Вера, мышонок и другие [Родион Михайлов] (fb2) читать онлайн

Родион Михайлов Вера, мышонок и другие

Часть первая

Глава 1

На часах девять тридцать утра, и уже в десять уходит автобус на Санта-Эсмеральду, второй по величине город страны, до которого 280 километров и пять-шесть часов пути. Пришло время попрощаться с домом и всем, что было дорого.

Вера Хименес стояла во дворике со спортивной сумкой в руке и рюкзаком за спиной и, наверное, в последний раз в жизни смотрела на дом, в котором родилась, выросла, прожила счастливо и в основном беззаботно девятнадцать лет, сначала вместе с матерью, потом с матерью и дедушкой, а последние шесть лет, после внезапной кончины матушки, вдвоём с дедушкой. А теперь ушёл и он, всего месяц назад, но уже оказалось, что дом, который должен был остаться ей, вдруг каким-то загадочным образом стал принадлежать дальним родственникам, о которых Вера даже и не слышала до недавних пор. Так что дом Вера покидала не по своей воле.

Чиновник, занимающийся всеми делами, связанными с недвижимостью, насчитал причитающуюся ей одну тринадцатую часть во владении домом, которую она уже и получила в виде денег. Этой небольшой суммы далеко не достаточно, чтобы купить другое жильё, но она поможет не пропасть в первое время.

Соседи и друзья семейства Хименесов — Родригесы — говорили ей, что здесь какой-то подвох и дом по всей справедливости и по завещанию должен принадлежать ей, что здесь какая-то подтасовка, предлагая ей помощь и кров, пока они все вместе не разберутся в этом. Но Вера, понаблюдав за претендентами на недвижимость, а теперь уже и владельцами, решила с ними не связываться.

Утраченной недвижимости ей вовсе не было жалко, сожалела она больше о прошлом, которое будет выметено отсюда как ненужный мусор. Ну да ладно, она постарается сохранить в воспоминаниях всё, что получится, а также те немногие предметы, оставшиеся от матери и дедушки, которые она смогла взять с собой.

Часики матери были сейчас на её руке, а несколько книг, что ей когда-то покупал дедушка, упакованы в рюкзаке. Там же, аккуратно завёрнутые в футболку, лежали два её игрушечных друга: плюшевые Вомбат и Кенгуру, оставшиеся с глубокого детства и бывшие когда-то составной частью великолепного «Австралийского трио», третий участник которого — Коала — был подарен Верой её подруге Марисоли, у которой тоже была плюшевая коала, временами выглядящая очень грустной. Вера об этом знала и подумала, что если коал станет две, то тогда той, первой, не будет грустно. Такой подарок многого стоил, ведь у обеих девочек игрушек было раз два да обчёлся, и они не были приучены ими разбрасываться.

Ещё в рюкзаке лежали фотографии матери и дедушки, а также пара снимков её пёсика Жуки, останки которого были закопаны здесь же, в одном из уголков дворика несколько лет назад. Вера подошла к этому месту, присела и, приложив руку к земле, попрощалась с четвероногим спутником её молодости. А ранее, этим утром, она побывала на месте последнего успокоения матери и дедушки, чтобы проститься и с ними.

Посмотрев ещё раз на дом, Вера вышла на улицу и прикрыла за собой калитку, после чего быстрым шагом направилась в сторону автобусной станции.

Глава 2

Марисоль Флорес, подруга с самых ранних лет, а теперь и единственная, стояла уже там, махая издалека рукой. Раньше были ещё две девочки, но их родители переехали в другие места, и с тех пор они потеряли связь, так как соцсети тогда находились ещё в зачаточном состоянии, да и об интернете они только слышали и даже мобильных телефонов не имели. В последние годы предпринимались попытки найти этих девочек, но они не увенчались успехом. Не исключено, что их родители вообще решили уйти от цивилизации и поселиться в лесах, чтобы питаться листьями и травами и купаться в озёрах с утками. Одна из девочек, как запомнила Вера, просто обожала уток и всегда таскала с собой резинового утёнка по имени Жу-Жу, который, по словам девочки, был своеволен и не всегда её слушался. Его имя запомнилось, поскольку было похоже на имя пёсика Веры.

Марисоль хотела прийти сегодня пораньше, прямо домой к Вере, но из-за необходимости вести в школу младшего брата успевала только на автостанцию.

— Ну как ты, Вера? А может всё-таки передумаешь и останешься здесь? У Родригесов или у нас — мои родители не против, даже хотят этого.

— Нет, что ты, так ничего не выйдет, — ответила Вера. — И у вас, и у Родригесов много людей в доме. И без меня-то тесно. Ну и потом, поживу я несколько месяцев, предположим, а дальше что? Всё равно придётся снимать жильё, а за работу здесь много не платят, да ведь её ещё и найти надо, мои же деньги быстро закончатся. Так что мне надо уезжать, хоть и не хочется. Но ты обещала приехать ко мне, как только я устроюсь. Приедешь, Марисоль?

— Я бы хоть сейчас поехала, если бы мой братик не был таким сорванцом и мне бы не было нужды следить за ним до конца учебного года. А уж там мы как отправим его к бабушке с дедушкой, так я сразу и приеду. И может, я уговорю родителей позволить мне остаться с тобой на лето, а если будет возможно, то и подработаю там. Посмотрю на Санту-Эсмеральду.

— Скорее бы уж ты приехала, — облегчённо воскликнула Вера, — а то я так боюсь!

— Брось, я знаю, что всё будет хорошо, — попыталась успокоить её Марисоль. — И ты не первая сельская девушка, которая боится большого города. А вот приедешь, попривыкнешь и станешь ещё посмеиваться над нашим городком.

— Хи-хи-хи, нет, со мной такого не будет. Ты же знаешь, что я не зазнайка и вообще люблю тишину и покой, а в городе этого нет.

— Да знаю я, знаю. Ой, смотри, вон твой автобус разворачивается. Иди садись в него, устраивайся на ту работу, о которой ты мне говорила, и жди меня.

Подруги обнялись, немного подержались за руки для обмена таинственными силами истинной дружбы, и Вера вошла в пока ещё душный салон автобуса.

Глава 3

Сев возле окошка, она достала телефон и ещё раз посмотрела на сообщение, в котором было сказано, как добраться до дома сеньоры Мендес, — там Вера надеялась получить работу.

Увидев объявление на сайте с вакансиями, публикуемыми без посредников, в виде кадровых агентств, она решилась позвонить, так как объявление ей понравилось. Оно было следующим:

«В дом сеньоры Мендес требуется прилежная и уравновешенная помощница, не болтливая и знающая толк в домоводстве. Предоставляются комната для проживания и полноценное питание. Оплата удовлетворительная. Необходимые страховые и прочие отчисления гарантируются».

На звонок ответили женским голосом:

— Да? Я вас слушаю.

— Это сеньора Мендес? Меня зовут Вера Хименес. Я хотела бы спросить о работе в вашем доме.

— Госпожа Мендес этим вопросом не занимается. Меня же зовут сеньора Суарес — я управляю хозяйством этого дома. Сколько вам лет, каково семейное положение и откуда вы?

Вера ответила.

— Хорошо, мне нужно на вас посмотреть. Можете подъехать в любой день с 9 до 12 часов утра, но лучше не затягивать. До свидания.

— Но как… — Вера не успела спросить, куда ехать. Ей было известно только то, что это в Санта-Эсмеральде. Но тут она услышала звук уведомления о поступившем сообщении и, открыв его, увидела подробное объяснение того, как добраться до дома. Видимо, шаблон сообщения был заготовлен заранее, на такой случай.

В тот же день Вера посоветовалась с сеньорой Родригес и Марисолью, так как было немного боязно, но те не нашли ничего предосудительного ни в объявлении, ни в телефонном разговоре, только сеньора Родригес, покачав головой, в который раз сказала:

— А всё же лучше б ты осталась с нами. Анхель, ну что же ты молчишь, скажи тоже! — обратилась она к мужу.

— А я что? Разве я не говорил Вере сто раз, что мы рады её принять, но она вот надумала куда-то уезжать.

Однако у Веры была ещё одна причина уехать, кроме той, что она не хотела стеснять Родригесов и Флоресов, и не особо надеялась на какое-то изменение ситуации вокруг её бывшего дома. Она подумывала найти своего отца в Санта-Эсмеральде, хоть и не была уверена, что займётся этим, и потому никому не говорила, а только намекнула Марисоли на то, что, возможно, ей придётся разрешить одну очень важную загадку, касающуюся её отца. Марисоль не придала особенного значения этим словам, подумав, что подруга просто напускает таинственности, как это иногда любят делать девушки и женщины их городка под названием Три Енота. Но для Веры это было вполне серьёзно.

Дело в том, что её мать с самого детства Веры, ещё с тех времён, когда они жили одни, без дедушки (он переехал к ним только после смерти бабушки, вскоре после поступления Веры в школу), — с самого детства, мать очень неохотно говорила о Верином отце. А как-то раз, когда дочка подросла, поведала ей о том, что её отец был пропащим человеком и пьяницей, который их бросил, чтобы спокойно продолжать развлекаться и пьянствовать. С тех пор Вера предпочитала не думать об отце, считая, что раз ему приятнее веселиться вдали от семьи, то они не больно-то и плакать будут. Хотя всё же хотелось на него поглядеть! Однако уже после смерти матери, разговаривая как-то вечером с дедушкой за чашкой чая, она услышала от него вопрос:

— А как там Марко, твой отец? Селеста ничего о нём не говорила? Может быть, они иногда общались, я всё забывал спросить? А теперь уж и не спросишь.

Вере было странно слышать предположение о том, что её мать могла продолжать общаться с таким жалким человеком, и она сказала об этом деду.

— О-хо-хо, красива была Селеста, этого не отнимешь, а вот умом не всегда блистала, да и взбалмошная к тому же. Всё, что она тебе наговорила о Марко, — это выдумки. Она сама его прогнала, считая, что будет ему в тягость, потому как он был студентом, изучающим литературу, а она простой девушкой. И несмотря на все его уговоры Селеста своего добилась, он же уехал навсегда. И всё почему? Потому что у неё нарушился баланс упрямства и ума с большим перевесом в пользу первого. А ведь я всегда говорю, что людям надо учиться у ослов: те и упрямые, когда надо, и умные одновременно.

А поскольку отец учился в Санта-Эсмеральде, Вера задумалась о том, чтобы найти его и, может быть, даже познакомиться, для начала посмотрев издалека, дабы решить, возможно ли это. Сейчас, когда она осталась одна, ей особенно сильно захотелось встретиться с отцом. Может, он захочет посоветовать ей, как лучше устроиться в большом городе. И ещё одно: дедушка говорил, что, по последним, хоть и очень давним сведениям, после выпуска Марко работал в университетской библиотеке, а у Веры сложилось своеобразное представление о библиотекарях под впечатлением рассказа дедушки о жившем некогда в их городе Старом Еноте.

Глава 4

Он был библиотекарем, заведовавшим центральной и единственной библиотекой в Трёх Енотах. Вся его разумная жизнь, если можно так выразиться, была связана с вопросом происхождения названия города, которое было странным, тем более что еноты в этих местах никогда не жили.

Ещё в молодости Старый Енот, а именно так его все звали за глаза, пришёл к выводу о том, что название города никак не могло возникнуть из-за состава местной фауны, ведь в таком случае город нужно было бы назвать Три Кролика — их-то водилось полно в округе. А связано название городка с неким тайным обществом, созданным тремя выходцами из Старого Света, занимавшими видные места в жизни города. Изначально он имел другое, какое-то дурацкое название, о котором нечего здесь и вспоминать. Фамилии тех европейцев были ими изменены на мексиканский манер, а прежние забыты. Оказалось, что каждый на своей родине пользовался славой человека учёного, эрудированного и любознательного. Но на основании чего же Старый Енот решил, что стараниями этих достойных людей было организовано тайное общество? Да, в общем, не было особых оснований, кроме, пожалуй, упоминания в одной из городских хроник, что однажды эти трое, бывшие друзьями, получили из Европы груз загадочных книг, содержание коих неизвестно. Хотя надо сказать, что для жителей городка любая книга была загадочной, поскольку книг никто толком и не видел, кроме Библии, но и её прочитать могли лишь немногие. Сохранились сведения только об одной из поступивших книг, но и этого было достаточно, чтобы привести в трепет знающего человека, ибо это — печатное издание шестнадцатого века рукописи Ансельма Мохнатого «Извлечение сущностей из кристаллов».

Ансельм был монахом, принявшим обет молчания и жившим в шестнадцатом веке. Он писал благочестивые труды во славу Церкви — во всяком случае все так думали до его смерти, но после в его келье обнаружили странные и пугающие рукописи с изображениями всяких демонов.

Настоятель монастыря воскликнул:

«Запечатать эту дьявольскую дыру именем Господа! Но прежде нужно вынести оттуда эту мерзость и предать огню!»

«Сже-е-е-ечь!» — прокричал тонким голоском пробравшийся в келью послушник, после чего один из братьев крепко ухватил его за ухо и вывел вон. Дождавшись, пока затихнут последние «ай-яй-яй» и «ой-ёй-ёй», настоятель продолжил: «Не медлите, братья! А мне нужно сообщить об этом в высшие инстанции».

Всё было исполнено, келья засыпана землёй до потолка через проделанное в крыше отверстие, ибо так было удобнее, поскольку крыша едва возвышалась на землёй. Во время этой операции на голову Ансельма просыпались бесчисленные проклятия, так как монахам было тяжело, ведь монастырь не отличался строгим уставом и многие братья имели склонность к избыточному весу. Однако они всё же не забывали добавлять к проклятьям: «Господи, прости раба твоего за злословие, да прости раба божьего Ансельма за его прегрешения».

Рукописи были сожжены, но один из монахов смог сохранить главную работу Ансельма, а позже её переписали.

В «Извлечении» говорилось о том, что в любой материи содержатся зёрна жизни, нужно только уметь их взрастить, а проще всего, как считал Ансельм, из кристаллов. И он утверждал, что ему это однажды удалось после многодневных бдений над кристаллом кварца.

Как-то за полночь сомкнувший веки Ансельм услышал шорох и, наконец, увидел!

Явившаяся сущность была размером с крысу, но тело имела, формой походящее на морковь. При первом контакте существо укусило Ансельма за палец и спряталось под ложе монаха. Кое-как он его оттуда достал и успокоил, а после смог наблюдать за зверем несколько дней. Вот типичный отрывок из его трактата:

«Создание это, весьма сообразительное и ловкое, пожалуй, превосходящее мою, бывшую частой гостьей этой кельи, но уже почившую крысу, которую я про себя называл Рудольфо. От еды и питья зверь отказывался — только обнюхивал сухари, но никаких признаков голода или жажды я в нём не увидел. Заметил, однако, спустя недолгое время, что существо как бы теряет свой первоначальный желтовато-оранжевый цвет и становится прозрачным. И вот, наконец, уже почти невидимый, зверь помахал мне лапой и исчез. Молюсь, чтобы он оказался в хорошем месте.

Я был, само собой, опечален, поскольку успел привязаться к этому любопытному и ласковому существу, так похожему на маленького человечка. Но больше надежд вызвать его или кого другого у меня нет, поелику я уже не имею кристалла. Где найти ещё, ума не приложу. Есть в нашей обители священная реликвия — нога святой Иустины, а на ней туфля с камнями, но о таком святотатстве — похищении камня, я даже думать боюсь».

Эта чудовищная рукопись «прославила», опозорила монастырь, и он постепенно захирел, а монахи разбежались.

За характерные особенности строения тела того существа шутники из узкого круга лиц, знакомых или слышавших об этом труде, прозвали его: «Извлечение морковных человечков, или Волшебная Крыса».

Будучи много лет буквально одержим желанием раскрыть тайну происхождения названия городка, Старый, а точнее, тогда ещё молодой Енот, наткнувшись на запись о книгах, повредился рассудком, и в его голове оформилась навязчивая идея о тайном обществе. А дальше уж он разукрасил её на свой вкус. Для создания очередной детали той реальности, в которой существовало это общество, Старому Еноту нужно было немного. Например, упоминание о том, что у одного из трёх друзей дверь в дом была выкрашена белой краской (что не типично для здешних мест), вскрыло для Старого Енота целый пласт из жизни тайного общества. Но это было грандиозное открытие, а обычно старый библиотекарь просто думал-думал и вдруг находил ответы на все вопросы и тут же всё это записывал, высунув при этом кончик языка по привычке. Его супруга, видя это, смеялась в кулачок, думая при этом: «Старый пёс опять взялся за своё». Но не следует считать, что слово «пёс» было ругательным, ведь жена Старого Енота очень любила собак и считала их лучшими друзьями человека, и ещё ослов. А вот котов терпеть не могла, всегда подозревая в них волков в овечьих шкурах, однако же в детстве у неё был кот, и его — она любила. Но что-то мы отвлеклись.

Глава 5

Всё вышесказанное, что касается личности библиотекаря, было обычным представлением крепкого, но неглубокого ума о Старом Еноте. А точнее, представлением местного психолога сеньора Переса, любившего ходить во всём белом и ласково улыбаться женщинам и детям, но так как дедушка Веры был хорошо знаком с Алехандро (это настоящее имя библиотекаря), то он смог рассказать много интересного о жизни и взглядах этого человека. Он предупредил Веру, что не следует считать библиотекаря каким-то уж совсем чокнутым, поскольку все его чудачества касались лишь этой истории с названием города, а в остальных вопросах он был совершенно разумен.

Так вот, Алехандро полагал, что три выходца из Европы учредили тайное общество Друзей Истины, и символом этого общества стал енот-полоскун.

Друзья хотели добиться получения чистой истины, не замутнённой всяким сором субъективизма, а енот-полоскун известен тем, что промывает да полощет еду перед употреблением. Вот и друзья старались так же очищать мысли от всего наносного и чувственного, пытаясь увидеть ноумен — вещь в себе, как она есть, вне зависимости от чувственного восприятия, которое является не вечным, а преходящим, то есть феноменом. Они пытались получить эссенцию чистейшего знания, которое можно будет использовать во благо будущего, более совершенного, нежели сейчас, Человечества.

Инструментами для этого служили, например, долгие дискуссии, в которых избегались всякие споры, а приветствовались лишь честные аргументы и доказательства. Проходили же эти собрания только после длительного и дотошного изучения всего возможного материала по интересующему вопросу. Но всё это не могло бы принести результатов, если бы друзья не стояли за воспитание в себе самодисциплины, самоограничения, да что уж там — полного отречения от всех соблазнов, так как они лишь растравливают чувственность человека, делают его эмоциональным и закрывают ему дорогу к Ноумену.

Кажется очевидным, что это общество было наивным плодом эпохи Просвещения с распространённой тогда верой в то, что Вселенную можно познать одним лишь усилием разума, если он достаточно могуществен, хотя стоит сказать, что у нас всё же нет настолько всемогущего разума, чтобы с точностью заключить, что они ошибались, но, может, у кого-то и есть.

По словам Старого Енота, одним из животрепещущих вопросов для этого общества был следующий: можно ли поместить сознание в кристалл? Но, к сожалению, ему остался неизвестным результат этого исследования.

— Ты должна понять, что тут Алехандро сам нарушил принципы этого тайного общества, настоящего или мнимого, поддавшись фантазиям, — добавил дедушка.

Задумавшаяся Вера очнулась и спросила:

— Так можно или нет? Поместить в кристалл?

Дедушка посмотрел на неё с укором, и Вера, уже совсем опомнившись, ответила:

— А-а-а, поняла-поняла, дедушка.

Он продолжил:

— Во главе их общества стоял предводитель — Мастер Чистоты или что-то наподобие, и его знаком являлась белая дверь. Такая дверь означала, что это дом Мастера, который в наибольшей степени постиг искусство очищения мысли. Вероятно, у них существовала своего рода цветовая маркировка, и тогда двери других членов этого маленького братства должны были иметь какие-то цвета, вроде: голубого, бирюзового или что-то в этом роде.

Кстати, тот памятник на центральной площади как раз и посвящён этому обществу. Он не является только лишь материальным воплощением названия города. Его установкой занимался Алехандро, незадолго до своей кончины.

— А-а-а, Три Бобра, — улыбнулась Вера, вспомнив о памятнике перед мэрией, возле которого им нравилось сидеть на лавочке с Марисолью и пёсиком Жукой.

Дело в том, что, по мысли библиотекаря, три енота, сидящие полукругом перед каменной чашей, должны были держать в лапах рукописные свитки. В этой чаше, содержащей Воду Очищения, они как будто хорошенько прополоскали учёные свитки, а после вынули и смотрели, уже довольные Стиркой. Но скульптор, которого отыскал Алехандро, был не слишком-то хорош в своём деле, ну а что, как говорится, «вы хотите за такие деньги»? Вот поэтому жителям города и казалось, что еноты похожи на бобров, которые держат в лапах по полену в предвкушении лакомства, к тому же, они вышли слишком мордастыми, тогда как у настоящих енотов мордочка острая и слегка вытянутая. И хотя все прекрасно знали название памятника, но упрямо продолжали называть его «Три Бобра», и теперь уж изменить это невозможно.

— Кстати, ты помнишь, как-то раз, когда мы ходили проведать Селесту и бабушку, я тебе показал место последнего успокоения Алехандро?

— Помню, дедушка, очень хорошо, там ещё было красивое стихотворение на камне.

— Это называется эпитафия. Так вот, вместо того простого камня там должен был находиться барельеф с изображением енота, но этому воспротивилась жена Алехандро, когда тот отдавал последние распоряжения, предчувствуя близкую кончину. Его жена пожаловалось моей, то есть твоей бабушке, когда та ещё была жива, поскольку они дружили. Рассказала она ей следующее:

«Прихожу я, значит, домой с рынка, а Алехандро, лежащий в постели, посмотрел на меня торжественно и приказал взглядом подойти. (Вера позже пыталась проделать то же самое с Марисолью, но та только спрашивала Веру, зачем она выпучила глаза.) Подхожу, значит, а он и говорит: «Возьми в моём столе, в верхнем ящике, то, что я приготовил когда-то. Это листок в бордовой папке — моё последнее желание».

Ну пошла я, взяла, но ничего сразу не поняла — там была какая-то жуткая картинка. Я спросила: «Что это, Алехандро?».

А он и говорит: «Посмотри внимательнее. Это изображение барельефа, который должен быть установлен в том месте, где я намерен спать вечным сном».

Я поглядела внимательнее, как он и просил, и когда разглядела, то прямо-таки похолодела — на картинке было изображено чудовище! Оно сидело на задних лапах, а лапы огромные — как у медведя! А само-то тело не больно большое — но уродливое! В передних лапах оно держало книгу, а на шее у него покоилась человеческая голова со свирепой рожей.

Я спросила мужа дрожащим голосом: «Что это за гадость такая — прямо смотреть противно?!»

А он отвечает: «Как же ты не видишь? Ведь это енот, но вместо енотовой у него моя голова, и я держу книгу, которая показывает мою любовь к знанию. Там ещё и эпитафия будет».

«И ты хочешь, чтобы я установила это в том месте, где покоятся все наши предки? Ты хочешь, чтобы там собирались какие-нибудь дьяволопоклонники по ночам, а днём над нами потешался весь город? Тогда уж сразу и для меня придумай памятник, поскольку я умру от стыда».

Тут, видно, Алехандро посмотрел на это с моей стороны или ещё что, да только он махнул рукой.

«Но эпитафия там быть должна — это моё последнее слово. Она в синей папке. Поди возьми и прочитай».

— Вот видишь, Алехандро не был сумасшедшим и повёл себя вполне разумно в этой ситуации.

— Да, я вижу, дедушка. И то стихотворение я запомнила:

Мудрей Енота твари нет,

Ведь в лапах он несёт

Сознанья свет,

Чистейший вымытый Водою,

Из Чаши, Претворяющей земное

В Неземное…

Вечное!

Глава 6

Сев в автобусе у окна, Вера смотрела с тоской на окраины Трёх Енотов. Уже перед самым выездом на трассу она увидела кочковатое поле, поросшее не слишком густой травой. Такое же, только на другом конце города, было одним из любимых мест для их прогулок с Марисолью. Они приходили на поле увидеть кроликов, водившихся там в немалом количестве, но видели редко — это была большая удача, так как те очень пугливы. Увидев неосторожно высунувшегося крольчонка, они хватали друг друга за руки, тянули за края одежды и прижимали пальцы к губам, чтобы не спугнуть животное. Но кролик быстро замечал нарушителей, замирал от неожиданности и после исчезал в мгновенье ока. Такое событие они с подругой считали предвестником чего-то хорошего. А вот в последние месяцы никаких кроликов они не видели — и вон как всё обернулось.

«Ну ладно, пусть это глупости, и кролики не знают будущего, но как же она будет жить вдали от тех мест, где знала почти каждый уголок? Видимо, это будет не жизнь, а мучение», — такие мысли терзали Веру.

Тут ещё вспомнились те, которые забрали дом. Эти люди определённо не были знакомы с гуманистическими воззрениями на жизнь, но были искушёнными в житейских хитростях. Пронырливые и нахрапистые, они добивались своего, не оглядываясь ни на что, с бездушным упорством механизма, но механизма бесполезного, существующего только во имя себя. Так мог бы сказать о них дедушка.

Вера же видела таких людей впервые и до недавнего времени считала, что подобные им бывают только в каких-нибудь фильмах, а в жизни все люди если уж и не совсем распрекрасные, то, по крайней мере, такие, с которыми можно договориться, исключая психически больных.

А ведь поначалу они ей понравились. Выглядели модно, разговаривали гладко, шутили иногда. Она даже обрадовалась им, полагая, что всё обустроится как-то так, что все останутся довольны, и они будут дружить, тем более она и не понимала толком, зачем они здесь. Но оказалось, что они меняют маски с лёгкостью, когда считают это нужным, а после того, как раскрыты, показывают зубы.

Ещё дедушка Веры мог бы добавить, будь он жив, что они едва ли сознавали свою бесчестность. Они просто делали то, что считали для себя выгодным и не скрывали этого, правда, только после того, как их намерения становились видны. Так что, может быть, они даже думали о себе, как о честных и открытых людях, не прячущих свою хищническую натуру за притворной добродетелью. Во всяком случае, так они, вероятно, понимали честность.

У этих всё было какое-то морально вывернутое, словно они жили в королевстве кривых зеркал, где хитрость считается умом, мошенничество — нормой общественных отношений, а справедливостью является то, что приносит доход.

В общем, Вере хотелось больше никогда их не видеть, и она понимала, что ей ещё повезло. Видимо, обойти какие-то законы они не смогли, чтобы обобрать её подчистую, и им пришлось раскошеливаться, то-то в последнее время они смотрели на неё так, словно она их обворовала.

Вера пообещала себе, что вспоминает об этих людях в последний раз и в дальнейшем постарается гнать мысли о них.

Чтобы отвлечься от тягостных дум, Вера достала наушники и включила песню одной некогда известной мексиканской певицы, теперь уж никому не нужной.

Глава 7

Показались предместья Санта-Эсмеральды. Далеко ли отсюда до автостанции, Вера не знала, но ей уже шибко не терпелось выйти и купить воды, так как она совершила оплошность, забыв взять что-нибудь попить в дорогу. У неё было лишь два яблока, но съесть больше одного она не смогла, да и то не доела, поскольку яблоки оказались кислыми. Пришлось терпеть ещё 40 минут, прежде чем автобус добрался до конечной.

Вера бросилась к первому же увиденному лотку с напитками и, втридорога заплатив за воду, наконец утолила жажду. Ей было известно, что до дома, где предлагалась работа, можно дойти пешком минут за сорок, но шёл уже второй час, а туда нужно приходить до полудня. Ночевать на вокзале не хотелось, да и можно ли? Поговорив с продавщицей воды, она узнала, что рядом есть дешёвый отель. Туда она и отправилась. В отеле не было ничего интересного, и Вера всего лишь хотела дождаться утра, чтобы явиться в дом сеньоры Мендес, и если всё получится, то там и остаться хоть на какое-то время. За прошедший день она убедилась, что кочевая жизнь её совсем не привлекает. Конечно, быть прислугой — это противоречило всему, что говорил ей дедушка о достойной человека жизни, что значило приносить пользу обществу, а не обслуживать эгоистические интересы отдельных лиц, но сейчас выбирать не приходилось.

Утром, расплатившись за ночлег, Вера пошла тенистыми улочками, застроенными в основном двух- и трёхэтажными домами обеспеченных горожан. Этот район был самым богатым и самым тихим в городе, за исключением его центральной площади и прилегающих к ней улиц, где расположились заведения, необходимые людям с деньгами, где можно дорого поесть и стильно приодеться. Впрочем, там же располагались: университет, общежития для студентов и многоквартирные дома, где проживала по большей части прислуга и обслуга богатых жителей этого района, поэтому только проходя через площадь и окрестности Вере начал немного нравиться этот район. Тут было как-то дружелюбнее, проще и легче, чем в удручающе-скучной череде дорогих ультрамодных особняков, которые несмотря на вложенные в них средства вызывали уныние, а иногда и отвращение, наступающие после первоначального восхищения их ухоженностью и необычностью.

Строения эти выглядели кичливо и зачастую нарочито отрицающими единство архитектурного стиля и какую-никакую связь с прошлым, да и вообще с чем-либо. Однообразие этого в конечном счёте самолюбования и навевало скуку, но оно в большей степени было даже не внешним, а скрывающимся в надменном посыле, заключающемся в следующем: «Здесь живёт пуп земли, и мир существует, только пока он живёт. Только его удивительная личность создаёт в сознании всё, что есть, а без неё ничего нет».

Лишь два громко орущих друг на друга кота, едва-едва оживляли бездушный пейзаж. Они ходили кругами, шипели и взвизгивали, всячески пытаясь устрашить соперника, но всё безрезультатно, поскольку оба были одинаково могучи и злобны.

Немного подивившись про себя непривлекательности богатых улиц, Вера наконец добралась до дома сеньоры Мендес, который находился в старой и, как принято говорить — «аристократической» части района, а ту, модную часть, которую ранее прошла Вера, заселяли в основном айтишники и биржевые спекулянты, как она узнала позднее.

Глава 8

Впустила Веру в дом женщина с очень аккуратной укладкой волос, одетая в серую юбку с пиджаком и розовую блузку. Она была похожа на политика во время предвыборной кампании, но это была сеньора Суарес. Она провела посетительницу в небольшую комнатку с письменным столом, сейфом и шкафами.

— Значит, ты из небольшого городка, который называется Три Енота? Какое странное название! Даже нелепое. Пожалуйста, не обижайся. Скажи, Вера, тебе нравятся всякие молодёжные забавы? Какие там сейчас в моде?

— Я… я не знаю, наверное, нет. Я люблю быть дома, читать или что-нибудь делать по хозяйству, встречаться с моей подругой.

— Очень хорошо, это нам подходит. Госпожа Мендес терпеть не может шум и суету. Если ты желаешь здесь работать, то ты будешь выполнять обычную работу по дому, кроме готовки. Для этого у нас есть кухарка, сеньора Диас, и по какой-то причине она просит всех называть её сеньорой Ди, но неважно. Итак, ты готова поступить к нам на службу?

— Я могу прямо сейчас, — подтвердила Вера.

— Ты желаешь жить здесь? Скажу прямо, что это желательно.

— Мне негде жить в этом городе, поэтому я бы очень хотела здесь поселиться.

— Вот и хорошо. Пойдём, я провожу тебя в твою комнату, а чуть позже познакомлю с остальными работницами.

Комнатка в задней части дома оказалась очень уютной. В одном углу кровать и тумбочка рядом с окном, напротив — комод. На другой стороне комнаты — стол и два стула, рядом шкаф. Всё было опрятным, и сама мебель очень хорошей, а на комоде даже стоял телевизор, кивнув на который, сеньора Суарес сказала, что нежелательно при его включении использовать повышенную громкость, и что лучше умеренную. Также она указала на блок управления климатом — в доме была централизованная система кондиционирования.

Дав новенькой час, чтобы устроиться в комнате и отдохнуть, сеньора Суарес снова пригласила Веру в то помещение, где они уже беседовали. Там находились ещё две женщины: сеньора Диас, заведовавшая кухней, и Роза — вторая домработница. Роза приветливо взглянула на Веру и заметила вслух, что их комнаты соседствуют, и теперь ей не будет так страшно по ночам. Вера хотела узнать, почему ей бывает страшно, но сеньора Суарес шикнула на Розу, сказав, чтобы та перестала болтать глупости и лучше бы нашла себе какую-нибудь работу по дому. Та, опустив голову, быстро вышла прочь. Обернувшись к Вере, сеньора сказала:

— Немного позже ты узнаешь, отчего Роза пугается по ночам, но, как я и сказала, это всё глупости, которые никого испугать не могут, кроме маленьких детей и Розы. Она очень наивна, — добавила сеньора Суарес. — Наша Роза родом из какой-то глухомани, в которой процветают суеверия, но я надеюсь, что ты не из таких, — ты не выглядишь простушкой.

Вера не нашлась, что ответить.

Сеньора Диас всё это время не раскрывала рта. Она была высокой и тощей, с туго стянутыми волосами и, по всей видимости, очень сильными руками. Знакомство было закончено, и перед уходом сеньора Диас, наклонившись к Вере, полушёпотом разрешила называть себя просто Ди, без сеньоры, после чего покинула комнату.

Сеньора Суарес спросила, не хочет ли Вера сегодня отдохнуть и, может быть, сделать какие-то личные дела, чтобы приступить к работе завтра? Вера поблагодарила и ответила, что ей ничего не нужно, она готова начать сегодня же.

— Ну хорошо. Работать можно в форменном платье — оно удобно, красиво, и сшито из хорошей ткани. Но это вовсе не обязательно — сеньора Мендес предоставляет возможность одеваться помощницам, как она нас называет, так, как нам удобнее, лишь бы одежда смотрелась неброско и прилично. Пригодится тебе платье или нет, но я его выдам, а ты делай с ним что хочешь — оно твоё. Если ты решишь его использовать, то рассчитывай как минимум на полгода носки, после чего сможешь получить новое, если умудришься привести в негодность старое.

Вера посмотрела на тёмно-синее безрукавое платье с плиссированной юбкой длиной чуть ниже колен. К нему прилагался жакет. Платье действительно было красивым, и про него нельзя было сказать, что это одежда прислуги, скорее, оно было похоже на одеяние ассистента, как сейчас называют секретарш. Вера подумала, что будет с удовольствием его носить, к тому же, своей одежды у неё почти не было, кроме той, в которой она приехала. Роза, например, носила такое же, но с обычной, не плиссированной юбкой, только во время знакомства на ней была ещё кофточка на пуговицах поверх платья. Платье Розы было старой модели, а новое она ещё не надевала.

— Ступай к себе, а через пятнадцать минут приходи сюда. Я покажу тебе дом и дам какую-нибудь работу. С госпожой Мендес ты, скорее всего, познакомишься завтра.

Уже переодетая, Вера прибыла в рабочую каморку управляющей хозяйством.

Глава 9

Дом имел два этажа и подвальные помещения. Второй этаж полностью занимала сеньора Мендес, а на первом она появлялась в основном в гостиной, соседствовавшей со столовой, и в прихожей. Остальные помещения первого этажа занимали: кухня, комнаты помощниц и хозяйственные помещения.

— У нас ещё есть садовник, он же и водитель, но в дом Хуан не заходит и ни с кем не разговаривает, кроме своей собаки. Она всегда сидит во дворе, но ты её не бойся: пёс хоть и страшный на вид, но он не кусается и не лает. Садовника зовут Хуан — ах, да, я ведь сказала. Он здесь уже лет десять.

— Хорошо, — кивнула Вера.

— К нашей госпоже приходят подруги-спиритуалистки и одна, как бы сказать, не вполне нормальная, но мы должны проявлять уважение к слабостям хозяйки. Госпожа увлекается призыванием духов, и та, не совсем нормальная — мадам Аврора, ей в этом помогает. Этих-то сеансов и боится Роза, а вернее, того, что, по её мнению, может остаться после сеансов в доме. Но это всё выдумки, мне 53 года, и я ни разу за всё время нахождения в этом доме не видела и не ощущала каким-то иным способом даже намёка на сверхъестественное. И сколько же самых жестоких и беспринципных мошенников кормится за счёт легковерных людей! Надеюсь, что ты, Вера, ни во что подобное не веришь?

— Нет, не верю, но всё равно немного страшно.

— Ну ещё бы не страшно, когда рядом люди, столь похожие на сумасшедших, вот от них-то можно ожидать чего угодно, в отличие от призраков. Но, к счастью, те, кто ходят к госпоже, безобидны. Особого вреда от мадам Авроры нет, так как денег она берёт немного, а три вдовы и вовсе божьи одуванчики. В основном они приходят сюда поболтать и поесть. Это у них называется «восполнить упадок сил после сеанса». Ну вот, теперь ты знаешь тайну этого дома. Я должна была тебе об этом рассказать, чтобы тебе было спокойно, но ты об этом никому не говори — госпожа Мендес не хочет, чтобы о ней шушукались, но главное, это чтоб сюда не слетелись фальшивые медиумы и охотники до наживы, ведь мадам Аврора, в отличие от них, по мнению госпожи, подлинная духовидица. Да и вообще, она женщина неплохая. Если ты с ней столкнёшься и она начнёт пристально на тебя смотреть — ты потерпи — это мадам Аврора так ауру вычисляет.

Вера кивнула.

— Ну, а сейчас ты можешь взять тряпки и пройтись по дому, смахивая пыль. И на сегодня хватит с тебя. Ужин в семь. А то перекуси сейчас? На кухне имеется уголок, если хочешь поесть в компании, или можешь забрать ужин в свою комнату — никто не обидится. Ну, ступай.

Вера в течение нескольких часов бродила по дому, стирая пыль то там, то здесь, время от времени увлажняя тряпки, и получила при этом достаточное представление об особняке. В нём нигде не было заметно следов броской роскоши, но всё же чувствовалось, что здесь всё дорогое, хотя и не современное. Это был мир старых денег и былого политического влияния. В доме имелось много лакированного и потемневшего дерева, тяжеловесная затейливая мебель разных эпох, множество картин, ваз, бюстов и статуэток. В углу гостиной на столике меж двух кресел стоял граммофон. Почти везде можно было увидеть книги: в шкафах, шкафчиках, на полочках. Вере интересно стало узнать, что за книги здесь читают, но поначалу она опасалась, как бы её не отругали, однако любопытство всё же пересилило, и она взяла увесистую книженцию с полки. Это оказался медицинский атлас. Картинки подобные тем, что там были нарисованы, то есть изображения человеческих органов, Вере не нравились, и она быстро закрыв книгу, поставила её на место. Следующая оказалось какой-то непонятной, как и фамилия автора, видимо, русская — Mechnikov (Мечников) — что-то созвучное с механизмом, мехом, если по-английски, но, наверное, это что-то другое. Книга была на английском, который Вера знала плохо. Его хоть и преподавали в школе, но большого значения ему не придавалось, да и дедушка привил ей настороженное отношение к англоязычным народам, точнее, к их политическим системам, поэтому Вере не особенно и хотелось учить этот язык. Полистав немного, она наткнулась на картинку, название которой Вера смогла перевести так: «Встреча с кретином в горах». Хм-м, видимо, она неверно перевела.

Название книги намекало на то, что здесь написано что-то об оптимизме или об оптимистичности по отношению к чему-то (имеется в виду книга русского биолога И. Мечникова «Этюды оптимизма»). В предисловии, если она верно поняла, говорилось о поисках долголетия, а может, и просто долгожителей. Хоть было и интересно узнать, что там с долголетием, но лучше попробовать найти такую же на испанском.

Глава 10

Около семи часов вечера Вера вошла в кухню и увидела там живого мистера Пакмана. Упитанный розовощёкий колобок лет двенадцати сидел за столом и закидывал в рот какие-то жёлтые шарики. Сеньора Диас, стоявшая рядом с ним, представила Веру, а ей — своего внука, которого звали Фелипе.

Он с набитым ртом произнёс «привет», после чего сеньора Ди дёрнула его за ухо:

— Ай-яй-яй, бабушка. За что? — возмутился Фелипе. — Я ничего не сделал!

— Встань и поздоровайся как положено. Перед тобой стоит девушка, которая старше тебя, а ты тут жуёшь и даже не соизволишь приподняться.

— Ой, я не подумал, — смутился Фелипе и, встав, произнёс:

«Здравствуйте, Вера».

Она смутилась гораздо больше него, поскольку не любила быть в центре внимания, но сеньора Ди уже позвала её к столу и спросила, что бы она желала съесть.

— Я съем то, что вы дадите.

— Ты ешь сладкое? Ведь многие девушки следят за фигурой — я потому и спрашиваю.

— Мне нравится сладкое, и я от него не толстею, — ответила Вера и снова смутилась, подумав о Фелипе, который может обидеться, решив, что она намекает на его избыточный вес. Но он ничего не слышал, будучи полностью увлечён едой.

Вскоре к ним присоединились Роза и сеньора Суарес — они пришли вместе. Две старших женщины почти ничего не ели, а молодым предлагались добавка за добавкой, только Фелипе пришлось ограничить. Если бы сеньора Диас этого не сделала, он бы не остановился, пока б ему не стало дурно.

