто раньше не додумался? — не поверил я. Действительно, они тут алхимию химичат сотнями лет Если не тысячелетиями.

— Полагаю, — Эфест погладил бороду. — Кто-то додумался. И не один раз. Теперь я понимаю намного лучше многие исторические хроники… Например тиран древнего Тира, города на далеком восточном побережье…

— И все они оказались достаточно мудры, чтобы мы об этом никогда не узнали. Полагаю и мы должны поступать мудро, — вмешался Вокула. — Сохранить все в тайне будет не трудно…

А вот в это я верю. Вон, в японии самураи однажды просто взяли и отменили огнестрел. Причем, аркебузы у них делали не хуже, чем у европейцев. Как и Вокула, японцы не видели потенциала, а только проблемы. Я откинулся на спинку кресла и перед моими глазами стали ровные ряды столов с самогонными аппаратами и прачками за ними. У каждой перед глазами колба, медленно наполняющаяся светящейся синим цветом жидкостью. А потом ровные ряды моих «чуханов», с похожими на водяные ружья агрегатами в руках, в которых эти колбы торчат. Только вместо воды из этих ружей летят здоровенные такие молнии, сжигающие рыцарей, как зажигалка комаров.

— Объясните это особым артефактом. Просто поставьте кусок камня перед прачкой, и скажите что она это может благодаря ему, — велел я. Как сказать «расширяйте штат»?— И продолжайте искать тех, кто выкажет усердие и талант. Среди любых слоев. Сколько сможете набрать?

— Не знаю. Немного. Потребность в стольких алхимиках стала отпадать. Увы, поставки ингредиентов от Братства Охотников не постоянны и стали оскудевать, — развел руками Эфест.

— Вот как? — сказал я. — Вокула, напомни мне с этим разобраться.

Последние слова мне пришлось кричать. Что бы там не происходило в большом зале, дело явно шло к кульминации. Металлический скрежет, шум механизмов, шипение пара, бульканье жидкостей и, что делало все по настоящему странным — утробные мужские крики.

— Да что там происходит⁈ — не выдержал я и встал, чтобы выглянуть из-за шкафа. Ухали те парни, что пялились на Эглантайн. Они выглядели запыхавшимися, как после бега. Красные, потные и тяжело дышащие. И руки, лежащие на столах, судорожно сжимались. Ведьма — сейчас похожая на нарисованную нейросеткой компиляцию, красивая до неестественности — то и дело поворачивалась к ним спиной и накланялась, что-то делая у котла. Если бы я знал её чуть хуже, я бы решил, что она это нарочно.

— Вы же помните, это будет зелье для привлекательности, — кашлянул за моей спиной Эфест. — Для подмастерьев выдающих сырье, нужен определенный настрой…

— Они кончают, да? — не поверил я своей догадке.

— И обратите внимание, одновременно. Сеньор Каас приложил немало усилий, чтобы добиться такого эффекта. Конечно, без сеньоры Эглантайн у него бы ничего не получилось, — продолжал Эфест довольным тоном. — Вот только Каасу Староноту лучше об этом не говорить. Да он и сам это знает, посмотрите на него.

И в самом деле, алхимик застыл на своем «боевом мостике». Взгляд был у него даже безумнее обычного, а редкие седые волосы стояли, как наэлектризованные. Думаю, стояли у него не только волосы.

И тут помещение залило малиновой вспышкой под сдавленное хоровое кряхтение. И помещение медленно погрузилось в полумрак. Я и не понимал, насколько ярко светились кристаллы, жидкости в трубках и ретортах, да даже сами устройства вокруг нас, пока они не начали гаснуть. Остались гореть расставленные вдоль стен свечи, горелки и большой очаг под котлом. Но без магической подпитки, обычному огню не хватало силы чтобы полностью разогнать мрак —помещение тонуло в тенях.

«Обслуживающий персонал» по большей части обессиленно замер на своих местах, некоторые повалились на пол.

— Пойдемте, пойдемте! — заторопился Эфест и совсем не со стариковской прытью засеменил вперед.

Нам с Вокулой пришлось поторопиться, чтобы от него не отстать. Мы успели как раз к тому моменту, когда Каас с помощью штурвала и лебедки собственноручно поднял огромную крышку с котла.

— Проклятье! Опять не удача! —заорал он и заметался вокруг, яростно пиная все, что попадалось ему на пути. Кроме механизмов. Досталось валяющемуся на земле парнишке и сундуку. Впрочем, в случае с последнем, досталось скорее Каасу — алхимик запрыгал на одной ноге, продолжая ругаться.

Эфест завертел штурвал поднимая крышку выше. Из под неё разлилось розоватое сияние.

— Такой красивый… Но такой сухой и мелкий, — вздохнула Эглантайн. После перевоплощения голос у неё изменился. Я узнавал интонации. Она говорила как раньше. Но раньше это бы прозвучало жестко и по деловому. А сейчас, новым голосом, получилось томно и с издевкой. Я посмотрел на её кукольное личико. Она поклонилась мне, опустив взгляд и выдохнула:

— Сеньор Магн.

— Каас Старонот! — прогремел Эфест. Он запустил руку в котел и пропустил содержимое сквозь пальцы. Было похоже на розовую пыль с блестками. — Следующие поставки этот мошенник Мо обещал не раньше чем через два месяца! Катастрофа!

— А в чем дело? — спросил Вокула, тем самым спасая меня от необходимости задать этот вопрос самому.

— Должно получиться жидкое… — пояснила Эглантайн.

— Но оно волшебное, — я понял, что блестит пыль именно в магическом зрении.

— Но как нашим клиентам его давать жертвам? Пока оно было жидкое, его можно было подмешать в еду, опрыскать… — завопил Каас.

— Подождите, то есть зелье страсти это приворотное зелье? — спросил Вокула. Иногда он слишком много внимания уделял цифрам, упуская суть. В этом есть что-то очень ироничное, что люди не так стремятся получить средство делающее их самих красивыми, сколько ищут простой способ затащить в постель других красивых людей.

— А это что вам мешает это подсыпать в еду или обсыпать им человека? — пожал плечами я. — Сделайте такую штуку, похожую на маленький кузнечный мех.

Я взял немного пыли на ладонь и дунул. Тщательно выбрав направление, чтобы не попало на Вокулу или Эфеста. Аккуратное розовое облачко размером с подушку, противоестественно повисло в воздухе и поплыло вдаль. Каас проводил его взглядом.

— Иногда нужен свежий взгляд, — не удержался я от подколки.

— Ничего не выйдет! — отозвался Вокула. — Люди рабы привычек. Они ждут привычные зелья. Может, вам получится это растворить в воде?

— Вода не подойдет, — тут же отозвался Каас. — Она универсальный растворитель и смоет всю магию. Станет просто магический эликсир для кратковременного усиления сил. Может свинной жир? Или масло?

— Нет! — рявкнул я. — Заявите что вы улучшили формулу. Сделайте красивый флакон с распылителем. Упакуйте каждый в коробку. И удвойте цену.

Все посмотрели на меня с сомнением.

— Сделайте как я сказал, — я устало махнул рукой. — Главное действуйте с уверенностью. Постоянно говорите всем, что этот порошок лучше, новее, сильнее и удобнее в использовании. Ясно?

— Кажется, я поняла, — пропела Эглантайн. — Доверьтесь мне, сеньор Магн, я сделаю так, как вы хотите.

Я на секунду застыл. Впрочем, как и остальные. Смутившись под перекрестными взглядами, ведьмочка опустила взгляд и сложила руки на животе. Акцентируя пышный бюст. На ней было строгое платье закрывающее все тело до самого подбородка. Никаких декольте. Да ещё и с толстым кожаным фартуком. Ничего не помогло. Мне пришлось приложить такое усилие, чтобы посмотреть ей в лицо, как будто мне гири к взгляду подвесили.

— Остаточные эманации. Сеньор Магн, сеньора Эглантайн, вам следует встретится позже. И давайте отойдем от эликсира… Эмм… От порошкового зелья…

— Пыль божественной страсти, — подсказал я, не отрываясь взглядом от чувственных губ ведьмы. — Броское название, это треть успеха.

Я тряхнул головой и перевел взгляд на Эфеста.

— Однако я тут не для встречи с Эглантайн, как бы мне не было приятно её увидеть. Я по поводу сердца вампира, который обретался раньше в этом помещении. Кстати, зачем вы его убили?

— Личное, — неожиданно резко ответил Эфест. — Ненавижу вампиров. К тому же, кто знает, вдруг он бы нашел способ выбраться. Вы знали, что он процарапал в камне лаз? За долгие годы. Хитрая тварь. Спрятал вход под кроватью. К счастью сфера проникала и сквозь камень. Вот это заклинание меня всерьез заинтересовало. Сейчас я пытаюсь его воспроизвести…

— Сердце вампира, а потом уже все остальное, — перебил я Эфеста. — Это очень интересно, и мы поговорим с вами, сеньор Эфест, об этом не торопясь и подробно. Но потом. Где сердце?

— Вот оно, — ответил вместо ректора Каас. И обвел руками вокруг. — То что вы видите вокруг.

— Не понял, — сказал я, на самом деле уже начиная понимать.

— Видите ли… То что образуется внутри вампира, в первую очередь вокруг сердца, напоминает металл. Это можно расплавить… И сплавить с обычным металлом. При множестве условий, главное из которых наличие таланта, — начал отвечать Каас. Хромая, он подошел к котлу. — Можно создать не просто вещь, а вещь которая пронизана волшебством. Стоит только немного подтолкнуть в нужное направление процесс и вы можете сварить жирный наваренный бульон из одной единственной кости. Или волшебный эликсир. Хотя тут понадобится больше ингредиентов. Большая часть сердца вампира в этом котле.

Я внимательнее посмотрел на котел. Настоящее произведение искусства. Огромный, как джакузи, можно вчетвером туда залезть и место останется. Но главное даже не это. Снаружи покрыт сплошным узором с вкраплением уже знакомых мне «микросхем». Тех самых, что добывали охотники из Кровавого Волока. Видимо тоже для усиления эффекта.

— Этот вампир, который жил тут сотни лет. Как вы его вообще убили? — вдруг кольнуло меня беспокойство.

Мне ответил новый ректор.

— Я остерегался встречаться с ним лично, у некоторых линий крови есть врожденная власть над людьми. Не исключено, что ректор Фро вовсе не горел желанием повернуть на темный путь, когда впервые спустился в этот подвал. К счастью, кроме ректора никто не знал этот секрет Университета. Так вот, не я не стал рисковать своим разумом, а попросту велел пробить световой колодец.

Эфест ткнул пальцем в потолок. Подняв голову я увидел уходящие в темноту трубы.

— Сейчас не видно, но дыра была внушительная, — сказал Каас.

— Потребовалось три дня, чтобы его окончательно развоплотить, — покачал головой Эфест. — Это ставит тварь вровень с самыми сильными вампирами Золотой Империи. Тем интереснее, что же смогло его пленить…

— Я видел странные подставки, — припомнил я.

— Да, я тоже предположил, что дело в этих артефактах. Однако, золотая сфера погасла, едва вампир развоплотился, — Эфест задумчиво схватил себя за бороду. — Это ведь гениально. Стены его тюрьмы были созданы из его собственной силы. Но как⁈

— А вы были в курсе про все это, сеньор Вокула? — спросил я своего затихшего казначея.

— Мне рассказали не сразу. И не обо всем, — вывернулся он.

— Если вдуматься, — Каас все еще хромая, начал обходить вокруг котла, постукивая по нему костяшками пальцев. — Все это заставляет меня серьезно задуматься о пересмотре очевидных истин, которые я сам преподаю в этих стенах.

Он взъерошил и без того торчащие во все стороны седые волосы и с явной досадой хлопнул ладонью по крышке котла.

— То, что вампирское сердце усиливает чары, известно давно. Секрет о котором знает каждый второй. Вон и вы, сеньор Магн, носите коготь вампира не иначе как с этой целью. А вот органы из чудовищ диких земель, могут творить волшебство сами по себе. Должно быть это нас и запутало. На самом же деле, что вампиры, что чудовища, суть стороны одного явления. Наполненные магией ненормальности. Чуждые природе.

— Остановитесь, сеньор Каас, — веско и громко сказал Вокула. А потом, уже тише, так чтобы не услышали вокруг, добавил. — Следующими в цепи ваших рассуждений будут аристократы.

— Я читал, что череп аристократа тоже усиляет алхимический эффект, — тут же отозвался Эфест. Не смог удержаться, и не продемонстрировать свою экспертность.

— Это правда, — пропела Эглантайн. — У меня дома камин выложен ими изнутри. Очень помогает.

А вот и подтверждение практикой подъехало. Я машинально потер себе висок.

— Это все, конечно, очень интересно, — сказал я. — Но где мне теперь взять сердце вампира?

— Спросите у Гвены, — сказал Эфест. — Последние пару месяцев она продала в университет уже три штуки. Мелкие и дрянные. Но вам выбирать не приходится.

— Откуда она их берет? — как-то подозрительно сильно удивился Вокула. Обычно он умело прячет эмоции.

— Однажды я спросил, и она ответила что в её сети попадается много разной рыбешки. Даже самой неожиданной, — развел руками Эфест. — Я удивился и хотел уточнить, где она ставит сети. Ведь, насколько я знаю, в каналах Караэна нет рыбы, только раки.

Умение вовремя затупить тоже признак ума.

— Так, — я понял, что вцепился в рукоять меча. И уже давно. Пальцы заболели. Я разжал руку и помассировал виски сразу двумя руками. Что-то мимо меня проходит уже через чур много событий. Я поднял взгляд на Вокулу и спросил. — Где сейчас Гвена?

Глава 20 Любопытство наказуемо

Поместье «Соленое» находилось примерно в двух с половиной километрах от Караэна, посредине между тремя маленькими городками. И рядом сразу с двумя перекрестками. Это поместье представляло из себя полтора десятка строений, обнесенных высоким, толстым забором. Настоящая маленькая крепость. Имелась даже деревянная дозорная башня в одном углу. Зародыш замка. Это поместье попало в руки моей семьи еще во времена моего прадеда. Как приданое. Видимо, для разнообразия. Когда-то тут жили аристократы. То есть, рыцари. Суровые и безжалостные люди, умело стригущие бабло с проходящих мимо купцов. Бывшие владельцы подходили к архитектурным решениям соответствующие — думали не о красоте, а о надежности. «Соленое» было, по сути, укрепленным блокпостом, с поправкой на местные реалии. Из-за его расположения Вокула не стал от него избавляться. Во время осады Караэна Королем, местный гарнизон в количестве двух стражников и пары десятков «моих» людей (то есть тех, кто кормился с этого поместья) даже смогли отразить две попытки штурма. Не думаю, что это были прямо уж действительно штурмы, предпринятые королевскими войсками. Вполне вероятно это была попытка прибившихся к Королю желающих помародерствовать местных, просто на удачу захватить и пограбить явно богатое местечко. Однако, отметить доблесть тех, кто защищал мою собственность, все же следовало. Я нашел время, прибыл в «Соленое», раздал «вольности». Например, оба стражника теперь могли не отдавать мне десятину с овса, если засевают им мою землю. Я тогда еще думал о кавалерии. И хотел так стимулировать производство корма для них. А крестьянам я поставил твердый налог в яйцах — по одному каждую неделю с человека. Это было тщательно обговорено с Вокулой и приглашенными экспертами. И, по сути, являлось уже устоявшейся практикой — хотя обычно договор аренды подразумевал, что владелец земли получает пятую часть всего, что производит арендатор, на некоторые вещи глаза закрывались. Особенно на те, за которыми уследить было не возможно. А ведь никто не сможет следить, сколько курица снесла яиц.

Эти милые и понятные средневековому человеку награды, сулящие выгоду и процветание арендаторам но не накладные для владельца земли, были моей данью уважения местным традициям. Сам же я намеревался наградить людей по своему. Ярко, впечатляюще, чтобы вызвать у них благодарность. И бесплатно для меня. Я выдал каждому стражнику по отдельной, а крестьянам одну на всех, благодарственную грамоту.

Грамоту оказалось составить не так уж и просто. Лист не самой плохой бумаги, на которомаккуратным почерком шесть строчек с оборотами вроде «От лица семьи Итвис и всего города Караэна, поименованным далее" выражается 'Засвидетельствованная перед всеми богами искреннее благодарность и восхищение», пара строк о проявленных в бою «доблесть, отвага и умение» и так далее. Но этого было маловато. Не внушало.

Пришлось искать художника, чтобы он украсил это гербом Итвис и вообще придал листочку праздничный вид. Самое близкое, что нашлось — Бруно Джакобиан, оказавшийся опытным переписчиком. Впрочем, он сделал банальный листок почти произведением искусства. Хотя, конечно, использовать человека его калибра для таких дел мне было немного совестно. Спасало только то, что я планировал использовать эти грамоты как образец для последующих.

Как я и ожидал, слово писанное на красивой бумаге произвело на местных, таким не избалованных, впечатление яркое и сильное. Мои «сотрудники» без всякого преувеличения прослезились и высказали намерение сделать для меня всё, о чем я только не попрошу. Как тут принято, выразили они это в форме клятвы.

Потому, когда Гвена попросила себе «местечко где можно попердеть или еще чем нужным заняться», то есть место для базы, то «Соленое» было первым местом, о котором я вспомнил.

Меня не было в этом имении месяцев десять, поэтому я был готов к переменам. Но не настолько. Еще на подходе бросалось в глаза множество курятников — крестьяне явно использовали дарованные вольности на полную. Сам укрепленный хутор серьезно разросся. Перед ним появились солидные, сложенные из камня строения похожие на амбары, перед стеной появилась еще одна, приземистая и широкая башня с зубчатой стеной. А главное — он стал на удивление оживленным местом. Дело даже не в снующих туда-сюда крестьянах, и телегах с корзинами яиц в сене. Подъезжая к стенам имения я увидел людей с лютнями и флейтами. Несколько группок состоящих из субъектов в одежде странным образом сочетающих в себе яркий вызов и бедность, сидело отдельно и оживленно что-то обсуждали. Я придержал коня, проезжая мимо одной.

—…так я ему сразу в ухо… — гудел мужичок с нелепыми усами, заплетенными в косички.

— Ну и дурак! У тебя работа какая? Песни петь, людей веселить, а не кулаками махать! — поучительно отвечал ему пузатый и лысый паренек в центре. Его гладкое, молодое, улыбчивое лицо резко контрастировало с низким, каким-то «бывалым» голосом:

— Из десяти драк, половину можно выиграть словами. А оставшиеся избежать. Драться надо только когда дело доходит до жизни. Вот за жизнь деритесь, а если…

— Так ведь оно само выходит. Мы ж не то чтобы в морду им плюем. Это они нам плюют. И что, стоять, обтекать⁈ — не сдавался усатый.

— Человек в тебе просто друга не видит. А ты ему другом стань, он и других одернет. Ты, вот давай, иди сюда. Давай, давай. Ты будешь пивовар, который ищет об кого бы кулаки почесать, — лысый вывел усатого в центр. Впрочем, усатый быстро освоился. Встал как-то иначе, ножку в сторону, чуть ссутулился, одновременно выпятив несуществующее пузо. И уставился на лысого характерным взглядом уличной шпаны. Оценивающим и безразличным. Холодное внимание хищника. Мда, я сразу признал в нем характерную прослойку членов лиги, которые составляли костяк команд устраивающих веселые драки под стенами.

Лысый сделал вид, что играет на лютне, потом наткнулся взглядом на усатого. Вздрогнул. Но потом спокойно улыбнулся.

— Что губы скривил, как куриная жопа? — выплюнул усатый. — В рожу хошь? А если не хошь, гони монету…

— Нет, я просто вдруг понял! Так вы же из Пивного конца? — добродушно отозвался лысый.

— Ну! — кивнул усатый.

— А вы Гута Синего знаете? Я ему на свадьбе пел. Великий человек!

— Не знаю я никакого… — усатый начал закатывать рукава. Ага, одежда штука ценная, а кровь не отстирывается.

— А должен бы быть. Синий Гут у них вроде сотника! — одернул его лысый другим, резким голосом.

Усатый застыл, размышляя.

— А если не знаем мы никого из их костоломов, тогда что? — спросили из толпы.

— А вы из пивоваров? — тут же повернулся обратно к усатому лысый.

