Куку [Дмитрий Наркисович Мамин-Сибиряк] (fb2) читать постранично

Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович 

Д. МАМИН-СИБИРЯК ПОЛНОЕ СОБРАНиЕ СОЧИНЕНиЙ ТОМ ВОСЬМОЙ ИЗДАНиЕ Т-ва А. Ф. МАРКС # ПЕТРОГРАД 1916

КУКУ. Рассказ.

I.

   -- Ты жив, Альфонс?-- спрашивал Куку, останавливая тележку через каждыя сто сажен.    -- Сегодня так жарко, что даже и умирать неудобно...-- отвечал слабый, надтреснутый голос.    Этот Альфонс, чахоточный, черноволосый и маленький, в своей кожаной шведской курточке походил на жука. Он брел за тележкой разбитой походкой, широко разставляя кривыя ноги и поправляя сбитую на затылок жокейскую фуражку. Несмотря на томительный, настоящий степной зной, маленькому Альфонсу было холодно: в это время его каждый день била лихорадка. Как это неприятно, когда руки похолодеют и сделаются влажными, а внутри все точно застынет,-- и Альфонс сравнивал себя с замороженной рыбой. Он умел даже шутить в моменты, когда от страшной усталости у него темнело в глазах и он готов был рухнуть в дорожную пыль своим тщедушным, маленьким телом.    -- Эй, братику, держись за карету, а мне все равно!-- кричал Куку, налегая своей лошадиной грудью на перегородку оглоблей.-- Можешь даже присесть... мне все равно. Анджелика, ты его пусти,-- места будет двоим, а мне все равно...    -- Ты просто глуп, Куку, со своим великодушием,-- ругался Альфонс, стараясь принять бодрый вид.-- Вот спроси Пикилло...    Белый пудель Пикилло каждый раз, когда произносили его имя, слабо взмахивал гладко остриженным хвостом с львиной кисточкой на самом конце и смотрел на хозяина усталыми, покрасневшими от пыли глазами. Альфонс его ласкал тем особенным свистом, какой заставлял выпархивать придорожных птичек, а сам с завистью смотрел на наклоненную спину Куку и его четырехугольный, красный затылок. Нет, бедняга Куку глуп, но зато какое в нем дьявольское здоровье; скоро пятнадцать верст, как он везет тележку, и хоть бы что. Пикилло, и тот давно высунул язык, болтавшийся так смешно, точно конец платка из кармана: острый ум Альфонса во всем умел отыскивать комичную струнку.    Эта оригинальная группа, медленно подвигавшаяся по пыльной проселочной дороге, обращала на себя общее внимание встречных. Некоторые останавливались, с удивлением провожали медленно катившуюся тележку и почесывали затылок. "Вот так штука!.." -- бормотали голоса.-- "Да, штука!.." И было чему удивляться.    Представьте себе тележку на двух тонких и высоких колесах. На оси и частью на оглоблях помещался длинный ящик, аршина в два, прикрытый сверху чем-то в роде балдахина. Красныя занавески, с мишурной золотой каймой, болтались на выточенных столбиках, а верх заменяла сложенная вчетверо японская ширмочка. На этой последней были привязаны большие и маленькие обручи, обернутые цветной бумагой, свернутые в трубочку флаги и разная другая балаганная дрянь, назначение которой трудно определить; под осью раскачивалась на веревке четырехпудовая гиря, заставлявшая Куку в нырках ворчать: "Ах, проклятая, как она мотается!..". Оглобли тележки так устроены, что для самого Куку оставалось небольшое место у самой перекладины: на спусках, когда приходилось сдерживать тележку, кузовом толкало его в спину. Чтобы удобнее везти всю "музыку", у оглоблей была сделана широкая кожаная лямка, которая и ложилась всей тяжестью на могучия плечи Куку. Скверно, когда центр пятнадцатипудовой тяжести лежит у вас на затылке и каждый камешек, каждая ямка отдается прямо в голову таким острым толчком, точно невидимая рука била вас по голове с удивительной меткостью. Куку обвинял во всем мотавшуюся проклятую гирю: но что он значил без нея, без этой гири?.. В конце каждой станции богатырь чувствовал, как у него отекали руки и ноги, особенно в такой зной, как сегодня. Но мы должны сказать, что Куку был очень энергичный человек и, отдохнув с час, чувствовал себя совсем свежим. Если бы не Альфонс, тащившийся, как опоенная лошадь, тележка ушла бы далеко вперед; но нельзя же бросить товарища на дороге, тем более, что у них было общее дело.    Встречных более всего занимало то, что было спрятано за красными занавесками, а потом сам Куку в его необыкновенном костюме: длинный жилет с бронзовыми вызолоченными пуговицами, такая же шапочка, как у Альфонса, какие-то необыкновенно белые штаны в обтяжку, надувшиеся на икрах чулки и тяжелые штиблеты, подкованные гвоздями. Туго выбритое, широкое лицо Куку улыбалось каждому встречному такой добродушной улыбкой, а серые добрые глаза смотрели так ласково, совсем по-детски. Остриженные под гребенку волосы слипались от пота, как у Пикилло, а сквозь них просвечивала белая кожа. Когда встречались женщины, Куку делал необыкновенно смешное лицо, закрывал глаза и, вытянув губы, так забавно выкрикивал тонким голосом всего одно слово:    -- Ку-ку!..    Это слово было так смешно, что занавески между передними колонками распахивались, и между ними показывалось хорошенькое личико пятилетней