Схватив рюкзак, Фелипе громко сказал:

— Ну, я пошёл, бабуля, мне надо к Карлосу.

— Куда вы потом?

— Да мы просто погуляем и домашку сделаем.

— Чтобы в девять был дома, а то мать снова будет нервничать, — напутствовала его бабушка.

— Ладно-ладно, буду я в девять или немного позже.

— Я-яяя те-е-бе, — хотела поймать его за рукав Ди, но он, увернувшись, громко крикнул «до свиданья» и побежал, топая что твой слон. Бабушка с любовью посмотрела вслед жизнерадостному массивному мальчику, кормление коего явно шло впрок.

— После семи вечера от тебя вряд ли что-то понадобится, так что ты можешь выходить прогуляться перед сном в это время. Вторник — это твой выходной, ты свободна на весь день, — сказала сеньора Суарес, полуобернувшись к Вере. — А у Розы выходной — среда, поэтому в эти дни у одной из вас может быть чуть больше работы. Если же вам очень надо, то можете попросить друг дружку о подмене. Но лучше не увлекайтесь гулянками, а работайте дакопите деньги. В наше время бедность не была зазорна, но сейчас, для новых людей, всё решают только деньги, так что они не помешают, когда имеешь с ними дело, — продолжила сеньора Суарес.

— Ты уже немного освоилась в доме, Вера? — снова обратилась к ней домоправительница.

— Да-а-а, дом очень красивый и уютный, и так много книг везде.

— Ты ещё библиотеку не видела — она на втором этаже, — ответила экономка. — Кстати, если ты любишь читать, то можешь брать любую книгу из тех, что не в библиотеке, — наша госпожа это разрешает. Но можешь взять и в библиотеке, если спросишь у сеньоры. Завтра, возможно, ты её увидишь. Я уже доложила о новой помощнице, и госпожа хочет с тобой познакомиться. Ты её не бойся, она совсем не похожа на своих предков.

— А какими были её предки? — спросила Вера.

— Такими, от которых лучше находиться как можно дальше. Но раз ты ещё не знаешь… Уже мать и отец госпожи стали другими. Они и в доме всё изменили. Говорят, что раньше здесь было нехорошо, как-то тяжко жилось. Впрочем, сама я не видела — не застала, поскольку поступила на службу к родителям госпожи уже после всех переделок в доме. Ну ладно, разговорилась я, а мне ещё надо бы кое-чем заняться, — и поблагодарив за ужин сеньору Диас, она покинула кухню.

Роза улыбнулась Вере и поднялась.

— На вот, возьми на вечер, — сеньора Диас протянула Розе тарелочку с печеньем. — И ты возьми. Или чего другого хочешь?

— Нет-нет, спасибо, я с удовольствием съем печенье, — ответила Вера.

— У тебя в комнате должен быть электрочайник и посуда. Вот тебе чай и кофе, — Ди протянула Вере упаковки. — Ты можешь попить в любое время. А какао тебе нравится? Вот, и его возьми. А теперь иди.

С охапкой гостинцев Вера вернулась в комнату. Чуть дальше по коридору находилась душевая, которой они с Розой могли пользоваться. Проверив, не занято ли, Вера приняла душ и после прилегла, достав наушники. Но ничего слушать не захотелось, — слишком много впечатлений накопилось за день. Разные мысли крутились в голове, к тому же было приятно чувствовать, что она попала в хорошее место, в котором к ней отнеслись очень дружелюбно.

Убаюканная сознанием этого, Вера задремала.

Глава 11

Сегодня предстояло знакомство с хозяйкой дома. Около десяти часов утра сеньора Суарес пришла за Верой, занятой подшиванием прохудившегося чехла для кресла. Они поднялись на второй этаж, и Вера вошла в будуар хозяйки дома.

Женщина лет сорока пяти, высокая и стройная, в длинном платье оливкового цвета с накинутой на плечи шалью стояла в центре комнаты с маленькой книжечкой в руке.

Вера поздоровалась, и сеньора Мендес, положив книжку на столик, подошла к новенькой. Взяв руками её руки, заглянула Вере в глаза.

— Ну здра-ааа-вствуй, Ве-еее-ра. Значит, ты теперь с на-ааа-ми, — не выпуская Вериных рук и сделав паузу, она добавила. — У твоей души, видимой через глаза, ро-ооо-вное сияние — ты мне нра-ааа-вишься.

Сеньора Мендес говорила подобно привидениям из фильмов, растягивая некоторые слова, но в дальнейшем они в основном будут передаваться так, как это принято в мире живых.

«Ты нам подходишь», — Вера вздрогнула от того, как зловеще это прозвучало. Но сеньора Мендес ничего дурного не имела в виду, вроде того, что имеют в виду члены какой-нибудь оккультной секты, произнося подобные слова. Нет. Госпожа Мендес лишь хотела сказать, что Вера подходит нескольким женщинам, проживающим в доме, поскольку не выглядит нахалкой и бунтаркой.

Позже сеньора Суарес объяснила ей эти слова, да Вера и сама после окончания разговора с госпожой уверилась в отсутствии у госпожи Мендес какой-либо злонамеренности.

— Мне сообщили, что ты прибыла издалека, из глубинки. Скажи мне название того уголка?

— Это небольшой городок на десять тысяч жителей, в трёхстах километрах отсюда. Он называется Три Енота.

Сейчас, в свою очередь, вздрогнула госпожа.

— Три Енота? Это говорит мне о многом!

Вере хотелось узнать, о чём, но она не решилась прервать сеньору Мендес.

— Твоё появление здесь не случайно. Есть силы, которые этого пожелали. Но зачем? Мне нужно подумать, — после чего госпожа ещё раз внимательно осмотрела Веру. — Как ты устроилась, всем ли довольна? Если что-то нужно, обращайся к сеньоре Суарес, она тебе поможет. И надеюсь, что тебе здесь будет хорошо. А теперь можешь идти.

В этот день Вера занималась рутинной работой по дому. С другими она виделась мало, а Роза ещё, к тому же, услышав чьё-то приближение, пыталась скрыться с глаз. Она была немного странная: улыбчивая и приветливая, но в то же время старающаяся избегать людей. Впрочем, если её поймать, то она могла быть даже болтливой, но стоило отвернуться, то повернувшись, её уже можно было и не обнаружить. Это выглядело немного смешно, но в конце концов пусть прячется, если ей так хочется, к тому же, Вера тоже ценила уединение, хоть и не в такой степени, как Роза.

Вечером Вера достала свои книги — всего шесть штук — и, глядя на обложки, решала, что бы ей почитать. Это было пёстрое сборище, которое включало в себя книжку с рассказами мексиканских писателей, сборник произведений Д. Даррелла о животных, томик с романами китайского писателя Лао Шэ, роман «Туманность Андромеды» о всесторонне развитых и высокогуманных людях будущего, в котором уже нет денег и всё человечество является одной большой семьёй. Ещё были «История географических открытий» и, наконец, «Тайны Удольфского замка» Анны Рэдклифф.

Похоже, настроение более всего располагало к чему-то неторопливому и задумчивому, и, если говорить о неторопливости, то это качество было просто «органически» присуще «Удольфскому замку», примерно так же, как оно присуще ленивцу — животному, взбирающемуся вверх по дереву и иногда медленно-медленно поворачивающему голову в сторону наблюдателя, после чего на неопределённый срок может наступить почти полная неподвижность. И в это время зритель имеет возможность насладиться видом умильной мордочки, в коей, при желании, легко усмотреть загадочную улыбку Моны Лизы, которая как бы говорит: «Вы вольны резвиться и прыгать, как маленькие обезьянки, а я никуда не тороплюсь, так как мне уже всё известно». А после ленивец может, например, пошевелить когтями и тут уж возобновить своё восхождение к вкусным листьям.

У Веры при чтении этого романа как возник в голове образ ленивца, так и закрепился за этим произведением.

Хотя название «ленивец» для этого животного совершенно несправедливо: никакой он не ленивый, а лишь неторопливый, как и стиль повествования Анны Рэдклифф. У Веры для каждой из имеющихся книг появлялось в воображении символизирующее её животное. Поэтому она могла захотеть почитать «ослика», «рыбку», или, например, «ленивца».

Читая роман в первый раз, Вера подумала, что не способна его осилить, поскольку он казался слишком многословным. Но в дальнейшем она обнаружила, что «Замок» оказывает на неё какое-то успокаивающее и даже гипнотизирующее воздействие и потому обладает своеобразной притягательной силой, такой же, как вид неторопливо поворачивающейся головы улыбающегося ленивца, а то и сразу двух, если на спине ленивца-мамаши висит детёныш. Описание рядового события в романе зачастую тянется страница за страницей, а после ничего важного может и не случиться, разве что, как и ленивец, событие может сделать лёгкое движение лапой, чтобы после продолжить свой путь.

«Такого чтения мне хватит надолго, вот я сейчас как начну!» — подумала Вера, однако, едва она успела открыть книгу, как её книголюбивые намерения прервал звонок.

Глава 12

Это была Марисоль. Она интересовалась тем, как всё прошло с устройством на работу.

Со вчерашнего дня у Веры словно вылетела из головы вся её предыдущая жизнь, и ей стало совестно перед подругой, которая ожидала её звонка. Видимо, погружение в новые условия жизни оказало гораздо большее влияние на её сознание, чем Вера могла бы подумать.

Сейчас она всё рассказала Марисоли, объяснив, что не позвонила сразу, потому что у неё всё перепуталось в голове из-за новых впечатлений.

— Я очень-очень рада, что ты так хорошо пристроилась. И не переживай, что не позвонила мне сразу, только в следующий раз — лучше звони. Ты помнишь, что бывало с кроликами, которые выскакивали нам навстречу? Они терялись! Вот и ты потерялась, выскочив навстречу новой жизни, но теперь я тебя поймала.

Обе захихикали, представив Веру крольчонком.

— Но я звоню ещё и потому, что у меня есть новость.

Марисоль для пущего эффекта немного помолчала, а после радостно воскликнула:

— Я надеюсь к тебе приехать уже на следующей неделе! Мама взяла отпуск и сможет приглядеть за братиком, а я могу быть свободна. Но это ещё не всё! Ты слушаешь? Меня отпускают к тебе на три месяца — на всё лето! Мне дадут денег, и я должна буду найти жильё подешевле, чтобы мне хватило. Может быть, ты поспрашиваешь у своих новых знакомых — вдруг они подскажут? И в какой день мне лучше приехать? Во вторник у тебя выходной? Тогда во вторник я и приеду — самым первым рейсом. Я тебе сообщу, во сколько это будет. А ты уже искала отца?

Подруги поболтали ещё минут двадцать, но сейчас Вере нельзя было раскрывать все карты, ведь самые увлекательные подробности Вериных приключений необходимо сберечь для личной встречи.

После окончания разговора Вера полежала ещё с полчасика, воображая, как они с Марисолью обследуют весь город, после попила чаю и приготовилась спать, обрадованная тем, что совсем скоро прибудет подкрепление.

«Осталось всего ничего. Сегодня пятница, а там уж раз-два, и вторник».

Пожелав спокойной ночи Вомбату и Кенгуру, которых она положила рядом с подушкой, Вера быстро уснула.

Глава 13

Утром сеньора Суарес поручила Вере сходить в химчистку, чтобы забрать вещи. Она объяснила, куда идти, и дала деньги.

После завтрака Вера вышла через заднюю дверь, чтобы пройдя заросший дворик, отрыть калитку и дойти до нужной улицы.

Остановившись посередине дворика, она вдохнула воздух, насыщенный ароматом растительности и уже начинающий прогреваться.

Опустив вниз глаза, Вера заметила прижавшегося к земле взъерошенного зверька грязно-белого цвета. Он, видимо, был уже настолько измучен, что не имел сил скрыться от Веры. Она невольно сделала шаг вперёд, и животное — то ли мышка, то ли крыса — из последних сил метнулось к кустам в углу дворика.

Вера приблизилась к кустам, присела и осторожно раздвинула их — мышонок (так, она стала его называть, хотя размерами животное тянуло на крысу, да, собственно, ею оно и было) прятался там. Вера медленно протянула руку, одновременно приговаривая, чтобы он не боялся, и к своему удивлению смогла его взять. Она прижала зверька к себе, и он при этом не пытался вырваться.

Что же делать? Ей захотелось взять мышонка к себе, ведь он выглядел таким же изгнанником, каковой была сама Вера. Но что скажут в доме? Да и… ладно, будь что будет. Она вернулась в свою комнату и посадила животное в боковой карман рюкзака, сказав ему, чтобы он ждал её и никуда не убегал, сунув ему остаток печенья. Однако, сообразив, что мышонок может и не знать человеческую речь, заперла рюкзак в шкаф.

«Не страшно, за то время, что меня не будет, ничего не случится, а я постараюсь всё сделать поскорее».

И выйдя из дома, отправилась исполнять поручение, предварительно выяснив, где находится ближайший магазин зоотоваров, уже решив, что необходимо купить для мышонка клетку с домиком.

Вернулась Вера с клеткой для грызунов. Мышонок, похоже, спал, пока её не было.

«Надо же, какой послушный». Вера достала его и погладила, после чего отнесла в клетку, где уже предварительно постелила мягкую подстилку из найденных тряпок в пластмассовом домике, установленном в углу клетки. Ещё положила засохший сучок — вдруг он захочет чего погрызть.

Мышонок обнюхал все углы и всё, что есть внутри, а после забрался в домик.

«Так. Очень хорошо! Значит, ему здесь нравится. Немного позже нужно почитать о том, что едят подобные животные». А сейчас Вера дала ему кусочек сыра, который купила по дороге, и пластиковую крышку от банки кофе с налитой в неё водой.

«В мультфильмах часто показывают, что мыши любят сыр, и даже если он не мышь, то всё равно имеет сходство с ними», — подумала Вера, только позже узнавшая, что давать сыр мышам и крысам не стоит.

В первую очередь мышонок, или зверёк, похожий на очень большого мышонка, припал к крышке с водой.

«Надо было догадаться, что он хочет пить, ведь мышонок мог и не найти воды на улице, — дождей в последнее время не было. Впрочем, мне не известно, откуда он взялся».

Попив, тот обратил внимание на сыр, который он обнюхал самым тщательным образом и только потом откусил. Вероятно, мышонок никогда не пробовал такую еду, но, кажется, она вполне его устроила. После того, как он поел, Вера просунула руку в клетку и снова его погладила. Он прилёг и, видимо, был доволен.

«Ну что же, теперь надо идти к сеньоре Суарес, чтобы всё рассказать. А вдруг она не разрешит его оставить? Как тогда быть?».

Найдя управляющую, Вера просто и бесхитростно рассказала всё, завершив рассказ словами о том, как ей жалко мышонка и какой он хороший и красивый, и что ей очень-очень хочется его оставить.

— Вообще-то у нас в доме животных нет, но раз это такое небольшое животное, то лично я не против, — лишь бы он не бегал по дому и не грыз всё подряд. Но подумай о других. Роза наверняка боится крыс и мышей, можешь даже не сомневаться. Представь, что случится, если она начнёт визжать каждый раз, когда будет видеть твоего дружка. Ну, а сеньора Диас? Она кухарка, и для неё такие животные — исконные враги. В общем я должна посмотреть на него, прежде чем идти к госпоже.

Глава 14

Войдя в комнату, Вера подвела домоправительницу к клетке.

— Вот, посмотрите, какой он хорошенький, только немного грязный. Позже я его отмою.

Сеньора Суарес, внимательно рассмотрев животное, заключила:

— Это не мышь и, наверное, не крыса — я таких не видела, но он действительно походит на большую мышь.

Неопознанный зверь встал на задние лапы и, обхватив передними прутья клетки, стал усердно нюхать воздух, вытягивая мордочку.

— Да он совсем ручной — ни капли не боится, — произнесла сеньора Суарес и пощекотала пальцем его животик. — Так говоришь, что он выглядел совсем измученным, когда ты его обнаружила? Видно, он спасался от каких-то уличных животных и забежал к нам во двор. И раз он не боится людей, то, возможно, он жил у кого-то дома.

— Если я увижу объявление о его пропаже, то я, конечно, верну его этим людям, — ответила Вера, — но если он ничей, то я бы хотела оставить мышонка.

— По моему, он безобидный и вполне воспитанный, — сказала сеньора Суарес, — так что я прямо сейчас пойду спрошу сеньору, не против ли она, а после сообщу тебе результат. Но я уверена, что она не будет возражать.

Спустя двадцать минут экономка вместе с госпожой нашли Веру в кладовке, где та наводила порядок.

— Здравствуй, дорогуша. Меня заинтересовало это животное, ты позволишь мне взглянуть на него? — обратилась сеньора Мендес к Вере и, обведя взором комнату, произнесла:

— Здесь очень уютно, ты хорошо всё обустроила. У тебя имеется всё необходимое? — и получив утвердительный ответ, обратила внимание на клетку. Подойдя к ней, она приблизила лицо к решётке. Мышонок, или кем бы он ни был, снова встал на задние лапки, ухватившись за прутья решётки.

— Необычный зверёк. Уши у него круглые и большие, как у мыши, но тело намного крупнее — как у крысы. Хвост короткий — тоже как у мыши, а морда не вытянутая и не приплюснутая — это как бы нечто среднее между этими двумя видами. Я вижу у него подобие мехового воротничка, хоть и слабовыраженное.

Немного помолчав, продолжая разглядывать мышонка, сеньора Мендес протянула:

— Да, это необычное животное, и оно здесь не случайно.

После многозначительной паузы сеньора Мендес промолвила:

— Я думаю, он здесь, чтобы защищать нас! Он… такие животные, как он, имеют определённую связь с иными силами, и эти связи бывают добрые и недобрые. Но он — добрый, наш Защитник, — и сказав это, она пощекотала ему животик.

Во время этой тирады сеньора Суарес, стоявшая позади, не удержавшись, закатила глаза и вздохнула.

— Я хочу, чтобы у него была самая лучшая пища: овёс, пшеница, зерновые смеси, яблоки и морковь, а также прочее. Я лично составлю список продуктов, которые ему необходимы и полезны, — и осанка хозяйки дома действительно говорила о том, что она готова к решительным действиям по составлению списка. Как Вера поняла позже, госпожа, вообще была любительницей составления списков.

— Вера, ты не будешь против, если я иногда навешу твоего питомца? Я тебе не помешаю и приду в то время, которое тебе удобно. Можно? Хорошо. Как ты его назвала? Ещё никак? Тогда выбирай имя и сообщи мне о том — какое оно.

После этих слов сеньора Мендес выплыла из комнаты.

Глава 15

— Признаться, такого я не ожидала, — взглянула на Веру домоправительница, — но зато теперь, твой дружок находится под покровительством госпожи, и ему ничего не грозит.

— Откуда сеньора Мендес столько знает о мышах и крысах? — поинтересовалась Вера.

— Наверное, от мужа, ведь он был биологом. Из России. Он приехал сюда в девяностые годы, вернее, его привезла госпожа.

— А почему они не остались жить там?

— Кажется, то место, где он работал на родине, было закрыто, и он не мог найти работу, и семьи у него не было. Они с госпожой друг друга любили сильно — вот, видно, поэтому он и переехал сюда.

— Надо же как интересно, а я и не знала, — протянула Вера.

— Теперь ты можешь идти обедать, а после приходи ко мне, я дам тебе поручение. И передай сеньоре Диас, чтобы меня к обеду не ждала.

В коридоре Вера столкнулась с Розой, которой деваться было некуда, поскольку спрятаться ей уже не удалось бы, и они вместе отправились в столовую.

Вечером сеньора Суарес предупредила Веру, что завтра, то есть в воскресенье, у госпожи состоится сеанс, в шесть вечера. В это время в доме должно быть тихо, а Вере лучше находиться в своей комнате или пойти погулять.

На этом день закончился, и Вера пошла к себе с намерением придумать имя для мышонка.

Войдя, она забрала зверька из клетки и прилегла на постель, пустив его побегать на воле. Тот первым делом стал обнюхивать её лицо, смешно щекоча лапками и усиками нос, так что она в конце концов чихнула.

Мышонок за то время, что провёл в доме, уже успел сам почиститься, так что его не пришлось отмывать. Он имел светло-серую спинку и часть мордочки, а также уши, брюшко же и всё остальное было белого цвета.

— Наверное, тебя зовут Мигель, — произнесла вслух Вера. — Ты очень похож на Мигеля. Пусть ты будешь Мигелем, — обратилась она к мышонку, который хоть и ничего не ответил, но зато посмотрел на неё, что было истолковано как знак согласия.

— Ох, ну давай уже спать, Мигель, у меня глаза слипаются. Сегодня я не смогу с тобой поиграть, — сказав это, она посадила его обратно в клетку, в которую она уже успела положить кое-какие безделушки, с которыми Мигель мог возиться, пока её нет. Ведь как успела заметить Вера, он был очень любопытен и везде совал свой нос. Ещё она поняла, что, когда у неё наступает время сна, у мышонка начинается веселье, поскольку такие животные ведут ночной образ жизни.

Сегодня, как и вчера, Мигель встал на задние лапы, схватился передними за прутья и стал их трясти, отчего они слегка позвякивали. Он был похож на узника, который требует выпустить его на волю. Но дверцу в клетке Вера стала оставлять открытой, убедившись, что мышонок не проявляет никакого желания покидать комнату. Хотя на время своего отсутствия, она всё же закрывала клетку на первых порах. Так что Мигель не жаловался на неволю, но ему, очевидно, нравилось позвякивание прутьев. Впрочем, шумел он не сильно, и нисколько не мешал засыпать Вере, которая сейчас снова уложила Кенгуру и Вомбата рядом с подушкой.

Глава 16

Проснувшуюся утром Веру мышонок приветствовал позвякиванием. Она, всё ещё с закрытыми глазами, не вполне проснувшаяся, протянула руку и почесала его, а повернувшись на другой бок, уткнулась в плюшевого Вомбата. Поставив обоих сумчатых как положено, Вера заварила кофе и дала поесть Мигелю. Скоро нужно идти на рынок, где предстояло приобрести кое-что для угощения сегодняшних гостей госпожи. Кстати, надо ей сообщить о выбранном для мышонка имени. Также управляющая передала ей записку от сеньоры со списком подходящего корма для Мигеля.

По рынку Вера ходила довольно долго, поскольку не сразу удалось найти всё необходимое, да и посмотреть интересно, что продают на таком большом рынке.

Спутницы сеньоры Мендес в путешествиях по астральному миру были привередливы в еде, и простая грубая пища могла их расстроить и нарушить ту тонкую связь, которая соединяла их с иным миром. В первую очередь они пытались вызывать своих ушедших мужей, но могли прийти и родственники или даже просто скучающие духи, которых никто не навещает.

Всех больше для связи с добрыми духами подходили кондитерские изделия: торты, пирожные, сладкие пироги и конфеты. Если же потреблять тяжёлую и жирную пищу, то могут слететься тёмные духи.

Выполнив поручение, Вера дошла до зоомагазина, где купила зерно для Мигеля, десерт же был куплен для него на рынке — морковь и яблоки.

По дороге Вера заприметила маленькую то ли кофейню, то ли кондитерскую. На улице, за каменным заборчиком, располагались четыре столика, почти целиком скрытые за зарослями кустов с розовым цветочками. Но это не были роскошные, тщательно подстриженные заросли, а просто заросли, за которыми никто не следил, — да оно и к лучшему. Она захотела зайти посмотреть.

В маленьком помещеньице были выставлены на витрине с заклеенным скотчем стеклом всякие сладости. Цены оказались невысокими. Можно будет зайти сюда вместе с Марисолью, а сейчас — бегом домой, она и так задержалась.

На входе Веру встретила сеньора Диас и потребовала доложить о результатах похода на рынок. Особенно её интересовала группа экзотических приправ, названия которых Вера не могла запомнить, и искала их, сверяясь со списком. Убедившись, что всё исполнено, сеньора Диас забрала сумки и ушла на кухню.

Вера пошла проведать Мигеля. Тот спал в домике, но услышав её, высунул мордочку. Она дала ему кружок моркови и прилегла на пять минут, чтобы позвонить Марисоли.

После обмена любезностями Вера сообщила:

— Я поговорила с сеньорой Суарес, и оказалось, что рядом живёт её знакомая. Ты можешь пожить там — она сдаёт комнату, и недорого.

— Ой, как хорошо! Так говоришь это рядом?

— Если идти пешком, то минут 15–20, — ответила Вера.

— Ну, кроме моих двоих, у меня ничего нет, — засмеялась Марисоль. — Значит, когда мы будем выходить навстречу друг дружке, то сможем встретиться уже через десять минут?

— Точно, — радостно подтвердила Вера. — У тебя ничего не изменилось, ты приедешь во вторник?

— Да-да, приеду часа в два. Более ранних рейсов сейчас нет. Ты меня встретишь?

— Обязательно, и провожу к дому той женщины. А потом мы сможем гулять и разговаривать, — ответила Вера, — но сейчас я должна идти, мне нужно кое-что сделать. Пока, до вторника!

Глава 17

Сейчас ей нужно сходить в сад, который располагался перед главным входом, и срезать цветов. В цветах она не особо разбиралась, зная лишь самые простые и распространённые, но сеньора Мендес об этом позаботилась, и в переданной ею записке рядом с названиями цветов и требуемым количеством было их краткое описание. Сеньора Суарес показала, где находятся садовые инструменты. Вере оставалось только принести цветы, а уж домоправительница сама их расставит.

После обеда настало время пройтись по второму этажу, чтобы стереть пыль. Постепенно Вера дошла до коридора, обшитого деревянными панелями, в котором находилась спальня и будуар госпожи. По обеим сторонам коридора висели портреты. На них, по всей видимости, были изображены предки госпожи, и это были самые обычные портреты. Но один привлекал внимание, так как производил жуткое впечатление. На нём была изображена седовласая женщина с очень худым лицом и глубоко посаженными чёрными глазами, с кожей, бледной, словно воск. Она была одета, видимо, в дорогое платье, но при этом в фартуке, что само по себе показалось странным. И помещение, в котором она находилась, определённо было кухней.

«У представительниц высших сословий не имелось привычки заходить на кухню, а уж тем более надевать фартук», — подумала Вера, исходя из прочитанного ею в книгах о той поре.

На стене, позади той женщины на портрете, среди пучков каких-то высохших трав висел окорок, по виду напоминающий окаменелость. Его цвет был точно таким же, как цвет лица этой женщины. Больше ничего на портрете не было написано такими красками, что сразу фиксировало внимание на этих двух участках картины.

«Но для чего хранить окаменевший окорок (во всяком случае он так выглядит), если только это не семейная реликвия?» — подумала Вера.

Будучи воспитанной в семье, где мать была истовой католичкой, а дедушка, хоть и атеист, но атеист научный, имевший значительные познания по вопросам религии, Вера, знала, что реликвии порой бывают самыми экстравагантными. Однако больше всего в этом портрете привлекало внимание именно лицо седовласой, в котором проглядывали злоба, жестокость и бессердечность. И вообще, если бы Вере сказали, что на картине изображён вампир, то она бы сразу поверила.

— А-ах, тебя заинтересовала Кристобальда Мендес, — послышался справа голос привидения. Вера и не заметила, как сеньора Мендес выплыла из спальни.

— Считается, что она была отзывчивым и милосердным человеком, благотворительницей, — добавила сеньора и посмотрела на Веру. — А также одной из образованнейших женщин своего времени.

Та, сглотнув, пискнула, боясь показаться неучтивой:

— Понятно.

— Но это неверно. Привлекательный образ создали те, кого она подкармливала, при этом держа нож у их горла. Она была демоном в женском обличье. Она — самое грязное пятно в истории нашей семьи. К тому же, Кристобальда была груба и невежественна — несколько её писем я всё ещё храню в подвале.

— Но тогда зачем держать здесь портрет? — спросила Вера.

— Ты права, ему здесь не место, но до сих пор он служил мне напоминанием о том, какими бывают люди, одержимые злобой, гордыней и высокомерием. И, улыбнувшись, добавила:

— А ещё, когда я делаю что-то хорошее, то могу показать ей язык, проходя мимо.

Сеньора положила руку на плечо Веры и протянула заунывным голосом:

— Но ты ничего не бойся — здесь с тобой всё будет хорошо, с нами со всеми.

Ближе к вечеру, находясь в своей комнате, Вера всё вспоминала об этом разговоре: «Что же такое сделала эта Кристобальда, раз госпожа назвала её демоном? Нет, лучше об этом не думать. Если придётся, то узнаю, а самой не стоит интересоваться всякими ужасами».

Глава 18

В шесть часов вечера наступило время чудес. У сеньоры Мендес уже собрались её подруги и мадам Аврора. Вере не захотелось сейчас продолжать чтение «Удольфского замка», поскольку там тоже происходила всякая загадочная чертовщина. Вместо этого Вера придумала играть с Мигелем, для которого она не пожалела денег на покупку лабиринта с изменяемой конфигурацией.

Сверившись с инструкцией, она собрала один из 15 вариантов и положила в центр морковку и кусочки яблока, предварительно дав понюхать Мигелю. Но вместо того, чтобы искать путь к награде, он попытался перелезть через стенку. Хмм… Вере показалось, что это не типичное поведение для такого животного, и в инструкции было сказано, что питомец будет делать всё как надо. Наконец, Мигель сам понял, что на стенку ему не залезть, и, найдя вход, стал искать путь к еде. Вере было любопытно наблюдать за мышонком, так что ещё вопрос: для кого это игрушка, а для кого работа? И всё же Веру не могли отпустить мысли о спиритическом сеансе: «Это как ни крути жутковато. Кто знает, чего они там навызывают? Нет, конечно, ничего этого не существует. Ну, а вдруг?».

Довольно быстро Мигель добрался до приза и, съев всё, встал на задние лапы, глядя снизу вверх на Веру, словно прося забрать его из лабиринта. Она так и сделала, сняв прозрачную пластиковую крышку.

«Попробую ещё раз», — подумала она и начала пересобирать лабиринт. У неё вызвал некоторые затруднения этот вариант, и она, стараясь собраться и думать лучше, буквально подпрыгнула на месте, услышав жуткий гул и одновременно почувствовав вибрацию.

— Мамочки, мамочки, — запричитала она. — Значит, это всё правда, и они вызвали духов! И, верно, они злые, ведь добрые призраки не стали бы так шуметь.

— Мигель, Мигель, иди сюда, — Вера схватила мышонка и, прижав к себе, свернулась клубком на постели, придвинув поближе Кенгуру и Вомбата. Поглаживая мышонку голову, она приговаривала про себя: «Хоть бы со мной была Марисоль. Постой-ка! А ведь госпожа сказала, что ты послан для того, чтобы защитить нас», — подумала она, глядя на Мигеля.

«Как же это глупо», — но продолжила поглаживать Мигеля, как бы призывая мышонка применить его защитную силу, если она у него есть.

— Э-ээт-то что такое? Кто тебе велел включить стиральную машинку? Разве ты не знаешь, что сейчас в доме должна быть тишина? А ты что вытворяешь? — послышались шаги, после чего машинка стихла, потом снова шаги.

— Зачем ты её включила?

— Не знаю.

— То есть как не знаешь? О чём же ты думала, когда включала?

— Ни о чём.

— Роза, не испытывай моё терпение, говори, зачем включила.

— Стирка отгоняет духов, злых духов — так говорят у нас в деревне, — бросилась в омут с головой Роза.

— Господи Боже мой, ну как в такое можно верить? Нет никаких духов!

— А вот и есть, — громко прошептала Роза.

— Ладно, хватит, марш к себе в комнату, и надеюсь, что сеньора Мендес ничего не услышала, а если и услышала, то не поняла.

Вера, прислушиваясь к голосу сеньоры Суарес, явно улавливала нотки материнской заботы о Розе. Сеньора Суарес определённо взяла её под своё покровительство.

«Хи-хи-хи, когда я расскажу Марисоли о том, как испугалась стиральной машинки, она наверняка будет смеяться своим задорным, заливистым смехом».

У Веры моментально поднялось настроение, и она захотела заварить чаю, чтобы выпить его с печеньем. После она надела наушники и поставила случайное воспроизведение песен.

Наслушавшись всего подряд, Вера не заметила, как пролетело время, и уже пора спать. Мигель сегодня, видимо, не собирался бодрствовать ночью и спал на своём месте.

Глава 19

В понедельник домоправительница первым делом поднялась к сеньоре Мендес, которую ещё не видела после сеанса, чтобы узнать, не случилось ли непогоды в потустороннем мире из-за включения стиральной машинки, но первой не хотела об этом заговаривать. Это и не потребовалось.

— Мне показалось, что вчера работала стиральная машинка. Кто её включил?

Сеньора Суарес всё объяснила госпоже, посетовав на суеверия, которые принесла Роза из своей глухомани, и сказала, что хорошенько её отчитала, так что это больше не повторится.

— Не стра-ааа-ашно, — привычно протянула сеньора Мендес. — Это было даже к лучшему. Все мы вчера почувствовали нечто гнетущее, а эти звуки… они нас призвали завершить сеанс. Розу нужно похвалить за то, что она, благодаря своей особой чувствительности, происходящей от её наивности, избавила нас от чего-то неприятного, — произнесла сеньора Мендес.

— Я награжу её конфеткой за этот подвиг, — ответила сеньора Суарес.

Госпожа улыбнулась улыбкой доброй, мудрой волшебницы. — Ты всё такая же, Хелена, — назвала она сеньору Суарес по имени. — Годы идут, а ты не меняешься, не веришь ни во что сверхъестественное.

— Почему же, ваше объяснение поступка Розы вполне сверхъестественно.

— Я знаю, что ты приглядываешь за Розой, но не забывай, что она не такая, как ты — она иная!

— Будьте уверены, я её с собой не перепутаю, — ответила экономка.

— Не обходи своим вниманием и Веру, — попросила сеньора Мендес.

— Вы думаете, что и она иная?

— Ты шутишь, — снова улыбнулась госпожа. — Но я думаю, что да, она тоже.

— Я в любом случае присмотрю за Верой — она хорошая девушка и нравится мне.

— Пришли её сюда, пожалуйста, Хелена, я хочу поговорить с ней о Мигеле.

— Хорошо, сейчас она поднимется.

Госпожа тщательно расспросила Веру о самочувствии мышонка, и особенно её интересовало, как он вёл себя во время сеанса.

— Значит, он был совершенно спокоен? Видимо, опасности не было. Ну, а ты? Как ты чувствовала себя рядом с ним? Тебе было спокойнее?

— Д-да, пожалуй. Да, определённо мне было спокойнее с ним, — ответила Вера, вспомнив, что ещё там были Вомбат и Кенгуру, но всё же решила о них не говорить.

— Ну хорошо, ступай и будь добра, зайди к сеньоре Диас и предупреди, чтобы на меня обед не готовила — я сегодня должна быть в зоопарке.

Вера удивлённо посмотрела на сеньору Мендес.

— Ах да, ты, верно, не знаешь. Я оказываю зоопарку поддержку и являюсь председателем попечительского совета. Это дело начал ещё мой покойный муж и меня привлёк к нему. Он ещё и консультировал их по своей научной специальности, ну, а я помогаю как могу. Ты ведь любишь животных, Вера?

— О да, очень-очень!

— Если хочешь, я сделаю для тебя пропуск и ты сможешь бесплатно посещать зоопарк.

— Ну что вы, — засмущалась Вера. — Я и так могу сходить.

— Мне это только в радость, к тому же, такие пропуска есть у всех моих помощниц. Вечером я передам пропуск для тебя.

Вера была очень довольна, поскольку она никогда не была в зоопарке, ведь в их городке такого заведения нет. Да и с Марисолью можно будет сходить, и это выйдет в два раза дешевле. Нужно ещё не забыть переговорить с Розой, попросить, чтобы она подменила её в среду, в свой выходной, а Вера подменит её в другой день, когда Розе будет нужно.

— Если хочешь, ты можешь хоть каждый день уходить пораньше, пока твоя подруга здесь, а можешь и ещё взять выходной, я тебя подменю, мне не трудно. Тем более идти мне некуда, и я всё равно провожу этот день в доме, почти всегда, — ответила Роза.

— Ой, большое-пребольшое спасибо, Розита, я тебя постараюсь не утруждать, а потом, если вдруг тебе будет надо, я тебя заменю. Может быть, ты захочешь съездить к себе домой, например?

— Не беспокойся, всё хорошо, а домой раньше Рождества ехать нет смысла. Многие из моих родных разъезжаются работать, кто куда. Но я была бы рада съездить, когда все соберутся.

— Вот и съездишь, Роза. Ну, ещё раз спасибочки, — и обняла её.

Угостив Мигеля, Вера посмотрела с середины какую-то старую кинокомедию и приготовилась спать, подумав: «Ура, завтра приезжает Марисоль, а мне столько ей надо рассказать. Хоть бы скорее настало завтра!»

Часть вторая

Глава 1

Разбудил Веру неистовый грохот клетки.

— Мигель, ты что буянишь? — и приподнявшись, Вера посмотрела на него.

Он, ухватившись лапками за прутья, продолжал их трясти. Вера обратила внимание на то, что сучок, помещённый ею в клетку, превратился в груду щепок.

— Ах, вот оно что, ты сегодня ночью на славу потрудился, вот и есть хочешь.

На мордочке Мигеля появилось нечто похожее на скромное признание своих заслуг, и это говорило о том, что он и в самом деле хочет есть.

Наскоро почистив клетку, Вера дала ему зерна и яблок, а для себя заварила кофе.

«Пока есть время до приезда Марисоли, нужно пойти посмотреть, не надо ли чем-нибудь помочь Розе. Но найдя её в главной прихожей, где та чистила коврик, Вера узнала, что сегодня мало работы и её помощь не требуется, после чего она отправилась к себе в комнату, чтобы навести чистоту.

В час дня Вера быстро собралась и пошла на автостанцию — автобус должен был прийти часа в два или чуть позже. Но прибыв туда, она поняла, что автобус пришёл раньше назначенного часа. Вера, глядя по сторонам, стала выискивать подругу. Неожиданно кто-то сзади, вернее, понятно кто, закрыл ладонями глаза Веры, и она услышала девичий голос, пытающийся изобразить нахально-брутальный голос мачо, ловеласа южных широт:

— Милочка, знаешь ли ты, кто находится сейчас прямо за твоей спиной?

— О-ооо-ой, не-е-ет, я не зна-а-аю, — ответила Вера наиболее писклявым голосом, на который была способна. — А кто это?

— Я закрыл твои веки, маленькая, нуждающаяся в защите сеньорита, оберегая тебя, чтобы ты не ослепла, не лишилась чувств, увидев сразу же, без подготовки, столь прекрасный образец мужественности и величия. Я тот, о ком ты, несомненно, много слышала и уж не чаяла увидеть вживую. А теперь зажмурься и медленно поворачивайся, постепенно открывая глаза, и ты увидишь того, кто навсегда сразит твоё сердце.

Уже не в силах произносить эти напыщенные речи без смеха, подруги велело обнялись.

Они сейчас воспроизвели одну из сценок невероятно глупого сериала с очень красивыми пейзажами, над коим они же часто смеялись. Сериала о похождениях ужасно болтливого мачо, ведущего полную бессмысленных приключений жизнь в девятнадцатом веке, перед которым все девушки падали ниц, но странно, что не от смеха.

Глупость этого сериала покоряла всё новые и новые вершины глупости сериалостроения, и случалось, что иному простаку могло даже показаться, что такой прямо-таки противоестественной глупости просто не бывает на свете. Так может, это и не глупость вовсе, а некое послание с сакральным смыслом, так сказать, священная глупость для тех представителей мексиканского народа, которые были способны её вместить и постичь? Но в чём смысл этого послания? А уж если это не послание, то тогда… Как же это понимать? К чести телезрителей нужно сказать, что людей, ищущих скрытый смысл в этом сериале оказалось не так много, да и те не обладали репутацией людей благоразумных и трезвомыслящих.

Марисоль как всегда лучезарно улыбалась, и её огромные карие глаза сияли радостью. Глаза Марисоли едва ли уступали размерами глазам персонажей из аниме-сериалов и были её законной гордостью.

— Как ты доехала?

— Я уж-ж-жасно хочу пить, — Марисоль показала пустую маленькую бутылочку. — Мне этого хватило только на два часа пути — такая там духотища! А сейчас у меня уже всё горло пересохло, и я готова пить даже из лужи, если она не очень грязная, — и я могла бы превратиться в собачку на пару минут.

Вера, помня о своей непредусмотрительности насчёт воды в дороге, позаботилась о том, чтобы подруга не страдала от жажды по приезде, и достала бутыль с напитком, приготовленным сеньорой Ди, который она делала непонятно из чего, но при этом он всем нравился.

Марисоль выпила сразу половину и, ещё не успев проглотить оставшееся, с наполненным ртом, протянула бутыль Вере, предлагая отхлебнуть тоже, но та покачала головой, отказавшись. Тогда Марисоль осушила бутылку до дна и, тяжело дыша, попыталась сказать спасибо, но получилось только «спа… спа… спа…», и это было немного похоже то ли на кваканье, то ли на карканье (по-испански это звучало как «gra… gra… gra…», то есть gracias). Вера сказала ей об этом.

Выражение лица подруги изменилось:

— Ты знаешь, кого я видела перед отъездом?

По тому, каким тоном это было сказано, Вера догадалась, о ком речь.