— А то не видно! — набычился усатый. И двинулся на лысого. — Щас я тебе метку на рожу поставлю, чтобы сразу понимал…

— А я знаю песни о битве у Стен! — выкрикнул лысый, проворно отскакивая от усатого. Хотя он явно был раза в полтора тяжелее, играли они настолько правдоподобно, что это усатый казался огромным амбалом, нависающим над мелким лысым. — Сердце пламенем пылает, кровь горячую неся, пивовары запевают, будет сеча хороша! Слышали?

Усатый остановился и задумался. Словно прислушиваясь к себе.

— То есть надо перед тем как тебе в морду дадут, еще и в хрен его поцеловать? — прокомментировал ехидный голос из толпы.

— В хрен мужика своего будешь целовать, коровья ты лепешка! — злобно гаркнул лысый, мгновенно стряхнув с лица добродушно-туповатое выражение. — Я вам, козьи вы катышки, простую вещь сказать пытаюсь! Вы, дерьмо старого золотаря, должны к каждому уметь подход найти. К себе расположить. Каждому что-то хорошее сказать. Но с пониманием! Крестьянам говори, что одежда у него хороша! Они в лучшем в город идут! Студентам, что лицо у них умное! Рыцарям, что магия их сильна! Кому чего не хватает, то у него и хвали! Но с умом, ласково. Человек сам понять не должен, почему он тебя видит и улыбаться начинает! Вы мне, гоблинский выпердеж, мне тут шутки шутить удумали? А вот ща скажу чтобы по пять палок каждому всыпали. Ты! Да ты! Ты стоишь на ярмарке, сказ говоришь! Рядом с тобой… Мужик в кожаной куртке без рукавов, с красными руками и в платке. И в тебя персиковыми косточками швыряет! Что сказать надо? Что заткнулся? Быстрее, пока остальные на ярмарке к нему не присоединились! Дайте ему в ухо, за дурость! Кто ответит?

В этот раз все молчали. Лысый прошелся перед сидящими. Знаком показал усатому сесть обратно.

— Ну смотрите. Руки красные, платок на голове и кожаная одежда — дело ясное, красильщик. Значит в городе по делам. Значит пьет или от радости, или с горя… — начал объяснять лысый.

Мы въехали в открытые ворота и стало слишком шумно. Поэтому я так и не узнал, как расположить к себе красильщика. А было даже интересно.

Гвена плотно тут обустроилась. Как я понимаю, тут у неё целая школа уличных сказителей и музыкантов. Образовательный центр.

Меня приняли стражники и взяли в оборот. Я даже цель визита не сразу сумел упомянуть. Мне пришлось мужественно отвергнуть немудреный праздничный стол, но мудро принять приглашение в домовой храм. Где я выразил почтение предкам латников, охраняющих «Соленое». Это, оказывается, уже второе поколение. Не забыл поставить крохотный кувшин вина статуэтке «Великой матери» и восхититься своими почетными грамотами, которые стали частью святилища. Их теперь хранили в аккуратных кожаных футлярах. Даже на вид дорогих, стоят наверно, как хорошие наручи.

Только после этих обязательных действий, я посчитал что приличия соблюдены и попросил привести ко мне Гвену.

Моё пожелание вызвало смущенное молчание. Я не сразу понял, что идти к ней латники откровенно побаиваются. А послать меня, тоже вроде как, не совсем прилично. Впрочем, несмотря на некоторую заминку, меня отвели к той самой, свежепостроеной башне. Я отметил толстые стены, когда зашел в низкую дверь.

Запахи деревенского быта изобилуют ароматами животных и процессов разложения, но мощный дух встретивший меня внутри, даже на этом фоне, обескуражил. Первый этаж башни был разбит на тесные клетушки, с деревянными дверьми-решетками. За ними было просто битком набито людьми. Изможденные люди испуганно жались в стороны. Правда один, заросший бородач, напротив, кинулся ко мне с криками, что он невиновен. И даже успел цапнуть за рукав. Но присутствующий тут же надсмотрщик тут же ударил бедолагу по руке дубинкой. Я не удивлюсь, если он сломал ему кисть. Протиснувшись мимо камеры и надсмотрщика я буквально вбежал вверх по узкой лестнице. Второй этаж башни был не достроен. Опорные балки для пола уже лежали. К одной из них был подвешен голый, заросший бородой мужчина. Довольно сильно избитый. Рядом с ним стояла Гвена. И медленно резала его крохотным, но явно очень острым ножиком.

Несчастный бился в веревках от боли и мычал сквозь кляп.

— Потрепыхайся, потрепыхайся, — похохатывал рядом с Гвеной угрюмый хмырь. В нем я, не без удивления, узнал предводителя убийц, когда-то давно напавших на меня прямо в моем доме. Сейчас он был одет как зажиточный горожанин. Из образа выбивалась толька алебарда и длинный меч на боку.

— Ой, Магник! — Гвена наверняка услышала мои шаги еще когда я поднимался по лестнице. А увидев кто именно к ней пожаловал, она всплеснула руками и кинулась мне на шею. К счастью, предварительно сорвав с себя забрызганный кровью кожаный передник. От неё пахло кровью и человеческим говном. Выглядела она счастливой. Я, несколько грубовато, отстранил её.

— Что тут происходит? — рявкнул я, с неудовольствием отметив, что мой голос дрогнул.

— Да вот, вопросики хочу задать. А перед вопросиками надо человечка слегка размять. Ну и остальным показать, что будет, если молчать, — Гвена кивнула в сторону.

Я только сейчас огляделся. По углам сидело несколько бандитского вида хмырей. И висело на балках еще несколько человек.

— Кто это? — спросил я, кивнув в сторону пытаемого.

— Ты не помнишь? Он нас убить хотел, помнишь. У него еще мой меч раньше был. Злючка такой был. Да помнишь же. Тут его все называют сеньор Злой, но я просто Злючкой. Он так злииится, когда это слышит, — и Гвена обезоруживающе засмеялась.

— Узнал, — процедил я, стараясь сдержать внезапно поднявшуюся во мне волну недоумения и злости. Похоже, поставить во главе секретной службы демона, оказалось совсем не такой уж и хорошей идеей.

— Магник, ты не думай, — хлопнула меня запачканной в крови ладошкой по груди демоница. — Я его с Элечкой спрашивала. Он месяцок один в яме посидел и все-все честно рассказал. А теперь ему старые друзья за это кишки через попку вытащат, поэтому он от нас никуда.

— Почему мне не… — я запнулся. Тут не было глагола «докладывать». — сообщила?

— Так нечего пока особо рассказывать. Вот найду что интересное показать, так сразу покажу, — Гвена щелкнула пальцами. Рядом появился слуга с лицом уголовника и протянул ей смоченное в теплой воде полотенце. А сам застыл, держа на подносе два бокала. Очень вышколенный тип, моя прислуга в поместье так не умеет.

— А ты чего это вдруг ко мне? — спросила Гвена, вытирая руки. — Кстати, попробуй вино. На той неделе два бочонка у таскунов взяли.

То есть, конфисковали у контрабандистов. А что она еще конфисковала? Например, построить башню удовольствие не дешевое. А денег она у меня не просила.

— Вампиры, — решил я начать по порядку. Отодвинул её плечом, и пошел к пытаемому. Злобно зыркнул на бывшего убийцу. Или не бывшего, а сменившего фирму. Тот шарахнулся в сторону. Это хорошо, что боится. Со мной было всего два латника. И мне остро стало не хватать многочисленной свиты. — Почему ты не сказала, что в городе появились вампиры?

— Как появились, так и пропали, — хихикнула Гвена за моей спиной. — А что тебя по мелочам дергать. Я у Эфеста спросила, что с ним делать. Он сказал на свет вытащить и всего делов. Они на солнце дохнут. Просто днем приходим, слуг того, а ящики в которых вампиры прячутся, вытаскиваем и за городом открываем. Мелочи.

Она приобняла меня за плечо и посмотрела на меня с хитринкой.

— А ты что, вампиров боишься? А Магник? — и издевательски хихикнула.

— Ты должна была мне сказать, — я стряхнул её руку, повернулся и схватил её левой рукой за плечо. Правой я вцепился в рукоять меча. А надо было наоборот — кинжал бы тут был удобнее. Я процедил. — Вампиры в городе это мелочи? Да все об этом только и говорят! Этого не было много лет. Десять, может двадцать. А тут два случая за несколько месяцев. И ты думаешь это мелочи?

— Девять, — Гвена перестала улыбаться. Но не перестала смотреть на меня с ехидцей. Даже слегка наклонив головку. — За шесть месяцев мы убили девять штук. Эфест говорит, в основном молодые, но была пара старых. Вот про них в городе и узнали, в остальных случаях мы тихонечко все сделали. Никто и не заметил.

Я отпустил Гвену. Сделал шаг в сторону.

— И когда ты мне планировала рассказать об этом? — спросил я после паузы.

— Ну рассказала бы я, и что? — пожала плечами Гвена. — Вот сейчас ты знаешь. Тебе легче? Или у тебя теперь новые вопросы?

Я поскрипел зубами и попытался подумать. Вышло не сразу. Сделав несколько глубоких вдохов, я понял, что Гвена права. Эти известия меня серьезно обеспокоили. И добавили вопросы. Гвена все это время стояла, против обыкновения спокойно. И смотрела на меня с едва заметной улыбкой.

— Хорошо, — сказал я, когда немного успокоился. — Ты не сказала мне сразу, чтобы меня лишний раз не беспокоить. Допустим. Но…

— Они все приехали через Отвин, — перебила меня Гвена. — Сейчас у меня в Отвине есть человек в каждом порту, на каждом причале. Я могу даже посчитать сколько бочек они погрузили и выгрузили в том месяце, если бы захотела. Вот попасть в чистые и высокие дома сложнее. Но я знаю, что дукс Отвина и многие из знати знают, что через Отвин из Золотой Империи, в наш город едут вампиры. Пока я не знаю, почему они их пропускают.

— У них древний договор. Имперцы не жрут тех, кто торгует от имени Отвина, а дукс признает их своими сеньорами. Они даже испрашивают подтверждения, каждый раз когда выбирают нового дукса, — сказал я и потер переносицу.

— Это я уже узнала, — промурлыкала Гвена. — А еще там есть про то, что Отвин должен предоставлять войска и корабли, отдавать каждого десятого из своих людей в Золотой Город на воспитание и много чего ещё. Так было договорено и записано. Но так уже не делают. А ведь достаточно дуксу просто повелеть, и не один подозрительный ящик не останется непроверенным. А я уже говорила, вампиры не умеют прятаться. Слишком тупые и прожорливые. Убивают слуг, сопровождающих, попутчиков, соседей…

— Зачем они приезжают в Караэн? — спросил я. — Это то хоть ты смогла узнать?

— Об это вам, сеньор Магн, рассказал ректор Эфест еще в вашу первую встречу, — промурлыкала, явно издеваясь, Гвена. Она присела в поклоне и быстро добавила, пока я не успел разозлиться. — Чтобы отомстить за убийство одной из них. Помните, вы убили одну вампиршу ночью на дорогу? Кстати, одна наше общая знакомая очень похожа на неё…

— Тем более тебе надо было мне сказать! — я захотел что-нибудь ударить. А лучше кого-нибудь. — Я думал, что угроза оказалась надуманной!

— У вас и без этого было полно дел. К тому же, как говорят слуги в поместье, вы впервые счастливы в своей жизни, — Гвена перестала поясничать. Выпрямилась и посмотрела мне прямо в глаза. — Мы предупредили Леона и вашу жену, сеньор Магн. Вокула и так в курсе всего. Ночью вас охраняют лучше, чем охраняли бы самого Императора.

Мда. Чувствую себя ребенком, которому не говорят неприятную правду, чтобы не расстраивать.

— Что ещё вы решили мне не рассказывать? — спросил я. Мой голос прозвучал удивительно спокойно. Удивительно для меня, потому что я себя чувствовал как натянутый канат, готовый сорваться и крушить все вокруг. Гвена улыбнулась одними глазами и начала перечислять. Очень тихо, так, чтобы слышал только я.

Она говорила и говорила. Быстро, коротко и по существу. Без дат, без подробностей. Но даже этого хватило, чтобы буквально затопить меня потоком информации. Анья, которая вывела людей за стены во время осады и ставшая во главе гильдии пивоваров, пережила уже четыре покушения. Еще три Гвене удалось предотвратить. Анья потеряла сына и дочь. А все потому, что резко ослабевшая гильдия пивоваров стала терять свои доходы и на неё накинулись остальные великие гильдии. Анья ответила тем, что приняла в ряды гильдии почти всех, кто пожелал, тем самым восстановив паритет сил. И пошла в ответное наступление. Вокула решил, что Анья будет нам хорошим союзником, поскольку мы ей нужнее, чем она нам. Запутанные интриги, ночные нападения на склады, похищения купцов и поджоги производств, стычки и поножовщина на улицах города и в контадо, настоящая война развернувшаяся между группами контрабандистов, попытка гильдии бурлаков буквально отжать себе порт… В какой-то момент я заскучал, но тут Гвена перешла на дела, касающиеся конкретно меня. Она выяснила, кто стоит за всеми покушениями на меня. Бочку с отравленным пивом послала мне Анья. Убийца, подсунувший отравленный виноград,был нанят одним из Городского Совета, тем самым выходцем из Орлиного Гнезда. Гвена выследила его и убила. Но не из мести, а потому, что тот плел интриги, пытаясь вернуться в город. Убийц нанял Браг Железная Крепь. Зачем это оружейнику пока непонятно, поэтому Вокула велел расследовать дальше.

Даже для горла демона говорить так долго было трудно, Гвена прервалась, чтобы отпить вина. Злюка, воспользовавшись паузой, принес мне пустую бочку. И тут же отошел в сторону, чтобы не подслушать. Я настороженно на него посмотрел, но все же присел. Гвена продолжила.

Хитрые игры с перепиской Гонората, который, кстати, сам все чаще в письмах подает признаки раскаяния. В том числе, через него проверка моих родственников. Некоторые с радостью готовы участвовать в интригах против меня, другие гневно любые такие предложения отвергают. Последних расставляют на незначительные должности. Вокула и Гвена допускают ко мне только тех, кто соглашается участвовать в заговоре, но тут же идет к ним и сдает всех с потрохами. Семье Итвис, чтобы выжить, мало быть честной. Нужно быть умной.

Не могу сказать, что я ничего из рассказанного Гвеной не знал. Кое-что я знал. Что-то мне рассказывали, если мне предстояло принять решение которое касалось происходящего. Я имел общее представление о ситуации в городе. Просто без подробностей. Единственное, что от меня скрыли полностью, это вампиры — однако, Гвена верно подметила, о возможной опасности мне рассказал еще Эфест в первые дни нашего знакомства. Я сам предпочел выкинуть это из головы.

Гвена добралась до пограничных споров с другими крупными центрами. Пошли названия городов и их тайные договоры и явные действия. Больше других был активен Аст Инобал. За ним и семьей Инобал стоял Таэн, не забывший оскорбление многолетней давности. И сейчас Инобал сколачивали мощную коалицию против Караэна, параллельно завоевывая и подчиняя мелкие города и слабые семьи. Я поднял руку, призывая Гвену остановиться. Я точно знал — в политике нет друзей. Но убедиться в этом на конкретных действиях твоих соседей, все равно неприятно. И будит паранойю. Которая у меня и без того дерганая.

— Когда будет война? — спросил я.

— В этом году точно нет, — снова улыбнулась Гвена. — В следующем, скорее всего, тоже нет. Может года через три.

— У меня остался последний вопрос, — сказал я.

— С Варнавой и Башней, — сказала Гвена. — Они сидят тихо, но мы наступаем им на глотку, перехватывая всю прибыль. Ставлю дукат против сольдо…

— Я хотел спросить не о том с кем будет война, — перебил я её. — Я хочу спросить, за что ты его пытаешь?

И я показал на висящего на балке человека. Ему подставили бочонок, до которого он едва мог дотянуться кончиками пальцев. Однако, даже так, нагрузка на плечевые суставы должна была вызывать жуткую боль. Поэтому бедолага тихонько подвывал через плотный кляп. Или орал во все горло, но кляп пропускал только этот звук.

— Держал гостевой дом на дороге в Башню, рядом с городком Сухой сук, — Гвена не стала ерничать, хотя я видел, как ей хотелось. — Убивал гостей. А эти, — и она показала на остальных подвешенных за руки к балкам. — Жили с ним рядом и ничего не видели. Вот я и решила, что раз так, то им ничем не помешает, если я освежую их соседа вот тут, в сторонке. Все равно ведь ничего не увидят.

И Гвена весело засмеялась. Я посмотрел на висящих на балках людей по другому. Тут жили тесно, очень тесно. Дома обычно были общими, чтобы удобнее было защищать и укреплять. Разные семьи редко разделяло больше одной стены. А любая работа, от уборки урожая до уборки общего же хлева, делалась вместе. Тесные, спаянные общины, просто не могли не заметить как один из их членов не то что людей убивает, а в туалет вдруг стал редко ходить. Они лгали, даже к Эле не надо ходить.

— И что ты хочешь с ним сделать? — спросил я Гвену.

— Не скажу, хочу всех удиить! — всплеснула руками Гвена и запрыгала, как девочка. А потом подошла ко мне ближе, и прошептала. — Освежевать. Давно хотела попробовать, а тут как раз одну книжку мне подарили. К тому же, надо думать о том, кого во мне видят мои люди. Ведь выгляжу я как милая девушка. Пусть увидят глубже.

И она отшагнула. Только сейчас я заметил лежащий на небольшом столике свиток, раскрытый на рисунке, где схематично показывали где нужно сделать надрезы.

— Ну, не буду мешать, — хлопнул я по коленям и встал. — Узнал я сегодня даже больше, чем хотел. Пойду Вокулу подушу.

Уйти я не успел. На лестнице послышался шум. По ней внесли сильно запыленного, бледного человека. Сначала я подумал, что он пьяный, но потом я понял, что он очень устал.

— Гонец из Отвина, — доложил один из людей Гвены. — Говорит, дело очень срочное. Он не ранен, просто сильно ослаб.

— Только вам, сеньора, — прохрипел гонец. На нем была корка из засохшего пота и пыли.

— Воду дай, и отойди, — скомандовала Гвена незнакомым, металлическим голосом. И тут же, уже совсем другим, мягеньким, заговорила с гонцом. Одновременно присев и устраивая его голову у себя на коленях, как люди ворочают кошку, устраивая поудобнее. Осторожно и нежно — На, глотни, красавчик мой. Что из самого Отвина скакал? Ой молодец какой. Сильный, смелый. Ты же Рожок? Да, точно, Рожок. А я тебя и не узнала. Ты как будто на десять лет старше стал.

Я коснулся Рожка, или как там его на самом деле звали, и применил лечение. Это и несколько глотков воды помогло ему слегка прийти в себя. Глаза парня — а теперь я понял, что это молодой парень — приобрели осмысленное выражение. Он посмотрел на меня, а потом на Гвену и твердо сказал:

— Сообщение только вам, сеньора.

— Это же Магн Итвис, мой хозяин, — улыбнулась ему демоница мягкой, материнской улыбкой. — У меня не может быть от него секретов.

Вот ведь суккуб лживый. Но паренек повелся. Как и я, впрочем.

— В Отвине высадились вампиры, — заговорил парнишка.

— Что, много? — подняла бровки Гвена. Гонец помолчал, собираясь с силами. И начал сначала.

— В Отвине высадились вампиры. А с ними армия нежити. Целый легион Золотой Империи. И прямо сейчас они идут на Караэн, — тихо, но четко сказал гонец.

Глава 21 Какой-то страшный враг

— Нет в Золотой Империи легионов! — взвизгнул почтенный ректор Эфест как истеричная тетка, когда кто-то очередной раз спросил его о нашем враге.

В какой-то степени его можно понять. Как и всякий перебежчик он сильно нервничал, что поставил не на ту сторону. Своего сына, Кантемира, со всеми родственниками он отправил в одно из наших дальних поместий. Я не интересовался в какое. Кроме того, его постоянно спрашивали о армии Золотой Империи. Эфест был неплохо подкован в теории. Однако его спрашивали сугубые практики, поэтому наши вопросы постоянно ставили его в тупик.

К моему удивлению армия Золотой Империи во многом повторяла принципы набора армии в Регентстве. Да, наверное, и во всех остальных крупных местных окологосударственных образованиях. Разве что была строже формализована.