— Там на автостанции ошивались те три вороны, глядели на меня и что-то шипели.

— Вороны не шипят, Марисоль.

— Это потому, что те — не только вороны, но и змеи. Постоянно о чём-то шепчутся, когда меня видят. А что я им сделала?

— Успокойся, Мари, они просто вредины, да и то не все. Бланка, например, хорошая девушка, просто находится под влиянием двух других.

— Это верно, но я, когда говорю о них, то и думаю в первую очередь о тех двух воронах.

Глава 2

Это была история застарелой вражды, тянувшейся со школьных времён, вражды, которую Марисоль и Вера лишь терпели, но не сеяли.

Началось всё с общешкольного выступления перед родителями на одном из больших праздников.

Ученики показывали свои таланты — те из них, кто решился поучаствовать. Дети исполняли всевозможные спортивные упражнения, пели, танцевали, читали стихи и показывали фокусы. Никакого соревнования здесь не было, но всё же вручались символические награды тем, кто произвёл наибольшее впечатление на зрителей. В том году девочке вручалась плюшевая коала, а мальчику — доска для скейтборда.

Выступали хорошо все, но вот подошла очередь Каролин. Родители, боготворящие соседнюю страну, назвали её на американский манер. Так вот, Каролин занималась уже несколько лет спортивной гимнастикой и теперь захотела продемонстрировать то, чего она добилась. И надо сказать, добилась она немалого. Упражнения на брусьях, турнике и кольцах она выполнила очень хорошо, почти безупречно. Аплодисменты были громкими, и Каролин, как и все присутствующие, уже были уверены, что приз зрительских симпатий достанется ей, и было за что. Марисоль и Вера тоже хлопали, а первая ещё восхищённо добавила:

— У меня бы так ни за что не получилось, хоть сто лет тренируйся! Ну, а следующее выступление было за Марисолью.

Она вовсе не хотела участвовать, но её уговорила классная руководительница, которая знала, что Марисоль занималась художественной гимнастикой, хоть и всего лишь ради развлечения. А поскольку выступающие от этого класса были способны порадовать зрителей только шутками, песнями и плясками, во время предварительного просмотра которых классная могла лишь вымученно улыбаться, глядя на это жалкое зрелище, то у всех могло сложиться впечатление, что в их классе учатся одни сопливые замухрышки, а у Марисоли было хоть что-то похожее на спорт. Пришлось ей отстаивать честь класса.

Выступление сопровождалось музыкой, в такт с которой очень изящно перемещалась по сцене Марисоль. Её движения были столь грациозны, что местами это уже походило на какой-то танец. Наконец, она закончила, и длинная лента, которую она держала в руке, плавно опустилась на пол.

Зрители нашли это выступление даже лучшим, нежели предыдущее, и Марисоль ушла домой с коалой, а Каролин поклялась во что бы то ни стало отомстить, о чём и сообщила Марисоли на следующий день на перемене:

— Я тебе отомщу!

— Мне? — удивилась Марисоль. — Но за что?

— Сама знаешь!

— Ничего я не знаю, скажи прямо.

— А вчерашний день ты забыла? Ты опозориламеня на весь город!

Марисоль поняла, что Каролин говорит о том праздничном представлении:

— Ты слишком близко принимаешь это к сердцу, ведь мы хотели просто порадовать родителей, не надо на меня злиться.

Каролин поднесла кулак к носу Марисоль:

— Видала? Смотри у меня! Лупоглазка! — и, развернувшись, гордо направилась прочь.

— Смотрю-смотрю, вот только сейчас за биноклем сбегаю, чтобы ничего не пропустить.

На этом всё, возможно, и закончилось бы, ведь Каролин была хоть и задиристой, но обычно границы не переходила, да к тому же побаивалась заливистого смеха Марисоли и того, что она вполне может ответить метким словом на придирки. Но тут вмешалась нелепая случайность.

Дело в том, что Каролин, видимо, выходя из класса или как-то иначе, прижалась задом к классной доске, и у неё на юбке появился отпечаток, отдалённо похожий на след от подошвы. Кто-то из лоботрясов это заметил и показал пальцем. Некоторые засмеялись. И когда Каролин поняла, что смешки относятся к ней, то обернувшись к Марисоли, посмотрела на неё таким взглядом, что той стало понятно: вина за этот конфуз полностью возложена на неё. Отныне Марисоль — причина всех бед для Каролин.

Болезненное самолюбие этой девочки оказалось задето, и в дальнейшем она раздула в себе такую обиду на Марисоль и принялась ей приписывать такое, что уже совершенно серьёзно стала считать безобидную и дружелюбную Марисоль ведьмой.

Таким образом Каролин сотворила себе своего личного демона в лице Марисоли, что было просто смехотворно, но, к сожалению, Каролин этого не замечала.

Глава 3

— Иногда мне так и хочется врезать этой противной Каролин, ка-а-ак дать ей пинка! — сказала Марисоль, на что Вера только улыбнулась, ведь глядя на субтильное телосложение и тонкие ручки Марисоль, можно быть уверенной, что эти слова останутся только словами.

— Ты ни за что не угадаешь, кого я привезла — ты очень обрадуешься! — заявила Марисоль.

— Но ведь здесь больше никого нет.

— Да они же в рюкзаке, — объяснила подруга, — они не очень большие.

Вера догадалась, что Марисоль привезла двух коал, а значит, они обязательно должны увидеться с Вомбатом и Кенгуру.

Марисоль повернулась спиной к Вере, и та, расстегнув молнию, увидела две мохнатые головы, покоящиеся посреди свалки из самых разных предметов: рубашек, тетрадок, двух книжек, расчёски, конфет, пачки печенья, носков, платков, фонарика, зарядных устройств, батареек и много чего ещё.

Вера погладила коал, убедившись, что они в добром здравии, и застегнула молнию, нисколько не удивившись бардаку в рюкзачке, несмотря на известную аккуратность Марисоли, у которой дома, в её комнате, всё было разложено по цветам, размерам, и каким-то иным признакам, ведомым только Марисоли. Вера отлично знала по походам на кроличье поле, что этот рюкзачок был единственным островком беспорядка в море Аккуратности Марисоли.

В него она бросала всё подряд без разбора, правда, коалы были завёрнуты в футболки и всё-таки ограждены от этого беспорядка.

Почему так происходило с рюкзаком, Марисоль и сама объяснить не могла, но вполне вероятно, что она несколько уставала от собственной аккуратности и пунктуальности и, таким образом, рюкзак стал для неё символом вольной вольницы, где вещи могут лежать, как им вздумается, несмотря на затруднительный их поиск. Однако чужая неаккуратность её мало трогала, и она спокойно относилась к неряхам.

«Я взяла нам по шоколадке, — бывало, скажет на кроличьем поле Марисоль, — они у меня где-то здесь», — и, сняв рюкзак, вытряхивала из него целую кучу барахла, среди которого должны были находиться те самые шоколадки. При этом в сумке на ремне, которую она обычно носила, всё и всегда было уложено так, что не придирёшься.

— А когда я увижу того мышонка? Ты ведь назвала его Мигелем? Мне можно будет прийти в дом сеньоры Мендес — посмотреть, как ты устроилась, да и так, вообще?

— Да-а! Я спросила у сеньоры Суарес о тебе, и она ответила, что завтра очень удачный день для посещений, поскольку госпожи не будет до конца дня, и что после 6–7 часов вечера я вполне могу привести подругу, только с условием, чтобы мы сидели тихо и не кричали.

— Не кричали? — улыбнулась Марисоль.

— У сеньоры Суарес своеобразное представление о времяпрепровождении современной молодёжи. Она думает, что как только молодые люди собираются, то начинают кричать, бегать и слушать громкую музыку.

Марисоль снова улыбнулась, добавив, что сеньора не так уж преувеличивает, ведь некоторые так и делают, но не мы, потому что мы — примерные! Обе засмеялись.

— Ну, а теперь пошли в дом, где ты будешь жить. Хозяйку зовут сеньора Эрнандес, и она живёт одна. У неё не отдельный дом, а квартира в четырёхэтажном здании. Но ты не волнуйся, там хорошо. Это приблизительно на полдороге ко мне, то есть до дома, где я работаю.

— А эта сеньора не сердитая?

— Я её не видела, но уверена, что сеньора Суарес такую бы не посоветовала, — ответила Вера.

— Сейчас мы пройдём через местность, где живут богачи, и выйдем к центральной площади этого района, а там уж совсем рядом.

Подруги быстро миновали особняки, остановившись только раз, чтобы передохнуть, поставив сумки на тротуар, ведь поклажи-то было много: рюкзак за спиной Марисоли и четыре сумки, две из которых несла Вера. Они шли с таким грузом пешком, поскольку не имели привычки вызывать такси по всякому поводу, и пройтись пару километров с сумками им не казалось чем-то унизительным.

— Какие же здесь огро-о-о-омные дома, — протянула Марисоль. — Только что-то никого не видно. Они, наверное, на работе?

— Вряд ли им нужно являться на работу каждый день, — усомнилась Вера. — Просто они никуда тут пешком не ходят, а только выезжают и въезжают на машинах, и бегом в дом.

— Как скучно-о-о, — опять протянула Марисоль. — Пошли лучше отсюда, мне здесь не по себе.

Пройдя площадь и повернув на нужную улицу, они добрались до дома бежевого цвета с несколькими акациями перед ним и двумя лавочками. Всё это располагалось несколько поодаль от тротуара, за метровым заборчиком из витых стальных прутьев.

Глава 4

Вера нажала кнопку домофона и представилась. Им разрешили подняться.

Квартира находилась на втором этаже. Они вошли в прихожую.

Сеньора Эрнандес, женщина средних лет, спросила:

— Кто из вас та девочка, которая будет жить со мной?

Марисоль подняла руку:

— Это я.

Хозяйка пригласила их в квартиру, где они всё обговорили за чаем, который сеньора предложила сразу же. От Марисоли ничего не требовалось, кроме порядка и соблюдения тишины, а также была просьба приходить домой не позже 10–11 вечера. Всё это совершенно устраивало Марисоль. Вера же ещё подумала, что насчёт порядка хозяйка может не волноваться.

И правда, спустя несколько месяцев, Марисоль превратила квартиру в какой-то исторический музей, расставив всё строго по науке, то есть аккуратно. Сеньора Эрнандес не только не возражала, но и была премного довольна Марисолью. Ну, а сейчас она попросила её обращаться к себе по имени:

— Не хочу чувствовать себя матроной, называй меня Мануэла.

— Х-хорошо, — замялась Марисоль.

— Я понимаю, ты из небольшого городка и не привыкла так обращаться к старшим, но здесь нравы иные, менее консервативные, так что пожалуйста, — объяснила сеньора Эрнандес.

— Хорошо, сень… Мануэла.

— А мне как к вам обращаться? — спросила Вера.

— Так же, — улыбнулась Мануэла.

Поговорив с ними ещё немного, сеньора предоставила их самим себе, предварительно показав комнату Марисоли.

Вытащив и разложив почти все вещи и посадив коал рядом с подушкой, подруги легли по постель поперёк, задрав ноги на стену, следуя совету матери Марисоли, что так, мол, «ноги отдыхают и из них отходит тяжёлая кровь после нагрузки». Марисоль взяла смартфон и продемонстрировала подруге фотоотчёт об изменениях, произошедших в Трёх Енотах со времени отъезда Веры, главным из которых являлась перекраска скамеек возле памятника Трём Бобрам, то есть Трём Енотам, вместо зелёного цвета в голубой.

— Они всегда были зелёные! — огорчилась Вера.

— Вот именно! Ну кто их просил? — поддакнула Марисоль. — Скорее бы они облупились, и тогда их может быть снова покрасят в правильный цвет. А вот и твой дом. Он пока пустует, там никого нет.

Вера вздохнула.

— А ещё я ходила посмотреть на кроликов.

— Да ну? — оживилась Вера. — И что, видела кого-нибудь?

— Да, видела! И это было удивительно, — заговорила Марисоль невинным голоском. — Ко мне вышел старый мудрый кролик и сказал, что он нас знает и что у тебя всё будет хорошо, и у меня тоже.

— Ну, это уж ты заливаешь, — хихикнула Вера.

— А вот и нет.

— Может ты его и сфотографировала? — спросила Вера.

— Я и хотела, но он ускакал, напоследок сказав мне, чтобы в следующий раз я принесла морковь, потому что она им нравится.

Вера поняла, что Марисоль специально это выдумала для её успокоения, ведь Вера хоть и не сможет поверить в это до конца, но всё же иногда будет допускать такую возможность. Хотя не исключено, что Марисоль и сама в это верит.

— Ну хорошо, — приготовилась Вера задать вопрос, который должен был загнать подозреваемую в ловушку. — А как же он тебе всё это сообщил? Ведь кролики не говорят по-человечески.

— Так я и не сказала, что он произносил слова. Да, он сказал, но языком жестов, — вывернулась Марисоль.

Вера недоверчиво посмотрела на подругу.

Марисоль опустила ноги, и встав на колени рядом с Верой, замахала руками, изображая движения лап и длинных ушей.

— Но я ничего… а вообще-то, похоже, — удивилась Вера. — Как это у тебя так получается?

— Вот видишь! — воскликнула Марисоль. — Это потому, что я ничего не выдумываю, а показываю, что было на самом деле. К тому же, мы всегда говорим друг дружке правду, не считая тех случаев, когда подшучиваем и фантазируем.

«И то верно. Или она сама уверена в том, что это было, хоть этого и не было, или кролик был на самом деле, и уж тут ни во что верить не надо», — подумала Вера.

— Тогда, раз уж ты знакома с этим кроликом, то передавай ему привет от меня в следующий раз.

— Я-то передам, но лучше бы и ты была вместе со мной, — ответила Марисоль. — Разве ты не хочешь съездить в Три Енота? Может быть, осенью, когда настанет время мне вернуться?

— Очень хочу, — призналась Вера. — Хоть мне будет и тяжело увидеть наш бывший дом. Но мы действительно могли бы поехать вместе. Я смогу договориться с Розой.

— Отлично. А теперь я хочу посмотреть город.

— Я нашла тут неподалёку маленькое кафе со сладостями, кажется, там уютно. Хочешь, сходим, а после осмотрим окрестности? — предложила Вера.

— Ещё бы. Я так хочу есть, что у меня уже в животе урчит. Пошли быстрее!

Но прежде чем подруги смогли отправиться обедать и осматривать город, они получили возможность понаблюдать за оживлённой перепалкой возле дома сеньоры Эрнандес.

Две женщины в розовых жилетках — работницы коммунальной сферы, вели словесное сражение с мужчиной в синей жилетке.

— Мужчина! Вы не имеете права так с нами разговаривать! Мы не нарушаем никакие законы.

— Законы? Я здесь закон! Это моя территория!

— Да он какой-то ненормальный, пошли отсюда, Мария.

— Верно, пошли, ну его! Старый чёрт!

— Давайте-давайте, чешите отсюда. А то они мою метлу будут трогать!

— Хам! Чтоб ты провалился!

Пройдя бочком рядом с ругающимися и немного опасаясь, как бы буря не зацепила и их, подруги наконец вырвались на просторы Санта-Эсмеральды, уже не сдерживаясь от смеха, так как тот, в синей жилетке, и впрямь был похож на чёрта с его кустистыми, вздёрнутыми вверх бровями и огромными кистями рук с костлявыми длинными пальцами.

— А теперь веди скорее в то место, — призвала Марисоль.

Глава 5

«Вот я и закончил, даже не верится! Теперь я тоже могу считать себя посвящённым в тайну происхождения людских пороков и источника Зла!»

Ансельмо отложил последнюю книгу из цикла «Хроники Зла», который был создан в девятнадцатом веке французским мыслителем, писателем и поэтом, умершим вскоре после завершения цикла. Его настоящее имя является предметом споров, но сам себя он называл Мэтр О.Д., а на обложках его книг красовалась аббревиатура «М.О.Д.», которая представляла собой не только инициалы, но и кое-что ещё, но что именно, мэтр так и не успел сказать.

В своих книгах он выдумывал небывалые ситуации, которые ставили человека перед ужасной моральной дилеммой, и разрешалась она в конце концов самым преужасным образом. В промежутках же между этими «историями» он пускался в пространные рассуждения о тщете страстей и желаний, иногда в поэтической форме.

Мэтр О.Д. был превосходным выдумщиком и имел своеобразный стиль изложения, который позже повлиял на одного американского писателя, творящего в жанре ужасов.

Благодаря этим качествам — буйной фантазии и внушительной манере изложения — Мэтр зачастую становился кумиром молодых людей, к которым относился и Ансельмо, вынужденный работать в маленькой кондитерской, чтобы накопить денег для поступления в частный колледж, который имел имя и отлично смотрелся на картинках: заросшие мхом и плющом здания, как бы скрытые в лесной чащобе от любопытных глаз, с усыпанными осенней листвой дорожками.

«Ах, ну почему я должен терпеть капризы этих жалких, бестолковых людишек, вместо того, чтобы вращаться в кругу понимающих меня людей? Это несправедливо!» — подумал Ансельмо, забыв о часто повторяемой его кумиром сентенции: «Справедливость — это лишь утлый челн посреди бушующего океана несправедливости».

Душевные страдания Ансельмо прервал дверной колокольчик, и он приготовился встать со стульчика в каморке, чтобы выйти к прилавку. В помещение вошли две девушки.

— Э-эй, есть кто-нибудь? — окликнула помещение Марисоль.

— Марисоль, смотри какие пирожные. Ты будешь такие? — спросила Вера у подруги.

— Спрашиваешь, я сейчас тут всё съем, кроме мебели.

— Здрасьте, — буркнул Ансельмо. — Чего вы хотите?

Ему показали: вот этого, вот этого и вот этого, и ещё кофе и эти булочки.

— Идите садитесь за столик, я принесу.

— В прошлый раз здесь был мужчина — вполне приветливый, а этот молодой человек какой-то бука, — поделилась своими наблюдениями Вера.

— Да, а сегодня здесь мальчик-бука, — прошептала Марисоль Вере на ухо, и обе захихикали.

Ансельмо кровь ударила в лицо: «Они что там, надо мной смеются? У-уу, противные воображалы, скорее бы они съели свои пирожные и убрались отсюда».

Вера прошептала подруге:

— Мне кажется, он может нас услышать, я не хочу, чтобы он подумал, будто мы над ним смеёмся. Правда, мы смеёмся, но только чуть-чуть.

Марисоль кивнула в знак согласия, после чего они сели за один из столиков на улице. Через просветы в кустах, ограждающих территорию перед входом в кондитерскую, можно было рассмотреть городские виды, ведь район, в котором они находились, располагался на некотором возвышении относительно другой части Санта-Эсмеральды.

Они не успели заскучать, как появился Ансельмо с подносом, который он уже собирался было поставить на столик.

— Приятного ап… ап… аппе…, — Ансельмо, сделав неожиданно для самого себя резкий вдох, чихнул что есть сил прямо в поднос.

После непродолжительного затишья послышался мелодичный смех Марисоли. Вера тоже улыбалась, Ансельмо же покраснел, поняв, что выставил себя полным ничтожеством и жалким плебеем, который только и умеет, что чихать в подносы. Пересилив себя, он почти спокойным голосом произнёс:

— Извините, это вышло случайно, сейчас я всё заменю, — и едва живой, под тяжким бременем позора, сдерживаясь, чтобы не побежать, отправился исправлять содеянное.

«Это всё та, глазастая, вывела меня из равновесия, — думал Ансельмо, — и до чего же противная… тьфу, теперь надо тащиться к ним обратно».

Ансельмо был весьма чувствителен к нарушению в глазах других людей воображаемого им собственного образа, и, к тому же, он неверно оценил смех Марисоли, ведь в нём не было издевательских ноток, а только реакция на комичный момент.

Ансельмо почти грохнул поднос на столик:

— Вот, приятного аппетита, — и внутренне сжался, подумав, что зря он так сказал, — аппетит и недавний конфуз не очень-то вяжутся, и глазастая может этим воспользоваться. Но, к счастью, девушки только поблагодарили. В их лицах не было и намёка на смешливость, а, скорее, даже серьёзность, и это было наибольшее притворство, на которое обе оказались способны, ибо едва сдерживались, чтобы не засмеяться. Вера попыталась подумать о чём-нибудь постороннем, чтобы не хихикнуть.

— Давай больше не будем смеяться, по-моему, он на нас обиделся, — попросила Вера.

— Но мы же не хотели его обидеть. Ну да ладно, больше не будем, — согласилась подруга. К тому же, сладости оказались очень вкусными, так что им было чем заняться.

Только они приступили, как с улицы влетел голубь. Приземлившись неподалёку от столика, он потоптался, заглянул себе под крыло и после стал прохаживаться вперёд-назад с видом, который говорил: «Ничего-ничего, не беспокойтесь, ешьте на здоровье, а я тут просто прогуливаюсь, смотрю, всё ли в порядке. Ничего-ничего, я совсем не голоден». Однако подруги раскусили невинную хитрость голубя, старающегося показать, что он сытая, толстая птица, и засыпали его раскрошенными булочками. Таким образом, все насытились и пребывали в приподнятом настроении — все, кроме Ансельмо.

Девушки уже вышли на улицу, как Вера взяла Марисоль за руку:

— Послушай, как-то нехорошо получилось. По-моему, этот молодой человек совсем разобиделся. Может быть, вернуться и что-нибудь ему сказать?

— Да я и сама о том же подумала. Только что сказать? Очень уж он обидчивый. Ладно, я засмеялась, я и буду говорить, — ответила Марисоль и направилась внутрь.

— Кто-нибудь есть? Отзовитесь! — никого и никакого движения. Использовав весь свой репертуар по вежливому привлечению внимания — увы, безрезультатно, Марисоль наконец произнесла уже настолько громко, что не услышать было невозможно:

— Чихающий мальчик, выйдите, пожалуйста, к нам!

Взбешённый Ансельмо выскочил из подсобного помещения и процедил сквозь зубы:

— Никакой я вам не мальчик! А чихнуть может каждый.

— Конечно-конечно, — постаралась успокоить его Вера. — Мы же не знаем, как вас зовут, а вы не выходили.

— Ансельмо. Я был очень занят, — и схватив какую-то тетрадь, он стал ожесточённо её листать.

— Наверное, сопли подтирал, — прошептала Марисоль Вере, и та должна была приложить немалые усилия, чтобы не засмеяться.

— Ансельмо, — начала Марисоль. — Мы с подругой подумали, что чем-то рассердили вас — наверное, смехом. Но мы не хотели вас обидеть, просто мы только сегодня встретились и нам очень весело. И ещё мы понимаем, что вам нелегко общаться с большим количеством посетителей, среди которых могут попасться всякие, — и сказав это, она сделала большие невинные глазки.

«Как же я ошибался насчёт них, решил, что это какие-то испорченные и всех презирающие детки богатых родителей. А эта-то, с красивыми глазами, гораздо лучше, чем мне показалось, и та другая тоже!» — подумал Ансельмо, который, как и многие люди его возраста, бросался из крайности в крайность и уже откровенно восхищался этими девушками. Но при этом он был достаточно самокритичен, чтобы сказать себе: «Вот всегда я так, поспешил с выводами, а ведь сначала нужно приглядеться к людям — вдруг я неправильно понимаю их намерения?».

Вслух Ансельмо сказал, что всё в порядке и он ни капли не обиделся. Также пригласил их посетить заведение ещё как-нибудь.

Подруги немного погуляли по городу, после чего Вера проводила Марисоль до дома сеньоры Эрнандес и они договорились, что завтра Вера будет работать в первой половине дня, а после они встретятся, погуляют и вечером пойдут к Вере в дом госпожи Мендес — смотреть на Мигеля и на то, как устроилась Вера.

На ужин Мигель получил яблоко, а Вомбату и Кенгуру было сказано, что завтра их ждёт огромный сюрприз, после чего Кенгуру упал набок. У Веры приподнялась бровь, и, подумав, что, должно быть, она неровно его установила, исправила это.

Глава 6

Утром Вера побродила по дому, но работы почти не было. В холле она увидела, как Фелипе что-то шепчет на ухо Розе, а та слушает, широко раскрыв глаза. Появившаяся сеньора Суарес, заметив это, спросила:

— Фелипе, ты опять рассказываешь ей всякие выдумки? А ну, марш отсюда, иди к бабушке, — и обратившись к Розе, отчитала её:

— Ну как тебе не стыдно? Взрослая девушка, и слушаешь этого озорника. А он-то и рад — нашёл дурёху, которая внимает ему развесив уши.

Роза надула губы:

— Ну не скажите, сеньора, Фелипе — очень умный мальчик, и он мне рассказал о том, что прочитал в одной книжке о призраках.

Сеньора махнула рукой и пошла по своим делам, а Вера вернулась в комнату, чтобы поиграть с Мигелем в «лабиринт», если он не будет спать. После, выполнив кое-какие мелкие поручения сеньоры Суарес, стала собираться на прогулку с Марисолью.

Не успев поздороваться, Марисоль спросила:

— А что ты будешь делать с твоим отцом? Он ведь подлец? Я всё утро об этом думала!

— Да нет же! Разве ты не помнишь, как я тебе рассказывала о том, что дедушка раскрыл мне правду и что мами всё придумала из-за ошибочных соображений? К тому же, я никогда не называла его подлецом.

— А-а-а-а, да-да, теперь я припоминаю, но я уже привыкла считать, что он плохой, ведь мы поговорили об этом открытии только один раз и после об этом не беседовали, поэтому я и запамятовала. Ну, а всё таки, что ты собираешься делать?

— Я хочу попросить совета у сеньоры Суарес, как мне его найти. Она наверняка знает.

— А-а-а, ну ладно. Поскорей бы! Уж больно интересно посмотреть на твоего отца. Ты ведь возьмёшь меня с собой?

— Да, я и сама хотела попросить, чтобы ты сопровождала меня на встречу с ним, — ответила Вера. — А то очень страшно.

— Ничего не страшно, а интересно, и для тебя важно, — отмахнулась Марисоль. — Зайдём снова в то кафе? Или, может быть, сходим туда, где мы ещё не были?

— Пошли в ту сторону, — показала наугад Вера.

Там располагались небольшие магазинчики, в одном из которых они увидели велосипеды.

— Вот бы нам по велосипеду, — подумала вслух Вера.

Когда они жили в Трёх Енотах, то у них были велосипеды, и они на них иногда ездили к кроликам и в другие места. Но только иногда, так как велосипеды были старые и постоянно ломались.

— Теперь осталось найти подработку для меня, а ты жалование уже получаешь. И тогда у нас будет по велосипеду, — одобрила Марисоль. — Мы могли бы обследовать весь город, поехать туда, куда ещё не ступала нога человека.

На том они развернулись и пошли в направлении особняка сеньоры Мендес.

Вступив на задний дворик дома, Вера сообщила:

— Здесь я впервые увидела Мигеля, потом он вот так побежал (Вера изобразила, как побежал Мигель). А там я его поймала, — говорила она, одновременно открывая своим ключом заднюю дверь.

Немного показав подруге первый этаж, Вера провела её в свою комнату, не желая злоупотреблять, ведь дом не её.

— Ох, до чего же у тебя тут хорошо, — воскликнула Марисоль. — А вот и он, я вижу.

— Сю-сю-сю, ути-пути, — приговаривала Марисоль, поглаживая пальчиком мышонка.

— И правда, он похож на маленького человечка.

Поиграв с ним ещё немного, она сняла рюкзак и объявила:

— А теперь у нас на очереди встреча старых друзей, и достав двух коал, поднесла их к Вомбату и Кенгуру, потерев их друг о друга носами и после усадив рядом.

— Ну всё, моя миссия завершена, теперь можно пить чай с печеньем, которое мы купили. Чего же ты ждёшь, Вера?

— Я вот думаю, может, пригласить Розу, если она не занята, и вы бы заодно познакомились.

— Я только за, скорее зови её!

Несмотря на отнекивания Розы, Вера всё же уговорила её.

После того, как все стали знакомы и начали пить чай, Роза спросила, покосившись на клетку:

— А он не кусается?

— Ну что ты, он очень воспитанный и способен укусить, только если играет, да и то не больно, — успокоила её Вера.

— Можно мне подойти к нему?

— Подходи смело, и можешь погладить. Разве ты так сильно боишься маленьких грызунов, Роза? — улыбнувшись, спросила хозяйка комнаты.

Роза тоже улыбнулась, но ответила серьёзно:

— Да, боюсь, у нас их все боятся.

— А почему?

— Потому что они связаны с миром духов, — ответила Роза. — Так говорят наши старейшины.

— У вас, что же, есть старейшины, прямо как у индейцев?

— Да, — просто ответила Роза. — Когда-то на месте нашего посёлка стоял индейский посёлок. Мы стараемся их не забывать и почитать их память.

Марисоль принялась расспрашивать её о том, каких ещё животных нужно бояться по мнению старейшин — и таких животных оказалось немало. Получалось, что нужно бояться почти всех, кроме избранных, таких, например, как муравьеды и попугаи, и ещё домашние, да и те не так просты, скажем, кошки. Но бояться их нужно не потому, что они страшные, а потому, что они выполняют важные поручения и им не стоит мешать. Напоследок Роза добавила:

— И ещё кое-кого!

Девушки заинтересовались, это кого же?

— Нет-нет, я не хочу об этом говорить.

Но Марисоль, воспользовавшись силой своих карих глаз и убаюкивающего всякую тревогу тона, всё же смогла убедить Розу рассказать им об этом. Вообще, Марисоль, когда хотела, то могла разговорить кого угодно.

Глава 7

— Вы только не смейтесь надо мной, но я сама её видела, — понизив голос начала Роза.

— А кто это? — ждала пояснений Вера.

— Это чупакабра!

Марисоль изо всех сил сдерживала себя, чтобы не разразиться смехом, да и Вера тоже. Эти россказни о демоническом существе, пьющем кровь коз (о чём говорит его название), регулярно ходили в самых дремучих слоях трёхъенотового общества, но остальные считали их просто отсталыми людьми, верящими, словно дети, во всякие басни, что рассказывают впавшие в детство пожилые сеньоры.

Роза заметила, какое впечатление произвели её слова, но она другого и не ждала.

Вера с Марисолью это поняли и пообещали со всей серьёзностью отнестись к её рассказу, в конце концов, в мире осталось ещё много непознанного, так что они приготовились слушать.

Роза отхлебнула чая для храбрости и начала рассказ:

«Копаюсь я как-то вечером в дисках, которые папа недавно привёз из города, чтобы выбрать, какой мультфильм посмотреть, — я их люблю! А то ведь телевидение-то у нас плохо показывает, интернет я вообще не видела до Санта-Эсмеральды, вот и приходится ездить в город за дисками.

Копаюсь я копаюсь и всё не могу выбрать. Ну, думаю, закрою сейчас глаза и ткну наугад. Я так и сделала, но попала не на мультфильм, а на сборник с документальными фильмами, который папа, верно, привёз для себя и мамы. Один фильм об истории воздухоплавания, а другой — обо всяких сказочных существах, которые существуют у разных народов. Но делать нечего, раз уж выбрала, то надо смотреть. Первый фильм мне было смотреть не очень интересно — хотя фильм интересный для тех, кто интересуется воздухоплаванием. Но я всё же его досмотрела. Дальше пошёл фильм о тех существах, а я уже и до этого клевала носом, так теперь и вовсе сильно захотелось спать, так как страсти я не люблю, но тут вошла мама и напомнила мне, чтобы я сходила проведать одну нашу козочку, — она недавно приболела. Я себя отругала за то, что забыла о ней, и пошла тотчас во двор. Вышла, а снаружи уже темнотища, только свет из окон спасал, а то я бы не пошла без фонаря, и пришлось бы мне возвращаться. Но я решилась пойти так.

Иду я к крытому загону, и тут на дереве зашевелилась и треснула ветка. Я подумала: «Хоть бы не дикий зверь какой или хуже — ведьма!». Я-то в них не очень верю, но всё же. И бабушка говорит, что они бывают. Сидят, говорит, «…на ветках, словно большие птицы в прогнивших балахонах со свисающими лохмотьями, которые колышутся на ветру, а путник, заинтересованный чем-то свисающим с ветвей, подходит — и тут ведьма опускается на него и высасывает жизненные силы, чтобы жить самой…»

В общем, подхожу я к загону и вдруг вижу там какие-то огоньки. Два красных огонька. Я не понимаю, что это, и подхожу ближе. И здесь уже слышу тихое такое, жалобное блеяние.

«Ой-ёй-ёй, — подумала я, — это козочка жалуется, что я её забыла», — и прибавляю шаг.

Подойдя же совсем близко, я увидела какую-то непонятную тень, нависающую над этой козочкой. И вдруг, как загорелись два огромных красных глаза и раздалось шипение, а я уж тогда совсем привыкла к темноте и смогла разглядеть это чудовище — эту чупакабру. Она пила кровь из нашей козочки.

Несколько секунд я могла только двигать глазами, а больше ничем, потому что одеревенела от страха. Постояла я так секунд пять, и до того мне стало жалко нашу козочку, что я, забыв о страхе, схватила в углу лопату, подбежала и ка-а-ак дала по башке чупакабре — та аж отлетела, а после сильно разозлилась и зашипела. Но увидев, что я наступаю на неё с оружием, убежала.

Я успокоила всех коз, взяла эту — больную, и отнесла её в дом, к себе в комнату. Своим же я решила ничего не говорить, а сделать амулет. Я знала как — мне рассказала бабушка, ещё давно. Надо взять несколько лепестков роз, они у нас есть, после завернуть их в бумажку с заговором и одной молитвой, потом обернуть плёнкой, чтобы не размокло, и полить всё это святой водой — она тоже есть.

Утром я увидела, что козочки нет. Видно, мама заходила, пока я спала, и отвела её обратно.

А я взяла тетрадку с заговорами и молитвами, сделала талисман и привязала его в загоне так, чтобы никто не видел и козы не съели.

А та козочка выздоровела».

Глава 8

— Ой, какие ужасы ты рассказываешь, — покачала головой впечатлённая Марисоль. — И больше это чудище не возвращалось?

— Нет, больше не возвращалось.

— А у нас тоже был страшный случай, — похвалилась Марисоль.

— Да ну? А вы мне расскажете? — попросила Роза, положив в рот печенье.

— Пусть расскажет Вера, а то я начну волноваться.

— Ты имеешь в виду тот дом? — уточнила у подруги Вера.

— Именно.

— Ну ладно, Роза, слушай. Хотя это и не так страшно, как у тебя, однако нам было очень страшно.

— Не буду объяснять подробно, но когда мы учились в школе, Марисоль невзлюбила одна девочка — Каролин. И вот как-то раз она, Мира-Мегатрон и Бланка — это всё её компания — подходят к нам.

— Кто, Мегатрон?

— Ну да, так прозвали ту девочку за то, что она огромная и злая, и похожа на Мегатрона.

— Понятно, — неуверенно сказала Роза.

— Ну вот, подошли они к нам, и Каролин говорит Марисоли: «Я слышала, что ты хвасталась, будто не боишься дома с привидениями?

— Я всего лишь сказала, что не верю в привидения, и вряд ли в доме есть что-то страшное, кроме того, что он заброшенный.

— Но вот некоторые там бывали и говорили, что видели привидения. И я там тоже бывала и кое-что видела.

— Правда? — спросила Марисоль. — Я слышала, в прошлом году, как некоторые, — она покосилась на подруг Каролин, — как некоторые восхищались твоей героической вылазкой. Но кто ещё это видел? Чем ты можешь это подтвердить?

— Да об этом знает весь город! — взбеленилась Каролин. — Спроси у кого хочешь!

— Ага, весь город, как же. Это только если он состоит из трёх человек.

Каролин, видя, что начинает проигрывать этот поединок, решила изменить тактику и, сделав скучающий вид, произнесла:

— Ну конечно, сейчас ты будешь меня уверять, что не веришь в привидения и мне не веришь, лишь бы туда не ходить. Я так и знала, что ты трусиха, труси-и-и-ишка, — начала поддразнивать Каролин».

Вера пояснила, что Каролин никогда не могла вывести из себя Марисоль, но в тот раз ей это удалось из-за того, что она очень противно и в то же время смешно произнесла слово «трусишка», и окружающие стали посмеиваться.

Задетая Марисоль сказала:

— Ах так? Тогда я тоже схожу туда и ещё сниму всё на телефон — сделаю селфи! Чтобы у меня были доказательства, в отличие от тебя. Ведь у тебя их почему-то нет, а есть только слова, — и сделала такой жест пальчиком, который показал, как она «верит» словам Каролин.

После этого чаша весов снова стала клониться в сторону Марисоли, и смешки стали раздаваться уже в отношении Каролин.

Допив полчашки чая, Вера продолжила:

«Каролин в ответ на это крикнула:

— Мы трое тоже пойдём, и будем стоять рядом с домом, чтобы всё видеть своими глазами! А ты должна пробыть там целый час, — но спохватившись, что им тоже придётся торчать целый час перед домом, добавила:

— Нет, двадцать минут, и ещё выгляни из окна второго этажа. А то вдруг ты зайдёшь и будешь стоять рядом со входом, а потом наврёшь, что ходила по дому.

Тут Вера добавила, что она также приняла участие в этой перепалке, заявив Каролин следующее:

— Мы пойдём вдвоём. Я тоже иду с ней!

— Ну уж не-е-ет! Пусть идёт одна.

— Но ведь, как мы слышали, сама-то ты ходила в дом не одна, а с Мега… с Мирандой? Так что всё честно. Это наше последнее слово, а если тебе не нравится, то оставь нас в покое!

Немного помолчав, Каролин сказала:

— Ну ладно уж, ладно, я согласна, это будет честно. Но идёте вы уже сегодня вечером, в сумерки. И фонарики не включать, там ещё должно быть что-то видно в такое время. Можете один раз использовать фонарик для вспышки, когда будете делать ваше селфи, но больше ни-ни. Ведь мы с Мирой фонари не включали».

— Ну вот, так мы и пошли вечером в дом с привидениями, — продолжила она рассказ:

«Он находится на окраине городка, и по рассказу моего дедушки, семейство, которое там жило, как уехало в другую страну, так и не вернулось. В городе же болтают, что они никуда не уехали, а умерли там страшной и загадочной смертью, но какой — неизвестно!

Когда мы подошли, наши соперницы уже были там, а Каролин стояла с таким лицом, на котором было прямо-таки написано: «Я так и думала, что они испугаются и не придут, только зря время потеряли», а потом: «Пришли всё-таки. Тянули до конца, надеялись, что когда придут, нас здесь уже не будет. Трусихи, фффф-фффф».

— Ну что, стра-а-а-ашно? — язвительно поинтересовалась Миранда.

— Нет, — как отрезала Марисоль, а я же не соизволила ничего ответить, и мы, не откладывая на потом, вошли в дом.

Мегатрониха нам вслед заулюлюкала, но Каролин велела ей заткнуться.

Войдя в небольшую прихожую, мы повернули направо и попали в комнату с лестницей на второй этаж в левом углу. В доме всё было очень скрипучее, с запахом затхлости и потёками на стенах. Внутри ещё можно было что-то разглядеть, но уже с трудом.

Мы решили сразу подняться наверх, чтобы показаться в окне тем девочкам и сфотографировать себя для доказательства.

Как только мы поднялись, так чуть и не бросились бежать назад. В конце коридора стоял шкаф, а рядом с ним кто-то сидел, привалившись сбоку.

От ужаса мы едва смели дышать, но через некоторое время смогли разглядеть, что это просто куча тряпья, сваленная рядом со шкафом. Мы повеселели и сделали фотографию. Осталось только показаться из окна — так, чтобы нас было ясно видно.

Мы заглянули в одну из комнат, постояли немного на пороге, пытаясь разглядеть, можно ли безопасно дойти до окна, как обе одновременно увидели в углу два зелёных глаза, горящих адской злобой, — так нам показалось!

— Миу… миииу, мяу, — из угла донеслось жалобное мяуканье.

Там лежала очень тощая кошка с двумя дрожащими котятами. Видимо, они голодали. У нас быстро созрел план: забираем их и несём к одной сеньоре, любительнице кошек.

Марисоль взяла кошку, я — котят. Выйдя, мы не стали долго разговаривать с этой троицей и пошли в сторону дома той сеньоры. Бланка сказала нам вдогонку, что мы молодцы, после чего Каролин пнула со злости пустой пакет от чипсов, которые они ели, пока нас ждали.

Ну, а потом мы отдали кошачье семейство, и оно в дальнейшем осталось жить у той женщины».

— Вот такая история.

Глава 9

— Ваша история тоже очень хорошая и интересная, — похвалила их Роза.

Девушки принялись задумчиво жевать печенье, находясь под впечатлением от рассказов друг друга и вспоминая про себя, какую бы ещё «жуть» можно рассказать.

— Роза! Роза! Да куда же ты запропастилась? — послышался голос сеньоры Суарес из коридора.

— Чаво? — гаркнула Роза. Я здесь.

Вера приоткрыла дверь и впустила домоправительницу.

— Ой, как вас много. Здравствуйте, девочки. Я вижу новое лицо.

Вера представила Марисоль, после чего сеньора, обратившись к Розе, с укором сказала:

— Ты опять чавокаешь. Разве ты не знаешь, что так говорить некрасиво?

— Простите сеньора Суарес, я же по привычке, я знаю, как правильно говорить.