В Золотой Империи армия строго делилась на оборонительную и наступательную. В Империи было мало личных владений. Да и те, что были, жаловались Золотым Императором конкретному человеку, хоть и пожизненно. Эта своеобразная человеческая знать формировала конницу но их было довольно мало. В основном территория Империи строго делилась на административные единицы в каждом из которых был свой «Кадастр », то есть администрация. Под отчётная напрямую Золотому городу. А на случай, если потребуется в процессе управления применить силу, обычно у кадастра в распоряжении был склеп под названием экзафоллон, со специальными мертвецами для войны. Аналог казарм и арсенала. Поднять скелета-воина из крестьянина нельзя, поэтому комплектация экзафоллонов была постоянной головной болью для чиновников Империи.

В случае нападения чиновник-некромант поднимал спящую в экзафоллоне боевую нежить и выступал на защиту людей. Фактически, это был аналог обычного ополчения. Хотя, скорее всего более эффективный за счет меньшей скорости реакции на нападение и, по видимому, более высокой боевой ценности. Экзафоллоны были не везде, только на тех границах, которые были подвержены опасности нападения опасных соседей. Возможно, неутомимость немертвых слуг Империи делало её нечувствительной к бичу больших империй моего мира — постоянным набегам варваров.

Однако, для больших военных походов использовались совсем другие войска. Объединённые в некие «турмы» неясной численности, со своими собственными «стратегами» во главе. Численность турмы Эфест назвать затруднялся. Впрочем, как и число самих турм. Знал только, что турмы состоят из друнгов под командованием друнгариев. А в друнгах, обычно, два Знака. Знаки — штуковина на шесте из золота и кости, с помощью которой даже слабенькому некроманту можно управлять двумя сотнями мертвых воинов.

Последнее, пожалуй, было самым полезным знанием. Позволяло хотя бы примерно оценить численность врага. Ворон Эглантайн слетал и посчитал знаки. В первый раз у него получилось сто шестнадцать знаков над колонной нежити. После сеанса уточняющего гипноза, это количество сократилось до тридцати шести. Скорее всего птица посчитала не только то, что надо, но и всякие другие штандарты, может даже копья с флажками. Поэтому я смело делил это число пополам. И тем не менее, армия нежити ориентировочно в три тысячи черепов меня вовсе не радовало.

Что еще хуже, всё это никак не помогало выделить основную опасность. Тех, кого в самой Золотой Империи раболепно называли «Динаты», то есть «Могущественные». А у нас просто вампирами. Вампиры входили в войско империи на правах средств усиления, в зависимости от обстоятельств каждый вампир мог привести с собой крупный отряд или наоборот, множество вампиров могли объединиться в отряд.

Тонкостей и подробностей Эфест не знал, но был уверен, что против нас не турма императорской армии. Потому что тогда она была бы не одна. Это либо отряд крупного дината, либо… Наемники.

Существование наемных отрядов нежити на некоторое время повергло меня в ступор. И заставило начать расспрашивать Эфеста об внутреннем устройстве Золотой Империи. Волшебник с горячностью искреннего диссидента начал живописать вампирский Мордор но чем больше он говорил, тем больше я напрягался.

Начать можно было с того, что в Золотой Империи неплохо работали социальные лифты. Правда, только для тех у кого был пропуск в виде склонности к некромантии. Однако, если такая склонность имелась, дорога к самым вершинам власти была открыта даже для сына самого последнего крестьянина. Как только на ежегодном «обследовании» обнаружился талант к некромантии, крестьянского сыночка или дочку немедленно изымали у родителей и направляли в специальные схолы, где готовили к будущей карьере имперского чиновника. Разумеется, были в империи и древние уважаемые семьи труповодов, но половина высших чиновников Империи были выходцы из низших слоев — некромантия была очень демократична в выборе своих носителей и одаривала в равной степени всех людей.

Дальше больше — вампиры практически не вмешивались в самоуправление людей. Зато жестоко наказывали за промахи. Фактически, они следили за людьми как хороший хозяин за скотом, требуя от имперской администрации чтобы население было сыто, счастливо и хорошо размножалось. При этом вампиры оставались кровожадными чудовищами, однако вне пределов личных владений и слуг, нападения на население Империи случались вряд ли чаще, чем нападения в моем мире на домашний скот. Каждый крестьянин был чей-то, состоял на учете и за него придется нести ответственность. К тому же, для питания вампирам не требовалось людей убивать. Поэтому в слуги к «аристократии ночи» всегда было желающих достаточно много, чтобы вампиры могли устраивать настоящие конкурсы на место. Упомянув об этом Эфест заткнулся и нахмурился, понимая что этот факт сильно портит общее впечатление о вампирском государстве в лучшую сторону.

Нет, Эфест сыпал жуткими подробностями кровавых оргий и резни. Однако, когда я задавал уточняющие вопросы, оказывалось что это практически всегда локализовалась в Золотом Городе. А это было весьма своеобразное местечко, с очень пестрым населением. Жизнь за пределами Золотого Города была куда упорядочение. Эфест не смог вспомнить большого голода в Империи, хотя в Регентстве каждый год была хоть одна местность, пострадавшая от неурожая. А раз в пару десятков лет голод стучался в двери на полном серьезе. В Империи на такой случай имелись централизованные запасы.

Эфест рассказывал вопиющие и полные хтонического ужаса случаи, котором стал свидетелем сам. Сперат ужасался, Гвена ехидничала, а я с обеими своими сотниками задумчиво слушал. Например, история о молодой вдове, у которой умер муж и оставил её с двумя маленькими детьми. Она не могла обрабатывать землю и попросила в курии, чтобы тело её мужа после поднятия оставили ей. Там согласились. И труп её мужа еще пять лет обрабатывал для неё землю, пока она снова не вышла замуж.

Ужас, кошмар, конечно, но вот я и мои горожане-сотники видели в этой бытовой ситуации спасение для молодой вдовы. Внезапно в разговор вмешался Сундук и начал уточнять всякое. И тут вскрылся огромный и важный пласт экономики Золотой Империи, который Эфест как-то забыл упомянуть.

Люди там тоже умирали. Но работать это им не мешало. Все покойники централизованно собирались, обрабатывались, и поднимались в виде зомби. После чего использовались для общественно полезных работ. В зависимости от мастерства некроманта и мумификатора, такой зомби мог работать от пяти, до сорока лет.

Работали зомби хуже людей. Зато без перерывов и еды. Как и у всякой нежити, была у зомбяков неприятная черта. Склонность к немотивированной агрессии. Поэтому их и собирали под присмотр некромантов. Мертвые крестьяне продолжали возделывать поля, выполняя львиную часть механической, то есть, в данном конкретном случае, зомбической работы. «Копать отсюда и до завтра» — вполне себе задача для зомбяка. Фактически, Золотая Империя нашла способ повысить производительность труда в условиях средневековья средневековыми же методами. Повысив количество работников. При этом не увеличив количества едоков. В этом месте я начал подозревать, что абсолютное большинство людей под гнетом кровожадных вампиров живут куда сытнее, чем в свободном от этого ужаса Регенстве. Но благоразумно оставил свои догадки при себе.

Вторая проблема низшей нежити — низкая способность к обучаемости. По большому счету, зомбяк мог делать только то, что умел делать при жизни. Но сильно хуже. Поэтому, если вам надо заиметь бригаду дорожных рабочих способных без выходных и отпусков годами прокладывать дороги не жалуясь на условия и не помышляя о оплате — вам сначала придется собрать такую бригаду из живых. И следить, чтобы они не померли раньше чем их профессионализм не въестся им в плоть и кости, так сказать, намертво.

Перед моим взглядом Золотая Империя из мрачного-серого места неожиданно превратилась в могучую страну, покрытую полями до горизонта, на которых день и ночь трудятся зомби-крестьяне, усеянную склепами-арсеналами, городками с огромными мануфакториями штампующими копья тысячами и городами, населенными толстыми и довольными людьми.

Параллельно с расспросами Эфеста мне приходилось заниматься подготовкой к обороне города. Которая, в общем, свелась к короткой планерке битвы среди «своих» и почти двухдневной ругани со всеми остальными. Феодальная вольница показала себя во всей красе. Мне пришлось орать до хрипоты в Серебряной палате, чтобы они дали мне все желаемое. При этом эти хитрые ублюдки распробовали власть. И вручили мне звание «гонфалоньер», то есть почетного знаменосца города. Что, с одной стороны, вроде как честь и признание заслуг, а с другой очень похоже на разрешение для командования городским ополчением.

Отказываться или ещё как-то пытаться прогнуть этот недопарламент я не мог — времени остро не хватало. По данным Гвены нежить двигалась по ночам, но довольно быстро. И должна была появиться под стенами города уже к утру третьего дня считая от прибытия гонца. Надо было готовиться.

Мне на руку сыграла местность. Древняя дорога, ведущая из Отвина, была зажата с обоих сторон болотом. Фактически, чистой земли было только метров десять. Измерив глубину болота по обе стороны от дороги, недалеко от Караэна, выяснилось что еще метров десять болото было относительно неглубоким, только за двадцать шагов мерные палки уходили под воду метра на полтора. Само собой возникла идея перекрыть это узкое место. Собственно, об этом думали и до меня. именно из-за узости этой магистрали война между Отвином и Караэном и считалась маловероятной но это не значит, что о ней не думали.

Поэтому были наработки. Перекопать дорогу или построить на ней стену мы банально не успевали. Город реквизировал у купцов два десятка повозок. Здоровенные, прочные, с высокими бортами и колесами в рост человека. Их поставили поперек дороги, связав толстыми веревками. Перегородили дорогу с запасом, запихнув повозки и в болото. Получилась импровизированная стена — снятые с очистки каналов рабочие даже прикопали болотной тиной колеса повозок.

Обратившись к Университету в лице Кааса Старонота с простой и понятной просьбой сделать мне пару годных огнеметов. Я даже чертежи набросал. Что-то вроде бронзового шприца размером с холодильник. В процессе объяснение моей очевидной просьбы выяснилось, что для огнемета нужна горючая смесь. И ничего похожего тут нет. Масло для ламп не годилось — его легко тушил даже ветерок. У пивоваров был дистиллят, пара бочек. Но тоже далеко не спирт — горел он плохо. Впрочем, местные пошли другим путем. Они зачаровали несколько десятков глиняных табличек огненной магией. Сами таблички ничего не делали, но огонь рядом с ними горел куда ярче.

На полевых испытаниях, небольшой костерок из хвороста с парой таких табличек внутри, вспыхнул как будто щедро облитый бензином. Даже как следует опалив одежду Сундука, который поджигал его длинным факелом. Второй плотник, явно был ему лучшим другом, потому что немедленно прокомментировал произошедшее «Хорошо что ты лысый как задница, а то бы и волосы спалило». Типичная дружеская поддержка. Я понаблюдал за тем, как полыхал костерок. Продолжалось это примерно так минуты три, пока все дерево не прогорело. Что же, придется работать с тем, что есть.

Я перегородил половиной телег дорогу. Недалеко от Караэна. По данным разведки нежить двигалась примерно со скоростью пешего путника. Что довольно быстро для армии. Видимо им не нужно было тащить с собой обоз. Аж завидно. Выходило, что на последнюю перед Караэном дневку нежить сможет встать на небольшом расширении дороги, примерно в половине дневного перехода от Караэна. Моя стратегия заключалась в том, чтобы продержаться половину ночи. Все сходились на том, что днем нежить крайне мало боеспособна. Вампиры так вообще под прямыми лучами солнца дохнут. Скелеты-воины, которые по утверждению Эфеста составляли «костяк» армии мертвецов тоже не любили солнечные ванны. Вплоть до того, что теряли подвижность и рассыпались от удара кулаком.

Все эти важные сведения я получил по принципу «одна бабушка сказала». Все опирались на опыт родственников и предков, в лучшем случае. Сталкивавшихся с вендикатами или другой дикой нежитью среди всадников было предостаточно. Однако я подозревал что нежит Золотой Империи может сильно отличаться от обычной. Например, считалось что если вдруг обнаружится немертвый скелет на полях, и выследить его лежку днем не выходит, то есть хороший способ его обезопасить. Постараться всадить в него арбалетный болт или любое другую железку. Это скелета сильно ослабит со временем и он уже не будет прыткий и верткий. Этот премудрость пересказывали мне в пятнадцати разных вариантов, думаю она считалась общепринятой.

Я из этого совета сделал для себя два вывода. Скелеты, выходит, сука, верткие. И нихрена местные рыцари не знают. Потому как Эфест готов был детьми поклясться, что армия Золотой Империи не только в основном состоит из скелетов, но и одета в железо. Как минимум, у каждого пехотинца есть железный шлем, но у всех, кого видел Эфест, были и кольчуги.

Впрочем, пересказывать всё чем поделились со мной «более старшие товарища», смысла нет. Слишком много бреда. Поэтому я выкинул все из головы и сосредоточился на двух очевидных вещах. Нежить слабеет под солнцем. И я не могу управлять армией.

Последнее, в буквальном смысле. Как только по городу разнеслись слухи о приближении армии мертвецов был объявлен сбор ополчения. И к городу начали стекаться, в том числе и местные владетели. В невиданном мной до этого времени количество. Приехало не менее пяти сотен всадников. И это не были те отчаянные голодранцы, каких я видел в Битве у канала и Битве у стен. В этот раз это было пусть и сильно уступающие коронным, но полноценные рыцарские «копья», хорошо вооруженные и одоспешенные, на сносных конях.

Объяснялось это просто — богатые и древние семьи может и верили россказням о том, что в Золотой Империи вампиры прямо в домах пачками жрут. Но то, что в Золотой Империи нет других аристократии, кроме ночной, они точно знали. Пока Караэн разгребал проблемы моей семьи, их это мало трогали. А вот этот враг их пугал. А страх иногда, очень похож на мужество.

Против ожидание это неожиданное подкрепление принесло мне больше проблем, чем помощи. Каждая титулованная мразь требовала к себе особого отношения, пыталась меня поучать и вообще вела хамски. Я начал жестко требовать подчинения на время битвы. С клятвой у алтаря бога по выбору. Из крупных землевладельцев на это не пошел никто. Они ушли, а с ними ушло две третьих прибывших с ними рыцарей.

Впрочем, меня это не сильно расстроило. Что меня напрягло, так это то, что на битву не явился Дйев. А вместе с ним и весь тот отчаянный молодняк, который скучковался вокруг него. говорят, их уже пять сотен. Наверняка врут, но и две сотни всадников это сила, которая может серьезно покачнуть политические расклады. Этот легендарный герой начинал меня напрягать. Но разборки с ним придется отложить.

Последнее, что повлияло на мою стратегию, было менее очевидное соображение, высказанное, как ни странно далеким от всех военных вопросов Вокулой. Впрочем, это было даже не соображение, а простой вопрос.

— Зачем они сюда идут? — спросил мой казначей.

И действительно. Предположим, неизвестный мне предводитель нежити уверен, что сможет проломить любые заслоны на дороге из Отвина в Караэн. Но что он будет делать, когда дойдет до Караэна? Встанет лагерем под стенами Караэна? но ночью нежить уязвима а живых людей, по данным Гвены, с ними в достаточном количестве для охраны нет. Мы выйдем днем и перебьем их. Может они хотят разорить контадо? Но это не снимает проблем с дневным светом. Просто живым придется штурмовать отдельные захваченные неживыми дома, а не один лагерь. Может, они планируют сходу ворваться в Караэн? Я подозревал, что в городе есть необнаруженная Гвеной «спящая» ячейка вампиров, которая откроет своей армии ворота. Я видел, на что способна одна сильная вампирша. А Гвена, по её утверждению, нашла в Караэне уже пару таких. Вполне достаточно, чтобы захватить и удерживать ворота.

Исходя из этих двух предпосылок и одного опасения я и составил план битвы. В любом случае следует сломать противнику все планы. Поэтому я намеревался не пускать его к Караэну как можно дольше. надо было задержать его на всю ночь, связать боем до самого рассвета. А потом, с первыми лучами солнца, добить.

Для этого я перегородил телегами дорогу в двух местах. На большее не хватило телег. Может показаться идиотизмом, но больше телег даже Серебряным и Золотым выбить из купцов не удалось — даже перед лицом потери всего, купцы старались спасти свои деньги и товары, спешно загружая телеги и увозя из города все ценное. Дело дошло до уличных боев, но воевать с многочисленной охраной купеческих семей было сейчас как-то не совсем удобно, поэтому я велел не трогать ублюдков. Разберемся с ними потом.

Разделив телеги на две равные части, с помощью работяг поднаторевших в копании болота во время очистки каналов я засыпал их илом с одной стороны и обложил дровами с другой. В самих телегах мы установили очки с лампадным маслом и горючим дистиллятом пивоваров. Их было немного, но благодаря подложенным под них огненным усилителям я надеялся что и этого хватит. План боя был такой:

Сначала мы встречаем их на первой линии обороны в виде линии телег. Держимся там, сколько можем. Потом поджигаем телеги и отходим под прикрытием огня на вторую. И там опять держимся, пока можем.

Поскольку оба этих рубежа не превышали пары десятков метров, много людей туда поставить было нельзя. Поэтому на первую линию я поставил своих «чуханов». Все смотрели на них как на смертников, но муштра сделало свое дело — вопреки здравому смыслу за ночь дезертировало всего человек двадцать.

На второй линии встала Анья. Этот преданный друг семьи Итвис сама вызвалась на это дело. Отобрала в отряд тех, кто вызвался сам. Причем, не только из гильдии пивоваров. Таких отчаянных набралось всего около двести человек. Половина пивовары. Я надеялся, что этого хватит — в преданности гильдии тут сомневаться не приходилось. Эти вполне могут постоять крепко. К самой Анье у меня было сложноеотношения. Этот «друг из народа», как назвал её Вокула, пыталась меня убить. С другой стороны, всего один раз. К тому же, у неё не получилось. Надо давать людям второй шанс.

Я надеялся что мы сможем удерживать нежить на дороге малыми силами несколько часов. Может, даже, до самого рассвета. И это сломает мертвякам любые планы, какие только они там не замыслили. Но надежда это не гарантия. Поэтому, я сделал резервный фронт.

Сразу после второй линии обороны болото с одной стороны резко отступало. Именно там стоял памятный мне холм Синего камня, где меня когда-то очень давно перехватил Гонорат во время моей попытки бегства с Фредериком. Интересно, как бы все повернулось, если бы мне в тот раз всё удалось?

Тут я и приказал встать всему остальному ополчению. Позиция получалось не такой уж плохой — с одной стороны их прикрывал достаточно высокий холм, с другой болото. Ополченцы Караэна взялись за дело всерьез. Безжалостно вырубив несколько ближних рощ фруктовых деревьев они выкопали канаву, утыкали её кольями, с одной стороны насыпали не очень высокий вал — в общем, горожане может и не очень умели воевать, но зато хорошо умели работать. Холм они вообще превратили почти в крепость, местами срыв, а местами насыпав склоны.

За ополченцами я поставил Белого Рыцаря, доверив ему конное ополчение Караэна. Его все еще было несколько сотен, грозная сила. он должен был ударить, если нежить попытается обойти позиции ополченцев со стороны болота. Или, ударить во фланг наступающим мертвякам, если ополченцы побегут. Но это я ему сказал наедине.

За холмом встал Фредерик. У него был его отряд с примкнувшими к нему клиентами моей драгоценной тети Розы. После резни, которую устроил Гонорат, она всерьез озаботилась боеспособностью своих «мальчиков», и теперь могла выставить под сотню всадников. Впрочем, их боевые качества еще предстояло выяснить. Фредерик должен был действовать по обстоятельствам. Но подразумевалось, что он ударит нежить как только она начнет выходить с дороги. Местность там была подтопленная, вся покрытая мелкими делянками, какими-то загонами для свиней, чахлыми посадками фруктовых деревьев. очень неудобная для действий конницы. Да и подгадать нужный момент для атаки тоже нужно уметь. Поэтому я и поставил на нашем правом фланге Фредерика, как самого опытного. По своему опыту я знал, что Фредерик мастерски избегает боя и прозорлив в выборе места и времени для максимально эффективного грабежа. Поэтому я и поставил его на правый фланг — максимально далеко от казарм наемников с обозом его отряда. Может, это заставит его хотя бы попытаться подраться за Караэн.

Эти и еще несколько мелких уловок все, что я успел подготовить к встрече армии, которая считалась самой лучшей в этом мире. Дальше мне оставалось только ждать.