— Ну ладно, вообще-то я искала тебя, чтобы попросить о помощи, но раз уж вас тут трое, то, может, вы все вместе пойдёте со мной? У меня в конторке закатилась брошь под сейф, и я никак не могу её достать. Пробовала веником, но брошь, видно, зацепилась иглой за доску, а сама я сдвинуть сейф не могу. Поможете?

Девушки с готовностью вскочили и пошли за экономкой.

Потоптавшись немного возле сейфа, Вера с Марисолью только ухватились за нижний край, как ррр-раз — и Роза отодвинула огромный стальной ящик на полметра.

Удивляться тут нечему, ибо Роза была сильна, как лошадь. И таковы многие девушки, выросшие в провинции. Вера тоже обладала изрядной силой, но уж точно не такой, как Роза. А хрупкая Марисоль была скорее исключением, но недостаток физической силы она вполне компенсировала удивительной ловкостью.

— Вот так да! — уставилась сеньора Суарес на помощницу. — Это ж сколько силы-то у тебя? Ты, пожалуй, могла бы играть медведицу в кино.

— Хи-хи-хи, у нас в семье все такие, а братья вообще во-о-о! — показала Роза величину бицепсов.

— А по виду-то не скажешь, фигура как фигура.

И правда, телосложением Роза не выделялась — она выглядела, как вполне обычная девушка.

Сеньора подняла брошь, и помощницы уже втроём задвинули сейф на место.

Поблагодарив всех, сеньора Суарес приняла приглашение на чашечку чая.

Проходя через главный холл, они остановились, так как домоправительница поинтересовалась у Марисоли, хорошо ли та устроилась у сеньоры Эрнандес, которую она же и порекомендовала. Смогли они найти общий язык? И едва группа возобновила движение, как в холл вошла сеньора Мендес, вероятно, только что приехавшая.

Она явно была удивлена таким столпотворением, но, к счастью, не рассержена, впрочем, такого за ней и не водилось.

Сеньора Суарес всё объяснила, подойдя к госпоже, и та, кивнув, приблизилась к трём девушкам.

— Добрый вечер, сеньориты, — в своей обычной призрачной манере произнесла госпожа — в ответ девушки тоже поздоровались, а Марисоль, сцепив спереди руки, выполнила полупоклон на японский лад.

Позже она объяснила Вере свой поступок тем, что сеньора Мендес выглядела очень величественно и красиво, и вообще, откуда ей знать, как принято здороваться с такими особами.

— Это очень мило с твоей стороны, — улыбнулась госпожа, посмотрев на Марисоль. — Мне жаль, что старинные формы приветствия остались в прошлом, ведь когда это уместно и не имеет налёта самоуничижения, то выглядит очень изящно, — госпожа ещё раз внимательно посмотрела на Марисоль.

— Значит, ты подруга Веры из Трёх Енотов? Ты произвела на меня самое благоприятное впечатление и поэтому ты можешь посещать Веру совершенно свободно, я ничего не имею против, — выдала сеньора Мендес и, прикрыв глаза ладонью, завершила:

— Я сегодня очень устала и уже иду спать, но мне бы хотелось выпить перед сном горячего шоколада.

— Ступайте наверх, я сейчас принесу, — сказала сеньора Суарес и через десять минут ненадолго присоединилась к девушкам.

Поболтав немного после ухода экономки, Вера пошла провожать Марисоль, а Роза — к себе. Подруги расстались на полпути, поскольку Марисоль сказала, что так будет честно.

Глава 10

Вернувшись, Вера покормила Мигеля и пообещала Вомбату с Кенгуру, что коалы ещё навестят их.

Она подумала об отце — вдруг не получится его найти? Или он прогонит её, даже не захотев узнать поближе? Да ещё вспомнился потерянный дом в Трёх Енотах, и настроение постепенно скатилось до самой настоящей меланхолии, и она надумала послушать подобающую настроению музыку. Что-нибудь ужасно печальное и трагичное, например, песню «Окровавленные жемчужины», группы «Аляска и Динарама». В ней пелось и об этих жемчужинах, и ещё про растоптанный цветок и загадочное убийство.

«Ну и прекрасно, очень хорошо! Если уж помирать с тоски, так с соответствующей песней».

Прослушав её раза три, Вера подумала: «Коли здесь всё так печально и беспросветно, то хорошо бы улететь подальше с этой юдоли печали, с этой Земли», — и включила сборник со всякой «космической» музыкой 70-80х годов. Там как раз под электронные ритмы улетали далеко-далеко.

Ей вспомнилось, как однажды младший брат Марисоли, которого звали Сильвино, уговорил их посмотреть вместе с ним пару серий из сериала «Звёздный путь — Следующее поколение». Им же сначала не хотелось, поскольку подобной тематикой они до этого не интересовались, но, посмотрев, обе просто влюбились в тот мир и экипаж звездолёта, в немалой степени из-за красивой униформы. И конечно, им понравилось то, что на Земле двадцать пятого века, когда и происходит действие сериала, уже нет ни государств, ни денег, ни необходимости заботиться о куске хлеба. А уж после Вера прочитала и «Туманность Андромеды», и кое-что другое в том же роде.

У Марисоли любимцем стал один молодой энсин, а у Веры — капитан Пикар, хотя вообще им нравились все. И так они этим увлеклись, что Марисоль как-то заявила:

«Вот было бы хорошо служить нам на таком корабле, и летать в разные интересные места! Я бы стала третьей помощницей капитана!»

Вера с сомнением посмотрела на Марисоль:

— Третьей? А ты не перегнула? — хихикнула Вера. — Ведь ты ничего не умеешь из того, что нужно уметь на космическом корабле.

— Ну хорошо, я согласна стать просто одной из помощниц капитана.

Они стали придумывать, чем бы могла заняться на звездолёте «одна из помощниц капитана», и, наконец, Вера придумала, — схватив подушку и прижав её к себе, довольная донельзя, она объявила:

— Ты могла бы заведовать чистотой и порядком на корабле!

— Я была бы уборщицей?

— Да нет же! — возмутилась Вера, столь приземлённым пониманием её замысла. — Ты бызаведовала всей чистотой на корабле, и у тебя была бы целая армия роботов-уборщиков, то есть ты ими бы командовала!

— Ну ладно, — обрадовалась Марисоль, — роботы, так роботы.

— Да, и у тебя была бы форма со знаками отличия, — продолжала Вера рисовать великолепную картину преимуществ подобной должности для Марисоли. — И тебе бы отдавали честь младшие члены экипажа! А может, и старшие, не знаю точно.

У Марисоли загорелись глаза — ей нравилось!

— Ну, а ты? Кем бы хотела служить ты? — поинтересовалась она у Веры.

— Ну, я могла бы стать библиотекарем, а потом, после того как выучусь, стала бы ветеринаром. Ведь доктор на корабле есть, но она человеческий доктор, и не может же быть, чтобы там совсем не было домашних животных. И на других планетах тоже могут найтись больные животные.

— Это ты снова хорошо придумала, — одобрила Марисоль.

Воспоминания из детства снова вернули страдалице отличное настроение, и, весело поиграв со своими маленькими дружками и почитав немного «Удольфский замок», она легла спать.

Глава 11

Новый день принёс хорошие новости в лице сеньоры Суарес, которая постучала утром в дверь.

— Здравствуй, Вера. Ты попросила меня о помощи в поисках твоего отца, и вчера вечером я уже кое с кем переговорила.

Она протянула Вере бумажку с номером телефона и именем:

— Знакомая моей знакомой занимает небольшую должность в администрации нашего городского университета, в котором, по твоим словам, учился, а после и работал твой отец. Позвони по этому номеру в полдень и поговори с этой сеньорой, она обещала помочь.

В двенадцать часов дня Вера позвонила той женщине и, сообщив, что нужного человека звали Марко Гомес и он, вероятно, когда-то работал в их библиотеке, она сразу получила ответ:

— Так он и сейчас работает — он ей заведует.

— А вы могли бы… а вы не могли бы… дать мне его адрес? Мне очень надо!

— К сожалению, я не могу, — ответила сеньора. — Так делать не полагается. Но поскольку меня заверили, что вам можно доверять, то я дам вам подсказку, а вы уж решайте, как ей воспользоваться, хотя… разве вы не можете просто встретиться с ним? Раз уж вы теперь знаете, где он работает.

— Ммм… я не… уф, я пока не могу.

— Ну хорошо, слушайте. Сеньор Гомес проживает совсем недалеко от университета, и полагаю, что он ходит на работу пешком. Я полагаю, что он выходит на работу из большого пятиэтажного серого дома.

— Я вам очень благодарна, вы мне очень помогли, большое спасибо!

И на этом они попрощались.

Встретившись вечером с Марисолью, Вера ей всё рассказала.

— Давай за ним проследим и узнаем, где тот дом, — предложила она.

— Но ведь мы не знаем, как он выглядит, да и следить за человеком мне не очень хочется, — возразила Вера.

— Ну ладно, тогда нам остаётся только одно: мы обойдём университетскую округу и найдём тот серый дом. Но что делать, если таких домов окажется много?

— Пошли прямо сейчас, а дальше посмотрим, — сказала Вера, — та женщина сказала, что он живёт совсем рядом, что сужает район поиска.

«Что сужает район поиска», — с важным видом повторила Марисоль. — Ты где таких словечек нахваталась? — и обе посмеялись над фразой, не свойственной обычной манере речи Веры.

Через сорок минут блужданий они увидели пятиэтажный серый дом с пятью подъездами. Рядом с входными дверями имелись панели домофонов с кнопками звонков и указанными рядом фамилиями жильцов. Обойдя все подъезды, девушки обнаружили только двух жильцов с фамилией Гомес, но у одних перед фамилиями стояли буквы «Б» и «Н», а вот у другого — буква «М», что могло значить «Марко», и подруги подумали, что это может быть он.

— Позвоним? — спросила Марисоль.

Вера сделала запрещающий знак руками и замотала головой:

— Ни за что! Вернее, не сейчас, я совсем не готова.

— А как ты хочешь приготовиться? — поинтересовалась Марисоль.

— Как-нибудь… не знаю я как, но нельзя же так сразу! Давай в другой раз.

— Ну как хочешь, подруга, но лучше не тянуть. Может быть, завтра? Давай решайся!

— И как мне это сделать, как решиться?

Марисоль задумалась:

— Вот что, ты сейчас скажи, что мы идём завтра, а если и завтра ты будешь по-прежнему в нерешительности, то отступать будет уже поздно, так как ты уже будешь согласная, что мы идём завтра. И тогда придётся идти, чтобы не выглядеть тряпкой.

Вера вздохнула:

— Что-то мудрёное ты придумала, не пойму я, как это может устранить мою нерешительность и, помолчав немного, снова вздохнула и промолвила:

— Ладно, идём завтра. Но ты всё время будешь со мной! — и про себя подумала: «Ну, а если завтра я откажусь и буду выглядеть тряпкой, так что с того? Хоть метёлкой или шваброй — и пусть! К тому же не известно, будет находиться дома этот Гомес или нет, — мало ли, какие у него дела? Да может, это и не он вовсе».

— Я не отступлю от тебя ни на шаг, — пообещала Марисоль, — а если он окажется злым, начнёт кричать и нам придётся убегать, то убежим вместе! — добавила она для успокоения Веры, которая ухватилась за эту возможность, подумав: «Точно! А ведь можно и убежать, как бы позорно это ни выглядело».

Договорились, что Марисоль завтра зайдёт за Верой в пять часов вечера и они вдвоём пойдут к Марко Гомесу.

Вечером Вера поговорила с сеньорой Суарес, и та ей сказала следующее: «Оставь все свои сомнения. Если этот человек тебе не понравится, то ты просто уйдёшь, поняв, что всё это было ошибкой, после чего, погрустив пару недель, продолжишь жить как раньше. Но если вы найдёте общий язык, то представь себе, как может измениться твоя жизнь в лучшую сторону. Так что иди обязательно, а после всё мне расскажешь».

Ещё Вера поговорила с Мигелем и плюшевыми дружками, и уж после этого её решимость возросла до максимума, поскольку их поддержка была стопроцентной. Довольная всем этим, она легла спать.

Глава 12

Утром от вчерашней решительности не осталось и следа. Надо отвлечься работой.

Возле задней двери Вера столкнулась с сеньорой Ди — та впускала Фелипе, который, как оказалось, забежал перед школой забрать вчерашние булочки и сдобы. Он поздоровался с Верой, откусил булочку и двинул в школу, теперь уж не рискуя оголодать по дороге, довольный ещё и тем, что совсем скоро настанут летние каникулы. В этом году их отпускают на отдых гораздо позже, а ему уж не терпится.

Ди сообщила, что сегодня она будет проводить инвентаризацию, поскольку сверху поступил срочный запрос на указание необходимого количества закупок, требуемых для пополнения запасов, и посему у неё не будет свободного времени. Так что, если захочется поесть, то, мол, приходите на кухню и делайте себе что-нибудь сами. И ещё добавила, что «…едоков-то в доме ого-го развелось!» Дескать, бедная госпожа так может без портков остаться, что, конечно, было преувеличением, вызванным раздражённостью сеньоры Ди из-за свалившейся на неё неожиданной работы по учёту, которую она терпеть не могла, так как приготовление пищи, по её мнению, это стихия, и какая уж тут бухгалтерия. Тем более что госпожа, несмотря на свой потусторонний имидж, была очень пунктуальной, а сегодняшний запрос пришёл в неположенный срок, хорошо хоть, что она никогда не требовала какой-то особой точности и вполне удовлетворялась самыми приблизительными расчётами.

Как и договаривались, в пять часов вечера пришла Марисоль. Она принесла коал и посадила их рядом с собратьями, а после поставила чай для себя и Веры, пока та одевалась.

Как уже упоминалось, одежды у Веры было немного, но она всё равно не могла выбрать, так как не хотела показаться отцу дурно выглядящей, и в конце концов остановилась на своём форменном платье, которое очень ей шло.

Подруги попили чай, пощекотали Мигеля, и Марисоль спросила:

— Ну что, ты готова? Идём?

— А может быть, не сегодня? У меня такое чувство, что сегодня идти не стоит, — но Марисоль в ответ на это встала и, взяв Веру за руку, потянула за собой.

К серому дому они подошли в шесть, и Марисоль произнесла:

— Мы не знаем, до которого часа он работает, но в такое время он вполне уже может быть дома.

Вера нажала на кнопку вызова. Довольно быстро им ответил удивлённый мужской голос:

— Да, я вас слушаю… и вижу. Вы к кому?

— Вы сеньор Гомес, Марко Гомес? — спросила Вера.

— Да.

— Нам очень нужно с вами поговорить. Можно к вам подняться? — присоединилась Марисоль.

— Ну что ж, поднимайтесь на третий этаж.

Марко стоял в дверях, и когда подруги поднялись, сделал жест рукой, приглашающий войти в прихожую.

— Вы случайно не те девицы, которые убеждают первого встречного незнакомца перестать грешить и встать на путь исправления, следуя наставлениям в той книге, «которая изменит всю вашу жизнь»?

— Нет-нет, мы по другому вопросу, — ответила Вера.

— Может, пройдём в комнату, и вы мне всё расскажете?

Но тут Марисоль, снова забыв, что Марко не является тем человеком, каковым выставила его Селеста перед Верой, предупредила:

— Только без глупостей, нам всё о вас известно!

— Что известно? — явно удивился сеньор Гомес.

— Всё! Мы знаем, на что вы способны!

Тут Вера дёрнула подругу за руку и прошептала на ухо:

— Что ты говоришь, ты разве не помнишь?

Марисоль поняв, что говорила сейчас с воображаемым ею Марко по старой привычке, смутилась и добавила уже другим, извиняющимся голосом:

— Просто у Веры есть для вас очень важное сообщение.

Марко кивнул и проводил их в комнату, предложив сесть на диван, а после спросил:

— Ну, так что за сообщение?

— Вы мой отец! — выпалила Вера и тут же поправилась, — то есть, скорее всего.

— Почему вы решили, что я ваш отец? Насколько я знаю, у меня детей нет.

— Вы помните Селесту Хименес из Трёх Енотов? — спросила Вера.

— Да, ту которую вы… — Марисоль хотела сказать «бросили», но, опомнившись, после лёгкой заминки добавила:

— Да, ту, которую вы знали когда-то? А если не знали, то так и скажите!

Этот, несколько вызывающий тон Марисоли был продиктован желанием до конца выполнить свою миссию по охране Веры в этом щекотливом деле.

Вера легонько ткнула её в бок, давая понять, что нужно угомониться.

Марко присмотрелся к девушкам, переводя взгляд с одной на другую:

— Да, я отлично помню Селесту, но мы расстались очень давно.

— Я Вера Хименес! И моя мама сказала мне, что моего отца зовут Марко Гомес.

— Да вы посмотрите — вы же очень похожи! — воскликнула Марисоль.

Он продолжал смотреть то на Веру, то на Марисоль.

— Нет-нет, на меня можно не смотреть, я просто её подруга, — уточнила Марисоль.

— Да, действительно, некоторое сходство есть. — А где Селеста?

Вера рассказала всё, что узнала от дедушки, и сообщила, что их обоих уже нет в живых.

Марко был определённо расстроен:

— Как же так? Ведь Селеста ещё молодая, а сеньор Диего… ну да, он-то уже в возрасте.

— Вы не думайте, я пришла просто так, познакомиться, — уточнила Вера. — А если вы этого не хотите, то я уйду и не буду вас беспокоить.

— Нет-нет, не уходите. И подождите, я думаю, что нам всем не помешает выпить по чашечке чая, — и вышел из комнаты.

— Опять сбежал!

Вера укоризненно посмотрела на подругу, но та озорно улыбалась. — Да помню я, помню — я пошутила.

Вера тоже улыбнулась.

Марко вернулся со всем необходимым для чаепития и после того, как гостьи пригубили напиток, он поставил чашку на стол и попросил:

— Вера, расскажи мне всё с самого начала, в том числе и о себе.

Она исполнила его просьбу.

— Вот, значит, как! Получается, что ты живёшь там совсем одна?

Тогда Вере пришлось рассказать и о том, что случилось с домом, и о том, что она работает и живёт здесь неподалёку.

— Это всё так неожиданно, но я рад, что ты пришла ко мне, Вера, — обратился к ней Марко. — Жаль, что мы не встретились раньше, но сейчас нужно наверстать упущенное.

Он принялся её расспрашивать о том о сём, обращаясь также и к Марисоли. Он лишь однажды прервался — поискать что-нибудь вкусное к чаю, но ничего не нашлось, кроме вчерашней булочки. — Вы подождёте меня? Я выйду купить сладкого для нас, — спросил он.

— Не беспокойтесь, мы можем сами сходить, — предложила Вера, после чего Марко протянул ей деньги, хоть она и не хотела брать, но Марко сказал, что раз уж он принимает, то ему и угощать.

Они спустились вниз и зашли в кондитерскую, расположенную рядом, в ту, на которую указал Марко.

Поскольку он велел им денег не жалеть и купить всего самого вкусного и побольше, то они так и сделали, правда, приобретя всё же меньше того, что им бы хотелось попробовать, так как, несмотря на манящий вид этих сладостей, они не хотели показаться жадными.

Теперь разговор пошёл веселее, и Марко подробно расспросил Веру о жизни в доме сеньоры Мендес.

— Вообще-то я её немного знаю, — отметил Марко. — Нельзя сказать, что мы хорошо знакомы, но она иногда берёт очень редкие книги в нашей библиотеке. Да и в нашем городе многие её знают с самой лучшей стороны. Она ведь из очень известного семейства. Так она тебе понравилась?

— О да, очень понравилась! Она очень добрая. Если бы не сеньора Суарес и сеньора Мендес, то тогда даже и не знаю, что бы я делала.

— Теперь ты можешь рассчитывать и на меня, — обратился к ней Марко. — Мы можем стать настоящими отцом и дочерью, если ты, конечно, желаешь того же.

Вера дала понять, что желает.

Посидев ещё с полчасика, девушки сказали, что им пора, и Марко предложил Вере приходить в любое время — хоть завтра же, после пяти часов вечера. И Марисоли тоже, так как он видит, что они словно сёстры.

В своей комнате Вера упала на постель, очень довольная тем, как всё прошло. Мигель спрыгнул из клетки прямо на голову Веры и, проскакав вниз, принялся покусывать ей пятку, правда, это было не больно, а, скорее, щекотно.

— Ну вообще! — сказала Вера и поместила Мигеля обратно в клетку.

«Надо бы пойти всё рассказать сеньоре Суарес, как я и обещала. Хотя нет, уже поздно — завтра». Попрощавшись с Мигелем, она повернулась на другой бок, уткнувшись в кого-то из мохнатой четвёрки. Коалы-то сегодня остались у Веры.

Глава 13

В последующие дни Вера несколько раз посещала отца, или «папи», как она стала его называть, — заходила и в одиночку, и с Марисолью. В один из таких дней, когда они пришли к нему вдвоём, особенно много вспоминали дедушку Веры, Диего. Вера среди прочего передала Марко содержание той беседы, в которой дедушка рассказал о библиотекаре Алехандро и о книге Ансельма Мохнатого.

Отец очень заинтересовался этим и расспросил обо всём в подробностях.

Оказывается, он отлично знал о Старом Еноте и когда-то даже разговаривал с ним несколько раз по телефону. Ведь Марко искал эту книгу, а точнее говоря, издание шестнадцатого века или хотя бы восемнадцатого, являющегося точной копией того, первого. Ведь только в этих двух изданиях рукопись Ансельма была попросту скопирована, с соблюдением всех особенностей рукописного текста, насколько это возможно в печатном варианте.

— Дело в том, — продолжил отец, — что сам секрет извлечения сущностей из кристаллов, о котором в рукописи говорится весьма туманно, закодирован в тексте, — так считают некоторые исследователи. Скорее всего, в величине отступов перед заглавными буквами в каждой красной строке и величине интервалов между абзацами, которые, как обнаружилось, различны. И это вовсе не небрежность самого автора — напротив, он во всём прочем очень аккуратен. Также имеются различия в цвете заглавных букв для новых абзацев и глав. Всего четыре цвета. Я видел фотокопии первоиздания, по которым и были сделаны выводы о наличии кодировки, но эти копии позволяют увидеть не более пяти процентов всего текста, да и то не с начала. В нашем сообществе людей, интересующихся тайной этой книги, есть специалист по криптографии — вернее, он любитель, который увлекается криптографией с детства, но он никогда не видел оригинальный текст целиком. Он говорит, что увиденного нами совершенно недостаточно — надо всё или хотя бы большую часть книги, и очень желательно её начало. Недавно у меня появилась надежда найти нечто интересное, но, увы, кажется надо мной подшутили, — и сказал это Марко так печально, что подруги захотели узнать, кто же тот шутник, ругая его за невоспитанность, ибо как можно подшучивать над уважаемым человеком, заведующим библиотекой?

Поблагодарив за участие, Марко продолжил:

— В процессе поисков во всемирной паутине каких-нибудь следов книги, со мной связался человек и сообщил, что у него есть то, что может меня заинтересовать. И это здесь — в Санта-Эсмеральде. Не назвав точного адреса, он описал мне, куда следует идти. Там, якобы, находится лавка древностей, или букинистический магазин, если угодно, расположенный в нижней части города.

Я побывал там две недели назад, но ничего не нашёл, и после, сверившись ещё раз с его инструкциями, я понял, что приходил в то самое место, которое он указал. Связаться с ним я больше не смог, да, вероятно, это и не нужно. Не понимаю я таких несмешных шуток, ведь это просто детская шалость какая-то — заставить человека куда-то идти впустую. А я-то уж было обрадовался. Правда, тот «шалун» не говорил о книге, но я, понадеявшись, подумал: вдруг мне дадут какую-то подсказку?

Позже Вера и Марисоль неоднократно обсуждали этот разговор, и им пришло в голову самим попробовать найти это место.

Во время той беседы с отцом Вера попросила его показать им сообщения — вдруг они увидят то, что не увидел он.

Марко открыл им сообщение, и подруги склонившись над столом перед экраном, прочитали его, но ничего необычного не увидели, теперь же, спустя время, обе девушки, имея хорошую память, стали кое-что припоминать.

В том сообщении было одно странное выражение, о котором и Марко и подруги подумали, как о неудачном обороте речи того юмориста. Он написал, что нужно выйти на улицу Фабричную, дойти до зданий заброшенной фабрики и зайти за переулок. Именно так: «зайти за переулок», а не войти в него. Это переулок между улицей Фабричной и площадью Революции с улицей того же названия, которая шла параллельно Фабричной.

Марко ещё подумал: «Какой может быть переулок между фабричными зданиями?» Но, оказывается, переулок действительно значится на карте. Однако переулок был необитаем.

Вера и Марисоль зацепились за то странное выражение и решили провести своё расследование. Это должно быть увлекательно, а если они ещё и найдут что-нибудь, то как обрадуется и удивится Марко!

Глава 14

И вот, спустя месяц после прибытия Веры в Санта-Эсмеральду, они вместе с Марисолью сели на автобус и доехали до площади Революции, откуда дошли до Фабричной, которая находилась в плачевном состоянии — ни жилья, ни торговли, а если там и торговали чем, то разве что незаконным товаром в подворотнях.

Подруги быстро нашли переулок, проходящий меж двух, довольно далеко отстоящих друг от друга корпусов бывшей фабрики.

Когда-то помещения в этих зданиях сдавались в аренду под склады и магазины, а после их попытались переделать в жильё для малообеспеченных, но что-то не сложилось, и теперь всё снова стало заброшенным.

Девушки прошлись по переулку и, даже не дойдя до улицы Революции, повернули назад, поняв, что здесь действительно нет ничего примечательного.

— В сообщении сказано «зайти за переулок» — что бы это значило? — задумалась вслух Вера, остановившись возле хаотически разбросанных бутылок из-под дешёвого вина перед покосившимися воротами.

— Давай выйдем отсюда и посмотрим, что есть рядом, — предложила Марисоль.

Они вернулись обратно на Фабричную и прошлись вперёд-назад перед зданиями предприятия, но опять не увидели ничего интересного.

— Наверное, над папой всё же подшутили — ничего здесь нет, — заключила Вера.

— Видно, так. Может быть, пройдёмся ещё раз, для успокоения совести? — предложила Марисоль.

Они шли, уже ни на что не надеясь, как вдруг Вера воскликнула:

— Смотри, смотри, Марисоль! Ты видишь? — она показала на забор, который закрывал проход между корпусами. Этот проход шёл параллельно тому переулку.

— И почему мы не увидели этого раньше? — удивилась Марисоль.

— Видишь, цвет забора почти сливается с цветом зданий, и он высокий, поэтому мы просто не обращали внимания, воспринимая этот забор как часть построек, — объяснила Вера.

Кстати, покрашен забор, видимо, был недавно. И кому это могло понадобиться?

— Ты думаешь, там что-то есть? — спросила Марисоль.

— Не знаю. Но мне не очень-то и хочется туда лезть. Да и как?

Однако они всё же внимательно осмотрели забор шириной метров пять и обнаружили, что пара досок качается, так как они были закреплены только сверху, а значит, их можно сдвинуть и легко проникнуть внутрь.

Девушки решились, но забыли себя спросить: «А что там делать лавке древностей, в такой-то дыре?»

Попав на территорию бывшей фабрики, подруги увидели проход шириной в несколько метров, по обеим сторонам которого возвышались на три этажа стены из красного кирпича, без окон и дверей. Под стенами росли кусты, но достаточной ширины проход всё же оставался. Они двинули вглубь.

По их прикидкам, длина этого прохода должна быть метров 150, не меньше. Пройдя одну треть, Вера заметила:

— Смотри, там крыльцо.

Они подошли. Далее виднелся ряд разбитых окон, кое-где заколоченных, ещё дальше были видны двери — и так по обе стороны прохода.

Вера поднялась на крыльцо, чтобы осмотреть металлическую дверь с облупившейся коричневой краской, с нарисованным на ней мелом непонятным знаком.

Она подёргала за ручку. Звонка не было видно, да и какой смысл пытаться туда позвонить, ведь ясно же, что здесь всё заброшено.

Марисоль, поднявшаяся следом, тоже подёргала ручку и уже подняла руку, намереваясь постучать, но в последний момент остановилась, подумав о том же, о чём и Вера.

— Может, уйдём отсюда?

— Да, пошли скорее, — ответила Вера, — здесь жутковато. И может, тогда уж пройдём до конца, до улицы Революции?

— Ладно, — согласилась Марисоль. — Если там есть выход. Ну, а если нет, так вернёмся.

Они спустились с крыльца и, остановившись, ещё раз огляделись.

— Ничегошеньки-то тут нет, — только сказала Марисоль.

— Рррр, грррр, аааа-хррр.

Подруги с вставшими дыбом от ужаса волосами, смотрели, как из кустов, росших рядом с крыльцом, вылезает какое-то чудовище, похожее на медведя в одежде. Вытянув руки, рыча и бормоча что-то невнятное, на них двинулся мужчина плотной комплекции с огромной всклоченной гривой на голове и огромной же бородой, в которой застряла пара мелких веточек.

— Рррр, рррр, уби… меус… либер?

А может, он говорил «кибер» или «бибер», было не очень-то понятно.

Одну-две секунды девушки были словно парализованы, и этого времени оказалось достаточно человеко-зверю, чтобы добраться до них. Он вцепился в лямки рюкзачка Марисоли и тряхнул её настолько сильно, что у неё закачалась голова, словно у китайского болванчика. Она завизжала так, что у Веры заложило в ушах, а тот человек зарычал ещё сильнее и что-то произнёс, но это было сказано то ли неразборчиво, то ли на каком другом языке. Однако подруги не собирались вступать с ним в беседу.

Марисоль что есть сил упёрлась руками ему в грудь, но силёнок не хватало. Тут Вера с разбега, подбежав чуть сбоку, толкнула его настолько удачно, что зверообразный полетел кубарем обратно в кусты.

Девушки не медля ни секунды, схватившись за руки, побежали в сторону улицы Революции, громко визжа от страха, слыша позади треск в кустах и очень недовольное ворчание.

Подруги, бежавшие не разбирая дороги, промчались не останавливаясь через кустарник, разросшийся в одном месте на всю ширину прохода. Ветки чувствительно хлестнули их по лицам и рукам, но они, словно и не заметив этого, прошли препятствие насквозь, а в головах обеих всё нарастал панический вопрос: «А что если дальше всё-таки нет прохода? Тогда мы в ловушке!».

Но вот они стали слышать шум улицы и проезжающих автомобилей и увидели показавшийся свободный проход. Они уже почти добежали до выхода. Здесь снова пошли стены без окон и дверей, а по обеим сторонам прохода стояли металлические ящики, выход же на улицу перегораживала всего лишь цепь с висящей на ней табличкой, на которой со стороны улицы, можно было увидеть надпись: «Прохода нет. Тупик».

Подруги поднырнули под цепь и, всё ещё истошно визжа, выскочили на тротуар, рядом с которым прямо напротив предупреждающей таблички стоял полицейский автомобиль.

Глава 15

— Так-так-так, что тут у нас? — произнёс подходивший сбоку патрульный полицейский возрастом лет двадцати пяти, держащий в руке небольшой поднос со стаканом кофе и какой-то снедью, видимо, купленной в кафетерии, расположенном в пятнадцати метрах.

Видя, что предстоит работа, он поднял палец, открыл дверь машины и, поставив поднос на пассажирское сиденье, повернулся к ним.

— Что случилось? — поинтересовался он тоном, в котором сквозила некоторая снисходительность.

Будучи на службе всего шесть месяцев, он хоть и очень гордился собой, и знал, что его предки того же мнения, однако всё же понимал, что он ещё зелёный, а ему очень хотелось поскорее заматереть. Для этого он и напускал на себя снисходительный, а иногда и чуть насмешливый тон, который должен был показать окружающим, что он тёртый калач.

— Ну же, говорите, не стесняйтесь.

Подруги громко и наперебой — уж постарались рассказать о своих приключениях.

Описывая напавшего на них человека, Марисоль раздвинула руки на уровне талии, пытаясь показать, что он был крупным, а Вера, подняв руки вверх и раздвинув их, показала таким образом, что он был обросшим, для полноты картины ещё сделав раскидистый жест от лица, который давал понять, что у него была борода длиной не меньше метра.

Но полицейский Серхио Перес ничего не понял правильно из их возбуждённых криков и только спросил:

— Сеньорит испугала злая собачка?

Обе ещё сильнее замахали руками и, перебивая друг дружку, попытались снова донести до полицейского-тугодума суть произошедшего.

На этот раз он спросил:

— Так я не понял, это собака или нет? — и после того, как Марисоль снова раскинула руки, выкрикивая при этом, что он был страшный, Серхио переспросил:

— Медведь что ли?

Тут Марисоли надоело терпеть то, что полицейский никак не может понять, о чём они весьма доходчиво ему рассказывают, или, может, даже смеётся над ними. Она намеренно членораздельно произнесла:

— Это был че-ло-век! Понимаете? Никакая не собака, не медведь, не слон, и вообще, не животное.

— Он вам что-нибудь сделал?

Обе отрицательно замотали головами.

Серхио поднял руку, внимательно посмотрел на девушек и указал на Веру:

— Говорите вы. Только спокойно и без криков.

Вера всё рассказала.

— Хорошо, я пойду проверю, а вы садитесь в машину, — и он открыл заднюю дверцу.

— Нет! — наотрез отказалась Марисоль, которой очень не хотелось снова оказаться в ограниченном пространстве.

— Как это нет? А ну садитесь!

— Нет! — топнув ногой, снова выкрикнула Марисоль.

Вера наклонилась к ней и прошептала на ухо, чтобы та перестала буянить.

Серхио Перес, глядя на них, не знал что делать, ведь они не преступницы, хоть и не исполняют указание представителя закона. Сейчас его мизерный авторитет молодого полицейского мог исчезнуть и вовсе. И подсказать-то некому, поскольку старший напарник неожиданно заболел. Тогда он решил, что единственный правильный выход — последовать услышанному когда-то весьма небезупречному совету: «Если не можешь заставить кого-то что-то сделать, тогда разреши ему этого не делать. Таким образом ты милостиво узаконишь его отказ, и это уже будет твоя воля, а не воля бунтовщика».

— Ну хорошо-хорошо, вы можете подождать меня рядом с машиной, но вы не должны никуда уходить.

Когда они кивнули, у него отлегло от сердца, поскольку он опасался, что они снова взбрыкнут, и тогда он выглядел бы совсем смешно. Ведь не заламывать же им руки.

— Будьте осторожны, — напутствовала его Вера.

— Я всегда осторожен, — важно ответил Серхио и, увидев, что та, другая, уже успокоилась и улыбается, подумал: «Ну что за капризная сеньорита мне попалась — только что возмущалась, а теперь улыбается как ни в чём не бывало. Ладно, наверное, это она от испуга. Так и быть, оставлю её сопротивление без последствий!» — и, поправив кобуру, приподнял цепь.

Вышел он оттуда через пятнадцать минут и сообщил девушкам:

— Я никого не обнаружил — видно, подозреваемый в нападении сбежал. Я произвёл розыскные мероприятия, осмотрев указанное вами место, — там, возле крыльца, и не нашёл ни пустых бутылок, ни другого мусора, характерного для мест сосредоточения преступных элементов.

Девушки улыбались.

«Господи Боже мой, что я несу, какие ещё элементы. Надо учиться говорить красиво, как человек видавший виды, а не как полицейский бюрократ. И сейчас они улыбаются, потому что понимают, что я никакой не бывалый полицейский, а просто осёл! И к тому же, я ушёл, не спросив их документы и не взяв номера телефонов. Позор!» — подумал Серхио, впрочем, виня за это не девушек, а себя самого.

— Как он выглядел? Как бродяга-алкоголик?

— Он не был похож на бродягу или пьяницу, — объяснила Вера. — Он был не слишком грязным, и плохого запаха от него не было — просто он нас испугал. Возможно, он хотел у нас что-то спросить. Только не надо было ему так трясти Марисоль.

— Ну что ж, теперь его нет. Вы желаете заявить на него?

Девушки отказались, но им пришлось оставить номера телефонов, после чего полицейский их отпустил.

Они вызвали такси, чтобы доехать поскорее до дома сеньоры Мендес и закрыться в комнате Веры, дабы в полной безопасности и во всех деталях обсудить это невероятное приключение. Пока они ждали такси, Марисоль сказала:

— И почему мы не подумали взять с собой Розу? Она бы ка-а-ак врезала этому обросшему, что он бы улетел на крышу. И пусть бы там себе рычал, — Марисоль поёжилась, поскольку говорила всё это храбрясь, из-за пережитого страха, и вовсе не желая в действительности выводить против того несчастного столь тяжёлую артиллерию.

Вернувшись в комнату Веры, они первым делом погладили Мигеля и потискали плюшевых животных, после чего им захотелось непременно выпить какао и чего-нибудь съесть, чтобы успокоиться.

В дверь постучали. Это была сеньора Мендес собственной персоной. Она пришла проведать Мигеля и уже собиралась отложить это, не желая мешать подругам, но Вера пригласила её и робко предложила выпить с ними какао.

Госпожа поблагодарила, угостила Мигеля чем-то вкусным, после присела и поинтересовалась, как дела у обеих, и, уже встав, собираясь уходить, вдруг спросила у Марисоли:

— Марисоль, у тебя нет желания подработать летом в хорошем месте? В нашем зоопарке. Ничего особенного делать не придётся — только кормить животных и убирать за ними.

— Ой, как здорово! Я бы очень хотела, — обрадовалась Марисоль.

— Сегодня у нас пятница… Приходи в администрацию зоопарка в понедельник, там тебя будут ждать, — сказала сеньора и ушла.

— Вот это оборот! Ну надо же, я буду работать в зоопарке!

— И теперь мы обе сможем там бывать бесплатно! — добавила восхищённая Вера. Они уже посещали его два раза, но приходилось покупать билеты для Марисоли, которые хоть и были недороги, но для провинциальных девушек всё, что стоило дороже 10–20 песо, уже дорого, — так их учили родители. Тот поход в кофейню с горами съеденных сладостей здесь не в счёт, ведь пирожные — это то, перед чем устоять едва ли возможно!

Появление сеньоры Мендес с её предложением полностью затмило собой все впечатления прошедшего дня, по крайней мере, на сегодня.

Они расстались, как обычно, на полпути и договорились завтра пойти к отцу Веры, пока ещё не решив, стоит ли ему говорить о своей бесславной вылазке.

Глава 16

Отцу Вера всё рассказала, и он, разволновавшись, стал убеждать их больше так не рисковать, ведь похождения в столь подозрительных местах могут закончиться очень печально. Это вам, мол, не Три Енота, в которых на вас никто не нападёт, даже если вы будете громко петь о том, что у вас в кошельке много денег, а потому вы довольны и беззаботны. Нет! В крупных городах нужно соблюдать осторожность. И добавил:

— Но я понимаю ваше желание испытать настоящее приключение и благодарен за желание помочь мне.

Марко задумался:

— Эти слова, которые он говорил… «уви меус бибер»? Вам так показалось?

— Вроде бы, — кивнула Вера.

— А может, «уби меус либер»? Как ты думаешь?

— Может, и так, — ответили обе.

— Его слова похожи на латынь, которую я уже забыл. В последние годы я больше интересуюсь русским языком, но если это латынь, то тогда эти слова могут означать: «Где моя книга?».

— Ты знаешь русский? — удивилась Вера. — А я читала одного их писателя.

— Да, ты говорила. Я знаю этот язык всё ещё недостаточно и постепенно учусь.

— Но зачем понадобилось тому человеку спрашивать нас о книге? — вставила Марисоль. — Какая-то чертовщина.

Марко согласился.

Позже он предложил следующее:

— Поскольку ты, Марисоль — подруга Веры, и ты одна в этом городе, я считаю, что несу ответственность и за тебя. Поэтому позвони своим родителям и расскажи обо мне, а после дай мне номер их телефона, чтобы позже я сам позвонил им. Возможно, они захотят, чтобы я, со своей стороны, оповещал их о твоём благополучии. Ты согласна со мной?.

И поскольку Марисоли хоть и нравилась временная и почти самостоятельная жизнь, она всё же понимала, что сеньор Марко прав, и посему так будет лучше и спокойнее всем.

— А ты ещё не надумала переехать ко мне, — обратился Марко к дочери. — Да и Марисоль могла бы здесь жить, чтобы не тратить деньги попусту.

Но Вера ответила, что пока пусть всё идёт по-старому. И дело тут в том, что некоторое время назад отец предложил Вере перебраться к нему, тем более что из пяти комнат он сам занимает только две. Вера была обрадована, но не желала покидать дом сеньоры Мендес и своих новых друзей, поэтому ответила отцу, что ей там очень нравится, и это ведь совсем недалеко отсюда, поэтому она просто будет приходить в гости. Марисоли же тоже нравилось жить у доброй и услужливой сеньоры Эрнандес. Тогда отец сказал, что всё равно предоставит ей ту комнату в дальнем конце, и если даже Вера не будет там жить, она может ей пользоваться по своему усмотрению. Там для неё с Марисолью будет нечто вроде уединённого островка — места, в котором можно отдохнуть от всяких треволнений.

Посидев ещё немного, девушки попрощались и, договорившись завтра немного погулять до вечера, расстались.

А завтра, в воскресенье, в шесть часов вечера, должен был состояться очередной спиритический сеанс, и Вера, которую не обязывали оставаться дома, сама хотела остаться для того, чтобы поддержать Розу, очень уж боявшуюся этих сеансов и недавно попросившую о таком одолжении:

«Вера, можно мне во время сеанса побыть с Мигелем? Раз ты говоришь, что госпожа назвала его нашим маленьким защитником, и раз он такой миленький и уже очень нравится мне, то я бы хотела побыть в это время рядом с ним. Но если ты не хочешь, тогда я, наверное, схожу в кино, правда, там много людей и они шумят».

Вера с готовностью согласилась, ответив Розе, что они посидят вместе и попьют чаю.

Глава 17

В воскресенье подруги надумали посетить небольшую ярмарку-выставку народных промыслов, проходившую на центральной площади, но к вечеру Вера была уже дома и постучалась к Розе, приглашая её к себе.

Роза села поближе к клетке, взяв на руки Вомбата.

— Может быть, посмотрим какой-нибудь фильм? — предложила Вера.

— А мультфильмы есть?

Вера нашла мультфильмы, и, попивая чай, они стали смотреть.

Через 45 минут в комнату почти ворвалась сеньора Суарес, возвестив:

— Девочки, у нас случилась беда! С нашей госпожой. Идите со мной и помогите мне.

По дороге в двух словах она описала произошедшее: во время сеанса что-то испугало госпожу и она выбежала из комнаты, намереваясь спуститься вниз, но оступилась на лестнице и упала, потеряв сознание.

Сейчас, до приезда «скорой помощи», её надо аккуратно уложить прямо там, у лестницы, и быть готовыми на тот случай, если вдруг что-то понадобится.

Подруги госпожи стояли рядом, громко вздыхая и тихо плача, а мадам Аврора махала руками, отчаянно призывая кого-то сверху или сбоку на помощь «нашему ангелу», как она выражалась.

«Скорую помощь» долго ждать не пришлось. Медик сказал домоправительнице, что не похоже, будто у сеньоры имеются серьёзные повреждения, но более детально её надо осматривать уже в клинике.

Сеньора Суарес вместе с помощницами хотела поехать вслед за «скорой», но им посоветовали прийти завтра, и они остались весь вечер переживать и обсуждать случившееся. Сеньоре Диас тоже позвонили, а Вера набрала Марисоль.

К восьми часам утра почти все уже были в клинике, и Марисоль хотела бы присутствовать, но Вера сказала, что раз у неё назначена встреча в зоопарке, то пусть уж туда и идёт.

Спутницы сеньоры Мендес по сеансам также пришли, а вслед за ними и доктор Сильва — семейный врач госпожи, которому ещё вчера позвонила домоправительница, а сегодня за ним заехала мадам Аврора на сорокалетнем «Фольксваген Гольф», так как у доктора сломалась машина несколько дней назад, а такси он не доверял, ибо боялся похищения с целью требования выкупа — тогда доктор Сильва потеряет все деньги, которые он копит на свою небольшую клинику. Его супруга неоднократно говорила ему, что он превращается в какого-то барсука, одержимого манией преследования, но бережливый доктор не обижался — лишь бы денежки были целы.

Доктор Сильва пошёл искать доктора Санчеса, который, как ему сказали, занимается пострадавшей. Вернулся он вместе с ним.

Доктор Санчес оказался довольно молодым человеком приятной наружности. Будучи окружён толпой пришедших по душу сеньоры Мендес, он принялся объяснять:

— Сразу хочу вас заверить, что выздоровление сеньоры Мендес — лишь дело времени, так что волноваться совершенно не о чем.

— Как это не о чем? Ведь сеньора упала, ударилась головой и впала в кому, — возразила одна из подруг госпожи, уже получившая некоторые сведения о состоянии сеньоры.

— Но ведь голова на месте, — заметил доктор. — Переломов нет, никаких серьёзных внутренних повреждений тоже нет, даже ушибов, можно сказать, нет — ничего нет!

— Кроме комы, — вставила сеньора Суарес.

— А кома, что кома? Кома коме рознь, а её кома пустяковая — скоро она очнётся, поскольку у неё лишь небольшое сотрясение мозга. Я уже на столько коматозных состояний успел насмотреться, что на эту кому мне даже смотреть не интересно, потому как я знаю, что долго смотреть не придётся, а ведь наблюдение за длительной комой может быть весьма интересным и поучительным!

Некоторые из женщин фыркнули.

— Что, сомневаетесь? И напрасно, сеньоры, вам надо брать пример вон с той сеньориты, которая, как я вижу, верит мне, — и указал на Веру, на которую теперь все обратили внимание, изучая взглядом «сеньориту, доверяющую доктору», и теперь Вера была готова провалиться сквозь землю с непривычки быть в центре внимания. Но доктор спас её, произнеся: «Я могу дать вам честное слово, что больная очнётся уже скоро, возможно, и сегодня! Или через несколько дней или недель. Едва ли она протянет больше двух недель… я имею в виду в коме».

Послышался недоверчивый ропот.

— Хотите моё слово?

Мадам Аврора затребовала слово, и он его дал, после чего мадам облучала его взглядом насквозь в течение секунд десяти. Доктор достойно выдержал этот взгляд.

Глава 18

Доктор Санчес не обманул, и сеньора Мендес очнулась на третий день, правда, она ничего не помнила из произошедшего в последнее время. У неё случилась амнезия!

В той части света, где произошла эта история, имеется особенное отношение к амнезии. Многие о ней мечтают и завидуют тому, у кого она есть, а когда она проходит, радуются, думая про себя: «Так тебе и надо!».

Но касается это почти исключительно женщин. Для некоторых из них амнезия сродни прекрасной орхидее в букете самых великолепных и прославленных заболеваний, нарушений и травм.

Обычно при сообщении о том, что у кого-то случилась амнезия, глашатаи прибегают к разного рода театральным трюкам, в частности, к такому, как мучительная пауза. Например:

— Вы знаете, что случилось с сеньорой А.?

— Нет, не знаем, а что?

— …

— Да что же с ней случилось, не томите?

— У неё амнезия!

И если удастся подгадать так, чтобы сделать это сообщение во время грозы, да ещё чтоб ударил гром в этот самый момент или сверкнула молния, то такой успех будет считаться чуть ли не кульминационной точкой всей жизни.

Доктор Сильва, бывший в душе романтиком, тоже задумал исполнить этот номер красиво и спешил вместе с доктором Санчесом к собравшимся, как обычно поутру, посетительницам, волнующимся за здоровье сеньоры Мендес.

Доктор Сильва понимал, что молний и громов ему не видать в больничном коридоре, но если всё сделать по уму, то эффект будет «просто бомба», употребил он про себя модное выражение.

Сначала надо потихоньку зайти издалека, может быть, с историческим экскурсом о психогенных нарушениях памяти, а именно такое и было у госпожи, (по словам доктора Санчеса, согласившегося стать сообщником доктора Сильвы), после же довести женщин до кипения и наконец обрушить на них эту новость.

Может показаться, что подобное поведение для доктора как-то не солидно что ли, но уж таким был доктор Сильва — шалопаем, под стать доктору Санчесу.

Встретились две родственные души, два брата, и в прежние времена они могли бы стать гипнотизёрами-аферистами или фокусниками, ведь оба они с детских лет увлекались фокусами и применением гипноза, но не находили единомышленников, а за применение гипноза на домашних иногда страдали. Ну, а сейчас доктор Сильва, уже готовый вскинуть руки, чтобы привлечь внимание издалека и завладеть им, вдруг внезапно сел в лужу. Сердобольная, подслеповатая, проработавшая уже около сорока лет в клинике санитарка, подошла с другой стороны и проскрипела собравшимся:

— А ваша-то ласточка уж очнулась, пару часов как, и такая вся хорошая! Правда, не помнит ничего, но умом не тронулась, не переживайте. Да вон уж доктораидут, они вам сейчас всё и расскажут.

— Ах ты… ах ты… Принесла тебя нелёгкая, когда не надо, — огорчился доктор Сильва. Однако будучи фаталистом и скептиком, но при этом и оптимистом, махнул рукой, уверенный, что случай ещё представится. Взглянув на доктора Санчеса, он увидел, как тот лишь пожал плечами.

В палату вошли все вместе. Доктор Санчес не стал возражать. Он обратился к сеньоре Мендес:

— Ну-с, вот пришли ваши близкие и знакомые. Вы их узнаёте? И скажите нам для надёжности, кто вы?

— Я? Я Лаура Мендес. Я узнаю всех, кроме той девушки. Она указала на Веру.

— Она потеряла память о последних двух-трёх месяцах, — объяснил доктор Санчес. — Но уверяю вас, что эта её амнезия такая же пустяковая, как и её кома. Скоро всё наладится, — подытожил он, и сейчас фыркать никто не стал.

— Как я понял из вашего рассказа, её что-то испугало в тот вечер, вот она и приказала себе забыть об этом, но слегка перестаралась. Честно говоря, я не очень-то верю во все эти психологические выверты, но в случае сеньоры Мендес это факт!

Все стали подходить к сеньоре и говорить самые добрые слова, а сеньора Суарес вкратце объяснила, кто такая Вера.

Глава 19

На следующий день водитель-садовник Хуан отвёз сеньору домой, а ещё через несколько дней память стала возвращаться, — сеньора начала вспоминать детали и подробности. Веру тоже вспомнила, и не только её.

У госпожи состоялся разговор с домоправительницей, содержание которого та передала Вере, поскольку таково было желание госпожи.

— Сеньора, мы все так рады, что вы пришли в себя. Но что же всё-таки случилось? Вы мне расскажете?

И вот сеньора отвечает домоправительнице уже новым, изменившимся голосом, из которого исчезли все нотки потусторонности:

«Расскажу, Хелена.

В тот вечер все мы по очереди разговаривали с нашими мужьями. Я была последней. Но вместо обычных голосов, которые я слышу в моей голове в таких случаях, мне вдруг явилось видение того, как я оказалась в старинном доме, даже замке, пожалуй, в очень длинном коридоре, по обе стороны которого шли широкие двери с массивными латунными ручками, и возле каждой двери стояли такие фигуры из доспехов. Многие доспехи мне были совершенно незнакомы, а оружие, кроме известных мне мечей, алебард, и секир, тоже было неизвестное и пугающее. Впрочем, все эти ужасные орудия убийства пугают меня в любое время.

Всё вокруг было в пыли и паутине, но я чувствовала, что здесь уже нет ничего живого — давно нет, может быть, столетия. Нет тех существ, что соткали паутину.

Я стала открывать двери, одну за другой, но там ничего не было — только тьма. Я не решалась туда войти, да и чувствовала, что это ничего не даст. А вот за одной из дверей открылся новый коридор, и по нему мне навстречу двигалась какая-то тень или чёрное облако, может быть.

Я захлопнула эту дверь и побежала дальше по тому, первому, коридору, продолжая открывать двери в попытках найти выход, и за одной из дверей оказалась не слишком большая, довольно ярко освещённая пустая комната с одним лишь портретом напротив дверей.

Там висел портрет Кристобальды Мендес. Удивлённая, я стала медленно к нему приближаться, и вдруг голова Кристобальды, написанная вполоборота, стала поворачиваться ко мне со скрипом, как будто она деревянная и вся рассохшаяся. Она у меня на глазах обрела объём, и её руки потянулись в мою сторону, покинув пределы полотна. Глаза её загорелись огнём, и она голосом, словно исходящим из подземелья, стала ругать меня: «Куда ты дела мои деньги, дрянь? Ты разбазариваешь накопленное мной, отдаёшь всяким голодранцам, всяким попрошайкам, тратишь на зверьё. Ненавижу тебя! Убью! Сейчас я до тебя доберусь!».

Но тут между мной и ей материализовался из воздуха мой муж Мигель. Он приветствовал меня и сказал, чтобы я следовала за Защитником. И чтобы перестала заниматься сеансами, так как это опасно. По крайней мере, до тех пор, пока он не сочтёт, что это безопасно, и не призовёт меня.

Пока он говорил, Кристобальда уже совсем вылезла из портрета и попыталась обойти моего мужа, но он не пускал. Кристобальда стала сквернословить и, выглядывая то с одной, то с другой стороны, начала кричать: «Дай мне добраться до этой дряни!». Но он всё не давал.

Тогда я спросила у него, кто такой Защитник и где его найти, а он сказал, что это тот, кого я сама так нарекла.

Меня осенило:

— Это Мигель?

— Да. Вон же он, за тобой.

И обернувшись, я увидела Мигеля, который стоял на задних лапках и махал мне передними».

— Вы говорите о том мышонке, который живёт в комнате Веры? — уточнила сеньора Суарес.

— Да, о нём. Далее я взяла его за лапку и пошла за ним, потом побежала, а очнулась уже в больнице.

— Вы что же, шли, а после и бежали за ним, согнувшись в три погибели? Он же маленького роста, — спросила экономка.

Госпожа улыбнулась:

— Да нет же, там он был выше ростом. Примерно с капибару.

— Капибару?

— Да. Это самый крупный представитель отряда грызунов, по размерам близкий к большой собаке.

— Ах, ну да, — кивнула сеньора Суарес. — Я сразу не сообразила.

Далее сеньора Мендес провозгласила:

— И с этих пор я на неопределённое время прекращаю наши сеансы, но мои подруги и мадам Аврора будут по-прежнему приходить сюда в обычное время. Я уже придумала для нас занятие. Мы организуем клуб книголюбов, в котором будем вместе читать редкие учёные книги по интересующей нас всех теме, и таким образом лучше подготовимся к тому времени, когда нас призовут. Ведь Мигель передал послание и для моих подруг от их мужей о запрете заниматься в данное время спиритическими сеансами.

— Простите, сеньора, вы сейчас какого Мигеля имеете в виду? — спросила сеньора Суарес.

Госпожа снисходительно улыбнулась непонятливости экономки и ответила:

— Конечно, моего мужа Мигеля, а не мышонка, ведь мыши не разговаривают. По крайней мере, до сих пор мышонок Мигель со мной ни разу не разговаривал.

«Подождите сеньора, ещё не вечер», — подумала про себя домоправительница.

— А теперь оставь меня, но сначала принеси рюмочку кофейного ликёра — мне нужно взбодриться.

Сеньора Мендес старалась по возможности чаще видеть Мигеля, но она не хотела смущать Веру и потому, бывало, просила, чтобы та позволила ей взять мышонка к себе в комнату на ночёвку. Вера была не против и иногда шутливо сообщала Мигелю перед отправкой: «Ну, Мигель, веди себя хорошо. Ты отправляешься ночевать у нашей покровительницы, а потому, пожалуйста, не кусай её за пятки».

Таким образом, жизнь снова вошла в привычное русло, и на завтра новая знакомая Марисоли из зоопарка пригласила их с Верой встретиться в какой-нибудь кафешке. А после можно пойти в парк покормить птиц на озере и просто погулять. Она сказала, что познакомит их со своим другом, который очень интересный человек — он сценарист на телевидении, а с ним придёт кто-то ещё. В общем, может быть весело. Хоть Вера и не любила многолюдные компании, но решила всё-таки сходить, так как никогда не видела живого сценариста.

Завтра предстояло поломать голову над подходящим случаю нарядом, дабы не выглядеть смешно перед теми людьми.

Погладив на прощание Мигеля, она, повернувшись на другой бок, уткнулась в кого-то из плюшевых и уснула сном младенца.

Часть третья

Глава 1

— Иииии, — Вера потянулась что есть силы, краем глаза заметив, как Мигель глядя на неё, тоже стал тянуться, лёжа на боку.

— А вот такое ты сможешь повторить? — и она принялась изображать, как поднимается по канату, но Мигель лишь внимательно наблюдал за её причудами, перестав тянуться, а спустя пару мгновений и вовсе встал, для того чтобы обнюхать углы своей квартирки.

— Сейчас я дам тебе поесть, а после мне нужно нарядиться для встречи с друзьями новой знакомой Марисоли. Как же её? Кажется, Оливия! Хотя одеваться ещё рано, ведь мы встречаемся в два часа, но всё равно, нужно что-нибудь подобрать.

Спустя десять минут Вера принялась копаться в комоде и шкафе, вывалив оттуда всю немногочисленную одежду на кровать. Одна из двух блузок накрыла мистера Вомбата. Он становился «мистером» на то время, когда Вере казалось, что Вомбат выглядит особенно важно, и сегодня был именно такой день.

«Ну почему он сегодня мистер Вомбат? — подумалось Вере. — Может быть, это какой-то знак и мне не стоит идти на ту встречу? Нет, надо идти! Скорее всего, сегодня он такой важный по другой причине».

Вера не имела привычки всюду искать знаки и не верила в них, за исключением тех, что исходят, если исходят вообще, от её плюшевых игрушек, Мигеля и просто тех вещей, которые с ней уже давно и связаны с её прошлым. Ведь если уж и доверять знакам, то лучше всего тем, которые подают существа, знающие её. Хотя дедушка говорил, что верить в знаки нельзя, ибо так можно превратиться в суеверную дуру, не способную трезво оценивать ситуацию. И мама говорила то же самое, правда, сама она верила во все знаки и предвестья, о которых знала. Поэтому Вера придерживалась того, что знаки — это глупости, но иногда в шутку можно и поверить.

Расправив некоторые выложенные вещи на постели, а остальные повесив на стулья, Вера стала внимательно на них смотреть, но ничего нового не обнаружила, — выбор по-прежнему был небогатым.

— Может быть, сходить купить что-нибудь? — спросила Вера, глядя на Мигеля, но тот был занят едой и не реагировал на её слова.

«Вот пойду я, потрачу деньги на платье, например, а оно окажется немодным, и тогда я буду выглядеть нелепо. Можно посоветоваться с Марисолью, но и она модой не интересуется».

Её взгляд остановился на том платье, что выдала Вере сеньора Суарес при поступлении на работу и которое уже не раз её выручало.

— Надену его! И ещё мамины часики.

Поскольку проблема с выбором наряда разрешилась быстро, Вера подумала, что надо подняться к сеньоре Мендес и выслушать её, ведь вчера домоправительница сообщила Вере о том, что госпожа желает её видеть. Вера-де может постучаться к ней, когда будет свободна.

Проходя по коридору, ведущему к будуару госпожи, Вера остановилась возле портрета Кристобальды Мендес, на который она, вообще-то, и не собиралась смотреть, а напротив, желала поскорее пройти мимо, так как он её тревожил. Остановилась, заметив что-то странное в портрете боковым зрением.

«Да уж! Вот тебе на! У Кристобальды отросли усы!»

Кто-то весьма ловко пририсовал это мужское украшение над верхней губой Кристобальды. Теперь она стала выглядеть смешно и совершенно нестрашно.

«Кто мог осмелиться на такое? Неужели это сама сеньора Мендес сделала? Не может быть!» — подумала поражённая Вера, решив всё выяснить у домоправительницы.

Негромко стукнув в дверь два раза, Вера услышала:

«Войдите».

Она вошла, стараясь гнать мысли о том, что, возможно, именно сеньора Мендес оказалась способной на такой несерьёзный поступок, на шалость с портретом. Вера не хотела ничем выдать, что она всё знает или, во всяком случае, подозревает.

— Как хорошо, что ты зашла. Ведь я хотела задать тебе несколько личных вопросов. Надеюсь, ты не обидишься.

— Нет, что вы. Спрашивайте.

— Сеньора Суарес рассказала мне твою историю. О том, как у тебя отняли дом. Это верно?

— Верно, сеньора. Но, возможно, по закону они и правы.

— Даже если и так, что очень сомнительно, то даже и в этом случае забирать дом у сироты бесчеловечно. Я хочу разобраться в этом, и если возможно, то помочь тебе.

Вера не прерывала сеньору.

— С нашим зоопарком сотрудничает одно детективное агентство — его услугами пользовалась издавна также и наша семья. Для зоопарка иногда нужно выяснить происхождение того или иного животного. Глава агентства дружил ещё с моими родителями — он не откажет мне в просьбе. У него есть сотрудники и с юридической подготовкой.

— Что вы, сеньора! Я уже об этом забыла. Стараюсь забыть.

— Вот и напрасно! Ведь в том доме хранится память о прошлом твоей семьи и, следовательно, твоём. Материальная память — та, которой можно коснуться! Ведь это важно! Я бы умерла от тоски, если б у меня забрали дом со всем его содержимым, не оставив даже того, что более всего напоминает мне об ушедшем муже. Но я думаю, что ты хорошо понимаешь, о чём я говорю, и лишь не хочешь затруднять других людей. Не думай об этом! Мне совершенно нетрудно позвонить тому сеньору, а ему ничуть не трудно отправить в твой городок одного из сотрудников, возможно, практиканта, для того, чтобы он набирался опыта. И всё бесплатно! Я знаю, что у него всегда есть один или несколько новичков. Соглашайся, Вера!

Всё это было неожиданно — и Вера просто кивнула.

— Хорошо, а теперь напиши здесь все твои данные, адрес дома, телефоны соседей и знакомых, с кем можно поговорить на месте.

Вера записала номера телефонов родителей Марисоли и семьи Родригесов — её бывших соседей.

— Теперь тебе остаётся только ждать результата. Можешь идти.

Промямлив слова благодарности, ошарашенная Вера вышла из комнаты. Сеньора Мендес сегодня была в ударе, проявляя невиданную для неё активность!

«Что это с ней? Неужели таковы последствия амнезии? Она изменилась!»

С Марисолью встретились полвторого и направились в сторону кафе, указанного Оливией. Оно находилось неподалёку от парка, к тому же, и до зоопарка оттуда было рукой подать. Вера рассказала подруге о помощи, предложенной сеньорой Мендес, и об усах на портрете.

— Вот было бы хорошо, если это агентство сможет отнять твой дом у тех дурных людей и возвратить тебе. Ты могла бы вернуться в наш город. И даже если ты захочешь пока пожить здесь, то хотя бы будешь уверена в том, что у тебя есть свой домик. И справедливость восторжествует!

— Я бы очень обрадовалась, но не хочу слишком уж надеяться на благополучный исход раньше времени. Будет видно. Скажи, ту девушку, которая нас пригласила, зовут Оливия? — спросила Вера.

— Оливия? С чего ты взяла?

— Мне показалось, что ты её так называла. Разве нет?

— А-ааа, понятно. Та совсем другая, а эту зовут Раймунда.

— Ты шутишь? Как же к ней обращаться с таким-то величественным именем? Неужели её всегда зовут Раймундой?

— Ну что ты, — хихикнула Марисоль. — Она просит называть себя Рамоной. Ведь имя Раймунда означает «мудрая защитница» или «мудрая волшебница», я точно не помню, и Рамона говорит, что пока не заслужила такого имени, да и звучит оно слишком напыщенно. Так что зови её Рамоной. Только, когда ты увидишь её, не показывай, что заметила, какая она высокая.

— Что же, очень высокая?

— Метр девяносто. В школе её, бывало, называли Жирафой. Она ещё помнит об этом.

— Хорошо, я никак не покажу, что заметила её рост, — согласилась Вера, — но я не вижу ничего смешного в высоком росте. Это необычно, и всё.

— Вот-вот. Ну, а кто же всё-таки подрисовал усы, Вера?

— Не знаю, не знаю. Не знаю, что и думать, — ответила Вера. — Пусть даже они и поделом Кристобальде, но что если тот злоумышленник испортит и другие портреты? Ведь там есть очень хорошие. Не хотелось бы.

— Ладно, об этом мы потом подумаем, а сейчас вон там будет место нашей встречи. Кстати, может быть, завтра или в другой день давай уже зайдём в кондитерскую, где работает тот сопливый парень.

Вера хихикнула:

— Неужели ты хочешь снова над ним посмеяться?

— Что я могу поделать, если он такой смешной? Но я не буду. Там вкусные пирожные — они-то меня и интересуют.

— Хорошо, можем сходить завтра, — согласилась Вера.

Глава 2

Когда они подошли, то обнаружили, что все уже в сборе за двумя составленными вместе столиками на веранде под зелёной крышей с открытыми настежь окнами. Компания состояла из следующих лиц: Рамоны-Раймунды, сидевшей рядом со своим другом-сценаристом Леонардо, который был на голову ниже подруги и одет тепло, не по погоде (в кофте с молнией, застёгнутой под горло, а на его носу красовались очки модного фасона), приятеля Леонардо по имени Дамиан с подругой Фелисидад, приехавших сюда на отдых из какого-то города-спутника столицы страны и привезших с собой Мерлина, друга Дамиана.

Леонардо когда-то жил в том городе, и его родители дружили с родителями Дамиана, ребята тоже подружились, хотя Леонардо и был старше. Мерлин же, которого позвал с собой Дамиан, подумывал о том, чтобы в будущем поступить в университет Санта-Эсмеральды. Мерлин увлекался астрономией, а в здешнем университете преподавал известный профессор Монтойя, на научно-популярных книжках которого и взросла любовь Мерлина к астрономии. Представляя Мерлина, Дамиан рассказал, что тот устроился работать в один из аэропортов Мехико-Сити электриком, вернее, помощником электрика, и такая низкая должность, видимо, очень веселила Дамиана, — он попросил Мерлина прислать сообщение в тот час, когда ему позволят вкрутить первую лампочку. Мерлин только усмехался на это, наверняка привычный к поведению друга, а Фелисидад чувствовала себя неудобно перед новыми знакомыми и время от времени пыталась унять Дамиана, ударяя его кулачком в плечо или ногу, но тот, вероятно, при своём крепком телосложении почти ничего не чувствовал.

Заказав себе много-много мороженого, кофе, и по бокалу «маргариты» за знакомство, все мало-помалу немного рассказали о себе, попутно болтая о том, что приходит в голову.

В числе прочих Вера поведала и о себе, в общих чертах. Вериной историей заинтересовался Леонардо:

— Я сейчас пробую себя в качестве сценариста на местном телевидении. Если вы не знаете, то не так давно там решили придать новую жизнь мыльным операм и от меня… в том числе и от меня, ждут соответствующий сценарий, который всколыхнёт сериальное болото. Но, по правде говоря, я там никто и работаю почти за спасибо. Я оказался на телевидении по знакомству, меня взяли, только чтобы оказать услугу моему дяде. Но мой сценарий могут принять, я чувствую, что способен создать хороший! Но мне нужен зачин, и история Веры мне показалась интересной.

Леонардо посмотрел на Веру:

— Ты не будешь возражать, если она послужит основой для моего повествования? Если хочешь, я могу заменить твоё имя и какие-то детали. Но сразу предупреждаю, что никакой оплаты обещать не могу — я не в том положении.

Вера смутилась:

— Пожалуйста, можете… можешь использовать мою историю, мне не жалко.

— А имя? Имя можно оставить? Мне бы очень хотелось.

— Можно, — согласилась Вера. — Но я не понимаю, что в моей жизни такого интересного? По-моему, таких историй очень много.

— Много-то много, но её ещё надо найти. Представь себе, скажем, каменистое побережье с галькой. Ведь ты же наверняка будешь знать, что там имеется очень много красивых камушков?

Вера, видя, что от неё ждут ответа, неуверенно кивнула.

— И они там есть — все перед тобой! И среди них тот, что понравится тебе всех больше, — продолжил Леонардо. — Но ведь его надо ещё найти — самый красивый! Его нужно выбрать среди прочих, нагибаясь за каждым. Сравнить их, подержать в руках. И вот сейчас я, кажется, нашёл такой камушек. Твой рассказ меня тронул, и я хочу попытаться построить сюжет теленовеллы на его основе, — он поднял вверх палец. — А знаешь, я попробую достать приглашение на просмотр съёмок сцен для пилотного эпизода. Если всё получится, конечно. Для всех достану. Хотя вы-то уж, наверное, вернётесь обратно? — обратился Леонардо к троице из своего родного городка. — Ах, вы можете и задержаться? Прекрасно!

Дамиан заказал ещё мороженого для всех, пояснив: «Я могу его сожрать вообще много!»

Фелисидад, поморщившись от вульгарного словечка, поинтересовалась у Рамоны и Марисоли, как им работается в зоопарке. Те стали перечислять своих излюбленных питомцев, описывая их привычки и странности. Например, жираф Килиманджаро постоянно подходит к одному из деревьев в углу площадки, предоставленной ему и его подруге, и что-то там, внимательно высматривает. Вероятно, там живёт птичка, которой он и интересовался. Об этом рассказала Рамона, каждый раз немного запинаясь на слове «жираф». Хотя краснеть из-за роста ей было нечего, поскольку она хоть и была высокой, но при этом не выглядела нескладной, так как имела пропорциональное сложение, да и лицом вполне вышла.

Марисоль же позабавила всех рассказом об ослике по имени Липучка. Сначала Марисоль не понимала, почему его так назвали, но когда он при каждом её появлении стал ходить за ней по пятам, как комнатная собачка, поняла. Он не просто следовал за ней, а ещё и тыкал мордой в бедро или ещё куда, чаще всего в тот момент, когда она за чем-нибудь приседала. Она едва не падает, а он смотрит на неё и ожидает реакции. В первое время Марисоль думала, что он просит есть, и давала ему что-нибудь, но он не особенно-то и брал угощение, нет — это он так дружил! Слушателям не составило труда догадаться, что Липучка — Марисоли нравится, являясь её четвероногим другом.

Вере не оставалось ничего другого, как рассказать о Мигеле. У Леонардо загорелись глаза, и он сказал, что хочет Мигеля в свой сценарий, вот только он не уверен, что одобрят именно такое животное.

Дамиан стал нести какую-то весёлую чушь, а Мерлин тем временем думал о том, что, возможно, не зря согласился приехать вместе с Дамианом…

Глава 3

Тук.

Тук.

Мерлин раскрыл глаза, подумав: «Опять бабуин кидается камнями в окно. Сейчас начнёт орать».

— Ты там спишь, что ли? И телефон отключил!

Несколько секунд тишины.

— Ну ты, тюлень, вставай давай!

— Ах ты, скотина такая, — полусмеясь произнёс вслух Мерлин, вставая с постели, слыша, как мать открыла входную дверь и спросила у Дамиана, почему он не постучал, чтобы зайти, и, очевидно, впустила его.

— Извините, сеньора Луиза, я думал, что вы на работе, — ответил Дамиан изменившимся до неузнаваемости голосом.

— Да нет, сегодня я выходная, иди, ступай к нему, а после приходите на кухню выпить кофе и позавтракать.

Дверь в комнату Мерлина распахнулась, и на пороге показался Бабуин в рваных джинсах — теперь уже с большой буквы, поскольку название этого примата было законным прозвищем Дамиана, полученным вследствие его физической кондиции и привычки висеть на турнике, порой целыми днями. Ещё одной причиной для такого прозвища стало то, что у него отсутствовала способность долго рассуждать перед принятием какого-либо решения. По его мнению, любая сложная ситуация — это вроде как противник, и если его застать врасплох, то даже глупое или неверное решение может привести соперника в замешательство и обеспечить над ним преимущество. Только не надо принимать эти мысли за голос природной мудрости, дошедший до нас из тёмных начал становления человека как вида, нет, это всего лишь рассуждения Дамиана-Бабуина, который не утруждал себя долгими размышлениями и упускал из вида тот факт, что сложная ситуация — это не обязательно человек, которого глупость и правда может привести в замешательство, а вот, скажем, неумелое вмешательство в лечение заболевания едва ли заставит эту болезнь поднять лапки.

— Ты чего беснуешься с самого утра, орёшь тут под окнами и мешаешь мне спать? — буркнул Мерлин.

— Тоже мне, царь нашёлся! Ты чё, забыл? Я тебе позавчера сказал, что кое-что покажу сегодня. Ты снова, небось, читал всю ночь? Сидел тут, наверное, как филин, и читал! — и засмеялся, довольный тем, что удачно сравнил Мерлина с филином.

— Да, читал! И тебе бы не помешало. И вообще, иди на кухню, я сейчас приду.

Но так просто избавиться от Бабуина нельзя. Дамиан, взяв правой рукой шею Мерлина в захват, левой взлохматил его макушку, приговаривая:

— Ах ты, филин. Лежебока. Что ты теперь будешь делать?

Мерлин, одной рукой пытаясь снять захват, а другой упираясь в грудную клетку Дамиана, прошипел:

— А ну отпусти, ско-ти-нааа, — и был великодушно выпущен после этих слов, однако, Мерлин всё же нанёс символический удар возмездия в бок Дамиану для восстановления чувства попранного достоинства, но тот, лишь едва поморщившись, произнёс:

— Давай шевелись. Ты не представляешь, что у меня есть! — и схватив тапки Мерлина, которые тот ещё не успел надеть, вышел из комнаты, из-за чего Мерлину пришлось шлёпать босыми ногами на кухню по холодному полу.

Кофе выпили быстро, съев всё, что лежало на столе, ненадолго задержавшись затем, чтобы младшая сестра Мерлина могла посмотреть, как Дамиан согнёт и разогнёт гвоздь. Она регулярно подсовывала Дамиану разные предметы для сгибания.

Уже выйдя на улицу, Дамиан спросил:

— Отец-то ещё не вернулся?

Отец Мерлина был начальником медчасти в летнем детском христианском лагере, хотя сам он являлся убеждённым материалистическим пантеистом или кем-то вроде того, рассматривающим людей и прочую живность (живым он считал почти всё) как какие-то флуктуации пространства-времени, равноценные во вселенских масштабах. При таком мировоззрении для него что человек, что пенёк — всё едино. В хорошем смысле. Всё это надо беречь, а когда сломается, чинить, потому что всё — должно быть всегда, а энтропия — это болезнь мироздания.

Его смена в этом году должна была закончиться на месяц раньше, поскольку ему нужно было вернуться на основную работу в местную поликлинику.

— Нет ещё. Через два дня будет.

— А-аа, а то я хотел кое-что спросить у него.

— Что спросить? — подозрительно посмотрел Мерлин на друга.

— Да так, кое-что.

Мерлин подумал: «Тут что-то нечисто. О чём ему спрашивать у отца? Не-е-ет! Он хитрый! Он знает, что мне не нравится недосказанность любого рода. Вот он нарочно и задал мне загадку, чтобы я помучился. А вот и не угадал! Не буду я ничего у него узнавать о том, что он хотел спросить у моего отца. Просто забуду об этом. Пусть сам помучается, гадая, сработала его уловка или нет.

В гостиной родительского дома Дамиан развалился на кресле и спросил:

— Помнишь, я тебе говорил, что задумал купить одну потрясную штуку?

— Ну помню, но ты не сказал какую.

— Так вот, я её уже купил! И сейчас ты будешь просто в шоке! — пообещал Дамиан, вскочив с кресла и направившись в свою комнату. Он распахнул перед Мерлином дверь, пропуская его внутрь, сам не заходя и ожидая появления ошарашенного друга.

Мерлин вышел. Но к ужасу Дамиана лицо Мерлина было бесстрастным.

— Ты что, не видел, что ли? — взволнованно спросил Дамиан.

— Чего не видел?

— Да вот это! — и Дамиан, ворвавшись в комнату и приняв гордую позу, указал на стол, на котором стоял Он — огромный новый компьютер.

— Ах, это. Ну видел. И что?

Дамиан застыл, словно поражённый громом, — такой реакции он не ожидал.

— Ты что, не видишь, до чего же он круто-о-ой!

Компьютер имел системный блок с прозрачной стенкой с одной стороны, который сиял изнутри разноцветными огоньками. Рядом находился новый монитор, тоже огромный, и на нём отображалась анимированная заставка, на которой гидравлический пресс медленно превращал в лепёшку стопку «айфонов».

— Да вижу я, вижу, — нарочито усталым тоном ответил Мерлин. — Наверное, он дорогой. Но ты же наверняка потратил на него все сбережения, которые скопил на подработках. И зачем? Для чего ты будешь использовать все его мощности? Это ещё если они есть. А то может, тут только сияющий корпус, а внутри начинка для работы в офисе.

— Как для чего? Какой офис? А последние игры? Да ты садись за него, посмотри.

Мерлин посмотрел и понял, что компьютер действительно мощный, подумав о том, что будет несправедливо не похвалить Дамиана за хорошее приобретение. Вещь хоть и дорогая, но стоящая, если использовать с умом.

Дамиан был доволен признанием:

— У меня есть предложение, куда нам поехать отдохнуть в конце лета.

— Надеюсь, это не связано с чрезмерными физическими нагрузками? Я не собираюсь лазить в горах, как кретин!

— Да нет, тебе должно понравиться. Когда-то давно мои родители дружили с одной семьёй — эти люди позже переехали в Санта-Эсмеральду, и у них был сын. Мы с ним водились. Так вот, недавно, я вспомнил о Леонардо, нашёл его и связался. Представляешь, сейчас он работает на телевидении в Санта-Эсмеральде. Он меня тоже вспомнил, хоть Лео и постарше меня года на три, а может, и на два. Он говорит, что мы можем приехать в его город — он был бы рад. Там есть на что посмотреть, и он знает, где найти недорогое жильё. Поехали, а? Фелисидад тоже хочет поехать.

— В Санта-Эсмеральду? Я там никогда не был, это интересно. К тому же, их университет у меня в списке. Возможно, я буду поступать туда через год или через два.

— А я о чём? Ты думаешь, я не вспомнил сразу про твой университет?

— Думаю, что нет.

Дамиан махнул рукой и спросил:

— Ну так что, едем?

— Поехали, но только недели на две, не больше, у меня ещё дела будут в конце лета.

— Знаю я твои дела, филин такой, будешь на звёздочки смотреть в телескоп, вместо того, чтобы смотреть на девчонок.

— Да, буду! Потому что хочу стать астрономом, а девчонок и здесь кругом полно, как кошек… даже больше вообще-то.

— Больше, чем кошек? Ты уверен? — задумался Дамиан.

— Ну конечно, больше. Разве ты видишь так уж много кошек, выходя на улицу?

— Так они ж сидят по подвалам да на деревьях, — возразил Дамиан.

— Ты видел хоть одну кошку в вашем подвале?

— Нет, ни разу не видел, но мне всегда казалось, что кошек очень много, а сейчас я понял, что это не так.

Складывалось впечатление, что Дамиан был искренне поражён открывшимся ему фактом небольшого поголовья кошек и котов в их городе. Хотя, кто его знает? Он иногда прикидывался дурачком, но например, в школе он учился не так уж и плохо. Мерлин не стал гадать и спросил:

— Когда едем-то?

— Лео говорит, что мы можем приехать в любое время — он нас встретит. Только надо предупредить заранее, чтобы он подобрал нам жильё.

— Ладно, хотя ехать так далеко мне не очень хочется.

— Тогда я звоню Леонардо, и в пятницу мы едем. Идёт?

— Угу.

Глава 4

Через два часа ребятам надоело сидеть за столиками, и все согласились идти в парк кормить птиц. По дороге Дамиан надумал расхвалить Мерлина перед Верой. Зная своего друга, он предположил, что ему скорее понравится тихоня Вера, а таких шустрых, как Марисоль, он побаивается.

Дамиан поведал, дескать, Мерлин открыл ему глаза на соотношение численности людей и котов, выставляя его чуть ли не великим человеком. Мерлину было смешно и одновременно не по себе. И к счастью, Дамиану хватило ума не рассказывать, как он сравнил девушек с кошками, правда, без всякой задней мысли, — так, к слову пришлось, но всё же. И чтобы отвлечь внимание от себя, он в свою очередь рассказал о спортивных подвигах Дамиана на турнике. Таким образом, все могли быть довольны, что оказались в одной компании со столь великими людьми.

Рамона привела группу к скамейкам у озера с камышами, где и жили утки. Другие птицы тоже сюда прилетали, но сейчас их не было. Рамона достала объёмный пакет с птичьим кормом из рюкзака и предложила остальным принять участие в веселье.

Увидев утиное семейство, состоящее из мамы-утки и десятка утят, следующих за ней клином, все стали кидать корм, призывая птиц. Утята принялись нырять за едой, опуская верхнюю часть тела под воду и смешно барахтая ногами с ластами в воздухе. Один из них оказался не в меру шустрым и, расталкивая всех, внёс беспорядок в принятие пищи, что заметила мама-утка. Подплыв к нему, она его оттрепала, после чего он, обиженный, отплыл на несколько метров. Люди, наблюдавшие за этим, отлично поняли, какой урок преподнесла мамаша утёнку, — нельзя обделять своих сестёр и братьев — нужно, чтобы хватило всем!

Всё же наблюдателям стало жалко утёнка, и Фелисидад уже хотела кинуть ему корм отдельно, но Рамона попросила её остановиться, так как это может сбить с толку нашкодившего утёнка, и он не усвоит урок. Тем более, надолго его без еды не оставят. Так и получилось — через пару минут он вернулся к остальным, и, когда бросили новую порцию корма, он вёл себя уже иначе и больше не толкался.

Насмотревшись на птиц, сели на лавочки, и Марисоль задала Леонардо давно мучивший её вопрос:

— Почему в наших сериалах актёры всегда так машут руками и кричат, и часто плачут? Ведь в жизни редко кто ведёт себя подобным образом.

— Почти наверняка жестикуляция — это наследие немого кино, так же, как и ярко выраженная мимика персонажей. Да и плач — он призван показать глубину эмоций без слов.

— Но ведь кино уже давно не немое, — возразила Фелисидад, — так зачем же сейчас это делать?

— Подобное только портит впечатление от увиденного, — вставила Марисоль.