Глава 22 Проверка на храбрость

Стяги колыхались на прохладном ветерке, несущим с болота запах цветов и совсем немного сладким запахом гнили. Я сидел в окружении свиты на своем огромном боевом коне. Не меньше полусотни рыл всадников вокруг. Я так и не привык к такой толпе. Правда, в моей свите только пара десятков рыцари или тех, кого можно с натяжкой назвать таковыми, остальные их слуги и оруженосцы. Из этих двух десятков я помню по именам человек пять. По идее, на их месте должны были быть «друзья», с которыми я рос. Те самые, что так легко кинули меня во время бунта Гонората. Увы, простить и приблизить их к себе обратно я не мог. «Предавший один раз, предаст дважды» — объяснил я недоумевающему Вокуле. Тем более многие из них уже, так сказать, вне зоны доступа. Однако, свита это не только компания для пьянства на природе и походов по борделям. Это еще и телохранители, и постоянно находящаяся под рукой военная сила, и кадровый резерв на случай срочных, важных назначений. Чем дальше, тем больше я ощущал что мне не хватает надежных людей вокруг. Весь последний год Вокула, надо отдать ему должное, старался как мог и собрал вокруг меня кадровый резерв. Или тех, кто очень хотел стать частью семьи.

Человек пятнадцать из толпы вокруг, технически, ею и были — родственники. Пара братьев в кольчугах и пехотных шлемах на явно не боевых скакунах прибыли из глухого угла, затерянного среди невысоких долин между Таэном и владениями семьи Инобал. С этой ветвью семьи мы разделились лет сто пятьдесят назад. Еще один прибыл из под Отвина. Того самого города, который пропустил на наши земли армию нежити. Да и он приходился не прямым родственником, а младшим сыном младшего брата мужа моей двоюродной бабки. Тут таких не заморачиваясь называли «кузеном». Еще десяток «родственников» примерно той же степени родства набралось уже тут, в Караэне. Остальные приглянувшиеся Вокуле, но не родственники, были из бедных, но благородных семей, связанных с нашей семьей долгими отношениями. Не совсем вассалы, скорее обязанные нам в прошлом. Был тут и старший брат Лучано, по имени Ланц. Его семья нам многим обязана, а после того, как Лучано погиб, выгадывая мне время, то и я считал что многим им обязан. Поэтому однажды послал им соболезнования и подарки. Ответ вернулся вместе с этим Ланцом. Он был похож на Лучано, что делало мне больно, поэтому я не особо стремился с ним говорить. Впрочем, и он тоже. Зато любил поговорить с другими. Вот только обычно хамил. Зато дрался явно лучше покойного Лучано — мне дважды пришлось лечить раненых им рыцарей. Однако впечатление портило то, что моя экономка жаловалось Леону на Ланса. Этот гад зажимает служанок. Леон спрашивал у меня разрешения его выгнать из поместья пару недель назад.

Я отправил его к Фредерику, «набраться опыта». Впрочем, примерно так же я распихал и всех остальных из свиты. Хоть Вокула с Гвеной и предприняли некоторые меры, чтобы набрать мне достойных людей, они сами первые и сказали: «Увы, мой сеньор, но ту надежду на верность, вытекающую из дружбы и верности, что могут дать люди росшие с вами с детства, не может дать вам никто». Так, разумеется, выразился Вокула. Гвена сказала иначе: «Ой Магник, ты не поверишь каких дураков и подлецов мы набрали тебе в свиту. Брали всех, кто хоть немного умеет держаться верхом. И кто прямо сейчас не хочет тебя предавать». Последнее они узнали с помощь Эглантайн.

Я оглядел свою свиту. В основном они ели меня глазами, демонстрируя готовность немедленно умереть за меня. Но не все. Ланс, в шлеме с открытым забралом смотрел в сторону. Двое братьев в пехотных шлемах разговаривали между собой и смеялись. Но эти отличия не имели значения. Я не доверял ни одному.

Поэтому я и собрал их тут.

Мы находились на первом рубеже. Вокруг суетилась пехтура из моих «чуханов», делая последние приготовления. Рядом со мной молчаливо нависал Сперат, рядом, на телеге, укрытый деревом и щитниками, стоял бледный Эфест с посохом Фро. Наша магическая поддержка. Фарид ибн Мухаммед стоял на втором рубеже. На всякий случай. Мне остро не хватало Эглантайн, но они с Каасом Старонотом остались в Университете и лихорадочно пытались сотворить зелье против нежити. Вернее, что-то вроде тумана, способного накрывать сразу большую площадь. Уверяли, что управятся дня за три. Я был уверен, что им не хватит и недели. Однако, иметь в запасе такой козырь стоило. А тут, на переднем крае, ведьма мало чем могла помочь.

— Магник, хватит на них смотреть, как наемник на штаны соседа в строю, — промурлыкала Гвена, наклонившись ко мне. — Твои, не твои… О драке думай, а за жопкой твоей я присмотрю.

Сегодня Гвена не пренебрегала защитой. Дорогой шлем для пешего турнира, латная защита рук, длинная кольчуга с металлическими пластинами на груди. Впрочем, мы все, включая Сперата и Коровку обросли броней. Я стал похож на рыцаря из Королевства Фрей. Заботами жены, в основном. Даже Эфест был в покрытом бархатом шлеме на деревянной и войлочной основе. Здоровенная такая шапка-цилиндр с наушниками. И похожий жилет на тело. Сталь слишком сильно мешала ему в сотворении заклинаний. Будем надеяться, что не смотря на пафосный и нелепый вид, эту странную броню с первого раза не разрубить.

— Они идут. Я вижу стяги легиона мертвецов, — своим глубоким, полным артистизма и драматизма голосом объявил Сперат.

— В Золотой Империи нет легионов, — устало вскинулся Эфест. Его руки, сжимавшие трофейный посох, дрожали Да и сам он выглядел на все свои восемьдесят.

Я огляделся. Мои чуханы стояли понурые. Как будто на них невидимые мешки с говном лежат И рожи такие скривленные, как будто запах от этих мешков чуют. Сотники, Матль и Сундук, которые должны были показывать пример уверенности, молчали.

Сразу видно, что боевой дух на нуле, Эглантайн не зови. Хотя толком ничего еще не случилось. Просто немного изменились планы. Как я уже понял по прошлым битвам, проблема с войной в том, что есть противник. Который тоже что-то там планирует, замышляет, шевелится. И все портит. Вот и в этот раз так все пошло на перекосяк. Вместо того, чтобы следовать моему плану, войско мертвецов сорвалось с места сразу после сиесты и сейчас, хотя до вечера оставалось еще пара часов, оно уже подходило к Караэну. Как мертвяки топали днем стало понятно издалека — впереди, у земли, стелился будто клуб плотного, черного дыма. Словно покрышки жгли. Только вот он никак не развеивался и приближался. Хитрый магический трюк, позволяющий скрыться от солнечных лучей. Эфест про что-то похожее читал, но рассказать раньше забыл. Хорошо хоть многоопытный Фредерик озаботилась выставить дальние дозоры. На всякий случай.

У них были все шансы застать нас врасплох. А так мы едва успели занять позиции. Мы и пивовары, остальное ополчение все ещё лихорадочно строилось. И вот, армия мертвецов приблизилось достаточно близко, чтобы сквозь черный дым начали проступать их штандарты. Длинные, белые с золотым кругом посередине. Красивые. Метров триста еще осталось до нашей баррикады пройти. Скорость движения не замедлили. Скоро здесь будут.

Я еще раз оглядел своих пехотинцев. Примерно полторы сотни на двадцать метров фронта из связанных телег. Не так уж и много. А впереди надвигается клубящаясся тьма. И они знают, что их задача поджечь телеги и отступить. В общем, побегут они. Только я отвернусь, так и побегут. В панике. А паника штука заразная.

— Ну что, парни? Страшно? — крикнул я им. Пехотинцы недоуменно оглянулись на меня. Среди аристократов не принято говорить о страхе. Прежде чем я успел продолжить, ехидный голос из толпы ответил:

— Были б на коне, было бы спокойнее! — он намекал, что я то смогу сбежать. И он был полностью прав. Выбор места и времени дара было основным преимуществом всадника над пешим.

— Согласен! — весело ответил я и спешился. Кинул поводья конюху. Со мной спешились Сперат, Гвена и двое вызвавшиеся добровольцами стражников из поместья. Я предупредил их заранее, так что они сделали это относительно спокойно. Я весело крикнул:

— Ага, точно. Без коня страшнее!

И полез на телегу.

— Сеньор Магн⁈ — испуганно крикнули из свиты.

— Кто хочет остаться и сражаться со мной тут, пусть спешится и отправит коней вместе с моими назад, к стенам! — крикнул я потрясенным всадникам. — А кто не желает, могут вернуться и присоединиться к Фредерику.

На последних словах я машинально глянул на Ланса. Тот ухмыльнулся и слез с коня. Он был первым, не считая тех, кто был в курсе моего плана. Остальные потрясенно смотрели на меня. Спешиться? Это как если бы пилоту истребителя предложили вылезти из своей боевой машины и идти в бой стрелком. Такой приказ могли выполнить только очень тесные, спаянные множеством боев отряды. Абсолютно уверенные в своем командире.

Поэтому я не сильно удивился, когда после пламенных криков о готовности за меня умереть, большая часть моей свиты развернула коней и поскакала в тыл. Излишне поспешно. Наверно торопились занять почетное место впереди конного строя. Как я и предполагал, остались те, кто не выказывал особой обходительности. Оба брата, Ланс, отвинец и еще четверо из караэнских. Что же, вот те, кто прошел мою личную проверку. Если они выживут, то станут моими приближенными, со всеми вытекающими.

Я посмотрел вперед. Стражники в цвета Итвис стали рядом, закрыв меня здоровенными ростовыми щитами. Перестраховывались. До темной тучи еще больше двух сотен шагов. Сперат, перед тем как отпустить лошадей, снял с них набор оружия. Большой, пехотный, в здоровенной корзине. И сейчас был похож на помощника гольфиста. Он протянул мне мощный арбалет, который надо было заряжать с помощью рычага, а сам отошел чуть в сторону и начал крутить лебедку своего осадного монстра. Гвена стояла позади меня и посматривала на ласковой улыбкой на тех, кто остался. Неразбериха боя идеально подходит, чтобы ткнуть уважаемого человека копьем в спину. И, хотя на предмет таких намерений сеньоры рыцари были опрошены в присутствии ведьмы и признаны чистыми от таких замыслов, Гвена все же не теряла бдительности.

Я знаком велел оставшимся латникам распределиться по телегам. Пехотинцы заметно приободрились. Но не все и не до конца. Следовало сказать пару слов.

— Ну, теперь мне не сбежать на коне, — крикнул я. — Я остался, чтобы разделить с вами судьбу!

— Лучше бы мы получили коней и разделили с тобой твоё вино! — крикнул тот же ехидный голос.

В этот раз раздались из рядов чуханов смешки. Меня обдало злостью, как кипятком из опрокинутой кастрюли. Я досчитал до пяти, скомкал злость. И только после этого мог думать об ответе. Нужно сказать что-то веселое и подбадривающее.

— Если бы в поместье Итвис было хорошее вино, думаешь мы бы остались тут с вами, дураками? — внезапно крикнул Ланс. — Придется скинуть гниль с дороги и ехать за вином в Отвин!

Вокруг начли посмеиваться уже откровенно. К веселью присоединились и остальные шутники. Обладатель ехидного голоса немедленно заинтересовался, носят ли мертвяки сапоги, а то ему страсть как хочется сменить топ-топы на что-то поприличнее.

— Зачем скелетам сапоги! — со смехом ответил кто-то. — Они же костяшки. Вот у кровососов…

И не договорил. Напоминание о вампирах подействовало на хорохорящихся людей подавляюще. Большинство из вампиров беспомощны днем, впадая в глубокое оцепенение даже вдали от лучей солнца. Но, далеко не все. И об этом знал не только многомудрый Эфест. Пару поколений назад знание повадок вампиров могло не раз спасти жизнь. И до сих пор эти народные приметы и наблюдения передавались в форме сказок и быличек. Однако, вот, прямо перед глазами армия мертвых марширующая среди белого дня. Кто знает, может среди них есть и вампиры, активные и опасные. Обычный человек не убивал вампира ночью даже в сказках.

Тем временем армия мертвецов приблизилась примерно на две сотни шагов. Я сам не готов был в этом поручиться, но Сперат выстрелил из своего громадного арбалета. Вот он определял расстояние куда увереннее. Громкий стук тетивы и массивный арбалетный болт улетел в сторону врага. Результат видно не было. Пока я мог только разглядеть смутные фигуры среди щупалец черного тумана. Щиты, блеск металла. Но уже было видно, что черная гадость висит метрах в пяти над землей, накрывая армию нежити сверху, как огромный зонтик. Логично, если бы этот непроницаемый для солнца туман стелился по земле, то сквозь него ничего бы нельзя было увидеть. Хотя, как видит нежить?

— Университет дает двести дукатов за большое сердце вампиров! — неожиданно крикнул Эфест. Думаю, что он просто вспомнил про это и решил озвучить, как нечто важное. Но сделал он это в тот самый момент, когда лди боролись со смертельным страхом. В ту же секунду ехидный голос отозвался:

— Да в жопу мне ваши сапоги! — ответом ему были только сдавленные смешки.

— Так, — не дав ехидному продолжить, заорал сзади Сундук. Голосом опытного сержанта. Натренировался за год. — Кровососов потрошить в первую очередь! Сердце на общее дело! Сапоги с них снимать и засовывать в жопу Четвертаку! За исполнением я с Сундуком проследим!

Наконец-то мой младший командный состав разморозился. Ответом на высказывание Матля был одобрительный гул, но смеяться уже никто не стал. Враг приближался все ближе. Я подумал, и решил, что ничего не теряю. Задрал арбалет примерно под углом в сорок пять градусов и выстрелил. Главное не промахнуться мимо дороги. Увы. Эта штуковина в моих руках слишком сильно зависела от ветра. Да и удачи. Мой болт явно ушел в сторону. Может, со стороны не видно, а черный туман скрыл мой промах от остальных. Попасть из арбалета в что-то больше коровы я бы не смог уже шагов с пятидесяти. Там слишком хитрая парабола — целиться бы пришлось выше коровы метров на пятнадцать, учитывать особенности конкретного арбалета и болта, делать поправку на ветер. Я искренне удивлялся уникумам в Караэне, которые умудрялись вогнать арбалетный болт в плотную вязанку болотного тростника размером с человека, с расстояния в сотню шагов. И таких в городе становилось все больше. Увы, не среди моих чуханов их слабосильные арбалетики с трудом достреливали до ста пятидесяти шагов. Что не помешало им сделать залп, посчитав мой выстрел сигналом. Разумеется, без видимого эффекта.

В напряженной тишине до нас уже начал доноситься звук идущей на нас армии. Гул сотканный из топота ног, звяканья метала. Этот звук был каким-то неправильным. Подозрительным и настораживающим. Потому что в этом шуме не было слышно человеческих голосов.

Прежде чем я успел перезарядиться и выстрелить снова, враг приблизился к нам еще на двадцать шагов. Кажется, они немного замедлились. Люди вокруг меня затихли. Я продолжал стрелять.

— Они остановились! — удивленно сказал держащий передо мной щит стражник.

Я присмотрелся. Он был прав. Около семидесяти шагов. Я четко видел большие щиты первого ряда.

Нам ответили на следующий залп. Я не заметил того сам, склонившись над арбалетом для перезарядки. только услышал крик Матля «Поднять щиты», и услышал стук, будто кто-то с жуткой силой швырнул горсть стальных шариков в дерево. Оглянувшись, я увидел торчащие в бортах телег и в щитах ополченцев стрелы. Обычные стрелы из светлой древесины, с белым оперением. Я, почему-то, ожидал что они будут черные и гнилые.

— Мимо! Отрыжки гоблина! Мимо! — надрывался кто-то. Похоже, это была истерика. Глухой звук пощечины и крик прекратился. Наши арбалеты защелкали вразнобой, залпы уже не получались. Я тоже начал заряжать и стрелять, стараясь делать это как можно быстрее. Меня прикрывал стражник, в щит которого то и дело били стрелы. Второй по моему приказу отправился прикрывать Сперата. Остальные арбалетчики действовали примерно так же.

Именно Сперат убил первого врага. Его тяжелый болт пролетел мимо первого ряда, и расколол череп одного из мерно шагающих мертвецов. Я видел, как отлетает в сторону шлем. Этот удачный выстрел остальные встретили радостными криками. Между тем до врага оставалось уже меньше пятидесяти шагов. Я выстрелил последний раз, вогнав болт в щит идущего впереди мертвеца. Его уже можно было разглядеть получше, но мне не хотелось. Я отложил в сторону арбалет, взял четырехгранный молот. Подарок жены. Она отдала его мне, когда провожала на этот бой. И взяла обещание, что я его верну. Обещание я стараюсь выполнять. Я обернулся и поискал глазами сотников. Пора было командовать готовность к ближнему бою. Но меня опередили.

— Им не нравится! — крикнул Ланс. — Смотрите, они встали! Боятся!

И в самом деле, наши враги остановились. Не думаю, что они испугались. Но нашим пехотинцев эта идея понравилась и они поддержали её радостными криками. Впрочем, кричали они, скорее заглушая свой страх, чем радуясь. Поэтому крики были скорее напуганные. И тут вдруг строй вражеских щитников впереди разделился пополам. Воины врага расступились и прижались к обочине дороги. Крайним пришлось зайти в болото по колено. А из глубины колдовских сумерек выбралось нечто белое, ажурное и кошмарное.

— Костяной голем! — взвизгнул Эфест. — Нам нужен огонь и железо!

Глава 23 Смертельно большая неожиданность

Я криво усмехнулся, разглядывая костяного голема. Возможно это во мне говорил кураж, но мне показалось до жути забавным это создание. Несмотря на абсолютно противоестественную суть — двигающиеся вопреки всем законам природы кости — костяной голем подчинялся законам физики. Это не был человекоподобный конструкт. Он напоминал скорее краба. Несколько одноставочных ног собранных из массивных бычьих костей под брюхом, оканчивающихся целыми пучками копыт и две длинные, многосуставные клешни по бокам, усиленные вставленными в них ножами и тесаками. Впрочем, это было всё, что напоминало в костяном големе краба. По сути же он представлял собой жуткую мешанину костей, из центра которой торчали половинки человеческих костяков. В шлемах, с луками и арбалетами. У пары, впрочем, были щиты и копья в руках. Собранная из костей передвижная платформа для стрелков. С распределенным на несколько опор немаленьким весом.

Здоровая, как КАМАЗ. Впрочем последнее, скорее всего, это мое субъективное ощущение. Уверен, если бы эта хрень не неслась на меня, я бы обнаружил что она вовсе не такая уж и большая.

— Аааа… — заорал кто-то жалобно.

— Стоять! Стрелять! — хрипло каркал над ухом Матль. Он пытался делать это грозно, но у него самого от ужаса перехватило горло. Прямо слышно, как он с трудом проталкивает слова приказа через сухое от ужаса горло. Сундук дудел в свистульку. Свистульки это их собственная придумка. Свист лучше слышно в бою. Да и вообще свист громкий, поэтому такими свистульками пользовались пастухи и даже крестьяне, пересвистывались на полях. Так что мои сотники ничего не придумали а взяли готовое. И теперь были вроде боцманов на корабле, отдавая свистом небольшой набор приказов. Сундук повторял одну и ту же комбинацию. Один длинный свист и два коротких. Вроде как означает «Приготовиться к атаке кавалерии». В общем, подходит к данному случаю. Я глянул на своих чуханов. Бледные, с трясущимися руками, отпрянули от борта…

— Сейчас побегут, — шепнул мне Смерат.

— Пылая красотой! — заорал я. Мой вопль пронесся над испуганными людьми, на секунду словно заглушив все остальные звуки. А затем его нестройно, разрозненно, подхватили другие голоса. Это были рыцари. Кричали каждый свой девизы. В костяного голема полетели несколько огненных сполохов. Красиво вспыхнули среди переплетения костей. Кости были белые с розовым. Свеженькие. Наверное, по дороге стройматериал собрали. Так что надежды на то, что некроконструкт загорится, не было никакой. Но получилось все равно ярко и зрелищно. Завоняло жженой требухой.

Из-за моей спины вылетела оглобля от телеги. Массивное такое бревнышко. И с треском воткнулось в центр конструкта, ломая кости и заставляя кошмарное орудие некромантов на секунду споткнуться. Похоже, Эфест проснулся. В один из костяков наверху голема врезалась плоская льдина, легко срубив череп, которому не помог дорогой кавалерийский шлем. Костяк еще секунду торчал, держа в руках лук, а потом осыпался внутрь костяного голема кучей костей.

Момент адского напряжения, затуманивающего мозг страха, спал. Защелкали арбалеты. Пехотинцы заорали. Испуганно и надрывно, но явно готовясь к встрече с ужасом, а не к бегству от него.

Впрочем, костяной голем тоже не терял времени даром не обращая внимание на жиденький обстрел он стремительно понесся к нашей баррикаде. По дороге еще и вращаясь, как огромная юла. Быстро скачет, дрянь костяная. Как бы не быстрее, чем лошадь галопом. Преодолел отделяющее нас от него расстояния не так чтобы быстро, но быстрее чем я надеялся. Похоже на старость — знаешь когда, знаешь что обязательно случится, но все равно неожиданно. А потом голем врезался в одну из телег.

Высокий, прочный борт купеческой телеги треснул, в стороны полетели куски толстых досок и щепки. Повозку приподняло над землей, наклонило на одну сторону, закопанные колеса вырвало из тяжелого грунта. Тяжеленую деревянную конструкцию протащило метра на два назад. Сидевшие в ней пехотинцы повылетали со своих мест, как яблоки из корзины по которой кто-то пнул. Если бы не канаты, которыми эта была повозка была связана с соседними, то в нашей баррикаде был бы пролом. Да может и не было бы больше баррикады — голем бы попросту раскидал все повозки походя, как пустые коробки. Я перехватил поудобнее молот. Четырехгранный, красивый, с серебряными вставками. Тот самый, которым меня Адель чуть не убила во время нашей первой встречи.

Перед тем, как я выехал к войскам, жена вынесла этот молот мне. Прямо к коню. И, придерживая уже заметно округлившийся живот одной рукой, второй легко протянула эту здоровенную штуковину мне.

— Вернёшь, — сказала Адель, после долгого поцелуя. Она сказало только это слово. А потом осталась стоять во дворе поместья, глядя мне вслед. За её спиной, в пока еще не оправившихся от огня кустах роз, я заметил первые распустившиеся бутоны. Я захотел взять одну розу с собой, но я был уже в воротах. И не стал возвращаться.

Леон с несколькими преданными людьми был готов в любой момент вывести Адель через потайной ход в подземелья Караэна. По ним провести дальше, за город, в одно из потайных местечек контрабандистов, где её уже ждали люди и кони. Многочисленная и преданная свита, способная довести её до графства Адвес.

Потому я и не люблю участвовать в битвах. Очень много мороки с тем, чтобы устроить дела на случай, если не вернёшься. Костяной голем ударил своей «клешней» в соседнюю повозку, заставив её с жутким скрипом дернуться в путах канатов. Отвлек меня от раздумий, заставив обратить внимание на себя. Очень зря, куча костей, очень зря. Я схватился левой рукой за высокий борт и одним рывком бросил себя навстречу гремящему костями ужасу.

Клешня некроконструкта кромсала щит пехотинца. Бедолага оказался зажат в угол и не мог убежать. Последовать примеру его друзей, бывших в повозке вместе с ним. Хотя, насчет друзей я погорячился. Возможно, у щитовика был только один друг. Тот, который остался в повозке и сейчас остервенело рубил костяную клешню крохотным боевым топориком. Не обращая внимания на то, что в его стеганную броню вонзаются стрелы. У него неплохо получалось, от некроконструкта отлетали куски костей, но такими темпами он отрубит клешню вечером. Завтрашним.

Успев мимолетно удивиться тому, что стрелы которые пускали скелеты со спины голема такие красивые и новые, со светлыми древками, а не как я подспудно ожидал черные и страшные, я с размаху воткнул штырь на конце молото прямо в сустав клешни. И тут же, не замедляясь, с криком штангиста идущего на рекорд, сделал движение как будто изображал стрелку часов.

Магн отрабатывал этот прием не так часто, потому как толком никто ему не мог сказать когда и для чего это нужно использовать. И вот пригодился. Впрочем, в богатом арсенале профессионального война-аристократа просто не могло не найтись чего-то подходящего. Мной двигало желание спасти пехотинца и инстинкты вбитые в Магна. Я не особенно рассчитывал на успех. Однако оказалось, иногда просто достаточно начать действовать, чтобы что-то получилось.

Здоровенная клешня, с вставленными в кости досками и вбитыми в них клинками осыпала меня мусором и щепками, а потом сломилась в суставе у самого «туловища» голема. Похоже, какие бы силы не удерживали вместе мертвые кости, у них были свои пределы. И они плохо держали нагрузку на кручение.

Мимо меня с визгом пролетела Гвена. Пробежав по борту повозки она запрыгнула на голема и заработала своим костяным мечом с такой скоростью, что он размазывался в воздухе как лопасть вентилятора.

— Сеньор, тут лучше подойдет ваш меч! — вывел меня из секундного ступора Сперат. Он рубил своим топором одну из ног голема. Я не заметил, когда он спрыгнул с повозки и выбежал вперед. Я стряхнул с себя оцепенение, а с молота так и оставшуюся на ней висеть клешню. Протянул молот смельчаку с маленьким топором. Тот растерянно замотал головой и показал на валяющейся на полу арбалет. Только тут я заметил колчан с арбалетными болтами на его поясе. Арбалетчик. Теперь понятно, почему он дрался таким маленьким топориком.

— Возьми и береги его! — велел я. И насильно всучил молот ему в руки. — Потом отдашь.

Все это заняло вряд-ли больше пары секунд. Но к тому времени как я выхватил меч, который светился так ярко, что это было видно даже в неплотной тени от колдовского тумана, и обернулся костяному голему — все уже кончилось. Двое братьев пользуясь тем, что костяной голем слегка отвлекся на двух психов, которые его кромсают, спрыгнули с повозки, подобрались поближе, сцепили руки, приняв позу как памятник «Рабочий и колхозница» и влепили голему прямо в серединку что-то похожее на направленный взрыв. Семейные секретные техники, надо думать. Жаль, меня ничему такому не учили. Даже завидно.

Получив в середину столб пламени в котором кости мгновенно чернели и обугливались, костяной голем явно как-то забуксовал. А потом и вовсе развалился на части. Гвена, не хуже кошки, умудрилась соскочить с развалившегося на части конструкта обратно на повозку.

И тут по нам опять хлестнуло стрелами. Стрелы вынырнули из колдовского тумана неожиданно, но я успел среагировать, пригнувшись — ловя их на шлем. С глухим стуком они впивались в дерево повозок, со звяканьем отскакивали от камней дороги. Такое ощущение, что целились лучники врага по своему же голему. Впрочем, логично — что ему будет, костяному, от стрел. А вот тех, кто пытается ему сопротивляться, побьет. Краем глаза я заметил, как Гвена шипит и вытаскивает стрелу из ноги. Вошла чуть выше колена в тот самый момент когда Гвена выполняла свои акробатические номер и кольчуга задралась. Сперат вообще покрылся стрелами как старый пень поганками. Они застряли у него в кольчуге, отскочив от пластинчатых элементов доспеха и шлема.

— Все хорошо, только царапается, — прогудел он, заметив, что я спрыгнул с повозки и бегу к нему, выставив руку. Я остановился. Хотел его полечить, но раз не хочет, то и не буду.

Я остановился и огляделся. Нежить так и стоит, там где стояла. А вокруг нас куча стрел. Да, пожалуй это были совсем не те стрелы, длинной в метр и толщиной с большой палец, какими били наемные лучники с Туманных Островов. Эти стрелы были заметно короче и в два раза тоньше. Сперат сорвал со спины щит, в котором торчало полдесятка стрел, и прикрыл меня. Одновременно указывая мне на что-то топором. Посмотрев в ту сторону, я увидел двух братьев, столь впечатляюще прожегших костяного голема. Сейчас они были живым доказательством, что и эти стрелы довольно опасны для плохо одоспешенных людей. Одному сразу две стрелы пробили ногу, второй баюкал пробитую стрелой насквозь кисть. Еще несколько стрел торчало в телах, но кольчуги и поддоспешники сделали свое дело и не дали наконечникам вражеских стрел проникнуть слишком глубоко.

Подхватив обоих братьев, я помчался обратно к повозкам. Закинул их через борт, вслед за ними закинул Сперата и забрался сам. Я сделал это так быстро, что Сперат даже не успел понять что произошло. И очень во время — в ту же секунду, когда я оказался внутри повозки, сверху опять упали стрелы.

Пока мы с Гвеной выдергивали из братьев стрелы, Сперат, стоя над нами и прикрываясь щитом как зонтиком от солнца, следил за врагом. Изредка, в перерывах между залпами невидимых отсюда лучников, я тоже поглядывал на строй мертвецов.

У меня было полное ощущение, что вражеские командиры обескуражены. Это было видно по их мертвым воинам. Их воины довольно долго оставались на месте и не двигаясь. Даже не смыкали строй, чтобы закрыть пространство, по которому пришел голем. Меня это волновало — я уже было решил, что они готовятся выпустить еще одного. Но нет, через некоторое время воины начали двигаться и щиты мертвой пехоты сомкнулись. Неприятно наблюдать такую слаженность во вражеской армии, двигаются и в самом деле как одно целое. Я видел по телевизору военные парады и меня таким не проймешь, но в этом мире такая слаженность кажется не достижимой. Радует, что некроманты не додумались научить свои пешки в ногу ходить, тогда бы мои чуханы точно не выдержали и чухнули куда подальше.

Меня позвал лекарь. Веселый толстый мужичок приблудился к отряду недавно. Кем бы он ни был до этого, там ему точно платили не за впечатлительность. Он ловко выдергивал стрелы уже вонзившиеся в тела и не обращал внимание на те, которые падали сверху ещё ища свою жертву. Подождав, пока он закончит свою работу и коснувшись каждого из братьев я аккуратно затворил им раны, подлатал артерии и мышцы. И добавил немного «энергетика». Тем временем чуханы восторженно орали восхищенные оценки действиям братьев и Гвены, и угрозы мертвецам. Затихая когда со стороны мертвецов прилетали стрелы. Тогда все заглушал резкий и громкий перестук. Как будто кто-то высыпал с высоты полведра крупной дроби на доски.

Меня ударили по по плечу. Я резко обернулся, и увидел Сундука. Я посмотрел на него больше с удивлением, чем со злостью.

— Я вам ору-ору, а вы как прабабка полувековая, сидите не слышите! — вызверился он на меня. Но тут же спохватился и поспешно добавил. — Сеньор Магн. Волшебника нашего подстрелили! Вон за телегой положили его. Идите помогите ему, а то доходит уже!

Я тут же бросился за ним. Как выяснилось через минуту, доспех мага неплохо держал такие стрелы. Вот только магу имело смысл не стоять и не щелкать хлебалом пока по нему стреляют. Одна стрела с широким наконечником попала ему ниже глаза, пропахала лицо и глубоко засела в скуле. Вторая, с узким трехгранным наконечником ударила под острым углом чуть выше глаза, пробила глазницу, небо, пригвоздила язык к нижней челюсти и остановилась. Старый волшебник вырубился. Пользуясь этим лекарь ловко выдернул специальными клещами наконечник из скулы втору стрелу сначала откусил кусачками с обоих сторон, а потом остатки протолкнул в рот Эфеста, вытаскивая по кусочку. Граненый наконечник выпал сам. Крови почти не было — подоспевшие Эфесту на помощь ополченцы сразу же применили свои невеликие силы лечения, которых хватило затворить кровь.

Я осторожно коснулся стрика, подозревая что у него уже инсульт, инфаркт и геморрой. И я не хотел истратить на него весь запас манны. К моему удивлению старик оказался местами поздоровее многих молодых. Возраст чувствовался, но не сказывался. Получше разобраться я не смог, не хватало опыта. Поэтому я просто аккуратно затянул раны, оставил кровь, даже аккуратно вставил обратно выпавший из глазницы глаз и немного подлатал его.

Эфест очнулся, когда его заматывали чистыми льняными полосами, так напоминавшими бинт. Застонал, потянулся к поясу, достал маленькую бутылочку, оплетенную серебряной сеткой и стал её пить.

— Зелье регенерации, — зачем-то посчитал он нужным объяснить мне. Мне стало интересно, а почему у меня такого нет. Но поинтересоваться этим я не успел.

— Зашевелились! — доложила Гвена.

Стрелы продолжали падать, но перестали давить к земле, как в первое время. Улучшив момент между залпами, я метнулся под защиту меча Сперата. Внезапно обстрел прекратился, словно давая мне возможность получше рассмотреть происходящее.

На дороге впереди снова шли перестроения. Их было легко отследить по щитам. Колонная удвоила толщину и заняла теперь всю дорогу, от одного отлогой склона обочины, до другого. Крайние скелеты щитники брели по колено в воде, но это их не смущало. Стена вражеских щитов приближалась к нам неторопливо и равномерно, словно механизм. И они подошли достаточно близко, чтобы даже в тени от колдовского тумана и широких полей пехотных шлемов можно было различить пустые глазницы оскаленных черепов.

— Скелеты! — завизжал кто-то.

— А ты голых баб ждал? — ответил ему Ланс. Значит, этот тоже тут. Пока не сбежал.

— Может подожжем телеги и отступим? — прошептал Сперат. Я глянул на Гвену. Она не улыбалась а смотрела на меня с ожиданием. Тоже не против отступить. Я снова повернулся к приближающимся мертвецам и задумался.

Глава 24 Помирать, так с песней

Мерное костяное постукивание от приближающейся армии мертвецов единственное, что нарушало тишину. Это действовало на нервы. Я как-то привык, что люди постоянно в бою орут, давая выход эмоциям. В основном, конечно, орут от страха. Казалось бы, вот сейчас как раз самое время. Но нет, живые тоже затихли, как будто стесняясь орать односторонне. И вдруг кто-то затянул песенку:

— За мною стены Караэна, а нам сегодня помирать…

Судя по ритму, песня для работы. Из тех, что особенно любят бурлаки. Но эту я не слышал.

— За Итвис бьемся, против Итвис, который тот, что не за нас, — дальше тянул тот же голос. Кажется это был «ехидный». Правда сейчас у него голосок дрожал и от испуга был на октаву выше.

В ту сторону, откуда доносилось пение, рванул Сундук, крича на бегу:

— А ну заткнись!

— Там дальше про твою сестру, — шепнула мне Гвена. — Никак не могу вытравить эту песню. Любят её.

— Сперат, а ты её знаешь? — окликнул я оруженосца.

Тот замялся. Подумал. Вскинул арбалет в сторону мертвецов. и только потом осторожно кивнул.

— Тогда пой! — приказал я.

Тем временем первый голос затих. Видимо, шутник испугался сотника. Или того, что его не поддержали остальные.

— За нами стены Караэна, — раздался глубокий, густой бас Сперата. — А нам сегодня помирать! Привез Король рога для Магна, придется нам их покупать!

— Самое смешное пропустил! — тихо возмутилась Гвена. — Про то, как ты бабу отлупил и в Караэн уволок женихаться.

— За нами стены Караэна, а нам сегодня помирать! — продолжал Сперат. И к нему нестройно начали присоединяться другие голоса. Впрочем, довольно быстро подстраиваясь и начиная петь в унисон. Насколько я знал, такие песни могли быть почти бесконечны. Вариантов двустиший каждый знал пару десятков. Вторую строчку иногда придумывали на ходу. Очень удобно, когда делаешь тяжелую и однообразную работу. — Опять война, опять резня, а я хотел трусы стирать!

Хотя эту строчки с оригинала можно было перевести и как «не успел трусы отстирать». Видимо, с прошлого раза. Местные обожали такие двусмысленности. Телевизора же нет, кроссворды я еще не печатаю, ум занять нечем. В следующий раз строку «За нами стены Караэна» пел уже почти весь строй. И пели громко, заглушая мерное постукивание костей. Будто вплетаясь в ритм, застукали выстрелы арбалетов. В ответ по нам хлестнуло стрелами, заставив арбалетчиков пригнуться. Но это было уже почти обыденно. Я выпрямился, глянул по сторонам. И понял, что отступать пока рано.

Стрелы врага густо усеивали борта телег, местами так густо, как густо растут иголки у дикобразов. К счастью, пускать их почти отвесно вниз, как лучники Виллы, мертвецы не умели. Нет, они явно пытались, но стрелы от таких залпов падали слишком разрежено, редко попадая в телеги, не говоря уже о людях. Может, не хватало мощности луков.

Первый шок и ужас от обстрела прошел, люди притерпелись. Это хорошо. Плохо было то, что и наш обстрел не наносил противнику видимого вреда. Арбалетные болты либо застревали в больших прямоугольных вражеских щитах первого ряда, либо рикошетили от стальных шлемов. Сперат опять пригнулся, спрятавшись за бортом телеги и заряжая свой арбалет. Мучительно долго вертя веревкой. Наконец зарядил его и успел выстрелить, когда до врагов оставалось уже шагов двадцать. Я видел, что болт в притирочку прошел над верхней кромкой щитов первого ряда мертвецов и ушел в их строй. Без видимого эффекта. Сперат отбросил арбалет, выхватил свой могучий топор и встал рядом со мной. Снова раздались свистки сотников. Длинный и короткий. Я пропустил момент, когда люди перестали петь. Зато отчетливо помню когда они начали орать от ужаса. В тот самый момент когда, до этого неторопливо приближающаяся вражеская пехота, словно бы качнулась и разом бросилась вперед. Синхронно и одновременно по всей передней линии. Как в кино, я такого еще никогда не видел. Без сомнений, без страха, без жалости.

Только сейчас, когда враги перехватили щиты на бок, чтобы было удобнее бежать и замахнулись копьями, стали видны оскалившиеся черепа с зеленоватыми отблесками в пустых глазницах. На них были подшлемники и поддоспешники, кольчуги и шлемы. И сапоги на ногах. Но это я разглядел уже потом — в тот момент я, как наверное и все, смотрел только в эти пустые глазницы. Мозг оцепенел, мысли и даже чувства замерзли, как будто шипучка оставленная на ночь в морозилке.

Нас всех спасло две вещи. Первое, это то что грунт которым были прикопаны повозки был взят из болота и все еще был влажный и скользкий. И во многих местах скелеты банально скользили и даже падали. А на них падали прущие задние ряды, образуя кучу, как велосипедисты в гонке. А второе, это высокие, в рост человека, борта телег. Скелеты не смогли забраться на них сразу и некоторое время копошились там, прежде чем догадались поднимать своих чтобы те залезли через борт. Или догадался тот, кто ими командовал — слишком уж они синхронно это сделали.

— Это наша земля! — заорал Сперат и обрушил ловкий, косой удар своего топора на показавшегося над бортом скелета. Позвоночный столб от страшного удара с треском переломился, как сухая ветка. Весело ухмыляющейся череп отлетел в сторону. Мертвяка не спас даже кольчужный капюшон. Я спохватился и бросился ему на помощь. Не мертвяку, а Сперату. Не настолько я растерялся. Хотя, крикнуть про красоту я забыл.

Следующие несколько минут шла трудная, страшная и опасная работа. Мертвецы лезли наверх, а живые молотили мертвецов чем придется. Фехтования и маневров не требовалось. Требовалось только выносливость и упертость. И моим чуханам этого не хватало. Матль вынужден был остаться позади повозок и пинками приводить в чувство тех, кто бросил оружие и побежал. Сундук носился вдоль повозок, периодически заскакивая то в одну. то в другую, свистя и крича угрозы. И все равно, в основном все держалось на рыцарях. Спокойно и упорно мы перемалывали костяки в труху, каккрестьяне молотящие зерно. Из полутора сотен чуханов в бою активно участвовало хорошо если два десятка. Остальные жались к задним бортам, едва не роняя из трясущихся рук оружие.

Мне казалось что самым опасным местом будет выдранная костяным големом из насыпанного бруствера повозка. Но нет, оказалось, что там скелетам даже сложнее залезть, борта выше. В ходе боя я оторвался от Сперата и Гвены — то и дело приходилось бросаться к самым опасным местам. Рядом со мной за борт повозки ухватился костяк. Вскочил на что-то, потому высунулся над бортом сразу по грудь. Это было неожиданно.