Видя, что ему одному придётся отвечать за все нелепости сериалов, Леонардо согласился:

— Верно-верно, но, кроме наших традиций, есть ещё нечто… нечто тёмное!

У девушек перехватило дыхание от таких слов, и они приготовились услышать разоблачение.

Поняв, что, неудачно выразившись, он заронил в слушательницах надежду на таинственную историю, Леонардо поспешил объяснить им, что они не так поняли, и, чтобы не разочаровать их, пообещал всё же рассказать кое-что интересное.

— Я не могу утверждать точно, но мне кажется, что здесь присутствует значительный элемент высокомерия и… или незнания жизни за пределами больших городов, искажённые представления о ней, — начал Леонардо.

— Вообразите себе те годы, в которые начали снимать сериалы на телевидении Санта-Эсмеральды. Это начало шестидесятых годов. Представьте ощущения людей, находящихся в телестудии, — Леонардо немного помолчал, дав возможность слушателям вообразить получше.

— И люди-то туда, вдобавок, попадали не с улицы, а из общественных слоёв, которые повыше. Дело, которым они занимались, вызывало у этих людей ощущение того, что они небожители технической эры, озаряющие светом своего всеведения самые тёмные уголки страны. Это касается именно телевидения, а не кино. Золотой век нашего кино уже прошёл к тому времени, но у него были великие достижения, а вот телевидение в ту пору было очень модным и прогрессивным явлением во всём мире — как тогда казалось, да так оно и было в действительности, и работать там было мечтой многих молодых людей. Телевидение конкурировало с кино за умы и сердца, и вполне успешно, но вот публика, к которой обращались создатели сериалов — теленовелл, — как их принято у нас называть, это в первую очередь простой люд и жители провинции. Именно для усмирения их простого и иногда буйного нрава создавалась такая яркая, душещипательная и слезливая картинка, чтобы они, не дай бог, не вышли на улицы и не стали бунтовать, как в некоторых соседних странах или Европе. Разумеется, я говорю лишь об общей массе подобных произведений, ведь были и исключения! Да и едва ли даже те, кто создавал сие усыпляющее зелье, так уж сознавали, что они делают, но это телевидение буржуазного государства, со всеми вытекающими. А теперь вообразите режиссёра, который никогда не был в этой самой провинции, который вращался в среде модных, современных людей с правильно поставленной речью и хорошими манерами. Что он может думать о своей публике?

— Что? — спросила Вера. — Это что-то далёкое от действительности?

— Что мы какие-то олухи, небось? — улыбнулась Марисоль.

— Чай, думает, что, окромя как ворон считать да их сериалы смотреть, у нас и забав-то нету, — добавил Мерлин, тоже улыбнувшись.

Леонардо весело кивнул и продолжил:

— Только при всём при этом они искренне любили своего зрителя — просто плохо его знали. Хотя, действительно ли любили, если не знали? Но для иллюстрации предположим, что режиссёру нужно снять сценку из жизни богатых людей, которые ругаются. Положим, один из них говорит другому:

«Вы просто негодяй, дон Мартинес, просто негодяй! Я требую немедленной сатисфакции, или принимайте вызов!

— Извольте! Вынести столь гнусные обвинения в свой адрес я не в силах, хоть и не понимаю, за что вы назвали меня негодяем и почему вы считаете меня в чём-то виновным перед вами. Завтра на рассвете! — и оскорблённый дон Мартинес уходит».

— В какие же времена это происходит? — спросил Мерлин.

— В некие прошлые, — ответил Леонардо. — Ну, а теперь попробуем вообразить, что происходит в голове такого режиссёра, когда он думает, скажем, о фермерах, которые сидят на диване после ужина, объевшись картошки и бобов, и увидевших эту сцену: «Педро, я что-то не поняла толком, что у них случилось? Что это за сатифакция такая?» — а муж чешет затылок и говорит, что они калякают что-то непонятное, не по-нашему, возможно, сердятся друг на друга.

Леонардо продолжал рисовать рассуждения режиссёра: «Нет! Так до них не дойдёт. Нужно что-то более яркое и доходчивое. Пусть зачинщик сделает страшную физиономию и символически изобразит руками, как он душит дона Мартинеса, а тот пусть в ужасе отшатывается, но после тоже разозлится и рубящими движениями руки покажет, что готов к схватке. И пусть оба громко кричат, топают ногами и таращат глаза. Что ещё? Что ещё? Вот, придумал! Когда дон Мартинес выйдет, то пусть зачинщик ссоры погладит бородку и прищурит глаз, чтобы зрители поняли: он затеял что-то недоброе. Да! Вот то, что нужно нашим добрым поселянам!».

— Что же, на телестудии действительно так думают о зрителях? — спросила Рамона.

— Нет-нет, такое, скорее, могло быть в прошлом, а сейчас подобная игра актёров стала нормой для наших теленовелл, — успокоил её Леонардо.

— В провинции никто так не разговаривает, как эти фермеры, — вставила Марисоль. — Разве что совсем уж невоспитанные крокодилы.

— Я это знаю, не забывайте, что я и сам из глубинки, — ответил Леонардо.

— Хм, некоторые люди считают сериалы низким жанром, — сказала Рамона, глядя на Леонардо.

— Я их вполне понимаю и надеюсь, что они имеют в виду именно мыльные оперы из-за их глупости, наигранности и затянутости. Но вообще, в посерийной форме подачи материала я не вижу беды. Ведь история может быть длинной, и умещать её в хронометраж широкого кадра — это значит скомкать её, выкинув интересные подробности, и сделать, например, развитие персонажа недостоверно быстрым. Нет, форма подачи тут ни при чём. Дело в том, что, как я уже сказал, сериалы рассчитаны в первую очередь на невзыскательную публику, якобы слишком простую, чтобы думать о чём-то сложном. И возможно, часть зрителей именно такова, но как же люди научатся думать о сложном или высоком, если им этого даже не предлагают? Я бы хотел поучаствовать в исправлении этой ситуации. Попытаюсь чего-нибудь добиться со сценарием о Вере. Постараюсь показать назревшие проблемы, связанные с расслоением общества и аберрацией этических норм в наступающей постиндустриальной эре.

Все посмотрели на Веру.

— Но это же не обо мне, только имя моё.

Дамиану эта отговорка показалась пустяковой, и он сказал, что будет рассказывать своим детям о знакомстве с телезвездой.

Марисоль, как нарочно, поддержала его, заявив, что и она будет говорить так же, и остальные это одобрили.

За шутками и разговорами время пролетело незаметно — стало темнеть. Договорились, что ещё встретятся, возможно, на следующей неделе.

Перед расставанием Дамиан подошёл к Вере и стал перед ней расхваливать Мерлина, называя его и умным, и книгочеем, и рассудительным во всех отношениях. Мерлин, услышав это, стал отчаянно жестикулировать, подавая другу сигналы, призывающие перестать его позорить, но Дамиан уже выманил у Веры номер телефона. На том и попрощались.

Вера же с Марисолью расстались чуть позже. Марисоль сказала, что Мерлин — ничего.

— Они все хорошие.

— Ну да.

— Марисоль, а Рамона на меня не обидится, за то, что её Леонардо решил писать с меня сценарий?

— Нет, не обидится. Она мудра не по годам, — успокоила её Марисоль.

Глава 5

Придя домой, Вера услышала от сеньоры Суарес следующую новость:

— Ах, бедная наша госпожа, снова на неё свалилась напасть.

— Что случилось? — испугалась Вера.

— Тут в университете преподавал один профессор, но несколько месяцев назад он заболел, а после исчез из дома, и его никак не могли найти. А теперь нашли обросшим и ободранным, как бродягу, и он заявил прессе, что некоторое время назад отправился на поиски похищенного черновика книги, которую он писал. А заодно он хотел найти доказательства того, о чём писал в книге: якобы, наш город захватили разумные инопланетные осьминоги, очень злобные и умеющие мимикрировать под людей, а их база находится в нашем зоопарке. И руководит ими наша госпожа, сеньора Мендес! Так и сказал в прямом эфире! Пригрозил, что обязательно выведет её на чистую воду, но пока он сам не разобрался до конца в том, кто она: захватчица-осьминожина в теле женщины или их союзница-человек. Правда, сейчас профессор будет помещён в психиатрическую клинику, но он уверен, что ненадолго, а уж когда выйдет, то займётся вражиной.

— Это же смешно, — ответила на это Вера. — Наверное, у него психическое расстройство, вот его и в клинику отправляют.

— Смешно-то смешно, но ты наших людей не знаешь. Пойдут молоть языком, навыдумывают всякую чушь — потом не отмоешься, — покачала головой сеньора Суарес. — Такие разговоры могут нанести вред ей и её деятельности.

— Зато мы ей верим и поддержим как сможем, — высказалась Вера. — Хотя, что мы можем? То есть не вы, а я. Я-то ничего не могу, только ходить туда-сюда, вот и всё, — пригорюнилась она.

— Ну-ну, — потрепала её по плечу домоправительница. — Все мы что-то можем, а вот то, что госпожа больше не разговаривает тем потусторонним голосом, — это хорошо, а то бы её могли заподозрить и другие люди. Много ли им надо, чтобы сделать выводы?

Вера кивнула:

— Сеньора Суарес, я хотела вас спросить кое о чём. Сегодня утром я была у сеньоры…

— Я знаю. Наша госпожа желает тебе помочь. Мне было известно об этом заранее, — перебила её экономка. — Тебя что-то смущает?

— Нет, что вы. Я очень признательна ей за это, но я хотела спросить о другом.

Вера рассказала об испорченном портрете и о своём дерзком предположении, что это дело рук госпожи, в отместку за ту жуть, которую нагнала на неё Кристобальда во время видений, после которых госпожа и слегла больная.

— Госпожа уж мне рассказала. Ты, должно быть, боишься, что она повредилась умом после амнезии? Но это не она. Да и вряд ли наша сеньора на такое способна, но она не рассердилась, и, кажется, даже довольна, но я нахожу это тревожным. Ведь кто-то же пробрался на второй этаж и посмел совершить этот акт вандализма, хоть и приятный госпоже. Это безобразие! Но сеньора Мендес сказала мне, чтобы я не проводила расследование и забыла об этом. Не знаю, смогу ли.

— Ну и ладно, а госпоже лучше тожезабыть об этом сумасшедшем, — закончила Вера.

Домоправительница кивнула и, пожелав помощнице спокойной ночи, отпустила её.

На следующий день у Веры и Розы состоялся такой разговор:

— Роза, ты уже знаешь об усах на портрете?

— Знаю, мне сеньора Диас рассказала. Просто кошмар! — прошептала она.

— Кошмар — это слишком сильно сказано, Роза, но это немного загадочно. Как ты думаешь, кто мог это сделать?

Роза отрицательно покачала головой, показывая тем самым, что в ней нет никаких мыслей по этому поводу.

— А я… не знаю, как сказать, чтобы его не обидеть, но мне приходит на ум только Фелипе.

Роза махнула рукой:

— Сеньора Диас уже допросила его. Она первая на него и подумала, потому что он балбес. Так она говорит, а я — так не считаю! После она водила его к сеньоре Суарес, и они вдвоём выяснили, что это сделал не он.

У Веры отлегло от сердца. Всё-таки подозрения насчёт Фелипе были ей неприятны, поскольку он хороший мальчик. Хотя и преступления-то никакого не было, а так, шалость.

— Тогда я вообще не понимаю, кто это сделал, — продолжила Вера. — Ведь это не мы?

Они поклялись друг дружке, что это не они, и на этом их рассуждения зашли в тупик.

— Ведь не сеньора же Суарес, — пошутила Роза.

Вера закрыла одной ладошкой рот, а другой махнула в сторону Розы, — ничего смешнее она в жизни не слышала. Чтобы сеньора Суарес… тайком пробралась в галерею и подрисовала усы?

— Ну ты и шутница, Розочка!

Глава 6

Вечером Вера с Марисолью пошли к Марко, и он с порога завёл речь о телерепортаже с тем сумасшедшим. Оказалось, что отец его отлично знает по работе в одном университете, более того — они даже дружили.

— Ведь мы все очень переживали за профессора Монтойю. И вот он нашёлся! Но что он говорил о вашей сеньоре Мендес?! Да уж! Ты видела этот репортаж, Вера? А ты, Марисоль?

Они сказали, что не видели.

— Не видели? Я тут подумал… вспомнил то, что вы рассказали мне о встрече с тем бродягой. Он вроде говорил что-то непонятное, и я предположил, что это латынь. «Уби меус либер», что означает «Где моя книга?». Вы помните? Я вам так и сказал, но мы все подумали, что такой субъект не может знать латыни. А профессор-то искал свою книгу — так он утверждает. Так может, это и был он? Вот идите сюда, взгляните.

Девушки сели за компьютер и посмотрели репортаж. Несмотря на то, что профессора причесали и помыли, не узнать его было невозможно — это он!

— Что же с ним будет теперь? — спросила Марисоль.

— За ним понаблюдают в психиатрической клинике, месяц или больше, как нам сообщила его жена, а после… Всё будет зависеть от его самочувствия.

— Папа, а сеньоре Мендес его обвинения не повредят?

— Вряд ли. Хотя, конечно, неудобства создать могут. Но всё же его слова — это полнейшая ерунда, и едва ли ей стоит беспокоиться.

Вера обрадовалась.

— Но в то же время его слова всё-таки не лишены смысла и не являются бессвязным бредом. Ведь в зоопарке есть небольшой океанариум, в котором имеется отдельный участок, где живёт осьминог, — продолжил Марко.

— О да! Он очень-очень умный и игривый, — просияла Марисоль.

— Вот именно — умный! — сказал Марко. — Кое-кого это может навести на дурные мысли.

Вера встревожилась.

— Но, скорее всего, только тех, кто проводит вечера в шапочках из фольги, — успокоил её отец. — Однако и для них подобный сюжет едва ли стал сенсацией — этим людям и без того хватает головной боли. Так что не переживай.

Покончив с этим вопросом, перешли к делу о порче портрета Кристобальды. Вера тщательно изложила всё, что ей известно. Марко в свою очередь расспросил её обо всех лицах, имеющих доступ в дом, и даже о тех, кто хотя бы гипотетически может иметь такой доступ. Получилось не так уж много людей: помощницы сеньоры вместе с Фелипе, три подруги госпожи по спиритическим сеансом, а теперь уже — по клубу любительниц книжек о привидениях, и мадам Аврора. Они отпадали сразу, так как на этой неделе их не было, ведь они должны прийти лишь в воскресенье. Ещё есть садовник-водитель Хуан, но он никогда не заходит в дом, правда, это не значит, что он не может.

— Кто знает, каковы тайные помыслы этого садовника-молчуна? — спросил отец. — Но, как ты сказала, Вера, никто ничего дурного за ним не замечал, да и с какой стати ему заниматься детскими проказами?

— Не могут же усы появиться сами по себе, — прокомментировала Марисоль. — Кто-то ведь их пририсовал да ещё добился того, что заморочил всем голову. Может быть — это опасный человек!

Вера вздрогнула, и ужасное предположение о том, что в дом сеньоры Мендес может проникать опасный человек, повысило её мозговую активность, результатом чего стало следующее предположение:

— А что если раньше на портрете уже были нарисованы усики, но после, художник их закрасил? А теперь из-за какого-то изменения воздуха в доме — его микроклимата, — они проявились? Ведь когда я рассказывала вам о портрете Кристобальды, я сказала, что мне показалось будто художнику не нравилась та, кого он рисует, и, быть может, он в какой-то момент не удержался и подрисовал ей усики, а потом замазал.

— Неплохо, — с уважением посмотрел Марко на дочь и увидел, как Марисоль задрала нос, преисполненная гордостью за подругу, мол, видали наших?! Мы тоже не лыком шиты!

— Но действительно ли эти усы выглядят так, словно они были закрашены когда-то? То есть нечётко, как нечто едва заметное?

Вера поняла, что её предположение никуда не годится. Усы были очень даже чёткими и явными, сияющими свежей краской.

— С твоих слов я знаю, что сеньора увлекалась спиритизмом. Знаю-знаю, это по секрету, и я никому не говорил, но что же остаётся? Может, это послание? — и улыбнувшись, Марко показал пальцем вверх.

Девушки засмеялись, и тут Вера спохватилась — за этими разговорами она чуть не забыла рассказать о предложенной ей от госпожи помощи с домом.

— Ну-ууу, ваша предводительница — просто прелесть! — вполне искренне откликнулся Марко. — Может, что и получится. Это было бы справедливо! Жаль, что я в этих вопросах беспомощен и не предложил тебе то же самое. Но всё-таки дом теперь у тебя есть, а если получится вернуть и тот… Как ни крути, а там вся твоя жизнь. Тяжко, когда такое попадает в руки безразличных людей.

Вера вздохнула.

Вечером на Веру опять напала хандра, и она принялась слушать всякую грустную музыку, но та быстро надоела. Прочтение нескольких страниц из «Удольфского замка» тоже не смогло захватить её, и она подумала, что нехорошо оскорблять писательницу невнимательным чтением.

Мигель вовремя напомнил о себе шумом и лязгом. Вера начала собирать лабиринт для него. Эта конфигурация заняла изрядное время, зато мышонок получил возможность порезвиться в импровизированном подземелье. У людей такие места обычно не вызывают радости, но грызунам, похоже, там уютно.

Глава 7

Лето уже подходило к концу, и завтра должны были уехать обратно Мерлин с друзьями, но на сегодня назначен показ для избранных съёмок нескольких сцен из первой серии сериала, снимающегося по сценарию, написанному Леонардо. Ему удалось договориться о приглашениях для всех участников той встречи в летнем кафе возле парка. Вообще-то, договориться оказалось нетрудно, так как всё равно никто не хотел смотреть очередную слезливую тягомотину. Это была уже третья встреча компании, хотя во второй раз собирались лишь затем, чтобы сходить в кино, а после уж было поздно гулять.

Итак, все столпились возле здания телестудии и дожидались, когда к ним спустится Леонардо. Он раздал временные пропуска и повёл группу за собой. По дороге в съёмочный павильон Вера с Марисолью переговаривались шёпотом, а Дамиан, напротив, топал как у себя дома, что вызывало страдания Фелисидад, так как она опасалась, что их прогонят, словно невоспитанных детей. Мерлин прошёл путь от входа до предназначенных для ребят мест с достоинством и сохраняя осанку, что вызвало уважительный взгляд со стороны Веры: «Как будто он здесь свой человек. И как это ему удаётся так притворяться?!» — и Вера подумала, что Мерлин, обладая столь величественными манерами, вполне мог бы здесь работать.

Но посетители напрасно опасались — на них никто не обращал внимания, да и кто бы стал на них смотреть, когда тут ходят люди порой в самых экзотичных нарядах.

Из павильона, где, по-видимому, снимался другой сериал, вышел мужчина в костюме индейца, вернее, от этого костюма была только верхняя часть, а вместо штанов с какой-нибудь бахромой в расшитые сапожки было заправлено современное тренировочное трико, и Мерлин ещё подумал при этом: «Разве индейцы не носили что-то наподобие мокасин? Эти сапожки больше подходят цирковому силачу, нежели индейцу».

Мужчина достал из кармана пластмассовую коробочку с драже и, громко гремя, стал закидывать себе в рот мятные судя по запаху шарики. За ним вышла женщина в очках с гигантским увеличением и спросила мужчину, почему он снял штаны, а он в ответ:

— Штаны мне жмут. Я в них выгляжу как танцор балета. Нужно их как-то раздвинуть.

— Но я всё сделала строго по мерке!

— Ты хочешь сказать, что я разжирел, что ли?

— Ничего я не хочу сказать, а только то, что вы всё выдумываете, как обычно, — довольно дерзко ответила ему костюмерша.

Однако мужчина не обиделся и, вскинув руку, помахал кистью, дав понять, что ничего не хочет слышать до тех пор, пока не получит достойных его штанов.

Вскоре группа вошла в просторное помещение, где были установлены декорации небольшой комнаты, видимо, кабинета, а поодаль, справа за камерами, видны расставленные в четыре ряда стулья. На стульях уже скучало четыре человека. Леонардо усадил гостей и сказал, чтобы они сидели тихо, выключив телефоны, чтобы ни во что не вмешивались, а когда всё закончится, то нужно негромко похлопать.

Людей на площадке было уже довольно, и процесс пошёл, когда появилась девушка в джинсах и розовой футболке. Она приняла слегка пришибленную позу перед столом, за которым села тучная женщина со злобным лицом.

— Так, значит, ты Вера… как тебя там? Моралес? — спросила она начальственным тоном.

— Си, сеньора, — тихо пискнула Вера Моралес.

— Меня ты будешь называть госпожа домоправительница. Ясно?

Вера кивнула.

— У нас тут очень строгие порядки, которые ни в коем случае нельзя нарушать, или лишу жалования. И сразу даю тебе совет: пореже показывайся на глаза сеньору Рикардо — это сын нашей госпожи, — мне хватает проблем и без шашней служанок. Он мужчина видный, а вас, девок, я уж знаю.

Вера испуганно смотрела на цербера с ярко накрашенными губами, госпожа же домоправительница тем временем встала и приняла из рук вошедшей служанки платье.

— Вот. Наденешь его в комнате, которую тебе покажут, и после вернёшься сюда.

Спустя несколько минут Вера вошла в униформе горничной бежевого цвета. Платье было чуть выше колен, и к нему прилагался кокетливый передник с оборками.

— А сейчас ты получишь работу, и она должна быть выполнена безупречно — ты на испытательном сроке.

После того, как Вера Моралес покинула надсмотрщицу, та подошла к шкафчикам и достала оттуда бутылку текилы, налила полстакана и, приняв такую позу, словно хотела протрубить в горн, выпила одним махом, после чего вытерла рукавом ставшие особенно заметными после орошения их влагой — усики, поблескивающие над верхней губой. Закрыв дверцы шкафчика, госпожа домоправительница икнула.

Зрители не знали, можно над этим смеяться или нет, а потому, видя их реакцию, Леонардо шепнул, что объяснит им позже, как понимать увиденное.

Далее было разыграно ещё несколько сценок с небольшими перерывами и обсуждениями. Режиссёр подзывал Леонардо, для того чтобы он внёс правки в диалоги. Актриса, играющая Веру, во время перерывов трещала без умолку и смеялась, а когда запускали камеру, она совершенно преображалась, превращаясь в испуганную серую мышку. Видимо, это и есть талант актёрского перевоплощения, ведь этой молодой актрисе даже не требовалось время, чтобы «вжиться в роль», как предположили зрители.

Весь просмотр занял около двух часов, по окончании которого Леонардо отвёл компанию в кафетерий на втором этаже, где можно было недолго поговорить. Он пока не мог покинуть рабочее место, а Рамона хотела остаться в телецентре, чтобы дождаться Леонардо, когда остальные уйдут.

— Как я поняла, эта Вера из сериала попала в плохой дом? — спросила Вера у Леонардо.

— Да. Ей придётся там довольно тяжело, и ко всему прочему, к ней будет приставать сын хозяйки. Но один пожилой сеньор, владелец цветочного магазина, заменит Вере отца, будет поддерживать её, и она захочет добиться торжества справедливости. Я собираюсь писать диалоги так, чтобы они не были слишком глупыми и наигранными. Также я намерен раскрыть зрителю глаза на застарелый антагонизм классов в нашей стране… Впрочем, я уже говорил об этом.

— Вот молодец, — похвалила его Рамона и пододвинула ему тарелку с пирожками, предлагая награду за хорошее поведение по привычке, полученной вследствие работы с животными.

— А почему актрисы иногда принимали какие-то преувеличенно картинные позы? — поинтересовался Мерлин.

— В сериале местами будет использоваться стилистика немого кино, возможно даже, что некоторые сцены будут чёрно-белыми. Это нужно для создания более резкого контраста в повествовании, и послужит той цели, о которой я сказал выше.

Мерлин поинтересовался у Веры, понравилось ли ей на съёмках?

— О да! Я никогда ничего подобного не видела. Правда, наша домоправительница совсем не такая, но ведь и теленовелла не про меня. Из-за имени главной героини и оттого что часть её истории взята у меня, я восприняла всё это более лично, чем следовало.

— Сериал хоть и не совсем о тебе, но отчасти и о тебе, к тому же, ты его причина.

— Да… Вы ведь завтра все уезжаете? — спросила Вера.

— Уезжаем. Но я надеюсь вернуться в следующем году, чтобы поступить в университет. Я уже посещал его, и мне всё понравилось, жалко только, что с профессором Монтойей такое случилось, ведь я надеялся послушать его лекции.

Мерлин уже знал об экстравагантных похождениях того человека, книгами которого он зачитывался в детстве.

— И с вами со всеми, мы подружились. Мы можем поддерживать связь?

— Мы можем, я не против, — согласилась Вера, и все присутствующие обменялись номерами телефонов, заодно договорившись, каким способом будут продолжать общение.

Дамиан, вспоминая об увиденном на съёмочной площадке, разошёлся не на шутку, громогласно обсуждая понравившиеся ему моменты, и Фелисидад подумала, что нужно уходить, пока на них не стали смотреть косо. Но Леонардо в любом случае уже было пора, так что все попрощались и, оставив Рамону с Леонардо, вышли на улицу, где поговорив ещё с полчасика, тоже разошлись, так как уезжающим нужно было успеть собраться в обратную дорогу.

Глава 8

Дома Веру ждали приятные известия: сеньора Мендес сообщила ей, что дело с Вериным домом оказалось легко разрешимым. Молодой сотрудник детективного агентства выяснил, что в определении прав на наследование дома было допущено множество грубых нарушений закона. Видимо, расчёт был на Верину неопытность и беспомощность в состоянии подавленности вследствие потери последнего близкого родственника. Сотрудник уже побывал в полиции, и теперь людей, присвоивших её дом, ожидают крупные неприятности. К счастью, они ещё не успели его продать. В ближайшее время — точнее скажет этот сотрудник, Вере нужно будет вернуться в Три Енота для улаживания формальностей.

Возвратившись в свою комнату, Вера ещё толком не осознав предстоящих изменений, позвонила отцу и Марисоли. Пока она говорила, стоя возле стола, то успела заметить, что теперь Мигель частенько спит на лапах Вомбата или Кенгуру, пока её нет.

Она сходила на кухню и принесла оттуда гору тёртой моркови и нарезанных яблок для мышонка. После прилегла и дочитала последние двадцать страниц «Замка», подумав: «Можно назвать символичным окончание злоключений Эмилии и моих в один день». Хотя ничего-то дурного с Верой в Санта-Эсмеральде не случалось, а скорее даже наоборот, но всё же отнятое у неё, как выяснилось обманом, материальное вместилище всего, что связано с детством, отрочеством, мамой, дедушкой и Жукой, сам факт того, что кто-то может неожиданно прийти и забрать, уменьшали в ней уверенность в подлинности и долговечности того, что она нашла здесь.

«Вдруг это тоже исчезнет по чьей-то злой воле? Хотя, наверное, не очень-то и злой, а просто хитрой, глупой, и жадной. И ничего я сделать не смогу».

Вот и Марисоль скоро уезжает, хотя с ней-то всё получается как нельзя лучше, ведь она, рассказав родителям о том, как ей нравится работать в зоопарке, и обо всём остальном хорошем в Санта-Эсмеральде, договорилась с ними, что будет жить месяц дома, потом месяц — в Санта-Эсмеральде, и так далее. В зоопарке согласились с таким графиком работы, и сеньора Эрнандес обещала не искать других жильцов, вернее, её и упрашивать не надо было, так как сеньора Эрнандес очень не хотела, чтобы Марисоль уехала.

«Ладно, Марисоли не будет всего месяц. Наверное, и мне нужно подгадать так, чтобы вернуться вместе с ней в родной город. А что делать с домом?».

Хоть Вера и очень желала вернуться в него, но и здесь многое удерживало. Может быть, пустить туда пожить каких-нибудь хороших людей на время? Неважно, сколько будут платить, лишь бы присматривали за ним. Но, кажется, я бегу впереди паровоза — рано ещё об этом думать».

Вера взглянула на Мигеля. Он, объевшись, развалился на боку и, как могло показаться, смотрел на человека взглядом пресыщенного патриция-гедониста времён упадка Рима, думая: «Что есть жизнь, как не хаотический танец материи и духа? Нужно лишь найти в этом хаосе спокойный уголок с морковью и яблоками, чтобы оттуда наблюдать за этим чудесным танцем, пребывая в неге всезнания и пресыщенности».

Хотя, конечно, ни о чём таком мышонок не думал, но, вероятно, он видел, что человек доволен. А чем? Наверное, тем, что мышонок всё съел, показав себя хорошим мышонком. Но и это лишь догадки — узнать, о чём думал Мигель, нам не дано. А Вера подумала о завтрашнем дне: она и Марисоль договорились навести чистоту в квартире Марко, в которой не сказать чтоб было грязно, но на тщательную уборку довольно большого по площади помещения у Марко явно не хватало рук. Так что они решили это сделать сами.

Глава 9

Утром во время завтрака сеньора Суарес поделилась с присутствующими за столом:

— Сеньора желает встретиться с тем несчастным профессором Монтойей, и, может быть, ей удастся убедить его в том, что она не пришелец из космоса, или что он там о ней думает. Она не хочет, чтобы на зоопарк падала какая-то тень, да и профессору, возможно, станет легче, если у неё получится исполнить задуманное.

— А ведь мой отец его знает по работе. Что если он поможет организовать встречу? — откликнулась Вера.

— Поговори с ним. Они могли бы встретиться, чтобы обговорить это. Он согласится?

— Конечно согласится, тем более, он и госпожу немного знает, видел её в библиотеке, — сказала Вера.

— Вон ты как похорошела-то, как батюшку нашла. А то, когда явилась сюда, вся такой болезненной смотрелась, — не слыша толком о чём говорят, вставила возившаяся у плиты сеньора Диас.

Роза улыбнулась и спросила Ди, как там Фелипе, поскольку он не заходил последние два дня.

— Они с другом где-то шляются с самого утра, и не говорит где. Ничего, уж не сегодня-завтра придёт, дорогу к вкусненькому он не забудет, — ответила Ди.

В первой половине дня Вера выполняла работу по дому, а после обеда воспользовалась полученным прежде разрешением сеньоры Мендес покопаться в её библиотеке. Вере хотелось найти книги о грызунах или просто что-нибудь интересное.

Книг по биологии действительно было очень много, но те две по интересующей её теме, что она отыскала, показались ей слишком сложными. Дальше пошли книги о доисторическом прошлом Земли, тоже рассчитанные на подготовленного читателя. Та-а-ак, а это что? Среди научных трудов затесалась, по-видимому, детская книжка с нарисованными на обложке красивыми животными — «Истории о маленьком динозаврике Руфи».

«Это, видимо, он, — подумала Вера, — А рядом, наверное, его друзья. Эту книжку я обязательно возьму!»

Побродив ещё, она обнаружила сравнительно небольшой отдел с художественной литературой, и тут ей бросилось в глаза знакомое имя автора на корешке — того, чья книга у неё уже имелась. А эта называется «Лезвие бритвы», и она была на испанском.

«Вот мне повезло сегодня с книгами. А я и не знала, что другие его романы переведены на наш язык. Но надо попробовать всё же найти что-нибудь о крысах, мышах и им подобных грызунах, — то, что я смогу понять».

Вера принялась более тщательно копаться на полках, и усердные поиски принесли плоды.

«Крыса — ваш надёжный друг!» — такое название красовалось на одной из книг. Она была толстенная и с фотографиями. Из предисловия Вера узнала, что это перевод с вьетнамского. Автор обещал, что расскажет не только о своих любимцах, но и о мышах, хомяках, белках, а также других, в том числе экзотических, представителях этого великолепного отряда.

«Что ж, наверное, этот дедушка и правда много о них знает, судя по его преклонному возрасту и проницательному взгляду».

Автор работы, запечатлённый на фотографии с обратной стороны книги, имел возраст… тот возраст, каким уже может заинтересоваться палеонтология. Выглядел он, как дружелюбная мумия, какой не испугается даже маленькая девочка.

Вера в отличном расположении духа спустилась к себе в комнату и позвонила Марисоли, сообщив, что ровно через час будет у сеньоры Эрнандес, чтобы уже оттуда идти к отцу. Та ответила, будто скоро выходит, но может задержаться, так как хочет заскочить в хозяйственный магазин по дороге. Ей туда посоветовала зайти Рамона, ибо, как она поделилась по секрету, там продаются самые лучшие тряпки для протирания пыли. Они не оставляют ни одной пылинки. Рамона пошутила: «Можно даже подумать, что эти тряпки заговаривает местная ведьма и сбывает их через хозяйственный. Но, конечно, этого не может быть, потому что в существование ведьм верят только дуры, а те, кто сами себя считают ведьмами, дуры в кубе. Однако тряпки — просто волшебные!»

— Хорошо, я подожду тебя, если ты задержишься, — ответила Вера и посмотрела на обложку детской книги о динозавриках.

«Может, почитать полчасика? Ведь сейчас заняться нечем, а мне хочется узнать, что там».

Через тридцать минут Вера быстрым шагом шла по направлению к апартаментам сеньоры Эрнандес, полная решимости уговорить сеньору Мендес, чтобы она позволила и Марисоли почитать ту книгу о динозавриках. Вера никогда ещё не читала книг о столь древних животных, и вот наконец! Её подруга, тоже должна это прочитать, уж ей-то такое придётся по душе.

Марисоль всё же пришла вовремя и показала чудо-тряпки без опознавательных знаков, а Вера рассказала ей о своих интересных находках.

Поскольку у Веры был ключ, они вошли в квартиру Марко самостоятельно — тот ещё не вернулся с работы. Они приступили к уборке, которая не была столь уж обширной. Убирать пришлось не так чтобы много, не считая лишь некоторых труднодоступных уголков с сантиметровым слоем пыли, в остальных местах квартиры запылённость не была чрезмерной. Самую большую сложность представляло мытьё окон, но зато после улица стала видна, как вживую. В этот вечер, войдя к себе домой, Марко почувствовал что-то неладное, но увидев двух подруг, спокойно о чём-то беседовавших на диване, подумал, что ему померещилось.

«Нет, всё же что-то изменилось, но не пойму что!»

Ему всё объяснили, и он поблагодарил девушек за старания, тем более что он сам, не взялся бы за столь тщательную уборку. Всё же этим вечером Марко чувствовал себя неуютно, поскольку ему всё казалось, что окон вовсе не стало, и в конце концов он задёрнул шторы.

Вера поговорила с отцом о сеньоре Мендес, вернее, о

её желании посетить профессора Монтойю. Не может ли

отец тому поспособствовать?

— Насколько я знаю, пока к нему никого не пускают, но можно поговорить с его супругой об этом. Знаешь, я думаю, что должен пойти вместе с твоей сеньорой Мендес. Профессор меня знает, ведь мы, можно сказать, даже дружили. Я могу поручиться за неё перед ним.

— О-о-о, это было бы совсем замечательно, — обрадовалась Вера. — Когда я вернусь домой, то передам госпоже через сеньору Суарес, что ты хочешь ей помочь.

— Ваша сеньора живёт слишком высоко и не принимает простых смертных? — улыбнулся отец.

— Да. Зато она нас не контролирует, и мы можем делать всё что угодно, — тоже улыбнулась Вера.

— И что же вы делаете?

— Да ничего… Но мы можем!

Глава 10

В следующую свою встречу Вера и Марисоль надумали посетить ту самую кофейню-кондитерскую.

— Вера, пошли попьём кофе в том месте и чего-нибудь съедим. Ну в том, где работает сопливый Ансельмо.

— Ладно, пошли.

Сегодня он как раз и работал — они попали в его смену.

— Здравствуйте! Вы давно не заходили, — поприветствовал он, думая про себя, что вряд ли таким красоткам очень уж нужно это убогое заведение.

— В следующий раз мы придём не скоро, по крайней мере, вдвоём, — ответила Марисоль. — На весь сентябрь я уезжаю в свой родной город. Буду месяц жить там, потом месяц здесь, и так по очереди.

Ансельмо попытался скрыть своё огорчение, но у него не очень получилось, и он довольно унылым голосом сказал:

— А у нас вскоре ассортимент сладостей пополнится. Я думал… А вы что, из другого города?

— Мы обе из города, который называется Три Енота, и в октябре мы обязательно зайдём к вам.

— Вы это читаете? Как называется эта книжка? — спросила Марисоль о лежащей на стуле книге.

— Это не книжка, это книга о…

Марисоль жестом попросила книгу себе в руки.

«Хроники Зла. Том первый. Восхождение» — прочитала она название вслух и начала листать.

Остановившись на одной из страниц, зачитала для всех:

«В тёмных безднах моего сознания едва ли могла найтись хоть капля сострадания к этой жалкой твари. Но поскольку дело в случае удачного исхода сулило хороший барыш, то я, сдерживая раздражение, состроил сочувственную мину и произнёс:

— Мусью Лепети (маленький, низкорослый), — сознательно искажая обращение на простонародный лад, — я готов взяться за ваше дельце, но успеха гарантировать не могу. Также предупреждаю вас, что моё расследование может потребовать значительных накладных расходов, а следовательно, мне нужен задаток. Перерасход этого аванса потребует немедленной дополнительной оплаты с вашей стороны, без всяких отговорок! Вы готовы к большим расходам?».

Марисоль перелистнула страницу:

«Посмотрите, как обрадовалось это ничтожество, взирает на меня заискивающими глазками. Он и не надеялся, что я так скоро соглашусь. Образ сыщика, берущегося только за самые тёмные и запутанные дела, отлично на меня работает. Ну что ж, теперь надо подумать о том, как выпотрошить его кошелёк. Необходимо придумать побольше всяческих препонов, которые, якобы, затрудняют расследование и требуют для своего устранения всё больше и больше денег.

До чего же приятно сжимать в руке под столом стилет, зная, что я могу в любой момент достать его и воткнуть в горло этому насекомому, а он и не подозревает, что именно я являюсь сейчас властелином его жизни, — он-то уж наверняка думает, что это бог. Ха-ха-ха! Как же, бог!»

— Это кто-то вроде Шерлока Холмса, только жадный и злой? — спросила Марисоль. — И зачем про таких читать?

У Ансельмо перехватило дыхание от возмущения таким пренебрежительным отношением к творениям его кумира. Он хотел много чего сказать, но, взглянув на девушек, лишь пробурчал:

— Это исследования тёмных сторон личности, поиски истоков зла, а не просто какие-то детективчики.

— М-да? А по моему, тут и исследовать нечего. Этого детектива плохо воспитывали в детстве. Всячески потакали ему, не учили тому, что правильно, а что неправильно, вот он и вырос таким, кто слишком много о себе думает и презирает всех вокруг. И мысли у него глупые — это я о том, что он владеет чьей-то жизнью, потому что может убить. Какой-нибудь дурак может взять и разбить драгоценную статуэтку — так что же, он теперь её властелин? Он просто сломал то, на что кто-то потратил много сил и времени, а для того, чтобы сломать, много ума не надо.

Возмущению Ансельмо не было предела, но он невероятным усилием взял себя в руки, успокоившись тем, что: «эти девчонки ничего не понимают в таких вещах, и глубина мысли им недоступна». Первоначальное желание метать громы и молнии пропало, и вместо этого он примирительно сказал:

— Здесь всё гораздо сложнее, но не будем об этом.

— Ну ладно, — согласилась Марисоль. — А я сейчас читаю одну книжку о животных. Очень смешно они там описаны! А читать о всяких испорченных людях я не люблю. Чем мне это поможет? Я и так знаю, что они есть.

Ансельмо уже не хотел спорить и лишь пожал плечами, подумав: «Она, конечно, не глупая, но, видимо, до сих пор верит в говорящих кроликов и хомячков».

Поговорив ещё немного, они расстались на хорошей ноте. Подруги пообещали, что не забудут зайти.

— Ну и чудик этот Ансельмо, — поделилась с подругой Марисоль.

— Ага, но, кажется, он неплохой, и книги читает. Разве сейчас это не редкость? — ответила Вера.

— Верно-верно. Но я запомнила, что он читал. Надо будет спросить у твоего отца об этом авторе, — решила Марисоль.

Глава 11

Через два дня на одиннадцать часов утра было назначено посещение профессора Монтойи в клинике.

Вера села в автомобиль вместе с сеньорой Мендес, и садовник-водитель Хуан отвёз их к дому Марко. Марко сел в машину, а Веру оставили, хоть она и мечтала посмотреть на психиатрическую клинику. Сеньора и Марко уже предварительно говорили по телефону, пытаясь построить план беседы с больным. У Марко возникла мысль по этому поводу, и если всё пойдёт как надо, то они с сеньорой смогут переубедить профессора, и это желательно сделать поскорее, так как, по словам его жены, тот рвётся в бой с пришельцами и намерен их разоблачить.

Въехав в ворота тихой и уютной клиники, расположенной за городской чертой, автомобиль остановился возле главного входа. Посетителям, вышедшим из машины, быстро стало ясно, что за первое приятное впечатление ответственны природа и уединённость, но при внимательном взгляде становился заметен застарелый недостаток финансирования.

Навстречу вышла женщина, заведующая клиникой, уже поджидавшая их заранее, поскольку они попали сюда по просьбе жены профессора — та была её давней знакомой со школьных времён.