Одной рукой мертвец держался за борт, второй тыкал в меня копьем. У него не хватало половины зубов и рожа была какая-то удивленная. Может, так казалось потому что этот мертвец держал рот приоткрытым. Этот скелет был в обязательном шлеме. Пехотный, дешевый шлем в форме таблетки. И без кольчуги, только в изрядно потрепанной стеганке. Зато на нем были толстые, кожаные наручи, набитые соломой внутри. Видимо, чтобы не спадывали. Стражник в моих цветах прикрыл меня щитом от копья скелета. А я тем временем отсек руку которой костяк схватился за борт повозки. И, с усталым хеканьем, ткнул мечом в череп. Меч вошел прямо между челюстями, скелет захлопнул челюсти, кроша зубы. Я напрягся, провернул свой меч и одновременно дернул вверх. Череп неожиданно легко поддался, с влажным «чпок» соскочив с позвоночного столба, и улетел вверх. А безголовый остов еще секунду размахивал руками, пытаясь удержать равновесие, прежде чем магическая связь костей исчезла и кости осыпались вниз как палочки дженги.

Я отступил на шаг назад, чтобы оглядеться. Рядом орал Сундук, чуть дальше орали все остальный, за бортом повозки глухо постукивали костями и лязгали железом скелеты. Я устало оперся на меч. В отличии от боев с живыми, в этом не было пауз и передышек. Твари перли нон-стоп, не ослабляя напор. Это выматывало. Кто-то потряс меня за плечо.

— Куда ты смотришь, ослиную задницу тебе на морду, — это был Сундук. — Они рубят канаты! Или отгони их! Сеньор!

Последнее слово прозвучало скорее как оскорбление. Он стоял на соседней повозке. И показывал в пространство между своей и моей повозками. Я подошел поближе, вместе со следующем за мной по пятам щитоносцем. Глянул за борт. Так и есть, какой-то упырь, в смысле скелет, пилил кинжалом веревки связывающие между собой обе повозки. Я попытался достать его мечом, но в меня тут же начали тыкать копьями, царапая броню. Едва не попали подмышку, а у меня там только тонкая кольчуга. Я отпрянул. Огляделся. Рядом стоял чухан. Бледный, в трясущихся руках куза. Ударение на последний слог.

Магн с друзьями смеялись над этой штукой, предполагая, что это просто мясницкий нож, насаженный на древко. Я и сам купил для чуханов пару таких штук не глядя только потому, что выбора не было. Хотя стоили они дороже алебард. И только сейчас, взяв эту штуковину в руки, я понял что это не переделанный сельхозинвентарь, а задуманное как оружие и выкованное как оружие приспособление, которым одно удовольствие кромсать неприятных личностей соблюдая социальную дистанцию. Острие было длиной с обычный меч, при этом шире и толще. Железа в нем было, судя по весу, раза в полтора больше чем в моем мече. Тоже, кстати, совсем не маленьком. И все это удовольствие закреплено втулкой с двумя лангетами на примерно двухметровом, деревянном, граненом древке. Обычному человеку орудовать таким тяжеловато, да и меня повело, когда я размахнулся. Но тут не требовались особые изыски — лезвие кузы, как нож гильотины, со свистом описало дугу и врезалось в плечо скелетов. Кольчуга брызнула осколками колец, но не была прорублена. Зато инерция удара сломала кости под ней. Мой удар смял скелета, как удар арматурой мог бы смять люстру в мешке. Под треск ломающихся костей оживленный некромантией костяк осыпался вниз. Я тут же ткнул острием кузы в другого. И опять удачно — клинок попал в глазницу и прошел дальше, разламывая череп. Второй мертвец опал так же, как умело взорванный дом. Дальше дело пошло тяжелее — скелеты подняли щиты над головой и добраться до них у меня никак не получалось. Но и резать веревки я им не давал. На секунду поверив во всемогущество своего дрына, я пару раз рубанул щиты, но те выдержали.

— Передохните сеньор! — крикнул мне в ухо владелец кузы и забрал у меня из рук свое оружие. И начал энергично рубить и колоть, не обращая внимания на летающие вокруг стрелы и мелькающие в опасной близости острия вражеских копий. Он был по прежнему бледный, как простыня, но руки не тряслись.

Я отступил в сторону, чувствуя, что даже моя сверхчеловеческая выносливость подходит к концу. Нужен небольшой перерыв. Сундук, перевесившись через край своей повозки, толкнул меня в латное плечо. В ответ на мой усталый взгляд показал в сторону дороги, заполненной мертвецами.

— А ты смотри-ка, сеньор! Конец-то виден! — крикнул он.

Я тоже посмотрел. И в самом деле, кажущаяся бесконечной река мертвецов перестала извергаться из черного тумана. Что-то там еще виднелось вдалеке, но пехотная колонна вышла, видимо, вся и сейчас копошилась, заполнив едва ли сотню метров дороги. Умом я понимал, что скелетов тут может быть больше тысячи, учитывая как плотно они сейчас спрессованы. Но с высоты повозки казалось, что дело уже идет к концу.

— А вон и пастух! — крикнул Сундук и ткнул пальцем чуть в сторону.

Я перевел взгляд туда и сначала увидел шестерку рослых мертвецов закованных в очень хорошую броню. Длинные и плотные кольчуги, как у Сперата, с латными плечами и руками. Глухие глубокие шлемы. Больше подходящие для кавалерийской сшибки, чем для пешего боя. Здоровенные, до подбородка пехотные щиты сложной формы. Выкрашенные в черный и с какой-то эмблемой на всех. Признак богатства нанимателя.

И только потом я разглядел за ними «пастуха». Некромант. Он напоминал Эфеста. Сильно. Возможно, это из-за такой же войлочной брони и характерной шапки. А может, из-за посоха и седой бороды.

— Кстати, а где Эфест? — спросил я Сундука. У меня появилась достойная цель для старого колдуна.

— Старый волшебник? Назад отнесли, а то сомлел! — крикнул Сундук.

— А ты видишь Сперата? Скажи ему, чтобы попытался достать из своей машины этого «пастуха»!

Сундук с сомнением посмотрел на некроманта. Прикрывали гада хорошо. Как мой щитоносец меня, только у некроманта таких шесть штук.

— Не достанет. Да и в ослиную задницу его! — крикнул Сундук и сдвинул шлем на затылок, чтобы я его лучше слышал. — Вы лучше сеньор вот что сделайте!

Он посмотрел на меня, одновременно указывая куда-то рукой. Куда, я посмотреть не успел. Прямо в висок Сундука прилетела стрела. Это я потом понял, что она прилетела. Летела она с такой скоростью, что глядя прямо в лицо Сундука мне показалось, что она будто выросла из него. Пробила его голову насквозь, вынеся наконечником осколки кости и застряла. Как будто пробитое стрелой яблоко на стилизованных картинках. Глаза Сундука удивленно смотрели на меня и стремительно краснели, заполняясь кровью. Он осторожно потянулся рукой к голове и его пальцы наткнулись на дрожащее оперение стрелы. Словно это его окончательно убедило, Сундук обмяк и осел. Ставлю дукат против чента, умер. Тут я уже не помогу. Я запоздало потянулся, чтобы его подхватить. И моей скорости реакции на это хватило. Я схватил его за ворот кольчуги, не дав упасть. Но его голова, как мяч в мешке, мотнулась в сторону. И прямо напротив меня застыло оперение стрелы.

Стрела была чёрная, лакированная. С выкрашенным в черный цвет оперением. Всё как я хотел.

— Убили! Убили! Сундука убили! — завопил мне в ухо кто-то. Я повернулся и увидел рожу чухана. Глаза вытаращенные, сопли, слюни. Я выпустил тело сотника и ударил паникера наотмашь ладонью по лицу, что бы он в чувство пришел. Вместо этого он их лишился, рухнув на дно повозки.

Я бросил быстрые взгляды по сторонам, на свои войска. Минуту назад было трудно, но все готовы были продолжать. Но вдруг что-то изменилось. Я увидел как испуганно пятятся от борта пехотинцы, как с трудом ворочают оружием рыцари. И только Гвена с задорным визгом крушит черепа. Впрочем, так могло бы показаться человеку не привычному. Я же видел, что демонесса экономит манну своего волшебного меча, повесила его в крюк на спине. А сама орудует отнятой у пехотинца алебардой. И паузы между ударами длиннее, чем я бы ожидал. И оружие старается опустить на пол.

И во мне плеснулся знакомый по прослой жизни страх. Ха, оказывается этот страх бывает у всех,просто он от бессилия. В этой жизни я еще не разу не чувствовал себя бессильным.

— Отходим! — заорал я и взмахнул рукой. — Матль! Свисти отход!

Мой крик стали повторять. С радостью, громко. За воплями «Отходим! назад! Назад!» почти не было слышно три коротки свиста Мальта. Я не поленился перепрыгнуть в соседнюю повозку, подхватить тело Сундука. И только после этого, перевалился через задний борт и побежал в тыл. На обочине лежало шесть тел. У трех из спины торчали стрелы.

Больше всего я боялся, что скелеты погонятся и вырежут нас. Поэтому торопился, как мог. И не я один. Люди добегали до второй линии повозок, пивовары протягивали руки и затягивали их наверх. И они падали на доски без сил. Я передал тело Сундука пивоварам и начал помогать своим чуханам забираться в повозки. Ко мне присоединились Гвена и Сперат. Я постоянно оглядывался в сторону врага, но скелеты тормозили. Я переоценил их ловкость, в повозки они влазили медленно и по одному. Время убежать у нас было. К тому же, нас не преследовали. Рыцари дошли последними — им было тяжело бежать в латах. Зато они сохранили свое достоинство. Только после них мы запихнули в повозки Матля и залезли сами.

— Проверил, чтоб не забыть кого, — тяжело докладывал Матль. — Бочку с болтами тоже забрали. И с пивом бочонок тоже отдал одному, найти надо. Раненых уже давно назад отправил, с сопровождающими. Вроде ничего не забыл. От гоблины костяные, порвали таки канаты…

Он был прав, скелеты медленно растаскивали телеги. Вернее, пока только пытались, веревки все еще держались, но было понятно,что это дело пяти минут. Я смотрел на эту возню и у меня острое чувство, какое бывает что я забыл что-то важное. Когда не можешь вспомнить, запер ли квартиру. Что-то я забыл…

— Мы не подожгли повозки! — охнула рядом Гвена.

Эпилог

Регент Императора простер руки. Он стоял на балконе возвышающемся над площадью Императорской Милости. И толпа собравшаяся на площади отозвалась на этот жест единым, многотысячным вздохом радости.

— Благодать! Благодать Императора! — закричали паломники, пришедшие в Таэн, древнюю столицу Империи. И в самом деле, их одежды, и роскошные, тонкой выделки шерстяные ткани, и коричневые лохмотья, развевались от легкого ветерка. Ветерок этот начинался от стен Тронного Замка Императора и волной прокатывался через толпу, принося с собой прохладу и приятное благоухание.

Регента звали Йип и он был уже третий из регентов, принявший это имя. Он был стар. Семьдесят четыре года — даже с омолаживающими зельями личного алхимика и регулярными сеансами у сильного лекаря, возраст давал о себе знать. Правда, не так сильно, как казалось со стороны. Регент опирался на трость при ходьбе. Признак слабости. Впрочем, трость была ему не очень нужна. Она была нужна для того, чтобы дать понять каждому, кто видел этого сгорбленного годами старца с длинной седой бородой и ласковой улыбкой, что Йип III может умереть в любой момент. Йип знал производимое им впечатление. Он много работал над тем, чтобы его добиться. Те из духовенства Культа Императора, кто знал его лично и был достаточно глуп, говорили что новый Регент не протянет на своем посту больше пары лет.

И об этом Йип тоже знал. И не держал зла на злословов. В конце концов, именно вероятность умереть в любой момент и открыла ему возможность стать Регентом. Собрание Хранителей Сердца Императора почти всегда выбирала на должность Регента людей, так сказать, умудренных опытом. Это гарантировало главу Культа не только от поспешных решений и юношеской горячности, но и не давало одному главе слишком уж долго задержаться на вершине власти. Чем старше Регент, тем короче его срок правление. Чем короче срок правления Регента, тем лучше для верхушки Культа. На этих выборах Регента у Йипа был только один конкурент — восьмидесятилетний выходец из богатого и влиятельнейшего рода Пиллар. Вот только прошлый Регент тоже был из рода Пиллар, а Хранители Сердца были достаточно мудры, чтобы не давать усилиться одному роду. Единственные, кто мог хоть как-то противостоять Пиллар в знатности, а главное, в влиянии и богатстве, это были Ин да Орс. Род, к которому, так уж получилось, принадлежал будущий Регент. Поэтому семидесятичетырехлетний Йип победил легко, девятнадцатью голосами против трех.

И в этом тоже не было ничего необычного — Ин да Орс и Пиллар сменяли друг друга на посту Регента почти как день и ночь. Исключения можно было пересчитать по пальцам.

И, хоть в свежеизбранным регенте Йипе III не было, на первый взгляд, ничего необычного, все же кое что его отличало от многих предшественников. Йип искренне верил. Не столько в Императора, сколько в то, что он вознесся к Престолу Пустому и Хранимому не просто так. А для великих дел.

Вот только это убеждение он тщательно скрывал даже от близких. Иначе он бы никогда не стал Регентом. Культ Императора разленился. Почивал на лаврах. Мечи его Ревнителей заржавели в ножнах. А Хранители превратились в жирных купцов, озабоченных лишь своими сундуками. Йип планировал это изменить. Вот только люди не любят изменения. Поэтому, если уж собираешься что-то менять, надо делать это так, чтобы людям казалось это возвращением к прошлому.

Йип сполна насладился почитанием толпы. А затем ушел с балкона крепости внутрь. Встал, раскрыв руки, словно для объятий и стал терпеливо дожидаться пока прислуга снимет с него парадную белую одежду, украшенную золотом и рубинами. Эта штука весила как кольчуга, а Йип и в молодости не очень тяготел к тасканию тяжестей. К несчастью, повседневная одежда Регента была лишь вполовину легче доспеха. Золото это металл Императора, рубины кровь Его — и белое многослойное платье щедро несло на себе все эти атрибуты. Йип сносил эту тяжесть стойко, как и подобает искреннему верующему сносить тяготы жизни в ожидании Дня Возвращения Императора. Хорошо уже то, что корона Регента в форме Сердца Императора, усыпанная драгоценными камнями, была им заменена на простую белую шапочку в повседневном костюме.

Йип был человеком скромным, поэтому его шапочку украшал совсем тонкий поясок из золотой нити и не больше десяти рубинов. Он придирчиво осмотрел ближний круг Хранителей Сердца. Семеро, в высоких шапках в форме сердца лишь чуть уступающих роскошью его парадному одеянию. Все, кроме Борха. Род Борха были не из Таэна. Чужаки. Иностранцы. Всего три поколения. Получили свою красную шапку в результате неудачной авантюры одного из Регентов. Или в качестве доброй воли. Что, впрочем, одно и тоже. Однако, выяснилось, что иметь среди Хранителей человека без вековых родственных клиентских связей с Великими Семьями Регенства, бывает очень удобно.

Борха склонился ниже остальных. Словно давая рассмотреть его скромную шапочку. Да и остальной наряд был скорее белым, чем золотым — большая редкость среди Хранителей. Борха был приближенным предыдущего Регента. И смог заслужить доверие нового. Йип подозвал Борха к себе полным величия жестом.

Борха приблизился. Йип хотел заставить его смутиться. Стоять в почтительном молчании, пока его переодевают. Как слугу. Это позабавит остальных Хранителей. Что сделает, с одной стороны, их более лояльными Йипу — ничего не сближает людей так, как неприятие чужаков. А с другой, сделает Борха объектом едких насмешек за спиной. Благодарность сильное чувство. Трудно найти человека более благодарного больше чем тот, кто подвергается унижениям, а ты протягиваешь ему руку, как равному.

Борха подошел и, ничуть не смущаясь, перехватил у суги выложенный золотыми пластинами пояс. И ловко опоясал Йипа. От группы Хранителей раздались тихие смешки. Йип бросил внимательный взгляд на лицо Борхи. Этот, еще молодой по меркам Хранителей, пятидесятилетний мужчина мастерски держал лицо. Выдать его раздражение тем, что над ним смеются, могли только плотно сжатые губы и пустой взгляд. О, да Борха гордец! Кто бы мог подумать. Это хорошо. Человек любящий себя легко выполняет чужие желания, если их смазать лестью.

— Как вы думаете, мой добрый друг, — сказал Йип тихо. — Когда эти дураки уже решатся мне сказать об отряде Старого Врага, высадившемся в Отвине?

— Они собрались тут за этим. Но не могут решить, кого подставить под удар вашего Имперского гнева, — так же тихо ответил Борха. — Что они не знают, так это то, что отряд нежити высадился не в Отвине, а рядом. И не задерживаясь двинулся по Древнему Тракту в Караэн.

— Вот как? — удивился Йип. Удивился он не известиям, а своему мастеру над тишиной, который ввел его в курс дела утром, пока Йип еще был в постели. Унаследованный им от предыдущего Регента, этот тип был самым опасным среди Хранителей. И, что гораздо хуже, похоже был не заменим.

— Но это вы уже знаете, — невозмутимо продолжил Борха, с заботой оправляя одеяние на Регенте.

— Чего же я не знаю? — не выдержал Йип. — Вампиры хотят захватить Караэн? Даже если у них получится ворваться в город, они удержат его разве только пару ночей. Хотя это, конечно, страшная трагедия!

Йип сделал знак призывающий Императорскую благодать.

— Мои люди в Отвине насчитали всего шесть каракк и четыре галеры, так что там не может быть больше полутора тысяч солдат. Слишком мало не только для захвата, но даже для хорошей резни, — заговорил Борха. — Они пришли убить только одного человека. А всех остальных, только если получится.

— И кто же этот человек, возбудивший даже сухие чресла нашего старого Врага? — приподнял бровь Йип. Неужели кровососы в ходе своих нечестивых ритуалов прозрели что он, Йип III, избран Императором дабы положить конец их омерзительному существованию? И готовятся уничтожить опасность в зародыше. А ведь еще ничего не готово. Йип совсем ничего не успел… Но почему Караэн?

— Магн Итвис, — прошептал Борха.

— Кто? — не понял Йип. Хотя… Имя ему было знакомо. — Капитан городского ополчения Караэна?

— Не только. Он также получил титул из рук Короля. И, как рассказывают, лично проник в твердыню конкурирующего рода с горсткой наемников и вырезал этот род весь, утопив будущее своих врагов в крови. А потом напал на мятежный город и так же поступил с его жителями, отдав наполненные трупами дома в пользование низкорослым нелюдям. Говорят так же, что он спал со своей сестрой, которую убил из ревности. А еще Магн держит своего брата в заточении и кормит его своими фекалиями. В последнее я не верю. Будь это так, его брат уже бы давно умер.

Пока Борха говорил всё это, Йип стоял у закрытого тяжелой красной портьерой выхода на балкон. И смотрел на площадь Императорской Милости. Когда-то, когда Империя была жива, на ней стояли многоэтажные торговые ряды, открытые каждый день. И множество тысяч людей приходили сюда, готовые тратить и тратить. Древние зодчие придумали для этого сооружения систему заклятий, которая нагнетала прохладный, ароматный, свежий воздух летом и теплый зимой. Остатки этого древнего чуда все еще работали, хотя уже давно стены торговых рядов пошли на строительство дворцов и крепостей. А сама площадь была выровнена и вымощена камнями взятыми тут же, из руин древнего Таэна. Но в определенный час древние заклятия срабатывали. Их хватало не надолго. Но хватало, чтобы движение воздуха чувствовали люди собравшиеся на площади. Этот секрет бережно хранился в родах Ин да Ор и Пиллар. И каждый Регент из этих двух семей дарил паломникам это маленькое чудо. Каждый день.

Регент не привык вставать раньше обеда, но традицию благословения паломников на площади Императорской Милости он чтил так же, как и его приемник. Вот взять кирпич. Когда он один, то полезность его весьма сомнительна. Однако, если кирпичей много, то из них можно построить большой, крепкий дом. Так и Регенты строили здание Культа Императора. Медленно, кирпич за кирпичом. Одно маленькое чудо за другим. Обещание там, милостыня здесь… Или удар мечом, если ничего не помогло.