Доктор Баррера с очень странным двойным именем Амор-Валентина хотела с ними переговорить, прежде чем пускать к пациенту, и не став тянуть кота за хвост — прямо в вестибюле обратилась к посетителям, говоря очень быстро и отрывисто, почти скороговоркой, с необычным акцентом, всякий раз после произнесённой фразы глядя посетителям в глаза, как бы ожидая немедленного ответа:

— Сеньор Гомес, я подумала над тем, что вы мне предложили, а именно: попытаться внушить профессору Монтойе, что пришельцы, скрывающиеся среди нас, не опасны. И хоть я не считаю верным поддерживать навязчивые идеи больного, так или иначе потакая им, но в данном случае, думаю, не будет большого вреда, а скорее даже польза, если мысли больного будут направлены в менее агрессивное русло. С этим согласна и его жена. К сожалению, иного способа показать ему, что мысли о присутствии пришельцев иррациональны, я не вижу. Он твердолобый, убеждённый в своей правоте, имеющий большой багаж знаний по болезненной теме пожилой человек. Он постоянно выкручивается и не желает попадать в логические ловушки, которые ему ставят наши психиатры в надежде показать прорехи в его воззрениях. Медикаментозно мы можем на него воздействовать очень ограниченно. Его жена против. Вы ведь её знаете, сеньор Гомес? Мне кажется, однажды мы виделись у них дома на юбилее профессора?

Сейчас Марко её вспомнил и кивнул.

— Так что можете попробовать, но не увлекайтесь, а лишь постарайтесь дать ему понять, что никакой опасности для землян не существует. Возможно, тогда, снедающая профессора неуёмная жажда борьбы сойдёт на нет, а его жена вернёт себе мужа. Но помните: в его личности произошли некоторые изменения, и сейчас это не тот спокойный и воспитанный человек, каким вы его знали ранее, сеньор Гомес. Позже я прошу вас зайти ко мне, чтобы рассказать, как прошёл разговор.

На том они прервались, и медсестра отвела их в палату больного, который лежал на постели, уставившись в потолок, а когда вошли посетители, быстро сел на край кровати, взяв в руки очки, и зловещим голосом произнёс:

— А-а-а-а, вот и ты, злыдня! Явилась — не запылилась! Пожаловала собственной персоной, дабы убедить меня в том, что я сумасшедший. Так ведь твой визит, напротив, только подтверждает мои подозрения. Иначе, с чего бы тебе сюда являться? — и прищурив глаз, посмотрел на сеньору Мендес с таким презрением, с каким бывает смотрят на какую-нибудь жалкую врунью недалёкого ума.

Сеньора Мендес никак не ожидала такого напора от пожилого профессора и беспомощно посмотрела на Марко. Тот выдвинулся вперёд, поняв, что с этим фруктом без хитрости не обойтись. Профессор только сейчас обратил внимание на мужчину, вошедшего вместе с его воображаемой противницей и, поправив очки, удивлённо спросил:

— Марко? Марко Гомес? Как… ты с ней? Неужели… — и заморгав, умолк.

Марко поставил стул в уголке — для спутницы, а сам, прихватив другой, сел перед профессором и взял двумя руками его ладонь, безвольно упавшую на колено от удивления.

— Проф… Фернандо, ведь мы с тобой много лет знали друг друга, и у нас не было поводов для взаимного недоверия. Ведь так?

Профессор кивнул, но в его взгляде уже появилась искорка недоверия, хотя пока он больше был растерян.

— А теперь я прошу тебя внимательно выслушать нас.

Тот снова кивнул.

— Твоя жена рассказала мне о том, что тебя тревожило, и даже дала почитать некоторые из твоих записок.

— Да как она посмела! — профессор аж подпрыгнул. — Пошла всем разносить, сорока такая!

Отняв руки, Марко поднял их вверх и после приложил к сердцу, уверяя бывшего коллегу в том, что это он настоял, и сейчас профессор сам поймёт почему. А также пообещал сохранить прочитанное в тайне.

— Видишь ли, я пытался понять, какие ходы мыслей привели моего друга к выводам, послужившим причиной его уверенности в некотором чужеродном присутствии.

— Никакая это не уверенность, а уже нечто складывающееся в гипотезу, основанную на моих наблюдениях, гипотезу, в которую включены и соображения о молниеносной конвергенции, к которой способны эти твари. Прошу заметить, это не камуфляж! Они изменяются морфологически и становятся похожими на нас, внешне похожими, но при этом остаются чуждыми нам организмами, которые могут существовать в тех же условиях, что и мы. Кажется, не все они на такое способны или не все хотят. Но главное, это тот необычный метеорит, о котором я говорил много лет назад, ведь это — никакой не метеорит! Но от меня тогда все отмахнулись, а ведь он двигался по необычной траектории. Его сочли частично разрушенным при соприкосновении по касательной с нашей атмосферой, однако я уверен, что это был челнок, отделившийся от корабля-носителя. Многие наблюдатели видели, что этот, якобы, отвалившийся кусок метеорита не сгорел в атмосфере Земли и упал-таки. Но ведь ничего же не нашли на предполагаемом месте падения. Вообще ничего! Потому что пришельцы его спрятали, разумеется, а может, и совсем уничтожили, чтобы не осталось улик против них.

— Послушай, Фернандо, может быть, ты сам расскажешь о том моменте, который стал для тебя решающим? Я приблизительно это понял из твоих заметок, но лучше расскажи сам.

— Отчего же не рассказать? Пожалуйста! Раз уж ты ознакомился с моими записями, то для тебя не секрет, что с некоторых пор я стал подозревать коварные и планомерные попытки по-тихому нас захватить. И делают это осьминогоподобные существа, прилетевшие на том корабле, как я понял позднее. Мне нужны были доказательства. И я пошёл в наш зоопарк, так как неоднократно слышал восторженные отзывы о необыкновенных умственных способностях осьминога, живущего в тамошнем океанариуме. Конечно, я знаю, что интеллект осьминогов достаточно высок, но услышанное мной — это уже слишком!

Я решил действовать прямо и, дождавшись того часа, когда посетители стали расходиться, без лишних свидетелей всё и выложил этому осьминогу! Всё как есть! И что же произошло, ты спросишь? Ты бы видел! Он определённо меня понял, подплыл ко мне, то есть к стеклянной стенке, и стал как бы мигать, стремительно меняя окраску с коричневой на серую, даже с какой-то синевой. Наконец и вовсе посинел. А в его глазах вспыхнула такая злоба, какой я ещё не видывал! После же, жестикулируя щупальцами, он дал мне понять, что уничтожит меня! Показал, будто ножичком меня по горлу чик-чик. Каково?!

— Ах, Фернандо, Фернандо. Ну как ты мог допустить такую ошибку? Ты хоть и не биолог, но всё же человек науки.

— Что такое? Что за ошибка? — взвился профессор.

— Да ведь ты ошибся в интерпретации эмоционального состояния осьминога. Кстати, его зовут Марио.

— Но я видел ужасную злобу и чёрное понимание!

— Сеньора Мендес, — обернулся Марко, давая ей знак, после чего она достала из сумочки книгу и вручила ему. Книга называлась «Тридцать лет среди осьминогов. Нравы, повадки, образ жизни».

Марко передал книгу профессору, добавив:

— Вот, прочти. Там имеются две закладки в нужных местах.

Профессор взял книгу, уверенный в том, что в ней нет ничего достойного внимания, и, повертев в руках, прочитал имя автора:

— Я его знаю. Его работы то есть. Учёный с именем. Но имя или нет, а наука не признаёт авторитета. Что ж, посмотрим, о чём он тут написал, — и найдя первую закладку, стал читать.

Сначала бегло, но немного погодя он увлёкся и, не обращая внимания на посетителей, прилёг на кровать, одной рукой поправив подушку.

Марко тихо встал и подошёл к сеньоре. Она тоже встала, но он, приложив палец у губам, призвал её к тишине. Она снова села. Им оставалось ждать.

Глава 12

— То, что он пишет, в корне всё меняет, — подал голос профессор. — Я не понимаю, как такое произошло, но это было недопустимо с моей стороны. Прежде чем делать выводы, я был обязан получше справиться о поведении осьминогов. Получается, что сначала он меня испугался, а потом попробовал со мной играть?

— Что я тебе говорил, Фернандо? Так и есть! — поддержал его Марко. — И те, кто работает в зоопарке, говорят то же самое, в том числе подруга моей дочери.

— Твоей дочери? Разве у тебя есть дочь, Марко? Откуда она взялась?

— Об этом мы можем поговорить в другой раз, — ответил Марко.

— Ну что же, надеюсь, ты нас познакомишь. Она ведь уже большая? Или нет?

— Ты с ней знаком, Фернандо, и с её подругой тоже — той, что служит в зоопарке.

— Знаком? Я что-то не припомню… Хотя в последнее время мне было не до этого, так что прости, если я запамятовал под давлением тех забот, что терзали меня.

— Ну, познакомился ты с ними не так давно, а подругу моей дочки встряхнул будь здоров!

Профессор испуганно посмотрел на друга:

— Как это встряхнул? Ты о чём?

Марко напомнил ему о встрече с двумя девушками в переулке.

— Ах, вон оно что! — поражённо прошептал профессор.

— Я понимаю, ты искал свой черновик, но почему ты решил, что он именно у них, и почему спрашивал об этом на латыни?

— Видишь ли… — смутился профессор, — хотя сейчас я уже думаю по-другому, но тогда я считал, что злобные осьминогоподобные существа, которые умеют трансформироваться в людей, должны всё же придерживаться неких эстетических пристрастий, а потому люди, под личиной которых они скрываются, скорее всего, будут иметь в строении тела некоторую осьминогоподобность. Я предварительно выделил для себя четыре признака, указывающих на пришельца, это: длинные руки и ноги, большая голова, гибкое тело, и главное — тёмные, большие, выразительные глаза. Я посчитал, что начинать присматриваться нужно к тем, кто имеет хотя бы два признака, но лучше, чтобы их было не менее трёх. И вот у подруги твоей дочери, если я правильно тебя понял, оказалось сразу три признака, а уж один из них, — а именно глаза, — были точь-в-точь как у того осьминога из океанариума. Правда, голова подкачала — она не была большой, но в то же время и маленькой её не назовёшь. Таким образом, я увидел сразу три ярко выраженных признака и один слабовыраженный. Ну, а поскольку я считаю… считал, что у них коллективный разум, то даже если тетрадку стащила не она, то всё равно должна знать, что с ней. Ты ей передай, Марко, что я хотел только потрясти её и больше ничего делать бы не стал, ведь она хоть и осьминожина, но всё же женская особь. То есть тогда я так думал.

— А почему ты спрашивал на латыни?

— Видишь ли… тут было очень вольное допущение с моей стороны. Я решил, что раз уж пришельцы столь умны и зловредны, то по необходимости, изучая что-то, они стараются смотреть в глубь вещей. И изучать наши современные языки они должны были начинать с языков древних, а латынь — один из самых известных языков древности, к тому же, положивший начало многим языкам современности, в том числе и нашему, испанскому. Вот я и спросил на латыни.

— А что ты делал в том переулке?

— Я купил кое-что поесть на площади Революции и, чтобы не привлекать к себе внимания, зашёл в это тихое место, присел на крыльцо, и только приступил к приёму пищи, как услышал голоса. Дабы не искушать судьбу, я затаился в кустах, но, увидев ту, которая мне показалась похожей на осьминога, я не выдержал и выскочил, а остальное вы знаете.

— А непонятный знак на двери ты поставил?

— Им я обозначил то место, где можно спокойно переночевать, ведь там никто не ходит.

Марко Гомесу потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить сказанное его другом. Сеньора же Мендес, сидя в уголке, несколько раз была вынуждена прикладывать ладонь к губам, так как её разбирал смех от того, что навыдумывал профессор об осьминогах, да и рассказывал он с немалой долей актёрского таланта.

— Теперь понимаешь, Фернандо, как ты оговорил сеньору Мендес?

— Да-да. Прошу простить меня, сеньора, это было вследствие прискорбной ошибки из-замоей горячности.

Марко понимал, что сейчас наступил решительный момент для профессора. Либо он отвергнет свои заблуждения окончательно и встанет на путь выздоровления, либо…

— Позвольте-позвольте, — встрепенулся профессор. — Я согласен, что ошибся в некоторых оценках, но не во всём же! Якобы «метеорит» — всё же был! И у меня имеются существенные доводы в пользу того, что наблюдавшийся в небе несколько лет назад объект имел не природное происхождение. Далее, я отменно помню, что осьминог из океанариума отлично меня понял. И это вовсе не то эмоциональное соучастие, которое проявляют многие высокоразвитые животные. Не-е-ет! Этот, как вы говорите его? Марио? Он меня отлично понял, понял смысл мною сказанного, а это не способно понять ни одно животное, кроме некоторых приматов, видимо. Помню я ту гориллу Коко, о которой много писали. Ну, что вы на это скажете? Как можно это объяснить? Нет-нет, я знаю, что с этим зоопарком и с этим осьминогом дело нечисто!

Марко вздохнул: «Придётся, видно, рассказать ту небылицу, о которой они договорились с Лаурой заранее, для его же блага, чтобы он утихомирился. Пусть она и расскажет, так будет убедительнее», — и он посмотрел на сеньору Мендес.

Та встала, и они с Марко поменялись местами. Она присела, сцепив руки и положив их на колени, помолчала немного, и начала:

— Вы совершенно правы, профессор Монтойя, насчёт Марио. Это действительно необычный осьминог. Например, он ест только корм для аквариумных рыбок, что просто невозможно для обычного осьминога, и принимаемые им расцветки тоже необычны — вы сами упомянули о синеве. Но сопоставьте все факты, например, его реакцию на ваши слова, и подумайте вот о чём: что если это не захватчик, как вам казалось ранее, а, напротив, существо, ищущее спасения на нашей планете? Он и ещё небольшое количество вместе с ним.

Постепенно увлекаясь своими словами, сеньора и сама начала находить их не лишёнными смысла. Тем более что почва для такого особенного отношения к Марио уже была подготовлена заранее. Ведь осьминог Марио ей очень нравился, в том числе его развитый интеллект, но ранее она была склонна видеть в этом скорее фантастические причины, окромя биологических, ведь она допускала и то, что у них оказался представитель не известного науке вида. Однако сейчас парадигма её отношения к головоногому менялась с фантастическо-научной на научно-фантастическую.

— Конечно, мы многого не знаем, но что если они прячутся от преследователей, которые сейчас потеряли их след? Когда же вы рассказали Марио о своих подозрениях и о том, что вы всё обнародуете, он побелел, потому что испугался этого. Но далее он, видимо, присмотрелся к вам и, решив, что вы не так опасны, попытался показать свою симпатию к вам, стал игривым. Всё это следует из вашего же описания его поведения.

— Вот оно что! Так значит, вы его оберегаете? Но кто их преследователи?

— Об этом не спрашивайте, — ответила сеньора, — мы мало что знаем, да и в том не уверены. Знаем лишь одно — то, что Марио и осьминоги вообще нуждаются в защите.

— Да-да-да, — прошептал профессор, — всё сходится. Значит, нужно срочно уничтожить все записные книжки, чтобы сведения об этих существах не получили распространения, — раздумывал профессор. — Постойте! Но кто же стащил мой черновик?

— Думаю, что никто, Фернандо, — попытался урезонить его Марко. — Скорее всего, ты где-нибудь его потерял.

— Потерял? Даже если и так, то его могут прочитать. Разве не следует немедленно нанять частного детектива, чтобы его найти? Хотя нет, нельзя — он-то его и прочитает.

— Не думаю, что потеря черновика так уж опасна. Учитывая твой стиль изложения, твой почерк и общую необычность изложенных тобой мыслей, всё это едва ли кого-то настроит на серьёзный лад. А если кто-то и прочтёт до конца твои записи, то, скорее всего, сочтёт эту тетрадку наброском фантастического романа.

— Ну, пожалуй, ты прав, — согласился профессор. — Но я бы хотел снова поговорить с Марио. Это можно устроить? А также принести извинения твой дочери и её подруге.

— Не беспокойся насчёт девочек — они не в обиде на тебя, а встреча с Марио, я думаю, может состояться в любое время после того, как ты покинешь это место.

Сеньора Мендес согласно кивнула.

Спустя десять минут они оставили Фернандо и зашли к доктору Амор-Валентине Баррера, чтобы сообщить об успешном перенаправлении помыслов больного в мирное русло.

— Я уже всё знаю. Во всех палатах установлены камеры, которые мы включаем в некоторых случаях — таких, как ваша беседа, например. Простите, что не предупредила, но я не могу позволить кому-либо бесконтрольно влиять на моего подопечного. Хочу заметить, сеньорита, что вы вели себя совершенно правильно, до поры до времени сидя тихонько в уголке.

— Так вы смотрите за пациентами только иногда? — спросила сеньора Мендес.

— Да, только в особых случаях. Поймите, контингент здесь особенный — эти люди не всегда владеют собой и могут навредить себе же и окружающим. Для того и камеры.

— Что теперь с ним будет? — поинтересовался Марко.

— Понаблюдаем несколько недель, полечим, но умеренно, поскольку его жена против использования серьёзных препаратов из-за возраста мужа. Да и я пока не вижу в этом особой надобности. Посмотрим за ним, и если он не будет проявлять признаков беспокойства и агрессии, то его заберут домой.

По пути к выходу сеньора Мендес невольно познакомилась с одним из пациентов клиники, известным здесь как Невидимка, который догнав её, заглянул в лицо:

— Вы меня видите? Скажите же, вы меня видите?

Сеньора Мендес, опешив от неожиданности, остановилась и ответила:

— Я вас хорошо вижу.

— Нет! Вы меня не видите. Ну почему вы меня не видите?

— Я вас вижу, не волнуйтесь, — попыталась сеньора убедить больного.

— Никто меня не видит. Никто! Я никто! Меня нет. Нигде меня нет… невидимка…

— Ну как вам не стыдно безобразничать, Антонио? — раздалось со стороны, и Марко с сеньорой увидели молодую медсестру, которая, поманив Невидимку, увела его за собой. Тот явно знал, что уж эта-то медсестра его видит, и, захихикав, чуть не цыпочках побежал за ней, а Марко, посмотрев на сеньору, прокомментировал:

— Вон оно как бывает. Получается, выходки Фернандо — это ещё цветочки.

Глава 13

По дороге обратно сеньора Мендес поделилась:

— Какое необычное имя у этой доктора Баррера. Вы, Марко, значит, уже видели её раньше? Как же её называют друзья, вы слышали? Неужели Амор?

— Как я теперь припоминаю, её в основном звали Валентиной, но жена профессора, и правда, иногда называла её Амор.

— Она золотистая блондинка, и вероятно, некрашеная. Мне показалось, что она мексиканка лишь наполовину, — предположила сеньора.

— Да… вроде бы, что-то такое говорили.

Вера, находившаяся в квартире отца, дожидалась его приезда, но он вошёл домой не один, а с сеньорой Мендес, чтобы выпить чаю и обсудить встречу с профессором, хотя Вере было и непонятно, почему они не могли поговорить об этом по дороге обратно. Она воспользовалась случаем и расспросила их о том, как всё прошло. Ей рассказали.

— Значит, теперь он думает, что осьминоги — это добрые пришельцы, которые нуждаются в защите?

— Возможно, — ответил отец. — Сеньора Мендес постаралась прозрачно намекнуть ему на это. Фернандо так будет спокойнее, это убережёт его от необдуманных поступков. И вокруг зоопарка не будет создаваться ненужной шумихи.

— Конечно, словам нездорового человека большинство людей не придаст значения, — объяснила сеньора свою тревогу за зоопарк, — но что будет, если к нему прислушаются люди с психическими отклонениями, не находящиеся в клиниках? Или просто агрессивные глупцы? Лучше не рисковать теми, кто почти беззащитен.

Вера закивала головой, показывая тем самым, что осознаёт подобную опасность.

После сеньора Мендес стала выведывать у отца с дочерью, как у них тут всё устроилось. Так разговоры перешли на более отвлечённые темы, и Марко рассказал сеньоре о том, почему вообще состоялось «знакомство» Веры и Марисоли с профессором.

— Вот как? Так это всё из-за «Трактата об извлечении»? В нашей библиотеке есть фотокопия первоиздания. Мой муж Мигель ещё давно где-то её достал, но, к сожалению, так и не успел подробно ознакомиться с этой фотокопией. Вы мне напомнили об этом, и я поняла, что совершенно забыла о той находке. Я думаю, что сейчас эта копия там и лежит, где Мигель её оставил.

Вера не могла отделаться от ощущения во время её монолога, что госпожа говорит о мышонке Мигеле, который достал книжную редкость, но так и не прочитал.

— Да вы что! Как же это? Неужели у вас имеется фотокопия первоиздания? — воскликнул Марко.

— Вероятно, да. Сегодня же я зайду в библиотеку и найду её, если это так для вас важно.

Марко пытался выдавить из себя что-то осмысленное, но не находил слов. Госпожа поняла, что средневековый трактат является предметом вожделения для Марко, и предложила:

— Если хотите, то можем поехать вместе прямо сейчас.

Спустя полтора часа Марко со свёртком под мышкой вошёл в комнату Веры, не заметив, как Роза спряталась в своей комнате.

— Давненько я хотел у тебя побывать. Ага, вот и он! Твой знаменитый мышонок, который, как я вижу, больше смахивает на крыску. Вот я его сейчас пощекочу, — и положив свёрток на стол, он стал заниматься с Мигелем, одновременно ведя светскую беседу:

— Мне у тебя нравится, Вера. Тут всё такое маленькое и аккуратное. А это твои игрушки? Должно быть, они у тебя с детства, и ты с ними съела не один фунт соли? — и Марко указал на Вомбата с Кенгуру.

Вера рассказала их историю, предварительно предложив напитки, от которых отец отказался, поскольку не хотел задерживаться надолго. Нужно было послать фотокопии «Извлечения» его товарищам по сообществу. Уже вставая, он обратил внимание на детскую книжку о динозаврике и, полистав, сказал:

— Странно, а кто автор? Я вообще никогда не слышал о книге с таким названием. Ты мне дашь после почитать?

— Разве ты будешь читать такую книгу?

— А почему нет? Если книга для детей написана хорошо, то она будет интересна и взрослым. Кстати, ваша сеньора позволила мне бывать у тебя, а также осмотреть её библиотеку. Правда, хорошо?

— Правда, папа. В следующий раз я познакомлю тебя с остальными, а то сегодня они куда-то разбежались.

Когда Марко ушёл, Вера взяла книжку о приключениях маленького динозаврика и улеглась читать под аккомпанемент из звуков разгрызаемого дерева, точнее, деревяшки, которой занимался Мигель, и очень упорно — видимо, за сегодня он хотел избавиться от неё.

Глава 14

Через три дня госпожа сообщила, что Вере нужно ехать в Три Енота. Помощник детектива может отправиться туда завтра же, и прихватить её с собой. Сеньора Мендес предоставила Вере возможность пробыть в своём городке столько, сколько нужно для завершения всех дел, и высказала надежду на то, что после Вера вернётся к ней, а та ещё подумала: «Марисоль уже вот-вот готова ехать, а значит, они могут поехать вместе».

Мигель оставался на попечении госпожи.

Вечером подруги зашли к Марко попрощаться. Тот сказал, что если ему ничего не помешает, то он тоже приедет в Три Енота через несколько дней. Также он сообщил нерадостную новость: изучение фотокопий «Извлечения» пока ничего не дало. Тот его товарищ по сообществу, который увлекался криптографией, пришёл к выводу, что ничего не понятно, и не известно — будет ли. Все надежды на Ансельма Мохнатого, будто бы закодировавшего какое-то послание в тексте, рухнули, поскольку никаких закономерностей выявить не удалось. Похоже, все эти игры с цветом заглавных букв, величиной отступов и интервалов делались Ансельмом лишь для развлечения, или что там было в его голове — кто знает? Но зато теперь они познакомились с почти оригинальным текстом и в целом были довольны.

Профессор Монтойя чувствует себя неплохо, ведёт себя спокойно и рассудительно, так что вряд ли имеются причины не отпускать его из клиники в самое ближайшее время.

Ближе к двенадцати часам следующего дня, автомобиль помощника детектива остановился возле дома Марисоли Флорес — пока Вера поживёт здесь. Через час помощник вернулся за ней и они поехали в полицейский участок. С ними говорил заместитель:

— Сеньорита Хименес, благодаря этому сеньору (он указал на помощника детектива) мы схватили за шкирку тех двух прохвостов, которые попытались обмануть вас. И ещё кое-кого из наших городских чиновников. Мэр был просто в ярости, узнав о том, что у него под носом действовала преступная группа. Те же двое — они вам никакие не родственники, они уж давно промышляют выискиванием таких вот сирот или пожилых людей и ловко проворачивают свои делишки, подмазывая кого надо. Что касается той, якобы, «доли», что вам причиталась и которую вы получили, то эта сумма остаётся у вас в обмен на то, что мы не будем выдвигать кое-какие обвинения против этих мошенников — им и так достанется крепко. А это можете считать компенсацией за причинённый вам моральный ущерб.

— Извините, но в таком случае мне не нужны их деньги, — ответила Вера.

— Я бы не советовал от них отказываться, сеньорита. В конце концов, если они вам так неприятны, то вы можете потратить их на помощь тому, кто нуждается. Или потратить, например, на ваше образование. Вы думали об этом?

— Ну да, об этом я думала.

— В общем, оставляйте деньги себе и дело с концом. А дальше уж решайте сами, как с ними поступить. Завтра, — заместитель назвал должность и имя служащего, — приходите к нему со всеми бумагами, и он сделает что положено, по документам на ваш дом. Вернуться в него вы можете хоть сегодня. Мошенники сидят у нас в участке — вы желаете на них взглянуть?

— Нет, я не хочу, — отказалась Вера.

Выйдя из участка, помощник детектива стал прощаться:

— Вы уже уезжаете, так скоро?

— Да-да, шеф сказал мне, чтобы я не задерживался дольше, чем это необходимо. Да я вам больше и не нужен.

— Вы так много для меня сделали, и так быстро. Не знаю, как и благодарить вас, — ответила Вера.

— Ничего особенного. Я говорю без ложной скромности. Эти мошенники уже обнаглели от безнаказанности и оставили много следов, так что я быстро понял, что к чему. К тому же, получил дополнительный опыт в подобных делах. Всё это не стоит благодарности. Бывайте, сеньорита, — и сев в машину, он развернулся, чтобы поехать в сторону выезда из города.

Глава 15

Вечером у Флоресов собралась целая компания, состоявшая из семейств Флоресов, и Родригесов — соседей Веры.

Обругав хорошенько на все лады тех мошенников и вдоволь напившись чая с домашней выпечкой, всей гурьбой отправились в Верин дом. В нём уже появился запах затхлости, и потому его проветрили, а сеньоры Флорес и Родригес помыли полы и протёрли пыль. Вера с Марисолью решили сегодня ночевать здесь, чтобы поскорее вернуть жизнь в этот дом. Позже подруги вышли во дворик и присели возле места, где покоился пёсик Веры — Жука.

— Вот я и вернулась, Жука! Правда, пока я здесь жить не буду, так как нашла в другом городе много новых друзей и отца. Он, кстати, скоро должен приехать, и я его тебе покажу. Но я смогу сюда возвращаться, поскольку этот дом снова наш, и ни с ним, ни с тобой ничего больше не случится. А завтра утром мы с Марисолью пойдём проведать маму с дедушкой.

— Расскажи ему о Мигеле, — напомнила Марисоль.

— Ах да, — и Вера рассказала, добавив: «Вы бы подружились. Мигель мог бы кататься у тебя на спине, и вам было бы весело что-нибудь грызть вдвоём».

— Ну почему собаки живут так мало? — вопросила Марисоль. — Я его хорошо помню, он был такой весёлый. А иногда серьёзный-пресерьёзный. Разве это справедливо, что кто-то должен умирать? Я имею в виду: разве можно это просто принять и успокоиться?

— Я слышала, как некоторые говорят, что это нормально, потому что для всех места не хватит, и что это закон природы. Но по-моему, это не очень-то убедительно — говорить общие слова о законах природы.

— Может быть, и убедительно, но только для тех, кто считает, будто за соседним городком находится край мира, — ответила Марисоль, — тогда и правда, может показаться, что места не слишком много и что законы природы им известны. Ну, а если без шуток, то как может быть мало места в огромной вселенной? Да даже и на Земле. Как?

— Они, наверное, не знают, что сказать, вот и говорят первое, что придёт в голову, чтобы не показаться глупыми, — предположила Вера. — А может, им и вовсе не жалко тех, кто умирает, вот и говорят об этом так легко.

— Вот-вот, — поддакнула Марисоль. — Никого им не жалко, кроме себя. Пусть все умрут, лишь бы им не мешались под ногами. А что бы они ответили, если бы и о них самих сказали, будто они занимают слишком много места?

— Сказали бы, что это несправедливо, — ответила Вера, после чего встала, отряхнув коленки. — Надо будет поставить сюда какой-нибудь камушек с именем Жуки. Или посадить цветок, а может и дерево? Как думаешь?

— Не знаю. Так сразу не скажешь, — ответила Марисоль.

Утром, испив кофе с булками, которые им оставила сеньора Родригес, девушки отправились в Последний Приют — так здесь иногда называли сами понимаете что. Матери и дедушке Вера тоже всё рассказала. Во время доклада на один из соседних камней опустился воробей, и возможно, Роза сказала бы, мол, это знак того, что их услышали, но поскольку Розы здесь не было, то никто ничего не сказал. Постояв ещё минут десять, пошли в другой конец, к родственникам Марисоли. Им ничего рассказывать не требовалось, так как это делали родители Марисоли, сообщая ушедшим обо всех её похождениях.

Подошло время идти в администрацию, а Марисоль пока вернулась к себе домой. По дороге к центральной площади со знаменитым памятником зазвонил Верин телефон. Марко сказал, что может приехать завтра, на денёк или два.

Вера поговорила с чиновником, вернее с чиновницей, которая доверительно ей сообщила, что мэр очень и очень раздосадован произошедшим, но, к счастью, оборотнями оказались пришельцы.

«Они родились не здесь — этим-то всё и объясняется! Не любили они город и его жителей. Это, можно сказать, хорошо, но ещё глава города прослышал, что сеньорита не желает оставлять деньги, так он очень настаивает. Это вроде как извинение со стороны города, ведь мэр уважал вашего дедушку — он у него учился. Вы не знали?».

— Не беспокойтесь, передайте ему, что деньги я оставлю, — ответила Вера, и её отпустили.

«Может, сходить сегодня на Кроличье Поле? — подумала она, присев на лавочку возле памятника. — Ну и лавочки стали! Теперь, когда они голубые, издалека кажется, будто еноты парят в облаках, а когда лавки были зелёными, то было похоже, что они сидят на поляне перед чашей».

Уже выйдя из дома, Марисоль спохватилась: «А как же морковь-то? Ведь ты помнишь, что мне сказали, Вера?».

Моркови дома не оказалось, поэтому они пошли на рынок. Это было почти по пути. Чуть далее остановились возле колонки, чтобы помыть купленную морковь и заодно пригубить местного напитка из кактусовых растений, налитого в большую пластиковую бутылку. Он оказался ядрёным, и обе вздохнули так, словно выпили по кружке доброго эля.

На поле, сколько они ни высматривали, никого не заметили. Это хоть и огорчало, но было ожидаемо. Решили посидеть немного, попить напитка и подождать, а морковь положили на то место, где Марисоль видела кролика-предводителя.

Неожиданно раздался звук уведомления в телефоне, и Вера удивлённо сказала:

— Я не знала, что досюда достаёт интернет.

— Наверное, это потому, что во-о-он там поставили вышку. Видишь?

Вера посмотрела на сообщение:

— Это, кажется, Мерлин.

— Умм, — промычала Марисоль, ожидая продолжения.

— Он спрашивает, как у нас дела и говорит, что Леонардо просил передать новость: премьера сериала «Проспект страсти» состоится 15 сентября. Но они внесли кое-какие изменения.

— Надеюсь, с тобой ничего не сделали, — насторожилась подруга.

— Нет. Он говорит, что та злая домоправительница на самом деле окажется переодетым мужчиной, являющимся преступником, который скрывается от правосудия.

Марисоль хихикнула:

— Но ведь её играет женщина. Как же они это провернут?

— Не знаю, не знаю, — тоже не смогла удержаться от смеха Вера. — Наверное, воспользуются тем, что эта актриса слегка мужеподобна.

— Значит, эта женщина будет играть мужчину, который притворяется женщиной? Ой, смотри, Рамона тоже прислала мне сообщение. Спрашивает, не разучилась ли я читать, когда вернулась в деревню. Надо же, деревню! И говорит, что если я не смогу прочитать сообщение, то, наверное, догадаюсь отправить ей смайлик. И сама много наставила!

— И мне ещё одно пришло, — воскликнула Вера. — Это от Леонардо. Ты посмотри, сколько он понаписал.

Увлекшись, они не заметили, как четыре пары мягких кроличьих лапок просеменили туда-сюда, и две морковки исчезли. Только спустя какое-то время подруги обнаружили, что угощение пропало. Тут Веру осенило:

— А ведь, оказывается, тот кролик говорил чистую правду! Обо всём!

— Я тебе так и сказала, — откликнулась Марисоль. — Только знаешь что — никому об этом не говори. Не хочу, чтобы к ним начали ходить и мешали им жить.

— Тогда мы никому не скажем, — согласилась Вера. — А теперь пошли, я уже хочу пить. Не думала, что этот напиток закончится так быстро. И сколько ещё будет стоять такая жара?

Сначала они зашли к Марисоли, после к Родригесам, потом опять прошли на рынок и купили ещё того напитка, а после с пакетами еды пошли к Вере, собираясь посмотреть какой-нибудь смешной фильм, но вместо этого посмотрели задумчивый и непонятный.

Глава 16

Утром Вера встретила отца на автостанции и привела в дом. Показала и рассказала обо всём, в том числе и о Жуке.

— Я бы хотел почтить память Селесты и Диего. Ты отведёшь меня завтра к ним?

Вера кивнула.

— А сегодня не мешало бы познакомиться с родителями Марисоли и твоими соседями. Родригесы — верно?

Пообщавшись с Марко, родители Марисоли стали спокойнее относиться к тому, что их дочь будет половину времени проводить в Санта-Эсмеральде.

У Родригесов Марко уговорили приложиться к домашнему напитку, но отнюдь не столь безобидному как тот, что недавно пили подруги. Попробовать его нужно было обязательно, под тем предлогом, что он де только созрел и его необходимо оценить, чтобы напиток не обиделся и не испортился от этого.

Вечером Вера с отцом и Марисолью гуляли по городу. Они осмотрели памятник трём енотам, похожим на бобров, и самые экстравагантные здания, частью городские, а частью построенные для личного пользования. Как водится, иные из них вызывали в горожанах чувство гордости и даже наивную надежду на то, что других таких во всём мире не сыскать. Иные же здания были возмутительны и уродливы, и их владельцы стали для местного общества настоящими париями, если не в имущественном отношении, то уж в морально-культурном точно. Возле центральной площади гуляющие встретили местного психолога, который учтиво снял шляпу и поклонился Вере и Марисоли. Поздоровавшись с Марко, он ловкими приёмами речи быстренько выведал, кто тот такой, после чего поздравил Веру с обретением родителя и возвращением дома. Что касается последнего, то о нём уже знали все из тех, кому вообще хоть что-то хотелось знать, а потому в ближайшие дни Вера была просто обречена стать знаменитостью. Э-эх! Знали бы они, что их скромная землячка послужила вдохновением для создания нового сериала, который в скором времени будет делать улицы городка пустыми по вечерам. Но можно не сомневаться, что рано или поздно они об этом узнают, и кто-нибудь с богатой фантазией придумает легенду о том, как их Вера — та, которая ходила в школу с их же детьми, имела в почти столичном городе романтическую связь с телевизионным боссом-миллионером, и тот специально для неё запустил производство теленовеллы. Но Вера отказалась в ней сниматься по таинственным причинам — поговаривают, что из-за гордости, хотя и не понятны были причины для её возбуждения. Вместо Веры главная роль досталась бывшей пассии босса, которая до этого находилась в изгнании, а теперь получила шанс снова возвыситься.

Возможно, легенда будет и другая, но тоже с драмой. Вере же придётся смириться с тем, что она есть, так как никого переубедить не удастся. Впрочем, опасаться Вере было нечего, так как её будущий биограф-баснописец не будет выдумывать про неё ничего гадкого, поскольку все знали Веру лишь с хорошей стороны, а также и её деда, бывшего заслуженным учителем физики, и её мать Селесту, бывшую… просто хорошей и весёлой женщиной с красивым голосом, которая покинула этот мир столь рано.

Под конец прогулки троица посетила одно из заведений общепита, где они выпили чая из пластиковых стаканчиков и съели пирожки с бумажных тарелочек под громкие вопли из подвешенных под потолком колонок.

Рано утром Вера с отцом зашли за Марисолью и направились в Последний Приют. После того, как Марко сказал все положенные в таких случаях слова, он спросил:

— Верно где-то здесь лежит Алехандро — Старый Енот?

— Мы покажем, пошли.

Марко присел перед памятником-барельефом, вернее тем, что должно было им стать, но собственно самого барельефа на камне не было, а была лишь эпитафия, которую и прочитал Марко:

— Сильно сказано, хоть и несколько неуклюже. И ничего-то мы не извлекли из той книги, что интересовала и его, — произнёс он, глядя то на подруг, то на ложе Алехандро.

— Что, совсем ничего? — попросила уточнений Марисоль.

— Увы, если Ансельм и закодировал что-то в той книге, то нам не известно, по каким принципам, а то, на что мы надеялись, обернулось ничем, — он немного помолчал. — А вам не кажется странным и даже значительным то, что вы, живущие здесь и сейчас, оказались хотя бы косвенно связанными с людьми, которые жили много лет и даже веков назад?

— Сейчас кажется, когда ты об этом сказал, — ответила Вера. — Но что это значит?

Марко пожал плечами:

— Не знаю, может это свидетельство единства человеческого рода, которое так явно и просто обнаруживается, но которому обычно не придают никакого значения, считая, что это всё дела минувшего и просто совпадение, а сейчас важнее то, какая скидка в магазине. Современный мир отучает нас думать глубоко и отыскивать скрытые взаимосвязи, и даже видеть явные, а вместо этого приучает задумываться только о ярком, громком и блестящем. Особенно это касается единства человеческого рода и жизни вообще — эту тему стараются сейчас не затрагивать, — напротив, выдумывают всякие признаки различия, по которым можно осуществлять дифференциацию. Как говорится, «разделяй и властвуй».

— Но зачем это нужно? Только для власти? — спросила Вера.

— Ну, жадность и властолюбие трудно разделить. Они, вероятно, это делают, чтобы людьми было проще манипулировать и, как следствие, успешнее продавать им свои товары и услуги, то есть для получения прибыли, и в конечном счёте для обретения власти. Правда, власти иллюзорной, поскольку она не основана ни на личных достоинствах носителей власти, ни на истинном понимании природы человека. Носители власти зачастую невежественны и бессовестны, и всё, что у них есть, — это информация политического и экономического свойства, и связи — сеть круговой поруки. А поскольку структуры власти и цифровых сетевых технологий внешне схожи, то власть будет этим пользоваться, и боюсь, что в максимально бесчеловечной степени. И всё станет много хуже. Говоря о власти, я говорю и о крупном, в первую очередь, капитале. Впрочем, во все времена власть была такова, кроме некоторых исключений, а об иных «властителях» уже и не помнят или смеются над ними.

— Такая подлость может всех нас погубить, — сказала Марисоль.

— И мой дедушка, я помню, говорил, что хозяева мира — не такие умные и дальновидные, как им самим, должно быть, кажется. Может, это нас и спасёт?

— Может, если мы сами не допустим окончательного самооглупления, — резюмировал Марко. — То есть «само» или не само — вопрос спорный, но попросту говоря, нельзя глупеть.

По дороге домой он спросил у дочери, когда она собирается вернуться? Ведь он-то уезжает завтра. Она объяснила, что хочет побыть здесь ещё несколько дней, и уж тогда возвращаться.

— Но я не знаю, как быть с домом.

— Вероятно, тебе не остаётся ничего другого, кроме как сдать его. Я уже переговорил на всякий случай по этому поводу с Родригесами и родителями Марисоли. Они сказали, что помогут, сообщат тебе, если кто надёжный подвернётся. И в дальнейшем смогут приглядывать за домом.

— Тогда мы так и сделаем, — обрадовалась Вера.

— Привет, Бланка, — послышался голос Марисоли.

— Привет, девушки. Как вы поживаете? Я слышала о том, что у тебя произошло, — обратилась Бланка к Вере.

— Ты сегодня одна? А где Каролин и Мегатрониха… ой, извини, она ведь твоя подруга, но её все так называют, и я по привычке, — спросила Марисоль.

Бланка махнула рукой:

— Они разъехались учиться в другие города. Я не поняла, чего хочет Мира — и она мне не такая уж подруга, — но Каролин будет учиться на… не помню, как называется, но это связано с физкультурой. А вы здесь остаётесь или тоже уедете?

Ей рассказали, что Марисоль будет жить на два дома, а Вера будет стараться приезжать сюда вместе с ней, хотя бы на два-три дня.

— Так, может, мы увидимся? — спросила Бланка.

— Мы не против, — ответила Марисоль, и они обменялись номерами телефонов.

В последующие дни Вера ничего особенного не делала, а только гуляла вместе с подругой, и они ещё раз встретили Бланку, с которой поболтали. Незадолго же до отъезда Вера посадила деревце рядом с местом, где лежал Жука. Марисоль сказала, что сможет приглядывать за ним, когда будет здесь, а сеньора Родригес согласилась смотреть за деревцем в любое другое время.

Глава 17

В один из тех вечеров, что Вера проводила в своём родном городке, сеньора Суарес сидела на кухне с задержавшейся сеньорой Диас — они вели разговор:

— Хелена, я вот что-то не пойму, ну кому это пришло в голову накарябать усы на портрете? Детский сад какой-то!

При этих словах сеньора Суарес поморщилась, что не ускользнуло от внимания сеньоры Диас.

— Ты что, не хочешь говорить об этом, Хелена?

— Нет, не в том дело, Ди. Одно слово, которое ты сказала. Не люблю его.

— Какое слово? Усы? Или детский сад? — удивилась сеньора Диас.

— Нет-нет, слово «накарябать». Меня передёргивает от него с детства.

— А отчего? — спросила кухарка, пересыпая крупу из пакета в стеклянную банку.

— Да так, глупости.

— Что ж, и не расскажешь твоей подруге? Да ты расскажи, легче станет! — ответила на это сеньора Диас и так пристально взглянула на экономку, что той стало смешно.

— Тут и рассказывать-то нечего, так, обычная история.

— Вот тебе мандарины. Ты их ешь и говори, а то испортятся.

Сеньора Суарес, ничуть не удивившись практичности подруги, начала рассказ:

— Ты ведь знаешь, я из небольшого поселения, как и Роза. У меня были два брата чуть старше меня — это ты тоже знаешь, и они тут замешаны. Так вот, рядом с нашим домом росли кусты, и во время сильного ветра, а он у нас не редкость, они задевали стену дома, и иногда звуки получались очень пугающими. Я как-то сказала об этом матери, за завтраком. А она ответила, что ветки можно подрезать, чтобы я не пугалась, но я сказала не надо — мне кусты жалко, ведь они так давно растут, и цветки на них бывают красивыми. Я, мол, сказала просто так, и мне лишь иногда бывает страшно. А братья-то разговор услышали и, видно, решили напугать меня ещё сильнее, шутки ради. Ты не подумай, Ди, они не со зла, а так, пошалить захотели.

Они где-то раскопали байку о лесном страшилище по имени Баба-Каряба. Или у страшилищ не имя, а название? А, не важно. Так вот, дождавшись ветреной погоды, — а в это время года, осенью, была самая её пора, — они зашли ко мне и рассказали об этой Карябе. Мол, есть такое чудище, что живёт в лесах, которое выходит оттуда во время ветреной погоды, чтобы поживиться. А наш дом как раз недалеко от леса стоял! Они говорят, мол, она подходит к одинокому дому и начинает карябать стену, постепенно приближаясь к окну, а когда дойдёт до него и взглянет в глаза тому, кто находится в комнате, то тут уж пиши пропало — утащит с собой в чащобу.

Я видела, что братья едва сдерживают смех, но всё равно мне было страшно. А они и стишок прочитали, который подтверждает существование Карябы:

Баба-Каряба царапает дом,

Баба-Каряба стоит под окном,

Баба-Каряба уже под столом,

Баба-Каряба нависла над…

Тут произносится имя, после чего пугающим нужно начинать громко кричать, чтобы испугать до чёртиков того, за кем, якобы, пришла Каряба, — и братья это исполнили.

— Ой-ёй-ёй, какие страсти! — воскликнула сеньора Диас, прижав ладони к щекам. А ты что же? Пожаловалась на сорванцов?

— Не сразу. Но когда они пришли меня попугать во второй раз, то я рассказала об этом бабушке, а та мне посоветовала, как их отвадить: «Ты внучка, скажи им, что они не знают всего до конца. Ведь Баба-Каряба — это же Баба! То есть женщина, по-простонародному. И ежели ты, не испугавшись Карябы, пожалуешься ей на братьев, то она из женской солидарности может захотеть наказать дрянных мальчишек».

Ну, а когда они пришли в третий раз, я им так и сказала, а они, сделав вид что им не страшно, очень испугались и больше так не шалили. Но я уже знала, что всё это выдумки и братьям ничего не грозило. Бабушка мне объяснила, что никакой Бабы-Карябы не бывает. Мол, эти выдумки от дурости людской.

— И с тех пор ты не можешь слышать это слово? — уточнила Ди.

— Не то чтобы не могу — а не хочу. Тот стишок мне въелся в память. Я свой детский испуг помню очень хорошо. Но вообще, во всех других случаях братья меня защищали. Величину же моего страха перед чудовищем они не представляли. Им это казалось просто чем-то безобидным и весёлым, тем более что в другое время мне тоже, как и им, нравилось слушать всякие страшилки.

— Вот и Фелипе такой же, всякой чепухи начитается да ещё додумает за автора, и давай всех уверять, что это правда. А сейчас как живут твои братья? Как они?

— Да всё так же. Я ведь говорила, что у них закусочная на колёсах, на двоих. Пишут мне, что у них всё хорошо, что живут, как короли, и в семьях тоже порядок, дети толстые и здоровые. Зовут меня в гости или насовсем.

— А ты?

— Я-то? В гости съездить надо бы, после Рождества. А насовсем разве ж я поеду? Нет, моя жизнь здесь, в Мексике.

— Выпьем чайку? Да я уж и пойду, — предложила сеньора Диас, доставая припрятанное миндальное печенье, как раз хранимое на случай задушевной беседы.

Глава 18

Наученная неприятным опытом жажды в автобусе, Вера на этот раз подготовилась, купив заранее большую бутылку того напитка с рынка.

Автобус подошёл, и подруги простились до октября, пообещав друг дружке, что 15 сентября обязательно одновременно сядут смотреть первую серию «Проспекта страсти».

В дом сеньоры Мендес Вера вошла как обычно, открыв дверь своим ключом, и сразу, только бросив в комнате сумки с рюкзаком, прошла к сеньоре Суарес. Но той не было на месте. Судя по времени все могли быть на кухне. Так и оказалось. Веру радостно приветствовали и усадили за стол. Сеньора Диас сказала, что ей положена двойная порция, так как она с дороги, и что Вера должна им всё рассказать в полном объёме о своей поездке. Она рассказала.

Роза во время рассказа смотрела на Веру словно зачарованная, вероятно, воображая эту поездку путешествием Марко Поло, хотя сама она проделала гораздо более длинный путь из своего медвежьего угла до Санта-Эсмеральды. Но у Веры были приключения! К тому же, себя Роза ещё не воспринимала вполне самостоятельным, взрослым человеком, ведь она уехала из дома, где находилась на попечении родителей, в дом, где она оказалась под опекой сеньоры Суарес. А вот Вера! Она попала в переделку с целой шайкой мошенников, уже имела свой личный дом, который могла сдавать в аренду, ходила в полицию и городскую администрацию, где их мэр подарил ей кучу денег, да ещё и сериал скоро будет — про Веру! А такое не каждый день выдаётся нашей сестре! Жуть какая-то!

По окончании обеда Вера поднялась на второй этаж и постучала в комнату госпожи — та уж её ждала, вернувшись сюда из библиотеки, где проводила много времени, разбирая книги. Сеньора также весьма подробно расспросила помощницу, пока та приветствовала Мигеля, после чего, забрав его с собой, Вера спустилась вниз.

Вечером Роза пригласила Веру в свою комнату, чтобы выпить чаю. Вера, до сих пор видевшая эту комнату только мельком, сейчас получила возможность внимательно изучить обстановку.

Над постелью Розы висело распятие, которое обрамляли фотографии, вероятно, членов её семьи. На одной из полок шкафчика размещались DVD-диски с мультфильмами, которые она, по всей видимости, привезла из дома и таким образом имела возможность смотреть мультфильмы по старинке, не полагаясь на интернет.

— Ты не могла бы принести сюда мышонка, Вера? Я его угощу вот этим, — она показала на ассорти из орехов и сухофруктов. — Ему ведь такое можно?

— Наверное. Да он всё ест. Сейчас я схожу за ним, — ответила Вера и вернулась с Мигелем на плече через две минуты.

— Ну, как вы тут поживали без меня? — поинтересовалась Вера.

Роза задумалась, но ничего выдающегося вспомнить не смогла и ответила:

— Мы жили как обычно, — и улыбнулась, сверкнув чёрными глазками.

Обе замолчали.

— А-а-а, хотя знаешь, было кое-что.

Вера вопросительно посмотрела на Розу, и та продолжила: «Однажды на обед пришёл Фелипе, и у него с собой были альбом и краски. Он рисует какие-то механизмы и роботов. Так вот, сеньора Суарес увидела всё это и захотела снова с ним поговорить по поводу порчи того портрета. Ты помнишь?».

Вера кивнула, и Роза продолжила: «Сеньора Суарес сказала Фелипе, что раз ему нравится рисовать, то, возможно, он, по примеру уличных горе-художников, решил бросить дерзкий вызов системе, сложившейся в этом доме, и, пробравшись наверх, испортил полотно. Но Фелипе всё отрицал. Его бабушка, сеньора Диас, тоже насела на него и сказала, что ещё не поздно покаяться, и если это сделал он, то сеньора Суарес попросит у госпожи о снисхождении для него, и тогда он сможет по-прежнему приходить сюда за вкусной едой».

— И что ответил Фелипе? — спросила Вера.

— Он сказал, что теоретически, конечно, мог совершить это, но ведь когда он приходит сюда, то проходит сразу на кухню под присмотром, ибо у него нет своего ключа, а дверь ему открывает бабушка, сеньора Суарес и иногда Роза или Вера. И они видят, куда он идёт. Сеньора же Суарес сказала на это, что он мог подняться наверх, когда уходил, потому что его никто не провожает до двери за ненадобностью, — это первое, и второе — это то, что у него действительно нет своего ключа, но он мог украсть его у бабушки и пробраться сюда ночью или мог сделать слепок ключа и заказать себе такой же, дабы иметь возможность прийти в любое время. Фелипе согласился, что он мог сделать и это, но зачем? Ему нравится в этом доме, и он не хочет ничего здесь портить, и ему нравится система, сложившаяся в этом доме, поскольку она позволяет ему бесплатно поесть, и поэтому он ничего не хочет здесь портить и никогда тут не хулиганил.

Сеньора Суарес недолго подумала над его словами и извинилась за допрос, оправдываясь тем, что это происшествие так необъяснимо, что она не может успокоиться и потому, увидев у него рисовальные принадлежности, не смогла удержаться от вопросов. И что она на самом деле никогда его не подозревала. А после попросила сеньору Диас вознаградить его чём-нибудь вкусным за причинённые неудобства. И ещё мне показалось, что сеньора Суарес говорила с Фелипе больше в шутливом тоне, чем в серьёзном.

— Во дела-а-а! — удивилась Вера. — Значит, до сих пор ничего не известно?

Роза кивнула.

— Если это не Фелипе, не сеньора Ди, не сеньора Суарес, не ты, не я, то кто? Ведь больше никого нет.

Роза пожала плечами довольно равнодушно, как человек, для которого чудеса — неотъемлемая и привычная часть жизни. Правда, при всём при этом иные её пугали, да ещё как!

— Некоторое время назад я рассказала об этом происшествии моему папе, — поделилась Вера, — и он предположил, зная от меня об увлечениях госпожи спиритуализмом (кроме него и Марисоли, я никому об этом не говорила), что усики мог подрисовать кто-то из потустороннего мира. Но мне кажется, что он шутил.

— А если это были они, то зачем им это понадобилось? — спросила Роза.

— Я сама не верю в такие вещи, — ответила Вера, — но если б верила, то сказала бы вот что: раз уж говорят о Кристобальде, что она была очень злой в земной жизни, то она наверняка такая же и в загробной, и, возможно, многим там она уже надоела, но они ничего не могут ей сделать, потому что боятся, и тогда кто-то из них мог захотеть насолить ей хотя бы здесь, — и подрисовал усы.

Глава 19

Тук-тук-тук.

Вера, которая во время своих рассуждений встала со стула и начала ходить туда-сюда по комнате, от двери до стола, словно какой-нибудь Шерлок Холмс в юбке, свои последние слова произнесла как раз возле двери, а потому она её и открыла.

— Привет, — на пороге стоял Фелипе. — Я слышал твои слова о призраках. Это не могли быть они, поскольку они не могут взаимодействовать с материальным миром. Вернее, может быть, и может какой-нибудь крутой демон, но зачем ему заниматься мелкими шалостями?

Вера села на стул, молчаливо согласившись с доводами Фелипе, а он продолжил:

— Роза, когда ты узнала, что я рисую, то захотела посмотреть мои рисунки природы. У меня их мало, но я принёс то, что есть, — и он подойдя к Розе, протянул ей альбом. — Я могу его оставить, и вы обе можете посмотреть, а мне нужно идти.

— Да-да, я очень хотела посмотреть, спасибо, что принёс их мне, — ответила Роза, после чего Фелипе откланялся.

Девушки посмотрели рисунки, на которых были сплошь деревья с корявыми сучьями, на коих сидели то филин, то ворон, то ещё какая птица. Рисунки девушкам понравились, хоть те и казались слегка мрачными.

В дверь снова постучали. Это была домоправительница. Она зашла предупредить Розу о том, что новые швабры для мытья полов уже прибыли и находятся в кладовой, а старые нужно выкинуть. Сообщив это, она поинтересовалась, чем они тут занимаются, и ей показали альбом.

— Я думаю, Фелипе не обидится, — сказала Роза ипротянула альбом сеньоре Суарес.

Та тоже, внимательно просмотрела картинки и похвалила их, но удивилась тому, что он рисует настолько страшных птиц.

— Я думаю, что он не рисует их страшными, — ответила Вера, — но они очень большие по сравнению с размерами самих деревьев и, наверное, поэтому кажутся страшными.

Сеньора Суарес согласилась, после чего ей рассказали об обсуждении происшествия с портретом и о том, что Фелипе разбил их последнюю робкую надежду на разгадку.

— Ох, уж эти треклятые усики, я просто сон из-за них потеряла. Ума не приложу, кто мог это сделать, — всплеснула руками экономка. — Я уж стала думать, что может это какая-то секта. Они пробираются в дома, делают что-то непонятное, чтобы запутать людей, а когда запутавшихся станет много, то они выйдут на сцену и начнут пудрить мозги. Мол, они знают ответы на все вопросы и слушать надо только их, их объяснения.

Сеньора Суарес замолчала, чтобы дать время своим помощницам на осознание того, до какого отчаяния она дошла, пытаясь разрешить это необъяснимое явление.

Роза с Верой были впечатлены.

— Но это ужасно глупо. Нет таких дураков на свете, которые стали бы подобным заниматься, — продолжила сеньора. — Остаётся только одна возможность, о которой я подумала недавно: у кого-то в этом доме имеется такая болезнь как лунатизм.

У девушек широко раскрылись глаза — они не ожидали, что сеньора Суарес обладает таким изощрённым умом. Но она развеяла и эту надежду на разрешение загадки:

— Однако это тоже невозможно. Все мы знаем друг друга достаточно давно, все мы и до жизни в этом доме были не одиноки, и, разумеется, нам было бы известно о такой болезни. Только Вера появилась у нас не так давно, но ведь и она жила в своём городе не одна, и ей бы уж наверное сказали домашние о её заболевании. Конечно, человек может захотеть скрыть от окружающих свою особенность, но я бы всё равно об этом уже узнала, ведь я сплю не очень крепко и частенько выхожу из своей комнаты, чтобы пройтись туда-сюда по главному холлу. После этого я обычно засыпаю. Так что лунатизм отпадает.

Хотя, на взгляд постороннего, собравшиеся в комнате уже были близки к этому состоянию, доведя себя до него подобными разговорами, отчего Вера, проявив совершенно несвойственную ей несдержанность, воскликнула:

— Так неужели тайна подрисованных усиков канет в небытие?

— Видно, так, — вздохнула сеньора Суарес и взглянула на Мигеля, который встал на задние лапы и, пытаясь сохранить равновесие, вытянув мордочку, нюхал печенье, находившееся в застывшей руке Розы, о котором та и позабыла, впав в окололунатическое состояние из-за этой престранной беседы.

Вернувшись к себе, Вера легла на спину и, прижав к себе Кенгуру с Вомбатом, подумала: «Если в моей жизни и дальше будет столько загадок, то жить мне будет не скучно, жаль только, что без мамы и дедушки. И Жуки, и…», — она перечислила про себя всех почивших родственников.

«Скорее бы уж снова приехала Марисоль, тогда мы с ней купим по велосипеду. А в ноябре, когда она поедет обратно, я снова отпрошусь, чтобы съездить в Три Енота. А завтра надо сходить к папе и…», — примерно на этом месте Вера уснула.

Жизнеописание Мигеля

Краткое жизнеописание серенькой крысы Аспарагуса, известной также как мышонок Мигель, записанное с его слов существом, пожелавшим остаться инкогнито.

Родился я на берегах полноводной реки, в величественных подземных чертогах, называемых Канализация Санта-Эсмеральды.

Моя матушка Морковка и мой батюшка Брокколи меня сильно любили (чтобы избежать двусмысленности, я сразу скажу, что наши имена связаны с теми вещами, которые поддерживают нашу жизнь). У меня было два брата — Хлебец и Сухарик, а также две сестры — Водичка и Семечка. Жили мы все дружно, играли вместе с братьями, сёстрами и с другими крысами возле нашей реки Бурчалки. Полное её название — Бурчалка-Матушка, но мы называли её по-простому. Мне с моими братьями да ещё с Чесночком и Яблочком нравилось, заметив какую-нибудь интересную штуку на воде, прыгнуть за ней и принести для исследования на берег. Или ещё лучше, это если удастся запрыгнуть с берега на этот предмет и, проплыв на нём сколько-то, спрыгнуть на другой берег. Затягивать эту забаву было нельзя, ибо река наша, далее протекая сквозь решётку, падала куда-то вниз, и бывали такие случаи, когда кто-нибудь не успевал и исчезал внизу. Правда, при моей жизни таких происшествий не было. Возможно потому, что мы были осторожны, зная, как ругаются из-за необдуманного риска молодняка наш предводитель Кар-Тофель и его супруга Йог-Урт. Их имена произносятся именно так для того, чтобы подчеркнуть их место в нашем обществе и не спутать с обычными Картофелем и Йогуртом.

Говорят, что упавшие вниз не пропадали совсем, были и те, кто возвращался. Они рассказывали, что там внизу ничего страшного нет — всё то же самое, что и здесь. Но вот найти дорогу обратно очень непросто, и можно считать чудом, что некоторые её находили после длительных поисков, и им ещё повезло, что они не загнулись от голода. А если говорить о невернувшихся, то, конечно, их родственники и прочие члены общества были опечалены, ведь мы все — одна большая семья, но, по крайней мере, все знали, что пропавшие, скорее всего, живы, однако не смогли найти дорогу назад и были вынуждены подняться в мир огров, ведь снизу есть прямой путь наверх. У нас тоже есть такой путь, даже два, но с тем, что идёт с того нижнего низа, эти два никак не связаны.

Возможно, читатель будет удивлён этим странным словом «огр». Для ясности я вкратце и в меру своего понимания изложу воззрения сереньких крыс на устройство мира.

Главная часть мира — здесь, под землёй. Тут всё зародилось и уж отсюда разошлось по поверхности. Само зарождение жизни, видимо, произошло далеко-далеко внизу — в центре мироздания, и оттуда, по каналам жизни постепенно проникло наверх. Больших подробностей я не знаю, об этом нужно говорить с Сырком Сливочным — это наш учёный муж, и он же самый старый из сереньких. Сырок прославился в незапамятные времена счётом чисел до 121001. Когда-то серенькие ошибочно думали, что количество чисел ограничено. О том, каким числом, много спорили, но в целом предполагалось, что если дойти в счёте до предела, откроется истина. Можно сказать, так и получилось. Здесь я должен пояснить, как происходит счёт. Проходящий это испытание (а его проходят по желанию) начинает считать с единицы и после произнесения каждого числа он должен топнуть лапой. Я прошёл испытание до 5001, и у меня чуть не отвалились обе лапы, а Сырок Сливочный досчитал до безумных 121001! После этого у него распухли лапы и помутился рассудок. Он не вставал с лежанки более месяца! Зато когда встал, произнёс: «Каким же я был дураком, что пытался сосчитать числа, ведь их бесконечное множество! Надо перепроверить всё, что навыдумывали наши глупые предки». Говорят, что супруга вождя Йог-Урт вздрогнула при этих словах, прошептав следующее: «Он явился, чтобы смутить наш покой!»

Сырок нас учил, что в мире есть только две большие группы живых существ — это крысы и насекомые. Есть много разновидностей крыс, но Серенькие Крысы — это изначальная форма, от которой потом отделились: летающие крысы, огромные крысы, крысы-отступники (это в основном коты) и плавающие крысы (имеется в виду живущие под водой). Но насекомые — это совсем другие существа, мы с ними появились параллельно, а почему так, мне не ведомо (это говорил Сырок Сливочный). А уж если что не ведомо ему, то уж и никому другому из сереньких. Ещё он говорил, что все эти отличные от нас разновидности крыс, только отделившись от сереньких, стали изменяться, живя в других условиях и с другим кормом, и лишь много позднее стали такими, какие они сейчас. Также он каждый раз подчёркивал, что несмотря на внешние различия многочисленных видов крыс, все мы братья, поскольку происходим из общего начала, и даже насекомые, и те, вероятно, связаны с нами, просто мы не знаем как, ибо их отделение от нас могло произойти во времена, покрытые мраком неизвестности. Добавлю от себя, что эти метаморфозы называются танцем изменчивости, и, как я позже узнал, огры называют подобные свои взгляды эволюцией, а я иногда, для разнообразия, называю танец изменчивости — крысолюцией.

Далее Сырок Сливочный рассказал, что известно два вида танца изменчивости: прямой танец и кривой или, как я, бывает, называю, прямая крысолюция и кривая. Прямая — это у нас. Мы не меняемся внешне, но со временем мы слышим всё больше и больше голосов других живых существ прямо из воздуха. Например, мы понимаем, о чём говорят мухи, вернее, понимаем их намерения (они всегда хотят сладкого). Мы можем слушать огрское радио без приёмников — оттуда и огрскую речь знаем. Вдобавок мы набираемся в ней опыта после вылазок на поверхность. Но туда лучше не ходить лишний раз!

Мы, Серенькие Крысы, живём всех дольше, даже дольше, чем огры. Наш год равняется ихнему, а Сырок Сливочный всё бодр в свои 162 года.

Что касается отступников, то предки тех из них, которые сейчас стали котами, были когда-то изгнаны за нарушения, но изгнаны на время — потому что мы добрые! Их изгоняли в воспитательных целях, для того, чтобы они одумались и вернулись к нам через назначенный срок, и этот срок не бывал очень большим. Такая мера как изгнание, применялась лишь в последнюю очередь к крысе, которая становилась опасной для общества. Но, к сожалению, не все возвращались, а те, кто ушёл — одичали, затаив на нас злобу. И теперь мы враги. Но не все из крыс-отступников злобны — среди них есть хорошие и добрые, даже среди котов. И не все из изгнанных превратились в котов — некоторые в собак. Собаки — это потомки тех изгнанных, кто не держит на нас зла. Сейчас изгнания запрещены, ибо мы уже живём не в тёмные века становления правил и норм общежития, и у нас теперь есть способы убеждения без применения крайних мер. Сырок нам рассказал, что предположительно, в старину серенькие дурели от определённых видов огрской пищи, поэтому некоторые вполне съедобные продукты питания у нас запрещены. Это в первую очередь острая пища, а также шоколад. Но шоколад всё равно многие пробуют, невзирая на запрет, так что запрет на шоколад скорее формальный. А вот острую пищу есть нельзя ни в коем случае — не то сдуреем!

Огры же — это гигантские крысы, которые называют себя людьми. Они очень умны, но уже забыли о своём происхождении, вернее, у них несколько искажённое представление о нём, как нам кажется. И они тоже не очень-то нас любят, да и прочие разновидности крыс они тоже не любят, кроме разве одичалых отступников — вот их они любят! Огр — это сокращение от «огромный», то есть огромная крыса (в оригинале пишется «enorme», а сокращённо «eno»). Про летающих и плавающих крыс мы знаем не очень много, но летающие бывают опасны.

Мы, серенькие крысы, помним себя на тысячи лет назад, однако жизнь возникла гораздо раньше, и прежде мы были глупыми — а теперь поумнели. Помните о танце изменчивости, о крысолюции! Ну, а сейчас я продолжаю рассказ о себе.

В один несчастный день, в который, вместо того, чтобы исследовать ходы в стенах, как предлагала Водичка, я захотел испытаний — и получил их сполна!

В тот недобрый час сел я на берегу Бурчалки, высматривая подходящий предмет на воде и, как назло, увидел такой. По реке плыла деревяшка, и я приготовился к прыжку. Сестра Водичка стала упрашивать меня оставить это дело, и Семечка тоже, но я был слишком безрассуден, чтобы прислушаться к ним.

— Ну пожалуйста, Аспарагус, не надо прыгать. У меня плохое предчувствие! — в последний раз сделала попытку отговорить меня Водичка.

— Не бойся, сестрёнка, со мной ничего не случится, — ответил я, и прыгнул на деревяшку.

Она была довольно большая, и у меня мелькнуло в голове, что даже если я не успею спрыгнуть до решётки перед обрывом, то, скорее всего, деревяшка там застрянет, как это может случиться с крупным предметом. И я, встав в центе этого «плота», стал всячески прыгать и махать лапами, показывая свою удаль, думая развлечь своих сестёр, которые бежали за мной по берегу, иногда останавливаясь и смотря на меня грустными мордочками. Мои друзья и братья закричали, что уже пора прыгать, и я приготовился. Однако не всё происходит по намеченному нами плану, поскольку случайности или нечто нами не учтённое вмешиваются в него, и всё летит кувырком. Вот и тогда, деревяшка, видимо, задела какой-то предмет, утонувший в реке и не видимый над водой. Мой «плот» закрутился от столкновения, отчего я в ужасе вцепился когтями в дерево, не сообразив в панике, что я могу просто спрыгнуть в воду и доплыть до берега. Преодолеть течение я смог бы, но, как я и сказал, у меня случилась паника.

Когда деревяшка ударилась о решётку, то временно застряла в ней, и всё же я, не удержавшись от удара, полетел вниз, слыша только пронзительный писк Водички, который стоит у меня в ушах до сих пор. Упав в воду, хоть и несколько оглушённый, я стал молотить лапами, ничего кругом не видя, и, однако ж, довольно быстро смог добраться до суши. Нижняя река была такой же ширины, что и верхняя.

Некоторое время я в изнеможении лежал на берегу, тяжело дыша. Оглядевшись, я твёрдо решил найти дорогу назад, зная, что это возможно. Однако я понимал, что никто сверху помочь мне не сможет. Раньше бывали случаи, когда родители или друзья упавших бросались за ними, чтобы если уж и не помочь вернуться, то, по крайней мере, не оставлять одних. Но однажды был принят закон, который строго-настрого запрещал это делать. Объяснялся он так: упавший всё-таки имел шансы найти дорогу обратно или хотя бы выбраться наружу и продолжить жить там. Зная же о запрете, каждая крыса задумается и будет понимать, что за ней никто не прыгнет, ведь закон этот строгий, а потому будет бояться упасть вниз и, следовательно, не будет слишком шалить. Но, как оказалось, это не так.

Находясь там, внизу, я предположил, что мой батюшка Брокколи сильно захотел за мной прыгнуть, но ведь то, что произошло со мной, было событием, и об этом сразу все узнали. И наверняка наш предводитель Кар-Тофель пришёл помешать отцу совершить необдуманный поступок и вместо этого предложил заранее запланированные меры как раз на такой случай, в частности организацию поисков сверху. И хоть ни разу наши не смогли найти дорогу сверху вниз, я всё же уверен, что они меня искали. Но, может быть, читатель снова удивится и спросит: «Почему вернувшиеся когда-то назад не показали обратную дорогу?» Показали, и раньше она была известна, хоть до самого низа её и не проверяли, боясь заблудиться, однако на самый крайний случай, пусть и на словах, путь был известен. Но огры как-то спустились в Канализацию Санта-Эсмеральды и всё испортили. Они что-то закрыли камнями, а что-то разрушили, сделав дорогу недоступной, и сейчас доподлинно не известно, есть ли такой путь где-то ещё. Но возможно, что есть, поскольку один из когда-то вернувшихся добрался обратно другим путём, судя по его рассказу, но повторить продвижение по этому пути он не смог, так как был слишком юным и ничего не запоминал. Таким образом, есть надежда, что эта дорога существует до сих пор, и она не разрушена. Но надежда эта, увы, уже не для меня, поскольку несмотря на мою решимость найти путь, я ничего не нашёл и оголодав, был вынужден подняться на поверхность. Выход туда оказалось найти легко, хоть он и расположен довольно далеко от водопада.

Выбравшись наружу, я первым делом утолил голод возле кучи еды, которую нашёл неподалёку, а дальше только удивлялся тому, что тут понаделали огры, и им самим. Они все ходили на задних лапах, закутанные в тряпки, и ещё проносились мимо на железных жуках, которые они называют «тачками» или «автомобилями». За едой они ходят в специальные места, а что им не нравится, выбрасывают в кучи — и везде эти кучи ненужной еды! Из этих куч и мы добывали еду, совершая вылазки на поверхность, но у нас было только две кучи поблизости, а дальше мы не ходили. Тут же я встретился и с котами и едва спасся, но это сделало моё намерение вернуться вниз, чтобы продолжить поиски, неосуществимым, ибо спасаясь от отступников, я заплутал.

Переночевав первую ночь в относительной безопасности, утром я пошёл искать еду, и тут меня поджидала очередная напасть: кто-то, а точнее огр, схватил меня сзади и, поднеся меня к своим глазам, спросил: «А ты кто такой? Я не узнаю твой вид. А впрочем, неважно — ты пригодишься мне для опытов. Твоя жертва послужит на благо человечества! Ну-Ну! Не вздумай кусаться!» — и противно захихикав, засунул меня в котомку, которая висела у него на шее.

Он притащил меня в такое место, которое называется «лаборатория», но, к счастью, она была небольшой. А почему к счастью, сейчас расскажу.

Чудовище принесло меня в нужное ему место и, тряхнув котомку, оно спросило: «Ты там живой, крысёныш?» — после чего быстро приоткрыло её и, схватив, вознамерилось посадить бедного Аспарагуса в клетку, однако я смог вцепиться в прутья, из-за чего у огра никак не получалась запихнуть меня в дверцу. Тут он разозлился и стал кричать: «Ах ты, гад! Ну, чего вцепился? А ну залазь!» И пока он бесновался, я извернулся и вонзился зубами ему в палец, и, несмотря на то, что он был обёрнут какой-то шкурой, я прокусил и её, и палец. Огр взвизгнул и тряхнул лапой, отчего я полетел в сторону двери, которая была слегка приоткрыта, — туда я и кинулся, а взбешённое чудовище с топотом помчалось за мной. Я стал метаться по разным проходам, что, по всей видимости, на взгляд огра, представлялось чем-то бессмысленным, да оно и понятно, ввиду отсутствия у него такого органа, как вибриссы, ведь именно благодаря им я составил себе представление о том, что тут где расположено. Тогда мне и помогло то, что логово огра было небольшим, и потому я успешно выбрался. Почуяв ток свежего воздуха, я кинулся туда и, забравшись по каким-то железкам на окно, выпрыгнул наружу. Я упал на ведро, накрытое доской, — она слетела, и ведро с грохотом покатилось. Убегая, я услышал рёв разъярённого огра. Я подбежал к забору, сделанному из такой, знаете, сетки, пролез в одну из ячеек и скрылся в кустах. Уж тут он меня не найдёт! Отбежав немного дальше, я затаился. Дверь лаборатории распахнулась, и на пороге показался огр. Он уже, видимо, успокоился, но на всякий случай осмотрелся и принялся бормотать: «Ладно, Освальдо, ладно! Ты найдёшь другого подопытного. Но ведь этот был хорош! Какой необычный!» — и помолчав немного, продолжил: «Как ты посмел, маленький гадёныш, мешать моим экспериментам? Ну ничего, ничего, Освальдо, ты найдёшь кого-нибудь ещё. Слышишь ты?!» — и развернувшись, с силой захлопнул дверь.

Я подумал о том, какое счастье, что я сбежал от этого ненормального! А теперь нужно потихоньку пробираться в сторону тех мест, где он меня схватил. А где же те места? Мои вибриссы намекнули мне, что это должно быть в той стороне. Так я и вернулся, приблизительно туда же. Добыв еды, я заночевал в какой-то щели.

С тех пор я странствовал по поверхности, не оставляя попыток отыскать какой-нибудь ход под землю, пока не наткнулся на целую банду одичалых, которые помчались за мной.

Я уже совсем изнемог, убегая от них, как заметил небольшое отверстие в стене. Я нырнул туда с облегчением, зная, что одичавшие за мной не пролезут. Но тут передо мной вырос огр, и я в последней степени отчаяния забился куда-то в угол, но огр пошёл вслед и, к моему удивлению, заговорил со мной, а это не в их правилах, — тот ненормальный, от которого я сбежал, он был… ненормальным. Сжавшись в углу, я смотрел на чудище и постепенно начинал понимать, что огр чувствует расположение ко мне. Он протянул лапу и взял меня, прижав к себе, после чего отнёс бедного Аспарагуса в свою нору, или дом, как это у них называется. Довольно быстро я догадался, что этот огр — женского пола, и его, то есть её, зовут Вера.

Огромная крыса Вера устроила меня удобно и стала меня кормить, играть со мной и разговаривать. Я не был пленником, ведь огр Вера не запирала мою клетку, да и вообще не заставляла там сидеть, лишь изредка могла посадить меня за решётку, если я слишком разыграюсь.

В этой большущей норе жили и другие огры, тоже женского пола, и мне все они нравились. Как я понял, в большой норе, или доме, были и другие маленькие норы — отдельно для каждой огромной крысы.

Крыса Вера была очень добра ко мне, она приводила других огромных крыс посмотреть на меня, и, повторяю, все они были очень хорошими: сама Вера, крыса Роза, крыса Марисоль, то ли подруга, то ли сестра Веры, огр Сеньора Суарес, огр Сеньора Мендес, или Госпожа, маленький (конечно по их меркам) огрик Фелипе и, насколько я понял, живущий где-то далеко батюшка Веры, огр Марко. Жительниц этого дома я стал называть крысотулями, дабы отделить их для себя от шумных и иногда злобных огров. Я вам опишу крысотулю Веру: туловище гладкое и морда тоже, но на голове очень длинная шерсть, в которую мне нравится иногда зарываться; ходит, понятное дело, на задних лапах и хвоста нет, но таковы они все, а вот глаза у Веры, они как у настоящей серенькой крысы! — чёрные и живые, смотрящие с любопытством, и ещё у неё красивый успокаивающий голос.

С утра она тянется и зевает, прямо как мои сёстры Водичка и Семечка. Вдобавок она также аккуратна, как Водичка. Вера не может просто войти в нору и завалиться спать, как сделали бы я и мои братья. Нет, она сначала всё обнюхает, поправит, и уж только потом ляжет, — ну вылитая Водичка! Только я вспомнил о Водичке, так и представляю снова, как она выходит на берег Бурчалки и ждёт меня, воображая, как я чудесным образом показываюсь из-за решётки. Водичка ведь самая мечтательная в нашем семействе!

Зная о нашей особой чувствительности, я иногда предпринимаю следующее упражнение: сажусь и начинаю сильно-сильно думать — посылать весть своим о том, что со мной все хорошо. А иногда я делаю это, одновременно тряся прутья металлической решётки в своей клетке, мне кажется, что это усиливает послание, хотя трясти прутья мне нравится и просто так. Очень надеюсь, что мои всё же что-то уловят! Но продолжаю о крысотулях.

Крысотуля Вера имела обыкновение брать в лапы такую бумажную штуку и смотреть в неё. В дальнейшем я узнал, что эти штуки называются книгами и в них содержится много знаний, и эти книги имеют большую ценность для Веры, а если бы не так, то я бы их съел по незнанию, уж очень вкусно пахнут книги! Кстати, от пальцев Вериного батюшки исходил точно такой же запах. А ещё Вере нравилось смотреть в особый ящик, в котором мелькало разное — так называемые «передачи» и «фильмы», хотя сначала я подумал, что это всё настоящее, то есть происходит прямо в ящике, но, оказывается, что в нём мы видим то, что происходит где-то в другом месте. Мне тоже понравилось смотреть в этот ящик, и особенно интересно было смотреть на истории о всяких разновидностях крыс — о животных. Особенно на истории о собственно крысах — серых крысах, в основном. И хоть серые отличаются от сереньких крыс, но всё же они больше остальных на нас похожи. И про мышей было интересно. А однажды показали танцующую мышку. Надо же, а я и не знал, что такие бывают! Вот бы с нами под землёй жила такая! Она могла бы научить сереньких этим красивым танцам, а то у нас, танцы очень простые: две крысы ходят за хвостами друг друга по кругу, то в одну, то в другую сторону, подпрыгивая задней частью туловища на каждом развороте. Да, незатейливо, что и говорить! Я подумал, что и Вере с её подругой или сестрой Марисолью тоже было бы хорошо с нами под землёй. Лежали бы они на берегу нашей Бурчалки-Матушки и читали бы нам эти книги, а мы бы им еду приносили. Э-эх! Никогда этому не бывать. Я только надеюсь, что все мои родные не переживают очень уж сильно, ведь они знают, что я мог выжить и выбраться на поверхность. Если бы я знал, как объяснить Вере, что мне нужно туда! Она бы помогла! Но, к сожалению, хоть мы, серенькие крысы, и понимаем огрскую речь, но сами общаемся иначе. У нас есть множество писков для такого дела и вибриссы, а у огров их уже нет. У некоторых растёт на морде шерсть, но, как я понял, это не то.

У Веры я познакомился с двумя удивительными существами — Вомбатом и Кенгуру, и ещё крысотуля Марисоль ненадолго приносила двух Коал. Эти существа ничего не говорят и не двигаются, когда рядом огры. Но своими незаменимыми вибриссами я с самого начала чувствовал, что в них есть жизнь, и иногда я замечал некоторое шевеление в то время, когда Вера отсутствовала. Видимо, поначалу они и меня считали огром, только маленьким, но дальше — больше. Мы прониклись друг к другу симпатией и дружескими чувствами и превосходно проводили время. Я ложился спать на их лапы, и у нас происходил этакий род беззвучного общения. Я много размышлял, но до сих пор не уверен, что Вомбат и Кенгуру — это крысы. Возможно, это третья группа живых существ, наравне с крысами и насекомыми.

Ещё я должен сказать о крысотуле Госпоже — она была очень странной! Когда Вера куда-то уехала, предварительно предупредив меня, что скоро вернётся, и я её понял, крысотуля Госпожа забрала меня жить к себе. У неё мне тоже было очень хорошо, а та странность, о которой я упомянул, заключалась в том, что она приставала ко мне с вопросами наподобие таких: «Меня мучают сомнения, Мигель. Кто же ты всё-таки? Ты Защитник или, быть может, Посланник? Или ты Привратник?».

Я не совсем понимал, чего она хочет и что ей больше понравится, а потому наугад укусил её за палец при слове «Защитник» во время одного из таких расспросов. Она просияла и праздничным голосом сказала мне: «Ну, значит, я правильно тебя определила — ты наш Защитник! Вот тебе орешки, хочешь?».

Также она часто произносила то имя, которым назвала меня Вера, но обращалась явно не ко мне, а к кому-то на потолке, но я так и не смог никого там разглядеть. Я предполагаю, что она говорит с кем-то, кого уже нет с нами, с тем, кто ушёл обратно под землю. Неужели она имеет с ним связь, и почему его зовут так же, как и меня? И почему она ищет его на потолке, если он внизу?

Не считая этой необычности, крысотуля Госпожа была такая же хорошая, как и другие крысотули, живущие в этом доме.

Так я и остался жить в нём, тоскуя о родных, но и получая большое подкрепление духа от общения с новыми друзьями.

Здесь я завершаю свой рассказ, дабы не утомлять возможного читателя описанием моей весьма обыденной жизни. Скажу лишь, что с существом, записавшим мои слова, я познакомился много позже, но счёл нужным остановиться в этом месте по упомянутой мною выше причине. Я смею надеяться, что мой рассказ может послужить в назидание беспечным сереньким крысам, которые не понимают, чего могут лишиться. А мне всего лишь очень повезло, что меня нашла и спасла крысотуля Вера. Подумайте, ведь это только случай! А без неё, как знать, возможно, я бы пропал!

На том позвольте откланяться и продолжить мой путь по тропе жизни уже без вашего внимания.

Серенькая крыса Аспарагус, год 257 от основания колонии на реке Бурчалке.

Оглавление

Часть первая

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

Часть вторая

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

Часть третья

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

Жизнеописание Мигеля