Между тем Борха торопился донести новости первым, поэтому продолжал говорить:

— Мои люди в Золотом Городе выяснили, что Магн Итвис, каким то образом оскорбил Золотого Самозванца. Косвенно, конечно. Однако, смерть Магна может порадовать древнее чудовище. И отродья древней твари начали охоту на караэнца. До Таэна доходили слухи о нескольких вампирах, упокоенных в Караэне. Мы полагали их ложью. Если нет, то это звенья одной цепи. Эта вылазка лишь попытка сделать иными средствами то, что не вышло сделать правильно…

— Кровососы никогда не отличались умом и терпением, — кивнул Йип. Он много знал о Враге. В отличии от Борха. В конце концов, это именно Ин да Орс и Пиллар когда-то подняли восстание. Начав с убийства своих собственных обратившихся родичей. — Вспыльчивые и самоуверенные, они легко идут на риск. И всегда недооценивают опасность.

Борха промолчал. Словно ожидая продолжения.

Народ на площади начал расходиться. Сегодня они стояли дольше обычного. И их было больше. Говорят, когда Культ Императора только провозгласили, на площади не хватало места для желающих показать лицо солнцу и ткнуть в себя серебряной иглой — показать что не гуль и не вампир, и тем самым пройти проверку для вступления в Культ. И так месяцами. Сейчас верующих не вместит никакая площадь. Вот только на эту конкретную приходит все меньше и меньше людей. Когда Йип был молод, и только получил красную шапку Хранителя, на площадь приходило ощутить милость Императора не меньше трех тысяч человек. Сейчас их было едва ли больше двух тысяч. Это следовало изменить. Йип отвернулся от щели в занавеси и посмотрел на Борха. Тот почтительно, но не глубоко, склонился. Не пряча глаза, а проявляя уважение.

— Вы сказали «мои люди», мой друг. «Мои люди»? В Золотом Городе нет невинных. А те кто служит вампирам, охраняя их днем, пока те беспомощны, даже хуже их самих. Там не может быть наших людей. Вы понимаете? — произнес Йип.

Один из Хранителей сделал попытку приблизиться. Старые змеи дворцовых коридоров поняли, что Борха слишком долго болтает с Регентом наедине. А это может изменить расклады. Йип упредил Хранител. Регент сделал знак следовать за ним всей свите, и двинулся вперед, через анфилады комнат из белого мрамора. Его сопровождали паладины Престола, Хранители и десятки слуг. Власть похожа на палку, воткнутую в грязный поток. На неё неизбежно начнет налипать все подряд, что несет течение. В основном, всякая дрянь.

— Мои шпионы, — поправился Борха. Он умудрился не отстать от Регента. Это Йипу уже не понравилось. Слишком уж ловко умел лавировать этот Хранитель среди коридоров Таэна.

— Лучше, — похвалил Йип. И тут же пожалел. Привычка к лести, оставшаяся с того времени, как он был Хранителем. Сейчас он был Регентом. А те, кто властвуют, должны вести себя иначе. Их похвала должна быть ценной. Женщина, что видит от мужа побои каждую неделю, будет ценить вдвойне случайную ласку. И втройне стараться заработать её снова. И поэтому Йип ударил. Не сильно. Но все же. — Подумайте еще Борха. И в следующий раз потрудитесь просеять муку слов через сито точно известного, чтобы не подавать мне хлеб новостей с жуками ваших сомнений.

Последнее было сказано недовольным тоном и достаточно громко, ведь предназначалось и для ушей остальных хранителей. Борха снова уважительно поклонился, не пряча злых глаз, и приотстал на несколько шагов. Этому человеку лесть и признание нужны как другим вода и еда. Значит, если он будет получать их лишь время от времени, тем для него они будут лучше на вкус.

Пройдя через Южную Галерею, Палату Архонтов и Зал Аудиенций, свита Регента прибыла в комнату Памяти о Империи. Йип любил это место. Отчасти из-за огромной карты на полу. Выломанная прямо кусками с виллы древнего богача, она изображала Империю такой, какой она была когда-то. И какой должна была восстать снова. Но не только поэтому. В основном, из-за того, что тут было отверстие в крыше. Ин да Ор ценили свет светила, дарованный Императором, куда больше чем обычные люди. В их замках и дворцах неожиданные световые колодцы встречались часто. Эта комната напоминала Йипу о детстве.

Дождавшись, пока паладины выстроятся вдоль стен, Йип прошелся по карте. Дошел до Таэна. На карте город был обозначен всего десятком домиков, но даже так было понятно, насколько же сильно Древний Таэн больше современного. Из нарисованного Таэна Регент двинулся по желтой прямой линии Древнего тракта на запад, вдоль побережья. И остановился у россыпи богатых городов. Многие из них были накрыты пластинами черного стекла. Так отображали на карте Дикие Земли. Древний Тракт терялся среди черного стекла — сейчас торговцы были вынуждены проложить новый маршрут. Через перевалы, мимо алчных и сильных владетелей и городов. Йип дошел до одного из перевалов, использовавшихся сейчас. Один из самых удобных. Когда-то у Империи тут было укрепление. Дозорная башня или почтовый пункт, или что-то, предназначенное для забытых ныне целей. Сейчас, поверх древнего рисунка лежала прямоугольная глиняная табличка с надписью «Замок Балдгар». Оплот семьи Инобал. Йип задумчиво потрогал носком табличку.

— Оседлать самый удобный перевал на сухопутных путях из Таэна само по себе большая удача. А вот для того, чтобы получить после этого поддержку от Таэна, тут нужна уже не только удача, — задумчиво сказал Регент.

— Тут нужна свадьба сеньоры из дома Пиллар и наследника семьи Инобал, — прошипел один из Хранителей. Из рода преданного Ин да Ор. Цепные псы, служащие семье Регента поколениями. И сейчас этот Хранитель был тут именно в такой роли. Рычать по знаку хозяина.

— Разве Таэну не выгодны дружеские отношения с Инобал? — возмутился другой Хранитель. Он единственный был в кирасе поверх роскошной одежды. И самый молодой, всего то сорок четыре года. Легат Таэна. И племянник предыдущего Регента. Или не племянник, а сын, если слухи правдивы. От Йипа ждали, что он немедленно снимет с поста легата ставленника Пилларов. И поставит одного из Ин да Ор. Так было принято. Но Йип не торопился. Во время правления его предшественника, такая перестановка кончилась беспорядками и резней в городе. Сторонники обеих Великих Семей разоряли Таэн две недели, больше грабя непричастных, чем сражаясь между собой. Это, отчасти, тоже было почти традицией. Одной из тех, которую Йип хотел заставить забыть. Наоборот, Регент даже приблизил к себе легата. В конце концов, пока у него не было человека, имеющего за спиной опыт выигранных битв. Но как раз это Йип планировал изменить.

У Регента были большие планы. Он глянул в сторону от полуострова, туда где серые пространство Гор Долгобородов кончались и начинались земли Железной Империи. И южнее, зеленые плодородные долины, почти не обезображенные пятнами Диких Земель. Зато теперь принадлежащие государству кровососов. Все эти земли раньше были Империей. Всё это должно было стать Империей вновь. Регент вернулся мыслями в настоящее. И обнаружил себя в скандале. Легат Пиллар сражался один против всех, пока остальные Хранитель атаковали его. К счастью, пока только словами. Однако хваленое хладнокровие и быстрый ум помогали ему держаться. Он отвечал каждому и бил в уязвимые места.

Только Борха не участвовал в перебранке.

— Когда вы хотели сказать мне, старику, — вполголоса заговорил Регент, заставив остальных притихнуть. — Что в Отвине высадилась армия Золотой Империи?

Хранители притихли. И только Пиллар дерзко вскинул подбородок и сказал:

— А разве Борха уже не нашептал вам об этом?

— А разве ты, легат, не должен был уже собирать войска? — немедленно ответил Йип.

— Зачем? — впервые Пиллар растерялся. — Они слишком далеко от Таэна…

— Значит мы позволим кровососам резать людей как скот, убивать без разбору, сжигать города и плодить горе. Конечно, ведь мы всего лишь люди Императора, зачем нам вмешиваться, — покивал Регент. И продолжил, не давая легату ответить. — Хранитель Борха, соберите сильный отряд на помощь Караэну. Только всадников. Назначьте человека, менее терпимого к мертвым чудовищам, чем наш легат, и поставьте его во главе. И не обманите моё доверие! Если не справитесь, скажите сейчас.

— Ваш племянник? — тут же уточнил Борха, словно не заметив последние фразы. — Он…

— Он молод и неопытен. Возможно, лучше будет, если отряд поведет один из ваших племянников. Моего возьмите, но только как одного из рыцарей, — продолжил отдавать приказы Йип.

— Я легат, мне и вести войска, — рявкнул Пиллар. Куда грубее, чем следовало.

— Простите, сеньор Ортег, — мягко сказал Регент. Назвав легата по имени, без титулов. — Но минуту назад вы не понимали зачем и куда их вести. Боюсь, мы не сможем вам доверять, пока вы не пройдете повторную инициацию.

— Мы прямо сейчас на солнечном свету! Что за чушь вы несете! — скорее очень удивился, чем разозлился, легат. — А! Просто хотите меня лишний раз уколоть? Просто теперь, вместо слов, серебряной иглой?

— Да, — кивнул Регент. — Вас и всех ваших домашних. Простите, но не один из стоящих за Императора не сможет спокойно спать, есть, или даже просто жить, пока лапы кровососов топчут земли Регентства. Услышать от вас такое… Странно.

Легат раскрыл рот, чтобы ответить жестко и прямо. Постоял с открытым ртом и закрыл его. Хранители внезапно отодвинулись от легата. Даже во время спора они не держались так насторожено. Регентство слишком хорошо знало, как опасна отрава вампиров, как привлекательны обещания мнимого бессмертия. Не один гордый стяг древних семейств сгинул в пламени на развалинах их замков, оказавшихся логовом кровососов.

— Это серьезное обвинение, — наконец прохрипел легат.

— Я уверен, вы и ваши близкие легко пройдете проверку, — отмахнулся Регент. — Но сами понимаете, в такое время нельзя пренебрегать такими вещами. У нас вампиры в Караэне. Целая армия прибыла из-за моря. Отвин открыл им ворота.

— В Отвине, — машинально поправил легат. — Их пропустили мимо. Они идут куда-то ещё.

— Они идут в Караэн, — сказал один из Хранителей — мне прислали гонца час назад. Сожгли все постоялые дворы на Древнем Тракте, сотворили страшное колдовство и идут днём, скрываясь от света Императора в черной туче.

— Какой свежести ваши сведения? — ревниво спросил Борха.

— Два дня, — Хранитель посмотрел на легата. — Там мертвая пехота. Их тысячи. Некроманты, вампиры… Мне не кажется, что это не стоит беспокойства.

Пиллар побледнел. Сжал губы. Регент не отказал себе в удовольствии рассмеяться. Про себя. Легат слишком долго почивал на лаврах. Воевал с недовольными Пилларами, гонял гоблинов и охотился на измененных зверей. Привык, что вампиры это древняя сказка. А что происходит когда древний ужас возвращается? Ищут виноватых. Но этого легат еще не понял. Пока он понял, что старый дурак-регент решил унизить семью Пиллар. Не сильно, но обидно. Вот только уже завтра весь Таэн будет знать, что кровь всех Пиллар будут придирчиво рассматривать на острие серебряной иглы, а войска против кровососов поведет человек не из их семьи. И не из Ин да Ор, что было бы логично. Значит, полководца нашли в дикой спешке, и не из своих. А значит, подозрения против Пиллар более чем серьезны. Пиллар теперь долго будут носить «муху на лице», как говорят на родине Борха. А остальные Великие Семьи встряхнутся и вспомнят, что вампиры это непримиримые и страшные враги.

Регент встряхнул головой, он опять выпал из разговора.

— Повтори, — велел он Хранителю, который говорил последним.

— Смею вам напомнить, что Караэн враждебен нам. Как и большая часть городов Долины Караэна, — сказал Хранитель. Этот тут из-за своего безумия. Это безумец, думающий только о благе людей и процветании Культа, давно оборвавший связи с семейным кланом. Регент вздохнул. Ему предстоит со временем окружить себя только такими.

— Да, я знаю, — перебил Регент, когда Хранитель принялся рассказывать запутанную историю отношений семьи Итвис из Караэна и Хранимого Престола. — А вот вы не знаете, с чего все началось. Караэн захотел своего представителя в Таэн. Не присланного отсюда, а своего здесь. И выдвинули одного из Итвис в Хранители Сердца.

— Наглые дураки, — прокомментировал Пиллар.

— Возможно. Зато, теперь мы знаем, как заручиться поддержкой Караэна в войне… Полагаю вы все понимаете, что это начало войны? — Регент неспешно прошел дальше на север по карте, осторожно переступая стекло Диких Земель и остановился рядом с Караэном. Город был стиснут с севера красной линзой, обозначающей Кровавый Волок. Одну из самых странных аномалий. Под красным стеклом угадывались прямоугольники и круги. Говорят, раньше в этих горных долинах были кузни для всей Империи, на которых трудились элементали и были другие чудеса. А с востока, со стороны Отвина, лежало еще два темных пятна. Накрывающие скопления крупных городов. Только чудом эти два пятна не перекрыли все ветки Древнего Тракта, оставив лишь одну желтую линию, связывающую Восточное побережье и Долину Караэна. Всего одна. Зато почти идеально прямая.

— Это разведка боем. Хотят пощупать нас, насколько мы готовы. Поэтому вы Борха, должны действовать быстро. Пошлите малый отряд и гонцов перед ним, чтобы наши гарнизоны присоединялись к нему по дороге. И, как я сказал, только всадников, — сказал Йип.

— Вы наберете не больше пяти сотен, — фыркнул легат. — Если это мертвая пехота, и их тысячи, как кто-то не соврал…

Хранитель рассказывающий об армии мертвецов вскинулся.

— Говорят, вампиры прислали к нам шесть каракк, — перебил легата Регент. — Их вряд ли больше полутора тысяч.

— Мертвых на корабли помещается больше, чем живых, — покачал головой легат. — Их может быть и пять тысяч. Если будут черные всадники… Неважно. Если мертвецам откроют ворота и они возьмут Караэн, то устроят страшную резню. А потом некроманты поднимут мертвецов… Может, даже смогут создать охраняемый вендикатами Мертвый Град.

Легат замолчал. Регент уважительно кивнул. Правильно, что он оставил этого человека. Его знания пригодятся.

— И у нас будет немертвый город. Рассадник нежити, — подытожил Регент.

— Я недооценил опасность, — вдруг сказал легат.

— Признаться, я тоже, — кивнул Регент. — Мне не пришло в голову, что у них могут быть союзники в городе.

— Кто захочет помогать этим чудовищам? — возмутился один из Хранителей.

— Раньше желающих было много, — Регент хмуро ткнул тростью в Караэн, словно наказывая его за беспокойство. — Пока люди не стали бояться нас больше, чем вампиров. Вы забыли это. Но мы, Пиллары и Ин да Орс, помним…

— Итвис вспыльчивы, надменны и очень самолюбивы, — сказал Хранитель, который любил Культ больше родных. — А главное, их злопамятность и коварство вошли в поговорку. Даже на их гербе змея.

— И как все люди, они судят других по себе, — кивнул Регент. — Вы намекаете, что они могут воспринять наш отряд, присланный на помощь, как попытку ударить в спину. И напасть на него.

— Если они все еще будут живы, — фыркнул легат.

— В таком случае нам придется вырвать самый корень вражды, — сказал Регент. Хранители смотрели на него с сомнением. Обычно это означало убийство большей части враждебной семьи. С Итвис это не получилось и в более благоприятные для Культа времена. — Мы дадим им того, чего они хотели. Магн Итвис получит шапку Хранителя Сердца Императора.

— Если он все еще жив, — повторил легат.

— Это не важно. Это нужно не ему, а нам, — Йип распрямил плечи, преодолевая тяжесть расшитой золотом ткани на плечах. И постарался, чтобы следующие его слова были не шепотом старика, а гласом Регента Пустого и Хранимого Престола Императора. — Тот кто сражается с армией несущий порабощение и смерть, вот кто есть Культ Императора. Это напомнит людям и нам, кто мы такие! Выполняйте. А вы легат, подождите.

Дождавшись, пока остальные Хранители скроются за дверьми, Регент приобнял Пиллара за плечи.

— Не затягивайте с повторной инициацией. Как только вы пройдете её, надо будет провести процедуру со всеми остальными… — сказал Регент доверительно.

— Борха? Хранители? Великие семьи Таэна? — удивился легат. — Это будет оскорбление…

— Они тоже, но я говорю вообще о всех. Всех людях на землях Культа. И я думаю, следует сделать эту процедуру регулярной. Как вы думаете, возможно делать это раз в месяц? Силами храмов? — Регент давал легату работу для головы и ног. И улыбался, слушая его растерянные предложения и рассуждения. Он любил, когда враги находятся вот так, рядом. Ведь проще всего воткнуть человеку нож в сердце, если одной рукой ты его уже держишь. Как будто приобняв. Если Магн Итвис переживет нашествие мертвецов, то станет Хранителем. И ему придется прибыть в Таэн. Под руку Регента. И уже тогда Йип III, не торопясь, решит его судьбу.

Послесловие от автора

Песни.

Мы вряд ли способны до конца осознать, насколько плотно мы опутаны современными технологиями. И я сейчас даже не столько про технику, сколько про социологию и психологию. За последние пару веков человечество сильно продвинулось вперед в умении лепить из себя что угодно по заданному техзаданию.

Возьмем отвлеченный пример. Музыку широкого потребления, в быту, попсу. Песня Меладзе. «Притяженья больше нет». Там, специально для тупых и тугослышащих вроде меня, припев начинается с трех отдельных нот. «Ту, Ту, Ту, и начали!» как бы говорит нам музыка, и мозг такой «О, дальше я знаю!». Я поднимаю лицо из тарелки и мычу «Сто шагов назад!». Причем там простая ритмика, можно просто пробубнить, петь не надо. Мозг такой «Ай я молодец, вместе со всеми, прям вот угадал, я социально интегрировался, в следующий трудный период меня не съедят » и заложенная миллионами лет эволюции система поощрений впрыскивает гормоны удовольствия. На поверхности сознания, которое формулирует мысли, я просто подумаю «Хорошая песня. Душевная». Таких биологически-психологических ловушек и в этой песне, и вообще в попсе, еще много. Люди получают физическое удовольствие от их прослушивания. Мы получаем. Важно услышать их несколько раз. При этом, если вас раздражает попса — поздравляю, вы как все. Она всех раздражает.

Научный факт — если дать даже фанатам попсы текст их любимых песен, написанный просто «стеной», а не строками, то более 40 (сорока) процентов испытуемых… Не узнавали свои любимые тексты. Попса это высокотехнологичный продукт современности, где работа идет сразу с глубинными процессами в мозгу, минуя мышление и интеллект. Поэтому слова там не важны.

В средневековье, как вы догадывались, любили по по хардкору. Поэтому пели без скидок для тупых. Возможно, это объясняется тем, что тогда пели все. Вполне вероятно, постоянно поющие за работой неграмотные крестьянки имели практики в пении больше, чем многие из выпускников современных вокальных ВУЗов. В поле пели, за прялкой пели — вообще все время пели. И поэтому песни высокой средневековой поэзии признавались песнями «Высокой» поэзии в обществе массового профессионализма. И отбор шел сильно по другим критериям.

Для примера можно взять «Foy Porter» — одна из самых известных песен позднего средневековья, написанной Гийомом де Машо в XIV столетии.

Как и большинство светских песен того времени, следуя традиции трубадурского художества, песня посвящена ухаживаниям благородного мужа за Дамой. Лирический герой сообщает о своей глубокой любви к избраннице. О любви, которая сильнее, чем само море. И о том, что он ни на минуту не мог забыть свою избранницу. В конце песни он говорит, что его дама — это настоящий сапфир, который действительно может исцелить его и утешить его сердце (в средневековье была широко распространена вера в то, что драгоценные камни обладают целительной силой).

Как пишут в энциклопедиях «Песня, написанная в стиле вирелэ, славилась тщательно продуманной схемой рифм, что, возможно, способствовало её непреходящей популярности.»

На свой страх и риск можно послушать современную реконструкцию: https://youtu.be/gNNqilChCEY?si=-LjCAxud7t2MJSIn и я не утрирую, я до конца четыре минуты прослушать не смог. И не я такой один. Это мучительная вещь.

Ниже дам текст. От себя добавлю, что это не песня, а испытание для певца. Даже большее, чем для современного слушателя. Она сложнее оперы, потому что там какой-то рваный ритм, с элементами джазовых импровизаций. Сложные переходы, не одинаковые куплеты, сложные переходы и ушедробительные приемы названия которых я не знаю. В какой-то степени можно составить себе представление о ней по приведённому ниже тексту песни. Для удобства записан текст все же так, как сейчас принято, а не сплошным абзацем. Но помните, это скорее условность.

Foy porter,

Honneur garder

Et pais querir,

Oubeir,

Doubter, servir

Et honnourer

Vous vueil jusques au morir,

Dame sans per.

Car tant vous aim, sans mentir,

Qu’on porroit avant tarir

La haute mer

Et ses ondes retenir

Que me peüsse alentir

De vous amer,

Sans fausser;

Car mi penser,

Mi souvenir,

Mi plaisir

Et me desir

Sont sans finer

En vous que ne puis guerpir

N’entroublier.

Foy porter,

Honneur garder

Et pais querir,

Oubeir,

Doubter, servir

Et honnourer

Vous vueil jusques au morir,

Dame sans per.

Il n’est joie ne joïr

N’autre bien qu’on puist sentir

N’imaginer

Qui ne me samble languir,

Quant vo douceur adoucir

Vuet mon amer.

Dont loer

Et aourer

Et vous cremir,

Tout souffrir,

Tout conjoïr,

Tout endurer

Vueil plus que je ne desir

Guerredonner.

Foy porter,

Honneur garder…

Vous estes le vray saphir

Qui puet tous mes maus garir

Et terminer,

Esmeraude à resjoïr,

Rubis pour cuers esclarcir

Et conforter.

Vo parler,

Vo regarder,

Vo maintenir

Font fuir

Et enhaïr

Et despiter

Tout vice et tout bien cherir

Et desirer.

Foy porter,

Honneur garder

Et pais querir,

Oubeir,

Doubter, servir

Et honnourer

Vous vueil jusques au morir,

Dame sans per.

Отдельно надо остановится на том, что официально называются « Трудовые песни и припевки».

Различия в видах трудовой деятельности, требовавших концентрации усилий большой группы людей, привели к появлению разных типов трудовых песен, различных по ритму, содержанию, структуре. Среди них особенно широкое распространение имели так называемые «дубинушки» — песни крючников, бурлаков, носильщиков, лодочников, сложенные на больших русских реках — Волге, Каме, на Дону и в других местах:

Поработаем до поту,

Пообедаем в охоту!

Свои силы понатужим,

Мы добудем и на ужин!

Эх, если б водкой напоили

Веселее бы крутили!

В кабаках купцы большие

Пьют наливочки густые.

А мужицкой нашей глотке

Не хватает даже водки!

Что, ребята, припотели?

Значит, выпить захотели!

Наши ноженьки не ходят,

Дернешь водки — все проходит!

Отчего же рукам больно?

Нам работушки довольно!

И таких двустиший сотни.

Песни грузчиков в портах:

На выгрузке из трюма судна припевали:

Эй, катай, братцы, катай, знай, покатывай — катай! Эй, валяй, братцы, валяй, знай, поваливай — валяй!

Когда тяжесть сдвигалась с места, грузчики в такт своему шагу подпевали:

Идет, идет…Сама пошла, сама пошла…Идет — идет, идет — идет…

При накладывании ноши на спину грузчика двое «подавальщиков» припевали:

Эй, старатели, валяй! Выше ношу понимай! Ой, поднять нам тяжеленько! Поднатужимся маленько!

Если груз случайно падал со спины грузчика или из рук «подавальщиков», то при новом подъеме этого груза припевали:

Ах, за те же денежки, Да еще разок!

… и сотни их.

Печатное слово

Все меняется, но ничего не изменилось. Ведь люди всё те же. Когда появился печатный пресс и каждый дурак смог выплеснуть свой креатив в пространство посредством букв, то это было больше всего похоже… На современные соцсети. Дело кончилось Возрождением, так что всё хорошо. Рассмотрим мы всё на примере лидера мнений по имени Пьетро Аретино.

Сейчас его имя мало что говорит кому-то, кроме специалистов — а между тем в своё время он был буквально одним из главных людей Европы и грозой её государей. Несмотря на то, что он был сын башмачника и у него не было ни титула, ни сана, ни единой дивизии.

Вместо этого у Пьетро имелся хорошо подвешенный итальянский язык и некоторая бесстрашная отбитость — и ещё он оказался в удачное время в удачном месте.

Аретино сейчас называют «первым журналистом», но на самом деле он был первым ведущим телеграм-канала. В молодости, хайпанув на обличении папы с помощью ржачного пасквиля, ставшего вирусным, он сбежал в Венецию, где имелись а) вольная торговая республика с хорошей армией и спецслужбами и б) масса типографий, за бабки готовых печатать всё.

Аретино, обосновавшись там, стал собирать на всех европейских государей, кардиналов там и даже отдельных деятелей компромат и печатать бюллетени со сливами, инсайдами, наездами и нагонами.

Его ТГ пользовался бешеной популярностью.

Очень скоро европейские государи начали ежегодно отстёгивать Аретино за блок на негатив — а некоторые начали доплачивать, чтобы Пьетро мочил их конкурентов.

Аретино одновременно выполнял и функцию сливного бачка для своей крыши (властей Венеции), и функцию их информатора, и функцию инструмента их влияния.

Когда он слышал, что у кого-то есть абсолютно лишние деньги или какая-нибудь симпатичная штучка — он посылал ему письмо (оставляя себе копию), в котором кратко рассказывал адресату, что он про него узнал и щас публично вывалит. Если адресат не вёлся — Аретино публиковал наезд в ближайшем выпуске.

Государи Европы рыдали, но платили — как-то само собой устоялось, что разобраться с Аретино обычным образом нельзя, потому что он солнце европейской литературы. Монархи говорили друг другу «Ну что поделаешь, это же Аретино, он великий человек, писатель. Все ему платят, мы с тобой что, особенные». Аретино прожил долгую счастливую жизнь, без разбору окучивая юношей и дам, и умер, по легенде, упав от смеха под стол и ударившись головой.

Я читать его, конечно не буду, но один человек согласился на жертву. и "…честно попробовал прочесть самое знаменитое произведение данного великого писателя. Оно оказалось (кто бы мог подумать) диалогом двух шлюх с воспоминаниями одной из них о том, как она была монашкой, затем матроной и, наконец, собственно куртизанкой. Я смог дочитать только до сцены, когда поклонник-меценат дарит во время праздника коллективу весёлых монахинь корзинку стеклянных фаллоимитаторов, и со вздохом закрыл книжку бессмертного классика."

Магн, разумеется, и не подозревает как на самом деле выглядит джин из печатного пресса, который он выпускает. Ему то в учебниках рассказали про печатание библии и научных трудов. Ниже неприличная картинка с примером поста от успешного блогера эпохи Возрождения:

Средства войны.

Есть знаменитая фраза, что для войны нужны «Деньги, деньги и ещё раз деньги».

Это куда точнее отражает суть проблемы с войной, чем кажется на первый взгляд. Зарплатные ведомости раннего средневековья вот предвестник армий численностью в тысячи человек, которые смогли месяцами вести военные действия с глубокими операциями. Сначала пришли писари с таблицами, а только потом появились армии. Такие таблицы суть технологический прорыв Новейшего Времени, на них — печатных и рукописных, в ящиках столов и файлах всемогущего Экселя — держится вся современная экономика, все мешки зерна с коровами на этой планете.

Какой же это прорыв, спросите вы? Вот огонь изобрели — это прорыв, металлы отливать начали — тоже, письменность опять же… а когда и буквы есть, и цифры есть, то записать ими что-то в столбик много ли ума надо? Садитесь поудобнее, сегодня вы начнёте уважать итальянцев.

Письменность возникла как метод учёта товаров, далеко от Италии. Поначалу символическая запись позволяла держать в уме предметы, которых рядом нет или которых вообще нет, например доход с будущего урожая. Потом появилась система чисел: стало возможным кратко считать очень большие количества предметов, а не пересчитывать миллион точек и кружочков каждый раз. Затем догадались записывать языковые формы — глаголы, времена, имена — и таблички стало можно подписывать, что кому и когда. Дальше — алфавит для краткости, знаки математических действий для непрерывной вычислений, единицы измерения… С течением веков проблемы письменности решались одна за другой. Как орудия труда, могучие продолжения человеческих рук, сначала были каменные, затем медные и железные, так и письменность, продолжение жадного человеческого черепа, охватывала и подсчитывала материальный мир всё лучше.

Затем у экономики появилась проблема, которую письменность не решала. Древний торговец, придя на рынок, покупал и продавал на месте, и мог (если грамотный) записать название любого своего предмета, имя любого своего раба и любую сумму денег из своей сумы. Он мог обойти все свои склады и, физически пересчитав каждый мешок и каждую монету, записать чем владеет. Но затем торговля стала сложнее и вытянулась во времени. Покупать и продавать стали в долг, долги стали расти, долг стало можно купить и продать. Теперь у нашего купца, который всё посчитал, через неделю часть монет будет потрачена, другие монеты будут получены, будут возвращены долги и выданы новые, будут начислены проценты и списаны потери, часть мешков уйдёт из кладовой, их место займут новые… а через неделю снова, и снова, и снова…

То есть, хотя у нашего купца есть всё, чтобы оформить на письме имущество или отдельную сделку, он не записывает большинство сделок. Потому что если он станет записывать все свои сделки, он создаст огромный массив разрозненных сведений, которые появляются и усложняются быстрее, чем он может в них разобраться. У кого я одолжил этого раба? К какому сроку Луций должен мне те два сестерция? Или он должен три? Сколько я должен мяснику за курей? Все ли налоги я уплатил? Чтобы использовать выгоды письменности максимально — записывать всё и держать в голове как можно меньше — нужна какая-то система для этих записей.

Как и всегда, итальянцы её придумали. Ну хорошо, их предки, италийцы. Римские торговцы начали записывать сделки по именам тех, с кем их вели — сколько я должен Луцию, сколько Луций должен мне. Долг записать приоритетнее всего, ведь только так я смогу уверенно предъявить Луцию по его обязательствам. А он мне по моим. Это называется смешанный учёт — наши с ним взаимные обязательства смешиваются в одну запись. Ключевым здесь было деление на периоды: загнав часть вязкого времени в рамки некоего периода — например, недели или месяца — я могу собрать все свои сделки с конкретным коллегой за этот период. Теперь вместо горы табличек с разными датами и именами у нас одна аккуратная стопка — «январь 23 года» — и на каждой табличке по имени. Так-то лучше! Однако в феврале будет ещё одна стопка, в марте ещё одна… Кроме того, что делать если ты ведёшь дела с большим числом людей? На шумном рынке ты можешь не знать имени покупателя, а если и знаешь — на каждого отдельную табличку не напасёшься. Информации всё ещё слишком много, нужен следующий шаг — и он был сделан.

В начале нашей эры Плиний Старший описывает Tabulae Rationum: таблицу долгов, состоящую из двух страниц. На левой учитывались выданные долги, на правой — взятые, в обоих случаях по возможности указывалось, кому и у кого. Сохранив периодическую запись, но отойдя от деления по именам партнёров, римские коммерсанты стали делить данные на две группы: «что должны мне» и «что должен я». Возникли альфа и омега современной экономики — дебет и кредит, вместе известные как двойной учёт.

Гениальность двойного учёта в том, что вся информация о долгах (сумма, срок платежа, имя кредитора/кредитуемого, детали сделки и пр.) сведена в один документ. «Двойным» он называется как раз потому, что каждая сделка записывается два раза — один раз когда обязательства появляются, и один раз когда выполняются. Например, я даю Пете в долг 100 рублей. В графе «мои средства» я записываю 100 в кредит («я даю»), а затем те же 100 в дебет в графе «Петя» («я получаю»). В итоге общая сумма всегда будет равна нулю, а я буду уверен, что нигде не ошибся и Петя должен мне именно 100 рублей. Более того, когда Петя вернёт их мне, я запишу 100 себе на дебет и 100 ему на кредит. Дебет сошёлся с кредитом у нас обоих, и я вычёркиваю Петин долг. В конце месяца одного взгляда в таблицу достаточно, чтобы увидеть оставшиеся невычеркнутыми долги. А ещё я чётко вижу, кто и когда у меня взял взаймы — это упрощает выдачу долга под процент. Смекаете?

В общем, выдавать и взыскивать долги стало легко как никогда. А значит что? Правильно, теперь это можно делать массово. Так появились банки. Новая технология привела к появлению финансовой сферы экономики. Подобно тому, как деление ядра впервые дало человеку энергию, не являющуюся впитанной планетой энергией Солнца, двойной учёт подарил нам экономическую ценность, не вытекающую напрямую из природных ресурсов. Начиная с Древнего Рима банкир ничего не производит и не добывает — однако делает деньги из воздуха и может быть богаче иных правителей. Впрочем, этим история отнюдь не исчерпывается.

Дело в том, что, подобно многим достижениям Рима, двойной учёт был забыт вскоре после распада Западной Империи. Сложные денежные потоки, приведшие к его возникновению, разрушились — в нём потерялся смысл, люди снова вернулись к разовым локальным транзакциям «пришёл на рынок, купил козу». Вместе с Империей ушла в небытие и относительно унитарная система валют, в новых реалиях надёжно считать что-либо было в принципе сложнее. Поэтому чисто технически этот необходимый принцип нам подарили не римляне. Однако следите за руками.

Перенесёмся в северную Италию XII века. Хотя Средние Века ещё в разгаре, власть Церкви непоколебима и до Ренессанса ещё пахать и пахать, кое-какие условия для возврата к величию Рима складываются. В частности, города Италии вновь, как когда-то, становятся центрами торговых артерий Европы. В паруса средиземноморской торговли дует ветер экспансии, товаров и валют обменивается всё больше, на узких улочках начинают крутиться всё более солидные бабосики. А где бабосики — там и долги.

К 1197 году правительство славного города Милана очень, очень утомили долговые распри местных купцов. Доказать, кто кому сколько должен, было трудозатратно, а количество таких споров в суде росло. Так что в архивах был найден и истолкован наш реликтовый концепт, и на его основе был издан эдикт — теперь в суде могла быть создана «табула», упрощённый ремейк римской tabulae rationum. То есть если очень надо, то судебные приставы совместно с судящимися проводили смешанный учёт сделок между ними, списывали погашенные долги и взыскивали оставшиеся. Так, задолго до культурного Ренессанса, в Италии начался Ренессанс финансовый.

Эффективность методики была оценена во всём регионе, и постепенно таблицы стали делать всё чаще — не только для споров в суде, но и для собственного удобства. В XIII веке ломбардские и флорентийские купцы всё чаще стали создавать фирмы, специализирующиеся на выдаче долгов. Что-то знакомое, да? Ломбард неспроста так называется. Главным рабочим инструментом этих фирм были массивные фолианты, где на каждого должника была страничка с графами дебета и кредита. Они так и назывались, «книги таблиц» («libri tabulle») — и вскоре разошлись по всей Европе. Поэтому, кстати, во всех европейских языках слово «бухгалтерия» происходит от слова «книга».

При этом важно понимать, что это всё ещё смешанный учёт, а не двойной — однако на рубеже XIII и XIV веков итальянцы заново изобрели и его. Справедливости ради отметим, что высокая торговая активность Италии не была уникальна, и двойной учёт появился в Средние Века в других странах — в частности в Индии, в Корее, в еврейских общинах Египта. Ключевым отличием, однако, стало распространение — корейская и индийская системы ныне забыты, а итальянские слова «дебет» и «кредит» мы пишем в квартальных отчётах по сей день. Как так вышло?

В XV веке жил такой монах-францисканец по имени Лука Пачоли. Он был страстным математиком в эпоху, когда быть им было непросто: понимая это, он усердно делился своими глубокими знаниями в университетах по всей Италии. Один из его учеников, некий Леонардо да Винчи, позже станет весьма известен — пока же Лука пишет для него и других учебники. Один из них, «Summa de arithmetica, geometria, proportioni et proportionalita» 1494 года выпуска, повествует помимо прочего о процедурах, используемых венецианскими купцами. Они на голову превосходят не только судебные суррогаты Тёмных Веков, но даже римские tabulae — поэтому, хотя отнюдь не Пачоли все их придумал, его благодарные потомки окрестили отцом бухгалтерии.

Что это за процедуры? Во-первых, двойной учёт в лучших римских традициях. Слева «мне дают», справа «я даю», каждая сделка записывается в обоих столбцах, когда соответствующие совпадают — вычёркиваем. Во-вторых, унификация единиц. Теперь все статьи учёта считаются в одной единице, например флоринах или гульденах или долларах, и теперь мы не будем вычитать яблоки из апельсинов. В-третьих, вытекая из предыдущего, мы можем выразить в деньгах не только собственно наличные, но и партии товаров, постройки, услуги и прочее — сообразно уплаченной за них цене.

Так мы можем записывать не только финансовые операции, но и сделки с любыми товарами: достаточно заменить «10 яблок» на «яблоки на 15 сумму копеек», и дебет с кредитом идеально сойдутся. Фича, ранее характерная для долговой ниши, получила путь во все отрасли экономики, и стала применяться повсеместно. Кроме того, в деньгах мы можем подсчитать, что у нас в принципе есть, отдельно от текущих сделок — появилось разделение на баланс/учёт доходов, они же пассивный и активный счета. В результате с новой системой мы не только точно подсчитываем суммарный доход или убыток за каждый период, но и добавляем его к себе «на баланс», то есть к нашему общему имуществу. И всё это посредством двух таблиц — как айтишники конца XX века упаковали огромные компьютеры в карман юзера, так и венецианские купцы XV столетия схлопнули титанические «книги таблиц» до двух листков. Колдунство!

Надо ли говорить, какое ускорение получила после этого банковская сфера по всей Европе? Все, кто были до сих пор не в курсе данной фичи, получили инструмент для простого учёта огромного количества долговых отношений. А что это значит? Правильно, теперь их можно плодить массово. Опять. Банки восстали из пепла Империи, и Ренессанс со всеми его войнами, шедеврами и открытиями протекал под задорный звон монет итальянских банкиров.

Даже в отрыве от прочих достижений «Сумм» — а там и свод профессиональных стандартов бухгалтера, и рекомендации по инвестициям — эта работа открыла миру подспудные процессы, которые гудели и эволюционировали в торговой среде итальянских городов. Торгаши, записывающие взаимные претензии на бумажки, создали целую область математики и водрузили на неё общественное благосостояние. Где оно ныне и находится.

Да-да, именно по этим принципам действует сегодняшняя бухгалтерия. За более чем 500 лет они, синтезированные в переулках Венеции и описанные на страницах «Сумм», кардинально не изменились, им до сих пор учат в университетах и по ним по сей день считают свои доходы Эппл, Гугл и Газпром. Где бы они (да и все мы) были без римско-итальянского наследия?

В моей книге весь этот процесс упрощен и произойдет за рамками рассказа. Магн так никогда и не узнает, что принес в мир Караэна то, что навсегда его изменит. И толкнет в будущее. Вокула упростит сложные сношения между Гильдией Охотников на чудовищ и Университетом. Сможет даже свести в таблицы расходы и прибыли. А однажды напишет трактат, дающий представление о такой таблице всем, кто захочет его прочесть. Экономика не изменится. Изменится весь мир. Даже если это будет единственное достижение, которым Магн поделился как чем-то очевидным, это уже сделает его появление в другом мире оправданным.

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/306411

Оглавление

Глава 1 Праздность тоже испытание

Глава 2 Крася стены в красное

Глава 3 Вовремя

Глава 4 Топ-топ

Глава 5 Тут так не принято

Глава 6 Внезапный поворот

Глава 7 Маленькие секреты

Глава 8 Теорема Эскобара

Глава 9 Семья, работа и серебро

Глава 10 Люди, одежда и Император

Глава 11 Обещания, серебро и правда

Глава 12 Битва у стен Караэна

Глава 13 Чужая игра

Глава 14 Вот сейчас хорошо

Глава 15 Дела житейские

Глава 16 Мокрые дела

Глава 17 Старые долги

Глава 18 Университет всегда рассадник вольнодумства

Глава 19 Природа магии

Глава 20 Любопытство наказуемо

Глава 21 Какой-то страшный враг

Глава 22 Проверка на храбрость

Глава 23 Смертельно большая неожиданность

Глава 24 Помирать, так с песней

Эпилог

Послесловие от автора